"Фантастика 2023-61" Компиляция Книги 1-19 [Виктор Иванович Тюрин] (fb2) читать онлайн
- "Фантастика 2023-61" Компиляция Книги 1-19 (а.с. Антология фантастики -2023) (и.с. Фантастика 2023-61) 20.71 Мб скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Виктор Иванович Тюрин - Марат Жанпейсов - Влад Тарханов
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Влад Тарханов, Игорь Черепнев Цена империи. Чистилище
© Влад Тарханов, 2023 © Игорь Черепнёв, 2023 © ООО «Издательство АСТ», 2023Пролог
Два величайших тирана на земле: случай и время.Подмосковье. 19 сентября 2020 годаИ. Гергер
– Михаил Евграфович, вам надо посмотреть эти графики. Ведущий научный сотрудник отдела статистической темпористики организации, именуемой «Проект „Вектор”», профессор Надеждин уставился на подбежавшего к нему, запыхавшегося оператора систем наблюдения и контроля ветвей исторического дерева лейтенанта Головоножко. – Так, Лёня, отдышись, запыхался, как паровоз на сорокаградусном подъеме. «Ракету»[1] Стефенсона наблюдал? Один в один с ним дышишь. Пошли ко мне, нечего тут на коридоре волну гнать, покажешь и расскажешь. Когда они зашли в кабинет профессора, тот рухнул в свое кресло и активировал монитор ноутбука. После того как удачно прошла засылка хроноагента Андрея Толоконникова в конец 1939 года[2], в результате чего от древа мира отпочковалась новая стабильная реальность, в проект наконец-то стали вливать очень приличные средства. Это позволило не только дополнительно набрать новый персонал, но и приобрести самое современное оборудование. И одновременно ужесточить и без того драконовские меры по обеспечению секретности и дезинформации партнёров и коллег различного масштаба, а проще говоря, потенциальных противников. – Показывай! – Вот они, Михаил Евграфович. Эта наша новая стабильная реальность, РИ-43, но она не настолько устойчивая, как предполагалось согласно расчетам. Смотрите, мы наблюдаем там отпочковывание как минимум трех ветвей, которые можно считать относительно перспективными. По нашим прикидкам, можно туда перебрасывать хрономатрицы, но в точку, которая ниже декабря 1939 года. И это позволит добиться серьезного уменьшения энергозатрат по сравнению с пересылкой хрономатрицы в нашу стволовую часть реальности. – Леонид Макарович, разве это не подтверждает наши теоретические выкладки? Что тут неправильного. Стоп! А вот это что за фигня? Что это за флуктуации, Лёня? Это из-за них ты меня решил взять за жабры? Доктору наук профессору Надеждину недавно исполнилось тридцать восемь лет, из молодых дарований, мало кому удавалось защитить докторскую в двадцать пять, да еще и минуя кандидатскую. Из-за своего характера учёный удачно избежал тлетворного влияния «общечеловеков» и прочей либерастической отравы. В его речи молодежный сленг присутствовал порой в очень неприличных количествах, но не слишком скромный гений, делавший в уме сложнейшие расчёты, всегда отличался некоторой экстравагантностью, и даже на грани сороковника эта оригинальность никуда не делась, а стала еще более ярко выраженной. – Так точно, товарищ ведущий научный сотрудник. Это энергетические выбросы. Пока что мы зафиксировали их пять штук всего. Амплитуда – умеренная. Я бы даже сказал, что весьма слабенькая, но как-то тревожно. – Есть корреляция между флуктуациями энергии и образованием в РИ-43 новых стабильностей? – профессор застучал по клавишам. – Образований новых стабильностей – три штуки, выбросов энергии – пять штук. Совпадение с образованием в двух случаях: первом и третьем. Я тут никакой зависимости не вижу. – Не обижайся, Леонид, то, что ты не видишь, не означает, что этой взаимосвязи нет. Надо просчитать. Очень надо… В общем, звоню Михайловичу, пусть шеф объявляет аврал! Хорошо, спасибо, Лёня, сейчас организую мозговой штурм проблемы. – Извините, Михаил Евграфович, а не получится так, что мы тут черную дырочку организуем? Коллайдер не потянул, так вроде мы сподобимся… Лейтенант выглядел слишком уж струхнувшим. – Не боись, вояка! Пока что ни по какой теории черной дырой не пахнет, от слова совсем… Но вот что день грядущий нам готовит, этого я тебе сказать достоверно не смогу! Считать надо. – А можно я в ваш штурм свой плевочек внесу? – неожиданно осмелел Головоножко. – Ну, внеси, – почти без эмоций отозвался профессор, увлеченно что-то просчитывая в открытом математическом приложении. – А если это оттуда пытаются пробиться к нам сюда? А?.. – Лёня, плиз, иди, работай, я твою версию учту, посмотрим, что покажут расчеты. Надо попросить время у супера, вне очереди… Извини, мне надо заявку срочно бросить! И ещё, Лёня, отслеживай всплески и проверь, что там с микрофлуктуациями, какая по ним статистика? Разрешение аппаратуры позволяет их уловить? – Позволяет. Сделаем, Михаил Евграфович, главное, что это не черная дырочка… остальное не так страшно… Когда лейтенант покинул кабинет профессора, тот по селектору вызвал сотрудников на срочное совещание и грустно заметил: – Лёня, Лёня, мы ведь сами не знаем, на что способно время, может быть, окажется, что чёрная микродырочка будет за благо!
* * *
Одно слово от авторитарного коллектива: все даты в произведении даны по новому стилю, дабы уменьшить количество скобок в тексте и упростить его восприятие. Второе слово из того же первоисточника: события, герои, их отношения и соотношения вымышлены и с реальными фигурами-однофамильцами никаких точек соприкосновения не имеют. Оба слова касаются всех книг серии.Часть первая. Теория очень большого взрыва
Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки.А. Гафуров
Глава первая. Учитель и ученик
Подмосковье. 12 октября 2020 годаУчитель, воспитай ученика,Чтоб было у кого потом учиться.Б. Левин – Е. Винокуров[3]
Коняев За окном – золотая осень. То время, когда на дворе еще не прелюдия зимы, а воспоминание об уходящем лете, когда листва на кустах и деревьях не осыпалась грязно-серыми комками на землю, а трепещет золотом и багрянцем. Мое любимое время года. Я точно знаю, до зимы не дотяну, ну, тут уж извините, мне девяносто два года, пожил уже. Никаких сантиментов и сожалений. Есть такая болезнь, которую наука пока лечить не научилась, она называется старость. Меня зовут Михаил Николаевич Коняев. По профессии историк, академик еще доперестроечных времен. С гордостью могу сказать, что меня считали самым скандальным историком времен Советского Союза. Не без оснований меня называют последним академиком из СССР: я был избран членкором буквально накануне распада страны. Скандальным я был по той причине, что слишком мало ссылался на классиков марксизма-ленинизма, впрочем, для конца восьмидесятых это было не столь критично, даже несколько поощрялось. Мои работы были посвящены состоянию сельского хозяйства в России в период с конца шестнадцатого и до начала двадцатого века. Учитывая, что от наличия продуктов питания зависит безопасность государства, я и разбирал не только уровни урожайности, но и политические и экономические аспекты жизни страны, от сельского хозяйства зависящие. Классовый подход? Да нет, не это было главным, кстати, я считал, что роль личности в истории советскими учеными слишком недооценена в силу давления классовой теории, которая в нашей истории как-то не работает так, как представляли себе классики марксизма. За иммунитет ко всяким «измам» я был сначала бит, потом обласкан, затем отправлен на синекуру: будучи пенсионного возраста получил кафедру истории земельных реформ в России. Пустое место. И кафедра. И реформы. Семь монографий, плюс три в составе коллектива авторов. Шестнадцать кандидатов и три доктора исторических наук. Заслуги есть. С кем я был знаком, кого я консультировал, рассказывать не буду. Сами видите, что у нас происходит, поэтому зачем говорить о том, что так и не получилось реализовать? Извините, мне надо поговорить с одним человеком: – Евгений Викторович, что вы мне ответите? Я понимаю, это нарушение режимности объекта и всё такое прочее… По глазам куратора вижу, что последняя моя фраза ему активно не понравилась. – Михаил Николаевич, вы должны понять, что режим есть режим… – Евгений Викторович! Для меня это очень важно. Понимаете, это реализация всех моих планов, развитие идей, которые так и не были признаны научным сообществом в мое время. Я должен знать все подробности. Вижу, что не могу пробить эту глухую защиту… – Да вы поймите, товарищ майор, после этого разговора я могу идти за черту с чистой совестью, меня тут уже ничто не будет удерживать. Кажется, до него дошло… – Вы понимаете, что я беру на себя такую ответственность… – Вы только скажите, где мы сможем спокойно поговорить? В обществе вашего сотрудника, конечно, ничего секретного я не выдам, но пусть человек присутствует. – Ладно, уговорили. Когда? – Завтра. В шестнадцать ровно. Это будет после защиты. Сейчас ресторан с пьяными учеными не приветствуется к радости соискателя, который может немного сэкономить (из-за эпидемии), чествуют небольшим фуршетом прямо на месте события. Так что в шестнадцать он будет тут, ну, где скажете.
Конюхов Звонок Учителя прозвучал неожиданно накануне защиты. В последнее время я сильно нервничал, а мой мэтр был фактически вне игры – снова стало сдавать сердце, и его положили в какую-то новомодную клинику за городской чертой. Правда, необходимые для защиты диссертации документы он подписать успел. А вот присутствовать на защите – нет. Вы знаете, что при защите докторской диссертации научного руководителя у диссертанта нет, его роль исполняет консультант, каким для меня и был академик Михаил Николаевич Коняев. Меня зовут Александр Михайлович Конюхов, я знаком со своим Учителем еще со студенческой скамьи. Мне сейчас шестьдесят два, две недели назад как отметил в узком кругу это грустное событие. Михаил Николаевич читал нам курс лекций по вопросам земельных отношений в дореволюционной России, разбирая особенно подробно причины провала любых реформ в этой области. Единственными эффективными преобразованиями в земельных отношениях оказались предвоенные реформы большевиков. В аспирантуру я поступил сразу после окончания военной службы. Была возможность «откосить» от армии, такая дурацкая штука, как совесть, не позволила. Прошел Афганистан. Была возможность «откосить» и от поездки в эту «дружественную» страну. Та же самая штука, о которой я говорил ранее, не позволила. Остался на сверхсрочную, застал вывод наших войск, прикрывал отход нашей дивизии в составе роты спецназа. Два легких ранения. Наград не получил. Как говорил наш замполит, из-за своего длинного языка. Язык мой – враг мой, да, это как раз про меня. А потом была защита кандидатской диссертации. Я выбрал очень скандальную тему, если бы не перестройка и не Афган за моей спиной, то не защитился бы. Тема кандидатской звучала так: «Скрытые механизмы Октябрьского переворота. Роль офицеров Генштаба в подготовке и проведении вооруженного захвата власти партией большевиков». Моим оппонентом был академик Коняев. Его отзыв был самым благожелательным, хотя главу о причинах Октября он раскритиковал. А после защиты (я проскочил впритирку, буквально один голос «за» стал решающим, набрал неписаный минимум в две трети) мы с Михаилом Николаевичем стали общаться намного чаще. Мне тогда было тридцать шесть. И больше четверти века шёл к своей докторской под чутким руководством Коняева. Про нас шутили: «и на нашего Коня нашелся свой Конюх»… На шутки я не обижаюсь, но за оскорбления сразу бью в рыло, привычка такая после Афгана осталась… Личная жизнь? Да не сложилась как-то. У меня было два легких ранения, но оба в голову, скорее всего, недолеченная контузия. Иногда у меня случались припадки, что-то вроде эпилептических, только без судорог. Иногда терял сознание и падал, из-за этого мне отказали в правах на вождение автомобиля. Двести, совершенно не лишних для меня, баксов исправили ситуацию. Теперь я за рулём. Чувствую приближение приступа за несколько минут и успеваю присесть или припарковаться. Знаете, интересное чувство: мгновенно наступает темнота, а ты висишь над своей упавшей тушкой и наблюдаешь за собой вроде как со стороны. Потом кто-то лупит тельце по щекам или суёт под нос какую-то вонючку, обычно этого достаточно для того, чтобы вернуться. Такие вот галюники, получается… Беру в руки уже переплетенную рукопись. «Реформы Александра II и контрреформы Александра III». Ну что, завтра в бой! «И вечный бой, покой нам только снится…»[4]
Подмосковье. 13 октября 2021 года
Полковников – Женя, объясни мне, тёмному человеку, какого? Вопрос тяжелой скалой повис в воздухе, готовясь размазать оппонента по паркету… Почему-то выпускающий (так теперь называлась должность Николая Степановича Полковникова, оставшегося одной из ключевых фигур проекта «Вектор») терпеть не мог эти новомодные покрытия, а в своем кабинете оставил паркет еще советских времен, который аккуратно отреставрировали, покрыли лаком, дали ему новую жизнь и оттенили весьма красивую фактуру, присущую только натуральной древесине. – Николай Степанович! Я взял на себя ответственность, вы же знаете, как психолог я отвечаю за готовность хроноагента к транспортировке. – А я думаю, что вы, Евгений Викторович, проявили вопиющую безответственность. Возраст агента, состояние его здоровья, это вы учли? Если уже так надо было организовать эту встречу, так почему не на базе? Тут до реанимации из любой точки – три минуты и аппаратуру можно запустить за пять минут! А что у нас? За сколько вы гарантируете доставку агента на точку старта? – Десять минут, максимум! – Целых десять минут, дол…б! – Не выдержал полковник, распекая подчиненного, он добавил к последнему слову еще две связки самых разносторонних эпитетов, из которых психолог проекта почерпнул много нового и о себе, и о своей физиологии, и о сексуальных предпочтениях не только своих, но и родителей заодно. Вообще-то Полковников (который полковник одновременно) был человеком крайне сдержанным и хладнокровным. Для него такие вспышки гнева были не характерны, он срывался на мат всего три-четыре раза, и этот случай стал пятым за всю его жизнь! Евгений Викторович Сипягин сначала покраснел, потом побледнел, а потом стал бордовым, как отварная свекла в украинском борще. – Я бы вас попросил, Николай Степанович! Я бы вас очень попросил… – Так… рапорт мне на стол! Резво! Шевели лапками, б… Когда должна быть эта встреча? – С минуты на минуту! – Что? А с академиком сейчас кто? Тут побледнел уже полковник, чувство приближающегося северного зверька сдавило ему грудь. – Так это, Мариночка… Она всегда профессора выкатывает на прогулку, и я еще, так вы меня вызвали. – Он еще не укатил? – полковник раздраженно забарабанил костяшками пальцев по дубовой столешнице. – Никак нет, когда я к вам шёл, Ведерникова уже спускала агента к выходу. Думаю, они уже на месте… – Отставить рапорт! Молнией к академику, и если с ним что-то случится, то ты будешь первым, кто покинет «Проект» не по собственному желанию. Ясно? – Так точно, – почему-то по-военному ляпнул психолог и помчался по коридору к служебному лифту. «Только бы пронесло, только бы с академиком ничего не случилось!» – думал выпускающий. После первого успеха была череда неудач, вызванная не слишком удачным материалом. Удалось установить, что психологическая готовность умереть (не путать с навязчивым стремлением к самоубийству) стала главным условием успеха переброса хроноагента в прошлое. При этом еще имел значение и багаж знаний, которые были необходимы агенту, ведь никаких материальных вещей в иную реальность забрать с собой невозможно. Только знания, опыт, навыки, рефлексы. В этом плане Коняев оказался очень удачным приобретением. Он был дважды женат и благополучно пережил своих супружниц, имел двух сыновей (от разных жен), оба с середины девяностых перебрались за пределы Отечества. А Михаил Николаевич никуда переезжать не собирался, хотя его и приглашали. Хотел умереть на родной земле. Обычная стариковская прихоть, которую надо было уважать. А его гигантский жизненный опыт! А знание той эпохи, в которую собираются послать хроноагента! Это же сам Всевышний дал нам такой шанс, и не дай бог, чтобы с академиком что-то произошло! Удивительное дело – этот человеческий мозг! Казалось бы, девяносто два года, маразм стоит на пороге! Так нет – никаких признаков деменции нет и в помине! Светлый ум, отличная память, причем никакого склероза! А что вы хотите, если свою последнюю монографию Коняев отдал в издательство всего год назад! И его книги издаются не только у нас, но и за рубежом, переведены на шестнадцать языков мира! И вот он согласился попробовать себя в «Проекте „Вектор”»… Только бы с ним было всё хорошо!
Глава вторая. Линия тьмы
Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город.Подмосковье. 13 октября 2021 годаМ. А. Булгаков
13 октября в Москву пришел циклон. Но ветер, стремительно рвавший плакаты и афиши, задиравший юбки горожанкам, выбивавший зонтики из рук и срывавший шляпы и бейсболки с голов неосторожных прохожих, к обеду только усиливался. Этот ветер пришел не с северных льдов, неся хлад и снег, не с Южных Украин, даруя тёплые дожди, он пришел с запада, напитавшись в Средиземье и британских морях мороком, туманом и мрачной грозой. И нёс с собой тьму. В городе стало как-то по-зимнему сумрачно, серая мгла затягивала горизонт, ставший от этого унылым и беспросветным, а на мрачное, унылое серое небо начинали заползать громады отяжелевших грозовых облаков, с их черно-красным подбоем. «Хорошо, что сегодня не пятница…» – подумал обыватель, съежившись, добираясь на место кормления офисного планктона. «Хорошо, что сегодня можно никуда не идти…» – решила про себя молодая художница, нырнув с головой в незаконченный холст, при этом не забыв грязную пятерню вытереть о всклокоченную от непрофильного употребления прическу. «А нам всё равно!» – твердили несгибаемые старушки-пенсионерки, спешащие по своим делам в тот самый час пик, когда и без них в общественном транспорте иголке упасть некуда. Но тьме было на всех наплевать – она поглощала город, квартал за кварталом, медленно и неотвратимо, минута за минутой, час за часом, и постепенно город стал исчезать, полностью погрузившись в беспросветную мглу. Первым исчезли башни Москва-сити, и стало казаться, что город проваливается не во сумрак непогоды, а во мрак прошедших веков.
Конюхов Я купил эту машину двенадцать лет назад. Она уже тогда не была новой, но во вполне приличном состоянии. Обычная «Лада Калина», мне иномарка не по карману. А тут и салон достаточно просторный (не люблю, когда колени упираются при посадке в авто в подбородок), и девочка моя не прожорливая. Наверное, надо перестать нервничать, а то я до Перепупинска, где прячется от людей и болезней академик Коняев, мой учитель, никогда не доберусь. Интересно, кто это нашёл такую дыру недалеко от Москвы? Я же был уверен, что в ближнем Подмосковье такой хренотени быть не должно! Её даже на навигаторе нет, пришлось ориентироваться на Лыткарино, а уже оттуда двигаться до Володарского, вот тут и произошёл затык. По описанию профессора мне надо было от поселка Володарского добраться по дороге на Колычево (одно из многих в Подмосковье)[5]. Тут еще было понятно: сначала через речку Парху перебраться по мосту между Большой Володаркой и Малой Володаркой, дальше маршрут: Константиново, Плетениха, Новлянское, Семивраги… и всё? Нет дальше ничего. Лес тут есть. Смотрю Гугла-карту, аэрофотосъемку, ну вот, вот эта дорога к лесу от Семиврагов вроде бы то, что мне было нужно, ну и что? Что дальше? Куда? Зачем? Нет тут ничего. Лес и всё! Ладно, тут мне академик написал: от этого сельца сделать звонок. А связь? Раз пишет, значит есть. И звонил же он мне. Звонил! Разбрасывая октябрьскую грязь, автомобиль с трудом добрался до деревеньки… Ну, здравствуй, жопа мира! Над головой низко пролетел самолет, идущий на посадку в Домодедово. Вспомнил народную примету, что низко летящие самолеты – это к дождю. Деревушка эта никакая, пара десятков домов да полсотни с небольшим жителей на всё селение. Живут одни старики. Звоню. Трубку берет женщина, представляется медсестрой, рассказывает подробно, как дальше ехать. О! Понял. Вот сюда идёт улица, Золотая, там местная амбулатория, ага Новые Семивраги, тут деревушка на деревушке. А вот и нужная мне дорога – ныряет в лес. А массив тут большой, идет по излучине Пахры, наверное, километров квадратных десять-двенадцать будет, как минимум. Еду через ряды старых деревьев, густые и заросшие темным подлеском. Пока пересекал чащу, стало совершенно темно, просвет появился только после того, как вырвался на опушку. О! А вот и госпиталь. Наверняка в нём мой академик и лечится. А живёт в санатории в лесу. Хорошо. Проверяю. Улица Заречная, значит, еду правильно. Чуть было не пролетел мимо! Торможу. Возвращаюсь. Сторожка лесника. Шлагбаум. Дорога идёт в глубь зарослей. Из сторожки выходит лесник, мужик квадратный, плечи здоровенные, сам невысокий, но я таких по Афгану знаю – с ним лучше один на один не встречаться: заломает и, зевая, пойдёт дальше, не потратив сил больше, чем на ловлю блохи у любимой кошары. Внимательно посмотрев на машину, как будто рентгеном прошелся, «лесник» поднимает поперечину из массивной трубы, ага, тут легковушкой не проскочишь – никакой тебе деревяшечки на перекладинках – всё крепко и массивно. Удивительно, но прямо в лес идет асфальт. И тут я выезжаю к ограде. Тут место под стоянку машин, навес, две иномарки ждут своих хозяев. Паркуюсь. Сейчас должен показаться Конюхов. Вот только обрадовать его нечем. И мучает мысль: не повернуть ли мне обратно? Но учителя нервировать нельзя. А так, может быть, смогу ему всё преподнести аккуратно. О чём это я? Сейчас я поражаюсь одному: как он меня просчитал! Ладно, давайте обо всем буду рассказывать последовательно, пользуясь правильным научным методом – подробно и не забывая о деталях. В диссертационном совете нашего университета моя работа никаких возражений при ее предоставлении не вызывала: оформлена правильно, тема раскрыта, замеченные недостатки были оперативно исправлены. Но тут произошла ротация в этом самом «научном трибунале», у нас эта процедура была прописана в уставе университета. Пришло пять новых человек, в том числе и профессор Незванько. Николай Тарасович был выходцем из Тернопольщины, ему шел семьдесят четвёртый год. В возрасте тридцати лет он защищал кандидатскую, в историческую науку шёл по партийной линии, имел серьезную «мохнатую руку» в столице, так что поступил просто и эффективно: ему достали «кирпич с грифом»[6], который он и передрал, причём многие куски текста не удосужился даже чуть-чуть изменить. На его беду официальным оппонентом был академик Коняев, который хорошо знал текст первоисточника: ее писал один из его учеников. Он не только обвинил молодого соискателя в плагиате, но и доказал факт бессовестного заимствования. Николай Тарасович защитился через год, немного подрихтовав текст, изменив тему и метнувшись в другой научный совет. Видимо, ему помогли выбрать правильных оппонентов и нужных рецензентов. Защитился он в периферийном научном совете и вскоре получил звание доцента и должность проректора по административно-хозяйственной работе одного из столичных вузов. Так сказать, политическая структура усилила воспитательное направление исторической науки. Докторскую он защитил в восемьдесят восьмом, когда по стране вовсю гуляли перестроечные ураганы. Но его докторская была на удивление скромной, беззубой, доказать ее актуальность и научную новизну было сложно, но Незванько воспользовался проверенным рецептом: защищался на периферии и в научном совете прошел без проблем. Диссертация была написана двумя кандидатами исторических наук, так что с самим текстом проблем не было, со скрипом и не без смазки, работа прошла ВАК, и Николай Тарасович получил профессора. В начале девяностых он частенько хвастался тем, что был потомком полицая, а его дядя сражался в мельниковских бандах, «освобождая Украину от большевистского засилья». Потом, в нулевых, быстро вновь переориентировался, стал ярым русским «патриотом» и поддерживал самые отъявленные националистические движения, чисто с позиций исторической науки. Пока что профессор Незванько чувствовал себя неплохо, имел кафедру, несколько диссертантов, участвовал в различных форумах, даже регулярно получал гранты, так что извините, был силой, и с ним считались. И вот, получилось, что я заимел в научном совете человека, который имел на меня зуб, даже не на меня, а на моего учителя, но отомстить академику, унизив (завалив) его ученика, – так это ж отложенная месть, которая намного слаще мести немедленной! Я как-то не обращал на возню в совете внимания, я был занят работой, шлифовал текст, заканчивал редактировать монографию, которая заинтересовала несколько издательств, так что у меня был даже выбор, где издаваться. «Два Александра – противостояние русских элит на изломе эпохи». Сигнальный экземпляр получил еще до защиты и спокойно вставил в текст ссылку на эту работу. И вот он, мой Рубикон! Предзащита прошла успешно, замечаний принципиальных не было, недостатки оперативно устранены. Две рецензии – положительные. Предварительные отзывы официальных оппонентов – мне передали, что все хорошо, работу оценили высоко. И вот во время обсуждения на сцену выкатился профессор Незванько. Почему выкатился? Маленький, толстенький, с лысиной во всю голову и клоками седых волосинок в виде островков на темечке и за ушами, с крысиной мордашкой, страдающий одышкой и с солидными мешками под глазами, он перед тем, как начать речь, чуть пожевывал ртом, как будто перерабатывал оппонента на мелкие детальки прежде чем проглотить. А потом профессор решил поставить под сомнение даже не научную новизну, а вклад диссертанта в эту работу. Надо сказать, что он хорошо изучил мой труд, даже не автореферат, а именно текст диссертации, указав на то, что значительная часть опубликованных по теме работ была в соавторстве с академиком Коняевым. Затем приводил цитаты из работ самого академика, причём вырванные из контекста, сравнивал с моими идеями и утверждал, что работа – заслуга Михаила Николаевича, который на старости лет решил таким образом утвердить свои сомнительные концепции в исторической науке. Человеку, не знакомому с моей работой, это выступление могло показаться более чем убедительным. Потом профессор Тарас набросился на мою личную концепцию преломления социальных факторов через личную психоматрицу человека, в которой доказывалось, что традиции и особенности воспитания, социальной среды, обучения влияли на исторические процессы, делая их из железно детерминантных, простите, заговорился… Делая их из строго закономерных непредсказуемыми, причём то, каким образом проявится реакция конкретной личности на стрессовую историческую ситуацию, абсолютно точно предсказать невозможно. И История часто сворачивала в сторону от закономерного пути только потому, что на ее пути оказывалась психика одной-единственной личности. Тут уже Незванько оторвался по полной программе, доказывая полную несостоятельность моих воззрений, которые тут не так сильно пересекались с идеями академика Коняева. Получалась интересная схема: мои диссертационные успехи – заслуга академика, а идеи собственно диссертанта – полный отстой, из-за которого нет смысла портить бумагу. И вообще надо бы отправить эту рукопись на помойку и заняться серьезными научными исследованиями. А вы еще не знали, что научный мир – то еще болото, и подставить кого-то, провалить – любимое занятие многих «деятелей» от науки?[7] Да, тут был такой нюанс, академик Коняев уже удалился от активной работы, чтобы его как-то поддержать, я советовался с ним по некоторым работам, статьям и в них ставил его соавтором. Обычно статьи дополняют фамилиями ректора или секретаря научного совета, или кого еще, кому очень надо, чтобы появилась в послужном списке печатная работа. Я же поступал не так, как все «нормальные» люди, сейчас за это и расплачивался. Ничего, отбился. Меня неожиданно поддержал академик Басармян, который, кстати, с Коняевым был далеко не во всём согласен. Но с Аванесом Арутюновичем я лет восемь назад советовался по положениям докторской. Вот это академик и вспомнил. Приятным сюрпризом было и выступление официального оппонента, который подчеркнул интересные методы именно психологической части исследования, настаивая на перспективности применения их для дальнейших научных разработок. Вроде бы атаку Незванько мы отбили, но при ответах на другие вопросы профессор Тарас вставлял язвительные замечания про академическую убогость Михаила Николаевича, а потом еще спросил, каким образом неизданная монография попала в список работ диссертанта. Ну, тут я и вспылил. Вытащил на свет сигнальный экземпляр и высказал старому мерзавцу всё, что о нём думаю. Скандал! Да еще и какой! Сам себе подгадил. Из девятнадцати членов научного совета шесть чёрных шаров. Шесть! Это был провал, катастрофа. Стало совершенно ясно, что ВАК докторскую не пропустит. Закурить бы! Да бросил! Врачи строго-настрого запретили с этими моими потерями сознания курить – сосуды головного мозга надо регулярно расширять. Я спросил тогда: «Коньяк подойдёт для расширения сосудов?» На что мне ответили: взять столовую ложку! хорошего!! коньяку!!! Подержать тридцать секунд во рту и… выплюнуть!!! Я тут кучу восклицательных знаков бы поставил: по одному восклицательному знаку за каждое матерное слово, которым наградил всех эскулапов и этого, в частности. На что невозмутимый доктор, записав пару понравившихся ему оборотов в блокнотик, заметил, что мне его рецепт, скорее всего, не подойдёт. Вот предлагал мне Мишка Порошин, друг детства, записать все эти высказывания… и издать отдельной книжкой. Уверяет, что денег нагреб бы столько, что ни о какой докторской и не помышлял. Но мне литературные лавры ни к чему. Забесплатно могу сказать кому и чего надо… И чаще всего это мне выходит боком. Жаль, Никита Сергеевич не дожил и не услышал сии перлы великого, могучего, командно-армейского языка. А иначе бы он с художественной братией на выставке изъяснялся намного точнее! А то только пид…ы да пид…ы, как-то односкладно, без изысков и фантазии… А место тут действительно удивительное: густой лес с совершенно непролазным подлеском, смешанный; вот тут дубочки, тут березы, здесь в сезон белых грибов должно быть тьма-тьмущая, вот только живая изгородь не даст грибнику и шанса – если бы не дорога, тут шаг вправо, шаг влево – можно и машину погубить и самому себе чего-нибудь переломать. Ветви деревьев сплелись на пяти-шестиметровой высоте так густо, что кажутся одной шапкой, накрывшей всё это пространство, так, а почему ни в навигаторе, ни на Гугле не увидел этого здания за высоким забором? Я же фото с Гуглы смотрел, они там чисто спутниковые снимки печатают, да еще и актуально обновляемые. За три месяца тут такого бы никто не построил. Ладно, почему-то не хочется проверять, тем более что в массивных и, скорее всего, бронированных воротах образовалась такая калиточка, и из неё выкатилась коляска со знакомой фигуркой академика, прикрытого уютным красным клетчатым пледом. Вообще-то старик обожал тарахтящие такие самодвижущиеся креслица, в пару лошадиных сил электромотора, а тут… его катили с двумя такими сиськосилами на ручной тяге! Третий-четвертый размер как минимум! Блин! Сразу вспомнился анекдот: стоят в коридоре универа старенький-старенький академик и еще моложавый доцент. Тут мимо студентка с айкью по формуле 99,5–59,9–96,4 проходит, виляя знаменателем своего «интеллекта», доцент аккуратно так (чтобы не смести нах) толкает локтем академика в бок: «Степан Аркадьевич, хочешь трахаться?» – «Не-а…» – невозмутимо отвечает академик. «Счастливый!» – горько вздыхает доцент. И вот стою я, совершенно несчастный доцент, и жду прибытия счастливого академика, чтобы получить академический фитиль, и дай бог, чтобы не самым извращенным способом. А Коняев уже подъезжает, а моторчик его кресла всё цокает копытцами да цокает, чего ей, цокалке, спешить, она мне каждым своим цоком душу переворачивает! Вроде как ощутил вторую молодость… Хорошо, что штаны курткой прикрыты, а то совсем было бы неудобно от эффекта помолодения (ну не чувствую я себя омолодившимся, вот помолодевшим минут так на двадцать – двадцать пять, это да). Подъехали. И тут я слышу такое бодренькое: – Ну что, ученичок, обосрался?
Глава третья. Перенос
Жизнь – это вопрос времени.Подмосковье. 13 октября 2021 года. 16:10В. Резников
Коняев Сегодня с утра я чувствовал себя более чем неплохо. Даже сердце, которое уже не первый год ощущаю сгустком пульсирующей боли (самое лучшее, это когда ее величество Боль стихала настолько, что я позволял себе не замечать оную), отпустило… Притихло, и я мог сказать себе: не чувствую! Мне как-то говорили старые врачи-профессионалы, что у хронического больного перед смертью наступает временное улучшение: организмде мобилизует все свои последние силы, чтобы хоть на мгновение каким-то рывком почувствовать себя снова в порядке. Да не важно это, пожил! Наверное, ожидание триумфа моего ученика (а иного результата защиты этой добротной, выполненной на совесть работы быть не могло) придало мне жизненных сил. Вот, даже медсестра Марина Ведерникова (интересно, какой у нее чин в госбезопасности?) – ходячий сгусток сексуальной энергии – заметила, что моё состояние намного лучше. Ага, ага… так я ей и поверил. В моём состоянии лучше – это когда уже там. Чем ближе к четырем пополудни, тем лучше себя чувствовал, практически точно представляя, как проходит защита, от выступлений оппонентов, ознакомления с рецензиями, дискуссии, примерно какие вопросы и кто может задать, а что и как отвечать – это мы с Сашей Конюховым прошли, и неоднократно. Этот молодой человек попал мне в ученики во многом случайно. Он защищал кандидатскую под руководством одного из замшелых монстров, ага, кстати, тот его руководитель на пять лет меня был моложе, правда умер в семьдесят, бывает. Я себя замшелым как раз не считаю, многие мои идеи до сих пор вызывают споры, и по ним идут не слишком оживленные (будем говорить правду) дискуссии. Сашко имел интересные воззрения, но не владел системным подходом, поэтому не мог понять, какие из его соображений имеют ценность, а какие, несмотря на оригинальную обертку, оказываются пустышкой. При нашем первом серьезном разговоре мы рассорились вдрызг. Но меня давно так аргументированно никто не полоскал! Понравилось! Встретились снова. Разговор шел на высоких тонах, но неожиданно мы поняли, что говорим на одном языке, а вот термины употребляем несколько в различных интерпретациях. Тогда попробовали сделать уточнение этих самых непокорных двояковогнутых терминов. Так появились наметки Системы. Нет, не тайной шпионской организации, а пласта научных знаний, без которых никуда. Кто кого в нашем дуэте учил? Так вы изучайте диалектику, господа и товарищи! Я учил Сашку, Александр учил меня. Так всё устроено в этом бренном мире! Сначала наш тандем разродился серией статей. Затем вышла совместная монография. Затем Сашка задумался над докторской, которую начал писать еще до поступления в докторантуру. И я был уверен в том, что у него всё получится. Понимаете, у меня было не очень много учеников. Нет, диссертантов было достаточно, учеников не было! Никто не собирался принимать знамя сомнительных, с точки зрения научного официоза, идей. Каждый занимал свое место в научном социуме, после защиты забывая своего руководителя напрочь. С Конюховым было не так. Его идеи и мои идеи стали таким гремучим историческим коктейлем, который обязательно должен был дать результат! В пятнадцатом, когда тема докторской была утверждена, диссертация была практически закончена. Но более пяти лет Александр уточнял работу и вносил в нее необходимые изменения. Я участвовал в формировании диссертации на первом ее этапе, а вот во время этого периода с удивлением заметил, что на основе моих идей Саша Конюхов сумел создать свою оригинальную теорию, в которой научные воззрения академика Коняева нашли закономерное, хотя и весьма своеобразное развитие. Так что будущему профессору и, почему бы не загадать, академику Александру Михайловичу Конюхову «светит» большая научная карьера. Вот и подошло время встречи. Мариночка, запихнув в халатик какие-то медицинские причиндалы, чуть замешкавшись, выкатывает меня за ворота объекта. Электродвижки позволяют легко отворить «калиточку», представленную массивной бронированной плитой. Знаю, как соблазнительно, нет, как сногсшибающе выглядит госпожа Ведерникова со стороны. Убойная сила! Вот и будущий профессор наблюдает за ней с отвисшей нижней челюстью. Эх, Сашка, жениться тебе надо было бы вовремя! Не страдал бы сейчас от спермотоксикоза. Хотя нет, страдал бы! Маринка, она такая! Мумию возбудит! Поэтому ее в музеи египетских древностей не пускают ни за какие коврижки! Ладно, подкатываю к доктору наук, поздравлять его – как-то банально и не в моем стиле. В моем личном стиле сказать что-то бодренькое, но гаденькое одновременно. Сашка меня знает как облупленного, он обижаться не будет, примет все как есть. Поэтому и ляпаю: – Ну что, ученичок, обосрался? И по тому, как вытягивается, стопорясь, физиономия Александра, понимаю, что что-то пошло не так. Поэтому обращаюсь уже к Марине: – Девочка, побудь тут поблизости, у нас тут разговор не для ваших прелестных ушек. И медсестра Ведерникова отходит, но не так, чтобы очень уж далеко, а так, чтобы контролировать мою тушку, разговор она подслушивать не собирается, уверен, что микрофон где-то в кресле-каталке, хорошо, если один.
Конюхов «Кто настучал старику?» – это была первая мысль, которая возникла в моей голове, как только я услышал бодрую фразу академика. И только через несколько секунд до меня дошло, что это обычная академическая подколка, так характерная для этого экстравагантного чудака от исторической науки. По-видимому, по моей физиономии Михаил Николаевич обо всем догадался. Он просит медсестру, которая носит это стандартное морское имя[8], отойти, чтобы дать нам пообщаться. Та отодвигается на несколько десятков метров, но так, чтобы не упускать подопечного из виду. – Ну что, Саша, докладывай, что там у тебя пошло не так? Защитился? – Защитился… – голос у меня грустный. – И что так? – Шесть черных, Михаил Николаевич. – П…ц, – ставит точку матерным словом академик, ну да, старик матерного слова никогда не гнушался! Слышали бы вы наши некоторые дискуссии! – Давай, рассказывай! Я и стал рассказывать, уложился в две минуты. А чего там рассусоливать. – А ты знал, что у этого хитрожопого рагуля жена психолог, тренер по НЛП[9], не в курсе? Да, моя недоработочка, моя… А что Афанасьев? Сергей Сергеевич Афанасьев – глава диссертационного совета, доктор наук, профессор, заведующий кафедрой. У него регалий, как блох на Барбоске. Был когда-то учеником Коняева, кандидатская, докторская. Михаил Николаевич возлагал на него большие надежды. Но как только защитил докторскую, о своем учителе забыл. Даже не перезванивал. Вскорости стал заведующим кафедрой. Всё имеет свою цену. – Он говорил со мной после защиты. Так и сказал, ВАК не пройду. Лучше даже не посылать. Во время защиты ни слова… говорят, что собирается подать на конкурс… – В ректоры метит? – В них самых… Они-с, говорят, в последнее время сильно покорешились с Незванько и его прихвостнями, рассчитывают друг на друга. Думаю, его шарик был среди чёрных. – Да, горько как-то… и во рту пересохло. Воды бы мне… И тут я заметил, как мой любимый учитель бледнеет буквально на глазах!
Ведерникова Меня подвела нелюбовь к иностранным языкам. В результате – никаких перспектив, звание младшего лейтенанта ФСБ, прозябание на маленькой должности в неприметном регионе. А вытащила любовь к медицине. Я не поступила бы в медицинский – отец не простил бы мне такого предательства, да и я не стала бы обычным врачом, хотя о военно-медицинской академии задумывалась. В академии ФСБ мне медицина давалась без напряжения. Ещё говорили, что у меня лёгкая рука. А потом была та история, когда мне предложили попрактиковаться в качестве медсестры реанимационного отделения. Вот тут я и набила руку. За два месяца, пока клиент не появился в поле зрения. Извините, большего не расскажу. Вот только то, что потом очутилась в Мухозасранске, это еще очень хороший для меня лично расклад. А потом приехал приятель отца, Николай Степанович. И вот я здесь. Вроде бы работа не пыльная, вот, противного старикана по парку катать да уколы ему делать. Это если не знать, что тут происходит. Во-первых, старик не такой уж и противный. Внешне он чем-то напоминает Вольтера с той самой скульптуры, где он в кресле. Тут и там – преклонного возраста мужчина в кресле. Сухонький, с бледной кожей и синюшными губками – типичный сердечник с недостаточностью. Но ничего, до такого возраста дотянул! Говорит, что благодаря спорту, тому, что ни дня им не занимался. Это он цитирует одного премьера[10], вообще древний историк сыпет цитатами, шутками, подколками, острыми словечками; знаю, что таким образом в его возрасте сильные люди маскируют боль. Я не понимаю, на каких таких резервах он до сих пор тянет… Кстати, он и внешне похож на Вольтера, такой же крючковатый нос, умные глаза под густыми бровями, вот только шевелюра – клиент лыс, как яйцо, и лицо всё изрыто морщинами, почти как на картинах Глазунова, а ещё эти старческие пятна на руках… А вот говорить с ним интересно. Очень интересно. Недаром, что академик, начнет вещать – заслушаешься! Несмотря навозраст, никакого старческого дребезжания, речь четкая, спокойная, отчётливая, расставляет акценты и ударения точно, как гвозди заколачивает – за удар по гвоздю! А умение сравнивать, анализировать, давать точные характеристики. И никаких признаков склероза и маразма. Коуч сказал, что ему даже не надо было особенно расширять возможности запоминания, академик обладает отличными способностями к схватыванию и переработке новой информации. А ведь в молодости академик Конюхов был тем еще жеребчиком! Я – женщина, меня не проведешь. Это он сейчас представляется интеллигентом-импотентом, только я заметила пару раз, какими маслянистыми становились его глазки, так я не в претензии, у меня карма такая… Отослал меня. Хочет с учеником поговорить тет-а-тет, ну пусть его, пусть. Ученик профессора мне не понравился с первого взгляда: какой-то угловатый, большеголовый, с копной непокорной шевелюры, встретила бы его на улице ночью – перепугалась бы. Вот на ученого он не похож, в темноте выглядел бы гопником, днём – типичный военный-отставник. Тяжелый лоб, маленькие глазки, спрятанные за пустышками очков, этот девайс у него скорее для имиджа – чуть смягчает неприятный взгляд, за легкой серой дымкой напыления. Хм… ему вроде за шестьдесят, а вот тело держит в пределах нормы; несмотря на возраст, жирком не заплыл, вот только странный он какой-то, нет, не странный – одинокий! Почему я так решила? Так по одежке! Он же выглядит совершенно безвкусно, такое впечатление, что его обмундировала девочка-продавец на сэконд-хенде. Вроде недешево, но подбор – это точно говорит об отсутствии твердой женской руки. Возьмём академика – человек в кресле, одежда старомодная, но подобрана идеально. Чувствуется, что когда-то супруга со вкусом это собрала, а он всё сумел сберечь и сохранить. И если Коняев – педант, то его ученик, кажется, Конюхов – раздолбай! Нет, не так… военный раздолбай! Это значит, что он то, что по работе положено, будет делать дисциплинированно, педантично, точно, а всё остальное – без фанатизма. О чем это они спорят? Вот, ученик моего подопечного что-то очень эмоционально говорит, начинает как-то по привычке круговым движением массировать переносицу, весьма характерный жест, с такой привычкой разведчики проваливаются на раз-два. И тут я стала замечать, что вечер перестает быть томным. Что-то академик сильно побледнел. А вот и Женя Сипягин (он сам умолял именно так его называть, козел женатый), наш штатный психолог и куратор Коняева. Бл… Где он так долго телился? Ага, я-то вижу, что счет пошёл на секунды, подскакиваю к опадающему на глазах старику, а пульс-то у него ёк! На шее? Еле-еле… Всё… нет! И бледнеет-синеет на глазах, Ё… Хорошо, что взяла с собой! Вот четвертое-пятое межреберье. Четвёртое. Как учили! Один кубик! Адреналин в сердце! Смотрю, как от этой процедуры вояка, ученик академика валится в отруб! Ну и х… с ним, мне надо старика дотащить до реанимации! Игла задергалась! Запустила моторчик! Дышит плохонько, но делать искусственное не буду – тут баллончик со смесью… Маску на лицо. Рявкнула на оторопевшего психолога: – Женя, б… Сигналь в реанимацию, пусть всё готовят! Остановка сердца! Быстрее!!! И еще два слова на русском матерном добавила, чтобы врубил соображалку, наконец! Не стала ждать, пока этот лох полутораметровый очухается, пока в кнопочки пальцем-сосиской тыкать начнёт, несусь к калитке. Хорошо, что не все там тормоза, скорее всего, охрана сообразила, что экстренная ситуация, мы влетаем на Объект и несемся в лифтовую… Только бы успеть!
Полковников Что я ненавижу больше всего? Неожиданности! А сегодня, чувствую, всё поперло, как из мешка! Какого этот поц застрял? Что он там делает? Почему не мчится прыжками на стоянку? Опять с девочками у лифта расшаркивается, петух гамбургский![11] А, вот, идёт! Важный такой, никуда не спешит, а что, ему, цельному психологу, спешить не с руки. Таки поц, как говорят в Одессе, в городе, где я родился и откуда меня призывали. Нет, чашу моего личного терпения он сегодня испил до дна. Овчина занёс кофе по-научному: заваренный в стеклянной пробирке над спиртовкой. Кто бы что ни говорил, а вкуснее напитка не найти! Овчина – старший лейтенант Виталий Аркадьевич Овчинников, он на должности секретарской, секретчик, вообще-то. Но если его вежливо попросить, может шефа и побаловать. Взял чашку и снова подошёл к окну, что-то щемит меня в последнее время. Кофей такой, как я люблю – в меру горчинка, в меру кислинка. Не слишком крепкий, но и не моча буриданова осла[12]. А тут смотрю – калитка открывается. Они там что, так быстро закончили беседу? Вот тут меня и посетило предчувствие чего-то нехорошего. Так и есть! Несется Мариночка, в кресле безвольная тушка академика с кислородной маской на лице, вот это да, никогда я еще так не желал, чтобы девочка наша бежала как можно быстрее! Ясно – они в реанимацию, а если… Нажимаю кнопку на селекторе. – Группа переноса! Готовность! Пять минут! Пять я сказал! И ни секундой больше! Бросаю всё, несусь в операционный блок. Он с реанимационным совмещен. А тут… Где Шахрай? Где Крашенинников? Где тут все? В блоке один только Лёня Головоножко. Парень-то он толковый, но какой-то сумбурный, нет, точнее, непрушный! Вот! Лёнчик носится между мониторами и рабочими местами, щёлкает тумблерами. Он что, один хочет все три места закрыть? Тоже мне Александр Матросов! Грудью на три амбразуры! Занимаю место выпускающего. Ну, тут я с тремя кнопками управлюсь. – Николай Степанович, Миша уехал новую аппаратуру принимать. Там без него никак – приказ Главного. А Валик убежал в медпункт, он съел утром что-то несвежее, с двух нулей не вылезает. Нет слов, одни междометия! Михаил Шахрай у нас на двух должностях: старший операционной смены, да еще и консультант по железу. И вот он, смещение со совмещением! Аукнулось! Валентин Крашенинников – оператор системы запуска. Весит сто сорок. Жрёт всё, что похоже на еду. Но в своём деле виртуоз. Травится третий раз за год. Отстранить и в клинику, подлечиться? Давно пора, руки не доходят, да и заменить пока некем. Вот и получается, что у меня тут только оператор системы контроля и слежения ветвей мирового дерева, Лёнчик Головоножко. Они у нас, конечно, универсалы, но как он справится с двумя функциями? Я тут подстрахую… Лучше бы я этого не делал! Получилось всё как-то глупо и спонтанно. Старика втаскивают в реанимационную, что-то вводят, ставят капельницу, и наши эскулапы вовсю над ним колдуют, но недолго. Алексей Натанович мне показывает два пальца, значит, не более двух минут у меня в распоряжении. Я нажимаю на кнопку активации системы переброса, не обращая внимания на бурчание Головоножки, что аппаратура, мол, не вышла на рабочий режим! Нетути времени! Такого кадра теряем! Включаю сирену. Реаниматоры втаскивают тело академика на мишень переноса и убегают прыжками. Это они делают правильно. Герметизация! 32 секунды нах! Губы пересохли… Смотрю, что Лёнчик бледнеет на глазах. Еще двадцать секунд. Я давлю на кнопку запуска… Краем глаза вижу, как выкатываются глазки из орбит у Головоногого, бля, что это такое происходит? Падение энергии? Включается аварийный блок – дает подкачку… – Стоп! – орёт Лёня. – Стоп! Пробой! Пробой наблюдаю, б… Гасить! Только я уже кнопку старта вжал до упора и отжать палец назад не могу – руку судорогой свело. Чувствую, как волосы на голове становятся дыбом, даже те, которых там давным-давно нет! В воздухе и по аппаратуре начинают бегать такие маленькие фиолетовые сполохи. Что это за?.. А? – Гасить! – с этим криком Леонид кидается к рубильнику аварийного отключения, вот она, бамбула с ручкой, но в этот момент фиолетовый всполох пробивается к аппаратуре, которая мгновенно вспухает, радуясь неожиданному притоку энергии, и раздается мощный взрыв. Меня отбрасывает к стенке… Приходит спасительная темнота.
Конюхов Чувствительная у меня натура. Много видел, через многое прошёл, но когда эта оторва вколола учителю прямо в сердце… Отключился! Вот и вишу я над парковкой непонятно где и наблюдаю с высоты птичьего полета за этой непонятной суетой. И что характерно, все занимаются Коняевым, до моего судорожного состояния никому никакого дела нет. Вот этот, коротконогий, что-то пробурчал в мобильник и умчался за бронекалиточку, а мне тут куковать, пока ко мне не подойдут или пока сам по себе не оклемаюсь (случалось и такое). Но никто не спешит. Видно, что тут живут добрые и отзывчивые люди. А вот в округе начинает твориться что-то непонятное. Небо из свинцового превратилось в мрачно-траурное, и черная беспроглядная тяжесть наваливается на землю, прижимая всё живое к почве. Блин, я же тут, а тушка моя – там? Что же будет? Что? И тут замечаю, что в километре примерно от поверхности земли, почти на том уровне, где я парю, образовывается какой-то яркий фиолетовый конус. Такой яркий, что слепил бы мне глаза, но я-то смотрю не глазами, а непонятно чем! Конус чуть расширялся, а его узкая часть выстроилась так, что острым концом стала указывать на это странное здание. Я даже заметил жгуты, сначала тонкие, а потом всё толще и толще. Понимаю, что так должна выглядеть энергия в чистом её виде, а щупалец стало больше, и они начали утолщаться, пока совершенно неожиданно не рвануло! И понесло меня прямо в фокус этого конуса… А что же я тут? Да черт с ним, со мною, всё равно уже несёт, не выбраться!
Из докладной записки врио начальника аналитического отдела М. Н. Надеждина
«Технический отказ, приведший в результате к аварии, вызван совпадением двух крайне маловероятных событий: а именно сбоем неподготовленного к переносу комплекса аппаратуры и внешним пробоем энергии, который предсказать было невозможно. Аппаратура переноса уничтожена. Система слежения восстановлению не подлежит. На месте происшествия обнаружено обугленное тело оператора Л. Головоножко. Констатирована смерть агента Академик. На автомобильной стоянке у объекта обнаружено тело кандидата исторических наук Александра Конюхова без следов насильственной смерти. На сегодня программу переноса рекомендуется приостановить до получения и обработки данных по технической аварии и возможностях ее предупреждения. Рекомендуется в экстренном порядке создать более совершенную систему слежения за темпоральными ветвями. До этого момента оценить результат запуска не представляется возможным».Часть вторая. Общежитие Европа
Хорошо стало жить в Европе, вот только ее сильно испортил русский вопрос.Александр Михайлович Романов, более известный как Сандро
Глава четвертая. Русский вопрос
Одна из целей моей поездки в Москву заключалась в том, чтобы убедить российский народ не поддерживать свое правительство.Уоберн-Эбби, Великобритания. 14 апреля 1858 года ПалмерстонЛиз Трасс, министр иностранных дел Великобритании, 15 февраля 2022 года
Наступил 1858 год. Уже в январе он ознаменовался раскатом взрыва. И это не были залпы салюта или фейерверка. Брошенная в карету императора Наполеона III итальянским террористом Феличе Орсини бомба убила и ранила более полутора сотен людей из числа охраны и тех простых зевак, которым не повезло оказаться в ненужном месте и в ненужное время. Племянник Великого корсиканца не пострадал, но это событие стало тем упавшим в реку камнем, от которого пошли круги, вовлекая в них судьбы людей и целых стран. Затронуло это и Британию, где среди аристократов и буржуа началась настоящая паника, приведшая в результате к смене главы правительства. Премьер-министр Генри Джон Темпл, 3-й виконт Палмерстон подал в отставку после отклонения законопроекта о борьбе с террористами, к числу которых могли отнести и значительную часть эмигрантов, скрывающихся на берегах Туманного Альбиона. И вот теперь сэр Генри был приглашен в поместье Уоберн-Эбби, наследственное владение графов Бедфордов, которое в данный момент принадлежало лорду Джону Расселу. Поводом послужили празднества по случаю десятилетия его младшего сына, но настоящая причина имела куда более серьёзные основания. Среди гостей можно было сразу заметить примерно полторы дюжины молодых мужчин возрастом не старше тридцати лет. Объединяли этих джентльменов не только юные годы, но и то, что они были младшими сыновьями весьма знатных родов, не наследовали ни титула, ни привилегий отца и занимали пока лишь третьеразрядные должности в Форин-офис, Министерствах по делам колоний и Индии и, естественно, в Адмиралтействе. А также чистокровными англосаксами без малейшей примеси туземной крови, что иногда случалось с теми, кто слишком долго жил на Востоке и невольно поддавался некоторым соблазнам, кои несли восточные женщины, выгодно отличающиеся от чопорных британок. Именно им предстояло словом и делом расширять границы владений Британии, дабы никто не мог дерзнуть оспорить постулат о том, что над ними никогда не заходит солнце, ибо прежде чем его вечерние лучи покинут шпили Квебека, его утренние лучи три часа светят на Порт-Джексон. Сейчас же этим истинным английским аристократам надлежало показать свои умения управлять конём в парфорсной охоте, столь популярной не только на островах, но и в целом в Европе. Уже ближе к вечеру, когда стемнело и официальные празднества подходили к концу, хозяин поместья пригласил их спуститься в подземный зал, на стенах которого висели геральдические щиты, а тьму рассеивали лишь факелы, горящие в кованых держателях, достаточно часто закреплённых на стенах. Перед гостями на небольшом возвышении стояли два старца, которые в разное время занимали высший пост в Британии и были вторыми после королевы: лорд Джон Рассел и Генри Темпл, виконт Палмерстон. – Джентльмены, – нарушил наступившую тишину виконт Генри, – я и наш досточтимый хозяин лорд Джон собрали вас здесь, дабы призвать стать первыми паладинами нашей королевы Виктории и защитить Британию от самого страшного противника – варварской России. Сейчас вы очень молоды и лишь в начале своей карьеры. Но пройдёт совсем немного лет, и вы смените нас на полях этой битвы, где врагом является каждый русский, от простого казака и до императора московитов. И если он посмеет усомниться в священном праве Британии править миром, то на него следует объявить охоту и затравить как дикого зверя. Слово взял и сэр Джон: – Молодые люди, мы уже нашли надёжное средство противодействия России и ее притязаниям на мировую гегемонию. Русская война показывает, что против коалиции европейских государств московскому варвару не устоять. Мир меняется, джентльмены… – Мир стремительно меняется. Многие страны переходят к всеобщему призыву, а от этого один шаг до массовых армий. Мы должны смотреть вперед. За нас с московитами должны воевать другие: немцы, французы, турки, австрийцы. А мы будем продавать оружие – всем. И обогащаться на этой войне! Наш старый принцип господства в Европе – разделяй и властвуй! Но как только Россия станет подниматься, надо быть готовым создать антироссийский европейский концерн и дружно давить противника. Как говорится, маленький огонь легко затоптать[13]. – Простите мою наглость, сэр Генри, но не проще ли пытаться подорвать Россию изнутри, говорят, что московиты продажны и очень любят золото… – раздался голос молодого щуплого джентльмена, одетого насколько богато, настолько и безвкусно. – Представьтесь, молодой человек. – Генри Палмерстон насупил брови, казалось, что он недоволен тем, что его речь прервали. – Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесил, второй сын второго маркиза Солсбери[14]. – Вы далеко пойдете, молодой человек, – несколько меланхолично произнёс виконт и, обратившись к сэру Джону, добавил: – Присмотритесь к нему, Джон. Может пригодиться. – Джентльмены! Каждый соверен, потраченный на подкуп московских бояр, позволит нам получить прибыль пятикратную от продвижения наших интересов. И помните, контролировать противника – это очень выгодное дело, тут денег жалеть не надо, – лорд Джон Рассел дал ответ Роберту, после чего слово опять взял виконт Генри Палмерстон. – Я попрошу вас, молодые люди, сейчас подумать над проблемой сдерживания России. Пусть каждый из вас напишет небольшое эссе, тема: геополитическая оценка Российской империи. А сейчас, именно сейчас, напишите всего три предложения: наша главная задача на перспективу; наша первоочередная задача сегодняшнего дня; одно предложение по борьбе с нашим противником. Бумага, перья и чернила – на столике. Выбирайте себе место в соседнем зале, работайте. Думаю, четверть часа вам будет достаточно. Эссе я жду от вас примерно через час. Вечером того же дня, когда высшее общество весело отмечало успешную охоту, превращая постепенно светский раут в обычную пьянку аристократов, два пожилых джентльмена, которым эти увеселения были совершенно неинтересны, разбирали бумаги в рабочем кабинете хозяина замка. – Джон, я был прав, посмотрите, это молодой джентльмен действительно обладает острым умом и очень оригинальными идеями. Надо устроить его политическую карьеру, после того как проверим на верность. – И что так вас восхитило, сэр Генри? – Его ответы. Первый вопрос: «Разделить Россию на десять-двадцать небольших государств, зависимых от Британии». Второй: «Продвинуть на трон лояльного Британии русского императора». Третий: «Использовать революционеров и террористов для продвижения идей, способных разрушить государство московитов». – Тэррористы как агенты влияния? Интэрэсная мысль. Рэволюционэры, да, это да, а вот тэррор… – Джон, перестаньте, вы всё поняли. Не коверкайте, не играйте словами. – Хорошо, Генри. Думаю, надо будет, чтобы мой помощник поговорил с этим Гаскойн-Сессилом подробнее. В Лондоне. – Отличная мысль. Если у него, кроме идей, будут еще и организаторские таланты… – Поживём – увидим, сэр Генри, вот только я… здоровье…[15] да, в любом случае сегодня был весьма результативный день. И для нас, и для империи.
Лондон. 16 апреля 1858 года «Кто вам сказал, что апрель в Лондоне – прекрасное время года? Не верьте этому мерзавцу и негодяю!» – именно эта мысль терзала Генри Темпла, виконта Палмерстона, когда он выбрался из кареты и направился к дверям клуба. Погода сегодня была необычайно отвратительной: с Северного моря пришел холодный воздух, ветер пронизывал насквозь, дождь то пускался, то стихал, то становился сильнее, подобно морскому шквалу пронизывая насквозь этого невысокого, но еще крепкого мужчину. В последнее время виконта сильно беспокоила подагра. Врач, несомненный шарлатан, прописал бывшему премьеру овощную диету и воздержание от вина и мяса. Негодяй! Тем более что это его питание не приносило никакого облегчения – крутило суставы, ходить было сложно, и если бы не трость, на которую приходилось опираться, то… Он оступился! Ах, он опять оступился! Верный слуга подхватил патрона под локоть. Жаль, что менее чем год назад подхватить его было некому. Всего три года назад он помог «урониться» правительству Абердина, слишком самонадеянного и невоспитанного человека, которого сам Генри Джон даже джентльменом не считал[16]. Несмотря на нападки в парламенте, правительство Палмерстона пользовалось огромной популярностью, особенно после успешной Восточной войны[17]. Все знали, что Крымская кампания состоялась именно благодаря деятельности его и его коллег по парламенту. Эта война вознесла его на вершину власти. И как не вовремя Орсини попытался убрать Наполеона III! Из-за этого инициативного дурака Генри и пытался протащить через парламент билль о заговорах. Самоуверенность! Это его так неожиданно подвело. Темпл был уверен, что парламент поддержит его после триумфа пятьдесят седьмого года![18] Ан нет! Ах! Гримаса боли опять исказила лицо бывшего премьера. Вообще-то виконт Палмерстон всегда отличался отменным здоровьем и был большим охотником до женских ласк. И эта неожиданная атака болезни только усиливала его плохое настроение. У подъезда клубного дома бывшего премьера встречали расторопные слуги, которые помогли ему раздеться и пройти в комнату, где его ждал важный человек – Джеймс Эндрю Далхаузи. Встреча была конфиденциальной, но где лучше всего прятать секреты? На виду у всех. Переговорить с нужным человеком? В клубе есть для этого приватные комнаты, где никто не будет мешать. Тем более в таком замечательном месте, как Клуб Оксфордского и Кембриджского университетов, расположенный на улице Пэлл-Мэлл. Далхаузи был одним из руководителей Ост-Индской компании, которая уже не одну сотню лет беззастенчиво грабила страну, так и не сумевшую оказать достойного сопротивления британцам. Сейчас времена изменились, но не настолько, чтобы сэр Джеймс чувствовал себя в столице неуютно. Невысокий, круглолицый, со щегольски закрученными кверху усами, с по-модному прилизанной прической лондонского денди, он наблюдал в окно, как дождь вырисовывает узоры на окне клуба, затем повернулся к сэру Генри и как-то излишне рассеянно произнёс: – Вы знаете, как мне в нашем прекрасном Лондоне не хватает того тепла, которым буквально пронизана Индия! Наверное, я стал за эти годы слишком теплолюбив и намного легче переношу жару, чем этот промозглый и нездоровый климат Сити. Палмерстон не удивился столь прохладной встрече. Во-первых, инициатором этого рандеву был все-таки он, а во-вторых, Далхаузи никак не мог простить бывшему премьер-министру его позиции по ограничению роли Ост-Индской компании в делах колонии. Неприкрытый грабеж не мог не вызвать волнений, из-за чего и вспыхнуло самое масштабное восстание, заставившее серьезно поволноваться политический олимп империи. – Маркиз, вы первый человек, который говорит о прекрасном климате Индии. Намного чаще я слышал о несносном и болезнетворном влиянии этой страны на наши привыкшие к холоду организмы. Сэр, я попросил об этой встрече неслучайно. Мне нужна ваша помощь и содействие. – Чем я могу помочь вам, сэр Генри? Когда я был губернатором Индии, вы вставляли мне палки в колеса, критиковали Ост-Индскую компанию, стремились к тому, чтобы установить контроль государства над провинцией, оттеснив нас на второй план. Что же за помощь потребовалась вам от меня? Младший сын графа Джорджа Рамсея, командующего индийской армией, шотландский дворянчик, выскочка, не обделенный талантами, Далхаузи добился своего высокого положения благодаря не только своим качествам, но и стечению обстоятельств: оба его старшие братья рано умерли, а сам Джеймс Эндрю быстро поднялся по крутым ступеням лестницы власти и стал губернатором Индии, заняв очень даже высокий пост. Присоединив к владениям короны Пенджаб, он стал маркизом Далхаузи. Были в его карьере и оглушительные успехи, и потрясающие неудачи. Войны и постоянные восстания сопровождали правление компании в колонии; да, в парламенте были недовольны положением дел, тем более что последнее восстание сипаев, вызванное именно авантюрными и вопиющими действиями самого маркиза, еще не было подавлено. Успехи британских войск налицо, но сипаи были упорным противником. Ситуация еще окончательно не разрешилась в пользу империи. Больше всего Палмерстону не нравилось, что этот шотландский парвеню провел объединение, централизацию всей Индии. Вроде бы управлять одной страной проще (в административном ключе), но политика «разделяй и властвуй» всегда была опорой британского влияния в мире. И всё-таки надо было идти на компромисс. – Вы зря обвиняете меня в том, что я не пекусь об интересах Ост-Индской компании, хочу вам напомнить, что ради того, чтобы обеспечить рынок сбыта вашего индийского опиума, наше правительство поддержало войну с Китаем, которую уже сейчас журналисты окрестили опиумной. И я был среди тех, кто помог провести через парламент необходимые законы и выделение денежных средств на эту военную кампанию, исход которой пока еще неясен. Маркиз вежливо склонил голову, действительно, роль Палмерстона в развязывании военного конфликта с Китаем была ему известна, как и та сумма, которая перекочевала в карманы премьера, а что тут такого? Британские купцы умеют быть благодарными. – Так чем я могу быть вам полезен, сэр Генри? Тон маркиза был приятным, ну что же, выскочка и зазнайка, теперь пора и к делу, раз указали тебе твое место! И бывший премьер-министр продолжил: – Россия! И не говорите мне, что это моя личная идея-фикс. После Восточной войны она снова усиливается! Мы с тревогой смотрим на успехи ее в Хиве и Бухаре. А наша неудача в Афганистане… Маркиз оценил дипломатичность своего визави: афганский провал был его прямой заслугой, но тут Генри Темпл проявил такт, разделив этот провал с правительством, следовательно, и с самим собой. – Нас беспокоит, что империя северных варваров сделала политический разворот на Восток. Может повториться ситуация времен Наполеона Буонапарта, когда угроза вторжения в Индию станет снова реальностью! Вы знаете, что мы всегда стремились кардинально устранить любую опасность нашему влиянию в лучшей и самой прибыльной из колоний. Ситуация такова, что нам нужна долгосрочная программа по уничтожению и разделу Российской империи. Перед этой задачей локальные успехи Крымской войны просто меркнут! И нам нужны средства, которые не будут отражаться в отчетах парламента. Маркиз задумался. Он не сомневался в том, что лорд Палмерстон остается одной из самых влиятельных фигур в лондонском политикуме, более того, ходили слухи о близкой реставрации правительства сэра Генри. Главное же было в том, что безопасность британских владений в Индии была тем вопросом, ради которого можно и нужно тряхнуть мошной. – Я уверен, что руководство компании разделит вашу озабоченность, сэр Генри. Нам понадобится время для того, чтобы уточнить детали. Скажите, какая сумма нужна вам непосредственно сейчас и примерные расходы на ближайшие три года? Увидев две цифры со многими нулями, маркиз скривился, но взял себя в руки. Они расстались не столько друзьями, сколько соратниками: необходимое понимание между ними все-таки установилось. Забравшись в карету, Генри натолкнулся на тяжелый взгляд человека, которого ожидал у себя дома завтра поутру. – Господин Найки, я не ожидал… – Привыкайте. Это соответствует той роли, что вы хотите на меня возложить. Что наши денежные мешки? – Они согласятся. Поморщат носы, но согласятся! – А что ваш молодёжный проект, сэр Генри? – О! Совсем неплохо! У нас перспективная молодёжь подрастает, скажу я вам. Отобрал для нашего дела пятерых… и еще одного! – О! Вы говорите так, как будто нашли в навозе жемчужину! – Да, это весьма перспективный молодой человек. Думаю, мы поможем ему с политической карьерой. – А остальные пятеро? – Господин Найки, вы можете выбрать любого из них. Я передам вам утром письменные работы кандидатов. – Прекрасно, сэр Генри, побеседую, отберу того, кого мы пошлем в Россию. Нам нужна своя агентура, которая не будет зависеть от Форин-офис. Пусть и попробует, после обучения у меня лично… И еще, вы как-то сегодня слишком плохо выглядите, сэр, что с вами? – О! Это проклятая лондонская погода и моя подагра! Этот врач-шарлатан прописал мне капусту и морковь, а разве я похож на кролика? Но он знает такое количество неприличных анекдотов, что я никак не могу с ним расстаться! – Возьмите, сэр Генри, это визитка одного сельского врача. Поезжайте к нему – и вы забудете про вашу подагру! Обещаю вам. А насчет вашего доктора… присылайте его ко мне, я ему запас похабных историй значительно пополню! И человек, имя которого, естественно, не было никоим образом не Найки, быстро покинул карету. А в руках сэра Палмерстона[19] остался незамысловатый прямоугольник картона с адресом малоизвестного доктора.
Глава пятая. Необъявленная война
Санкт-Петербург. Зимний дворец. 26 июля 1878 годаН. А. НекрасовТы и убогая,Ты и обильная,Ты и могучая,Ты и бессильная,Матушка Русь!
ЕИВ Александр Николаевич Император и самодержец Всероссийский Александр Второй сидел у себя в кабинете и, наверное, в сотый раз перелистывал страницы документа, содержание которого он хранил в тайне не только от своего сына и наследника престола, но и даже от «милой Дуси», а иначе говоря – княгини Долгоруковой. Такая предусмотрительность была вызвана страхом, который терзал сердце государя Александра Николаевича, ибо прочитавший эти страницы неизбежно подписывал себе смертный приговор. Это не было преувеличением. Сей документ, который отличался от ежегодного отчёта Третьего отделения Собственной Его Императорского величества канцелярии так же, как диссертация доктора наук от сочинения гимназиста, стоил человеку, принесшему его императору, жизни. Речь шла о бывшем начальнике вышеуказанной канцелярии и одновременно шефе жандармов, генерал-адъютанте Мезенцове. Государь прекрасно помнил тот день второго июля, когда Николай Владимирович прибыл к нему в Зимний дворец к десяти часам, на утренний доклад. Александр Николаевич сразу отметил, что на лице обычно невозмутимого генерала можно прочитать выражение мрачной решимости и даже изволил пошутить: – Николай Владимирович, вижу, что вы чем-то расстроены? Я не удивлюсь, если услышу от вас: слово и дело государево или не вели казнить, вели слово молвить. – Вы не ошиблись, ваше императорское величество, – но, увидев знакомый взмах рукой, обозначающий «без чинов», генерал поправился: – Государь, я прошу выслушать мой доклад, ибо это касается угрозы, которая нависла не только над государством Российским, но и над вами и вашей семьей. – Вы меня заинтриговали, генерал, – задумчиво протянул император. Александр Николаевич специально выбрал это слово, ибо самодержец Всероссийский не может быть испуган. Пережив два покушения, государь осознал, что боится не собственной смерти, а того, что убийство может стать прологом уничтожения государства Российского! – Зная вас, я уверен, что вопрос очень серьёзный, а посему присаживайтесь и докладывайте. Во времени я вас не ограничиваю. – Одновременно император позвонил в колокольчик и приказал вошедшему дежурному флигель-адъютанту: – Я занят, сегодня приёма больше не будет! Пока генерал Мезенцов, разместившись в кресле, извлекал из кожаного портфеля, который до этого он не выпускал из рук, внушительную папку с документами, раскладывая их на небольшом столике, Александр Николаевич достал из коробки сигару, не без внутреннего предчувствия удовольствия, при помощи новомодного настольного прибора гильотинировал оную, воспользовавшись ещё одним недавним изобретением фирмы Cartier, настольной зажигалкой из серебра и золота, прикурил её и с наслаждением затянулся. – Итак, государь, я вынужден признать, что против России ведётся война, кою вполне можно именовать столетней. Не сочтите сие преувеличением, я скорее несколько преуменьшил её век. И независимо, от того под чьим флагом маршируют колонны противника, их направляет единая воля, воля Британской империи. С вашего позволения, государь, я пока не буду касаться дел давно минувших дней, связанных с причинами, кои могли повлиять на смерть государыни Екатерины Великой и её сына Павла Петровича… – и Мезенцов положил на стол перед императором большую тетрадь с надписью на обложке «Век XVIII, начало века XIX». К удивлению Александра Николаевича, который её открыл и быстро пролистал, пробегая взглядом по её листам, заполненным каллиграфическим почерком с обилием цифр, дат, таблиц и ссылок на документы, все страницы были пронумерованы и прошиты толстой вощёной нитью, концы которой соединяла сургучная печать. Но он пока не задавал вопросов, ибо генерал достал значительно более толстую тетрадь, оставил её подле себя, а на столике поближе к императору разложил карту Российской империи с нанесенными отметками. Мезенцов начал перечислять даты и факты, демонстрируя место происшествия на карте. – Лето 1834 года – высадка секретаря английского посольства Уркарта в районе Сухума. Цель – организация бунта горцев на Кавказе. 1835 год – офицер британской армии майор Сэрл прибывает на Кавказ. Цель – организация кавалерийских отрядов. Июнь 1836 года – Д. Стюарт подстрекает черкесов к мятежу. 14 ноября 1836 года – русский военный бриг «Аякс» под командой капитан-лейтенанта Н. П. Вульфа задержал бриг «Виксен» в бухте Суджук-кале. Груз: пушки, ружья, порох для мятежников. 1840 год – британские агенты уничтожили результаты Ункяр-Искелесийского договора, окончательно сделав из Турции врага Российской империи. 27 февраля 1857 год – на русский берег Черного моря высадился польский десант из 80 добровольцев. Цель – руководство набегами адагских шаек на русские гарнизоны. 1877 год – подготовка Чигиринского заговора. Цель: организация мятежа и террористических действий во время Русско-турецкой войны. Далее назывались даты и факты событий, которые происходили в Средней Азии, Великом княжестве Финляндском, беспорядки в Царстве Польском и прочая, прочая, прочая… Генерал цитировал британских политиков – от ярого русофоба Генри Джона Темпла Палмерстона: «Как тяжело жить, когда с Россией никто не воюет», до бывшего посла Британии в России лорда Нэпира: «Англичане вообще противники России. Англичане должны привыкнуть слышать хорошие отзывы о России постепенно. Англичане очень упорны в своей злобе. Это свойство нашей нации, и его надо признать и с ним сообразоваться. Лучший комплимент, который я могу сделать русским, это сказать им правду». Не забыл Мезенцов упомянуть английского поэта Альфреда Теннисона: «Я ненавидел Россию с самого своего рождения и буду ненавидеть, пока не умру». Примерно через час император предложил генералу немного отдохнуть, и в кабинет занесли чай с несколькими вазочками входящего в моду лакомства: сахарного варенья из ягод садовой земляники и крыжовника. Мезенцов отметил про себя, что Александр Николаевич прислушался к его словам, ибо перед тем как лакеи с подносами занесли всё, что приличествует для поглощения ароматного, обжигающе горячего напитка, государь сложил карту и спрятал её в стол. Во время короткого перерыва Николай Владимирович, желая немного развеселить императора, рассказал ему о том, что, несмотря на то, что уже прошло более полувека после смерти Наполеона Бонапарта, до сего дня в Англии существует весьма ответственная и недурно оплачиваемая должность, на которой сменилось несколько поколений служащих. Задача сих хранителей Британии заключалась в постоянном наблюдении за Английским каналом и в подаче сигнала в виде пушечного выстрела в случае, если корабли Великого корсиканца появятся возле берега Туманного Альбиона. Через полчаса император достал карту, вновь расстелил её на столе и вместе с генералом склонился над ней. – Да, обложили, как медведя в берлоге, – оценил сложившуюся обстановку император и совершенно неожиданно для Мезенцова продекламировал несколько пушкинских строк:
Тут соседи беспокоить
Стали старого царя,
Страшный вред ему творя.
Чтоб концы своих владений
Охранять от нападений,
Должен был он содержать
Многочисленную рать.
Воеводы не дремали,
Но никак не успевали…[20]
Глава шестая. Уходящая вдаль
Не люблю этих пикников возле смертного одра.Санкт-Петербург. Зимний дворец. 11 февраля 1880 годаИмператрица Мария Александровна
ЕИВ Мария Александровна 14 января 1880 года императрица Мария Александровна (в девичестве, до принятия православия Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария Гессенская и Прирейнская) вернулась из Канн, где проходила очередной курс терапии. Она с детства не отличалась здоровьем, а тут еще это проклятие девятнадцатого века: туберкулез, с которым в то время бороться совершенно не умели, да и в наше время он лечится с огромным трудом. Тридцать девять лет она была женой Александра, сына императора Николая. За это время подарила мужу восемь детей! Предназначение императрицы заключалось в рождении наследников престола в максимально возможном количестве. Сегодня она проснулась вся в холодном поту, ей приснился страшный сон. Неудивительно! Последних двадцать лет она жила в постоянном страхе потерять супруга, за которым охотились проклятые «нигилисты». Мария не разбиралась в том, к каким группировкам принадлежали те, кто пытался убить государя, называя их всех самым привычным для нее словом. Еще в Каннах начали приходить странные видения, не похожие на другие. Но все это было совершенно небольшими фрагментами, отрывками, которые не складывались в единую картину. И вот сегодня, в эту морозную январскую ночь, когда она согреться не могла даже в спальне, под пуховым одеялом, к ней пришло прозрение: вся картина развернулась перед ее мысленным взором во всей своей страшной и отвратительной полноте. И дева Мария, матерь Божья, небесная покровительница ее, защитница и спасительница государства Российского, светлым ликом своим и горькими слезами из глаз своих подтверждала: это должно случиться! Государыня пошевелилась, потом позвонила, призывая прислугу, и велела одеваться. А потом молилась, истово, чтобы понять, что ей со всем этим делать. От молитв или от того, что еще не завтракала и не имела совсем сил, но Мария Александровна на несколько секунд сомлела. В видении она увидела, как следует поступить. Обеспокоенный лейб-медик появился буквально через четверть часа после того, как государыню привели в чувство. Императрица позволила себе отвлечься на Сергея Петровича Боткина. Несмотря на всё его искусство, надежды на выздоровление не было. В 1875 году он оказался первым русским врачом, который был «пожалован в лейб-медики Двора Его Императорского Величества с назначением состоять при Её Императорском Величестве государыне императрице с оставлением при занимаемых им ныне должностях». Увы, умения Сергея Петровича лишь продлили жизнь Марии Александровны, но силы стремительно уходили из нее. Боткин появился у ее ложа взъерошенный, обеспокоенный, его прическа была не слишком аккуратной, а усы и борода подстрижены самым хаотичным образом. Чумной скандал[21] подорвал авторитет лейб-медика, отразившись на его повседневных привычках, но императрица менять врача уже не собиралась. Побеседовав, государыня попросила Сергея Петровича оставить ее одну. Она ждала прихода епископа Ладожского Гермогена, викария Санкт-Петербуржской епархии. Константин Петрович Добронравин был известным ученым, историком, философом и богословом. Он принял монашество после смерти супруги в 1873 году, предварительно устроив судьбу дочери. В этом же году появился его труд «Очерк истории славянских церквей», который привлёк внимание императрицы. В 1876 году он стал епископом, викарием Санкт-Петербуржской епархии и частым собеседником ее величества. Он имел на государыню не меньшее влияние, чем духовник трех императоров, протопресвитер Василий Борисович Бажанов. Гермоген появился примерно через час после ухода лейб-медика Боткина. Государыня попросила исповедать ее. Когда все оставили их вдвоем, епископ стал читать покаянный канон. Но читал его быстро и кратко, видел, как быстро силы покидают пожелавшую исповедоваться женщину. В таких случаях Господь простит своему ничтожному слуге отступление от правил. Но государыня за эти несколько минут сумела собрать волю в кулак, стараясь говорить тихо, но четко и внятно. – Мне был страшный сон. Он посещал меня не раз и не два. Это как мозаика, когда картинку надо сложить из маленьких осколков. Господи! Сегодня я увидела его… весь. И пришла во сне ко мне Дева Мария. Она смотрела на меня, и слёзы капали из её глаз. Императрица замолчала. Гермоген молчал тоже, он не знал, что ему сейчас говорить, предпочитая слушать. – Я видела смерть своих детей и внуков. Страшную мучительную смерть! Всё моё потомство погибнет! Всё! Вместе с империей. «За что это нам?» – спросила я небеса. И нам, Романовым, и стране нашей. Русские люди, верноподданные будут убивать их, как скот на бойне. Простые русские люди… – императрица сделала вынужденную паузу, чтобы продышаться, успокаивая изъеденные болезнью легкие. – Они были в необычной отвратительной форме. И в их руках было странное оружие. И на их руках была кровь Романовых. И я спросила уже Деву Марию, Матерь Спасителя нашего: «За что?» Она сказала: «Внуки твои будут предавать друг друга. Господь накажет Романовых за их грехи. За стяжательство. За жадность. За властолюбие. И самым страшным будет грех Иудин». И мы плакали вместе. – Тебе Матерь Бога нашего, Спасителя Иисуса дала какой-либо знак, дочь моя? – еле сумел выдавить из себя Гермоген. – Она плакала. И слезы ее были кровавыми… И я плакала. И слезы мои падали на землю русскую, пропитанную моей кровью. Рука императрицы безвольно упала на постель. Силы быстро покидали нестарую еще женщину. Гермоген понимал, что уйти просто так не сможет. Ему надо было что-то сказать. Он произнёс нечто, что, по его мнению, соответствовало ситуации, стараясь утешить человека, которому остались несколько дней жизни. – Разве не милостью своею Дева Мария, Матерь Спасителя нашего, Иисуса Христа, освятила тебя во сне твоем? Разве показывает Господь тебе, что случится? Сие лишь то, что может случиться. Всё в руце Божьей… Молиться надо, чтобы миновала семью твою чаша сия… Женщина перекрестилась, Гермоген поразился: «Откуда у нее только силы взялись?» – Мне осталось немного, я знаю, что могу умереть со дня на день. Я хочу собрать детей своих и сказать им слово своё. Сказать всем Романовым. – Благословляю тебя на подвиг сей, дщерь Господа нашего, Мария.
Санкт-Петербург. Зимний дворец. Покои императрицы Марии Александровны. 12 февраля 1880 года
– Мари, дорогая, вы слишком слабы… Кто бы что ни говорил, при всей своей влюбчивости, необычайной способности увлекаться к императрице, матери своих детей, Александр Николаевич относился с особенной нежностью и предупредительностью. Да, многочисленные роды подорвали телесные силы этой хрупкой особы, которая и в молодости здоровьем не блистала. И в последнее время ситуация в августейшей семье была весьма двойственной: фактически император жил с Долгоруковой, разве что старался, чтобы его женщины не пересекались, хотя их покои были в одном крыльце дворца, любовница – этажом выше. Он ценил императрицу за ее особый такт: за всё время она лишь однажды вмешалась в дела державы, настаивая на освобождении Болгарии и всех православных балканских народов от турецкого ига. Утешением этой бледной болезненной женщины были религия и благотворительность. И тут такая неожиданность. Она опять проявила необычайную твердость духа и упорство, сталкиваясь с которыми, Александр всегда уступал. – Я обязана, mon chéri[22], я обязана сказать… – Прости меня, Мари, но что такое ты должна сказать нашей семье, что хочешь собрать их всех вместе? – Это важно. Моя последняя воля. Dernier mot[23]. – Хорошо, Мари, я прикажу собрать их всех. Это обязательно завтра? – Чем скорее… – Завтра в полдень. Все соберутся в обеденной зале. Неожиданно для себя император склонился и прикоснулся губами к ее руке. Он хотел знать, что хочет сказать Мария, но боялся ее утомлять. Легче было согласиться, сделать так, как она хочет. В расстроенных чувствах император шел длинными переходами Зимнего дворца: анфилады комнат, одна за другой; он был сегодня слишком взволнован и спешил отдать приказания, а самому отправиться к своей «милой Дусе». Идя по анфиладам комнат второго этажа, он даже сам не знал, как и зачем тут очутился, хм… это же невдалеке от обеденной залы. Надо отдать распоряжения. Где же мой адъютант? Ах, вот и он! Дежуривший сегодня при императорской особе Пётр фон Энден сам нашёл государя. – Ваше императорское величество! Разрешите доложить: вас ожидает министр просвещения… Повинуясь руке царя, фон Энден замолк. – Петя, немедленно… сообщить всем Романовым, кои находятся в столице, что завтра в полдень мы собираемся в обеденной зале, дабы выслушать последнюю волю ее императорского величества, Марии Александровны. На сегодня все визиты отменить. Министра просвещения на послезавтра, в десять часов поутру. Верный адъютант кивнул, тут же помчался выполнять приказание монарха. Он ценил этого курляндского немчика за точное исполнение приказов и подчеркнутую дисциплинированность. Никаких загулов, никакого манкирования своими обязанностями. Александр II признался себе, что он раздражён из-за того, что на завтра была назначена важнейшая встреча, которая к тому же должна была пройти в режиме максимальной секретности. В восемь часов поутру государь в статском собирался в простом экипаже отправиться на рандеву, для которого была выбрана конспиративная квартира, о которой знали буквально несколько человек в самом ближнем окружении царя. Поэтому государь и собирался ночевать у младшего брата в Новомихайловском дворце. Оттуда удобно было на неприметном экипаже, который предоставит его доверенный человек, добраться в нужное место. Вопрос был в том, как успеть еще и на это мероприятие, ну что же, придется появиться в Зимнем в самом недопустимом (для императора) виде. Завтра он получит ответ на вопросы о том, кто стоял за убийством генерала Мезенцова, а также результаты расследования смерти царевича Николая. Он уже предвидел, к каким выводам могло прийти следствие, понимал и то, что обещанием объявления личной войны Британской империи так просто не разбрасываются. Завтра мир станет иным! Совершенно иным! Он нашёл этого молодого человека, подающего надежды рядового сотрудника военного министерства, совершенно случайно… Ему назвал эту фамилию в разговоре князь Вяземский, почему-то Александр запомнил и имя, и фамилию. Так появился агент императора «Медведь», имени которого, кроме двух человек (включая и самого царя), никто не знал. От мыслей государя отвлек какой-то шум. Он посмотрел на источник неприятного звука: им оказался молодой человек, то ли столяр, то ли печник, который, кажется, собирается ремонтировать полку у печки. Точно! Это столяр! Как его там зовут? Степан![24] Точно, мне же рассказывали анекдот про него, мол, понравился приятный и сообразительный столяр одному из жандармов, что отвечают за безопасность дворца. И так крепко понравился, что задумал оный взять его в свою семью зятем. Говорят, что дочка у жандарма не удалась собой внешне, да и приданого прижимистый папа не отвалит приличного, вот и ищет кого проще. Ну что же, парень вроде приятный, ежели повалится мне в ноги, я его от кабальной женитьбы освобожу! И государь приветливо улыбнулся работнику, который низко поклонился монарху. Халтурина еще долго била дрожь. Вот же он, тот момент, ради которого он тут оказался! Молоток был в его руке. Ведь хотел броситься на монарха и убить его, одним ударом завершив своё дело! Что остановило его руку? Добрый взгляд царя? Его массивная фигура, гвардейская стать? И Степан честно признался себе, что испугался – испугался того, что его схватят, независимо от того, удастся ему убить тирана или нет. Да, он готов пройти сквозь пытки и казнь… но не готов. Есть разница между словами и делами! Представив себе допросы и пытки, которым, несомненно, его подвергнут, он почувствовал эту предательскую слабость в ногах, которая так точно выдавала его страх. Нет, он был готов заложить последних три фунта динамита, которые сейчас спрятаны в его подушке (неприятное дело спать на динамитных брусках), поджечь запал и покинуть дворец. Его жизнь еще нужна революции! Завтра соберутся Романовы, он слышал разговор царя с адъютантом. Он взорвет их всех! Найдя компромисс с совестью, Халтурин пожалел только о том, что не сможет пойти на конспиративную квартиру, куда товарищи приводили ему то одну, то другую барышню с весьма древнейшей профессией, чтобы потешить плоть и поддержать дух еще не состоявшегося цареубийцы! Нет, сегодня самая строгая смена царских церберов дежурит, никуда не пойду!
Глава седьмая. Око тьмы
Хотите путешествовать далеко и быстро? Путешествуйте налегке.Санкт-Петербург. 13 февраля 1880 годаЧезаре Павезе
Пригов Бывший матрос императорской яхты «Александрия», Семен Пригов, был человеком набожным. Господь, не иначе, уберег его, когда он сорвался с мачты, сломал ногу да руку, но голову сохранил в целостности Всевышний. Рука зажила, а вот ногу злобный медикус после двух недель мучений все-таки отнял более чем по половину бедра. Случилось это пять лет назад, когда молодому парню исполнилось двадцать лет ровненько. Исполнительный и расторопный матрос имел расположение начальства, говорили, что деньги на его небольшой пенсион выделил сам государь. Но это неведомо, поговаривали, что все-таки призрела его государыня-матушка. В эту историю Семен, сын Ивана Пригова, крестьянина Смоленской губернии, верил намного более. Семен был в толпе зевак, собравшихся у Зимнего дворца. По какой-то причине новость о собрании Романовых разнеслась по Петербургу, и в окрестностях дворца скопилась приличная толпа зевак, поглядеть на правящее семейство. Все-таки какое-никакое, а развлечение! Вот только смотрел бывший матрос не на показавшуюся невдалеке карету, а на небольшое черное облачко над головой. Слишком тихо было в небесах, а черная тучка, напоминающая очертаниями око человеческое… да нет, скорее, надо бы назвать это Оком Господа, только бы не Сатанаила! Ох и не нравились моряку такие свинцово-черные маленькие тучки. Кабы не огрести неприятностей по самое не хочу! А экипаж, подъехавший к Зимнему, был самого что ни на есть непритязательного вида, без вензелей и украшений, из него выскочил государь в непривычном партикулярном платье, с настолько разгневанным ликом, что обывателей, пытавшихся изъявить верноподданнические чувства, с его дороги как ураганом смело. По толпе зевак прошел шепоток, всех смутил вид императора, что вызвало целую волну самых различных предположений. Но Александру Николаевичу, самодержцу Российскому, было не до праздно шатающихся дам и господ, он был необычайно взволнован, что же, собрание фамилии будет прекрасной возможностью объявления нового курса, коим пойдет его держава. Из двух великих империй должна на ногах устоять всего лишь одна! Он бросился на третий этаж в покои княжны Долгоруковой, которая уже извелась (охота революционеров на государя печалила обеих его женщин – и жену, и любовницу). Надо успеть переодеться и ее успокоить, а жену он успокоит на семейном собрании. Утром государыня закончила секретарю диктовать своё завещание, в котором не было ни слова о ее деньгах или драгоценностях, но было много о семье и о будущем. Выверенный и переписанный документ был дан на руки императрице, а черновик спрятан в ее личном сейфе. Сейчас Мария Александровна уже была одета к выходу в семью, к ее постели прикатили кресло-каталку, но она еще лежала, ожидая вести того, что все собрались и ждут ее появления. Младший из сыновей Николая Павловича, Михаил Николаевич Романов всего месяц назад был назначен председателем Государственного совета[25]. Почему брат поставил его вместо Константина? Второй по старшинству из братьев Романовых очень крепко не угодил наследнику престола, который хотел, по слухам, значительно «сократить» число великих князей, расплодившихся на Руси сверх всякой меры. Александр Александрович сделал всё, чтобы тот утратил влияние на государя, хотя батюшка все еще сохранял приверженность либеральным реформам, вынужден был, по настоянию сына, отодвинуть брата от дел в Госсовете. Тут был еще один штришок, известный Михаилу, грязная интрижка Владимира Николаевича, да не будем выносить сор из семьи! Он и замешкался из-за того, что не мог относиться к своим обязанностям в Совете спустя рукава, вот и задержала его делегация слишком говорливых сенаторов[26]. Еле отбился от них, да вот никак не мог успеть – пешком бы добежал быстрее, наверное, чем тащился в экипаже по переполненным людьми улицам. Какая нелегкая вытащила их на свежий морозный воздух? Не видят, что ли, гроза в небесах собирается, а ежели не гроза, так что-то неприятное. Сиди дома и носу на улицу не кажи, так нет же! Повылезали! О! Да это не я один запаздываю! Вот и катерок вижу с Сашкой, из Кронштадта спешит, мерзавец, не знает, что не вовремя явиться негоже, а я-то как ему буду на это пенять, коли сам опоздавши? Степан Халтурин был доволен собою. Он рано поутру заложил последние динамитные бруски в печку, расположенную прямо под обеденной залой. Через полчаса там господа Романовы будут собраны для того, чтобы выслушать завещание императрицы. Единственная из всего змеиного семейства, она вызывала какую-то жалость и сожаление, но ведь народила тирану выродков-тиранят! Ей всё одно жить день-два осталось! Ничего! А своим скажу, что не бросился с молотком на императора из-за его ласкового ко мне обращения, растерялся, мол… Окончательно успокоив свою совесть, молодой террорист направился к месту, где был спрятан сундучок с запальным шнуром, который осталось только поджечь и давать из дворца дёру. Сундучок был хитро устроен, а шнур вел непосредственно к динамиту. О жизнях слуг и зевак, коих у Зимнего всегда было великое множество, молодой революционер ни на секунду не задумывался. Хотел убедиться, что ничего не изменится, что обязательно все сойдутся. Не смешите меня! Охрана будет бегать с выпученными глазами, одуревая от толпы князей и княжон, не говоря о царе и его наследниках. Никто ничего не заметит. Эх! Только бы запал не подвел. Степан не был уверен, что шнур фабричный и взрыв произойдет так, как рассчитывал. А вот динамит… он не знал, из какой страны его завезли, но отличить фабричное изделие от неаккуратных сероватых брусков, отвратительно вонявших, создаваемых химиками-революционерами на конспиративных квартирах, уже мог. А вот и он… будущий тестюшка нарисовался, увидел меня, кивнул и помчался – какую-то важнейшую особу охранять! Бдит! Боже, а эта его пучеглазая доченька. Хорошо, что сейчас все решится, а то пришлось бы под венец! Да лучше бы меня разорвало, чем с такой под венец… И тьма внезапно обрушилась на здание, а по печке, в которой был заложен динамит, поползли фиолетовые всполохи. Халтурин от неожиданности зажмурился… Неожиданно Семен Пригов даже не закричал, а замычал что-то невразумительное, крики с каким-то хрипом вырывались из глотки, а перст его был уставлен в небо. Соседка, поднявшая глаза, тут же стала неистово креститься, только это было ни к чему уже, совсем ни к чему. Око тьмы стало огромным и каким-то абсолютно черным, зияя страшным провалом сатанинского зрачка. По краям черного круга клубились свинцовые тучи да пробегали фиолетовые сполохи. Тьма ударила вниз, накрыв Зимний и прилегающее к нему пространство, то тут, то там побежали искорки, и тут внезапно загремело! Огромной силы взрыв разметал людей, калеча, сминая, отбрасывая в холодные воды Невы. Осколки камней и стекла били по человеческой массе, сея смерть и разрушение… «Последний час пробил!» – успел подумать калека-матрос, теряя сознание.
Часть третья. Если пропадать, так с музыкой!
Неужели, чтобы что-то понять, человеку надо пережить катастрофу, войну, боль, голод, близость смерти?Эрих Мария Ремарк
Глава восьмая. Выстрел дуплетом
История не бывает мертвой, потому что она все время повторяется, хотя и не одними и теми же словами, не в одном и том же масштабе.Санкт-Петербург, окрестности Зимнего дворца. 13 февраля 1880 годаРобертсон Дэвис
Коняев (великий князь Александр Михайлович) Очнулся! Ох уж мне ах! Холодно! Х-х-холо-дно! Ma mère![27] Матушка моя дорогая!!! Успел только осознать, что меня тащат чьи-то крепкие руки, тащат… и я в воде! Это что, утопленник! Меня охватила паника, потому что топиться я не собирался! Да и купаться… тем более, да еще зимой… Стоп! Если это твой любимый Питер, то это может быть и осень, и весна, что тебе это дает? Идиот! Не захлебнись… Я делаю какие-то судорожные движения, но меня уже вытаскивают на гранитные ступени… и тут же меня начинает рвать… Все-таки наглотался воды! Что я? Кто я? Где я? Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) Что случилось? А-а-а! Нашатырь! Он всегда помогает мне вернуться. У! Какой ядреный… Мозги вышибает на раз! А-а-а, что это со мной? И куда это меня тащат? И почему я ничего не слышу? Как в тумане… нет, не ёжик… голова как в тумане. Руки, люди, руки… руки… кровь? Откуда кровь, что, падая, головой приложился? Не было такого! Я точно помню… Бог мой! Это не я! Это я? Почему ничего не слышу? Что я? Кто я? Где я?
Коняев (великий князь Александр Михайлович) Первое, что я понял, когда меня вывернуло на гранитные ступени, так это то, что у меня удалось куда-то перенестись. Вот только куда и в кого? И почему у меня такие тонкие и худые руки? Ребенок? Подросток? И что это за тяжесть? Одежда? Отдаленно напоминает морскую форму – в этом ошибиться было сложно. Так, стоп… Почему я в воде был? Стараюсь как-то включить сознание, вот только оно не включается, понимаю, что меня еще сильнее тошнит, опять стало рвать грязной невской водой… Почему невской? Пытаюсь словить какие-то ассоциации, но они ускользают от меня… Сознание было слишком затуманенным, как будто еще и приложило меня по голове чем-то тяжелым. Слава тебе, господи! Нашлась добрая душа! Чьи-то заботливые руки помогли как-то удержать тело, пока меня скручивало от рвоты и ужаснейшей головной боли… И то, что я вырубился и наступила спасительная тьма… это было в какой-то мере счастьем… И я провалился в черноту, беспросветную, как и та прорва, сквозь которую пришлось пройти всего пару мгновений назад. Неужели всё напрасно? Рубильник щелкнул. Точка.
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) Что я? Кто я? Где я? Кто я? Где я? Что я? Где я? Что я? Кто я? Эти три вопроса носились у меня в пустой пока что черепушке. Только эти три вопроса. Неужели я умер? Кто я? Стоп! Конюхов я, историк! И это… значит я умер и перенесся… Где я? Куда я попал… «Попал» – вот ключевое слово! Про попаданцев я слышал, даже читал… ничего хорошего об этом жанре сказать не могу, у меня ироничную улыбку вызывали авторы, переделывающие прошлое по меркам современного будущего. Самоуверенность попавших в ампираторов просто зашкаливает… Махнул рукой – у тебя в руке атомная бомба, махнул второй – спутниковая группировка и пеленгация в одном флаконе… Черт-те что! Это я не про попаданцев, матерь Божья! Это я про кровь! Так! Внимание! Боль! Больно же как! Голова просто раскалывается… Боль есть, значит, живой я… только вот кровь на руке… а рука не моя и кровь… не моя… голубая у меня нынче кровь, так я понимаю… Не по цвету. По цвету бордовая она как раз, хорошо, что не алая, из артерий не хлещет. А про голубую, так это потому что рука моя в дорогом мундире… точно, такая одежонка не у простолюдина… как минимум, генерала, и не какого-то там… Стоп! Будем считать, что это сон! Меня тогда торкнуло, когда академика сердце прихватило, его в реанимацию потащили, а я потерял сознание и подвис. А что дальше-то было? Подергался. И понял, что шевелиться могу, вот только больно… А! Лежать, да еще хрен его знает, что тут происходит, непонятно… Надо попробовать осмотреться… даже если это сон – подыхать во сне не собираюсь! Не на того нарвались! Пытаюсь приподняться. Б…во! Левая рука не работает! Кое-как переворотом поднимаюсь, цепляясь правой за каменный парапет… Ну это… матерюсь, но про себя… Я человек воспитанный, наверное… Потому что что-то пытаюсь промычать, вот только получается плохо. Зачем я повернулся в эту сторону? На меня уставились глаза лошади. Лошадь была мертва. В ее глазах застыло удивление и отчаяние! Меня вывернуло, хорошо, что парапет был рядом… Здравствуй, тряска головного мозга! Были бы мозги! Стоп! Сотрясение есть? Понимаю, что есть, следовательно, мозг тоже есть… Голова тоже, в смысле… Чёрт подери! Мне эти глаза невинного животного, наверное, еще долго сниться будут. И все-таки, приподнимаясь, понимаю, что попал я в прошлое, конкретно так попал: вот Васильевский остров, вот плашкоутный дворцовый мост, я его таким только на гравюрах видел… А в каком году его перетащили сюда, к Зимнему! А что это за хрень? Биржа… Точно. И колонны на месте… Голова кружится, а во рту-то как пересохло… Почти падаю, слишком голова кружится, и точно, что не от успехов… Помощь! Вот оно… Чьи-то заботливые руки меня аккуратно поддерживают. Я могу даже встать. Ну как так встать, меня поднимают, это будет правильно сказать… А башкой-то меня точно приложило… Ну и сон! На хрен такие сны! Человек пытается что-то мне сказать, кричит, ага, значит, не слышу его, контузило? Барабанные перепонки полетели? Весело, однако! И что-то мне не нравится, что я пока ничего из-за спин моих помощников числом три человека и шесть рук не вижу… Разойдитесь-ка, братцы, дайте посмотреть, что тут произошло! Дошло! Один, тот, что в форме, он продолжает меня поддерживать, что-то прикладывает к голове, платок, наверное, сторонится… Проснись! Нашатырю! Проснись! Б…дь! Что это?! Я матерюсь, потому что иначе не могу выразить эмоции, которые… да какое там которые! Трупы! Перевернутые кареты! Лошади, бьющиеся в агонии, люди, мертвые люди! А это что за?.. Что за желтая хрень и вся в развалинах? И только тут до меня дошло, что это здание темно-желтого цвета – Зимний… Который Эрмитаж только частично… Стоп! Почему он такой грязно-желтый! Ну, сила привычки! Знаю ведь, что он был желто-кирпичный, почти красный, его уже после войны (Великой Отечественной) окрасили таким образом, как я привык его видеть, в бело-голубые тона, картинка в голове из моего времени… Стоп! Так тут двух третей здания нах! Это что? Пожар тридцать седьмого (тысяча восемьсот, естественно)? Но пожар был страшный, а здание не пострадало настолько… Нет! Взрыв Халтурина? Ага! Так там только кусок здания пострадал, часть комнат, но фасад не рушился, развалин не было… Там только два пуда динамита рвануло… Да! Хрен с ним! Если я тут генерал… вот как меня под ручки поддерживают, чтобы, не дай боже, не рухнул и не повредил себе чего… Тут понимаю, что вместо мата могу сказать, прохрипеть, точнее, пару слов… – Кто таков? Это я к тому, что меня уже перестал держать и перестал загораживать эту кошмарную картину… Здоровила такой в партикулярном платье, только выправка у него не цивильная. – Ротмистр Третьего отделения Собственной Его Императорского величества канцелярии Рукавишников! – это сей тип четко докладывает. – Ротмистррр… т. го… я…ой…го…ства… Рррру…ов…! Я уловил, скорее, даже по губам, впрочем, звуки до меня доходят! Вот только как через вату… Ротмистр это хорошо! Фамилию не расслышал… Почему он в штатском? Стоп! Скорее всего, жандарм и тут оказался неслучайно! Ладно, Это хорошо… – Оцепление! – Надо… – Всем помощь! – Найти! Ротмистр умчался… Резво бежит! Так! А это кто? Один в гражданском, какой-то обыватель, а это кто? Знакомая морда лица! Стоп! У меня контузия, не соображаю. У обоих видок тот еще! Изорванная одежда, в грязи, я-то точно лучше не выгляжу… Команды выдавил из себя по слову… Что это? И пить хочется, жутко хочется пить! Холодно! Это меня озноб от холода бьет или адреналин?
Ведерников – Понимаю ваш вопрос, господин ротмистр. Я был вот здесь. Вот. Точно здесь. Видите, я спешил на Дворцовую площадь и был расстроен тем, что запаздывал. А как тут было не запоздать, ежели Марфуша изволила опрокинуть мне на сюртук суп! Я ведь спешил! А с людской лучше всего выскочить … а тут Марфуша, пришлось возвращаться, а получилось, что парадный плащ у меня обварен, а в стареньком я тут попал… – Венедикт Парфенович, не отвлекайтесь! – Ах, прошу меня простить любезно! – Откуда вы узнали о том, что в Зимнем дворце будет какое-то важное событие? Жандармский ротмистр устало подвинул к себе схему, на которой палец свидетеля уткнулся в точку на плане, обозначающую его местоположение в момент взрыва. Карандашом начертил кружочек и надписал над ним «Ведерников». – Так это в городе кажная собака знала, ваше благородие! Еще прошлым вечером к уважаемой Домне Давыдовне пришла ейная знакомая, госпожа Черепучкина, известная сплетница и сводня, доложу я вам. Она меня пыталась… Ах, простите, к делу сие не относится, так вот, от оной сводни Черепучкиной, Никодимы Афанасьевны, у нас в доме и узнали о том, что в Зимнем дворце поутру соберутся сиятельные особы. И я так спешил, чтобы хоть одним взглядом, а тут такое… – Адрес знаете? – Чей, мой-с? Знаю, конечно же… – Ваш я записал, адрес Черепучкиной меня интересует. – Ах… ея… нет-с, не могу сказать. Вам надо у домовладелицы узнать, ея подруга, ей-ей говорю. – Хорошо. Что вы видели, когда оказались у Адмиралтейства? – У Адмиралтейства я увидел своего знакомца, Павла Павловича Контри. Он живет в доходном доме напротив. Мы вот тут и стали разговаривать. Он сообщил мне, что уже все собрались, народ с Дворцовой площади стал расходиться, ибо кто знает, сколько надо будет ждать отъезда. Я же решил, что обязательно дождусь, хоть в столице живу, а столько членов фамилии вместе не часто можно лицезреть. И тут вижу, что удача повернулась ко мне лицом. Со стороны Адмиралтейства карета подъехала, она ближе к Зимнему остановиться изволила. – Где именно находилась карета? Покажите на схеме. Это была личная инициатива жандармского офицера: найти схему Дворцовой площади и на ней делать отметки. Палец свидетеля уткнулся в место, где был уже нарисован квадратик, следовательно, верно, местоположение кареты Михаила Николаевича Романова указано точно. – Вот тут-с… Непременно тут-с… и из нея вышел великий князь Михаил Николаевич, весь в мундире и орденах. – Почему карета остановилась здесь, на углу, а не у входа во дворец? – Я знать не могу, отчего она подъехала от сей стороны, ваше благородие, а вот почему тут остановилась, могу сказать почти достоверно, ибо я все видел на свои глаза, да-с! После этих слов ротмистр напрягся, вдруг в деле появится хоть какая-то зацепка, несуразность? Хоть что-то! – Я видел, как к пристани, ну, той, что Александринский столп через нея доставили, так к пристани подошел катер, а на катере был молодой князь, Александр Михайлович, вот, отец, скорее всего, навстречу сынку и вышел. Они, видно, дале хотели суместно идти, я так понимаю. – Почему вы так решили? – Так великий князь Михаил Николаевич ить из кареты вышел и даже пару шагов навстречь к пристани сделал, да еще и рукой махнул приветственно, видать, из кареты сынка увидал-с… – Катер уже пристал? – Так точно-с… – И вы это видели? – Так точно-с… Собственными очами наблюдать изволил, а зрением я не обижен, даже более того, весьма на очи остер! На охоте сие знают, что я дичь увижу, где иной пройдет и не заметит! – Понял я, понял. Покажите, где находился великий князь… так, а его сын? А он был на катере или уже на пристани? Еще на берег не сошедши, вижу. Всё ясно. Хорошо. Что произошло в момент взрыва? – А перед взрывом небо стало таким черным, яко ночь упала на наши головы, спаси Господи! – свидетель размашисто перекрестился, чуть не сбросив чернильницу на пол. Хорошо отработанным движением ротмистр вернул письменную принадлежность на место и взглядом упрекнул сидящего напротив человека, мол, что вы это тут руками размахались? – И хочу сказать, что такой черной тучи я еще не видал. И похожа она была … на бочонок! Точно! И по краям тучи были такие сполохи! Синяго, нет фиолетоваго колеру! Точно! И яркие оне были! И тут как громом ударило, да так, что окна навылет, меня опрокинуло на землю и по оной потащило, правда, недалеко, да-с… Вот тут я очутился. И встал! Осколком оцарапало, ваше благородие! Да одежонка в негодность пришла… я оглядываться стал… А на площади тут еще ничего, перед Адмиралтейством, значит, а там, дальше! Кареты попереворачивало! Людей разметало! Я ишшо Зимнего не видал, а как за здание Адмиралтейства выглянул, так остолбенел! Зимнего-то дворца нетути! Развалины одни! А дым еще клубицца! И эта! А! Горит! Вот в трех местах огонь видел! А тут еще я Павла Павловича увидел. – Какого Павла Павловича? – Контри! Знакомца своего. Только он ничего мне сказать не мог, ибо грудь ему камень разворотил. Да-с… – Где вы видели тело господина Контри? – Вот здесь! В момент взрыва он побежал к карете великого князя, хотел изъявить верноподданические чувства… Я так разумею, а тут оного и нашла смертушка лютая! – Еще раз укажите, где господин Контри был на момент взрыва и где вы нашли его тело! – Вот-с! Извольте. Вот тут точно! И тут я вспомнил про карету великого князя и подбежал к ней. Карета была перевернута, ее отбросило к парапету – вот сюда. Я увидел кучера, у негопочти что голову оторвало, лужа такая натекла! А во тут – вот тут, неправильно у вас указано было, вот тут был Михаил Николаевич, он пытался подняться, у него голова была в крови, я раненых не видел, но тут семи пядей во лбу не надо – бросился на помощь, постарался поднять ея импе… – Точно тут он был? – Вот туточки! Я так понимаю, что его об карету сначала ударило, это и спасло, оне когда подниматься стали, ясно было, что рука не движется, я его императорское… поднял… вот. В сей момент, как я подбежал, князя вырвало, пришлось его поддержать, оне над парапетом склонились, я опасался… а еще он говорить почти не мог. Тут еще двое. Один из-под обломков кареты выбрался, я это видел, а еще какой-то взялся, я не видел его не скажу – откудова. – А что этот за один? – Так из вас-с, ротмистр Третьего отделения. Он так ея императорскому высочеству и представился. – Фамилия ротмистра? – Так Рукавишников! Точно-с! Рукавишников! – А тот, что из обломков выполз? – Счастливчик тот? Почему счастливчик? Так карету вдребезги, а ему ничаво! Помял мундирчик, да пару дыр, да синяки – это отделалси испугом! Я так понимаю, он его… адъютант при них состоял-с… Не иначе. Вот… Его импера… оне отодвинули как-то жестом в сторону жандарма, а потом еле-еле смогли приказания отдать, оный жандарм и помчался их исполнять… – Что приказал? Не упомню я… вот только да! Оцепление приказал. И найти. Не ведаю кого. Не сказал кого. Да-с. – И этот жандарм… – Рукавишников… – Рукавишников… побежал искать неизвестно кого? – Сиганул! – Он был в мундире? Опишите. – Никак нет-с. Он был в цивильном платье. – Почему же вы решили, что это жандарм? – Он так представился. Не мне, а их… – Понял. – Описать его можете? – Да как его описать? Рот, нос, бакенбарды. Усов не было. А вот костюм оного господина очень даже приметный, из хорошего аглицкого сукна, я скажу вам, у нас есть немного мест, где такое сукно в работу возьмут, да еще и не испоганят. Так что плащ у него могли только в двух местах пошить, уж тут я могу точно сказать, там такая подкладка! – А вы что же, портной? – не без сарказма поинтересовался жандарм. – Что вы, как можно-с, мы по коммерческой части. Тканями торгуем-с… – Хорошо. Оба адреса запишите. Отлично. Что дальше было? – Значит, сначала князь только шатался, потом немного присел, к нему медикус подбежал, быстро голову перевязал и руку зачем-то на шарф. Говорил, чтобы князь немедля отправлялся в лечебницу, а тот только криво ухмылялся, думаю, болело у его знатно, да команды отдавал. А потом гвардейцы пришли, свитские, меня от князя оттеснили, вот-с… – Это всё? – Ах, вспомнил! Вот-с… мимо его императорского высочества носилки пронесли с оным сыном, Александром Михайловичем. Тот к носилкам бросился, увидав, что князюшка жив, перекрестился и долго молитвы говорил, одними губами. Да-с, а потом уже и свитские пожаловали, и медикус… да-с…
Глава девятая. Кто в ком, когда и где
С чего начать? С изучения карты. Как говорил наш дачный знакомый, бывший военный топограф: «Любой непонятный вопрос начинай решать, изучив сперва карту местности».Санкт-Петербург. 13 февраля 1880 годаИгорь Аббакумов
Коняев (великий князь Александр Михайлович) – Пить! Воды! Нет! Чаю. Горячего с сахаром или вареньем… Много чаю… Два стакана. И только когда ангел умчался за чаем, я начал приходить в себя. Интересно, в кого я все-таки попал? И почему два стакана чаю это много? И что это за барышня в белом фартуке и столь же ослепительно белой косынке на русой голове? А личико у нее очень даже приятное… Стоп! Старый козёл! Соберись! У тебя информации гулькин хрен, а ты уже по бабам! Ну, был ты в молодости ходок, не без того! Ладно! Давай-ка, посмотрим и хоть крохи информации соберем… Во рту сушит безбожно! Точно! Мне говорили, что побочный эффект внедрения психоматрицы – обезвоживание. А еще меня из воды выловили! Вырвало, это потеря жидкости, опять-таки обезвоживание. В этой ситуации по инструкции ничего кушать пока нельзя. А вот горячее и сладкое питье – это как раз то, что доктор прописал. «Сандро»? Кто сказал «Сандро»? Так… а ведь что-то в голове осталось от предыдущего владельца? Осталось или нет? Ревизия! Здравствуй, память, к тебе приехал ревизор! Зеркало далеко! Нет, не дергаться! Нельзя. Никаких резких движений! Правильно! Когда попал – тонул, начал дергаться. Из-за этого и вырубился. Что-то было про перегруз нейронных соединений. Значит, если бы рядом кого-то не оказалось, то крышка мне была бы! Да! Карьера попаданца могли закончиться, так и не начавшись. Пока несут чай, пытаюсь сосредоточиться. Раньше этот прием, похожий на медитацию, у меня очень даже хорошо получался. Так и есть! Если представить себе память в виде стеллажей с кирпичиками знаний, то мой стеллаж конкретно так покорежило, много кирпичиков разрушено, а какие-то исчезают прямо на глазах… Стоп! Можно ситуацию затормозить! Анализ! Вот эти воспоминания самые свежие, они и тают быстрее всего… Но мне нужны эти, они самые устойчивые, базовые… ничего, пока они не рассыпались… Сейчас разберемся… И мозговые клетки, в которых сохранились воспоминания и знания, принадлежавшие старому хозяину этого тела, подчинились. Информация стала поступать непрерывным потоком. Перед его мысленным взором на невидимом экране появилось изображение. Нет, это не было похоже на киносеанс. Скорее на просмотр презентации с прикреплёнными к ней видеофайлами. Требовалось дополнительное усилие воли, дабы застывшие фигурки начинали двигаться и звучали голоса на русском, немецком, французском и английском языках. Но почему я их понимаю?! В школе, по причине увольнения «англичанки», пришлось изучать немецкий, а уже позднее, в студенческие годы, усердно штудировать «инглиш» и оттачивать умение перевода, читая единственно доступную в киосках британскую газету «Морнинг стар», а уж как занялся научной работой, пришлось подтянуть на твёрдую четвертку с плюсом. Но вот французский оставался только на уровне текстов песен Шарля Азнавура, Мирей Матье и Джо Дассена. А кадры продолжали сменять друг друга, причем строгой последовательности не было, как будто чья-то рука разрезала ленту диафильма на куски, а потом склеила в случайном порядке. Твою дивизию, а что это, а что это за шкет, наряженный в полную военную форму, да еще и при сабле? Стоп, но это же я, тьфу, не я, а хозяин этого тела. А рядом ещё мальчишки, смотрящие на меня с плохо скрытой завистью и злобой. А этот бородач в генеральском мундире, усыпанном орденами? Он кладет свою тяжелую длань мне на плече, и я начинаю слышать его голос: «Не ссорьтесь, дети! Не дразните Сандро!» А это папа?! И на этом месте изображение исчезает. Так, разберёмся. Значит, я теперь не кто иной, как великий князь Александр Михайлович Романов, дядюшка последнего императора Всероссийского и одновременно его будущий зять. Приплыли. Я, конечно, надеялся, что мне достанется более молодое тело, чем то, в котором я доживал свой век, но это перебор. Я теперь четырнадцатилетний мальчишка, принадлежавший к «кавказскому клану» Романовых. Правда, император относился к нам с симпатией и выделял из прочих великих князей, но если он погиб при взрыве Зимнего, то значит, наш статус упадет ниже плинтуса, и Константиновичи во главе с «Николашей» не упустят свой шанс выжить нас со света, если не с белого, так из высшего это точно. Но тут опять включилась память Сандро, и я вспомнил или, точнее сказать, узнал, что во дворце собрались практически все Романовы, во всяком случае, из тех, кто находился не далее ста вёрст от столицы. А мой здешний отец, Михаил Николаевич, он жив? Мы должны были встретиться на набережной, но, судя по всему, там уцелели далеко не все. Что же делать?! Но больше я ничего не успел подумать. Юный организм уже не мог выдерживать насилия над и так пострадавшим телом и сознанием и отчаянно требовал покоя. Тут подоспел чай, я с наслаждением глотал тоненькую струйку, коей горничная меня поила, а кто-то невидимый поддерживал мою голову. Но вот привкус чая показался мне несколько странным, но я не успел ничего спросить, ибо глаза закрылись и наступил сон. Последнее, что уловил мой слух, были слова: «Я добавил немного лауданума. Ему нужен покой… Абсолютный покой».
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) Это не сон! Б…дь! Это не сон! Проснувшись, ловлю себя на использовании великого и могучего в исключительно матерном варианте. А что вы хотите? Три раза ущипнул себя и две затрещины отвесил. Синячищи будут! И не проснулся! А я был уверен, что это все сон – галлюцинация, на худой конец, что очнусь и всё вернётся на круги своя. Вчерашний день? Я и принял его как сон! Я игрался в него, как будто играю в компьютерную игру, вы разве никогда не примеряли на себя тогу римского императора или треуголку Наполеона? Лично мне нравилось в виртуальный ранец положить маршальский жезл. Я предпочитал играть Мюратом. Лихой рубака был когда-то. Игр таких, псевдоисторических, до чертиков и больше! Вот я и отыграл… Поражала разве что реалистичность картинки и нереалистичность происходящего. Картинка была настолько настоящей, что мне стоило огромных сил удерживать свое сознание в игровых рамках. А помогало этому то, что ни в какой реальности не могло быть такого взрыва в Зимнем дворце. Да, я хорошо помнил, что Халтурин заложил в печку на первом (точнее, подвальном или цокольном) этаже два-три пуда динамита, который был создан революционерами-химиками в подпольной лаборатории. Но в результате взрыва пострадало только несколько залов, рухнули кое-где перекрытия, но даже фасад дворца остался цел, не считая вылетевших окон, разумеется. Таких разрушений быть не могло! Вот это и спасло мой мозг и не дало сойти с ума моментально! Теперь понимаю, что досталось-то преизрядно. Всем! Я еще какое-то время был оглушенный, прохрипел только: «Пить!» Это я точно помню. И воду принесли. Потом один из доброхотов поднес флягу с чем-то забористым, но от аромата крепкого алкоголя чуть было не вырвало, еле успокоил разбушевавшийся организм! Закашлялся и потребовал еще воды. Но кто-то догадался поднести чаю, этот кто-то вообще оказался расторопным малым – его работники самовар притащили еще до оцепления и отпаивали горячим чаем уцелевших. Надо узнать, кто это был такой… Я видел, что работники – здоровые мужики – оставили самовар на трех девиц, одетых в теплые одежды, которые возились с колотым сахаром и заварочником, а сами бросились к развалинам, вытаскивать, вот только инструмента у них не было никакого! После чаю ко мне вернулся слух и голос стал более… четкий… вот, правильное слово! Понял, что я какой-то начальник, большой чин, скорее всего, но видя, какой тут бардак творится, стал давать приказания, тем более что появились преображенцы. Почему они? Так форма… ее не спутаешь, тем более мне нельзя такие вещи путать! – Егор! – Стоп! Откуда я знаю, что это Егор? Даже так: Егор Рачевский, мой секретарь или адъютант? – Егор! Преображенцев в оцепление ставь! Никаких улик исчезнуть не должно! Из зевак, что целы, отобрать – пусть раненых собирают… Инструмент нужен! Лошади нужны! Вот! У Исакия извозчики стоят! Всех сюда! Пусть часть раненых увозят. Всех в военный госпиталь! Всех! А самые крепкие кони сюда – помогать завалы растаскивать! Инструмент нужен! – Ваше… – Отставить! Без титулования! Времени нет! – Тут неподалеку стройка есть, там… – Дельно! Действуй! Тут ко мне командир преображенцев явился, честь отдал… Я на него прикрикнул, чтоб без титула и только по делу. – Михаил Николаевич! Может, мои начнут завалы разбирать? Сейчас еще набегут, а нам бы… – Голыми руками? Николай Андреевич… – Откуда я знаю… ага, гвардия все-таки, должен их знать по имени-отчеству, – увольте! Пошлите самых крепких десяток парней – тут стройка рядом, вот, Егорка укажет, весь инструмент и рабочих всех сюда! Веревки! Этих, что с самоваром, – не трогать! Всех, кого вытащите, отпаивать горячим чаем, если в сознании. Я должен точно знать, кто это сделал. Тут жандармы есть? – Не могу знать, только прибыл. – Вон они, а вы молодцы, раньше голубых мундиров прибыли! Сейчас в оцепление жандармские станут, будете формировать рабочие бригады с инструментами, стараться быстро работать, не путаясь друг у друга под руками… Умчался. Но тут меня уже окружили еще военные. Эти из Генштаба или Адмиралтейства? Б…! Генералы одни. А кто спасательными работами заниматься будет? Полковникам да каперангам всяким приказывать завалы ручками своими разбирать? – Ротмистр Коновалов, ваше императорское высочество! Ставим оцепление! Александр! В голове как набатом! Мы должны были собираться в столовой, как мне сообщил брат, Мария Александровна хотела сообщить нам свою последнюю волю. Завещание. Столовая! Где был эпицентр взрыва? – Извините, что? – удивленно переспрашивает жандарм. Это, получается, я последнюю фразу вслух выговорил? Надо контролировать себя. Лучше надо себя контролировать… – Ротмистр… Первые команды направить… Знаете, где была столовая? Не важно… вот – на этот угол сюда… Ищите семью императора. Молите Бога, чтобы его императорское величество не добежал до столовой. После этого, поддерживаемый несколькими полковниками, следую к скамейке, которую уже подняли, на которую мою тушку и усадили. Такое у меня скамеечное руководство получилось. Была у меня небольшая надежда, что император мог остаться в живых: его покои находились достаточно далеко от столовой; судя по всему, эпицентр взрыва был именно под нею. Значит, Халтурин! Его динамит сработал! А тут, смотрю, прибыли пожарные команды. С облегчением смотрю, что тут пятерка пароконных бочечных бригад прибыли. Вот только всем им тут делать нечего: я заметил две-три дымящиеся точки, удивительно! Какой сильный взрыв был, судя по всему, а пожаров-то кот наплакал. Ох! Как-то тут нечисто все с этим взрывом! Усачи с блестящими шлемами быстро стали накачивать воду, так что дымки погасили весьма оперативно. Нашлись у них и топоры, и несколько багров, так что стало веселее, а тут и рабочие с инструментом прибежали, теперь их расставить по местам правильно, чтобы не толпились! А… вот, есть кому командовать, молодца, вижу, человек с опытом… Записать потом всех отличившихся и наградить… А теперь по поводу первичной идентификации личности. Мой персонаж – Михаил Николаевич Романов. Великий князь, младший брат императора Александра Николаевича, сын Николая Первого, прозванного революционерами Николаем Палкиным или Николаем Кровавым. Но мою дальнейшую персональную ориентацию прервали появившиеся весьма солидные люди: Иосиф Васильевич Лутковский, гражданский губернатор Санкт-Петербурга, временный генерал-губернатор Санкт-Петербурга, легендарный генерал Йосиф Владимирович Гурко (он был и командующим гвардейскими частями), градоначальник Санкт-Петербурга Александр Елпифидорович Зуров, председатель комитета министров Петр Александрович Валуев. В этом кругу и организовалось что-то вроде полевого штаба по устранению последствий взрыва в Зимнем дворце.
Валуев Долиберальничались! О страшном взрыве я не мог не услышать! Во многих зданиях Санкт-Петербурга вынесло окна, осколки стекла засыпали мостовые. Мой экипаж подъезжал к Бирже, чтобы потом по мосту переехать к Зимнему. У меня был запас времени, государь просил прибыть в Зимний к двум часам пополудни, однако меня попросил поторопиться флигель-адъютант императора, фон… Эм… Эх… ах, как мне эти немецкие фамилии осточертели! Фон Энден! Вот! Он говорил, что государь оставил мне записку, с которой необходимо ознакомиться до нашей встречи. Ну что же… а потом вот это взрыв… Мой экипаж оказался прикрыт от ударной волны зданием Биржи да Божьим Провидением, посему и не пострадал. Я же говорил государю, что в борьбе с революционерами необходима твердость. Даже не так – жестокость! Жаль, в свое время Мезенцов был убран с пути… Петр Александрович трусом себя не считал, но он был из породы очень осторожных политиков, поэтому, скорее всего, и дожил до достаточно почтенных лет, да еще будучи на столь головоломных должностях. Но себе-то председатель комитета министров мог признаться: он был трусом. Слишком осторожничал, предпочитал, чтобы грязные и жестокие решения принимали другие. Так, в самом начале сего года государь намекнул ему, что хочет поручить борьбу с революционным движением Лорис-Меликову, человеку, известному весьма «аккуратным» подходом к господам террористам. Петр Алексеевич считал, что Микаэл Тариэлович на такую работу не годится. Но промолчал, смалодушничал, не перечил государю… Вот и долиберальничались! И он, и государь, и его ближние! От взрыва мост показался поврежденным, но объезд – это потерять сколько времени! Впрочем, время и тут было потеряно… правда, не так уж и много. Пока кучер и адъютант обследовали мост, по которому никто еще не решался ехать, пока экипаж весьма осторожно перебрался к Дворцовой площади! Тут я увидел на скамье Михаила Николаевича, младшего брата государя. Он был ранен: повязка на голове, рука на перевязи, видать, серьезно пострадал. При этом сам великий князь оставался деятельным, сосредоточенным, хотя состояние его здоровья внушало мне серьезные опасения. Несмотря на это, Михаил Николаевич сохранял ясность ума и руководил спасением тех, кого можно было спасти. Его указания были четкими и по-военному краткими. Прибывшие по его указанию медики старались оказать помощь тем, кого обнаружили на площади с травмами и ранениями, при этом имена и фамилии, как и адреса, не только пострадавших, но и свидетелей тщательно записывались. Прибывшие гвардейцы, а позже жандармы оцепили место трагедии. К удивлению, я не увидел около великого князя никого из руководителей корпуса, что меня весьма удивило, прибывший позже всех начальник штаба отдельного корпуса жандармов, генерал-майор свиты Его Императорского Величества Петр Александрович Черевин сообщил, что начальник Третьего отделения Никита Конрадович Шмит и их шеф Александр Романович Дрентельн были вызваны к государю заранее, должны были встретиться с государем до собрания Романовых в Зимнем дворце. Каждый из нас, присутствовавших при этом страшном событии, делал то, что положено ему и что было в его силах. Меня опять поражала стойкость Его Императорского Высочества Михаила Николаевича, впрочем, как настоящий боевой генерал, он не мог поступать по-другому, но силы его были на исходе… Когда из руин достали тело его августейшего брата, обезображенного, но узнаваемого, к сожалению, покойного, а случилось это уже без четверти в полночь, Михаил Николаевич потерял сознание и был доставлен домой, в Новомихайловский дворец. Это избавило его от тяжести созерцания разорванных и обезображенных тел множества из членов императорской фамилии. Я выдержал это испытание стойко, но утром понял, что потерял способность спать совершенно… И только усилиями своего врача сумел забыться на несколько коротких утренних часов.
Глава десятая. Главное и неотложное
В истории человечества побеждали те, кто научился сотрудничать и эффективно импровизировать.Санкт-Петербург. 13 февраля 1880 годаЧарльз Дарвин
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) Наверное, я проснулся слишком рано. Настолько рано, что имел время кое-что обдумать. Прощипанные места болели, да еще как! Это напоминало мне, что я перенесся во времени и куда-то там попал. В кого я попал, я уже знал. Когда встал, выяснил, какое сегодня число. Вот только никак эта дата со взрывом Халтурина не совпадала. И по разрушающей мощи взрыва тем более. Сказать, что вчерашний день меня утомил, это было мало. Он из меня вытряхнул все силы. Сон, так, спал я шесть часов всего, но этот отдых меня освежил. Хорошо, что не освежевал, попасть в такую передрягу! А тут еще и все мои исторические знания оказываются к чертовой бабушке! Ну что, батенька, линкор «Ямато» закладывать на Санкт-Петербуржской верфи не собираюсь, ядрен батон тоже подождёт до лучших времен, стишками своего производства раскидываться не собираюсь, был такой грех, стихосплетничать, но в великие поэты не попал – пришлось идтить в историки. А тут попал в Историю, м-м-м…. Выдав боцманский загиб в собственной интерпретации, понимаю, что разлёживаться мне ну никак нельзя! Придется ориентироваться по ходу дела. Так! Вчера вроде начали инвентаризацию Романовых… Кто там у нас в живых остался? Что? Циник? Да нет, это такая защита мозга от перегруза. Во мне еще сильна личность Михаила Николаевича. Если бы вы знали, какое безысходное горе я почувствовал, когда увидел среди обломков тело моего царственного брата, увы, покойного! Еще повезло, что его было легко опознать – взрыв произошел, когда он спешил в обеденную залу; есть надежда, что удар рухнувших перекрытий подарил ему быструю и легкую смерть… Но что творилось в самом обеденном зале! И зачем эта великосветская тусовка поехала туда с детьми? Разве что самые малые остались дома с кормилицами, остальным что, так засвербело… прощание с императрицей! Да, Марию Александровну любили, это правда. Ладно… Встав, стал осматривать помещение… Апартаменты великого князя. Ах, вот оно что… Позволив телу самому действовать, чуть отстраненно наблюдал за тем, как слуга появляется, повинуясь жесту императорского брата, исчезает, чтобы восшествовать с водой, предметами для умывания, полотенцем, как хорошо, что имею эту привычку – смотреть на себя вроде как издалека. Как говорится, контузия в помощь! Батюшки, так у моего Михайлы свет Николаевича тоже контузия получается! Вот уж да! Ты умывайся. А я пока осмотрюсь: апартаменты так себе – слишком аляповато и безвкусно. Мне милее минимализм. Чтобы дорого, немного и со вкусом. Вот тут всего много, очень дорого и совершеннейшая безвкусица. Тут кабинет виден… Так разве в нем можно работать? Тут никакой фэншуй не поможет. В этом нагромождении всего… табакерка тут н… зачем? А эти безделушки? Память о боях и походах! Нет, дорогие вы мои! Первое, что надо будет сделать – рабочее место себе правильно организовать! Кто эти обои сюда напялил? Ага, кто-то что-то подсказывает… Супруга моя дражайшая. Бах! А что я про свою супружницу помню? Стоп! Без эротики и порнографии! Князюшка! Мне тоже ничто человеческое не чуждо, но… скромнее будем, договорились? К сожалению, понимаю, что личность самого Михаила Романова стерлась, а я пользуюсь некими фрагментами ее. Получая их по запросу… даже так… Значит, надо правильно фильтры задавать. Привычно одеваюсь. Задаю правильный вопрос прислуживающему при одевании, супруга моя почивать изволит около кровати Сандро, ну что же, можно сэкономить немного времени: перенесем знакомство с информацией на попозже. Отказавшись от кофе, спешу в экипаж и мчу к месту катастрофы.
Валуев Есть времена, когда спать вредно для пользы Отечества. Наутро было назначено совещание комитета министров, но и сейчас, поздно ночью, власть имущие не спали. В особняке Петра Александровича Валуева собрались люди, которых можно было бы с уверенностью назвать лидерами консервативной партии в Российской империи, если бы такая партия официально существовала. Фактически это была группировка высших сановников, недовольных реформами Александра Второго и уверенных, что стране нужен новый, более жесткий курс. Несомненно, эта партия имела свой вес благодаря позиции наследника престола, великого князя Александра Александровича. Увы, но среди погибших при взрыве Зимнего дворца был и цесаревич. Его обнаружили и опознали одним из первых в том кошмарном месиве, что осталось от обеденной залы. Надо сказать, что лично Петр Алексеевич был человеком неординарным: будучи противником либеральных преобразований, занимал высокие посты при царе-реформаторе, умудряясь, по изречению одного мудреца, «проскочить меж капель дождя». Проводя несколько либеральных преобразований, ухитрялся выпуском циркуляров и прочей бюрократической волокитой их же и свести к нулю (пример – цензурная реформа, которая вместо облегчения цензуры вылилась в ее ужесточение, да еще и вишенкой на тортике шло почти полное запрещение издания книг на малоросском диалекте). Человеком он был неординарным, крайне работоспособным. В свое время сочетался браком с дочерью поэта Вяземского. Что удивительно, женился по любви, Мария Петровна считалась в свете дурнушкой, но влюбленный сего не замечал. Его жизнь омрачили неверность супруги и ее ранняя смерть от холеры. Вторая попытка обрести семейное счастье оказалась более удачной. Дочь рижского полицмейстера Анна Ивановна Вакульская оказалась достойной женой и хозяйкой, красавицей не считалась, но была миловидна и чем-то напоминала первую супругу действительного статского советника Валуева. Не был чужд Петр Александрович и литературному труду, пописывал, но чаще предпочитал полемизировать в журналах со своими оппонентами. Хозяин довольно роскошно обставленного кабинета окинул взглядом прибывших по его просьбе господ, большинство из которых выглядели потрясенными и откровенно растерянными. Наверное, самым собранным из всех был обер-прокурор Святейшего правительственного Синода, граф Дмитрий Андреевич Толстой. Будучи выходцем из довольно захудалой ветви Толстых (поволжской), сумел сделать довольно неплохую карьеру, став не только обер-прокурором Синода, но и министром просвещения и немало сделав на этом поприще. Имел влияние на наследника престола. Рядом с ним сидел известный издатель и публицист Михаил Никифорович Катков. Они сблизились во время образовательной реформы 1871 года, в основу которой легли идеи господина Каткова. Так, в гимназиях увеличили часы преподавания математики, греческого и латыни, реальные гимназии были преобразованы в реальные училища, а право поступать в высшие учебные заведения получили только выпускники классических гимназий. Идея Каткова заключалась в том, чтобы привить молодежи умение самостоятельно мыслить, как средство против европейского вольнодумства. При этом улучшилась база высшего образования, позволявшая получать приличное образование в стране, а не за ее пределами. Будучи единомышленниками, считали либеральную заразу огромной опасностью для империи и противостояли реформам невинно убиенного Александра Второго. Не менее влиятельной фигурой в среде контрреформаторов был сенатор Константин Петрович Победоносцев, критик либерализма, учитель Александра Александровича, человек острого ума, имевший весьма обширные познания в самых разных сферах. Еще одним известным лицом был сенатор и член Государственного совета генерал-адъютант Александр Егорович Тимашев, который, еще будучи шефом жандармов, был известен как сторонник жесткого курса по отношению к революционерам. Это было причиной его опалы: методы генерала не понравились государю, последовала отставка, назначение министром почт и телеграфа, а потом и сенаторская почетная необременительная должность. Важными фигурами, которые не входили в число противников реформ, были генерал-губернатор Санкт-Петербурга и командующий гвардией генерал-адъютант Иосиф Владимирович Гурко, герой русско-турецкой войны 1877–1878 годов, и министр внутренних дел Лев Савич Маков. Но если в Гурко, который не мог после убийства государя не быть сторонником жестких мер, Пётр Алексеевич не был уверен до конца, без него задуманное Валуевым никак не могло осуществиться, то на Макова, грешившего по финансовой части, глава комитета министров мог положиться, залогом уверенности была папка с компрометирующими документами, которые можно было использовать в любой удобный момент[28]. – Господа! Помолимся за принявших мученическую смерть государя с семьей и многия с ними… Валуев перекрестился, четко и спокойно произнес слова молитвы «Отче наш», ему последовали все присутствовавшие. – Господа! В этот трудный час нам надо определиться с тем, кто встанет у руля государства. Прошу вас высказываться, тем более что выбор наш на самом деле невелик. Прошу быть кратким. Речи свои обосновывать. – Согласно закону о престолонаследии, после смерти государя ему наследуют старшие дети мужского пола. Это по старшинству: Александр Александрович, Владимир Александрович, Алексей Александрович, Сергей Александрович и Павел Александрович, – подал голос министр Маков. – Господа, вынужден с прискорбием сообщить, что Александр Александрович найден мертвым. Владимира Александровича, пребывавшего в курительной комнате, удалось достать, он был жив, но врачи не дают ему ни малейшего шанса. Неизвестна судьба Алексея Александровича, но на сей момент предполагают, что он находился в момент катастрофы в Зимнем, нам необходимо исходить из того, что он мертв. Обнаружены и останки Павла Александровича. Единственным выжившим из детей Александра Николаевича стал Сергей Александрович, полковник гвардии, который прибыл к дворцу с заметным опозданием, что сохранило ему жизнь, но он получил сильнейшую контузию, был вывезен от Зимнего и находится под наблюдением врачей. По их мнению, рассудок его императорского высочества помутился, и никаких гарантий выздоровления они не дают, – по-военному четко доложил генерал Гурко. – Иногда Судьба сама спасает Россию. С одной стороны, Сергей Александрович сторонник жесткой линии борьбы с революционной заразой, с другой – он непоследователен, отличается неуравновешенным характером, а его наклонности свидетельствуют о том, что наследника престола мы можем и не дождаться, следовательно, кризис наследования просто будет на какое-то время перенесен. Следовало бы направить к нему комиссию врачей, которая могла бы информировать нас о состоянии его душевного здоровья и возможности исполнения им обязанностей государя. Высказав столь смелую мысль и намекнув на гомосексуальные предпочтения великого князя, сенатор Протопопов откинулся на спинку кресла и осмотрел всех присутствующих. Если бы не было Гурко и Макова, он мог бы говорить и более откровенно, но сейчас достаточно было и того, что сказал. – Господа! – голос Валуева был достаточно тихим, но при этом слова отдавали свинцом. – Ситуация в стране чрезвычайная! Фактически идет война! Мы не знаем, кто на нас напал, мы не знаем цели врага, но удар, нанесенный державе, заставляет нас идти на чрезвычайные же меры. Вы знаете, что по акту о престолонаследии императором должен стать Михаил, сын Александра Александровича, так как Георгий и Николай были в Зимнем, и, скорее всего, они погибли. Я считаю, что в такой ситуации устанавливать регентство – это преступление и еще большее ослабление государства. Мы должны исключить даже мысль о малолетнем императоре при регентском совете, иначе державе не устоять перед опасностью уничтожения! В кабинете наступила тишина. Фактически глава комитета министров предлагал ни много ни мало, а преступить через «Акт о престолонаследии»[29] императора Павла Петровича, но ситуация… Самым гибким оказался ум министра внутренних дел. Лев Савич что-то поприкидывал мысленно, после чего высказался следующим образом: – Но в таком случае наследницей престола можно считать Марию Александровну, как дочь покойного государя, а с нею у нас может нарисоваться и британский принц-консорт, которого королева Виктория может признать императором российским. – А не жирно ли будет британской корове так Россию подчинить? Не кажется ли вам, господа, что именно целью восшествия на престол Альфреда хоть принцем-консортом, хоть тушкой, хоть чучелом и была причина происшедшего нападения на семью Романовых? Нашей британской партии, что кормится от милостей посольства, такой подарок более чем великолепен, они готовы признать императором даже дворнягу Тузика, ежели он будет тявкать по-английски! Вот только где окажется Россия и куда последуем мы: в Сибирь или на плаху? – Что хорошо умел делать генерал-адъютант Тимашев, так это расставлять акценты. Он был всегда прямолинеен, не стеснялся в выражениях, что и повлекло немилость государя и отставку его с должности шефа жандармов. Но на своих бывших подчиненных влияние сей одареннейший человек, несомненно, имел. После его слов в кабинете опять повисло напряженное молчание. Следующую идею подал, как ни странно, Протопопов, известный славянофил: – Господа! А если посмотреть на ситуацию со стороны лествичного права? Это идея господам сразу же пришлась по душе. Во всяком случае, Валуеву, который к этому и подводил разговор. Опять в разговор вступил Маков: – Тут, господа, ситуация намного проще: всего два претендента в живых, Николай Николаевич и Михаил Николаевич. Константин Николаевич находился во дворце, погиб, его рано утром опознали среди мертвых тел. Николай Николаевич на данный момент недееспособен: он прооперирован по поводу рака, находится в тяжелом состоянии, и нет никакой известности, сумеет ли поправиться. Остается Михаил Николаевич. За что Валуев «любил» министра внутренних дел, так за то, что тот четко умел улавливать веяния времени и действовать в соответствии с мнением «подавляющего большинства». Вот не подводил разговор Петр Алексеевич к личности Михаила Николаевича, а Лев Савич всё почувствовал и озвучил. Боится потерять расположение покровителей. Это правильная позиция! Посмотрим, что скажут окружающие. – Господа! В ситуации войны нам нужен государь-воин. Михаил Николаевич показал себя во время происшествия в Зимнем дворце с самой достойной стороны: несмотря на контузию, остался на боевом посту, руководил оказанием помощи пострадавшим и спасательными работами во дворце, и только сильнейшее нервное напряжение вынудило его покинуть место трагедии. Он проявил себя во время всех военных кампаний нашего государства, имеет опыт государственного правления. Кому же, как не ему встать во главе Отчизны в столь страшный момент? – Голос генерала Гурко звучал громко и четко. В любом случае, он высказал то, ради чего тут собрались представители консервативных и контрреформаторских сил Российской империи. Михаил Николаевич был известен как сторонник жесткого курса и противник либеральных преобразований. Назначение его главой Государственного совета было вынужденным компромиссом государя, который не сворачивал либеральных преобразований, но должен был соглашаться на спорные (по его мнению) фигуры, не зная, на кого ему опереться. Ходили слухи, что Александр Николаевич присматривался к фигуре харьковского генерал-губернатора Лорис-Меликова, но это сейчас уже не играло никакой роли. – Прошу учесть, господа, что у Михаила Николаевича есть наследники, а если учитывать, что при взрыве погиб его старший сын, флигель-адъютант Николай Михайлович, он дежурил при государе в тот день, то мы можем быть уверены в твердости нового государственного курса, – добавил свое видение проблемы генерал Тимашев. Обсудив несущественные уже детали, Валуев, Гурко, Победоносцев и Катков последовали в Новомихайловский дворец, резиденцию великого князя Михаила Николаевича, построенную как раз к его женитьбе на баденской принцессе Цецилии Августе (Ольге Федоровне). К удивлению Павла Александровича, Михаил Николаевич, несмотря на раннее утро, не спал.
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) Даже кофе не дали выпить! Да и выехать к Зимнему я не успел! С самого ранья заявилась ко мне делегация, да еще какая представительная! Ладно господа – известные контрреформаторы, а вот как среди них Гурко затесался? Делегаты имели вид лихой, невыспавшийся и несколько потрепанный. Видать, всю ночь решали участь России-матушки. И что мне всё это напоминает? Речь одного цареубийцы: «Не кочевряжьтесь, мол, государь, и идите править»[30]. В общем, мне предлагают занять престол немного в обход Акта о престолонаследии, да и в небольшом таком попрании лествичного права. С какой стороны ни глянь – сплошное диктаторство проглядывает. Впрочем, их можно понять: ситуация действительно крайне сложная и неординарная. С одной стороны, это как раз в русле моих максимальных желаний, вот только не все так хорошо, как хотелось бы мне. Преступив закон, я становлюсь заложником той группировки, которая и приведет меня к власти. Кроме того, большое число недовольных – из тех же Романовых, которые, несомненно, посчитают себя ущемленными и начнут интриговать и бороться за власть. Стоп! Другого такого шанса может и не представиться. Значит, надо власть брать! Только не так, как мне ее предлагают! Нет, дорогие вы мои, сделаем мы по-другому. В раздумьях, формируя ответ, рассматриваю Валуева, сравнивая его с известным однофамильцем из моего времени. Аристократ! Вытянутое худощавое лицо, высокий лоб, тонкие черты, роскошные бакенбарды, благородная седина, пальцы рук тонкие и длинные, ухоженные, худощав, но брюшко присутствует, причем довольно приличное. Свидетельствует о любви к жирной пище и алкоголю, да, так и до подагры недалеко. Все! Сформировалась идея! Есть! – Господа! Я признателен вам за высказанные соболезнования и за вашу заботу о судьбе империи. Мне абсолютно понятны и близки мотивы ваших слов и действий. Но даже в столь сложной ситуации мы должны все делать согласно закону: dura Lex, sed Lex[31]. Увидев глубочайшее разочарование на лице пришедших, так же спокойно продолжаю: – Это не означает, что я отвергаю ваше предложение, господа, наоборот, в виду тяжести ситуации я принимаю его. А теперь уже удивление и озадаченность. Особенно озадаченным выглядит Валуев, чем-то напоминающий однофамильца Николая (выражением лица). – В истории государства Российского бывали моменты, когда практически гибла династия. И в таких случаях созывался Земский Собор, который и выбирал царя. Думаю, наши действия должны быть следующими: немедленное введение военного положения в стране, закрытие границ, приведение армии, флота и полиции в состояние боевой готовности. Передвижение казачьих частей ближе к крупным городам. Отмена свободы печати, запрет на издание всех газет и журналов за исключением нескольких, на которых должна быть строжайшая самоцензура. Запрет на деятельность всяких обществ, объединений, кружков и прочая. Временное ограничение гражданских прав и свобод. Введение военно-полевых судов для рассмотрения всех дел, связанных с террором, независимо от того, на кого покушались враги государства, и от того, кто пострадал от их действий: император, его ближние или случайный зевака… Наказание должно быть одинаково строгим: виселица! Михаил Николаевич выдержал паузу, наблюдая, какой эффект вызвали его слова, после чего продолжил: – Наша цель – построить безопасное государство для всех поданных, при этом любой, кто находится на службе государевой, должен быть защищен вдвойне! С этим, разумеется, согласны все? В таком случае, считаю, что меня можно назначить «местоблюстителем престола» с диктаторскими фактически полномочиями. Как вы думаете, Петр Алексеевич, десяти дней достаточно для подготовки и проведения Земского Собора? – Совершенно недостаточно, ваше императорское высочество… – Поэтому мы должны собрать его через седмицу и проследить, чтобы попали на него исключительно правильные делегаты. Надеюсь, вы меня понимаете и сможете это обеспечить, тем более в условиях военного положения… И еще… Почему среди вас нет генерала Тимашева? Насколько я знаю, наш корпус жандармов оказался временно обезглавленным, надо, чтобы он его возглавил, немедленно, людям с такими талантами сейчас нельзя почивать в отставке. Господа! В полдень заседание Государственного совета. Вечером прошу собраться тем составом, что вы собирались поутру, но уже у меня, тут, а сейчас необходимо отбыть к Зимнему.
Глава одиннадцатая. Скорбная
Ты не запретишь птицам скорби виться над твоей головой, но ты можешь помешать им свить гнездо в твоих волосах.Санкт-Петербург. 14 февраля 1880 годаКитайская народная мудрость
Великая княгиня Ольга Федоровна Великая княгиня Ольга Фёдоровна оставалась рядом со своим сыном и после того, когда тот крепко заснул. Мать есть мать, даже если её имени предшествует перечень титулов, как российских, так и европейских. Она с нежностью и тревогой всматривалась в осунувшееся лицо её милого Сандро, и в тусклом свете свечей ей показалось, что он непросто повзрослел, но, скорее, постарел на несколько лет. Сочтя это за обман зрения, вызванный полутьмой и слезами, кои застилали её глаза, Ольга Фёдоровна поцеловала сына в лоб, перекрестила и, уступив место сиделке, покинула комнату. Теперь ей следовало посетить мужа, который после осмотра профессором Манассеиным Вячеславом Авксентьевичем и смены повязок спал. Какое счастье, что этот замечательный терапевт оказался рядом в столь трагический момент. И в этом была заслуга Ольги Фёдоровны, ибо как раз накануне сего взрыва она жаловалась на приступ сильнейшей мигрени. Откровенно говоря, великая княгиня немного слукавила. Дело было в том, что она презирала и ненавидела княгиню Долгорукову, а кроме того, не жаловала цесаревича Александра. Что касаемо молодой супруги императора, то нелюбовь к ней объединяла практически всех Романовых, а вот с наследником престола всё было сложнее. Александр Александрович уважал своего дядю, но его супругу и детей не жаловал. Неизвестно, был ли он одним из авторов слухов, кои распространялись в высшем свете столицы, но охотно их поддерживал. Направлены эти сплетни были на не совсем безупречное происхождение принцессы и маркграфини Баденской, в жилах которой наличествовала и толика иудейской крови банкира из германского города Карлсруэ. Но теперь Ольга Фёдоровна, сидевшая возле своего заснувшего мужа, с нежностью гладила его здоровую руку и проклинала себя за то, что не оказалась рядом с ним в момент взрыва. Но постепенно рассудок брал верх над эмоциями, и в голове уже складывался пасьянс. Причём вместо тузов, королей, дам и валетов присутствовали великие князья и княгини Романовы из числа тех, кто не попал на это смертельное собрание и мог теперь начать борьбу за опустевший престол Российской империи. А кроме того, она с надеждой подумала о том, что её милый Сандро послетого, как едва не утонул, теперь откажется от вздорного с её точки зрения намерения служить на флоте. Наступило утро, и великая княгине несколько раз порывалась разбудить мужа и сына, дабы услышать из их уст всё то, что с ними произошло, но профессор Манассеин почтительно, но непреклонно запретил сие делать: – Ваше императорское высочество, я категорически возражаю. У вашего супруга и сына наличествуют не только телесные раны, но и сильнейшее душевное потрясение. Подождём, пока они не проснутся сами, затем я внимательно их осмотрю и дам необходимые лекарства. А затем вы сможете с ними поговорить, но недолго, не более чем четверть часа.
Коняев (великий князь Александр Михайлович) Комната великого князя Александра Михайловича находилась так, что из её окон можно было увидеть Петропавловскую крепость. Юного Сандро сие обстоятельство не радовало, ибо он не разделял мнение одного из своих воспитателей о том, что приятно лицезреть место упокоения императоров Всероссийских. Но сейчас окна были зашторены, дабы ничто не мешало сну. Тем не менее примерно в десять часов утра Сандро, а точнее академик Коняев открыл глаза. Голова больше не кружилась, и исчезло жжение в горле, а многочисленные ушибы и порезы почти не болели. Но в голове устойчиво поселилось чувство раздвоенности. Одна часть его сознания недоумевала, почему воспитатели не разбудили в шесть утра и почему он лежит не на тощем матрасе, брошенном поверх досок, а на роскошной перине и пуховой подушке. Вторая же не могла понять, откуда на нём какая-то дурацкая ночная рубашка и, самое главное, почему нет застарелых болей в суставах, в шее, в районе сердца, в общем – во всём теле. Уже через несколько секунд эти две сущности выстроились в соответствии с их иерархией. Лидером стало сознание академика Коняева, ибо в тело Сандро вместе с ним переместилось нечто, что принято называть душой, а от самого великого князя остались память и те знания, которые успел получить четырнадцатилетний мальчишка. Михаил Николаевич очень осторожно, дабы не разбудить задремавшую горничную, попытался потянуться, проверяя, как действует новое и совсем юное тело. Всё было великолепно, а посему он устроился поудобнее и начал составлять планы действий на ближайшее время. Не успел академик, который в прошлой жизни частенько захаживал на Цусимские форумы, прикинуть, как предотвратить или переиграть Русско-Японскую войну, как ему пришлось немедленно вернуться на грешную землю. В комнату вошла прекрасно одетая дама, явно достигшая сорока лет. Но при этом она не утратила стройность и приобрела поистине царственную осанку. Вслед за ней шествовал мужчина примерно того же возраста с густой бородой, коя брала своё начало от волос и спускалась до середины груди. Женщину Михаил Александрович опознал практически мгновенно, тем паче, что ему помогла память Сандро: Великая княгиня Ольга Фёдоровна, а если короче – просто мама. А вот кто был сей мужчина, непонятно, и никаких подсказок не поступило. Академик лишь вспомнил, что видел фотографию весьма похожего человека в одной из популярных статей, посвящённых антибиотикам. Если так, то это без сомнения врач, а следовательно, сейчас Коняеву придётся сдавать первый экзамен в этой новой жизни. Присев на стул, с которого горничная не просто вскочила, а буквально выпрыгнула, Ольга Фёдоровна гладила сына и шептала ласковые слова, причём как на русском, так и на немецком языке. Сейчас это была не великая княгиня, а просто мать, безумно счастливая, что её сын живой, рядом с ней, и ей было безразлично, что при этом присутствуют посторонние. Но достаточно быстро она сумела взять себя в руки и, встав со стула, обратилась к доктору по-русски: – Прошу вас, профессор, приступайте к осмотру, – а затем представила его сыну: – Сандро, это один из лучших врачей в столице, профессор Военно-медицинской академии, Вячеслав Авксентьевич Манассеин. Он ночью осмотрел папа и сумел оказать необходимую помощь. А теперь, коль ты проснулся, он займётся тобой и продолжит начатое вчера лечение. Бородач вежливо поклонился и обратился к горничной: – Любезная, принеси воды, мыло и полотенце. Михаил Александрович понял, что осмотр неизбежен, и, передвинув подушку повыше, принял полусидячее положение и с любопытством наблюдал за манипуляциями медикуса. Перед переброской его сущности в прошлое, академик перечитал несколько десятков книг, кои относились к категории альтернативной истории. Причём он не разделял скепсис некоторых своих знакомых зрелого возраста, считавших это не литературой, а чем-то средним между сказками и неконтролируемым полётом фантазии лиц, несостоявшихся в жизни и имевших наглость именовать себя писателями, при этом полностью игнорирующих законы диалектики и даже физики. Коняев был с ними категорически не согласен и выложил на одном из сайтов ссылку на книгу, написанную экс-президентом Франции Валери Жискар д’Эстеном «Победа Великой армии», которая по всем параметрам относится к альтернативной истории, сопроводив ехидным вопросом: можно ли считать сего автора неудачником? Так вот, в нескольких романах описывался шок, испытуемый попаданцами, когда эскулапы, едва скинув шубы, начинали лезть немытыми руками в рот и глаза своих пациентов. А весь процесс диагностики сводился к ощупыванию и опросу недужного, блестяще описанного Чеховым в рассказе «Ионыч»: «Принимая больных, он обыкновенно сердится, нетерпеливо стучит палкой о пол и кричит своим неприятным голосом: „Извольте отвечать только на вопросы! Не разговаривать!”» Разумеется, тон сего «допроса» может корректироваться, учитывая ранг пациента. А доктор продолжал приятно удивлять. Тщательно вымыв руки и вытерев их полотенцем, он занял предложенный стул и приступил к осмотру, сопровождая его диалогом, ведя его дружеским тоном, коий позволяет установить контакт с больным, но при этом не забывая высокое происхождение сего мальчика. – Ну-с-с, ваше императорское высочество, как вы себя чувствуете? Голова не кружится, ночью не мучили кошмары? Одновременно его руки ощупывали и простукивали академика. Посчитав пульс, профессор прослушал лёгкие и сердце Сандро, для чего достал из саквояжа не трубочку с воронками, а бинауральный стетоскоп, весьма напоминающий те, что используют медики и в XXI веке, если не считать материал, из коего он был изготовлен. И последнее, чем Манассеин добил попаданца, был настоящий офтальмоскоп, с помощью которого внимательно изучил глаза великого князя. Все эти манипуляции продолжались не менее получаса и успели несколько утомить Коняева, но он стоически терпел, что не осталось незамеченным профессором. – Прошу меня простить, ваше императорское высочество, но врач порой должен быть безжалостным, если желает исцелить пациента. А вы держитесь молодцом, но теперь можете отдохнуть, – и продолжил, обращаясь к великой княгине: – Жизнь и здоровье вашего сына не вызывают опасения. Ему нужен покой, сон и диетическое питание. Я сейчас распишу рекомендуемый рацион. А через неделю было бы весьма желательно провести не менее двадцати сеансов электротерапии, дабы устранить негативные последствия его нервной системы. Я распоряжусь, чтобы необходимую аппаратуру доставили во дворец или в иное место, кое укажет ваше императорское высочество, а теперь ему необходимо поесть. – Я благодарю вас, профессор, не сомневаюсь, что мой супруг сумеет достойно вознаградить затраченные вами усилия, и рассчитываю на то, что ближайшее время вы проведёте во дворце, в качестве личного врача нашей семьи, – на этом месте великая княгиня резко понизила голос: – А далее… кто знает, возможно, к вашему имени добавится приставка лейб-медик. Ольга Фёдоровна протянула свою руку, которую Манассеин почтительно поцеловал, тем самым показывая своё полное согласие с пока ещё великой княгиней, коя имеет много шансов на корону императрицы.
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) С утра, после визита господ-заговорщиков я оказался на Сенатской площади. Разбор завалов продолжался и ночью, при свете переносных фонарей. К сожалению, выжившие при взрыве были только вчера, за всё утро – ни одного даже подающего признаки жизни, только мертвые тела, которые аккуратно складывали неподалеку, после чего увозили в морг. Главное было – опознать, часто это совершалось по одежде (платье или мундиру). Тут же, прямо у места трагедии, расположилась группа священников во главе с митрополитом Новгородским, Санкт-Петербургским, Эстляндским и Финляндским Исидором. Это был человек уникальный даже для своего времени: он был принципиальным борцом за православие, будучи епископом Полоцким и Могилевским, сделал много для борьбы с католичеством и униатством, особенно в областях, где влияние польской католической шляхты оставалось более чем значимым. Успел побывать экзархом Грузии, был фактически главой Священного Синода. Он был многим обязан Александру Второму. Император заметил его еще во время своей коронации, приблизил к себе и нашел в нем своего верного сторонника и сподвижника. Но Конюхов хорошо запомнил, что первым из служителей культа на месте трагедии был другой – немного долговязый, худощавый с клиновидной бородкой и стремительными движениями, он то помогал вытаскивать кого-то из завалов, то молился у тел погибших, в общем, делал что мог, и только почти под самый вечер появились иные «святые отцы» и стали совершать импровизированный скорбный молебен. Пока что память не помогала сообразить, кто мог быть этот человек. Тогда он обратился к адъютанту, который стоял с перевязанной рукой. При вчерашнем взрыве ему тоже досталось: сильно повредил плечо, но оставался при мне до последней возможности, стараясь не подавать виду, и только после того как я был увезен домой, обратился за помощью к врачу. – Не помнишь, кто тут вчера был самый первый из священников, такой высокий… – Это был отец Иоанн, протоиерей Александровского собора в Кронштадте. Вот как! Получается, я видел святого своими собственными глазами. Впрочем, до всеобщего обожания, преклонения и святости ему далеко, как и до дискуссии с графом Толстым. И кто знает, будет ли эта дискуссия в этом варианте истории. Вскоре на Сенатской собралась приличная толпа, священники, сановники империи, военные и полицейские, а еще множество чиновников, обывателей, тех, кого обычно называют праздными зеваками, но сейчас всех их можно было назвать народом. Они пришли не глазеть – они пришли скорбеть о невинно убиенных. Исидор начал службу, слова молитвы уносились в зимнее свинцовое небо, нависшее над площадью, пар от людей вырывался при неровном дыхании – женщины плакали, даже впечатлительные особы мужского полу вытирали непрошеную слезу. «Надо бы, чтоб Исидор сначала благословил рабочих и солдат, завалы разбирающих, а только потом всех остальных, а то начнет согласно чину», – подумал историк, но не решился дать указание святому отцу, неизвестно, как на это посмотрит окружение, не зарываюсь ли. В то же время митрополит то ли угадал мнение кандидата в императоры, то ли сам догадался, но первым делом направился к группам рабочих, останавливаясь у каждой, благословляя их на труд и даря надежду найти хоть кого-то в живых. Чем хорошо любое богослужение? Тем, что можно подумать, если отвлечься от происходящего. Итак, я попал… Тут получился какой-то неправильный поворот Госпожи Истории, и я оказался в теле великого князя Михаила Николаевича Романова. Хорошо это или плохо? И вообще, чем занимаются обычно господа попаданцы в прошлое? Первое: адаптация и считывание информации. Тут всё просто: на адаптацию времени нет, информация есть, благо, осталось что-то от моего тела, причем сохранилось довольно-таки много, вот даже сейчас, во время молитвы, губы произносят слова совершенно автоматически, крещусь я как положено, не оглядываясь на других. Интересно получается, немного напоминает мне ситуацию с моими приступами: смотрю на себя как бы немного со стороны, но раньше я видел свое тело без сознания и как мне оказывали помощь, а сейчас картинка со стороны: я – всего лишь движущаяся кукла. Во всяком случае, тут включается какой-то автоматизм, и мне не надо контролировать свои действия, скорее всего, работает чужая память. И это облегчает ситуацию. Кроме того, я вижу у себя в голове что-то вроде кубиков, ящичков, хотите – папок на рабочем столе. В них, насколько я понимаю, хранится информация. Во всяком случае, я могу ее оттуда вытащить и использовать. Вот только насколько этот информцентр живуч? Когда может произойти его стирание? Вопросы, вопросы, вопросы… В этом всем очень напрягают два момента: общение с женой и детьми, людьми, которые знают меня многие годы. И вообще, с родственниками и сослуживцами. Конечно, взрыв, контузия. Но нельзя же будет всё списывать на контузию… да! Теперь попаданцу положено бороться за власть, захватывать ее, прогрессорствовать и всех в бараний рог скручивать. Что мы имеем сейчас? А сейчас мы имеем страшный кризис власти в стране, какого еще не было в государстве Российском. В моем мире взрыв Халтурина был в Зимнем позже, и никто из монарших особ не пострадал. А тут и раньше, и мощнее, и пострадавших очень много. В итоге я имею шанс попасть на вершину власти. Вот только могу и хочу – это разные, весьма отдаленные друг от друга понятия. Могу ли я стать у руля государства – шанс есть и очень даже неплохой. Хочу ли я этого – нет, не хочу, но другого такого шанса может и не выпасть. А на вторых ролях могу ничего и не изменить… А надо ли что-то менять? Может быть, и не надо было бы, но сейчас уже ничего не сделать – придется. Стоп! Стоп! Стоп! Давай-ка, друг мой историк, отделим зерна от плевел и решим так: глобальные задачи оставим на потом, а сейчас решаем первоочередные и только их. Ты тут один, значит, тебе нужна команда и опора. Жаль, староват мой князюшка, но двадцать лет примерно у него есть, даже больше немного. Вот и попробуем сделать так, чтобы не было обидно за напрасно прожитые годы. Значит, берем власть? Как говаривал один старый академик: «Карта хорошая, будем брать».
Глава двенадцатая. Инвентаризация
А надо знать, что нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми.Санкт-Петербург. 14 февраля 1880 годаН. Маккиавелли
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) До заседания Госсовета есть еще немного времени. Сейчас мне положили на стол бумагу, Господи! В какой мы все-таки заднице! Итак, как говорят бухгалтеры – надо посмотреть промежуточный счет. Почему я так цинично говорю? Неужели меня не волнует трагедия дома Романовых? Не более чем трагедия гибели десятков людей рядом с ними: слуг, охраны, случайных посетителей, царедворцев. Все-таки я только частично великий князь, большая часть моего сознания человека из времени, когда о потомках Андрея Ивановича Кобылы[32] было известно очень много. И никаких царебоженек – я профессиональный историк. А потому все эти сказки про «добренького» царя-батюшку… А я ведь не определился, что хочу от страны, куда и как ее поведу. Какая самая большая проблема у любого (теоретически любого) монарха? Это его команда – специалисты, черт бы их побрал, а самое главное, преданные люди. Идеально – это наличие и того и другого в одном флаконе. Потому как преданный дурак может наломать таких дров, что мало не покажется. А что у меня по поводу команды? Есть в сохраненной информации такие шкатулочки? Надо будет их подвигать на досуге – лучше всего сегодня ночью. Говорят, что многие попаданцы умудряются спать по три-четыре часа в сутки и при этом все успевать, в том числе восстановить силы. Пригодилось бы. Самое сложное – это понять, на какие политические силы мне придется опираться. Сейчас у меня в руках исключительно консерваторы, партия контрреформаторов. Они достались мне в наследство от покойного сына императора Александра Александровича, который должен был стать Александром Третьим Миротворцем. За время его правления Россия не вела ни одной войны и к череде кровопролитных конфликтов оказалась совершенно не готова. Правление же Николая Второго оказалось катастрофой. Тем не менее это весьма влиятельная группа, которая уверена, что либеральные реформы надо сворачивать. И я в числе их сторонников. Не зря в моей реальности именно Александр Александрович сделал меня главой Государственного совета. Я был его человеком. Тут мое назначение стало результатом давления на Александра Николаевича, да, додавили брателлу… совсем додавили, в лепешку. Так… а что у нас по другим группировкам? Либералы? Это мои противники. У них есть свое знамя – Константин Николаевич, старший брат. Впрочем, все почти осознают, что это выбор так себе, даже самые отъявленные противоконсерваторы. К этой группе близка партия высокопоставленных чиновников, обласканных Освободителем. Насколько я помню, после смерти отца Александр III их всех скопом отправил в отставку. Довольно грубо и непоследовательно поступил, нарушив все традиции. Следующие группировки, которые я называю по привычке партиями: проанглийская, профранцузская, тут не только масоны разных направлений, тут и аристократические клубы, и кружки «по интересам» при посольствах. Если проанглийская группа – тут все ясно, это враги: тайные, явные и по глупости, то франкофилы – тут сложнее, делать на них ставку? А к чему привел Россию союз с Францией? К мировой войне! А не опереться ли нам на германофилов? Эта прогерманская партия не настолько влиятельна, но все-таки имеет своих сторонников, даже в Государственном совете. Так… революционеры и террористы – это враги. И их придется искоренять. Если идти дальше, то у нас национальные группировки, которые будут добиваться своего: польские, финские горячие парни начнут колобродить. Обязательно! Надо будет наводить порядок, причем не стесняясь в средствах. Европа повопит и перестанет. Куда ей, старушке, деваться? А вот еврейский вопрос – серьезный, как и сепаратизм окраин, которые спят и видят себя «национализировать». А еще необходимо решать вопрос со староверами. Обязательно надо решать, если помнить, сколько денег на революцию получили большевики именно от них, слишком сильно аукаются России последствия церковного раскола. Отделить бы церковь от государства, а государству перестать вмешиваться в дела церкви. Так дудки – получить врага в лице церковников – это огромная глупость. Скажем так, на лояльность церкви я, надеюсь, смогу положиться. А дальше? А дальше посмотрим. Не могу планировать пока что на десятилетия вперед. Мне бы этот годик пережить, чую я, непростым он будет, непростым…
Валуев При прочтении этой бумаги Петра Алексеевича потряхивало от гнева и растерянности. У него в голове не укладывалось, как только такое могло стать возможным. Такой удар по империи и царской фамилии не должен остаться безнаказанным. Но кто? Как? Зачем? Почему? Что теперь делать? Такие вопросы задавали миллионы людей на бескрайних просторах великого государства Российского. Но Валуев был среди тех, кто должен был дать ответы на эти вопросы. Предательство? А надо ли поднимать на щит этот лозунг? Происки внешних врагов? Он чувствовал, что ноша эта ему не по плечу. Сейчас империи нужен сильный лидер. Он еще раз посмотрел список, оказавшийся перед его глазами. Это был список погибших членов дома Романовых. 1. Государь император Александр Николаевич, второй этого имени, шестидесяти одного года, был найден в проходе, неподалеку от столовой, в которой произошел взрыв. 2. Мария Александровна, супруга государя, императрица, урожденная принцесса Гессенская и Прирейнская, пятидесяти пяти лет, погибла в столовой. Бедная государыня, так настрадалась в последние годы жизни, а еще такая трагическая смерть! 3. Александр Александрович, старший сын государя, тридцати четырех лет, наследник престола, лидер консервативной партии. 4. Мария Федоровна, его супруга, датская принцесса, тридцати двух лет. 5. Николай Александрович, старший сын Александра Александровича, одиннадцати лет. 6. Георгий Александрович, младший брат Николая, восьми лет, Господи! Зачем они взяли с собою детей? Вот остались бы в Гатчине, детишек бы оставили дома! Их-то за что? Петр Алексеевич перекрестился, прочитал про себя «Отче наш», мысли его перенеслись к оставшимся в живых детям старшего сына Александра Николаевича: четырехлетней Ксении и годовалому Михаилу. По идее именно Михаил должен стать государем-императором, а до его совершеннолетия править регентский совет. Только в такой ситуации регентство – путь к уничтожению государства, такого допустить никак невозможно! Слишком долго будет период неуверенности в наследовании престола. Надо ведь, чтобы мальчик вырос, женился, дал империи наследника, только после этого интриги и борьба за престол немного затихнут. А это еще два десятка лет без стабильности в стране. 7. Владимир Александрович, сын государя императора тридцати двух дет, подающий надежды военный, хорошо показавший себя в прошлой войне. 8. Мария Павловна, его супруга, урожденная Мекленбург-Шверинская, двадцати пяти лет. Что же, эти хоть догадались детей с собою не брать, вот и трехлетний Кирилл Владимирович, и Борис, которому год с небольшим исполнилось, и совсем кроха Андрей живы. 9. Алексей Александрович, сын государя императора, тридцати лет. Тут ни жены, ни детей, одни певички на уме. Были. И Валуев опять перекрестился, о мертвых или хорошо, или никак… 10. Павел Александрович, младший из сыновей Александра Николаевича, девятнадцати лет. Все найдены в столовой под развалинами перекрытий. Получается, что из детей невинно убиенного государя Александра Николаевича в живых двое: Мария Александровна, герцогиня Эдинбургская, жена наследника британского престола. Ежели учитывать особые сложности в отношениях с островной империей, то ее восшествие на престол крайне неблагоприятное действо, тем более что к взрыву могут быть причастны и английские агенты – сие необходимо учитывать. Очень велика возможность, что ее воцарение могло быть целью сего покушения на государство Российское. Вот только они не учитывали, что из детей государя в живых остался еще и младший брат Марии, Сергей Александрович, двадцати двух лет. Ему повезло – он не так давно уехал в Италию, путешествовать. Сторонник консервативного курса, противник реформ государя, вроде бы все неплохо. По закону – главный претендент на престол. Но… слаб здоровьем. Слухи о его склонности к мужеложеству, увы… Амбициозен, жаден, глуп… Мало? Без наследника опять будет длительная борьба за власть. Как муж государственный, Петр Алексеевич Валуев не мог действовать только по букве закона, ведь был и его дух: царь должен быть сильной личностью. Иначе придет империи конец – кровавый и жестокий. Получается, что из потомства государя Александра Николаевича и выбрать на престол некого. Грустно, однако! Грустно! Вот сынок бы его, Александр Александрович очень много надежд подавал! Да! Только что толку сожалеть… И глаза пошли по списку вниз…
Фьезоле. Тоскана. 19 января 1880 года
Петер Ян Бекс Во Фьезоле хорошо дышится даже зимой. Мягкий климат, прекрасная природа, что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить старость? Конечно, зимой тут иногда бывают сильные ветра, а сегодня еще и шел дождь – затяжной, спокойный, укутавший дома пеленой брызг, летящих в разные стороны. Редко, но зимой тут и снег бывает, но чаще всего зима – это время дождей. Когда-то этот город был богат и считался главным конкурентом Флоренции, за что и поплатился – череда войн, и победили завистливые соседи. На руинах стали строить роскошные виллы и палаццо богатейшие и самые знатные итальянские семьи. Тут было любимое место отдыха семейства Медичи, а на одной из вилл прятались от чумы герои Бокаччо. До великолепной Флоренции тут всего четыре мили с небольшим, так что можно считать, что это и не город, а пригород. Дворцы и монастыри привольно расположились на высоком холме, который отделяет друг от друга долины двух стремительных рек: Муньоне и Арно. Окрестности местечка густо покрыты лиственным лесом, вдоль дорог высятся красавцы пирамидальные тополя и величественные кипарисы. Серпантином меж узких террас поднимается дорога к вершине холма. Если вы захотите пройтись по улицам этого курортного местечка пешком, то передвигаться придется между высоких оград особняков, в большинство из которых попасть так просто невозможно, вот тот же палаццо Медичи, попробуй в него проникнуть, тем более что мало кто знает, кому этот дворец принадлежит сейчас. Все есть во Фьезоле, даже свой Ромул есть, вот только это не тот, что Рим основал, тут другой, ученик святого апостола Петра, Ромул из Фьезоле. А что тут Рим? Этот город был основан этрусками, и по древности ему великий Рим и рядом не валялся. А еще в городке имеются церкви и монастыри – память о прошлом могуществе. Человек, расположившийся у камина, наблюдал за дождем, что шел за окном, он был очень стар, а кроме того, находился в состоянии глубокой задумчивости. Казалось, что человек спит. Но нет – глаза двигались, а губы очень медленно шевелились. Скорее всего, человек про себя молится. Это действительно была молитва. Ему было почти восемьдесят пять лет, чуть менее месяца до этого ничтожного события. В кресле восседал ни много ни мало, а генерал ордена Иисуса, фактический глава всех иезуитов, которых насчитывалось порядка десяти тысяч человек. Петер Ян Бекс стал четвертым по счету генералом ордена после его официального восстановления в 1814 году и двадцать вторым с момента его основания. Не надо быть слишком наивным человеком, чтобы понимать: хотя и папа Клемент XIV в 1773 году распустил орден, иезуиты никуда не подевались, удивительно, но местом, где им удалось продолжать свою деятельность и даже сохранить свои структуры, стала Россия. Матушка Екатерина II слишком уж благоволила представителям ордена, да и другие российские императоры, вплоть до Александра I, им патронировали. Поначалу и Александр относился к представителям ордена более или менее лояльно, но в 1801 году, когда папа Пий VII официально разрешил существование иезуитов в России, отношение местных властей к ним стало меняться, а уже через тринадцать лет сменилось на откровенно враждебное, а в 1815 году все иезуиты были изгнаны из Санкт-Петербурга, а их резиденции и учебные заведения закрыты. Орден ничего не забывает и никому ничего не прощает. Прощать – удел Господа. Человек закончил молиться, рука чуть удобнее отодвинула от глаз документ, который лежал на столе. Это донесение из далекой северной столицы стоило того, чтобы уделить ему пристальное внимание. Где же он остановился? Ах, вот десять первых фамилий – семья покойного императора Александра II. Кто у нас дальше? 11. Константин Николаевич, младший брат императора Александра II, генерал-адмирал, глава группы либералов, пятьдесят два года. 12. Александра Иосифовна, его жена, урожденная Саксен-Альтенбургская, пятидесяти лет. 13. Константин Константинович, их сын, двадцать один год. 14. Дмитрий Константинович, их младший сын, девятнадцати лет. Что за косноязычный писал сей доклад: «их младший сын» и понимай, как хочешь? – подумал про себя генерал. Получается, что из семьи Константина есть живые? Не надеясь на свою память, Бекс подтянул к себе небольшой фолиант. «Вот оно что! Есть две дочери: греческая принцесса и герцогиня Вюртемберга, и есть еще сын, старший сын Николай… ах, вот что значится „в опале”, надо будет уточнить, что это за история, неужели что-то про пропажу брильянтов?» 15. Петр Николаевич, сын Николая Николаевича (старшего), шестнадцати лет. Бедные дети! Короткая молитва. Да и список подходит к концу. 16. Екатерина Михайловна, внучка Павла I, герцогиня Мекленбург-Стрелицкая, пятидесяти двух лет. 17. Георгий Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий, ее сын, двадцати лет. 18. Михаил Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий, ее сын, шестнадцати лет. Старик пожевал губами, обдумывая прочитанное. Надо же! Почти два десятка схизматиков Романовых исчезли из этого мира! Какой интереснейший расклад получается! Конечно, с этим взрывом слишком много непонятного. К тому же ходили слухи, что для чего-то в Россию нелегально ввозят большое количество динамита, но чтобы так! Неожиданность. Но все в руце Господа нашего! Опять короткая молитва. Кому это выгодно? Тут ответ ясен. Но сами островитяне постарались, или?.. И тут мелькнула какая-то мысль. Ассоциация… «Старость… не поспеваю за мыслями», – горько подумал про себя генерал иезуитов, поднял колокольчик и позвонил в него, рассыпая по древнему дворцу серебристую призывную трель. – Позови Анджея… – Голос генерала звучал тихо, но был при этом спокойным и уверенным. Генерал Бекс поднялся к вершинам власти из самых низов: он происходил из бедной семьи в Бельгии, добрые люди помогли пройти обучение в школе и поступить в семинарию. В 1819 году он стал священником в небольшом городке Уккела, но уже в 1820-м примкнул к ордену Иисуса в Хильдесхайме. В 1825 году он придворный капеллан в маленьком герцогстве Ангальт-Кётен, а уже в 1830-м единственный професс[33] в Вене, способствовал открытию иезуитских школ в городах Австрии. В 1852 году становится руководителем провинции в столице Австро-Венгерской монархии, а уже в июне 1853 года его выбирают генералом – пожизненным руководителем организации. Для иезуитов наступили тяжелые времена. Главной целью воссозданного в 1814 году ордена стало противодействие рабочему движению и социализму. Казалось бы, какое рабочее движение, когда только-только отгремели наполеоновские войны? Но уже тогда святой престол рассмотрел призрак социализма, который неприкаянно бродил по Европе. И решил натравить на него своих верных псов – иезуитов. Очень быстро количество членов организации выросло с нескольких сотен до нескольких тысяч, стали открываться все новые учебные заведения, в которых иезуиты вербовали талантливую молодежь в свои ряды. Но тут против них стали выступать правители самых разных государств, откровенно испугавшихся резкого укрепления влияния ордена Иисуса и папского престола в своих странах. Кроме резкого противодействия в России, где это было неудивительно, иезуиты были изгнаны из традиционно католических стран: Испании, Сицилийского королевства, Германских княжеств, даже из Рима пришлось уйти, перенеся резиденцию во Фьезоле. Петер Ян Бекс выбрал этот небольшой городок не случайно: тут располагалась духовная семинария, в которой влияние иезуитов было всегда очень сильным, даже в годы их официального запрета, кроме того, их преподаватели имели отношение и к первой в мире сельскохозяйственной академии, которая открылась в аббатстве Бадия-Фьезолано. Сейчас генерала Бекса беспокоило положение ордена Иисуса во Франции – власти страны склонялись к изгнанию иезуитов не только с территории метрополии, но хотели закрыть для них и свои провинции. И тут такие новости из России! Анджей Сикорски явился на вызов генерала буквально через десять минут. Ему недавно исполнилось сорок пять лет, он был серьезным богословом и талантливым исполнителем, подающим большие надежды. Внешне он был полная противоположность своему генералу. Ян Петер был высок, худощав, с резкими, крупными чертами лица: мясистым носом, тяжелой челюстью, выдающимися скулами, высоким лбом с тяжелыми надбровными дугами, и очень внимательными глубоко посаженными глазами. С этим обликом гармонировали большие руки с грубыми пальцами и большие ступни ног. Анджей же был типичным польским аристократом с тонкими чертами лица, невысокого роста, с намечающимся брюшком и яркими голубыми глазами в чуть выпученных глазницах. Его голову покрывала густая светлая шевелюра, а вот Бекс был почти лыс. Он был уже профессом (действительным членом ордена) и адмонитором при генерале (негласным контролером со стороны папы). Остановившись напротив кресла высокого (в прямом смысле этого слова) начальства, Анджей склонил голову, выражая готовность выслушать указания генерала. Но начало разговора заставило его вздрогнуть. – Знаете, почему я выбрал для резиденции именно Фьезоле, сын мой? – прозвучал вопрос, на который тут же последовал и ответ. – Тут самый здоровый климат в этой стране: горы закрывают от непогоды, а в дождливые времена вода не задерживается на склонах холма, стекая в болотистые низины, в которых люди болеют и умирают так быстро… Я уже очень стар, болезни мешают работать мне даже здесь, в целебном климате Фьезоле, и потому вынужден искать преемника, который в недалеком будущем возьмет на себя груз ответственности за то дело, которому посвятил себя орден. Произнеся эту небольшую речь, генерал замолчал. Анджей так же молчаливо ждал продолжения беседы. Правда, пауза длилась недолго, казалось, Бекс обдумывал какую-то мысль, после чего произнес: – Вы знакомы с ситуацией в России, брат мой? Как вы ее оцениваете? – В Российской империи наступает период нестабильности. По закону наследовать престол должен малолетний внук императора, но тут возникает вопрос с регентством, а это, несомненно, вызовет ослабление государства. Вполне возможно, что корону Российской империи водрузят на кого-то из живых братьев императора или даже на принцессу Эдинбургскую… – Последнее весьма благоприятно было бы для британской короны, а для святого престола? – Я считаю, брат Петер, что последний вариант наименее вероятен. Проанглийская партия в России достаточно влиятельна, но не готова взять власть, за ней нет вооруженной силы. – Да, в наше время мушкет рождает власть, брат Анджей. Вам лично эта ситуация ничего не напоминает? И генерал Бекс пристально стал рассматривать лицо совершенно безмятежного собеседника. – Сия ситуация схожа с династическим кризисом Смутных времен, когда на трон Московии претендовали в том числе и католические монархи. А появление кесаря Дмитрия тогда было крайне удачным событием в плане ослабления государства схизматиков. – Интересно… Скажите, у покойного императора была любовница… и даже дети… – Вы совершенно правы, брат Петер. Екатерина Долгорукова. Она фаворитка императора последние четырнадцать лет и родила ему четырех детей, сыну Георгу сейчас семь лет. По слухам, император хотел после смерти супруги, которая должна была произойти со дня на день, сочетаться с фавориткой браком и добиться признания ее детей… – Вот как… А сама Екатерина? Что вы можете сказать про нее? – Она не амбициозна, умна, скромна и старается не выпячивать свою связь – за нее все это делал император, ее покои в Зимнем дворце располагались сразу над покоями покойной императрицы. – Вот как? Интересная деталь! – В момент взрыва ее с детьми не было во дворце, семья императора съехалась для оглашения завещания императрицы, она хотела объявить его лично. Поэтому княжну Юрьеву удалили под благовидным предлогом из дворца. – Она еще и удачлива… В словах генерала ордена прозвучала нескрываемая ирония. – И она умеет пользоваться моментом, но никаких шансов ни для нее, ни для Георга… – А если такой шанс возникнет? Что скажете, брат Анджей? – Для нас еще большее ослабление империи было бы на руку, возможно, удалось бы восстановить позиции ордена, если постараться, но… Разве что если бы появилось завещание императора, в котором он признает Георга своим ребенком и назначает его наследником при регентстве самой Екатерины, в случае своей смерти, то… жаль, что Мария Александровна была жива и нельзя составить свидетельство о венчании… – Интересная мысль, брат Анджей… поработайте над этим вопросом. Пусть варварская империя и не станет столь же слабой, как Московия в старые времена, но подумайте над этим вопросом. Хочу возложить тяжесть дел в России на ваши плечи, брат, мне нужны талантливые помощники. Надеюсь, что вы не разочаруете меня и наших братьев. Тем более что в средствах вы не будете ограничены. Ну что же, если у брата Анджея что-то получится, хорошо, присмотрюсь к нему получше, все-таки замену себе надо искать, если же нет – ничего страшного, есть еще этот швейцарец, брат Антон Андерледи[34], посмотрим, кто из них двоих сможет встать у руля ордена Иисуса. И генерал Бекс поднялся из кресла, направившись к небольшому алтарю, у которого преклонил колени и стал горячо молиться Господу, за этим занятием мы оставим почтенного старца и покинем прекрасный Фьезоле.
Часть четвертая. Идет охота на волков
Человек человеку – волк.Плавий Тит Макций
Глава тринадцатая. Приговор, который привели в исполнение
Убийство – крайняя форма цензуры.Санкт-Петербург. 4 августа 1878 годаДжордж Бернард Шоу
Генри Фиппс Генри Фиппс предпочитал, чтобы в этой стране его называли вторым именем: Константин. Небольшая аристократическая прихоть, кроме того, сие было привычно слуху местных варваров, так что, когда его окликали таким образом, никто особенно не реагировал. Сегодня он откровенно наплевал на свои служебные обязанности. У него для этого была тысяча причин, но достаточно было и одной: ему нужно было стопроцентное алиби. Вот уже пять лет он третий секретарь посольства в России. И к последним событиям он не должен иметь малейшего отношения. Будучи посвященным почти во все секреты противостояния Британской и Российской империй, Генри был не просто в курсе приговора, вынесенного императору Александру II, он оказался тем человеком, который отвечал за то, чтобы заговор удался. Фиппс, как джентльмен с фантазией, послал весточку в Лондон, после чего его куратор, обучивший непростому ремеслу шпиона и saboteur[35], сумел сделать так, чтобы покушения дилетантов на русского императора на время прекратились: надо было, чтобы охрана потеряла бдительность, но, прибыв в Санкт-Петербург, Генри очень быстро понял, что всё не так просто. Потапов, а потом Мезенцов как шефы жандармов оказались на достаточной высоте, предпринимая действенные меры по подавлению революционного движения в России. Тогда было решено задействовать либеральную партию, в составе которой были весьма влиятельные англофилы, и, кроме того, она имела серьезный вес при дворе. Они принялись «ущемлять» жандармский произвол, а либеральная пресса стала активно создавать негативный образ цепного пса – душителя свобод. В это время в стране накапливалась масса революционно настроенных «народников» – будущего топлива терроризма. В конце 1877 года была дана отмашка из Лондона, и 1878-й стал годом взрывного роста убийств и в прямом и переносном смысле, ибо бомбы стали излюбленным оружием товарищей революционеров, к чему царская охранка оказалась не готова. Сколько усилий пришлось потратить на то, чтобы Веру Засулич суд присяжных оправдал! Но эта игра стоила всех потраченных на нее фунтов: не столько даже на прямой подкуп присяжных, сколько на создание «общественного мнения», это куда как более дорогое удовольствие! А дальше пошло-поехало. Был тут еще и его собственный bonne chance[36]: внедренный в охранку агент «Николя». Уже второй год этот лазутчик снабжал Фиппса бесценной информацией. Но недавно сей весьма полезный конфидент заметил подозрительное внимание к своей особе со стороны Мезенцова, точнее, его доверенных лиц. А тут еще этот таинственный доклад императору. После беседы с говорливым адъютантом удалось сложить звенья в логическую цепь: шеф жандармов слишком далеко зашел в своих поисках. Зная о его предложениях по противодействию террористам, в том числе при помощи газет и печатных листков, Генри встревожился: если меры генерала будут одобрены… Он вынес зарвавшемуся жандарму приговор. И не испытывал от этого ни малейшего раскаяния: теперь подобраться к императору будет намного проще. Значит, цель его миссии, как и рыцарское звание, уже не за горами! Смертельный вердикт не предполагал обжалования, тем паче, что палач уже прибыл в Российскую империю и был готов совершить своё чёрное дело. Будет уместным напомнить, что в средневековой Европе эта профессия считалась весьма почтенной, выгодной и часто передавалась от отца к сыну. Исключением, пожалуй, были только англичане, кои в своей скупости превзошли даже шотландцев и брали на эту должность первых попавшихся бродяг. Но в данном случае всё было по-другому. Этого человека британцы растили и лелеяли, не жалея ни времени, ни средств. Он с лёгкостью менял имена и личину. Его звали: Сергей Михайлов, Роберт Плимут, Василий Свиридов, Абрам Рублёв, князь Владимир Иванович Джандиеров и прочая, прочая, прочая. Были и прозвища: Младенец, Мудрица, Кит, Тамара и Мавр. Кстати, последняя кличка была весьма символичной. А знаете ли вы, дамы и господа, что Отелло убил свою несчастную супругу не голыми руками? Дездемона была заколота кинжалом. Сергей Михайлович Кравчинский, так звучало его настоящее имя, виртуозно орудовал стилетом. Этому умению он был обучен британскими офицерами, имевшими общие дела с наёмными убийцами с Востока. Впрочем, и без оружия он был очень опасен, ибо обладал не только феноменальной физической силой, но и изощрённым умом, звериным чутьём и хитростью. Обучаясь вначале в Александровском, а затем и в Михайловском военном училище он слушал лекции по истории у Соловьёва и Ключевского, фортификацию читал основатель «могучей кучки» Цезарь Кюи, а на экзаменах по математике знания юнкеров проверял сам Чебышев. В библиотеке, в коей было собрано почти десять тысяч книг, юнкера могли читать Плутарха или Вольтера, изучить труды экономистов Адама Смита и Джона Стюарта Милля. К услугам поклонников французской литературы были последние романы Жюля Верна. Но юнкер Кравчинский предпочитал книги, посвящённые революциям, которые потрясли Европу, и по нескольку раз проштудировал труды Гарнье-Паже и Зибеля. Обладающий привлекательной внешностью, умением ладить с людьми, став подпоручиком, он мог бы честно служить Отечеству, как это сделал его родной брат, но, увы, он избрал не созидание, а разрушение. Получив назначение в фейерверкскую школу, Кравчинский с превеликой охотой занимался с нижними чинами по некойметоде, разработанной им лично. Сия старательность импонировала школьному начальству, тем паче, что солдаты, буквально раскрыв рты внимали молодому офицеру, который простыми и доходчивыми словами объяснял будущим сапёрам и минёрам, как обращаться с порохом и иными взрывчатыми веществами. Естественно, что подпоручик записывал имена нижних чинов, кои проявили усердие, дабы можно было поощрить отличившихся. Но сей список Кравчинский предусмотрительно составлял в двух экземплярах. Они несколько отличались друг от друга. В реестре, который он готовил для себя, были и данные о месте призыва и оставшемся сроке службы человека, могущего быть полезным для «вооружённой борьбы с кровавым царизмом». К этому моменту он окончательно уверовал в то, что революционный переворот в России вполне возможен, нужны лишь энергичные и сильные вожди, кои не ограничивают себя в выборе средств для свержения императора. Вполне понятно, что к числу последних он относил и себя. О сих выводах и планах по их реализации он поведал в письме своему другу Шишко, используя специальные химические чернила. Для прочтения текста бумагу следовало нагреть или смочить особым реактивом, об этом Кравчинский предусмотрительно предупредил своего друга перед отъездом из столицы. Но всё же вести агитацию среди нижних чинов человеку в погонах было небезопасно. После бунта на Сенатской площади в декабре 1825 года, когда обманутые своими командирами солдаты и моряки гвардейских частей дружно кричали: «Виват, Конституция!», искренне веря, что это имя супруги законного императора Константина Павловича, жандармы присматривали за господами офицерами и в случае необходимости реагировали соответствующим образом. Кравчинский прекрасно помнил один прецедент, коему был свидетелем. Речь шла о полковнике Петре Лавровиче Лаврове, одарённом математике, лучшем ученике академика М. В. Остроградского, сделавшем блестящую карьеру сперва в Михайловской артиллерийской академии, а затем ставшем профессором в Константиновском военном училище. Но помимо науки его высокоблагородие изволили увлекаться поэзией и недостаток таланта небезуспешно компенсировали ядом и проклятиями в адрес императора, правительства и православной церкви. Он насмехался над героями Крымской войны, и сии творения регулярно печатались на страницах «Колокола», газеты, которую великий ненавистник России Герцен издавал в Лондоне не без дружеского участия и, естественно, совершенно «безвозмездной» денежной помощи банкира барона Джеймса Ротшильда. Это «невинное» увлечение господина полковника на протяжении ряда лет оставалось без последствий, но всё изменило покушение, к счастью, неудавшееся, Д. В. Каракозова на императора Александра II. Петр Лаврович был арестован и предан военному суду. Приговор был суров: увольнение без преимуществ, приобретенных по службе, ссылка в Тотьму (почти что к черту на кулички). Но таинственные покровители позволили полковнику неплохо устроиться и там, разместив в снятом им доме библиотеку в тысячу с чем-то томов, а через некоторое время эти же «доброжелатели» организовали побег полковника Лаврова за границу, чтобы совершенно контролировать ценного кадра, его еще во время ссылки снабдили женой соответствующих наклонностей (авантюристкой и революционеркой). Вначале они обосновались в Париже, а потом перебрались под крылышко своих хозяев – в Лондон. Примерно в это же время, в 1871 году, Кравчинский ушел в отставку в чине поручика и изъявил желание продолжить образование в Земледельческом институте. Ему нужен был не диплом, но была необходима среда, состоящая из юношей со взором горящим, склонных к бунтарству и среди коих можно будет найти больше единомышленников, нежели среди юнкеров или офицеров. Те немногие люди, кои могли считать себя его приятелями, заметили у него некоторую странность: новоиспечённый студент совершенно не употреблял чай, считая сей напиток вредным для русского народа, ибо развивает у него благодушие и разгильдяйство. Но одновременно Кравчинский любил заглянуть в кабак, где с удовольствием кушал водку, считая, что это способствует сближению с простым народом. Одевался отставной поручик весьма изящно, но без франтовства, что позволяло достигать успеха в общении с дамами. Но и стены института оказались для него тесными. Не поставив в известность свою мать, для которой он должен был быть опорой, Кравчинский уволился и занялся делом всей своей жизни – разрушением. Именно тогда у него стали проявляться жестокость, резкость и огромное самолюбие. Первой это заметила одна из его очень близких знакомых, жена библиотекаря института Степанова, и благоразумно разорвала их отношения, ибо всерьёз начала бояться своего любовника. И в дальнейшей жизни Кравчинский умело использовал женщин, кои имели неосторожность поддаться на его очарование. Особенно это проявилось, когда Младенец, так его прозвали в институте, вступил в кружок чайковцев, названных по фамилии его организатора. Внешне всё было вполне благопристойно: молодые люди читали лекции рабочим, обучали их грамотности. Выполняя заветы Николая Чернышевского, они жили коммуной, отдавая в общий котёл всё заработанное своим трудом. В реальности это было нечто, напоминающее одновременно секту и военную школу. Среди различных революционных кружков, расплодившихся на территории Российской империи, было много поклонников раскрепощённой любви, когда на заседаниях, плавно переходивших в оргии, спали вповалку пять-шесть пар мужчин и женщин. Наличие женщин, искушённых в постельных утехах, позволяло ускорить вовлечение молодежи в «демократические движения», а наркотики накрепко привязывали новых кружковцев и отрезали им путь назад. Одновременно среди них велся отбор. Имеющие научный склад ума учились анализировать статьи в газетах и журналах, откуда черпали сведения о работе полиции и о привычках высокопоставленного лица, коих планировалось убить. Другие занимались физической подготовкой, отрабатывали навыки конспирации, выживания в незнакомых условиях большого города без денег и документов. Своеобразным экзаменом стало хождение в народ. На первый взгляд, невинное и благородное занятие, когда юноши и девушки, иногда из дворянских семей, сняв модные платья и костюмы, отправлялись нести огонь знания сирым и убогим землепашцам, дабы открыть им глаза и призвать взяться за топор и разжечь пламя новой пугачёвщины. Одним из первых, кто отправился в странствие по просторам России-матушки, был отставной поручик и недоучившийся агроном Кравчинский. Но он имел дополнительное задание: используя своё образование и опыт службы, провести описание местности, через которую они будут проходить, с военной точки зрения. Заказчиками сего задания были британцы. Учитывая количество отправляющихся в народ и географию их деятельности, можно было получить информацию со значительной территории Российской империи. Кстати, активно затею с «ходоками» продвигал кумир всех кружковцев, беглый полковник Лавров, который после переезда из Парижа в Лондон полностью находился под контролем и на содержании у британцев. Для самого Кравчинского первый блин вышел комом. Когда он под видом пильщика леса вместе со своим другом Рогачевым, также отставным поручиком, отправились в Тверскую губернию, то их инкогнито не выдержало проверки. Люди, не умеющие толком орудовать пилами, но зато пытающиеся вести беседы с крестьянами и читать им разные книги с намёками на то, что неплохо бы жить без царя, вызвали обоснованные подозрения у местного старосты, который с помощью крестьян арестовал их. Правда, затем им удалось бежать, прихватив с собой свой мешок с картами, бумагами и компас, словом со всем тем, что им было необходимо для сбора сведений, имеющих военное значение. Тем не менее руководство чайковцев сочло необходимым переправить столь ценного для дела революции, коим был Кравчинский, за границу. И там ему вновь пришлось учиться, а затем сдавать экзамен, участвуя в вооружённом восстании бакунистов в итальянской провинции Беневенто. Он был арестован и приговорён к смертной казни, но в январе 1878 года после вмешательства влиятельных английских джентльменов попал под амнистию и уже в мае вернулся в Россию. Охота на генерала Мезенцова готовилась безукоризненно, применяя, кроме всего, аккуратный, практически научный подход. Продумана и предусмотрена была каждая мелочь. Численность террористов составила шесть человек. Руководил сам Кравчинский, и он же должен был совершить убийство. Рядом с ним находился Александр Баранников, вооруженный револьвером. Для обес печения побега с места преступления был приготовлен экипаж, запряженный вороным орловским рысаком по кличке Варвар, который неоднократно брал призы на скачках. Его приобрели чайковцы за две с половиной тысячи рублей для побега князя Кропоткина. Есть весьма любопытная деталь: помощь в покупке сего уникального коня оказал Орест Веймар, известный столичный врач-ортопед, которому покровительствовала жена наследника престола Мария Федоровна. И он же исполнил роль кучера. Сейчас же на козлах сидел ещё один террорист – Михайлов. И три сигнальщика, в обязанности коих входило наблюдение как за жертвой, так и за окружающей местностью. В качестве оружия Кравчинский выбрал стилет, который сделали в Италии по специальному заказу. Этот узкий и прекрасно наточенный клинок в умелых руках наносил только смертельные раны, и даже надетая под одежду кольчуга не была для него препятствием. А кроме того, это имело и символическое значение, ибо холодное оружие чаще всего использовал палач, приводя приговор в исполнение. Наступил роковой день – 4 августа 1878 года. Мезенцов в сопровождении своего друга отставного полковника Макарова неспешно шел по улице. Кравчинский стоял, прижавшись к стене дома, и когда генерал поравнялся с ним, сделал шаг вперёд и нанёс молниеносный удар, который ему не раз демонстрировали британские офицеры на свиных тушах. Удар в живот, лезвие пробило печень и заднюю стенку желудка, а затем – поворот стилета в теле жертвы. Мгновение Кравчинский смотрел в глаза генерала, испытывая садистское наслаждение от своих действий, а затем побежал к экипажу. Всё было так стремительно, что полковник Макаров решил, что незнакомец ударил его друга кулаком в живот, и бросился в погоню. Он сумел догнать Кравчинского и даже ударить его зонтиком, но прозвучал револьверный выстрел, пуля просвистела едва не задев ему голову, а злоумышленники умчались на экипаже. Место прокола стилетом почти затянулось, а кровотечение было внутренним. Ни генерал, ни полковник не сочли рану опасной, и поэтому он самостоятельно дошел по Итальянской улице до Малой Садовой, где удалось взять извозчика, который отвёз Мезенцова не в больницу, а к его дому на Фонтанке. Уже войдя в прихожую, при попытке снять пальто генерал почувствовал сильную боль. И лишь в одиннадцать часов утра прибыл вызванный врач. Несмотря на всё искусство хирурга, профессора Богдановского, имевшего колоссальный опыт лечения ран, в четверть шестого генерал Мезенцов скончался, испытывая до самой смерти страшные мучения.
Глава четырнадцатая. Заметая следы
Убегать надо так, чтобы не оставалось следов.Санкт-Петербург. 13 февраля 1880 годаВ. Гюго
Сергей Мезенцов За Нарвской заставой столичного города жила голытьба. Называть жилищем те трущобы, что разрослись тут подобно грибам в дождливую погоду, было бы огромным преувеличением. Кривые улочки, покосившиеся домишки, вросшие в землю с самого рождения, все они еще и топились по-черному. Облезлый одноглазый серый кот прошмыгнул через улочку, отправляясь по своим очень важным кошачьим делам. Из всех развлечений – недорогие трактиры самого низкого пошиба, из духовной пищи – вечно пьяный батюшка самого бедного столичного прихода, да церковь святой Екатерины Александрийской, что называют Екатерингофской. Еще сорок лет назад ее возвели, вот и валит в нее народ, а на кого тут надеяться, коли не на Бога? Так что голытьба, что жила недалече от Петергофской дороги, к этому светочу духовному завсегда припадала, вот только глуха была святая Екатерина к их просьбам, видать, далеко ей из Александрии за нашим народцем приглядывать. Говорят, в таких местах, как это, слышен стон народный, ну, это преувеличение, но место сие было нездоровым, тут добывали себе на еду тяжким трудом или воровством да разбоем. Тут можно было найти все, что невозможно было найти в лощеном столичном граде. Любой товар на любой вкус, кроме самого изысканного. Сюда шли за запретным. И чаще всего находили его: в тех же трактирах. Человек, который, прихрамывая, топал в сторону сего заведения общепита, был невысокого роста, коренаст и одет бедно, хотя и не в рванье. Шапка-ушанка да видавший виды тулуп, да валенки – так одевались возчики, вот только этот человек никакого отношения к извозу не имел. Знали его тут, а как не знать – Гунявый, фигура в этих местах примелькавшаяся. Большие кулаки, сбитые в кровь, да несколько свежих синяков свидетельствовали о привычном отдыхе мастерового. Подраться он любил, тут уже все знали, что от него можно огрести неприятностей, а вот денег – нет. Сей мужичок шабашил где-то невдалеке от столицы, изредка приезжая сюда пожить недельку-другую да спустить небольшую заработанную деньгу. На вид ему было под пятьдесят, на круглом широком лице выделялись густые кудрявые седые бакенбарды, а сама физиономия казалась плохо выбритой. Он шел к харчевне, которую держал Федор Васильев, коя располагалась недалеко от железнодорожного вокзала и была довольно хорошо посещаемым заведением. При этом качество еды и цены были вполне божескими, и сие заведение посещала самая различная публика, вплоть до разорившихся дворян. «Гунявый, опять подрался?» – неодобрительно встретил жильца вышибала Кузьма, он на себе испытал крепость кулаков постояльца, так что знал, что с ним связываться не стоит. Хромой постоялец увидел хозяина харчевни, Федора, крупного мужчину с избитым оспинами лицом, подошел к нему и буркнул: «Деньга закончилась. Съеду я. Совсем съеду». После этого поднялся по лесенке в каморку на втором этаже, служившей ему пристанищем эти несколько дней. Лестница безбожно скрипела, а вот петли двери в комнатку были хорошо смазаны. Гунявый сел на табурет, безвольно опустив руки, которые тряслись. Он слишком устал за эти сутки. Слишком устал и перенервничал. На столе был графинчик водки, наполовину опустошенный, да краюха черствого черного хлеба. Необходимая маскировка. Сейчас это было как нельзя кстати, постоялец набулькал себе половину стакана и выпил залпом, почти не почувствовав вкуса, только обжигающее действие горючего напитка. У Васильева водка для постояльцев всегда была крепкой и отменного качества. Особенно для этого постояльца. Кроме обычного дела: питейного, кормежки и содержания постояльцев, имел Федор Васильев грешок: приторговывал краденым. Впрочем, был достаточно осторожен и приобретал ценные вещи только у проверенных мазуриков. Но вот однажды он совершил серьезную ошибку: приютил беглого солдата Якова Григорьева, который назвался Иваном Ивановичем Соловьевым, чей паспорт ему удалось найти и подделать, а вот трактирщик дважды подтверждал личность Соловьева, что стало для него большими неприятностями. Вот только выручил его из неприятностей некий жандарм, который в ответ попросил оказать ему услугу. Они договорились на том, что Васильев будет продолжать аккуратно скупать краденые вещи, а у жандармского офицера появилась конспиративная каморка, имеющая ряд удобств для той же, будь она неладна, конспирации. Сергей Николаевич Мезенцов начал неторопливо снимать парик, отклеивать надоевшие до чертиков бакенбарды. Чуть успокоился. Он не был сыном Николая Владимировича, шефа жандармов. Род Мезенцовых большой и влиятельный. Из минских Мезенцовых происходил Сергей Николаевич. Он получил отличное образование: Полоцкий кадетский корпус, Павловское военное училище. В 1871 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по первому разряду (дополнительный набор). В это время молодого подающего надежды военного заметили. Двадцатичетырехлетний штабс-капитан привлек внимание только что произведенного в генерал-адъютанты дальнего родственника не только своим живым умом и способностями к аналитической работе, но и своей фамилией. Ему показалось забавным сделать своим конфидентом своего же «родича». Выполняя тайные поручения Николая Владимировича, Сергей все больше вовлекался в сферу тайной войны, опасную и требующую особенной осторожности. Однажды флигель-адъютант государя, генерал-майор Мезенцов пригласил к себе своего доверенного офицера. – У меня к вам предложение, Сергей Николаевич (наедине они общались по имени-отчеству, без титулов). Скажу так, приняв его, вы не слишком подниметесь в чинах и не станете широко известным публике и в свете. Ваша карьера не будет столь блестящей, как могла бы. Но вы сделаете то, что крайне необходимо для империи. Это поручение опасно. Смертельно опасно. Подумайте хорошо. Ни званий, ни наград оно вам не принесет. Вы будете иметь серьезные полномочия, но и знать о них будет очень небольшой круг лиц. О сути я смогу сказать вам, когда вы примете предложение. Нет – и эта встреча у нас будет последней. Он раздумывал минуты три, не более того, хотя и были сии мгновения самыми длительными в его жизни. Именно тогда он узнал о том, что Мезенцов ведет расследование убийства цесаревича Николая Александровича. Сие следствие шло медленно, потому что велось частным порядком: к флигель-адъютанту обратился министр внутренних дел, оказывающий помощь, но средств на расследование было не так уж и много. Только в 1870 году удалось нащупать одну ниточку. И вот тогда Николай Владимирович получил в свои руки необходимые деньги. Но к тому времени он был нагружен множеством поручений государя, находился уже «в фокусе внимания» многих сил, и ему понадобился человек, который сможет разгрести эти Авгиевы конюшни. В 1878 году государь получил секретный доклад уже шефа жандармов Мезенцова о смерти своего сына и роли в этом Британской короны, причем в докладе делался акцент на том, что это всего лишь один эпизод тайной войны против Российского государства и ее монархов. Но после убийства шефа жандармов в августе Сергей Николаевич вынужден был «залечь на дно», надеясь, что его имя не стало известным никому в связи с этим докладом. Уж очень оперативно «разобрались» с его тайным руководителем. Но 27 сентября этого же года подполковник Мезенцов был приглашен в столицу на встречу с выпускниками Николаевской академии семьдесят первого года. Но перед этой дружеской попойкой он очутился на конспиративной квартире самого государя Александра Николаевича, где состоялась их рандеву. Государь потребовал от него продолжение расследования смерти сына и заговора против него и империи, кроме того, поинтересовался мнением об убийстве шефа жандармов. Услышав уверение, что эта смерть связана с предоставленным государю докладом, император повелел расследовать и ее, снабдив Мезенцова необходимыми средствами, способом связи и дав ему временный отпуск по состоянию здоровья на три года от военной службы. Но за эти три года необходим был результат. И вот вчера утром состоялась его вторая встреча с государем, но уже на другой конспиративной квартире. Нервы его стали ни к черту. Да! Результат был. Государь получил доклад, который сразу же стал изучать. Потом поднял взгляд и спросил: – Кто еще знает? – Доклад составлен в единственном экземпляре. Кроме нас – никто не знает. Первая фраза была ложью. Вторая – правдой. Он до сих пор не смог понять, что заставило его надежно спрятать копию доклада и солгать государю. Это был какой-то знак свыше. Или интуиция, которая спасала его эти долгие годы тайного расследования. Слежку он почувствовал, как только вышел из конспиративной квартиры. Хорошо, что его «вели» только двое: кого-то очень интересовало, с кем и для чего встречался государь. Вот только фиг вам! Он напал первым, как только нырнул в подходящий переулок, ударом в висок выбил из жизни первого шедшего – долговязого типа, похожего на неудавшегося студента, а вот со вторым человеком, имевшим криминальную наружность и стилет в руке, справится было непросто: это и был наемный убийца. Услугами таких типов иногда пользовались террористы. Но тут в сознании офицера как колоколом ударило: сие оружие напоминало о покушении на шефа жандармов! Да и хват клинка был весьма специфический. Хотелось бы взять этого типа живым, да только своя жизнь была дороже! Оказалось, что ножичек против кистенька, спрятанного в рукаве, не играет, особенно, если кистенем орудует мастер. Второй удар в висок за сегодня поставил точку в жизненном пути еще одного мерзкого типа. Быстрый обыск ничего не дал – документов при них не было. Несколько часов Мезенцов петлял по Санкт-Петербургу, переночевал на конспиративной квартире, но там опять заметил слежку. На сей раз это была уже команда ликвидаторов. Четыре человека. Вот только не знали они о люке на чердак и возможности перейти в соседний подъезд, из которого через подвал был выход в дом напротив. Когда из подвала этого дома вылез хромой мастеровой, на него мало кто обратил внимание. Нервы немного успокоились. Кое-что вспомнилось.
В девятнадцатом веке Швейцария имела устойчивую репутация страны надёжных банков и часов. А кроме того, её столица Женева стала излюбленным местом пребывания эмигрантов, весьма пёстрый состав которых включал и достаточно много поданных Российской короны, кои находили здесь спасение от «деспотического царского режима». И хотя, полиция Швейцарии внимательно наблюдала за въезжающими на её территорию, аккуратно фиксируя в специальной регистрационной книге «Etat annuel des réfugiés russes et affiliés» («Ежегодный доклад о русских беженцах и связанных с ними русских») их имена и адреса проживания, но местные власти не спешили их депортировать, несмотря на все запросы и требования, поступающие извне. Вступив на «землю обетованную», политические смутьяны как мужского, так и женского пола первым делом направляли свои стопы в книжный магазин Элпидина на Пьера-Фатьо, 6. Хозяин сего заведения, кое носило его имя, был широко известен не только в Швейцарии, но и за её пределами, как революционер, узник царских казематов, совершивший героический побег, а нынче преуспевающий издатель, готовый словом и делом поддержать вновь прибывших из России. Никто из постучавших в дверь книжного магазина не остался без помощи: некоторая сумма денег, жилье на несколько дней и, самое главное, рекомендательное письмо к тем, кто окажет им содействие в получении работы или иных источников дохода. Мало кто знал, что причиной сей благотворительной деятельности были не только доброта и сострадание, но и некие обязательства, кои господин Михаил Константинович Элпидин имел перед одним из сотрудников французской полиции, имевшим обширные связи не только со своими коллегами из Скотленд-Ярда, но и в Форин-офисе. На каждого российского эмигранта составлялось подробное досье, но на наиболее любопытных субъектах, о которых Михаил Константинович своевременно сообщал своему куратору, оно было исчерпывающим. Отслеживалось всё: изменение места жительства, наличие долгов, смена любовника или любовницы, устройство вечеринок, склонность к спиртным напиткам или наркотикам, увлечение азартными играми и прочая, прочая, прочая. Было ещё несколько мест, популярных среди русской диаспоры. Среди них ресторан «Трайбер» на улице Террасьер не мог похвастаться большой известностью, но зато здесь можно было без помех встретиться и переговорить с нужным человеком, не привлекая лишнего внимания. В один из июньских дней 1878 года двое безукоризненно одетых мужчин, возраст коих явно не превышал сорока лет, мирно беседовали за столиком в ресторации. Несмотря на статские костюмы, внимательный наблюдатель мог бы сделать вывод о том, что они явно носили когда-то офицерские мундиры. Но таковых не было, ибо в это время в ресторане большинство столиков пустовало, а немногочисленные посетители не обращали внимания на присутствующих и наслаждались поглощением прекрасно приготовленных блюд, коими славилась швейцарская кухня. И так эта пара, потягивая кофе, вела неспешную беседу. Разговор вёлся на русском языке, причем если для одного из собеседников с густой шапкой темно-русых волос он был явно родным, то его визави, коий мог похвастаться коротко подстриженной рыжей шевелюрой, разговаривал с акцентом, присущим уроженцам Туманного Альбиона. – Господин Кравчинский, – начал англичанин, кого вы могли бы порекомендовать для организации устранения императора Александра Второго? Прежде чем вы предложите кандидатуру, позвольте высказать несколько рекомендаций. Во-первых, этот человек должен быть из великороссов. Никаких поляков и иудеев. А во-вторых, следует обратить особое внимание на происхождение этого вашего «Брута». Вы представляете, насколько усилится эффект этого действия, если он будет из крестьян или из пролетариев. Казнь монарха должна совершить рука народа. И именно русского народа, дабы рассеять последние иллюзии о возможности любого диалога монарха с обывателями. Carthago delenda est, Ceterum censeo Carthaginem delendam esse[37]. Надеюсь, мой друг, не утомил я вас столь длинным вступлением, и вы готовы внимать. – Какие могут быть обиды между друзьями, милейший сэр Джон, – с улыбкой ответил поручик в отставке, а ныне непримиримый борец за освобождение простого народа – Сергей Михайлович Кравчинский. Узы, кои нас связывают, прочнее дружеских или даже кровных. Мы компаньоны, коих объединяет общая цель – уничтожить монархию в России. А что будет дальше… – на этих словах Кравчинский на минуту замолк, видимо собираясь с мыслями, а затем одним глотком допив кофе, подал знак официанту принести напитки покрепче и продолжил: – Чему быть, того не миновать, – но, заметив недоумённый взгляд своего визави, повторил эту пословицу уже на английском: – No flying from fate[38]. Но пока мы союзники и перейдём к делу. Человек, который соответствует всем требованиям, кои вы только что озвучили, есть, его биография весьма любопытна, весьма… – и Кравчинский начал свой рассказ. А подбирать слова и говорить он умел, да так, что собеседник начинал ощущать себя свидетелем этих событий. – Халтурин Степан Николаевич. Двадцать два года. Его отец принадлежал к государственным крестьянам и к концу своей жизни в волостном правлении был объявлен его капитал, который был оценён в сорок тысяч полновесных российских рублей. Он владел мельницей, торговал хлебом, сушеными грибами и ягодами. Деньги буквально прилипали к его рукам. Услышав эту сумму, англичанин встрепенулся и мгновенно перевёл эти цифры в более привычную для него валюту: – Однако, почти шесть с половиной тысяч фунтов. Господин Кравчинский, вы не преувеличиваете? Или у вас все селяне настолько богаты? – Есть беднее, есть и значительно богаче, но дело не в этом, – отмахнулся Сергей Михайлович и продолжил вещать. Сын пошел явно не в отца, обладая пытливым умом и любовью к чтению, не хотел учиться, дабы в будущем крепко встать на ноги. Поступил в земское училище, кое вполне заслуженно именовалось в народе «вятским университетом», но был отчислен за неуспеваемость, имея отличные оценки лишь по черчению и по «ремеслу», сиречь столярному делу. Далее сей юноша решил уехать со своими друзьями в Америку, дабы основать там коммуну, тем паче что после смерти отца родственники ему выделили полторы тысячи рублей в качестве отступного. А далее почти как в романе: обманом у него выманили заграничный паспорт и практически все деньги, а потом бросили. Пытаясь догнать этих жуликов, наш неудавшийся эмигрант добрался до Санкт-Петербурга, где брался за любую работу, ибо вернуться домой ему не позволяла неумеренная гордыня. И тут очень удачно для него и не менее удачно для нас сей юноша встретил своего учителя из училища, некого Котельникова, который сумел его пристроить в мастерскую по изготовлению учебных пособий. Василий Григорьевич, так звали этого доброго самаритянина, не только помог бедняге заработать на кусок хлеба, но и не оставил его без душевной поддержки и доходчиво объяснил, кто виноват в его бедах. Виноватыми оказались все: от жандармского унтера, отказавшегося выслушать сбивчивый рассказ растерянного парня, у которого украли паспорт, и кончая генералами, министрами и самим царём-батюшкой. Нет, Котельников не состоял в тайных обществах, но для определённой категории лиц, гордо именовавших себя интеллигенцией, не было ничего приятней, чем сказать гадость про свою же власть, а уж если подворачивался случай, так не только сказать, но и что-то сделать, и при этом не опасаясь никаких неприятностей, так что это просто именины сердца. А посему он рассказал о сем перспективном юноше на одной из вечеринок, где собирались лица, сочувствующие делу борьбы с царизмом. В результате Халтурин был примечен народовольцами, в частности Плехановым, который и вовлек его в революционную деятельность. – Теперь это один из лучших пропагандистов, правда есть одна проблема. Степан Николаевич категорически отрицает любые насильственные действия против власти, но это исправимо. Мы сумеем вбить ему в голову, что единственный способ освободить русский народ – это убийство царя, после чего народный бунт полыхнёт по всей Российской империи. В наших кружках мы давно используем методы ассасинов. Убеждение, сочетаемое с наркотиками, поможет Халтурину найти правильный ответ на вопрос, поставленный ещё Чернышевским: что делать, – закончил рассказ Кравчинский.
Время на раздумья закончилось. Сергей Николаевич наложил последние штрихи грима, посмотрел на себя в зеркало. В саквояж было сложено все необходимое. Вещи, которые останутся в двух смежных номерах, Федор знает, куда надо отправить. Теперь перед зеркалом стоял тридцатилетний повеса, опустившийся аристократ, проигравшийся вдрызг. Густые черные волосы, щегольские усики, пенсне с простыми стеклами для солидности. Модная когда-то одежда носила следы ремонта, а в руках сего типа кроме саквояжа была еще довольно толстая трость, в которой могло быть что угодно: шпага, кинжал, стилет. Залитый свинец превращал предмет в дубину. Железнодорожный вокзал располагался поблизости, а поезд в Полоцк, куда ему надобно было попасть, отходил через три часа. Оставалось еще время осмотреться и решить с тем, следят ли за ним. Надо было понять, как жить и что ему в этой ситуации делать.
Глава пятнадцатая. Снова в строю
Лучше заботиться об общем благе, чем добиваться милостей для одного себя. Лучше хранить верность старым друзьям, чем завязывать новые знакомства. Лучше втайне творить добро, чем стремиться прославить свое имя. Лучше ничем не выделяться, чем прослыть высоконравственным поведением.Полоцк. 16 февраля 1880 годаХун Цзычен
Сергей Мезенцов Перед тем, как поехать в имение, Серей Николаевич Мезенцов вынужден был остановиться в самом Полоцке, предстояло совершить несколько визитов, помелькать в городе, да так, чтобы сие было заметно. О том, что его будут искать, даже и не сомневался. Главное было сделать так, чтобы след его потеряли. Да и проверить сохранение копии доклада следовало, но весьма и весьма осторожно. Полоцк этого времени – небольшой провинциальный городок, помнящий намного лучшие времена. Деревянные домишки, огороженные забором, палисадники, огороды, несколько каменных зданий в центре. Если говорить о составе городского населения, то лучше всего свидетельствует о нём количество культовых сооружений: один костел, одна лютеранская кирха, одна молельня старообрядцев, восемь православных храмов и двадцать три синагоги. Среди местного чиновничества и дворянства много польских шляхтичей, правда, их всё больше вытесняют русы, государи раздавали имения под Полоцком, имея в виду, что Русь надо все-таки избавлять от влияния католической общины, недаром именно тут, в центре Белой Руси, было провозглашено собором присоединение униатской церкви к русской православной. Надо сказать, что полоцкие князья всегда держались обособленно, в состав Киевской Руси входили чисто номинально, не всегда подчиняясь решениям Киева, а в 1132 году вообще вышли из ее состава. Потом пришли литовские владетели, которые долго правили этими землями, а еще через какое-то время город попал под руку Великого княжества Литовского, а еще позже стал частью Речи Посполитой. Город богател и имел важное стратегическое значение: тут в Западную Двину впадает река Полота. Через это место проходили важные торговые пути, а мощная крепость на высоком холме позволяла контролировать довольно большую территорию. Почти триста лет постоянных войн, и только со вторым разделом Польши Полоцк окончательно вошел в состав государства Российского[39]. Не обошла его и Отечественная война – под стенами города произошли две битвы с войсками Наполеона, вторая из которых увенчалась уверенной победой Витгенштейна над Сен-Сиром. Столетия войн разорили местечко, которое начало восстанавливаться только став центром Полоцкой губернии, но уже почти сто лет он оставался уездным городком, неприметным провинциальным центром. В самом городе проживала матушка Сергея Николаевича, батюшки уже два года как не было в живых. Нанеся визит городскому главе и предводителю дворянства, поучаствовал в траурном молебне по погибшим монарху, членам семьи Романовых и всех невинно убиенных в Зимнем дворце. Там же решил написать прошение вновь принять его на службу. Было бы странным в такой момент находиться не на «боевом посту», а непонятно где. Тем более что свою часть работы он уже выполнил. Теперь надо было понять, как ему поступать дальше. В промелькнувшую в мыслях версию, что взрыв во дворце как-то связан с его делом, верилось с трудом. Не могли так быстро и оперативно провернуть покушение на государя, да еще такого масштаба. А вот в то, что хотели устранить Александра Николаевича, да еще с родственниками – это был факт, значит, так совпало, разве что его свидание с государем могло подтолкнуть к ускорению убийства. Опять же так стремительно сработать… Но каким образом? Единственное, что понимал Мезенцов, что оставлять свое расследование ему рановато. Вот только как ему быть теперь? И на какие средства проводить оперативные мероприятия? В столь грустных мыслях заехал к матушке и сообщил о решении вернуться на службу. Получил благословение и стал собираться в дорогу – его имение в деревеньке Янково было в двух с лишним верстах от Полоцка, надо было еще взять с собой вещи, чтобы явиться в корпус по всей форме, да и распоряжение дать по хозяйству. Оно вроде и так не запущено, но хозяйский глас не будет лишним. Легкий морозец пощипывал, полковник лениво наблюдал за тем, как проплывают невдалеке стены и купола Спасского монастыря, настоятель которого несколько раз пытался добиться переноса в Полоцк мощей преподобной Евфросинии Полоцкой – княжны, возведенной в ранг святых и за ее праведную жизнь, и за чудесные исцеления, которые подробно описывались и продолжались до сих пор[40]. Пятиглавый храм с лазоревыми куполами и ослепительно белыми стенами был небольшим чудом, скрывавшимся за рядами покосившихся избушек да переплетеньем черных деревьев, ожидающих весны. Лошадки бодро преодолели небольшой пригорок, за которым начиналась дорога в имение. В усадьбе Сергей Николаевич долго не задержался, имение его небольшое, барский дом – обычное крепкое каменное строение, единственное в деревеньке. Доходу приносило немного, если бы не более или менее честный управляющий, так и вообще было бы убыточным. Не так давно матушка и батюшка Мезенцова «разбежались» – стали жить отдельно. Штабс-капитан Николай Николаевич Мезенцов устал от постоянного мотовства супруги, после череды скандалов приобрел ей дом в Полоцке, перед смертью сыну выделил имение в Янково, как источник небольшого постоянного дохода. Сергей Николаевич быстро собрался, проверил счета, управляющий имением хотя и был человеком плутоватым, но не зарывался, а посему не крал, а приворовывал по мелочи. Решив, что ничего пока что менять не надо, да и времени на это не было, Сергей Николаевич на следующий день уже выехал в столицу. Дорога его лежала опять через Полоцк, но сначала он заехал навестить своего соседа – от Янково до Захарничей было не более версты, даже менее того, а там располагалась усадьба Хруцких. Иван Трофимович Хруцкий (Ян Фомич) был успешным известнейшим живописцем, академиком Императорской Академии художеств, ведущим, тем не менее, далеко не образцово-светский образ жизни. Ему быстро надоел напыщенный и церемонный Петербург, в Академии появлялся редко, большую часть времени проводил в имении, посвящая себя не только искусству, но и ведению немалого хозяйства. В Захарничах он построил дом по своему проекту, заложил сад, где проводил много времени. Вот и сейчас академик мелькал среди разросшихся деревьев – под его руководством работник убирал с деревьев высохшие и больные ветви. Завидев издалека гостя (усадьба находилась на пригорке, и дорога к ней прекрасно просматривалась), академик оставил свое занятие и, дав указания садовнику, резво направился к приближающимся саням. – Милейший Ян Фомич! – полковник выбрался из саней и радостно приветствовал художника, довольно улыбающегося раннему гостю. Мезенцов был из небольшого круга лиц, которым в Захарничах всегда были рады. – Дорогой вы мой Сергей Николаевич! Да я заждался вас! Как ваш вояж по Европам? Расскажите, прошу вас, вот и супруга моя будет рада вас послушать, вы так дивно рассказываете о своих поездках! Извольте откушать чаю! И даже не подумаю принять отказ! – Ну уж нет, Ян Фомич, не откажусь, особенно если у Анны Ксаверьевны остались ваши знаменитые пироги… Я даже не завтракал с утра, так как знал, что заеду к вам! – Да вы, батенька, стратег! Приняли совершенно верное решение, тем более что пироги уже есть свежайшие, Анна Ксаверьевна всегда встает рано, увы, тут, в селе, у нее совершеннейшим образом исчезают барские привычки, встает с первыми лучами солнца. Надо сказать, что довольно модному художнику повезло в браке: дочь польского шляхтича, капитана армии Костюшко, Бебновского, Анна Одровонж-Бебновская была прекрасной хозяйкой. В молодости она блистала красотой, но у ее отца не было денег, почти что бесприданница, а тут совсем нестарый, подающий надежды живописец… И вот уже почти тридцать пять лет они вместе. Весьма органичная пара: круглолицый, невысокий, плотноватый Иван Тимофеевич с глубоко посаженными глазами, внимательным и цепким взглядом, вот только взгляд этот не жандармский, а профессионально-художницкий, как будто сразу оценивает, как посадить человека, чтобы лучше освещалось его лицо, как составить с ним композицию. И очень милая супруга, прекрасно поддерживающая светскую беседу. После прекрасных пирогов с разнообразной начинкой под чай с кусочками колотого сахара и удивительного на вкус брусничного варенья художник потащил гостя в свою мастерскую. Будучи учеником Брюллова и Бруни, в своих портретах, особенно женских, мастер так и не избавился от поставленного Брюлловым стиля, пейзажи рисовать не любил, а вот натюрморты создавал в больших количествах, и они получались необычайно изящными. В его мастерской портретов почти и не было: писались они под заказ, автопортрет художника, изображение драгоценной супруги да несколько работ с детьми – вот и вся коллекция. А вот натюрморты! Особенно часто любил художник на композицию с цветами присобачить какую-нибудь пигалицу и делал это мастерски! – А вот и ваша работа, прошу, посмотрите сами, исправил, как вы и просили! Работа невелика, даже холст не надо было распаковывать. – Сердечно благодарю вас, Ян Фомич, что подправили мою неловкость: сии серьги матушке стали неприятны в последнее время, она, увидев их на портрете, расстроилась, а вы просто кудесник, несколько мазков и тут совершенно иные украшения! Браво! Вот что такое рука мастера! Хруцкий несколько смущенно выслушал очередную порцию откровенной лести, он-то себе цену как мастеру хорошо знал, но приятное слово и кошке приятно, а уж художнику! Вскоре хорошо запакованный холст оказался в возке отставного полковника, который тут же отправился в путь. В массивной раме портрета Софьи Андреевны Мезенцовой, матушки Сергея Николаевича, прятался доклад полковника по расследованию смерти цесаревича Николая. Из Захарничей Сергей направился в Полоцк, где ему предстояло забрать вторую часть доклада, предоставленного государю. А пока в своих руках он держал то роковое донесение одного из его агентов, после которого он и решился на немедленное рандеву с императором.
Генерал Мезенцов погиб, сражённый клинком коварного убийцы. Траурная процессия прошла по улицам столицы, и на протяжении движения катафалка были выстроены шпалерами гвардейские части Санкт-Петербурга. Проститься с одним из вернейших слуг престола и отечества приехал император Александр II, а также присутствовал дипломатический корпус. Безусловно, что все послы и атташе вели себя соответственно ритуалу, и их лица выражали чувство скорби и сострадания. Не были исключением и лорд Огастес Уильям Фредерик Спенсер, который представлял интересы Британской короны в варварской России, а также Генри Фиппс, изъявивший горячее желание сопровождать милорда на сем печальном действе. Самый искусный физиономист не смог бы уличить его в лицедействе, хотя истинные чувства были совершенно иные. Наблюдая за проезжающим катафалком, он испытывал удовлетворение от хорошо выполненной работы, ибо сии похороны означали, что уничтожена последняя преграда на пути банды революционеров, жаждущих смерти императора Всероссийского. Для организации большой охоты на Александра II не хватало сущей безделицы, а именно воздействовать на старшее поколение народников, что не считали террор средством освобождения рабочих масс. По их мнению, против класса может восстать только класс, и главная масса революционных сил должна работать в среде народа. Наивные туземцы. Ничего, у Британской короны много денег, а значит, будем действовать каквсегда: «To angle with a silver hook»[41]. Тем паче что среди этих революционеров всё больше тех, кто с гордостью именует себя троглодитами. Это малообразованные люди, руки которых не привыкли писать, но зато привычны к кинжалам, револьверам и бомбам. У них уже не просто прорезались зубы, но отрасли настоящие клыки, коими они с лёгкостью перегрызут горло старшему поколению народников, стоящему на их пути. Кстати, помимо денег, нужно увеличить поставки наркотиков и динамита фабричного производства. Но для основной массы революционеров всё должно выглядеть благопристойно, и решение о переходе к террористической борьбе должно быть одобрено большинством голосов в лучших традициях британского парламентаризма. А это значит, что нужно подсказать своим людям идею провести нечто подобное съезду, на котором избавиться от ретроградов, подобных Плеханову. «No sooner said than done»[42].
Прошло меньше года, и господа революционеры озаботились поиском подходящего места для проведения съезда, но еще перед этим Николай Морозов призвал народовольцев вести борьбу «по способу Вильгельма Телля и Шарлотты Кордэ», проще говоря: убивать, убивать и убивать. Естественно, что место сходки определялось очень тщательно исходя из требований конспирации. Вначале был выбран Тамбов, куда даже успели приехать отдельные представители. Но, увы, у некоторых «борцов за освобождение народа» оказались слишком длинные языки. Во время катания на лодках по реке Цне, разгорячённые неумеренными возлияниями, пассажиры и гребцы слишком громко вели крамольные разговоры, что не могло не привлечь внимания полиции. А посему, пришлось перенаправить людей в Воронеж. Тем паче что там располагался Митрофаньевский монастырь, куда стремились десятки тысяч богомольцев и, следовательно, было проще затеряться. Однако сторонники террора решили провести своё сборище в Липецке, который прославился источниками и лечебной грязью, а среди многочисленных больных народовольцы могли остаться незамеченными. Семнадцатого июня 1879 года в лесочке на пеньках и стволах упавших деревьев разместилось около четырнадцати человек, то есть практически в полном составе боевая группа революционных кружков «Земля и воля» и «Свобода или смерть», к которым присоединились специально приглашенные Колодкевич, Желябов, Фроленко и Гольденберг. На заседании съезда, коий больше напоминал пикник на природе, ибо расставленные многочисленные бутылки с пивом и более крепкими напитками, а также разнообразные закуски не были бутафорией, торжественно огласили программу, которая объявляла начало нового этапа борьбы с царским правительством. И эта борьба означала применение оружия и проведение конфискаций государственных средств, а проще говоря, грабежи банков и иных денежных хранилищ. Таким образом, во имя революции можно убивать и грабить. Третий, последний, день липецкого съезда стал тем рубиконом, который разделил жизнь на до и после. Перед делегатами, кои уже вошли во вкус и вообразили себя римскими сенаторами, должными заколоть кинжалами Цезаря и спасти республику от деспота, выступил с яркой речью Александр Михайлов, один из соучастников убийства генерала Мезенцова. В нескольких словах он одобрил деятельность императора Александра II по отмене крепостного права и судебной реформе, но затем не было такого греха, виновником которого не оказался бы государь. Его обвиняли и в ведении обязательного изучения латыни и греческого в гимназиях, и в других нововведениях назначенных им министров. И самое страшное, императору вменялись смерть сотен борцов с режимом и загубленные судьбы тысяч молодых людей, закованных в кандалы и отправленных в Сибирь на каторгу. Доведя слушателей, разогретых алкоголем и не только им, до готовности стрелять в воздух из имеющихся у многих револьверов, Михайлов патетически возопил: – Должно ли ему простить за два хороших дела в начале его жизни все то зло, которое он сделал затем и еще сделает в будущем? И вполне ожидаемо, что все слушатели единодушно ответили: «НЕТ!!» Далее, уже в Воронеже, «троглодиты» огласили своё решение перейти к террористической борьбе. И тщетно Плеханов и его единомышленники пытались взывать к разуму обезумевших от жажды крови террористов. В результате организация «Земля и воля» раскололась надвое. В «Чёрный передел» вошли сторонники умеренных действий, а все «троглодиты» и им подобные переименовали себя в «Народную волю». В августе 1879 года исполнительный комитет народовольцев вынес смертный приговор государю. Охота на императора Александра II перешла в заключительную стадию.
Глава шестнадцатая. Несколько фрагментов из жизни эмиграции
Женева. 20 сентября 1879 годаДжон Буль и бес, родные братья,Сошлись и пили как-то грог.Скажи мне, чёрт, есть вероятье,Что потонуть наш остров смог?«Вы лишены такого горя, –Ответил мрачно Везельвул: –Коль ваш бы остров потонул –Им снова вырвало бы море».Д. Д. Минаев
Степняк-Кравчинский Кравчинский, как и многие русские эмигранты, карманы и кошельки коих были не слишком переполнены не только банкнотами, но и даже монетами, зашел перекусить в кафе мадам Гриссо. Мало кто знал, что он успел возненавидеть и весьма скромный выбор блюд, и далёкое от совершенства искусство повара. Но он был вынужден постоянно подтверждать своё реноме бессребреника и аскета, отринувшего все радости жизни во имя свержения царизма в России. Как непросто, имея возможность потратить тысячи полновесных британский фунтов, постоянно имитировать нехватку средств, покупать черствый хлеб и браться за переводы романов, заранее зная, что в редакции его рукописи отправят в корзину, не читая. Его буквально тошнило в этой тихой, мирной Швейцарии и как наркомана, лишенного доступа к опию, корёжило от нехватки острых ощущений, вызванных тем постоянным напряжением, под которым он находился в России после убийства генерала Мезенцова. Тогда он чувствовал себя сверхчеловеком, демоном, имеющим право и возможность карать и миловать, играя жизнями людей так, как будто это пешки на шахматной доске. Да и семейная жизнь давно приелась. В России было значительно проще и хватало экзальтированных дам, готовых к свободной любви. Кравчинский ухмыльнулся, вспоминая, как перед отъездом за пределы презираемой родины, он провел несколько весьма приятных дней и ночей на конспиративной квартире, которую снимали три курсистки. Правда, затем он скривился, ибо одна из этих девиц, которая оказалась не только игривой, но и не лишенной расчетливости, последовала за ним в Швейцарию, и вот теперь он обременён семейными обязанностями и вынужден вести себя степенно. Хотя оставалась небольшая лазейка, связанная с химическими опытами по поиску новых взрывчатых составов, которые он изготовлял по заданию оставшихся в России членов организации, постоянно требовавших всё более мощных бомб, дабы убивать, убивать и убивать. Естественно, что приобретение необходимых компонентов нельзя было поручить случайному человеку, а посему Сергей Михайлович взял это на себя, совмещая полезное с приятным. Приятность состояла в том, что один из магазинов принадлежал очаровательной вдовушке, сердце которой расплавилось как воск при виде такого кавалера, и дверь её спальни была для него открытой. Была ещё одна постылая обязанность, кою приходилось исполнять Кравчинскому не реже чем раз в два месяца, дабы не выйти из образа человека, берущегося за любую работу ради пропитания. Речь шла о посещении книжного магазина и типографии, принадлежавших Михаилу Константиновичу Элпидину, с черновиками очередной статьи или очерков о революционном движении в России. Нельзя не отметить, что сии встречи были тягостны для них обоих, ибо они с некоторого времени буквально ненавидели друг друга, хотя и старались тщательно скрывать свои чувства. Причиной сей распри была взаимная несдержанность в разговорах и стремление подчинять собеседника свой воле. Что и говорить, Михаил Константинович не был ангелом, мало кому могли понравиться его растрепанный и неаккуратный внешний вид, неухоженная борода, коя, по его мнению, ставила вровень с самими Жюлем Верном, и пространные диалоги, которые, как правило, состояли из двух частей. Во-первых, это были фантастические прожекты по освобождению из ссылки его кумира Николая Гавриловича Чернышевского. При этом выдвигаемые им предложения по своей авантюрности затмевали сюжеты романов обоих Дюма. Чего стоили планы по похищению одного или нескольких представителей правящей династии Романовых, перевозке их за границу, дабы шантажировать императора и правительство России, добиваясь от них выполнения мыслимых и немыслимых требований, вплоть до установления в стране республики. Об этом предмете Элпидин мог говорить часами, абсолютно игнорируя реакцию присутствующих. И наконец, вторая по популярности была тема о тяжких физических и духовных страданиях самого Михаила Константиновича, кои ему пришлось пережить, будучи узником тюремного замка. Как известно, в сие узилище он был водворен на время расследования его участия в Казанском заговоре. Вспоминая сии эпизоды своей биографии, Элпидин просто выходил из себя, и из его уст потоком извергались ругательства, более уместные для пьяного извозчика или отставного боцмана. Если верить его словам, то муки узника замка Иф или Томмазо Кампанеллы меркли по сравнению с теми испытаниями, коими царские сатрапы подвергали невинных студентов во время пребывания их в остроге. К своему несчастью, он несколько раз озвучивал сию тему в присутствии Кравчинского, который, не желая более слушать эти самовоспевания, задал несколько невинных вопросов, вызвавших фурор среди присутствующих и едва не доведших Элпидина до апоплексического удара. Почтенному издателю предлагалось ответить на вопрос: «Можно ли посчитать пытками посещения узниками отдельных нумеров городских Батуринских бань, завершающиеся длительными чаепитиями в гостинице? А также выделение для арестованных революционеров и смутьянов отдельной кухни, где священнодействовал бывший повар вице-губернатора?» Причем в праздничные дни меню предусматривало пирожные или мороженое. Но несмотря на сии деликатесы, каждый месяц приносил Элпидину и его товарищам не менее пяти рублей чистого дохода за счет экономии кормовых денег. Черта в сем унижении была проведена следующими словами безжалостного Кравчинского: – А может быть, милейший Михаил Константинович, вам наносили мучения звуки рояля, доставленного в острог вопреки запрету всесильного губернатора Нарышкина? Впрочем, можете не отвечать… Элпидин так и не смог забыть и простить сего позора, и хотя чисто внешне их отношения с убийцей генерала Мезенцова восстановились, он мечтал о мести. И очень скоро ему представилась такая возможность, когда в один из осенних дней 1878 года в его магазин вошел новый посетитель и предложил приобрести у него старинную Библию, которую вполне можно было отнести к редкому, антикварному изданию. За то время, кое Михаил Константинович прожил в эмиграции, занимаясь издательским делом и книжной торговлей, он научился великолепно разбираться в людях и мог буквально с первого взгляда оценить человека и ту пользу или вред, что он способен принести своим появлением. Судя по всему, неприятностей можно было не ожидать. Костюм, сшитый по последней парижской моде, прекрасно смотрелся на стройном мужчине, который явно еще не достиг возраста Христа. Гладко выбритые щёки и подбородок, аккуратная причёска и легкий аромат одеколона свидетельствовали о недавнем посещении искусного парикмахера. Да и его русский язык, хотя и был безупречен, но по легкому грассированию можно было признать его за гражданина третьей республики. От возможности дополнительного заработка господин-товарищ Элпидин никогда не отказывался, а посему предложил пройти в свой кабинет, дабы в более спокойной обстановке оценить предлагаемую ему книгу. Когда Михаил Константинович осмотрел обложку Библии и убедился, что, невзирая на весьма почтенный возраст сего фолианта, его состояние более чем удовлетворительное, он приступил к исследованию его содержания, бережно перелистывая страницу за страницей. И на тридцать третьей его ожидал неожиданный сюрприз, а если быть абсолютно точным, то привет из прошлого, которое он так старался забыть. Перед ним лежала фотография, на коей был запечатлен сам Михаил Константинович сидящим в кресле, а рядом, положив руку на его плечо, стоял офицер в форме поручика Русской Императорской армии. Элпидин откинулся на спинку стула, ибо отчего-то у него на мгновение потемнело в глазах, а сердце замерло в груди. Мезенцов, а это был именно он, не на шутку испугался, наблюдая такую реакцию на фотографию, тем паче что взгляд издателя стал каким-то расфокусированным, зрачки расширились, в них читался немой вопрос: «За что?» Его повело, еще мгновение, и глаза закатились, а тело обвисло безвольной куклой. «Этого мне не хватало», – подумал подполковник. Вода! Нужна вода. Хорошо, что на столике стоял кувшин из зеленого стекла, наполненный до краев. Вынув пробку и принюхавшись, полковник убедился, что это вода, и, набрав её в рот, обрызгал лицо хозяина магазина. Тот вроде как стал пошевеливаться, открыл глаза, но взгляд его все еще был каким-то мутным. Пришлось прибегнуть к более интенсивной терапии, и Мезенцов залепил почтенному издателю две пощечины. От ударов голова Элпидина мотнулась слева направо, после чего сразу же в голове прояснилось. Но в мозгу прозвучал тревожный звоночек, и Михаил Константинович, решив симулировать беспомощность, простонал: «Врача… мне плохо…» – Будет тебе врач, – злобно прошипел ему в ухо внезапный посетитель, – поговорим, и будет… Пришел в себя? Редактор безвольно кивнул головой. Хотя тело по-прежнему не до конца повиновалось своему хозяину, но мозг ускорил свою работу, и память услужливо извлекла из своих закромов столь яркое изображение давно минувших событий, что невольно хотелось зажмуриться. Вот он, студент Миша Элпидин, принял решение о побеге за границу и старательно симулирует недомогание, дабы попасть в тюремный лазарет. Склонность к лицедейству была весьма распространённой среди «непримиримых борцов за освобождение народа», а служители Казанского замка, включая, разумеется, и эскулапа, были настолько напуганы тем расположением, с которым относился губернатор Нарышкин к жалобам и просьбам политических арестантов, что врач мгновенно отправил страждущего на больничную койку. Поблаженствовав пару дней на чистых простынях и отдав должное весьма питательному рациону, о котором простой русский мужик не мог даже и мечтать, Элпидин счел, что «царские сатрапы» утратили бдительность. А посему, когда в лазарете было много посетителей, Михаил переоделся в принесённый с воли гражданский костюм и преспокойно вышел за ворота тюрьмы. Казалось, что фортуна полностью на стороне мужественного узника, вырвавшегося на свободу из узилища, оставалось лишь добраться до дома, который был снят его друзьями, пересидеть там до вчера, а потом – пристань, пароход и свобода. Обещали и финансовую помощь из студенческой кассы университета, но уже сейчас в карманах находилось почти сто целковых, накопленных за счёт кормовых денег. Но пока Михаил предавался мечтам и проходил возле небольшого дома, дворник, мирно сидящий на скамейке, внезапно вскочил и, схватив беглеца обеими руками, буквально вбросил в предусмотрительно открытую калитку. Еще через мгновение Элпидин оказался в комнате и был насильно посажен в кресло, а перед ним к его удивлению стоял смутно знакомый офицер, но явно не в жандармском мундире. Михаил заслуженно гордился своей памятью, коя не раз выручала в ночь перед экзаменами, позволяя заучить ответы на билеты, и на этот раз она его не подвела. Этого поручика он видел на одном из вечеров в остроге, когда все заключенные, кои числились по казанскому заговору, собирались послушать переливы, извлекаемые из рояля умелыми руками музыкантов-любителей. Как это ни странно, но там присутствовали и несколько офицеров конвойной роты. Двое из них – Ермолин и Бродовский, кои близко сошлись с арестованными студентами и посещали их собрания, назвали фамилию сего любителя музыки: Лабунский Александр Юлианович. В доверительной беседе они достаточно прозрачно намекнули, что в армии у него репутация вольнодумца, ярого противника телесных наказаний нижних чинов, и более того, сей подпоручик был завсегдатаем петербургских офицерских кружков. Михаил, который не понимал, что всё это значит, лихорадочно соображал, как начать разговор, но первым тишину нарушил подпоручик. – Я вижу, милейший Михаил Константинович, что вы меня узнали. Что же, отменная память весьма полезное достояние, коим можно гордиться. Но не будем тратить время на политес и перейдём к делу. Надеюсь, вы понимаете, что, совершив побег, вы усугубили своё положение и приговор может быть достаточно суровым. Печально, если столь одарённый человек может погубить свою молодость заключением в крепость или длительной ссылкой, и одновременно отечество лишится достойного гражданина. Я могу предложить вам выход, который позволит избежать столь безрадостных перспектив. Элпидин немного успокоился и решил поиграть в несгибаемого революционера, а посему начал откровенно хамить: – Послушайте, господин, как вас там, корнет? Отчего вы решили, что я вообще стану о чем-то договариваться с жандармом?! При этом Михаил попытался вскочить с кресла, но тяжёлая длань дворника, который оставался в комнате, коснулась его плеча и играючи пресекла эти поползновения. Эта экзекуция сопровождалась насмешливой фразой: – Ну куда прешь, малахольный. Сядь, охолони и заруби себе на носу: ещё раз откроешь свой рот без позволения его благородия, то вмиг без языка останешься. Уяснил или повторить надобно? Михаил был понятливым молодым человеком и мгновенно проникся сказанным доступным русским языком, тем более подкреплённым стальной хваткой руки, буквально расплющивающей его плечо. Снова приняв положение сидя, он благоразумно заткнулся и молча снизу-вверх смотрел по-собачьи преданным взглядом на этого таинственного офицера. – Спасибо, Петрович, – подпоручик склонил голову, благодаря того, кто был в одежде дворника. – Надеюсь, не сломал ключицу господину студенту? Все же наш, россиянин, хотя и заблудшая душа, но не башибузук какой-то. А покамест будь добр, оставь нас наедине на четверть часа. – Слушаюсь, вашбродь, – тот, кого назвали Петрович, вытянулся в струнку и, четко повернувшись, вышел, не забыв, впрочем, напоследок показать Михаилу кулак внушительного размера. – Итак, Михаил Константинович, нам пора внести ясность в наши дальнейшие взаимоотношения, – подпоручик сел напротив и продолжил разговор: – Во-первых, я не принадлежу к офицерам отдельного корпуса, и вы это отлично понимаете. Во-вторых, ваша попытка оскорбить меня была неудачной, ибо я с глубоким уважением отношусь к жандармам и считаю их деятельность жизненно важной для Отечества. Но у меня нет ни времени, ни желания принуждать вас принять мою точку зрения. И наконец последнее. Я имею честь быть офицером Генерального штаба Российской империи, и вот именно нам вы можете быть полезным. И если мы придём к соглашению, то вы получаете шанс спокойно продолжить свой вояж за пределы России и даже получить некую сумму, кою можете рассматривать как субсидию в ваше будущее. В противном случае, будет то, с чего я начал наш разговор. Могу дать на размышление не более пяти минут. Сказав это, подпоручик Лабунский поставил на стол и перевернул в нужное положение песочные часы. Надо отдать должное Элпидину, когда последняя песчинка проскользнула в горловину, он внутренне собрался и решительно заявил: – Я готов с вами сотрудничать, господин подпоручик, но у меня есть одно и непременное условие: я никогда не буду доносить на своих товарищей. В противном случае, можете возвращать меня обратно в тюрьму, и пусть будет, что будет. – Приятно иметь дело с человеком, для которого слово «честь» не простой звук, – Лабунский с уважением склонил голову. – Могу вас успокоить: к вам обратятся за помощью лишь в том случае, когда нашему Отечеству будет угрожать внешний враг и никак не иначе. А пока подпишите вот этот документ. Перед ним появился лист бумаги с коротким текстом, в коем указывалось, что Михаил Константинович Элпидин получил семьсот рублей ассигнациями и обязуется выполнять поручения по сбору информации, касающейся замыслов иностранных держав или лиц против интересов Российской империи. Такая формулировка не вызвала у Михаила отторжения, и он размашисто расписался. – Теперь оговорим некоторые детали, – сказал подпоручик сразу после того, как положил перед Элпидиным пачку ассигнаций. – Сейчас нас сфотографируют. В комнату принесли аппарат, и Лабунский встал рядом с сидящим Михаилом и положил ему руку на плечо. Петрович, который оказался ещё и фотографом, быстро сделал несколько снимков. – Запомните, Михаил Константинович, если через какое-то время к вам придёт человек и предъявит вот этот снимок, то это значит, что матушке-России нужна ваша помощь. С Богом, ступайте, вас незаметно проводят до пристани и обезопасят от нежелательных встреч. Когда молодой революционер добрался до Швейцарии и сумел там неплохо устроиться, то в первое время он одновременно ждал и боялся появления вестника от этого генштабиста, которого неизвестно какие черти занесли в тихую провинциальную Казань. Постепенно страхи приутихли, а когда отгремели залпы русско-турецкой войны, он почти успокоился. Честно говоря, под внешней оболочкой ненавистника царского режима и весьма удачного дельца еще оставалась частица истинно русского человека. Жизнь научила господина издателя лавировать между интересами революционной общины в Женеве, не слишком мозоля глаза полиции Швейцарии и их французским коллегам, и делал он это столь искусно, что капитан и боцман легендарного клипера «Катти Сарк» от зависти и чувства собственного позора утопились бы в бочке с пресной водой. Когда полки под командованием генерала Скобелева штурмовали Шипку и Плевну, Элпидин начал сбор информации, коя касалась происков и интриг европейских держав, направленных против России, но никто к нему не пришел. А посему Михаил Константинович решил, что о нём забыли, и был просто ошарашен сегодняшним визитом. А что если фотография попала в чужие руки и перед ним не офицер Генерального штаба, а палач, уполномоченный «Землей и волей» казнить отступника и предателя дела революции? Перед его глазами возникли жуткие картины расправы революционеров с агентами охранки, навеянные рассказами очевидцев и газетными публикациями. Он буквально почувствовал, как трещат и ломаются кости его черепа от удары гирей, а клинок раз за разом кромсает его сердце и живот. От таких мыслей струйки холодного пота пробежали по спине, и рубашка мгновенно промокла. Нужно все отрицать. Господин издатель немного поерзал в кресле, заняв более удобное положение, откашлялся и, придав голосу возмущенные интонации, с толикой обиды выдал фразу: – Я не имею чести знать вас, милостивый государь, и с какой целью вы обманом проникли в мой магазин. Что касается сей фотографии, то мне нечего стыдиться знакомством с подпоручиком Лабунским, который убедительно доказал, что среди офицеров русской армии есть люди, помнящие заветы декабристов. Можете так и передать тем, кто вас прислал: Михаил Элпидин никогда не был предателем и агентом жандармерии и никогда им не станет. А засим прошу покинуть сей дом и никогда не возвращаться. На челе издателя выступили крупные бисеринки пота. Посетитель же оставался невозмутимым, а тон его был даже несколько ироничен: – Хватит комедию ломать, господин издатель, вы не в театре и не в суде перед присяжными заседателями, – мгновенно охладил благородную горячность своего визави. – Я пока пришел не за вашей жизнью, а всего лишь поговорить. И запомните, я вам не враг, а, можно сказать, ваш ангел-хранитель. Для того чтобы полностью рассеять сомнения, то дворник Петрович, а точнее полный георгиевский кавалер и фельдфебель в отставке Иван Петрович Кузнецов просил вам кланяться и очень переживал по поводу вашего плеча, пережившего близкое знакомство с его рукой. Но хочу заметить, Михаил Константинович, что вам ещё повезло. А вот несколько турецких аскеров, имевших неосторожность сойтись с ним в рукопашной при штурме Плевны, отправились в Джаннат[43] несколько потрепанными и навряд ли смогут ласкать гурий вследствие отрубленных рук и голов. Элпидин воспринимал этот поток информации, свалившийся на него в одночасье, с видимым волнением, воспоминания о столь «скользком» эпизоде его жизни не доставляли господину издателю огромного удовольствия, а при словах о фельдфебеле сразу же предательски разболелось плечо. – Как вы понимаете, господину Лабунскому сейчас немного не до вас. Тем более что я являюсь, как и мой коллега, офицером Генерального штаба Российской империи. А вот наших оппонентов, коих вы относите к друзьям или союзникам, вам следует опасаться. И дело не в ваших убеждениях, точнее не только в них, а в вашем состоянии. У британцев есть весьма занятная поговорка: «He that has nothing is frightened of nothing», которую можно перевести на русский язык примерно так: ничего не боится тот, кто ничего не имеет. Вы владелец издательства и книжного магазина, которые приносят устойчивую прибыль. Налажены устойчивые связи, годы работы создали хорошую репутацию, и при этом с точки зрения молодых революционеров вы безнадежный и даже в чём-то опасный ретроград. Вы призываете убеждать, а они предпочитают убивать. Неприятный посетитель сделал паузу, убедившись, что его слова ложатся на возделанную почву. Господин издатель действительно относился к деньгам и прибыли своего детища с трепетом, достойным скупого рыцаря незабвенного Александра Сергеевича. С работниками он не был щедр и стремился сэкономить всюду, где была малейшая возможность. На святое дело борьбы с царским режимом средства выделял, но всякий раз многократно напоминал, что его издательство и так все время работает на нужды народного восстания, во что господа революционеры конечно же не верили. Рыбка клюнула, пора подсекать! – Мне не хочется выступать в амплуа Кассандры, но вам вынесен приговор и даже назначен преемник или наследник, а по совместительству и палач. Тем паче что он весьма искушенный душегуб. – И кто же он, – деланно безразлично спросил русский швейцарец, хотя это притворство вряд ли могло обмануть более или менее проницательного человека. – Я его знаю? – Знаете, Михаил Константинович, хорошо знаете. И опусы его читали, а может, и печатали. Да и дискустировали вы с ним изрядно. Имя Сергей Михайлович Кравчинский вам знакомо? Мезенцев заметил, что, услышав это имя, издатель отразил на лице, кроме страха, и гримасу ненависти. Следовательно, семена упали на благодатную почву, и теперь можно сделать Элпидину конкретное предложение. – Михаил Константинович, позвольте напомнить вам вот этот постулат: «Amicus meus, inimicus inimici mei»[44]. Кравчинский – это преступник и убийца, нарушивший законы земные и Божьи. Но, кроме того, он верный слуга британцев, извечного врага государства Российского. А посему давайте сделаем так: вы называете мне место, где на протяжении ближайших трёх дней может находиться сей субъект. И если по истечении этого времени произойдут некие события, то можете более не опасаться за свою жизнь и имущество, да и вопрос со швейцарским гражданством скорее всего будет решен. А кроме того, даю вам слово офицера, что после этого ваши обязательства перед Генеральным штабом будут считаться исполненными. Впрочем, если вы захотите поделиться интересными сведениями, то они будут оплачены, естественно, золотом и исключительно наличными, никаких банков и счетов. – У меня есть такие сведения, но как я смогу объяснить товарищам появление довольно значительных средств у меня… – А что, вы считаете, что найденные вами секреты будут того стоить? – Уверен. Я умею считать деньги. И я знаю, что вам нужно в первую очередь. Просто так получилось, что это попало ко мне… – А если к вам попадет еще и рукопись утерянного романа господина Чернышевского? Того самого, которого ему так и не дали восстановить? – Как? Вы имеете в виду «Что делать?». – На Руси есть два главных вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?» Издатель сразу же пришел в себя и стал похож на хищника, почуявшего запах добычи; казалось, что его хорошо ухоженные ногти превращаются в когти, а зубы – в клыки. Еще бы уши к морде прижать – и вылитый тигр перед прыжком. – Как же так получилось? – вопрос как бросок кинжала. Но посетитель продолжал сохранять абсолютнейшее спокойствие и никуда ироничность не собирался убирать. – Неужели вы считаете, что потеря господином Некрасовым этого романа была случайностью? Мы помогли его потерять. Слишком лояльный цензор расстался с местом[45], и мы постарались сделать всё, чтобы господину Чернышевскому было не до того, чтобы его восстановить. – И как это будет выглядеть? – Вы получите письмо от вора, укравшего рукопись и попавшего в тюрьму. Выйдя на свободу, он добрался до рукописи, прочитал ее, проникся идеями нигилизма… И предложил вам выкупить ее за каких-то двести рублей… золотом, конечно же… В уме господина издателя окончательно прояснилось. Перспективы оказались слишком заманчивыми. – Это даст вам еще больший вес в среде эмиграции, защитит от посягательств революционеров, а издание произведения господина Чернышевского как в вашем журнале, так и в книге… Семена попали на благодатную почву… Считавшийся утерянным роман господина Чернышевского, из-за которого писатель впал в черную меланхолию и практически перестал творить, – это был прорыв, тем более что сам Элпидин был известен как убежденный поклонник творчества Николая Гавриловича[46]. Согласие было достигнуто, и в итоге высокие договаривающиеся стороны расстались взаимно удовлетворённые достигнутыми результатами. Правда для этого потребовалось ещё десять минут дебатов, дабы Михаил Константинович мог в полной мере потешить собственное самолюбие и одновременно не огорчить здравый смысл и житейскую расчётливость. Мезенцову же предстояла поездка на побережье Цюрихского озера, где в уединённой хижине Кравчинский собирался доработать конструкцию новых бомб и без помехи провести их испытания. Тем паче что для сих экспериментов он мог использовать французский и английский динамит, изготовленный соответственно на правительственной фабрике в Вонже и заводе сэра Фридриха Абеля в Вулидже.
Раннее утро 6 сентября 1878 года в Цюрихе было пасмурным, что по всем приметам обещало нудный мелкий дождь, который мог идти до самого вечера. Сие обстоятельство было вполне на руку Кравчинскому, так как можно не опасаться появления нежелательных свидетелей из числа поклонников красот Нижнего озера и любителей рыбной ловли. А посему, он находился в великолепном настроении и с аппетитом умял банку мясных консервов, запивая крепким кофе, сваренным на бульотке[47], оснащённой спиртовкой. Затем он накинул парусиновый непромокаемый плащ и направился в сарай, где в отдельных ящичках, тщательно закутанные в тряпки, лежали три готовых образца бомб, отличающихся количеством и типом динамита, а также конструкцией взрывателей. С замком, весящим на дверях, пришлось повозиться, ибо, несмотря на регулярную смазку, частые дожди и сырость изрядно подпортили его внутренности. Кравчинский, чертыхаясь, пытался его открыть, и поневоле все его внимание было поглощено борьбе с упрямой железякой, а посему он не успел среагировать на легкий шорох сзади. Последовал сильный удар по голове, и Сергей Михайлович как подкошенный рухнул на землю. Сознание вернулось к нему нескоро, и реальность была малоприятной. Он лежал на столе со связанными руками и ногами, рот был заткнут кляпом, а двое мужчин в масках деловито растапливали печку, рядом с которой лежали кочерга и несколько железных прутьев. А далее были вопросы, попытка вначале просто молчать, а потом проклинать своих мучителей и много, много боли. Периодически накатывала волна спасительного забытья, но холодная вода возвращала к реальности. Решимость и упрямство постепенно склонились перед мукой, и Кравчинский заговорил. Когда язык начинал заплетаться, то ему заливали в рот коньяк из фляжки и продолжали задавать вопросы. Говорил только один из них, тот, что был пониже ростом, но плотный, коренастый, он производил впечатление весьма опасного человека, с которым сложно было бы справиться даже в дуэльном поединке. Впрочем, никакой дуэли быть не могло: все эти куртуазные выверты не для той тайной войны без правил, в которой завязли герои сего повествования. – Нас не интересуют ваши сообщники убийства генерала Мезенцова, они нам известны и уже наказаны или будут наказаны в ближайшее время, как и вы. Но вот кто оплатил эту акцию – немаловажный вопрос… У вас десять пальцев на руках? Занимаясь изготовлением таких опасных веществ, все они на местах? Непорядок… От внезапно обрушившейся боли Кравчинский взвыл… А дальше его снова и снова ломали – физически и психологически. Окончательно пламенного революционера добили сообщением о том, что его жена носит ребенка (это была неправда) и ее тоже могут убить (тоже блеф, но всяко возможно). Тем паче что лично он именно так и поступил бы в аналогичной ситуации. – Вы же знаете, что вчера ваша жена посетила врача Альфреда Либербаума? Ах, она вам не успела ничего рассказать, так вы спешили к мадам Кокто? – А вы знаете, мы можем оставить вам жизнь, правда я буду обязан переломать вам руки и ноги. Это будет больно. Вы будете инвалидом, но будете жить и увидите, как ваш сын начнет ходить, например… – Вы хотите оставить мне жизнь? – Вы будете прекрасным образцом того, что будет с вашими коллегами в ближайшем будущем, если они не оставят попыток бороться с самодержавием. А вы им передадите это мое послание. И тут стало ясно, что Кравчинский «поплыл». Жить! Жить! Хоть тушкой, хоть чучелом, хоть безногим или безруким инвалидом, но все-таки жить! Язык его развязался, а вопросы посыпались, как из мешка зерно: – Имя агента? – Куда вам переводили деньги? – Номер счета? – В каком банке? – Кто еще курировал операцию? – К кому вы должны обратиться в случае опасности? – Имена руководителей ячеек в России? – Кому вы должны отправлять бомбы? – Как связаться с вашим куратором из Британии? Имена, пароли, явки. Его спрашивали и записывали все, что он говорил. Жажда жизни делала поток слов практически непрекращающимся. Через несколько часов, один из инквизиторов с удовлетворением закрыл тетрадь, куда записывал цифры, даты, имена и номера счетов в банке, и совершенно неожиданно для Кравчинского снял с себя маску. – Ну что же, Сергей Михайлович, вы полностью удовлетворили моё любопытство. Кстати, я забыл представиться: генерального штаба полковник Мезенцов. Услышав эту слишком хорошо знакомую для него фамилию, Кравчинский, коему опять заткнули рот, смог лишь замычать, прекрасно понимая, что его земной путь подходит к концу. А полковник не спешил. Он взял в руку стилет, который Сергей Михайлович привёз в Швейцарию как память об убийстве шефа жандармов генерала Мезенцова, и резким движением руки вонзил ему в живот, несколько раз провернув в ране. Последнее, что сумел увидеть Кравчинский, как в комнату были принесены изготовленные им же бомбы и аккуратно разложены на полу подальше от печки. Затем чирканье спички и характерный запах горящего запального шнура, а через некоторое время мощный взрыв разнес по брёвнышку хижину, сарай и стёр в пыль бренные останки террориста и британского агента.
Глава семнадцатая. Прерванные каникулы полоцкого кадета
Полоцк. 18 февраля 1880 года. Сергей Мезенцов Вспоминая о поездке в Швейцарию и свершившейся святой мести, Мезенцов даже не заметил, как подъехал к Полоцкой военной гимназии, выпускником которой он и был в далеком уже 1863 году. Впрочем, тогда это учебное заведение носило название Полоцкого кадетского корпуса, а вот в результате милютинской военной реформы 1865 года превратилось в гимназиум, о чем лично Сергей Николаевич весьма сожалел[48]. Вообще-то начальное военное училище располагалось в трехэтажном здании, в котором ранее функционировал иезуитский коллегиум. Была какая-то ирония в том, что центр иезуитства в России стал центром подготовки ее верных защитников. Иезуиты основали тут свое учебное заведение еще во времена польского владычества, в далеком 1581 году. Тот, древний коллегиум сгорел во время большого пожара, а в 1750 году был построен красивый трехэтажный учебный корпус с католическим храмом по центру. После запрещения папой ордена Иисуса Полоцк стал официальным центром иезуитов в России (да и во всем мире), а коллегиум оказался единственным учебным заведением новициата (подготовки кандидатов в члены ордена) в мире. Кроме одной из лучших библиотек в Белой Руси, тут располагалась довольно неплохая типография, а позже коллегиум оброс различными хозяйственными строениями, стал вести коммерцию, а в принадлежавших ему семи поселениях (фольварках) проживало более 7800 жителей. В 1812 году коллегиум указом Александра I был преобразован в академию с правами университета. Но в 1820-м иезуитов из Полоцка (да и из России-матушки) изгнали, а в 1822 году на базе академии было создано Полоцкое высшее пиарское[49] училище, но учебное заведение иного католического ордена все равно было ориентировано на проведение политики активной полонизации и окатоличивания белорусских земель. Это не могло устроить государство Российское и послужило причиной его закрытия в 1830 году. В 1835 году государь Николай Павлович повелел открыть в Полоцке кадетский корпус для военной подготовки дворянства к действительной военной службе. Экипаж с подполковником, подъехав к кованой ограде, остановился. Мезенцов не забывал свою первую alma mater[50] и при посещении Полоцка старался сюда обязательно зайти. В любом случае, это посещение не должно привлечь чьего-нибудь внимания. Прежде чем зайти, рукой в перчатке провел по решетке с какой-то ностальгической нежностью – сколько всего тут произошло: учеба, дружба, первая любовь, первая дуэль. Вот там, в учебном корпусе о трех этажах, проходили занятия во всех четырех учебных ротах, вот там, в кельях бывшего монастыря, они жили. А его первый поединок чести была неподалеку от их здания – в небольшом овраге, укрытом густым кустарником. Это была рекордная для корпуса дуэль, потому что случилась она на второй день обучения – до сих пор никто так быстро отношения не выяснял, а повздорили младые дворянчики в самый первый день по прибытию к месту обучения. Конечно, причиной ссоры была женщина, точнее, тринадцатилетняя полочанка Мари Бжозовская, в которую были влюблены почти все кадеты, вот только заносчивая панянка ни с кем эти чувства не разделяла. Они с Димитрием, ставшим после сего происшествия его хорошим другом, благоразумно выстрелили в воздух, так что никаких последствий сия стрельба для них не имела. Первым делом Сергей Николаевич направился в Свято-Николаевскую церковь, принадлежавшую гимназии: бывший католический костел был перестроен под православный храм, несмотря на активное сопротивление польской шляхты и католической общины города. Он имел форму классической базилики с двумя высокими колокольнями и круглым куполом и долго оставался самым высоким зданием Полоцка, впрочем, внешне собор не претерпел существенных изменений, разве что кресты сменились на православные, основная перестройка коснулась внутреннего убранства. Тут проводились богослужения для кадетов корпуса, по праздникам собирались и жители города. С этим зданием были связаны и приятные воспоминания. Одним из развлечений кадетов было забраться на колокольню, где были установлены уникальные башенные часы с боем, работы виленского мастера Густава Мудни, и перевести их на час-два назад. Делалось это в день увольнительный с тем, чтобы немного, но продлить часы законного отдыха от военных обязанностей. Начальство на эти «шалости» учеников смотрело сквозь пальцы, поддерживая при этом жесткую дисциплину во время занятий. Как-то Мезенцов вместе со своим дружком Димитрием переставили часы на целых три часа, вот только не учли, что сие слишком большая наглость, да еще и в осеннее время темнеет намного быстрее, так и попались, правда, попеняли им не столь сильно – начальник кадетского корпуса, генерал-майор Дмитрий Михайлович Павловский, был хорошим приятелем батюшки Димитрия, генерал-майора Никифора Ивановича Кайгородова, в прошлом преподавателя в Полоцком кадетском корпусе. Дмитрий (или Димитрий, как тот себя любил называть) большой любви к военной стезе не испытывал, зато имел склонности к естественным наукам и наблюдениям за жизнью животных и растений. Однажды они «позаимствовали» из библиотеки корпуса «земной телескоп Доллонда» – фактически мощную подзорную трубу, с помощью которой французы в 1812 году осуществляли наблюдение из колокольни собора за перемещением русской армии. Молодые люди нашли ей более важное применение и следили с колокольни за перемещением очаровательных барышень, тем более, как известно, из жизни прекрасных растений, за сиими цветками жизни подглядывать было приятнее всего. Именно там они оценили все значение хорошей разведки в военном деле, когда противник у тебя как на ладони, тем более такой хорошенький!Надо сказать, несмотря на полученное хорошее военное образование, во время работы на Охтинском пороховом заводе Дмитрий Никифорович Кайгородов стал слушателем Лесного института. Вскоре защитил диссертацию, а теперь служил по корпусу лесничих. Увлечение природой победило в нем семейную традицию, но его младший брат Михаил уже учился в Николаевской академии Генерального штаба и подавал большие надежды именно как военный специалист[51]. После короткой благодарственной молитвы святому Николаю, уберегавшему Мезенцова в его сложной миссии в столице, Сергей Николаевич направился к начальнику училища, по дороге заскочив к полковнику Блюменталю, инспектору классов гимназии, с просьбой передать в кассу взаимопомощи полочан триста рублей. Сии средства шли на вспомоществование выпускникам училища, потерявшим здоровье на военном поприще, а также для обучения наиболее бедных и остро нуждающихся кадетов. Дворянство Белой Руси богатствами не славилось, за исключением польских аристократических фамилий, а помогать друг другу у вышедших из корпуса кадетов было в крови. По дороге к начальнику училища, генерал-майору Тыртову, Мезенцов коснулся целованного им «ядра Витгенштейна» – во время Отечественной войны ядро вломилось в каменную кладку учебного здания, где и застряло навек, считалось, что оно было выпущено из орудий корпуса Витгенштейна, отбившего Полоцк у французских захватчиков. Ядро это всегда чистили, а у молодых кадетов была веселая традиция после утреннего парада в день Второго Полоцкого сражения ядро целовать[52]. Генерал-майор Тыртов находился в приподнятом настроении. Он получил письмо из Санкт-Петербурга, в котором сообщили о том, что его усилия по воспитанию и военной подготовке дворянства к службе были замечены начальством. В письме его сослуживца, отправленном еще до страшной катастрофы в Санкт-Петербурге, не было и намека на то, что покушение на государя возможно, так что ничего нового о сём прискорбном событии генерал узнать не смог, но сознание того, что он не зря отдал себя педагогическому поприщу, приятно согревало сердце. К вошедшему в кабинет отставному подполковнику Алексей Петрович, стоявший у окна, сразу же направился и сердечно пожал руку. – Сергей Николаевич! Я крайне обрадован тем, что вы снова нашли возможность посетить нашу гимназию, благодарю вас, что не забываете место своей учебе и помогаете в меру своих возможностей. Вы же знаете, что финансирование нашего заведения совершенно недостаточное, но мы делаем все, что в наших силах. Хотите знать, что я замыслил? Полковник Мезенцов знал, что пока генерал не выговорится, то вставить слово в разговор не будет никакой возможности. Поэтому только согласно кивнул головою, даже не попытавшись что-то произнести. – Вот, из-за совершенно недостаточных средств и невозможности отопить столь большой храм, как Свято-Николаевскую церковь, задумал я сделать гимнастическую церковь в здании библиотеки. Там и места достаточно, и будет всегда тепло. Не будут застужаться курсанты в храме господнем, а то позорище какое! Им стоять на службе порою не час, а более того, то один заболеет, то другой! А тут и добрые люди нашлись, помогли на обустройство нового храма! Было бы замечательно вообще передать собор в ведение городской общины, нам ведь и небольшого храма будет достаточно. Сей слишком помпезен и велик! – Весьма своевременное и нужное дело, ваше… – Ах, Сергей Николаевич, мы же договаривались не чиниться! – решительно запротестовал Тыртов. – Да-с, Алексей Петрович, простите меня, привычка к чинопочитанию… – Ну, эта привычка правильная, Сергей Николаевич, вот только вы же знаете, что веяния времени, да, таковы, что наедине офицеры стараются без чинов, подчеркивая особое офицерское братство. Вы знаете, я прочитал ваш труд о важности проведения разведывательных мероприятий в будущих войнах. Сей труд весьма злободневный, и мысли, высказанные в нем, своевременны, хочу только заметить один момент, которые иной читатель пропустил бы, а я как руководитель казенного учебного заведения пройти мимо не смог. Вы там вскользь заметили, что в условиях мобилизации населения и массовой армии, вы так ведь и писали «массовой армии», не так ли? Мезенцев утвердительно кивнул головой. – Так вот, вы утверждаете, что значительно возрастет необходимость в подготовленном офицерском корпусе и обучении господ офицеров методам и приемам разведывательных действий. Весьма здравая мысль. Вот только скажите мне, каким образом вы считаете возможным решить вопрос увеличения самого офицерского корпуса? Сергей Николаевич ответил почти сразу же, не задумываясь: – Есть два пути, Алексей Петрович! Первый – это отмена закона о вольности дворянской и возврат к обязательной дворянской службе в армии, как это было во времена Петра Алексеевича, или же разрешить обучение в военных училищах разночинцев. Первый путь кажется мне предпочтительнее, хотя и будет воспринят дворянством без видимого удовольствия. Второй же путь может способствовать подрыву устоев государственных, но тут, как говорится, не хотелось бы, чтобы лекарство оказалось опасней болезни! Думается мне, что опасаться же даже частого производства в офицеры георгиевских кавалеров из нижних чинов не следует. Как показали последние военные события, в том числе Турецкая кампания, из сиих солдат получаются преданные империи и достаточно дельные офицеры, кровью и отвагой доказавшие право на чин. – Разделяю ваше мнение, Сергей Николаевич! Возьмите ваш труд, я осмелился дать ему свою рецензию, так что, когда предоставите ее на рассмотрение в Николаевскую академию, думаю, что моя поддержка не будет лишней. Не забудьте, как только ее издадут, отправить в нашу библиотеку несколько экземпляров! Наши гимназисты должны знать труды своих собратьев по учебе! И каковы ваши дальнейшие планы? – поинтересовался генерал Тыртов. – Собираюсь в Санкт-Петербург, имею намерение восстановиться на действительной службе, в сей сложный момент для государства Российского думаю попроситься в отдельный корпус, надеюсь на сем поприще принести максимум пользы. – Весьма достойное намерение… – начал было отвечать Алексей Петрович. Тут скрипнула дверь кабинета, и полковник услышал возмущенное: – Папа! Вскочивший в кабинет молодой гимназист, впрочем, быстро сориентировался в обстановке и уже почти по-военному произнес: – Ваше превосходительство, разрешите обратиться! Генерал-майор Тыртов принадлежал к довольно обширному роду служилого дворянства, каждый из семейства выбирал военную стезю: кто в армии, кто во флоте. Вот, его старший брат, Николай, выбрал, как и он, армейскую стезю, а оба младших – пошли во флотские и там были замечены. Сам Алексей Петрович был типичным «паркетным генералом», как он сам себя изредка (в моменты особого раздражения) называл. На его долю не выпало участвовать ни в одной из военных кампаний. А вот педагогический дар раскрылся довольно широко. Он сначала преподавал в одной из военных гимназий, потом стал инспектором, а позже начальствовал, сначала в Воронежской военной гимназии, а теперь уже в Полоцкой. Его дети тоже выбирали военную стезю: старший сын, Владимир, окончил Воронежскую гимназию и теперь учился в Михайловском артиллерийском училище, Михаил, который был помладше, обучался в его заведении и сейчас какой-то взъерошенный находился на пороге отцова кабинета. Предстояло и далее идти, и совершать свой педагогический подвиг. Понимая, что генералу предстоит семейное общение, Сергей Николаевич поспешил откланяться, ему действительно хотелось быстрее отправиться в столицу. Тем более что цель его была достигнута. В переплете поданной к рассмотрению генерала Тыртова книги о необходимости разведывательных действий и методов ее проведения были спрятаны листы со второй частью доклада покойному государю. Собрав обе части доклада, Мезенцов намеревался попасть на прием к новому государю, а там… как уже повезет. Или пан, или пропал! Железнодорожный вокзал Полоцка был выстроен недавно, как и дорога, которую проложили тоже совершенно недавно, связав воедино Ригу с древним Смоленском. Мезенцову предстояло сесть в поезд до Риги, а уже в Динабурге[53] пересесть и дождаться вагона, что шел от Варшавы в Санкт-Петербург. Примерно семь часов ожидания полковника совершенно не страшили. В городе на Западной Двине жил еще один его друг по тому же Полоцкому кадетскому корпусу да по Павловскому военному училищу, Петруша Шведов. Вот у него и можно будет сии несколько утомительных часов ожидания провести. Окончив в 1864 году Павловское училище, Сергей Николаевич отправился служить в 99-й Иваногородский пехотный полк, сформированный из 23-го егерского всего год назад. У иваногородцев было много вакансий, которые спешно заполнялись молодыми выпускниками военных училищ, в нем юнкер Мезенцов и начал свою реальную военную карьеру, тут он и был замечен начальством, и ему рекомендовали пройти обучение в Николаевской академии Генерального штаба, во время службы он был замечен своим известным и могущественным родственником. Как говорится, неисповедимы пути Господни! И на полковника нахлынули воспоминания о том, как он после поездки в Швейцарию, где был примерно наказан убийца генерала Николая Владимировича Мезенцова некто Степняк-Кравчинский, вынужден был отправиться в Британию. А дело было так…И с закваской такой, над обычной толпойПолочане стояли высоко,И везде был в пример, наш кадет – офицерЕго слава гремела далеко.В. Перфильев. Песня Полоцкого кадетского корпуса
Глава восемнадцатая. Визит в Эдинбург
Эдинбург. Музей науки и искусства. 7 декабря 1879 годаЯ хочу побывать в Эдинбурге,Исторический город грез,Пробежаться по каменным улочкам,И от счастья смеяться до слез,Ощутить полноту вдохновенья,Осознав воплощенье мечты,А услышав где-то волынку, мимо просто так не пройти,Понимать, что ты в сердце Шотландии,Где просторы граничат с землей,А на них старинные замкиОмываются чистой водой.Юка
Профессор Томсон В начале декабря 1879 года Чарльз Уивилл Томсон сидел за письменным столом в своём кабинете в Эдинбургском музее науки и искусства и занимался весьма надоевшими ему делами, кои можно было сравнить с чисткой авгиевых конюшен. Конечно, ему не нужно было с лопатой в руках копаться в конском навозе, тем не менее от этого его работа не становилась легче или приятней. Ушедший в отставку королевский профессор Джордж Оллман, который до него курировал сей музей, слишком небрежно относился к своим обязанностям, в результате чего таинственным образом исчезли весьма ценные образцы и экспонаты, которые помимо своей научной ценности были необходимы для проведения занятий со студентами местного университета. А сам сэр Чарльз не проявил должного внимания к этому вопросу и, принимая должность, удовлетворился заверениями почтенного профессора о полном порядке в музейных экспозициях и кладовых. Теперь же приходилось пенять только на себя, ибо Джордж Оллман сказался больным, удалился в свое поместье в графстве Дорсетшир и все прошедшие годы вёл жизнь затворника, проводя все время в любимом саду, чаще общаясь с яблонями, нежели с людьми. А тут появилась новая угроза. Как весьма своевременно предупредили коллеги из Лондона, в ближайшем будущем намечался визит в Эдинбург с обязательным посещением университета и музея группы высокопоставленных особ, среди которых был и принц Альфред. Следовало сделать всё возможное и невозможное, дабы не возникали неудобные вопросы. Кроме того, директор музея планировал своё участие в нескольких длительных океанских экспедициях. Особую пикантность сих мероприятий придавал весьма «сладкий» бюджет сего прожекта, в который внесло свою лепту и Адмиралтейство, имеющее свои интересы в этих исследованиях. Несмотря на жесточайшую конкуренцию среди профессуры, в себе сэр Чарльз был уверен. А посему скандал был крайне нежелателен, и следовало привести дела в идеальный порядок. Попытка сделать это собственными силами показала полную несостоятельность сэра Чарльза в административных вопросах, но огласка была недопустима. Правда, сейчас появилась надежда на счастливый исход. В прошлом месяце он гостил в замке у своего приятеля Уильяма Гарри Хэя, графа Эрролла-19 в его замке Слэйнс. Поводом к их знакомству, перешедшему затем в дружбу, стало увлечение этих двух истинных шотландских аристократов холодным оружием. И во время последней встречи, вечером, когда ветреная и сырая погода делала тепло каминного огня и вкус выдержанного виски особенно приятными, сэр Чарльз поделился с приятелем своей бедой. – Вот так, Уильям, я и попал в сложное положение и, право, не знаю, как из него выйти. Самое страшное, что я ничем не могу подтвердить свои слова, и даже если мне поверят, то с моей безупречной репутацией будет покончено навсегда. Закончив свою исповедь, он допил виски и, замолчав, устремил взор на пылающий камин, словно пытаясь в игре пламени найти успокоение для измученной души. – Не всё так безнадёжно, мой друг, – с ободряющей улыбкой отозвался граф. – Необходимо найти толкового юриста, поднаторевшего в крючкотворстве. Уверен, что он сможет подобрать нужные параграфы в том нагромождении актов, указов и прочих документов, из коих состоит право Британии. Заметив, что его визави хочет возразить, он остановил его жестом и продолжил говорить: – Я понимаю, что огласка нежелательна, и это обстоятельство предъявляет особые требования к сей кандидатуре. Но в этом я смогу вам помочь, ибо среди лично обязанных мне людей есть искусный специалист. Тем паче что его сын служит офицером в одном из полков, и его карьера напрямую зависит от моего благорасположения. В общем, я собираюсь в следующем месяце посетить Эдинбург по своим делам, и заодно со мной прибудет нужный вам человек. Будьте спокойны, он поможет вам составить необходимые бумаги так, что никто ничего не сможет сказать. Когда почтенный профессор, в сердце которого разгорался огонёк надежды, вскочил и разразился благодарственной тирадой, граф также поднялся, но неожиданно, не сдержав стон, был вынужден буквально упасть обратно в кресло. – Снова беспокоит старая рана? – с участием спросил сэр Чарльз. Прежде чем ответить, граф наполнил свой стакан виски более чем наполовину и выпил его одним глотком. Через минуту спиртное оказало анестезирующие действие, боль стихла, и он смог продолжить беседу. – Увы, мой друг, хотя и прошло ровно четверть века после того злосчастного для меня сражения под Альмой, но иногда рана напоминает о себе. Но помимо боли телесной страдает и моя душа. Вы знаете про наш семейный палаш? – К сожалению, дорогой граф, вы никогда не упоминали об этом происшествии… Почтенный неофициальный глава клана Бойд поморщился, он не мог про это не говорить, вечно у господ ученых прохудившиеся головы. – Именно в этот день счастливого для Британии и несчастного для меня сражения, когда меня после ранения вынесли солдаты, на поле боя остался мой палаш, который передавался в нашей семье от отца к сыну. Как только я пришел в себя, то попробовал навести необходимые справки, но, увы, наш фамильный клинок исчез. Его мог подобрать как трофей кто-нибудь из русских солдат или офицеров. Все эти годы я пытался его отыскать, но, к сожалению, всё впустую. Хотя… – на этом слове уже граф с надеждой смотрел на своего собеседника. – Чарльз, вы же известный ученый и вас, без сомнения, знают и за пределами Британии. Я понимаю, что шансы невелики, но не могли бы вы обратиться к вашим коллегам в России? Я не пожалею никаких средств, дабы вернуть эту реликвию. Естественно, профессор заверил, что приложит все силы, дабы выполнить эту просьбу. И вот, сэр Чарльз, сидя в своём кабинете, уже в который раз пересматривал список лиц, кои возглавляли Императорское географическое общество, выбирая из них тех, к кому он мог бы обратиться с просьбой о помощи в поиске пропавшего палаша. Естественно, что беспокоить такой безделицей председателя, коим был лично великий князь Константин Николаевич, не стоило, но два человека, занимающие соответственно вторую и третью ступень в иерархии сей уважаемой организации, были настоящими учеными и исследователями. А то, что их научные регалии были подкреплены высокими чинами, относящими их к элите чиновничества Российской империи, лишь повышало их возможности по оказанию содействия. Теперь оставалось лишь выбрать между вице-председателем Петром Петровичем Семеновым и его помощником бароном Федором Романовичем Остен-Сакеном. Размышления профессора были прерваны деликатным стуком в дверь. Весьма удивленный тем, что его, несмотря на строжайшее предупреждение, побеспокоили, он, тем не менее, бросил короткую фразу: «Come in!», и через мгновение в кабинет вошел несколько смущенный секретарь. – Сэр, я прошу меня простить за то, что осмелился вас побеспокоить, но в приёмной посетитель, который настаивает на аудиенции. – И кто же он такой, что я должен отрываться от важных дел? – несколько брюзгливо спросил профессор, который не ждал визита кого-либо из начальства и мог позволить себе побурчать. – Сэр, это некий полковник в отставке Ме-зенцоф, – секретарь по складам прочитал непривычную для него фамилию с визитки, – он прибыл из Санкт-Петербурга, из России. – И что нужно этому русскому солдафону в храме науки? И, кстати, на каком языке ты с ним общался? – продолжал ерничать Чарльз Томсон, который, как и многие шотландцы, частенько позволял себе проявить некоторую своенравность, но одновременно, как и большинство чиновников, предусмотрительно демонстрировал сию черту характера лишь в присутствии подчиненных. – Я не знаю, сэр, – невозмутимо ответствовал секретарь, успевший привыкнуть за время своей работы к подобным спектаклям. – Но если я правильно понял, его визит согласован с Императорским географическим обществом. И его английский почти безупречен. – Что-о? – почти выкрикнул Томсон, причём теперь выражение недовольства на его лице последовательно сменилось удивлением, надеждой и, наконец, радостной улыбкой. – Повтори ещё раз, от кого прибыл сей достойный джентльмен? Услышав подтверждение и внимательно изучив визитку, искусно напечатанную на прекрасной бумаге, профессор встал, привёл свой костюм в идеальный порядок и скомандовал: – Зови! Как он и ожидал, вошедший в кабинет мужчина был одет в партикулярный костюм, что было принято для офицеров Русской Императорской армии, которые вышли в отставку и находились за границей. Но во всем чувствовалась настоящая военная косточка. Выправка, стать, стройная фигура, аккуратнейшим образом подстриженные и ухоженные усики и ещё масса мельчайших деталей, кои присущи лишь профессиональным военным. Единственное, что его объединяло с миром гражданских, это кожаная папка, и по всей видимости, не пустая. – Добрый день, сэр, – на отменном английском и с лишь легким намёком на акцент поздоровался вошедший. – Добрый день, господин полковник, – ответил Томсон и пригласил посетителя присесть на стул, стоящий напротив его письменного стола. – Мой секретарь доложил, что вы представляете в Эдинбурге Императорское географическое общество? – Не совсем так, господин профессор, – пояснил Мезенцов, – скорее я действую с их ведома, а если быть абсолютно точным, то я прибыл к вам по рекомендации помощника председателя барона Остен-Сакена. При упоминании сего имени профессор изобразил на лице выражение гостеприимства, причём чувствовалось, что он действительно рад. Между тем полковник достал из папки большой конверт, запечатанный красной сургучной печатью Императорского Русского географического общества. Сэр Чарльз аккуратно вскрыл конверт ножом из слоновой кости и очень внимательно, не спеша, прочитал письмо. Затем он положил его на стол и на мгновение задумался. Он просто не мог поверить такой удаче, ибо собирался сам обратиться за помощью к барону, чьё имя было хорошо известно в научных кругах и пользовалось заслуженным уважением. И лишь Всевышний мог предсказать, сколько потребуется времени, пока его письмо достигнет адресата, тем более что тот не сидел на месте, выполняя обязанности директора департамента внутренних сношений Министерства иностранных дел Российской империи. И сможет ли он уделить время и внимание выполнению этой просьбы? Но теперь всё в порядке. Барон лично обращается с ходатайством о содействии полковнику Мезенцову в его поисках на территории Шотландии. А среди джентльменов не принято оставаться в долгу. А кстати, что или кого разыскивает сей офицер? В письме об этом не сказано. – Господин полковник, – продолжил разговор сыр Чарльз, – я охотно окажу вам всяческое содействие в ваших поисках, но позвольте поинтересоваться, в чём они состоят? – Видите ли, господин профессор, – неспешно начал повествование Мезенцов, – мой дядя Николай начинал воевать в Крымскую кампанию, будучи поручиком и курьером у главнокомандующего русской армии, князя Меншикова. При осаде Севастополя он спас жизнь командиру Суздальского пехотного полка, Федору Ивановичу Дарагану, который до этого участвовал в сражении под Альмой. В знак признательности тот подарил спасителю палаш, оказавшийся в числе трофеев в сем кровавом сражении. Мой отец, артиллерийский штабс-капитан, был коллекционером холодного оружия. Когда он выходил в отставку, сей клинок дядя Николай преподнес в подарок своему брату. К его удивлению, хозяин кабинета весь напрягся при этих словах и замер, внимая сказанному. – Когда я вступил в наследство, то решил выполнить последнюю волю родителя и попытаться найти владельца этого раритета, дабы вернуть ему, судя по всему, фамильную реликвию. И в этом я очень рассчитываю на помощь тех, кто работает в этом прославленном музее, вот почему я и прибыл в Эдинбург. Кстати, у меня с собой есть и фотографии сего палаша. И Мезенцов достал из папки пять фотоснимков. Когда сэр Чарльз взял их в свои руки, то они едва заметно, но дрожали. Вооружившись лупой, он на протяжении почти десяти минут изучал каждый дюйм изображения, боясь поверить в такой подарок судьбы. Судя по всему, это был именно тот палаш, который разыскивал его друг граф Эрролл. Наконец он положил фотографии и лупу на стол и задал вопрос: – Господин полковник, я постараюсь вам помочь, но было бы интересно взглянуть на оригинал сего изображения. Но, видимо, палаш остался в России? Ответ Мезенцова его окончательно добил, и почтенному профессору и рыцарю Британской империи пришлось грубейшим образом нарушить все писаные и неписаные правила этикета, действующие в этот чопорный викторианский период. Эмоции переполняли его, ему хотелось смеяться, ругаться, станцевать зажигательный шотландский танец, причем сделать это всё одновременно. Дабы окончательно не оконфузиться перед иностранным гостем, сэр Чарльз, совершенно наплевав на условности, выпил почти весь графин воды, стоящий на столике, не воспользовавшись для этого стаканом. Мезенцов, как истинно воспитанный человек сделал вид, что он абсолютно ничего не заметил, и невозмутимо наблюдал за происходящими событиями, но под маской бесстрастности в его душе бушевал фонтан радости. Профессор явно узнал палаш, и то, что он не смог сдержать свои эмоции, говорит о многом. Во-первых, он знает владельца, во-вторых, он явно находится с ним в дружеских взаимоотношениях или же каким-то образом зависит от него. И наконец, в-третьих, скорее всего, их встреча была не так давно. Но следовало доиграть свою роль до конца, и полковник, дождавшись, когда хозяин кабинета успокоится и вновь сядет за стол, задал вопрос: – Господин профессор, так я могу рассчитывать на ваше содействие моим поискам? Сэр Чарльз всё-таки взял себя в руки, вновь надел на себя маску невозмутимости и выдал длинную тираду, которая состояла из комплиментов в адрес благородного русского полковника, Императорского Русского географического общества и его мудрого руководства в лице великого князя Константина Николаевича и его помощников, таких, как барон Остен-Сакен и иных лиц. Выразил свою полнейшую готовность оказать любую помощь в весьма нелёгких поисках, обещая перевернуть с ног на голову всю Шотландию и прочая, прочая, прочая. Но при этом он не забыл прозрачно намекнуть на необходимость личного осмотра палаша и перемещения его из отеля в самый надёжный сейф музея, «дабы обеспечить сохранность этого бесценного раритета». Мезенцов и сам в совершенстве владел искусством лицедейства, что было не мудрено, ибо этого требовала специфика его работы. Малейшая ошибка могла привести к провалу задания и, скорее всего, сходу со сцены, но не в переносном смысле этого слова, а в более брутальном, то есть к смерти. А посему выражение его лица полностью соответствовало ходу переговоров, подтверждая готовность самого тесного сотрудничества с профессором. Между тем сэр Чарльз вскользь поинтересовался у господина полковника, каким временем тот располагает, ибо поиски могут затянуться, так как предстоит длительная переписка, работа в архивах, тем паче что необходимые люди могут находиться за пределами Туманного Альбиона. И хотя он полностью уверен в успехе, но над временем властен лишь Всевышний. Мезенцов поддакивал в нужных местах, отлично понимая, что идёт тривиальный торг, и почтенный профессор ничем не отличается от барышника, набивающего цену деревенскому мерину до уровня арабского скакуна. Ничего не поделаешь, ибо времена меняются, а суть человеческая неизменна. Как верно подметил еще Петроний Арбитр: «Mundus universus exercet histrioniam»[54], и полковник внутренне приготовился к тому, что придётся задержаться в Эдинбурге, но судьба решила по-иному. В кабинет профессора буквально ворвался секретарь и еле переводя дух выпалил: – Сэр Чарльз, подъехала карета с гербом Уильяма Гарри Хэя, графа Эрролла-девятнадцатого. Через несколько минут он будет здесь. Но предупреждение явно запоздало, ибо из-за неприкрытой двери уже слышались звуки шагов, которые неспешно, но при этом неумолимо приближались всё ближе и ближе. Виной сего прискорбного обстоятельства было неумеренное любопытство секретаря, за которое он, а точнее некоторые части его лица существенно страдали, начиная ещё со студенческих времен. Возможно, эта слабость была родовой чертой его семьи и передавалась вместе с фамилией, означающей дословно «кривой нос», и внешностью по наследству. А посему вместо того, чтобы прогуливаться по коридору и не мешать своему патрону вести конфиденциальный разговор, Камерон старался задерживаться возле дверей кабинета в надежде услышать что-нибудь интересное. Пронеслось ещё несколько мгновений, и в кабинет вошел граф Хей. Он был одет в строгий костюм-тройку, пошитый без изысков, но качество материи и искусство портного позволяли понять, что его хозяин не просто весьма обеспеченный человек, но и потомственный аристократ, не привыкший менять свои вкусы в погоне за веяниями моды. О его военном прошлом говорил гленгарри – головной убор шотландских полков британской армии, и по тому что он располагался строго прямо, можно было понять, что это старый солдат, а не богатый чудак, переодетый в национальный костюм. Мезенцов мгновенно его опознал по нескольким фотографиям, которые тщательно изучил, как и остальные материалы перед отъездом из России. Вот разве что за семь лет, кои прошли после того, как были сделаны последние снимки, седина обильно покрыла бороду и морщины на лице стали глубже. Невзирая на ясную погоду, в его руке был зонт, что в принципе было общепринято среди населения Британской империи, включая даже офицеров при мундире и сабле. Хотя последнее обстоятельство вызывало у их русских и германских коллег презрительную ухмылку. Едва войдя в кабинет, в котором было значительно светлее, чем в коридоре, и солнце слепило своими лучами входящих, он не сразу заметил Мезенцова и прямо с порога начал: – Рад видеть вас, Чарльз. Я приехал не один, нужный вам человек остался в карете. Вы уж определитесь, когда сможете с ним пообщаться, – и направился к нему, дабы пожать руку. Надо отдать должное Томсону, он мгновенно принял решение и, двинувшись навстречу графу, обратил его внимание на гостя, присутствующего в кабинете. – Мой лорд, я счастлив видеть вас. Но разрешите представить вам полковника Мезенцова, который прибыл из России и, как я понимаю, цель его визита напрямую связана с вашим делом, о котором вы рассказали мне в замке Слэйнс. Граф повернулся в сторону полковника, они почти одновременно шагнули друг к другу, и Хей, будучи старше летами и превосходя своего визави титулом, первым подал руку. Но, судя по доброжелательной улыбке, которая скользнула по его губам, он признал в Мезенцове равного себе по принадлежности к общей касте, на коей зиждется любая империя – боевые офицеры. Пока длилась церемония знакомства, профессор сделал знак секретарю, и через несколько минут невысокий круглый стол средних размеров был выдвинут на середину кабинета, таким образом, чтобы солнечные лучи не слепили глаза. Секретарь расставил вокруг него три кресла. Заняв своё место, Мезенцов позволил себе пошутить: – Господа, не знаю, как вы, но я чувствую себя одним из рыцарей круглого стола, воспетых в эпосе Томаса Мэлори и в поэмах Альфреда Теннисона. Не хватает только мечей, кои следует вынуть из ножен и расположить их клинки острием к центру. Профессор был приятно удивлён, что его гость, не отягощённый учеными званиями и регалиями, оказался знатоком легенд о короле Артуре, и подхватил эту тему: – В таком случае, господа, я на правах хозяина предлагаю чувствовать себя равными за сим столом. А что касаемо клинков, то я спешу обрадовать сэра Хея, ибо наш гость подобно чародею Мерлину принес весть о древнем клинке, который для него может стать вторым Экскалибуром[55]. Заметив, что благородный лорд немного растерялся, Томсон подвинул пакет и лупу ближе к графу со словами: – Взгляните на эти фотографии, сэр, и вынесите ваш вердикт. Помня о том, насколько идея о поисках фамильного палаша заполонила ум и сердце графа, и о том, что любая новость, как радостная, так и печальная, может быть одинаково небезопасной, профессор озаботился тем, чтобы успокоительное средство было под рукой. В качестве оного выступили керамические бутылки с виски и сельтерской водой и три стакана, вызывающих уважение своими размерами, ибо в этом вопросе вкусы шотландцев и русских полностью совпадают. И кстати, сия предусмотрительность полностью оправдалась. Граф разложил фотографии перед собой и самым тщательнейшим образом изучил каждую линию изображения. Выражение недоверия постепенно сменялось надеждой, а затем и радости. Но когда осмотр был закончен и сэр Хей попытался задать вопрос, то из неожиданно пересохшего горла смог вырваться лишь сип. И лишь после того, как он, практически не отрываясь, выпил не менее пинты воды, а после запил оную стаканом виски, то вновь обрёл возможность говорить. Но теперь с его уст как будто сняли невидимый запор – его буквально прорвало, и он говорил, говорил, говорил. Если не считать массы комплиментов, адресованных «господину полковнику», с количеством и красочностью коих могла сравниться разве что траурная речь, предусмотрительно написанная для начальства услужливым подчинённым, вся оставшаяся часть тирады состояла из трёх слов: как, где и когда. Мезенцову сначала пришлось повторить свою историю, а затем отбиваться от графа, который буквально вцепился в него обеими руками, пытаясь вытянуть из кабинета, дабы «немедля мчаться за палашом». Сей порыв удалось сдержать лишь благодаря вмешательству профессора, который сообразил, что на этом празднике жизни решение его проблемы с пропавшим казенным имуществом может отойти на задний план, а посему принял самое деятельное участие, воззвав к здравому смыслу своего друга. – Уильям, давайте поступим так: господин полковник напишет записку своему денщику, оставшемуся в отеле, с указанием доставить сей палаш на вашей карете прямо в музей. А пока вы пообщаетесь у меня в кабинете, я проведу приехавшего с вами человека по музею и ознакомлю с соответствующими документами. Сие предложение устроило всех присутствующих, и они вновь собрались в кабинете спустя час. Профессор был счастлив от того, что получил клятвенные заверения от юриста в том, что «не позднее чем через три дня будут составлены все необходимые бумаги», а граф с блаженной улыбкой поглаживал вернувшийся из небытия фамильный палаш. Но даже когда с их уст готова была сорваться фраза: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!», практичность и скупость, присущая шотландцам, нашёптывали им предостережения: «А что же потребует этот русский полковник за свой щедрый дар? Quidquid id est, timeo Danaos et dona ferentes!»[56] Но далее отмалчиваться было проявлением дурного тона, и граф, в очередной раз поблагодарив Мезенцова, был вынужден задать вопрос: – Господин полковник, вы оказали мне неоценимую услугу. Скажите, чем я могу отплатить вам за сей бесценный дар? При этом в его душе чувство искренней благодарности вело нелёгкую борьбу с раздражением от того, что он, Уильям Гарри Хэй, граф Эрролл-девятнадцатый, находится в долгу перед каким-то туземным дворянчиком из варварской Московии. Мезенцов для вида изобразил незначительное смущение, убедился, что хозяин кабинета ушел, вызванный секретарем, после чего быстро заговорил: – Сэр, ни о какой благодарности, выраженной в материальной форме, не может идти и речи. Тем более что речь идёт не о драгоценной безделушке, а о боевом фамильном оружии, кое должно принадлежать семье. Но я был бы счастлив, если вы помогли мне советом или рекомендацией. Дело в том, что и я занят поисками. Во время Восточной войны, когда злой рок заставил наши империи позабыть боевое братство в совместной борьбе с узурпатором, мой дядя, тогда поручик Николай Мезенцов, сражался в Крыму. Во время осады Севастополя он был награжден золотой полусаблей с надписью: «За храбрость». В сражении на Черной речке ранен, и его вынесли на руках двое солдат. Их отход остались прикрывать несколько казаков, а так как стрелять было уже нечем, они сражались холодным оружием. Командовал ими молодой хорунжий, владеющий искусством обоерукого бойца. Именно ему мой дядя передал своё наградное оружие. После заключения перемирия для сбора павших нашли и тело хорунжего, но золотого клинка при нём не было. В руках дяди остались лишь ножны, что печалило его. Незадолго до подлого убийства он писал мне, что мечтал бы найти утерянную полусаблю. Годы поисков не дали никаких результатов. Но не так давно мне пришлось познакомиться с одним из издателей, который приобрёл ценную рукопись у некого шотландца, предпочитавшего сохранять анонимность. Длительное время они состояли в переписке, и в одном из писем сей господин упомянул несколько ценных клинков, вывезенных им из Крыма. Среди них была шашка кавказского образца с орденом святой Анны четвертой степени на эфесе и золотая полусабля, к эфесу которой граф Мезенцов прикрепил герб нашей семьи. К сожалению, всё, что я смог о нём узнать, что он проживает в Эдинбурге, но мне стало известно, что он азартный игрок и скрывается под псевдонимом, ибо подозревается в том, что нечист на руку. Но зато мне известен его номер счёта в Royal Bank of Scotland. В Санкт-Петербурге мои друзья из завсегдатаев английского клуба порекомендовали обратиться в Эдинбургский музей, где могут знать известных коллекционеров холодного оружия. Здесь же я надеялся найти хозяина палаша, что мне и удалось… С другой стороны, мне бы хотелось, учитывая репутацию человека, которого я разыскиваю, сделать это как можно более деликатно. – Я вас понял, господин полковник, – ответил граф. – Каким временем вы располагаете? Неделя? Отлично, это более чем достаточно. Господа, я имею честь пригласить вас на торжественный обед в мой особняк в новом городе ровно через три дня. Я уверен, что за это время мне удастся собрать необходимую для вас информацию.
Глава девятнадцатая. Отрезанный ломоть
Даже среди аристократов попадаются проходимцы. Но если их правильно направить, они могут принести Короне неожиданную пользу.Шотландия. Эдинбург. Середина девятнадцатого векаФразу приписывают Иеремии Бентаму
Георг Эркард (Найки) Как известно, крылатые фразы, высказанные гениальными учеными, имеют некоторую особенность. При желании их можно с успехом использовать для объяснения процессов, на первый взгляд весьма далёких от тех, кои породили сей афоризм. Не были исключением и сии слова Чарльза Дарвина: «It is not the strongest of the species that survives, nor the most intelligent, but the one most responsive to change»[57]. Именно об этом думал Георг Эркард, первый сын седьмого шефа клана Эркард, вспоминая историю своего рода и собственную биографию. Причин к сим не очень радужным мыслям было несколько, и все они, к сожалению, навряд ли могли исчезнуть сами по себе. К обычным проблемам, кои возникают у большинства джентльменов при приближении к шестидесяти годам, отягощенным весьма бурно проведённой молодостью, добавлялись ещё две. Хроническая нехватка денег и желание отомстить тем, кто сломал его жизнь, подобно пеплу Клааса, стучали в его сердце, отравляя существование и порождая постоянно мысль о самоубийстве. Ведя своё происхождение от ирландского короля Конайре Мора, его потомки успели повоевать против Британии, что, впрочем, не помешало им, как и иным шотландским аристократам, в дальнейшем занять в империи высокое положение и делать успешную карьеру на различных поприщах. Разгромив горцев на полях битв, англичане поначалу попытались действовать грубой силой и запретить побеждённым не только владеть оружием, но и носить килт. Но эти меры лишь порождали новые бунты. Тогда хитроумные дети Джона Булля, коим с легкой руки их ангелов-хранителей, относящихся к категории падших, помимо грубости, упрямства, подлости и презрения ко всем иным народам перепала толика расчётливости и здравого смысла, сменили тактику. В атаку пошли не полки солдат, а мешочки, туго набитые соверенами, и увесистые пачки бумажных фунтов стерлингов. И то, что не смог сделать булат, свершил золотой телец. Принцип «divide et impera»[58] великолепно сработал и на этот раз. Шотландские аристократы, гордые от того, что их поставили практически почти вровень с британской знатью, стали преданными слугами короны, а бывшие мятежные горцы оспаривали между собой право пополнить ряды армии многочисленными добровольцами. Теперь в роли козла отпущения остались ирландцы, или же, как их уничижительно именовали, Микки и Падди. Их можно было безнаказанно грабить, сгонять с земли, разрушать жилища, продавать в рабство и морить голодом. Единственное право, которое у них не отобрали британцы, было право умирать. Недаром похоронное дело в Ирландии процветало, обогащая гробовщиков различного пошиба. Когда болезнь картофеля уничтожила значительную часть урожая, который был для местных крестьян основным продуктом, на Изумрудном острове начался страшный голод. Но продовольствие продолжали вывозить в Британию. Кто только ни пытался спасти голодающих. Деньги давал император Николай I и Папа Римский, даже султан Турции Абдула-Меджид I пожелал пожертвовать десять тысяч фунтов, но тут же последовал неофициальный протест из Форин-офиса, облеченный для приличия в пожелание уменьшить эту сумму как минимум в пять раз. Ибо королева Британии Виктория оценила жизнь своих поданных всего лишь в две тысячи золотых чеканных монет. Не желая ссориться с влиятельным союзником, султан благоразумно выполнил это пожелание, равнозначное приказу. Но сопроводил пожертвование отправкой трёх кораблей с продовольствием, кои смогли добраться до цели, лишь преодолев массу препон, создаваемых британцами. Кстати, когда во время Восточной войны англичанам потребовались солдаты для отправки в Крым, то ирландцев постарались убедить, что они будут биться не за королеву Викторию, а защищать благородного султана Абдула-Меджида, кровно обиженного русскими варварами. И это удалось, более тридцати тысяч выходцев с Изумрудного острова сражались и умирали, сохраняя жизни чистокровных британцев. И разве можно в чём-то осуждать джентльмена, если тот милостиво позволяет погибать недолюдям (практически унтерменшам) из самых низших пород ирландского Яху[59], занимающим, по образному высказыванию сатириков из журнала «Панч», среднее положение между гориллой и негром? Но эти проблемы не касались аристократов, особенно если на протяжении нескольких поколений в ходе браков их ущербная ирландская кровь щедро разбавлялась более благородной британской или шотландской. Ярким примером был покойный папаша самого Георга – Бошан Колклаф Эркард VII. Будучи единственным сыном у своих родителей, он прославился в основном двумя подвигами. Первый из них Бошан свершил на поле брани, когда в ходе англо-американской войны в составе 85-го полка принял самое деятельное участие в захвате Вашингтона и в попытке дезинфекции оного путём сжигания Белого дома, Капитолия, а также зданий Казначейства, Сената и Палаты представителей. К сожалению, внезапно начавшаяся гроза и ливни затушили пожары и тем самым не позволили довести сие благородное начинание до логического конца. Гораздо плодотворнее сей храбрый офицер проявил себя не на поле брани, а в семейной спальне, дав жизнь, естественно, не без участия законной супруги, шестнадцати детям. В таких условиях Георгу трудно было рассчитывать на успешную карьеру в армии, ибо сумма, которую следовало заплатить за офицерский патент, росла с каждым годом, а если учесть затраты на приданное его многочисленным сёстрам, то пребывание в лейтенантах неизбежно растягивалось с двух обязательных лет до десяти. Неожиданно судьбой Георга заинтересовался его родной дядя, коему весьма импонировали сообразительность, ум, хитрость, упрямство и, чего греха таить, невероятная изворотливость мальчишки. Сии качества неоднократно позволяли сорванцу сделать то, чтоангличане именуют «to come out with clean hands»[60]. В итоге виноватым мог оказаться кто угодно, кроме Джорджи. Но при этом малолетняя бестия ухитрялася сохранять дружеские отношения со своими братьями и сёстрами. Вдосталь понаблюдав за проделками племянника, Дэвид Эркард, а именно так звали дядюшку, решил, что такие таланты вряд ли найдут достойное применение в пехоте или кавалерии, а вот в политике или в разведке они будут оценены более адекватно. Сделать подобный вывод ему давал опыт шпионства, полученный им во время Греческой революции и оплаченный в том числе и тяжелым ранением, но дальнейшая блестящая карьера того стоила. В 1831 году его включили в состав миссии Стрэтфорда Каннинга, направленной в Константинополь для установления границы между Грецией и Турцией. Но перед отъездом Дэвид Эркард успел свозить своего племянника на своеобразные смотрины к философу Иеремии Бентаму, известному в широких кругах как ярый сторонник теории утилитаризма. О принадлежности сего почтенного старца к британской разведке знали только единицы. Мальчишка ему явно понравился и не только с точки зрения его деловых качеств. Дело в том, что Бентам был ярым противником осуждения содомии, как с точки зрения нравственности, так и законом. Еще в 1785 году из-под его пера вышла работа «Offences against One’s Self: Paederasty»[61], которая хотя и не была опубликована, но получила широкое распространение среди сторонников содомии и скотоложества. А что касается самого мэтра от философии, то в обществе ходили слухи о том, что он, работая над вышеуказанном эссе, не ограничился теоретическими рассуждениями, а занимался в некотором роде практической деятельностью в этом направлении, в том числе и с детьми. А посему Дэвид Эркард, имевший более чем традиционные вкусы и наклонности, горячо поблагодарив Бентама, под благовидным предлогом отказался оставить своего племянника у него в гостях, предложив вернуться к этому вопросу несколько позже. К счастью для Джорджи, повторная встреча состоялась только через два года, когда сей любвеобильный философ уже пребывал в ином мире, тем не менее она стала ещё одним суровым экзаменом, которым регулярно подвергал его дядюшка. Для организации сего свидания не потребовалось вызвать дух умершего, а всего лишь совершить визит в Лондон на Финсбери-сквер. Именно в этом месте располагались консультационные комнаты, где практиковал известный врач Томас Саутвуд Смит, коему Бентам в своём завещании поручил распорядиться своими бренными останками с максимальной пользой для науки. В результате скелет покойного был облачен в костюм, набит сеном, а его голова забальзамирована традиционными методами маори. После сих манипуляций его посадили на стул в специальном деревянном шкафу с большой стеклянной дверцей. Так как искусство бальзамирования было несовершенно, очень скоро пришлось создать восковую копию головы и водрузить ее на скелет ученого. Настоящую же голову Бентама они положили у его ног, что явно не придавало очарования сей композиции. Возле этого шкафа Джорджи пришлось пробыть не менее четверти часа, что, несомненно, стало серьёзным испытанием для психики ребёнка. К его чести, он сумел преодолеть страх и продержался в комнате всё отведённое время, не попытавшись убежать оттуда через незапертую дверь. В результате сих экспериментов Дэвид Эркард утвердился в правильности своего выбора, и дальнейшая судьба Джорджи была связана с делами тайными, сиречь шпионскими. В своём отеческом доме ему суждено было прожить лишь до 1836 года, и сразу после пятнадцатилетия он переехал в замок Эркард на побережье озера Лох-Несс, где располагалось поместье его дядя. Если быть абсолютно точным, то сам замок был взорван ещё в XVII веке во время осады якобитами и представлял собой весьма живописные, но полные руины. А посему жить пришлось в загородном усадебном доме, который во Франции принято именовать «шато». Но так или иначе, здесь было всё необходимое, дабы Джорджи мог получить отличное домашнее образование, соответствующее его общественному статусу. Кроме того, в традиционную программу обучения юношей-аристократов Дэвид Эркард собственноручно внес ряд дополнений. Если дети из простых семей обучались лишь письму, чтению и арифметике, то более богатые изучали современные языки, науку, латынь. Под громким словом «наука» понимались уроки по истории и географии, а также написание сочинений, посвященных какому-либо предмету, который учитель приносил в класс и выставлял перед детьми. Физическая культура представляла собой занятие бегом, ходьбой и неким подобием гимнастики. Что касается Джорджи, то от латыни он был избавлен, но увеличены часы по математике, географии, предусмотрено изучение азов физики и химии. Юношу обучали искусству черчения и картографии, а в перечень «современных языков» был включен и русский. Кроме этого, несколько учителей с отменной строевой выправкой преподавали ему основы военных знаний в объёме, необходимом для младших офицеров. Если обычный эсквайр, как правило, неплохо стрелял и фехтовал, что позволяло не посрамить себя на охоте или дуэли, то Джорджи, а точнее уже Георг владел огнестрельным и холодным оружием как опытный бретёр. Навыки в верховой езде были рассчитаны и на участие в конной охоте, и на возможность скрыться от погони под градом пуль. Умение играть в карты позволяло сойти за своего как в аристократическом салоне, так и в портовом пабе. Что касается химии, то особое внимание было уделено изучению ядов, одурманивающих и возбуждающих веществ, словом, всего того, что позволяет взять человека под полный контроль или гарантированно отправить к праотцам в нужный момент. Были и более приятные уроки, которые начались, когда Джорджи достиг необходимых физических кондиций. Их преподавали несколько дам разного возраста, но очаровательной наружности. После сдачи итоговых экзаменов теоретические знания и практические навыки позволяли Георгу подобрать нужный ключик и к чопорной англичанке, и гораздо более темпераментной француженке, суметь соблазнить девственницу и приятно удивить опытную куртизанку. Кстати, среди наставниц были турчанка и гречанка, коих заботливый дядюшка привёз из Константинополя. И именно от них юноша познал прелесть восточного массажа, который творит чудеса с мужчиной, тем более если его делают в настоящей турецкой бане, построенной в поместье по приказу Дэвида Эркарда. Два года подобных занятий пролетели незаметно, и потом потянулись годы рутинной работы на незначительных должностях в Форин-офисе. Причем ему не давали засиживаться на одном и том же месте. Как только его таинственный куратор убеждался в том, что новичок достиг хороших результатов, следовало расширение поля деятельности. И так повторялось неоднократно, и постепенно начинало раздражать. Дэвид догадывался, что за каждую удачу или ошибку он получал в некую «зачетную ведомость» у высокого начальства плюс или минус, а потому постоянно сдерживал свой темперамент. Впрочем, положительные оценки все-таки превалировали, потому ему предложили самостоятельную миссию. Рубиконом, который полностью изменил его жизнь, стал 1852 год, когда Георг, первый сын седьмого шефа клана Эркард, удостоился личной встречи с премьер-министром Великобритании. Эдуард Джордж Джефри Смит-Стэнли, 14-й граф Дерби, предложил ему очень рискованную работу, но успехи в оной позволяли сделать головокружительную карьеру и войти в ту элиту, которая определяет судьбу не только Британии, но и мира в целом. Единственное обстоятельство, которое несколько смущало Георга, было то, что он должен умереть. То есть практически для всех, включая родителей, братьев и сестёр, он трагически погибнет в пучине озера Лох-Несс, тело так и не будет найдено, и через положенное время власти вынесут необходимый вердикт о его смерти. А на самом деле ему под чужой личиной предстоит отправиться в Россию и возглавить охоту на членов царствующей фамилии Романовых. Безусловно, милорд был истинным британцем, а посему в беседе использовал приём, который можно охарактеризовать тремя словами: «carrot and stick»[62], и очень доходчиво обрисовал всё то, что может получить его собеседник в прямой зависимости от результатов своей будущей работы. Георга не пришлось долго уговаривать. Помимо авантюризма и тщеславия в его характере хватало с избытком трезвого расчёта. Молодой человек прекрасно понимал, к чему его готовят, и, в сущности, терять было нечего. Наличие многочисленных родственников, коих он успел хорошо изучить, подтверждало афоризм Лафатера[63] о возможных проблемах при дележе наследства. Поэтому, когда граф закончил свой монолог, то в ответ прозвучала короткая фраза: – Когда мне приступать, милорд? Эта решительность явно понравилась графу, и он с благожелательной улыбкой ответил: – Весьма похвально, весьма. Приступать можете прямо сейчас. Все инструкции получите непосредственно от вашего дяди. Желаю вам удачи, мистер… э-э-э, – премьер-министр сделал нарочитую паузу, причину появления которой Георг прекрасно понял. Ему предстояло выбрать себе новое имя. На раздумья хватило нескольких мгновений: – Джеймс Найки, милорд. Граф повторил про себя это имя, а затем одобрительно кивнул, соглашаясь: – Ну что же, отличный выбор. Вам действительно предстоит идти по следам и побеждать в схватке[64]. Желаю удачи мистер Джеймс Найки. И на прощание хочу дать несколько рекомендаций. Во-первых, в своих действиях вы не связаны никакими уставами или регламентами. Вы вольны сами принимать решения, даже если они несколько отличаются от официальной риторики Форин-офиса. Ибо, как верно заметил флотоводец Горацио Нельсон: «Победители не должны оправдываться». Правда, эти слова были адресованы тем морякам, кои превратили палубу фрегата в площадку для игры в мяч. Но, юноша, скажу вам по секрету, большая часть чинов из адмиралтейства приняли сию эскападу на свой счёт, ибо неприязнь великого Нельсона к инструкциям и параграфам, не раз мешавшим ему в бою, им была хорошо известна. В принятии своих решений вы будете настолько независимы, как это позволял себе сэр Фрэнсис Дрейк, до тех пор, пока не стал рыцарем и адмиралом во флоте её величества, королевы Елизаветы Первой. И если он был кошмаром для Испании и её короля, то вам следует стать незримым ужасом для императора Александра Второго и всей царствующей фамилии. У вас будет всё: необходимые люди, деньги, полезные связи в высших кругах России. Большая часть русских аристократов, кои регулярно посещают английский клуб, искренне считают наш остров образцом для подражания, а посему охотно оказывают всевозможные услуги, и причём некоторые из них делают это совершенно бескорыстно. Ну и, во-вторых. – На этих словах улыбка исчезла с лица премьер-министра, и перед Георгом как будто появился совершенно другой человек. В его словах пропали доброжелательные интонации и даже фразы стали короче и отрывистее. – Вы должны запомнить, что вам простят всё лишь в случае успеха. Если потерпите неудачу, то «vae victis»[65]. Вы не состоите на официальной службе. В списках Форин-офиса никогда не было и не будет сотрудника по имени Джеймс Найки. Вам попытаются помочь, но интересы Британии превыше всего. И если ваш провал даже теоретически может повредить интересам империи, помните: ничто не должно бросить тень на королеву и корону. А посему, мой друг, отправляйтесь и знайте: вы можете вернуться лишь «aut cum scuto, aut in scuto»[66]. Дядя и племянник, поняв, что аудиенция закончена, раскланялись и удалились, памятую, что «time and tide wait for no man»[67], тем паче, что им нужно было о многом поговорить. Но и премьер-министр мог позволить себе лишь небольшую передышку, ибо ему предстояло встретиться ещё с несколькими людьми, которых планировалось отправить в Россию с похожим заданием. Занимая столь высокий пост и будучи вторым лицом в Британии после королевы, он не имел права потерпеть поражение в большой игре, которую империя вела против северных варваров.
Глава двадцатая. Приключения бравого шотландца в Санкт-Петербурге и окрестностях
Особое внимание обращалось за границею на вопросы престолонаследия; иностранные дипломаты при русском дворе иногда старались содействовать их решению.Санкт-Петербург. Вторая половина девятнадцатого векаА. Г. Брикнер
Попасть в Россию «новокрещёный» Джеймс Найки смог только через пять лет. Это время потребовалось для того, чтобы у него появилась не только биография, но и в некотором роде прошлая жизнь, что могли подтвердить не только документы, но и свидетельские показания весьма уважаемых людей. Он как матёрый хищник подкрадывался к границам Российской империи, оставляя свои следы на территории сопредельных стран. Дольше всего Джеймс пробыл в Пруссии и находился там, пока не отшумели сражения Крымской войны. Сия задержка объяснялась тем, что, невзирая на боевые действия между войсками и флотами Британии и Российской империи, торговые отношения между ними не прекратились. Естественно, следовало соблюдать некоторые условности, и взаимный транзит товаров проходил в основном через Пруссию и её Кенигсбергский порт. Британский экспорт в Пруссию с 1854 по 1856 год вырос с 9 до 12 миллионов фунтов стерлингов, а импорт жиров, льна и конопли, произведённых в России, увеличился в сотни раз. Война войной, но английские адмиралы и генералы сквозь пальцы смотрели на поставку товаров из воюющей с ними державы, ибо британские фабриканты открыто заявляли, что им необходимо получать это сырье. В данном случае Меркурий оказался сильнее Марса. Джеймс ухитрился великолепно выполнить задачу. А то, что он не только обрёл имя и репутацию в торговле, но и сумел заработать неплохие деньги, лишь укрепляло репутацию настоящего английского джентльмена. Одновременно появились весьма полезные знакомства среди коммерсантов из Российской империи, коим импонировали его деловая хватка и нужные связи в Кенигсбергском порту. Согласитесь, что каждый лишний день пребывания торгового судна у пристани оборачивается потерей денег, а в условиях осенне-зимней непогоды сия печальная перспектива переходит в разряд трагедии. А посему возможность без проволочек провести погрузку, обеспечить снабжение водой и провиантом, найти свободного опытного лоцмана и несколько умерить ретивость таможенных чиновников, ценится на вес золота. Естественно, что Джеймс оказывал эти услуги не безвозмездно, но быстро, чётко и безотказно. Суда уходили из порта в нужном для них направлении, а то, что некоторые из них так и не достигли пункта назначения, так на всё воля Божья. Так случилось и с парусным корветом «Львица», который неожиданно прервал свою длительную стоянку в Кронштадте и прибыл в Кёнисберг, причем на борту помимо обычной команды было и несколько человек в партикулярной одежде, несомненно, сухопутных, но, судя по поведению, явно военных. Вызывало также удивление и то, что матросы посещали портовые кабаки крайне редко и, даже будучи в изрядном подпитии, очень неохотно вступали в разговоры с окружающими. Лишь благодаря случайности Джеймсу удалось узнать, что цель сей экспедиции состоит в доставке в Кронштадт нескольких сотен игольчатых винтовок Дрейзе образца 1841 года. Сие оружие считалось в Пруссии секретным, но как верно говорил батюшка великого Александра Македонского: «Нет такой крепости, которую не мог бы взять осел, нагруженный золотом», и тайное соглашение было достигнуто. К сожалению, эта мудрость сработала в данном случае дважды. И благодаря стараниям Джеймса вместе с ящиками с винтовками на борт корабля, а затем и в трюм попала и адская машинка, которая безотказно сработала через несколько часов после выхода «Львицы» в море. Произошел пожар, а затем и взрыв, выживших и спасенных не было. Как ни странно, но это обошлось Найки не так уж и дорого. Значительно больше средств ему пришлось отправить в поддержку некого особого фонда, который учредила Луиза Августа Вильгельмина Амалия Мекленбургская, королева Пруссии. Сия августейшая особа совершенно искренне считала, что император Всероссийский Николай I является плодом внебрачной связи Марии Федоровны и Кристофера Бенкендорфа, а посему он и все его потомки не имеют никакого права на престол и должны быть уничтожены. Тридцать тысяч марок были обещаны убийце или его наследникам за голову каждого из семейства Романовых. Одновременно это была её месть всему русскому дворянству всей русской элиты, «погубившему истинных русских царей Петра Третьего и Павла Первого». В этом случае интересы королевы Пруссии и Британской империи полностью совпадали. Более того, существование этого фонда было прекрасным отвлекающим маневром, развязывающим руки истинным джентльменам. В случае громкого успеха всегда было на кого перенаправить гнев северных варваров. В том, что Джеймс чувствовал себя как в Кёнисберге, так и иных городах королевства вполне комфортно, была и толика вины государя Николая Павловича. На протяжении десятилетий слово императора Всероссийского, подкреплённое мощью победоносной армии, полки коей промаршировали по всей Европе, входили в Берлин и Париж, было решающим, особенно в австрийских и прусских спорах. И до конца своих дней король Фридрих-Вильгельм IV не мог ему простить, что дважды, в 1849 и 1850 годах, его августейший свояк поддержал позицию Австрии. Естественно, что об этих прискорбных обстоятельствах были осведомлены и британцы, которые не преминули сим воспользоваться. А посему чрезвычайный и полномочный посланник при дворе Санкт-Петербурга сэр Гамильтон Сеймур, покинув после начала войны пределы России, заехал в Пруссию, дабы попытаться втянуть её в состав антирусской коалиции. Это предложение не вызвало резкого отторжения у Фридриха-Вильгельма IV, хотя после долгих колебаний он отказался, это было вызвано не родственной приязнью к своему царственному свояку, а тривиальным страхом. На все уговоры, посулы и угрозы следовал ответ: «Я не хочу, чтобы вместо сражений на Дунае происходили сражения в Восточной Пруссии». В итоге Джеймс Найки вступил на набережную Санкт-Петербурга лишь в конце 1857 года. Официально он был из незнатной дворянской семьи, сумевшей создать неплохое состояние благодаря не фамильным поместьям, а занятиям коммерцией. Но теперь сравнительно молодой мужчина, совсем недавно достигший возраста Христа, имел возможность вести безбедное существование, отдаваясь двум страстям: путешествиям и занятиям спортом. Дополнительную свободу действиям обеспечивало отсутствие оков Гименея. Статус нестарого холостяка с недурственной внешностью, общительным характером, который опирался на солидный капитал и дворянское происхождение, позволял находить себе друзей среди самых различных слоев столичного общества, включая, естественно, и иноземцев. Любимое детище Великого Петра – Санкт-Петербург – с момента его создания стал активно прирастать выходцами из иных держав. Шли годы, менялись императоры и императрицы, а число иностранцев в столице продолжало расти. Больше всего было выходцев из Германии. Трудолюбивые немцы лучше остальных строили свой дом на новой родине и очень часто находили себе жён или мужей из числа русских фамилий. Булочники, аптекари и, естественно, врачи, вот далеко не полный перечень профессий, среди которых чаще всего звучали имена Август, Беккер, Клаус, Курт, Мюллер, Пауль, Петер, Рихтер и прочая, и прочая, и прочая. Доходило до курьёзов, когда в Мариинской больнице с момента её основания и на протяжении полувека работали почти исключительно лица с немецкими фамилиями, а в скорбных листах (историях болезни) записи велись опять-таки именно на немецком языке. А в целом обилие иноземцев напоминало библейскую легенду о вавилонском столпотворении, ибо наличествовали представители не только европейских народов, но и индийцы, персияне, бухарцы и, как было особо отмечено в описании Санкт-Петербурга и уездных городов одноименной губернии, изданном в 1839 году, числился даже один выходец из Поднебесной Империи. Особое место занимала британская община, численность коей уступала иным, достигнув к середине XIX века примерно две с половиной тысячи человек. Но её влияние на жизнь Санкт-Петербурга была весьма значительным. Дело в том, что моряков, корабельных мастеров, математиков, врачей, водолазов, устроителей фонтанов и иных представителей полезных профессий, после заключения в 1735 году нового торгового договора изрядно потеснили купцы и иные коммерсанты. А если учесть, что под личиной почтенного британского негоцианта, как это было с Даниэлем Дефо, очень часто скрывается пират и шпион, то иные объяснения не нужны. В результате к середине XIX века среди прихожан англиканской церкви, находящейся на Галерной улице, подавляющую часть составляли именно купцы. При этом в отличие от других диаспор, англичане вели себя как «государство в государстве», или как «гарнизон, находящийся на территории, кою следует превратить в колонию». Пренебрежение ко всему местному, русскому, вызывало удивление и непонимание даже у немцев. Так, в книге за авторством Генриха Шторха, который был специалистом в сфере экономических наук и начиная с 1801 года состоял личным чтецом у вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, были такие слова: «Обстановка здесь, пища, хозяйство – все английское, вплоть до огня в очаге. Даже уголь англичане привозят из дома, а ведь дров здесь предостаточно». Правда, по прошествии более пятидесяти лет нравы несколько смягчились, и многочисленные печи и камины отапливали русскими дровами, но в остальном дети Джона Булля оставались верны себе. Считалось хорошим тоном держать в семьях не только английских слуг, учителей, гувернеров, но даже парикмахеров, конюхов и мастеров-наездников. Своих детей отдавали учиться исключительно в университеты в Великобритании. И более того, одна из семей, главу которого денежные дела заставляли постоянно проживать в России, постоянно раз в четыре года возвращалась на землю Туманного Альбиона, дабы искоренить у дочерей даже легкий намёк на акцент варварских московитов. За пределами же Английской набережной, среди столичной аристократии было престижно пользоваться услугами английских врачей и нанимать на работу английских же конюхов. То есть британская община представляла собой подобие гигантского спрута, распустившего свои щупальца по всему пространству Северной Пальмиры от самых низов и до Сенатской площади и Зимнего дворца включительно. Британские петербуржцы были способны узнавать многое и делать немалое. А посему за тайным агентом Джеймсом Найки через непродолжительное время на адаптацию и вживание в российскую столицу уже стояла настоящая сила. На Английской набережной в одном из домов он арендовал целый этаж, что вполне соответствовало его статусу. Один из первых визитов Джеймс нанёс, естественно, в Англиканскую церковь Иисуса Христа. Весьма предусмотрительно он накануне встретился с церковноблюстителем[68], дабы обеспечить себе постоянное место на одной из скамей, кои тот распределяет между фамилиями прихода на целый год. На следующий день, в воскресенье, примерно в 10:45 он уже сидел на лавке, вырезанной из морёного дуба, осматриваясь в новом для него помещении, но периодически обращая свой взор на кафедру, за которой пастор должен был начать службу. Ровно в одиннадцать часов священник занял своё место и громко, прекрасным, звучным голосом начал утреннее богослужение вот этими словами из Книги пророка Иезекииля: «Егда обратится беззаконник от беззакония своего, еже сотворил и сотворит суд и правду, той душу соделает живу…» Далее богослужение шло по установленному порядку. Отзвучали псалмы, а далее пришло время песнопениям в честь королевы Виктории, в коих превозносились её «нежная сила и божественный свет, дарованные Всевышним». И всё это завершалось хвалой Богу за то, что он даровал Британии сию великую монархиню. Отдав должное заботам о душах своих прихожан, пастор перешел, быть может, к менее возвышенным, но необходимым вопросам, а именно к сбору подаяния. Ответственный за сей процесс диакон вооружился «приличным блюдом» и ждал оговоренного сигнала, коим были стихи из Священного Писания: «Ставь же Закхей рече ко Господу: се пол-имения моего, Господи дал нищим…» Джеймс знал, что сие богоугодное дело завершает службу, а потому следовало озаботиться организацией встречи с пастором. Дождавшись, когда диакон приблизится к нему, он достал из кармана заранее заготовленную банкноту достоинством в пять фунтов, выпущенную банком Англии в 1855 году, с чуть отрезанными правыми уголками и положил её на поднос среди россыпи в основном российских государственных кредитных билетов, среди коих преобладал зеленый цвет с редким вкраплением синего и красного[69]. Это был знак для святого отца, что прибыл человек, находящийся на службе ее величества королевы Виктории. Такой способ связи был оговорен еще в Лондоне и великолепно сработал. Когда прихожане потянулись на выход, а Джеймс, проявляя галантность, отошел в сторону, пропуская вперёд несколько семейных пар с многочисленными чадами, к нему подошел уже знакомый церковноблюститель и предложил следовать за ним. Спустившись на первый этаж, где проживали церковнослужители, они остановились перед квартирой, принадлежащей пастору. – Заходите, мистер Найки, вас ждут. – Провожатый поклонился и удалился прочь, а Джеймс, предварительно постучав, открыл незапертую дверь и вошел. Преподобный Томас Эллерби жил в Санкт-Петербурге почти пятнадцать лет. Свою духовную карьеру в столице Российской империи он начал в 1848 году. На Александровских заводах среди сотрудников резко увеличилось количество выходцев из Британии, и срочно потребовался пастырь, который мог бы вразумить заблудших агнцев и повести их за собой, не давая совершать неразумные поступки и впадать в ересь. Под последними понималось всё, что прямо или косвенно могло принести вред священной миссии, которая выпала детям Туманного Альбиона в этой варварской стране. Как известно, апостол Павел, говоря о премудрости Всевышнего, признавал, что «непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!». И никто из христиан, находясь в здравом уме, не посмеет оспаривать это. Но всё же, как это несправедливо, что необъятные просторы земель и лесов, таящие в себе неисчислимые богатства, по иронии судьбы, принадлежат не трудолюбивым британцам, а варварам московитам, по сравнению с которыми Атилла и Чингисхан могут служить образцами просвещенности и цивилизованности. И при этом они ещё плодовиты и воинственны, любознательны и смышлёны, а следовательно, представляют угрозу всей Европе и её жемчужине – Британии. Посему пастор Эллерби, будучи истинным англиканцем, усердно служил не только, а если быть искренним, то не сколько Богу, сколько Британской Короне, кою с 1837 года носила Виктория, ставшая последним монархом Ганноверской династии. Эта служба прерывалась на время Восточной войны, но после Парижского мира ему предложили место пастора уже в Англиканской церкви Иисуса Христа, и он с удвоенным старанием отдался делам духовным и земным. За это время ему уже трижды приносили банкноту с обрезанными уголками, а сие могло значить только одно: ныне действующий император Александр Николаевич стал проявлять чрезмерную вольность в своей политике и явно не желал внимать мудрым советам, звучащим из Форин-офиса. А посему ему пора отправится на встречу со своим августейшим батюшкой, который почил в бозе несколько лет тому назад и перед этим наивно считал, что может быть ровней британскому льву. При всём этом преподобный Томас Эллерби, как и некоторая часть англиканских священнослужителей, коих именовали трактарианцами или оксфордскими богословами, с симпатией относился к православной церкви и настойчиво стремился установить с ней более тесные и братские взаимоотношения для воссоздания единства Соборной Церкви (так называли оксфордских богословов из-за большого количества трактатов, написанных ими). Попытки найти взаимопонимание как равноправных партнёров с Ватиканом не увенчались успехом, зато иерархи русской православной церкви отнеслись к этой идее более благожелательно. Пытаясь перейти от теоретических диспутов к практическим шагам, в 1840 году в Россию прибыла и нашла радушный прием со стороны светских и церковных властей представительная миссия, возглавляемая архидиаконом Уильямом Пальмером, вице-президентом колледжа Святой Марии Магдалины. Для английского гостя была составлена программа поездок по необъятным просторам России по наиболее значительным лаврам и монастырям, ибо «в Петербурге навряд ли можно было увидеть истинное русское благочестие». Но британцы оставались верны себе, и в отличие от самого Пальмера, несколько священников рангом пониже уделяли больше внимания оружейным и конезаводам, дорогам и мостам, состоянию гарнизонов, что вызвало обоснованные подозрения в шпионаже. Скандалу не дали разгореться, и поскольку идеи самого Уильяма Пальмера не опирались на поддержку большей части прелатов англиканской церкви, мечты об объединении этих двух конфессий так и остались благими намерениями. Но аналогичные визиты продолжались, и у приезжих был легитимный повод посещать практически любой уголок Руси-матушки по своему выбору, ибо везде были монастыри, храмы и скиты. Были священники, кои десятилетиями проживали на территории Российской империи и занимались сбором полезной для Британии информации, кою никак нельзя было отнести к категории духовной, разве что считать за такую состояние духа российского воинства. Эта задача облегчалась тем, что, в отличие от прочих инославных религиозных обществ, российские приходы англиканской церкви не были подчинены Министерству внутренних дел, а находились под покровительством британского посольства. И более того, они пользовались правами экстерриториальности как своего рода представительства иностранного государства. Так, в Кронштадте почти тридцать лет прослужил скромным священником Ричард Блэкмор, прекрасный, добрый человек. За эти годы он великолепно выучил русский язык и обзавёлся массой друзей среди православного духовенства. Он занимался переводом на английский различных православных изданий, кои затем были опубликованы в Британии. А то обстоятельства, что в Кронштадте базировался флот, располагался пароходный завод и прочие весьма любопытные для иноземных глаз объекты, так это, право, просто случайное совпадение. Беседа Джеймса и преподобного Томаса Эллерби продолжалась не более получаса. Если бы её случайно услышал посторонний, то, скорее всего, не нашел в ней ничего предосудительного. Пастор знакомится с новым прихожанином и заботливо расспрашивает оного о проблемах и нуждах, а также рассказывает о нюансах жизни в незнакомой ему стране. А тот, как и многие мужчины, чей возраст приближается к роковому сроку распятия Господа нашего Иисуса, предусмотрительно интересуется, есть ли в Санкт-Петербурге опытные эскулапы и насколько их услуги популярны среди местных аристократов. А если учесть обстоятельство, что сей джентльмен не только сам увлекается спортом, но и намерен внести свою лепту в создание клуба, который объединял бы поклонников конных состязаний, соревнований в стрельбе и пока малоизвестного в России английского бокса, то услуги искусного медикуса, сиречь врача, несомненно, будут востребованы. Но зная истинную цель миссии мистера Найки, о важности коей говорит сия банкнота, понятна истинная причина сего интереса. Ибо так устроен наш мир, что эскулап, как и священник, вхож во многие дома, и очень часто самые высокопоставленные пациенты и прихожане с ними откровенны. Но в отличие от тайны исповеди, нарушение клятвы Гиппократа не слишком уж большой грех, а посему следует всемерно помочь сему верному слуге ее величества королевы Виктории в его завуалированной просьбе. В общем, встреча прошла очень плодотворно, а преподобный Томас Эллерби показал себя деловым человеком, а не ханжой и святошей, стремящимся при случае не преминуть напомнить чрезмерно назойливому просителю о том, что «Quae sunt Caesaris Caesari et quae sunt Dei Deo»[70] и невместно вовлекать истинного служителя Всевышнего в мирские дела. Уже через несколько дней Джеймс почувствовал, что британская община его полностью приняла, и её поддержка позволила успешно решать почти любые вопросы. Ещё при императоре Николае Павловиче пустующее поле неподалёку от Павловского кадетского корпуса было передано в бесплатное пользование местным выходцам с далеких островов, «дабы устроить клуб для игры в крикет и иных спортивных забав, приличествующих лицам, кои относятся к благородному сословию». Но далее намерений дело не пошло, и хотя даже разразившаяся в 1853 году Крымская война, в коей Россия и Британия были противниками, не повлияла на право собственности английской общины на сию землю, работы так и не начались. Теперь всё изменилось, выравнивали и облагораживались поляны, строили помещения для конюшен, выгула лошадей и скачек с препятствиями, тиров, раздевалок и ринга для бокса. А ещё необходимо было разместить павильоны для публики, падкой на зрелища, предусмотреть рестораны, где можно было поднять бокал за здравие победившего всадника или залить огорчение от проигрыша своего фаворита. В общем, сей прожект, несмотря на немалые первоначальные затраты, обещал стать весьма прибыльным вложением капитала, и нашлось достаточно много состоятельных людей, готовых войти в состав товарищества, обеспечивающего строительство сего клуба. Причём среди них были не только подданные Российской и Британской корон, но и иных монархий Европы, на визитках коих были перечислены титулы и изображены семейные гербы. Более того, витали некие слухи, что даже кто-то из имеющих кровное родство с царствующей династией не напрямую, но через доверенных людей поучаствовали в сем прожекте. Причем весомость их вклада состояла не сколько в денежных суммах, но в связях в высшем свете и при дворе. На протяжении года, пока шла стройка, Джеймс наблюдал, как с ростом стен зданий клуба увеличивался его личный капитал и положение в обществе. Всё было абсолютно законно, не вызывало ни малейших подозрений со стороны полиции или жандармерии. Единственно, что заставило мистера Найки немного насторожиться, было появление среди зевак и журналистов, с завидной регулярностью посещающих сию стройку, Вильгельма Штибера, который был полицейратом[71] в секретной полиции короля Фридриха Вильгельма Прусского. Джеймс был прекрасно осведомлен о талантах сего человека и том, что он после смены монарха на троне королевства был приглашен в Россию для организации иностранного филиала охранки и обеспечения безопасности императора Александра II во время заграничных поездок. Эта опытная ищейка могла увидеть и понять слишком много, но к счастью, Штибер большую часть времени проводил в европейских странах, отслеживая уголовных и политических преступников, представляющих угрозу для безопасности Российской империи, и появлялся в Санкт-Петербурге достаточно редко. Торжественное открытие клуба было назначено на весну 1859 года. Заминка была только за погодой, поскольку весеннее благоденствие прибавит шарма сей церемонии и привлечет как можно больше зрителей, среди которых, несомненно, будут присутствовать и высокопоставленные особы. Открытие было назначено на вторник, о чем загодя сообщили многочисленные газеты, включая и те, кои относились к категории деловой. А это было признаком постоянного интереса, проявляемого серьезными людьми к сему прожекту, о чем внимательный читатель мог узнать в одной из статей в весьма серьёзной «Коммерческой газете». Джеймс действовал как опытный делец и искусно дирижировал сим процессом через прикормленных журналистов, небольшими порциями выдавая на свет пикантную информацию. Так, было объявлено, что на церемонии открытия той секции клуба, коя занимается обучением приёмам английского бокса, будет присутствовать сам Том Сэйерс, успешно отстоявший своё право носить пояс чемпиона Британии в трёх тяжелых поединках на протяжении последнего года. Особо было оговорено, что он готов провести показательный учебных поединок с любым из присутствующих, кто изъявит своё согласие. Неофициальный статус сего боя объяснялся тем, что уже существовала договорённость о том, что через год тому предстоит биться за звание чемпиона мира с американским боксером Джоном Кармелом. Разумеется, Джеймс приложил немало усилий, дабы сей праздник почтил своим присутствием кто-нибудь из имеющих отношение к царствующей фамилии, ибо ожидать появления самого императора было бы верхом самонадеянности. А вот его родной брат, великий князь Константин Николаевич, который вполне заслуженно носил адмиральский мундир, как и многие русские моряки, если не с приязнью, то с уважением относился к Владычице морей, вполне мог проявить заинтересованность. Посему мистер Найки озаботился, дабы приглашение попало в канцелярию морского ведомства в руки прикормленного чиновника и простимулировал его активность рекомендательными письмами от князя Хованского, сиречь – взяткой. И когда в адрес товарищества, кое курировало строительство клуба, поступило известие о согласии брата императора Всероссийского и главы морского ведомства присутствовать на празднике, Джеймс с удовлетворением потёр руки и изрёк пословицу, с которой его ознакомил его учитель русского языка в замке Эркард: «Не подмажешь, не поедешь». В общем, он был в прекрасном настроении от осознания собственной удачливости и умения воздействия на людей для достижения своих целей. Но если бы каким-то чудом сознание шпиона на службе её величества королевы Виктории смогло перенестись в Мраморный дворец на первом Адмиралтейском острове, то его самодовольство получило бы изрядную пощёчину. Ибо хозяин сего жилища великий князь Константин Николаевич был не менее доволен полученным приглашением, и данное им согласие присутствовать на празднике было вызвано необходимостью решения важнейшей и секретнейшей государственной задачи, поставленной лично императором. Речь шла о воссоздании Черноморского флота, для чего было необходимо развивать промышленность на юге России, в первую очередь, строить железные дороги. Нужны были опытные специалисты и деньги. Всё это было в Британии, но недавний, а точнее извечный враг явно не был настроен помогать возрождать военную мощь «варварской Московии». Неизвестно, была ли в жилах Романовых толика крови византийских императоров, но в умении плести интриги они могли бы поспорить с Комнинами и Палеологами. Дураки и наивные простаки просто не выживали на русском престоле, а посему государь Александр Николаевич совместно со своим братом Константином и наиболее верными людьми из ближайшего окружения придумали и начали реализовывать весьма хитромудрую комбинацию, высокая степень коварности которой была вполне оправдана интересами именно Руси-матушки, но отнюдь не личным обогащением, как это могло показаться на первый и последующие взгляды. Для британцев не было секретом, что великий князь Константин Николаевич пользуется полным доверием своего царствующего брата и при этом с юных лет изрядно потоптался по корабельной палубе и шканцам, образован, возглавляя географическое общество, сам не чужд науке и при этом слывёт либералом. Поистине он должен был родиться в Британии, но, увы, ему не повезло быть русским, ибо верно сказал Гораций: «Nón cuivís hominí contíngit adíre Corínthum»[72]. Но для варвара он весьма мил, слывёт англофилом и может быть полезным. Так что в данном случае участие великого князя в церемонии открытия клуба было выгодно для обеих сторон, и каждая из них преследовала свои цели и считала себя выигравшей. Однако, давая своё согласие, Константин Николаевич озаботился решением одной проблемы, которая, по его мнению, могла нанести ущерб престижу России. Будучи ознакомлен с программой сего празднества, он знал о предстоящем своеобразном бенефисе британского боксёра на территории Российской империи и о том, что согласно обычаям будет предложено кому-либо из желающих сойтись с ним в единоборстве. Это, конечно, не Божий поединок, когда победа одного бойца решает исход всей битвы, тем не менее успех чемпиона Англии в Санкт-Петербурге, пусть и в неофициальных боях, даст повод лишний раз подчеркнуть отсталость России. А вот этого допустить нельзя ни в коем случае. Тем более что как минимум дважды русские бойцы бивали английских боксеров. Сии истории были хорошо знакомы Романовым, ибо так или иначе связаны с тем из них, кто сидел на троне. Первый случай произошел еще во время Великого Посольства, в составе коего под именем урядника Михайлова скрывался молодой царь Пётр Алексеевич. В Лондоне могучий удар кулака русского солдата поверг наземь прославленного боксёра, привыкшего побеждать, нанося удар собственным лбом. А уже при императоре Александре Павловиче тогда еще капитан второго ранга Дмитрий Александрович Лукин доказал, что русский кулак сильнее британского лба не только во время рукопашной схватки, навязанной толпой пьяных английских моряков, но и в поединке с четырьмя лучшими боксерами, кои должны были доказать преимущество джентльменов над русским варваром-московитом. А поскольку правила, действующие на тот момент, не ограничивали бойцов в применение ударов, захватов и бросков, то капитан Лукин за несколько минут поверг по очереди всех четверых. И очень кстати, что сейчас в адмиралтействе служил Дмитрий Константинович Лукин, приходящийся легендарному капитану внуком, вот и ему не раз приходилось пускать богатырскую силушку в ход, сражаясь с турками и иными супостатами, кои пытались покушаться на Русь Святую.
Часть пятая. Охотник и жертва
Все волки для охотника – похожи.А смерть – ничтожный физиономист.И. Бродский
Глава двадцать первая. Государственный совет
Если человек в своей работе будет руководствоваться лишь побуждениями и не будет интересоваться вопросом орезультатах, то он уподобится врачу, который только выписывает рецепты, но которому нет никакого дела до того, сколько людей погибло в результате его лечения…Санкт-Петербург. Мариинский дворец. 14 февраля 1880 годаМао Цзэдун
Одним из первых дел, что провел в сентябре прошлого года Михаил Николаевич, как только стал председателем Государственного совета, был перенос места всей его деятельности из Зимнего дворца в Мариинский. Сделано это было по требованию жандармского корпуса, считавшего, что охрана царской семьи из-за наличия семи с половиной десятков советников становится намного сложнее. Впрочем, от недавнего взрыва это императорскую семью не спасло. Жандармский корпус показал свою полнейшую несостоятельность в борьбе с террористами. И это был один из вопросов, которые необходимо было решать в кратчайшие сроки. Из двух важнейших вопросов: «что делать?» и «кто виноват?» – решили все-таки рассматривать первый. Со вторым предстояло еще очень долго разбираться. На начало 1880 года Государственный совет Российской империи насчитывал семьдесят пять членов. Они собирались в Большом зале Мариинского дворца, имеющем полукруглую форму. Первоначально планировалось, что сенаторы будут размещаться за круглым столом, но их число превышало вместительность помещения в таком случае, тогда пошли иным путем: сделали два полукруглых стола, один из которых находился как бы внутри другого. В общем, получились две неравные полуокружности. Зато места хватило всем. Небольшой стол председательствующего был внутри малого круга. Зал с высокими потолками без росписи был задрапирован тканью, напротив председательствующего места находился большой портрет покойного государя императора с траурной черной лентой.
Валуев Никогда в жизни моей не было у меня столь тяжкой обязанности, как в сей скорбный день. И что из того, что все собравшиеся в сем зале были в курсе последних событий? Есть такие моменты, когда груз ответственности тяжелее каменной скалы, которую приходится удерживать на плечах своих. Господи! Дай мне сил сделать все как должно! И пусть будет все по воле Твоей! – Господа! Мы собрались в столь сложный момент для государства Российского, что собрание нашего Совета смело можно назвать Чрезвычайным, ибо предстоит нам обсудить дела чрезвычайной важности! Но для начала я хочу попросить всех встать и почтить минутой молчания всех невинно убиенных, нашего любимого государя императора, членов его семьи, наших товарищей, погибших во время сего трагического события. Сделал паузу, посмотрев на собравшихся. Лица у всех напряженные, тревожные, почти все только что с траурного богослужения у Зимнего дворца, руины которого продолжают разбирать, постоянно сменяясь, более шестисот человек. Они не прекращали своих работ даже во время молитв, в надежде хоть кого-то спасти. Господа государственные мужи понимают всю серьезность произошедшего. Жаль, что лично не успел переговорить со всеми – времени маловато. Но почти что полностью в затеянном деле уверен. России нужен сильный и жесткий император, иначе не выстоять! Хватит! Наигрались в либерализм! – Гибель любимого всеми государя императора, как и многих членов царствующего дома, не просто трагедия, это катастрофа, с которой ничего в нашей истории не может сравниться! Единственное, что стало известно уже, сие происшествие не может быть природного происхождения. Значит, мы имеем дело даже не с террористическим актом, а с нападением на нашу державу. И крайне удачным нападением… В результате сего деяния врагов империи в государстве возник кризис власти. Сейчас Государственному совету предстоит выбрать решение, которое определит возможность самого существования России. Я не преувеличиваю. Я даже стараюсь несколько сглаживать самые неприятные моменты. Ибо… Простите меня… На моих глазах появились слезы. Я искренне был привязан к царственной фамилии, а в Александре Александровиче видел надежду на спасение всей страны от гнили либерализма. Пришлось признать необходимость нарушить закон ради спасения государства. Это претило моей натуре, привык все делать по закону, предписанию, традиции. Но сейчас приходилось идти против всего, к чему был привычен и что считал правильным и незыблемым. Протерев непрошеные слезы платком, продолжил: – У нас есть два пути. Провозгласить государем годовалого младенца, внука Александра Николаевича, по счастливой случайности избежавшего смерти, и создать при нем регентский совет или назначить регента. Этот путь закона, ибо соответствует букве уложения Павла Первого «О престолонаследии». Но есть еще и дух закона, ибо сей порядок наследования шапки Мономаховой был создан для того, чтобы в государстве Российском был порядок и не было неустройства, с наследованием короны возникающего. Господа! В сей страшный миг, когда неизвестный враг напал на Россию, совершив злодеяние, по подлости и гнусности коему нет равных в мире, считаю, что государь-младенец даже при самом сильном регенте – это путь в пропасть! Нам необходим сильный царь, имеющий опыт государственного управления, который возьмет на себя ответственность за страну, ибо главная опасность регентства именно в безответственности державных мужей, а сего мы себе позволить не можем! В сей грозный час судьба была благословенна к России, ибо дала ей шанс сохраниться как великой империи и оставила живым человека, который сможет спасти страну в сей страшный для ее истории момент. Я говорю о брате покойного государя, великом князе Михаиле Николаевиче Романове, который более года возглавляет Государственный совет. О личной храбрости великого князя говорят его боевые награды; участник Крымской кампании, в русско-турецкую войну показал себя опытным и хладнокровным полководцем, командовавшим Кавказским фронтом. Имеет солидный опыт государственного управления – в нашем совете его императорское высочество присутствовал с 1852 года, не имея права на решении дел, набираясь необходимого опыта управления государством, с 1855 года он уже принимал деятельное участие в решении всех дел. Назначение его главой совета – признание достоинств Михаила Николаевича как державного управленца. Кому, как не ему нести сейчас на своих плечах груз управления империей? Посему я призываю Государственный совет проголосовать за коронацию Михаила Николаевича новым государем Российским и напоминаю, что у него есть наследники, которым будет передана власть по закону, что имеет великую важность в этой обстановке, ибо отметает возможность спекуляций различных группировок и не оставляет никаких шансов для смуты. Если кто-то имеет желание высказаться по сему вопросу, прошу…
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) Смотрелся пред сим собранием в зеркало… Хорош! Б… буду, хорош! Прям как в песне поется: «Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве». Кому из живописцев заказать картину «Израненный великий князь Михаил Николаевич выступает перед членами Государственного совета»? Репину? А что, в моем времени справился, почему ему сейчас не? Да потому как молод Илья Ефимович еще, не обмастился, не заматерел. Должен быть в Москве сейчас. Однако обойдется, тяжелая рука у господина художника, слишком тяжелая – многие, позировавшие господину Репину, вскоре умирали, скорее всего, это эффект заклятия мумии, но береженого Бог бережет. Ладно, это потом, сейчас выдавливаю пустые мысли из головы. Начинает высокое собрание Валуев. Всё делает по договоренности. А волнуется-то как! Э! Нет, батенька, в этом деле эмоции хорошо показать, но в деле государственного управления мысли должны быть трезвыми, без эмоций, а то наворотишь такого! А вообще, наблюдая за господами сенаторами, не могу не заметить, что тут сейчас сошлись представители почти всех политических группировок, которые у нас почему-то называют партиями. Хотя настоящих партий у нас сейчас нет. Даже господа революционеры имеют в своем распоряжении не партии, а организации, пусть разветвленные, сравнительно многочисленные, но все-таки организации, некоторые копируют тайные ордена, а что, в них масонов как жучек нерезаных… Ладно, перейдем к нашим баранам… я бы даже сказал, овцебыкам, судя по их положению в обществе. Так… из императорской фамилии тут представлены исключительно ваш покорный слуга и престарелый Петр Георгиевич Ольденбургский, внук Павла I, несмотря на свой почтенный возраст и состояние здоровья, все-таки прибыл. Это хорошо! Теперь разберемся по группировкам, которые в этом времени называют партиями, хотя это и совершенно неверно, но как есть. Если говорить о консерваторах, которые изо всех сил стараются противодействовать либеральным преобразованиям Александра Второго, так тут их более чем… Кроме посетивших меня ночью господ: Петра Александровича Валуева; обер-прокурора Святейшего государственного Синода графа Толстого (Дмитрия Андреевича), есть еще и сенаторы Константин Петрович Победоносцев, воспитатель покойного царевича Александра, ставший идеологом контрреформ, опора консерваторов в плане идеологии; сенатор и генерал Александр Егорович Тимашев, бывший шеф жандармов, к ним примкнувшие товарищ (заместитель) канцлера Николай Карлович Гирс, который сейчас и занимается иностранными делами, присутствующий здесь же канцлер Александр Михайлович Горчаков, фактически отошел от дел, и его позиция, скорее всего, будет нейтрально-благожелательной. Насколько я вижу, рядом с этой группой, по правую сторону от меня, расположились адмирал Василий Ефимович Путятин, уверен, что он поддержит решительные действия, говорят, близок к Толстому и Победоносцеву, рядом с ним еще один адмирал, Николай Федорович Метлин. Если он тоже будет на моей стороне – великолепно! О том, что в числе заговорщиков будет и граф Павел Евстафьевич Коцебу, я также догадывался, он был убежденным противником излишне либеральных реформ. Неожиданность! Успели переговорить с генералом Барановым, Эдуардом Трофимовичем? Это тоже кстати. И очень удачно, что среди моих вероятностных сторонников министр финансов Михаил Христофорович Рейтерн. Рейтерн – это голова! С Григорием Дмитриевичем Орбелиани меня (в смысле великого князя) связывала теплая дружба, так что этот «товарищ» будет меня поддерживать, точно. А вот партия либералов не будет слишком рада моему появлению на престоле, тем более что мой предшественник, старший брат, великий князь Константин Николаевич был лидером либеральной партии, которую негласно называли «константиновцами», в Государственном совете кроме графа Дмитрия Алексеевича Милютина, военного министра, есть и иные сторонники либеральных преобразований, которые так и не были доведены до логического завершения. Тот же Владимир Павлович Титов, сенатор, проводник судебной реформы Дмитрий Николаевич Замятнин, граф Хрептович, а еще такая активная и одиозная несколько личность, как Александр Аркадьевич Суворов-Рымникийский, внук знаменитого генералиссимуса. Они как-то кучкуются по левую от меня руку. Правда, растеряны. Это чувствуется. Большая часть советников либо отсутствуют, либо будут нейтральны, но как они воспримут предложения Валуева, посмотрим на их реакцию, это полезно. Весьма. Тут еще как-то щелкает в голове, что в Государственном совете есть представители и всех общественных течений, что-то вроде клубных тусовок, которые определяют «настроения» в обществе. Например, англофилы представлены тем же графом Михаилом Иренеевичем Хрептовичем, многие лета возглавлявшим английский клуб – собрание англофилов-аристократов. Личность довольно скользкая, ничтожная, получившая должность в Государственном совете только благодаря тому, что был женат на старшей дочери самого николаевского канцлера Нессельроде. Зато запах англицкого злата чувствовал замечательно! А вот тот же товарищ нонешнего канцлера Гирс – германофил (пруссофил, если быть точнее), а вот самого «железного» канцлера я считаю франкофилом, хотя, вполне вероятно, могу ошибаться. Ну вот, Валуев закончил свою речь. Смотрю, в зале возникла пауза. Тишина становится слишком уж гнетущей, тягучей, кажется, что с тяжелых темно-красных драпировок зала начинает сочиться кровь. Неужели никто ничего не скажет? Ах, нет, вижу, что с места поднимается сенатор Победоносцев, это что, поддержка всенародного волеизъявления? Что-то не замечал я у Константина Петровича такой черты характера – подпевать… Посмотрим, а его речь прямо-таки удивительна! – Господа члены Государственного совета! Учитывая, что нам необходимо сформулировать некую общую позицию, дабы предложить ее собравшемуся и ожидающему нашего рескрипта Сенату, хочу заметить, что мы обязаны опираться на букву закона! А посему считаю, что необходимо провозгласить великого князя Михаила Александровича государем, как внука невинно убиенного государя, назначив великого князя Михаила Николаевича регентом с чрезвычайными полномочиями и никакого регентского совета! – выпалив весьма неожиданное предложение, Победоносцев почти победоносно уселся в свое кресло. Сучара! А ведь мне Валуев говорил, что эта мразота в курсе и дал согласие! И надо ведь реагировать! Но первым среагировал генерал Александр Иванович Веригин. Он был одним из помощников Милютина в деле реформирования армии, увлекался военной историей, имел научные труды, правда, между ним и военным министром полтора десятка лет как какая-то кошка пробежала. И вот, я считал, что он будет нейтральным, интересно, его предложение будет за меня, за Победоносцева, или что-то свое предложит? – Господа! В истории государства Российского бывали случаи, когда надо было поступать не по букве закона, а по духу его. Скажите мне, закон о престолонаследии должен был служить укреплению или ослаблению империи? А если укреплению, то мы должны сохранить его дух. В этой обстановке я считаю единственно возможным решением – это выдвинуть на престол великого князя Михаила Николаевича. Веригин сел. Я не ожидал от него столь решительной поддержки. Прозвучало почти как сакральное: «Что вы кочевряжитесь, государь, идите править»[73]. И тут Валуев обращается ко мне: – А что вы скажете, Михаил Николаевич? Этот вопрос как раз был заготовлен заранее, как и моя речь перед членами совета. Чего уж там, мы ведь страна советов, в том числе государственных. Любим посидеть в узком и не очень кругу и погонять балду, рассуждая о том, как должно управлять государством. Зачем мне нужно было это выступление? Да чтобы репетицию провести. Реально ведь надо будет выступать перед Сенатом, и это совместное заседание всех властвующих крыс назначено буквально через час. Пока что я только так правящий класс России рассматриваю и никак иначе. – Господа! Вероломное и предательское нападение обезглавило империю на самой вершине ее могущества! Коварный враг нанес удар по царствующей фамилии, пренебрегая законами войны и законами человеческими! Перед вами, наидостойнейшими и самыми почтенными мужами страны, заслуги коих вознесли их на должности в Государственном совете, как и перед всем народом Российской империи, торжественно клянусь, что все виновные в этом преступлении будут найдены и примерно наказаны! И ежели за покушением на семью Романовых будут стоять даже царственные особы враждебного нам государства, то ничто не остановит мой гнев, пока последний виновный в преступлении не убудет в могиле! Нам объявлена война без формального объявления войны! Наш враг коварен, подл и труслив, ибо скрывается за ширмой террористов, нигилистов и прочей революционной нечисти, нам еще долго будут рассказывать, что это сам русский народ казнил своих царей! И это будет гнусная ложь! Но раз объявлена война, следовательно, всё государство Российское должно объединиться, чтобы дать отпор неведомому врагу. Уверен, что недолго он пребудет в неизвестности! Мы вытащим его на свет Божий и уничтожим! Кровь погибших русских людей вопиет к нам! Не забудем и не простим! Я понимаю мнение государственных мужей, кои желают возложить на меня бремя управления государством в столь ответственный и сложный час. От ответственности не бегу и от врага скрываться не собираюсь. И считаю, что надо отвечать ударом на удар! В истории государства Российского было несколько моментов, когда державу сотрясал династический кризис. Сей опасный момент накладывается сейчас на состояние необъявленной войны, что делает его еще более опасным. Но в нашем опыте есть и примеры того, как страна выходила из подобного кризиса. Выход был в созыве Земского собора, который возвел на престол Бориса Годунова, когда прервалась династия Рюриковичей, который возвел на трон и первого из династии Романовых. Посему предлагаю созвать сей собор, причем немедля, для решения вопроса о возведении на царство нового государя. Как порешит Земский собор, так тому и быть. А пока что я предлагаю ввести должность местоблюстителя престола, который будет осуществлять управление государством в сиих чрезвычайных условиях. Если я буду рекомендован на сей пост, то считаю, что кроме введения военного положения в столицах, необходимо огласить запрет на издание любых газет и журналов, кроме государственных, принять неотложные меры по расследованию террористической атаки на государство, запретить политические кружки, любую антиправительственную деятельность, принять меры по усилению корпуса жандармов и объявить приведение нашей армии и флота в боевую готовность. Буду просить рекомендовать сенатора и члена Государственного совета Александра Егоровича Тимашева возглавить отдельный корпус жандармов и взять на себя расследование убийства царской семьи. Напомню, что генерал Тимашев уже возглавлял сей корпус и ему будет проще привести его в должный порядок. Считаю необходимым провести усиление сего корпуса путем призыва в него достаточного количества толковых офицеров, в том числе выпускников Николаевской академии. По поводу же возможности возложить на себя императорскую корону могу сказать только одно: от сего тяжкого бремени отказываться не буду. И если Земским собором будет назначено, постараюсь с честью и достоинством вывести государство Российское из столь сложного положения. Потом тот же Валуев предложил Государственному совету вынести в Сенат «Положение о местоблюстителе императорского престола» и закон о немедленном созыве Земского собора. Фактически ваш покорный слуга получал на короткий (весьма короткий) срок диктаторские полномочия, а быстрый созыв собора был тем аргументом, который дал возможность согласиться с моим диктаторством самым различным партиям[74]. Неожиданно перед тем, как отправиться в Сенат, меня задержал Милютин, один из лидеров либералов, человек властный и влиятельный. Он мог серьезно помешать моим планам, тем более что имел очень серьезный вес и свои возможности, как у военного министра. – Ваше императорское высочество! Если вы заметили, то никто из нашей группы не возражал ни против вашей кандидатуры на корону, ни против предоставления вам чрезвычайных полномочий. Мы прекрасно понимаем, что в вашей власти затягивать созыв собора, продлевая власть и свои полномочия. Но мы не хотим раскола общества и противостояния в нем именно сейчас, когда случилась трагедия в Зимнем. Кроме того, великий князь Константин не готов управлять государством, тем более в столь сложное время. Мы окажем вам поддержку, даже понимая, что какие-то реформы вашего покойного брата придется свернуть. Но мы хотели бы верить, что не все наши труды пойдут прахом. – Дмитрий Алексеевич! Могу вас заверить, что ваша военная реформа не будет остановлена, а будет продолжена, правильные и полезные для государства реформы остановлены не будут. Но вы, как военный человек, не можете не понимать, что излишнее заигрывание в либерализм привело к этой трагедии! К сожалению, правление любого нового государя в случае столь подлого нападения может начинаться только с репрессий и подавления инакомыслия. И если меня назовут Михаил Кровавый, я переживу! Главное, чтобы государство пережило эту страшную пору и не развалилось, поглощенное революцией. А медлить с созывом Земского собора я не собираюсь. Любой власти необходима ее легитимность. И я надеюсь на вашу поддержку. Особенно сейчас! – Она будет у вас, государь…
Глава двадцать вторая. Из коридоров власти возвратясь
Неужели все люди, стоящие у власти, так важничают? Но почему? Да потому, что без этого они не могли бы ни достичь власти, ни удержать ее, ни радоваться ей.Санкт-Петербург. 14 февраля 1880 годаЧарльз Перси Сноу. Коридоры власти
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) К вечеру раздражение накопилось до предела и стало почти что выплескиваться наружу. Господи, как тут все медленно делается! И это когда страна рушится в тартарары! Целые стада напыщенных индюков, которые прибиты горем и растерянно распускают перья по углам птичьего двора, но зато какие красавцы! Боже мой! Если заседание Государственного совета удалось провести более-менее оперативно, пусть там и было заседание экспонатов музея древностей, то с Сенатом и его комиссиями – шесть! Шесть часов сплошной болтологии… Номер оперативно и быстро настроить всех на работу не прошел. Пришлось выслушивать много нудных речей и предложений, не содержащих разумных фраз как таковых: сплошные словопостроения! Мне пришлось повторить свою речь в Госсовете, вот только расширить ее на целых семь предложений, из которых пять – в память о безвременно ушедшем государе, вот не могу его назвать братом даже про себя. В общем, скромно и со вкусом не отказался второй раз принять корону из рук обездоленного народа. И чего это я ерничаю и веду себя как институтка перед первой брачной ночью на сеновале? Просто меня бесит – вся эта ситуация бесит. Мало того, что попал так попал, да тут еще сразу надо бороться за власть! А где команда единомышленников? Где тщательная подготовка? Где разработанные и реализованные планы? Да, я привык всё планировать, скрупулёзно, продумывая каждую деталь, как абзац в диссертации… А тут свалился – и на тебе! Как-то помню, что на одном из форумов мы обсуждали контрреформы Александра Третьего, и я там даже набросал план действительно необходимых преобразований. Но сейчас у меня нет времени эти наброски обдумать и решить, как их претворять в жизнь! И ещё… нонешняя правящая элита это… б… слово есть на русском языке, чтобы этот точно описать, точнее, очень точное, но многоярусное идиоматическое выражение, вот только мне сейчас так выражаться не по чину… Скажете, что надо быть скромнее? Уступить власть старшему брату или стать регентом, преобразования которого мальчик вырастит и похерит? Во-первых, мне могут как регенту и не дать ничего менять, так опутают всякими указами да ограничениями, что мало не покажется. Поэтому единственный шанс – хватать власть, пока она сама валится тебе в руки. И все-таки формирование команды дело архиважное и архисрочное. Вот только кого можно привлечь для сего дела? И не посоветоваться… Стоп! Супруга! Ага, это да… Она женщина умная и в чем-то, я бы сказал, ушлая и цепкая, с головой у нее все в порядке, а когда сплетничает – выдает вполне себе адекватные характеристики, судя по воспоминаниям моего бывшего… блин, а почему это бывшего? Тело и сознание настоящего? Запутался! Назовем это по-научному: моего реципиента. Единственно важное совещание произошло уже после общего заседания комиссий Сената. Я бы назвал это заседанием силового блока, если бы не один человек. Но не буду забегать вперед. Кроме Валуева, фактически главы кабинета министров, на этом мероприятии присутствовали генерал Тимашев, совершенно недавно назначенный шефом жандармов, военный реформатор и военный министр Милютин, министр иностранных дел, и более того, Гирс, генерал-губернатор Санкт-Петербурга генерал Гурко, министр внутренних дел Маков, издатель Катков, тот самый, который казался тут лишней фигурой. – Господа, прошу обойтись без политесов. Полученная контузия беспокоит меня, а две произнесенные речи это было несколько сложно, – произнеся это, я поморщился, показывая, как болит голова, демонстративно отпил мятной воды из аптеки доктора Пеля, поставщика лекарств для императорской семьи, а головушка у меня действительно раскалывалась. Учитывая, что анальгин[75] мне никто предложить не мог, то вот эта водичка, помогавшая мало, была хоть чем-то вроде лечения. Иные лекарственные средства, типа капсул опиумных у меня доверия не вызывали. Я пока что не мог разобраться – была эта головная боль результатом контузии или следствием взаимопроникновения двух личностей, одна из которых, моя собственная, все больше и больше интегрировалась в среду позапрошлого века. Так что приходилось терпеть да мятку хлебать. Увидев, что мое предложение принято с видимым одобрением, сегодняшний рано начавшийся день уже многих государственных мужей откровенно утомил. Но предстояла еще тьма работы. – Лев Саввич, что скажете, каковы настроения в империи? Я обратился к министру внутренних дел, почти уверенный, что Маков начнет сейчас юлить и изображать бурную деятельность. Так и произошло. После пяти минут переливания красивых слов и выпускания густых клубов философического тумана терпение мое подошло к концу. Пришлось обрывать болтологию конкретным вопросом: – Скажите честно, Лев Саввич, погромы будут? Щегольские усы на упитанном холеном лице министра как-то мгновенно безвольно повисли, Маков как-то бесконтрольно сделал несколько глубоких вдохов и решился тихо произнести: – Среди народа много ходит слухов, что царя взорвали нигилисты и жиды. Так что погромы ожидаются. – И что сделано для того, чтобы погромы предупредить, или вы не понимаете, что сии эксцессы слишком негативно влияют на мнение о государстве во всем мире? – Ваше императорское… – Я же просил! – Простите, Михаил Николаевич, силы полиции не безграничны, мы попытаемся оградить еврейские кварталы где сможем, но… – А вы постарайтесь вообще все оградить, казачков привлеките. Чтобы не говорили, что полиция охраняет исключительно богатых евреев да берет с них за это мзду. – Будет сделано. – Вот и хорошо! А мы попросим Дмитрия Алексеевича отдать распоряжение выделять солдатские команды и казачьи отряды для предотвращения любых беспорядков. Господа! Гнев народа должен быть направлен не на кого попадет, а на того, кто действительно виновен в гибели членов царской семьи. Если будет доказано, что к этому приложили руку еврейские революционные организации, пусть берегутся! А если нет? Александр Егорович, что стало известно по расследованию взрыва? – Пока известно немногое. Оценена мощность взрыва – это должно было рвануть до двадцати пудов взрывчатки мощности нитроглицерина. Скорее всего, применяли динамит, как такое количество взрывчатых веществ смогли пронести во дворец, представить себе не могу. Составлен список погибших работников Зимнего дворца, посетителей, погибших в момент взрыва. Есть список и тех, кто отсутствовал в момент взрыва на работе. Привлечены все силы корпуса, но быстрого результата ожидать сложно. Несомненно, было предательство со стороны работников и охраны дворца, иначе такое совершить было невозможно. Хочу сказать, господа, что сил корпуса совершенно недостаточно! Лишь с помощью армии и флота мы перекрыли все выходы из столицы, так что есть уверенность, что не все заговорщики столицу покинули. – И сколько вам может понадобиться времени для расследования? – Думаю, две недели, это если что-то удастся найти по горячим следам. Сейчас будем стараться определить круг причастных лиц… – Не забудьте определить, кому это было выгодно! Тогда и круг подозреваемых станет значительно меньше. Александр Егорович задумчиво покрутил ус, у него усы были длинными, аккуратно подстриженными, вытянутыми аккуратно параллельно земле, наследство его кавалергардского прошлого. Но сейчас он выглядел весьма и весьма озадаченным. Потом Милютин и Гурко доложили о состоянии дел в армии и столичном гарнизоне, эти доклады были по-военному точными и краткими, что весьма меня порадовало. После этого я обратился к военным с просьбой помочь жандармерии кадрами. – Господа! Я предлагаю объявить кадровый призыв в корпус жандармов. Это чрезвычайный призыв! Лучшие представители дворянства и настоящие патриоты обязаны помочь жандармскому корпусу. Нам нужны люди, готовые бороться с врагами империи и делать всё для того, чтобы наша страна смогла отбить это подлое нападение неизвестного пока что противника! Поэтому я хочу просить присутствующего тут Михаила Никифоровича: кроме освещения чрезвычайных мероприятий крайне важно начать массовую кампанию по усилению имиджа жандармского корпуса. Прошу простить, что допустил в речи англицизм, но он слишком точно описывает мою мысль. На секунду я прервался, увидев замеревшего Каткова, который что-то записывал в блокноте, но при последних моих словах немного «подвис». – Необходимо создать литературу для разных слоев населения – книги, статьи, лубки, журнальные фотографии о мужественных жандармах, которые с риском для жизни бьются с врагами престола и государства, спасая ценой своей жизни простых людей. Привлекайте лучших литераторов, журналистов, художников, но это необходимо сделать быстро и качественно. Жандарм – это не душитель свободы, которому господа офицеры руки не подают, а спасители отечества, которые рискуют жизнями постоянно, а не только во время боевых действий, а потому и стоят на некую ступеньку выше обычного офицера. Увидев недовольную физиономию Милютина, я вперился в него взглядом, министр вздохнул и еле заметно согласно кивнул головой. Вот так, батенька! Это вам не тут, а тут вам не здесь! Предложение о том, чтобы судить террористов и причастных к террористическим организациям военно-полевыми судами и никаких судов присяжных, возражений не вызвало, как и решение временно придать жандармскому управлению лучших сыщиков полицейского управления Санкт-Петербурга. А потом я попросил остаться генерала Тимашева. К этому времени я уже успел просмотреть списки погибших во дворце, хотя еще двадцать два тела не были опознаны, нужную фамилию я обнаружил.
Тимашев Ежели кто сказал бы мне, что Михаил Николаевич, великий князь и младший из сыновей великого государя Николая, станет претендентом на корону Российской империи, я бы не поверил. Мне уже седьмой десяток лет пошел, видал я всякого, послужил государю и Отечеству, да, чего уж там, думал, что в Государственном совете смогу от дел отойти, заняться скульптурой, а тут вот оно как… От вести о гибели семьи благословенного государя Александра Второго я пребывал в оцепенении, более похожем на окаменение. Вот ты стоишь, ничего не видишь и не слышишь. Спасибо Петру Александровичу, приехал за мной, вывел из состояния душевного упадка. Надо сказать, что с господином Валуевым меня судьба сводила намного чаще, нежели с великим князем Михаилом Николаевичем. Хотя бы вспомнить, что пост министра внутренних дел я принял от него, чтобы передать его господину Макову, вот уж кому не хотел передавать дела, да воля государя, с нею не спорить надо, ей подчиняться! А Петр Александрович, приехав за мной, сказал слова, кои я уже и не надеялся услышать более: «Собирайся, Александр Егорович! Ты нужен России-матушке». И что меня всегда удивляло в Валуеве, так это умение говорить вроде самые что ни на есть пафосные фразы, да так, что казалось, что сии слова идут от сердца, искренне, и никакого показного благочестия в них нет, правда и ничего кроме правды. Служил я России и в царствие славного государя Николая, начинал в гвардии, потом воевал на Кавказе против горцев, а еще принял участие в подавлении венгерского мятежа, спасая презренную австрийскую монархию. Не зря государь Николай Павлович повелел написать на портрете Франца «неблагодарный» и распорядился сей портрет повесить лицом к стене. А венграм мы тогда всыпали знатно! В годы Кавказской войны был я уже начальником штаба 3-го пехотного корпуса. Там, в Крыму, я несколько раз сталкивался с Михаилом Николаевичем. Молодой артиллерист служил честно, был храбрым, да и офицером был справным, его сослуживцы хвалили, а среди них лизоблюдов не было – настоящие вояки, награды получившие по заслугам в бою, а не на паркете государевых приемных. Да и от наших кавказцев[76] о великом князе ничего плохого не слышал, только хорошее. Во время царствования Александра Николаевича моя карьера пошла стремительно вверх – я стал начальником Третьей канцелярии и заодно шефом корпуса жандармов. Позже назначен министром почт и телеграфа, министром внутренних дел. За это время я сблизился с кружком Валуева и покойного ныне цесаревича Александра. Петр Александрович был противником слишком либеральных реформ, но при этом человеком, для государя необходимым. На словах он был верным сторонником государственного курса, но по сути своей сделал много, чтобы реформы буксовали. В последнее время государь подыскивал ему замену, присматриваясь к различным генерал-губернаторам, выискивая хорошего администратора, который будет продолжать и двигать либеральные преобразования. В то же время партия цесаревича смогла продвинуть на пост главы Государственного совета великого князя Михаила Николаевича, создавая и в сем совете еще один блок противоборства реформам. Будучи на высоких постах, мне пришлось не раз и не два встречаться с великим князем, но сейчас я его не узнал. Михаил Николаевич был человеком весьма выдержанным, холодным, одинаково вежливым со всеми, но вежливость его была несколько отстраненной, тепла в его обращении не было, разве что с несколькими боевыми соратниками, с которыми он воевал на Кавказе, но число приближенных к нему лиц было невелико. Он ничего не делал быстро, был несколько нерешительным, нет, точнее, он всегда предпочитал некоторое время обдумывать свои действия и решения, тщательно взвешивал свои речи и не был слишком радикальным во взглядах. Сейчас же он был… быстр? Вот уж не скажу, как это точно сказать – он просто вулканизировал идеями и выдавал их очень быстро, при этом почти не обдумывая, но… при размышлениях, можно было оценить продуманность этих действий! Чего стоит его отказ от того, чтобы немедленно водрузить на голову корону, а провести этот акт через эрзац-собор… Глупость? Или обоснование легитимности новой правящей ветви Романовых? И какое изящное решение проблемы, чего уж я лично никак не ожидал. А его реплика о том, что надо искать того, кому сие покушение было выгодно? Вроде бы ясно, что британцам, но только ли им? А нет ли тут немецкого следа? Вопросы… Но более всего меня поразил разговор с государем, который произошел после заседания Сената и небольшого совещания в узком кругу. Мы остались одни в комнате совещаний. – Александр Егорович! – обратился ко мне Михаил Николаевич. – Круг ваших задач становится крайне велик, сложен, но именно вы сейчас находитесь на острие борьбы с неизвестным противником. И от вас, именно от вас во многом зависит наш успех в этой кровавой борьбе. Жестом местоблюститель императорского престола предложил мне закурить. Табак и все необходимое для сего действа находились на отдельном столике, сам же великий князь не курил, позволив мне набить трубку и раскурить ее, не требуя от меня уверений в том, что сделаю все, что смогу. – Сначала несколько выводов: сей страшный взрыв стал возможен только потому, что охрана Зимнего дворца была поставлена из рук вон плохо. Как надо? Я сейчас сказать не могу, да и вы сказать не можете. Но надо выделить группу толковых офицеров, которые займутся изменением системы охраны государя, его семьи и правительственных учреждений. Я бы назвал это Службой государственной охраны. И подчиняться она будет непосредственно государю. Надеюсь, вы понимаете почему, хотя эта структура будет работать в сотрудничестве с Третьим отделением и Министерством внутренних дел. Я согласно кивнул головой: покойный государь действительно пренебрегал элементарными мерами предосторожности, и то, что до последнего взрыва ему удавалось избегать смерти, было божьим промыслом, не иначе. – Еще более хочу заметить, что мы проигрываем войну с террористами. Я сторонник крайне жестких мер по борьбе с ними. Но сии люди фанатично преданы идее и от того весьма и весьма опасны. У Жандармского корпуса же нет навыков в захвате террористов и нейтрализации их. Опять же, нам нужна команда – группа специального назначения, которая будет ловить и арестовывать врагов государства. Я думаю, их необходимо соответствующим образом тренировать, научить захватывать противника. Действовать в домах, на улицах, тут важно, чтобы появилась некая специализация: филеры выслеживают, аналитики собирают и анализируют улики, спецназ осуществляет захват и силовые акции. Посему мы и будем призывать в Жандармский корпус много новых людей. Вы согласны с такой постановкой вопроса? – Да, Михаил Николаевич, но делать сие на ходу слишком сложно… – Сложно, но необходимо. Сейчас ваша первейшая задача – захватить террористов, совершивших взрыв в Зимнем дворце. И выяснить, по чьему наущению был совершен сей страшный акт. Подайте мне тот список. Вот оно… Степан Батышков? Я присмотрелся к имени погибшего во время взрыва работника Зимнего дворца. Столяр Степан Батышков. Да… А чем это имя привлекло внимание великого князя? – Это работник – столяр, погиб во время взрыва… – уточняю, не понимая еще, что надо уточнить. – Во-первых, установите, действительно ли он погиб. Во-вторых, присмотритесь к нему и изучите его биографию. Тот ли это человек, за которого он себя выдает или выдавал. Ну а теперь такая фамилия, как Клеточников, о чем-то вам говорит? – Клеточников? Это ведь… – Николай Васильевич Клеточников, чиновник для письма в Третьем отделении, коим вы сейчас руководите. – Да, фамилия мне знакома, хотя ничего сказать не могу… Ни плохого, ни хорошего. – Уважаемый Александр Егорович! Успехи революционеров и террористов обеспечивали такие вот Клеточниковы, по моим данным, он имеет непосредственную связь с руководителями Исполнительного комитета «Земли и воли», тем же господином Михайловым. Его необходимо брать и колоть. Думаю, значение термина «колоть» мне вам объяснять не надо? По моим оценкам в рядах террористов не более пятисот человек в столице и, возможно, немногим менее в иных городах империи. Большая часть из них против индивидуального террора, но далеко не все такие… Поэтому я приказываю вам не стеснять себя и своих подчиненных в методах дознания. Списки организации и сочувствующих им должны быть полными, максимально полными. – Я бы предложил проследить за Клеточниковым, выявить его связи, это даст нам возможность… – Вы правы, Александр Егорович, вы абсолютно правы, вот только времени у нас нет. Тоже от слово «абсолютно». Сейчас надо гидру обезглавить, обезопасить столицу для проведения Земского собора. А сейчас записывайте адреса. Доходные дома: Лештуков переулок, дом 17, Подъяческая, дом 37, Гончарная, дом 7, Подольская, дом 9, дом Серапина. Фамилии Фигнер, Желябов, Засулич вам что-то говорят? Невский проспект, дом 124, супруги Хитрово, они же Морозов и Любатович, в Баргузине находится Николай Тютчев, станция Бисер – Головина и Богданович, это основные действующие лица. Ах да, рядом с господином Достоевским проживает некто Баранников, постарайтесь его не упустить, он замешан в убийстве Мезенцова, тут честь жандармского мундира… Ах уж этот Мезенцов, светлая голова был, человек отчаянной храбрости и многое сделал для государства, вот только никак не могу ему простить увлечение моей супругой… вечная любовь… Да уж… Вот только не могу понять одного, откуда? – Вы спрашиваете себя, любезный Александр Егорович, откуда у меня эти сведения? Увы, агент, который это собрал, был убит накануне покушения на Романовых, его доклад случайно попал мне, не буду говорить через кого. Думаю, так его хотели самым быстрейшим образом предъявить государю. Но, увы, опоздали… Может быть, эти сведения были у вашего предшественника, погибшего во время взрыва. Зачем-то же он явился на аудиенцию к государю вне всякого плана, не так ли? Но этого мы не узнаем… И будущий государь перекрестился…
Глава двадцать третья. Семейные разборки
Все браки удачны. Трудности начинаются тогда, когда начинается совместная жизнь.Санкт-Петербург. Михайловский дворец. 14 февраля 1880 годаФрансуаза Саган
Великая княгиня Ольга Федоровна Сегодня все утро Ольга Федоровна провела в молитвах. Господь миловал ее семью! Это был знак! Это был, несомненно, знак Господень! Теперь ее муж мог встать во главе династии Романовых. Она понимала это даже не путем анализа ситуации, а просто особым женским чутьем, которому не нужна логика, но в котором главенствуют эмоции, некоторые называют это интуицией, кто-то особой, женской, интуицией, подчеркивая связь этого чувства с обязанностью сохранения семейного очага. Теперь же она может стать императрицей, а ее дети – взойти на престол империи. Ольга молилась последовательно: сначала благодарила Господа за милость и чудесное спасение Михаила и горячо любимого Сандро, впрочем, все дети ее были столь же любимы. Сердце матери большое… Потом за придание силы и смелости ее Михелю. И за то, чтобы корона досталась самому достойному. И за спасение империи от врага тайного и явного. И напоследок – за сохранение семейных уз. Надо сказать, что их брак с Михаилом, великим князем, не имевшим и шанса занять престол, был с самого начала удачным. В молодости Ольга, тогда еще Цецилия Августа Баденская, младшая дочь маркграфа Бадена и шведской принцессы, получила строгое, почти что спартанское воспитание, в роскоши не купалась и была готова бороться за место под солнцем. Венчание с великим князем в церкви Зимнего дворца было для нее мгновением удачи, все церемонии, связанные с замужеством – от заключения брачного договора, до крещения и обручения, что происходилои в церкви Большого Петергофского дворца, – подчеркивали ее новое, весьмавозвышенное положение в обществе. Она ведь была действительно хороша собой, особенно в молодости, да, придворные художники немного приукрашали ее изображение, но честное слово, всего лишь немного. Изящный овал лица, большие выразительные глаза под густыми ресницами, черные дуги бровей, чувствительный рот чуть портил прямой и слишком выраженный нос, но опять-таки только чуть-чуть… В восемнадцать лет она вышла замуж за Михаила. Брак был для нее настоящим прорывом в высший свет. Покорить Михеля она смогла сразу же, природный ум и обаяние делали ее супруга почти что классическим подкаблучником, но это было неправдой. Михаил просто любил ее, часто уступал ей в том, в чем она была права, тем более что ее советы были к месту, и в дела мужа она совершенно не вмешивалось, но разве что чуть-чуть и очень аккуратно. Всю себя она посвятила семье. Семь детей, из которых шестеро – сыновья (Ольга не подозревала, что именно это было одной из причин, по которой выбор многих власть предержащих склонялся в сторону Михаила), при этом ни один ребенок не умер в младенчестве! Единственно, последний сын, Алексей[77], отличался слабым здоровьем и вызывал у матери чувство постоянной обеспокоенности. В то время маленькие дети умирали столь часто… Даже в семьях царей и аристократов смерть в младенчестве была не редкостью, а о крестьянских, где в первые пять лет жизни уходило в мир иной более половины детей, и говорить нечего. Ее слишком серьезное занятие семьей вызывало некоторое раздражение со стороны многих членов царской фамилии, у которых брачные узы были не столь прочны, а число связей «на стороне» порой превышало даже нормы приличия в обществе, не говоря о том, что число бастардов частенько превышало количество детей в законном браке. В свои сорок лет она сохранила очень неплохую фигуру, даже многочисленные роды не смогли справиться с ее природной стройностью, кроме того, княгиня была достаточно скромна в еде, главным ее требованием были свежесть и сытность, ведь ее мальчики и мужчины вели весьма активный образ жизни. Посвятив себя полностью семье (точнее мужу и детям), Ольга не занимала государственных должностей[78] и не увлекалась благотворительностью на общественных или иных началах. Это довольно сильно раздражало многих, а родственники супруга не раз делали Михаилу намеки на то, что поведение великой княжны выбивается из общих правил поведения. Однажды Михель завел с Ольгой на эту тему весьма осторожный разговор, на что получил ответ, что заниматься «пусканием пыли в глаза» княгиня не собирается. Благотворительность, как ее ведет высший свет, – это обманка и самоуспокоение, помощь десяткам, когда надо спасать сотни тысяч. И она такой ерундой заниматься не собирается. Пусть она даст империи хороших детей, это ее главная цель в жизни, а если будет какое-то богоугодное дело, так она его примет как долг и доведет до ума, а не до привычного тут бардака. Кормить же десяток дармоедов, которые будут красть средства, нужные бедным, она не позволит ни себе, ни своей семье. Михаил от супруги отстал, прекрасно понимая, что ее немецкая бережливость и рачительное ведение семейных финансов тому причина. Ольга всегда осознавала, что средства, выделяемые ее семье, не столь значительны, чтобы сорить деньгами, но если она находила необходимость на что-то их потратить, в том числе на благотворительность, то делала это не стесняясь, так, чтобы дело действительно получилось. Для ее Михеля оказалось неожиданностью, когда в Тифлисе супруга увлеклась созданием женского училища первого разряда, которое вскоре станет Первой Тифлисской великой княгини Ольги Фёдоровны женской гимназией. Во Владикавказе она создала и первую осетинскую школу для девочек, опираясь при этом на содействие православной церкви, взяв это учебное заведение на свой кошт. Он стал именоваться Осетинским Ольгинским приютом. Если говорить проще, княгиня считала женское образование необходимостью и поддерживала его своими личными средствами, не тратя на это ни деньги семьи, ни деньги государства. Если можешь что-то сделать, делай это хорошо! Лучше меньше да лучше… Ага, может быть, Цецилия Августа так не формулировала свои убеждения, но действовала, руководствуясь именно этими принципами. Идеальная женщина? Отнюдь. В семье она была чем-то вроде диктатора, ее авторитет был непререкаем, детей воспитывала самым спартанским образом, в чем-то наследуя образец своей баденской семьи. В обществе ее с трудом терпели за ее острый язычок и отсутствие авторитетов, ага, это крест умной женщины, если показываешь свой отточенный разум, так сразу слывешь стервой невоспитанной. Ну, воспитанной она была. Просто не могла простить этим напыщенным дурам пренебрежения к себе. Ум – это еще и наказание, потому что можно оценить и недобрый взгляд, и презрительно сморщенные губки, ах да, частица еврейской крови! Уже это одно делало этих сомнительной ценности аристократов выше ее, ну-ну… Она платила им той же монетой. Посему стервой ее считали очень многие, в том числе покойная императрица, которая взваливала на себя столько дел, что просто удивлялась такому видимому равнодушию немецкой принцессы к нуждам российского общества (во всяком случае, так считала Мария Александровна, при всей кротости своего характера, супруга Александра II невестку недолюбливала, мягко так говоря). Это была одна из причин, по которой Ольга Федоровна сумела отказаться от церемонии оглашения завещания императрицы, что чудом спасло ее и ее детей от смерти. А что ее супруг оказался не меньшим чудом жив?!.. Разве это не знак Господень? И все-таки она была идеальной супругой в ее немецком варианте: семья, кухня, церковь… Вот и сейчас, горячо отмолившись, она прошла к Сандро. Купание в ледяной невской воде могло серьезно отразиться на его здоровье. Врач говорил, что опасности нет, но, как истинная мать, княгиня считала, что только Господь может что-то гарантировать в медицине, а уж сей доктор… Сандро сидел на кровати, он уже проснулся, на столике у стола стояла пустая бульонная чашка да блюдце с недоеденным белым сухариком. Сын читал… вот только читал он не какой-то роман или учебник, а газеты! Причем что-то там еще подчеркивал карандашиком. – Сандро что ты там интересного обнаружил? – произнесла она с улыбкой, поцеловав сына в лоб. Губы не обманывали, горячки у ребенка не было. Правда, была надежда, что это нежданное купание охладит увлечение сына флотом, как-то Ольга не слишком хотела, чтобы сын выбрал для себя карьеру морского офицера. – Ах, ma mere[79], разве в газетах пишу что-то интересное, тем более сейчас, нет, конечно же, но вот что интересно, даже непонятное мне… – И что же, поделись, я тебе помогу разобраться. – Да, Meine Geliebte Mutter[80], конечно, вот эти газеты до взрыва, которые… я все понимаю, но в них число материалов, в которых критикуют так или иначе царскую семью или приближенных к ней, значительно превышает число материалов нейтральных или благосклонных. Это что-то значит? – А что ты думаешь по этому поводу? – Ольга Федоровна была озадачена вопросом, который заинтересовал сына, она вообще не ожидала, что из чтения газет можно сделать какой-то серьезный вывод. Тем более интересно, что решил по этому поводу ее сын. Как говорится, устами младенца, хотя и не младенец он, но для мамы… – Я думаю, что это целенаправленная кампания против царской семьи. Я не знаю точно, можно ли применить термин «Discrediter»[81], но именно на такое похоже. – Предположим… Великая княгиня была умна, да и ум ее был весьма живым, поэтому мысль сына она подхватила на лету. Очень может быть, что Сандро наткнулся свежим взглядом на факт, о котором она, во всяком случае, не задумывалась. – Понимаете, ma mere, я тут так думаю, если эта кампания была случайной, то не будет единого источника этого… вот… если же неслучайна, то должен быть единый источник, который эти публикации питает и направляет. – И как это выяснить? – Этот разговор стал княжну действительно интересовать. – Вот я и пытаюсь это выяснить. Сначала надо посмотреть и оставить только те газеты, в которых такие публикации появляются не время от времени, а на регулярной основе. Потом выяснить, кому принадлежат эти листки, или кто может повлиять на появление этих материалов. И уже тогда делать выводы. – Хорошо, Сандро, тебе что-то нужно? – Мне бы не помешало больше газет… Разных. – Сынок, я постараюсь, чтобы ты их получил, но… тебе нельзя перетруждаться, ты еще слишком слаб. Тебе надо быстро выздоравливать. И пить лекарства. И хорошо кушать. – Да, матушка! Вздохнув, Ольга покинула комнату сына. Она распорядилась доставить сыну тех газет, что он пожелает, в уверенности, что из этой затеи ничего не получится. Тем более что сама княгиня считала участью любой царствующей фамилии быть кусаемой враждебной прессой. Вот только переход на убийства – это было слишком даже для нее. Мир катился в тартарары. И Ольга почувствовала, что все больше и больше волнуется о Михеле, которому предстоял очень сложный день. И чем она может ему помочь?
Коняев (великий князь Александр Михайлович) Что делает с человеком информационный голод! Ведь вот-вот, да чуть было не спалился, едва не брякнул про интерполяцию и статанализ данных, да еще хотел что-то про репрезентативность выборки, дак ведь не с коллегой ученым общался, а с мамочкой моего реципиента. А всё почему? Первое: отсутствие достаточной информации. Второе: несоответствие случившегося с моей личной базой данных. Уж я-то хорошо помню: взрыв в Зимнем был не столь мощным, и погибнуть должно было несколько десятков человек, по большей части – дворцовая охрана и обслуга. Никто из царской фамилии не пострадал. При этом у меня был довольно четкий план: что и как предстоит делать. Вот только мне «светило» попасть чуток в другое время и чуток в другое тело. По первоначальному замыслу я должен был стать Александром Александровичем или одним из его младших братьев, попасть на пять-шесть лет ранее, чтобы подготовить приход к власти себя самого, возможно, устраняя ближайших конкурентов. И не обязательно убийством. В общем, вводная была совершенно другая. Оказался я в странном положении, а посему реальная власть и планы преобразований, которые могли отодвинуть катастрофу Первой мировой войны и двух русских революций, а то и отменить их, – все намерения оказались перечеркнуты тем, что я сейчас никто, и мой номер в престолонаследии даже не тринадцатый. Правда, вокруг «отца», великого князя Михаила Николаевича, началось какое-то нездоровое шевеление. Обрывки фраз – нет, не матушка, я подслушивал разговоры тех, кого тут за людей не считали. В общем, говорящая мебель (обслуга) проговорилась… Намеки… опять-таки для анализа нет данных. Кто из Романовых погиб, кто остался в живых, кто сейчас при власти, кто за кем стоит и что может из этого получиться? Поэтому пришлось пока что идти по запасному варианту: вживаться. Адаптироваться. Стараться как можно больше набрать данных из хранилища, которое могло вот-вот исчезнуть. А уже потом – аккуратное создание своей команды и попытка как-то изменить ситуацию. Вот только рецептура будет несколько иная. Впрочем, стратегию будем думать после того, как решим ближайшие тактические задачи. Жаль, что набор информации от моего нового тела невелик. Но знание современного французского и немецкого, которым в семье владели все и которым пользовались, хотя бы потому, что маман все-таки немка, да и в жилах Романовых немецкой крови… Ага, если там только Салтыковы не подсуетились. Ладно, чего тут думать, генетической экспертизы все равно не провести, так что, думаю, самое разумное было усваивать знания и вживаться в образ. Тут моё купание в Неве дало мне приятный бонус – возможность поваляться в постели и медленно (систематично) обогащать себя знаниями. Но как этого было мало! Я привык работать с намного большими массивами информации! А тут крохи, сущие крохи! Вот из-за этого и стал просматривать газеты… черт возьми! Неужели никто не видит, что газетная кампания по дискредитации царской семьи велась в прессе аккуратно и целенаправленно? Помнится, мне попалась статья Хабекировой, в каком только году я ее пролистал? Все-таки в двадцать первом… И в веке двадцать первом, да… Точно, так там зацепила фраза: «Для реализации стратегии дискредитации используется определенный репертуар речевых тактик: это тактики обвинения, нагнетания отрицательного… непрямых оскорблений, навешивания ярлыков, умаляющих сравнений и др. Достижению заданной цели способствуют и использование метафор с негативной оценочностью, приемы иронии и сарказма». А ведь память не подводит, могу и сейчас цитировать страницы текста наизусть, чем всегда славился академик Коняев. После непродолжительного анализа понял, что все это в выделенных статьях активно используется. Как писала Галочка Китайгородская: «Прежнее кухонное вольнодумство выплеснулось на газетные полосы – антитоталитарный сублексикон стал принадлежностью публичной коммуникации». И опять-таки в точку! Салонное вольнодумство стало пробивать дорогу в прессу, несмотря на все цензурные ухищрения! Что это? Цикличность процессов? Вспомнилось, некстати, но все-таки, как познакомился с молодой перспективной ученой в семидесятом… Точно, Галочка только защитила кандидатскую и считалась серьезным специалистом французского языка. А у меня были нюансы в переводах писем нашей аристократии конца девятнадцатого века. Русский французский того времени, на мой взгляд, немного отличался от классического французского, вот Галочка и помогла мне с этими нюансами разобраться и подкинула толкового студента, который помог перевести серьезный объем писем, такие вкусные нюансы вылезли!
Глубокие наукообразные размышления были прерваны появлением Глафиры, которая быстро убрала остатки еды, Сандро встал, небольшой письменный стол, уставленный безделушками и тяжелым письменным прибором, весьма раздражал. По всей видимости, тут фэншуем и не пахло. И понятия о том, каким должно быть место для учебы и работы – тем более. Для самопроверки юный академик набросал карандашиком на бумаге несколько формул статистики, проверил их, убедился, что не ошибся ни в чем. Теперь надо было аккуратно покинуть комнату и послушать, о чем говорят люди. Переодевшись, старик в теле подростка спустился вниз и застал интересную картину: в парадной толпилось пять солдатиков, по форме – семеновцев, возглавлял их гвардии штабс-капитан, который с большим почтением объяснял «ma mere», что его отряду поручено возглавить охрану нашего семейства и лично великого князя Михаила Николаевича. По-видимому, решали вопрос о том, где разместить посты охраны и самих охранников. Удивительно, я-то думал, что в такой ситуации дом должны охранять либо казачки, либо жандармы, что от гвардейцев толку? Парадные войска. Они для порядка, а не для охраны, придания статуса… Хотя мне лично штабс-капитан понравился, взгляд у него цепкий, внимательный, росту среднего, лихо подкрученные усы, но не щеголь. Распоряжается коротко, словно лает, но подчиненные тут же на его лай реагируют как собачки дрессированные, видно, что авторитет у капитана натуральный, не дутый. Выставил пост у входа во дворец и с черного входа, предупредил, что будет еще внутренний пост, на котором кроме солдатика будет и унтер. И еще я заприметил, что у всех гвардейцев были револьверы кроме штатных винтовок. Это что, личная инициатива капитана, интересно, как его зовут, или приказ от начальства? В помещении действительно короткоствол сподручнее будет. Через несколько минут выяснил, что начальника охраны зовут Михаилом Михайловичем Завьяловым, он из царицынского рода, получившего дворянство не так уж и давно, в 1858 году. Тридцать лет. Неплохо, капитан гвардии Семеновского полка. Интересно, за какие такие заслуги его род получил дворянство? В любом случае, дело охраны членов царской фамилии как-то сдвинулось с мертвой точки. Кто-то понял, что война идет? Но кто у нас такой шустрый. Подожду, пока «батюшка» от государственных дел вернется, а мне уже ворох газет несут, интересно, что там удастся мне «нарыть»? Выхватив у лакея пачку неперетравленной информации, бегу в комнату почти вприпрыжку. Б… А хорошо всё же быть молодым!
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич) Влетаю в дом, когда на дворе уже темным-темно, небо покрыто такими тучами, что и днем было не слишком-то светло, что говорить о почти что ночи? На удивление, у ворот и у входа во дворец караулы. Несут дежурство семёновцы, меня знают, становятся во фрунт, пожирают глазами. В вечернем экстренном выпуске газеты Каткова напечатана моя речь на заседании Сената. Там же – решение Госсовета об экстренном призыве в жандармский корпус и чрезвычайных мерах против террористов, о вводе на всей территории империи режим контртеррористической операции. Столица бурлила. До провинций газеты еще не дошли. Там бурление начнется с завтрашнего утра, когда тексты указов дойдут и до них. Перед тем, как уехал, ко мне прорвался генерал Тимашев, доложив о том, что на большей части адресов удалось арестовать скрывающихся там террористов. В то же время несколько важных фигурантов были упущены. Надо сказать, что бывший шеф жандармов действовал энергично, отдав приказ с революционерами не церемониться и при попытках оказать сопротивление действовать на поражение, не оглядываясь на возможный вой либералов, сейчас не до того. Зайдя во дворец, я быстро прошел в кабинет, приказав принести туда чаю. Принесли. Напиток был откровенно плох. Отвратительный по вкусу и какой-то мутный, как будто не прошел ферментацию до самого конца. Не черный и не зеленый, что-то промежуточное. Тут появилась супруга. – Что это? – спрашиваю ее вместо приветствия, не слишком-то вежливо, но я был уже на последних каплях морали. Ольга внимательно посмотрела на меня, потом на стакан в серебряном подстаканнике, что-то подумала, но сдержалась, произнеся: – Это подарок Джекоба, кавказский чай с плантаций Чаквы, ты же пьешь только его, он напоминает тебе о Кавказе… – Если бы этот проходимец Макнамарра привез этот чай в Портсмут, его бы сожгли на костре за попытку опорочить чайный бизнес… – брякаю, сориентировавшись в проблеме. Попавший в плен Джекоб Макнамарра попытался разводить чай в Грузии, выкупив несколько участков земли на горных склонах. Вот только чайный лист с его плантаций… был… да уж… Впрочем, если вспомнить, то единственно приличный массовый чай в СССР – № 36 – получался только потому, что в нем половину веса составлял индийский чай, пусть и самый дешевый. Ольга на секунду вышла, тут же появился слуга, который унес неудачный напиток. Через несколько минут Ольга вернулась, но уже принесла поднос с чайником и чашками, на подносе были еще и кусочки сахара, вазочка с вареньем и еще одна с печеньками[82]. – Mein lieber Ehemann. Ich bin sehr besorgt. Was ist los?[83] – Ольга, дорогая… Она действительно выглядит взволнованной, память подсказывает, что супруга, когда нервничает или сердится, переходит на немецкий, это при том, что с детьми она старается говорить на русском, а в обществе весьма неплохо говорит на французском. Но я веду себя не совсем так, как от меня ожидают, но по-другому не получается. Может быть, было бы слияние моей психоматрицы с реципиентом полным, я бы завернул как-то по-другому, но пока что… – Давай договоримся. В семье, между собой, в обществе мы говорим только по-русски, даже с иностранцами. Тем более с иностранцами. Сейчас партия цесаревича Александра делает ставку на меня, как на будущего императора. Мне предложили возложить на себя венец Романовых, но я отказался… Заметил, как при этих словах глаза Ольги стали огромными и почти что квадратными… Ага! Она даже онемела, не зная, что и сказать. – Я предложил созвать Земский собор, который изменит положение о престолонаследовании и даст возможность мне принять корону и скипетр на законных основаниях. Быть диктатором и узурпатором я не собираюсь. И на роль временного правителя, регента не соглашусь. Так можно всю империю… – хотел сказать «просрать», но вовремя одумался, – проворонить. Но мы сейчас обязаны… обязаны стать примером для всех граждан и для всего общества. Поэтому только русский. – Но почему… отказаться… как? Собор – это так долго! – Десять дней потерпим. – Zehn Tage?[84] – Цили, я же просил… именно десять дней. Уф! Спасибо тебе, Миша, что всплыло, как ты называешь супругу в моменты нежного общения… Как ни странно, но это подействовало… – Прости, но за десять дней… – Именно, но Валуев сделает всё, чтобы делегаты были отобраны из самых доверенных лиц. Так что, не переживаю за его исход. – Это я соврал, чтобы успокоить жену. – Я могу чем-то помочь? Ну, вот, наконец-то ее стойкий немецкий характер дает себя знать. – Конечно… Цили, во-первых, это безопасность твоя и детей. Дворец будет под усиленной охраной. Дети, все дети будут во дворце – завтра и послезавтра прибудут все. Я прошу тебя понять, что временные неудобства и требования охраны – именно временные, пока не удалось полностью решить вопрос с нападавшими. – Что-то известно? – Да, исполнители – народовольцы-террористы. Но вот кто стоит за ними – это главный вопрос. Сами они такое провернуть не могли бы. – И кто, ты думаешь? – ее русский все-таки иногда чуток сбоит, хотя она освоила язык более-менее хорошо. – Тут все просто: англичане, пруссаки или австрийцы. Французам не до того. Но кто точно – тут нельзя гадать, тут надо знать наверняка. – Это будет война? – Обязательно будет, точнее, она уже идет, но какой будет эта война, тайной или явной – время покажет. Мы не имеем права ошибиться так же, как во время Крымской катастрофы. Оказаться одними против всей Европы… И еще, что касается детей… Меня беспокоит Алекс… Очень беспокоит. Я решил купить что-то в Крыму. Теплое море будет благоприятно для его здоровья. Так что будь готова часть времени проводить у моря, теплого моря, дорогая. С детьми и со мной. Пусть не все время. Но императоры тоже имеют право на отдых. А это предложение супруге явно понравилось, хотя… Чувствую, что ей не слишком нравится выпускать контроль надо мной, но тут вам не там, так что пусть пока переваривает высказанное. – Да, Михель, ты изменился, очень… весьма… изменился. – Лучше говорить «очень изменился», дорогая Цили, вот только и ответственность на мне лежит… сама понимаешь. Это даже не наместничество на Кавказе. Это все намного, намного сложнее. – Я понимаю, но ты дашь врачу себя осмотреть? – Ольга смотрит внимательно на меня. А что мне делать? – Конечно, дорогая, раз ты настаиваешь, обязательно. И еще, вот что я хочу: подумай, кого мне необходимо приблизить, особенно для сложных и опасных секретных дел. Да и вообще, мне нужна своя команда, я не уверен, что Валуев со товарищи будут надежной опорой трону. Но это не требует быстрого ответа. Подумай. Это очень важно. Она кивнула головой, понимая, что самое важное я оставил именно для нее, то, что не мог бы доверить никому. А что оставалось делать? У меня пока что нет возможности самому формировать ближайшее окружение, а в том, что ко мне из баденских родственников очередь не выстроится, я уверен. Для этого Цили слишком умна. Потом был осмотр врача, потом я поработал с некоторыми документами, а когда уже пришел в спальню и лег, дверь тихо скрипнула, а в постель просочилась изящная фигура в ночной рубашке.
Глава двадцать четвертая. Несколько моментов из жизни профессиональных революционеров
Не сомневайтесь в том, что небольшая группа мыслящих и самоотверженных людей может изменить мир. В действительности только лишь они и привносят эти изменения.Санкт-Петербург. 14 февраля 1880 года ЖелябовМаргарет Мид
«Выучил на свою голову», – мог бы сказать об Андрее помещик Нелидов, отдавший в обучение смышленого паренька, внука Гаврилы Тимофеевича Фролова. Послал толкового мальчонку в Керченское уездное училище, и что? Молодой человек там познакомился с идеями социализма и стал врагом самодержавия. Неблагодарность – страшная сила! Вот только какую благодарность мог испытывать Андрейка Желябов к помещику, у которого вся его семья была в крепости? Особенно тяжелыми были воспоминания о последних годах перед освобождением крестьянства. Безмерная власть уходила из рук бар, вот оне и измывались над подневольными крепостными, отыгрываясь за годы вперед. Наверное, за эти два-три года перепорото было больше народу, чем за предыдущие полтора десятилетия. А уж это «странное» освобождение крестьян без земли и от земли вызвало в его душе еще больший гневный отзыв. Уж он-то хорошо знал, что без земли крестьянину не прожить. А тут последние грошики отдай за выкупные платежи, да еще в кабалу влазь, вот только теперь у помещика никаких обязательств, кабала еще сильнее: хошь как хошь, а подати платить надо, да звонкой монетой, а как прожить крестьянину с его скудных урожаев? Так что книгу господина Чернышевского о том, что надобно делать, прочитал влет. А идеи о социальном равенстве пали на благодатную почву, тем более что и идеи сии отражали чаяния простого человека, которому надоело чувствовать себя быдлом. И не верь после этого в то, что ученье – это яд? Андрей Иванович Желябов, молодой еще человек, которому и тридцати лет не исполнилось, осторожно выглянул в окно – двор поутру казался таким же пустынным, дворник Савва, высокий, сухой, аки щепка, угрюмый мужик из отставных солдат (по инвалидности) заканчивал чистить очередной закуток двора от снега и наледи. В этот доходный дом Желябов перебрался неделю назад, чувствуя, что дело с Халтуриным подходит к концу – уж больно всё становилось сложным и неопределенным. Степушка стал нервничать, и даже помощь товарищей по партии женского полу, как и приглашенных для утешения яго халтуринской души девиц легкого поведения уже должного эффекту не давали. Надо было бы заложить еще парочку пудов динамиту под столовую, да только Степан все больше нервничал и мог «завалить» всё дело от нервного состояния, а сего допустить было невозможно. Так что решили, что сам товарищ Халтурин в ближайшее время произведет подрыв, только убедившись, что в означенное время в означенном месте окажется царская семья, ибо желательно было, чтобы погиб не только «государь-батюшка», которого в их среде иначе как «вешатель» не именовали, но и его наследник, как минимум. А еще важный момент – чем больше Романовых сгинет во время акции, тем лучше! Суровая складка собралась на лбу Андрея. Надо сказать, что выглядел он намного солиднее своих неполных тридцати – окладистая черная, как смоль, борода, густая шапка волос, острые черты лица с крючковатым носом, высокий лоб – на вид ему можно было дать далеко за сорок лет, впрочем, такого эффекта солидности он и добивался, далеко ведь не вьюнош со взором горящим. Вот взор горящий у него остался, тут уж никак! Это в студенческие годы он был таким – еще молодой, еще в чем-то наивный, мечтающий изменить все по мановению волшебной палочки, показать своим примером, что возможно наступление царства справедливости на земле. Достаточно только возвысить свой голос на борьбу с несправедливостью. Ну и возвысил! И тут же получил по полной программе, ибо то, что он считал несправедливостью, многие иные полагали единственно возможным. Тут же Андрей с усмешкою вспомнил, как, будучи воспитателем Сёмушки Мусина-Пушкина[85], получил от его дядюшки Алекса прозвище «висельник», которое в благодушном настроении старого крепостника менялось на Сен-Жюст. А потом был университет, где создал свой кружок, в котором они спорили о России и ее пути. Вот тогда реальность впервые оскалила свои зубки. Ну и что с того, что они добились прекращения лекций преподавателя Богушича, оскорблявшего студентов? За организацию беспорядков Желябова из студентов исключили, да не его одного, а преподаватель на следующий год вернулся читать лекции в том же университете. А студенту Желябову в восстановлении в университете было отказано. Система оказалась сильнее. Вот тогда он и стал искать тот путь, который сможет привести к наступлению нового мира. Увлекся идеями народничества. А как тут не увлечься? Россия – крестьянская страна, и никакие революционные изменения без участия крестьянства в ней невозможны. Вот и пошел в народ. Только народ послал его обратно. Это был замкнутый круг. Великую революцию во Франции делали буржуа, а рабочие были ее движущей силой. Парижская коммуна стала результатом творчества пролетариата. Но где его взять в нужном для России количестве? Надежда на просвещение крестьянства лопнула, аки мыльный пузырь. Вот тогда в среде народников вызрела идея террористической деятельности. Вызрела сама или ее кто подбросил? Андрей знал точно, что с момента того, как на Липецком съезде был окончательно взят курс на террор, в организации многое изменилось. В первую очередь, появились деньги. И не с рабочих кружков или крестьянских общин они были собраны. Впрочем, не все члены исполнительного комитета даже догадывались об источнике средств на акции и агитацию. Создание подпольных типографий чего только стоило! А динамитные мастерские? А обучить и содержать профессиональных революционеров? Или вы думаете, что они работали на заводах или в присутственных местах, а потом, в свободное от работы время, учились убивать и боньбы (как говаривал тот же Халтурин) метать? Организация имела свою иерархию, пусть и не совсем четкую, но все-таки… Были организаторы, идеологи и члены исполнительного комитета, на них лежала вся тяжесть работы. Они получали из кассы организации необходимые средства. Не жировали, но на приличную жизнь хватало. Намыкавшийся в студенческие годы и позже, перебиваясь случайными уроками, не будучи в нищете, но в постоянной, беспросветной бедности, Желябов только в последние годы почувствовал себя более обеспеченно. Даже не когда вел агитацию среди крестьян, а именно после Липецка, когда встал на путь террора. Аресты… до сих пор Андрею удивительно везло. Не знал он сам, что это было – элементарная удача или невидимая рука благодетеля, благодаря которой очень часто господа террористы уходили от рук подслеповатой российской Немезиды. По поводу тех же доброжелателей… Да, они были, хотя бы потому, что и финансирование появлялось, когда надо было, и не собранные по студентам целковые, а полноценные золотые монеты, а о том, что многие мероприятия жандармов и полиции становились известны заранее, благодаря чему удавалось спасать от ареста типографию, без которой невозможна пропаганда, и динамитную мастерскую, без которой невозможны акции… А еще этот взрыв… У Желябова была уверенность в том, что со взрывом было не все так чисто. Он хорошо помнил разговор в динамитной мастерской. Чтобы гарантированно взорвать столовую, надо было заложить по расчетам не менее пятнадцати пудов динамита. Всего было заложено не более пяти, хотя нет, последняя цифра была восемь пудов. Но даже восемь пудов не должны были произвести столь разрушительное действие! Нет, это хорошо, что столь много Романовых сгинули, тем быстрее поднимется народ, чтобы сбросить ярмо оставшихся… И все-таки! Там должно было рвануть пудов тридцать, если не более того! Неужели кто-то еще закладку делал динамита? Не могло быть по-другому, не могло. Конкурирующая организация? Да наплевать! Главное – дело сделано! По самодержавию нанесен такой удар, что оно уже не оправится. Теперь народ должен подняться на борьбу! Обязан, потому что момент такой настал – власть в растерянности, власть парализована. Желябов нахмурился. Поднимется ли село? Городские окраины? Рабочие? Эти должны подняться! Но решится все крестьянским восстанием. Надо еще немного подождать – пока в села придут революционные известия, пока народ раскачается. Жаль, вот теперь жаль, что агитаторов по деревням мало осталось, но ничего… Надо срочно выпустить листовку и бросить ее в массы. Пусть поднимаются! Андрей сел за стол и стал быстро писать. Слова складывались в лозунги легко и привычно. Тон листовки был восторженный и призывающий к топору! Теперь это стало насущной необходимостью – искру высекли, пора было раздуть из нее пламя. И напечатать как можно большим тиражом! И отправить по провинциям и селам – вот главнейшая и первоочереднейшая задача! Время не ждет! Молодца Халтурин – победим, памятник ему отольем из бронзы. Из золота нельзя – мы власть скромная и народная. Нас не поймут. Хотя он мог и не погибнуть. Все дело в том, смог или нет выбраться из дворца до взрыва, правильно ли рассчитал длину шнура… Ну и что поделать. Ежели погиб – мы его не забудем! Ежели вырвался из цепких лап охранки – место в исполкоме ему гарантировано! Такие люди нам нужны! Хватит ли денег на массовый тираж? – мелькнула мысль и пропала. В партийной кассе вроде бы как шаром покати было, но на листовку деньги найдутся. Что злато – инструмент! Главное – дело сделано! Какая-то сила подтолкнула Андрея к окну. Во дворе дворник разговаривал с каким-то представительным господином в штатском платье. На шпика или жандарма господин не был похож. Но что-то заставило Желябова внимательнее присмотреться к происходящему. Дворник указал на его окно! Подчиняясь какому-то странному наитию, наш террорист от окна отпрянул, а рука полезла в карман, где находился револьвер Галана; он был удобен тем, что достаточно компактный, да и поступал с флотских складов, где их приобретали у вороватых интендантов. Аккуратно выглянув, Андрей Иванович заметил, как во двор вбежали солдатики с ружьями, а в подъезд, в который, скорее всего, уже пошли дворник и жандарм (теперь сомнений не оставалось – это был служитель тайной канцелярии), вошли еще трое в партикулярном платье, вот только по их поводу революционер иллюзии не питал – это по его душу. Попробовать уйти черным ходом? Да нет, ежели обложили, так и черный перекрыт. Но попробовать можно! А если там засада? Да! Мелькнула мысль застрелиться! Не дамся в руки палачей! Мелькнула и погасла. Он давно решил для себя, что превратит суд над собой в суд над самодержавием. Ему дадут голос, он бросит судьям в лицо все обвинения. Все! Но попытаться уйти было необходимо! Какая жалость, что народное восстание застигнет его в казематах охранки! Бросился одеваться, оставив револьвер на столике, чтобы схватить, если что… Но не судьба. Он продевал руки в рукава пальто, когда на него набросились сзади – шпик, видимо, вскрыл именно черный ход, и два тела навалились на молодого крепкого парня, чтобы не дать ему добраться до оружия. Как глупо все получилось! – мелькнула еще одна мысль… Но уже ему вязали руки, на голову накинули мешок, а в его квартирке стало тесно от топота множества ног людей, совершивших поимку важного государственного преступника.
Санкт-Петербург. 15 февраля 1880 года
Генри Фиппс Настроение третьего секретаря посольства его величества в этой мерзкой России было праздничным. Да! Это была та самая госпожа Удача, которая никогда не покидала специального агента правительства Генри Фиппса, – на этот раз развернулась к нему лицом, да еще и расплылась в довольной улыбке. Такого потрясающего результата он никак не ожидал. Половина, причем большая, семьи Романовых была стерта с карт истории, теперь в Большой игре оставалось всего несколько персонажей, и почти все они для правительства островной империи были более чем приемлемы. А тут еще сведения о созываемом Земском соборе. Генри был не дурак, понимая, что самым неприятным для них исходом было бы восшествие на престол Михаила Романова – человека решительного, излишне прямолинейного, но способного даже на открытое военное противостояние с Великобританией, если наружу вылезут «концы» этой истории. Именно под его фигуру и закладывался созыв сего чрезвычайного органа управления государством. Из истории следовало, что именно так можно было найти законный выход из возникшего династического кризиса. Ну что же, устранением именно этой проблемы мистер Фиппс и решил заняться, пока еще не остыли угли на развалинах Зимнего дворца. Расчет был верен: сейчас в неразберихе будут хватать всех и правых, и виноватых, но косорукость местных охранных подразделений не подлежит сомнению. Сейчас и только сейчас, пока не появился толковый специалист и не навел порядок в этом курятнике, надо устранять последнее препятствие, а там такие комбинации получаются… Вплоть до того, чтобы королевский дом Великобритании «протолкнул» на место государя России свою кандидатуру, а там, дай только время – и Лондон проглотит Санкт-Петербург, и не подавится при этом! За такую комбинацию не просто баронетство, тут потомственный герцогский титул светит с большими и вкусными подарками в довесок! Надо сказать, что третий секретарь посольства был человеком, склонным к интригам и многоходовым сложным комбинациям. Правда, чем сложнее программа воздействия, тем выше риск провала из-за досадной мелочи. Но стремление создать ажурную схему, в которой каждый играет свою роль, не зная ее до конца – это было высшим умением, эзотерическим знанием, которым Генри ни с кем не делился вообще. После Восточной войны в Санкт-Петербург было направлено несколько независимых тайных агентов, каждый из которых имел свое поручение по борьбе с империей Романовых. Фиппс прибыл на свое место уже тогда, когда все они работали более или менее успешно и плодотворно. Он был одним из многих. Но очень быстро, благодаря своим умениям, склонности к хитроумным комбинациям и отсутствию щепетильности в решении деликатных проблем, третий секретарь посольства стал главой всей резидентуры в России. Он подмял под себя двух не самых талантливых агентов, устранил еще двоих, сделав это чужими руками, перехватив их сети, труднее всего ему было справиться с одним зарвавшимся ирландским шотландцем, прибывшим сюда под именем Найки. Этот тип был удачлив и провел весьма успешную операцию по устранению наследника престола цесаревича Николая. Личный доктор скармливал наследнику небольшие порции яда, которые окончательно подорвали здоровье перспективного молодого человека. А еще хитроумный скотт сумел перевести стрелки на недружественную нам Германию, растрезвонив по всему миру (самым что ни на есть тайным макаром) про секретный фонд борьбы с Романовыми. Талантливый подлец! И не хотел принимать покровительства Генри. Самостоятельный больно! Сначала Фиппс перевел на него стрелки с двумя неудачными покушениями на Александра Второго. Найки был задействован в этих акциях, но на вторых ролях. Но в отчетах вторые стали первыми и на них свалили провалы. В то же время у работника посольства были свои собственные удачи: несколько весьма успешных вербовок как среди работников дворца, так и в корпусе жандармов. Был «куплен» и высокопоставленный военный, занимающий весьма хлебную должность. Но на российский хлебушек толстый слой английского маслица оказался более чем кстати. Потом оставалось дело за малым – скомпрометировать господина Найки, и это Генри сделал виртуозно. Несмотря на то что от обвинений в сотрудничестве с Третьим отделением его подопечный сумел отвертеться, осадочек-то остался. Несколько небольших промахов, организованных людьми Генри – и гордого шотландца отзывают, а уже там, в Лондоне, связи Фиппса помогли стереть эту неблагодарную скоттину в порошок. А теперь и ему пришла Большая удача! Была во всей этой истории со взрывом еще и одна неувязочка, которую аккуратный и дотошный англичанин никак решить не мог. Это всё-таки сила взрыва, которая оказалась намного выше расчетной. Да, Генри решил в свое время перестраховаться. Зная планы террористов о взрыве в Зимнем дворце, в свое время он обратил внимание на то, что планируемый акт мог и не получиться – слишком мало динамита, да еще и полученного кустарным способом, планировалось занести во дворец. Так возник план подстраховки. Пятнадцать пудов взрывчатки фабричного производства из Германии было заложено под той печкой, куда сам Халтурин собирался закладывать свой «подарочек» царской фамилии. Эту акцию проводили быстро, подкупив одного из работников дворца, тот действовал нагло и эффективнее этой истерички-народовольца. Но именно поэтому был устранен: мог догадаться сдать заказчиков, а так конец был отрезан и с гарантией. Потому как «исполнивший» каменщика Лихарева нанятый бандит по кличке Заточка был найден через седмицу с излюбленной заточкой в левом глазу. «Неувязочка» нарисовалась в виде военного атташе британского посольства в Санкт-Петербурге, который утверждал, что сила взрыва должна была соответствовать полутонне нитроглицерина, как минимум. Сейчас специалист по взрывчатым веществам посольства трудился над отчетом в Лондон, впрочем, он ничего о трудах его коллеги по дипломатической миссии не подозревал. Сегодня Генри решил совместить приятное с полезным. А что может быть приятным для столь изысканного господина из Лондона? Конечно же изысканнейший разврат. В общем, вызрело намерение посетить один из элитных борделей, а перед этим назначить встречу с товарищем О., связным с народовольческим подпольем. Во-первых, ходили слухи, что полиция и жандармерия проводят тотальные облавы, вылавливая участников террористических организаций в Северной Пальмире, но, как ни скреби сетями по дну водоема, а какая-то рыбка выскочит. Не может такого быть, чтобы всех замели. Посмотрим. Мелкий чиновник из земельного ведомства был курьером, доставлявшим работникам револьвера и динамита нужные сведения, задания и деньги. Оружие и взрывчатка – помилуйте! Только деньги! Чем меньше посредников и информированных лиц, тем лучше для дела. А на монетах не найти следов, пришли, ушли – и всё. Были у господ «со взором горящим» и инструкторы, обучавшие их нелегкому ремеслу убийства и организации актов устранения. Но эти инструкторы работали с теми, кто находился за пределами Российской империи и в северные окраины ойкумены не заявлялись. Так что… Подозревать Корону можно, доказать ничего невозможно… Пребывая в отличном настроении, господин Фиппс зашел в помещение трактира «Волчья яма», что располагался на углу Казначейской и Казанской, как раз уКаменного моста. Это место не было публичным домом, но связь с этим бизнесом была: именно тут собирались многочисленные сутенеры и вербовщики из домов терпимости, многие из которых располагались неподалеку – на той же Казанской части. Публика здесь бывала самая что ни на есть разношерстная, а примелькавшийся господин Константин (так называл себя Генри, когда выходил «в люди») в аккуратном, но недорогом костюме был тут фигурой известной и мало кому интересной. Тут он вербовал информаторов, тут встречался с некоторыми агентами, потому как тут публика была разная, так что даже весьма криминальные личности ни у кого удивления не вызывали. – Господин Константэн, вас ждут в третьей… Мими, она же Прасковья Тулупова, одна из работниц трактира, присматривавшая за набором «индивидуалок», тридцати лет женщина, числившаяся содержательницей дома терпимости на Фонарном переулке, по совместительству служила одной довольно высокопоставленной персоне, без покровительства которой эти заведения не могли бы существовать. В свое время этот господин обратил свое внимание на девиц, имевших желтые билеты и не вовлеченных в дома терпимости, работая по индивидуальному принципу. Дело в том, что раздел девиц и территорий между сутенерами приобрел слишком кровавые масштабы и стал приковывать к себе внимание полиции. Посему было принято решение самых талантливых проституток, которые работали в достаточно хлебных местах, перераспределить среди «нужных» сутенеров, выдавив не прошедших сито отбора девиц в откровенно криминальные отстойники, коими были номера на Конногвардейском бульваре, флигеля «Вяземской лавры», а остальные пополняли собой персонал дешевых публичных домов Фонарного переулка, где за сомнительное удовольствие клиент платил от тридцати копеек до полтины. Мими была девицей неразговорчивой. Проводила Генри в нужную комнатку, в которой уже поджидал связной. Господин О. был гладко выбрит, имел нос пуговкой, маленькие, глубоко посаженные глазки, напоминавшие свиные, на довольно оплывшей физиономии. Рот его кривился в презрительной ухмылке, все лицо поганила недовольная гримаска. – Господин Константэн, вы опоздали на три минуты… – Добавьте к ним еще шесть, и вы получите по своим заслугам. – Каждому воздастся по заслугам его, господин Константэн. Пароли и отзывы менялись каждую встречу, но они подтверждали, что слежки не было и опасности провала нет. – У вас новый фигурант, мсье, тут досье и нужные средства. Времени на подготовку мало, экс необходимо провести в ближайшие три-четыре дни. Времени советую не терять. Из потрепанного чиновничьего портфеля, видавшего виды, единственным достоинством которого был солидный объем, связной достал совершенно новенький миниатюрный саквояж из желтой кожи, работы германской мастерской PRESTO, точно такой, с каким прибыл на встречу его визави. Генри передал связному свой мини-сейф, набитый золотыми монетами и небольшим количеством бумажных денег, потом конверт с вырезками из газет – умный поймет, дурак не разберется, и первым вышел в зал трактира. Кухня тут была неплохая, учитывала самые разнообразные вкусы и пристрастия, на сей раз господин Константин выбрал себе ростбиф, заячье фрикасе с трюфелями и заказал хороший скотч. Он поел с аппетитом, оставил щедрые чаевые, чего с ним случалось крайне редко, а после отправился восвояси, все еще делая выбор, куда направить свои стопы: в дом генерала Максимовича, что на углу Невского и Морской, или же на Слоновую… В первом заведении он был не так давно, за это время там новых молоденьких мальчиков вряд ли раздобыли, а вот Слоновая улица, там всегда могут быть интересные варианты, хотя и цены самые большие в столице. Через некоторое время сотрудник иностранного посольства уже был на искомой улице. Зеленый огонек одного из подъездов призывно манил, тут располагался один из трех домов терпимости самого элитарного разряда, но Фиппса интересовал не он, а флигелек, располагавшийся во дворе этого большого дома. Тут никаких фонарей – ни красных, ни зеленых – не горело, окна были плотно зашторены и даже лучик света сквозь них не пробивался. Но именно тут располагался самый дорогой бордель этого города, предлагавший своим клиентам самые изысканные виды извращений. Решительным шагом Генри направился навстречу приятнейшему (по его мнению) времяпровождению.
Глава двадцать пятая. Сандро начинает действовать
Хорошее начало не мелочь, хоть начинается с мелочи.Санкт-Петербург. Новомихайловский дворец. 22 февраля 1880 годаСократ
Великий князь Александр Михайлович (Коняев) Слава богу, в очередной раз произнёс про себя академик, вставая утром и радуясь от того, что ставший уже невыносимым постельный режим наконец-то отменён. И хотя выход за пределы дворца был пока что запрещён исходя из соображений безопасности, но уже можно было насладиться некоторой свободой. Недостаток пеших и конных прогулок и весьма напоминающие строевые экзерциции военной гимнастики, к коим с детства привыкло его новое тело, был восполнен. Михаил Александрович, ещё будучи мальчишкой, буквально подсел на систему волевых упражнений Анохина и с превеликим удовольствием занимался ими на протяжении почти всей своей жизни, пока это позволяло здоровье. А посему он решил начать свое личное прогрессорство именно со спорта и дважды в день делать эту зарядку перед большим зеркалом. Для начала можно было обойтись собственными руками и ногами, а также спинкой прочного стула. Но на будущее, когда организм свыкнется с новой для него нагрузкой, Коняев планировал воспользоваться наработками Александра Засса, для чего были необходимы несколько кусков цепей разной длины и большой мяч, набитый опилками, которые он постепенно будет заменять свинцовой дробью. Это мероприятие прошло на ура, тем более что получило полное одобрение Вячеслава Авксентьевича Манассеина, который трижды в неделю лично проводил сеансы электротерапии как самого Сандро, так и его родителей. Уважаемый профессор, к которому обратилась великая княгиня, «весьма встревоженная новым увлечением мальчика», поприсутствовал при сих экзерцициях и не только зарисовал все упражнения, но и предложил вести дневник антропометрических замеров «дабы оценить эффективность новой гимнастики». В общем, он полностью поддержал Сандро в его начинаниях и пообещал написать статью для одного из научных журналов. Единственное, что расстраивало неугомонного профессора, так невозможность проиллюстрировать её фотографиями великого князя во время занятий. Впрочем, выход был быстро найден. Вячеслав Авксентьевич отыскал среди студентов трёх желающих приобрести атлетическую фигуру, и вот именно их изображения должны были добавить необходимую изюминку будущей статье. А учитывая, что молодой человек полностью отказался от своего приоритета в разработке сей гимнастики, ссылаясь на то, что услышал об этом от старых казаков и моряков, профессор, исходя, естественно, лишь из интересов отечественной науки, решил закрепить авторство за собой. Вот с изменениями в гардеробе было значительно сложнее. Сущность Сандро, коя в большей части принадлежала Коняеву, не могла смириться с ночной рубашкой и кальсонами. Но заменить их в ближайшее время на пижаму и трусы пока не планировалось. Подобное предложение, озвученное подростком, не могло быть воспринято иначе как блажь и капризы взбалмошного ребёнка. Начало работ над созданием бездымного пороха или устранением из конструкций строящихся кораблей тарана, который представляет реальную угрозу не вражескому флоту, а собственному, как военному, так и гражданскому… А еще подводные лодки, переработка нефти, двигатели внутреннего сгорания, дизель и прочая, прочая, прочая. И медицина!!! В Российской империи было много искусных врачей и талантливых ученых, один из которых, кстати, успешно лечил его самого. Но вот с фармацевтикой были большие проблемы. Это все были маленькие этапы преобразований, технические детальки, которые надо было вставлять в мозаику происходящих в истории изменений. А они постепенно накапливались. Хотя бы тот факт, что его «отец» Михаил становился реальным претендентом на престол, а это означало изменение всей конфигурации власти в России. И увеличивало шансы самого Александра на то, чтобы получить кусочек реальной власти, а не должность-фикцию, в которой от тебя ничего зависеть не будет. В той реальности Сандро неплохо так потрудился на благо флота, потом создавал инновационные военные части – автомобильные (в том числе бронемашины) и авиацию. Но была в этой его деятельности хорошая такая червоточинка: он нагло пользовался своей дружбой с Никки, что способствовало его личному обогащению. Да, великий князь слишком часто путал шерсть своих баранов с государственной. Во время всех своих разговоров Сандро приходилось быть очень внимательным, потому что ему следовало контролировать две сущности, бывшие полными антиподами: мальчишка и старец. Особенно трудно это было делать при общении с мама. У ребёнка великая княгиня Ольга Фёдоровна вызывала целую смесь ощущений, состоящих из сыновней любви и немножко опасения, вызванного властным характером. А у старого академика, которому его биологическая мать годилась в дочери, даже внучки, скептицизм был разбавлен толикой уважения к тому, как та старается помочь своему супругу взойти на вершины власти. И это было не только создание особого уюта, женская забота, она действовала, рассылала письма, к ней приезжали люди самого различного положения в обществе – Ольга создавала вокруг мужа комплот доверенных лиц, то, что потом назовут «своей командой». Интересно, это ее личная инициатива или батюшка ее попросил взять на себя эту работу. Наконец состоялась встреча и с отцом. Это произошло, когда профессор Манассеин, пригласив ещё несколько своих коллег, устроил своеобразный консилиум, который единогласно постановил, что оба великих князя переводятся из категории «больной» в более привилегированную – «выздоравливающий». Сия трансформация предполагала несколько иной статус для мальчика, дающий ему большую свободу действий, перемещений и возврат к обычному распорядку жизни за небольшими исключениями. Кроме того, вернулись все братья и сестра Александра, таким образом, вся семья Михаила Николаевича оказалась в сборе под крышей Михайловского дворца, что способствовало возобновлению совместных семейных обедов. Правда, сегодня за обедом его «родители» вели себя несколько странно, всё их поведение показывало, что супруги чем-то очень довольны, но одновременно и смущены. Наблюдая за их взглядами, скрытыми улыбками и лёгким румянцем, старый циник, коим вполне заслуженно почитал себя Коняев, пришел к выводу о том, что «кризис среднего возраста» у предков плавно перешел в стадию некоего импровизированного медового месяца. «А что, Ольга Фёдоровна дама хоть куда», – загнав в подполье истинную сущность Сандро, подумал академик, мимолетным взглядом незаметно для окружающих просканировав её фигуру. А если бы её обрядить в бикини, да еще образца двадцать первого века, то… И, покрутив эту мысль в голове, академик с ехидством подумал о том, что «возможно, достаточно сократившаяся численность Романовых может в обозримом будущем получить неожиданное пополнение. Но тут циника-академика поправил мальчик Сандро, сообщивший, что после рождения Алексея матушка не сможет иметь детей, по уверению докторов. В мыслях юноши прозвучало резкое неодобрение мыслей его нового хозяина, после чего Коняев скомандовал себе «стоп», ибо щёки и уши вот-вот могли ощутимо покраснеть и в качестве успокоительного стал мысленно произносить, нет, не молитву, а требования ВАК к диссертационным работам. Эти сухие строки подействовали достаточно эффективно, и он, полностью успокоившись, сосредоточился на поглощении пищи, тем более что этот процесс приносил ему колоссальное удовольствие. Обычные продукты, простые блюда, но вот их вкус был выше всяких похвал. В двадцать первом веке для большей части населения планеты овощи, мясо и рыба без изрядной толики химических добавок, из которых пищевые добавки и антибиотики были не самой опасной составляющей, априори недоступны. Даже заядлые, потомственные дачники и огородники, закладывающие в погреб картошку, выращенную на приусадебном участке или составляя в пирамиды стеклянные банки с солёными огурцами, помидорами, забывают о той опасной химии, которую содержат в себе дожди, орошающие молодые ростки будущих деликатесов. Если сам Коняев, заставший тот период советской истории, которую приверженцы дерьмократических взглядов именовали «застоем», в детстве и в юности имел возможность попробовать натуральные продукты, то родившиеся лет на десять позже не имели об этом ни малейшего представления. Но даже и овсянка, приготовленная его матушкой в семидесятые годы, не шла ни в какое сравнение с тем, что он сейчас вкушал. А уж чай просто невозможно было с чем-то сравнить, в том числе с ужасно дефицитным индийским, на пачках которого слон стоял с поднятым вверх хоботом. Но пока зубы и язык были заняты перемалыванием всей этой вкуснятины, уши продолжали отслеживать разговор, который вели родители. И тема заслуживала самого пристального внимания. Речь шла о предстоящем Земском соборе, на котором должны были состояться выборы нового главы государства. Михаил Николаевич уже изъявил своё принципиальное согласие на выдвижение своей кандидатуры, а глава кабинета министров, господин Валуев усиленно работает с тем, чтобы отбор прошли самые надежные выборщики, которые будут голосовать как необходимо. В любом случае, без того, чтобы власть нового монарха приобрела легитимность, далее двигаться было невозможно. Коняев оценил изящество того хода, когда его «отец» отказался брать власть явочным порядком, как глава Государственного совета, а настоял на созыве собора. Сейчас великий князь Михаил Николаевич работал над программной речью, с которой выступит перед земством, кроме этого решая множество неотложных государственных дел. В его ведение пришли большая и малая государственные печати, и теперь именно папа утверждал самые важные решения на высочайшем уровне. Академику было бы очень любопытно заблаговременно ознакомиться с содержанием планируемого выступления, может быть, мог что-то подсказать Михаилу, особенно что касалось земельных дел, но рассчитывать на то, что суровый родитель откликнется на просьбу совсем юного сына и допустит до черновика выступления, было совершенно невозможно. Но в этот момент частица истинного Сандро подсказала простой, но одновременно и эффективный выход. Дело в том, что пару лет тому назад он совершенно случайно обнаружил, что в комнатушке, находящейся прямо под кабинетом отца, великолепно слышно всё, что в нём происходит. Что и позволило ему быть в курсе очень важного для него разговора родителей о том, служить сыну на флоте или нет. Грех было не воспользоваться сим счастливым обстоятельством, и примерно через полчаса Коняев занял необходимую позицию и чутко прислушивался к звукам, идущим со второго этажа. При этом он никак не мог избавиться от мысли о том, что в романе «Адъютант его превосходительства» далеко не все выдумано. И вот настал час истины. После шагов его отца по кабинету, шуршания платья, по которому стало ясно, что любезная Ольга Федоровна заняла свое место в большом и удобном кресле, послышалось откашливание, а затем и слова будущего выступления. У Сандро это вызвало гордость за дорогого папа, а у Коняева чувство уважения и одновременно растерянности от самой последней фразы, которую он отлично знал из книг и статей, но она должна была прозвучать уже в веке двадцатом и из совершенно иных уст. Уже вернувшись в свою комнату, он долго не мог прийти в себя, ведь он услышал вот это: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия». В его голове был настоящий сумбур, и он мысленно спорил сам с собой. Неужели Столыпин не первым произнес эту сакраментальную фразу? Не может быть, историки непременно указали бы на этот факт, да и его современники не преминули бы облить неудобного премьера грязью. А может быть, нет, это сумасшествие… Надо бы лучше обдумать эту ситуацию и присмотреться к папа повнимательнее. Может быть, можно будет тайком проникнуть в его кабинет… Хм… но братья! Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Вернувшись в свою комнату, академик-Сандро потянул к себе очередную кипу газет. Среди них было и несколько иностранных, но эти номера Коняев аккуратно откладывал в сторону: надо было накопить больше материала, чтобы делать какие-то выводы. Может быть, посещение библиотеки даст какой-то ключик. А пока лучше анализировать то, что есть под рукой. Итак, графики вбросов, количество негативных информединиц, вектор воздействия – на кого направлена критика: государство или семья Романовых, связи между изданиями разного типа. И еще несколько параметров, которыми Коняев ни с кем не собирался делиться. Научные приоритеты – это такая тонкая штука, куда не всех, далеко не всех стараются допустить. В итоге получилось всё весьма интересно. Пять издательских домов, которым принадлежали не только газеты, но и журналы, пять этих домов вели согласованную работу против именно царской фамилии! Да, большинство обвинений были завуалированы, имели опосредованный характер, не относились к прямой критике, но они создавали в целом негативный фон, на который потом может удачно лечь и более деструктивная критика. Ну что же, сегодня ничего нового не обнаружил, пока что все подтверждает уже сделанные выводы. И что мне это дает кроме нагрузки для ума? Пока ничего. Было бы здорово, чтобы мама уже принесла запрошенные данные по этим пяти издательствам: владельцы, главные редакторы, ведущие журналисты, их фамилии, имена, связи и краткие биографические данные. А что, если провести анализ еще и антижандармской кампании? Ведь не зря жандармам руки не подают господа офицеры, хотя поначалу отношение к особому корпусу было совершенно иным. А если и эта кампания проводилась теми же издательскими домами? Негативное отношение общества к системе охранной сигнализации и охраны общественной безопасности – основа основ для начала революционного замеса. Решено! Надо попытаться проанализировать и эту ситуацию. А потом посмотреть, нет ли корреляции, то есть взаимосвязи между этими пропагандистскими кампаниями. А то, что это именно воздействие враждебной пропаганды, академик уже не сомневался. Практически не сомневался. Теперь теорию надо было подтвердить при помощи математической логики и перевести в разряд проверенной истины. Что-то подтолкнуло молодого князя к окну. Тьма уже накатила на город. В зимнюю пору ночь приходит рано, тусклые фонари не разгоняют тьму, но площадь перед Новомихайловским дворцом была неплохо освещена. В это непозднее еще время перед резиденцией Михайловичей было довольно оживленно. И не только пост мрачного вида гвардейцев создавал видимость толпы – несколько групп праздно шатающихся зевак, две парочки, гуляющие под руку с девицами, любующиеся гладью Фонтанки, какие-то мастеровые, обсуждающие что-то у тумбы с афишами, что располагалась почти у соседнего здания. А вот и подъехала какая-то карета, остановившаяся как раз напротив ворот. Как-то сразу академику показалось, что что-то неправильное возникло в движении у дворца, какие-то целенаправленные перемещения людей, которые стали стягиваться к этому самому подъехавшему экипажу. А далее события завертелись со страшной скоростью. Из экипажа вышел высокий офицер, в котором Сандро легко узнал Николая, старшего брата, вызванного с Кавказа, где он проходил службу во 2-м Кавказском стрелковом батальоне. Почти сразу же за ним подъехал еще один экипаж, в котором обычно ездил папа, но он встал чуть сзади от первого, а из него выскочил отец, направившийся к Никки… И тут Коняев увидел, как оторвавшийся от группы мастеровых невысокий парень метнул в сторону отца саквояж… «Это же бомба!» – мелькнула дурацкая мысль, оказавшаяся абсолютно верной. Раздался взрыв, в окне полетели стекла, мальчика-академика отнесло от окна взрывной волной, он ударился о какой-то предмет, и сознание покинуло его… Выстрелов он уже не слышал.
Глава двадцать шестая. Покушение
Политическое убийство – это осуществление революции в настоящем.Санкт-Петербург. Новомихайловский дворец. 22 февраля 1880 годаН. А. Морозов, русский революционер-народник
Великий князь Михаил Николаевич (Конюхов) Я подъезжал к дому в расстроенных чувствах. Причиною тому был визит в больницу к брату Константину. Брат, который был в достаточно тяжелом состоянии, нашел силы и возможности принять меня, а врач дал мне немного времени, не более пяти-шести минут. – Что надо? – Константин всегда был грубоват, прямолинеен, обидчив; обладая немалыми талантами, он был уязвлен тем, что всю жизнь должен был находиться на вторых ролях. К младшему брату относился всегда ровно, в свое время их сблизила Крымская война, на которой оба проявили себя более чем достойно, а вот в последнее время… отставка с поста председателя Государственного совета, да еще после этой нехорошей истории, не слишком хорошо повлияла на их отношения, тем более что в результате рокировки именно Михаил стал возглавлять этот орган власти, не имевший, как казалось, большого влияния, тем не менее… А тут еще стало ясно, что именно Михаила партия консерваторов настойчиво проталкивает к власти. Проигрыш «константиновцев» был не смертельным, они начали продвигать на пост министра внутренних дел губернатора Лорис-Меликова, в противовес безвольному и находящемуся под влиянием Валуева (одного из лидеров консерваторов) Макову. Но взрыв в Зимнем оставил партию либералов практически не у дел. Не зная, как действовать в это скорбное время, они сами предоставили более деятельным и решительным противникам власть. И те надежно вцепились в эту возможность. – Я обеспокоен тем, что ты хочешь снять свою кандидатуру с выборов, брат… Константин, чье лицо было перебинтовано, а взгляд оставался каким-то потухшим, безвольным, неожиданно оживился: – Не понял тебя, брат. Я отказался от трона, от регентства и попрал возможные права своих детей, как наследников. Разве можешь ты ожидать от меня большей жертвы? – Скажи мне: почему? – Ты будешь лучшим императором, чем я. Ты это знаешь. Если идти по лествичному праву, то я должен был отказаться в пользу Николая, но как-то не лежит у меня… Лучше ты… – Значит, ты не в курсе? – В курсе чего? – Это Николай был за обвинением тебя в казнокрадстве. Наш брат сумел разобраться, но оставлять тебя на этом посту не мог, а назначать Ники уже не хотел… Поэтому я. – Но я не подозревал… Да, это в стиле младшего братца – сделать все тихо, он любит такие интриги. И в стиле Алекса – ничего никому не сказать… Но это не имеет значения… Все равно реформаторы проиграли… – Беда не в том, что ваши реформы были либеральны, а в том, что они были недостаточно либеральны, брат мой… – говорю это, наклонившись, почти на ухо Константину. – Хм… И что ты хочешь от меня? – следует через несколько секунд… Я уложился в пять минут, может быть, в шесть. Потом врач выставил меня, а я отправился к себе во дворец. Никак не доходили руки до своего кабинета, и вообще – надо было бы как-то привести помещения в соответствие с деловой обстановкой. Пока же кабинет, все помещения были перегружены огромным количеством предметов, отвлекающих от работы. В том же кабинете располагалась коллекция миниатюр, бережно коллекционируемых моим реципиентом. А стол! А сколько на нем всего ненужного, кроме письменного прибора, который, несомненно, необходим. Вот только у себя в помещениях дворца времени проводил я совсем уж немного. Все больше в Госсовете и комиссиях Сената, вообще-то надо как-то прекращать совмещать место работы и место жительства. Ну… просто мне так привычнее. Хотя, может быть, привыкну и к другому, кто знает… Александры, что Второй, что Третий, имели в правилах работать по десять-двенадцать часов. Тратить еще время на переезды… Это потом их неудачливый и ленивый сын/внук тратил на дела государственные три, максимум, четыре часа в день – промеж отстрела ворон да прогулок с семьей. Оно конечно, семейке надо время уделять, но тут надо выбирать – государством управлять либо… Додумать сию глубокую мысль не получилось – мы доехали. Почему-то карета остановилась не у ворот замка, обычно я выходил как раз под своим вензелем из чугуна, украшающим фасад, а тут что-то помешало. Ах! Вот оно! Выйдя из кареты, заметил, что перед нею остановился еще один экипаж, из которого уже выбрался молодой офицер, ну да, это же Ник… Тело отреагировало, почувствовал какое-то приятное тепло… Он заметил меня, заулыбался, раскрыв объятия, направился ко мне. Я заметил, что что-то происходит неправильное – как-то напряглись гвардейцы, а молоденький подпоручик начал выхватывать револьвер, но тут громко, слишком громко ударил взрыв, который я почувствовал угасающим сознанием… Чертовщина! Куда я, б…дь, попал!
Вера Фигнер Я ни на секунду не сомневалась, что рано или поздно окажусь в заключении. Впрочем, у меня была предательская мысль, что присяжные к женщинам-революционеркам отнесутся со снисхождением. И не смерть, но каторга, что может быть хуже смерти. Но теперь тиран издал указание всех нас, революционеров, ставших на путь террора, судить исключительно военным трибуналом. А еще говаривали, что жандармы получили приказ не церемониться при задержании народовольцев, мол, чем меньше работы будет у трибунала, тем чище воздух в государстве. Во всяком случае, облавы и аресты действительно проходят жестоко и кроваво. Можно сказать, что организация разгромлена: число провалившихся товарищей перевалило за вторую сотню, аресты продолжаются. Все динамитные мастерские (две действующие и одна резервная) и типография разгромлены. Наши товарищи преодолели ужас первых репрессий и теперь дают отпор цепным псам режима – предпочитая смерть перспективе оказаться в лапах охранки. Кто-то стреляется. Кто-то взрывает себя, как взорвали себя товарищи из резервной мастерской, там, правда, нитроглицерина было немного, но кого-то из жандармов они с собой утащили в небытие. Я в Бога не верю. (Это автор пишет слово «Бог» с большой буквы – героиня произносит его с маленькой, ибо не верит совершенно.) И я знаю, что меня ждет плаха или пуля жандарма. Что же, я готова! Только не хотелось, чтобы моя смерть была бы напрасной! Шестнадцатого поутру ко мне на квартиру пришел товарищ Николаев. Он был тем связующим звеном, через которого сочувствующие нашему делу оказывали помощь – деньгами, реже материалами, еще реже – оружием. Иногда он указывал нам цели. Иногда предупреждал, кого нельзя уничтожать. Мы обычно шли навстречу пожеланиям наших доброжелателей, потому что знали, что среди высших слоев общества есть люди, сочувствующие нашему делу. Удивительно? Но ведь и я – дворянка! Я – плоть от плоти того класса, что унижает и эксплуатирует русский народ. Но я посвятила себя освобождению крестьянства! Истинному освобождению, а не этой филькиной грамоте, изданной покойным уже самодержцем Александром Вторым этого имени… Освободил он… Кого??? Как?? Одну кабалу сменили на другую, еще более страшную! Так в моих руках оказался саквояж с деньгами (частью ассигнациями, больше – золотом), и главная задача: устранить Михаила Николаевича, диктатора, который не должен стать императором, иначе народное восстание подавят в крови. Этот и задумываться не будет! Говорят, на Кавказе он сразу двинул против борцов за свободу, объявленных бунтовщиками, войска, обагрившие скалы и аулы кровью невинных жертв. Они правы, как только он станет новым царем, даже если только регентом, то не постесняется растоптать дело революции, страна захлебнется во тьме рабства! Николаев, передавая задание, был каким-то бледным и излишне напуганным. Я спросила, не привел ли он хвост? Эта квартира была одной из нескольких, предназначенных только для того, чтобы скрыться, переждать, пропустить волну арестов. И ее провал был бы крайне нежелателен. Однако нет, наш товарищ говорил о нехороших предчувствиях, о том, что сейчас соратники пропадают и охранка свирепствует, не утруждая себя поиском бесспорных доказательств. Потом он ушел и… исчез… О масштабах погрома мне стало ясно, когда приступила к сбору боевой группы. Это было невероятно! Практически вся организация была раздавлена! На двух явках меня спасло только то, что называлось революционным чутьем. Там были засады, но я не пошла в пасть жандармского управления. В конце удалось выйти на одну ячейку, которая была еще слишком молодая, про эту пятерку мало кто знал. А зря. Очень там перспективные товарищи собрались. Все молоды, все студенты с хорошим образованием. Вот только была и проблема – оружие! На всю пятерку два револьвера, да еще такие убожества! Скорее они опасны будут для самого террориста, чем для тирана. Это надо было срочно исправлять! Думаете, это было просто? Это было чертовски непросто – добыть оружие в городе, наводненном жандармами! Торговцы из-под полы попали под негласный надзор полиции и боялись нос высунуть. Выручил появившийся внезапно отставной штабс-капитан Дегаев, один из верных соратников организации. Благодаря сему деятельному молодому человеку удалось отстранить от акции ненадежного товарища В., который так волновался, беря в руки револьвер, что его била дрожь. Я решили его использовать только для наблюдения за объектом атаки. А вчера появился и Юрковский, который сумел уйти от полиции, почти выловившей его на одной из конспиративных квартир. Феденька появился при полном революционном параде: револьвере и кинжале, заявил, что именно он должен казнить тирана и что это по приказу Михаила товарищей хватают и убивают при задержании, не церемонясь. О том, что среди нас есть человек, чья рука не дрогнет, беспокоиться как-то сразу же перестала. Юрковский лично убивал провокатора Тавлеева в Одессе, сказал тогда, что ему это было легче, чем пристрелить собаку. После этого план акта вырисовался окончательно. У нас была еще одна нитроглицериновая бомба, прощальный дар разгромленной динамитной мастерской. Саквояж – потрепанный, видавший виды, как раз такой, что носят мастеровые, – у меня был. Его «зарядили» подарком для тирана. Я и Дегаев должны были находиться с правой стороны от центрального входа во дворец, у которого решили провести акцию. Когда подаст сигнал Витя, мы с Сереженькой должны поцеловаться. Юрковский и Вера Засулич с левой стороны, находясь за тумбой с афишами, но именно у них были лучшие револьверы. Товарищи Саша, Андрей и Тимофей должны были расположиться ближе к воротам, почти напротив них. Тимофей бросает саквояж, они открывают огонь по охране, потом мы присоединяемся к общему веселью. Юрковский обязан добить раненого князя, если тот избежит смерти. Потом, по настоянию Феденьки, мы вчетвером ворвемся в дом, ибо ребята из группы Засулич вооружены плохонько. А вот нам, вооруженным до зубов, изничтожить всю семейку Михайловичей под основание будет по плечу! Ибо яблочки от яблони далеко не падают! То, что придется убить при этом несколько непричастных – праздных зевак, слуг в доме, нас не смущало – уже десятки преданных делу революционеров пали за эти дни в борьбе, если не сотни, так что, простите, но вас принесут в жертву на алтарь революции! Единственно, меня смущали соратники Старшой Сестры[86]. В самой Вере, стрелявшей в Трепова и оправданной присяжными, я не сомневалась, а вот ее товарищи – они ведь из «Чёрного передела». Скорее всего, именно это их и спасло от немедленной расправы жандармов. Смогут ли они? Вот в чем была загвоздка. А тут еще исчез Николаев. И вот этот день наступил!
Сергей Мезенцов «Ваше императорское высочество! Прошу уделить мне две-три минуты для приватного разговора. Это крайне важно». Нет… Не убедительно! Надо так: «Ваше императорское высочество! У меня находятся данные о коварных планах нашего врага»… Это еще хуже. Как же мне так обратиться к Михаилу Николаевичу, чтобы великий князь оторвался от дел и дал мне время на разговор? «Ваше императорское высочество! В мои руки попали документы, которые могут помочь в расследовании взрыва в Зимнем дворце. Прошу уделить мне несколько минут для приватного сообщения». Хм… это как-то интереснее выглядит… Наверное, надо что-то такое и сказать. Оказавшись в столице, я стал невольным заложником той секретности, которую вокруг моей фигуры создали покойные уже генерал Мезенцов и государь Александр, второй этого имени. Быть конфидентом императора – великая честь, но никто из слуг и крупных чинов обо мне ничего не знал. В свое время Александр Николаевич оформил на меня липовое наследство троюродного дяди, бывшего шефа жандармов. Это позволило мне официально уйти в отставку, а государю финансировать меня из личных средств через подставных лиц. Но подать сигнал и попросить о встрече с императором я не мог из-за отсутствия оного. Когда мне стало известно, что Михаил Николаевич имеет все шансы взойти на царство, я решил, что мне надо выйти на него. Папка с документами жгла мне руки. Их было достаточно для того, чтобы навсегда сделать Россию и Британию непримиримыми врагами. Но только будущий император мог решить: дать сим документам ход или похоронить их во мраке истории. Если эту папку уничтожить, то всё… Все мои труды окажутся втуне. Я сделал то, что мне было приказано, а теперь… готов даже к вечной отставке без мундира и привилегий. Терзала, терзала меня мыслишка, что надо предстать пред очи вновь избранного императора, вдруг выберут не Михаила? Константин или Николай, как старшие братья, имеют определенно большие права, не говоря о маленьком Михаиле Александровиче, а тут еще британские родственники могут напомнить о себе. Много кто может. Пасьянс получается настолько многофигурный, что сам черт ногу сломит. И всё-таки считаю, мне надо скорее с себя скинуть эту ношу. И пусть мне скажут, что я смалодушничал, но иначе никак не могу. А посему следую к дворцу, в котором обитают Михайловичи. По словам доверенного человека, князь возвращается к девяти часам, не ранее, иногда и позднее того. Я подхожу по набережной Фонтанки так, чтобы карета с великим князем была мне по дороге. По привычке, дойдя до Новомихайловского дворца, оглядываю площадь, оценивая обстановку. Не могу сказать, что она мне нравится. Вроде бы ничего необычного не вижу, две пары прилично одетых супругов, скорее всего, чиновников, несколько рабочих, которых полицейский просит отойти от подъезда подальше, они и отходят к тумбе с афишами, о чем-то споря и жестикулируя, как-то хаотично передвигаясь. А вот эти два господина в штатском слишком похожи на агентов охранки, одеты одинаково, ведут себя слишком настороженно, нда-с, несерьезно. Видел я, как работает охрана у серьезных господ, это же показуха какая-то, не говоря об этих напыщенных гвардейцах на входе со здоровенными дрынами, почему их не вооружили револьверами? Неужели сложно догадаться, что при нападении короткий ствол будет сподручнее? Или по уставам не положено? Так господам террористам на уставы начхать, они только рады будут, что противу них солдатик с винтовкой, которую надо снять, затвор передернуть, да еще умудриться прицелиться. Ах да, еще суметь при этом попасть куда-то… В общем, если бы я был народовольцем, то смог бы тут шороху наделать. Ну вот, чуть запаздываю… Карета промчалась, только что-то не то… Михаил-то вроде должен в блиндированной карете ездить, которую шестерка коней тянет, иначе никак… Ах, вот и она, а это кто из первой кареты выходит? Сыночек? Идет к карете отца, который уже вышел и разворачивается к сыну, черт, они сейчас в дом зайдут, и я не смогу в их разговор встрять, крайне невежливо получается, но… не ждать же другого раза? Да что это за чертовщина? Я как-то упустил тот момент, как рабочий запустил в карету саквояжем. Это потом понял, что он не видел, кто из кареты вышел, вот и отработал как задумано было, а не видел потому, что их оттеснили к тумбе, вот и вышел угол слишком неудобный. На счастье, но саквояж попал тоже для метавшего неудачно – в лошадь, тут же раздался взрыв, меня мотнуло, приложив к ограде, но повезло – только спину сильно зашиб, сумел даже подняться. Портфель отметил, рядом валяется, и тут же увидел, что князь и его сын лежат у стены замка, куда их вдавила взрывная волна, оба без сознания. Потом раздались выстрелы. Это гвардейцы, которые чудом не пострадали, стреляли в рабочих, швырнувших бомбу в великого князя. Те тоже стреляли из револьверов, но как-то вяло и все мимо! А вот на солдатиков я зря грешил. Вот падает метнувший бомбу, вот еще один, но замечаю, что к князю подбегает высокий молодой человек с револьвером и кинжалом. Откуда он взялся? Так это же тот, что прогуливался тут с дамой… Черт подери! Бросаюсь наперерез, успеваю достать револьвер, взвести курок, а господинчик уже у князя, стреляет, вроде бы попал, но в кого, сына или отца? Мне наплевать – стреляю два раза. Террорист складывается пополам, думаю, что не жилец. И тут вижу, как на меня нацеливается дуло револьвера. Что за хрень? Неужели гвардеец-поручик с бомбистами заодно. Не успеваю проститься с жизнью, как револьвер плюется огнем. Я остался жив! Оборачиваюсь назад! Про дамочку забыл! Зря я это, а тебе, поручик, спасибо! Дамочка роняет револьвер и как-то некрасиво скукоживается у ног павшей от взрыва лошади. Тут опять раздаются выстрелы. Да что это такое сегодня? Сколько их? Я и князья закрыты обломками кареты – досталось гвардейцам, понимаю, что сейчас я – последний рубеж обороны. А у меня четыре выстрела в запасе. А сколько врагов? Понятия не имею. Тут появляется рыжий такой в рабочей одежде, и я стреляю навскидку. Удачно. Три патрона! ТРИ! Перезарядить не успею. Если что! А тут почти от ворот прорывается еще один с полным набором террористамодника: револьвер в правой руке, а стилет в левой. Первый раз промахиваюсь, прилетает в ответ, но тоже мимо, бережет меня святая Ольга Полоцкая! Направляю точно двоечку в корпус, успевая рассмотреть, как тело террориста заваливается назад, только стилет мелькает, по дуге уносясь куда-то за спину противника. И тут краем глаза ощущаю, что смотреть надо было бы в другую сторону. А это еще одна мамзель обошла обломки кареты и теперь смотрит на меня прицеливаясь. Б…дь это же сама… Понимая, что не смогу ответить, разворачиваюсь так, чтобы закрыть собой великого князя Михаила. Бамц! Револьвер в руках дамочки глухо рявкает, и что-то обжигает мне грудь. Вот и пришел тебе конец, Сергей! Еще разок, ежели не промажет, то… Банг! Это откуда-то сзади! И в груди дамочки расплывается красное пятно. Она смотрит на себя как-то удивленно, не понимая, что уже мертва, оседая безжизненной куклой… Ну вот, перестрелку с дамочкой проиграл! Поворачиваю голову. Ба! Это стрелял Михаил Николаевич Романов лично… Он смотрит на меня несколько удивленно. В глазах темнеет. Понимаю, что могу отправиться на небеса, успеваю прошептать: – Портфель! Документы! Важно! Лично в руки! И сознание окончательно покидает меня…
Глава двадцать седьмая. Что это?
Пока ОЖИДАЕМОЕ постучится в дверь – НЕПРЕДСКАЗУЕМОЕ с тобой уже распивает дома чай.Санкт-Петербург. Новомихайловский дворец. 23 февраля 1880 годаНародная мудрость
Великий князь Михаил Николаевич (Конюхов) Вот это да! Так вашу так и перерастак! Это что же, я своей рукой пристрелил саму Веру Засулич? Ну и вывороты истории! Как она тут вообще оказалась? Или это просто лицо схожее? Да нет, быть такого не может! А… б… как больно! Что это за время такое б…ское? Второй раз меня тут взрывают за неполные десять дней! Ну, сейчас приложило не так сильно, но опять-таки головой, которая, как известно, дело темное, врачеванию и изучению не подлежит. С уровнем современной медицины ни МРТ мне не сделать, ни рентгена на худой конец! Пропустят там разрыв сосуда – и прощевай, дорогой великий князюшко… Абидна! Как говорят в любимой моим телом Грузии. Вот же незадача. Выстрелил! И попал! Вообще-то тут прямо бои местного значения развернулись. А в целом получилось так: взрыв – меня унесло и впечатало в здание, я так понял, что сына бросило на меня, им и придавило. Поздоровкались! Я очнулся внезапно, сознание как бы вынырнуло из тьмы, да и был я без сознания не так уж и долго. Перед собою я увидел довольно крепкого мужчину среднего роста с простецким добрым лицом и окладистой бородой. Он был в партикулярном платье, но чувствовалась в нем офицерская выправка. Во всяком случае, револьвер в его руках лежал как влитой, да и стрелял сей господин более чем удачно. Я почувствовал, как пошевелился Николя, он застонал… Понимая, что еще ничего не закончилось, я захотел заполучить какое-то оружие, но кроме наградного золотого оружия – неудобного палаша, который я еще и придавил телом, у меня под рукою ничего не было, да если бы и палаш, мне что, им в террористов метать? Ожидая, что они помрут от смеху? Но тут раздался еще один выстрел, тело «сына» дернулось, я попробовал его как-то повернуть, найти рану и прижать ее, остановить кровь и тут наткнулся на кобуру. Надо мной опять загавкал револьвер, но раскатов грома было несколько. Оружие уже легло в руку. Тут я увидел, что женщина с вытянутым овалом лица и довольно длинным носом, густыми черными бровями, похожая на полячку[87], хладнокровно целится в вашего покорного слугу, вот только тут получилось, что тот самый господин закрывает меня телом, давая возможность взвести тугой курок и поднять револьвер. Я из этих тяжелых дур не стрелял ни разу, но дамочка, которую я уже потом идентифицировал как Веру Ивановну Засулич, чуть замешкалась, может быть, ждала, когда тело падающего неизвестного откроет ей линию огня, чтобы уж наверняка, но никак не ожидала, что в нее попадут. А я-то смог, я попал! В грудь. Думаю, в сердце или около того, но выстрел был, несомненно, удачным для меня и смертельным для оппонентки. А вот господин, который меня спас, произнес, теряя сознание, что-то про портфель, бумаги, лично в руки… Это уже потом, когда мне помоглиподняться, я сумел обратить внимание на то, что невдалеке, у ограды канала валялся кожаный портфель, довольно объемный, набитый бумагами. Я приказал доставить всех раненых в дом, куда вызвать лучших хирургов. Прибывшие жандармы разбирались с телами нападавших, вычислив из них одного, пока еще живого. Этого утащили в какую-то больницу где предстояла сложная операция. Охранка решила выйти на след заказчиков покушения. Любой ценой. Ну и что теперь? Убил женщину. Да, это была самооборона. Но ведь это была выдающаяся для своего времени женщина! Хотя с какой стороны посмотреть. Ведь начинала как террористка. Стреляла в Трепова, была оправдана судом присяжных! Невиданное дело для России, после чего император и повелел рассматривать дела террористов полевыми судами. Прошла путь от индивидуального террора к легальной борьбе за права рабочего класса, отрицала Октябрьскую революцию, в общем, была человеком интересным, но… Ни малейшего угрызения совести я не почувствовал. Убил. Ну и что? Она стреляла, я стрелял. Меня лично больше устраивает то, что она погибла, а я нет. Падение самодержавия? От того, что я погибну? Какой бред! Вот только мне было интересно, кто это так подсуетился, что нашел почти последних из оставшихся на свободе питерских народовольцев и натравил их на мою нервную тушку? Опять-таки… что есть случай и его значение в истории: со мной был довольно миниатюрный пистолет, двуствольный Диллинджер, похожий по расположению стволов на тульские охотничьи ружья моего времени в миниатюре: один над другим, но я не мог к нему никак дотянуться – тело Николая мешало, но жизнь мне спас револьвер сына. Только бы он выжил! Черт подери всех этих бомбистов-террористов и их мать революционеров Британию в придачу! Вскоре к месту события прибыли жандармские и полицейские чиновники. На Тимашеве лица не было. Я успел оказать хоть какую-то помощь Николя, а потом еще и раненому защитнику своему. Интересно, кто это и что за документы с собой нёс? Но сейчас не к спеху это… Появилась и супруга, которая и руководила эвакуацией и размещением пострадавших, спустившись в прихожую. На наше счастье, у нас оказался профессор Манассеин, которому я поручил возглавить медицинскую помощь пострадавшим. Попросив шефа жандармов разбираться на месте, сообщил, что буду ждать его с докладом. А сам, поддерживаемый адъютантом, который еще и держал портфель неизвестного господина, направился к себе в кабинет, пообещав себе в который раз выкинуть из него всё лишнее… Перед тем как войти в дом, окидываю взглядом поле сражения… Ужас! Гвардеец добивает лошадей, которым досталось… Кровь. Трупы убирают. Жандармы занимаются своим делом, грязным делом, скажу я вам. Полицейские в оцеплении, гвардейцы заняли посты при входе, теперь их в наружном охранении четверо плюс офицер. Обломки карет, правда, моя, блиндированная, не обломком, ее как-то смяло, но из-за того, что взрыв пришелся на первую карету – снесло в сторону, а если бы ею припечатало – я бы так легко не отделался… Опять-таки повезло… А ведь тут была настоящая бойня! И то, что я выжил, – истинное чудо! Неожиданно для себя перекрестился. Не успел устроиться в кабинете и открыть тот странный секретный портфель, как в кабинет вбежала взволнованная супруга, и я услышал: – Mein lieber! Es ist wichtig![88] И что это такое произошло, что заставило драгоценную половину перейти на немецкий, Николай? Вроде же пришел в себя, а рана там такая – по ребру скользнула пуля… Нет, вряд ли… Врач только-только появился, да не один, нет, ничего они не успели… Так что же? Поворачиваюсь и без слов смотрю в глаза жены (ну да, теперь без кавычек). – Sandro ist krank. Er ist sehr krank. Er hat den Versuch gesehen. Jetzt bewusstlos[89]. – Врач его осмотрел? Она кивает в ответ. – Идём! К Сандро. Мы идем в покои сыновей.
Великая княгиня Ольга Федоровна Я была уверена, что этот день не переживу. С утра я занималась делами детей, тем более с приездом старшенького они снова все соберутся под одной крышей. Потом явилась Львова, старая сплетница, но все-таки бывшая фрейлина бывшей императрицы. Мы друг друга не переваривали, если можно сказать так русским словом. Странное выражение, как будто я императрицу варить должна была… У меня был хороший учитель русского языка, который объяснил, что некоторыми выражениями надо просто пользоваться, смысл будет мне непонятный, а когда попытаюсь разобраться, так не смогу, потому что сами русские в нём разобраться не смогут, эти Redewendungen[90] я в свое время заучила наизусть, хотя в семье считала, что мы можем общаться на немецком или французском. Но муж настоял, чтобы я хорошо знала русский, оказывается, он weit in die Zukunft geschaut[91]. Визит этот я рассматривала как пробу высшего света понять, как себя будет вести вероятная императрица. Я лично восприняла визит закованной в траур по государыне старухи как недобрый знак. Она говорила о какой-то ничего не значащей ерунде, на что получила мое полное согласие, но после ее визита сердце мое было испугано. Оно билось как птица в клетке. Меня очень заботит Сандро… Мальчик как-то переменился, очень много сидит, уткнувшись в газеты, и что-то пишет. Написанные листы прячет в стол, ящик которого закрывает на ключик. У меня, конечно, есть ключи от всех замков и ящичков во дворце, но я не собираюсь подсматривать за его «работой». Сам все покажет и расскажет. Надо будет постараться отнестись к этому серьезно. Мало ли что в его возрасте может прийти в голову. Как ни странно, но купание в зимней воде прошло для его организма ohne böse[92]. Я передала записку доктору с приглашением, чтобы он еще раз осмотрел Сандро, да и Алекс в последние дни стал покашливать, хотя его комната самая теплая во дворце. Он пришел в восемь вечера, и мы сразу же отправились к Алексею. Младшенький был слаб. Профессор выслушал его, стучал по телу пальцами, прислушиваясь к чему-то, известному только лишь ему, смотрел язык сыночка, долго щупал пульс, когда же он стал выписывать рецепт, раздался страшный взрыв… Первым делом я бросилась к выходу, но еще на лестнице была остановлена начальником охраны, он обратил мое внимание на выстрелы, выхватив револьвер, и остался поджидать подбегающих гвардейцев. Солдаты щелкали затворами винтовок, минуты не прошло, как они выбежали на улицу. Вот только для меня сия минута была длиннее всей моей жизни. Я уже понимала, что это Михель мог вернуться из Госсовета и покушение было, скорее всего, на него… Я рвалась наружу, но тут послышался окрик со второго этажа, слуги пытались закрыть окна, скорее всего, но тут я четко услышала: «Доктора!», и помчалась на второй, понимая, что тут мое место, надо успеть помочь, разобраться с тем, что произошло. Когда я подбежала к комнате Сандро, около которой крутились слуги, я увидела моего мальчика, лежавшего на кушетке без сознания. Около него хлопотал Афанасий, дворецкий, это он орал, призывая лекаря, знал, что тот есть в доме. Мое сердце, которое уже и так болело от предчувствия беды, стало ныть и болеть совершенно невыносимо. Проклятие рода Романовых, на которое мне намекала одна немецкая графиня, теперь становилось передо мной во весь рост… Я могла потерять мужа! Я могла потерять сына! На этом фоне тот факт, что я могу не стать императрицей, заботил меня менее всего. Потерять ребенка? Я этого не могла бы пережить! Но тут прибежал Манассеин.
– Вячеслав Аксентьевич, что с сыном? – спросила Ольга, как только профессор закончил беглый осмотр подростка. – Ваше императорское высочество! Ничего страшного я не вижу. По всей видимости, во время взрыва ребенок был у окна. Князя отбросило взрывной волной, он ударился головой, там от удара haemathoma, извините, ваше императорское высочество, шишка, небольшая. Скорее, нервное потрясение стало причиной того, что ваш сын потерял сознание. Удар не должен был вызвать Gehirnerschütterung[93]. Я так думаю. Впрочем, только наблюдение и покой! Совершенный покой – это самое ценное лечение в данный момент. Холодные компрессы на голову – но это только сегодня, чтобы опухоль спала. Большая угроза была от осколков, но тут ваш сын родился под счастливой звездой. На шее неглубокая царапина. Сейчас принесут мой саквояж, я ее обработаю, приведу ребенка в сознание, ничего страшного не случится… А вы пока что выпейте. И доктор протянул успокоительные капли, от которых несло валерианой. Она счастливо выдохнула. Хотя бы один камешек спал с ее души. Но тут появился все тот же Афанасий, который поклонившись, произнес: – Ваше императорское высочество, вам необходимо спуститься вниз… Там Михаил Николаевич и Николай Михайлович… Ольга понеслась вниз. Тут профессор понял, что он тоже родился под счастливой звездой: ватка с нашатырным спиртом, которая должна была вернуть сознание юноши, не произвела надлежащего врачебного эффекта. Хорошо, что великая княжна этого не видела. За такую «погрешность» можно и должности лишиться. Раздумья ученого светила прервал голос Ольги Федоровны, которая требовала врача и немедленно…
Спустившись, я чуть не потеряла сознание. В прихожую вносили кого-то на солдатской шинели, которую использовали как носилки. Двери были распахнуты, куски стекла и деревянные обломки убирались слугой, но всё равно, помещение выглядело недолжным образом. Сердце оборвалось: подумала, что там несут Михеля, потому что лицо было заслонено спиной гвардейца, а еще эти капли крови… Но тут вошел муж, мое сердце на мгновение успокоилось, но только на мгновение, потому что я увидела, что несут Николя! Сердце оборвалось, но я сумела взять себя в руки и заорать так громко, как не орала черт его знает сколько времени: – Врача сюда! Немедленно! Успела сообразить, что профессор еще у нас в доме. Бросилась к сыну, который был в сознании, но взгляд его показался мне каким-то мутным. Он зажимал рану, показалось, что он готов рухнуть в беспамятство. И только потом, когда примчавшийся Манассеин вежливо, но решительно оттер меня от импровизированных носилок, заметила, что муж тоже не совсем в порядке. Я бросилась к супругу… – Oh mein Gott! Bist du verletzt?[94] – Нет, успокойся… контузило только… – Опьять… – Ничего страшного, дорогая, это Николя словил пулю… Соберись! Ему нужна помощь! – Ваше императорское… – осторожно начал говорить профессор. – Для краткости, без чинов, не до того сейчас. Говорите! – оборвал Михаил врача. – Контузия от взрыва. Сотрясение мозга. Пуля прошлась по ребру, думаю, что ребро сломано, но легкое не повреждено. Рану обработаю, но я хотел бы осмотреть и вас… Мой муж посмотрел на профессора абсолютно спокойным взглядом, отдав приказ: – Меня позже! Там есть еще раненые, более серьезно, чем Николя. Вызовите ассистента, если надо будет кого-то оперировать, смотрите сами – если опасно отправить в клинику, оперируйте тут! Считайте это приказом. Пошлите за ассистентом, надо – двумя. Делайте что хотите, но люди, спасшие меня и мою семью, должны быть спасены вами. Профессор поклонился, тут же написал записку, с которой умчался один из гвардейцев… С помощью адъютанта Михаил прошел в кабинет. Но тут прибежал все тот же взволнованный Афанасий и сообщил, что Сандро стало вроде бы хуже. Я снова ринулась к сыну…
Великий князь Михаил Николаевич (Конюхов) Какой длинный и тяжелый выдался день! И когда же он изволит закончиться? На сей риторический вопрос ответа не было. Но если начало дня ничем особенным не выделялось – обычная рутина правителя, насколько я это понимаю, то вечером события понеслись вскачь и было над чем подумать. В моей реальности геноцид Романовых был возложен на эсеров и большевиков, которые с этой задачей весьма неплохо справились. В итоге за границей СССР не осталось никого из сей фамилии, кто имел по закону права на престол. Тут уж Павлуша подгадил своим законом о престолонаследии. Вот и мне, чтобы получить власть, надо выкручиваться, как ужу… Вот! Заметил, что даже в мыслях начал перестраивать свою речь, впутывая в нее обороты современного мне сейчас такого несовременного мне потом человека… Во загнул! Разогнуть бы! А тут целенаправленно выбивают правящую династию уже сейчас. Конечно, из народовольцев выросла потом партия эсеров, во многом там кадры из этой волны террора, но ведь эти, которые только вышли из хождения в народ и схватились за бомбы и револьверы, не были настолько эффективны, как их младшие братья. Пока это дилетанты, и эффективными их делает дилетантизм, я бы сказал, дебилизм охранно-репрессивной системы. Что повернулось в этом рукаве Истории не так? Чувствуется направляющая рука. Чья, та же британка гадит или немецкий дог показывает клыки? Почему отметаю французов и австрийцев? Они пока что не доросли до такого уровня противодействия. Тут чувствуется системный подход, при котором Романовых под нож. Всех! Может быть, кроме кого-то одного-двух самых нужных? Но кого? Куда направлен вектор противодействия? Посадить на трон России потомков британской короны, объединить страны, получив суперприз в Большой игре, или разорвать Россию на двадцать – двадцать пять государств, которыми будет легко манипулировать. Пока что нет данных, чтобы интерполировать замыслы реального противника. Надо выяснять, кто стоит за народовольцами и прочими псевдореволюционерами-бомбистами… Срочно выяснять! Отзываясь на эту мою мысль, появился Тимашев, который стал докладывать первые результаты расследования.
Глава двадцать восьмая. Прояснение
Обстоятельства правят людьми, а не люди обстоятельствами.Санкт-Петербург. Новомихайловский дворец. 24 февраля 1880 годаГеродот
В общем, получалось так, что меня решили угробить любой ценой. Силы на это были брошены немаленькие. Выходит, что какую-то ячейку террористов мы просмотрели. Оказалось, всё не так: в едином романовоубийственном экстазе слились боевики «Народной воли», просочившиеся сквозь сито жандармского управления, да группа «Чёрного передела», которую мы сами не учитывали в своих расчетах, направив волну репрессий именно против самой крупной организации революционеров. Да и передельцы в терактах пока замечены не были. Но вот руководство этой пятеркой Засулич должно было охранку насторожить. Упустили, демоны… Оказывается, проглядели появление самой Веры Ивановны[95] в государственных чертогах. Тимашев получил право наедине именовать меня просто по имени-отчеству. «Государь» – рановато. – Михаил Николаевич! Моя вина в том, что мелкие группы, которые не замечены в терроре, мы не смогли подвергнуть арестам, но людей катастрофически не хватает. И не только в столице. – Александр Егорович, скажите, сколько народовольцев уже арестованы и ликвидированы в ходе задержаний вашими сотрудниками и полицией. – Кроме полиции нам оказывали содействие и армия, в том числе казачьи части. Молодец, не тащит все одеяло на себя. Тимашев – человек чести, вот только на его-то работе это может быть не комильфо[96]… – Всего триста двадцать два члена организации «Народная воля». Из них… – Погодите, Александр Егорович! По моим данным, в этой организации только в ее террористическом крыле порядка пяти сотен боевиков, вместе с организаторами, естественно. В то же время существует и умеренное, я бы назвал его «политическим», крыло организации, которые делают ставку на пропаганду и более или менее легальные методы борьбы с самодержавием. Там почти такое же количество членов, если не более. Есть ли гарантия, что они не воспылают праведным гневом и не бросятся мстить за товарищей? Успокаиваться рано! Мы срезали верхушку айсберга! Но ядро организации может возродиться, особенно, если останутся на свободе члены их исполнительного комитета. Такие, как Вера Фигнер, погибшая, по вашим словам, у дверей моего дворца. При этом надо понимать, что к террористической деятельности могут присоединиться валентные, простите, не замеченные в такой деятельности организации, ратующие за революцию. Особенно, если им дать на это денег. Хорошо, вернемся к этому вопросу позже. А пока что… Продолжайте, что удалось выяснить. – Как вы уже знаете, группа нападавших включала себя семь человек: четверо из них – народовольцы, в том числе госпожа Засулич, которая сейчас и примкнула к «Чёрному переделу», но действовала как заправская террористка. – Вот видите, к чему привело либеральничанье и игры с судами присяжных! – Абсолютно согласен с вами, Михаил Николаевич! Нам помешало то, что часть нападавших выпала из внимания управления по той причине, что проходили у нас по картотеке как «передельцы». А они в терактах пока не были замечены. Схема была такая: со стороны набережной, откуда вы обычно едете, был выставлен наблюдатель. Пара террористов должна была оказаться сзади кареты, пара – спереди. Бомбисты – трое человек – находились почти напротив входа во дворец. По замыслу террористов, скорее всего, при подъезде кареты в нее бросалась бомба, открывался огонь по выжившим, так сказать, гарантированное поражение всех целей. План был хорош, но вмешались обстоятельства. Охрана рекомендовала группе рабочих развлекаться где-то подальше, эта тройка нападавших отошла к афише, сместившись с линии прямой видимости. Первой подъехала карета вашего сына, но бомбистам не было видно, кто в ней, второй – ваш экипаж. Николай Михайлович направился к вам, в этот момент была брошена бомба, которая взорвалась, влетев в лошадь. – Криворукий оказался бомбист-то… Повезло… мне… – с горечью произношу, чувствуя, что во мне поднимается злоба на весь этот сраный мир… Тимашев понимает, что эта фраза риторическая, а потому продолжает: – Двух солдат-гвардейцев, что были на входе – контузило, оба получили тяжелые ранения. На удачу, должна была произойти смена, и в прихожей находился поручик Нащокин с двумя рядовыми, они и выскочили, открыв огонь по приближающимся врагам. А террористы бросились вас добивать. Вот только им помешали агенты в штатском, которые были неподалеку и попытались стрелять по нападавшим, но не преуспели в этом и были убиты на месте. Но задержали противника… – Скажите, Александр Егорович, почему, по-вашему, агенты в штатском оказались столь малоэффективны? – Не могу сказать так сразу… – Тимашев растерялся. – Зато я могу. О том, что у моего дома дежурят два филера, я знал с первого дня. Но так нельзя! Два совершенно одинаково одетых господина с армейской выправкой! Их за версту видно! Посему нападавшие были готовы их ликвидировать, как одну из явных угроз. Я не ставлю вам это в вину, я просто хочу, чтобы вы обратили на сей факт свое внимание. Теперь понимаете, почему я настаиваю на специализированной службе охраны императорской семьи и высших государственных чиновников? – Мы уже начали отбор… – Хорошо, Александр Егорович, мы еще вернемся к этому вопросу. Не сомневаюсь в вашей работоспособности и преданности государству. – Работоспособность уже не та, тяжеловато, Михаил Николаевич. Извините… Ближе всего к вам оказалась пара Веры Фигнер. К вам бросился Дегаев, чтобы добить, но был остановлен выстрелом господина в партикулярном платье, который до этого шел по набережной, подходя к вашему дворцу. – Выяснили, кто этот господин… – Некто Мезенцов, Сергей Николаевич, капитан, простите, подполковник в отставке. – Мезенцов? – Троюродный племянник генерала Мезенцова, бывшего моего предшественника, убитого террористом. – Да, история была некрасивая… Продолжайте. – Мне было, о чем подумать. Какие-то интересные расклады получались, учитывая то, что с некоторыми бумагами из портфеля я успел ознакомиться. – Мезенцов упустил совершенно госпожу Фигнер, но эту дамочку удачным выстрелом, как вы любите говорить, ликвидировал гвардии поручик Нащокин. Ну да, это называется темпоральное взаимопроникновение, наверное, не только слова из этого времени становятся моими, но и словечки из моего времени перекочёвывают в современную мне реальность. – В это время гвардейцам удалось остановить одного из бомбистов, но все трое были тяжело ранены, в том числе поручик. И опять вас спас тот же Мезенцов. Он сумел попасть в троих террористов – двух бомбистов и еще одного, опознанного как Юрковский. Но на Засулич у него патронов не хватило. Тут уж вы… – Мне повезло достать револьвер Николя. Мой «диллинджер» никак вытащить не получалось – рука оказалась неудачно прижата. Скажите, Александр Егорович, а вам не кажется, что если бы даже рядовые гвардейцы уверенно применяли револьверы и умели ими пользоваться, то шансов у террористов добраться до меня не было вообще? Да и агентам надо уметь стрелять, а не только изображать охрану. Подумайте над этим. Да и с личным оружием последнего шанса надо что-то придумать, кобуру какую-нибудь удобную, а то из одежды не достать, сам себя защитить не смог, позор… Что с людьми? – Николай Михайлович… ранение средней тяжести плюс контузия. Двое агентов и один из гвардейцев убиты наповал. Двое рядовых и поручик в тяжелом состоянии, помощь оказана профессором Манассеиным, доставлены в госпиталь, где их сейчас оперируют лучшие хирурги. Мезенцов – состояние тяжелее, оказана необходимая помощь у вас дома профессором и его ассистентом. Врачебное вмешательство прошло успешно, но остальное в воле Господа. Вызывает беспокойство состояние Александра Михайловича, он все еще без сознания. Два человека, слуги, порезаны стеклом, помощь оказана. Из нападавших убиты трое бомбистов и обе Веры: Фигнер и Засулич. Дегаев и Юрковский тяжело ранены. Доставлены в госпиталь. Прооперированы. Приставлена охрана. – Кто охраняет? – Полиция. К утру прибудет группа жандармов. Еле нашел, кого выцарапать для этого дела… – Александр Егорович! Обеспечить самую надежную охрану! При малейшей возможности организуйте переезд в секретное место, где сможете, не стесняясь, их допросить. Нам надо знать, точно знать, кто стоит за этим актом… Тимашев тяжело вздыхает. Человек чести, мать его итить… Тут еще считают, что войну надо вести по правилам, в результате в Крымскую снайперы британские у нас адмиралов щелкали, как орехи. А мы не могём тем же ответить! Невместно, видите ли! Честь не позволяет… А с кем мне работать? Более не с кем! Посмотрим, что на мое предложение сейчас шеф жандармов ответит. – Будет сделано. Лично прослежу, чтобы поставили самых надежных и сообразительных. – Это хорошо, Александр Егорович! Теперь о важном. Очень важном. Скажите, вы понимаете, что нам объявлена бесчестная война? И что в этой войне придется ручки-то замарать! Так что, если мое предложение придется вам не по вкусу, можете отказаться, никаких организационных выводов за сим не последует. Тимашев недоуменно уставился на меня, пока еще не понимая, чего я от него хочу. – Что вы знаете о третьем секретаре посольства Британии Фиппсе? – Ну, у нас он около двух десятков лет. Не слишком умен. Ленив. Карьеры не сделал – всё тот же третий секретарь, много пьет, имеет весьма оригинальные и скверные наклонности, в доступе к секретным материалам посольства ему отказано. Он у них более по культуре: различным клубам, организации встреч, праздников, спортивных состязаний. – У меня есть сведения иного толка: за почти всеми действиями против семьи Романовых стоял именно сей, как вы смели заметить, не слишком умный господин. Он оказался настолько глуп, что сумел обвести вокруг пальца всю нашу охранку. Как-то так, Александр Егорович. – Это точные сведения, Михаил Николаевич? И источник вы мне не скажете? – Ну почему же, Александр Егорович! С сего момента вы допущены к наивысшим государственным секретам. Сегодня вы третий человек, посвященный в это дело. Во всем мире третий. Вы понимаете всю степень моего доверия и всю степень вашей ответственности. Тимашев тяжело вздохнул. Взгляд его был задумчив, но я был уверен, что сей генерал сможет взять на себя этот груз. Во всяком случае, его пока что заменить некем. – Посему отставка вам более не грозит. Источник прооперирован и находится у меня во дворце. Как я понимаю, сему господину я обязан жизнью. Вы получите доступ к некоторым документам из собранного им досье. Но вот Фиппс… Он должен исчезнуть. Аккуратно так исчезнуть. Используйте его так называемые слабости, чтобы похитить, допросить… и ликвидировать. Да, без суда. Я его лично осудил и приговорил. Лично! Но он должен рассказать нам всё. Берите лучших специалистов. И не спеша снимайте с него шкуру. Слой за слоем. Кусок за куском. Пока не узнаете всю правду. Оставлять его в живых – слишком большая роскошь, обойдется. У вас есть люди, способные провести эту операцию? – Найду, – после недолгого раздумья произнес Тимашев. – Ну вот и хорошо. Александр Егорович, жду вас через двадцать четыре часа с планом или результатом операции по третьему секретарю. Ему нельзя дать уйти. – А если он укроется в посольстве? Штурмовать посольство? – Ежели сей господин сумеет укрыться в посольстве, я буду весьма огорчен. И да, если понадобится, будем штурмовать посольство. Тихо и аккуратно. И тут у Тимашева глаза стали размером с чайные блюдца.
Великая княгиня Ольга Федоровна Наверное, помогли мне пережить сегодняшний день лишь любимые капли профессора Манассеина. Сначала этот кошмарный взрыв! Сандро! Супруг! Николя! Снова Сандро! Муж. Я растерялась и не знала, о ком мне волноваться больше. Это закончилось для меня сердечным приступом. И ежели бы не добрейший Вячеслав Авксентьевич, просто не могу представить, пережила бы я эту ночь или нет. Он меня трижды отпаивал успокоительными каплями. Под утро я смогла заснуть, но почему не очнулся Сандро? Для меня это было тяжелой загадкой. Манассеин хмурился, пообещав собрать консилиум и пригласить лучших специалистов по нервным болезням, подозревая, что сильное нервное потрясение, вызванное взрывом, могло привести к столь неожиданным последствиям. Перед тем как лечь спать, я еще навестила супруга, он пока бодрствовал, но сил на разговор у меня не было. Утром я не могла дорогого Михеля добудиться. Это было странно – он был вроде как без сознания, на лбу выступил пот, а вся постель его промокла, как будто он всю ночь schwitzen[97]. Но профессор, который не покидал наш дом, прибежал, сунув ватку с каким-то раствором под нос супругу. Тот сразу же очнулся, неожиданно начал ругать профессора, который не дал ему поспать и трех часов. Я не ожидала от мужа такой экспрессии, некоторых выражений я раньше не слышала, скорее всего, их в обществе дам произносить не следует. Впрочем, я понимала, что после перенесенного в эти дни нервы супруга находятся на пределе. Я попросила у него прощения за то, что так перепугалась, а он через несколько минут сам извинился перед нашим драгоценным эскулапом. Профессор тут же сообщил, что осмотрел уже Николя, и, по его мнению, здоровью молодого человека уже ничто не угрожает. Тут прибежал Афанасий, сообщивший, что Сандро очнулся. И я побежала к сыну.
Великий князь Александр Михайлович Что это было со мной? Со мной – это с кем? Ну вот… я видел, как бомбист бросил саквояж, бросил, кстати, как-то коряво, криворукий метатель попался. Взрыв был, что меня откинуло в глубь комнаты – помню точно, а потом – провал… Итак, кого это меня? Академика Коняева? Проверяю себя сам… Фигушки! Это меня так трясло из-за того, что было слияние? Почему же оно произошло так поздно? Что нам говорили? От попадания в тело психоматрицы до ее полной интеграции проходит несколько часов. Хм… Скорее всего, я попал не в то тело… Ну да, планировался-то Александр Александрович или кто-то из его деток. В общем, промахнулись на пару десятков лет и в фигуру попали не ту… Хотя, скорее всего, есть в этом и моя вина. Не надо было с Сашком встречаться. Разнервничался. Схватил старика Кондратий. В общем, плохая совместимость была у матриц, не иначе. Уже хорошо то, что все закончилось более-менее успешно. Получилось слияние! Я теперь могу совершенно свободно владеть телом и навыками молодого великого князя Александра Романова. А что с батюшкой? Если его террористы достали, то плохо. Очень всё плохо! Но тут появилась матушка. Ага! Ворох нервов! Сильная женщина, но и ей досталось наверняка. Обрыдала меня, обцеловала, обприжимала к себе… Понял только: батя-то жив и здоров, а вот Николя был ранен, правда, смертушка миновала его стороной. И это радует! Мама рассказала в двух словах о бойне, что тут случилась. Но ее выставил профессор, пришедший посмотреть на пришедшего в себя пациента. На этот раз я был Манассеину даже благодарен за то, что удалил матушку, а то мог я задохнуться от ее нежностей. Добрейший медикус прописал мне два дня постельного режима, никаких газет и не волноваться… Благо, что у него тут от пациентов отбою не было. Хорошо, что у меня опять появилась возможность подумать и взвесить все. Что мне дало слияние? Полный доступ к памяти Сандро, его навыкам, из которых для меня самыми ценными оказались знания языков. С французским я вообще дружен не был. А тут бонусом древнегреческий и латынь. В моем-то прошлом времени их не преподавали, а интересы моих научных изысканий… Английский, немецкий, французский только чтобы пару ключевых слов прочитать. А еще умение держаться в седле, военное дело, хоть и в азах, основы придворного этикета, знания танцев. Это неплохо! Вот! Оказалось, у меня неплохие успехи в фехтовании, да и стрельба дается, пусть пока из мелкашки… Сгодится!
Великий князь Михаил Николаевич Проснувшись, я понял, что что-то произошло. Но сразу не сообразил… А как тут думать начнешь, когда здоровый бородатый мужик тебе ватку с чем-то очень-очень вонючим прямо под нос сунет. Вы думаете, что я спросонья понял, где я, и что я, и каково тут всё? В общем, применил великий и могучий. О! А у Оленьки глаза чуть из орбит не выкатились! Уф… Остыл… быстро произнес сакраментальные фразы извинения – и профессору, и супруге. Тут общественность меня покинула – вроде как Сандро очнулся. Теперь надо понять, что со мной произошло. А получилось так, что нет теперь товарища Конюхова. Я теперь он, то есть могу пользоваться всей базой данных своего немаленького тела… А это приятный бонус! В общем, наши слепки психики смешались, мы теперь одно целое. Вот тебе новость! Жрать хочется! А теперь надо бы перекусить и по делам. Но сначала – дела во дворце. Потом в Госсовет. А ведь меня вчера могли пристрелить! Получается, что этот могучий стресс и сподвигнул меня на то, чтобы объединиться с хозяином, правда, его собственное сознание оказалось отодвинуто далеко на второй, даже на третий план. За это я получил возможность пользоваться очень обширной базой данных. За долгие лета жизни великого князюшки набежало! Как говорится – дьявол кроется в деталях! Если раньше мне надо было вытаскивать какие-то фрагменты, из-за чего я немного «притормаживал», не имело значение, какие фрагменты – воспоминания, личности, навыки, языки. Это все лежало как в картотеке. Но даже в самом совершенном хранилище, чтобы вытащить данные от запроса до получения информации, идет время. Сейчас же это стало моей информацией, и я мог пользоваться всем багажом знаний как своим собственным. Самое главное – мне теперь не приходилось думать над тем, где ставить яти и прочая, какую букву и писать в слове мир… Проверил почерк – он стал совершенно почерком Михаила. Ха! А я-то корябал коротенькие записочки, надиктовывая важные документы секретарю. Опять-таки! Пока что все в плюс. И ничего из моей собственной памяти не утеряно! То есть на вопрос кто и что «Я» получается, что я это я, одновременно и великий князь Михаил Николаевич Романов! Так! Теперь переходим к самым неотложным вопросам… Надо брать власть и пару лет поцарствовать, пока не убьют. Кто убьет? Желающих море. Но и мы не лыком шиты, так что замораживать государство не будем, сейчас есть шанс подняться. И надо это делать как можно быстрее! Но вот что-то меня вчера очень обеспокоило, только отошло на второй план… Ах, вот оно что! Листки, которые я подобрал в комнате Сандро… Интересная штука получается… Паренек проанализировал весьма интересную задачу: управляется ли кампания по дискредитации Романовых из одного центра, или нет? То есть он решал задачу направленности вектора воздействия. Зачем? Тут всё просто: если есть один или два-три вектора воздействия, скорее всего, это результат противодействия императорской фамилии со стороны какого-то клана, государства или партии, не имеет значения, это может быть и воздействие нескольких государств… А вот если таких единиц много и они не связаны между собой, то можно говорить о том, что наша фамилия находится в перекрестье критики самых различных групп и слоев населения, в таком случае пора подумать о том, что не так в консерватории… И тут возникает вопрос: почему это тринадцатилетний подросток вообще задумался над такой проблемой? Не подросткового ума это дело. Это раз! Почему он использовал для этого анализ газетной информации? Мне сейчас бы это в голову не пришло. Это два! Каким методом он пошел! Он ведь использовал статистические приемы, я видел формулы t-критерия Стьюдента и критерий углового преобразования Фишера, это ж… Это три! По третьему вопросу… Жаль, что я не занимался специально историей математики и статистики, но ведь… Вспомнил! Точно! Фишер[98] же еще не родился! И работы его – это середина двадцатого века. А Стьюдент? Какой такой Стьюдент? Уильям Силли Госсет! Он-то уже появился на свет Божий, но пока еще пешком под стол ходит, ему и четырех лет нет, и до его устройства на работу в «Гинесс» еще почти два десятка лет. А свои работы по статистике под псевдонимом «Стьюдент» он опубликует тоже в новом, двадцатом, веке! То есть что получается? Мой Сандро математический гений? Ха-ха три раза! Нет, парень он талантливый, склонность к точным наукам имеет, но б… Не, не получается… Хорошо, предположим он натолкнулся на какой-то математический аппарат, который сумел вывести в формулах… А зачем плодить сущности? Надо задать вопрос в лоб, а потом уже будем посмотреть. Эту загадку надо разрубить как гордиев узел – одним ударом! Вот так весело, с матерком, пиная свою тушку виртуально под зад правой ногой, я привел себя в порядок. В Новомихайловском дворце было много современных тому времени удобств. Так что привести себя в порядок утром, в общем-то, ничего сложного. Вот одеться! Нет, революцию надо вводить с внедрения нормальных носков, а не этого убожества! А этот мундир! Нет, тело носит его вполне себе привычно, но… Ладно, чтобы не материться, каждое утро повторяю себе детскую считалочку про Винни-Пуха и его друзей. Помогает приободриться!
– Куда идём мы с Пятачком? – Конечно, в гастроном! – За чем идем мы с Пятачком? – Конечно, за вином! – А где мы будем пить его? – Конечно, за углом! – А чем закусим мы потом? – Конечно, Пятачком![99]
Обычно на этой жизнеутверждающей ноте я приводил свои мысли в полный порядок. Так сказать – концентрация после очистки сознания от лишней информации. Одевшись, я пошёл, но не к Сандро, которого переместили в покои матери, а в гостевую. У меня всё-таки приоритеты в загадках прошлого дня имеются.
Сергей Мезенцов Боль была страшной! Но все-таки мне повезло, не так чтобы совсем повезло, но все-таки повезло. Проникающее ранение в грудную клетку. На мое счастье – легкое задето не было. Во всяком случае, профессор меня прооперировал, запах эфира до сих пор не выветрился. Вычистил рану, удалил пулю, ушил. Если не пойдет воспаление – буду жить. Но это уже в руце Божьей. Как военный, я знал, что случается с ранеными и к чему приводят порой самые пустяковые ранения. Однако! Боль, с которой я проснулся ни свет, ни заря, это были те непередаваемые ощущения, о которых рассказывать в приличном обществе не принято. Я не уверен, что ваше общество, господин читатель, приличное, посему немного нажаловался. Дворянину, тем более офицеру, не пристало говорить о своих ранах и о боли, сие дело незначительное и житейское – в мире без сего никак, так что Господь призывает нас к терпению. Но утром появился доктор, который накапал мне лаунданиума, ах, простите, лаундануму… Боль чуток попритихла, но после сиих капель в голове какая-то муть завелась. Оно, конечно, муть лучше боли, однако чувствую я себя весьма нехорошо. – Господин капитан, могу сообщить вам, что вы родились с серебряной ложкой во рту… – так начал свой разговор профессор Манассеин, как только закончил осматривать рану, после чего занялся перевязкой. Настойка опия помогла выдержать сие издевательство над организмом. Сил что-либо отвечать профессору не было. Оставалось только слушать его измышления над поверженным солдатом (сиречь, мною). – Пуля прошла буквально в двух пальцах от сердца. Хм… Есть такая небольшая область в груди, куда можно спокойно выстрелить, и человек останется жив, ежели заражения крови не последует. Такой треугольничек везения. Там нет ничего из жизненно важных органов, вот в него пуля и угодила, прошив тело насквозь. Рану я вычистил, обработал, поутру особых проблем не вижу. Сударь… случай, скажу я вам, не уникален, но таких один на тысячу, да, можете мне поверить! Под сию болтовню доктор, кивнув своею роскошною бородою, направился к дверям, видимо, расслышал мое еле-еле прохрипевшееся: «Благодарю вас, профессор». Далее мне дали возможность оправиться, а какая-то молоденькая девица в одеянии сестры милосердия напоила меня легким куриным бульоном. По ее уверению, пока ничего более питательного доктор мне не разрешил. Но вечером, если все будет хорошо, позволит съесть что-то более существенное. В иное время и в ином бы состоянии я не преминул заметить, что из рук сего ангела Господня согласен и на корочку черствого хлеба, да только пока что было мне не до политесов. Но тут в комнату вошел великий князь и хозяин здешнего дворца Михаил Николаевич Романов, скорее всего, будущий император. – Сергей Николаевич, мне добрейший Вячеслав Авксентьевич дал три минуты, посему детально поговорим несколько позже. Главное: откуда у вас эти документы? – Мой дядя, шеф жандармов, тайно привлек меня к расследованию… Потом лично Александр Николаевич… В день взрыва я передал ему папку… Коричневой кожи… Там кратко… Тут полностью. – Я понял вас, Сергей Николаевич. И я хочу выразить вам свою благодарность – уверен, вы спасли меня и всю мою семью. Я ваш должник. Выздоравливайте. И… ваш труд не пропадет втуне. Аз воздам… И великий князь покинул мое нынешнее помещение. Ну что же, мне теперь надо выздоравливать…
Глава двадцать девятая. Точки над «I»
Мелочи не играют решающей роли. Они решают всё.Санкт-Петербург. Новомихайловский дворец. 24 февраля 1880 годаХарви Маккей
Великий князь Михаил Николаевич Я уже направился в комнату, где находился Сандро, как меня перехватил слуга, сообщивший, что внизу ожидает Тимашев. Это означало только одно: у генерала были важные новости, которые требовали моего срочного внимания. Пришлось изменить маршрут и отправиться в кабинет, куда должен был направиться шеф жандармов. Могу сказать откровенно, что на эту работу нужен был бы человек несколько иных деловых и душевных качеств, но пока что никого на его замену нет, в ближайшее время и не предвидится. По генералу было видно, что он сегодня не спал. – Михаил Николаевич! – Тимашев уже привык не чиниться в моем присутствии, называя по имени-отчеству. И это меня радовало. – Фиппса взяли. В шесть часов поутру. Он с вечера был в салоне, видимо, алиби… – Как сработали? – Чисто. Никто заметить не должен был. Мне пришлось привлекать таких людишек, уф, не здоровался с ними, а руки вымыть до сих пор желание имеется. – Александр Егорович! Замечательно! Меня это радует. И хорошо, что вы появились поутру, есть у меня еще вопросик, вот только, вижу, что-то вы еще хотели спросить… – Что делать с… – Назовите его Карликом… Тимашев усмехнулся. Англичанин был росту выше среднего, так что ирония сия пришлась ему по нраву. Но тут я перешел на совсем не ироничный, а совершенно деловой тон: – Запереть в надежном месте, лучше за городом. Подвал. Связать, аккуратно, двое суток давать только пить. Не развязывать. Гадит пусть под себя! И только потом поговорим. Первый допрос проведу лично. – Простите, Михаил Николаевич, невместно же вам мараться… – Это не сегодня решим. Тут до собора всего ничего осталось. А есть еще одно важное дело. Скажите, кабинет государя уже разбирали? – Работы ведутся. Эта часть пострадала немного менее других, так что да, закончили… – Сейф в кабинете? – Сейф немного помят, никто его не вскрывал. Будет новый государь, тогда… – С этим даже не спорю. Вот только не было ли у моего покойного брата еще какого-нибудь сейфа? Тайного и небольшого. Тимашев вздохнул. Ага! Это становится интересным… – Вчера при разборке стола в кабинете один из его ящиков оказался заперт. Открыть не могли, но выломали – это был как раз сейф. Небольшой. Ключа не обнаружили. Я должен был вчера доложить, но… – Где сейф? – У меня в кабинете. – Ну что же, позавтракать мне сегодня не судьба. Едемте, немедленно. И надо найти человека, который сможет сей сейф вскрыть. Поверьте, Александр Егорович, это не просто важно, это архиважно! И бравый генерал, возглавивший жандармов, поперхнулся невысказанным возражением, кивнул головой в знак согласия. Понимаю. Для него это всё из ряда вон выходящее. Но тут действительно важно… Посмотрим, вот сейчас поедем и посмотрим! Сразу же посмотреть не удалось. Почти два часа пришлось ждать, пока найдут нужного человека, который примерно четверть часа весьма аккуратно возился с тайным замком, но справился-таки, чертяка! И вот тут и получилось так, что папка коричневой кожи с выбитым узором и рисунком дерева, с которого на землю упали плоды, лежала там в гордом одиночестве. На небольшой металлической вставке была надпись «Время собирать камни». Думаю, это не соответствует содержанию рисунка, но вполне соответствует содержимому папки.Под тяжелым взглядом Тимашева открываю папку, просматриваю. Так и есть. Это она. Рукописи не горят! Так и вправду не горят! Оказывается… Зато теперь многое становится на свои места. А еще там, в папке, есть несколько слов, начертанных покойным императором. Ну вот и пришло время истины для одного весьма неплохого человека. – Александр Егорович, знаю, вы хотите узнать, что в этой папке, не так ли? – Да, Михаил Николаевич! Есть такое желание. – И не страшит вас фраза из Экклезиаста, что во многих знаниях многия печали? – Страшит… Вот что не заберешь у Тимашева, так это честность. И честь… А вот с последним увы мне… – Александр Егорович! Я уже говорил вам, что вы по долгу службы своей в самые важные тайны нашего государства вовлечены. Но тут… Понимаете, не могу вас неволить. Понимаю, что заставляю вас идти против совести и чести дворянской, но сии грехи я на себя беру. И брать буду, ибо не время сейчас… Но как только вы откроете эту папку – вы станете владельцем столь важных тайн, что назад никакой дороги не будет! Тут даже не в отставке дело. Эти тайны – вопрос жизни и смерти. Для многих тысяч людей. И для нас с вами. Более того, скажу вам откровенно. Как только вы откроете эти документы, про слово «честь» можете забыть. Нам с вами придется заниматься такими делами, которые будут противоречить всему вашему воспитанию и убеждениям. Но если не мы, то кто же? Подумайте! Неволить вас не буду! Он думал ровно три минуты и сорок восемь секунд. И на его лице ни одна морщина не дрогнула, лицо словно застыло каменной маской. И вот он произнёс, решительно и чётко: – Я с вами, государь! Я протянул ему руку и произнёс в ответ: – Прошу видеть во мне друга! Я буду иметь честь так считать с этого момента… Пожав мне руку, Александр Егорович кивнул головой, подтверждая наше решение, после чего решительно раскрыл папку. Первой лежала бумажка с запиской покойного государя. Прочитав ее, Тимашев поднял на меня глаза, полные ужаса. Я в ответ пожал плечами. Увы! Экклезиаст гребаный! А никуда не денешься! Цена знаний! Придя в себя, шеф жандармов все более углубился в чтение документов…
Пильвишки. Российская империя. 22 февраля 1880 года
Княжна Екатерина Долгорукова – Вава, как там Кати? Екатерина Михайловна Долгорукова, в этом варианте истории так и не ставшая морганатической супругой императора Александра Второго, нервничала. И было от чего. Её отчаянный шаг был откровенной авантюрой, которую еще неизвестно как воспримут Романовы. В том, что оставшиеся в живых члены фамилии не питают к ней никаких теплых чувств, Екатерина не сомневалась. В тот день он отправил ее с детьми в Петергоф, дабы собравшимся выслушать завещание императрицы, члены семьи не наталкивались на ее особу и не доставили ей неприятные моменты своим высокомерным шипением. Так получилось, что смерть разлучила их. Теперь ей надо было подумать о себе и о детях. На третий день после Катастрофы ее навестил младший брат Алекса, Мишель. Он был вежлив, но при этом холоден. Сообщил, что как глава Государственного совета гарантирует мне и детям достойное содержание. Наверное, позаботится о том, чтобы они получили какой-нибудь громкий титул, баронов или графов… Отвратительно! От него так и веяло неприязнью… Неужели я не понимаю, что я и мои дети – угроза этому трону, который сейчас пуст? – Катенька, не переживай, все с малышкой хорошо. Олечка и Георг тоже перенесли дорогу замечательно. Варвара Игнатьевна Шебеко, Варенька, точнее, Вава, как называли ее домашние, была верной подругой и наперсницей княгини Екатерины Долгоруковой, фаворитки императора Александра Николаевича. Она была свидетельницей и помощницей того тайного романа, о котором знали все в империи, да и за ее пределами. Надо сказать, что помощь маленькой Кати была необходима. Три дня назад княжну посетил один господин из французского посольства. Его привела Вава. Тайно. Он предложил семье Долгоруковой укрыться во Франции. Недолго поколебавшись, княгиня приняла это предложение. Почва была подготовлена: со времени гибели любовника и государя верная подруга нашептывала ей, какой опасности они подвергаются в стране, что как только коронуют нового императора, он сделает всё, чтобы она и ее дети исчезли с лица земли, ибо нет человека, нет и проблемы. Напоминала судьбу княжны Таракановой, царя Ивана последнего, сгинувшего в каземате, из которого не вышел на волю… Это было слишком уж… не такой судьбы своим детям хотела Кати. А тут – всё готово. И поезд до станции Ковно, а оттуда на Пилвишки, откуда она должна была отправиться в небольшое поместье, скорее, даже дачу, которую ей купил государь три года назад неподалеку от Мариамполя. Вот только теперь главное – получится ли? – Катенька, я видела его. Он подал знак. Все в порядке. Сейчас мы проедем в гостиницу, а там уже наготове экипажи, нам недалеко… и свобода… Париж… Разве ты не хочешь снова оказаться в Париже? – Глупости говоришь, Вава… А то, что я оставила драгоценности и вещи… это ничего? Как я буду выглядеть в Париже, у меня туалетов всего ничего… – Это и хорошо. Никто ничего не подумает. Ты едешь в свой собственный дом, в горести и печали. Ведь так? Княжна кивнула – горести и печали было в избытке. Она искренне любила Александра, и его смерть, такая нелепая и ненужная, больно ранила ее. – Ты молода, красива, ты еще… – Вава! Не смей! – Хорошо, хорошо, я не буду, я ведь переживаю за тебя… Умненькая Варвара быстро поняла, что во всем надо знать меру, в утешении тоже. – Я переживаю за детей. Если ничего не получится… – То мы поедем на дачу и сделаем вид, что ничего не произошло… – Варвара пожала плечами, заметив, что Екатерина успокаивается. – Он должен появиться в десять часов. Еще пять минут потерпи. Это же военный. У них всё точно. Ах, вот он… Вижу. Он дал знак! Мы можем ехать! Скоро! Ты ничего не забыла? Отлично! – Заметила, что меня никто на вокзале не встретил? Из городских чинов, я не говорю о губернских! Алексиса еще не положили в гроб, а я уже никто! Никто! Мне кинут какой-то жалкий пенсион! И всё! Невыносимо! Едем… Варвара хотела заметить, что это занюханная приграничная станция, даже не Ковно. Ровно в полдень Пильвишки покинули два небольших экипажа, в которых находились две дамы, трое детей, несколько слуг. Гостиницы тут как таковой не было, назвать это убогое заведение при занюханной станции так было трудно. В условленном месте действительно были готовы экипажи, очень скоро небольшой кортеж выехал за городок, где к нему присоединились трое мужчин – вооруженных и на конях. Кортеж направился по проселочной дороге к Владиславлю, самому близкому пункту, через который княгине обещали свободно переправиться в Восточную Пруссию. К вечеру двадцать верст были преодолены, и семейство Долгоруковых оказалось за пределами Российской империи.
Сандро (великий князь Александр Михайлович) Сегодня меня донимали доктора! Ладно бы Манассеин! Вот только матушка решила меня пропустить через мясорубку всех великих специалистов столицы. Во всяком случае, тех, до кого могла дотянуться. Я уже перестал считать, сколько раз вынужден был показывать язык серьезным и солидным господам, большинство из которых носили даже не бороды, а бородищи! Вот только фамилии их совершенно не укладывались в голове. Может быть, кого из настоящих светил науки я не приметил сегодня, увы… был настолько вымучен, что вяло сопротивлялся врачебным демаршам примерно с полчаса, потом мне уже стало все едино. Пусть только скорее оставят меня в покое! Дотошность хроноаборигенов, не вооруженных МРТ, меня порядком подкосила. В обед сумел проглотить овсяную кашку, единственное, чем мне пока что разрешили питаться. Попытался выцыганить куриное яйцо, хоть всмятку, хоть вкрутую – ан нет! От обиды плакать захотелось! Вот тебе и первый минус слияния! Остатки-то пацана стали на мои эмоции давить, эх… работать мне с этим и работать! Правда, после обеда меня эскулапы оставили в покое. Что они матушке рассказали – не знаю, она большую часть времени проводила у Николя. Я был этим даже доволен. Хотел было попросить мои бумаги с расчётами, но решил, что это окажется перебором. А вот аппетит превратился в жор. Правда, удалось сестру милосердия разжалобить, она принесла мне тарелочку супу, довольно-таки жиденького и паровую котлетку, по запаху – рыбную! Неужели сегодня четверг? В мое время четверг был рыбным днем, и в нашей институтской столовке подавали такую вкуснющую минтаину… Эх… эта рыбка была не минтаем. Совершенно лишенная жира, была еще и жестковата, да еще и пересолена. Наверное, не с барского стола… Поблагодарив Машеньку, я всё принесенное уплёл и почувствовал себя человеком. От неё же удалось вызнать некоторые подробности вчерашнего происшествия. И про ранение папа, и про брата, которому оказали помощь, и про неизвестного офицера, который спас отцу жизнь. Его прооперировали прямо у нас, и сейчас он отлеживается в гостевой комнате. Одной из… Интересная петрушка получается. Вот, вроде при свободной продаже оружия революционеры имеют больше шансов совершить теракт, но тут, оказывается, прохожий, вооруженный чем-то короткоствольным. Может им в этом помешать! Парадокс? Не скажу. Мне сейчас о другом думать надо. Надо сказать, что день прошел бы в неге и лени, если бы не одно «но»! В шестом часу появился батюшка. Тьфу ты, не священник, конечно же, а папа, вот только был он каким-то взъерошенным, вроде только-только вернулся из Госсовета и сразу же ко мне, попросил мама нас не беспокоить, да и вообще не мешать. Слух у меня стал музыкальным, а отец-то даже прислушался к тому, оставили нас в одиночестве или нет. – Итак, сын мой… – начал он разговор. Ух ты, а заходец-то совсем как у батюшки, который от организации, а не сам по себе. – Итак, сын мой, имею к тебе разговор. Тут папа понял, что как-то странно начал разговор с сыном, и тут же сдулся, перейдя на нормальную речь. – Извини, если честно, то устал я, два взрыва, Господи, а тут еще эти странности… – Какие странности, папа? Помню, что отец всем строго наказывал в семье перейти на русский и всякие немецко-французские словечки и предложения забыть, про аглицкие и речи не шло, сей язык еще не зело популярен. Вот я и выдал себе фразочку, осовременил Сандро мою речь, пересыпал нафталиновыми анахронизмами, черт меня подери! – Твои странности, Сандро. Скажи мне, откуда у тебя вот эти бумаги? О! Вот и принесли мне мои расчеты, только не слуги, а сам великий князь, собственной персоной… Неожиданно! – Э-э-э… – выдавил из себя, соображая, как правильно в этой ситуации себя выгородить. – Откуда у тебя вот эти расчеты? Формулы? – Я попробовал, батюшка, выяснить, не было ли в печати целенаправленной кампании против нашей фамилии. И выяснил, что была… – Выяснил он! Господи! Мне еще сию головоломку разгадывать! И тут папа каким-то очень знакомым мне жестом потёр переносицу – три раза и еще одно круговое движение по лбу… Весьма необычный жест, знавал я в будущем одного кадра, который часто так делал… Да ладно… – Ты мне скажи, сын, откуда ты знаешь методы математической статистики, формулы Стьюдента и Фишера? – А чего тут не знать? Проще простого! – ляпнул я и тут же понял, что это провал! Это даже не Штирлицу в буденовке к Мюллеру припереться, это вообще ни в какие ворота не лезет! – Что проще простого? Если господин Фишер еще не родился, а господин Госсет еще пешком под стол ходит и писать и считать не умеет! А он мне тут проще простого горбатого лепит! Ты откуда на мою голову такой свалился? Умный и красивый? Мало мне всех этих неприятностей! Стрессов! Вот, бабу пристрелил! Своей собственной рукой! Веру Засулич! Понимаешь ты! Ведь толковая женщина, могла бы столько пользы принести, а пошла на акт, а я ее одним выстрелом… Доигрались, пассионарии хреновы! Вот этой рукой женщину на тот свет отправил! – И папа внезапно заткнулся, с удивлением рассматривая свою руку, как будто на ней проступила кровь Веры Засулич. Ого! Это что ж так батенька мой разговорился, вот что значит контроль упустить… Это что ён тут наворотил! Ну, хорошо, я-то в курсе и про Фишера, и про Стьюдента, который и не Стьюдент вообще-то, а Госсет, а он-то откуда? Соображай, тугодум академический! Пассионарии это вообще-то из Гумилева, который Лев, он тоже еще не родился, от слова совсем… Стоп! А это выражение «пассионарии хреновы», жест с потиранием переносицы, это что же получается? Если меня перенесло, то и кого-то еще затянуть сюда могло? Точнее, предполагаю даже кого! Ха! Но мозги у меня все-таки не мальчика, а мужа! Даже академика. Вот и выдаю в пространство: – Ну что, ученичок, обосрался? Видели бы вы отпавшую челюсть моего «папаши». Честное слово, только ради этого мгновения захотели бы оказаться на моём месте!
Глава тридцатая. Работа над ошибками
Человек, который совершил ошибку и не исправил её, совершил ещё одну ошибку.Санкт-Петербург, Новомихайловский дворец. 8 марта 1880 годаКонфуций
Император Михаил Второй Через два часа должно было состояться важнейшее совещание. Костяк его команды собрался в столице. И теперь надо было огласить программу ближайших действий. А через час должен был приехать посыльный, привезти букеты цветов – большие белые розы для супруги, розовенькие, почти бутонами – для дочери, небольшие красные гвоздики – для прислуги. Почему? Захотел. Ошарашенному секретарю объяснил, что по славянской традиции сей день благословения женщины – хранительницы домашнего очага. И было положено еще в дохристианские времена делать прекрасной половине человечества подарки. И сии подношения должны быть недорогими, но от всего сердца. И глава рода всегда одаривал своих женщин и в роду, которые, и были под его опекой. Краткую речь о сем подготовил, а пока посыльный привезет требуемое, занялся чтением рукописи того самого шотландца, Эркарда, оная и послужила «зацепкой» для Мезенцова, позволив распутать клубок смертей и покушений, преследовавших семью Романовых. Он быстро переложил в сторону прочитанные уже листы и наткнулся на пометку, сделанную своею рукою: «Использование наглами культуры и спорта как пропаганды своего образа жизни, клубов, как места досуга, который может стать центром аккумуляции недовольных и кристаллизации заговоров и оппозиции – интересный акцент! А что можно ему противопоставить». Далее стояли три вопросительных знака. Михаил окунулся в текст.
Итак, наступил торжественный день. Сотни жаждущих зрелищ, кои были анонсированы в многочисленных газетных статьях, за несколько часов до объявленного срока съезжались и сходились на поле возле Павловского кадетского корпуса. Почтенные матроны и юные барышни, воспользовавшись прекрасной погодой, получили отличную возможность продемонстрировать не только модные туалеты, но и все достоинства фигуры. Особый шарм добавляли драгоценности, кои в соответствии с этикетом могли позволить себе замужние дамы. Согласитесь, насколько выгоднее смотрятся сверкающие и переливающиеся в солнечных лучах ожерелья и колье, изготовленные в прославленной в столице семейной ювелирной фирме «Леопольд Зефтиген», если они покоятся в горизонтальном положении на высокой груди многочисленных красавиц. Естественно, что у мужчин и женщин, лицезрящих сие великолепие со стороны, эмоции разделялись на восхищение и зависть, соответственно. Играл оркестр, услаждая слух присутствующих мелодиями, написанными Глинкой и Алябьевым, а также вальсами, польками и мазурками, вышедшими из-под пера Иоганна Штрауса и успевшими покорить почти всю Европу. Нужно отдать должное распорядителям сего праздника, ибо они приложили немало усилий, дабы убедить маэстро изменить свои планы и открыть свой ежегодный летний сезон в России на несколько недель раньше. Великий композитор не устоял перед суммой обещанного гонорара, и теперь он лично дирижировал оркестром, который играл с таким искусством, что у большинства кавалеров, и особенно у облачённых в офицерский мундир, возникало непреодолимое желание прищёлкнуть каблуками и склонить голову перед дамами, а после чего закружить их в вихре танца. Кстати, кто-то распустил слух о том, что среди виолончелистов будет лично великий князь Константин Николаевич. Появление сей молвы имело под собой некоторые основания, ибо брат государя с большой симпатией относился к Штраусу и, будучи великолепным музыкантом, иногда играл у него в оркестре, во время гастролей маэстро в Павловске. Но в данном случае надежды поклонников музыки не оправдались. Но духовная пища не могла полностью заменить пищу телесную. А посему отдав дань Фебу в совокупности со всеми его музами, значительная часть присутствующих перекочевала к павильонам и кафе, дабы почтить Вакха и его «пророка» Лукулла. Мадам и мадемуазель лакомились мороженым, тем паче что выбирать было из чего: малиновое с меренгами, ананасовое в вазе из апельсина, с флердоранжем (водой померанцевых цветов), крем-рояль (флердоранж и земляника) и еще много разновидностей. Юные барышни запивали сии лакомства лимонадами, фруктовыми и ягодными водами, а их mamans et tantes[100] предпочитали шампанское: «Клико», «Моэт», «Аи». Вкусы мужчин отличались большим разнообразием: вина и более крепкие напитки пользовались одинаковым спросом, сие относилось так же и к закускам. Однако даже за столиками, где, как писал когда-то великий А. С. Пушкин, был «…просторен круг гостей, а кружок бутылок тесен», находилось немало людей, коим праздник не мешал заниматься делами, сиречь зарабатывать деньги. Велись переговоры о поставке корма для скаковых лошадей, а конезаводчики договаривались о продаже жеребцов и кобыл. Кроме того, были востребованы предложения по пополнению арсенала и запаса боеприпасов к ружьям, пистолетам и новомодным револьверам систем Кольта, Адамса, Лефоше, с коими могли тренироваться поклонники меткой стрельбы. Но среди желающих обогатиться хватало и тех, кто не собирался действовать по принципу «товар – деньги – товар», а предпочитал эксплуатировать такую извечную человеческую слабость, как надежда стать богатым, не пошевелив для этого даже пальцем, а лишь рискнуть и выиграть. На сей случай незабвенный Александр Сергеевич, сам слывший азартным человеком, говаривал: «Страсть к игре есть самая сильная из страстей». Сейчас же речь шла о заключении пари на результат боксёрского поединка, в ходе которого чемпион Англии заочно объявил о желании биться с любым из присутствующих на празднике, кто готов бросить ему вызов. Необходимо отметить, что сие действие было прямо предусмотрено в принятых в 1838 году «Правилах Лондонского призового ринга», в коих в пункте 19 предусматривалось, что все пари выплачиваются сразу же по окончании боя. Об этом, как и об иных интересных новостях для падких на сенсацию читателей, подробно писали газеты. Естественно, что авторы сих опусов, кровно заинтересованные в раскупаемости тиража, несколько приукрашивали факты. Так, рассказывали, что британский спортивный мэн, Том, родившийся в семье бедного рыбака, еще семилетним ребенком поймал огромную рыбину, чуть ли не акулу, превосходящую его по росту и весу. О том, что, работая каменотёсом, он приобрел силу Геркулеса, и это позволило ему спастись из заваленной камнепадом пещеры, пробив себе киркой выход. Приводили историю, как он девятнадцатилетним юношей отправил в нокаут громилу, коий превосходил его летами, весом, силой и ростом и считался непобедимым бойцом на территории всего Уондсворта. Говорили, что он не чувствует боли и усталости и способен биться на протяжении десятков раундов, сохраняя расчетливость и холодный ум. Поэтому большинство людей делали ставки на победу Тома Сэйерса. Имя его противника было неизвестно, ибо британец готов был биться с любым желающим, что весьма напоминало обычаи канувших в лету рыцарских турниров. А посему его пока именовали «господин никто». Кстати, Джеймс, который внимательно отслеживал, сколько и на какие суммы было сделано ставок, обратил внимание, что двое поставили на «господина никто» достаточно крупные суммы: каждый по тысяче рублей ассигнациями, что сулило им в случае поражения Тома огромный выигрыш. И если бы этот поединок проходил при царствовании прабабушки нынешнего императора, то тогда у русского бойца было больше шансов на победу. Но сейчас – вряд ли. Почивший в бозе государь Николай Павлович, считая кулачные бои вредными для общественного порядка, своим указом в 1823 году приказал военному министру «не допускать нигде кулачных боёв». А ещё через девять лет этот запрет вошел в Свод законов Российской империи, и сии забавы стали исчезать из больших и малых городов, и лишь в деревнях и сёлах все ещё сходились удалые молодцы стенка на стенку. На всякий случай, Найки навёл всевозможные справки и полученный ответ его вполне успокоил: в Санкт-Петербурге, во всяком случае из той категории, кою принято относить к «чистой публике» нет никого, кто мог бы противостоять опытному боксёру, а присутствие черни на сей церемонии было невозможно. Так что попытку поставить деньги на противника британского чемпиона, скорее всего, можно считать блажью богача или, если угодно, проявлением того, что французы именуют «du patriotisme d’antichambre»[101]. Радует лишь то, что, к счастью, сие опасное заблуждение более распространено среди простонародья или парвеню и значительно меньше среди аристократов. Когда оркестр перестал играть, то на мгновение установилась тишина, но через несколько секунд из разных концов поля послышалось: «Приехал… Великий князь и генерал-губернатор приехали!» И все дружно развернулись и двинулись в сторону того участка поля, где были заранее приготовлены трибуны для наиболее почётных гостей; из остановившихся десяти роскошных экипажей стали выходить богато одетые дамы и господа. Помимо этих двух высокопоставленных особ на этом торжественном мероприятии, где собралось несколько тысяч человек, не мог не присутствовать обер-полицмейстер Санкт-Петербурга, граф и генерал-адъютант Пётр Андреевич Шувалов. Естественно, что адмирала и генералов сопровождала внушительная свита. Среди столь живописной группы, в коей сверкали на таком редком для Северной Пальмиры ярком весеннем солнце эполеты и эфесы золотого оружия, совершенно затерялись гражданский губернатор Санкт-Петербурга Николай Михайлович Смирнов и еще несколько чиновников в вицмундирах. Когда пришло время занимать трибуны, для них так и не нашлось места рядом с великим князем, генерал губернатором и графом Шуваловым. А посему им пришлось соседствовать с подполковниками и капитанами второго ранга, кои свысока посматривали на сиих штафирок. Как только высочайшие гости окончательно разместились, оркестру был подан заранее оговоренный сигнал, и над полем раздались величественные звуки «Боже, царя храни». Как только зазвучала эта божественная музыка, великий князь Константин Николаевич и все прочие морские офицеры, по старой флотской традиции, хотя и отменённой пару лет назад, левой рукой сняли головные уборы, отдавая воинскую честь гимну Российской империи. Сие действие было поддержано и их сухопутными собратьями. Большинство штатских мужского полу из громадной толпы, занимавшей почти всё поле, единодушно обнажили головы. А некоторые зазевавшиеся были простимулированы легкими подзатыльниками, отпущенными чинами полиции, надзирающими за порядком и благочинием на сем празднестве. Понятно, что сие вразумление распространялось на шпаков невысокого полета, но производило неотразимое впечатление и на отдельных представителей «чистой публики», в том числе и иностранцев, кои вольно или невольно попытались проявить неуважение к русскому гимну. Вздорные мысли мгновенно покидали их голову, а инстинкт самосохранения ясно давал понять, что они рискуют нарваться на удар не кулака, а перчатки, что означало вызов на дуэль с весьма печальными перспективами для британца, француза или иного «немца». Тем более что Парижский мир был заключен относительно недавно, и у многих русских дворян, кои носили офицерский мундир или уже вышли в отставку, было много неоплаченных счетов к просвещённым европейцам. Великий князь Константин Николаевич полностью разделял эти чувства, но у него они были гораздо ярче, ибо с высоты своего положения он знал больше и смотрел дальше. Дикий грабеж Керчи и Севастополя, не толпою мародёров, хотя было и это, представлял собой прекрасно подготовленное и поставленное на государственный уровень преступление, ничем не отличающееся от того, что творили орды Чингисхана и Тимучина. Англичане и французы с дипломами докторов и профессоров задолго до войны приезжали в Крым с невинными намерениями изучения природы или культуры. Но истинной целью этих шпионов были составление подробного описания обороны и реестра богатств Тавриды, дабы легче было нападать, уничтожать и грабить. Поэтому, как истинно европейские христиане, они сквозь пальцы смотрели на то, что вытворяли турки и татары с местными жителями, в том числе и православными, кои, понадеявшись на гуманность союзников, внезапно превратились в отару овец, кою рвут на части обезумевшие волки и шакалы. А благородные джентльмены и месье педантично, с математической точностью грабили, грабили и грабили. Будучи неглупыми людьми, они прекрасно понимали, что рано или поздно война закончится и им придётся уйти, и это понимание заставляло удваивать свои усилия по превращению просторов Крыма в пустыню. Дабы между союзниками не возникали недоразумения, были оговорены сферы интересов. Британцев интересовал металл в любых его ипостасях – пушки, якоря, колокола, ядра, а также техническое оборудование. Более утонченные французы предпочитали вывозить предметы искусства и культуры. Кроме этого, у лягушатников была ещё одна цель, на первый взгляд исключительно коммерческая – конкурентная борьба с российским виноделием. И для достижения оной под топор пошли плантации винограда, а бесценный архив научных исследований просто сожгли. Поэтому у самого Константина Николаевича на многочисленных встречах на раутах и иных мероприятиях, в коих он был вынужден участвовать по долгу службы и происхождения, иной раз возникало желание лично залепить пощёчину своему визави с английской или французской фамилией. И хотя он великий князь и не всегда волен в своих чувствах, но сегодня всё-таки сможет сбить спесь с британской физиономии, пусть и не собственноручно. Тем временем праздничная церемония шла установленным порядком. После гимна пришло время торжественным речам, коим предшествовало долгожданное оглашение названия клуба. В соответствии с традициями имя следовало выбирать из длинного списка античных богов или из христианских святых. Члены правления, среди которых слово Джеймса Найки имело вес, остановились на имени Эвфрон, коему приписывают изобретения шахмат. Тем паче что в последние годы в Британии стала очень популярной поэма «Каисса», кою сэр Уильям Джонс сочинил ещё в 1763 году, и именно в ней Эвфрон был назван богом спорта, к помощи которого обращается сам грозный Марс. Учитывая, что не так давно закончилась Крымская война и между Британией и Россией снова воцарился мир, сия аллегория была признана уместной и более чем своевременной. Далее была выводка лошадей, которая значилась первым пунктом в программе празднества. Вычищенные и вымытые до блеска кони, без всякой амуниции, ведомые конюхами за уздечку, делали круг, позволяя присутствующим насладиться их красотой и статью. Одновременно с этим двое специально обученных мужчин, вооруженных морскими рупорами, перечисляли их родословные, их потомство и конный завод, на котором их вырастили. Это было прекрасное зрелище, от которого зрители получали колоссальное удовольствие. Однако были и недовольные. Ряд дам были обижены тем, что их спутники перенесли своё внимание с созерцания их прелестей на кобыл и жеребцов. После окончания выводки глашатаи в эти же рупоры прокричали долгожданное объявление о начале демонстрации тех чудес силы и ловкости, кои способен совершить практически каждый мужчина, в совершенстве владеющий искусством единоборства под наименованием бокс. Для чего специально приехал Том Сэйерс, чемпион Англии и обладатель пояса, заслуженного во многих поединках. Не забыли упомянуть, о том, что этот выдающийся боец готовится к первому международному турниру, коий должен состояться в следующем году. Но зная о том, что развитию спорта в сей великой державе покровительствует лично его императорское высочество великий князь Константин Николаевич, организаторы и члены спортивного клуба сделали всё возможное и невозможное, дабы подготовка и тренировки Тома Сэйерса проходили именно здесь, в Санкт-Петербурге. И благодаря этому подарку судьбы, все члены клуба получат уникальную возможность получать уроки бокса под его началом. Распорядитель праздника взмахнул платком, и под мелодию песни «Марш британских гренадёров» шестнадцать специально подготовленных мужчин, разбившись на пары, вынесли на центр поля восемь деревянных столбов, кои и были установлены в заранее пробуренные ямы, образовав квадратный ринг со стороною в 24 фута. Через закреплённые на них кольца протянули два ряда верёвок, а посредине просыпали мел таким образом, что получился почти что правильный квадрат стороною в один ярд, именуемый в правилах как «скретч». Как только сии действия были закончены, они, повинуясь новому знаку церемониймейстера, выстроились в две шеренги лицо к лицу, образовав таким образом проход, через который на ринг под новый марш вышел Том Сэйерс в сопровождении двух секундантов и помощника. Из одежды на нем были лишь короткие до колен штаны и ботинки. Обнаженный торс убедительно демонстрировал внушительную мускулатуру, а его талия была затянута чемпионским поясом из алого бархата с прикрепленными серебряными щитами, на коих были выгравированы имена предыдущих чемпионов. Одновременно глашатаи перечисляли победы, одержанные Томом, и наиболее впечатляющие подробности поединков. Но неожиданно, по знаку церемониймейстера, они замолчали, и на поле на мгновение установилась полная тишина. Все присутствующие затаили дыхание, ибо именно сейчас британский чемпион должен был подтвердить своё желание биться с любым из присутствующих. Вызов прозвучал, но проходили секунда за секундой, а ответа не следовало. Как вдруг из группы морских офицеров, к коим спустился с трибуны великий князь Константин Николаевич, прозвучал громкий уверенный голос: – Я готов биться! Церемониймейстер и все организаторы празднества были ошарашены столь неожиданным ходом развития событий. По опыту аналогичных схваток они ожидали, что вызов примет человек гигантского роста и обладающей силой Геркулеса. Но незнание приёмов бокса, а также колоссальный опыт, полученный в десятках поединков, обеспечит Тому победу, а столь явные преимущества в росте и весе сделают её ещё более зрелищной. Что же касаемо физической силы, то британцу её более чем хватало. А что можно ожидать от этого молодого человека в мундире капитана второго ранга, заранее сказать невозможно. Но делать было нечего, правила были оглашены, а кроме того, судя по всему, великий князь вполне одобряет сей порыв, а посему чуть позже последовало следующее объявление: – Господа, вызов принят. Против чемпиона Англии Тома Сэйерса будет биться капитан второго ранга Лукин. А посему те ставки, кои были сделаны на возможную победу господина Никто, теперь следует отнести на господина Лукина. Поединок состоится через полчаса. Через назначенное время оба соперника зашли на ринг и пожали руки. Русский противник облачился в свободные шаровары с небольшим напуском на мягкие сапоги. Единственное, что объединяло боксёров, так обнажённый торс и отменно развитая мускулатура. Среди присутствующих подданных королевы Виктории и той части русской публики, кою можно было отнести к категории англоманов, волной пробежали презрительные ухмылки и чуть слышное: «Barbarian, wild skiff»[102]. Зато присутствующие в немалом количестве казаки лейб-гвардии его величества полка, направленные на сие празднество для обеспечения порядка, были весьма довольны таким выбором одежды, и возглас «любо!» заглушил змеиное шипение британцев и их приспешников. Тем временем сопровождающие боксёров секунданты вытянули жребии из цилиндра, коий снял с собственной головы церемониймейстер. Удача улыбнулась британскому боксёру, и он получил право выбрать для отдыха тот угол ринга, в котором было не так жарко и солнце меньше слепило глаза. Капитану Лукину пришлось удовольствоваться противоположным. Далее следовал выбор цвета платка, что следовало привязать к столбу в своём углу, а в случае проигрыша он становился трофеем победителя. Двое судей сперва внимательно изучили подошвы обуви соперников на предмет наличия шипов, коих разрешалось иметь не более трёх, а затем приступили к не менее важной процедуре – выбору рефери, от которого зависело, куда качнутся весы Немезиды в случае спорных моментов. Нельзя не сказать, что выбирать было из кого и желающих хватало по одной простой причине – деньги! По правилам это было пять процентов от суммы приза из части победителя, а при таком скоплении народа и громадного количества ставок рефери имел все шансы мгновенно разбогатеть. После окончания этих процедур соперники заняли свои места в противоположных углах скрэтча, а секунданты покинули пределы ринга. Том привычно принял боксёрскую стойку, правая рука была приподнята, а левая опущена. Вот его противник повёл себя весьма странно. Он не повернулся к нему боком, а стоял прямо, руки со сжатыми кулаками были в полусогнутом состоянии чуть ниже уровня плеч. Лицо русского не выражало никаких эмоций и было абсолютно невозмутимым, но вот глаза напоминали взгляд матёрого зверя, уверенного в победе. Однако эти размышления были весьма своевременно прерваны сигналом к началу боя, и британец атаковал. Для себя он уже мысленно нарисовал план поединка: если не получится сбить русского с ног в первые же минуты, то тогда придётся рассчитывать на свою выносливость и довести противника до изнеможения в бесконечном количестве раундов. Дальнейшие события удивили и расстроили большинство из присутствующих, ибо почтенная публика настроилась на длительное и красочное зрелище в духе театральных постановок и гладиаторских боёв. И даже некоторые дамы, готовые и умеющие в любой момент падать в обморок, были не против, если прольётся, ну пусть совсем немножко крови. Но, как видно, у капитана Лукина были свои планы на сей счёт, а посему, увернувшись от кулака британца, он сделал правой рукой молниеносное движение, в чём-то напоминающее действия горничной при стирании пыли с крышки фортепиано. Отличие было лишь в скорости, с коей его ладонь достигла головы Тома. Несмотря на то, что со стороны этот удар не выглядел могучим, британец замер на месте, заметно покачиваясь и лихорадочно пытаясь прийти в себя. Но законы поединка суровы, и спустя мгновение ему прилетела ещё одна «пощечина», но на этот раз нанесённая ногой в плечо. Этого было более чем достаточно, и британский боксёр рухнул навзничь. Наблюдающие за боем секунданты бросились на ринг и попытались поднять своего бойца под бдительным наблюдением рефери. Тома подняли на ноги, но самостоятельно стоять он не мог, и двое мужчин с трудом его удерживали. После коротких переговоров секундантов с рефери последний огласил свой вердикт: бой окончен, победителем объявляется капитан Лукин!» Далее последовали поздравления со славной викторией от великого князя Константина Николаевича и офицеров, его сопровождающих, передача в качестве заслуженного трофея платка, принадлежавшего проигравшему британцу, и иные положенные по сему случаю почести. Кстати, к большому удивлению англичан, капитан Лукин поинтересовался состоянием здоровья Тома и, получив позитивный ответ, изъявил желание пожать руку «достойному сопернику» и «настоящему спортсмэну». А от имени Константина Николаевича британскому боксёру передали некую сумму денег «на лечение». Точный размер сего «утешительного приза» не назывался, но, судя по всему, его можно было отнести если не к царской категории, так к великокняжеской точно. Не остался без подарка и победитель. Капитану Лукину великий князь вручил собственные карманные часы, изготовленные русскими мастерами Бронниковыми полностью из капа и ценившиеся дороже золотых. Но совершенно неожиданно Дмитрий Константинович через три дня получил ещё один подарок, который он в дальнейшем хранил рядом с именными часами. Это был кинжал, изготовленный оружейником Уллу-Базалаем, коий преподнесли ему в дар трое наиболее уважаемых казаков из числа полков, находящихся в столице. Весть о победе русского офицера над британцем в рукопашном бою мгновенно разнеслась, и выборные вручили ему сей клинок со словами: «Славно бились, ваше высокоблагородие, сразу видно, казаки обучали. Прими, в знак уважения». Кстати, сии факты не остались незамеченными со стороны репортёров и стали темой нескольких газетных статей и причиной резкого роста тиража этих номеров. Естественно, что радовались русской виктории далеко не все. Многие британцы и их alter ego[103] из числа местных членов и кандидатов в члены английского клуба остались без тех денег, кои рассчитывали получить после победы британца, делая на него крупные ставки. А потом это показательное пренебрежение к европейской моде и выход на ринг практически в мужицком платье на радость черни в казацких мундирах. Нет, такое спускать нельзя и следует изрядно покарать наглеца, причем сделать это так, чтобы победа показалась ему хуже поражения. По своему обыкновению англичанка попыталась нагадить и сделать это чужими руками. Причём на первый взгляд у них были на руках все необходимые карты, включая козырного туза, в качестве которого выступал действующий указ почившего в бозе императора Николая I, в коем было сказано следующее: «Кулачные бои как забавы вредные вовсе запрещаются». Были и иные аргументы, кои состояли в том, что «невместно офицеру и дворянину кулаками махать и мужицкими ухватками нарушать спортивное празднество» или же «англичане, культурная и просвещённая нация, с коей мы только начали восстанавливать дружеские отношения после войны, а тут такая оплеуха их чемпиону» и прочая, прочая, прочая. И все эти аргументы через нужных людей в нужное время легли на письменный стол императора Александра II, именно когда государь находился в нужном, по мнению интриганов, настроении, то бишь гневливости, и настроенный казнить, а не миловать. Кто знает, не озаботься великий князь Константин Николаевич предупредить своего венценосного брата о своих планах, то на радость англоманов ждала бы капитана второго ранга Лукина дорога дальняя, в края неблизкие на службу в Беломорскую флотилию на единственный боевой корабль на ту должность, что и для мичмана маловата будет. А уж сроки возможного возвращения в Санкт-Петербург можно было определить исходя из критерия: когда рак свистнет. И это был не самый худший для «нарушителя высочайших указов и потрясателя основ» исход. Но, увы, организаторов сей диверсии ожидала полная конфузия и жесточайший разнос тем, кто преподнёс сию ябеду пред очи государевы. Сперва Александр Николаевич обманчиво мягким голосом, при звуках которого возникало непреодолимое желание немедля расстегнуть крючки воротника мундира, ставшего внезапно тесным, и возникали нехорошие аллегории с удавкой, поинтересовался: можно ли считать, что просвещённые и культурные британцы, открывая спортивный клуб, планировали там заниматься «забавами вредными»? И ежели капитан Лукин «ухватками мужицкими попытался нарушить спортивное празднество», то отчего двое судий и рефери, будучи коренными англичанами, не пресекли сие безобразие, а напротив – признали его победу?! А на робкую попытку возражения на предмет небывалого для Российского Императорского флота ущемления чести офицера и дворянина государь изволили вспылить и сопроводить громовой удар кулака такими истинно крепкими народными выражениями, что несущие караул за дверью гвардейцы уважительно крякнули. Но упрямство британцев сродни ослиному, и последовал второй заход, теперь через фрейлин и фаворитку императора. В результате, как им показалось, они добились своего, Александр Николаевич не сумел противостоять женским капризам и дал некоторые обещания. В результате капитан второго ранга Лукин так и не был награждён подарком за свою победу в поединке. Точнее, он лично не получил подарок, вместо этого государь в знак расположения изволил пожаловать жене капитана первого ранга Лукина драгоценности. Найдя столь изящный выход, Александр Николаевич был весьма доволен и за бокалом французского вина в компании со своим братом с удовольствием каламбурил по поводу очередного щелчка по носу заносчивым британцам. «Дощелкались! Мой царственный брат был все же слишком мягок, не понимая, что надо не щелкать по носу, а бить по нему так, чтобы кровавая юшка текла на их нарядные панталоны. Б…![104]» Отшумело празднество, репортёры перестали ожидать появления какой-либо сенсации на территории спортивного клуба, и он начал свою работу. Кстати, досадное поражение британского боксёра не стало фатальным, но наоборот привлекло внимание к этому заведению не только представителей так называемой золотой молодежи, но и мужчин среднего возраста, коим здоровье, происхождение и доходы позволяли выбрать занятия спортом по своему вкусу и возможностям. Клуб стал популярным, престижным и излюбленным местом времяпровождения для тех, кто мог считать себя избранным. Хватало здесь гвардейских офицеров, чиновников из разных министерств и аристократов, а очень скоро его почтили своим внимание и великие князья. Стали появляться новые очень полезные знакомства и связи, и постепенно копилка Джеймса Найки стала наполняться не только звонкой монетой, но и весьма любопытной информацией. Но самым удачным днём, был тот, когда в сопровождении небольшой свиты на территорию клуба вступил цесаревич Николай Александрович. Сплетни и слухи в свете распространяются очень быстро, а некоторые мужчины в военных истатских мундирах, а также придворные дамы с шифром и без оного, могут успешно поспорить в сем искусстве с досужими кумушками из уездного городка. Так уж совпало, что великий князь Николай Александрович или, как называли его близкие, Никса отличался хрупким телосложением и не мог похвастаться богатырским здоровьем. Вполне естественно, эти печальные обстоятельства не могли не вызвать обеспокоенности у любого любящего отца, а если этот отец – император Российский, а его сын – наследник престола, достигший совершеннолетия, то сия проблема приобретает размеры космического масштаба. Прислушивавшись к советам воспитателей и придворных медиков, Александр Николаевич настоятельно рекомендовал сыну усиленно заниматься спортом, и особенно конной ездой. Так что слухи упали на плодотворную почву, и после наведения дополнительных справок, в том числе и через графа Шувалова и подчинённой ему столичной полиции, начиная с октября 1859 года Никса стал регулярно посещать английский спортивный клуб. К приёму августейшего посетителя было всё готово. Естественно, что «Эвфрон» создавался по образцу и подобию джентельменских клубов, кои были рассчитаны исключительно для мужчин, но новые времена требуют новых решений, тем паче, если это повышает популярность заведения и позволяет заработать больше денег. А посему в субботу и воскресенье на территории «Эвфрона» появлялись и семейные пары с детьми, дабы под руководством опытного наставника освоить азы конной езды. Выбор лошадей был весьма широк, начиная от шотландских пони и смирных кобылок на коих могли прокатиться дети и юные барышни, и заканчивая резвыми и своенравными жеребцами лучших пород, покорить которых мог лишь опытный кавалерист. Естественно, что любой спорт, тем более конный, чреват появлением на тренировках таких малоприятных вещей, как синяки, шишки, ушибы, а иногда и более серьёзных увечий. И если с последствиями первых можно было успешно справляться с помощью массажей и иных процедур, кои можно было получить в русской или турецкой банях, то с более тяжкими предстояло работать дипломированному врачу и трём фельдшерам, для которых в клубе было предусмотрено специальное помещение. О клубном докторе следует рассказать более подробно. Когда Джеймс Найки обратился к пастору англиканской церкви с просьбой порекомендовать компетентного медикуса, то преподобный Томас Эллерби представил список из десяти фамилий, среди коих большинство были немецкие. Сие обстоятельство объяснялось прежде всего тем, что среди пяти медицинских обществ столицы старейшим было именно немецкое, которое объединяло двадцать пять врачей Санкт-Петербурга, пользующихся высочайшим авторитетом. Более того, только уход из жизни члена общества давал возможность другому столичному доктору занять его место. Но лучшей характеристикой престижности сего медицинского форума было то, что среди почётных членов были академик К. Бэр и Н. И. Пирогов. Что касается Джеймса, немецкий врач его устраивал несколько по другим причинам. Во-первых, император Александр Николаевич очень тепло относился к Пруссии и иным германским монархиям, не только исходя из родственных чувств, но и за позицию благожелательного нейтралитета, кою они заняли во время Крымской войны. А во-вторых, это было ещё одно звено в цепи фактов, кои должны были после смерти цесаревича Николая Александровича и возможного ее расследования, указать на немецкую нацию заказчика сего преступления. В результате тщательного отбора среди претендентов на роль будущего мэтра Рене[105] Джеймс остановился на неком Карле Риптере. В этом человеке весьма удачно объединялись великолепные знания и опыт, а также жадность, беспринципность и умение не задавать ненужных вопросов. Очень скоро популярность сего служителя Гиппократа буквально выплеснулась за пределы клуба и постепенно распространилась на Санкт-Петербург в целом, естественно, на аристократические районы столицы. Поводом для такого триумфа послужил тот метод и средства, кои Риптер успешно применял для лечения последствий ушибов, кои, к сожалению, неизбежны при занятии конным спортом. Его чудодейственные пилюли быстро снимали боль, улучшалась работа сердца, обострялся слух и зрение, проходила усталость и прочие последствия травмы. Очень скоро наездники почтенного возраста открыли для себя дополнительные и весьма полезные возможности сего лекарства. Как изволили каламбурить господа офицеры, имеющие честь служить в гвардейской кавалерии: слетел с жеребца, принял пилюли доктора Риптера, а теперь норовят на кобылку молоденькую запрыгнуть. Дело было в том, что сей талантливый медикус в молодости успел изрядно попутешествовать по свету и имел возможность лично наблюдать, как аборигены, кои нанялись носильщиками в караван, идущий по джунглям Перу, жуют листья кустарника коки (Erythroxylon coca) и в отличие от тех, кто шел налегке, сохраняют после длительного перехода бодрость и силы. Вернувшись в Европу, доктор продолжил свои исследования и разработал рецептуру состава микстуры, а затем и галет, в которые входили порошок, изготовленный из орехов кола, сахарная пудра и пряности. При приеме этого весьма вкусного «лекарства» быстро исчезала усталость. Будучи не только талантливым исследователем, но и, как большинство немцев, практичным человеком, доктор стал стучаться в двери военных ведомств, коих было немало на территории Германского Союза, но везде получал отказ. Недалекие чиновники не понимали, зачем нужно идти на дополнительные траты и включать в добротный, на их взгляд, солдатский рацион «ненужное лакомство». Когда Джеймс Найки, последовательно играя на сребролюбии и страхах герра Риптера, ибо у почтенного доктора были свои тайные грешки, узнал об его открытии, то мгновенно оценил его потенциальные возможности и передал рецептуру в Британию. Там в одном из небольших городков в частном имении работала лаборатория, создавая разнообразные средства, позволяющие в зависимости от ситуации мгновенно или через некоторое время привести человека в нужное состояние. А границы сего состояния были весьма широки: от эйфории до смерти без видимых внешних причин. Безусловно, требовались опыты, и для этого активно привлекали безработных и бродяг из числа пэдди, сиречь ирландцев, кои, по мнению англичан, были скорее животными, чем людьми, и снижение их численности идёт на пользу империи. «Это подтверждает только одно: лаборатория Майрановского должна быть организована, и немедленно!»[106] Получив в своё распоряжение зелье доктора Риптера, химики немножко доработали его состав, используя уже выделенный ими кокаин и добавив толику стрихнина. В итоге повышенная концентрация химических веществ позволила уменьшить объём готового лекарства и изготовлять его в виде пилюль. И уже в этом обновлённом образе сие снадобье вернулось в Россию и заняло место в саквояже клубного медикуса. Но, как выяснилось чуть позже, это зелье имело некий дополнительный эффект, который выражался в резком повышении мужской потенции и, как следствие, в неудержимом порыве к немедленному, можно смело сказать, половому контакту с дамами. Вот почему члены клуба, к коим уже не подходило определение «молодой мужчина», старались иметь при себе постоянный запас сих пилюль, даже если они не собирались в ближайшее время заниматься конным спортом. Всё вышесказанное немало поспособствовало росту популярности клиентуры герра Карла, как его именовали между собой многочисленные пациенты, а следовательно, повлияло на содержимое его бумажника и размер счета в банке. Поэтому у него не вызвало никаких возражений предложение, а точнее завуалированный приказ Джеймса снабдить конкретного человека особыми пилюлями, в состав которых в далекой доброй Англии был добавлен мышьяк, малыми дозами. Естественно, что запасы сего «лекарства», Найки хранил в несгораемом шкафу, который располагался в доме, принадлежавшем его доверенному лицу из числа местной британской общины. Одновременно денно и нощно Джеймс и его люди пытались получить выход на ближнее окружение цесаревича Николая Александровича. Очень удачно, один из гвардейских офицеров, сопровождающих Никсу во время очередного посещения клуба, вылетел из седла своенравного жеребца, коего он несколько самонадеянно собирался объездить. Учитывая несколько превышенную дозу алкоголя, принятую сим кавалергардом, а также некие манипуляции, кои провёл конюх перед тем, как вывести жеребца из конюшни, шансов удержаться в седле практически не было. А далее всё прошло по заранее намеченному плану: совершенно случайно рядом оказался доктор Риптер, который оказал первую помощь изрядно ушибленному ротмистру, то бишь дав выпить чудодейственную пилюлю. А далее ему было порекомендовано посетить баню, тем паче, что мундир нуждался в чистке. В итоге через полтора часа бравый гвардеец предстал перед цесаревичем вполне здоровый и весёлый, готовый хоть сейчас участвовать в Императорском смотре или станцевать на балу стремительную мазурку с любым количеством мадам и мадемуазель. Сей эпизод запомнил не только цесаревич, но и его окружение. Поэтому летом следующего года, когда Никса во время скачек в Царском Селе упал с лошади и сильно ушибся, к доктору Риптеру через третьих лиц обратился в некотором роде его коллега, Николай Александрович Шестов, который относительно недавно занял пост домашнего врача цесаревича. Многих удивляло, а еще большее количество жителей столицы живо обсуждали столь головокружительное восхождение двадцативосьмилетнего батальонного лекаря Гренадерского короля Фридриха Вильгельма III полка, не блиставшего ни особыми талантами, ни богатым практическим опытом. Зато в избытке были тщеславие, самоуверенность, умение вести себя рядом с власть имущими и стремление ни в коем разе их не расстраивать и сообщать только те новости, что они хотят слышать. А если добавить к этому списку влиятельного дядюшку, который и замолвил за племянника слово, ставшее решающим аргументом… И это было в порядке вещей, ибо так поступали многие, руководствуясь полезным советом, высказанным управляющим в казенном месте Павлом Афанасьевичем Фамусовым: «Ну как не порадеть родному человечку». Всезнающие сиятельные кумушки, перемывшие своими языками все косточки новоиспечённому придворному медикусу с такой тщательностью, что его скелет можно было бы выставлять в анатомическом театре, не знали главного. И хотя дядюшка Шестова и его конкурент, у коего был свой племянник, тянули жребий, руку Фортуны под локоток подталкивал лично Джеймс Найки. Ибо Николай Александрович Шестов во время пребывания в заграничной командировке стажировался в одной из клиник Вены и чуток согрешил. Ставя диагноз одной очаровательной замужней даме, коя своими юными летами больше годилась своему супругу в дочки или во внучки, он малость перестарался. Поощряемый словами и мимикой своей пациентки, доктор медицины последовал советам Мефистофеля и действовал так, как это описано в книге: «И, пламя хитрое придав своим глазам, изящный стан вы обовьёте ловко: уж не тесна ли, мол, у вас шнуровка?» Но тут, в самый трагический момент, когда прелестная грудь была уже обнажена, в комнату вошел почтенный супруг, которому отчего-то не совсем понравились действия врача. А далее всё прошло так, как в плохом водевиле: взбешенный рогоносец съездил от всей прусской души по мордасам русского наглого ординатора, лишь только отсутствие холодного оружия в руках грузного хозяина дома позволило Николаю избежать немедленной смерти. Но, увы, гнев прусского потомственного вояки не мог найти выхода всего лишь в пощечине! Он взревел: «Стреляться! Немедленно. Тут же, с трех метров, через платок, да, черт с ним, с платком, глаза в глаза!» – после чего рванул ящик стола, откуда появилась коробка с дуэльными пистолетами. Через мгновение один из них оказался в руке окончательно растерявшегося Шестова, а второй уставился на него черным провалом вороненого ствола. Раздавленный морально доктор не думал ни о секундантах, даже не удосужился проверить, заряжено оружие или нет. В то же время столь неудачно пользованная пациентка высунулась в окно и стала звать на помощь полицию, которая незамедлительно и явилась, дабы прекратить крики в месте проживания почтенной публики. Появившийся полицейский агент со стандартной немецкой фамилией герр Мюллер говорил на немецком с каким-то легким акцентом, но потрясенный возможностью собственной гибели медикус на сие внимания не обратил. Полицейский же объяснил господину Шестову, что требование герра офицера более чем законно, вот только необходимо наличие секундантов, если его коллеги-полицейские для сего дела подойдут, отчего же не продолжить, вот только поединок все-таки следует перенести в более безопасное для публики место, да хотя бы в тот же двор дома. Когда же Николай Александрович окончательно стал прощаться с бренным бытием, герр Мюллер наклонился к нему и прошептал: «Милейший, я постараюсь уладить это дело так, чтобы до дуэли не дошло. Вы согласны?» Шестов в ответ закивал головой, ибо уже живо представлял себя в виде трупа с дыркой в туловище и прикидывал, какие посмертные изменения и как попортят его довольно упитанную тушку, ибо стрелять он не умел совершенно. В присутствии свидетелей, тех же агентов полиции (у которых растерянный доктор от медицины даже не проверил жетоны!), Шестов обещал выплатить оскорбленному супругу виру – Vergétung[107], не обратив внимания на сумму, лишь бы не стреляться! И только через три дни, когда означенный герр Мюллер посетил студиозиса в его номере, поскольку два дни Шестов пил не переставая, но на третий уже не мог – в кредит никто ему спиртного не пожелал наливать, а мучился обычным русским похмельем, до доктора дошло, в какую неприятность он всё-таки вляпался! А полицейский чин рассказал ему, что означенную сладкую парочку – барона и его младую супругу – подозревают в мошенничестве, вымогательстве денег за оскорбление мужа-рогоносца. Но доказать ничего не могут. И сих господ уже в приличных домах не принимают. Герр Мюллер был само сочувствие. Он только поинтересовался, сможет ли герр доктор собрать за оставшиеся три дня необходимую сумму, в противном случае ему грозит долговая тюрьма, и прощай, карьера! Тут только до Николаши дошло, что он целых три дня потратил на пьянство! Пообещав найти указанную сумму, вьюноша бросился в банк, через который происходила оплата его обучения. Не стоит говорить, что и часть означенной суммы найти он не смог. Вновь навестившему герру Мюллеру он покаялся в полной тщете своих попыток. Если бы он был в Петербурге! Шестов, конечно же, лукавил. Даже в столице столь внушительной суммы он за короткий срок найти бы не сумел. Тем более в чужой стране. «Есть один господин, что согласится вам помочь, если я попрошу его, конечно», – сжалился полицейский над незадачливым иноземцем. Так состоялась встреча некого господина Левински с господином Шестовым, результатом которой стала расписка в получении денег и согласие на работу в пользу прусской короны. Поначалу Николай Александрович изрядно переживал, но затем муки совести ослабли, а карьера стала развиваться головокружительно. Тем более что герр Мюллер не требовал ничего невозможного, а его вопросы и просьбы были, на взгляд уже новоиспеченного домашнего врача цесаревича, пустяшными и совершенно невинными. А если учесть родственные узы между августейшими семьями Российской империи и Королевства Пруссии, то его высокоблагородие коллежский асессор Шестов, коий подобно гоголевскому персонажу обожал, когда его именовали майором, счёл свою деятельность не только безвредной, но и даже полезной для отечества. Ибо столь пристальное внимание к сыновьям императора Александра Николаевича, скорее всего, объясняется матримониальными планами регента Вильгельма I Фридриха Людвига. Германия всегда была богата на принцесс и герцогинь, чьё приданное состояло в титуле и ветвистой родословной и которые сочли бы замужество с кем-то из великих князей Романовым манной небесной, не говоря уж о шансе стать супругой цесаревича. Это весьма полезное заблуждение вполне устраивало Джеймса Найки и его подчиненного, который, будучи коренным британцем, выдавал себя за Мюллера, ибо если завербованный работник находит удовлетворение в своей деятельности, то можно не опасаться неожиданностей с его стороны. Очень мягко, ненавязчиво в голову Шестова вбивалось чувство слепой веры в немецкую систему врачевания доктора Риптера, в его чудодейственные пилюли и способность парового душа и ванны унимать боль. Эти усилия достигли успеха и перед отъездом цесаревича в путешествие по бескрайним просторам России, Николай Александрович Шестов нашел время и возможность лично познакомиться с герром Риптером, дабы обновить запас пилюль и обсудить с уважаемым коллегой проект будущей статьи в военно-медицинском журнале. Наивно считая себя непревзойдённым хитрецом, Шестов в беседе в качестве гипотетического случая описал все симптомы недомоганий, кои периодически проявлялись у его августейшего пациента. Естественно, что его собеседник весьма убедительно изобразил согласие с сей версией, и на протяжении нескольких часов эскулапы оживлённо обсуждали каждую деталь недуга и предлагали рецепты исцеления. Причем Шестов предпочитал больше слушать, записывать и направлять беседу в нужном направлении, задавая вопросы: А что если? А как? А что бы вы сделали? И так далее. После окончания обсуждения, по предложению Шестова, оба медикуса отправились на обед в ресторан «Бренфо», где отдали должное французской кухне. Причем Николай Александрович заявил, что счёт оплатит сам. Вечером они расстались, оба находясь в прекрасном расположении духа. Шестов был уверен, что у него теперь есть проверенные рецепты лечения цесаревича, как говорится, на все возможные случаи жизни, а герр Риптер наконец мог считать исполненным указания Джеймса Найки по особому протоколу исцеления наследника престола. Когда великий князь Николай Александрович убыл в свой длительный вояж по Российской империи, прямое наблюдение за ним было, естественно, затруднено, ибо в свите находились специально отобранные люди, лично преданные царствующей фамилии. Тем не менее новости все же доходили до Джеймса, и как ни странно, основным источником были не соглядатаи, явно или косвенно работающие в интересах Британии, а газеты. «Северная пчела», в сентябре 1861 года напечатала целый цикл статей под общим названием «Путешествие государя наследника цесаревича». В них можно было узнать самые мельчайшие детали, даже те, кои можно отнести к категории анекдотичных. Так, присутствующие на прощальном обеде в Нижнем Новгороде 14 августа 1861 года остались не только без пирожных, но и, ужас, без десерта. И сия «трагедия» случилась из-за того, что цесаревич несколько поспешил встать из-за стола до окончания обеда, а неумолимые требования этикета заставили сделать то же самое даже самых отъявленных гурманов и сладкоежек. Несколько позже эхо публикации в «Московских ведомостях» докатилось даже до Лондона, где свободолюбивый, неподкупный и абсолютно честный Герцен отрабатывал денежку «английскую и немалую» написанием пасквилей. А речь шла всего лишь о шуточном описании повойников шлиссельбургских крестьянок, густо усыпанных жемчугом. Но вот вести, пришедшие в 1863 году из Саратова и Симбирска, изрядно порадовали Джеймса. Первая из них касалась пророчества, кое не таясь и во весь голос сделал местный юродивый, некий Дубинкин, заявив цесаревичу: «Ты, царек, еще маленький, а большим тебе не быть». А вторая лишь утвердила мистера Найки в верной оценке личных качеств врача наследника престола. Среди удали и веселья торжественной встречи великого князя Николая Александровича двое татарских, молодецов, желая блеснуть удалью, переценили своё умение и столкнулись на полном скаку! Оба вылетели из сёдел и ударились о землю. Шестов, который по долгу службы находился рядом с цесаревичем, немедля оказал им помощь. Но то ли раны были слишком тяжелы, то ли врачебное искусство придворного эскулапа не соответствовало его отменным рекомендациям, позволившим претендовать на эту должность, но оба юноши скончались в больнице. Это печальное обстоятельство могло, по мнению известного доктора медицины, нанести безжалостный удар по его реноме. Этого Шестов не мог допустить и просто обманул цесаревича, заверяя его в том, что жизни пострадавших ничего не угрожает и оба пошли на поправку, и всячески препятствовал намерениям Никсы посетить их в больнице. Вторая новость лишь подтвердила уверенность Найки в том, что здоровье и жизнь наследника престола находятся в руках нужного для Англии человека. А вот первую он воспринял очень серьёзно, ибо те люди, которые находились на тайной службе Британской короны, не раз сталкивались со словами и делами, кои можно охарактеризовать вот этой строкой великого Шекспира: «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». А посему Джеймс распорядился навести справки в Саратове с целью выяснить досконально все об Антоне Григорьевиче Дубинкине. Когда ему доложили подробности, то Джеймс поначалу решил, что ему послышалось или здесь какая-то ошибка. Этот юродивый, коему по чину положено быть увечным, измождённым постом и молитвами, оказался настоящим богатырём. Он десятилетиями носил двухпудовые вериги и в одиночку собственными руками прорыл туннель от своего дома до монастыря длиной 940 футов. И то, что удалось узнать, заставило весьма серьёзно относиться к пророчеству, которое сделал не жулик или сумасшедший, но человек, коему явно дарован свыше дар Знания. Тем временем здоровье цесаревича становилось всё хуже. Тяжелее всего Никсе стало на Пасху 1864 года, когда ему сутками пришлось не вставать с кровати. Но его личный врач успокаивал окружающих и самого пациентами уверениями, что это «маленькая простуда», и продолжал потчевать цесаревича пилюлями. Правда, их запас подходил к концу, а пополнить было невозможно. Герр Риптер покинул пределы России и, по слухам, отправился с экспедицией в Южную Америку в поисках экзотических растений. Удивительно, что и сам император верил этим словам, но не собственным глазам, а ведь не заметить резко осунувшееся и пожелтевшее лицо сына трудно. Невзирая на это, государь Александр Николаевич настаивал на отправке цесаревича в новое заграничное путешествие, и единственное, на что он согласился, опять-таки по совету Шестова, отправить сына в Скевенинг на морское лечение. 18 июня 1864 года Никса выехал из Царского Села, и более ему не довелось увидеть Россию. Деспотичность отца, заставляющего принимать морские ванны, невзирая на погоду, а затем длительная конная езда на военных маневрах в Берлине и нежелание доктора Шестова прислушиваться к мнению иных медиков неуклонно сводили несчастного юношу в могилу. Конец наступил 12 апреля 1865 года, когда на исходе третьего часа ночи по российскому времени на вилле Бермон великий князь Николай Александрович почил в бозе. Джеймс Найки был просто счастлив, когда до него дошла сия весть, но окончательно поверил в неё только после выхода официального манифеста. Он выполнил свою задачу, и наивные русские варвары так ни о чём не догадались. И более того, личный врач цесаревича, на коем лежала ответственность за постановку диагноза и выбора способа лечения, отвечавший на замечания и советы коллег безапелляционно: «Не ваше дело, я один в этом деле понимаю», сумел выйти сухим из воды и не подвергся никаким наказаниям. Напротив, в июле император Александр II «повелеть соизволил… доктору Шестову за усердную службу при его высочестве выдать годовой оклад». А далее его отправили служить во второй Военно-сухопутный госпиталь в Санкт-Петербурге. «Это доказывает одно: система назначения личных врачей императорской семьи, не исходя из их знаний, а исключительно по блату, ни к черту не годится. Надо срочно создать что-то вроде Кремлевской больницы. Хотя… Если вспомнить, что как-то ее возглавлял столь некомпетентный доктор, как академик Чазов, об ошибках которого среди врачей до сих пор легенды ходят… то… Надо как-то думать, как изменить Систему и создать действительно передовую клинику!»[108] Но слишком долго почивать на лаврах Джеймс не привык. Короткий отдых, немножко приятных развлечений, кои может себе позволить молодой мужчина, у которого содержимое карманов позволяет оплатить, а железное здоровье воплотить мечты в реальность. А далее предстояло удвоить усилия, дабы превратить Романовых из вида существующих в вид исчезающих живых существ. И теперь в списке на первом месте числился император Александр Николаевич, причём в его устранении, как намекнули Джеймсу из Лондона, заинтересован не только Форин-офис, но и лично сама королева Виктория. Что поделаешь, женщина умеет либо любить, либо ненавидеть, и третьего не дано. И королевы не являются исключением. Виктория, воспылавшая страстью к тогда еще цесаревичу Александру, так и не смогла простить ему отказа от права на отцовский трон взамен на сомнительную честь стать её супругом и принцем-консортом при королеве Великобритании. Но так или иначе, Джеймс вышел на новую охоту и начал обкладывать свою жертву по всем канонам ловитвы. Однако впервые за последние годы он почувствовал чьё-то противодействие, и это не была русская полиция или Отдельный корпус жандармов. По неведомой причине запрашиваемые им денежные средства стали поступать с большой задержкой и зачастую не в достаточном размере. Несколько проверенных и лично им выдрессированных людей неожиданно были отозваны в Лондон, а прибывшие взамен никуда не годились. Списав эти досадные обстоятельство на тупость столичных чинуш, Джеймс удвоил усилия по подготовке убийства императора Александра II, кое планировали совершить в Париже, где должна была состояться Всемирная выставка. В случае удачи можно было надеяться не только на заманчивые перспективы возвести на русский трон более лояльного к Британии человека, но и на прямое военное столкновение Французской и Российской империй. Очень долго казалось, что государь Всероссийский Александр Николаевич, несмотря на приглашение своего «венценосного брата», сиречь императора Наполеона III, посетить Париж, прислушается к предостережениям своих ближайших советников и откажется от этой поездки. И эти опасения имели под собой много оснований. Неоднократно канцлер Российской империи князь Горчаков пытался буквально докричаться до тех, кто управлял Францией, о полном попустительстве властей, кое скорее напоминало завуалированную поддержку польской эмиграции. Страстные и взрывоопасные пшеки наводнили Бель Франс после разгрома мятежа 1863–1864 годов. А посему и посол в Петербурге барон Талейран, и министры, да и сам император Наполеон III оставляли все обращения и представления без внимания. Единственное обстоятельство, кое удерживало официальную Францию от открытой и прямой поддержки банды садистов, насильников, вешателей и убийц, которые на страницах большинства европейских газет, за исключением, пожалуй, лишь только прусских, именовались «борцами за свободу» и «рыцарями», это страх за судьбу сосланных в Сибирь так называемых «волонтёров» из числа подданных Второй империи. А то, что эти французы были взяты с оружием в руках и осуждены в законном порядке, так это, право, такая мелочь, если речь идёт о белых европейцах, а не о каких-то туземцах, скифах и прочих варварах. Но было одна причина, против которой остались бессильными все доводы разума, и она имела не только имя и фамилию, но и титул. Речь шла о последней и самой большой любви государя Александра Николаевича, княгине Екатерина Долгоруковой, которая была вынуждена уехать из России по настоянию императрицы Марии Александровны. В такой ситуации исчезает государь и остаётся лишь любящий и мечтающий о свидании мужчина. Правда, были предприняты попытки найти общий язык с племянником Великого корсиканца, и своим высочайшим указом государь амнистировал сперва французов, а потом и всех остальных мятежников. К сожалению, этот шаг навстречу не получил должного ответа, что и следовало ожидать, ибо как сказано в святой книге: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Так должно было случиться и сейчас. По приказу Джеймса Найки в Париж выехало четверо его агентов, в числе коих был и один из новичков. На то, чтобы включить в группу человека, явно не блистающего талантами, мистер Найки пошел с большой неохотой, но у него не было иного выхода, ибо людей катастрофически не хватало. Этому новичку, отчаянно кичившемуся тем, что его папаша сумел купить себе титул баронета, передаваемый по наследству, была поручена простейшая операция по передаче необходимой суммы польскому эмигранту, некому Березовскому, для приобретения оружия. Но и её он сумел провалить. В разговоре с гонористым шляхтичем он позволил себе настолько высокомерный тон, что возмущённый пшек швырнул деньги ему в лицо и далее действовал самостоятельно. Заложив в ломбарде за восемь франков пальто и собрав всю мелочь из карманов, он купил в магазине Бруневилля на Севастопольском бульваре двуствольный капсюльный пистолет. А нужные по калибру пули отлил сам и сам же щедро, не жалея, насыпал в стволы порох, сопровождая эти действия проклятиями и божбой в адрес «пшеклентых москалей». Сумев прорваться сквозь толпу парижан, кои собрались поприветствовать императора Александр II с сыновьями и Наполеона III, шляхтич, имевший изрядный опыт владения оружием, выстрелил сразу из двух стволов. И что в результате? Одна пуля попала в голову лошади, которую направил на стрелка офицер кортежа Фирмен Рембо. А второй ствол пистолета просто разорвало. Неудавшийся убийца был схвачен живым, а император Александр Николаевич и его сыновья не пострадали, во всяком случае телесно. Ответственным за провал операции был назначен Джеймс Найки. Третий секретарь посольства Англии в России. Генри Фиппс был доволен, когда до него дошла эта весть. Еще один шаг на пути устранения конкурента и помехи в карьерном росте был сделан. Но пока полностью расправиться с этим полу-Пэдди, полу-Сэнди, было невозможно, ибо непостижимым образом ему патронировал лично премьер-министр, и пришлось немного потерпеть. В начале следующего года Эдуард Джордж Джефри Смит-Стэнли, 14-й граф Дерби, наконец-то удалился от дел, но пришлось для верности подождать его смерти, ибо даже отставной политик такого уровня может доставить массу неприятностей. Но зато после того, как Фиппс лично прочитал официальный некролог с выражениями соболезнования от королевы и кабинета министров, он понял, что можно действовать, не опасаясь негативных последствий. Однако из врождённой осторожности и, так сказать, из любви к искусству он разработал сложную комбинацию по дискредитации Джеймса Найки, а если быть абсолютно точным, то Георга Эркарда, коий многие годы жил и действовал под этим псевдонимом. Генри Фиппс узнал об этом совершенно случайно и сразу понял причину удачливости своего конкурента – влиятельный дядюшка. Но преклонные лета и состояние здоровья, кои заставили его покинуть Англию и перебраться на континент, изрядно урезали его влияние и возможности. В итоге необъяснимым образом исчезла крупная сумма денег, направленных на финансирование деятельности Джеймса Найки и его людей, последней же каплей стал еще и состряпанный Фиппсом донос помощника Найки, обвинявшего Джеймса в провале покушения Каракозова, к которому сам Джеймс имел весьма косвенное отношение. Всё это послужило причиной для его отзыва в Лондон и задержания в помещении Форин-офиса. Сложилась неоднозначная ситуация, ибо нельзя официально осудить и наказать того, кого официально нет. Как известно, Георг Эркард был признан умершим, а Джеймс Найки нигде не родился, не был крещён, словом, его не существовало. Сложную ситуацию разрешил действующий премьер-министр Уильям Гладстон и предложил объявить Эркарда-Найки самозванцем и сумасшедшим. Такой выход устраивал всех, тем более что первоначально местом пребывания этого несчастного умалишенного была выбрана Бетлемская королевская больница, более известная под названием Бедлам. Тот жуткий режим содержания пациентов и крайне жестокое обращение с ними делало замок Иф, описанный великим Дюма в романе «Граф Монте-Кристо», просто-таки райским уголком. Но неугомонный дядюшка, до которого дошли слухи о неприятностях у племянника, сумел вовремя вмешаться, и в результате Эркард-Найки был помещён в один из приютов для сумасшедших, в которых администрация имела более прогрессивные взгляды на тех, кто проходил у них лечение, и не рассматривала их как бесправных узников. Считая трудотерапию весьма эффективным средством лечения, пациенты, коим позволял возраст и здоровье, а также владевшие каким-либо ремеслом, работали в местных мастерских, а доходы с продажи изготовленных товаров шли на финансирование приюта. Остальные могли ухаживать за обширным садом и огородами, благодаря которым свежие фрукты и овощи не были редкостью в их повседневном меню. Разумеется, Джеймс выбрал работу в саду, ибо одно дело – провести половину дня на свежем воздухе, и совершенно иное – находиться в тесном помещении мастерской, сгорбившись за верстаком, тисками или кузнечным горном, вдыхая малоприятные ароматы олифы, канифоли, краски или окалины и рискуя заработать туберкулёз. Здоровый физический труд, неплохое питание, а ещё и библиотека помогали жить, ждать и надеяться рано или поздно выйти на свободу. Учитывая примерное поведение Джеймса, а также просьбы неких почтенных джентльменов, подкреплённые регулярными пожертвованиями радующих глаз денежных сумм, кои вовсе необязательно вносить в приходные книги, позволили выделить ему отдельную комнату. А если добавить сюда и наличие мужской команды по крикету, и длительные прогулки на природе, то кто-нибудь иной мог смириться и не желать себе иной жизни. Но Джеймс относился к иной породе мужчин, и он не желал согласиться с тем, что заключённый с ним в далёком 1852 году устный договор будет так грубо нарушен стороной, коей фактически являлась Британская империя и от имени которой выступал действующий на то время премьер-министр. Следовательно, и он теперь может считать себя свободным от любых обязательств и посвятить свою жизнь лишь одной цели – мести. Для начала следовало определить, кто виноват в случившемся и почему того, кто верой и правдой служил Британской короне, рисковал своей жизнью, устраняя её врагов, превратили в изгоя. Как ни странно, нужный ему ответ он нашел в одной из книг, написанных Жюлем Верном, что нашлись в библиотеке. Желая освежить в памяти французский язык, Джеймс выбрал томик с романом «Les Enfants du capitaine Grant»[109]. Взяв книгу в руки, он её открыл. Как говорится, «на удачу», и его глаза сразу же остановились вот на этой фразе: «…нельзя же обыскать всю Патагонию, чтобы найти трех человек – трех шотландцев!» И тогда всё встало на свои места: с ним расправились лишь только из-за того, что он был шотландцем, вставшим на пути успешной карьеры чистокровного английского аристократа, и в этом устремлении его поддержала вся мощь британского государственного аппарата. То, что он остался живым и не сидит на цепи в Бедламе, это чудо, которое сотворили его дядя и несколько друзей, занимающих не самые заметные должности в Форин-офисе. А следовательно, пусть торжествует ветхозаветный принцип: око за око, зуб за зуб. Но пока Джеймс копил ненависть и лелеял планы мести, за стенами приюта и за пределами Британии, на континенте, назревали большие изменения. Балканы опять представляли собой готовый взорваться паровой котёл. Турция с привычной для себя жестокостью потопила в славянской кровушке Боснийско-герцеговинское и Апрельские восстания. Злодеяния османов против христиан были настолько ужасны, что даже европейские государства выражали свое сочувствие, собираясь по своему обыкновению этим и ограничиться. Россия поступила иначе и стала готовить армию к войне. В такой ситуации, как любил говорить король Пруссии Фридрих Великий, «один шпион стоит целого полка гренадеров». И когда в 1876 году премьер-министр Бенджамин Дизраэли, граф Биконсфильд активизировал антирусские действия на всех фронтах тайной войны, о Джеймсе вспомнили. Для начала ему дали возможность покинуть пределы приюта и уехать в Эдинбург. В этом шотландском городе ему предстояло занять необременительную должность помощника садовника королевского ботанического сада, который был детищем известного ученого Джона Хаттона Бальфура. Сей почтенный естествоиспытатель своей бородой и высоким лбом напоминал ветхозаветного пророка, а перечень научных регалий в визитке мог бы вызвать своей длиной и пышностью зависть у многих герцогов и графов. Если кратко, то он звучал так: профессор медицины и ботаники, хранитель Королевского ботанического сада и ботаник королевы в Шотландии, член Лондонского королевского общества, почётный доктор Сент-Эндрюского университета, почётный доктор Эдинбургского университета и прочая, прочая, прочая. Несмотря на всё вышесказанное, Древесное Волокно, так за глаза студенты местного университета окрестили своего любимого преподавателя, был жизнерадостным и остроумным человеком, обожал длительные пешие прогулки, во время которых рассказывал занимательные истории о местной растительности и геологических особенностях окрестностей Эдинбурга. В его изложении переплетались две, как будто совершенно несовместимые, науки: ботаника и теология. Пребывание рядом с таким человеком, работа в саду и рокарии, где среди камней были высажены растения и поставлены таблички с их названиями, и свободный доступ к университетской библиотеке создавали идеальные условия для реабилитации Говарда Анмемори. Да, бывший пациент приюта приобрел не только новую работу, но и новое имя, а также шанс вернуться в строй. Но пока ему предстояло заново привыкать к обычной жизни, находясь под негласным надзором полиции, для исключения нежелательных действий, кои могли бы даже косвенно повредить безупречной репутации Форин-офиса. Новоиспеченный помощник садовника сделал вид, что принимает правила игры, и проводил дневные часы в саду, а вечерние посвящал чтению. С наступлением осени, а затем и зимы, Говард чаще посещал библиотеку, и эти занятия не смогли не вызвать одобрение и поддержку Бальфура. Постепенно все окружающие привыкли к новому служащему, он перестал вызывать удивление, появились новые объекты для сплетен, и со временем надзирающие за ним полицейские агенты практически утратили интерес к этому «книжному червю». Именно этого и добивался Ричард Хьюз, ибо теперь такой псевдоним Говард избрал для себя. И орудием мести должен был стать роман, стиль которого напоминал произведение Джонатана Свифта или же некоторых писателей-фантастов XIX века. Представьте себе: вымышленная вселенная, в которой в постоянном противоборстве находятся две империи: континентальная и колониальная. А далее весьма подробно показана подготовка и организация убийства наследника некого Кесаря. Естественно, имена и названия не имели никакого отношения к реальной истории и географии, но приводились такие подробности и факты, что, как говорили древние римляне: Sapienti sat[110]. Когда книга была закончена и вычитана, начались поиски издателя, который не имел обыкновения выбрасывать в мусорное ведро рукописи, поступившие по почте от неизвестного автора, достигли предварительных договорённостей. Это была бы нерешаемая задача для Говарда Анмемори, но для Джеймса Найки не вызвало затруднений. И вскоре в Женеву на имя Элпидина Михаила Константиновича пришла рукопись. В сопроводительном письме содержался прозрачный намёк на то, что это лишь первая часть и можно рассчитывать на продолжение. Судя по тому, что через некоторое время на счет в банке Эдинбурга, оформленный на имя Ричарда Хьюза, поступила сумма, которая не только соответствовала запрошенному гонорару, но и пусть на немного, но превосходила его, Михаил Константинович заинтересовался этой книгой и предпочёл длительное сотрудничество с её автором сомнительному решению прикарманить рукопись и издать под иным именем. Джеймс, разумеется, не закрыл счёт, но снял почти всю сумму, причем сделал так, что одна её часть была в бумажных фунтах, вторая – в золотых и серебряных монетах. Еще несколько таких платежей, и можно будет покинуть Британию и найти себе для начала укрытие в Германии, где у него остались неплохие связи и деньги в нескольких банках, а потом раствориться где-то во вселенной, подальше от России и Британии. Но Джеймс явно позабыл одну старую мудрость: хочешь насмешить Господа, сообщи ему о своих планах. И очень скоро он смог убедиться в опасности попыток предсказать будущее. «Необходимо внимательно присмотреться к помощникам Мезенцова, я так понимаю, что он сумел создать за пределами России свою собственную СЕТЬ! Это же здорово! Значит, своя независимая служба внешней разведки с силовым блоком имеет место быть, пусть и в зачаточном состоянии. Срочно! Характеристики агентов, подумать, кто возглавит это направление! Мезенцов???»[111] Подходил к концу 1879 год, в середине декабря неугомонный профессор Бальфур осчастливил студентов известием о том, что он собирается совершить вместе с ними очередное путешествие на остров Арран. И если у молодёжи это вызвало ликование, то помощник садовника Говард, получив аналогичное приглашение, лишь усилием воли сохранил на лице приветливое выражение, мысленно желая ботанику королевы в Шотландии сгореть на костре, утонуть в болоте и повеситься, причём всё это одновременно. Но делать было нечего, Древесное Волокно очень часто вёл себя как капризный ребёнок, а посему не стоило лишиться его расположения из-за отказа от поездки. Тем паче, что даже зимой температура на острове благодаря Гольфстриму редко опускается ниже нуля, а уже в феврале на деревьях появляются первые листья. Профессор планировал добраться на остров двадцать пятого декабря. По всей видимости, дата была выбрана не случайно. Хотя Джон Бальфур показательно вёл себя как истинный христианин, но Говард не без основания подозревал его в тайной приверженности религии друидов, кою многие ученые полагали разновидностью авраамической религии. Так илииначе, именно в обозначенный профессором день, посвященный богине Хольде, он высадился на «отдалённый остров» в сопровождении дюжины студентов и помощника садовника. Всего их группа насчитывала четырнадцать человек, ибо Бальфур был ещё и суеверным и с большим неодобрением относился к числу «13». Так как пробыть на острове планировали не менее трёх дней, то профессор заранее озаботился о снятии на сей срок домика в деревне Лохранза. Как выяснилось чуть позже, они не были единственными туристами, посетившими в декабре Арран. По словам хозяина арендованного дома, за пару дней до этого неподалеку поселились трое археологов из Германии. Но, как видно, с улыбкой добавил он, целью их поисков являются клады с виски, ибо они с удовольствием поглощали крепкие напитки, а после постоянно напевали одну и ту же песню, которая успела невольным слушателям изрядно надоесть. Далее он на секунду замолк, а затем повторил несколько первых строк: «Die Trommel schlagt und schmettert, rataplan don diri don. Der Hauptmann murrt und wettert, rataplan don diri don»[112]. Проведя ночь в условиях, которые непривыкшие к походам неженки могли бы окрестить спартанскими, туристы были разбужены безжалостным профессором, как только солнечные лучи разогнали предутренние сумерки, но ароматы, кои доносились из кухни, их несколько утешили. Горячий завтрак был уже готов, и осталось лишь полакомиться картофельными котлетами и белой кровяной колбасой. Впрочем, желающие могли дополнить это меню овсяной кашей. Еда была настолько вкусной, что почти у всех возникло желание заказать вторую порцию, но предстоящее путешествие по окрестным холмам с плотно набитым животом могло из нелегкого испытания превратиться в настоящую пытку. А посему туристы решительно встали из-за стола, наполнили фляги свежей водой, положили в свои сумки свёртки с бутербродами, надели куртки и картузы и, прихватив альпенштоки, вышли на улицу. Там их глазам предстала занятная картина: в тридцати футах от них стояли те самые немецкие археологи. Причем их прямые и развёрнутые плечи вызвали у Говарда ассоциации со строевым плацем, а находящемуся посередине мужчине средних лет с роскошными усами и моноклем явно привычней был бы пикельхельм вместо принятого на острове в эту пору года тёплого картуза, что украшал его голову. Похоже, что это прусские офицеры, – мелькнула в голове Джеймса-Говарда мысль, но затем начался утомительный марш, и он сосредоточился лишь на движении, опасаясь угодить ногой в какую-нибудь расщелину. В полдень, поднявшись на вершину очередного холма, Древесное Волокно, наконец, объявил привал. И пока все поедали бутерброды, запивая водой из фляг, профессор, который, казалось, черпал свою энергию из земли, деревьев и воздуха, расхаживал перед студентами так, как будто они находились в лекционном зале, и говорил, говорил, говорил. О каждом кустике, о каждом камне у него была в запасе занимательная история, причём из числа тех, которых не найти в учебниках. В этот миг один из студентов неожиданно перебил своего учителя возгласом: «Смотрите, там, справа внизу». Все дружно перевели свои взоры в нужном направлении и замерли от изумления. Внизу показались несколько белых оленей, и один из них, видимо вожак, издал призывный рёв. И как будто кто-то или что-то услышало сей зов, в тумане, который скопился в одном из проходов, внезапно образовался узкий проход, куда и направились олени, два из которых были покрыты пятнами крови, кои чётко выделялись на их белых, как молоко, спинах и боках. Прошло несколько мгновений, и они скрылись из глаз, а затем растаял и сам туман. Общее молчание прервал профессор, который был явно чем-то сильно напуган: – Поднимайтесь и немедленно уходим отсюда. И чем быстрее мы сможем вернуться в деревню, тем лучше будет для всех нас. Особо нерасторопных Бальфур подгонял отменными ругательствами, а двум самым задумчивым дал хорошего пинка. Практически бегом они спустились с холма и двинулись восвояси. Но внезапно опять, как будто из-под земли, стали появляться струи тумана, которые переплетались, уплотнялись и, несмотря на полное безветрие, двинулись вдогонку за ними. Кто-то из студентов не выдержал и отчаянно завопил: – Древние силы пробудились, бежим отсюда, иначе мы погибнем. Паника захватила всех, а туман уже догонял их, и они потерялись в белой пелене. Внезапно чьи-то сильные руки подхватили Говарда с обеих сторон, и фраза на немецком привела его в чувство: – Verdammte Scheiße. Bewege deine Beine schnell, Schwein, wenn du leben willst[113]. Это придало им сил, и они побежали и, к счастью, через сотню футов наткнулись на пещеру, где и смогли найти укрытие. Впрочем, укрытие, еще не означало спасение. Трое мужчин, что приволокли его в пещеру, оказались немецкими археологами. Они профессионально провели обыск содержимого его карманов, прощупали каждый дюйм одежды, а затем на его запястьях защёлкнулись наручники. «Ну вот, пропала моя шотландская душа, черт бы их разодрал! – подумал ничего не понимающий Говард. – Кто эти люди и что им нужно от меня? Но раз я пока жив, то, видимо, предстоят переговоры». И он угадал. Как видно, старший из них, тот самый господин или точнее герр, а может и фон, с моноклем, заговорил на том диалекте немецкого языка, который сразу свидетельствовал о его прусском происхождении. – И так, мистер Говард Анмемори, а точнее Джеймс Найки, давайте сэкономим наше общее время. Я офицер прусской политической полиции… – И он продемонстрировал своему собеседнику металлический жетон с изображением прусского летящего орла с короной и мечом. К этому времени туман рассеялся и за пределами пещеры ярко светило солнце, и его лучи рассеяли полумрак их убежища. Джеймс только открыл рот, дабы заявить, что его приняли за другого, как гауптман, ибо таким оказался чин пруссака, достал из кармана фотографию, на коей его визави был запечатлён на торжественном открытии спортивного клуба в Санкт-Петербурге. А немец продолжал говорить спокойным, размеренным голосом, полностью лишенным эмоций. – Не стоит пытаться ввести нас в заблуждение. Ваша особа привлекла к себе внимание самого Вильгельма Штибера, когда он служил в России, а когда он вернулся в Vaterland[114] и возглавил тайную полицию, за вами наблюдали, а попутно выяснили всё, что возможно, по вашей деятельности на территории Королевства Пруссия в период Крымской войны. А вот это вам знакомо? – с этими словами Hauptmann жестом карточного шулера извлек из кармана еще несколько фотографий. На них были изображены титульный лист и отдельные страницы рукописи, отправленной в Женеву издателю Элпидину. Отрицать или молчать было бессмысленно, и Джеймс задал прямой вопрос: – Если вы так хорошо обо мне всё знаете, но при этом ведёте со мной беседу, то значит, вам что-то нужно. Говорите, я слушаю и по мере обстоятельств постараюсь ответить. – Gut[115], – ответил гауптман, одобрительно улыбнувшись. – У меня к вам есть деловое предложение. В голосе пруссака наконец-то проявились легкие намёки на эмоции. – В этой рукописи, кою мы выкупили у герра Элпидина, вы эзоповым языком описали заказчиков и организацию устранения цесаревича Николая Александровича. Я задам ряд уточняющих вопросов и очень рассчитываю получить на них исчерпывающие ответы. Вам это ничем не угрожает, ибо ни один суд не примет это как доказательство. Эта информация позволит мне и моим друзьям, – он жестом показал на двух своих спутников, – претендовать на получение тридцати тысяч марок из небезывестного вам фонда королевы Августы, присвоив себе лавры сего деяния. При этих словах Джеймс вздрогнул, но мгновенно взял себя в руки и ответил: – Я понимаю вашу выгоду, но что получу я? Дальше начался тривиальный торг, пока стороны не достигли компромисса: семьдесят пять процентов суммы причитаются немцам и оставшаяся четверть – Джеймсу. Потом бесконечным потоком пошли вопросы, прямые, уточняющие и косвенные. Ответы порождали новые вопросы, и так на протяжении нескольких часов. Этот диалог несколько раз прерывался на отдых и на восстановление сил глотком коньяка и долькой шоколада, имевшегося у запасливых «археологов». Когда любопытство гауптмана было удовлетворено в полной мере, он завершил разговор фразой, несколько успокоившей Джеймса и вселившей в него надежду на счастливый исход. – А теперь, мой друг, вам следует написать обязательство работы на Прусское королевство, дату поставим задним числом. Да, и укажите сумму вашего гонорара – пятьсот фунтов. Эти деньги вы получите немедленно, и пусть они послужат неким авансом в нашей сделке. Пока Джеймс, размяв затекшие от наручников запястья, писал требуемую бумагу, один из пруссаков достал из кармана пачку ассигнаций и, тщательно изучив документ, передал ему деньги с предложением пересчитать. Эти были последние слова, кои услышал Найки перед тем, как вторично умереть, на этот раз по-настоящему.
* * *
Увы, время! Пришлось оставить увлекательное чтение на потом, даже не узнав, как господа «пруссаки» избавились от тела. Секретарь заглянул, сообщив, что все приглашенные уже собрались и ждут приема. Михаил спрятал рукопись в папку и закрыл ее в личном сейфе. После чего нажал кнопочку вызова секретаря. В кабинет стали заходить вызванные единомышленники.Вместо послесловия
Санкт-Петербург. Больница Всех Скорбящих Радости. 12 марта 1880 года– И что вы скажете, милочка, он всё так же бредит, как и ранее? Владимир Карлович Пфель, управляющий психиатрической больницы Санкт-Петербурга, образованной по настоянию императрицы Марии Федоровны, благожелательно смотрел на молодую медицинскую сестру, получившую не столь давно медицинское образование и все еще не утратившую сострадание к пациентам сей скорбной клиники. Маргарита Елисеевна Анненская, покраснев, произнесла: – Пригов Семён, сын Ивана, поступил после того ужасного взрыва в Зимнем дворце. Был без сознания. Когда пришел в себя, стал бредить. Рассказы его довольно связаны между собою, весьма интересны. Похоже, он много читал Жюля Верна, во всяком случае, мне так кажется. Корабли, плывущие под водою. Электрические огни городов, здания в десятки этажей. Сегодня он говорил о страшных вещах… – О чем же? – О войне с немцами! Это так страшно! Миллионы погибших! Разве такое возможно? – Вот видите, милочка! Это типичный бред! Немцы – наши единственные доброжелатели, если не союзники в Европе. Да! Ни о какой войне с ними и речи идти не может! Но всё-таки… Если вас не затруднит… записывайте его бред, хотя бы фрагментарно! Думаю, интересно угадать, есть ли логика в его системе! Психика человеческая предмет темный, и изучение ее весьма затруднительное дело даже для современной науки. Маргарита вздохнула. Работы было много. Очень много. Жалованье мизерное, и в последнее время его задерживали. Владимир Карлович уловил вздох госпожи Анненской, но ничего поделать не мог: фонд императрицы Марии в последние годы значительно урезал суммы, отпускаемые на содержание больницы, а иных благодетелей у сего заведения пока что не было. И размещенное на даче Сиверса медицинское учреждение по пользованию головой скорбящих копило сейчас только долги. Впрочем, бумага с прошением исправить положение дел на имя нового государя, Михаила Николаевича, уже была отправлена. Но когда ждать ответа, доктор Пфель не знал.
Подмосковье. 14 декабря 2020 года
– Молодой человек! Не порите чушь, ей же больно! – Кому ей? – Чуши! О! Вэйз мир! Кого они набрали в этот проект! Скажите, кто ви по профильному образованию? Чтоб я так понимал, с кем я буду иметь дело! – Математик, я закончил… – И этот математик! Скажите, у вас тут хоть один физик имеется? – Ну, наш начальник отдела Михаил Евграфович Надеждин, например! – нашелся молодой человек. Генерал-лейтенант Госбезопасности Валерий Николаевич Кручинин с внутренним удовольствием наблюдал за сценкой, которая тут разыгрывалась прямо на его глазах. А происходило на его глазах знакомство ученого персонала сверхсекретного проекта «Вектор» с новым научным руководителем этого бардака Марком Соломоновичем Гольдштейном. Марк Соломонович был физиком, засекреченным до безобразия. О нём знали все, кому было надо, но и только. Даже на Диком Западе, при всей мощи их разведывательного аппарата, считали Марка Гольдштейна гениальной мистификацией ФСБ. Этот шестидесятидвухлетний уроженец Одессы поучаствовал в создании почти всех систем вооружения, основанных на новых физических принципах. При этом многие принципы он и открыл. Но поскольку они были секретны, то, как минимум, два Нобеля прошли мимо его шнобеля. Скорее, все-таки три! Ну, это так говаривал сам профессор Гольдштейн. Это был невысокий, сухощавый, немного горбатенький еврей, который был более уместен на Привозе, нежели в секретном учреждении. Тонкие губы, громадный нос, заканчивающийся серьезной такой сливой, взлохмаченные волосы, глубоко посаженные, почти что черные глаза. А вы бы видели его костюмчик! Кажется, он купил его в годы своей аспирантской юности и никогда больше не снимал. Фасон был старомоден, материал – потрепан, а привычка постоянно закладывать пальцы за жилетку, чем-то напоминающая киношного вождя пролетариата, делала сей предмет одежды каким-то безобразно лохматым. Двигался он рывками – быстро и порывисто, тон его речи был исключительно язвительный, причем всегда. Даже при разговоре с высоким начальством. И да, он был обычный гений! И мог себе это позволить! Впрочем, он мог себе позволить и сухой деловой язык, если считал, что так нужно для дела. Сейчас он аккуратно перемешивал с содержимым нужника очередного умника из отдела темпористики, ляпнувшего какую-то статистически безобидную фразу. – Мишенька! Скажи мне тему своей докторской, ты же помнишь, как я чуть было не завалил тебе эту защиту? Ты феерически блеял уже после второго моего-таки простого, как правое яйцо, вопроса! Но на пятом справился с волнением и смог что-то выдавить из себя, похожее на человеческую рэчь! – обратился Гольдштейн к Надеждину. Тот, знакомый не понаслышке с секретным академиком, предпочитал тихо помалкивать в трубочку, но, увы, не удалось! Мина попала прямо в окоп! – Метод вычисления суперпозиции… – Что и трэбовалось доказать… – прервал Гольдштейн начальника отдела. – Мишенька сделал очень интэрэсную работу на грани математики и физики, но математики в ней было намного больше! Ведь так? Надеждин обреченно кивнул головой и сел на место. – А Сергей Митрофанович Погорельцев? У нас всё основано на его работах… – не сдавался обреченный младший научный сотрудник. – Да-с, интерэсный вопросик задали, молодой человек… Виталий Лазаревич Гинзбург как-то вспоминал, как некий партийный чиновник с досадой говорил: «Среди великих советских физиков одни еврэи: Иоффе, Ландау, Зельдович, Харитон, Лифшиц, Кикоин, Франк, Бронштейн, Альтшуллер, Мигдал, Гинзбург… Хорошо, что есть хоть один русский – Халатников! На что ему ответили: «Да, только Исаак Маркович и остался». Так вот Сэргей Погорельцев, конечно же, не еврей, это правда. Но и физик он опять-таки наполовину. Он занимался теорией поля как физик, но вот он нашёл такой антирэсненький метод: заметим, метод был математический! И вся ваша так называемая темпористика – это в первую очередь математика! И только во вторую физика! У вас, молодой чэловэк, до сих пор матэматика – жена. А физика – любовница! А должно быть не так! – А что важнее – жена или любовница! – не удержался тот же наглый эмэнэс. – Ваша фамилия, молодой чэловэк? – Младший научный сотрудник отдела темпористики Клавочкин Илья Николаевич. – И сколько вам годков? – Тридцать два! – В ваши тридцать два годка надо иметь и жену, и любовницу! Надо сказать жене, что идешь к любовнице, надо сказать любовнице, что идешь к жене. А сам?.. – И Гольдштейн уставился на Илью немигающим взглядом. – А сам на чердак! – не растерялся молодой ученый. – Правильно! – восхитился Марк Соломонович. – А сам на чердак и зубрить физику, твою мать! Но тут по внутренней связи к генералу Кручинину пришло сообщение, после чего тот бросил научную тусовку и помчался в медицинский блок. Вместе с восторженным доктором Ласси, специалистом в неврологии, он стал наблюдать за открывшим глаза Полковниковым, который до сего дня находился в коме. – Это чудо! – скрипел зубами от счастья профессор-невролог. – Я не верил, что эта методика даст положительный результат! Генерал поднял вверх открытую ладонь, и доктор заткнулся. А Николай Степанович Полковников, изрядно похудевший и осунувшийся, внимательно смотрел на работающий телевизор, в котором диктор рассказывал об участившемся появлении в Московской области странных фиолетовых энергетических образований, напоминающих шаровые молнии.
Винница – Харьков, 2022
Тарханов Влад Цена империи. На начинающего Бог
«Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах нашей империи, не нарушая мира, а быв токмо готовыми к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого нами спокойствия. Французский император нападением на войска наши при Ковно открыл первый войну. И так, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается нам ничего иного, как призвав на помощь свидетеля и защитника правды. Всемогущего Творца небес, поставить силы наши противу сил неприятельских. Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На начинающего Бог».(приказ Александра I по русской армии. Вильно, 13 (25) июня 1812 г)
Пролог
Подмосковье 13 января 2021 годаРождество этого года было на базе Проекта «Вектор» довольно-таки скучным. После гигантского «прокола» прошлого года сам проект оказался на грани закрытия. Его бы и законсервировали, но та же катастрофа заставила продолжать исследования, усилив секретность насколько это только было возможно. Всё дело было в непрогнозируемых энергетических пробоях, которые появились не только в Подмосковье или на территории матушки-России, но и в самых разных уголках земного шара. Единственное, что пока что радовало — так это невысокая энергия фиолетовых сгустков, лишь отдаленно, формою, напоминавших шаровые молнии. Создавать новую структуру для изучения этого природного явления было бы излишней расточительностью. Вот, на самом высоком уровне и решили пока что проект придержать, урезав его финансирование до самого минимального, но дающего хоть какую-то результативность. Сейчас на базе было пустовато. Кроме охраны в здании было три человека, которые и отвечали за весь проект. Официальный руководитель (куратор) проекта, генерал-лейтенант Госбезопасности Валерий Николаевич Кручинин, пятидесятивосьмилетний мужчина почти в сто девяносто сантиметров роста, обладатель чуть полноватой фигуры, густой копны седых волос, к коим прилагался мощный зычного голоса, который, наверное, мог перекрыть танковый двигатель. Во всяком случае, когда генерал начинал орать на проштрафившегося подчиненного, то несчастный объект начальственного гнева от этого рыка сгибался, а окна дребезжали, грозясь в мгновение разлететься. Особенно подчиненных впечатляла начинающая раскачиваться при первых децибелах гласа вопиющего люстрочка, кто знает, на кого рухнет, хорошо, если на генерала, а если на него, дрожащего? Грозен был наш генерал, хотя внешне и не скажешь — обычный круглолицый добряк-человек, разве что брови слишка густоваты да глаза с таким острым взглядом, что режут тебя, как лазер селедку… Он был одет в не слишком дорогой костюм отечественного производства, при этом не удушая шею галстуком. По современной моде такое рандеву назвали бы встречей без галстуков, но тут подвел Марк Соломонович Гольдштейн, который явился на встречу при полном параде: этот невысокий худощавый мужчина был одет в строгий, стального цвета костюм, пошитый по индивидуальному заказу из отличной английской шерсти. Сей предмет туалета был несколько старомоден, как и ослепительно-белая рубашка, вот только сделаны оба были из столь дорогих материалов, что любой человек, разбирающийся в одежде прекрасно понимал, что имеет дело с весьма обеспеченным господином. Надо сказать, что хорошая и добротная одежда была особым пунктиком гениального ученого. Правда, иногда он облачался и в костюм своей первой молодости, если не студенческого, так аспирантского периода жизни, но только тогда, когда ему надо было шокировать какую-то публику. А вот в области «шокировать» он был известным специалистом. Третьим оказался полковник Госбезопасности Николай Степанович Полковников, человек, который отвечал за безопасность проекта, не так давно вышедший из комы. Он был среди тех, кто попал под Катаклизм, оказавшись практически в его эпицентре. Сейчас это было половина того Полковникова, которого все в проекте знали и любили. Увы, половина почти в прямом смысле этого слова: он сильно похудел, правая рука почти не двигалась, а лицо и часть туловища была обезображена многочисленными рубцами фиолетового оттенка, которые и не собирались рассасываться. Один из шрамов задел уголок рта, из-за которого казалось при разговоре, что полковник немного скалиться, а его улыбка становилась чуть-чуть угрожающей. В результате лицо его напоминало плохую маску из фильма ужасов, но вот сила воли никуда не делась. Он сразу, как только позволили врачи, снова взялся за работу, перестраивая протоколы безопасности с учетом случившихся проблем. Пострадавший в темпоральной аварии был одет в обычный свитер грубой вязки и весьма свободного покроя брюки, чем сильно отличался от своих костюмированных коллег, но пока что другая одежда ему не подходила. — Марк Соломонович, вы уверены, что нам надо привлечь этих двух специалистов? — Кручинин проследил взглядом за кофейным автоматом, вздохнул, да пошел доставать чашку с приготовленным напитком. В этом междусобойчике не было алкоголя, не было и обслуживающего персонала. Все сам, все себе. Ответ не заставил себя ждать. Не было ясно, куда подевался одесский говор, которым столь часто козырял академик, но как-то так: — Я прошу только двух. По большому уму сюда надо загнать десяток толковых физиков, понимаю, бюджет. Сразу надо было так сделать. Тогда бы поставили предохранитель от неприятностей. Чернобыль-то научил, вижу, что не всех. А у нас тут всё просто: в проекте жуткий перекос в сторону математиков и полуфизиков-теоретиков, опять-таки упор у них в сторону теоретических расчетов. Я прошу двух физиков: Шарова и Маковского. Они не гении, но это крепкие физики-экспериментаторы, способные что-то создать «на коленке». — Марк Соломонович, вы называете физиками не евреев? С чего такая щедрость? — не удержался от шпильки генерал-лейтенант. Полковников отошел к фальшивому окну, которое работало как экран электронной защиты и пока что помалкивал. Гольдштейн, что удивительно, шпильку оставил без внимания. — Михаил Шаров и Всеслав Маковский станут ядром двух направлений, которые мы можем потянуть — и по материальным средствам, и по наличию персонала. Моя группа будет уточнять теорию темпорального взаимодействия и переноса. Это проблема на перспективу. Рабочая группа я и три математика. Больше не надо. Михаил Павлович возьмется за изучение пробойных энергетических явлений, наша цель — создать модель пробоя. Как в теории, так и в натуре, микро-пробойчик. — Это то направление, из-за которого нас и оставили пока на плаву. — подтвердил правильность идеи академика Кручинин. — А Всеслав Матвеевич займется созданием темпоскопа. Нам нужен метод, который позволит наблюдать за происходящем в параллельных измерениях, чтобы понять, что там происходит и что реально дали наши преобразования. Прибор не должен быть слишком энергоемким и не слишком затратным финансово. И одних теоретиков для этого недостаточно. Нужен физик-экспериментатор с руками, которые растут не из жопы. — Что думаете по этому поводу, Николай Степанович? — обратился генерал-лейтенант к полковнику. — В предложениях уважаемого Марка Соломоновича есть рациональное зерно. Мы, на фоне первого успеха с Толоконниковым слишком бездумно раздули штат научных сотрудников. И их уволить нельзя. Никак нельзя. Разве что закапывать тела после ликвидации. Но это крайне расточительно. Вообще не наш метод. Так что с точки сохранения безопасности проекта я буду «За». Валерий Николаевич отпил кофе, поморщился. Несмотря на то, что автомат был дорогим, а зерна известного производителя, напиток был не очень. Подошедший Полковников выбил кофейную гущу, вытащил небольшой бумажный пакетик, практически не заметный за пачками фабричных упаковок. Он зарядил автомат порошком из пакетика. Автомат загорелся, зашипел, начал плеваться кипятком, наполняя чашку напитком. Кручинин попробовал новую версию напитка. Аромат и вкус были на высоте. — Этот пакетик наши держат для большого начальства. — Чистая арабика. — пояснил полковник. — А сделайте и мне. Хочу оказаться большим начальником! — подал голос Гольдштейн. Вскоре на столе стояли три чашки с ароматным напитком, а пакетик отправился в мусорную корзину. — Голосовать не будем. — подвел итог разговору генерал. — Предложение уважаемого Марка Соломоновича принимается. Ваши соображения — по научной части и по безопасности жду послезавтра утром на столе. Моем столе, а не вашем… Подчеркнув, что официальная часть разговора закончена, Кручинин выставил на стол пузатую бутылочку «Двина» и тройку коньячных бокалов. С Рождеством!
Часть шестая Война войне
Эта война положит конец войнам. И следующая — тоже.(Дэвид Ллойд Джордж)
Глава первая Первые разборки
И охота же ей лезть не в свое дело! Удивительно, как возбуждает женщин один лишь запах скандала.(Джон (Джозеф) Максвелл Кутзее)
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 5 марта 1880 года
ЕИВ Михаил II
Увы, мой первый, фактически, рабочий день в роли императора (избранного, но еще не венчаного на царство) начался с визита одной скандальной дамы. Крик во дворце стоял с самого утра, так что пришлось все-таки эту неугомонную особу принять. А что уж тут делать? до визита нужных мне лиц время было, не вызывать же караул, али полицию, дабы вывести скандал на еще больший уровень! Ну уж нет! Будем давить паровозы пока они чайники! Коронацию решили провести 16 сентября сего года в день Архистратига Михаила Архангела в Москве. Вроде бы несколько поспешно, но тут был найден единственно возможный компромисс между стремительностью и необходимым для подготовки действа временем. Ладно, к нашим … овечкам… Я рассматриваю женщину, которая пока и слова не сказала, но вся из себя изображает разгневанную Диану, того гляди, начнет стрелы метать… Не, в оленя ты меня не превратишь, дудки! Не на того нарвалась! И что тут сказать? Не понимаю я «братца», никак не понимаю. Назвать ее красавицей, вот уж нет, как на меня, лицо ее, с неправильными чертами, полноватое, да и тело, отнюдь не балетное, впрочем, танцовщицы конца этого века и двадцатого-начала двадцать первого это очень большая разница. По весу, конечно же. Сия дамочка, Екатерина Гавриловна Числова давно на сцене не порхала. С тех пор как упорхнула в великокняжескую постель. Невысокая, полноватая, впрочем, выправка танцовщицы чувствуется, а вот личико, как на мой вкус, кошмарненькое… Да-с, Коленька, ну нельзя же быть настолько непритязательным. Круглое аки луна, маленькие, глубоко посаженные глазки, злые, ну так это понятно, что злится, почти была императрица… впрочем, говорят, характерец у нее тот еще! Носик… Уф… в общем, одета как барыня, а по внешности — кухарка, самая типичная. Я не ханжа и не аристократ, я историк, но плебейская внешность тут просто… Ладно, хватит… Чем она взяла Николашу? Так ясно чем! Время такое… пуританское. Сексуально раскованная дама полусвета это уже готовая медовая ловушка, а если это еще и светская дама — так это ж «роковая женщина», как это по-татарски, «кирдык манда»? Ага, точно кирдык. Вспомните, что будет вытворять Маша О`Рурк, она же Мария Тарновская, ныне трехлетняя полтавчанка? Будет разбивать сердца, доводить любовников до самоубийства, чем она их притянет к себе? Да все той же сексуальной раскрепощенностью. А тут балеринка прибрала к рукам великого князя. Не повезло Николаю Николаевичу в браке. Не обладая ничем выдающимся, кроме внешности, великий князь был женат на Александре Фредерике Вильгельмине, дочери Петра, герцога Ольденбургского. Слабое здоровье супруги, которая подарила мужу двух сыновей, на чем их интимная жизнь подошла к грустному концу, вот и наш вечно озабоченный князь стал еще с большей настойчивостью искать успеха у дам самого разного пошива[116]. А тут балет! Тем более, что танцевальные труппы выполняли в то время функции борделя для избранной публики. Как только связь между Николаем и Числовой стала достаточно крепкой, настолько, что Александра Петровна вынуждена была покинуть Россию, проживая в Европе, Катюша стала демонстрировать характер, прижав князюшку к ногтю. Наш Ник-Ник оказался подкаблучник! Бывшая балеринка родила князю пятеро детей, четверо из которых были живы-здоровехоньки, и чьим обеспечением Николай занимался со всей возможностью. Воровал? Да, не приворовывал, а именно что воровал. Причем долги его были столь велики, что собирался продать николаевский дворец, чтобы только рассчитаться с кредиторами. А какие скандалы закатывала бедному Ники Катюша! Она врывалась в его кабинет и требовала показать переписку, не пишут ли ему молодые танцовщицы, дабы через постель получить место в труппе! Дошло до того, что вся переписка великого князя, генерал-фельдмаршала, главнокомандующего гвардией попадала сначала в цепкие ручки экс-балерины, а потом уже… Я знал, что после ее смерти деткам останется миллион золотых рубликов… в общем, обеспечила их будущее. Стою. Молчу. Держу паузу. Знаю, что она не выдержит первая, а это мне и надо. Неплохая такая аудиенция получается: стоим и помалкиваем! Ага! Нет, не выдержала… — Ваше императорское высочество…
Оух… Ничего себе заявочка, газет, что ли, милочка не читает? Или это предъява такая? Ню-ню… Продолжаю стоять с каменным лицом. — Я пришла к вам с требованием справедливости. Ибо не к кому более. Пока что… Опять молчу, смотрю в нее, как в пустое место, или правильно говорить «на пустое место»? Начхать. Сначала надо на место поставить зарвавшуюся дамочку. Это тебе не братец Ники. Это наш старший брат благоволил слабости Николаши. Сам был грешен. Мне как-то не комильфо… Вот как ноздри раздуваются! Говорят, братцу туфелькой да тапкой от полюбовницы перепадало, и не раз и не два! Ну че, рискнет туфлю снять? Рассматриваю ее, как биолух какой-нибудь бабочку в микроскоп, думая, нахрена такую оболочку столь бесполезному созданию? Ага, минуту выдержала и сдулась… — Ваше императорское величество! Прошу выслушать меня! — Что вам надо? — Я требую справедливости! Вам что мало того, что вы отодвинули от трона младенца, ладно, но вы ведь отбросили и старшего брата, который имел намного больше прав на престол, нежели вы сами! — Вы в своем уме, сударыня? Конечно, можно было бы на этом аудиенцию и закончить, но… посмотрим. Играть со мной вздумала! Конечно, на Государственном совете рассматривали кандидатуру Ники, но тут точку поставил Валуев. Сказал, дословно: «Могу себе представить государем российским великого князя Николая Николаевича, но представить государыней кухарку Числову не могу никоим образом!». Для членов Госсовета да и Сената финансовые трудности князя и их причина секретом не были, как и то, что он мечтал признать развод с законной супругой и стать законным мужем даже не дворянки, а дворничихи… Это уж ни в какие ворота! И та история с братом Константином, побаловались там шаловливые ручки Катюшки, вот только одной ее или? Ладно… — Вы в своем уме сударыня? Старший брат Константин участвовал в выборах наряду со мною и великим князем Михаилом Александровичем. А если ваш любовник чувствовал себя столь обделенным, то почему никто из полутысячи делегатов не выкрикнул его имя? Ни один! Так что оставьте свои претензии исключительно своей дикой фантазии. Итак, чего вы хотите. И давайте сразу к делу. У меня нет на вас много времени. — Вот как-с… — Еще разок сверкнула глазами. Напрасно. Глазки у нее не обременены интеллектом, так что… — Я хочу дворянства себе и своим детям от великого князя Николая Николаевича, с назначением содержания, соответствующего их статусу. По двести тысяч рублей каждому. — Это все? — интересно, иронию дамочку уловила или нет? — Нет, прошу еще разрешить мне открыть дворовую церковь, ибо мне невместно ходить в обычную со всей… публикой…[117] Сама из черни, а вот с мещанством ей стоять в церкви невместно! Охренеть! Что у этой дамочки в голове! А ведь не дай Боже, стал бы Ники императором! Эта ж просто капец стране! Кирдык всем! А не только этому… Да! Не удержался, расхохотался! И вот этого госпожа Числова не ожидала. Всего ожидала, только не этого… вот и слезы на глазах начинают собираться. Ага! Мне только бабской истерики не хватало! — Присядьте, дамочка! Не могу… уморила… Вытер слезы. Она села на краешек стула. Готова к агрессии. Ну-ну, кажется, многия открытия нас ожидают сегодня. Открыл папочку. Думает, не подготовился к разговору? Еще как подготовился. — Итак, сударыня, вы проживаете с вашим любовником, великим князем, в Николаевском дворце, кроме того, вам лично принадлежит дом, это в нем вы хотите дворовую церковь устроить? И кроме того, на счету вашем лежит в общей сложности порядка восьмисот тысяч рублей. Угу. И как мы с вами понимаем, это не гонорар за ваши выступления на сцене, а подарки великого князя, Николая Николаевича. Можете ничего не говорить, вы ведь имеете право получать подарки. Вот только великий князь не имеет право красть деньги из казны. Мой старший брат закрывал на это глаза. Полтора миллиона исчезли только на первый взгляд. Надо сказать, что роскошная жизнь требует расходов. Согласен. Только мне это не нравится. Весьма. И с казнокрадством я лично собираюсь бороться, не смотря на имена и фамилии. Посему у нас с вами такой путь действий намечается. Я отдаю приказ провести строгую ревизию. И все делишки Ники вылезут наружу. А когда выяснится и ваша роль в этом деле, что вы подталкивали великого князя к растратам и казнокрадству, так и отправитесь — вы на каторгу, а Ники в ссылку с позором. Дети ваши получат дворянство, фамилию Николаевы, вот только вам лично не видать дворянства никогда в жизни. Числовой и помрете. Деньги придется вернуть, домик продать. Из Николаевского дворца съехать, ибо туда возвращается хозяйка — великая княгиня Александра Петровна. — Сколько? — Что сколько? — не понял я вопроса. — Сколько вы назначите моим детям? — ну вот оно что! — По пятидесяти тысяч, более никак невозможно… — Крохи сиротам бросаете… — Есть и другой вариант. Для вас более благоприятный. — Сколько? — Нет, это не совсем то, смотрите вот этот документ. Несколько дней назад Николай Николаевич прошел обследование у врачей. Вы, мадам, слишком много уделяли внимания себе и слишком мало вашему благодетелю. У него смертельная болезнь. Рак. Посему, он выходит в отставку по состоянию здоровья и отправляется в один из дворцов в Крыму для лечения. Вы отправляетесь вместе с ним. И вы, и дети получают дворянство и содержание. Дом остается вам, как и эти деньги. — Сколько? — вот уж меркантильная особа. — По двести тысяч каждому и на ребенка, и вам лично. — Что я должна сделать? — Не дура на самом деле, да уж, образованности не хватает и воспитания, а вот житейской хитрости даже с избытком. — Николай Николаевич должен подписать отказ от прав на престол за себя и за своих детей. Всех своих детей. — И Николая-младшего, и Петра? — Всех — это значит всех! — Я сделаю это! Вот самка собаки! 4 апреля 1880 года великий князь Николай Николаевич Старший подписал отречение от права на престол за себя и своих детей, после чего отправился в Ливадийский дворец в Крыму для лечения.
Глава вторая. В омут с головой
Каждому человеку в течение дня представляется не менее десяти возможностей изменить свою жизнь. Успех приходит к тому, кто умеет их использовать.( Андре Моруа )
Санкт-Петербург. Мариинский дворец 15 февраля 1880 года
Валуев
— Так, Россия-матушка, а ты не меняешься, что в веке XIX, что в любом ином, один хрен, неистребимо семя крапивное! — сие заключение, Великий Князь и почти Император Всероссийский Михаил Николаевич озвучил , а потом и уточнил длинной заковыристой фразой, большая часть которой состояла из отборной брани. Причём среди ругательств проскальзывали явно незнакомые слова, что в принципе можно было объяснить длительной службой на Кавказе и участием в Русско-Турецкой войне. Выдав эту тираду, он от души хватил кулаком по столешнице. Хвала Всевышнему, что благодаря влиянию души или психоматрицы Александра Конюхова, с поверхности письменного стола и, вообще из комнаты, было убрано все лишнее в строгом соответствии с принципом спартанского минимализма. В противном случае, пространство кабинета неизбежно потребовало бы проведение авральной уборки с выметанием битого стекла и фарфора от всевозможных финтифлюшек и отмыванием пола и стен от содержимого нескольких чернильниц, общая ёмкость коих могла удовлетворить годовые запросы любой столичной гимназии. Причиной сей вспышки августейшего гнева был документ, написанный великолепным каллиграфическим почерком, обладатель которого явно имел все шансы сдать экзамен, именуемый в Китае «кэцзюй» и занять неплохую чиновничью должность. На четырёх страницах отменной бумаги, весьма почтительно и с массой ссылок на законы и высочайшие указы, среди которых упоминались все царствующие особы Российской Империи от Екатерины II и до Николая I, статистические данные по всем Российским губерниям и прочие входящие и исходящие обстоятельства, содержался отчет по выполнению решения Государственного совета Российской империи, отправленный тайному советнику Валуеву, занимающему ответственный пост председателя Комитета министров касаемо сбора выборных лиц для срочного созыва Земского Собора. Упаси Бог, ни при первом, ни при последующих прочтениях сей бумаги, кою не доверяя канцелярии, Пётр Александрович, лично доставил Михаилу Николаевичу, невозможно было увидеть отказ от выполнения поставленной задачи. А если быть абсолютно точным, то она представляла собой высший класс чиновничьей отписки, когда наличествует одновременно полное нежелание выполнять свою работу и настойчивое стремление прикрыть собственную пятую точку от возможных неприятностей. Со времён Гоголя это получило название «двойной хлюст», то бишь, когда автор донесения или циркуляра не понимает о чём пишет, а уж адресат и подавно не может ничего понять. Такой разновидностью эпистолярного стиля владели немногие, начальство статское и военное весьма дорожила этими «специалистами», тем паче, что для овладения оным требовалось не одно десятилетие протирать форменные штаны в присутственном месте в чине коллежского регистратора. Составленная ими бумага позволяла надёжно и, самое главное, безнаказанно похоронить в бюрократической переписке любую проблему или распоряжение. Но в условиях объявленного на всех просторах Российской Империи военного положения после уничтожения почти всей августейшей фамилии, такие действия являлись не чем иным, как саботажем. — Ну-с, Пётр Александрович, и много таких «Акакий Акакиевичевых» у вас в министерствах скопилось? Не пора ли таким чинушам по шинели за казённый кошт справить и в Сибирь лет на пять, а то и десять да без права переписки? — спросил немного успокоившейся Великий Князь. — Как без права переписки? — уточнил ошарашенный Валуев, не понявший смысла строгости нового наказания. — А… это так, мысли вслух вырвались, уж очень хочется сиих проходимцев доступа к предмету вреда государству — перу да бумаге лишить… Либо по примеру моего августейшего пращура Петра Алексеевича, гвардейских сержантов с караулом отправить, дабы отбить охоту приказы не исполнять? Ладно, Пётр Александрович, с этими бумагомараками разберёмся позже. Зная Вас, я не сомневаюсь, что план действий уже выработан. А посему, давайте его обсудим. В который раз ученый-попаданец был на грани провала, выкручиваясь, очень уж это вредная привычка — вставлять идиомы своего времени в разговор с хроноаборигенами. А вот то, что чиновник прибыл на доклад не с пустыми руками было ясно с первого взгляда: увесистая папка из дорогой кожи с золоченым тиснением притягивала к себе взор, подобную в свое время Конюхов мог видеть только у антиквара. Валуев достал из неё карту Европейской части России с показанием железных дорог, пароходных сообщений и телеграфов, а также пачку листов с рукописным текстом и таблицами, нарисованными тушью. Самым главным сюрпризом несомненно была карта. Нанесённая на неё информация удивила не только ту часть сознания Великого Князя, которая сохранилась после слияния с психометрией попаданца, но и в значительной степени поразила сущность последнего. Михаил (Александр), буквально завис, переводя свой взгляд с карты на Валуева, а в голове была только одна мысль: ещё один попаданец?! Но кто и откуда?! Причиной сего стресса был способ подачи информации: графический, весьма неожиданный длясвоего времени. На карте были нарисованы концентрические окружности, формою напоминающие искореженные эллипсы, окрашенные в разные цвета, центр которых располагался в Санкт- Петербурге. Причем на каждой из них были надписи оформленные в виде дроби. Всё это в совокупности очень напоминало изображения зон поражения пожарами и радиацией в результате ядерного взрыва, которые ему приходилось неоднократно видеть, начиная с уроков начальной военной подготовки в школе и заканчивая учёбой в институте и занятиями по ЗОМП в процессе армейской службы. Валуев заметил мою растерянность и поспешил ввести меня в курс дела. — Я вижу, Михаил Николаевич, что вас тоже удивили сии иллюстрации. Согласен, что они выглядят на первый взгляд весьма странно, но если присмотреться, то вся картина становится ясной. Скажу сразу, что над картой поколдовали кудесники из генерального штаба и вообще, без содействия Военного Министра и Министра путей сообщения, вряд ли удалось составить сей прожект, те паче, что двойные и тройные хлюсты поступали на наши запросы неоднократно. И я полностью с вами согласен, что необходимо тщательно разобраться с той гранью, когда нежелание выполнять свои обязанности переходит в злонамеренные действия направление против устоев Империи. Но пока, разрешите я прокомментирую сии окружности и иные знаки. Итак, в числителе дроби указан количество выборных кандидатов на земский собор, исходя из плотности населения. В знаменателе — время, за которое они могут быть доставлены в столицу используя прежде всего железную дорогу, ибо рассчитывать на пароходное сообщение по рекам в конце зимы весьма проблематично. Чем дальше от Санкт- Петербурга и от трассы чугунки, тем снижается вероятность собрать нужное количество представителей все сословий и резко возрастает срок их транспортировки. Кроме того, следует учесть возможные затруднения со связью. По имеющимся у нас данным в Империи наличествует 1372 телеграфные станции, а протяжённость линий составляет 55,6 тысяч вёрст. — Погодите чуток, Пётр Александрович, — прореагировал наконец Великий Князь, до этого внимательно и с интересом изучавший карту. — А случаем, эти самые «моментальные» кудесники не озаботились сравнить сии цифры с иноземными? То, что Михаил Николаевич начал каламбурить и обыграл в вопросе прозвище коим, офицеры строевых частей именовали выпускников Императорской Николаевской Военной Академии, говорило об его явно улучшившимся настроении. — А как же, озаботились. Дмитрий Алексеевич лично распорядился. К сожалению, отстаём и особенно по сравнению с Североамериканскими Соединенными Штатами. Я не стал включать эти данные в сей доклад, но если необходимо, то… — Не стоит, Пётр Александрович, это у меня в некотором роде, мысли вслух. Вот очистим наши авгиевы конюшни и вернёмся к этому вопросу. Прошу вас, продолжайте. Валуев отпил глоток сельтерской воды и продолжил доклад. Учитывая объективные обстоятельства, к назначенному вами сроку мы можем гарантировать доставку выборных лишь из европейской части России. Так же проблематично обеспечить представительство казаков из отдалённых войск. На этом месте опять вмешался Великий Князь: — Если не ошибаюсь, то в столице на постоянной основе дислоцируются казачьи воинские части. К ним часто приезжают их родственники. Свяжитесь с атаманами, пусть составят бумагу о делегировании их для участия в Земском соборе. Пошлите запрос в Москву, задействуйте военных губернаторов. Они же пусть свяжутся с предводителями дворянских собраний и обеспечат необходимый для Собора кворум. А что у нас с представительством духовенства? — Этот вопрос Военный Министр уже обговорил с протоиреем Покровским. Его Высокопреподобие в данный момент является главным священником армии и флота и пользуется большим авторитетом как среди паствы, так и среди священнослужителей. — А что Толстой? — Михаил внимательно посмотрел на докладчика. — Всецело поддерживая наши решения, Дмитрий Андреевич включился и весьма энергично в работу Синода по привлечению выборных от церкви. — Отменно, — радостно потёр руки Великий Князь, — в целом я очень доволен проведенной работой, но для окончательного утверждения плана действий, предлагаю завтра встретиться ещё раз, но уже в более расширенном составе. Я лично приглашу генерала Милютина, министра путей сообщения Посьета, графа Толстого и протоирея Покровского. Кстати, завтра же я сообщу его Высокопреподобию о своих планах по восстановлению патриаршества. Поместный собор соберём после моей коронации. И в обязательном порядке необходимо присутствие генерал-адъютанта Тимашева. Ибо для обеспечения реализации нашего плана силовая поддержка крайне актуальна. В формируемых поездах следует разместить отряды вооруженных солдат и несколько опытных жандармских чинов. Я не исключаю актов саботажа или диверсий. Любая попытка помешать отправке выборных в столицу должны подавляться без всякой пощады, виновные немедленно подвергаться аресту, а при малейших попытках сопротивления уничтожаться на месте. Хватит, долиберальничались! Как говорил Чингисхан: если кто-то хочет войны, тот её получит. Да, и не забудьте о включении в состав команд опытных медиков с запасом лекарств. Валуев всё старательно записывал, старясь ничего не пропустить. Незаметно пронеслось несколько часов, когда в двери постучался дворецкий Афанасий с напоминанием о накрытом столе. — Всё, Пётр Александрович, на сегодня достаточно. — Михаил Николаевич встал и пригласил Валуева пообедать вместе с ним. Во время трапезы решили не вести серьёзных разговоров, ибо оба изрядно вымотались и устали. На следующий день, в десять утра все названные выше лица встретились в кабинете Великого Князя и обсуждение плана шло на протяжении четырёх часов. Когда были оговорены все мыслимые и немыслимые возможные препятствия, и опасности, присутствующие по знаку Михаила Николаевича встали и он, обращаясь к протоирею Покровскому сказал: «Всего предусмотреть невозможно. А посему Ваше преподобие благословите нас и Дело наше Великое…». Первого марта 1880 года в здании Большого театра открылся Земской собор. Первый после почти двух векового перерыва, дающий Великой Империи шанс победить в той войне, коя никогда не прекращалась против неё.
* * *
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 5 марта 1880 годаЕИВ Михаил II
Только из кабинета выскочила экс-балерина Числова, как адъютант сообщил, что вызванные им на совещание господа уже собрались. Это был генерал-адъютант Александр Егорович Тимашев, возглавивший Третье охранное отделение и ставший шефом жандармского корпуса, Николай Карлович Гирс, товарищ министра иностранных дел, фактически заменивший болеющего канцлера Горчакова, Пётр Александрович Валуев, председатель Комитета министров, один из столпов консервативной партии, военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин, адмирал Степан Степанович Лесовский, Управляющий Морским министерством, адмирал Григорий Иванович Бутаков, старший флагман Балтийского флота, начальник Практической эскадры броненосных кораблей на Балтийском море. Как только приглашенные расселись за большим столом, занявшим почти весь кабинет, Михаил Николаевич тут же задал вопрос: — Что у нас по британскому флоту на Балтике? Слово взял адмирал Лесовский. — Вчера в шесть часов по полудни английская эскадра в шесть вымпелов появилась в виду Кронштадта. Они воспользовались тем, что Финский залив стал очищаться ото льда в этом году намного ранее, чем могло бы быть. Держатся на чистой воде, к кромке льдов не подходят. Все шесть судов — броненосцы. Это «Девастейшен» и «Тандерер», новые корабли без парусного вооружения. Им компанию составили фактически первые броненосцы британского флота «Монарх», «Принц Альберт», «Рипалс», «Беллерофон». Эскадра остановилась в отдалении от фортов крепости на дистанции, недоступной береговой артиллерии и легла в дрейф. Никаких агрессивных действий не предпринимала. В переговоры с представителем Балтийского флота не вступала. — Что известно об отправке соединения кораблей островного величества? — этот вопрос относился к Гирсу, ибо разведка в Российской империи находилась в ведении министерства иностранных дел. — Известно, что эскадра из четырех броненосных кораблей постройки шестидесятых годов со смешанным парусно-винтовальным вооружением находилась на плановых маневрах в северном море. Вскоре к ним присоединились два новых корабля «Девастейшен» и «Тандерер», на которых поднял флаг адмирал Горнби. Он и возглавил объединенную часть флота, которая спешно направилась в Финский залив. Ни Дания, ни Швеция прохождению эскадры не препятствовали. Цель ее — демонстрация военно-морской мощи и военно-политическое давление на выборных Земского собора. — Господа, я хотел бы еще раз выразить признательность Петру Александровичу за нечеловеческую энергию и организационные таланты, которые позволили провести Собор столь вовремя. Хваленые британские моряки поспели к котлам, в которой ухи уже не было. Пусть довольствуются углями от костров… А как вы, Григорий Иванович, оцениваете реальную опасность этой эскадры? Что мы можем ей противопоставить? Григорий Иванович Бутаков, еще не привыкший к тому, что на подобных совещаниях у императора не чинятся, поднялся в некотором смущении. Это был один из лучших флотоводцев России, сделавший очень много для развития современного флота, в первую очередь, на Балтике. Но этот решительный человек, отличался еще и весьма сложным характером, к придворным политесам приучен не был и к «распилу» средств, выделяемых на флот, относился крайне негативно. Это привело к тому, что кроме соратников и учеников, приобрел он за время службы на Балтике великое множество весьма влиятельных недругов. И 1-го генваря 1880 года был отправлен в отставку со всех постов, правда, с сохранением жалования по должности флагмана Балтийского флота. Он готовился передать дела своему преемнику, который толи еще назначен не был, толи не добрался с Тихого океана или Черного моря. Григорий Иванович собирался переехать с семьей на дачу у Гельсинфорса, где заняться научной работой, да вот не судьба… Завернулось все таким образом, что шестнадцатого февраля он был вызван в Государственный совет, где великий князь Михаил Николаевич поручил ему возглавить морские силы на Балтике и быть готовым к недружественному визиту британских броненосцев, ни численности, ни возможностей которых известно не было. За это короткое время корабли Практической эскадры, стоящие на зимних стоянках в Кронштадте, стали готовиться экипажами к плаванью, определялись позиции, которые позволяли им, опираясь на форты береговой обороны, стать занозой в ноге у неприятеля, ежели такой подойдет к столице. — Ваше Императорское… простите! — смутился адмирал. — Государь, считаю, что угроза, исходящая от кораблей противника невелика. Ледовая обстановка не позволит подойти на расстояние уверенного выстрела по Кронштадту, не говоря о проводке кораблей к столице. Даже если внезапно потеплеет, то, учитывая дальность перехода эскадры и то, что ее большая часть находилась на маневрах, боезапас ее не мог быть пополнен до полного, следовательно, мы имеем, в лучшем случае, по комплекту выстрелов на орудие. Из эскадры только два корабля могли иметь достаточный для боя запас снарядов, это новейшие броненосцы, но опять-таки… Подзагруз боекомплекта в море возможен, но маловероятен. В Северном море это непростая операция, как минимум, сутки задержки, думаю, что нет. Кроме того, в состав эскадры не входят канонерские лодки, которые могли бы эффективно бороться с артиллерией укреплений и нет десантных судов, следовательно, сия эскадра не несет боевой угрозы, а именно имеет целью «демонстрации флага». Наши сил флота у Кронштадта даже избыточны для обороны столицы. — А вы не боитесь, что англичане могут провести бомбардировку Ревеля или другого порта на Балтике, кои не защищены сейчас силами флота? — поинтересовался Милютин. — Западная часть залива очищается ото льда, но обстановка не настолько благоприятна, чтобы провести немедленные атакующие действия. Джефри Горнби адмирал несколько авантюрный, но рисковать шестью броненосцами не будет. Пусть у короля и много, но такого ему в Адмиралтействе не спустят. И за меньшее вешали адмиралов. — Прекрасно! Николай Карлович, с вашей стороны всё готово для заключительной фазы операции? — Государь! Всё возможное сделано! Ещё вчера английское посольство было окружено гвардией, а послу и всем сотрудникам было отдано предписание в двадцать четыре часа покинуть Российскую империю. Подготовлена баржа «Лизавета», которую сего дня переименовали в «Викторию», на которой перевозили скот, свиней и коров, на нее будут направлены британские дипломаты, чтобы доставить их на экспедиционную эскадру английского королевства. Ваше личное послание королеве передано господину послу. Срок истекает в два часа пополудни. — Прекрасно! В три часа все британские дипломаты должны быть на барже. Торжественно, с флагами и салютами, дотащите ее к эскадре, пусть полюбуются. И будьте готовы к бою. На всякий случай… Наши дипломаты на Острове? — Сегодня в полдень сели на пароход из Лондона. Во Франции они пересядут на поезд и через Германию отправятся на родину. — Ну что же, прекрасно! Никого не смею задерживать. Приступайте! Попрошу остаться вас, господа э… Чуть не стырил фразу у Мюллера. Вовремя остановился.
Глава третья. Вот и встретились два одиночества
Случайная встреча — самая неслучайная вещь на свете(Хулио Кортасар)
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 24 февраля 1880 года
Великий князь Михаил Николаевич (Конюхов)
— Ну что, ученичок, обосрался? — когда я услышал эту фразу от юнца, да сказанного еще с характерными для моего знакомого, старого академика, интонациями, то меня как обухом по голове приласкали. Вообще-то эта фраза все стала расставлять на свои места, если представить себе, что я попал сюда не один, а в компании Академика, то… Тысячи вопросов и ни одного ответа… Перезагрузка… Понимаю, что земля начинает крутиться слишком быстро. Не хватает еще и сознание потерять! И это из-за чего? Из-за чего? Какого? Блин! А Сандро как-то подсуетился, вот, вонючку под нос сует… — Чего это ты, Сашенька, решил головой снова об пол треснуться, тебе парочки взрывов мало было? — И так сокрушенно головой качает. Прыщ малолетний! — Блин, старый дурак, чуть от твоих приколов Конратий не хватил бы! — бурчу под нос, потом до меня доходит вся прэлесть ситуации, и я говорю: — А ведь теперь, академик, как не крути, а дурак-то ты молодой! И тут тебе все бонусы в одну копилку… Вот только как тебя угораздило тут оказаться, да еще в тельце моего младшенького… — Ну, не самого младшенького, — уточняет Коняев, — а вот ты бы чайку заказал, нам поговорить надо, на тебе подписок нет никаких, да и не нужны они тебе — ты ТАМ, думаю, умер, как и я. Так что чего уж от тебя скрывать… А еще бы нам подальше от стен, у которых есть уши… — Принято! Обойдешься без чаю. Собирайся, учитель хренов… — Почему хренов? — обиделся не на шутку «учитель». — Потому что дела у твоего ученика идут пока хреноватенько, вот почему!
Санкт-Петербург. Окрестности Зимнего дворца 24 февраля 1880 года
Великий князь Александр Михайлович (Коняев)
Февраль, достать бухла и плакать[118]… Да-с, когда Боренька писал эти, точнее, почти что эти бессмертные строки, он ведь тоже находился в зимнем Петербурге или Петрограде, или это уже был Ленинград? Так вспоминаю, стихотворение двенадцатого года, следовательно, Санкт-Петербург, или просто Питер… А что, картина, достойная великого пиита! Поздний вечер, практически ночь, снега нет, но морозно. Два человека в шубах до пят, отец и сын — неподалеку от развалин зимнего прохаживаются. А ведь картина постапокалиптическая! В каком страшном сне могут присниться эти обломки камней, еще не убранные и мешающие проезду, если бы тут кто ездил, кроме строителей, пытающихся навести тут порядок. В этом месте снега почти нет — весь вытоптан подошвами рабочих, удивительно, но даже в это время я вижу тут священника, который одет на удивление легко, читает молитву. Каждый день после вечерней службы Иоанн Кронштадский молится здесь за упокой погибших членов семьи Романовых. Кровь смыли. Мусор увозят. Если бы не искореженные взрывом контуры дворца… Подходим к Иоанну и молимся рядом с ним. Каждый о своем. Молимся молча, но истово. Я точно чувствую, когда человек молится, а когда только слова произносит. Давно у меня такое чувство появилось. Давно… Подходим вплотную к отцу Иоанну, тот благословляет нас, ни о чем не спрашивая. Отходим… — Вот на этой скамейке я очнулся впервые в этом мире… Хорошее место… Поговорим. Холодно, но поговорить действительно необходимо. Охрана, следовавшая за нами незаметно, повинуясь знаку Михаила расходится на приличное расстояние. Он садится, я продолжаю стоять, поскольку лица почти полностью закрыты воротниками шуб, уверен, что по губам никто ничего не прочитает, а так каждый бдит свою зону, тут нас не подслушают. — Итак, кто начнет первый? — это ученик подает голос. Учитель, который выглядит тощим хрупким юношей, безусым, немного угловатым, подает ломающийся голос, от чего вся ситуация приобретает еще и странный комический оттенок. — Наверное, начну я. Поскольку я тут оказался неслучайно, а вот вы, батенька, пошли со мной прицепом. Лицо Михаила Николаевича становятся каменным. Этого только не хватало, мало ему всяких катаклизмов, так они еще и были целенаправленными! — В том месте, где мы встретились располагался жутко засекреченный объект. Проект «Вектор». Лаборатория темпорального переноса. Да, путешествия во времени стали уже реальностью. Вот только переносу поддаются слепки сознания — психоматрицы. Тело в том мире утилизируют, оно умирает. А в этом мы оказываемся в теле принимающего, вытесняя его сознание и сливаясь с его остатками после уверенного закрепления в объекте. Меня отобрали из-за возраста и из-за моей профессии: историк, специализирующийся по концу девятнадцатого, началу двадцатого века. — Судя по тому, что ты оказался в теле Сандро, что-то пошло не так…[119] — Все пошло не так, Сашенька, хотя, давай я тебя буду называть сообразно твоей новой легенде, Михаилом, извини, паПА ты от меня не дождешься… — Наедине согласен, на людях, сорри, придется. Конспирация, хрен ей в бок! — И морковку в анальное отверстие! — согласился Учитель с Учеником. — Я должен был попасть в тело Александра Третьего в день убийства государя Александра Второго. Сильный стресс от смерти отца позволил бы скрыть последствия темпорального переноса, помнишь то состояние, первых часов, когда мутило, все болело и страшно хотелось пить? Это вот на физическом плане. Да и телом владеть сносно только после слияния. У меня это было вчера только… — наморщил лоб Сандро. — Это когда плющило не по-детски, вот… — Аналогично… — согласился Михаил Николаевич. — По теории, это говорит о том, что мы попали в матрицы не слишком подходящие. При идеальной калибровке слияние происходит не позднее сорока восьми часов. — Получается, что теория лажанула… — Скорее всего, это со мной что-то не то случилось. Я начал помирать раньше срока и не под наблюдением эскулапов проекта. В модуль переноса меня доставили, когда душа уже от тела отделилась, там экранированный потолок, не знаю, что у них еще и технически пошло не так, но меня затягивало не из комнаты переноса, это я точно помню. А еще какие-то феномены, фиолетовые шары… — добавил Академик, задумчивая разглядывая одинокую снежинку, спускающуюся на землю. Неужели пойдет снег? — Похожее и тут обнаруживалось. Скажи, Сандро, а меня ведь тоже из тела вывернуло перед тем, как сюда затянуть! — Очень может быть, Мишенька, что так ты сюда и попал — сознание твое было в свободном полете. В итоге что-то совпало, что-то не получилось так, как надо… обычный русский бардак, но в результате мы тут… Живы-здоровы и можем строить планы… — Строить планы… — Михаил Николаевич сморщился, как будто закусывал только что коньяк лимоном. — Последний вопрос, Учитель, перед тем как с планами разберемся: великокняжеских детей на конюшнях пороли? — Вроде бы нет, а что? — Очень хочется, руки просто чешутся, б…. — Вот, нет, ты посмотри на это с другой стороны — жив, здоров, имеешь шанс возглавить империю, дык еще и не доволен, чем я тебе, батенька не угодил? Что ждало ТАМ провалившегося диссертанта? Вечное прозябание и написание диссертаций под заказ, чтобы заработать на хлеб насущный? Ну сам сообрази? У тебя появился ШАНС! — Ага… А что мне с этим шансом делать, вот же в чем вопрос! — Михаил Николаевич еще больше набычился. — Ну вот, ты ведешь себя не конструктивно. Начнем с основного… — С чего это? — Старший из псевдо-Романовых заинтересовался. — На базе меня обучили комплексу для расширения памяти. Читать приходилось много. Человек может вспомнить до трети того, что видел в жизни, этот комплекс без всякой фантастики делает нашу память почти в р раза эффективнее. Это обычная разработка спецслужб. Я тебе покажу. Двадцать минут утром и полчаса вечером — это чтобы освоить базовые умения. Потом основной комплекс, он по сорок минут два раза в день, но каждый день. Как хочешь, так и ищи время, но, чтобы без перерывов! Ну и потом по пятнадцать минут дважды в день — это «оттаивание мастерства». Примерно через полгода сможешь вспомнить примерно три четверти информации, может чуть больше или чуть меньше, но, тем не менее… — Ага! Загнали сюда двух историков. Могли бы вместо тебя физика-ядерщика, мы бы тут ядрен-батоном помахали! — продолжал бубнить Михаил, чем вызвал вспышку гнева у стоящего напротив вьюноши… — Да что ты тут нюни распустил, мля! Ты же мужик! Вот у меня был конкретный план, понимаешь, только он полетел сам знаешь куда, в первую очередь из-за того, что я оказался в теле юнца и ни на что не смогу повлиять. Но ты-то почти что самодержавный государь! Тебе-то что нюни распускать? У тебя есть шанс… — Какой такой шанс? Или ты мне дашь свой план покурить? Так в это время планом не балуются, его надо в жизнь претворять! А как? У меня голова раскалывается от кучи рутинных дел, там представительствуй, там речь толкни, там отзаседай среди выеденных молью мозгов и новеньких парадных мундиров! Это же мука, б…дь! Никогда не думал, что работа государя состоит из огромной траты времени ни на что хорошее! Просто П… Подросток удовлетворенно шмыгнул носом. — А это оттого, Мишенька, что с организацией труда у тебя что в том времени, что в этом был просто швах! Ты все всегда хотел сделать сам, до всего дойти лично, перепроверяя то, на что уже было потрачено время толковыми специалистами. Ну нахрена тебе был нужен факторный анализ делать под чистовик, тебя что, выкладки Арсеньева не устраивали? Потратил полгода на то, чтобы освоить нах… тебе не нужный математический аппарат, потому что потом все это пришлось из диссертации убрать! И вот снова. Во всё вникнуть! Все самому перезапустить, наметить, решить вопросы… Ты уже почти десть дней у руля государством, ГДЕ ТВОЯ КОМАНДА, БББББББББ….. Михаил Николаевич только руками развел в ответ. Крыть последнюю матерную тираду Учителя было нечем.
Иоанн Кронштадский
Иоанн, сын и внук священника из Суры, сельца что расположилось на Пинеге, а в Новгородских летописях упоминалась как Сура поганая, уж больно неприветливо относились в тех местах к христианским проповедникам, молитву закончил. Почему-то он ЗНАЛ, что должно поступать именно так, и не иначе. Как будто тут взорвалась не царская семья, а какая-то важнейшая часть государства Российского и История сделала невольный поворот, но куда несет ее, было то неведомо, а потому — страшно. А ежели страшно — иди на место страха и молись, Господь тебе укажет! И каждый день он приходил сюда после службы в Андреевском соборе. И горячо молился. Ибо не верил он, что русский человек мог совершить такое злодеяние, сие мог сделать только человек без Бога в сердце и голове. Неужели безбожие, нигилизм, отрицание всего светлого и порядочного победит и станет знаменем сего времени? Негоже это! Иоанн вспомнил последний приезд в Суру, род Сергиевых уже 350 лет служил Господу в этих Богом забытых местах. Никольская церковь, с которой был связан их род все также крепко стояла на возвышенном месте, строили на века, так, чтобы разливы реки зданию вреда нанести не смогли бы. Он тогда забрал к себе в Кронштадт матушку, Феодору Власьевну, да племянника, сына сестры Анны, Ивашку Фиделина, парень смышленый, грамотный, пристроит его, при деле будет. Так и стало: теперь он секретарь протоиерея Иоанна, без него, как без рук. «Аминь» — прозвучало. В первые дни множество людей, особенно солдатиков, охраняющих да разбирающих завалы, рабочего люда приходили за благословением. В последние два дни вечером уже не работали, как стало ясно, что никого более из завалов не извлекут. Посему из охранения подойдут, да и только. Сего дня подошло двое господ. Точнее так: отец и сын, взрослый муж и подросток. Отчего же, узнал одного из них, великий князь Михаил Николаевич, чудом спасся в тот самый первый день взрыва. Второй, скорее всего сын его, Александром нареченный, по возрасту али он, али Георгий… Так и не скажешь. Они приняли благословение, поцеловали священнику руку и став рядом молились. Ему показалось, что каждый из них молился о чем-то своем, но весьма важном и сокровенном. Ну что же, когда человек говорит с Господом, мешать ему не след. Закончив молитву, Иоанн отметил про себя, что отец и сын никуда далеко не ушли, а беседуют, устроившись неподалеку. И показалось ему, на какое-то мгновение, что это две мятущиеся души не могут найти общего языка между собою. Слишком смущен их разум, слишком много зла разлито вокруг… Слишком много плохого пережили они в сей короткий миг их жизни. Ему показалось, что должен он подойти к ним. «Иди к ним»… почудилось? Как голос прозвучал, ласковый такой, серебряными колокольчиками заиграл на морозном воздухе. Так вот Бог разговаривает с любимыми чадами своими… Иоанн часто поступал согласно наитию, что приходило к нему, Господь вёл его по этой жизни. Так случилось, когда он увидел себя служащим в Андреевском соборе, что в Кронштадте, бросил все, поступил на службу. Вот и женился. Так повелел ему Господь, приказывая не притронуться в грехе ко супруге. Так и жили. В последнее время характер матушки Елизаветы стал портиться, вот, посты уже не соблюдает, скоромное ест. Да сие — просто еще одно испытание, данное ему свыше. А еще Господь подарил ему двух дочерей (племянниц жены) Елизавету и Руфину, а еще Господь, кто же еще, исцелил по молитве его отрока (Костылева) три года прошло как… А разве не Господь сказал ему, что человек должен открыто исповедоваться в своих грехах? Так и поступал, навлекая на себя неудовольствие многих, особенно обреченных высоким саном. И сейчас поступил по наитию. Подошел. Как ему показалось, между родственниками произошла какая-то размолвка. Довольно серьезная. Ибо глаза красные, налитые злостью и обидою были у обоих. А ведь похожи, точно отец и сын… Хотя так чаще Учитель и Ученик разговаривают. Один делает выволочку другому. — Иисус же сказал им в ответ: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию[120]. Так сказано в Евангелие от Луки. Вижу, что в смятении души ваши и ищите вы ответа друг у друга. Обратитесь к Господу. Он даст вам ответы. Он ведет вас. Важно только не кричать, а внимательно слушать, тогда и слова Господа нашего услышите, и по пути, вам предназначенном, сумеете пройти. — В том и беда, отец Иоанн, что сбились мы с пути и найти его не можем. Ни раб Божий Михаил, ни раб Божий Александр! — горько произнес старший из них… — Сложно прозреть слепому. Но слепой у Иерихона увидел Господа нашего Иисуса Христа сердцем своим. Потом пришло прозрение и глазам его. Ибо вера в основе всего. Вы потеряли веру в себя и в Господа нашего. Укрепитесь в вере. И Господь вас не оставит. И Иоанн протянул обоим по простому деревянному крестику, освященному на вечерней службе в Андреевском соборе сего дня. Оба были простой, даже грубоватой работы и находились на обычных черных ниточках-снурках, даже не шелковых… Оне взяли сии крестики, каждый поцеловал его, и отец Иоанн почувствовал, что Господь улыбается, глядя на них. И это значило, что все будет хорошо… На следующий день к отцу Иоанну, протоиерею, пожаловал курьер. Он протянул священнику конверт. В нем был чек на весьма солидную сумму, даже так на очень, даже неприлично большую сумму. И записка. «На благие дела. От Неизвестного». «Нет никого неизвестного Господу». — подумал про себя отец Иоанн. Но если великому князю Михаилу Николаевичу так блажит, отчего же. Пусть будет сей взнос от Анонима. Так и запишем. Но в записной книге своей появилась иная запись: «Прислано … рублей от в.к. Мих.Ник., велевшего остаться инкогнито. 25 февраля 1880 года».
Глава четвертая. Захотелось пострелять… опять
Я тренируюсь не для того, чтобы стать сильнее других, — а для того, чтобы стать сильнее слабостей своих и лени!(Петр Квятковский)
Санкт-Петербург. Манеж. 5 марта 1880 года
ЕИВ Михаил II
После разговора с некоторыми людьми рука инстинктивно тянется к револьверу. Хочется пристрелить кого-нибудь. Ну, мне пока одной Веры Засулич достаточно[121]… запулил в историю-мать, можно сказать, на весь дебют царствования хватило… Впрочем, потешить себя на стрельбище идея-то недурственная. Вот по окончании всех самых неотложных дел я и собрался посетить творение великого Кваренги, именуемого в народе «Манежем». Место тренировок кавалергардского полка чуть было не стало выставочным залом. Сперва, почти тридцать лет тому назад, «батюшка» Николай I, батюшка в кавычках, ибо он отец исключительно моего тела, а вот сознанием его сынок влился в мое, при подавляющем преимуществе попаданца, извините, отвлекся, так вот, тридцать лет назад в этом Манеже прошла первая выставка, организованная Императорским Вольным экономическим обществом, и на ней были выставлены произведения… сельского хозяйства. Таков был император Николай, первый сего имени, затейник! А чуть более двух лет назад, Государственная дума соизволила отметить столетие покойного государя Александра I художественной выставкой. Мсье Бенуа расстарался и участь Манежа стать вместо тренировочного зала кавалеристов тренировочным залом зрительных нервов восторженных почитателей изобразительного искусства была практически решена. Но не сейчас. Дзуськи вам! Потехе будет час, и не сейчас! А посему поздно вечером я очутился в манеже, где конные экзерциции уступили место иным тренировкам. Тут проходили отбор и тренировались уже прошедшее первое сито отсева охранники царской семьи, то есть мои собственные, да и вообще — структура, которая в будущем будет охранять высших должностных лиц государства.
— Петр Александрович! Как ваши успехи? — я обращаюсь к высокому генералу, руководившему тем бардаком, что назывался тут тренировкой. Казаки на конях, те, кому придется обеспечивать парадную охрану тренировались в джигитовке и демонстрировали красоту выездки. Да, смотреть приятно. Но для цели сохранения жизни государя и его семьи несколько… — Разминаются казаки лейб-гвардейского казачьего эскадрона, ваше императорское величество! После чего у них стрельба и рубка. Стрелять обучаются как из карабинов, так и револьверов. Изволите посмотреть, или хотите руку размять? После покушения я ежедневно стараюсь «размять руку», отстреливая по полусотне примерно патронов. Во всяком случае, на ворошиловского стрелка не тяну, но поглядываю. В молоко пули не посылаю. Пора начинать тренировать стрельбу в движении. — Хотелось бы сегодня попробовать побегать… — Вот оно как! — чешет затылок генерал. Потом выдвигает встречное предложение: — А ежели сначала пару барабанов по мишеням на скорость? А потом и в движении постреляете! Михал Иваныч все подготовит, не сумлевайтесь! Конечно, услыхать это «сумлевайтесь» от целого товарища министра внутренних дел, да еще и товарища шефа жандармов… Это было нечто, но генерал Черевин долгое время командовал казаками, и в составе Конвоя были казаки-гвардейцы. Общение накладывает… Выбор этого человека был прост: в свое время именно он и подполковник Ширинкин организовали охрану императора Александра Третьего, ныне так и не ставшего императором. От добра добра не ищут. Сразу после взрыва в Зимнем появились слухи, что генерал Черевин погиб в Зимнем дворце. Они оказались несколько преждевременными. Откопали. Повезло человеку очутиться далековато от эпицентра взрыва, да еще и перекрытие потолка удержалось, на его счастье. Так что злости на бомбистов у него было — хоть отбавляй. А подполковника Ширинкина я ему по той же моей памяти сосватал. Вот только Евгений Никифорович занялся, как и в моем варианте истории тайной охраной государя. И тренировался он со своими молодчиками, коих набрано было уже восемь человек, конечно же, не в Манеже. Ну что же, взял в руки револьвер, тот самый «Беби Раша»[122], револьвер Смит и Вессон, модель 2, производимый как раз для России, небольшие размеры, действительно короткоствол, делали его выгодным оружием для скрытного ношения.
К его недостаткам можно было бы отнести всего пять патронов и их не слишком высокое останавливающее действие, но мне-то как раз нужен был револьвер «последнего шанса», ибо я лицо охраняемое и отстреливать врага-супостата на дальней дистанции — это не моя работа. Кстати, подал Иванычу идею по пулям пройтись аккуратно — крестовый надпил сделать, интересно, как это на останавливающем эффекте отразится? Тот задумался, пообещал и пули изготовить и как-то мою идею проверить. Не на живых же людях. А на ком? Вот и сказал, что подумает. А я так понимаю: на мою долю может достаться один или несколько счастливчиков, которые прорвутся сквозь линии охраны. И тогда получается бой на короткой дистанции, и важнее иметь возможность быстро выхватить и воспользоваться оружием, которое не будет сильно мешать, цепляясь за одежду. Впрочем, сегодня, после стрельбы, собираюсь заехать к мастеру за кобурой скрытого ношения. Еще до покушения заказал. Забрать не успел. Отстрелял в статичном положении четыре серии по пять патронов более чем хорошо. Уже третий день пули не уходят в молоко, можно сказать, что жгу патроны не напрасно. Потом взялся за артиллерийский «Кольт»[123]. Да, тяжелая дура, но эта дура сейчас вроде как стандартное вооружение артиллерийских офицеров. Для них закупали. Интересно, им надо отстреливать врага еще до дистанции выстрела картечью? Странное оружие, как на мой взгляд. Удивительно, но с него у меня точность и кучность получше. Это проще объяснимо: хват двумя руками, медленнее идет прицеливание, темп стрельбы вообще никакой. То ли «Бэби» — отбабахал все пять патронов, почти как из пулемета. Вообще-то мне предстояло пострелять еще и из револьверов да пистолей других систем: мало ли что подвернется под руку в сложной ситуации. Но сегодня я хотел попробовать стрелять в движении, но переоценил я свое состояние, переоценил. Все пули настойчиво уходили в молоко, я никак не мог поймать темп, в котором надо спускать курок, чтобы попасть в мишень, даже задеть ее. Да, физика подкачала. Как говорится, хочешь изменить мир — начни с себя. А у меня тело еще не совсем старое, но и молодым и гибким его не назовешь. В принципе, Михаил себя не сильно запускал. И стараниями батюшки физическое состояние свое поддерживал, да и особых изысков в питании не приветствовал — любил простую еду, без всяких там французских новомодных штучек, именуемых «высокой кухней». Ему бы не высокую, а сытную… Вот только последние месяцы в Госсовете, когда двигаться стало невместно пешком, всюду в карете, даже не верхом… Вот и теперь надо эти соцнакопления лишнего жирка подрастрясти. Так что, как только рука позволит, стану себя нагружать чуть меньше. А пока набиваю свой «Бэби», думаю, попробовать что ли, подвигаться с «Кольтом»? Почему артиллерийский «Кольт» а не «Смит и Вессон» .44 Russian? Так при всех почти похожих характеристиках мне в руки Кольт лег как-то удачнее. И стойку, и хват двумя руками как-то сразу ухватил… — Ваше благородие! Вам рановато так руку нагружать, погодите-ка пару-тройку деньков. Тогда и в движении пойдеть, тама не целиться надо, а рукой водить… Это Михаил Иванович, ветеран, охранявший еще Николая Павловича. Фамилия у него что ни на есть русская — Сидоров, не Иванов или Петров, но тоже очень даже… Он тут за стрелковую подготовку отвечает. Это ему я обязан своим «Baby Russian». И да, тут, на полигоне, я штабс-капитан Романов и обращаются ко мне соответственно. А то пока произнесут «Ваше Императорское Величество»! Да еще как положено, с придыхом и почитанием… Ах! Читал я где-то, что командный язык самый короткий у англичан, у французов и немцев чуток подлиннее, еще длиннее у японцев. А вот русский — он чуток короче японского, но в бою применяется русский командный матерный, который короче всех. Поэтому мы всех и колотим…. Ага! Прям таки всех… — Вот, Ваше благородие, а не соизволите все-таки попробовать револьверт Энфилда. Сыроват он ишшо, так это не беда. Но вот под вашу руку, думаю, будет он как раз самое то, не то что Кольты, вы опробуйте, корона, чай не спадёт… Ну вот, пошутил, ну, Иванович такой тип, ему можно. Его на полигоне все побаиваются, даже я лично. Есть у человека талант — точно подбирать оружие. Он мне Энфилд Mk II еще третьего дня предлагал, да я тогда отказался, мне почему-то не глянулся этот…
— А что, ефрейтор Сидоров, почему бы и не отстрелять три-четыре барабана? На пробу. Раз говоришь, что корона не упадет. Так и падать пока не чему — не коронован еще… — Ну так мы с понятием, — подмигивает Иваныч и протягивает уже снаряженный револьвер. Интересно, на что этот типчик намекает? Ладно, потом буду расшифровывать ребусы. Пока прицелюсь. О! А тут на стрельбище рядом со мной выходит еще один мужчина примечательной наружности в генеральском мундире. А что, батенька, я тут не только пострелять, я еще с вами, милейший друг, побеседовать имею цель. Вот отстреляемся, потешим свое мужское эго, можно будет потом и поговорить… Надо сказать, что в свое время серьезный разговор с Академиком, он же Коняевым, он же Сандро, серьезно сдвинул мое восприятие реальности с какой-то мертвой точки. После того, как мы пообщались с отцом Иоанном, как-то сам по себе накал страстей спал, и мы перешли к вполне деловому обсуждению действительности. Тем более, что у Михаила Николаевича был детальный план реформ и преобразований, но он сам признался, что план этот ни к черту не годится и проверкой реальностью не выдержит. Историю делают личности. Кто бы и что бы не говорил о законах исторического процесса. Но личность — это та песчинка, которая может не только затормозить историческую реальность, но и способна повернуть ее в совершенно противоположную сторону. Исходя из этого мы и начали строить некие планы… И самым сложным фактором во всех наших конструктах стал некий господин Валуев. Вот это была фигура, которая становилась для всего нашего проекта критической. Человек подобного влияния и таланта мог как потопить любые наши начинания, так и продвинуть их вперед. И не надо думать, что переиграть бюрократию приказными методами легко и просто. Бюрократия та еще гидра. Рубишь у нее одну голову, на ее месте врастают три, и куда как более кусачие. Сейчас появилась одна идея, которую в ближайшее время мне предстоит реализовать. Разыграть небольшой спектакль. И от моих актерских талантов зависит, поверит ли мне Петр Александрович, будет мне помощником, либо станет камнем, который надо будет аккуратно с пути корабля убирать. Еще одна фигура — это Тимашев. Генерал человек преданный, аккуратный, но новым кругом обязанностей тяготиться. Мое решение посвятить его в слишком интимные тайны государства был ошибкой. Он не готов измениться настолько, чтобы стать новым товарищем Берия. Эх! Кадровый голод, так-то и не думал, что выбирать пока не из кого… Слишком многие обязаны не мне, слишком много связей с абсолютно пустыми людьми! И слишком мало знаний, которые действительно могли бы пригодиться. И это при том, что мы с академиком считаемся профессионалами и специалистами по этому времени. Только слишком академичными специалистами. А тут надо другое, что-то другое, не пойму пока что… Ладно, что это я о личностях. А о людях? Вы представляете, что нам предстоит сделать, чтобы вытащить страну с того дна, куда она неизбежно валится, не выдерживая гонку с промышленными гигантами, рвущими мир на куски? Преодолеть за два десятка лет ту пропасть, которая разделила нас с Западным миром? Ну, это все мечты. Нам надо сделать рывок, понимая, что на самом пике могущества нам постараются подрезать крылья. И как всегда, союзника у России два: армия, флот и жандармерия в придачу. Вопрос же о людях стоит остро как никогда. Он стоит архиостро! На стройки века нужны люди. В армию нужны люди, на земли Сибири и Дальнего Востока нужны люди! И где их брать? Конечно, если учесть, что в крестьянской семье из семи детей умирает в младенчестве четверо-пятеро, то вроде бы ясно, откуда можно человеческий ресурс черпать. Только победить детскую смертность — это победить нищету, обучить человека, привить правила гигиены, да накормить труженика села, наконец. А отдача от программы будет реально через полтора-два десятилетия. А денег на это все потребуется! А еще есть чиновная душа, которая будет составлять отписки и спускать все твои начинания на тормозах. Вот и получается, что очень нужно что-то придумать. Ибо благие пожелания есть, сколько угодно. Есть даже понятие, как чего избежать и чего толкового добиться. Пути проложены, пусть и на бумаге карандашиком. А вотлюдей нет. Некому эти планы в жизнь претворять. Ну, начнем с того, что будем создавать маленькие команды единомышленников. И все-таки вопрос с Валуевым надо решать. Он или нами, или должен почить с миром… Последняя жертва революционного террора. Может быть, так будет необходимо. Выпустив крайнюю пулю, стал прислушиваться к своим ощущениям. Револьвер Энфилда мне пришёлся по нраву намного более, нежели артиллерийский Кольт, разница колоссальная. Наверное, прав инструктор Сидоров, мне это оружие больше по руке. Опять-таки, пробовал хват двумя руками, но показалось мне, что одной рукой тоже будет неплохо. Попробовал. В принципе, неплохо, для первого раза. Подсчитал. Прослезился. Я сегодня патронов не на один рублик пожег. Так своя шкура вестимо дороже рубликов, как бумажных, так и золотых. А ведь пострелял — так и попустило, стало на душе как-то спокойнее. Отчего ж это так? Обычная перестройка сознания? Кстати, упражнения, которые дал Сандро на развитие памяти работают! Я тут такое наприпоминал! Даже читанную детскую энциклопедию могу каждую статью произвести на память. Не дословно, но близко к тому. Вот, вспомнил, как мне удалось несколько раз поставить в совершеннейший тупик самого Менделеева. А что? Незадолго до Собора, точнее, накануне его, пригласил я господина Менделеева на завтрак в узком семейном кругу. Надо сказать, что великому ученому было всего пятьдесят шесть лет, он был полон сил, борода и шевелюра его еще не была седой, разве что чуть-чуть, как говорится: «тронула волосы его седина», не помню, чья эта фраза, да и Бог с ним. Так вот, во время завтрака Георгий задал вопрос Дмитрию Ивановичу о сути его открытия Периодической системы элементов. Вопрос звучал примерно так: «Что выражает сия таблица? Чем она помогает учёному?». Я заметил, что великий ученый несколько «подвис», я, уверенный, что он просто испытывает трудности с формулированием простыми словами сути своего открытия брякнул, что сия система показывает зависимость свойств химических элементов от строения атома сего элемента, выраженного через вес атомного ядра. Каюсь. Устал. Настраивался на беседу совершенно на другую тему. Увидев разгорающийся в глазах великого ученого фанатический блеск, предложил перейти к десерту и продолжить нашу беседу уже в формате тет-а-тет. Через полчаса великий химик взял меня в оборот, вцепившись клещами… Пришлось импровизировать на ходу: — Дмитрий Иванович, в бумагах покойного брата Александра я обнаружил записки некого немецкого химика Майера. Студент Уго Майер погиб на дуэли. В своей работе, нигде не опубликованной он выдвинул странную теорию строения атома из кубиков. По его мнению, атом состоит из ядра и оболочки. Оболочка имеет отрицательный электрический заряд, ядро — положительный. Ядро состоит из кубиков — положительных и нейтральных. Число положительных кубиков соответствует номеру элемента в вашей таблице и количеству отрицательных зарядов в оболочке.Более подробностей не требуйте — не помню. Но обещаю постараться эту работу найти, там еще что-то было про сущность валентности, извините. Не химик, не вспомню. — Я могу эту работу увидеть? — Думаю, что оригинал погиб во время взрыва в Зимнем. — Увидев, как вытягивается лицо ученого в невыразимом отчаянии, добавил: — Надеюсь, в моем личном архиве должен сохраниться перевод, не уверен, чистовой или черновой, думаю, вы сможете разобраться. Вижу, что Менделеева попустило немного. А вот потом я его как химика пригрузил. Созданием взрывчатых веществ, новых и мощных, во-первых, формула бездымного пороха, подсказав его приблизительный состав и участие в технологическом процессе хлопчатника, как важнейшего элемента. Нитроглицериновые пороха. А потом объяснил, какое огромное количество кислот, в первую очередь азотной, надо для производства взрывчатки. Узнав потребности во взрывчатых веществах, Дмитрий Иванович посмотрел на меня совершенно очумелым взглядом. — Но вы ведь понимаете, что это невозможно вообще? — Знаю. Что это надо сделать, а возможно или нет — это уже несущественно. К сожалению, совсем недавно ушел из жизни выдающийся ученый Зинин, получивший анилин из бензола. Скажите. построить химический завод по производству анилина и красителей на его основе возможно? — Да, ваше императорское высочество, это будет гигантская химическая лаборатория. Строительство такого предприятия станет серьезной основой для развития всей химической промышленности, которой у нас, фактически, нет. — А знаете что, Дмитрий Иванович, давайте мы с вами соберемся через десять дней. Думаю… нам надо привлечь лучших ученых-химиков, которые разработают пути решения проблемы взрывчатых веществ и их получения путем создания независимой химической промышленности Империи. И еще… Назовем этот орган… «Анилиновым комитетом» и официально будем строить заводы по производству анилиновых красителей. Для секретности. Надеюсь, вы понимаете, что секретность в этом деле на самом первом месте… О! Илларион Иванович-то отстрелялся, что-то уже с Черевиным обсуждают. Значит мне пора — клиент для разговора созрел. Клиент — это я.
Глава пятая. Первый блин комом
А в социализме много хорошего, но он не получился у нас, первый блин комом – не надо второй блин делать(В.Жириновский)
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 28 мая 1889 года
ЕИВ Михаил II
Мне еще никогда не было так стыдно. Я держу в руках книгу мемуаров покойного военного министра при двух императорах — Дмитрия Алексеевича Милютина, и испытываю дичайшее чувства: стыда, горести, сожаления. Этот талантливый человек из-за меня прожил на двадцать лет меньше, зачем его потянуло на войну? Шальной осколок, тяжелое ранение и медленное угасание под присмотром врачей, растянутое на три месяца. К сожалению, ничего не получилось, медицина не смогла спасти этого человека, ставшего весьма дорогим и ценным сотрудником и соратником в самом начале моего царствования. Горе, сожаление, мог же не пустить, удержать, так вот вам… Стыд… Стыд от того, что прочитал в его воспоминаниях. Как историк я знал, что Милютин не слишком высоко оценивал военные таланты Михаила Николаевича, оценивая его личную храбрость и в Крыму, и на Кавказе, но при этом считал, что от командования армиями меня надо держать как можно дальше. А тут вдова передала его дневники в мой секретариат. И я читаю про то самое первое совещание, которое я провалил, и стыд за оный терзает меня до сих пор! Всё началось с выбора помещения: у меня была идея прекратить эту порочную практику государей превращать свои личные покои в рабочие станции, однако же, скорее всего, иного выхода пока что не предвидится. Помню, последний раз окинул взглядом помещение, в коем предстояло провести расширенное совещание, как бы это сказали в далёком будущем, «с руководителями силовых структур». И оно (помещение) мне активно не понравилось. Кабинет, как площадку для деловых переговоров пришлось срочно сменить по совету Сандро. После откровенной беседы со своим «сыном», этот шельмец с ехидной улыбочкой проинформировал своего милого паПА об отличной возможности подслушивать каждое слово, произнесённое в его апартаментах. И, кстати, чем он лично занимался время от времени. Никогда не думал, что с юным телом в Академике проснется вуаерист! Нет, за нами с «супругой» он нет подглядывал, но вроде как подслушивал, судя по его хитрой и довольной физиономии. После тщательных поисков во дворце на одном из этажей нашлось анфиладу комнат, войти в которые можно было только через одну дверь. Весьма ценным было наличие умывальника и иных удобств, а также место для секретаря и охраны. Всё это напоминало стандартные дворцовые покои великого князя: приемная, из которой попадаешь в гостиную, оттуда кабинет и спальня, а кому не повезет — только спальня. В общем, под руководством Ольги Фёдоровны эти три комнаты (последней были совмещенные кабинет и комната отдыха) очень тщательно готовились к предстоящему мероприятию. И зачем я отдал это дело на откуп супруги? Замотался. Не посмотрел, как и что происходит. И вот результат! Помню, какой бой выдержал, пока не вынес из кабинета все лишнее. Да еще и не все! Сослался на траур по брату. Не поверили. Но как отмазку приняли. Ольга Федоровна же решила выказать моим посетителям максимальное уважение (по местным меркам), учитывая и солидный возраст пришедших, и их высокий статус в обществе. Вот блин, никак не могу из этих рамок сословных условностей выбраться. Постоянно на какие-то новые нюансы натыкаюсь. А сколько времени и сил они забирают! Такое впечатление, что современники просто не знают, как лучше и эффективнее убить время! И делают это с умопомрачительным мастерством. Когда я обалдел от места для совещаний, Ольга мне стала объяснять, как младенцу сии нюансы, мол, возраст за шестой десяток, им должно быть удобно, а еще не забывать надо, что совещаться вы можете долго, так и для чаепития или перекусов надо, чтобы было всё готово. Да я не против того, чтобы обсудив какой-то вопрос прерваться на чай! Но чтобы в комнате для заседаний кроме большого стола с разложенными чистыми тетрадками с пронумерованными и прошитыми страницами и заточенными карандашами, письменными приборами, еще и столик для фуршета расположился. Этого было мне уже за глаза. На этом вместилище перекусона расставили несколько графинов с вином, коньяком и водкой, а также тарелки, вилки и несколько блюд с холодной закуской. Что касаемо чаю или кофе, то самовар и бульотка находились в постоянной готовности. Это что, во время обсуждения государственных секретов будет сюда вваливаться половой и раздувательством самовара заниматься? Вы себе как это представляете? Понятно, почему о планах российской императорской армии вражеский генеральный штаб узнавал раньше собственного! Использовать спиртное в качестве своеобразного антистрессового средства было привычно для всех царствующих Романовых, за исключением, пожалуй, Николая Павловича. Вот и есть на кого ориентироваться, а не на Петра Великого, который бы наворотил бы меньше ерунды, если бы не реформировал страну спьяну. После того, как почти взбешенная императрица удалилась из рабочего помещения, а вслед за ней в уголок при секретаре переехал и столик с запитками да заедками, началось моё настоящее позорище. И читать об этом мне просто жуть до чего неудобно. А ничего, чтение сие познавательное, дабы не зазвездился ты раньше времени.
Милютин (из дневника от 5-го марта 1880 года)
На моей памяти уже у третьего государя удостаиваюсь аудиенции. Николай Павлович… Да, где-то так, именно отца мне напоминает мне Михаил Николаевич. Николай Павлович был прост, не любил показной роскоши, бывал грубоват, но при этом и справедлив. Каким будет новый император, его младший из сыновей? На совещание у Его Императорского Величества я приехал немного заранее. Крепкие морозы отступили, но было достаточно зябко и мерзко, умудрился продрогнуть даже в моем собственном экипаже. Но государь меня приятно удивил. Нас провели не в его кабинет, а в боковую анфиладу комнат, где был обустроено новое рабочее место императора. В небольшой приемной расположился стол секретаря, молодого человека, занятого разбором каких-то бумаг. Там же находился дежурный адъютант и, сюрприз, столик с горячительными напитками и чайным прибором. Памятуя важность совещания, от мысли согреться изнутри спиртным я отказался, а вот горячим чайком решил воспользоваться. Тем более, что были маленькие вазочки с вареньем и медом, а мед, да с ароматным напитком от английской фабрики Twinings лучшее средство от простуды. Закончив сию увлекательную, но несколько обжигающую процедуру, отошел к окну, выходящему во двор. И вот я заметил, что под всеми окнами внутреннего двора находились охранники. Да, Михаил, Второй сего имени, как принято говорить в отечественных летописцах, мерами охраны не пренебрегал. Как и мерами соблюдения секретности, если я все правильно понял. Вскоре появились Валуев и Тимашев. Шеф жандармов побаловал себя чашечкой кофею, благо, кофейник находился на том же столе, а вот господин Валуев не преминул согреться небольшой рюмкой ликеру. Пётр Александрович спиртным не злоупотреблял, но в употребительстве оного слыл гурманом, толк в напитках знал, а потому даже глаза от удовольствия прикрыл, оценив качество выпитого. Тем временем, в приемной раздался звоночек, адъютант заглянул в кабинет государя и торжественным голосом пригласил всех войти. Михаил Николаевич, как гостеприимный хозяин встретил входящих гостей и обменялся с каждым из вошедших крепким рукопожатием. Я обратил внимание на даже излишнюю аскезу убранства сего кабинета. Ничего даже близко не напоминало ни кабинет Александра Николаевича, его старшего брата, ни его собственный, в котором я правда, бывал всего один раз до сего времени. Когда все разместились за столом, государь сразу взял слово: — Господа, хочу напомнить вам, что на совещаниях в тесном кругу мы не чинимся, это дань уважения нам и нашему времени, которое дорого стоит и его ни на что не хватает. Увы, не могу своим указом сделать в сутках двадцать шесть часов, так что работаем! Сегодня мы должны решить важнейший вопрос, от которого зависит вектор развития Российской империи и даже факт его существования. От этих слов я внутренне содрогнулся. А Михаил положил перед каждым простенькую папочку. — Прошу вас! Следствием установлено, что, взрыв в Зимнем дворце совершен группой террористов-народников, непосредственный исполнитель — Степан Халтурин, погибший во время взрыва, руководитель акции — некто Андрей Желябов. Но у этой атаки на Россию есть и другой аспект: она была совершена по наущению и при координации некого Фиппса, третьего секретаря посольства Великобритании в Санкт-Петербурге. Как следует из показаний сего господина, непосредственный приказ на проведение акции пришел от премьер-министра Уильяма Гладстона, был подтвержден Бенджаменом Дизраэлли. Посол в этой партии был ширмой, его играли «в слепую». Итак, господа, мы имеем натуральный casus belli[124]. Прошу высказываться, кто что думает по сему вопросу. — Скажите, мы официально арестовали сотрудника британского посольства, имеющего дипломатическую неприкосновенность? — поинтересовался мгновенно побледневший Валуев. Я обратил внимание на то, что Тимашев абсолютно спокоен, более того, даже как-то ухмыляется, чуть-чуть, уголком губ. Он и ответил как-то буднично, мол ну что тут такого, обычное дело: — Официально господин Фиппс беспробудно пьянствовал, потому во время эвакуации посольства на корабли флота Британии он «потерялся», был допрошен как обычный пьяница и вор. Его пьяные показания подтвердились и были уточнены уже на трезвую голову. Много пить — делу вредить! И генерал наставительно помахал пальцем у себя перед носом. — Сомнительная версия, но на суде… может быть, может быть… — чуть успокоился Валуев. — Это если до суда дойдет. — заметил в ответ император Михаил. — прошу вас заметить, что при покушении на императора Павла Петровича английская эскадра тоже спешила в наши пределы. Интересная тенденция, не правда ли? Фактически мы уже находимся в состоянии необъявленной войны с Великобританией. Нам предстоит серьёзный и долгий разговор о готовности к сей угрозе. Мы будем обсуждать очень важные вопросы, и я прошу высказываться прямо, не стесняясь и не боясь обидеть друг друга. Вы патриоты России и люди с честью и со знанием дела выполняющие свой долг на важнейших постах в Империи. И нам вместе предстоит не только выстоять в нелёгкий час, но победить извечного врага. Прошу вас, Дмитрий Алексеевич, мысли, вопросы, предложения? Я собрался с мыслями и постарался изложить свои аргументы наиболее полно и точно. Получилось несколько сумбурно. Но я не знал темы совещания и заранее не готовился, что может меня несколько извинить. — Как военный министр, я могу ответить за состояние армии, флотскими делами я не занимаюсь. С положением на морях и морских коммуникациях знаком только поверхностно, по слухам. А война с Британией — это война морская, а не сухопутная. Если говорить о готовности армии к военным действиям на суше, то она готова выполнить волю государя. Но вопрос только в том: где, когда, какими силами? Десантная операция на Остров — даже Наполеон такое не осилил. Удар по колониям? Но без поддержки флота сие невозможно: действия армии в отрыве от баз снабжения делает упор на возможности флота его туда доставить. С политической точки зрения… как я понимаю, в ближайшее время общеевропейской коалиции противу России не предвидится. А потому решение надо принимать исходя из возможностей нашего флота противодействовать флоту королевы Виктории. — Тайная война с королевством уже идет. Какой смысл делать ее явной? Нам надо постараться нанести островному королевству ущерб, который будет весьма ощутимым, но объявлять войну, не имея шанса нанести быстрое военное поражение противнику — считаю неразумным. — коротко, и по-военному четко отозвался Александр Егорович. Ну что же, иного ответа от шефа жандармов сложно было ожидать. — Ну что же, тогда история с посольством Британии становится мне ясной, к сожалению, я не был в курсе с самого начала, — не без неудовольствия произнес Валуев. Он хотел было продолжить фразу, но был перебит государем. — Дорогой Петр Александрович! Не думаете ли вы, что я выказал вам свое недоверие или неудовольствие? Конечно же нет, только в той папочке, что вы держите в руках, на самой последней страничке есть заметка господина Фиппса, что сведения он получал от вашего секретаря, а также из ближайшего окружения вашей дорогой супруги. Чтобы не подставить операцию под угрозу провала, мы не могли ни изъять бесследно вашего секретаря, ни тем более, провести воспитательные беседы с некими дамами, которые не думая, слишком сильно распускают языки. Поскольку эта операция подходит к концу, наш дорогой адмирал Бутаков делает все, чтобы выставить броненосцы королевского флота из Маркизской лужи, думаю, ваш секретарь уже беседует с нашими доблестными жандармами. С супругой вы поговорите сами. И вам это будет хорошим уроком. — Прошу простить меня, государь, и принять… — А вот про это даже не думайте! Вы человек недюжинного ума, поймите, если бы мы вам рассказали эти нюансы заранее, вы не смогли бы не изменить своего поведения и по отношению к вашим близким, сие стало бы заметным. Только из этих соображений, а не из недоверия к вам лично! Всё дело в том, что отношение к секретам в нашем обществе слишком легкомысленное. И именно нам с вами эту тенденцию необходимо ломать. Валуев покорно склонил голову, я заметил, что настроение его несколько улучшилось. Он даже собрался с мыслями и произнес: — Думаю, объявлять Британии войну нет смысла, посему нет смысла и обнародовать показания Фиппса. А вот ознакомить с ними тайно то одного монарха, то другого… слухи, что нам все известно, могут оказаться намного полезнее прямой угрозы. И я заметил, что Михаилу Николаевичу слова главы правительства пришлись по душе. Подводя итоги короткого совещания, император сказал: — Господа, что касаемо объявления войны Британии. Я не думаю, что в ближайшие годы наши армии сойдутся в штыковой атаке или обменяются артиллерийскими залпами, как это было в Крыму. Разве что англичане попытаются высадить десанты где ни будь на побережье России или блокировать наши торговые операции морским путем. Правда, большая часть торговли идет у нас не по морю. Но такой поворот событий сильно затруднит наше продвижение на дальний Восток, где освоение просторов итак идет непозволительно медленно. Но на сей случай, меня информировали наши адмиралы, что разработан план крейсерской войны в Атлантике и Тихом океане, направленный на истребление торговли островитян, что для нации торгашей и пиратов смерти подобно. Для меня сей план представляется несколько сомнительным. К сожалению, пролив надёжно защищает Британию, а морской десант не возможен без мощного флота. Разве что дождаться, когда построят туннель под Ла‐Маншем, но это скорее сюжет для нового романа месье Жюль Верна, чем реальный проект. Мы пойдём иным путём и начнём против Англии свою необъявленную войну, вот только вести ее надо иначе, забыть про всякие там рыцарские поклоны и правила. Теперь правила устанавливать будем мы сами. А пока мы перейдем ко второй части нашего совещания — направление наших военных усилий и оценки их возможностей, предлагаю немного подкрепиться. Сие не повредит ни телу, ни духу. Государь позвонил в колокольчик и по его звонку секретарь вкатил в кабинет тот самый фуршетный столик, который оказалось, был на колесиках. Гвардеец установил на подставку пышущий жаром самовар, после чего мы отдали должное как напиткам, не налегая на спиртное. Вошедший вслед за ним адъютант поднял вопросительно бровь, гвардеец, поняв совершенную оплошность, утащил самовар обратно. Ну да, при наличии бульотки сей предмет был явным перебором. Да и не чаи сейчас гонять решили. Сам государь выпил даже менее чем пол бокала сухого грузинского вина, Валуев отдал должное тому же ликеру, что и до начала собрания, а мы с Тимашевым по-простецки выпили водочки, на графинчике с которой была наклеена этикетка «Водка Менделеевская». На вкус водка оказалась не менделеевской, а анисовой, а на вопрос, почему такое название, так государь поведал, что она сделана по рецептуре нашего дорого химика и доведена до искомых сорока градусов. Но вся рецептура сего шедевра Дмитрию Ивановичу неизвестна и это личная тайна императорской семьи. Интересно, это я так в начале правления нес высокопарную чушь? Каков стиль! Каков слог! Какой сумбур мыслей в голове! Да, нелегка ты, шапка Мономаха[125]…
Глава шестая. Гамбит на минном поле
Сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет.Финский залив 5 марта 1880 года(Наполеон I Бонапарт)
Лейтенант Макаров
Степан Осипович подошел к зеркалу. Аккуратно выбритый, с роскошными почти казацкими усами, кои он аккуратно привел в идеальный порядок. Он совсем не был похож на того адмирала с Порт-Артурских фотографий. Чай, не адмирал, борода ему не положена[126]! А внешность его напоминала славного малоросского казака-запорожца, одень его в просторную белую рубаху да красные необъятные шаровары, накинь на плечи жупан да поставь на нос чайки — боевого струга запорожских казаков, так тут же раздастся молодецкий свист, и по приказу атамана бросится утлый човен[127] брать на абордаж страшную и неповоротливую турецкую галеру. Степан Осипович, числившийся командиром парохода «Великий князь Константин», сразу после Рождества был вызван в Санкт-Петербург с Черного моря, где отличился, первым применив самоходные мины в русском флоте. Его вызвали в Кронштадт по приглашению адмирала Бутакова, который хотел, чтобы черноморский лихач поделился своим опытом с командирами минных кораблей. Всего кораблей для минной войны на Балтике было уже семьдесят четыре, а по весне должны были довести их численность до ста единиц. Сие были миноноски — небольшие кораблики, на палубах которых устанавливались два минных аппарата на вращающихся станках, практически лишенные артиллерийского вооружения. Их задачей было подойти к кораблям противника, сбросить самодвижущиеся мины и как можно быстрее улепетывать, не подставляясь под огонь вражеской артиллерии. По мнению адмирала Бутакова, именно такие корабли на мелководьях и узостях Финского залива могли бы стать самым эффективным оружием даже противу броненосцев. Степан Осипович прибыл в Кронштадт полон радужных надежд. Но тут неожиданно Григорий Иванович вышел в отставку и морским чинам в Кронштадте стало не до Макарова. Правда, командированный лейтенант не сильно расстроился: в столицу он прибыл вместе с женой, Капитолиной Николаевной, урожденной Якимовской. В браке они состояли чуть более полугода, посему вояж в столицу воспринимали как своеобразное свадебное путешествие, да еще и за казенный кошт. Впрочем, прелести зимнего Петербурга стали быстро надоедать молодому офицеру, ожидавшему производства в новый чин, тем более, ценз позволял, начальство к нему благоволило, дело было за малым — бумажкой из-под Шпица. Но деятельная натура будущего адмирала противилась праздному ничегонеделанью. Он умудрился выступить с серией докладов в Русском географическом обществе, произведя там весьма приличное впечатление, поговаривали, что его хотели даже наградить каким-то знаком отличия, но все это было на уровне досужих сплетен. Макаров стал даже прикидывать, каков корабль нужен для того, чтобы ломать мощный панцирь льда у Кронштадта, дабы боевые корабли флота могли в любое время выйти на чистую воду и не зависеть от ледовой обстановки в Маркизской луже. Но после взрыва в Зимнем дворце и трагической гибели императора и членов царской семьи время понеслось вскачь. Вскоре адмирал Бутаков вновь стал старшим флаг-офицером русского флота на Балтике, а еще через несколько дней произошла долгожданная встреча лейтенанта Макарова с командирами миноносок, которые завалили его таким количеством вопросов, что пришлось провести еще две такие же беседы. И тут второго марта Степана Осиповича вызвали к адмиралу. Григорий Иванович встретил его радушно, об успехе лекций Макарова и среди офицеров Кронштадта и в Русском географическом обществе он был уже наслышан. Он сообщил, что временно откомандированному в его распоряжение морскому волку хочет поручить важное и весьма секретное дело. По данным разведки к Санкт-Петербургу спешила британская эскадра. Резкое потепление последних дней февраля создало условие к тому, чтобы иноземные корабли подошли к Кронштадту. Крепость и суда Практической эскадры приводились в состояние боевой готовности. А вот Степан Осипович получил особое задание. У дома, в котором Макаров снимал квартиру уже стоял экипаж, быстро доставивший капитана в порт, где его ждали… что же, впервые в жизни Макаров будет командовать отрядом кораблей. Не эскадра, но тоже опыт полезный. К полудню все кронштадтские ледоколы освободили проход нужным кораблям, а «Буй» отправился пробивать дорогу в Санкт-Петербург. Тем более, что работы, проводимые по углублению дна Финского залива, фактически, создавали рукотворный канал, которым могли бы пользоваться суда с большой осадкой. Эта коррекция залива продолжалась и зимой, а потому для второго русского ледокола (первым был пароход «Пайлот» британской постройки, который модернизировали в 1864-м году по заказу судовладельца Михаила Бритнева) проблем не предвиделось. В нескольких местах лед рвали при помощи динамита, но это было более для практики и перестраховки. Тем не менее, из Кронштадта сразу же в полудень вышли корабли под началом флаг-офицера Макарова. Это были довольно старенькая канонерская лодка «Картечь» под командованием капитана Мессера. Владимир Павлович уже принимал участие на сем корабле в испытании шестовых и буксируемых мин, так что в минном деле не был новичком. За ним следовал клипер «Забияка» под началом капитан-лейтенанта Льва Николаевича Ломена. На «Забияке» следовал другой забияка — Макаров. Тройку вышедших кораблей замыкал еще один старичок — учебная минная шхуна «Гонец». Дымя паровыми машинами, три небольших кораблика последовали в сопровождении «Пайлота» до границы чистой воды. До британской эскадры оставалось примерно полторы мили. — Не пойму, Лев Николаевич, чего они тут ждут? — заметил Макаров, осматривая в подзорную трубу британскую эскадру, корабли которой, экономя уголь, стояли спустив пары. — Да-с, ожидать вскрытия льдов можно и до апреля, не помню, когда бы в начале марта начиналось судоходство по заливу. — подтвердил идею командира соединения Ломен. — Приступим! — почти рявкнул Степан Осипович,слишком избалованный теплой черноморской погодой. По сигналу «Забияки» «Картечь» взяла южнее, а «Гонец» севернее, обходя вероятного противника с правого и левого фланга. Сам Забияка подобрался к британским кораблям на три кабельтова и просигналил сообщение: «Вы находитесь в районе проведения учений русского флота. Любое движение ведет к опасности». Высокомерные броненосцы наглых островитян сигналы этой малютки не соизволили заметить. Тогда «Забияка» зашел прямо наперерез возможному курсу вражеской эскадры… Еще несколько минут — с медленно идущего корабля в море ухнул сфероконический предмет. «Первая мина пошла» — удовлетворенно заметил Макаров. Через несколько минут к минным постановкам приступили и «Гонец» с «Картечью». Фактически, британская эскадра оказалась сжата минными полями. Да, мины были учебными. Но свои намерения русские моряки показали весьма определенно: бриттам ход в Санкт-Петербург заказан. Темнело, когда «Картечь» внезапно изменила курс, куда-то направившись на всех парах. Это встревожило будущего флотоводца, но он не мог оторваться от финальной части операции: в проделанном проходе появился «Бой», тащивший баржу с гордым именем «Виктория». На палубе баржи сгрудились укутанные с ног до головы сотрудники посольства королевства, высылаемые, как было сказано в указе императора Михаила II «за деятельность, с дипломатической несовместимую». На ту же палубу были сгружены сундуки с багажом. «Забияка» пристроился на небольшом отдалении за баржей, наблюдая за реакцией эскадры противника. Там как-то забеспокоились, а на подходящую делегацию даже направили стволы носовых орудий. Правда, увидели, что с плоскодонной лоханки активно размахивали британским флагом. После переговоров на языке «владетей морей, луж и океанов» баржа подобралась к «Рипалсу», который был ближе всего, по сброшенным сходням британские же матросы помогали благородным господам, напоминающих мокрых и злобных крыс, подняться на борт броненосца. Тут подошла канонерка. Отряд русских кораблей развернулся, на этот раз «Забияка» шел последним, сбросив прямо перед носом кораблей королевского флота последнюю учебную мину. Переговорив с Мессером Макаров понял, на что надеялись «повелители морей». Оказывается, к эскадре лимонников спешил ледокол «Эйсбрехер I», который храбрые мореплаватели зафрахтовали в Гамбурге. Немец получил предупреждение, что идет на минную банку и резко застопорил ход. Потом стал переговариваться с нанимателями, а поутру отправился восвояси. Макаров так и не узнал, что гамбургский ледокол был зафрахтован в конце февраля почти одновременно с выходом всей британской эскадры за очень большие деньги. По условиям контракта он должен был в период с третьего по пятое марта быть у Кронштадта. При опоздании премиальная сумма не выплачивалась. Но вот один высокопоставленный военный рекомендовал капитану не слишком быстро спешить. Чтобы и начальству, пусть и непрямому, услужить, и денежку заработать ледокол прибыл пятого марта почти под конец дня. По итогу наглы его кинули и премии не заплатили. Но после прибытия на корабли дипломатов любое движение к российской столице означало бы войну. Седьмого марта лаймы отправились восвояси. Семнадцатого марта 1880 года Степан Осипович Макаров получил очередное звание — капитан-лейтенант и приглашение на аудиенцию к императору Михаилу.
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 28 мая 1889 года
ЕИВ Михаил II
Извините, всегда откладываю, чтобы рассказать о страницах своего позора. Знали бы вы, как песочил меня после сего совещания Учитель! Матом не крыл, но интеллигентно так опустил за то, что… впрочем, читайте сами, думаю, что вы Михаила Николаевича Коняева поймете.
Генерал Милютин (из дневника от 5-го марта 1880 года)
После вынужденного перекуса Его Императорское Величество дал знак освободить помещение от всего лишнего, и мы снова продолжили работу. — Нашей второй целью стала оценка состояния наших войск. Прошу обратить особое внимание на их слабые стороны и сделать это раньше, чем наши недруги ими воспользуются. Господа хочу ещё раз повторить: наша цель не упрекнуть любого из нас в бездействии, а общими усилиями найти причину недуга и устранить его, пусть даже и хирургическим скальпелем. Я тщательно изучил доклад по состоянию дел армейских за 1879 год, припомнил несколько любопытных разговоров с иностранными военными наблюдателями во время последней Кавказской кампании и то, что я видел и слышал под Севастополем. А также донесения свидетелей последних боевых действий за рубежами нашего государства помогли мне написать тезисы, содержание которых позвольте сейчас озвучить. Когда я получил приглашение от нового Императора Михаила II прибыть в его дворец на совещание, на котором будут обсуждаться и военные дела, я счёл сие путешествием на свою Голгофу. После столь вызывающей демонстрации против британского посольства, о неизбежной войне с Англией говорили все и везде: начиная от последней побирушки на Сенной площади и заканчивая сенаторами и аристократами с Французской набережной. Вероятно, Михаил Николаевич решил стал полным Георгиевским кавалером, а в мирное время сделать сие было практически невозможно. Правда, чудом выжив после страшного взрыва Зимнего Дворца, он сильно изменился, но тогда я счёл это хитрым манёвром, дабы завоевать себе популярность и повысить свои шансы удержаться на троне. В чём я был полностью уверен, так в том, что все без исключения Романовы обладали великолепной памятью, не забывая даже мелочную обиду, проявление неуважения, особенно, если это касалось их лично. А я имел несчастье в некотором роде наступить на мозоль Михаилу Николаевичу в бытность его Наместником на Кавказе перед завершением войны с горцами Северо-Западного Кавказа. Поскольку подписанные Великим Князем победные реляции перед тем, как лечь на стол к Императору, должны были пройти через военное министерство, я в меру своих сил их правил, убирая чрезмерный пафос, когда любая стычка с адыгами именовалась битвой или сражением. Увы, это мне стоило недовольства, которое высказал лично Государь Александр Николаевич, после очередной жалобы от младшего брата. В общем, я не ожидал ничего хорошего от этого совещания и готовился подать прошение об отставке, если критика со стороны императора станет невыносимой. Но Михаил Николаевич ловко провел меня. Он начал свой речь со слов Великого Корсиканца: — Господа, я думаю, что никто из присутствующих не сможет оспорить утверждение, что среди когорты великих полководцев века нынешнего имя Бонапарта занимает по заслугам одно из первых мест. Этот гений войны любил повторять фразу, с которой согласится каждый старый солдат, к числу коих я в первую очередь отношу именно Вас, Дмитрий Алексеевич: «Армия марширует, пока полон желудок». Войска Бонапарта вторглись в приделы России имея в обозе запасы консервов, изготовленные по рецептуре Николя Аппера, а в корпусе маршала Л.Н. Даву было 60 полевых кухонь, изготовленных в Германии. Кстати, одна из них дожила до наших дней как трофей захваченный казаками. Я не буду жалеть о потерянных возможностях, связанных с тем, что если не к началу Отечественной войны, то уже год спустя меню наших солдат и офицеров могло пополнится бы концентрированным спиртом, сухим бульоном и консервами из овощей для приготовления щей. Мне в архиве нашли записку некого Василия Каразина, в которой он предложил изготовить всё вышеперечисленное. И ответ Военного министерства: «продукты, сделанные по предложенному им способу, оказались при опытах прекрасного качества». Но вместо того, чтобы начать производить и поставлять в войска всё сие, изобретателю объявили благодарность и постарались благополучно забыть о сем прожекте. Кстати, господа, а известно ли вам, что именно по вине столичных чиновников — мздоимцев Бонапарту в Москве достались изрядные запасы сухого бульона, который сварил, причём за свой счёт, помещик Петр Маркович Полторацкий? Причём, это не был шарлатан или наивный мечтатель. За сие изобретение ещё в 1809 году Император Александр Павлович наградил его орденом. В результате, без взятки чинуши отказались выкупить его в казну и бульон забраковали. Надеясь на содействие военного губернатора Ростопчина, Пётр Маркович перевёз его в Москву, а далее, как написала в воспоминаниях известная всем Анна Петровна Керн: «Пришёл Наполеон и съел бульон». И что в итоге? Вместо того, чтобы позаимствовать у французов полезные новинки для снабжения продовольствием войск, в Россию импортировали революционную заразу. И пошло-поехало: декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. А далее появились террористы с бомбами и револьверами. Надеюсь, общими усилиями, эту мразь мы раздавим, хотя они и напоминают Гидру, у коей на месте отрубленной головы вырастают три. Но как нам заставить наших чиновников как статских, так и военных перестать свою мошну набивать и о долге перед державой вспомнить? Это задача общая и первейшая, ибо нет такого дела, задуманного Государем, коего не может тысяча чиновных утопить миллионами росчерков пера. А далее, Император поинтересовался тем, как обстоят дела с обеспечением наших войск консервами. Я уверенно ответил, что имеется необходимый запас и в прошедшем году с целью освежения оного на довольствие было выделено 7 500 000 порций, какое количество вновь было заготовлено обществом «Народное продовольствие». Но следующие слова Михаила Николаевича поставили меня в тупик. — Это великолепно, что количество изрядное. А вот как с качеством? Во время Турецкой войны до меня дошли слухи, что среди испорченных консервов в 90 процентах случаев это была продукция именно «Народного продовольствия», а вот на то, что произвела фабрика Франсуа Азибера, жалоб почти не было. Я прошу вас, Дмитрий Алексеевич, разобраться с этой информацией и, если она подтвердится принять меры к выявлению и наказанию виновных и, самое главное пополнения запаса консервами, которые пригодны к еде и не приведут к отравлению наших солдат. Трое из присутствующих участвовали в несчастной Крымской кампании, могут подтвердить, что поражение нашего оружия стало результатом отвратительного снабжения войск, в том числе в Севастополе. Личная храбрость пасовала перед пустым желудком и отсутствием пороха и свинца. Никому не секрет, что у этого положения были свои имена и фамилии. И мой бедный отец знал эти имена. Именно сии знания свели его так быстро в могилу. Скажите, почему расследование хищений интендантами в Крымской войне так и закончилось ничем? Каких усилий стоило наладить снабжение армий в войну с Турцией! Дмитрий Алексеевич! Вы можете подтвердить мои слова? Я, конечно же, подтвердил слова Государя, которые отозвались болью в моем сердце. Ибо то, с какими усилиями приходилось увещевать почти неприкасаемых интендантов, было за пределами человеческого разумения. Поистине, Сизифов труд. — Господа, мы прекрасно понимаем, почему это так происходило. И кто стоял за этими… процессами, скажем так. Мне на Кавказе, не смотря на положение брата императора тоже приходилось крайне сложно в борьбе с сиим племенем, которое великий Суворов считал достойным вешать через пять лет «работы на благо»… Свое, конечно же. Считаю, что нам необходимо создать ревизскую комиссию, которая проверит все аспекты работы интендантства и даст укорот. Не взирая на имена и связи. Ибо иного пути нет. Я надеюсь на вашу поддержку. Мы были единодушны в выражении чувств. Особенно Петр Александрович, который при своем значительном богатстве был известен как решительный враг мздоимства. Враг-то он был враг, но использовал взяточничество как компромат и возможность держать в узде нужных людей. Сам не беру, но нужным людям позволяю! Тоже методика, однако![128] — В таком случае никто не будет возражать, что столь однозначно вороватую фигуру, как Маков на должности министра внутренних дел терпеть нет никакой возможности! Завтра мы обсудим фигуру нового министра. А пока продолжим по теме нашего разговора. А государь-то круто берет. Вроде бы призыв огласил, да за ним сразу конкретное действие. Да, слово и дело! И дело сразу же следует за словом! Тут произошёл некий казус, Маков считался человеком Валуева и Петр Александрович, конечно же, не хотел терять столь хорошо управляемую личность на этом важнейшем в империи посту. Он начал очень аккуратно и осторожно ставить вопросы Государю, на которые получал резкие и четкие ответы. Так что прошло некоторое время, прежде чем удалось вернуться к теме разговора. Надо отдать должное Михаилу Николаевичу, он четко почувствовал, что разговор уходит не туда, куда следует, а посему предложил прерваться на чай.
Глава седьмая. Даже позор когда-нибудь подходит к концу
Настойчивость — очень важный элемент успеха. Если вы достаточно долго стучитесь в двери, вы обязательно кого-то разбудите.(Генри Уодсворт Лонгфелло)
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 28 мая 1889 года
ЕИВ Михаил II
Ладно, буду заканчивать, чтобы сам любезный читатель смог все понять и оценить. Сейчас, по прошествии почти десятка лет я могу сказать откровенно, что деловой стиль и быстрое принятие решений — это признак того, как время самовоспринимается людьми в каждом конкретном отрезке исторической перспективы. В разные эпохи время (субъективно) течет по-разному. Это видно и на примерах из истории, это видно и на примере самой человеческой жизни. А посему стоит закончить сие грустное повествование.
Генерал Милютин (из дневника от 5-го марта 1880 года)
После того, как был выпит чай, а господин Валуев несколько успокоился пришло время продолжить нашу беседу. Да, по поводу сего напитка хочу заметить, что по слухам от того же Валуева, у Михаила Николаевича была плохая привычка угощать гостей дрянным листом, собранным на новых грузинских плантациях. Конечно, поддержка чаеводству весьма похвальна, но добрый английский, независимо от того, выращен ли он на террасах Цейлона или просторах Индии, или Китая — это все-таки знак уважения собеседнику. Итак, Государьпродолжил:
— Пришло время собрать комиссию из специалистов в сфере медицины и гигиены. Их задача должна состоять во всестороннем изучении существующих методов консервации мяса, овощей и фруктов. Выбрать из них оптимальные с точки зрения эффективности, сохраняемости в условиях жары и холода, повышенной влажности и стоимости. А также проверить насколько влияет на здоровье человека длительное питание консервированными продуктами и в первую очередь — мяса. Испытания можно провести сперва на заключенных, а в случае успеха и на «добровольцах», к примеру, из студентов. Чего их жалеть, бунтарей и нигилистов, а так, хоть какая-то польза будет!!! Отсмеявшись вместе с остальными, Михаил Николаевич закончил свою мысль: — Это конечно была шутка, но как говорится в каждой шутке есть только доля шутки. Остальное — правда. Некоторые господа студенты поопаснее динамита будут, который изобрели для облегчения строительных работ, но затем он и террористам к месту пришелся. Если за ними приглядывать, да направлять чуток, то они великую пользу для державы нашей принести смогут, а если пустить всё на самотёк, то ввергнут нашу Россию-матушку в геену бунтов и междоусобицы, на радость британцам и прочей заграничной нечисти. Кстати, Дмитрий Алексеевич, во время войны, в моём присутствии весьма комплиментарно упоминали фамилию некого военного врача Солнцева, который кажется интересовался этой проблемой. Я к сожалению, запамятовал имя сего медика, но в 1878 году, его наградили Орденом Святого Станислава III ст. с мечами, так что отыскать его труда не составит. Но мало иметь продукты, нужно их на чём-то приготовить, не взирая на ветер, дождь и или во время марша колонны войск. А посему возвращаемся к полевым кухням. Во последней время войны на испытаниях находились кухни конструкции полковника Никифорова и Михаила Лишина, которые настолько понравились солдатам, что они прозвали их «кормильцами войск». А почему, не смотря на положительные результаты испытаний солдатский воз на том же месте, у нас солдаты регулярной армии или стрельцы, что варят суп и кашу на кострах?! Михаил Николаевич невольно разнервничался, отпил воды, благо графины с водой остались на столе, продолжил: — И для того, чтобы закончить обсуждение вопроса влияния продовольственного обеспечения на боеспособность нашей армии необходимо обсудить то состояние, в котором ранее рекрут, а нынче новобранец приходил на службу. Не секрет, что большинство населения Империи составляют выходцы из крестьян и мещан. И качество их питания, а, следовательно, и здоровья далеко от не только идеального, но и даже минимально необходимого. Я лично слышал, господа, обходя лагерь наших войск, молодые солдаты признавались, что впервые поели мясо только одев мундир. Я прекрасно понимаю, что лишь Господу нашему доступно накормить пять тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами, да еще и некий запас оставить, а, следовательно, мы не сможем мгновенно избавится от голода в нашей Империи, на это потребуются годы каторжного труда. Но хочу заметить, что эта проблема сложная, комплексная, и от ее решения зависит судьба всей империи. Я бы сформулировал его иначе — это вопрос продовольственной безопасности государства государственной же важности! Но вопрос сей столь сложный, что мы будем рассматривать его несколько в ином составе. Пока же мы занимаемся именно разбором военных аспектов, то хочу заметить вот еще что. По уставу 1874 года организация отбора пополнения армии находится в ведении управления по делам о воинской повинности Министерства внутренних дел. А в статье, коя определяет состав присутствия нет упоминания о врачах, хотя об обязанностях «присутствия» говорится, что на него возлагается: «освидетельствование как во время призыва, так и после призыва подлежащих назначению на военную службу лиц в отношениях их годности к оной». И хотя в присутствие назначают двух медиков, одного от гражданского, а другого от военного управления, их голос не имеет решающего значения и очень часто остаётся гласом в пустыни. Лица, принятые вопреки мнению врачей, подлежат переосвидетельствованию в губернском присутствии, где вопрос решался также не врачами, которые и здесь только высказывали свое мнение. А потом, господа, нам с вами приходится проливать море пота пытаясь превратить этих убогих калик перехожих в чудо-богатырей. Тогда я не удержался и заметил, что государь даже несколько скрашивает скорбное положение дел с армейским пополнением. Михаил Николаевич согласно кивнул головой и продолжил прерванную мысль: — Конечно наш российский фельдфебель творит чудеса и способен из зеленого дерьма выковать стальные штыки, но всё же буде лучше если заготовкой для оных, послужит добротное железо. А посему, господа, я прошу вас беспощадно искоренять ошибочный и, я бы даже сказал вредный подход отдельных генералов к нижним чинам: «велика Россия, бабы ещё нарожают». Те, кто будет обосновывать неоправданные потери наших солдат во время войны или мира, должны немедля отправляться в отставку без пенсии и права ношения мундира. И ежели отстранится от норм морали, то даже простой расчёт показывает пагубность столь преступного отношения к жизни и здоровью наших воинов. Было бы очень полезно провести расчёты по изменению затрат, на подготовку солдата на протяжении последних столетий. Кстати, как мне доложили, в Германии уже озаботились сим вопросом и получился следующий расклад: в 1657 году один солдат стоил 264 марки, в 1786-м — 300, в 1870-м — 880. А отсюда вытекает новая проблема: для того, чтобы солдат освоил новое оружие и научился им отменно владеть, он должен быть грамотным. И войны второй половины века XIX тому яркое подтверждение. Возьмём к примеру Битву при Садовой, когда по оценке профессора географии из Лейпцига Оскара Пешеля: «...Народное образование играет решающую роль в войне... когда пруссаки побили австрийцев, то это была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем». Аналогичную мысль высказана господином Андреевым в его книге «Война за утверждение прусской гегемонии в Европе и отношение к ней России», но уже по результатам анализа итогов Франко-Прусской войны. К сожалению, господа, для нашей державы ситуация крайне удручающая. У меня нет данных на сегодняшний день, но ещё пять лет назад на тысячу рекрутов в России приходилось 784 неграмотных. Для сравнения в Германии и Швеции эти цифры значительно ниже и составляют 24 и 9 человек соответственно. Ближе всего к показателям России, находится армия Италии, но и там число безграмотных не превышает 520 человек. Так что мы с вами находимся на уровне Турции или Абиссинии, нам есть чем гордиться! Вот тут я понял, каким может быть новый император, когда он в гневе. Язвительный, жесткий, думаю, даже жестокий! — Отрадно, что благодаря проведению военной реформы и тем усилиям, кои прилагает лично Дмитрий Алексеевич, обучение грамоте в войсках было организовано довольно широко. Но до меня дошли весьма тревожные слухи, что сии мероприятия нравятся далеко не всем и есть поползновения, в «Плане годовых занятий в войсках» составляемый на следующий год сократить эту графу чуть ли не до нуля. Скажите, господа, освободившееся время будет отдано на боевое слаживание подразделений или на столь милые командиру «работы», на коих солдатики зарабатывают лишнюю копеечку в котел полка, да еще и в карман командиру? А посему, прошу проверить эту информацию и, если она паче чаяния подтвердится, то представить мне список авторов этой вредительской идеи. И далее, я собираюсь практиковать следующий подход: у каждой ошибки есть должность, имя и фамилия. В зависимости от степени вины или умысла будет следовать персональная ответственность неизбежная, но адекватная. Индульгенции от ней не будет не для кого, включая и Императора. Именно так, поступил мой покойный отец Николай Павлович, когда в сентябре 1824 года произошел обвал казематов в крепости Бобруйск в ходе совершенствования её укреплений. Согласно его собственноручной резолюции на полученном донесении, устранение повреждений следует провести за счет сумм, взысканных по соразмерности получаемого им окладного жалованья со всех лиц, имеющих отношение к составлению и утверждению плана работ, включая и самого будущего Императора как лица утвердившего сей документ. — Теперь же непосредственно к делам военным. Как принято их у нас понимать. Господа, в прошлом году вышла из печати книга, написанная капитаном германской армии Тило фон Трота "Борьба под Плевной" в переводе полковника Николая Павловича Нечаева. Мне удалось ознакомится с ней несколько раньше и прочитать оригинальное издание. Автор сего труда сделал анализ тех новинок, которые принесли войны второй половины XIX века, а именно: Восточная война принесла нарезные ружья, итальянская — нарезные орудия, американская война — панцирные корабли и мониторы, австро-прусская война — ружья, заряжающиеся с казеннойчасти и стрельбу среднейскорости и наблизких расстояниях,франко-прусская война — ружья Шасспо, более совершенные, сравнительно с прежними заряжающимися с казенной части ружьями,наконец, русско-турецкая войнауказывает на относительно большуюскорость стрельбы и дальностивыстрелов новых систем, доходя до магазинных ружей и вместес тем, уже нев виде исключения,но за правилопринимается употребление полевых укреплений. В битве Отечественной войны под Островно граф Остерман-Толстой, сдерживая войска противника отдал приказ своему корпусу «Стоять и умирать». Из девяти тысяч русских воинов арьергарда за трое суток боев потери составили около трети. Под Геттисбергом 147-й Нью-Йоркский полк северян простоял под огнем противника всего пол часа. И потерял две трети своего состава! В этой же битве корпус Лонгстрита, имея 15 тысяч человек атаковал позиции северян по открытой местности. Атакующие шли под плотным артиллерийским и ружейным огнем. Не прошло и часа, как до позиций северян добралось около тысячи солдат Конфедерации. Более девяносто процентов потерь! Я внутренне был согласен с Государем. С каждым годом, каждым новым изобретением война становится все ужаснее, а число ее жертв многократно возрастает! — Давайте попытаемся обсудить, что вытекает из этого вывода. Лично я считаю, что роль ручного огнестрельного оружия в достижении победы в сражении значительно возросла, но одновременно резко выросло количество ружейных выстрелов необходимых для выведения из строя одного солдата противника. Просмотрев данные начиная с войны Пруссии и Дании (1864 год) и заканчивая Франко-Прусской (1870 год), у меня получились цифры, которые колеблются в интервале от 100 до 150 патронов. А отсюда возникает вопрос о объеме производства боеприпасов для обеспечения армейских нужд, включая естественно затраты на обучение и подготовку стрелков в мирное время. Скажу сразу, господа, это поистине астрономические цифры, кои ставят под сомнения существующие планы. Кстати, по данным капитана фон Трота в течении Русско-Турецкой войны на захваченных позициях и укреплениях турок было взято до 500 миллионов патронов. Теперь, давайте обсудим некоторые технические новинки, которые появились и нашли применения в боях в ходе сражений в САСШ и Франко-Прусской войны. Как следует из Доклада Военного Министерства за 1879 год: Инженерный Комитет следил за всеми техническими усовершенствованиями инженерного искусства, как появляющимися в периодических изданиях иностранных и русских, так и поступившими в Военное Министерство в виде проектов от разных лиц и подвергал их критической оценке. Весьма разумный подход, мне понятен скептицизм чиновников сего Комитета, привыкших к тому, что есть масса людей, бомбардирующих министерства всевозможными прожектами начиная от perpetuum mobile и заканчивая гигантскими подводными и сухопутными броненосцами, вероятно, навеянными романами Жюля Верна. Но к сожалению, в этом противоборстве с Кулибинами различного разлива, они позабыли весьма мудрое предостережение Мартина Лютера: «Не стоит выплескивать из ванны с грязной водой и самого ребенка». Обратимся к войне в САШС. Под Ричмондом 29 июня 1862 года впервые применили в бою 32-фунтовую пушку, установленную на четырехосной платформе. Несколько позже, подобные установки уже снабжали бронированными щитами. При осаде северянами Питтсбурга в 1864 году применялись уже 13-дюймовые мортиры, устанавливавшиеся на двухосные железнодорожные платформы. Этот опыт повторили Прусские артиллеристы при осаде Парижа. Орудия перемещались по периметру и наносили неожиданные удары по столице Франции. А теперь позвольте напомнить об подобных отечественных разработках, не нашедших поддержки в родном Отечестве. Во время Крымской войны купец Н. Репин представил управляющему военным министерством «Проект о движении батарей паровозами на рельсах». Я понимаю, что автор сего прожекта не имел никакого отношения к армии, но ровно через год с аналогичным предложением обратился уже военный инженер подполковник П. Лебедев, которое он именовал «Применение железных дорог к защите материка». Мне кажется, что по истечению четверти века технические характеристики паровозов и подвижного состава значительно улучшились и можно задуматься о проектировании бронепоезда вооружённого для начала скорострельными пушками Барановского. А позже можно на их основе спроектировать орудия калибром в тридцать или сорок линий. Можно предусмотреть установку на платформах митральез. Кстати, мне довелось общаться с французскими и германскими офицерами-артиллеристами. Выяснялась весьма интересная информация: в том, что, хотя митральезы Реффи не оправдали возлагавшихся на них надежд, основная вина лежит не на их конструкции, а на французском командовании. Во-первых, они считались настолько секретными, что офицеры не желали рисковать и не допускали солдат к освоению этого оружия, а во-вторых к ним относились как к обычным пушкам, в составе батарей и со слишком большого для них расстояния. Из-за этого митральезы теряли в плотности и кучности огня. А вот против масс пехоты или конницы на дистанциях 1000 футов, они могут стать настоящей косой смерти. Мне пришлось высказаться, ибо взглядом император остановился на мне. Он хотел услышать мое мнение по сему вопросу. — Государь, основные возражения, которые выдвигаются нашими генералами противу митральез есть как раз гигантский перерасход патронов, кои сии мельницы перемалывают со страшной скоростью. Опыты показали, что сосредоточенный огонь взвода стрелков дает большую эффективность огня и наносит противнику больше вреда, нежели огонь одной митральезы. Тут действительно, патронов не напасешься. Если мы на бой на роту солдат выдаем из расчета от двадцати до пятидесяти патронов на человека всего до пяти тысяч патронов максимум, то одно такое орудие из своих шести стволов пять сотен патронов съедает за пять минут, а на пять тысяч ей требуется около получаса-часа. Кроме того, оружие сие ненадежно, его часто переклинивает. Наши военные специалисты считают, что делать на него ставку не разумно. Использовать можно, но весьма ограниченно. Да и сектор лобстрела из митральез совершенно недостаточен. — Сейчас это оружие далеко от совершенства, это верно, Дмитрий Алексеевич, у меня есть расчеты инженеров, которые показывают, что достижение скорострельности из сиих орудий в триста и даже пятьсот выстрелов в минуту вполне возможно. И тогда пять тысяч патронов для митральезы это вообще на одну закуску. При этом мы с вами наблюдаем рождение оружия, которое похоронит кавалерию как род войск. Ходить в лихие атаки с шашками наголо противу митральез — весьма бессмысленный способ угробить конницу, а выучить одного кавалериста это равно выучке шести солдат-пехотинцев, если я не ошибаюсь? — Даже восьми, Государь. — мне пришлось согласиться с этим утверждением. — Думаю, нам следует лучше изучить эти приспособления для убийства и испытать их в боевых условиях, предварительно обучив и создав специальные команды для них. Возвращаясь к войне в САШС, нельзя не упомянуть о применении сухопутных мин, изготовленных из пушечных ядер, могущей стать надёжной преградой для атакующей пехоты. И посмотрите вот на это, господа. Михаил Николаевич достал из книжного шкафа несколько кусков проволоки на которых были накручены проволочные спиральки с заточенными концами. Это так называемая колючая проволока изобретателя Глиддена из САШС. По моим данным, владелец этого патента в этом году производит сию продукцию сотнями и тысячами вёрст. По непроверенным данным, в Германии уже преграждают подходы к фортам заграждениями из этой проволоки. Думаю, вы понимаете, что, наткнувшись на такую преграду, атакующие колонны противника становятся прекрасными мишенями для стрелков. Несколько рядов такой, с вашего позволения, «колючки» и обороняющийся получает серьезное преимущество перед атакующим. Если бы федералы ее применяли, то ни один солдат из корпуса Лонгстрита не дошел бы до их позиций. Ни один из пятнадцати тысяч! И главное, что из этого следует: из записок британского сержанта Энтворда, готовившего стрелков для колониальных войск, для полноценного обучения хорошего стрелка, который будет попадать в цель, а не мазать в белый свет, как в копеечку, надо тратить до пяти сотен патронов за два месяца обучения. В условиях всеобщей воинской повинности начинают воевать большими воинскими соединениями, ведь так? Наполеон из полумиллионной армии до Бородина довел сто пятьдесят тысяч. Чтобы выставить армию в триста тысяч против Австрии, например, нам надо будет мобилизовать и подготовить миллион человек. Сколько этот получится в патронах только на обучение? В моей голове сложилась цифра в половину миллиарда! Это же… Уму не постижимо! — Полмиллиарда патронов только на обучение! А боевые действия? Один день боя на триста тысяч солдат еще пятнадцать миллионов патронов в сутки! А если действия затянутся не на месяц-два, а на год? Даже если бои будут только раз в три дня… Это без митральез, господа! Вы не скажите, где брать такое количество патронов? Порох? Свинец? Где фабрики по их производству, где мы будем брать сырье, у кого закупать, какова будет цена следующей войны? Да, последнее, на обучение опытного стрелка-бекасника Энтворд тратит тысячу-полторы патронов в месяц, при обучении в три месяца. — Вот уж совершенно лишние расходы. — не выдержал Валуев. И тут же пожалел о сказанном. — Уважаемый Петр Александрович, из показаний Фиппса стало известно, что во время Крымской кампании у англичан были специальные стрелки-бекасники, снайпера, они занимались охотой на командиров нашей армии. Именно таким стрелком были убиты Корнилов и Нахимов. Один выстрел — и у нас нет гениального адмирала! Скажите, окупилось обучение такого стрелка или нет? Война становится бесчестной работой. Нам надо готовить таких стрелков во множестве. Впрочем, это тема будущего. Мне пришла в голову мысль, что такой «бекасник» может и на государя или правителя любой страны охоту открыть! Это же получается, что мир становится еще более опасным, особенно для лиц, наделенных властью! — В свете вышесказанного хочу заметить, что против обороняющегося за укреплениями противника у наступающих почти что никаких шансов нет. Думаю, надо ускорить создание надежной и скорострельной артиллерии, в первую очередь, полевой. На основе пушки Барановского создать орудия калибром в три-четыре дюйма, испытать их и определиться, что нам понадобиться. И, пожалуй, последнее на сегодня. Успех в современной войне невозможен без надёжной связи, позволяющей предавать информацию о ходе сражения и применять оперативные меры, по противодействию противнику. Как известно, одна из причин успешного продвижения Наполеоновских войск заключалась в применении оптического телеграфа. В настоящее время, линии электрического телеграфа опутали сушу и протянулись по дну океана. Но в условиях сражений, кабель весьма уязвим от повреждений. Так, германцы, осадив Париж, прежде всего прервали связь столица с неоккупированной территорией Франции.Французские ученые Бурбуз и д'Альмеида, предложили использовать в качестве проводов землю. В конце января 1871 года они изготовили необходимую аппараты и д'Альмеида вылетел на воздушном шаре, из осажденного Парижа в Сен-Дени для установки станции связи. Когда приборы соединили с металлическими пластинами, зарытыми в землю, они зафиксировали прохождения сигнала. Но качество приёма было крайне низкое и неустойчивое и от этой идеи отказались. Значительно интереснее информация о том, что в САШС в 1872 году выдано два патента на беспроводную электротелеграфную связь. Громадные театры боевых действий, необъятные просторы нашей России-матушки, все это говорит о том, что нам нужна связь, которая будет работать всегда, не зависеть от сети проводов, а только от гения русского ученого. На это направление надо выделить серьезное финансирование и обеспечить сверхсерьезный режим секретности. В мемуарах Дмитрия Алексеевича об этом совещании написать двумя предложениями или одной фразой — и не более того![129]
ЕИВ Михаил II
И последнее… за что я получил втык от Академика, который находился в комнате отдыха и прекрасно слышал все, что происходило в кабинете? Так за то, что вывалили на головы неподготовленного для переваривания такого объема информации хроноаборигена такую неструктурированную кучу всего! И при этом забыл толкнуть главную идею — без изменения экономики и создания более-менее состоятельного слоя населения (то есть крестьянства) никакие наши благие идеи не воплотятся в реальность! Катастрофы не избежать, в том числе военной! Ты забыл, дорогой, что для войны нужны три вещи: золото, золото и еще раз золото! Увы мне, цитируя Наполеона эту его фразу я действительно упустил. Позорище! — Но в целом, для первого раза, ты справился… — и Академик потрепал меня по плечу. Вот, а как выглядела эта сцена со стороны? Подросток сначала делает выволочку, а потом утешает здоровенного лба с окладистой бородой! Сюррррр!
Глава восьмая. Сделал доброе дело, и иди — постреляй!
Будь осторожен: не делай добро без свидетелей!(Том Лерер)
Париж. Посольство Российской империи 4 марта 1880 года
Князь Николай Алексеевич Орлов
Чрезвычайный посланник Российской империи во Франции, князь Орлов нервно ходил по кабинету. Последние события в Санкт-Петербурге и избрание императором Михаила Николаевича на спешно состряпанном Земском Соборе было событием неординарным, как оно повлияет на изменение европейских политических раскладов, было пока непонятно. Было известно, что новый император обладает весьма решительным характером. Но вот качества его как управляющего, судя по тому же Кавказу, это вообще — ноль, полная управленческая импотенция. Говорят, что хозяйством Кавказа занималась его супруга, но сие утверждение требовало уточнения. В любом случае, в кругу общения князя любая информация о младшем брате покойного царя ценилась на вес золотого франка. Невысокий, щупленький, с большим орлиным носом и щеткой роскошных густых усов князь был безумно богат, талантлив, храбр. О его мужестве и бесстрашии свидетельствовала повязка, закрывающая отсутствующий глаз, потерянный во время штурма форта Араб-Табии. Он получил в том бою девять ранений. Девять! Но выжил, хотя здоровье его было этим событием серьезно подорвано. Талантлив и смел — князь был автором нескольких трудов, отметившись в них весьма либеральными идеями. Богат… ну, богатства Орловых, да-да, из тех самых Орловых, облагодетельствованных матушкой Екатериной… Никуда эти богатства не делись, а только преумножались многочисленными представителями этого могущественного клана. Помните «Летучую мышь» господина Штрауса? Ну, не будем уточнять, кто стал прообразом князя Орловского, в особняке которого проходит бал-маскарад.
Был ли он хорошим дипломатом? Вот это сказать было сложно. Вообще о дипломатических успехах Российской империи говорить было сложно. Николай Алексеевич был в первую очередь аристократом, человеком мира, а уже потом подданным Российского императора. Он был своим в любой европейской столице, презирая свою страну, считая, что ее надо приближать к просвещенной Европе любой ценою. Еще более интересной была любовная стезя князя из рода Орловых. Он был влюблен в Наталью Александровну Пушкину, дочку того самого… Да! Одну из первых красавиц России, ставшей позже морганатической супругой князя Николая Вильгельма Нассаусского. Потом его пытались женить на Ольге Паниной, дочери министра юстиции. Не сложилось. А вот сложилось жениться на одной из самых красивых женщин Санкт-Петербурга, фрейлине Екатерине Николаевне Трубецкой. В Катюшу Трубецкую был влюблен Лев Николаевич Толстой, тот самый, а не его однофамилец. А шафером на свадьбе со стороны Трубецкой был некто Тургенев, опять тот самый, да уж… Увлечены Екатериной уже Орловой были великий Бисмарк и король Бельгии Леопольд II. Более того, ходили слухи, что Алексей Николаевич Орлов, как и Владимир — сыновья этого самого Леопольда, а не Николая… Но все это слухи, слухи, слухи… Известно, что супруги часто ссорились и жили отдельно друг от друга. Говорили о ранении князя, из-за которого он стал импотентом, намекали на его несколько нетрадиционные вкусы. Опять же, сплетни и слухи — любимое развлечение европейского бомонда. Однако, есть и интересный факт: единственным иностранцем, приглашенным на свадьбу Николаши Орлова и разбавивший своим присутствием свет аристократических фамилий старой России, был некто барон Геккерн, более известный у нас как Жорж Дантес. Да, убийца Пушкина! Вот и пойми, было ли это проявлением изысканной аристократической мести дочери поэта, мол, на моей свадьбе будет присутствовать убийца твоего папаши, кто поймет изощренную фантазию молодого князя, либо такой маленький звоночек, ибо известен был Жорж Дантес связью с бароном Геккерном, весьма тесной, настолько тесной, что барон усыновил красавчика, делавшего военную карьеру в презираемой ими обоими (бароном и Дантесом) России. Впрочем, уже четыре года как Екатерина Орлова оставила князя один на один с этим жестоким миром, а посему тайны их будуара оставим ученым-генетикам. В дверь кабинета аккуратно постучали, секретарь посла вошел и сообщил, что порученец князя только что прибыл. — Проси! — не самым довольным тоном буркнул Орлов. Это была весьма странная просьба, исходившая от самого Горчакова. Канцлер просил достать ему некое химическое вещество. — Ваше сиятельство! Нашел! Это всё, что удалось приобрести. Лаборатория Лорана, в которой работал Шарль Фредерик Жерар, перешла к Гюставу Шанселю. Он переехал в Монпелье. Я только что оттуда. — И что? — Тут тридцать грамм. Обошлись мне в четыре франка. И месье Гюстав готов продать права на сие вещество, будет кто заинтересован в нем. И деньги просит небольшие. — Благодарю вас, Мишель, вы мне весьма помогли. Я отпишу о предложении Шанселя. Кто знает…
* * *
Санкт-Петербург. Большая Конюшенная, дом 9. 5 марта 1880 годаЕИВ Михаил II
После проведенного совещания и полученных от Сандро вливаний, частично не справедливых, но, по большей части заслуженных, я чувствовал определенную вину. Прав был Учитель! В отличии от Коняева нет у меня такой точной и педантичной систематичности, это надо честно признать. Хаотичность у меня — главная черта характера. Будем с нею бороться. Но я и не говорил, что совершенен! В любом случае, мне необходима была психологическая перезагрузка. И о пяти часах пополудни в обществе дорогой супруги и нашего семейного Эскулапа — профессора Манассеина, отправился сделать весьма и весьма важный визит. У меня было еще время. Не знаю, возможно ли это так назвать, но Ольга Федоровна была весьма обеспокоена личностью того, к кому мы направлялись. Ведь это был её первый официальный визит в роли первой леди государства! И тут такой неожиданный выбор! Мы отправились на Большую Конюшенную, в доме 9, построенный для госпожи Сильванской. Там, в десятикомнатной квартире проживал человек, известный не только в Санкт-Петербурге, но и далеко за пределами нашей прекрасной Родины. Впрочем, имя его преодолело не только географические границы, но и пределы своего времени: благодарные потомки сохранили память о нем. Небольшой двухэтажный особняк располагался практически в центре столицы, так что долго ехать не пришлось. Карета охраны, предупрежденной о нашем маршруте оказалась на месте чуть раньше нас. Выходя, я успел отметить взглядом двух сотрудников Ширинкина в штатском. Подполковник пока что имел весьма ограниченный состав филеров, работающий на моем маршруте. Мне бы хотелось, чтобы визит был келейным, тихим, не переволновать Николая Ивановича никоим образом, но получалось так, как получалось — пренебрегать мерами охраны собственной персоны было бы верхом легкомыслия. Еще по пути Ольга Федоровна поинтересовалась, почему именно к этому человеку мы едем. Пришлось рассказать в двух словах, причем эти два слова переросли в две фразы, в общем, поговорили. — Так вот почему с нами Вячеслав Авксентьевич! — подвела итог разговору супруга как раз перед тем, как мы вышли из кареты. По роскошной парадной лестнице мы поднялись на второй этаж, где нас встречал хозяин квартиры, сам господин Путилов, вместе с женой, Екатериной Ивановной. Выглядел господин предприниматель откровенно плохо. Он был разорен. Его дело шло ко дну, ибо денег не было и не было понятно, ЗАЧЕМ? и ПОЧЕМУ? Этот человек был гений. Своеобразный гений. Он мог решить любую производственную задачу, делая буквально-таки чудеса. В свое время он стал в фаворе у великого князя Константина Николаевича, когда сумел, не построив даже завода, создать для Балтийского флота большой отряд паровых корветов и канонерских лодок. Современники назвали бы это примером «сетевого предприятия», когда заказы на детали распределялись по мелким единицам: фабрикам и мастерским, а потом все собиралось и, вуаля, из плавучего дока выходил новенький корабль, которого осталось вооружить и испытав, отправить в плаванье. Но такие предприятия — это практика двадцать первого века, а не девятнадцатого! Проблема артиллерии — и господа Путилов, Обухов и кампания создают завод, который потом назовут Обуховским, это избавит Россию от зависимости в производстве орудий от иностранных держав. Понадобились рельсы для строительства железных дорог — и Путилов с нуля построил свой завод, который полностью покрывает потребность всей империи в этом дефицитном материале, причем его рельсы оказались намного более качественные, нежели английские или немецкие. Его последним проектом стало создание Морского порта в Санкт-Петербурге, который должен был стать своеобразным транспортным хабом: проложив канал из Кронштадта в столицу, Путилов собирался вывести его к железнодорожному узлу и складам, которые позволили бы делать прямую перевалку грузов с различных видов транспорта, ускоряя многократно товарооборот. Канал имел в этом проекте решающее значение — мелкие глубины Маркизовой лужи не позволяли морским судам разгружаться в Санкт-Петербурге. Получив благословение государя Александра II на сей проект, Путилов не получил под него государственных гарантий и делал все за свой счет, уверенный в правильности и коммерческом успехе собственного начинания. Увы, возникли и препятствия. Например, альтернативные проекты, которые предлагали провести канал чуть иначе, к выгоде той или иной группы купцов и коммерсантов. Разговор, который состоялся у меня с Николаем Ивановичем тет-а-тет в его кабинете (благо, Ольга Федоровна и Екатерина Ивановна увлеклись женскими делами), подтвердил худшие мои предположения. Уши господина Овсянникова торчали из этого дела подобно баобабам в саванне, но, дивное дело, никто этого заметить не хотел. Мне с трудом удавалось сдержаться, но, памятуя о том, что уже в апреле месяце Путилова должен свести в могилу инфаркт, я постарался быть крайне сдержанным, памятуя, что даже сильные положительные эмоции для больного сердцем человека могут быть опасны.
— Николай Иванович! Ваш проект для города, да и для всей страны — весьма и весьма необходим. А посему у меня для вас две хорошие новости: вы получите реальные государственные гарантии, но не только это -–я войду в ваш проект своими личными деньгами. Но это только при одном условии. — Каком? Николай Иванович напрягся. Он знал, насколько мимолетна царская милость и благосклонность семейки Романовых. Тот же Константин Николаевич, горячо поддерживающий начинания Путилова внезапно к нему охладел, и охлаждение сие имело вполне определенную причину. Сейчас на широкоскулом лице промышленника отражалось ожесточенная борьба мыслей: доверять или не доверять, что может затребовать от меня этот вояка, извините, такова была репутация у великого князя в среде коммерсантов. Высокий лысый лоб стал покрываться сетью морщин. Чтобы прервать сей поток мыслей, я сказал просто: — Вас немедленно осмотрит профессор Манассеин. Которого я взял с собой. Состояние вашего здоровья — это вопрос государственной важности! И вы не смеете мне в нем отказать! Слушать возражений не желаю! Никаких дел, пока Вячеслав Авксентьевич не даст разрешение! Принимать лекарства по его назначению строго и вовремя! Это мой приказ! Знаю, что вы человек гражданский, и я, формально, приказывать вам права не имею. Но если я скажу так: это моя убедительная просьба! Вы согласны? Ожидавший чего угодно, но только не этого, Путилов выглядел совершенно ошарашенным. — Конечно, Ваше Императорское Величество, я не могу вам отказать в такой… в таком пустяке. Как вы пожелаете… — Именно так и пожелаю, Николай Иванович. И еще, вам дозволяется наедине со мной или в небольшом кругу моих друзей не чиниться, обращаться ко мне просто: Государь или Михаил Николаевич. И прошу вас учесть: после Морского порта нам предстоит еще несколько сложнейших и крайне важных проектов. Я тут без вас, как без рук! Поберегите себя! А вот это было вообще-то милостью большей, нежели награда очередным орденом. Не ожидавший подобной милости Путилов окончательно растерялся. — Как будет вам угодно, Ваше… простите, Государь — все-таки быстро взял себя в руки. — А сейчас я оставлю вас на моего домашнего эскулапа, надеюсь, вы общий язык найдете. Я немного успокоился: профессор Манассеин был, по моей просьбе, вооружен каплями салицина. Да, это было не совсем то по эффективности, что ацетилсалициловая кислота, но хоть что-то, тем более, что посол в Париже телеграфировал канцлеру Горчакову, что аспирин приобрел и есть возможность выкупить рецептуру его изготовления. А тридцать грамм аспирина — это триста кардио-доз… пока что хватит… Патент надо выкупать и начинать производство. Да-с… химиков, физиков вообще ученых и производственников не хватает! Я не говорю о квалифицированных рабочих кадрах! В карете супруга заметила мое раздраженное состояние и спросила о его причине. Я уже давно понял, что Ольга совсем не глупа, более того, ее ум весьма практичен и к праздной расточительности она не склонна. Как для Государыни весьма полезное свойство характера, доложу я вам! И я принял для себя правило стараться от нее ничего не скрывать… — Понимаешь, дорогая, я опять и опять поражаюсь тому, как человеческая жадность соседствует с глупостью. Кто-то сказал, что на Руси две беды — дураки и дороги. Первая беда намного страшнее. Ольга терпеливо ждала, пока я перейду к сути дела. — Тебе говорит что-то такое имя: Степан Тарасович Овсянников? Императрица задумалась, потом медленно произнесла: — Это какой-то… купец? Вроде бы был… какой-то громкий… скандал… — Верно… Сей купец называл себя хлебным королем. И так его называла наша вольная пресса. Состояние он нажил на поставках хлеба в армию. Началом его взлета стала несчастная для нас Крымская война. Я помню, как отвратительно питался русский воин. Овсянникова не раз и не два пытались привлечь к суду, но всякий раз оправдывали. А он и далее продолжал свою деятельность, все больше зерна проходило через его руки, сейчас он продавал зерно не только армии, но и за границу — однажды его состояние оценили в двенадцать миллионов, сам он говорил про то, что имеет восемнадцать. Может быть! Погубила его жадность: сегодня у меня была госпожа Числова… — Эта танцовщица? — тон Ольги сразу стал возмущенным. — И как ты посмел ее принять? — Эта балеринка еще и любовница моего старшего брата. Бедный Николай, за что ему такое наказание! Впрочем, не об этом разговор. В свое время Овсянников через эту ушлую дамочку сумел взять на себя поставки зерна гвардии и столичному гарнизону, благодаря небескорыстному содействию госпожи Числовой. Вот только поставлять надо было муку. Думаю, ему обещали поставки муки всей армии. Потратился. Выстроил мельницу. Но дальше гарнизона Санкт-Петербурга дело не пошло. Мельницу застраховал и приказал сжечь. Дело удалось раскрыть. А самого Овсянникова посадить. И миллионы не помогли. Но и в ссылке он остался королем — условия содержания королевские, представь себе, среди бумаг о помилованиях, в связи с вступлением меня на царство есть и прошение о возвращении сему «корольку» всего его состояния и имущества, что было у него на момент ареста! Читаю я бумаги внимательно, так что сие прошение пошло в корзину для мусора. Я слукавил. Я передал это прошение Тимашеву и попросил разобраться: кто и за какие блага составил такую удивительную бумагу! — Так вот, именно Овсянников стоит за разорением господина Путилова. Ему, видите ли, выгодно, чтобы канал прошел к его Калашниковым складам и оттуда зерно… его зерно без посредников-перевозчиков уходило за границу. Сначала проекту морского порта противостояли только перевозчики, кои теряли большие деньги, они ведь перегружали товары из морских судов на свои плоскодонки и тащили их в Питер. Но когда к ним присоединился Овсянников! Именно он сумел вызвать охлаждение к Путилину у Константина, да и мой покойный царственный брат к сему проекту остыл. — Так может быть, лучше канал тянуть к купцам из Калашникова? — Им — выгоднее. России — нет. Выгодна связка железная дорога-морской порт при наличии большого количества складов. Это преимущество исключительно проекта Путилова. — Но и не это меня столь разозлило… Помаешь… сидит такой зерновой король в Сибири в ссылке, и правит государством. Не мы, семья Романовых, а такой себе купчишко Овсянников! А во не понравится ему государь Михаил Николаевич? И вдруг исчезнет зерно в столице и тут же цены на него пойдут вверх, разоряя не только рабочих, но и мещан. Что тогда может быть? Подскажу — Парижская коммуна или та же Великая французская революция начались не со спекуляции французских овсянниковых зерном? Вот она — настоящая проблема! И как ее решить, я пока не знаю! Мы почти подъехали к дому, когда я решил все-таки съездить пострелять, дабы отвести душу. Да и был шанс застать в Манеже одного человека, очень нужного мне. Утром следующего дня меня навестил профессор Манассеин, который определил у господина Путилова нервное истощение и грудную жабу. Кроме капель нитроглицерина, которые рекомендовал доктор Мюрелл, и свойство которых купировать приступ стенокардии был уже хорошо известен, Вячеслав Авсксентьевич назначил и салицин, хотя и сомневался в его необходимости (это меня как раз меньше всего волновало), плюс успокаивающий сбор. В конце апреля 1880 года Николай Иванович приступил к продолжению работ по созданию Морского порта Санкт-Петербурга.
Глава девятая. Антитеррор
Я не боялся турецких пуль и вот должен прятаться от революционного подполья в своей стране.(Александр III — император Российской империи в РИ)
Санкт-Петербург. Манеж. 5 марта 1880 года
Илларион Иванович Воронцов-Дашков
Первого марта сего года я был назначен министром императорского двора и уделов. Мой предшественник, много лет занимавший сию должность, Александр Владимирович Адлерберг трагически погиб во время взрыва в Зимнем дворце. Разгул терроризма в государстве российском принял такой масштаб, что честный чиновник стал более опасаться за свою жизнь, нежели думать о своих служебных обязанностях. Одной из первейших задач моих стало создание надежной системы охраны императора, членов августейшей семьи и первейших должностных лиц государства. Я взял за правило посещать Манеж, в котором стали тренироваться охранники Его Императорского Величества. В основном с тем, чтобы переговорить с генералом Черевиным. Петра Александровича проще было застать с набранными сотрудниками охраны, нежели в кабинете. Создавать новую охрану Государя невозможно без разработки соответствующего Положения… Приходилось все делать на суровую нитку, прикидывая, как будет лучше, понимая, что потом надо будет вносить коррективы и исправления. Но, как настоящему военному, быть на стрельбище и не пострелять! Вот и вторая причина. Черевин собрал образцы стрелкового вооружения со всего мира. Илларион Иванович знал, что Михаил Николаевич тоже появляется в Манеже и именно с целью упрочить навыки стрелка. Пока что они не пересекались в тире, но сегодня все пошло не так. Когда граф приехал в Манеж, Государь уже там был, увлеченно занимаясь стрельбой из револьверов. Я тренировался с одним револьвером, привычным мне, хотя инструктор периодически предлагал опробовать то одну, то другую модэль. Я предпочитал пока что достигнуть лучшего в одной модели оружия, чем быть плохим во многих. Отстреляв в свое удовольствие, я отошел к Петру Александровичу. Тот был в боевом настроении, он находился в активном поиске наилучших телохранителей, сделав ставку на казаков, причем пластунов. При этом Черевин прошелся сначала по столичным гвардейским казачьим эскадронам, отобрав оттуда наилучших, коих были считанные единицы, после чего стал вызвать людей из станиц, вот сейчас в столице появились первые ветераны, коим предстояло охранять императорскую семью. — И как вам молодцы, Пётр Александрович? — спросил я после того. как обменялись с генералом приветствиями. — Намного лучше, нежели столичные лоботрясы. Там с фактурой все хорошо, а вотнавыки растеряли. Эти хороши. Да и присылали атаманы самых лучших, как и просили. Понимают, какая честь будет станице. — Это хорошо, когда мир за казачка отвечает, верно все делаете Петр Александрович. Вот только Положение… Но поговорить о бумажных делах не получилось. К нам подошел Михаил Николаевич. Мы вытянулись во фрунт, впрочем, я был в курсе, что в неформальной обстановке Государь не терпит чиниться и требует краткости мысли, а не витийствовать и титуловаться. Но без личного на то разрешения Государя никто себе подобной вольности дозволить не мог. Впрочем, милости простого обращения Черевин уже удостоен. Я в курсе. Как без этого. Хороший командир должен контролировать своих подчиненных. Особенно в таком важнейшем деле. Император обменялся с нами несколькими дежурными фразами, после чего официально разрешил нам обоим в его присутствии не чиниться. И тут же, извинившись, просил меня уделить ему немного времени. Столь милостивое обращение было признаком высочайшего расположения и не могло не обрадовать меня, человека военного и патриота Родины. Есть награды, которые не повесишь на грудь, и которыми не будешь хвастаться прилюдно, но эти знаки отличия стоят дороже золотого оружия и любого ордена: что на груди, что на шее. Когда мы отошли, Государь ошарашил меня неожиданным вопросом: — Скажите, граф, почему вы служите? — Простите, Ваше Императорское… Еще раз простите, Государь, но что вы имеете в виду? Ну да, я даже забыл, что мне теперь чиниться не положено, но быстро опомнился. — Вы один из богатейших людей империи, землевладелец, не нуждаетесь ни в чем, счастливы в личной жизни, насколько это возможно. Почему не живете в свое удовольствие, а служите? Закон о вольностях дворянских позволяет вам заниматься исключительно своими делами… При этом Михаил Николаевич посмотрел на меня так, что я понял, этот вопрос для него крайне важен. Посему постарался ответить честно, как и думал об этом. — Государь, меня так воспитали. Дворянская честь не позволяет мне оставаться праздным, мой долг — служить России и ее императору! И другого пути для себя не вижу! — Интересно получается, Илларион Иванович, вы себе другого пути не видите, а вот какой-то третьесортный помещик Пупкин считает, что он и есть пуп земли. Именье заложено-перезаложено, сам не служит и служить не собирается, а катается по заграницам да хает родные пенаты… Простите, это я так, к слову пришлось. У меня к вам, два дела. И оба они требуют вашего понимания и доверия к моим словам. На кресте клянусь, что всё, что вы сейчас услышите — истинная правда. И тут Государь меня опять поразил — вытащил простенький деревянный нательный крестик на суровой нитке и поцеловал его. — Первое дело весьма необычное. Я знаю, что в обществе людей неравнодушных уже зреет мысль о создании организации патриотов, которые будут бороться с террористами и займутся обеспечением безопасности нашего государства. — Но Ваше Императорское Величество… Откуда? ... Я был настолько поражен, что найти слов не мог. Мысли такие были, думаю, что те двенадцать человек, которые собирались у… извините… не могу… — Знаете, любезный Илларион Иванович, один весьма умный человек сказал: что знают трое, знает и свинья. Простите за некоторую грубость формулировки, но она точно отражает сущность проблемы. С конспирацией в вашей секретной организации обстоит плохонько… — Простите меня, Государь, но мы… — А за что мне прощать вас, Илларион Иванович? За то, что истинные патриоты Отчизны радеют за ее безопасность и процветание? За это награждать надо. За то, что решили бороться с террором похожими методами? Прискорбно, но ведь государство, связанное по рукам и ногам нашей либеральной общественностью, уже сейчас вопит о чрезмерной жестокости жандармерии и полиции, не понимая, что разгул террора — это приговор всему обществу. Сейчас кидают бомбы в царей, завтра будут расстреливать обывателей за то, что выглядят слишком упитанными и слишком хорошо одеваются и насиловать их жен и дочерей, именуя сие: социализацией. Государство не может из престижа и ложного гуманизма себе позволить некоторые необходимые меры. И весьма здорово, что появляются люди, понимающие, что иногда надо запачкать руки, чтобы спасти Державу. — Значит вы, Государь не против… — Я, как Государь и Император «ЗА». Но я хочу, чтобы вы понимали, что ваш «Священный Союз» или «Добровольная охрана» или «Священная Дружина» в таком виде, как вы его задумали, существовать не может. — Что вы имеете в виду, Ваше… простите, Государь. В этот день меня Михаил Николаевич не раз и не два ставил в весьма двусмысленное положение. Я оценивал его как солдафона. Даже когда он стал во главе Государственного совета, мое мнение не переменилось: сия должность воспринималась как некая синекура, но, вот оно как оказалось — я видел пред собою руководителя государством, который имеет четкий план действий и старается его воплотить в жизнь. — Во-первых, деятельность Союза не может быть не под моим личным контролем — это опасно, не для меня, для всего государства. Некоторые меры, которые мне придется принимать, могут не понравиться лидерам Союза. Что помешает им решить, что они лучше знают, что нужно державе? Так что между вашей организацией и мною будет связующее звено — это вы, и только вы, Илларион Иванович. — Государь, я постараюсь оправдать столь высокое доверие… Только начал, но был немедленно прерван: — Во-вторых, вам необходимо усилить конспирацию. Я бы советовал вам разбить организацию на два крыла — политическое крыло будет заниматься пропагандой идей монархизма, впрочем, это разговор не сегодняшнего дня. Боевая организация должна быть максимально законспирирована. Максимально! И так же эффективна, как боевики народовольцев, да еще и получше их. Запомните: у вас три цели: терроризм, коррупция, чиновничий произвол. Помощь со стороны силовых органов вам будет гарантировано, тем более что новый министр внутренних дел будет как раз из ваших… Вот тут я совершенно остолбенел: Государь не только говорил о своих знаниях нашей только-только возникшей организации, но даже выказывал нам кредит доверия! Это дорогого стоило! — В-третьих, старайтесь меньше в организации, даже легальном крыле держать болтунов и идеологов, такие способны заговорить самое полезное дело. И еще — ни одного члена семьи Романовых быть в ней не должно! Ни одного! Мы не должны иметь к Союзу никакого отношения. Формально. — Думаю, сие повеление ваше, Государь, будет выполнено в самом обязательном порядке. — Вот и ладненько. А теперь несколько личных просьб, Илларион Иванович. Овсянников. Если его привлечь по старым делам — общественность взвоет, его же оправдали и не раз, и не два. Даже из ссылки он умудряется гадить. Нет, не мне, государству Российскому. Ничего кроме совей выгоды не видит. Такое не лечится. И еще. Подберите мне из кандидатов в вашу организацию десять-двенадцать молодых юношей из аристократических семей. Нам надо создавать свою внешнюю разведку. Фактически заново. — Но чем существующая служба вас не устраивает, Государь? — Она создавалась при помощи некоего Вильгельма Штибера, человека полезного, но опасного и слишком профессионального. Можете быть уверены, что большая часть агентов перевербована им. Кроме того, мне нужен аналог «Священной дружины», но которая будет действовать за пределами нашей Отчизны. И тут подчинение только моему руководителю внешней разведки. Впрочем, мы будем готовить из них не ликвидаторов, для грубой работы есть иной материал. Нам нужно создать того, кто сможет стать нашим агентом влияния за пределами России. — Государь, я могу предложить вам для такой работы одну-две женские кандидатуры? — Обоснуйте, граф… — Ну, салоны некоторых дам могут стать тем самым источником влияния, да еще и служить прекрасным прикрытием тайной деятельности. Тем более, что такая схема уже работала, насколько мне известно. — Согласен, Илларион Иванович. Через десять дней жду вас с докладом по Положению об охране и остальных вопросах, которые мы с вами тут подняли… — Слушаюсь, Государь… — А вот второй вопрос не менее, а скорее и более важен. Скажите, граф, чего больше всего не достает в нашем государстве? — Денег, средств катастрофически не хватает, насколько мне известно… Я решился брякнуть первое, что пришло в голову, ибо не хватало нам всего, в том числе порядка. — Что, Илларион Иванович, растерялись, первое, что пришло на ум, то и высказали? Ничего страшного. На самом деле, комплекс проблем столь значителен, но решения многих вопросов упираются в один — не хватает людей! Огромные пространства, а на них людей — неприлично мало… Быстро изменить ситуацию невозможно. А люди нужны уже сейчас. Вы позволите, возьму для примера военную ситуацию. Для нас более привычную. — Конечно, я весь во внимании. Могу сказать, что разговор все более затягивал меня. И то, что в самом Манеже во всю шли тренировки казачков совершенно беседе не мешало. — Предположим, завтра возникла необходимость осадить Австро-венгерскую монархию. Наш Генштаб сообщает, что надо на фронт выставить 250 тысяч солдат, четверть миллиона! Реально? — Более чем… — Сами понимаете, цифирь взята с потолка, важен сам принцип… Боевые потери, резервисты, службы тыла, которые надо мобилизовать — это, как минимум, полмиллиона, а еще надо держать на границах и в тыловых гарнизонах тоже с четверть миллиона. Вот и выходим на круглую цифру — миллион мобилизованных солдат. Вроде бы для более чем стомиллионного государства не так уж и страшно… Ладно! Но это полтора миллиона винтовок, сами понимаете, оружие имеет свойство ломаться. Да еще порядка полумиллиарда патронов, чтобы обучить оный контингент стрельбе. А сколько патронов для обеспечения, исходя из полугода боев? А менее чем за полгода с такой обширной державой не справиться. Откуда это взять? Не говорю про орудия и снаряды. Надо строить заводы, не закупать же патроны и винтовки за золото? А где взять рабочих? Учтите, что рабочего потом с такого завода на фронт не забрать, ибо кто тогда будет делать оружие и боеприпасы? И на все это нужны деньги, живые рубли! А у нас с вами крестьянская страна. И рабочих взять неоткуда. А солдатиков в армии сначала надо откормить, а потом под ружье ставить. И это опять-таки расходы. А лошади? Представляете, сколько надо гужевого транспорта привлечь для нужд армии? А наша крестьянская лошадка кроме того, что дешева, так еще и слабосильна! — Да. так я на проблему современной армии не смотрел. — слова Государя сильно смутили меня. — Скажите, Илларион Иванович, в ваших имениях сколько крестьян выкупили землю? И тут я потерялся окончательно.
* * *
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 6 марта 1880 годаЕИВ Михаил II
Хочу заметить, что беседы с глазу на глаз у меня получаются пока что намного лучше, чем проведение многолюдных совещаний. Вот и вчера: общими усилиями мы с Академиком засчитали совещание по военным вопросам на твердую троечку, то уже за разговор с Воронцовым-Дашковым общая оценка колебалась между твердой четверкой и отлично! Вот и ладненько. Посему решил провести беседу с важнейшей фигурой первых лет царствования, как мне это представлялось, Петром Александровичем Валуевым в том же формате: тет-а-тет. Единственное исключение заключалось в том, что в соседней комнате, которую именовали еще «комнатой отдохновения» расположились государыня Ольга Федоровна и старшие дети — Николай, который успешно поправлялся от ранения, Михаил и Георгий. Сандро был слишком непоседлив, чтобы слушать секретные разговоры. Почему я так сделал? Во-первых, в Ольге Федоровне я почувствовал надежную опору трону и моей династии. Она умна, хозяйственна, кроме того, довольно быстро соображает и остра на язык. Это черты императрицы, которые мне нравятся. Если буду отъезжать, буду спокоен, что столица и государство будут находиться в надежных руках. Не на братьев же оставлять! Тем более не на племянников! Теперь дети… а как мне узнать, кто из них что представляет? Никто из них в ТОЙ истории до реального управления государством допущен не был, никак себя не проявили, что вызывает у меня чувство истинного разочарования. Сандро в порядке наследования теперь номер четвертый. Не самая лучшая стартовая позиция. Но пока что ничем Учителю помочь не могу. И выделять его может быть слишком опасно. Секретарь вошел в кабинет и почтительно склонил голову. Умное волевое лицо, аккуратно подстриженная борода. Он произвел на Ольгу сразу же благоприятное впечатление. Да и дела в моей канцелярии сразу же наладились. Весьма работоспособный и целеустремленный тип. Я взял его, можно сказать, по знакомству. Батюшку его знал по Кавказу, в бытность свою наместником. Это был весьма серьезный и ответственный чиновник, вот и сына воспитал весьма достойно. Я выдернул его из управления Юго-Западной железной дороги и сразу же назначил руководителем секретариата. Юный чиновник сначала поскрипел: объем работы был намного больший, нежели на старом месте работы но, с Божьей помощью, справляется. — Сергей Юльевич, как только появится Петр Александрович, просите его немедля.
Секретарь кивнул головой. Он был немногословен и исполнителен. Это плюс. Огромный. Кто хоть раз был руководителем, тот понимает, о чем я говорю. Через пять минут Витте впустил в кабинет только что прибывшего Валуева. Да, я разве забыл сказать, что Юлий Федорович Витте (Юлиус Христофор Генрих Георг Витте) был директором Департамента государственных имуществ Главного управления наместника Кавказского, служил под моим началом, у нас даже разногласия были… точнее у моего меня бывшего на Кавказе с оным, но Сергей Юльевич рос буквально на моих глазах. Вот вам и ядреный протекционизм! Ну и еще… надеюсь, что Витте станет игроком моей команды, а не слишком самостоятельным чиновником, ведущим собственную игру. Таких игроков нам не надо! А посему лучше держать его на виду.
Глава десятая. Происшествия
Нет в жизни звука более захватывающего, чем стук в дверь.(Чарльз Лэм)
Потсдам 11 марта 1880 года
Вильгельм Штибер
Когда тебе перевалило за шестьдесят лет, любое неожиданное происшествие начинает вызывать невольное раздражение. Вот и сейчас, когда в двери постучали — настойчиво, но не слишком громко, Вилли поморщился, после чего двинулся открывать дверь. Он был одет в свой любимый домашний халат с большими карманами. Кроме тепла, сей предмет гардероба давал небольшую уверенность в безопасности: в его огромных лопастях?? прекрасно поместился небольшой револьвер. Встречать неизвестного посетителя без оружия… такой глупости от него даже на старости ожидать не приходилось. Петер, слуга и телохранитель, сорокалетний вестфалец, увидев сигнал хозяина пошел открывать дверь, сам хозяин стоял рядом, но немного сбоку, страхуя бодигарда. Сначала Петер поинтересовался: «Кого принесла нелегкая?» и тут же получил ответ, который Вильгельма удивил. Он давно не слышал этой фразы. «Это я, Карл, племянник, привез привет дядюшке Отто от дядюшки Алекса». По кивку Вилли бодигард открыл дверь, в которую ввалился хорошо известный хозяину человек. Вот только быть его в Потсдаме не могло по определению. Худощавый человек среднего роста с копной седеющих курчавых волос, роскошными усами и небольшой бородкой, которые тоже тронула серебром седина. Лицом он был весьма похож на графа Андраши, канцлера Австро-Венгерской империи. Конечно же, это был не Дьюла, ни старший, ни младший. Вилли ждал. — Вилли, не держитесь за револьвер. Я не опасен для вас. Нам надо поговорить. Это действительно весьма важно. — Хорошо… только как? — Как я попал к вам? Профессионал он и в Африке — профессионал. Хотите знать, где у вас на границе протекает? Понимаете, дело настолько срочное и важное, что я действовал внаглую… Пересек границу с Австрией в карете с гербом Андраши и фальшивыми документами на имя Андраши… — Сукин сын! Идите за мной. Вошедший так и не понял, было последняя фраза проявлением гнева или восхищения. Конечно, он появился в Германии другим путем, но зачем господину Штиберу знать его маленькие секреты? Хозяин дома опустился в свое любимое кресло недалеко от камина. Гость сел напротив, придвинув свое кресло ближе к огню. Они были внешне неуловимо похожи: оба круглолицые, с густыми курчавыми волосами, вот только Вилли не носил бороды, и волосы его седина покрыла намного щедрее. Да, еще фигура была не столь спортивной. Всё-таки возраст давал о себе знать. Мнимый граф Андраши, он же полковник Генерального штаба Российской империи Николай Николаевич Белов, дальняя родня прусским фон Белофф был спокоен, впрочем, его визави тоже не показывал признаков волнения. Жизнь научила создателя спецслужб Германской империи не спешить, ибо спешка хороша в ловле блох, в тайных делах сие ведет к провалу. Ошибаться же на его месте не должно! — Итак… Когда прибывший из России полковник налил себе немного водки (Вильгельм не отказывал себе в удовольствии выпить хорошего крепкого алкоголя), и выпил, тогда хозяин намекнул ему одним словом, что пора перейти и к делу. — Меня привела к вам крайняя нужда, Вилли. Ситуация такова, что я являюсь личным посланником государя Михаила II. И у меня находится пакет с письмом и документами, которые должен прочитать лично Его Величество в присутствии только канцлера Бисмарка. — Почему это послание не может быть отправлено обычным дипломатическим каналом? — Штибер нацепил на нос пенсне, которое иногда снимал, но в минуты раздумий эта операция — одеть-снять очки-протереть стекла позволяла взять несколько лишних секунд на обдумывание. — Материалы слишком секретны. Более того, у меня инструкции, которые требуют, чтобы после прочтения сии бумаги были сожжены. — Вот как… — недоверчиво хмыкнул Вильгельм. — Это письмо способно изменить весь расклад политических сил в Европе. Может быть, даже в мире. Это крайне важно для наших стран. Поверьте! Вильгельм задумался. Он в свое время сделал много для России. Делал он это не столько по зову сердца, сколько по просьбе его покровителя, всемогущего канцлера Бисмарка. Отто несколько раз вытаскивал Штибера из весьма сложных ситуаций. Вилли часто пользовался в своей работе методами, далекими от понятий чести, характерных для его времени, более того, многие его приемы были незаконными, с точки зрения любого государства, не только того, против которого были направлены, но и собственного. Ни Пруссия, ни Германия не могли допустить, чтобы правда о некоторых деяниях людей господина Штибера выплыла наружу. Он слишком часто пользовался услугами низов общества. Он слишком часто преступал закон. Но при этом он был максимально эффективен. Так, он один раз предупредил Александра II, императора России, о покушении во Франции, тайну того, почему промахнулся Березовский Вильгельм унесет с собой в могилу. — Знаете, мой дорогой друг, я ведь отошел от дел… Официально Вилли был отправлен в отставку в семьдесят девятом, но, будучи не при официальном чине продолжал заниматься любимым делом и сейчас, фактически, создавал контрразведку Германской империи. На произнесенную фразу гость отреагировал искренним смехом. Белов в свое время поддерживал связь со Штибером, когда тот консультировал жандармов России, помогая наладить слежку за социалистической эмиграцией. Российских коллег впечатлила эффективность, с которой тайная полиция Пруссии загнала в угол Маркса и его кампанию. — Вилли, я хорошо знаю, какую структуру ты сейчас создаешь. Не надо мне говорить о том, что ты сейчас пишешь мемуары. Тем более. заняться воспоминаниями тебе, скорее всего, не позволят. Организуй мне тайную встречу… — Да, Карл (это был оперативный псевдоним Белова), ты наглая сволочь. Впрочем, это не новость. Белов довольно улыбнулся. В устах Штибера это означало согласие и комплимент в одном флаконе.
* * *
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 6 марта 1880 годаВалуев
Я приехал на эту встречу в весьма расстроенных чувствах. Меня последние дни не покидало ощущение, что ситуация выходит из-под контроля. Моего контроля. До сих пор я, будучи вторым лицом в империи, овеществлял собой власть и решал многие вопросы по своему разумению, порой ставя его в противовес мнению монарха. Александр Николаевич несколько увлекся либеральными преобразованиями, не видя того вреда, которые они несут нашему обществу. Приходилось притворяться, высказывая полнейшее одобрение повелениям Государя, делать все, чтобы потом спустить их на тормозах, запутать в бюрократической паутине, заволокитить и отправить ко дну. Когда это получалось лучше, когда хуже. Но мои единомышленники, входившие в ближний круг наследника, Александра Александровича, всячески меня поддерживали. Большим успехом стало то, что удалось отдалить от дел управления Константина Николаевича, правда, большая доля в котором принадлежала интригам Николая Николаевича старшего. Но умение использовать чужие интриги в интересах собственных и государства — дорогого стоит! К сожалению, к власти пришлось привести Михаила Николаевича. Хотя бы по той причине, что, взрыв в Зимнем дворце смешал не только обломки династии, но и все политические расклады в государстве. Я поддержал человека волевого, но не показавшего никакой склонности к управлению страною. Несколько более прямолинейный, нежели необходимо, грубоватый, но при этом весьма исполнительный служака. Были все шансы, при моем опыте работы, остаться у руля Российской империи и продолжать управлять, используя Михаила как фигуру декоративную. Увы, с самых начал император показал свой норов. Он действует чрезвычайно быстро и слишком уж самостоятельно. Более того, меня не покидает ощущение, что все больше Михаил Николаевич отодвигает меня от принятия решений. Он действует вопреки моим программам и убеждениям. А его последняя выходка — нанести свой первый частный визит Путилову! Да, сей промышленник человек выдающихся способностей, но… но он принадлежит к партии Мраморного дворца, считается человеком Константина Николаевича. Это уже скандал! Недопустимый скандал! Я был в столь взвинченном состоянии, что презрел правила приличия и после обмена приветствиями высказал государю свое удивление визитом к Путилову. На что Михаил II мне совершенно спокойно ответил: — Уважаемый Пётр Александрович, хочу напомнить вам, что с господином Путиловым я знаком давно: в свое время я поверил ему и результатом стало появление Обуховского завода, решившего значительную часть проблем с нашей артиллерией. О нашем сотрудничестве я не сожалел ни минуты! Вам должно было быть известно, что последний проект Морского порта, который Николай Иванович ведет за собственные средства серьезно рассорил брата Константина и Путилова. Так что членом партии Мраморного дворца его считать не следует. А нам подобная мощная фигура ой как может пригодиться! При этих словах Государя я стал успокаиваться. Но если бы я знал, как далеко зайдет наш разговор, я бы выпил полфунта валерьянки, может быть, смог бы его пережить без лишних седых волос, которых после сего разговора прибавилось на моей голове. — Вы ведь хотите знать, к чему я готовлю Державу Российскую, и почему держу в тайне многие свои замыслы? Я согласно склонил голову. Многое из деяний Государя было для меня загадкой. Я убеждался, что за его некоторыми поступками, в коих не было, на первый взгляд, логики, была своя, непонятая мною подоплека. Посему обратился в слух, ибо от этого разговора, я понял сие в этот момент, зависело — буду ли я работать с сим Хозяином земли Русской, либо мне будет проще уйти в отставку, дабы сохранить свою честь и достоинство. В том, что помыкать и руководить из-за спины Михаила II я не смогу, я уже убедился. — Дважды Россия в истории своей сталкивалась с коалицией всех европейских держав, дважды сие приводило ее к катастрофическим поражениям. Я имею ввиду Ливонскую войну при Иване IV и Крымскую войну, в которой и я принял посильное участие. — А нашествие Наполеона? — удивился я. — Мы были противу французов не одни, с нами была Британия. В первую очередь ее финансы и оружие. В Ливонскую войну за поляками стояли турки и французы, а за шведами — англичане. Сейчас есть угроза того, что мы вновь окажемся в противостоянии со всей Европой. Есть два одинаково плохих для нас варианта: Германия-Австрия-Турция при нейтралитете Британии и Франции, это ежели Германия повернет свои взоры на Восток и захочет усилиться за наш счет. Либо противостояние союза Франция-Россия при нейтралитете или даже союзе с островитянами против той же оси наших ближайших соседей. И не знаю, чего следует бояться более: противостояния всей Европе либо войну с союзниками, которых только врагу пожелать. — Михаил Николаевич, но откуда у вас такие сведения? Я говорил позавчера с канцлером, а вчера с его товарищем, они видят развитие событий в Европе несколько иначе. — Канцлер Горчаков — выдающийся дипломат, но его видение России в едином концерте европейских держав — идеалистические бредни, что несут только вред. Во главе нашей политике должен быть прагматизм и неустанное продвижение интересов Империи. Разбить Турцию, почти дойти до Константинополя… и позорно отступить на поле боя, не получив Проливы, а потом и просрать все победы на мирной конференции! Я был ошарашен и грубостью Государя, и его оценкой нашей внешней политики. Нет, я знаю, что Михаил, как истинный солдафон, бывает не сдержан в выражениях, но за время работы в Государственном совете он показал себя как человек щепетильный в протоколах и этикете, эмоционально даже холодноватый. И тут такой пассаж! — Прошу прощения за грубость, вырвалось. Когда я думаю о том. сколь много солдат и офицеров мы положили на полях сражений, с каким трудом завоевывали победы, чего стоят подвиги Шипки и Плевны! И что? Что получила Россия в результате этой войны? — Но освобождение Болгарии и создание… — Даже это нам удалось профукать. Если бы на престол Болгарии посадили Константина или Николая, нет, все-таки Константина… Тогда да… Но даже сего малого достичь не удалось! Братушки оказались в орбите германо-австрийских интересов. Мы — с носом! Я склонил голову. Увы, Государь прав. Итоги Русско-Турецкой войны назвать удовлетворительными мог только отъявленный льстец. — Итогом войны должно стать получение экономических преференций. Если этого нет — война проиграна, каков бы ни был результат сражений. — Извините, Государь, вам не кажется таков взгляд на войну несколько… слишком прагматичным… — Добавьте еще и циничным, Пётр Александрович. И вы будете правы. Но если радеть о пользе государственной, этот взгляд единственно верный. К сожалению, будущая европейская война может стать для нас иной, абсолютно иной. Это будет война за существование России как государства, и русских — как православного народа. Война против всей Европы. И Государь перекрестился на икону Спаса и стал шептать слова молитвы, я присоединился к сему горячему порыву, ибо понимал, что сказанное императором — результат его тяжких дум и анализа фактов, которые мне пока что неизвестны. После молитвы Михаил II продолжил. — Конечно, мы будем делать все, чтобы предотвратить таков ход событий. Каждый из нас, мужей, облеченных властью, будет работать для цели предотвращения сего страшного события. Ежели оно станет неизбежным, мы должны быть готовы. Скажите мне, что есть главным врагом нашего государства? Я попытался навести собеседника на требуемый ему ответ, спросив: — Внешний либо внутренний. — Петр Александрович, не надо сих маневров, говорите, как думаете… — Либеральные умонастроения, подрывающие основы нашей государственности. Я постарался ответить быстро, но при этом как можно тверже и увереннее. Увы, в глазах Государя одобрения своей мысли я не увидел. — Умонастроения… это да… это важно, Петр Александрович! А вот я вижу главным врагом нашего государства –тотальную бедность, даже нищету большей части нашего населения. Нет, не думайте, что я буду вещать про то, что господь создал людей равными друг другу и прочую социалистическую чушь. Равенства между людьми нет и не будет. Но смотрите сами… Нам надо за ближайшие пятнадцать-двадцать лет совершить всей страной рывок и догнать промышленную Европу. Англия, Франция и Голландия свою промышленность развивают давно и самыми быстрыми темпами, Пруссия, став общегерманским лидером, наращивает свою промышленность все более и более ускоряясь! В промышленного гиганта грозит превратиться победивший в Гражданской войне Север. Отстающие страны -–такие как закостеневшие в былом могуществе османы, австрийцы, испанцы, обречены на поражение и прозябание. У нас тоже промышленность находится в зачаточном состоянии. Вы не спорите с этим? — Это задача, конечно же, весьма важная, Государь. — Не чувствую в ваших словах уверенности. — их там и не было. Михаил Николаевич подошел к окну, выходящему во внутренний дворик его дворца, после чего продолжил: — Я подхожу к вопросу с позиции исключительно военной. Наша промышленность должна дать армии все, что ей необходимо. И оружие, и боеприпасы. Худо-бедно, часть проблем решаем. Но потребности растут с каждым днем. Нам вскоре понадобятся миллионные партии винтовок, и огромные запасы патронов к ним, но через пятнадцать-двадцать лет наши заводы должны будут выпускать новые миллионы винтовок, потому что эти — устареют! Может быть, и ранее. Огромные партии вооружений лягут тяжким грузом на складах. А это — металл, дерево, это огромные часы рабочей силы, потраченной на их производство. Я не говорю о строительной программе флота. Современная инженерная мысль такова, что что только что спущенный на воду новейший броненосец уже морально устарел, потому что на вервях Англии, Франции, Германии или Италии уже заложили более мощный и современный корабль! А не мне говорить, во что обходится державе каждый броненосец. Каждый! Я это говорю к тому, что военная промышленность — это тягло, непосильный груз для государства, который не приносит прибыли, а изначально убыточен. Ибо безопасность требует денег. Мне порой кажется, что найди я на Урале сказочную гору из чистого золота, так военные ее превратят в пыль за несколько лет. Промышленность должна производить огромный набор товаров, которые будут покупаться населением страны, тогда она сможет выдержать военные расходы. Это вполне взаимосвязанные вещи. Но у нас основная масса населения — крестьяне. И их покупательная способность — на крайне низком уровне. Покупка обычного топора для семьи — огромное событие. Пашут деревянной сохой! Просто потому, что на железный плуг денег нет. Великий король Франции Онри IV мечтал о том, чтобы по воскресеньям в каждой крестьянской семье на столе был куриный суп. У нас же большая часть населения находится в состоянии постоянного голода, недоедания! Отсюда и качество здоровья призывников, откуда же его взять? На крайне необходимо поднять покупательную способность именно этой громадной массы населения. Ибо аристократия уже привыкла к дорогим и качественным заграничным вещам, которые может себе позволить. Наш средний класс — дворяне и мещане не поддержат нашу промышленность своим рублем из-за своей малочисленности, про рабочих не говорю, их положение пока что мало отличается от крестьянского. — Кому же промышленность будет продавать свои товары? Ведь выгодны исключительно крупные производства, где издержки минимальны. В нашем случае, будет построен завод невоенного производства, то склады оного будут завалены топорами и плугами, а их никто покупать не будут и предприятия разоряться?
— Вы правильно уловили суть проблемы, Петр Александрович! Даже наладив производство товаров, мы столкнемся с кризисом перепроизводства, ибо качество отечественных товаров ниже иностранных и на свои рынки никто из сильных государств нас не пустит. Там свои Путиловы заправляют! Но… Россия уникальная страна, и уникальна она, в первую очередь своим положением. Всем остальным для развития торговли с колониями нужен флот — нам нет. Мы можем колонизировать пространство, непосредственно прилегающее к нашим границам! Расширяя сферу влияния государства на прилегающие пространства на Востоке. Не обязательно захватывая их. Но… Нам надо тянуть нити железных дорог. Прошу вас, посмотрите! Государь прошел к стене, у которой располагалась простенькая ширма из красной ткани. Он отодвинул ее. На стене висела довольно большая карта империи, на которой были очерчены линии. Я подошел ближе и присмотрелся. Красные линии на Дальнем востоке тянулись от Кореи, захватывая Маньчжурию и Северный Китай, через Тибет выходя к Индии. Вся Средняя Азия до границ с Афганистаном, Персия оказались в этой черте. — За сию карту любая разведка готова выложить миллионные суммы. — заметил я вполголоса. К границам этих красных линий шли линии черного цвета. Понятно, тут планировалось проложить железные дороги. — Да… сие план стратегической экспансии российской империи на Восток. Нам будут на этом пути мешать, но он позволит решить многие проблемы… кроме одной: у нас катастрофически не хватает на все сии планы людей! Рабочей силы! Значительная часть населения выращивает хлеб, которым и себя-то прокормить может с трудом! А армию? А армию рабочих? Не говоря о всем населении России-матушки? Скажите, сколько раз за вашу бытность в правительстве принимались решения о создании государственных запасов зерна на случай голода и неурожая? И где эти запасы? Что было сделано в этом ключе? Правильный ответ — практически ничего! Почему? Да потому что не нужно! Зерно выгребается торговцами и отправляется за границу. Пусть свои голодают… Крестьяне продают с таким трудом выращенный продукт за бесценок. А потом жрут лебеду! Смертность детская в крестьянских семьях знаете какова? Из семи детей до пяти лет доживают двое, в лучшем случае трое! Так вот, Пётр Александрович, я скажу вам о своей мечте, и она намного сложнее, чем мечта короля Онри… Я хочу, чтобы каждая смерть ребенка до пяти лет была чрезвычайным происшествием! Слышите меня, чрезвычайным! Я смотрел на Государя, видел, как пальцы его рук вгрызлись в спинку кресла, с которого он встал, ибо большую часть своей речи Михаил Николаевич произнес стоя. Я видел, как он весь сжался, готовый дать бой всему миру. И я впервые почувствовал, что все, произнесенное тут Императором Всея Руси — истинная правда. И нечего тебе, Петр Александрович во власть играться. Бери и впрягайся в тяжкий труд. Потому как есть у государства не просто Государь, а ЛИДЕР… Второй из Романовых, насколько я понимаю нашу историю. Второй после Петра.
Глава одиннадцатая. Очень сложный материал
Задача лидера — быть сильным, но не грубым; быть добрым, но не слабым; быть смелым, но не запугивать; быть вдумчивым, но не ленивым; быть скромным, но не робким; быть гордым, но не высокомерным; иметь чувство юмора, но не безрассудство.(Джим Рон)
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец
6 марта 1880 года
ЕИВ Михаил II
Почему мне вспомнилась цитата из Джима Рона? Потому что не прав был этот хитровыделанный мормонский проповедник. Нагромоздил кучу красивых фраз. А вы подумайте — что это получится за лидер — ни рыба, н мясо, хитрюган и интриган, который будет прикрывать низменные помыслы красивыми фразами? Но если это мормонский лидер, то я тогда испанская принцесса! В любом случае, подобного г…на из меня не получалось. Как-то из характера, как углы из плохо выточенного шара, вылезают принципы, несообразные этому времени. Вот и с Валуевым как-то несколько раз прорвало. Конкретно так прорвало. Надо быть сдержаннее, господин попаданец, а то и попасться можно! Еще раз прокляв свой длинный язык, пошел поговорить с семьей. Был у меня такой план: постепенного вовлечения сыновей в дела управления государством. И вот тебе, батенька, полный афронт и сплошное разочарование. Такого провала Штирлиц не ожидал. Когда я зашел в комнату отдыха, первое, что я увидел — абсолютно равнодушные взгляды детей. Всех. Сандро и младшего не брал специально. А эти? Им было абсолютно неинтересно то, что происходило за этой дверью. Они не то, чтобы не поняли, о чем там говорили, они и не пытались понять! Черт! Я что, от них многого хочу? Или они просто не понимают, что с недавних пор стали не просто великими княжатами, а цесаревичами? Ну, один из них точно, остальные — в потенциале. Что именно на них будет строиться династия и благополучие Державы? Я спросил не устали ли они, Николай тут же сослался на рану и отпросился, ушел. А потом — молчание и ни одного вопроса. Вопрос возник у меня, когда все дети покинули комнату по секретному ходу на второй этаж. Я спросил Ольгу: — Скажи, дорогая, мы правильно воспитывали наших детей?
Победоносцев
Есть моменты в жизни, когда решается судьба человека. Сегодня я ехал в Ново-Михайловский дворец на аудиенцию к Его Императорскому Величеству, и приглашение сие жгло мне руки, а предстоящий разговор точно так же огнем изводил душу мою. Будучи человеком твердых принципов, я был готов принять за них всё — отставку, ссылку, даже смертную казнь! Но вот встречи с Государем побаивался. Надо сказать, что Михаил Николаевич, тот, которого я знал, и знал, доложу я вам, неплохо, куда-то исчез. Я не узнавал в императоре того неспешного, самоуверенного, выдержанного человека, по-солдатски прямолинейного, с которым часто работал в Государственном совете, будучи сенатором. Увы мне, скорее всего я просмотрел те перемены, которые случились с ним, когда Михаил Николаевич возглавил Госсовет. Он и раньше отличался усидчивостью, вдумчивостью, трудоспособностью. Думаю, таким образом он пытался скрыть некую ограниченность интеллекта, присущую монаршим родственникам. Зато апломба и самомнения у него было как у всех Романовых — в избытке. Однажды, в раздражении, я поинтересовался, в чем смысл его трудов в управлении государством, и получил ответ истинного солдафона: «В точном исполнении воли царственного брата Александра». И что ту сказать? Действительно, как исполнитель воли монарха он был на своем месте. Но как только оказалось, что власть сосредотачивается в его руках, как Михаил Николаевич, тот, старый добрый младший брат царя куда-то исчез! Появился человек жесткий, даже жестокий, целеустремленный, идущий к решению поставленной задачи напролом. При этом он сумел так исказить закон, что его приход к власти выглядит вполне легитимным! Да, господа, с моим характером долго на своем сенаторском месте не усижу, да и из Государственного совета вылечу, к гадалке не ходить. Я понимаю, что Валуев постарался, собрал Земский собор настолько быстро, насколько это вообще было возможно! И не придраться — делегаты были от всех земель и всех сословий государства Российского. И требования закона соблюдены — на голосование выставили три кандидатуры — двух Михаилов: Николаевича и Александровича, внука покойного государя, а также еще одного брата царя — Константина. На последнем настоял опять-таки будущий наш Государь. Чего он этим добивался? Выявить оппозицию? Зачем был подобный риск. Мое мнение же оставалось неизменным: я считал, что наследником престола надо объявить Михаила Александровича, ибо «Закон о престолонаследии» иной трактовки событий не допускал. С точки зрения закона и никак иначе! Конечно, Михаил Николаевич в таком случае обязан был стать регентом и выводить страну из кризиса, случившегося сим несчастным взрывом во дворце. До последнего сомневался, что сие дело рук людских. Увы мне. Ошибся. Опять ошибся. Вот и на Соборе… Кто тянул меня за язык? Но я встал и подал свой голос за Михаила Александровича. Не просто подал — а выступил с речью и обосновал свое мнение и действие. Увы! Не я стал главным скандалом Собора! Отнюдь! Мои лавры нарушителя общего мнения сорвал гофмейстер двора Алексей Николаевич Толстой. По совместительству своему он еще и старшина Английского клуба, но в том клубе состоят и Валуев, и Тимашев, и Гурко — люди, которые поддерживали кандидатуру великого князя Михаила Николаевича. А тут встает гофмейстер Толстой. Фигура. Конечно же, заметная, но не слишком-то. Не тяжеловес в политике, отнюдь. И предлагает кандидатурой малолетнего Альфреда Эдинбургского, при регентстве его матери, Марии Александровны, дочери Александра Николаевича и ее мужа, Альфреда, герцога Эдинбургского, графа Ольстерского и Кентского, второго сына королевы Виктории. После чего сей «государственный муж» произнес длительный спич о пользе таково соединения двух наших держав, с перспективой унии, после которой объединенной монархии никто в мире противостоять не сможет, ибо некому будет! По традициям Земских соборов такое «выкрикивание» кандидата вполне себе допускалось, за него так же должны были голосовать депутаты. Было еще несколько выступлений, целью которых было исключительно затягивание сего собрания. Но вскоре прошло голосование, оно-то и расставило все на свои места. Не без моей поддержки внук покойного царя, Михаил Александрович, набрал сто сорок три голоса, за великого князя Константина Николаевича проголосовали тридцать депутатов ровно, за Альфреда шестеро. Понятно, что подавляющее число голосов были на стороне Михаила Николаевича. Я присягнул Государю, ибо мое личное мнение ничто противу мнения всего Земства Земли Русской. Но вот по второму вопросу о созыве Поместного собора Русской православной церкви я опять был против, опять выступил с пламенной речью, и опять оказался в подавляющем меньшинстве. И как мне после сего воспринимать приглашение на личную аудиенцию к Его Императорскому Величеству?
ЕИВ Михаил II
Кого мне напоминает господин Победоносцев? Да, точно, это он! Он более всего напоминает такого человека, как Суслов, который член Политбюро ЦК КПСС. Чем? Пожалуй, что всем! И даже внешне есть какое-то неуловимое сходство: оба несколько худощавы, подчеркнуто аскетичны в одежде, скупы в эмоциях, тонкие, поджатые в гримасе непроизвольного интеллектуального превосходства губы,высокие лбы. Вот только с шевелюрой у Константина Петровича намного хуже нежели у Михаила Андреевича, да лицо последнего попроще, более пролетарское, что ли, Победоносцев же по-аристократически утончен. А в остальном, главное, в характерах своих и влиянии на судьбы государства схожесть просматривается. Оба пытались «законсервировать» ситуацию, были подвержены букве законов или цитат классиков, оба тормозили движение государства и ненавидели любые преобразования, особенно либерального толка. А скольких людей они раздавили своим упрямством, не умением прислушиваться к мнению собеседника, нежеланием отойти от догм, которые трактовались ими как единственно верные убеждения? И что мне с ним делать? Этот вопрос не давал мне покоя. Но инициативу в беседе господин сенатор решил взять на себя, что говорило о его высшей степени нервного возбуждения. — Ваше Императорское Величество, осознавая те противоречивые чувства, кои могли вызвать в вашей душе мои выступления в Государственном совете, Сенате и на Земском соборе, прошу вас принять мою отставку со всех постов и разрешите мне удалиться в Баден-Баден для поправки здоровья! Решил наш дорогой зайти с козырей. Ну, и мы не лыком шиты… Посмотрим! Делаю тон речи как можно более холодным: — В отставку захотели? Ну что же, думаю, даже прошение подготовили в папочке, что держите в руке, так ведь? Скажите, господин Победоносцев, вы враг Государству или просто дурак? От такой отповеди Константин Петрович ошалел, глаза его, казалось, выдавятся через линзы очков наружу, а рот открылся, и господин сенатор несколько раз судорожно глотнул воздух, не находясь, что ответить. Надо добивать! — Но все говорят, что вы один из умнейших мужей Державы. Значит, дурак отпадает. Так что враг? Выбирайте — мой личный или государства Российского! — Но ваше… императорское… в моих словах никогда не было и не будет личной к вам… — Стоп! Константин Петрович! Прошу обратить внимания, что если ваши последние выступления не вызваны личной ко мне неприязнью (а если и так, признается он — держи карман шире), то остается лишь один исход –вы враг Российской Империи. Вывод сей следует только лишь из того, что деяния ваши направлены государству во вред! — Но как же так! Я всегда был и остаюсь патриотом России! И все деяния мои… О как! Голос прорезался, твердость появилась! Оскорбленная невинность…Ничего! Добавим: — А вот тут опять остановимся… Вы искренне голосовали и призывали голосовать за Михаила Александровича. Неправда ли? Причины? — Искренне так, ибо это так должно быть по закону… — Понимаю. Dura Lex, sed Lex. Закон суров, но это закон. — Абсолютно верно, Ваше Императорское Величество. — Понимаете, Константин Петрович, вы трактуете эту фразу скорее так: пусть провалится все в Тар-тартары, но зато буква закона торжествует! Поясню свою мысль: на нашу страну совершено подлое нападение, террористическая атака. Мы в состоянии войны! И вы хотите поставить судьбу всего государства, всего народа российского в зависимости от здоровья ребенка? А если он преждевременно представиться, опять чехарда выборов? А что будет со страной? Или вы не помните, что бывало с государством во времена регентства? — Извините, но иного закона… — Есть. Вы забываете, что лествичное право возникло как раз в те времена, когда наши предки находились в состоянии постоянных военных столкновений. И у руля ладьи государственной становился самый опытный и не всегда старший из братьев. И это право более соответствовало духу закона — о престолонаследии, поскольку позволяло сохранить и престол, и империю. Но еще более духу, не букве, а именно духу закона соответствовало право Собора Земли русской избрать себе нового государя, если род прерывается либо находится под угрозой. Не Боярская дума, но Земский собор! — Но все-таки буква закона… — В этом-то и беда ваша, Константин Петрович, что вы видите исключительно букву закона, а дух его для вас мертв! Мы стоим на пороге грандиозной войны, опять вся Европа соединиться в походе против нашего государства, богатого землей, недрами и полями. Отечество в опасности! А тут еще и с людьми у нас беда! И взять их неоткуда. А вы отставкой своей хотите оставить меня и Россию без толкового чиновника? Отдохнуть захотели? Дел невпроворот! Ваш государь спит по четыре-пять часов в сутки, а вы собираетесь нежиться в Баден-Бадене? Как мне это понимать, Константин Петрович? В этот момент на Победоносцева было страшно смотреть: он еще более сжал губы, побледнел, я даже побоялся, что переборщил, вот ведь грех возьму на душу, ежели его Кондратий хватит… Но нет, он упрямо мотнул головой, неужели в отставку? — Прошу расценивать сие как проявление глупости и политической недальновидности. Готов служить на том месте, куда вы меня определите, Ваше Императорское Величество. Голос Победоносцева был тусклым. Признание далось ему с трудом. Но сумел! Не сомневаюсь, что мне с этим господином будет трудно, очень трудно. Рано или поздно вокруг него будет выкристаллизовываться центр новой правой оппозиции, но пока что он будет нейтрализован. А там и КГБ появится… Надеюсь. — Тогда вот вам задание, Константин Петрович. Дворянство. Самое обычное служилое дворянство, которое почти и не служит. Скажите, может ли оно служить верной опорой трону? Напомню, что декабристы не были голопятыми крестьянами, да и Герцен со товарищи не из портовых грузчиков происходят. И сколько из них служат? А ведь кроме армии чиновничества, требующей перетряски и сокращения, у нас есть просто армия, потребности которой в офицерском корпусе втрое-вчетверо больше сегодняшнего. И это только по предварительным оценкам. А еще государство собирается строить множество фабрик и заводов, а инженера? А железные дороги? Нам нужно огромное количество дворян на службу, а они пользуются этим весьма странным законом «о вольностях дворянских». Вот и прошу вас продумать: следует ли отменить сей закон, разрубив Гордиев узел сиих противоречий, либо же внести в него поправки, но так, чтобы дворянство перестало ошиваться по заграницам, а начало служить государству. Жду вас с докладом по этому вопросу… через неделю. Секретарь сообщит вам точное время аудиенции. И привыкайте — сроки исполнения будут весьма жесткими. Но и по делу будет и награда. Не смею вас задерживать более. После того, как Победоносцев совсем непобедоносно покинул мой кабинет, вошел секретарь. Витте принес телеграмму, в которой сообщалось, что Алеша Толстой прибудет в столицу послезавтра. Это не писатель-граф и не тот Толстой, что старейшина англицкого клубу, высунувшийся на Земском соборе, это мой адъютант на Кавказе, полковник Алексей Владимирович Толстой, сын отставного генерал-майора Владимира Андреевича из тех Толстых, что Тверской губернии и неграфского достоинства. Это меня радует. Потихоньку начинает собираться кавказская гвардия!
Победоносцев
Я вышел от Государя совершенно раздавленный. До сих пор мое моральное и интеллектуальное превосходство почти пред любым жителем империи не вызывало у меня и тени сомнения. Но на сей раз я оказался в первый раз в жизни в совершеннейшем душевном расстройстве. Я на Невском остановил экипаж и вышел — захотелось подышать. У тумбы с афишами стояла толпа людей, не слишком большая, но для сего времени суток она была нетипична. Еще более было нетипичным некое возбуждение, овладевшее толпою. В чем же дело? Я увидел светлое пятно белой бумаги, недавно прилепленной к тумбе. Когда же прочитал сие, то просто растерялся и не мог понять, как сей документ прошел мимо меня, и вообще смог появиться на свет. Мне захотелось переговорить с Валуевым, ибо только Петр Александрович мог прояснить некие моменты, что ускользнули от моего внимания. Мальчишка с пачкой газет пробежал рядом, ч окрикнул его, мне в руки ткнули листок, а мальчишка помчался далее, не взяв с меня и полугрошика медного. Это было что-то за пределами понимания.
МАНИФЕСТ Его Императорского Величества Михаила Николаевича Романова По случаю восшествия на престол
ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ!
Граждане государства Российского! В сей сложный час вы выбрали меня на царство. На наше государство напали — подло, использовав адскую машину, убили государя-императора Александра Николаевича и многих из царственного дома. Скорблю по всем невинно убиенным в сей страшный для России день и клянусь, что ни один из душегубов не уйдет от возмездия?! Нами уже найдены террористы, что совершили сей грязный акт, но за ними стояли силы могущественные, поддерживающие их деньгами и оружием. Мы знаем, где и у кого учились своему страшному ремеслу сии выродки, назвать людьми их не имею права. И мы обязательно скажем, было сие нападение результатом инициативы группы влиятельных лиц или актом необъявленной войны против Российской империи. И кто бы ни был сей враг — человек либо государство, он будет уничтожен! Кровь невинно убиенных вопиет! Мы уже сейчас объявляем войну террористам всех мастей и политических группировок. Где бы они не прятались, даже в сортире, их найдут и уничтожат! Своими действиями они поставили себя вне закона. И только военный трибунал будет решать их жалкие судьбы. Прошу всех граждан с пониманием отнестись к временному ущемлению свобод и жесткой цензуре. Как только само общество станет непримиримым борцом с терроризмом, свободы начнут возвращаться к народу. С Нами Бог! Победа будет за нами! 6 марта 1880 года Санкт-Петербург
Часть седьмая Правь Британия, морями
Огонь, женщина и море — три бедствия.(Эзоп)
Глава двенадцатая. Дан приказ ему... на Балтику!
Во флоте Карла II были джентльмены и моряки, но моряки не были джентльменами, а джентльмены — моряками.(Томас Маколей)
Окраина Лондона 11 декабря 1879 года
Заканчивался 1879 год. Зима в Лондоне выдалась весьма холодной, а страшный мороз сопровождался, как это часто бывает, хлебными бунтами. Появляться на улицах стало небезопасно, даже в тех районах столицы, где проживали зажиточные и даже богатые горожане, ибо везде ощущался сильнейший дух наступившего бедствия. Стужа заполонившая Лондон, ухитрялась проникать и в лачуги бедняков, и в особняки аристократов. А посему пили все и помногу, алкоголь властвовал над поступками людей. А посему дух бедствия обильно отдавал сивушными маслами. Очень часто, любые, самые пустяковые ссоры заканчивались потасовками, в коих благородные эсквайры и джентльмены пускали в ход трости, а те, кого в Англии именовали кокни (жители трущоб), предпочитали обходиться ножами. А потом, в декабре явился туман, который на четыре месяца заполнил собою всё пространство Лондона и поднялся вверх на высоту, превышающую двести футов. Он был жёлтого цвета, напоминающий гороховый суп, и бывали моменты, когда останавливалось уличное движенье, а люди начинали задыхаться, ибо нечем было дышать, а иные заканчивали свой земной путь упав в Темзу, в доки или каналы. Но были и те, кто довольно потирал руки в предвкушении получения новых заказов, а, следовательно, и пополнения содержимого своего кошелька. Речь идёт о той категории людей, которые зарабатывали на жизнь организацией похорон и именовались в Британии «undertaker» сиречь гробовщиками. Когда наступил 1880 год и январь сменился февралём, а туман явно не собирался рассеиваться, стали распространяться слухи о предстоящих переменах, несущих несчастья. А кое-кто даже клялся, что в Девоншире, в усадьбе Баклэнд-Эбби слышали дробь барабана сэра Фрэнсиса Дрейка, что могло предвещать скорую войну или иные напасти для королевства. Как ни странно, но в данном случае сии слухи были не далеки от истины. Британия действительно находилась на пороге перемен, а вот в какую сторону ветер удачи повернёт корабль империи зависело от того решения, которое должны были принять два человека с чьим мнением считалась сама королева Виктория. Речь шла о премьер-министре Бенджамине Дизраэли графе Биконсфильде и министре иностранных дел маркизе Солсбери. Для обеспечения секретности, место проведения сего рандеву выбрали за пределами Лондона, тем паче, что их домашние врачи настоятельно рекомендовали покинуть столицу на время тумана. Загородный дом где они собрались, принадлежал их общему другу был построен совсем недавно и на всех этапах работ от закладывания фундамента и до укладки черепицы за рабочими очень тщательно наблюдали. Сей контроль потребовался дабы по чьему-то разгильдяйству или злому умыслу в стенах не появились отверстия, позволяющие подслушивать разговоры. В общем, это было идеальное место для проведения конфиденциальных переговоров, содержание коих до определённого времени не следовало знать не только большинству министров, но и даже самой королеве. А вот лондонские дворцы и особняки дать подобную гарантию не могли. В их стенах, которые насквозь были пропитаны ужасом, предсмертными стонами, злом и коварством, в общем всем тем, что составляет истинную сущность Британии, при желании можно было обнаружить не только отверстия для слухачей, но и замурованные скелеты. Несмотря на то, что предстояло обсудить некую операцию на море, коя должна была представлять собой демонстрацию силы, первого лорда адмиралтейства на эту встречу не пригласили. Ибо Уильям Генри Смит был не только типичной сухопутной крысой, но и вообще не имел никакого опыта или познаний в военной сфере. А кроме этого после того, как 25 ноября 1878 года за океаном в городе Бостон, состоялась любительская премьера написанной в Великобритании комической оперы «H. M. S. Pinafore; or, The Lass That Loved a Sailor»[130], его деловой репутации пришёл конец. Ибо именно он стал прототипом одного из главных персонажей «сэра Джозефа», Первого Лорда Адмиралтейства, чья ария неизменно вызывала гомерический хохот публики. Теперь над ним смеялись не только в Британии, но и в его бывшей колонии. Да и сама королева Виктория, прослушав как-то эту оперу, изволила улыбаться и благосклонно отозвалась об музыке и либретто. А посему, премьер-министр и глава Форин Офис сочли возможным пригласить на эту встречу командующего флотом Средиземного моря полного адмирала Джеффри Томаса Фиппса Хорнби. Выбор был не случаен. И теперь ожидая прибытия сэра Джеффри, оба почтенных политика еще раз просматривали его жизнеописание, скрупулёзно составленное опытными канцеляристами. И если опустить витиеватые обороты, так любимые чиновниками, то достоинства адмирала состояли в следующем. Это был настоящий морской волк, коего заслуженно считали равным самому Нельсону. Он умел учиться сам и учил своих подчинённых, ещё в детстве показал недюжинные способности к математике. Командуя эскадрой на Средиземном море вице-адмирал Хорнби сумел решительно подавить попытку бунта на броненосцах «Александрия» и «Ахиллес», и что было ещё труднее приструнил проворовавшихся интендантов, поставляющих на корабли его эскадры негодное продовольствие. Он добился, что опытные старшины перестали увольняться на сушу и продолжали морскую службу. Почувствовав заботу о подчинённых, матросы с явной симпатией именовали сэра Хорбни прозвищем, кое он получил ещё в бытность флаг-капитаном: «дядя Джефф». Не маловажно, что адмирал обладал талантом настоящего дипломата. Именно он, в июне 1859 года предотвратил войну между Великобританией и САСШ. Несмотря на смехотворный и ничтожный повод, когда в результате ссоры американского и английского поселенца на острове были застрелены собака и свинья, обе страны были готовы сцепиться в смертельном сватке. Комедия была готова превратится в трагедию. К концу августа в земляных укреплениях, ощетинившихся четырнадцатью пушками засело четыреста солдат янки. А возле острова встали на якорь пять британских кораблей, на которых было почти две тысячи моряков, морских пехотинцев, артиллеристов и сапёров. Не смотря на подавляющее превосходство в силах, капитан Хорнби не торопился отдавать приказ об атаке. Хотя некоторые из его офицеров намекали, что есть реальная возможность поквитаться с бывшими колонистами, которые победили своих кузенов в недавней войне. Но в душе будущего адмирала дипломат победил военного, что позволило дождаться разрешения конфликта на достаточно высоком уровне. Обладая железной волей, он сумел, не смотря на отсутствие разрешения султана Абдул-Хамид II, пройти через Дарданеллы и тем самым оказал давление на официальный Петербург. В результате, Русская Армия так и не вошла победным маршем в Константинополь. И самое главное, сэр Джеффри Томас Фиппс Хорнби это истинный британский джентльмен, то есть он ненавидит и призирает Россию и русских. Форин-офис занимаясь делами иностранными, имел не только длинные руки, но и уши, и старался отслеживать как реагируют на поданные короны на политические и прочие события в мире. И их весьма порадовали слова адмирала о том, что информация о зверствах и резне, устроенной османами в Болгарии, что собственно и подтолкнуло Россию к объявлению войны Турции, не более чем выдумка и «игра воображения» репортёров. Остаётся только доверительно с ним поговорить, дабы, выполняя задачу, он не пошел бы по пути своего кумира Горацио Нельсона и не попытался повторить его действия в Копенгагене. Вскоре вошедший дворецкий доложил об его прибытии и склонившись в поклоне пропустил в комнату адмирала. А затем, подчиняясь жесту хозяина, передвинул три кресла и столик к камину, на решетке которого разогревался котелок с грогом, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Представлять никого не пришлось и оба гостеприимных хозяина решительно оказались вести любые серьёзные разговоры, пока гость изрядно продрогший в пути не согреется внушительной порцией обжигающе крепкого и пряного напитка. Естественно, что и они не остались в стороне и с удовольствием наполнили, а затем и опорожнили свои сосуды. Когда дань хорошему тону была полностью отдана, слово взял маркиз Солсбери. — Сэр Джеффри, то, что вы сейчас услышите является важнейшей тайной и вы станете третьим человеком в королевстве, посвященным в нее. Дело в том, что по донесению нашего человека из Санкт-Петербурга, весной сего года в России могут произойти очень серьёзные события, могущие привести к смене ныне правящего монарха. И не исключено, что его приемник не будет из числа его детей. В этом случае, мы обязаны защитить законные интересы Альфреда Эдинбургского, который является внуком Императора Александра II и имеет права на русский престол. И было бы весьма полезно, если английская эскадра появится неподалёку от их столицы и недвусмысленно продемонстрирует мощь Royal Navy и поможет нашим друзьям в России сделать правильный выбор. Что скажите по этому поводу, адмирал? Ведь вам совсем недавно удалось вразумить орды русских варваров и заставить забыть о желании захватить Константинополь. Хорнби задумчиво покрутил в руках бокал и поставив его на столик, ответил: милорд, дабы я смог дать обоснованный ответ, мне нужно знать насколько далеко я могу зайти в своих действиях? Насколько реальна новая война с Россией? — Видите ли, адмирал, по мнению наших экспертов, прямое вооруженное столкновение с Российской империи крайне нежелательно по трём основным причинам: Во-первых, война сулит минимальные практические выгоды. И ранее нам неоднократно удавалось достигнуть желаемой цели с помощью умелой дипломатии и без прямого военного столкновения. Во-вторых, наше королевство имеет много владений за его границами, которые следует защищать, а помимо этого русские имеют возможность начать крейсерскую войну и принести серьёзный ущерб торговле. И, наконец, в-третьих, война может подстегнуть неуместный патриотизм их черни и это усложнит положение наших сторонников. А посему следует сделать так, чтобы к назначенному сроку в Финский залив должна зайти эскадра, которую нельзя будет именовать флотом вторжения. Но при этом она должна быть достаточно сильна, что бы её появление можно было бы проигнорировать. — В таком случае, милорд, на мой взгляд хватит пяти или шести броненосцев из которых как минимум два должны быть новой постройки. Я бы предложил «Девастейшен» и «Тандерер». Что касается более старых посудин, то необходимо оценить степень состояния машин и команды. В первом приближении это могут быть «Монарх» и, возможно «Принц Альберт», «Рипалс», пожалуй, что и «Беллерофон»[131], если его уже успели привести в порядок. Для того, чтобы составить подробный план, мне нужна самая последняя информация о дислокации броненосцев, имена их командиров, состояние кораблей и экипажа и иные подробности, необходимые для планирования операции. В общем, требуется небольшой штаб, время, карты, лоции и любая иная информация, которая будет затребована. Но есть одно обстоятельство, которое может помешать нашим действиям. Это ледяной покров, который в Финском заливе, который начинает разрушаться лишь в третьей декаде марта. Если нам предстоит действовать раньше, то я не могу гарантировать, что корабли сумеют подойти к Кронштадту на дистанцию стрельбы своих орудий. По этой же причине, считаю нецелесообразным включение в эскадру нескольких пароходов обеспечения. Если новые броненосцы с более мощной машиной и оснащённые шпироном теоретически могут разрушать не слишком толстый лёд, то у остальных кораблей практически нет шансов добиться аналогичного результата. Впрочем, насколько мне известно, на верфях Гамбурга построено несколько ледоколов и есть хорошие отзыве об их работе. Но, учитывая, что отношения между домами Романовых и Гогенцоллернов не только дружественные, но и родственные, нам могут отказать в аренде ледокольного судна под благовидным предлогом. Возможно, стоит рассмотреть вопрос о покупке в Норвегии ледокола «Мильнер»?Для успеха этой операции, по моему мнению, стоит раскошелится, ибо "A cheapskate pays twice"[132]. Но это уже выходит за пределы моих полномочий, милорд. — А теперь, адмирал, пришел мой черёд спрашивать, — вступил в разговор премьер-министр. Но прошу учесть, что это будет вопрос дилетанта. Я не слишком разбираюсь в делах флотских, по моему мнению, задача вашей эскадры заключается в том, чтобы оказать влияние не только на адмиралтейство, но и прежде всего на тех людей, что формируют общественное мнение Российской Империи. Их нужно устрашить мощью орудий и грозным видом броненосцев, дабы об этом говорили и в толпе черни и при дворе. У нас есть возможность через некоторые газеты организовать серию статей о непобедимости нашего флота об ужасных последствиях, которые ожидают тех, кто дерзнёт ему противостоять. Но иногда, просочившаяся нежелательная информация и попавшая в руки газетчиков может привести к обратному эффекту. Только представьте себе такой заголовок: «Орудия британского броненосца потопили английское судно «Мальборо». Или «пушки «Девастейшена» более опасны для своих, нежели чем для врагов». Услышав эти слова, адмирал раздраженно поморщился. Он хорошо помнил, как при попытке перегрузить два орудия, произведённые на Буличском королевском пушечном заводе, одно из них выскочило из кабельтова и обрушившись в трюм грузового судна потопила его. Об этом происшествии подробно писала газета «Таймс». — Но ваша светлость. Это всего лишь досадный казус, совершенно не влияющий на мощь нашей артиллерии. — Хорошо, -согласился премьер-министр, будем считать сие казусом, хотя сатира страшное оружие и в умелых руках может принести много неприятностей. А что вы скажите по поводу жалоб артиллеристов на неудачное размещение грот-вант на «Монархе», в результате чего у башенных орудий получается довольно значительный «мертвый угол? Или о том, что канониры иногда теряют сознания отравившись пороховыми газами, скапливающимся при стрельбе? Это тоже казус? Хотя сии упрёки должны быть адресованы к тому, кто проектировал этот корабль, а также кто не протестовал и не пытался потребовать устранить эти недостатки. А в результате ответственным за возможный неудачный бой могут назначить того, кому выпадет незавидная судьба командовать броненосцем «Монарх», или всей эскадрой. Когда сэр Джеффри попытался что-то возразить, премьер-министр жестом остановил его и продолжил: — Эти упрёки не направлены в ваш адрес, адмирал. Мы знаем сколько усилий вы тратите на обучение экипажей и на улучшение условий их службы. Я всего лишь обратил ваше внимание на то, что у нашего славного Royal Navy есть много нерешенных проблем с которыми сложно справится даже боевому полному адмиралу. Я думаю, что пост первого лорда адмиралтейства позволит вам сделать наш флот непобедимым. Но к этому вопросу мы вернёмся после того, как ситуация в России будет взята под наш контроль. А пока, что вы скажите по поводу проведения учебных стрельб главным калибром броненосцев «Девастейшен» и «Тандерер»? Но только их нужно организовать так, чтобы это выглядело как красочное зрелище. Используйте в качестве мишеней корпуса старых кораблей, наполненных горючим материалом и порохом. А на берегу было бы неплохо соорудить некие сооружения отдалённо напоминающие форты Кронштадта. Пусть залпы ваших орудий разнесут всё это в прах на страх нашим врагам. А потом фотографы, которых следует пригласить на это представление поместят снимки на первых страницах газет. В нужный момент наши русские друзья поднимут аналогичную шумиху, но уже на страницах газет Санкт- Петербурга и Москвы. Естественно, что эти статьи и красноречивые фотографии с пробитыми броневыми плитами, разорванными бортами кораблей и превращёнными в щебень стенами фортов будут прочитаны и в Зимнем дворце, и на сенатской площади. Да и у русских моряков и артиллеристов резко уменьшится желание сопротивляться Royal Navy. В общем, помните, как весьма удачно писал об этом в своём трактате Сунь Цзы: «Каждое сражение выигрывается до того, как оно состоится». — И еще, — добавил он, в задумчивости покусывая необрезанную сигару, намереваясь ее зажечь, но вышел из состояния крайней задумчивости и выдал следующую фразу: — Если, паче чаяния и презрев осторожность северные варвары произведут в сторону вашей эскадры даже пистолетный выстрел, я разрешу вам разнести бастионы Кронштадта к чертовой матери вместе с той пародией на флот, что стоит у его причалов. А вот десантной операции совершать не надо. Как и сжигать Санкт-Петербург. Это будет абсолютно излишним.
Глава тринадцатая. Балтийское рандеву
Надо каждое утро говорить себе: сегодня меня ждёт встреча с глупцом, наглецом, грубияном, мошенником.(Марк Аврелий)
Финский залив 6 марта 1880 года
Лорд Дафферин
Деревянная баржа, на бортах которой едва успела высохнуть надпись «Виктория» шла на буксире по Неве направляясь в сторону Маркизовой лужи по каналу, пробитому во льду, который был изрядно ослаблен неожиданно для марта теплой погодой. На палубе подобно баррикаде громоздились сундуки, баулы и чемоданы в которых разместилось движимое имущество британского посольства, а также личные вещи дипломатов. А посредине на мешках расположилась весьма живописная группа мужчин, чья одежда напоминала ту, в которой солдаты Наполеона шли по старой Смоленской дороге, когда поверх форменных шинелей были накинуты шубы, одеяла и даже женские шали. На первый взгляд могло показаться, что это жертвы кораблекрушения или пассажиры Ноева ковчега каким-то неведомым волшебством, перенесенным из допотопных времён в век девятнадцатый. Сходство с последним добавлял аромат навоза, которым пропитался буквально каждый дюйм палубы и стены небольшой надстройки. Дело было в том, что перед тем как удостоится высокой чести отправить вон из России всех сотрудников Британского Посольства, сие плавательное средство на протяжении нескольких лет перевозило в Кронштадт свиней. Хрюшки, перед тем как попасть в котёл и насытить желудки сотен матросов, во время своего последнего путешествия активно жаловались на свою незавидную судьбу и проявляли протест щедро засыпая ядрёным навозом подпалубное пространство баржи. Когда его Императорскому Величеству Михаилу II отдавшему категорический приказ: «немедленно отправить этих бриттов вон из столицы на любой свободной посудине» попытались деликатно намекнуть на сие обстоятельство, то Государь изволили ухмыльнуться и продекламировать четверостишье какого-то неизвестного поэта: «Мы посадим их с в бадью, Кинем в море — и адью! Обойдутся и бадьею, Не давать же им ладью!» А потом добавил: не зачем миндальничать. Грузите и отправляйте. После разобрать баржу на дрова, ибо теперь на ней и свиней возить зазорно будет. Сии же вирши как-то незаметно стали достоянием народа, как и прочие хлесткие фразы Михаила Николаевича, сказанные в минуты гнева, совершенно случайно подслушанные караулом гвардейцев, охраняющих его резиденцию. И теперь нередко можно было услышать из уст фельдфебеля распекающего нерадивого подчиненного такие словечки, как: либераст или дерьмократ. Да постепенно и лексикон боцманов пополнился этими же выражениями. Но вернёмся к нашим баранам, сиречь английским дипломатам. Два дня посольство Великобритании находилось на положении осаждённой крепости. Его окружили рогатками и караул, составленный из солдат и жандармов, не позволял никому входить или выходить из здания. Исключение было сделано лишь для завоза продуктов и то, лишь после тщательной проверки. По истечении 48 часов послу передали ультиматум: если через сутки весь состав посольства не очистит сие помещение, то они будут выдворены силою и под конвоем. То, что сие требование было принято к сведению, стало ясно буквально через час, когда из всех труб дружно повалил белый дым сжигаемых секретных и конфиденциальных документов. Тот факт, что набережная с подчалившей к ней баржей была поблизости было великой удачей, ибо возможно впервые за всю прожитую жизнь посольскому люду пришлось изрядно потрудиться и собственными ручками на собственных спинах перетаскать на неё всю собственность британской короны, кою не придали огню. В процессе сего аврала они устали, взопрели и страшно хотели пить, а когда баржа неспешно отчалила и двинулась по Неве влекомая буксиром, к сим мукам добавился озноб. К счастью, один из наиболее молодых и активных клерков неожиданно нашел большой деревянный анкерок, в котором что-то заманчиво булькало. Вынув пробку и принюхавшись, Смит, так звали этого исследователя, понял, что он до краёв наполнен водкой. Посчитав это даром Божьим или прощальным подарком все вооружились чашками и иными ёмкостями и постепенно бочонок опустел. Но очень скоро они поняли, всю глубину коварства русских варваров, так как водка, выпитая в большом количестве без всякой закуски и воды начала стремительно и весьма настойчиво просится наружу. И к моменту окончания путешествия большинство посольских имели мягко говоря непрезентабельный для джентльменов вид, а их одежду было проще выкинуть на помойку, чем пытаться отстирать. Единственный человек, избежавший этой печальной участи был посол Лорд Дафферин, он же Фредерик Темпл Гамильтон-Темпл-Блэквуд. Всё это время пока продолжалось плаванье он простоял у борта баржи, которая была для него ладьёй Харона, ибо, потерпев такое поражение в России его земной путь как дипломата был закончен и в Лондоне ему предстоит пройти через все круги ада. Тем паче, что нравы, царившие в Форин — Офисе ничем не уступали тем, которые были присущи ведомству Люцифера. А как всё прекрасно начиналось. Благодаря способностям к литературе и ораторству он сумел обратить на себя внимание самого Бенджамина Дизраэли и этот влиятельный политик на многие года стал его покровителем, помогая передвигаться по служебной лестнице не слишком задерживаясь на промежуточных ступеньках. А конечная цель представляла собой вожделенную мечту многих британских дипломатов и чиновников — пост вице-короля Индии. Не блистая особыми дипломатическими талантами, Лорд Дафферин старался компенсировать этот недостаток постоянной публичностью. Совершив единственное путешествие на яхте, он написал всего одну книгу, что создало ему репутацию ученого-исследователя и позволило занять пост президента Королевского географического общества. Второй беспроигрышный вариант не потерять благосклонность Лорда Биконсфильда было публичное поливание грязью России, чем он успешно занимался, используя для этого на первый взгляд совершенно не подходящие форумы. Выступая на заседании одного из научных обществ в Бостоне, Фредерик Темпл совершенно непредсказуемо для присутствующих от вопросов физики, неожиданно перешел к яростному обличению России и русских, утверждая, что они умственно ограничены, злобны и завистливы. По его мнению, в этой дикой стране невозможно что-либо изобрести или открыть, а если паче чаяния это и случалось, то лица, сделавшие сие, имели британские, германские или французские корни. Такая показательная русофобия приветствовалась в Лондоне и вызвала горячее одобрение Бенджамина Дизраэли, а также в Форин-офис. Фактически, любой ненавистник России занимающий государственную должность в метрополии или в её колониях приобретал своеобразную индульгенцию, освобождающего его от ответственности в случае провала своей деятельности. Так произошло и с лордом Дафферином, когда он, являясь генерал-губернатором Канады должен был попытаться внести некоторые изменения в договор, заключенный ранее с Северо — Американскими Соединенными Штатами и именуемый «Reciprocity Тгеаtу» (трактат взаимности). Речь шла о ловле рыбы в пограничных водах и имеющей для Оттавы самое жизненное значение. Как и большинство истинных британских джентльменов Фредерик Темпл Гамильтон-Темпл-Блэквуд и протчая, протчая, протчая, не собирался действовать законными методами и вместо того, чтобы обратиться прямо к вашингтонскому кабинету через английского посланника в Соединённых Штатах, занялся подкупом наиболее скандальных вашингтонских журналистов и приглашением в это дело некоего J. Ward, человека, известного в Америке за самого бессовестного парламентского маклака (МАКЛА́К1, маклака, муж. (устар. презр.). Посредник при мелких торговых сделках, перекупщик). В результате Гамильтон Фиш, государственный секретарь при президенте Улиссе Симпсоне Гранте пришел в негодование и заявил, что не желает вести любые переговоры с жуликами и пройдохами. Такой провал мог бы стоить иному другому чиновнику места, но лорд Дафферин затеял очередное путешествие по просторам Северной Канады не забывая выступать перед со спичами перед индейцами и эскимосами, которые, впрочем, не поняли не единого слова из этих речей. Этот недостаток был устранён репортёрами, кои сами написали за аборигенов благодарственные ответы и описали небывалые гирлянды цветов, подносимые индейскими и эскимосскими девицами леди Дафферин, как посланцам Великобритании. Но полностью реабилитироваться перед официальным Лондоном ему удалось чуть позже, когда в заключении своего вояжа по окраинам Канады он встретил группу мужчин и женщин, иммигрировавших из России и страдающих от бедности и отсутствия средств к существованию. Фредерик Темпл Дафферин немедленно проявил горячее участие, кое выразилось в проклятиях царской тирании, панегирике прославляющего Британские свободы и в призывах вернуться обратно дабы отдать свои жизни освобождению родины от сатрапов и тиранов. Это было попадание в десятку. В многочисленных клубах и пабах джентльмены поднимали стаканы оглашая тосты в «честь мужественного и бескомпромиссного генерал-губернатора Канады», а уж после нескольких публикациях на эту тему в «Тimes» последовал долгожданный вызов в Лондон. В доверительной беседе, премьер-министр сообщил ему об отзыве из Санкт-Петербурга посла лорда Лофтуса и замене его на «человека большого ума, более вкрадчивого и изворотливого. Естественно этот разговор был фактически инструктажем определяющего цели и задачи «голоса Британии в России». — Понимаете, граф, Российская Империя была, есть и будет врагом Объединённого королевства. А посему высказывание лорда Лофтуса о том, что «Англии и России “следует сообща продвигать цивилизацию и развивать как промышленность, так и торговлю в своих сферах, без какой-либо ревности и без стремления к гегемонии» более чем неуместно. Это одна из причин по которой вам следует занять его место на Дворцовой набережной в Санкт-Петербурге. Но не следует, пока слишком дразнить русского медведя. Это другая неместная крайность. Я имею виду поведение лорда Грэнвилла, назначенного Королевой главой британской миссии на коронации царя Александра II в Москве. Он дал бал, для которого был арендован небольшой особняк, не имеющий вместительного танцевального зала. Поставленная палатка, также не могла вместить всех приглашенных. И самое возмутительное не был приготовлен буфет с прохладительными напитками, а половина гостей, разместившихся за столом осталась без столовых приборов. А милейший посол Грэнвилл позволил себе в слух распространяться о том, что «русские дурно воспитаны и большое количество их приехало на бал без приглашения, поэтому и давка и приборов не хватает». А что в результате? Те дворяне, коих можно было отнести к нашим друзьям смертельно обиделись, и мы получили новых врагов. В России нужно вести себя в соответствии вот с этой поговоркой: «Velvet paws hide sharp claws»[133]. Говорить в глаза комплименты, а в нужный момент ударить кинжалом. Кроме этого будущего посла предупредили, что среди дипломатического состава есть несколько человек, выполняющих особое задание Форин-Офис, а посему лучше всего не стремится проконтролировать их деятельность и выполнять все их просьбы. Безусловно, разговор должен был закончится на приятной вести. И лорду Дафферину пообещали, что в случае успеха в России, исполнится его заветная мечта о весьма непыльной и прибыльной должности вице-короля Индии. Не премьер-министр, ни тем более сам новоиспеченный посол даже не догадывались, что русская разведка сработала на опережение. Вся истинная сущность многофамильного лорда (в те времена несколько фамилий у аристократа были скорее нормой, нежели исключением), включая его приключения в Канаде были внимательно изучены военным агентом в Лондоне генерал-майором А.П. Горловым и в виде письма легли на стол Военного Министра Д.А. Милютина. Дмитрий Алексеевич, изучив сей документ убедился в его важности и счёл необходимым доложить Государю. После чего он был перенаправлен в МИД с высочайшей резолюцией: «Его Императорского Величества рукою написано: Можно сообщить Кн. Горчакову». А после канул в лету, ибо очень часто донесения русских разведчиков оставались гласом вопиющего в пустыне. Но Канцлер Горчаков в данном случае повёл себя можно сказать по-ангельски, если сравнивать его с предшественником графом Нессельроде. Сей государственный муж, чье рождение произошло на британском корабле, который к сожалению, не затонул, а благополучно добрался до России почитал себя англиканином. А посему с завидной регулярностью ходил исповедоваться в церковь Иисуса Христа. И одному только Богу известно, сколько ещё ушей слушали откровения Канцлера Российской Империи. Это даже не глупость, это предательство. Тем не менее Лорд Дафферин старался понравится всем. Постоянно улыбаясь, он компенсировал свой низкий рост длинным носом, казалось, что он старался буквально вставить в самое сердце собеседника. Он разговаривал с людьми, естественно не из числа своих подчинённых, необыкновенно любезно, стараясь очаровать их лестью и нежными переливами своего голоса. Он старался встречаться с писателями и философами, но тут немалые проблемы создавала ему собственная супруга. Бывая на приёмах, когда присутствуют жёны дипломатов, а также МИДа России, она старательно демонстрирует пуританские нравы, так ценимые Королевой Викторией и постоянно ведёт себя чрезвычайно холодно. Её плохое знание французского языка осуждалось в Высшем Свете Петербурга, где среди дам не принято общаться на английском. К счастью, в январе 1880 года последовала рекомендация из Лондона, в соответствии с которой следовало отправить жен посольских сотрудников в Англию. Что-то назревало, атмосфера в Санкт-Петербурге была как будто наэлектризованной. А потом ВЗРЫВ в Зимнем дворце, и события понеслись галопом. Вначале исчез третий секретарь посольства, который относился именно к той категории лиц, которая подчинялась ему чисто номинально, затем пришла шифрованная телеграмма, предупреждающая о прибытии британской эскадры для поддержки английского претендента на русский престол, а послу предписывалось связаться с влиятельными аристократами — англоманами дабы их голоса на земском соборе невозможно было не услышать. Но затем начался террор. И речь идет не об действиях русских революционеров, ибо это священная борьба с тиранией. А о действиях Михаила Николаевича Романова, сначала в ипостаси Великого Князя, а затем и Императора. За этими мыслями, опальный посол позабыл о времени и вернулся к реальности, когда баржа приблизилась к британским броненосцам. К его ужасу он заметил, что чудовищные орудия навели на них свои жерла. Лорд Дафферин оглянулся и понял, что он единственный, кто сохранил возможность стоять на ногах. Все остальные валялись на палубе или в лучшем случае сидели в лужах блевотины вызванной неумеренным потреблением водки. К счастью он заметил Юнион Джек, спущенный с флагштока посольства, и схватив в его руки стал им отчаянно размахивать. Уже стоя на палубе прекрасного британского броненосца «Монарх» — одного из первых кораблей такого типа, спущенного на воду, демонстрировавшему всем сомневающимся передовую мощь британского флота и незыблемость его доминирующего положения на море, Фредерик Темпл стал ощущать, что приступ страха, который преследовал его сии дни, сменился давящим, вязким, нетерпимым ощущением катастрофы. Он провалил какое-то значимое дело! Столь значимое, что его карьера летела к чертовой бабушке. Не видать ему вице-королевской короны Индии, как своих ушей! А навстречу ему уже шел неотвратимый, как сама судьба, сухопарый адмирал Хорнби. Представить себе страшно, что он напишет в своем отчете! Пока матросы поднимали упившихся вдрызг дипломатов и работников посольства, чьесостояние можно было характеризовать одним словом: бессознательное, выпивший самую малость, только для сугреву, посол озирал поле своего дипломатического Ватерлоо, и оно не казалось ему победным.
Глава четырнадцатая. Балтийский тупик
Не существует безвыходных ситуаций, лишних людей, случайных встреч и потерянного времени.(Валерио Альбисетти)
Финский залив 6-7 марта 1880 года
Адмирал Хорнби
Впервые я находился в безвыходной ситуации, попусту теряя время. Для полного комплекта неприятностей не хватало еще лишних людей на борту моих броненосцев и случайных несчастных встреч. К сожалению, морская разведка сработала на сей раз безобразно, единственное, что я думал по этому поводу, так то, что события в Санкт-Петербурге пошли не по плану достойных джентльменов, отправивших меня с эскадрой в это весьма рискованное предприятие. По первоначальному прогнозу лед в Финском заливе должен был отойти настолько, чтобы Кронштадт оказался в досягаемости наших орудий. Но… то ли было холоднее, чем предсказывали морские агенты, либо мы выступили слишком рано, что подтверждало еще и авральный сбор кораблей, вместо запланированного похода с тщательно продуманным планом. Мой штаб такой план подготовил, единственно, срочно выкупить ледокол не получалось. Кто-то в Адмиралтействе посчитал, что эти затраты не соответствуют статусу акции. Идиот! Сейчас стало абсолютно ясно, что без ледокола делать абсолютно нечего. По утвержденному варианту, наш агент должен был зафрахтовать корабль в Гамбурге и перегнать его сюда, к Кронштадту, под предлогом того, что британский торговый корабль застрял в нейтральных водах, а русские ледоколы помочь отказались. Вот это было шито белыми нитками, и настолько, что я не был уверен, придет ли означенный корабль вообще, а ежели и придет, то сможем ли мы провести запланированную акцию устрашения. Пока что мы «демонстрировали флаг», но сия акция была, по сути своей, бесполезной тратой угля. Чтобы она возымела какое-то моральное воздействие на противника, мы либо должны разнести их морскую крепость в клочья, либо пройти в ее видимости, так, чтобы наши пушки царапали бойницы их бастионов! Первым мы увидели ледокол, но это был корабль русских и шел он со стороны Кронштадта, пробивая путь к кромке льда, за ним семенили три маленьких судна, судя по всему, канонерские лодки. Как только корабли русских вышли к более-менее чистой воде, как они разделились, а один из них подлетел на минимальное расстояние и сообщил, что тут проводятся ранее запланированные маневры Балтийского флота Российской империи. И движение кораблей Ее Величества ведет к опасности. Это было передано флагами и продублировано в громкоговоритель на неплохом английском языке. Приятно осознавать, что пока в аристократических салонах французский язык превалирует, на море хозяином положения уже стал язык моей прекрасной и могучей родины! Я перенес свой флаг на «Монарх», хотя сюда шел на «Тандерере». Но «Монарх» оказался ближе всего к Кронштадту, потому что был головным в четверке кораблей, которые прибыли чуть-чуть раньше пары «Тандерер» — «Девастейшн». За то время, что мы пробыли на виду батарей Кронштадта, я времени не терял, обследуя четырех ветеранов броненосного флота, в том числе «Монарха», которого можно смело причислить к пионерам этого класса боевых кораблей. Увы, с большей долей уверенности утверждаю, что этот не слишком-то и дальний поход для «Монарха» будет последним. Вот для службы у берегов Британии, охраны судоходства в Канале и для обучения экипажей новых броненосцев он еще сгодится. Но и не более того. Не смотря на постоянные ремонты, изношенность машин и общее состояние корабля было весьма далеким от минимально необходимого. По утвержденному в Адмиралтействе плану, мы могли нанести вред базе флота русских, в случае обстрелов с их стороны, при этом основная ударная сила эскадры — два новейших броненосца с самой эффективной артиллерией должны были разбить батареи крепости, а остальные корабли — уже разносить ее в клочья, не опасаясь ответного огня с берега. Перейдя на «Монарх», я еще раз убедился, что для борьбы с крепостными батареями его орудия недостаточно мощные. Это только подтвердило правоту мною разработанного плана. Ах да, русские! Предупреждение нашего противника (а я прекрасно осознавал, что несмотря на мир, именно русские — наш основной противник) я проигнорировал. Но приказал вызвать к местам прислугу орудий на всех броненосцах. Если безумцы устроят тут показательные стрельбы, то у меня будет прекрасная возможность утопить все их три боевые лоханки вместе с ледоколом. Его тоже будем топить! Захватить не получится. А жаль! — Милорд адмирал, что происходит? — обратился ко мне капитан «Монарха». Я прильнул к подзорной трубе. Увиденное не понравилось мне. Абсолютно. С русских кораблей, то с одного, то с другого, в море летели продолговатые конусообразные предметы, морские мины, начиненные взрывчаткой… Они выставляли эти страшные для моряков предметы по флангам и прямо по курсу моей эскадры так, что мне оставался открытым только путь назад. Если эти мины учебные? А если нет? А если коварные русские выставили вперемежку — учебные и боевые? Что тогда? Посылать экипажи на шлюпках их тралить? А если канонерки откроют огонь? Я могу остаться без шлюпок? А если нет? А что помешает им на обратном пути выкинуть мины по фарватеру? И сделать это когда стемнеет? Пока я обдумывал сложившееся положение, капитан указал мне на дым с запада, но туда быстро устремился русский кораблик. Он перехватил гамбургский ледокол, я увидел, как оба корабля остановились и стали обмениваться сигналами. Мне было плохо видно, о чем там идет речь, но я прекрасно понимал, что русский просто предупреждает ледокол о минировании моря и об опасности, что ему угрожает. После чего русская военная скорлупка развернулась, продолжив опасные маневры. Ледокол передал отказ идти далее, сообщив, что не обнаружил затертое во льду британское торговое судно, развернулся и ушел обратно… Это было чертовски обидно! По моим планам, ледокол вынужден был бы выполнять свою работу под дулами наших орудий. А как сейчас объяснить, почему мы открыли огонь по мирному судну? Да и дистанция до него была… Позориться я не собирался! — Сэр, почему мы не откроем огонь и не потопим эти наглые русские лодки? — как-то весьма холодно поинтересовался Джордж Трайон, капитан «Монарха». Я знаю, что на флоте меня считают весьма острожным адмиралом, но осторожность моя — результат дальновидности. Впрочем, я ответил так: — Кэптен, у меня четкий приказ, в котором точно указано, что мы можем провести операцию устрашения, если по нам будет произведен хотя бы один, даже пистолетный, выстрел. Русские стреляли? — Нет, сэр… но их действия нельзя оценить иначе, чем акт агрессии! Джордж старался придать своему голосу максимум уверенности. — А если там действительно только учебные мины? Представляете заголовки газет: «Гранд Флит испугался пустых бочек и открыл огонь! У кэптена Трайона глаза расширились от страха!» Что, не нравится? — Извините, сэр… — Вот именно! Кроме того, интуиция подсказывает мне, что надо немного еще подождать. Что-то русские готовят еще…
Кэптен Трайон
Джордж недовольно хмыкнул, на его крупном лице, украшенном мясистым носом и высоким лбом, начавшим стремительно лысеть, было написано недовольство столь осторожными действиями адмирала. Сам кэптен Трайон получил эту должность только для того, чтобы получить необходимую выслугу и стать адмиралом. Он с 1871 года был личным секретарем Первого Лорда Адмиралтейства. Получив чин капитана в возрасте 34 лет (1866), он теперь очень хотел получить адмиральские эполеты. И возможность погромить форты Кронштадта ему казались весьма перспективным событием, которое могло украсить послужной список и приблизить его к заветной цели. Он сражался с русскими во время Крымской кампании и считал их слабым соперником на море. Вот на суше… Он вспомнил, как наблюдал с мачты корабля за сражением на Альме. Эх! Туда бы его нынешний «Монарх» — фортам Севастополя пришлось бы туго! С мнением адмирала Трайон был не согласен. Он был уверен, что после замены паровой машины корабль будет снова готов к длительным переходам и еще не раз сможет себя показать. А примерно через час от того, как гамбургский ледокол отсигналив паническое решение вернуться обратно, развернулся на Запад и медленно почапал к родным берегам, капитан «Монарха» обнаружил еще один ледокол, идущий от столицы варваров прямиком к ним, по уже проложенному его товарищем проходу во льдах. Лучше бы он его не видел! Зато увидеть такого адмирала, славившегося своим хладнокровием — это дорогого стоило! Хорнби вцепился в подзорную трубу, а лицо его стало подозрительно алого цвета, багровея с каждой минутой. Он сцепил зубы и что-то непонятное вырывалось из его пасти вместе с парами воздуха. Неужели он ругался? «Дядюшка Джефф», как прозывали его в Средиземном море матросы, в гневе? Признаюсь, испытал от этого вида некоторое удовлетворение. Впрочем, картина была действительно малосимпатичной. На барже, с гордым названием «Виктория», причем нанесенным недавно, да еще и на английском, некто махал британским флагом! При ближайшем рассмотрении этим некто оказался посол Объединенного Королевства в России, достопочтенный лорд Дафферин, вот только почтенным его никто сейчас не назвал бы. Лорд посланник был похож на мокрого и облезлого кота, с выпученными от злости глазами, я бы назвал эту картину «кот во время кастрации», но не могу, из-за чувства приличия. Но вот вид адмирала как раз точно соответствовал такому случаю! Впрочем, вид сэра посла был куда как пригляднее, чем вид упившихся вусмерть сотрудников нашего доблестного дипломатического представительства. Что сие было? Добрый ямайский ром? Скотландский виски или русская аква вита[134], я определить не берусь, ибо предпочитаю всему кларет[135], ну и что, что непатриотично? О вкусах не спорят. Понимаю, что этот чертов холод… но зачем согреваться столь яростно? Через некоторое время посол взобрался на палубу «Монарха», который теперь прослывет самым грязным броненосцем Ее Величества. Я подал лорду Дафферину приготовленный заранее горячий грог, ибо согреть господина посла было настоятельной необходимостью. Путешествие в такой адский холод на барже — испытание более чем тяжкое. Подошедший адмирал Хорнби даже не соизволил с послом поздороваться. Его глаза блистали гневом. Он не мог понять, что произошло. Чуть отдышавшись, сэр Фредерик Темпл начал рассказ и о том, что посольство оказалось в осаде, и о том, что ему был дан приказ в двадцать четыре часа покинуть столь негостеприимный Санкт-Петербург. Рассказал и о том, что телеграфное сообщение из столицы России находится под жестким контролем жандармерии и передать сообщение частного лица просто-напросто стало невозможно, о жесткой цензуре и запрете на ввоз в эту варварскую страну газет из-за границы. Фактически, страна находится в осадном положении! Отношение к англичанам в стране более чем прохладное, упорно ходят слухи, что именно британцы причастны и к взрыву в Зимнем дворце, и в покушении на ряд правительственных чиновников, в том числе, на нынешнего монарха — Михаила II. Кроме того, посол сообщил, что везет личное послание нового русского царя к нашей королеве, которое должно быть отправлено незамедлительно! Конечно же, вместе с ним! Я остался руководить приемом и размещением прибывших посольских. Увы, нежданная встреча и лишние люди на корабле. На котором и так с местом не ахти — всё это создавало массу проблем, которые необходимо было оперативно решать. Через четверть часа подошел вестовой и сообщил, что адмирал ждет меня на мостике. — Я вызываю сюда капитанов кораблей эскадры, кэптен, но я хотел бы посоветоваться с вами. По всем канонам — высылка посольства — это фактически объявление войны. Хотя официально ничего такого не произошло. Может быть, у господина посла и лежит ультиматум их нового монарха. — Если бы была возможность в этом убедиться? — я многозначительно посмотрел на адмирала. — Мысль разумная, Джордж, весьма, но вряд ли сейчас… — Есть еще одна разумная мысль, сэр! Еще две порции грога, поручите это лейтенанту Рэджуэю, он справится. Ну а потом доверьтесь мне, никто ничего не узнает… А еще через полчаса мы сошлись в адмиральской каюте. Куда поместили достопочтенного господина посла. Если вы работаете секретарем Первого Лорда Адмиралтейства, то умению вскрывать незаметно дипломатическую почту вас обучат со всем тщанием и усердием весьма подготовленные люди. Иногда вовремя переданная в нужные руки информация может стоить очень дорого! Ровно через три минуты адмирал читал письмо, в которое я боялся заглянуть даже краешком глаза. За некоторые секреты отрывают голову, не задумываясь! Пока я аккуратно запечатывал его и проверял, насколько хорошо скрыты следы взлома, адмирал произнес: — Этого не было никогда, Джордж… Если говорить о содержании сего… уф… то это объявление тотальной войны без объявления такового. Черт возьми, кэптен! В этой ситуации просто повернуться и уйти — это быть сукиным котом с лондонской помойки! Спасибо, что помогли мне принять решение! Я кивнул головой, аккуратно укладывая ядовитое послание русского монарха на место. Вскоре состоялся военный совет, на котором адмирал объявил выставленное минное заграждение актом агрессии по отношению к кораблям Ее Величества. Было принято решение провести несколько артиллерийских залпов по ходу фарватера к Кронштадту, дабы мины детонировали, после чего — провести траление и начать операцию против фортов крепости. Это укрепление предстояло уничтожить, приведя батареи на берегу к молчанию. Был установлен порядок проводки эскадры и атаки, мой «Монарх» должен был идти третьим после пары новейших броненосцев, впрочем, и мы достаточно сильны, чтобы показать русским всю силу Королевского Флота. Да, если останутся снаряды после разгрома крепости и русской эскадры, можно попробовать бросить парочку снарядов в столицу… Надеюсь, дальности хватит! Окончив на такой оптимистической ноте свой приказ, адмирал еще раз напомнил, что сейчас они производят учебные стрельбы. Детонация (явная или мнимая) русской мины и будет причиной нашей акции! Капитаны отправились на корабли исполнять свой долг. В этих широтах темнеет быстро. До ночного времени мы должны были протралить проход и подойти к кромке льда, атака Кронштадта намечалась на утро, с рассветом. А пока мы решили произвести по три выстрела из носовых орудий, рассчитывая расчистить минное поле. Ранее я о таком приеме не слышал, но адмирал был известен как пионер во многих аспектах морского дела. Может быть, он и сейчас придумал новый эффективный прием, если это, конечно же, не жест отчаяния! «Монарх» своим выстрелом подал сигнал к началу операции. Два разрыва легли с небольшим недолетом до минной банки. Загрохотали по очереди орудия остальных кораблей. Стреляли по очереди, дабы иметь возможность корректировать огонь. Когда все отстрелялись, мы начали второй круг. Снова залп — и наши снаряды упали приблизительно в то место, где русские вываливали свои смертоносные подарки. И ничего! Неужели просто пугали учебными бочками без зарядов? Вторым выстрелил «Девастейшн», но не так точно — перелет, попавший в лед и проломивший его. Третьим стрелял «Громовержец»[136]. И гром получился знатный! Вот только громыхало не оттуда, откуда должно было и как должно было! Я обернулся и замер от ужаса: носовая башня «Тандерера» превратилась в руины, а в воздухе летали обломки орудия. Взрыв мощного, нового надежного орудия в двенадцать с половиною дюймов[137] оказался для меня шоком! А если огонь перекинется в крюйт-камеру? Огонь по эскадре тут же прекратился. В шоке были все капитаны, я уже не говорю о адмирале. «Тандерер» вообще был кораблем, притягивающим неприятности. В 1876-м, во время ходовых испытаний, когда броненосец выдал уже ход в 13,4 узла, на нем взорвался один из котлов. Погибло более сорока моряков, в том числе и командир броненосца! Нам тогда в Адмиралтействе пришлось долго разбираться в причинах столь страшной аварии. И я лично участвовал в составлении инструкции по эксплуатации паровых машин. А сейчас взрыв орудия[138]! Вскоре с «Громовержца» просигналили, что опасности нет. Командир броненосца тяжело ранен. Адмирал дал приказ отложить все действия до утра. А я испытывал внутреннее торжество. Подобный провал сэру Хорнби не простят! А в том, что никакой атаки Кронштадта не будет — стало очевидным. Идти в бой, не уверенным в надежности артиллерии — это не безрассудство, это идиотизм! Отдав все необходимые распоряжения, я отправился в машинное, мне хотелось узнать, как наша техника — на моем корабле только эта часть была не совсем в порядке. Пока шел, прикидывал, с кем необходимо тайно поделиться информацией о рискованных самозваных действиях адмирала, врагов у него хватало, надо бы представить дело так, что меня заставили буквально под дулом револьвера. В переходе мне навстречу попался боцман Риверс, он нес конверт. — Приказ дядюшки Джеффа, сэр! — и боцман протянул мне конверт, я сначала не сообразил даже, отчего боцман так фамильярничает с адмиралом, но сделать замечание не успел, старательно вскрывая конверт, и не обратил внимание на то, что боцман, в нарушение устава двинулся дальше. Эта оплошность и погубила кэптена Трайона. Зашедший за его спину боцман выхватил кинжал и нанес три удара — два в печень, а когда капитан стал оседать — еще один в сердце. Кинжал, украденный из багажа кого-то из посольских, боцман оставил в ране. Ничего личного, парень, ты просто слишком много знал, а сэр адмирал пользовался любовью моряков Ее Величества. Это вам не какая-то крыса из Адмиралтейства, а боевой адмирал, семь осьминогов вам в прямую кишку! Утром седьмого марта британская эскадра отправилась к родным берегам. Надо сказать, что специалисты морского флота позже сошлись во мнении, что в таком составе экспедиционная эскадра нанести существенный вред Кронштадту не смогла бы и при более благоприятных погодных условиях, а вот огрести по самые помидоры — очень даже вероятно…
Глава пятнадцатая. Разговор на двоих с маленьким дополнением
Мне самой природой было суждено стать дипломатом: я родился первого апреля(Отто фон Бисмарк)
Берлин 13 марта 1880 года
Канцлер Бисмарк
Опубликование Манифеста Императора Михаила II не было неожиданностью. Это было в духе существующих традиций, когда новый Царь-Батюшка обращается к своим поданным и заявляет в некотором роде основные цели своего правления. Но когда все прочитали что там написано и, самое главное КАКИМИМИ словами Михаил Николаевич определил ту обстановку, в которой находится огромная страна и что предстоит сделать, возникла долгая пауза. Даже прожженные журналисты, привыкшие к самым эпатажным высказываниям августейших особ, просто не знали, как им реагировать на ЭТОТ Манифест, полностью разрушающий привычные каноны в число коих в обязательном порядке должно было входить перечисление всех царств, княжеств и герцогств, Упоминания самого себя во множественном числе и, наконец выбранный подбор слов. Здесь всё было по-иному. Короткие рубленные фразы, больше напоминающие боевой приказ или объявление войны, и о страх, обращение к своим верноподданным с не бывалым словом: граждане. А посему иноземные газеты смогли отреагировать лишь по истечению суток, а то и более. Но зато потом, пришедшие в себя труженики пера дружно разразились статьями, содержание и тон которых определялся в зависимости от отношения той или иной страны к Российской Империи, степени зависимости от неё, а также уровнем серьёзности газет, а проще говоря к какой разновидности прессы они относятся: к официальной или так называемой жёлтой. Можно с ответственностью констатировать, что в этот день газеты читали все, начиная от Лондонского бродяжки, подобравшего разорванный номер «Таймс» на скамейке в Гайд-парке и заканчивая политиками разнообразного калибра. Не взирая на свою нелюбовь к данной разновидности литературного жанра этим же процессом был занят и Рейхсканцлер Германской империи Отто Эдуард Леопольд фон Бисмарк-Шёнхаузен. Едва втиснув в громадное кресло свою, мягко говоря потерявшую юношескую стройность фигуру, измученный бессонницей и бесчисленными болячками, он просматривал заголовки газет, предвидя неминуемый вызов к Кайзеру Вильгельму I с необходимыми объяснениями сего феномена. И так, сии заголовки выстраивались в некоторую систему
Российские газеты: «Известия». Военно-полевые суды угрожают лишь преступникам и террористам, а законопослушные поданные могут спокойно заниматься обычными делами и вести спокойную жизнь. Те, кто совершил сие страшное преступление должны быть наказаны, не взирая на их происхождение и подданство. Его Императорское Величество подчеркивает, что репрессивные меры временные и возвращение гражданских свобод неизбежно, как и победа над международным терроризмом. У читателей возникает вопрос: подлежат ли наказанию исключительно исполнители акций вандализма, либо необходимо искать и судить тех, кто направляет и финансируют руку подлого убийцы Железный Канцлер, подчеркнул слова о военно-полевых судах и удовлетворённо хмыкнул: «Неужели в России наконец-то взялись за ум и поняли, что не стоит играться в открытые политические процессы с террористами, повышая их популярность в обществе, давая возможность обвиняемым публично развивать свои доктрины и выставлять себя мучениками. Законность нас убивает». Он обратил внимание на то, что заголовок новой газеты ему неизвестен. Секретарь канцлера тут же доложил, что в Российской империи сразу после взрыва в Зимнем дворце выпуск всех газет и журналов был остановлен, так же, как и доставка иностранной прессы, на границах скопились тюки макулатуры. После выборов Михаила II кроме информационных бюллетеней в городах и весях империи появилась единственная пока что газета с таким вот странным названием. Бисмарк, усмехнувшись, заметил про себя, что ничего странного в названии нет, наоборот, оно подчеркивает исключительно информационность и аполитичность содержания сего не слишком-то яркого листка. А вот этот прием… я бы назвал его «газетной блокадой»… хм, весьма забавно!
Французские газеты: «Фигаро»: Виновные в гибели царской семьи найдены!Император заявляет, что террористы действовали по наущению могущественных сил. Стоит ли внутреннее спокойствие сокращению прав и свобод населения. И все-таки, из какой части света действовали эти таинственные силы? — А лягушатники в своём амплуа, — прокомментировал мысленно рейхсканцлер. Бояться оскорбить Россию, но при этом пытаются укусить.
Австрийские газеты: «Винер Цейтнунг»: Манифест Михаила II касательно внутренней политики находит полное одобрение Императора Франц-Иосифа. Вена с интересом и тревогой наблюдает за ходом расследования. «Pester Lloyd» («Пештский Ллойд»): Вся Европа в тревожном ожидании на кого набросится русский медведь? — Осмелели, сюзнички, — пробурчал Бисмарк, — пытаются зубы показывать. Далее, он просто молча перечитывал газеты, экономя время, коего оставалось до вызова к Кайзеру очень мало.
Газеты САСШ. «Солнце Нью-Йорка» (Нью-Йорк Сан) Ален Пинкертон готов лично отправится в Россию на поиски убийц Царской семьи. Какой успех ожидает великого сыщика в Санкт-Петербурге? «Нью-Йоркские времена» (Нью-Йорк таймс): Котировки русских ценных бумаг не стабильны. Имеет ли к этому отношение Манифест Императора? The Washington Post: Обращение «граждане» в Манифесте Императора Михаила II дают надежду на дальнейшее сближение России и САСШ.
Британские газеты. «Таймс»: Ограничение гражданских прав в Российской империи вызывает озабоченность относительно судьбы Британский поданных проживающих в России. «The Morning Post»: Император Михаил заявляет об участии в взрыве неких «могущественных сил». Так ли это? Кому выгоднее оказался этот взрыв? «Дейли телеграф»: Великий князь Михаил не он ли стоит за смертью царской семьи? Русские говаривают: «На воре шапка горит!» Мне кажется, это именно тот случай! — канцлер Германской империи хорошо помнил русские поговорки и их смысл, некоторые из них так и остались ему не до конца понятны, что делать, даже лучшие учителя не совершенны.
Немецкие газеты. «Берлинер тагенблат»: Манифест его ИМВ Михаила II. Результаты расследования чудовищного преступления в Санкт Петербурге. Никто не должен оказаться без возмездия! «Норд дойче Альгемайне»: Новый Император Михаил II обещает страшную месть тем, кто поднял руку на августейшую семью. Германия призывает к тщательному расследованию.
Итальянские газеты. Corriere della Sera (Коррье́ре де́лла се́ра): Интервью с Гарибальди. Я всегда сражался против тирании, но подлое убийство почти всей царской фамилии включая женщин и детей недопустимо и осуждаемо.
Турецкие газеты: «Левант Геральд»: Воспринимать ли Манифест Русского Императора Михаила II как военную угрозу? И если да, то кому?
Датские газеты. «Берлинске тиденде»: Гибель Принцессы Дагмары и иных членов царской семьи требует серьёзного расследования.
Бисмарк решил, что стоит внимательнее присмотреться к тому, как начнет дышать российская пресса при новом русском монархе. Наверное, есть смысл вновь поручить Юлиусу фон Экардту подготовку подробного обзора наиболее важных публикаций, что появляются в прессе России. В этот момент, в кабинет рейхсканцлера постучал секретарь и почтительно напомнил о необходимости отправиться на аудиенцию к Кайзеру. Бисмарк осторожно выбрался из кресла опасаясь растревожить постоянно ноющие суставы и вызвать приступ подлого заболевания — подагры. Почему подлого? Так стоит выпить что-нибудь крепче пива, как суставы скручивает от боли, да еще и распухают так, что стать становится сложно. И обувь не одеть. Не идти же на прием к монаршей особе в тапочках на босу ногу? Подойдя к зеркалу, он тщательно расчесал окладистую бороду, отпущенную для того, чтобы хоть как-то скрыть нервный тик нижней части лица и приказал заложить карету. Ехать предстояло по адресу Унтер-ден-Линден 9, где находилась Столичная резиденция короля Пруссии и императора Германии Вильгельма I. Когда Бисмарк прибыл во дворец, его немедля проводили в кабинет Кайзера. Войдя, он склонился, приветствуя своего повелителя, а затем вновь выпрямился, и был крайне удивлён и растерян. На столе стоял небольшой портрет покойного Императора Александра II, а хозяин кабинета, последний король Пруссии и первый Император объединенной Германии Вильгельм I откровенно плакал. И слёзы стекали на какой-то листок бумаги, лежащий возле вскрытого конверта. Рейхсканцлер напряг глаза и сумел заметить на письме вензелем Государя Александра Николаевича. Кайзер, начал не с приветствий, а с упрёков, постепенно заводясь всё больше и больше. — Какого чёрта, Бисмарк, вы и Мольтке ухитрились уговорить меня пойти на сближение с этими недонемцами — австрийцами и подписать с ними договор, направленный против России, нашего верного друга и старинного союзника? — Но, ваше Королевское и Императорское Величество, — попытался возразить совершенно сбитый с толка Бисмарк, но мгновенно был прерван повелителем. — Не сметь меня перебивать!!!! Извольте выслушать своего Императора!!! Сие требование, Кайзер подкрепил серией немецких ругательств, великолепно изученных за долгие годы военной службы. Не вы ли Бисмарк нашептывали мне, что мой августейший племянник Александр пытается меня обмануть и что ему нельзя верить. Так, вот МЕРТВЫЕ НЕ ЛГУТ!!!! Стоя на краю могилы, император Александр отправил мне письмо, кое доставили только сегодня. Можете прочесть, но читайте вслух, Бисмарк и быть может тогда вы раскаетесь в своих действиях. И Император протянул рейхсканцлеру листок бумаги со следами августейших слёз, а заодно жестом предложил ему присесть. Бисмарк, взял письмо, написанное по-немецки, кое можно было отнести к сугубо конфиденциальному посланию. Начиналось оно посемейному: Дорогой Дядюшка Вилли, у меня очень мало времени, и я хотел бы встретится с Вами, ибо после нашего рандеву в Александрово произошло много событий, и они меня откровенно пугают. Я не могу доверить этому письму все, что мне стало известно, но знайте, что России и Германии угрожает страшное зло, по сравнению с которым нашествие орд Бонапарта, не более как легкое беспокойство. А посему нам следует забыть обиды и распри и сплотиться в общей борьбе против страшного зла. Более точно я могу сообщить лишь при личной встрече. Ваш племянник и искренний друг, Александр. Кайзер, еще раз услышав содержания письма, но уже озвученное вслух, вновь пришел в ярость и на протяжении нескольких минут только сыпал ругательствами и угрозами об отставке. Но затем возраст дал о себе знать и выпив воды он ошарашил Бисмарка безапелляционным заявлением: — Я желаю немедленно ехать в Петербург и встретиться с новым Императором. Его манифест, подтверждает, что тревоги моего бедного племянника имели под собой основание. Мне нужно знать, кто посмел пойти на массовое убийство родной нам по крови царской семьи, когда погибло несколько немецких принцесс. И не хочу, чтобы отголоски взрыва в Зимнем Дворце докатились и до нашей доброй Пруссии. Только на этом месте, Бисмарк сумел прервать монолог Кайзера и взять нити разговора в свои руки. — Сир, я полностью понимаю и разделяю ваш благородный порыв и, скорее всего личная встреча с Императором Михаилом II должна непременно состоятся. Но нельзя же мчатся в Петербург, в котором не утихает пальба, где жандармерия и войска пытаются истребить террористов. Тем более, что у вас есть призыв к встрече лишь от покойного императора. Вы, как военный гений должны понимать значение разведки. Нам просто необходимо ее провести! По дипломатическим каналам мы обмениваемся официальными, ничего не значащими соболезнованиями и поздравлениями. Но есть и неофициальные, которые, уже задействованы, Ваше Императорское Величество. — Вот как? И что это за каналы? Мы можем им доверять? Перепад настроения у императора был столь стремителен, что мудрый опытный канцлер стал подозревать, что старый лис Вилли разыграл перед ним хорошо поставленное представление с обязательной монаршей истерикой и столь любимыми старым пруссаком театральными эффектами. Но показать хоть на секунду, свои сомнения было бы верхом глупости, а дураком Отто фон Бисмарк не был. Поэтому он решил зайти издалека: — Сир, к сожалению, Берлинский конгресс стал торжеством британской дипломатии по одной важнейшей причине — канцлер Горчаков последовательный и убежденный англофил. Он пожертвовал интересами собственного государства в пользу «общеевропейского концерта», вот только дирижерскую палочку в этом «концерте» держали лаймы. Это старая беда Российской империи, когда ее канцлеры служат кому угодно, но только не своему монарху. В тоже время, могу сообщить, что сейчас в российском МИДе на первые позиции выдвигается человек, чьи взгляды для нас крайне благоприятны. Последние, весьма резкие действия Михаила II в сторону британской короны выглядят весьма и весьма многообещающими. Но верить безоговорочно русским нельзя! В их столице слишком сильны британские и французские партии, намного сильнее германской, а вот австрийцы воспринимаются ими более всего как враги. Наше независимое поведение на Берлинском конгрессе подчеркивало нашу самостоятельность и суверенность. И ничего более. И только Александр II был слишком под влиянием сладкоречивого Горчакова. Говорят, что сейчас железный канцлер Российской империи никакой роли у трона играть не будет. И нам представятся весьма интересные шансы. — А я о чем! — весьма возбужденно воскликнул Вильгельм. — Но Ваше Императорское Величество! Вам нельзя спешить с поездкой в Россию. Ни в коем случае! — Предположим… — вроде бы согласился монарх. — Так что там у вас по конфиденциальным каналам, Отто? — Не далее, чем сегодня поутру ко мне явился Штибер. При имени этого человека император поморщился. Он понимал, что в таком деле, как власть чистоплюйствовать опасно для здоровья. Но Вилли пользовался столь грязными методами, что стал «нерукопожатным», вспоминать его имя было верхом неприличия. Хотя эффективность работы этого субчика, воистину, поражала. Бисмарк же сделал вид, что ничего не заметил, Вильгельм Штибер — это была его протекция, его человек, достаточно преданный, чтобы не опасаться от него подлости. — К нему обратился некий господин, не буду называть его имя, который привез важнейшее личное послание, при этом условием этого конфидента есть уничтожение послания после его прочтения, присутствие при его прочтении меня. — А это еще почему? — удивился кайзер. — Сир, к посланию прилагается несколько документов на русском языке. Поэтому… — Хорош! Отто! Он использует тебя как дешевого переводчика! Никто еще так не поступал с канцлером великой Германии! Мне положительно нравится этот мерзавец! Бисмарк вынужден был проглотить эту горькую пилюлю. — Посланник утверждает, что сведения, что он привез имеют важнейшее значение для наших государств и судьб Европы в целом. — Это может быть и так, и этак… Но посмотреть, что там написано мне уже интересно. Где они? — Карета с Штибером и посланником стоит у черного входа во дворец. Я осмелился дать им пропуск. Оба загримированы. Посланник чертовски похож на Дьюлу Андраши, так что… — Да, интересная история может выйти… Правда, никто о ней ничего не узнает. Где они? — Думаю, что уже в приемной. — Ну что же… И император попросил секретаря пригласить графа Андраши с сопровождающим его лицом зайти в кабинет.
Глава шестнадцатая. Письма императора Михаила II. Первое
Письмо пишется и посылается как своего рода подарок.(Деметрий )
Лондон. Вестминстерский дворец 13 марта 1880 года
Королева Виктория
Женщина и в шестьдесят лет остается женщиной! Пусть располневшей, некрасивой, по мнению искушенного общества, вот только отблески от короны делают и такую даму неотразимой. В отличии от множества тех, которые, возглавив государство, не старались скрывать своих мимолетных увлечений, приближая и отдаляя фаворитов, допуская к власти охочих и жадных, считающих, что путь через постель — самый надежный, Виктория провозгласила свою эпоху — эпохой показной сдержанности. Но в постели она была неистова, стараясь получать истинное удовольствие, а еще… она очень боялась, что династия с ее смертью, или смертью ее ребенка прервется… И она родила супругу девять наследников, тем более, что по законам Британии женщина могла претендовать на престол. Теперь ее династии ничего не угрожало! После смерти нелюбимого мужа, но который оказался неплохим товарищем и весьма хорошим «производителем», Виктория усмехнулась, она даже себе не часто признавалась, что ее супруг, это всего лишь производитель семени, которая ляжет в основе благополучия ее королевского дома! Но когда в далеком шестьдесят первом году Альберт скончался от тифа, королева поняла, что зуд чресел своих… Но она была весьма осторожна, ведя уединенный образ жизни, позволила приблизиться к себе и телу своему только лишь верному слуге Джону Брауну. Он был молчалив, предан, и умел молчать об их связи! При этом был умен, но советы давал только тогда, когда они требовались. Он появился в замке Балморан в молодом возрасте. Кто сказал, что конюший — это простой слуга? Конюший, это человек доверенный, который точно знает, когда кто-то выезжает из замка, приезжает, может и не спрашивая, выяснить, кто и куда ездил. Он происходил из мелкого дворянского шотландского рода, и отца его звали, о, чудо! Джон Браун… В общем, с фантазией у шотландских дворян было туговато, а вот детей — много. А бедность — вообще хроническое состояние гордого скотта. Так что то, что дети Джона Брауна — молодые браунята оказались почти все в услужении у богатых аристократов, никого не смущало. Джону повезло больше всех. После смерти Альберта он сумел утешить Ее Величество Королеву. Но при этом Джон хорошо знал свое место и никогда не высовывался, тем более не афишировал свою связь с Викторией. Ему было достаточно того, что он имел, его жадные руки не тянулись к государственной казне, а родственники не возникали на государственных должностях, чем обычно отличались фавориты коронованных особ. Эта необычайная скромность, душевная чистота и порядочность и подкупили слабую женщину, когда она потеряла супруга и никак не могла найти опору в мужчине… А чем Джон Браун хуже того же Дизраэлли? Последний предаст ее, если так сложится политическая конъюктура. Только-то и всего! Виктория подошла к зеркалу — на нее смотрела немного полноватая женщина с круглым лицом, которое чуть портил острый, как клюв птицы, нос, да, кожа что едва начинает обвисать… Впрочем, она выглядит не на свои шестьдесят, пятьдесят и не более! Нет, сорок пять уже никто не даст, разве что из лести. Льстецов она не любила. Слушала, милостями не обходила, но наверх ходу он не имели. Королева предпочитала иметь дело с теми, кто мог сказать правду в лицо. И еще… мужчина должен был быть умным! Если есть проблема, ее мало озвучить, надо показать, как ее решить! Поправив идеальную прическу, ЕЕ Королевское и Императорское Величество соизволило занять место за рабочим столом. Она была полна сил. Вот уже сорок два года на троне! И она собиралась править еще, как минимум, десять, а то и пятнадцать лет. Тем более, что здоровье позволяло! Ах, зачем это опять о здоровье? Любовь к жирной пище оборачивалась порой запорами… обычным королевским недугом — отсутствие физической нагрузки и постоянные стрессы, а это все заедалось и запивалось… Нет, Виктория не так уж чтобы очень, но вчера ее разозлили сообщения о недостойном поведении сына… Неужели нельзя сделать так, чтобы похождения не всплывали наружу? Поганца, виновного в смерти отца не исправить, ну так пусть позаботятся о том, чтобы эти его шалости не вредили короне, только бы внук не пошел по стопам отца[139]… Виктория терпеть не могла Эдуарда, принца Уэльского, наследника престола, скандальное поведение которого привело к ранней смерти супруга. Хуже всего то, что его альковные похождения становились достоянием широкой публики, а сам принц не старался вести себя более скрытно и прилично. Брал бы пример с нее! Может быть, о ее связи и что-то подозревают, но! Уличить ее практически невозможно (во всяком случае, сама Виктория в это свято верила). И все-таки свинина слишком тяжела для ее желудка, но насколько вкусно ее готовит повар, которого она с собой таскала из того же замка Балморан повсюду, даже в королевскую резиденцию в Лондоне. Может быть, следует выпить какого-то благородного напитка, а не то пойло, что тут зовут элем? Королева предпочитала легкие французские вина, но сегодня ей захотелось что-то поинтереснее. Секретарь принес превосходный выдержанный портвейн, который в очень небольшом количестве выставлялся на продажу. Хозяин винодельни отправлял королеве ежегодно один бочонок своего превосходного напитка, Ее Величество иногда себе позволяло пригубить именно его, знание того, сколько стоит бокал этого португальского вина приятно тешил ее самолюбие, а бережливость гордо расправляла плечи: Бесплатно! Какая экономия! Выпив бокал тягучего темно-красного, почти как кровь, вина, Виктория вызвала секретаря и поинтересовалась, что у нее запланировано на сегодня. Из срочного был только лорд Дафферин с посланием русского монарха. Королева мурыжила посла уже двое суток: он прибыл с эскадрой и надеялся на скорейшую аудиенцию у королевы. Она же не спешила, дав высланному послу возможность сначала изложить все в Форин-офисе. Конечно, кроме послания королеве, которое последний (посол, а не офис) должен был передать лично на руки Ее Величества. О! после такого провала этот выскочка еще пытался надеяться на корону вице-короля? Ха, да его теперь даже секретарем в Абиссинию никто не рискнет отправить. Отставка, и без никаких наград! Не заслужил! Почувствовав, как начинает в ней непроизвольно накапливаться гнев, Виктория решила, что не надо откладывать самые неприятные моменты на потом, лучше дать гневу выйти без остатка, а после этого уже спокойно и взвешенно принимать важные решения. Она прекрасно изучила свой характер и знала, когда и что может себе позволить. Искусство управления людьми — это, в первую очередь, искусство управления собой! Бывший претендент на пост вице-короля Индии вошел в кабинет королевы решительной твердой походкой, напоминая павлина, распустившего хвост, но под суровым взглядом Ее Величества хвост как-то сам по себе сложился, превратился в кошачий и залез господину посланнику куда-то под брюхо, дабы не злить того, кто сильнее тебя. — Ваше Королевское и Императорское Величество! Разрешите мне передать вам личное послание вновь избранного императора России Михаила! Лорд Дафферин сумел собраться и выдал эту фразу на одном дыхании, твердо и уверенно, как будто он привез нечто столь значимое! Послание от человека, которого неизвестно, будем ли мы признавать императором этой варварской империи! Ха! Еще и петушится, будто куриный король перед тем, как попасть в бульон! Ладно, недотепа, голову тебе рубить не будем… пока что… но ведь кто-то должен быть виновным во всех наших проблемах? А ты уже сумел натворить ошибок, подходишь под мишень для критики. — Скажите, милейший, как так получилось, что вас выставили из России как нашкодивших котят? И почему вы не отстаивали посольство — территорию нашего королевства с оружием в руках? Тон королевы был подобен льду, а в ее груди кипело от злости. Такого унижения Империя еще не переживала! Непросто выставили посольство, а отправили его на барже, с позором, злые репортеры утверждали, что на сей барже перевозили скот, чаще всего — свиней! Она даже не обратилась к лорду так, как следовало бы, сэр… И обладатель многочисленных фамилий поник, словно цветок настурции под палящим солнцем. Жалкое, доложу вам, зрелище! — Ваше Королевское и Императорское Величество! Обстановка в столице Русской империи после взрыва в Зимнем дворце была весьма опасной, мы даже рекомендовали гражданам Британии, по возможности, уехать из Санкт-Петербурга. Ходили упорные слухи, что за этими взрывами стоит наше королевство… — Вам предъявили какие-то обвинения? Они имели доказательства, или это были всего лишь слухи? — Таким же ледяным голосом поинтересовалась Виктория. — Ваше Королевское и Императорское Величество, это были только слухи, но посольство с первого же дня после взрыва находилось под строгим наблюдением секретной полиции русских. Мы вынуждены были свести к минимуму выходы в город, встречи и поездки. При этом продолжали действовать в интересах Короны в столь сложных условиях. — И каков результат ваших действий? Сколько голосов получил наш претендент на корону на их Соборе? Сколько? Молчите? Вам стыдно произнести эту цифру? Зачем нашим лордам адмиралам было посылать туда новейшие броненосцы, только для того, чтобы выяснить, что с нашими орудиями не все в порядке и наши корабли опасны исключительно для нашего же флота? Что вы скажите в ваше оправдание? — Только одно, Ваше Королевское и Императорское Величество! Русская тайная полиция смогла нас ошеломить: все газеты были закрыты, не только явно оппозиционные, вообще все! Мы имели влияние на многие средства печати и рассчитывали оказать через них влияние, но ничего из этого не вышло! Все типографии были закрыты, мы не были к такому готовы и у нас не было своего печатного станка в распоряжении… И еще… В Санкт-Петербург не поступали газеты. Вообще! Ни одной строчки из-за границы! До окончания Земского собора! Это оказалось неожиданно эффективно… Хм… Он не так глуп, как его мне представляют, кое-что заметил вполне точно, это ведь надо брать на вооружение, как метод! Ну что же, накажем его обязательно, но не так, чтобы голова с плеч, а… придумаю позже. — Давайте послание, где оно? Лорд Дафферин подошел к Ее Величеству и положил на журнальный столик у рабочего стола королевы несколько помятый конверт. Увидев, как Виктория поморщилась, бывший посол в России вздохнул, но комментировать не решился, зачем напоминать о неприятных моментах возвращения. — На каком языке написано послание? — она осмотрела конверт с обеих сторон. Кроме личной печати императора на нем не было никаких надписей. — Не могу знать, Ваше Королевское и Императорское Величество. — Хорошо, подождите в приемной. Если оно написано на этом варварском наречии, переведете мне. Когда дипломат в отставке (это уже был вопрос решенный) покинул кабинет, Виктория с сожалением взялась за нож для бумаг, но вспомнила, что можно подсластить чтение письма еще небольшой порцией портвейна, и не отказала себе в этом, а то, что порция была чуть меньше первой, так это чистая случайность, не более того! Вскрыв письмо, она сначала заметила, что написано оно на английском, лаже не на французском, который был основным языком переписки коронованных особ. Но прочитав первые строки послания, королева крепче вжалась в спинку кресла и инстинктивно до боли сжала подлокотники. Письмо начиналось совершенно оскорбительно: «Уважаемая мисс Александрина Браун!»[140] Да как он посмел! Кровь прилилась к ее лицу. Обычно, в такой момент королева виктория выдавала «на гора» истерику, благодаря чему ее нервное состояние возвращалось к нормальному. Но сейчас у нее аж дух перехватило! ТАК ее в лицо никто еще не оскорблял. Тем не менее, она решилась дочитать письмо до конца, а уже потом вызвать секретаря, созвать заседание государственного совета и выслушать этих долбодятлов (приблизительный аналог того непереводимого слова, коим королева наградила своих министров), которых пора отправлять в отставку всем кабинетом! КАК они могли ЭТО допустить??? Сжав себя в кулак, Виктория продолжила читать это послание: «Уважаемая мисс Александрина Браун! В отношении между государями всегда существовала грань, которую Богом и людьми считалось, переходить нельзя. Именно вы, по глупости и тупому самомнению решили, что можете решать, кому из коронованных особ жить, а кому умирать. Ну что же — сами напросились. В моих руках находятся неопровержимые доказательства того, что именно по твоему приказу был совершен чудовищный акт террора — взрыв в Зимнем дворце, что именно по твоему наущению царственного брата моего Александра преследовали революционеры-террористы, взращённые и профинансированные именно тобой и твоими верными слугами. Не могла простить, что тебе, английской жабе мой брат предпочел иную? Ну что же, на начинающего Бог! Я приговариваю всю твою семью к смерти. Поверь, я постараюсь, чтобы ни одного потомка твоего не осталось на белом свете! Ни детей, ни внуков, ни бастардов твоих потомков. Крови твоей быть на земле не должно! И я не успокоюсь, пока последний из твоих потомков не уйдёт в мир иной. А потом, за всеми ними — последуешь и ты, старая ворчливая подстилка вонючего шотландского конюха. Наслаждайся гибелью своей семейки! Концом собственной династии! Да, эта моя месть поссорит меня практически со всеми монархами Европы — мне все равно! Я не успокоюсь, пока ты и твои отродья живы! Начнется всеевропейская война? Моя империя рухнет? Я позабочусь прихватить в небытие и твою империю! Весь мир! На кой нам нужен мир, если в нем нет России? На кой дьявол мне любовь и уважение иных монархов, если Романовы под угрозой? Почувствуй на своей шкуре, что такое быть постоянно под прицелом. Пусть тебе принесут кровь разорванных в клочья твоих детей и внуков! Впрочем, ты можешь принести мне, законному монарху великой империи свои извинения. И я пощажу… кого-то или всех вас. Мои условия простые: Дизраэлли и Гладстон, стоявшие за этим делом и давшие приказ по твоему приказу должны быть мертвы. Мне все равно — осудят их, либо они подавятся за обедом вишневой косточкой. Выплата восемнадцати миллионов фунтов стерлингов — одновременно, тайно. И только тогда войны между нашими домами не будет! Искренне твой Михаил!» Прочитав это письмо, королева почувствовала так плохо, как никогда еще не чувствовала, голова заболела, ее словно сдавливал раскаленный обруч, особенно сильно боль была вот тут, в районе темени. Виктория еле-еле, усилием воли прочитала оскорбительное послание еще раз, чтобы запомнить все особо яркие обороты в ее адрес. Показывать такое кому-то? Упаси Бог! Этот Михаил за все ответит! За всё! Но месть — это такое блюдо, которое следует подавать холодным. И КАК ОН ПОСМЕЛ?!? Виктория поднялась и отправила письмо в камин. ЭТО никто увидеть не должен! Она вернулась к столу и потянулась к колокольчику, чтобы вызвать секретаря, но в этот момент мир пред ее глазами потемнел, голова закружилась, и Ее Королевское величество рухнуло на пол, чудом не разбив голову об острый угол письменного стола.
Глава семнадцатая. Письма императора Михаила II. Второе
Иное письмо с наслажденьем прочтёшь.(Н.В.Гоголь)
Берлин. Унтер-ден-Линден, 9 13 марта 1880 года
Канцлер Бисмарк
Рисковал ли я этим мартовским днем? Немного! Я был уверен в своих позициях, показной гнев моего кайзера не смутил — я уже научился отличать приступы гнева Его Величества от показной выволочки, за которой скрывается метод правления: вывести собеседника из себя, после чего проще вытянуть из него правду, особенно нелицеприятную. Когда ты не хочешь сообщить что-то особенно неприятное, такая вспышка монаршего гнева заставляет тебя думать, что твоя черная весть по сравнению с ЭТИМ — ерунда, хуже уже не будет, а вот тогда уже и начинаются настоящие неприятности! Особенно, если ты пытаешься скрыть свой собственный промах! Так что быть с государем честным — единственный шанс удержаться на плаву. В кабинет вошли оба — посланник русского царя, так похожий на графа Андраши и загримированный отставной руководитель тайной полиции, напоминающий отставного кавалериста. Во всяком случае, любой знаток узнал бы в нем «Черного гусара», да, точно подобран костюм и физиономически не придраться. Вилли талантлив. Впрочем, присутствующие тут прекрасно знали, что господин Штибер от дел не отошел: будучи официально в отставке, он занимался созданием и укреплением прусской контрразведки, в чем уже преуспел, раскинув свою сеть по территории всей Германской империи. Император тоже был доволен увиденным маскарадом.
— Ну что вы мне привезли, граф? — обратился он к русскому посланнику, сделав вид, что принимает его за Дьюлу Андраши, прибывшего в его страну инкогнито. — Личное послание от моего монарха. — Давайте! — Ваше Королевское и Императорское Величество, у послания два условия: вы должны его сжечь на моих глазах после прочтения. И второе — среди документов, которые приложены к письму есть на русском языке, к которым приложен перевод на немецкий. Ваш канцлер может удостоверить, что перевод точен, князь Бисмарк прекрасно владеет русским языком. Кайзер посмотрел на канцлера, который был сосредоточен, он понимал, что такие меры предосторожности говорят о важности и секретности послания. Он кивнул головой, и посланник положил на стол довольно увесистый конверт. На конверте не было надписей, он был скреплен лишь личной печатью императора Михаила. — Господа, прошу, присядьте на вот те стулья у двери, мы с канцлером империи пока займемся чтением. Когда Вильгельм открыл конверт, то увидел, что письмо написано на немецком. Весьма хорошем немецком. «Дорогой дядя Вилли! Это письмо я пишу на правах вашего родственника. С нашей последней встречи прошло много времени, но я всегда помнил, что во главе Германии стоит муж честный и справедливый. И сейчас я решил написать вам, говоря именно о справедливости. Так получилось, что я взошел на трон после трагической гибели моего царственного брата Александра и значительной части семьи Романовых. Признателен за высказанные соболезнования. Но хочу заметить, что любое преступление имеет имя и фамилию. Расследование установило исполнителей этого варварского преступления. Имена их известны. Скорый и справедливый военный трибунал вынесет им достойный приговор. Но были те, кто отдал приказ и по чьему наущению было совершено сие злодейство. В документах вы найдете протоколы допроса британского тайного агента Фиппса, третьего секретаря посольства Британии в России. Я вынужден был пойти на весьма рискованный шаг, чтобы узнать правду. Она ужасна! Непосредственное добро на все попытки устранения брата Александра и на акцию в Зимнем дворце давали премьеры Британии Дизраэлли и Гладстон. Они получили недвусмысленный приказ от королевы Виктории. Вы понимаете, насколько далеко зашла эта женщина в своей ненависти к отказавшемуся от нее принцу Александру? Но ее последняя выходка не может остаться без последствий. Непосредственные участники будут наказаны. Но что делать с подлой мисс Браун[141]? Мне нужен ваш родственный совет. Но прежде чем вы выскажите свое суждение, весьма важное для меня, хочу заметить, что у этого дела есть еще один неприятный душок. Британские агенты сделали все, чтобы след в этом преступлении указывал на Германию, речь идет о некоем фонде, наполненном британскими деньгами, из которого обещались премии за убийство Романовых. Не первый раз подлая британка прибегает к подобному приему. Показания некого британского агента Эркарда говорят о том, что после отравления цесаревича Николая был тоже оставлен германский след. Это делалось не только с целью запутать следствие, но и поссорить наши две монархии. Согласитесь, роль британки в том, что между нашими родственными домами возникло отчуждение — весьма и весьма велик. Мне хочется разрушить эту стену и сделать наши державы вновь дружественными, более того, я уверен, что Германия нужна России, а Россия может стать надежной опорой Рейху. Чтобы вы убедились в том, что я не держу камня за пазухой, я решил поделиться с вами еще одной тайной попавшей в мои руки. По показаниям Фиппса, он должен был после сделанной работы в России отправиться в Германию. Королева была недовольна тем, что сотрудник ее посольства Ричард Рендвик провалил оба покушения на Вас, дорогой дядюшка! В Берлине он должен был встретиться с сотрудником тайной полиции Петера Будберга, потомка старинного вестфальского рода, который непосредственно курировал покушение Карла Нобилинга. Он связан с группой заговорщиков, среди которых несколько офицеров Генштаба и сановников вашей империи. Список прилагается. Цель заговорщиков — ваше устранение и восшествие на престол наследного принца. Фридриха играют «в темную». Для них важна антирусская и пробританская позиция принца. Цель — установление новой коалиции против России, где немцы и австрийцы будут играть роль пушеного мяса в войне против России. Думаю, ваши следователи смогут установить истину. Надеюсь, нам удастся встретиться в ближайшее время и уладить все наши разногласия. Я предлагаю вам дружить не против кого-то, а дружить во имя Германии и России. Ваш племянник Михаил». После прочтения письма и выдержек из протоколов, как и других документов, переведенных на немецкий, император посмотрел на Белова. — Я могу ознакомить вашего спутника с некоторыми фактами из письма перед прочтением? Это не противоречит данным вам инструкциям. — Конечно же, это ваше право, Ваше Королевское и Императорское Величество. Я наблюдал за тем, как Штибер читает протокол допроса Фиппса и бледнеет, ведь Петер Будберг — это приставленный мною к его особе личный слуга и помощник, человек, который должен был, по моему замыслу, набравшись опыта, стать во главе немецкой контрразведки! Представить себе такое, что во главе немецкой спецслужбы окажется британский агент[142]! Это было немыслимо, но если это так — необходимо действовать немедленно! Вилли не дурак, он быстро все понял: — Разрешите действовать, Ваше Королевское и Императорское Величество? — А для чего я это вам показываю? — Фыркнул в ответ император. После того, как Вильгельм покинул кабинет императора, я на глазах русского посланника, которого император окрестил графом, отправил письмо русского царя со всеми этими бумагами в камин. — Михаил что-то просил передать на словах? — Мой Государь просил вас о том, чтобы первое рандеву было с глазу на глаз и тайным. Я буду ждать вашего согласия и предложения о встрече. Его Императорское Величество надеется, ч о в ближайшее время вы сможете разрешить все вопросы, а он с удовольствием выслушает ваши советы. — Вы поживете день-два у моего дорого канцлера, а пока прошу вас подождать в приемной, граф. Когда дверь за «графом Андраши» закрылась, Вильгельм поднял на меня глаза: — Скажи, Отто, Михаил хорошо знает немецкий язык? — Насколько я знаю, да, его супруга, в девичестве… — Я знаю, и что? — По нашим данным, дома они часто говорят на немецком, особенно, когда общаются между собой или с детьми. — Хорошо. Что нам с этим делать? — Думаю, нам надо встретиться с Михаилом, но тайным образом. — Я староват для того, чтобы пробираться по темным улицам Мадрида в черном плаще и широкой шляпе, надвинутой на глаза, а бакенбарды сбривать я никому не позволю! Это хороший признак, когда император чуток подшучивает. Это означает, что он доволен, а потому можно смело говорить и предлагать свои идеи, сейчас они лягут на благодатную почву. — Мой Император, я уверен, что на такую встречу нам надо идти понимая, что может захотеть и предложить нам Михаил и что мы можем предложить ему, или на какие компромиссы соглашаться. Меня немного смущает формат переговоров «один-на-один», скорее всего, Михаил планирует наметить какие-то перспективы сотрудничества. — С чисто военной точки зрения, если бы я знал, что русские полки не ударят нам в спину, то можно было бы окончательно решить вопрос с Францией. И не довольствоваться малым, а забрать все! Промышленность Германии плюс Франции — это залог создания такого флота, с которым бриттам не справиться. При поддержке России и Австро-Венгрии мы сможем стереть эту империю с лица земли! — Скажу, что война с Россией в союзе с Австрией и Британией, при поддержке той же Франции тоже не самый плохой вариант. Наша промышленность вскоре перегонит британскую, а Россия богата полезными ископаемыми и людьми. Одно плохо — с русскими очень трудно воевать.
Глава восемнадцатая. Письма императора Михаила II. Третье
Невозможно солгать в письме. Можно притвориться при личном общении — обняв, спрятав лицо, чуть изменив голос. Но как скрыть правду в строчках? В письме полностью обнажается человеческая душа.(Елена Толстая)
Фьезоле. Тоскана 18 марта 1880 года
Петер Ян Бекс
Это письмо было пропитано ложью. Петер чувствовал это. Его могучий интеллект вопил: «Это ловушка!». Но что делать в этом случае? Отвергнуть предложения нового императора России? Причем это предложение адресовано папе, но через него, да и касалось оно Ордена Иисуса более чем. Было время, когда Россия дала Ордену пристанище и позволила сохраниться, в первую очередь, сохранив систему обучения в своих землях, населенных католиками. Ошибкой было насаждать в тех землях православие, чем церковь схизматиков краше нашей? Вместо лояльного населения они получили массу, готовую восстать, вот они и восстали! А то, что ксендзы и молодые адепты нашего Ордена поучаствовали в этом богоугодном деле, так что из этого? Молодежи не прикажешь… Да и не мог Орден Иисуса оставаться в стороне, когда католическую церковь уничтожают! Не для того он был создан. И что предлагает Михаил? Он предлагает примириться. Более того, объединить свои усилия с Орденом в деле борьбы с мировым социализмом. Напоминает, что наш Орден и был восстановлен папой из-за того, что угроза социализма стала весьма актуальной. И именно Святая Церковь первая почувствовала всю опасность этого движения. Это действительно так! Мы не терпим, когда наши идеи, идеи Христа искажаются и используются в политических целях. Всеобщее благо. Равенство. Братство. Мы все это уже проходили. Сначала красивые лозунги, а потом реки крови во имя высоких целей! До сих пор республиканская Франция не может простить иезуитам их работы против них. А что нам оставалось делать? Мы исполняли и продолжаем исполнять свой долг перед Господом так, как разумеем его. Помолившись и воззвав к господу нашему, Иисусу Христу, Петер вернулся в свое любимое кресло, принявшее его иссушенную постами и постоянной работой тело. Он был истинно аскетичен, только человек, который был, а не казался истинным верующим мог стать во главе столь важной организации. Михаил действовал почти так же, как действовал бы, и он сам: сначала комплимент, потом приманка… Но где же та ловушка, в которую должны попасть он, генерал Ордена Иисуса и Святая Церковь? И почему царь обратился к нему с письмом, а не к самому папе напрямую? Да и способ передачи послания — курьером, тайно, говорит о многом. Нам предлагают остановить ущемления католической церкви, правда, ни слова о возвращении захваченной православными храмов, но все-таки… Открыть учебные заведения, в том числе иезуитский коллегиум. С одним условием — никакой миссионерской деятельности! Просвещение — да, культура, вера — сколько хотите, но переход православных в католицизм одобряться властями не будет. Генерал Бек усмехнулся — хотят предложить кастрированный вариант католицизма? А если папа решит, что все же это шанс? Вернуться в Россию, там ведь интересный постскриптум, что новые протестантские конфессии в Россию допускаться не будут, а некоторые уже закрываются, ну да, это про англиканскую церковь, которую прикрыли, как только выставили английское посольство, как было сказано: «за вмешательства в дела мирские, церкви не достойные». Да, мягко стелет царь, мягко, как бы не было спать в его постели жестковато… Интересно, что он такое написал королеве Виктории, что у той сразу после прочтения послания удар случился? Вот, врачи не дают никакой надежды. Правда, доносят, что королева выжила, но ничего не помнит, даже своего имени, может только глазами хлопать и ходить под себя. Речь и движения у нее отнялись… Помолиться надо, чтобы Господь прибрал к себе сию неприкаянную душу, да простил ее за грехи многочисленные. И Петер вновь стал на колени, молитва его была искренней и горячей. Как и должно быть у истинно верующего, но я уже говорил об этом, неправда ли? Хорошо, а как же оценить тогда пассаж о совместной борьбе с социалистической заразой, если министр просвещения России написал письмо самому Карлу Марксу, предложив ему преподавать марксизм — учение о социализме в стенах университета? Обещал большую зарплату и отличные условия для его семьи в той же Казани. И гарантировал защиту от любых преследований и иммунитет от собственной полиции! Именем монарха гарантировал! Вот что интересно… Правда, Маркс струсил, письмо от русских опубликовал в газете… Его надоумил так сделать Энгельс. Говорят, что сам Карл почти согласился, но Фридрих его удержал. Что интересно, так то, что Карл Маркс совершенно недавно обналичил чек на предъявителя в Сити Бэнк, а также записался на прием к весьма известному доктору, известному своими серьезными гонорарами. С чего бы друг Энгельс так расщедрился? Или же Михаил решил купить специалистов в деле социализма, чтобы лучше изучить их теорию и как воплощать ее в жизнь. И что тогда — что он предпримет? Начнет что-то использовать или найдет какое-то противоядие? Какую идею несут в себе вот эти послания и приглашения? Что хочет русский царь? Его Манифест, с которого он официально начал свое правление поставил лично меня, старого и прожженного киника в весьма сложное положение. Я ему не верю. Но почему-то хочется, чтобы высказанные в этом письме мысли были правдой. На что можно пойти ради укрепления позиций Святой Католической Церкви? Питер вызвал брата Анджея. Сикорски прибыл буквально через несколько минут, как будто ждал вызова. — Скажи, брат мой, как твоя русская подопечная? — Она прибыла в Париж, устроила скандал и потребовала предоставить ей помещение, соответствующее ее статусу. Первое, что она сделала, это написала письмо царю с аналогичным требованием выделить ей содержание, достаточное для ее приличной жизни. По характеру — истеричка, склонна к быстрым переменам настроения, жадная, со стервозным характером. — Брат мой, вы должны понимать, что такой несчастный случай с ее невенчанным супругом весьма негативно отразился на характере этой особы. Для нас важно одно — насколько она управляема, насколько хорошо сможет сыграть свою роль. — Играть роль она умеет, большая часть ее истерик хорошо инсценированы они имеют конкретную цель и выверенную продолжительность… а вот по поводу управляемости, тут надо работать и работать. — Документ? — Мы далеко продвинулись. У этой особы сохранились письма покойного царя, это сильно помогло, но еще предстоит серьезная работа с тем, чтобы сей документ стал совершенно неотличим от подлинного. — Когда это будет готово? — Не менее полугода, брат Петер. — Это время у нас имеется, думаю, нам надо продолжить работать над управляемостью этой особы. Это очень важно. И еще… Никаких связей с нашим Орденом быть не должно! Я считаю это важнейшим аспектом в вашей работе. Подведите к ней нашего человека, предложите лекарства от нервного истощения, мне ли учить тебя и объяснять необходимые шаги. Если кто-то вам мешает — уберите препятствия. — Я еду в Париж завтра, брат Петер. — Благослови тебя Господь, брат Анджей. Ну что же… теперь надо подготовиться к аудиенции у папы, тем более, что ему есть что доложить понтифику. Когда идешь к Его святейшеству, хорошо иметь в запасе не один вариант действий, а несколько. И Петер Ян Бекс, генерал Ордена Иисуса задремал прямо в кресле. Годы давали знать о себе.
Глава девятнадцатая. Лондонские страсти
Ничто не дает столько преимуществ перед другими, как способность оставаться спокойным и хладнокровным в любой ситуации.(Томас Джефферсон)
Лондон, Пэлл Мэлл 94, Карлтон клуб 13 марта 1880 года
Роберт Нэвилл
Устроиться работать в клуб Тори, Карлтон клуб, было непросто. Мне несказанно повезло. Я три года проработал в Джуниор Карлтон клубе, который располагался почти напротив главного логова консерваторов, на Пэлл Мэлл 30. Но это было место сбора молодых аристократов, моя же цель была попасть в главную резиденцию тори, ибо только тут можно было надеяться, что тебя заметят и ты станешь помощником какого-то влиятельного лица, а ведь именно они, консервативные политики, в наше время наиболее влиятельны. Мои друзья считают меня блаженным, кому нужен потомок нищих дворян из Уэльса? Но ведь меня заметил сам Генри Марчер, который и отвечает за всех слуг в клубе, он меня и пригласил работать в это самое престижное заведение Лондона. Нет, есть клубы более закрытые, более аристократичные и чаевые там дают побольше, но по политическому влиянию… тут конкурентов нет. Вот, мистер Генри приказал обслужить джентльменов в гостевой комнате №3. Это специальные комнаты для приема не членов клуба и ведения деловых переговоров, подслушать что-то в этих комнатах невозможно. Я быстро покатил тележку с блюдами, накрытыми крышками, в комнату, расставил все на столе, убрал лишний прибор, стараясь не рассматривать присутствующих там, впрочем, двух из них я хорошо знал: высокий, худой, с аккуратно подстриженной бородой сэр Генри Фредерик Понсонби, личный финансовый секретарь Ее Величества, он всегда одет безукоризненно, многие считают его эталоном стиля. Второй постоянный посетитель Карлтон клуба — худощавый мужчина с окладистой бородой и длинными, аккуратно приглаженными волосами, Генри Сесил Рейкс, председатель комитета путей и средств, вице-спикер палаты Общин. Этот джентльмен одевался несколько небрежно, но был уже хорошо известен, не как лидер лондонского бомонда, а как один из лидеров тори. Третий человек был гостем клуба, хотя он был одет в цивильное платье, но в нем чувствовалась военная выправка. Худощавый, с роскошными бакенбардами, я узнал в нем адмирала Хорнби, его фотография появлялась в газетах, многие считали его вторым Нельсоном. Впрочем, в нашем клубе о нем говорили, как о слишком осторожном флотоводце, но хорошем дипломате. Да, слуги многое слышат, но сюда берут только людей с очень короткой памятью, например, умеющих сразу же напрочь забыть, кого видел в гостевой комнате. Сделав свое дело, я занялся прочими обязанностями, которых было достаточно, вот только не мог не заметить, что эти три господина слишком быстро оставили помещение и куда-то быстро удалились. Так начиналось «роковое тринадцатое марта 1880 года».
Генри Понсонби
Эта встреча вызывала у меня чувство неопределенного беспокойства. Когда личный врач моего любимого покойного принца Альберта и Ее Величества Уильям Дженнер попросил меня выслушать одного известного адмирала, который недавно вернулся из позорно проваленной экспедиции, я был уверен, что он будет просить защиты от расследования. Единственно, меня заинтриговала просьба сэра Дженнера, новоявленного шотландского баронета, пригласить на встречу надежного человека из политиков-парламентариев. Что это могло означать? Неужели старина Хорнби может потребовать парламентского расследования своего конфликта с Первым Лордом Адмиралтейства? Нет, это вряд ли. Поэтому в три часа пополудни я был в Карлтон клубе, где меня уже поджидал человек, которому я всецело доверял. Генри Рейкс был не только настоящим консерватором, крепким политиком, которого ценила и сама королева, все шло к тому, что после выборов, до которых осталось три недели, Ее Величество предложит Рейксу членство в Государственном совете, так что мы с ним в одном статусе. Работа личного финансового секретаря королевы Виктории — серьезная должность. Так что адмиралу придется выдержать беседу с двумя весьма влиятельными в империи людьми. Ровно через три минуты появился и адмирал, он был весьма взвинчен, а что вы хотите от человека, чье имя сейчас поласкают все газеты — и консервативные, и оппозиционные? После того, как мы обменялись приветствиями, зашел слуга, который расставил заранее заказанные блюда — наличие еды, выпивки и сигар позволяет снизить накал страстей в любом разговоре. Но тут адмирал сумел удивить нас обоих: — Господа, дело, о котором пойдет речь, спешно и секретно. Я просил своего старого друга отправиться к Ее Величеству, потому что серьезно опасаюсь за ее здоровье. — У вас есть для этого основания? — я был чрезвычайно холоден и спокоен. Не верю, что пребывающему вдалеке от Лондона моряку удалось узнать что-то, угрожающее Виктории. — Дело в том, что мне удалось узнать содержание одного документа, который не должен был попасть в руки Ее Величества. — О чем это вы? — О личном послании нового русского императора. — Извините, вы понимаете, о чем говорите, сэр Джеффри? Это государственная измена и вы хотите нас в это втянуть? — назвать тон Рейкса ледяным было недостаточно — в нем чувствовался холод Вселенной. — Джентльмены, прошу всех успокоиться. Четверть часа в нашем деле ничего не изменят. Насколько я знаю, аудиенция лорда Дафферина уже должна была начаться. Точно, ему было назначено на половину третьего. Так что четверть часа ничего не изменят. — Проклятье! Я опоздал! И все из-за ищеек Смита! Сто чертей ему… простите, господа, одну минуту, прошу вас! Адмирал подошел к столику с напитками, налил себе рому, двойную порцию, выпил, после чего стал успокаиваться, а лихорадочный румянец на его щеках стал заменяться мертвенной бледностью. — Увы! Всё было напрасно! Но тогда вам, господа, всё равно надо знать всё, чтобы посоветовать Ее Величеству правильный образ действия. Итак, когда на «Монарх» подняли сотрудников нашего посольства в Санкт-Петербурге, на ногах еле-еле держался только сам посол. Остальные были мертвецки пьяны. Лорд Дафферин потребовал грогу, чтобы согреться, это было справедливое требование — пребывать на открытой всем ветрам барже, да еще и в такой холод! Чтобы он не заболел, мы предоставили ему требуемое, но после сего господин посол сам лыка не вязал[143], а когда мы с капитаном Трайоном со всем почтением тащили господина посла в капитанскую каюту, из его кармана выпал запечатанный конверт без надписей. Я оценил тонкий юмор адмирала, выраженный в словосочетании тащить со всем почтением, как мне показалось, никакого почтения и сочувствия к главному неудачнику похода лорд Хорнби не испытывал. Да и мне этот наглый выскочка не нравился абсолютно. Мои канадские друзья с тех времен, когда я командовал там гвардейскими гренадерами, весьма негативно высказывались о сем деятеле. А их мнению я доверял. — Я хотел положить этот конверт обратно, но тут кэптен «Монарха» поступил столь неожиданно, что я растерялся, джентльмены, прошу меня простить, но это было именно так. Я не мог предположить, что этот серьезный моряк так ловко вскроет письмо, пообещав его вернуть в первозданное состояние, и потом сделал это! — Наловчился, когда был секретарем Первого Лорда Адмиралтейства, вашего недруга, Смита. — внезапно уточнил успокоившийся Рейкс. Судя по всему, он все же решил, что наш разговор для него лично ничем пока что не грозит. — А потом он начал читать послание русского монарха. Джентльмены, у меня все волосы на голове стали дыбом, даже отсутствующие! Адмирал вновь взял паузу, налив себе того же рому, только совсем немного… После того, как янтарный напиток исчез на наших глазах, продолжил: — Более оскорбительного и наглого письма я еще не знал. Достаточно того, что оно начиналось «Уважаемая мисс Браун», продолжать? Вот тут мы с Генри переглянулись! Назревал мировой скандал! А какой будет ответная реакция Ее Величества! Представить невозможно! — Продолжайте! — спикер первый овладел собою. — Джентльмены, вы единственные, кого я посвятил в содержание этого письма. — С капитаном Трайоном произошел трагический случай, мы в курсе, адмирал. Подозреваем, он был не случаен? — я проговорил это, глядя прямо в глаза Хорнби. Тот согласно кивнул, после чего произнес: — Царь обвинил Ее Величество в том, что, взрыв в Зимнем дворце произошел по ее приказу, и у него есть все доказательства этого, так как в руках их тайной полиции находится третий секретарь нашего посольства! Уже это одно — повод к войне! После чего русский монарх объявил личную вендетту королеве, угрожая, что уничтожит всю ее семью, всех, понимаете, всех, не взирая на то, что придется поссориться со всеми монархами Европы, поклялся, что доберется до Ее Величества тогда, когда последний потомок ее крови исчезнет с лица земли! — Неслыханно! — еле выдавил из себя Генри. Я же молчал, зная, сколь дорожит Виктория своей семьей. Как бережет все ее тайны, как боится, что на ней прервется династия! И этот русский варвар бьет ее по самому больному месту! — Правда, Михаил сказал, что примет извинения Виктории в обмен на головы Гладстона и Дизраэлли, которые отдали приказ и подтвердили его, да еще на сумму, весьма нескромную, которую должны тайно выплатить ему. — Не озвучите цену вопроса? — поинтересовался я, как финансовый секретарь королевы. Конечно, никто ничего ему платить не собирается, но интересно, во сколько он оценил головы своих родственников. — Восемнадцать миллионов фунтов стерлингов золотом. Это получается по миллиону за голову? Наверное, ему лень было считать. Почему не сто восемьдесят? Опять же, итог будет однозначен, но Ее Величество весьма щепетильна и прижимиста в государственных тратах. Вроде бы деньги не такие уж и страшные… Но ведь факт выплаты будет подтверждать и факт совершения преступления! А узнать об этом… Ушлых журналистов хватает, а если им еще и подкинуть информацию? Подлая ловушка! — Это примерно тридцать броненосцев типа «Девастейшн»? — внезапно уточнил Рейкс. — Чуть более тридцати, тридцать два — тридцать три, при нынешних ценах на металл. — уточнил адмирал Хорнби. — Сэр Джеффри, я признателен за предоставленную информацию. Мне необходимо спешить к Ее Величеству. Сегодня вы получите известие, где мы сможем продолжить обсуждение этого… Тут раздался звоночек и через секунду появился слуга, он передал записку. Я раскрыл ее. Почерком доктора Дженнера было написано: «Срочно во дворец. С Ее Величеством случился удар. Состояние крайне тяжелое».
* * *
Букингемский дворец 13-14 марта 1880 годаПринц Альберт Эдуард
Сегодня был самый трагический день в истории Великобритании. Днем я узнал о том, что с mother[144] случилось… Это было нелепо и непонятно. Я был уверен, что сегодня будет великолепный день, ничто не предвещало беды. У меня после обеда намечались скачки… на одной весьма недурственной актрисе… Если бы вы знали, с каким шармом она шептала мне: «Возьми меня, Берти!», увы и ах… Меня нашли, вызвали и стало как-то не до актрисы. Во дворце я бросился к доктору Уильяму Дженнеру — личному доктору и моего покойного отца, и матери, рядом с ним была Беатрис, наша младшенькая сестра, которая выполняла роль личного секретаря королевы, она была вся в слезах. Уильям сказал, что положение крайне тяжелое, Ее Величество находится без сознания. Сейчас собирался консилиум из лучших врачей Лондона. Я расположился в приемной вместе с Бетти, которая и рассказала в подробностях. С утра у Виктории было неважное настроение: она разлюбила этот дворец после смерти супруга и старалась в нем бывать как можно реже, но дела заставили ее покинуть Винздорский замок и прибыть в Лондон. С утра my mom была расстроена слухами о моей новой любовнице. — Бетти! Я же не виноват в том, что Александра меня уже не удовлетворяет? Мы уладили между собой этот вопрос, Аликс не возражает, так зачем mom в это вмешивается? Наследники у меня есть, чего еще, бастардов нет, опять же, я в этом деле достаточно аккуратен, Бетти? Беатрис покраснела. Ей давно пора замуж, перестала бы дичиться откровенных разговоров. Ладно, не сейчас. Виктория эксплуатировала младшенькую в качестве секретаря и обойтись без ее помощи не могла. С утра королева плотно позавтракала, обычно ее завтрак был не столь обилен, но сегодня ее преследовала какая-то меланхолия, может быть из-за того, что Браун не смог ее сопровождать в этой поездке. Да, да, конюший Джек Браун, который украшал не только конные прогулки Ее Величества, но и согревал ей постель. И что? Я должен по этому поводу скандалить? Отца нет, mother, как женщина, требует своего, дело-то житейское… Первым она пригласила Первого Лорда Адмирала Смита, потом сделала небольшой перерыв, попросила принести портвейн, а уже после этого приняла посла Дафферина. Тот сказал потом, что был принят весьма холодно, но его просили остаться в приемной, если понадобился бы перевод. Хотя, письмо должно было быть написано на английском или французском, языке общения королей. Но Ее Величество всегда отличалась предусмотрительностью, особенно в мелочах. Это да, тут не возразишь. Через несколько минут дежурный секретарь услышал какой-то шум в кабинете королевы. Он обратил внимание на него Беатрисы, которая все еще находилась в приемной, та несколько минут не решалась войти, дабы не вызвать гнева mama, но когда вошла, то увидела ее, лежащую без сознания на ковре. Врач был во дворце, он прибыл буквально несколько минут назад и просил срочной аудиенции, так что дальше уже все было в его руках. Я поинтересовался, что это было за послание, раз my mom так разволновалась. Но тут начались странности. Бетти утверждала. Что на столе был пустой конверт без подписи, но с личной печатью Михаила, а вот самого письма не было. — Мне кажется, что Ее Величество сожгла послание. — Почему? — Она лежала так, как будто шла от камина… Но в камине я не увидела остатков письма, сначала было не до того, а потом… И Беатрис начала снова плакать. Пришлось прижать ее к себе и утешать. Бедная девочка. Я уже понимал, что случилось непоправимое. Я хорошо знаю этот вид доктора Дженнера. Точно так он выглядел и вел себя, когда умирал отец. Потом вышли доктора, и сэр Уильям подтвердил, что шансов на выздоровление нет. Ее величество пришла в себя, но может только открывать глаза и имени своего не помнит… У нее отняло полностью правую часть тела и память, она не разговаривает, увы, даже то, что Дженнер оказался рядом и смог оказать посильную помощь не спасло mother. Ей осталось несколько дней жизни. Не более того. Врачи, как всегда, ошибались, Виктория протянула еще почти два месяца, самые тяжелые месяцы в моей жизни! Она ушла из жизни 9 мая 1880 года. А в тот роковой день я закрылся в своих покоях в Букингемском дворце, попросив оградить меня от соболезнований царедворцев. Мне надо было собраться с мыслями. Осознание того, что предстоит взойти на трон меня как-то выбило из колеи. Я был уверен, что это случиться, но не сейчас, намного, намного позже. Увы, ко мне смог пробиться финансовый секретарь Ее Величества, Генри Понсонби. Ну, это не удивительно, с его-то гренадерским ростом! Он был доверенным лицом моего отца, подполковником, фактически, командовал гвардейским гренадерским полком, шефом которого и был принц-консорт. Генри сражался в Крыму, и проявил себя более чем достойно! Он показал себя не только хорошим военным. Но и отличным администратором, не даром my mama ввела его в Тайный совет. Он сказал, что имеет сообщить мне нечто сверхважное, предназначенное для весьма узкого круга лиц. К полуночи эти лица собрались в моем кабинете, я же постарался сделать все, чтобы наш разговор не оказался подслушанным. Поэтому разговор происходил не в гостиной и не в кабинете, а в спальне — угловой комнате, в безопасности которой я не сомневался. Довольно странным был состав приглашенных лиц: кроме самого Генри были еще один из лидеров консерваторов в Парламенте, Генри Рейкс, молодой политик-консерватор, член Тайного совета лорд Джордж Фрэнсис Гамильтон и еще один сравнительно молодой политик, капитан гренадеров и контролер домашнего хозяйства Хью де Грей Сеймур, граф Ярмут. Ровно в полдень явился еще один человек, которого я ожидал увидеть меньше всего: адмирал Хорнби. Но то, что рассказал адмирал, было еще более невероятным, чем его появление в моей спальне! Я долго не мог прийти в себя от такого рассказа. Генри Понсонби поблагодарил адмирала за информацию и попросил оставаться у себя, после чего проводил из моих покоев. — Насколько обвинения русского имеют основания? — сумел я задать вопрос, когда немного пришел в себя. — Абсолютно точно имеют. — подал голос граф Ярмут. — Есть документы, которые это подтверждают. В том числе финансовые. — Главный вопрос: имеются ли у русских неопровержимые доказательства нашего вмешательства или это было блеф? В зависимости от этого можно строить стратегию нашего противодействия противнику. — это вступил в разговор Рейкс, всегда осторожный политик. Иногда слишком острожный. Но поэтому он и здесь. — А еще не помешало бы узнать, не блефует ли адмирал. Например, прикрывает свою задницу из-за Кронштадского провала? — это уже снова я спросил. — Это мало вероятно. Репутация Хорнби весьма высока. — ответил лорд Гамильтон. — Сир, адмирал назначил встречу через врача ее Величества еще до того, как произошел несчастный случай, он не знал, прочитала королева письмо или нет и хотел предотвратить это. Хотя мотив был не только забота о здоровье Ее Величества, ведь он просил Дженнера ехать во дворец, но и предупредить королеву от необдуманных резких поступков. И он не знал, что письмо уничтожено, просто не мог знать! — Вы убедили меня, сэр Генри. И прошу вас, я еще не король… если есть хоть какая-то надежда ябуду молиться, чтобы матушка выздоровела. Если же мне придется надеть на себя корону, надо понимать, что нам делать? Это ведь ультиматум. У царя хватит золота, чтобы объявить охоту на всю нашу семью. И людей, чтоб это исполнить. Как вы оцениваете его угрозы, господа? — Именно как угрозы, Ваше Королевское Высочество. Это пощечина, вызов, русский царь бросает нам перчатку. Прекрасно, что письмо сгорело. Надо, чтобы слухи об этом распространились как можно быстрее. — высказался Рейкс. — Вы правы, сэр Генри, я бы добавил следующее действие: отправить к императору Михаилу нашего посланника: так и так, не понимаем, из-за чего произошли недоразумения между нашими государствами, Ее Величество вот-вот представится, давайте начнем все с чистого листа. Тогда станет ясно, блефует Михаил или нет. Его угроза означает начало мировой войны… И Россия не выстоит против коалиции всех европейских держав. Нам необходимо время, и его надо выиграть! — это уже вступил в роль второй Генри — Понсонби. Ну что же, а пока матушка находится в столь плачевном состоянии мне надо определить способность империи к войне с Россией. Конечно, на море… на суше пусть воюют другие!
Часть восьмая. Дело-то семейное
Семья — это не те, кто тебя балует и следует всякому твоему капризу. Это те, кто сражается за тебя и за кого сражаешься ты.(фраза из фильма)
Глава двадцатая. Семейные разборки
- Где ты был? - В лесу! - Что ты там делал? - Я хотел сразится с бешеным медведем. - Зачем? - Что бы отдохнуть от домашних дел, дорогая.(Евгений Львович Шварц)
Санкт-Петербург. Новомихайловский дворец 19 марта 1880 года
ЕИВ Михаил II
Сегодня у меня предстоит тяжелый разговор. С кем? Со старшим братом, Константином. Он достаточно поправился для того, чтобы мог выговориться. Я долго раздумывал, что с ним делать, ибо, по меткому выражению товарища Сталина, не бывает чисто белых и чисто красных, люди состоят из оттенков, в них всего намешано. Вот и брат Константин таков. Надо сказать, что кроме интриги брата Николая, в его устранении с поста главы Государственного совета была и его собственная вина. Но сейчас я хотел о дне вчерашнем. По сообщению из Лондона, королева Виктория словила инсульт, ее состояние крайне тяжелое, каждый день публикуют бюллетени о здоровье этой дамы, наш врач из посольства утверждает, что ничего утешительного в сиих бумагах нет. Чертовщина! Я на такое не рассчитывал! Получается, викторианская эпоха закончится на пару десятков лет ранее? Это да, это факт, еще один факт в копилочку… Я рассчитывал на другое, я думал, что старуха в гневе опубликует мое послание и объявит Российской империи войну. А тут и мы с доказательствами ее преступления! И тогда не видать Британии никакой коалиции, а уж мы имели преимущества в мировой политике. И все послание было построена на том, чтобы вызвать у нее отрицательные эмоции: оскорбление, страх за многочисленное потомство, приступ жадности. Неужели именно последний ее и доконал? Но тут старушка не выдержала и свалилась от удара. И что теперь? Лаймы будут делать вид, что ничего не произошло? Так тоже не получится. Резкие мои движения на дипломатическом поприще мимо других стран не прошли. В Париже, Берлине, даже в Вене похихикивают и смотрят, как империя Виктории оправится от оплеух. Потерять лицо — это порой страшнее чем потерять броненосец, а когда еще их эскадра убралась с позором из-под Кронштадта! А бритты ничего никому не прощают. И их пятая колонна тут, в России, очень сильна и влиятельна. Уже по салонам разносятся слухи о самодурстве нового государя-императора. Поэтому надо запускать процесс. И Фиппса на него вытягивать. Военный трибунал — это дело быстрое, тем более, что доказательств собрано достаточно. И приговор его прост и очевиден. А вот что дальше делать с Фиппсом? Есть одна идея. Надо сказать, что общество было взбудоражено еще и моим указом об отмене выкупных платежей для крестьян. Был риск, что дворянство взбунтуется. Ну, какая-то часть дворянства, но вычитав в указе, что выкупные суммы будут компенсированы в Дворянском банке, подуспокоились. И зря. Там же не было написано, что если имение заложено-перезаложено, то не получат ни грошика — а эти деньги пойдут на погашение их долгов. Кому что-то останется — выплатим, остальным — шиш! Да! Это ударит по беднейшему дворянству, так называемым однодворцам, у которых и крестьянских-то дворов было три-пять, максимум, десяток. Но тут такое дело — такой помещик нам не нужен. Дворянство должно быть служивым И посему вторым указом была отмена указа приснопамятного императора Петра III о вольности дворянства. А еще сейчас готовится указ о гражданстве Российской империи. Где все жители ее — подданные государства, но далеко не все граждане ее. Этот проект уже вызвал ожесточенное сопротивление в самих верхах, ибо ломал устоявшиеся сословные ограничения, создавая целю систему социальных лифтов. И это многим не понравилось, особенно консерваторам, которым было хорошо с их привилегиями и липовым достоинством, которые многие лишились давным-давно, превратившись в паразитов на теле общества. Ну, паразитов будем дустом, если что. Я с Сандро, он же академик, он же мой учитель, он же Коняев, провел несколько мозговых штурмов. Во всяком случае, программа действий и социальных преобразований у меня есть. Главный вопрос: где взять денег. Прикинули, если прошерстить старинные клады — все равно на все хотелки не хватит. Да и закон тут у нас таков, что нельзя частное владение с лопатами и выкопать — и государства. Фиг вам! — народная индейская изба получается… Частная собственность на землю! Она, конечно, пожалована была Государем, но теперича не трожж! Опять-таки идеи есть. И нужен весьма толковый финансист, да еще и прожженная сволочь, хотя они все там такие. Но чтобы эта сволочь была еще и привязана хорошими такими канатами к моей особе. Тут будем думать, что делать. В общем, планы. Главным же было решение «спрятать» Сандро от глаз людских. Очень я опасаюсь за свою жизнь. И жизнь детей. Сандро — это сейчас не наследник, вот старших мне все равно придется тянуть, готовя к государственным делам. И пока что они меня разочаровывают, особенно старший. Мне показалось, что после покушения на меня — взрыва и выстрелов террористов, один из которых он принял на себя, в Николае произошел надрыв. Он не хочет, он боится, он совершенно равнодушен к делам государственным. Трусоват? Вроде, есть у него такая черта. А вот это отвратительно. Странно, что я так о своем ребенке, так он только частично мой — по сознанию — воспринимаю его как чужого человека. Вот, Ольга это заметила и у нас с ней произошел серьезный разговор. Начался он с сущего пустяка, с того, что приедет Анастасия, наша единственная дочка. А потом зашел разговор о мальчиках, в первую очередь, о Николае. Ага! Как она мне вставляла, что мальчик столько пережил, что ему нужно успокоиться, что он должен принять сей крест… А то, что ему уже свой двор полагается, как цесаревичу, ничего? А он и в ус не дует, не понимая, что эти люди станут опорой его правления! Тут просто друзьями из военного училища и по службе никак нельзя, тут понимать надо, что любая фигура в его окружении — это фигура политическая, представитель того или иного клана, фамилии, черт подери! Тогда же я сказал, что Николай и его брат Миш-Миш пойдут в Николаевскую академию Генерального штаба, так что им придется приналечь на изучение необходимых для успешной сдачи экзаменов дисциплин. И никакой поблажки экзаменаторов я лично не допущу! Так что пусть стараются, не опозорят меня! Ольга вспыхнула — ей хотелось, чтобы все дети были под ее крылом, даже весьма выгодный династический брак Анастасии с наследником герцогства Мекленбург-Шверинского Фридриха Франца был ею воспринят с трудом. А тут я решаю самостоятельно судьбу мальчиков. Пришлось ей объяснить, что ничего не поделать, пока что из всех учебных заведений Российской империи только там можно получить весьма серьезное образование не только в военном деле, но и административных, геополитических направлениях. Лучшего варианта нет. Это два цесаревича, один — наследник престола, а вот второй — это резерв, ибо не вижу я у Николая рвения и стремления к учебе управлению государством. Я тоже не готовился к этому. Приходится многому учиться. Если бы не наместничество на Кавказе, вообще не знаю, как справлялся бы. Умна, красива, горделива, воспитана, все понимающая — не многим из Романовых настолько повезло с женами. Георгий. Не годится ему, не имея хорошего военного образования, идти по военной же части. У него к ратному делу есть наклонности. Думаю про Михайловское. Там уровень подготовки мало уступает Николаевской академии. А за артиллерией будущее поле боя. Сандро в гардемарины и дальше по флотской линии. Так что останутся пока тут только младшенькие. Ольга — в слезы. Самое мощное женское оружие. Пришлось ее сильно уговаривать, утешать, женщина умная, сумела взять себя в руки. Очень уж ей хочется, чтобы птенцы ее всегда были под присмотром. А им надо набираться самостоятельности и ответственности. Ничего, государыня, матушка-императрица, теперь и на тебе ответственности куда как больше будет. Не говоря о многочисленных обязанностях представительного плана. Правда, нашел чем ее порадовать. Сообщил, что купленный участок в Крыму на ее имя уже оформлен и показал эскизы дома, который собирался там построить. И летом вся семья будет там собираться на отдых. Ливадийский дворец — это хорошо, а вот Ольгино гнездо — или дом Белой ласточки, это совсем другое. Почему там? Ну, я владел большим поместьем рядом, таким образом, получался в районе Ай-Петри довольно крупное землевладение, причем ее землицы даже поболее моего будет. А во-вторых я показал ей эскизы «Ласточкиного гнезда», и Ольга была очарована. Архитектора я уже подобрал. И строительство должно было начаться уже в апреле. Ага… я царь, или не царь? Так что подарок тоже могу сделать царский. Ну, а то, что здоровье ей поправить надо будет, а Крым для этого — благословенное место, так это правда. И младшенького надо уберечь от туберкулеза, который его в могилу сведет в неполные двадцать лет. Ну а потом она пришла ко мне уже ночью. Кто вам сказал, что женщина в сорок лет не может быть привлекательной и вызывать сексуальное желание? Еще как может! Ольга была хороша собой и за фигурой следила, и манеры у нее были более чем утонченными, и в постели была, как огонь! Правда, сказывалось несколько консервативное воспитание, посему долгое время предпочитала только классику, но что тут поделать, учитывая, что еще и надо было предохраняться… Дать задание Менделееву на срочное изобретение латекса, чтобы изделие № 2[145] было создано как можно быстрее и было более качественным. Но на этот раз, Ольга укусила меня за ухо и прошептала: «Императрица я или не императрица?» после чего и приняла позу императрицы, оседлав вашего покорного слугу сверху. Ну вот так наши постельные утехи вышли на новый уровень. Да, стоило ради этого выкупить у Гончаровых это имение[146]. Но прежде разговора с братом мне предстояла беседа с еще одним важным человеком, которого я знал еще со времен боевых действий на Кавказе. Первым посетителем был Харьковский губернатор Лорис-Меликов, направивший мне прошение об отставке. И с этим человеком мне предстояло еще разобраться. Михаил Тариэлович был мне (точнее, Михаилу Николаевичу) был хорошо знаком по его бытности на Кавказе. Он отличился и во время боев с Шамилем и Хаджи-Муратом, во время Крымской войны был отмечен Бебутовым и Муравьевым, в ходе Русско-турецкой войны 1877-1878 годов командовал корпусом, разбил турецкую армию в тяжелейшем Авлияр-Аладжинском сражении, овладел неприступным Карсом. Его роль в успехе войск на Кавказе переоценить было сложно. Хорошо показал себя и как управитель. При мне он выполнял обязанности администратора в Терской области, прекрасно найдя общий язык с местным казачеством. Выполнял и дипломатические поручения. Были у него и недостатки. А у кого их нет? — Ваше Императорское Величество! — начал граф уверенно и четко, чувствовалось, что он принял важное решение и от него отказываться не собирается. Но тут я перебил его: — Уважаемый Микаэл Тариэлович! (именно так, на кавказский манер называл я его, будучи наместником в Тифлисе) Нам ли, боевым соратникам, чиниться? Вы можете по-прежнему, называть меня по имени-отчеству. Я прошу вас об этом! И е смейте отказывать в этой скромной просьбе Государю! Вот и сбился мой посетитель, а мне того и надо было. Но старый лис быстро собрался с мыслями и продолжил, но уже не столь твердо и уверенно, как это было вначале. — Михаил Николаевич! Прошу освободить меня с должности Харьковского генерал-губернатора. — Ну что же, помнится мне, в бытность нашу на Кавказе я с огромной неохотой отпускал вас на лечение, ибо в Терской области вы навели порядок и установили первенство законов Российской империи, чего не удавалось еще никому! И сейчас я не буду препятствовать вашей просьбе. И я росчерком пера написал высочайшее согласие, на прошении об отставке. А вот этого Лорис-Меликов не ожидал. Он даже побледнел, а что вы хотите, батенька, уговаривать вас будут, что ли? — Теперь позвольте мне поинтересоваться, дорогой Микаэл Тариэлович, что вас подвигло на сие сложное решение? — Ваше… — он было начал, но увидев мои нахмуренные брови тут же сообразил, что поступает неверно и исправился: — Михаил Николаевич, дело в моем несогласии с политикой последних дней. Конечно, совершено страшное злодеяние, которому оправдания нет, и быть не может, но при этом полностью запретить все газеты, а жандармерии действовать так жестко и кроваво! Мне кажется, нас не поймут… Нельзя, чтобы при борьбе с террористами страдали свободы мирных граждан, а тем более, подвергались угрозе их жизни. — Я совершенно согласен с вами, Микаэл Тариэлович. Вот только есть несколько нюансов… Большая половина газет и журналов, издаваемых в нашей империи, находятся под иностранным влиянием или принадлежат иностранцам через подставных лиц. И более всего — британцам. Накануне Земского собора мы не могли допустить, чтобы иноземцы оказывали влияние на мнение русского народа. Особенно, учитывая, что в этом теракте есть британский след? А по поводу жестких действий полиции и жандармов. Скажите, сколько во время сего теракта погибло абсолютно невинных лиц: охранников, слуг, просто посетителей и просителей, коих во дворце всегда великое множество? Так вот — пусть при аресте врагов Отечества страдают враги Отечества, а охранители оного будут живы и смогут продолжать свою работу! Это мое искреннее мнение. Мне любой полицейский или жандарм дороже десятка революционеров, просто потому, что они выполняют свой долг, а эти… от жару бесятся на английские же деньги! — Значит… война с Британией? Снова? — как-то обреченно заметил граф. — Думаю, пока что войны не будет. Не рискнет Британия, нет у нее достаточно войск для интервенции. А на континенте пока что у нее коалиции против России нет. — А Германия-Австрия? — Думаю, пока что эта коалиция для нас не опасна. Хотя укрепления на границах мы решили строить быстрыми темпами. Для вас же, Микаэл Тариэлович у меня будет особое поручение. Намного более важное, нежели губернаторский пост. Или вы думали, ехать в Ниццу, писать мемуары? Нет уж, пока есть дела поважнее. Тут Лорис-Меликов напрягся. Он уже был готов к отъезду за границу — Париж или Ницца, Баден-Баден, например, куда бы подальше от неприветливой Отчизны. Но тут я протягиваю ему бумагу. — Это приказ о вашем назначении заместителем Начальника Генерального штаба Российской империи. Он создан на базе Главного штаба. Начальником я назначил генерала Обручева, Николая Николаевича, вы с ним хорошо знакомы. Думаю, найдете общий язык. — Ваше Императорское Величество! Благодарю за оказанное доверие! Я улыбнулся, не собираясь делать выволочку графу, тут уж военная косточка дает себя знать. — У меня весьма немного толковых и, главное, удачливых, командующих. А теперь о моем поручении. Сейчас состоится экспедиция в Средней Азии, нам необходимо взять под свое управление сии территории, создавая определенное давление на наших британских «друзей» в районе Афганистана. Но вы, Микаэл Тариэлович, будете планировать и осуществлять Персидский поход. Персия должна стать нашим вассалом. И никакого британского влияния в ней. Разработка плана вторжения полностью на вас и выделенных вам офицеров Генерального штаба. Эти действия должны стать продолжением среднеазиатской кампании, тем более, что можно будет использовать те же пути снабжения. В общем, думайте. И главное, в этой войне мне крайне необходим ваш талант дипломата и администратора. Из моих соратников вы исключительно подходите для этой сложнейшей миссии. Я надеюсь на вас. И учтите, вслед за войсками должна двигаться железная дорога. Сначала от портов Каспия до Багдада, а потом и до Басры. С перспективой соединения ее с Тифлисом, а через него со всей Российской империей. — У вас грандиозные замыслы, Государь. Ну что же, самое сложное в нашей беседе осталось позади.
Глава двадцать первая. Генерал-адмирал
Был бы флот, а гавани найдутся.(Петр I)
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 18 марта 1880 года
ЕИВ Михаил Николаевич
В комнате царил полумрак. Единственным источником света была настольная электрическая лампа с зеленым абажуром. Стены были практически невидны и лишь на одной из них можно было смутно рассмотреть картину написанную по приказу Императора, кою он повелел именовать: «Ходоки из купеческой сотни у Государя Петра Алексеевича». Михаил II, всё чаще за глаза именуемый «Хмурым» в конце очередного рабочего дня, который по всем показателям попадал под определение «ненормированный» сидел за письменным столом в своём кабинете и с чувством острой ненависти к собственной лени просматривал регулярно обновляемый список первоочередных и архиважных дел, которые ему предстояло выполнить «ещё вчера». Среди многочисленных пунктов значился внешне совершенно невинный — разговор с генерал-адмиралом. Но с завидным постоянством, он перемещался со дня на день, с недели на неделю. С одной стороны, это объяснялось тем, что Великий Князь Константин Николаевич во время рокового взрыва пострадал не только физически, но и душевно. Его супруга и почти все дети не выжили, а это лишь добавляло душевных терзаний. Ибо какой же мужчина сможет спокойно жить, зная, что не смог спасти свою семью. Но было ещё одно обстоятельство, которое следовало бы поставить на первое место. К сему разговору следовало хорошенько подготовится, руководствуясь мудрыми словами замечательного сатирика Аркадия Райкина: «Всякий экспромт хорош, когда он хорошо подготовлен». И Михаил Николаевич тщательно готовился, изучая документы, профессионально составленные генерального штаба полковником Мезенцевым. Производство в полковники из капитана, было делом неслыханным, но и жизнь государю спасает не каждый и не каждый день. Сегодня, как раз должны были принести последнюю порцию информации, которой не хватало дабы поставить решающую запятую в приговор, уже вынесенный генерал-адмиралу: «казнить нельзя помиловать». Когда Мезенцев лично доставил пакет, то Император поблагодарил полковника, и приказал прибыть завтра, в это же время, дабы получить инструкции к действию. Для чтения документов потребовалось не более получаса, а затем его Императорское Величество встал из-за стола, с удовольствием проделал несколько гимнастических упражнений, а затем вызвав адъютанта приказал привести к нему Сандро. Подобные распоряжения отдавались регулярно и все уже привыкли, что Государь, не взирая на тяжкий труд по управлению Державой, находит время дабы поверить, как идёт обучение его сына. А отдельные слова, которые иногда просачивались через дверь, лишь подтверждали эту версию. А значить они могли только одно: строгий и заботливый родитель экзаменует своего отпрыска и, с целью повышения рвения к учёбе постукивает его лбом о столешницу. Либо, устав от упрямства молодого дарования бьется лбом о стену сам лично, так сказать, освящая кладку монаршим лбом. На самом же деле, это шёл совет двух матёрых, битых жизнью мужиков, готовых даже рискуя сорвать голосовые связки, отстаивать своё мнение. Когда Сандро прибыл по вызову, Михаил Николаевич приказал адъютанту: никого не пускать и не беспокоить и запер дверь. — Ну-с, сынок, смотри: вот итоговая схема, где отражены все фигуранты, которые могли активно влиять на твоего дядюшку, а значит и на политику Государства Российского. Когда развернули лист бумаги, сложенный в многослойную гармошку, то он занял почти всю столешницу и пришлось зажечь верхний свет, дабы лицезреть всю картину в целом. Многочисленные квадраты, содержащие самые разные фамилии и титулы, соединялись стрелками и через несколько промежуточных позиций сходились к одной и той же цели. Впрочем, вышеупомянутая цель, на которой значилось: генерал-адмирал не была конечной. Из неё также выходили разноцветные линии. Но на сем чертеже предусмотрительно было оставлено свободное место и Император совместно с Великим Князем вооружились карандашами и негромко переговариваясь, а иногда и переругиваясь дорисовывали прямоугольники с новыми фигурантами, напрягая память, отягощённую знаниями из будущего. Помучившись час, первым не выдержал Сандро и, отбросив инструмент рисовальщика, решительно заявил: — Всё, пипец котёнку, то бишь милому дядюшке. Тут на расстрел тянет с конфискацией, но есть одно смягчающее обстоятельство: если шлепнем этого долбодятла или просто позволим дать дуба, то кто же судостроительную программу двигать будет, не ты ли милый и туповатый ученичОк? Так ты же такая же сухопутная крыса, как и я. А тётушка Санни, вот уж не ожидал в веке девятнадцатом иметь замашки продвинутой европейки из двадцать первого столетья. Жаль, что она погибла, было бы занятно за ней понаблюдать. А может она тоже попаданка? Это же надо: полковник пишет, что она, не смотря, на то, что была падка на мужчин и помимо своего законного мужа которому исправно рожала детей, мягко говоря не отвергала общество его же адъютантов. Но кроме этого, периодически у неё возникали весьма тесные взаимоотношения с особами женского пола, значительно моложе её. Ну пусть с ней разбираются высшие силы, а нам предстоит решать, что делать с оставшимся в этом мире. И вот тут вызывает особый интерес семейка адмирала Грейга, а точнее его вдовушка и отпрыски. Да их родственничек, барон Штиглиц фигурант весьма занятный. Лично я, по совокупности его заслуг, предложил бы поступить с ним как в старом советском анекдоте: похоронить с почестями, в Кремлёвской стене. Но похороны ЗАВТРА! Ты намедни с маМА ездил Путилова с того света вытаскивать, не так ли? Слава Богу, что ласковое слово и личное обещание Императора вернуть патриоту России вернуть все деньги, что он на нужды Отечества тратил из своего кармана, а также искусство нашего лейб-медика, спасли гениального математика, инженера и предпринимателя. А кто и с чьего дозволения довёл Николая Ивановича до банкротства? Придворный банкир барон Штиглиц с ведома и молчаливого согласия Великого Князя Константина Николаевича!!! Ну это, как говорится, вершки. А вот корни тянутся во времена царствования не только твоего батюшки, Николая Павловича, но и даже его старшего братца — Александра Благословенного и всё это сопровождается упоминанием одной и той же семейки: адмирала Грейга. Ну смерть Государя Александра Павловича, может быть и не вызвана отравлением, но адмирал и командующий Черноморским флотом Грейг был практически последним человеком, кто видел императора здоровым. Тут и внезапная смерть, якобы от холеры вновь назначенных в 1830 году в Морское Министерство адмирала Сарычева и главного интенданта Головина. Именно они должны были навести порядок на Черноморском флоте. А несколько позже, там же умирает любимый флигель-адъютант Императора Николая I Александр Казарский, имел неограниченные полномочия по искоренению воровства и мздоимства. А вот дальше, семейство адмирала Грейга резко увеличивает своё влияние. Средний сын Иван стал шталмейстером двора великого князя Константина Николаевича и, совершенно бескорыстно взял на себя решение финансовых проблем генерал-адмирала. Но его сестра сделала ещё более головокружительную личную карьеру, то бишь вышла замуж за тайного советника Штиглица, брата барона Штиглица, банкира царского дома. Кстати, вот здесь Мезенцев пишет, что есть обоснованные подозрения о том, что именно с подачи барона Некрасов написал оскорбительные стихи, совершенно необоснованно обвиняющие Путилова в стремлении обогатиться за казенный счет:
"Ты поклялся, как заразы,
Новых опытов бежать,
Но казенные заказы
Увлекли тебя опять".
— Иногда не понимаю я этого господина Некрасова. Сожительствует со Скобелевым, деньги берет у кого попало, стихи пишет скверные, и все из себя строит защитника каких-то там ценностей. — Заметил Михаил, а мы заметим, что в отношении господ Некрасова и Скобелева он не имел ничего такого, только тот факт, что они одно время снимали вдвоем одну квартиру или комнату, в довольно юные годы. — А вот, обрати внимание на настоящую даже не газетную, а журнальную войну, которую затеяла семейка Грейга по обелению, якобы незаслуженно очернённых деяний своего родителя. Списочек изданий внушителен и тщательно подобран, даже с точки зрения века двадцать первого: «Кронштадтский вестник», «Записки ученого комитета Морского министерства», «Русский архив» и «Морской сборник». Кстати, а кто возглавлял морское ведомство в это же время? Правильно, твой братец и соответственно мой дядюшка Коко. А кто стоял во главе тайной организации «Мёртвая голова», созданной сразу после смерти Николая Павловича? Опять-таки Великий Князь Константин Николаевич. И цели были прямо-таки наполеоновские: сперва уничтожить детей Александра II, а затем позволить безутешному родителю искать забвение в выпивке А далее объявление его недееспособным и регентство. Слава Богу, сей прожект не состоялся, но внушает опасение контакты дядюшки Коко с Герценом, а значит и с Ротшильдом. Кстати, вот изображение гербов Ротшильда и Штиглица. На обоих присутствует черный одноглавый орел. И это не простое совпадение. Ибо, едва став во главе Государственного банка, Штиглиц тут же рекомендовал для заключения внешних займов банкирские дома Ротшильдов. Под личные гарантии Императора Александра было получено пятнадцать миллионов фунтов стерлингов дабы выплатить компенсацию помещикам во время отмены крепостного права. А затем очень своевременно вспыхивает восстание в Польше, денежная реформа А. Штиглица и М.Х. Рейтерна приносит отрицательные результаты и в результате, через Великого Князя Константина Николаевича поступает спасительное на первый взгляд предложение: продать Аляску и рассчитаться по заёму. Ещё один факт. Россия и САСШ подписали договор о проводке телеграфа через Сибирь с выходом на русскую Америку. Это было очень выгодно для обоих государств, но еще за месяц до принятия решения по покупке Аляски, американская сторона аннулировала это соглашение, заявив, что поведут телеграф через Атлантику. В общем, грешков за дядюшкой Коко числится немало, да и в казну ручки свои он стал запускать. Хотя, нельзя забыть и его личную храбрость в боях в Венгрии в 1849 году и те двести тысяч рублей, кои он отдал из своих личных средств, дабы построить канонерские лодки для защиты столицы и Кронштадта от вражеской эскадры. Я так понимаю, что он сломался, когда стал жить на две семьи. Как он сам говорил: «В Петербурге у меня казенная жена, а в Крыму — законная». — Мы все грешны, а некоторые грешны дважды, но некоторые многократно… — философски заметил Михаил, чем вызвал у Академика, скрывающегося под личиной Сандро приступ смеха. — Кстати, ученичок, сейчас дядюшка у нас на крючке. Если ты примешь решение дать ему шанс, то пообещай, что дашь разрешение на сей брак и дворянское достоинство его детям, родившимся от Анны Кузнецовой. Да и деньжат можно немного подкинуть. И пусть работает на благо Флота и Науки Российских. Как там говаривал Батька Махно полковнику Рощину? «Расстрелять я вас всегда успею, а использовать хочу». Только бы подлечить его чуток, дабы инсульт его не разбил, как это было в иной истории.
* * *
Санкт-Петербург. Мраморный дворец 20 марта 1880 годаВ общем, военный совет закончился полным консенсусом и через два дня, Император Михаил II окруженный охраной входил в Мраморный дворец, где заливал водкой горечь от крушения своей жизни генерал-адмирал Флота Российского и Великий Князь Константин Николаевич. Подымать братца с дивана пришлось с помощью двух казаков, ибо он лыка не вязал и все время пытался что-то выпить из уже полностью пустой бутылки. Небритое лицо, заляпанный пятнами и дурно пахнущий халат, вид у моего родственника был просто омерзительный. Но со мной был и врач и после тщательного осмотра организма, ослабленного никотином и алкоголем, были предприняты оперативные и весьма интенсивные мероприятия по изъятию генерал-адмирала из скотского состояние и приведения в человеческий облик. Я думаю, что если бы каким-то чудом Леонид Гайдай оказался свидетелем сего действа, то в сценарий «Бриллиантовой руки» были бы внесены соответствующие изменения, во всяком случае в эпизод: ванны и кофе и какавы с чаем. В общем, после баньки, избиения вениками, виртуозной работой парикмахера, про истечение четырёх часов Константин Николаевич был относительно трезвым, изрядно сердитым, но готовым слышать, слушать и отвечать на вопросы. Когда мы остались наедине, я еще немного добавил ему бодрости высказав на общепринятом солдатско-казарменном лексиконе, всё что я думаю о тряпке и сопливом мальчишке, в которых превратился мой старший брат. Все попытки прервать я прерывал рыком: молчать, каналья! И слушать своего Императора и продолжал сеанс психотерапии. То, что пациент достиг необходимой кондиции я определил по предпринятой Константином попытке дать мне пощёчину. Сие поползновение было безжалостно пресечено, а затем мы перешли к почти спокойному диалогу. — Что, Твое Величество, пришел покуражится над братом? Ты всегда был счастливчиком, а вот мне не повезло остаться единственным выжившим из всей семьи. — Если ты рассчитываешь на то, что я начну извинятся и сделаю вид, что не вижу, во что превращает себя Русский Великий Князь и Георгиевский кавалер, то этого, Константин, не дождёшься. Всё в руке Божий и не нам осуждать волю его. Но позволь напомнить, что уже после взрыва меня пытались несколько раз убить. Ты можешь представить, что я чувствовал, лёжа под телом раненного сына, пытаясь достать из его кобуры револьвер и видя дуло оружия в руках террористки направленное прямо в моё лицо? Пойми, то, что ты и я выжили во время взрыва, это знаменье Господне! Всевышний дал нам новый шанс в жизни, и мы прошли кровавое крещенье. Теперь жизнь наша, не принадлежит более нам. Мы должны жить и сражаться и за себя, и за тех Романовых, кои были убиты по приказу из Лондона, руками британских террористов, за их проклятые фунты стерлингов. А теперь, позволь обрисовать тебе то положение, в которое ты попал благодаря своему окружению. И я, очень лаконично, стал называть ему цифры, факты, имена. Когда прозвучали фамилии Грейг и Штиглиц, Константин в начале сильно покраснел, но затем кровь отхлынула от его щек. Пришлось прерваться и пригласить медика. После получения заверения о возможности возобновить диалог при условии его завершения в течении тридцати минут, я продолжил. — Если бы я хотел сделать из тебя козла, которого притащили на бойню, так бы и сделал. Но я так сделать не могу. Никто из нас, в бытность великими князьями не упускал возможности несколько поправить свое благосостояние. Я тоже грешен, хотя и грешил весьма умеренно. Коко, ты понимаешь, что ты дискредитируешь нашу фамилию? — Брат мой… — Подожди! Сейчас не то время и не те возможности. Нам объявили войну на истребление. Всему дому Романовых. Пока не поставят на трон послушного болванчика. Против кого ты готовил наш флот? — Так ты уверен, что это дело Виктории? — Да. — Так вот, значит, за что ее Господь наказал. — произнес задумчиво Константин и перекрестился. — И за это в том числе. Брат мой, я к тебе обращаюсь именно как к старшему брату, а не как государь к великому князю. Брат мой! Возьми себя в руки. Мне нужна твоя помощь. Иначе России не выстоять! Да, чтобы ты не думал, что я старый ворчливый ханжа. Я готов дать согласие на твой брак с графиней Анной Кузнецовой. Естественно, когда истекут сроки траура, мы должны соблюдать внешние приличия. — Какой графиней? — мозг, отравленный алкоголем, соображал по-прежнему плохо. — Ну ты же не можешь жениться на обычной танцовщице? Вот и мы сделаем ее графинюшкой. Батюшка ее покойный нас простит, если выясниться, что она была прижита от некого графа Х. Графа мы подберем. — Вот как? Явно в голове великого князя стали складываться пазлы. Но пока еще разнообразные. Одной целой картинки он так и не увидал. Да, кстати, буква Х в тамошнем русском алфавите носит название «хер», поэтому фраза про некого графа звучала несколько иначе. О! До чего-то додумался. — Значит, я смогу признать своих детей от Анны, и они будут Романовыми? — Сможешь, — пообещал я, не уверенный, что это не вызовет в обществе нового скандала. — Тогда я твой брат… — просто и несколько несуразно произнес Костя, но я его понял. Главное — он согласился! — Поступим так, даю тебе десять дней на приведения себя в полный порядок. Для всех ты заболел инфлюэнцией и никого к тебе, кроме врачей, допускать нельзя. Тут с тобой будет мой доверенный врач и две сестры милосердия (чтобы брат не слишком огорчался, я не сообщил ему, что это будут братья, а не сестры, которые к тому же, будут выполнять роль охранников). А потом, тебе предстоит поезда в САСШ. Официальная версия визита: выяснения судьбы денег, кои американцы не доплатили нам за Аляску, проданную не без твоего участия. На самом деле, тебе следует перевести переговоры о возможности строительства нескольких броненосцев на американских верфях по самым современным проектам. Кроме того, переговори с заводчиком Чарльзом Крампом. Цель переговоров организация строительства судовых верфей на территории России, в том числе в Приморье. Владисвосток или на реке Амур. Необходимые для деловых встреч средства тебе выделят. И вообще, нам нужно создать как минимум видимость о решимости заключить с САСШ оборонительного союза, направленного против Британии, с которой у нас может вот-вот начаться война.
Глава двадцать вторая. Направление первого удара
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 22 марта 1880 годаЕИВ Михаил II
Надо было что-то решать с рабочим помещением. Потому что это никуда не годилось. Но времени катастрофически не хватало. Ни на что не хватало. Мне нужна была нормальная резиденция с узлом связи, секретариатом, курьерской и прочими службами. И Ново-Михайловский дворец для этого не подходил совершенно. Можно было заняться его реконструкцией и перестройкой, но мне не хотелось. Это дворец — дом. Занимать чей-то освободившийся дворец или загородный в той же Гатчине, например… нет уж, знаю я, чем заканчивается отдаление государя от столицы. На это мы пойти не можем. Самым правильным было бы использовать Мариинский дворец, в котором собирался Государственный совет, который я возглавлял несколько месяцев до того, как стал императором. Но пока что это помещение надо было подготовить — и для размещения служб, главное же, с учетом требований охраны царской особы и высших государственных чиновников, которые там будут появляться. А пока что… В общем, произошли похороны членов семьи Романовых в Петропавловском соборе, усыпальнице российских императоров. Это была скорбная и тяжелая церемония, торжественная, мрачная, длившаяся почти целый день. Но иначе быть не могло. На следующий день состоялась закладка первого камня в основание храма Спаса на крови. Было решено разобрать Зимний дворец. Жалко творение бессмертного Растрелли, но… Правильно именно так. Да, пусть изменится Дворцовая площадь, не будет ее такой, как в моей реальности, но работать или жить в таком месте для монарха неправильно. А еще было объявлено, что в этом храме будет усыпальница всех невинно убиенных во время взрыва в Зимнем дворце — а это девяносто шесть человек — чиновников, военных, в том числе гвардейцев-семеновцев, охранявших дворец, слуг, просителей. Всех, кроме Степана Халтурина. Его останки будут сожжены и развеяны в секретном месте, дабы не было места поклонения террористу. А потом была сложная, выматывающая душу беседа с митрополитами и архиепископами РПЦ, которые и патриарха хотели получить, а еще, и чтобы им церковное имущество вместе с монастырскими землями вернули в собственность, да еще и при этом оставаться на полном государственном обеспечении. И, как и было ранее, ничего не делать из того, что должно. Такой термин как миссионерская деятельность они вообще позабыли, пребывая в дреме и самодовольстве, не замечая, что пропаганда делает свое дело и авторитет церкви падает с каждым днем. А еще не пущать иных конфессий, ну и так далее… Так что вот так они видели предстоящий Собор — торжество государственного православия. Удивительное дело, но такой знающий интеллектуал как господин Победоносцев стоит на таких же позициях — государственного насаждения православия, а все остальное — запретить и не пущать! И у него вполне себе сторонников во всех кругах империи. Он планирует законсервировать устоявшееся положение вещей, при котором в государстве не будет никаких социальных лифтов, кроме самой церкви, но и тут лифт весьма относительный, потому что ограничен сословными предрассудками. Редко какой сын крестьянский становился митрополитом. В общем, огорчил я их заявлением, что совсем не того ожидал я от православной церкви, а после удалился, оставив их в серьезных раздумьях. Интересно, к чему эти раздумья приведут? А от того, на чьей стороне будет церковь многое, очень многое зависит. Ладно, пора к делам возвращаться. Звонок. Появляется Витте. — Проси!
Скобелев
Приглашение к императору на аудиенцию было несколько неожиданным. Впрочем, в мою военную бытность мы с Михаилом Николаевичем, теперь уже императором Михаилом II, пересекались редко. О его военных талантах мне судить не приходилось. Говорили, что характером довольно крут. Когда на Кавказе было восстание горцев действовал решительно и не церемонился. Это не мямля Константин. Он понимал, что с горцами иначе нельзя. Все, кто воевал на Кавказе, говорили. Что там уважают только силу и презирают слабость. А вот стать другом горцу… Во время войны с Турцией кавказские события для России были более чем благоприятны. Надо сказать, что сам лично Михаил Николаевич частями армии не командовал, но в критической ситуации к войскам выехал, наладил нормальное снабжение, говорят, с проворовавшимися интендантами (вечная беда нашей армии) был чрезвычайно строг, кое-кто из них загремел и в острог. Но это была капля в море. Пьянство. Игра в карты, пренебреженье своими обязанностями большей части офицерского корпуса его раздражали, особенно во время боев в Болгарии. В его дивизии такого быть не могло по определению. И что сейчас? Зачем он понадобился Государю? Просто поговорить перед будущей экспедицией? Так была встреча с покойным императором Александром II, да и в Главном штабе получил необходимые инструкции. Что еще надо? Только приказ и в поход. У него все готово. Недаром в квартире на Моховой трудились день и ночь. Но вот открывается дверь кабинета. Вхожу. Император встретил меня приветливо, выслушал приветствие, обратился ко мне по имени-отчеству, что всегда говорило о монаршем расположении, предложил присесть, угоститься, на столике в кабинете были чай, кофе, небольшое количество алкогольных напитков. Я поблагодарил, отказавшись. — Ну вот и хорошо, приступим. Михаил Дмитриевич. Скажите, почему мы проиграли последнюю Турецкую войну? От такого вопроса я опешил, но потом собрался, надо было отвечать. Но как? Решил сказать правду-матку в глаза. — Ваше Императорское Величество, мы, солдаты, выиграли эту войну, проиграли ее дипломаты. Берлинского конгресса быть не должно было! Это позор нашей державы! — Ответ честный, прямолинейный, но… Скажите. мы вошли в Константинополь? Поставили победную точку в этой войне? Или остановились в нерешительности? И что? Что мы в итоге получили? Меня пробил стыд. Я не был виноват в том, что нерешительность Николая Николаевича не позволила мне атаковать город и взять его на русский штык! Но вот так сейчас вывалить грязь на командующего, с которым у меня были постоянные трения, все-таки не мог, совесть не позволяла. — Не было приказа брать Стамбул. Я был готов в любой момент выполнить приказ. Но его не было. А что мы получили? Дружественную нам Болгарию, независимые Румынию и Сербию. Император пожал плечами… — Понимаете, Михаил Дмитриевич. Мы все просрали, буквально все! Да, Карс и Батум остались за нами, ну и что? Бессарабия? Весьма сомнительное приобретение, которое абсолютно не соответствует целям войны. Хотя, скажите, какие были цели войны? — Освободить балканские народы от турецкого ига, спасти болгар, нанести поражение султану, установить контроль над проливами. — Вот видите, Михаил Дмитриевич, для нас главным было установить контроль над проливами, и этой цели мы не достигли. Я не буду говорить, что, по моему убеждению, эта цель не настолько важна для России, как принято считать. Если вы хорошо подумаете, то поймете, кому и для чего это нужно. Поражение мы нанесли султану, но империя османов пока что устояла. Поэтому не был решен и главный вопрос. И последнее, у вас оно первое. Освобождение Болгарии оказалось не полным, значительная частьболгарского народа остается под угрозой почти полного уничтожения, если турки опять возьмутся за старое. Я знаю вашу роль в гимнастических мероприятиях[147] в южной части этой вечно угнетаемой страны, но пока что вопрос так и не решился. А вообще, вы уверены, что болгары станут нашим верным союзником? — Конечно, уверен, они благодарны русской армией за освобождение от турецкого ига. Это храбрые воины, которые всегда останутся нашими братьями и всегда придут нам на помощь. — Увы, Михаил Дмитриевич, вот чего у вас не отнять — так это мужества, смекалки, умения находить нестандартные решения, но в политике вы пока что профан, извините за неприятные слова. Скажу откровенно: наши люди в освобожденной части Болгарии управляют откровенно плохо. Тотлебена[148] я уже отозвал. Но это паллиатив. Более того, мои агенты доносят, что в среде болгарской аристократии весьма сильны проавстрийские настроения. Так что мы с вами выковали союзника Австро-Венгерской монархии, если не удастся ничего изменить. — Неужели все так плохо? — Все может стать плохо, если этого не изменить. Но тут еще как карта ляжет. Мой покойный царственный брат не решился брать Константинополь. Испугался коалиции европейских государств. Пока что мы не готовы к тому, чтобы противостоять всей Европе, это правда. Но вырвав Стамбул, мы могли бы надеяться на другой исход переговоров. — Нам в той войне всем не хватало решительности. — я немного рисковал, не примет ли Михаил Николаевич эти слова на свой счет, но нет, пронесло… — Для политика у вас, Михаил Дмитриевич слишком много благородства и представления о рыцарской чести. Хорошо это? Это прекрасно, и характеризует вас как великолепного человека и настоящего дворянина. Но скажите мне, какого дьявола вы пожалели Узатиса? И Государь уставился на меня, так, что мне стало как-то не по себе. Была эта история, 7 января 1878 года я был пожалован золотой шпагой с бриллиантами с надписью: «За переход через Балканы». И вот бриллианты из шпаги пропали. Вором оказался тот самый мой ординарец, поручик Алексей Узатис. Он был человеком изумительной храбрости, отчаянный рубака, был хладнокровен, не раз приносил ценные сведения о противнике. И тут… Я не стал отдавать его под суд офицерской чести, а отправил в полк, и что же теперь? Я как мог, пересказал Государю эту гнусную историю. — И что, поиграли в благородство? Я бы так сказал, почистоплюились? Михаил просто кинул мне эти слова в лицо, я было вспыхнул, удерживаясь, чтобы не наговорить Государю, а там будь что будет. Но тут император меня опять удивил. — Вы просто не понимаете к чему это могло бы привести. Среди подручных Узатиса, который, кстати, получил капитана, было несколько черногорцев, настоящие башибузуки. Он очень хотел прикупить имение с мельницей. И неожиданно купил его, хотя в деньгах постоянно нуждался. Это насторожило кого следует. А тут выяснилось, что в округе появилась банда — дерзко нападает на богатых людей, всех вырезают и не оставляют следов. — Ваше Императорское Величество, вы хотите сказать, что? — я не мог закончить фразу, так подобное не укладывалось в моей голове. — Я хочу сказать, что капитан Алексей Узатис имел контакты с представителем иностранной державы, который помог ему с деньгами. Хотите знать, какой должна была быть ответная услуга? Я, не в силах что-либо произнести, только смог кивнуть головой. — Ваш бывший ординарец задумал убийство вашей матушки, Ольги Николаевны по приказу британского агента Уильяма Дибби. По мнению британца, именно она передавала значительные суммы на поддержку болгар, готовых продолжить борьбу за освобождение страны и делала это по наущению военного руководства России. — Но это же бред! — Это и есть политика, дорогой вы мой Михаил Дмитриевич. Конечно, Ольга Николаевна тратила большие суммы, собранные ею для благотворительности, на помощь раненым и больным в Румелии. Но ведь англичанин целил не в нее — он целил в вас. Вывести из строя одного из лучших генералов, чем плохо? А тут еще и деньги, которые бывали у вашей матушки и в которых отчаянно нуждался игрок и мот Узатис. По приговору военного суда его повесили. Как разбойника, лишив дворянского достоинства. — Ваше Императорское Величество… я не могу выразить… спасение матушки, это[149]… — Ну полноте, Михаил Дмитриевич, неужели вы думали, что можно такое спускать с рук? Но я хотел, чтобы вы знали, до какой подлости может дойти враг, настоящий наш враг. И были к этому готовы. После совещания вы сможете ознакомиться с материалами дела, которые не секретны… для вас. Извините, но некоторые имена и обстоятельства даже вам знать не следует.
ЕИВ Михаил II
Чего не знал генерал Скобелев, так того, что его матушку спасло мое послезнание. За Алексеем Узатисом было установлено наблюдение заранее и были выявлены все его связи. Потом была проведена операция лучшими казаками-пластунами, которые смогли взять всех его черногорцев. Один из них и оказался связником капитана с британцами. А приказ на убийство Ольги Николаевны еще не был отдан, но на петлю, лишивший жизни шестнадцать мирных душ, вояка все равно заработал. Ну а в протоколы кое-что дописали. И что из того, что обман. Но четверых неплохих людей удалось спасти. Да и потрясения от случившегося, приблизившего внезапную смерть, у генерала не было. Пока Белый генерал переваривал свалившиеся на него вести, Витте пригласил в кабинет генералов Милютина, Гурко, Лорис-Меликова и Обручева. Получился такой себе военный совет. После приветствий, когда все расселись, я обратился к собравшимся: — Господа! События последних дней показывают, что немедленной войны с Британией ждать не приходится. Наш главный враг попытается сначала собрать против нас коалицию, и только тогда нанести удар, подобный Восточной войне, как они ее себе там именуют. Но и мы не будем сидеть, сложа руки. Покорение Туркестана назрело и даже перезрело. Но если это будет один укол, даже очень неприятный, британцы ответят нам несколькими своими. Посему думаю я нанести ряд важных ударов в одном месте, но крайне болезненном для нашего неприятеля. Итак, одновременно с экспедицией генерала Скобелева предлагаю отправить в Памир небольшие, но хорошо вооруженные отряды. Их цель — установить границу с Афганистаном, наладить связи там и поставки оружия местным властителям, которые пока еще бьются с англичанами. Для этого надо прикомандировать туда толковых офицеров Генерального штаба, лучше всего из мусульман, тех, кто знает местные обычаи и не напорет с первого раза. Михаил Дмитриевич, к вашей экспедиции будут также присоединены специалисты Генерального штаба с подобным заданием. На границе с Афганистаном мы остановимся. И не надо даже предлагать вторгнуться в эту бедную страну, населенную непримиримыми горцами, с которыми дело иметь еще хуже, чем на Кавказе. Нам надо прийти туда не врагами, а шурави. — Простите? — подал голос генерал Гурко. — шурави? — Шурави на местном наречии друг. А вот помощь оказать, не втягиваясь в столкновения с англичанами — это наше все. Но это первая часть нашего плана действий. Вторая часть заключается в том, что сразу после этой экспедиции мы займемся Персией. Первая задача быстрым ударом овладеть страной, выкинуть оттуда англичан. Предшествовать будет подготовка, дипломатическая и политическая. И цель не просто захватить эти земли, а начать их как можно быстрее осваивать. Средняя Азия — это удобнейшее место для выращивания хлопка. А это стратегическое сырье. И не только для одежды оно будет предназначено, а в первую очередь, для новых видов пороха. Тут уж наши химики получили поразительные результаты. А зависеть в военном деле от поставок из-за океана, тех же САСШ мы не можем. Генерал Лорис-Меликов возглавит эту кампанию. Нам важно еще и ваша дипломатическая натура, Михаил Тариэлович. Вы сможете найти общий язык с местными вождями, использовать потенциал тех противоречий, что накопился в этой богатой стране, страдающей от плохого управления. И еще. Сразу за армией будут идти железнодорожники. Мы обязаны построить железные дороги, без которых освоение этих мест будет все еще на бумаге. Здесь подготовлены предварительные материалы и наброски того, что и как можно выделить для этого дела, привлечь. Я попросил генерала Скобелева тут присутствовать, потому что каждому участнику этого плана надо понимать его место в нем, а посему, зная, что его планы по покорению Туркестана уже сверстаны, разрешим ему удалиться. И Благослови тебя Бог, Михаил Дмитриевич! И я перекрестил генерала, который растрогался от моих слов до слез. Он покинул помещения, а я был по-прежнему удивлен тому, как небрежно наша Родина относилась к своим лучшим сынам. Ибо для меня именно Скобелев, а не Желябов был воплощением лучших сынов Отечества.
Глава двадцать третья. Прогрессор поневоле
Мы живем в очень странное время и с удивлением отмечаем, что прогресс идет в ногу с варварством.(Зигмунд Фрейд)
Санкт-Петербург. Апрель-май 1880 года
И так предстоял провести первую попытку насаждения прогрессорства. Насколько проще тем попаданцам, кои волей своих авторов-создателей проваливаются в отдалённое прошлое имея на руках как минимум ноутбук с громадной базой данных, а в идеале он еще продолжает поддерживать связь со всемирной сетью в будущем. А уж если совсем повезёт, то присутствует ещё и группа поддержки из десятков старших и младших научных сотрудников с компьютерным залом, и совсем небольшой контингент из силовиков. Совсем чуть-чуть, можно сказать по мелочи: пара военных бригад или мини эскадра включающая авианосец, подводные лодки и Большие десантные корабли, набитые под завязку головорезами из морской пехоты, спецназом ГРУ и прочими «очень вежливыми людьми». В моём случае при наличии отсутствия всего перечисленного, пришлось обойтись штурмовщиной, естественно — мозговой, пригласив для сеанса «Что, где, когда» своего сыночка Сандро, включая засевшую в его черепушке сущности академика Михаила Николаевича Коняева. Пришлось сразу предупредить отпрыска, что варианты одежды, особенно берущие своё название от атолла Бикини, рассматривать не будем. Взамен займёмся игрой фантазии и насилованием мозгов, включая спинной, дабы вспомнить, кто из физиков, имеющих честь быть докторами, профессорами или на худой конец, приват-доцентами в университетах Империи, может взяться за максимально быстрое открытие и внедрение в медицинскую практику Х-лучей, коим не суждено стать рентгеновскими, ибо на се моя Царская воля! Как ни странно, но мне пришлось вспомнить не слишком злым словом профессора Незванько из своего прошлого-будущего, который живя в Российской Федерации, получая пятого и двадцатого весьма приличную сумму в рублях, очень любил воспевать вклад в развитие мировой науки любого ученого или технаря, который или родился, или трудился на тех территориях, кои впоследствии непосильного труда Владимира Ильича и Никиты Сергеевича трансформировались вначале в Советскую, а потом, просто в Украину. Причём как ни странно, в списке, который включал всех тех, кто проживал на территории Австро-Венгерской и Российской Империй, не было к примеру Вице-президента АН УССР, доктора и профессора Глушкова, разработавшего Общегосударственную автоматизированную систему учёта и обработки информации, предтечи интернета. Так вот, как-то находясь на общем научном мероприятии мне пришлось услышать его дифирамбы в адрес украинского ученого из Австро-Венгрии, истинного христианина, сиречь потомственного и убеждённого греко-католика, некого Ивана Пулюя.Известность, этот небесталанный специалист в сферах богословских и физических, получил сразу после открытия Вильгельмом Конрадом Рентгеном своих всепроникающих лучей. Ибо, по его мнению, Вильгельм Фридрихович нагло сплагиатил идею пользуясь наивностью и доверчивостью украинского австро-венгра, а также якобы подаренной ему прибором, имеющим название «лампа Пулия» испускающей невидимое излучение, которое можно было сделать видимым при помощи бариево-платиново-цианового экрана. Впрочем, международное научное сообщество явно с прохладцей отнеслось к сим поползновениям и единодушно признали авторство Рентгена. Так или иначе, но теперь Х- лучи должны быть открыты, испытаны и взяты на службу в России. Итак, началось обсуждение кандидатур. Примерно на десятой минуте, мою юный «сынуля» вспомнил что, учась в советской школе еще при жизни товарища Сталина, видел в библиотеки серию учебников по физике некого Ореста Даниловича Хвольсона, кои читали те старшеклассники, которые выбирали себе техническую стезю и собирались поступать в явно негуманитарный ВУЗ. А то, что сей ученый не канул в лету после октябрьского переворота и следовавшей за ним братоубийственной войной и прочей смутой, не всплыл где ни будь на задворках Парижа или Берлина, а напротив стал Героем Труда и пополнил орденом Трудового Красного Знамени недурственный иконостас так сказать «старорежимных наград», говорило об его исключительном таланте. Так, во всяком случае считала директор школьной библиотеки всегда готовая рассказать детям поучительную и интересную историю. Пришлось взять короткий тайм-аут и провести небольшое следствие. Результаты оного показали, что господин Хвольсон в настоящее время с успехом читает лекции в Санкт-Петербургском университете в качестве приват-доцента, совмещая сию деятельность с преподаванием физики в Петришуле. Ой, не подумайте ничего неприличного, это была школа при лютеранской церкви Петра и Павла, имевшая весьма серьезную репутацию и отменный преподавательский состав. Перспективы у молодого ученого были весьма недурственные, ибо докторская диссертация «О магнитных успокоителях» прошла успешную защиту и была встречена благожелательно научным бомондом столицы. Первое зародившееся желание немедля вызвать на беседу Ореста Дниловича и осчастливить личным поручение императора заняться открытием чудесных лучей, я пресёк на корню, обозвав себя попутно идиётом. Ну не любила научная братия, за исключением отдельных конъюнктурщиков, мечтающих сменить чины научные на придворные, встречаться с монаршими особами. Ну что можно услышать от коронованного болвана, полностью оторванного от земных реалий, кроме откровенной глупости? Среди академиков был распространён анекдот из времен прошлых. Король Пруссии Фридрих II известный так же как Великий и «Старый Фриц», инспектируя свою Академию Наук решил блеснуть эрудицией и поинтересовался: «Почему бокалы с шампанским издают более чистый и приятный звук, чем бокалы с бургундским?». На что последовал внешне абсолютно корректный ответ: «При том денежном содержании, которое назначено Вашим Величеством, ваши учёные, к сожалению, не имеют возможности ставить подобные эксперименты». Менялись времена, но отношение к королям и императором не менялось. А посему следовало действовать более тонко, но для сей операции потребовалось задействовать таланты полковника Мезенцева, который уже почти поправился от ранения и перешел в раздел особо доверенных лиц, став кем-то вроде порученца по особо секретным делам. Во всяком случае пока что… Думаю, он способен на большее, но посмотрим. Кстати, необходимость проведения подготовительных мероприятий, были аргументировано обоснованы моим сыночком, который внешне с уважительно, но с тщательно скрытой подколкой заявил: Видишь ли, паПА, но наш физик, скорее всего воспримет идею чудесных лучей антинаучной и категорически откажется от этого задания. Психологический барьер, будь он не ладен. Принуждение ни к чему хорошему не приведёт. А на вопрос: «Что делать?» Сандро кратко пересказал содержание фантастического рассказа Рэймонда Фишера Джоунса «Уровень шума», который он прочитал в журнале «Знание Сила», весьма популярном в СССР, а после экранизированном в 1981 году в цикле «Этот фантастический мир». Суть этого произведения состояла в том, что группу ученых смогли заставить поверить в то, что идея антигравитационного двигателя не только возможна, но уже реализована на практике неким молодым гением, который погиб при демонстрационном полёте. Осталась кинозапись полета и, практически негодная магнитофонная запись последней беседы с изобретателем. И яйцеловые сумели совершить чудо и построить подобный аппарат, как только у них появилась искренняя вера в то, что ЭТО ПРИНЦИПИАЛЬНО ВОЗМОЖНО!!!! Данный совет я принял к сведению и отдал соответствующее распоряжение Мезенцеву. То, что этот человек умеет работать, я знал. Но сейчас, наблюдая со стороны за процессом создания легенды, я просто наслаждался артистизмом настоящего профессионала. Кстати, мой секретарь Витте также принимал участие в сей комбинации, но его так сказать «играли в слепую». Очень скоро, заметив на моём лице выражение вселенской скуки, Сергей Юльевич решил рассмешить государя и рассказал весьма забавную историю. В его руки попал пакет с документами, коей сопровождался коротким письмом от некого Веселаго Якова Апрелевича. Сей достойный житель Киева жаловался на несправедливость судьбы и козни если не врага рода человеческого, то людям явно продавшему ему душу. Яков Апрелевич, отрекомендовался физиком, посвятившим свою жизнь исследовании в сфере электричества и созданию новой аппаратуры для изучения различных явлений. За свой кошт, он сумел организовать командировку в одну из лабораторий Вены, где у него явно нехороший конкурент по фамилии П. сумел похитить идею и чертежи некого чудесного прибора, способного испускать невидимые лучи. И более того, они якобы могли проникать через твёрдые, непрозрачные преграды и позволять на специальном экране лицезреть скрытое за ними. Не сумев добиться справедливости у австрияков, Яков Апрелевич на последние гроши вернулся домой, а теперь желает передать идею чудесного прибора на суд лучших ученых Санкт-Петербурга. Но для этого не хватает безделицы. Нужно совсем немного денег. Рублей пять-десять ассигнациями, дабы новый Кулибин смог бы добраться до столицы как это приличествует добропорядочному обывателю не рискуя иметь неприятности с полицией или бдительными дворниками, кои как известно состоят на службе в охранке. — Пятьдесят? — переспросил я Витте, но тот с усмешкой произнес: — Нет, именно пять или десять, на ваше, Государь, усмотрение! И мы оба громко, даже несколько более. чем дозволяют приличия, рассмеялись. Тут секретарь отметил, что в пакете было несколько подробных чертежей выполненных достаточно профессионально. Ну последнее было понятно, ибо сии фигуры попали на бумагу под бдительным контролем со стороны Сандро и меня и представляли подробное изображение первого в Российской Империи рентгеновского аппарата, созданного отцом русского радио Поповым. В реальной истории, Александр Степанович за пару дней склепал этот агрегат по личной просьбе адмирала Макарова искренне желающего спасти от суда и каторги своего друга — графа Воронцова-Дашкова. Этот очень богатый и знатный человек имел неосторожность ранить выстрелом из ружья свою супругу, которая, говоря простым языком, наставила ему рога. Но поскольку, всю дробь не смогли сразу извлечь из одного деликатного места, начался процесс воспаления и потребовалась срочная диагностика. К счастью, конструкция прибора была простой и надежной, и все остались живыми и довольными. Но поскольку Витте не знал всех этих подробностей, то посмеялся над «явным жульничеством» со стороны «образованного мазурика» и первого апреля с шуточными комментариями ознакомил Императора со всеми документами. Однако Государь затратил на смех всего несколько секунд, а потом распорядился вызвать для экспертизы документов Дмитрия Ивановича Менделеева, сопроводив это незнакомым каламбуром: Коли шансы на нуле, ищут злата и в золе! А потом закончил совершенно серьёзно: давайте проверим, а вдруг это не жулик, а настоящий ученый. Однако, комедия быстро перешла в разряд трагедии. Через пару недель в одной из газет Киева появилась короткая заметка о гибели под копытами лошади и колёсами экипажа физика-любителя господина Веселаго, тело которого доставлено в морг и ищут родственников, дабы оповестить о сем прискорбном случае. Тем временем, Дмитрий Иванович изменил ироническое отношение к врученным ему документов, на явный интерес. Инстинкт настоящего ученого подсказывал ему, что в его руках находится путь к открытию. Но будучи профессиональным исследователем, Менделеев представил Императору список наиболее известных ученых столицы, кои еще не успели погрязнуть в ретроградстве и слыли новаторами. Среди них, был и приват-доцент Санкт-Петербургского университета, Хвольсон. Естественно, что Император не стал возражать от этой кандидатуры, но настоял на том, что все исследования должны проходить на территории Минного офицерского класса в Кронштадте. Тем паче, что там была отличная лабораторная база, отменная мастерская, библиотека, опытные специалисты и Дмитрий Иванович был там своим человеком. Разумеется, была выделена солидная сумма наличными, обещаны повышенные оклады, что мгновенно ощутили Менделеев и Хвольсон, а также члены их семей и высказаны высочайшие надежды на положительный результат работы. Но было поставлено два достаточно жестких условия. Во-первых, Император категорически настаивал на максимальной осторожности. Ссылаясь на свой печальный опыт попадания под луч прожектора на во последние войны, а также на наблюдения военных медиков, констатирующих нарушения здоровья лиц, обслуживающих эти мощные светильники, Михаил Николаевич сказал следующее: — Господа, Ваши жизни принадлежат России, Вам суждено прославить отечественную науку и навечно занести ваши имена в анналы. Но Вы должны крайне бережно относится к здоровью, не идти на ненужный риск. Если прогноз погибшего изобретателя оправдается, то я категорически запрещаю Вам проводить эксперименты с участием людей, во всяком случае, пока не будет изучена и понята малейшая деталь. Я хочу, чтобы не только я, но мои дети и внуки имели возможность учиться у Вас, господа. И, во-вторых. До тех пор, пока весь прибор и всё, что с ним связано не будет защищено оформленными по всем правилам привилегиями и патентами, как российскими, так и в Европе и САСШ, в печать и в разговоры с вашими коллегами не должно проскользнуть ни слова о проводимой работе. Я не хочу, чтобы какой-нибудь британский или североамериканский проходимец похитит заслуженную славу у вас, а значит и у России. Работайте спокойно, если будут любые просьбы, то обращайтесь к моему секретарю, он предупреждён об приоритетности в решении подобных вопросов. Я верю в ваш гений и жду результатов. Через два месяца, Менделеев и Хвольсон с гордостью продемонстрировали Императору Михаилу II фотоизображения скелета морской свинки. Помимо поздравлений, крупной премии и награждения орденами, обоим ученым предложили продолжать работы в особой лаборатории в Минном Классе, но после подписания бланка со следующим текстом: «Я, нижеподписавшийся, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед святым его Евангелием в том, что хочу и должен его императорскому величеству... верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови... Всякую вверенную тайность крепко хранить буду... В заключение сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего...». Подписи были заверены личным духовником Государя и подполковником Ивановым, который стал руководителем секретной части, срочно введенной в штат Минного класса в рамках новых, естественно, сверхсекретных работ. В это же время мы решили пойти еще дальше: Подполковнику с такой редкой среди аристократии фамилией было поручено рассмотреть заявки на привелеи за последние двадцать пять лет, в первую очередь отвергнутые, а также те, что лежали «мертвым грузом», составить из них краткую опись — название, автор, краткий смысл. Кроме того, подобную опись ежемесячно давать по новым заявкам. Независимо от того, одобрены они или нет. И к государю на стол. Государь лично будет отбирать наиболее интересные и передавать их в ведение Анилинового комитета, который уже окрестили Менделеевским. Для чего сей комитет расширил штаты, пригласив не только химиков, но и ученых в других отраслях. Ну а в том, что среди прочего мы будем просовывать идеи из будущего никто, естественно, царя-батюшку заподозрить не мог. Не царское это дело — придумки сочинять!
Глава двадцать четвертая. Время пришло!
У судьбы нет причин без причины сводить посторонних.Санкт-Петербург 24 марта 1880 года( Коко Шанель )
ЕИВ Михаил Николаевич
Сколько свободного времени у Государя? Да его нет совершенно. Если работать, а не в ворон стрелять, конечно же. Очень много времени занимает выполнение религиозных обрядов. Никак не мог примириться с этим, пока однажды не снизошло. Не знаю, что это было, бубнил молитвы, механически, глядя в молитвослов, так же механически обмахивал себя крестным знамением, произнеся последнее «Аминь» устало опустил руки. И тут мне показалось, что икона Владимирской Божьей матери (один из ранних списков чудотворной иконы) мигнула мне, и слеза… Слеза? Я как-то очумело подошел поближе к иконе, думал, что это глюки от усталости. Почудилось… Да и что тут не почудиться? Я подошел почти вплотную. Под золотым окладом было спрятано все, кроме лика Богоматери и младенца Иисуса. И я увидел маленькую капельку влаги у уголка левого глаза Девы Марии. Трезвым разумом циничного атеиста из позазавтрашнего века я понимал, что от перепада температур бывают такие природные явления и на старых досках появляются капли влаги. И что из этого? Но во мне было какая-то частица и того, другого, Михаила Николаевича, который твердо верил, что видит истинное чудо. Но мы оба решили не говорить об этом никому ни слова. Этот случай как-то меня успокоил, и я перестал раздражаться от православных обрядов и необходимых молитв раздражаться. Походы на службы, не только в домовую церковь, но и в один из Соборов, по выбору, перестали меня напрягать. А вот сегодня, у Исаакиевского собора оно и случилось. Я проезжал вместе с Ольгой в карете, направляясь домой. Мы наносили несколько частных визитов, в том числе к господину Менделееву, которому я назначил аудиенцию на двадцать шестое. Но хотелось поговорить приватно, и это нам удалось. Погода баловала. Приближение весны — это еще не капель, но снег уже не такой плотный, уже чувствуется, что тепло не за горами. И воздух становится каким-то другим. Если бы не холод, идущий с Финского залива, весна бы уже началась, а пока только ее преддверие, ожидание чуда. Но ожидание чуда тоже прекрасное чувство. Настроение у меня было более чем хорошим, потому позволил себе просто созерцать столицу из окна блиндированной кареты, сопровождаемой казаками лейб-гвардейцами. Неподалеку от Исакия я увидел немалую толпу народу, которая медленно передвигалась наперерез моему кортежу. Заинтересовавшись и увидев, что сие скопление народу ведет себя спокойно, да и несколько полицейских около нее пребывают в бездействии, я приказал остановиться и вышел из кареты. Ольга замерла, как она потом сама призналась, от испуга не могла ни слова сказать, ни пальцем пошевелить. Телохранители тут же выросли рядом, а толпа замерла и стала похожа на студень: вроде как стоит, а шевеление внутри нее происходит. Когда до людей оставалось метров десять, они как-то раздались в стороны, и я увидел пожилого человека, который стоял босиком на мостовой, в одной рубахе и простых полотняных штанах, без шапки. На поясе и руках его были стальные вериги. Память подсказала, что это крестьянин Александр Михайлович Крайнев, который стал торговать, разбогател, а потом раздал все свое имение бедным и отправился странствовать, я слышал о нем будучи наместником на Кавказе. Александр несколько раз совершил пешее паломничество в Иерусалим. И прозвали его Странником, один из последних юродивых, божьих людей. — Благослови тебя Господь, Странник, божий человек. — обратился я к нему, когда подошел достаточно близко. Он был росточка ниже среднего, вытянутое морщинистое лицо, небольшие умные глаза, почти выцветшие, так и не понял, какого они были цвета, нос крючком, потрескавшиеся губы, всклокоченные волосы, вот и весь облик, оставшийся в моей памяти. Да! Взгляд! Это да, какое ощущение было при его взгляде, сказать не могу… Как будто сама Богородица смотрит на тебя через этот взгляд. До костей пробирает! — Плакала девочка наша? Плакала, тезка, я знаю… Он говорил тихо, так что даже охрана, отошедшая по моему знаку на несколько шагов ничего услышать не могла. — Крови не боишься? Много ведь кровушки прольется… Много… — Не боюсь, божий человек. Напрасно лить не буду, но если надо… — Эх, Саша, Сашенька… Как в Иерусалим войдешь и поганых побьешь большим числом… Крест в Москву принеси. У Васятки Блаженного поставь. И не будет царству твоему никакой беды. Запомни… — Так где этот крест? — Бог тебе укажет. Он нетленный. Он есть! — Куда пойдешь, божий человек? — Так до смерти мне еще девять лет землицу коптить. Хочу еще раз Град Божий Иерусалим посетить. Хорошо там. Там весь мир… — Возьми. — говорю ему, снимая с себя нательный крест, тот самый, Иоаном Кронштадтским подаренный, протягиваю и продолжаю: — Положи у Гроба Господнего. Я приду за ним. Старец взял крест, поцеловал его, после чего упал на колени, поклонившись мне в ноги. Толпа зевак, которые не могли слышать нашего разговора, стали на колени, все как один, склонились в поклоне. Я оглянулся. На колени стали даже охранники-казаки. Поворот головы — а старца уже нет, как будто и не было его вовсе. До дому мы доехали молча. Вот и пойми, что это… Было бы какое-то фэнтези, так ударил бы гром небесный и глас Божий мне бы сказал: Я тебя услышал!!!!! Но какое тут наф… фэнтези? Но ведь назвал меня старец Сашей? Или это он себя имел в виду? Блин, как сложно делать анализ, когда не понимаешь, что надо проанализировать. Глюки у меня пошли на религиозной почве? Медитативные моления плюс влияние бывшего хозяина тела? Нет, нет, нет… Может быть, мы вообще ни о чем не говорили, и этот разговор — плод моего воображения? Переутомился, батенька, на рыбалку пора… А что? Идея. Плохая. Подледный лов не люблю. Никогда его не понимал. И все-таки, если это все мне привиделось, то куда нательный крестик подевался? Нет его на шее. Утром был, сейчас нет. Так, воспользуемся бритвой Оккама. Встреча со старцем была. И свидетелей ее будет вагон и маленькая тележка. А вот разговор наш — это мое больное воображение. Потому что мысль о том, чтобы из Персии двинуть в Палестину у тебя сформировалась давным-давно. Но мы еще Туркестан не усмирили, а ты хочешь Иерусалим… И хочу, и буду. И стану! А вот с кем мне по этому поводу поговорить? Очень заманчивая идея может быть, если ее воплотить как следует.
* * *
Петергофская дорога. Михайловка 27 апреля 1880 годаС этими тремя господами я решил встретиться приватно неофициально, в частном порядке?. На три дня семьей уехал в Михайловку, что на Петергофской дороге. Там у Михаила Николаевича было имение и выстроен весьма и весьма приличный дворец. Домом это никто назвать бы не рискнул. Михайловка значилась местом дачным с самого начала строительства столицы. Здесь располагались имения знати, вот эти дубы были высажены самим Меньшиковым, как раз около своего домика-дачи, имеющего название «Фаворит». Тут жили сенатор Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, первый президена Академии наук Блюментрост, усадьба «Убежище» принадлежала непобедимому Миниху, а «Гетманская мыза» — последнему гетману Украины и тайному мужу императрицы Елизаветы Кириллу Разумовскому. (А как же Скоропадский? Ехидно поинтересовался внутренний голос, говно онбыл, а не гетьман, последовал мой решительный ответ и внутренний голос заткнулся). Мой «батюшка», Николай Павлович, выкупил тут землю и началось возведение дворца и разбивка парка при нем. Окончательно строительство было закончено в 1864 году с освящением построенной церкви Святой Равноапостольной Княгини Ольги. К Михайловке можно было добраться с шоссе, через сельцо Коркули, которую в свое время перенесли ближе к основному тракту на Петергоф. А еще к поместью вела живописная приморская дорога, обсаженная множеством деревьев — дубов, лип и сосен. В мое время В ТОЙ реальности Михайловка уже стала частью Санкт-Петербурга, а часть строений дворцово-паркового комплекса пострадала и была разобрана. Конечно, была у меня идея именно тут сделать свою рабочую резиденцию. Но… Государь и его семья должны быть в столице и держать руку на пульсе событий. После пасхальных торжеств, пришедшихся на двадцатое апреля, связанных с этим мероприятий, от которых никак нельзя было отвертеться, я решил взять три дня отдыха. Впервые за все эти дни после взрыва в Зимнем дворце.
Весна в этом году наконец-то с пасхой вступила в свою силу. Температура стойко выскочила в положительную шкалу, начал подтаивать снег, дороги стали киснуть, так что добирались мы во дворец не по приморской дороге, а через Петергофское шоссе. Вот только от того, что хроноаборигены называют «шоссе» (по такому угребищу на шестисотом «мерине» не проедешь — накроется мерин сизым пламенем) до самой Михайловки дорога была весьма паршивенькой. Но кое-как добрались. Дети были все вместе. Николай, старший, получил отпуск по ранению, а с остальных проблем не было совершенно. Надо сказать, что душевное состояние Николая меня беспокоило все больше и больше. Старший любил Михайловку, особенно парк, который раскинулся на площади более ста гектар[150]. Тут раньше был регулярный парк, французского образца, который был позже преобразован в английский пейзажный, окончательно перепланированный архитектором Боссе. Который и дворец строил. В результате получился единый комплекс, в котором меня лично напрягало только внутреннее убранство комнат дворца, слишком помпезное, на мой модернистский вкус. Сегодня был второй день отдыха. С утра семьей молились в церкви, построенной по проекту архитектора Давида Ивановича Гримма, прекрасного образца так называемого «русского стиля». Небольшая «домашняя» церковь была чудо как хороша. В ТОМ мире я не бывал в Михайловке и оценил прелесть архитектуры этого имения смог только сейчас. И мне понравилось! Что с ним сделали? Тут до Великой Отечественной войны была трудовая исправительная колония. Не надо объяснять, что это означает? Потом и птицефабрика, и санаторий, а потом учебное заведение… И каждый новый «хозяин» доламывал часть архитектурного ансамбля, пока кому-то не пришло в голову внести его в число охраняемых ЮНЕСКО памятников архитектурно-паркового искусства. Но церковь сохранилась! Какая красота! Простота и чистота линий. Дети с Ольгой ушли завтракать я же отговорился головной болью и необходимостью прогуляться. Через четверть часа я уже заходил в охотничий домик, удобно расположенный на отшибе парка в достаточно уединенном месте. Они уже разместились в обеденном помещении, где был накрыт скромный стол. Мой порученец, тайно приведший этих господ сюда при моем появлении с поклоном удалился. Я же стоял и наблюдал за тремя господами, которые вскочили при моем появлении, склонившись в поклоне. Потом они приветствовали меня, я же прошел на свое место во главе стола, после чего, как любезный хозяин, предложил перекусить с дороги. На столе были чай, кофе, пирожки, печенье, легкие закуски, различные бутерброды, все, чем можно сбить аппетит и прибить голод, но не нажраться. Алкоголь тоже присутствовал, но никто ни к алкоголю, ни к напиткам не притрагивался. Тогда я подал пример, налив себе кофею. Что-то с утра хотелось… А заваривать кофе тут умели. Он был в меру горек, с легкой кислинкой, я пил его с кусочком сахара, так, чтобы сладость только подчеркивала оттенки напитка, а не забивала его вкус. Справа от меня сидит самый молодой из всей кампании. Александр Федорович Рафалович, представитель одного из самых крупных банкирских домов Юга России, имеющих отделения в Париже и Лондоне. Услугами банка Рафаловичей пользовался Дюма-отец, их имя было на слуху. Сам этот дом появился в двадцатые годы сего века в Одессе, как меняльная конторка. Но Рафаловичи стали участвовать в торговле зерном, сочетая финансовые услуги (пусть и в несколько усеченном виде) с прибыльной спекуляцией. Они были представителями того бизнеса, которому проливы нужны были как воздух, свободный проход через них обещал сверхприбыли. Впрочем, в сороковых годах банк Рафаловичей уже обладал весьма солидным капиталом и работал не только с помещиками, скупая у них зерно, кредитуя и т.д., но и занимался развитием промышленности, кредитуя строительство фабрик и заводов на Юге нашей страны. Александр, приятный, круглолицый, черные волосы аккуратно прилизаны и расчесаны на пробор, обладатель тонких длинных усов, лихо подкрученными на концах, опомнился первым и после меня налил себе кофе. Он пьет его медленными глотками, явно наслаждаясь процессом. Толк в напитке понимает. К сожалению, он причина разорения банковского дома Рафаловичей. Слишком честный, слишком доверчивый, слишком эмоциональный. Он доверился министру финансов Абазе, и зря — прогорел. В ЭТОЙ реальности я Абазу к финансам и близко не подпущу. Слева от меня невысокий весьма приятный сорокалетний мужчина с высоким лбом, курчавыми волосами, носит усы и бороду, его знает вся Россия. Это Самуил Соломонович Поляков, один из железнодорожных тузов России. Достаточно того, что он построил такие дороги, как Курско-Харьковскую, Харьковско-Азовскую, Козлово-Воронежско-Орловскую, Орловско-Грязевую, Фастовскую, Бендеро-Галацкую. Кроме того, известен как благотворитель, поощряет создание учебных заведений, тратит на них большие деньги. В этом плане они с семьей Рафаловичей похожи, оба имеют представление о том, что позже назовут социально ответственным бизнесом. Это вызывает уважение. В МОЕ время бизнес был безответственным, и если бы государство по инерции не сохраняло стандарты бывшего СССР в социальной сфере (далеко не все, только самые необременительные), то в стране был бы хаос первозданного капитализма, такой, как на Украине, например. А вот сидящий напротив господин — это настоящая акула капитализма. Но он тоже нужен мне. Гораций Осипович Гинцбург — банкир, золотодобытчик, сахарный барон. Но еще он — фактический руководитель еврейской общины Санкт-Петербурга. В этом качестве он мне и нужен. Это крупный полный мужчина с такими же крупными чертами лица, окладистой бородой, чуть раскосыми маленькими глазками, недоверчиво уставившимися на монарха. Этот точно знает — если позвали к государю, да еще тайно, значит, будут просить денег. Сейчас Гинзбург — один из богатейших мужей России. Вот только богатство его выросло из откупного дела, которым занимался его папаша. Разбогатев — стал участвовать в золотодобыче и банковском деле. По сравнению с другими участниками беседы благотворительность его была несколько однобокой и направлена на пользу общины, чуть и другим перепадало, ежели повезет. Сейчас болеет проектом возведения Большой Хоральной Синагоги в столице. Но вот о нем, как о бизнесмене… Фактически являлся владельцем Ленских приисков. Условия работы на них были весьма и весьма тяжкими. Его потомки доведут дело до Ленских расстрелов, когда солдаты (вызванные теми же владельцами приисков) будут стрелять в безоружную толпу. Но и с такими господами приходится иметь дело. Он единственный из всех пьет чай — демонстративно в оппозиции. Вербальные сигналы — противостояние… Если просить денег, даст, но со скрипом и вытребовав себе что-то вдвойне. Знаем таких, как же! Когда чашки оказались на столе опустошенными (а на это ушли минута-другая), я начал беседу: — Господа, как вы думаете, почему я пригласил вас сюда? Первым не выдержал Гинцбург: — Ваше Императорское Величество, раз вы пригласили сюда трех богатейших людей России, значит, речь пойдет о деньгах. Вот так прямолинейно и некрасиво выступил! Я улыбнулся в ответ. Но тут слово взял Поляков: — Думаю, Ваше Императорское Величество, речь пойдет не о деньгах, если бы мы рассматривали финансовые дела, тут непременно присутствовал бы барон Штиглиц. Кроме того, да, мы все трое имеем отношение к банковскому делу, но сферы интересов, собравшихся тут с вами господ, находятся в разных регионах России, поэтому даже трудно предположить, что свело нас тут воедино, кроме воли монарха. — Браво, Самуил Соломонович! Очень точно подмечено, что пока еще министра финансов Штиглица тут нет и вопрос не будет касаться финансов напрямую. Может быть вы, Александр Федорович, разгадаете сию загадку? — А что тут думать? Мы все трое евреи, ну, я выкрест, но мне кажется, для Вашего Императорского Величества это значения не имеет. — А вот тут в точку. Господа, я не буду тянуть кота за хвост. Речь пойдет об еврейском вопросе. При этих словах Гинцбург серьезно напрягся, в то время как Поляков и Рафалович сохраняли невозмутимое спокойствие. — Дело в том, что в ближайшее время в России очень многое изменится. В том числе и в отношении евреев. Например, исчезнет черта оседлости, а евреям никаких препятствий учится в высших учебных заведениях России не будет. Практически во всех. Будут сняты и многие другие ограничения. Дело в том, что государству в ближайшее время понадобиться большое количество высокообразованных специалистов: инженеры, врачи, учителя. Список могу продолжить. — И что вы захотите за это от нас, Ваше Императорское Величество? — сидевший напротив меня лидер питерских евреев еле дождался маленькой паузы, чтобы вставить свои пять копеек. — Во-первых, господин Гинцбург, перебивать императора, как минимум, невежливо. Во-вторых, вы не дослушали меня, а потому формулируете вопрос неправильно. Сначала несколько слов о том, каковы вообще перспективы наших отношений, наших — это государства Российского с его подданными-евреями. Начну с того, что среди революционеров-террористов, совершивших нападение на царскую семью очень много представителей вашего народа. Вы знаете, скольких усилий стоило пресечь в зародыше начинающиеся еврейские погромы? Министрвнутренних дел Маков был снят со своей должности еще и за недостаточную расторопность в этом вопросе. Скажите, спасение тысяч жизней ваших единоверцев не стоит немного вашего внимания и терпения? Я постарался вложить свои слова максимум презрения. А Горация проняло! Он покраснел, но сумел выдавить из себя: — Прошу прощения, Ваше Императорское Величество. — Хорошо, продолжим. То, что я хочу сообщить вам, пока не должно выйти за эти стены и стать достоянием широкой общественности. Но… Я планирую? воплотить мечту вашего народа о своем государстве. Об Израиле. Да, Палестина сейчас слабо заселена, еще хуже обустроена, находится под деспотичной рукой турецкого султана, но… складывается такой момент, что Турецкая империя ослабела. И создание независимого государства евреев в этих землях стало возможным. Особенно, если у этого государства будет покровитель в виде другого, сильного государства. Я скажу, что никто не придет в Палестину и не освободит эту землю для евреев. Если туда придет русский солдат — там будет Россия и никак иначе. Но есть другой вариант: переселение туда еврейских общин. Сейчас в Палестине из четырехсот тысяч жителей всего двадцать четыре тысячи евреев. Это катастрофически мало. Но если их будет не менее трехсот тысяч, то самопровозглашение государства Израиль вполне возможно. А русская армия придет на помощь, но и уйдет, потому что это будет ваша земля. А то, что эти территории вы сможете неплохо обустроить — так это как пить дать, сумеете. — Перспективы интересные, но почему тут нет все-таки барона Штиглица? Он ведь доверенное лицо Ротшильдов и может донести ваши слова до самого богатого из евреев? — поинтересовался тот же неугомонный Гинцбург, который явно решил перетянуть одеяло разговора на себя. — Это все просто. Именно поэтому его тут нет. Революционеры в России финансируются из карманов господ Ротшильдов. Не так давно мой покойный брат отправил им в Лондон, послание, в котором предлагал мир: они перестанут финансировать террористов, мы же даем свободы евреям. Ответ был грубым и негативным. Такое не прощают. Посему все золото мира не спасет господ золотых баронов от моего гнева. — Так вы хотите, чтобы мы составили картель против Ротшильдов? — опять ляпнул Гинцбург. А я был о сем господине более высокого мнения! — Ну что вы, пока я не соберу все доказательства — и не буду уверен в своей правоте, действовать не собираюсь. Меч надо обнажать только тогда, когда враг точно известен. А пока это только обвинения, которые могут оказаться правдой, а могут оказаться и способом обмануть следствие. Так что потерпим, господа, потерпим. А мое предложение такое: еврейская община должна гарантировать мне вашу лояльность, особенно среди молодежи. Меня не устроит, если получившие тут образование уедут в Израиль, надо ли объяснять почему? И не говорите мне, что мы платим за образование и мы имеем право ехать куда хотим. Нет, те, кто платил за образование обязаны будут отработать по своей профессии десять лет, после этого смогут уехать, те, кто получит государеву стипендию и пройдут льготный отбор — двадцать лет. И никаких вариантов! И еще, о неблагонадежных молодых и не очень людях именно община, кагал, будет отвечать перед мной лично. Если вы сообщите вовремя, и ваши молодые люди не успеют себя запятнать кровью — к ним будет проявлено снисхождение. Если нет — то наказание будет по высшей планке. Вы, господин Гинцбург, подумайте о создании колонистского движения, мы же поможем вам: колонисты смогут пройти военную подготовку, как мужчины, так и женщины, умение себя защищать — многого стоит. И поселения ваши должны быть военизированными — вы идете во враждебную среду. Оружием мы также поможем. Но вот этот пласт должен быть сверхтайным. Если что-то просочиться… Вам несдобровать. И последнее, насколько я знаю, вы хотите построить в столице синагогу. Готовьте проект и составьте прошение на мое имя — обещаю, что долго его рассматривать не буду. Теперь вы свободны. Когда Гораций Осипович стремительно покинул помещение, я обратился к оставшимся двум представителям еврейской общины: — Господа, вам известен термин «инсайд»? Это ценная информация, которая конфиденциально сообщается коммерческой организации, и та получает с этого определенную прибыль. Так вот, я сделаю вам некоторый подарок, в качестве аванса. Вас, Самуил Соломонович, хочу поставить в известность, что планируются серьезные инфраструктурные проекты, в том числе строительство железных дорог. Двухпутный путь до Владивостока, дорога к Ашгабаду, дорога к сердцу Персии Багдаду — и это только ближайшие годы. Россия будет покрыта сетью железных дорог. Так что готовьтесь засучить рукава! А вас, Александр Федорович, хочу предупредить, что в ближайшее время произойдет введение государственной монополии на торговлю зерном с заграницей. И программа строительства обширной сети элеваторов и зернохранилищ. Подумайте над этим. — Простите мое любопытство, Ваше Императорское Величество, а для господина Гинцбурга у вас тоже был заготовлен инсайд? — поинтересовался самый молодой участник встречи, одессит Рафалович. — Понимаете, Александр Федорович, откупщик — это практически диагноз. Да, он может заработать одномоментно большие деньги, но это все воля случая. Нет откупов — нет денег. Это не купец и не промышленник, которые создают что-то, продвигают товары, нет. Поэтому да, у меня был для него инсайт, но не срослось (не говорить же им, что очень скоро золотой промысел будет опять-таки в руках государства и никаких частных концессий). Поляков, самый умный из этой тройки, спокойно и вежливо промолчал, вот только ироничная улыбочка иногда мелькала на его умном лице. Ну что же, один небезнадежный товарищ у нас в этой кампании имеется.
Глава двадцать пятая. Вторая встреча в Тильзите
При встрече с достойным человеком думай о том, как сравняться с ним. Встречаясь с низким человеком, присматривайся к самому себе и сам себя суди.Восточная Пруссия. Тильзит 14 апреля 1880 года(Конфуций)
ЕИВ Михаил II
Ох, и не наигрался я в детстве в казаков-разбойников! В этом году Финский залив очистился ото льда намного раньше, чем в прошлые пять лет. В начале апреля уже можно было начинать полноценную навигацию, чем я и воспользовался. Для этого похода была выбрана шхуна «Никса», которую заранее, в самых первых числах апреля, перегнали в Мемель, где она и находилась, периодически выходя в море. Официально мы с Ольгой отправились в морское путешествие — из Санкт-Петербурга вышла императорская яхта «Держава», спущенная на воду всего десять лет назад и отличавшаяся воистину императорским комфортом. Шхуна «Никса» была чисто парусным судном и строилась в свое время для покойного цесаревича Николая, отравленного по приказу англичан. Выбор этой посудины был вызван ее небольшой осадкой. Вечером тринадцатого апреля я пересел на «Никсу» вместе с моим верным адъютантом Толстым и генералом Гурко, главным прикрытием этого визита. «Держава» отправилась дальше, дабы очутиться у Мемеля (Клайпеды в моей реальности) ровно через двое суток. А я на шхуне, названной в память цесаревича, отправился к Тильзиту, высадился с адъютантом и двумя телохранителями в двух милях от города, к которому яхта аккуратно проследовала. Там меня встречали мой агент и Штибер со своими людьми. «Никса» проследовал в Тильзит, куда генерал Гурко приплыл, дабы быть обследованным местным светилом в неврологии, доктором Карлом Фридрихом Отто Вестфалем, который вел прием в санатории города Тильзита. Я сел в карету, которую тут же окружил конвой, среди которого мои телохранители вроде как затерялись, но эти оба станичника были настороже и держались поблизости. Да и ехать было не так уж и далеко. До охотничьего домика, в котором меня уже ждала сладкая парочка: кайзер Вильгельм и старый проныра Бисмарк. Многие считают, что Бисмарк любил Россию. Это не так. Он немного знал Россию, он побаивался России, но любил — только Германию. Ослабление России на берлинском конгрессе было на руку Германии, которая мечтала о проникновении на Восток, но никак не могла «пробить» у продажного турецкого правительства проект железной дороги на Багдад. Потратив огромные ресурсы на войну с Турцией Россия так ничего с этого не получила! И это было страшным поражением царской дипломатии. Ну что же — противостояние с таким противником дело весьма любопытное. Интересно, как пойдет разговор, и кто кого переиграет в итоге. В Тильзите уже была одна встреча монархов: Наполеон встречался с Александром I. Был установлен вечный мир, хруст французской булки, император-узурпатор повозил императора-отцеубийцу мордой по столу, фигурально выражаясь. Закончилось это вторжением и войной 1812 года. Что теперь? Вторая встреча в Тильзите должна обезопасить Россию от войны в Европе. До Мировой бойни осталось немного, по историческим меркам — всего один чих, тридцать четыре года! Весенний воздух пьянил, тут, на берегу Немана, весна чувствовалась намного лучше, чем в северном промозглом Питере. Пока мы ехали, наслаждался воздухом и старался перейти в состояние медитации. На какое-то время получилось, но тут дорога свернула к лесу, точнее, там уже пошла не хорошо укатанная дорога, а проселок, с рытвинами и ухабами, так что сосредоточение пришлось отложить. Буквально через десять минут мы достигли небольшого уютного охотничьего домика, явно принадлежавшему какому-то аристократу, вероятнее всего, самому Бисмарку. Но за это не поручусь. Около строения размещалась солидная коновязь, что говорило о большом количестве охотников, съезжающихся туда в разгар сезона. Но карет не было. Неужели канцлера и императора еще нет? Или их привозили в этой же карете? Какой-то сюр. Выйдя из рындвана, на котором меня привезли, и который уже давно пережил свой век, я тут же обратил внимание на необычное количество лесников, которые с оружием в руках вроде как бесцельно бродили по лесу. «Грибы собирают» — догадался Штирлиц. Простите, сорвалось. Вот нет-нет да сорвется иновременная хрень и вылезет в самый неподходящий момент. Я зашел в домик. Внутри все было достаточно помпезно, убранство поражало роскошью отделки даже для сего времени. А охотничьи трофеи в виде голов кабанов и оленей висел на всех стенах. Пол покрывали медвежьи шкуры. И все это набили тут, в этих вот лесах? Что-то мне не вериться. Я захожу в каминный зал, где очаг горит, а в креслах у небольшого столика вальяжно расположились два пожилых уже господина. Бисмарк поражал мое воображение окладистой бородой, а император Вильгельм — просто роскошными бакенбардами, которые увеличивали размер его немаленького лица практически вдвое! При моем появлении оба медленно встали, а кайзер даже сделал шаг навстречу. — Дядюшка Вилли! Как я рад встретиться с вами снова! — мой немецкий был безупречен. — Михель! Скорблю вместе с тобой по трагической утрате. Но ты теперь император, и мне следует величать тебя Твое Императорское Величество? — вопрос был с подковыркой. А как же. — Ну что вы, дядюшка. Это неофициальный визит, и я для вас исключительно племянник и никто более! — Ваше Императорское Величество, позвольте выразить и мои соболезнования. С вашего разрешения я покину вас, но буду готов присоединиться к беседе, когда только понадоблюсь. — Бисмарк сразу же вышел из комнаты, демонстрируя свое невмешательство. Очень может быть, что тут есть возможность подслушать, о чем мы тут беседуем, но зачем это канцлеру, который итак узнает всё? Проводив Отто фона взглядом, я продолжил: — Мой дорогой дядюшка. Я пребываю в достаточно затруднительном состоянии. Я не был готов встать во главе государства, да и не готовился к этому специально. Да, опыт наместничества у меня был, но даже Государственный совет я возглавлял всего ничего и не успел вникнуть во многие дела. А в международной политике я вообще не чувствую себя уверенно. Мне так нужна ваша помощь и ваш совет. — Ну что же, племянник, я готов помочь тебе советом. Как говорят у нас, в Германии, совет императора — бесплатный! — «А как же!» — подумал я. Дашь ему палец, так и руку откусит. Знаем мы такую благотворительность! — Мы провели расследование убийства Романовых, все следы привели к британской империи. Я уже писал вам об этом. (Вильгельм утвердительно кивнул головой). Как военный человек, я рвусь в бой и хочу объявить Британии войну. Как государь я не уверен в том, что этот мой шаг будет благоразумным. Как мне поступить? С точки зрения мстителя или монарха. И как это можно совместить? Я пока не понимаю. — Раз у тебя есть твердые доказательства, то их необходимо обнародовать. В первую очередь тебе надо оповестить об этом монархов Европы, более того, нам, монархам, надо собраться на конференцию и выработать правила игры. Корона неприкосновенна. Тайные убийства в нашей среде должно быть искоренено. Лимонники сдуются. Тем более, что Виктория при смерти. Врачи говорят, что она чудом жива, но при этом ничего не соображает. — Она — овощ? Это точные сведения? — Овощ? Интересный термин. Надо сообщить об этом Вестфалю. Мой лучший специалист в нервных болезнях три дня как вернулся из Лондона. Его вердикт — безнадежна! — Вот оно как… — я задумался. Конечно, там сейчас Эдик всем заправляет, да и выборы вот-вот на носу… Надо внести оживление в их мирную жизнь. И опять я со своими словесами из будущего. — Скажи мне, племянник, что ты такое написал королеве, что ее удар хватил? — Да ничего особенного, назвал ее мисс Браун и пообещал убить всех ее детей и внуков. — сказал я абсолютно спокойно. У меня не было уверенности, что письмо было сожжено, как об этом доносили агенты. А потому зачем было врать? Но от моих слов Вильгельм остолбенел. Лицо его сделалось пунцовым. — Так это правда? — почти вскричал он. Ага, не знаю я, чего дядечка так волнуется, сами в британских принцессах запутались, императоры начинающие. Ну ничего, сейчас выдам. — Что правда? Что написал — да. Что собирался сделать — нет. Чтобы рассориться со всей Европой, нет уж. Я хотел, чтобы старуха вскипела и объявила мне войну. А я бы вытащил на свет Божий все ее преступления. И мир отвернулся бы от Британии и ей пришлось бы идти на попятную. Теперь не знаю, что даже делать. А если бы убил кого-то, так только ее, виновницу гибели моих родственников. Но и так неплохо получилось. — Об этом своем обещании молчи! Иначе против тебя быстро сколотят новую коалицию. И я ничем помочь не смогу, племянничек. Впрочем, ты прав, и так неплохо получилось. Если правда, что письмо сожжено, а по моим данным — это правда, то ты можешь не опасаться. Пока что. На создание новой коалиции нужно время. А гордые лаймы опять перессорились почти со всеми. У тебя нет флота. У лимонников — хорошей сухопутной армии. Их колониальные войска… Это не смешно! А получилось у тебя, племянничек, действительно недурно. — Но есть, дядюшка кое-что, что я не доверил письму. — решил перейти к прозе жизни. Есть человек, который профинансировал услуги террористов. Это Натан Ротшильд. Он давно сотрудничает с Форин офис и через него шло финансирование террористов всех мастей. К сожалению, его ухватить за руку пока не получилось. Но… Его истинная цель — установить контроль за финансами всех государств. Вот и мои финансисты протаскивают идею привязки рубля к золоту, а свободное золото есть только у «красных щитов»[151]. В итоге наша империя должна стать кусочком империи этих евреев… Да и ваши финансы, дядюшка… — Да, Ротшильды оказывали услуги еще прусскому королевству. Но мы не дадим им такого могущества, которое они набрали в той же Австрии или Британии. — Отрадно слышать, дорогой дядюшка. От меня не укрылось то, с какой гримаской сказал император свою последнюю фразу. Все больше финансовая система Германии попадала под влияние еврейского капитала. Вилли понимал это, но пока все шло на пользу его государства — терпел. — Ты напишешь письмо Натану Ротшильду? От твоих писем сплошные неприятности! — и Вильгельм внимательно посмотрел мне в глаза. — Это не монарх. Его жизнь для меня ценности не имеет! — Заметил я спокойно. — Но месть такое блюдо, которое лучше есть холодным. — Отрадно слышать, что ты не бросаешься сразу в атаку. У тебя большой потенциал, Михаил. Ты можешь стать вровень с Петром, которого у вас называют Великим. — Вы мне льстите, дядюшка. — и я покраснел, мне действительно стало неудобно от столь неприкрытой лести. Кажется, Вилли понял, что переборщил, а потому потрепал меня покровительственно по плечу и предложил обсудить проблемы между нашими двумя империями. Я предложил пригласить канцлера, его слово будет иметь значение в этой части беседы. Бисмарк появился, стоило только раздастся звону колокольчика. — Ваше Императорское Величество… — начал было Бисмарк, но я прервал его. — Я тут инкогнито, можно сказать, заскочил по-родственному, поэтому, называйте меня просто Михаил Николаевич. — Но мы собираемся обсуждать межгосударственные вопросы… — не сдавался старый упрямец. — Да, но обсуждаем их по-родственному, келейно. Посему... — я специально перешел на русский, чтобы до Бисмарка скорее дошло. Он все-таки включился в предложенную игру. — Благодарю вас за честь, герр Михаил Николаевич. — Скажу откровенно, почему я без своего канцлера. Большая беда Российской империи в том, что каждый канцлер у нас верно служит кому угодно, но только не своему государству. Кто-то Британии, кто-то Австрии, брать на встречу человека прогерманского настроя — провалить наши переговоры. Новый министр иностранных дел будет исключительно пророссийским. Но пока что… Я человек военный и потому скажу, что подхожу к политике с точки зрения военного. До сих пор Россия выполняла миссию сдерживания Пруссии. Эта миссия осуществлялась на британские деньги и в интересах нашего общего заклятого врага. Могу сказать, что этого больше не будет. Россия будет руководствоваться только своими интересами. И заключать союзы. Но на взаимовыгодной основе. — Это весьма достойная позиция, племянник. — а вот эта похвала прозвучала искренне. Но за ней последовало предложение прерваться на кофе, и вообще перекусить с дороги. Охотничий домик предполагал охотничий этикет: каждый наливал себе сам и сам брал еду, которая приглянулась. После того, как голод был утолен, а кофей выпит, я сказал: — Думаю, нам есть что предложить друг другу. Бисмарк смотрел на меня настороженно. Вильгельм — поощряя. — У нас есть огромное преимущество перед островитянами. Им для эксплуатации колоний нужен флот, двухдержавный стандарт[152]. А цена каждого нового броненосца и его обслуживания становятся все дороже. Иметь армаду быстро устаревающих кораблей — очень разорительное дело. Мы можем для освоения колоний тянуть туда железные дороги. И получать с этого необходимые ресурсы. — Если бы это было все так просто… — вырвалось у Вильгельма. Бисмарк молчал, и мне это не нравилось. — Согласен, в мире становится все меньше колоний, его почти весь уже поделили. Но не совсем. Сейчас есть возможность проложить Германии путь на Восток. Я имею ввиду Турцию и ее наследство. Проложите дорогу к Багдаду и Басре по своей земле. Мы — по своей. Если вам не будут угрожать удар русских дивизий в спину — именно Германия станет гегемоном Европы. Россия — Азии. А вместе мы — гегемоном мира. — Мы заключили союз с Австро-Венгрией. Это был вынужденный союз. Ваш покойный брат не согласился на союз с Германией. — Дорогой Бисмарк, это не единственная ваша глупость. Предлагать такой союз после унижения Берлинского конгресса было неразумно. Надо было выждать и предложить брату что-то существенное. Тогда было бы по-другому. Подозреваю, что Тройственного союза может не получиться. Хотя… Если я предложу австрийцам Балканы, то… кто знает. — Вы хотите отказаться от проливов? — Бисмарк удивленно вытаращил глаза. — От Балкан. И от славянских квазигосударств. Панславянизм — это глупость несусветная. Проливать русскую кровь за непонятно кого. Увольте… А вот контролировать свою часть пролива, вместе с дружественным государством. Мы сядем на азиатском берегу, а друзья — на европейском. — Это интересно. Это очень интересно… — задумчиво произнес кайзер. — Сейчас Англия заинтересована в Суэцком канале. Это такое удобство для грабежа Индии, что нам могут быть развязаны руки с Турцией. Британцы обязаны установить свое господство в Египте. Думаю, мы можем создать им проблемы. И продвинуть наши интересы в этом регионе. А чтобы отобрать Индию… Багдад — Дели… Железная дорога. Но это один пример, дело далекой перспективы. Посмотрим ближе. Опять-таки. Франция. У меня нет любви к лягушачьим лапкам. У Франции много колоний… Да, в Африке можно и нужно многое что вкусного приобрести. Особенно рынки сбыта. И нам это по плечу. Если мы захотим, конечно же. — И что вы хотите от этого союза? — Бисмарк смотрел еще более подозрительно. — Промышленность. Заводы и фабрики. А для начала я попрошу у вас двух экономистов. Пусть помогут мне создать экономическую программу развития России. Я не собираюсь скрывать от вас свои планы. — Кого вы хотите? — поинтересовался дядюшка Вилли. — Эрнста Энгеля и Густава Шёнберга. — Это я могу вам устроить и без заключения союза наших государств. А вот с Францем Иосифом мне придется говорить. Это сложно. Получится или нет, сложно сказать. — Да, сей монарх не может нам простить помощь, оказанную отцом в подавлении венгерского мятежа. Не даром его считают у нас неблагодарным. — Балканы, это та конфетка, которая его может соблазнить… Прицепить себе короны Румынии, Болгарии, Сербии — это великий соблазн. А вы, Михаил Николаевич, выступаете в роли Мефистофеля… — Я приеду на вашу коронацию. Это будет удобный повод обставить поворот в нашей политике соответствующим образом. Но если Франц Иосиф упрется, что тогда? — Тогда негласный союз, торговый, не военный. Россия объявит о своем нейтральном статусе. На меня организуют покушения Франция и Британия вдвоем. Надеюсь, мы выстоим. — Тут находится некий господин Штиглиц, он ваш должник, некоторым образом. Обратитесь к нему, в нужное время мы поможем вам в борьбе с международным терроризмом. На этой приятной ноте наша встреча закончилась. А через пять дней я уже был в столице. Дела не имели привычку ждать.
Глава двадцать шестая. Собиратель умов
Человек он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.(Ф.М. Достоевский)
Санкт-Петербург. Мариинский дворец 29 апреля 1880 года
ЕИВ Михаил II
Сегодня наконец-то ушла в мир иной королева Виктория. В тоже время у меня возникло подозрение, что в правящих кругах Великобритании хорошо известно о моем послании. Интересно, оно не сгорело? Или какой-то другой вариант, например, кто-то присутствовал при чтении письма, да та же дочка королевы, которая еще и выполняла роль секретаря. Пока что мне это не известно. Но и не надо. Господа из Лондона делают вид, что они ничего не знают и не понимают. Пора их расшевелить. Вот девятого мая и проведем задуманное. Почему девятого? Ну так тоже имею любовь к некоторым датам, даже если они в этом мире мало известны. А завтра начнется суд над террористами, группой Желябова, виноватой во взрыве во дворце. Непосредственно в акции участвовали восемнадцать человек, пятнадцать из которых удалось взять живыми. А след за ними пойдут иные, чья вина меньшая, но все свое получат. И откровения Фиппса на этом суде будут бомбой, которая потрясет Великобританию до основания. Нет, не совсем так… Будут названы имена, но имя королевы я решил пока не произносить. Достаточно трех человек. Неделю назад ко мне прибыли два ведущих экономиста Германии: Энгель и Шёнберг. Они изучали документы, которые им подготовил мой секретарь Витте, причем он же постарался, чтобы эти документы, в том числе имеющие гриф секретности, были переведены на немецкий язык. Зачем мне это нужно? Сегодня я собираю Экономический комитет, в который включил ведущих экономистов России, не всех конечно. Но Небольсин, Янкул, Зибер, Посников, Соколовский в эту когорту вошли. Что я от них хочу? Вместе с немецкими коллегами они должны создать основы Госплана. Органа, который будет планировать и контролировать показатели экономического состояния государства. А еще — экономически обоснованный трехлетний план развития, исходя из моих хотелок и возможностей державы. Что мне нужно получить? Промышленный рост. Но… И тут начинаются всякие разные «но». Спрос, покупательная способность населения, сбыт товара за рубеж и т.д. и т.п. На самом деле вопросы политики и экономики слишком тесно и взаимосвязаны. Нельзя развиваться однобоко. Конечно, пока что я делал упор на создание платформы для развития военных технологий. Пороха. Нужна мощная химическая промышленность. Да, хочу иметь что-то наподобие «И Г Фарбен», именно они обеспечивали ведение войны немецкой Германии. Мощный концерн, который будет производить все то, что нужно для войны и еще то, что необходимо для мирной жизни. Как тут люди обходятся без холодильников? Мне-то наплевать, но в масштабах страны… Но это я так… тут люди без много чего обходятся. А пока я набрал три десятка молодых образованных энергичных людей, которые перетрясают страну в поисках талантов. Мало ли где и что мог я упустить, память человеческая — сложный предмет, даже если улучшить ее по методу Академика (хотя этот метод практиковали в его «Векторе» перед тем, как закинуть нас сюда). Улучшил. Много чего вспомнил, в том числе и того, чего вспомнить не хотелось. Когда-то мечтал стать мэром небольшого города и иметь свой асфальтный заводик. Почему небольшого? Ну, чтобы геморроя было как можно меньше, не люблю напрягаться, а асфальтный заводик? Так у меня бы в городе вскоре даже собачьи площадки были бы заасфальтированы, не только улицы и переулки! И горожанам хорошо, и мне было бы неплохо. Я всегда говорил своим приятелям: хотите, чтобы у вас в городе был порядок с дорогами — выбирайте мэром человека, у которого асфальтный заводик есть, а не пивной, от этого жлоба вы по пиву на нос даже не получите на халяву! Создание промышленности упирается в главный вопрос: кадровый. Не денег, нет, деньги найдутся. Схемы есть. А вот люди! Промышленность — это большое количество инженеров, организаторов, снабженцев, это большое число квалифицированных рабочих и целая армия чернорабочих. Где все это взять? У нас сейчас инженер — это редкая профессия, весьма солидные зарплаты, общественный престиж и уважение, поскольку продукт редкий (штучный). А тут нужно большое число, откуда их взять? Приглашать из-за границы? Не выход, полумера. Значит, надо планировать подготовку специалистов. А где найти желающих учиться? Вроде бы полно будет, отбою не будет… ага… Квалифицированные рабочие, еще один головняк. Такие сейчас есть, зарплаты у них огогогого! Настоящая рабочая элита, мастера своего дела. Вот только основная масса рабочих — это подай-принеси, двигай туда, пшел вон, пока не зашиб. Опять же надо создавать сеть профтехучилищ, при каждом крупном заводе желательно, чтобы готовили нужных им специалистов. Именно специалистов. Сокращая долю ручного неквалифицированного и непроизводительного труда. Этих-то откудова брать? Рабочие кадры всегда у нас из села растут, точнее, перебегают в поисках лучшей доли. Голодно. Следовательно, надо сделать так, чтобы крестьянин шел работать на завод. И как это сделать? Сделать их жизнь на земле невыносимой, сами начнут перебегать, пример огораживания, в Англии, когда тысячи крестьян лишились всего, превратившись в нищих бомжей. А им еще и закон против попрошаек и бродяг. Их стали просто вешать. Флот, армия, фабрика — небогатый выбор для тех, кто хотел как-то выжить. А про условия труда вообще молчу. Почитайте, какие порядки были у доктора Энгельса, друга Карла Маркса на его фабриках. Подумайте! Это еще считалось неплохо. Про плохо думать даже не хочу. А у нас столько земли… тут огородишь, а там новые огородики вырастут — перебегут людишки и вернутся к привычному крестьянскому труду. Это сейчас есть дефицит земли. И избыток ее у государства и крупных помещиков. Но трудящийся на своем клочке крестьянин уверен, что ему надо просто больше земли, чтобы выжить и прокормить свою семью. Не хочет он идти в город на завод работать. Отсюда вот это пойдет «чёрный передел». Он для крестьянин очень понятный процесс: воткнул вилы в помещика, разделили избыток земли, тому теперь двух квадратных метров хватит, остальное крестьянам. Но дальше своего носа не видят. Не то, чтобы за Урал переселиться. Куда это? А что обещают? Надуют и не дадут… Нет уж. Тут мой клочок, за него и держусь. Из-за этого и болеют, и мрут, и стареют быстро… Откуда взять людей на все мои хотелки, если в селе из семи детей до пяти лет доживают двое-трое, хорошо, у кого четверо. И голод, это если лебеда не уродилась. Значит, нужен другой подход. Какой? А освоение Сибири? Дальний Восток ждет переселенцев. Их как набрать? Проблема в том, что крестьянские хозяйства в их современных условиях крайне мало производительны. Большая часть себя прокормить не могут, что говорить о городе и армии? Будущее за крупными сельскими хозяйствами — агрофирмами, колхозами. Прообразы агрофирм есть — крупные помещичьи хозяйства. Община — кооператив (колхоз)? Нужна новая техника и технология обработки земли. Применение только сеялок позволяет увеличивать урожайность только за счет большей плотности посевов, а селекция новых сортов — это уже следующий уровень… А удобрения? Тут нужна химическая промышленность. Вот тебе круг замкнулся. И вроде все в стране есть… И ничего толком нету! Когда же думаю о том, что в армию должен приходить хотя бы немного грамотный новобранец…эх… Еще один пласт проблем поднимается. Нет, чуток прогресс уже качнулся. Менделеев не без моей подсказки получил нитроцеллюлозу, но еще играется с нею, а вот белый порох — бездымный, первый бездымный порох у нас уже есть! Сейчас разрабатывает технологию уже его промышленного производства. Он не настолько хорош, как производные нитроцеллюлозы, но и это сейчас — супер! И уже под этот порох был создан патрон, калибром в 7,62 мм, как раз такой формы, как надо — острый конус. Принцип я подсказал. А штабс-капитан Мосин получил от меня не только капитанские погоны, но и заказ (секретный) на создание многозарядной винтовки и карабина как раз под этот патрон. Очень хочу отправить новое оружие, пусть в небольшом количестве, на испытание в боевых условиях. В том же Туркестане. Поход должен начаться поздней осенью. Вот и тешу себя надеждами. Тем более, что Мосин свою винтовку делал не на пустом месте — берданку переделывал. Так что, имея пару рисунков от меня, должен справиться. Ну и премия ему обещана. Достаточная для того, чтобы свою любимую выкупить. Да. страшен наш человек. Особенно в жадности. За развод супруг будущей жены Сергея Ивановича потребовал пятьдесят тысяч целковых. Ничего. В ТОЙ реальности заработал, в этой тоже выкрутиться. Помогу. Но за дело, а не за просто так! А еще в Астрахани начали делать полевые кухни. Нашли там человечка, у которого механическая мастерская была. Он быстро понял, что военный заказ для него — шанс. Вот и рвет подметки. Скобелева я ими обеспечу, должны успеть. А там посмотрим. Говорят, самые большие проблемы с упряжкой, но сделали все по уму. Один экземпляр уже следует в столицу. Посмотрю. Обсуждение новой полевой формы. Опять-таки, к походу в Туркестан не успеем. Но уже образцы есть, значит, вскоре будем переходить — некоторыми частями. Вот только парадную форму придется оставить прежнюю. А то уши мне оторвут — любят тут выпендреж, особенно внешний. Ладно. Нажимаю кнопку вызова. Появляется Витте. Посетитель уже тут. Я немного задумался и из-за этого на три минуты превысил время ожидания. Ладно. Точность — вежливость королей, а я все-таки целый император! Мне можно. Он входит. Пятидесятилетний коренастый господин с седой бородой, густыми усами, в очках, взгляд умный, входит с достоинством, но выглядит несколько уставшим. Проблемы со здоровьем видны даже непрофессионалу. Я вышел навстречу ему и протянул руку. Потрясенный посетитель автоматически пожал ее, очень аккуратно, мягко, тут же отпустил и произнес: — Ваше Императорское Величество, я весьма польщен приглашением на аудиенцию. Я даже не ожидал такой чести. — Роберт Эммануилович! Прошу вас, присаживайтесь! Для меня огромное удовольствие побеседовать с одним из представителей вашего семейства, чья деятельность, по счастливому случаю, связана с Россией. Я слышал, что вы по состоянию здоровья решили отойти от дел и отправляетесь на родину. Это удачно, что мое приглашение нашло вас. Мы сели друг напротив друга. Этот свой кабинет в Мариинском дворце я уже отделал в своем стиле, более похожем на современный мне. Ничего лишнего. Рабочий стол. К нему примыкал стол для совещаний, составляя композицию в виде буквы Т. Полки с книгами. Шкаф с несекретными документами. Сейф. Тайный сейф. На стенах портреты двух императоров Петра I и Николая I. Понимайте, как хотите[153]. И ничего более. — Ваше Императорское Величество, действительно, болезнь заставила меня отойти от дел. Удивляюсь, как это событие могло привлечь ваше внимание. — Я внимательно слежу за деятельностью вашей весьма одаренной семьи, Роберт Эммануилович. И ваши заслуги перед развитием промышленности в России, особенно за внедрение передовых методов переработки нефти на Бакинских месторождениях отмечены мною с огромным удовольствием. Посему награждаю вас орденом Святого Владимира IV степени. К сожалению, огромное количество дел не позволяют мне провести торжественную церемонию награждения. Надеюсь, вы простите меня. Более того. По статусу ордена вы имеете право на личное дворянство, которое так же пожаловано вам мною. По работе и награда, Роберт Эммануилович. А вот этого господин Нобель не ожидал. У него было выражение лица такое… ага… интересно, что он думал про сей визит? Но сейчас он, наверное, секунд десять собирался с мыслями. Не ожидал, точно. — Ваше Императорское Величество, эта честь, оказанная мне так велика… Я даже не могу найти слов, чтобы отблагодарить вас… я Пришлось остановить поток несколько бессвязных выражений. — Роберт Эммануилович, награды вы заслужили по праву. У меня к вам есть небольшая просьба. Я бы хотел пригласить на встречу вашего брата Альфреда, думаю, вы сможете передать ему мое пожелание увидеться. Аналогичное послание Людвигу я уже отправил. Хотелось бы, чтобы вы также присутствовали на этой встрече. Хочу предложить вам весьма и весьма крупный проект. В этой папке данные по одному интересному месту. Тут рядом находятся два крупных месторождений. Одно — с углем превосходного качества, буквально созданного для металлургии, а рядом, совсем рядом огромные запасы железных руд, что делает этот комплекс весьма интересным для развития. По землям с угольными залежами уже протянута железная дорога. В ближайшее время господин Поляков начнет тянуть путь в сторону железнорудного бассейна. И еще… передайте Альфреду, что у наших химиков есть интересные результаты по взрывчатым веществам. Мы могли бы объединить наши усилия в этой области. — Каковы условия? Это серьезный проект… Очень серьезный. И сбыт… — Вы хотите знать немного больше? Прекрасно. Посмотрите-ка эту карту. Тут перспектива железнодорожного строительства. Кроме вот этих дорог дорога на Мурман, в Туркестан. А вот это — проект Транссибирской железной дороги. Без нее развитие Сибири и наших северных территорий просто невозможно себе представить! И на все это необходимо железо. Рельсы! И это только один инфраструктурный проект. Думаю, мне не надо объяснять вам, каковы перспективы у этого проекта. Надеюсь, вы возьметесь за него. И еще, даже если здоровье не позволит вам заниматься этим проектом, ваши советы будут для меня весьма важны, поэтому буду настаивать и на вашем присутствии на встрече. У секретаря получите наградные грамоты. На этой торжественной ноте визит господина Роберта Ялмара Нобеля был завершен. И я был уверен, что на эту приманку семья Нобелей рванет. Или я ничего в людях не понимаю. На сегодня еще одно дело и можно идти отдыхать. Подвигаю к себе документ, на котором написано в заглавии «Стурктура Генерального штаба Российской императорской армии». Интересно, что там Николай Николаевич Обручев напридумал. В общем, как и ожидалось, осталась структура Главного штаба с его перегруженностью функций. Не, не то я хотел от него. Нажимаю сигнал вызова. Витте тут же появляется. Он у меня незаменимый и постоянно при исполнении. Работоспособность — дичайшая! — Сергей Юлиевич, Николай Николаевич уже прибыл? — Да, Государь, ждет уже шесть минут. — Хорошо, проси его. И сообрази нам чаю, кофе, надо чуток дух перевести. Витте, уже хорошо освоивший приемную в Мариинском дворце склонил голову. Значит, буквально через несколько минут всё будет на столе. Входит Обручев, которому позволено ко мне обращаться не чинясь. Знаю его давно, как одного из самых толковых специалистов в своем деле. На Кавказе мы с ним работали плотно. Весьма плотно. После короткого по-военному четкого приветствия мы расположились за столом, от чая Николай Николаевич отказываться не собирался и еще добрых четверть часа мы были заняты утолением голода телесного. Потом перешли к делам. — Николай Николаевич, я пересмотрел ваши предложения. Главный штаб не просто переименовывается в Генеральный. Я ведь просил подумать о его новой структуре и функциях. Думаю, что мне надо было детализировать свои мысли. Я хочу, чтобы Генеральный штаб занимался исключительно подготовкой армии к войне. На нем будет лежать вся ответственность за разработку и проведение военных кампаний, отдельных операций, повышение тактического и стратегического мышления наших доблестных военных. — Михаил Николаевич, в последней фразе я услышал некую иронию. Или я ошибаюсь? — Обручев посмотрел меня настороженно. Я никогда ранее не позволял себе иронизировать по поводу армейских дел и, тем более, армейской доблести. — Да нет, правы вы, правы. Скажу честно, чем я озабочен. Вы уже в курсе того, что получен бездымный порох и над ним идут работы по усовершенствованию. Пока что первые результаты. Но… Даже на винтовке Бердана мы получаем результат прицельной стрельбы около километра. Более тысячи шагов, куда как более! В новой войне приказ «Стоять и умирать» будет считаться не доблестью, а преступлением. Плотность только ружейного огня перевернет наше представление о войне как таковой. А наши генералы готовы к предыдущей войне. Н-да. И нам предстоит все это болото… — Государь, вы ставите серьезные задачи, а говорите столь уверенно, как будто видите эти войны будущего. И вам не страшно? — Честно говоря, Николай Николаевич, страшно. Очень страшно. Но… Как и положено артиллеристу — главное, увидеть цель, а поразить ее уж найдем как. Простите, отвлекся. Так вот, структуру Генерального штаба я вижу так: четыре управления. Первое — Оперативное. Второе — Организационно-мобилизационное. Третье — Военных Сообщений, и четвертое — Аналитическое, в него кроме Статистического, будет входить и Главное Разведывательное Управление, о его структуре и функциях мы уже с вами говорили. Отдельно надо выделить Научно-уставной отдел. Я взял небольшую паузу и выложил перед Обручевым схему того, как я это вижу. Я воспроизвел по памяти структуру Генштаба РККА после реформы 1924 года. Тут было расписано почти все, что мне было нужно на данный момент. При этом важнейшей идеей стало четкое разграничение функций Военного министерства и Генштаба. Да, отдых мне сегодня только снился… И мы склонились над схемой… Уточняя, что-то меняя, карандашом выписывая фамилии тех, кто мог занять ту или иную должность. Этот день закончился как всегда, раньше, чем закончил работу. Домой я вернулся за полночь.
Глава двадцать седьмая. Отбросы…
Настоящих героев делает тяжёлый труд и цельность характераСанкт-Петербург. Петропавловская крепость Март-апрель 1880 года(Хоуп Соло)
Полковник Мезенцев
Трудно работать с этим контингентом. Трудно, но надо. Как только ранение затянулось, и врачи дозволили мне ходить, состоялась беседа моя с Государем, Михаил Николаевич опять высказал свою признательность в спасении не только себя, но и семьи. Как следовало из показаний англичанина Фиппса — нападавшие имели намерение проникнуть в дом и извести всю семью вероятного претендента на престол. Кандидатуры слабовольного коррумпированного Константина или еще более коррумпированного и слабовольного Николая их устраивали намного больше, в том числе, в качестве регентов. Бесед было несколько. Мне казалось, что Государь присматривается ко мне. А после состоялся тот разговор, который и решил мою судьбу. Государь решил создать Службу Императорской Безопасности. Пока что не было у нее руководителя, и все подразделения службы подчинялись на прямую Государю. Состояла она из трех Комиссий. Комиссия Надзора. Комиссия Сообщений. Комиссия Исполнения. Каждый из руководителей имел право на круглосуточный доступ к императору. Я Комиссар-3, и на мне лежит исполнение самых сложных поручений монарха. Причем и таких, о которых нельзя писать в мемуарах. Чин полковника я получил авансом, перепрыгнув подполковника, который мог бы получить по выслуге, если бы были засчитаны годы отпуска. Итак, комиссия Надзора — это люди, которые очень аккуратно будут контролировать самые-самые верха: и Романовых, и высших чиновников, и работу жандармов. Для всех это 1-я комиссия СИБ. Кто ее руководит даже я не знаю. 2-я комиссия СИБ — Сообщений, это своеобразная курьерская служба. Даже не фельдегеря. Бери выше. Через эту службу проходят письма и устные приказы государя особой важности или секретности. 3-я комиссия — за мной. У меня два отдела — внутренний и внешний. Пока сотрудников кот наплакал. И для выполнения некоторых деликатных поручений приходится работать с местным контингентом, как сказал Государь, на этом этапе без аборигенов не обойтись. Вот только следовоставлять нельзя. Никаких. Но тут скрипнула дверь. В допросную доставили молодого человека, студента, у которого еще и борода не образовалась. А вот усы уже носит. Голову покрывает густая шевелюра волос. Одет опрятно, аккуратно. Несмотря на то, что его доставили из мест не столь отдаленных, чувствуется, что превратности судьбы его не сломали. Да и что тех превратностей? — Абрам Липманович Бак? Не так ли? — спрашиваю, пристально вглядываюсь в глаза молодого человека. Интересно, что такого в нем нашел Государь? — Трудно себе представить, чтобы вы увидели тут кого-то другого. — отвечает. Он и на допросах был дерзок. И вины за собой не признавал, да и было той вины… — Позвольте узнать, кому я понадобился так срочно, чтобы вытаскивать меня из ссылки в Бахмуте и сюда, в крепость? — Полковник Мезенцев. — Жандарм? — Что-то вроде того. Только жандармы — это цепные псы режима. Как любите вы, революционеры, говорить. А я — цепной пес Государя. — Опричник, получается? Так опричнику метла положена. А он еще иронизирует. Да, дерзок, так о нем и писали. Впрочем… — А еще голова пса или волка. Лучше волка. Но захотел я видеть вас потому, что судьба твоя, юноша (а молодому человеку двадцать три всего) заинтересовала почему-то императора Михаила Николаевича, почему, не знаю. Но сказал мне Государь: «Такой талант пропадает! Занимался бы наукой, им бы вся Россия гордилась». Не скажите, каковы ваши заслуги в науке? Ась? Пока никаких? Вот-вот. Вы бы определились, Абрам Липманович, что вам по душе — путь научного познания или путь профессионального революционера. Я ведь вижу, вы — перфекционист. Вы что-то плохо делать не будете. — Не научен. Если что-то делать, так делать на совесть. — Вот-вот. Хотите скажу, что будет в итоге? Вот станете вы профессиональным революционером. Сейчас в моде террор. Абсурдная идея, что с властью можно говорить с позиций силы. Вы человек талантливый, что-то придумаете, какой-то дерзкий экс. Но ведь все равно вас найдут. И что тогда? Каторга или петля. И забвение. Вы ведь в Бога не верите? — Не верю. А помнить меня будут долго. А когда царизм падет, верю, что всем героям поставят памятник. — А вашему телу, разлагающемуся в сырой земле, какое будет до этого памятника дело? Душе, да, душе другое дело, ей бы приятно было бы. А так, раз души нет, то вашему трупу все равно будет, разве не так? — Допустим… — Хорошо. Теперь второй вариант: вы занимаетесь наукой. Серьезно занимаетесь. Защищаете диссертацию. Получаете лабораторию. Делаете открытие, находите метод лечения, который спасет сотни или тысячи жизней. Получаете заслуженную славу, общественное признание ваших заслуг. Но ведь не это главное — ваш метод будет продолжать жить и спасать людей и после вашей смерти. О вас забудут, а ваше открытие будет работать на благо всех людей! Вот вам и истинное бессмертие. Как такой вариант? — Но как же несправедливость? Я же вижу… — Я не буду вас агитировать, молодой человек. Несправедливости много, это правда. Но криками, беспорядками и бомбами их не исправить. Насилие порождает насилие. И ничего более. Бойтесь людей, которые обещают установить благо для всех. Чаще всего они готовы всех ради несогласных ради сего блага перевешать. И, чтобы закончить наше знакомство — вы вольны идти на все четыре стороны. Вот документ об освобождении. Да, как видите, вербовать вас в тайные агенты никто не собирается. Даже слова брать, что не будете заниматься революционной деятельностью, не буду. Вам разрешено продолжить обучение в любом университете. Вот тут моя визитка. Если у вас возникнут недоразумения по учебной линии — обращайтесь. Помогу. Тут еще чек от Государя. Это стипендия. Если вы соизволите все-таки заняться наукой, Михаил Николаевич будет следить за вашими успехами. Он обещал. Потрясенный молодой человек вышел из этого кабинета свободным. Весьма редкое явление. Учитывая, что в ближайшее время снимут ограничения для евреев, то скорее всего, российская наука товарища академика Алексея Николаевича Баха[154] потеряет, а академика Абрама Липмановича Бака приобретёт. Этот клиент на сегодня был самым простым. А вот теперь завели человека, с которым работать было намного сложнее. Это была уже третья беседа. Она должна была стать последней. Вакаревич Абрам Витольдович. Невысокий человечек тридцати трех лет, с крысиной мордочкой, щеточкой усиков под носом, последняя мода одесских гомосексуалистов. Тоже «материал», как говорил Государь. Но этот типчик — материал особенный. Один мелкий польский шляхтич, работающий на Варашавской железной дороге, в молодости совершил великую глупость: влюбился в красивую еврейку, женился на ней, поссорился со своими многочисленными бедными как крысы, но горластыми, как слоны родственники. Своего сына, которого упрямая мамаша назвала Абрашей, да и сделала при помощи нехитрой операции настоящим евреем, папаша не любил. Когда Сарра Вакаревич умерла, сыночку было шесть лет. Папаша о нем забыл. Кормили — и ладно. Предоставленный сам себе пан Вакаревич-младший развивался весьма однобоко — в криминальную сторону, и проявил в этом деле недюжинную изобретательность. Когда ему исполнилось четырнадцать лет, кагал внезапно решил помочь юноше, и он был отправлен учиться в Вильно на аптекаря. Городок юноше понравился. И он стал работать в довольно престижном заведении, набираясь опыта, сначала подай-принеси, потом смешай порошки, потом приготовь настойку. Вскоре пан Вакаревич открыл свою лавку по торговле всякой всячиной медицинского назначения. Назвать это убожество аптекой никто бы не рискнул. Да и расположена она была на окраине Вильно, в районе, известной своим неблагополучием и криминалитетом. И тут был свой резон. Абрам Витольдович стал оказывать услуги аптекаря и даже врача всяким скользким личностям. Набрался наглости и оперировал. Не всегда успешно, но никто из неудачно попавших на стол в его маленьком домике не возражал. В тюремной больничке ужель лучше будет? Подвела нашего «героя» страсть к экспериментам и смешиванию. Стали у него получаться очень интересные порошочки. Бесцветные, безвкусные, от одной из них человек умирал от сердечного приступа, от другой тихо и спокойно засыпал и не просыпался. И практика появилась. И спрос на сии зелья не заставил себя ждать. Кое-что брали веселые девицы, которые подсыпав снотворное клиенту оного раздевали до нитки. Но не повезло господину Вакаревичу с одной панночкой, настоящей аристократкой из того же Вильно. Умела она крутить мужиками, которые охотно тратили на дамочку приличные деньги. За счет своих содержателей жила панна Анна на широкую ногу. Но тут ее один кавалер внезапно умер, застраховав свою жизнь на весьма приличную сумму и наследником страховки указав панну Анну. Страховой компании это показалось весьма подозрительным. Полиция признала сию смерть несчастным случаем — сердце остановилось, врач не нашел ничего необычного в гибели немолодого уже человека. Но частный сыщик, нанятый этой компанией рыл землю носом. Он и раскопал аптеку пана Вакаревича. И даже втерся в доверие к аптекарю, купив состав для устранения конкурента. Тут обычная осторожность пана Абрама дала сбой. В итоге он признался в содеянном, а у панночки нашли при обыске остатки зелья, которое она держала, по-видимому, для другого из клиентов, которым, как разорившемуся Александру, уже нечего было дать. Собственная жадность и осторожность страховой компании привела мадам Анну на эшафот. И туда же должен был отправиться пан Абрам. Вот только на него имелись другие планы. За две предыдущие встречи Сергей Николаевич точно составил и предоставил императору психологический портрет объекта и то, как с ним работать. — Ну что, Абрам Витольдович, готовы встретиться с Господом? Ваше прошение о помиловании отклонено. — И вы тут для того, чтобы сообщить бедному еврею о его скорбной доле? — а ведь еще на что-то надеется, правильно понял, что целый полковник не будет ему сообщать столь приятную новость, мог бы и надзиратель сделать. Да еще перевод сюда, где содержат только особо опасных преступников… зачем? Легко прочитав мысли собеседника, Мезенцев продолжил: — Не прибедняйтесь, Абрам Витольдович, это вы как еврей бедный. А как сын польского шляхтича сумели денежку скопить немалую. Могли бы решпектабельную аптеку открыть в центре Вильно, а все и сами в хибаре и аптека почти что в трущобах… — Людям всюду лекарства нужны, всюду же людишки живут, жалко их, ваше благородие. — Понял, жалостливый ты у нас. Травить людей не жалко, а так, вообще — в общем и целом жалко. Так? — Так… — А тетрадку долговую тоже из жалости вел? Там до копеечки кто сколько должен и за что. Это тоже из жалости? — Так это другое. Это деньги… — Понятно с тобой все, Абраша, пойду я, неинтересен ты мне. — И Мезенцев поднялся, взяв в руки папку со стола, подойдя к двери мимо совершенно поникшего, сгорбившегося на хлипкой табуретке аптекаря, взялся за ручку двери, после чело резко развернулся и спросил, почти шепотом: — Жить хочешь? — А кто ж не хочет, ваше высокоблагородие… — сквозь хлынувшие слезы пробормотал аптекарь-неудачник. Так была создана секретная «Лаборатория Майрановского». Почему Государь назвал это заведение именно таким образом, Сергей Николаевич не знал. Для секретности, таков был ответ. Кто такой Майрановский? Была такая еврейская семья — ничем выдающимся не выделялась. Впрочем, в ней работали только несколько человек, над каждым из которых висел смертельный приговор. Сложнее всего было с химиками-народовольцами. Не хотели они идти на службу царизма. Но к каждому подобрали ключик. Особенно запомнил Мезенцев, как он по плану Государя объяснил одному самому толковому, но и самому же упрямому типу, что яды, которые они будут разрабатывать, это еще и лекарства. Тот не поверил. Тогда на сцену вышел наш Абрамчик, рассказавший, что яд кураре используется в охоте, имея парализующий мышцы эффект. Особенно сильно парализуется дыхательная мускулатура. — Это открыли Клод Бернард и наш российский врач доктор Пеликан. А теперь прошу вас обратить внимание на стол. Предположим, что у этой собачки опухоль легкого. Или проникающее ранение и инородное тело в легком. А дальше сам Вакаревич дал крепко привязанной к операционной собачке эфирный наркоз, и та заснула. Затем ввел в заушную вену какое-то вещество, через несколько секунд дыхание остановилось. Потом он стремительно вскрыл ей грудную клетку (шерсть на месте разреза сбрили заранее) и перед ошарашенными зрителями предстало бьющееся сердце и парализованные легкие животного. Так же быстро и ловко Абрам Витольдович перекрыл один из бронхов, пережал сосуды, его снабжающие и дал сигнал помощнику — тот ввел в рот животного интубационную трубку и начал накачивать очень медленно воздух при помощи своеобразного мешка. Менее чем за четверть часа операция была закончена. Легкое удалено, рана зашита. А собачка стала подавать признаки жизни. После такой демонстрации последние сомнения некоторых фигурантов, проходивших по делу народовольцев исчезли, а Государь объявил мне, что сегодня создана первая «шарашка». Историческое событие! Немного меня смутило такое слово, вообще, мне показалось, что Михаил Николаевич иногда любил издеваться над языком, странно перекручивая слова. И это не было тюремное арго, скорее, он брал иностранное слово и искажал его, встраивая в русскую речь. Но получалось сие достаточно ловко и метко. Порой — лучше и не скажешь. А вскоре была создана еще одна шарашка. Во главе с неким Кибальчичем. Вот это был истинно твердый орешек. И попали сюда практически все «нитроглицеринщики» — труженики динамитных и нитроглицериновых лабораторий, кои были у господ народовольцев в достаточном количестве. Работали в них и барышни, которые были намного более аккуратными, нежели мужчины, а оттого им было сподручнее изготавливать эти весьма капризные и опасные средства. Ну а теперь они всем скопом стали работать над изготовлением и проверкой технологий новых взрывчатых веществ. Над всеми ними висели смертные приговоры. По приказу Государя излишним либерализмом военно-полевые суды не страдали. Из пятнадцати фигурантов дела о теракте в Зимнем дворце петлю получили все без исключения. И обставлено сие действо было весьма хитро: судили-то их не за убийство императора и членов его семьи, а за гибель невинных жертв покушения: солдат, обслуги дворца, и зал был набит родственниками жертв и всего лишь несколькими журналистами. Так что ни одного слова одобрения или поддержки в свой адрес сии изверги не услышали. Только проклятия! И сие было широко освещено в печати. Осудив их на смертную казнь за убийства простых подданных суд потом им «автоматом» присовокупил оную же и за государя, и его семью. И за гибель высших государственных сановников тоже. Так что каждому по три приговора. И в газетах были напечатаны портреты и описания каждого погибшего во дворце, причем сначала — простых людей, солдат, и только потом — чиновников и Романовых. Так возникла шарашка взрывного дела, которую назвали «Лабораторией Курчатова». Опять-таки почему, непонятно. Может быть, из-за курчавых волос Кибальчича и многих его сотоварищей? Интересная у государя все-таки логика юмора. Порой никак ее не пойму. Как они соглашались? Каждого «ломали» индивидуально. И к каждому смогли найти ключик. Тут еще один аспект всех этих дел возник. Ведь надо будет кое-что и на людях испытывать, те же яды, например. Так тут Государь предложил такой подход. Есть такие изверги, которым петля — за благо, столько натворили, что им повешение заменять опытами. А иным, на смертную казнь идущим, предлагать в добровольном порядке: в петлю или в лабораторию. И только добровольно. А кому и послабление сделать, не ему, семье его, такое стало практиковаться. Так что желающие нашлись. Чего уж там. В итоге из пятнадцати осужденных в петле оказались девятеро. Шестеро отрабатывали в двух шарашках. Ибо толковый государь любому дерьму применение найдет. А тут далеко не дураки, только с мозгами набекрень.
Глава двадцать восьмая. Кадры решают всё
Отдайте мне кадровую политику, и я поставлю под свой контроль всю политику.Санкт-Петербург. Мариинский дворец 26 апреля 1880 года(Джордж Фрост Кеннан)
Полковник Мезенцев
Когда я получил приглашение от Государя посетить его вечером, то по привычке опытного служаки ещё раз пробежал глазами список поручений и заданий, кои находились под контролем. В принципе, особой нужды в записях не требовалось, помнил все наизусть, но служба в армии быстро вколачивает в голову постулат о том, что лучше пере…, чем не до… Лица, игнорирующие сей подход либо набивали немало синяков и шишек, либо напрочь прощались с заветной мечтой заменить приставку «обер» на долгожданную «штаб» перед словом «офицер». Как и следовало ожидать, всё шло по плану, сроки соблюдались, а иногда удавалось справится быстрее. Сергей Николаевич захватил с собой досье на несколько кандидатур в свою службу. Государь весьма придирчиво относился к кадровым вопросам, и пока в его комиссии сотрудников было раз-два и обчелся, каждая кандидатура детально рассматривалась. По настоянию Императора, с которым полковник был полностью согласен, каждый из комиссаров, обязан был обладать самыми разносторонними талантами, навыками и умениями. В зависимости от конкретной ситуации один и то же человек облаченный в гусарский мундир смог бы вести нежный диалог на французском с графиней или баронессой, помогая при этом ей избавится от лишних деталей туалета. А в другом случае, общаясь с подельниками на воровском арго он должен был вскрыть сейф любым подручным инструментом, к примеру, используя обычную сапожную дратву. Такие мелочи, как умение метко стрелять, начиная от небольшого револьвера и заканчивая полевым орудием, превращать в холодное оружие всё, от вилки и до фарфоровой тарелки и победить в схватке опытного казака-пластуна, вообще не обсуждались. Они просто были обязательными. Ну и наличие хорошего образования, которое требовало подтверждения не наличием диплома, а реальными знаниями. Но и это было не самым главным: преданность, верность и готовность выполнить любой приказ, даже преступив через понятие о дворянской чести и гордости. Подлость? Шантаж? Воровство? Любой приказ! И эта психологическая гибкость, даже безнравственность должна соседствовать с императивом абсолютной преданности Государю лично. — Сергей Николаевич, сегодня я хочу дать вам важное поручение. Впрочем, мы говорили о таком направлении вашей работы. Не все террористов резать, хотя и это — важнейший аспект вашей деятельности. Думаю, в ближайшее время ни одна страховая компания страховать жизнь русского революционера не возьмется. Я имею в виду наш разговор о привлечении в страну нужных мозгов. Помните моё высказывание о дураках и дорогах[155]? Я кивнул в ответ, конечно, однажды Государь сказал мне, что в России есть две беды: дураки и дороги. — Так вот, будем бороться с дураками приглашая в страну умных людей. Сейчас в Пражском университете или как его принято называть, в Каролинуме, учится некий юноша, по национальности серб, по другим данным — хорват, Никола Тесла, — увидев, что полковник достал блокнот и карандаш с намерением записать данные, Император утвердительно покачал головой и произнёс: — увы, данных у меня про него не так уж и много, Сергей Николаевич. Вся имеющаяся у меня информация — вот здесь, — и передвинул к нему тонкую папку. Тут вся его биография, насколько мы смогли её узнать по официальным каналам. Мой приватный источник, которых я полностью доверяю, утверждает, что сей молодой человек обладает задатками гениального инженера и изобретателя. Особенно нас интересует развитие электричества. Новые средства связи — только один пример применения этого физического явления. Михаил Николаевич на несколько секунд задумался, затем взял в руки папку, как будто ему понадобилось освежить память, после чего продолжил:
— Сейчас этот юноша в качестве экстраординарного студента проходит обучение на физико-математическом отделении философского факультета и одновременно уделяет много времени изучению технических дисциплин, из которых я могу особо выделить аналитическую геометрию и экспериментальную физику. И вот, что ещё важно: несколько лет он работает над проектом совершенно нового электрического двигателя, но об этом более подробно вы сможете прочитать в полученных документах. В Праге Тесла ведёт жизнь примерного студента и есть всего три места в городе, в которых с ним можно встретится. Во-первых, это собственно сам Каролинум, во-вторых его квартира, находящаяся по адресу Смечкагассе, 13 и в-третьих самое любопытное, и на мой взгляд самое перспективное. Это кафе «Националь» на Водичковой улице. Это настоящий клуб, где собирается университетское братство, а кроме этого деятели искусства и околотеатральная публика. Вот в этом месте Никола Тесла позволяет себе отдохнуть от учёбы. Вино он почти не пьёт, женщин сторонится. Ранее азартно играл в карты и домино, причём это стало одной из причин, сперва лишения стипендии, а после и отчисления из Грацского политехникума. Более того, по слухам у него были некоторые трения с полицией. Но после смерти отца, он отказался от этой пагубной привычки. Единственная страсть — это игра на биллиарде. Среди местных любителей погонять шары он заслужено слывёт непобедимым чемпионом и даже давая своему противнику фору в 48 очков из 50 ухитряется победить. Когда Тесла играет, то собирается немало зевак, наблюдая за партиями, как за увлекательным аттракционом. Но желающих заключить пари более нет, ибо исход предрешен. Император поднялся со стула, жестом пресёк мою попытку вскочить и продолжил свой монолог прохаживаясь по кабинету. — Есть еще два любопытных момента, которые характеризуют этого эксцентричного, но крайне нужного для нас юношу. Он знает наизусть почти все стихотворения Байрона и большой поклонник американского писателя Сэмюэла Клемeнcа, пишущего под псевдонимом Марк Твен. И, самое главное: он мечтает заняться инженерной и изобретательской деятельностью и очень нуждается в средствах. Теперь несколько слов об обстоятельствах, которые могут помешать нашей миссии. Это его дядя, брат матери Николай Мандич архимандрит монастыря Иоанна Предтечи. У него явная проавстрийская ориентация и он может воспрепятствовать переезду племянника в Россию. А учитывая то, что он оплачивал его обучение и Никола отвечает ему почтительной привязанностью, то это может создать серьёзные проблемы. Теперь же, Сергей Николаевич, ваша очередь. Как говорят: первая мысль от Бога, а посему прошу высказывать свои предложения по возможной кандидатуре человека, коего можно отправить в Прагу для переговоров с Теслой и, заодно под видом кого он будет действовать. Чёрт побери, но откуда у Императора такая подробная информация о каком-то сербском юноше? И это он называет «не так уж и много»? Что тогда называется в его понятии «полная информация»? Если бы речь шла о королевском или герцогском доме, то сплетни и слухи среди августейших семей распространяются практически мгновенно, но чем можно объяснить сию осведомлённость? — Михаил Николаевич, — осторожно начал Мезенцев, — а на каком языке можно общаться с сим гением? Или же среди его талантов есть и навыки полиглота? Учитывая, что он подданный Императора Франца Иосифа, вероятнее всего он владеет немецким и венгерским? — Вы почти угадали, Сергей Николаевич, — ответил Государь. Он действительно полиглот и помимо немецкого, знает французский, итальянский и английский языки в той мере, какая требуется в практической жизни. А вот венгерского нет, как и греческого. Последнее кстати, помешало ему при поступлении попасть в число ординарных студентов. — В таком случае, государь, могу предложить кандидатуру для встречи и переговоров с Теслой. Иван Петрович Берг, этнический немец, но настоящий русак. Его предки переехали в Россию еще при Матушке Екатерине. Но немецким языком и несколькими его диалектами владеет совершенно свободно. Три года проучился на физико-математическом факультете Императорского Петербургского университета. Зарекомендовал себя как подающий большие надежды студент, особые успехи проявил в изучении физики и прикладной математики, о чём соответствуют отзывы преподавателей означенных кафедр. Кстати, и сам Менделеев в приватном разговоре со мной высказался о Берге в комплементарном тоне. Но внезапно, сей молодой человек, отметив двадцатипятилетние, решил перейти на военную службу и стать гусаром. Отпустил усы, научился танцевать мазурку, а уж конём и шашкой владеет, не хуже иного казака.Фехтует почище иного бретёра, правда обучение сему искусству обошлось ему недёшево, а некоторые следы учебных схваток остались на его лице. И бильярдист изрядный. Во всяком случае меня разгромил всухую, а я считался первым игроком в кадетском корпусе. Мы его проверили досконально, можно сказать, — на этом месте Мезенцев позволил себе шутку, — просветили Х-лучами, и не нашли ничего компрометирующего. И я выложил Государю папочку с досье на поручика Берга. На несколько минут в кабинете установилась тишина. — Это весьма неплохо, весьма. Возможно, наличие общего увлечения позволит вашему человеку познакомится с Теслой и завести с ним доверительный разговор. Правда, это следует продумать до мелочей, ибо проигрыш может нанести объекту наших интересов смертельную обиду и сделать его мишенью для издёвок со стороны присутствующих зрителей. Толпа способна растоптать поверженного кумира, коего до этого носила на руках. Но, Сергей Николаевич, вы убеждены, что этот Берг сумеет держать свои эмоции в узде? Деятельность вашей службы весьма далека от той романтики, кою можно встретить на страницах книг Александра Дюма и Фенимора Купера или в словах романса Дениса Давыдова. Тут нужно не гусарство, а тонкая игра, будет ли Берг на сие способен? Проверьте и убедитесь в этом. Понадобиться — пусть толковый актер его поднатаскает, правильно поднатаскает, чтобы без театральщины, а натурально выглядело. Как вы оцениваете его убеждения? Можем ли мы ему довериться? Сможете ли вы лично за него поручиться? А вот и самый главный момент нашей беседы. Это мой Рубикон. Если я поручусь за человека, и он не оправдает доверия, то… да, Государь предупредил, что в отставку из нашей службы не уходят. Только в сырую землю. Еще раз собираюсь духом и говорю: — Поручусь, Государь! Император молчит. Потому продолжаю. — Могу заверить вас. Государь, что под лёгким налётом повесы скрывается не по годам серьёзный человек и патриот России. И кроме того, он люто ненавидит англичан и французов. Во время Крымской войны погибли братья его отца и матери, кои будучи тяжелоранеными были добиты на поле битвы благородными европейцами. У него есть свой, личный счёт к лимонникам и лягушатникам. Если вы сочтёте нужным поговорить с ним лично, то…, — на этом месте Император отрицательно покачал головой и сказал: — Я думаю, что это будет лишним. Но вот окончательный план операции, я прошу представить мне по мере готовности, и постарайтесь сделать побыстрее, ибо до конца лета Тесла должен переехать в Россию. Среди документов, переданных вам есть и перечень того, что он может получить на новом месте работы, а также размер одноразовой денежной выплаты так сказать «на дорожные расходы». Продумайте общую смету расходов, при этом не стесняйтесь, всегда не помешает запас на непредвиденный случай. Чек на предложенную вами сумму будет вручён незамедлительно. И так, полковник, с Богом и помните: festina lente[156]. И Государь подвинул ко мне папку с надписью: «Операция Хорват. Совершенно секретно». Ну что же, детали продумаю. Как всегда — надо все сделать быстро и эффективно. Лучше всего вчера. — Что по операции «Тройник»? — неожиданный быстрый вопрос. Впрочем, к таким поворотам в разговоре я уже привык. Нас так просто не ошарашить! Вот, прицепится к тебе какое-то слово от Государя, потом не отцепится, как ни старайся! — Все готово. Вот только не гарантирую точно девятое число. Может выпасть более удобный момент. — После первого мая? — Так точно, Государь, после первого. — Хорошо. И что у нас по операции «Пончик»? — Прошу, Государь. Вот тут три кандидатуры.
ЕИВ Михаил II
Мезенцев придвинул ко мне папку с тремя фотопортретами и соответственно, краткими досье на каждую девушку. Опять наступила минута тишины, пока я просматривал поданные бумаги. Первая особа — Терентьева Людмила Дементьевна, восемнадцати лет, из хорошей семьи титулярного советника, по окончании Одесской Мариинской гимназии вступила в «Народную волю», была арестована в подпольной типографии. Характер решительный, упорный. Красавица, овальное лицо, голубые глаза, густая русая коса, почти до пояса. Вела себя вызывающе. Это из сопроводительной записки. — Слабое место? — Старший брат Михаил, осужден в 1876-м году за распространение подпольной литературы. Брату сфабриковали дело об убийстве. Чтобы спасти его от петли — согласилась. Есть авантюрная жилка. Ну что же, посмотрим, в любом случае, совесть моя будет в этом случае чиста. В ТОЙ ветви истории будет какая-то грязная история, когда Людмила Терентьева внезапно умрет в Петропавловской крепости. По слухам — была изнасилована, а потом отравлена, дабы скрыть преступление надзирателей. А сейчас согласилась на сотрудничество. И это уже неплохо. Следующая. Вот это сюрприз! Анна Кулешова. Тридцати лет. Она же Анна Моисеевна Розенштейн, из семьи богатого симферопольского купца. Получила хорошее воспитание и образование. Еще известна как Анна Макаревич, жена Петра Макаревича, соратника Желябова. И как она тут оказалась? Ах вот оно что! Вместе с мужем Андреа Костой, итальянским анархистом, везла в Санкт-Петербург груз динамита, супруги арестованы по наводке нашего разлюбезного Фиппса. А ведь у нас, в МОЕЙ реальности такого не было. Или было, но про это не сохранилось упоминаний? Могло и такое быть. Ведь следствие показало, что была еще одна закладка динамита. Жаль, возможности современной мне экспертизы весьма ограничены. Но тогда получается… Интересно получается! Красавица, каких поискать! Да еще и с манерами! — Ее врач смотрел? — Обязательным порядком, Государь. Здорова, ребеночка не носит. — Слабость? — Муж. Оба ходят под виселицей. Обещано в случае успеха — получит супруг свободу. Она… по мере успеха. — Так… И это хорошо… А это у нас кто? Хм… Вот тут да… на такую ловушку и мёда капать не надо. Всё уже Господом накапано. Сарра Осиповна Баранова. Из богатой купеческой семьи. Что ж это так плохо еврейские купчики девочек своих воспитывают? Ладно. Всего девятнадцать лет, уже участник народнической организации. Эх-ма. Вина невелика — хранение запрещенной литературы, интересно, как её-то удалось обработать? — И как вам удалось это чудо приручить? — Так она в кружок пошла — романтики захотелось. Тайны приобщиться. Острых ощущений получить. Неужель ранний тип адреналиновых наркоманов? А что? Тихая скучная провинциальная жизнь, а тут такое! — Как только ей намекнули, что может сыграть в куда как более захватывающую игру, так сразу и согласилась. А что по Ульяновской? — Эвелина Людвиговна дамочка сложная, слишком неуравновешенная[157]. На мой взгляд, для такой работы не годиться. — Доверяю вашему чутью, Сергей Николаевич. Тогда Анна и Сарра. Две сестры. На кого из них клюнет карась, не знаю даже… Но шансы есть, судя по всему. Легенду прорабатываете? — Так точно. Думаю, третьим будет не старший брат, а отец. Есть один объект на примете. В три дня закончу план операции. Почти все подготовил. — Английский? — У обоих. Сарра просто владеет, Анна — почти в совершенстве. — Да. сейчас у революционеров английский в моде. В пику французскому у аристократов. — замечаю, задумавшись. — И хозяев проще понимать. — вставляет шпильку Мезенцев, чем выводит меня из ступора. — Хорошо. Может не спешить. Даю на план пять дней. Потом жду подробного доклада. Когда полковник взял все свои документы и вышел, я подумал, не слишком ли сложную комбинацию я затеял. И для чего? Чтобы перетащить в Россию господина Максима, который пока что трудится на ниве электрификации и об оружейном бизнесе не помышляет. Но ведь в 1882-м он женится и переберется в Англию. Вот этого и надо избежать. И вообще, пусть тренируются на мишенях, которые не критичны. Потом будет сложнее. Начинать надо с чего-то… Надо!
Заключение
Прага 18 июня 1880 годаИоганн Вайс
Июль 1880 года в Праге нельзя было назвать жарким. Показания имеющихся в городе термометров в зависимости от их шкалы редко показывали температуру выше -253, +68 и, наконец + 20 градусов, соответственно по Кельвину, Фаренгейту и Цельсию. Впрочем, атмосфера в кафе «Националь» была весьма тёплой. Сему способствовали два обстоятельства: неплохой выбор напитков начиная от пива и заканчивая более крепкими. А те, кто относил себя к категории гурманов имели возможность посмаковать янтарно-сладкое вино Аусбрух или выпить чашечку ароматного кофе. Правда, последнее обстоятельство расстраивало официантов, которые частенько жаловались на дурные привычки литераторов. Эта категория посетителей часами просиживала в кафе за стаканом воды и тремя чашками кофе, что негативно сказывалось на размере чаевых. И наконец, это лицезрение за чудесами, которые творил с шарами, катящимися по зеленому сукну бильярда высокий, стройный юноша, с гладковыбритым смуглым лицом, с небрежно завязанным галстуком, добавляющим ему немножко шарма. Щелчки кия неизменно заканчивались легким шумом падения очередного шара в лузу. Проходило несколько минут и очередной партнёр, признавая поражение отходил от бильярдного стола так и не успев воспользоваться кием. Это весьма напоминало битву Гулливера с лилипутами, ибо мастерство игры противников Николы Тесла, а это был именно он, уступало мэтру по всем показателям. За сим действием внимательно наблюдал ваш покорный слуга, одетый в пиджачную пару пошитую из дорогого материала умелым мастером, в стиле, принятом в Германии или Швеции. На ослепительно белой сорочке выгодно выделялся безупречно завязанный галстук. Мне уже тридцать, но на вид никто более двадцати пяти не дает, иногда и меньше. Заметив, что желающих сразится с непобедимым Теслой более нет, встаю и положив купюру возле выпитого бокала вина, решительно направляюсь к бильярду и вежливо, на чистейшем немецком языке, обращаюсь к непобедимому чемпиону, ожидающему очередного вызова. — Простите, герр Тесла, не разрешите ли скромному любителю бильярда составить вам партию? Никола внимательно посмотрел на неожиданного соперника, стараясь обратить внимание на каждую деталь, дабы сформировать своё мнение по поводу данного человека. Выше среднего роста, стройная подтянутая фигура, коротко подстриженные волосы с боковым пробором и небольшие аккуратные усики. На лице можно было заметить несколько шрамов, которые не уродовали его, а напротив прибавляли мужественности. Тесла, коему приходилось встречаться со студентами из Германии, видел подобные отметены полученные в ходе многочисленных дуэлях клинком шлегера[158]. Да и в самой Австрии хватало любителей мензурного фехтования[159]. Но далее затягивать молчание было признаком моветона, и Никола ответил: — Извольте, я буду рад сыграть с вами, герр…? — Иоганн Вайс, герр Тесла, — щелкнув каблуками, кивком обозначил приветствие. Тем временем, несколько добровольных помощников расставили шары и присоединились к группе зрителей, взявших биллиардный стол в плотное кольцо. Но пари по-прежнему не было. Ибо не нашлось ни единого человека, который рискнул бы поставить на незнакомца даже одного гульдена, ведь, по всеобщему мнению, победа Теслы была предопределена. Мой отказ от традиционно предложенной форы вызвал саркастическую усмешку Николы и смешки зрителей. Но далее произошло то, что навечно сохранилось в памяти очевидцев сего поединка. Первая партия, вторая, третья… Ожесточённая игра шла с переменным успехом, но даже когда я проигрывал, то преимущество Теслы было в одно-два очка. После десяти партий, когда счет был абсолютно равным и стал: 5:5, положив кий на бильярд вежливо предложил завершить сей поединок и признать почётную ничью. Тесла, который в отличии от меня уже изрядно подустал, дал своё согласие. Зрители поначалу недовольно загомонили, раздосадованные тем, что зрелище подошло к концу, но спустя мгновенье недовольство сменилось криками: na zdraví, bravo и Hoch. Причиной этой метаморфозы стало мое громогласное заявление. После слов признательности в адрес герра Николы и комплиментов его мастерству, я объявил, что считаю своим долгом поблагодарить и почтенных зрителей. А посему готов оплатить всем присутствующим напитки по их выбору, дабы выпить тост за здравие Теслы. А после я негромко обратился к Николе с предложение выпить по бокалу вина и обсудить один вопрос, представляющий для нас обоюдный интерес. Слегка удивлённый и несколько настороженный Тесла согласился. Причина тревоги заключалась в том, что у него был конфликт с университетским начальством, вызванный категорическим отказом данным полицейскому чиновнику информировать его о настроениях среди студентов, а иначе говоря стать осведомителем и доносчиком. После чего у Николы началась череда неприятностей, включая обыск в его комнате. Но скорее всего, рассудив, что я совершенно не похож на полицейского, дал своё согласие. После нескольких бокалов вина, молодые люди по обоюдному согласию перешли на «ты». — И каким же это ветром, Йоганн тебя занесло в Прагу? Не ужели решил поступать в Каролинум? — Нет, мой друг, — отвечаю, — я уже выбыл из студенческого братства, учился в Политехнической школе в Ганновере и теперь работаю в электромеханических мастерских компании у Эрикссона. — Так ты инженер?!, — с удивлением, уважением и слега заметной завистью спросил Тесла. — Не совсем, мой друг, не совсем, — меланхолично отвечаю, автоматически проведя ладонью по одному из шрамов на своём лице. — Видишь ли, моя последняя дуэль была неоднозначно воспринятой влиятельными родственниками моего противника и диплома я так и не получил. Но разве бумага с печатью, может заменить знания и умения? Эти слова вызвали горячее одобрение Теслы и новоиспеченные друзья чокнулись бокалами и залпом выпили вино. Но первоначальное настроенность???? Николы к своему собеседнику сменилось искренней симпатией лишь после того, когда у них завязался увлекательный для них и совершено неинтересный для других посетителей кафе разговор об телефонах, генераторах и в целом об электротехнике. Тесла, настолько проникся ко мне доверием, что поделился своей мечтой создать бесколлекторный электродвигатель и о том, как трудно быть экстраординарным студентом и о желании наконец заняться реальной инженерной работой. В увлекательной беседе совершено незаметно пролетело два часа, за окнами кафе стало понемногу темнеть. — А я, пожалуй, могу тебе помочь, — чуть задумчиво говорю, выбивая пальцами дробь напоминающую какой-то марш. — Понимаешь, Никола, я родился и жил в Швеции. И у моего дядюшки весьма дружеские отношения с главой нашей компании самим Ларсом Магнусом Эрикссоном. И у него грандиозные планы. Сейчас он выиграл конкурс у самого Александра Белла по проводке телефонных линий в Санкт-Петербурге, а я привез сюда заявку на участие в аналогичном конкурсе, но уже тут, в славном городе Прага. Но главное не это, а то что в столице Российской Империи, Санкт-Петербурге начинают строительство телефонного завода, а далее в планах: Москва, Новгород и иные города. У Эрикссона поистине бонапартистские планы по развитию электротехники, но ему хронически не хватает нет, не денег, а людей, специалистов. А посему, я имею полномочия сделать тебе следующее предложение: ты получаешь некоторую сумму наличными или чеком, которой вполне хватит, чтобы рассчитаться с долгами, ежели таковые есть и комфортабельно доехать до Санкт-Петербурга, и на проживание в оном не менее десяти дней. Если увиденное тебе понравится, то в условия контракта входит и возможность получить диплом инженера в столичном университете за счёт компании. Если нет, то обратная дорога так же будет оплачена. Казалось, что Тесла был настолько ошарашен, что на несколько минут застыл, не реагируя на своё кружение. В его голове лихорадочно метались мысли, образы и воспоминания. То ему хотелось возвести хвалу Богу, за сей столь желанный дар, то встать и убежать от этого искусителя, ибо чудес на свете не бывает. Но затем, здравый смысл возобладал, и он вспомнил, что-то обо всём этом совсем недавно писали пражские газеты. К счастью, у одного из официантов сохранился нужный номер. В одной из заметок говорилось и о победе Эрикссона в конкурентной борьбе с Беллом и о планах открыть филиал своей компании в Санкт- Петербурге, о поддержке сего прожекта не только со стороны корифеев российской науки, таких как Менделеев, но и лично Императором Михаилом ІІ. Я видя его состояние, сказал: — Я понимаю, мой друг, что вам нужно подумать прежде чем принять столь серьёзное решение. Давайте сделаем так: через два дня встретимся в этом же кафе, скажем в двенадцать часов. Если вы сделаете выбор раньше, то вот адрес гостиницы, в которой я остановился. Портье будет предупреждён. А пока, я с вашего позволения удаляюсь. Осталось подозвать официанта, оплатить счёт за всё выпитое и, не забыв про чаевые, покинуть кафе. Ровно через сутки, Тесла постучал в мой номер, а спустя пять дней отбыл в Россию.
* * *
Санкт-Петербург. Больница Всех Скорбящих Радости 19 июня 1880 годаЕИВ Михаил II
Я несся сюда со всей возможной поспешностью. Сработала! Одна из закладок сработала! Однажды Сандро спросил меня: — Скажи, если тут, с нами, очутился еще кто-то из ТОГО времени, что с ним случилось? Это мы с тобой как-то удачно внедрились. Особенно тебе повезло. Я-то как-то подготовлен был. И то чуть не засыпался. А вот если без подготовки? Не такой везучий? — Думаю, его поначалу умалишенным признают. А так… Нет, душевнобольной. Может быть, решат, что бес вселился. — Второй вариант хуже. Знаю я, как тут умеют бесов гнать в глубинке наших руд. Ежели человек и не был психбольной, так от такого точно свихнется. — заметил Сандро. После этого разговора я отправил циркуляр по больницам, если попадутся в их поле зрение психически неустойчивый человек, рассказывающий о другом времени, то о нем доложить на мою канцелярию. Информация о больном мещанине Семене Пригове пришла в канцелярию еще в мае месяце, вот только Витте не посчитал ее настолько важной, чтобы сообщить немедля, отложив, а потом и запамятовал. Если бы я не напомнил! Вот и получил Сергей Юлиевич первый втык и за дело. Ибо на циркуляре стояло «важно». Пометка сия, мною поставлена, предназначалась как раз для канцелярских крыс и имела приоритет в исполнении. И не его ума дело решать, какой факт важен, каков нет! В больнице Всех Скорбящих Радости меня встретил лично директор ее, Владимир Карлович Пфель, рассыпавшийся в благодарности: его обращение к Государю было замечено, а медицинское учреждение получило столь долгожданное финансирование. Этот факт прошел мимо моей памяти. Скорее всего, подписал среди текучки и эту просьбу, тем более, что решил на медицину денег не жалеть (только бы знать, где их взять, сейчас поповский кредит проедаем). Узнав, кто меня интересует, Пфель сразу помрачнел: — Сей мещанин недавно заболел пневмонией. Кончается он, Ваше Императорское Величество. Сегодня-завтра в лучший мир отойдет. Я не поверил своим ушам. Это было правда. Я убедился в этом, как только зашел в палату. У койки с исхудавшим совершенно человечком, мне абсолютно незнакомым, сидела довольно привлекательная медсестра. В палате стоял запах приближающейся смерти. — Это Маргарита Елисеевна Анненская, она более всех около этого морячка пребывала. — Морячка? — переспросил я. — Он служил наБалтийском флоте, был списан на берег по ранению. — охотно пояснил Пфель. — Значит, инвалид? — опять зачем-то уточнил. — Абсолютно верно, Ваше Императорское Величество. Сюда попал после контузии, одержанной во время взрыва в Зимнем дворце. Три дни не приходил в сознание. Потом открыл глаза. Начал говорить. Не понимал, где находится. Никого не признавал. Говорил, что он Леонид Макарович и фамилию такую придумал, умора: Головоножко. Ну разве с такой фамилией можно быть? Сразу же прошение написал бы и на другую фамилию перешел бы, а тут такое насочинял! Нету среди дворянских фамилий такой. Мы проверили. Ну а потом бредил, рассказывая о страшных новых временах. Так то же бред! Вот, Маргарита Елисеевна кое-что записывала. А потом доктор заинтересовался, из клиники профессора Мережевского. Да вот он, Владимир Михайлович! К нам подошел довольно молодой еще доктор, с привычной бородкой, густыми черными волосами, которые пробор делил ровно поровну. Мне показались черты лица его чем-то знакомы, но чем? — Владимир Михайлович, прошу, расскажите нашему гостю об объекте вашего научного интереса. — обратился к подошедшему доктор Пфель. Тот сразу же узнал меня. Потому обратился вполне официально: — Ваше Императорское Величество. Врач Бехтерев Владимир Михайлович, специализируюсь в психиатрии и нервных заболеваниях. Пациент Пригов Семен, сын Ивана заинтересовал меня с чисто профессиональной точки зрения.
И Бехтерев задумался, а я задымил от температуры своих ощущений. Это же знаменитый Бехтерев. Тот самый, который и болезнь Бехтерева описал, и про сухорукого параноика ляпнул, на свою беду[160]. Уж и не знаю… А тот продолжает вещать, будучи на своей волне. — Меня привлек рассказ о необычном бреде сего пациента. Необычность его в систематизации и непротиворечивости. Ни разу он не переврал факты, в деталях не путался. И детали были весьма странны. Даже страшны. По всей видимости, его собственные фобии приобрели ярко выраженную социальную окраску. Ибо про многие вещи представить себе невозможно! Я тщательно фиксировал все, что говорил и писал сей пациент. Благодаря добрейшей Маргарите Елисеевне имею отличный материал для диссертации. Уверен, что произведу настоящий переворот в психиатрии. Пришлось перебить разошедшееся светило: — Простите, Владимир Михайлович, а сохранились ваши записи, его какие-то рисунки, схемы, формулы, хоть что-то… — Да, да. Ваше Императорское Величество, прошу, мне тут выделили помещение, там оно все есть… — Извините, Ваше Императорское Величество, может быть, это не важно, но… — внезапно раздалось. Это сестра милосердия проговорила, не смея поднять глаза, смотрела в пол. — Говорите, милочка. — подбодрил я ее. — Последние его слова были: «Это всё Виктор виноват». Вот… — Виктор или вектор? — переспросил я на всякий случай… — Ой, вы правы, Ваше Императорское Величество, точно, вектор, я-то подумала, что ослышалась, и он про какого-то Виктора, вот… И девушка замолчала, окончательно смутившись. — Благодарю вас, Маргарита Елисеевна, вы очень помогли. Владимир Михайлович, прошу вас, покажите эти записи. — Прошу вас, Ваше Императорское Величество. Мы прошли в небольшую каморку, которая, видимо, не закрывалась. На столе лежало несколько папок, вот только бумаги были разбросаны. — Что тут случилось? — даже взвизгнул от неожиданности Бехтерев. — Кто бумаги брал? Он бросился рыскать по папкам… — О, Господи! Рисунки! Рисунки пропали! А вот записи вроде все, только перемешались. А вот листов с рисунками… Где они? В голосе будущего профессора и академика звучало истинное отчаяние. — Кажется, я знаю, где они! — прокричал Пфель и бросился куда-то во внутренний двор. Мы последовали за ним. У поленницы дров стоял дворник, смачно куривший козью ножку. Вот только бумага… рядом с ним валялся лист с рисунком. — Это он! — закричал Бехтерев, пораженный какой-то догадкой, он вырвал самокрутку изо рта дворника. Дрожащими руками профессор развернул кусок бумаги. Дворник, шатающийся от ядреного самогона, дух которого витал над всей мизансценой, наблюдал за происходящим с отвисшей от неожиданности челюстью. На клочке была какая-то формула и верхушка рисунка — буквально несколько черточек. Также бережно Владимир Михайлович развернул смятый клок, который оказался целым листом бумаги с совершенно непонятной схемой, состоящей из семи странных шестнадцатиугольников, расположенных один внутри другого. — Скотина. Ты что наделал? — орал Бехтерев, потрясая бумагами. — Ты же мне все испортил! Это же материалы для моей диссертации. — Так мы это… мы с понятием, господин прохфессор. — отбрыкивался дворник, чудом державшийся на ногах. — Мы ж знаемо что… вот все оставил каки есть, только каляки-маляки, прости Господи, так кому они нужны, пониятие имеем, я в науке работаю уже осьмой год! Неа, господа хорошия, я с понятием, я ничего нужнаго не … Бах! Это не выдержал Пфель, залепивший дворнику столь крепкую пощечину, что тот наконец-то приземлился всем телом и блаженно захрапел. — Какая скотина. И выгнать его надо, да жалею все время… — повинился директор богоугодного заведения. А вот мне выть хотелось. Я-то понимал, что это могли быть за рисунки и схемы, да еще с формулами… Б…дь, так и подошел бы, да начал месить это пьяное чмо ногами… Так невместно! — Сергей Николаевич! — обратился я к Мезенцеву, находившемуся при мне и наблюдавшему этот бардак не без интереса. — Пройдемте в кабинет Владимира Карловича, все бумажки изъять, до мельчайшего обрывка. И подписку взять. Со всех, кроме этого, конечно же. Увидев потрясенное лицо Бехтерева, обратился уже к нему: — Владимир Михайлович! Материала на диссертацию вы еще найдете, не сомневаюсь в вашем выдающемся научном будущем. Вот только скажите, вам такой термин, деонтология, знаком? — Конечно же, Ваше Императорское Величество. — Так вот, никогда и ни при каких обстоятельствах не обсуждайте своих пациентов со своими домашними. Весьма плохая привычка. Для здоровья.
Вместо эпилога
Подмосковье. 12 мая 2021 годаЭто чертовски неприятное чувство — ждать, когда где-то решают твою судьбу. Полковников, который после всего произошедшего с ним передвигался только в инвалидном кресле, был человеком стойким, других на такую работу не брали. И ответственным — другие тут нафиг не нужны. И к делу своему — проекту «Вектор» он прикипел всею душой, хотя и получил в качестве благодарности поломанное тело. Издержки непроверенного метода. Катастрофа вызвала появление спонтанно возникающих вспышек энергии, которые наносили вред, пусть небольшой, но Подмосковье — густонаселенная зона. И уже пять человек попали под удары этой энергии. Суть ее — проколы в темпоральном поле, влияние того, что наш научный руководитель назвал «нестабильной реальностью». Теперь же… За окном пейзаж наконец-то приобрел динамичные черты: к воротам базы подъехали два Гелендвагена. Когда они оказались внутри охраняемого периметра, из передней машины вышел мужчина почти баскетбольного роста, Валерий Николаевич Кручинин, куратор проекта, в своей генеральской форме, а из второй — невысокий суховатый мужичок, одетый в очень дорогой костюм стального цвета, Марк Соломонович Гольдштейн, научный руководитель проекта. Они были на самом верху. На самом-самом верху. И именно там должны были решить — разогнать их к чертовой матери или еще побарахтаются. Через две минуты оба въехавших на базу руководителя оказались в кабинете шефа службы безопасности. — Ну что? — не выдержал Полковников. Генерал Кручинин не сказал ничего, он достал из секретера бутылку коньяка. Это был Двин. Еще тот, дораспадный. Когда существовал в Ереване коньячный завод. — Женский напиток — пробурчал генерал, скривив недовольную рожицу, затем ловко достал стаканы и разлил его ровнехонько каждому половину сосуда. — Да не томи, Валера, что Там решили? — Нам дали еще один пуск. — смилостивился генерал над подчиненным. Они выпили, нарезанный лимон был в том же секретере, хозяин кабинета был человеком запасливым и умеющим думать, потому аккуратные кружочки с бледно-желтой кожурой, присыпанные сахаром и корицей в его распоряжении были. На всякий… вот такой всякий случай. — Марк Соломонович объяснил, что можно нестабильную реальность стабилизировать. Темпоскоп мы запустили, реальность вычислили. Там слишком сильно события от нашей реальности отличаются, время вразнос пошло. Слишком много равновероятных веток получилось одновременно. Вот и пробивает энергией. — И как вам удалось уговорить начальство нам энергии выделить, это же снова в перегруз работать? — поинтересовался шеф службы безопасности. — А я доказал, что смогу использовать энергию пробоя. Мы уже можем рассчитать и спрогнозировать их возникновение. Вот тут у нас, совсем рядом, будет такое дело шестнадцатого июля. Вот и надо будет послать туда человечка. Вот только с добровольцами у нас после последнего события полный швах. Не успеем найти и подготовить. — Успеем. — неожиданно жестко сказал Полковников. — Я пойду. Стольких готовил. И не смейте мне возражать. Разве это жизнь? Я пойду. Точка. И они снова выпили. Молча.
Сентябрь-октябрь 2022 Винница-Харьков
Тарханов Влад Цена империи. Фактор нестабильности
Пролог
Подмосковье 16 июля 2021 годаЭто был аврал. В центре «Вектор» все понимали, что это последний шанс остаться на плаву. Не смотря на полученные результаты и проверку теории темпоральных перемещений, побочные эффекты, так до конца не выявленные, казались слишком опасными. За последнее время было зафиксировано двенадцать несчастных случаев — гибели людей от разрядов неизвестной энергии, которая получала физическое выражение в шаровых молниях черно-фиолетового цвета. При этом отмечались многочисленные всплески этой самой фиолетовой энергии, не такие мощные, не такие насыщенные, но они выводили из строя электронную аппаратуру, вредили системы передачи связи, компьютера же, чаще всего, попав в зону действия этой неведомой силы, просто сгорали. И вот всё. Тело Полковникова, бывшего руководителя системы охраны объекта «Вектор» вынесли из аппаратной, по которой снова прошел удар фиолетового шторма. Теперь оставалось только ждать результата. Вообще-то академик Гольдштейн чуть-чуть обманул высокое руководство. Он выдал расчетный прогноз, который говорил о вероятном нарастании темпоральных спонтанных выбросов с эффектом гигантского шторма в феврале 2022 года. И предложил осуществить единичный переброс в нестабильную параллельную реальность хронагента. Его воздействие должно было все исправить. Вот только в расчетах Марк Соломонович сознательно допустил небольшой просчет, несколько откалибровав одну из констант. Почему? Он признался себе честно: ему было интересно. И поэтому на алтарь своего любопытства он бросил всё: и свою научную репутацию, и судьбу одного человека, труп которого сейчас пронесли мимо него. Тут подошел Кручинин, куратор проекта, он был не в генеральской форме, а в обычном цивильном костюме. Лицо его было осунувшимся. Он, как и Гольдщтейн, последние дни спал урывками. — Вот, Марк Соломонович, система защиты сложилась. Темпороскопы накрылись. Никто не скажет, удачно получилось или нет. — Я скажу. Если всполохи прекратятся — удачно. Если нет — то нет. — Значит, пан или пропал? — уточнил Валерий Николаевич. — Так вы же знали это с самого начала? –вопросом на вопрос ответил академик и научный руководитель проекта. — Знал. Надо бы Николая помянуть… — как-то неуверенно произнес генерал. — Надо. И Марк Соломонович достал бутылку хорошей русской водки. Они сели за стол, на котором из закуски лежала открытая пачка галет и несколько ирисок, которых обожал жевать академик. По двум стаканам была разлита белая прозрачная жидкость. Пили молча.
Часть восьмая С Богом, помолясь!
Не уверен, должен ли я сомневаться, чтобы начать; но я уверен, что не должен останавливаться.(Уинстон Черчилль)
Глава первая Обычные трудности
Надо уметь переносить то, чего нельзя избежать.(Монтень)
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 28 сентября 1880 года
ЕИВ Михаил Николаевич
Его Императорское Величество почивать изволят! 16 сентября произошло мое торжественное венчание на царство. Прошло оно торжественно, но достаточно скромно — специальный манифест огласил, что программа праздничных мероприятий максимально сокращена из-за траура, поскольку года после смерти членов семьи Романовых не произошло. Тем не менее… Простите, разрешите мне представиться и в нескольких словах разъяснить, кто я и куда и почему попал. А попадалово было то еще… Меня зовут Александр Михайлович Конюхов, по профессии я историк. В ходе одного весьма неудачного эксперимента я оказался в теле великого князя Михаила Николаевича Романова. Попал со мной и мой учитель, академик Михаил Николаевич Коняев. Вот только он попал в тело сына Михаила Николаевича, Александра Михайловича, более известного как Сандро. Вообще-то это Академика готовили перебросить в девятнадцатый век. А меня «приятнуло» темпоральным штормом заодно с ним. Попали мы сразу с корабля на бал. По нашим прикидкам получилось, что этот катаклизм повлиял на обе реальности — нашу бывшую и вот эту. Получилось, что взрыв Халтурина Зимнего дворца оказался намного более мощным, чем можно было предполагать, даже если учесть, что ДО Халтурина почти туда же было заложено несколько пудов динамита немецкого производства. В результате погибло много народу, да еще и большая половина семьи Романовых, в том числе практически все дети и внуки императора. И тут сложилось так, что именно мне предложили занять трон. После проведения Земского собора ваш покорный слуга и был выбран на царство. А сейчас еще и короновался в Успенском соборе Кремля. Ага, помните же, что коронации в Москве происходят. По уму надо было бы, чтобы прошел год траура, но… ситуация такая сложилась, надо было поспешать не спеша, конечно же. Необходимо заметить, что я был уверен, что попал в это время один. То, что это параллельная реальность, я понял очень быстро — было несколько важных отличий, не столь уж и заметных, но для профессионального историка, очевидных. Например, великий князь Михаил Николаевич стал главой Государственного совета в самом начале 1880 года, по повелению царственного брата Александра. Не могу описать вам то ощущение, которое накатило на меня от осознания своего «попаданчества». А еще больший шок вызвало открытие того, что я тут не один, а еще Сандро — это мелкий шкет никто иной, как мой учитель, Академик[161]! И что было делать? Если не знаешь, что делать — начни спасать Россию! Взять в руки власть — это мало, очень мало, надо было теперь ее удержать. И заканчивать те реформы, которые были предложены моим братом, но так и не доведены до конца. Тут ведь все очень просто: государь что-то там предлагает, но его благие начинания топит армия бюрократов, которые не хотят никаких перемен, не видя очевидного — если ничего не менять, то скоро их всех отменит народ, доведенный до крайности тупой политикой правящего класса. Вот уже более полувека происходит борьба с Россией при помощи революционных движений, которые должны выжечь основу государственной власти изнутри. Наполеону не удалось привести Россию в покорность Европе, затем наступила череда военных коалиций, обидной поражение в Крымской войне, еще более обидные решения Берлинского конгресса, когда объединенная Европа лишила Россию практически всех завоеваний после победы над Турцией. В обществе распространились нигилизм, социализм, безверие. Элиты смотрят на Запад, а народ безмолвствует. Пока что. Надо сказать, что у Коняева был план преобразований, который он составил, еще будучи на базе «Вектора» — организации, которая и забросила нас в прошлое, меня против моей воли. Но, планировалось, что Академик подселиться в царевича Александра, а тут он оказался в Александре, но не том. Да и план его, при рассмотрении и столкновении с действительностью, оказался никуда не годен. Пришлось все пересматривать и передумывать. Моей самой большой проблемой было отсутствие преданной команды, людей, на которых можно было опереться. Те же консерваторы, которые и протолкнули меня к власти, Валуев, Победоносцев и иже с ними мечтали о «консервации» установленных порядков, замораживании положения вещей, не понимая, что именно эта политика приведёт Россию к позору Цусимы и горечи Порт-Артура. Наше противостояние с могущественной Британской империей, которое историки называли «Большой игрой» — это всего лишь эпизод в создании глобальной правящей сверхструктуры, которая при помощи денег должна управлять миром, создавая военные конфликты, которые позволяют ей выбираться из кризисов, присущих капитализму во всей его звериной красе. Социализм? Еще один инструмент в их же руках. А мне пришлось срочно «закручивать гайки» — разгул терроризма был неприемлем для нашего государства, поэтому жандармы получили чрезвычайные полномочия, в кратчайшие сроки были разгромлены народовольческие подпольные организации, получавшие щедрые гранты из туманного Альбиона. Ну, мы тоже кое-что могем. Пришлось организовать высылку британского посольства в полном составе, а еще писать одной зловредной старухе письмо — наглое и жесткое. Увы, против моих расчетов, королеву Виктория схватил апоплексический удар. А на трон вошел король Эдуард, который предпочел сделать вид, что ничего не произошло, и мы тут не при чем. Оставлять взрыв в Зимнем без последствий было крайне безрассудным поступком. Поэтому один из доверенных людей полковника Мезенцева, который стал руководить одной из вновь созданных спецслужб империи, отправился в Лондон. Это гражданин Швейцарии, помогавший в свое время устранить нескольких самых опасных террористов, оказался весьма полезным человеком — он сумел не только найти серьезных людей на самом дне Сити, но и простимулировать акцию… Третьего мая 1880 года в Лондоне произошел налет банды грабителей на один из аристократических клубов. У кого-то из налетчиков не выдержали нервы, и обедавшие за одним столом Гладстон и Дизраэлли были убиты шальными пулями, как и еще добрый десяток весьма влиятельных английских джентльменов. А пятого мая произошло еще более дерзкое ограбление банка Ротшильдов, при чем глава британского семейства, Натан был застрелен на глазах директора банка, который безропотно открыл хранилище, из которого была похищена фантастическая сумма золотом и еще больше ценными бумагами. Полиция Лондона, а потом и всего королевства была поставлена «на уши», но… неизвестная банда пропала, а через месяц после описываемого события у меня появилось немного свободных денег. Да-да, немного… вы же понимаете, что значит — индустриализация такой страны, как Россия? И сколько для этого необходимо средств? И изыскать средства на всё, что было крайне необходимо… это было очень и очень сложно. Только отмена выкупных платежей ударила по государственному бюджету весьма и весьма основательно. Тут ведь какое дело, кто-то землю выкупил, кто-то внес половину, кто-то всего десять процентов. Поэтому было решено крестьянским хозяйствам компенсировать половину платежей, чтобы не возникало чувство несправедливости, да и поддержать справного хозяина не мешало бы. Надо сказать, что намек Эдик британский понял. И вскоре в столицу прибыл его личный посланник, который вскоре вернулся ни с чем. Я настаивал на переговорах с королем с глазу на глаз. И они состоялись. Напуганный моей местью, тем более, что на процессе над террористами были оглашены показания бывшего аглицкого дипломата Фиппса, который стоял за взрывом в Зимнем, да и вообще руководил антироссийской камарильей внутри нашего государства. Суд приговорил лимонника к повешенью. Но сейчас он под именем Дункана МакЛауда тренирует наших агентов, которые будут работать по британской проблеме в самом королевстве и его колониях. Ставит им произношение, объясняет нюансы поведения. Ценный оказался кадр, когда решил купить свою жизнь. А мы и не возражали. Пусть поработает на нас, раз уже против нас поработал… Но вот все мои телодвижения сильно озадачили наших отечественных англоманов — тут и кошка не ходи. И наше сближение с Германией, пусть пока и эфемерное, но все-таки сближение для человека думающего секретом не стало. Вот и получается, что постоянно ты, батенька царь-государь ходишь по минному полю. Потому как прогерманское лобби у нас не такое мощное как прохранцуское и проанглицкое. А что клубы английские мы закрыли, что на всю страну осталась временно всего одна правительственная газета народ принял терпимо — это их еще больше взбесило. Вот и шушукаются по салонам. Так и дело до реального заговора дойти сможет. Но самая большая проблема, кроме этих дурацких носков и неудобной форменной одежды — семья Романовых. Во-первых, братья. И если Николая Николаевича старшего приструнить удалось, спасибо одной безнравственной особе, которая деньги любит больше великого князя, то с Константином, фактически знаменем либералов, да еще англофильствующих, с ним не все так просто[162]. Он сейчас в САСШ разбирается с Аляской, точнее, со странными нюансами при ее продаже. При этом старается соблазнить Крампа перспективами развития судостроения у нас в России. И это тоже проблема. Опять-таки из-за отсутствия денег, которых на все про все катастрофически не хватает. Пришлось продавать патриаршество. Если бы вы знали, какие тугодумы, наши церковники! И аппетиты у них!!! Только если вы патриарха хотите, то тут и следуют оргвыводы — ничего не дается бесплатно. И теперь вся ваша братия переходит на хозрасчет: никаких государственных дотаций, все за счет прихожан. А еще придется мошной потрясти. Да и выдать государю-императору беспроцентный кредит. Ну и тряслись же святоши! И земли монастырские им верни, и плати как государевым людям, а когда спросил их насчет миссионерской деятельности, так они и руками разводят, мол, о чем это вы? А о миллионах наших поданных, которые в язычестве пребывают! А нести свет православия в земли азиатские? А борьба с засильем протестантов всяких и разных да противостояние с католичеством? Привыкли, что государство не пущает. А не будет этого! Если православие — опора трона, то извольте такой опорою быть, а не казаться! И еще обучение грамоте на селе на себя возьмете. В программе начальной школы, но учить будете всех — от мала до велика. А посему своих попов выучите сначала! Вот тут и дали слабину наши долгорясые, решили, что лучше будет отыграть назад, пусть без патриарха, но и оставить все как было. А тут им государь говорит: не хотите патриарха, не надо, только все вот это все равно придется делать, так что воля ваша. Вот, первого сентября Поместный собор Русской православной церкви и выбрал патриарха, которым стал… не, ребята, не Иоанн Кронштадский, что вы, не угадали. Зачем святого человека в гнусь такую как патриаршество с его внутренними подковерными играми втягивать? А вот епископ Владимирский и Суздальский Феогност (Егор Иванович Лебедев) как раз для этого дела оказался весьма востребованным человеком. И общий язык с ним мы нашли. Потому он сам был строг в своем служении Господу, и необходимость избавить церковь от балласта, из-за которого над попами нашими народ потешался, прекрасно понимал. А 14 сентября был выбран и патриарх старообрядческой церкви, которая должна была очистить себя от всяких сект, типа хлыстов и прочего сатанизма. Ну и участие старообрядческих капиталов в деле индустриализации России было более чем важным. Был сделан первый шаг и в земельных делах: введена государственная монополия на торговлю зерном с заграницей, при этом началось активное строительство элеваторов в разных регионах государства и создание системы государственного продовольственного запаса, страховочного на случай неурожая или войны. Тут взвыли наши спекулянты, а когда еще и установили возможность для крестьян налоги оплачивать деньгами либо зерном по установленной «твердой» цене, да еще и гарантировали государственные кредиты под небольшой процент и возврат тем же зерном по такой же государственной цене, которую объявили заранее, тут хлебным магнатам окончательно «поплохело». А что делать? Нельзя оставлять хлеб в руках спекулянтов, потому что во внутренних разборках хлеб — тоже оружие. С чего начинались многие революции? С того, что с прилавков исчезал хлеб! Так что… се ля ви, как говорят те же французы. В общем и целом, мозолей я отдавил… вот и было сделано мною так, чтобы Сандро не привлекал к себе никакого внимания. Он иногда общался со мной, но не более, чем другие дети. Более того, я уделял намного больше внимания Николаю, как наследнику престола, но почему-то так и не был в нем до конца уверен. Скорее всего, покушение на меня, в котором он и сам пострадал, слишком серьезно отразилось на его психическом и нравственном состоянии. И как решать эту проблему я пока что себе не представлял.
Глава вторая. Тайное, явное и многое другое
Договоры существуют для того, чтобы их выполнял более слабый.Висбю. Готланд. Швеция 3 октября 1880 года(Карел Чапек)
ЕИВ Михаил Николаевич
Что делает с человеком волшебный пендель! Смотрю на весьма и весьма смурного Эдика (короля Великобритании Эдуарда VII). В это время его полнота уже давала себя знать. Да, он стал королем не в 59, а в 39 лет — разница-то существенная. Но полнота его еще не слишком карикатурная, просто довольно полный обаятельный мужчина в самом расцвете сил. Вот только этот британский Карлсон не по крышам летал, а по женским койкам, не забывая бордели. Истинные британцы похождениями своего принца скорее гордились, нежели осуждали, а многие откровенно завидовали. А вот рыбьи глазки у него точно матушкины!
Как я и говорил, никуда Эдик не спешил, особенно на встречу со мной. Он тянул время. В это время британские дипломаты изо всех сил пытались сколотить антироссийскую коалицию. Новую коалицию. Ради этого они были готовы даже снова загладить все противоречия с французами, которые были бы не против, но вот Турция… Французы были не глупее нагличан, тоже не хотели своими трупами удобрять поля под Севастополем, нужны были турки. Даже не турки, нужны были хоть кто-то, кто станет пехотой на убой. Но после тяжелых поражений в последней русско-турецкой войны с потерей позиций османов на Балканах сейчас турки в войну лезть не собирались. Тем более, что Австрия и Германия, заявили о своем нейтралитете, да еще и намекнули туркам, что никаких движений на Балканах в пользу Стамбула не допустят. Пришлось мне дать британскому монарху тот самый волшебный пендель: 17 сентября я подписал «Навигатский акт». Теперь морская торговля с Россией могла осуществляться только российскими торговыми судами. А 18 сентября все английские корабли, прибывшие в порты Прибалтики и Санкт-Петербург были отправлены обратно. В британском парламенте поднялся вой до небес! И торгаши вытолкнули Эдика на переговоры со мной. Думаю, с большим удовольствием они бы меня растерзали. Ибо я ударил их по самому дорогому — их карману. А почему другие не возмутились? А все дело в том, что компаний с совместным капиталом это не касалось. А русско-германская и русско-голландская судоходные компании уже были созданы. А вот русско-британской не было и не будет! Кроме того, подкинул я идею Путилову, идею простую, как мычание. И та скорость, с которой он ее реализовал — просто потрясала. Так что первого сентября со стапеля сошел первый в мире контейнеровоз. Для Балтики — самое то, фактически, Путилов переоборудовал строящийся трамп именно под мою идею. Контейнер — единица, которая занимала одну железнодорожную платформу. Благодаря тому, что канал теперь тянули самыми быстрыми темпами в сторону железнодорожного узла, где строились погрузочные стапеля, перегрузка контейнера с железнодорожной платформы на контейнеровоз оказывается очень быстрой и выгодной в экономическом плане. И грузопоток через порт возрастает многократно. На гражданских верфях строилось еще четыре таких корабля и шесть было заказано в Германии. Сам тип судов был еще и запатентован, как и идея контейнера и перегрузки. Тут уже постарались наши умельцы. В общем, немцы тоже прониклись экономической выгодой такого дела и выкупили лицензию на постройку таких судов. Заинтересованность выразил и Крамп, которого в САСШ додавил мой брат Костя, теперь жду этого коммерсанта у себя в первой декаде октября. А пока разговор с его величеством Эдуардом. Надо сказать, что Эдик решил не юлить, вроде бы как начать с откровения. — Брат мой, я вынужден признать, что наши государства находятся в состоянии необъявленной войны по нашей вине. Не по моей личной. Я никогда не хотел бы войны с твоей империей. Так получилось… Мне нужно было время во всем разобраться. И я согласен –мы виноваты, но… признать это мы не можем… Ты ведь итак наказал виновных. Что же еще? — Дорогой брат… Ты слишком долго разбирался с тем, что произошло. Если бы вы сами наказали виновных, то наш разговор был бы намного проще. — Михаил, — Эдик от моих слов поморщился, как от горькой пилюли, а что? Государством править это на актрисулек по номерам валять, извольте напрячься, ваше величество, — право слово, я ведь не абсолютный монарх, у меня нет таких возможностей, я должен учитывать политическую обстановку, тем более, что выборы… — Тори опять могут взять верх над вигами? — не совсем к месту блеснул цитатой из мультфильма, но Эдуард этого мультика видеть не мог, потому просто прохлопал своими жабьими глазками и ответил: — Причем тут это? У нас победили виги, тори в оппозиции… Эх, Эдик, Эдик, правильный ответ: какие тролли, какие фиги! А ты не в курсе. Ладно, не беда. — Дело в том, брат мой, что меня не интересуют ваши внутриполитические расклады. Виновные должны быть наказаны. Те, кто отдавал приказ — в первую очередь. — То есть тебе матушки, да еще двух самых крупных политиков страны мало? — почти с ужасом спросил король. — А что, есть еще кто-то виноватый настолько же? — поинтересовался я в ответ. Знаю, еврейский прием — вопросом на вопрос отвечать, но сейчас он должен хорошо сработать. Эдик побледнел еще больше. — Ээээ … вот и все, что смог выдавить из себя. — Брат мой, я не настолько кровожаден. Поэтому на этом мы остановимся. И да, со смертью королевы Виктории мое письмо смысл потеряло. Только не надо делать удивленное лицо, я уверен, что содержание моего послания твоему величеству известно. Поэтому кое-что еще между нами осталось невыясненным. — Письмо твое матушка сожгла, но его содержание стало нам известно… в общих чертах… — Ну вот и ладно. Там сумма была выставлена. Она не оговаривается. Вот только я могу взять не золотом, а заводами… или промышленным оборудованием. Как договоримся. — Да, но это очень большая сумма. — Разделим ее на десять лет, мы забираем заводы и оборудование, а казна компенсирует затраты вашим промышленникам за этих самых десять лет. И только тогда, когда последний станок в рабочем состоянии окажется в России я соглашусь на создание русско-британской судоходной компании. И никак иначе! — Брат мой, но ведь это совершенно разорит страну, помилуй, за что? — на короля было жалко смотреть. Но… увы никаких иных вариантов нет, разве что такой… — Считаешь, что не за что? — давлю Эдика взглядом, тот держится, но недолго. По лицу обильно стекает пот. — Но это все равно как-то… — вот он смог что-то выдавить из себя. — Хорошо. Половина той суммы. Но при этом отказ от финансирования революционеров — любых мастей. И это должно быть закреплено законом. Прошу учесть, что финансист, который кормит террористов станет мишенью уже для моих спецслужб. И мне достаточно будет косвенных улик. — Но я же не могу вот так, это частные капиталы… — король-то сдулся. Гут! — А ты объясни частному капиталу, что в гробу ему деньги не будут нужны, тем более, что надо будет еще в гроб попасть. Могут и не найти, что в тот гроб положить. В ответ Россия обязуется не поддерживать ирландских или шотландских сепаратистов. Например. — Хм… это хоть что-то… — И еще, Британия не мешает естественному расширению России по ее сухопутным границам, мы же обязуемся не смотреть в сторону Индии и отказываемся от ведения крейсерской войны на торговых коммуникациях, я готов пересмотреть нашу судостроительную программу ради этого. А дальше началась торговля, к которой присоединились уже другие специалисты — дипломаты и военные.
Генри Понсонби
После скоропостижной смерти любимой нами королевы Виктории я был уверен, что окажусь не у дел. Тем не менее, Эдуард решил меня оставить и в качестве своего доверенного лица, тем более, убедившись в том, насколько щепетильно и честно я вел все финансовые дела королевской семьи. Я никогда не считал принца человеком легкомысленным, да, у него была большая слабость — женщины, но таков он по сути своей, и нечего особенно пенять на правителя, мало ли у кого какие недостатки или достоинства, это с какой точки посмотреть. Наше противостояние с Россией зашло в тупик, причем выходом из него могла стать война и только война. Необъявленная, она уже шла более полувека. Но этот дурацкий взрыв в Зимнем. Хуже всего было то, что всплыло наше участие в этом деле. Это было очень плохо. Огромная ошибки Дизраэлли: он подобрал не тех людей, которым можно было бы доверить такое сложное дело. Вот и получилось, что при попытке создать коалицию против России от нас отвернулись все монархи Европы. Методы наших секретных служб стали для них красной тряпкой. Если на Германию мы не рассчитывали, то резкий отказ Франца Иосифа с последующей нотацией нашему послу, что такие методы борьбы с монархами есть невозможными, оказалось весьма неприятным фактором. А еще и итальянские корольки… вот уж… монархи… а все туда же, нос ворочать! Репутационные потери империи оказались слишком велики. Даже во Франции мы не могли найти поддержки, нам ее обещали, но никто не спешил эти обещания выполнять. Начинать войну с Россией не имея пехоты, которая будет действовать на полях сражений. У нас прекрасный флот, но армия не настолько сильна и занята колониями. Нельзя быть сильным во всем. А тут еще и в Турции начались проблемы. Мы вели переговоры со Стамбулом о выкупе их доли в Суэцком канале, а наши агенты изо всех сил продвигали идею независимого Египта, оставалось только дать отмашку… Но что-то пошло не так. И пока что Турция совершенно не хочет влезать ни в какие авантюры против России. И это самый неприятный момент. Ну что же, империя умеет ждать. К сожалению, против чего мы не смогли быстро найти оружия так это от торговой войны с империей Романовых. Слишком много стали терять наши торговцы, особенно их взбесили потери от навигатского акта, неслыханная дерзость — обратить против нас наше же оружие! Посчитав потери, неполученную выгоду и необходимость перенастраивать нашу торговлю под поставки сырья, которое раньше шло из России, мы вынуждены были согласиться на переговоры. При этом Михаил очень четко показал, кто в данной ситуации хозяин положения. И хотя переговоры проходят на нейтральной территории, но все-таки король Эдуард вынужден идти навстречу пожеланиям императора, хотя бы для того, чтобы смогли лучше подготовиться к войне с этим опасным противником. Почему Готланд? Почему именно Висбю? Мне кажется, что царь хотел показать нам, что этот город когда-то был завоеван Россией, но потом они вернули его Швеции, уступив по итогам мира. Это знак: мол, мы можем быть грозными, а можем быть и великодушными. И условия договора, как и секретные статьи к нему нам весьма невыгодны, но ведь сказал канцлер Бисмарк, что договоренности с русскими не стоят бумаги, на которой их написали[163]? Так что да, мы подпишем Готландский договор, по которому будут урегулированы все противоречия между двумя великими империями, вкупе с четким разделением сфер влияния в средней Азии. Русские интересы не касаются Афганистана и Индии, мы же не лезем в Бухару и Коканд, и вообще в те земли, которые сейчас аккуратно выверяют по картам наши военные. Ну что же, пока все остальные заняты тем, что утрясают бумаги и вычитывают буквы соглашения, пойду-ка я пройдусь, тем более, что тут у меня встреча одна намечается. Когда-то этот город был одним из торговых центров Европы. Почти тысячу лет назад здесь был торг, куда приходило серебро из Востока, которое становилось кровью экономики всей Европы. Став важным торговым центром Висбю процветал, мощная крепость, множество церквей, большой порт, что еще нужно иметь для развития? Город вступил в могущественный Ганзейский союз, вот только склоки внутри союза его и погубили. Не иноземные захватчики, а купцы вольного ганзейского города Любека вторглись на Готланд и разрушили город и порт до основания: конкуренты на Балтике им не были нужны. Поле этого погрома Висбю не восстановился. Теперь это небольшой приятный городок, в Ботаническом саду которого был установлен павильон, в котором и происходила встреча. Еще бы пара недель и Финский залив сковало бы льдом, и встречу бы перенесли, а пока что… Я нахожу недалеко от ратуши кафе, в котором меня уже ждет весьма представительный человек, к тому же пунктуальный, как сам король. Он сидит в углу помещения, от посетителей его прикрывает большой куст какого-то экзотического растения, в общем, он выбрал весьма удобную позицию для переговоров. — Добрый день, господин барон! — приветствуя я этого господина. Он тучен, одет в роскошный костюм-тройку, пальто висит на вешалке, да, барон Луйс-Герхард де-Гер-аф-Фислонг, первый премьер-министр Швеции человек богатый и солидный. Солидность во всем — и его монументальном, как будто высеченном из грубого камня лице с густыми бровями, крупным носом и седыми бакенбардами, и в тяжелом взгляде из-под мохнатых бровей, и в презрительно сжатых губах, которые он чуть пошевелил, произнеся: — Добрый день, сэр Генри. После столь приветливого дебюта встречи я взял небольшую паузу, заказав себе кофе и стал пристально изучать своего визави. Он же даже мельком не взглянул в мою сторону, как будто я не был ему интересен. Ну что же, будем играть теми картами, что есть в наличии. — Я не буду ходить вокруг да около, дорогой друг, потому что знаю, как много ваше правительство сделало ради сближения позиций Швеции с Британией по многим вопросам. Луи Герхард де Геер пропустил эту льстивую ложь мимо ушей, тем более, что он как раз сделал очень много ради сближения своей страны с Германией, в которой видел серьезный экономический потенциал. Так что мой первый выстрел ушел в пустоту. Но это так, прогревающий выстрел из главного калибра. Главное — впереди. — Барон, я искал встречи с вами потому что наш мир очень быстро изменился. И в этом мире ваше небольшое, но гордое государство находится перед серьезной угрозой. Барон в ответ приподнял одну бровь, таким образом высказывая недоверие моим словам. — Царь Михаил, с кем ведет переговоры Его Величество сейчас тут, в Висбю, очень агрессивный государь. И нам стало известно, что Швеция стала целью пристального изучения офицеров его Генерального штаба. Здесь данные допроса некоего капитана Михайловского, который весной посетил вашу страну с целью изучения состояния ее фортификационных сооружений. Нам попала копия его доклада. Я с удовольствием передам вам этот документ, думаю, ваши коллеги смогут его достойно оценить. — Было неразумным просить о встрече со мной именно здесь. — буркнул в ответ барон. — Обстоятельства выше нас. Мой друг, ваша позиция по перевооружению армии Швеции и реформах, связанных с улучшением ее состояния нам вполне понятна. Более того, мы были огорчены, когда ваши проекты не получили поддержки и вы вынуждены были уйти в отставку, уступив этому выскочке Арвиду Поссе. Правда, мы получили некоторые данные, которые вас весьма заинтересуют. Во-первых, тут динамика поставок зерна из Северной Америки. Как видите, в ближайшие несколько лет намечается падение цен на зерно, так что уже сейчас сельские производители в Швеции будут разорены, если не предпринять срочных мер. А их правительство Поссе не планирует. А вот тут данные про то, как прикрываясь экономией бюджета Арвид и его команда запустили руку в казну государства. Почему нас это волнует? Потому что, став снова премьер-министром у вас просто не будет денег, чтобы провести необходимые реформы. Наступила тишина. Мой «собеседник», не произнесший и двух десятков слов молча изучал предложенные документы. — Зачем вам это? — де Геер по-прежнему краток. Даже слишком. — У нас есть предположение, что Михаилу для поддержания своего строго режима вскоре понадобится новый враг. С Туркестаном он уверен, что справится более-менее быстро. А через два-три года он планирует вторжение в Швецию. — Зачем? — Шведское железо! У него гигантские планы по строительству железных дорог. И своего железа не хватает. В этом году из России не уйдет за границу ни одной тонны чугуна или стали. Зачем платить за железо, если можно взять его силой? Плюс — свободный выход в Северное море. — Мне это не кажется. — барон сохраняет такое же каменное безразличие, как и в начале разговора. — Давайте, барон, договоримся честно: когда вы станете снова премьер-министром, а данные о коррупции Поссе и его кабинета уже в руках независимой прессы, вы сможете настоять на своих реформах, мы вам опять немного поможем. Когда у нашей разведки появятся точные данные о подготовки России к вторжению, вы получите их первым. Мой человек передаст вам вот такую визитку. Кусочек картона перекочевал в руки барона де Геера. — Пообещайте мне только одно: когда этот человек появится у вас — вы его выслушаете. Я был доволен: Луи Герхард коротко кивнул головой. Начало Большой игры на Севере было положено.
Глава третья. Первый офицер подплава
Одно дело — рассуждать о необходимости сделать первый шаг, и совсем другое — по-настоящему шагнуть в неизвестность.Санкт-Петербург 26 августа 1880 года(Луис Ривера)
ЕИВ Михаил Николаевич
Один из первых моих указов был возвращение Морскому училищу наименования Морского Кадетского корпуса. И Сандро с успехом сдал все вступительные экзамены для того, чтобы быть зачисленным в это элитное учебное заведение. В нем было шесть классов — три младших и три старших (специальных), при этом уделялось много внимания и практическим занятиям, тем более, что выпускники корпуса (гардемарины) должны были пройти годичную практику на флоте, после чего только получали офицерский чин. Больше всего я переживал за Закон Божий, но Академик успешно сдал все экзамены, причем показал уровень знаний, восхитивший многих преподавателей. Вообще-то Коняев всегда уважал математику и очень ловко использовал в научных работах различные статистические методы, в этом я был ему учеником, да еще и не самым лучшим. Ну не мое математика, точнее, не совсем мое. Конечно, преподаватели знали, чей сын поступает в их корпус, но снисхождения на экзаменах не было. Может быть, отношение было чуть более доброжелательное, чем к иным претендентам, ну так… Тем более, что было решено увеличить набор — я посчитал, что 50 человек в наборе маловато и пока что увеличил набор до семидесяти. В туже Николаевскую академию Генерального штаба набор был увеличен ровно вдвое. А даже такое скромное увеличение влекло и увеличение должностных окладов, это начальство корпуса понимало прекрасно! За все это время до того, как отбыть в корпус Сандро (он же Коняев Михаил Николаевич) трудился как раб на галерах. В моем сейфе хранились две дюжины тетрадей, исписанных чуть корявым детским почерком, точнее, почерком подростка. Большинство из них были зашифрованы весьма простым, но надежным шифром. Не зная, какую сетку надо было применить для расшифровки, нечего было и надеяться его разгадать. Без компьютерной техники… Но один из летних дней оказался весьма неожиданным и столь же плодотворным. В этот день я успел устать с самого утра. Блин, как меня достала эта каторга! И как это надо справляться с этим даже не ворохом, а лавиной бумаг, которые нужно не только пробежать глазами, но изучить, вникнуть и лишь затем начертать свою резолюцию. Эти мысли постоянно распирали мою бедную «царскую» голову и, каждый раз, когда Витте приносил очередной ворох бумаг на подпись, вспоминались слова Поэта: «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха». Хорошо еще, что скоро должен подойти Сандро и по легенде отчитаться перед строгим родителем об усвоении пройденного курса наук. А реально, «сынок» должен помочь подготовить материалы к запланированному на завтра совещанию, посвященному делам подводным. Академик и в прошлой жизни был не прочь съехидничать в адрес своих аспирантов и докторантов, но после попадания в тушку юноши, его язвительность приобрела несколько большие масштабы. Вот и вчера, когда оговаривали повестку, этот наглый старикан в обличье подростка невинно хлопая глазками к месту процитировал А.С. Пушкина: «Не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою». Но после шлепка по затылку, нанесённого тяжелой отеческой дланью, чуток присмирел и потирая ушибленное место заверил в полном понимании ответственности вопроса и обещал подготовить парочку идей. Вообще –то мы с ним обсуждали эту проблему на протяжении всего мая и к началу лета сформировали список персоналий, без присутствия коих не стоило надеяться на позитивный результат. Слава Богу, что я в детстве зачитывался книгами о подводных лодках Перли и Шапиро, а уж «Мастера потаенных судов» Быховского содержал подробный перечень имён, дат и фактов. Но без Коняева я бы не справился. Его память, отточенная специальными тренировками немногим, уступала компьютеру и в результате коллективных усилий на стол моего секретаря Витте лег перечень фамилий с указанием: найти и пригласить ко мне на понедельник, 14-го июня ровно в полдень. Последним штрихом стал подписанный Указ о производстве и урегулирование некоторых формальностей с Капитулом императорских орденов и с одним из банков столицы. В назначенный день в зале, где я проводил совещания собралась весьма живописная компания. Моряков представляли адмиралы А.А. Попов и К.П. Пилкин, а также капитан-лейтенант С.О. Макаров. От кораблестроителей был П.А. Титов. К категории конструкторов подводных лодок относились С.К. Джевецкий, и И.Ф. Александровский, а к миру науки Д.И. Менделеев и доцент Санкт-Петербургского лесного института Д.А. Лачинов. Ну а тех, кого по заслугам можно именовать изобретателями представляли Ф. А.Пироцкий и О.С. Костович. Часть этих людей были яне только хорошо знакомы, но и явно недружны. Во всяком случае на лицах Пилкина и Александровского не было ни малейшего намёка на взаимную приязнь, а скорее неудовольствие и неприязнь созерцания друг друга. Но воля Императора священна и все присутствующие разбившись на несколько групп негромко переговаривались. Всю эту картину я наблюдал из соседней комнаты, через совершенно незаметное отверстие и как только часы пробили двенадцать раз, распахнул дверь и вошел в зал. -Добрый день, господа, прошу вас присаживайтесь. К услугам гостей был большой круглый стол, накрытый бархатной зеленой скатертью. На столе стояли новомодные блокноты и письменные принадлежности, а также несколько графинов с водой и прохладительными напитками. Стулья были совершенно одинаковыми и лишь один из них немного выделялся и предназначался для председательствующего сего собрания. Я занял именно его и положил перед собой большую папку с бумагами и шкатулку. — И так, господа, я собрал вас для того, чтобы обсудить ряд вопросов, кои крайне важных для нашей матушки России и для их решения нужны ваши ум, знания и опыт. А посему предлагаю общаться без чинов, как принято на флоте по имени отчеству. Но прежде чем начнём нашу совместную работу, я хочу исправить несправедливость по отношению к одному из присутствующих. Я встал и жестом призвав остальных пока оставаться на своих местах, обратился к Александровскому, который менее всего этого ожидал. — В воздаяние трудов, для пользы общественной подъемлемых, присутствующий здесь господин Александровский производится в чин действительного статского советника и награждается орденом Св. Владимира второй степени. Услышав эти слова, Иван Фёдорович вначале оглянулся по сторонам, как будто рассчитывая увидеть своего однофамильца, но наконец поняв, что Император обращается именно к нему вскочил и застыл. Понимая его состояние, я сделал паузу, давая ему прийти в себя извлекая из папки текст указа, а из шкатулки крест и звезду ордена. И лишь помощь Дмитрия Ивановича Менделеева, оказавшегося поблизости, позволила Александровскому взять себя в руки и двинуться ко мне. Я же, улыбаясь и желая его поддержать, обратился к присутствующим: — Господа, давайте все вместе поздравим господина Александровского с заслуженным производством и награждением, — а когда вручал ему документы заметил: — Завтра Иван Фёдорович, посетите свой банк. Все недоразумения, связанные с задержкой причитающихся за ваш труд выплат устранены и надеюсь, что вы с новыми силами продолжите трудиться во благо Отечества. А вот это, — я показал пальцем на запечатанный конверт, — лично от меня. Когда шум поздравлений стих, а также были осушены бокалы шампанского занесенного лакеем в зал, все вновь расселись по своим местам, и я продолжил. — Господа, а теперь вернёмся к делам. Но вначале, я обязан предупредить присутствующих, о том, что всё, что вы здесь услышите относится к государственной тайне и не подлежит оглашению нигде и никогда. Любой из вас в праве встать и покинуть этот зал, до того, как начнётся наше совещание и сие не повлечёт никаких последствий. Но, те, кто останутся, должны дать слово чести хранить всё в тайне и подтвердить это письменным обязательством. Прошла минута, вторая… Никто не поднялся со своего места и лишь с ожиданием смотрели на меня. — Я рад, господа, что не ошибся в своём выборе и вижу перед собой настоящих патриотов России. А посему продолжаю. Для вас не секрет, что Англия находится с нами в состоянии войны и то, что пушки пока ещё молчат объясняется лишь отдаленностью наших стран и тем, что если флот островитян в значительной степени сильнее Российского, то настолько же их армия уступает нашей. По сему случаю есть весьма удачные слова канцлера Германской Империи Бисмарка: «Если британская армия высадится в Германии, я просто прикажу полиции арестовать ее». Это естественно, в некотором роде шутка, но доля правды в ней несомненно есть. Подлые дети Джона Буля привыкли воевать на суше чужими руками, но на морских просторах пока главенствует только Royal Navy. Мы к сожалению, не в состоянии спустить со стапелей столько броненосцев, чтобы сойтись с британцами в линейном бою и устроить им вторую Чесму или Калиакрию. На сегодняшнем совещании присутствуют боевые офицеры Российского Императорского флота, которые олицетворяют его славное прошлое, настоящее и будущее. А посему, я предлагаю выслушать краткое сообщение адмирала Попова по сему вопросу. Прошу, Андрей Александрович, приступайте, и можете не вставать. Безусловно, адмирал был заранее мной предупреждён и лаконично, но ярко и эмоционально огласил данные по броненосцам и иным боевым кораблям обеих Империй. Закончил же свой доклад он сравнением возможностей промышленного производства, в коем британцы почти в три раза превосходили Россию. Естественно, что услышанное не улучшило настроение присутствующих, а Макаров не удержался и выдал тираду, кою матушка-государыня Екатерина из женской деликатности и политесу относила к чисто морской терминологии. Однако, народ повеселел, при виде того, как адмирал Пилкин пинками локтя пытается успокоить разгорячившегося капитан-лейтенанта. А Попов на правах старейшего из присутствующих, одетых в военные мундиры, по-отечески покачал головой и погрозил ему кулаком. — Господа, вопрос прост: если мы не можем выставить против британских вымпелов равное количество своих, то будем руководствоваться словами одного мудреца: «лучше меньше, но лучше». То есть, каждый наш корабль должен не только не уступать аналогичному британскому, но и по возможности превосходить оный. А посему сообщаю, что казна выделяет необходимые средства для строительства опытового бассейна и есть мой именной указ. При проектировании следует ориентироваться на действующий в городе Торки, но не забывая при этом про все технические новинки. Например, зачем буксировать модель корабля паровой лебёдкой, если есть электромоторы? Я посмотрел на собравшихся. Идея опытового бассейна ни у кого отторжения не вызывала, но и секретного ничего в этом не было. Пока что. — Андрей Александрович, прошу вас предложить кандидатуру от адмиралтейства куратора сего строительства, Дмитрий Иванович, а за вами научное сопровождение. О ходе работ докладывать мне лично. А вы, Степан Осипович, тоже подключайтесь, ибо задача сложная и решить её кавалерийским наскоком не получится. А то, что вы будете сейчас на Каспии может оказаться даже нам на руку. Макаров благодарно кивнул головой, он уже оценил императорское благоволение, оказаться в команде со столь серьезными людьми о многом говорило. — Господа, а сейчас я попрошу вашего внимания. Вы все в курсе того, что во всех морских державах пытаются создать аппараты, которые могут передвигаться под водой. Их еще называют подводными лодками. На сегодня это всего лишь игрушки, которые пока что боевого значения не имеют. Их плюсы — скрытность передвижения и незаметность. Минусы — ненадежность, малый радиус действия, не отработанная тактика применения и скверное вооружение. Кто-то имеет что возразить? Я осмотрел зал. Джевецкий нервно морщил лоб, но возражать государю пока что не смел. — Небольшой подводный корабль может с успехом потопить надводного левиафана. Это все так. Я имею в виду потопление шлюпа северян «Хьюстоник». И это при том, что подводная лодка «Ханли», совершившая первую в мире результативную атаку боевого корабля была изготовлена в кустарных условиях путём переделки старого парового котла. Можно долго говорить об эволюции подводных суден, но пусть этим занимаются историки. До тех пор, пока в нашем распоряжении не будет надёжного двигателя, создать боевую подводную лодку практически невозможно. И это может быть только электрический двигатель. В архивах военного министерства нашлось письмо генерала Карла Андреевича Шильдера. Вот что писал этот выдающейся инженер и изобретатель: «Для возможности усовершенствования сего предмета остается только желать, чтобы профессор Якоби успел представить несомненными опытами возможность удобного применения электромагнетической силы для произведения двигателя хоть не более в силу 2-х или 3-х лошадей. В таком случае представилась бы возможность заменить машиною гребцов и все поныне встречаемые через них затруднения для продолжительного и в некоторых случаях безопасного подводного плавания были бы устранены». Это не просто письмо, это если угодно послание всем присутствующим здесь с призывом наконец сделать этого. На этом месте я сделал паузу и налил себе стакан воды. Пока я, не спеша пил, то краем глаза наблюдал за аудиторией. На лицах Александровского и Джевецкого появилось выражение растерянности, адмирал Пилкин не смог скрыть самодовольную улыбку. Знали бы они, что такая реакция была предсказуемой и всех присутствующих ожидает некий сюрприз, но аудиторию следовало довести до нужной кондиции, а посему я продолжил: Прошу господа, посмотреть на этот эскиз. Я открыл планшет, на котором весьма и весьма условно была изображена немецкая подводная лодка седьмой серии, та самая рабочая лошадка Кригсмарине, которая устроила геноцид торгового флота англосаксов в ходе Второй мировой войны. — Прошу обратить внимание на проект этого «Наутилуса». Это тот идеал, к которому мы обязательно должны прийти, пусть путь займет не один десяток лет. Прошу вас, можете ознакомиться поближе. Сразу же возле эскиза, выполненного накануне Сандро, возникло броуновское движение из присутствующих тут господ военных и ученых. Я же продолжал самым противным менторским тоном, который нашел в запасе. — Это квинтэссенция идеи подводных лодок, возможных на современном научном уровне, ну, чуть-чуть его опережающем. Но не настолько, чтобы не суметь создать это чудо в металле. Прошу обратить внимание: подводная лодка имеет шесть секций, каждая из которых изолирована от других водонепроницаемой переборкой. Вооружение сего корабля: пять минных аппаратов, которые предлагаю называть торпедными, дабы не путать самодвижущиеся мины с минами заграждения. Четыре — в носовой части и один в корме. Рядом с торпедными аппаратами находятся запасные мины в количестве шести штук, боевой запас субмарины. Для выведения из строя крейсера достаточно попасть одной миной, броненосца — двумя-тремя. За один поход лодка может уничтожить 2-3 броненосца. Для того, чтобы топить торговые суда она имеет скорострельное орудие Барановского с запасом снарядов. Двигатели на лодке двойного предназначения: для движения по водной глади двигатель внутреннего сгорания, а под водой — электрический. Зарядка аккумуляторов происходит во время работы двигателя внутреннего сгорания. Лодка имеет запас кислорода и запас сжатого воздуха. Погружение за счет цистерн балласта. Всплытие — за счет продутия этих цистерн сжатым воздухом. Лодка имеет водоизмещение от шестисот до девятисот тонн. Скорость около двенадцати-пятнадцати узлов в надводном положении и пяти-шести в подводном. Связь с берегом происходит при помощи беспроволочного телеграфа, работы над которым уже ведутся. Предваряя ваши вопросы скажу, что эта концепция явилась из того, как мы представляем себе тактику подводной войны — подводная лодка не дает дыма, подкрадывается к кораблям противника, выходя им на встречный курс. С расстояния в пять-шесть кабельтов наносит удар торпедами и уходит под воду, скрываясь от кораблей охранения. То есть — перед нами свободный охотник. Одиночный морской волк. И тут посыпались вопросы, что, когда, почему. Потом появился список технологий и решений, которые необходимо ля создания этого корабля решить. Список получился весьма солидным, видя, как он привел в минорный лад наших конструкторов, я сказал: — Господа, вы же знаете, как надо есть слона? — Ртом. — брякнул Макаров и тут же ладонью закрыл себе рот. Тут все весело рассмеялись, градус напряжения сразу же пошел вниз. — Согласен со Степаном Осиповичем, другими отверстиями жевать слона никак не получиться… но индусы утверждают, что слона надо есть по кусочкам! Создать сразу же такой проект пока никому не по силам, поэтому пока что сей эскиз полежит у меня в сейфе. Мы же с вами попробуем сделать первый кусочек: небольшую подводную лодку, у которой будет единственный торпедный аппарат с одной-единственной торпедой и электрическим движателем. Думаю, что эта миниатюрная лодка должна идти с кораблем-маткой, которая будет заряжать ей аккумуляторы, выпуская лодку-носитель неподалеку от места расположения условного противника. Еще через полчаса у господ присутствующих было примерное техзадание на создание первой боевой подводной лодки российской империи. Я снова взял слово: — Но даже если у нас каким-то чудом появится сей «Наутилус», то откуда мы сможем взять подготовленный экипаж? Ни одна самая совершенная в мире машина не способна эффективно работать без специально обученных специалистов, ибо из всех капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры. Присутствующий здесь Дмитрий Иванович, как истинный ученый, подсказал мне единственно возможный путь комплексного решения этих двух задач. Менделеев, с которым мы действительно несколько раз беседовали по сему поводу согласно закивал. — Перед отъездом Великого князя Константина Николаевича в САСШ, где генерал-адмирала знакомится с новинок военного судостроения и возможностями использования их в России, мы обсуждали и вопросы, связанные с водолазной службой. Он настаивал на необходимости создания водолазной школы. Я полностью поддерживаю это предложение, но с небольшим изменяем. Мы должны создать научный и учебный центр, в котором занимались вопросами не только водолазных спусков, но и использования любых погружаемых аппаратов, включая прежде всего подводные лодки. И создадим его на Каспийском море. Поэтому, аппараты, созданные господами Александровским и Джевецким получают статус учебных кораблей, но одновременно должны проводится серьёзные научные исследования. Готовьте ваши аппараты к транспортировке. Здесь, Дмитрий Иванович, опять нужна помощь российских ученых по анализу атмосферы внутри подводной лодки, способы его очистки, возможности оказания помощи в случае аварии. Кстати, Иван Фёдорович, — Александровский уже полностью успокоившийся перевёл взгляд на меня и внимал каждому слову, — если я не ошибаюсь, то у вас была создана очень интересная конструкция, подводный тарантас, которая позволяла двум водолазам находится под водой на протяжении нескольких часов, потребляя воздух из специальных баллонов, установленных на тележке? — Именно так, ваше импер.., — заметив, что я укоризненно покачал головой, — он быстро поправился, — Михаил Николаевич. Были изготовлен комплект оборудования, позволяющий находится под водой не менее трёх часов. Испытания проходили на глубине пять метров. — Великолепно, следовательно, если корабль оснастить шлюзовой камерой, как это было на «Гидростате» конструкции Пайрена, подойдет к нужному месту, и выпустит несколько пар водолазов, то они смогут заложить мину с часовым механизмом, а затем вернутся обратно на свой, ну назовём его скажем, «транспорт». Вы сможете продемонстрировать мне это оборудование? А с водолазами нам сможет помочь Константин Павлович. Просьба Императора, сродни приказу, от коего её отличает лишь толика политеса. Но вместо ожидаемого согласия и проявления энтузиазма и готовности показать Государю диковинку, и Александровский и Пилкин молчали и лишь переглядывались. Причём, судя по некоторым признакам, адмирал нервничал значительно больше. Наконец, Александровский решился и осторожно начал: — Видите ли Михаил Николаевич, после успешных испытаний это, как вы изволили выразится оборудование было сдано на склад, а далее, гм-м…В общем его приказали разобрать. Баллоны, скафандры и шлемы передать водолазам. — Ну а хотя бы чертежи сохранились? Я потихоньку начал закипать, но услышав заверения, что они в наличии, немного успокоился. Можно конечно после совещания выразить адмиралу своё неудовлетворение, но с ним еще предстоит работать. Судя по воспоминаниям из будущего, именно Пилкин стоял у истоков водолазной школы и вообще сделал много полезного для Российского флота. -Хорошо, Иван Фёдорович, я надеюсь, что проблем с восстановлением вашего подводного тарантаса больше не будет. — А теперь пришел и ваш черёд, Степан Карлович, — обратился я к Джевецкому. Строить серию из пятидесяти подводных лодок с мускульным приводом мы не будем. Но имеющиеся экземпляры также переходят в разряд учебных, а затем и опытовых кораблей. Но я бы попросил вас объединить свои усилия с Иваном Фёдоровичем и заняться вопросом создания аппарата для запуска самодвижущей мины, точнее, торпеды из-под воды. Ну а что касается аккумуляторов и электродвигателей, так необходимых для подводных лодок, то я надеюсь на помощь господ Лачинова и Пироцкого. В ближайшее время к вам присоединится и ещё один специалист в сфере электротехники. Всевозможная техническая, организационная и финансовая помощь будет вам оказана. Но двигаться исключительно на электромоторах причём проходя значительные расстояния, насколько я знаю, способна только одна подводная лодка, а именно «Наутилус», созданный игрой воображения Жюль Верна. Нужен двигатель и для надводного хода. Игнатий Степанович, — Костович внимательно внимал моим словам. — Я наслышан, что у вас успешно продвигаются изыскания по разработке двигателя внутреннего сгорания с циклом Отто и применением жидкого легкого топлива и даже изготовлена действующая модель. Я уверен, что в случае достижения необходимой мощности, этот двигатель будет весьма востребован и в армии, и на флоте. Но для воплощения в жизнь замысла конструкторов нужен талантливый кораблестроитель, которым, без сомнения является Пётр Акиндинович Титов. А посему, господа, вы нужны не только мне, вы нужны нашей матушке России. Дайте её могучее оружие, чтобы поражать британские броненосцы и крейсера. В создаваемом центре подводного плавания или, экспедиции особого назначения вас ждут научные и инженерные должности и недурственное жалованье, которое будет выплачиваться с момента вашего согласия, поданного в письменной форме. О секретности сего мероприятия говорить не буду. Все технические новинки будут оплачены и защищены привелеями. Прошу учесть, что с заграничными правами мы будем весьма осторожны, дабы наши вероятные противники не обошли нас за счет технологических преимуществ. Настоятельно прошу отнестись к этому ответственно, как и к тому, что каждого из вас будут охранять, надеюсь, что ненавязчиво и незаметно. Я вынужден покинуть вас, а пока что сотрудник корпуса жандармов ознакомит вас с нужными бумагами и объяснит порядок охраны и вашего режима. Благодарю всех за плодотворный труд.
Глава четвертая. Несколько страниц из жизни сыскаря
Иногда сыщик, занимаясь одним преступлением, случайно раскрывает совсем другое.Санкт-Петербург 12 сентября 1880 года(Анна Кэтрин Грин)
ЕИВ Михаил Николаевич
Я хорошо помню тот день, когда ко мне с докладом вошел этот человек. Начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга Иван Дмитриевич Путилин. Он был удивительнейшим образом не похож на известные мне по книгам и фотографиям портреты. Нет, вытянутое лицо, высокий лоб, острый нос, быстрый взгляд, мгновенно оценивающий собеседника, все это было при нем, как и роскошные бакенбарды, вот только лицо почтенного начальника сыска украшали роскошные усы и борода, так что да… не узнал бы, если бы не знал заранее, кто ко мне явился с отчетом о проведенном расследовании. Удивительным было то, что Иван Дмитриевич нашел нечто, что упустили сыскари из жандармского корпуса. А именно — печника, который работал во дворце и уволился примерно за полгода до случившегося взрыва. И этот … типус сознался, что «за денежку малую» задолго до Халтурина заложил почти в том же месте почти два пуда динамита. Причем, сдал он и своего нанимателя. А выжил только потому, как осознал, что после того, как приведет адскую машинку в действие, так от него избавятся. Не дурак этот Варфоломей Присяжников, совсем не дурак. А потому попросил перед делом подкинуть деньжат — на баб, а сам — деньги схватил и в кусты. А что тут изменил себе фамилию и имя, сбрил бороду, стал мещанином Иваном Коробкиным, мелким торговцем. «Завис» у одной вдовы в Торжке. — И как вы этого гада обнаружили, Иван Дмитриевич? — Сначала мне показалось странным, что человек со службы не рассчитался честь-по-чести, а как будто сгинул. Просмотрел сводку происшествий, но по приметам никого похожего среди неопознанных трупов за сие время не было. А дальше стал расспрашивать. Выяснилось, что у Варфоломея имеется жена и трое деток малых, которые хворают. Так что перед тем как пропасть, оставил им наш печник деньгу изрядную, вот только не могло у него таких средств быть. Тут оставалось два варианта: либо убили и спрятали тело, либо куда-то удрал. Три месяца скрытно вели наблюдение за семьей Присяжниковых. А тут какой-то непонятный чужой к ним в дом вошел, да быстро вышел, а Евдокия, значит, вышла на крыльцо и была весьма взволнована. Агент установил, что сей посетитель на искомого печника не похож никак, но за ним проследил на всякий случай. Выяснил, кто это, где остановился. Оказался мелким торговцем, как это называют англичане «коммивояжер», а по-нашему называли бы лоточник, только он не на лотке торгует… Увидев, что я смотрю несколько иронично, понял, что слишком уж увлекся своими объяснениями, пытаясь втолковать мне вполне очевидные вещи… — Простите, Ваше Императорское Величество, в общем, этот человек передал «посылочку» — деньги от своего случайного знакомого, тоже торговца. Вот так мы и вышли, шаг за шагом на Ивана Коробкина, а уж сопоставить эти две личности оказалось проще простого. — Прекрасно, Иван Дмитриевич, я весьма доволен результатами вашей работы, а вот пригласил я вас не совсем по этому поводу…
Иван Дмитриевич Путилин
Когда меня в первый раз вызвали к государю, я был удивлен тем, как он быстро сориентировался в специфике нашей работы, мне было ясно, что он понимает все, что я ему говорю, а потом он спросил меня, знаю ли я о работах некого британца Уильяма Гершеля, полицейского чиновника из Индии. Я ответил, что нечто про папиллярные линии слышал, но в целом сия гипотеза еще не доказана, научного обоснования не имеет, а потому представляет скорее научный интерес, нежели практический. — Увы, Иван Дмитриевич, понимаю, что у вас нагрузки на работе колоссальные, вы просто не успеваете следить за техническими и научными новинками, в том числе в криминалистике. Но в этом вопросе я думаю вам помочь. И сделать мы должны с вами три важнейших дела. Не изволите ли чаю? Мне прислали немного восточных сладостей, кои я распробовал еще в бытность свою наместником на Кавказе, так вот, прошу вас составить мне кампанию. Отказываться мне было не с руки, государь предложил немного кларета, который оказался превосходного вкуса вместо аперитива, я и сейчас отказываться не стал, когда еще такое случится, с самим императором чаевничать? Попили чай, а вот потом меня Михаил Николаевич сразил совершенно. Он лично взял мой бокал, из которого я пил кларет, достал коробочку с какой-то черной пылью, после чего с ловкостью фокусника прямо над скатертью осыпал бокал порошком, после чего прошелся по нему легчайшей кисточкой. И я увидел на бокале линии. Белые линии на черном фоне. Потом Государь взял лист белой плотной бумаги, попросил меня обмакнуть большой палец в черную пыль, после чего прижал оный к бумаге. И там я увидел четкий отпечаток линий. — А теперь, Иван Дмитриевич, возьмите на столе лупу. Рассмотрите отпечаток вашего большого пальца на бокале и на печатном листе. Вы ведь не удивлены, что они совпадают. А теперь тут еще четыре листка, тут отпечатки больших пальцев трех разных людей. Сможете их различить? Через некоторое время я понял, что это возможно, рисунки действительно не походили друг на друга и только на двух листках были как близнецы. — Не буду говорить, какие возможности открывает перед вами сей метод. Хотя нет, вот вам ситуация. У вас есть орудие убийства: нож, но есть три подозреваемых. Кто нанес удар сиим предметом? Вот, метод поиска ответа пред вами — тот, чей отпечаток оказался на рукояти, а двое остальных получаются невиновны, либо соучастники. Возьмем более сложный случай. Нашли человека, убитого ударом по голове. Рядом с ним окровавленный топор. Вот вам предмет убийства. Только оказывается, что на топоре отпечатки пальцев только убиенного. Что сие означает? — Скорее всего, что за этот топор хватался только убиенный и это не тот предмет, что мы ищем. — Браво, Иван Дмитриевич, вы точно ухватили суть: может быть хозяин курицу топором зарубил, а его ударили дубьем. Вот и надо искать дальше. Правда, убийца мог быть и в перчатках, не оставить следов. Так что это не панацея, но метод, который вам очень сильно облегчит жизнь. Но только после того, как будет найден наиболее эффективный метод его использования. А посему вот мое решение: первое — создать при столичном сыскном отделении научно-технический отдел, дабы все новинки в методах расследования преступлений оказывались быстро изученными и найдена возможность их применения. Второе — создать должность эксперта, который будет применять научные методы дознания во время расследования преступлений. И именно в обязанностях эксперта будет дактилоскопия — исследование отпечатков пальцев на месте преступления. Третье — создать настоящую эффективную картотеку преступников, куда кроме их примет вносить и дактилоскопическую карточку. Что сие? В этой брошюрке, переводной, вы найдете как правило оценивать карты отпечатков пальцев. Думаю, что вашему эксперту и сотрудникам научного отдела будет чем заняться. Но поиск преступников значительно облегчит. Берите, прочитаете на досуге, хотя, когда это он у вас бывает, этот самый досуг? И еще, подумайте, может быть, следует каждому преступнику завести еще и фотографическую карточку, где его изобразить в анфас и профиль. Сие тоже может помочь в скорейшем его обнаружении. А вот, чуть не запамятовал, возьмите на работу художника. Хорошего. Из тех, что рисуют портреты прохожих. Пусть составляют портеры преступников по описаниям свидетелей. Финансирование всего этого я вам гарантирую. Жду от вас конкретных предложений по ставкам и составу нового отдела. — Извините, Ваше Императорское Величество, дагерротипирование или как принято сейчас говорить, фотографирование преступников дело весьма дорогое, тут лаборатория отдельная нужна. — Хочу сказать вам, Иван Дмитриевич, что сейчас получен новый материал, целлулоид, его использование для фотографирования делает сей процесс более дешевым и простым. Так что вскоре это будет вполне обыденное занятие, а вот насчет лаборатории вы правы, а я запамятовал. Вам без лаборатории никак невозможно! Так что жду ваших предложений… через неделю. Справитесь? Вижу по вашим глазам, что… ладно, через десять дней… Думаю, что глаза мои были не квадратными, а кубическими, и как не вылезли из орбит — понятия не имею! Я никак не ожидал, что государь в своих пожеланиях превзойдет мои самые смелые мечты и прожекты. Чтобы добить меня окончательно он сказал: — И вообще, Иван Дмитриевич, ваше дело сыска надо ставить на научные рельсы и начинать готовить профессионалов своего дела. Скажите, где у нас готовят на сыщика? Вот именно! Такого учебного заведения нет. Думаю, необходима школа, нет даже училище полицейских кадров, с отделением сыска. И вам не отвертеться от того, чтобы не поделиться своими знаниями с теми, кому это станет необходимым в ближайшем будущем. А уже через месяц в штате моего сыскного отделения появился и научно-технический отдел, к которому были приписаны криминалист-фотограф Альфред Качинский и криминалист-дактилоскопист Карл Стандарт, а также уличный художник Каллистрат Хамовников. Но новость о том, что такие же криминалисты вскоре окажутся во всех крупных городах России меня искренне обрадовала. Ведь теперь нам, сыщикам, стало работать намного легче. Надо сказать, что отечественная криминалистика развивалась более в направлении медицинских исследований, тех же описаний ран от холодного и огнестрельного оружия, последние подробно составлены Николаем Ивановичем Пироговым. Были исследования по обнаружению ядов. Но исследование доказательств преступления, обнаруженных во время следствия на научной основе серьезным образом хромало. Я решил рассказать вам историю, которая не войдет в мои мемуары, если у меня будет время и силы их составить. Почему не буду? Ибо в этом деле выявились интересы государственные, что стало для меня полнейшей неожиданностью. Ибо ничто не предвещало ничего необычного. Банальное убийство мещанки С., двадцати одного года, сделанное, скорее всего, в приступе ревности. Кинжал, которым было сделано убийство был найден на месте преступления, даже более того, оставлен в ране. Удар был нанесен весьма профессионально — в сердце со спины, очень может быть, что жертва пыталась кричать, а ей закрывали рот, во всяком случае, мне так показалось. Девица сия была росту среднего, довольно упитанна, со слов соседей и дворника, ничем особо не занималась, деньги на содержание ей присылали родители из Казани. Живет в доходном доме купчихи П. уже второй год. Платит исправно, в скандалах не замечена. А вот кинжал, точнее, кортик был весьма примечательным, хотя бы тем, что это было оружие морского офицера. Стали спрашивать, не было ли у нее поклонников. Было и даже несколько. Причем, дворник заметил, как однажды девицу к дому подвез экипаж и выйти ей помог как раз морской офицер, ибо был при мундире и с оружием. Но вот у себя госпожа С. мужчин не принимала — это в один голос утверждали и дворник, и соседи. Вела себя более чем скромно, работы не искала, много читала, по словам одной из соседок, готовилась к поступлению на Бестужевские курсы. Во всём этом была какая-то странность, но мне пока что не удавалось ее уловить. Первый тревожный звоночек прозвучал в ответе на мой запрос из Казани: никаких господ Д., чьей дочерью сказывалась и значилась госпожа С., в сем городе никогда и не было. Вторая странность — деньги к ней приходили не из Казани, а из Москвы, через весьма солидный банк с анонимного счета. Это было весьма подозрительно. На орудии убийства оказались отпечатки пальцев, достаточно четкие, что не могло не радовать. Осталось найти того самого морского офицера, которому оные «пальчики» принадлежали. И тут были свои сложности. Морские офицеры всегда считали себя элитой, полицейские чины ими были презираемы, как найти среди них того единственного, что был нам нужен? Учитывая странности с госпожой С., я решил обратиться к одному жандармскому чиновнику, с которым сложились давние приятельские отношения. Я пригласил оного господина на обед в весьма недурственное заведение, которое использовал для тайных встреч, ибо оно имело несколько кабинетов, в которых можно было говорить приватно, и не бояться быть подслушанным. Ротмистр М. сразу же понял мои проблемы, впрочем, среди морских офицеров к голубым мундирам отношение было еще хуже, чем к полицейским. Но нами была разработана весьма остроумная операция. Правда, последствия ее я сам не мог представить себе, но это оказалось уже не совсем в моей компетенции. 27 июля в Морском собрании торжественно отмечалась первая победа морского флота России в сражении у мыса Гангут над шведской эскадрой. На сем действии собрались практически все офицеры, пребывающие в Кронштадте, а также сотрудники Адмиралтейства. Официанты были заменены нужными людьми, предоставленными жандармерией. В одном из помещений расположилась команда криминалистов-дактилоскопистов, оказалось, что в жандармском управлении сии новшества уже были введены самым скорейшим образом и все политические преступники проходили через обязательное фотографирование и снятие отпечатков пальцев. В общем, операция проводилась силами политического сыска или контрразведки. Каким образом удалось «уломать» администрацию Морского собрания и была ли она в курсе происходящего вообще, сказать не берусь. Я наблюдал за тем, как официанты приносили бокалы то с одного стола, то с другого, эксперты снимали с них отпечатки. Шел уже второй час работы, когда один из них сказал волшебное слово «есть»! Это был один из столиков, за которым веселились шестеро офицеров с одного из кораблей Балтийского флота. Но кто конкретно из них нам нужен? Официанты пошли на «второй заход», при этом внимание было уже непосредственно к искомому столику. Новых шесть бокалов… и пусто! Нет совпадения. Проверили. Совпадение было! Неужели агенты что-то напутали? Но тут один из «официантов» вспомнил, что к этому столику подходил кто-то с соседнего, вроде, они с одного корабля. Третий заход –уже с прицелом на новый стол оказался результативным. Это был лейтенант М. с того самого корабля, на офицеров которого мы невольно обратили свое внимание. Тут же был разработан план операции, в результате которого сей офицер был арестован. Его увезли жандармы. А мне пришлось составить докладную записку насчет того, что лейтенант М. подозревается в убийстве госпожи С., совершенном на почве ревности. А еще через две недели я встретился с бывшим ротмистром М. Почему бывшим? Да потому что он был повышен в чине, и мы обмывали и его повышение, и его новое назначение. М. и шепнул мне, что обыск в доме лейтенанта дал весьма интересные результаты. Там были найдены чертежи кораблей, набросок плана новой морской программы, и вообще секретные документы, к которым сей лейтенант никакого отношения не имел. А еще жандармы получили «пальчики» почти всех офицеров Балтийского флота. Зачем это им? М. только загадочно пожал плечами. Хотя, я могу себе это представить. Не обошли своим вниманием и меня. Государь лично поблагодарил за проявленную инициативу и подарил мне табакерку с драгоценными каменьями и благодарственной надписью, которую моя супруга обязалась хранить до конца наших дней. А 1 ноября сего года я начинаю преподавать в Санкт-Петербургской полицейской академии основы сыскного дела. Из-за огромной занятости я начал чувствовать усталость, да и сердечко стало пошаливать. Мелькнула мысль подать в отставку, оставив себе только преподавание, но пока еще не решил. Врачи советуют все-таки временный отдых. Да знаю ведь себя — не тот я человек, чтобы сидеть ровно на одном месте и ничего не делать. А мемуары мне писать рановато. Есть еще неотложные дела!
Глава пятая. О пользе серебра
Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. (ответ маршала Джан-Джакопо Тривульцио (1448—1518) на вопрос Людовика XII , какие приготовления нужны для завоевания Миланского герцогства).
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 27 августа 1880 года
Где деньги, Зин?(В. Высоцкий).
ЕИВ Михаил Николаевич
В последнее время мысли о деньгах, а точнее об их хронической нехватке не просто не покидали мою голову, а грозили разнести её на части, взорвавшись подобно перегретому паровому котлу. В ушах постоянно звучали мелодии и слова песен на эту же вечную тему. Причём, справа доминировала Лайза Минелли, а слева — шведская четвёрка «Абба». Чёрт возьми, до чего же обидно: в казино сотни тысяч не просаживаю, яхты и пудовые брюлики своим любовницам не дарю, по причине отсутствия таковых, всё, заработанное непосильным трудом несу в дом, в смысле в казну. А финансы продолжают выть свои нескончаемые романсы…Насколько проще было с правителями и сатрапами прошлого, с которыми меня частенько сравнивают в некоторых иностранных газетах и в кулуарных разговорах, ведущихся при плотно закрытых дверях и окнах в домах пока ещё недобитой гидры прозападной оппозиции. Мои августейшие коллеги из веков, минувших в подобной ситуации действовали по простейшей и отработанной схеме: обвинение в измене государству или религии, в попытке сменить сюзерена сменив в некотором роде прописку, в наведении порчи на обожаемого народом царя, цезаря, султана, падишаха или эмира. А далее вынесение приговора справедливым судом, в котором монарх выполняет обязанности прокурора, судьи и адвоката по совместительству. Как дань веяниям демократии и плюрализму мнений, возможен широчайший выбор реализации выше озвученного вердикта: от кола, петли или плахи, до более утончённых: чашечки кофе с алмазной пылью, шелкового шнурка иль добровольного ухода из жизни с помощью пяти выстрелов в спину. Потом, имущество в казну, членов семьи врага государства и веры в гарем, монастырь или в папскую капеллу после предварительной хирургической операции. Плебсу — хлеба и зрелищ. Да, от таких тяжких никак крыша съезжает? Надо остановиться. Ещё неделька пребывания в подобном состоянии и придется обращаться к местным светилам психиатрии, а современная мне психиатрия она такая штука, что и до отречения от царства можно докатиться. Тьфу на неё! Дабы успокоиться, приведя при этом мысли в порядок, я занялся делом, которое полюбил не так давно. В ТОЙ реальности я курил. Не так, чтобы активно, но полпачки сигарет в сутки у меня уходило. Сигарета с утренним кофе, сигарета на сон грядущий — это обязательная программа. Когда думал, мог организовать несколькоперекуров, во время которых выкуривал две-три сигареты подряд. Алкоголем я не баловался. Коньяк, подобно убиенному Николаю Александровичу, терпеть не мог, даже с лимоном в закуску, иногда мог выпить немного водки — не из ложного патриотизма, а потому как считал сей продукт единственно стоящим. А тут как-то пристрастился к курению трубки. Трубку курил Академик, я его не понимал никогда. Но тут такой табак! Вот что значит экология! В общем, далеко не каждый день, но вот в таких сложных случаях… да, беру паузу, набиваю трубочку отличным табаком, вот в чем британцам не откажешь, так в том, что умеют они сделать табак необычайно вкусным и ароматным. Послал я не так давно одного человечка. Есть в Боснии одно местечко, там выращивают такой табак… закачаешься! Получил коробку от него на дегустацию. Оно! Крепкий, ароматный, самое то… Очень аккуратная нарезка, из листа удалены все прожилки, такую нарезку называют флор. Что, догадались? Да-да, именно этот табак в моей реальности стали закупать для фабрики Ява, так и получились знаменитые папиросы «Герцоговина Флор». Вот только мало кто знает, что кроме папирос этот табак выпускался и в коробках, как раз для любителей трубок. Вот и задумал я прикупить там имение, заняться табаководством. А там и у нас надо в южных регионах о табаке серьезно задуматься. Очень серьезно. Табак — это деньги, особенно хороший табак. Нажал кнопку вызова. Витте, увидев, что я набиваю трубку все сразу понял, через пару минут появился снова — на подносе был небольшой кофейник и несколько квадратиков черного шоколада. Трубка у меня тоже особая — передали из Турции, морская пенка, длинная (турецкая классика) и курится замечательно. Почти час покоя, за время которого смог перебрать множество вариантов улучшения денежного состояния моего родного государства. За это время и чуток попустило. Затем достал из сейфа тетрадку, в которую мы с Сандро заносили идеи по экспресс обогащению. Несколько страниц были уже заполнены, отдельные пункты вычеркнуты, как неэффективные или трудноисполнимые. Сейчас же, я вспомнил случайно прочитанную главу романа «Императрица» относящегося к жанру альтернативной истории весьма популярной на многих легальных и пиратских электронных библиотеках. Там попаданка из будущего в тело и сознание моей прабабушки, то бишь Императрицы Екатерины II, загрузила своих фрейлин работой по срезанию драгоценных камней в изобилии покрывавших бесчисленные платья почивший в бозе Елизаветы Петровны. Таким способом, главная героиня намеривалась закрыть бреши в финансировании флота и Академии наук. Иронично усмехнулся. На столе у меня лежала записка, в которой значилось, что из платьев покойных государыней драгоценные каменья весьма споро перекочевывали в распоряжение двора, и шли на побрякушки и украшательство очередного поколения Романовых. Не надо считать предков дурнее себя! Самым важным и самым сложным был проект передачи всех приисков из концессий и частных рук в руки государства. Слишком много спорных вопросов и слишком сильно взвоют сильные мира сего. А без наведения порядка в золотодобыче, так и алмазы Якутии разворуют быстрее, чем мы начнем их добывать. Нет уж, тут нужно создание концерна, в котором будет очень серьезная силовая структура, осуществляющая контроль за добычей столь важных ресурсов. По плану, через пару минут ко мне должен зайти Менделеев и занести черновик сметы, блин, опять проклятые деньги, — по строительству опытового бассейна. А память из будущего уже заботливо подсказывает сумму — миллион рублей, но не ассигнациями, а золотом! Не успел подумать, как в обоих ушах на уровне подсознания загремели куплеты Мефистофеля из оперы «Фауст» в одновременном исполнении еще не родившихся Муслима Магамаева и группы «Агата Кристи». Причём постоянно звучала одна и та же строка: «Люди гибнут за металл»! Желая максимально отложить неприятную тему, я предложил пришедшему Дмитрию Ивановичу почаёвничать и немножко перекусить. С наслаждением попивая ароматный и сладкий напиток, в котором великий химик великолепно разбирался и предпочитал только китайские сорта чая мы отдали должное и бутербродам. Поедая третий или четвёртый сандвич с сыром, а кое-что вспомнил и по-дружески попенял Менделееву, что тот игнорирует нашу договорённость об непременном патентовании всех изобретений, не только сделанных его подчиненными, но и личных достижений. Дмитрий Иванович едва не поперхнулся и пришлось сперва оказать ему первую помощь путём постукивания кулаком по спине, а потом покаяться в том, что сие обвинение было частично шуткой. — Видите ли, Дмитрий Иванович, мне тут сорока на хвосте принесла весть о том, что вы помимо неоспоримых заслуг в физике и химии, еще и изобрели рецепт необычайно вкусного сыра. Так могу ли я, как искренний поклонник сего продукта, надеяться, что на моём столе, как и на столах миллионов россиян появится сыр «по-менделеевски»? Далее мы оба дружно рассмеялись, а то, что Дмитрий Иванович оценил шутку и не обиделся, было подтверждено торжественным обязательством оформить необходимые документы и надзирать за изготовлением на сыроварнях Верещагина. Главный научный советник и консультант Императора Всея Руси успев приноровится к моему стилю работы и перестал удивляться и задавать сам себе риторический вопрос: «но чёрт, возьми, как?!». Закончив трапезничать, мы преступили к обсуждению дел технических и финансовых. И начал Менделеев с жалобы на капитана первого ранга В.П. Верховского, назначенного адмиралом Поповым представителем от адмиралтейства для участия в строительстве опытового бассейна. — Понимаете, Михаил Николаевич, что сей офицер, обладающий недурственными техническими знаниями, одновременно явно одержим маниакальным синдромом. Во-первых, он уверен, что все вокруг жулики и требует предусмотреть покупку самых дешевых материалов, а заказ на оборудование и приборы размещать не там, где их лучше делают, но где меньше запрашивают плату. Во-вторых, неукоснительного повторения британского проекта, вплоть до цвета стен, я уже не говорю о конструкции механизмов. В итоге, мы рискуем построить заведомо устаревший бассейн, который будет требовать постоянных ремонтов. Я пытаюсь объяснить сему горе-вояке, что скупой платит дважды, так он чуть ли не за кортик хватается. Прошу Вас, Михаил Иванович, избавьте на от такого куратора проекта. Жалко, что Степан Осипович убывает по служебной надобности, с ним-то мы уже общий язык нашли. «Так-с, понятно, — подумал я. — Похоже, вырисовывается конфликт типа «генерал Лесли Гровс и Роберт Оппенгеймер» образца 1880 года. Придётся разруливать, ибо иначе получится то, что было в реальной истории с бассейном: мы его слепили, из того, что было». — Хорошо, Дмитрий Иванович, ваше замечание принимается и если мне не удастся убедить Владимира Павловича изменить отношение к сему проекту, то придётся его заменить. Но пока давайте рассмотри остальные вопросы. Разговор продолжился ещё почти час и, когда он уже подходил к концу, в мой кабинет не вошёл, а влетел растрёпанный и разгорячённый Сандро, отмахиваясь от дежурного адъютанта и секретаря толстым книжным томом, на коричневом корешке коего можно было прочитать: Граф Л.Н. Толстой «Война и Мир». — ПаПА, мне нужно срочно сообщить тебе важную вещь, — начал он с порога, но заметив Менделеева чуток смутился и извинился: — простите, Дмитрий Иванович, но я не знал, что отец не один. А вот такое поведение не допустимо. И сейчас следовало публично, но очень тонко отчитать своего сыночка. Кстати, давно мечтал это сделать, ибо мой дражайший учитель, разместившейся с максимальным удобством в теле и сознании Сандро, иногда позволял себе лишнее в разговорах и действиях. Но хвала небесам, сие происходило обычно без свидетелей. Ну что же, приступим к экзекуции. — Присаживайся, сынок, — с обманчиво тёплой улыбкой начал я отеческим тоном. — Позволь на секунду взглянуть на книгу. Что тут у нас: «Война и Мир», роман, том 4. Взгляните, Дмитрий Иванович, как бежит время. Мой Сандро уже читает романы, тем паче самого графа Толстого. Похвально, весьма похвально. Менделеев, который отлично понял мою игру охотно меня поддержал: — Да, Лев Николаевич великий писатель, кудесник слова. Но, позвольте полюбопытствовать, что же вас так встревожило и поразило, юноша? Поле битвы Аустерлица, или описание первого бала Наташи Ростовой? Признаться, когда моя супруга перечитывала сцену смерти князя Болконского, то просто расплакалась. Да и я, чего греха таить, немного прослезился. Сандро покраснел, ибо давненько академик Коняев, а точнее его память и душа не подвергались подобной экзекуции. А тем временем воспитательная работа продолжалась. — Сандро, как человек военный и к тому же артиллерист, я бы не советовал тебе полностью доверять тому, что пишет граф Толстой, ибо порой его гениальное перо, делает непростительные ошибки. Во всяком случае, упаси тебя Бог изучать историю России и Отечественной войны по сему роману. Для начала, постарайся прочитать трактат Авраама Сергеевича Норова «Война и мир 1805—1812 с исторической точки зрения и по воспоминаниям современника». Это написал человек, который лично бился на Бородино и потерял там ногу. Сандро попеременно то краснел, то бледнел, но молчал и явно не собирался покидать мой кабинет. Тем временем, Дмитрий Иванович, который сам имел сына, вежливо решил откланяться и оставить нас наедине. Едва он покинул кабинет, мой отпрыск метнулся к двери, убедился, что она надёжно закрыта и перешел в контратаку: — Ну что, ученичок, покуражился? Отвёл душу? — яростно, но не громко прошипел он. — Хотя, — он на мгновенье замолк, явно прислушиваясь к своим мыслям и ощущениям, — каюсь и я был не прав. А теперь, как говорил Фемистокл: «Бей, но выслушай!». Мы попали в прошлое не нашей ветви истории, сам это знаешь, отличий есть достаточно. А вот что я сумел обнаружить читая Толстого. Смотри сам, здесь в томе четвёртом написано, что губернатор Москвы граф Ростопчин погиб, когда поджигал свой дворец в поместье Вороново. Я позволил себе некую вольность и обратился к твоему секретарю Витте с просьбой перепроверить эти сведенья, ссылаясь на твоё задание по написанию доклада о войне двенадцатого года. Кстати он, полностью поддерживает твою оценку о той вольности, с которой Толстой относится к отдельным историческим фактом. Но в данном случае, граф не соврал. И более того при пожаре и взрыве дворца, погибла и жена Ростопчина, и почти все дети, а в нашей реальности она дотянула до 1859 года. Единственным наследником сего имения остался его сын Андрей Фёдорович Ростопчин, родившейся за год до вторжения Наполеона. Его загодя отправили с кормилицей, воспитательницами и прочей свитой в Калугу, где проживала Александра Ивановна Протасова, вдова сенатора Протасова, отца его матери. То бишь к тётушке. Когда он вырос и вступил в права наследования, то не пожелал восстанавливать сгоревший дворец, от которого остался лишь фундамент. — Ну и какой наш интерес в этом деле? — осведомился я, ибо уже изрядно устал и мечтал лишь об одном: принять ванну и проспать хотя бы часов шесть. — А в том, мой любимый, но порою бестолковый ученик, — немедленно отпарировал академик, — что есть весьма большие шансы на то, что громадные запасы серебра, да изолотишко, которое губернатор Ростопчин по некоторым данным вывез из Московского монетного двора, лежат теперь в громадных подвалах и ждут тех, кто их разыщет. В нашей прошлой жизни мне пришлось пересекаться с серьёзными историками, который были уверены в этой версии. Да и в воспоминаниях Шарля Бенара, сержанта 4-го линейного полка, который вместе с иными вояками Бонапарта изрядно ограбили Москву, чёрным по белому написано, что, попав одним из первых на монетный двор, они нашли там лишь жалкие крохи серебра и немного слитков его сплавов для покрытия куполов церквей. — А знаешь, «сынок» кое-что я припоминаю. Если не ошибаюсь, то при раскопках в бывшем поместье Ростопчина была обнаружена большая тайная галерея, через которую можно было не то чтобы пройти, а протащить телеги с грузом. И была версия, что ценности были вывезены поле войны при помощи британского посольства. И за границей Отчизны Ростопчин вел весьма роскошный образ жизни, ни в чем себе и своим родным не отказывая. Интересно. Кстати, Александр Павлович его в чем-то таком подозревал, ибо ничем не наградил после победы над Наполеоном. — Тут еще один интересный фактик в твою копилку из нашей реальности: Ростопчин утверждал, что оставил все своё состояние в московском доме, дабы у обывателя не сложилось впечатление, что он спасает свое личное имущество. В тоже время известно, что кавалеристы Мюрата, ворвавшиеся в его особняк, никаких особых ценностей там не нашли: немного картин и мебель, немного бумажных ассигнаций в сейфе и никакого золота или серебра. — Да, «сынок» опять меня уел. Такого туше я от него не ожидал. Попадание старого сознания в молодое тело образовало настолько взрывоопасную субстанцию, что как принято хохмить: «Эта штука сильнее чем панцер -Фауст Гете». Но идея очень заманчивая, а уж перспективы возможной прихватизации очень серьезного капитала, среди которых, вполне вероятно, были сокровища Патриархей ризницы, незначительную часть которой Ростопчин успел вывезти из столицы, причем не самую ценную, это уже было весьма серьезно. Кому же это поручить? Тут нужен человек особый, доверенный. Да и привлекать к этому интерес заранее не имеет никакого смысла. Сначала надо проверить два пункта: 1. Есть ли этот подземный тоннель. 2. Есть ли в нем хоть что-нибудь. Витте? Сергей Юльевич человек безусловно талантливый и со своей работой справляется отменно. Тем паче, что служебное рвение изрядно усилилось после втыка, полученного лично от меня за задержку доклада обо всех личностях, кои пророчествуют о делах будущего, особенно с техническими подробностями. К сожалению, реалии века девятнадцатого не позволяют в полном объёме реализовать инновационные методы, принятые в одном из наркоматов СССР лет этак через шестьдесят. Что не говори, а прогрессивный и демократический подход к исполнителю, который предполагает следующую шкалу санкций за проколы в работе: предупреждение, замечание, расстрел, эффективно позволяет повысить трудовую дисциплину на производстве. Как говорил Лаврентий Павлович, «шютка, но со смыслом!». Нет Витте мы привлекать не будем. И никого из секретариата в том числе. А вот полковнику Мезенцеву предстоит заняться работой в поле. Пусть возьмет с собой двух самых доверенных сотрудников — и в поиск. А еще двух толковых ребят отправить перелопатить все архивные документы. И со свидетелями поработать. Помниться в прошлой жизни смотрел я кадры кинохроники, как Императору Николаю II представили живых свидетелей и участников Бородинского сражения. И было сие событие в году 1912 от рождества Христова. То бишь с учётом форы в тридцать лет шансы найти почтенного старца или старушку не успевшими впасть в маразм, вполне реальны. Что там у нас на сегодня? Нажимаю на кнопку звонка и практически мгновенно на пороге кабинета возникает фигура Витте. На обычно невозмутимом лице Сергея Юльевича можно заметить след обеспокоенности, вызванной тем, что не была пресечена попытка Сандро попасть ко мне «без доклада». И то, что причиной сей конфузии был Великий Князь, не снижает, а лишь повышает вероятность назначения виноватым стрелочника, пардон — секретаря. Ладно, поспешим успокоить нашего почтенного референта. — Сергей Юльевич, проходите и присаживайтесь. Если я не ошибаюсь, на сегодня посетителей больше нет? Отлично. Тогда я прошу вас принять участие в небольшом военном совете, но сперва примите мою благодарность за ту помощь, кою вы оказали моему сыну. Академик сразу понял посыл и вскочив присоединился к потоку комплиментов. Ну а теперь, перейдём к делу. Сандро, дорогой, я тебя более не задерживаю. К своей чести, академик сыграл на уровне — вежливо поклонился, поблагодарил Сергея Юлиевича за помощь, извинился за вторжение, после чего быстро покинул кабинет. На несколько секунд установилась тишина. — Вот, извините, Сергей Юлиевич, дети — это маленькие ураганы, слишком много энергии, которая расходуется на непонятно что. Надеюсь, Морской корпус приучит Сандро к дисциплине. А у меня к вам личная просьба. Мог бы обратиться к министерству двора, но они слишком уж неповоротливы. Хочу для старшего сына, Николая, выстроить дворец в Подмосковье. Думаю, для обучения его управлению государством должность генерала-губернаторы Москвы будет более чем к месту. Не сейчас, конечно же. Но вот построить ему достойное поместье хочу. Оно должно быть современным, со всеми удобствами. Подыщите мне несколько вариантов. Не очень хочется, чтобы это был дом, который надо было бы сносить, меньше мороки и расходов. Может быть, какое-то заброшенное поместье со сгоревшим или разрушенным временем домом. — Сделаю, Государь. И этот да, этот сделает. Думаю, нужное мне имение будет в его списке.
Глава шестая. Работа в поле
Спору нет, если ищешь, то всегда что-нибудь найдешь, но совсем не обязательно то, что искал.Вороново 11 сентября 1880 года(Джон Рональд Руэл Толкин)
Полковник Мезенцев
Погода под Москвою куда как помягче столичной будет. Хотя уж осень в права свои вступила, но дождей, после которых дороги превращаются в грязевую топь, еще не было. Я и два моих сотрудника, молодые перспективные офицеры, набранные из заштатных провинциальных полков, оба сорвиголовы, с которыми у начальства были проблемы изображаем заблудившихся охотников. Михаил Забродский из Полесья, православный шляхтич, чьи предки поучаствовали в войнах Хмельницкого и выслужились до старшинства, когда Белая Русь ушла под руку Российской империи, все его предки служили в русской армии. По стопам предков пошел и Михаил. Дослужился до поручика, был любим подчиненными и нелюбим начальством. Невысокий крепыш с копной кучерявых жестких волос, носом картошкой и роскошными усами, он бы так и дослужился до пенсиону в поручиках. Максимум, при выходе в отставку накинули бы ему какой чин. Его полк в Турецкую не воевал, охраняя спокойствие рубежей, а вот Миша — типичный офицер военного времени. Нельзя таких гноить в тылу — они там чахнут от безделья. Второй — Алексей Берг. Довольно распространенная фамилия. Остзейский немец. Отличный стрелок и дуэлянт. Три дуэли, ссылка на Кавказ. Там он от души повоевал с турками. А как только закончилась война — четвертая дуэль. Терпеть не может хамства и болезненно реагирует на малейшее оскорбление своего дворянского достоинства. Увы, беден, как церковная крыса. Посему и дрался со всякими высокомерными мерзавцами, коих в армии навалом. Если Михаила нашел я, то о Берге вспомнил Государь. Так он оказался в моей команде. Как ни странно, оба восприняли напутствие Михаила Николаевича о том, что они будут вести тайную войну против бесчестного противника, к которому законы честной войны неприменимы на удивление спокойно алягер ком алягер, как говорят французы. У нас в руках охотничьи штуцера, а вот котомки наполнены таким имуществом, которое охотники обычно с собою не будут брать ни за какие коврижки: мотки веревки, фонари, апельштоки, малые стальные (саперные) лопатки, рукавицы, брезент. Маршрут мы проложили так, чтобы выйти к назначенному месту лесами, да еще и в темное время суток. Планировали заночевать либо в развалинах, либо где еще в укромном месте, а на дело идти с самого рассвету, чтобы огнями не привлекать внимание местных селян. У меня была подробная карта местности, составленная военными картографами, так что заблудиться мы не должны были… Но… заблудились. К вечеру вышли на место, где смогли сориентироваться, но заночевать решили в лесу. Надо было обойти деревеньку, чтобы выйти на нужное нам место, а быть обнаруженным заранее не хотелось. Так что развели неприметный костерок, вырыв для него ямку, согрели на нем чай, поели, чем Бог послал, разделили дежурства, а то кто знает, лихие людишки тут по окрестностям еще водятся. Не так много их, но все-таки стеречься надо. А три штуцера да три револьвера — этого, думаю, будет достаточно, чтобы от небольшой банды отбиться. А больших тут давно уже нет — повывели. Я себе взял самое собачье время — перед рассветом. Михаил разбудил меня. Поверил револьвер, занял пост, а Михал завалился на лежанку из нарубленных веток, укрытых брезентом, пододвинул под голову вещевой мешок и быстро заснул. Это все верно — когда есть возможность, солдат должен высыпаться. Под утро было довольно-таки зябко, поеживаясь, огня не разжигал — мне бдить надо. Пока это, бдил, задумался, был такой грех. Я вообще-то не ожидал, что Михаил Николаевич так быстро приблизит меня и поручит важное дело. Была такая мысль — поблагодарит, отдарится новым чином да отправит в куда-то в Саратов руководить жандармами али на полк поставит, тут уже как ему приспичит. Ан нет, оценил… Причем весьма серьезно оценил. Внимательно прочитал мой отчет и по поездке в Швейцарию, и в Германию, особливо в Лондон и Шотландию. Все его интересовало, насколько в гордых скотах угасла жажда свободы. Я утверждал, что абсолютно, особенно среди аристократии, которая почти вся слишком тепло и хорошо чувствует среди английской, чуть пониже дым, чуть поменьше апломб, но в принципе, надеяться на сепаратизм в Шотландии мало толку. Вот в Ирландии — совсем другое дело. Там можно найти уязвимые точки и есть с кем столковаться. Что меня удивило, так это подход Государя к любому вопросу. Он никогда не рассматривал проблему изолировано, как какое-то явление, а старался разглядеть связи того или иного события с другими событиями, искать причины и возможные взаимосвязи. При этом не раз и не два говорил мне, что у всех войн, конфликтов и заговоров есть имя, фамилия и отчество. Интересы различных кланов, групп, классов — все это надо уметь просчитывать и учитывать. Ибо можно начинать войну, чтобы, угробив тысячи людей, получить жалкий клочок никому не нужной земли, а можно предотвратить войну ударом кинжала или метким выстрелом. И это будет благом для государства. В целом, трезво оценивая успехи нашей разведки, Михаил Николаевич критиковал ее за весьма низкую эффективность, если оценивать общий результат. «Мы в подметки не годимся ни разведке Ватикана, ни нашим заклятым врагам — британцам. В этом деле нам расти до них и расти» — так не раз говаривал мне император, напоминая, что использовать чужой опыт необходимо, но нам обязательно надо придумывать свои собственные приемы и методы. «Удивил, следовательно, победил» — напоминал он фразу гениального Суворова. Если внешняя разведка велась через военных атташе и некоторых энтузиастов, подчиняясь министерству иностранных дел, то теперь она была подчинена министерству Милютина, при этом имела четкое разделение на легальную (те же военные атташе и наблюдатели) и нелегальную, к которой начали целенаправленно готовить отобранный контингент. Ну и мои ребята, которые подчинялись только мне и государю — это группа силовых операций. И их я готовил по специальной программе, которую мне тоже предложил лично Михаил Николаевич. Моим наибольшим успехом была операция в Лондоне, которую провел Паоло Рикардо — гражданин Швейцарии, завербованный мною семь лет назад. Этот мелкий полицейский чиновник, вышедший в отставку после того, как перешел дорогу весьма серьезному человеку, испытал на себе все прелести местной «демократии», в которой прав тот, у кого больше прав, в смысле, денег. Сфабрикованность обвинений против него была очевидна, но… полицейское начальство решило сие дело замять, Паоло ушел в отставку, оказавшись без средств к существованию, ибо пенсии ему не назначили. Он еще пытался чего-то там добиться, но тут я его нашел и попросил помочь проследить за некоторыми неблагонадежными элементами. Паоло имел своих осведомителей, которых никому не передал, а потому его помощь оказалась неоценимой. И оплачена была достаточно щедро. Будучи человеком опытным, он вовремя почуял нездоровый интерес к себе со стороны бывших коллег, по-видимому, простимулированный его недоброжелателем. А тут еще выплыла связь этого господина с семьей британских Ротшильдов. Когда Паоло перебрался в Германию, сменив имя и фамилию, я снова связался с ним и встретился в Потсдаме, где он проживал под личиною отставного военного-инвалида. Узнав, что мне надо, каково будет финансирование и поддержка этого проекта, Паоло долго не раздумывал, а сразу же согласился. Прибыв в Лондон, он через какое-то время вышел на банду Мэрилебон, орудовавшую в Лиссон Гроув. Как ему это удалось? Удалось и все тут. В отчете, что лежит в сейфе Государя, можете прочитать подробности. Не сразу банда согласилась на это дело — слишком серьезное и масштабное оно было. Для того, чтобы провернуть еще и ограбление банка привлекли и банду Негодяев. И если с налетом на клуб справились сами мэрилебоновцы, то основная тяжесть работы по банку Ротшильдов легла на Негодяев, к которым примкнуло еще несколько наемников вместе с самим Паоло. Налет на банк Ротшильдов, в котором проходило совещание британской ветви этого весьма влиятельного семейства оказался более чем результативным. В ходе ограбления были не просто вывезены сокровища через заранее подготовленный подземный ход, ведущий в коллектор и Темзу, но и устранены Альфред де Ротшильд, Фердинанд Джеймс фон Ротшильд, Леопольд де Ротшильд и Натан Майер Ротшильд, кроме этого погиб и старый недруг Паоло, швейцарский финансист и банкир Натаниэль Ласси, сотрудничавший с Эдмондом Ротшильдом и приехавшим в Лондон по весьма срочному делу. Из-за него и налет на банк Ротшильдов был перенесен на два дня, хотя планировалось все с делать в один день, чем дезориентировать лондонскую полицию. Но итак хорошо получилось. А бандиты? Получили свою честно заработанную долю, загрузились в подготовленную для бегства шхуну, которая потом пропала на просторах Атлантического океана. Жалко было денег, которые затонули вместе с бандитами, но убрать следы этого громкого дела было куда как важнее! Наступило раннее осеннее утро. Птицы поняли громкий щебет, листья, еще зеленые в основной своей массе, уже потеряли тот сочный оттенок, что характерен для них летом, кое-где виднелись прожилки желтого, а один из кустов самым первым оделся несмелым багрянцем. Уже можно было разжечь огонь и приготовить кофей. Присмотревшись, я заметил неприметную тропинку, которая вилась по лесу, буквально д двух десятков шагов от нашего бивуака. И там шла девица лет тринадцати, босоногая, в ярком красном платке и простой крестьянской одежке. Благодаря платку я ее издали и заприметил. Надо сказать, что меня девица-красавица не испугалась, оказалось, что мы вышли к деревне Косовка, до Воронова отседова рукой подать, вот только идти вдоль речки Вороновка да Мочу не переходить. Ну, тут такие ориентиры, что не запутать. А в Воронове сейчас только десяток дворов да с полсотни крестьян, так после пожара да войны двенадцатого года запустело там все, барин имение не жалует, я вспомнил, что перед пожаром Ростопчин вывез из этого села тысячу семьсот крепостных, так что поместье было большим. Мы решили зайти в Косовку, тем более, что там жил Силантий Вередун, мужик, который еще помнил войну двенадцатого года, был тогда подростком. От Силантия удалось узнать, что поместье поджигал лично граф Федор Растопчин, с ним были два англичанина, да еще десятка два мужиков с оружием. Но вот когда имение пылало, появился конный отряд французов, завязалась перестрелка, на помощь графу пришел партизанский отряд Фигнера, французов выбили из Воронова, которое к тому времени и сгорело совсем. А вот граф и оба англичанина оказались убитыми. Мы переночевали в селе, а рано поутру вышли в Вороново, стараясь держаться ориентиров и не блукать более. Удалось найти и остатки довоенного поселения, которое тоже горело, видно, господам интервентам не понравилось, что такое большое село не оказало им достойного гостеприимства. Вскоре мы вышли к останкам сгоревшей усадьбы. Поваленные колонны, потрескавшиеся и поврежденные статуи, пепелище на месте дома, который называли подмосковным Версалем. Все это несло на себе следы убогости и запустения. Следов человека тут практически не было. Местные говорили, что пепелище пользуется дурной славой и никто сюда по своей воле не ходит, а дух убиенного графа бродит тут иногда с факелом и пугает православных заунывным пением. Огромная конюшня, на которой разводили англо-арабских скакунов для верховой езды, оказалась более уцелевшей, нежели остальные здания, в том числе большой двухэтажный дворец. Тут мы нашли вход в подземелья, как и предполагал Михаил Николаевич. Мы искали места, где кладка имеет особенности, например, пересекается с кирпичной, более новой, ибо тут стены были выложены белым известняком. На второй день мы нашли тоннель, в котором обнаружили и эту закладку красного кирпича. Очень аккуратно Михал пролез в проделанное отверстие. Мы передали ему фонарь. Через некоторое время он вылез, весьма довольный, сообщив, что нашел сундуки и целый зал с различными произведениями искусства и замечательной коллекцией оружия, которая выпала из двух баулов, потрепанных временем. Аккуратно заложили пролом, сделали пометки на карте, после чего отправились восвояси. Назад добирались через Семенково, дав из Москвы телеграмму с условленной фразой о великолепной охоте под Москвою на имя адъютанта Государя, Толстого. Через три дня в Вороново объявился отшельник, святой человек, который поселился на развалинах, отмаливая совершившееся тут кровопролитие. Местные крестьяне приносили убогому еды, а он не отказывался, молившись за всех, забравшись на столп, вырубленный из засохшего дерева. А то, что Иоанн Столпник приглядывал еще и за подземельем, ну так это дело такое… Как только имение было оформлено на Государя, старец куда-то исчез. Где-то в другом месте столп нашел, наверное…
Санкт-Петербург, Мариинский дворец 13 сентября 1880 года
ЕИВ Михаил Николаевич
Я как раз просматривал список имений, которых можно было прикупить для постройки дворца для цесаревича Николая, не ошибся я в Витте, Вороново было в том числе, при этом было указание, что владельцы аккуратно ищут на него покупателя. Младший сын графа Ростопчина к сему времени представился, а его дочка, не отличавшаяся крепким здоровьем и не слишком удачно вышедшая замуж, готова была от сего имения избавиться. Я передал поручение министру двора заняться этим делом, уверен, что сия покупка обойдется мне не столь дорого. А сам поехал решать вторую часть задачи: кто и как будет вытаскивать сокровища из имения, когда оно будет оформлено на мое имя и передано в имущество двора. Хочу сказать, что оценка пропавших из Москвы сокровищ просто не давала мне покоя. Деньги — это кровь экономики, а сейчас надо было вкладываться в «долгоиграющие» проекты, прибыль от которых будет не быстро. В первую очередь, сеть железных дорог, кораблестроительных и судоремонтных верфей и заводов, развитие металлургии, основание научных и исследовательских учреждений. И это при нарастании сопротивления со стороны консервативно настроенной части общества, но тут что поделать, я уже знал, что ни на консерваторов, ни на либералов опираться не смогу, иначе доведу государство до беды, а себя даже не до цугундера, а до расстрельной ямы. Вот и пригласил к себе графа Воронцова-Дашкова.
Илларион Иванович Воронцов-Дашков
16 мая 1880 года я был назначен министром двора и уделов, фактически, отвечая за огромные богатства семьи Романовых. При этом я продолжал заниматься и другими поручениями Государя, в том числе, отвечать за организацию охраны первых лиц государства, к коим теперь относился и я сам. Работы было невпроворот, но пока я мог позволить себе такой объем работы — подобрал хороших помощников, взяв на себя контроль за самыми сложными моментами. А тут вызов к государю, причем весьма срочный. Император принял меня весьма приветливо, напоил чаем с прекрасным печеньем, после чего вытащил из сейфа небольшую папочку с бумагами. — Хочу посоветоваться с вами, Илларион Иванович. Мне было интересно, что еще государь хочет взвалить на мою голову. Впрочем, в его умении придумывать и предлагать интересные решения я не сомневался. В принципе, за это время Михаил Николаевич взвалил на меня три важных дела, кроме всех прочих обязанностей. Первое — это коневодство. Я давно занимался разведением породистых лошадей, но вот так на вопрос коневодства не смотрел. Государь сказал мне, что нужно очень большое количество лошадей для нашего крестьянства. Анализ показал, что крестьянские лошадки весьма слабые, да и не нужны крестьянам тяжеловозы — корму жрут немеряно, а плуг таскать, в общем, крестьянская лошадка имеет два плюса — неприхотлива и не жрет слишком много, запасы ей надо делать не такие уж и большие. А в случае войны мы вынуждены будем мобилизовать и крестьянских лошадей. И что тогда? Что они смогут подвозить к фронту? Европейские же лошади покрепче будут и груз доставят вдвое больший за одну ходку. А переселенческая программа? Поднимать целину? Тут нужна лошадка покрепче! И много таких голов надо иметь! Крепкая, неприхотливая, но сильная лошадка. При этом иметь возможность ее быстро и массово размножать. И деньги под это государь обещал выложить в достаточном количестве. Сомнения меня душили, ведь будет ли крестьянин такую лошадку покупать или нет — вопрос еще тот, но ежели государь решил рискнуть своими деньгами, то почему бы и не напрячься? Второе — предложил мне государь перестроить мои сельскохозяйственные угодья по последнему слову науки. С высокой специализацией каждой единицы и наемной крестьянской силой. Будущее за крупными агрофирмами, именно они будут давать основную массу товарного зерна и сельскохозяйственной продукции. И на моем имении император решил показать всем, как надо вести дела. И я согласился. Мне даже интересно стало, станут ли мои земли больше приносить доходу или нет. А вот последнее поручение… нет, не озвучу… А что теперь? — Илларион Иванович! Прошу вас посмотреть эти документы, их тут немного, думаю, за четверть часа вы управитесь. — сказал император, а сам занялся какими-то бумагами, коих на его столе скопилось достаточно много. Я же углубился в весьма увлекательное чтиво. Когда я закончил, Михаил Николаевич оторвался от бумаг и произнес: — Как вы понимаете, по архивным документам, есть некая вероятность того, что пожар Москвы оказался хорошим прикрытием для банального грабежа государственной казны, осуществленный весьма ловким пройдохой. Так вот, я отправил надежного человека — сокровища там действительно есть. И это государственные средства не могут быть в частных руках. В тоже время, наследники графа не причастны к сему прискорбному событию. И чернить их имена не хочу, да и миф о графе-патриоте тоже не следует рушить, не будем ворошить прошлое. Заметили, что доверенные люди Александра Павловича пытались обыскать имение Вороново, но ничего там не нашли. Потому как не знали, где и что искать. Мы знали — и нашли. Я решил выкупить имение у наследников Ростопчина, вы проследите, чтобы сие было произведено максимально быстро. А затем нам надо с вами провести весьма секретную операцию. Как ваша дружина «Евпатий Коловрат» поживает? Ну вот оно. Чтобы дать нашему делу, под названием «Священная дружина» легальное прикрытие государь повелел отдельным указом создать частную военную дружину «Коловрат», в память о народном герое. Император прочитал мне лекцию об офицерах военного и мирного времени, и предложил наиболее отчаянных храбрецов, коих показала война с турками, как раз в дружину и привлекать. А то, что у нее будет еще одно дно — так то и будет себе спокойно под спудом лежать. До поры — до времени. — Первый набор уже второй месяц подготовки и слаживания прошел. Готовим второй набор, из первого будем отбирать инструкторов. — Вот и хорошо. Будет для первого набора дело. Смотрите, вот тут сделаем учения саперов плюс ваша дружина себе полевые игры проведет. Сначала прибывает дружина и аккуратно вывозит ценности, потом саперы. Они и натолкнуться на остатки ценного имущества. Какие остатки? Думаю, что там будут и сокровища из патриаршей ризницы Московского кремля. Их и надо оставить на месте. Вместе с произведениями искусства и коллекцией оружия, а все серебро и злато монетного двора, как и иные ценности из благородных металлов, что к ризнице отношения не имеют, передать в казну. Нам злато-серебро весьма необходимо будет. Сами понимаете, говорить о сем не надо и источник богатств указывать тоже не следует. А вот обретение сокровищ церковных надо будет обставить следующим образом…
Глава седьмая. Главное — маневры
Война — фигня, главное — маневры[164]!(Макс Кавалера)
Санкт-Петербург. Мариинский дворец 11 октября 1880 года
В некоторых случаях послезнания — незаменимая вещь! Хотя бы потому, что можно серьезным образом сэкономить –время, средства, людские ресурсы. Окончательно факты относительно ростопчинских сокровищ свелись воедино, когда агент Мезенцева сделал опрос крестьян, высланных из Воронова перед приходом Наполеона. Удивительным фактом было то, что среди них не было сорока восьми душ дворовых крестьян, которые последний перед высылкой месяц вообще из имения не выходили. Известно, что их не было и среди той небольшой группы, что охраняли графа в то время как поджигалась усадьба. Разумно было предположить, что они сделали тайную захоронку и после были убиты. Дабы замести следы. О том, что при жизни графа были вырыты две больших просторных подземных галереи и обложены красным кирпичом, мне было хорошо известно. Одна галерея шла к конюшне и оранжерее от дома, была исключительно для хозяйственных нужд, шириною в четыре метра и высотою более чем в два. А вторая была скорее хозяйской прихотью и вела в искусственный грот на берегу пруда. И вход у сих галерей был в одном месте, практически у входа в графский дворец. Кроме того, под имением имелась разветвленная сеть подземных ходов более раннего периода — отсюда брали известняк на строительство, вот и получились вполне естественным образом искусственные пустоты под землею. Было бы вполне разумным предположить, что граф использовал для сокрытия довольно большого и объемного груза одну из естественных пещер, но, как сделать так, чтобы туда незаметно завести сокровища, а потом так же незаметно вывезти? Это можно было сделать только одним образом — если использовать технический тоннель, которым можно провести подводы с грузом. И тогда помещение должно с этим тоннелем как-то сообщаться. Например, лазом, который можно заложить тем же кирпичом, и никто ничего не отличит — кладка-то молодая еще. Так и получилось, что молодчикам Мезенцева пришлось обстукивать аккуратно этот технический тоннель, который неплохо, к тому же, сохранился. Нашлось там и место, не такое уж большое, но в котором кладка отличалась от обычной, как сказал кто-то из поисковиков: «Как будто рукожоп какой положил». И там был лаз. Было впечатление, что его сначала сами мужики-умельцы заделывали, а потом их там порешили и остаток лаза — низинку заделывал кто-то другой, да на срокую руку, а поскольку был этот отнорок в самом низу кладки никто ее нормально не проверял. Французы, чай, искали сии сокровища, да знали что искать. Не зря появилась надпись о пудах серебра и злата в Кремле. Берг, тот, кто пробрался в пролом сей, заметил каверну с множеством сундуков, скульптурами, да прочим имуществом, но внутрь, сообразно приказу, не лез. Аккуратно заложили, замаскировали и отправились восвояси. 21 сентября имение было приобретено в мою личную собственность. 22 сентября тут появились люди Воронцова-Дашкова, точнее, его ЧВК (назовем это как мне привычнее) «Коловрат». Они-де получили разрешение на проведение в сих местах маневров на местности. Потренировались они славно. И за время пребывания смогли тихо и незаметно составить и описание сокровищ, и вывезти злато-серебро. Откуда там оно, да еще в слитках? Так московские монетные дворы работали еще при Александре Павловиче, в том же одна тысяча восемьсот втором году заканчивая перечеканку серебряных денег императора Павла, кои отличались по весу и размеру от принятых ранее. А вот запасы серебра, кои были в Новом (или Красном) монетном дворе Москвы передали на хранение в Оружейную палату Кремля, где сей неприкосновенный запас из 18 пудов золота и 325 пудов серебра в слитках спокойно хранился вплоть до пришествия Наполеона. Тут были обнаружены и эти слитки, и сокровища из Оружейной палаты, числившиеся как украденные Наполеоном, и сокровища соборов и Патриаршей ризницы Кремля, причем граф-поджигатель официально сумел вывезти и столицы и передать на хранение лишь треть сиих сокровищ. Две трети осели в его личной захоронке. Были тут и личные средства графа, кои он, по его личным рассказам, оставил французу на разграбление. Ох, не зря император Александр Павлович не велел Ростопчину выдавать компенсации за сожженное имение в МОЕЙ реальности. В этой версии истории какую-то компенсацию его сынок получил. Опять Ростопчин-то соврамши! Вообще-то вот типичный тип успеха нашего чиновничества. Создать себе репутацию патриота и неподкупного человека, и под хороший шумок хапнуть себе как можно более.
Иван Александрович Рентгартен
В прошлом году я имел честь принять под командование лейб-гвардии саперный батальон из рук Василия Даниловича Скалона, который получил звание генерал-майора и назначение на артиллерийскую бригаду. С начала года наш батальон стал получать много нового, в том числе новую полевую форму, более удобную, особенно при проведении саперных изысканий, инструменты, даже машинерию. Мы принимали посильное участие в испытаниях на артиллерийском полигоне, где наши химики обкатывали новые виды взрывчатых веществ, а где взрывчатка, там без саперов ну никак. Так что командование мое было более чем занимательным. Настолько, что времени свободного не было как исторического факта. Из этой всей круговерти меня выдернул вызов к командующему гвардией, генералу Гурко. 25 сентября я был в его кабинете, где. К моему удивлению, присутствовал еще и Его Императорское Величество Михаил Николаевич собственной персоной. Я, как положено, приветствовал высокоеначальство. Василий Иосифович, принявший в феврале начальство над гвардией, был в довольно благодушном расположении, так что начальственного втыка я не ожидал, но вот приказ его… — Господин полковник! Мы тут приняли решение о внеплановых маневрах вашего батальона. Задача. Взять первую и третью роты вашего батальона и вместе с ними выдвинуться в деревню Вороно, что под Москвою. Разбить лагерь. Провести саперные работы согласно пожеланиям Его Императорского Величества. Время на подготовку — три дня. Выдвигаетесь двадцать девятого сентября. Задача — обкатать новое оборудование, так сказать, в полевых условиях, пусть и не боевых. Приказ заберете у адъютанта. — Будет сделано! — Василий Иосифович! Иван Александрович! Позвольте мне от себя несколько слов добавить. Я слышал, что Михаил Николаевич человек не весьма деликатный, мягко говоря, но личная беседа с ним убедила меня в обратном. — Можно сказать, что я использую ваш батальон в личных целях. Пусть говорят. Император я или нет? Но на самом деле это не совсем так. Я принял немного поспешное решение — купил бывшее имение графа Ростопчина, того самого, поджигателя Москвы. Хочу там построить дворец цесаревича. Почему поспешное? Когда купил, то мои люди узнали, что в имении имеется большая сеть подземных ходов. Ничего необычного, но… безопасность цесаревича становится под угрозою. Получается, что в построенный дворец смогут проникнуть, сиими ходам воспользовавшись, злоумышленники. Действительно, хода там есть. Посему вам там придется застрять на какое-то время. Заодно задач мы с Василием Иосифовичем решили вам накидать: лагерь временный, но укреплённый, опробуйте на практике колючую проволоку, как с ней сподручнее делать заграждения, причем полевые, разборные, водоснабжение в полевых условиях, учтите, есть пруды, нечищеные, так что осторожнее будьте, полевые кухни, консервы, да, рутьеры. Посмотрите, на что сии монстры способны, что они могут буксировать, каковы по прожорливости. И еще, в самых дальних закоулках обнаружилось пять аппаратов Флейса. Фактически, кто-то назвал сие чудо ученой мысли изолирующим противогазом. Я не знаю через какие руки прошли эти аппараты, но они есть, а вот кстати и статьи из английских газет, где поются дифирамбы «этим чудесам изобретательского гения британского инженера Генри Альберт Флейса, который сумел целый час просидеть в резервуаре с водой, а потом и плавал, ныряя на глубину до двадцати футов». Это то, что нам нужно, чтобы без опаски спустится в подвалы и подземные ходы, там и фонари электрические водолазные пригодятся. Что касаемо проблем потусторонних, то тут посложнее будет. Покойный граф Растопчин, оказывается под подозрением был у православной церкви, ибо на словах борясь с масонством, на деле верно им служил. И этот широкий жест по пожогу собственного дворца был не чем иным, как ритуальным жертвоприношением, но вместо агнцев и козлищ, под нож пошли люди, а заодно и от свидетелей избавлялся. Вот для чего в Вороново вместе с сапёрами отправится и человек Божий, кто конкретно — увидите на месте. Солдатиков без слова Божьего и надзора отеческого оставлять нельзя, да и видеть ему многое дано, что иным не позволено. Он и защитить сможет в минуту трудную и атаку отбить сил тёмных. С таки напутствием я и отправился на эти маневры. Работы предстояло много. На месте все оказалось не так просто и радужно, как на словах начальства. Да тут такое дело… Хочешь, не хочешь, а делать надобно!
Владимир Алексеевич Гиляровский
В жизни все состоит из неожиданностей. Откуда Анна Бренко узнала о провинциальном актере Гиляровском? Но предложение вступить в ее театр, точнее, Драматический театр А.А.Бренко в доме Малкиеля, прозванный в столице Пушкинским театром, ибо находился неподалеку от памятника великому поэту, честное слово — не ведаю[165]. Так я оказался в Москве. В моей жизни было много всего, я и коней пас, и в бурлаках ходил, и на войне с турками оказался — на Кавказе, сначала вольноопределяющимся в 161-м Александропольском полку, да потом перешел в охотничью команду, не мог я спокойно маршировать в колонне, то на скалу какую вылезу, то колонну обгоню да посмотрю, что там впереди делается. В охотниках Георгия и получил. Все по заслугам. Честь по чести. Надо сказать, что летом получил я весточку из Вологды, оказалось, что батюшка мой стихи мои в местную газету дал еще в семьдесят восьмом году, тут меня и зацепило. Вологда знает поэта Гиляровского, а Москва не знает! Не порядок! Как раз летом послабление вышло, стали снова издаваться газеты и литературные журналы, цензура, конечно, после взрыва в Зимнем свирепствовала, но уже и напечататься было где. Так и стишки напечатали, и рассказ мой про военный поход противу турка. Рассказ тот получился «в струю», что называется. Вот и сменил я театральные подмостки на перо и бумагу. А тут нашел меня старый друг, однополчанин, из того же полка Александропольского. Он по Михайловскому призыву в жандармы пошел, там и денег больше, и звание его подскочило, в общем, одни плюсы. Он меня в одну газетку рекомендовал, а там, как только появился в редакции, меня и отправили в Вороново, там, мол, проходят маневры лейб-гвардии саперного батальону, покрутись, напиши, что там и как…
Как известно, жители первопрестольной и её окрестностей предпочитают вести неспешную и размеренную жизнь. Конечно, не раз случались пожары, войны и иные катаклизмы, кои заставляли москвичей менять свои привычки, но потом всё постепенно возвращалось на пути своя. Так и было после мартовского взрыва в Зимнем, приведшем к гибели не только августейшей семьи, но и значительной части весьма разросшейся семьи Романовых. Да, безусловно, ветры перемен доносились и сюда, тем паче, что новый Император подобно своему великому предку железною уздою поднимал Россию на дыбы. Но Господи, как же сладостно вернуться в привычный, уютный мирок сытного и обильного обеда, вкуснейших домашних наливок и настоек, дневного сна домашнего халата и иных, таких простых радостей жизни. И постепенно, на поверхностный взгляд местных обывателей жизнь налаживалась. Но москвичи при всём этом не были доверчивыми простаками и умели видеть, слушать и делать далеко идущие выводы. К осени, когда местное дворянство, разъехавшееся по своим загородным домам и усадьбам, стало собираться во вторую столицу, стали множиться слухи по поводу Вороново. Сии сплетни активно обсуждались по вечерам, когда местные помещики собирались в беседках и под ароматный чай или более крепкие напитки обменивались новостями. И постепенно из отдельных обрывков собралась общая картина происходящих событий. Оказывается, что имение, принадлежавшее графу Ростопчину, и висевшее тяжким обременительным грузом на его наследниках, кого-то таки заинтересовало. Более того, эти неназванные люди уже готовы даже оформить всю сделку, и кто сие — пока что неведомо. Это известие следовало основательно переварить и все присутствующие, как по команде замолчали и на протяжении нескольких секунд лишь переглядывались. А после, дискуссия получила иное направление, а именно кто же окажется их новым соседом и какие неожиданности следует ожидать. Аналогичные дворянские собрания в миниатюре собирались на протяжении недели, перекочевали из беседок в дома, из дома в дом, даже стали предметом разговора за партией ломбера в губернском собрании. Но в сентябре в Вороново появились нежданные гости. Первым, кто переполошил почти всё местное дворянское общество и заставил вернуться из царства Морфея на грешную землю, оказался неугомонный полковник Гуров. Пётр Владимирович, во многом подражал великим гусарам дней минувших, и в самой большой зале его дома разместилась небольшая картинная галерея. Самые почётные места занимали портреты Дениса Давыдова, Алексея Бурцева, Якова Кульнева и прочих знаменитых рубак, царствующих на поле брани и на любом балу. А посему, Пётр Владимирович каждое утро, не взирая на то, во сколько вчера была закрыта пуля или опустошена последняя бутылка, запрыгивал в седло и начав с рыси, переходя на галоп добирался до излюбленной рощи. Сие место, на протяжении последних лет служило ему тиром, где полковник отстреливал несколько барабанов попеременно из двух Смит-Вессонов, достав их седельных кобур. И по результатам поражения мишени, Пётр Владимирович делал выводы о том, стоило ли вчера переходить с коньяки на шампанское или не пора ли немного уменьшить объем стременной чарки. Сегодня рука не дрожала, что изрядно тешило самолюбие полковника, но неожиданно его внимание привлек странный шум, коий постепенно усиливался. Скоро стало ясно, что его издаёт какой-то механизм, а через несколько минут над деревьями появились клубы дыма, как будто двигалось несколько паровозов, хотя до ближайшей чугунки было немало вёрст. Сходство добавило характерное чуханье, а затем и громкий гудок, а ещё через мгновенье из-за поворота показался сперва один, а затем второй, третий и всего восемь рутьеров, сиречь дорожных паровозов. И каждый из них ехал не налегке. Один из них буксировал сразу три четырехколесные кухни полевых кухни, трубы которых дружно дымили, говоря о том, что солдатики не останутся без горячего завтрака. Другие тянули закрытые вагоны и открытые повозки на которых разместились солдаты. Полковник подошел к коню и достал из отделения на седле небольшую подзорную трубу, раздвинул её и стал более внимательно рассматривать открывающуюся перед ним живописную картину. Судя по мундирам, на марше находился лейб-гвардии сапёрный батальон, но столь диковинного перемещения воинской части, Пётр Владимирович ещё не встречал, если не считать рассказы своего племянника, служившего по линии железнодорожного ведомства и статьи в «Русском инвалиде». Но так, чтобы по просёлочной дороге, а не по чугунке, это выглядело весьма непривычно и диковинным. Судя по всему, этот караван направляется именно в Вороново, эту мысль полковник додумывал уже на ходу, подбегая к коню и запрыгивая в седло не касаясь стремян. — Нужно рассказать все соседям, в кои-то веки… — размышлял старый гусар погоняя коня, по самой короткой тропе, которую знали только местные. Добравшись до своего дома, он соскочил наземь, поводья скакуна подхватил вышколенный слуга и наскоро ополоснув лицо, немедленно помчался с известием ко своему ближайшему соседу, так же отставному офицеру. Не прошло и суток, как вся округа была оповещена, что в Вороново идут маневры. Появление гвардейских сапёров, да еще на рутьерах было настоящим событием, кое можно будет потом неоднократно вспоминать. Мамаши, имеющие дочерей — невест прикидывали свои шансы набросить хомут, пардон, узы Гименея на бравых офицеров, тем паче из столичного гарнизона. Публика попроще, планировали немножко заработать, договорившись о поставке продуктов на почти тысячу ртов и животов, не страдающих недостатком аппетита. Ну а несколько местных содержателей нелегальных винокурен, уже спорили между собой о цене жидкого продукта для нижних чинов. Но к всеобщему удивлению никаких выходов в свет не последовало. Праздные зеваки, решившие посмотреть, что тут происходит, были решительным образом остановлены еще не дальних подступах к Вороново, на дорогах и даже лесных тропах стояли посты, а издали было видно, что на лугу перед разрушенной усадьбой вырос настоящий военный лагерь, окутанный какими-то странными заграждениями. Мальчишки, которые могли проскочить всюду и везде, утверждали, что порвали о сии заграждения штаны и туда больше ни ногой. Общество было удивлено такой таинственностью понаехавших военных, но тут кто-то достоверно узнал, что Вороново выкуплено для самого императора и тут будет строиться дворец для цесаревича. Вот тут и началось шевеление в обществе, в котором стали прикидывать, к чему сие неожиданное действо может привести. Я же, собрав немного слухов и сплетен (для статьи пригодиться) и получив редакторское предписание отправился в гости к служивым. Думал проникнуть лесом, обманув стражу, да не получилось. В общем, службу ребята несли изрядно. Ибо кроме постов на дорогах были у них и секреты в лесу. На таков я и наткнулся. Думал, бить будут. Но оказалось, что редакторская бумага возымела волшебное действо. Конвоируемый одним из солдат, я предстал пред очи полковника Рентгартена, что о моей «командировке» был уведомлен. Мне было выделено место в одной из палаток, а я воочию смог наблюдать за тем, как саперы трудились., не покладая рук. Ставились палатки для нижних чинов и офицеров и навесы для часовых. Вырубался кустарник и деревья. Полевые кухни разместили возле ручья с чистой и вкусной водой. Вкапывались в землю заранее заготовленные деревянные столбы, на которые натягивали невиданную в этих краях новинку — колючую проволоку. Так прошел день с несколькими перерывами на еду и отдых. Рутьеры успели сделать еще один рейс, доставив новых людей и новые грузы. Внезапно сумерки были рассеяны лучами двух прожекторов, которые обежали окрестности, пронзая тьму подобно клинкам мечей и когда они наконец погасли, в глазах неосторожных наблюдателей ещё долго вращались разноцветные сияющие круги. На следующий день, после утренней молитвы и завтрака работа закипела с удвоенной энергией. Кстати, вместе с военными прибыл и батюшка, коим оказался никто иной, как Иоанн Кронштадтский. Как-то все это было странно, я так и не мог понять, что же тут затевается?
Глава восьмая. Неожиданный приход
То ничего, то вдруг алтынСанкт-Петербург. Мариинский дворец 1 ноября 1880 года(Н.А.Островский)
ЕИВ Михаил Николаевич
— Государь, я вынужден просить вас принять мою отставку. Валуев тверд, его сухое лицо с бакенбардами выражает угрюмую решимость. Что же, понимаю, этот шаг вынужденный для него, но сей господин весьма крепко держал в руках бюрократический аппарат министерств, что позволяло мне работать, не слишком опасаясь бойкота своих идей вездесущей гидрой чиновников самого разного ранга. — Пётр Александрович, вы хорошо подумали над сим прошением? Даю ему последний шанс. Но что-то подсказывает мне, что ничего из этого не выйдет. — Михаил Николаевич, простите меня, но ваш курс слишком резко расходится с тем, как я себе представлял будущее империи. Бойкотировать его мне совесть не позволяет, потому что вы каждый раз умудряетесь убедить меня в необходимости тех или иных мер… Но… я был уверен, что весь этот курс в целом ведет страну к катастрофе. Не скрою, в обществе зреет глухое недовольство предпринимаемыми мерами. И последнею каплей стал не вопрос о столице, а ваши проекты о гражданстве и об всеобщем образовании. Этого я не могу принять — никоим образом. Посему и прошу отставку. — В высшем обществе? — Не только в высшем, дворянство на местах тоже не в восторге. А от этого… Мы теряем поддержку у самой главной опоры трона. А я не хочу быть причастным к любым столь странным действиям. Революция сверху для меня столь же неприемлема, как и революция снизу. Вот как запел! — Петр Александрович, от чаю-то не откажитесь? — Не откажусь… — устало и как-то совершенно безэмоционально соглашается уже бывший председатель Комитета министров. Потому как решение принять его отставку я созрело сразу же, как только увидел это прошение. Но пока принесут чай, я хочу несколько слов рассказать о событиях, которые сей отставке предшествовали. 11 октября я совершил поездку в Тулу, инспектируя местные оружейные заводы. То, что Тула продолжала делать оружие было для меня неожиданностью. На столь отсталой производственной базе! Посетил я и Мосина, который уже создал первый прототип своей трехлинейки. Тем более, что имел помощь в виде серьезного финансирования и выделения ему рабочих рук, достаточных для того, чтобы опытный образец быстро оказался на рабочем столе. Винтовка была еще не обстреляна, но вид имела классической «мосинки», с которой наша армия прошла более полувека боевого пути. Правда, обратил внимание Мосина сразу на несколько деталей. Длина винтовки, рекомендовал ему сделать ее более легкой и укороченной по типу карабина. Понимая, что без штыка эту винтовку никто принимать не захочет — военная каста весьма консервативна и принцип штыкового удара еще никто не отменял, посоветовал сделать штык неотъемным, а с перекидным механизмом. Мушку следовало взять в кольцевой намушник, а затвор — удлинить рукоять и отогнуть ее книзу, дабы увеличить скорострельность. Подумать о двухрядном расположении патронов, дабы избавиться от отражателя, который представлялся мне самым ненадежным элементом конструкции, тем более, что были уже готовы патроны под бездымный порох, в том числе с остроконечной пулей. Так что можно было смело экспериментировать. Но на все эти опыты я отвел конструктору не более года. В том числе и для того, чтобы составить технологические карты и выпустить первую сотню винтовок и карабинов его системы. В общем, все эти улучшения шли из одного высказывания Сандро, который напомнил мне, что красноармеец Немцев в сороковых показал метод скоростной стрельбы из мосинки, отстреляв за минуту 52 патрона и из них 49 уложив точно в мишень. Расставшись с Мосиным, осмотрев цеха и встретившись с руководством Тульского завода, я заехал в Москву, где должна была состояться встреча с местным дворянством. Первопрестольная же кипела от слухов. Значит, всё получилось так, как мы и хотели. В Вороново как раз саперы заканчивали обследовать подземелья, используя прообразы противогазов, в них работать было сложно, но наши ребята стойко переносили сии трудности. По наущению Иоанна Кронштадского были призваны несколько умелых лозоходцев, которые должны были показать, где в земле есть пустоты, где источники воды, где следует укреплять фундамент будущего дворца. Саперы наши посмеивались с этих двух мужичков, коим было сто лет на двоих, да вот только когда они указали на несколько заваленных тоннелей, к ним отношение изменилось. Седьмого октября один из лозоходов указал на большую пустоту неподалеку от остатков конюшен, сообщив, что там что-то есть! Саперы разобрали стены кирпичного тоннеля, идущего от дворца к конюшне и вышли на лаз, который расширили, после чего попали в ту самую пещеру Али-Бабы, в котором нашли несметные сокровища! О том, что среди найденного были драгоценное оружие и предметы культа стало известно весьма скоро. Прибывшие орлы из «Коловрата» весьма споро организовали охрану и перепись коллекции. Стало ясно, что найдены ценности из соборов Кремля и Патриаршей ризницы, считавшиеся похищенными Наполеоном. Ну и почти вся коллекция Оружейной палаты Кремля, а были там бесценные раритеты. Скульптуры и предметы искусства, принадлежавшие графу Ростопчину, считавшиеся так же пропавшими наличествовали в том числе. И все это надо было сохранить, учитывая начавшиеся дожди и первые ночные заморозки. Саперы стали оцеплением — внешним кольцом, внутреннее оцепление — люди Воронцова-Дашкова. 13 октября, я «привлеченный слухами о сокровищах», как писали газеты, точнее, имея точные данные, отправился в Вороново. После благодарственного молебна Иоанн Кронштадский сообщил о том, что рядом с сокровищницей найдена комната, в которой замурованы шестьдесят мужских восемь тел, крепостных-строителей этой захоронки. Все верно — тут и концы в воду, и жертва, которая должна сохранить сокровища. Неужто дьяволу поклонялся граф Ростопчин — масон и гонитель масонов, впрочем, возможно, он давил только конкурирующие структуры? Этого мы уже не узнаем. После чего я объявил свите, немногочисленным московским чиновникам и войскам, выстроенным для смотра, что страшные находки и преступления, что произошли на сей земле слишком тяжелы, чтобы тут строить дворец, жилое помещение. А посему я принял решение передать эти земли под строительство монастыря, дабы монахи смогли отмолить и очистить землю от того зла, что тут имелось в избытке. Все церковные ценности будут переданы патриарху Всея Руси. После чего я сообщил о том, что обретение этих сокровищ имеет сакральный смысл. И пора столице государства вернуться в его сердце — Москву. О чем будет издан указ, после чего, не позднее лета следующего года, Москва вновь станет Первой столицей России-матушки. Поле чего я сообщил и о том, что решил восстановить Зимний дворец — как гениальное архитектурное творение и создать в нем музей-мемориал семьи Романовых с общедоступной галереей произведений искусства, куда войдут найденные тут картины и скульптуры. И последним штрихом — решение о строительстве в Санкт-Петербурге храма Спаса на крови, в память о злодейски убиенных при взрыве в Зимнем дворце. Скромные подсчеты показали, что только в драгоценных металлах мы получили более шестидесяти миллионов рублей, а еще в драгоценностях около тридцати, но вот эти шестьдесят можно было пустить в оборот напечатав монет, а драгоценные каменья еще следовало продать, а сие дело не спешное. Но в Москве, куда я вернулся из Вороново меня ждал еще один приятный сюрприз: московское купечество (в основном, старообрядцы) преподнесли мне в дар три миллиона рублей как благодарность за возвращение к старине (в смысле за перенос столицы в Москву). Это было неожиданным, но весьма приятным бонусом. Когда чай был выпит, а к печенью никто не притронулся, я сказал: — Пётр Александрович, надеюсь, ваша отставка не связана с тем заговором, который организовался вокруг господина Победоносцева и Макова? Хотя, Маков — это так, ерунда, а вот остальные… — Ваше Императорское Величество… — начал было опешивший совершенно Валуев, но я прервал его, жестом остановив жалкую попытку что-то внятное выдавить из себя. Что, старый хрыч, не думал, что государь в курсе ваших закулисных тайн? Может быть, не в курсе всего, но проанализировать тенденции и выловить закономерности мы еще можем. Достаточно оценить — кто к кому и когда ездил. А зачем, это становится сразу ясно. Какой плюс в закрытии английских клубов — что вся политическая деятельность переместилась в салоны, а масонские ложи удалось взять под пристальное наблюдение. Так что да, мы в курсе… — Еще раз, Пётр Александрович, ваша отставка не вызвана тем, что вам придется в ближайшее время устранять последствия заговора, арестовывая ваших близких друзей и соратников? — Михаил Николаевич, я о заговоре ни слухом, ни духом. Я понимаю, что недовольство растет, но составить комплот государю… — Я верю вам, Пётр Александрович, посему вашу отставку принимаю. А вот кого назначить на ваше место, сие решу в ближайшие дни. Пока прошу продолжить исполнять свои обязанности. Кстати, вам не кажется, что перенос столицы в Москву серьезно поломает планы заговорщиков? Не до переворота им сейчас будет. Как вы думаете? Ась? Как ни странно, но после ухода Валуева, Михаил Николаевич Романов, Император и надёжа России, по мнению не только революционеров, а еще и зажравшейся верхушки аристократии и предпринимательства — узурпатор и деспот, находился в прекрасном настроении. На какое-то время, финансовые проблемы были решены, и можно было более предметно заняться делами небесными, сиречь воздухоплаванием. И начинать следовало, как рекомендовал опытный бюрократ и администратор товарищ Огурцов из бессмертной «Карнавальной ночи», с небольшого, минут этак на сорок доклада. Для сего я высочайше попросил генерала Милютина поручить нашим генштабистам собрать материалы об аэростатах и аэронавтики за последние лет десять. Основное внимание следовало посвятить, естественно военной сфере, но и не забыть и о гражданском применении. Кроме того, обязательно просмотреть газетные и журнальные публикации, содержащие упоминания о новинках и изобретениях, касаемых воздухоплавания, в том числе и тех, которые казались фантастическими. Особо, следовало отследить все работы в направлении управляемых полетов как аппаратов легче воздуха, так и построенных на ином принципе, подобно тому, над которым работает капитан первого ранга Можайский. В общем, как я подытожил, в перечень летающих объектов должны попасть все рукотворные механизмы, за исключением помела, ступы, ковра самолёта и им подобных. Кстати, аналогичное поручение, я дал и Дмитрию Ивановичу Менделееву. Тем более что в его биографии был, а в этой реальности должен быть полёт на аэростате «Русский» с целью наблюдения за солнечным затмением. К этому времени Дмитрий Иванович сделал несколько серьезных открытий — так, из самарскита и гадоленита им был получен гелий, таким образом он доказал наличие гелия на Земле, а не только в солнечном спектре. Кроме того, им был выделен из гадоленита и бериллий, металл, который химик Гадолин принял за алюминий. Находка сиих элементов, кои имели свои места в таблице Менделеева, но не были еще найдены и свойства не были изучены, серьезно укрепило научный авторитет Дмитрия Ивановича. Ну а теперь меня, прежде всего интересовали два важнейших вопроса: материал для оболочки воздушного шара, обеспечивающий максимальную герметичность и способ добывания водорода и желательно в больших объёмах. Кроме того, я подбросил ему идейку, по усовершенствованию существующей конструкции монгольфьеров, путём размещения на них вместо жаровни с углями, специальной горелки, позволяющей эффективно и безопасно регулировать пламя. А обосновал сей прожект неким эпизодом, свидетелем коего я якобы оказался. Речь шла о попытках запустить в полёт некое подобие «небесного фонарика», но вместо свечи была размещена зажигалка. Отпустив наконец гордость российской науки, я стал ждать прихода Сандро, дабы, используя эффект послезнания, набросать список имён, фактов и вариантов решения вышеупомянутых проблем. Ибо добывать водород с помощью серной кислоты и железа не всегда возможно, особенно в боевых условиях. Для того, чтобы запустить в небо обычный полевой шар, требуется не менее семисот пудов расходных материалов и, соответственно целый обоз из десятков повозок и не менее восьмидесяти лошадей. Но этого мало, если поблизости от места предполагаемого запуска нет реки или пруда, то полёт не состоится. И даже использование стальных баллонов с сжатым водородом, как пытаются делать британцы, не решает проблему кардинально. Да, в результате уменьшается втрое размер обоза, несколько падает стоимость водорода, ибо его изготовляют в заводских условиях, но, чувствую, что это тупиковый путь. Скорее бы пришел сынуля, ибо в моей голове вертятся обрывки знаний из научно-популярных книг, которые нашёптывают, что всё можно сделать проще и дешевле, если применить электролиз воды. Но вот когда реализовали сей прожект, хоть убей не помню. А нам нужно не завтра, а желательно сегодня или даже ещё вчера. Ибо помимо хронического дефицита денег, нам жутко не хватает времени. В очень узком кругу особо доверенных лиц, я неоднократно повторяю фразу, которую самым бессовестным образом сплагиатничал у товарища Сталина, чуток адаптировав к местным реалиям: «Мы отстали от передовых стран на несколько десятков лет. Мы должны пробежать это расстояние в пять-шесть лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Наконец— то в дверь сперва постучали, а потом на пороге появился мой отпрыск и показательно почтительно осведомился: -Разрешите, паПА? И лишь только тогда, когда дверь захлопнулась, он сменил тон на деловой и предпочитая не тратить время на политесы, плюхнулся на стул напротив меня и достав блокнот вперил в меня вопрошающий взгляд. Пришлось затратить пару минут, дабы поделиться проблемой с памятью. Этот старый пенёк, в юношеском обличье внимательно меня выслушал и скорчив сочувственную мину, успокоил: — Не переживайте, паПА. Это возрастное и это не лечится. — Но припомнив некие прецеденты, коими иногда заканчивались для него подобные эскапады, например, приподниманием за шиворот и встряхиванием, академик примиряюще поднял обе руки и объяснил причину своей грубоватой шутки. -Дело в том, ученик, что нужный человек способный решить проблему получения водорода из воды уже работает на тебя, правда по линии подводного плаванья и конструирует новые аккумуляторы. Это Дмитрий Александрович Лачинов. Вот и озадачь его через Менделеева, кстати, в будущем он весьма комплементарно отзывался об его работах. А побочный продукт при получении водорода из воды, если ты не забыл школьный курс химии, кислород. Тоже пригодиться, особенно для подводных пловцов, да и в мирной жизни применение найдется. Далее разговор перешел на конструкции дирижаблей и Сандро дал мне очень толковый совет. Ещё в прошлой жизни он на протяжении нескольких десятков лет выписывал множество научно-популярных журналов. И в одном из номеров «Моделиста-конструктора» было описание аварийного движителя для дирижабля, когда, попеременно сбрасывая балласт и изменяя объем оболочки и перекладывая рули высоты, можно было перемещаться в нужном направлении. Постепенно, в процессе обсуждения и перенапряжения мозгов, листы бумаги пополнились еще десятком фактов, несколькими формулами, фамилиями и иными ценными сведениями, которые весьма пригодились на будущем совещании. Слава Богу, что окружающие вполне усвоили мой стиль работы. Поэтому докладчик, в чине подполковника генштаба говорил только по делу. И начал он с 1849 года, когда австрийцы сбрасывали на Венецию бомбы с аэростатов, затем было описание последующих европейских войн. Были упомянуты и работы над дирижаблями Анри Жиффара, Дюпюи де Лома, Генлейна, братьев Тиссандье и других конструкторов. И опять в итоге вырисовывалась печальная картина: Германия, Англия и Франция лидировали в Европе, а наша держава отставала. И даже созданная в 1869 году Комиссия для обсуждения вопросов применения воздухоплавания к военным целям не исправила положение. По началу была освоена техника добывания водорода и светильного газа и построены первые воздушные шары, но позже ретрограды в армии поставили на этих работах крест. Генералам времен Очакова и покоренья Крыма больше по душе были наблюдательные вышки — подъемные лестницы, чем аэростаты. И к началу 1876 года Комиссия прекратила свою работу. А то, что без необходимой разведки в очередной атаке погибнет несколько тысяч нижних чинов, так это не беда. Бабы еще нарожают. В общем, картина оказалась неприглядная, но я был к этому готов, ибо в разговорах с Сандро мы пришли к аналогичному выводу. Когда доклад был завершен, настал мой черёд. — И так, господа, позвольте дать оценку сложившемуся положению. Плохо, очень плохо. Но у нас есть шанс исправить положение. Если провести аналогию, то в воздухоплаванье сейчас сложилась примерно та же обстановка, как и на флоте перед закатом эпохи парусных кораблей и переходу к пароходам. Мы можем и обязаны сделать рывок. Тем более, что благодаря уважаемому Дмитрию Ивановичу, — я вежливо кивнул Менделееву сидевшему в окружении целой группы ученых и инженеров, — в Русском техническом образован VII (воздухоплавательный) отдел и разработан пакет конкретных предложений, подкрепленных серьёзными расчётами. А посему, создаётся воздухоплавательная школа и соответствующий научно-технический центр. Будем доводить до ума существующие конструкций аэростатов и работать над перспективными проектами дирижаблей. А вы, господин капитан первого ранга, — я обратился к Можайскому, — возглавите отдел летательных аппаратов тяжелее воздуха. Но для серьёзной научной работы нужно соответствующее оборудование. Господа, позвольте представить подполковника Пашкевича, создателя первой в России аэродинамической трубы, необходимой для исследования сопротивления движению снарядов. Владимир Андреевич одетый в новый мундир, с новыми непривычными для него для него подполковничьими погонами вскочил с места и немного покраснел. А я продолжил. — Если вернуться к аналогии с флотом, то как невозможно строить новые корабли, без испытания их моделей в опытовом бассейне, так и нельзя заниматься летательными аппаратами без серьёзных расчётов и испытаний. И тут нужна аэродинамическая труба совершенного иного типа, созданием которой вы и займетесь. Вопросов много, а посему, в перспективе следует создать научное подразделение, кое займётся этими вопросами. Лично мне видится такое название: Центральный аэрогидродинамический институт. После бурного и весьма обстоятельного обсуждения рабочих, технических и организационных вопросов, сие длинное по времени совещание благополучно скончалось. Я отправился домой — ужинать в кругу семьи, но всю дорогу и почти весь вечер крутилась в моей голове мелодия, которую я даже пару раз пробурчал себе под нос «всё выше, выше и выше, стремим мы полет наших птиц, и в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ»[166].
Часть девятая На окраинах Ойкумены
Отдаленная наша суровая окраина вместе с тем богата, богата золотом, богата лесом, богата пушниной, богата громадными пространствами земли, годной для культуры. И при таких обстоятельствах, господа, при наличии государства, густо населенного, соседнего нам, эта окраина не останется пустынной. В нее прососется чужестранец, если раньше не придет туда русский, и это просачивание, господа, уже началось.(Столыпин)
Глава девятая. На горизонте — Мерв
Пусть я не достигну ничего, пусть расчёт неверен, пусть лопну и провалюсь, все равно — я иду. Иду потому, что так хочуПустыня в двух переходах от Мерва 21 ноября 1880 года(Федор Достоевский)
Максуд Алиханов-Аварский
Великая и ужасная пустыня Кара-Кумы была почти что пройдена. Купеческий караван, идущий из земли гяуров в благословенный Мерв, а оттуда в Самарканд, достаточно большой, чтобы привлечь внимание пустынных шакалов, но он имел и охрану. Так что мелкие хищники на него напасть не рискнули бы, а вот крупные отряды… Но с самых незапамятных времен грабеж и убийство сартов[167] было для местных властителей табу. Благосостояние городов строилось на торговле. Без этих караванов города бы зачахли, так что купец, заплативший бакшиш за проезд в твоих владениях был неприкосновенен. Впрочем, если где-то начиналась война, купцы первыми узнавали об этом, их караваны шли обходными путями, но торговля не прекращалась и в самые суровые годы. Даже нашествие страшных монголов, вырезавших жителей прекрасных оазисов подчистую, не могло остановить движение купцов. Завоеватели сами охраняли тех, кто вез в их владения товары и рабов. Ибо с незапамятных времен работорговля в этих краях была самым прибыльным занятием. Этот караван ничем не отличался от многих других. Обычные товары, обычный состав каравана, хорошо известный всей пустыне Али аль Магриб, почти чернокожий караванщик, да еще и известный купец. Этот полный, очень полный мужчина, напоминавший византийский евнухов из-за отсутствия растительности на лице, был опытным и знающим проводником, купцы под охраной его людей чувствовали себя в безопасности. И еще — кого-нибудь Али в свой караван не брал, только уважаемые торговцы с хорошей репутацией или надежными рекомендациями. Поэтому к нему все относились с должным почтением. Долгий путь подходил к концу, караван готовился уже подойти к месту ночевки, когда пыль в отдалении указала, что сюда движется конный отряд. Это были туркмены. Четыре десятка воинов, одетых в драные халаты, с копьями и древними ружьями, карамультуками, как их тут называли. Эти фитильные примитивы, тем не менее, были опасным оружием в умелых руках. Но еще больше было в отряде лучников — примерно половина. Единственным человеком, одетым в более-менее приличные доспехи, оказался их предводитель. И то, оружие его было так себе. Простенькая сабля в видавших виды ножнах, кривой кинжал, да тот же неизменный образец ручного боя за спиной. Я заметил, как поморщился караванщик Али, как быстро охрана перестроилась в боевой порядок, а купцы стали напряженно всматриваться в приближающийся отряд. «Догумли» — услышал я. Интересно, кто назвал этих воинов безбашенными, примерно так я понимал это слово. Скорее всего, нам навстречу попался отряд не признающих власть и авторитетов разбойников. Вот только рискнут ли они напасть? Да и охраны каравана оружие лучше будет. Куда как лучше. Бек, командовавший охраной, выехал навстречу приближающемуся отряду. Они о чем-то поговорили. Потом я увидел, как караванщик махнул рукой, подъехавшим джигитам вынесли несколько мешков, думаю, что с рисом. Уже на привале я узнал, что это был отряд джигитов, набранных в предгорьях беком Музаралли, который шел на соединение с войсками текинцев, которые готовились дать бой Белому генералу. Ну что же, имя Скобелева тут уже хорошо всем известно. Такие отряды мы уже не раз и не два встречали в дороге. Только этот состоял из столь бедных оборванцев, что уважаемый Али сам выделил им еды, чтобы те могли продолжить свой путь. Пустыня… такое место, что помогать друг другу — необходимость, если ты, конечно, не встретил кровника. Интересная деталь, я помню точно, что в сказаниях и преданиях Востока банда или воинский отряд в своем составе имели сорок человек. На одном из привалов караванщик сказал, что это говорило о большом отряде. В пустыне колодцы не могут напоить сотни человек, а вот такой отряд был достаточно мобильным и мог рассчитывать, что любой источник воды не будет им вычерпан до дна. Вода — это жизнь. И я был в этом с уважаемым Али аль Магрибом совершенно согласен.
Как я попал в этот караван? В самом начале весны меня вызвали к начальству. Еще один поворот в моей бурной биографии. Был ли я удивлен вызову? Нет. Чему еще удивляться. Но человек, который меня призвал к себе, удивить меня все-таки сумел. Ожидал меня целый генерал-майор. Да не какой-нибудь, а легендарный Исмаил-Хан Нахичеванский, если же полностью правильно произносить его имя, то Исмаил Хан Эсхан Хан оглы Нахичеванский. Чем он легендарен? Один из самых известных воинов-мусульман на службе у русского императора. Он был отчаянно храбрым кавалеристом, участвовал во всех делах на Кавказе. В тоже время, наибольшая слава пришла к нему во время осадного сидения в Баязете. Он с горсткой храбрецов сумел пробиться в крепость, а когда Пацевич принял позорное решение сдаться, сумел воодушевить офицеров гарнизона, взял командование на себя (после того, как сам Пацевич был убит своими выстрелом в спину) и сумел дождаться помощи. Это в крепости, в которой не было запасов воды, продовольствия, потерявшей множество защитников. Тем не менее, Баязет выстоял. За это дело Исмаил Хан получил генеральские погоны[168]. Впрочем, вытянувшись перед легендарным кавалеристом, я мог только гадать, что от меня хочет столь высокое начальство. Нахичеванский перешел сразу к делу, как только мой начальник вышел из комнаты. Да, предстоял разговор наедине, вот тут и не знаешь, что найдешь, а что потеряешь. — Максуд бек, все говорят, что как воин ты горяч, смел, храбр, настоящий джигит. Скажи, тебе можно поручить такое дело, в котором нужно будет рисковать жизнью и не терять голову? Генерал имел право на такой вопрос. Моя горячность, как и чувство достоинства были общеизвестны. Из-за них я и пострадал. Я родился в семье русского генерала Алихана Гусейнова, мой отец и мать происходили из знатного дагестанского рода. Настолько влиятельного, что Шамиль не поленился взять меня в качестве заложника, так что детство я провел среди суровых горцев, сражавшихся с русскими. Но отношение ко мне было уважительным. Отец выкупил меня, потом учеба, сначала Тифлис, потом Петербург 2-е Константиновские военное училище, шефом которого был тогда великий князь, а теперь император Михаил Николаевич. Тогда я увидел его впервые, на торжественном построении, посвященном нашему выпуску. До сих пор помню песню, которую мы пели в Дмитров день, ну и что с того, что я мусульманин? На христианские службы я не ходил, а вот песня отчеканилась в голове, как молитва.
Братья! Все в одно моленье
Души русские сольем,
Ныне день поминовенья
Павших в поле боевом.
Но не вздохами печали
Память храбрых мы почтим:
На нетленные скрижали
Имена их начертим.
Вот каким правописаньем
Царь-отец нам повелел
Сохранять воспоминанья
Православных ратных дел!
Вот нетленные уроки!
Братья! Мы ль их не поймем?
К этим строкам новы строки
Мы не все ли принесем?
Братья! Все в одно моленье
Души русские сольем,
Ныне день поминовенья
Павших в поле боевом.
Эту песню мы пели на плацу в этот торжественный день. Не понимаете? Просто если твой брат — русский, значит и ты — русский, даже если ты дагестанец. Потом Сумской гусарский полк. В семьдесят первом вернулся на родину, в Дагестан, а уже через два года состоял офицером для особых поручений при великом князе Михаиле Николаевиче. После Хивинского похода, в которым был ранен, я оказался в Красноводске. И надо было мне так зацепиться с этим штабным хлыщом, у которого всего и было, что чудовищный апломб и высочайшее самомнение. Да, не сдержался, да, была дуэль, когда я ранил его, хорошо, что не убил. За эту дуэль меня разжаловали в рядовые с лишением всех орденов. Да! Если бы убил, кто знает, не миновать каторги. Но Аллах заступился, в последний миг отвел руку. Честь я защитил. И это единственное, что утешало меня в солдатские будни. А награды? А что награды? Есть голова на плечах, сабля в ножнах — будут и награды. Отличился. Снова наградили. Да, погорячился, но ведь по-другому поступить не мог. Честь не позволяла! А честь Алихановых это вам не песок под ногами, пнуть ее не получится! — Ваше превосходительство! Готов выполнить любой приказ. Сказал коротко и просто. Служить, значит служить, надо, значит надо… — Даже если придется сделать что-то, что может противоречить вашим представлениям о чести? Подумайте хорошо, Максуд бек. — Аллах мне свидетель, я поклялся служить царю и сделаю все, что от меня зависит, но приказ выполню. — Хорошо, Максуд бек. Вижу, что Михаил Николаевич не зря рекомендовал вас для этого дела. У меня были сомнения, были… Но вы меня смогли убедить. Вот так так! Государь меня помнит? И не просто помнит, а решил дать важное дело? Ну что же,понимаю… мне намекали, что именно хорошее отношение великого князя ко мне в свое время и позволило замять красноводскую дуэль, больно серьезные были у этого подонка родственники. А теперь мне дают шанс. Я обратился в слух. Но Нахичеванский не спешил говорить. Он сидел на кресле моего командира в совершенно спокойно позе, закинув нога за ногу, одет он был довольно красочно для генерала: на роскошной черной черкеске красовались генеральские погоны, высокая черная каракулевая папаха, такие любят носить в Нахичеване богатые и знатные горцы, брюки с кожаными вставками удобные для длительной езды на лошадях, Исмаил Хан не походил на обычного русского генерала, скорее всего, он так и напоминал гордого горца, вот только погоны были совершенно дикой деталью на его одежде. Невысокий, худощавый, с курчавой черной бородой, он сверлил меня своими черными глазами, думая о чем-то своем. Я молча выдержал взгляд Нахичеванского, дождался, когда он наконец произнесет: — Мерв. — Что Мерв? — не понял я. — Есть такой город Мерв. Осенью генерал Скобелев двинется против текинцев. В их тылу будет богатый оазис с городом. Генерал слишком горяч и захочет взять его приступом. Но почему-то Михаил Николаевич считает, что этот город, как и плодородный оазис можно взять в свои руки после переговоров. И еще почему-то он считает, что из всех мусульман в его армии ты подойдешь для этой миссии лучше всего. — Сделаю все, что будет в моих силах! — четко отвечаю. И нарываюсь на ответ: — Ты должен сделать даже больше, чем в твоих силах, бек! Это важно! Государь очень не любит терять своих воинов и считает, что ослик с золотом лучше откроет ворота города, чем пушки. Пушки — это уже его последний довод. Договорись с теми, кто там живет. Мерв зависит от торговли. Государь собирается провести через него железную дорогу на Самарканд и Ташкент. Это оживит город и даст его торговцам много денег, намного больше, чем дает торговля сейчас. А именно от них зависит власть в городе. Помни это. — Понимаю.ы о — У тебя будет время на подготовку. Почти полгода. Думаю, тебе надо будет добираться с караваном купцов под видом торгового человека. Подумай, что ты повезешь туда, и что будешь скупать в городе. Будь осторожен. Аллах Акбар! — Все по воле Аллаха! Так началась моя длительная подготовка к этой экспедиции. Отправной точкой я выбрал Бухару. Туда приходили караваны из Мерва, там можно было найти попутчиков, узнать больше о городе и его властях. Я открыл лавку, в которую нанял работать приказчика из иудеев. Моисей оказался полезным человеком, благодаря ему завел нужные связи, оброс знакомствами. При этом старался сделать все, чтобы с русскими меня нельзя было связать. Никаких подозрений, иначе мне был бы конец. Я назвался татарином из Казани Максудом, который ведет торговые дела своего партнера, богатого татарского купца Амира. В октябре в Бухару приехал Платон-ага, который сопровождал караван из восьми верблюдов с товаром «от Амира», в основном тканями, которые для этой экспедиции выделил богатый московский купец Коншин, с товаром отправлен и его приказчик, для контроля за торговыми делами. С ними была охрана из казанских татар, верных и преданных людей. Оставив лавку на приказчика, я сумел войти в караван, который повел в Мерв Али аль Магриб. А мои люди присоединилась к охране каравана. Я сообщил, что иду с уважаемым караванщиком только до Мерва, в котором хочу распродать свой товар и закупить ковры, которые по качеству не уступали персидским, а цена их была намного приятнее, чем тех же персидских. Обычный человек, не знаток вряд ли отличит хорассанский ковер от персидского. И это давало ощутимую прибыль. Такой достаточно обычный вид торговли, не вызвал никаких подозрений. Я точно помню напутственные слова, которые произнес уже в Красноводске полковник Аминов, который курировал мою экспедицию уже тут, на месте: «Разрешая вам, господа, ехать с торговым караваном в Мерв, предоставляю вам честь быть первыми русскими исследователями одной из незнакомых нам стран. Руководствуясь при этом искренним желанием, чтобы увенчалось полным успехом это интересное и славное дело, сопряженное с опасностью, и потому налагающее на меня громадную нравственную ответственность, — считаю себя вправе напомнить вам, что только при единодушном действии и дружеских отношениях вы можете добиться желанных результатов. Вполне рассчитывая и в этом отношении на свой выбор, я ограничусь указанием цели и начертанием общей программы действий, предоставляя вам самим выбор средств и распределение занятий. Помните, господа, при выполнении вашей задачи, что туркмены, несмотря на кажущуюся наивность, необыкновенно проницательны. Поэтому, в интересах дела и во избежание каких бы то ни было осложнений, необходимо сохранение полного инкогнито”[169].
Платон-ага, он же хорунжий Соколов, в этой экспедиции починяется мне, бывшему рядовому, которого внезапно произвели в подпоручики. Да, серьезный карьерный рост! Но унывать времени нет. Вот, Соколов нарисовался рядом со мной. Ему не нравилась вся эта банда, которая не напала на караван только потому, что его охрана была ему не по зубам. — Удачно мы влились в эту кампанию… были бы мы сами по себе — непременно напали бы. Отбиться-то, может быть, и отбились бы, но могли бы верблюдов потерять, а что без товара в Мерве делали бы? Я согласился. Караван двигался своими тропами, своим маршрутом, да, мы могли бы найти проводника и идти быстрее, но было ли это безопасным путем? Не уверен. Вскоре Платон-ага принес плов, мы поели, а наутро караван снова отправился в путь, медленно и уверенно пробираясь по бескрайней пустыне. Еще один переход, и мы увидели границы оазиса, по которому протекала река, дающая тут жизнь всему. Богатые пшеничные поля, рисовые плантации, белоснежные хлопковые поляны, все это казалось чудом, особенно после раскаленных песков, в которых хозяйничали змеи и скорпионы. И вот, тонким маревом на горизонте показался древний Мерв.
Глава десятая. Общее собрание
Собака — умное и доброе животное, но собрание их коллектива почему-то называется своройОкрестности Мерва 24 февраля 1881 года(А.Г.Кнышев)
Максуд Алиханов-Аварский
Пуля пропела почти у виска. Зря я так неосторожно высунулся из-за туши погибшего коня. Мне повезло, что не придавило падающей лошадью. Это да, а вот в том, что патронов было маловато, повезло не очень. Два патрона. Я заметил, что басмач приближается. Я только тут услышал это название для бандитов, которые не имели авторитетов и никому не подчинялись. Мелкие шайки шакалов, умеющие только куснуть и удрать. Да и редко в какой банде было более двух десятков сабель. Чаще всего это декхане из одного аула, решившиеся выйти на путь наживы. Чёрт возьми! Как не вовремя! Я возвращался с небольшой охраной из аула рода Беркута. Там нас приняли с уважением. Еще бы! Кто я такой уже все знали. Моё «инкогнито» просуществовало недолго. Торговые дела шли своим чередом и стали удобным поводом встретиться со старейшинами. В принципе, моя миссия не вызывала у них какого-то злостного отторжения. Как Белый царь поступает со своими подданными-мусульманами в этих краях были наслышаны. Особенно о том, что пришедшие русские стараются навести порядок и установить мир. При этом порядок, одни законы и необременительные для торговцев налоги, при защите от произвола мелких ханов, это было для старейшин вполне понятно и отвечало их интересам. Больше всего они опасались своих соплеменников, чьи рода в аулах могли восстать против такого «присоединения». Сила оружия, только это действовало на них безотказно. Но тут мне очень хорошо помог генерал Скобелев. Белый генерал, получивший такое прозвище из-за того, что ездил на белом скакуне исключительно в ослепительно-белом мундире, четвёртого января взял крепость Геок-Тепе, а уже десятого отряд генерала Куропаткина вошел в Асхабад[170]. Когда же доброе слово подкреплено револьвером… Кстати, револьвер! Я выхватил его, вот же гад, совсем близко подобрался. Мне понадобилось три выстрела, чтобы упокоить слишком резвого и отчаянного джигита. Не пойму, с чего бы это сии басмачи столь упорно лезут на пули? Обычно, получив отлуп и потеряв пяток человек, банда предпочитала ретироваться. Неужели ждут подкреплений? Если их кто-то поддержит, будет совсем плохо. Со мною выехало всего пятеро татар, да еще два казака из приказчиковых. Впрочем, эти казаки сами из татарского роду-племени. Одного из них ранили, Семен его перевязывает, черт, туда три башибузука лезут, спешились, чертовы дети! Перекатываюсь. Так будет удобнее стрелять. Ловлю в прицел берданки фигурку, которая начинает приподниматься, чтобы рвануть на сближение. Ты, джигит, быстр, но пуля быстрее! Один патрон остался! Вижу, поднимается пыль, если это та самая подмога, то нам… точно хана! Не одно облачко пыли, а два — с разных сторон. Значит, это была подготовленная засада. Кто? Неужели кто-то из англичан тут появился? Но я бы знал! Так! Одно облачко — это со стороны Мерва. Второе — со стороны аула. По нашим следам шли? Да уж, предстать перед Аллахом, не сделав важного дела будет как-то нехорошо. И тут я вижу, как падает Семен, а Исмаил, которого он перевязывал, как-то обреченно поднимает винтовку, обошли! Сзади обошли! Рывком перекатываюсь почти в тоже место, где лежал до этого, доставая револьвер, в котором три пули, только три! Успею перезарядить или нет? Стреляю навскидку, кажется, ни в кого не попал, но пять фигур замирают. Быстро перезаряжаю. Не успеваю! Кто-то из нападавших поднимается, Бах! Исмаил снимает храбреца. Вовремя. Успеваю затолкать шестой бочонок на место. И тут стрельба поднимается с двух сторон одновременно: спереди и сзади. Сзади вижу озабоченную физиономию хорунжего Соколова. Вовремя он, однако! С ним пятеро — это из моей охраны. А вот что там за шум? Поднимаюсь — это люди бека Довлета. Я был у него не так давно. Бек был доволен моими подарками, я был доволен приемом вождя. Теперь еще и я стал его должником. Помощь в этих краях дело непростое. Ты ничего не должен пришедшему на помощь, разве что… сам должен прийти, когда к тебе обратятся. Долг крови. Мы обмениваемся цветастыми восточными приветствиями, обязательными при таких обстоятельствах. Уважение — это главное в этих местах. Высокомерие себе могут позволить немногие. Только те, кто имеет на это право крови. Например, если ты чингизид, пра-пра-правнук великого завоевателя. Но это так, к слову вспомнилось. В это время Платон-ага начинает потрошение двух пленных, один из них обычный оборванец, а вот второй, скорее всего, главарь этой шайки или приближенное к нему лицо: одет получше, побогаче. Через какое-то время Соколов подходит ко мне. Муса ломает допрошенному басмачу шею. И кровь не прольется на землю, и возиться с пленным не надо –чистая и быстрая смерть — награда за то, что не отпирался. Банду Италмаза нанял для нападения некий купец из Бухары. Вот только он был не один. С ним был белый человек, которого убитый разбойник подробно описал. По всему выходило, что со мной столкнулся человек, о котором меня предупреждали. Эдмунд О`Доннован. Официально — корреспондент газеты “Daily — News”. А неофициально — агент британской разведки, игрок. Черт! Он вроде бы должен был быть в Египте? Неужели англичане перебросили его сюда? Могли! Запросто могли! Говорили, что в несколько племен приезжали купцы с белым человеком, вели разговоры о присоединении к текинцам, чтобы вместе бить генерала Скобелева. Неужто британская болонка и тут нагадила? И что мне делать? Сорвать генгеш[171] у них не получится. Беки и ханы чтут свое слово. Ну что же, Платон-ага, ты знаешь такую поговорку, что долг платежом красен?
* * *
В окрестностях Серакса 4 марта 1881 годаЭдмунд О ’ Донован
Я всегда был авантюристом. На этом и попался. Но мне нравится, когда кровь кипит, когда надо быстро думать и еще быстрее действовать. Этот старый лис Стюарт удивлялся моему бесстрашию. Я не разведчик, я авантюрист! А то, что, выполняя свой журналистский долг, освещая события, о которых никто кроме меня не сможет так ярко и убедительно рассказать, иногда помогаю людям плаща и кинжала, ну и что? И нервы щекочет, и прибавка к жалованию неплохая, а еще возможность попасть туда, где у меня просто физически не будет конкурентов! Такие возможности упускать нельзя!
Я родился в Ирландии, где каждый нормальный человек мечтает о независимости нашей страны от бриттов. Мой отец был достаточно состоятелен, дал мне приличное образование в самом престижном колледже Дублина. Но меня привлекала журналистика, после кончины отца я начал сотрудничать с ведущими газетами острова. Меня трижды арестовывали за принадлежность к Ирландскому республиканскому братству, но ничего толком доказать так и не смогли. А вот завербовать… Тоже не смогли. Я наотрез отказывался выдавать своих братьев. Но тут оказалось, что мои таланты журналиста и склонность к приключениям на свою тощую задницу могут иметь интересное продолжение. Мой дебют состоялся во время Франко-прусской войны 1870 года. Я хорошо разбирался в оружии, тактике, намного хуже — стратегии, много писал, подробно освещая ход военных действий, при этом кроме газетных репортажей, некоторые мои отчеты оказывались у весьма серьезных господ в Лондоне. Кажется, французы кое-что пронюхали, я вступил в Иностранный легион, но был ранен и попал в плен. Этого оказалось достаточно для того, чтобы сбить ищеек со следа. Хорошо, что не убили. Но через несколько лет я уже был в Испании, где разгорелось восстание карлистов. Тут мне пришлось подсуетиться — в первый раз я получил более-менее серьезный бюджет, так что мог оказать помощь тому, на кого мне указали с берегов туманного Альбиона. Когда закипело на Балканах, я оказался в Боснии, там мне дали свободу действий, а уж опасностей было — каждый день и навалом! Потом отправился в Египет, где что-то намечалось, по словам моих неназываемых британских покровителей. Только там что-то не срослось, а вот ситуация у Каспия стала весьма неожиданно острой и неприятной. Поэтому я и отправился в Мерв, отследить и подробно записать все действия Скобелева. Надо сказать, что появление у Российской империи столь деятельного и толкового генерала не могло не насторожить меня. Следя за его решениями и за штурмом Геок-Тепе, я уяснил, что такое активное продвижение России в Средней Азии может серьезно угрожать интересам Империи. Я рекомендовал одному армянскому торговцу, под личиной которого скрывался подполковник Стюарт, вот так, просто Стюарт, никаких имен… только звание… Разработать план устранения Белого генерала. Всего один меткий выстрел, что у нас бекасники перевелись? Этот полный, похожий на турка разведчик, выслушал меня без всякого на то удовольствия, мол, шныряют тут всякие. Но деньгами меня снабдил и посоветовал отправиться в Мерв, проследить, чтобы местные племена оставались враждебными России. Увы, старый скряга выделил мне сущие крохи! Оказавшись в окрестностях Мерва, выяснил, что там действует уже русский резидент, более того, действует успешно, пользуясь тем эффектом устрашения, что возник после столь успешных действий Белого генерала. Я не знал, откуда у купца Максуда столько денег, но его поездки по аулам и оазисам были весьма удачными для него и совершенно выбивали почву из-под моих ног. И тогда я решился. В наших интересах (удивительно, но я часто не дела различия между своими интересами и интересами британской короны) было сделать так, чтобы собрания старейшин не состоялось. Поэтому татарина Максуда надо было убрать. Почти что последние деньги я потратил на наем банды джигитов, которых тут называли басмачами. Банда была слабенькой, но Италмаз пообещал привлечь для этой работы еще людей, которые умели обращаться с оружием. Я поверил ему. Зря. Вскоре удалось узнать, что попытка убийства провалилась. И я бросился в бега. Я направился к Сераксу — отсюда шли две дороги, одна в Персию, вторая в Афганистан. И там, и там было неспокойно. Но путь в Персию казался мне предпочтительным. Впрочем, в городе был британский агент, который обязан будет оказать мне посильную помощь. Потому я загрузил все очерки ведения боевых действий русской армией, красочно описав жестокость расправ с добрыми и почти безоружными текинцами, которых изобразил бедными, но гордыми джентльменами-горцами. Ну и что, что это неправда? Что напишут в газетах, то и станет правдой, я так думаю. Закончив очередной очерк, я заснул. Караван просыпался очень рано, до Серакса оставалось два перехода. Выйдя из палатки, я сладко потянулся. Вчера много писал, но так много хотелось доверить бумаге. Терпкий зеленый чай привел меня в бодрое чувство. Пока караван собирался, я выбрался на небольшой холм у дороги. И увидел ствол ружья, направленный прямо в грудь.
* * *
Мерв 14 марта 1881 годаМаксуд Алиханов-Аварский
11 марта в Мерв прибыл поручик 1-го Туркестанского батальона Назиров, которого сопровождали бакинский бек Али Гуссейн и перс Мамеди Мамет Али. Назиров сам был из бакинских беков, человек уважаемый по местным меркам, тем более, что род его был достаточно знатен для того, чтобы он мог вести переговоры с местными старейшинами.
Для их миссии было все готово. Старейшины «созрели» и уже через три дня после прибытия делегации Белого царя состоялся генгеш. Если ты хочешь, чтобы предприятие удалось — его надо хорошо подготовить. Так и случилось. Из всех старейшин только трое высказались за то, что русский император — их враг. Появление на горизонте отряда Скобелева, который мог неожиданно ворваться в Мерв, напугало местных вождей. Такую быстроту, скорость и эффективность действий мало кто из завоевателей мог продемонстрировать, разве что монголы, память о которых до сих пор страхом отзывалась в душах бесстрашных джигитов. Вот что сыграло главную роль, кроме того, конечно, золота. Государь не поскупился. Мерв был необходим империи, чтобы окончательно утвердиться в этой части Азии, не давая англичанам начать свою контригру. Пусть теперь думают о защите Афганистана и проходов к Индии. Перед самым началом генгеша появился хорунжий Соколов. Он с пятью башибузуками сумел догнать караван с вездесущим ирландцем, вот только самого О’Донована довезти в Мерв не удалось. Он захватили журналиста и смогли утащить из лагеря его бумаги, может быть, последнее действие было излишним. Прочитав их, я понял, что нет. Это был действительно враг, поливавший нашу страну самыми отборными помоями. Талантливо поливал. К сожалению, за похитителями пошла погоня. Ирландца тяжело ранили, Соколов его и добил, ну а без пленника оторваться от преследования мои татары и хорунжий смогли без проблем. Выяснилось, что погибший был не столько профессиональным разведчиком, сколько любителем-энтузиастом у вездесущих спецслужб королевства на подработке. Самым интересным в его бумагах оказались намеки, по которым мы вычислили одного торговца лошадьми, который и был неуловимым британским агентом, да еще и адресок в Сераксе, по которому проживал мнимый перс, агент вездесущей Британии, это тоже в копилочку. Эти бумаги я поспешил отвезти в Асхабат, куда переместился мой непосредственный начальник, полковник Аминов. В сопровождении Платона-аги и поредевшего отряда охранников я отправился в дорогу. Возникла интересная идея — насолить гадящей англичанке. 20-го марта в Мерв вошли отряды Скобелева. Старейшины торжественно принесли присягу императору Михаилу Николаевичу, а древний город стал российским форпостом на краю Кара— Кум. Жалею, что не удалось исследовать этот город как следует. Там столько развалин древних крепостей и городищ. Историки утверждали, что Мерв был одним из самых больших городов древнего мира, что же, уверен, что и до его руин дойдут пытливые руки ученых. Какие тайны и сокровища скрывает этот старинный очаг цивилизации? Что там написал про него этот мертвый ирландец? Город хибар? Не без этого. Люди тут живут достаточно бедно — в предместьях. Но вот обеспеченные жители и дома имеют весьма приличные и варварами их называть не стоит — тут своя культура, которой много веков. У русских есть одно преимущество перед другими цивилизованными народами — мы не уничтожаем местную цивилизацию и не перекраиваем ее под себя. Поэтому для меня честь служить под императорским стягом. В Асхабаде я был поражен: полковник Аминов поздравил меня с тем, что мне были возвращены Государем все награды, утраченное по суду звание майора. Именным повелением я был произведен в подполковники, в этом же чине должен был принять на себя обязанность управление Мервским округом Закаспийской области. Такой поток милостей был для меня неожиданным и весьма приятным. Выучив бумаги ирландского журналиста, мы решили подбросить дезинформацию армянскому купцу, тем более, что это сыграло свою роль в последующим за этим событием этапом Большой игры. По возвращении в город я встретился со Скобелевым, который принял меня более чем радушно. Надо сказать, генерал уже готовился поддержать Персидскую экспедицию Лорис-Меликова. Карты, которые были составлены нами во время поездок по окрестностям Мерва, вплоть до границ с Персией не могли его не обрадовать. Он опрашивал меня о малейших подробностях пути, состоянии дороги, наличия воды, возможностей передвижения обозов и артиллерии. Насколько я понимал, 1881 год должен был стать для этих краев весьма богатым на события.
Глава одиннадцатая. Шаг навстречу
Иногда шаг навстречу другому — величайшее путешествие в жизни.Санкт-Петербург. Мариинский дворец 21 декабря 1880 года(С.Моэм)
Николай Михайлович Пржевальский
«— Николай Михайлович! Кяхта! Видна уже! От возбуждения прапорщик Роборовский просто подскакивал в седле. — Всеволод Иванович! Что же вы так возбудились, не уж-то не жалко, что так до Лхасы и не дошли? — Эклон, мой старый соратник был совершенно спокоен. Прапорщик тут же потух, но под насмешливым взглядом моим понял, что его опять разыгрывают. Горячность Роборовского, как и его уникальная способность попадаться на розыгрыши и шутки стала в экспедиции уже притчею во языцех. Впрочем, сказать о том, что невозможность оказаться в Лхассе не угнетала и меня, было бы в корне неверно. Я был в каких-то двухсот с небольших миль от цели своей экспедиции. Но увы мне… Я рвался в неизведанный и неисследованный никем мир, который назывался Тибетом. Достав дневник, освежил в своей памяти написанное более года назад «Грандиозная природа Азии, проявляющаяся то в виде бесконечных лесов и тундр Сибири, то безводных пустынь Гоби, то громадных горных хребтов внутри материка и тясячеверстных рек, стекающих отсюда во все стороны, — ознаменовала себя тем же духом подавляющей массивности и в обширном нагорье, наполняющем южную половину центральной части этого континента и известном под названием Тибета. Резко ограниченная со всех сторон первостепенными горными хребтами, названная страна представляет собою, в форме неправильной трапеции, грандиозную, нигде более на земном шаре в таких размерах не повторяющуюся, столовидную массу, поднятую над уровнем моря, за исключением лишь немногих окраин, на страшную высоту от 13 до 15 тысяч футов. И на этом гигантском пьедестале громоздятся сверх того обширные горные хребты, правда, относительно невысокие внутри страны, но зато на ее окраинах развивающиеся самыми могучими формами диких альпов. Словно стерегут здесь эти великаны труднодоступный мир заоблачных нагорий, неприветливых для человека по своей природе и климату и в большей части еще совершенно неведомых для науки…». Пожалуй, лучше не скажешь. Я хотел быть первым, кто подробно опишет эти места. Но на карте оставалось слишком много белых пятен. Для меня, как исследователя, это все было вызовом. И я так и не мог принять того, что экспедиция моя не совершила всего, что было запланировано заранее. Могу сказать, что мною водило желание оказаться в Лхассе ранее англичан, чья команда шла в столицу Тибета со стороны Индии, и невеликим утешением мог стать тот факт, что и вездесущим противникам их предприятие не удалось. Для меня это не могло стать ни утешением, ни оправданием, только лишь целью экспедиции, к которой я постараюсь подготовиться намного лучше». — Николай Михайлович! Ваши записки о путешествиях весьма подробны и так же интересны. Но я хотел бы поинтересоваться вашим мнением… Вы были в Монголии, Китае, Туркестане, Тибете… Ваше общее впечатление, как полковника Генерального штаба. — Если сказать одной фразой, Ваше Императорское Величество, то это обширные богатые земли с бедным населением которые крайне плохо, даже отвратительно управляются. Уровень цивилизованности народа крайне низок. При этом весьма высокая культура правителей и их приближенных в том же Китае. Цивилизованность остальных же — ничтожно мала. Люди заняты выживанием в сложных условиях, попытками накормить себя, периодически бунтует, восстания подавляются жестокой военной силою. Расправы над врагами поражают изощренной жестокостью. Если говорить о военных аспектах — даже небольшими силами можно завоевать большие земли, которые при должном управлении будут приносить государству несомненную пользу. — А что китайская армия? Насколько я понимаю, только она может там иметь какой-то вес? И еще, Николай Михайлович, у меня к вам просьба, в общении с глазу на глаз именуйте меня просто «государь» или по имени-отчеству. Не нужно этих титулований, договорились? — Да, государь. Китайская армия ничтожна по своей сути. При ее многочисленности ее комплектуют не самыми лучшими представителями народа, солдат — это одна из самых плохих презираемых? профессий в Поднебесной. Поэтому армией это можно назвать весьма условно. Оружие старое, тактика еще более устаревшая. Императорский двор не тратит средств на модернизацию вооруженных сил. — Вот видите, Михаил Николаевич, к чему ведет слепое следование традициям. Изначально армия китайских императоров комплектовалась за счет самых активных представителей народа, тех, кому на месте не сиделось. Сами знаете, есть такие люди, у которых шило в заднице, не могут они сидеть на одном месте, им бы саблю да коня, да на линию огня. В мирное время если их не использовать, из них получаются «лишние люди»: разбойники и авантюристы. В Китае армия таких брала на себя, отправляя воевать с кем-нибудь, теми же кочевниками. Там личная доблесть была как нигде кстати. А дальше получилось, что в разбойники подались все, кому не лень, оттого что жить на земле стало невозможно, вот и в имперские силы стали набирать не лучших из худших, а форменные отбросы. Я удивился, под таким углом я на эту проблему не смотрел. Государь же подвел меня к карте Российской империи. — Огромное пространство нашей державы состоит на три четверти из крайне малозаселенной местности. В тоже время, недра Сибири весьма богаты, но… вечная мерзлота и климат вообще затрудняют тут сельскохозяйственные работы. Нам нужно переселить сюда от десяти до двадцати пяти миллионов рабочих рук, но кормить их будет нечем! Некому. Ладно, руки как-то найдем. А продовольствие? Если с Волги хлеб сюда возить — эти руды золотыми станут –все! И даже оазисы Туркестана эту проблему не решат. Хотя вы правы, иметь воинственных кочевников на границах –невозможно. Можно терпеть послушных номадов в своих пределах, а иначе — никак. И тут мне видится только один выход — Маньчжурия, хорошая база, которая станет кормить всю Сибирь, во всяком случае, Дальний Восток — однозначно! А там и маленькая Корея, с ее трудолюбивым населением, которое можно переселять на необжитые просторы. — Ваше… простите, государь, а разве китайцев нельзя расселить? У них там постоянный голод, лишние рабочие руки тоже наличествуют. Бери и пользуйся, ежели необходимо. — Тут интересный феномен, Михаил Николаевич. Вы же заметили, что ханьцы, особенно жители Южного Китая относятся к нам, как к варварам? — Такое отношение есть, это верно, государь. — Ничего удивительного в этом нет. Трех— или четырех-тысячелетняя культура. За это время Китай не раз покорялся варварскими народами. И покоряясь, переваривал эти народы, превращая их в китайцев. Высокомерные ханьцы не будут смешиваться с варварскими народами, они так и не станут поданными Российской империи, оставаясь китайцами даже на берегах Невы. Север Поденебесной — другое дело. Там много смешений с кочевниками, да те же манджуры, например… тут есть с чем работать. Да, работа на ближайшую перспективу. Думаю, что наше продвижение в этом направлении неизбежно. Еще одна причина — опиумные войны незаметно, но неуклонно разоряют Китай. По всей стране курение опиума стало большой проблемой. А деньги идут английским лордам, которые наживаются на ограблении населения этой когда-то могучей державы. К чему это приведет? К ослаблению центральной власти и местному сепаратизму. И именно этим надо воспользоваться, чтобы закрепиться на тех землях, что нам столь необходимы. И именно поэтому исследования Центральной Азии, что вы ведете, столь необходимы. Финансирование ваших экспедиций будет выделено в самых полных объемах. И еще… Тибет… Лхасса… Я не зря читал вам ваш фрагмент отчета, простите уж меня, не удержался. Так вот, вы помните, через кого вы получили приказ явиться на аудиенцию? — Так точно, государь. Мне его передал буддийский монах в переходе от Кяхты. — Вас это не удивило? — голос Михаила Николаевича показался мне даже чем-то озорным. — Ну, ваша воля выбирать гонцов, хотя… меня поразила ваша уверенность в том, что этот монах застанет меня у Кяхты. Он ведь так и сказал, что… Я задумался, стараясь вспомнить нечеткую скороговорку монаха, скорее всего, бурята, но государь прервал меня: — Полноте, Николай Михайлович! Вы встретили Лубсан-Дампил Гомбоева. Фамилия ничего вам не говорит? — Как же, государь, с Николаем Ивановичем Гомбоевым имел честь познакомиться в Ухте. Вот видите, как тесен мир, это родной брат Николая Ивановича, сейчас он Пандито Хамба-лама Десятый. — Значит, это его караван шел по дороге в Тибет? — Его. И Николая Ивановича вы в караване не заметили? — Не заметил. — ошарашенно я произнес, вспоминаю ту нашу встречу. Неужели он там был и не подошел ко мне? Не может такого быть! — Так это замечательно! Что не заметили, значит Найдан Гомбоев правильно себя ведет. Он отправлен в Лхассу для того, чтобы установить дипломатические контакты с правительством Тибета. Не Далай-ламой, это сейчас мальчик пяти лет. И ему есть что правительству предложить. Так что, вполне возможно, что ваша мечта оказаться в Лхассе осуществиться. А пока у вас будет время, хочу просить вас еще об одном одолжении. Знаю, что вы в своих путешествиях требуете пить исключительно кипяченую воду. Это весьма похвально! Прошу вас обратиться к Менделееву. В его химическом комитете разработали какой-то новый препарат, который позволяет дезинфицировать воду и избегать заболеваний, вызванных грязными источниками. И еще… попрошу оказать мне честь отужинать в семейном кругу, супруга и дети с огромным удовольствием послушают рассказ о ваших путешествиях.
* * *
Лхасса 23 декабря 1880 годаНиколай Иванович (Найдан) Гомбоев
Всего два года назад моя карьера стала идти вгору. Мои усилия по организации почтовой и телеграфной службы нашего дипломатического представительства в Китае были по достоинству оценены, я получил чин надворного советника, что соответствовало армейскому подполковнику и давало право на дворянство, правда, лет тридцать назад это было бы потомственное дворянство, сейчас же — только личное[172]. Но и это для меня, потомка простых бурят из Тамчи, было огромным достижением. Но летом 1880 года я был отозван из Китая… для того, чтобы вскоре снова оказаться в нем, но уже на пути к Тибету. В Иркутске я получил тайное предписание — отправиться со своим братом, который стал главой буддистов Бурятии в Лхассу, для установления постоянных дипломатических отношений с Далай-ламой, получив для сего соответствующие инструкции и полномочия. Мне предстояло идти под личиной буддистского монаха, сопровождая брата. Ну что же, встреча с Дампилом была самым приятным моментом в этой экспедиции. Как же отнесется Далай-лама к тому, что я, принявший православие, проникну в его столицу под личиной монаха, предсказать было сложно. В Иркутске я расстался с женой, в которой души не чаял. Екатерина была необычной женщиной. Мы с нею познакомились благодаря моему брату, который близко сошелся с бывшим декабристом Николаем Бестужевым, тот писал свой трактат о буддизме. Будучи в наших краях, Николай сошелся с красавицей-буряткой Дулмой Сабилаевой, которая не хотела принимать православие, так что их брак был гражданским. Дочкой Дулмы и Николая была Екатерина Старцева, ставшая моей спутницей по жизни. Почему Старцева? Бестужев умер слишком рано, его детей принял под свое покровительство и дал им образование и воспитание известный селенгинский купец Старцев. Красавица, умница, она была моим помощником и опорой в жизни. Чтобы получить пост в дипломатическом ведомстве я должен был принять православие. И моя Екатерина сделала всё, чтобы я не чувствовал никакого чувства вины. Она была уверена, что мой жизненный путь позволит принести много пользы не только России, но и бурятскому народу. Ее вера в меня и помогла мне уверенно строить карьеру. Недалеко от Кяхты наш караван пересекся с группой полковника Пржевальского, которой возвращался из своей экспедиции в Гималаи. Брат сказал мне, что все подтверждается, я не мог понять, откуда у государя, который давал нам инструкции-предписания была уверенность в том, что в конце октября Михаил Николаевич выйдет к Кяхте и что в Лхассу ему попасть так и не удалось. Несмотря на то, что с известным путешественником я был хорошо знаком, оказывал ему помощь, по мере своих скромных сил, по приказу императора я на глаза знаменитому путешественнику не показывался. О своем пути в Лхассу я написал в «Записках путешественника», опубликованных Сибирским отделением Российского Географического общества, поэтому повторяться не буду, желающие всегда найдут сии записи и смогут к ним обратиться. Но вот Лхасса меня неприятно поразила. Грязный провинциальный городок, время в котором, кажется, застыло навсегда. Множество храмов и монастырей, в одном из которых нас принял Далай-лама. Пятилетний мальчик, признанный воплощением Далай-ламы Двенадцатого, оказался приятным и любознательным мальцом. Мы обменялись подарками. Но дипломатические отношения между нашими государствами зависели, естественно, не от него. Еще при его предшественнике власти Лхассы запретили иностранцам въезд в Лхассу. Но не принять главу бурятских буддистов там не могли. Этого бы не простили единоверцы. И переговоры сначала вел именно мой брат, встречаясь с настоятелями храмов, правителями Тибета, без которых никаких решений не принималось. Государь писал о проекте многоконфессиональной России, по закону о веротерпимости планировалось сделать равнозначными в государстве обоих ветвей православия, католицизма, мусульманства и буддизма. Возможно, лютеранства. Другие секты и экзотические религии подлежали строгому запрету. Михаил Николаевич предлагал Тибету вассалитет и защиту, гарантируя религиозную неприкосновенность, а так же возможность оградить от китайской и британской экспансии. При этом законом в Тибете запрещалась бы деятельность христианских и мусульманских миссионеров. А в России открывались бы учебные буддистские заведения. Кроме того, государь желал, чтобы в столицу и крупные города России прибыли специалисты тибетской медицины, которые будут обучать своему искусству местных желающих. Научные и нравственные достижения Тибета, понятия мировой гармонии и красоты должны стать достоянием всего мира. Только подняв культуру Тибета на такую высоту можно добиться уважения к ней во всей цивилизованной Ойкумене. Опасения, что цивилизация разрушит их многовековой уклад и гармонию с суровой природой были не безосновательны, но и тут мы старались гарантировать неприкосновенность традиций. Вскоре к переговорам подключился и я, тем более, что именно мне были предоставлены данные разведки, которые говорили о планах экспансии Поднебесной в Тибете. Очень удачно «в струю» пришлись материалы допроса ирландца О’Коннели, утверждавшего, что британская армия готовится к вторжению в Тибет с целью укрепить границы Индии и обеспечить их жемчужину от вторжения со стороны Китая и России. Столь «железные» доказательства готовящейся военной экспансии не могли не заставить тибетских религиозных деятелей шевелиться. Так был заключен Большой договор с Тибетом 1880 года. Конечно, заключение вассального договора тогда не получилось, да этого от меня государь и не требовал, но установление дипломатических отношений состоялось, как и появление в Тибете небольшой русской военной миссии, которая привезла современное оружие и стала обучать небольшую армию Тибета армейским премудростям. А я получил Станислава Второй степени и чин коллежского советника. Так что с господином Пржевальским, с которым вскоре встретился снова, я был уже в одинаковых чинах. Впрочем, у нас обоих карьера шла исключительно «вгору», как говаривал один мой замечательный знакомый.
Глава двенадцатая. Афганский излом
Действие даже самого крохотного существа приводит к изменениям во всей вселеннойАсхабад 24 июня 1880 года(Никола Тесла)
Абдур Рахман-хан[173]
Зачем меня хотел видеть Белый царь? Когда в апреле мне принесли письмо с просьбой посетить с визитом Санкт-Петербург, я был несколько ошарашен. Это резко меняло мои планы, я уже готов был выступить в Афганистан, в котором власть Якуб-хана[174] стала шататься. Более удобного момента было бы сложно найти. Но тут это письмо. Десять лет в этой стране меня принимали тепло, но столь высокого внимания я удостоен не был. И тут вдруг такой поворот судьбы. Конечно, отказаться я не мог. Восемнадцатого мая меня принимал во дворце император. Михаил был радушен, соблюдая этикет, мы обменялись приветствиями и поговорили об отвлеченных вещах. После чая Белый царь начал разговор о моей судьбе. Он сказал, что ценит мой государственный ум и считает, что мое возвращение к власти пойдет на пользу измученной войной с англизами стране. Он сказал, что британцы видят мою страну как кинжал, который должен резать брюхо России. «Лучше всего для меня было бы видеть в Афганистане союзника, но я реалист. Нейтральная страна, от которой не будет исходить угрозы для моего государства — это уже огромное достижение. Я хочу помочь вам». Удивительно, но за этим никаких условий не последовало. Михаил сказал, что подготовит мне финансовую помощь, звонкая монета будет ждать меня в Асхабаде. Приехав сюда, я был удивлен тому, что получил все обещанное. И еще, царь дал мне кольцо с драгоценным камнем, на обратной стороне камня были процарапаны три тонкие черточки. Ко мне должен был прийти человек с точно таким перстнем и двумя чертами на обратной стороне камня. Это будет посланец Белого царя. Он будет иметь полномочия передать мне современное оружие, оказать дипломатическую поддержку, передать просьбы и послание своему государю. Ну что же, отказываться от такой поддержки было бы нелепо. Я собирался через два дня отправиться в свою страну, ожидая только нескольких верных людей, которые шли сюда из Самарканда. Как только они появятся тут, я сразу же отправлюсь в дорогу. Аллах нам в помощь!
* * *
Афганистан. Майванд 27 июня 1880 годаМухаммед Аюб-хан[175]
Нет ничего радостнее, чем вид убегающего врага. Любой воин знает это чувство. Любой полководец гордится своей победой. Англичане нас постоянно громили. Посадили в Кабуле свою марионетку Якуб-хана, которого сверг народ. Меня провозгласили эмиром Афганистана, но англичане, занявшие столицу, отказали признавать мои права на престол. Они сделали это зря. Я отступил в Герат, где мои сторонники стали быстро собирать ополчение. Там же собирались и регулярные полки, которые я создавал в своем городе уже несколько лет. Решение наступать я принял после того, как весной у меня появились посланцы русского царя. А еще через месяц в Герат вошли две сотни джигитов — татар под командованием Эсхан-хана Нахичеванского, кроме того, с ними пришел отряд татар-артиллеристов и восемь горных пушек Барановского. А еще два десятка инструкторов, которые стали превращать мою пехоту в эффективное воинство, которое сможет противостоять английским войскам. Времени было в обрез, но русские татары делали свое дело хорошо, а пришедшие караваны с новым оружием делали мою пехоту еще лучше. И очень много работали с артиллерией. У меня были гладкоствольные орудия Армстронга, но обращаться с ними обслуга не умела. Мы перевели уйму пороха, но, как только слуги русского царя сказали, что артиллерия готова, я отправился в поход. Навстречу мне вышло английская армия из Кандагара. Взяв этот город, я мог говорить о контроле не только Южного, но и центрального Афганистана, а там и захват Кабула стал бы делом времени. Я вышел в поход имея шесть тысяч регулярной пехоты, четыре тысячи пешего ополчения и полторы тысячи кавалеристов, в основном, нерегулярная конница, на стойкость которой у меня было мало надежды. Три сотни моей личной охраны и две сотни татар-горцев Эсхан-хана были моей опорой. 14 июля отряд из двух сотен кавалеристов ушел на разведку к Гильменду, где находился лагерь войск кандагарского вали Шер-Али. Они застали прекрасную картину взбунтовавшегося войска, которое шло на соединение с моей армией. Главное, что они захватили с собой обоз и батарею гладкоствольных орудий, особенно меня порадовал порох, который должен был обеспечить всю английскую армию, пришедшую из Кандагара. Англичане пытались догнать взбунтовавшиеся части, даже смогли отбить два орудия, но огонь моих кавалеристов заставил красные мундиры отступить.Они потеряли два десятка своих солдат и более не преследовали афганцев. Моя армия пополнилась шестью орудиями, двумя тысячами регулярной пехоты, таким же количеством пешего ополчения и тысячей всадников. Нам навстречу вышли войска бригадного генерала Джорджа Берроуза, что-то около полутора тысяч пехоты и полутысячи кавалерии при восьми орудиях. Эсхан-хан утверждал, что Берроуз слишком медлительный и осторожный командир, и будет придерживаться пассивной оборонительной тактики, что даст нам возможности для маневра. Так и случилось. Мы сумели взять армию противника в полукольцо, сосредоточили гладкоствольную артиллерию против индийской пехоты, чтобы нанести ей максимальный урон. У меня было десять пушек Армстронга, против двух у врага и шести пушек конной артиллерии, которые переместились на этот фланг. Но выучка моих артиллеристов давала о себе знать — вскоре индийские части под мощным обстрелом дрогнули и стали отступать. Против 66-го полка и гренадеров мы выставили ополченцев, которые обстреливали их издали, а когда дрогнули индусы, там развернули батарею из орудий Барановского. У них был небольшой калибр, но какова скорострельность! Позиция англичан накрыло стеной разрывов. И они стали пытаться отойти, но сформировать пехотное каре им так и не удалось, вскоре их отступление превратилось в бегство. Опять отличились татары, лихим ударом захватившие обоз и не давшие остальным частям начать грабеж. Поэтому удалось организовать преследование и гнать противника, пока не наступила ночь. Генерал Берроуз был ранен и попал в плен. Всего на Кандагар ушло несколько десятков солдат, остальные были истреблены, ибо воины Аллаха пленных не брали, даже вражеских офицеров. Мы потеряли около тысячи ополченцев и трех сотен кавалеристов, это было удивительно! Как сказал Эсхан-хан: «Артиллерия — Бог войны». И я с ним согласился. Теперь у меня было достаточно пороха и орудий, чтобы взять Кандагар, в котором, как крысы, забились по щелям чуть более тысячи англичан. И разбить их надо было до того, как придет помощь.
* * *
Афганистан. Хаджи 14 августа 1880 годаЭсхан Хан Келбали Хан оглы Нахичеванский
Лучший экзамен для воина — это война. Сейчас, глядя на отходящую в Индию колонну войск генерала Фредерика Слея Робертса, я испытывал чувство гордости. Ну и что, что меня отчислили из Николаевской академии Генерального штаба? Любой скажет, что причиной был мой не слишком хороший русский язык. Эти напыщенные индюки, что они выиграли? А мне удалось сделать почти невозможное — победить почти без боя одного из лучших британских генералов. Всё началось с того, что генерал-майор Джеймс Примроуз принял правильное решение отступить навстречу отрядам генерала Робертса, которые шли из Индии. Его небольшой отряд без артиллерии не смог бы долго удерживать укрепления Кандагара. А у Аюб-хана теперь было более двадцати орудий, так что… Я возглавил отряд легкой конницы, которая вела разведку и постоянно беспокоила отступающие британские войска. У Чамана британцы соединились, а мой отряд ушел в горы. К Мухаммеду был отправлен гонец. Я привез с собой пятерых саперов и приличный запас динамита, который планировался использовать для разрушения укреплений Кандагара. Осады не было, штурма тоже, зато сейчас динамит весьма и весьма пригодился. Когда войска Робертса перебрались по мосту через Аргезан у селения Хаджи, их ждал первый сюрприз: мост взлетел на воздух, отсекая от армии обоз с припасами, правда артиллерия находилась в центре колонны, к моему сожалению. Вырезав охрану, мы завладели имуществом экспедиционного отряда. К чести британского генерала, он решился на бросок к Кандагару, вот только переправа через Тарнак тоже взорвалась. Предстояло решать — идти ли на штурм крепости, имея в большом дефиците продовольствие и порох, или отступать. Когда 10 августа у Чамана я уничтожил еще один обоз, который должен был доставить продовольствие британскому отряду, то отправил пленного офицера в лагерь Робертса. Поняв, что ему не по зубам Кандагар, генерал дал приказ отступать. Мы сопровождали противника до границ Афганистана. И когда последний их воин скрылся в Чамане, стало ясно, что этот этап войны мы выиграли.
* * *
Афганистан. Кабул 14 сентября 1880 годаАбдур Рахман-хан
Моя страна разделилась. Среди таджиков моя поддержка себя оправдала. Я собрал достаточно сил, чтобы бросить вызов даже Аюб-хану. Но начинать междоусобицу, когда англичане спят и видят вернуть себе ключ от Индии — Кандагар? Фактически страна разделилась и юг за пуштунами, которые поддерживают Мухаммеда из Герата. Он сейчас герой. Победитель англичан! То, что не удалось сделать мне во время Первой войны с англичанами, Аюб-хан сумел провернуть сейчас. Его успехи настолько впечатлили губернатора Индии, что тот решил начать переговоры о мире. Опасность! Я знаю, как британцы умеют гладко составлять договоры и давать обещания, которые не собираются выполнять. Но меня больше всего расстроило то, что русский царь помогал моему сопернику. Причем помощь его была существенной. Нет, он помогал и мне, мои воины тоже обучают русские. Но все-аки. И еще этот его человек, полковник Алиханов, который явился ко мне с перстнем царя, именно он привез мне пушки и оружие, деньги. Это дало возможность вооружить неплохую армию. Но и он просил меня не начинать войну за Кандагар. Я долго размышлял над моим положением. Решил, что мои личные амбиции ничто по сравнению с бедами моей страны. Ведь стоит начаться войне между племенами, и ослабленную страну легко приберут к рукам наши враги. Русский царь пишет, что в Афганских горах есть и золото, и железо, и уголь… Причем все недалеко от Кабула, который станет моей столицей, пока страна не объединится. Но объединение должно стать по воле народа, которую выражают старейшины. А я умею ждать. И говорить с людьми.
* * *
Египет. Александрия 16 декабря 1880 годаПолковник Ахмад Ораби
В Александрии неспокойно. Армия бурлит. Страной управляют иностранцы! После того, как Исмаил-паша был отстранен от власти, а безвольный сын правителя, Тауфик-паша был поставлен англичанами управлять государством, о независимом Египте можно было забыть. Страной управляла «Комиссия по взысканию хедивского долга». Увы, Исмаил-паша сделал очень много для государства, он строил железные дороги, мосты через Нил, но делал это на кредиты, которые давались под ужасающие проценты. Все закончилось банкротством государства, продажей акций Суэцкого канала, которые с удовольствием выкупили англичане. Они и были главными кредиторами хедива, теперь они играют главные роли в этой комиссии. К сожалению, любимый многими Исмаил-паша слишком поздно заметил золотую ловушку неверных. И что теперь? Армию сокращают. Планируется оставить не более двенадцати-пятнадцати тысяч. И Суэцкий канал не приносит теперь стране ни гроша. Мы беззащитны. Без армии, без финансов, без источников доходов мы обречены на жалкое существование колонии, которую будут грабить богатые иностранцы. Когда стало ясно, что Тауфик-паша будет выполнять все требования англичан, среди офицеров армии стало расти недовольство. Египет всегда был государством независимым. Даже признавая главенство Великой Порты, мы были достаточно крепки, чтобы не склоняться в рабском подчинении. В результате нашей борьбы османы лишь формально владели страной. Мы могли сами заключать союзы, решать свои внутренние дел, вести международную политику сообразно своим интересам. Строительство канала, казалось, должно было принести Египту процветание, а оно несло закабаление. Что делает полковник египетской армии в припортовом кабаке, да еще и одетый в обычную крестьянскую одежду? Как ни странно, но это место, в котором можно тихо и незаметно переговорить с нужными людьми. И все благодаря тайному переходу, который соединяет это злачное место с вполне приличным отелем, в котором я сейчас, по мнению шпиков комиссии, нахожусь. Анвар обязан мне, так что, когда он попросил о встрече с важным человеком, я конечно же согласился. А крестьянская одежда? Так я сам из крестьянской семьи, и получил образование, поднялся по карьерной лестнице, стал первым офицером-египтянином в египетской армии. Да, теперь я полковник! И мой полк один из лучших. Только спасет ли это страну? В этой таверне есть уединенное место, отгороженное от общего зала. Кальян. Кофе. Ожидание. Вот появляется Анвар. С ним довольно высокий иностранец. Он одет как простой моряк, которому как раз в таком кабаке и место. Так одеваются моряки торгового флота, интересно, на англичанина не похож. Он смуглый, очень может быть, татарин. — Я капитан первого ранга Российского военно-морского флота Девлет Гирей. — представился незнакомец. Мы прекрасно понимали друг друга. Его тюркский привычен в этих местах. — Зачем вам нужен скромный офицер египетской армии? — задаю вопрос, затягиваясь ароматным дымом. Это не слишком вежливо, но должно подчеркнуть то, что я не слишком заинтересован в этой беседе. — У нас говорят: враг моего врага — мой друг. Так что мы вынужденные друзья, уважаемый Ахмад. Англичане убили моего государя, пытались напасть на нашу страну без объявления войны, так что большего врага нашей империи представить себе невозможно. Они пытаются покорить разные страны — где силой золота, где оружием, где предательством и ядом. Алчность британцев не знает границ. Сейчас они полностью устранили Египет от доходов Суэцкого канала и лишают страну армии, которая могла бы вернуть все на свои места. — Возможно, ну и что? — я продолжаю сохранять невозмутимость. — Мой государь заинтересован в том, чтобы Египет был независимым государством. Это ослабит нашего врага. Поэтому мы — ваши друзья. — Допустим, но что вам нужно от меня лично? Я не паша, не хедив, я всего лишь скромный полковник. — Ваша скромность, Ораби-эфенди делает вам честь. Мы хорошо знаем, кто пользуется популярностью среди офицеров вашей армии, кто имеет влияние на нее. И кому наша помощь может действительно пригодиться. Скажу откровенно: мы считаем, что в ближайшее время ситуация в стране обострится, Тауфик-паша постарается вывести армию вообще из игры. Например, решит разоружить или отослать куда подальше части александрийского гарнизона, чтобы ничто его власти не угрожало. Не думаю, что это останется без ответа. — Вполне возможно. — Но без помощи извне вы против англичан не выстоите. Они найдут повод для вторжения, поверьте мне, джентльмены весьма изобретательны в плане подлостей и заговоров. Армия неплохо вооружена и неплохо обучена. Вот только этого оружия совершенно недостаточно для того, чтобы создать силу, способную выстоять против регулярных английских частей. Имея союзником Российскую империю, вы получите возможность довести дело до конца. — А каков интерес в этом вашего государя, не верится мне, что ваша помощь будет безвозмездна. — Вы правы, государь выкупил у Турции пять процентов акций Суэцкого канала. После окончательной победы над англичанами мы рассчитываем на пятнадцать процентов акций, за счет английской доли, за этот же счет Египет вернет себе двадцать пять процентов, а англичанам останется одиннадцать. Или ничего, если они будут слишком упорствовать. — И что за помощь вы предлагаете? Какой у вас план?
Часть десятая Беда никогда не приходит одна
Лучше опасаться без меры, чем без меры доверять. От бед спасает только осторожность.(Уильям Шейкспир)
Глава тринадцатая. Про беды и победы
Calamitas virtutis occasio. (Бедствие дает повод к мужеству)Кронштадт 18 ноября 1880 года(Луций Анней Сенека)
ЕИВ Михаил Николаевич
Заморозки в середине ноября? Тут это не повод впадать в панику. Обычное дело. Свинцовое тяжелое небо давит на мозг, нависая почти над головою. Какое неприятное чувство — ограниченности в пространстве. И это я стою на крепостной стене, правда, вид на замерзающую столицу, ожидающую снега или снега с дождем, не радует совершенно. Город поглотила какая-то сера удушливая хмарь, вот уж некстати. А когда оно бывает кстати? Особенно погода. Ну что, батенька-император, пора идти, смотреть правде в глаза. Наплевать, что настроение у тебя мрачнее свинцовых облаков, что дергает колено, что так тяжело тащить этот чертов груз, который называют Российским государством. И паранойя власти. Вы знаете, что власть — это самый мощный наркотик? Посмотрите на этих политиков –наглотавшись этого порошка они лезут к власти и лезут, ради нее готовы убить, предать, купить или продаться. Быть в тренде, в конец-концов. А потом постоянно бояться, что эту власть отнимут, а если отняли — мучительно искать новый путь наверх. Сволочная штука — эта власть. И любой властитель — параноик, ибо он будет мучительно бояться власть потерять, подозревать каждого, даже если тот невиновен. Вот и меня оно зацепило. Да… постарался окружить себя теми людьми, что были близки мне еще по наместничеству на Кавказе. И всё равно присматриваюсь — нет ли среди них измены. Не тлеют ли заговоры. Ага! Тлеют и еще как! Но увы, моя паранойя меня же и подвела. Был уверен, что первый заговор созреет среди консерваторов, которых активно поддерживала Британия. Казалось бы, почему именно англы так заинтересованы в консервации отсталого порядка, так вот вам и ответ — потому что он отсталый, потому что таким образом Россия будет отставать от островной промышленной империи и превратиться со временем в сырьевой придаток, колонию. И ничего более! Посмотрите, но ведь практически все лидер консервативной партии — члены английского клуба! И отставной Валуев в том числе. Но беда пришла откуда и не ждали. Мой визит в Кронштадт сего дня был приурочен в победе нашего флота в Синопском сражении. Конечно, это было дело черноморцев, но не отметить в этот день моряков было бы непростительно. Вот только получалось так, что меня на базе Балтийского флота ждал заговор. И во главе его стали офицеры морского гвардейского экипажа. В принципе, мог и не удивляться, шефом экипажа был Константин Николаевич, старший брат. И вообще, на флоте Константин имел серьезный авторитет и мог рассчитывать на поддержку многих — от адмиралов до матросов. На что рассчитывали заговорщики? Они хотели меня арестовать, объявить избрание нелегитимным и провозгласить императором брата Костю, который должен был вот-вот вернуться из штатов. Скорее всего, в ходе ареста меня могли и того… Возглавил заговор капитан-лейтенант Палтов, командовавший ротой гвардейского экипажа. Кроме офицеров самого экипажа к заговорщикам примкнули их коллеги из крепостного гарнизона и несколько флотских лейтенантов. В общем, меня должен был встретить вооруженный до зубов караул. Хорошо, что офицеры флота в конспирации имеют весьма поверхностные навыки, а еще пьют и говорливы, особенно в офицерской среде. В общем, заговорщиков ждала засада. Я приехал в Кронштадт на три часа позже объявленного. К этому времени караул разоружили, восставших переловили, мне советовали не ехать вообще, ибо кто-то из отчаянных голов мог попытаться меня достать — кортиком, пулей, гранатой. Но вот этого я позволить себе не мог. Проявить трусость и нерешительность. Пора! Я спускаюсь со стены бастиона и направляюсь на плац, где уже выстроены плотными рядами гвардейцы, моряки, солдаты и офицеры крепостного гарнизона. Мне соорудили небольшой помост, вокруг которого буквой «П» выстроились войска, трибуна окружена казаками лейб-гвардейцами. Поднимаюсь на сию платформу, рядом со мной становятся адмиралы флота. Они сегодня особенно хмурые. Понимаю День торжественный, а радоваться нечему. Ветерок, лениво гнавший снеговые облака стихает. На плацу устанавливается мертвая тишина. — Матросы и солдаты! Господа офицеры и адмиралы! Прошу простить меня. Пауза. Шепоток прошелся по толпе. Что, не ожидали? — Прошу простить меня за опоздание. В сей день мы обязаны были воздать должное славе Российского флота. Синоп стал последней грандиозной победой нашего парусного флота над сильнейшим противником! Память наших славных побед должна вдохновлять нас, делать наш флот самым лучшим в мире. Государство и император заботятся о флоте, стараются сделать его лучше, оснастить и обеспечить всем необходимым. И что в ответ? Предательство? Измена? Заговор? Черная неблагодарность. Мой батюшка, Николай Павлович, считал неблагодарность самым отвратительным из человеческих грехов. А предательство — грех иудин, ничуть не лучше. Пока я задерживался, верные слуги государевы арестовали причастных к заговору. Следствие установит всех, кто в нем был замешан. Посему предлагаю тем, кто был в этом подлом деле замешан, но от участия отказался — выйти из строя. Обещаю им прощение, понижение в чине, но не более того. Тех, кто вышел с оружие противу государя ждет строгое и справедливое наказание. Если ты идешь проливать кровь, будь готов к тому, что тебе ее пустят самому. Приказываю… заговорщикам… выйти из строя! В любом заговоре есть сомневающиеся, оступившиеся, глупцы, которые потом либо прячутся, либо просто не могут переступить через какие-то свои внутренние барьеры. Декабристы? Так и среди них были те, кто не вышел на Сенатскую площадь! Четырнадцать. Ну что же. Осталось еще одно дело. Палтов Александр Ильич, капитан-лейтенант, командовал ротой гвардейского экипажа. Хорошо проявил себя в русско-турецкую войну. Говорят, что храбрый офицер, который заботится о нижних чинах. В роте — непререкаемый авторитет. Круглое лицо, большая лысина на голове, аккуратные усы, нос картошкой. В глазах растерянность. Никакой тебе удали. Я смотрю на него молча. Он с каждой минутой моего молчания чувствует себя все не увереннее, кажется, ему неуютно в его мундире… батенька вы мой, как же так… внезапно вспоминаю, что в моей ТОЙ реальности, сынок сего капитана Палтова, Александр Александрович, станет помощником пана гетьмана Скоропадского… Да, не все в порядке в консерватории, точнее, в одной семейке… Ладно, судьбы потомков дело такое… непонятное и мутное. Понятно, что этого типа играли. Вопрос только: кто? Думаю, что Константина играли тоже вслепую. Впрочем, следствие покажет. С гауптвахты ухожу, так и не сказав «руководителю» восстания ни слова.
* * *
Санкт-Петербург. Мариинский дворец 1 декабря 1880 годаТимашев крепко сдал. Надо срочно искать ему замену. Черт возьми! Это будет неправильно, если такого талантливого человека загонять на работе как ломовую лошадь. Он и так тянет слишком большой воз проблем. Круги под глазами. Лицо как-то еще более осунулось. Наверное, великие знания — великие и печали. Точнее и не скажешь. — Александр Егорович! Как ваше здоровье? Ваш внешний вид меня беспокоит. — Откровенно говоря, государь, не очень. Тяжело. Хотел просить вас об отставке. — Ну что же, Александр Егорович, думаю, что мне необходимо пойти вам навстречу. Я определюсь с вашим преемником и тогда прошу вас немедленно обратиться к хорошим врачам и привести свое здоровье в порядок. Вы же понимаете, что такой государственный ум, как ваш, не должен пропадать. После лечения вернетесь в Государственный совет. Там создана комиссия по законодательству относительно наших спецслужб, в том числе новых. Вы ее и возглавите. Понимаете, даже беззаконие мы должны творить согласно букве закона. — Воля ваша, государь. Тимашев покорно и как-то обреченно склонил голову. Да, к скульптуре вам вернуться будет трудновато. Вы всё-таки носитель секретов весьма высокого уровня. Но перейдем к тем баранам, из-за которых мы тут собрались. — Хорошо, так что у нас по Кронштадту? — Во главе заговора стоял Палтов. Сыграли на его недовольстве в продвижении по службе. Как-то его сотоварищи пошли вверх, а самого капитан-лейтенанта тормознули. Он достаточно амбициозен. Был близок Константину Николаевичу, считал, что опала сего великого князя ему и помешала продвинуться наверх. Командовавший гвардейским экипажем контр-адмирал Головачёв остался вам верен, принял активное участие в подавлении заговора, как и флигель-адъютант Дубасов, из командиров экипажа только капитан Скрыдлов никак себя не проявил… Был в запое. Третий день. В числе заговорщиков его точно не было. Из адмиралов никто заговор не поддержал. Я бы назвал это заговором лейтенантов. — Группа молодых офицеров решили пробиться наверх за счет одного авантюрного хода? — Примерно так и должно было выглядеть, Михаил Николаевич. — А на самом деле? — А на самом деле появились интересные фигуры. Идельвер Эрсен. Это партнер Альфонса Курвё, они участвуют в реконструкции Санкт-Петербургского порта. Господин Эрсен тайно встречался с женой Палтова. Причем, с ноября эти встречи стали весьма интенсивны. Мы за этим партнёром следили еще с тех пор, как стали распутывать змеиный клубок по портовой реконструкции. Идельвер имел влияние на Константина и контактировал с хлеботорговцами, его роль в атаке и банкротстве Путилова теперь уже несомненна. Установлены его связи со Вторым отделом и банком Лионский кредит. Через него Палтов получал деньги на заговор, пьянки с соратниками, подкуп нужных людей, в общем, французский след, государь. — Ну что же, если увязать это с ноябрьским демаршем дважды битого генерала Шанзи[176], требовавшего!!! скорейшего заключения военного союза с Францией, то, интересные мысли возникают, так, Александр Егорович? Где сейчас этот агент Эрсен? — Выехал во Францию пятнадцатого ноября. — Не было способа его придержать? — Мы не были до конца уверены, государь. Это только сейчас его роль стала очевидной. — Александр Егорович, меня радует, что вы столь ответственно относитесь к своим обязанностям. В нашем деле ошибаться и тем более, ошибочно кого-то задерживать — непозволительная роскошь. Тимашев опять поклонился, склоняясь перед гениальными высказываниями патрона. Ага. Знаю я его! Кремень-человек. С твердыми принципами. И это неплохо. Но как-то не всегда сопутствует успеху дела. Говорить ему, что господин Эрсен был перехвачен в Варшаве людьми полковника Мезенцева я не стал. Меня ведь интересовало, кто из высшего света, из наших дорогих франкофилов или франкмасонов стоял за этим заговором. В то, что обошлось без них — не верил совершенно. А Тимашеву действительно пора в отставку. И кого на его место? Вороцнова-Дашкова? Так у него итак дел невпроворот. Стоп! Не сейчас. Эту кандидатуру надо серьезно обдумать. — А сейчас, Александр Егорович, не откажите мне в любезности пропустить по рюмашке в честь удачно завершенного дела. Благодаря вашей службе еще один переворот провалился. Эх… Такого бы начальника корпуса да моему батюшке… — Так у Николая Павловича был великолепный Бенкендорф. — несказанно удивился Тимашев. — Да, Александр Христофорович был на своем месте, а вот господа Орлов и Дубельт покушение на Николая Павловича проспали. Есть все основания считать, что батюшка был отравлен, ибо Крымская война шла к истощению напавшей стороны и англичане боялись, что она затянется надолго. Мой же брат Александр был неверно информирован о состоянии дел в Крыму. Посему был заключен этот позорный мир. — Это ваши подозрения, государь? — Тимашев произнес эту фразу очень тихо. — Нет, есть доказательства. Вот только сия печаль останется под замком. Эти знания никому, кроме государя не нужны. И вам сей груз тоже не нужен, Александр Егорович, простите меня за минутную слабость. Тимашев вышел. До нового посетителя у меня оставалось еще двадцать минут. Ну что, надо рассказать о второй беде, что пришла ко мне этой осенью. И беда эта была более чем неприятной. Дело в том, что я влюбился… наверное… Да нет, не наверное… Извините, это настолько сложно, чтобы рассказать об этом, пусть и по строгому секрету. Получилось так. Еще летом сего года я взял за привычку, переодевшись в партикулярное платье и наложив не самый сложный грим отправляться гулять по улицам столицы. В таких походах меня сопровождал так же переодетый и загримированный Алексей Толстой, не столь адъютант, сколько друг и соратник. Ну и парочка охранников в гражданской одежке, которые весьма ненавязчиво оберегали царственную тушку. В этот день было не столько дождливо, сколько слякотно и скользко. Ночью ударил легкий морозец и шедший вечером дождь покрыл кое-где мостовые и тротуары легким ледком. Мы подходили к Гостиному двору, двигаясь по Садовой. Какая-то экзальтированная дама с собачкой, мелкой болонкой с истерическим характером, облаяла нас по дороге (впрочем, облаяли обе — и дама, и собачка). Ну а потом я увидел молодую прелестную девушку, которая шла от магазина, в руках она держала небольшую корзинку с какой-то снедью. Я как-то инстинктивно подался вперед, чуть, на полшага, обогнав Лешу. В этот миг барышня неудачно поставила ножку, поскользнулась, и начала падать. Я не слишком удачно подхватил ее за локоток, упасть-то не дал, но вот булочки из корзинки рассыпались по мостовой. «Ой!» — сказала барышня. А я посмотрел ей в глаза и понял, что пропал. Как там было у Булгакова? Любовь выскочила из-за угла обезьяной и выцарапала мне оба глаза? Вот, же дерьмо… Спроси меня дату, когда Булгаков начал принимать морфий — назову не задумываясь, а вот процитировать беллетристику… Особенности исторического образования с его спецификой запоминания дат и названий. Да я и в школе терпеть не мог учить стихи. Не моё. В любом случае, я понял, что пропал, но сумел как-то взять себя в руки, учтиво придержать девушку, поинтересоваться ее самочувствием. Барышня покрылась румянцем, но эти несколько минут позволил мне хорошо ее рассмотреть. И огромные васильковые глаза, и тонкие черты лица, нежный овал, аккуратненький носик… длинные ресницы. Есть у Моэма такое словосочетание «красота молодости». Так вот, в этом случае красота и молодость били через край. Ну и меня зацепило. С трудом вышел из оцепенения, когда барышня, вежливо поблагодарив, упорхнула обратно в сторону Гостиного двора. Хе… наверное, булочки докупать будет. Проводив ее взглядом, я обратил внимание на бесенят, которые поселились в глазах друга. — Ляксей, не дури! — произнес я с трудом. — Не буду… — подозрительно бодро сообщил мне генерал Толстой. А потом я понял, что думаю об этой случайной незнакомке. Сначала вспыхнула паранойя, которая нашептывала, что встреча эта отнюдь не воля случая, а была специально подстроена, чтобы оказывать на меня влияние. Потом логика брала свое. Девочка эта никак не походила на любимый мною тип женщин. Разве что тонкой талией и свежей кожей без грамма макияжа. Но все-таки на два дня эта встреча меня из рабочего режима выбила. Я был совершенно рассеян и не имел никакого желания заниматься государственными делами. При этом меня еще и душило чувство вины перед Ольгой. Ну… супружеский долг, но я как-то вошел во вкус семейных отношений. Хотя да, в семейке Романовых любовницы были чем-то обычным. Никого не удивишь. Но все равно для меня это было совершенно некомфортным состоянием. Правда, я не юнец, поэтому собирался, выкидывал из головы все лишнее и продолжал заниматься работой по основному профилю. А потом пришел Алексей Толстой, притащил бутылку хорошей водки («Менделеевской»[177]) и выложил на стол фотографию хорошенькой барышни. Точно! Это она. — Ну ты, Миша, попал! — Чего это? — прикидываюсь валенком, только с Толстым это не пройдет. Знает он меня давно и очень хорошо. — Сия особа… за стул держись! — говоря это он споро разливает водку по рюмкам, мечет со столика несколько канапэшек, и тянет блюдечко с порезанным лимоном. — Так вот, это Анна Михайловна Дубельт. Девятнадцати лет. Воспитывается в Институте благородных девиц. — Дубельт? Переспрашиваю, а у самого начинают шевелиться извилины, напрягаю память. Что-то это такое проскакивает. Так… неужели? — Ну да, только не тот, это дочка Натальи Пушкиной, самой младшей из… от первого брака. — Дочка Таты? Той, что сейчас за Нассаусским? — Ну да, там такой бракоразводный процесс был! Закачаешься! И анна, она же Нина сейчас на попечении у бабки, Анны Николаевны Дубельт. Её домашние Ниной называют, скорее всего, чтобы с бабкой не путалась. А девица хороша, многие говорят, что матушке в молодости не уступает красотой, только скромница… Такие пироги, твое величество. Мы тяпнули еще по одной. Что-то подобострастия в этом его «твоем величестве» я не услышал, как будто он эти слова произносил все с маленькой буквы. Да чего там… Были у меня на Кавказе приключения, не без того. Лёша в курсе. Но вот так меня не перемыкало. Обычно одна-две встречи и расстались… И всё. Отделывался деньгами или подарком. Да, и без этого обходилось, и не однажды. А тут на тебе… как это… седина в бороду, бес в ребро… Интересно, она узнала, с кем столкнулась? О том, что обыватели знают, что государь имеет привычку изредка инкогнито шататься по городу, известно всем. Могла и узнать. И что с того? Сижу у себя в кабинете. Домой не спешу. Курю трубку и думаю. И тут дверь тихонько приоткрывается. Мне на плечи ложатся женские ручки. Эти я узнаю из сотен тысяч… — Дорогой, что с тобой? Нам надо поговорить… Надо! Вздыхаю. Это как в омут головой…
Глава четырнадцатая. Голод
Он мог предсказывать войны и голод; впрочем, это было нетрудно: всегда где-нибудь да воюют и почти всегда где-нибудь голодают.Санкт-Петербург. Мариинский дворец 22 ноября 1880 года(Марк Твен)
ЕИВ Михаил Николаевич
В Российской империи голод — состояние перманентное. Редко, когда три-четыре губернии не страдают от недорода, чаще шесть-восемь. Большой голод — это когда недород уже в пятнадцати губерниях и более того. Такой голод должен был накрыть страну в 1891-м году. Но я готовился не к нему. В 1883-м восемь губерний будут нуждаться в хлебной помощи. В этом году только шесть! Сказал, и меня аж передернуло! Проблема была в том, что наш бюрократический аппарат на сие бедствие почти не реагировал. Есть в губернии запасы зерна на этот случай — их раздают в виде помощи крестьянам. Кому сколько достанется. Местные чинуши отнормируют сие вспомоществование и на этом деле поставят крест. А! Могут еще благотворительность проявить. При этом в соседней губернии на пристанях зерно может гнить, ибо уродилось, а цену не дают. Особенности внутреннего рынка, на котором властвуют спекулянты. Именно большевики использовали хлеб как главное оружие установления диктатуры пролетариата. Еще весною я разразился указом, который определил, что никакой бесплатной помощи в голодных губерниях не будет. Крестьянские семьи получали зерно в обмен на рабочие руки. Был составлен план общественных работ, на которые их привлекали[178]. И главными были работы по улучшению того, что не существует. Я имею ввиду дороги. У нас ведь не дороги, а направления. А как можно улучшить направление? Вот! Но делать-то надо! Там, где планировалось строительство железных дорог — крестьяне привлекались на это дело, в прочих местах — латали мосты, укрепляли полотно, засыпали щебнем ямы. Работы хватало. Были составлены планы, куда из государственных хранилищ следует направлять зерно, в случае недорода. А еще, крестьянские хозяйства, в местах с недородом обязывались высаживать картофель. Тут такой феномен наблюдался: в нечерноземных районах картофель активно культивировали и это помогало голод пережить. В районах, богатых черноземом — выращивали исключительно зерно, на земляные яблоки внимания не обращали. Старался Петр Алексеевич привить любовь к картофелю, да не достарался. А тут пример Швеции под боком. Как только начали активно выращивать барабольку, голод ушел, в стране стало увеличиваться население. Сейчас его даже слишком много — уезжают на заработки в САСШ. Народ у нас косный, не просвещенный. Господи! Сколько ломать! И с чего начать? При этом еще больше надо строить! А взбесило меня сегодня то, что в губерниях, в которых случился недород, никто ничего не делал. Никаких общественных работ! Отписались, зерно приготовили к раздаче, но опять никто не пошевелился позаботиться перебросом зерна из Нижнего Поволжья, где был большой урожай, в проблемные губернии. Предписание получили. Отписались, что списались! Ссуки! Надо чуть проредить чиновничье поголовье! А то оскотинились, Анну на шею, на людей смотрят, как на быдло, нос ворочают. Понимаю я красных, которые с удовольствием эту сволоту расстреливали. Вот только мне таких возмущений не надо. С этой сволотой было убито огромное число неповинных, умных, деятельных людей, которые могли принести огромную пользу государству. Вызвал секретаря. — Сергей Юльевич, ждут? — Только что прибыли, государь. — Прекрасно. Зовите. И еще. Сколько вам понадобиться времени, чтобы составить справку о состоянии существующей железнодорожной сети? Витте задумался. — Три дня. — Хорошо, я дам вам неделю. Через неделю жду вас с докладом. И запланируйте поездку на Рязанский шпалопропиточный завод, предупредите фон Мекка. Когда это возможно? — Двадцать пятого или двадцать седьмого. Если в этом месяце. — Так, лучше на двадцать пятое. Интересно, как это у Николая Второго, ныне уже покойного, получалось ворон пострелять? Читал его дневники с чувством брезгливости. Насколько недалекий типус, ежели по ним судить. Как историк я точно знаю, что эти дневники подлинники, но верить в это не хотелось. Зачем тянуть воз, который тебе в тягость? Не можешь, не хочешь… слезай с таксо, иди пешком — капусту выращивай, бери пример с великих! В кабинет заходят двое. Начальник департамента государственной полиции Плеве и государственный контролер Сольский. После официального приветствия прошу их занять свои места. — Господа, что вы думаете по поводу справки, что я отправил вам? Прошу, Вячеслав Константинович, хочу узнать ваше мнение. — Ваше Императорское Величество, по моим каналам сведения подтверждаются. Мы уже имели отдельные сигналы, но полнота картины не была ясна. На мой взгляд, мы имеем дело либо с осознанным саботажем ваших решений, либо с обычным головотяпством. Но в таком масштабе назвать оное обычным я бы не рискнул. — Дмитрий Мартынович? — Надо бы разобраться, Ваше Императорское Величество. Ревизию отправить. Мне кажется, что там воровство. Скорее всего, зерна-то в магазинах[179] и элеваторах там нет. Распродали тихонечко, да сейчас спишут на помощь голодающим, да еще и запрос пошлют — не хватает, мол. Голод — он всё спишет. Посему и работы не хотят организовывать. За работу надо людям что-то давать, отчетность, опять-таки. Можно попасться. Оно, конечно, государственная монополия на вывоз зерна за границу аппетиты спекулянтов-то поубавил, да не настолько, чтобы уж очень. — Значит, если пошлете ревизоров, будут серьезные проблемы? Хлебные бароны они люди с железной хваткой. Так что тут надо, чтобы оба ваших ведомства слились в экстазе, так сказать. В общем, вы, Дмитрий Мартынович, готовьте ревизию, причем быструю и беспощадную. А вы, Вячеслав Константинович, обеспечьте им силовое прикрытие, дабы никто палки в колеса ревизии не вставлял. Привлекайте людей из столицы, мне ли вас учить? Обговорив все нюансы предстоящего действа, в котором самым тонким моментом оставался как раз человеческий фактор… знаете сами, нет такого человека, которого нельзя было подкупить, разве что Мехлиса нельзя было… Ладно, найти неподкупных и честных можно, кстати, и у Сольского репутация Мехлису под стать. Утверждают, что неподкупен. Но все-таки несколько людей и Воронцова-Дашкова, и Мезенцева приглядывать за ними будут. На всякий случай. Очень я хочу понять — не хотят ли зерновые бароны снова стать королями, да еще и на царство замахнуться? После небольшого перерыва на кофий я принял трех посетителей, которые впервые встретились у меня в приемной. Это был профессор Владимир Павлович Безобразов, известный ученый, обучавший основам экономики многих молодых великих князей, человек весьма энергичный, талантливый педагог и весьма интересный экономист, имеющий свои собственные взгляды на те процессы, что происходят в государстве. Он нисколько не тушевался в моем присутствии, со многими Романовыми имел дело, так что вел себя вполне естественно, но и не слишком расковано, подчеркивая, что понимает положенную по этикету дистанцию. А вот на молодых людей, кои стеснялись и нервно бледнели смотреть было более интересно. Сергей Федорович Шарапов, тридцати пяти лет, подающий надежды экономист, в тоже время человек с весьма авантюрной жилкой. Славянофил. Участвовал в войне на Балканах, в Боснии попал в плен к венграм. После освобождения занялся сельским хозяйством у себя в имении. И Александр Иванович Скворцов, также экономист, близкий по своим взглядам и убеждениям к марксистам. Ульянов-Ленин его критиковал, значит, толковый специалист. Ну что же, приступим. — Господа, я собрал вас вместе, потому что мне интересен ответ на один вопрос. В меморандуме, что вы получите у моего секретаря, находится секретный проект финансовой реформы, которая должна пройти в два этапа и завершиться приведением рубля к золотому стандарту. Меня сей проект несколько смущает. Вопрос к вам таков: провести независимую экспертизу сего проекта, дав ответ на три предварительных вопроса. Первый — положительные и отрицательные стороны проекта. Второй — перспективы его применения для нашей экономики, промышленности и сельского хозяйства, третий — кто более всего выигрывает от этого проекта. После чего и главный вопрос — нужен он нам, или его не запускать, а если запускать, то какие коррективы необходимо сделать. Чуть прерываясь, смотрю на собравшихся экспертов. Безобразов подозрительно щурится. Не ожидал, что окажется в команде с молодыми и никому не известными людьми? А вот у Скворцова и Шарапова совершенно ошалелые лиц. Кто они такие и отчего именно на них остановился царь-батюшка понять не могут. Объясняем. — Господа, с сего дня вы экспертная экономическая комиссия. Мне нужен абсолютно незаангажированный вывод, вот почему главой комиссии я назначаю уважаемого Владимира Павловича, а вас, молодые люди, делающих первые шаги на сим поприще, призвал потом, что мне нужен свежий взгляд на сии проблемы. Ведь эта реформа — наше будущее, и делается она для того, чтобы нынешние дети увидели процветающую и могущественную Россию. Благодарю вас за внимание. Сергей Юлиевич предоставит вам необходимые бумаги, выделит помещение для работы и двух помощников, которые обеспечат вас всем необходимым. Любой запрос будет немедленно выполнен, но и вам придется дать подписку о неразглашении секретных сведений, кои могут у вас оказаться. Когда посетители ушли, я пригласил в кабинет Витте. — Сергей Юлиевич, я вам дал поручение по железным дорогам, зная, что вы работали в этой системе и вам будет проще собрать объективные сведения и предоставить мне необходимые данные. Но я хочу, чтобы вы понимали, что необходимо осветить. Скажите, вам не кажется, что все железные дороги необходимо передать во владение государству? — Необычайно сложный вопрос, Михаил Николаевич. Частный капитал построил много километров дорог, причем в коммерчески выгодных направлениях. Где есть выгода, туда и тянут рельсы. При этом они не работают на перспективу, а исходят из ситуации сегодняшнего дня. Дороги строятся быстро, но вот качество… Могу сказать сразу же, что если строительством будет заниматься исключительно государство, то стоимость каждого километра возрастет в несколько раз. Там, где государство проложит версту, Поляков проложит три, а то и четыре — за те же деньги. Но вы как-то сказали такую фразу инфраструктурные проекты. То есть те, что не дают сиюминутной выгоды, но улучшают экономические условия на определенной территории. Я правильно понял сей термин, государь? Киваю утвердительно в ответ. Как сказали бы герои Ильфа и Петрова: «А Витте у нас голова». — Такие проекты не выгодны частному капиталу, ибо им нужна немедленная прибыль. Пример господина Путилова показателен тем, что, пытаясь осуществить именно инфраструктурный проект морского порта он пришел к разорению, которого ничего вроде бы не предвещало. Их может тянуть только государство. Ну что же, постараюсь составить справку, исходя именно из таких предпосылок. — Не только, Сергей Юлиевич, не только. Взгляните на проблему немного шире. Огромные пространства России, но иных надежных средств передвижения, нежели железные дороги по ней просто не существует. Да, не построили у нас римляне свои знаменитые тракты. И не дошли сюда, а если бы и дошли — всё равно бы не построили — климат не тот. На современном уровне технологий обычные дороги — это просто направления. Посему переброска войск — чугунка. Перевозка продовольствия и промышленного сырья и товаров — тоже самое. Наши железные пути должны быть рассчитаны на серьезный грузопоток. А что мы имеем сейчас? Вот на это вы мне и ответите. А уже далее необходимо думать, как сие исправить и что можно сделать, чтобы положение стало лучшим. — И еще, государь. Национализация дорог может затронуть капиталы весьма богатых и влиятельных личностей. Они будут сопротивляться этому. И могут быть опасны — и государству, и вам лично. Ну что же, не промолчал. Молодец! Хвалю. — Осветите и эту проблему. В таком разрезе вам недели будет достаточно? — Сделаю, государь. — Ну вот и великолепно. Кто-то еще? — Через четверть часа запланирована встреча с Менделеевым. — Тогда обед на двоих, за ним и поговорим. И не то, чтобы я Дмитрия Ивановича откармливать решил, но действительно очень проголодался. А сам наш великий ученый весьма к своему здоровью наплевательски относится, не понимая, что это — наше национальное достояние. Так что подкормить его будет добрым делом. Дмитрий Иванович прибыл по весьма важному делу. Наконец-то всё было готово для открытия института стали и сплавов. И самым сложным в этом деле было не только найти помещение, создать лабораторию, оснастить ее. Тут у нас как раз были кое-какие наработки, а вот собрать самых значимых ученых и засадить их за один стол, да начатьработать в одной упряжке. И тут авторитет Дмитрия Ивановича, за которым маячил авторитет и царя-батюшки, строгого и справедливого оказался как нельзя кстати. Вспомнив, что у меня вроде свободный день двадцать седьмое, договорились о торжественном открытии именно в этот день, причем с прибытием на оное всего царского семейства. В то время, как мы с Менделеевым уплетали вкуснейшие блюда, приготовленные дворцовым поваром, ну как вам и седло косули, и замечательный суп с раковыми шейками, несколько видов картофеля — гарниром, заячья печень в нежнейшем соусе? Конечно же, несколько салатов с зеленью. И белые грибы, да под «менделеевку»… Дмитрий Иванович знал, как я называю сию водку производства братьев Лошкарёвых. Делали они ее немного, почти вся шла на стол мне, государю да на нужды двора. А вот у двора нужды были те еще! Так что братья не бедствовали, и как они смогли уговорить наше светило помочь им еще и с технологией? Убей меня Бог, не знаю! Под это дело пришла мне светлая мысль, навестить некого сербского студиозуса, который в электромеханической лаборатории заканчивал прототип генератора переменного тока. О том, что дело у него на финальной стадии, мне уже докладывали. А что? Государство — это контроль и учет. Точнее, контроль учета и учет контроля! Вот!!! Будучи в хорошем настроении (а разве от «менделеевки» настроение может быть плохим), мы поехали на Выборгскую сторону, где располагалась сия лаборатория, точнее, это было небольшое помещение на территории электромеханического завода, который быстро расстраивался. Я в этом заводе был в доле, потому мы и заложили тут весьма солидный потенциал для роста производства. Идея генератора переменного тока возникла у Николы давно, как он говорил, ему эта идея пришла во сне. Вообще, этот юноша был определенно интуитом, человеком, с развитым нюхом на необычные решения. Конечно, мы ему предоставили несколько схем… Их вспомнил и нарисовал Сандро, как человек более подготовленный к миссии переброса в это время. А я что? Я с боку-припеку. Случайно царем нарисовался. Как говорится: Кто тут в цари крайний? Никого нет? Так я тогда первый[180]! В общем, приехав в лабораторию, мы с Дмитрием Ивановичем ловко увернулись от молнии, кои били тут по всему помещению в весьма хаотическом порядке. Правда, были они небольшой мощности, но всё-таки впечатлило! Аж волосы стали дыбом! Неужели Никола макетик своего генератора электричества из воздушных колебаний собрал? А что? Может быть, и оный ему приснился недавно. А модельку сообразить для него дело плевое. Небось будет просить денег на полновесную модель! Не дам! А то он из Америки в Сибирь влупил на Тунгуску. А если сейчас влупит? Да не по Неваде, а по Нью-Йорку? Подумать надо! Таких гениев надо держать в ежовых рукавицах! Правда, Ежова у меня нет ( и слава Богу). И гению нужен простор и свобода. В общем, диалектика с эклектикой… Увидев гостей, Тесла что-то там вырубил. В лаборатории попахивало озоном и крупными неприятностями. Ага! Надо подсказать Николе набирать себе в помощники не столь впечатлительных юношей. А то сей молодой человек явно не в себе… Настолько, что медикуса к нему надо вызвать немедленно. Никола, путая сербские и русские слова объяснил, что собрал модельку, да вот не ожидал подобного эффекта. Вот Василия, добровольно-принудительного помощничка, и приложило. Ну а потом похвастал-таки синхронным генератором переменного тока. Воплотил свою идею. Молодец. А по поводу помощника… — Знаете, Никола, я пришлю вам помощника, который в вашей лаборатории не только приживется, а еще и придется вам ко двору. Поверьте, весьма перспективный молодой человек. Я имел ввиду студента Рижского политехнического института Мишу (Михаила Осиповича) Доливо-Добровольского. Напишем ему, предложим интересную работу с параллельным обучением в Санкт-Петербурге. Да еще и от антиправительственной агитации убережем. Нечего ему в агитаторах ходить, пусть делом занимается! А то, что молод, так и Никола не старец, общий язык быстро найдут. Ну что, здравствуй, двадцатый век! Я смотрю на эту грубоватую пока что модель двигателя, понимая, что вот оно — будущее. И в этом нам необходимо быть первыми. В условиях России электрификация — корень решения многих проблем. Не помню, кто сказал, что своим изобретением Никола Тесла создал двадцатый век и вторую техническую революцию — после первой (пара) вторая — электрическая. Ну что же. Теперь надо создавать генераторы, которые будут создавать электричество и передавать его по проводам. А исследование эфирного электричества? Никола… Никола… Будут тебе эти исследования. Только не в Санкт-Петербурге, а где-то от него подальше, ибо техника безопасности прежде всего… А Нью-Йорк? А что Нью-Йорк, неплохой такой городишко… Нью-Йорка мне жалко! Но не очень.
Глава пятнадцатая. Рождество на носу
Светские люди вообще одиночки, затерявшиеся в море смутно знакомых лиц. Они приободряются, пожимая руки. Каждый новый поцелуй — трофей. Они тешат себя иллюзией собственной значимости, здороваясь со знаменитостями, хотя сами в жизни ни черта не сделали. Бывать они стараются только там, где шумно, — можно не разговаривать. Праздники на то и даны человеку, чтобы скрывать, что у него на уме.Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец 20 декабря 1880 года(Фредерик Бегбедер)
ЕИВ Михаил Николаевич
Вот за что люблю свою супругу, та это за то, что умеет она огорошить, причем с самого утра и пораньше! Оказывается, сегодня вечером мы едем на Рождественский бал в Институт благородных девиц. Ну да, состоялся у меня с Ольгой разговор, выложил я ей всё, как на духу. Не мог не рассказать. Юлить и скрывать что-то от женщины можно, но не долго. Она все равно заподозрит и потом будет подозревать всё время. Лучше уж так… сразу. Думаю, что о некоторых моих мимолетных увлечениях, Оленька знала, правда, они были именно что мимолетными. И никаких последствий, в виде отношений или, не приведи Господи, бастардов не было. Меня всегда поражало, что наше общество с весьма консервативной, пуританской моралью, для высшего класса делала какое-то странное послабление. Не иметь любовницу было моветоном. Гомосексуализм замечали, но не осуждали вообще. Чайковского под самоубийство подвести — раз плюнуть: суд офицерской чести и вуаля, но вот великий князь или какой-то там Юсупов уже вне рамок такого суда проходили. Кстати, в судьбу композитора я немножечко да вмешался. Зная, что он пребывает в стесненных обстоятельствах, в том числе, вызванных крайне неудачной женитьбой и последовавшим разводом, я написал ему в Италию, где он лечился и творил, поздравив с орденом Святого Владимира четвертой степени, в награду за увертюру «1812-й год». К письму был приложен чек на три тысячи рублей серебром. Именно такую сумму в ТОЙ реальности вскоре композитор решиться попросить у государя в долг. Александр Третий даст ему эти деньги на безвозвратной основе, по прошению обер-прокурора Победоносцева. В этой ветке истории я решил помочь великому композитору напрямую. И да, прослежу, чтобы никакой барончик на его пути не нагадил[181]. Ну вот, отвлекся… Ольга, а что Ольга? Увлекся молодой девицей? Так бывает… В принципе, воспитанная в строгих условностях немецкого двора она прекрасно видела нравы двора российского. И не могла понять, почему я так мучаюсь. — Неужели сия девица так тебя зацепила, что ты стал подумывать о разводе? — вопрос был задан, что называется, в упор. Пришлось отвечать. — Ну что-то такое есть, только… не могу я так. Любить двух женщин одновременно. Вот и рву себе сердце на части. Умом понимаю, что она мне никто, и зовут ее никак, и вообще, а вот не выходит из головы, и баста. — Ну, встреться с нею, переспи, я ведь не возражаю. Твое спокойствие намного важнее… — Знаешь, Оленька, удивительное дело… Один мой знакомый генерал утверждал, что не заводит себе любовницу из-за лени, второй сказал, что не заводит любовницу из-за старости и слабых мужских сил, и только я старый идиот, понимаю, что не завожу любовницу, потому что не имею на это времени. Она рассмеялась в ответ. А ночью пришла в мою постель и это была очень жаркая, наверное, самая жаркая ночь за всё время наших коротких отношений. И пойми, что это было? Благодарность? Или решила показать класс, мол, ничего ты от этой малолетки не получишь интересного? Так тут она права. Анна, которая Нина, скорее всего, девственница, ибо это единственный капитал, который она может реализовать, найдя себе подходящего супруга. Не даром институт благородных девиц называли «охотничьей фермой», ибо там растили охотниц за мужьями. А в ее состоянии, так действительно. Насколько я помнил, в ТОЙ реальности, ей не повезло. Вышла замуж за сотрудника министерства иностранных дел, да только тот оказался слишком привержен Бахусу, ни по службе не продвинулся, ни капитала не нажил, в общем, скончался рано, оставив жену без средств к существованию и с тремя детьми на руках. Умерла в при советской власти в доме престарелых. Но зачем Ольге понадобилось тащить меня на этот бал? Нет, балы и приемы мы посещали. Не так часто, как хотелось бы супруге. Она понимала, насколько тяжелое положение в государстве и поддерживала меня. И что, променять верную жену и, можно сказать, боевую подругу, на непонятное что? Однозначно не хочу. А если замутить что-то чуть более серьезное, нежели простая интрижка, то… нет… не смогу я так, не смогу. Ну вот — моральный кодекс строителя коммунизма мешает. Читали его? Нет? А десять заповедей читали? Так почти слово в слово. Не знаю: вера, воспитание или ответственность, но вот что-то мне мешает сделать еще один шаг навстречу незнакомке. Хотя сволочь Алешка нет-нет, да и толкнет меня в бок локотком, мол, не погусарить ли ваше императорство? Не-а, не погусарю я, Толстый, отстань! Ну а теперь нам надо отправляться в Смольный — логово революции. Только там сейчас жутко благородные девицы учатся, в том числе на учительниц, а еще есть и мещанское отделение, превращают пацанок в панянок. Ну, на местном уровне. Ладно, архитектурные излишества Кваренги я в свое время осматривал. «Я вижу город Петроград в семнадцатом году, идет матрос, идет солдат, стреляет на ходу». А ведь я тут и для того, чтобы ужасы Гражданской войны Россию обошли стороной! Вот так и приходят озарения. А ведь дел невпроворот! В общем, бал так бал. Умылся-побрился, впрочем, последнее — пропускаем, пока не изобрели безопасной бритвы как-то обойдусь. В общем, чувствую, что какой-то мандраж присутствует. Ага, виду не подаю, но вот только супруга на меня посмотрела и бровку так вверх чуток, мол, царь-батюшка, успокойся. Взял себя в руки. Вот, блин, испытывают меня, как Пастер своих микробов под микроскопом. В Смольном все было великолепно: здание украшено, сияло огнями, бальный зал — вообще выше всяких похвал. Постарались! А тут и августейшее семейство с подарками. Куда ж без них. Вручили воспитанницам от моего имени и имени супруги какие-то безделушки, я в этих женских премудростях не силён. Не обошли вниманием и руководство института, да и на нужды его выделили сумму вполне приличную. Это все называлось благотворительностью, когда человек небедный отщипывает от своих доходов кроху малую и ее сирым да убогим… Да… По поводу сирых да убогих. Бал должен открывать я в паре с какой-то из воспитанниц института. А тут еще один сюрприз: в качестве приглашенных кавалеров — кадеты морского корпуса, вон и Сандро в парадной форме, подрос Академик. Не возмужал, но уже и не щегол малый. Ну что же, смотрю, распорядитель бала мне такой незаметный знак делает, мол, можно уже и начинать, кобылки копытом бьют. В общем, дали гонг. Я и поперся вдоль рядов, понятно, Нину нашел, галантно так пригласил на танец, вышли мы на танцпол, что вам сказать, музыка грянула! Оркестр тут более чем хорош! Чувствую себя, как Болконский, что танцует Наташу Ростову. Только у меня Анна и Дубельт. Кружимся, девица-то хороша! В матушку пошла. Есть в ней эта самая красота молодости, что делает любую девицу неожиданно-привлекательной, сволочь ты, Моэм, мог бы ничего и не писать[182]. Так и знай, ты во всем виноват. Во время танца девица жеманничает, старается произвести впечатление. И что? Она не против? Вот тебе дела. После танца проводил ее до места, поцеловал даме ручку, сказал что-то совершенно невинное, откланялся. Следующий танец с супругой. Вальсируем. Олечка танцует с видимым удовольствием, а в глазах легкие искорки, ей интересно, понимаешь… Мне тоже интересно. Замечаю, что Аннушку подхватил Сандро! Вот мелкий мерзавец! Олечка только прыснула во время танца… — Это что, у вас семейное? Вернулся в преотличном настроении. Почему-то вспомнилась балерина Кшесинская, которая была переходящим знаменем Романовых. От одного переходила к другому, от другого к третьему. Конечно, Сандро мелкий гаденыш, но вот как вовремя влез в объектив-то, малец… Как пелена с глаз спала. Теперь точно знаю, что делать.
Анна Дубельт
Рождественский бал, как рождественский бал, ну что в нём интересного? Будут кадеты военного училища или гардемарины[183], партию среди военных искать? Но тут прошел слух, что бал посетит САМ. Думаете, я случайно падала под ноги двум мужчинам, одного-то из них я точно узнала. И неловкий же он — и булочки рассыпались, и локоток побаливал, напоминая о встрече. Можно подумать, что ходит по столице инкогнито… Так об этом инкогните на второй день все шептались, кому не лень. И с такой бородой нацепи ты очки, все равно тебя опознают. А рука у него крепкая! Вообще-то вообразила я себе! А что? Разве его брат, покойный император Александр, не влюбился в воспитанницу Смольного института? Они даже жили вместе, под одной крышей с императрицей! Только спаслась и уехала в Париж. Так что ничего невероятного в этой встрече нет. Вот бы чуть-чуть чуда! Один танец! Всего один. И как жаль, что платья у всех воспитанниц одного фасона, чтобы не отличались друг от друга — специально так делают. Девочки, конечно, умудряются какую-то детальку вставить, но не так, чтобы очень заметно было. Иначе снимут. Так что фантазиям моим, скорее всего, не сбыться. Вот не заметит он меня, пройдет мимо… И что? Согласна я стать его любовницей? А почему бы и нет? Он еще не настолько старый, и совсем не противный, вполне себе приятный мужчина… Да и судьба моя и детей, что я бы ему подарила, была уж вполне себе решена. Так что, с какой стороны не посмотри — перспективное знакомство. Вы думаете, я про булочки кому-то рассказала? Я-то не дурочка, мне зависть не нужна, такие вещи надо в себе носить, тайком. Вот на балу будет видно… Только бы ОН меня заметил… Ну вот и сбылось… ОН подал мне руку, пригласил на танец, срывающимся голосом представилась «Анна Дубельт». Как я танцевала? Порхала вокруг него, старалась, вот только не слишком ли жеманно получилось. Во время танца мы не говорили, а ОН пожирал меня глазами. Ой! Неужели мое падение не было напрасным? Я вся просто горела от волнения. А потом он проводил меня и поцеловал руку. Как говорит Софья Коровина, вот та некрасивая толстуха с острым языком, язва Смольного: теперь неделю руку мыть не буду! Вот. Стою после танца, сердечко стучит, девчонки смотрят на меня с завистью — открыть бал, танцевать с самим императором! Ну и что, я разве не достойна? Тут ко мне подходит гардемарин, представляется: «Александр Романов». Приглашает на танец. Стоп, Нина, стоп! А ведь это, сынок императора, говорили же девочки, что на балу будут гардемарины, и один из них Сандро, Александр, сын Михаила Николаевича! Вот тебе номер! «Анна Дубельт». Отдаюсь танцу, он меня что-то спросил, даже не помню, какую-то безделицу, пошутил, во время танца мне было весело и хорошо. Правда, заметила, как МОЙ Михаил танцует с супругой. Очень они хорошо танцуют. Чувствуется, что понимают друг друга без слов. Он улыбается. Вот! Всё настроение мне испортил, противный… В общем, весь бал я была в центре внимания. Михаил уехал после четвертого танца вместе с супругой. А бал продолжался, еще долго. И мне внимание оказывали, даже Александр пригласил еще один раз, в общем бал удался. А еще меня трижды приглашал очень интересный гардемарин, интересно, это они с Александром сговорились, или нет? Я-то видела, что они вместе стояли и о чем-то разговаривали, не о корабликах же? А на следующий день поутру я столкнулась с тем… господином, что сопровождал царя. Я знала, что это был адъютант государя, Алексей Толстой. Он вежливо поклонился, поинтересовался, скорее для проформы, наверняка меня узнал: «Анна Дубельт»? Я согласно кивнула головой. — Михаил Николаевич весьма признателен вам за танец. Он узнал о вашем положении и сердце государя растаяло. Он просил меня передать вам, что выделил вам приданное, достойное вашей красоты. Надеюсь, вы выберите себе достойного спутника жизни! И еще, он просил, не ищите его среди дипломатического ведомства, там с юных лет — сплошные пропойцы. Пушкина читали? Так вот — корыто треснуло… Я осталась ни с чем… Хотя, когда я посмотрела на чек в императорском банке, что вложил мне в руки генерал Толстой, то поняла, что могу рассчитывать на весьма приличную партию… Как там этого гардемарина звали? Алеша Крылов? Нет, не надо принимать необдуманных решений. Конечно, быть фавориткой императора — это намного более интересно, но… так тоже хорошо получилось… Вот только что-то на душе кошки скребут. И реветь хочется. Интересно, почему?
ЕИВ Михаил Николаевич
Сижу у себя в кабинете поутру, трубочку раскурил, отходняк у меня после бурной ночи с супругой. На столике — кофейник, да бутылка коньяка… французского. Армяне пока еще не наладили производство своего роскошного бренди, так что давлюсь иностранщиной. Ну, как давлюсь… В чашечку кофе два булька коньяку. Аромат! Вот это единственный вариант, в каком я коньяк могу употреблять. А так предпочитаю водку или хорошее вино. Смакую напиток, когда к горчинке кофею (пью его без сахара) прибавился пикантная острота крепкого алкоголя, а какие симпатичные нотки вкуса появились! Вспоминаю подробности прошедшей ночи… Один мой старый знакомый — прожженный циник и отставной военный утверждал, что трахаться надо только с дамами за сорок, ибо они делают сие дело, как будто это их последний секс в жизни! Несколько грубовато и весьма цинично, но рациональное зерно в этом есть. Тут вваливается Сандро. Он тут тайные тропы знает, так что там ему открыто. Садится напротив и интересуется, этак с похабненькой довольно улыбочкой: — Что, ученичок, обломался! — Чего это? — совершенно спокойно спрашиваю его. — Ха! Я же видел, ты на эту Дубельтову запал, внучку Пушкина. А ей Алексея Крылова подставил. Он ее уже и на свидание пригласил! — Ээээ! Не порть мне светило отечественного кораблестроения! То, что ты с ним сошелся, это замечательно, но вот портить жизнь человеку женитьбой на старте карьеры не позволю! А там девица серьезная. Охотница на мужа! Затрахает она нашему Алексею Николаевичу мозг, так что ему не до кораблестроения. — Нетушки, «папочка», для Лексея главное — наука. Он серьезный, аж жуть! Знаете, когда я сдал экстерном после вступительных программу двух первых классов, на меня смотрели в третьем как на выскочку. Ну, царский сынок, потому сразу в третий. Алексей был единственный, который сказал после первых же уроков, что мне надо было сразу в практические классы. На этом и подружились. А с Анной, да Лешка и не рвется особо, у него от Нины голова кругом не идет, не то что у некоторых старых болванов. — Замечу, что ты болван постарше меня будешь, а еще у тебя детство в очке играет! Тоже мне нашел причину волноваться. Ничего гениального. Обычная молоденькая дурочка. Неужто ты всерьез решил, что она как-то котируется противу Ольги? Академик, а баран! — Ну нет, не баран я, а перестраховщик. Лучше перебдеть, чем недобдеть! Вот! — Боже, и чему тебя только в морском кадетском корпусе учат! — Большим и малым Петровским загибам, Ваше Императорское Величество!
Глава шестнадцатая. Флот
России необходим такой флот, который в каждую данную минуту мог бы сразиться с флотом, стоящим на уровне новейших научных требований. Если этого не будет, если флот у России будет другой, то он будет только вреден, так как неминуемо станет добычей нападающих.Санкт-Петербург. Мариинский дворец 17 декабря 1880 года(Пётр Аркадьевич Столыпин)
ЕИВ Михаил Николаевич
Меня все время интересовал один вопрос: почему в эпоху, когда парусный флот канул в Лету, мы не имели на море никаких побед, вообще никаких. Героические страницы были. Побед не было. А вот позорных страниц — более чем. Одна Цусима чего стоит? А Порт-Артур? Героическая оборона крепости и совершенно бесславная гибель флота. Зачем нужен был Ледяной поход из Гельсинфорса, если потом хотели корабли затопить? Из-за чего? Только ли техническое отставание? Только ли невыученные экипажи и бездарные адмиралы? А в Великую Отечественную? Более-менее воевал Северный флот, прикрывая караваны с ленд-лизом. Ни на Балтике, ни на Черном море больших побед не было. Про Тихий океан вообще лучше молчать. Я до сих пор не могу понять, почему мы так катастрофически отставали. И пока что мне кажется, что российский флот целенаправленно ослабляли, чтобы он не представлял никакой угрозы вероятному противнику. А когда Япония уничтожила и захватили почти все корабли Российской империи, то получилось вообще замечательно! Ибо за восемь лет, что остались до следующего военного конфликта, создать всё с нуля просто не было материальных и технических возможностей. Получилось, что пользуясь гигантским техническим и промышленным превосходством, Британия смогла устранить Россию с просторов Мирового океана. Вот поэтому сегодня у меня в кабинете собрались люди, которым предстояло обсудить судостроительную программу на ближайших пять лет. Впрочем, об одном человеке хочу рассказать заранее, его не было на этом совещании, но его роль в новой программе развития нашего флота нельзя было переоценить. Это был Михаил Осипович Бритнев, судостроитель, создавший первые в России ледоколы. Во многом, благодаря его усилиям удалось посадить в лужу британскую эскадру[184]. Ну, в лёд втоптать, если вам будет угодно. В тоже время не стоит забывать, что именно он открыл первую в стране водолазную школу. Да, это был коммерсант, и к государственной тайне его на милю подпускать нельзя. Но так, мы ему только самый краешек, намеком. Остальное он сам додумает. Приглашением во дворец Михаил Осипович был весьма польщен, тем более, что личная аудиенция у царя для любого промышленника могла открыть доступ к самому сокровенному — государственным заказам. Я сразу же приступил к делу. Мы подошли к карте Российской империи. — Михаил Осипович! Прошу вас обратить внимание на то, что у государства Российского весьма немного незамерзающих портов, и совершенно дичайшим образом морской грузооборот зависит от времени года, что не способствует обогащению державы и ее населения. Посему мне кажется весьма удачным ваш опыт по строительству судов совершенно нового типа, способных колоть лёд и проводить корабли даже в сложных зимних условиях. За сии ваши заслуги, как и строительство промышленных предприятий в Кронштадте позвольте поздравить вас Орденом Святого Владимира Четвертой степени. — Ваше Императорское Величество! Я весьма польщен столь высокой оценкой моих трудов и приложу все усилия во благо нашего любимого отечества. — Вот это мне и нужно, Михаил Осипович! Не скрою от вас наших планов: мы собираемся расширять наше судостроение, создавая верфи и предприятия еще и на Тихом океане — Владивосток и Николаев-на-Амуре, а также на Севере — окрестности Архангельска. И если Владивосток — это перспектива не самая ближняя, то строительство железной дороги на Кольский полуостров уже началось. Но опять-таки, нам понадобятся ледоколы — и на Севере, и на Тихом океане. И намного более мощные, нежели те, что имеются сейчас. А посему у моего секретаря вы получите документы с набросками того, что я хочу получить. Да, извините, скатал я у Макарова проект «Ермака». Да, скоммуниздил, простите за столь жесткое определение, но из песни слов не выкинешь. А что делать? Мне уже сейчас нужен Северный флот. И не только чтобы норвежских контрабандистов гонять. А во Владике куда без ледокола? — Просмотрите бумаги, техзадание, требование к силовой установке. Скажите — потяните такой корабль или же надо будет его заказывать на германских или британских верфях? Эскиз корабля грубоват, но примерный, посмотрите, подумайте, а после будем говорить о возможностях его строительства. Сообщите секретарю, когда вы будете готовы и вам назначат встречу. И еще… Вы организовали школу подводников в Кронштадте. Великолепно! А не хотите ли организовать подобные школы на Каспии, в Баку, например, в том же Владивостоке, да и в Мурмане. Видите, точку — незамерзающая бухта на реке Мурман. Принято решение о строительстве тут порта и города. Именно сюда будут тянуть чугунку. С веткой в Архангельск, конечно же. Но основная, главная ветка в две колеи — именно сюда. — Ледокол, как я понимаю, должен обеспечить зимнюю проводку кораблей по Финскому заливу в Санкт-Петербург, то есть быть готовым преодолевать трехметровые льды? — уточнил Бритнев. Получив от меня утвердительный ответ, он задумался на несколько секунд, потом кивнул головой, как будто что-то решил про себя. Поблагодарил меня за оказанную честь и награду и удалился. Думаю, что его мощности проект «Ермака» не потянут. Тогда станет вопрос: ГДЕ? Думаю, что в Германии. Хотя… посмотрим, что придет в светлую судостроительную голову Михаила Осиповича. Ну что же, первая особенность совещания была в том, что на нем не было ни одного адмирала и вообще чинуш из Адмиралтейства. Случайно ли это? Конечно же нет. Адмиралам дай побольше и немедленно. Причем больше туда, куда они затребуют, а значит, всюду. Чинуши настолько кровно заинтересованы в «распиле» государственных средств, что непонятно, зачем нужен государственный бюджет, если он полностью не принадлежит Адмиралтейству и его лучшим представителям — сухопутным крысам. Теперь же несколько слов о том, кого я пригласил. Николай Андреевич Самойлов, ему исполнилось сорок четыре года, имеет опыт в строительстве броненосных кораблей, вот только на его широком лице с густой бородой и роскошными бакенбардами выражение некоторого недовольства. Причины для этого есть. И причина — его государь. Я отменил решение о строительстве на Балтийском заводе систершипа броненосного крейсера «Дмитрия Донского», который должен был получить название «Владимир Мономах». Мне абсолютно не улыбалось иметь в составе флота крейсер, который не имел башенной артиллерии, и нес бы ужасные потери под огнем фугасных снарядов. Михаил Ильич Кази, руководитель Балтийского судостроительного завода, сорокалетний крепкий мужчина с седой бородой, высоким лбом и немного грубоватыми чертами лица. Его наше совещание касалось весьма и весьма непосредственно. Его тоже беспокоило то, что строительство нового броненосного крейсера откладывается. Но я не имел в своих планах оставлять сей завод без дела. Еще один кораблестроитель, связанный с Балтийским заводом — Николай Константинович Глазырин. Ему сорок лет, он руководит одним из самых больших цехов этого предприятия, весьма серьезный специалист своего дела. Капитан и барон Владимир Федорович Геймбрук — главный механик адмиралтейских Ижорских заводов, одна из ключевых фигур в моем непростом замысле, ибо на его заводы тоже падет серьезный фронт работ. Полковник Карл Яковлевич Гезехус. Это старейший участник совещания. Ему шестьдесят три года. Он участвовал в строительстве броненосных батарей, что должны были прикрыть столицу от вторжения британского флота во время Крымской войны, он как раз из адмиралтейских, но кроме работы в комиссии по судостроительной программе, еще и участвует в экзаменах на кораблестроительном отделении Морского кадетского корпуса. Он тут и как представитель науки, и как человек, приложивший немало усилий для создания новой судостроительной программы, под патронажем великого князя Константина Николаевича, которую я сейчас решил пустить под нож. В Адмиралтействе он станет вестником плохих новостей. Ибо финансирование этой программы я собираюсь урезать, как и аппетиты своих адмиралов. Устаревший флот нам не нужен. А особенности современного строительства кораблей таковы, что многие из них устаревают еще во время спуска на воду. Вице-адмирал Андрей Александрович Попов, он чуток помоложе Гезехуса, ему пятьдесят девять, полноват, татарский разрез глаз, массивный подбородок на круглом лице, стрижется коротко, носит усы, взгляд мрачный, внимательный. Человек во многом весьма влиятельный, крепкий, строитель и проектант двух серий броненосцев. Авторитет, в работе — диктатор. Всегда старается добиться своего. Умен, чертовски умён. Ну что же, будем работать, господа присяжные заседатели! Один из учеников и помощников Попова — Константин Николаевчи Арцеулов. Это Севастополь, мне от их школы кораблестроителей обязательно нужен был представитель, тем более, что он молод, тридцать три года всего, энергичен, имеет опыт в строительстве именно броненосных кораблей. И это замечательно. Когда приглашенные чинно расселись по местам (это означало, что не столько с чувством собственного достоинства, сколько в соответствии с чинами — от высшего к низшему). В результате я оказался в соседстве с адмиралом Поповым и полковником Гезехусом. — Господа! Прошу вашего внимания! — и сразу же абсолютная тишина. Всё-таки в чинопочитании есть свои положительные стороны. За моей спиной — карта Российской империи. — Прошу обратить ваше внимание на карту. Как вы видите, Россия имеет пять крупных морских театров. Балтика, на которой располагается самый мощный флот, Черное море с его героическим Севастополем, Каспийское море — наш путь в Азию, Северный океан и Тихий океан. У нас есть небольшая флотилия на Каспии, и почти ничего на Севере и Тихом океане. Вы знаете, что причина неразвитости этих двух направлений — отсутствие там инфраструктуры — ремонтных и кораблестроительных мощностей, доступа к ресурсам и необходимым механизмам. Мы обязательно будем развивать и Северный флот, и Флот Тихого океана. Но самое главное — это создание для них соответствующих условий. Перспектива есть. Во-первых, это строительство на Мурман железной дороги, что позволит создать тут современный порт и мощности по ремонту и строительству судов. Вторая перспектива боле отдаленная, но уже принято решение о проведении железной дороги от Нижнего Новгорода до Владивостока. И строиться она будет одновременно с двух сторон — от Владика и от Нижнего. На Каспийском море сильный флот не нужен. Посему мы поговорим о тех судах, что будут необходимы для Балтики и Черного моря. Наш основной соперник — это Британская империя, которая имеет флот намного мощнее нашего. Единственным средством борьбы с ним обоснованно считают крейсерские операции на торговых линиях и морских путях снабжения колониальных сил империи. В тоже время давайте посмотрим на Балтику — флот в ней фактически заперт. Блокада всего одного пролива позволит запереть его тут и ни о каких крейсерских операциях можно и не мечтать. Мощные бронированные мониторы способны будут прервать любую попытку выхода на океанские просторы. С Черным морем ситуация еще хуже. Проливы нам не отдадут те же британцы. Для них появление русского флота в Средиземном море — как нож к горлу. Но и Средиземное море — это не панацея для нас. Возьмем мы проливы, а выход из Средиземного моря — это Гибралтар и Суэцкий канал, которые тоже контролируют островитяне. Поэтому на первые места вскоре выйдут эскадры Северного и Тихого океанов. Северный — это выход в Атлантику. Тихий — еще и в Индийский. Это действительно угроза. И именно на этих театрах мы должны будем содержать сильный флот. На мой взгляд функция Балтийского и Черноморского флота на данном этапе — оборонительная. А посему мы должны запланировать для них корабли, которые будут соответствовать этим морским театрам. Хочу, чтобы вы не забывали о том, что есть прекрасная идея переоборудования в военное время торговых кораблей во вспомогательные крейсера, которые и будут уменьшать тоннаж вражеского торгового флота. Автор этой идеи, вице-адмирал Попов здесь присутствует. Хочу сказать, что создаваемый «Доброфлот» будет «заточен» именно под такое применение. У кого-то есть замечания по вводной части? — А если нашим противником на Балтике станет флот Германии? Это адмирал Попов, конечно, кому как не ему задаваться таким вопросом? — Уважаемый Андрей Александрович, флот Германии пока что не настолько мощен, чтобы доминировать в Балтике. Конечно, судостроительная программа Германии весьма быстро развивается, но пройдет еще много времени, прежде чем он будет представлять для нас опасность. Посему предложенная концепция развития флота представляет собой следующее: нам нужны мощные корабли линии, броненосцы, но не более чем по паре таких кораблей на каждый флот, корабли однотипные, в серии отличаться друг от друга не должны. Думаю, в них мы должны пожертвовать скоростью ради таких показателей, как мощная артиллерия и бронезащита. Они должны выдержать удары самых современных орудийных систем и иметь возможность надежно пробить самую мощную броню из существующих. Мы назовем их броненосцами береговой обороны. Но они могут прекрасно использоваться для нанесения артиллерийских ударов по береговым укреплениям противника. И скорость хода в таком случае тоже имеет не столь существенное значение. Очень важна живучесть таких кораблей. Она должна быть обеспечена герметичными переборками и системами пожаротушения и откачки воды. Да, все орудия главного калибра должны находится в бронированных башнях, лучше всего последовательно-возвышенного расположения. И еще… сейчас модным стало делать у броненосных кораблей тараны. Давайте не будем уродовать прекрасные суда, забирая у них один, а то и все три узла скорости. И никаких круглых батарей… и ромбовидных расположений орудий главного калибра. Как и барбетных установок. Орудия калибром менее трех дюймов не устанавливать — средний калибр будет и противоминным. Опытовый бассейн вам в помощь! Хм… — это крякнул от неожиданности Попов. — Извините, Ваше Императорское Величество, но это несколько… неожиданно… — Ничего, Андрей Александрович, я вас еще более сейчас удивлю. Основным кораблем для двух эскадр будет броненосный крейсер примерно вот такого типа. Я открываю планшет, на котором изображен проект броненосного фрегата (крейсера) «Адмирал Нахимов». Почему его? Отличные мореходные и скоростные качества, мощная артиллерия, он долгое время был самым быстрым из кораблей Российского флота, да и вообще из крейсеров. Один из немногих, кто достойно проявил себя во время Цусимского сражения. Вот только мы его уже чуток модернизировали — вместо ромба — тоже продольно-возвышенное расположение башен главного калибра, средний калибр — в башнях и никакой противоминной мелочевки. Как и парусного вооружения. Вот тут и прорвало! Вопросы, вопросы, вопросы. Удивил даже невозмутимый Гезехус, напоминавший профессора на приеме экзаменов у шкодных учеников. Но куда делась его вальяжность? Куда делось профессорское превосходство? Он увлеченно обсуждал достоинства и недостатки проекта, пока и эскизного. Я планировал строительство таких крейсеров двумя сериями по три корабля на флот. При необходимости — еще и четвертого в каждой. В общем, тут начали ломаться копья. Окончательно господа притихли, когда им выдали концепцию эскадренного миноносца, который был крупнее и мореходнее современных миноносок, обладал остаточно мощным вооружением — четырехдюймовым главным калибром и мощным минным оружием, в общем, универсальный корабль, который мог попортить нервы крейсерам, пустить на дно подраненный броненосец и разогнать к чертям собачьим свору нонешних миноносок не запыхавшись при этом. Тут дискуссия затянулась еще более. Под конец, решено было принять мои проекты за основу новой программы и быстро начать обсчитывать ее стоимость. В тоже время я понимал, что попов, который отвечал за военное строительство на Черном море и Кази серьезно обеспокоены тем, что их мощности вынуждены будут простаивать, пока произойдет бюрократическая утряска всей программы. Там свои подводные камни, в Адмиралтействе. Но я попросил их остаться. — А для вас, господа, у меня есть два совершенно секретных проекта. Их важно сделать сейчас, дабы мы могли их запустить в нужное время. И попрошу вас учесть — секретность в них чуть ли не главная составляющая.
Глава семнадцатая. Глобальное образование
Образование — это самое мощное оружие, с помощью которого можно изменить мирСанкт-Петербург. Мариинский дворец 22 декабря 1880 года(Нельсон Мандела)
ЕИВ Михаил Николаевич
Это был демарш. Иначе я это понять и принять не могу. Всё руководство министерства образования решило уйти в отставку. Проект реформы находящегося под их неусыпным надзором хозяйства вызвал в их закостенелых бюрократических умах чувство искреннего возмущения. А что же вы хотели? Впрочем, мой секретарь Витте сразу же спрогнозировал такую реакцию аппарата министерства Народного просвещения. Да, всё время в голове путаю их… может, переименовать так, как мне удобнее, и дело с концом? Мозг человеческий даже у попаданца весьма консервативная штука. И вообще, нехрен народ просвещать — ему надо дать образования, а он уж дальше до такого просветиться, что… А вот этого и бояться наши «деятели» … От возмущенной общественности и министерских работников в мой кабинет явилась весьма представительная делегация во главе с самим Андреем Дмитриевичем Толстым. Вообще, это был чиновник весьма управляемый, во всяком случае, будучи реформатором при Александре Втором, в ТОЙ реальности, он стал контрреформатором при Александре Третьем. И тут такой афронт! Нежданчик! Кроме него министерство представлял его товарищ (заместитель) Иван Давыдович Делянов. Этот выходец из старинного армянского рода, который служил русским царям уже почти двести лет долгое время занимал должность директора Публичной библиотеки и сделал очень много для ее развития. В тоже время по своим политическим взглядам — консерватор. Сторонник того движения в обществе, которую называли контрреформами. Причем убежденный, в ТОЙ реальности заменив Толстого на посту министра народного просвещения довел сии действия почти до абсолюта, за что удостоен был графского титула. Третий член делегации — издатель Михаил Никифорович Катков, человек, который стоял у истоков моего продвижения к власти и сделал много для того, чтобы оно состоялось. При этом он был убежденным сторонником «затягивания гаек» и ужесточения контроля на ниве просвещения в первую очередь. Вот уже более полугода его три газеты и литературный журнал были единственными печатными изданиями, разрешенными правительством. Сначала была вообще только одна газета. С января следующего года мы собирались весьма аккуратно расширить возможности для газетного дела с сохранением цензуры, но несколько иного рода. Но об этом разговор еще впереди. И последним из группы возмущенной общественности оказался конечно же, господин Победоносцев. Ну куда же без Константина Петровича! Отдаю ему должное — он имеет смелость идти в открытую против курса государя и говорить это в лицо. Без царя в голове сей господин, уверен, что его точка зрения единственно верная, и кошка не ходи! Весьма харизматичный лидер, которого побаивались и императоры. Но только не я. Вред от его деятельности намного превосходит пользу. Поразительное дело. Эту бы энергию да в нужное русло. Но что-то в голове у этого чебурашки сильно так чебурахнулось… Ладно, лучшее, что я мог бы сделать — это отправить всю делегацию восвояси, приняв отставку министерских… вообще-то придется, в том числе графа Толстого, он тут не нужен, пусть посидит в Государственном совете. Хотя нет… поскольку я превращаю Госсовет в орган управления, а не синекуру, нах… он там нужен? В общем, есть повод подумать. Его товарищи (заместители) и члены совета министерства народного просвещения… этих тоже под нож, может быть, не всех, но таких, как Делянов — обязательно. Только, поймите меня правильно — никаких репрессий — отставки, пенсии, перевод на другую работу. К сожалению, опытный бюрократ тоже нужен государству. Ему только воли давать сильно не надо и ператрахивать их и ператрахивать, как говаривал один политический деятель далекого будущего. Переубедить Победоносцева — это абсолютно пустое занятие. А вот с Катковым необходимо работать! Умнейший человек, умнейший и деятельный. Вот его кипучую деятельность надо и направить в нужное русло. Сначала Толстой сообщает мне о решении покинуть министерский пост и подает прошение об отставке. Затем следует короткая речь Делянова, в которой он сообщает об аналогичном решении товарищей министра и членов совета министерства. Ни один ни второй ни слова критики, только констатация фактов. Я совершенно спокоен. Беру предложенные бумаги. — Господа, разрешите поинтересоваться, чем вызван сей массовый исход чиновничьего аппарата министерства Народного просвещения? — мой тон достаточно ироничен, но если министерские молчат, угрюмо уставившись в пол кабинета, то Победоносцев не выдерживает и выстреливает в меня порцией обвинений: — Ваше Императорское Величество, после того, как государство утеряло контроль над церковью, вы хотите утерять еще и контроль над народным просвещением! Ваш проект реформы — это уничтожение всех барьеров на пути вольнодумства! Так нельзя! Кроме того, что эта реформа требует значительных государственных средств, она переворачивает все устои… и вообще! Разве есть такая необходимость давать всеобщее образование крестьянским массам? Я не могу понять… Зачем сие вам? Так и до революции дойти… Очень недолго! — Я с вами совершенно согласен, Константин Петрович! Совершенно! Мыдействительно стоим на пороге череды революций. И если я, как государь, делаю всё, чтобы этих катаклизмов не допустить, то вы, господа не только не помогаете мне, а еще и вставляете палки в колеса. Но! Предлагаю снизить тон разговора и обсудить те вопросы, которые вас взволновали более всего. А посему располагайтесь, сейчас подадут чай, за сим и поговорим. Надеюсь, вы не против? Я просто с утра заработался, и времени перекусить не было, посему не откажите мне в такой любезности… Ага, заработался, это верно, но Сергей Юлиевич мне про питание напоминает весьма настойчиво, знает, что могу увлечься и про все забыть. А этот ход мне нужен именно для того, чтобы окончательно сбить градус почти что скандала. Тут обычный прием — вызвать раздражение, вспышку ответной реакции, дать заряд государева гнева. Это хорошо так отрезвляет! И все это ради Каткова! Не было бы его в делегации, послал бы всех лесом и набирал новый аппарат… Только где его взять, вот в чем вопрос… Мы устроились за столом, который был быстро накрыт — стандартный набор: чай, кофей, пирожки, булочки, печенья, варенья, мёд и шоколад. Последнее — дань моей слабости. Люблю шоколад. Кроме того, как заметил один умный человек: «от сдобы — добреют»[185]. Немного раздобревшись, выпив свой стакан чаю да чуть закусив, начинаю разговор совсем в другом тоне, почти примирительном. — Господа, вы знаете, что я человек военный, более того, артиллерист. А это означает применение математического подхода к тем проблемам, которые есть. А теперь попрошу вашего внимания. Учитывая существующее положение вещей, нашему государству необходимо иметь почти миллионную армию постоянной готовности. Почему такие силы? Это результат несложных подсчетов — враждебное окружение, задачи на различных театрах военных действий, противостояние с нашими врагами. Прошу учесть, что союзников у России нет — есть только временные друзья-попутчики. Пока что наш предел — это полумилионная армия. Но в случае большой европейской войны — мы должны быть готовы выставить еще три-четыре миллиона мобилизованных солдат. Прибавьте к этому как минимум триста-пятьсот тысяч флотских моряков, офицеров и адмиралов. Берем по минимуму — четыре миллиона солдат, из которых — офицеры будут составлять от ста до двухсот тысяч человек. Как вы понимаете, офицерский корпус формируется из дворянства. Простите, сколько у нас дворян? Вы в курсе? Сейчас у нас в стране проживает около ста миллионов человек, это если считать вместе с Финляндией. Дворянства у нас не более полутора миллионов человек, это считая с женщинами, детьми и стариками. Максимум, они могут дать в офицерский корпус от ста до ста пятидесяти тысяч человек. При этом, значительная часть сего слоя общества участвует в управлении государством, то есть составляют становой хребет чиновничьего аппарата. Хочу заметить, что совмещение военными гражданских должностей ведет к ухудшению как дела армейского, так и недостаточно компетентного руководства администрациями. Мы уже думаем о разграничении военных и гражданских функций управленческого аппарата, следовательно, возникает необходимость увеличения и количества чиновников. То есть, при существующем положении дел как-то пополнить офицерский корпус дворянство в существующей армии может, а вот в случае большой войны — уже нет! Но этот корпус надо уже подготовить, отправив в запас необходимое количество человек, создав систему постоянного улучшения качества нашего офицерства. И это тоже важная задача. А у нас катастрофически в таком случае не хватает специализированных учебных заведений. Вторая предпосылка — это техническая. Армия становится все сложнее. От призывников становится необходимым хотя бы элементарная техническая грамотность. Новое оружие требует иного обращения. Новые винтовки более требовательны к уходу, артиллерия стала еще более сложной и требует от всей обслуги весьма серьезной подготовки, умения считать, причем быстро и хорошо! Не говорю про флот, который избавляется от парусов и всё более окутывается угольными дымами. Я делаю паузу, встаю из-за стола, подхожу к окну кабинета. За шторами свирепствует зима. Рождественские праздники, надо бы отдохнуть, а тут занимаюсь тем, что разжевываю самые обычные вроде вещи нескольким охреневшим бюрократам. — Мне нужны грамотные солдаты! А армия у нас крестьянская. Следовательно, мне нужны грамотные рабочие и крестьяне. Сейчас рабочие чуть образованнее крестьян и их забирает флот. А теперь смотрите, мне надо четыре миллиона солдат и матросов, из которых полмиллиона — унтер-офицерский состав будет достаточно хорошо обучен. Извините, господа, но армия держится на унтер-офицерах. На мой взгляд, это можно получить только введением общего образования. И компромиссов тут быть не может. Но у нас в стране не более восьмидесяти тысяч учителей, а обучать надо не менее тридцати-сорока миллионов человек. Именно поэтому предложено было: упростить русский язык, сделав его более простым для обучения. — Ваше Императорское Величество, но это упрощение снижает и качество образования. Погоня за массовостью делает образование низкого уровня, что мы получим от того, что крестьянин вместо крестика будет карябать подпись? — не выдержал Победоносцев. Так и есть — дискуссию придется вести почти что только с ним одним. — Вы должны понимать, что крестьянин должен уметь не только накарябать подпись кривыми буквами, но и прочитать правительственное постановление, закон или рекомендации агронома. Считать, причем так, чтобы скупщик-зерноторговец его не смог обмишурить, хотя бы. А уже от молодежи, особенно требуется чуть более продвинутый уровень, уверенное чтение, уверенное письмо, владение простейшими техническими навыками. Скажем так, что-то типа ремесленного училища, но в упрощенном варианте. Для рабочих — ремесленные училища обязательны. Средняя школа в городских условиях — обязательна, но ее программа тоже должна быть упрощена, с упором на точные предметы: физику, химию, математику, с уменьшенным количеством прочих предметов. Это связано с тем, что нам необходимо еще большее число инженеров и технических работников. Их мы можем набрать из мещан-разночинцев, купцов. Следовательно, школа должна подготовить именно такой рост. Это крайне важно, господа! Если мы не догоним промышленно развитые страны — в ближайшие десять лет нас просто сомнут! Массовое образование должно быть массово доступным! Посему никакого греческого и латыни. — Ваше Императорское Величество! Греческий и латынь обучают молодых людей думать, они развивают в них дисциплину и усидчивость, позволяют не отвлекаться на совершенно ненужные мысли и идеи. Это в дискуссию вступил Катков. Да, он настаивал на том, чтобы студентов и учеников гимназий обязательно учили этим мёртвым языкам. Да и объемы давали более чем серьезные. — Михаил Никифорович, вы абсолютно правы. И я с вами абсолютно согласен. Поэтому в программу гимназий и лицеев эти предметы входить будут обязательно. Но это будут привилегированные учебные заведения для детей аристократии и лучших представителей дворянства. Они должны получать качественно более высокий уровень образования и готовиться стать управленцами высшего звена. В империи должны сосуществовать одновременно три системы образования — массовое, которое должно решать краткосрочные проблемы государства, а посему быть бесплатным в своей основе, частное — которое реагирует на коммерческий спрос/предложение. Например, подготовка юристов, хочешь стать адвокатом — иди в частную контору, плати и учись. И элитное. Где образование — аванс твоим предкам, который ты должен отдать службой на благо государства. И прошу учесть, что мы не имеем права упускать нашу молодежь, которая, в силу несформированности морали и незрелости ума падка на лживые посулы либерального толка. Если мы не сможем им дать достойное и правильное образование, этим займутся другие. Именно в среде студентов нигилисты набирают самую деятельную массу своих сторонников. Дискуссия продолжалась еще не более получаса, после чего я отпустил делегатов, попросив остаться Каткова и Победоносцева. — Господа, вас я попросил задержаться еще и потому, что хочу, чтобы вы занялись самым важным вопросом — идеологией нашего государства. Говорю это по простой причине: я совершенно согласен с вашими опасениями: грамотным человеком сложнее управлять. Сложнее, но это не означает катастрофу, господа. Просто мы должны научиться управлять по-новому. — Константин Петрович! На каких компонентах, по-вашему, зиждется Российская империя? — Самодержавие, православие и дворянство! — абсолютно спокойно рапортует оппонент. — Сначала по поводу православия. Мой славный предок Петр Алексеевич подчинил церковь государству, лишив ее самостоятельности, фактически, превратив служителей культа в государственных служащих, тех же бюрократов. И что мы видим? Православная церковь стала не столпом самодержавия, а ее поломанным костылём! Влияние ее очень быстро падает, подтачиваемое как нигилистическими настроениями молодежи, так и конкурентами — католической, мусульманской протестантской церквями. Церковь стала ленива и глупа. Поэтому отделение ее от государства и избрание патриарха — единственный способ вернуть ее к жизни и сделать более деятельной. Запретить? Но это не выход. У нас в стране около тридцати миллионов населения не православные. Я прошу сие учитывать. Можно запретить какую-то небольшую конфессию или секту, особенно, если сия секта близка к сатанизму или язычеству, идолопоклонству. Но получить волнение в тридцатимиллионном населении — тут до революции останется всего один шаг. Дворянство слишком малочисленно, чтобы стать опорой самодержавию. Если бы всё они служили, так нет у нас служивого дворянства. Слишком многие предпочитают праздную жизнь в кредит по заграницам служению своему Отечеству. К чему сие ведет? Или мне надо напомнить кем были декабристы? Мы отменили указ о вольностях дворянских, но слишком многие не хотят служить, им и так хорошо! Следовательно, нам надо искать опору еще и в других слоях населения. Каких? Купечество? Продаст царя, как только им цену дадут. Промышленники и банкиры будут думать о том, как самим стать властью, чтобы получать сверхприбыли! Интеллигенция? Дерьмовая у нас интеллигенция, что смотрит на заграницу, а на свою страну плюёт. В основном. Так называемый «средний класс» — возможно, они более всех заинтересованы в стабильной ситуации в государстве, ибо малейшие потрясения лишают их основы их небольшого дохода. Крестьяне и рабочие? Пока что они не опора державе, а дрожжи, на которых растут революционные настроения. Нажимаю на звонок. Витте вносит заранее приготовленные две бутылки шампанского. Немного волнуюсь. У меня этот фокус далеко не всегда получается. Одна бутылка была заранее подогрета. — Что вы предлагаете, господа? Заморозить ситуацию. Ладно, заморозив ее, мы не добьемся промышленного роста и, скорее всего, ближайшие войны с позором проиграем. Мы и турок одолели еле-еле, мне ли не знать. А военная катастрофа неизбежно отзывается волнениями в народе, где уже бродят революционные дрожжи. Война! Террор! Идеологическая обработка противника! Откручиваю проволоку, что удерживает пробки обеих бутылок. Беру ту, что теплее, встряхиваю ее раз, второй, третий… Проделываю эту операцию над полом, придется пожертвовать уборкой паркета, да ничего… Пробка с грохотом вылетает из бутылки, вино разливается пенной струёй по полу, брызгая на стену. — И вот результат — революция! Консервация немного задержит ситуацию, но революционный взрыв неизбежен. Что предлагаю я? В этом моменте, честно говоря, волнуюсь. Этот фокус удавался мне из трех попыток два раза. Я очень аккуратно начинаю шевелить пробку, чуть наклоняя ее. Моя цель оказывается достигнута: появляется незаметная дырочка, из которой начинает выходить газ! Если бы пробка была пластиковая вообще проблем не было, но тут она пробковая, пришлось потренироваться! Шипение прекращается, пробка почти без звука покидает горлышко бутылки. — Путь реформ — это попытка стравить лишний воздух, не дать революционному брожению вырваться наружу, смести государство. Очень аккуратные реформы сверху или восстание снизу. А поэтому нам нужна новая идеология, идея, которая позволит направить все силы общества на его укрепление, а не разрушение.
Глава восемнадцатая. Студенческие волнения
Но есть только одна вещь, которая объединяет людей в мятежное волнение — это угнетениеМосква. Московский университет 21 февраля 1881 года(Джон Локк)
ЕИВ Михаил Николаевич
1 февраля 1881 года студент Пригожин дал пощечину приват-доценту Павлову. Василий со товарищами устроили обструкцию молодому преподавателю, недавно переведенному из тверского реального училища на вычитку лекций вместо заболевшего профессора Г.И.Щуровского. Алексей Петрович Павлов был одним из учеников выдающегося ученого и ректора Московского государственного императорского университета[1], но уровень его первых лекций был недостаточно хорош для студентов, имевших образцом Григория Ефимовича. Пригожин мало того, что явился на занятие с большого бодуна, умудрился опоздать на одиннадцать минут, ввалиться в аудиторию, уже достаточно «нагретую» крикунами, да еще и нахамил преподавателю, в ответ на замечание об опоздании и совершенно неприглядном внешнем виде. Павлов, будучи человек вспыльчивым, потребовал от наглого студента покинуть аудиторию. Пригожин на это предложение ответил пощечиной, от которой студенческое сообщество пришло в экстаз, поднялся крик, в лектора полетела бумага, огрызки яблок и прочая летающая мелочевка, не столько с целью ударить, сколько с целью унизить. Студенческое общество было весьма экстремистски настроено к любым преподавателям, что не разделяли их весьма экстравагантных политических взглядов. Павлов же был настроен дать знания, а не потакать общественным телодвижениям молодежи. Лекцию он прервал. А студент Пригожин был чуть позже задержан полицией. Кроме того, была проведена воспитательная беседа с несколькими самыми крикливыми студентами. Увы, не помогло. Арест Пригожина послужил искрой, из которой разгорелось пламя. Московские студиозизы объявили всеобщую забастовку, выставили требования отпустить арестованного, прекратить произвол, отменить устав 1863 года, заменив его еще более прогрессивным, с дарованием студенчеству свободы… по образцу чуть ли не самых либеральных университетов тех времен. На то время в МГИУ обучалось около полутора тысяч человек[2]. Полиция провела аресты восемнадцати активистов. Но молодежь успокаиваться не собиралась. В феврале мы с семьей как раз перебрались в Кремль, где были приготовлены помещения для царской семьи и рабочие места. Сложнее всего было наличие в Кремле большого числа храмов. В плане обеспечения охраны государя и его министров получалось вообще как-то не слишком-то хорошо. Весь ворох проблем пал на графа Воронцова-Дашкова и его подчиненных. Ничего, справились! А тут такие дела в университете! Студенческие волнения, причем Московский полицмейстер был вынужден бросить значительные силы полиции на недопущения беспорядков в городе и просил еще и казачков выделить. Обломался. Четвертого февраля студентам было объявлено, что в актовом зале состоится их встреча с Государем-Императором, то есть, со мною. Было предупреждено и особом порядке допуска на сие мероприятие: полиция будет обыскивать с целью не допустить проноса оружия — ни холодного, ни, тем более, огнестрельного. Всего в актовый зал набилось более тысячи двухсот студентов, в первых рядах расположились несколько десятков преподавателей, на сцене — профессура и руководство университета, за кафедрой я собственной персоной. В зале было достаточно шумно, но только до того времени, как я поднял руку. Зал затих. Смотрю внимательно. В основном преобладают молодые мужские лица. Студенток практически не вижу, время такое, широких дверей для женского образования не открыто. К сожалению. Лица интересные, как это говорил классик «со взором горящим»? Многие студенты носят бороды, такая форма почеркнуть свою взрослость. Впрочем, до хороших безопасных бритв еще ой как далеко. Ладно, выдержав небольшую паузу, начинаю: — Господа! Преподаватели и студенты одного из старейших на русских землях университета! Более ста лет ваши выпускники составляют особую гордость Отечества, проявив себя во многих науках, занимая заслуженное положение в обществе. И что же мы имеем? Государь приехал в ваш университет не для того, чтобы наградить отличившихся преподавателей и выпускников, а из-за того, что в храме науки возникли отвратительные беспорядки! Причём возникли они из-за ерунды, пустяка, если рассуждать логически, но так ли это? — Арест нашего товарища — это не пустяк! — раздается смелый и громкий голос с галерки. — Представьтесь, господин говоривший, или у вас духу хватает только из-за спины товарищей выкрикивать? Стараюсь спровоцировать крикуна. Если промолчит, можно будет вообще на его крик внимания не обращать. Но нет, набрался смелости. Чуть отодвинул соседей, протиснулся в первый ряд. Выше среднего роста, смуглый, волос черный, такая же бородка, чуть-чуть пробивается. Похож на татарина. — Артур Мусатов, студент философского факультета. — Ну вот и хорошо, Артур, отчество у вас есть? — Артур Агзамович. — Прекрасно. Насколько я понимаю, ваш отец имеет отношение к бакинским нефтяным приискам? Хорошо. Давайте посмотрим на этот случай с вашей семейной колокольни. Аудитория внимательно слушает. — Ваш отец поручает вам проверить, как дела у него на производстве, вы видите пьяного работника, который опоздал, да еще и с мастером скандалит, требует его допустить к рабочему месту. Вы прекрасно понимаете, что доверить такому человеку что-то делать нельзя, а то случиться авария, и люди на работе могут просто сгореть заживо. Или я не прав? — Правы… — нехотя отзывается Мусатов. — И вот вы делаете замечание рабочему и требуете идти домой отоспаться, за что он получит свой законный прогул и штраф. Несогласный рабочий бьет вас в морду. Возникает полиция, которая связывает буяна и тащит в каталажку. В чём разница, господин Мусатов? — В том, что это рабочий, а это студент, наш товарищ! — не сдается упертый татарин. — А вы что, считаете себя лучше рабочего? Выше человека, который своим трудом оплачивает ваше обучение в этом университете? С чего бы это? Требование преподавателя пьяному дебоширу покинуть аудиторию и не срывать занятия абсолютно законны! И высказаны они, в достаточно твердой форме, но абсолютно корректно. И распускать руки он не имел никакого права! Закон превыше всего! И закон требует руки не распускать! Посему участь вашего так называемого товарища Пригожина будет определена законом и соответствующими положениями Устава учебного заведения. — Почему так называемого? Этот голос поближе. Реагирую спокойно: — Меня, господа студиозисы, вам представили. Если хотите что-то сказать, назовите себя. За вопросы вас преследовать не будут. — Студент геологического факультета Николай Фомич Астахов. — Так вот, Николай Фомич! Если студент имеет свинский внешний вид, пьет как свинья, да и ведет себя как свинья, то он свиньёй и является. Если вам свинья за товарища, то это ваша личная проблема! Студенчество заволновалось, кто-то откровенно смеялся, не ожидали от государя такой отповеди, кто-то обижался, но грань не переходили. — Вам неверно сказали причину конфликта, извините, студент геологического факультета Василий Лопатников. — Просветите меня, Василий, в чем же причина конфликта? — так, начинается серьезный разговор. — Причина в недостаточном качестве лекций, что вызвало возмущение у студенческой общественности. — Настолько возмущало, что вы устраивали молодому преподавателю обструкции и срывали его лекции? Не так ли? — Ну а как еще? — удивился мой оппонент, высокий блондинистый юноша с вихрем непокорных кудрявых волос на голове. — А поговорить не пытались? — Что? Поговорить? — переспрашивает Василий, как-то глупо оглядываясь, ища поддержки у товарищей. — Смотрите, господа. К вам пришел молодой преподаватель, ученик почтенного Григория Ефимовича. Да, у него нет такого педагогического опыта. Но материал, которые он вам давал был одобрен самим Щуровским. Да, у него нет такого опыта лектора, но кто сказал, что все можно постичь за один присест? Что делает в таком случае человек разумный? Идет к преподавателю и говорит с ним, объясняет, в чем лекции профессора были лучше, как преподавателю сделать их более достойными. Насколько я знаю, Алексей Петрович умеет учиться, и делать выводы. Это компетентный и весьма достойный преподаватель. Вы же не дали ему шанса даже раскрыться. А вели себя, как стадо бабуинов, дорвавшееся до банановой рощи. Мне кажется, вы вообще забыли о человеческом достоинстве и о том, что ваше собственное достоинство от ваших дел скатилось до уровня плинтуса. Вы требуете к себе внимания и уважения? Но вы сами не умеете проявлять внимание и уважение, как вы можете требовать это от других? Начинайте с себя! Учитесь вести себя как цивилизованные люди, а не как обезьяны, у которых недавно отвалился хвост! — Так вы поддерживаете теорию Дарвина о происхождении человека от обезьян? Простите, студент биологического факультета, Михаил Стрельников, Ваше Императорское Величество! — Михаил, Дарвин неправ — не от обезьяны, а от белки! Судя по тому, как вы тут грызете гранит науки — беззубой белки![3] Аудитория грохнула хохотом! Переждал. Продолжил. — Теория Дарвина не настолько бесспорна. Думайте, найдете аргументы за и против. Время покажет, кто прав, кто виноват. А теперь о вашем требовании об отмене Устава 1863 года. Очень хорошее требование. Более того, в духе времени! Весьма либеральненький документ получился. И глупый, к тому же. Могу сказать, что проект нового устава мне подан и находится на рассмотрении, как и реформа всеобщего образования в Российской империи. Вот тут зал притих. — Первая цель этой реформы весьма амбициозна — сделать все население Российской империи для начала грамотным. В первую очередь речь идет о крестьянстве. Всё — это значит всё, и не просто уметь накарябать свое имя, а полноценно читать и считать. И не думайте, что мы просто говорильней занимаемся, уже этой зимой во всех сельских приходах батюшки самостоятельно обучают крестьянских детей счету, письму и закону Божьему. Следующий этап — получение массового обязательного среднего образования. Необходимым условием для него станет реформа русского языка и правил написания, по принципу — как слышу, так и пишу. С минимальными исключениями и прочими усложнениями. Мой великий предок, Петр Алексеевич, шел по такому же принципу, иначе образование стало бы уделом единиц, а ему нужно было просвещенная опора трону. И мы пойдем таким же путем! Весьма серьезно измениться и программы высших учебных учреждений — университетов и институтов. Во-первых, нам нужно огромное количество учителей, посему будут открыты педагогические курсы, на которых будут принимать и женщин. Во-вторых, нам необходимо большое количество инженеров самых различных специальностей. Посему высшая школа разделится на три различных категории: государственные учебные заведения, которые будут готовить специалистов, необходимых державе. Более того, обучение по самым необходимым специальностям, в следующем году это учителя начальных и средних классов, а также и агрономы будет бесплатным, с предоставлением самым отличившимся студентам стипендий. При этом прошу учесть, что будет дефицит преподавателей, студенты, обучающиеся за государственный счет, не будут иметь права выбора преподавателя и обязаны будут несколько лет отработать по специальности. — А кто не захочет? Артур Мусатов, Ваше Императорское Величество! О! Прогресс! — Кто обучался за государственный счет и не захочет ехать по распределению государственной комиссии, обязан будет вернуть средства за все время их прохождения курса наук. Нет? Тюрьма! Мы не настолько богаты, чтобы обучать балласт за свой счет! Второй слой — это платные факультеты государственных учреждений и частные учебные заведения. Тут тут слушатели будут иметь больше свобод — право выбора преподавателя, право создавать студенческие комитеты, для представления своих интересов. Но это означает и ответственность. Ибо все споры с преподавателями будут решаться исключительно путем переговоров. Учитесь находить компромиссы, господа студенты! — Студент химического факультета Николай Трубинер, Ваше Императорское Величество! А если преподаватель будет реакционер, разве мы не в праве требовать его отставки? — Простите, Николай… — Николай Игоревич, Ваше Императорское Величество! — Так вот, Николай Игоревич, у вас политические убеждения есть? — Я прогрессист, Ваше Императорское Величество! — Прекрасно. Вы сторонник Милля и нашего драгоценного Бисмарка Отто фон? — В целом да, Ваше Императорское Величество. — Тем лучше! Скажите, вы уверены в своих убеждениях? — Абсолютно! — Еще лучше! Тогда скажите мне, почему вы отказываете человеку, умудренному жизненным опытом, в его политических убеждениях? Даже если они не соответствуют вашим? Вы ведь хотите, чтобы ваши убеждения уважали, к ним прислушивались? Начните с того, что научитесь уважать убеждения других, даже если они не нравятся вам лично! Один мой знакомый сказал, что ему не нравятся мои убеждения, но он готов положить жизнь за то, чтобы меня могли выслушать. Это было сказано на заре моей молодости, но слова эти запали мне в душу. Так вот, есть такие убеждения, которые необходимо искоренять, ибо они противны человеческому обществу и человеческой же природе. Например, сатанизм и все культы, с этим связанные. Тут компромиссов быть не может. Но если люди видят разные пути развития общества, то надо уметь вести культурную дискуссию. С уважением чужих взглядов. — Но Ваше Императорское Величество, ведь были закрыты все оппозиционные газеты? Как тогда представлять мнение, отличное от официального? Это тот же Трубинер, надо будет его взять на заметку, интересный молодой человек, о котором ничего я лично не знаю. Да, тут послезнание не сработало. — А вы напишите в официальную газету. И если ваше мнение находится в рамках дозволенной дискуссии, его напечатают. Все знают мои убеждения, но я не нахожу зазорным изучить и экономическую теорию господина Маркса, хотя его социальные идеи считаю утопическими. Более того, в вашем университете обязательно будет курс марксизма на экономическом факультете. Найдете сами его ошибочные концепции, которые мне видны уже сейчас. По поводу запретов… Вы знаете, после каких событий были закрыты газеты и журналы. И сделано это было потому, что почти все они издавались на средства нашего потенциального врага. Только и всего. На войне, даже необъявленной, как на войне! Будет в ближайшее время и закон о печати, который отменит цензуру, и даст возможность издаваться газетам и журналам любой политической направленности. Но будет и введена журналистская ответственность за напечатанные материалы. Если издали клевету — чтобы сменить неугодного чиновника или очернить конкурента какого-то промышленника, извините, отвечать придётся по всей строгости закона! И никаких средств массовой информации, издаваемой на средства иностранных граждан! Я перевел чуток дух, налил и выпил воды из графина. — Теперь несколько слов о вас, молодежи! Уверен, что многие из вас пришли сюда учиться, чтобы изменить общество к лучшему, радея о благе народа. Так? — Так! — Так! — Да! Начали раздаваться выкрики с мест. — Почему же вы так откровенно плохо радеете о народном благе. Смотрите! Сотни образованных юношей ушли в народ. Так называемое движение народников. И что они ему дали ? Они вели пропаганду призывали его восстать против властей, свергнуть царя, поднять всеобщее восстание. И где тут радение о народном благе? Скольких крестьян они обучили чтению или письму? Скольких научили считать так, чтобы их не обсчитывали зерноторговцы-спекулянты? Нет! Они шли в народ, чтобы народ возмутить, призвать к топору и поднять новую пугачевщину. Вы хотите принести пользу народу? Так займитесь тем, что действительно принесет ему пользу! Начнем с самого простого, но и важного. Зимой состоится перепись населения Российской империи. Примите в этом участие. Это ведь не просто пересчет поголовья, особенно на селе. Перепись нужна для того, чтобы узнать истинное состояние крестьянских хозяйств, составить программу улучшения жизни и богатства самого беднейшего слоя населения империи. И это непростая задача. Мало кто из сельских жителей будет вам настолько доверять, что расскажет все как есть. Надо суметь его убедить, расположить к себе… — Зачем, чтобы его потом было проще грабить? — Представьтесь! Молчание. — Представьтесь, господин трусливый вопрошающий! Молчание. Я смотрю в ту сторону, где с галерки прозвучал этот наглый выкрик. — Ну что же, хочу сказать, что именно так, анонимно, работают обычные провокаторы. И еще, если бы я хотел грабить народ, я бы его не хотел чему-нибудь научить. Образованного человека так просто не ограбишь! А моя цель — сделать крестьян богаче. — Ваше Императорское Величество, студентка педагогического факультета, Мария Скоростина! Вы хотите сделать крестьян богаче, потому что вы такой добренький? О! а барышня-то с зубками! Запомним! — Как я вижу, у вас в университете барышни мужественнее некоторых мужиков… Так вот, Машенька, я не добрый, я жадный! Когда аудитория закончила смеяться, добавил: — У нас в стране восемьдесят миллионов крестьян. Пусть они платят налог в один рубль на душу. Получится восемьдесят миллионов рублей. Если крестьянское хозяйство будет в четыре раза богаче, то будет давать налогов в четыре раза больше, а это уже в казну принесет триста двадцать миллионов рублей. Только-то и всего. Но… я хочу, чтобы вы понимали, что это только одна, но не самая главная задача переписи населения и тех добровольцев, что пойдут в народ и будут ее совершать. Студенты-медики, можете сказать, какова детская смертность в крестьянских семьях? Молчите? Хорошо, я вам скажу: из семи детей до четырнадцати лет доживают двое, трое в самом лучшем случае. И причина не только голод. Еще большая причина — невежественность, то же отсутствие элементарных навыков личной гигиены. Это весьма просто, на первый взгляд: мыть руки перед едой, пить только кипяченную воду. Но от кишечных заболеваний умирает огромное число детей. А еще… от эпизоотий. Неправильное хранение зерна, появление на нем паразитов, кои вызывают болезни и приводят к смерти, а половая распущенность? Рост венерических заболеваний? Алкоголизм? Мне еще перечислять проблемы села. И если наделить крестьянина достаточным наделом земли вполне возможно — у нас плодородной земли хватает, то сделать его труд эффективным, избавить от голода, это важнейшее дело. И тут вы можете принести достаточно пользы Отечеству. Среди ваших профессоров находится известный издатель, господин Катков. Учитывая никакой уровень грамотности на селе, им были созданы плакаты-лубки, простые и понятные любому крестьянину. Это будет ваш рабочий материал! Хотите нести благо своему народу, начните с малого! Наберетесь опыта — будете делать больше! После встречи ко мне подошел начальник тайной охраны Черевин. — Двое пытались пронести револьверы, один — стилет, примотал к ноге, был уверен, что не заметят. — Всего трое на полторы тысячи буйных головушек? Неплохо проредили ряды террористов. Кто там с галерки лаял, заметили? — Так точно, Государь. — Не арестовывать, вести аккуратно. Выяснить связи. Если просто дурак — сделать так, чтобы не сдал экзамен. Дураков учить — деньги на ветер.
Глава девятнадцатая. Всё глубже, глубже и глубже
В России нет дорог — только направленияСанкт-Петербург. Мариинский дворец 3 мая 1881 года(Наполеон Бонапарт)
ЕИВ Михаил Николаевич
В мае я приехал в старую столицу, потому добрый проверенный Мариинский дворец стал снова моим рабочим пристанищем. Итак, очередной рабочий день. И снова, как в одном бородатом анекдоте: «выходишь на пляж, а там станки… станки… станки». Если бы не отдушина на тренировках по стрельбе, и обязательные для монарха посещения парадов, разводов караулов, балов и иных светских развлечений, то угроза заработать геморрой из вероятности могла перейти в категорию неизбежности. Немного помогали гантели, с которыми мне удавалось проводить небольшую разминку через каждый час-полтора сидения за столом, заваленным важными, срочными и архиважными документами. Но сегодня меня ожидал сюрприз, а точнее индульгенция, избавляющая от обычной рутины. И сию радостную весть озвучил мой секретарь, в обязанности которого входил и приём срочных телеграмм и телефонных звонков. Кстати, появление телефонного аппарата в Ново-Михайловском дворце и в еще нескольких объектах на территории Санкт-Петербурга в 1881 году, можно считать результатом коррекции истории, сиречь прогрессорством. Конечно, это не коснулось всей северной столицы, хотя я уже успел утвердить положение «Об устройстве городских телефонных сообщений». Пока же усилиями талантливого изобретатель и инженера Павла Михайловича Голубицкого проложенная линия имела специальное назначение и соединяла наиболее важные для меня учреждения столицы. К сожалению, протянуть кабель до Кронштадта еще не успели, но телеграфная связь действовала еще со времён моего батюшки, императора Николая Павловича, и один из аппаратов был установлен в научном центре подводного плавания на Якорной площади в Кронштадте. А приёмная перед моим кабинетом, где распоряжался Витте, весьма напоминала офис старшего брата Шерлока Холмса из легендарного советского сериала. Там так же периодически звонили телефоны или подавали признаки жизни несколько телеграфных аппаратов. В данном случае, пришла телеграмма с известием об окончании проектных работ и готовности предъявить их результаты пред мои царские очи. Можно было конечно приказать прибыть ко мне во дворец, но уж больно хотелось хоть на полдня сбежать от бумажной работы и немного проветриться. А посему я объявил о своём высочайшем прибытии в их центр не позднее полудня и отдал необходимые распоряжения Сергею Юльевичу касательно транспорта, как наземного, так и водного. Естественно, был предупреждён и начальник моей охраны. Внешне подполковник Ширинкин остался невозмутимым и коротко ответил «слушаюсь, Государь». Но легко было догадаться, какие эмоции бушуют в его сердце, ведь он неоднократно просил заранее предупреждать о возможных поездках, естественно с точки зрения обеспечения моей безопасности. Добирались двумя небольшими винтовыми пароходиками, похожими друг на друга, как близнецы. И при этом они обладали отменной скоростью и великолепной манёвренностью. У моего главного секьюрити неожиданно прорезалось чувство здоровой профессиональной паранойи и среди возможных с его точки зрения сценариев покушения, таран одним из многочисленных судов, принадлежащих предприятию Бритнева или «Ораниенбаумского пароходного общества», рассматривался как наиболее вероятный. Поэтому, помимо личного оружия охранников, на каждом из наших «дредноутов» было по паре винтовок с оптическим прицелом и по два крепостных ружья Гана образца 1876 года. Сей арсенал гарантировано позволял с расстояния 700 метров не только перебить стоящих на палубе террористов, но и изрешетить надстройки и корпус идущих на таран пароходов. Но, хвала Посейдону и Нептуну, Маркизову лужу пробежали без происшествий. Хотелось постоять на палубе, да не вышло — слишком холодно, потому спустился в каюту. Не мороз, но и не лето, мерзкий холод, да ещё и сырость… Да, решение о переносе столицы созрело и перезрело. Небольшая морская прогулка, весьма освежающий воздух над Финским заливом, отлично прочистил мозги. Пристань пустовала, ибо опытный капитан рассчитал рейс таким образом, что прибытие очередного судна из Питера ожидалось не ранее чем через несколько часов. Осталось только сойти на сушу и направится к двум каретам, ожидающим нас в нескольких десятков метров. Естественно, что сии экипажи прошли необходимую доработку сиречь блиндирование и теперь револьверные пули и осколки бомб не представляли серьёзную угрозу. Это было ещё одним нововведением моей службы безопасности, в соответствии с которым Император не имел права передвигаться в обыкновенных каретах. А поскольку Кронштадт был в перечне мест, кои Государь периодически посещает, то создаваемый центр подводного плавания обзавелся подобным транспортом. Когда я добрался до корпусов на Якорной площади, понялся на второй этаж и вошел в залу, то испытал чувство дежавю. На мгновенье мне показалось, что я нахожусь на защите диссертационной работы. Весели плакаты с рисунками, чертежами и цифрами. А несколько стендов, можно было отнести к категории «генеральских». Предназначенье оных заключалось в том, чтобы поразить начальственный взор красочными иллюстрациями и на уровне лубка ввести его в курс обсуждаемых вопросов. И самое главное, деликатно и ненавязчиво доложить о достигнутых результатах, естественно благодаря чуткому руководству со стороны горячо любимого вождя, лидера, боса, в общем вдохновителя всех наших побед. А окончательно меня добили великолепно изготовленные модели гидростата, двух модернизированных субмарин Джевецкого и буксируемой подводной капсулы. Причём, когда я подошел поближе и присмотрелся, то оказалось, что они разъёмные и состоят из двух частей каждая. Для пробы я взял в руки макет будущей капсулы для подводного туризма и очень осторожно отсоединил верхнюю часть. Внутри на креслах возле иллюминаторов сидели маленькие фигурки людей, а капитан этого «наутилуса» стоял возле рулей. На фоне этого шедевра, сделанного руками мастера, казались жалкими подделками модели кораблей и самолётов заполонившие полки игрушечных магазинов в далёком ХХI веке. Аналогичное выражение восторга проступило и на лице Сандро, которого я взял с собой на сегодняшнюю встречу. Официальная версия его присутствия объяснялась необходимостью воспитания и обучения гардемарина и будущего офицера Флота Российского, когда учителями выступают признанные теоретики и практики подводного плавания, а также видные ученые. После положенных формальностей, Александровский предоставил слово Джевецкому. — Ваше Императорское Величество! господа, как вы можете видеть на сих рисунках, в основе электрической субмарины лежит мой первоначальный проект, но с некоторыми изменениями. Кстати, я обязан высказать заслуженный комплимент присутствующему здесь Александру Михайловичу. Ибо это была его идея использовать готовый корпус подводной лодки, но увеличить его в размерах на шесть метров и дополнительно усилить. Сандро, как это и пристало воспитанному молодому человеку немедленно встал, немного покраснел и скромно потупил глаза. Наблюдая со стороны за этими трюками академика, я пришел к выводу, что этот старый прохиндей в юношеском обличье заставил бы самого Станиславского заявить: «верю». Заключительным аккордом стала ответная речь Сандро, в коий он деликатно попенял Степану Карловичу, в части переоценки его предложений, ибо: «превратить рисунки, выполненные дилетантом в подробный технический проект, может лишь настоящий специалист». И, вообще, «он находится здесь дабы выполнить триединую задачу: учиться, учиться и учиться!». Это был высший пилотаж политеса и мне пришлось даже вмешаться, дабы остановить бесконечный обмен любезностями и вернуться к делу. Кстати, у меня были обоснованные сомнения, в том, что Джевецкий расщедрился бы на подобные комплименты, узнав о тех испытаниях, которые академик предлагал устроить для корпусов субмарин. Речь шла об обстреле из пулемёта с близкого расстояния, как это было в реальной истории с подводной лодкой «Кета». Правда, Хайрем Максим, который женился на прекрасной русской баронессе, только-только собрался в далекую дорогу в наши холодные пенаты, тем более, ещё не воплотил свои идеи в реальный образец оружия, но Сандро с самым серьёзным выражением лица, процитировал фразу комэска Титаренко «арфы нет, возьмите бубен» и предложил использовать митральезу. Тем временем Джевецкий передвинул указкой на видное место один из плакатов, подвешенных на тросике протянутым вдоль стены и продолжил: — После установления дополнительной секции общая длина корпуса достигнет двенадцати метров, что позволяет построить несколько подводных лодок в двух вариантах. В первом из них предусмотрено вооружение одной самодвижущейся миной в носовом трубчатом аппарате. Экипаж — два человека. Предполагаемая максимальная скорость в подводном положении пять узлов, дальность — около сорока километров, глубина погружения — до 20 метров, водоизмещение — 15,5 / 16,3 тонн. Практически, Ваше Императорское Величество, это подвижный торпедный аппарат, способный передвигаться под водой. Второй вариант представляет из себя субмарину для транспортировки двух, как вы изволили именовать — легководолазов, способных покидать её и возвращаться обратно через специальный шлюз и прикреплять к корпусу вражеских кораблей мины, оснащённые магнитами для фиксации и часовым механизмом для подрыва. Остальные характеристики не отличаются от первого варианта. Далее, Степан Карлович предложил присутствующим подойти к столу, на котором стояли модели обоих вариантов подводных лодок. Учитывая, внушительные размеры, составляющие почти один метр, то можно было досконально ознакомится с их внутренней компоновкой. Кстати, торпедный вариант весьма мне напомнил проект американского отставного майора Фуллера, который в иной реальности должен был получить британский патент в 1909 году. — А где предполагается разместить заказ на изготовление субмарин, — поинтересовался я, вдоволь налюбовавшись осмотром моделей, — весьма желательно, чтобы это былоказенное предприятие. — Полагаю, на Пароходном заводе, — вступил в обсуждение Титов, — это позволит нам осуществлять постоянный контроль, да и некоторый опыт у мастеров имеется, не зря же они экспериментировали ещё с самодвижущимися минами конструкции Ивана Фёдоровича. — Кстати, Иван Фёдорович, — я решил попытаться наконец избавиться от сего архаичного выражения, — я слышал, что вы еще в 1865 году предложили использовать термин «самодвижущееся торпедо»? Дождавшись подтверждения от Александровского, продолжил, — так давайте окрестим основное вооружение наших подводных лодок одним словом: «торпеда». Тем паче, что краткость — сестра таланта. Присутствующие на миг замолчали, по всей видимости мысленно переваривая услышанное, но явного несогласия не наблюдалось. Затем Пётр Акиндинович, как опытный кораблестроитель поинтересовался: — Ваше Императорское Величество, а на какое количество субмарин мы должны ориентироваться? От величины заказа, напрямую зависит срок его выполнения, а учитывая, что подводные лодки несколько непривычные корабли, то неизбежно могут возникать непредвиденные задержки. — Я полагаю, что для начала достаточно будет по три экземпляра, причём один из них следует после изготовления нещадно испытывать, выискивая любые огрехи. Испытывать на берегу, на воде и под водой. Мы не можем позволить себе, чтобы у нас повторилась трагедия подводной лодки южан «Х.Л. Ханли», которая стала могилой для нескольких своих экипажей из-за дефектов и непродуманности конструкции. Война есть война, и гибель на ней неизбежна. Но экипажи наших субмарин не должны чувствовать себя смертниками. Наша задача сделать всё возможное и даже сверх этого, дабы при любой аварии у них были средства и возможность для спасения. И здесь не обойтись без специалиста в сфере водолазной медицины. Должен заметить, господа, что до последнего времени британцы считались пионерами в этой сфере и начали исследования более тридцати лет назад. Толчком к этому послужили весьма печальные события, когда при попытке поднять затонувший корабль с глубины сорок метров почти все водолазы жаловались на недомогания, а часть из них скончались. Но варяги нам не нужны, мне пообещали подобрать дипломированного врача, сведущего в лечении кессонной болезни и иных проблемах, с которыми сталкиваются водолазы. У экипажей субмарин проблем не меньше, а посему…, — закончить я не успел, ибо в дверь постучали и в зал вошел офицер отдельного корпуса жандармов, отвечавший за соблюдение режима секретности в научном центре. В сферу его обязанностей также входило обязательное собеседование с новыми сотрудниками, завершавшееся подписанием соответствующего документа о неразглашении и предупреждением об возможных санкциях в случае нарушения. На мой вопросительный взгляд, он ответил кивком. — Господа, — продолжил я, — мы должны поблагодарить ротмистра Володарского принесшему долгожданную весть. Всеволод Юрьевич, я так понимаю, что все формальности соблюдены и все проблемы благополучно разрешены? — Совершенно верно, Ваше Императорское Величество! — браво отрапортовал ротмистр. — Ну тогда, представьте нам нового сотрудника сего богоугодного заведения. Через мгновенье в зал вошел мужчина лет сорока, одетый в строгий костюм, ослепительно белый воротник рубашки охватывал со вкусом завязанный галстук. Очки, аккуратная бородка добавляли ему солидности и если бы он был театральным актёром, то любой режиссер с первого взгляда предложил бы ему роль профессора или академика. Тем временем, ротмистр объявил: — Ваше Императорское Величество, господа, позвольте представить вам доктора медицины, надворного советника Качановского Павла Степановича. С вашего позволения? — Конечно, Всеволод Юрьевич, ступайте, не смею вас задерживать. Единственно, я попрошу вас позднее ознакомится с принятыми на сем совещании решениями и высказать соображения по обеспечению безопасности работ по вашей линии. Пока мы с ротмистром обменивались любезностями, на лице Качановского проявилось выражение растерянности. Его смутило присутствие среди весьма разношерстной публики самого государя, да еще общающегося совершенно свободно и запросто с любым из присутствующих. Но постепенно Павел Степанович успокоился, втянулся в беседу и с живым интересом выслушивал мнение окружающих и в свою очередь, забрасывал их вопросами и предложениями. Пришлось снова немножко вмешаться и направить дискуссию в нужном направлении. — Господа, как я понимаю, мы определились с заводом, на коем будут собирать субмарины. А что вы скажите по поводу гидростата и подводной туристической капсулы? И не забудьте, что испытания всех этих подводных аппаратов предстоит осуществлять на Каспии, вблизи Баку, и попасть туда они должны не позднее июня следующего года. Этот простой вопрос поставил уважаемых ученых и примкнувших к ним инженеров и изобретателей в тупик и заставил опуститься на грешную землю. Наблюдая сию метаморфозу мне на память пришли вот эти слова из песни Высоцкого: «Товарищи учёные, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях…». Как не странно, но первым среагировал доктор Качановский, хотя это можно было объяснить тем, что несколько лет тому назад, он входил в состав свиты великих князей Сергея и Павла Александровичей и Константина, и Дмитрия Константиновичей в плавании по Ладожскому и Онежскому озерам, за каковое получил от их высочеств золотой перстень, украшенный сапфиром и бриллиантами. — Покорнейше прошу меня простить, Ваше Императорское Величество, но если воспользоваться Мариинской водной системой, то можно перевезти субмарины с Балтики на Волгу, а по ней и на Каспий. А что касаемо гидростата и этой самой подводной туристической капсулы… На мой дилетантский взгляд, они значительно проще по конструкции, чем подводные лодки, у них нет двигателей. Возможно, стоит разместить заказ на Сормовском заводе? А заодно и буксирный пароходик там же построить. На сем и остановились…
Глава двадцатая. Дары Каспия
…некоторые сокровища открываются только тем людям, которые первыми проходят по нехоженым путям.Сормово 16 мая 1881 года(Джани Родари)
Иван Фёдорович Александровский
Предприятия во многом напоминают людей имеют свой биографию, рождаются, растут, болеют, иной раз и тяжело. А иногда, увы, и умирают. Именно в таком положении находился на протяжении нескольких лет Сормовский завод. До смерти «пациента», хвала Асклепию, еще не дошло, но и исцеление никак не наступало. Как это иной раз случается на Руси-матушке в сложной ситуации с горяча наказывают невиновных, а не подумав, награждают непричастных. Под первую категорию попал потомственный судостроитель и талантливый инженер Окунев. Тем паче, что он был неудобный для определённых кругов общества человеком и с их точки зрения присутствовали отягчающие обстоятельства, требующих устранения от управления заводом. В перечень «смертельных грехов» кои числились за Константином Михайловичем доброхоты, как справа, так и слева, внесли патриотизм, любовь к России, требовательность не только к подчиненным, но в первую очередь к себе, а также строгость и справедливость. Люди с таким складом характера относятся к категории неудобных, и подлецы из знати и люмпенов стремятся не пожать им руку, но при случае подставить ногу или ударить в спину. По мнению первых, Окунев заигрывал с чернью и быдлом, коих следует вразумлять зуботычинами, нещадными штрафами, увольнениями, а при случае и розгами. Примерно так, как писал Некрасов: «Ни в ком противоречия. Кого хочу — помилую, Кого хочу — казню. Закон — мое желание! Кулак — моя полиция!». А для второй категории лиц, он был не менее опасен, ибо создавал среди рабочих иллюзию о добром и справедливом барине и тем самым мешал вести среди них революционную пропаганду. Так или иначе, но в 1875 году в период экономического кризиса над заводом была учреждена опека, а на место Константина Михайловича пришел гражданин Северо-Американских Соединённых Штатов Франс Аштон. Дабы не позволить заводу окончательно разорится, Сормово получило крупный государственный заказ по выпуску трех тысяч железнодорожных вагонов. А чуть погодя, на предприятии организовали выпуск снарядов для Российской Императорской Армии и наконец стало возрождаться судостроение. Некоторое оживление производства сопровождалось толпами вчерашних крестьян, осаждавших проходные завода в попытке получить работу и необходимостью пахать по двенадцать с половиной часов в день. Но, с начала 1881 года начались поначалу незаметные изменения, которые очень быстро превратились в настоящую лавину, сметающую все преграды на своём пути. Сперва, из столицы прибыло несколько офицеров артиллеристов и гражданских чиновников, кои составили основу Военного представительства на заводе. Причем на сие мероприятия были выделены весьма изрядные суммы, что позволило подобрать им достойное жильё в городе, а также возможность полной независимости от дирекции завода. Судя по всему, у них были большие полномочия, и они не только надзирали за процессом изготовления снарядов, но и были в некотором роде «оком государевым». И реакция столицы не оставила себя долго ждать. Франс Аштон спешно собрал чемоданы и уехал в САШС. Таким образом, в руки Окунёва вернулись бразды правления, а на его шее засверкал крест ордена Святого Станислава. Судя по всему, в Москве с ним переговорили некие влиятельные лица, ибо продолжительность трудового дня снизилась до десяти часов, а возле завода стали возводить общежития для рабочих. Но изменения происходили и в самом Нижнем Новгороде, ибо из столицы приехала группа чиновников и офицеров отдельного корпуса жандармерии, для размещения которых был куплен особняк. Это делалось по личному повелению государя-императора. Одним словом, приезжие имели широчайшие полномочия при максимальной независимости от местных властей. В результате, по этапу в Сибирь отправились новые каторжане, в государственную казну вернулось более шестисот тысяч рублей, а в процессе арестов были убиты при попытке сопротивления несколько боевиков из числа невыявленных годом ранее народовольцев. Вторую волну десанта пришлось возглавлять мне, а в сопровождение выдали нескольких представителей корпуса корабельных инженеров, техников, а также парочки здоровяков –кондукторов, отвечающих за охрану и переноску чертежей и иной технической документации. Поскольку наше прибытие сулило появление новых заказов, приём со стороны директора и иных руководителей Сормовского завода был более чем любезный. Первое совещание прошло в здании заводоуправления, на котором помимо Константина Михайловича Окунева, присутствовали заведующий машиностроительного отдела опытный механик Василий Иванович Калашников и один из талантливейших конструкторов — кораблестроителей Алексей Гаврилович Некрасов. «Товарищ инженер», именно так его называли сослуживцы, за искреннее стремление помочь своим коллегам в их нелёгком труде и вырастить из начинающих чертёжников опытных специалистов. Любовь и уважение друзей выразилось вот в этих стихотворных строчках поздравления: «Тебе хвала, судостроитель Некрасов, Волгою дана. На ней ты был не сонный зритель, а первый труженик без сна!». По примеру Государя, я решил начать с шутки. А посему трагическим тоном, которому мог бы позавидовать сам великий Михаил Щепкин, блистательно воплотивший образ Городничего на сцене Малого театра произнёс чуть изменённую первую фразу пьесы «Ревизор»: — Я пригласил вас, господа, с тем чтобы сообщить вам преприятнейшее известие: мы привезли новые заказы. Начальная фраза из бессмертной пьесы Гоголя была всем хорошо знакома, и приведённая к месту вызвала улыбки, и атмосфера в помещении моментально стала полностью доброжелательной. — И так, на вашем заводе предполагается построить три винтовых буксирных парохода и шесть барж с металлической обшивкой. Сия продукция безусловна привычна и не вызовет затруднений при изготовлении. Необходимые характеристики приведены вот в этих таблицах. При этих словах, один из техников достал из папки и раздал присутствующим заранее подготовленные бумаги. Мгновенно началось импровизированное обсуждение, и я был вынужден постучать карандашом о край стеклянного стакана привлекая общее внимание и продолжил. — А вот второе задание будет несколько сложнее, но я уверен, что и оно под силу вашему заводу. Это тоже, в некотором роде суда, но им предстоит плавать не по воде, а под поверхностью оной, Иван Васильевич, продемонстрируйте соответствующие плакаты. На этот раз никто из заводских не спешил высказывать своё мнение, они встали со своих мест и подошли к большим листам чертёжной бумаги, на которых в цвете были изображены две диковинные конструкции в общем виде и в разрезе. Пауза затянулась минут на пять, пока Сормовчане не пришли в себя. Первый комментарий прозвучал из уст Некрасова. И эти слова, он подобно своему великому однофамильцу облёк в стихотворную форму: «Славное море — привольный Байкал, славный корабль — омулёвая бочка. Ну, баргузин, пошевеливай вал, плыть молодцу недалёчко!». — Я вижу, Иван Фёдорович, что вы планируете совершать регулярные путешествия в царство Нептуна. Судя по рисункам, оба аппарата должны передвигаться на буксире. Однако, если я не ошибаюсь, на том корабле, который назван туристической капсулой, всё-таки предусмотрен электрический двигатель? — Вы абсолютно правы, Алексей Гаврилович. Я готов ответить на все вопросы, но предварительно предлагаю ознакомится с более подробным описанием этих аппаратов. Иван Васильевич, раздайте соответствующие документы. Когда перед каждым из сормовчан появилась папка, Александровский продолжил. — И так, господа, в этих документах сформулировано в некотором роде техническое задание на оба эти, гм-м изделия. Первое из них, именуемое гидростат, что дословно означает стоящий в воде неподвижно. Прошу учесть, что толщина корпуса была выбрана исходя из максимальной глубины погружения сто метров. На это же давление воды рассчитаны кварцевые иллюминаторы. Для начала, экипаж будет состоять из одного человека, но после нескольких лет испытаний в реальных условиях, мы сможем доработать сей проект. Предусмотрено электрическое освещение, как внутри корпуса, так и наружное. Питание основное по кабелю от корабля-матки, аварийное — от аккумуляторов. Запас воздуха хранится в двух баллонах, предусмотрена и химическая его очистка. Связь с поверхностью по телефону. Данную модель гидростата планируем применять пока на глубинах доступных для водолазов. В перспективе, рассматривается вариант оснащения гидростата отцепляемым грузом, для возможности самостоятельного всплытия в случае обрыва троса или иной аварии. Основные задачи, которые может решить данный аппарат можно отнести к чисто научным и практическим, как-то наблюдение и изучения подводного мира, поиск затонувших кораблей и управление работой водолазов. Второй аппарат одновременно проще и сложнее. Проще, в том смысле что его максимальная глубина погружения не превышает тридцати, а рабочая — десяти метров. А сложность заключается в том, что это фактически буксируемая подводная лодка, созданная для развлекательных целей, или же подводного туризма. Погружение осуществляется путём приема забортной воды в балластные цистерны, а также рулей глубины в процессе буксировке. Согласно расчётов, в случае обрыва троса, она должна всплыть на поверхность. Но учитывая то, что сия подводная капсула рассчитана на очень обеспеченных клиентов, то требования к безопасности весьма жёсткие, я бы даже сказал — запредельные. Именно этим обусловлено наличие электродвигателя и аккумуляторной батареи для передвижения в аварийной ситуации, а также индивидуальных дыхательных аппаратов для каждого пассажира и членов команды. Тут в разговор вступил директор завода, коему по должности полагалось нести ответственность за своевременное и качественное выполнение заказа. — Прошу меня понять правильно, Иван Фёдорович, но если изготовление буксиров, барж, да и, пожалуй, этого гидростата, на мой взгляд не вызовет затруднений, то вот с этой туристической подводной лодки, возможны проблемы. К примеру, далеко не все из перечисленного вами оборудования можно изготовить на нашем заводе. Да и ответственность несколько пугает, тем паче, что по слухам, сей прожект заинтересовал самого Государя. — Начну, пожалуй, со второго, действительно, Михаил Николаевич серьёзно заинтересован в постройке этого аппарата, ибо видит в нём возможность заработать значительные суммы, кои так необходимы для развития нашего флота. Более того, по его указанию были проведены переговоры с известным французским писателем Жюль Верном, чей роман «Двадцать тысяч лье под водой», послужил толчком для разработки этого проекта. В результате получено письменное согласие на использование имени Немо и иных деталей произведения в названии данной туристической подводной лодки. Не исключено, что после постройки и испытаний, она будет перевезена на побережье Средиземного моря для организации постоянно действующего аттракциона. А что касаемо электромотора, аккумуляторов, баллонов для сжатого воздуха, кварцевые стёкла для иллюминаторов и прочее специфическое оборудование, то их изготовление уже начато на заводах Кронштадта, а частично заказано в Германии. В случае вашего согласия и подписания контракта, всё будет доставлено точно и в срок. Государь, просил передать, что за ценой не постоит, но от вас требуется качество работы и своевременность изготовления. К началу лета следующего года и гидростат и две подводных капсулы на баржах и с буксирами должны прибыть на Каспий, в порт Баку. Переговоры продолжались ещё несколько часов, дебаты и прения по их накалу и страстности не уступали парламентским, но в результате стороны пришли к соглашению. Уже после окончания официально части, когда по русскому обычаю следовало отведать хлеба-соли, с коими так хорошо было лакомиться теми деликатесами, на которые богата Волга-матушка, да не поднять бокал за успех общего дела было бы, право грешно. Уже во время небольшого перерыва, когда любители покурить задымили трубками и сигарами, Василий Иванович Калашников, улучив момент тихонько задал мне вопрос: — Иван Фёдорович, простите меня за любопытство, но мне кажется, что возможности этой самой буксируемой подводной лодки значительно превышают возможность потешить толстосумов. — Так и гордость гвардии Российской Семёновский и Преображенский полки возникли из потешных рот. Поживём— увидим. Далее. Как это не странно для Российских реалий, работа пошла почти что по плану. Тем паче, что прибывший десант из обоих столиц оставался на месте, военная приёмка на заводе оказывала всяческое содействие, на самый экстренный случай, можно было дать связаться с Санкт— Петербургом и центром подводного плавания. В конце февраля 1882 года прибыл эшелон, состоящий из пассажирских и грузовых вагонов, а также платформ на коих находились тщательно прикрытые толстым брезентом несколько непонятных конструкций, напоминающих цистерны. Именно так и было указано в документах, что это резервуары для воды, что в принципе было оправдано для побережья Каспийского моря. Более открыто на платформе находилась педальная подводная лодка конструкции Джевецкого. Когда были завершены все работы и река очистилась от льда, можно было отправлять караван. После торжественного молебна и службы в Спасском (Староярмарочном) соборе по просторам Волги вытянулась длинная цепочка буксиров, барж и двух небольших пароходов для технического персонала и экипажей. Началось великое переселение народа на побережье Каспийского моря, где в районе Бакинского порта создавалась военная гавань и испытательный полигон всего того, что плавает под водой и поражает врага из-под воды. Причём как выяснилось в этой миграции они были не одиноки. А посему им буквально дышали в затылок правда не конкуренты, а скорее — коллеги по профессии. Михаил Осипович Бритнев известный меценат, удачливый коммерсант и талантливый изобретатель потомственный почётный гражданин Кронштадта по рекомендации Государя решил открыть на территории Империи частные водолазные школы, в том числе и в Баку. После прибытия в Астрахань, пришлось остановится на несколько дней. По плану, разработанному в Кронштадте, в научном центре подводного плаванья, следовала выгрузить одну из туристических подводных капсул и доставить в Баку уже на буксире, совмещая транспортировку и дополнительные испытания. Когда её выгрузили с баржи, то все присутствующие были приятно удивлены. Перед ними находился настоящий подводный аппарат капитана Немо, тем более, что на корпусе сверкали бронзовые буквы составляющие имя корабля: «Наутилусъ», а ниже девиз: «Mobilis in mobile» (подвижный в подвижной среде). На каждом борту размещалось по четыре иллюминатора. Сходство добавляла команда из шести человек, одетых так, как будто они сошли со страниц романа Жюль Верна. Когда караван вошел на просторы каспийского моря, то он разделился. Основная часть двинулась прямо в направлении Баку, а два буксирных пароходика несколько задержались. Когда он также пришел в движенье, то на буксире одного из них, носящего имя «Сильный» плыл «Наутилус». Когда они отошли от берега, до тех мест, где глубины достигали более двадцати метров, экипаж туристической субмарины покинул палубу и задраили люк. Зашумела вода, заполняя цистерны и через несколько минут на поверхности воды осталась только верхняя часть рубки. Связь с буксиром осуществлялась с помощью кабеля и электрических звонков. «Сильный» двинулся, постепенно набирая ход. Прежде всего следовало проверить эффективность рулей глубины. Учитывая низкую подводную скорость первых субмарин, они двигались рыская вверх-вниз. Одним из первых начали изучать эту проблемы в САСШ, после постройки субмарины «Х.Л. Ханли» и даже разработали определённые рекомендации. Когда скорость буксира достигла пяти узлов, то с «Наутилуса» подали сигнал, означающий «двигаться с этой скоростью». Субмарина устойчиво управлялась, реагируя на перемещение рулей. Четверо из членов экипажа разместились возле иллюминаторов, один — возле рулей, и наконец последний занял место в рубке, откуда он мог наблюдать за поверхностью. Впрочем, если бы они нырнули чуть глубже, то можно было воспользоваться перископом. Вода была прозрачная, день солнечный и пока не требовалось включать мощный электрический фонарь для освещения подводного мира вокруг «Наутилуса». Внезапно, один из кондукторов сидящий возле иллюминатора вскрикнул: «Смотрите!». Недалеко от них на дне лежали останки старинного корабля, занесенного песком, но хорошо была видна мачта и изогнутый нос, просматривались и куски палубы. Немедленно передали на буксир: «стоп машины», а чуть позже «бросить якорь». Судя по показаниям приборов, затонувший корабль лежал на глубине около двадцати метров. Когда буксир полностью остановился, «Наутилус» всплыл, а после опорожнения балластных цистерн, можно было без риска открыть люк. После короткого совещания, единогласно решили перейти к проверке работы электродвигателя субмарины, для чего следовало отдать буксир. Однако, в качестве страховки выпустили специальный буй, позволяющий отслеживать перемещение «Наутилуса». Субмарина погрузилась на скорости не более трёх узлов и включив прожектор двинулась в сторону затонувшего корабля. Судя по всему, возраст их находки измерялся не годами, а веками. Им даже удалось сделать несколько фотоснимков через иллюминаторы. Для того, чтобы поточнее отметить это место, они подошли максимально ближе, а затем пошли на всплытие. На «Сильном» уже соорудили буй и оснастив его надёжным якорем сбросили за борт, оставив так сказать ориентир для последующих поисков. Поскольку подходящего оборудования для исследования сего утопленника не было, я запретил спускаться под воду в легководолазном снаряжении. В тоже время возник спор, стоит ли вообще исследовать эту развалюху, коей могло быть не одна сотня лет. У нас был график работ, но тут в беседу вступил доцент Владимирский, который закончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета, но имел увлечение историей и археологией. И именно эти два обстоятельства и привели его в нашу команду на борт «Наутилуса». — Золоте руно, Иван Фёдорович, на этом корабле перевозить не могли, сие к Черному морю, а вот серебро, вполне возможно — Мы сейчас находимся на Волжском торговом пути, самом ранним из трёх великих речных путей Древней Руси, соединявших Скандинавию с Халифатом. И по нему очень часто везли серебро, не в слитках, в монетах на Балтику, а оттуда — рабов и мех. Могло быть вино или мед. Всё зависит от того, куда сей корабль шел: на Волгу или с неё. — И что вы предлагаете, Пётр Константинович, встать здесь лагерем и начать подводные раскопки? А может быть вы сумеете вызвать сюда водолазов, плавучий кран и иную технику необходимую для судоподъёмных работ? И сколько на всё это потребуется времени, милостивый государь? — не без толики сарказма поинтересовался я. — Я думаю, Иван Фёдорович, что не более одного часа. — невозмутимо парировал Владимирский, — вот взгляните, — с этими словами он передал мне бинокль и показал рукой за спину. А там, на горизонте показался караван, перевозящий всё, что перечислил мгновеньем ранее его оппонент, а по совместительству и начальник. Это был серьёзный аргумент, который заставил меня задуматься. Михаил Николаевич, неоднократно повторял, что конечная цель научных исследований состоит в общественной пользе, а, следовательно, и в укреплении государства. Кроме того, разговоры об обнаружении сокровищ, украденных Наполеоном при ограблении Москвы в подземельях имения графа Ростопчина, ещё не успели стихнуть. Про серебряный путь тоже читал. Так может… А чем они в сущности рискуют? В графике движения у них был предусмотрен резерв в три дня. Решено, действуем. — Передайте капитану буксирного парохода «Мощный»: идти на встречу приближающемуся каравану. Сообщите им о необходимости привлечения их сил и средств для проведения неотложных водолазных работ в интересах Российского императорского флота. Подробности я изложу им лично. Выполняйте. Я имел право на подобные слова и действия, ибо перед командировкой в Нижний Новгород был снабжён весьма внушительной бумагой, в коей, черным по белому предписывалось «властям военным и гражданским оказывать всяческое содействие его превосходительству действительному статскому советнику Александровскому в выполнении важнейших задач…». Далее следовал внушительный набор подписей и печатей при виде которых следовало задать только один вопрос: «Разрешите приступить к выполнению?». Прогнозы на успех оправдались на сто процентов. Причём, как действительного статского советника Александровского, так и доцента Владимирского. На одном их пароходов весьма кстати присутствовал лично Бретнёв. После коротких переговоров и ознакомлением с внушительным мандатом, Михаил Осипович охотно предложил помощь в обследовании затонувшего корабля, благо погода стояла отменная. А в результате двухдневной работы водолазов, на поверхность было поднято сто тридцать тонн арабских серебряных дирхемов. Кстати, «Наутилус» оказался весьма полезным, освещая своим прожектором палубу волжского дощаника, затонувшего так недалеко от спасительных стен Итиля. Всего оценка найденных сокровищ приближалась к пяти с половиною миллионам рублей. Все участники экспедиции получили весьма внушительные премиальные. А Михаил Николаевич высказался по сему поводу: «Мелочь, но приятно!».
Часть одиннадцатая Враг не дремлет
Врагов имеет в мире всяк, Но от друзей спаси нас, Боже!А.С. Пушкин
Глава двадцать первая. Тонкий ход
Из христианского усердия возник кровожадный фанатизм католиковВатикан 14 ноября 1880 года(Николай Греч)
Петер Ян Бекс
Это был второй вызов по тому же вопросу к Его Святейшеству. Папа Лев XIII никогда не принимал скоропалительных решений. Как только я прибыл, так секретарь тут же пригласил меня в кабинет папы, где уже собрались ближайшие к нему лица, следовательно, вопрос должен был быть решен. Его Святейшество на льва не походил от слова совершенно. Маленький сухонький подвижный смуглый римлянин с классическим римским носом и большим ртом, он внешне напоминал таксу, прости меня, Господи, за сие сравнение. Вот только повадки у него были все-таки хищника, не льва, но росомахи. Мне рассказывали об этом удивительном хищнике, который не спеша преследует добычу, но никогда не упускает ее. Винченцо Печчи стал папой в весьма трудное время. Объединение Италии оставило папский престол без привычной светской власти и политического влияния, пусть и не самого значительного. В Германии и Франции католические общины подвергались притеснениям. Положение церкви ухудшалось с каждым днем. Кому, как не мне, генералу ордена Иисуса не знать об этом лучше других? В кабинете папы присутствовали: кардинал Мариано Рампола, маркиз дель Триндаро, один из самых влиятельных людей при престоле, который был секретарем по восточным делам Священной Конгрегации Пропаганды Веры. Мариано — типичный сицилийский аристократ с правильными, даже красивыми тонкими чертами лица, спокойным голосом, уверенный в себе и своей правоте человек, умевший не поднимая тон беседы, полностью подчинять себе собеседника. Кардинал Джон Генри Ньюмен, произведенный в сан самим папой Львом за успехи в продвижении католичества в Британии. Англичанин был самым пожилым из собравшихся, да и выглядел он несколько одряхлевшим, имел слишком бледный и нездоровый вид, что подчеркивал безвольный тонкий рот. Но при этом у него был цепкий взгляд из-под тяжелых век и глаза светились энергией, так что внешность добренького слабенького старичка была всего лишь маской. Последним из доверенных лиц оказался личный прелат папы Иоганн Янсен, немецкий историк, который был известен как ярый сторонник ультрамонтантства — учения о жестком подчинении всех национальных католических церквей папе Римскому и главенстве папы над светской властью монархов. Сторонником этого учения был и сам Лев XIII. Я зашел, преклонил колени и поцеловал руку Его Святейшества, который приветливо мне усмехнулся. Никого сия приветливость не могла ввести в заблуждение. Маска вечно улыбающегося добряка — всего лишь образ, который Лев носил постоянно. Но с таким же радостным выражением на лице он мог отдать приказ избавиться от того, кто мешал. О том, что брат Антон Андерледи пытается занять мой пост, я знал, и то, что брат Антон пользуется особым расположением Его Святейшества, мне было достоверно известно . Но это знание я никому не показывал. После того, как я занял приготовленное кресло, папа объявил, что собрал нас для решения вопроса отношений с Российской империей. Послания императора Михаила были известны всем присутствующим, как и его предложения. Папа поинтересовался моим мнением по этому поводу. Я отвечал честно, что император предлагает дать католической церкви права, равные местным схизматам, но это идет не как выделение католической церкви, а в ряду общей политики государства на отделение церкви от оного. В России рассматривают проект о разрешении нескольких конфессий с равными правами, при запрете мелких сект, особенно сатанистского толка. При этом происходит перестройка православной церкви, которая приближается по структуре к папскому престолу, причем огромное внимание уделяется пропаганде и расширению влияния православия. Так что преференции католической церкви не будут выдающимися, а рядовыми. В тоже время царь Руси требует взамен активного вмешательства именно в политические игры на своей стороне, в первую очередь, в противостоянии с социалистической заразой и еврейскими капиталами. — Неужели Михаил хочет загребать жар нашими руками? Он настолько наивен? — поинтересовался кардинал Рампола. — Нет, его интересует возможности нашей разведки. Его же пока что находится в весьма паршивом состоянии. А вот информация его интересует. Учитывая события в Лондоне, у него есть какие-то возможности по устранению неугодных лиц. Даже весьма влиятельных. Но вот информация… — То есть, он хочет получить нечто ценное, не предлагая ничего ценного взамен? Насколько я понимаю, католическая церковь и так должна получить статус одной из равнозначных конфессий, то зачем нам напрягаться? — почти прорычал Янсен. — Михаил ставит свою власть на одну ступень с папской, и вообще, судя по тону его посланий, даже выше оной! Это недопустимо! — Я думаю, что нам надо продолжать свою политику по ослаблению Восточной империи. — голос кардинала Рампола был как обычно тих, но заставил всех собраться. — Сближение с Михаилом — недальновидный шаг. Насколько я понимаю, он мешает слишком многим. А что будет после него… Это будет видно. Я посмотрел на папу, он всё так же улыбался, при этом голова его немного покачивалась, как будто одобряла последние слова своего любимца. — Как генерал ордена, — решился высказаться, — не могу не согласиться с мнением брата Мариано. Мы видим в церковной политике Михаила отзвуки иосифизма[186], только на московский манер. На невысказанный вопрос могу сказать, что у ордена нет возможности сейчас напрямую способствовать смене монарха, да и видимой кандидатуры, удовлетворяющей нас, пока что нет. Но подготовить почву для этого в наших силах. Завещание императора Александра готово. Мы можем начинать операцию по дискредитации власти русского монарха. — Вы всё просчитали, брат Ян? — поинтересовался кардинал Рампола. — Я уверен, что никто не сумеет выйти на связь между Святым Престолом и этим завещанием, брат Мариано. — А если всё-таки что-то всплывёт? Михаил может, например, запретить католичество на землях своего государства? — поинтересовался Янсен. — Говорят, что русский император способен на решительные поступки, причем весьма решительные! — Наши друзья готовы поддержать эту операцию с завещанием, более того, он уверены, что в ближайшее время Михаил будет слишком занят иными проблемами и пытаться ущемить еще и католиков, это вызвать волнения в Польше, а на это у него просто не будет сил. Так что риск минимален. — внезапно высказался кардинал Ньюмен. Так вот зачем он нужен, чтобы озвучить поддержку наших планов со стороны влиятельных друзей с острова. Логично. Если Михаил предложил папскому престолу объединиться против банкиров Сити, то папа объединяется с банкирами против русского монарха! — Брат Ян! Эта ваша операция должна быть проведена с ювелирной точностью. Да будет так! И мне показалась, что всегда радушная улыбка Его Святейшества стала напоминать волчий оскал.
* * *
Париж. Бульвар Капуцинов, 12. Отель «Интерконтиненталь». 19 марта 1881 годаЛуи-Эрнест Гамель
Конференц-зал отеля, построенного совершенно недавно, в канун Всемирной выставки, был заполнен до отказа. Открывала отель сама императрица Евгения. Так что номера тут были обставлены весьма пафосно и дорого. Своеобразная визитная карточка французской роскоши и величия. Конечно, величие было подпорчено злополучными германцами, но богатство пока еще было неоспоримо! А в уютном «Кафе де ля Пэ» (кафе мира) тут можно было встретить самых знаменитых французских писателей, одни только имена Ги де Мопассана, Оскара Уайльда, Марселя Пруста, Эмиль Золя, я никого не забыл? Конечно же забыл… в это месте сбегалась почти вся творческая богема нашего великого города. Что привело сюда меня, редактора «Свободного человека»? Нюх на сенсации, господа. Есть у меня такой нюх! Впрочем, вместе с моим другом, Луи Бланом, стоя у руля сего издания я заметил, что человек весьма падкое до всего нового существо. А тут явно намечалось что-то интересное. Мне шепнул об этом Макс, два дня назад. И вот я здесь. Удалось даже нашего фотографа, Мишеля, задействовать. Ну вот, всё, как всегда. Время ровно час дня пополудни, а никого еще нет, только журналисты… Но вот выходит подтянутый господин в дорогом костюме, сшитом на заказ, несомненно, его портной входит в десятку лучших в Париже. Вышедший лыс, носит пенсне, нос перебит, как будто он постоянно занимался боксом. Голос громкий, как рявкнул — так сразу же в зале установилась тишина. — Дамы и господа! Прошу внимания и тишины! Сейчас перед вами с заявлением выступит вдовствующая императрица Российской империи, Екатерина Михайловна. В зале шум, шорохи, глупые улыбки. Что это за розыгрыш? Кто это такая? И вообще… Откудова, чего это вдруг? На секунду мне показалось, что мы присутствуем при начале какого-то очередного фарса. Розыгрыша. Кажется, надо будет Максу намять бока, а то совсем обнаглел, сливать мне подобное дерьмо! Но тут я натолкнулся на взгляд говорившего. Он молча всматривался в толпу журналистов, как будто берет нас на прицел. От этого взгляда так повеяло смертью, что пробрало всех присутствующих. Говорящий выдержал небольшую паузу, после чего сделал красивый жест, развернулся, введя в зал довольно моложаво выглядевшую женщину, красивую, статную, видимо, начавшую полнеть, но в целом весьма недурственную. — Дамы и господа! Вдовствующая императрица Российской империи Екатерина Михайловна Долгорукова-Романова! Вот тебе и сюрприз! Это что, та самая… Та самая? Фаворитка императора Александра? Но почему она императрица вдовствующая? Императрица погибла вместе с императором. Или я что-то не понимаю, или тут затевается что-то действительно интересное! Женщина заговорила. В зале установилась мертвая тишина. Говорила женщина негромко, но ее слова были слышны всюду, тем более, что зал не настолько уж и огромный, в нем орать не надо. Достаточно просто говорить. Французский у нее весьма приличный, конечно же, любой скажет, что это не ее родной язык, но учили ее хорошо, и произношение у нее более чем приличное. — Дамы и господа! Я собрала вас потому, что моё терпение истощилось. Я слабая женщина, чудом оставшаяся в живых после страшного покушения на жизнь моего супруга, вынуждена скрываться в вашей прекрасной стране. Я долго молчала. Но даже моему терпению есть свой предел. Дело в том, что мой супруг, да, да, супруг, потерпите минуту и не перебивайте меня, я все скажу… Несколько эмоциональных выкриков с места, но тут же устанавливается тишина. Женщина подходит к столику, отпивает из стакана воды, которую как-то незаметно налил сопровождающий ее мужчина. После чего продолжает, на этот раз ее голос звучит более четко и уверенно. — Покойная жена императора Александра была при смерти. Наши отношения зашли настолько далеко, что я жила в одном дворце с мужем, и только по счастливой случайности избежала смерти. Примерно за неделю до того трагического момента… Она сделала паузу, было видно, что эти слова даются молодой женщине нелегко. — Мой супруг составил завещание, в котором требовал признать меня его женой, а детей от нашего брака — законными наследниками престола. Он собирался провести это через Сенат отдельным законом. И только смерть не дала совершиться этому справедливому решению покойного государя. Об этом знало всего несколько человек, в том числе его брат Михаил, глава Государственного совета, который был против подобного действия. Они даже поссорились из-за этого, буквально за два или три дня до того страшного взрыва. Александр грозился снять Михаила с должности главы Государственного совета. Но тот был непреклонен. Конечно же, я знала о завещании. Когда же трагедия случилась, то мне пришлось прикинуться тихой овечкой, ведь у меня на руках никаких бумаг не было. Чудом удалось выехать за пределы страны. Через какое-то время бумаги, которые хранились в сейфе покойного императора Александра Николаевича оказались в моих руках. Я написала Михаилу с требованием признания завещания и пересмотра результатов Земского собора, в котором Георгий Александрович, единственный оставшийся в живых сын покойного царя, участия не принимал, ибо никто не посмел его выкрикнуть даже. И тут Екатерина промокнула глаза, на которые набегали слезы. — Воля покойного императора имеет силу закона! Никто не вправе лишать меня и моих детей тех титулов и прав, которыми мы по сему документы обладаем! Именно поэтому мы считаем себя вдовствующей императрицей, а Георгия Александровича — императором Российским. Благодарю вас за внимание. Извините, я отвечу на ваши вопросы через несколько минут. Мне надо прийти в себя… Я видел, как тяжело далась ей эта речь, как дрожали ее губы, как руки не могла спрятать так, чтобы они не выдавали ее волнения. В зале же нарастал шум. Это действительно была сенсация! И еще какая! Конечно же сенсация неоднозначная, я бы сказал, что с душком. Очень уж странно эти документы вылезли на свет Божий. Ну да ничего, сейчас постараемся что-то узнать. Время вопросов-ответов. Примерно через пять минут Екатерина Долгорукая снова появилась перед журналистами, на сей раз она села в удобное кресло, а ее страж остался стоять близ неё, хмуро всматриваясь в журналистскую братию. — Скажите, если ваш сын Георгий — император, то кто тогда Михаил? — Узурпатор. Он знал о завещании и скрыл его от Земского собора. Следовательно, решение сего собрания юридически ничтожны. Я требую их отмены и назначении нового Собора, который и подтвердит права на корону моего сына. — Но Собор может оставить все на своих местах? — Тогда я подчинюсь его решению, но хочу, чтобы за моим сыном был утвержден титул великого князя и наследника престола. Как и мой статус вдовствующей императрицы. — Скажите, а как к вам попало это завещание? И почему Михаил, если знал о нем, не уничтожил этот документ? — Михаил не успел до него добраться. Документ находился в сейфе моего покойного супруга. Первым к нему добрался верный императору Александру человек, который сумел спрятать его и передать мне, дабы последняя воля Александра Николаевича была соблюдена. — Вы не скажете, кто это? — Господа!Этому человеку угрожает смертельная опасность от рук узурпатора. Я не выдам ни его, ни тех, кто участвовал в передаче этого документа мне в Париж. Когда мои права будут защищены и узурпатор наказан — я оглашу имена этих достойных мужей и награжу их по-царски. А пока, извините, мне дорог каждый преданный мне человек. — Вы считаете, что Михаил нарочно ввел в заблуждение Земский собор? — Несомненно! Иначе бы, согласно закону, никакой альтернативы Георгию Александровичу бы не существовало. — Но был еще внук, Михаил Александрович, его права тоже были попраны… — Вы знаете, я не удивлюсь, если с ребенком что-то случиться в ближайшее время… Время такое, беспокойное, и у руля государства Российского оказался случайный человек с замашками диктатора. Поэтому только тут, на земле благословенной Франции, я могу чувствовать себя в безопасности. — Вам не кажется, что устранение почти всей царской семьи выгодно было именно Михаилу? — Это вы так сказали. У меня доказательств нет. Но принцип: ищите того, кому это было выгодно, никто не отменял. — Кто может подтвердить подлинность завещания? — я не выдержал и задал самый важный, на мой взгляд, вопрос. Долгорукая презрительно сжала губы, не собираясь отвечать. Вместо нее ответил ее сопровождающий. — Господа журналисты, подлинность документа подтверждена лучшими специалистами Франции и Швейцарии. Мы пригласили не просто лучших, а самых лучших, чтобы не оставалось ни грамма сомнений в наших правах. Все, кто присутствует на нашей пресс-конференции получат комплект документов по ее окончании. А пока что благодарю всех за внимание. Мы сообщим о дате следующего общения с прессой и пригласим вас встретиться снова, как только будут достойные вашего внимания новости. Увы, я получил документ с заключениями никому не известных специалистов из Франции и Швейцарии. Это было весьма странно. Своими сомнениями я и поделился с читателями.
* * *
Газета «Le Temps» от 24 марта 1881 года «Вчера в Орсе был найден труп известного журналиста и писателя Луи-Эрнеста Гамеля». Преступление осталось не раскрытым.Глава двадцать вторая. Туман над Темзой
Логика есть великий преследователь тёмного и запутанного мышления; она рассеивает туман, скрывающий от нас наше невежество и заставляющий нас думать, что мы понимаем предмет, в то время, когда мы его не понимаем.Лондон. Фулхэм. Харлингтон клуб. 25 марта 1881 года(Джон Стюарт Милль)
Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесил
Для очередной встречи Его Величество выбрал один из своих любимых клубов. Он открылся не так давно, то ли в шестьдесят седьмом, то ли шестьдесят девятом. Раньше тут была таверна не самого высокого пошиба. В таверне Хорнси Вуд был организован один из первых стрелковых спортивных клубов. А когда тут разбили великолепный парк, площадью в сорок два акра, то старина Фрэнк Хиткот умудрился уговорить владельца парка использовать его для популяризации спортивной стрельбы по голубям. Увлекательное, но несколько громогласное получилось развлечение! Тем не менее Эдуард, принц Уэльский этот клуб полюбил и частенько развлекался тут стрельбой по пернатым мишеням. Говорят, этот клуб был немногим из заведений, в которые принц мог приехать спозаранку. В тоже время, на втором этаже клуба у него была своя комната, которую любвеобильный принц иногда использовал для встреч со своими фаворитками. Став королем, Эдуард свои привычки не менял. И эта комната, обставленная со всей возможной роскошью и удобством, поговаривают, не простаивает и до сих пор. Этой землей владел Ричард Нейлор, и ее купили за бешенные деньги: двадцать семь с половиной тысяч фунтов стерлингов! Но принц сделал этот клуб настолько популярным, что затраты уже вернулись, как говорят те же весьма компетентные источники. А что тут такого? Я, как премьер-министр должен быть в курсе многих вещей, в том числе и вот таких серьезных приобретений. Его Величество изволили стрелять голубей! Каждый развлекается как умеет… Эдуард всегда был неравнодушен к стрельбе, а когда открылся этот клуб, как я уже упоминал, сразу же стал его почитателем, проводя тут многие утренние часы за пальбой по быстро летящим мишеням Как шутили в Сити, отстрелявшись по очередной любовнице, он бежал отстреляться и по голубям. Кроме того, король очень любил вкусно поесть — это у них фамильная черта. Уже довольно грузный мужчина тяжело ступал по аллеям парка, высматривая очередную жертву, приставленный грум подавал ему заряженное ружье. Его Величество не применял дробь, а бил голубей пулевыми патронами мелкого калибра, считая это особым умением, посмеиваясь над дробовиками. Это ружье малого калибра ему привезли из Швейцарии, подарок пришелся тогда еще принцу по душе. Так получилось, что после трагической гибели Дизраэлли и Гладстона, Его Величество вызвал меня и предложил возглавить новое правительство, подчеркнув, что королевство находится в смертельной опасности, и нам необходимо объединиться, чтобы избавиться от неё. Там я узнал имя и фамилию этой опасности Михаил Романов, новый глава Российской империи. Он не собирался забывать унижений Восточной войны и Берлинского конгресса, действовал решительно, более того, он решился публично обвинить Англию в подлом убийстве императорской семьи! Да! Мы в этом были замешаны, но обвинять нас в том, что мы защищали свои интересы — это несусветная наглость! Интересы британской короны — главное! Но Михаил сумел повернуть дело так, что многие правители Европы стали весьма неодобрительно посматривать на нашего Эдуарда, мол, вы нарушили неписанные законы — монархов не убивать! Вот еще что за Глупость! Убивать можно, но тихо и осторожно! Взрыв в Зимнем был глупостью, ибо был слишком уж громким и резонансным. Я посчитал величайшей честью и таким же испытанием встать у руля государства в этот сложный момент. Россия приложила много сил, чтобы очернить Британию. На этом фоне я счёл приемлемым постараться сгладить противоречия с Францией. Моей стратегией стало пытаться сколотить новую коалицию, хотя бы для того, чтобы отобрать тот же чертов Крым! Строительство новых военных кораблей на Черном море… это неприятно. Турция — это еще неприятнее. Она отказалась выставлять свои войска против России, конечно, от поражения прошло не так много времени, но мы обещали деньги, много денег, визири султана взятки брали, но ничего не делали. А тут еще со стороны Германии пришло предупреждение, что кайзер не будет доволен новой коалицией и может не остаться в стороне, и в случае такого конфликта поддержит сторону, подвергшуюся нападению. Очень миролюбивая политика, поблескивающая штыками. Лягушатники сразу же сдулись. Они теперь пас. Боятся еще одного похода немцев на Париж. Прохладно! Стюарт принес глинтвейн. Горячий напиток примирил меня с ранней побудкой. Впрочем, насколько я знаю Эдуарда, он постреляет еще с полчасика, потом запыхается и подойдет сюда, сам же меня вызвал, любит он поговорить о делах между развлечениями. При этом надо отдать Его Величеству должное — он во все вопросы старается вникнуть, причем очень детально, не спешит с выводами и решениями. Что еще говорит в его пользу, так то, что он оставил Тайный совет практически без изменений, опираясь на тех же людей, что и его матушка. Это свидетельствует и об уме, и о преемственности политики, что для государства весьма ценно. Предсказуемость внутренней и внешней политики — это зрелость и мудрость королевской мысли! Да, что-то меня в комплименты с утра занесло, не проснулся, еще, наверное. Даже не заметил, как глинтвейн исчез, испарился, что ли? — Кофе! Стюарт забрал пустую посуду, с поклоном исчез, чтобы через несколько минут принести кофейник и несколько чашек. Это он правильно сделал, вижу, что Его Величество закончил гонять голубей. — Ваше Императорское и Королевское Величество! — Сэр Роберт… я же просил вас… когда мы наедине… я для вас Эдуард… — Извините, сир… — Вы неисправимы! Король плюхнулся в подставленное слугой кресло, от быстрой ходьбы и стрельбы, лицо его раскраснелось, покрылось потом, он тяжело дышал, промачивал лоб батистовым платком, ему тут же принесли плед, в который он с удовольствием завернулся, зябко поеживаясь. Одетый довольно тепло, Эдуард умудрялся мерзнуть даже в столь крепкой и добротной одежде. А что вы хотите, лондонская погода заставляет относиться к платью с уважением! Мы сидели в месте, откуда открывался прекрасный вид на Темзу. По реке клубился утренний туман, по-лондонски густой и с какой-то рыжеватой подпалиной. — Утро над Темзой туманно, — не преминул заметить король, — скажите, сэр Роберт, марево внешней политики вам удалось рассеять? Давайте сегодня вы меня порадуете нашими успехами в обуздании Михаила Российского. Вот послал Господь родственничка! — Как вы знаете, на Рождество Михаил объявил о нейтралитете России в европейских делах. Дословно, российская армия не будет вмешиваться в войны между европейскими державами, если никто не будет угрожать ее границам. — Учитывая, как проходит реформа ее армии, то мы имеем очень вооруженный нейтралитет. — усмехнулся Эдуард, не слишком-то весело. — Сир, это ведь очевидно — этот меморандум в интересах Германии, он развязывает ей руки для решения вопроса с Францией. — И в результате мы лишились французской пехоты, не так ли? — Победить Россию без большой сухопутной армии невозможно. Но ее у нас нет. Мы сейчас вынуждены собирать силы для экспедиции в Афганистан. Кандагар должен быть взят. Это обеспечит безопасность Индии. И сейчас, когда страна фактически разделена на два государства — Пуштунистан и Верхний Афганистан, есть весьма хорошая возможность разбить их поодиночке и гарантировать подчинение сначала одной части, а потом и второй. Тех, кто разделен, захватывать проще. Можно сказать, русские за нас сделали очень большую работу. Сейчас мы ведем переговоры с обеими эмирами. Интересно, кто из них окажется более вменяемым. Потом мы поставим там своего человека, сейчас пусть вцепятся друг другу в глотки. — Да, маркиз, вы действительно стараетесь действовать в ключе британских традиций: разделяй и властвуй! — Сир, считаю, нам надо активизировать действия в Египте. Нам необходим контроль за Суэцким каналом. Обеспечить подвоз в Индию наших войск, боеприпасов, это важнейший и кратчайший путь… — Это не тема сегодняшнего разговора, сэр Роберт. Надо обдумать… Мы соберемся по этому поводу… скажем… Одиннадцатого апреля. Да, соберите Тайный совет на одиннадцатое. — Слушаюсь, сир. — Так, а что у нас по России? Мы вынуждены были согласиться на требования Михаила, у вас получилось хоть как-то уменьшить наши потери? — Мы посчитали это на данном этапе неразумным, сир. Но надо немного усыпить бдительность этого зверя. Более того, мы предложили России несколько интересных контрактов с нашими военными заводами, тем же Виккерсом. Для нас интересно проникновение капитала в Россию. Тем более, что наши агенты сообщают, что государю подали окончательный проект финансовой реформы. Золотой рубль поставит Россию в зависимость от держателей золота — нас и Франции. — Скажите проще, от Ротшильдов. — усмехнулся король. — это будет очень неплохо. Золотая морковка приведет российского ослика в нужное нам стойло! — На это и строится расчет. Вот только нам нельзя даровать России длительный мир, о котором они мечтают. Наша стратегия на ближайший период — постоянные очаги локальных конфликтов на границах империи. Войны, которые Россия выиграет она все равно проиграет дипломатически, а такие финансово проигранные кампании приведут к необходимости золотых займов. По нашим данным, у Михаила весьма амбициозные планы промышленного преобразования державы. И наш главный механизм удушения этого роста — кредиты, под высокий процент. — Это хорошо, сэр Ричард. Очень хорошо. Золото может решить многие проблемы. А решить проблему с устранением Михаила? Понимаете, если ее решать, то… наверняка! И так, чтобы никаких следов к нам не вело! — Пока что это невозможно. Мы потеряли большую часть агентуры, нам надо восстановить сеть, наладить контакты с нужными людьми. Михаил мешает очень многим. Но его охраняют, не чета предшественнику. — Он настолько труслив? — изумился Эдуард. Про него говорили, как о весьма храбром военном. — Храбрым, но не безрассудным! А сейчас он стал еще и весьма осторожен. Надо ждать подходящего момента. Пока что эффективный заговор невозможен. А в неэффективном нам делать нечего. — Хорошо, маркиз, ваша осторожность мне импонирует. И что вы предлагаете? — Я считаю, что у России есть несколько болевых точек, на которые мы сможем надавить. Первая — это Финляндия. В Швеции и самой Финляндии много недовольных этим положением. Мы устранили слишком мягкое правительство Швеции, там сейчас пришли к власти националисты, страна начала усиливать свои вооруженные силы. Теперь надо сделать так, чтобы в Швеции вспыхнуло. — Вот как? И что вы предлагаете? — Русские моряки нападут на наследника престола и убьют его. — Вот как? А к нам это не приведет? — Нет, их наймет наш русский агент, который исчезнет сразу же после найма. Русский морской офицер у нас на крючке. — Это да, но король, там мямля, этого будет достаточно? — Вы совершенно справедливо оценили Оскара, сир. Поэтому сразу после убийства толпа патриотов возьмет штурмом посольство России, и никого в живых при этом не оставят! — И тут Михаил должен будет реагировать! — А мы вышлем эскадру, которая блокирует выход из Балтики для российских кораблей. Без объявления войны. В тоже время можно будет продать Швеции наше вооружение. Еще одна Северная война? — Для нас главное не допустить разгрома Швеции на море. Может быть, мы передадим им несколько броненосцев. В долг. Потом заберем лесом и железом. — Когда планируете эту операцию? — Летом, сир. По нашим планам, в Финляндии уже сейчас создаются группы местных патриотов, которых поддерживаем не мы, а наши шведские коллеги. Как только в Швеции начнется заварушка, в парламенте Финляндии станет вопрос о независимости от России. Наместник царя в Финляндии будет убит. В общем, это надолго отвлечет внимание Михаила от азиатских дел. А в конце года в Персии вновь вспыхнут волнения против русских. — Опять собираетесь напасть на посольство и убить посла? — Думаю, что у шаха найдутся еще алмазы, чтобы погасить эту неприятность? А вот выбить Россию из Персии — задача из наиважнейших. Так что мы работаем над тем, чтобы между проблемами в Швеции и Персии был не очень большой промежуток времени. — Хорошо. Согласен. Король отставил второй стакан глинтвейна и принялся, наконец-то за кофей. Пот стекал по королевскому челу крупными каплями, а Его Величество напоминал весьма довольного обожравшегося рыжего кота, только что сожравшего наглую мышку. — Польша! Мы готовим там выступление. Контрабанда из Австрии. Там же обучаем отряды польских патриотов. — А что Франц? Он готов выступить против России? — Нет! Его сдерживает Германия. Проклятый Бисмарк! — Наследник германского престола намного более лоялен к Британии, не так ли, сэр Роберт? Может быть, нам есть смысл произвести рокировку в Берлине? — Мы работаем над этим. Но после события в Санкт-Петербурге, охрана кайзера усилена. Как только возникнет интересная возможность, я сообщу вам, сир. — Хорошо, что вы понимаете меня, маркиз. Нам надо постараться… Если удастся стравить Россию и Австрию Германия займет нейтральную позицию. В худшем случае. В лучшем — поддержит Вену. Тогда мы вступим своим флотом. И Турция постарается урвать свое. Этот вариант событий мне нравится. Что скажете, сэр Роберт? — Сир, это был бы прекрасный вариант — ослабить Германию. Австрию и Россию, после чего поглотить их останки — это гарантирует наше доминирование в Европе навечно! Да и турецкие доминионы следовало бы прибрать к рукам. Мы вынуждены действовать на Кавказе через цепочку посредников, наши агенты не имеют там возможности развернуться как следует, а эти горы с ее мешаниной народов и религий прекрасный очаг напряженности, который сейчас только тлеет, а не горит. Мы делаем ставку на местную элиту, которая хотела быть царьками в своих маленьких государствах. Так почему бы им не дать эти государства? Только мы будем на них влиять и они будут постоянно кусать Россию за ее мягкое брюхо! — Хорошо! Это очень даже хорошо! И помните: нам обязательно надо создать России репутацию государства-агрессора, нападающего на слабых соседей. Бешеного медведя Европы! Тогда все будет намного проще. И еще… Скажите, как вам удалось уговорить папский престол начать игру с императрицей Екатериной? — В этом огромная заслуга кардинала Ньюмена. И денег Сити. Ну а мы сделаем так, что Михаил узнает о роли Ватикана. — И что с того? — Запрет католической религии, например. И сразу же Польша вспыхнет! А это нам на руку! — Разве папа Лев не видит такой возможности? — Он надеется, что Речь Посполита обретёт в итоге независимость, а он получит католическое государство, в котором влияние Рима превзойдёт фактическую власть местных правителей. — Хм… ему так хочется иметь власть мирскую, что он готов рискнуть сотнями тысяч своих верующих? Интересно… И насколько он в курсе НАШЕЙ игры? В любом случае, эта возня в Париже пойдет нам на пользу. Реальной силы у «императрицы» нет. Но сделать ее постоянной угрозой Михаилу обойдется недорого. Если что, можно будет ее убрать, обвинив в этом Михаила. Тоже неплохо. — Я совершенно согласен с вами, сир. — Вы будете на следующем матче по поло? — внезапно спросил монарх, показывая, что серьезный разговор закончен.
Глава двадцать третья. Меланхолическая
В древние времена считали, что меланхолия — это такая темная жидкость, исходящая из человеческого тела, что-то дьявольское, а сами меланхолики — особые, странные люди, которые видят то, чего не видят другие, больше знают и могут предсказывать события, поскольку им доступна суть вещей.Санкт-Петербург, Мариинский дворец 13 февраля 1881 года(Ларс фон Триер)
ЕИВ Михаил Николаевич
Сегодня у меня было особо отвратительное настроение. Я заранее отдал приказ никого не принимать. Хотелось побыть одному. Просто посидеть, подумать, вот, закурить! В этом мире я практически не курю. Редко в какой день тянул трубочку табака, просто для того, чтобы передохнуть, что-то обдумать, в общем, сделать себе незапланированную паузу. Но сегодня мне нужен был какой-то якорь, который закрепит мои мысли в нужной точке, чтобы уже оттуда смотреть в далекое и несбыточное уже будущее. В ЭТОЙ реальности история пошла совсем по другому пути, так что возврата к тому прошлому не будет, разве что я чего-то не учел, не просчитал, что-то такое крутится у меня в голове… Но никак не могу собрать картинку воедино. Не собирается. На этот раз выбрал трубку с длинным мундштуком, так называемую «турецкую», за ее форму и происхождение. Она трофейная, с Кавказа. Была в коллекции какого-то местного паши, бежавшего от русской армии. Быстро бежал, забрал самое ценное, и то не всё. Теперь табак. Мне недавно привезли виргинский, очень светлый и легкий, но сейчас хочу чего-то позаковыристей, да и эта трубка сама просит какой-то ориентальный сорт, что-то с восточным ярким колоритом. Например вот эта коробочка: балканский светлый, да, это не Герцоговина, табак средней крепости с весьма оригинальным ароматом. Не всем нравится. Мне — под настроение. Сегодня как раз оно. Медленно набиваю чашу, уплотняю аккуратно нарезанный лист. Теперь всё готово. Витте отпустил. Сегодня приема не будет. Сегодня я подвожу итоги целого года. Итак, что мы имеем в плюсе: стал императором, причем на вполне законных основаниях. Земский собор — это сила. Потом сумел придавить террористическую угрозу. Во всяком случае, жандармы не зря едят свой хлеб. Британия получила пару затрещин и вынуждена была согласиться на мои условия. И не имеет значения, выгорит ли у меня содрать с нее всё, даже хоть что-то. Важно другое — репутационные потери! Макнуть наглов мордой в грязь — это не только удовольствие, но и целый ряд политических преференций. Тоже потепление в отношениях с Германией — это еще один плюсик мне на пользу. Конечно, промышленная мощь кайзера не сравнить с лаймовской, но это ничего, я-то знаю, насколько быстро будут немцы рвать экономические подметки Европы. Есть ли от этого выгоды? Во-первых, заказ на строительство двух химических комбинатов по самым современным технологиям. Еще один заказали в САСШ. Еще один плюс — мы передали Вильгельму чертежи паровой машины тройного расширения. Да, понимаю, что надо было бы наладить ее производство на наших мощностях, но… строительство двигателей у нас все еще в зачаточном состоянии, и такой агрегат не потянут пока что. А эти машины должны стать основными двигателями для новых кораблей: от миноносцев до броненосцев. Именно их мы и собираемся поставить на крейсера новой серии. Самое интересное, что немцы не отказались от очень приличного заказа, хотят посмотреть, как эти машины будут смотреться на наших кораблях. Потом Вилли и свой флот начнет усиливать. Ну а что? При одинаковых параметрах прирост мощности от тридцати до сорока процентов (по расчетам). Что будет на самом деле… Это сложно представить себе. Но при этом построят нам четыре эскадренных миноносца водоизмещением 230 тонн на этих самых машинах. Говорят, что лимонники от такого заказа весьма возбудились и прислали своих представителей, предлагая построить для нас несколько крейсеров на лучших верфях. А я сказал, что подумаю, вот и до сих пор думаю… А надо ли они мне? В плюс успехи в Средней Азии, где Мерв наш и отдавать его не собираюсь. Удивительно, но в этом мире всё повторилось, только чуть-чуть иначе: у меня послы Франции и Британии потребовали убрать из армии Скобелева! Мол, после этого наши отношения улучшаться. Пошли в жопу! От таких друзей избави нас, Боже! В Афганистане все идет к тому, что Мухаммед Аюб-хан станет вассалом Абдур Рахман-хана. Но при этом власть над пуштунами будет у Кандагара. Кабул же имеет статус верховного правительства страны, впрочем, вот и всё. Английские дипломаты пытались подкупить то одного, то другого, предлагая серьезные деньги на развитие страны, точнее, на личные нужды. Вот только уже подписано решение о строительстве железной дороги через Кабул к Кандагару, оттуда в Герат. Понимаю, что это будет очень сложное и очень дорогое строительство. Ничего! Потянем! Эта железная дорога должна соединиться со среднеазиатской чугункой, которая дотянется к Мерву. Строиться дорога на Мурман и началось проектирование Транссибирской магистрали. Да, я понимаю, насколько сложная задача стала перед нами. Но деться-то некуда, надо! Осталось только окончательно решить, как ее будем тянуть. Может быть, все-таки придется вернуться к варианту КВЖД. Но тут дипломаты будут трудиться в поте, с Пекином договариваться ой как непросто! Что еще? Тибет — тоже в плюс. Пусть пока что это только аккуратное начало… Ничего, мы не торопимся. Что у нас по промышленности? Начали осваивать Криворожское месторождение железа и Донбасс — там нужный стране уголек. Железа надо много, очень много. Очень нужно начать освоение угольных залежей и железных руд в Приморье. Там пока идут геологоизыскательные работы. Лиха беда начало. Но в планах там и рельсы катать, и броню для крейсеров варить. В общем, планы гигантские. Осваиваем бакинские месторождения нефти. Рокфеллер получил от ворот поворот. Говорят, что обиделся. Его проблемы. К нашей нефти я этого мерзавца не подпущу. А вот Нобели все больше втягиваются в российские пределы. Купили они в Швеции Бофорс, и сразу же подписали контракт на создание завода по производству орудий у нас в Туле. Что еще? В Нижнем Новгороде строится завод по производству двигателей внутреннего сгорания. Договор заключен с компанией Отто, изобретателя первого четырехтактного двигателя. Впрочем, руководить созданием этого завода стали два таких специалиста, как Готлиб Даймлер и Вилли Майбах. У них уже начинались разногласия с самим Николаусом Отто, так вот, этот завод и строится с таким прицелом, что эта неугомонная парочка его и возглавят. Так что появление и внедрение хорошего двигателя внутреннего сгорания не за горами. Надоело ездить в ландо, хочу прокатиться в авто! Видите, даже стихами заговорил его величество, от безысходности. А вообще, Менделеев подыскивает специалиста. Который займется двигателем на мазуте, проще говоря, дизелем. Мне такой движок очень нужен. Особенно, если хочу построить подводную лодку. Что еще хорошего? Телефонизация Санкт-Петербурга. На очереди — Москва. Вишенкой на тортике — строительство оптико-механического завода в Гусь-Хрустальном. Почему не в Санкт-Петербурге? Не хочу, чтобы важнейшие производства с мощным военным потенциалом располагались так близко к границе, я-то знаю, что может произойти в будущем, поэтому сосредотачиваю основные производства на Волге и за нею. И вообще — Уральский промышленный кластер обязательно будет. Уже проектируем! А оптико-механический строит сынок Карла Цейса Родерик вместе с профессором Аббе и химиком Шиттом. Их качество песка устроило. Узнав размеры строительства, сам Карл приезжал. К сожалению, состояние здоровья не позволило ему заняться заводом, но это производство обещает быть самым передовым в мире, чего я, собственно говоря, и добивался. Тем более, что запатентована первая фотокамера, использующая целлулоидную пленку. Хрен вам, а не Кодак! В общем, ориентация завода на производство компактных фотографических аппаратов — это одна сторона медали, а вот микроскопы, телескопы, бинокли и дальномеры — это будет вторая сторона медали. Чуть ли не более важная! Это строительство не стало бы возможным без помощи кайзера. Хочет посмотреть, что из этого получится. Но в его планах расширить производство в Йене, если наш опыт даст хороший результат. Вильгельм несколько озадачен тем, что я делаю ставку на молодых и не слишком известных изобретателей. Ну, у меня такая натура. Я-то знаю, что у кого получится. А когда — чаще всего вопрос финансирования. И подтолкнуть человека, подсказать. У меня подсказками от себя и Сандро четыре тетради лежат исписанные. Что еще? Обуховский завод получил заказ на строительство новых орудий в башнях. Плюс электроприводы к ним. Тульский патронный завод разработал пули под бездымный порох. У нас образуется огромное количество ненужного стрелкового вооружения… а что тут плохого? Будет что отправить в Африку для борьбы с английскими колонизаторами. Англо-бурская война на носу! В военном деле тоже есть некоторые подвижки. Создается первая бригада осназа. Это под руководством того же Воронцова-Дашкова. Она пока что состоит из трех батальонов — первый батальон охранный, его специфика — обеспечение безопасности монарха и вообще руководства империи, силовые акции по пресечению терроризма. Там уже триста человек набрано. Второй батальон — снайперско-диверсионный. Понятно, кого они готовят. И третий — разведывательный. Они чуть поменьше, пока по двести человек. Под Москвою развернули учебную дивизию нового строя. Оборудовали полигоны, обучение действию рассыпным строем, учим стрелять, хорошо стрелять. Штыковой бой — это как элемент последнего удара. Эта военная часть должна стать становым хребтом армии постоянной готовности. Пока тренируются. Десять тысяч штыков. Пока не решил, что делать с гвардией, пока все они остаются в Питере, но… В общем, есть над чем голову поломать. Опытовый бассейн сделали, центр воздухоплавания открыли. И тут дверь кабинета открывается, вот чертовщина! Я же приказывал никого не пускать. Витте бы и не пустил, а как нету Сергея Юлиевича, так и бардак! Эти его заместители что-то расслабились. Из-за того, что курю, повернувшись к окну, не вижу, кто вошел, но, почувствовав нежные руки на плечах понял, что её-то и Витте не остановил бы. — Ты слишком много куришь, дорогой! Я целую руку Ольги в ответ. — Ты опять переживаешь ТОТ день? Утвердительно киваю головой. Вот такой у нас диалог получается чаще всего. — Мне надо бы с тобой поговорить. Это важно… А куда я денусь? Встаю, подвигаю Ольге кресло, нажимаю звонок. Ольга в это время любит выпить чайку, так чего уж… чай на двоих и прошу приготовить. Как только нам принесли требуемое, как государыня принялась снимать с меня стружку: — Микаэль, ты долен меня послушать. Этот год.. ты себя гробишь! Так ведь нельзя! Вспомни, когда мы были на Кавказе у тебя было тоже много обязанностей, но ты имел время и на семью, мог выбраться на отдых. А что сейчас? Ты забыл про выходные! Даже в воскресенье, после службы, ты идешь к своим бумагам. Ты понимаешь, что так нельзя? — Понимаю… Уф… удалось слово вставить! — Пообещай мне, что будешь больше отдыхать и проводить времени в семье! — Обещаю… (второе слово удалось вставить, процесс идёт!)… — Нет, ты не так обещаешь, ты просто пытаешься меня успокоить и отмахнуться от моих тревог. Микаэль! Вот зараза, если уже называет меня Микаэлем, дело швах. Это значит, что она настроена решительно и раздражена. Так просто отбрехаться у меня не получиться. — Обещаю! Третье слово прозвучало уже тверже. — Ну вот видишь, можешь же быть паинькой! Когда мы последний раз вместе ходили в театр? Скажи мне? — Сегодня в Мариинском театре премьера «Орлеанской девы» Чайковского. Ты — приглашена. — Микаэль! Не шути так… Что на самом деле? Я же совершенно не готова? У меня же нет платья для похода в опера’… Так мы точно идём? Точно! Тогда я побежала… Ольга поцеловала меня в лоб и умчалась, подобно тайфуну, вот только к чаю так и не притронулась. А мне настроение сбила. Меланхолическое. В общем, пойду-ка я, постреляю! А то как-то эти все мерихлюндии меня достали. Хорошо, что еще Сандро с его язвительными подколками на занятиях. Так что немного спустим пар в хорошо приспособленном для этого помещении. Не могу понять почему, но стрельба меня действительно успокаивает. Чем хорошо быть императором, так тем, что твоя ложа в опере никем не занята! Так что вместе с семейством расположились мы довольно-таки комфортно. Ширинкин опять дулся, но не сильно, вообще-то всегда просил сообщать о таких выходах в свет заранее, хотя бы за сутки, но тут у меня семейные обстоятельства, так что пришлось его мальчикам побегать. Удалось отстрел Романовых прекратить, но тут такое дело… Лучше перебдеть чем недобдеть. Расположился в ложе с Ольгой и детьми. Старшими. Сандро от оперы отлучил за выдуманную провинность. В общем, поддерживаю имидж «не самого любимого сыночка». Попросил до начала премьеры композитора зайти в царскую ложу. Конечно же, Пётр Ильич не отказался. Он заметно нервничал, все-таки премьера! Впрочем, рассказал о планах, собирался в турне по Европе, где ему предстояло дирижировать собственными произведениями. Благодарил за награду и финансовую помощь, посетовал немного на цензуру, из-за которой ему пришлось несколько раз переделывать либретто, в общем, обычный светский разговор с обычным гениальным композитором. Когда он ушёл, успел шепнуть Ольге, что искренне завидую Чайковскому: не знаю, сколько будут помнить меня, а вот его музыка — это навечно! Умная женщина ничего не сказала в ответ, но посмотрела на меня очень и очень внимательно. Ну да, Штирлиц как никогда был близок к провалу. Характерно, что будучи столь известным музыкантом, Петр Ильич никогда не был богат, всегда нуждался, много работал именно для того, чтобы чувствовать себя более-менее обеспеченным человеком. Гениальный Моцарт умер от голода. Ладно, надо будет Чайковскому еще какую-то премию выписать — мне не жалко, ни орденов, ни денег. Ибо Пётр Ильич — наше национальное достояние. Я говорил вам, что терпеть не могу оперу? Не говорил, бывает. Я ее действительно терпеть не мог. На балет пойти еще куда ни шло, а вот на оперу… Не мое это! Я даже на самые-самые разрекламированные мюзиклы не ходил. А зачем? Помню, мне попалась видеокассета с мюзиклом Чикаго — американским, конечно же, при этом песни шли подстрочником и слушал я это в оригинале. Это где Ричард Гир вокалом не блистал, но ничего не портил. Был впечатлен. Через месяц попросил на том же прокате кассету еще раз — решил впечатлить гостей. Ага! А там наложили музыку из нашего отечественного передела. И когда Филя перекрывал Гира, это было отвратительно… Не тот типаж по голосу. Пусть даже поет красиво и правильно, и в ноты даже попадает. Но не то… весь флер от фильма исчез. Если же говорить честно, то опера Чайковского мне понравилась. Не так, чтобы я писался в кустах от восторга… но понравилась! Говорят, что критики ее не слишком-то оценили… посмотрим, какова будет критика после того, как сам император аплодировал стоя, причём долго и настойчиво! А вообще-то я оценил и работу дирижера, Эдуард Францевич Направник был, как всегда, на высоте! Еще очень приятно удивили голоса Васильева 3-го, Стравинского (отца известного композитора) и Вильгельмины Рааб. В любом случае, аплодировал я искренне. Да и присутствовал при историческом (с точки зрения искусства) событии — премьеры оперы самого Петра Ильича Чайковского! Занавес!
Глава двадцать четвертая. Ваше кадетское высочество
Ни минуты для личного счастья, всё отчизне!Санкт-Петербург. Морской кадетский корпус 24 марта 1882 года(из к/ф «Гардемарины, вперёд!»)
Великий князь Александр Михайлович (Сандро)
В Морском кадетском корпусе очередной день подходил к концу. Вечерний чай был давно уже выпит и желающие могли ложиться спать, хотя до обязательного отбоя оставался ещё час. Кадет четвёртого курса Александр Романов вернувшийся из города, куда он, как и прочие его товарищи, не имеющие штрафных отметок, мог ежедневно уходить после окончания занятий, сидел, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза и со стороны могло показаться, что он задремал. На самом деле он занимался анализом прошедшего дня, вспоминал события, встречи, разговоры. В идеале, данная методика предполагала ведения дневника, чем кстати занимались многие Романовы на радость историкам грядущего. Но в его случае, делать записи было бы рискованно даже в родительском дворце, а уж в Корпусе, это было невозможно по определению. Но внезапно, он ощутил чувство полной расслабленности, комфорта и безопасности. Стены зданий, как и люди дышат, они могут впитать в себя сырость или дурной запах. Но если отойти от сугубо материалистических позиций, то нельзя отрицать того, что слова, эмоции и даже мысли людей, кои годами круглосуточно живут или работают в доме, навечно оставляют свой след. Сандро попытался максимально раскрыть своё сознание и понял: его, а точнее ИХ наконец по-настоящему приняли и сочли своими. И сей вердикт вынесла, не строгая экзаменационная комиссия, но сам Корпус. Если юношеская составляющая объединённого сознания сочла сие за промысел Божий, то часть, принадлежащая академику по привычке, попыталась подвести под научную платформу. Но затем Коняев признал бесполезность этой попытки и просто отдался воспоминаниям о последних двух лет жизни в XIX веке. Среди более или менее значимых эпизодов не последнее место занимал процесс сдачи вступительных экзаменов и экстернат за два курса в Морском училище, то бишь корпусе, ибо волею попаданцев это переименование произошло лет на десять раньше, чем в реальной истории. «Как родная мать меня провожала, как тут вся моя родня набежала…». Именно такими словами пролетарского поэта Демьяна Бедного, по мнению Великого Князя Александра Михайловича, можно было описать обстановку, коя подобно наводнению постепенно заполняла Ново-Михайловский дворец. Эпицентр же сего катаклизма находился в личных апартаментах его достойной матушки, ибо она решительно не понимала и не принимала стремление её любимого Сандро пойти учиться в Морской корпус. Ольга Фёдоровна может и не слишком разбиралась в античной философии, но зато отлично помнила слова греческого мудреца Анахарсиса: «На земле существуют три вида людей: живые, мертвые и те, кто плавает по морю». И, естественно желала его видеть только среди первой категории. После страшного взрыва в Зимнем дворце, который уничтожил большую часть Романовых, а ей и супругу принёс императорские короны, у неё появился лучик надежды на то, что сын передумает. Тем паче, что Сандро едва не утонул и долго лечился. Для достижения успеха Ольга Фёдоровна даже заручилась поддержкой профессора Манассеина, и уговорила его намекнуть мужу о нежелательности для их сына военно-морской карьеры, естественно по состоянию здоровья. «А всё же, не плохо маМА тогда всё организовала, — оценил ещё тогда академик интриги матушки, готовясь при этом к убытию в Морской корпус для сдачи экзаменов. — Если бы мы с Конюховым своевременно не идентифицировали друг друга, то у неё могло всё получится. И пришлось бы вам, уважаемый академик кобылам хвосты вычёсывать или пушку банить. Ибо тогда батюшка непременно из меня артиллериста сделал. Это конечно не пехота, но мне туда не охота. Блин, стихами заговорил. А всё нервы, ибо экзамены через час, а моя юная половина откровенно мандражирует. Да и её более зрелая часть, чего скрывать, немножко переживает». Ибо сперва предстояло доказать, что моё домашнее образование перекрывает предметы трех классов кадетских корпусов, а её математическая составляющая соответствует четырём классов классической гимназии. Какие они там в двадцать первом веке наивные и самоуверенные. Большинство относится к своим предкам в лучшем случае с чувством отеческого снисхождения, а худшем — с толикой пренебрежения. Ну как же-с, что стоит ихняя «ариХметка» супротив нашей алгебры? А если потребуется, то интернет, майкрософт, линукс, мathcad нам в помощь. Честно говоря, и сам Коняев до определённого момента слегка подтрунивал над гимназическим образованием. Это длилось до того момента, пока ему в руки не попалась первая книга Игоря Валериева из цикла «Ермак», относящаяся к категории альтернативной истории. Дойдя до момента решения главным героем математической задачи, академик, не дочитав фрагмент закрыл книгу и вооружившись ручкой начал набрасывать систему уравнений. Но к его стыду, с налёта справиться с этой головоломкой он не смог и лишь часа через три, подключив логику получил искомый ответ. А теперь очень не хотелось бы оскандалится на реальном экзамене. Тем более, что на каждое место в корпусе претендовало пять человек. Сандро был бы несказанно удивлён, если бы узнал, что в это же время в своём кабинете предавался этим же воспоминаниям начальник корпуса контр-адмирал Епанчин. Для Алексея Павловича или же «папашки», как его за глаза именовали кадеты, сентябрь 1880 года так же стал своеобразным экзаменом, серьёзным испытанием на право возглавлять Морской корпус. Не будучи настоящим морским волком, он всю свою жизнь и военную карьеру посвятил делу обучения будущих офицеров Российского Императорского флота, пройдя все ступени от преподавателя до Начальника Морского училища и Николаевской морской Академии. Видит Бог, что он делал всё, что мог, дабы его кадеты учились морскому делу настоящим образом. Поощрялось умение думать, рассуждать и способность заниматься самообразованием. От математики и статистики, морской географии и современной скорострельной артиллерии и до иностранных языков, музыки и песнопения. Не были забыты и заветы Государя Петра Алексеевича, поощрял батюшка-император занятие ремёслами и сам был искусным плотником, да не простым, а корабельным. Конечно, кадеты не могли подобно Первому Императору Всероссийскому выстроить галеру, но шлюпки, палубные ботики и пятивесельные гички изготовлялись ими и собирались, чего уж там. Но было одно печальное обстоятельство, которое добавляло причём не ложку, а, пожалуй, целое ведро дёгтя в бочку с мёдом. Речь идёт о том, что народовольцы сумели заманить на свою сторону не только симпатии нескольких десятков воспитанников Морского училища, но и привлечь иных из них к реальной антигосударственной деятельности. Николай Суханов и Александр Штромберг возглавили военную организацию «Народной волей». Оба этих отщепенца были арестованы и повешены уже после трагической смерти Императора Александра II, его супруги, детей, да и почти всей августейшей фамилии. Над головой контр-адмирала Епанчина нынче сгущались тучи, его прямой начальник и во многом единомышленник Великий князь генерал-адмирал Константин Николаевич находился в негласной опале, и о смещении его с должности или ликвидации таковой говорили в адмиралтействе как о неизбежности. А кроме того нашлись доброхоты, обвиняющие его соучастии или даже в руководстве сим покушением с целью захвата власти и трона. Естественно, тень подозрения падала и на всех лиц, которые так или иначе считались приближёнными к главе морского ведомства. Контр-адмирал Епанчин признал собственную вину и уже вынес себе приговор. Если команда корабля взбунтовалась, то ответственность ложиться на капитана. В ящике его стола лежало прошение об отставке, которое он собирался вручить Михаилу Николаевичу, избранным Земским собором Императором Всероссийским. Согласно традициям в Морском кадетском корпусе, на сдаче письменного экзамена по русскому языку и математике присутствуют родители и родственники кандидатов, а то, что среди последних будет и Великий Князь Александр Михайлович ему вовремя успели сообщить друзья. Не исключено, что Государь с супругой изволят совершить обход и осмотреть аудитории и иные помещения, где их сыну предстоит жить и учиться несколько лет. И вот именно тогда он передаст Императору своё прошение, а дальше на всё воля Божья… Сандро, тем временем вспоминал как он со старшим братом, штабс-капитаном, пожалованным во флигель-адъютанты за дела ратные в Русско-турецкой войне, подъехали к зданию Корпуса. Именно Николаю Михайловичу, Государь поручил представлять семью на экзамене, а попутно передать Контр-адмиралу Епанчину личное письмо. Своё присутствие Михаил Николаевич счёл излишним и даже вредным, ибо могло быть расценено как давление на экзаменационную комиссию и начальника Корпуса. «Когдаже мы доберёмся?» — стучит в голове мысль, постоянно повторяясь, как запиленная грампластинка. Это всё мандраж … достаёт, блинъ. Да ещё и Николя, вероятно почувствовав моё состояние и принялся рассказывать страшилки о том, как заваливали на экзаменах в его Павловском военном училище. Толи хотел успокоить и отвлечь, толи просто издевался. Хотя, этот сеанс психотерапии оказался весьма эффективным. К тому моменту как мы входили в здание Морского Корпуса, страхи рассеялись и осталось чувство лёгкого бешенства и желания: прийти, увидеть и повесить, пардон, оговорился — победить! В большой зале я занял свободное место за одним из длинных столов, а Николай присоединился к сонму родственников и близких кандидатов в кадеты. Естественно, всё это сопровождалось приветствиями, расшаркиванием, звоном шпор и поцелуям ручек дам разнообразного возраста, но объединенных принадлежности к аристократии, пусть и не всегда наивысшей. Когда в зал вошел преподаватель русского языка в новом, с иголочки синем вицмундире Учебного ведомства, все разговоры стихли и экзамен начался. Сперва был диктант, а после он прочитал отрывок из романа Гончарова «Фрегат «Паллада», коий следовало изложить своими словами. — Уф-ф, удовлетворённо выдохнул я, наконец закончив писанину и сдав листы дежурному офицеру. Слава Богу, что в прошлое перенеслось лишь моя психоматрица, да еще и достигла полного консенсуса и с новым телом, и с оставшимся его сознанием. Не знаю, сколько нужно дрессировать современного человека, что бы он правильно расставлял все эти яти, фети, ижицы и прочие дореформенные премудрости правописания. И делать это не гелевой ручкой или если чернильной, то фирменным Parker, а перьевой. Иногда мне кажется, что если бы в XIX веке создали спецслужбу по выявлению попаданцев из будущего, то подозреваемых не следует пытать, а всего лишь подвергнуть письменному экзамену. По количеству клякс его и обнаружат! Кстати, ещё один раз я поблагодарил Всевышнего, когда передо мной положили условия задач по арифметике и алгебре и каждой аж по три штуки. Так вот одна из них была про купца и табак, то есть именно та, которую я видел в книге Игоря Валериева «Начало». На этот раз я справился с ней за пять минут. Ну а дальше состоялся небольшой марафон по нескольким классам и в итоге результаты моего домашнего образования были в некотором роде легитимированы. Короткий отдых, новая порция экзаменов и я отстрелялся, пардон отчитался за года экстерната и на законных основаниях занесен в списки кадетов третьего курса. Когда наконец эти истязания, простите испытания завершились я находился в состоянии близким к персонажам фильма «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». И был как-то не сильно рад тому, что не пристрелили, потому как шевелиться не было ни сил, ни настроения. Лёгкий подзатыльник вернул меня к действительности. Ну что за манеры, Николя? Бля… Простите, в рифму получилось.
Алексей Павлович Епанчин
— Император не приехал, — контр-адмирал Епанчин после того, как экзамены начались вернулся в свой кабинет и пытался понять, что бы это означало? Но его сомнения были прерваны стуком в дверь. Алексей Павлович не ожидал визитёров, хотя это мог оказаться кто-то из влиятельных ходатаев за своего сыночка, страстно желающего стать кадетом. Алексей Павлович, несколько недоумевающе сказал: Входите, — и к его удивлению на пороге появился великий князь Николай Михайлович. — Здравия желаю, ваше превосходительство — очень вежливо и в строгом соответствии с воинским этикетом поздоровался старший сын государя. — Добрый день, Ваше Императорское Высочество, — ответил, вставая Епанчин, — лихорадочно пытаясь скрыть недоумение по поводу этого визита и сохранить на лице спокойное выражение гостеприимного хозяина, — прошу вас, проходите и присаживайтесь. — Чем могу быть полезен Вашему Императорскому Высочеству? — продолжил контр-адмирал. — Ваше превосходительство, прошу меня простить, если невольно нарушаю какие-то неписанные морские правила, — обезоруживающе улыбнувшись ответил великий князь, — но я слышал, что на флоте среди офицеров принято обращаться по имени отчеству и мне будет очень приятно, если вы сочтёте возможным перейти на эту форму общения. Естественно, Епанчин согласился, — и повторил свой вопрос несколько его видоизменив: — Если вас, Николай Михайлович, интересуют результаты вашего брата, то пока могу сказать только об устных экзаменах. Преподаватели единодушно выставили наивысший бал. Чувствуется, что он прошел великолепную подготовку и у него были отличные домашние учителя. Хотя, как свидетельствует опыт, без способностей и таланта ученика, невозможно получить такие оценки. Поэтому, я уверен, что Александр Михайлович в самое ближайшее время сможет надеть мундир кадета Морского корпуса. — Благодарю вас, Алексей Павлович, за добрую весть, но я здесь по поручению отца. Государь попросил передать вам вот это письмо, а ответ устный или письменный будет незамедлительно доставлен Императору. Градус интриги достиг наивысшего показателя и бег времени как будто замедлился. Епанчин взял конверт, на котором алела сургучная печать с вензелем из двух букв М и Н под императорской короной. Из ящика стола достал нож для вскрытия писем и очень осторожно и бережно, как это делает обычно хирург распечатал пакет. На небольшом листке бумаги было написано несколько фраз: Забудьте об отставке. Вы нужны Престолу, России, Флоту и Мне. Предстоит многое менять и работать, работать, работать. В ближайшее время вам передадут день и время аудиенции. Михаил. Алексей Павлович прочёл текст послания ещё раз, затем вновь открыл ящик стола, достал из папки лист бумаги и разорвал его на множество частей. Затем встал, тщательно оправил мундир и держа руки по швам произнёс слегка срывающимся от переполняющих его эмоций голосом: — Передайте Государю, что я готов служить Престолу и Отечеству до последнего вздоха и до последней капли крови[187]. Штабс-капитан и флигель адъютант, великий князь Николай Романов, так же поднявшейся со своего места, явно проникся моментом и дал приличествующий сему случаю ответ: — Ваше превосходительство, Ваш ответ будет передан дословно. Затем он слегка замялся, и продолжил: — Я беру на себя смелость выразить уверенность, что мой отец и Государь другого ответа и не ожидал. А за сим, разрешите откланяться, время не ждёт. Честь имею. С этими словами, он щелкнул каблуками и сделав поклон головой вышел тем отменным строевым шагом, коим всегда отличались Павлоны[188].
Глава двадцать пятая. У моря, у синего моря
Как тяжело жить, когда с Россией никто не воюетСанкт-Петербург. Морской кадетский корпус 24 марта 1882 года(Генри Джон Темпл Палместрон)
Великий князь Александр Михайлович (Сандро)
Слишком долго побыть в одиночестве мне не дали, да это и практически невозможно, когда в здании находится десятки молодых здоровых подростков, у которых энергия не просто хлыщет через край, но фонтанирует подобно гейзеру. Начальство, естественно, предпринимало все возможные меры, ибо как глаголет старая армейская мудрость: толковый командир обязан так загонять подчиненных, что к концу дня их сил должно хватить лишь на то, чтобы доползти до своей койки и мгновенно заснуть. А иначе, быть беде. Что касаемо морского кадетского корпуса, то вот уже второй год кадеты с удовольствием отдавались физическим упражнения с разнообразными гантелями и гирями. Помимо этого, после того как профессор Вячеслав Авксентьевич Манассеин, ставший лейб-медиком императора опубликовал в журнале цикл статей о волевой гимнастике, которой не суждено теперь было носить имя Анохина, он в некотором роде выпустил джина из бутылки. Теперь тысячи молодых людей пытались разорвать цепи, подбрасывали большой кожаный мяч, набитый смесью из опилок и дроби и скрупулёзно раз в неделю замеряли диаметр бицепсов и иных мышц. Естественно, полный комплект необходимых спортивных снарядов появился в Морском корпусе. Было создано несколько спортивных клубов в Санкт-Петербурге, Москве и других крупных городах Империи. Сия позитивная тенденция тщательно отслеживалась и результаты еженедельно докладывались Императору. И это не было блажью страдающего от скуки коронованного бездельника, ибо состояние здоровья российского студенчества к концу XIX века вызывало тревогу. К двадцати годам молодые люди буквально через одного страдали запорами, геморроем, хроническим кашлем, да и так называемый гусарский насморк среди них не был экзотической хворью. И при этом выкуривали по несколько десятков папирос в день и отличались немереным потреблением хлебного вина. Постоянно жалующиеся на недостаток средств, студенты тратили на табак и спиртные напитки от двух до шести рублей ежемесячно. А если учесть, что бутылка дешевой водки стоила примерно двадцать копеек, то следовало применять архисрочные меры. В общем, с подачи Сандро, Михаил Николаевич решил ударить физкультурой по зеленому змею. Этот почин горячо поддержала медицинская рать, возглавляемая профессором Манассеином, а информационную поддержку оказали все издания господина Каткова. Учёные мужи чуток поднапряглись и из-под их пера вышел не только поток статей, рассчитанных прежде всего широкую аудиторию, но и несколько книг и учебников. Самая первая из них именовалась: «Атлетические игры для войск, военных и юнкерских училищ и старших классных корпусов». Естественно, что среди авторов значились исключительно профессура, но надо отдать им должное в ведении прозвучали слова благодарности в адрес его Императорского Величества Михаила Николаевича за руководство, помощь, поддержку и протчая, протчая, протчая. Упоминание имени Великого князя Александра Михайловича было убрано по личной просьбе Государя, коий не хотел преждевременного привлечения излишнего внимания к своему сыну. Среди кадетов Морского корпуса не осталось ни одного человека, который бы не увлёкся атлетической гимнастикой, а контр-адмирал Епанчин умело подогревал сии начинания объявив о создании нескольких команд, проведении соревнований и призах, как общих, так и индивидуальных. А уж когда появился значок КС, что означало «кадет-спортсмен» и был разработан специальный комплекс упражнений, утверждённый лично Военным Министром, то за право обладания заветным значком развернулись ожесточённые спортивные баталии. Соответственно укрепилась и дисциплина, ибо в Морском корпусе значительно снизилось количество желающих бесцельно побродить по городу в поисках приключений. Многие кадеты после вечернего чая шли таскать железо, тем более, что в денежной смете расходов Морского корпуса появились средства для оборудования ванных комнат, где можно было смыть пот и грязь. Именно оттуда как раз и шел кадет старшего курса Крылов, который вот уже почти полгода приятельствовал с Сандро. -Что, Саша задремал или грезишь? — с улыбкой поинтересовался у него Николай, а то давай в шахматы сыграем, как раз до отбоя успеем. Возражений не последовало, да и в прошлом, точнее в далёком будущем академик весьма уважал эту игру и расставив фигуры они начали партию. Несмотря на то, что Крылов любил математику и великолепно в ней разбирался, опыт и мастерство были на стороне Сандро, поэтому он мог позволить вести игру в стиле незабвенного Штирлица, одновременно думая о своём. — Я хочу сыграть с тобой защиту Каро-Канн! — провозгласил Алексей, победно усмехаясь! Ёксель-моксель, помяни Штирлица всуе, так сразу же и цитаты из фильма вывалятся на мою скромную головушку... Стоп! А разве эта зашита уже известна??? Вроде как рановато еще? Или нет? Одни вопросы. — А что это за хрень Лёша, откудова ты её взял? — поинтересовался сразу же, старательно скрывая свой интерес. — В английском шахматном журнале вычитал. Там австриец Канн проанализировал дебют, предложенный англичанином Карро. Вот и хочу тебя удивить. — Хм… Всё-таки мне интересно, это подтверждает версию об альтернативной реальности или это расхождение результат уже нашего появления[189]? — Ну что задумался, ходи! Ты белыми! — Ага! — говорю и двигаю пешку от ферзя на две клетки вперед! — Ээээ… мы так не договаривались, ты всегда от короля ходишь… — обиженно произнес Крылов. Конечно, я то знаю, как играется эта защита, вот и сделал первый ход не такой. Просто приятно было посмотреть на очень огорченную физиономию друга. — Ладно, — соглашаюсь, — так как я должен пойти? — е2-е4! — бодро рапортует будущий судостроитель. Ну-ну… Хожу так, как он хочет и получаю в ответ с7-с6. Сделав этот ход, Алексей с торжеством смотрит на меня, мол вот я какую тебе задачу придумал! Тоже мне задача. Я лично наблюдал за игрой Анатолия Карпова, который эту защиту очень уважал и часто разыгрывал на самых различных турнирах. И что тебе, милок, предложить? А уйду-ка я от классической схемы. Посмотрим, попадешься ты или нет! Белая пешка от ферзя идет на две клетки вперед, ей симметрично выдвигается такая же пешка черных. Дальше надо развивать коня, но я беру своей пешкой на d5, чем ставлю Крылова в тупик. Он на автомате пешку мою ест своей, а я тут же двигаю еще одну пешку с2-с4. Атака Панова! Так… Крылов очень смешно чешет репу, прикидывая варианты. Мне интересно, попадется он, или нет? Есть в этой атаке очень симпатичная ловушка, к ней и веду дело. На девятом ходу ловушка срабатывает, и на вроде бы читающийся маневр конем следует стремительный удар. На роковом тринадцатом ходу Ляксей остается без коня. Допрыгался. Довести партию до логического финала — дело техники. — Сандро, так ты просто зверь! Там, в теории, такого и близко не было! — сокрушается товарищ. — Так я теорию не читал, вот и играл… по наитию. — По наитию? Что-то рожа у тебя больно довольная, ваше высочество, никак эту статью прочитал и ловушку мне приготовил заранее! Только с кем-то посовещался, думаю… Не, сам ты не мог до такого допереть… Или ты гений! Вот никогда больше не буду играть с тобой в шахматы на деньги! — Так мы никогда на деньги и не играли! — Вот я и не буду! — довольно нелепо дуется Крылов. А ведь интересно наблюдать за тем, как сердится будущий профессору, генерал и Герой Социалистического труда. Правда, последнее скорее всего Николаю не светит, так как сомнительно, что это звание, равно как и СССР появятся в этой ветви истории. Во всяком случае, если у нас получится то, что мы задумали. Что-то по типу революции Мэйдзи в Японии. Когда академик обсуждал с Михаилом Николаевичем цели обучения в Морском Корпусе, то одной из основных было названо формирование личной команды, первой из задач которой станет эффективное построение и развитие флота. В списке нужных людей на первых местах стояли имена Алексея Николаевича Крылова и Владимира Дмитриевича Менделеева, вот и был разработан план операции «знакомство». Да, именно операции. Дело в том, что положение Сандро в Корпусе было несколько двойственным. Иные ему завидовали, да и было чему: Великий князь и сын Императора. Поэтому все его достижения объяснялись высоким происхождением и отцом — императором. А явные и выдуманные недостатки приписывались, как не странно именно этим же обстоятельствами. Естественно, что это не означало, что ему угрожал так называемый «цук» со стороны кадетов старших по возрасту, среди самых бесшабашных голов умалишенных не было, дабы поднять руку на сына Императора. Однако, присутствовала настороженность и периодические попытки «взять маменькиного сынка на слабо». Но после того, как Сандро одним из первых выполнил нормы, позволяющие получить значок КС первой степени, а в спортивном поединке положил на лопатки детину выше себя на голову, злые языки приумолкли. Крылов не относился к категории злопыхателей, но обладая сильным чувством самоуважения, предпочитал держать дистанцию и ограничивать общение служебными рамками. Нечто подобное Сандро предвидел и был разработан специальный план, который базировался на рекомендациях, почерпнутых из наработок Карнеги и профессиональных психологов, да и вообще за его плечами был опыт двух последующих веков, а также самого академика. Прожить очень долгую жизнь и десятки лет успешно проработать в институтах и университетах, кои как правило напоминают банки с скорпионами или серпентарий с кобрами и иными суперядовитыми змеями, и при этом остаться человеком, не переродится в законченного негодяя и при этом не позволить себя сожрать, это не каждому дано. В общем, академик беззастенчиво сплагиатничал. На этот раз он воспользовался можно сказать классикой фантастики, романом Роберта Хайнлайна «Гражданин Галактики» тем эпизодам, в котором некая сообразительная девица Лоэн желая для начала подружиться, а затем женить на себе главного героя по имени Торби, прикинулась наивной дурочкой и спровоцировала его на проведение импровизированных лекций по высшей математике. При этом она, естественно непреднамеренно, умолчала о окончании специальной математической школы и специализации по многомерной геометрии. Правда, когда Сандро обсуждал все нюансы плана с Михаилом Николаевичем, то папаша, а — точнее ученик изволил издеваться и советовал не увлекаться, дабы процесс обучения не зашел слишком далеко. И даже безбожно фальшиво не пропел, а по медвежьи проревел строчку из песни Александра Дольского: «господа офицеры, голубые князья…». А далее заржал и погрозив пальцем подытожил: «смотри, только не увлекайся, пготивный». В общем ученичок окончательно оборзел, и явно решил отыграться за все годы работы над докторской, когда он был вынужден безропотно молчать, внимать, вздыхать, и лишь думать про себя: «…когда же черт возьмёт тебя». Пришлось покрутить пальцем у виска и предложить вернуться к нашим баранам, то есть к Крылову и Менделееву. Ну с первым было проще, ибо он сам подробно описал свою жизнь в книге «Мои воспоминания» в том числе, и то как на «выпускном экзамене сумел сперва поспорить, а затем и убедить в своей правоте самого злобного Зыбина". Сказано, сделано. Николаю импонировало, что он выступает в качестве наставника у сына Императора, а Сандро, в свою очередь с удовольствием проводил с ним совместные тренировки по фехтованию и договорился о совместном посещении тира. В общем гениальная мысль, высказанная особой родом из потомственной морской семьи: «Совместный труд для моей пользы он объединяет» подтвердила свою эффективность. Крылов убедился, что великий князь — свой парень и не раз вместе с ним посещал Ново-Михайловский дворец, тем более, что Император с супругой переехали в столицу, то бишь в Москву и причин стесняться не было. Очень скоро, к ним присоединился и Владимир Менделеев. С этим человеком, у обоих попаданцев были связаны далеко идущие планы. Но если Крылов дожил до весьма почтенного возраста, то Владимиру в реальной истории выпала ранняя смерть от инфлюации в возрасте Христа. Следовало сберечь для России человека, который обладал задатками талантливого ученого. Достаточно упоминать его проект строительства плотины в Керченском проливе с целью превращения Азовского моря в глубокое внутреннее русское море, доступное для плавания больших морских судов. Да и смерть сына явно укоротила век самого Дмитрия Ивановича. В данном случае, подружится удалось с помощью фотографии, которой Владимир, как и его уважаемый батюшка был страстно увлечён. Причём степень этой страсти можно оценить тем, что в иной ветви истории он написал цикл статей для Энциклопедического словаря Брокгауза-Ефрона. Тут большую помощь оказал Александровский. Иван Фёдорович гостеприимно распахнул двери своего фотоателье и Владимир стал проводить там большую часть свободного времени знакомясь с тонкостями сего мастерства и с разнообразными техническими новинками. Особенно Менделеева младшего, поразили эксперименты по проведению фотографирования под водой через стекло иллюминатора. И для участия в них, он даже совершил несколько погружений на подводной лодке Александровского прошедшей некоторую модернизацию и доработку. Естественно, что все сии действия происходили с ведома и согласия, как Дмитрия Ивановича, так и начальника морского корпуса контр-адмирала Епанчина. Очень часто компанию ему составляли Николай и Сандро и вскорости их сокурсники стали именовать неразлучную компанию — три мушкетёра, а в учебных классах Корпуса появились прекрасно сделанные фотоснимки кораблей и подводных пейзажей. Постепенно и Сандро, помимо трезвого расчёта стал испытывать к своим товарищам искреннюю привязанность, они превратились в настоящих друзей. Особенно его растрогал поступок Николая, случайно услышавшего, что он мечтает о хорошей собаке. Крылов написал своему отцу и очень скоро в Санкт-Петербург привезли щенка меделянской породы. Это был по-настоящему царский подарок, ибо когда-то этих могучих русских мастифов держали в княжеских псарнях, а короли и азиатская знать были счастливы, если им презентовали этих щенков. Взрослый пёс мог сбить с ног быка или в одиночку биться с медведем. Это был идеальный страж и телохранитель, в чём Сандро смог убедится несколько позже. Так получилось, что именно Ново-Михайловский дворец стал местом привязки и сбора их коллектива. Тройка мушкетеров стала его становым хребтом, но на такой каркас следовало натянуть еще и мясо. В общем, великий князь уже сейчас старался воспользоваться увольнительной, чтобы собрать у себя во дворце небольшой коллектив друзе-единомышленников. Среди них были два Николая и два Свешникова. Николай Старк (Николай Николаевич), и Николай Свешников (Николай Львович), был еще Дима Свешников (Дмитрий Александрович). К этому коллективу немного позже присоединился Веня (Вениамин Николаевич) Протопопов, Лев (Львович) Владимиров и Андрей (Павлович) Македонский. Последнего надо было брать в компанию за одну фамилию, жалко, что он не Александр, но и так неплохо получилось. Все они были выходцами из офицерских семей, но не из княжеских родов, с теми же князьями Шаховскими, обоими, что учились на сем курсе, отношения как-то не сложились. Объединило их еще и увлечение стрельбой. Сандро договорился, так что их коллективу был открыт доступ в Манеж «на пострелять». Михаил Николаевич там тоже оттягивался, уходя от тяжких дум о судьбах России, так что оборудование стрельбища было на месте. И стрельцы Сандро исправно переводили пачки патронов, избивая мишени до неузнаваемости. А потом были посиделки на дому у Сандро и разговоры под чай, кофей и молодое грузинское вино, которого в подвалах дворца было всегда в достаточном количестве. Впрочем, молодежь под руководством зверомудрого Академика не напивалась, а в карты играла, но только морские. Разыгрывали сражения, пользуясь подсказками из будущего, взяв за образцы штабные игры советского флота.
Глава двадцать шестая. Богемский гамбит
Важно уметь пожертвовать тем, кто Вы есть, ради того, кем Вы можете стать.Окрестности Праги 17 марта 1881 года(Чарльз Дюбуа)
Йозеф Филиппович фон Филиппсберг
У командующего Богемским военным округом много забот. Очень много. Но иногда надо находить время и для отдыха. Для отрады души у меня были вот эти охотничьи угодья, всего в четырех часах езды от Праги. Нет, было тут еще одно место, куда бы я ездил намного более охотно, но тратить почти сутки на поездку только туда… командующей моего уровня не может позволить себе такой роскоши! Во всяком случае, пока что. Выйду в отставку, тогда и выкуплю то имение, будет просто великолепная возможность охотиться в своё удовольствие. Тут, в охотничьем домике я всё-таки гость, пусть и почти на правах хозяина. Еще утром подстрелил косулю, сейчас ее готовят. Хотел выйти на кабана, но не в этот раз. Лесничий так и не нашел следов. Хотя один матерый вепрь тут имеется, следы я видел, только очень давнишние. Маркус обещал сообщить, как только найдут лежку этого гиганта, охота должна будет быть интересной! Впрочем, сегодня я тут не только для этого. И всё этот неугомонный капитан Ауффенберг. Я знаю его еще со времени проведения операции по присоединению Боснии, весьма толковый офицер Генерального штаба. Так получилось, что на нем лежала координация взаимодействия различных подразделений, командиры которых, к тому же, были весьма враждебно настроены друг другу. Я подозревал, что будут конфликты, но Мориц сумел навести почти прусский порядок, чем меня и удивил, и порадовал. В нашей многонациональной армии конфликты между подразделениями из разных частей государства не такая уж и редкость. Я лично подписал наградной лист на Военный орден Марии-Терезы. Считаю, что заслужил. Конечно, сражения не было, может показаться, что я так выделил фаворита, но… перемещение большого количества войск само по себе сложная военная операция. И хотя бы часть ее прошла без сучка и задоринки. Нет, определенно этот офицер заслужил моего внимания. Но месяц назад он пришёл ко мне с предложением, которое заставило меня серьезно задуматься. Да, я видел в нем толкового исполнителя, честного и преданного императору офицера, обладающего определенным уровнем военного мышления, но то, что он задумал… Тогда я связался с единственным человеком, которому мог доверять, во всяком случае, именно в этом случае. Благо Кошице, в котором он служил не так уж далеко от Праги, по меркам нашей империи, конечно же. И я рад, что мой боевой товарищ отозвался. Тем более, он тоже принимал участие в присоединении Боснии под моим командованием, оказалось, что Ауффенберг ему знаком. Георг Риттер фон Кес руководил Эвиденцбюро, то есть был во главе нашей разведки, после неудачной войны с пруссаками на него навешали собак, он ушел в отставку, одно время даже руководил Терезианской академией, вот только педагог из него намного худший, нежели разведчик. Сейчас он был комендантом Кошице. Но бывших разведчиков не бывает! Так что сейчас они с Морицем охотятся на зайцев. Если же говорить по существу, то обсуждают план капитана Ауффенберга. Впрочем, приближается время обеда, они должны были к приему пищи вернуться. Ха! Я прав! Георг пунктуален как швейцарский хронометр! Вот они выходят, у каждого даже по зайцу! Очень хорошо! И прогулялись, и видно, что потратили время не зря. Лесничий заглядывает, киваю головой в ответ на незаданный вопрос. На стол можно накрывать. Мориц заходит первым, отдает добычу в руки Маркуса, он чуть выше среднего роста, весьма плотного телосложения, лицо грубое, черты мощные, тяжелый волевой подбородок, густые брови, мощные надбровные дуги, защищающие небольшие глаза, глубоко утопленные в глазницах. Типичный рыцарь-тевтонец, как будто вырвавшийся из прошлого да попавший под мое начало. Капитан носит роскошные усы и при просмотре документов надевает очки. А вот полковник фон Кес совсем другой типаж — аристократическая утонченная внешность. Он невысок, субтильного телосложения, вот только голова непомерно большая, этот эффект еще усиливается за счет по-юношески густой шевелюры. Но черты лица тонкие, весьма приятные. Так что слухи о его амурных похождениях в молодости имеют весьма серьезные основания. Такие умеют нравиться дамам, кружить им головы, что же, в деле разведки уметь обаять нужную особу — дорогого стоит. В это время на стол ставятся закуски, вино, вот хозяин подает суп из косули. По местному обычаю суп налит в буханку хлеба, из которого заранее удалён мякиш. Ну что же, это вкусно! Мы втроем рассаживаемся за столом, жена лесничего заносит еще и жаркое, после чего нас оставляют в покое. Отдаем должное вину. У хозяина этого поместья отличный погребок, а его лесничий уже изучил мои вкусы и предлагает только лучшее. Впрочем, сегодня он выставил на стол кувшинчик вина, про которое сообщил, что это совершенно новый сорт, который привезли откуда-то из Валахии, и убедительно рекомендовал нам его к супчику. Вино оказалось весьма приятным и легким, с очень симпатичными фруктовыми нотками. Молодое, но весьма достойное. — Что скажете о сем напитке, господа? — поинтересовался я у полковника. Георг чуть наморщил лоб, он всегда так делает, когда задумывается. — Недурно, Йозеф, весьма недурно. Правда, я не уверен, что при выдержке букет сохраниться. Это вино хорошо, как хорошо молодое бордо. Настоящий выдержанный напиток свой вкус меняет, думаю, после пяти-шести лет в дубовой бочке это вино не будет столь же оригинальным и интересным. — Прекрасно подходит к этому супу, мой генерал. — произнес Мориц. И мы снова отдали дань еде и вину. К жаркому разлили божоле урожая семьдесят первого года. Тоже оказалось весьма недурственно. Утолив голод, мы пересели к камину, вооружившись сигарами. Серьезный разговор в клубах дыма… Тоже какая-то, да маскировка. — Итак, Георг, что скажешь? — Молодой человек, вы меня порадовали вашей запиской. Уровень анализа весьма неплох. Выводы не бесспорные, но тем не менее, обозначили важнейшую точку противостояния в Европе. И в том, что задуманная вами операция весьма авантюрна… Да… Но я согласен с тем, что выгоды могут значительно превзойти возможные риски. Конечно, такая степень автономности агента не предусмотрена никакими правилами. Но… почему бы не рискнуть? Финансирование не такое уж и большое. У меня есть доступ к одному фонду. В общем, деньги перейдут через несколько посредников, так что никто с Эвиденцбюро вас не сможет связать. Если всё получится… Нам с вами, Йозеф, большие такие плюсы перед императором, а вы, молодой человек, примерите генеральские погоны, уверен в этом… — Думаю, нам надо начинать операцию прямо сейчас. Время не ждёт. — произнёс Морис Ауффенберг. — Согласен с вами, господа, раз у тебя, Георг, нет возражений, с этого дня операция начинается.
Мориц Фридрих Йозеф Ойген Ауффенберг (еще не фон Комаров, он же Полковников)
Я попал сюда под Рождество, сюда — это в тело капитана австро-венгерской императорской армии. Как говориться, ошибочка вышла! Впрочем, мало удивляюсь. Хорошо, что не в одноногого нищего-гея, живущего под Бруклинским мостом. А так, офицер Генерального штаба, поскольку меня в эту эпоху хорошо так погрузили, память достаточно быстро выдала справку кто это и что это. Сейчас я на штабной работе, потом получу повышение, уйду в штаб дивизии, потом дадут под команду полк, а в 1900 уже первое генеральское звание и командующий пехотной бригады. А еще через десять лет в подачи еще не убиенного в Сараево Франца Фердинанда стану военным министром Австро-Венгерской империи. Это пик карьеры, которая стремительно пойдет вниз сразу с началом Первой Мировой. Мой персонаж одержит победу над русской армией под Комаровым, за что получит приставку фон Комаров. А потом будет жесточайшим образом бит. Снят с должности, обвинен во всех поражениях имперских войск и недостаточной подготовке к войне. Арестован и с треском уволен из армии. Не самая плохая карьера, только от моей цели — выяснить и ликвидировать угрозу темпорального шторма, из-за которого происходят странные энергетические прорывы, эта карьера никак не способствует. Когда я осознал себя перенесшимся? Так во время хорошей такой рождественской попойки. Вот только стало мне после нее очень и очень нехорошо. Благо, как-то добрался к себе на квартиру, где приказал денщику сделать много сладкого чая и принялся себя отпаивать… увы, не смотря на рекомендации центра, помогло мне это мало. Думаю, из-за того алкоголя, который принял мой донор перед моим вселением. В общем, повезло только в том, что попал в крепкое и относительно молодое тело. Двадцать девять лет. Телосложением напоминаю крепкого бычка, мордой — тупого тевтона. Отвратное зрелище! Но, что имеем, тем и играем. В общем, реабилитация заняла три дня, все это время лежал в постели с температурой, гарнизонный доктор хотел отворить кровь, был послан. Мой немецкий хреновый немецкий, скажу я вам, английский у меня был по профилю, французский как факультатив — в моей карьере пришлось побывать как раз в тех жарких странах, где лягушатники гнобили всяких там. А немецкий — это так, был у меня товарищ, который по дойчам специализировался. Он на мне произношение ставил. А как лучше всего тренировать язык? Обучая ему кого-нибудь. Вот этим подопытным товарищем я и оказался. Какая первая задача попаданца? Не отсвечивать! В общем, за три дня было выпито ведро чая с сахаром, кстати, он тут кусковый и умеренно сладкий. Каждый вечер — горячая ванна и все равно меня конкретно так трусило и мутило. В конце третьего дня я вообще потерял сознание. Проснулся от того, что доктор Кауфман таки сделал мне кровопускание. Тем не менее, думаю, он меня этим спас от инсульта. Редкий случай, когда я был ему благодарен за эту варварскую медицинскую операцию. В общем, алкоголь — зло! А если ты еще и пьешь его неумеренно да в компании таких же отъявленных выпивох… Да еще на Рождество… Еще три дня я провел под наблюдением местного эскулапа, который расчувствовался из-за того, что я поблагодарил его и извинился за то, что послал ранее. Ну чего там, с меня не убудет, а доктору все-таки будет приятно. Впрочем, это сыграло мне на руку — я имел репутацию вспыльчивого, но отходчивого офицера, да еще и отличного стрелка. Настолько меткого, что на дуэль меня никто вызывать не рисковал. Знали, погорячусь, а потом извинюсь, если был неправ. А если был прав — лучше со мной не связываться. А тут вообще-то надо было бы проверить, насколько искусство стрельбы мне не изменило. У меня-то навыки на уровне, но с местным оружием надо полагаться на рефлекс тела. В общем, три дня я изучал историю жизни и навыки своего донора. Потом понял, почему занесло именно в него… Чем-то мы были похожи, имею ввиду по внутреннему мироощущению. Честный служака, который делал всё, что было в его силах, чтобы на своем посту выполнить свой долг так, как он считал, будет лучше всего. А тут еще знакомство с Францом Фердинандом, который еще не был наследником престола. Даже в перспективе. В общем, на четвертый день после слияния я уже говорил на немецком как истинный австрияк, при этом стараясь избегать англицизмов, которые так и просились на язык. Так и спалиться недолго. В Праге у моего тела была любовница, богемская баронесса. Она сильно переживала за мое состояние, намного больше, чем за своего супруга. Приход ее на четвертый день и стал тем самым испытанием, после которого я понял, что пора уже и что-то делать. На появление баронессы тело отреагировало. Я — нет… сказался больным. Но вёл себя образцовым пай-мальчиком. Еще один день, и я вышел на службу. За время «болезни» я потерял четыре килограмма веса, имел довольно плохонький видок, но при этом старался притворяться, что все в порядке и вообще держал хвост пистолетом. За неделю я составил план, который должен приблизить меня к моей цели. Итак, что мы имеем? После катастрофы на объекте в прошлое отправился пожилой историк, а вот попал он в кого-то или нет — это еще тот вопрос. Была одна теория, что имеет место обратное воздействие, то есть, кто-то пытался пробиться из ЭТОЙ реальности в мою ТУ реальность. А тут оно все наложилось, получился мощный энергетический прорыв, который имел вид энергетического шторма. Теперь надо было выяснить несколько вопросов: был ли тут подобный катаклизм, если был, то что тут произошло, где и как история стала отходить от своего магистрального пути. И кто стоит за изменениями. И к чему это может привести. Моя цель — найти человека, который стоит за этими изменениями и устранить его. Вот так, и никак иначе. Иначе МОЯ реальность может перейти в разряд нестабильных, с флуктационными темпоральными прорывами. И к чему это может привести, страшно даже представить себе. Обложился газетами за три года. Ну вот и нашел точку бифуркации с катастрофой. Санкт-Петербург! Взрыв в Зимнем дворце, произведенный Степаном Халтуриным. Ну да, в МОЕЙ реальности никто из царской семьи не пострадал. А тут — совсем другие дела! Смотрю — а дальше совсем все пошло не так, как было по прошлому. Михаил, ставший императором после проведенного Земского собора, стал стремительно реформировать царскую Россию. И теперь главный вопрос: это он сам, или за ним кто-то стоит? Вообще-то Академик должен был попасть в Александра Александровича, сына императора и будущего императора Александра III. Но получилось ли? И что, он попал в Михаила Николаевича? И что, это его деятельность привела к тому кошмару, что у нас в МОЕЙ реальности твориться? Понимаю, что из Праги я ответ на эти вопросы вряд ли получу. Значит, надо было искать путь в Питер. Ой, какой-такой Санкт-Петербург, столицу же опять в Москву переносят! В общем, все, что вижу из прессы, так это то, что вокруг российского императора фокус темпоральных изменений. И что у меня? А то, что я имею возможность сделать всего один выверенный укол, но он должен решить проблему. Как я буду знать, что проблема решена? А вот оно — газеты из России, там говорят о фиолетовых необычных шаровых молниях в окрестностях северной столицы. Люди пропадают. Не так чтобы много. Но то тут, то там… В общем, если после акции этих энергетических всплесков не будет, вот и станет ясно, что свою работу я сделал. А вот для того, чтобы знать, надо не только провести акцию, но еще и остаться в живых. Уйти. А это и намного сложнее. И требует хорошей профессиональной подготовки. Впрочем, впервой ли? То-то, что не впервой! Значит, нужен план! В наших делах, Фикс, план, самое главное! Из какого это мультфильма? Не помню, честное слово! Меня совсем другим пичкали. Седьмого января меня опять посетила баронесса, к взаимному удовлетворению. А еще через неделю я закончил составлять проект, который решил представить генералу Филиппсбергу. По роду своей службы я два раза в месяц обязан предоставить доклад генералу лично. И Йозеф никогда не манкировал своими обязанностями — доклады он у подчиненных принимал, изучал, задавал уточняющие вопросы. Никогда не складывал их в ящик стола. Настоящий служака, не выдающийся полководец, но обычный средний генерал, достаточно компетентный на фоне многих своих сослуживцев. Так и было. Отчитавшись, выслушав доброжелательный вопрос-уточнение, я попросил у генерала еще несколько минут внимания и подал свой меморандум, который начинался с грифа «Совершенно секретно». Тут я увидел, как добрый дядюшка, которого напоминал генерал Филиппсберг мгновенно преобразился, став походим на хищного зверя, даже его бакенбарды стали напоминать гриву льва, готового к броску. Прочитав документ, Йозеф Филиппович тут же стал смотреть на меня, внимательно оценивая. — Капитан, от кого-кого, а от вас я столь авантюрного плана не ожидал. Мне необходимо подумать. Заберите документ. Я подумаю, с кем посоветоваться. Понимаю, почему вы не хотите задействовать коллег из одного бюро, ваши подозрения могут быть небеспочвенны. Более того, они весьма обоснованы. Мне надо время. Скажем так, ваш следующий доклад через десять дней, не так ли? Прекрасно. На него вы и принесете этот меморандум. Как я понимаю, с ним никто, кроме вас и меня, не ознакомлен? — У наших прусских соседей говорят: что знают трое, знает и свинья. — беззастенчиво стыбрил реплику у Броневого[190]. Генерал усмехнулся. — Всё-таки, третий будет, капитан. Но я думаю, смогу за него поручиться, как за себя! — Я знаю, генерал, у наших северных соседей говорят: «сообразить на троих». — В каком смысле? — удивился Йозеф Филиппсберг. — Они считают, что водку лучше пить втроем, так что это сообразить означает, что они собираются, как минимум, втроем, чтобы напиться. — Капитан, перестаньте меня смешить. Ладно. Я же сказал, что подумаю. Вы свободны. А потом мой меморандум оказался у зубра разведки в отставке, самого Георга Риттера фон Кес. И теперь я получил возможность и средства для проведения своей собственной операции. Хм… Удивите меня, господа хорошие!
Глава двадцать седьмая. В прицеле!
Найди цель, ресурсы найдутся.Санкт-Петербург. Ресторан «Палкинъ» 24 мая 1882 года(Махатма Ганди)
Мориц Фридрих Йозеф Ойген Ауффенберг (Полковников)
Проходя в кабинет не удержался и взглянул на себя в зеркало. Узнать меня было невозможно. Во-первых, я изменил прическу, меня так раздражали эти прилизанные волосы под бриолином и прямой пробор прямо посреди головы, сказать вам не могу, насколько! Кроме того, что я побрил голову, я еще и завел себе роскошную окладистую бороду, став похожим на какого-то богатого купца-старообрядца. Удивительным образом у меня улучшилось зрение, так что про очки я тоже забыл. И этот образ был мне вполне по душе. Напоминаю о себе, меня зовут Николай Степанович Полковников, я полковник ФСБ России, нахожусь в теле австрийского офицера Генерального штаба в отставке, капитана Морица Ауффенберга. Меня забросили в это время с единственным заданием: устранить причину спонтанных энергетических прорывов, угрожающих самому существованию МОЕЙ ТОЙ реальности. Марк Соломонович показал мне расчеты, правда, оговорился, что они могут быть не точными, но по худшему из сценариев, через пять лет наша реальность могла стать абсолютно нестабильной, а энергетические катаклизмы просто уничтожить всё живое на планете. Я тогда спросил, какова вероятность этого сценария. Пять лет — семь процентов, десять лет — девять процентов, тринадцать лет — девяносто четыре процента. Я уже тогда все для себя решил. Попав сюда совсем не в тот персонаж, что предполагалось (моей целью был фон Плеве), я понял, что необходимо что-то менять. 20 марта прошлого года я вышел в отставку по состоянию здоровья. Но по Праге, с подачи моего командующего, Йозефа Филипповича стали ходить слухи, что причиной отставки стала финансовая нечистоплотность. Вскоре я устроился военным корреспондентом либеральной газеты “Die Presse”. Несколько весьма неплохих обзоров и предсказаний локальных конфликтов сделали меня чуть-чуть известным. И вот уже с октября 1881 года я в Санкт-Петербурге. Почему не в Москве? Потому что мне надо было оказаться поближе к источнику февральской катастрофы 1880 года, тем более, что нашлись бы и свидетели, и вообще, информация имеет свойство распространяться, но мне нужен был именно источник ее распространения, эпицентр. И именно тут и следовало искать. Как говориться: пилите, Шура, гири, они золотые
* * *
9 сентября 1882 года Санкт-Петербург. Гостиница ЗнаменскаяЭто было не просто сложно — это было архисложно. В любом случае, я оказался именно в том месте и в то время, когда мог бы выполнить свою миссию. 11 августа Константина Николаевича выбрали царем Болгарии. Это был тот еще фортель! Как это удалось Михаилу? Дело в том, что управление в Болгарии было откровенно паршивым, вы думаете, случайно болгарская знать все чаще стала осматриваться на Австро-Венгерскую монархию? Черта с два! Но всё сменилось в самом начале 1881 года. Туда был отправлен Лорис-Меликов, человек либеральных взглядов, и при этом великолепный администратор. А полномочий у него было! Вот тут всё пошло наперекор моим, типа, австрийцам. Полтора года под рукой одного из талантливейших государственных деятелей, и Болгарию стало сложно узнать. Турецким башибузукам, периодически пробующим пределы княжества. А потом проследовало провозглашение Болгарского царства 3 марта 1882 года и выборы царя, назначенные на август месяц. А чтобы турки не сильно сопротивлялись, две пехотные дивизии высадились в Варне. Для укрепления дружеских отношений между нашими государствами. Ну, поорала западная пресса про нелегитимность выборов, ну и что с того? Послали их с высокой колокольни. Кроме того, Константин Николаевич был известен довольно либеральными взглядами, и ущемлять интересы местных помещиков и купцов не собирался. Так что договорились полюбовно. Ну а то, что пропало два или три проавстрийских политика, так ведь башибузуки башибузукают, бывает… А что еще тут говорить? Разве что надо было учитывать, что в сей день у царя Болгарии день рождения. И в этот же день, после банкета, должен был он отправиться брать царство в свои руки. И по слухам, Михаил Николаевич должен был не только брата поздравить с сим праздником, который, по обычаям, праздновался не столь торжественно, сколь именины, но и провести Константина в дальнюю дорогу. Для меня вопрос был в том, захотят ли братья посетить Знаменскую церковь? Вроде как, по традиции, должны были туда на молебен пройти. Традиция дело такое… тонкое. Нарушишь, потом будешь локти кусать. Тут опять-таки, вторая попытка у меня. Первая не удалась полтора месяца назад. Слишком хорошо императора охраняют. Никакого шанса на выстрел. И выстрел у меня будет один. Было бы хорошо сделать два. Два выстрела — два трупа, переизбрание царя Болгарии, и вернется история в круги своя. Но я-то вижу, что охраняют государя совсем не так, как это делалось в то время, тут видны черточки из другого времени. Я тогда только понял, что проверяют дома на предмет снайперской засады. Хорошо, что моё расстояние было примерно семь сотен метров. Для моего оружия это не предел: на бездымном порохе и все восемь сотен подавай — рассеивание пару сантиметров будет. Ушёл я тогда, из соседнего дома видел, как мою несостоявшуюся лежку обыскали, да ничего подозрительного не нашли. И вот еще один шанс, надеюсь, последний. Я взобрался на чердак гостиницы «Знаменская». Помогли добрые люди. За копеечку малую. Ну, не такую уж малую… Винтовку Бердана №2 с оптическим прицелом я притащил сюда заранее в разобранном виде и уже собрал. Пристрелял ее уже давно. Нет, в свободной продаже ее не найти, но у нужных людей всегда найдется чем порадовать одинокого ганфайтера. Кстати, оптический прицел мне собрали еще в Праге. А вот примостить его на Берданку — это уже мое личное творчество. Пули тоже чуток доработал. Опробовал. Без шанса. Главное — попасть. А с меткостью у нас всё даже весьма и весьма прилично. Вот и вроде началось — кареты, среди них парочка блиндированных, тащат их серьезные такие лошадки-тяжеловозы. Хороший ракурс. Таки будет посещение собора! Вот только что-то мне движняк у собора не нравится. Слишком много ненужного и целенаправленного движения. Что? Не я один такой умный? Отрываюсь от оптики. Точно! Что-то неправильное творится на площади. Очень неправильное. Ну ничего, мне работу делать надо. Не упусти клиента, Геша[193]… А вот и оно, императорское величество, прости меня, Коняев, так для дела надо… Много ты хорошего сделал, но опять-таки, нельзя по-другому. Оптика делает свое дело. Стеклышко аккуратно выдавлено заранее. Четкость-то какая! И палец ложится на спуск.
Эпилог
Подмосковье. База Проекта «Вектор». 11 сентября 2023 года.— Марк Соломонович! Закончили расчеты. Данные обработаны. Это просто что— то невероятное! Лицо Клавочкина, эмэнэса, горело энтузиазмом. Но вот научный руководитель проекта, академик Гольдштейн смотрел куда-то вдаль. И только после повторного возгласа сотрудника изволил поднять на него глаза. Больше всего Марка выводило из себя вынужденное безделие. Отправив Полковникова в прошлое, ничего сделать они уже не могли. Им резко обрубили финансирование. И все силы уходили только на поддержание аппаратуры слежения за той самой нестабильной реальностью. Вот только, как оказалось, в темпоральном поле нестабильность — болезнь заразная и угрожала накрыть эту реальность подобно цунами. И от такой ударной волны никакое бомбоубежище не спасет. А без новых данных теория темпорального поля никак не складывалась. Вот и проваливался академик в депрессию. Правда, на крики сотрудника отреагировал более-менее адекватно. — Ну, что там! — Нестабильная! Вот, смотрите! Она закапсулировалась! Вот! — То есть? — Ну, стабилизировалась и закрылась. Мы теперь туда пробиться не сможем. Видите, какая она получается… Как толстый канат! И отростков у нее мало, идет по одной дороге, практически не бросает вариантностные ветки. В общем ведет себя… — Как осевая реальность! Вот как она себя ведет, точно так, как наша, в которой хилые вариантности. Только узлы почти без отклонений! — Илюша, а когда у нас должен быть по прогнозу выброс? — Завтра — средний, двадцатого — малый и двадцать второго еще один средний. — Вот и сидим на попе, и не рыпаемся… Ждем. — Сколько ждать, Марк Соломонович? — Три месяца! До сильного, он ведь на 21 ноября планируется? Если не будет никакой флуктуации, тогда можно доложить начальству, что проблема решена. А раньше — ни-ни! Упаси Боже! — Долго-то как, а… — Нет. Я сказал! А ты подумай, как начальник отдела, как нам все-таки в изолированную реальность заглянуть, хотя бы в пол-глазика! Очень надо понять, что там случилось! Очень… — Дык я же только младший, куда мне отдел? — Куда скажу, туда и отдел. А с этого дня ты старший научный сотрудник. И руководитель отдела. Твоя идея сработала? Значит новую придумывай. А я спать пойду. Надоело всё… — соврал Марк Гольдштейн, ничего его так сильно не отвлекало от сна, как новая интересная задача. А перед тем как ехать домой, все-таки набрал куратора. — Валерий Николаевич, боюсь сглазить, но вроде как получилось. Проверка по протоколу. Первые данные — неделя. Окончательные через три месяца. — Как и договаривались. Работаем по протоколу. Слова сухие. А вот тон был совершенно другим. «Точно, припрется генеральская морда коньяк на радостях трескать. Так я и не против».
Винница-Харьков 2022.
Влад Тарханов, Игорь Черепнёв Михайловаичи 4 Цена империи. Выбор пути
Пролог
Его Величество вышел из кабинета и твердой походкой направился к лестнице, ведущей на первый этаж. Гвардейцы взяли на караул и застыли, похожие на блестящие безмолвные статуи. Краем глаза оценил их привычную выправку. Показалось? Слишком уж картинно тянутся, неужели показывают свое презрение? Столько лет не смотрел на этих напыщенных болванов, чего это вдруг сегодня сподобился? Неужели мне все еще не всё равно? Нет, насрать! На их мнение — точно. Ради своей семьи я должен уйти. Не ради спасения собственной жизни, чего уж там… После отречения за мою шкуру и гроша ломаного не дадут. Тем более, что отправляюсь под домашний арест. Даже выехать к родственничкам не дают. Да и родственники у меня! Говно, а не родственники! Ну, как говориться, сам виноват, лично отбирал. Спорный момент… Еще пять шагов — и лестница. Каков символический момент — спускаюсь, и через двадцать шесть ступеней превращаюсь в обычного гражданина! Хха… Так всё просрать! И всё только потому, что не хотел большой крови. А как теперь ее, кровушку остановить? Спускаюсь нарочито неспешно, нечего им тут торжествовать, и так уже от демонстрантов с их криками «Долой монархию!» уши закладывает. Долой, говорите? Так, посмотрим, как потом будете жалеть о короне, которую отвергли… Плевать! Каждый делает то, что в его силах. Я же остановить это бессилен. Бросить гвардию в бой, картечью расстрелять это мясо, заполнившее площади столицы? Предлагали. Только я после этого править не смогу. Пора! Последняя ступенька! А вот и карета, уже и герб с нее ободрали, сволочи! Ну что, ехай! В последний путь… Что-то я сегодня в траурном настроении. К чему бы это?Часть двенадцатая Нам с ними не по пути!
Штука не в том, чтобы тебя при входе приветствовала толпа — приятно войти всякий сумеет, — но чтобы о твоем уходе жалели. Счастье редко сопутствует уходящим: оно радушно встречает и равнодушно провожает.Бальтасар Грасиан.
Глава первая Цель
Первым стреляет тот, кто стреляет первым, остальное придумывается в оправдание, если застрелили не того или не тех.Санкт-Петербург. Гостиница Знаменская. 9 сентября 1882 года.Анатолий Азольский.
Мориц Фридрих Йозеф Ойген Ауффенберг (Полковников)
Когда человек готов выстрелить, он стреляет, я помню эту истину, которую в меня вбивал Саныч — инструктор по огневой подготовке еще в школе КГБ, самого страшного сочетания букв в мире. Потом я сам повторял эту истину своим подчиненным, вдалбливая, как дятел вбивает в дерево клюв. Готов стрелять — стреляй! У меня всё готово: чердак, лёжка, пути отхода, приоткрытое окошко. Я очень четко представляю сектор обстрела, поэтому полностью открывать окно нет необходимости. Оно чуть-чуть приоткрыто. И еще одно стекло аккуратно выдавлено. На пути пули ничего не должно стоять. Вся проблема во мне. Я стрелять не готов. Я постоянно говорю себе о том, что должен, должен, но почему-то во мне бродят сомнения: правильно ли я поступаю. Не скажу, что этот желчный и довольно противный старик вызывал во мне чувство симпатии. Академик, Михаил Николаевич Коняев был тем еще типком, но при этом ему нельзя отказать в уме и сообразительности. Сейчас он в теле Михаила Николаевича Романова решает целый ряд нетривиальных задач, стараясь протолкнуть Россию по пути прогресса. И я должен его устранить, потому что его вмешательство в Историю слишком сильно ломает ход времен. Что-то наши ученые намудрили с этой парадигмой: человек и история. Что-то великому Хроносу не нравится в личности этого историка, настолько не нравится, что мне пришлось попадать в это время и теперь устранять причину… Вот только прав ли мой знакомый гениальный ученый, ставший куратором проекта «Вектор» Марк Соломонович Гольдштейн? Неужели вся причина в самом попаданце Коняеве? Может быть и не в нем, но меня уверяли, что прекращение воздействия на эту ветвь времени — физическое устранение причины изменений даст стабилизацию темпорального континуума, вернет все на круги своя. А если Марк Соломонович не прав? Он что, не ошибается никогда? А если не прав я, и я просто не сумел вычислить Академика, а император Михаил — всего лишь ширма. За которой прячется умелый кукловод? Настолько умелый, что я не смог его обнаружить? Я — это Николай Степанович Полковников. Мне пятьдесят шесть лет. С восемнадцати лет в армии, потом школа КГБ, потом спецкурсы, потом выполнение поручений самого разного толка за пределами нашей Родины и не только. Но там столько стоит отметок о секретности, что о моей работе и внукам-правнукам рассказать не буду иметь права и возможности. Когда началась работа над проектом «Вектор», я стал руководить службой безопасности на секретной базе в Подмосковье. Обеспечение секретности — это наше всё. Тем более, когда речь идёт о столь неординарных проектах. Подобные исследования идут в Англии, Германии и Японии. Есть инициативная группа в Италии, самое интересное, что в США это направление исследований не финансируется, находится под запретом. А то вдруг кто-то чего-то там натворит и Pax Amerika рухнет по неосторожности? В общем, я стал вскоре отвечать не только за безопасность, но и за отбор кадров, потом мою должность определили как Выпускающий. Серьезно расширив при этом рамки полномочий. Это случилось после первого удачного запуска в прошлое, когда в теле комбрига Виноградова оказался молодой парень Андрей Толоконников[194]. Можно сказать — наша первая, и пока что единственная стопроцентная удача. А после первого успеха мы решили, что держим удачу за косу. Оказалось, что только за хвост, и еще, этим хвостом Госпожа Удача нас и по мордасам хлещет! До Толоконнкова был целый ряд неудачных запусков, после него тоже три провала. Нет, психоматрицы людей мы уверенно отправляли в выбранное время! Но вот удержаться, захватить сознание, подчинить себе или слиться с телом, которое эта матрица попадает, удавалось очень-очень редко. Чаще всего человек в прошлом сходил с ума или же умирал. Думаете, наука — это поле, усыпанное розами? За нашим проектом выросло маленькое кладбище в лесу. И каждый из тех, кто там лежит — на моей совести! Катастрофа, которая случилась с Академиком — это тоже и мое личное фиаско. Я не знаю, как не получилось проконтролировать всё, но Коняев уходил в прошлое под реанимацию и еще и с музыкой — энергетический заряд невиданной мощности пробил все защиты нашей операционной базы, аппаратура сработала в нештатном режиме и забросила Михаила Николаевича в Михаила Николаевича, только Романова, черт бы его побрал! А в МОЕЙ реальности начали появляться всполохи неизвестной энергии, которые грозили катастрофой. И теперь я здесь, чтобы этот катаклизм, который наверняка произойдёт, предотвратить. Картина Репина «Приступим». Что, нет такой картины у Репина? Значит, художник был неправ, и мы ему такую картину обязательно закажем. Ладно. Внимательно осматриваю площадь. Место выбрано правильно. Если император пойдет в церковь — тут всё как на ладони. Если же к вокзалу — выстрел будет на предельной дальности — чтобы попасть наверняка. Тут все будут решать считаные секунды. И расторопность охраны. Вот подъезжают кареты. Охрана суетиться, видимо, заход в церковь не планировался. На площади и у церкви толпа зевак, которую тоже надо контролировать. Значит, верно рассчитано — не успеют они и гостинице уделить должное внимание. Надеюсь, что приоткрытое окно их не насторожит. В этом времени снайперская охота из винтовки на первых лиц пока еще неизвестный прием. Нищие, юродивый на паперти, вот, выходят: Михаил и его брат Константин, ехали в одной карете. А их жены? Вижу! Интересно, свою любовницу Константин в Болгарию тоже потащит? Мелькнула мысль и исчезла за гранью сознания. Сейчас только о деле. Есть цель. Есть инструмент. Есть готовность выстрелить. А вдруг попаданец — это Константин? Выставил вперед младшего брата, сам в опалу — в Америку, вернулся с ворохом ценных контрактов, теперь опять на периферию — в Болгарию? Нет… Не сходится, у него никаких изменений в характере. Всё тот же «брат Костя». А вот личность Михаила … это да… Константин закрывает брата. Нет, его не хочу. Не уверен, что одним выстрелом обоих. Так. А что это за движение? Один. Два. Три, нет, еще четвертый и пятый… они целенаправленно двигаются к царственным братьям. Что за ерунда? Смотрю в оптический прицел, точно, есть некто… неужели — очередное покушение на Михаила? Но саквояжей нет, что, нападение с револьверами? Может быть, мне и стрелять не надо будет? Всё сделают за меня? Смотрю, только вот это движение мне совершенно не нравится. Так… Стрельба начнется. И что? Блин! Охрана их должна взять, вот, телохранители, вот, вижу, как несколько… один, два, три агента в штатском тоже обращают внимание, начинают движение на перехват. А что охрана там курит? Надо же первых лиц обратно в карету, которая, наверняка, блиндированная, а карета отъезжает, сейчас на место прибудут дамы! Вот, и не говорите мне, что всё зло не от женщин. Дуры, сейчас вас будут убивать вместе с мужьями. Так! А все-таки… Я быстро оцениваю обстановку и понимаю, что мне режет глаз — это впечатление, что эти пятеро всего лишь расчищают сектор для выстрела, сейчас начнут — поднимется паника, несколько секунд, когда охрана и император застынут в замешательстве, надо же принять какое-то решение, оценить обстановку. И этого хватит, чтобы выстрелить откуда? Смотрю внимательнее. Вот оно! Карета. Обычная черна карета. Только без стекол. Окно завешено шторкой. Отодвинуть занавесочку — стреляй, не хочу. Даже если карабин, то стрелок должен быть в углу кареты. И сигналом начала атаки — открытая шторка! Вот она отодвигается. Я краем глаза ловлю движение, которым достают оружие, ждать времени нет. Ловлю угол кареты в прицел. Выстрел. Быстрая перезарядка. Еще один выстрел, успеваю выстрелить еще раз. Со звоном разлетается окно… кто-то заметил мою позицию. Пора сваливать!Полтава. Бобрик. Поместье Масюковых. 25 сентября 1882 года.
Степан Максимилианович Мостицкий (Полковников)
В поместье Масюковых, богатых полтавских помещиков, я приехал по делу. Точнее, надо было подтвердить свою новую личину. Я дальний родственник Мостицких из Межаново, мой отец — активный участник восстания 1863 года, который эмигрировал в САСШ, мне же показалось интересным вести бизнес в России. Планирую приобрести имение на Подолье, недалеко от Винницы. Хочу заняться разведением свекловицы и поставить там сахарный заводик. На сладкое потянуло, понимаешь! Вот и решил посмотреть, как все устроено у человека, который один из пионеров сего дела на Юге России. Было у меня и рекомендательное письмо от одного известного банкира, который подтверждал и мою платежеспособность, и мои деловые намерения. Семья капитана Масюкова оказалась весьма хлебосольной и гостеприимной. Уже неделю я изучаю сахарное производство, каждый день пропадая по шесть-семь часов на заводе. Сегодня же я еще и посетил один из лучших конезаводов на Полтавщине, конечно же, он тоже принадлежал семье мои приветливых хозяев. Особенно тепло меня приветствовала и обхаживала Клавдия Мироновна, супруга Данилы Андреевича, который был в поместье всего один день, а потом отбыл на службу по необходимости. Вишневые наливки — это что-то невообразимое. А еда! В моем времени я бы стал жирдяем, который не влез бы в маршрутку, а тут ем все такое мучное, жирное… и хоть бы хны! Воздух тут другой? Или, просто, дебильника нет под рукой? Приходится все пешочком или на лошади. Только не говорите, что ехать на авто в одну лошадиную силу — отдых. Та еще работа! Нет, мне и тело досталось совсем неплохое. Привычное к физическим нагрузкам, пусть и довольно однобоким, но комплексы я знал, так что удалось подправить дела. А тут еще бороду и усы сбрил, очки с толстыми стеклами, вот только стекла простые. Но они здорово внешность меняют. Учитывая, что фотографических снимков на паспортах нет, их заменяют описание внешности, подробное, но не настолько уж… Именно тут, в Полтаве, меня догнали газеты с известиями о происшествии в Северной Пальмире. Конечно, из газет мало что можно было узнать, учитывая, что печаталось только дозволенное. Но и этого хватило, чтобы понять и сопоставить разрозненные данные. Итак, на Государя и его брата было совершено покушение группой революционеров. К счастью, никто из Романовых не пострадал, а вот среди зевак жертвы были. Были бы больше, если бы террористы применили динамит или нитроглицерин. Пронесло. Погибло двое полицейских чинов, шестеро прохожих, множество раненых. Несомненная цель — император. Возможно, покушение было двойным. А вот о стрелявших личностях, и снайпере в карете — ни слова. Почему? Что это было? Что за группа? И как они смогли так близко приблизиться к охраняемым особам? Отобрал для выезда тройку скакунов. И одного для верховой езды. Оставил аванс. Пора начинать операцию по легализации в новой ипостаси. Прости, герр Аффенберг, твоя личина своё отыграла. Теперь пришло время появиться помещику-прогрессору. Что меня заставило стрелять не в Михаила, а в его убийц? А знаете, есть такое слово «интуиция». Я как-то сразу понял, что происходящее — неправильно. Вот поэтому и убрал опасность для Михаила. Насколько я понимаю, у меня есть еще два-три года для новой попытки. Если она понадобиться. А если предположить, что именно покушения на Михаила Второго стали фактором нестабильности? Если для течения времени работа Академика как раз стабилизирующий момент? Черт! Нет у меня в руках компьютера с нужной программой, чтобы всё рассчитать. Так что приходится действовать по наитию. А тут… если интуиция говорит тебе: «Не стреляй» — я не стреляю. А вот только сменил цель, как та же интуиция заорала «Огонь!», я сразу же и выстрелил! Теперь посмотрим, прав я или неправ. Проверка простая… Думаю, месяца через три-четыре все станет на свои места. Критерий истины в данном случае простой: если прекратятся спонтанные выбросы энергии в виде странных фиолетовых сполохов и таких же шарообразных молний, значит, Госпожа Интуиция меня не подвела. А пока что надо создавать себе легенду-прикрытие и набирать команду исполнителей. Просто потому, что охраняют императора и его приближенных почти по канонам двадцать первого века (конечно, если сделать скидку на современные технические возможности). Следовательно, понадобиться командная работа. А чтобы сколотить нужную команду опять-таки нужны деньги и хорошо проработанная легенда. Идейных противников самодержавия серьезно так к ногтю прижали. Хорошо, что есть собственные деньги и кое-что осталось от денег, выделенных австрияками. Единственное, что я так и не понял, так почему я должен делать то, что выгодно врагам России? Чтобы спасти Отечество? А спасаю ли я его? Не мог ли Гольдштейн даже не ошибиться, а подсунуть мне неверные данные? А если прав не Марк Соломонович, а Илюша Клавочкин, который предположил, что Катастрофа была вызвана воздействием извне? Даже из этой реальности? Дьявольщина! Получается, что я накручиваю ситуацию, доводя ее до абсурда. Значит, слишком мало данных. И ведь знаю, что не надо было мне спешить, но вот, только уткнулся в первую проверку на личность Михаила и тут же принял информацию к действию. Перепроверил. Трижды. Из разных источников. А надо было пять раз или десять! Как говориться: «Буратино, ты сам себе враг». И точнее не скажешь. А значит, пора с вишневым ликером заканчивать. И покинуть это гостеприимное место. В горле оно у меня сидит, доложу я вам.Глава вторая Ракетная
Ваши военные приготовления не только не потребуют от вас жертв. Наоборот, они явятся тем стимулом к увеличению индивидуального потребления и росту жизненного уровня, который не смогли бы дать вам ни победа, ни поражение нового курса.Москва. Кубинка. Полигон. 11 октября 1882 года.Владимир Ильич Ленин
ЕИВ Михаил Николаевич
Нечего плодить сущностей! Полигон под Москвой в Кубинке был делом решенным. За полгода его организовали и оснастили всем, что было необходимо. Вот только дороги туда так и нет — направление, размытое дождями. Хотя решение о строительстве дороги военным ведомством уже есть. И пусть попробуют мне! Сам их в асфальт закатаю! Рядом со мной едут Вячеслав Константинович фон Плеве — ставший министром внутренних дел, при этом значительную часть работы этого гиперобразования я с него снял. Главная зона его ответственности — общественное спокойствие, борьба с преступностью и соблюдение законности. Одна из главных негласных задач — противодействие террору. Впрочем, это главная задача и жандармов, шеф которых, Александр Александрович Фрезе так же находится со мной в карете. Как только мы отъехали от Кремля, я начал разговор: — Александр Александрович! Хочу сказать вам, что указ о создании Комиссии Государственной Безопасности уже готов. Так что могу поздравить вас Первым Комиссаром КГБ. — Фрезе благодарно кивнул головой и рявкнул: — Готов служить Императору и Отечеству! Надо сказать, что Фрезе выдвинул Тимашев, которому нравилась работоспособность и педантичность боевого генерал-майора, героя боевых действий в Болгарии. Тимашев прекрасно знал своего сослуживца, который фактически выполнял при нем работу начальника штаба отдельного жандармского корпуса, приобретя за эти два года необходимые навыки. А после недавней вынужденной отставки Тимашева по состоянию здоровья, Фрезе возглавил Третье отделение, как раз накануне его преобразования в отдельную комиссию с очень серьезными полномочиями. — Что скажите, господа хорошие, по поводу происшествия месячной давности? — за этим я их с собой и позвал. Не на пушки же смотреть, в самом-то деле! — Государь! Расследование проводилось совместными силами полицейского и жандармского управлений. Была создана совместная следственная группа из лучших специалистов. Установлены личности покушавшихся на вас, Михаил Николаевич. Основная группа — это шесть боевиков из недавно созданной в Швейцарии организации социалистов-революционеров, делающих свою ставку на террор. — начал доклад фон Плеве. — Вам известно, Государь, что выставленные по нашему требованию из Британии русские революционеры всех мастей перебрались в Швейцарию. Несмотря на то, что они находятся под надзором местной полиции, власти этой страны нашим врагам благоволят. Фактически, именно там сейчас и готовят боевиков для проведения новых террористических атак. — добавил Фрезе. — Насколько хорошо вскрыта их сеть? — Мы уверены, что почти вся сеть нам известна, удивительно то, что швейцарская полиция взяла некоторых русских революционеров под охрану. — Чему тут удивляться? Золото Ротшильдов делает чудеса. Уверен, что горную страну, неосторожно приютившую столь взрывоопасный контингент ждут весьма неприятные дни. Проработайте операцию совместно с Мезенцовым. У Сергея Николаевича тоже есть наработки по данному вопросу. Что еще? — Нами установлено, что эта шестерка была отвлекающей группой. — вновь вступил в беседу фон Плеве. — Вот как? И что стало ясно, Вячеслав Константинович? — Неподалеку от места атаки находилась карета со стрелком, вооруженным винтовкой с оптическим прицелом. На козлах находился еще один сообщник террориста. И вот тут самое интересное. Наши эксперты установили, что отвлекающая группа должна была расчистить траекторию уверенного выстрела для снайпера в карете. Но он был тяжело ранен, а его сообщник был убит. Интересная личность. Йоахим ван Райбек, по происхождению голландец, бур из Трансвааля, охотник, великолепный стрелок. Был нанят господином Вилли Штраухом для выполнения секретной миссии. — То есть, он не только на львов охотился? — Так точно, Государь, его главной специальностью была охота на людей. В джунглях, в том числе и каменных. Он приехал в Швейцарию, где провел боевое слаживание с группой эсеров. В августе разными путями они собрались в Санкт-Петербурге. Информацию получили от адъютанта Константина Николаевича. Но главная странность в том, что ранен этот стрелок был не нашими людьми. Никто из охраны его не заметил. Внимание привлекло падение кучера. Агент Широков утверждал, что видел выстрелы из чердака гостиницы «Знаменская». Он туда даже выстрелил дважды. Мы проверили. Действительно, на чердаке гостиницы нами была обнаружена позиция стрелка, две гильзы, винтовка Бердана с оптическим прицелом. Провели экспертизу, получилось, что именно из этой винтовки был ранен стрелок в карете, причем, выстрел производился вслепую, видеть стрелка с этой позиции снайпер в гостинице не мог. — И что вы думаете, господа? — Мы ищем ответ на этот вопрос, Государь. Личность вашего неожиданного защитника нам не менее интересна, чем связи группы Райбека. — Плеве как-то кривовато усмехнулся. — Кто нанял этого отважного бура, англичане? Сумели сыграть тонко? Стараются перевести стрелки на немцев? — По всей видимости да, Государь. Стараемся найти след по деньгам. Но пока ничего. — Фрезе развел руки, выражая недоумение. — Ищите, господа. Уверен, ниточки найдутся. В средствах не стесняйтесь. Нам точно надо знать, кто за всем этим стоит. И кто этому мешает. Моя поездка родилась из одного слова: КАТЮША! Как это я мог так опростоволоситься и занимаясь подводными лодками, крейсерами, разнообразной стрелковкой забыть о своей вотчине — артиллерии, а еще генерал-фельдцейхмейстером числюсь, donnerwetter, в смысле чёрт побери! Катюша, Град, Ураган, Смерч, в общем РАКЕТЫ!!!!! Мгновенно, обе составляющие моего сознания напряглись, подобно служебной собаке и после команды «фас» стали терзать, но не окружающих, а собственную память при этом, зачастую перебивая и мешая друг друга. Когда сущность, принадлежащая Коняеву привыкшая чувствовать себя хозяйкой попыталась начать первой, то была вынуждена замолчать и выслушать мини лекцию генерал-фельдцейхмейстера. Со знанием дела было озвучено состояние вопроса с боевым применением ракет бывшими и нынешними врагами отечества, начиная с сожжения Британцами Копенгагена, обстрелов Севастополя, гражданской войны в САСШ и заканчивая сегодняшним днём. Потом пришел черёд российским достижениям в этой сфере и прозвучали имена Засядько, Шильдера и Константинова. Кстати, при упоминании последней всплыли две весьма пикантные детали из его биографии, причём в нашем общем сознании и кои можно отнести к непредсказуемости судьбы человеческой. Во-первых, были весьма обоснованные основания считать генерала Константинова бастардом, чьим отцом являлся Великий Князь Константин Павлович. А во-вторых, среди псаломщиков, отпевающих раба божьего Константина, был и Николай Кибальчич, примкнувший в будущем к террористам из числа народовольцев и изготовляющий по их заказам динамит и бомбы. Впрочем, в данной реальности он сумел избежать участи своих коллег и вместо виселицы, отправился на всю оставшуюся жизнь работать в закрытую лабораторию по исследованию взрывчатых веществ. В общем, пришлось Коняеву снова брать власть в виртуальные руки и потребовать подвести черту. Получается, что почти все страны махнули рукой на реактивные снаряды и занимаются лишь классической артиллерией. Жирную точку в их дальнейшее применение была поставлена в 1879 году, когда британские боевые ракеты показали крайне низкую эффективность против атакующих зулусов. А сфера использования ракет сузилась до передачи каната на терпящее бедствие судно, охоты на китов или освещения местности и подачи сигналов. Выходит, что Россия осталась практически единственной державой, армия которой имела на вооружении ракеты и применяла их в бою. Но, как правило это приносило положительные результаты только против туземных армий, привыкших сражаться лишь верхом и не имеющих на своём вооружении артиллерии. А из отечественных так сказать ракетчиков, в строю остался только ученик Константинова, генерал-майор Виктор Васильевич Нечаев, возглавляющий Николаевское ракетное заведение. Маловато, однако будет. Можно конечно призвать в ряды непобедимой и легендарной графа Толстого, ведь в Крымскую войну он показал себя толковым артиллеристом. Но не захочет Лев Николаевич расставаться с вольной жизнью, тем паче зуб имеет на Нечаева, ещё с тех пор, когда тот был капитаном и в некотором роде его начальником в Санкт-Петербургском ракетном заведении. Не может будущий светоч русской классической литературы простить ему задержку с подписанием прошения об отставке, и как следствия невозможность получения паспорта и ношения статского платья. А жаль, ведь может тогда не совершил бы Лев Николаевич массу ошибок, приведших в итоге к отлучению от церкви. Ну да, Бог с ним, хотя присматривать за ним нужно и направлять в случае чего на путь истинный, нам здесь в веке девятнадцатом Солженицыны не нужны. Но как нам выявить энтузиастов-ракетчиков и причём как можно скорее если всем сейчас ствольная артиллерия правит? А собственно, почему я должен делать за других свою работу?! Значит так, что у нас там на календаре, 1882 год, отлично. Круглая дата, семьдесят лет со дня Бородинской битвы. Теперь, в каком году наш первый ракетчик генерал Засядько умер, так-с, в 1837. Это выходит, сорок пять лет тому назад. Нужно достойно отметить эти события и провести научную конференцию, а лучшие труды издать в виде книги. Можно еще и премии предусмотреть, так сказать за вклад, развитие, популяризацию и прочие достижения. А тематика должна быть артиллерийско-ракетная, причём предупредить организационный комитет, что бы принимали ВСЕ работы. В него же включить генерала Нечаева и несколько офицеров и генералов из Главного артиллерийского управления, которое подчиняется кому? Правильно, мне строгому, иногда ужасному, но справедливому, как генералу фельдцейхмейстеру. Конечно, работка предстоит ещё та, даже если по диагонали читать все присланные работы, но результат того стоит. Кроме того, дать возможность выступить всем желающим. А организовать сей форум следует на базе Михайловского артиллерийского училища и одноименной Академии. Так, кажется ничего не забыл и никого не обидел? Забыл-таки, а почему уважаемые генштабисты не задействованы? Нечего моментам прохлаждаться, пускай тоже науку с практикой двигают. Так, с отечественными ракетчиками вроде как разобрались, а как иноземных выявлять будем? Вообще то, мы этот вопрос с академиком обсуждали, и он обещал подумать и вспомнить, тем более это же его черепушку виртуальную знаниями по сей эпохе спецы набивали, а не мою. И где этот Сандро бродит, я же точно знаю, что его из Корпуса на два дня отпустили? Возможно, устанавливает с простым народом взаимопонимание и прочие контакты? То-то я замечал, что несколько горничных ему глазки строят, только пока не разобрался что это: инициатива снизу или команда сверху? Супруга могла подсуетится и что бы защитить сынулю от нежелательных контактов с представительницами древнейшей профессии, поручить заняться его просвещением в сей сфере проверенным кадрам имеющих безукоризненную характеристику и справку от врача. Ну что же, весьма разумный и апробированный подход, та же прабабушка Екатерина сие деликатное задание фрейлинам поручала, но сейчас мне Академик позарез нужен. И если я ему сейчас обломаю романтическое приключение, то «сами знаете общественное дело прежде всего». Стоило мне протянуть руку к телефону внутридворцовой сети, как дверь распахнулась без всякого предварительного стука и на пороге материализовался Сандро с выражением загадочности и триумфа на хитрющей физиономии. Расшаркавшись, он явно для посторонних ушей громко доложился: — Ваше Императорское Величество, кадет Романов. Представляюсь по случаю прибытия в увольнительную. Пришлось встать и ответить поощрительным барственным тоном, демонстрируя одновременно знание отечественной классики: Ладно… нешто… молодца!.. молодца! Академик счёл, что все условности соблюдены, захлопнул дверь и дважды повернул ключ. Учитывая их толщину и качество материала, звукоизоляция, а, следовательно, полная тайна вкладов, то есть организации были обеспечены и можно переходить к деловому разговору. А далее, давая понять, что беседа пройдёт в формате без галстуков, он подошел к столику с напитками, набулькал себе стакан чего-то явно негазированного и с удовольствие выпил в два глотка. Занюхав рукавом, нагло плюхнулся в кресло и изрёк: — Простите, паПА, но у нас на флоте так принято, тем более, что адмиралтейский час пробил, а традиции и указ Петра Алексеевича уважать следует и выполнять неукоснительно. Да, а опыт не пропьёшь, подумал я, какую базу подвёл шельмец. Ну да Бог с ним, перейдём к делу. А посему я молча протянул ему бумаги с результатами диалога обеих своих сущностей. Однако этот шельмец продолжал ёрничать. Подчёркнут нехотя взял исписанные листы, похлопал себя по карманам в поисках несуществующих очков и углубился в чтение. Пауза затянулась минут на пять, затем академик вернул их мне и пробурчал: — Правописание хромает, да и почерк так себе, между врачебным и курицей лапой. А в целом неплохо. Это ты, ученик хорошо с конференцией придумал. А в отношении деталей биографии Константинова и Кибальчича, вообще супер, ни я не мои кураторы этого не знали. Но в списке отечественных ракетчиков не хватает как минимум двух фамилий. Я имею в виду Поморцева и Шпаковского. Начну, пожалуй, с первого. И чуть прикрыв глаза стал перечислять имена, даты и факты случайно или преднамеренно подражая голосу Ефима Копеляна, когда тот оглашал фрагменты личных дел сотрудников СС. — И так, Михаил Михайлович Поморцев, закончил Михайловское артиллерийское училище, а также геодезическое отделение Академии Генерального штаба. В данный момент, если не изменились события должен преподавать топографию и геодезию на временных курсах в Инженерной академии, а может уже перешел в Военно-Медицинскую академию, заведует обучением или ещё чем-то. Активно участвует в работе VII отдела РСХА, пардон ошибся, Русского технического общества, сиречьвоздухоплавательного. Допустив эту оговорку, академик перестал заниматься пародиями и перешел на деловой тон. Собственно, ракетами он должен начать заниматься в начале следующего века и осенью 1907 года сумеет добиться дальности их полёта более семи вёрст. На секундочку, это почти 7500 метров, для сравнения снаряд Катюши летел всего на километр дальше. Однако, наши чинуши как всегда зарубили новое на корню. И где-то в 1910 или 1913 году, когда закроется Николаевский ракетный завод, все опыты с ракетами Поморцева прекратятся. А умер он в той истории в 1916 году. Официальный диагноз — тяжёлое состояние сердца, печени, почек. Но была еще одна версия, что это было отравление. Ибо если бы реализовали его изобретение кирзы, то поставщики кожи для солдатских сапог могли лишиться миллионных прибылей. В общем, нужно брать его под колпак и пускай начинает ракетами заниматься. А вот с Шпаковским всё одновременно проще и сложнее. Проще то, что он экспериментировал с реактивными торпедами и то, что это талантливый инженер и изобретатель, было бы не плохо привлечь его к работе над дизелем. Но, он непрактичный человек. Я случайно услышал разговор двух офицеров из минного класса, так они во всю материли морское министерство за то, что его, заслуженного полковника в отставке довели до нищеты и он за гроши ремонтирует физические приборы. И ведь мало чем можно ему помочь, ибо должен скоро умереть. Я помню сам в интернете статью читал, что после взрыва в минном классе и контузии получил кровоизлияние в мозг, а там и смерть в больнице для нищих. — Стоп, — остановил я не на шутку разошедшегося академика, — Шпаковский говоришь? Взрыв в минном классе в Кронштадте? Погоди минутку. Порывшись в своей тетрадке, равной по объёму амбарной книге, в которую я для себя записывал свои указы и приказы, а также сведения о происшествиях, имеющих уровень чрезвычайных, к своему удовлетворению убедился, что склероз мне пока не грозит. — Так не было никакого взрыва, — и не давая Академику, который уже возмущенно открыл рот, себя перебить, продолжил. — После теракта в Зимнем, когда мне пришлось взять власть в свои руки, я приказал запретить любые эксперименты и испытания со взрывчаткой, кроме как на полигонах или стрельбищах. А поскольку нашлись доброхоты, кои объявили о причастности к этому злодеянию главы адмиралтейства генерал-адмирала ВК Константина Николаевича, то за моряками наблюдали особо пристально. И никто за прошедшее время не взял на себя смелость попытаться отменить сей запрет. Вот кстати сегодняшняя телеграмма от Александровского, он просит разрешить им при разработке торпед привлечь полковника в отставке Александра Ильича Шпаковского, да и Менделеев желает с ним поработать по нефтяным вопросам. Так что жив и здоров твой протеже, а материально ему поможем и незамедлительно, более он ни в чём нуждаться не будет. Такие люди, на вес золота, только на ближайшие лет семьдесят никаких реактивных торпед, во всяком случае — подводных. Пока я всё это говорил, на лице академика выражение раздражение сменилось вначале растерянностью, а потом выражением искренней радости и какой-то детской беззащитности. — А ты знаешь, Саша, — обратился он ко мне по истинному имени, — одна из причин, по которой я согласился участвовать в проекте по переносу сознания, было желание исправить несправедливость. Как не била меня жизнь, а в душе я остался этаким Дон Кихотом, спасибо тебе, ученик, порадовал старика. — А моего шефа конкретно проняло, — подумал я. Всегда почитал его за прагматика и циника. Хотя, честно говоря, что-то у меня в глазах влага появилась. Нужно принимать срочные меры. Беру графинчик и наливаю нам обоим грамм по сто пятьдесят сосудорасширяющего. Чокнулись, выпили. Захотелось заполировать кофейком, так что бульотка пришлась кстати. Когда нервишки пришли в норму и эмоции немного улеглись, вернулись к ракетчикам. — Что касается иностранных кадров, то есть один весьма перспективный вариант в Швеции, — барон Вильгельм Теодор Унге. Чем — то он напоминает генерала Шильдера. Тоже офицер, но не в таких больших чинах, инженер и талантливый изобретатель. Начинал свою карьеру в Военном институте, а сейчас служит в Генеральном штабе. В иной реальности тесно сотрудничал с Нобилем, имел совместные патенты. Первые образцы своих вращающихся ракет на баллистном порохе испытал в конце 90-х годов, дальность полёта до семи километров. Но далее его патенты выкупает Крупп, который благополучно их похоронил, опасаясь возможной конкуренции своим любимым пушкам. И вот, сейчас я трясусь на полигон в Кубинке, куда доставили образцы ракет, применявшихся в русской армии и где собралась инициативная группа из перечисленных выше лиц, за исключением барона Унге. Он пока еще не в курсе, что будет создавать в России. Те более, что Нобель согласился командировать оного на строящийся завод «Бофорс» в Уральском производственном кластере.Глава третья Чем больше пушка, тем дальше она стреляет
Жизнь подобна вторжению в Россию. Начало похода — блиц, блестят кивера, пляшут плюмажи, как переполошившийся курятник; лихой рывок вперед, воспетый в красноречивых донесениях, противник отступает; а затем долгий, унылый, изматывающий поход, сокращаются рационы, и в лицо летят первые снежинки. Противник сжигает Москву, и вы начинаете отход под натиском генерала Января, у которого ногти — ледяные сосульки. Горестная ретирада. Казачьи набеги. И кончается тем, что вы падаете, убитый из пушки мальчишкой-канониром при переправе через польскую речку, которой даже вообще нет на карте у вашего генерала.Москва. Кубинка. Полигон. 18 октября 1882 года.Джулиан Барнс.
ЕИВ Михаил Николаевич
Что-то я в Кубинку зачастил. Сначала открывали полигон, потом ракетный смотр, теперь вот пушки… наши пушки-побрякушки… Россия состоялась как государство благодаря артиллерии. При помощи пушек отбивались от татар, под их гром брали Казань и Астрахань, в тяжелые времена Петр приказал даже церковные колокола перелить в орудия… При графе Шувалове русская артиллерия считалась лучшей в мире, Наполеон вам многое может про это рассказать. Но с начала двадцатого века мы в артиллерийском деле стали решительно отставать от промышленных стран Запада. В Первую мировую пришлось совершать чудеса ловкости, чтобы хоть как-то соответствовать и оказывать сопротивление немецкой артиллерии. Что говорить, если артиллерии большого калибра создавали с нуля, на ходу, по ходу боевых действий, для чего снимали орудия с крепостей. В Великую Отечественную на три снаряда большого калибра, выпущенного немцами, мы отвечали одним. Хорошо, что нашли ассиметричный ответ — танки и минометы. Надо сказать, что для создания новых пушек были созданы главные предпосылки: химический комитет под началом Дмитрия Ивановича Менделеева сделал все, чтобы у нас появились новые бездымные пороха. В общем, приоритет по пироксилиновым и нитроглицериновым порохам за нами, они запатентованы, причем очень аккуратно запатентованы, так, чтобы избежать воровства. Нужен порох — плати! Тринитротолуол — тоже есть! Идет работа над гексогеном. Что-то там в лаборатории получили, изучают. Главный вопрос был не в этом. В лаборатории мы создать можем, у нас для этого руки и мозги имеются. Проблема — это производство, достаточно массовое. С технологиями у нас проблемы. Технологов мы вообще не готовим! Не понимаем, зачем это надо! Правда, благодаря тому же Менделеевскому комитету, многое удалось сдвинуть с мертвой точки. Закупили нужное для химической промышленности оборудование. Создали необходимые технологические цепочки. Стали строить на берегу Цны, под Тамбовом, мощный пороховой завод под пироксилиновые пороха, после запуска этого завода начнется реконструкция порохового завода в Казани, там будут делать белый порох для стрелкового оружия, пироксилиновые пороха для артиллерии до ста миллиметров и нитроглицериновые — для тяжелой артиллерии и ракетной техники. Сейчас на это скопище маленьких заводиков и пороходелательных мастерских без боли смотреть невозможно. Удивительно, как оно до сих пор не взорвалось всё нах… Правда. Оно-то взорвалось, но уже в 1917 году. Удивительно, что так вовремя взорвалось, как раз, когда стране нужен был порох, с немцами воевали, да… Планируем строить и пороховой завод в Перми, но это уже третий этап — после реконструкции Казани, этот завод будет строиться под нитроглицериновые пороха, тринитротолуол, гексоген. Второй компонент — это институт стали и сплавов. Наши металлурги получили рецептуры необходимых оружейных сталей. Да, пока что делают их «на коленке», в лабораторных условиях. Но без отработки технологии, ничего не выйдет. Мало знать состав (рецептуру), важно еще и технологический процесс… И тут Сандро выложил уже все, что знал и помнил. Помнил он немало. Так что будем надеяться на лучшее. А худшее придет само собою. Понимаю, как мне сейчас не хватает специалиста по артиллерии, да еще чтобы он по своей мощи и калибру мог бы сравниться с Аракчеевым. И да простит меня пребывающий в ином мире Александр Сергеевич Пушкин, но его эпиграмма, в которой он именует Алексея Андреевича человеком без ума, чувства и чести, а в конце опускается до откровенной матерщины, в сущности пасквиль, написанный талантливым, но взбалмошном юнцом. К сожалению, потомки хорошо помнят эти с позволенья сказать «вирши», но мало кто знаком со словами уже зрелого мужчины и академика литературы Пушкина из письма супруге: «Аракчеев умер. Об этом во всей России жалею я один. Не удалось мне с ним свидеться и наговориться». Сии откровения можно списать на желание искупить грехи юности и дать успокоение совести великого поэта и патриота России, но абсолютно штатского человека. Однако слова боевого офицера-артиллериста Ивана Степановича Жиркевича, прошедшего через огонь Бородинского сраженья, достойны подвести черту и заткнуть рты злопыхателям: «Об усовершенствовании артиллерийской части я не буду распространяться: каждый в России знает, что она в настоящем виде создана Аракчеевым, и ежели образовалась до совершенства настоящего, то он же всему положил прочное начало». Ладно, довольно предаваться праздным размышлениям, ибо как сказал один поэт: «… а может просто размышленья? Опасна мысль, когда она несет в себе дурман сомненья». А нам нужно не сомневаться, а действовать, дабы на каждый выстрел вражеской пушки в ответ следовал залп русских орудий. Пока же разложим своеобразный артиллерийский пасьянс и прикинем, что мы имеем на сегодняшний день и кто, где и чем займётся. Прежде всего, что у нас с матчастью, причём раритеты времён Очакова и покоренья Крыма в расчет брать не будем, разве что пригодятся для музея и праздничных мероприятий по случаю пятисотлетия русской артиллерии, которое будем отмечать в 1889 году. За прошедшие двадцать лет на отечественных заводах было изготовлено 2652 орудия отлитых из добротной стали и чуть меньше нам поставили предприятия Круппа. Итого: 4884 пушки, практически паритет между отечественным производством и закупкой извне. Однако, особо радоваться нечему. Часть из них безнадёжно устарела и их дешевле переплавить, чем пытаться модернизировать, тем паче что переход на бездымный порох резко повышает требования к прочности стволов. Правда, в кое чём мы сумели утереть нос европейцам. Скорострельная пушка Барановского стала для них неожиданным и мало приятным сюрпризом. Не ожидали лягушатники, лимонники, да и пиндосы, что русские варвары сумеют сотворить настоящий шедевр: стальной ствол, унитарный снаряд, оптический прицел, безоткатный лафет с гидравлическими тормозами, винтовой механизм для наводки в обеих плоскостях и ещё массу весьма полезных деталей. Не удивительно, что Канэ и Гочкис мгновенно мягко говоря позаимствовали кое-что для своих работ. Да и как-то подозрительно вовремя несчастный случай произошел с конструктором, погиб Владимир Степанович Барановский во время испытаний, из-за осечки возвращённых с войны новых унитарных патронов к скорострельной пушке. Да-с, не умеем мы защищать собственные разработки, да и самих разработчиков. А в результате, на момент начала 1881 года на вооружении армии всего лишь ВОСЕМЬ!!! пушек Барановского, хотя, впрочем, еще есть некоторое количество на флоте. В общем, что имеем не храним, а потом прослезимся и будем за русское золото покупать Гочкисы и Норденфельты? А за откаты за заказы своих содержанок брюликами обвешивать?! А вот хрен вам, а не госзаказ. Надо бы поручить Мезенцову разобраться с этой историей, может и выплывет интересная информация и имена. Решено, даю приказ провести негласное расследование, а наказание виновным по упрощённой схеме — перо в бок с контрольным выстрелом в голову. На базе конструкции Барановского следует разработать трёхдюймовку, или сразу на калибр в 85 мм замахнуться. Ибо имеющиеся на вооружении полевых батарей 87-мм пушки образца 1877 года, кои в сущности являлись детищем Круппа и именовались так сказать «в девичестве» 4-фунтовыми, имеют низкую скорострельность из-за клинового затвора и не эффективны в условиях новой войны. Пожалуй, их следует постепенно передать для обороны крепостей, а генерал-майору Энгельгардту поручить разработку скорострельных пушек, а потом перебросить его на полевые мортиры. Но поставить непременное условие: все орудия должны оснащаться щитом, гарантированно выдерживающего обстрел из винтовок с любого расстояния, а на перспективу также от осколков. Да, чуть не забыл. Орудия должны иметь возможность вести огонь с закрытых позиций, находясь вне зоны досягаемости ружейно-пулемётного огня. Возможно стоит воспользоваться опытом РККА и предусмотреть деление пушек одного калибра на полковые и дивизионные, отличающиеся массой и длиной ствола. Нужно срочно насытить войска скорострельной артиллерией, ибо в настоящее время наша армия отстаёт от европейских. Генерал Ванновский предоставил соответствующие цифры, кои не добавили мне оптимизма. Впереди были французы — на один батальон лягушатников приходилось в среднем 4,44 орудия, на втором месте были солдаты моего германского дядюшки — 3,01 пушки. Самое обидное, что даже австрияки ухитрились обойти наших чудо-богатырей — 2,85 артиллерийских ствола, против 2,52. В своём докладе Петр Семёновича было ещё много интересных деталей, в целом он показал себя опытным аналитиком и следует нарезать ему соответствующий участок работы. Но при этом, за ним необходимо присматривать, ибо по информации академика в иной реальности он находился в числе приверженцев сближения с Францией. Мне же лично передавали слова Бисмарка о том, что Ванновский вместе с Горчаковым был активнейшим участником французской интриги. И чем же Марианна отплатила России в будущем? Предательским поведением во время войны с Японией, кабальными займами и прочими «благодеяниями». Если Черчилль в будущем окрестил Польшу гиеной Европы, то политику Франции вполне можно было сравнить с поведением продажной девки. Поэтому, если прусские гренадёры решат задрать подолы парижским мамзелям, то не стоит им мешать. А посему пока по крупнокалиберной морской и береговой артиллерии будем ориентироваться на Круппа. Курировать же это направление, пожалуй, поручим Антону Францевичу Бринку, сейчас он служит артиллерийским конструктором на Обуховском заводе. Правда его нужно оперативно повысить в чине, ибо он пока всего лишь поручик корпуса морской артиллерии и создать ему все условия для работы. Но одновременно взять его под колпак, как говаривал старина Мюллер и отслеживать все связи и контакты. Есть на него компромат из будущего. Там генерал-лейтенант в отставке Антон Францевич Бринк, успевший поруководить Главным управлением кораблестроения и снабжения Морского ведомства незадолго до начала Первой Мировой войны, когда Австро-Венгрия однозначно входила во враждебную для Российской Империи коалицию, отправил туда чертежи новейших и весьма перспективных орудий пушек системы Дурляхера якобы для изготовления отдельных деталей. Даже если поверить в этот наивный лепет, то на Руси по сему поводу есть подходящая поговорка: простота хуже воровства. В общем, расстрелять его мы всегда успеем, а пока пусть трудится на благо Отечества. Кстати, в том прошлом будущем, правление «Общества Путиловских заводов» представляло собой сборище агентов иностранных государств, как говорится всякой твари там было по паре, а может и поболее. Ну до этого пока ещё нужно дожить, а пока продолжим составлять список наших специалистов-артиллеристов и сделать его по примеру Берии в двух экземплярах. Где-то я читал, что Лаврентий Павлович курируя ядерный проект перед испытательным взрывом атомной бомбы держал в ящике своего стола два на первый взгляд абсолютно одинаковых перечня фамилий ответственных исполнителей от науки. Единственное отличие было в итоговом выводе. В случае успеха — ордена Ленина и Медаль Героя Социалистического Труда, а в случае провала — сроки лишения свободы, начиная от пятилетки и заканчивая десятью годами без права переписки. В конце концов нужно активнее внедрять инновационные подходы из будущего. Конечно это была шутка с моей стороны, но толика шутки составляла меньшую часть от общей составляющей. Так-с, кто у нас следующей в расстрельно/наградном списке? Роберт Августович Дурляхер, поручик, геройский офицер. Орден Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом в тылу не получишь. Закончил Михайловскую артиллерийскую академию по первому разряду и в данный момент состоит офицером для особых поручений при инспекторе Санкт-Петербургского арсенала. Как мне сообщил Сандро используя воспоминания из будущего, это гениальный конструктор лафетов и орудийных установок, главным образом для крепостных и береговых образцов. И самое главное, что практически ВСЕ его разработки были приняты на вооружение и великолепно показали себя в деле. Но есть у этого неординарного человека и задатки специалиста по тому, что в ХХ веке стали именовать промышленным шпионажем. Надо бы порекомендовать Мезенцеву поработать с этим перспективным человеком. В 1887 году он совершил, тьфу, опять напутал со временами и падежами, он совершит вояж по странам Европы где на протяжении полутора месяцев посетит заводы и полигоны Круппа, а также Сен-Шамон и Форж э Шантье. Причём это будет не поверхностный осмотр любопытствующего туриста, а пристальное и придирчивое изучение специалиста. От его внимания не ускользнули организация производства и технологии на крупнейших металлургических предприятиях Европы, а также конструкторские работы по новейшим образцам береговой и корабельной артиллерии в различных вариантах установки. Более того, он сумел установить дружеские взаимоотношения с самим Гюставом Канэ и его коллегами-конструкторами из разных стран. По результатам командировки был составил подробный отчёт, который, в виду важности представленной информации, по распоряжению ГАУ издали отдельной брошюрой в следующем 1888 году. Если Ростислав Августович совершит в этой реальности подобное действие, то следует его отменно наградить с формулировкой: «за деяния его Императорскому Величеству известные или ведомые». И последний на сегодня подпоручик Чижевский, Леонид Васильевич. Это вообще кладезь талантов, которые кстати он передал по наследству. Его сын Александр, тот самый конструктор люстры Чижевского сиречь ионизатора воздуха, автор лечения аэроионами, а также биофизик, археолог и основоположник гелиобиологии. Но вернёмся к папаше. Скоро ему предстоит изобрести командирский угломер для стрельбы с закрытых позиций, а чуть позже прибор для разрушения проволочных заграждений. Это весьма пригодится в будущем, когда появиться так называемый «позиционный тупик». Может подсказать ему идейку о звукометрической артиллерийской разведке? Теперь нужно подумать и о Военных представительствах, принимающих технику и вооружение для флота. Есть весьма перспективный специалист— Николай Александрович Забудский. Пару лет назад защитил диссертацию «О канонических уравнениях движения и дифференциальных уравнениях движения продолговатого снаряда, принимая воздух как возмущающую причину». Помимо научной деятельности, он отменный практик, осуществлял приёмку вводившейся новой материальной части полевой артиллерии обр. 1877 года, а сейчас работает в артиллерийском комитете. А надзирать за талантливой молодежью, можно поручить генерал-лейтенанту Филимону Васильевичу Пестичу, а для чего назначить его председателем Артиллерийского отдела Морского технического комитета. Старый конь, как известно борозды не портит, да и в ракетных делах разбирается. Во всяком случае в тех аспектах, которые касаются судовой сигнализации. И он создатель суперревольвера, калибром 37 мм для запуска сигнальных ракет. Что-то типа револьверного гранатомета получится, если хорошо подумать. И не следует забывать о гранатометах Дьяконова. Образец трехлинейки Мосин уже предоставил. Как ему указывали, пристрелка осуществляется без примкнутого штыка, что вызвало волну возмущения наших военных. Ничего, штыковой бой, рукопашная — это когда патроны закончились или их не подвезли, а вот этого я постараюсь не допускать. Врага надо бить на расстоянии, а рукопашка — это уже от безысходности! Теперь посмотрим на наше старье и начнем обсуждение. Думаю, к моему приезду заинтересованные лица все в сборе.Глава четвертая Здоровье прежде всего
Поражает, какой мерзостью является система капитализма, которая не может обеспечить своему собственному народу ни занятость, ни достойное здравоохранение и образование; которая не может предотвратить развращение молодежи наркотиками, азартными играми и другими пороками.Москва. Московский медицинский институт. 20 октября 1882 года.Фидель Кастро.
ЕИВ Михаил Николаевич
Терпеть не могу врачебные консилиумы. Но тут… в общем, в клинику Московского университета меня привела забота о ближних. Не только, но это в первую очередь. Я привез сюда Алексея, младшего сына. Я хорошо знаю, что ему уготовано судьбой умреть от туберкулеза в довольно молодом возрасте. Допустить этого не хотелось. Так что взял супругу, сына мы направились в эскулапорий, сиречь, место, где собирались местные светила медицины, дабы расставить точки над i. Вторая цель визита был осмотр мой дорогой Оленьки, у которой было слабое сердце, ставшее причиной ее смерти. И вообще, посмотреть, как там продвигаются дела. Так мы поехали на Петровку, а там и Екатерининская больница, расположенная в бывшей усадьбе князя Гагарина. Большое двухэтажное здание в стиле классицизма, построенное по проекту Матвея Казакова поражало своей мощью. Центральная часть в три этажа была украшена двенадцатью колоннами, напоминая вход в античный храм. В этом здании долгое время располагался английский клуб, но после Отечественной войны (1812 года) здание пустовало, его выкупил московский генерал-губернатор Дмитрий Голицын именно под больницу. Тут и располагалась клиника московского университета.Нас встречали лейб-медик Эдуард Эдуардович Эйхвальд, дело в том, что некто Манассеин, пользовавший императорскую семью, ссылаясь на заслуживающие внимания обстоятельства не согласился на переезд в Москву, так что остался в Санкт-Петербурге, а вот Эйхвальд, который был лейб-медиком у великой княгини Елены Павловны, изъявил искреннюю готовность на смену места жительства и на то, чтобы стать лейб-медиком императорской семьи. При этом он получил чин тайного советника, что не только повышало его статус в обществе, но и способствовало росту его материального благосостояния, чему потомок прибалтийских немцев был весьма рад. Его отец был известным ученым, родом из Гамбурга, осевший в Митаве, где Эдуард и появился на свет. Среднего роста, обладающий весьма приятными правильными чертами лица, он был обладателем роскошных усов и густой шевелюры, окрашенной сединой. Имел весьма приятный голос и исключительно тонкие манеры. При этом был очень внимателен и педантичен — чисто немецкие черты характера. Ольге Федоровне он сразу понравился, так что никаких возражений с ее стороны не последовало. Вместе с Эйхвальдом нас встречали Николай Иванович Быстров, лейб-педиатр Двора Его Императорского Величества (то есть моего), который тоже согласился на переезд в Москву. Именно он должен был заняться Алексеем. И Лев Львович Лёвшин, наш лейб-хирург, который, должен был проследить за необходимыми процедурами. Дело в том, что в клинике в мае этого года был выделен туберкулин, так что обломалась господину Коху туберкулиновая авантюра! И именно тут доктор Лёвшин разработал методику внутрикожного введения туберкулина, известную как реакция Манту. Туберкулин в МОЕЙ реальности доктор Кох предложил, как лекарство от туберкулеза. В состав этого препарата входили ослабленные бактерии, но… оказалось, что туберкулин болезнь не лечит от слова совсем, а еще и имеет свойство усиливать патологический процесс. А лекарства этого сделали, жуть сколько! Да… Пришлось искать туберкулину хоть какое-то применение. Оказалось, что при правильном введении, он вызывает аллергическую реакцию, которую можно использовать в диагностике туберкулеза. Уже что-то! Опять-таки, пусть господа Пирке и манту извинят, но наши ученые нам дороже! Сначала консилиум осмотрел Алексея, который морщился от этих манипуляций. Потом Лев Львович сделал ему пробу Манту и строго-настрого запретил мыть руку сутки, а Николай Иванович заметил, что никаких признаков болезни у мальчика нет. Очень может быть, что переезд в Москву повлиял так на его здоровье? Скажу сразу, что реакция Лёвшина была отрицательной (ее потом назовут Лев-тест), что принесло мне несказанное облегчение. Потом мне продемонстрировали недавно установленный Х-лучевой аппарат. Главное, что он хорошо работал! Пришлось напомнить врачам с ним работающим, о правилах безопасности, ибо свинцовые фартуки на них отсутствовали. И на рабочем месте этого защитного приспособления я не заметил, за что директор клиники получил от меня замечание. Пока устное и дистанционное. Ибо таскать за собой свиту местных светил мне претило. Ничего, моё недовольство ему передадут, а выслушивать нелепые оправдания меня мало интересует. По дороге в физиологическую лабораторию меня перехватил Аркадий Иванович Якобий, который разрабатывал программу общественной гигиены по моему заданию. Обсудили с ним самые животрепещущие вопросы, еле отцепил его, ибо он впился в мою тушку аки клещ, сей интеллектуальный кровосос всё пытался выяснить, откуда у Его Императорского Величества столь глубокие познания в гигиене, несколько превосходящие его, профессорские, познания? Ага, так я ему и скажу, что это сведения от Сандро плюс хорошая память моя лично! В общем, кое-как вырвался, стал даже думать, может быть зря я выдернул этого якобиста из Харькова? Хотя тут он на своем месте. Ладно, что сделано, то сделано, взад вертать не будем. А вот и лаборатория, ставшая второй целью нашего посещения Екатерининской больницы. Тут нас встречала сладкая парочка из двух спевшихся физиологов: выпускника Гейдельбергского университета Льва Захаровича Мороховица и князя Ивана Романовича Тарханова, выпускника Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга, успешно защитившего десять лет назад докторскую диссертацию, ученика доктора Манассеина (бывшего лейб-медика, оставшегося в Северной Пальмире). Этот тип с колоритной наружностью настоящего кавказского горца был из рода грузинских князей Тархан-Моурави, предком которого был великий правитель Георг Саакадзе («диди моурави»), главнокомандующего грузинскими войсками, за боевые заслуги получивший тарханство — освобождение от всех податей.
Сначала Иван Романович поступил на физико-математическое отделение университета, по требованию родителей, но потом все-таки выбрал медицинский факультет с прицелом на физиологию. Соблазнил его на эту стезю некто Сеченов. Наслушался молодой князь лекций великого ученого. Так математиком Тархановым стало меньше, а физиологом Тархановым — больше. Но мне как раз и понадобился такой ученый, который и в математике с физикой разбирается, и в физиологии соображает. Дело в том, что работы по электрокардиографии, то есть тому, что должно было этим методом диагностики стать, велись англичанами и американцами. Но как-то все это было у них на весьма примитивном уровне. Тем не менее, пригласить к себе этих исследователей не получилось. Совсем не получилось. Не знаю. почему в попаданческой литературе великие ученые косяками валят в Россию. У меня никаких косяков не получалось. Выдернуть нужного человека — это целая операция, слишком уж не хотят менять насиженные места. Надо или поджидать каких-то неурядиц, или использовать другие методы. С тем же Максимом сработала медовая ловушка. Впрочем, он в браке счастлив. В общем, не все можно измерить деньгами. Звон золотых монет для ученых имеет значение, но намного большее — престиж. А пока что у нас с престижем не ахти. Как Петру Великому сложно было собрать в Академию лучших ученых мира? Далеко не самые лучшие собрались. Хотя несколько светил было, это правда. Так и у меня — парочку звезд получить удалось, но до мишленовского стандарта в пятерочку еще далековато. Вообще, электрокардиография — это чисто моя заслуга, а не Сандро. Так получилось, у меня в ТОЙ реальности остался друг, одноклассник, врач-кардиолог, Матвей Ильин. Мы с Матюшей периодически встречались, обменивались интересными историями, выпивали, чего уж там. Будучи великолепным специалистом, в личной жизни Илья был неудачником, три брака закончились тремя разводами, дети разбежались по разным странам, в общем, он остался одиночкой, как и я. В тот день мы собрались у него на даче — чуток выпить, мясца пожарить, все как обычно. Помню, что разговор зашел об академике Чазове, которого Матвей знал лично, в общем, я тогда задвинул, что есть такая теория, что Чазов способствовал быстрому уходу в небытие наших коммунистических лидеров, работал по наводке ЦРУ. Давно я так Матвея не веселил. Тот ржал, аки сумасшедший! Потом заявил, что ученым Чазов был выдающимся. Да, а вот как клиницист ошибки делал — на каждом углу, если бы не врачи-ординаторы, которые эти ошибки втихаря исправляли, то ему даже отделение не доверили бы, точно! Как-то привезли самолетом в кремлевку из Алжира руководителя врачебной делегации, который там сознание потерял. Личность примечательная, внучатый племянник какого-то известного ученого. В общем, Чазов поставил ему диагноз «инфаркт миокарда» и лечение назначил соответствующее. На счастье, племянника, он вовремя очнулся, объяснил тупым докторам, что у него произошла аллергическая реакция на какую-то местную хрень, и вообще, у него аллергия почти на всё, а на тупых докторов — особенно! После чего заказ себе гомеопатию и через десять дней вышел из реанимации совершенно здоровым человеком. Под эту история мясо приготовилось самым волшебным образом, запахи стояли такие, что соседи по даче носами прилипали к ограде, но знали, что им ничего не обломиться, ибо нефиг мусор через забор перебрасывать, утырки… Каждый приезд на дачу начинался с уборки подзаборных завалов. Потом пошли кино смотреть: кто-то подкинул доктору фильм «Карп отмороженный». Сказали, что легкая комедия, и под водочку с закусоном самое то. Поставили фильму и на первых же минутах я увидел, как у Матюши пошла форменная истерика. Он просто катался по полу от хохота. Я лично ничего ржачного не увидел: сидит себе доктор и втирает пациентке (Нееловой), что жить ей осталось совсем ничего, что сердечко у нее плохое и в любой момент кранты настанут. И что тут смешного? — Понимаешь, в чем дело, дружище… — произнес Матвей, когда чуток успокоился, — доктор держит в руках кардиограмму абсолютно здорового человека. С такой пленкой можно идти вагоны разгружать! Норма! Абсолютная норма! Какая такая внезапная смерть? От чего? От кирпича на голову разве что! Я же смотрел на него совершенно ошалело… мол, чего ты… В общем, проехали мы тот эпизод. Фильм мне понравился. Очень. Даже как-то было обидно за этот эпизод, поимаю, бывает, подсунули пленку актеру, он и отыграл… А что обычную — так ничего страшного. Но чем-то меня это зацепило. Выпросил у Матюши справочник по ЭКГ для чайников, захотелось разобраться. Чего захотелось? Да хрен его знает. Бывает такое — решаешь какую-то проблему, я как раз начинал докторскую писать, а тут какая-то мысль втемяшилась в голову и жить не дает. В общем, разобрался я и с принципом работы, и с зубцами-интервалами, в общем, меня даже обучили как пользоваться аппаратом серии «Малыш» — портативным электрокардиографом, которые скорые использовали. Говорят, сейчас все сразу на компьютер пишут, а такие вот только на ФАПах да скорых кое-где остались. В общем, удовлетворил я свое любопытство. А тут такое — только любопытные люди в ученые и идут! Чтобы за счет грантов и государственных денег оное чувство удовлетворять! В общем, в создании первого в мире электрокардиографа ваш покорный слуга, он же император, поучаствовал, причем весьма конкретно. Сложностей было — лопатой не перекидать! Одна только бумага и самописец — важнейшие узлы аппарата, попробуйте создать с нуля, на коленке! Ничего! Справились! Запатентовали! Вот он, наш первенец, работающий экземпляр! На этом чуде инженерной мысли Тарханов сейчас диссертантов клепает… Ну, ничего, это даже очень хорошо, что в этой области мы впереди мира. И за копейку ржавую патенты продавать не собираемся! Ольга, конечно же, знала, что за процедура ей предстоит, и смущалась весьма сильно. Но тут все было готово — среди персонала была в наличии обученная сестра милосердия. Так что мужчины ушли, оставив женщин за ширмой, отгородившей угол с кардиографом. А через четверть часа я уже рассматривал пленку жены, которая была далеко не идеальной. Впрочем, Эдуард Эдуардович подтвердил, что сердечко у супруги не в самом лучшем состоянии, и беречь ее надобно. Выписал сердечные капли, настойку валерианы, поскольку сердечные болезни от нервов. Это я тоже в курсе, что все болезни от нервов, разве что пара-тройка от любви. По приезду в Кремль медицинская тема меня не отпускала. Получил телеграмму от Менделеева, что в Санкт-Петербурге, в фармлабаратории Химического комитета наконец-то смогли синтезировать изониазид, он же тубазид, он же мощное лекарство от туберкулеза. Я опять-таки не собирался складывать все яйца в одну корзину. Над антибиотиками в Одессе работал Мечников. Этот довольно сложный типус наотрез отказался переезжать в столицу, решительным образом настаивая на том, что останется работать в Одессе-маме. Пришлось скататься в Южную Пальмиру, переговорить с оным ученым, что тут говорить — человеком выдающимся. Он моим визитом был ошарашен. Не ожидал не только посещения сего городка, бывает, государи и не в такие дыры заглядывали, а тем, что к нему пришли и разговор наш длился шесть часов с половиною. В общем, пусть в Одессе будет солидная исследовательская лаборатория. Заказали оборудование: всё, что Илья Ильич пожелает. И сделали программу создания антибиотиков — пенициллина и стрептомицина приоритетными. А вот химикам подкинули два соединения, важнейших: стрептоцид и изониазид. Дело в том, что первый завод анилиновых красителей уже был запущен в работу. И вообще, Менделевский комитет (Химический) ранее назывался анилиновым. Ибо анилиновые красители — прибыльная тема химического производства. А почти все химические производства по схеме своей именно анилиновые заводы и копируют. И если в производстве стрептоцида я был уверен, что получится быстро, то изониазидом меня Мечников порадовал, ибо до стрептомицина было еще ой как далеко. Чуть быстрее двигались дела с пенициллином. Но до рабочего препарата тоже было неблизко. Вот и пришла пора подумать о приглашении толковых технологов. Ибо производство требует отлаженных технологических протоколов. А производить пенициллин тот же потребуется в миллионах доз. Следовательно, необходимо успеть создать реактор и технологию создания пенициллина. Чертежи реактора сделал Сандро, его подготовили по этой теме в «Векторе», вопрос был в том, где его создавать. Ибо отдавать на сторону не хотелось, а сварганить тут, на месте, проблемка изрядная. В общем, пришлось отвлекать Путилова. Он и нашел умельца, который будет держать язык за зубами. Так что вскорости получим мы первый реактор, который отправиться в Одессу. Как раз к началу следующего года может быть, получат более-менее очищенный пенициллин. Тогда и будем думать, как его производить. А технолога? Будем выписывать из-за границы, думаю, из штатов. Кто там у них, Массачусетский технологический? Вот оттуда кадры и потянем… Когда решение принято, дело сделано, быстро пишу письма: Менделееву, с просьбой отправить партию изониазида, как получат не несколько грамм, а чуть больше, Мечникову на противотуберкулезные испытания. И приложить просьбу не испытывать сей препарат на собаках, ибо те оный не переносят, для них это яд. Послу в САСШ, чтобы подыскал толкового, но небогатого выпускника Массачусетского технологического института для работы по контракту в России. Контракт на десять лет с возможностью продления и весьма хорошими условиям. Если найдет весьма известного специалиста, можно обещать почти все, что только пожелает! И таких заказывать пять, а лучше всего десяток! Аггага! Разыгралось воображение! Дайте все, и еще заверните в персидский ковер со скидкой. Скромнее надо быть, вашество… Скромнее! Мечникову написал с просьбой описать проблемы, типа, поговорю с умными людьми, может, что подскажут толкового. Не думаю. что Илья Ильич обидится. Он тоже себя к умным людям причисляет. Знает, что одна голова хорошо, а семь — немногим лучше.
Часть тринадцатая Ах война, что ты сделала, подлая!
Посылать людей на войну необученными — значит предавать их.Конфуций
Глава пятая Шведский блин комом
Эко диво один блин не комом испечь!Лажечников.
Блины… это чипсы из КолобкаМосква. Кремль. 12 сентября 1883 года.(народная мудрость)
ЕИВ Михаил Николаевич
Знаете, где в Кремле находится мой кабинет? Что? Догадались? Ага! Я выбрал как раз тот самый кабинет, про который рассказывали в народе, что в нем никогда окно не перестает гореть. Ага. Вот только этот кабинет окнами смотрит в кремлевский двор. И этим вполне соответствует требованиям охраны. Я ничего решил не придумывать нового: стол для совещаний. Сейф. Шкаф для книг и бумаг. Кресло. Столы для посетителей. Письменный прибор. Телефон. Два телефона. Предмет роскоши. Необходимой. Деревянные панели (карельская береза), шторы на окнах. Вот и вся внутренняя начинка. Всё сделано добротно, но без той самой эстетики уходящего девятнадцатого века: витушки-финтифлюшки, это всё не моё. Зато в кабинете весьма недурственно думается. Всё по фэн-шую. Это все началось по весне. Минутку. Точно вспомню… двадцатого марта, я как раз подписал указ о веротерпимости. Девятнадцатого марта Мезенцев доложил о том, что за авантюрой с так называемым «Завещанием Александра Второго» стоит папский престол. И это после того, как я предложил Ватикану что-то вроде ситуационного союза. Не захотели?!! Бывает. В указе я признавал равноправным основные конфессии: православие, в том уравнял в правах староверов, которые избрали своего патриарха, поднявшись на одну ступень с Русской Православной Церковью. И обошлось им это недорого. Подумаешь, выдали государству кредит, в двести миллионов рублей золотом? Для них это ерунда, могут еще дать, только я их доить досуха не собираюсь: пригодятся еще. Грузинская и армянские автокефальные церкви — чего их запрещать? Пусть трудятся. Мусульманство шиитского толка. Это реверанс в сторону Персии, тем более, наше толкование Корана будет без крайностей, нам экстремизм религиозный не нужен. Буддизм — Тибет! Да и бурят обижать не надо. Немного у нас в стране буддистов, но есть они! Из протестантов — лютеранство, из-за немцев, которые в большом числе верно служат трону. Иудаизм, заодно черту оседлости отменили и вообще… С еврейской общиной у меня как-то не заладилось. Точнее, не так… Еврейская община показала себя с лучшей стороны: она раскололась. Была значительная часть, которая согласна была пойти на условия государя, была часть, которые ничего менять не хотели и оставались враждебными, а была часть очень богатеньких буратин, которые думали, что их деньги позволяют им плевать на слова монарха. С последними все просто — будем давить! Предпоследние отправятся на историческую родину, с этой целью потихоньку скупаются земли на подставные компании в турецкой Палестине. Иерусалим? А вы бывали сейчас в этом городе? Больше всего он напоминает гигантскую помойку, в котором толкутся паломники самого разного толка. О! Как завернул! Самому понравилось! Люблю двусмысленные фразы и слова — эхо. А с теми, кто из евреев решил связать свою судьбу с Россией, с теми будем работать. Уже работаем. В Большой Прицке, небольшом селе под Белой Церквью, управляющим сахарным заводом был такой еврей Яков, фамилию ему дали Прицкер, типа Яша из Прицка. В пятидесятых годах его семейство перебралось в Киев. В ТОЙ моей истории эта семейка эмигрировала в САСШ в 1881 году — после еврейских погромов, стихийно возникших после убийства императора Александра II. В ЭТОЙ истории еврейских погромов удалось избежать, не обошлось без эксцессов, в том же Житомире и Киеве, но полиция старалась пресечь, и пресекала. Что доказывало один факт — без попустительства властей еврейских погромов не могло быть! Извините, отвлекся. Так вот, со временем сын Якова — Николай Прицкер, оказавшись в возрасте одиннадцати лет в незнакомой стране, в Чикаго, получил свой шанс: семья вкладывалась в его обучение, Николай стал юристом, а уже его внуки — одними из самых богатых людей Америки, владельцами сети отелей Хаятт. В ЭТОЙ реальности я отправил семью Прицкеров в САСШ в декабре 1881 года, да не одного, было еще несколько людей. Зачем? Есть только один способ задавить Ротшильдов, Рокфеллеров, Моганов и прочих властелинов мира — отобрать у них деньги! А кто лучше всего сможет забрать деньги у еврея?Другой еврей! В общем, поехали туда прожженные авантюристы. Первая акция — будут Неваду продавать! А что тут такого? В истории такое известно… Пустыня, земля там стоит копейки, сущие копейки… А когда узнают, что там есть нефть и золото… Вот тогда и будет она распродаваться по очень серьезной цене. Афера? Еще какая! И в качестве прикрытия с господами авантюристами отправились люди Воронцова-Дашкова. Пусть тренируются! Опять отвлекся. Кроме этого, закон устанавливал понятие «местные языческие культы», которые тоже были разрешены. Но была одна тонкость — если в каком-то племени шаманы век от века камлают, проблем нет. Но если в племя приходит Белый Брат и начинает свой новый культ устанавливать, такого брата надо сразу же к ногтю! Появился и термин «тоталитарные культы» — однозначно запрещенные, сюда и масоны, и все виды сатанистов, и всякие типа протестантские учения, да еще и были перечислены признаки таких культов. Самое главное: католики в число разрешенных конфессий не попали! От слова совсем! К этому закону прилагался указ о запрете католической церкви в Королевстве Польском. Костелы закрывались или передавались православным, ксендзы — из страны вон! Причём все — на это отводилось месяц времени! Публичные службы католикам были запрещены. Нет, веру не запрещали — запретили церковь! Структуру, подчиненную папе Римскому. Хочешь сохранять веру — молись в домашних условиях, сколько хочешь. Но кроме молитвы — ничего более. Можно было бы по-другому? А зачем? Не перебродил в польском панстве еще градус великопольскости, подогреваемый из Ватикана. Поэтому действовать надо было решительно и быстро. Так и поступили! Шляхта? Возмутилась! Но далеко не вся. Но с великопольским восстанием сравнивать не будем. Армию в Варшаву вводить не потребовалось. Эту операцию готовили очень серьезно: жандармерия и дружина Воронцова-Дашкова взяла основную часть работы на себя, обеспечивая секретность и быстроту действий. С крестьянскими волнениями справились заранее введенные на территорию царства с целью маневров казачьи команды. И на усмирение шляхты их тоже хватило. Всех вместе. Тем более, что знали, приблизительно, конечно же, где и сколько людей могут выставить «повстанцы». Придушили. Конфисковали у зарвавшейся шляхты земли, отправив ее на перевоспитание в далекие северные края, а крестьянам раздали освободившиеся угодья. Так это восстание и бесславно закончилось. Витте предложил ввести дополнительный налог на католиков, которые не захотят переходить в православие, а при переходе в истинную веру давать освобождение от налоговых платежей на три года. Ну, перейдет толика малая за деньги, но не те еще времена, чтобы золото решало абсолютно все проблемы. Вера сейчас стоит дороже! Нет, мы пойдем другим путем. Через агентурную сеть. Уже сейчас католические общины на местах стали писать прошение мне, чтобы им разрешили снова богослужения, мол, выберем достойных священников из своей среды… Я по-вашему для чего в узлище придержал пару-тройку католических епископов? Был на них компромат: и растление несовершеннолетних, и педерастия, и банальные подкупы, взятки и даже убийства. Еще немного подожду, как они дойдут до кондиции, то начнут рукополагать священников новой католической церкви, от Ватикана отделенной. И отличаться она будет от привычной только тем, что верховенство Рима признают, но не подчиняются ему, а тезис о непогрешимости папы Римского куда-то из их учения исчезнет. В общем, будет кому верующих направлять на правильный путь. И эту Польскую католическую автокефальную церковь мы признаем. Со временем. А что? Принцип: «разделяй и властвуй» никто не отменял. В общем, споры и борьба только вокруг этого самого закона меня настолько утомили, что я чувствовал себя подобно выжатому лимону. Хотелось забиться под рабочий стол и никого не принимать. А лучше всего приказать себе сделать в комнате отдыха ванную, и там принимать посетителей — в неге, тепле и при деле… А так, зашла как-то моя благоверная в комнату отдыха, вздохнула тяжело… и вышла. Поняла, что тут я с любовницами точно уединяться не буду: простая солдатская койка, столик для легкого перекуса, обеденным его не назовешь, кухонным тем более — нету тут кухни. Да комод с бельем. Вот и вся обстановка. Она тогда меня даже упрекнула, что моё рабочее место столь бедно выглядит. На что я заметил, что зато ничто думать не мешает и от работы не отвлекает. Впрочем, Ольга видела, какой объем работы я делаю, и часто переспрашивала меня, не могу ли я часть дел перепоручить своим подчиненным? А я итак им слишком многое перепоручил, не всегда получается проверить, как они там справляются. Но есть же такая работа, которую никому… черт меня подери! В общем, в тот день я был очень и очень вымотан… Такое состояние не осталось незамеченными со стороны родных и близких, и реакция последовала незамедлительно. Этим же вечером в мой кабинет ввалилась настоящая депутация. Родных представляли супруга, цесаревич Николай и вездесущий Сандро, а близких — Алексей Толстой. Уверен, он меня и заложил домашним. На лице моей дражайшей половинки было выражение отчаянной решимости и у меня возникла ассоциация с романом Стивенсона, не хватало лишь парочки мушкетов, абордажных сабель и черной метки, вырезанной из библии. Для приватной беседы их было слишком много, а для переворота, пожалуй, маловато. Разве что в приёмной ожидают сигнала отряд гвардейцев с табакерками наизготовку. Пока там Витте — я спокоен. Этот не пропустит ко мне никого лишнего. Эта делегация — исключительный случай. Я надеялся разрешить все миром и как-то отбрехаться, но мне не дали слова сказать и тут же предъявили ультиматум, как водится, после оглашения списка моих прегрешений. И самым главным обвинением было покушение на главнейшее достояние Российской Империи, а именно здоровья и жизни помазанника Божьего, а по совместительству любимого мужа и отца. Причём этот шельмец Сандро ухитрялся поддакивать и даже вставлять отдельные фразы из серии: «Как вы правы, маМА!!!». Присутствие адвоката процедурой не предусматривалось, в последнем слове подсудимому, отказали. Приговор же был оглашён Ольгой Фёдоровной и адресовался не только мне, но и моему адъютанту назначенному ответственным за приведением оного в исполнение. Отрадно, что моя жена сумела продемонстрировать не только возросшее владение русским языком, но и знанием народных выражений. — Михаил, раз тебе наплевать на собственное здоровье, то я не могу более оставаться немой свидетельницей столь оригинального метода самоубийства. А посему, вынуждена требовать: возьмись наконец за ум и, наконец отдохни, хотя бы несколько дней. Иначе, это закончится погостом или палатой для умалишенных. А вас же Алексей Владимирович, ка верного друга и адъютанта, прошу взять контроль на себя. Ну организуйте охоту, скачки, словом всё, что вам угодно, лишь бы мой Михель сумел выкинуть из головы все заботы и прийти в себя. В общем, мне пришлось капитулировать и отдаться на милость победителя, точнее — победительницы. Но, желая окончательно реабилитироваться в глазах супруги и сыновей, я торжественно пообещал провести со семьёй не менее двух месяцев в новом имении в Крыму, а дабы дать им возможность насладится целебным крымским воздухом, мягкой и теплой черноморской водой (не чета вечно холодной Балтике), да и здоровье подправить. При этом я настаивал на том, что Ольга с младшими сыновьями проведет в Крыму четыре месяца. Май-июнь и август-сентябрь. А вот в июле, скорее всего, нам предстоит семейный тур по Европе. Пора цесаревичу искать невесту. Удовлетворённые моей сговорчивостью Ольга и дети удалились, правда Академик ухитрился при выходе по-заговорщицки мне подмигнуть. А вот Толстого, я попросил задержаться, дабы «составить план оздоровительных мероприятий». Удостоверившись, что, родня не только покинули кабинет, но и этаж, я, заперев дверь развернулся к генерал-адъютанту и, заметив довольную ухмылку на его физиономии тихонько так спросил: — Ну что, Лешенька, по бабам? — Ась?… — опешил от такого предложения Толстой, он не то что был бы против, просто не ожидал, что я вот так сразу после визита супруги и по бабам… И тогда я разом сменив тон беседы, неожиданно рявкнул: — Какого хрена лыбишься, Алексей?! Ты, что предупредить меня не мог, ты мой друг или где? — Вот именно, что друг, Миша. А что мне оставалось делать, ждать пока тебя удар не хватит, чай не мальчик уже. В общем так, собирайся, едем ко мне в имение. А там банька, массаж и ну всё, что приличествует сему процессу. Ну и бабы в том числе. Тем более, что Ольга Фёдоровна мне изволила намекнуть, что она не возражает если эти дни возле тебя, будут, гм-м, дамы или девицы. Она в курсе, что ты не увлекаемый… А один раз… — Не пидо…с… Я в курсе, Лешенька, в курсе. Только мне этого и одного разу будет лишку, хотя, расслабиться в баньке? А пиво возьми темное у Густава. Впрочем, ты в курсе. Так что была и рыбалка, и шашлычок, и банька с пивом и девочками… Из мальчиков были только я и Леша, в общем-то расслабился я два дня. А когда наутро второго дня, меня за ловлей карасей застал Витте с ворохом телеграмм их Европы, так я тут же напомнил ему, что когда Государь Российский ловит рыбу, Европа подождет… До следующего утра! Хорошие фразы пропадать в туне не должны! А 11 мая поездом из Москвы отправился в Крым. Конечно, мы проследовали до Севастополя. Не мог я не побывать в городе, который сам защищал когда-то. места боевой славы и нашего военного позора. А дальше — дело пропаганды. Героизм превознести, тупость не замечать. А Государь выводы сделает, на то он и государь. В общем, визитом в город-герой я был доволен. Он еще не город— герой? Ну, так мы исправим эту оплошность! В ближайшем будущем! И звание «Герой России» надо вводить обязательно! Такова моя царская воля! А потом прогулка на яхте. И вот уже через неделю мы в своем имении. А третьего июня полыхнуло. Да еще и как полыхнуло! Надо сразу сказать, что моя внешняя разведка этот момент упустила. Не совсем чтобы так: о том, что в Швеции начались какие-то подозрительные телодвижения, я был в курсе. Но что случится там такое???? 6 июня 1883 в Стокгольме, на глазах у толпы праздношатающихся шведских бюргеров, неопознанные лица расстреляли карету с наследником шведского престола, принцем Густавом (он же Оскар Густав Адольф). Погибла и его супруга, Виктория Баденская, а вот его сын остался жив — полугодовалый младенец находился во дворце на попечении няни и кормилицы. Уже одно это известие всколыхнуло весь мир. Но когда я узнал, что стрелявшими были русские моряки, служившие на военном флоте, стало ясно, что нас опять крепко подставили. Кто? Скорее всего лаймы. Откуда они этих морячков откопали? Их играли втемную, или это были невыявленные контрразведчиками социалисты-террористы? И вообще, что и как случилось в мирном городе Стокгольме? Я понимал, что отдыхать более не получится. На вокзале в Симферополе меня застала зашифрованная телеграмма, утром седьмого числа возмущенная толпа взяла штурмом посольство России. Посла удалось эвакуировать, но трое сотрудников были убиты, а пятеро находятся в критическом состоянии. Я отправил срочную телеграмму в Москву. И литерным помчался в Санкт-Петербург. Мне необходимо было быть в северной столице, поближе к случившимся событиям. Удивительно, но это спасло меня еще от одного покушения. Видимо, кто-то был уверен, что я поеду поездом в Москву. И этот кто-то набрал боевиков, готовых пустить царский поезд под откос. Вот только заложить фугас у них не получилось. Перехватили. Из пятерки боевиков-подрывников двух смогли захватить для вдумчивого допроса и сейчас безопасники эту тему раскручивали. А я узнал об этом событии уже в Мариинском дворце. События развивались очень стремительно. Совсем не так, как привыкли в этом неспешном девятнадцатом веке.Глава шестая Как уйти в монастырь
Погода сегодня отчасти злая, что приводит к отставке и ультиматумам.Стокгольм. Королевский дворец. 13 сентября 1883 года.Чак Паланик.
Оскар II Бернадот, король Швеции
Его Величество вышел из кабинета и твердой походкой направился к лестнице, ведущей на первый этаж. Гвардейцы взяли на караул и застыли, похожие на блестящие безмолвные статуи. Краем глаза оценил их привычную выправку. Показалось? Слишком уж картинно тянутся, неужели показывают свое презрение? Столько лет не смотрел на этих напыщенных болванов, чего это вдруг сегодня сподобился? Неужели мне все еще не всё равно? Нет, насрать! На их мнение — точно. Ради своей семьи я должен уйти. Не ради спасения собственной жизни, чего уж там… После отречения за мою шкуру и гроша ломаного не дадут. Тем более, что отправляюсь под домашний арест. Даже выехать к родственничкам не дают. Да и родственники у меня! Говно, а не родственники! Ну, как говориться, сам виноват, лично отбирал. Спорный момент… Еще пять шагов — и лестница. Каков символический момент — спускаюсь, и через двадцать шесть ступеней превращаюсь в обычного гражданина! Хха… Так всё просрать! И всё только потому, что не хотел большой крови. А как теперь ее, кровушку остановить? Спускаюсь нарочито неспешно, нечего им тут торжествовать, и так уже от демонстрантов с их криками «Долой монархию!» уши закладывает. Долой, говорите? Так, посмотрим, как потом будете жалеть о короне, которую отвергли… Плевать! Каждый делает то, что в его силах. Я же остановить это бессилен. Бросить гвардию в бой, картечью расстрелять это мясо, заполнившее площади столицы? Предлагали. Только я после этого править не смогу. Пора! Последняя ступенька! А вот и карета, уже и герб с нее ободрали, сволочи! Ну что, ехай! В последний путь… Что-то я сегодня в траурном настроении. К чему бы это? И только в карете, откинувшись на спинку сидения, я почувствовал, что меня начинает отпускать то нервное напряжение, что испытывал эти последние месяцы, во время которых моё государство штормило. Дьявол, я оказался не самым лучшим кормчим! Надеюсь, Оскар III окажется лучшим монархом. Но он же так молод! Не наделал бы глупостей! Надеюсь, что не дадут… Увы, всё началось с трагической гибели моего старшего сына и наследника Густава. Я никогда не смогу забыть тот страшный день, когда невдалеке от дворца раздался треск, как будто кто-то запустил фейерверк. Я даже подумать не мог, что четверо террористов устроят нападение так близко от королевской резиденции! Это был страшный день! Четыре человека стреляли с двух рук — сорок восемь пуль прошили карету, которую никто и не думал блиндировать, обычная карета, что и кто мог угрожать в нашей мирной стране принцу? Самое страшное было в том. что Густав был еще жив. Он получил четыре пули, но был жив! Один из боевиков подошел к карете и хладнокровно добил принца и его супругу, впрочем, та была уже мертва. А Густав… он мог бы выжить, если бы не эта сволочь! Урод! Проклятый нигилист! Дьявольщина! Откуда это всё свалилось на нашу прекрасную страну? Впрочем, будем честны с собою: не все было в порядке в Шведском королевстве. Но все эти проблемы были ничто по сравнению с произошедшим. И сразу же возникли вопросы: Кто? Зачем? И почему именно сейчас? В столице есть полиция, дворец охраняет гвардия. Но взять террористов живьем не удалось: они бежали, отстреливаясь, по мирному городу. Их удалось зажать уже в районе предместий, скорее всего, их там кто-то ждал. Но уйти они не успели. Их окружили на ферме, куда они смогли прорваться, свозь оцепление, семья Бьёргеров — вся, тоже стало жертвой этого страшного дня, как и двое случайных прохожих в самом Стокгольме. Это сейчас я могу рассказывать об этом спокойно, а тогда… мне приходилось всего себя держать в кулаке, чтобы не показать свою слабость. Король не имеет право быть слабым! Не имеет, но так получилось, что я еще и отец. В эти минуты все-таки эмоции взяли верх. В кабинет ворвалась София, моя дорогая Софи, простившая мне многочисленные романы на стороне, добрейшая душа теперь пылала гневом. Она билась в истерике и требовала «найти их и всех убить»! К тому времени они уже были мертвы. Я выгнал всех вон, и еле успокоил супругу. Наедине с женой слез не удалось избежать. Весь тот день меня сжигали чувства: от отчаяния, до ненависти и растерянности. Под вечер мне сообщили первые результаты расследования. У убитых убийц нашли документы русских моряков. Трое — с торгового корабля «Великий Новгород», а тот, кто убил Густава, Михаил Попов оказался мичманом с русского броненосца «Петр Великий». Поутру ко мне вернулась способность рассуждать. Я не понял, зачем русским надо было это убийство. Чтобы развязать войну с королевством? Но для этого есть другие методы. У них там, в Финляндии, итак весьма неспокойно. Генерал Бобриков, ставший генерал-губернатором Финляндского княжества, стал там проводить политику жесткой русификации, урезая права бывших подданных короны. Я знал о настроениях в Гельсинфорсе, там были не прочь вернуться под мою руку, но никаких движений для этого я не предпринимал. Да, парламент решил несколько увеличить армию и флот, профинансировал укрепление имеющихся крепостей. Но только и всего! Зачем? Русским такое откровенное нападение было не нужным, тем более. что они крепко увязли в Средней Азии, в своей Большой игре против британцев. Тем более, что так топорно сработать — у всех террористов при себе документы! Причем, прямо указывающие на то, кто сие совершил! Это такой след, который не похож на работу спецслужб Михаила. В Лондоне они сработали очень чисто. Все понимали, кто убрал трех самых влиятельных людей на Острове, но никаких доказательств так и не нашли. А тут все как на ладони. Значит, кто-то очень хочет нас поссорить. До состояния войны. Кто там из политиков говорил, что жить ему грустно, если с русскими никто не воюет, не один ли из покойников? Я встречался с императором Михаилом. Он не производит впечатление столь неосторожного маньяка, который отдаст приказ убрать и так активно наследить. Тем более. мой наследник… принц Густав по отношению к России всегда придерживался правила настороженного нейтралитета: мирно-нейтрального сосуществования. Он так высказывался на публике, и не однократно. Швеция опять воюет с Россией? Ерунда какая! Мы себе не можем этого позволить. Армия слаба! Фактически, у нас армия — это силы самообороны. Если на нас нападут — мы сможем оказывать сопротивление какое-то время. Но воевать? Полноценно воевать? Тогда кому выгодна была бы эта война? Германии, с которой у нас начали налаживаться прекрасные отношения? Нет, намеки из Берлина говорят о том, что между Россией и Германией союза нет, но отношения потеплели, германские промышленники активно заходят в Россию, строят там заводы. И вообще, зачем Вильгельму этот конфликт? Остаются два игрока, которые могли бы это провернуть. Франция и Британия. Галльский петушок? Очень может быть. Ему нужен кто-то, кто прикрывал его от немцев, русские годятся для этой истории. Они настойчиво ищут возможности заключения союза и готовы это оплатить… золотом, а не кровью. Ну и извечный враг России Британия. Так грубо могли сработать обе разведки, переводя на русских стрелки. И вот наступило утро 7 июня. Каким-то образом результаты расследования оказались во всех утренних газетах. Начальник полиции только обескураженно разводил руками. По его словам, утечки быть не могло. Но она была! Черт меня подери! Откуда они узнали? Кто проговорился? В столице было неспокойно: толпы народа вышли на улицу, и они были очень возбуждены, мне доложили о подозрительной группе лиц, собравшихся у посольства России. Это тревожило меня, и я потребовал отправить туда усиленные наряды полиции. К полудню у посольства собралось около двадцати тысяч человек, подогреваемые самыми разными ораторами, и вооруженными револьверами гражданскими. Ровно в полдень толпа ломанулась на штурм посольства. Полицейские не получали приказа стрелять, да и было их слишком мало. Я, к сожалению, поздно подумал о том, что посольство надо было окружить военными частями. Смяв призрачное заграждение королевской полиции, они ворвались в посольство. Я был благодарен лейтенанту королевских гвардейцев Улафу Ольсену, который проявил инициативу и вывел из посольства русского посланника. Не представляю себе, что было бы, если бы он был убит! Но разгром посольства — разве это не повод для войны? Казус белли, да, куда тут воевать? В шесть вечера ко мне пришли послы Британии и Франции. Удивительно, что пришли вдвоем, не сговариваясь, как они утверждали. Оба принесли сочувствия своих правительств. Британия сообщила, что передаст нашему флоту два броненосца, и не допустит враждебных действий русских военно-морских сил против дружественного шведского королевства. И Британия готова выставить эскадру, которая блокирует Балтику, прекратит русскую торговлю через море. Франция прямо сейчас может предоставить нам вооружение — от ружей до пушек да еще и выдать солидный кредит под весьма небольшой процент. Вот тут я оказался в растерянности. Если от британцев что-то подобное и мог ожидать, то от французов, которые искали защиту от Германии, ну никак! Или это просто бизнес? Ружье нам продадут за копейки, а патроны тоже за копейки. Только на патронах заработать можно куда как больше, чем на ружьях! Вскоре принесли телеграмму от Михаила Романова. Он выражал соболезнование и настаивал на совместном расследовании, утверждая, что допустит моих следователей в свою страну и разрешит им все необходимые действия. Подчеркивал, что Россия сама борется с терроризмом и столь грубая провокация нужна только для того, чтобы разжечь пламя еще одной войны между нашими народами. Удивительно, как наши мнения по этому вопросу совпадали. Неужели Британцы считают меня за идиота? Я никогда не брошу страну в огонь заранее проигранной войны! За последние сто лет Швеция дважды пыталась воевать с Россией. И оба раза крайне неудачно. Третьего позора нам не надо! И все-таки я вызвал военного министра. Парламент же бурлил. Там активно выступали пробританские политики и националисты, требующие увеличения армии, военных расходов, проведения мобилизации. Что за черт! В вечерних газетах массово пошли статьи о необходимости реванша и возвращении под шведское владычество Финляндии. На улицах столицы стало неспокойно: настроения народа очень умело подогревались. Вся пресса как с ума сошла! Все требовали войны и русской крови! Я сообщил о намерении провести расследование и согласии России на содействие в этом. И до окончания следствия требовал никаких действий не предпринимать. Весь день столица бурлила, не смотря на мое заявление, начались погромы, русских, евреев (заодно) и шведских предпринимателей, связанных с Россией, серьезно пострадала контора тех же Нобилей. На следующий день толпа взяла штурмом полицейский участок, где хранились тела убитых террористов. Беснующиеся граждане торжественно разорвали их на части и сожгли напротив королевского дворца. Гвардия, которая не получила приказа стрелять, окружила дворец плотным кольцом, но если тысячи горожан пойдут на штурм… Мне это напомнило заметание следов. Вечером пришел Гер де Луйс и сообщил. что его правительство не может успокоить волнения. Они все подали в отставку! Трусливые крысы! После консультаций с лидерами парламентских партий, придворными, Софией, я решился поставить во главе правительства молодого Оскара Роберта Темптандера. Он устраивал почти все политические силы, был сторонником тесного союза с Британией. Министром иностранных дел стал барон Карл Фредерик Пальмшерна, представитель древнего влиятельного дворянского рода, хороший дипломат, который после службы в Константинополе стал сторонником сотрудничества с Францией и Британией. Военным министром стал генерал-лейтенант Густав Рудольф Абелин, который уже был министром обороны с 1867 по 1871 год. Я понимал, что генерал Рудди фигура декоративная. В последнее время в армии сложилась устойчивая группировка полковников — влиятельных офицеров, настоящих милитаристов. Считающих, что реванш в войне с Северным соседом просто необходим. Во главе этой группировки стоял полковник Карл Якоб Мунк аф Фулькила. Что самое грустное, он имел влияние на моего теперешнего наследника Оскара, ибо тот весьма сердечно относился к дочери полковника, Эббе Мунк. Риксдаг утвердил новое правительство, ввел военный налог «на укрепление армии и флота», дал согласие на привлечение внутреннего займа и займа внешнего, опять-таки на финансирование армии и флота. Пока что мне удавалось удерживать парламент от ультиматумов и обвинений России во всех грехах. Но я понимал, что этот статус кво продержится недолго. В европейских газетах, почти во всех, кроме германских, развернулась активная антироссийская пропаганда. Германские газеты писали о событиях в Швеции достаточно сдержано. Но сейчас прогерманская партия была придушена, отрезана от прессы и парламентской трибуны, которую оккупировали реваншисты. Страна скатывалась к войне. 1 августа риксдаг принял решение о доведении армии до трехсот семидесяти тысяч человек. Это были абсолютно нереальные цифры! Фактически, была объявлена мобилизация, пусть и скрытая. Я заявил решительный протест и наложил на этот закон вето. Начинать войну я не имел права. Народ бурлил, улица негодовала. С трибуны риксдага раздавались речи одна воинственней другой. И тем не менее, я был уверен, что побурлит и успокоится. Авторитет королевской семьи был все-таки на высоте! И парламент вынужден будет прислушаться к мнению монарха. Целый месяц шло противостояние мое и народных избранников, при этом на улицах стало спокойнее. Казалось, ситуацию удастся удержать в рамках. Но тут вступил в действие флот. Десятого сентября были арестованы два российских торговых корабля. А командование флота заявило о прекращении движения кораблей под российским флагом через пролив Скагеррак. В тот же день решение моих тупых адмиралов было поддержано риксдагом! Броненосная эскадра британского флота придавала им решительности, но не прибавляла ума! Ну вот, королева морей и ответила на навигацкий акт императора Михаила! Интересный ассиметричный ответ! Только за счет моего государства! Я собирался наложить вето и на этот закон. Но мне не дали такой возможности. Вчера ко мне пришла делегация парламента, во главе с моими министрами, в сопровождении послов Британии и Франции. И мне поставили ультиматум. Я должен был отказаться от короны в пользу Оскара. В тот же день я подписал указ об отречении от престола в пользу сына Оскара Карла Густава. Решением риксдага я и моя семья должна была содержаться в Эребру, бывшем королевском замке, ставшим тюрьмой. Теперь уже моей. — Ваше королевское величество! — обращается ко мне начальник охраны, теперь уже моей стражи. Улаф Ольссен, он даже не дворянин, просто капрал-гвардеец. Но в его глазах я вижу почтение, как и в речи нет и тени глумления. — Я уже не Его Величество, а просто гражданин Бернадот. — горько произношу, выходя из кареты. — Ваше Величество. Вам только надо было отдать приказ. Гвардия бы разогнала эту толпу. — Улаф, знаете, из всей гвардии только вы мне и остались мне преданны. Остальные предали уже меня. Даже мой сын. — Мы будем защищать вас, Ваше Величество, и не допустим, чтобы с вами или с кем-то из вашей семьи хоть что-то случилось. Что же, наверное, я был не настолько плохим королем, чтобы заслужить такие слова. К сожалению, ни мне, ни Швеции все это не поможет.Глава седьмая В Стокгольме все спокойно
Во всем виноват Эйнштейн. В 1905 году он заявил, что абсолютного покоя нет, и с тех пор его действительно нет.Стокгольм. Норрмальм. Окрестности церкви Святой Клары. 20 ноября 1883 года.Стивен Ликок.
Олаф Петерссен (Иоганн Нойер)
В моей работе спешка — это путь к провалу. Почтенный торговец немецким вином не должен спешить, поэтому походка остается вальяжной и совершенно спокойной. По легенде я из старого шведского торгового рода, осевшего в Ганновере. Не так давно основал собственное дело, вернулся на родину предков, хожу в лютеранскую церковь, обзавожусь связями, давеча прикупил лавку в Норрмальме, в общем, ничего необычного. Единственное, что Швеция — страна небогатая, но на выпивку готовы потратиться. А как иначе согреться в этом ужасном климате? Правда, местное население предпочитает вину пиво и аква виту, так что я не слишком преуспевающий коммерсант. Но, с Божьей помощью… И все-таки, как жжет карман эта записка, из-за которой я и ходил в лютеранскую церковь шведской столицы! Но надо держать марку. Хорошо, что живу неподалеку. И до жилища, которое я снимаю (первый этаж — торговая лавка, второй — мои личные комнаты, третий, он же чердак — склад ненужных вещей, оставшийся от хозяев, подвал с бочками — это мой капитал). Как и все дома в этом районе — не больше двух этажей с крышей и подвалом, и не больше трех окон, что выходят на улицу. Таков порядок. Моя лавка в здании, выкрашенном в сливовый цвет и на входе красуется вывеска «Дойче Винн КР». И клиенты у меня, в основном, люди состоятельные. Хотя, говорят, что к рыбе предпочтительнее белое вино, рейнское белое тут почти не продается. Раскупают красные сорта, это да, весьма охотно. Но вот я в своей комнате. Захожу, закрываю ее на ключ, который остается в замочной скважине, из кармана достаю записку. Читаю. Женский почерк. Мне назначают свидание. Всё решено. Набиваю трубку табаком, открываю окно, поджигаю бумажку, от которой прикуриваю трубку, пепел развевается на ветру, ароматный дым окутывает комнату, заглушая запах жженой бумаги. Теперь можно окно и закрыть. Меня зовут Йоганн, мой отец Ханс Нойер был немец, ганноверский моряк, свою женушку он привез из Швеции, куда его кораблик совершал регулярные рейсы. Нас в семье было шестеро детей. Я — младший. Матушка хотела отдать меня в священники, но я сбежал и прибился к бродячему театру. В молодости я был хорош собой, это сейчас пивное брюшко и отвислые щеки дополняют портрет преуспевающего бюргера и прекрасно ложатся в образ, а тогда я играл исключительно героев-любовников. И в жизни тоже. Бродячая актерская труппа — это нечто… Я многому там научился. И умению взламывать замки, в том числе. А что, думаете, мы не промышляли кражами? Только надо было делать все по-умному. Пока мы выступали в каком-то городке, присматривались к нужному дому, потом труппа покидала его пределы, а через несколько дней намеченный объект обносился. Но связать с нашим приездом было сложно. Я был одним из тех, кто добывал информацию. В постели скучающей фрау. Жеребец тот еще! Был и остался! Но в одном городке прелестная баронесса меня покорила. Я влюбился. Или подумал, что влюбился. Она была чудо как хороша! А муж ее зверски ревнив! А еще его родной брат оказался полицейским чиновником, а вот эту информацию я пропустил мимо ушей. Сам виноват. Нас повязали на следующий день, когда мы шли с добычей к месту стоянки труппы. Моим подельникам светила тюрьма, мне же ревнивый муж уготовил петлю. Без судебного разбирательства. Он оставил меня двум помощникам, а сам поскакал домой, впечатлительная натура. Я прочитал про себя все молитвы, пока мне приготовили петлю под ветвью раскидистого дуба. На мое счастье мимо проезжал русский дворянин со своей слугою. Он выкупил меня. Слуги сообщили барону о моей кончине, а в их карманах появились золотые монеты. — Зачем вы меня вытащили из петли? — поинтересовался я, как только был развязан. — Жалко было, чтобы такой красавчик пропадал ни за грош. — усмехнулся русский. От его слов мне стало нехорошо, неужели передо мною любитель мужчин? И как мне тогда придется отрабатывать свою жизнь? Я посмотрел спасителю в глаза и успокоился. У него было широкое добродушное лицо, нос картошкой, внимательные голубые глаза, он вообще не казался мне опасным человеком, как и его попутчик, массивный, наверняка не слишком подвижный. Это потом я понял. Насколько они оба могут быть опасны. Я рассказал о себе. Мне предложили интересную и насыщенную приключениями работу. Я не отказался. Хотя бы потому, что за мною был долг жизни. Работая на этого русского, я побывал в разных странах, выслеживал, находил нужных людей, узнавал информацию, передавал письма и посылки. Участвовал в ликвидациях. Это так называл мой шеф Сергей. Его врагами были люди, которые бросали бомбы, террористы. Этих я ненавидел. Из-за их дурости гибли ни в чем неповинные люди. А после поездки в Шотландию я получил указание затаиться в Ганновере, обрасти там легендой, заняться каким-то делом. Получил на это небольшой, но вполне достаточный капитал. В мае восьмидесятого года я получил письмо, поехал по торговым делам в Санкт-Петербург, где встретился с шефом, который теперь исполнял поручения очень влиятельного лица. И я понял, что теперь буду работать на государство. Ибо мой шеф получил эту самую власть. Там я узнал, что моя новая работа — перебраться и осесть в Швеции в качестве резидента-нелегала. Три месяца в меня вбивали основ новой работы. В ноябре того же года я очутился в Стокгольме. И за три года кое-что успел. И вот теперь пришло время проверить, не пропали ли мои труды попусту.Санкт-Петербург. Мариинский дворец. 20 ноября 1883 года.
ЕИВ Михаил Николаевич
Надо было признаться, что такое катастрофическое развитие событий в Швеции стало для меня совершенной неожиданностью. Где угодно ожидал подобного, но только не здесь. Тем не менее, к войне с северным соседом надо было готовиться. При этом четко осознавать, что противник рассчитывает на то, что в тылу нашей армии будет действовать повстанческая армия гордой Финляндии, где никто не забыл того, как им хорошо было под желто-синим флагом. Вот эту проблему мы мониторили очень плотно. Польские и финские украины нашего государства должны были стать частью империи на наших условиях. И если в Польше процесс пошел, в том числе последнее восстание привело к тому, что всю шляхту, принимавшую участие в мятеже, лишили дворянских привилегий, сделав обычными мещанами, то с финскими подданными пока что было все еще непросто. Засевшие в Гельсинфорсе народные представители настаивали на собственных правах, противопоставляя себе законам Империи. Откровенно антироссийская пропаганда шла в местной печати. Гавкающие на нас газеты оперативно закрывались, генерал Бобриков с писающей братией не церемонился. Но открывались новые, которые сразу же теряли лояльность к имперскому центру, буквально через несколько нейтральных номеров возвращались к националистической и антироссийской риторике. 1 сентября шведские войска высадились на Аландских островах и начали стремительно строить там оборонительные укрепления. Швеция и Британия перекрывали нам морскую торговлю через Скагеррак. Впрочем, наша торговля не так сильно пострадала. Часть грузов пошли Эйдерским каналом, а начавшееся в прошлом году строительство Кильского канала вселяло в меня еще большие надежды. Другая часть пошла в Романов-на-Мурмане, железнодорожную линию туда уже провели, причалы построили, склады и погрузочно-разгрузочные мощности там росли, как грибы после дождя. И, конечно же, железная дорога. Да, стоимость зерна, отправленного таким путем, была немного выше, но не настолько, чтобы это стало критичным, тем более, что на экспорт мы отправляли его не так уж и много. Интересно, что, заняв демилитаризованные острова, Швеция нарушила Парижский договор, регулировавший статус этих островов, которые достались России по итогам Северной войны (1807 года), и закрепивший их нейтралитет после неудачной для нас Крымской кампании. При этом никто нам войны не объявлял. Британские корабли начали делать досмотр российских торговых судов на предмет наличия у них военной контрабанды. И стали пытаться сделать это не только в Северном и Балтийском морях. Британский посол был вызван в МИД и получил серьезную такую ноту протеста, звучащую как ультиматум, в том числе речь шла об конфискации всего имущества граждан Великобритании, если еще хоть один корабль будет задержан без официального объявления войны. А наш посланник в Лондоне был отозван для консультаций в Москву. В тоже время мы сумели предотвратить самое главное — втягивание в конфликт Австро-Венгерской монархии. Для этого мы передисоцировали к границам этого странного образования два корпуса, состоящих большей частью из призывников, параллельно укрепляя пограничные крепости. Но отступил Франц-Иосиф только после демарша Бисмарка, заявившего, что Германия решительно осуждает любые попытки развязать войну с Российской империей, подтвердив слова выдвижением трех корпусов к границам союзника. Балтийский флот пребывал на базах, не замечая агрессивных действий неприятеля. Пока что мы вели информационную войну. Надо было создать противовес той дикой антироссийской пропаганде, которая распространилась по всей Европе. Следствие установило, что мичман Михаил Попов погиб во время шторма на Балтике, в который попал его корабль, свидетели видели, как его смыло волной за борт корабля. А вот означенные матросы числились беглецами с торгового корабля «Святая Анна», сбежавшими в Копенгагене. Как говориться, если бы удалось сделать сверку, выяснить, они ли это на самом деле, но следы были уничтожены. И пока что никак не удавалось найти того, кто конкретно стоял за этим преступлением. Я понимал, что время поможет, рано или поздно мы найдем и исполнителей, и заказчиков самого высокого уровня, но я понимал и то, что у нас времени не было. На Швецию пролился буквально-таки «золотой дождь». Ее военно-морской флот пополнился двумя броненосцами (не самыми новыми) и пятью крейсерами британской постройки. Были введены в строй броненосец береговой обороны и шесть канонерских лодок местного производства. Еще два монитора передала Франция, а с ними девять миноносцев. Армия Швеции, которая насчитывала двадцать пять тысяч человек уже сейчас выросла до девяноста, и продолжала набирать людей. Конечно же, у небогатой аграрной страны денег на такую армию просто не было. Кредиты Ротшильдов под не самые высокие проценты… Но ведь их надо будет отдавать! 11 сентября было объявлено о помолвке короля Оскара III Шведского и британской принцессы Беатрисы Саксен-Кобург-Готской, младшей дочери покойной королевы Виктории, сестры нынешнего короля Эдуарда. Свадьба их намечалась на апрель следующего года. И это мне активно не нравилось. Возникала возможность даже вассалитета Швеции по отношении к Британии, кстати, эта новость неожиданно примирила сепаратистские настроения в Норвегии, где местная элита была практически вся пробританской. В то время, как Олаф II отошел от прорусской ориентации своего предшественника и все больше склонялся в сторону Германии, в чем полностью отражал настроения в своем государстве. В Мариинском дворце, в моем кабинете состоялось совещание в самом узком кругу, посвященное подготовке к войне со Швецией. То, что эта война неизбежна — было очевидно. Требование расследовать нападение на посольство в Стокгольме откровенно игнорировалось. Сейчас в столице Швеции тон задавали советники из Лондона при поддержке Парижа. На горизонте стала маячить новая антирусская коалиция. В моем кабинете собрались военный министр Милютин, начальник Генерального штаба Ванновский, командующий гвардией фельдмаршал Гурко, генерал Воронцов-Дашков и полковник Мезенцев, как мое доверенное лицо. — Господа! Считаю, что нам нет смысла ждать, когда вооруженные силы Швеции окрепнут настолько, что смогут сами начать наступление. Но и сейчас начинать военные действия мы не готовы. Я вчера устроил смотр гвардии. В парадном строю она на высоте. Красиво, грозно, и слишком блестяще! Иосиф Владимирович! А как вы оцениваете реальные боевые возможности гвардии? Генерал Ромейко-Гурко стал фельдмаршалом в день моей коронации. Я хорошо запомнил его позицию и твердость характера, которые позволили мне стать императором. Авторитет его среди армии, особенно гвардейских частей был необычайно велик. И к его мнению в Санкт-Петербурге прислушивались. — Государь, гвардия готова с честью выполнить поставленную перед ней задачу. В преданности гвардии сомнений быть не может. В воинском искусстве сомнения есть. Считаю, что гвардию необходимо начать готовить к предстоящим боям со всем усердием. Да, была у меня такая мысль: бросить гвардию в бой без особой подготовки, чтобы у этих голубых князей кровушку попили, да всем показать, что нонешняя парадная гвардия ни на что, кроме как перевороты устраивать, не годна. Но! Это все-таки русская кровь! И проливать ее задарма — преступление! А вот почувствуют вкус крови и победы, тогда из них толк выйдет, возможно… — Хорошо! Иосиф Владимирович, после принятия плана кампании прошу в трехдневный срок составить план учений гвардии и неукоснительно его соблюдать! — Какие есть соображения по срокам военной кампании? Сергей Николаевич, кажется, у вас было что доложить по этому поводу? — Так точно, Государь! По нашим данным, военные действия должны начаться по весне, приблизительно в мае месяце, когда Финский залив очистится ото льда. Планируется ввод британской эскадры, нанесение поражение и блокирование нашего Балтийского флота в Кронштадте, высадка десанта и захват Выборга, отторжение Финляндии. Венские Ротшильды уверяют своих лондонских родственников, что смогут вовлечь в кампанию в мае-июне Австро-Венгрию. Их уверенность строится на заговоре против кайзера Вильгельма. По последним данным, атака возможна перед Рождеством или сразу после него. Таким образом будет обеспечен нейтралитет Германии. — Вы передали данные нашим коллегам из Берлина? — да, подлости британской разведки удивляться не остается никакой возможности. Нет предела совершенству. Вот и имеем против себя совершеннейшего подлеца. Да уж… — Согласно повелению вашему, Государь, немедленно, как только убедились в их истинности. — твердо и чётко ответил Мезенцев. Я довольно кивнул головой. Тогда полковник продолжил: — Более того, сейчас Франция прилагает все усилия, чтобы втянуть в коалицию Турцию. И очень может быть, что там тоже сменится визирь и к власти придут более лояльные Парижу вельможи. Как нам представляется, по планам противника, весна-лето следующего года должны стать временем создания широкой антироссийской коалиции. — Тогда нам нет смысла тянуть, Государь! Надо вывести Швецию из коалиции чем быстрее! — медленно, как-то растягивая слова произнес Милютин. — Мы предлагаем повторить опытЛедяного похода Багратиона. — добавил начальник генерального штаба Ванновский. — Петр Семенович! А вам не кажется, что захват Аландских островов и строительство на них укреплений как раз и связано с тем, чтобы не дать нам повторить опыт семидесятилетней давности? Самый краткий путь к Стекольне лежит через Аланды, если по льду. А еще на побережье у столицы шведы строят батареи береговой обороны, ставят шестидюймовые орудия Виккерса. Да и броненосцы могут стать на прикол у Стокгольма — еще одна линия обороны. — Мы просчитывали такую возможность, Государь! Прошу обратить внимание на карту. Вот предложения Генштаба… После жарких споров, с небольшими поправками, план Генштаба был принят.Глава восьмая Ледяной поход
Куда угодно можно дойти пешком.Ништадт. 11 декабря 1883 года.(народная мудрость)
Генерал от инфантерии Иван Степанович Ганецкий
Чем тяжелее задача, что стоит перед полководцем, тем больше чести одержавшему победу. Я вступил в командование Особым корпусом 26 ноября сего года. О том, что операция против зарвавшихся шведов готовилась заранее мне стало ясно, как только я прибыл на место дислокации своего соединения — в маленький финский городок Ништадт, в котором был подписан знаменитый договор 1721 года, завершивший Северную войну, закрепивший славу русского оружия. Впервые я видел столь значительные приготовления, которые сопровождались столь строгими мерами секретности. С наступлением холодов (в этих местах первые морозы в конце сентября далеко не редкость), в Финляндии вспыхнуло крестьянское восстание, причиною которого были действия генерал-губернатора Бобрикова. В ответ на требование местных властей предоставить Финляндии более широкую независимость, с изгнанием из страны русских чиновников, с тем, чтобы все налоги оставались в пределах великого княжества. Более того, финский сейм потребовал прекратить русификацию, а также принял решение о создании двадцатитысячной финской армии и потребовал удалить из княжества русские войска. Конечно же, реакция Москвы оказалась незамедлительной: сейм был арестован в полном составе, в княжестве вводилось военное положение, попытки поднять мятеж в Выборге и Гельсинфорсе были жестоко подавлены. Но тут началась крестьянская война. По сути своей партизанская, и тут сразу же оказалось, что малозаселенная Финская марка по сути своей прекрасный плацдарм для подобных действий. Большая часть великого княжества оказалась под контролем повстанцев, сдерживаемых регулярными частями и казаками-пластунами. Надо сказать, что еще в прошлом году из Гельсинфорса через Або до Ништадта была проложена узкоколейная железная дорога, и даже три мили уложены в сторону Бьернеборга, но из-за начала восстания строительство железной дороги вдоль Ботнического залива до Торнеа было остановлено, а в самом Ништадте оказались огромные запасы рельс и шпал, прочего железнодорожного оборудования. Вскоре сам город, как и окрестности были очищены от местного населения, которое почти полностью было отправлено в Гельсинфорс. В моем распоряжении были три бригады: 1-я бригада особого назначения, которой командовал генерал Воронцов-Дашков, бригада морской пехоты Балтийского флота, которой командовал полковник Григорий Николаевич Казбек, 2-я гренадерская бригада генерал-майора Николая Дмитриевича Татищева, артиллерийская бригада, казачья бригада, железнодорожная дивизия, 1-я дивизия бронепоездов. Моим соседом в Або был гвардейский корпус под командованием легендарного генерала Гурко. С восточных границ княжества сосредотачивался 1-й Сибирский пехотный корпус под командованием генерал-лейтенанта Эдуарда Карловича Деллинсгаузена, причем его 1-я Сибирская дивизия сосредотачивалась в районах Выборга и Гельсинфорса. Этот корпус фактически состоял из егерских полков, каждый из которых включал в себя сибиряков, большей частью охотников, привыкших к суровым зимним условиям. Его еще называли иррегулярным корпусом, ибо все солдаты и офицеры его имели весьма своеобразную форму, совершенно не напоминающую военную. Скорее всего они все походили на промысловиков, да и вооружены многие были привычным им оружием, чаще всего берданками. Говорили, что самых метких и опытных стрелков сводили в особые группы и вооружали какими-то редкими винтовками с новыми прицелами, позволяющими уверенно убивать врага на расстоянии в версту. Но именно этот корпус должен был обеспечить замирение восставшей Финляндии. Первого декабря, строго по плану, отряды разведчиков вышли на лед Ботнического залива, их целью было обеспечить работу железнодорожников, которые стали прокладывать узкоколейку прямо по льду. Было привлечено огромное количество работников, которые укладывали шпалы и рельсы, крепили их, связисты устанавливали крепление для линии телеграфа, Направление линии шло почти точно по прямой до города-порта Евле, где была железнодорожная ветка, почти не было войск. Надо было проложить почти полторы сотни верст временного пути (примерно 230 км). Невиданное в мировой практике строительство в общей сложности заняло пятнадцать дней. 12 декабря первые отряды бригады Воронцова-Дашкова и морские пехотинцы двинулись по проложенному пути, используя коней. Оружие, артиллерию и боеприпасы перевозили в вагонах при помощи тех же трудяг-лошадей, 22 декабря рано утром морпехи внезапным ударом взяли на абордаж вмерзшую в лед и превращенную в береговую батарею канонерскую лодку «Евле». Небольшой гарнизон и полиция этого небольшого захолустного шведского порта пребывала в полном замешательстве: никто не ожидал появления тут русской армии! Небольшой гарнизон состоял из двухсот рекрутов, которых совершенно недавно призвали на службу. Оказать сопротивления они попросту не могли. Для нас приятной неожиданностью стало то, что почти вся кадровая армия (более восемнадцати тысяч человек) была переброшена в Финляндию, для организации финских вооруженных сил, для планируемого по весне наступления. Пока морпехи занимали порт и ключевые точки города, осназовцы организовали его плотную блокаду, перерезав телеграфную связь. Опять-таки, сыграло свою роль и отсутствие русских дипломатов в шведском королевстве: 21 утром ультиматум императора Михаила II был передан послу Швеции в Берлине. В нем указывалось, что если он не будет принят, то военные действия начнутся в четыре часа утра 22 декабря. Они так и начались! Атакой и захватом Евле. К сожалению, гвардейский корпус Гурко опоздал, он подошел к Аландам почти что ночью, и штурм шведских позиций предпринял рано поутру. Если в моем распоряжении была железнодорожная колея с вагонами с военным имуществом, то у Гурко в качестве резерва по снабжению был только транспортный корабль «Меркурий», вмерзший в лед в десяти милях от Аландских островов. Его несколько раз пытались захватить потомки викингов, но пулеметы и трехдюймовка на транспортнике быстро остужали «горячие шведские головы». Продовольствие, боеприпасы, печки и палатки для обогрева солдат и офицеров — этого всего на «Меркурии» было в достаточном количестве. Но слишком близко к островам, захваченным неприятелем. Поэтому гвардию шведы встретили на позициях. Там был сосредоточен один из регулярных пехотных полков с приданными ему тремя тысячами плохо обученных рекрутов. Хорошо, что артиллерия на Аландах была представлена двух— и трех— дюймовыми «бофорсами», а тяжелые орудия там еще не установили. Если бы там была даже одна батарея шестидюймовок, способных проломить лед залива, сложно себе представить, насколько сложной была бы операция по захвату островов. В свои семьдесят три года я не был уверен, что смогу сделать дли Империи еще что-нибудь значительное. У любого человека есть предел сил и здоровья. Я, наверное, еще не подошел к этому пределу. Переносить тяготы этого похода было испытанием куда как более сложным, чем даже бои под Плевной. За мою жизнь я прошел через множество сражений, начинал воевать на Кавказе против диких горцев, умирял Польское восстание в шестьдесят третьем, и венгерское восстание сорок девятого. Меня миновали бои Крымской войны — в то время я командовал одним из отрядов, который отвечал за оборону побережья Балтики от вражеского десанта. Зато в Турецкую пришлось повоевать, очень серьезно пришлось. Меня назначили командовать гренадерским корпусом, лучшими частями тяжелой пехоты в русской армии. А потом случилась Плевна, где мне пришлось сыграть свою немалую роль в поражении неприятеля. Никогда еще я не был настолько поражен стойкостью и отвагой русского солдата, его мужеством и смекалкой! Но то, что происходило сейчас — это было вообще за рамками известного мне… я считаю это истинным чудом: тысячи простых людей — рабочих и крестьян быстро проложили временную железную дорогу, которая должна была стать линией снабжения всех наших войск в Швеции! Да, удивительным было то, с какой энергией взялся за эту работу Самуил Соломонович Поляков, представитель частного капитала, но именно его умение строить быстро, решать сложнейшие задачи по снабжению армии строителей и доставке материалов на нужное место в нужное место. И все эти задачи были подготовлены заранее! Фактически, я командовал только войсками, в тоже время лично начальник Генерального штаба Ванновский занимался решением задач обеспечения всей зимней кампании! 25 декабря узкоколейку соединили с железнодорожными путями в Евле. Этот неблизкий маршрут был выбран из-за того, что трасса шла по прямой, кроме того, в Евле была возможность вывести полотно на берег без особых проблем — пологий берег и небольшой перепад высот облегчали нам задачу. В самом городе были захвачены местные паровозы, а броневагоны уже стали поступать на станцию, где из них формировали первые бронепоезда. Было решено создать четыре легких бронепоезда и два тяжелых. На тяжелых установили по два шестидюймовых и два пятидюймовых морских орудия, на легких — по две морские трехдюймовки. Все поезда имели пулеметы Максима, десантную группу, вагон с оборудованием, который должен позволить отремонтировать путь, если он будет взорван либо поврежден еще каким-то образом! 26 декабря первый отряд моего корпуса: два легких бронепоезда, один тяжелый «Илья Муромец» и бригада осназа выдвинулись на Стокгольм, к которому подходили гвардейцы Гурко.Аландские острова. 27 декабря 1883 года.
Генерал-фельдмаршал Иосиф Владимирович Гурко
Если бы у меня были еще три месяца! Да хотя бы два! Дело при Аландских островах показало, что гвардия перестала быть парадным войском императора, а стала боевой его частью. Но именно боевая подготовка гвардейцев оставалась желать лучшего. Почему-то бравирование личной храбростью в этих частях считалось главной доблестью солдат и офицеров. Причем часто это вступало в противоречие со здравым смыслом. Идти плотным строем на противника, скрывшегося в укреплениях — много ума не надо. Точнее, его вообще не надо! Я потерял три полноценных батальона за первые полчаса боя, после чего приказал сигналить отступление. И еще рота полегла, поскольку ее командир решил игнорировать приказ об отходе! Если бы мерзавец не погиб вместе со своими солдатами — приказал бы расстрелять его лично! Как и отстранил того мерзавца, что дал приказ о наступлении без артиллерийской подготовки! Подвел ты меня, Константин Конрадович! И какого дьявола я на тебя положился, назначив командовать первой гвардейской бригадой. Лучше бы ты, генерал-майор Шмидт командовал своим павловским полком и не высовывался! А так и наступление сорвали, и Ричарда Трояновича фон Меверса, который павловцев принял под командование убило! Какого дьявола, спрашивается, я тащил по льду артиллерию? Правда, пушки Барановского, из-за их небольшого калибра, были тут мало пригодны. Но как только гвардейцы отступили для перегруппировки, как заговорила артиллерия — новые восьмидесятисеми миллиметровые полковые пушки. Всего восемь орудий, но каков был эффект! Артиллеристы даже на морозе взопрели, так быстро подавали снаряды, корректировщики оперативно координировали огонь, благо, первая атака дала возможность выявить огневые точки противника. И тут блеснули храбростью егеря. Лейб-гвардии Егерский полк весь начал движение по льду еще когда снаряды рвались на укрепленных позициях противника, а когда артиллеристы перенесли огонь в тыл — ворвались на укрепления, где началась жаркая рукопашная схватка. Слава Господу. Что в это время кегсгольмцы и семеновцы стремительным броском во фланги смогли смять вражескую оборону, помогли егерям, за которыми пошли в бой потрепанные части первой бригады. Русских было не остановить! Стоящие во второй линии противника резервы были, в основном, свеженабранными частями, не нюхавшими пороху, эти побежали, причем быстро. Для них столь стремительная атака, да еще после артиллерийского обстрела, оказалась слишком сильным испытанием, а вид отступающих ветеранов прибавил им прыти. Ну, тут сказала свое слово кавалерия. Да и пушки Барановского, которые наступали в первых рядах вместе с егерями, показали, что их небольшой вес и калибр тоже могут иметь значение! Путь на Стекольну (как приказал именовать столицу королевства Шведского Государь Михаил Николаевич) был открыт! Поутру двадцать шестого числа декабря месяца мы вышли к Стокгольму. Более всего мы опасались стоявших на бранд-вахте во льдах двух британских броненосцев, и шведского броненосца береговой обороны, которые имели довольно мощные орудия, способные разнести лед, как утверждали наши артиллеристы. Проверять, смогут ли они пробить полутораметровый и еще более толстый лед, как-то не хотелось. Посему егеря и кексгольмцы, показавшие себя лучше всего в деле на Аландах, шли все в белых маскировочных халатах, скрывавших их яркую форму. В таких же накидках шли и другие пехотные части. Мы понимали, что после сражения у островов, которые вновь вернулись под русскую корону, нас будут ждать, а посему внезапно захватить вражеские корабли не получится. Главным была точная координация наших действий с корпусом прославленного генерала Ганецкого. Тут нам помощь оказал телеграф, который мы тянули за собою. Петр Семенович Ванновский, руководивший операцией из Або, придержал на двенадцать часов выход из Евле отряда Воронцова-Дашкова. В общем. у нас была надежда, что взятие столицы противника пройдет согласно намеченному плану.Лондон. 25 марта 1884 года.
Генерал-лейтенант Джон Милтон
Мы повторяем Восточную войну! Я воевал в Крыму! Я хорошо помню, каким сложным противником были русские! И они опять осмелились бросить вызов Империи, над которой никогда не заходит солнце! Что я могу сказать в свое оправдание, Джордж? Я скажу тебе всю правду, а ты потом все равно не напишешь ни слова из того, что я тебе поведаю. Тебе просто не дадут это сделать. Но ты обещай мне, что опубликуешь эти материалы после моей смерти. А мои родственники поднимут вопрос о моей реабилитации. Говоришь, что меня могут лишить всех воинских званий? Не посмеют! Всех собак на меня не повесят! Только парочку самых жирных… Я прибыл в Стокгольм в августе 1883 года в качестве руководителя нашей военной миссии. Если говорить о фактическом положении дел, я стал кем-то вроде советников при их Генеральном штабе. Один смех, а не название! Командовал этим убогим заведением полковник Мунк, полковник! Чтобы ты понимал! Я прекрасно понимал, что меня посылают туда, в первую очередь, как хорошего организатора. Ты не можешь спорить, что пост главнокомандующего нашими войсками в северной Америке, а потом и в Ирландии обогатил меня довольно уникальным опытом — организации борьбы с партизанскими повстанческими соединениями. Теперь мне необходимо было сделать тоже, но наоборот. Чтобы дать возможность сформировать в Швеции более-менее боеспособную армию, необходимо было время! За месяц можно научить рекрута стрелять из ружья и ходить строем. Нет, пожалуй, только ходить строем. Еще два месяца надо на то, чтобы он стал не просто стрелять, а хоть куда-то попадать. Я не говорю о слаживании подразделений, тактике действий отрядов от взводов до батальонов! И это при том, что местным генералам ничего более полка доверить было невозможно! Конечно, я привез с собой инструкторов, которые начали активное обучение рекрутов. Швеция небогатая страна, из нее начали в САСШ уезжать крестьяне. Только в конце 1883 года было подано более стапятидесяти тысяч заявок на эмиграцию. Вот тебе и рекруты! Мы просто изъяли из семей неудавшихся эмигрантов мужчин призывного возраста и поставили их под ружье! И делалось это на наши, британские деньги! Швеция не могла содержать большую армию. Представляешь, они с трудом кормили двадцать пять тысяч человек в армии, и тысячу на флоте! Часть войск вооружали французы, часть — мы. Кроме того, Его Величество приказал передать флоту Швеции два броненосца. Пусть и устаревших, но на чем-то должны шведы учиться? «Уориор» получил название «Харальд I», символично, первый король Швеции и первый в мире броненосец, а «Черный принц» стал «Хаконом Могучим» — еще один легендарный шведский правитель из забытой Богом династии. Названия гордые. И вся ценность этих кораблей была в их артиллерии. Там же находилась срочно построенная плавучая батарея «Магнус I», названная в честь Магнуса Доброго. Хорошо, что не в честь Магнуса Слепого. Кроме того, в порту находились канонерские лодки и вспомогательные суда. И все они находились в ледяном плену, представляя из себя неподвижные огневые точки. В чем была моя ошибка? Я недооценил русских. Впрочем, это была не только моя ошибка. Война с Россией планировалась весной-летом следующего года, когда в коалицию с Швецией должны были официально вступить Великобритания и Франция, а вскоре присоединиться Австро-Венгрия, Турция, возможно, что и Германия. Против такой коалиции Москва бы не выстояла! Это сейчас я понимаю, что нам надо было немедленно женить молодого короля на нашей принцессе, наплевав на условности, принятые у монархов, но… Сам Оскар III, этот молодой упрямец, долго, слишком долго сопротивлялся! У него, видите ли, была любовь к особе некоролевской крови. Конечно, отец этой девицы был одним из новых командующих шведской армии, но морганатический брак! Это было слишком! Олаф был самым управляемым из династии, менять что-то сейчас было бы просто глупо! В общем, он как мог, оттягивал этот брак! А как было задумано? Брак, рождение наследника, исчезновение Бернадоттов, физическое, в том числе и дурачка-Оскара. И Швеция с Норвегией входят в состав нашей империи! Просто и изящно! Королева Беатриса правит, в общем, так было задумано. Но русские нанесли удар раньше. Зимой. Мы были уверены, что похода 1807 года не будет: восстание в Финляндии, финансированное нашими агентами полыхало вовсю. И именно на его подавление стягивались войска. Ударить по Швеции, имея в тылу восстание, фактически, не имея надежных линий снабжения? Это же нонсенс! А Аландская позиция надежно защищала столицу от вторжения по льду! Но мы оказались абсолютно не готовы к русской угрозе. Утром двадцать шестого я был у себя на квартире, собираясь в генеральный штаб. Вести о поражении в битве у островов заставила перебросить в столицу несколько полков, доведя гарнизон до двадцати тысяч солдат, пусть только-только обученных, но все-таки это были солдаты, а не сброд! Конечно, я предпочел бы иметь под руками дивизию шотландских стрелков, но где ее взять? По нашим планам введение британского и французского экспедиционного корпусов (каждый по двадцать тысяч человек) должны были произойти весной, сразу после свадьбы Оскара и Беатрис. Утро выдалось туманным. Не люблю такую погоду! Ровно в шесть часов раздались первые выстрелы, от которых я сразу же пришел в боевое состояние, мгновенно оделся и отправился в штаб. В городе творился хаос и бардак. Я застрял у порта и имел возможность наблюдать эту страшную картину: Откуда-то издалека прогрохотали русские пушки причем солидного калибра, не менее пяти фунтов! Взрывы вздыбили лед неподалеку от наших броненосцев. Я был поражен подобной точностью стрельбы, но еще более потрясен был, когда «Уориор» получил два попадания в борт и начал быстро погружаться! Еще один залп — и точно такие же два попадания в «Черного принца», а ведь на обеих кораблях половина команды была нашей, британской. Мы еще не успели обучить шведские экипажи! И сейчас оба корабля шли на дно вместе с их командирами, матросами и пушками! Еще два залпа — два взрыва около «Магнуса» и еще два взрыва уничтожают плавучую батарею. А дальше кто-то продолжает долбить по кораблям в гавани Стокгольма, пуская их на дно — одно за другим. А по льду подходит вражеская пехота и кавалерия, которая начинает входить в город, который погружен в панику, кажется, что русские солдаты везде. Бой идет у королевского дворца и Генерального штаба! В этой обстановке я предпочел вернуться домой. А что еще прикажете делать, мой друг? Если бы у меня были шотландские стрелки! А так… Я, конечно же, достаточно стар, и мог выйти в отставку фельдмаршалом, после шведского провала мне это не светит. Но и брать на себя чужие промахи я не собираюсь. Старина Джон Милтон — твердый орешек! — Твердый орешек!Глава девятая Тайное и явное
Мы истину, похожую на ложь, должны хранить сомкнутыми устами!Эребру. 28 декабря 1883 года.Данте Алигьери.
Олаф Петерссен (Иоганн Нойер)
У замка Эребру шел бой. Около сотни взбунтовавшихся граждан, вооруженных до зубов ружьями и револьверами, пытались прорваться в замок, чтобы «разобраться» с семьей бывшего монарха-предателя. Что это было за разборки, никаких иллюзий не возникало. И кто стоит за этим «народным возмущением» тоже не было тайной за семью печатями. В Швеции как грибы после дождя выросли «патриотические клубы», получающие материальную помощь с берегов Туманного Альбиона. В армию эти «патриоты» почему-то не рвались, но в каждом клубе был склад оружия, тренировочный полигон, и его члены были готовы рвать глотки тем, на кого укажут кураторы. Как только дошли новости об ультиматуме России и сражении у Аландских островов, по всей стране прошли хорошо организованные патриотические митинги и демонстрации. В Эребру тоже был такой клуб, не думаю, что эта их «демонстрация» у королевской тюрьмы была чем-то спонтанным, подтверждение этому был простой факт: ни полиция, ни армия даже не пошевелилась, чтобы это безобразие прекратить. Ведь бой шел практически в центре города! Замок находился на островке, расположенном на реке Нярке, причем там был комплекс из нескольких кусков суши, на одном из которых был построен древний крепость-дворец, ставший тюрьмой. Попасть к нему можно было только через средний из островков, по каменному мосту, построенному более века назад. Вообще поместить в эту тюрьму семейство Бернадотов было сродни черному юмору. Именно тут, король Карл XIII объявил о переходе власти к французскому маршалу Бернадоту, который стал родоначальником новой королевской династии. Как будто кто-то говорил о порочном круге истории: тут династия началась, тут она и закончится. Убийцы не смогли прорваться в цитадель по простой причине: несколько десятков гвардейцев, которые охраняли королевскую семью оказались верны своему долгу — они открыли огонь по «патриотам», почти два десятка трупов теперь украшали подходы к замку. Возник тупик, перестрелка стала какой-то вялой: обороняющиеся берегли патроны, а наступающие не знали, что им делать. Скорее всего, они не ожидали сопротивления. Картина была более чем феерическая: замок Эребру начали не так давно реконструировать. Пока что перестройка коснулась только четырех массивных башен, которые привели в почти первоначальное состояние. В окружении этих копеек (как называли башни местные жители) тринадцатого века, сложенных из грубого серого камня, с узкими бойницами располагался барочный дворец со всеми его украшениями, колоннами, завитушками-финтифлюшками, в этих покоях и находилась семья Бернадотов. Чтобы к ним прорваться надо было иметь больше народу, чтобы завалить подходы трупами и по ним выполнить свою миссию. На это нападающие идти не хотели. А вот появление хотя бы одной пушки, даже не самого большого калибра, могло ситуацию изменить и кардинально. Моя работа в Швеции явно подходила к концу. Винная лавка послужила хорошим прикрытием моей миссии, но все когда-то да заканчивается. В самом Стокгольме у меня было несколько доверенных людей, но они были всего лишь исполнителями, которые не могли знать ничего существенного. На одного из них я приобрел небольшой склад у самого побережья в столице, фактически, за городской чертой. Этот склад использовали контрабандисты, рядом был причал для лодок, в общем, достался он мне недорого. А вот что за команда там обитала последние два месяца, это было серьезным секретом. Когда мне удалось узнать, что британские военные, которые стали руководить шведской армией, хотя оставались в рангах консультантов, настаивали на том, чтобы корабли стали на бранд-вахту во льдах, организовав дальний заслон от возможного ледяного похода русской армии, возник этот план. В сентябре месяце в Стокгольм разными путями добралась группа из четырех «специалистов». Заранее контрабандисты доставили бочки, в которых было упрятано оборудование в разобранном виде. Но один из агрегатов привезли русские моряки, в первых числах сентября, на нейтральном судне. Да, еще один вариант контрабанды. Всего плана я не знал. Только свою часть: обеспечить работу группы и ее охрану. Склад с вином хорошо охранялся. А то, что на складе крутилось намного больше людей, чем надо было бы, так кого это волновало? На меня работали несколько мелких банд в самом Стокгольме, была еще одна небольшая группа в Мальме, больше просто физически я завербовать не успел. Да и денег не хватало. Бюджет у меня был не бесконечный. Получив сигнал от своего куратора, я приступил к активации плана. Первой частью было обеспечение группы в Стокгольме. Учитывая, что часть груза для них составляла взрывчатка, то было ясно, что эффект от их действий будет весьма громким. Еще одна группа, состоящая из столичных жителей, ждала появления спецназовцев. У моего доверенного человека на руках была информация о местах жительства почти всех членов риксдага и самых важных политиков страны, в первую очередь были выделены лидеры местных националистов «патриотов», которые курировались из британского и французского посольства. Адреса офисов «патриотических клубов», а также тех зарубежных кураторов, которых мы смогли выявить. Уверен, что список далеко неполный, но по ходу дела можно будет его расширить. Было бы желание! Моя главная задача состояла в проникновении в замок Эребру, дабы вытащить оттуда королевскую семью, обеспечив ей безопасность. Для этого у меня была группа, прибывшая не так давно: десять человек, под командованием явно аристократа. Мишель, как он представился, был одет с иголочки, но эта дорогая одежда не была маскарадом, чувствовалось, что он носит ее привычно, властные манеры тоже никуда не делись. Такое не играют. Это в человеке или есть, или нет, я, как неплохой актер, знаю наверняка. Вот и сейчас Мишель просто машет рукой, ха! Вот мы и пошли к замку на выручку. Знаете, как было непросто протащить все их снаряжение сюда, чтобы избежать внимание патрулей, которые, в связи с военным временем, появились по стране. Но сейчас у этой группы был какой-то странный агрегат: большая труба на сошках. Лента с пулями. Два человека тащили коробки, думаю, я такими же лентами. У остальных были карабины, у Мишеля — револьверы. Два, по одному в каждой руке. Впрочем, у них всех были револьверы. Но переться десятком против почти сотни! И тем не менее, их командир ни секунды не сомневался. Когда мы пошли по первому мосту, как нам навстречу выбежал молодой человек с перекошенным и измазанным копотью лицом, увидев нашу группу, он затормозил, как-то нелепо взмахнул руками, и тут же согнулся — в его груди торчал нож. Думаю, паренька послали за подкреплением, но ему не повезло: наткнулся на нас. С таким подарком долго не живут. А в это время отряд Мишеля быстро разобрал позиции, и пулемет Максима (я чуть позже узнал у Мишеля, что это за чудо-оружие у него появилось) загрохотал, поливая огнем притаившихся в кустах стрелков. Воистину, коса смерти прошла по врагам! Тут же забухали карабины. Пулеметчик мгновенно сменил ленту и продолжал стрелять. Такого никто из нападающих не ожидал! Бежать к замку — смысла не было, дорогу в город преграждали мы, и те, кто уцелел в первые минуты боя бросились через замерзшую реку, надеясь спастись на набережной, только на льду они представляли из себя прекрасные цели. К этой зимней охоте присоединились стрелки из замка. Я, вытащив белый платок, направился к входу в тюрьму. Думал, что ко мне выйдет начальник охраны, но был удивлен, увидев бывшего короля. Тот сжимал в руках винтовку. — Кто вы, господа? — сурово спросил Оскар. — Ваше Величество! У меня срочное послание для вас, уверен, вы все поймете! И я передал королю письмо, скрепленное печатью императора Михаила. Увидев его печать, король как-то горько усмехнулся, но письмо прочитал. — Итак? Что вам поручено? — его тон был холоден. — Полковник Мунк получил приказ устранить вашу семью. Физически. Мы доставим вас в надежное убежище. В этот момент русская армия штурмует Стокгольм. Вы как никто другой знаете, что ваш сын стал пешкой в игре против России. И эта война — провокация наших недругов. Наших, потому что эта война не нужна ни Швеции, ни России. Надо поторопиться. Сейчас прибудет транспорт. — Как? — Сани вывезут нас на берег Эльмарена, а там нас будут ждать кареты, они и доставят вас под надежную охрану. — Михаил гарантировал мне… впрочем… неважно, я согласен. — Поторопитесь, Ваше величество! Все необходимое вы получите на месте. Сани появились точно в срок. В первые загрузились королевские гвардейцы со своим преданным своему монарху командиром, далее королевская семья, затем наша группа, на последние сани поставили пулемет. Колонна получилась немаленькая. Зеваки наблюдали за происходящим, хотя и с осторожностью, и издалека. Самым сложным было проскочить под мостами, впрочем, неожиданность — это серьезный козырь в наших рукавах. Надеюсь, фанатика-республиканца на нашем пути не появится. Черт возьми! Не мог он без красивых жестов! Когда сани проходили под первым из мостов Оскар встал во весь рост и помахал людям на мосту шапкой, толпа узнала бывшего монарха и взорвалась приветственными криками. Оскара уважали, и это чувствовалось. Полицейский на следующем мосту отдал монарху честь, мы быстро покинули негостеприимный для бывшего монарха город. А еще через несколько часов оказались в безопасности, в окружении надежных войск.Санкт-Петербург. Мариинский дворец. 11 февраля 1884 года.
ЕИВ Михаил Николаевич
Это совещание прошло уже после награждений. Блестящая операция, закончившаяся столь же блестящим мирным договором. Мир еще полностью не наступил. Часть Финляндии, как и некоторые регионы Швеции и Норвегии не были еще «замирены». Вообще-то всё получилось довольно удачно. Для нас. После взятия Стекольны, когда прибывшие туда необученные части резервистов были сметены мощным ударом с суши и моря, поддержанного артиллерией, в первую очередь, бронепоездов, наступило время работы дружинников и жандармского спецназа, который тоже очень быстро очутился в столице Швеции. Были арестованы большая часть парламентариев, агенты французской и британской разведок, военные специалисты (наемники), служившие в шведской армии. В тоже время, морские пехотинцы при поддержке бронепоездов отправились из Евле по железной дороге на Тронхейм. Захват этого порта казался нам важнейшей задачей — и абсолютно верно. Но об этом расскажу немного позже. Гренадерская бригада, как и моряки, в железнодорожных вагонах, при поддержке бронепоездов отправилась штурмовать Кристианию, их сопровождал батальон спецназа. В столице Норвегии тоже предстояло почистить местную элиту, слишком уж тесно ориентированную на лимонников. Из Стекольны части спецназа так же по железной дороге двинулись на захваты важнейших портов — Гётеборга и Мальме. А после взятия Кристиании гренадерские части ушли захватывать порты Норвегии, в первую очередь Берген. Наступление велось вдоль железной дороги, каждый бронепоезд имел десантное отделение, которое обеспечивало овладение транспортными объектами и безопасное движение по трассе. На наше счастье, противник не был готов к такому виду боевых действий. Его рекрутированные полки оказались, по большей части своей, не у дел, а кадровая армия сосредотачивалась на границе с Финляндией и в самой стране суомов, и тоже никак не успевала вмешаться. Тем более, что в великом княжестве одновременно с наступлением на Швецию началось движение и частей Сибирского корпуса вглубь страны. Очень нам помогло то, что была проведена перепись населения. И вообще, финны не были готовы к тому, что на них начнут настоящую охоту. Не было движения полков и корпусов — отряды стрелков-охотников гребенкой прочесывали сельскую местность. Любой мужчина с оружием вне населенного пункта был законной целью, при зачистке сел и хуторов командиры сверяли списки населения и задавали вопросы по поводу отсутствовавших мужчин. Семьи с такими «пропажами» немедленно выселялись и под конвоем отправлялись в Гельсинфорс. На месте оставлялось написанное на русском и финском языках послание, которое сводилось к тому, что хозяин (или его дети) могут явится в такой-то сборный пункт без оружия, тогда они будут выселены вместе с семьей. Те, кто в месячный срок этого не сделает — будет считаться франтирером, то есть подлежит уничтожению, а его семья в Сибири будет полагаться только на себя. У полных семей изымалось оружие, в том числе охотничье, но выдавалась расписка, что будет возвращено владельцу после установления мира и порядка. Были у наших егерей и союзники. Малые народы, которых местные «великофинны» и за людей не считали. Они унижали и презирали этих «недочеловеков», а те платили им ненавистью. Удивительно, как маленький народ может одновременно бороться за свободу для себя, подразумевая при этом свободу угнетать другие народы! Отличились спецназовцы графа Воронцова-Дашкова. Произведенный ими штурм королевского дворца, при котором не было убито ни одного человека, а единственной погибшей оказалась болонка короля Оскара III, это просто должно войти в энциклопедию работы спецназа! Молодцы! Лично каждого повысил в чине и выдал Георгия! Заслужили! Оскар Третий тут же отрекся от престола и объявил о женитьбе на Эббе Мунк, поставив окончательную точку в своем статусе: морганатический брак и лишение всяких прав на престол. Тут же возник вопрос о королевской власти. Оскар Второй отказался возвращаться на престол. Королем Швеции и Норвегии был объявлен Оскар Карл Вильгельм Бернадот, которому исполнилось двадцать два года. Он только закончил Упсальский университет и выбирал себе жизненную стезю, причем склонялся к военной службе. Пребывая в заключении вместе с отцом проявил себя мужественно — при попытке террористов прорваться в замок Эребру, вместе с бывшим королем Оскаром стрелял в нападающих. Во всяком случае, показал себя мужчиной. Первого февраля 1884 года в Стокгольм прибыл император Германии Вильгельм, при посредничестве которого был заключен «вечный мир» между Швецией и Россией. По этому договору Швеция потеряла Аландские острова, Оланд и Готланд, а также Шпицберген. Сроком на сто лет за один рубль золотом был арендовано побережье вдоль Зондского пролива от Мальме до Кулле вглубь шведской территории до двадцати-тридцати миль. Россия ставила крепость в Хельсинборге, военно-морскую базу в Мальме. Кроме того Россия приобретала за миллион золотых рублей территорию в Норвегии: Финмарк и Тромс до Нарвика включительно, со всеми островами, в том числе Лофонтенскими. При этом Россия ставила военно-морскую базу в Тронхейме и Бергене. Россия ставила военные базы в Стекольне, Гетеборге и Карлскроне. Сроком на сто лет с возможностью продолжения договора. Как гарант нейтралитета Швеции с Норвегией Германия получила возможность поставить военные базы в Карлскроне и Норкепинге в Швеции, в Боде и Станвангере в Норвегии. Очень засуетилась Британия, которая при поддержке Франции требовала созыва международной конференции по Шведскому вопросу, даже организовала эту конференцию в Копенгагене. Вот только ни Россия, ни Германия, ни тем более, Швеция на эту конференцию не явилась. Дипломаты посверкали мундирами, поскрипели зубами и разъехались. Правда, Копенгагская конференция 1884 года стала еще и началом оформления англо-французского «сердечного союза», к которому секретными протоколами «пристегнули» Турцию, были и секретные соглашения с Австро-Венгрией. Большая игра продожалась. Очень тонким моментом было прикрытие операции в Стокгольме, когда наши пловцы установили мины подо льдом!!! на двух броненосцах и плавучей батарее шведов. Если бы не экспериментальная торпеда с седлом, которую успели сделать летом этого года в Кронштадте, не знаю, смогли бы это все провернуть. Обстрел из тяжелых орудий «Ильи Муромца» и должен был прикрыть этот маневр. Должно было создаться впечатление, что это снаряды большого калибра так удачно попали по бортам больших артиллерийских платформ. А чтобы узнать правду. Их надо будет поднять со дна, а кто вам ласт такую возможность? Мы и поднимем, так что эта тайна останется неразгаданной. Нечего плодить сущности. Рановато. Представляю. Как этим ребятам было холодно! Их потом отогревали самым действенным образом — меж двух женщин каждого. Но смогли! По подвигу и награда. Все получили личное дворянство! Так что в этом подводном спецназе теперь исключительно дворяне! Ну и последним штрихом ко всей этой беде стал визит англичан на рейд Тронхейма. После захвата Стокгольма кто-то очень умный в адмиралтействе спохватился и захотел хоть какими-то силами взять этот важнейший порт: через него можно было пытаться как-то начать перебрасывать в Норвегию регулярные части экспедиционного корпуса. Но увы, в городе реяли русские флаги, береговые батареи были под нашим контролем, а несколько выстрелов из шестидюймовок тяжелого бронепоезда «Добрыня Никитич» заставили три британских броненосца уйти восвояси. Было ясно, что легкого десанта не будет, а кораблей с солдатами не было, думали закрепиться за счет морских пехотинцев, размещенных на кораблях. Ушли, несолоно хлебавши! — Ну что, господа генералы и адмиралы, время победных реляций прошло, а теперь пришла пора разобраться, что нам надо в нашей армии улучшить, и как дальше жить будем!Часть четырнадцатая Между войной и войной
Люди, которые… признают войну не только неизбежной, но и полезной и потому желательной, — эти люди страшны, ужасны своей нравственной извращенностью.Лев Николаевич Толстой.
Глава десятая Полигон
Отсутствие артиллеристов при штабах и управлениях высших и старших войсковых начальников, при недостаточном их знакомстве со свойствами современной артиллерии, привело к тому, что неправильная постановка задач артиллерии и многие ошибки в отношении ее применения в бою оставались без исправления, не устранялись и повторялись в еще большей степени.Кубинка. 24 марта 1884 года.Али-Ага Шихлинский.
ЕИВ Михаил Николаевич
Мало получить хорошую артиллерию, надо еще научить командиров ею пользоваться! Этот постулат еще академических времен известен мне очень хорошо, а уж как он был близок Михаилу Николаевичу, который в ТОЙ моей реальности отвечал за российскую артиллерию почти до времени начала Первой мировой войны. Так что на нем лежит ответственность и за ее не слишком удачные действия в начальный период второй Отечественной, которой, надеюсь, в этом мире не будет. Хотя мы подошли очень-очень близко к ее началу. Если Австро-Венгрия и Турция реально, а не декларативно вступят в антироссийский союз с этим вариантом Антанты, то ситуация будет для России слишком уж «аховой». При этом, скорее всего, Вилли будет тянуть резину, угрожать всем, и никому одновременно, но в поход на Париж не пойдет. Что-то мне подсказывает, что его генералы не готовы к новому Дранг-нах-Пари. Им нужен еще десяток лет, чтобы превзойти французов, в той же артиллерии. И подогнать флот к такому состоянию, чтобы он хотя бы мог кусать англичан. Так что Вилли не рискнет. И мы будем один-на-один с новой коалицией. А британка на меня зуб заточила немаленький. И есть из-за чего. Очень уж они хотели кусок урвать со скандинавского стола! Как минимум, быть гарантом нейтралитета Норвегии (получив возможность получить базы в Нарвике и Тронхейме). С этими тяжелыми мыслями я прибыл на полигон. Надо было решать, как будем развивать артиллерию. И было что еще решать. Сейчас основным полевым орудием стала более-менее современная пушка Круппа (легкое полевое орудие 87,7 мм) или четырехфунтовая. Она была еще и конная, которая имела укороченный ствол (18 калибров против 24 у полевой), но имела меньший вес. Впрочем, недостатки у этого орудия были, и несомненные. Скорострельность 4 выстрела в минуту, неудобное прицельное приспособление, очень серьезный откат после выстрела и отсутствие противооткатных устройств. Плюс — никакой защиты для артиллеристов. А вот это уже ни к черту не годилось! Но… Как говориться, потехе минута, делу — час. Тем более, что приехали. В делегацию по торжественной встрече Его Императорского Величества входили известный специалист по артиллерии Антон Францевич Бринк, а также два Энгельгарда: генерал-майор артиллерист Александр Петрович и жандармский полковник Валентин Фёдорович, отвечавший за соблюдение режима безопасности на вверенном ему объекте. Меня сопровождали генерал-фельдмаршал Ромейко-Гурко (за Швецию заслужил), военный министр Милютин, начальник Генерального штаба Ванновский. Делегация получилась более чем приличная. Фактически, нам предстояло осмотреть и принять решения по новым орудиям, созданным на российских заводах, пусть и технологии были пока что заграничными, но лиха беданачало! — Приступим, господа! — произнес я, когда обменялись приветствиями со встречающими. Бринк был еще не настолько обрюзгший, а вполне солидный мужчина с намечающимся только брюшком. Ввести для генералов, что ли, обязательные тесты физической подготовки? Ага, у меня тогда весь генералитет рассыплется в прах! Впрочем, Антон Францевич был самым молодым из принимающих: ему всего тридцать три года, он скорее плотный мужчина с волевым лицом и аккуратной бородой, надо сказать, что эта хроноаборигенская мода на самой разной формы и окладистости бороды меня здорово напрягала, хотелось по примеру Петра Великого хвататься за триммер и скоблить подбородки нах… но невместно! С другой стороны, понимаю, что пока нет бритвы с плавающей головкой, да даже нормальных лезвий для станка нет, то занятие лишение растительности лица несколько опасное, так что с бородой как-то… Да! В это время мы подходим к тому самому орудию, которое именовалось «легкой полевой пушкой 87 мм», которую общими усилиями под руководством того же Энгельгардта удалось чуть модифицировать. — Показывайте, что сумели сделать, Александр Петрович! — обратился я к генерал-майору от артиллерии. — Ваше Императорское Величество, в первую очередь прошу обратить внимание на новый затвор, работающий по принципу поршня с обтюратором. Этот механизм был самой сложной частью модификации. Лафет мы переработали практически полностью, согласно указаниям Вашего Императорского Величества, идея с сошником оказалась более чем удачной. Сейчас откат не превышает полуметра, при этом орудие стало легче вернуть на прежнюю позицию и продолжать стрельбу, что позволило в целом увеличить скорострельность. Кроме того, вынесли вперед линию прицеливания, установили двурогую мушку, теперь наводчик может прицеливаться даже тогда, когда другие номера производят заряжание орудия. А вот и указатель, который позволяет быстро сменять прицел орудия, в общем, после всех нововведений скорострельность увеличилась в два раза, с четырех до восьми выстрелов в минуту. Самая большая проблема в установлении противопулевой защиты. Пока мы так и не решили окончательно с нею. Вы видите один из вариантов, но он не слишком удобный, да и увеличивает вес орудия. — Скажите, вы проверяли, насколько вот этот щит улучшает защиту от оружейного огня? — По предварительным оценкам от пятидесяти до сорока процентов, Ваше Императорское Величество. — ответил Энгельгардт. — Поймите правильно, Александр Петрович, мы не сможем защитить артиллеристов от всех опасностей на поле боя. Но сделать максимум возможного мы обязаны! Артиллериста готовить намного дольше и дороже, нежели обычного пехотинца, расходовать такой материал понапрасну — это расточительство, которое мы себе позволить не можем! А посему — остановитесь на наиболее эффективном решении, которое позволит не слишком утяжелять пушку, но и даст более-менее приемлемую защиту артиллеристам. Оптимально было бы, чтобы такое орудие могло следовать в первых рядах пехоты, подавляя огнем вражеские точки. Орудие Барановского, к сожалению, имеет слишком небольшой калибр. Но пока что будем исходить из того, что мы имеем. — Хочу заметить, Ваше Императорское Величество, что у этого орудия есть хорошее преимущество: опытный расчет тогда делает восемь выстрелов в минуту, как минимум. Начинающие обучения — четыре, но очень быстро выходят на уровень шесть выстрелов в минуту. В то время, как ранняя модель делала четыре выстрела в минуту только опытным расчетом. — добавил генерал-майор. — Так, а что у нас тут? Я вижу, что конная пушка претерпела похожую модификацию. Вес? — Увеличился за счет противопульного щитка, Ваше Императорское Величество! Составляет 23,5 пудов. Но в силу проведенной доработки нареканий не имеет! Отмечена улучшенная скорострельность, что в современном бою имеет важнейшее значение. В принципе, я с Энгельгардтом был согласен. Дальше стояла новинка. Горная пушка на базе этой же легкой 87-мм. Она отличалась отсутствием щитка, максимальным облегчением конструкции и возможности ее быстрой сборки и разборки, что было продемонстрировано расчетом, который споро орудие разобрал, навьючил на лошадок, после чего облегчил четвероногим участь — собрав всю конструкцию снова. Проделано сие было с изрядной ловкостью, за что рядовые были награждены пятью рублями ассигнациями каждый, а командир орудия монаршей благодарностью. День был достаточно прохладным, даже для марта. Посему мы отогревались чаем, который был приготовлен в небольшой палатке. Там же были накрыты столы со снедью. Как говориться, начальство полигона встречала государя по первому разряду. — Как вы оцениваете необходимость в горной пушке, Дмитрий Алексеевич? — обратился я к военному министру. — Весьма и весьма необходимым и своевременным станет появление этого орудия в войсках, Государь! — Вы абсолютно правы, Дмитрий Алексеевич! Как проще было бы воевать и на Кавказе, и на Балканах, если бы у нашей армии были такие орудия! Надеюсь, дивизионные пушки нас не разочаруют, верно, Антон Францевич? Выскажите нам ваше мнение по сему вопросу? — Ваше Императорское Величество! Сие задание было не совсем по моей теме, всё-таки я больше по морским орудиям. Тем не менее, считаю, что представленные модели: дивизионная пушка и легкая гаубица вас не разочаруют. — Государь, а как вы относитесь к идеям наших друзей-французов, которые продвигают мысль о едином калибре в три дюйма для полевых орудий? — спросил Ванновский. — Как к абсолютно мертворожденной. Чем больше пушка, тем дальше она стреляет! Преимущество даже в полумиле может оказаться решающим при контрбатарейной борьбе! Но и плодить множество калибров тоже смыла нет — сие утяжеляет логистику, сиречь, снабжение боеприпасами. А посему нам необходимо весьма взвешенно подходить к разделению наших батарей по их специализации. Скажите, Иосиф Владимирович, что по результатам использования крупнокалиберной артиллерии на железнодорожной платформе, есть ли смысл в пятидюймовых орудиях Виккерса? Как они показали по сравнению в нашими привычными шестидюймовками? — Государь, мы рассчитывали, что пятидюймовые орудия не будут нуждаться в установке дополнительных опор для платформы. К сожалению, никакого преимущества их использование по сравнению с шестидюймовыми мы не наблюдали. — Понимаю, преимуществ нет, а вот разнообразие боеприпасов… тем более, что их закупать надобно вместе с технологией изготовления. А Виккерс с нас три шкуры сдерет. Нет, не за орудия, а за снаряды к ним! Значит, на этих четырех образцах и остановимся. Закупили с дуру, чтобы с англичанами наладить деловые отношения. Скажу так, господа, нам имеет смысл создавать артиллерию калибром аналогичным немецким образцам. — Почему, Государь? — поинтересовался Милютин. — Если у нас будут хорошие отношения с Германией, проблем со снарядами будет значительно меньше. Если же плохие — немцы выручат нас трофеями. Эта моя полушутка вызвала одобрительные смешки со стороны чаевничающих военных. Осмотр 107 мм орудия в 42 калибра (4,2 дюйма) был так же достаточно познавательным. Пушка, модернизированная на Обуховском заводе имела поршневой затвор, улучшенную систему прицеливания, ее модификация весьма напоминала легкую полевую подругу. Изменился и лафет, появился и противопульный (противоосколочный) щиток. А вот гаубица такого же калибра — это уже был прорыв, обеспеченный в том числе трудами того же Бринка, скромно молчавшего почти весь разговор за чаем. 107 мм орудие в 20 калибров длиной, с углами вертикальной наводки от — 7 до +48 градусов имело поршневой затвор, великолепный противооткатный механизм, простую и удобную систему наводки, скорострельность до 8-ми выстрелов в минуту. Особенностью этой гаубицы (прообразом которой была чешская 10 см гаубица 10 cm FH M 14 из будущего) была возможность ее разбора на три части с последующей транспортировкой по отдельности. Бринк постарался и сделал почти невозможное, значительно опередив время. Он применил собственную противооткатную систему, позволяющую орудию стрелять с больших углов наводки. Ничуть не хуже чехов получилось. Использование же ствола в 107 мм делало это орудие еще и достаточно унифицированным, что уже хорошо. После этого прошли показательные стрельбы основными видами боеприпасов под эти орудия. В целом прошли совсем неплохо. Конечно, умение сделать «вылизать» единичные образцы у наших мастеровых … А вот сделать партию, тут вся надежда на двух технологов, которых Максим перетащил из САСШ, соблазнив большими гонорарами. Один у него трудится, второго решил передать под полевую артиллерию. Точнее, под производство гаубиц. По дороге домой у меня состоялась беседа в карете с Милютиным и Ванновским. — Как вы считаете, господа, не стоит ли нам на Обуховском оставить только производство морских орудий большого калибра? От шести дюймов и больше. — Государь, вы сами говорили, что калибры флотских пушек будут постоянно увеличиваться, посему стволы для них делать и не отвлекаться на мелкие калибры и полевые будет рационально. — поддержал меня Милютин. — Мое видение в том, чтобы отдельно сделать специализированные заводы: один завод — мелкие калибры скорострельных орудий, которые будут востребованы для непосредственной поддержки пехоты, что-то типа орудий Барановского или Гочкиса. Отдельно производство полковых и дивизионных пушек, а также легких гаубиц. Завод по производству средней и тяжелой корпусной артиллерии. Думаю, вот тут гаубицы и пушки в шесть дюймов самое то будут. Только как решить вопрос с их транспортировкой по нашим направлениям? И отдельно завод для производства армейской артиллерия большого и очень большого калибра — мортир и гаубиц восемь-десять дюймов. Эти же орудия для установки на железнодорожные платформы. — А как будем делать расчет потребности? — задает правильный вопрос Ванновский. — Смотрите, господа. Сейчас наша сухопутная армия имеет около восьмисот тысяч человек, если я не ошибаюсь, по нашим планам мы увеличиваем в ближайшее время армию постоянной готовности до ста тысяч человек, это 200 пехотных, 30 стрелковых полков, плюс различные отдельные части, казачьи формирования. Всего 1300 батальонов пехоты, 800 эскадронов кавалерии. При приданной артиллерии. Всего миллион нижних чинов и 4000 офицеров. Это примерно 430 пехотных и 130 кавалерийских полков. Мы планируем перевести полки на трехбатальонный состав, а дивизии на трехполковой. Корпус будет включать две-три дивизии, армия от четырех до шести дивизий. В каждом полку мы планируем две четырехорудийные батареи легких полковых пушек. Это идеал. В кавалерийском полку — одну батарею из 4-х конных пушек. — Это получается три тысячи четыреста сорок легких полковых пушек и пятьсот двадцать конных. И это только для постоянной армии мирного времени? — быстро посчитал в уме Ванновский. — Вот именно, Петр Семенович! А еще резерв на всякие поломки, прочие непредвиденные обстоятельства. — Понимаю, Государь. А еще запчасти, ремонтные мастерские, боеприпасы, в конце-концов! И еще мобилизационный резерв! — Да, из расчета на четыре миллиона резервистов, которых еще надо подготовить! Как и двадцать тысяч офицеров, почти сто тысяч унтер-офицеров, их всех надо иметь в запасе! Я не говорю про боеприпасы, которые война пожирает как Молох! Далее, считаем 120 дивизий — в каждой по дивизиону из двенадцати дивизионных пушек и легких гаубиц. 1440 тех и других. Конным сорока дивизиям по 240 дивизионных и гаубиц, надо только их сделать максимально облегченными. Пока корпусную не прикидывал потребности, но минимум около шестиста орудий в шесть и восемь дюймов. Думаю, примерно так, господа… — По бедности нашей… — Вздохнул Милютин… До Кремля мы доехали молча.Глава одиннадцатая На суше и на море
Будущее народов и участь их решаются на океане, и потому военно-морская идея с вытекающей из неё обдуманной программой постройки однотипных боевых эскадр приобретает высшее мировое значение.Санкт-Петербург. Адмиралтейство. 28 апреля 1884 года.Борис Иосифович Доливо-Добровольский.
ЕИВ Михаил Николаевич
— Я всех их нахер разгоню! Блядство! Йо….ые придурки! Эти последние три фразы стали финалом того очень большого петровского загиба, коим я попотчевал погоны под шпицем. Реально задолбали! Сколько было совещаний и решений принято! А они по-прежнему тянут одеяло каждый на себя и морочат голову своими бреднями, требуя внести изменения в судостроительную программу. Призрак крейсерской войны не дает им покоя! Противу британки, у которых броненосцев больше чем у любого государства крейсеров будет. Объяснять им, что на этом этапе именно удары подводного флота будут прерывать морское судоходство, не буду. Это что метать бисер перед свиньями! Да и секретность… Значит, надо морской штаб переводить в Москву. Этих родственных душ покойного, но так и не ставшего генерал-адмиралом Алексея Александровича (о семи пудах высочайшего мяса) гнать со службы к чертовой матери! После первой части совещания я все-таки не выдержал и удалился в комнату отдыха, где дал волю чувствам. Выматерившись (кажется, адъютант заглянул ко мне и тут же выскочил, дабы не попасть под горячее), я почувствовал себя немного лучше. Звякнул колокольчиком, что за древность! Попросил кофе и коньяка. Смешал оба компонента в одинаковой пропорции в вместительной чашке. После первых пяти глотков полегчало. Вот, понимаю я Петра Великого, который топорами головы рубил! Только не тем рубил, что надо было. Мздоимцам надо было… Хотя, тогда бы вообще без кадров остался бы. Интересно, как с ними брат Костя справлялся? Неужто позволял запускать рыло в государственную кормушку? Тогда неудивительно, что флот высасывает из государства почти все деньги. Вспоминаю события Русско-Японской войны, которой у нас тут не было, и очень надеюсь, что не будет. Во всяком случае, их партию мира с Россией мы стараемся поддерживать, и не только деньгами. Но ведь все равно там скоро вспыхнет! И мы совершенно не готовы к тому, чтобы противостоять кому-нибудь на море и в океане. Боевые корабли кто только нам не строил: британцы, французы, американцы. Свои оказывались куда хуже по качеству, даже в одной серии отличались друг от друга, шло строительство непозволительно долго, слишком многое зависело от поставщиков, от брони до радиостанций. Попов-то хорош! Мы в этом варианте истории смогли свой приоритет обозначить и закрепить. Но, сделав единичные образцы он не стал заниматься производством, разработкой технологии, доведением до ума самой станции, у него научный свербеж в одном месте, б…дь, как тяжело работать с местными гениями! Штучный товар с такими мухами! Сегодняшний срач случился из-за принятия новой кораблестроительной программы 1884 года. До этого урезанная программа 1881–1882 года была выполнена, хотя и с огромным трудом. Я до сих вспоминаю спуск на воду крейсера «Дмитрий Донской». Сначала пришлось выдержать сумасшедший крик «как это возможно, чтобы на корабле не было парусного вооружения?», стерпел. В итоге, я помню, что модернизация этого крейсера включала и лишение его парусных причандалов, что дало ему полтора-два узла скорости в плюс. Так что паруса сразу в минус, а мачта для флажных сигналов может быть небольшой, главное, не накосячить с радиостанциями. В общем, в день спуска «Дмитрия Донского» со стапеля были обнаружены заряды динамита, расположенные по левому борту корабля в его трюмах. Хитро была сделана система активации этой системы — она должна была прийти в действие с момента, когда корабль покинет стапель. Потом серия небольших взрывов, пробоины, в которые хлынет вода и крейсер должен был завалиться и затонуть. Это отметились социалисты-революционеры. Один из них работал на верфи в качестве мастера, вот он и смог все «устроить». И только бдительность жандармов и строгое выполнение протоколов безопасности помогло избежать трагедии и позора. Были построены четыре крейсера такого типа. На их вооружении было четыре восьмидюймовые пушки Бринка в 35 калибров в двух двухорудийных башенных установках и восемь барбетных шестидюймовок аналогичного калибра, плюс по четыре 2,5 дюймовых пушки Барановского для десанта. Корабль имел броневой пояс до 152 мм и бронепалубу. Главной особенностью было использование компаунд-машины тройного расширения пара, каждая по 7000 л.с., в итоге это дало скорость крейсера в 19,5 узлов. Были спущены на воду и два броненосца береговой обороны — тихоходные, с мощной броней и достаточно серьезным вооружением. По шесть двенадцатидюймовых орудий в 35 калибров (совместная разработка Бринка с концерном Круппа) в башенных установках, и двенадцать шестидюймовок в башнях и барбетах. За это время Крамп построил верфи в Романове-на-Мурмане, Владивостоке и Николаеве-на-Амуре. Эти верфи пока что начали лепить небольшие корабли пограничной охраны, канонерские лодки, тральщики и катера-морские охотники для борьбы с контрабандистами. Во Владивостоке и Романове планировалось заложить миноносцы. И вот тут поднялся хай! Хотели строить массово крейсера на новых верфях, а на старых — исключительно броненосцы, и пачками! И насрать на то, что мы не имеем достаточно качественной брони, что денег этот флот сожрет немеряно, а построенные корабли очень быстро устареют, быстрее, чем будут введены в строй. Наши великие адмиралы дошли до того, что рекомендовали мне сократить социальные программы: переселенческую и все поддержки рабочих и контроля за предпринимателями, чтобы освободившиеся деньги отдать в их умелые руки, а заодно ввести новый налог на строительство флота, небольшой такой… И вот тут я вскипел! Что-то с адмиральской фрондой надо было делать! Но чтобы не рубить с плеча, я решил все-таки взять более глубокую паузу. И сказал, что переношу совещание на два дня. Мне вручили меморандум господ адмиралов. Ага! Вот и их хотелки в письменном виде, ничего лучше и придумать невозможно! Надо сказать, я сам виноват в этой ситуации. Давно надо было всю эту шваль под шпицем обновлять, отправлять в отставку, ссылать на берега Мурмана окуней ловить в Ледовитом океане. А ведь был звоночек с этим гвардейским экипажем! Все время до флота руки не доходили. А ведь ВМФ — это наше все. Береговая линия огромна. Оборонять страну без надежного прикрытия береговой линии — невозможно. И это все при том, что рассчитывать исключительно на свое кораблестроение — почти нереально. Качество и скорость строительства запредельно низкие! Силовые установки никак освоить не можем! Компаунд-машины тройного расширения заказывали у немцев просто потому, что сами с ними справиться не могли. Или строили бы их хрен знает сколько! Крейсера стояли бы железными остовами без начинки благодаря расторопности наших умельцев. Стоп! Надо сменить негатив на позитив. Что у нас есть в позитиве именно сейчас? Кажется, есть одна идея! Поедем, посмотрим, правду мне написали али нет. Тут уже как повезет. Или разгневаюсь, и начну головы рубить, или меня отпустит и буду только отправлять в почетную отставку. Литерный поезд ждал на станции. Быстро загрузившись в штабной вагон в сопровождении только адъютанта и охраны отправился в Колпино, где на вокзале меня уже встретил Владимир Федорович Геймбрук, не так давно ставший начальником Ижорских заводов Адмиралтейства. Во времена Петра Великого светлейший князь Меншиков поставил тут лесопилку, дабы делать доски для строительства флота, который был нужен Великой России. Потом тут стали делать много чего нужного и полезного для флота, появились небольшие манафактуры, которые во второй половине сего (девятнадцатого) века были взяты под руку Адмиралтейства и получили название Ижорские заводы. Тут собрали первые паровые вертикальные котлы для первых российских пароходов. В общем, это было одно из серьезных производств, столь необходимых империи. Меня же интересовал один из цехов, который был отдан на проектирование силовых установок. И ехал я сюда в тайной надежде, что что-то все-таки у них получилось. — Владимир Федорович, меня сегодня интересует лаборатория двигателей. Надеюсь, вы никому о моём визите не говорили? Хочу увидеть рабочую обстановку. — Ваше Императорское Величество, конечно, даже ротмистр Иванов-Холмский, что отвечает за секретность в сих цехах не в курсе. — Ну что же, вот и посмотрим. Цеха Ижорских заводов были разбросаны по живописным берегам одноименной реки, для удобства тут были прокопаны каналы. Один из оных мы пересекли через деревянный мост, чтобы выехать к одному из цехов, расположенных почти на окраине Колпино. Цех был огорожен высоким забором, у ворот находилась охрана, которая сейчас курила, пребывая в достаточно расслабленном состоянии. Но стоило карете подъехать, как самокрутки отправились на землю, постовые напряглись, взгляды стали внимательными, они тут же чуть-чуть сдвинулись, так, чтобы между ними было приличное расстояние. Я попросил Геймбрука оставаться в карете, а сам вышел. Одет я был в обычную шинель без знаков отличия. — Милейший, мне к господину Кузьминскому, проводишь? — обратился я к охраннику, что был ко мне ближе всего. Среднего роста, примерно сорока лет, плотный, со шрамом на подбородке, в нем чувствовалась военная выправка, скорее всего, из ветеранов. Одет в старенькую, но аккуратную гимнастерку, поверх шинель так же как у меня, без знаков отличия, только попроще, солдатскую. Моя-то генеральская, сукно получше будет. Солдатик почувствовал, что перед ним не простой господин, вытянулся в струнку, после чего выпалил: — Никак не могу, ваше превосходительство! Не имею права оставить пост. — Тогда покажи куда идти, — смилостивился я над служивым. — А пропуск у вас есть? — поинтересовался караульный. — Нет… — Тогда пропустить не смогу. Вам придется обождать, как Семен сбегает да господина ротмистра вызовет. Он вас и проводит. Если посчитает нужным. Я усмехнулся. В это время из кареты вылез Геймбрук. — А меня пропустишь, Федор Сергеевич? — спросил он, старательно скрывая улыбку. — Как пропуск покажите, конечно же. — спокойно и с чувством собственного достоинства произнес отставной солдат. Начальник Ижорских заводов вытащил картонку пропуска, который постовой просмотрел, отдал и произнес: — Прошу, Владимир Федорович! — А этот господин со мной. — произнес Геймбрук, включившийся в игру. — Никак не могу, вас пропущу, а вот этого господина без пропуска никак невозможно! — А если сей господин наш император? — Без пропуску не пропущу… — как-то не так уверенно сказал солдатик, присматриваясь ко мне внимательнее, что-то в его голове щелкнуло, он снова вытянулся в струнку и добавил: — Простите, Ваше Императорское Величество, но пропустить не могу! — Ну что делать, посылай Семена за господином ротмистром. Мы подождем. — Семен, живо! Одна нога тут другая там! — рявкнул постовой на своего напарника, который смотрел на происходящее, раскрыв рот. — Кто таков будешь? — спросил я солдатика, который пребывал в расстроенных чувствах, но держался пока еще на ногах. — Федор Лопатин, солдат в отставке, Ваше Императорское Величество! — почти что браво отрапортовал постовой. — Где служил? — продолжил я расспрос, чтобы немного убить время. — 36-й пехотный Орловский генерал-фельдмаршала князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского полк. — Награды имеешь? — Так точно! Егория за Шипку, Ваше Императорское Величество! — Ну что же, орловец, вот тебе и от меня награда. Службу несешь верно. Молодец. С этими словами я протянул золотой полуимпериал, других денег в кармане не оказалось, да мне и не жалко. Тут как раз подоспел и сам господин ротмистр Иванов-Холмский. — Ротмистр, молодец, правильных людей на охрану отобрал, хвалю. — От похвалы государевой похожий на здоровенного карпа с узкими вислыми усами жандарм выпучил глаза, чем еще больше стал похож на рыбу. — Разрешите проводить Ваше Императорское Величество во вверенное мне предприятие! — браво выкрикнул местный молчи-молчи. И мы с Геймбруком в сопровождении жандарма прошли в цех, в котором экспериментировали с новыми силовыми установками, предназначаемыми для наших кораблей. Руководил работами тут некто Павел Дмитриевич Кузьминский. Чертовски талантливый человек, с шилом в одном месте. Он закончил Морской корпус в 1864-м году, после чего служил инженером-механиком на кораблях Балтийского флота. Уже в это время серьезно занимался изучением механики кораблей, вопросами теплотехники и гидромеханики. Еще будучи слушателем морского корпуса доказал эффективность сжатия топливной смеси для двигателей внутреннего сгорания, в шестьдесят втором предлагал использовать комплексные силовые установки как наиболее выгодные, сразу после выпуска из училища отметился изобретением способа использования пылеугольного топлива в котлах силовых установок. В 1881 году спроектировал необычную шлюпку с тетраэдровидной подводной частью. Построенный образец показал превосходные скоростные и мореходные качества. Был замечен Дмитрием Ивановичем Менделеевым, провел исследование законов вязкого трения, изобрел гидравлический динамометр. В 1882 году моим повелением был переведен в лабораторию двигателестроения на Ижорских заводах, которую и возглавил. А еще ему подсунули рисунок его же газовой реверсивной турбины. Время не ждало. Рисунок набросал Сандро. Насколько я знаю, все это время он работал над этим детищем. Надеюсь, сможет теперь довести ее до ума. Вот только ни на какую Всемирную выставку оно не пойдет! Флоту нужны мощные силовые установки, так что не обессудьте, Павел Дмитриевич! Ну вот мы и вошли в святая святых любой творческой личности — его кабинет, точнее, его КБ. На нескольких досках чертежи, чертежи на столе. На еще одном столе стопки с листами расчетов. Шкаф со справочниками и научными трудами на русском и немецком. Справочники по кораблям различных стран на английском. Творческий бардак! Но, сам знаю, что для некоторых личностей именно такой бардак становится овеществлением твердого порядка, ибо они точно знают, где и что лежит. А другим — по барабану! Попробуй тут все разложить по полочкам и по алфавиту — и отлаженный механизм творения даст сбой, а господин изобретатель ничего не сможет найти и будет только растеряно разводить руками, а не работать. Так что на сие внимание обращать не будем. А вот на то, что чертежная доска тут совершенно допотопно-дикого вида, на это я внимание обратить изволил. Надо узнать, почему сюда ни один кульман не отправили, кстати, ради интереса, уточнить, Карл Кульман сие изобрел в 1880 году или нет? Но вроде к нам никто претензий за сей прибор не предъявлял. Скорее всего, легенда. Тут в кабинет врывается его хозяин. Кузьминский — росточку ниже среднего, щупленький, живенькой такой, не ходит, а дергается, говорит — тараторит, быстро, почти пулеметными очередями. Но слова и буквы не глотает, речь весьма четкая и правильная. Высокий лоб, густые брови, пышная шапка курчавых волос, римского образца нос, тонкие губы. Да! И гладко выбритое лицо, что среди флотских довольно-таки неординарная штука, даже усов не завел для солидности. И вообще никакой этой самой солидности в этом господине нет, а вот энергии — на троих поделить можно, да еще на десяток Обломовых останется!— Ваше Императорское Величество! Владимир Федорович! Рад вашему визиту очень рад! — Прекрасно, Павел Дмитриевич! Не покажите ли мне вашу монстру? Или вы думаете, что я не знаю, как ваши работники сей агрегат называют? — Прошу за мной. Я не готов был сегодня. Распоряжусь загрузить топливо и покажем. — Ну вот и замечательно. Мы прошли в цех, где был установлен опытный образец турбины. Как только появился Кузьминский, жизнь около агрегата закипела ключом. — Ваше Императорское Величество! Сия камера — газопарород, в ней и происходит сгорание смеси. Наша монстра обладает десятью ступенями давления. Тут подача топлива. Отсюда идет вода. Тут воздух подается. Все готово! Прошу отойти на безопасную дистанцию. Вот сюда! Интересно, он всегда так разговаривает, или из-за волнения? Высочайший визит все-таки, это вам не в шашки с городничим играть! Так. Отходим. За размышлениями я не заметил, что сделал изобретатель, но турбина взвыла, но вскоре звук ее стал не настолько натяжным, она работала ровно… ровно двадцать минут. Потом появилось какое-то дребезжание, отчего Кузьминский немедленно выключил агрегат. Да, орет он знатно! Не даром ее монстрой прозвали. Есть за что! Все присутствующие выглядели оглохшими, посему вернулись в конторку изобретателя. — Какова продолжительность работы турбины без остановки? — Сто восемьдесят четыре минуты тридцать две секунды. — бодро прокричал изобретатель. Ага! У него тоже уши заложило. Хорошо! Но про наушники надо напомнить, а то совсем оглохнет! — Почему не доложили об успехе? — лениво так интересуюсь. — Хотел довести до двадцати часов хотя бы, тогда и доложил бы, Ваше Императорское Величество! — Доводите! В чем проблема? — В лопатках… — Обратитесь в институт стали и сплавов, должны помочь. — Уже сделано. Обещали в мае дать нужный материал, Ваше Императорское Величество! — Вот что, Павел Дмитриевич, КПД турбины подсчитать не пытались? — Пока 3,06 % выходит. — как-то без энтузиазма выдал Кузьминский. — Маловато будет. Смотрите, Павел Дмитриевич, я через менделеевский комитет одну идейку вытащил, в чем-то вашу старую напоминает. Вот вам схема. Совместите две турбины. Думаю, что КПД под 15 % получите. Может быть, чем-то усовершенствуете, если до 20–25 % доведете, вообще будет гениально! — Ну вот тебе да… Изобретатель выглядел более чем озадаченно. Даже почесал затылок, так глубоко ушел в размышления… Потом опомнился, взял схему, внимательно ее рассмотрел, вздохнул: — Прощай, Болгарская флотилия. Берусь! ВашеИмператорскоеВеличество! — А что так с флотилией? — Да вот, пришло приглашение от Константина Болгарского послужить, да теперь никак. Вызов вы мне бросили, ВашеИмператорскоеВеличество! Теперьпоканесделаю не успокоюсь! Ну и хорошо! А то была у этого живчика болгарская эпопея. Фактически, передо мной чесал голову человек, создавший флот гордой и независимой Болгарии. А когда отношения России и Болгарии стали плохими, избегая ареста жил на необитаемом острове, провозгласив себя королем сего «государства». От болгарской полиции скрывался на румынской части острова, от румынской — на болгарской. Год процарствовал! Только хрен вам, Павел Дмитриевич, а не болгарский флот! — Скажите, а зачем вам сия флотилия? — спрашиваю. — Так вроде Константин Николаевич серьезной задачей соблазнял: создать флот целого государства с нуля практически! — Павел Дмитриевич, а участвовать в строительстве флота, который британку на флаги порвет не желаете? Ась? — Всегда готов, Ваше Императорское Величество! Я усмехнулся, пожал изобретателю руку и произнес: — Рапорт об успешном испытании отправьте на мое имя в канцелярию. Думаю, что вы, Павел Дмитриевич, в лейтенантах засиделись. Так что имею честь первым поздравить вас капитанлейтенантом! Мы собирались совсем уже уходить, как я заметил на одной из досок парочку листочков со схемами, которые мне что-то напоминали. Я резко тормознул и подошел к этим рисункам. Это даже не были чертежи, так, рабочие эскизы. — Что сие, Павел Дмитриевич? — Сие приблизительная схема руссолета, аппарата тяжелее воздуха, что будет подниматься в воздух благодаря двигателю внутреннего сгорания. — А вот это его винты? — Так точно, Ваше Императорское Величество! Сие два руссоидальных винта, кои должны обеспечить отрыв сего агрегата от земли и дальнейший полет. А на втором рисунке руссоплан или крыльчатый аэроплан на шасси велосипедного типа. Сила от двигателя идет к колесам, с ними кинематически связаны крылья, коим будет передаваться маховое движение. — Я, Павел Дмитриевич, артиллерист, но в развитии воздушного флота заинтересован и весьма, посему могу сказать вам на глаз: первая схема более чем интересна. Более того, такой аппарат вполне может оторваться от земли. А как он лететь-то будет? А вот если ему дать небольшой винт, который будет располагаться в другой плоскости и играть роль толкающего… То… вот так примерно, можно? И я начертил карандашом косую штангу с винтом на конце. Кузьминский опять хотел почесать голову. Но дал себе мысленно по рукам, рассматриваю идею, которую я скоммуниздил у современных мне когда-то вертолетов. — А вот вторая схема, как мне кажется, нежизненноспособна. Но, у меня уговор: доводите турбины до ума. Получаете агрегат, годный для кораблей нашего флота. Захотите заниматься воздухоплаванием — переведу вас в Гатчину. Там ведь не только дирижаблями занимаются! А для покорения воздушного пространства нужен мощный и легкий мотор. Вот так вот, Павел Дмитриевич! Понимаю, что ученому регулярно где-то там свербит. Но сейчас сосредоточьтесь на самом важном. Личная просьба.
Глава двенадцатая Что у нас где
Если вы сможете найти пути без каких-либо препятствий, он, вероятно, никуда не ведет.Санкт-Петербург. Новомихайловский дворец. 28 апреля 1884 года.Эрнесто Че Гевара.
ЕИВ Михаил Николаевич
В шестом часу вечера ко мне в домашний дворец (приятное, черт возьми, сочетание слов!) приехал Дмитрий Иванович Менделеев. На этом гениальном ученом замыкалось очень много проектов, не только исследовательских. При этом надо отдать этому человеку должное — он не просто выдающийся ученый, он еще и настоящий государственный муж. Была у меня мысль даже назначить его главою правительства, вот только понимание того, как далеко он (при соответствующих подсказках) может продвинуть нашу российскую науку и промышленность, заставила меня сии прожекты задвинуть куда подальше. Ибо это называется — транжирить драгоценный ресурс человечества. А именно так я его и оценивал. Управленцев у нас толковых мало, так их толком никто и не готовил. Опыт Царскосельского лицея, давшего отчизне множество выдающихся мужей, принесших великую пользу отечеству, не был доведен до логического завершения. Почему? Так как отсутствовала Система, которая включала бы в себя социальные лифты, позволяющие самым талантливым достигать достойного положения в обществе. Сословность, подобно веригам сковывала Россию по рукам и ногам и тормозила развитие прогресса, во всех его составляющих, да еще и имела своих защитников-идеологов, которые делают всё для того, чтобы законсервировать это состояние. А вот Дмитрий Иванович прекрасно понимал мои идеи и устремления, в тоже время часто окунал меня в ледяную прорубь современного состояния общества, не готового принять революционные реформы сверху. Так мы и дожили до революционных реформ снизу. Но не о том наш разговор, не о том. Прислуга накрыла на стол. Достаточно сытный ужин подкрепил мое тело, издерганное сегодняшними эмоциями. Дмитрий Иванович, который был человеком увлеченным наукой и многими делами, свалившимися на него по моей милости частенько про еду забывал. Я по-прежнему любил простые блюда, но повара себе завел весьма достойного. Так что долма, гречневая каша, телячьи ребрышки под кисло-сладким соусом и десерт (крем-брюле) прошли на ура. А вот под кофе (Менделеев) и чай (я) в моем кабинете мы уже и начали деловую беседу. — Государь, думаю, пора уже учреждать компанию по производству медицинских препаратов. Химический завод в Химках для сего построен. Вы предлагали название «Русфарм». После удачный опытов со стрептоцидом и ацетилсалициловой кислотой появились и люди, готовые вложиться в это производство. Давече сообщили о превосходных результатах применения капель нитроглицерина при грудной жабе. Это еще более увеличило интерес к сему проекту. Доля государства в нем тридцать процентов, ваша личная — 21. Вот список инвесторов. — Так не годится, Дмитрий Иванович! Увеличиваем капитализацию. Теперь ваших десять процентов в этом предприятии тоже будут учтены. Я черкнул несколько цифр, перечеркнул написанное академиком, посмотрел, удовлетворенно вздохнул. — Вот теперь хорошо! Я понимаю, Дмитрий Иванович, что вы человек весьма скромный и преданный науке, но… Так будет правильно! Выдающийся ученый не может жить впроголодь! Это вредно для науки! — Есть такое мнение, что голодный ученый думает лучше сытого. — усмехнулся Менделеев. — Да, голодный пиит щебечет лучше сытого, я такое тоже слышал. Вот только тут другая сторона медали. Если талантливого человека постоянно лишать жизненный перспектив, у него руки сами по себе опускаются. Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами! Не помню. у кого я содрал последнюю фразу. Кажется, это все-таки из ТОГО моего времени, ну да ничего, это всё ладно. — Тут и иная сторона медали есть. Стоит талантливому ученому воздать по заслугам, как он может забронзоветь, начать своим авторитетом давить и не пущать, особенно иных молодых талантов, дабы не покушались на его заслуги. Впрочем, вам, Дмитрий Иванович, сие не грозит. Не тот вы человек. — Благодарю вас на добром слове, Михаил Николаевич. Ну вот, а лесть и такому человеку приятна, впрочем, лести тут мало. Почему-то вспомнились две фамилии: знаменитого авиаконструктора Яковлева, да выдающегося конструктора артиллерии Грабина, который давил не менее талантливого Петрова. Вот уж кто забронзовели так забронзовели. — Теперь о плане ГоЭлРо, государь. Он окончательно готов. Мы учитывали возможности производства турбин на заводе в Калуге. Это совместное предприятие с Сименс. Поэтому увеличение количества гидроэлектростанций будет планомерным, учитывая возможности КТРС (Калуга Турбина Россия Сименс). 51 % акций предприятия принадлежит государству. Вот тут в документе все выкладки и карта. Оценка возможностей, необходимости, привязка к месторождениям черных и цветных металлов. На мой стол легла пухлая папка. Не сомневаюсь, что тут все просчитано наилучшим образом. — Учитывая необходимость в электричестве, которую мы рассчитывали из условий создания промышленных предприятий по выплавке алюминия, стали, то группой ученых разрабатываются проекты электростанций, работающих на угле и торфе. Думаю, к концу года мы получим возможность увидеть сии проекты в готовом виде. — Да, хотелось бы видеть Россию, утопающую в электрических огнях. И скорее! Я понимаю, на все эти проекты никакого кармана не хватит. Но будем как-то выкручиваться. Нам надо не только преодолеть отставание от Запада, но и по каким-то позициям выйти вперед. А деньги? Будут и деньги. Да, Дмитрий Иванович, я сегодня был на Ижорских заводах, в лаборатории Кузьминского, у него проблема с лопатками к турбине, пошевелите институт стали и сплавов, если же у них не получится, привлекайте специалистов Сименс, нам все равно пока что без них это не осилить. — Хорошо, государь, прослежу. — Мы умеем что-то изобретать, идеи превосходны, энтузиазм столь велик, что позволяет создавать образцы на самых передовых позициях научной мысли, но вот довести это до ума, до производства, да сделать это еще и массовым, дешевым. Вот тут у нас затык. Проблема. — Михаил Николаевич, положение о создании Московского Технологического института уже готово. С собою не брал, но… — Направьте его нарочным сегодня ко мне. Сергей Юлиевич будет предупрежден. Думаю, его мы немедля вынесем на утверждение. На сие дело денег не жалко. Хотя, конечно, денег жалко. Очень даже жало, но пока что приходится давать жадности по зубам. Надо! Есть такое слово «надо». Вот как-то и вертимся. Столько проектов и все неотложные! Была мысль гробануть один заброшенный храм в далекой Индии, отправили туда даже разведку, но нет… найти сможем, что-то там раскопать, очень может быть, но вот вывезти — проблема из проблем! Слишком велик и ценен груз. Тут надо, чтобы в стране всё бурлило, вот, когда очередное восстание произойдет, тогда и посмотрим. Но группа товарищей в том районе обживается. Залегендированы под докторов, изучающих тропические болезни. Так что пока обойдемся без оного. — Что у нас по пороховой проблеме? — Получение азотной кислоты из коксового газа уже налажено, государь. Пока что только на одном из заводов, планируется ввод в этом году еще четырех таких установок, что избавит нас от зависимости от поставок селитры. Но это, как минимум, пять-шесть лет. Выход на требуемые количества возможен не ранее девяностого года. Пока что основным сырьем все-таки остается чилийская селитра. Переход на бездымный порох в стрелковом вооружении возможен в восемьдесят шестом году, в восемьдесят восьмом сможем начать переводить артиллерию. — Ну что же, будем исходить из этих показателей. Что скажите по поводу пироксилиновых и нитроглицериновых порохов? — Удивительно, но, как вы и предполагали, государь, пироксилиновый порох долго сушиться, обладая слишком высокой гигроскопичностью. Посему применение его для начинки снарядов калибра более ста миллиметров не столь выгодно, как применение нитроглицеринового пороха. Рекомендация нашего комитета в тройке порохов: белый порох для патронов, пироксилин для снарядов небольшого калибра от 20 мм до 90 мм. Все что выше — нитроглицериновый порох. Мне не совсем понятно желание ваше, Михаил Николаевич, производство компонентов для порохов, тех же присадок размещать в районе Урала, но… — Поверьте мне, Дмитрий Иванович, у меня есть все основания для такого решения, я понимаю, что это усложняет логистику, но так будет лучше. Поверьте мне на слово. — Понимаете, Дмитрий Иванович, я считаю, что мы уже сейчас должны начать готовиться к переводу артиллерии на бездымный порох. Это позволит не только избавиться от демаскирующего и мешающего прицеливаться облака дыма, это сделает возможным значительно увеличить дальность артиллерийского огня. Но это лишь одна сторона — выгодная. А вот к ней сразу же возникают множество проблем. Например, качество стали для стволов артиллерийских орудий. Особенно это касается морских пушек большого калибра. А калибр их будет увеличиваться. Сейчас никого не удивитьдесятидюймовыми орудиями, а вы знаете, что на кораблях Ройял Нави устанавливают двенадцатидюймовки, которые станут основным калибром их броненосцев, хотя есть данные о том, что им на смену уже готовы орудия в тринадцать, четырнадцать, вплоть до двадцати дюймов. А еще несколько лет, и получим в башнях морских плавучих крепостей как основной калибр монстров и по 400 и даже 500 мм. — Это же действительно монстры какие получатся, государь… — По прикидкам, орудие в 400 мм кидать будет снаряд более чем в полтонны весом. Вот такие пироги. И такие артиллерийские системы будут предоставлять особые требования к стали. Ну не должны они выдерживать лишь полста выстрелов. Как минимум тысячу до замены. Иначе эти пушки будут на вес золота. А то и больше! Почему? Да потому как при повышении предельной дальности стрельбы любой адмирал захочет затопить врага с дистанции побольше. Сейчас процент попаданий из орудий при ведении огня опытными расчетами составляет порядка трех-семи процентов. В зависимости от дистанции. Возьмем среднюю цифру в пять процентов. При ресурсе ствола в пятьсот выстрелов только двадцать пять выстрелов лягут в цель. Остальное — бесполезное использование боеприпаса. А стоимость каждого выстрела — это не петушка на палочке купить, подороже поучаются. Следовательно, ствол должен до замены выдерживать больше выстрелов. А они еще и нарезные, нарезы стачиваются, стрельба становится не такой точной. Одна проблема. Вторая — при увеличении дальности стрельбы цель будет еле видна. Значит, нужны приборы для лучшего прицеливания. Цель-то надо рассмотреть хотя бы. Получается, необходимы оптические приборы — и не бинокли, а такие, которые позволят определить дистанцию стрельбы — дальномеры. То есть — исследования в оптике. Но и этого мало! Необходимо иметь простейший вычислитель, который позволит офицеру определить углы наводки орудия и внести поправки при корректировке огня. Морской бой скоротечен в изменении положения целей. Надо иметь возможность оперативно изменять наводку орудия. Тут нельзя полагаться на ум офицера, хотя бы потому, что в условиях боя человек ошибается намного чаще, нежели на самых сложных маневрах. Я придвинул к себе чашку-пиалу, налил зеленого чаю из любимого китайского чайничка. Чай был тоже китайским, довольно приличным. После столь долгой тирады немного сушило. — Теперь второй момент: скорострельность морских орудий совершенно неудовлетворительна. Следовательно, надо усовершенствовать механику, нужны приспособления подачи снарядов к стволу, все это необходимо делать более качественно. А хранение боезапаса? А увеличение тоннажа корабля? Чтобы стрелять из большой пушки нужен большой корабль. Ладно. Извините меня, Дмитрий Иванович, это я на своей волне. Был сегодня под Шпицем, зверею от этого. — Михаил Николаевич, вы же знаете, морская косточка она крепко держится за свои традиции. И что-то там изменить весьма и весьма непросто. — Крепче всего они держатся за традицию распиливать бюджет да так, чтобы в их карманах оседало больше и больше. Простите еще раз, Дмитрий Иванович, что отвлек от нашего разговора. Вы недавно опубликовали результат по нахождению нового вещества, которое легло в вашу таблицу на вакантное место. — Да, государь, мы получили примерно двести миллилитров абсолютно инертного газа, не вступающего в химические реакции! Это вещество назвали аргоном. С доказательством существования гелия, у нас становится все меньше незанятых мест в сей таблице. И сего газа аргона достаточно много — в воздухе до одного процента, как минимум. Сейчас уточняем. — А что по Оланду? — Как вы и предполагали, на этом острове есть месторождение природного газа. Изучив его состав, можно сказать, что он включает гелий примерно полтора процента! Это дает возможность его получения. Но вот технология… Созданный поршневой охладитель слишком ненадежен и сложен в эксплуатации. Для опытов еще подойдет, но для промышленного использования. Получены весьма интересные результаты, что позволяют описать и рассчитать сами адиабатические процессы, а сие дает весьма интересные перспективы. — Дмитрий Иванович, перспективы — это хорошо, а вот технология, работающая технология — еще лучше! Надо понимать, что для развития воздухоплавания, того же дирижаблестроения, гелий жизненно необходим! Это — безопасность и экономичность полетов. Надо продумать вопрос разделения газа на фракции и транспортировки гелия. Но ведь строить завод ради одного процента газа смысла нет. Надо подумать, что вообще из этого месторождения можно получить и на что использовать. По охладителям создайте отдельную группу. Тут много интересного может получиться. Например, использование чистого кислорода в той же металлургии, тогда мартен уйдет в прошлое. А качество стали станет намного лучше. Есть у меня несколько идей. Отберите толковых ученых. Пригласите, если необходимо, из Германии или Англии, не имеет значения. Приоритет цели — высокий! Что у нас Тесла? — Лампочку накаливания с вольфрамовой нитью создал. Весьма недурственно. И свет куда как лучше нежели угольная нить. Правда, несколько дороже, но зато работает куда как дольше. Какое-то время был в бурном поиске, хотел перейти к изучению атмосферного электричества. Начали строительство ему лаборатории, как вы и предложили, от столицы подальше. Но когда получил идею о сварке металлов электричеством — сразу же загорелся, как тот электрод. Первые опыты весьма обнадеживающие. Секретность соблюдается на самом высшем уровне. — Под какой ток создается установка? — Никола утверждает, что можно использовать как переменный, так и постоянный ток, по его мнению, постоянный дает немного лучший результат. Он даже думает о возможности преобразовать один вид в другой без больших потерь в энергии. — Если получится, это будет прорыв: и в кораблестроении: можно будет ускорить самую трудоемкую и долговременную часть — строительство корпуса, вообще можно их части собирать на заводах внутри страны, потом перевезти к морю, там собрать, сварить и получить готовый корпус. Это позволит нам увеличить не только военный, но и торговый флот в несколько раз. — Что у нас по двигателям внутреннего сгорания? — На сегодня мы можем запускать серию двигателей на газолине. Они прекрасно подойдут для небольших речных и морских судов. Есть группа инженеров, которые такой двигатель хотят поставить на карету. Самобеглую коляску обещают закончить к концу марта месяца. Остаются острыми вопросы с резиной. Искусственную пока получить не удается. А без качественной резины очень многое останется только лишь в планах. — Понимаю. Пока придется закупать за границей. — Государь! Цены выросли более чем вдвое из-за нашего спроса. Может быть, пока обойдемся уже имеющимися запасами? — Дмитрий Иванович выглядел весьма озабоченным. Состояние финансовой системы его весьма волновало. И знал он о ней не понаслышке. — Это все верно, но потерять темп в исследованиях мы не имеем никакой возможности. А по поводу искусственной резины… принесите мне ваши расчеты, реакции, протоколы опытов. Покажу одному толковому человеку, может быть, что-то придумает. — Хотел бы я познакомиться с этим вашим «интересным человеком». Он такие интересные идеи нашептывает вам, Михаил Николаевич… Мы проговорили почти до полуночи. Я даже предложил Дмитрию Ивановичу переночевать в гостевой комнате, дабы было больше времени на сон. Но от этого ученый отказался. Экипаж ему быстро подали, а я все-таки напомнил ему о том, что сон крайне необходим человеку для сохранения здоровья. — Все понимаю, Михаил Николаевич, но ведь так жалко тратить сие время на столь бесполезное ничего неделанье… — Да что вы, Дмитрий Иванович! Во сне мозг совершает важнейшую работу, которую не успел сделать днем. Да вы ведь в курсе! Вам же периодическая таблица во сне явилась! — пошутил я в ответ. — Ну и вы туда же, Михаил Николаевич, не верьте досужим сплетням. Не было сего. Не приснилась она мне — наяву ее создал, рукой и чернилами!Глава тринадцатая Морская программа
России необходим такой флот, который в каждую данную минуту мог бы сразиться с флотом, стоящим на уровне новейших научных требований. Если этого не будет, если флот у России будет другой, то он будет только вреден, так как неминуемо станет добычей нападающих.Санкт-Петербург. Обуховский завод. 29 апреля 1884 года.Пётр Аркадьевич Столыпин.
ЕИВ Михаил Николаевич
Утро началось с посещения Обуховского завода. Там меня встречало всё его руководство вместе с Антоном Францевичем Бринком, ради которого я на сей завод и приехал. После долгого размышления я решил, что сего конструктора надо всё-таки разгрузить, освободив от артиллерии сухопутной. И дать ему возможность сосредоточиться исключительно на орудийных системах для флота. Ибо с ними дела состояли совершенно отвратительно. Не в том, что их не было, а в том, что мы не имели того, что хотели бы иметь. А посему мы перешли в кабинет Александра Александровича Колокольцева, который не так давно получил чин генерал-лейтенанта, уже двадцать лет будучи начальником Обуховского завода. Его сюда поставил руководить мой покойный брат, и пока никто не смог бы составить ему достойную конкуренцию. Уже сейчас завод соответствовал лучшим на то время мировым стандартам подобного производства, здесь с подачи своего помощника, молодого ученого-металлурга Дмитрия Константиновича Чернова впервые в России были введены в эксплуатацию конвертеры и мартеновские печи. Так что сталь тут получали лучшую в России, и это было несомненным плюсом. Таких передовых производств можно было по пальцам пересчитать. Потом Чернов занимался разработкой соляных шахт в районе Бахмута, но оттуда его выдернули монаршим повелением и сейчас он стал руководителем столь быстро созданного Дмитрием Ивановичем Менделеевым научно-исследовательского института Стали и Сплавов. Первого НИИ в истории России. Надо сказать, что Колокольцев был, конечно же, рад тому, что его завод перепрофилируют под производство орудий для кораблей, в том числе большого калибра. Понимал он и сложность проблемы износа стволов, каждый из которых получался дорогим удовольствием, это он предложил использовать лейнера для повышения их живучести. За морскую артиллерию он переживал, хотя и остальными проектам родного завода занимался с энтузиазмом. А вот по поводу Бринка… было у меня такое ощущение, что он уже подошел к черте, за которую его талант перейти не может. Кто знает, может быть, этот разговор даст мне возможность убедиться в этом предположении или же опровергнет его. Сначала я ознакомился с результатами испытаний сегментных снарядов к шестидюймовкам, которые предполагалось применять для борьбы с миноносцами. Дающие множество полукилограммовых осколков боеприпасы вполне подходили для борьбы с не самыми скоростными кораблями с торпедным вооружением на борту. Получалось, что лучший все-таки результат получался при использовании в их начинке пироколлодия, несколько хуже — черного пороха, потому что в иных случаях значительно уменьшался процент попаданий по цели. Выработали общее мнение, что на сегодня такой боеприпас является достаточным для поставленных целей, решив ввести его в боекомплект каждого орудия на корабле. — Ваше Императорское Величество, вам не кажется, что длина орудия в сорок пять калибров несколько избыточна? Дальность по расчетам получается просто великолепная, но попасть куда-то на таком расстоянии, это даже не искусство, это колдовство уже будет получаться? Сейчас мы ставим орудия в тридцать пять калибров, а тут… — Бринк не удержался от столь мучающего его вопроса. — Антон Францевич, хочу сказать вам, что я не отказался бы от шестидюймовок и в пятьдесят калибров длиной. А по поводу расстояния… Фирма Цейса уже закончила создание и налаживает производство оптических приборов — дальномеров, кои и должны решить задачи более точной стрельбы на дистанциях от пятидесяти до ста кабельтовых. Возможно, что и более того. Пока что имеем результат до ста. Приборы сложные, подлежат постоянной настройке, но уже сейчас можно сказать, что морской бой на таких расстояниях вполне возможен. Самым главным, на мой взгляд, становится максимальная автоматизация систем подачи снарядов и управления наводки в орудийных башнях, то, что предлагается вашими конструкторами — наведение электромоторами в горизонтальной плоскости и ручное — в вертикальной, никуда не годиться. Быстрота и точность прицеливания, как и скорость подачи и заряжания снарядов — это все должно быть максимально ускорено за счет автоматизации. Знаю, что многие считают, что противоосколочных щитков более чем достаточно, зачем усложнять систему вооружения на корабле? Скажу вам сразу — это априори неверный подход к вопросу. Посудите сами: отобрать матроса на корабль, выучить его службе — это, как минимум, два года. Потом сделать из него приличного комендора — это еще два года постоянных тренировок, сколько потрачено будет на это денег, времени, усилий. А потом потерять ценного специалиста от случайного разрыва снаряда, который даже не попал в орудие, а разорвался где-то невдалеке? Это невиданное расточительство, господа! Хорошие комендоры на флоте — это залог выживания и победы корабля! И на их обучении никто экономить не будет! Так что защитить ценных специалистов и максимально облегчить им работу — наша прямая обязанность! После этого мы осмотрели чертежи башен и барбетов для таких орудий, после чего перешли к пушкам большего калибра, которые планировалось устанавливать на броненосцы новых серий, при этом основные характеристики были примерно такими же — 45–50 калибров длины (для тех, кого смущают калибры длины орудия, они получаются просто: множатся калибр орудия в мм на эту цифру и получаете длину ствола в тех же мм, то есть длина шестидюймового орудия в пятьдесят калибров будет 7600 мм). Фактически, Бринк работал над проектами 45 калиберных орудий в 8, 10, 12 и 14 дюймов. — Не хотел бы вас, Антон Францевич, загружать еще больше работой, но поступила к нам в Менделеевский комитет одна идея, которая заслуживает вашего внимания. Я так думаю. Прошу вас. Гладкоствольное морское орудие в 6 дюймов. Длина 50 калибров. Как вы понимаете — преимущество одно, быстрее изготавливается и значительно проще и дешевле нарезного аналога. — Еще один плюс — будет меньше изнашиваемость ствола. — подал голос Колокольцев. — Но при этом видны и минусы, среди которых главный — это уменьшение точности стрельбы. — Вы абсолютно правы, Александр Александрович! Но вот тут попрошу внимания на сей снаряд, проект которого на вот этом чертеже изображен. — Весьма странная конструкция, Ваше Императорское Величество! К чему эта полость, а что это за сегменты? — не унимался Колокольцев. — Второй чертеж — снаряд в полете. — Так это получается, что он крылышки должен выпустить? Получается снаряд-стрела? Но тогда сразу вопрос к качеству пружин и стали этих закрылков. Это же надо так постараться, чтобы они еще и раскрылись! А ежели хоть один не раскроется, или не до конца, то сей предмет полетит хоть к черту на кулички, но только не в цель! — И опять вы правы, Александр Александрович! Поэтому над созданием такого снаряда изо всех сил работают в ИСИСе. Вроде как стали подходящие нашли. Дорогие они, не скрою. И снаряды сии получаются не дешевы. Но с сюрпризом они, Антон Францевич, Александр Александрович! Это наше секретное оружие. Настолько секретное, что полностью о предназначении сиих снарядов пока что знает не полный десяток человек, включая нас с вами. Вот он, рисунок нумер 3. При попадании в цель срабатывает ударник, в снаряде происходит химическая реакция и выбрасывается направленная струя раскаленного газа, который прожигает стальную плиту насквозь. А если такая струя попадет в пороховой погреб, то, понимаете сами… Химики назвали это кумулятивным эффектом. Соответственно, кумулятивный снаряд. И тут важно, чтобы он не вращался во время полета к цели, а направленность была ближе к перпендикулярной. Это улучшает его поражающее действие. Посему и задумались о гладкоствольном орудии. Что скажете, Антон Францевич? По силам нам такую скорострелку на корабли поставить? Да еще чтобы частила как минимум шесть-десять выстрелов в минуту сделать могла? — Раз надо, сделаем. — ответил конструктор, с легким прищуром примеряясь к новой головоломке, что ему необходимо было осилить.* * *
Санкт-Петербург. Адмиралтейство. 29 апреля 1884 года.Ну вот, собрался весь свет нашего военно-морского флота. Тут находятся не только военные моряки от контр-адмиралов и выше, но и руководители кораблестроительных верфей и предприятий, связанных в Адмиралтейством. Народу набилось в зал немало. Ну что же, пора и на трибуну. Выступаем! Большинство глаз смотрят на меня настороженно. А что тут такого? Понятно, что флоту нужны перемены, так вот, сейчас и о них пойдет речь. — Господа офицеры, инженеры и адмиралы, мы собрались здесь, чтобы принять к сведению перемены, которые в деле строительства флота Российского назрели и даже несколько запаздывают. Посему объявляю о том, что Морское министерство в ближайшее время переводится в Москву, дабы быть ближе к оку государеву. Там же, в Москве будет создан Генеральный Морской штаб, который будет заниматься планированием исключительно военных операций нашего доблестного флота. В Санкт-Петербурге останется только штаб Балтийского флота. А теперь представляю вам, господа, нового морского министра, вице-адмирала Ивана Фёдоровича Лихачёва, коего имею честь поздравить с производством в адмиралы. Зал просто замер в недоумении. Что, погоны под шпицем, думали, что съели Лихачёва? Затравили? Хрен вам! После недавнего разговора со мною Иван Фёдорович загорелся моими идеями, хотя и привнес в них кое-какие изменения, а некоторые положения критиковал весьма умело и упорно. Но именно такой человек, умеющий отстаивать свою позицию на этом посту и нужен, а не ворье типа Авелана. — Товарищем морского министра, ответственным за программу строительства кораблей военно-морского флота назначается контр-адмирал Павел Петрович Тыртов. Приказ о присвоении подписан третьего дня. А мои поздравления сего дня прошу искренне принять! Вижу совершенно недоумевающее лицо Тыртова, вот с кем я разговора не имел накануне сего совещания. Но полтора месяца назад мы беседовали. И выводы я сделал: пока что никого лучшего на эту должность мне не найти. — Начальником Генерального Морского штаба назначается вице-адмирал Николай Матвеевич Чихачёв с присвоением ему адмирала. Это было самое сложное из назначений. Адмиралу ставили в вину Тилигульскую катастрофу: поезд, перевозивший призывников, в метель сошел с рельсов на насыпи в районе Тилигула, погибло 140 человек. Изучение материалов дела показало, что к самой катастрофе Чихачёв никакого отношения не имел. Обвинение было составлено тенденциозно, а решение суда о четырехмесячном заключении адмирала вообще ни в какие правовые рамки не укладывалось. А вот наладить штабную работу — это было как раз ему по плечу. Организатором он был неплохим. — Начальником Технического комитета при военном министерстве, отвечающем за разработку новых кораблей и систем вооружения, назначается контр-адмирал Степан Осипович Макаров. Да. новое звание — это аванс, причем серьезный аванс. Уверены, что вы, Степан Осипович, мое доверие оправдаете. Да, пора Макарову заниматься серьезными делами. Потенциал у него имеется. Идеи тоже. Правда, заносит его с некоторыми идеями, да ничего, тут мы его поправим. Когда я говорил о его назначении он мне сразу свою мысль о безбронных крейсерах для прерывания торговли англичан начал петь. Я ему тогда объяснил, что время таких кораблей придет тогда, и только тогда, когда появятся снаряды, способные не только пробить броню самого мощного броненосца, но и с двух-трех попаданий пустить оный на дно. А пока такого нет сии легкие игрушки станут легкой добычей бронированных монстров, ибо будут пробиваться даже средним калибром, не говоря о крупном. В тоже время строительство вспомогательных крейсеров — быстрых торговых кораблей, на которых можно во время войны установить артиллерийские установки и идти крейсировать, это и экономия средств, и весьма верное решение. В общем, объяснил адмиралу концепцию ракетного крейсера, которому супермощная броня не нужна: к нему никакая вражина близко не подойдет. — А теперь, господа, поговорим о задачах нашего флота и о тех средствах, которыми мы будем их решать. Ситуация для нас изменилась после победы над Швецией и получением для нашего флота баз в Скандинавии, в том числе и Норвегии. Впрочем, как вы понимаете, получить базы намного проще, нежели их удержать. Посему мы будем вкладываться в строительство береговых укреплений. Учитывая конфигурацию морских границ, кои теперь нам необходимо держать под контролем, нами принято решение о создании Северного флота. Штаб — Романов-на-Мурмане. Базы — Нарвик, Тромсе, Тронхейм, Берген, Шпицберген, Лофонтенские острова. Базы в Швеции переходят в ведение Балтийского флота. Кроме того, принято решение о создании флота Тихого океана со штабом во Владивостоке, базы Владивосток и Петропавловск-на-Камчатке. Решение о назначениях командиров флотов, в том числе Черноморского, будет принято в ближайшее время. Я это задвинул, потому что хотел посмотреть, каков будет вал интриг: так-то у меня все кандидатуры на карандашике, но… оценить кто на что способен в подковерных игрищах тоже необходимо. — В связи с этим наш флот делится на оборонительные и экспедиционные силы. Оборонительные силы на Балтике и Черном море увеличиваем до двух броненосцев береговой обороны подобного же типа с единственным отличием — увеличением калибра, простите за тавтологию, орудий главного калибра. На Балтике предполагается введение в строй шести новых канонерских лодок. Оборонительные силы Северного флота — четыре броненосца береговой обороны по новому проекту, восемь канонерских лодок, отряд в двенадцать сторожевых кораблей. Черноморский флот получает еще четыре канонерские лодки. Флот Тихого океана пока новых кораблей н получит кроме двух канонерских лодок, которые построят в Николаеве-на-Амуре. Для этого флота в Николаеве будут заложены два однотипных бронепалубных легких крейсера. Москитный флот будет на всех базах представлен торпедными, артиллерийскими и патрульными катерами. Миноносный флот: легкие миноносцы до 200 тонн, истребители миноносцев в 400 тонн, миноносные крейсера или эскадренные миноносцы 600–700 тонн водоизмещением. В миноносные отряды будут входить 1 эскадренный миноносец, 2 истребителя миноносцев и 6 миноносок. Кроме того, планируется в оборонительные группы включение скоростных легких крейсеров-разведчиков с частичным бронированием и самыми мощными силовыми установками. Покамест по 1 такому кораблю на каждый флот. Экспедиционные силы пока что будут только в составе Северного флота и базироваться в Романове-на-Мурмане. Включать в себя два эскадренных броненосца нового типа, два бронированных линейных крейсера, два легких крейсера и четыре эскадренных миноносца. Плюс корабли обеспечения. Ну вот, зашевелились, начинают подсчитывать, какие барыши окажутся в их карманах, думают, кому что и как обломится. Ну-ну… — Руководителем программы строительства Добровольческого флота назначается капитан Сергей Петрович Тыртов. Напоминаю, это строительство двадцати двух скоростных купеческих кораблей. Торговый флот должен стать основой нашего морского могущества. Доходы от него и будут окупать строительство мощного военно-морского флота. Произнеся последнюю сентенцию обвожу зал взглядом. Да, кажется, разворошил я это пузато-бородатое болото! — Благодарю за внимание. Просьба господ адмиралов немедленно приступить к исполнению своих обязанностей. После совещания ко мне подошел новый начальник Генерального Морского штаба, которого фактически еще не существовало. — Ну как, Николай Матвеевич, готовы к новой работе? — Благодарю вас за награду, Ваше Императорское Величество. Приложу все силы для наилучшего выполнения поставленных задач. — Список нужных вам специалистов подготовили? — Так точно — в этой папке структура Генерального Морского штаба и персональный состав, как это я вижу сегодня. — Прекрасно. Завтра в одиннадцать прошу вас быть в Мариинском, обсудим сии предложения. Вижу, что у вас есть вопрос ко мне… — Скажите, Ваше Императорское Величество, следовательно, у нас будет всего четыре корабля линии? Два броненосца и два броненосных крейсера? И все на Севере? — Ну вот, Николай Матвеевич, вы меня почти что раскрыли. Кораблей линии у нас не будет вообще. Это будут группы рейдеров. Предназначенные для прерывания морской торговли противника. Достаточно мощные, чтобы потягаться с любым конвоем, не говоря о том, чтобы пустить на дно или арестовать любого торговца. Только называться они будут иначе. Пока что.
Часть пятнадцатая Восток — дело сложное
Запад кричит: «Это я! Смотрите на меня! Послушайте, как я страдаю, как я люблю! Как я несчастлив, как я суетлив! Я! Мое! Мне! Меня!» Восток ни слова о самом себе! Полное растворение в Боге, Природе, Времени. Найти себя во всем! Скрыть в себе все!Андрей Тарковский.
Глава четырнадцатая Персидские персики
Москва. Кремль. 11 мая 1884 года.Персия, Персия, фруктовый рай!Персидские персики, зеленый чай!Если я, если я, родился здесь,Персия, Персия — страна чудес!В.Смехов.
Вот привязалась эта песенка, который день звучат в голове нехитрые рифмы и ритм. И что самое интересное она почему-то не столько радует, а сколько вызывает неясную тревогу и предчувствие неминуемой опасности. Причём это ощущение возникало сразу у обоих сущностей составляющих вот уже три года единое эго. И эти обе половинки сошлись в едином мнении, что неприятности придут с Востока. Такое согласие объяснялось просто и Михаил Николаевич Романов, и Александр Михайлович Конюхов прошли через горнило войны и среди их противников было не мало умелых бойцов, искушенных в восточном коварстве, помноженном на хитрость и подлость англосаксов. Выходцы из Туманного Альбиона или стояли за их спинами или облачившись в халат и водрузив на голову чалму кощунственно взвывая к Аллаху сами стреляли в неверных урусов. Вся разница заключалась лишь в том в первом случае в их руках были однозарядные винтовки Снайдер-Энфилда, а во втором — автоматические М16. Но где же ждать удар? В Афганистане? Навряд ли, британцы конечно, не простят своего поражения, но после повторного провала в прошлом году, когда войска их знаменитого генерала Китченера оказались в окружении под Кандагаром, да опять с перерезанными линиями снабжения. Не ожидали они, что на помощь войскам пуштунов из Герата придут все воины-туркмены из Кабула, оказалось, что их шпионы недооценили вассальный союз Аюб-хана и Абдур Рахман-хана, но это заслуга наших агентов при дворах властителей Афганистана. После этого позора так и не сумевшие одолеть укрепления Кандагара англичане затаились окончательно, сделав ставку на тайную войну, тем более, что они всегда предпочитают делать грязную работу чужими руками. Да и в те места, где прошли победные войска генерала Скобелева и об неуязвимого белом всадника верхом на белом коне ходят легенды, им лезть небезопасно. В общем, там, где едва смолкли пушки, где селён страх перед победителем, они будут посылать дипломатов, купцов или иных шпионов. Правда, наша разведка и контрразведка на сей раз в этом регионе задних не пасут. Удалось и своих агентов к англичанам подвести, да и перевербовать двух матерых зубров сумели. Ибо жить хотят все, а русское золото ничем от английского не отличается, а если еще его вес значительно перевешивает… Так что тут игра идет пока что на равных. А вот Персия сиречь Иран, совсем другое дело. Здесь слишком долго по меркам британцев царит мир, противоборство Британии и России ограничивается по словам канцлера Нессельроде «турниром теней», а англичане предпочитали именовать «Большой игрой». Нет, это не значило, что не гремели выстрелы, а от яда и кинжала не гибли неугодные или неудобные власть имущие люди. Но чаще это делали те, кто официально не состоял на государственной службе или же местные туземцы. Пока же на просторах Ирана в единоборстве сошлись британские и российские купцы, фунт стерлингов сражался против рубля. А в торговле, как и на поле битвы побеждает тот, кто способен первым получить или передать нужную информацию. Это хорошо понимали Наполеон Первый и его племянник именуемый третьим и вложили немало средств в развитие линий телеграфа, вначале оптического, а потом и электрического. Британцы, при всей их чванливости и уверенности в превосходстве над иными народами и расами умели учиться и потому их экспансия в Персию проходила в том числе и через телеграфные концессии, соглашения о которых подписывались, начиная с 1862 года с завидным постоянством. Россия не оставалась в стороне от этого соперничества и в 1879 года кабель соединил города Астрабад и Чикишляр на севере Ирана и на всех станциях работали исключительно русские служащие. А это позволило более успешно развиваться торговле между северными иранскими провинциями и Российской Империей. Ещё одним направлением противоборства было строительство шоссейных дорог. Англичане отлично помнили древнюю историю и то, как римляне перебрасывали свои непобедимые легионы благодаря сети отменных дорог. Правда, успех не всегда сопутствовал лимонникам, благодаря умелой работе российских дипломатов не только с традиционно консервативной знатью и духовенством Ирана, но и с теми, кто именуется прогрессивной общественностью, пятого декабря 1873 года Наср эд-Дин-шах расторг договор о концессии, который был ранее подписан с подданным британской короны Ю. Рейтером. А замыслы его были поистине грандиозными. Речь шла о строительстве трансиранской железной дороги. А как известно и товары, и солдат проще и быстрее перевозить именно на поездах, кои мало зависят от капризов погоды. Но наибольшее унижение, которое пришлось испытать англичанам в Иране, это был решительный отказ Шаха от услуг британских офицеров в обучении солдат его армии и в целом, в военных реформах. Наср эд-Дин-шах объявил, что желает обучать свих пехотинцев, сапёров и артиллеристов по Австрийской системе, а образцом для кавалерии должны были стать Русские казаки. Ходили разные слухи о причинах сего выбора. Одни объясняли это впечатлениями от путешествия Повелителя Ирана по Европе, где в его честь устраивались парады и манёвры войск, иные восторженной оценкой Императора Наполеона Бонапарта, высказанное им о русских казаках и их прославленном предводителе атамане Платове. Знания французского языка было обязательным среди августейших особ как запада, так и востока и Шах имел возможность читать воспоминания Великого Корсиканца, не нуждаясь в переводчике. Но скорее всего, здесь опять-таки не обошлось без происков варварской Московии, которая с истинно византийским коварством отправила в 1877 году в Иран военную миссию во главе с начальником кавказского горского управления генерал-майором от артиллерии Виктором Андреевичем Франкини. Кстати, выбор кандидатуры этого талантливого специалиста был сделан как говорил в кинокомедии «Волга-Волга» товарищ Бывалов: «благодаря МОЕМУ чуткому руководству», «из числа людей, взращенных в недрах МОЕЙ системы». В общем, слава мне мудрому, гениальному и справедливому сатрапу, пардон, оговорился по Фрейду наместнику на Кавказе. Ибо, как сказал один великий монарх, то бишь Михаил II: кадры, решают всё, тем более кадры, взращенные в недрах МОЕЙ системы. Да-с, уже пять лет прошло, а кажется, что это было совсем недавно. Помню нашу последнюю встречу, пожелания успеха и мой намёк на скорое изменение количества звёздочек на его погонах, по принципу: Бог любит троицу. Виктор Андреевич отнесся к этому поручению более чем ответственно и в результате появилась «Записка о состоянии вооружённых сил Персии и о необходимости реорганизации персидской армии», которая и подтолкнула шаха Насреддина к идее обратиться к этому генералу с просьбой составить проект переустройства вооруженных сил Персии, что и было выполнено в сжатые сроки, но при этом с высочайшим качеством. Казалось, что можно переходить к конкретным действиям и отправлять в Иран десятки офицеров, которые должны были выполнять роль инструкторов и попытаться превратить персидских сарбазов в подобие русских солдат, коих по мнению Фридриха Великого и Наполеона Бонапарта недостаточно убить, а нужно ещё и повалить. А заодно и сплавить иранцам устаревшие ружья, коих в арсеналах скопилось приличное количество. Но чрезмерное усиление армии Шаха было опасно, ибо из ненадёжного союзника он мог превратиться в врага, да и дворцовые перевороты на востоке происходили чаще, чем в западных монархиях. А посему я поддержал предложение ограничится командированием трех казачьих офицеров и пяти урядников, служивших в Кубанском и Терском казачьих войсках для формирования одного кавалерийского полка. Ибо для успеха миссии необходимо было подобрать знающего и инициативного руководителя. Слава Богу, что в моём окружении их хватало. Как тут не вспомнить аргумент, коим мой венценосный старший братец отбивался от атак нашей маман, разгневанной отставкой Нессельроде: «Мой папа был гений, потому мог позволить себе окружать трон остолопами. А я не гений — мне нужны умные люди…». Будучи по натуре исключительно скромным и самокритичным человеком, я не мог причислить себя к титанам мысли, а всего лишь к тем, кто не обделён талантом, и потому посоветовался с товарищами, пардон — с господами и их превосходительствами. В результате демократичного обсуждения, все единодушно поддержали идею откомандировать в Иран подполковника Генерального штаба Алексея Домонтовича, сей храбрый муж не относился к числу кабинетных «моментов», а прослужил двенадцать лет в казачьей кавалерии. Надо сказать, что наша английские партнёры не сидели сложа руки, а старались активно пакостить, благо среди знати и правительства Ирана хватало если не искренних сторонников британской короны, то ярых любителей британских денег, особенно если они представлены в виде золотых монет, хотя и банкноты не встречали отторжения. Первым-наперво была предпринята попытка дискредитировать лично подполковника Домонтовича и русскую военную систему в целом. Первоначально было обещано, что для формирования казачьего полка будут выделены голямы лучшие кавалеристы Шаха, но позже военный министр Ала од-Доуле, с завидной регулярностью получающий приличные суммы от главы британской миссии добился замены голямов на мохаджиров. Узнав об этом, Алексей Иванович в беседе с главой российской миссии Иваном Алексеевичем Зиновьевым заявил, что это было сделано с целью поставить новое дело в такие условия, при которых невозможно достижение успеха. И для столь пессимистического прогноза были весомые основания. Во-первых, мохаджиры, сиречь мигранты, были потомками знатных родов перебравшиеся в Иран с Кавказа в период российско-персидских войн и вполне понятно, что не питали в душе добрые чувства к русским офицерам, армии, да и ко всей Российской Империи в целом. Во-вторых, обретя новую родину, они получили от Шаха значительные привилегии и денежные выплаты. В мирное время эти «иранские грузины» предавались безделью и лишь в случае войны по первому слову владыки были обязаны выставить оговоренное заранее число воинов, как говорили на Руси: «конно и оружно». Такой образ жизни не способствует поддержанию воинской дисциплины и поэтому британские дипломаты и их те подданные Шаха, коих можно было отнести к их лобби потирали руки от предвкушения провала миссии русского подполковника. Никто не предполагал иного исхода, сомнения были лишь в том, насколько скоро посрамлённый и униженный русский варвар покинет пределы Персии, а поскольку никто не отменял постулата Аристотеля: «natura abhorret vacuum» (природа не терпит пустоты), его место займёт британский офицер и сумеет выдрессировать местных туземцев. Однако, они не учли того обстоятельства, что большинство офицеров Русской Императорской Армии помнили и блюли завет генералиссимуса Суворова: «к своим подчиненным иметь истинную любовь, печтись об их успокоении и удовольствии, содержать их в строгом воинском послушании и обучать их во всём, что до их должности принадлежащем». Когда бывшие мохаждиры получили причитающееся им жалованье вовремя, фураж и продовольствие поступали в нужном количестве и высокого качества их мнение о урус-шайтане стало постепенно сменяться уважением. Но полностью принять своего командира они смогли лишь после того, как подполковник Домонтович лично продемонстрировал чудеса джигитовки и вольтижировки, а уж искусство владения белым оружием покорило сердца потомственных рубак. Уже через месяц Алексей Иванович обратился к военному министру с предложением провести смотр, дабы «метить весьма быстрые успехи в обучении кавалерии, достигнутые в один месяц со дня сформирования полка». Согласие было получено и после проведения сего мероприятия, имидж России и Российской Императорской Армии значительно вырос, а Насер-эд-Дин-шах приказал увеличить численность казаков на двести человек. Но севшие в лужу британцы не унимались. В покои Ала од-Доуле занесли надлежащий бакшиш и гулямы науськиваемые своими командирами стали нападать на шахских казаков и очень часто потасовки и драки заканчивались убийствами. Домантович писал многочисленные жалобы, но они не попадали в руки Насер-эд-Дин-шаха, а терялись в бесконечной цепочке чиновников или же используя русскую поговорку: клались под сукно. Не слишком девственными были и обращения к посланнику. Однако господин Зиновьев не торопился предпринимать дипломатические демарши, ибо в последнее время его отношение к уже получившему чин полковника Домантовичу от приязности перешло к резкому отчуждению. Кстати, слухи об этом доходили и до меня, когда я ещё был Наместником на Кавказе. Сам же Алексей Иванович считал не достойным чести русского офицера жаловаться на это обстоятельство, хотя я и просил держать меня в курсе дел. Письма от него приходили, в которых он представлял сжатую, но тщательно подготовленную информацию о военной сфере Ирана. Но, к сожалению, после моей коронации корреспонденций больше не было. Да и я, честно говоря после взрыва в Зимнем и борьбы за выживание и своего личного и державы в целом как-то подзабыл об этом и удовлетворялся докладами Военного министра Милютина и Министра Иностранных дел Гирса. А вот это не есть хорошо. Как говорится, доверяй, но перепроверяй. Надо разузнать как там дела у полковника Домантовича. Последнее, что доходило до меня, было то, что глава миссии Зиновьев вместо помощи, ставит палки в колеса. Не нравиться этому штафирке, что Шах Ирана полковника жалует и напрямую с ним общается. Мало того, что сам пакостит по возможности, но ещё и своих подручных натравил. Есть там такая парочка Панафидин и Похитонов. Особенно опасен последний. Талантлив шельма, пятью языками владеет: французским, персидским, турецким, арабским и новогреческим. Но есть за ним грешок один. В 1876 году в течении трёх месяцев отбывая воинскую повинность ухитрился заразиться неприязнью к людям в офицерских мундирах. Вот теперь и пытается отыграться, шпак недоделанный. Ладно, с ним и ему подобными я разберусь, но боюсь, что меня уже опередили. Не могла эта свара пройти мимо ушей и глаз британцев, а уж как использовать внутренние русские раздоры, их учить не нужно. Они и так мастера экстра-класса, одно слово рептилоиды, блин. Стоп!!!! Вспомнил, что меня беспокоило последнее время. Я же сам дал добро на установление обременительного тарифа на европейские транзитные товары, идущие в Персию дабы дать преимущества для русской торговли и, заодно немного урезать доходы британских купцов. Судя по докладам, русские торговые дома стали практически монополистами в Северной Персии. Но, зуб даю, не простят английские джентльмены такого наезда на содержимое их кошельков и нужно ждать очередной подлянки и как всегда чужими руками, а скорее всего они уже заложили где-то мину и часики тикают. А вот где рванет и что это будет, одному Богу известно. Всё, звоню генералам Милютину и Ванновскому и назначаю срочное совещание и заодно выясню про полковника Домонтовича и не пора ли ему из разряда господ, переходить в категорию превосходительств.
Глава пятнадцатая Есть ли у меня план, или что вы курите, мистер Фикс?
Планы — это только набор намерений. Если они тут же не перерастают в конкретные действия, направленные на достижение ваших целей. Но важно помнить, что каждая минута, потраченная на планирование, будет потом экономить огромное количество времени и денег.Москва. Кремль. 15 мая 1884 года.Дмитрий Васильевич Брейтенбихер.
ЕИВ Михаил Николаевич
Так и крутится в голове этот старый мультфильм, снятый за бугром, про вокруг света… И эта фразочка от мистера Фикса, весьма неоднозначного звучания. В голове застряла. Мешает. Но не сильно. Работать могу, да. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Военный Министр и Начальник Генерального Штаба услышав о теме совещания практически хором запросили несколько дней для подготовки. С одной стороны, время не терпит, а с другой — их высокопревосходительства успели прекрасно изучить мой стиль работы, а также реакцию на «немогузнайство» или того хуже на попытку украсить царственные уши лапшой, сиречь обмануть царя-батюшку. Упаси Бог, я не намекаю лично на Милютина или Ванновского, это компетентные специалисты и честные служаки, но прецеденты всё же были. Правда, никто не лишился головы, это как-то не гуманно в наш просвещённый девятнадцатый век, но как минимум вылетали со своихдолжностей в отставку с формулировкой «без пенсии и мундира». Когда пришел назначенный день и Витте доложил о прибытии их высокопревосходительств генералов от инфантерии, мне хватило одного взгляда на их туго набитые портфели для того, чтобы понять, что они капитально подготовились к сегодняшнему совещанию. Правда, наличие на их лицах выражения решимости, разбавленной толикой смущения заставили меня грешным делом вспомнить о событиях 20 июля 1944 года и о той роли, которую сыграл в ней оберст Клаус фон Штауффенберг. Так, кажется сбылась мечта моего начальника охраны: у его босса наконец то выработалось спасительное чувство здоровой паранойи по отношению к потенциальным заговорщикам. Ладно, пошутили и будя. Пора переходить к делам. Тем временем, Милютин, коему предстояло исполнить роль первой скрипки в концерте, пардон — в докладе, расстелил на столе большую карту Ирана с сопредельными территориями. Ванновский аккуратно разложил поблизости несколько папочек с надписями: артиллерия, кавалерия, пехота, арсенал и прочей так сказать «военно-штабной бухгалтерией». В общем, было примерно то, что входило в картотеку немецкого шпиона фон Борка, чью роль в фильме «Шерлок Холмс и доктор Ватсон: Двадцатый век начинается» блистательно сыграл Леонид Куравлёв. Военный министр только набрал воздух в грудь готовясь преступить к докладу, как я прервал его вопросом: — Дмитрий Алексеевич, прежде чем мы начнём наше совещание, мне хотелось бы узнать, как складываются дела у полковника Домонтовича в Тегеране? Что-то давненько я не получал от него известий, а помнится, он был на хорошем счету у Шаха и сумел изрядно выучить свою казачью бригаду. Что он вам докладывал в последнее время? Милютин на мгновенье застыл, но затем лёгкая растерянность на его лице сменилось решимостью, а затем и спокойствием. — Дело в том, государь, что генерального штаба полковник Домонтович в настоящее время находится в пределах Российской Империи и назначен на должность начальника штаба Кавказской кавалерийской дивизии. Твою ж дивизию, вот не зря было у меня плохое предчувствие. Это кто у нас такой умный нашелся, чтобы сделать такой подарок нашим заклятым друзьям из Туманного Альбиона? Найду — на ноль помножу и в правах понижу ниже плинтуса, не взирая на чины и регалии. Убрать из ближайшего окружения Насреддина человека способного подчинить своей воле несколько сотен мохаджиров с молоком матери впитавшим ненависть Русской Армии, которая заставила их покинуть Кавказ и найти себе прибежище в Персии? Да, они не воспылали любовью к Российской Империи, но они признали своим вожаком Русского полковника, который в боевом искусстве превосходил любого джигита из их числа, и при этом он ещё и держал своё слово. Впервые за годы жизни в Персии они встретили командира, который не только не вымогал у них бакшиш, но напротив следил за тем, чтобы они получали надлежащее им жалование и провиант. И не известно, как они примут другого русского офицера. В числе тех наук, коим обучают в военных училищах и академиях Российской Империи явно не было физиогномики, но десятилетия армейской службы учат умению читать мысли по выражению лица вышестоящего начальника, в противном случае, шансы дожить до генеральских погон близки к нулю. Никуда не денешься, законы эволюции суровы, как утверждал сам Дарвин: «survival of the fittest» (выживает наиболее приспособленный). А посему, мгновенно расшифровав мои мысли, Милютин счёл за лучшее прервать затянувшуюся паузу. — С Вашего позволения, государь я доложу, — и, дождавшись моего кивка, продолжил: — Полковник Домонтович убыл из Персии в положенный ему четырёхмесячный отпуск. И одновременно в МИД через персидского посланника была передана просьба шаха оставить его для продолжения реорганизации армии. Как только из Азиатского департамента МИДа запросили мнение Военного Министерства, то Пётр Семёнович, — при этом он указал на Ванновского высказал своё согласие. Однако чуть позже Министр Иностранных Дел Николай Карлович Гирс дезавуировал сию просьбу, аргументируя сие обстоятельство информацией, поступившей от российского посланника в Тегеране тайного советника И. А. Зиновьева. — Так-с, великолепно, — с толикой иронии прореагировал я, — и что же там такого написал ПОКА ЕЩЁ тайный советник Зиновьев в своей ябеде, что генерального штаба полковника отстраняют от выполнения важнейшей для безопасности Российской Империи задачи? — Тем, государь, что якобы Домонтович высказал требование предоставить ему звания начальника военной миссии и положение военного агента, для «усиления его авторитета в стране». А также упрекал Алексея Ивановича в нарушении субординации и в неподчинении ему, как главе дипломатической миссии. Тот стиль, коим Милютин излагал список так сказать «прегрешений» до невозможности точно напомнил мне аналогичную сцену из фильма «Кавказская пленница», что я не выдержал и задал слегка подкорректированный вопрос Шурика: — Дмитрий Алексеевич, а мечеть случайно в Тегеране полковник Домонтович, не развалил? Как и следовало ожидать, присутствующие генералы были ошарашены и несколько мгновений недоумённо переглядывались, пытаясь понять глубинный смысл моего вопроса. Но ещё через секунду, Военный министр пришёл в себя и прокашлявшись, осторожно поинтересовался: — Простите, Михаил Николаевич, но что вы имели в виду? Да, язык мой, враг мой. Ладно, буду импровизировать дабы не прослыть самодуром или того ещё хуже — умалишённым. — Понимаете, Дмитрий Алексеевич, меня неприятно удивило то, как профессионально составлен сей донос. Не хватало, пожалуй, только обвинить полковника в оскорбление святынь и можно на каторгу отправлять. Ладно, с Николаем Карловичем я серьёзно поговорю, да и этому кляузнику Зиновьеву мало не покажется. Но скажите мне, господа генералы, а вы куда смотрели? Позволили практически обезглавить казачью бригаду, а ведь она, случись в Иране смута, может стать той соломинкой, которая способна переломить хребет верблюду. Или хотя бы защитить наше посольство от толпы фанатиков, надеюсь, вы не забыли о трагической судьбе Грибоедова? На помощь ошарашенному таким напором Милютину поспешил начальник Генерального штаба. — Не всё так плохо, государь. Дело в том, что отпуск полковника Домонтовича закончился лишь неделю назад. А назначение начальником штаба Кавказской кавалерийской дивизии сделано для того, чтобы подготовить её к возможной войне с Персией. У нас с Дмитрием Алексеевичем есть прожект воспользоваться опытом Ивана Грозного, в войсках которого на штурм Казани шли отряды татарских воинов. По нашему мнению, следует сформировать части, в которых значительная часть нижних чинов и определённое количество офицеров должны быть мусульманами, что несомненно будет полезным для достижения победы. Да и наличие мулл следует увеличить, дабы они помогали найти общий язык с местными единоверцами. А вот это туше. Я-то весьма самоуверенно рассчитывал предложить этот же вариант, на основе своего афганского опыта общения с мусульманскими батальонами. А генерал Ванновский словно желая добить меня доложил: — Генерального штаба полковник Домонотович сейчас находится в вашей приёмной, Государь, осмелюсь предложить пригласить его для собственного доклада. Не думаю, что в Военном Министерстве сейчас найдётся человек лучше его осведомлённый об обстановке в Персии и не только с точки зрения её военной составляющей. Да-с, очередной щелчок по носу гениальному попаданцу, который по многочисленным альтернативкам должен как минимум на порядок опережать аборигенов буквально во всём. Мне оставалось лишь поблагодарить обоих генералов за разумную инициативу и позвонить в колокольчик дабы отдать распоряжение пригласить в кабинет полковника Домонтовича. По иронии судьбы, примерно в это же время, в Тегеране, на улице Ала-од-Доуле в здании британского посольства так же проходило совещание, на котором тоже упоминали полковника Домонтовича, российского посла Зиновьева, да и имя Императора Михаила Николаевича звучало не единожды.Тегеран. Британское посольство. 16 мая 1884 года.
Секретарь посольства Британии Эдвард Кларк
Моя работа — быть в курсе всего происходящего. Должность — невелика, а вот полномочия… более чем. Возможность знать, что происходит в кабинете посланника, тем более. Это мой доклад ляжет в оценку его деятельности, который даст Форин-офис, и судьба любого, даже самого высокопоставленного дипломата этой миссии находится в моих руках, хотя они и не догадываются об этом. Устоявшийся распорядок дня сэра Рональда Фергюсона Томсона чрезвычайного и полномочного посланника министр в Персии, коему сей пост передался по наследству от старшего брата, сего дня был нарушен. Я еле успел снова занять свой наблюдательный пункт, а мой коллега — второй секретарь миссии почтительно доложил, что полковник Ален Бернард, баронет, путешествующий для собственного удовольствия и удовлетворения любознательности, желает засвидетельствовать почтение и просит его принять. Сэр Рональд наморщил лоб в тщетной попытке припомнить кого ни будь из числа своих знакомых с подобной фамилией, бросил всего одно слово: проси. При этом он занял место за своим письменным столом, на котором весьма продумано были разложены папки, несколько фолиантов и иных документов, создающие картину тех авгиевых конюшен, кои сэр Томсон постоянно вычищает, денно и нощно посвятив себя трудам во благо Британской Короны. Вошедший полковник представлял собой настоящий образец истинного английского джентльмена, отдавшего большую часть жизни военной службе о чём говорила его фигура сохранившая стройность, не смотря на весьма почтенный возраст. После того, как секретарь удалился, хозяин и гость обменялись фразами, предусмотренными этикетом и заняли места в двух креслах напротив друг друга. В ответ на вопросительный взгляд сэра Томсона, полковник достал из внутреннего кармана сюртука небольшой запечатанный конверт и положил его перед ним. Посол, уже догадываясь кто на самом деле сидит перед ним, распечатал конверт и достал листок бумаги. На нём было написано всего лишь несколько фраз. Из них следовало, что податель сего выполняет особое поручение Форин-офис и ему следует оказывать всяческое содействие, а если прочитать этот текст между строк, то можно было понять, что не следует задавать не нужных вопросов. Сэр Томсон уже несколько раз сталкивался с подобной корреспонденцией, и он хорошо знал, как следует поступать. Он разорвал послание на мелкие куски и воспользовавшись зажигалкой устроил ему аутодафе в пепельнице. Проделав сей ритуал, он произнёс: — Я слушаю вас, сэр. — В Сити очень недовольны обстановкой, которая сложилась в Персии. Россия стала слишком много позволять себе, а введённый Императором Михаилом II обременительный тариф на европейские транзитные товары лишил многих достойных джентльменов законной прибыли. Более того, сие печальное обстоятельство вызвало гнев и его величества Эдуарда VII, ибо и он потерял значительные суммы из своих личных капиталов. А если добавить к этому фиаско, которое потерпели наши сторонники в Швеции и Финляндии, то следует ожидать череды отставок и более серьёзных наказаний чиновников начиная с адмиралтейства и заканчивая Форин-офис. Боюсь, что эта гроза не обойдёт и вас, сэр Рональд. В Лондоне не забыли тот проект ноты протеста против действий русских войск, который был составлен вами по просьбе Мирзы Хосейн-хана и по своей мягкости более напоминала просьбу о помиловании. Вам в вину вменяют и то, что посол Российской Империи Зиновьев оказывает слишком сильное влияние на Насер ад-Дина. Более того, сэр, нашлись остряки, которые утверждают, что скоро ваш русский коллега позволит себе побывать и в гареме Шаха, подобно тому, как это сделал генерал Кутузов в Стамбуле. А поскольку совершить сей небывалый и практически невозможный визит помог за немалую мзду главный евнух султана, то весьма прозрачно намекают на возможность аналогичных услуг, но с вашей стороны. И заметьте, сэр, что король не только не пресёк сии анекдоты, но даже изволил весело смеяться. Во время этого монолога посол не произнёс не слова, но как отметил про себя полковник, который внимательно следил за выражением его лица. На нём кроваво красный румянец сменялся сине-белой бледностью, что было явным свидетельством испуга, переходящего в отчаяние. Отлично, подумал тот, кто назвался Аленом Бернардом, ещё один небольшой штришок и можно от угроз перейти к обещанию помощи и поддержки. — Я бы никогда не позволил бы себе, сэр, — продолжил он, уподобляться бродягам из Ист‑Энда или бездельникам из светских салонов и распространять сплетни, но к моему огорчению, кое-кто из чинуш поспешил сделать не продуманные шаги. — при этом полковник многозначительно показал пальцем на потолок, какая глупость, я-то находился у него сбоку с правой стороны и все прекрасно слышал, да еще и видел немного. — Более того, помимо письма из Форин-офис, которое вы прочитали, мне вручили ещё одну бумагу, кою я обязан предъявить, если подтвердится, что во всех этих слухах есть хоть унция правды. Но…, — на этом месте баронет сделал паузу, а посол вскочил с места и подбежал к столику, в видимом волнении налил бокал лафита, забыв предложить выпить гостю, и оный предмет осушил до дна, жестом заправского пьяницы перевернул бокал, показывая, что в нем не осталось и капли напитка, но тут сообразил, что он у себя в рабочем кабинете, а не в ресторации, от чего немного смутился, поставил бокал на стол, когда же сэр Томсон снова занял своё кресло и немного успокоился, Бернард продолжил: — Видите ли, сэр, мой старший брат, упокой Господи его душу, несколько раз пересекался на поле брани с Уильямом Тейлором Томсоном. Более того, они были дружны и как это принято у британских офицеров и джентльменов помогали друг-другу. Как говорится: «one good turn deserves another»[195]. А посему, если совместными усилиями мы сможем обеспечить повторение событий января 1829 года, но только в более расширенном масштабе, то ваши недоброжелатели заткнуться, ибо кто посмеет клеветать на человека, получившего орден из рук его величества Эдуарда VII? Пока звучали эти слова, с сэром Томсоном происходили чудеса метаморфозы. Его плечи распрямились, грудь подалась вперёд, как будто уже готовая принять новую награду, а в глазах загорелся огнь азарта и решимости. — Если я правильно понял вас, сэр Бернард, — осторожно начал посол, — в Форин-офис пришли к выводу, что после тридцати пяти лет царствования, Насер ад-Дин Шах нуждается в отдыхе, ибо нести бремя монарха ему с каждым годом становится всё труднее? Произнеся эту фразу, он дождался одобрительного кивка своего визави и уже более уверено продолжил: — Следовательно, следует ожидать, что в недалёком будущем в Тегеране вспыхнет восстание, которое уничтожит не только очаг всех козней Российской Империи сиречь её посольство, но и затронет торговые дома, телеграфные станции и концессии. И не исключено, что в попытке усмирить сии протесты народа, может пострадать и нынешний правитель Ирана. — Я вижу, что Британия непобедима, особенно если её интересы за пределами Империи защищают столь компетентные дипломаты и патриоты, как вы, сэр, — одобрительно и с толикой патетики ответил полковник. Этот результат полностью устроит и Короля, и деловые круги Сити. Но в Лондоне видят серьёзную проблему, которую представляет любимая игрушка Насер ад-Дин Шаха, то бишь эта злосчастная казачья бригада. По мнению Военного Министерства, это лучшее формирование в Иранской армии, и она может помешать реализации наших планов в полном объёме. Тем более, что её нынешний командир полковник Домонтович сумел обуздать этих дикарей — моджахеров и они не просто ему подчиняются, но его боготворят. — Однако, он сейчас находится в России, сэр, — отреагировал посол. И опережая возможные возражения продолжил: — Да, мне известно, что Шах обратился через своего министра с просьбой вернуть этого без сомнения талантливого офицера, и продлить его командировку в Персию. Однако, не без нашего участия ситуация кардинально изменилась и в Министерство Иностранных Дел Российской Империи ушла депеша от посла Зиновьева, с категорической рекомендацией воспрепятствовать возвращению полковника Домонотовича в Персию. По всей видимости в Москве согласились с этими аргументами и скоро должен прибыть иной человек, а ему может не хватить умения и, самое главное — времени, дабы вновь сделать казачью бригаду боеспособным формированием. Без вожака, стая волков менее опасна, сэр. — Вы уверены в точности этих сведений, сэр Томсон? — спросил неожидающий столь приятной новости полковник. — Когда я покидал пределы Британии, то по данным наших агентов в России, Военное Министерство решило удовлетворить просьбу Шаха. Но если это правда, то черт возьми, как это вам удалось? Ведь из донесений прошлых лет следовало, что и Зиновьев, и Домонтович сумели сработаться и отзывались друг о друге в весьма комплементарных выражениях. Посол, почувствовав, что в разговоре произошло благоприятное изменение, предложил сделать паузу и немного передохнуть. Выкурив по сигаре и вооружившись бокалами наполненными виски, оба достойных британских джентльмена вернулись к разговору, периодически делая глоток отменного напитка. Поскольку их настроение, а, следовательно, и взаимная симпатия резко улучшились, то они решили перейти на обращения по именам, естественно с неизменной приставкой сэр. — Видите ли, сэр Ален, русский посол Зиновьев достаточно опасный противник. Это опытный и решительный дипломат, который знает, чего хочет и умеющий добиваться поставленной цели. При этом, он патриот России и, следовательно, его нельзя купить. Но у него есть несколько ахиллесовых пят. Во-первых, он весьма тщеславен и не любит конкурентов. И во-вторых он очень любит свою супругу и старается во всём ей потакать. А кроме того, в числе его подчинённых есть два сотрудника, статские советники Панафидин и Похитонов. Им по служебным обязанностям приходится постоянно общаться как с местными чиновниками, так и со своими коллегами из посольств других государств. После того, как они неоднократно слышали дифирамбы в адрес полковника Домонтовича, о том, как его уважает лично Насер ад-Дин Шах и прислушивается к его советам, причём не только по военным вопросам, то естественно поспешили доложить об этом послу. Но не менее эффективным способом внести неприязнь в отношения посла и полковника, оказалась тривиальная ссора их жён. Тут пришлось воспользоваться помощью супруг наших дипломатов и нескольких коллег из посольства Австро-Венгрии. В результате сей атаки, коя шла днём и ночью, нервы у господина Зиновьева не выдержали, и он стал видеть в полковнике Домонтовиче если не личного врага, то по меньшей мере серьёзную помеху карьере. В общем, казачья бригада обезглавлена и её можно использовать для достижения нужной цели. По нашим данным в походную церковь при Российской Императорской миссии в Тегеране должны прислать нового настоятеля, а в казачью бригаду нового командира. Наши агенты уже начали распространять слухи о том, что моджахеров, которые служат в этой бригаде будут насильно крестить и о том знает и не препятствует Насер ад-Дин Шах. Думаю, что нам удастся возмутить народ и направить толпу на разгром российского посольства. Когда в Тегеране появится хаос, то возникнет возможность устранить и шаха, тем более, что его сын Камран Мирза Найеб эс-Салтане с удовольствием принимает деньги и подарки и не откажется взойти на престол отца.Глава шестнадцатая Обстрел Александрии
Объявление в газете: «Выведу из Египта. Надежно, недорого. Спросить Моню».Египет. Александрия. Береговые батареи. 1 июня 1884 года.
Ахмад Ораби-паша
Отсюда открывается прекрасный вид на всю акваторию Александрийского порта. Погода великолепная. Еще не наступила та изнуряющая жара, что сильно так нервирует неверных, привыкших к намного более холодному климату. Но вас сюда никто не звал, зачем же вы заявились? Туши громадных броненосцев и не столь больших, но не менее опасных канонерских лодок одна за другой появляются на горизонте. Аллах Велик! Неужели он не спасет благословенную землю Египта от нашествия неверных? Знал ли он, что это произойдет? Знал. Готовился к этому? Готовился! Два года готовился! Ему дали эти два года! Но всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Белые сагибы, как называют их покоренные туземцы пришли стать сапогом в этих извечных песках. Им не нужна плодородная долина Нила, им нужен канал, построенный трудом десятков тысяч феллахов! Канал, который правитель нашей прекрасной страны так бездарно профукал! Аллах велик! Он не допустит врага, не допустит! Аллах, прими мою молитву! Поворачиваюсь, смотрю на грустного и сосредоточенного Рагаб-пашу, который подсчитывает количество прибывающих вражеских вымпелов. Увидев мой взгляд, комендант Александрии гордо поднимает голову, теперь в его взгляде только решимость. — Мы готовы, паша. Аллах даст нам сил! — Пора! — отвечаю, краткость в военном деле не менее важна, чем подготовка. Рагаб-паша не произносит ни слова более, кланяется, прижимает руку к сердцу. Он ненавидит англичан. В нём я уверен, как в самом себе. Пора и мне. На батарее оставаться — безумие. Мой наблюдательный пост в городе, незачем показывать ненужную браваду. Дворец хедива? Нет, я выбрал здание синагоги с небольшой башенкой, но оттуда открывается вид на Новый порт. Так мы решили — отвечать за оборону Старого порта будет Рагаб-паша, так будет правильно. Всё началось с визита одного человека. Это был посланник царя русов. Он говорил много, но кто я был тогда? Командир полка. Меня смутило, что русский царь знал о мне достаточно, чтобы сделать предложение, от которого я вынужден был отказаться. Но мне оставили папку с документами. И она очень сильно помогла в нашем общем деле. Что же, Аллах прислал мне врага моего врага. Другом он нам не будет, но не использовать такой шанс, который падает тебе с небес — это гневить Всевышнего! В ноябре восемьдесят второго волнения в армии достигли своего пика. Нам осталось только одно — взять власть в свои руки, Египет должен быть для египтян! Что я мог сделать, когда власть в стране подмяли под себя англичане, которые за долги безумных правителей отобрали у нас доходы от канала, построенного нашими же людьми! Я сделал то, что был должен! И выставил из страны неверных, ограбивших ее до нитки. Армия была слишком малочисленна, хотя и достаточно боеспособна, нас готовили лучшие, как я думал, учителя — германцы. Оказалось, что есть учителя не хуже их. Удивительным было другое. В Каир прибыла группа военных из России и все они были мусульманами, правда, татарами. С татарами у нас издавна вражда. Недаром наши славные мамелюки смогли остановить движение татар в Африку. Это была славная битва! Жаль, что французы серьезно потрепали мамелюков во времена Наполеона. Сейчас в армии не они играют первые роли, вышли вперед представители древних египетских родов, даже я выходец из простой фелахской (крестьянской) семьи оказался у руля государства. В этом есть своя справедливость. Слишком долго власть в стране принадлежала чужим, пусть мамелюки и стали тут главным военным сословием, но все знают, что они чужаки. Буду ли я новым правителем Египта? Признает ли меня мир? Сейчас эти вопросы меня не интересуют. Всё происходит по воле Аллаха! И если ему будет угодно, то кто я такой, чтобы противиться ему? Что изменилось после того, как ко мне в Каир приехали татары из Москвы? Мы стали укреплять нашу армию. В военные училища далекой России убыли первые полсотни будущих офицеров армии Египта. Мы набрали их из бедной аристократии и богатых фелахских родов. В следующем году еще одна группа уже в шестьдесят человек. А трех своих лучших сподвижников я отправил в академию их Генерального штаба. Я согласился с тем, что большая армия из плохо вооруженных ополченцев-крестьян ничего англичанам противопоставить не сможет. Поэтому мы увеличили сухопутные войска в три раза — в первую очередь пехоту и артиллеристов. Нам поставили новые пушки Круппа, причем кроме дульнозарядных орудий, которые все равно были лучше того старья, что было у нас на вооружении, мы получили полсотни казнозарядных скорострелок. Они поступили на вооружение фортов, прикрывающих входы в канал. И артиллеристы старались, обучаясь стрельбе, о чем английская разведка, конечно же, знала. Она не знала о том, что сорок таких орудий тайно доставили в Александрию. Когда же посланники русского царя сообщили, что из Британии вышла эскадра в Египет, новые пушки быстро установили в фортах, а еще перевели сюда опытные артиллерийские расчеты, умеющие с ними обращаться. Наша армию стали обучать воевать новым оружием. Мы получили на все части магазинные винтовки немецкого и австрийского производства, а инструктора обучали пехоту действовать в рассыпном строю, делать укрепления из… песка! Вот чего у нас более чем в избытке. Сложенные мешки с песком оказались прекрасно защитой пехоты. И патронов на обучение было приказано не жалеть! Палка капрала да разъяснение господ офицеров позволили создать действительно более-менее боеспособную пехоту. Если против нас двинут части из метрополии, скорее всего, нам придется туго. Не выстоим, но с войсками, набранными в колониях, потягаться сможем! А два месяца назад высадился отряд так называемой частной военной компании: пулеметная рота, легкий артиллерийский дивизион и батальон спецназа. Это было столь ожидаемое усиление нашей армии, обещанное русским царем. К этому времени мы имели уже тридцать тысяч неплохой пехоты, почти три тысячи артиллеристов, причем примерно треть из них была недурственно подготовлена и шесть тысяч кавалерии, из которых 1 полк (500 человек) был на верблюдах. Мамелюки? Мы из них воссоздали конницу. Не настолько большую, все-таки её содержание не сравнить с пехотой, но все-таки… А полк на верблюдах? В пустыне это весьма полезно иметь такой козырь, способный быстро преодолевать приличные расстояния в безводной местности. А еще мы закупили морские мины. И в Александрии к шестистам рогатых шаров, которые уже были в арсенале добавилось еще две сотни, доставленных на русском корабле месяц назад. А еще в Александрию три дня назад пришли два русских больших сухогруза. Как сообщил мне один из советников — они должны стать приятным сюрпризом для нас, и не столь приятным для англичан. Самое главное, что русские гарантировали, что у меня будет больше года, чтобы подготовиться к визиту любителей лимонов. Так и оказалось. Из-за войны на севере Европы Британия не могла отпустить флот, блокирующий Балтику, потом они надеялись на восстание в Норвегии, где у них были серьезные позиции, но… Только сейчас собрались с силами. Аллах с нами!Британская империя. Ольстер. 15 августа 1889 года.
Фредерик Бичем Пейджет Фицрой Сеймур
Итак, Джереми, вы хотите узнать правду о событиях пятилетней давности? И вы обещали опубликовать это интервью только после моей смерти? Тогда я согласен. Налейте мне немного скотча, да и себя не забудьте. Разговор предстоит долгий и нелегкий.* * *
Рейд Александрии. 1-2 июня 1884 года.За два года до этих событий я стал адмиралом Королевского военно-морского флота Великобритании. Потом меня со Средиземного моря перевели на Балтику блокировать выход в океан для флота русских, что я и делал, пока сама природа не прекратила всякое движение кораблей из российских портов. Вернувшись в Портсмут, заболел, и удача, по-видимому была мне опять-таки благосклонна. Когда русские в кратчайшие сроки овладели Швецией и портами Норвежского побережья, не меня направили в ту глупейшую и неподготовленную экспедицию в Тронхейм. Вернувшегося с позором адмирала с таким же позором отправили в отставку, лишив всех званий, наград и пенсии! И я прекрасно понимал, что такая доля могла быть моей — не застрянь я в Портсмуте с этой простудой! Десант без разведки и подготовки? Когда береговые укрепления за противником? Увольте! Ну вот так и сложилось, что не меня уволили! Можно было год назад отправиться в Египет, где аборигены посмели выгнать наших наместников, убрали марионеток из правительства и объявили, что египтян должны грабить сами египтяне! Что за чушь! Египтян, как и прочих дикарей, должны грабить англичане! И никаких других вариантов быть не может! Таково оно, бремя белого человека, несущего свет цивилизации всем этим отсталым народам! Но правительство чего-то ждало… Как мне сказал по секрету Первый лорд Адмиралтейства, вот-вот должна была вспыхнуть новая Восточная война… но она так и не вспыхнула! Как я понял, Германия смогла удержать Австро-Венгрию от необдуманных поступков. А союз Турция-Франция-Англия не сможет выставить достаточно сил, чтобы повторить Крымскую эпопею. Нужен был хотя бы враждебный нейтралитет Вены, но гневить кайзера никто не рискнул. Вильгельм носился с идеей железной дороги Берлин-Вена-Стамбул-Багдад. И нам стоило больших денег удерживать Турцию от этого проекта. А вот взять в свои руки Суэцкий канал было крайне необходимо! И вот я здесь! После последней остановки на Мальте, где наш флот пополнил боеприпасы, уголь, воду и продовольствие мы довольно резво добежали до Александрии, хотя погода не слишком благоприятствовала плаванию. Большую часть пути нас трепал шторм, пусть и не самый мощный, но один из фрегатов, простите, теперь броненосец «Ахиллес», безнадежно отстал из-за поломки машины. Думаю, потеря этой единицы не сильно скажется на возможностях моей эскадры! В тоже время он получил приказ ремонтироваться и присоединиться к пароходу с боеприпасами и еще одному с полком пехоты (1200 человек), которые шли в сопровождении миноносца «Гекла» с Мальты. Я держал флаг на броненосце «Инвинсибл», с его десятком девятидюймовых пушек, он был достаточно современным кораблем, да и привык я к нему во время командования Средиземноморским флотом. За ним шел «Инфлексибл» с его четырьмя монстрами главного калибра в 16 дюймов. На его орудия мы сделали серьезную ставку, для разрушения береговых укреплений они могли оказаться серьезным аргументом, намного более мощным, чем одиннадцать дюймов «Александры» или «Темерера», или даже четырех двенадцатидюймовок «Монарха». Не говорю про десять дюймов «Султана» и «Сьюперб», на их фоне восьмидюймовки «Пенелопы» смотрелись как-то совсем неприлично. Впрочем, каждому форту подойдет свой броненосец. И на восемь дюймов будет работа! Думаю, что и семидюймовым орудиям пяти канонерских лодок «Кондор», «Бикон», «Дикой», «Биттерн» и «Сайнет» надо будет пострелять вдоволь. Пусть их было всего по два на корабль, но… я мог рассчитывать вести обстрел из 92 стволов калибром от шести дюймов и более. Мне противостояло около трехсот пушек фортов и укреплений Александрии, которые были устаревшими. Орудия в бронированных подвижных крепостях должны быть лучше стоящих неподвижно на суше без особого прикрытия старых пушек. Да, по данным разведки было известно, что Ораби-паша сумел закупить сорок современных влсьмидюймовок Круппа. Но эти пушки стояли в фортах, непосредственно прикрывающих Суэцкий канал. По двадцать в Порт-Саиде и Суэце. Главное. Там находились и более-менее подготовленные артиллеристы. Главное, что французы покинули Александрию еще в марте, выполняя решение Константинопольской конференции по Египту. К сожалению, Турция отказалась посылать туда войска. Боялись новой войны с окрепшей Россией. Победа над Швецией слишком впечатлила султана и его диван. Только не надо думать, что я недооценивал противника! Мой план был составлен по всем канонам военно-морского искусства и учитывал почти все возможные варианты событий. Мы должны были действовать последовательно: сначала уничтожить форты и укрепления старого порта, в том числе на Фаросе. Затем перейти в бухту Нового порта и там завершить разгром египетской армии. После выигранной артиллерийской дуэли, при поддержке флота должен был высадиться десант, который создавал плацдарм, на который начнет высаживаться экспедиционный корпус под командованием виконта Гарнета Уолсли. Эти части сосредотачивались на Кипре и собирались вступить в игру, как только флот смог бы обеспечить им высадку. Видите, как на схеме: мы должны располагаться в три линии — впереди канонерские лодки, вторая линия — броненосцы, а «Инфлексибл» и «Темерер» составляли третью линию — их орудия были самыми дальнобойными. А потом началось представление: нас встретил таможенный катер, офицер которого задал вопрос: с какой целью мы прибыли в Александрию. Я потребовал начать переговоры и пригласить сюда коменданта города, Рагаб-пашу, которого разведка характеризовала как человека нерешительного и слабого. На что эта мартышка ответила, что все могут передать и им. И нечего беспокоить уважаемого и очень занятого человека по пустякам! Наглая обезьянка! В таком случае мой лейтенант Ричардсон передал ультиматум: прекратить любые работы по укреплению фортов Александрии, или с шести утра следующего дня мы вынуждены будем начать боевые действия. — Если уважаемый паша захочет иметь с вами дело, он пришлет кого-нибудь для переговоров. — процедил сквозь зубы этот недомерок и скатился на свою калошу. Мы ожидали в боевом порядке на рейде Александрии. Впрочем, мы бы начали бомбардировку, даже если бы паша согласился на переговоры. Разве что, когда он сразу же капитулировал и сдал порт, тогда да… Но этого ожидать не приходилось. Мы готовились к бою. Я в победе не сомневался. Единственное, что меня смущало, это не такой уж большой боезапас на кораблях. Поэтому нам нужен был корабль обеспечения! А посему я принял такую стратегию: быть сильным в одном месте, перенося удар на вторую точку уже после того, как на первой будет нечего делать. В крайнем случае, атаковать новый порт можно будет после того, как подвезут боеприпасы. Поскольку никакой реакции со стороны администрации Александрии не последовало, в шесть утра ровно я отдал приказ войти в бухту Старого порта, занять места согласно диспозиции и приступить к бомбардировке укреплений. Каждому кораблю была предписана цель, все было готово бою. Но увы, все пошло прахом с самого начала сражения! Первыми шли канонерские лодки, на «Кондоре» капитаном был лорд Чарльз Бересфорд, человек не только отчаянной храбрости, но и умелый командир. К сожалению, именно его канонерка первая натолкнулась на минную банку, чего уж никто не ожидал от египтян! Взрыв оказался для не столь крупного корабля фатальным — но не только для него, подрыв случился и у «Сайнета». За каких-то четверть часа мы потеряли две боевых единицы! И если «Сайнет» каким-то чудом еще полчаса держался на плаву, то «Кондор» перевернулся сразу же, похоронив почти весь экипаж с его капитаном. К сожалению, из легких посудин у меня был только посыльный «Геликон», который не имел возможностей вытралить мины. Мы спустили несколько шлюпок, которые были обстреляны с береговых батарей, уничтожив два десятка моряков. Хуже всего было то, что вход в бухту, да и вообще бухта на удобной для бомбардировки дистанции были усеяны множеством морских мин, сотни штук. Это была катастрофа! Провал нашей разведки! Не имея мелких кораблей или катеров в достаточном количестве, под огнем вражеской артиллерии мечтать о прорыве сквозь минные заграждения не было никакой возможности. Единственное что я смог сделать — это отправить «Геликон» на разведку в Новый порт. В девять часов утра «Геликон» вернулся, сообщив, что в этой гавани мин нет. По всей видимости, их просто не хватило на две постановки, решили прикрыть то, что могли. Я решил этим воспользоваться, не подозревая, что флот вползает в ловушку. Сделав маневр, ровно в полдень мы начали вторую атаку, но уже на гавань Нового порта Александрии. Три канонерские лодки в первой линии, в остальном диспозиция оставалась без изменений. Канонерки действовали с дистанции 6-10 кабельтов, броненосцы — 15–25. Между кораблями дистанция предписывалась в 2–2,5 кабельтова. Надо сказать, что египтяне первыми открыли огонь, сосредоточив их на канонерских лодках, которые стали ощутимо нести потери и в живой силе, и в артиллерии. Не так плохи оказались канониры у египтян! Черт бы их всех побрал! Это потом мы узнали, что сюда были переброшены и новые 203 мм пушки Круппа, вместе с обученными расчетами. Кроме них против нас работали и дульнозарядные пушки Армстронга, достаточно мощные, но не такие скорострельные, как германские аналоги. Но именно немцы наносили нашим кораблям наибольший вред. Раз за разом залпы нашей эскадры накрывали позиции противника, но их орудия продолжали стрелять, канонерки горели, я вынужден был приказать им отступить, на трех кораблях осталась всего одно действующее орудие главного калибра! Вся бухта была в дыму. Как выяснилось, были подожжены пропитанные смолою штабеля дров, так, что ветер максимально мешал нашим канонирам прицелиться. Из-за неспокойного моря мы вынуждены были наши броненосцы поставить на якоря. И мы были уверены, что огонь корабельной артиллерии скоро заставит противника уйти с фортов и батарей! Упорство этих макак меня порядком разозлило, когда они нанесли еще один неожиданный удар: из дыма выскочили небольшие катера, каждый из которых выпустил по самодвижущейся мине и тут же ушел обратно за дымовую завесу. Это было катастрофой! Четыре попадания самодвижущихся мин! Но у египтян не должно было быть таких корабликов с минным оружием! Или опять наша разведка все прошляпила? Но тогда мне было не до анализа — надо было что-то делать! Две мины словил «Монарх» и теперь слишком быстро кренился на борт! Каких-то четверть часа, и он ушел под воду! У короля много! Но сегодня этого было недостаточно! По одной мине получили «Сьюперб» и «Султан». Они еще боролись за плавучесть, но продолжать вести огонь не могли. Пора было сворачивать экспедицию, пока она не превратилась в катастрофу! Я отдал приказ на отход. Мы начали поднимать якоря, но тут я увидел «Геклу», за миноносцем шли два торговца: со снарядами и с десантом, замыкал колонну «Ахиллес». На какой-то момент я подумал, что смогу вывести из боя два броненосца, но выставить в бой еще один и добить все-таки оборону Александрии. Но в этот момент катастрофа стала именно катастрофой! Из воды в нескольких кабельтовых от колонны вынырнули какие-то туши, я не понял, что происходит, когда кто-то не воскликнул «мины Уайтхеда»! Они неслись к одному из торговцев, а когда достигли его — раздался адской силы взрыв, точнее нет, сначала два взрыва в борт трампа, а потом там сдетонировали снаряды! Миноносец сразу же затонул, как и корабль с десантом. Страшные повреждения получил «Ахиллес». Мы все были в шоке! Я только через какое-то время пришел в себя: взрывной волной серьезно потрепало и все наши корабли! В Александрии враг ликовал! Но я должен был сохранить флот и лучших моряков Его Величества! Но пока мы снимались с якоря, пытались спасти хоть кого-то из затонувших кораблей, нам пришлось выдержать еще одну атаку минными катерами противника! На этот раз по ним стреляло все, что только могло! Мы потопили два из них, но эта атака обошлась нам еще в «Пенелопу», принявшую на себя две мины. Мы ушли в море, но там ее пришлось затопить, предварительно сняв экипаж. До Мальты не добрался еще и «Ахиллес». А вот «Сьюперб» и «Султан» вынужденно остались на ремонт. Они еле доползли до острова. И что я хочу сказать, мы стали жертвой русского коварства! Именно так, Джереми, именно так! Под видом сухогрузов они провели в Александрию два корабля «Мария Египетская» и «Кроссворд». На одном из них было шесть минных катеров с очень мощными моторами, навскидку. Они делали больше двадцати узлов, намного больше! Из оружия только один минный аппарат! И всё! Шесть таких катеров сорвали всю так великолепно продуманную операцию! А во втором в трюме были спрятаны две маленьких подводных лодки, каждая из которых тоже имела по одному минному аппарату! Они и уничтожили все мои надежды! Правда, меня отправили в отставку с правом ношения мундира, наград и с почетной пенсией. Но… ты опубликуешь мои воспоминания только после моей смерти, Джереми, иначе нас обоих будут ждать большие неприятности!
Глава семнадцатая Буря в пустыне
… перед сильной бурей ветер на миг стихает, и тогда кажется, что гроза прошла стороной.Лондон. Пэлл-Мэлл, 50. Будлс клуб. 12 июня 1884 года.Пауло Коэльо.
Интерлюдия
В одном из самых старинных клубов Лондона, которому не так давно перевалило за сотню лет, собралась группа весьма уважаемых джентльменов. Аристократический клуб был тесно связан с консервативной партией, более того, его основал один из известных премьер-министров страны, конечно же, консерватор. Что самое смешное, что название он получил от имени самого известного официанта, который был долгое время лицом сего заведения. Выверты демократии? Не знаю, но попасть в этот закрытое сообщество было весьма непросто. А сумма взносов его членов — до сих пор тайна за семью печатями. И не имело никакого значения, какая партия сейчас у власти в стране. Тут встречались люди, которые вершили политику. Вот и в сей день все пять собравшихся были влиятельными членами Тайного совета при короле Эдуарде VII. Уважая правила клуба, они были тут анонимно, протоколов никто никаких не вел: они сошлись для выработки решения, которое потом преподнесут парламенту, премьер-министру и королю. В уютном кабинете свет из окна был приглушен массивными шторами, на столиках можно было найти трубочный табак, сигары и алкоголь на любой вкус. Разговор шел нервный, поэтому Аноним 1 вынужден был звякнуть в колокольчик (на правах председателя сего собрания) и сказать: — Джентльмены! Прошу вас успокоиться! Мы здесь не для того, чтобы обсуждать все проблемы империи, напоминаю, даже не для поиска виноватых. Этим займутся другие! Сейчас нам надо решить, что делать? Какую тактику и стратегию необходимо предложить для решения столь неожиданно возникшего кризиса в Египте. Прошу всех держать себя в руках и высказываться только, по существу. Особенно это касается вас, маркиз. Аноним 2 вынужден был принести свои извинения, налил себе немного скотча, после чего произнес: — Судя по настроениям в парламенте, финансирования вторжения в Египет мы не получим. Потери слишком велики! И пока мы не будем знать, что там и почему все произошло, никто ничего сделать не сможет. Мы связаны по рукам и ногам! — Джентльмены, мы же понимаем, что малейшее промедления — и мы утратим контроль над каналом! Это не только потерянные прибыли, это еще и потеря контроля над Индией. В среднесрочной перспективе! — невысокий тучный джентльмен Аноним 3 высказался весьма определенно. Он пил кларет из довольно вместительного бокала и при этом непроизвольно прищуривался, напоминая слишком довольного жизнью кастрированного кота — качество напитка было просто божественным! Аноним 4 —высокий крепкого телосложения джентльмен с военной выправкой и солидной бородой с неодобрением проследил за тем, как капли рубинового напитка скатились по агромаднейшей бороде Анонима 3. После чего изрек: — Безрассудно лезть в страну при таком провале нашей разведки. Но и время действительно поджимает. Хочу сказать только одно: для действий экспедиционного корпуса необходим хорошо оборудованный порт. Насколько я понимаю, порты Египта прикрыты минными заграждениями, высадка в них сейчас невозможна. Высаживаться в маленьком городке, это несерьезно, мы получим лишь плацдарм и ничего более! У меня есть предложение, которое может всех устроить. Он обвел взглядом замершую аудиторию. Бокалы и стаканы были отставлены, а Аноним 5 прекратил курить сигару и сразу же потушил её. — В качестве базы снабжения мы можем использовать Яффу, да, этот порт находится во владении Оттоманской Порты, но, за хорошую взятку султан согласиться дать нам этот город на 5 лет в аренду. Он сейчас очень нуждается в деньгах и кредитах для перевооружения своей армии. Туда мы переправим корпус виконта Уолсли. Он должен будет войти в Порт-Саид и овладеть им. Далее развивать наступление на Каир. Александрия потеряет свое стратегическое значение. Но это только лишь часть плана. Сейчас у Ораби-паши армия около сорока тысяч, достаточно неплохо вооруженная. Поэтому сей проект имеет и вторую часть, совершенно секретную. Мы соберем войска из Юга Африки, Персии и Индии. Это, большей частью, колониальные войска, но при этом хорошо обученные и доказавшие свою верность. Второй экспедиционный корпус должен высадиться неподалеку от Суэца, блокировать его и наступать вдоль канала до встречи с первым корпусом. Так мы получим решающее преимущество над противником. — Снабжения второго экспедиционного корпуса? Это самый сложный момент плана. И, неужели вы думаете, что парламент одобрит эту авантюру? — задав вопрос, Аноним 5 взял новую сигару, отрезал гильотиной ее кончик и закурил. — Парламент должен одобрить и профинансировать только высадку экспедиционного корпуса в Яффе. Думаю, обеспечение высадки без потерь их вполне устроит. Три части второго экспедиционного корпуса будут собираться в тайне. Финансирование и снабжение за счет средств генерал-губернаторов и вице-короля Индии. Маркиз Рипон всегда был сторонником жестких действий. Уверен, что он полностью поддержит этот план. И еще — снабжение корпуса будет действительно проблемным, но мы завезем в Яффу столько снаряжения, сколько надо будет для обоих корпусов. Ответив, Аноним 4 обвел взглядом присутствующих. Джентльмены серьезно задумались. Ну что же, при провале этого плана они рискуют своим положением, несомненно. При его удаче… Тут как говориться, награда найдет достойных! — Думаю, Джордж Робинсон ухватится за эту идею. Его положение вице-короля после двух обидных поражений Китченера в Афганистане стало не столь радужным. Надо бы найти в этой истории русский след. И тогда он будет за наш прожект всею душою. — Заметил Аноним 2. Обсуждение перешло исключительно в деловое русло. Джентльмены распределили роли — кто возьмет на себя короля и премьер-министра, кто парламент, кто свяжется с губернаторами и вице-королем Индии, кто будет работать с парламентариями, а кто с флотскими и военными. И когда все детали были утрясены, а операция получила название «Буря в пустыне», джентльмены покинул уютный клуб в центре Лондона.Османская империя. Яффа. 18 января 1885 года.
Гарнет Джозеф Уолсли
В моей карьере было множество военных кампаний. И ни одна из них не была настолько сложной, как эта. Я не оправдываю себя, я только ищу причины нашей неудачи. Удивительно: я не потерпел и в этой войне ни одного поражения! Но… Обиднее всего было то, что к этим событиям приложили руку русские. Наша разведка не ожидала, что эти северные варвары рискнут на игру в этом регионе. До сих пор противодействие шло только в рамках НАШЕЙ Большой игры в Азиатском подбрюшье Российской империи. Там у них были определенные успехи. Памир, наши поражения в Афганистане. Но империя сильна тем, что умеет ждать. Мы не можем быть сильны во всех точках мировой карты. Пока что. Наше преимущество в контроле узловых точек, самых важных с точки зрения современной военно-политической стратегии. И одной из ключевых точек восьмидесятых годов стал Египет. Контроль за Суэцким каналом — стратегическая цель. Но то, что в этом месте нам будут так активно противодействовать оказалось неожиданностью. Что еще? О! Очень многое сложилось, очень многое. Я начинал свою карьеру, участвуя в осаде Севастополя, где был серьезно ранен. Но даже не было мысли оставить военную карьеру. Следующей войной оказалась китайская экспедиция пятьдесят седьмого года. Во время восстания сипаев я оказался в Индии, был в составе войск штурмующих Люкнау, считаю генерала Гранта своим учителем. Великий был полководец! В шестидесятом снова Китай, потом Канада, где мне пришлось воевать с индейцами. Довольно успешно. Мои усилия были отмечены, я оказался в Лондоне и приложил немало сил для реформирования сухопутных сил королевства. В семьдесят третьем провел весьма удачно войну против коалиции Ашанти в Западной Африке, обеспечив наше господство в этой колонии. Потом был поход против зулусов. И вот я на Кипре, собирая экспедиционный корпус против Египта. Проблемы начались с фиаско наших доблестных военно-морских сил при попытке атаковать Александрию. Бесчестные минные постановки и атаки нанесли Средиземноморскому флоту серьезный урон. После этого мы потеряли серьезную операционную базу, ведь двадцатитысячную армию необходимо снабжать! И ее потребности более чем серьезны! А тут еще и потеря всего десанта — тысяча двести пехотинцев из метрополии! Это оказалось ледяным дождем для наших политиков. Вместо того, чтобы предпринять все меры для исправления ситуации, они хотели вообще отложить экспедицию в Египет, пытаясь найти какие-то компромиссные решения. Правда, победили люди решительные, но я смею утверждать, что было упущено время! Зачем было вести переговоры с султаном? Надо было сразу же высаживаться в Яффе! Политики же приняли половинчатые решения. Мне разрешили взять только шесть тысяч солдат из метрополии, дополнив их десятью тысячами индийских войск. Вместо двадцати-двадцати двух тысяч я получил всего шестнадцать. Но и это не стало той причиной, на которую мне следовало бы ссылаться. Второй ошибкой было назначить командующим вторым экспедиционным корпусом генерала Джеральда Грэма. Мы вместе с ним сражались под Севастополем, участвовали в экспедиции в Китай, он был храбрым офицером и решительным командиром, но… Он еще и был карьеристом, причем склонным к интригам. С самого начала он поставил себя выше меня, хотя я был старше и по званию, и по положению. У самого Грэма было восемнадцать тысяч пехоты и конницы, из них только один полк (800 человек) из метрополии, этот отряд перебросили из Персии, остальные части были индийские, достаточно надежные, но только тогда, когда над ними постоянно висят меч и плетка английского господина. Накануне экспедиции вице-король Индии выбил для него производство в генерал-лейтенанты. Джеральд числился любимчиком у сэра Робинсона. К ноябрю мои войска прибыли в Яффу, начав сосредоточение. Тут же были подготовлены склады. Снабжение было решено организовывать морем. Я планировал наступать вдоль побережья к Порт-Саиду. Небольшие корабли могли обеспечивать армию всем необходимым, а при нашем подходе к Порт-Суэцу должна была подойти наша эскадра. Совместными усилиями мы бы взяли укрепления у канала достаточно быстро. Впрочем, я держал в уме возможность оставить тут только отряд для осады крепости, а самому совершить марш на Каир. Выступление было назначено на третье число. Шестого генерал Грэм должен был высадиться в десяти милях от Суэца и блокировать его, после чего двинуться вдоль канала навстречу мне к Порт-Саиду. Если складывалась бы благоприятная обстановка, можно было после занятия Исмалиэ наступать на Каир. Занятие Исмалиэ было ключевым моментом этого плана: этот город становился опорным пунктом для взятия столицы Египта! Удар соединенных сил двух экспедиционных корпусов должен был быть достаточным для того, чтобы сломить сопротивление туземной армии. И еще. Моим первоначальным планом был поход на Акабу, оттуда на Суэц, где и собирался соединиться со вторым корпусом Грэма. И мне это запретили! Опять по политическим причинам! Дабы не раздражать сиятельную Порту! Еще маршрут вдоль моря они как-то прикрывали, а вот такой поход вызвал слишком серьезные опасения у османов, которые были нашим союзником в возможной второй восточной войне. Третьего я выступил. Но Грэм высадился только шестнадцатого! Это было возмутительно! Это… просто не передать насколько ужасно! Мне предстояло пройти почти четыреста миль, правда, большая часть пути пролегала в более-менее преодолимой местности, ну, немного по пустыне, но не все пятьсот миль, как пришлось бы идти по первоначальному маршруту на Акабу! В общем, мы выступили под музыку полковых оркестров и с развернутыми знаменами. Это был великолепный марш лучшей в мире пехоты! Победители Наполеона и Николая шли улицами древнего города к новой победе. Пусть не такой славной, но такой необходимой! Нападения небольших конных отрядов начались почти на второй день, как мы вышли в поход. Впрочем, этим меня нельзя было смутить. Такая тактика была мне хорошо известна по боям в Канаде. Налеты небольших конных отрядов индейцев мы научились быстро парировать. Этот опыт помог нам и тут организовать правильно патрулирование. Так что потери нес противник, а не мы. Проблемы серьезнее начались, как только мы вышли к Аравийской пустыне. Тут мы впервые столкнулись с полевыми укреплениями египтян. Не такие уж и серьезная фортификация, но, чтобы преодолеть огневые точки, защищенные мешками с песком, в которых стояли картечницы и откуда наш авангард поливали стрелковым огнем, приходилось останавливаться. Переходить в боевой порядок. Подтягивать артиллерию. Как правило, после начала артиллерийского обстрела противник организованно отступал, а мы теряли драгоценное время! Десятого числа в порт Яффы вошел корабль с грузом селитры, по документам — для приготовления пороха для нашей армии. Он стал на причал у армейских складов. Пока выясняли, кто выписал этот груз, зачем и кому его разгружать, команда с торговца куда-то исчезла. А в десять часов вечера в порту Яффы раздался взрыв! Я только сейчас смог оценить его масштабы! Порт был разрушен! Склады охватил пожар! При этом свидетели говорили, что после взрыва в гавани заметили очаги возгорания на территории складов, которые никак не могли быть связаны с катастрофой в порту! Было впечатление, что кто-то еще и помог огню распространиться! А когда начали рваться снаряды и порох, предназначенные для моей армии, стало совсем жарко. Порт горел три дня! Город пылал еще сутки! И теперь снабжение надо было организовывать из Кипра, склады Мальты были пустыми — мы выгребли из них всё и отправили в Яффу! Шестнадцатого числа я остановился в двенадцати милях от Порт-Саида. Тут были выстроены достаточно мощные укрепления, а у меня же образовался серьезный дефицит снарядов. Против нас засел шеститысячный корпус египетской пехоты. Кроме огневых точек, обложенных мешками с песком, тут были и бетонированные позиции с пулеметами в амбразурах и артиллерией в укрытиях. В этот роковой день генерал Грэм высадился неподалеку от Суэца, восемнадцатого он оставил отряд полковника Шарпа в две тысячи пехоты при тридцати орудиях блокировать Суэц с суши, а сам с войском в четырнадцать тысяч отправился прямиком на Каир! Почему он сделал глупость? Хотя бы потому, что снабжение его армии было большим вопросом. Захватить с собой припасов на длительный марш он не мог. Да еще и в результате шторма недосчитался две тысячи, которые смогли из разбитых кораблей высадиться на Аравийском полуострове, но это было только половина беды. Беда была в том, что во время шторма в красном море потонул и один из транспортов с боеприпасами! Но Джеральд шел за погонами генерала! Он был уверен, что станет со мной на одну ступеньку, как только возьмет Каир! Ко мне добрался его связной, но к тому времени что-то предпринимать было поздно! Мой офицер связи, пробравшийся к Суэцу и ждавший там высадку Грэма не смог убедить генерала действовать согласно первоначальному плану. Так началась катастрофа! Первое сражение было в тридцати милях к востоку от Каира. Мощные укрепления, десять тысяч защитников всего при двадцати орудиях. И это Грэма не насторожило! В этом бою он победил! Но при этом потратил почти все снаряды! Не остановился! А поперся дальше на столицу, уверенный, что еще один напор, и враг будет сломлен! Но укрепления Каира оказались куда как прочнее, и тут его ждала уже почти вся армия Египта, которая насчитывала двадцать две тысячи пехоты и пять тысяч конницы! При этом более сотни полевых орудий, к которым снарядов было в избытке. Лишенный возможности обходного маневра из-за преимущества туземной кавалерии генерал решился на штурм в лоб. Потери были огромны! Но он смог отступить и занять оборону в наспех укрепленном лагере. Отбил три атаки пехоты противника. Дважды бой доходил до рукопашной. Сипаи сражались отчаянно храбро. Но без снабжения долго не повоюешь. Джеральд вынужден пробиваться обратно к Суэцу. Он возглавил атаку против неприятельского блокирующего отряда, во время которой и пал смертью храбрых. До Суэца же добралось около трех тысяч человек, но вскоре к нему подошла вся армия Ораби-паши. Остатки второго корпуса капитулировали. После доставки снарядов я предпринял штурм Порт-Саида, мне даже удалось взять первую линию укреплений, но была еще вторая, а за нею форты и крепость! И тут опять флот не смог прийти мне на помощь: египтяне устанавливали мины прямо с лодок и фелюг. Несколько сотен, как минимум. И это, я думаю, было дополнение к тому, что уже находилось в прибрежных водах. Попытки протралить минные поля срывались крепостной артиллерией. А как только угроза атаки с моря ушла — как часть орудий большого калибра обратили внимание на мою армию. И нам пришлось оставить уже захваченные позиции. Второй штурм я предпринял восьмого декабря. Третий (и последний) двадцать третьего. Я остался без подкреплений и с минимумом припасов. Новости о приближающейся армии Ораби, деблокировавшей Суэц заставили меня начать отход к Яффе. Не проиграв ни одного сражения, я проиграл кампанию! Ну что же, последний батальон из метрополии загружен на транспорт. Пора и штабу перебираться на корабль! Чертов Египет! Тут можно постоянно побеждать, но так и не победить! Наполеон тому пример…* * *
12 марта 1885 года эскадра Германии прошла Суэцким каналом и заняла укрепления Суэца. Отряд кораблей Российского флота в тот же высадил десант и вошел в Порт-Саид. Германия и Россия выступили гарантом независимости Египта. 7 апреля в Берлине прошла конференция, посвященная урегулированию кризиса Суэцкого канала. В результате Египет получил независимость и 30 % акций канала, Германия и Россия по 15 (с учетом того, что Россия уступила Германии половину своих акций, выкупленных у Турции, получилось по 17,5 %), 15 % осталось Франции и 20 % — Британии. На этом фоне почти что незаметным прошло возвращение Мальты под контроль Российской империи. Просто по дороге в Египет Русский флот высадил десант на острове, обороняться британцам было нечем: снаряды и порох ушли в Яффу, а с тем что осталось, можно было только ворон пугать. А права на Мальту у России были более чем законными: сами рыцари сделали убиенного Павла I главою ордена и страны. Так что пришлось лимонникам утереться. Но простили ли они подобное унижение? Покажет время.Глава восемнадцатая Империя наносит ответный удар
Создание громадной империи с единственной целью обеспечить себе рынок сбыта может с первого взгляда показаться проектом, который могла бы создать "нация лавочников". Но на самом деле, такой проект никуда бы не сгодился для нации лавочников, но был востребован той нацией, которая бы управлялась теми лавочниками.Тегеран. Британское посольство. 17 мая 1884 года.Адам Смит.
Секретарь посольства Британии Эдвард Кларк
Разговор между послом и контролёром из Форин-офис продолжался ещё почти час. Естественно, что все запланированные на сей день мероприятия и визиты были отменены. После перерыва на несколько поздний обед, оба сэра разместились возле камина, имея под рукой сигары и согревающие душу и тело напитки, так напоминающие им милую для них Британию. Поскольку созерцание игры пламени способствует установлению особо доверительной атмосферы, то они засиделись допоздна. Говорили о многом, вспоминали юность, годы учёбы и общих знакомых. Это создало для меня определенное неудобство, поскольку слишком долго находиться в одном месте было крайне подозрительно, а нюансы переговоров были крайне интересны. Выручил меня, как ни странно сам посол, вызвавший к себе в кабинет и затребовавший подготовить отчет о состоянии дел в войсках шаха, основанный на последних донесениях наших агентов. Его гость расположился весьма комфортно, чувствовалось, что собеседники нашли общий язык. А это уже большой плюс в пользу посланника, который я в своем докладе обязательно отмечу. Моя роль — отмечать как промахи, так и успехи! На меня работали несколько слуг, так что восстановить все, что происходило далее, особого труда не представляло. Последние штрихи к портрету описываемых событий предоставил мне сам господин полковник, ознакомившись с моими полномочиями, о которых не знал даже наш посланник. Ночевать полковник остался на территории посольства и с удовольствием позволил себе утром подольше понежится в мягкой кровати, стоящей в уютной комнате, которую озаботились хорошо протопить. После утреннего туалета последовал сытный завтрак. Поскольку желаемое меню было оговорено ещё с вечера, то повар приготовил привычное для английских аристократов блюдо — жаренную баранину с картофелем. Но поскольку в Тегеране не было проблем и изысканными восточными специями, то сэр Бернард с превеликим удовольствием умял приличную порцию и не отказался от добавки. Завершением сего пиршества стали несколько чашек чая, крепкого, наставившегося не более пяти минут. Полковник, орудуя щипчиками положил требуемое количество кусочков сахара и с наслаждением, не спеша прихлёбывал ароматный, бодрящий напиток, носивший имя Графа Грея. Не взирая на привычку к физическим нагрузкам, возраст давал о себе знать, казалось, что в подсознании гостя вертелась соблазнительная мысль: а не провести ли сегодняшний день под гостеприимным кровом посольства? Тем более, что на градуснике, висевшем возле входной двери, по докладу лакея столбик ртути едва достиг отметки плюс сорок один градус по Форенгейту (+5 по Цельсию). Но будучи истинным британским офицером, полковник должен был отлично помнить пословицу: «business first, pleasure afterwards»[196], а посему встал из-за стола и направился к послу, дабы договорится о двух сопровождающих и конном экипаже для прогулки по Тегерану. И первым в списке мест, предназначенных для посещения, значилось фотоателье принадлежащее братьям Антону и Николаю Севрюгиным, которое располагалось по соседству с домом губернатора Рашта, Захирала Давла. Фотографии, сделанные этими искусниками, стали настолько популярными и престижными, что Антона пригласили ко двору Насреддин-шаха. По сути, это заведение стало своеобразным клубом, который посещали только достаточно обеспеченные люди, сотрудники европейских миссий, старшие служащие телеграфных станций, приезжие иностранцы. Бывали здесь и местные — офицеры шахской гвардии, богатые купцы и чиновники. Весьма полезное заведение для разведчика, сосредоточие самых свежих слухов и сплетен из которых профессионал способен почерпнуть нужную информацию. Европейский квартал, в котором располагалось британское посольство выгодно отличался от других районов Тегерана. Чистые и широкие улицы позволяли комфортно перемещаться и пешему, и конному и были шоссированы. Правда были и недостатки, вместо плит поверхность тротуаров вымостили булыжниками. Пока они ехали, полковник пытался понять, почему у него при виде этих ухоженных и чисто выметанных улиц возникает какое-то тревожное чувство, как будто он здесь нежелательный и незваный гость. И только через квартал, когда им попался типично европейский дом, на первом этаже которого располагалась аптека в витрине которой отражались лучи зимнего солнца, сэр Бернард понял: почти все дома были без окон. Точнее, они всё-таки наличествовали, но, согласно местным обычаям, выходили во двор. Добравшись до фотоателье, полковник застал там живописную картину: семья одного из сотрудников посольства Германской Империи буквально оккупировала помещение для фотосъёмки, ибо помимо группового портрета многодетные родители желали увековечить каждого из своего отпрыска в отдельности, а таковых наличествовало аж пятеро. А если быть абсолютно точным, то это было трое сыновей, безусловно, будущих офицеров армии Кайзера и двое премилых блондинок с яркими голубыми глазами, явно достигших категорию «на выданье». А в сравнительно большой зале на креслах разместилось ещё несколько клиентов и коротающих время ожидания разглядывая альбомы с мастерски сделанными фотографиями. Да и на стенах весели вставленные в рамки фотографии экзотических дервишей, воинов в рогатых шлемах, вооружённых причудливыми мечами. Естественно, что на самом почётном месте можно было лицезреть портреты шаха, его министров и сыновей. Причём, чем дольше посетитель смотрел на эти изображения, тем больше ему казалось, что это не простая копия, созданная бездушным механизмом, а плод вдохновения талантливого художника. Полковник и не заметил, как невольно озвучил эти мысли в слух, но, неожиданно для него, прозвучал ответ на безукоризненном английском языке: — Благодарю за столь лестную оценку моего скромного труда, сэр. Обернувшись, сэр Бернард увидел молодого мужчину с пышными черными волосами, зачесанными назад. Густые брови и усы говорили о том, что в его жилах есть немалая часть восточной или кавказской крови. Строгий европейский костюм пошитый из дорогого материала, указывал на то, что его обладатель тяготеет к немецкой моде. При виде того, как чопорный британец обдумывает ответные слова, Антон Севрюгин, а это был именно он, улыбнулся и продолжил: — Позвольте представиться, Антон Васильевич Севрюгин, немножко фотограф, немножко художник. Ну и в некотором роде, хозяин сего заведения. И его фигура, и лицо просто-таки излучали ауру доброжелательности, веселья и гостеприимства. Поэтому назвав своё имя и пожимая поданную руку, полковник почти искренне выразил удовольствие от знакомства. А если учесть и, то обстоятельство, что он тоже разбирался в фотографическом деле и имел некоторый опыт, правда несколько специфического, так сказать, служебного характера, то им нашлось о чём поговорить. В общем, когда через сорок минут полковник вышел из фотоателье, в его кармане лежала визитная карточка Севрюгина. Кроме того, они договорились о новые встречи, дабы обсудить особенности фотографирования животных в их естественной среде обитания. Сэр Бернард пообещал принести несколько снимков львов, сделанных им во время путешествия по Африке. — Великолепно, — думал он, — весьма полезное знакомство и что греха таить, чертовски обаятельный человек. Прав был Родди, когда писал, что это перспективный объект для вербовки, а его заведение может стать прекрасной базой для нелегальной работы. Это хорошо, что он проживает и работает именно в европейском квартале, а не поблизости от российского посольства, которое разместилось около азиатских базаров. Когда в Тегеране начнутся долгожданные беспорядки, у братьев Севрюгиных могут тпоявиться шансы остаться в живых. Было бы неплохо, если бы их таланты были обращены на благо Британской империи. Но, внезапно, его размышления были прерваны делалами, сиречь местными торговцами, которые заметив богато одетого европейца взяли в кольцо экипаж и стали настойчиво предлагать свой товар в надежде изрядно надуть наивного «френги» («европеец», «англичанин»). Полковнику пытались продать под видом меча крестоносца, современную копию, сделанную в Бельгии, которую предусмотрительно продержали пару месяцев в земле дабы придать вид настоящего антиквариата. В качестве альтернативы демонстрировали горсть монет, отчеканенных якобы ещё при Александре Македонском, хотя на самом деле их изготовляли в Исфагани, где круглосуточно работала целая фабрика фальшивомонетчиков. Но у сэра Бернарда был изрядный опыт общения с подобными пройдохами на рынках Турции и Индии. А если учесть и наличие поблизости двух звероподобных лакеев, то у жуликов не оставалось иного выхода как ретироваться в поисках более вменяемого клиента. Вернувшись посольство, полковник узнал, что для него снят уютный домик поблизости, куда он и переселился, дабы незаметно отслеживать развитие событий. Впрочем, он продолжил свои встречи с сэром Томсоном, а также с тремя агентами британской разведки, координаты которых ему передали ещё в Лондоне. Его особенно порадовало, что процесс подготовки бунта шел полным ходом, но по всей видимости никто этого еще не заметил. Через пару недель, баронет, достаточно неплохо изучил город. Был единственный район Тегерана, который он просто побрезговал посетить, хотя он и находился в центре. Речь шла об еврейском гетто, некоторые жители которого, каким-то чудом сумели узнать о грядущем катаклизме. Сэр Чарльз Дарвин мог бы назвать это ещё одним примером истинности теории эволюции и это было не удивительно, народ этот на протяжении многих столетий был вынужден вести постоянную борьбу за существование иначе просто бы не выжил. Хотя, после поездки в Европу в 1873 году Насер ад-Дин Шах Каджар улучшил свое отношение к еврейской общине, но как говориться: закон, что дышло: куда повернул, туда и вышло. Реально их жизнь практически не изменилось, по сравнению с Ираном, жизнь их единоплеменников в Турции, можно было счесть за пребыванием в раю. Очень часто иудеи ставились перед выбором умереть мучительной смертью или принять ислам. И очень часто, дабы сохранить жизнь себе и своим детям, евреи шли на этот очень тяжёлый шаг и отрекались от веры своих отцов. В результате они попадали в категорию джадид-ол-эслам, то бишь новообращенных, но и это не гарантировало от нападений и грабежа. Наиболее богатые евреи, дабы приобрести дополнительную защиту и иметь возможность заниматься торговлей совершали хадж в Мекку и на законных основаниях добавляли к своему имени приставку «хаджи». И вот в один из февральских дней лавку богатого торговца и ростовщика хаджи Адонияху посетил офицер голямов, гвардии шаха, который был одним из приближенных Камран Мирза Найеб эс-Салтане. Вообще-то правоверные не могли покупать товары у евреев и обычно использовали в качестве посредников христиан и чаще всего армян. Но в данном случае, хадж в Мекку служил своеобразной индульгенцией, а кроме того Нариман, именно так звали сего офицера решил сделать себе своеобразный подарок. Ещё год назад он был вынужден занять у этого ростовщика крупную сумму денег, ибо он был любвеобилен, а благосклонность красавиц обходится недешево. Приближался срок уплаты долга, а если учесть ещё и проценты, то спасти могло только чудо. И вот внезапно появилась надежда. Нариману от имени Камран Мирзы намекнули, что очень скоро возле русского посольства могут начаться беспорядки и ему не стоит проявлять излишнее рвение для их пресечения. Сие пожелание могло означать только одно: в городе будут погромы, которые не могут не перекинуться и на еврейское гетто, а, следовательно, у него есть шанс вернуть свой долг острой сталью. После взаимных приветствий, Нариман перешел к делу: — В этом месяце истекает срок, когда я должен вернуть свой долг, почтенный хаджи Адонияху, спешу вас обрадовать. Двадцать третьего числа я полностью с вами рассчитаюсь и у вас не уже будет оснований упрекнуть меня в нарушении договора. — Ну что вы, благородный Нариман, — поспешил ответить хозяин. Я никогда не сомневался в слове офицера голямов. Но стоит ли так спешить? Я не хотел бы доставлять вам ненужные хлопоты и отвлекать от службы нашему великому Шаху, даруй Аллах ему многих лет жизни. — Ну что вы, почтенный, — с толикой издёвки парировал гвардеец Шаха, — лично у меня не будет никаких хлопот, а у вас оснований жаловаться. И так, двадцать третьего числа, если я буду занят на службе, то с вами рассчитаются мои люди. А пока, всего хорошего. Последние фразы прозвучала как-то по зловещему двузначно и у Адонияху возникли подозрения. Но они переросли в уверенность, когда в лавку вернулся мальчишка, которого хозяин отправил проследить за Нариманом. — Хозяин, — старясь отдышаться прохрипел малолетний следопыт, когда через полчаса вернулся обратно, — этот голям ни с кем не встретился, но всё время напевал себе под нос вот эту песню: «Джухуд (персидский отрицательный термин, означающий еврей), который не имеет чести, он имеет неприятность с головы до ног, он враг религии ислама, Его шарф, его платье и рубашка, Его собственность, его дети и его жена, не говорите они плохие, потому что они принадлежат вам. Возьмите их и трахните их, они законны для вас». Почтенный возраст и колоссальный жизненный опыт не просто говорили, они просто вопили о том, что именно в этот день в Тегеране начнутся беспорядки и одними из первых жертв станут именно жители еврейского квартала. Хаджи Адонияху поспешил покинуть лавку и направился в дом, где размещался анджоман, то есть выборный совет их общины. Эти тринадцать человек, на плечах которых лежала ответственность за жизни сотен людей совещались несколько часов. Помимо несдержанного на язык офицера голямов были и другие нехорошие предзнаменования. В городе постоянно увеличивалось число дервишей, да и шайки фагиров, так именовали в Иране нищих, становились всё более агрессивными. Было принято решение обратиться за помощью к послу Британии сэру Рональду Фергюсону Томсону. Надежда состояла в том, что его старший брат и предшественник на этом посту сэр Уильям Тейлор Томсон иногда выступал в защиту евреев. На следующий день подобрали нужную кандидатуру, это был один из ювелиров, который изготовлял украшения для жены посла и имел легальную возможность посещать дом посла дабы принести готовый заказ. Естественно, что он не посмел ослушаться членов совета и на следующий день отправился с посланием. Но никто так и не смог узнать, о чём они договорились с сэром Томсоном, ибо на обратном пути его убили неизвестные грабители. Накануне восстания я вынужден был встретиться с полковником, который не ожидал увидеть в своем доме столь незначительную особу из посольства, но, увидев документ с моими полномочиями, проявил должное почтение и внимание. Я имел право даже отменить всю операцию, если бы счел ее опасной для интересов Империи. Поэтому очень скоро я получил все данные о подготовке беспорядков. Тогда же я сообщил полковнику, что в его распоряжение передается отряд отменных стрелков. Эти люди прекрасно проявили себя в Африке. И уже полгода осваивались в Тегеране. Всего шесть человек, которых сейчас уже трудно отличить от местных уроженцев. Одежда. Грим. Повадки. Да, знание языка так себе, но ведь всего шесть месяцев! Пробурчать что-то и дать страже взятку они смогут. Остальное не столь уж и важно. Наш посланник думал, что он что-то решает! Нет, приговор вынес я. Полковник согласился, мы окончательно уточнили цели. Наши клевреты пострадать не должны! Но наши противники должны быть уничтожены! Никакого снисхождения! Если погибнут невинные, Аллах, Христос или кто там у иудеев… они разберутся, кого в рай, кого в ад!Глава девятнадцатая Тегеранская резня
…при малейшей немилости, предвидя неизбежность смерти и зная, что хуже ничего быть не может, персиянин естественно начинает заводить смуту в государстве и составлять заговор против монарха: это единственное средство, которое ему остается.Персия. Тегеран. 24 мая 1884 года.Монтескье.
Николай Иванович Янжул
Во время описываемых событий я пребывал уже третий год в Персии выполняя роль резидента разведывательного отдела Генерального штаба. Всё началось после того, как я окончил Николаевскую академию по ускоренному выпуску по 2-му разряду. Получив назначение в Керченскую крепость, я пробыл командиром роты чуть более года. Крепость только строилась. Ее заложили в пятьдесят седьмом, строительством руководил сам граф фон Тотлебен. Не знаю, как и почему я показался Эдуарду Ивановичу, но он предложил мне готовиться для опасной миссии. Так я оказался на Кавказе. Моя задача была создать резидентуру, подобрать людей, получать сведения обо всем, что происходило в сем беспокойном регионе. Во время Русско-Турецкой войны я был во главе небольшого отряда охотников, в основном, мусульман, местных татар. Мы собирали сведения, которые помогли нашим войскам в этой непростой, но весьма славной кампании. Был замечен нынешним государем, тогда наместником на Кавказе и командующим армией, взявшей неприступный Карс! Имел благодарность и от Лорис-Меликова, которому непосредственно подчинялся. А после непродолжительного отпуска оказался снова тут, но уже с прицелом на Персию. Решение о том, что Персия должна стать целиком сферой наших интересов было принято, насколько я понимаю, в конце восемьдесят первого года. Во всяком случае, так получалось по моим прикидкам. В Тегеране я оказался под личиною купца Али Абдрашитова. Купеческое прикрытие было самым надежным, тем более, под этим именем я уже был известен, даже кое-какие контакты сохранились. Вы понимаете, нельзя быть в образе купца и не заниматься торговлей. О том, что в Тегеране назревают весьма неприятные события, человек наблюдательный мог судить достаточно точно: было достаточно предзнаменований. Особенно в среде купеческой, где безопасность твоего жилища и дела во время беспорядков подвергается весьма неожиданным и неприятным рискам. Именно в этой среде сведения о возможных проблемах живо циркулируют, достаточно иметь хорошие связи, чтобы понять, что происходит что-то не то. Восстания, заговоры и перевороты для персидской знати дело привычное, что-то вроде игры в шахматы, но по своим собственным правилам. Всё дело в том, что династии правителей — это тот или иной род, или клан, который прорывается к власти, первый среди равных. Поэтому есть много равных, готовых очистить это сладкое место правителя и занять его. Шах держится при власти только благодаря поддержке достаточного количества родов, каждый из которых имеет свою дружину. Персидская армия? Так ее командиры сами принадлежат тому или другому клану, служат своим командирам в первую очередь, а уже потом — шаху! Почти средневековые отношения, когда вассал моего вассала не мой вассал. Я немного упрощаю, на самом деле всё намного сложнее. Особенно, если учитывать местные особенности: культурные, религиозные, национальные. В российском посольстве так же стали о чем-то подозревать. Казаки из охраны миссии, будучи опытными воинами, буквально кожей ощущали опасность. Каждый раз при прогулках по городу или посещения базара они постоянно чувствовали враждебные взгляды, как будто невидимый стрелок уже взял их на прицел. Некоторые торговцы, которые буквально ещё месяц назад лебезили перед ними, сейчас шептали проклятия или делали жест, как будто перерезают горло. Иван Алексеевич Зиновьев был опытным дипломатом и отлично помнил о печальной судьбе одного из его предшественника в Персии. Да и в целом, восточные правители весьма вольно трактовали неприкосновенность послов и заключение российских дипломатов в узилище было не самым страшным испытанием. Перед тем, как встретится с шахом и договорится об усилении охраны миссии, он пригласил к себе на беседу сотника Вырубова, который временно исполнял обязанности командира казачьей бригады, до тех пор, пока из России не прибудет Генерального штаба полковник Петр Владимирович Чарковский. Дмитрий Алексеевич, который подозревал о том, какую роль сыграл глава российской дипломатической миссии в удалении Домонтовича из Персии, прибыл незамедлительно. Несмотря на весьма колоритную внешность: длинная черная борода, красивое лицо и огромный кинжал на поясе, Фатхали-шах, как его называли персы, был очень добрым человеком и совершенно не умел отстаивать собственное мнение, во всем соглашаясь с начальством. Такой склад характера у офицера вполне уместен, если он находится при штабе или состоит адъютантом. Его задача быть тенью своего начальника, знать досконально все его вкусы и привычки, быть в курсе слухов и сплетен и самое главное, выполнять сии обязанности в глубоком тылу. И не дай Бог, если у него в подчинении окажутся люди, за которых он должен отвечать и вести в бой, такому размазне просто не будут подчиняться. Естественно, его бывший командир полковник Домонтович считал недостойным достоинству русского офицера жаловаться кому-либо на недостатки своего подчинённого. Поэтому, Зиновьев пребывал в блаженном неведенье и считал, что этакий богатырь и рубака, явно держит своих джигитов в ежовых рукавицах. — Приветствую вас, Дмитрий Алексеевич, — очень любезно встретил его глава миссии, — отрадно, что вы смогли столь быстро отозваться на мою просьбу о встрече. — Здравия желаю, Ваше превосходительство, — рявкнул бравый вояка стараясь следовать завету Петра Великого о том, что: подчиненный перед лицом, начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства. — Ну вы и оглушили меня, сотник. Я человек сугубо статский, а посему прошу обращаться ко мне по имени отчеству, но сперва, по русскому обычаю прошу со мной пообедать, а уж после поговорим и о делах. Стол был давно сервирован, оставалось лишь занять позиции и слегка перекусить. Что и было сделано после принятия во внутрь по паре лафитников анисовой водки, столь любимой генералиссимусом Суворовым. Ну а потом, черёд пришел и первым блюдам. Но даже вкушая простые, но прекрасно приготовленные блюда, Зиновьев затеял беседу и умело втянул в неё Вырубова. Несколько анекдотов позволили создать непринуждённую атмосферу, а когда человек весел и слегка пьян, его проще подвести на нужную тему разговора. После чаепития, коим завершился обед, собеседники разместились в креслах, а меду ними в пределах вытянутой руки находился столик, уставленный всем необходимым для утоления жажды, причем в ассортименте напитков была не только вода. — Ну— с, Дмитрий Алексеевич, похвастайтесь успехами ваших джигитов, — начал посол. Говорят, что вы сумели изрядно их обучить и теперь они готовы выполнить любой ваш приказ. Лесть всегда приятна, а уж когда ты слышишь слова одобрения из уст особы, которая выше тебя чином, то это опьяняет сильнее вина. — Так что, осмелюсь доложить ваще…, простите, Иван Алексеевич, — начал свой рассказ сотник, — успехи безусловно есть, хотя и помучится нам довелось изрядно. Но зато теперь, это лучшие воины в Персии. В принципе, Вырубов не врал. Он говорил правду, но упуская одну небольшую деталь. Вся дисциплина в казачьей бригаде держалось лишь на воле и харизме одного конкретного человека, которого, увы уже не было в Персии. Сотнику не было нужды обманывать посла, ибо, по словам Пушкина: он сам обманываться рад. Расстались они довольными друг другом, а через несколько дней воспользовавшись удачным предлогом Зиновьев сумел получить аудиенцию у Насера ад-Дин Шаха и попросил владыку Ирана в случае возникновения каких— либо беспорядков направить пару сотен джигитов из казачьей бригады для защиты русского посольства. Сия просьба была благосклонно выслушана и последовали уверения о её выполнении. Правда. Шах высказал своё недоумение по поводу всяческих слухов, но в конце концов не зря же с Пророк, мир ему и благословение, сказал: «Привяжи верблюда и тогда полагайся на Аллаха». Наступило утро двадцать шестого мая. Еще накануне на азиатском базаре многие лавки так и не открыли свои двери, но зато его буквально заполонили фагиры и дервиши, которые постепенно перемещались поближе к зданию русской миссии. Это не укрылось от глаз посольского люда, и к Вырубову был отправлен гонец с просьбой о помощи. Через час, полторы сотни персидских казаков взяли во главе с сотником и двумя урядниками окружили периметр здания. Это было сделано вовремя, ибо увеличившаяся толпа всё ближе подползала к миссии. Слышались призывы изгнать неверных из Персии и угрозы убить каждого, кто добровольно не покинет посольство. Моджахеры чувствовали себя неуютно, но пока подчинялись командам, как внезапно из переулка выехал конный экипаж и направился к зданию миссии. А в нём сидел православный священник, Протоиерей Василий, прибывший для несения служб в домовой церкви посольства. Толпа на мгновенье смолкла и установилась мертвая тишина, которая прервалась воплем, обращённым к джигитам из казачьей бригады: — Правоверные, вас предали. Сейчас вы будите окрещены!!! Этот призыв стал той искрой, которая взрывает пороховой погреб. Фагиры вооруженные дубинками и неизвестно, откуда взятых саблями ринулись на штурм миссии. А моджахеры не только их пропустили, но часть из них присоединилась к толпе. Первой жертвой стал протоиерей, коему прилетевший камень проломил голову. Затемпришла очередь сотника Вырубова и урядников. Они дорого продали свои жизни. Когда опустели барабаны револьверов, в ход пошли шашки и кинжалы. Несколько десятков тел обезумевших фанатиков остались лежать на земле, но через пару минут их смяли и растерзали. Охрана посольства продержалась дольше, но что могут сделать десяток винтовок и револьверов против нескольких тысяч зверей в человеческом облике успевших вкусить крови. Очень скоро запылал пожар и огонь пожирал и стены, и тела павших защитников посольства. Чудом успевшие ускользнуть через небольшую калитку секретарь миссии и один из казаков охраны сумели добраться до Шахского дворца, но вместо спасения они нашли свою смерть. Ибо Насер ад-Дин Шах внезапно скончался от яда, а офицеры Камран Мирзы Найеб эс-Салтане, коего объявили наследником престола обвинили в этом преступлении русских шайтанов и без лишних слов, пристрелили кованых урусов. Ад воцарился на улицах Тегерана. Я не успел всего на сутки! Вечером двадцать пятого, фактически, накануне этих роковых событий, я был в Куме. Там у меня была встреча с аятоллой Ширази, человеком, который имел серьезное влияние на всех религиозных деятелей Персии. Как известно, государь Михаил Николаевич включил шиитскую ветвь мусульманства в легальные (разрешенные) и равноправные религии в Российской империи. Послание от лидера шиитов России было тем пропуском, который позволил мне с очень большой надеждой на успех завязать отношения с этими фанатиками. Хорошо, что я потратил почти год на изучение Корана! Во всяком случае, во мне никто так и ни разу не заподозрил неверного. Второй встречей был визит к опальному бывшему великому визирю Мирзе Юсуф-хану Аштиани. Этот хитрый и осторожный политик принадлежал к татарскому аристократическому роду из Тавриза, чем выгодно отличался от многих министров, которые по воле шаха поднялись из грязи в князи. Визирь Низам, министр юстиции был каменщиком, хорошо умел распиливать бюджет и красть, был изворотлив и очень любил подношения. Впрочем, коррумпированность местного чиновничества превосходит даже двор турецкого султана. Тут надо давать взятки, постоянно, но никто не даст гарантии, что получив взятку, твое дело решится. Нынешний садразам (великий визирь) сын погонщика мулов, министр иностранных дел — безграмотный перс, а начальником тегеранской полиции служит итальянский граф Монтефорти, редкий пройдоха. Окружив себя подобными личностями, шах претендует на звание великого реформатора, сравнивая себя с Петром Великим. Зачем мне нужен был этот серьезный тип? Его род, как многие другие, имел тесную связь с родом Каджаров, нынешних правителей Персии. При этом под его влиянием находились не только воины Аштиани, но и воины еще нескольких родов, родственных азербайджанским татарам, из которых набирали лучшую конницу шаха. Это был очень тяжелый разговор, в котором опытный придворный пытался понять мой интерес, при этом не показывая своих намерений. И, если бы я не знал от доверенных лиц, что его род планирует подвинуть Каджаров с трона, то, наверное, не решился бы на эту встречу. Тем не менее, даже эта непростая беседа к вечеру подошла к концу. И от Мирзы Юсуф-хана я услышал предупреждение о том, что сейчас лучше человеку торговому находится вне стен Тегерана. Намек был более че прозрачный. Я бросился в столицу, чтобы предупредить наших людей, в первую очередь следовало обеспокоиться безопасностью посольства. И… я не успел. Из всех посольских выжило двое, одного из них, израненного, подобрал я, второму просто повезло: он был послан с поручением в Решт, что спасло ему жизнь. Самым сложным было сориентироваться в произошедшем и понять, что произошло на самом деле, в чьих руках сейчас власть и к чему это может привести. Почти пять дней город находился во власти толпы. Грабежи, поджоги, убийства стали нормой на улицах Тегерана. В толпах восставших было много военных. Мне повезло добраться до купеческого квартала, где я укрылся среди своих слуг. Мой дом стал моей крепостью. Вообще, купцы организовали что-то вроде стражи: граф Монтефорти получил хорошую мзду, но кроме его полицейских квартал купцов защищал приличный отряд наемников-пуштунов. Эти мрачные воины оказались не по зубам неорганизованной толпе фанатиков. Впрочем, больше всего пострадали христианские и еврейские кварталы, жители которых не имели оружия и не имели права себя защищать! Тысячи трупов! Множество изнасилованных женщин! В жестоком круговороте событий только на шестой день волнения стали утихать как-то сами по себе. Правда, только после того, как на улицах появились конные ополченцы, прибывшие по приказу из Карагана и Мазандерана. Больше всего я ожидал появления в городе персидской казачьей бригады, ее отсутствие меня удивляло больше всего. Кто же знал, что именно этот отряд из столицы вывели по приказу самого шаха? Воистину, если Господь хочет тебя наказать, он лишит тебя разума! Весть о гибели Наср-эд-Дин-шаха была громом среди ясного неба! Но еще большей неожиданностью стала весть о том, что во время штурма шахского дворца погибла почти вся его семья. Власть перешла в руки Камран-Мирзы Наеб-эс-Салтане, военного министра Персии. Он не имел шанса стать шахом, но подозрительно совпавшая с восстанием смерть старшего брата, как и многих других Каджаров, сделала его единственным претендентом на престол. На посту военного министра он слыл казнокрадом. Но имел влияние на некоторых командиров, которых прикормил, и не зря. Именно их отряды наводили порядок в столице. Впрочем, у нового шаха было слишком много врагов, особенно среди аристократической знати. Так что власть нового правителя Персии имела весьма непрочное основание. Всё только начиналось!Глава двадцатая Встреча у Решта
В помощь одному замыслу случается много такого, что иначе никогда бы не случилось. Принятое решение влечет за собой целый поток событий: полезных совпадений, встреч и предложений о материальной поддержке, в которые никто и никогда бы не поверил заранее.Иран. Решт. 11 июля 1884 года.Уильям Хатчинсон Мюррей.
Генерал Скобелев
Мы непозволительно долго готовились к этому походу. Я даже успел устать. Но откуда это у государя такая уверенность в том, что в Персии возникнет замятня? Он говорил об этом так уверенно, как будто предвидел эту ситуацию. Первого июня сего года я получил приказ начинать операцию. Было подготовлено почти всё, но всё-таки не всё. Мы должны были начинать осенью: в сентябре-октябре, но что-то пошло не так. Насколько я понимаю, англичане смогли первыми нанести удар и сейчас в этой стране началась натуральная гражданская война. И все из-за того, что севший на престол Камран Мирзы никаким авторитетом не пользовался. Ни в войсках, ни у аристократии. В результате богатейшая страна Востока оказалась на грани исчезновения. Было ли это кому-то выгодно? Англичане! Этот ответ приходит первым в голову. Из-за сильного влияния России в Персии даже разделение его на несколько государств сыграет им на руку: спят и видят, чтобы выдавить русских купцов и нашу промышленность из этих рынков. И теперь у нового шаха, последнего из династии Каджаров, под рукой несколько отрядов гвардии, да полторы тысячи наемников, впрочем, казна пуста, разворована, взять откуда-то новые войска и привлечь новых сторонников — весьма проблематичное занятие. Больше всего в этой замятне стали страдать иноверцы. Разграбленные еврейские и христианские кварталы — вот и вся добыча победителей. Как бы я не торопился, но… выступить получалось только второго июля. Мы создали три базы снабжения армии, которая будет действовать в Персии: Баку, Астрахань и Красноводск. Государь сказал, что проблема Персидской кампании — это проблема логистики. Слово такое применил, от греческого «логоса» — знания, мудрости. Вопрос вопросов — как снабжать части, которые окажутся в Персии. Какую политику вести с местным населением? Ведь мы пришли мстить. Но единственно возможным вариантом решения конфликта может стать Персия под нашим влиянием. А это включает наши гарнизоны и выдавливание из страны англичан. А у нас готова только группа вторжения, группы поддержки и усиления еще не все подтянуты, боевое слаживание частей не проводилось, хорошо, что хоть штабные учения провели, чтобы каждый командир знал свой маневр. Благоприятным фактором для начала операции стало то, что на острове Ашур-Ада и в порту Энзели базировались корабли Каспийской флотилии. В сам порт прибыли три сотни Персидской казачьей бригады, для охраны оного, но к нашим морякам никаких враждебных действий не предпринимали. Тяжелого вооружения у персов не было, а воевать под прицелом тяжелых орудий канонерской лодки «Астрахань» им как-то не хотелось. Впрочем, наши моряки были приведены в состояние боевой готовности. Восьмого числа на рейде Энзели показалась флотилия с десантом. И первым на персидский берег сошел генерал-майор Домонтович, все ещё командир Персидской казачьей бригады. Расположенный на причале караул командира узнал и радостно приветствовал. Высадка батальона морской пехоты и первой волны десанта, в том числе сотни терских казаков прошел без сопротивления местных властей. Алексей Иванович немедля двинулся в Решт, где располагались основные силы казачьей бригады. Я не знаю, на что надеялся узурпатор, но если ты не платишь своим войскам, а тут появляется их командир, да еще и з казной, причем командир авторитетный, то… Правильно, казачья бригада, которая к тому времени насчитывала почти три тысячи всадников перешла в подчинение русского генерал-майора. Связка портового города Энзели и крупного населенного пункта Решт стала основным плацдармом для действия моего отряда. Снабжение шло через Каспий, благо, кроме кораблей военной флотилии участие в это операции принимали множество торговцев, как парусников, так и пароходов. Десятого числа к Решту подошли отряды Кавказской «Дикой» кавалерийской дивизии, набранной, в основном, из мусульман. Чеченцы, черкесы и татары составляли основу этого войска. Морские пехотинцы к этому времени заняли все портовые городки Каспийского побережья Персии, в том числе Корум-абад и Амол. Из этих городков прямые дороги шли в Тегеран. И их необходимо было контролировать. Того же десятого числа Кавказская армия под командованием Исмаил-хана Нахичеванского стремительным маршем захватила Хой, а на следующий день вышла на Тавриз. Поздно вечером одиннадцатого меня нашел начальник штаба Куропаткин. Алексей Николаевич сообщил, что со мной хотят встретиться весьма влиятельные люди, чьи отряды подошли к Решту не более часу назад. После этого он пропустил ко мне в палатку невысокого, немного полноватого человека, с черной густой бородой, напоминающего и по одежде, и по поведению торговца средней руки. Сей человек говорил на русском без акцента и предъявил мне шелковую полоску с полномочиями, из которой следовало, что предъявитель сего капитан Генерального штаба Николай Иванович Янжул. Он выглядел весьма уставшим и попросил меня принять делегацию из нескольких сановников Персидской империи, сохранивших теплые отношения к Российской империи. Попросил возможности отдохнуть, после чего обязался рассказать о том, о чем имеет право рассказать, подробнее. Меня же просил не медлить с приемом вероятных союзников. Конечно, я не мог не воспользоваться такой возможностью. Приказал разместить полковника Янжула (он еще не знал, что я имел приказ о его производстве в чине, то есть два таких приказа и третий — о переходе Янжула и его людей в мое личное подчинение в качестве команды по особым поручениям, всему свое время). Сам же приказал немедля привести делегацию союзников для переговоров. Ритуалы восточного гостеприимства утомительны, знаю, но ничего поделать не могу. Их следует исполнять, дабы не оскорбить гостей. Ибо оскорбить просто, а вот обиду простить — это тут очень сложно! На Востоке любой военный должен быть еще и дипломатом. Мне часто пеняли, что я слишком жестко поступал с врагами, не вел с ними длительных переговоров. Увольте! Тут признают только силу! Сначала покажи свою силу и решимость, тогда, и только тогда с тобой сядут за стол переговоров. Иное в глазах местных — проявление слабости. А слабости никто не прощает! С нашей стороны двое: я и Куропаткин, с их стороны — семеро, все главы своих кланов, и не номинальные, а реальные. Из них выделялись экс-великий визирь Мирза Юсуф-хан Аштиани, старец с благообразным лицом, длинной седой бородой и абсолютно безэмоциональным выражением, одетый в довольно скромный халат и каракулевую папаху. Тем не менее, он глава одного из самых сильных аристократических родов Персии, из татар-шиитов. Его род тесно связан с Каджарами, следовательно, именно он стоит ближе всего к трону, если линия наследования нынешнего падишаха прервется. Второй человек, привлекший мое внимание, это молодой Реза Али-хан, дядя Реза-хана Пехлеви, которому было всего пять лет, если я не ошибаюсь, почему-то на этого молодого человека и его окружение государь просил обратить особое внимание. Реза Али-хан был довольно стар (по местным меркам), был отмечен в боях за Герат, но его мазендаранский клан хотя и не был настолько силен, но стратегически Мазендаран — это прикаспийска область, которая прикрывает Тегеран с моря от нашего вторжения. И привлечь этот клан в роли своего союзника большая удача. Были и представители воинственных татарских кланов, в основном, бежавших от России в последние полсотни лет. Тем не менее, сейчас их отношение к государю изменилось, особенно после публикации обращения Михаила Николаевича, в котором подчеркивалось, что христианизации Персии не будет, а мусульманская вера в ее шиитском варианте имеет статус государственной. Двумя ключевыми фигурами, которых я не ожидал тут увидеть оказались бывший генеральный государственный контролер Персии Низам-эль-Мульк, очень осторожный и влиятельный человек, умный, аккуратный, старательный, он был ставленником серьезных персидских аристократических семей. И его появление тут стало серьезным симптомом. Власть узурпатора оказалась колоссом на глиняных ногах. Окончательно стало ясно, что переговоры станут удачными после того, как я увидел Али Ширази, великого аятоллу из Кума. Если заговорщиков поддерживают и религиозные лидеры, то дело Камран-Мирзы совсем тухлое. Это были одни из самых сложных переговоров в моей жизни. Ну не люблю я эти восточные церемонии! Мне бы саблю, да коня, да на линию огня! А тут длиннейшие речи ни о чем. И только для того, чтобы потом за пять минут все решить и продолжать неспешные разговоры, по типу переливания из пустого в порожнее. И для них, собеседников моих, эти «пустые» разговоры несут особый смысл. Который они там ищут и, что самое удивительное, находят, вот и попробуй — не ошибись ни словом, ни позой, ни паузой! Всё проанализируют, даже каким пальцем какой руки ты лоб чесать будешь если что! В общем, пытка! Пытка!!! Но выдержал! Результат: Мирза Юсуф-хан Аштиани получил поддержку большинства кланов Персии. Учитывая, что за это время Камран-Мирза расправился со всеми Каджарами мужского пола, его единственную дочь Малику в раскладах можно было не учитывать. А тут появляется человек из великого аристократического рода, за спиной которого целое кладбище из его политических противников. Говорят, он чаще всего использовал яд для расправы с теми, кто стоял на его пути к власти. И сейчас имел влияние не только среди аятолл, но и среди дервишей. Которые и стали главным горючим материалом Тегеранской резни! Кроме того, его поддерживали (или боялись) большинство родов и кланов Великой Персии. А его противниками были кланы Кимрана и Арабистана, находящиеся под влиянием англичан. Как говориться, это наш естественный союзник! Именно его отряды обеспечили контроль дороги через горный кряж Эльбурс, через которую объединенные войска коалиции, костяком которой стала та же Персидская казачья бригада подошли к Тегерану. К столице стягивались войска всех союзных кланов и родов, подошли полки Дикой дивизии, и двенадцать пехотных рот с пятью артиллерийскими батареями русской армии. Но штурма города не состоялось. Гвардия Камран-Мирзы мужественно бросилась наутек, а сам неудавшийся падишах, чье правление и трех месяцев не набрало, бежал в сопровождении небольшого отряда личных телохранителей и британского агента, полковника Алена Бернарда. Судьба узурпатора сложилась весьма незавидно. Он бежал, по традиции, прихватив драгоценности и казну с собою. Неподалеку от Хамадана между падишахом и английским полковником произошла небольшая размолвка. А если говорить проще, позарился сэр на драгоценности Персидской короны. После ожесточенного боя охрана шаха и он сам расстались с жизнями, а на англичанина и двух его телохранителей выскочил казачий разъезд. Потеряв одного казака, терцы повязали полковника, порубив его бодигардов на капусту. Полковник стал на очень плохом русском требовать его отпустить вместе со всеми вещами, ибо он подданный британской короны и никто его вязать права не имеет. Вот только казачки вещи его обыскали и нашли там весьма интересные ювелирные украшения, настолько интересные, что решили, что тут что-то нечисто. А еще через каких-то полчаса поиска наткнулись на разграбленную стоянку падишаха и опознали его бренные останки. Сэр Бернар пыжился. Требовал к себе соответствующего обращения, немедленно отпустить и все такое прочее. На что подъесаул Ефрем Ушинкин заметил, что одет сей господин в персидскую одежку, документов английских при себе не имеет, а посему никакой он не сэр, а разбойник, убивший бывшего шаха. И чтобы не тащить за собой сие бренное тело, прямо там оного типа и повесили. История эта имела своеобразное продолжение: посол Британии отписал протест в связи с убийством подданного короны полковника Алена Бернара. В МИД Российской империи поступила грозная нота протеста. Государь ответил на сей протест вполне принципиально: хорунжий Ушинкин стал подъесаулом и получил в награду сто рублей золотом. Получили свою награду за привезенные сокровища Персидской короны и все станичники, ходившие в это дело под Хамаданом. Первого сентября был собран Меджлис Персии, выбравший новую династию, во главе которой стал Мирза Юсуф-хан, первый из династии Аштиани. Против его избрания были несколько родов, которые находились под влиянием англичан. Юсуф-шах первым делом объявил поход против изменников. В этом походе российская армия участия практически не принимала. А вот бригада спецназа частной военной компании «Витязь» и четыре батареи горных пушек, сданные «в аренду» дружеской персидской армии — как раз участие принимала. Как и ваш покорный слуга. Ставший военным министром Персии. К марту-апрелю восемьдесят пятого года вся территория страны была очищена от недовольных, небольшие остатки английских гарнизонов вынуждены были капитулировать. А в 1886 году Мирза Юсуф скончался, на престол взошел его сын Хасан-шах Аштиани. По договору с российской империей, за нападение на посольство Иран отдал империи Гилян, Мазендаран и большую часть Азербейджана. В том же 1886 году началось строительство Кругокаспийской железной дороги, которая шла от Баку через Решт, Корум-абад, Барфруш до Бала-ишена. От этой дороги строилась ветка Корум-абад-Тегеран. Началось планирование строительства дороги Тегеран-Бендер-Аббас. В Бендер-Аббасе прописался российский флот. Еще несколько важнейших крепостей в Иране стали под контролем нашей армии. А военным министром Ирана мог стать только русский генерал. Я — первый из них.«Силою русского оружия и русского духа был неприятель поражен! Поздравляю вас с генерал-фельдмаршалом! Славное дело сделали вы и ваши войска, потери наши столь незначительны, что действия ваши будут изучаться в военных академиях всего мира как образцовые! Благодарю за сохранение жизни наших бравых солдатушек и воинских командиров! Жалуем вам Орден Святого Георгия Первой степени!»Сия поздравительная телеграмма от государя Михаила Николаевича была бальзамом на мою душу. Мне, конечно же, злопыхатели не могли не поставить в вину «незаслуженность» награды. Почему-то считается, что, ежели солдатушек не погибло во множественном числе. Так и войны не было! И награды полководец не достоин. А тут не токмо награду я получил, а еще и разъяснение, что тот военачальник награды достоин, который не только врага разобьёт, но и войск своих меньше других потеряет! Притихнуть-то мои недруги притихли, да не надолго. Особенно старались англичане. Говорили мне, что чуть ли не единственным требованием по нормализации отношений с британкой стало уволить Скобелева из армии, на пенсию его и с песнями! Дудки им! Еще повоюю! А насчет Георгия? Да, считаю, что был сей награды достоин! И многих солдат и офицеров, отличившихся в этом не самом кровавом походе российской императорской армии, лично к наградам представлял. И ни одного представления государь не оставил без внимания! Отозвали же меня только после событий рокового восемьдесят седьмого года. Личным указом императора. Вот такие у нас пироги, господа хорошие!
Часть шестнадцатая Честно о частном
Мелкие дела могут породить крупные проблемы.В. Зубков.
Глава двадцать первая ЧОА «Восток»
Охранять людей хорошо, но не всем организуют охрану, и не все охранники и мало кто охраняет бесплатно, пока нет войны.Одесса. Приморский бульвар. 17 марта 1886 года.Евгений Витальевич Антонюк.
Капитан в отставке Алексей Васильевич Полковников (он же Мориц Ауффенберг, он же полковник Полковников)
В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов! Это у меня такой сейчас в голове кошмарчик творится, словеса всякие никак выйти не могут. Мой мозг уже в Саратове, но тело еще в Одессе. Мне нужна всего одна встреча. И с человеком не самым приятным. В марте в Одессе хорошо! Это ехать в холодный Саратов, где снег еще не сошел после охренительно пьяно пахнущей черноморской жемчужине, та еще мука. А что делать? Дела, господа присяжные заседатели! А вот и объект. Дама чуть более среднего роста и возраста, собака-болонка, сиреневого цвета зонтик, который к платью оной не идет никоим образом. Увидев меня, она опускает вуаль, и шляпа с огромными полями качает дикими оранжевыми перьями. — У мадам прекрасная сторожевая собака! — подхожу к дамочке, произнеся условную фразу-пароль. — У мадемуазели итак достаточно скверный характер, ее тут все бояться. — слышу довольно приятный бархатистый голос женщины, привыкшей повелевать мужчинами. — Разрешите представиться, Алексей Васильевич Полковников! — представился, посмотрел в глаза собачки, которая от моего взгляда перестала противно погавкивать и уселась на хвост. — Соломия Казачкова. — произносит дама. Ага! Такая же она Соломия, как я балерина. Не успела мадама вуалеткой прикрыться, типично еврейский профиль. Впрочем, не в этом дело. Дело у меня к ней и никак иначе. — Я весьма признателен, что вы, Соломия, согласились уделить мне немного времени и внимания. Вы согласитесь, что нет смысла тянуть кота за хвост, лучше сразу же перейдем к делу? — Ойц, какие у нас деловые люди тут собрались! Даже пару слов о погоде не переговорить? Где ваша куртуазность, господин военный? Собачку мне напугали… Эххх… — Мадемуазель, не буду скрывать, что только дефицит времени заставляет меня быть столь настойчивым и прямолинейным, надеюсь, у нас будет возможность еще пообщаться. И времени будет больше, и вообще… — Ох, не интригуйте меня так живенько! Я вся уже трэпэщу! Так что вам надо, молодой чэловэк? — Максим Грек будет с моим грузом. Это очень важный товар, мадемазель. И мне очень надо, чтобы именно вы проследили за тем, чтобы он оказался у моих людей в целости и сохранности. Груз должен оказаться на железнодорожной станции, там уже его примут мои люди. Дальше не ваша забота, мадемуазель. Я знаю вашу таксу и готов заплатить на двадцать процентов больше. — Вы деловой-таки человек и можете делать даме приятно! А что так Грэк зассал своим путем идти? Он уже не сопливый мальчик с Молдаванки, его знают люди? — Мадемуазель, только не говорите мне, что никто не ищет как нагадить Греку. — Не скажу, не просите. — И зачем мне нужен тот гемор, чтобы не спать и думать, не насолил ли кто-то Максу? Моё спокойствие дорогого стоит. — Тогда двойная такса! — оп! Вот это уже пошёл деловой разговор. — Ви рэжете меня обеденной вилкой, мадемуазель! Так жэж нельзя! Двадцать пять процентов и ни процентом более! После долгого торга мы сошлись на тридцати трех процентах прибавки. — Ваше благородия, скажу вам за то, что вы сделали мне так приятно своим разговором, что деловые люди очень недовольны вашими гешефтами в нашем прекрасном городе. Скажите мне, зачем вам это все надо было? Вы таки совсем никого не боитесь в нашем городе, так нельзя. — Вы хотите мне что-то предъявить? — Нет, что вы, ваше благородие, никаких прэтэнзий я иметь не могу. И с грузом всё будет как ниткой по парусу. Можете мне вэрить… Но зачем так грубо с ребятами? У них ведь друзья и родственники. Одесса — малэнький город. Тут все друг друга знают. У каждого свой кусочек пирога… И тут вы… — Мадемуазель, мои ребята люди жесткие. У меня охранная фирма. Если человек хочет спокойно работать и быть уверенным, что его маленькое дело никто не будет доить, то… кто ему мешает воспользоваться услугами моей фирмы? Неужели вы думаете, что ребята, нюхавшие порох, будут сэнтиментальными бонвианами? Они привыкли работать жестко. И трогать нас лучше не надо. Могут очень-очень многие огорчиться. — Мине так кажется, или это только вэтер с моря нашептал, что кто-то решил, что лучше охранять, а не грабить? — Мадэмуазель, вы же понимаете, что гробанув уважаемого Моисея Соломоновича на двадцать тысяч — вы имеете двадцать тысяч и ничего больше. А, ежели у вас контракт на охрану того же Соломона Моисеевича на две тысячи в месяц, то за год вы заработаете чуть больше, и без лишнего геморроя! — Скажите, Алексей Васильевич (О! запомнила, может же по-человечески), нет ли случайно в нашем светлом и прекрасном городе таких шлемазлов, которые не хотят пользоваться услугами вашего охранного гадюшника? — У меня есть с собой такой перспективный списочек… — включаюсь на новый уровень игры. — Тогда что вы скажете о возможности нашего сотрудничества, например… — О, мадемуазель! Вы мне просто бальзамом на почки! Если к этим господам начнут заходить неприятные личности, то рано или поздно они обратятся к нашей фирме. Я правильно понимаю вашу мыслю? — Что такое импозантный мужчина, мине даже грубых слов говорить не надо, вы всё схватываете на лету. Я хочу тридцать пять процентов по списку. Ну что же, пока мы лениво переругиваемся, торгуясь, мне надо объяснить, как я окатился до жизни такой, что на Приморском бульваре торгуюсь с Розой Казачковской, дамочкой известной в самых разных кругах Одессы. У нее в портовом районе кабачок, через который проходит огромная масса контрабанды. Розочка прекрасно знает таблицу деления, и у нее серьезные покровители наверху. Даже не в кабинетах полицейского управления. Извините, отвлекся. Десять лет назад пропал младший брат подполковника Петра Васильевича Полковникова, Алексей. За очень солидную мзду получил я документы этого человека. Столкнуться с братом не опасался: он участвовал в Текинском и Персидском походе под командой Скобелева. И в ближайшее время его планировали отправить на Кавказ, командовать 79-й пехотным Куринским Его Императорского Высочества Великого князя Павла Александровича (бывший генерал-фельдмаршала Воронцова) полком. После неудавшегося покушения на императора Михаила Николаевича я на какое-то время «залег на дно». Сделал я это в Гельсинфорсе. Через полгода перебрался в Варшаву, а еще через три месяца оказался в Москве. За это время в газетах не было сообщений о появлении таинственных фиолетовых всполохов. Встал вопрос: чем заняться? Получалось, что я сделал правильный выбор, причина хронокатаклизма была не в личности Михаила II. Более того, отведя от него удар снайпера я смог восстановить какой-то исторический баланс. Но не обладая возможностью провести математический анализ этих событий, военный я, а не ученый, не мог я точно сказать — это случайное или закономерное затухание хроноактивности, или же результат того, что я так удачно вмешался в исторический процесс? Я не знаю, вообще-то, какой смысл думать, что из-за чего случилось: на руках у нас факт, что сполохи прекратились. Следовательно, могу предполагать, что нестабильная хроноактивность сошла к нулю. Впрочем, я стараюсь и до сих пор выискивать информацию в газетах, а вдруг где-то промелькнет что-то…. Тишина… После этого возникает естественный вопрос: что мне предстоит делать? Вернуться я не смогу — билет был в один конец. Был у меня и план максимум: собрать установку-маяк. На сегодняшней материальной базе это даже не фантастика, а что-то из немецкого порно. Нет ни материалов, ни инструментов, ни математической модели. Есть только хорошо отпечатанный в моей памяти принцип построения конструкции, которая, весьма вероятно, сможет стать точкой привязки для исследовательского центра «Вектор». Это в том случае, если они еще работают. А их не разогнали к чертовой матери! Денег проект жрёт немеряно, а пользы, практической пользы, от него пока еще никто не получил. Зубочистку придумал — есть чем в зубах ковыряться, а машину времени придумал, и где ты будешь ковыряться? Вот именно… Но ведь есть и другие цели, не правда ли? Что нужно для того, чтобы стать на ноги в России? Скажу вам откровенно: даже не деньги, а связи и покровители! У какого-то потомка Рюрика в надцатом колене финансовых средств более чем… Но если у тебя нет покровителя в виде какого-то министра али его товарища, губернского ярыжки, письмоводителя, и прочая, прочая, прочая… загнешься по кабинетам всесильной бюрократической системы мотаться — любое твое дело загубят на корню. Соображалка ведь для чего человеку дана? Правильно! В общем, сумел я как-то вытащить юного княжича Юсупова из серьезных проблем. Потомок татарского мирзы оказался человеком благодарным (имею в виду старого князя, конечно же, а не оного отпрыска). Так что через месяц я оказался владельцем небольшого охранного агентства. Так сказать, работаю по основному профилю. Конечно, любой может сообразить, что неприятности у юного княжича возникли по моей инициативе: проще всего гасить те проблемы, к которым ты имеешь непосредственное отношение. Сделал я это дело эффектно, жестко и эффективно. Семейству местных аристократов это пришлось по душе. Охрану их тушек я организовал по таким стандартам, что и царской охране поучиться было бы чему! Но тут мне поставили условие: более аристократических семейств под крыло своей фирмы не брать. А мне это и надо было! Я с самого начала задумывался о чуть-чуть другой структуре, не столько охранной, сколько охранно-криминальной. В общем, рэкет тоже в этом деле будет присутствовать, да и рейдерские захваты, куда ж без них. Только не надо думать, что при нынешнем диком капитализме никто ничем подобным не занимается. Есть прецеденты. Но вот н таком уровне, как это делаю я…. Самое главное — это подбор кадров. Цитату одного выдающегося товарища вам приводить не надо, все ее знают. Так вот — в свою контору я отбирал только солдат, имеющих реальный боевой опыт. Почему не офицеров? Из-за их чистоплюйства и сословных предрассудков. Этакие напыщенные бонвианы мне не нужны. Только те, кто понимают, что такое приказ, и что приказ надо исполнять. Уже в ходе тренировок, я смог выделить из этой бесформенной массы людей жестких группу тех, кто способен выполнить любой приказ. Методики обычные: повязать их общим интересом, общим делом, дать почувствовать вкус богатой жизни. И иметь у себя резерв для особых мероприятий. Нет! Никакого террора или устранения конкурентов! Пока что никакой крови! И вообще — этих людей я готовил совершенно к другим делам. Когда надо будет действовать как диверсанты — пришли, забрали, ушли — без следа и без шума! Для того, чтобы к услугам моего охранного агентства обращалось как можно больше предпринимателей, мы использовали криминалитет. Но никогда с ними не работали напрямую, а только через цепочки посредников. Никаких рекламных агентов, рассказывающих про нашу охранную фирму, а после визита бандюков с банальным налетом, нет, тут и идиот свяжет дважды два и получит восьмерку! Мы работали тоньше. Ненавязчиво. И вот, к весне этого года я имею три города: Санкт-Петербург, Москва, Одесса, тут мы стоим хорошо на ногах. Еще Нижний, Киев, Харьков, Саратов — тут мы делаем первые осторожные шажки, распугивая конкурентов. Теперь, порешав дела в Одессе, мне надо лететь в Саратов. Конечно, лететь местным поездом это та еще медлительность, доложу я вам, но за неимением турбовинтовых самолетов приходится мириться с наличествующей реальностью. Но в Саратов мне нужно успеть, обязательно успеть! Там мы выходим на новый уровень! Решил я схапать там заводик один механический. И дать ему новую жизнь. Что делать буду? Пока что оружейку: короткостволы и еще чего хочу полезного придумать. То, что для фирмы будет как раз востребовано. Главное — не мы этот завод разоряли. Не мы его охраняли. Но информацию собрали и мне предоставили уже мои собственные кадры! Так что без третьей группы сотрудников — аналитического отдела я как без рук! В поезде я занял купе первого класса, правда, не один. Со мной ехал Данилов. Есть люди, чью преданность нельзя купить. Он — один из таких. Валериан Данилов происходил из старого донского казачьего рода. Его предки ходили во все славные походы войска Донского, да и во всех смутах отметились, чего уж там. Род был старый, но к старшине отношения не имел. Скорее, их правильно было назвать авторитетными казаками, достаточно зажиточными, не бедными, но и куркулями-мироедами их никто не называл. А вот воинами все как на подбор оказывались справными. А еще не перед кем шапки не ломали, гордыми были. За это и поплатился казак, почти до смертоубийства дошло. Наткнулся на отморозка-аристократа. Тот, видимо, самоутверждался за счет унижения окружающих. Мол, офицер, шапки прочь и всякое такое прочее. И наплевать, что казак человек вольный и перед господином охвицером падать ниц не должен. К своим подчиненным относился как к дерьму, бил морды солдатушкам за малейшую, чаще всего выдуманную, провинность, а уж наказаний придумывал… Вот и попался ему наш казак в недобрый час. Подогретый алкоголем и ощущением безнаказанности, прикрытый денщиком-охранником (подарок папаши-енерала) и в присутствии дам, в ярости решил офицерик наглому казачку морду лица подрихтовать. Валериан держался с достоинством, от наглеца старался увернуться, дело до конфликта не доводить. Живя в сословном обществе, эх… если бы он на земле станичной, а так и помощи ожидать было неоткуда. В общем, денщик накинулся на него сзади, вцепился в руки, а пан штабс-капитан начал ему объяснять на кулаках каково его сословное положение, и кто тут в доме хозяин. После третьей зуботычины не выдержал казак, вывернулся, да в морду охвицерика поцелил, а потом двумя ударами уложил денщика, насмерть уложил. Тут и его благородие пришел в себя, ощутил, что его убивать будут, в общем, спас его денщик-то. Успел достать свой револьвер и всю обойму выпустил в казачка. Произошло это в полусотне метров от квартиры, что я снимал. Я возвращался домой после сложного дня, на шумную кампанию поначалу внимания не обратил. Почти зашел в дом, когда обернулся и увидел, что вечер перестает быть томным: крик перешел в драку. А вот когда раздались первые выстрелы, так сразу же перебежал поближе, стараясь быть прикрытым стволом дерева. Не люблю подставляться под пули. Приблизившись, рассмотрел в нестойком свете луны два тела и уезжающую пролетку с офицером и двумя дамами. А проезжей части они лежали: один был мертв (денщик, которого капитан даже не подумал забрать дабы похоронить) а вот второй еще дышал. На пьяную голову стрелял капитан откровенно плохо. Три пули в тело, три в молоко. Понимая, что дожидаться полиции нельзя, оттащил казака на квартиру, оказал первую помощь при ранении, это я как раз умею. Хозяйка потерявшего сознание казака узнала: он жил у ее подруги, всего три дома не дошел до убежища, попался на глаза местному идиету. Ну а потом я и врача вызвал, пулю из тела достали, выходила Марфа Анисимовна казачка-то! Да и я денег не пожалел: ни на доктора, ни на лекарства. Вот так вот появился у меня товарищ и помощник, на которого я мог положиться, как на самого себя. Еще и потому, что долги офицерику я ему помог отдать. Не так: отдал он их сам, я помог ему сделать это правильно, так, чтобы его никто ни в чем не заподозрил.Глава двадцать вторая Работа над ошибками
Умен не тот, кто не делает ошибок. Таких людей нет и быть не может. Умен тот, кто делает ошибки не очень существенные и кто может и умеет легко и быстро исправлять их.Москва. Кремль. Палаты. 18 марта 1886 года.В. И.Ульянов (Ленин).
ЕИВ Михаил Николаевич
Пять лет! Вот уже пять лет я нахожусь во главе государства российского. Сделано много… и ничтожно мало. Следовательно, надо ускоряться. А не мне говорить вам, что именно при ускорении тело испытывает максимальные нагрузки. И вот вопрос: выдержит ли империя, не развалиться ли, насколько верно я оценил тот факт, что центробежные силы начинают преобладать над центростремительными? Если в отдельных науках удалось пнуть прогресс, и он побежал скачками, то в социуме, изменений общественных отношений почти не видно. Надеюсь, в этом году начнем и тут… Двигать телом. Как это у Гребенщикова пелось «Она может двигать собой…» Или не у Б.Г.? Вот, попал, память начинает подводить. А что тут удивляться. Меня же не готовили так тщательно, как Академика, мне позволительно. А вообще-то вы расслабились, твое императорское величество. И ни к чему хорошему такая расслабуха не приведет. И вот в кабинет входят несколько человек, которых давно ожидал. Интересный доклад, говорите, граф? Ну что же, послушаем. Дмитрий Алексеевич Милютин, произведенный уже мною в графское достоинство[197], к докладу подготовился более чем серьезно. Семьдесят лет более чем почтенный возраст. Но я знаю, что он в ТОЙ реальности дожил почти до девяноста пяти, и отличался отменным здоровьем и был весьма энергичен, о чем писали его биографы. Сейчас он расстелил на столе большую карту Российской империи с окраинами, на которой были видны последние результаты наших военных и дипломатических усилий. А потом последовал подробнейший анализ событий Персидской войны, столь удачно прошедшей для русской армии, особенно если заниматься подсчетом понесенных потерь. Еще более важным оказалось то, что мы смогли не только выиграть войну, но и мир. Не откупился новый шах от убийства посла и посольских очередным алмазом, хотя бы потому, что сокровища короны оказались вовремя в наших руках, а кроме того, никаких посредников к переговорам мы не допустили. С британцами удалось составить договор, по которому вся Персия становилась исключительной зоной наших интересов, в обмен на гарантии неприкосновенности их индийских владений. Почему бы и не дать такую гарантию. А когда вспыхнет очередное восстание, тогда и посмотрим. Нет ничего призрачнее, чем договора о вечном мире. Тут он есть, тут его нет. И ни на секунду не сомневаюсь, что именно с такой точки зрения рассматривают его на берегах Туманного Альбиона. Каспий стал внутренним морем России, в качестве некоторой компенсации Решт и Энзели стали первой в мире свободной экономической зоной, в которой товары двух соседних государств налогами не облагались. Уверен, что весьма скоро Решт по своему значению превзойдет Тегеран. Слишком много там будет крутиться денег! Уже сейчас идут данные о необычайно возросшем товарооборота в порту Энзели! А железная дорога вглубь Ирана все поставит на свои места. Для меня важнейшим моментом было то, что фанатиков-дервишей, накачанных наркотой и человеконенавистнической идеологией «зачищали» местные кадры. Теперь в пределы Персии дервиши старались не идти — слишком неласковый им оказывали прием. Проще говоря — многих забивали палками, такая тут странная система закона. А воля шаха — основание всех законов. Надо сказать, что слушал я Милютина несколько рассеяно: многие положения его доклада были мне известны. Но кое-что у меня крутилось на кончике языка, поэтому сразу и спросил: — Дмитрий Алексеевич, вам не кажется, что у нас может возникнуть некое «головокружение от успехов»? Я, конечно же, самым бессовестным образом сплагиатил крылатую фразу у товарища Сталина, а что делать, если она к месту пришлась. Вижу. что военный министр меня немного не понимает. — Понимаете, последние военные конфликты мы имели с откровенно слабыми противниками, шведы в том числе. Мы не дали им времени подготовить более-менее профессиональную армию, а на наемную они просто не имели достаточно средств. Бои в Средней Азии и Персии происходили с тоже недостаточно вооруженным и слабо организованным соперником. Мы могли позволить себе в последних двух экспедициях практически не использовать новинки вооружения, ведь итак наше преимущество было достаточным. Как я понял из вашего доклада, только новые горные орудия прошли испытания в Персии и показали себя весьма неплохо. Я прав? Граф умудрился состариться как-то благородно красиво и даже величественно. Не будучи богатырского росту, тем не менее, порода чувствовалась. Его семья выбилась в дворяне во времена великого реформатора Петра. Вот и сейчас он только лишь поседел, но благородное серебро только подчеркивало природный ум и силу характера, которую никак не спрятать, не унять. Его живой ум был способен принимать новшества, чем он выгодно отличался от огромнейшего количества замшелых старцев, готовых воевать так же, как воевали под Севастополем, бездарно укладывая в землю русских людей. Интересно, чем он мне возразит?— В Персии довольно сложный рельеф, да и применение новинок мыпосчитали необоснованным, зачем заранее раскрывать карты перед наблюдателями вероятного противника? — Не могу не согласиться с этим вашим резоном, Дмитрий Алексеевич, но меня волнует такой момент: не станут ли наши военные в позу победителя и заявят, что у нас в армии и так все хорошо? Зачем развиваться. Менять тактику, применять новинки, если мы постоянно побеждаем? Хочу заметить, что во времена батюшки моего, когда никто в Европе из пушки пальнуть не смел, если Николай Павлович не позволит, армия застыла, не смогла вовремя провести реформы, после чего последовала отрезвляющая крымская война. Вот этого я боюсь, надеюсь, что вы разделите мои опасения и сделаете всё, чтобы подобного более не случилось! Слава Богу, что в военной сфере меня окружают люди, понимающие корень многих проблем, они не бояться что-то менять и способны принимать оригинальные решения. Тот же военный министр борется с мордобоем и физическими наказаниями солдат. Причем очень важным стала именно пропаганда, когда офицерам втолковывается, что бить и издеваться без причин над людьми, которые в бою будут прикрывать твою спину — чревато! К слишком «обоеруким» господам-благородиям, которые способны зарядить в солдатскую харю что с правой, что с левой стали относиться как к париям, пусть не ко всем, но лед-то тронулся! Так, смотришь, не будет кровавых расправ с офицерами, вот только не хочу даже допустить к тому, чтобы такое стало возможным! Самой же большой проблемой, вынесенной на это совещание стало то, что второй этап военной реформы стал упираться в обычный барьер: отсутствие денег. Мы сейчас держали в приуарльском регионе дивизию, всего одну дивизию нового строя, оснащенную по меркам второго этапа военной реформы. Но содержание этой дивизии обходилось как содержание целого корпуса с усилением! При переходе даже на половинный состав нового строя мы просто становимся банкротами! И это при том, что армия постоянного состава в миллион — это уже маловато, учитывая новые задачи и контроль Персии, и вообще, нам надо выходить на полтора, при резерве в пять-шесть. А реально подготовленный резерв сейчас два, и качество его не лучшее. А если мы хотим сделать резерв действенным, с постоянным обучением резервистов на сборах, реальном обучении! То средств на это необходимо! Хотелось, чтобы активные резервисты получали пособие, но его-то точно уже взять просто неоткуда. Наши экономические проекты начнут давать прибыль только тогда, когда начнет становиться на ноги население, крайне бедное. А пока что все, что мы делаем, идет на пользу обороноспособности государства, но выкачивает из него золотые запасы подобно бошевскому промышленному пылесосу: нажал на кнопку и пыли (золотой) нет! А на носу, как минимум, две войны: с Японией и Большая Европейская, которая может стать мировой. Из этого и будем исходить.
* * *
Гатчина. Воздухоплавательный центр. 29 марта 1886 года.Вы любите присутствовать на исторических событиях? Ну, таких, которые обязательно войдут в историю? Что? До сих пор не определились? А зря! Мне вот, как государю приходится. Как историку — любопытно. Как императору — вынужденная обязаловка из-за которой времени на сон почти не остается! Впрочем, куда мне с этой подводной лодки деваться? Итак, в Гатчину! Я в сопровождении адъютанта и друга Толстого, плюс небольшая свита, плюс группа избранных журналистов и фоторепортеров. Среди них затесался один кинодокументалист: экспериментальная камера, работающая на целлулоидной пленке, не так давно вышла в корпорации Цейса. Это пока что единственный драгоценный аппарат, но и мероприятие он будет снимать отнюдь не тривиальное: рождение воздушного флота России! К месту события мы подъехали ровно в одиннадцатом часу. Большое поле было ограждено, у ангара заканчивали суетиться техники, туша не такого уж большого полужесткого дирижабля почти полностью была наполнена водородом. Увы, первый российский дирижабль, по имени «Малыш» вынуждено будет водородным. Через месяц, точнее, 22 апреля сего года из русского острова Оланд, с площадки у города Бронхольм стартует дирижабль «Карлсон», вот он будет в два раза больше «Малыша» и наполнен уже гелием. Гелиевая проблема все еще весьма актуальна. Правда, мои агенты сумели купить хороший участок земли в США, как раз там, где есть месторождение природного газа с самым большим содержанием гелия. Как его доставлять? Вот, «Карлсон» и будет сейчас своеобразной цистерной-доставщиком гелия. К началу лета этого года будет достроен и первый гигантский дирижабль «Петр Великий» — жесткая конструкция, гелиевое наполнение, серьезная грузоподъемность. Этот первый промышленный дирижабль отправиться на строительство Великого Транс-Сибирского железнодорожного тракта. Благодаря ему мы надеемся закончить строительство намного раньше срока, к началу 1895 года. Запланировано строительство и второго подобного дирижабля «Екатерина Великая», он вступит в строй в начале следующего года. А до того же 1895 года в России должны работать восемь больших дирижаблей жесткой конструкции и более двадцати средних полужестких. Ну а пока что дело за первым! Самым первым управляемым полетом в Российской империи. Мы подъехали к трибуне, около которой была огорожена площадка для почетных гостей. Меня встречала делегация из состава Гатчинского воздухоплавательного центра во главе с командиром Кадровой команды военных аэронавтов, поручиком Александром Матвеевичем Кованько. Он молод, ему еще тридцати нет. Красив, статен, холеное породистое лицо, гордый римский нос, щегольские усы, одет в летную форму, изобретенную тут, в центре: Кожаная куртка, шарф, нет, не шарф, это что-то вроде подшлемника, который закрывает шею, шлем из кожи и большие очки-консервы… Ну, это я их так про себя называю. На высоте ветры, вот и защищает себя как может. Конечно, голимый самопал, но пока и это более чем! Браво рапортует! Голос четкий, громкий. Чувствуется, что человек занят любимым делом, да еще и гордится этим!
— Ну что же, господин поручик, показывайте, что у вас тут готово, чем сегодня порадуете! — Ваше Императорское Величество! Технический персонал воздухоплавательного центра «Гатчина» заканчивает подготовку к полету аэростата АВС-1[198] «Малыш». Закачаны последние порции водорода. Сей газ весьма взрывоопасен, посему попрошу вас и сопровождающих не курить! — Господа, считайте это приказом! — подтверждаю слова офицера. Большой бум нам тут не нужен. — Прошу за мной, Ваше Императорское Величество! Кованько начал экскурсию. — Сие наш рабочий ангар. Тут происходит сборка деталей аппарата, пропитка и сушка тканей, процедура крайне необходимая, ибо водород крайне летуч и старается быстро покинуть ограниченный тканью объем. Рядом с ангаром установка для получения водорода, как вы видите, к ней идут провода. В объём с водой подается электричество, происходит электролиз воды, и мы на выходе имеем два газа: кислород и водород. К сожалению, как выловить, удержать и использовать кислород в этой установке не решено. Посему довольно ценный продукт уходит в воздух. Прошу теперь обратить внимание на причальную мачту — сие приспособление необходимо для фиксации уже наполненного водородом аэростата. Все его узлы управления находятся в гондоле. У вас есть возможность ее осмотреть. Мы подошли ближе к гондоле. В голове мелькнула шальная мысль, что сейчас меткий снайпер одним выстрелом зажигательной пулей мог бы… Но взял себя в руки… Вроде как оцепление тут серьезное, и не только полиция и жандармы. Есть и агенты службы охраны — в толпе зевак в том числе. — В гондоле установлен газолиновый двигатель мощностью примерно в пять лошадиных сил. Как вы видите. Сделано все, чтобы даже искры не могло попасть на оболочку, впрочем, она пропитана составом, который должен защитить аппарат от случайного возгорания. В отдельном отсеке запас топлива примерно на час полета. Максимально можно взять примерно на восемь часов ходу. Средняя скорость составит 3 узла. Простите, Ваше Императорское Величество! Примерно пять с половиною-шесть километров в час. Но при попутном ветре можно и до восьми дотянуть! Ага! А поручик молодец! Вовремя вспомнил, что с января сего года мы в России перешли на систему СИ, пусть это и стоило серьезных вложений, но так лучше! Уверен, что лучше. А то заколебали меня эти фунты/версты/мили/золотники!!! А Кованько ляпнул, да поправился! — Экипаж сего аппарата три человека: техник, отвечающий за двигатель, командир корабля, а также летчик-наблюдатель. Первым полетом буду лично! Разрешите приступить к выполнению задания! — Разрешаю полет, поручик! — бросаю четко и громко, а сам вместе с сопровождающими иду к трибуне. Поле огорожено, за оградой толпятся зеваки, коим приглашение на трибуну не досталось. Там же и оцепление, в том числе и конная полиция. Знаю, что неподалеку расположился и эскадрон казаков, на всякий пожарный случай. Погода ясная. Холодно. Но уже не по-зимнему, чувствуется, что скоро зиме конец. А весна тут как раз в апреле и начинается. Так что совсем чуть-чуть осталось. И наст роение уже весеннее, чуток шаловливое! Так я себе могу позволить. Я на сем мероприятии работаю выставочной куклой, не более того! Ну все равно! Оркестр грянул марш! Довольно бравурный и несколько не подходящий к моменту. Озадачить кого созданием «марша авиаторов» и нормального гимна Российской империи? Надо подумать. А то композиторов у нас тут то одна могучая кучка, то вторая, а на нормальный гимн никто так и не замахнулся! Достали лоботрясы! Ну что же, теперь все заняли свои места, даю отмашку. Аэростат постепенно поднимается все выше и выше, удерживаемый у причальной мачты и тросами у земли. Вот подъем приостанавливается: экипаж «Малыша», который имеет вид довольно большой сигары, занимает свое место. Краска серебриться и красиво блестит в лучах солнца. Оркестр играет, дамы кидают в воздух чепчики, или что там у них вместо голов, в общем, хаос и красота. Но вот еще мгновение и воздушный корабль отрывает гондолу от земли, опадают концы, подъем почти к верхушке причальной мачты, еще выше. Еще… Последний фиксирующий конец опадает… вот оно! Первый полет, но не воздушного шара… Эти себе летают, тут. В Гатчине их уже десятки раз поднимали. Вот оно, еще выше, еще, смотрю на ветроуказатель, напоминающий чулок из сказки про Буратино, ясно, снос на север, но тут видно, как в вышине корабль дернулся, еще раз, потом стал идти аккуратно против ветра. Дует не сильно, так что должны справиться. А дирижабль поднимается все выше и выше, постепенно уходя на юг. Как и решено было, полет полчаса против ветра, разворот, получился медленный и красивый, потом в обратную сторону. И самое сложное — причаливание! Ну вот он и идет на доклад. Разгорячился! Лицо красное! Морда лица довольная донельзя. — Ваше Императорское Величество! Первый управляемый полет на движущемся аэростате «Малыш» закончен. Полет прошел нормально. Происшествий в полете не было. Разрешите получить замечания! — Разрешаю! Замечание первое: погоны у вас, штабс-капитан неправильные, извольте привести в соответствие со званием! Замечание второе: кавалерам ордена Святого Святослава положено сию награду носить с гордостью. Подходу, жму штабс-капитану Кованько руку, а потом не удержался все-таки, обнял его, да сказал: — Ох и везучий ты сучий сын, капитан, завидую тебе! В небеса взлетел аки птица! Тут же оркестр снова грянул что-то громкое и бравурное, в воздух взлетели головные уборы самого разного толку и фасону. Хлопнули пробки — полилось шампанское. Чрез какое-то время удалось с трибуны сойти и тут я спросил капитана: — А что у вас там, сударь, за ангаром, неподалеку, весьма странного вида аппараты? — Прошу, Ваше Императорское Величество! Но сие секретные агрегаты… Я даже не знаю… — Полноте, Александр Матвеевич! Вот вдвоем и посмотрим. Или у вас и от государя секреты имеются? — Никак нет, Ваше Императорское Величество! Прошли. Ага. Вот оне. Три аппарата. Первый я на рисунке уже видел. Конструкция, которая должна поднять человека в воздух за счет мышечной массы. Впрочем, видно, что сюда пытаются тот же газолиневый движок присобачить. И он должен крылышками махать! Ржу нимагу! Вторая машинка великоватая будет и чем-то напоминает мне конструкт Жуковского. Очень несуразный. Громоздкий. А летать аки птица? Разве что как страус… И опять-таки стоит разобранный двигатель. Никак его хотят сюда присобачить, а где оригинальный, вот он, тяжеленная штука. Ну что же, с газолинкой кто знает… — А что сие за аппарат? — Получили только вчера, Ваше Императорское Величество. Изобретатель некий Романовский. Завтра собирались посмотреть, как он будет себя вести. Конструкция весьма легонькая, ненадежная. А тут еще непонятно, как сей винт будет работать, хотя система привода от мотора на винт весьма оригинальна. Вот формы крыла в виде треугольника… Как-то не внушает… Ну да. не внушает. Что я вижу перед собою? Мотодельтоплан. Бред прогрессорского гения! Довольно большой, а что вы хотите? Есть маленькое креслице для пилота. Мотор, винт сзади от кресла пилота, рули управления. У машины находится техник, здоровый такой дядька. Чем-то напоминает техника из фильма «В бой идут одни старики». — Разрешите, присесть, креслице опробовать? Кованько только руками разводит. Сажусь. А тут, оказывается, есть ремень безопасности! Пристегиваюсь. О! И шлем кто-то оставил! Одеваю шлем, очки-консервы… Баловство? Не без того! Грин еще не написал фразу о том, что чудо надо хорошо готовить? Усаживаюсь поудобнее, командую: — От винта! — Есть от винта! — эхом отзывается техник Степаныч.
Глава двадцать третья Первый или скандал в благородном семействе!
Отвращение к скандалам — неотъемлемая черта всякой важной персоны.Санкт-Петербург, Ново-Михайловский дворец. 19 марта 1886 года.Виктор Гюго.
Ну и получил я от супруги — по самое не балуй! А что вы хотите? Она переживала! И вообще! Сенсация, почти на уровне скандала. Император первым в мире поднял в воздух аппарат тяжелее воздуха и пролетел на нем сто шестнадцать метров по прямой и приземлился, ничего никому не повредив! Где вы, братья Райт??? На самом деле риска для меня не было. В свое время, в совсем другой реальности я увлекался дельтапланеризмом, сам построил не один дельтаплан, да и два мотодельтоплана, один из которых повторил тут, чуть-чуть изменив конструкцию. А опыт не пропьешь! Но кто об этом знал, кроме Академика (он же Сандро, он же сынок, он же серый кардинал императора Михаила)? Самое сложное было в моторе. Алюминий слишком дорог, но на один-то мотор можно его найти! Нашли и сделали примерно то, что мне было нужно. Во всяком случае монаршую тушку в небо поднял. Пусть и не высоко, но пару десятков метров я набрал. Очень хотелось войти в историю не просто монархом, а еще и человеком, открывшим для человечества небо! Рассматриваю фотографии, да, бороду все-таки надо будет немного подстричь, а то во время полета видок у меня был тот еще! Хорошо, что Ольга этого не видела, была чем-то занята в Смольном институте, ей эти механические дела не столь интересны. А то могла бы закатить истерику прямо на взлетном поле. А так обошлось домашней бурей. Но буря была на все двенадцать баллов, или сколько там по максимуму? В общем, мне высказали всё, что только могли. В том числе какой я эгоистичный негодяй, никого не люблю, занимаюсь самолюбованием… всего и не перечислишь. Что замечательно в немецкой принцессе, так это то, что она оказалась иммунной к русскому мату. А то мог бы услышать о себе и Романовых много чего интересного. А так все довольно пристойно, но на таком шквале эмоций! Оно, конечно, жену надо стараться беречь, но как-то получилось уж слишком. Пришлось скандал гасить. Вот чего терпеть не могу: скандалов, но терпеть приходится. Потому как не я их закатываю. Если бы я был скандалистом, то в доме была бы тишина и порядок: на сие действие слишком много энергии уходит, мне было бы ее тратить лень! Кто-то говорит, что война двигатель прогресса. Не спорю. Но лень — не меньший двигатель! Если бы человеку не было лень каждый раз вставать с дивана и переключать каналы телевизора, то пульт дистанционного управления никто бы так и не придумал! Но сегодня у меня такая карма — разбираться со скандалами. В октябре прошлого года назначил я министром финансов господина Витте. Работу моего секретариата он наладил самым наилучшим образом. Решил дать ему шанс. Вот только до сих пор терзают меня сомнения — правильно ли я поступил. Слишком неоднозначным была работа оного господина на данном поприще. Да и роль его в развале империи переоценить невозможно. Впрочем, сейчас он находится под моим плотным контролем. Чтобы он работал в интересах Ротшильдов — не допущу! Ведут его несколько спецслужб. Да и я постоянно отслеживаю и гашу его слишком резкие порывы. А началось его назначение с того, что мы обсуждали тему фиатных денег[199] и векселей «мефо»[200]. Вред золотого стандарта Сергей Юлиевич понял, а вот каким образом получается вводить в оборот средства на долгоиграющие промышленные и инфраструктурные проекты — над этим пришлось поработать. Весь секрет был в том. как простимулировать экономику не раскручивая инфляцию. При этом очень большие средства вкладывались в инфраструктурные проекты и строительство промышленных предприятий, которые смогут дать реальную прибыль не сразу, а через пять-семь лет. И это при том, что мы должны были изыскивать средства на социальные программы! В том числе переселенческую! И вот по осени я решился дать ему шанс. И первое, на чем стал настаивать Витте, это на сокращении и урегулировании государственных расходов. Впрочем, насколько я помню, тема сокращения расходов была одной из любимых мозолей, кои любил оттаптывать министр финансов своим государям. Кому не хочется тратить меньше, а зарабатывать как можно больше? И пока минфин не добрался до армии и флота всё было чинно и благородно. Например, сокращение бюрократического аппарата. Потом урезание расходов на царствующую фамилию. Причем очень и очень существенное. И вот Витте добрался до неприкосновенного: моей армии и флота! Армию резать не дам! А флот я сам уже ужал в финансировании до невозможности — пора бы начинать и давать им роздыху! В январе сего года была проведена ревизия корабельного состава флота, по которой из него были списаны совсем уж старые развалюхи, большинство из которых были переделанными под паровые машины парусными судами. Еще больше меня настораживали наши первые корабли броненосной эпохи, особенно местного производства. Но при этом оставалось большое число морских офицеров, которым просто не было на чем служить! А чтобы получать чины, необходим был плавательный ценз. Вот с этого я и думал начать: убрать этот ценз к чертовой матери! Но! Вопрос действительно стоит очень остро: кораблей тупо не хватает на всех! Мне что, адмиралов на миноносцы ставить прикажете? Так не пойдут! Следующее урезание — это армию, которую никак мой дорогой бывший секретарь не хочет видеть более миллионной, вообще предлагает сократить до восьмисот тысяч! А про перевооружение вообще не ему говорить надо, а ангелам господним, ибо денег нет! Дело в том, что выкупленные у Гинцбургов Ленские золотые прииски начали давать государству дополнительные объемы золота. Но их пока что я никому трогать не разрешал. Как удалось прижать эту жадную и прижимистую семейку? Они оказались в той когорте еврейских банкиров и предпринимателей, которые решили, что компромисс с государством и монархом им ни к чему. И так у них всё хорошо. А если будет какая проверка — их деньги всё порешают. Ибо нет таких комиссаров, кои не покупаются с потрохами, нужно только найти кому чего предложить. Гораций, сын Евзеля Гавриловича Гинзбурга, был человеком заносчивым и весьма жадным. Результат проверок состояния дел на Ленских приисках показал такое состояние эксплуатации рабочих, что только чудом там не вспыхнул бунт намного ранее, чем в двенадцатом году ТОЙ исторической реальности. Только отмороженная охрана и система подкупа местных властей позволяла держаться этому делу, доля же государства была настолько незначительна, да еще и происходила постоянная «утечка», то бишь, подделка отчетности, так что золото сие уходило куда угодно мимо казны государства. На Лену пожаловали ребята Воронцова-Дашкова, взявшие прииски под свой контроль. Охреневшая охрана семейки Гинцбург попыталась ответить налетом, мол, тут один прокурор — медведь. Но медведи оказались на цепи у нашей ЧВК, а захваченные пленные дали показания, после чего Гораций, не успевший выехать из России, загремел за решетку. Каких-то две недели и психика банкира не выдержала — повесился в камере. А его наследники решили, что чуть-чуть помочь господам эсерам материально — ерунда дело. Помогли! Это тоже было зафиксировано, как и два неудачных покушения: одно на меня, второе на цесаревича, осуществленные на эти средства. И если Давид, старший сын Горация, бывший не при делах, отделался легким испугом, то Александр подавился сливовой косточкой, ибо не надо метать деньги всяким свиньям! А бывший в курсе всех дел Альфред сел, причем надолго. А впереди намечалась большая финансовая реформа. Я все-таки решился преобразовать банковскую систему изменив саму суть кредита. Теперь предполагалось, что кредитованием будет заниматься только Государственный банк России, но никаких денежных кредитов не будет. Что-то типа «христианского» или «мусульманского» кредитования. Это когда предприниматель выдает бизнес-план, банк этот план одобряет и создает бизнес, который контролируется так же представителем банка, при этом не за процент, а за долю от дела. Теперь никаких санаций частных банков, их риски — это их риски, храните деньги в сберегательной кассе, а если храните черт знает у кого, то риски тоже ваши. Следующим шагом в реформе стал переход к безвалютным внешнеторговым операциям, при полном контроле государства. По сути, министерство финансов создавало для товаров России различные курсы (если пересчитывать потом в золотой эквивалент), и для каждого государства-партнера существовал свой курс. Это делалось для того, чтобы уйти от влияния тех же Ротшильдов, монополизировавших торговлю золотом. Те же Гинцбурги были с ними тесно связаны. Так что удар по семейке краснощитовых банкиров был ощутимый. Интересно, что Витте мой курс на реформирование государственной финансовой системы одобрил и стал ее системным проводником. Даже не ожидал от него такого, впрочем, он как никто другой понял, насколько интересные механизмы манипулирования финансами оказались в его руках! И вот его первый серьезный бой государю! Первое противостояние. К которому Сергей Юлиевич серьезно подготовился! И начал он с самой больной мозоли! Со строительства Транссибирской магистрали! Дело в том, что было принято решение строительства магистрали по несколько другому пути. До Красноярска трасса ничем не отличалась от той, что была принята в ТОЙ реальности, разве что сразу строилась о двух колеях. А от Красноярска строились две однопутки: верхняя трасса через Братский Острог, Верхне Ангарскую до Покровской, нижняя же через Иркутск, Читу и Сретенск на ту же Покровскую. Оттуда две колеи на Благовещенск, Хабаровск и Владивосток. Нижняя часть включала в себя и Кругобайкальскую дорогу, один из самых сложных участков, не считая мостов, особенно через Зею и Амур. Хорошо, что пороховой комитет сумел наладить производство тринитротолуола в достаточном для проведения взрывных работ количестве! Опять же, никаких отнорков от дороги в Маньчжурию, Китай или Корею не предполагалось. А вот перспектива строительства дорог Верхнеудинская — Кяхта — Урга — Пекин и Благовещенск — Харбин — Мукден — Пекин мы имели в перспективе, в зависимости от того, как карта политическая ляжет. Так вот, строительство Транссиба планировалось завершить в девяносто второму году. Но уже сейчас стало ясно, что заложенных на строительство средств не хватит, и не по причине воровства, а просто потому, что сложность строительства не была оценена окончательно. Мы закладывали двенадцатипроцентный резервный люфт, но он будет съеден, а понадобиться увеличение финансирования проекта, как минимум, на тридцать процентов. И где взять недостающие восемнадцать? Так, чтобы еще и инфляцию не разогнать? Вот тут Витте и стал давить на сокращение расходов на армию и флот. Дудки ему! Неужели он не понимает, что окончание строительства станет сигналом к началу войны с Японией? Не потому, что на островах засели заклятые милитаристы, хотя общество страны восходящего Солнца весьма воинственно, самурайская культура и все такое прочее… Главное в том, что такое резкое усиление в регионе России станет костью поперек горла англичанам и американцам. Вот тут потомки англосаксов и начнут свой антироссийский проект! А сможем ли мы их переиграть в тайной войне, не допустив милитаризации Японии, это еще как карта ляжет? В общем, слишком серьезные риски! — Государь! Необходимость сокращения государственных расходов встала перед правительством самым насущным вопросом. Мы закладываем основу промышленного скачка, развиваем сеть железных дорог, но, если не изыскать средства, то империю необходимо будет объявлять банкротом! — Какие статьи расходов вы считаете сократить возможными? — Расходы на царскую семью сокращены до минимума, расходы на государственный аппарат имеют некоторый потенциал сокращения, до десяти процентов приблизительно, но это выльется в ухудшение качества его работы. — Вы хотите сказать, что меньшим числом чиновников можно попытаться обойтись, но уже в ущерб делу? — А если просто сократить им жалование, то неизбежно возрастет взяточничество. — подхватил Витте. — Сергей Юлиевич, как будто у нас сейчас не берут? Берут и брать будут. Конечно, мы стали намного серьезнее бороться с этим уродливым явлением, но до победы нам еще ой как далеко… — Социальные программы: всеобщее начальное образование пока еще идет за счет церкви, но при переходе в девяностом году к начальной общеобразовательной школе в три класса необходимы будут гигантские вложения, даже если переложить часть из них на земства. — Ваше предложение? — Отложить этот переход до девяносто пятого года, постепенно вкладывая в строительство школ, набор персонала и учебных пособий. — Что еще? — Предлагаю со следующего года отменить программы бесплатного обучения по некоторым специальностям. Тех же учителей пока что понадобиться меньше, да и такого количества инженерных кадров… Считаю, что предприятия могут позволить оплату своих специалистов. Ввести нечто вроде гаранта от предприятия: они делают заказ и оплачивают обучение специалиста. Который будет на их предприятии работать. Исключение делать только для наших научных и исследовательских центров, наукоградов, как вы изволили их назвать, Михаил Николаевич. Для сих кадров создать систему отбора самых талантливых студентов, кои будут получать именные стипендии и гарантированное рабочее место по окончании учебы. — В вашем предложении, Сергей Юлиевич, есть рациональное зерно: государственный заказ на специалистов оплачивает государство, коммерческий заказ идет за счет коммерсантов. Что еще? — Непомерно раздутый военный бюджет! Государь! Армия и флот вытягивают из страны слишком много средств, при этом если посмотреть на экономические результаты наших побед, то они просто катастрофические! Турецкая война, участником коей вы были так и не принесла России открытые проливы и свободу средиземноморской торговли. Война со Швецией только лишь дыра в бюджете. Мы получили влияние в бедной аграрной стране, которая имеет богатые запасы железных руд, но для нас их развитие имеет ли смысл? Единственно ценным приобретением стал результат войны с Персией, мы получили неограниченный выход на рынки этой страны, но у нас нет достаточно товаров, чтобы их насытить! — Сергей Юлиевич! Неужели открытие такого серьезного рынка, как персидский недостаточно для того, чтобы частный бизнес в России оживился? — Но этот рост пока еще слишком мал! Государь, дело в том, что военные хотят не только увеличить армию, но и ее перевооружить! Сколько можно? Постоянное вливание средств в перевооружение, но каков в этом смысл? Я патриот своей страны и верноподданный Вашего Императорского Величества! И я помню ваши слова о том, чем обернулось затянувшееся перевооружение армии в Крымскую войну, но, возможно, имеет смысл из программ перевооружения выбрать те, которые крайне необходимы, а остальные продвигать по мере нашего экономического роста? Витте остановился, я видел, что этот спич дался ему тяжело. Он знает, как болезненно реагирую я на сокращение военных программ. Но решился. Рискнул. Молодец. — Особо бедственная ситуация с нашим флотом. Очень много морских офицеров, которые не имеют возможности выплавать необходимый ценз. А постоянно держать все корабли в боевой готовности просто нереально. Мы предлагаем программу вооруженного резерва, когда в постоянной боевой готовности будет примерно четверть экипажей на самых боеспособных судах. Экипажи будут сменными. Корабли будут ротироваться — каждые два года несущие службу уходить в резерв, а на их место ставать кораблям из консервации. Часть экипажей военных кораблей использовать на кораблях Доброфлота, дабы шел ценз… И еще, программа строительства ледокольного флота, для того же Владивостока мы закладываем четыре мощных ледокола. Зачем? Разве они смогут обеспечить круглогодичную работу порта? Конечно, когда вступит в работу Транссиб это станет актуальным, но ведь какие расходы! Нам необходим незамерзающий порт на Тихом океане. Может быть, имеет смысл договариваться об аренде того же Порта Лазарева? Но сейчас оставить для Владивостока только один ледокол и вот мы опять имеем экономию. Достраивать будем остальные по мере необходимости! Опять-таки убеждаюсь в том, что ограниченность взгляда финансиста на политику в том, что золото, финансы стоят во главе угла, не становятся инструментом достижения цели, а становятся самоцелью государственного существования! Ну что же. господин Витте, вы к этому разговору подготовились, я вижу. серьезно. Но и я к этому вопросу готовился, тоже ведь не рублем деланый! Поспорим! Пора засучить рукава!
Глава двадцать четвертая Очень Нижний Новгород
Моя бизнес-модель — группа Битлз. Четыре парня контролировали негативные проявления друг друга. Они уравновешивали друг друга, и общий итог оказался больше суммы отдельных частей. Вот как я смотрю на бизнес: крупные дела не делаются одним человеком, они совершаются командой.Нижний Новгород. 1 апреля 1886 года.Стив Джобс.
Алексей Васильевич Полковников
В Нижний я приехал в День Дурака. Я в курсе, что такого праздника не существует. В принципе не существует, у нас каждый день такой праздник! Но это я ерничаю. На самом деле… ладно, давайте мой рассказ приведем в порядочное состояние. Итак, семнадцатого марта я со своим верным помощником Валерианом Матвеевичем Даниловым отбыл из города Одессы в город Самару, воспользовавшись услугами железной дороги. Самолеты пока что не летают, так что самым надежным видом транспорта остается чугунка. Данилов встречал меня в купе и был весьма чем-то доволен. — Ну что у тебя, Матвеич? Давай, не тяни кота за хвост, выкладывай… — Дык вот, Алексей Васильевич, что получается, газетки читаю, вот, смотрите, какая незадача получается… — Ну давай, почитаю, что там за загадка такая, отчего я должен ее так внимательно читать? В общем, сообщила газета «Таймс», что напал на семейство Чемберленов какой-то странный мор. Потравились там все оне… Не только фабрикант и политик Джозеф (Чемберлен старший), но и его детки: молодой выпускник Тринити-колледжа (что в Кембридже) Джозеф Остин и совсем еще юный Невилл. Вот к чему приводит употребление горячительных напитков! Вроде бы ничего сверхнеобычного, это верно. Вот их домашние, в том числе дамы, они ведь тоже употребляли ту же пищу, разве что пили только легкое вино. Пишут, что полиция арестовала прислугу, готовившую обед. Только не там они искали, не там! Прочитав еще раз эту статью, окончательно убедил себя в том, что пить шотландский самогон — форменное самоубийство. Ну а то, что трио Чемберленов посещали изредка совместно один весьма элитный бордель, так про это в заметке ни слухом, ни духом. Не раскопали что ли? В общем, в их организмусы именно там попал яд. А то, что действует он не сразу и действие его резко усиливается крепким алкоголем, это уже нюанс номер два. Рецептуру я помню. Такая штука должна быть в запасе у каждого попаданца, это ведь вам не абы как! Полезная штука! На этом фоне совершенно неожиданной оказалась заметка о том, что так и не поступивший в Итон молодой Уинстон Леонард Спенсер Черчилль умер от воспаления легких! Клянусь, мы к этому никакого усилия не прикладывали. Мой человек. Конечно же, за молодым отпрыском влиятельной семейки Мальборов приглядывал, но к его безвременной кончине руку не приложил. И только в небольшом письме-отчете были интересные подробности, честно, удивительная штука история! Погубили Уинстона слухи о чудо-лекарстве, которое разработано в России и позволяет избавиться от пневмонии быстро и безболезненно. Увы, но это лекарство еще не прошло испытаний и попасть в Британию просто не могло! Убедился я в этом, когда узнал, что принимал молодой человек какие-то большие белые таблетки! Таблетки! Никакой антибиотик пока еще в балетках не выпускался от слова совсем! Скорее всего, обычные шарлатаны… но я бы этих умельцев (умельца) как-нибудь наградил! Вот только пользу они принесли России или вред? Время покажет! Если с Чемберленами все более-менее ясно: один был инициатором войны с бурами. Второй — последовательный русофоб и антисоветчик, а третий сумел развязать руки Гитлеру… в общем, всю ту семейку не жалко! А вот с Уинстоном не всё так однозначно! Впрочем, снявши голову о прическе не беспокоятся! Ладно, лондонскую бригаду надо отзывать сюда, оставив одного человека в виде «якоря» и контролёра. Отдых заслужили! В Саратов мы приехали как раз вовремя. Там я встречался с самим Отто Эдуардовичем Берингом. Надо сказать, что этот предприимчивый немец присмотрел себе ни много, ни мало, а Кайзеровские подвалы. Нет, никакого отношения к Вильгельму Первому эти «казематы» не имели. Ими владел купец самарский с простой и милой фамилией Кайзер. Дела у купца были не слишком, помещения сии находились в плачевном состоянии, так что вроде как ничего не мешало Отто Эдуардовичу приобрести этот пассив и выстроить свой заводик по производству паровых двигателей. Но тут вмешались некие мутные местные кадры, которым очень захотелось с прижимистого немца лишнюю копеечку скрутить. Даже умудрились ему угрожать. Герр Отто обратился к моей конторе за охранными услугами. И тут я решил, что надо бы сделать уважаемому Берингу предложение, широкое, как Берингов пролив. За сим и встречались. Местом встречи выбрали Коммерческий клуб, там такой вид на Волгу открывался! Закачаться можно! Сидевший за столиком солидный, упитанный немец средних лет производил весьма приятное впечатление. — Скажите, зачем вы мне нужны? — господин Беринг решил сразу же взять быка за рога, конечно же, после обязательных приветствий. — Хотите войти ко мне в долю? Только зачем? С этими мелкими проблемами я справлюсь и без вашей помощи! Вы свое за охрану моего тела получите и всё! Я и так теряю слишком много времени на вас, господин Полковников! — Отто Эдуардович, я в курсе, что строительство этого завода результат договоренностей Германского и Российского правительства касаемо компаунд-машин с тройным расширением пара. Так что да, вы сами решите все проблемы на месте, поддержка у вас есть, и приличная. Но вы же даже не выслушали мое предложение, а вдруг оно вас заинтересует? Откуда вам это известно? Я говорил с напором, достаточным, чтобы немного смутить оппонента, который был. Конечно же, человеком упорным и даже твердолобым, но не настолько, чтобы не выслушать предложение, которое может стать потенциально выгодным. — В пять минут уложитесь? — Абсолютно! Что вы скажете о газолиновых двигателях? — Ххха! Нашли чем меня удивить! Это интересно, перспективно, но не более того… Если ради этого вы… — Опять пальцем в небо, Отто Эдуардович! Не секрет, что нефть имеет несколько фракций: легкий и горючий керосин, который используют для освещения. Пока что не будем о нем. Есть еще две фракции: бензин и мазут. Мазут из них самая тяжелая и самая дешевая фракция. Так вот, у меня есть готовые двигатели и для мазута, и для бензина. Они имеют весьма серьезные перспективы. Экономичные, мощные — они дают совершенно иной КПД двигателя, паровой отдыхает! — В смысле? Чем они выгоднее? — Намного больше мощность при меньшем, и значительно, весе. — Хммм… Но это всё совершенно да… тащить нефть по Волге для этого…. Хмммм… Не представляю, в чем и где тут выгода. — Выгода? В том, что нефть есть и в Поволжье. Где? Я это знаю точно. И небольшой по протяженности нефтепровод приведет ее сюда, в Самару, так что вскоре по Волге начнут бегать корабли с совершенно другими двигателями. — Вы так уверены в этом? — Настолько, что могу вас заверить, как только мы начнем строить корабли с этими двигателями, как военные выстроятся в очередь за силовыми установками вашего «Сотрудника». — Почему? — Ну, сейчас приближение эскадры противника легко обнаружить по дыму, что поднимается до небес. Корабли на мазуте этого недостатка будут лишены! — Хмм…ххх… Вам известно даже как я собираюсь назвать свой завод? Вы весьма информированный тип, Алексей Васильевич! Но могу сказать вам, что никаких данных про обнаружение нефти в Поволжье нет! Если бы было что-то найдено, об этом стало бы всем известно… — Ну, скажем так, наука геологоразведка пока еще слишком неточная, даже не наука пока еще, а чистое гадание на кофейной гуще. А что по поводу того, что неизвестно, то я владею охранным предприятием. И свои секреты мы охранять умеем, можете мне поверить! Беринг задумался. А лёд-то тронулся… Вспомнил мое имя-отчество! Ну что же, пусть подумает! Говорят, что сие действие весьма полезно для здоровья! — Давайте так, Алексей Васильевич! Мне подумать надо, а вы пока подготовьте ваши предложения, но уже с цифрами, чтобы разговор стал более предметным, тогда и будем сие обсуждать. Скажем… — Извините, Отто Эдуардович! Прошу вас, это наш бизнес-план. Ознакомьтесь с ним, поговорите со своими юристами. Уверяю вас, это будет крайне интересный проект для нас обоих. Вот тут мой адрес. Сможете связаться в любое удобное для вас время. Если дела вынудят меня покинуть Саратов, мой доверенный человек назначит время встречи. На этой теплой ноте мы и расстались. Через неделю мы встретились снова и пришли к предварительному соглашению. И теперь юристы аккуратно оттачивали малейшие детали договора. Впрочем, у меня одни из лучших юристов. А что, могу себе это позволить! Ну, а потом была телеграмма от князя Юсупова. От патриарха, так сказать. И была в ней просьба выехать в Нижний Новгород, где встретиться с его человеком, который введет меня в курс проблемы. В Нижний, где у меня еще не было постоянного представительства, я ехал в сопровождении незаменимого Данилова, двух профессиональных (как для меня) охранников и «разъездного» юриста Серафима Самуиловича Шнеерсона. Выкрест. Свинину потребляет, особенно под водку. Знает все закорючки законов даже такие, о которых составители сиих положений не догадываются! Не ведаю почему, но мне показалось, что его присутствие будет необходимо. Слишком странная телеграмма пришла от князя. В Нижний отправились пароходом с набившим оскомину именем «Чайка». По Волге-матушке «Чайка» еле ползла, уныло шлепая колесами по темной речной воде. Накрапывал дождь, было пасмурно, холодновато, так что вынужден был согреваться изнутри, как и все мои сопровождающие, кроме Михаила и Павла, наших охранников. Они на работе ни-ни… Это заслуга Валериана Матвеевича! В общем, добрались медленно и скучно! Но, вот он и Нижний Новгород! Мы поселились в доходном доме на Рождественской улице. Встреча была назначена на второе число в Александровском саду. В назначенное время я был на условленном месте, Михаил крутился неподалеку. Опасности я не ощущал, но всё-таки тревога подспудно меня терзала. Опять-таки из-за слишком неопределенного послания от Юсупова. Через пять минут как я устроился на лавочке, ко мне подошел поверенный князя Михаил Михайлович Неклюдов. С этим не пожилым еще господином я уже не раз имел дело, но его появление в Нижнем было для меня полнейшей неожиданностью. Мы вежливо поприветствовали друг друга. — Алексей Васильевич! Как вы понимаете, меня сюда привели весьма важные обстоятельства. Сейчас происходит интересные дела вокруг акционерного общества «Сормово». — Михаил Михайлович, вы уверены, что нам по плечу пытаться как-то участвовать в разборках вокруг этого предприятия? — Нет, об этом речи быть не может! Вы абсолютно правы! Дело в том, что на предприятии сейчас строятся новые цеха, точнее, получается даже такой небольшой завод в заводе. При этом в нём есть весомая доля государственного участия. Впрочем, это не столь существенно. Для нас главное то, что есть решение о том, что охрана этих цехов или предприятия будет поручена частному агентству. Как вы понимаете, у вас есть некоторые шансы… Весьма серьезные шансы этот контракт получить. — Так, а где те подводные камни, ради которых вы оказались тут? — Контракт сей весьма выгоден, весьма! — Я понимаю, и долю князю…. — Да нет, в вашей честности и способности следовать букве договора никто не сомневается. Речь идет о репутационных приобретениях! Для вас это будет выход на новый уровень! Понимаете? — Отчего же, понимаю и выгоду, и сопутствующие риски! В беседе возникла пауза. Я понимал, что Неклюдов что-то не договаривает, но что именно? Пусть рассказывает сам, я ему задачу облегчать не намерен. — Так вот, чтобы получить сей контракт вам надо будетвстретиться с Воронцовым. — Наконец-то выдавил из себя поверенный. — А что тут такого во встрече с Владимиром Васильевичем? Или он уже пошел на повышение? Дайте догадаться, не коллежский советник, а бери повыше, статский? Или уже управляющий горным округом? Что такого во встрече с директором «Сормова»? Пока я так распинался, Михаил Михайлович смотрел на меня совершенно ошалевшими глазами. Даже слюну проглотил, так, что кадык, казалось, пробьет кожу и высочит наружу… — Извините, Алексей Васильевич, вынужден откланяться, вот, как раз и побеседуете, да… Я обернулся в ту сторону, куда только что посмотрел поверенный. По аллее парка шел чуть выше среднего роста грузный мужчина в штатском платье. Впрочем, военная выправка никуда не делась, а властный взгляд и уверенная поступь сильного человека говорили сами за себя. На круглом лице выделялись щегольские усы, я бы даже сказал, что усищи! Хохма, однако. И все из-за господина поверенного. Воронцов-то не тот! Ко мне шел сам граф Воронцов-Дашков собственной персоной! И зачем я ему понадобился? Что я за птица и какого полета, что мной заинтересовалась особа, приближенная к императору? — Господин Полковников? — поинтересовался граф, подойдя ко мне почти что вплотную. Я конечно же, при его приближении встал, впрочем, сохраняя достоинство, вежливо поклонился. — К вашим услугам, Ваше Сиятельство! — Вы узнали меня, тем лучше. Я человек военный, а потому буду краток. Меня заинтересовала работа вашего охранного предприятия. А теперь еще и возник повод познакомиться с вами поближе. — Чем же я привлек внимание Вашего Сиятельства? Граф посмотрел на меня немного лениво, даже небрежно, но это была маска, игра, я понимаю, что ты понимаешь и т. д., и т. п. — Эффективностью ваших методов работы. При не самом большом кадровом составе вы решаете множество разных вопросов. Почти всегда успешно. — Ну, это лучше видно со стороны, но какая-то часть правды в ваших словах имеется. — Хм… А еще какие-то странности происходят в семействе Полковниковых. У вас нет желания встретиться с вашим братом? — Ни малейшего. — Отчего же? — А разве Пётр Васильевич не поведал вам, как и почему мы расстались? Тут я пошел на блеф. Скорее всего, Воронцов-Дашков что-то пытался раскопать, но пропал Алексей давно, очень давно. Очная ставка? Сомнительное удовольствие. Еврейский заход с ответом вопросом на вопрос, а что еще делать? Мне показалось, что граф просто пытается показать мне, что имеет возможность покопаться в грязном белье. Это, конечно же, весьма нежелательно, но тут же возникает вопрос: а что он от меня хочет на самом-то деле? — Хорошо, пусть ваши семейные тайны останутся тайнами. Поставлю вам вопрос прямо, чтобы не было никаких недоразумений. Я хочу, чтобы ваше предприятие стало частью моей организации. Я чуть было не ляпнул в ответ «какой?», но тут же одернул себя, конечно же ЧВК, ибо о «Священной дружине» я знать не мог, и так в такую организацию не вербуют! — Могу я узнать причины этого весьма лестного предложения? — говорю без грамма иронии, иначе могу доиграться. — У меня серьезный дефицит кадров. Решение о режиме нового предприятия принято, но у меня просто не хватает подготовленных людей. Вы идете под мою руку, получаете этот контракт. Секретность самого высшего уровня. Обеспечиваете его, я обеспечиваю ваш рост и самые выгодные контракты. Это будет взаимовыгодное сотрудничество. — Понимаю, и я, и вы черпаем кадры из одного источника и примерно одного типа. — И это тоже говорит в пользу принятия моего предложения. — Мне нужно дать ответ немедленно? — У вас есть пять минут для размышления. — милостиво соглашается собеседник. — Увы, я не имею морального права заставлять Ваше Сиятельство ждать столь долго. Я вынужден вам отказать. Воронцов смотрит на меня очень удивленно. Он был уверен, что такими предложениями не разбрасываются, от них не отказываются, а тут вот оно как! — Вы надеетесь на покровительство Юсуповых? Но если я попрошу, то… — Ваше Сиятельство, я прошу вас выслушать мои аргументы и тогда решить, казнить или миловать. — Две минуты! — Ваше Сиятельство! Мое предприятие слишком незначительно, чтобы стать каким-то весомым аргументом в ваших руках. Сейчас вы решаете локальную задачу, возникшую из-за проблем с темпом роста. Даже получив сей заказ мое предприятие остановится и не будет прогрессировать, а сие означает, что мои амбиции, а они у меня есть, так и будут не реализованы. Чтобы окрепнуть и стать на ноги так, чтобы я действительно представлял для вас интерес, мне необходимы три-четыре года. Кроме того, у меня не проверены все протоколы, есть идеи и задумки, которые еще разрабатывать и внедрять. — И ради этого вы готовы отказаться и от моего покровительства, и от благосклонности Юсуповых, и от этого выгодного контракта? — Готов! В таком случае мне для развития понадобиться не четыре года, а шесть или семь, но своего я добьюсь! — А если я сделаю так. что вы не сможете продолжать свою работу здесь, в России? — Ваше Сиятельство! Вы сами сказали ключевое слово «здесь». Я уеду и начну дело в другой стране. Будет жаль, но как-то справлюсь. — А того, что я просто обижусь и вы исчезнете тоже не боитесь? — сказал так спокойно, ровно, намекая, что меня ему как клопа раздавить, трудов не составит. — Опасаюсь, Ваше Сиятельство! Не без того, опасаюсь. Но резона делать у вас этого нет. Да и не так просто меня тут достать. С вами всего двое, так что бодигардов у нас поровну. Да и сам я чего-то стою… Вижу, что граф немного озадачен. Один-то человек шел за ним почти не таясь, а вот то, что я вычислю человечка, который тут пасся заранее стало для Воронцова-Дашкова сюрпризом. Это он что, думал, что если его агент — барышня, так я ее не расшифрую? Не с моим-то опытом! — Интересно! А скажите, разве вы не патриот своего государства? — Почему же, я могу доказать сие вам, Ваше Сиятельство. — Каким образом? — заинтересовался граф. — Я могу обучить ваших людей. Скажем так, пять инструкторов пройдут обучение с моими людьми, после чего получат методические разработки и протоколы, которые мы используем. Они станут обучать уже ваш персонал охране так, как это следует делать. — А почему только пять? — Больше не смогу, вы пришлете полтора десятка, я отберу тех, кто для этого дела подойдет. Пятерку… — Хм… — А охрану Государя сможете выучить вашим приемам и протоколам? — Я обучу инструкторов, он же будут учить охранников Его Величества. Готовить телохранителей должны люди государя, и никак иначе. Иной вариант — это ослабление защиты, нарушение основного протокола безопасности. — Вот как? Граф удивленно поднял брови вверх, задумался, потом неожиданно протянул мне руку и сказал: — Этот контракт ваш, Алексей Васильевич! И ровно через три года я жду вас, продолжим этот разговор. А людей к вам я направлю. Можете не сомневаться…Глава двадцать пятая Румынская рапсодия
Для меня любой социал-демократ — враг империи и отечества.Берлин. 29 мая 1888 года.Вильгельм II Гогенцоллерн.
ЕИВ Михаил Николаевич
Еще никогда мы настолько реально не подходили к началу мировой войны, как осенью 1888 года. Извините, что забегаю вперед, но… в общем, 20 мая умер кронпринц Фридрих Вильгельм Николаус Карл Прусский, 24 мая сего же года, не выдержав известия о кончине сына, ушел из жизни и Вильгельм I, король Пруссии и первый император Германии. На престол взошел молодой Фридрих Вильгельм Виктор Альберт Прусский, он же Вильгельм II. 29 мая в Берлине прощались сразу с двумя Гогенцоллерами. На это траурное торжественное мероприятие собрались монархи всей Европы, по сути своей — одна семья. Связанные родственными узами государи, тем не менее, не скрывали взаимной неприязни, хотя на людях вели себя подчеркнуто вежливо, соблюдая этикет и дипломатические протоколы. После персидских дел моя страна получила передышку. Самым сложным для меня стал крестьянский вопрос, который так и не удавалось окончательно решить. Чтобы как-то снизить его остроту, удалось ввести переселенческую программу, которая реализовывалась по тем губерниям, где проходил неурожай. Оттуда отселялись семьи за Урал. С 1884 года мы начали программу освоения целинных земель казахских степей. И начали с высадки деревьев — зеленые насаждения должны предотвратить эрозию почв, которая станет неизбежной, когда эти земли распашут. Сюда был направлен небольшой поток переселенцев — пока только самое необходимое количество рабочих рук, которые должны были подготовить целину к работе. Это не понравилось кочевникам, для которых степные просторы — единственная возможность пасти скот и выживать. Начались нападения на поселения русских крестьян, поджоги и уничтожения высаженных лесополос. Пришлось вмешаться армии. Переселенцам теперь присваивался статус казаков, они получали не новое, но вполне пригодное кбою оружие, проходили краткие курсы по владению им. Конечно, сравниться с потомственными казаками они не могли, но хоть как-то защитить себя! Пришлось армии вмешаться. Часть номадов согласились осесть, с другими племенами оговорили границы русских поселений, и их владений, а непримиримые были частью перебиты, а частью откочевали ближе к китайской границе. Но спокойствия там не наблюдалось. Было неспокойно и в других частях государства Российского. При расселении непримиримых финских патриотов во глубины сибирских руд какое-то довольно значительное их количество оказалось на Чукотке. Пользуясь слабым контролем властей, они не рассеялись малыми группами, а объединились в несколько довольно крупных (по местным меркам) поселений. И не придумали ничего лучше, как наехать на чукчей, потребовав с них дань. Чукчи и русскому императору платили ясак весьма условный, он имел вид обмена шкурок пушного зверя на необходимые местным товары. В общем. вспыхнула небольшая такая финско-чукчанская война. Горячих финских парней и не только вырезали поголовно. Вроде только молодых женщин забрали себе в стойбища. Меня это не удивило, как историк я знал, что чукчи народ воинственный, охотники отменные, в обиду себя не дадут. Так и получилось. А вот местное начальство со своих постов слетело. Ибо нефиг расслабляться, даже на краю земель Российской империи! Абрамовича у меня нет, губернатором там ставить некого, ибо никто из абрамовичей туда поехать губернаторствовать не согласиться, мол, черта оседлости и все такое прочее… а нету черты оседлости… по закону, а в головах у людей еще она есть! Не все можно указом решить! Указать-то можно, а вот изменить… Ладно, к нашим делам европейским вернемся. Похороны и все такое прошли согласно протоколу. В ЭТОЙ ветке истории Вильгельм № 1 протянул чуть подольше, а его сынок чуть поменьше. Конечно же, мне жаль было потерять такого ценного союзника, как старый германский император, но от смерти никуда не деться. Теперь многое решала личность второго кайзера Вильгельма. Очень сложный молодой человек. Но до того, как встретиться с ним, у меня прошли краткие беседы с королем Британии и императором Австро-Венгрии. С Эдуардом VII мы говорили довольно доброжелательно. Хотя англичанка и экзистенциальный враг Российской империи, но они пока что удовлетворились нашими гарантиями неприкосновенности их индийских владений, а сами готовились прибрать к рукам золото Трансвааля. Очень уж старый пройдоха Роддс там разошелся. Впрочем, мы тоже готовились к этой войне, хотели преподнести британке парочку сюрпризов. Намного сложнее был разговор с Францем-Иосифом. Какая жалость, что Николай помог ему с венгерскими делами! Останься Австрия без Венгрии было бы намного легче жить России! А пока что, проглотив Боснию, Герцоговину, Хорватию и Черногорию, австрийский император жаждал решения сербского вопроса. Путь решения — ликвидация сербской государственности и присоединения к себе этих земель. Папаша! Ты удержи в руках то, что имеешь! Ан нет, старикана тянет на новые приобретения. Пришлось подтвердить твердость наших позиций по сербскому вопросу. Расстались недовольные друг другом. Ничего не изменилось! А вот первая встреча с Вильгельмом II мне, кажется, удалась. Молодой, энергичный, он производил весьма приятное впечатление. Этот парень прошел весьма сложный жизненный путь, страдая от болезней и физических недостатков, он смог выковать жесткий и решительный характер. Может быть, ему не хватало дипломатической выдержки деда, а любовь к военному дела заставляла слишком уверовать в войну как метод решения кризисных вопросов, но тем не менее, дураком он не был. И позиция по отношению к России оставалась прежней — благожелательный нейтралитет и тесное экономическое сотрудничество. Конечно, в его понимании, России отводилась роль сырьевого придатка германской экономики, но тут уже я гнул свою линию: сырье в обмен на промышленную независимость и развитие моей империи! В Москву я возвращался вместе с братом Костей. Константин I Болгарский за время своего царствования сделал очень много для того, чтобы отсталая аграрная страна, не имеющая богатых природных ископаемых ресурсов, начала двигаться к прогрессу. В ТОЙ реальности Болгария начала уходить из-под русского влияния по вине наших же «менеджеров». Зерноторговцы Юга России считали болгар своими конкурентами и стремились ограничить их торговлю зерном и продуктами сельского хозяйства. Но та же Германия и Австро-Венгрия были заинтересованы в поставках продовольствия, нашли общий язык с местной элитой, ну а дальше чему удивляться? Во всех конфликтах элита Болгарии была в противниках России! Но в этом была виновата недальновидная политика царских чиновников! В ЭТОЙ реальности в Болгарии дулами управлял Лорис-Меликов. Не только неплохой военачальник, но и весьма опытный и умелый администратор. Плюс государственная монополия на торговлю зерном в России, что убрало коррупционный фактор, давивший на наших чинуш в Болгарии. Плюс репутация Константина как человека прогрессивного и либерального. В общем, он оказался на своем месте. И весьма неплохо управлял вверенным ему государством.* * *
Бухарест. 11 февраля 1889 года.Я прибыл в Бухарест из Констанцы, где меня встречал брат Костя. Причина приезда была более чем важна: раздел Румынии, как-никак. А началось все с рокового мая 1888 года, Кароль I, румынский господарь или доминатор, в общем, монарх этого странного объединения Молдавии и Валахии 31 мая был застрелен в поезде террористом-одиночкой Славой Петковым. Слава был родом из Добруджи, а убийство совершил из мести за зверства румынской армии при захвате этого куска Болгарии. Ну, что-что, а сраться между собой балканские горячие парни всегда умели и делали это в охотку и весьма виртуозно. И совершенно внезапно боярская дума, простите, парламент Румынии избирает на престол не одного из Гогенцоллеров, как могло бы быть в МОЕЙ ветке истории, а к рулю страны встает молодой еще Франц Фердинанд. Тот самый эрцгерцог Австрийский, из-за убийства которого началась Первая мировая война! Наверное, ему на роду было написано стать причиной военного конфликта в Европе. В общем, с его приходом к власти на Балканах снова полыхнуло! В общем, прикатив в Букурешти, Ферди не сделал ничего умнее, чем объявил войну Болгарии, дабы покарать убийц своего предшественника. Сделано было в добрых традициях провокации мировой бойни: Болгарии вкатили совершенно неприемлемый ультиматум, а после негативного ответа на него сразу начали проводить мобилизацию. У меня не оставалось даже тени сомнений в том, кто стоял за убийством короля Кароля: человек, симпатизирующий России, не мог бы начать войну против государства под управлением Романова. На его место стает русофоб, за плечами которого блестят австрийские штыки. В Трансильвании сосредотачивается цвет австро-венгерской армии. Россия вступается за Болгарию. Австро-Венгрия за Румынию. Германия должна поддержать своего союзника, дело в шляпе! К антироссийской коалиции присоединяются Турция, Англия и Франция и все вместе загоняют русского медведя обратно в берлогу! 28 июня русский посол в Вене получил ноту австрийского правительства, о том, что объявление мобилизации в России станет поводом для войны с Австро-Венгрией! 1 июля румынские войска перешли границу Болгарии… И под Рущуком и Никополем огребли по полной программе. Костенька не зря реформы проводил. Болгарская армия была небольшой, но достаточно боеспособной, а мобилизацию болгары проводили более чем умело. Единственный успех был на самом западе, где румынская армия с тяжелыми боями продвинулась до Буйницы, где и встала, понеся значительные потери. Неожиданно для австрийцев, 5 июля мобилизацию объявила Сербия. А вот Россия мобилизацию не объявляла: как только я узнал про смерть Кароля I, в Бессарабия и под Одессу были переброшен почти полностью корпус нового строя, отличительной частью которого было использование для передвижения грузовиков на газолиновых двигателях. И их было много! Фактически, в его составе были две механизированные и одна кавалерийская бригады, что придавало ударному кулаку корпуса серьезную подвижность! На нашей стороне было и то, что мы успели построить в Бессарабии железные дороги. 4 августа в боевые действия вступила Россия. Без объявления мобилизации! Операцией командовал, конечно же, Белый генерал, Скобелев. Он сразу же понял идею блицкрига. И первая в мире моторизованная бригада форсированным броском захватила Фокшаны. После этого войну можно было считать сделанной! Место тут такое: горловина в горах, что-то вроде румынских Фермопил. Там можно задержать самую большую армию не слишком великими силами. Ну а после этого удара, да еще и со стороны России, где у Румынии находились только начавшие обучение полки резервистов, оказывать сопротивление было некому! Все боеспособные части румын безнадежно застряли на болгарской границе. Вторая механизированная бригада броском достигла… нет, не Бухареста, сдался мне тот Бухарест, а Плоешти! Остановилась русская армия только на подступах к Кронланду, на самой границе с Австро-Венгерской империей. А тут и сербская армия нанесла свой удар… Ну и австрияки перешли границу, нет-нет, они не собирались спасать союзника, они шли как шакалы и гиены — попировать на чужих костях. Падальщики пытались подобрать хоть какие-то куски от быстро распадающегося государства. Почему эта долбанная двуединая монархия не вступила в войну с Россией? Кишка была у них слаба? Не совсем! Просто мы впервые в этих европейских разборках оказались не в одиночку против всей Европы. 15 июля Греция нанесла удар по Турции. Конечно, не слишком успешно, но Турция из будущего альянса на какое-то время выпала. Греки получили на орехи, но все-таки пару островов у османов отжали. К сожалению, ничего более существенного. Но самым главным оказался рык из Берлина. Молодой кайзер без всякой дипломатичности заявил, что если старый Франц-Иосиф втянется в войну противу Болгарии и России, то Пруссия разорвет союзный договор и ее войска войдут, наконец-то в Вену, а то после Садовой Бисмарк постеснялся Вену брать, но он уже в отставке, а я миндальничать не буду. Почему? А нефиг было Гогенцоллера убивать! И мы точно установили, что за этим делом стоит лейтенант австрийской разведки, уроженец Лемберга, Альфред Редль. Вот австрияки и сдулись… Конференция в Бухаресте должна была подвести итоги этого не слишком затянувшегося конфликта. В принципе, все стало ясно еще осенью, когда войска окончательно закончили свое движение. Но очень много времени заняла подготовка к этому форуму. Уж очень хотели в этом деле поучаствовать Франция и Британия. Но тут Германия опять — таки заявила, что она в это дело не вмешивается и другим не позволит. В общем, племянник Вилли стал вести себя весьма активно, я бы сказал до неприличия активно. А чего ему стесняться-то? После его речи в рейхстаге, где он прямо заявил об имперских амбициях Германии и милитаризации страны. От его речей несло штыками и порохом. Но именно эта воинственность не дала локальному Балканскому конфликту перейти в европейский или мировой. Не готовые к войне лимонники и лягушатники на время притихли. А еще… в Японии начался второй этап революция Мэйдзи. Случившееся десять лет назад восстание самураев, и последовавшая за ней гражданская война притормозила реформы в Ниппон, но теперь все пошло в очень быстром темпе. И для России ничего хорошего в этом пока что не было! Но покамест мы собрались, чтобы решить проблему бывшей Румынии. Оставлять на карте это государство-недоразумение никто не собирался. Самый большой аппетит разгорелся у Австро-Венгрии. Да, не воевали, но мы тут самый большой бычок-производитель, нам телок, и побольше! Или всю Валахию, или всю Молдову, или все вместе, ну это я уже от себя добавил! Проблема России в том, что у нее были министры иностранных дел (канцлер если что), которые защищали британские интересы, французские интересы, австрийские интересы, даже вроде прусские интересы, но вот защищающих чисто российские — таких не было от слова совсем! Посему придется все снова брать всё в свои руки. Из-за того, что формат конференции станет наивысшим, подготовка и затянулась. Лев Павлович Урусов, бывший в то время послом в Румынии, отозванный в начале конфликта в Санкт-Петербург, был долгое время главой подготовительной делегации, но продвигаться дело стало только тогда, когда во главе ведомства стал славянофил и русский патриот действительный тайный советник Евгений Петрович Новиков. Именно его усилиями удалось сдвинуть дело с мертвой точки. По итогам конференции, в которой приняли участие монархи Сербии, Болгарии, России и Австро-Венгрии, Румыния, как государство объединенных княжеств Валахии и Молдавии перестало существовать. Россия получила побережье Черного моря до Констанцы (включительно), южнее порта побережье досталось Болгарии. Район Плоешти, до линии Самара-Кронштадт, часть Молдовы — ниже линии Паланка-Бырлад. Сербия отхватила часть Валахии Северин-Крайова-Виддин. Территория Валахии ниже линии Крайова-Костешты (в том числе Букурешти) достались Болгарии. Остальной кусок Валахии сумела отстоять себе Австро-Венгрия. А вот с Молдовой у нее облом получился: княжество Молдавия мы сохранили, вот только править там стал сын первого господаря Румынии, изгнанного боярами после заговора и мятежа, Александр Александрович Иоан Куза. Он получил поддержку не только народа, помнившего доброго монарха, Александра I, но и мою, в том числе наших российских спецслужб. Действовал молодой правитель решительно, вырезав в ходе непродолжительного террора все самые влиятельные боярские роды Молдавского княжества. Чудом оставшиеся в живых присмирели. Народ смотрел на это с одобрением. Так что мы получили бедное аграрное государство с дружественной политикой в качестве прокладки между нами и враждебной Австро-Венгрией. А в том, что Константин сумеет и с полученной частью Валахии, где жило достаточно много этнических болгар, справиться — я не сомневался!
Часть семнадцатая На взлете
Это не они взлетают, а я падаю.Франц Кафка.
Глава двадцать шестая Смольный машкерад
Я уже люблю в вас вашу красоту, но я начинаю только любить в вас то, что вечно и всегда драгоценно, — ваше сердце, вашу душу. Красоту можно узнать и полюбить в час и разлюбить так же скоро, но душу надо узнать.Толстой Л. Н. — Арсеньевой В. В., 2 ноября 1856 г. Москва.
В. кн. Александр Михайлович (Сандро)
Наконец — то, я дома и можно немного посидеть в одиночестве и обдумать одну, очень важную, мысль. Сняв на входе шинель и кинув её на протянутые руки лакея направился в свои апартаменты. Слава Богу, что мои лучшие друзья Крылов и Менделеев, после общего посещения Манежа и опустошения по несколько пачек патронов на каждого, взяли курс к своим симпатиям. Ибо сегодня, побыть в роли мишени пришлось и мне, грешному. Нет, никто и не думал стрелять в Великого Князя, но приятельские подколки сыпались на меня в темпе огня митральезы. Предупредив горничную о том, что подавать на стол можно будет через час, я, заперев дверь плюхнулся в кресло возле камина. Очень кстати оказалась под рукой гитара, и я принялся меланхолически перебирать её струны. Как вдруг непроизвольно, бессвязные аккорды сплелись в мелодию, а язык озвучил перифраз строчки известной в будущем песни: «Сандро наш кажется влюбился, шептались фрейлины в саду…». Что называется, ПРИЕХАЛИ, ваш покорный слуга втюрился, что называется по уши. И самое удивительное, что это чувство покорило одновременно и моё юное тело, и его старческую душу. Но, изложим события в их хронлогическом порядке. Кто же мог знать, что тривиальные уроки светского пения, кои входили в число обязательных дисциплин для гардемаринов, приведут к столь значительным последствиям. Поприсутствовав несколько раз на сих мероприятиях, я осознал две вещи: во-первых, этот стон у них песней зовётся, а во-вторых — что за репертуар у них? Надо что-нибудь массовое петь, современное. Ещё в детстве образца сороковых годов ХХ века, моя маменька с маниакальным упорством занималось издевательством надо мной, что официально именовалось обучением игры на пианино. А уже в более зрелом возрасте, сопровождая студентов в выездах на картошку пристрастился к гитаре. Да и сам Сандро, как и все Романовы умел пользоваться не только белым и огнестрельным оружием, но и музыкальными инструментами. Посему мне пришлось выбирать между двумя возможными вариантами действий: продолжать терпеть зверства педагогов или пойти по проторенной дорожке классических попаданцев и заняться прогрессорством в сфере песенного репертуара, сиречь плагиаторством. Пришлось напрячь модифицированные серые клеточки мозга и заполнить несколько тетрадок аккуратным каллиграфическим почерком текстами шлягеров, прозвучавшими с кино и телеэкранов. Среди ограбленных, для начала оказались Юрий Ряшенцев, Владимир Высоцкий и Эдуард Успенский. Естественно, что и Крылов и Менделеев были вовлечены в сей заговор и после нескольких репетиций у меня во дворце, мы подготовились к бою. Кстати, я решил убить сразу двух зайцев и одновременно с песнями из будущего ознакомил своих друзей с современной для себя орфографией. Нужно отметить, что после некоторого недоумения они прониклись идеей реформы алфавита. И вот, во вторник, на уроке музыки, который следовал после строевой подготовки, когда уставшие гардемарины блаженно вытянули натруженные ноги под партами и мечтали лишь о тишине и покое, господин Петров весьма опрометчиво предложил обучающимся исполнить любую светскую песню по их выбору. К его удивлению, желающих оказалось сразу трое. Я занял позицию за клавишами рояля, а мои друзья разместились по флангам оного. Первые же звуки несколько непривычной для слуха присутствующих музыки заставили всех встрепенуться, а маэстро Петров просто застыл, внимая и непроизвольно отбивая рукой такт по столу. После того, как в первый раз прозвучал припев, все начали подпевать, вначале про себя, а затем всё громче и громче. К концу исполнения слова «Не вешать нос, гардемарины! Дурна ли жизнь, иль хороша. Едины парус и душа, едины парус и душа, судьба и Родина едины!» сотрясали стены и потолок залы. Отменная акустика и хор из несколько десятков молодых мужских голосов привели к тому, что эту песню услышали на нескольких этажах здания корпуса. И стоило ей лишь прерваться, как в аудиторию вошел начальник морского корпуса контр-адмирал Епанчин, который уже несколько минут стоял за дверью. В одно мгновенье все гардемарины вскочили и вытянулись в струнку. — Вольно, господа гардемарины, — произнёс Епанчин, — присаживайтесь, — и задал вопрос преподавателю музыки и пения: — А скажите мне, уважаемый Виктор Владиславович, что это за песню пели ваши ученики? Признаюсь, она мне очень понравилась, но слышу её впервые. — Я так же в неведенье, ваше превосходительство, — ответствовал почтенный маэстро. Возможно, следует переадресовать сей вопрос гардемаринам Крылову, Менделееву и Романову, ибо именно они её исполнили. — А, это наши неразлучные три мушкетёра, — с улыбкой произнёс контр-адмирал, давая знать, что отлично осведомлён обо всём, что происходит в вверенном ему корпусе. Тогда, господа менестрели, может порадуете старика ещё какой-нибудь новинкой? Мы переглянулись и почти хором выпалили: — Охотно, ваше превосходительство, какую желаете услышать: героическую или шуточною. Правда обе о пиратах, но для героической потребуется гитара. — Изволили читать роман Роберта Стивенсона? — поинтересовался Епанчин. Так точно, ваше превосходительство ответил я, практиковались в знании английского языка, а Менделеев и Крылов потвердели сие кивками. — Отлично, господа. Тогда спойте пожалуйста шуточную. И мы под мой аккомпанемент исполнили песню «Провожала на разбой бабушка пирата». Контр-адмирал был явно доволен, более того, его превосходительство изволило весело смеяться. Но затем он окинул нас таким заинтересованным взглядом, что невольно возникло подозрение о наличии у начальника морского корпуса планов на нашу троицу. А еще через минуту, подозрение трансформировалось в уверенность. — Скажите, Виктор Владиславович, — Епанчин обратился к Петрову, — вы не будите возражать если я воспользуюсь своим положением и заберу этих трёх гардемаринов к себе в кабинет, дабы обсудить один важный вопрос? Естественно, что согласие было получено, а необходимые условности соблюдены. Еще через несколько минут мы сидели в адмиральском кабинете напротив его превосходительства. — Господа, вы не могли бы открыть некоторые подробности о песне о гардемаринах, — после небольшой паузы начал разговор начальник корпуса. Кто автор слов и, кто написал музыку. Отвечать пришлось мне, тем паче, что сия ситуация была вполне предсказуема. — Видите ли, — ваше превосходительство, — но Епанчин жестом меня остановил и произнес, — господа, наша беседа носит неофициальный характер, а посему обращайтесь ко мне по имени отчеству. — Видите ли, Алексей Павлович, — продолжил я, — текст этой песни попал в мои руки совершенно случайно. В библиотеке отца нашлась тетрадка с историей о жизни и подвигах трёх гардемаринов из навигацкой школы времён Императрицы Елизаветы Петровны. Возможно, неизвестный мне автор планировал написать некую пьесу, ибо помимо краткого жизнеописания этих юношей, там были еще стихи, кои легко переложить на музыку. Именно это я и попытался сделать в силу своих способностей, а результат вам известен. По всему было видно, что у контр-адмирала проявился отнюдь не праздный интерес к нашему творчеству, ибо тон становился всё более заинтересованным, а вопросы всё более конкретными. — А сколько ещё может получиться песен? — продолжил выяснять начальник морского корпуса. — Ровно восемь, Алексей Павлович, — лаконично ответил я. Но для исполнения некоторых из них одного рояля мало, потребуется небольшой оркестр: скрипки, труба и барабан из ослиной шкуры, а также чей-нибудь череп для лучшего антуража… — Ну это не трудно организовать, — задумчиво произнёс Епанчин, но затем встряхнулся и счёл необходимым дать некоторые объяснения столь повышенного интереса. — Понимаете, господа, мне по роду своей деятельности приходится периодически встречаться на приёмах с начальницей Смольного института Ольгой Александровной Томиловой. Так вот, эта достойная дама, наслышана об успехах гардемаринов морского корпуса в музыке, пении и поэзии, — на этом слове он значительно посмотрел на меня, — и предложила организовать небольшое театрализованное представление, в котором женские роли могли бы исполнить её воспитанницы. Теперь всё стало на свои места. Среди смолянок было много девушек из старинных и славных фамилий, но, увы, далеко не все могли рассчитывать на достойное место при дворе после окончания института. Оставалась возможность замужества, но похвастаться большим приданным могли единицы. А с другой стороны, хотя в морском корпусе в основном учились выходцы из дворянских семей и жалование флотского офицера было выше, чем у их сухопутных собратьев, рассчитывать на принцесс или герцогинь так же не приходилось. Нечто подобное было и в двадцатом веке, когда на совместные вечера собирались курсанты военных училищ и студентки педагогических или медицинских институтов. Куда бы не попал советский лейтенант, найти вакансию для учительницы или врача было значительно проще чем архитектору или выпускнице консерватории. Просьба начальника, это разновидность приказа, а кроме того, опыт участия в капустниках и КВН у меня был. По реакции своих друзей я понял, что они согласны, осталось лишь соблюсти формальности и так сформулировать свой положительный ответ, что с одной стороны не рассердить его превосходительство, а с другой сформировать у него чувство некой обязанности за предстоящий титанический творческий труд. Через неделю мы принесли контр-адмиралу, обещанный сценарий небольшой пьесы или, если угодно, набора сцен, а еще по истечению трёх дней мы были вызваны к его превосходительству. В его кабинете присутствовала дама на платье которой сверкал малый крест Ордена Святой Великомученицы Екатерины, второго по значимости в иерархии наград Российской Империи, а на плече шифр с вензелем моей маменьки. Перед ней лежала тетрадка с плодами наших трудов и судя по её доброй улыбке, они явно получили положительную оценку. Она внимательно смотрела на нас сильно прищуриваясь, как это обычно делают люди с плохим зрением. — Так это и есть ваши пииты, Алексей Павлович, — поинтересовалась она у Епанчина и получив утвердительный ответ, продолжила. — Весьма отрадно, что сии юноши имеют склонность не только к морским наукам, но и к искусству, а посему вам и придется сыграть этих трёх гардемаринов, — а затем окинув нас проницательным взглядом, добавила, — а может и не сыграть, а прожить их жизнь на сцене. Пока она говорила в моей голове с бешенной скоростью шел поиск одновременно в двух базах данных: Сандро и академика. Судя по всему, это директриса Института Благородных девиц, коий в моём прошлом Временное правительство от щедрот своих передало Петроградскому Совету, сиречь большевикам. Очень надеюсь, в том будущем, которое мы ваяем с моим учеником сие событие не произойдёт. В мозгах раздался беззвучный щелчок и всплыла нужная информация: Ольга Александровна Томилова, в девичестве Энгельгардт. Теперь всё стало на свои места. Уже после коронации у моих родителей состоялся серьёзный разговор касаемо смолянок, причём маМА поначалу отнеслась с нескрываемым подозрением к внезапно возникшему интересу паПА к этому заведению. И это было понятно, ибо Ольга Фёдоровна хорошо помнила, где именно встретил её августейший деверь эту негодницу Долгорукову, которая кстати продолжает пакостить, скрываясь за границей. Но нужно отдать должное ученику, чувствуется моё воспитание, он молча положил перед ней заключение профессора Доброславина, которому поручили оценить условия жизни и быта девушек-смолянок с точки зрения норм гигиены. Если пропустить таблицы и формулы, достойные академической статьи и перейти к выводам, то каждая строчка не говорила, она просто вопила о том, что эти бедные девочки не живут, они — выживают. Прочитав сей документ, маМА изволила его прокомментировать, причём с частичным использованием некоторых немецких идиом и в частности: «schweine, Saukerle, Diebe» (свиньи, скоты, воры). — Ты сама знаешь, Олюшка, — продолжил паПА, нежно поглаживая её руку, — что мы воспитывали наших детей в разумной строгости, дабы они не привыкали к роскоши. Но они никогда не голодали. А смолянкам приходиться иной раз вступать в рукопашную ради горбушки хлеба или грызть мел, жевать бумагу дабы ослабить муки голода. Конечно, это не касается отдельных особ, подобных этой Долгорукой, — при этом на его лице появилось выражение отвращения, — которая поедала специально присланные кушанья в кабинете директрисы. Я понимаю, что можно и нужно лишать лакомств за излишние проказы, но что творится за стенами сего института, это просто… Далее последовало несколько соленых словечек. Немного успокоившись, он продолжил: — А что творится с обучением и досугом… Где балы и театральные постановки с приглашением кадетов? Это просто дикая смесь из тюрьмы и монастыря. Мне кажется, дорогая, что моя прабабушка Екатерина, случись сие непотребство в её правление, быстро бы отправила виновников в Сибирь или напрямую к палачу. Я не обвиняю в этом нынешнюю директрису, но скорее всего кто-то изрядно набивает свои карманы за её спиной, а заодно калечит бедных девочек. Я прошу тебя, Олюшка, наведи там порядок, ибо даже в солдатской казарме больше воли чем в Смольном. А дабы помочь очистить сии авгиевы конюшни, я выделю под твоё начало несколько офицеров с весьма широкими полномочиями. Решительности и требовательности моей маМа было не занимать и через полгода в Смольном институте появилась масса вакансий в основном на административные и хозяйственные должности… Все эти воспоминания промелькнули подобно молнии, и я вернулся к реальности, когдаконтр-адмирал Епанчин предложил нам присесть и разговор продолжился. — И так, господа гардемарины, сегодня нас удостоила своим посещением её превосходительство и кавалерственная дама Ольга Александровна Томилова, коя возглавляет Институт благородных девиц. Я прошу вас с вниманием отнестись к её пожеланиям тем паче, что я их вполне одобряю и поддерживаю. Пожеланий было множество. Пришлось взять блокнотик и всех их записывать. Не люблю я писать этими чертовыми приспособлениями для карябанья бумаги, потому пользовался обычным карандашом, что носил с собой практически постоянно. Типа завел себе блокнот для поэтического творчества, заодно с пишущим стержнем в комплекте. Хорошо, что этот предмет не стал, простите за тавтологию, предметом насмешек гардемаринов, хотя бы потому, что в него было удобно зарисовывать и некоторые детали корабельной оснастки, хотя я и историк, но всех деталей парусного вооружения просто знать не мог, не имел возможности такой. А тут пришлось очень многое выучить, понять. А у меня такой тип восприятия — мне бы картинку с текстом, а дальше уж как-нибудь разберусь. Ну, и практика, только все равно результаты заносил в блокнотик. А теперь в нем оказались и пожелания кавалерственной дамы… ох уж ёёёёёёёёё… стоит женщину наградить орденом, как она становится маршалом, генералам и адмиралам сразу начинает мозги крутить! Хочешь, не хочешь, а трудиться все-таки придется! За работу, Сандро, за работу!Глава двадцать седьмая О чувствах к прекрасному
Прекрасное только то, что мы видим издалека. Не приближайтесь к прекрасному.Санкт-Петербург, Морской кадетский корпус. 17 февраля 1884 года.Александр Вампилов.
В. кн. Александр Михайлович (Сандро)
После коротких уточнений и согласований наша троица и еще несколько гардемаринов стали регулярно посещать репетиции театра, возобновившего свою работу после многих десятилетий простоя и забвения. Первый же визит и первая репетиция подарили мне нелёгкое испытание. Одна из воспитанниц, княжна Ольга Владимировна Оболенская, чей род, если спуститься до основ, имеет прямое отношение к Рюриковичам, лишь только бросив на меня первый взгляд, сразила душу стрелой Гименея. А точнее — две души одновременно. Ну ладно, Сандро, еще юноша, но и сущность старого академика попали под действие чар Ольги. Признаюсь, честно, что в 1987 году будучи в весьма почтенном возрасте я в первый раз посмотрел фильм «Гардемарины, вперёд!» и пропал. Шестидесятилетний пенёк переместился первый раз в прошлое, конечно, как историк и циник ржал над историческими ляпами этого кино, но что-то во мне зашевелилось… влюбился? В кого? В актрису Ольгу Машную сыгравшую роль Софьи Зотовой? Конечно, она милочка, но поразила меня Татьяна Лютаева, игравшая роль Анастасии Ягужинской. Ну как влюбился, нет, конечно, но вот было что-то в ней такое, что заставляло сердце замереть. И даже не внешняя схожесть с моей первой женой, такой же типаж, да, лицом схожи, а вот во взгляде… говорите, это актерская игра? Может быть, но нет-нет да и проскочит что-то такое, родное… Цветы? Письма со стихами? Романтичная хрень малолетних придурков? Нет, таким я не страдал, у меня тогда старость начиналась, а не маразм! Говорят, что сердцу не прикажешь! Врут! И лучшее лекарство от любви с первого взгляда посмотреть этот фильм еще раз. В общем, после шестого просмотра сердце окончательно успокоилось. Не знаю, что это: причуды природы или шутки фортуны, но Олечка Оболенская была очень похожей на Танюшу… Нет, не ее точная копия, но… чертовски похожа! А этот взгляд с поволокой! Пышные, чуть курчавые волосы, лебединая шея, чувственные губы… Когда по закону пьесы мне приходилось касаться её руки губами, естественно под строжайшим надзором нескольких секьюрити из числа классных дам и иных церберов в женских платьях, то флюиды, излучаемые Ольгой, просто сводили меня с ума, тем паче что мне всучили роль гардемарина Алексея Корсака. Я хотел вообще остаться за сценой, пусть другие играют, не люблю я фиглярства, но из-за Ольги… И черт его знает, что это такое? Гормоны молодые бушуют? Или старика пробила ностальгия? В общем, я не попал, я — пропал… Почему я решил, что Олечка, по всей видимости также была ко мне неравнодушна? Сам себе напридумал, или? По ходу репетиций мне казалось, что ее глаза горели ответной страстью или это была правда? Естественно, мы не могли слишком открыто выразить наши чувства, а уж поцелуй мог закончиться тем, что на сцене мгновенно материализовалась бы её маменька с иконой в руках дабы немедля благословить влюблённых и мгновенно направиться под её конвоем в ближайший загс, пардон — в храм. Подумал — а так и случилось! Нет. Не поцелуй случился. А мамаша! Правда без благословения и иконы. Княгиня Оболенская, в девичестве Гагарина, действительно почти всё время находилась поблизости от любимой дочери. И тому, помимо прочих были и объективныеобстоятельства. Именно ей выпало сыграть фрагментарную, но весьма ответственную роль Императрицы Елизаветы Петровны. Я уже значительно позже узнал от своего венценосного ученика о той проверке, коя предшествовала выбору и утверждении именно этой кандидатуры. По своей глубине и тщательности, она на несколько порядков превосходила те «фильтры», через которые во времена 60-х годов двадцатого века пропускали в СССР претендентов на заграничную поездку, особенно если речь шла не о Монголии или Болгарии. Понятно, не смотря на расцвет демократии и гласности, коими сопровождались реформы, проводимые моим батюшкой согласившегося занять трон, исключительно подчинившись гласу народа, появиться в императорской короне, пусть даже и в театральной постановке, имела право лишь та, чьи предки записаны в бархатную книгу. Но была ещё небольшая деталь, требующая дополнительного заключения специалистов в вопросах генеалогии о полном наличии присутствия малейших признаков родства княгини Оболенской с Лопухинами, пусть даже на уровне: «десятая вода на киселе». Причина, сего пусть и неофициального, но углублённого исследования уходила своими корнями в времена царствования милейшего и добрейшего Императора Петра Алексеевича. Сей достойный монарх сумел совершить деяние, которое не часто встречается среди августейших особ, а именно — женится по любви. Но при этом возникли определённые проблемы, плоды сей страсти появились до официального заключения брака. И в результате, Елизавета Петровна, формально могла считаться незаконнорожденной. А вот Лопухины, кои через Евдокию Фёдоровну были в родстве с царём Петром Алексеевичем, могли представлять реальную угрозу. Собственно, и сам история о приключениях и подвигах гардемаринов строилась именно на этом обстоятельстве. Поэтому, кавалерственная дама, фрейлина императрицы Ольги Фёдоровны, и по совместительству директриса Смольного Института её превосходительство Томилова, теперь могла с легким сердцем обрадовать княгиню, известием об поистине царской роли. В общем каждый вечер, когда мы приходили на репетиции, был для меня праздником. Поначалу, друзья беззлобно подтрунивали надо мной. Алёшка Крылов в шутку предлагал заняться девиацией моего внутреннего компаса, ибо меня всё время тянет в сторону Смольного, а Димка Менделеев периодически демонстрировал сделанный им бумажный флажок, который символизировал букву Веди, сиречь сигнал: «Курс ведет к опасности». Но эта пикировка продолжалась недолго и очень скоро, после серии залпов двух пар голубых глаз, принадлежавших двум же очаровательным белокурым благородным девицам, мои друзья выбросили белый флаг. Первые вечера, на сцене царствовала наша троица и не имела никакой конкуренции, пока не пришло время прозвучать песне «Ланфрен-ланфра», кою по замыслу должен был исполнить мужчина, вступивший в пору зрелости, старый солдат искушенный в любовной словесности. И надо сказать, что дядюшка одной из смолянок великолепно сыграл эту роль. Когда из его уст звучал призыв: «Лети в мой сад, голубка», дамы, присутствующие в зале платочками промокали слезинки и многие из них, даже те, кто больше подходили к категории гуси-лебеди едва сдерживали себя от попытки взлёта. Как говаривал один кот в полосочку: общий труд на мою пользу сближает! В любом, даже временном замкнутом коллективе, когда люди общаются друг с другом возникают отношения, которые имеют скорее вид легкой дружбы, нежели привязанности. Вполне возможно, что княгиня Оболенская в трезвом уме и рассудке не видела ничего предосудительного в более тесном знакомстве ее юной дочери с сыном императора, пусть и не цесаревичем. Мне очень сложно представить, что было у нее в голове! Но то, что Олечка мне понравилась, мамаша заметила. И даже пригласила меня в воскресенье на семейную прогулку. Это была первая встреча с Ольгой за пределами стен Смольного института, но не последняя. Последовали еще встречи и ещё. Целых два раза. Они дарили бездну счастья моей юной душе (которая кусок от Сандро) и поистине умиляла старого циника, коим я. По сути своей и являюсь! Что может быть лучше, чем идти рядом с прекрасной девушкой и говорить одновременно обо всё и не о чём? Наблюдать сие действие как бы со стороны, одновременно в нем участвуя! Прикольное раздвоение личности! Почти шизофрения. Думаю, что у попаданцев шиза должна периодически проявляться, ну не может быть иначе, главное, чтобы крышу не сорвало. И от гормонов в том числе! Во вторую нашу встречу в Александровском саду заметил Дмитрия и Алексея, у которых на лице было выражение растерянности и радости, и они так же ворковали со своими спутницами и чушь прекрасную несли. Интересно, я выгляжу со стороны таким же влюбленным остолопом, или всё-таки у меня лицо не настолько осоловело от нежданного счастья? Зеркало в парк! Немедленно. Но ни рояль, ни зеркало из кустов не выпало! Жаль! Выпал в осадок охранник… Шататься зимой по парку маленькое удовольствие. Ведь для моей личной охраны эти мои прогулки значили казённый интерес и дополнительную головную боль, ибо им теперь пришлось брать под свой колпак и Ольгу, и её матушку с батюшкой и на всякий случай и остальных их детей. А дворянские семьи в Российской Империи как правило были многочисленными. Взять к примеру, одного кандидата математических наук, действительного статского советника и по совместительству отца дедушки всех октябрят — Илью Николаевича Ульянова. Так он, в перерывах между инспекциями народных училищ, сумел поспособствовать появлению на свет четырёх сыновей и симметричного количества дочек. Кстати мне очень скоро пришлось на собственном примере убедится, что преподаватели в морском корпусе во многом проявляли большую принципиальность в оценке знаний своих воспитанников, чем их коллеги в будущем и в особенности в двадцать первом веке. Не взирая на то, что готовящейся спектакль находился под можно сказать высочайшим контролем, нашу троицу вызвали в кабинет контр-адмирала Епанчина и пропесочили без анестезии за наметившуюся тенденцию снижения успеваемости. Да-с, умели тогда держать отпрысков высокопоставленных особ в ежовых рукавицах, пришлось клятвенно обещать и стремительно устранять пробелы в учебном процессе. В один из дней, когда я наслаждался одиночеством в своих апартаментах в Ново-Михайловском дворце, ведь всё время быть на людях в конце концов сильно утомляет, мне передали телеграмму от Императора, прочитав кою, захотелось одновременно вопить от радости и материться. А в ней было всего лишь несколько слов: «Выбор одобряю, верным курсом идёшь сынок. Маму беру на себя» и подпись: Император Михаил ІІ. Вот гад, ещё и шутить изволит, сатрап и деспот в одном стакане. А хотя, чего собственно я комплексную? Папаша в принципе, действует в соответствии с намеченными нами же планами. И пунктом первым в оных значилось: вывести Сандро, то бишь меня любимого, из-под прицела врагов внешних и внутренних. Ибо согласно статьи 36 «Основных законов», «дети, происшедшие от брачного союза лица Императорской Фамилии с лицом, не имеющим соответственного достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному дому, на наследование престола права не имеют». А это означало, что, если я, как говорил князь Леопольд фон Веллергейм из оперетты Сильва, женюсь на ком попало, пардон, по любви, то вылетаю из обоймы претендующих на трон Российской Империи. И как следствие, перемещаюсь в самый конец списка потенциальных мишеней для британцев и прочей мерзости. Ну а в будущем, будем посмотреть, закон всегда переписать можно. Но вот, какова будет реакция маМА, вот в чем вопрос? Тем более, что она несомненно оповещена об всех текущих событий, хотя бы своей фрейлиной Томиловой, да и в штате Смольного института после его чистки, явно есть её доверенные люди. Как мне стало известно несколько позже, примерно в это же время, именно на эту же тему вели разговор его в некотором смысле родители. Повторялась старая как мир история, любящая мать желала если не лично подобрать невесту для сына, то хотя бы принять в сем процессе посильное участие. Зная об этом, Михаил Николаевич вырвался в Крым и провёл неделю с Ольгой Фёдоровной и с сыном Алексеем, которого убрали подальше от сырости и холода Санкт— Петербурга, ибо в иной истории они скончался от чахотки, не дожив и до двадцати лет. Дабы добиться расположения супруги, он торжественно подарил ей прогулочную подводную капсулу, которая прошла на Каспии самые придирчивые испытания. Для усиления эффекта от подводной экскурсии, заблаговременно на мелководье затопили парочку близнецов древнегреческих галер, на корпусе одной из которых красовалась имя «Αργώ» (Арго), а несколько мастерских неплохо заработали, изготовляя в авральном режиме копии античных статуй, кои опустили на дно в этом же месте. Последним штрихом стали несколько мраморных колон весьма удачно изображающих затонувший храм и сфинкс. Ольга Фёдоровна была просто счастлива. Ведь в сущности для этого нужно так немного: чтобы муж был почаще дома, рядом, весело пылал камин, тикали часы, булькал на огне кофейник… Лучше, чем об этом говорила Розалинда в оперетте Штрауса «Летучая мышь» всё равно не скажешь. И вот именно за чашкой кофе и состоялся судьбоносный для меня разговор. — Михель, а ты знаешь, — первой проявила инициативу маМА, — наш мальчик кажется серьёзно влюбился и по всей видимости сие чувство взаимное. — Знаю, Олюшка, — не стал отрицать паПа, — мне об этом доложили и пришлось принять меры дабы обезопасить предмет его обожания и её ближайших родственников от нежелательных эксцессов. — Но ты понимаешь, дорогой, что это не похоже на мимолётное увлечение или каприз? Моя фрейлина Томилова пишет, что Сандро на одной из репетиций был просто взбешён, сочтя что юную княгиню Ольгу Оболенскую слишком явно пытается обоять один из курсантов, до дуэли не дошло, но разговор у молодых людей вышел довольно горячим. Матушка Ольги, княгиня Оболенская, урождённая Гагарина, безусловно принадлежит к достойному дворянскому роду, но может быть не стоит торопиться и подобрать для Сандро невесту из числа принцесс Германской Империи? — С политической точки зрения, может быть, имело бы смысл обратиться к балканским монархиям, конечно, все они, кроме греческой, не совсем комильфо… но подумать можно. Я все-таки думаю, что это у мальчика не настолько серьезно (при этих словах паПа признался, что вспомнил эпизод из «Двенадцати стульев», когда Бендер протаскивал на пароход «мальчика» Кису Воробьянинова). Пусть пока поиграет в чувства, в его возрасте сие весьма волнительно и полезно для взросления. — Но, Михель, я надеюсь, что ты понимаешь, что нужен хотя бы год, дабы и Сандро и Ольга смогли лучше узнать друг друга? Может быть, нам не надо давать им этого года? — Не только понимаю, дорогая, но и поддерживаю это предложение. Пусть наш сын сперва закончит корпус и отправится в первое плаванье, — на этом месте маМа нахмурилась и попыталась прервать отца, но он успел договорить. — Олюшка, я даю тебе слово, что после этого испытания, через которое должен пройти любой человек, с погонами флотского офицера, я переведу Сандро в Адмиралтейство. Нам предстоит строить новый флот, а наш мальчик успел доказать, что у него есть талант и стремление к изобретательству. Вот посмотри, что прислал мне не так давно Сандро. И перед Ольгой Фёдоровной появился чертёж лебёдки и простейшего приспособления созданного на основе безмена для взвешивания угольных мешков, которое позволяло безошибочно определять, когда трос с грузом достиг дна на глубине нескольких тысяч метров. — Я распорядился изготовить опытный образец и испытать пока в водах Черного моря и если он оправдает наши ожидания, то во время плаванья крейсера «Дмитрий Донской» можно будет провести серьёзные гидрографические исследования. Михаил Николаевич, говоря об надеждах на успех немного не договаривал. Была не надежда, а полная уверенность, ибо схему этого устройства Сандро, а точнее академик скопировал по памяти из книги о легендарном дрейфе во льдах парохода «Седов», который продлился двух лет. Об этом разговоре я узнал позже, причём из уст самой маМА, но уже после моего успешного дебюта на подмостках сцены. А пока, ваш покорный слуга испытывал ощущение устойчивого мандража, грозившего перейти в лёгкую панику. Отодвинув уголок занавеса, я убедился, что сегодня настоящий аншлаг. Зрители заполнили практически весь зал и продолжали прибывать. Среди них были не только родственники смолянок и гардемаринов и начальство обоих учебных заведений, но и их хорошие знакомые, а также представители дружественных дворянских семей. И это было вполне объяснимо, ибо можно завести или укрепить полезные знакомства, а также в некотором роде подписать протокол о намерениях связать брачными узами бравых гардемаринов и очаровательных барышней — аристократок. А если учесть, что среди присутствующих молодых морских офицеров далеко не все были окольцованы, то охота обещала быть результативной. Но что же делать с моим состоянием? Мне на мгновение показалось, что из памяти напрочь пропали слова роли, а горло отказывалось издавать не только песни, но и иные связанные звуки. Выручил опыт капустников из далёкого будущего, и я, воровато оглянувшись по сторонам, сделал несколько небольших глотков коньяка из миниатюрной серебряной фляжки. Уф-ф, кажись попустило, но уже пора на сцену, как это там у классиков: Ave, Caesar, morituri te salutant[201]. Апробированное лекарство отменной выдержки сработало безотказно, и я отыграл с огоньком и с таким вдохновением, что поверили все, за исключением Станиславского. Впрочем, у Константина Сергеевича было алиби, он в данный момент находился в Москве. Но ни я и никто из присутствующих на сцене и в зале, за исключением директрисы Смольного института, не подозревали, что за сим действием наблюдает одна зрительница, разместившаяся в небольшой каморке, скрытой ото всех. Ею была Императрица Ольга Федоровна, примчавшаяся из Крыма, дабы взглянуть на избранницу своего сына. По всей видимости вторая Ольга ей понравилась, ибо среди букетов цветов, заполнивших её артистически уборную один, был особый. В записке с императорским вензелем было несколько слов: «Великолепная игра, а вы — просто милочка». Когда после окончания представления и многократных выходов на бис, получив очередное приглашение от княгини Оболенской на посещения их дома, я добрался к себе во дворец, то меня уже поджидала маМА. В результате откровенного разговора она озвучила вердикт, вынесенный ею и паПА: они не против наших отношений, но пусть они пройдут испытание временем. И до моего возвращения из длительного плавания, коим завершается обучение гардемаринов в Морском корпусе, общение только в виде эпистолярного жанра, но так, чтобы не компрометировать ни себя, ни девушку!Глава двадцать восьмая Поход на «Дмитрии Донском»
Лишь тот, кто странствует, открывает новые пути.Санкт-Петербрг, Кронштадт. Март-апрель 1886 года.(Норвежская пословица)
В. кн. Александр Михайлович (Сандро)
Насыщенным был для меня прошлый, 1885 год, когда я гардемарином участвовал в походе на клипере «Стрелок». Сей быстроходный парусно-винтовой корабль позже был переименован в крейсер второго ранга и предназначался для крейсерских операций на торговых линиях нашего завзятого друга — британки. По традиции, гардемарины проходили практику на парусниках или парусно-винтовых судах, после чего уже получали звание морского офицера и отправлялись в самостоятельное плаванье на кораблях Российского военно-морского флота.Я не буду долго рассказывать об этом походе, есть небольшая книга Владимира Константиновича Гирса, который служил на «Стрелке» и описал се поход в подробностях. Но, некоторые моменты всё-таки напомню: командовал кораблем капитан первого ранга Николай Илларионович Скрыдлов, человек отчаянной храбрости, прославившийся во время Русско-Турецкой войны. «Стрелок» числился за гвардейским экипажем, вместе с гардемаринами 1884 года выпуска отправился в Средиземное море, где присоединился к эскадре контр-адмирала Чебышева, там мы осуществляли миссию патрулирования вдоль побережья Греции. После этого похода я возненавидел оливки! Но самое интересное началось в январе 1885, когда наш клипер рванул в Америку, в феврале мы уже были в Мадейре, а в марте стали в док Гаваны, где кораблю почистили днище от ракушек и заменили поврежденную обшивку. В апреле мы прибыли в Нью-Йорк, ускользнув от британского корвета «Гарнет». При этом мы давали даже меньше 12 узлов! Но оказались способны оторваться от лимонников! Считать «Стрелок» крейсером это, конечно же, было большое нахальство, очень скоро крейсер со скоростью менее двадцати узлов будет считаться черепахой. Но до этого времени лет пятнадцать-двадцать. Так что пока еще наша посудина вполне годная боевая единица! В мае 1885 года мы отправились в Россию, прибыв 12 июня в Кронштадт. После этого похода я получил звание мичмана и распределение на крейсер «Дмитрий Донской», к созданию которого имел некоторое отношение. Отшумели новогодние и рождественские праздники 1886 года. Подготовка к морскому походу шла полным ходом и как это часто случается, откуда не возьмись выплывали неожиданные проблемы и нерешённые вопросы, доводящие чинов Адмиралтейства до белого каления, а должностных лиц из надзирающих органов до острого желания применить децимацию, превратив ее в поголовную декапитацию. Нельзя конечно сказать, что начальство тривиально выпускало пар, сиречь срывало свою злобу на офицерах и моряках Российского Императорского Флота, но малейшее нарушение внутреннего распорядка или дисциплины в целом каралось в повышенном размере. Признаюсь, откровенно, что сия волна не захлестнула с головой вашего покорного слуги мичмана Романова, но брызгами обдала изрядно. Я получил должность артиллерийского офицера, отвечающего за башню восьмидюймовых орудий. Меня назначили вахтенных офицером, командиром носового плутонга, сиречь — башни орудий главного калибра. Конечно же, пока никто мне не позволит совершенно самостоятельного командования, все под присмотром артиллерийского офицера, лейтенанта Николая Федоровича Добротворского. Это был весьма толковый офицер, фанат своего дела. Так что учиться мне было чему! Я старался вникнуть во все практические аспекты артиллерийского дела на вверенном мне посту, но этим не ограничивался. Как-то быстро у меня наладились отношения еще с одним весьма интересным человеком: лейтенантом Иваном Николаевичем Лебедевым, который был старшим минным офицером клипера. Я считал, что любой мичман должен уметь заменить своего товарища и выполнить любую работу на корабле, вплоть до командования им. Помня результаты войны с японцами и какие потери несли экипажи от вражеской шимозы и осколков, я вникал во все аспекты минного дела, был вахтенным мичманом, учился работать с аварийными командами — тушение пожаров, установка пластырей и заплат. Надо сказать, что не все офицеры воспринимали меня хорошо: как-никак выскочка, из Романовых, уже на весьма ответственном посту, да еще и нос сует во все дыры, но вот с Добротворским и Лебедевым у меня отношения сразу же сложились весьма дружественными. Интересно то, что в ТОЙ реальности оба они имели отношение к «Дмитрию Донскому», оба были его командирами, а Лебедев командовал крейсером во время несчастного сражения у Цусимы. Там и погиб. Надеюсь, что в ЭТОЙ реальности подобного сражения просто не произойдет. Как я и обещал своим «предкам» наши отношения с Ольгой перешли в жанр эпистолярного романа, в котором я старался сдерживать юношеские эмоции, поддерживая весьма ровный тон «чуть-чуть тоньше нежели дружба». Мои друзья, Крылов и Менделеев, получили свои места на кораблях нашего флота, так что встречались мы весьма эпизодически: я жил ожиданием первого похода офицером, тем паче, что его предстояло совершить на борту новейшего крейсера «Дмитрий Донской», который впервые для кораблей этого класса в отечественном флоте был полностью лишен парусного вооружения. Взамен этого, от киля до клотика он был напичкан всевозможными новинками, к которым, в частности приложили свои руки Тесла и Попов. В основном, это касалось электричества для освещения, а также как вращения орудийных башен, лебёдок, брашпиля и шпиля. Кроме этого, судовой лазарет имел Х-аппарат (или лучевую трубку Хвольсона), а камбуз электрические плиты. Но вернёмся к изрядно измучившей всех подготовке плавания. Слава Богу, что никто в не догадывался, что к этому столпотворению активно приложил свои голову и руки мичман Романов, в противном случае это добавило бы мне проблем. Если использовать лексикон из будущего, то предстояло перешерстить не только закрома Родины, но и покопаться в ближнем и дальнем зарубежье. В итоге масштабы сего мероприятия стали приобретать в некотором роде транснациональные масштабы. И это не было преувеличением, ибо приглашение принять участие в плавании получил известный как в научных, так и в аристократических кругах Европы, сын князя Монако Карла III и его супруги, бельгийской графини Антуанетты де Мерод-Вестерлоо. Достигнув возраста почти сорока лет, Альберт Онор Шарль Гримальди всё ещё продолжал находиться в статусе наследника престола, однако сие обстоятельство его нисколько не расстраивало. Единственной страстью его с юных лет было море. Причём это увлечение не было аристократической блажью, а постоянным трудом и учебой. На бескрайние водные просторы он смотрел не через иллюминатор роскошной каюты, а с палубы боевого корабля. Его руки чаще сжимали не бокал с вином, а секстант или циркуль, ибо до совершеннолетия Альберт служил штурманом испанском военно-морском флоте, а потом, в чине лейтенанта успел поучаствовать во Франко-Прусской войне и даже удостоится награждения орденом Почетного легиона. Но ему хотелось не воевать на море, а изучать его тайны, искать и открывать. Одна экспедиция сменялась другой и все они оставляли следы на картах, уточнялись глубины и наносились новые течения. Но были и иные следы, ибо, невозможно сохранить присущие аристократам ухоженные руки, опуская в морскую пучину тысячи футов лески с грузом и подымая её обратно. И вот теперь ему предстояло совершить почти кругосветное путешествие имея в своём распоряжении новейшее исследовательское оборудование и даже несколько подводных аппаратов. Естественно, что он тотчас дал согласие и заблаговременно приехал в Кронштадт, дабы внимательно изучить всё то, с чем ему предстоит работать на протяжении многих месяцев. Но приглашения рассылались и внутри Российской Империи и иногда это было неожиданностью даже для самого адресата. Именно так и произошло в Кронштадте, где в двухэтажном деревянном доме по улице Песочной, 31, который принадлежал Александру Степановичу Попову, собралась дружная и весёлая компания. На первый взгляд картина была вполне обычная: в самой большой комнате, вокруг громадного стола расселись богато, но со вкусом одетые мужчины и дамы. Можно было предположить, что сейчас начнется игра в лото или в вист, а возможно и сеанс по вызову духа Императора Наполеона I. Однако надев белоснежные, накрахмаленные салфетки они дружно принялись лепить пельмени. Дело было в том, что почти все из присутствующих были родом из Сибири и культ пельменей был центром внимания семейного праздника. Звучали шутки и анекдоты, раздавался весёлый смех, а заполненные пельменями большие блюда одно за другим поступали на кухню. Единственный человек, не принимал участие в общей лепке был известный врач Павел Иванович Ижевский, а по совместительству и муж сестры хозяина дома. Но чувствовалось, что именно он, душа этой компании, а забавные и остроумные истории и сценки в его исполнении заставляли всех хохотать. Внезапно, в комнату вбежала горничная и несколько растерянно обратилась к хозяину дома: — Так что, барин, с письмом пришли. И не почтальон принёс, а какой-то важный господин и при погонах. И ищут они господина Ижевского. Мгновенно в комнате воцарилась тишина, а Попов переглянувшись со своим зятем и увидев, что тот недоумённо пожал плечами, распорядился: — Ну что ж, Глафира, проводи сюда сего важного господина. Через минуту в комнату вошел молодой, подтянутый и по-офицерски щеголеватый минный кондуктор и безошибочно опознав Ижевского подошел к нему и щёлкнув каблуками отрапортовал: — Вам пакет от его превосходительства тайного советника Менделеева, прошу ознакомиться и передать со мной ваш ответ. Пока Павел Иванович выполняя все формальности расписывался в указанном ему месте на конверте и аккуратно вскрывал его с некоторым нарушением этикета кухонным ножом, Попов вспомнил где видел этого кондуктора — в научном центре подводного плавания. До поступления на военную службу он успел закончить гимназию и по увольнению в запас собирался сдавать экзамен на мичмана. В последнее время подобных молодых людей в армии и на флоте заметно прибавилось и поговаривали, что Государь лично повелел создать для них режим наибольшего благоприятствования. Тем временем, Ижевский пробежав глазами короткий текст послания, перечитал его повторно и медленно опустился на стул, не выпуская из руки листок бумаги. На его лице постепенно проступало то выражение, кое согласно замыслу великого Гоголя, следовало быть у судьи в немой сцене комедии «Ревизор»: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!». Александр Степанович не на шутку встревоженный, подскочил к своему зятю и потряс его за плечо пытаясь обратить на себя внимание: — Павел, что случилось? Какие-то неприятные новости? Ижевский, по началу недоумённо смотревший на него, наконец пришел в себя и ответил: — Нет, не неприятности… скорее напротив, но всё так неожиданно…, а, впрочем, прочти сам, — ответил он, протягивая письмо Попову. Мне предлагают принять участие в длительном морском путешествии и выполнять научные исследования в интересах Академии Наук и Адмиралтейства. Дмитрий Иванович намекает на особую важность этого задания и на максимально благоприятные условия, кои гарантируются для его выполнения. Подробности Менделеев обещает сообщить при личной встрече. Естественно, что все присутствующие друзья и родственники жадно ловили каждое слово и молча ожидали развязки сей неожиданной интриги. — И что же ты решил, Паша, — спросил Попов. — А когда русский врач и ученый отказывался потрудиться на благо Отечества, — ответил вопросом на вопрос Ижевский. Естественно, отправляюсь в это плавание. Господин кондуктор, прошу передать его превосходительству, что я буду у него в назначенный день и час. Подобные сцены повторялись и, как правило заканчивались по аналогичному сценарию и в иных городах Российской Империи. Но вернёмся к иным аспектам подготовки похода. Помимо штатного экипажа и гардемаринов, к отправке в плавание подготовили взвод морской пехоты. В качестве эксперимента в новый или, если вам угодно в воссоздаваемый род войск набирали исключительно из числа охотников и вольноопределяющихся. Конечно до уровня морпехов из будущего, великолепно показанных в фильмах «Ответный ход» и «Одиночное плавание» им было ещё далеко, но для реалий конца девятнадцатого уровень их подготовки был просто запредельный. Любой пехотинец или кавалерист, пусть даже и трижды лейб-гвардеец по сравнению с ними был подобен студенту-ботанику, пытающемуся противостоять сверхсрочнику из Преображенского полка. Или же перефразируя выражение из ещё не написанного рассказа Чехова «Каштанка»: «всё равно, что плотник супротив столяра». Одним из заданий морпехов на время морского похода было не только оттачивания навыков, но и охрана понятно кого во время схода на сушу. Казалось, что так и не удастся полностью подготовиться к отплытию, но дата была определена лично Императором Михаилом II и зависела в основном от ледовой обстановки в Финском заливе и на просторах Балтики в целом. С началом апреля, температура воздуха впервые поднялась выше нуля, но так и не дотянулась даже до плюс пяти градусов, однако постепенно водное пространство стало сбрасывать ледяной покров. Дабы соблюсти старинные морские обычаи день отплытия не должен был приходиться на понедельник и на тринадцатое число. Первое мая, которое выпадало в 1886 году на субботу вполне подходило под необходимые под необходимые критерии допуска. Выбирая этот день, Государь Михаил Николаевич изволил улыбнуться и высказаться, что отправка новейшего крейсера «Дмитрий Донской» будет своеобразной демонстрацией, но комментировать сей тезис не стал. Естественно, был отслужен молебен Николаю Угоднику, а также прошло ещё одно мероприятие, кое носило неофициальный характер, но тем не менее обязательно соблюдалось на флоте. Речь идёт об организации банкета прямо на борту корабля, уходящего в дальнее плавание для родственников офицеров. Поскольку всех было невозможно разместить в кают-компании, то на палубе разместили павильон, стены и крыша которого надёжно защитила собравшихся от ветра и сырости. Но одно отступления от сложившегося ритуала всё-таки было. Учитывая участие в экспедиции и группы ученых, они были также приглашены, тем более, что большинство из них имели чины и дворянство. А возглавил сию компанию никто иной, как наследный принц княжества Монако Альберт. Кстати, его участие в этом прожекте имело и ещё одно последствие. На мачте парохода «Посейдон» помимо трёхцветного Российского флага, был поднят и личный штандарт Альберта Оноре Шарля Гримальди. Таким образом, это плавание из категории обычного дальнего крейсерского похода трансформировалось в международную акцию с участием представителей из двух августейших фамилий Европы. Безусловно, что все эти факторы плюс новации в конструкции и оснащении броненосного крейсера «Дмитрий Донской» предъявляли особые требования к командиру сего боевого корабля. С одной стороны, он должен обладать жёстким характером, уметь поставить себя так, что все в команде почитают его «вторым после Бога». С другой стороны, сей авторитет следует зарабатывать не матерными тирадами после проверки белой перчаткой наличия малейших следов грязи в самых укромных уголках крейсера, а разумной требовательностью ко всему экипажу и к самому себе. Недаром утверждал один из мичманов Российского императорского флота: «при строгости надобна милость, иначе строгость — тиранство». А к сим словам было не зазорно прислушаться и каперангам, ибо они принадлежали самому генералиссимусу Александру Васильевичу Суворову. Кроме того, технический прогресс требовал, дабы на капитанском мостике отдавал команды не замшелый ретроград, ностальгирующий по прошедшей парусной эпохе, а человек умеющий учиться. Как известно идеал подобен горизонту, к нему можно стремиться, но достичь, увы, невозможно. Назначенный командиром «Дмитрия Донского» капитан первого ранга Диков во многом соответствовал необходимым требованиям. Никто не мог усомниться в его личной храбрости проявленной в суровые годы войны, ибо он стал первым из морских офицеров, получивших солдатский и офицерский георгиевский крест. Да и с техническими новинками Иван Михайлович был знаком не понаслышке. В последней войне с Турцией, он умело применял морские мины, а почти годичное плаванье плавании за границею на разных судах Черноморского флота, позволило ему присмотреться к новациям принятых в военных флотах временных союзников и потенциальных противников. Окончательно вопрос с его назначением решился после аудиенции у Государя.
Мой паПА отменно подготовился к сему разговору, и он затянулся на пару часов. Такие беседы позволяли получить очень важную информацию о реакции на реформы, проводимые в армии и на флоте от той категории людей, от которых во многом зависел успех этих мероприятий. Речь шла о старших офицерах, кои достигли пятидесятилетний возраст, успели понюхать порох в последнюю турецкую войну, а кое-кто и в совсем ещё юные годы сходились в схватке на бастионах Севастополя с объединённой просвещённой Европой, в очередной раз пытающейся разобраться со славянскими варварами. Именно им, имеющим боевой и жизненный опыт, но не успевшими забронзоветь, предстояло командовать новыми кораблями, а со временем, заполучив по заслугам орлов на погоны влить свежую кровь в адмиралтейство, где иные просто и высоко превосходительства привыкли всё измерять опытом Очакова и покоренья Крыма. Вот и каперанг Диков не только не обманул ожидания паПа, но напротив, приятно его удивил. Он высказал несколько дельных предложений, но два из них следует упомянуть особо. Прежде всего, он посоветовал расширить контингент лиц, кои имели право поступать в морской кадетский корпус, ибо до сих пор это были дети военных моряков и потомственные дворяне. Но второе предложение, вызвало у моего ученика настоящий ступор, а в голове вертелись две мысли: или наши яйцеголовые допустили утечку информации, или передо мной архиталантливый человечище. Дело в том, что параллельно с работами над подводными лодками, в научном центре у Александровского начали эксперименты по разработке гидрофонов для организации связи между кораблём и субмариной, находящейся в погруженном состоянии. А заодно и на перспективу для создания противолодочной обороны. Слава Богу, что верным оказалось второе предположение. Иван Михайлович, ещё будучи лейтенантом был назначен помощником директора Черноморских и Азовских маяков и по долгу своей службы живо интересовался всеми новациями в это сфере. В его руки попала информация об работах Джона Тиндалла в Британии и Джозефа Генри в САСШ, которые предлагали установить на всех основных маяках мощные сирены, звучащие в воздухе, что позволяло предупреждать суда даже в условиях тумана об опасности. К сожалению, проведенные эксперименты не дали положительных результатов. Но во время войны с турками, уже капитан-лейтенант Диков обратил внимание на то, как далеко распространяется под водой звуки при взрывах мин. А после того, как в «Морском сборнике» появилась статья о том, что сигналы, создаваемые при ударе подводного колокола, хорошо распространяются в воде, то это и подоткнуло его к возможности подводной связи, а также с помощью стетоскопа или простых микрофонов, установленных на корпусе судна принимать сигналы от маяка. Итогом этой встречи стало то, что капитан первого ранга Диков был вновь произведён в звание флигель-адъютанта, но уже Императора Михаила II. Правда ему пришлось дать слово офицера впредь не озвучивать сию информацию и иные технические предложения перед широкой аудиторией. А уже позже, после встречи с Александровским, которая произошла по инициативе паПа, Ивану Михайловичу пришлось ещё подписать соответствующий документ о неразглашении. Впрочем, весьма недурственная премия и намёк на поощрение будущих ценных идей, вполне примирила его с таким порядком. Благодаря энергии и настойчивости капитана выход «Дмитрия Донского» не затянулся ни на один час.
Глава двадцать девятая Взрыв
Войны начинаются в кабинетах, а не с захвата мостов и взрывов, "разорвавших на рассвете тишину".Александрия. 29 августа 1886 года.Евгений Витальевич Антонюк.
В. кн. Александр Михайлович (Сандро)
Итак, наступило первое мая 1886 года. Небольшая эскадра в составе крейсера «Дмитрий Донской» и грузопассажирского парохода «Посейдон» наконец-то отправилась в дальний поход. Как только военная гавань Кронштадта осталась далеко позади, большинство офицеров разошлись по своим местам, те паче, что и погода, кою трудно было назвать весенней не способствовала нахождению на палубе. Девять градусов выше нуля посреди Финского залива, когда то и дело под форштевень крейсера попадали и разлетались на куски отдельные льдины, отнюдь не добавляли комфорта. А далее, жизнь пошла строго в соответствии с Морским уставом, утверждённым Государем Императором менее года назад. Что касается крейсера, то каждое утро, ровно в пять часов утра сон всего экипажа безжалостно прерывался сперва ударами рынды, а затем и затейливыми руладами издаваемыми боцманскими дудками и сопровождающими их ритмичными словосочетаниями, в которых дефекты рифм, с избытком компенсировался громкостью и экспрессией. Если господа офицеры, кои не несли вахту могли задраить поплотнее иллюминаторы и вновь прилечь, то матросы быстро умывались, молились и приступали к завтраку, после которого начиналась большая уборка корабля. Но на «Дмитрии Донском» было несколько отличий от большинства боевых кораблей Российского императорского флота. Во — первых, пресной воды хватало не только для питья и приготовления пищи, а во-вторых, на его борту была особая команда, которая не входила в списочный состав экипажа. Речь шла о двух взводах морских пехотинцев, один из которых постоянно находился на крейсере. И вопреки пословице о том, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, они жили и действовали именно по своему уставу и правилам. К удивлению офицеров «Дмитрия Донского», в этих взводах абсолютно не было нижних чинов как таковых. Все бойцы имели статус вольноопределяющихся, практически у каждого были Знаки отличия военного ордена, а у некоторых несколько степеней сего «солдатского Георгия». И командовали этими взводами два штабс-капитана по адмиралтейству с весьма редкими для России фамилиями — Иванов и Шлиппенбах. Оба этих офицера явно успели не просто нюхнуть пороха, а надышаться им по полной. Доказательством сего факта была клюква на поперечнике рукоятки дуги кортиков и Орден Святого Георгия четвёртой степени на их мундирах. Об причине столь необычного комплектования морских пехотинцев был заранее предупреждён командир крейсера капитан первого ранга Диков. После плавания, на базе каждого взвода должны были развернуть батальон, и каждый вольноопределяющийся получал чин прапорщика по адмиралтейству. Здесь мы с моим паПа откровенно говоря сплагиатничали и использовали опыт Рейхсвера, когда проигравшая в Первой Мировой войне Германия после Версальского мира, вынуждена была пойти на хитрости, дабы сохранить элиту офицерского состава и подготовить костяк будущей победоносной армии. И вот эти морпехи первое время сильно раздражали как отдельных бузотёров из числа нижних чинов экипажа, так и некоторых самодуров, начиная от боцмана и заканчивая отдельными «благородиями», особо кичившимися своими дворянскими корнями. Сие обстоятельство, я со своим августейшим учеником предвидели заранее, а посему состоялся обстоятельный разговор, на котором присутствовали оба штабс-капитана и каперанг Диков. Государь, простым и доходчивым языком обозначил статус сего подразделения на корабле и особо подчеркнул, что право карать и миловать, сиречь осуществлять дисциплинарную практику, бойцов водоплавающей пехоты имеют исключительно их командиры. И он будет весьма расстроен, если до него дойдёт информация о любых попытках рукоприкладства, как со стороны кондукторов, так и офицеров. А что касаемо простых матросиков, — добавил паПА, обращаясь к штабс-капитанам, — то в случае возникновения конфликтов, прошу предупредить ваших орлов о необходимости контролировать свои действия и по возможности, обойтись без излишнего членовредительства. И подведением черты сего совещания стало вручение присутствующим офицерам распечатанной временной инструкции касательно размещения и несения службы морской пехоты на кораблях Российского Императорского флота. Конечно отдельные эксцессы случались. Ну раздражало матросов «Дмитрия Донского» то обстоятельство, что эти новоявленные морпехи не принимают никакого участия ни в малой ни в большой приборке корабля, а вместо этого занимаются всяческими кулачными забавами и прочими непонятными, но порою схожими на цирковые, выкрутасами. А тот факт, что, когда дважды в день начинался ритуал раздачи «винной порции», эти земноводные не принимали в нём участия, рождало обоснованные сомнения в их здоровье или порядочности. Масло в огонь неприязни и толика перца в сплетни добавились после первого же небольшого шторма, кода пять или шесть морпехов, а точнее их желудки, весьма бурно прореагировали на качку. Но слишком много времени уделять наблюдению за процессом боевого слаживания я не мог по объективной причине: в сутках никак не более двадцати четырёх часов, а меня и так загружали по полной программе. Помимо ставшей для меня родным домом, башни главного калибра крейсера, приходилось заступать на вахту и чаще всего попадающую под классификацию «собачья». Кроме этого я, как и ещё несколько офицеров «Дмитрия Донского» принимали активное участие в океанографических исследованиях, для чего периодически приходилось перебираться на борт «Посейдона». Впрочем, никто из командования крейсера не возражал против таких вояжей, ибо все понимали военно-прикладное значение подобных исследований. Тем паче, что пример Степана Осиповича Макарова, коей сумел подтвердить легенду о существовании в Босфорском проливе, соединяющем Черное море с Мраморным, второго, подводного течения, помнили на флоте все. Сие открытие было безусловно полезно особенно с учётом развития подводных лодок и их возможного участия в гипотетической войне с Турцией. Понятно, что уже в первый же день пребывания на «Посейдоне» я познакомился и подружился с будущим князем Монако Албертом, ибо как говаривал один потомственный моряк: совместный труд, для моей пользы, он объединяет. Но в нашем случае польза была совместная. Разница в возрасте не мешала, труднее всего пришлось с обоюдным титулованием. После второй попытки обменяться следующими словосочетаниями: «Ваша светлость принц Альберт Онор Шарль Гримальди» и «Ваше Императорское Высочество Великий князь Александр Михайлович» мы одновременно выругались, а потом дружно рассмеялись. После чего договорились перейти на «ты» и обращаться по именам и закрепили сие соглашение тем, что выпили на брудершафт.Такой интерес маститого исследователя морей и океанов, коим по праву считался Альберт Гримальди к моей скромной персоне, объяснялся просто: кто-то проговорился, что именно я предложил простой и эффективный метод определения момента достижения грузом дна, при измерении глубины. А кроме того, он был в восторге от осмотраподводных аппаратов, находящихся на борту «Посейдона» и постарался заручиться моим согласием на совместные погружения по прибытии в Средиземное море. Пришлось согласиться, тем паче, что это было согласовано с паПА. И более того, я намекнул, что было бы неплохо повторить достижения Шлимана, но не на суше, а на морском дне. Всё шло гладко, вплоть до прибытия в Ревель, но размеренный ритм нашего похода в первый раз был нарушен во время перехода до Стокгольма. Примерно на полдороги мы догнали английский броненосный крейсер «Нельсон», коей тоже направлялся в королевство Швеция, на троне которого сидел Вильгельм I из династии Бернадотов. При виде «Дмитрия Донского», трубы британцы задымили более активно, лимонники явно попытались продемонстрировать преимущество их судостроения и оставить нас за кормой. Чего там греха таить, в прошлом это не раз удавалось, но сегодня, островитян ожидало полное фиаско. Отсутствие тарана и новые паровые машины нашего крейсера не оставили им ни малейшего шанса, кстати и «Посейдон» оказался отменным ходоком и не отстал от «Дмитрия Донского». Оба наших корабля первыми зашли в порт столицы шведского королевства. На следующий день, командир нашего крейсера с группой офицеров, в составе которой был мичман Романов и бывший лейтенант французского флота Альберт Гримальди были приглашены на приём в королевский дворец. Учитывая недвусмысленные указания Государя Императора, нас сопровождало два отделения морских пехотинцев. И на обратном пути в порт, нам пришлось стать свидетелями, а частично и участниками сухопутной баталии. Как известно, британцы не любят проигрывать, а посему с благословения своего командира, стая из двух десятков Jackov (прозвище британских моряков) подкараулили дюжину наших матросиков и попытались устроить показательное избиение. Не смотря на неравенство сил, наши не сдавались и отчаянно дрались и тогда в руках британцев появились ножи. Каюсь, я не сдержался и закричал: «Наших бьют!». Морпехи среагировали просто молниеносно. Одно отделение осталось возле нас и весьма деликатно, но от этого не менее эффективно пресекли мою попытку вмешаться. А вот вторая их половина бросились в бой. Как по волшебству у некоторых в руках материализовались нагайки, а остальные весьма профессионально использовали прочные буковые палочки, соединенные цепочкой. Блин, это же нунчаки. Помнится, что мой ученик рассказывал, что ещё до попадания в Афганистан серьёзно увлекался карате, но не взирая на то, что это «путь пустой руки», недурственно освоил и эту разновидность холодного оружия. Взяв лимонников в клещи, морпехи под вдохновенное русское «ура», разбавленное и толикой мата преступили к разгрому супостатов. Всё шло достаточно гуманно, и я даже бы сказал — политкорректно. Британцы либо совершенно добровольно падали на землю, полагаясь на старое правило: «лежачего не бьют», а менее вменяемым субъектам помогали упасть, нанося в основном умеренно средние телесные повреждения. Но внезапно прогремел выстрел и рукав бушлата одного из наших матросов обагрился кровью. Вот именно тогда, морские пехотинцы разозлились по-настоящему и перестали стесняться в выборе приёмов. Через несколько минут в стоячем положении остались только наши бойцы, стонущие тушки детей Джона Булля явно нуждались в помощи санитаров, а выстреливший из револьвера английский боцман был уложен на обе лопатки после перелома то ли рук, то ли ног, то ли и того, и другого. Сей прискорбный для британской стороны инцидент стал предметом рассмотрения собранной комиссией, в состав коей вошли командиры, обоих крейсеров, а также равное количество офицеров при участии представителей шведской стороны. Но её заседание носило формальный характер, ибо на следующий день во всех местных газетах появились фотографии, которые весьма кстати сделали новоиспеченный мичман Романов и отставной лейтенант Гримальди, используя приобретённые ими в Санкт— Петербурге усовершенствованные ручные стереокамеры конструкции Дмитрия Петровича Езучевского, кои обладали моментальными затворами и шестью двойными кассетами. Конечно, это не цифровые фотоаппараты из времён грядущего, но несколько снимков получились приемлемого качества. На них было чётко видны ножи в руках британских моряков, взявших в кольцо русских матросов, уступающих им числом и абсолютно безоружных. Таким образом, российская и шведская стороны вынесли единодушный вердикт о виновности британцев, но в качестве жеста доброй воли капитан первого ранга Диков счёл возможным не наставать на аресте, суде и уголовном наказании английского боцмана, открывшего стрельбу из револьвера. Причиной столь гуманного поступка стало профессиональное заключение о его дальнейшей профессиональной пригодности, которое сделал не судовой врач крейсера «Дмитрий Донской», а штабс-капитан Иванов, который обучал своих морпехов. Николай Васильевич, высказался очень кратко: если повезёт, то жить будет, но полным инвалидом. Понятно, что после сего события и полученной из Москвы Императорской телеграммы, был несколько изменён маршрут нашего похода и исключено посещение Портсмунда и Бреста, а наш отряд усилен бронепалубным корветом «Рында», прибывшим в порт Стокгольма на день раньше нас. Пребывание в Киле запомнилось высочайшим посещением нашего крейсера Кайзеров Германской Империи Вильгельмом II. Мой немецкий кузен, считающий себя компетентным специалистом во всех сферах человеческой деятельности, а в военной в особенности, после знакомства с крейсером и его командой, пригласил офицеров, включая и Альберта Гримальди на ужин в Кильский замок. Как и следовало ожидать, причиной сего банкета были не только требования этикета, но и политика. Это выяснилось при нашей короткой беседе в формате тет-а-тет, состоявшейся во время своеобразного перекура. Помимо обычных светских тем, среди коих было и высказанное желание приобрести для себя подводную буксируемую капсулу, Вильгельм Фридрихович тривиально хотел присмотреться ко мне поближе. Сие желанье было понятно, мы оба молодые люди и, хотя я не числюсь Цесаревичем, но всё может быть. Судьба монархов весьма непредсказуема во все времена и во всех странах и Россия, не исключение. Кто знает, что будет завтра? Может апоплексический удар тяжелым тупым предметом в висок или геморроидальные колики, усугубленные шарфом, затянутым на горле или вариант короля Лира. Общение продолжалось не более десяти минут, ибо долг хозяина на мог позволить Кайзеру Германии дольше игнорировать присутствие и других гостей, тем более, что среди них был ещё один наследник престола, но смею надеяться, что мой немецкий кузен остался вполне удовлетворенным нашим более тесным знакомством. Далее поход продолжался без особых событий и представлял собой рутинную и постоянную работу по схеме: башня-вахты— «Посейдон» — океанография и далее, по кругу. Немного добавил адреналина шторм в Бискайском заливе и вынужденная стоянка в порту Виго. Да, именно в той бухте, где капитан Немо потихоньку потрошил затонувшие галеоны с золотом. Что не говори, а Жюль Верн по-настоящему великий писатель, и его роман я прочитал дважды. В первый раз, это было в веке двадцатом, а вторично я это сделал уже веком ранее. Воспоминания об этой книге, да и об нескольких её экранизациях вызвали у меня острое желание совершить подводную экскурсию по акватории сей бухты. Но здравый смысл и понимание того, что пребывание в порту десятков кораблей не добавило прозрачности воде, заставили меня отказаться от этой блажи. Но подводную экскурсию мы с Альбертом всё же совершили и тем самым обессмертили наши имена. Это произошло уже после прибытия в Александрию, когда с борта «Посейдона» были сгружены на воду и подготовлены к плаванию два буксирных катера и подводная капсула. Цель нашего путешествия находилась в заливе Абу-Кир примерно в шести километрах от берега на глубине всего лишь десяти метров. Речь шла о легендарном городе Герклион, о котором писал сам Геродот и я действительно почувствовал себя капитаном Немо, демонстрируя своему другу затонувший город. Естественно, что фотокамеры были под рукой и через несколько дней по всему миру пронеслась весть о великом открытии, сравнимом с, пожалуй, лишь с раскопками Шлимана. На протяжении нескольких недель, на первом месте большинства газет мира печатались репортажи и фотографии, посвящённые Гераклиону. Но не даром говорят, что не стоит дразнить богинь судьбы, ибо мойры зачастую весьма мстительны. Многократное упоминание фраз о том: «что имена двух сиятельных особ: Алексея Романова и Альберта Гримальди получили бессмертие и навечно запечатлены на скрижалях истории», едва не стали пророческим, во всяком случае по отношении ко мне. На крейсере «Дмитрий Донской» был объявлен угольный аврал, сиречь погрузка топлива для машин, коих было целых две. И догадайтесь, кого из офицеров назначили руководить сим малоприятным процессом? Естественно, самого молодого мичмана Алексея Романова. Помимо того, что сия работа была не только пыльная, но и очень даже грязная, она очень часто заканчивалась травмированием или гибелью матросов, таскающих мешки с углем. И ответственность за недопущение столь печальных событий возлагалось на офицера контролирующего сей процесс. Безусловно, нам неоднократно рассказывали об этом ещё в Морском Корпусе, да и не мало авторов посвятили сему эпизоду страницы в романах и повестях, и я считал себя вполне готовым к выполнению сего задания. Вот только впервые я был вахтенным мичманом и руководил погрузкой от начала и до конца. Конечно, присмотр со стороны старших офицеров был, но так, в пол-глаза. У меня уже установилась репутация человека дотошного и требовательного. Мы грузились великолепным кардифом со склада, принадлежавшего английской торговой компании. А через час после окончания погрузки, когда угольные ямы были заполнены на три четверти (вполне достаточно для следующего перехода), мы отошли от Александрии и взяли курс на Порт-Саид. Следующей точкой нашей экспедиции должен был стать Суэц, где я обязан был посетить нашу военно-морскую базу и форты местной крепости. В двенадцати милях от Александрии в недрах «Дмитрия Донского» раздался взрыв! Корабль аж подпрыгнул на волнах, многие, в том числе и я, попадали со своих мест, кто-то свалился в воду. Взорвался один из котлов, погибло двое матросов. А еще двое получили ожоги паром. Очень быстро в котельной стало невозможно дышать. Будучи вахтенным мичманом (до конца вахты мне оставалось пол склянки), возглавил аварийную команду, надо было спуститься вниз, чтобы оценить повреждения и узнать, нет ли течи. Осколком котла пробило борт, но это было выше ватерлинии, а наш крейсер не нес всего боезапаса, да и угольные ямы не были заполнены доверху. Это и спасло корабль. После остановки удалось предотвратить и разгорание пожара, и быстро залатать пробоину, и даже закупорить несколько мелких отверстий, из которых начинала поступать забортная вода. Очень медленно и осторожно «Дмитрий Донской» вернулся в Александрию. При ревизии угля были обнаружены еще четыре подозрительных куска, по запаху сильно отличающихся от углерода. Это были куски динамита. Это было оценено как покушение на корабль Российского Императорского флота, и на члена семьи Романовых. За мужество при спасении корабля мне присвоили вне очереди звание лейтенанта и отозвали в Москву, в распоряжение Главного Морского штаба.
Глава тридцатая Спас на крови
По дороге подлости нельзя сделать только один шаг.Санкт-Петербург, Малая Морская улица. 13 февраля 1888 года.Петр Тодоровский.
ЕИВ Михаил Николаевич
13 февраля 1888 года в городе Санкт-Петербурге, бывшей столице Российской империи, должно было происходить освящение собора Воскресения Христова. Я знал, что народ назовёт его «Спас на крови». Он был заложен в память о страшном взрыве, произошедшем восемь лет назад, похоронившем большую половину семейства Романовых, вместе с императором Александром Николаевичем, его супругой и цесаревичем. В этот момент я появился в этом мире. Какое-то время я думал, что целесообразным было бы снести Зимний дворец и построить храм на месте взрыва, но потом решил сделать иначе. Церковь была заложена неподалеку от места происшествия: в квартале на пересечении Малой Морской улицы и Кирпичного переулка. Зимний к этому времени восстановили, в нем было решено создать музей-мемориал семьи Романовых с демонстрацией коллекции произведений искусства, принадлежавших царской семье. Кстати, я приказал перекрасить Зимний в тот самый, знакомый мне с детства цвет: белый с голубым. Оказалось, что голубой пигмент намного дороже красного или кирпичного, которыми выкрашивался дворец ранее. Вот и весь секрет! Открытие Мемориала было решено провести через сорок дней после освящения собора.Я ехал в первую столицу с тяжелым сердцем. И всё потому, что Ольга Фёдоровна не могла приехать: у Алексея неожиданно случилась сильная простуда с жаром, возможно, чахотка не собиралась сдаваться. Курьер вёз императрице антибиотики, пока что они производились в очень небольшом количестве, хотя на подходе было создание первых реакторов, в которых пенициллиновый грибок мог выращиваться в достаточно серьезных количествах. Да, Сандро семь лет назад нарисовал такой реактор. Но чертеж — это одно, а вот создать оный на современном технологическом уровне — задача была не тривиальная, а ещё более сложной оказалась проблема создания технологической карты процесса! Вполне естественно, что заботливая и любящая мать, императрица осталась в Крыму. Я же поехал в Питер в гордом одиночестве. Надо сказать, что я сильно устал и в дороге немного промерз — дважды выходил на перрон, когда паровоз заправлялся топливом или водой. Что-то подспудно терзало меня, но что именно? Я пока что не понимал. Пришлось отогреваться горячим чаем. Вспомнил свое появление в этом мире, как меня отпаивали чаем, а я смотрел на развалины зимнего и тоже ничего толком не понимал. У меня было желание уехать куда-то и побыть одному, хотя бы несколько дней. Я чувствовал, что реформы, которые я проводил начинали тормозиться. Просто никто не понимал, зачем они нужны. А у моих сторонников сил было немного. У кого я нашел поддержку? У части интеллигенции, которая увидела в прогрессе уникальную возможность серьезного социального лифта. У рабочих, которым удалось улучшить условия работы. При этом у большинства промышленников и банкиров моё правление вызывало серьезное сопротивление. Армия была за меня. Флот? В принципе, тоже, хотя его вынужденное сокращение и мое увлечение москитными силами многих мореманов раздражало. В общем, флот фифти/фифти. Часть еврейской общины и староверов — это мой плюс. А вот католики, особенно польские, серьезный минус. Враги. Церковь? Очень неоднозначно. Дворянство? Частично друзья, больше враги. Аристократия — против меня, пусть не полностью, но, тем не менее… Купечество? Очень много недовольных монополией государства на торговлю зерном, золотодобычу. Крестьянство? Самая большая моя боль… Почему-то их мои реформы вообще не затронули. Этот, самый большой слой населения не хотел перемен! Максимум — получить больше земли! Новые инструменты? Сохой справляемся. Зачем нам дорогой плуг? Агрономы? Деды так делали, нечему нас учить! И вот эту инерцию пока что не удалось разорвать. Переселение шло медленно. Очень медленно. Во-первых, не хотелось человеческих жертв из-за непродуманности программы, воровства и чиновничьего произвола. Люди, отправляющиеся за тридевять земель очень уязвимы. И мы брали излишки человеческие только из регионов, в которых гулял царь-Голод. Ранним утром я приехал в зимний Санкт-Петербург. Город встретил меня метелью. Небо было свинцовым, тяжелым, громоздкие тучи величественно ходили почти над головами. На площади перед собором собралась толпа обывателей и почти весь петербургский бомонд. Конечно, многие переехали в Москву, но значительная часть знати не собиралась покидать облюбованные места. Инерция мышления? Не знаю. Впрочем, сейчас меня интересовало совершенно другое: я хотел сразу после ехать в Менделеевский комитет, чтобы как-то подтолкнуть развитие радиотехники. Что-там у Попова шло не всё так гладко, как хотелось. Искровый передатчик уже был, работал, приоритет был запатентован и объявлен всему миру. Но дальность и устойчивость связи пока что оставляла желать лучшего. Как сегодня все-таки душно! Наверное, перепад атмосферного давления, будет метель… Службу ведет митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский и Финляндский Исидор, старичок, которому почти девяносто лет исполнилось, здоровьем он слаб, но эту службу посчитал невозможным отказаться вести. При всем при том, ясного ума человек, один из немногих, кто отнесся к реформам в церковной области с пониманием. Молитвы возносятся к небесам, которые смотрят на неразумных людишек грозным оком. Неужели все эти действа столь неугодны Господу?
* * *
Кронштадт. 13 февраля 1888 года.Около Александровского собора толпился народ. Поутру произошло необычное явление: настоятель собора, отец Иоанн, называемый в народе Иоанн Кронштадский, босой, в одной только рясе стоял на коленях на площади и молился. Лицо его было возбуждено, из глаз текли слезы. Он смотрел в небо и истово произносил слова молитв, одно за другим, крестясь и отбивая земные поклоны. Это продолжалось уже около часу. За это время у места моления собралась довольно приличная толпа: не только обыватели, но и моряки, да и морские офицеры были в немаленькой уже толпе, наблюдающей за сим необычным человеком, которого при жизни многие считали за святого. Внезапно священник вскочил, поднял руки к небесам, в его глазах появилась решимость, и он громко закричал: — Люди! Беда! Государю грозит опасность! Станьте людно и оружно рядом с ним! Не допустите до власти Антихриста! Ибо последние дни наступают! Убьют враги Михаила, Русь падет! Не простит Боженька нам такого греха! Спасите государя! После этих слов Иоанн упал на землю, потеряв сознание. Люди крестились. К настоятелю подбежали служки соборные, подняли его и отнесли в храм. Внезапно с колокольни ударили в набат. От этого звона люди очнулись. Лейтенант Абаза, служивший на яхте «Стрельна». Внезапно как очнулся от сна и проорал: — Моряки, кто верен присяге, за мной! Через какой-то час от Кронштадта к столице несся небольшой флот — три яхты, две миноноски, более десятка катеров, на которых находились кое-как вооруженные матросы. Капитан второго ранга Бирилев, командовавший батальоном морской пехоты поднял его в ружье. К государю Михаилу Николаевичу шла помощь. Но не все оказалось так гладко: команды крейсеров не разводили пары, а контр-адмирал Навахович запретил выход гвардейского экипажа, который остался в крепости.
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец. 13 февраля 1888 года.
ЕИВ Михаил Николаевич
Всё началось, когда служба уже подходила к концу. Внезапно прозвучали несколько взрывов. Причем, мне показалось, что они произошли в разных частях города, толпа переполошилась. Но на самой площади, оцепленной полицией и жандармами было спокойно. Да и филеры в толпе не бездействовали, тут мне ничего не угрожало. Ко мне подошел Черевин, все еще отвечающий за охрану первых лиц государства. Пётр Александрович много пил. Это правда, но при этом оставался на посту и всегда был бодр и в курсе дел. Заменить его пока что было некем. — Михаил Николаевич! Неизвестно, что происходит в городе. Скорее всего, атака террористов. Думаю, вам будет безопаснее всего во дворце. Там охрана надежна. — Хорошо, Пётр Александрович! Держите меня в курсе происходящего. — произнёс я и отправился с охраной в Ново-Михайловский дворец. Во дворце меня встретил Георгий. Он находился на лечении из-за травмы, полученной во время маневров. Стоял вопрос о том, что ему придется уйти из кавалерии, где он служил командиром артиллерийской батареи в Лейб-гвардии Уланском полку. Сын был встревожен, но тоже ничего не знал, что за взрывы и где это произошло. Вскоре во дворец прискакал Миш-Миш, мой второй сын, Михаил вместе с несколькими сослуживцами из Лейб-гвардии Егерского полка. Он принёс мне новости о том, что гвардия взбунтовалась. В частях читают манифест императрицы Екатерины III, точнее, Долгоруковой, которая призывала выполнить завещание императора Александра Павловича и восстановить на престоле ее и цесаревича Георгия. К Манифесту прилагалась выписка из решения синода о разводе Александра Павловича и Марии Александровны, а также свидетельство о венчании императора Александра и княгини Екатерины Михайловны Долгоруковой. Я оказался в ловушке! Чёрт подери! Мой дворец слишком близко расположен от казарм Преображенского полка! И за кого будут преображенцы? Станут они защитным барьером или пойдут на штурм? Вот в чем вопрос! Через полчаса ответ стал ясен: патрули преображенцев брали в кольцо мой дворец. Настроены они были решительно и против меня: гвардия была до сих пор самой привилегированной частью армии. Я их ущемил, перенос столицы в Москву тоже нанес удар по гвардии, оставшейся в Санкт-Петербурге, многих льгот гвардейцы утратили по моей вине. В общем, гвардия решилась на очередной переворот, воспользовавшись моментом. Жалею ли я о том, что не отдал приказ вовремя разобраться с Долгоруковой и ее выводком? Нет, была бы другая причина, не сомневаюсь в этом. повод для бунта гвардия-то нашла бы. А вот то, что мои спецслужбы заговор проморгали… Вскоре во дворце появился Манассеин с двумя ассистентами. Сказал, что может пригодиться. Я был неожиданно тронут таким проявлением верности от человека, которому был многим обязан. В свое время он отказался переезжать в Москву, вот как оно получилось. Вот уже более чем в течении часа я слышал по городу стрельбу и взрывы. Я понимал, что решают часы, даже минуты. Почему-то не было рядом со мной цесаревича Николая. Он был на службе, а как только началась эта заварушка, куда-то отбыл со своими свитскими. Куда? В одиннадцатом часу преображенцы решились на штурм. У охраны дворца были четыре пулемета Максима, у моих личных охранников еще два ручных пулемета. Так что первый и второй штурм удалось отбить с большими потерями у нападавших. Но в полдень ситуация стала критической, штурмующие забросали дымовыми шашками дворец и под прикрытием дыма подобрались почти вплотную, в бой пошли гранаты. Потери защитников дворца стали возрастать. Был тяжело ранен Миш-Миш, но телохранители и Георгий все еще держали парадный вход, не давая мятежникам прорваться внутрь. Я положил заряженный револьвер Кольта на письменный стол, второй, с которым никогда не расставался, русский Смит и Вессон держал в руке. На несколько минут мелькнуло сожаление, что в последний год в Москве уделял мало времени тренировкам с оружием. Ну что же, калаша у меня нет, но если суждено, то задушить шарфиком меня не получиться. Смерть на посту, как президента Альенде, не самый плохой конец политической карьеры! Я ждал третью атаку. Она последовала, на этот раз бунтовщики пытались прорваться со стороны Миллионной, чтобы проникнуть во внутренний двор дворца. Окна мои как раз во внутренний двор и выходили. Преображенцы выбегали один за другим, стреляя, тут у защитников был только один ручной пулемет, так что завалить трупами врагов ворота, сломанные взрывом бомбы, никак не получалось. Правда, коротко залаял еще один ручник, но штурм шел и со стороны Дворцовой набережной, или то была имитация штурма… Стрелять не было смысла, мой револьвер на такой дистанции был бесполезной пукалкой. Уже почти десяток мятежников, прикрываясь за выступами здания и какими-то ящиками, разбросанными по двору, пытались пробиться к черному ходу во дворец. Внезапно бой стал смолкать. Во внутренний двор ворвались кавалеристы, при виде которых мятежники побросали оружие и подняли руки вверх. Всадники были в форме конногвардейцев. В самом первом из них я узнал генерала Блока, командира Лейб гвардии Конного полка, за ним гарцевал цесаревич Николай, а спиной цесаревича воинственно топорщились усы Черевина. Как говориться в плохих вестернах, кавалерия подоспела!Я услышал топот ног, а через несколько секунд в кабинет ввалились эти трое: мой сын, Черевин и Блок. У двух последних в руках были револьверы. Чёрт! Я оставил свой Смитт и Вессон на подоконнике! Во взглядах вошедших я увидел свой приговор! Ловко разыграли! Как же я сыночка-то прошляпил? Нет, не дотянусь… Стол далеко! — Извини, паПа, но ты вынудил нас пойти на это… Николаша как-то криво усмехнулся, это что, у России такой рок? В пропасть рухнуть, как на трон взойдет Николай Второй? Что за хрень… Но произнести что-то в ответ не смог. Рявкнули револьверы в руках заговорщиков. Боль! Чернота! Опять! Опять эта воронка. Что затягивает меня, уносит в тоннель, стой, сука! Я же там уже был! Стой… а зачем? Получается, что Историю не так легко повернуть вспять? Она всё равно старается разобраться с камнем на ее пути, сдвигает его. Раскалывает, превращает в песок… Я попытался подумать хоть о ком-то, ради кого можно было бы попытаться зацепиться за эту жизнь, но так никого не смог вспомнить…
* * *
«13 февраля 1888 года группа бунтовщиков напала на дворец Его Императорского Величества Михаила Николаевича. Борьбу с мятежниками возглавил цесаревич Николай Михайлович. К сожалению, помощь подошла слишком поздно. Подлые изменники смогли убить Государя и его сына, великого князя Михаила Михайловича. Тяжело ранен великий князь Георгий Михайлович. Все виновные будут найдены и наказаны. Мы, Император Всероссийский, Николай II»Эпилог
Москва. Кремль.ЕИВ Николай Михайлович
— И о чём же ты просишь, брат? Сандро, в форме лейтенанта военно-морского флота, смотрит прямо в глаза, выглядит совершенно спокойным. Мне докладывали, что он даже слезу не пустил, когда узнал о смерти паПа. — Я прошу тебя разрешить мой брак с княжной Ольгой Владимировной Оболенской. Не самый плохой вариант. Мне сейчас самому необходимо жениться. Подходящих невест в Европе не так уж и много. А так, Сандро выбывает из игры! Пусть возиться со своими корабликами… — Хорошо, я подумаю… что ты хочешь за это? Я понимаю, что он понимает, что я понимаю… кажется, так это называется… — Оставь мне флот. — Вот как? — Я мечтаю совершить кругосветное плаванье, потом же… — А потом ты получишь флот! Я согласен! Флот и княжну Оболенскую. — О помолвке будет объявлено сегодня же! Я, конечно же, согласился. Но что скажет господин Н??? Посмотрим.Винница-Харьков февраль-март 2013 года.
Жанпейсов Марат Кровь бога
Глава 1
Он был обычным молодым человеком, который только нашел работу после окончания университета. Благополучная семья, любимая девушка и амбиции: ничего не предвещало беды. Лежащий человек видит перед собой яркие картинки прошлой жизни, которую оборвал нож грабителя. Как наяву пульсирует боль в спине, множество ран кровоточат, невероятно больно делать любые движения, остается только кричать. Юноша вздрагивает и просыпается. Немного приподнимается, фантомные боли от ножевых ран утихают. Стоит провалиться в сон, как приходит кошмар о последних минутах прежней жизни. Но кроме сна в тесной тюремной камере делать нечего. Помещение немаленькое, просто забито десятками людей. Человек осознал себя в новом мире три дня назад. В самый первый раз будто проснулся в совершенно незнакомом месте. Стояла глубокая ночь, человек понимал, что находится в хижине. Он помнил прежнюю жизнь, кроме имени, но не понимал, как оказался здесь. А еще перед ним висела фиолетовая рамка. Будто голограмму её не получалось пощупать, но самым странным были появляющиеся слова:«Инициализация переноса…». «Перенос завершен…». «Языковой модуль подключен…». «Общие параметры настроены…». «Добро пожаловать в новый мир! Как вас зовут?»
Это был сложный вопрос, так как юноша не мог вспомнить имя. Информационное окно не хотело уходить, поэтому пришлось просто придумать новое имя. — Сареф. Меня зовут Сареф. Это было первое, что пришло в голову. Когда-то в прошлой жизни встречался с таким именем.
Сареф, внимательно ознакомьтесь с работой Системы. Вам доступны три области: 1. Статус 2. Характеристики 3. Умения
«М-м, открыть Статус?». Окно сразу меняется. Теперь перед ним висит новая информация:
Имя: Сареф Уровень: 1 Раса: человек Активные эффекты: нет Пассивные эффекты: нет Класс: отсутствует Подкласс: отсутствует Субкласс: отсутствует Ремесло: недоступно Слава: отсутствует Репутация: нейтральная
— Я в игру какую-то попал? — Сареф никогда не был заядлым геймером, но такое видел во многих играх. — Так, открыть характеристики. — Появляется новое окно, где они все перечислены, но у всех выставлена всего единица. — Что значат характеристики? — Жизненная мощь отвечает за общее здоровье и выносливость. — Обезличенный голос, не похожий на мужской или женский, взрослый или детский, сразу сообщает ответ. Слова будто сразу попадают в разум, ночная тишина нарушается только человеком.— Стойкость отвечает за степень защиты от урона любого типа, переносимость ядов, токсинов, болезней и агрессивной окружающей среды. Физическая сила влияет на силу ударов, подъем и перенос грузов, передвижение тела в пространстве. «Всё интереснее и интереснее», — подумал Сареф, но внутреннее состояние было далеко от восторгов. — Ловкость отвечает за скорость передвижения, скорость реакции, гибкость, чувство равновесия и ритма. Интеллект — показатель продвинутости когнитивных процессов мозга, объемов памяти, силы магии и запасов маны. Также оказывает влияние на психическую устойчивость. — Стоп, что? Магии? Маны? Здесь есть магия? — Удивился юноша. До этого ничего на это не указывало. — Ответ на данный вопрос не входит в общую справочную систему. — Ладно, а что такое Озарение? — Озарение — комплекс, отвечающий за органы чувств и их остроту. Также оказывает влияние на восприятие мистических и паранормальных явлений… Той ночью не удалось прослушать всю информацию. Помимо необъяснимого перерождения в незнакомом мире, на голову свалилась новая проблема. Он оказался в какой-то деревне домов на десять. Желтое зарево проникло через окна, а после пронеслись крики. Сареф выбежал из хижины только для того, чтобы получить удар по голове. Последним он видел горящие дома и мечущиеся силуэты жителей. Очнулся в этой переполненной камере и вот уже два дня находится в ней. «Откройся», — мысленный приказ исполняется в ту же секунду. За последние дни он наловчился вызывать странную систему, но нашел в ней крайне мало полезной информации. Окно умений оказывается пустым, а что-то делать с первыми двумя у него не вышло. И похоже, что видит систему только Сареф. За прошедшие дни в камеру то кидают новых людей, то забирают других. Из тех, кого забрали, больше никто не вернулся. Невольный путешественник в новый мир обнаружил, что понимает речь других бедняг. Из разговоров он понял, что это вовсе не тюрьма для преступников, а скорее загон для рабов. Им раз в день приносят еду и воду, но на всех не хватает. Сразу начинается потасовка, где Сареф почти не имеет шансов. Себе новому он дает лет восемнадцать-девятнадцать. Довольно щуплый, так что кулаками отвоевать еду и воду у других узников не получается. Кусочек жесткого хлеба вчера — последнее, что побывало в его желудке. Три человека бандитской наружности оказываются самыми сильными и жестокими в камере, так что они едят и пьют больше всех. Сейчас все спят, только Сареф не хочет снова смыкать глаза, чтобы не переживать повторно смерть во сне. Вот только тревогу и чувство неопределенности только сном и можно приглушить. В камере темно, но немного света добирается из коридора, где горят лампы. Вдруг доносится лязг замка, потом открывается дверь. Сейчас явно не время для кормежки, а значит, привели новых бедолаг. Бедолага оказывается один. Два вооруженных мечами человека в масках втаскивают нового узника и бросают на пол. Дверь за ними сразу захлопывается, но юноша успевает заметить, что новый человек ранен, лицо в крови, а также явно обессилен. Заключенный парень встает с пола и подходит к лежащему человеку. Несмотря на раны, можно сразу сказать, что он явно не крестьянин или лесной разбойник. Качественный доспех, крепкие ремни и даже пара колец. Длинные черные волосы с появляющейся сединой и аккуратная борода показывают, что человек из тех, кто может следить за внешностью. Чего не сказать о Сарефе, переродившимся крестьянской недорослью или кем-то вроде этого. — Кто здесь? — Если слышно спрашивает незнакомец. — Я — Сареф. — Может быть хоть с ним получится поболтать. — А вы кто? — Бенедикт… Бенедикт Слэн. — Слова с трудом даются ему. — Поможешь встать? Сареф помог добраться до места в углу, куда ранее забился сам. Остальные новоприбывшие могли мало путного рассказать. Рассказы обычно похожи один на другой: напали и взяли в плен. Но что-то подсказывает, что Бенедикт может рассказать что-то больше. Обычно новые узники не появляются с таким количеством следов боя. — Я провалил задание. — Бенедикт замечает немой интерес собеседника. — Какое задание? — Ты знаешь, где находишься? — Собеседник решает зайти с другой стороны. — Нет, не знаю. — Что правда, то правда. — Это горная крепость Фондаркбург. — Сказано с таким видом, будто это что-то должно сказать юноше. — Ты что, не слышал о Фондаркбурге? Сареф качает головой. Бенедикт смотрит с подозрением, но все же объясняет: — Это одно из известных пристанищ вампиров в Манарии. А я охотник на них и должен был устранить здешнего старшего вампира. Сареф замер от услышанного. Вампиры? Можно было посчитать бредом, но ведь он находится в совсем другом мире. Раз здесь есть магия, то могут быть и вампиры. А Манария, получается, название этой страны. Сареф не стал задавать дополнительных вопросов об этом, чтобы не возбуждать подозрений. — Ты был один? Будет подкрепление? — Юноша цепляется за призрачную надежду спасения. Бенедикт сразу развеял иллюзии. — Нас было трое. К счастью, Мариэн сумела скрыться с помощью телепортационного свитка. Она дочь епископа и одаренный священнослужитель. Её потеря была бы сокрушительной для Манарии. Если бы её поймали, то епископ бы обрушил на Фондаркбург всю мощь, которую смог бы собрать. Даже король не отказал бы его просьбе. Увы, но спасать старого вояку наподобие меня никто не будет и… Молодой человек вопросительно смотрит, оказывается, что собеседник то ли заснул, то ли потерял сознание. До утра юноша не сомкнул глаз. Пока ситуация была неясной, можно было строить обнадеживающие картины. Но сейчас страх сжимает внутренности с удвоенной силой. Утром вновь появляются местные сторожа и забирают пятерых: троицу камерных заправил, Бенедикта и самого Сарефа.
Глава 2
Теперь всё потихоньку встает на места. Сарефа с остальными привели в большой зал. Из длинных узких окон льется слабый утренний свет. Его достаточно, чтобы понять, что за красные разводы захватывают весь пол. Троица бандитов была очень храброй в камере, но здесь их трясет со страшной силой. Молодой человек и сам не может унять дрожь. То ли от нехорошего предчувствия, то ли из-за ледяного пола. Только Бенедикт спокоен, будто смирился с участью. Всех ставят на колени, вокруг пленников находятся восемь фигур в черных масках. Сареф до знакомства с Бенедиктом и подумать не мог, что это вампиры. Знаний о здешних вампирах у него нет. Через десять минут появляется девятый, и в нем явственно чувствуется Сила и Власть. Нечто неосязаемое угнетает дух и перехватывает дыхание. Он тоже в маске, но она ярко-красная. Если у остальных вампиров черные одеяния, то этот щеголяет в алом плаще. «Старший вампир», — понимает Сареф. Пленители не тратят время на разговоры, один из вампиров достает из черной шкатулки искривленный кинжал. На его поверхности словно много слоев застывшей крови. Внезапно перед лицом появляется информационное окно Системы. Сейчас оно пугающе-красного цвета.Получена новая задача: выжить любой ценой.
Загадочная система будто знает больше самого владельца, но не нужно быть великим мудрецом, чтобы не ждать от ситуации ничего хорошего. Юноша не связан и его никто не держит, но по какой-то причине не может вскочить на ноги. Однако разумом Сареф понимает, что сбежать у него не получится. Все пленники расположены в ряд, сначала троица бандитов, потом Сареф и последним Бенедикт. Вампир со странным кинжалом начинает именно в таком порядке. Юноша не уверен, что именно происходит, но это выглядит странным. Лезвие проходит по шее пленника, сразу выступает кровь. Но сам надрез очень слабый и не несет большой опасности. Бандит раз дернулся, но другой вампир крепко сжал плечи. С минуту все стоят и смотрят, а потом бандит начинает истошно кричать. По всему телу открываются многочисленные раны, из которых вместе с кровью выходит жизнь. Второй пытается отползти, но его хватают за плечи. Еще один надрез и мучительная минута перед не менее мучительной смертью. Третий бандит понимает, что теперь его очередь. Его дико трясет, что-то лопочет, но вырваться из хватки вампиров ему не удается. Повторяется тот же исход. Сарефа бьет мелкая дрожь в луже крови. Неизвестно, зачем всё это, но рациональная часть мозга в тот момент перестала работать. Юноша отстраненно смотрит на приближающееся лезвие. Он так напуган, что даже боли не почувствовал, только нестерпимый жар по всему телу. Перед выкаченными глазами вновь встает окно системы:
Неизвестное заражение. Проверка. Смена расы. Успешно. Корректировка стартовых значений. Успешно. Открытие базового умения «Поглощение крови».
Название: «Поглощение крови» Тип: расовое умение Ранг умения: F Уровень освоенности: 0,1 % Описание: способность поглощения крови живых существ с целью утоления голода и кражи жизненной энергии.
Внимание! Случайная мутация при встраивании генного материала Древнего. Умение будет модернизировано.
Название: «Кровавый пир» Тип: расовое умение Ранг умения: А Уровень освоенности: 1,5 % Описание: способность поглощения крови живых существ с целью утоления голода и кражи жизненной энергии. При поглощении крови также происходит заимствование маны, знаний, воспоминаний, навыков и умений. Успешность зависит от силы пользователя и цели для поглощения.
Сареф на автомате читает всплывающие окна. «Что они вообще означают? Меня превращают в вампира»?! — Додумать мысль новообращенный не успевает. Судя по всему минута уже прошла, но он не истекает кровью. Среди вампиров начинается чуть слышное обсуждение. К юноше подходит старший вампир. Через прорези для маски не получается разглядеть глаза, как и увидеть какие-либо эмоции. — Неплохо. Один на тысячу все же оказывается способным. — Голос существа заставляет пространство вибрировать. Или просто чувства Сарефа становятся иными? — На охотника время можно не тратить. Ты, — палец старшего вампира тычет в новообращенного. — Выпей кровь охотника. После этого инициация будет завершена. Сила голоса становится всеобъемлющей, Сареф даже не может подумать о сопротивлении. Встает на ноги и смотрит на побледневшее лицо Бенедикта. Охотник ничего не говорит: или не может или не видит смысла. Странное чувство во рту оказывается вызвано ростом клыков. С каждой секундой ощущения становятся всё разнообразнее. Лужа крови под ногами сильно дразнит обоняние и будто тихо подрагивает в ответ на пристальный взор. Но приказ был поглотить кровь охотника. Сареф никогда этого не делал, но инстинкты срабатывают без промедления. Тело само знает, как и где нужно сделать укус, чтобы получилось лучше всего. В ушах отдается дробь сердечного ритма Бенедикта. Юноша осознает, что может слышать удары сердца даже на расстоянии. В рот тут же хлынул поток крови, вполне можно подавиться, но вампирам, похоже, подобное не грозит. Сареф не ощущает никакого вкуса, будто пьет воду. Но умение «Кровавый пир» забирает не только кровь, а саму суть Бенедикта. В разум врываются образы жизни охотника, его знания и умения.
Умение «Поглощение крови» активировано. Будет поглощено 96 % жизненной энергии. Проверка поглощения памяти, знаний, навыков и умений. Успех! Будет поглощено 37 % совокупного объема души.
Сареф не знает, как много прошло времени, но властное касание приказывает остановиться. Вампир выпускает мертвое тело и поднимается. Всё нутро распирает невиданная сила, но вместе с силой зарождается сильный голод. Свет из окон несмотря на пасмурную погоду становится слишком ярким. — Отведите в подземелье. Выдайте новому брату Фондаркбурга одежду, маску и оружие. — Старший вампир отдает приказ и выходит из зала. Один из вампиров жестом приглашает Сарефа за собой в другую сторону. Словно в тумане новообращенный следует за ним. Только у выхода из зала оглядывается на тело Бенедикта, разрываемое невесть откуда взявшимися уродливыми собаками. Стоило пересечь границу помещения, как новое оповещение:
Задача «Выжить любой ценой» выполнена. Ваш уровень повышен до 5-го. Ваши характеристики изменены вместе со сменой расы.
Они долго спускались в подземелье. Сначала сопровождающий разорвал одежду на новеньком и пинком отправил в подземный бассейн. — Хорошо отмойся. Сареф послушно принялся смывать с себя кровь и грязь. Правда, сила голоса этого вампира была куда слабее, чем у старшего вампира. Через пятнадцать минут юноша выбирается и облачается в приготовленную одежду. Теперь выглядит как сопровождающий. На поясе пристегнут короткий меч, которым все равно пользоваться не умеет, а в руке черная маска. Новообращенный вампир непонимающе смотрит на черную маску: у неё нет никаких завязок. — Простоприложи к лицу. Маска зачарована, будет держаться сама по себе. На ней также есть защитная магия для дневных прогулок. Прямой солнечный свет молодым вампирам оставит серьезные ожоги. — Подсказывает старший товарищ. Действительно маска будто присасывается к лицу стоит только приложить. Сареф трясет головой, но предмет намертво сидит. Кто бы её не сделал, он явно предусмотрел многое: непонятным способом маска не мешает обзору, не затрудняет дыхание, и легко снимается, если это точно нужно. Новый товарищ ведет Сарефа в другую часть подземелья с множеством комнат. Через пару минут останавливается около одной. — Теперь твоя. Обустраивайся. До вечера сиди в ней, я приду за тобой. — Сопровождающий быстро уходит по своим делам. В комнате темно, но зрение Сарефа теперь легко различает обстановку. Есть лежанка, стул и шкаф. Никаких ужасов, наподобие личного гроба, не видно. Вампир снимает маску и ложится на кровать. Когда он наконец предоставлен сам себе, остается время подумать. — Система. Статус.
Уровень: 5 Раса: вампир Расовый статус: младший вампир …
Итак, произошло что-то необычное. И объяснение произошедшего есть. Сареф поглотил знания Бенедикта о вампирах, поэтому понимает, что был обращен в вампира с помощью особого артефакта. Такой артефакт может изготовить только высший вампир или Древний. В знаниях Бенедикта есть иерархическая классификация вампиров. Новообращенные являются младшими вампирами. После идут обычные вампиры, как например, тот, кто привел его сюда. Над вампирами стоит старший вампир. Старшие вампиры чрезвычайно опасные создания и способны создать собственный клан из обычных и младших вампиров. Еще есть высшие вампиры, таких единицы. Невероятно древние и могучие вампиры, которые могут в одиночку разорвать сотни людей. Такие могут управлять целыми кланами, создав подобие дьявольского королевства. И почти на недостижимом уровне находятся так называемые Древние. Такой статус есть только у тех вампиров, которые стояли у истоков своего народа многие тысячелетия назад. Охотники считают, что сейчас не осталось ни одного Древнего. Либо были уничтожены, либо находятся в спячке в таком месте, в которое попасть почти невозможно. — Характеристики.
Жизненная мощь: 17 Стойкость: 15 Физическая сила: 25 Ловкость: 10 Интеллект: 8 Озарение: 27
Превращение в вампира серьезно повысило характеристики. Особенно выдаются вперед физическая сила и озарение. Сареф чувствует, как обострились чувства. Прекрасно видит в темноте, слышит шаги где-то на этом уровне подземелья, а нос дразнит аромат крови с вещей, которые были брошены у бассейна. По знаниям Бенедикта даже младшие вампиры в несколько раз сильнее обычного человека. Обычный вампир может согнуть металлический прут или оторвать голову человеку одним удачным ударом. Но это не правило, вампиры, как и другие разумные существа, могут развивать силы в разных направлениях. Кто-то любит раздирать жертв и плескаться в крови, другой предпочтет темную магию. Но не это важно сейчас.
Глава 3
Сейчас не раздумья о силах вампиров занимают мысли Сарефа. Он обязан позаботиться о собственном выживании. Он получил уникальный дар от Бенедикта, впитав многочисленные знания как о мире в общем, так и о вампирах в частности. Согласно полученным данным расслабляться рано. Вампиры представляют клановое общество, где выживает самый сильный и жестокий. Пускай Сареф против воли стал одним из вампиров, но его статус по-прежнему очень низок. Здешние вампиры очень самоуверенны, раз оставили без надзора. Их логику можно понять, так как крестьянин никак не может знать, что его не просто так обратили в вампира. Но Бенедикт знал о «хождении по головам». Вампиры повышают силы путем поглощения крови. Чем сильнее и могущественнее жертва, тем больше сил. От убийства простых людей сила вампиров повышается незначительно, поэтому может использоваться только для утоления голода или восполнения сил. Если вампиры начнут опустошать город за городом, то лишь спровоцируют другие народы на отчаянную борьбу и неизбежно проиграют. И вообще, если убить всех, то на кого потом охотиться? Если вкусить крови рыцаря, мага или жреца, то вампир может значительно продвинуться в иерархии силы. Подобные люди тренируют тело, магические способности или мистические силы, поэтому их кровь имеет гораздо большую ценность, чем у фермеров, торговцев или ремесленников. Поглощение крови других рас или мифических существ может быть еще эффективнее, но и заполучить такой приз гораздо труднее. Поэтому вампиры придумали «хождение по головам». Можно просто обратить человека в вампира, дать ему немного развить силы, а потом опустошить до последней капли. Такой способ может дать огромный прирост силы для вампиров, чем охотно пользуются вампиры и старшие вампиры. Сареф не питает иллюзий по поводу дальнейших событий. Его превратили в вампира, чтобы через некоторое время старший вампир или кто-то другой смог поглотить его. Понятное дело, пережить такое не получится. Сареф понимает, что остается небольшой выбор. Можно попробовать сбежать, но далеко он не убежит. К тому же сейчас день, даже волшебная маска может не полностью защитить от солнца. Охотник на вампиров Бенедикт не знал, сколько может пройти времени перед «хождением по головам», но точно знает, как вампир может этого избежать. Для этого ему нужно доказать силу и авторитет, поглотив кровь другого вампира и повысив тем самым силу. Став сильнее, он обезопасит себя от посягательства других вампиров, а также может рассматриваться как полезный член клана в глазах старшего вампира. — Да, иного не остается. Мне придется доказать свою пользу, чтобы не смотрели только как на будущий корм. Ему стоит найти других младших вампиров, чтобы использовать «Кровавый пир», так как с обычным вампиром он может не справиться.Процесс усваивания завершен на 50 %. Воспоминания и навыки будут ассимилированы через 45 минут.
Система сообщает, что процесс поглощения занимает определенное время. Различные знания Бенедикта в виде сухих фактов он смог усвоить почти сразу, а вот память и навыки почему-то не могут быть применены сразу. Бенедикт Слэн… Охотник-ветеран, который не справился с задачей. Сареф впервые убил человека. Да и вообще убил кого-то крупнее мухи или комара. В прошлой жизни он успел отслужить в армии и даже руководить отделением, но время было мирное. Он не знает, что должен чувствовать при этом, но никаких неприятных переживаний нет. Возможно, он подсознательно успокаивает себя тем, что не мог ослушаться приказа старшего вампира. Сильные вампиры могут подчинять разум более слабых существ. А может, становление вампиром изменило не только физиологию, но и психику. Раз решение принято, то лучше не забивать голову ненужными мыслями. Сареф прислушивается, но ничего из коридора не доносится. Слух тоже стал гораздо чувствительнее. Молодой вампир выходит из комнаты и начинает проверять подземелье. К несчастью, кроме Сарефа здесь никого больше не держат. Это худший вариант, так как ему придется сразиться с более сильными сородичами. Разум внезапно спокойно обрабатывает информацию, Сареф волнуется, но мандраж более не властен над телом вампира. Подземелье раньше явно выполняло функцию тюрьмы и пыточной. Вампирам это, похоже, без надобности, так как всё довольно запущено. Оружия тут не оказывается. Сарефу, конечно, выдали какой-то клинок, но при рассмотрении оказывается, что это ржавый кусок металла, который рассыплется при первом же ударе. А сражаться на мечах Сареф не умеет. В прошлой жизни он мог управиться с огнестрельным оружием или показать простой прием единоборств, но по-настоящему никогда не приходилось бороться за жизнь. В такой ситуации адреналин должен зашкаливать, но Сареф не перестает удивляться хладнокровию. В культуре предыдущей жизни вампиры считались неживыми монстрами, но Сареф вполне чувствует, как бьется сердце, температура тела не сильно изменилась. В знаниях Бенедикта нет ничего о действии гормонов в телах вампиров. Оно и понятно, Бенедикт изучал способности, повадки и общество вампиров как охотник, а не как ученый. Да и не факт, что в этом мире знают о гормонах. Из знаний Бенедикта он понимает, что мир близок к позднему средневековью или раннему периоду Нового времени. За обыском подземелья прошли сорок пять минут. Сареф рефлекторно хватается за голову: в ней будто бьют в колокол. При этом стенками колокола является череп, а языком колокола — яркие воспоминания Бенедикта. Будто на ускоренном воспроизведении перед Сарефом пролетает жизнь убитого им человека. В ней очень много пробелов, все же Система сообщала, что будет поглощено только 37 %. А после начинает вибрировать тело, вплавляя навыки охотника на вампиров прямо мозг Сарефа.
Открыто новое умение. Открыто новое умение.
Название: «Взрывной удар» Тип: способность духа Ранг умения: C Уровень освоенности: 60,9 % Описание: рыцарь переливает часть внутренней энергии в конечность, чтобы при ударе нанести пятикратный урон. Энергия духа укрепляет конечность и увеличивает физическую силу, но не повышает скорость. Зарядка силой духа держится 2 секунды.
Название: «Базовая стойка» Тип: способность духа Ранг умения: C Уровень освоенности: 88,8 % Описание: рыцарь концентрирует энергию духа в ключевых опорно-двигательных точках тела: шея, локти, кисти, плечи, позвоночник, таз, колени и стопы. Увеличивается стабильность тела и стойкость. Немного увеличивается физическая сила. Умение является основой для более продвинутых техник.
Сареф внимательно изучает новые способности. Бенедикт являлся адептом Школы Духа, причем весьма продвинутым, если смотреть на уровень освоенности умений. — Система, повтори, на что влияет уровень освоенности. — Уровень освоенности показывает, насколько совершенно пользователь владеет умением, способностью или заклятьем. Максимально возможный уровень развития равен 100 %. Чем выше уровень освоенности, тем сильнее будет умение. Также возможны бонусы, например, уменьшение времени активации или дополнительный эффект. Такие параметры индивидуальны. «Кровавый пир» Сарефа имеет уровень освоенности всего 1,5 % и то, таким стал только после трансформации из «Поглощения крови», где уровень освоенности был ничтожен — 0,1 %. Из этого и некоторых воспоминаний Сареф сделал вывод, что Бенедикт являлся бывалым воякой, но больше полагался на тактику и командную работу. Вампиры же делают упор на природные данные и магию, так что в руках Сарефа эти умения могут оказаться более смертоносными. До вечера есть время, но времени на подготовку ушло слишком много. Сареф еще много раз обшарил подземелье, чтобы запомнить маршруты всех проходов. По пути собрал всё, что можно будет использовать как оружие. Картина выходит не самая радужная: две кочерги, обломок копья, полусгнившая веревка и вершина коллекции — древняя на вид двуручная пила. Непригодная куча мусора, увы. Если добавить меч на поясе, то получается, что толкового оружия у него не будет. Значит, всё решат кулаки. Но даже в этом случае это стоит как-нибудь использовать. Примерный план действий уже давно проверяется мысленными тестами и гипотезами. Если бы ему не дали так много времени и свободы, то шанс успеха мог быть нулевым. Уже под вечер Сареф вернулся в комнату и надел маску. Совсем скоро должен прийти вампир, с которым нужно будет справиться. Если он не победит, то с ним противник жестоко расправится, а может даже поглотит всю кровь.
Глава 4
Долгожданный момент настал. Сареф различает за дверью шаги. Вампир без стука входит в комнату. Тот самый, что сегодня привел сюда Сарефа. Бой начинается с обманного маневра. — Кто вы? Что со мной будет? Куда меня ведете? — Сареф не блистает актерскими талантами, но благо маска дает возможность не изображать нужные эмоции на лице. Достаточно плачущего голоса и сгорбленной фигуры. Сареф тоже не видит лица вампира, но слышит смешок. Вампир явно наслаждается притворной паникой. Он ведь даже подумать не может, что кто-то в такой ситуации сможет вести себя иначе. — Подойди, щенок. — Вампир не влияет ментально на собрата, как и предполагал Сареф. Тот, кто уже сломлен, не нуждается в дополнительных стимулах. Спотыкаясь, Сареф подходит ближе. — Не мозоль глаза и держи рот на замке, если не хочешь неприятностей. А теперь за мной. — Вампир поворачивается спиной. Ошибка, которую и ожидал Сареф. В нем не распознали угрозу, значит, бдительность усыплена. Спрятанный меч нацелен в спину вампира, но пронзает вовсе не туловище. По знаниям Бенедикта Сареф понимает, что ранение туловища вампиру не так страшно. Лучшее средство — отрубить голову одним ударом, но Сареф знал, что не сможет размахнуться в дверном проеме. Поэтому нацелился на правую ногу, чтобы лишить врага мобильности. Даже будучи младшим вампиром Сареф намного сильнее, чем был когда-либо в любой из двух жизней. Сареф подключает к силе удара рывок всего тела, поэтому клинок насквозь пронзает бедро. Помимо этого противник получает сильный толчок вперед и впечатывается в стену. Однако радоваться рано, вампир с яростным криком оборачивается и наносит размашистый удар рукой. Произошло так быстро, что Сареф успевает только выставить блок. Сила удара отправляет молодого вампира дальше по коридору, все же по физическим данным он уступает оппоненту. Но Сареф даже рад этому, так как планирует завершить бой в другом месте. Быстро вскочив, Сареф бросается прочь, изображая побег. Враг бросается следом. Как и рассчитывалось, Сареф не должен казаться вампиру опасной добычей, чтобы действовать осторожно или позвать других вампиров на помощь. К тому же Сарефу удалось вывести противника из себя невиданной наглостью и нанесенной раной. Последняя не смертельная, но дает возможность сравняться в скорости, все же вампиры тоже чувствуют боль. Младший вампир несется со всех ног глубже в подземелье, а следом летит враг. Даже ковыляя, разъяренный вампир сокращает дистанцию с пугающей быстротой. К счастью, Сареф предусмотрел это благодаря жизненному опыту Бенедикта. Впереди нужный поворот, где стоит старый пустой шкаф. Сареф заранее подпилил ножки и накренил конструкцию. Чтобы шкаф не упал, Сареф закрепил его веревкой. Место выбрано не случайно, именно здесь схватка должна завершиться. Сареф использует простую ловушку, замаскированную под еще более примитивной. Ему изначально нужно было доминировать в плане тактики. На ходу Сареф рвет веревку и исчезает за углом. Вампир бы расхохотался, не будь таким взбешенным. Попасть под падающий шкаф сможет только последний идиот, но вампир не сбавляет скорости. Подобно живому тарану с такой силой влетает в падающий шкаф, что некоторые его части улетают до конца коридора. Совсем немного замедлившись, вампир поворачивает за угол, где в него врезаются обе ноги Сарефа. Последний использовал шкаф, чтобы вампир не услышал, как он остановился и побежал навстречу. Сареф активировал «Боевую стойку», поэтому без труда повернулся и рванул прямо к вампиру. После чего подпрыгнул и двумя ногами ударил врага в грудь. Благодаря энергии духа и высокому уровню освоенности умения получается удачно произвести удар и приземлиться. С вампирской силой Сарефу удается отправить в полет противника, чтобы тот спиной пробил дверь напротив с заранее сломанными петлями. Вместе с дверью враг падает в комнате, но тотчас вскакивает, такой удар не причинил серьезного вреда. Вот только для того, чтобы оказаться на ногах, тоже потребовалась секунда, которую использует Сареф для «Взрывного удара». Это козырь Сарефа. Вампирская раса и так обладает большой физической силой по сравнению с обычными людьми, а умение может усилить в пять раз. Даже более сильному сородичу не стоит попадать под такой удар. К сожалению, энергия духа держится только две секунды, поэтому нужно подгадать верный момент. В миг сближения кулак Сарефа окутывается алой энергией, а после врезается в грудь противника. Раздается противный треск, удар сминает грудную клетку и швыряет тело врага в стену с огромной скоростью. На этом злоключения для оппонента не заканчиваются. Сареф вбил обе кочерги в стену, заранее обломав концы с обеих сторон с помощью «Взрывного удара». Теперь насаживает вампира спиной на оба штыря. Сарефу удается нанести серьезный ущерб врагу, но бой еще не завершен. Конец будет только тогда, когда он прокусит шею и опустошит противника. Однако загнанный в ловушку вампир не думает сдаваться, резким рывком «слезает» с острых штырей и отталкивает Сарефа. Тело вампира окутывает багровая дымка, которая начинает невероятно быстро затягивать все раны. В знаниях Бенедикта было упоминание о том, что некоторые вампиры обладают умением скоростной регенерации, но для этого им нужно принять неподвижное положение. Ну что же, враг допускает непозволительную ошибку, планируя быстренько залатать раны и убить младшего вампира. Сареф гасит инерцию толчка с помощью «Базовой стойки», подбегает и вновь наносит удар, заряженный энергией духа. Теперь это боковой удар в челюсть. В прошлой жизни Сареф посещал школу бокса, поэтому помнит, как правильно повернуть кисть и развернуть корпус, чтобы в удар была вложена сила всего тела. Челюсть врага получает серьезный урон, не только вырываясь из суставов, но и трескаясь по всей площади. У людей нижняя челюсть является очень уязвимым местом: пропусти один точный и сильный удар и можешь отправляться в нокаут. Именно поэтому боксеры, даже нанося удар, прикрывают нижнюю челюсть приподнятым плечом. Сареф не уверен, что физиология вампиров будет точно такой же, но в целом они выглядят как люди: две руки, две ноги, одна голова. Удар отправляет вампира на пол, но не вырубает, к сожалению. Но Сареф сумел остановить умение регенерации и ошеломить противника. Испытывать жалость нельзя, поэтому Сареф наносит еще один жестокий удар сверху вниз прямо в висок. Обычный человек скончался бы на месте, но вампир еще дышит. Кульминационный момент подходит, и младший вампир вонзает клыки в горло врага. В отличии от крови Бенедикта, кровь вампира имеет определенный пряный вкус. Жар постепенно захватывает желудок и всё тело.Название: «Кровавый пир» Тип: расовое умение Ранг умения: А Уровень освоенности: 1,5 % + 3,0 % Описание:… Умение «Кровавый пир» активировано. Будет поглощено 80 % жизненной энергии.
Проверка поглощения памяти, знаний, навыков и умений. Успех! Будет поглощено 12 % совокупного объема души.
«Что? Почему только 12 процентов»? — Вероятно, вампир гораздо сильнее Бенедикта, либо есть скрытые условия. Скорость поглощения очень большая, хватает 20 секунд, чтобы опустошить тело. Сареф отталкивает тело и падает на пол. Не остается сил на ликование, схватка оказалась гораздо труднее, несмотря на всю подготовку. Если бы что-то пошло не по плану, на холодном полу Сареф лежал бы мертвым.
Итоги боя: ### Получено 6 уровней и 18 очков характеристик. ### Уровень освоенности умений повышен и теперь равен: «Кровавый пир» → 4,5 % «Базовая стойка» → 90,1 % «Взрывной удар» → 63,4 % ### Повышен расовый статус: младший вампир → вампир ### Получены новые умения.
«Значит, за каждый уровень дают по 3 очка характеристики? А еще я повысил расовый статус. В какой-то мере поможет отпугнуть потенциальных желающих опустошить меня», — Сареф вполне доволен результатами. Но дальше будет только сложнее, теперь он не сможет притвориться слабым и сломленным, чтобы усыпить бдительность других вампиров. — Покажи новые умения.
Название: «Восстанавливающая вуаль» Тип: расовое умение Ранг умения: B Уровень освоенности: 42,5 % Описание: способность, ускоряющая регенерацию вампира. Скорость заживления ран зависит от их тяжести и уровня освоенности умения. Для действия умения обязательна неподвижность, иначе вуаль пропадет.
Название: «Приказ» Тип: расовое умение Ранг умения: B Уровень освоенности: 12,9 % Описание: способность, присущая всем вампирам, кроме младших. Вампиры от природы имеют предрасположенность влиять на разум. С помощью способности вампир может подчинить волю другого существа. Успех, сила и продолжительность действия зависит от силы противника и уровня освоенности умения.
«Восстанавливающая вуаль — это то, что в конце пытался сделать этот вампир. А вот Приказ очень похож на то, как старший вампир принудил меня убить Бенедикта», — Сареф внимательно перечитывает описание, чтобы не упустить незначительную, но важную деталь. — Он, похоже, Приказом владел не очень хорошо. И хвала Герону, иначе бы пришлось куда сложнее… — Уже вслух произносит Сареф и осекается. Непроизвольно упомянул Герона, бога солнца этого мира, ярого противника любой нечисти, хоть вампиров, хоть демонов. Хотел сказать «слава богу», но знания Бенедикта не просто хранятся в памяти как нечто прочитанное или услышанное. Нет, знания и опыт буквально въелись в подкорку, став единым с «Я» Сарефа. Даже активация умений происходит без труда, Сареф не просто обучился им, а овладел на уровне автоматизма и мышечной памяти. Уровня, где один будет тренироваться всю жизнь, Сареф может достигнуть почти сразу, если поглотит кровь владельца навыка.
Процесс усваивания завершен на 50 %. Воспоминания будут ассимилированы через 5 минут.
«Хм, действительно. По сравнению с поглощением крови Бенедикта в этом случае сразу получил два навыка. И в целом процесс происходит гораздо быстрее». — Сареф поднимается на ноги. «Дело в том, что мы оба вампиры или потому что объем души вампира был меньше почти в три раза»? — Это еще предстоит выяснить, но уже пора переходить к следующей части плана.
Глава 5
После расправы над другим вампиром Сарефу нужно продемонстрировать достижение остальным членам клана. «Показать зубы», если можно так выразиться. Несмотря на то, что схватки на смерть в вампирском обществе происходят не так уж часто, но к этому здесь относятся снисходительно. Будет проблема, если убитый был важен для старшего вампира. Но Сареф предполагает, что заниматься новеньким отправили самого малозначительного члена клыкастой семьи. Пора отправляться, но перед этим нужно сделать последнее дело — распределить очки характеристик. — Характеристики. — У Сарефа есть целых 18 очков, будет глупо их не использовать.Жизненная мощь: 17 (+) Стойкость: 15 (+) Физическая сила: 25 (+) Ловкость: 10 (+) Интеллект: 8 (+) Озарение: 27 (+)
Если раньше характеристики были распределены Системой самостоятельно, то теперь есть возможность выбора. И выбор этот очень важный. Что же выбрать? — Так-с. Силы и озарения у меня уже много. Интеллект мне не нужен, так как я не знаю никакой магии. — Начинает рассуждать Сареф. Игровой опыт прошлой жизни был небольшим. Стоит вложиться во что-то одно-два и достигнуть там больших высот, или качать всё равномерно, чтобы не иметь слабых мест? — Каков максимальный уровень развития каждого навыка? — Отсутствует. — Отвечает Система. «Что ж, потолка нет». Жизненная мощь, стойкость, ловкость. Сареф планирует сбежать отсюда, а значит, есть вероятность боя. В бою могут пригодиться все три характеристики. Но нужно избегать схваток как можно дольше, а значит, сейчас больше всего пригодится ловкость, так как она влияет на скорость передвижения. Сказано — сделано. Теперь ловкость равна 28. Можно было распределить между двумя показателями, но пусть будет так. В этот момент заканчивается усвоение воспоминаний поверженного врага. Сареф внутреннее готов к дикой головной боли, но в этот раз процесс протекает гораздо легче. Легкое головокружение причиняет гораздо меньше неудобств, но при этом и воспоминаний крайне мало. В калейдоскопе поглощенной души практически невозможно разобраться. Все же 12 % слишком мало, чтобы понять хоть что-то. Будто из разных частей книги выписали дюжину предложений и сложили вместе в бессмысленный абзац. Единственное, что понял Сареф, поверженного вампира звали Деррил. «Ну что же, Деррил, нам пора», — Сареф хватает труп за руку и волочит за собой к выходу из подземелья. Будь человеком, то запыхался бы очень быстро, но для силы вампира это даже не испытание. Сареф чувствует, что мог бы швырнуть тело далеко вперед, но сейчас не время для тестов. Ему нужно представиться и сделать это правильно. Вампир помнит путь из подземелья, а любой, кто захотел бы последовать за ним, сделал бы это без труда. Труп оставляет за собой кровавую полосу, Сареф поглотил не всю кровь. Черная маска, которую отбросил в бою, чтобы прокусить шею Деррила, снова на лице. Запах крови вампира тотчас разносится по замку, все же вампиры могут почувствовать кровь за километры, особенно если это кровь сородича. Молчаливые фигуры в черных масках лишь наблюдают за новичком, который гордо идет по коридорам замка ко внутреннему двору. Никто не заговаривает и не пытается остановить. Воспоминания Деррила об обустройстве Фондаркбурга были одними из свежих, поэтому Сареф имеет общее представление, куда стоит пойти. Чувствует, что сейчас не стоит ожидать нападения от членов клана. Мрачные взгляды не сулят ничего хорошего, но здесь есть только один вампир, который имеет право принять какое-либо решение или закрыть на произошедшее глаза. Именно к старшему вампиру направляется Сареф. Вскоре выходит во внутренний двор. Порыв свежего ветра необычайно приятен после подземелья и мрачной атмосферы внутренних помещений. Солнце уже село, но над горами все еще стоит золотистый ореол. Впрочем, Сареф сильно поднялся в иерархии силы, поэтому может без вреда находиться под солнцем даже без маски, пусть это и может быть неприятно в определенных ситуациях. Каменная площадка ведет к обрыву, и на нем стоит фигура в алом плаще. Как полноправный вампир, Сареф издалека почувствовал ауру здешнего хозяина. Ноги не меняют темпа, нельзя показать неуверенность. За спиной собираются остальные вампиры клана. В Фондаркбурге обитает сотня вампиров, что считается достаточно крупным кланом. Сареф — единственный новый член клана за долгое время, но из-за убийства Деррила численность вампирской семьи не изменилась. Но это не должно быть проблемой по мнению Сарефа, так как «хождение по головам» активно используется. И чем больше клан, тем труднее старшему вампиру будет его контролировать. И этим возможные проблемы не заканчиваются. Большой клан требует больше крови, и чаще будет рассматриваться как цель для рейдов королевства и охотников за вампирами. Благодаря Бенедикту, Сареф имеет представление о текущей ситуации. Новый вампир доходит до обрыва и отпускает тело. На звук оборачивает старший вампир. Он снова в красной маске, так что Сарефу остается догадываться, как выглядит здешний владыка. С этой точки открывается прекрасный вид на окрестности. Замок стоит на высоком утесе, под ним расстилаются невысокие горы, поросшие лесом. Снизу доносится шум горной реки, в которую вливаются многочисленные ручьи. Обрыв здесь появился не случайно: видно, что раньше тут была стена. Но по какой-то причине часть стены обрушилась, поэтому внутренний двор теперь не так уж внутренний. В голове сразу возникла картина осады, где снаряд огромного требушета попадает в стену. Судя по растительности, если это действительно было так, то очень и очень давно. — За двести лет жизни я впервые вижу такое. — Звучный мужской голос старшего вампира отвлекает от созерцания окрестностей. — В тебе, должно быть, очень сильны инстинкты охотника. Сареф может понять причину удивления. Чтобы новообращенный в первый же день опустошил более сильного собрата… — Но я не чувствую в тебе жажды крови. «А вот это опасно!», — Подумал Сареф. — «Если старший вампир может чувствовать внутреннее состояние, то нужно что-то быстро придумать». Можно было сыграть на том, что Сареф весь из себя прирожденный охотник, но не дикая ярость двигала им, а холодный расчет. И вот это не вписывается в возможное объяснение. Сареф не должен ничего знать об обществе вампиров, чтобы решиться на активные действия, и не может рассказать о возможности поглощения знаний, воспоминаний и умений, что в совокупности здесь представляет из себя душа. Это слишком необычная способность даже для старшего вампира. Настолько могущественная и необычная, что Сареф моментально может перейти в категорию потенциально опасного для власти старшего вампира. Не нужно говорить, что сейчас это равносильно быстрой смерти. — Думаю, я просто запаниковал и это не понравилось ему. — Сареф кивает в сторону трупа. — Думаю, он хотел меня лишь напугать, но я начал отчаянно защищаться. В итоге случайно смог нанести несколько хороших ударов, а после вцепиться в глотку. «Да уж, логика объяснения трещит по швам. Свалить всё на недопонимание и банальную удачу — не очень хорошая идея, но другой у меня нет». — Вампир внимательно наблюдает за реакцией собеседника. Пускай лица не видно, но какой-то жест или звук могут дать полезную информацию. Увы, старший вампир умеет держать себя в руках. — Ясно. Отправь его туда. — Палец старшего вампира указывает за обрыв. — Есть! — Сареф показывает готовность подчиняться, хватает тело и сбрасывает с обрыва. Черная фигура бьется о скалы, пока не поднимает тучу брызг на реке. В тот же миг из реки вырываются два щупальца и утаскивают труп на дно. Сареф еле сдержался, чтобы не сглотнуть от увиденного. Еще при первом осмотре местности заметил про себя, что при побеге скорее всего придется переплыть реку. Если там живет такой монстр, то это будет очень непросто. С одной стороны хорошо, что он узнал об этом сейчас. С другой же старший вампир мог специально показать сторожа реки, чтобы новый вампир даже не думал о возможности сбежать. Сареф отворачивается от обрыва и припадает на одно колено. Важно показать покорность, а не силу. — Я, Сареф, готов служить вам, господин. — Я не господин. Обращайся ко мне как к Мастеру. — Старший вампир поправляет Сарефа. В этом и был расчет: Сареф знает, что вампиры низкого положения обязаны обращаться к высокопоставленным с помощью слова «мастер». Но опасно показывать эрудицию Бенедикта, лучше специально допустить ошибку. — Да, Мастер! — Встань и иди за мной. — Собеседник поворачивается спиной и направляется в замок. Повторяется ситуация из подземелья, но сейчас Сареф ни за что не попробует атаковать такого противника. И дело не только в других вампирах, наблюдающих за своеобразной аудиенцией. Инстинкт подсказывает, что старший вампир сможет стереть в порошок из любой, даже самой невыгодной позиции. Сарефу остается до конца играть роль нового и перспективного приспешника.
Глава 6
Старший вампир идет в ту часть замка, где Сареф еще не бывал. Это похоже на хранилище: множество шкафов со странными камнями, бутылями и растениями. Есть стенды с разнообразным оружием, а часть большого помещения отведена под книжные полки до потолка. — У тебя хороший потенциал, так что ты достоин кое-каких бонусов. — Мастер обводит глазами вещи, словно делает выбор. «Хочет дать мне оружие получше или магический артефакт? Это, конечно, не лишено смысла для главы клана. Можно сразу поднять лояльность сильных бойцов, чтобы они выступали на его стороне». — Но пока Сареф даже близко не понимает, что задумал Мастер. Старший вампир так ничего не выбрал и направился к следующей двери. Сареф послушно направляется следом. Однако они не успели дойти до двери, как перед ней появляется сизый дым. Температура резко опускается, а дым принимает очертания сгорбленной фигуры. «Призрак! Нежить!», — Сареф через знания Бенедикта понимает, что это за существо. Призраки — это порабощенные души умерших. Иногда призраки появляются непроизвольно, например, на полях сражений, под действием проклятья или артефакта черной магии. Но чаще они являются плодом работы некромантов — магов, управляющих энергией смерти. Обычному человеку не справиться с призраком, как и с вампиром. И вампиру призрак может доставить хлопот. Все же невозможно убить то, что уже мертво. Вампиры обладают своим подобием жизни, чего нельзя сказать о нежити. Призрак исчезает, но холод не думает проходить, значит, он где-то поблизости. По всей видимости, выполняет роль стража для внешне непримечательной двери. Первым, что замечает Сареф в другой комнате, является он сам. Напротив двери в следующей комнате висит большое зеркало. Впервые за время нахождения в этом мире Сареф может посмотреть на себя. Рука снимает маску, на Сарефа смотрит черноволосое отражение молодого юноши. Он не похож на себя из прошлой жизни. Довольно простоватое спокойное выражение лица, лишь следы крови Деррила на подбородке, шее и одежде могут привлечь простых людей. Отросшие черные волосы опускаются до ушей, не совсем удобно, так как в прошлой жизни привык к короткой стрижке. А вот карие глаза точь-в-точь, как у себя прошлого. «Что же, еще одна полезная деталь: вампиры в этом мире в зеркалах вполне отражаются». — Сареф не стал долго торчать перед зеркалом. В комнате есть кое-что более интересное. Тут и там расставлены стеклянные витрины, под которыми хранятся самые ценные вещи Фондаркбурга. Как кажется Сарефу, уж больно напоминает музейную обстановку. — Интересно? Здесь собраны занятные вещички. Можешь посмотреть. — Мастер разрешает прогуляться вдоль витрин. Сареф незамедлительно пользуется приглашением и подходит к первой витрине. За ней находится деревянная маска цвета мха. Вампир внимательно вглядывается в трещины и странный орнамент, как вдруг появляется информационное сообщение:Предмет: Маска друида-предателя Уровень предмета: S Описание: маска, которую зачаровал друид Варак. Варак предал других друидов и впустил в священный лес демонов в обмен на лекарство от своего неизлечимого недуга. Демоны сдержали слово, но от священного леса осталось пепелище. Вараку приходилось скрываться от гнева духов и друидов, поэтому он изготовил маску, которая может скрыть или полностью подменить личность, изменяя внешность, голос и даже ауру расы.
— «Ого», — подумал Сареф. Больше впечатляет не способность маски, а возможность Системы выдать такую информацию о предмете при обычном осмотре. — Знаешь, что это? — Спрашивает старший вампир. — Нет, Мастер. — Разумеется, хвастаться Системой Сареф не будет. — Купил лет шестьдесят назад. Может замаскировать сущность. В ней вампир может предстать обычным человеком без страха быть раскрытым. — Ого, никогда не слышал о таком! — Тут же откликается Сареф, а про себя спрашивает, — «И зачем ты меня посвящаешь в такие подробности»? — Здесь есть и более удивительные вещи. Пока за просмотр плату не требуют, Сареф дальше изучает экспонаты. Тут и вправду много интересного. Особенно удивляют три застывшие капли крови Древнего вампира. Подобно рубинам они покоятся на бархатной подушке.
Предмет: Капли крови Древнего Уровень предмета: SS Описание: Кристаллизованные капли крови неизвестного Древнего. Могут быть употреблены только вампирами. Одна капля после поглощения способна временно дать силы Древнего вампира. Эффект длится 30 секунд. Капля разрушается после поглощения.
Древние вампиры могут считаться божествами вампирского рода, поэтому трудно представить, что станет доступным после поглощения капли. Жаль, что продлится всего полминуты, а каждая капля одноразовая. Но даже так, в критической ситуации может стать весомым подспорьем. Если Сареф получит такую, то вполне сможет справиться со всеми вампирами Фондаркбурга. Сареф старается надолго не задерживаться у каждой вещи, Мастер словно чего-то ожидает, поэтому Сареф не хочет тратить его время. Напоследок он разглядывает витрину, под которой аккуратно разложены листы с непонятным содержимым. На пергаменте есть слова, но написаны на неизвестном языке. Множество непонятных рун, фигур и набросков каких-то предметов или существ. Напоминает часть дневника сумасшедшего мага или ученого. Всего три листа и каждый отличается не только описанием, но и стилистикой оформления. — Божественные свитки. — Произносит старший вампир. В памяти Бенедикта есть информация о них, и точно можно сказать, что целых три свитка — баснословное сокровище. Сейчас принято считать, что все свитки были написаны самими богами, несут божественные знания и силы.
Предмет: Свиток великой резни Уровень предмета: SSS+ Описание: свиток содержит знания легендарного воина, в одиночку уничтожившего сто тысяч врагов. Безымянный воин мог разрубить даже законы природы и богов.
Внимание! Вы не можете прочесть этот свиток.
Предмет: Свиток пылающей луны Уровень предмета: SSS+ Описание: свиток содержит знания сумасшедшего пироманта, который сжег Лунный Дворец. В мире больше никогда не рождалось мага, достигшего такого уровня в огненной магии, как и никогда больше луна Мерцен не вернула прежний голубой оттенок, навсегда оставшись черной.
Внимание! Вы не можете прочесть этот свиток.
Предмет: Свиток великого Кадуцея Уровень предмета: SSS+ Описание: свиток содержит знания божественного посланника, который был несравненным в области сил разума и врачевания. Говорят, что именно последний владелец Кадуцея смог остановить Обсидиановую чуму, а также расшифровал парадокс связи между Светом и Тьмой.
Вы можете овладеть знаниями свитка. Для этого нужно пролить собственную кровь на пергамент.
Свиток великого Кадуцея под взглядом Сарефа начинает чуть дрожать, по линиями и фигурам пробегают искры. За спиной тут же оказывается старший вампир. — Отлично! — Сарефу могло показаться, но Мастер стал взволнованным. Старший вампир щелкает пальцами, витрина открывается. Легкий ветерок подхватывает свиток Кадуцея и оставляет в руках Сарефа. — Свиток может прочесть не каждый. По какому принципу происходит выбор, никто не знает. Так что если свиток кого-то не выбрал, то уже ничего не поделать. Попробуй прочесть. — Мастер нависает над Сарефом. «Похоже, для него это очень важно. Его свиток не выбрал, как и никого другого из замка. Поэтому для любого, кроме меня, это бесполезная бумага», — Сареф начинает понимать мотивы Мастера. — «Но ему невыгодно передавать такое в чужие руки, хоть самому никогда не прочесть. Значит, есть окольный способ завладеть знаниями. Например, заставить выложить их после прочтения свитка». Сареф послушно вглядывается в пергамент. Для активации нужна кровь Сарефа, но старший вампир не знает об этом и рассказывать об этом нельзя. Юноша изображает старательность, но через некоторое время сокрушенно качает головой: — Прошу простить меня, Мастер. Я не понимаю ни слова. — Ясно. — Старший вампир не обескуражен. — Обычно свитки требуют ритуальных действий. У каждого свитка они свои. Придется проверять один за другим. Мастер заставлял Сарефа пробовать самые разные ритуалы, о каких только знает. Голым под луной; под действием гипноза; в особом месте скопления магической энергии; путем жертвоприношения животных. Варил различные зелья и опаивал ими, из-за чего один раз Сареф провалялся без сознания целый день. Порой эксперименты шли один за одним, а в какой-то день Сареф был предоставлен самому себе, так как Мастер с головой уходил в изучение внушительной библиотеки. Мастер приказал остальным вампирам не подходить к Сарефу, так что те сразу уходили, стоило Сарефу показаться где-нибудь. Свободное время уходило на изучение замка и осмотр окрестностей. Он мог бы попробовать сбежать, но постоянно чувствовал на себе взгляды: Мастер наверняка приказал не спускать глаз с нового члена клана. За неделю Сареф так и не смог составить план побега. Чем больше времени проходит, тем выше риск, что Мастер попробует кровь Сарефа для чтения свитка. И что будет потом, только богам известно. Сейчас снова идет в личные покои Мастера для проведения следующего эксперимента. Но до покоев дойти не успевает, так как старший вампир уже ждет этажом ниже. — За мной. — Мастер обычно немногословен и открывает рот только для отдачи приказа. Вдвоем направляются в южную сторожевую башню. Раньше Сареф не мог в нее попасть, так как все двери заперты. Мастер отпирает двери личной связкой ключей, пока они не оказываются внутри башни. Еще до того, как дошли до места, в нос ударяет сильный запах крови. Сосущее чувство голода вновь появляется в животе. Раз в день Сарефу приносят бутыль с кровью. Сперва он не хотел пить, но Мастер отдал Приказ, не подчиниться которому Сареф не мог. Поэтому он каждый раз выпивает кровь и старается не думать, чья она. Сегодня он еще не питался, поэтому запах крови будоражит вампирскую натуру. Войдя в помещение, Сареф видит источник запаха. Будь обычным человеком, то его могло вырвать на месте. Подобного зрелища ему не доводилось видеть. Но организм вампира гораздо крепче, поэтому Сареф лишь покрепче сжимает челюсти. На вертикальной решетке закреплено нечто напоминающее человеческое тело. Аккуратно содранная кожа с конечностей, надрезы и срезанные мышцы, многочисленные ожоги, удаление глаз и груди: человек не может жить с такими травмами! Однако жертва чудовищных пыток жива, слышно дыхание, а чувства Сарефа различают едва различимое сердцебиение. Вероятно, дело в замысловатой руне, нарисованной на лбу жертвы. Магия может отсрочить смерть и в руках пыточных дел мастера приводит к нескончаемой боли и отчаянию. Но не жутко-продуманное зрелище вводит в ступор Сарефа. По волосам и обезображенному лицу получается узнать Мариэн из воспоминаний Бенедикта. Та самая Мариэн, которая по словам охотника на вампиров смогла сбежать с помощью телепортационного свитка. «Как она оказалась здесь»?!
Глава 7
Мариэн — дочь епископа и сильный священнослужитель. Оказывается, была всё это время здесь. ЗаБенедиктом бы никто не прислал помощь, но эта девушка совсем другое дело. Сам Бенедикт так сказал. Значит, Фондаркбург скоро подвергнется атаке? — Одна из вторженцев. Её напарника ты опустошил во время инициации. Думала, что сможет телепортироваться, но я предусмотрел это. — Рассказывает Мастер. — Я испытываю на ней кое-какие инструменты и препараты. Сареф молчит. — Но не суть, привел тебя по другой причине. Есть хроники, в которых описано житие древней святой, которая смогла прочесть свиток, поставив отпечаток пальца собственной кровью. Быть может, божественная сила может снять защиту свитка. Старший вампир достает из шкатулки ветхий пергамент и подносит к истязаемой девушке. Та, услышав приближение, начинает дергаться и мычать. Значит, и языка лишена. Сареф чувствует, как закипает злоба в сторону мучителя. Можно убить врага, но пытать беззащитную девушку, чтобы проводить какие-то бесчеловечные эксперименты? Вампир, конечно, не является человеком, но это не оправдание. — Сегодня еще не питался? — Старший вампир чувствует жажду крови, но ошибается с тем, кого Сареф хочет растерзать. — Подойди. Ты должен касаться свитка. Как деревянный, Сареф подходит и касается двумя пальцами кончика листа. Старший вампир хватает руку несчастной и прикладывает указательный палец к бумаге. На ней остается алое пятно и ничего не происходит. Сареф мотает головой. — Дьявол. — Чуть слышно ругается Мастер. — Ну ничего, попробуем что-нибудь еще. На сегодня свободен, я еще поработаю тут. Сареф понимает, о какой именно «работе» речь, и неожиданно появляется еще один вампир. — Мастер, срочное донесение от разведчиков. В десяти милях замечен большой рыцарский отряд. Пятьсот конников под королевским флагом Манарии и церкви Герона. Полсотни жрецов высокого ранга и дюжина магов Конклава. — Посыльный без запинки передает послание. Старший вампир, вероятно, удивлен, но не Сареф. Примерно неделя по воспоминаниям Бенедикта потребовалась бы епископу для сбора рейда. Описание противников дает понять, что дело нешуточное, это мини-армия. Особенно, если речь идет о Конклаве. Так называют академию волшебства, самую лучшую на континенте. Боевые маги — страшные противники, так как магия может сравнить их по силам с вампирами. Сильнейшие маги могут расколоть гору или выжечь лес одним ударом. И это только самое очевидное проявление силы. — Боевая тревога. Всем экипироваться и занять позиции. Оставшихся пленников принести в жертву и вызвать демонов крови. Активировать защитные обереги и зажечь нечистый огонь. — Приказ Мастера разносится по замку и его слышит в голове каждый член клана. Старший вампир ведет себя спокойно, словно уверен в победе. Сареф не может не согласиться, что Фондаркбург очень хорош в обороне: занимает ключевую высоту, имеет крутые горные тропинки и прочные стены. — Ты в бою не будешь участвовать. Отнести свиток в хранилище, стражу покажи амулет. — Сареф получает амулет и шкатулку с ценным пергаментом и мчится выполнять указание. «Кто бы сомневался, что меня не пустят в бой погибнуть глупой смертью и навсегда похоронить возможность прочесть свиток». Сареф направляется в хранилище, откуда был взят свиток, но вовсе не для того, чтобы вернуть сокровище на место. Настало время бегства. Другого такого шанса может не представиться. Вот та самая дверь, вновь появляется призрак, но пропускает Сарефа при виде амулета Мастера. Сареф приходит сюда за определенными вещами, но сначала нужно прочесть свиток Кадуцея. Клыки прокусывают палец, и на желтый пергамент падают крупные капли крови. В тот же миг содержимое свитка приходит в движение, символы пляшут, а две нарисованные змеи начинают кружить по бумаге. В голове Сарефа будто что-то взрывается. Очень похоже на поглощение чужой души через кровь, но гораздо сильнее. Сареф падает на пол, сжимая голову.Начат процесс ассимиляции знаний… Вносятся изменения в генокод… Некоторые ваши умения будут модернизированы. Ваш уровень слишком низкий, чтобы полностью осознать полученные знания.
Сареф приходит в себя только через несколько минут. Перед ним висит описание новых умений, которые пришли на замену «Восстанавливающей вуали» и «Приказу».
Название: «Аура благословения Кадуцея» Тип: божественная сила Ранг умения: S Уровень освоенности: 10,0 % Описание: способность Кадуцея создавать вокруг пользователя зону, наполненную божественной энергией исцеления. Аура обладает возможностью божественного исцеления, регенерации здоровья, выносливости и маны. Чем выше уровень освоенности, тем шире может быть зона, и тем более сильный эффект оказывает и дольше держится. Может снимать отрицательные эффекты и пассивно защищает от ядов и проклятий.
Название: «Божественная воля Кадуцея» Тип: божественная сила Ранг умения: S Уровень освоенности: 10,0 % Описание: способность Кадуцея воздействовать на разум других существ, а также защищать собственное сознание. Чем выше уровень освоенности, тем сильнее подчинение воли и успешнее защита. Способность также пассивно защищает пользователя от психического давления и ментальных атак, которые слабее защиты.
«Выглядит невероятно. К тому же расовые умения трансформировались в божественную силу». — Сареф осторожно встает. Сейчас не время для размышлений и знакомства с новой силой. Ему нужно еще кое-что. Самого свитка нигде нет, похоже, он разрушается после прочтения. Еще два сокровища Сареф собирается забрать собой. Это маска друида-предателя и капли крови Древнего. Маска для того, чтобы скрыться от преследования, а кровь Древнего вампира на случай поимки. Амулет Мастера оказывается также ключом от витрин с нужными предметами. Сареф заворачивает капли в платок и прячет в нагрудном кармане, а маску убирает в заранее подготовленный заплечный мешок. Сейчас ему нужно торопиться к присмотренной ранее тропке на другую сторону утеса. Но ноги сами несут к южной башне, он не может просто так оставить Мариэн. Он никогда не был знаком с этой девушкой, но память Бенедикта стала неотъемлемой частью Сарефа, а вместе с этим появляются чувства, которые испытывал охотник на вампиров по отношению к девушке. Она была ему как дочь, поэтому Сареф просто не может оставить всё так, даже если ставит под удар успех побега. Сареф пробирается осторожно, но Мастера и других вампиров здесь нет. Сейчас они заняты надвигающимся рейдом. Двери вновь заперты, но Сареф просто ломает замки с помощью «Взрывного удара». Мариэн находится на том же самом месте. — Я друг. — Сареф старается говорить спокойным голосом. — Ты наверняка слышала разговор об атаке на замок. Я не знаю, будет ли она успешной, поэтому предлагаю сбежать отсюда. Я могу помочь тебе. Девушка качает головой. «Как же трудно общаться с немым человеком. Но сейчас у меня есть сила исцеления Кадуцея». Сареф активирует «Ауру благословения Кадуцея». Мягкий нефритовый свет заполняет комнату. Девушка удивленно поднимает голову, она точно должна почувствовать улучшение, или хотя бы избавление от боли. Но…
Внимание! Уровень освоенности умения и степень полученных увечий не позволяет исцелить цель.
— Какого дьявола?! — Не выдерживает Сареф. — Какой смысл в божественной силе, если она ни черта не может? Ему не спасти девушку, она и так одной ногой в могиле. Только магия Мастера насильственно держит невозможную жизнь на месте. Не имеет никакого смысла забирать её отсюда. Девушка пытается указать на свой лоб. — Ты хочешь, чтобы я стер руну? — Горечь понимания ощущается почти взаправду. — Тогда ты умрешь. Ослепленная девушка кивает. Её мысли понять нетрудно. Нет никакой уверенности, что штурм замка будет успешным. И даже если вампиры будут уничтожены, Мариэн это не исцелит. — Хорошо. Это единственное, чем я могу тебе помочь. — Сареф решительно подходит и стирает краску со лба пленницы. Девушка улыбается разорванными губами и затихает. Жрица Мариэн мертва, а Сарефу нужно бежать. Перед уходом вампир клянется себе, что станет сильнее, чтобы уничтожить Мастера, даже если это займет всю жизнь. Сареф быстро достигает нужного лаза и проходит по нему. К счастью, войско епископа появилось с той же стороны, где располагаются цивилизованные земли Манарии. Поэтому все вампиры и Мастер тоже сейчас в противоположной части замка. Уже опускаются сумерки, но участники рейда, похоже, сразу пойдут на штурм. Сареф летит вперед, прыгает через камни, а потом на головокружительной скорости спускается по крутому склону. Для вампира это нетрудно, дальше нужно будет как можно дальше уйти от Фондаркбурга, достичь каких-либо городов и затеряться в них, используя маску друида-предателя Варака.
Глава 8
Сареф благополучно выбирается из замка и смотрит издали на яркие вспышки. В замок бьют молнии и огненные снаряды, маги Конклава имеют впечатляющую мощь. Тонкий слух вампира даже может различить крики и звон оружия. Итак, нужно за ночь уйти так далеко, насколько это возможно. Сареф отворачивается и переходит на бег. Но не успевает пробежать и ста метров, как вампирские инстинкты активизируются, бросая тело в сторону. Туда, где должен был оказаться Сареф, с небес падает комета. Гремит взрыв, который ломает деревья и отбрасывает Сарефа еще дальше. «Заклятье какого-то мага долетело до сюда?», — Сареф уже на ногах. — «Нет, этого не может быть, ни люди, ни вампиры не должны были обратить внимание на мой побег в разгаре боя». Из гудящего белого пламени выходит чья-то фигура.Получена новая задача: выжить любой ценой.
Уже во второй раз Система выдает такую задачу. В первый раз было во время превращения в вампира. Удивительно, но подобного не было перед боем с вампиром Деррилом. Потому что инициатором ситуации выступал Сареф? Или опасность была не настолько большой?
В любом случае побег не удался, придется снова драться за жизнь и свободу. Неизвестный подходит ближе, им оказывается человек, а не вампир. На человеке нет доспехов и оружия, обычная одежда и просторная накидка. Черные волосы доходят до груди, а правую часть лица покрывают шрамы. Мертвый взгляд не предвещает ничего хорошего.
У Сарефа нет доводов для мирного разрешения ситуации, но человек заговаривает первым:
— Сними маску.
Голос безжизненный, словно человек специально убивает в себе любую эмоцию. Сареф подчиняется и отбрасывает маску.
— Такой молодой.
— Я не являюсь частью клана. Как видите, я ушел из него. Я не буду нападать на рейд, обещаю. — Сареф все же пробует договориться.
— Я не чувствую лжи. — Человек кивает и достает из кармана почерневшую металлическую пластинку. — Это родовой амулет Викаров, который принадлежал Мариэн. Во время рождения он был связан с её жизненной энергией и мог показать, жива она или нет. Полчаса назад пластинка почернела.
Сареф понимает, к чему клонит неизвестный человек. Полчаса назад Сареф стер руну со лба девушки в акте единственно возможного милосердия.
— И эта же пластинка, — продолжает незнакомец, — может привести к её убийце. Это же ведь ты убил Мариэн?
Тут Сарефа пробирает дрожь, инстинкт подсказывает, что его не отпустят живым.
— Да, убил я. — Безумные глаза собеседника не оставляют возможности объяснить ситуацию. Он просто не будет слушать.
— И опять же не ощущаю лжи в твоих словах. Благодарю тебя за честность. Мариэн не уважала обманщиков. — Незнакомец неожиданно делает небольшой поклон, а после сбрасывает накидку с плеч.
Сареф вскидывает руки, но слишком медленно. Незнакомец в невероятном прыжке оказывается рядом и наотмашь ударяет рукой. Сареф благодарит себя прошлого, что вложился именно в ловкость, так как успел среагировать на удар, хоть и не полностью избежал атаки. Вампир кубарем покатился в сторону, пока сверху не обрушился новый удар. Сареф вскакивает на ноги из почти невозможной позиции, но сразу же пропускает удар в лицо.
Боль тут же пронзает тело, Сареф не успевает упасть, как его настигают еще три удара в разные точки тела. Перед ним человек, но сила и скорость превышают вампирскую. В знаниях Бенедикта есть ответ на вопрос: перед ним мастер боевых искусств. Эти воины тренируют дух тела, что позволяет им выходить за рамки человеческих возможностей. Умения «Базовая стойка» и «Взрывной удар», полученные от Бенедикта, тоже основаны на энергии духа.
Сареф не считает людей своими врагами, но злой рок создал смертельный конфликт там, где его можно было избежать. Сейчас Сарефу остается только еще ближе подойти к статусу врага человечества. «Базовая стойка» активируется, что позволяет погасить инерцию и уйти от следующего удара. Координация движений становится более совершенной.
Но преимущество длится недолго, противник ускоряется и вышибает воздух из груди Сарефа. Последний удар даже не удалось разглядеть, вампир на огромной скорости улетает метров на двадцать, а после катится по склону. Движение прекращается на берегу речки. С разных сторон возвышаются скалы, бежать некуда, кроме варианта плыть по течению реки.
— А. у…гх. — Только и может произнести Сареф, удар явно нанес сильный урон грудине, ребрам и ключице. Боль парализует тело, но через некоторое время отступает. Непроизвольно Сареф активирует «Ауру благословения Кадуцея». Волшебный свет проникает в тело и вправляет кости, устраняет внутреннее кровотечение и залечивает раны тканей.
Сареф с трудом встает и понимает, что отсюда ему не уйти живым, если кардинально не поменяет ситуацию. Незнакомец стоит рядом, его решительное лицо с ярко выраженными скулами спокойно, но Сареф почти физически ощущает ненависть. Мастер боевых искусств исчезает, чтобы появиться сбоку, Сареф ставит блок, но это был обманный маневр.
Удар прилетает с другой стороны вместе с яркой болью и звоном в ушах. Сила Кадуцея внутри тела излечивает травмы, но видно, что противник может гораздо больше, просто хочет сначала вымести всю злость на вампире. Поэтому дает возможность встать, чтобы снова опрокинуть жестоким ударом.
Сареф лихорадочно пытается придумать уловку, которая поможет сбежать. Горсть песка швыряет в лицо врага, а после со всех ног бежит прочь. Это дает ровно три секунды перед тем, как в спину Сарефа обрушивается чудовищный удар. Юноша пытается отползти за валун, но тот буквально взрывается щебнем от удара противника. Нога незнакомца окутана плотной белой энергией, выглядит гораздо мощнее «Взрывного удара» Сарефа.
Подобно зверю Сареф на четвереньках бежит в другую сторону в попытке скрыться в реке, но мастер боевых искусств обгоняет и пинком отбрасывает от воды. Уже в отчаянии Сареф сам использует силу духа и атакует в ответ. Если противник и был удивлен, что вампир владеет умением духа, то вида не подал. Но жестоко наказывает за контратаку: левую руку в локте ломает хлестким ударом так, что она согнулась в сторону, не заложенную природой.
Сареф вопит от боли, но то ли от злости, то ли благодаря «Божественной воли Кадуцея», не впадает в панику. В голову приходит только единственная возможность спастись — расправиться с врагом. А сделать это можно, только став сильнее. Сареф выхватывает из кармана одну каплю крови Древнего.
Стоит её проглотить, как в теле словно гремит взрыв и кружится хоровод силы. Все естество Сарефа умирает под напором невиданной мощи. Вампиру удается встать, не пошевелив ни единым мускулом. Глаза замечают летящий удар, носки ног мягко поворачиваются вместе с корпусом и пропускают кулак мимо тела. Сареф понимает, что временно вышел за грань возможного даже для вампира.
Сломанная рука с хрустом возвращает сустав в правильное положение и восстанавливает работоспособность. Все раны, до которых не добралась аура Кадуцея, тут же исчезают. В голову уже летит следующий удар, но Сареф просто приседает и уходит вбок. Благодаря такому «допингу» Сареф примеряет на себя роль сверхсущества, каковым и должен являться Древний вампир.
Все тело противника окутывает белое пламя, такое усиление от прежнего Сарефа должно было оставить кучку развеянного праха. Но сейчас левая рука спокойно блокирует удар, а нога лягает в левое колено врага. Око за око: колено незнакомца под действием сверхъестественной силы сгибается в обратную сторону как у кузнечика. Потом Сареф лишь силой мысли отправляет противника прямо в скалу и впечатывает с чудовищным давлением.
Нужно по максимуму использовать возможность, сейчас паранормальные чувства Сарефа могут зафиксировать даже падающую шишку в паре десятков километров отсюда. Он чувствует ауру каждого вампира в Фондаркбурге, потоки магии и смерти как нападающих, так и защитников. Теперь стоит решить судьбу клана раз и навсегда.
— Умрите. — Потусторонний приказ Древнего вампира доходит до каждого защитника горной крепости. Самые слабые вампиры тотчас падают как мешки с дерьмом, более сильные вонзают клинок в голову через область под подбородком. Никто из вампиров не смог ослушаться воли Древнего, в том числе Мастер. Сареф ощутил его борьбу, но даже он разорвал себе горло и свалился с высокой крепостной стены.
Всё заняло около пятнадцати секунд с момента принятия капли.
«А теперь нужно покончить с тобой», — Сареф будто телепортируется к скале. Незнакомец пытается побороть силу Древнего, но ничего не получается. Из его рта течет кровь.
Сареф не может оставить его в живых, иначе он будет охотиться за Сарефом, пока не завершит месть за Мариэн. На теле человека открываются многочисленные раны, из которых вытекают струи крови. Подобно живым змеям они закручиваются и извиваются, пока не достигают рта Сарефа. Вампир опустошает человека даже не коснувшись клыками. Сила Древнего такова, что хватает двух секунд для кражи всей крови.
Умение «Кровавый пир» активировано. Будет поглощено 100 % жизненной энергии.
Проверка поглощения памяти, знаний, навыков и умений. Успех! Будет поглощено 100 % совокупного объема души. Максимальный уровень поглощения позволяет модернизировать все умения в единую систему. «Похоже, моя временная сила такова, что могу поглощать с предельно возможной эффективностью». — Тридцать секунд вот-вот закончатся, поэтому Сареф по наитию в последний раз применяет силы Древнего вампира, чтобы мгновенно переместиться на сотни километров. Так он сможет избавиться от любого преследования.
Задача «Выжить любой ценой» выполнена.
Действие крови Древнего прекращено.
Итоги боя: ### Получено 12 уровней и 36 очков характеристик. ### Уровень освоенности умений повышен и теперь равен: «Кровавый пир» → 8,5 % «Базовая стойка» → 100,0 % «Взрывной удар» → 100,0 % «Аура благословения Кадуцея» → 12,0 % «Божественная воля Кадуцея» → 12,0 % ### Получены новые умения духа, которые будут объединены с умениями «Базовая стойка» и «Взрывной удар» в единую систему «Школа Белого Пламени».
Сейчас он стоит на холме посреди равнинной местности. Вдалеке возвышаются стены большого города. Здесь Сареф планирует начать новую жизнь.
Глава 9
Сареф не сразу бросается в город, хотя мог бы попробовать вскарабкаться на стену. Осторожность превыше всего. Последний бой доказал, что в мире есть те, кто без труда может убить Сарефа. Не будь у него капель крови Древнего, то победить бы не смог. Однако трудно сдерживать радость по причине смерти всех вампиров Фондаркбурга. Это был первый раз, когда он использовал вампирский Приказ. Правда, сейчас умение совмещено с силой Кадуцея в «Божественную волю Кадуцея». Сареф опасался преследования, но теперь это не имеет значения. Сейчас стоит подготовиться к походу в город. — Статус.Имя: Сареф Уровень: 23 Раса: вампир Расовый статус: вампир Активные эффекты: нет Пассивные эффекты: «Божественная воля Кадуцея», «Аура благословения Кадуцея», «Школа Белого Пламени». Класс: отсутствует Подкласс: отсутствует Субкласс: отсутствует Ремесло: недоступно Слава: отсутствует Репутация: нейтральная
— «Итак, я уже 23 уровня». — Сареф разглядывает изменения в окне статуса. Изменилось не так много, но сейчас есть три пассивных эффекта. Воля Кадуцея пассивно защищает от ментальных атак и психического давления, а Аура Кадуцея пассивно защищает от ядов и проклятий. «Школа Белого Пламени?», — Стоит глянуть, что это. — Умения.
Внимание! Из-за 100 % поглощения души всё мастерство духа Ганмы было объединено с «Базовой стойкой» и «Взрывным ударом». Теперь весь комплекс умений носит название «Школа Белого Пламени» без разделения на различные приемы. Также умение более не требует сознательной активации, поэтому помещено в пассивные навыки.
— Ганма… — Вслух произносит Сареф. — Значит, тебя звали Ганмой. Впрочем, Сареф это и так уже знает. Поглотил и уже усвоил всю душу мастера боевых искусств. Сила Древнего позволила сделать максимально эффективно, мгновенно и без неприятных ощущений. Все навыки и память стали одним целым с Сарефом. Вампир пробует комбинацию приемов, включающих удары как руками, так и ногами. Тело будто всегда знало, как сделать всё безукоризненно. Всё мастерство Ганмы впиталось тело, так что даже не нужно думать, какую принять стойку или куда перенести центр тяжести. Руки и ноги Сарефа окутывает белое пламя. С такой силой духа Ганма смог разбить валун, но пока не стоит привлекать к себе внимание. До утра Сареф провел на холме, изучая воспоминания Ганмы. На рассвете Сареф уже разработал план дальнейших действий. Но еще есть два незаконченных дела. Во-первых, распределение характеристик.
Жизненная мощь: 17 (+) Стойкость: 15 (+) Физическая сила: 25 (+) Ловкость: 28 (+) Интеллект: 8 (+) Озарение: 27 (+)
В наличии 36 очков. Что же в ближайшее время будет самым важным? Сареф попытается проникнуть в человеческое общество, где вампиры вне закона. Сарефу нужно будет скрываться, а не прорываться с боями. Значит, из всех характеристик самое важное будет заключаться в способности обнаружить опасность. Поэтому в Озарение Сареф вкладывает аж 20 очков, а в остальные по 3 очка. И осталось еще 1 очко, которое Сареф также отправляет в Озарение. Получается следующим образом:
Жизненная мощь: 20 Стойкость: 18 Физическая сила: 28 Ловкость: 31 Интеллект: 11 Озарение: 48
Эффект от Озарения проявляется сразу, так как до слуха доносятся чьи-то ругательства, которых ранее вампир не слышал. Из мешка Сареф достает маску друида-предателя. Сареф прикладывает маску к лицу, прежняя осталась на месте сражения с Ганмой. Появляется новое окно Системы:
Внимание! Определите, какие изменения маска должна сделать: 1. Изменение голоса (да/нет); 2. Изменение пола (да/нет); 3. Изменение внешности (да/нет); 4. Изменение ауры (да/нет).
«Смена пола? Серьезно?», — Сареф убеждается, что описания Системы необязательно должны быть максимально полными. Это ему точно не нужно. Сейчас в живых не должно быть никого, кто узнает его по лицу или голосу. А вот ауру скрыть нужно. В знаниях Бенедикта есть информация о том, что многие маги, охотники на вампиров, священники культа Герона и мастера боевых искусств могут почувствовать ауру вампира. Не говоря уж о волшебных или жреческих оберегах, которые могут встретиться в самом неожиданном месте. — Нет, нет, нет, да.
Внимание! Выберите, чью ауру будет создавать маска: 1. Человеческую; 2. Эльфийскую; 3. Гномью; 4. Демоническую; 5. Драконью; 6. Нежити; 7. Орочью; 8. Гоблинов; 9. Титанов; 10. Зверолюдей; 11. Духовных существ.
«Ого, все же предмет S-класса действительно может очень многое», — кивает Сареф. Система делит предметы и умения по классам от F до SSS+. F будет у обычных ингредиентов и слабейших умений, а SSS+ имели божественные свитки. Ранг S означает, что маска является легендарным предметом с огромной силой. «Очевидно, что мне нужна человеческая аура». — Сказано — сделано. Маска на лице проникает внутрь лица и вот уже совершенно неощутима. Похоже, становится одним целым с телом пользователя. Теперь Сареф готов идти в город Масдарен, у стен которого провел ночь.
Дойти до городских ворот вряд ли заняло бы много времени, но Сареф заметил тот самый источник ругательств. На дороге стоит груженная телега, а рядом лежит лошадь. Чувства Сарефа безошибочно определяют смерть животного. Хозяина телеги Сареф увидел, когда подошел ближе. Пожилой мужчина с мощным телосложением ругается на чертову лошадь, которая пала, не доехав до города.
— Доброе утро. — Поднимает руку Сареф. Хозяин телеги поглаживает русую бороду и подозрительно смотрит на незнакомого юношу. Все же на тракте нужно быть осторожным.
— И тебе, незнакомец. — Глухо произносит бородач. Выглядит хмурым, но Сареф не знает, по какой причине: из-за смерти лошади или появления Сарефа. А может быть, он по жизни такой. Не стоит, наверное, так сильно осторожничать и просчитывать любую опасность.
— Помощь нужна? Без лошади будет нелегко одному толкать телегу. — Сареф прикидывает возможность войти в город вместе с другими людьми, чтобы не привлекать много внимания.
— Грех отказываться. — Человек начинает снимать с лошади сбрую. Вместе с Сарефом оттаскивают труп в сторону от дороги, накрывают попоной и обкладывают камнями.
— Если повезет, то успею вернуться, пока не набежит падальщиков. Ну, пошли.
Незнакомец с Сарефом встают у заднего борта телеги. Сареф вполне уверен, что сила вампира позволит ему толкать телегу одной рукой, но ему нельзя показывать свои сверхчеловеческие способности. Поэтому хватается обеими руками и вкладывает совсем немного силы. Телега оказывается очень тяжелой, поэтому Сареф позволяет себе толкать чуть сильнее.
При этом хозяин телеги тоже не лыком шит, мощно толкает вперед без намека на усталость. Сареф может на взгляд сказать, что человек привычен к тяжелому физическому труду, выше Сарефа и гораздо шире в плечах.
— Откуда ты? — Спрашивает хозяин телеги.
— Из Корстуды. — Сареф называет известный торговый город на южной границе королевства Манария. Он достаточно большой, в нем много приезжих из соседних государств, поэтому будет легче отвести подозрения.
— А я из деревни Вармштайн, в пятнадцати милях отсюда. И что же привело тебя сюда? — Незнакомцу, похоже, очень интересен Сареф, но самому юноше расспросы добавляют беспокойства.
— На заработки. — Подготовленная легенда произносится будничным тоном. — Думаю вступить в Гильдию.
— Гильдия авантюристов? — Переспрашивает собеседник.
— Да. — Насколько Сареф почерпнул из знаний Бенедикта и Ганмы, город Масдарен знаменит как раз Гильдией авантюристов. Гильдия имеет филиалы во многих городах, но здесь один из пяти самых крупных.
— Что ж, разумно. Сейчас время неспокойное, поэтому есть спрос на людей, готовых рисковать жизнью за деньги и славу. — Бородач налегает сильнее, телега заезжает на пригорок. Сареф притворяется, что занят толканием телеги.
Через некоторое время достигают городских ворот. Многочисленные стражники устраивают обыски и досмотры входящих людей и повозок, но их телегу пропускают без лишних разговоров. Судя по кивку, стражники хорошо знакомы с хозяином телеги.
Внутри город полон двух- и трехэтажных строений. Чаще всего деревянных, но есть и каменные здания. Несмотря на раннее утро на улице полно людей: лавочников, работяг, городской стражи, детей. Вполне обычный город, где суета начинается засветло. Улицы хаотично расходятся в стороны, заблудиться будет нетрудно.
— На этом хватит. — Хозяин телеги останавливается в одном из двориков около городских стен. — Дальше помощь не нужна. Ты знаешь, как дойти до Гильдии?
Получив отрицательный ответ, незнакомец подробно объясняет путь. Оказывается, найти будет не так уж трудно. Сареф благодарит и разворачивается, как вдруг:
— Меня зовут Кристофер. А тебя?
— Сареф. — Юноша оборачивается.
— Я не вижу у тебя никакого снаряжения, Сареф. Если хочешь продавать услуги Гильдии, то тебе потребуется какая-никакая экипировка. Если у тебя нет связей, то вряд ли что-то получишь из гильдейского хранилища. Вот, возьми. — Кристофер скидывает большое покрывало с повозки.
Тяжелым грузом оказывается гора различного оружия и доспехов. Всё аккуратно разложено в телеге, но точно видно, что этим можно экипировать несколько отрядов.
— Я член кузнечной лиги. Сейчас помогаю гильдии авантюристов, поставляя оружие, щиты, элементы доспехов. Твоя будущая гильдия сама решает, кому и что выдать, но в качестве благодарности кое-что дам тебе сам.
Сареф поверить не может в такую удачу. Или Кристофер очень благородный человек или потребует плату. Кузнец словно читает мысли:
— Отдаю задаром, так как ты хочешь вступить в гильдию, которая наравне с королевскими войсками защищает поселения. Так что всё по адресу.
— Это слишком щедрый подарок за незначительную помощь, но вынужден признать, что мне трудно отказаться. — Почтительно кланяется Сареф.
— И не надо отказываться. Сейчас что-нибудь подберем тебе.
Глава 10
Через двадцать минут Сареф прощается с Кристофером и направляется в гильдию авантюристов. Кузнец предложил было полный комплект доспехов, но Сареф решительно отказался. Сошлись на некоторых элементах кожаных доспехов: для защиты бедер, голеней и торса. А на предплечьях, плечах и груди дубленая кожа обита железом. Кристофер безошибочно снял мерку тела Сарефа одним взглядом, поэтому достал из телеги нужные размеры и помог облачиться. Теперь визуально Сареф даже стал выглядеть внушительнее. Последним кузнец протянул меч с ножнами. Длиной примерно метр, если не считать рукоять. Добротное оружие, которое будет стоить немаленьких денег. Но Кристофер не стал слушать возражений, «какой авантюрист без оружия?». Сейчас Сареф проходит городскую площадь, набитую лавками, телегами и толпами людей. Теперь он выделяется, так как большинство горожан не носят доспехов и тем более мечей. Разве что нож за поясом можно увидеть у главы семейства.
Стоит признать, что Сареф никак не может привыкнуть к бьющему по бедру мечу. Ремни держатся крепко, но все равно такое ощущение в новинку. В Фондаркбурге ему так и не выдали нового оружия после схватки с Деррилом. Рукоять прежнего короткого меча откололась после первого удара.
Текущее оружие приходится постоянно придерживать рукой. А вот в бою он скорее без раздумий использует боевое искусство, нежели будет вытаскивать меч. И вот для ударов и перемещений кусок металла на поясе будет мешать. Понятно, почему Ганма не носил оружия, оно ему только бы помешало. Сареф отцепил меч от пояса и закинул ремень с ножнами за спину. Выхватить меч из-за плеча не получится, но хоть не так раздражает.
По подсказке Кристофера путь занял немного времени. Сареф стоит перед большим каменным зданием. Три этажа выглядят как крепость, а парадные двери скорее напоминают бронированные ворота. Вероятно, здесь горожане будут прятаться, если на город нападут. Сареф толкает двери и попадет в большой зал со столами и стойками.
Внутри довольно чисто и богато. Магические светильники, дорогое дерево и настоящее стекло на окнах. У большинства домов в Масдарене на окнах только деревянные ставни или шторы из кожи. В большом помещении находится с десяток людей. Больше половины представляют из себя авантюристов, это можно определить по оружию и другой экипировке. Оставшиеся вроде администраторов гильдии: два человека что-то пишут за конторкой, девушка развешивает объявления на стене, а еще один мужчина стоит за стойкой, будто бармен из прошлой жизни.
Появление Сарефа неминуемо привлекает внимание, хоть и не выглядит как-то необычно. Все-таки новички и в другом мире новички. Сареф замечает, как мужчина за стойкой подзывает к себе. Сареф старается выглядеть непринужденно, поэтому контролирует темп ходьбы и глубоко дышит. Подойдя, снимает меч с плеча и прислоняет к стойке.
— Меня зовут Микель. Я сегодняшний дежурный. Чем могу помочь? — Интересуется мужчина за стойкой. Одет в простую рубаху с жилетом, на рукавах острое зрение Сарефа замечает маленькие капли чернил. Вероятно, этот человек принимает и обрабатывает заказы.
— Приятно познакомиться, меня зовут Сареф. Я хочу вступить в гильдию. — Теперь нужно проявить максимальную учтивость.
— Хорошо. Кто ваши рекомендатели? — Микель откидывает назад длинные светлые волосы и достает пергамент.
— Рекомендатели? — Не понимает Сареф.
— Да, рекомендатели, покровители. Те, кто могут поручиться за вас. — Терпеливо объясняет собеседник с немного уставшим видом. — За вас должны поручиться минимум трое действующих членов гильдии, чтобы вы могли вступить. Также рекомендацию могут дать влиятельные члены Масдарена или другого населенного пункта, например, мэр, главный священнослужитель, главный маг, начальник городской стражи и так далее.
Сареф пребывает в ступоре. У него рекомендателей нет, ни Бенедикт, ни Ганма не были членами гильдии авантюристов, поэтому могли не знать таких нюансов.
— У меня нет рекомендателей. — Признается Сареф.
— Ничего страшного. Вы можете прийти еще раз, когда они будут. — Микель убирает пергамент под стол.
— Позвольте вопрос, а зачем это нужно? Я слышал, что гильдия проводит активный поиск новых авантюристов. И… — Сареф пытается вежливо сформулировать вопрос.
— Почему введена система рекомендаций, ведь она усложняет прием новых членов гильдии? — Микель, похоже, не в первый раз сталкивается с такой ситуацией. Сареф кивает.
— Да, у нас острая нехватка авантюристов. Как вы видите, — рука Микеля указывает на стену, сплошь увешанную листами заказов. — Нам уже не хватает досок заказов, пришлось выделить всю стену. Сейчас много работы для гильдии, и мы не успеваем везде. Многие заказчики ждут неделями, и порой это приводит к непоправимым последствиям.
— И почему бы не упростить прием? — Прямо спрашивает Сареф.
— То, что у нас кризисная ситуация, не значит, что мы готовы брать кого попало. — Флегматично пожимает плечами собеседник.
— Я умею сражаться. — Заверяет Сареф, но Микель качает головой.
— Дело не в этом. Огромный спрос породил такое же большое предложение, но в поток новобранцев то и дело пытаются проникнуть члены преступных гильдий и прочая мерзость. — Сареф про себя поежился, так как и сам является «мерзостью».
— Уже были печальные инциденты, после которых было принято решение принимать новых членов только по рекомендациям.
Сареф понимает, что переубедить Микеля не удастся.
— А я могу просто посмотреть, какие заказы сейчас есть?
— Правилами это не запрещено, но официально взять заказ и получить за него награду вы не можете. — Микель жестом приглашает к стене и начинает читать листки, принесенные одним из писцов.
«Но прочесть заказ и выполнить его только ради зачета не возбраняется», — Такой посыл улавливает Сареф между строк.
Сареф медленно проходит вдоль стены и читает заказы. Можно выделить три крупные группы запросов. Первая группа: уничтожение монстров или защита поселений от них. Вторая: сопровождение купеческих караванов, землепашцев и других людей. Третья: розыск пропавших без вести людей.
Можно сделать вывод, что окрестности Масдарена и ближайших деревень постоянно атакуют монстры, из-за чего затрудняется путешествие между городами. А еще многие пропадают без вести, что можно приравнять к смерти.
Сареф отходит в другой конец зала, но может слышать тихий разговор за стойкой. Обычный человек ничего бы не услышал, но не вампир, у которого больше всего очков характеристик сейчас вложено в Озарение. К Микелю подошла девушка в дорожном плаще и капюшоне, которая раньше сидела поодаль. Одежда скрывает тело, но голос точно женский.
— Ну что? — Шепчет Микель.
— Трудно сказать. — Еще тише отвечает девушка. — По ауре он человек, с этим всё в порядке. Но в структуре ауры есть странные колебания. Моих навыков недостаточно, чтобы увидеть лучше, но не думаю, что это важно.
— Спасибо за помощь… — Дальше разговор пошел о совсем других вещах, поэтому Сареф направился к выходу.
«Не только рекомендации, но еще сканируют ауру. Хорошо, что я её подменил».
Во время выхода Сареф замечает три руны, испускающие слабый свет над дверным проемом. Их действие неизвестно для Сарефа, но почти наверняка они могут засечь опасных посетителей. Система, наверное, сможет показать о них информацию, но для этого нужно стоять и пялиться в руны у всех на виду.
«У них всё серьезно. Даже осторожнее меня, ведь я мог пропустить какие-то важные детали». — Сареф без промедления выходит из гилд-холла.
Первоначально собирался вступить в гильдию, чтобы заработать денег и приобрести ремесло авантюриста. Это даст ему определенный социальный статус и возможность путешествовать по королевству без утомительных расспросов. Но задача оказывается чуть сложнее, но не настолько, чтобы стать невозможной.
Во время изучения заказов наткнулся на призыв о помощи от лица старосты отдаленной деревеньки. Это один из самых старых заказов, поэтому заказчик может быть отчаянии и не станет отказывать помощнику, которого еще не приняли в гильдию.
Однако есть и риск: деревня довольно далеко и имеет мало защитников, поэтому уже может быть уничтоженной. Но и конкуренции быть не должно, такие заказы явно не пользуются популярностью в условиях переизбытка работы.
Первый же лавочник рассказывает, как добраться до тех мест. Округ небольшой, всего шестьдесят миль в поперечнике. Королевство Манария состоит из ряда округов или областей. Масдарен — центральный город округа Туманных Холмов. Название идет с древности, когда существовал обычай строить курганы. Останки умерших собирали в больших насыпях, а с течением времени курганы осели и поросли травой и деревьями.
Сарефу придется дойти почти до самой границы округа, но для вампира это не расстояние, все же он быстрее и выносливее людей. Проблема лишь в том, что днем он наверняка привлечет внимание на тракте, если будет нестись быстрее лошади. Значит, нужно передвигаться вдали от дорог и ночью.
Остаток дня Сареф тратит на изучение Масдарена. Где находятся гостиницы и ремесленники, лечебницы и таверны. Внимательно изучил храм Герона, бога солнца, но приближаться к нему не стал, так как по коже начал проходить жар. Божественная сила солнца на природном уровне конфликтует с организмом вампиров, как и некоторых других рас. Маска друида-предателя может замаскировать, но не дать защиту.
Помимо храма есть и другие достопримечательности. Например, три башни магов, возвышающихся над городом. Поглощенный опыт Бенедикта и Ганмы говорит, что магов нельзя недооценивать. Они могут повелевать силами природы и творить невероятные вещи.
Сареф и сам не против изучить полезные заклинания, но учебных пособий в свободном доступе нет. Можно купить учебники, свитки, ингридиенты и прочую атрибутику, но это стоит многих золотых монет. Около башен есть магазин для магов, но цены просто заоблачные.
В кармане Сарефа нет ни одного медяка. Нужна сотня медяков, чтобы получить одну серебряную монету. И еще сотня серебряных, чтобы вышел один золотой. Чтобы там ни было, деньги сейчас не так важны. Сареф может жить и на улице, и еда не нужна. Вампиры чувствуют только жажду крови, и только кровью голод могут утолить. Обычную пищу есть можно, но она не может заглушить древнюю потребность всех вампиров.
К счастью, поглощение крови Ганмы сильно приглушило голод. В Фондаркбурге он появлялся очень быстро. Вероятно, есть разница, чью кровь и в каком количестве поглотить. Если во время путешествия голод настигнет, то сможет поохотиться на животных. Нападать на людей Сареф не собирается. Во-первых, это опасно. Во-вторых, Сареф не считает это правильным.
Инициация не изменила личность и воспитание из прошлой жизни, поэтому Сареф считает, что не должен угнетать слабых только потому, что судьба решила превратить в вампира. Правда, это не делает его другом людей. Последние без раздумий атакуют Сарефа, если поймут, что он вампир. И в этом сложность: какая разница, какие внутренние установки у Сарефа, если никто не будет пытаться понять вампира? За изучением города прошел день, и на закате Сареф покидает город.
Глава 11
Ночной воздух приятен. Речь не только о свежести, но и об аромате. Обоняние Сарефа может уловить запах яблок с ближайшей фермы или аромат мяса над углями со стоянки припозднившихся купцов. Стоит глубокая ночь, сегодня тучи закрывают и звезды и обе луны, но вампирскому зрению хватает даже незначительных источников света. Сареф выбрал путь в стороне от основного тракта, чтобы случайно не наткнуться на кого-либо. Сейчас юноша просто бежит по направлению к деревне, из которой пришел заказ. Там, где другой авантюрист потратил бы день-два на поездку, Сареф собирается покрыть расстояние за пару-тройку часов. Пересеченная местность накладывает сложности, но лучше так, чем случайно попасть на глаза патруля или охотников на вампиров. Люди давно знают, что по ночам активизируются всяческая нечисть, но это не значит, что Сареф может отбросить осторожность. Даже с ветром в ушах не теряет бдительности и часто останавливается, чтобы проверить подозрительную вещь или место. Пускай встретить обычных людей ночью сложно, но никуда не денутся ночные хищники, упыри или гоблины. Сегодня ночью судьба не подбрасывает ненужных испытаний. Не считая стаи бродячих собак, Сареф не встретил никого. Когда над холмами поднимается рассветное солнце, вампир уже стоит у ручья, за которым начинается деревня Аварлак. Уже здесь видно бедствие: поля заброшены, телеги и мотыги лежат на одном месте не первый день, будто чума прошла. А еще этот запах! Это нечто больше, чем разлагающееся тело поблизости. Насколько Сареф помнит из заказа, Аварлак построен между трех древних курганов. В какой-то момент по необъяснимой причине из курганов стали приходить мертвецы и забирать с собой живых. «Надеюсь, что хоть кто-то остался в живых», — юношанаправляется в сторону домов. К счастью, удается услышать блеяние коз, крики петухов и разговоры людей. Сарефа сразу тащат к старосте, тот по всей видимости сильно ранен, раз вся голова замотана бинтами. Сквозь них вампир чувствует кровь. — Вы из гильдии? — Староста лежит на кровати и вряд ли вставал за последние два дня. — Я пришел помочь. Но официально заказ я не принял. Если вас это устраивает, то готов приступить. — Сареф стоит посреди комнаты и слышит перешептывания других людей за дверью. — Выбирать нам не из чего. Мы согласны. Но вы уверены, что справитесь? — Староста закашлялся и продолжил не сразу. — Это похоже на проклятье или какой-то блудный некромант мимо проходил. — В заказе было сказано, что началось месяц назад. Какие события предшествовали этому? — Сареф игнорирует вопрос старосты. — Всё было как обычно. — Староста неопределенно махнул рукой. — Никто не раскапывал курганы, чтобы поискать сокровища? — Вы нас за идиотов принимаете? Всем известно, что нельзя лезть в курганы, будь там хоть горы золота до потолка. — Это действительно общеизвестная истина. Только жрецы да маги могут позволить себе лезть туда, куда не стоит. — Вас ранили? — Сареф задает следующий вопрос. — Да, позавчера снова пришли мертвецы и забрали мою дочь. Я попытался её остановить, но она вдруг ударила меня и столкнула с крутого склона. — Собеседник вздыхает. Похоже, потрясение от произошедшего все еще живо в памяти. — Вы проверяли курганы? — Допрос продолжается. — К ним никто подойти не рискнет. — Отвечает староста. — Почему не покинули деревню? — Мы ждали авантюристов, но они не пришли. А потом стало все равно. — Понятно. К завтрашнему утру я устраню проблему. — Сареф поворачивается и выходит из дома старосты. Вокруг собрались оставшиеся жители деревни. Осталось человек пятнадцать, все осунувшиеся и бледные. Всем видом выражают одновременно мольбу и безучастность. Без слов Сареф выходит из деревни, отходит на порядочное расстояние и наконец вдыхает воздух полной грудью. «Какое облегчение… С такой вонью я еще не сталкивался». Случай действительно запущенный, так как призрачным ядом заражена уже вся деревня. Призрачный яд — особая негативная энергия, угнетающая волю к жизни. Но это не всё. Когда тело заражается таким ядом, то вырабатываются токсины и тело медленно разлагается. Процесс сопровождается сильной вонью, но обычные люди ощущают её слабо поначалу. А вот по нюху Сарефа бьет очень сильно. Неудивительно, что в деревне не видно ни одного пса или кота. Если бы козы или курицы могли убежать, то так бы и сделали. Если Сареф справится, яд сам исчезнет из окрестностей за пару дней. Во время недолгого пребывания в Фондаркбурге Сареф тайком влезал в библиотеку Мастера и читал про призраков. Планировал найти знания о том, как можно будет справиться с призраком-стражем у дверей хранилища, но в итоге это не понадобилось. В одной книге приводилась похожая ситуация, когда из места скопления мертвых начинали приходить призраки. Это была еще одна причина взять именно это задание, так как в книге говорилось, как можно решить проблему. Из какого-то кургана каждую ночь приходят призраки и забирают с собой живых. Так как это началось месяц назад, то призраки еще недостаточно сильны, чтобы убивать самостоятельно. Но загробных сил достаточно, чтобы заставить человека выйти из дома и отправиться к кургану. Там жертва медленно умрет из-за призрачного яда и пополнит отрицательную энергетику места. Сареф проверяет каждый курган рядом с деревней. К счастью, мертвые в двух крепко спят вечным сном, а в последнем зияет провал пещеры. «Кто-то все же раскопал курган, чем и пробудил призраков». — Сареф обошел курган, но это единственный вход. Днем призраков нечего опасаться, но и сделать им ничего нельзя. Точнее, сделать что-то сможет священнослужитель Герона или сильный волшебник, но не Сареф. Призраки нематериальны сейчас, обретут некое подобие мистической плоти только ночью. Сареф начинает подготовку к ночному штурму кургана. Если верить той книге, то может помочь древний ритуал. Это не магия и не заимствование силы бога, скорее экспериментально доказанное явление. Сначала нужно будет развоплотить призраков и не дать им уйти с кургана за новой жертвой. Потом разжечь костер внутри кургана, спалить останки приведенных жертв и завалить проход. Развоплощение, очищение огнем и уничтожение останков, концентрирующих призрачный яд. Это настолько ослабит призраков, что они не смогут покинуть курган, пока еще какой-то безумец их не раскопает. День медленно клонится к завершению. Сареф натаскал дров из деревни вместе с несколькими факелами. Сначала разжег костер перед курганом, чтобы закалить оружие. Неудивительно, что в библиотеке старшего вампира было много книг именно по ритуалам, связанным с кровью. Сареф прокусывает себе руку и плашмя проводит мечом по ране. У вампиров особая кровь, которая сама по себе может быть оружием или сильной магической субстанцией. Несколько капель отправляются прямо в костер, где с шипением испаряются. Окровавленное лезвие проводится над огнем, чтобы металл, огонь и кровь вступили в необъяснимую реакцию. Теперь этим клинком можно навредить не только существам из плоти, но и призракам. Никакого особого отклика Сареф не чувствует, остается поверить неизвестному автору. Солнце скрывается за холмами, а Сареф с обнаженным мечом стоит около пещеры. В левой руке горит факел. Свет не так уж нужен вампиру, но нужно будет чем-то сжечь останки тел. Температура воздуха резко понижается: призраки идут. Первый неясный силуэт появляется на границе освещенного участка. Темнота будто дрожит, а потом лопается как пузырь. На Сарефа наступают темные фигуры, огня они не боятся, чего нельзя сказать о свете солнца. Размашистый удар меча проходит сразу сквозь нескольких призраков. В момент соприкосновения почерневшая кровь Сарефа на клинке вспыхивает зеленым пламенем, а неживые противники растворяются в дымке. «Отлично, работает». — Сареф принимается развоплощать наступающих призраков, чтобы никто не смог выйти из кургана. Через некоторое время поток нежити прекращается. Сареф входит в курган, чтобы найти останки людей из Аварлака. Воздух спертый, а внутри довольно тесно. Хорошо, что клаустрофобия не грозит. Через пятьдесят метров оказывается в небольшой каморке с грудой мертвых тел. Вполне обычный запах разложения сочетается с призрачным ядом в их телах в сумасшедший коктейль, который нужно просто перетерпеть. Обычно курганы очень просторные внутри, но такие древние неизбежно оседают и заваливают внутренние помещения. Неизвестный расхититель гробниц сумел откопать комнатку четыре на четыре метра. — Кто же это… у нас? — Из темноты доносится хриплый женский голос. Сареф напрягает зрение и видит, что из земляной стены напротив показываются руки, а после лицо и остальное тело. Перед Сарефом стоит обмазанная глиной дочь старосты, последняя жертва призраков. Она не могла выжить, а значит, это не друг. — Ты не… вол-шебник. Не жрец… — Слова с трудом даются девушке. — На… на… наемник? — Авантюрист. — Отвечает Сареф и направляет оружие на девушку. — Интересно… Откуда знаешь… Закалку кровью? — Пошатываясь, девушка подходит ближе. Однако в условиях каморки это равносильно встать вплотную к острию меча. — На тебя… не действует яд. «Спасибо ауре благословения Кадуцея, которая пассивно защищает от ядов и проклятий». — Но вслух Сареф произносит другое: — Что ты такое? — Некро. мант. Меня убили… недавно. Восстанавливаю… силы. — Зачем захватил тело девушки? — Моё тело… уничтожили. — Собеседница комично пытается пожать плечами. — А в этом… еще не до конца разложились… голосовые связки. Что тебе нужно… вампир? Сарефа будто облили кипятком и опустили в прорубь одновременно. «Откуда знает? Маска перестала работать?», — первые вопросы в голове Сарефа. — Скрываешь ауру, но… я вижу мир живых и мертвых… одновременно. — Булькающий звук, вероятно, смех некроманта. — Что тебе… нужно? Сареф бросает факел на груду тел. — Я должен очистить это место. — Следующим движением перешагивает тела и вонзает меч в грудь девушки. Однако нежити такой урон ничего не значит. — Ясно… Позволь преподать тебе урок. — Труп делает несколько быстрых жестов. «Активация магии с помощью жестов!», — Сареф хочет отступить, но не может шелохнуться. Каморки больше нет, как и самого кургана. Только темное море, на поверхности которого стоит вампир. Вокруг ночь, но что-то на глубине моря заставляет воду испускать еле различимый призрачный свет. Из тела Сарефа растет множество костлявых рук, которые хватают и выламывают руки. Меч падает в воду и зеленой искрой уходит на дно. А через миг перед Сарефом стоит дочь старосты, но уже с прямой спиной и без признаков разложения и грязи. На ней чистое белое платье, а черные волосы аккуратно собраны на затылке. — Хм, твой разум хорошо защищен. Это что, божественная сила? — Сейчас девушка говорит без запинок и коверкания звуков. — Но над тобой нет божественного покровительства. Прежде чем я тебя убью, хочу сделать заманчивое предложение, кровосос…Глава 12
Сареф максимально напрягает органы чувств, чтобы понять, куда некромант перенес его. Тело дочери старосты пытается поймать взгляд Сарефа. — Эй, не игнорируй меня. Ты все равно не поймешь, что произошло, малыш. — Вкрадчиво говорит собеседница. Ее черные зрачки перехватывают внимание вампира. — Что ты хочешь предложить мне? — Сареф начинает переговоры. Вырваться из хватки многочисленных рук не получается. — Себя в качестве наставника. Я прожил большое количество смертных жизней, вампир. — Некромант говорит о себе в мужском роде, похоже, действительно лишь захватил тело несчастной. — Поэтому могу здраво оценивать риски. — Сейчас я слишком слаб. Способен лишь на фокусы. — Рука девушки обводит бескрайний морской горизонт. — Так что не откажусь от помощника. Взамен поделюсь кое-какими знаниями, некромантия — это царица всех магических наук. Не так ли? В памяти Бенедикта есть информация о том, что вампиры часто практикуют некромантию, поэтому нередко выступают тандемом с мастерами магии смерти других рас. Похоже, что собеседник решил предложить сотрудничество только потому, что перед ним вампир. — Притащи к кургану всех жителей деревни. Я сделаю особый обряд, чтобы изготовить себе временное телесное вместилище. — А сейчас ты разве не в теле девушки? — Спрашивает Сареф. — Да, но оно не подходит. Моя душа слишком тяжелая, чтобы носить её в дырявом мешке. — Отмахивается некромант. — Я отправляю призраков, они приводят одну-две жертвы, жизненную энергию которых поглощаю. Но это занимает слишком много времени. Если разом использовать много людей, то смогу сотворить более крепкую оболочку.Внимание! Ментальная атака сильнее защиты. Божественная воля Кадуцея отразит атаку через 5 минут.
«Ясно, значит, это лишь сильная иллюзия. Воля Кадуцея должна защищать от подобного, но умение имеет предел. Нужно потянуть время». — Какие знания я получу? — Сареф хочет изобразить заинтересованность. — Некромантия, дружище, может что угодно. — На лице девушки появляется страстное выражение, будто спросил о самом любимом деле в жизни. — Остановить старение или даже обрести бессмертие? Запросто, хотя вампирам не очень нужно. Непобедимые фамильяры? Неостановимые заклятья? Неуничтожимая плоть? Непомерные запасы маны? Да что угодно, мой несмышленый друг. Собеседник сильно увлекся, так что расчет потянуть время удается. — Правда, запасы маны в твоем теле невелики, но вампиры живут очень долго, так что сможешь развить сосуд души хоть до размеров океана. А некромантия может сильно ускорить процесс. — Девушка пальцем рисует в темном воздухе сложные формулы, фигуры и руны. За кончиком пальца в сумерках остаются светящиеся линии, а после затухают. Для собеседника некромантия и впрямь может быть искусством, наукой и ремеслом одновременно. — Путешествия в иных мирах, понимание мертвых языков и даже воскрешение. — Девушка прекращает нарезать круги вокруг Сарефа. — Ладно, я немного увлекся. Ты согласен? Нужно действовать быстро, на разговор с тобой потратил много сил. Сареф оглядывается по сторонам. Снова находится в тесном кургане. Воля Кадуцея справилась с иллюзией. Труп девушки поднимает голову: — Не…плохо. Твой… ответ? — Нет. — Сареф с силой дергает меч на себя. Клинок выходит из груди трупа и тянет за собой. Нужно действовать быстро, чтобы некромант не ударил чем-то посильнее иллюзии.
Название: «Школа Белого Пламени» Тип: способность духа Ранг умения: A Уровень освоенности: 33,0 % Описание: направление в Школе Духа, изучаемое в северных землях континента. Умение включает в себя все приемы боевого искусства. Адепты этой Школы способны трансформировать энергию духа в мощный поток, напоминающий пламя. Школа Белого Пламени славится чистой разрушительной мощью и комплексом Танца, делающего бойца таким же неуловимым для атак, как и в случае попытки ударять обычный огонь.
Приходит время использовать «подарок» Ганмы по прямому назначению. Сареф получил все знания мастера боевых искусств, но уровень освоенности почему-то все равно не максимальный. Так что вряд ли он будет таким же, как Ганма во время боя у замка Фондаркбург. Вокруг тела Сарефа появляются белые извивы. Сила духа может наравне с магией и жречеством бороться с мистическими силами. Шквал быстрых ударов уничтожает тело нежити. Сначала руки, потом торс и голова превращаются в месиво. Последний удар высвобождает волну белого пламени, которое сжигает все останки вокруг Сарефа. Самому вампиру техника не наносит вреда, спокойно поднимает меч и выходит из склепа. Во время движения по проходу Сареф концентрирует в ногах энергию духа и высвобождает ее в виде белого импульса. Сареф успевает выбежать из пещеры до обрушения. Теперь наконец всё. Сареф падает на колени из-за резкого головокружения. Его характеристики сильно уступают данным Ганмы. Безукоризненное владение приемами еще не значит, что ему хватает выносливости. Как и не дает понимания, как нанести максимальный урон при минимальной трате сил. Полностью осознать боевой опыт Ганмы еще только предстоит. Однако вид черепа перед собой заставляет вскочить на ноги. Только что его здесь не было. — Сегодня не мой день. Я слишком слаб, чтобы оказать достойное сопротивление. Придется бежать, а-ха-ха. — Голос раздается прямо в голове. В пустых глазницах черепа загораются угольки призрачно-зеленого пламени. Сареф не удивлен, что некромант не пострадал. У него нет оружия, которое может ранить душу черного мага. Даже «Кровавый пир» скорее всего бы не справился, так как кровь в трупе не принадлежала некроманту. — Мы еще встретимся, а пока можешь пнуть мою голову куда-нибудь в соседнюю страну. Только не попади в какой-нибудь храм, а-ха-ха. — Некромант явно веселится, хотя Сареф серьезно помешал ему. Вампир давит ногой череп, тот сразу рассыпается в мелкое крошево. «Ну что же, я заработал еще одного врага». Некромант наверняка соврал, что это его череп. Но здесь ему точно делать больше нечего. Сейчас его сил не должно хватить на «разграбление» еще одного кургана. Так что миссия Сарефа выполнена. Соглашаться на предложение некроманта Сареф посчитал глупостью. Он ничего не знает об этом маге и к тому же он явно не в себе. Больше верится в то, что некромант бы его самого принес в жертву, нежели стал делиться сокровенными знаниями с первым встречным. На всякий случай Сареф до утра просидел у кургана, но ничего не случилось. Духи мертвых надежно заперты в кургане. В деревню приходит не сразу, нужно было очистить меч от кровавой закалки. Если это увидит кто-то знающий, проблем не оберешься. После нужно было еще распределить характеристики. За победу поднял два уровня и получил шесть очков характеристик. Их все вложил в Жизненную мощь, чтобы повысить выносливость тела. Теперь у него 25 уровень, а характеристики таковы:
Жизненная мощь: 26 Стойкость: 18 Физическая сила: 28 Ловкость: 31 Интеллект: 11 Озарение: 48
Сейчас сильнее всего отстает интеллект. Сареф не чувствует каких-либо трудностей с памятью или другими мыслительными процессами. Нужно будет подкачать, когда будет изучать магию. То, что она ему потребуется, нет никаких сомнений. Некромант из кургана описывал невероятные вещи. Вряд ли Сареф будет изучать именно магию смерти, но волшебство точно потребуется для выживания в этом странном мире. Староста был так рад избавлению от призраков, что без лишних вопросов передал через Сарефа письмо в гильдию авантюристов. Староста Аварлака тоже может считаться рекомендателем. Но сразу возвращаться в Масдарен нельзя. Сарефа можно посчитать параноиком, но слишком быстрое выполнение задания лишь возбудит подозрения. Поэтому обратно Сареф направляется размеренным шагом, делая большой крюк. Остановился под вечер в городке под названием Фихтершиф. Правда, в кармане по-прежнему пусто, поэтому остановиться в таверне или гостинице как обычный авантюрист он не может. Приходится наслаждаться дикой природой за чертой города. Организм вампира и увеличившаяся жизненная мощь помогают не чувствовать усталости и желания поспать. Но у этого есть и обратная сторона: не на что потратить время. Сареф поднимается на гору, чтобы изучить окрестности. Больше от скуки, но и пригодиться может. Внезапно ветер доносит запах свежей крови. Чувство вампирского голода моментально пронзает тело. «Черт». Ноги сами понесли к источнику крови. Сареф может контролировать порывы, но если это животное, то есть хорошая возможность утолить голод. Запах крови приводит к пещере, возле которой девушка пытается погрузить юношу не старше Сарефа на самодельные носилки. Молодой человек ранен, да и на девушке есть кровь. Сареф зажимает нос, делает глубокий вдох через рот, потом выдыхает через нос и подходит к людям. Они вооружены и одеты по-походному. Не трудно признать авантюристов. Рыжеволосая девушка не старше самого Сарефа со слезами на глазах пытается поднять носилки, но они сделаны наспех и разваливаются под грузом. Бесшумно ступающего вампира она замечает не сразу. Рефлекторно хватается за кинжал, но Сареф поднимает обе руки: — Я из гильдии! — Приходится врать, но это первое, что пришло в голову. — Помоги! Он ранен, нужно отнести в Фихтершиф к целителю. — Девушка явно в отчаянии. Сареф подходит ближе. Вид раны заставляет изумленно поднять глаза. — Огр ударил копьем, — сквозь слезы объясняет девушка. Рана действительно мерзкая, раненый истечет кровью очень быстро. Используя вампирскую силу, Сареф бы мог домчаться с человеком до города, но ему нельзя показывать эту силу. — Что же ты стоишь?! Поднимай носилки с другой стороны! — Кричит авантюристка. — Он уже на грани, мы не успеем. — Спокойно говорит Сареф. — На какой к черту грани?! — Не выдерживает незнакомка. Вместо ответа Сареф проводит ладонью над телом раненого юноши, активируя «Ауру благословения Кадуцея». С Мариэн в Фондаркбурге не сработало, но тогда только настоящий бог бы справился. Мягкий синеватый свет обволакивает тело лежащего человека. Девушка сразу заткнулась и вроде даже дышать перестала, смотря на чудо исцеления. Сейчас Система сообщает об успехе, рана перестает кровоточить, а после медленно закрывается. — Так ты целитель… — Полуутверждает авантюристка. — Да, умею немного. А где огр? — Всё это время Сареф напряженно вслушивается в темноту пещеры. — Дядя Марк остался его задерживать. — Всхлипывает девушка. — И он справится? — Он сильный авантюрист, но там обитает целая стая. — Я пойду за ним, пригляди за раненым. — Сареф встает на ноги. Впервые за встречу девушка смотрит прямо в лицо Сарефа. До этого всё внимание было сосредоточено на умирающем товарище. — Спасибо и будь осторожен. Сареф быстрым шагом входит в темную пещеру. Это может быть неприятным делом, но Сареф в любых неприятностях видит зерно возможностей.
Глава 13
Долго идти по пещере не пришлось. Почти сразу запах крови перебивают «ароматы» жилища огров: пот, протухшее мясо, моча и дерьмо. Огры обитают в пещерах, так что любой человек определит по запаху, что идти дальше не стоит. Но с недавней вонью из деревни Аварлак не сравнится. Огры представляют племена не самых умных представителей гоблиноидной расы. Крепкие и сильные двухметровые создания, питающиеся пещерными грибами и случайно забредшим «мясом». Запах приводит в просторную пещеру. У Сарефа нет факела, но это и не нужно, стены и потолок пещеры покрыты светящимся мхом. Огры не умеют пользоваться огнем, но нашли для себя природный источник света. Посреди пещеры лежат три огра. Многочисленные раны указывают на насильственную смерть. Вероятно, дело рук того, кого девушка у пещеры назвала «дядей Марком». Сареф внимательно осматривает пещеру и прислушивается к каждому шороху. Здесь никого, поэтому быстро подходит и прикладывается к ране одного из огров. Тела еще теплые, поэтому вряд ли авантюрист и здешние обитатели ушли далеко. Но голод стоит утолить сейчас, пока никто не видит. Кровь безвкусная как вода, но дарит теплое чувство в животе как от алкоголя. Огры довольно противные создания, но Сарефу выбирать не из чего. Новый мир не встретил его с распростертыми объятиями, поэтому приходится делать мерзкие вещи. До слуха доносится глухой звук, Сареф тут же отпрянул от раны и занял боевую стойку. Тело двигается машинально, разум не сразу успокаивает, что звук пришел издалека. Выпитой крови должно хватить, Сареф вытирает рот и направляется к источнику звука. Один коридор сменяется другим, и все чаще появляются звуки и трупы огров. По пути Сареф насчитал уже семь туш. Кому-то отрубили голову, других пронзили или отсекли конечность. Этот Марк точно сильный боец. Похоже, что помощь ему не потребуется. Комплекс коридоров приводит в еще одну большую пещеру со множеством больших сталагмитов, вырывающихся из земли. Здесь нет светящегося мха, но зрение различает препятствия и новые трупы. Однако все трупы принадлежат ограм, а из пещеры Сареф не видит других выходов. «Где же тот авантюрист?», — Сареф замирает и начинает напряженно вслушиваться. Стоит гробовая тишина, но вскоре до ушей долетает приглушенное дыхание. К сожалению, так нельзя определить, человек это или огр. Вампир осторожно продвигается вперед, пока яркая вспышка не заставляет отпрыгнуть в сторону. Копье из голубой энергии разбивает парочку сталагмитов на пути. Не будь вампирской реакции, мог бы получить смертельный удар. Сареф бежит вперед, чтобы перехватить атакующего. В пятнадцати шагах замечает человека с пергаментом в руках. По пергаменту пробегают голубые линии, а в другой руке человека возникает новое копье. «Ясно, это магия». — Стой! — Выкрикивает Сареф. — Ты явно не огр. Назовись. — Человек останавливает руку. — Я Сареф. Встретил твоих товарищей у пещеры и решил помочь. Они тебя назвали Марком. — Что с ними? — Спрашивает незнакомец. — Я оказал первую помощь. Их жизням ничего не должно угрожать. — С облегчением отвечает Сареф, видя исчезновение магического копья. Незнакомый авантюрист подходит ближе и вытаскивает из рюкзака еще один свиток. Вдруг появляется небольшой шар света.
Перед Сарефом стоит высокий черноволосый мужчина. Сареф даст ему лет тридцать пять по людским меркам. Волосы, борода и доспехи заляпаны кровью, но ран не видно. Авантюрист подозрительно смотрит на Сарефа.
— Заклинание «Ночного зрения» закончило свое действие, а еще одного свитка нет. — Поясняет член гильдии авантюристов.
Сареф кивает. Магия — редкий талант, поэтому многие пользуются свитками заклинаний. Очень удобно, если услуги настоящего мага не по карману.
— Да, меня зовут Марком. Ты тоже авантюрист?
— Нет, но хочу им стать. Случайно проходил мимо пещеры. — Поясняет вампир.
— Хорошо, давай выходить. — Марк направляется к выходу. Сареф пропускает его вперед. Из подземелья вышли, когда сумерки сгустились. Рыжеволосая девушка разожгла небольшой костер в стороне от пещеры, а теперь радостно бежит в объятия Марка.
— Дядя, ты жив! Стефану гораздо лучше благодаря… — Тут девушка замечает Сарефа.
— Да, я знаю. Знакомьтесь: Сареф, это Герда. Герда, это Сареф. На траве Стефан, пойду осмотрю его рану. — Марк непринужденно перезнакомил всех и направился к раненому.
— Ты не ранен? У меня есть бинты и мазь. А, стоп, ты же целитель, ты и без этого можешь справиться. — Девушка продолжает, не дав вставить ни слова: — Мы со Стефаном уже два месяца состоим в гильдии, но это наше первое серьезное задание. Если бы дядя не сопровождал нас, всё было бы очень-очень плохо.
Сареф молчит, слушая рассказ о принятии заказа и путешествии в Фихтершиф. Здешнее племя огров начало похищать коров у фермеров.
— И это благословение Герона, что ты оказался рядом. Прости, что-то я болтаю без конца. Это, наверное, шок. — Девушка смотрит на Марка, который что-то втолковывает Стефану.
— Рад, что оказался полезным. Правда, твой дядя сам справился с ограми, моё участие было минимальным. Я, пожалуй, пойду. — Юноша начинает отходить.
Марк услышал слова Сарефа:
— Что? Уходишь? Ты можешь отдохнуть с нами.
— Да-да. Можем поделиться припасами. Ты не голоден? — Подхватывает Герда.
«Голод я уже утолил в пещере», — Про себя улыбается Сареф, а вслух говорит: — Спасибо за приглашение, но мне нужно идти.
— Не будем настаивать. — Соглашается Марк. — Ты ведь в поисках рекомендателей для вступления в гильдию?
— Да, но с ограми справились вы, поэтому здесь я не претендую на лавры. — Сареф качает головой.
— Допустим, но я могу быть рекомендателем как действующий член гильдии, не так ли? — Пожимает плечами Марк.
«Действительно, похоже я отбросил этот вариант, так как не имел никаких знакомств».
— Найди нас в гильдии, когда вернешься в Масдарен. Завтра мы сходим к мэру Фихтершифа, а потом вернемся в центральный город. Это единственное, чем я могу отблагодарить за спасение Стефана. — Марк вполне серьезен.
— Спасибо, для меня это важно. В таком случае до встречи.
— Пока-пока. — Группа авантюристов прощается с Сарефом, даже Стефан приподнялся и помахал вслед рукой.
Несмотря на то, что Сареф с удовольствием бы провел время с ними, ему нужно держать разумную дистанцию. Они не знают истинную природу Сарефа, и правда им не очень понравится. Путь выживания сейчас — это путь одиночки. Когда он узнает больше о мире и людях, обретет статус и полезные знакомства, то тогда можно будет чуть глубже проникать в человеческое общество.
А пока будущий авантюрист настраивается на возможность быстро пуститься в бега, если проколется на чем-либо. Для ночевки Сареф выбрал раскидистое дерево. Стволы образовали что-то вроде алькова, в котором можно вытянуться в полный рост. Довольно жестко, но зато безопаснее, чем на земле.
Сареф задумчиво вертит почерневшую пластинку в руках. Успел забрать её с тела Ганмы, ведь было бы глупо оставлять возможность выследить себя еще раз. Также возвращается к воспоминаниям Ганмы, в которых он был близко знаком с владелицей пластинки.
Предмет: Родовой амулет Мариэн Викар Уровень предмета: D Описание: полоска зачарованного металла, впитавшего жизненную энергию новорожденной Мариэн. Амулет способен определить статус жизни владельца и указать на убийцу, если это применимо к обстоятельствам смерти.
Внимание! Мариэн Викар мертва. Сохраненной жизненной энергии хватит на поиск убийцы в течение недели.
«Мне нужно еще неделю хранить амулет, после он должен потерять возможность найти меня». — Размышляет вампир. Довольно опасная способность. Вероятно, есть магия, которая может отыскивать существ по каким-то необъяснимым следам. Тот некромант из Аварлака наверняка смог бы объяснить, какие отпечатки смерть оставляет на убийце. Не исключено, что это не единственный способ выслеживания. Но ради этого идти на сговор с черными магами? Они могут быть даже более опасными. «И ведь ни один суд в Манарии не поверит, что замучал девушку другой вампир. По факту именно я оборвал её жизнь. А еще на моих руках кровь заслуженного охотника на вампиров Бенедикта Слэна и признанного мастера боевых искусств Ганмы». — Невесело размышляет Сареф. «Никакие смягчающие факторы, наподобие принуждения и самообороны не помогут. В зачет даже не пойдет уничтожение всего вампирского клана из Фондаркбурга. Да и суда никакого не будет. Приговор будет вынесен заочно и приведен в исполнение на месте». Единственный выход — стать гораздо сильнее. Дойти до такого уровня, когда от него скорее будут бежать в ужасе, чем нестись с оружием наперевес. Например, становление высшим вампиром в этом вполне может помочь. Однако из предыдущей жизни помнит изречение: «Сила не решает проблем. Она их создает». С такими мыслями Сареф погружается в дремоту. Утром нужно будет вернуться на тракт и направиться в Масдарен. У вампиров очень долгая жизнь, но это не значит, что можно тратить время впустую.
Глава 14
Возвращение в Масдарен прошло без происшествий. Разве что на закате стража у ворот становится более бдительной. В прошлый раз прошел вместе с кузнецом Кристофером, а теперь пришлось выдержать допрос о том, кто он такой, откуда и по какому вопросу посещает город. К счастью, к желанию вступить в гильдию авантюристов стражники относятся благосклонно. Это в очередной раз доказывает, что гильдию уважают. Сарефу некуда идти в городе, кроме гилд-холла, поэтому сразу направляется к нему. Неожиданно встречает Герду, их группа смогла опередить Сарефа. — Эгегей! — Машет листком девушка-авантюристка. — Здравствуй. Что это? — Юноша принимает протянутый лист. — Дядя подписал рекомендацию и сказал передать тебе. — Герда пожимает плечами. — Надеюсь, не заставил долго ждать. — Не парься, а мне пора бежать к Стефану. Увидимся. — Только плащ и мелькнул, девушка побежала по своим делам. Остается надеяться, что именно по делам, а не навстречу новым неприятностям.
Знакомое здание поздним вечером переполнено людьми. Многие авантюристы вернулись с заданий, а другие наоборот выходят на ночную охоту или патрулирование окрестностей. Так что в сутолоке на Сарефа почти не обращают внимание. Рука вампира срывает со стены заказ из деревни Аварлак и подходит к стойке.
Еще одно знакомое лицо. Сегодня снова дежурит Микель, он замечает новичка и кивком приглашает подойти.
— Как успехи, Сареф? — Собеседник одновременно пересчитывает листы. Делать сразу несколько дел для него явно привычно.
— Есть рекомендация от члена гильдии — Марка. — Сареф протягивает листок. Микель внимательно читает и удовлетворительно кивает.
— Всё верно. Я уже слышал о приключении с ограми. Хорошая работа. — Работник гильдии убирает лист под стойку.
— Благодарю. И есть еще кое-что, что хотел обсудить. — Вторым Сареф протягивает лист заказа со стены.
— Для решения вопросов гильдии здесь и нахожусь. — Микель пробегает глазами по заказу. — Однако ты не можешь брать заказы пока не будет еще двух рекомендаций.
— Произошла странная ситуация. Не знаю даже, как объяснить… — Сареф пытается изобразить загадочность на ровном месте.
— Говори как есть. — Советует Микель.
— Мне неловко, но совершенно случайным образом оказался рядом с деревней. Людям требовалась помощь и я не смог отказать. В итоге выходит так, что я выполнил этот заказ. — Сареф пожимает плечами и вытаскивает письмо деревенского старосты. — Извините.
— Оу… Случайности… случаются. — Микель приподнимает брови и читает письмо.
— Да, немного забавно с одной стороны получилось. — Чуть натянуто улыбается Сареф.
— Что сказать, жизнь часто делает сюрпризы. — Микель возвращает улыбку, вампир не может определить, что за ней скрывается: недовольство или радость.
— Ничего не поделать. Раз заказ выполнен, то на доске ему не место. — Заказ вместе с письмом старосты исчезает там же, где и рекомендация от Марка. — Жаль, что мы не можем выплатить тебе вознаграждение. Но староста выступил гарантом, а значит, принято как рекомендация.
— Вы меня очень выручили. — Сареф делает небольшой поклон.
— Пустяки, это моя работа. — Отмахивается от благодарности Микель.
Сареф отходит от стойки. Хорошо, что Микель подыграл, все же гильдия рискует быть погребенной под горой заказов. Словно весь округ Туманных Холмов вдруг наводнили всяческие напасти. Так что, гильдия только выигрывает, если заказы выполняются «из-под полы». В случае оплошности исполнителя скажет, что авантюрист в гильдии не состоит.
Есть уже две рекомендации, причем с Марком откровенно повезло. Стоит выбрать что-то еще, такой заказ, который точно не возьмут в ближайшее время. От обилия запросов глаза разбегаются, но в каждом есть нечто, что не удовлетворяет запросам Сарефа. Вдруг взгляд падает на листовку, не похожую на заказ.
«Как интересно».
С листовкой Сареф возвращается к Микелю. Последний сразу понял, в чем интерес новичка:
— А… Заинтересовало?
— Тут написано, что скоро будет проведен конкурс для новобранцев гильдии. — Говорит Сареф.
— Верно и тройка победителей получит рекомендацию от командиров гильдии этого города. Говорят, даже приедут известные бойцы из других областей королевства.
— Если приз — это рекомендация, то участвовать могут только те, кто еще не вступил в гильдию? — Уточняет юноша.
— Ты прав, на конкурсе командиры наблюдают за новобранцами. Если им кто-то приглянется, то они могут дать свою рекомендацию. Участникам нужно проявить себя, поэтому обычно рекомендацию получают победители. — Объяснение Микеля вполне логично.
— Но тут не сказано, что именно нужно делать. Вы можете рассказать?
— Каждый год условия меняются, но в целом идея неизменна: будет проверка боевых навыков, сообразительности и смелости. Это основа необходимого для авантюриста. Опыт, знания и слава не важны для того, чтобы начать путь. — Микель достает бумажную форму и перо с чернильницей. — Ты хочешь записаться, верно?
Сареф на пару секунд задумывается, стоит ли это делать. Он не сомневается в боевых навыках, голова на месте и трудностей не боится. Но на глазах многих людей может допустить ошибку и раскрыть расу.
— Да, запишите, пожалуйста. — Придется рискнуть. Микель быстро заполняет строки.
— Готово. Ты успел в последний момент, завтра в полдень регистрация на участие уже закрылась бы. Всего будет три тура. Первый начнется через два дня рано утром на берегу реки за городом. Не опаздывай и покажи организаторам приглашение. — Собеседник ставит печать на лист и протягивает Сарефу.
— Еще раз спасибо. — Благодарит юноша.
— Еще раз не за что. — Микель отходит от стойки.
Сареф доволен, пока удачные возможности просто сыпятся на голову. Возможно именно слишком хорошие мысли отвлекли от необходимости следить за обстановкой. Сейчас в главном зале гильдии около пятидесяти человек. Большинство разбились на группы, так как многие авантюристы выполняют задания в составе команды. Успешность и выживаемость у команды выше, чем у одиночки.
Этот человек вошел в гильдию через парадные двери и сразу направился к центру помещения. Руны над дверьми, которые Сареф заметил во время первого посещения гильдии, с оглушительным треском вспыхивают столбами разноцветного пламени.
Сареф не знает, что это значит, но вряд ли так быть должно. Все вскидывают голову и хватаются за оружие. Далее взоры обращаются к фигуре в дорожном плаще, которая последней зашла в помещение. На человеке глухой шлем, так что лица не видно. Сареф только сейчас обращает внимание на странный запах, никогда прежде не встречался с таким и не может даже подобрать ассоциацию.
Незнакомец поднимает руку и сжимает кулак. Вслед движению захлопываются парадные двери, а также двери в другие комнаты гилд-корпуса. Ставни окон тоже закрываются: все выходы из зала запечатаны.
Внимание! Получена новая задача: выжить любой ценой.
Сареф даже выругаться не успевает, как начинается хаос. Незнакомца атакуют с явным намерением убить. Авантюрист пытается проткнуть копьем врага, но тот исчезает в черном дыме и перемещается за спину копейщика. На спине авантюриста открывается рана, будто нанесенная невидимым оружием. Властный жест незнакомца заставляет кровь вытянуться из раны в форме длинной сабли. «Магия крови»! Сареф видел подобное в Фондаркбурге. Для вампиров кровь — основа мироздания. Она и источник сил и оружие. Бенедикт часто сталкивался с магией крови: вампиры могут превращать её в оружие, которое бывает прочнее стали. Но Сареф может чувствовать ауру сородичей, перед ним точно не вампир. Схватка быстро превращается в резню. Несколько авантюристов лишаются жизни быстрым ударом меча из крови. С каждым ударом сабля вторженца чуть растет и начинает разгораться алым пламенем. Однако гильдийцы не лыком шиты и привычны к критическим ситуациям. Переворачиваются столы, за которыми прячутся лучники и слабо вооруженные бойцы. У дюжины в руках уже горят разноцветными огнями магические свитки. Вокруг врага сжимают кольцо щитоносцы, в то время как летят первые стрелы и магия. Сареф не может не признать, что люди от природы слабее тех же вампиров, так что уделяют особое внимание командной работе. И несмотря на внезапное нападение, показывают высший класс. Сам же юноша и не думает лезть в пекло, здесь никто не ждет от него геройств, поэтому Сареф пробирается к окну, чтобы выломать его. Дикие крики заставляют обернуться, кровавый туман кружится вокруг незнакомца, а авантюристы падают один за другим в мучительной агонии. Это облако ядовитой крови оставляет сильные ожоги, опыт Бенедикта приходится как нельзя кстати. Сареф меняет решение, ставни не поддаются даже силе вампира, а значит, запечатаны магией. Ядовитая кровь атакует не только живых, но и уже убитых. Если дать облаку распространиться, то в мертвых телах начнется чудовищная реакция, приводящая к взрыву. Сареф знает, что его тело более устойчиво к облаку рассеянной крови, поэтому без раздумий влетает в него. Мимо пролетает человек с отрубленной рукой, чем подсказывает, в каком направлении враг. Тело вампира окутывает белая энергия благодаря «Школе Белого Пламени», которая запускает рывок вперед с силой реактивного двигателя. Сареф врезается во врага и выталкивает из облака. Тело противника расшибает дерево стоек для обсуждения заказов, но без труда встает. Облако крови начинает оседать кровавой росой, через память Бенедикта Сареф знает, что магу крови нужно находиться внутри облака для контроля. Юноша встает в боевую стойку, что повторяет человек в шлеме. На его мече начинают распускаться кровавые розы. Сареф не знает, что это за магия, но инстинкт вампира подсказывает, что один на один Сареф проиграет. «Лишь бы кто-нибудь помог», — подумал Сареф перед началом следующей атаки.
Глава 15
Мастер боевых искусств сталкивается с противником, у которого неизвестны силы и способности. Точнее, враг уже показал себя достойным вырезать целый филиал гильдии в довольно крупном городе. В прошлой жизни это можно было бы сравнить с террористическим актом: такой же неожиданный и беспощадный. Но неизвестно, какие тузы еще прячет в рукаве. Он владеет магией и только это делает наголову выше большинства присутствующих. Сареф в совершенстве владеет всем, чем владел Ганма, но помнит о своей слабости. Ганма потратил жизнь на тренировку тела и духа. Сареф же просто полагается на вампирское тело, которому не хватает выносливости. В кургане около деревни Аварлак слишком бездумно потратил силы. Сейчас нужно выверять частоту и силу ударов. Юноша пытается перехватить инициативу боя, но противник вдруг исчезает под ударом. Черную дымку Сареф уже видел: так незнакомец ушел от удара самого первого авантюриста. Тело совершает безумный разворот и удар ногой. За конечностью в воздухе остается гудящее белое пламя. Как и ожидалось, враг решил повторить трюк с перемещением за спину. Широкая дуга удара врезается в шлем и отбрасывает тело в сторону. Нужно срочно развить нападение, поэтому Сареф бросается следом, чтобы нанести еще несколько ударов. Враг не тратит время, чтобы встать на ноги. Вместо этого делает взмах мечом, с которого срывается кровь в виде лепестков роз. Сареф не представляет, что это, поэтому резко меняет направление. К сожалению, три лепестка касаются тела и вызывают нестерпимую боль.Внимание! Неизвестное проклятье проникло в вашу кровь. Сила атаки сильнее «Ауры благословения Кадуцея». Начат расчет времени нейтрализации проклятья.
Сареф старается не обращать внимание на боль. Сейчас есть дело поважнее в лице меча, который просвистел в опасной близости от горла. К счастью, другие лепестки в воздухе быстро рассеиваются. Розы на мече чернеют и рассыпаются. Бой продолжается, вторженец явно посчитал Сарефа опасным противником. Свой меч вампир отбросил давно, так как решил полагаться на боевое искусство тела. Сейчас две фигуры крутятся в замысловатом вихре: человек в шлеме с помощью меча держит Сарефа на расстоянии и постоянно контратакует, а сам юноша пытается обойти защиту и приблизиться для удара. По телу вампира бегут белопламенные извивы, серьезно повышающие ловкость. Это Танец — комплекс движений из Школы Белого Пламени для защиты. Сареф успевает пригибаться, подпрыгивать, разворачиваться в зависимости от линии атаки оппонента. Но одних уворотов недостаточно, чтобы достать до противника. В знаниях Ганмы есть многочисленные способы преодоления клинковой защиты. Адепт Духа может придать себе огромное ускорение или даже разбить оружие врага невероятным ударом. Школа Белого Пламени также предлагает сконцентрировать энергию тела в одной точке и выпустить её при ударе. Такой удар может создать мощный импульс, которым можно атаковать даже на расстоянии. Но всё это сожрет почти всю выносливость, Сареф не может забыть, как заплатил за«спецэффекты» в кургане близ Аварлака. На мече противника вновь распускаются розы. «Черт, он снова готовится использовать проклятье», — Сареф прикидывает, куда можно будет отскочить от опасных лепестков. Система больше не показывала сообщений, значит, все еще не завершила расчеты. Вдруг в спину врага попадает огненная стрела. Выжившие авантюристы перегруппировались, Сареф дал необходимое время, чтобы оттащить раненых в дальнюю часть зала и выстроить настоящий боевой порядок. В первом ряду полумесяцем стоят восемь человек с щитами, между ними копейщики выставили оружие. За ними начинают отрабатывать хлеб лучники, на врага то и дело обрушиваются стрелы. Многие снаряды вонзаются в тело, но большая часть отбивается мечом. Враг точно не человек, раз может такое. Над боевым построением висит миниатюрное солнце, испускающее мягкий лиловый свет. По телам авантюристов стекают бесконечные голубые капли, а по оружию скачут белые искры. Сареф замечает, что за лучниками пятеро человек без устали разворачивают волшебные свитки. Теперь члены гильдии перехватывают инициативу и используют все доступные чары, чтобы надрать задницу даже сверхъестественному существу. Сам же Сареф сразу увеличивает дистанцию, чтобы не попасть под обстрел. Враг понимает, что ситуация меняется не в лучшую сторону, поэтому пытается выйти из окружения. Но это ему не удается, каждая стрела теперь несет в себе разряд волшебства, щиты вдруг начинают замедлять любой объект перед собой, а мини-солнце у потолка разгорается сильнее, из-за чего и у Сарефа начинает стекать пот, будто стоит рядом с доменной печью. Противник принимает решение, к которому прибег бы и сам Сареф. Быстрым жестом снимает запечатывание со всех выходов и исчезает в ближайшей двери. Авантюристов это не смущает, они быстро делятся на команды и начинают преследование. Часть идет по следу, другая выходит из здания через парадный выход. Сареф считает, что ему не нужно помогать дальше, да и при всем желании помочь вряд ли сможет: начинается головокружение. Это не обессиливание, а что-то совсем иное. Обстановка начинает плыть.
Внимание! «Аура благословения Кадуцея» не может снять неизвестное проклятье. Требуется повысить уровень освоенности, повысить характеристики жизненной мощи или стойкости, или узнать природу проклятья.
Обдумать ситуацию Сарефу не удалось, так как боль в левой руке, которую коснулись проклятые лепестки, достигает апогея. Кажется, что кости начинают расти и разрывать руку. Юноша падает на окровавленный пол в судороге, а после теряет сознание. Кажется, ему приснился сон. Во сне он плывет по бескрайнему морю на хрупкой лодочке. Однако море даже не море, настолько мелкое, что можно отталкиваться от дна шестом. Да и не вода за бортом, Сареф пересекает нечто, напоминающее кровь. В крови плавают чьи-то останки, иногда над поверхностью возвышаются горы костей. Во все стороны, куда не посмотри, кровь и смерть. Даже с солнца на небе падает багровый водопад. Подобное явление нарушает логику знаний о космосе из прошлой жизни, но для сна приемлемо. Далеко на горизонте во все небо стоит нечто. Сареф напрягает зрение, он видит это, но не может понять, как оно выглядит. Зряч и слеп одновременно. Сареф сильнее толкает лодку, но чтобы пересечь море крови потребуется много лет. Его разбудил плач. Юноша открывает глаза и смотрит по сторонам. Находится в гилд-холле, за окнами уже светло. Спина чувствует мягкую подстилку, а левая рука бережно перебинтована. Помимо Сарефа в помещении много людей. Вся мебель куда-то делась, а полы тщательно вымыты. Организовано что-то вроде полевого госпиталя, десяток человек подобно Сарефу лежат в ровном порядке. Меж раненых ходят целители и другие авантюристы. «Чей это был плач? Точно слышал его сквозь сон». — О, очнулся. — К Сарефу подходит Микель. У последнего предельно измученное лицо, вся рубашка в крови. Это была страшная бессонная ночь для членов гильдии. — Вижу, обезболивающее действует. — Спасибо, рука почти не болит. — На самом деле болит, но не так, как было перед потерей сознания. — Ты нас очень выручил. Если бы не отвлек демона на себя, жертв было бы куда больше. — Микель присаживается рядом. — Демон? — Сареф заинтересовался. — Да, будто он трижды неладен. Сумел скрыться, но его порядком потрепали. Бенедикт и Ганма знали о демонах в общих чертах. Это древняя раса. Старше эльфов, драконов, вампиров и людей. Только духовные существа древнее их. Демоны — исконные враги прочих рас. Их еще меньше, чем вампиров, и каждый демон — ходячее бедствие. Невероятные физические данные, огромный магический потенциал и почти бесконечная жизнь. Демоны стерли бы все народы и государства с лица земли, не останься их так мало. Также принято считать, что демоны не могут размножаться. Если те же вампиры могут обращать другие расы, то появление нового демона — явление почти невозможное. — Шестнадцать погибли, девять серьезно ранены. — Микель явно на взводе. — В Туманных Холмах итак невероятный всплеск активности среди монстров, так еще и демоны. Теперь понимаешь, почему нельзя просто так вступить в гильдию? Без проверок в наши ряды точно бы затесались подобные ублюдки и не факт, что сразу бы раскрылись. Сареф чуть кивает, уже догадался о причинах системы рекомендаций. — Кстати, а за помощь с демоном можно мне рекомендацию? — Сареф с улыбкой пытается отвлечь собеседника от невеселых мыслей. — Ну ты и пройдоха, хах. — Микель улыбается в ответ. — Я бы с радостью дал тебе хоть сотню, но я один из тех, кто принимает решение о принятии в гильдию. Поэтому лишен права давать рекомендации, я должен оставаться непредвзятым. — Но сейчас тебе стоит подумать о другом, Сареф. — Микель становится серьезным. — Атака демона серьезно повредила руку. Целитель сказал, что повреждение магическое и само по себе не заживет. Боли будут преследовать постоянно, пока не излечишься. — Что можно сделать? — Посети храм Герона. Жрецы лучше всех могут противостоять демонической энергии. — Микель пожимает плечами. Сареф понимает, что это не вариант. Он вампир и благословение силой Герона ему наоборот нанесет вред. Во время первого посещения Масдарена даже подойти к храму не смог. Но как сказать об этом? — А еще есть варианты? Вдруг потребуется комплексное лечение? — Пробует уточнить Сареф. — Хм. Еще один выход — обратиться к магам. Они тоже вполне могут помочь. Вот только в храме Герона тебе помогут бесплатно, а волшебники берут за услуги много золотых. — А если я сам стану магом? — Спрашивает Сареф. — Чтобы стать магом, нужно иметь врожденный талант. Но даже с талантом потребуются годы обучения. А боль сведет тебя с ума гораздо раньше. — На лице собеседника появляется выражение, будто только что вспомнил нечто важное, но Сареф уже задает следующий вопрос: — А как можно понять, есть ли талант? — Для выявления способностей есть тесты. Например, чувствительные к магии кристаллы или попытка сотворить простейшую магию. У тебя явный талант к боевым искусствам. Не думал развиваться в них? — Дело в том, что у меня в роду были маги. Я и думаю, что смогу стать магом. — Ложь, но другого не остается. Все же сейчас у Сарефа 11 очков Интеллекта. Вдруг это как-то поможет. — Мм, ладно. У меня еще остались дела. Приходи вечером, у гильдии есть пара учебников простой магии. А пока сходи в храм и держи это. — Микель дает маленький пузырек с мутной жидкостью. И Бенедикт и Ганма знали, что это. Сильное обезболивающее на основе трав и стоит оно около десяти серебряных. — Подарок от гильдии. Три капли на кружку воды. — Микель встает. — Большое спасибо. — Сареф понимает, что это ему понадобится, так как к жрецам Герона точно не пойдет.
Глава 16
Сареф решает не задерживаться в гильдии. По сравнению с другими авантюристами он не получил серьезных ранений. Правда, его рана просто так не заживет. Вампир выходит в пасмурное утро. Еще до того, как коснулся парадных дверей, снова начал слышать плач. Перед зданием гильдии стражники оцепили улицу, на которой ровными рядами лежат белые саваны. Тут и там стоят люди, а совсем рядом давится рыданиями молодая девушка у одного из саванов. Мимо тел ходит жрец Герона с факелом. По людской вере считается, что душам необходимо осветить дорогу в иной мир. Поодаль собираются горожане с мрачными лицами. Понять их мысли нетрудно, нечто ужасное вмешалось в размеренную городскую жизнь и напомнило, что высокие стены, стражники и авантюристы могут и не защитить в следующий раз. Сареф в последний раз смотрит на погибших. Он никого из них не знал и не собирается кого-то оплакивать. Но странно видеть, что у некоторых тел не стоят родные или друзья. Когда Сареф закончит свой путь, рядом тоже никого не будет. Вампир отправляется дальше и бесцельно блуждает по городу. Снова вспоминает, что в Масдарене идти ему некуда. Нужно хоть как-то убить время до вечера. А еще рука напоминает о себе, с каждым часом сильнее и сильнее. Нельзя тратить обезболивающее, пока не станет совсем плохо, иначе надолго пузырька не хватит. В тихой аллее Сареф раз за разом вызывает «Ауру благословения Кадуцея», но Система лишь повторяет, чего ему не хватает для избавления от проклятья. Один пузырек обезболивающего стоит 10 серебряных. Возможно, если получится поторговаться, то 9 серебряных и 50 медных монет. «Стоит ли подыскать работу, за которую сразу смогу получать вознаграждение»? Это не лишено смысла, но основой денежного оборота являются медные монеты. Мало такой работы, которая может исчисляться хотя бы в один серебряный за раз. Как раз таки авантюристы — исключение из правила. Их работа общественно полезная и опасная для жизни. Поэтому гильдия получает многочисленную материальную помощь как от короля, так и от жителей каждого округа. Больших регулярных войск Манария не имеет. В случае войны будет лишь массовый призыв вчерашних крестьян и мещан, но в мирное время действуют лишь несколько рыцарских орденов с общей численностью не более пяти тысяч на всё королевство. Правда, сила королевства не столько в копьях, сколько в союзе магии и духа. Магия — это Конклав, выполняющий роль единого органа управления магов королевства. Академия магии в столице королевства считается самым престижным учебным заведением для волшебников. Туда могут попасть только одаренные магией. Дух же относится к школе боевых искусств, которая тоже расположена в столице. Школа королевства использует Оружейный Стиль. Школа Белого Пламени, которой через кровь Ганмы овладел Сареф, находится в другом государстве и там предпочитают использовать само тело для боя. В Манарии адепты Школы Духа тренируются во владении различным оружием. Статус мага или мастера боевых искусств считается очень высоким, куда выше, чем у обычных авантюристов. Гильдия наверняка имеет в своих рядах и тех и других, но они явно расположены в столичном филиале. Есть еще жрецы, как отдельная социальная группа со своей спецификой, но Сареф к ним точно попасть не сможет. Дальнейший путь будет лежать между магией и боевыми искусствами. Либо он должен стать мастером в чем-то, либо подниматься в иерархии силы вампиров. И тот и другой путь очень сложен. Даже 100 % поглощение души не дает истинного мастерства, пока Сареф не осознает чужую душу путем собственного опыта. Эта гипотеза уже проверена. А становление старшим или высшим вампиром потребует море крови и века развития. Но это всё не то, что требуется решать здесь и сейчас. Сначала нужно стать авантюристом и главное — исцелить руку. И пока что юноша придумал три разных плана. Один медленный, но верный, другие быстрые, но рискованные. Причем последний рискует поставить клеймо преступника. Через некоторое время боль становится нестерпимой, Сареф отправляет в рот три капли и запивает из городского фонтанчика, в который вода попадает из акведука. Под вечер Сареф возвращается в гильдию, погребальная церемония завершена, но гнетущая атмосфера никуда не делась. В гилд-холле тихо, Сареф тихо проходит, чтобы не тревожить раненых и целителей. Остается дождаться Микеля. Стойка, за которой они раньше беседовали, теперь разбита в щепки, поэтому юноша просто стоит рядом. Вдруг в тишине долетают далекие голоса. Спасибо тонкому вампирскому слуху Сареф различает обрывки фраз через закрытую дверь. Сареф понимает, что не может войти туда, так как не является членом гильдии, но вполне может просто подойти поближе и подслушать. — …ельно? — Голос Микеля. — Да. Рейд на Фондаркбург оказался успешным, но спасти Мариэн Викар не удалось. — Владельца этого голоса Сареф не знает. — И из-за чего такая шумиха? — Появился Древний. После этих слов наступает тишина. — Они уверены? — Спрашивает Микель. — О да… Все жреческие обереги просто вспыхнули и рассыпались в прах. Не только у рейда, но и во всех близлежащих деревнях и городах. — Собеседник будто сам не верит в произошедшее. — Сила Древнего просто прошла мимо, а там все уже наложили в штаны. И священнослужители, и даже маги. — И как тогда рейд выжил? — Это очень странно, но Древний направил силу против вампиров. Именно поэтому жертв почти нет, если не считать заморского мастера боевых искусств. Слышал, он был наставником той из рода Викаров. Сареф слышит шаги, поэтому неторопливо отходит на прежнее место. Новости из Фондаркбурга достигли здешних мест. Не очень хорошо, но дело не в скорости распространения информации. Сарефу не нравится проявление силы Древнего. Один из планов тут же вылетает в трубу. Сареф мог бы попробовать использовать еще одну каплю крови Древнего, чтобы поднять силу на 30 секунд и восстановить руку. Но это равносильно ядерному взрыву, заметят слишком многие. Скорее всего даже маска друида-предателя не скроет. «Ладно, есть еще два варианта». Микель выходит в зал и сразу замечает Сарефа. Подзывает к себе и вручает потрепанную книжку. Вдвоем они выходят во внутренний дворик с цветами и колодцем. — Попробуй изучить теоретические основы и сотворить какую-нибудь магию. Если сделать правильно, то такая магия должна получиться у любого, кто имеет к ней талант. — Микель присаживается рядом. В руках юноши небольшой томик, довольно старый, но все равно бесценный. В первых главах дается общее описание магии, это Сареф читает по диагонали. Когда доходит до способов колдовства, вампир начинает читать внимательнее. Всего известно три способа сотворения магии: жест, заклинание и мысль. Для некоторых, особенно сложных чар, требуются сразу два или три способа. Суть способов вполне раскрывается в названии. Можно сформировать заклятье определенными жестами, можно произнести специальную формулу или просто представить в голове. Про последний способ сказано мало, так как это слишком сложно для основ. Сареф торопливо перелистывает страницы. Множество из сказанного и так знает из опыта Бенедикта и Ганмы. Это скорее не учебник, а реферат подмастерья, который готовится к экзамену по теории магии. К счастью, в конце есть два примера простых заклятий. Сареф так увлекся, что пропустил заход солнца. Это опасно, так как Микель сидит рядом с трубкой во рту. Он явно умаялся за прошедшие сутки, но следит за юношей. Правдоподобного для него объяснения, как можно читать книгу в темноте, у Сарефа еще нет, поэтому предлагает сходить за фонарем. Микель приносит его сам, так что Сареф успел ознакомиться с первой магией. Она называется «Дуновением» и создает слабый поток ветра, который может помочь в жару или затушить свечи. У этого заклятья указана жестовая и мысленная активация. Сареф поднимает руки до уровня груди и начинает правую вращать вокруг левой. Через три оборота резко разводит руки в стороны. В мыслях представляет ощущение ветра на коже, как сказано в учебнике. Невероятно, но по кустам и лицу Сарефа проходит поток вечернего воздуха. Даже струйка дыма из трубки Микеля на секунду меняет направление. Хозяин трубки широко улыбается: — Неплохо. Попробуй второе заклинание. «Малый поджог» чаще всего используют для теста. — Теперь Микель очень заинтересовался, что даже ушел за свечой. Пока Микеля нет, Сареф изучил сообщение от Системы.Внимание! Изучено новое заклинание «Дуновение».
Название: «Дуновение» Тип: стихийная магия Ранг умения: F Уровень освоенности: 0,1 % Описание: простейшая магия стихии воздуха, создающая разницу атмосферного давления в двух точках пространствах. Воздушный поток начинает движение из области высокого давления в область низкого давления. При росте освоенности можно создавать более сильный перепад давления и тем самым увеличивать скорость ветра и площадь распространения. Активация: пассы руками и мысленное представление ветра. Руки на уровне груди, правая вращается три раза вокруг левой, а потом обе разводятся в стороны.
«Довольно муторная активация. Можно сто раз умереть, пока будешь делать так в бою». — Размышляет Сареф. Конечно, с ростом в магии активацию можно сокращать. Опытные маги могут сокращать многочисленные пассы до щелчка пальцев или хлопка ладоней, а длинные заклинания до пары слов. Мэтрам же магии достаточно подумать о результате. Но даже так маги предпочитают вступать в бой в составе группы, где их будут прикрывать воины или адепты Духа. Возвращается Микель с большой свечой. Ставит на колодец и предлагает попробовать следующее заклятье. Сареф еще раз перечитывает инструкцию из книги, пропуская всяческую воду в описании. Автору книги далеко до емкой лаконичности Системы. «Малый поджог» активируется жестом, словесной формулой и представлением огонька. — Ard Flamel. — Большой и указательный палец складываются и будто вытаскивают снизу вверх невидимую нитку или занозу. В голове Сареф представляет, как фитиль вспыхивает желтым пламенем. Но ничего не происходит. — Нет, подожми остальные пальцы. — Советует Микель. — Давным-давно я сам пробовался в магии. Сареф следует совету, и свеча загорается. «Надо же, такая деталь может провалить всю магию».
Внимание! Изучено новое заклинание «Малый поджог».
Название: «Малый поджог» Тип: стихийная магия Ранг умения: F Уровень освоенности: 0,1 % Описание: простейшая магия стихии огня, которая создает тепловую реакцию горения между объектом и окружающим кислородом. Заклятье не может быть применено без объекта горения. Негорючие материалы могут не загореться, тогда будет протекать процесс плавки или окисления. С ростом освоенности заклятье может создавать более сильную реакцию на большем участке объекта. Активация: формула «Ard Flamel», пассы руками и мысленное представление огня. Большой и указательный палец любой руки соединяются подушечками и смотрят вниз, остальные сжаты. После рука поднимается.
— Неплохо, ты весьма талантлив. У гильдии в таком случае есть одно предложение. Интересно? — Микель выбивает трубку. — Конечно. — Глупый вопрос, Сарефу нужны любые варианты. — Но сперва поправь меня, ты же ведь уже владеешь кое-какой другой магией? — Свет фонаря почти не падает на лицо собеседника. Сареф начинает быстро соображать, где и что он уже успел показать и мог ли на этом проколоться.
Глава 17
Юноша не успевает промотать последние воспоминания, как Микель подсказывает: — Я о той истории с ограми в Фихтершифе. Марк сказал, что ты магией исцелил Стефана. Сареф успокаивается. Немного выпало из памяти, хотя для здешних людей навыки магического целительства не пустой звук. Никуда не деться от того, что авантюристы рискуют жизнями и часто получают раны. Наличие в группе целителя-мага серьезно повышает шансы на успешное возвращение домой. Есть, конечно, свитки и зелья исцеления, как и вполне обычная медицина для этого времени, но маг-целитель может быть на вес золота. — Да, я действительно обучался у частного наставника, когда тот жил рядом с нами. — Опять нужно что-то придумывать на ходу. И почему для способностей Кадуцея не продумал легенду заранее? — Поэтому сегодня я немного удивился. Думал, что ты уже являешься подмастерьем мага, раз смог исцелить такую серьезную рану. — Микель берет протянутую книгу. Сареф уже получил из нее всё, что хотел. — На самом деле я научился только этому, так что магическое образование хромает на обе ноги. Мой наставник был себе на уме и вообще самоучка. — Говорить о возможности влиять на разум существ Сареф не стал. Это очень близко относится к нечеловеческим расам, среди людей известно крайне мало пользователей магии Разума. — Ясно. — Задумчиво произносит Микель. — Ну что же, мои познания в этом вопросе еще хуже. Что касается предложения… Гильдии очень пригодится еще один маг, поэтому мы готовы помочь с поступлением в столичную академию магии «Фернант Окула». Для поступления туда тоже требуется две рекомендации, и с одной мы поможем. Также требуется взнос в размере двадцати золотых и мы их выделим. — А взамен? — Уточняет Сареф. — Работа на гильдию не менее пяти лет после окончания академии. Сареф начинает размышлять. Условия очень привлекательные, так как попасть своими силами туда у него вряд ли получится. Отработать инвестиции, если можно так выразиться, тоже будет нетрудно. Что такое пять лет для вампира? — Разумеется, приступить мы сможем только тогда, когда ты принесешь третью рекомендацию для вступления в наши ряды. Мы не переписываем правила даже для перспективных людей. — Микель улыбается. — Принесу. — Кивает Сареф. — Конкурс для новичков в силе? — Из-за последних событий он перенесен на один день, но проведен будет в любом случае. Это чисто между нами, но сейчас во всем королевстве неспокойно. Активизируются монстры и преступные гильдии, пробуждаются древние силы. — Тихо говорит собеседник. Сареф готов поклясться, что последнее относится к принятию капли крови Древнего близ Фондаркбурга. — Подождите. — Сареф возвращается к условиям поступления в академию магии. — Вы сказали, что требуются две рекомендации. Одна от гильдии, а вторая? — Как раз хотел рассказать. Вторую рекомендацию можно получить только от самих волшебников. На конкурсе новичков тур будет только один, так что выложись по-полной. Также теперь точно известно, что прибудет старший маг из академии. Он на самом деле приезжает для поимки демона, но выразил желание посмотреть на конкурс. Это отличный шанс показать себя одному из будущих наставников. — Микель устало встает. — Место сбора без изменений. Мне, пожалуй, пора. — Я приложу все усилия. Спокойной ночи. — Сареф тоже встает со скамейки. Микель ушел, теперь ночь в полном распоряжении вампира. Голод напоминает о себе, нутро снова хочет вкусить крови. Но в городе охотиться опасно, нужно уйти подальше. Все городские ворота уже заперты. Сейчас стража будет стократ бдительнее, поэтому попадаться на глаза не стоит. Сареф выбирает самый темный участок стены, запрыгивает на крышу сарая, а с него начинает карабкаться на парапет. Всю ночь по периметру города ходят патрули, поэтому вампиру пришлось пятнадцать минут ждать, пока с выбранного участка уйдут стражники. Вампирская ловкость позволяет легко забраться на стену. Все же местное строительство не может возводить стены без зацепок для пальцев. Прыжок со стены бы переломал ноги любому человеку, но Сареф гораздо крепче и дополнительно активирует энергию духа в ногах. С одной стороны Масдарен окружает холмистая равнина с рекой, а с другой густой лиственный лес. Как раз в него направляется вампир. Ночная охота не заняла много времени, все же вампиры — прирожденные охотники, так что загнать лань и вонзить клыки было нетрудно. Придется и дальше выходить на охоту в лес. Сареф уже размышлял об этом, так что есть предположение, как можно устроить процесс. Если будет часто охотиться, то лесники могут засечь. Не сразу, но такую возможность отбрасывать не стоит. Ему нужно запасать кровь впрок. Вампиры в Фондаркбурге держали пленников, а один раз Сареф увидел комнату с резервуарами крови. Какая-то магия сохраняла свежесть «еды», но её суть неизвестна для Сарефа. Из фильмов прошлой жизни юноша помнит, что донорскую кровь хранят в каких-то шкафах или холодильниках. Насколько это работает в действительности, знает только Герон. Сейчас он наелся, но в лани еще есть кровь. Если оставить, то она неизбежно пропадет. Найти сосуд для крови нетрудно, но как обеспечить низкую температуру? Вампир задумчиво сидит на поваленном дереве. Дерево трухлявое, обросло мхом и поганками, и внутри слух Сарефа различает чье-то шуршание. Звук отвлекает от раздумий. Повышение Озарения улучшает все чувства вампира, но слишком большая чувствительность становится утомительной, так как Сареф начинает слышать и чуять то, что совсем не хочет. «Пока не буду вкладывать очки в Озарение. И как все-таки сделать холодильник для крови? Я не могу искусственно создать холод». Что правда, то правда. Значит, нужен естественный источник холода. Сейчас лето, поэтому очень тепло. Зимой бы мог просто хранить где-то вне помещения. Единственное, что пока придумал Сареф, это погреб или пещера. Из событий прошлой жизни помнит экскурсию в пещеру гораздо ниже уровня земли. Помимо резиновых сапог и касок пришлось тепло одеться. В пещере было довольно холодно. Сареф внимательно осматривает горы вдалеке. Обустраиваться там будет сложно сразу по двум причинам. Во-первых, слишком далеко от города. А кровь желательно держать под рукой. Во-вторых, все пещеры обычно уже заняты ограми, гоблинами, разбойниками и всеми прочими, с которыми Сареф встречаться не хочет. Так что нужно выкопать погреб. Кровь утолила голод и дала небольшой приток сил. Вся ночь еще впереди, так что вампир полон решимости сделать погреб уже сегодня, даже если это слишком оптимистично. Хватает тридцати минут, чтобы найти подходящий участок в глубокой чаще, где не видно следов появления человека. Однако следов не оказалось только на первый взгляд. Пройдя дальше, Сареф видит их, но они не помешают, так как представляют из себя древние руины, заросшие мхом и диким виноградом. Вероятно, давным-давно леса здесь не было. По обломкам камней и окружности фундамента трудно догадаться о предназначении здания в прошлом. Но что самое важное, Сареф еще замечает арку, скрывшуюся в земле по самую верхушку. «Там ранее был проход куда-то под землю»? Сареф оценивает срок раскопки прохода вниз. Выходит довольно много, руками копать неудобно. Есть меч, но это совсем смешно, даже руки могут захватить больше земли. Тут нужна лопата и Сареф знает, где её можно взять. Вокруг города множество ферм, выращивающих пшеницу и овощи. Там точно должна быть лопата. Её придется украсть, и Сареф готов пойти на это. Уверен, что сможет не попасться, а когда-нибудь потом вернет. Ограбление фермы прошло по плану. Случайно разбудил сторожевую собаку, но успел отдать ментальный приказ до лая. Пес валялся на земле и скулил, но противостоять «Божественной воли Кадуцея» не мог. К середине ночи Сареф приступает к раскопкам. Если там вправду было подземное помещение, то есть вероятность, что завален только вход. Минуты складываются в часы, а гора земли рядом растет с большой скоростью. Юноша заранее снял доспехи и часть одежды, чтобы не пачкать её и облегчить движения. Выносливость позволяет работать с большой скоростью, но сразу видно, что потребуется больше одной ночи, чтобы доделать работу. А еще снова начинает болеть рука, к рассвету в нее будто гвозди заколачивают. Сареф раскачивается, сидя на пне, будто баюкает левую руку. Так как работать больше нельзя, Сареф собирает вещи в охапку и отправляется к реке, которая протекает около города. Ледяная вода освежает тело и смывает грязь. Даже боль в руке ненадолго притупилась, но вскоре вернулась еще сильнее. Сареф выждал столько, сколько смог, а потом отправил еще три капли обезболивающего в рот и запил водой из реки. В город вернулся, когда солнце поднялось высоко. Становление магом — это круто, но только в долгосрочной перспективе. Проблемы нужно решать уже сейчас. Скоро будет конкурс новичков, на котором обязательно получит рекомендацию, даже если придется играть по-грязному. Разумеется, грязная игра не равно потери осторожности. Потом он может заработать деньги или пойти другим путем, т. е. украсть их или обезболивающее из какой-либо городской аптеки. Но это лишь борьба с последствиями. Через память Бенедикта Сареф знает, что такое обезболивающее вызывает сильную зависимость при долгом употреблении. Напоминает морфий из родного мира. Так что не получится постоянно его принимать. На тело вампира он оказывает болеутоляющее действие, значит, и зависимость нельзя отбрасывать. Система уже предоставляла пути решения:Внимание! «Аура благословения Кадуцея» не может снять неизвестное проклятье. Требуется повысить уровень освоенности, повысить характеристики жизненной мощи или стойкости, или узнать природу проклятья.
Значит, Сарефу нужно получить новые уровни и очки характеристик, и вложить их в Жизненную мощь или Стойкость. Требуется узнать природу проклятья, но Сареф не представляет, где или у кого можно получить такую информацию. Да и любые вопросы об этом вызовут закономерный интерес о том, почему он все еще не сходил к жрецам Герона. Также стоит поднять уровень освоенности ауры Кадуцея, вот только Система не хочет сообщать, до какого уровня. Что ж, именно этим сейчас и намерен заняться вампир. Вчера он не стал поднимать этот вопрос, но сегодня можно предложить помощь для раненых из гильдии. Вдруг сможет исцелить кого-то и тем самым поднимет уровень освоенности.
Глава 18
У дверей гилд-холла юноша сталкивается с Гердой и Марком. Девушка не скрывает радости от того, что Сареф жив. Марк тоже довольно кивает: — Рад, что ты сильно не пострадал во время нападения. — Спасибо. А я рад, что вас не было в тот момент в гильдии. — Признается Сареф. Сложно пожелать оказаться в такой ситуации. Сареф помнит, что встречался с Гердой позавчера перед гильдией. Она передала рекомендацию Марка и убежала к Стефану. Хорошо, что не решила пойти с Сарефом. — Да уж. — Вздыхает Марк. — Хотя я, быть может, пригодился бы. — Не говори глупостей, дядя. Демон сумел убить и более сильных авантюристов. А правда, что ты в одиночку вступил с ним бой? — Встревает Герда. — Просто отвлекал. — Пожимает плечами Сареф. — Как там Стефан? — Ему гораздо лучше. Сегодня полностью сняли повязки. — Рассказывает Герда. — Ты уже собрал рекомендации? — Нет, буду участвовать в конкурсе для новичков. — Правда? Круто. — Герда еще больше оживилась. — Говорят, он очень сложный. Да, дядя? — Ну, простым он точно не может быть, иначе все бы его с успехом проходили. — Марк уклоняется от ответа. — Ладно, не будем тебя задерживать. — Еще увидимся, — машет рукой девушка на прощание. Сареф с улыбкой попрощался с ними, а когда скрылись за поворотом, улыбку спрятал. «Какие энергичные, особенно Герда. А мне нужна холодная голова». — С таким мыслями вампир входит в здание гильдии. Сегодня тут всё по-прежнему, но один раненый пропал. Его место аккуратно заправлено. В помещении пять человек занимаются выносом того, что осталось от стойки. Микеля не видно, возможно, решил сегодня отдохнуть. Сареф видит, что все раненые не спят, кто-то просто лежит и смотрит в потолок, другие что-то обсуждают. Вряд ли их жизни в опасности, но Сареф твердо намерен практиковать исцеление. В помещении остался только один целитель и то уснул за столом в дальнем углу. Нетрудно узнать по светлому плащу с вышитым цветком «милирны всецветущей», известным лекарственным растением, которое используется во многих снадобьях и главное — растущей почти везде. Сареф чуть толкнул целителя, но тот даже не поднял головы. Юноша толкает чуть сильнее. — Мм… Что? — Целитель так умаялся, что даже головы повернуть не хочет. — Я могу осмотреть раненых? Я целитель. — Терпеливо объясняет Сареф. — Да бога ради. — Собеседник зевает и снова начинает сопеть. — Ладно… — Больше сам себе говорит юноша. Сареф подходит к самому ближайшему авантюристу. Он попал под действие кровавого тумана и получил серьезные ожоги. Вся кожа покрыта странными листьями и черной мазью. «Какой-то антисептик?», — познания Сарефа в реальной медицине не очень большие, но ходил на курсы оказания первой медицинской помощи в университете. Лежащий человек смеется и просит соседа прекратить шутить, так как любые движения вызывают боль. После замечает внимательный взгляд Сарефа. — Что-то не так? — Только глаза и рот не покрыты черной мазью. — Я начинающий маг-целитель, позвольте немного вам помочь. — Слова привлекают внимание не только обожженного, но и ближайших раненых. Интерес понять нетрудно, магов-целителей в гильдии этого города нет. Конечно, приходили жрецы и наложили целительное благословение на каждого, но это была бесплатная помощь, а значит, недолгая и не такая сильная. Священнослужители Герона могут творить настоящие чудеса, но принудить их к этому никто из гильдии не может. Маги города и вовсе будут брать огромные суммы денег за лечение. Гильдия авантюристов может позволить услуги дипломированных чародеев, но только при угрозе неминуемой гибели. Если же жизни ничего не угрожает, то лечиться придется обычными лекарствами, зельями и молитвами Герону. Поэтому предложение Сарефа немедленно вызывает большой интерес. Сейчас юноша стоит на коленях и проводит рукой над телом авантюриста, обращаясь к целительной силе Кадуцея. Мягкий зеленый свет растекается по телу и будто впитывается в него. Сареф до сих не понимает, почему каждый раз целительная энергия принимает разные цвета. Но раз работает, значит, так быть должно. Раненый изумленно вертит глазами. — Круто, боль полностью прошла! Круче любого обезболивающего. Ожоги зажили? — Человек пытается приподняться и посмотреть на туловище. — Пока ты не сотрешь эту дрянь с себя, мы не увидим. — Смеется авантюрист с перебинтованной рукой. К нему Сареф отправляется следующим. Судя по всему, демон рассек плоть до кости. По словам раненого он бы истек кровью, если не затянул поясом руку. Сареф снова применяет «Ауру благословения Кадуцея». По лицу человека сразу видно, что эффект есть. Как заметил Сареф, аура сразу снимает боль. Жаль, что на собственной руке не действует. — Если рана была глубокой, то рекомендую не снимать повязки и швы несколько дней. — Сареф встает. — Черт, вот это дело. Глядишь, смогу все же участвовать на празднике урожая в конце месяца. Спасибо, парень. Поочередно вампир подходит к каждому человеку и применяет силу Кадуцея. Успехом заканчивается каждое исцеление. Не получается излечить до конца, но вмешательство божественной силы позволяет сократить выздоровление на недели. Ранее спящий целитель вот уже пять минут как стоит рядом и наблюдает за работой незнакомого юноши. — Поцелуй меня суккуб… Парень, да ты крут. — Целитель массирует заспанное лицо со следами собственных рук. — Не хочешь войти в лигу целителей? — Благодарю, но нет. Я намерен вступить в гильдию. — Отвечает Сареф в попытках побороть головокружение. Теперь экспериментально доказано, что не получится использовать ауру Кадуцея бесконечно. Исцеление тоже тратит силы, как и боевое искусство. — Жаль, жаль… — Сокрушается целитель, и тут же начинают осаждать вопросами авантюристы: — Что, правда? — А это не ты отвлек на себя демона, когда мы пытались дать отпор? — Не хочешь в нашу группу? Сареф пытается не потерять равновесие и нить разговора. — Я еще не вступил в гильдию, но спасибо за интерес. — Впрочем, Сареф уже решил, что попробует попасть в академию Фернант Окула в столице королевства. Бенедикт знал о ней столько же, сколько обычные обыватели. Ганма же вовсе был гражданином другой страны. — Так, стоп. — Приподнимается авантюрист, которому Сареф исцелил рану на голове. — Тебе ведь нужны рекомендации? Мы можем дать. Остальные дружно поддерживают. «Как легко», — думает Сареф, но приходится отказаться: — Спасибо за доверие, но я хочу выступить на конкурсе новичков. Если получу рекомендацию, то не смогу поучаствовать. — Сареф прощается с авантюристами и выходит на улицу. Слова Микеля о том, что приедет старший маг из столицы, попросту нельзя оставить без внимания. Сейчас есть привлекательное предложение поступления в магическую академию, поэтому нужно стать лучшим на конкурсе, а также привлечь внимание мага. Такой шанс упускать нельзя, будущий социальный статус даст большие преимущества и возможность маскировать потребности вампира под видом экспериментов. К тому же в академии наверняка есть учебные материалы о проклятьях. Снова начинает болеть рука, но Сареф не обращает на неё внимание, проверяя умения. Уровень освоенности «Ауры благословения Кадуцея» вырос на два процента и теперь равен четырнадцати процентам. Правда, этого все равно недостаточно для снятия проклятья. Нужно чем-то занять себя до начала конкурса. Ходить по Масдарену и предлагать услуги целителя точно нельзя. Насколько предполагает Сареф, тяжесть вылеченных ран влияет на процесс освоения умения. Лечение запоров, грибка стоп или простуды не помогут увеличению уровня, но сделают Сарефа мишенью для бесконечных запросов на лечение. Это будет утомительно и любое повышенное внимание опасно. Как бы там ни было, Сареф ходил по улицам и подслушивал разговоры. Один раз наткнулся на двух работяг, обсуждающих ближайшие мероприятия в городе. Беседующие со смаком обсуждали самое интересное, но чаще всего разговор сводился к пьянству и разврату. Вполне обычная картина, как для этого мира, так и для прошлого. Неизменным осталось не только это, но и привычка Сарефа не сидеть сложа руки, лишь бы найти дело. В прошлой жизни Сареф не был героем или другим выдающимся человеком. Родился в хорошей семье, учился на «отлично», не испытывал трудностей по жизни, которые потребовали бы превозмогания. Упорный и смышленый, он достигал успехов, но не великих свершений. Можно сказать, впервые сталкивается с необходимостью выживать, поэтому даже не подозревал, что может гораздо больше. И дело не в вампирской природе, Системе или крутых способностях. Всё это не имеет значения, если не прикладывать усилий и толику здравого смысла. И нужные обстоятельства принуждают раскручивать внутренний потенциал на все сто процентов. Ощущение приключения и будущих открытий довольно волнительно, если не одно «но». Для чего-то великого нужна четкая цель, которой у Сарефа пока нет. Сейчас просто плывет по течению, чтобы выжить. Пока что все действия направлены на изучение мира и способов вписаться в него. Сареф не выбирал оказываться здесь, но теперь вынужден избрать хоть какой-либо путь. И это основная сложность: рано или поздно справится со сложностями, но какая цель может заставить прожить долгие века?Доп. глава «Помолвка»
Конкурс новичков должен быть уже завтра, но ожидание очень утомительно, если заняться нечем. Сареф не может сорваться на какой-нибудь заказ, так как работа может занять много времени и сил. Суть конкурса не ясна, так что стоит поберечь силы. Поэтому вампиру остается праздно шататься по Масдарену. Некоторое время Сареф сидел в гилд-холле, а потом отправился на рынок. В центральный город округа Туманных Холмов на продажу привозят не только репу, так что даже авантюристу может быть интересно. Некоторые оружейники и кузнецы, как например, Кристофер, подаривший экипировку, на продажу изделий приезжают именно в Масдарен. Как раз сейчас Сареф заходит в большую палатку в центре рыночной площади. Такие лавки в городе почти не встретить, поэтому Сареф не удивился сильному загару купца. Гафар, как представился купец, родом из Лимары. Это далекая жаркая страна в большими пустынями, многочисленными рудниками и золотыми башнями. Лимара окружена романтичными сказками о древних сокровищах, песчаных драконах и поучительных байках об опасности загадывания желаний джиннам. Если Сареф не прервал бы разглагольствования об оазисах и звездах, то Гафар успел бы рассказать половину родословной нынешней правящей династии. У купца язык подвешен очень хорошо, так что сразу переключился на описание товаров. Здесь становится интереснее, так как Гафар привез много золотых украшений и оружия. Лимара действительно богатая страна.
Пока Сареф примерялся к сабле, изготовленной из метеоритного железа, в палатку зашел новый покупатель. Им оказывается Стефан, русоволосый почти ровесник Сарефа, который чуть не отправился на тот свет у Фихтершифа. Сареф исцелил рану, нанесенную огром, чем спас юношу.
— Сареф? Вот так встреча! — Стефан хлопает вампира по спине. Выглядит слишком жизнерадостным даже для того, кто выкарабкался из безнадежной ситуации.
— Привет. За покупками? — Сдержанно приветствует Сареф.
— Да, браслеты ищу, скоро помолвка. — Стефан начинает разглядывать золотые украшения. — А, ты наверное не знаешь… У нас с Гердой сегодня помолвка. Хотели сделать через месяц, но я тут подумал, что жизнь авантюриста слишком опасная, чтобы тянуть.
В голове Сарефа картина ситуации сразу сложилась. В этом мире тоже существуют понятия помолвки и свадьбы, хотя последнюю обычно празднуют только богатые. И на помолвке парень обычно дарит браслеты, которые люди хранят всю жизнь. Нетрудно догадаться, что Стефан хочет сделать запоминающийся подарок. Вот только украшения стоят дорого.
— Я кое-что поднакопил и еще занял у Марка, так что вот уже целое утро бегаю по лавкам в поисках чего-то интересного. — Стефан наклоняется, чтобы лучше разглядеть различные браслеты. — Если бы не ранение, позаботился бы заранее.
По мнению Сарефа не самое удачное вложение денег. Но это не его деньги, так что какая разница?
— Скажите, есть парные браслеты?
— Конечно, дорогой покупатель. — Купец Гафар буквально из воздуха выхватывает ящик с браслетами и подбегает к Стефану. Внутри самые разнообразные изделия, причем они явно изготовлялись сразу парными для женской и мужской руки.
— Как думаешь, что Герде понравится больше? — Стефан навесил на каждую руку по три разных браслета.
— Хм… — Только и успел сказатьСареф.
— Герда попросила что-то простое, но с узорами. Какой узор лучше, морской волны или пирамид?
— Мм…
— Я бы лучше взял золотой, но денег не хватит. Кстати, Сареф, а у тебя есть кто-то?
— Ну… — В прошлой жизни у него была любящая девушка. До свадьбы не дожил три месяца. Даже думать не хочется, как она пережила гибель Сарефа. Правда, юноша совсем не помнит свое имя из прошлой жизни. И почему он сохранил остальную память? Лучше бы забыл всё. Остается только горечь упущенных возможностей, поэтому в некоторой степени Сареф понимает Стефана.
— Беру эти! — Собеседник принял решение. В его руке два серебряных браслета с гравировкой в виде перьев.
— Отличный выбор! — Хвалит Гафар. — Вашей женщине точно понравится. Изображены волшебные перья из хвоста птицы Рушамон. Говорят, в древности феникс иногда пролетал над городами и ронял их. Такие перья приносили удачу и силу… aquvata’ sa’em.
— Акува-что? — Не понимает Стефан.
— Силу для мужского достоинства и женского лона. — С улыбкой объясняет Гафар.
— О… Круто. — Смущенно кивает Стефан.
Тем временем Сареф бочком направляется к выходу из палатки, но побег не удается.
— Сареф, подожди, пожалуйста, хочу еще кто-что сказать. — Юноше пришлось подождать у входа в палатку, пока Стефан расплачивался с купцом.
— Мне тут в голову пришла идея. Будешь помолвником? — Стефан сразу берет быка за рога. Из памяти Бенедикта Сареф знает, что «помолвником» называют человека, который помогает в церемонии помолвки со стороны парня или девушки. Что-то вроде свидетелей или шаферов из родного мира.
— Нет, боюсь, что не смогу. — Качает головой Сареф.
— Почему? — Собеседник не дает уйти.
— Думаю, эту честь тебе стоит отдать кому-то из родных или друзей. — Пожимает плечами Сареф. Ему странно слышать такую просьбу от человека, которого видит во второй раз.
— У меня нет родных. Со стороны Герды будет её дядя Марк. — Стефан переминается с ноги на ногу. — Я бы мог попросить кого-нибудь из гильдии, но ты спас мне жизнь. Если не ты, то меня здесь не было бы.
С лица собеседника исчезает любая несерьезность. Похоже, что настроен решительно. Если Сареф еще раз откажет, то настаивать вряд ли будет, но с другой стороны делать все равно нечего. Участие в церемонии не накладывает никаких обязательств, но при этом можно получить расположение этих людей. Стоит ли упускать возможности? Глупый вопрос для Сарефа.
Помолвка была проведена в одной из таверн. Сареф вместе с Марком произносили ритуальные фразы и слушали ответы Стефана и Герды. Потом вынесли браслеты и торжественно вручили новопомолвленным. Как увидел Сареф, у Герды тоже нет никакой родни помимо Марка. Наверняка за этим кроется не слишком веселый рассказ, но вечер помолвки не для таких историй.
Сейчас Сареф сидит за столом с другими членами гильдии авантюристов. Постоянно сжимает и разжимает кулак левой руки, боль из-за проклятья продолжает накатывать. Незаметно Сареф плескает себе в кубок обезболивающее и залпом выпивает. На некоторое время поможет, вокруг царит веселье, но Сареф никого из близ сидящих не знает. Поэтому через некоторое время решает по-тихому слинять. Сегодня ночью нужно будет снова поохотиться. Не хочется голодным приходить на завтрашний конкурс новичков.
Но очередной побег прерывается Гердой, хватающей за руку и тянущей на середину таверны. Здесь уже кружатся несколько пар, так что предложение Герды понять нетрудно. Сареф редко танцевал в прошлой жизни, но здесь и не ждут крутого исполнения. Юноша не стал сопротивляться, но каждый поворот руки вызывает режущую боль, обезболивающее еще не подействовало.
Они кружатся на деревянном полу в незамысловатых движениях. Сареф серьезно относится к любой деятельности, так что на ходу изучает необходимые танцевальные движения. Благодаря очкам в Ловкости, не испытывает проблем с чувством ритма и равновесия. Чего не скажешь о Герде, которая уже навеселе от выпитого вина.
Три авантюриста с помощью двух лютней и свирели играют довольно сложную мелодию, наполненную заводным ритмом. Другие в такт хлопают в ладоши. Еще больше людей встают с мест и пускаются в пляс. Вырваться из этой ловушки Сарефу удается не сразу. После танца с Гердой его поочередно перехватывают сразу шесть девушек, а отказывать не принято.
Когда музыканты взяли вынужденную паузу на время произнесения тостов, Сареф понимает, что настало время уходить. Заметно охмелевший незнакомый авантюрист уже начал в третий раз рассказывать Сарефу как охотился на фей на Мировых Топях. Почему феи живут на болоте и почему от магии Великой Порчи трудно убежать, Сареф так и не понял перед тем, как исчез в толпе. Через пару минут покинул таверну.
Уже ночь и настает время охоты. Голод крутит живот, так как тушеная говядина с картофелем или нарезанная кубиками белоплавниковая форель с солью не могут утолить жажду крови. Сареф так и не закончил погреб, но заняться этим придется после конкурса. В руке пустая бутыль из-под браги. Подойдет в качестве сосуда для крови. До слуха доносится открытие дверей таверны.
— Сареф, уже уходишь? — Спрашивает Стефан. Рядом на него облокачивается Герда.
— Да, хочу выспаться. Завтра важный день. — Кивает Сареф.
— Слышала, Герда? Мы тоже завтра уходим в патруль. Может, отдохнешь? — Стефан, вероятно, уже не в первый раз спрашивает, так как девушка кривится от вопросов.
— Ой, утром я буду в порядке. Как паладин Кетариун после победы над черным драконом. — Герда отмахивается от предложения, но крепче прижимается к Стефану.
— У паладина Кетариуна после победы не было половины лица и руки. — Стефан с заметным усилием вспоминает балладу.
— Как вообще можно жить без половины лица? — Громко хихикает Герда и изображает из себя Кетариуна, закрывая ладонями то левую, то правую сторону лица. А потом начинает прикладывать руки к лицу Стефана, еще громче смеясь.
— Вот скажи, Сареф, как так возможно? — Стефан ищет собеседника, но улица пуста. От Сарефа уже след простыл.
— Ха-ха-ха, я знаю, я знаю. — Герда тоже замечает пропажу третьего участника разговора. — Ты знаешь?
— Знаю что? — Не понимает Стефан, поддерживая Герду.
— Он точно из тайной гильдии ассасинов. — Заговорщически шепчет Герда. — Ты видел, как он классно двигается? А еще и бесшумно.
— Да ну? И из какой он гильдии убийц? — Стефан тащит девушку обратно в таверну.
— Из «Черной руки» или этой… «Мясного шарика»!
— Таких гильдий нет. — Поправляет Стефан. — Тебе больше не наливаем.
— Правда? Ах, а может «Черный шарик»? Или «Мясная рука»? — Дружно смеясь, парочка заходит в таверну. Тем временем Сареф уже перебирается через городскую стену. Перед сном придется поохотиться. Сареф мог бы позавидовать беззаботности новых знакомых, но понимает, что людям порой нужно расслабляться. Но сам Сареф к людям больше не относится, к сожалению. Вероятно, помимо плюсов у этого будут и свои минусы.
Глава 19
День конкурса новичков начинается с пасмурного утра и моросящего дождя. Он обрушился еще во второй половине ночи, но, к счастью, Сареф успел завершить охоту до начала ливня. Сейчас сапоги месят грязь за городом, выложенные камнем дороги есть только внутри Масдарена и то не везде. На берег реки Сареф приходит с первыми лучами солнца. В течение часа количество людей растет, пока не достигает полусотни. Сейчас действительно многие хотят стать авантюристами. Есть такие, кто даже не имеет какой-либо экипировки кроме дубины и кожаной куртки. При этом видны и бывалые на вид претенденты. Особенно выделяется группа из четырех человек, состоящая из рослых бойцов: воина с большим щитом, лучника и двух мечников. Впрочем, один из мечников отличается: гораздо ниже ростом и оказывается мечницей. В этом мире в авантюристы идут не только мужчины. Женщины чаще всего выступают в роли поддержки: целительниц, жриц, лучниц и в редких случаях волшебниц или хотя бы пользователей свитков. В этом мире есть магия, жречество и школа духа, в то время как в родном мире очень долгое время всё основывалось на физической силе. Женщина, владеющая магией или боевым искусством, либо являющаяся проводником божественных сил, будет гораздо ценнее мужчины, который этим похвастаться не может. Поэтому нельзя сбрасывать со счетов противника только по причине слабого пола. Еще через полчаса подтягивается группа действующих членов гильдии. Сареф внимательно смотрит на воинов. Они экипированы гораздо лучше и двигаются куда увереннее. Но не командиры Масдарена и ближайших округов занимают мысли. Сареф выискивает старшего мага из столицы и вскоре находит.
Он стоит среди командиров, узнать получилось только по посоху. Длинное оружие, которое даже язык не повернется назвать палкой для ходьбы — отличительный признак мага. Конечно, не все маги пользуются посохами, но это не только признак статуса, но и предмет, позволяющий концентрировать магическую энергию. Блондин под сорок лет что-то обсуждает с другими гильдейцами, но из-за болтовни остальных участников конкурса не получается подслушать.
— Новобранцы! — Вперед выходит один командиров. — Как уже слышали, тур будет только один, так как времени на три у нас нет. Условия конкурса также изменены, поэтому их объяснит мэтр Патрик, прибывший из столицы.
Вперед выходит маг. «Конкурс будет проводить он?», — размышляет Сареф. Волшебник не сразу начинает говорить, лишь пристально смотрит поверх голов. Он явно привык командовать, непринужденно стоит под прицелом множества взглядов.
— Я буду краток. — Грубый и властный голос также указывает на частую необходимость руководить людьми. — Вас, идиотов и засранцев, я бы даже к метле не приставил, не то что меч в руки дал. Первое правило: оружие запрещено. Щиты тоже. Можете использовать только свои кулаки. Магия и дух не запрещены, но вряд ли вы даже слышали такие слова.
Сареф хмыкает про себя. Напоминает службу в армии из прошлой жизни. Тогда новобранцев тоже подвергали оскорблениям и унижениям с целью оказать психологическое давление.
— Второе правило: срок тура ограничен до полудня. Не успели — идите нахрен и никаких вторых попыток. — Маг по имени Патрик продолжает перечислять правила.
— Третье правило: победитель будет только один. Если вы в себе не уверены, советую покинуть нас уже сейчас. — Услышанное вызывает бурные перешептывания в рядах. «Только один получит рекомендацию»?
— Четвертое правило: всё, что не запрещено первыми тремя — разрешено.
— А теперь ваша задача. Слушайте внимательно, повторять не буду. Это, — волшебник указывает на кулон на своей шее, — ваша цель. Тот, кто сможет отобрать его у меня, будет победителем.
Условия вызывают еще большее обсуждение. Даже Сареф сомневается, что это будет легко. Все же перед ним старший маг. В магическом ремесле карьерная лестница очень похожа на иерархию силы вампиров. В самом низу ученики и подмастерья, потом дипломированные маги, далее старшие маги, которые могут руководить военными подразделениями, гильдиями или факультетами в учебных заведениях. Выше находятся мейстеры и архимаги. Насколько Бенедикт знал, в Манарии есть только один мейстер и один архимаг.
Одолеть Патрика будет почти невозможной задачей не только для новобранцев, но и для многих командиров гильдии. «Хм, им невыгодно делать конкурс, который никто не сможет пройти. Есть какой-то скрытый смысл». — Сареф пытается понять, в чем подвох.
— Предупреждаю, что в ходе выполнения задачи вы можете сильно пострадать и даже умереть. Рекомендую еще раз обдумать, насколько вам это надо. Я буду вас ждать среди тех холмов. — Рука мага указывает на холмы через реку.
Точка ожидания приблизительно в двух-трех километрах. Патрик разворачивается и идет в сторону лодок, которые гильдия заранее приготовила. Командиры и другие члены гильдии направились с волшебником. Они будут со стороны наблюдать за претендентами.
— Да ну к черту! — Слышит рядом Сареф. — Они совсем сбрендили, я не пойду.
— Что думаешь? Давай уйдем. — С другой стороны.
— Это просто маг приехал и свои порядки навел. Ничего страшного, если попробуем в другой раз.
— Да-да, лучше переждать и прийти в следующий раз.
В разных участках толпы возникают похожие возгласы. Некоторые новобранцы начинают решительно уходить в сторону города. Сареф чуть улыбнулся, так как узнал среди уходящих действующего авантюриста гильдии, который вчера затирал про ловлю фей на болотах. [Прим. автора: отсылка к филлерной главе «Помолвка»].
Вампир понял, что в число новобранцев организаторы подсадили своих людей. Они будут подбивать участников сдаться и уйти. Микель говорил, что конкурс призван проверять смелость, сообразительность и боевые навыки, поэтому нет ничего удивительного, что гильдия начинает с простой проверки на «вшивость».
Вслед ложным участникам уходят настоящие новобранцы. Один за другим количество участников уменьшилось сначала наполовину, а потом на две трети. Еще никто не двинулся в сторону лодок, чтобы переплыть реку. Сареф стоит на месте, пока не остался лишь он, два близнеца-копейщика и та хорошо вооруженная четверка.
Когда все поняли, что никто из оставшихся уходить не будет, близнецы бросили копья, сорвались с места и запрыгнули в одну из лодок. Квартет авантюристов тоже начал разоружаться, их примеру следует и Сареф, положив меч на землю.
— Эй, слушай. — Обращается девушка. — Как насчет того, чтобы объединиться? Группой будет больше шансов завалить мага.
Она подходит ближе. Без шлема оказывается владелицей длинных волос. Сареф не может решить, что удивляет в них больше: их ухоженность для мира, где еще не изобрели салоны красоты, или седой цвет. По сравнению с Сарефом девушка выглядит хрупкой, но уверенные движения и ровное сердцебиение указывают на силу или опыт. Либо и то и другое одновременно.
— Какой в этом смысл? Победитель возможен только один. — Глупо верить, что незнакомые люди будут предлагать в такой ситуации сотрудничество. Скорее попробуют использовать и предать.
— И что? Ты думаешь, что тот чароплет говорил только правду? Они могут менять правила на ходу, так что нам достаточно показать себя с максимально хорошей стороны. А работа в команде — основа гильдии. Мы все равно не справимся с магом, нам достаточно выложиться на полную. — Начинает убеждать незнакомка.
Слова девушки звучат вполне резонно. Любой другой бы согласился с доводами и пожал руки, но не Сареф. К несчастью этих людей, у него слишком хороший слух. Как только толпа унесла с собой шум, вернулась возможность полагаться на вампирские чувства. Они бросили всего несколько фраз шепотом, но Сареф услышал, что они хотят усыпить бдительность и ударить в спину на другом берегу.
— Разумно. — Кивает Сареф. — Давайте сделаем это.
— Молодец, ты точно дружишь с головой. — Девушка поворачивается к группе: — Подъем, переплываем.
«Да, с головой лучше дружить», — Сареф первым направился к лодкам и столкнул одну из них на воду. Следом в лодку запрыгивают остальные члены вынужденной команды. Все расслаблены, никаких лишних разговоров и телодвижений. «У них большой опыт», — заключает Сареф. — «И руководит здесь, похоже, эта девушка».
Река около города называется Маннурка. Огибает город только с одной стороны, но при этом довольно широкая и с быстрым течением. Близость к воде наверняка стала основополагающим фактором для основания города и строительства ферм. Девушка, которая так и не представилась, сидит в конце лодки, пока все остальные в четыре весла гребут к противоположному берегу.
Стоит заметить, что грести сложно, так как в середине реки очень быстрое течение сносит лодку в сторону. Однако это не то, с чем сильные гребцы не справятся. Через пятьдесят метров Сареф оглядывается на нужный берег. Когда до последнего остается одна треть пути, резко бросает грести. Слаженный ритм нарушен, поэтому лодку сильно заносит в бок.
— Какого дьявола?! — Вскрикивает девушка, но Сареф уже стоит ногами на борту и использует энергию духа, чтобы создать сильный импульс для прыжка. Ганма мог бежать по воде, просто отправляя импульс из ног на каждый шаг. Вода в таком случае просто не успевает расступиться под стопой и отталкивает от себя.
Сареф даже не будет пробовать сделать так. Для этого точно потребуется более высокий уровень освоенности умений, а к тому же потратит много энергии. Сейчас нужно просто сделать два-три прыжка как можно дальше от зоны быстрого течения, а потом доплыть своими силами. Во время первого прыжка импульс тут же переворачивает лодку вместе с остальными пассажирами.
Все проклятья, которые могли бы долететь до слуха вампира, тонут в воде. Дополнительно подключая физическую силу, Сареф смог допрыгать почти до берега, но в конце все равно упал в воду. Команда, частью которой пробыл так недолго, уже успела уплыть довольно далеко в сильном течении. Авантюристы вцепились в перевернутую лодку и орут вслед Сарефу ругательства. Девушка при этом громче всех.
— Да ладно, вы сами хотели мне подгадить. — Улыбается Сареф. Возможно, неспортивное поведение не поощряется, но с другой стороны четвертое правило разрешает всё, что не запрещено первыми тремя. Маг Патрик специально акцентировал на это внимание.
Где-то впереди есть еще два авантюриста, которые наверняка попробуют устроить ловушку для Сарефа. Увы, но их тоже придется вывести из конкурса, юноша не может допустить, чтобы кто-то помешал во время боя с магом.
Глава 20
Как и ожидалось, те близнецы сидели в засаде. Причем совсем рядом с берегом, так как дальше открытое поле. Их Сареф услышал загодя, поэтому изобразил беззаботный вид. Оружие запрещено, поэтому юноша не переживает, что ему что-то сумеют сделать. Они просто выпрыгнули из кустов и попытались оглушить. Будь против них обычный человек, то скорее всего справились бы. Но против вампира это слишком слабые потуги. Жаль, что нельзя выпить их кровь. Вот таким образом Сареф остается последним участником конкурса на рекомендацию, поэтому идет не спеша. Снова зарядил дождь, довольно тоскливая погода, но юноша этого не замечает. Сейчас все мысли заняты решением задачи под названием «победить мага и не раскрыть себя». До полудня еще часа четыре, так что не имеет смысла нестись сломя голову. Через два километра Сареф видит мага. Он расположился на берегу крохотного пруда между двух холмов. На склоне одного из них горит костерок оценивающих членов гильдии. Все замечают Сарефа, поэтому прекращают обсуждения. Волшебник тоже смотрит в сторону новобранца, но даже не встал с камня. Перед прудом разбросано много валунов, и есть участки с большими лужами. Сареф спокойно подходит, так как не видит, чтобы оппонент готовился к бою. Когда дистанция сократилась до двадцати шагов, маг встает с последним на сегодня предупреждением: — Ладно, кто-то пришел. Напомню, что ты можешь пострадать и даже умереть. Я не буду сдерживаться. — Кулон? — Напоминает Сареф. Старший маг ухмыльнулся и вытащил золотой кулон поверх туники. — Серьезно настроен? Уже весь дрожу. — Маг продолжает издеваться. — Даю тебе право первой атаки. — В таком случае с вашего позволения воспользуюсь этим правом… …И Сареф продолжает стоять на месте. Прошло уже пятнадцать минут, но вампир даже не сдвинулся с места. Раз первым атаковать может только он, значит, только он решает, когда начнется бой. Вряд ли маг отступится от слова. Начинается долгая игра в гляделки, за которой прошел целый час. Дождь давно прекратился, оставив свежесть в воздухе. Правда, тучи над головами не думают уходить. Первое время волшебник всячески провоцировал, но после плюнул на это, так как Сареф всё пропускал мимо ушей. Расчет довольно прост: постоянно держать в напряжении. Такое давление тоже изматывает противника, и волшебник довольно быстро просек задумку. Сначала сидел за костром, не сводя взгляда с Сарефа, потом устроил что-то вроде оздоровительной гимнастики. А Сареф просто ждет. Бой не будет долгим, и стоит хоть немного восстановить силы. При этом у вампира выносливость должна быть выше, чем у человека, пусть и практикующего магию. Командиры гильдии сначала оживились, а потом снова заскучали. Но только на взгляд стороннего наблюдателя покажется, что Сареф просто стоит. Дыхание в нужном ритме вводит в трансовое состояние. Ганма отлично владел мистическими практиками, поэтому мог передать Сарефу знания особой медитации школы Белого Пламени. Медитация требует много времени, но позволяет временно расширить внутренние духовные каналы и ускорить циркуляцию духа. Это буквально воспламеняет кровь, давая большой прирост в силе и выносливости. Но потом придется поплатиться огромной слабостью. — Если ты еще жив там, то до полудня осталось меньше часа. — Волшебник зевнул и отправил еще одну сырую ветку в дымящиеся угли. В этот момент мощный поток ветра разбрасывает костерок: Сареф попробовал стремительным прыжком приблизиться к магу. Какая-то невидимая воздушная преграда отталкивает, но Сареф под действием медитации уже давно чувствовал её. Потратить первый удар на разрушение преграды пришлось бы в любом случае. — Наконец-то! — Маг принимает боевую стойку. — Давай! Покажи хоть что-то! Сареф не нуждается в понуканиях, поэтому стремительно сокращает дистанцию. Адепты духа имеют преимущество в ближнем бою, так как большинству магов нужно читать заклинания и творить пассы руками. Тот воздушный барьер Патрик явно установил, как только пришел сюда. Больше у него не должно быть заготовленных заклятий. «Или нет»? Быстрая фраза и злая улыбка не предвещают ничего хорошего, чувства вампира начинают бить тревогу, так как пруд за спиной мага стремительно покрывается льдом, гораздо быстрее сближения Сарефа. С треском и шипением за спиной Патрика раскинулось настоящее царство зимы. В то же время в лицо вампира бьет волна жара вслед вытянутой руке с посохом. Взрыв чистейшего пламени сметает всё перед магом. Оболочку из энергии духа Сареф активирует на одних рефлексах. Защита погасила почти весь удар, но приходится активировать ауру благословения Кадуцея, чтобы залечить внутренние травмы. Ударная волна отбросила Сарефа от мага. Оппонент злорадно улыбается, ожидая, пока новобранец не сбежит с поджатым хвостом. Это гораздо выше понимания магии Сарефа, но у него есть Система. Во-первых, Система не выдала задания «Выжить любой ценой», значит, враг не имеет настоящего намерения убить, либо ситуация не представляет опасности. Сареф считает, что Система руководствуется именно такой логикой, но это еще не доказано. Во-вторых, Система может выдать полезную информацию о магии противника. То, что волшебник принимает за нерешительность, является сбором информации. Возможность получить информацию о свойствах магии или артефактов при пристальном рассмотрении должно спасти и в этот раз.Название: «Единение льда и пламени» Тип: стихийная магия Ранг умения: А Уровень освоенности: неизвестен Описание: сложная магия, работающая с законами природы. Маг создает вокруг себя зону термодинамического равновесия, после чего может перекачивать тепловую энергию из одной области в другую. Моментально остужая пространство в одной области, маг может передать взятую тепловую энергию в другую область, что будет приводить к немедленному возгоранию или взрыву. Умение работает и в обратном порядке. С ростом освоенности маг может производить энергетический обмен быстрее и на более широкой зоне. Активация: неизвестна
Внимание! Вы не можете овладеть заклятьем. Условия: Класс «маг стихий» — не выполнено; Подкласс «термодинамик» — не выполнено; Минимальный уровень Интеллекта — не выполнено; Знание условий активаций — не выполнено.
Сарефу остается только удивляться возможностям магии. Система явно по-своему описывает умения, но из курса физики Сареф помнит, что такой обмен тепловой энергией почти невозможен. Патрик, наполовину скрытый столбами огня, поднимает с шеи маску до уровня глаз. Здесь может помочь знание Ганмы о том, что маги часто так делают, особенно в бою против других магов. Все профессиональные волшебники учатся читать по губам, чтобы понять, какую магию противник хочет применить. Из-за этого распространены широкополые шляпы, высокие воротники или такие повязки на лицо. Иногда даже волшебники специально носят длинные рукава, чтобы враг не увидел жестов. Но вряд ли Патрик сделал это, чтобы Сареф не мог читать по губам. Вампир этому никогда не учился, но даже если и мог, то познаний в магии не хватит для хоть какой-то пользы. Скорее просто решил прикрыть лицо от случайных искр и жара. После первого удара не продолжает атаку, явно хочет показать, что Сарефу против него ловить нечего. Сильные всегда допускают ошибку пренебрежения к слабым противникам. Тот же Деррил — вампир, которого опустошил в Фондаркбурге, не разглядел в Сарефе опасность. Это не значит, что противник не имеет оснований для высокомерия. Лишь дает лазейку для неожиданного удара. Очень тонкую и незаметную, но от того очень опасную. Сареф бросается, но уже по дуге с целью обойти с другой стороны. Пока неясно, есть ли промежуток времени перед повторным использованием заклятья. Стоит Сарефу приблизиться к замерзшему пруду, как лед взрывается облаком пара. Маг снова применил «Единение льда и пламени»: от пожара перед магом осталась лишь промерзшая почва, а вся тепловая энергия растопила лед пруда с такой скоростью, что произошел паровой взрыв. Обе руки вампира покрылись волдырями, так как не полностью избежал удара. К счастью, перед конкурсом принял двойную дозу обезболивающего из-за левой руки. Сейчас аура Кадецуя снова начинает исцелять ожоги, а Сареф бросается в новую атаку. Следующая атака показала, что маг может еще раз сотворить магию без задержки во времени. Усиление духом еще держится, но это не решает проблемы. Сареф не может подобраться к магу, чтобы сорвать кулон с шеи, так что придется изменить тактику. Когда сюда шел, Сареф собрал несколько небольших камней в разные карманы. Даже небольшой камешек, запущенный рукой вампира, может причинить вред. А если добавить энергию духа, то можно получить что-то близкое к пули. Конечно, скорость снаряда не сравнится с огнестрельным оружием, но будет очень больно. Земля под ногами повторно вспыхивает, и Сареф отпрыгивает назад. Теперь взметнувшийся огонь должен скрыть бросок. Из стены пламени вылетает белая вспышка и попадает прямо в волшебника. Невольный вскрик показывает, что вампир попал в цель. Резким движением Сареф отправляет следующий камень, но волшебник перехватывает атаку. Перед магом чуть колышется воздух: снова сотворил что-то вроде воздушной стены, не пропускающей объекты. Неожиданно удачное попадание наверняка стерло улыбку с лица Патрика. Все очаги возгорания исчезают, а с неба начинает падать снег. «Что он задумал? Остужает всю местность?», — Сареф пробегает глазами из стороны в сторону. Еще через несколько секунд начинается метель. Похоже, что зона магии Патрика добралась до дождевых облаков. В правой руке маг по-прежнему сжимает посох, а в левой начинает кружиться сфера нестерпимо яркого света. «Он собирает всю тепловую энергию области в одной точке?», — догадывается Сареф. Если эта высокотемпературная сфера попадет по нему, то тело почти наверняка испарится. «Остается последняя возможность». — Юноша решает провернуть последний оставшийся трюк, чтобы прервать заклятье мага и подобраться для захвата кулона.
Глава 21
Сфера над левой ладонью мага испускает волны жара во все стороны, так что ни одна снежинка не может достичь тела Патрика. Остальную зону меж двух холмов захватывает буран. Игры с резким нагреванием и охлаждением областей привели к хаотичному перемешиванию холодного и горячего воздуха, а после к циклону и штормовому ветру. Но снег не мешает Сарефу видеть основную цель. Этой целью является не сам волшебник или кулон. Юноша пристально смотрит на повязку мага. Патрик закрыл ею рот и нос, но это натолкнуло Сарефа на безумную идею. — Ard Flamel. — Произносит Сареф одновременно с жестом рукой, активируя «Малый поджог». Ткань на лице мага тут же загорается. Будь противник хоть трижды ветераном, каждый человек зависим от безусловных рефлексов. Точно так же, как без раздумий отдернет руку от раскаленного предмета, маг неизбежно потеряет концентрацию из-за горящего лица. Сареф ставит всё на уловку и бросается прямо к магу. Патрик действительно начинает мотать головой, бросает посох и поспешно сдергивает с лица повязку. Высокотемпературная сфера растворяется в воздухе. Сареф пропускает через ноги экстремальное количество энергии духа, чтобы очутиться около противника за доли секунды. Это равносильно трате всех сил, но больше ничего сделать не сможет. Либо сейчас справится, либо нет. Мир будто замирает под напором Сарефа, глаза неотрывно следят за золотом кулона и собственной рукой. Вот-вот пальцы сомкнутся над украшением, но вдруг натыкаются на лед. Тело Патрика покрыто ледяным доспехом, который ловит руку вампира. По кисти, предплечью и локтю бежит холодная волна. Мороз тут же лишает конечность подвижности и продолжает идти дальше ледяной коркой к плечу, голове и туловищу. Всей инерции броска хватает только на несколько трещин на ледяном панцире, который поймал в ловушку авантюриста. Остальной импульс был затрачен на преодоление защитного барьера. Последним, что Сареф видел перед потерей сознания, были ослепительные огненные крылья за спиной мага. Сотворив ледяную ловушку, ему нужно было куда-то деть всю украденную тепловую энергию. Старший маг наверняка знает сотни заклятий, но одолел Сарефа всего одним, если забыть про воздушный барьер. Юноша теряет чувство времени и пространства, очень долго падает в темном колодце. После осознает себя на лодке посреди моря крови. Руки с шестом привычно толкают транспорт вперед. Сареф знает, что ему нужно пересечь море, но не понимает зачем. На горизонте что-то колоссальное нависает над погибшим миром. Но странная дымка не дает рассмотреть это. Гибнущее солнце изливает потоки крови и тусклый свет, которого достаточно, чтобы видеть рифы. Но то, что Сареф принял за рифы, вблизи оказываются обломками кораблей и домов, а иногда большими надгробиями. Путешественник долго лавирует между останков цивилизации, но словно ни на йоту не приблизился к конечной цели. В какой-то момент решает оглянуться на пройденный путь, но видит за собой только тьму. Стена абсолютного мрака в десяти шагах поднимается до небес и в обе стороны света до горизонта. Мира за ним более не существует. Юноша начинает чувствовать ужас без видимых причин, а после просыпается. В незнакомой комнате довольно тепло и светло. Сареф встает с кровати и смотрит на человека за столом. Даже со спины нетрудно признать Патрика. Маг оборачивается на шорох и осматривает юношу с ног до головы. — Вроде цел. Самочувствие? — Спокойно спрашивает волшебник. — Всё в порядке. — Сареф не чувствует боли. Быть может, бессознательно применил «Ауру благословения Кадуцея» или это результат помощи мага. Схватка закончилась тем, что Сареф попал в ледяную ловушку. Чудовищный холод должен был привести к экстремальному переохлаждению и омертвлению тканей, но правая рука выглядит и чувствуется как обычно. — Хорошо. Вот это, — маг указывает на пергамент на столике возле кровати, — тебе. Сареф догадывается, что там. Ожидания не обмануты, Патрик подписал третью рекомендацию для вступления в гильдию авантюристов. — Из гильдии просили передать, что ты официально принят. И что-то там еще, спросишь у них сам. Я же хочу дать оценку экзамену. Учитывая, что проклятье в левой руке еще не начало пилить кости изнутри, значит, вряд ли прошло более трех часов. Пока же Сареф полностью обращает внимание на слова мага. — У тебя великолепные физические данные, что неудивительно для адепта Школы Духа. Ты изучал Белое Пламя? — Да, мэтр Патрик. — Боевое искусство может быть отличным прикрытием для сверхчеловеческих сил вампира. — А еще ты можешь пользоваться магией. Перед экзаменом мне сказали, что ты практикуешь дух и целительные чары, но оказалось, что это не всё. — Волшебник встает, подтаскивает стул ближе и садится прямо перед юношей. — Да, знаю «Дуновение» и «Малый поджог». — Кивает Сареф. — «Малый поджог», да. Это был очень хитрый ход. Я получил ценный урок. Недостаток силы заставляет прибегать к хитрости и тактическому планированию. Увы, чем сильнее становишься, тем меньше начинаешь ценить такой подход. — Из уст Патрика звучит как высокая похвала. — А еще тот бросок камня… У меня теперь большой кровоподтек на боку. Такой атаки я тоже не ожидал. Ты умеешь трезво смотреть на ситуацию и придумывать оригинальные решения. И к тому же не сбежал ни у реки, ни при виде моей силы. Значит, психологически подготовлен к сложностям работы авантюриста. По всем параметрам, которые проверяет конкурс, ты прошел. — Патрик лаконично дает понять, почему было принято положительное решение, несмотря на то, что кулон Сареф не смог заполучить. — Вопросы? — Я хочу поступить в Фернант Окула. Гильдия готова мне помочь, но еще требуется рекомендация от мага… — Без обид. — Качает головой Патрик. — Дать кому-то рекомендацию, значит, взять ответственность за будущие действия рекомендуемого. Я мало тебя знаю, Сареф. Лишь на основании конкурса гильдии не могу рекомендовать тебя для поступления в столичную академию. Но юноша не смутился, такой исход можно было предугадать. — Если терять время ты не хочешь, — продолжает волшебник, — то есть вариант пройти вступительный экзамен. Он проводится каждые полгода и следующий будет через месяц. И там будут смотреть именно на талант в магии. Фернант Окула — самое престижное учебное заведение магии на континенте. Так что просто дар к магии не гарантирует сдачу экзамена. Еще вопросы? — Как вам удается не страдать от действия вашей магии? — Сареф задает неожиданный вопрос, если судить по выражению лица Патрика. — Прости? — Перед тем, как я поджег вашу повязку, вы собирали над рукой огненный шар. Почему жар не вызвал у вас ожогов? Или ледяной доспех не привел к обморожению? — Уточняет Сареф. — Не думаю, что ты поймешь принцип работы этого заклятья, но если вкратце, то делаю собственное тело сверхпроводником тепловой энергии, поэтому оно не поглощает энергию с одновременным разрушением, а пропускает сквозь себя. Правда, это не абсолютная защита. Извини, если слишком запутано, но без знаний основ стихийной магии будет трудно понять. Но Сареф имеет Систему, поэтому еще во время боя понял, на чем построено заклятье. Еще потребуется обмозговать, но спрашивает Сареф не просто так. Система сообщила, что Сареф не может овладеть магией, так как не выполняются условия:Внимание! Вы не можете овладеть заклятьем. Условия: Класс «маг стихий» — не выполнено; Подкласс «термодинамик» — не выполнено; Минимальный уровень Интеллекта — не выполнено; Знание условий активаций — не выполнено.
— Вы изучаете магию стихий? — Спрашивает Сареф. — Да, это моя специализация. У каждого мага она своя, и специализаций довольно много. Как правило, профиль в магии предопределен природой, но процесс понимания своей специализации не так прост. Для начала нужно овладеть общей магией на достаточном уровне. — Пожимает плечами Патрик. — На этом с вопросами предлагаю закончить. У меня еще есть дела. — Спасибо за объяснение. В таком случае я пойду. — Сареф осторожно поднимается на ноги. — Не забудь свой меч, он за дверью. — Патрик возвращает стул на место. На улице солнечно, в дождевых тучах наконец появляются прорехи, из которых льется свет. Найдя спокойное место в заброшенном дворике, Сареф знакомится с системными сообщениями.
Итоги боя: ### Получено 3 уровня и 9 очков характеристик. ### Уровень освоенности умений повышен и теперь равен: «Школа Белого Пламени» → 37,0 % «Малый поджог» → 2,1 %
Система за бой с Патриком выдала 3 уровня, несмотря на поражение. Девять очков: на что потратить? Если он намерен поступить в академию и найти способ исцеления руки, то Интеллект на первом месте. Но магическое развитие может быть слишком длительным. Другим вариантом стоит повышение Жизненной мощи или Стойкости. По всей видимости, можно сделать организм гораздо сильнее проклятья. Сложный выбор, и Сареф ставит на Стойкость, как и чуть ранее. После боя с демоном в гилд-холле Система тоже выдала один уровень и три очка для характеристик. Все очки вкладываются в способность тела справляться с уроном любого типа. Выходит так:
Жизненная мощь: 26 Стойкость: 30 Физическая сила: 28 Ловкость: 31 Интеллект: 11 Озарение: 48
Увы, но даже с повышением Стойкости не удается снять проклятье с помощью ауры Кадуцея. Значит, нужен больший уровень.
Имя: Сареф Уровень: 29 Раса: вампир Расовый статус: вампир Активные эффекты: неизвестное проклятье Пассивные эффекты: «Божественная воля Кадуцея», «Аура благословения Кадуцея», «Школа Белого Пламени». Класс: отсутствует Подкласс: отсутствует Субкласс: отсутствует Ремесло: недоступно Слава: незначительная Репутация: положительная
В окне статуса появляются новые вещи за последние дни. В активных эффектах висит неизвестное проклятье, с этим всё понятно. Слава теперь незначительная, а репутация положительная. — Система, что значат эти статусы? — Слава показывает уровень известности пользователя среди жителей мира. Репутация сообщает, как к пользователю относятся жители мира. Сейчас учитывается только людское общество, но также возможен показ для различных народов, фракций и организаций, если такая информация у Системы есть. «Хм, получается, люди теперь будут относиться ко мне лучше только потому, что я стал членом гильдии авантюристов? Ну, всё логично», — думает Сареф. А еще нужно поразмышлять по поводу класса и подкласса на основе показанного и сказанного Патриком.
Глава 22
Сареф по-прежнему сидит во дворике. Скоро нужно посетить гильдию, так как Патрик не посчитал нужным работать посыльным.… Класс: отсутствует Подкласс: отсутствует Субкласс: отсутствует …
Система до сих пор не присвоила никакого класса. Сареф владеет боевым искусством и даже немного магии знает. И не стоит забывать про силу Кадуцея. По всей видимости нет таких общих классов, как маг, воин, разбойник или лучник из популярных игр прошлого мира. Патрик наверняка имеет класс «Маг стихий», значит, Система засчитает класс только тогда, когда Сареф овладеет своей специализацией? «Или нет? Для магии Патрика требовался подкласс «Термодинамик». Может быть это называют специализацией?», — готовых ответов у Сарефа нет. «Система, что означают классы, подклассы и субклассы»? — Призваны обозначать профиль пользователя и доступные умения. Часть умений обязательно требует конкретный класс, подкласс или субкласс. — Тут же откликается обезличенный голос в голове. Но информация довольно бесполезная, Система отказывается дать более развернутый ответ. Сареф уже пробовал уточнять список всех классов и условий их получения, но невидимый помощник недвусмысленно дал понять, что узнавать Сарефу придется самому. Юноша принимает решение оставить выяснение до лучших времен и отправиться в гильдию. Неудивительно, что первое поздравление получает от Микеля, тот с довольным видом похлопал по плечу: — Молодец. От командиров слышал, что ты здорово выступил на конкурсе и даже заставил мэтра Патрика серьезно отнестись к бою. — Спасибо. Мэтр Патрик сказал, что мне хотели что-то в гильдии сообщить? — Спрашивает Сареф. — Да. Во-первых, ты заслужил нашивку. — Микель передает кусок ткани с искусно вышитым гербом гильдии: пересеченными мечом и стрелой с большим глазом на фоне. Оружие означает готовность вступить в бой с любой угрозой, а глаз олицетворяет бдительность. Сареф неоднократно видел такие нашивки на куртках авантюристов, хотя далеко не все их носят. При этом в нижнем углу нашивки есть пустое место, хотя у других там обычно что-то изображено. — Нашивка магическая, гильдия имеет договоры с мастерами зачарования. Она никогда не загрязнится и не порвется, а также может отправить сигнал бедствия, если авантюрист окажется в слишком опасной ситуации. Одновременно является подтверждением статуса авантюриста. Носить на виду или нет, решаешь сам. — Объясняет Микель. — Спасибо, выглядит очень круто. — Сареф показывает на пустое место нашивки. — А здесь не должно быть чего-то? — Может и будет. — Кивает собеседник. — Когда приобретешь опыт и известность в гильдии, командир может присвоить тебе один из титулов и передать под твою ответственность магического питомца. Это и отражается в нижнем углу нашивки. — Что? Титул и магический питомец? — За недолгое время пребывания в гильдии Сареф ни разу не слышал об этом. — Сейчас не это важно. Во-вторых, пока посмотри на это. — Конверт содержит рекомендацию в академию магии. — Мэтр Патрик дал тебе свою рекомендацию для поступления? — Нет, но предложил пройти вступительный экзамен. — Понятно. — Микель, похоже, тоже не рассчитывал на большее. — Тогда тебе нужно подготовиться к нему. И потребуется более серьезная магия, чем «Малый поджог». Правда, твои целительные чары потрясающие, так что могут произвести впечатление. Но есть риск, что на экзамене никто не будет истекать кровью, чтобы ты смог показать себя. — Значит, мне нужна сильная магия? Как можно получить её, не потратив кучу золотых в магической лавке? — Спрашивает Сареф. — Как я говорил ранее, в нашей гильдии хранятся два учебника. С первым ты уже ознакомился, но в нем слишком много теории. Во втором больше разных чар, так что тебе нужно будет изучить что-то. — Микель проводит Сарефа внутрь гилд-холла. Юноша ранее сюда не заходил, но ничего примечательного заметить не успевает. В комнате со стеллажами Микель передает Сарефу еще один учебник. Вероятно, здесь хранилище магических свитков, которые выдаютсяавантюристам для выполнения заданий. — Мой совет: не распыляйся на все заклятья. Трудность освоения резко возрастает вместе со сложностью заклятий. В книге есть магия, которую язык не повернется назвать базовой. Но чем круче освоишь волшебство, тем выше шансы пройти экзамен. Поэтому лучше выбери только одно сильное заклятье и практикуйся только в нем. — Подсказывает Микель и выходит из помещения. — И еще: не выноси учебник за пределы книгохранилища, пожалуйста. Как закончишь, верни книгу вон на ту полку. Как только Сареф остается наедине с книгой, сразу погружается в чтение за одним из столов. Книгопечатание в этом мире не так хорошо развито, как в родном мире, так что переплеты книг не содержат много страниц для такого большого корешка. Но даже так уходит три часа на беглое чтение, под конец у Сарефа буквально вскипает мозг. В начале были более-менее простые заклятья, но вместе с тем не особо интересные для возможных экзаменаторов. А вот потом начинается сущий ад. Магия в этом мире больше всего напоминает науку. Автор учебника требует знаний векторной математики и теории вероятностей; умения посчитать азимут или вычислить направление по звездам и солнцу; знать, чем отличаются различные виды колебаний тел. А потом на всё это еще накладывает совершенно незнакомые для Сарефа вещи, например, источники маны, резонанс заклятий, гармоники рифм активационных фраз, лексика и грамматика древних языков, особенности проводимости магии для различных предметов и сред. Для сложной магии недостаточно сказать заклинание и воспроизвести жесты. Нужно еще делать расчеты магического потока, рисовать схемы и магические фигуры, представлять массивы переменных и желательно делать это в голове за секунду, чтобы называть себя настоящим чародеем уровня старшего мага, а лучше мейстера. Сареф в прошлой жизни не испытывал трудностей в учебе, легко давались естественнонаучные дисциплины, но тогда были учителя, многочисленные пособия и интернет. А в этом мире интернет вряд ли появится раньше телеграфа. Как вампир, Сареф может попробовать дождаться этого и даже немного поспособствовать, но к чему он думает об этом? Юноша решительно встает и кладет книгу обратно. Посторонние мысли показывают, что Сареф вымотался. Снова начинает болеть рука, но вампир планирует выпить обезболивающее ночью после охоты. Раз так хорошо получается с поступлением в столичную академию, то вряд ли ему потребуется погреб в лесу. Но все равно нужно проверить, насколько жизнеспособна идея для хранения крови. В учебнике не было ни одного заклятья, которое могло бы помочь в этом. Сареф выходит из здания гильдии. Есть еще вариант с какими-то подвальными помещениями в городах, но вряд ли получится найти заброшенные. Сегодня был тяжелый день, так что потрачено слишком много сил. Вампирский голод настойчиво требует новой крови, поэтому Сареф на закате выходит из Масдарена. После захода солнца вампир начинает охоту в лесу близ города. Отличный слух и обоняние позволяют не только выследить добычу, но и засечь потенциальную угрозу. Например, в лице местных егерей. Из чащи доносятся звериные звуки, Сареф издали понимает, что это кабан. Зверь может быть довольно шустрым, но не для вампира. Перед броском в чащу Сареф пробует на память одно из заклинаний. Вытянутые руки начинают рассекать воздух ломаными линиями вслед мысленной схеме, а губы шепчут активационную фразу. Но ничего не происходит кроме того, что добыча услышала охотника и пустилась в бегство. Если бы получилось, Сареф мог бы поймать кабана в гравитационную ловушку, которую автор учебника назвал «Невидимой плитой». Увы, но магия требует точный расчет местного притяжения и построение эфемерного «рычага» для сложения векторов притяжения Земли. У Сарефа даже близко не получилось. Это словно считать большие числа без калькулятора и записи: на каком-то этапе счета забываешь, что посчитал вначале. «Стоп, я назвал этот мир Землей». — Улыбается Сареф. Привычки такие привычки. Здешние люди еще не задумываются о глобальном мироустройстве. Дают название королевствам и континентам, горам и рекам, но еще не придумали название всей планете. Во всяком случае ни Ганма, ни Бенедикт никогда о таком не задумывались. Правда, память охотника на вампиров все же не такая полная, как от Ганмы. Охота продолжается, ярко демонстрируя источник фразы «метнуться кабанчиком». Сареф догнал добычу только через километр, в лесу не получается бежать со всей возможной скоростью. Пришлось убить ударом по голове, а потом нести к раскопкам в чаще. Сареф с головой уходит в работу, благо она простая как медяк. Уже удалось прокопать коридор на пять метров. В какой-то момент лопата ударилась о каменные ступени, ведущие вниз. Предчувствие не обмануло: закопанная арка действительно ведет в какое-то подземное сооружение. Нечто такое в прошлой жизни видел. Уже глухой ночью заступ проваливается в какую-то пустоту, наконец вампир докопался до каких-то пустот под землей. На поверхности даже ночью вампиру не нужны дополнительные источники света, но Сареф заранее приготовил несколько факелов для проверки подземной комнаты. Он сможет увидеть стены, потолок и крупные объекты, но сейчас мелочи тоже важны. Например, для оценки того, подойдет ли место для хранения крови. Затхлый воздух рассеивается факелом. Сареф спускается на глубину где-то в шесть метров. Перед ним комната, полностью выложенная тесаным камнем. Камень покрывает пол, потолок и все стены. Вероятно, по этой причине подземная комната хорошо сохранилась. Вот только для такой архитектуры не видно практического применения: слишком сложно для обычного погреба под продукты. Восемь на шесть метров, здесь можно хранить массу вещей, но сейчас комната абсолютно пуста. Сареф до сих пор не понимает, для чего это построено. Но во всяком случае температура гораздо ниже, чем в лесу. Потом взгляд падает на пол и замечает что-то интересное. Резьба почти стерлась под действием неизвестной силы, но можно различить четыре напольных рисунка. Сареф уже видел такое в прошлой жизни, благодаря своей профессии, поэтому замечает стыки вокруг рисунков. Эти плиты не столько часть пола, сколько крышки для чего-то. Рука вампира покрывается белым пламенем, а после ломает уголок одной из плит. Пальцы хватают её и отбрасывают в сторону. — Хм, я ожидал чего-то другого. — Обращается сам к себе Сареф, разглядывая содержимое древнего тайника.
Глава 23
Под напольной плитой оказывается небольшая яма, тоже выложенная камнем. Сареф ожидал увидеть что угодно, от костей до сокровищ, но перед ним просто стоят древние на вид сосуды и кувшины. Хозяин помещения хранил здесь напитки? Вампир достает один кувшин с длинным горлышком и рассматривает его. Глиняное изделие, причем довольно грубое, на вид можно дать лет шестьсот. Сареф аккуратно ставит на пол и срывает крышку. Увы, но глина тут же ломается под не самым мощным усилием, поэтому вместе с крышкой откалывается горлышко. Если внутри сосуда что-то и хранилось, то давно уже обратилось в окаменелость на дне емкости. Ни на вид, ни по запаху не получается определить былое содержимое. Странно, но под плитой были оставлены шесть кувшинов, но все разной формы. Либо в прошлом стандартизация была не важна, либо гончар не был умелым, из-за чего каждый раз получалось что-то иное. Следующим пытается достать сосуд, который в прошлой жизни назвали бы амфорой. [Прим. автора: Амфора — сосуд с расширенным в верхней и суженным в нижней части туловом, узким горлом и двумя вертикально поставленными ручками, сделанный обычно из глины (Wikipedia).] Сареф осторожно поднимает, расположив руки на нижней части амфоры. Хвататься за ручки в таких случаях нельзя, они могут попросту не выдержать и отвалиться. Беда приходит оттуда, откуда не ждали. Днище сосуда по какой-то причине приклеилось к полу тайника, из-за чего Сареф поднял амфору с отколотым дном. — Так, двойку вам, господин Сареф. Вы разбили еще один экспонат. — Бубнит юноша, накладывая воспоминания прошлой жизни на текущую ситуацию. Из амфоры посыпался черный песок, в котором нет ничего интересного, кроме белого камушка. Размеры находки позволяют сжать в руке и поднести к факелу. Сареф не представляет, зачем хранить камень таким способом. Если когда-то давно это было чем-то другим, то время превратило в настоящую окаменелость. Гладкий белый камень неправильной овальной формы откладывается в сторону. Юноша за изучением комнаты отвлекся от основной задачи. Температура здесь довольно низкая, так что можно обустроить погреб для крови. Из города Сареф уже принес несколько кувшинов, так что теперь их нужно наполнить. Мертвого кабана Сареф затаскивает в подземную комнату и кончиком меча наносит глубокую рану в области шеи. Подняв тушку головой вниз и убрав её голову в сторону, вампир наблюдает, как густая черная кровь начинает капать в подготовленный кувшин. Наполнять емкости в будущем нужно будет сразу после убийства, иначе это довольно муторно. Сила позволяет вампиру без труда держать взрослого кабана на весу, но через десять минут руки начинают затекать, а кувшин еще даже наполовину не заполнен. Приходится взять перерыв и сделать еще несколько больших надрезов. Теперь процесс идет быстрее. «Вот бы иметь большой шприц», — мечтает Сареф, но не представляет, как его можно сделать в этом мире. Принцип работы поршня знаком каждому школьнику, но изготовить его самому не так просто. Ганма или Бенедикт в своей жизни никогда не сталкивались с чем-то похожим. В такой задаче здешняя медицина пока дошла только до оздоровительных кровопусканий. Если трубку с поршнем можно сделать, то как быть с медицинской иглой? Шанс найти какую-то магию или развить вампирскую способность управления кровью гораздо выше, чем создание первого в этом мире шприца. Через некоторое время сосуд наполнен почти полностью. Сареф отбрасывает обескровленное тело кабана и прикладывается губами к емкости. Становление вампиром избавило от отвращения к крови, только так можно заглушить бесконечный голод. Большими глотками пьет безвкусную кровь, пока не чувствует приятное чувство насыщения. В сосуде осталось еще больше половины. Сареф плотно закрывает крышкой и еще сверху оборачивает тряпкой. После прячет в подпольном тайнике и закрывает сверху плитой. Запах крови может привести сюда хищников и падальщиков, но скорее всего плиту звери поднять не смогут, как и прогрызть камень. Нужно лишь избавиться от трупа кабана. Перед уходом Сареф решает проверить остальные тайники, но два оказываются пустыми, а еще в одном тоже были кувшины. Правда, от них время оставило только черепки. Юноша направляется к мертвому зверю, так как пора уходить. Вдруг видит нечто очень странное. Белый камень, который ранее выкинул, лежит в небольшом ручейке крови, вытекшим из тела кабана. Это могло произойти случайно, но Сарефу показалось, что камешек двинулся. Может быть игрой света от дрожащих языков огня, но где-то с минуту Сареф не сводит с предмета глаз. Ничего не происходит, поэтому подходит и поднимает предмет с пола. Не считая пятен крови, вполне обычный камень. Вдруг неприятная дрожь пробегает по руке, Сареф непроизвольно роняет камень. С глухим стуком он бьется о пол, но это уже не просто камень, а красивая статуэтка. Неизвестный скульптор изобразил многорукую женщину в соблазнительном наряде. Она словно танцует и с улыбкой следит за зрителем с любого угла обзора. Сареф готов поклясться, что изо рта танцовщицы проглядывают вампирские клыки. Все вампиры имеют естественную способность прятать клыки, но девушка явно не боится разоблачения. Скульптор изобразил кого-то из здешней мифологии? В памяти Бенедикта нет ничего про многоруких вампирш. Однако, учитывая древность тайника, многие знания могли не дойти до настоящего времени. «И что же произошло?», — У Сарефа нет готовых ответов. Возможно, это был зачарованный камень. Юноша пристально смотрит на статуэтку в ожидании отклика Системы. Последняя еще ни разу не реагировала на обычные вещи, но давала информацию о действии магии или свойствах артефактов.Предмет: Статуэтка Фаратхи Уровень предмета: неизвестен Описание: статуэтка, изображающая Фаратхи — единственной демонессы высокого ранга, обращенной в вампира. Являлась родоначальницей Дарквудской линии крови и четвертым Древним вампиром в истории. Статуэтка в прошлом была религиозной реликвией, однако, сейчас не имеет духовной связи с Фаратхи, остался лишь отзвук силы. Попробовать пробудить связь могут только последователи культа Фаратхи.
«Ничего себе», — Сареф вертит в руках реликвию. Нынешним охотникам на вампиров известны имена только двух Древних, а теперь Сареф знает имя еще одного. А еще религиозная реликвия… Если маг накладывает чары на предмет, то получается магический артефакт. Но если жрец наполняет божественной силой такой же предмет, то уже выйдет религиозная реликвия. Особо древние реликвии являются сосудами непомерной мощи, которые можно использовать только при позволении епископа или короля. Как правило, храмы Герона и территория вокруг них с годами накапливает божественную энергию, становясь священной землей, куда ни вампирам, ни демонам просто так не зайти. Правда, насколько понимает Сареф, это зависит не от законов магии. Божественная сила строится на вере, намоленности и ритуализации действий. Поэтому порой может гораздо больше, чем магия, но одновременно более непредсказуемая и подверженная условностям. Вампиры древности поклонялись родоначальникам как богам, но это не совсем то же, что и вера в Герона. Древние считаются вполне существовавшими вампирами невиданной силы, а Герон властвует над небосводом с момента сотворения миров, и никогда не появлялся в мире смертных чем-то или кем-то, кроме солнечного тепла и божественной силы. Никто не запрещает Сарефу считать Герона и Фаратхи богами, но боги они совсем разного толка. Это может быть не так, но для этого нужно узнать о мире и его истории гораздо больше. Ганма никогда не интересовался религией, а Бенедикт смотрел на жрецов только с практической стороны. Сареф убирает статуэтку в рюкзак, выданный бесплатно в гильдии. После втыкает факелы в кучу земли у выхода: свет в лесу может привлечь ненужное внимание. После подхватывает труп кабана и растворяется в ночи. Если обескровленный труп обнаружат егеря, то могут вызвать охотников на вампиров. Поэтому лучше всего или закопать или отдать на съедение хищникам. Сареф старается уйти как можно дальше от рощи с раскопанной комнатой. Издали доносится завывание волков. Стая расположилась на пригорке, Сареф слышит их передвижения и завывания. Диких зверей юноша не боится, поэтому спокойно пересекает поляну и рывком отправляет труп в полет. Волки с недовольным рычанием бросаются в стороны, но далеко не уходят. Из темноты оценивают силу противника, который сразу уходит после броска. Выбор между запахом убитого кабана и живого человека принят вожаком в пользу первого. Уже на расстоянии Сареф слышит, как волки начинают дележ упавшей с неба еды. Ночь прошла продуктивно, завтра нужно будет проверить, подходит ли прохлада подземной комнаты для хранения крови. Перед уходом из леса Сареф засыпает проход так, чтобы можно было легко раскопать, и возвращается в город. Сегодня снова встречает рассвет в реке Маннурка, стоит держать себя в чистоте. Люди этого мира уже изобрели купальни и бани, но пользование общественными местами требует денег, которых у Сарефа нет. Сегодня Сареф планирует просидеть хоть весь день в гильдии, но выбрать наконец такое заклятье, которое может помочь с поступлением в академию и при этом можно будет освоить самостоятельно. Как правило, дети зажиточных людей могут позволить себе частные уроки у настоящих магов, но такое Сарефу точно не по карману. Придется добиваться успехов в одиночку. Почти невозможная задача для крестьянского сына, который обычно даже читать не умеет, но вполне посильная для Сарефа.
Глава 24
За окнами библиотеки гильдии уже полдень. Сареф несколько часов изучает учебник магии и составляет список самых полезных сейчас заклятий. Сначала выходит более десяти, потом юноша безжалостно вычеркивает из списка больше половины, что точно не подходят. Самой частой причиной отказа является сложность освоения. Требуется глубокое понимание предмета или помощь со стороны. Сареф сначала хотел спросить совета у Патрика, но оказалось, что чародей уже покинул город в поисках демона. После долгих раздумий Сареф вычеркивает еще три заклинания. Остается выбор между двумя. Как и сказал Микель ранее, на экзамене может и не представиться возможность показать «Ауру благословения Кадуцея», так как там никто не собирается подвергать будущую опору королевства бессмысленному риску. Чего не сказать о конкурсе новичков в гильдии авантюристов. Насколько Сареф понял из рассказов новых товарищей, на конкурсе то и дело устраивают настоящее испытание. Например, пленить тролля или разобраться с бандой гоблинов. Но даже в таких случаях командиры постоянно следят за претендентами и всегда готовы вмешаться. Тот же Патрик держал наготове какой-то высокоуровневый артефакт исцеления. Сареф не представляет, какая у него предрасположенность в магии. Ориентироваться на успех в простейшей магии нельзя, она должна получаться у любого человека с талантом к магии. Как раз тут следует вспомнить о «Божественной воли Кадуцея». Это довольно опасная способность как для врагов, так и для самого Сарефа. С противниками всё понятно, но попытка использовать на мирных людях или союзниках может вызвать серьезные последствия. Именно осторожность заставляет Сарефа играть по правилам общества, а не пытаться сломать систему, подчинив кого-то для сиюминутного результата. Но даже так это слишком сильное умение, чтобы перестать обращать на него внимание. Значит, ему нужно разработать прикрытие. Нужное заклятье называется «Поверхностное чтение». Оно является ментальной магией, очень редкой областью волшебства среди людских магов. Если он сможет выполнить, то наверняка заработает высокую оценку, а в будущем сможет объяснять «Божественную волю Кадуцея» как проявление таланта в магии Разума. «Поверхностное чтение» позволяет открыть нечто вроде внутреннего ока, чтобы «прочесть» что-то сверх обычного зрения. Например, увидеть происходящее в комнате, не заходя в неё. Или чувствовать эмоции другого человека. В массовой культуре прежнего мира Сареф может подобрать сравнение с «третьим глазом». Чтобы магия сработала, нужно почти что вырастить дополнительный орган восприятия мира. Но в отличии от обычных чувств «Поверхностное чтение» граничит с паранормальными способностями. Для сотворения магии нужны жест и мысль. Пассы довольно простые, просто сложить вытянутые указательный и средний палец, приложить кончиками ко лбу и провести невидимую линию до виска. А вот сотворить чары в голове куда сложнее. Автор учебника объясняет, что требуются месяцы тренировок для медитации и контроля концентрации. Столько времени у Сарефа нет. Взамен есть опыт Ганмы, который практиковал силу сознания для более совершенного контроля энергии духа в теле. А еще воля Кадуцея, которая тоже базируется на силе Разума, хоть система причисляет к божественной силе. Правда, Сареф еще не встречался упоминаниями других богов помимо Герона. Вряд ли посланник по имени Кадуцей служил именно Герону или какому-то Древнему вампиру. Возможно, сможет найти информацию о Кадуцее в библиотеке академии или хотя бы об Обсидиановой чуме или парадоксе связи Света и Тьмы, о чем было сказано в описании божественного свитка. По просьбе Система может повторить любое сообщение, которое когда-либо показывала пользователю.Предмет: Свиток великого Кадуцея Уровень предмета: SSS+ Описание: свиток содержит знания божественного посланника в области сил разума и врачевания. Говорят, что именно последний владелец Кадуцея смог остановить Обсидиановую чуму, а также расшифровал парадокс связи между Светом и Тьмой.
«Быть может, Кадуцей — это не персонаж, а предмет»? Размышлять можно долго, но эти действия не решают задачу, поэтому Сареф решительно отбрасывает их. Закрывает глаза, успокаивает дыхание и создает ментальную тишину. На самом деле очень трудно не думать ни о чем. Даже мысль о том, что нужно перестать думать, тоже является нарушением медитации. К счастью, Ганма овладел таким умением, раз смог считаться мастером боевых искусств. Очень странное чувство, когда внутренний голос затыкается. Будто становишься чужим для собственного тела. Но без этого не получится использовать заклятье. Сарефу нужно стать максимально восприимчивым к пространству вокруг. В таком состоянии мозг чародея может получать информацию сверх обычных органов чувств. Чтобы облегчить себе работу, Сареф воткнул затычки в уши и ноздри. Чем меньше раздражителей, тем сильнее концентрация. Наверняка со стороны выглядит смешно, но мысли об этом даже не успевают сформироваться в сознании. Далее нужно трансформировать ментальное око. Например, увеличить обзор, если нужно окинуть «взглядом» обстановку вокруг. Или наоборот сузить, если требуется проникнуть в конкретную точку. Нужно буквально визуализировать, но это одновременно нарушает концентрацию. Именно поэтому подобные чары очень сложны в освоении, так как нужно «сломать» себе мозг, чтобы достичь успеха. Как например, одновременно рисовать обеими руками в воздухе разные фигуры. Без подготовки получится только искаженное подобие, руки то и дело будут пытаться рисовать одинаковую фигуру. Сареф до вечера просидел и пока смог добиться только ощущения стен помещения с закрытыми глазами. А еще нужно пробить силой сознания стену и увидеть, в каком порядке расставлены книги в соседней комнате. Сегодня попросил Микеля расположить книги в произвольном порядке и, разумеется, не говорить Сарефу, как именно сделал это. С помощью «Поверхностного чтения» молодой маг должен сам увидеть. Голова гудит от напряжения, заставить поток магии изменить собственное восприятие реальности приводит к нежелательным последствиям. К концу тренировки сильно разболелась голова. А ведь есть еще одно заклятье, которое точно обратит внимание экзаменаторов. Оно уже затрагивает фундаментальные законы мира и может быть еще более сложным в освоении. Сареф решает, что на сегодня хватит. Убирает рабочее место за собой и выходит на улицу. Сарефа не заставили взять какой-либо заказ со стены, вероятно, командиры в курсе, что новобранец готовится к поступлению в академию. На улице встречается с той самой девушкой, лодку которой перевернул во время конкурса. Она тут же замечает Сарефа, поэтому не удалось уйти по-быстрому. — Смотрите-ка, это же Сареф. — Собеседница походкой пантеры приближается к юноше. Вероятно, от кого-то вызнала имя. — Добрый вечер. — Сареф расслабленно смотрит на девушку с длинными белыми волосами. Тренировка сознания еще не отпустила разум, поэтому вампир чувствует себя немного заторможенным. А может быть, лишь сильно вымотался. — Знала, что найду тебя здесь. — Собеседница подошла почти вплотную. — Моё имя Рим. — Как у города? — Сареф чуть улыбнулся, но этим лишь скрывает оценку опасности. Например, держит ли она руку на мече. Вряд ли ей понравилась выходка Сарефа на реке. — Не слышала о таком городе. Ты назвал в честь меня? Крутяк. — Девушка под стать вампиру ведет себя расслабленно. — Не переживай, убивать тебя не собираюсь, хотя как выбралась на берег, прилюдно пообещала засунуть тебе весло в задницу. — Весла я не вижу. — Юноша делает вид, что действительно пытается разглядеть орудие для гребли за спиной Рим. — Я же сказала, что передумала. Я вообще легко остываю и меняю отношение. — Девушка пожимает плечами и начинает обходить Сарефа. Тот стоит на месте, вряд ли она решится сделать что-то у дверей гильдии, а красть особо нечего. — Рад, что оставили это в прошлом. — Говорит Сареф. — Ты что-то хотела от меня? — Ну… Рассказы о твоем бое с магом меня заинтересовали. Кто бы мог подумать, что ты и боец и маг в одном доспехе. Говорят, ты отпинал волшебника и забрал его кулон. — Рим заходит на второй круг, будто кружит вокруг добычи. — Слухи преувеличены. Это маг меня отпинал. — Поправляет юноша, хотя Рим вряд ли поверила в такие байки. — Допустим, но ты можешь мне пригодиться. Не хочешь вступить в мою команду? Мы собираемся получить последнюю рекомендацию, поэтому стащили со стены интересный заказ. Он сложный, поэтому хотим взять еще одного бойца. Забирать заказ со стены без официального взятия запрещено, но Рим, похоже, всё равно. Если там что-то сложное, то им действительно может понадобиться кто-то умелый, так почему бы не Сареф? — Ты получишь деньги, обещают целых тридцать серебряных. Десять тебе, а остальные мы разделим между собой. Что думаешь? — Девушка перестает кружить вокруг юноши без стеснения смотрит прямо в глаза. Разница в росте заставляет делать это снизу вверх, но она не выглядит слабой. Предложение забрать треть заработка очень привлекательное. На эти деньги сможет купить еще один пузырек с обезболивающим. В целом, и возможность повышения уровня тоже придется как нельзя кстати. Но проблема в том, что Сареф не хочет работать с Рим. Помнит, как они сами хотели кинуть его во время конкурса. Нет гарантий, что забытая обида действительно осталась в прошлом. Сареф решает довериться интуиции. — Спасибо за предложение, но сейчас я уделяю всё свободное время тренировкам в магии, поэтому не смогу помочь. — Вампир разворачивается, чтобы уйти. — Ладно. — Тон голова Рим ничуть не изменился. — Когда в следующий раз встретимся, наколдуешь мне кружку пива. — Хорошо. — Отвечает Сареф, чтобы поскорее отвязаться. «Надеюсь, следующего раза не будет».
Глава 25
Несколько дней пролетели незаметно. Днем Сареф практиковался в магии, а поздно вечером уходил из города. Раскопанная в лесу комната исправно выполняет миссию по хранению крови. Вампирская еда, конечно, через некоторое время превращается в кисель, но все еще употребима и вполне насыщает. Теперь можно запасти впрок сразу несколько сосудов с кровью и меньше скакать по лесу. Патрик все еще не вернулся в Масдарен. Не исключено, что работа заставит уйти далеко из округа Туманных Холмов. Скорее всего в следующий раз увидится с магом уже в академии Фернант Окула, если, конечно, поступит. Сейчас самым важным является подготовка к вступительному экзамену. На шестой день юноша смог наконец-то увидеть происходящее в соседней комнате с помощью внутреннего ока. Причем достаточно детально, чтобы понять, как Микель в этот раз расставил книги на полке. Сареф запомнил порядок и пересказал его Микелю. Тот проверил и сказал, что юноша не допустил ошибок. Это определенно большой успех, что без труда читается на лице работника гильдии. Меньше недели ушло на овладение «Поверхностным чтением».Название: «Поверхностное чтение» Тип: ментальная магия Ранг умения: B Уровень освоенности: 0,7 % Описание: базовая способность ментального восприятия окружающего пространства и эмоционального состояния других людей. Делает мозг более чувствительным к электромагнитным и энергетическим колебаниям, что позволяет воспринимать окружающие сигналы без использования обычных органов чувств. С ростом освоенности будет увеличиваться дальность и чувствительность. Активация: пассы руками и мысленная трансформация сознания. Пассы: вытянуть и сложить вместе указательный и средний пальцы любой руки, остальные сжать. Приложить кончики пальцев ко лбу и провести ими линию до того виска, который с той же стороны, что и используемая рука.
Сареф в который раз убеждается, что Система дает более фундаментальное описание магии, чем автор заклятья. В учебнике говорится о «ментальном плане» и «силе Разума», но Система дает расшифровку с научной точки зрения. Или даже псевдонаучной по мнению Сарефа, так как известная юноше наука прошлого мира не учитывала такую переменную как магия. Система считает, что Сареф делает сознание более чувствительным к электромагнитному полю. Насколько вампир помнит, электрические силы есть везде и во всем. Электричество в привычном понимании в этом мире не изобретено, но малые электрические силы присутствуют в микромире: между ядрами атомов и электронами. Магнитное поле планеты вездесущее, а солнечный, к примеру, свет тоже считается электромагнитной волной. Хотя, насчет последнего не так просто, свет одновременно и поток фотонов, но фундаментально каждый фотон тоже является электромагнитным излучателем. Даже эмоциональное состояние человека подчинено биоэлектрическим сигналам в мозгу, которые заставляют гормональную систему работать. Или нет? Все же Сареф в прошлой жизни специализировался не на химико-биологических или физико-математических дисциплинах. Но если считать, что сейчас прав, то ментальная магия может дать подобие всезнания, так как электрические и магнитные силы присутствуют почти везде. «Интересно, как Система объяснит некромантию и призраков?», — Каверзный вопрос, но думать над ним Сареф не будет сейчас. Чтобы поступить в академию наверняка, собирается изучить еще одно заклятье, которое выглядит не менее сложным. Обратил на него внимание после случая со статуэткой Фаратхи. Как наяву Сареф помнит, как подобрал белый камень, а потом камень вдруг превратился в миниатюрную статуэтку из того же материала. Это явно не магия изменения формы, так как Сареф не представлял себе новый облик. В конце учебника обнаружил описание магии с очень похожим действием. Она называется «Обратной энтропией». Если верить автору, такая магия способна вернуть Хаос в первоначальное состояние. Об энтропии из прежней жизни Сареф помнит мало. Это какой-то странный термин из разных областей физики, показывающий степень неопределенности состояний или что-то типа того. Увы, Система не предоставит свой вариант объяснения, пока Сареф сам не выполнит магию или хотя бы не подсмотрит за чужим исполнением. Как Сареф понял, фигурка Фаратхи раньше была именно что фигуркой, но за века нахождения в какой-то жидкости в подземной комнате разрушилась до состояния камня. А потом Сареф непроизвольно восстановил её. Выглядит как какая-то магия времени. «Нет, вряд ли это сделал я. Не встречал упоминаний о том, что сложную магию можно сотворить случайно. Скорее всего дело в непонятном отзвуке силы».
Предмет: Статуэтка Фаратхи Уровень предмета: неизвестен Описание: статуэтка, изображающая Фаратхи — единственной демонессы высокого ранга, обращенной в вампира. Являлась родоначальницей Дарквудской линии крови и четвертым Древним вампиром в истории. Статуэтка в прошлом была религиозной реликвией, однако, сейчас не имеет духовной связи с Фаратхи, остался лишь отзвук силы. Попробовать пробудить связь могут только последователи культа Фаратхи.
Если магия кажется сложной, то как понять божественную силу и религиозные реликвии? И Сареф не думает, что может являться последователем Древнего вампира, не подозревая об этом. К сожалению, это не то, до чего можно додуматься сейчас, поэтому Сареф возвращается к тренировке. На столе перед ним лежат черепки глиняного кувшина, который юноша специально разбил. Если «Обратная энтропия» сработает, что сможет вернуть предмет в первоначальное состояние. Магия теперь требует жеста, заклинания и мысли. Сареф складывает ладони в молитвенном жесте, потом поворачивает относительно друг друга на 180 градусов, не разжимая ладони посередине. — Menen entro divean. En, gar, fuaer posul. Sutor alaem. — Произносит Сареф заученную фразу с одновременным разворотом ладоней таким образом, чтобы снова вернуться к молитвенному жесту. В голове тем временем представляет оси координат, по которым должен восстановиться предмет. Скорость обратного поворота ладоней и наклон рук относительно земли должны изменяться в зависимости от того, как чародей хочет восстановить предмет. Если верить лексической справке учебника, то Menen entro divean делает руки волшебника и черепки одним целым. En, gar, fuaer — это оси трехмерных координат, которые в прошлой жизни принято было обозначать как x, y, z. Posul — поворот объекта, а sutor alaem отвечает за закрепление объекта. Напоминает игру, где нужно манипулятором джойстика что-то сделать. Теперь нужно кусочек за кусочком превратить горстку мусора в кувшин. Через два часа Сарефу удалось только еще сильнее перемешать черепки. Руки дрожат от напряжения, а левая рука вновь начинает испытывать на себе зубы проклятья. Обезболивающего осталось меньше половины, хватит дней на пять. Придется вновь потратить время на какой-либо заказ и заработать денег на лекарство. Пока Сареф не будет рисковать ограблением аптеки. Еще одна проблема в том, что трех капель уже не хватает, юноша чувствует острую потребность увеличить дозировку. То ли тело стало устойчивее к обезболивающему, то ли начинается зависимость. В любом случае ничего хорошего. Сейчас Сареф стоит около стены заказов, которых вроде стало даже больше. Вероятно, потери среди авантюристов увеличили острую нехватку рук. Нужно найти заказ, который будет в Масдарене или хотя бы в окрестностях, а также с наградой более 10 серебряных за раз. Также желательно с возможностью прокачать умения. Особой красной краской выделяются самые важные и опасные заказы. Такой сейчас на доске один. Вампир внимательно изучает задачу. Требуется спасти группу авантюристов-новичков из шести человек близ Костоломного ущелья из плена разбойников. Награда 70 серебряных! Такой награды нет ни у одного из текущих заказов. Сареф срывает заказ и направляется к Микелю. Знакомый мужчина, по всей видимости, теперь вынужден каждый день работать в гильдии. — Сареф? — Микель поднимает взгляд с графика свободных авантюристов. — Нужна помощь? — Нет. Хочу взять этот заказ. — Собеседник даже не читая понимает, о чем заказ. — Ну что же, мы рады помощи в любом деле. Но конкретно это довольно сложное. Желательно оставить его для какой-нибудь команды. — Советует Микель. «Так вот почему такая большая награда. Это заказ для команд». — Минимальная численность команды установлена? — Уточняет Сареф. — Ну, два человека, полагаю. — Улыбается Микель. — Но даже двоим может быть слишком сложно. Если вы не справитесь, то только усугубите ситуацию. — Я могу за себя постоять. — Пожимает плечами Сареф. Разбойники — это обычные люди, так что вряд ли опасность велика. — Давайте я найду кого-нибудь в помощь, а вы позволите взять заказ. — Ладно, формально правила не будут нарушены. Кстати, у меня есть на примете один авантюрист, который тоже хотел взять этот заказ без команды. Думаю, вы сможете объединиться, так как уже знакомы. — Предлагает собеседник. — Я весь внимание, господин распорядитель. — Кивает юноша. Совсем недавно узнал, как называют таких работников гильдии, все же слово «администратор» в этом мире еще не придумали. После небольшого инструктажа Сареф выходит из гилд-холла. Даже несмотря на то, что разбойников трудно считать достойными противниками для вампира, стоит проявить осторожность. Во-первых, он пойдет не один, а там будут еще шесть авантюристов. Во-вторых, разбойничья шайка довольно крупная и насчитывает полсотни бойцов. Еще в прошлом году о ней никто не знал, а сейчас выросла очень сильно. Обычно так происходит, когда уничтожают несколько банд, остатки которых собираются в новую. В-третьих, противники вооружены не только дубинками и вилами, а главарем является один из бывших ветеранов гильдии авантюристов. Микель не стал рассказывать историю исключения того человека из гильдии, но предупредил, что он амбициозный человек с ненормальной склонностью к насилию. А зовут его Карел Морнвиц.
Глава 26
Сареф наблюдает за заходящим солнцем. Где-то позади раздаются шаги напарника, который присаживается рядом. Марк ходил на разведку. — В Костоломное ущелье есть два видимых входа. Но не удивлюсь, что разбойники нашли еще пару тайных тропок. — Марк пересказывает результаты разведки. — Значит, могут сбежать, если дело запахнет жареным? — Риторический вопрос. — Однозначно. — Кивает Марк. Тем самым авантюристом, который хотел без команды взять заказ спасения, был Марк. С ним Сареф познакомился в пещере огров близ Фихтершифа. Когда вампир понял, что будет в команде с Марком, то сразу спросил о Герде и Стефане. К счастью, в плену находятся не они, Марк просто не захотел брать не слишком опытных бойцов с собой. По всей видимости, Сарефа посчитал подходящим или просто уже не мог выбирать. — Как будем действовать? — Спрашивает Сареф. Сейчас лучше взять на себя роль помощника более опытного приключенца. Все же работе в команде еще потребуется обучиться. — Мы кое-что обсудили в гильдии и решили поменять условия заказа на переговоры. В приоритете спасение новичков, поэтому есть два плана. Первый — открыто войти туда, отдать выкуп и забрать пленников. Второй — расправиться с разбойниками. Можешь оценить плюсы и минусы каждого плана? — Марк будто проверяет Сарефа. — Первый более безопасный как для нас, так и для пленников. Ими могут прикрыться как заложниками. — Начинает вслух размышлять Сареф. — Минус же… Слишком жирно отдавать столько золотых? Марк приглушенно рассмеялся. — Ну, деньги приходят и уходят. Для нас это инструмент, а не цель жизни. Люди важнее. — Объясняет Марк. — Минус первого плана в Кареле Морнвице. Он испытывает особую неприязнь к гильдии, а также страдает приступами агрессии. Большую часть времени он может быть вполне вменяемым, но в любой момент его может ужалить нехорошая мысль. Что-нибудь еще? — Если последуем второму плану и добьемся успеха, то убьем сразу трех зайцев: спасем пленников, избавимся от банды и сохраним кучу золота. — Загибает пальцы Сареф. — Как-то так, да. Нас только двое, так что последуем первому плану. Знаешь, почему? — От первого плана в любой момент можем перейти ко второму, но никак наоборот? — В точку. — Марк поднимается. Вместе они спускаются к одному из самых очевидных входов в ущелье. Огромные скалы подобно многоэтажкам нависают над вампиром в багровом свете заката. Горная тропа петляет в скальном массиве, здесь много мест для засады и наблюдения. Зоркий глаз юноши высматривает какие-либо посты разбойников, но ничего не видит. Вероятно, все посты спрятаны от любопытных глаз. Марк тоже замечает это: — Хм, нас уже должны были встретить. Почему они не показываются? Ответить Сарефу нечего, но тут доносятся звуки боя и запах дыма. Их ни с чем нельзя спутать. — Впереди бой. — Сообщает вампир. — Что? — Марк обнажает меч и срывается на бег. Сареф бежит следом. Свой меч оставил в гильдии за ненадобностью, всё равно толком не умеет с ним обращаться. За двумя поворотами даже Марк слышит крики, а также гудение огня. Вдруг перед ними появляются два разбойника. Выглядят довольно напуганными и скорее всего сбегают с поля боя. Противники замечают авантюристов и с криком пытаются атаковать. Сареф плавно уходит вбок вместе с подсечкой: противник лицом вперед полетел на камни. Марк же на ходу отбивает меч противника и пронзает шею. — Никакой жалости к ним. — Марк замечает взгляд Сарефа. Тот пожимает плечами и наносит удар кулаком по затылку встающего бандита. Все равно приходится выверять силу удара, чтобы ненароком не показать сверхчеловеческую силу. Чем меньше внимания, тем лучше. Оппоненту хватило даже несильного по вампирским меркам удара для летального исхода. Через гору наваленных камней, выполняющих роль стены, пара авантюристов перебирается быстро и оказывается в лагере разбойников. Тут творится какой-то хаос: центральный шатер объят пламенем и выпускает в воздух столб черного дыма. Также горят и другие палатки, бегают люди и слышны предсмертные крики. — Второй план! — Выкрикивает Марк и устремляется в лагерь. Разумный выбор, тут явно не до переговоров. Не будь всего этого хаоса, было бы куда сложнее атаковать лагерь. Вампир зигзагами перемещается по лагерю и активирует энергию духа, чтобы по телу заструилось белое пламя. Не то чтобы энергия духа нужна сейчас, но это единственное прикрытие для сил вампира. С Марком решили обойти центральный шатер с двух сторон. Сарефа замечают два бандита со щитами и кривыми мечами. Это не сабли, скорее плод работы начинающего кузнеца. С воплями они набрасываются на безоружную жертву, которая вдруг ускоряется и пролетает между ними бело-огненной лентой. Ганма знал точки для смертельного удара со спины, поэтому Сарефу хватает двух ударов, чтобы отправить обоих на тот свет. Впервые вампир сталкивается в бою с противниками, которых очень сильно превосходит. Деррил, Ганма, безымянный некромант, неизвестный демон, Патрик: каждый из них так или иначе был сильнее Сарефа. Очень сильный контраст по сравнению с людьми, которые никогда не получали настоящего военного образования или опыта сражений. В разбойники не идут от хорошей жизни, бродяги и крестьяне могут хорошо себя показать только против себе подобных. Сареф несется вперед, ныряет под дубинку врага и впечатывает колено в живот. Разбойник со сдавленным воплем улетает прямо в горящую палатку. Такой удар должен основательно перетряхнуть кишки перед смертельным внутренним кровотечением. «Черт», — думает Сареф о том, что ударил слишком сильно. Дело не в том, что не хотел убивать, но вряд ли молодой человек может представляться мастером боевых искусств, чтобы пинками отправлять врагов на десятки метров. Так и до неудобных вопросов недалеко. К счастью, Марк находится в другой части лагеря за горящим шатром. Чем дальше проходит Сареф, тем чаще видит трупы бандитов. Кто-то их уже убил. С Марком еще не встретился, значит, дело рук кого-то другого. Вдруг меж двух палаток раздается вскрик и из дыма падает еще один разбойник. Следом выходит убийца. «Ну надо же». Это определенно Рим, недавно предлагавшая вступить в её команду. На ней нет доспехов и меч явно не для её руки. На теле лишь ободранные короткие штанишки и повязка на груди. Без одежды нетрудно заметить, что девушка вполне может похвастаться сексуальными изгибами и стройнойподтянутостью. Это даже не может скрыть слой гари и спутанные волосы. Рим тоже замечает Сарефа и выглядит не менее удивленной. — Смотрите-ка, это же Сареф. — Авантюристка подходит ближе с точно таким же приветствием, как в прошлый раз. — Что ты здесь делаешь? — Спрашивает Сареф, хотя уже догадывается. — Ну уж точно не живу. Давай поговорим потом. — Рим высматривает следующую жертву. — Где остальные пленники? — Уточняет юноша, все же пришел сюда именно ради спасения. — Двое погибли. Еще трое на другом конце лагеря. Они тоже освободились и смогут выбраться без посторонней помощи. — Хорошо. Давай закончим здесь. — Сареф направляется дальше. — Ладно, герой. Но дамы вперед. — Девушка обгоняет вампира в поисках оставшихся бандитов. Через час все авантюристы собрались в той самой роще, откуда Марк и Сареф начали проникновение в ущелье. Двух погибших новичков похоронили здесь же, транспортировать тела в Масдарен они не будут. Троицей оказываются знакомые напарники Рим с конкурса новичков. Они не выглядят потрясенными, словно каждый день проводят так. Рим нашла в лагере разбойников нетронутый кусок ткани и сделала из него что-то отдаленно напоминающее пончо. По словам Рим Карел Морнвиц мертв, так что Марк решил отправляться обратно в Масдарен. Миссия выполнена, а ловить сбежавших бандитов слишком муторно. На обратном пути Рим идет рядом с Сарефом. — Ты неплохо машешь кулаками. Небось с раннего детства тренировался? — Девушке Сареф по какой-то причине очень интересен. — Угу. — Односложно отвечает вампир. — А мог бы сразу пойти с нами. Тогда всё получилось бы куда лучше. — Явно наигранно сокрушается Рим. — Значит, это и было то самое задание на тридцать серебряных? — Да, расправиться с шайкой Морнвица. Пришлось доукомлектовать команду двумя новичками, но они оказались не очень толковыми. Хрена с два нам бы официально разрешили такой командой взять тот заказ. — А как вы устроили тот бардак? — Спрашивает Сареф. — Бардак устроила я, так как только я могла проводить время вне клетки. — Пожимает плечами Рим. — Это как? — Не понимает Сареф. — Ну… Единственная молодая и красивая девушка в лагере неизбежно пойдет по рукам всех мужчин. Когда сегодня надо мной пыхтел Морнвиц, я воткнула ему украденную вчера вилку в глаз, потом подожгла шатер, позаимствовала меч, освободила напарников и дальше ты знаешь. — Мне жаль. — Большего сказать Сарефу нечего. Скорее всего, если бы пошел с ними, то ситуация повернулась по-другому. — Забудь, это в порядке вещей. Я научилась выживать. — Рим смотрит куда-то далеко вперед. — Но ты все еще должен кружку пива. — Обязательно, теперь я при деньгах. — После сдачи заказа они с Марком получат по 35 серебряных. Это солидные деньги для этого мира. — Что? Ах, черт, нам-то точно после такого ничего не дадут. Даже рекомендацию! — Девушка поднимает руки к несправедливому небу. — Эй, ребята, что по деньгам? — Рим оборачивается к напарникам, которые устало тащатся следом. Каждый показывает универсальный для обоих миров жест, обозначающий ноль. — Голя-як. — Рим явно расстроена. — Может, не надо было палить всё ценное в лагере? Сареф, а, Сареф? — М? — Откликается юноша. — Займешь денег на одежду? А то не могу же я с голым пупком мир спасать. — Без проблем. — Соглашается Сареф. Авантюристка победно поднимает руку. «Наглость — второе счастье». — Про себя улыбается вампир. Теперь на некоторое время можно забыть о деньгах и сосредоточиться на подготовке к экзамену. До него осталось две недели. За неделю нужно освоить «Обратную энтропию», а еще неделя потребуется на путешествие в столицу королевства Манарии — Порт-Айзервиц. Уже в Масдарене Марк разделяется с остальной группой, так как ему нужно посетить храм Герона, чтобы вернуть какую-то реликвию. Её силу Сареф чувствовал постоянно. Именно наличие реликвии позволило им с Марком отправиться всего вдвоем. Использовать не пришлось и Сареф рад этому, вдруг бы случайно оставила от вампира горстку праха? Сам же юноша сейчас не против испытать здешние бани после того, как сдаст заказ в гильдии и получит вознаграждение. Рим, как только услышала про бани, самым непринужденным образом попросила взять с собой, но при этом честно в долг.Доп. глава «Карты, бани, два слона-1»
Сдача заказа в гильдии не заняла много времени. Несмотря на то, что это первый заказ Сарефа, выполненный официально, никакой особой радости от этого не испытал. В отличии от Микеля, который был весьма доволен результатами миссии: и люди спасены и деньги целы, хотя весть о гибели двух новичков зачерпнула ложку дегтя. А уж что говорить об исчезновении угрозы в лице банды Морнвица, без толкового лидера шайка вновь начнет действовать не скоро. Сейчас Сареф идет по ночному городу в сторону самых известных бань под названием «Котел дракона». Ходят слухи, что хозяин заведения купил настоящих саламандр, которые нагревают многочисленные открытые источники и закрытые парилки. Заведение работает до глубокой ночи и совмещено с дорогой гостиницей и таверной. — Бу! — Из тени выпрыгивает Рим, но Сареф даже не шелохнулся, так как слышал её дыхание. — Успела купить? — Как ни в чем ни бывало спрашивает юноша. — А тебя трудно напугать. Да, успела. — Девушка показывает сверток с одеждой. Сареф одолжил несколько серебряных, чтобы Рим купила себе новую одежду и кое-какую экипировку. — Идешь в «Котел дракона»? — Да, в такое время не так много общественных купален открыто. — Тогда веди, мой обеспеченный друг! — Рим непринужденно подхватывает под локоть Сарефа и скорее сама ведет в нужную сторону. Юноша не сопротивляется, раз пообещал дать денег и на поход в бани. «Котел дракона» встречает трехэтажной таверной. Точнее, таверна только на первом этаже, а на остальных расположена гостиница. Но что архитектура не может взять высотой, она берет шириной. Помещение очень просторное на сотню шагов, а огороженный участок за зданием и того больше. По слухам здесь восемь водоемов, из которых половина горячие. И еще тринадцать бань, причем две бани рассчитаны на очень большое количество человек. За вход берут целых двадцать медяков, довольно дорого по сравнению с остальными банями. Но с другой стороны здесь всё выглядит куда лучше, так что цена должна оправдывать качество. Работник бани забрал деньги, выдал пару халатов и провел на территорию бань. За пару медных монет Сарефу даже максимально быстро отстирают экипировку от крови и сажи, так что грех отказываться. Внутри Сареф и Рим разделяются в разные части банного комплекса. Обычно бедные слои населения не имеют делений в таких ситуациях на мужчин и женщин, и купаются вместе, но «Котел дракона» явно причисляет себя к более высокому классу, где может позволить себе деление мест по половому признаку. Хотя общее мытье в этом мире не несет каких-то оттенков неприличности или безнравственности. Это место чаще всего посещают обеспеченные мещане: купцы, ремесленники, банкиры, а порой даже маги, жрецы и авантюристы. Нераздельное мытье считается признаком бедноты, так как дворяне уже давно завезли из других стран прогрессивные для Манарии нравы. Хотя прогрессивными их может назвать только Сареф, привыкший к такому в прошлой жизни. Благодаря позднему часу, посетителей оказывается немного, что только на руку. Банщик придирчиво осмотрел обнаженного Сарефа и окатил ведром теплой воды. Сейчас находится в одной из бань, полы здесь выложены камнем, стоит много чанов с водой и скамеек. По углам помещения находятся решетки, из который время от время поднимается облако пара. — А это правда, что под банями живут саламандры и нагревают подземные источники? — Решает поинтересоваться Сареф, пока банщик намазывает тело каким-то маслом. Оно имеет резкий запах и растворяет грязь наравне с мочалкой из какой-то бечевы. Похоже на мыло, хотя им вряд ли является. — Да, но искать не советую. — Отвечает работник бани, занятый выскабливанием кожи клиента. По всей видимости, в стоимость входят услуги банщика, поэтому дороже других мест. Сарефа снова окатили водой и сопроводили в следующее помещение. Там клубы пара не позволяют разглядеть что-то дальше двух шагов, но зрение банщику явно не нужно для ориентирования. Юношу укладывают на скамью и начинают проходить банным веником, предварительно орошая водой близкой к кипятку. Как следует распаренным, Сарефа подвергают повторной очистке, после чего банщик предлагает остричь волосы. Они действительно сильно отросли, так что Сареф не отказывается, раз банщик одновременно оказывается и цирюльником. После всех процедур вампира вновь окатили водой и направили к источникам под открытым небом. Сареф сначала запрыгнул в водоем с холодной водой, а потом сразу в горячий источник. Помимо него здесь только два купца что-то обсуждают о транспортировке леса в соседний округ. Сареф погрузился в горячую воду по самую шею, очень приятно и сильно расслабляет. Глаза смотрят в ночное небо, не узнавая ни одного созвездия, хотя вряд ли вспомнит форму более трех. Сейчас самое время не спеша подумать о дальнейших действиях, но в голову лезут совершенно иные мысли. Например, о собственном доме. Не о том доме, который остался в прошлой жизни, а о своем уголке в этом мире. Его пока нет, но вряд ли всю долгую жизнь проведет бездомным скитальцем. Раздумья об этом могут быть преждевременными, но ему нужно место, куда сможет возвращаться после трудов и чувствовать себя в безопасности. Есть ли такое место? Вряд ли, учитывая расу, но и бродить ночами по лесу или дремать на деревьях не слишком нравится. Наверное, об этом нужно будет позаботиться после поступления в Фернант Окула, значит, в округе Туманных Холмов этим можно не заниматься. Через пятнадцать минут Сареф выходит из источника, снова окунается в соседнем с холодной водой и направляется к выходу. Его вещи еще не принесли, стирка наверняка займет больше времени, поэтому Сареф решает отправиться в таверну. Поправляет ремешок на шее с непромокаемым мешочком и набрасывает на себя халат. Мешочек выдали перед входом в баню для ценных вещей. В него Сареф убрал оставшиеся капли крови Древнего, пузырек с обезболивающим и родовую пластинку Мариэн Викар. Более ценных вещей Сареф не имеет, если не считать денег. Вот почерневшую пластинку Сареф мог бы выкинуть, но решил сохранить как память. В таверне оказывается гораздо шумнее, чем в бане. Сареф заказывает у трактирщика кружку ледяного яблочного сидра и занимает свободный столик в углу. Через какое-то время появляется Рим в новой одежде. Она и раньше не носила полновесных доспехов, отдавая предпочтение обтягивающей кожаной куртке и штанам с высокими сапогами. Сейчас её волосы не покрыты грязью и струятся свободной волной. Её замечает не только Сареф, но и почти половина таверны. Рим подходит к столику и присаживается напротив. — Можно? — Без стеснения девушка указывает на кружку вампира. Увидев кивок, прикладывается и выпивает до дна. — Ох, — Рим ставит кружку на стол, — счастье-то какое. Могла бы вечно просидеть там. — Да, источники здесь хорошие. — Соглашается с юноша. — Чем бы еще заняться? — Задумчиво спрашивает девушка, осматривая таверну. Вдруг оживляется: — О, знакомые лица. Рим уходит к другой компании, поэтому Сареф не ожидал её возвращения, но вдруг она возвращается с двумя большими кружками пива. — К черту сидр, только хмель! — Одну из кружек ставит перед вампиром. — Теперь ты должен мне две кружки пива. — И тебе их просто так дали? — Насколько Сареф помнит, девушка без гроша в кармане. — Да, если имеешь нужные знакомства. Тебе тоже следует научиться сходиться с людьми. — Рим делает несколько больших глотков. Трудно не согласиться с её словами. Умение находить общий язык с людьми и даже манипулировать в определенных ситуациях может серьезно помочь в случаях, когда применение силы только навредит. Сареф не считает себя затворником, но предпочитает не сближаться с людьми из-за вампирской природы. — Как продвигаются тренировки в магии? Можешь фокус показать? — Рим переводит разговор на другую тему. — Вряд ли. Для вступительного экзамена фокусы не прокатят, так что их не учу. — Пожимает плечами вампир. — А что тогда изучаешь? — Ну, могу видеть недоступное глазу. — После этих слов Рим аж поперхнулась пивом. — Что? Серьезно? Это отличный трюк! — Девушка убирает руку за спину. — Ну-ка, что я показываю за спиной? — Это магия со сложной активацией. — Сареф слишком расслабился, а «Поверхностное чтение» требует серьезной концентрации. — Да ладно тебе. Ну попробуй. — Начинает выпрашивать Рим. Сареф не хочет спорить, поэтому закрывает глаза и освобождаем разум от посторонних мыслей. То ли дело в тренировках, то ли в расслабленном теле, но это неожиданно удается очень легко. Юноша прикладывает пальцы ко лбу и проводит ими до виска, одновременно расширяя сознание до точки за спиной Рим. — Мм, ты показываешь мне средний палец. — Еще один универсальный жест, имеющий в этом мире тот же неблаговидный смысл, что и прошлой жизни. — Ахах, прости, я не со зла. Не думала, что у тебя получится так легко. — Девушка постукивает пальцами по столу. — Знаешь, что можно проворачивать с помощью этого? — Что-то незаконное? — Пожимает плечами Сареф. Собеседница преувеличенно кивает, словно говоря «ты чертовски прав». — Глянь туда. — Рим указывает пальцем в сторону. Там с десяток человек играют в карты. Игральные карты в этом мире тоже есть, но привычных игр вроде покера или бриджа нет. — Я не знаю правил. — Отказывается вампир. — Не беда, я научу тебя им и кое-каким хитростям, раз все равно тебе должна. Кто знает, когда в будущем тебе это пригодится, так что какой смысл отказываться? Шанс, что тебя поймают за шулерством, минимален. Здесь никто не знает магии. И можно поднять большие деньги. — Рим осушает кружку до дна. Сареф следит за азартными выкриками играющих и прикидывает риски в голове. — Ну допустим… — Ни слова больше. Сейчас все организую. — Рим, может, и выпила много, но продолжает уверенно двигаться в сторону знакомых людей. По всей видимости, для участия в игре требуется что-то еще, помимо желания. Например, деньги и знание правил.Доп. глава «Карты, бани, два слона-2»
Девушка возвращается очень быстро вместе с колодой карт. — Подарили. Мне они тоже кой-чего должны. — Объясняет Рим, хотя Сареф не думал что-то спрашивать. Собеседница начинает раскладывать карты на столе, словно какой-то пасьянс. Насколько видит Сареф, в этом мире не только игры другие, но еще обозначения и масти. Трефы, бубны, пики, червы здесь представлены пятью ковенантами: Башня Магии, Пути Пилигримов, Стражи Солнца, Ночная Империя и Мрачная Лига. Судя по всему, это собирательные образы реально существовавших фракций или даже профессий. Масть Башни Магии представлена различными чародеями, артефактами и заклинаниями. Пути Пилигримов — это ковенант клириков. На картах этой масти изображены известные святые прошлого, священные реликвии и проявления различных религиозных чудес. Стражи Солнца — воплощение воинского и боевого искусства. На картах красуются великие воины прошлого, легендарное оружие, а также различные духовные практики. Ночная Империя вбирает в себя темные расы, наподобие вампиров, демонов и нежити. Автор колоды даже для них придумал уникальные атрибуты. — И Мрачная Лига. — Рим раскладывает остатки карт. — Моя самая любимая масть. Шпионы, разбойники и воры. Яды, удары в спину и хождение в тенях. Если использовать правильную тактику, то можно унизить любого противника, даже если ему попались более удачные карты. Далее Рим начинает объяснять правила «войны королевств», самой популярной карточной игры. На первый взгляд выходит слишком сложно для массовости такой забавы. Каждая колода состоит из 75 карт, по 15 на каждый ковенант. Отдельно стоят девять карт уникальных условий, которые могут поменять правила во время игры. Например, Великая Чума может убрать в отбой все карты людских ковенантов, если не окажется контрмеры. Перед игрой колода тасуется, потом раздается по пять карт в руку каждого игрока. Цель игры — уничтожить королевство противника, то есть убрать в отбой все карты оппонента, сохранив при этом свои, или создать ситуацию, когда оппоненту нечего выкладывать на поле из имеющихся карт. При этом из банка колоды нельзя просто так брать новые карты. Их можно только покупать на фишки или дощечки, своеобразную игровую валюту. Проводя хитрые комбинации и удачные атаки, блефуя и торгуясь, можно забирать фишки противника. Как правило, их дается достаточно, чтобы игра не заканчивалась в первые же раунды из-за неудачной руки, но дальше всё зависит от игрока. — Это точно самая популярная игра? Чаще всего играют в игры с более простыми правилами. — Сареф массирует лоб, пытаясь запомнить многочисленные правила и условия. — Это только сначала кажется сложным, но достаточно одного вечера, чтобы втянуться. — Успокаивает девушка. — Есть, конечно, более упрощенные правила со старшинством карт и попытке побить на простой удаче, но это неинтересно. А ведь есть еще «война континентов»! Там уже играют не картами, а фигурками на большом поле. Одновременно на поле может быть до полутысячи фигурок. Там одиннадцать ковенантов, более сложные правила, запутанная экономика и дипломатия. Считается забавой дворянства, в кабаках в такое не играют. — Надо полагать, что фигурки стоят больших денег? — Уточняет Сареф. — Не без этого. Так, а теперь слушай план. Ты с помощью магии можешь видеть карты противника, поэтому будешь иметь преимущество, которое даже окупит неопытность. — Девушка собирает карты в колоду. —Все же хочешь, чтобы я стал шулером? — Вампир откидывается на спинку скамьи. — Ну, пытаются мошенничать почти все. А так как ты новичок, тебя точно попробуют раздеть. И я знаю, как на этом можно сыграть. В итоге раздетыми окажутся они. Я играю почти всю жизнь, так что знаю все трюки, кроме магических. При грамотной игре сможем поднять даже несколько золотых. Что думаешь? — Заманчиво, но я оставлю неприкасаемый запас в десять серебряных. — Сареф не собирается упускать такую возможность. Быть может, это станет дополнительным источником дохода. Но при этом нельзя спустить деньги так, что не хватит на новый пузырек с обезболивающим. — Да пожалуйста, всё равно сначала ставки не будут превышать сотни медяков. А теперь запоминай стратегию. После долгого обсуждения Рим приводит Сарефа к столам игроков. Кажется, что знакома почти со всеми, а с незнакомыми сходится буквально за минуту. Благодаря её помощи, юноша быстро знакомится с людьми, с которыми в другое время предпочел бы не контактировать. За столами сидят завсегдатаи заведения в окружении карт, кружек и запаха крепкого табака. — Сареф хочет научиться игре, кто может составить ему компанию? — Спрашивает Рим. — Я могу. — Отвечает заросший волосами рыбак, если довериться нюху. — Но мы здесь на просто так не играем, ты знаешь. — Да, мы при деньгах, не волнуйся. — Тогда прошу. — Игрок приглашает Сарефа присесть за стол. Рим встает за спиной вампира, чтобы не допустить подглядывания. Распространенная уловка, когда сообщник стоит за спиной противника и незаметными жестами или мимикой дает подсказки. — Сколько поставим для начала? — Спрашивает рыбак. — Пятьдесят медных монет. — Отвечает Сареф. Теперь Рим не будет открыто вмешиваться в игру, ему нужно самому выиграть. — Поддерживаю. — Говорит оппонент и начинает тасовать колоду. Первую игру Сареф, разумеется, специально проиграл. Это крючок для любого опытного игрока, ведь нетрудно обыграть новичка. Сареф выслушал речи поддержки и попросил реванш, который ему без промедления предоставили. Вторая игра тоже завершилась поражением. — Ничего страшного, первый блин всегда комом. — Рыбак старается удержать новичка за столом. — Да-да, попробуй еще раз. — Поддакивает над головой Рим. — Хорошо, еще раз! Поднимаю до шести серебряных. — Решительно произносит вампир. — Вот это настрой! — Подбадривает противник. — Поддерживаю. Можешь перетасовать колоду, вдруг принесет удачу. Третья игра в самом разгаре. Сареф изображает из себя типичного новичка, пристально разглядывающего карты в руке. Трет лоб, будто находится под сильным умственным напряжением, но на самом деле активирует «Поверхностное чтение». После активации заклятья Сареф стал видеть карты соперника, а также знать, какие карты лежат сверху банка колоды. Теперь играть стало гораздо проще, так что юноша смог добиться победы. Пришлось изобразить удивление и радость. — Неплохо, неплохо. Ты входишь во вкус. Давай поднимем до десяти серебряных? — Предлагает рыбак. — Давайте. — Сареф изображает азарт на пределе своих актерских талантов. Игра за игрой счет то увеличивается, то уменьшается. Сареф знает, что не может побеждать раз за разом, это привлечет ненужное внимание. Поэтому дает себе выиграть четыре раза из десяти. Благодаря приблизительному чередованию побед и поражений получается отыгрываться для последующей еще большей ставки. Противник тоже раззадоривается, так как не может окончательно добить кошелек Сарефа. Этому крючку научила Рим, но работает он только в том случае, если тебя считают новичком. В последней игре Сареф выиграл крупную ставку в 80 серебряных, что привело к почти слышному скрежету зубов рыбака. У стола уже собрались почти все игроки, глубокая ночь заставляет всех расходиться по домам, но противостояние новичка и рыбака всех заинтересовало. Попеременному успеху люди вокруг начинают радоваться как своему. Оппонент чешет голову, так как понял, что сильно заигрался и поставил куда больше, чем делает обычно. Но ему уже никуда не деться, проигрыш таких денег серьезно ударит по нему, так что придется отыгрываться. — У меня осталось двадцать серебряных. Ставлю все. — Несмотря на трудную ситуацию и потерю почти годового дохода, оппонент смотрит уверенно. — Поддерживаю. — Кивает Сареф и берет колоду. — Нет, позволь я перетасую. — Поднимает руку рыбак. Сареф пожимает плечами и отдает колоду. Заклятье «Поверхностного чтения» еще держится, но с каждой минутой головная боль будто становится сильнее. Запас маны в организме имеет пределы, поэтому нужно заканчивать игру. — Беру три дополнительные карты. — Противник откладывает в сторону выструганные щепки, которые заменяют игровую валюту, и берет три карты. Рим чуть ущипнула спину, значит, рыбак смошенничал при тасовании колоды. Сареф даже не заметил этого, все же опыта в таких вещах немного. Но что он точно видит, так это карты в руке противника и в общей колоде. Он собирает мощную комбинацию из мастей Пути Пилигримов и Стражей Солнца. Гербранд Старый Выпивоха изображен на карте как закованный в броню рыцарь, заливающий пиво из бочки прямо в забрало шлема. Дополнительно кладет на стол карту «Невиновности веры», эта карта сделает рыцаря неуязвимым для атак в текущем ходу. Но Сареф тоже готовит сюрприз. Тоже хитрость от Рим, обожающую масть Мрачной Лиги. Для начала нужны три карты: Опытный Вор, Тихая Поступь и Великая Кража. Первые две уже есть, но Великая Кража находится в руке противника. Благодаря магии Сареф может на ходу составить самую выигрышную тактику в зависимости от карт в банке и руке оппонента. — Покупаю две карты. — Вампир отдает часть щепок и берет из колоды Мертвого Элефанта и Двойника. Первая из масти Ночной Империи изображает нежить-слона из каких-то далеких краев. Двойник — заклинание из масти Башни Магии, которая создает копию одной карты на столе. Этот ход Сареф предпочел уступить противнику, выкинув на стол бесполезные сейчас карты. — Обмен. — На следующем ходу Сареф предлагает бартер оппоненту. Игрок может отдать свою игровую валюту противнику, но забрать у него из руки карту по выбору. Разумеется, не видя самих карт. Обычно применяется в конце длительной игры, когда не остается общей колоды. Опытные игроки могут в уме считать, какие карты уже отыграли и предположить, что находится в руке противника. Но в любом случае это игра в удачу, однако, Сареф сквозь рубашки карт видит их масть и обозначение. — Отказываюсь. — Логичный ход, ведь Сареф случайно может забрать важную карту, но тут вампир выкладывает Беззаботного Торговца Реликвиями из масти Пути Пилигрима. Карта делает невозможным отказ в бартере. Сареф выбирает как раз Великую Кражу. Рыбак стал заметно бодрее, так как эта карта не нужна была ему для победной комбинации, но при этом он забрал у Сарефа остаток игровой валюты. На следующем ходу выкладывает еще двух рыцарей и Сборник Молитв. Комбинация практически неуничтожимая на два-три хода, но Сареф выкладывает сначала Мертвого Элефанта, а потом Двойника. Теперь сразу два слона пытаются побороть трех рыцарей древности, защищенных святой силой. Рыбак довольно улыбается, так как карты Сарефа ничего сделать не смогут, но потом хватается за голову при виде Огненного Дождя. Эта карта является глобальным условием без привязки к масти и бьет как по чужим, так и по своим картам. Вот только нежити ничего не будет, а Сборник Молитв сгорает, а вместе с ним рыцари проигрывают в этом ходу и отправляются в отбой. Сейчас вся надежда рыбака на получение карт, которые помогут справиться с такой комбинацией, поэтому тратит всю игровую валюту на покупку новых карт. Однако Сареф уже знает, что там не будет ничего, что действительно поможет. Следующий ход начинает Сареф сразу тремя картами: Опытным Вором, Тихой Поступью и Великой Кражей. Это позволяет забрать к себе в руку две карты соперника опять же наугад, что Сарефу не мешает. Он берет еще две карты Ночной Империи и выкладывает их на стол. Оппонент раздраженно бросает все карты, ему нечем крыть такую комбинацию. Вот так за один вечер Сареф заработал больше одного золотого. Вскоре принесли вычищенную одежду, и юноша собрался уходить, противнику все равно нечего больше ставить. — Неплохо. — Хвалит Рим. — Раз уж я привела тебя в мир легких денег, может зачтешь в качестве уплаты долга? — Ну ты даешь. — Улыбается Сареф. — Хорошо, твой долг закрыт. — Хочешь жить, умей вертеться. — На прощание сказала девушка и исчезла в темном переулке. «Трудно не согласиться», — подумал Сареф, смотря на колоду карт, подаренную Рим.Глава 27
Весь следующий день Сареф проводит в гильдии, как и еще два дня. Часы тренировок приводят к определенному успеху: теперь Сареф может собрать разбитый кувшин. Магия не только собирает кусочки вместе, но и ремонтирует повреждение, но по-прежнему процесс занимает довольно долгое время. Можно было выбрать более простой предмет для «Обратной энтропии», но тренировка на пределе возможностей дает больший прирост в освоенности. Похоже на развитие мышц, которые в определенный момент перестают расти, если не увеличивать нагрузку. За бой с бандитами в Костоломном ущелье Система не дала Сарефу ни одного уровня, а освоенность Школы Белого Пламени повысилась на доли процента. Нетрудно догадаться, что быстрое развитие потребует сильных противников. Чем невозможнее победа, тем щедрее будет награда. Последние кусочки кувшина встают на место. Из-за бесконечного трения на ладонях появились мозоли, поэтому пришлось работать в перчатках. Но это лишь небольшое неудобство по сравнению с проклятьем. Теперь Сареф вынужден принимать сразу пять капель, иначе эффект просто не наступает. Не исключено, что скоро дойдет до того, что за раз придется принимать столько, что это начнет оказывать вполне ощутимые побочные эффекты. Но пока что остается придерживаться плана. Микель уже сообщил, что отправил курьера с рекомендацией и запросом на выплату в гильдию авантюристов Порт-Айзервица, столицу Манарии. Очень удобно, что вопросы поступления решит гильдия на месте, и Сарефу не придется нести деньги и рекомендацию с собой. Вчера приходили Стефан с Гердой и поражались возможностям магии. Им привычны чары усиления, защиты или лечения, такие свитки авантюристы часто берут с собой. Но «Поверхностное чтение» и «Обратная энтропия» для них кажется совсем другим уровнем. Возможно, так и есть, но все дело в освоенности заклятий. Маг со 100 % уровнем освоенности простого заклятья сможет одолеть противника, у которого низкий уровень освоенности более мощной или изощренной магии. Вампир придирчиво осматривает кувшин. Кое-где есть дефекты, но в целом его даже можно использовать по назначению. Сареф разминает руки с одновременным пропуском через них энергии духа. Это возвращает тонус и улучшает кровообращение, но само по себе не является техникой исцеления.Название: «Обратная энтропия» Тип: магия Хаоса Ранг умения: А Уровень освоенности: 0,4 % Описание: заклятье, позволяющее запустить процесс обратной энтропии с повышением количества доступной информации об объекте заклятья. Энтропия — мера осведомленности о системе. Чем информации меньше, тем большее количество состояний системы возможно и тем больше энтропия. Обратная энтропия позволяет обратить процесс вспять, т. е. уменьшить энтропию вместе с увеличением осведомленности о системе или объекте. Активация: пассы руками, словесная формула и мысль. Ладони зеркально сложены, потом одновременно поворачиваются вокруг оси в центре ладоней на 180 градусов. Вместе с обратным поворотом ладоней произносится заклинание Menen entro divean. En, gar, fuaer posul. Sutor alaem, а в мыслях строится последовательность изменения энтропии.
Сареф смотрит на описание магии, предоставленное Системой. В учебнике говорилось не совсем об этом. «Что-то мудрено». — Юноша честно пытается полностью разобраться, на чем построено действие заклятья. Выходит, что у разбитого кувшина большая энтропия, так как черепки могут быть расположены в пространстве любым хаотичным способом. В этом случае существуют охренилионы возможных состояний, поэтому иметь информацию о каждом невозможно. Но если вернуть объект в прежнее состояние, то энтропия резко понижается, так как все черепки находятся в четко определенных местах. Количество состояний целого кувшина можно вполне знать. Например, стоит, лежит на боку или перевернут. Осведомленность Сарефа о системе кувшина резко увеличивается, а энтропия уменьшается. Только не совсем понятно, что является причиной, а что следствием. «Наверное, не зря Система присвоила тип магии — магия Хаоса. Энтропию вполне можно сравнить с мерой хаоса». — Сареф убирает учебник и в обнимку с кувшином выходит из книгохранилища. Сегодня его попросили провести тренировку для некоторых членов гильдии, которые изучают путь Духа. Себя Сареф никогда не называл экспертом в этой области, чтобы не привлекать внимание, но слухи о конкурсе новичков и нападении демона все же не остановить. За городом гильдия имеет тренировочную площадку. Есть место для отработки ударов по манекенам, поле для стрелков, и что-то вроде ипподрома для конных тренировок. На огороженной территории уже стоят люди, пришедшие к Сарефу. Выходит около пятнадцати человек, причем есть и новички, которые еще только зарабатывают рекомендации. Впрочем, их прогонять юноша не собирается. Если это повысит их шансы на безбедную старость, то Сареф только рад помочь. В Манарии пользуется большой популярностью Оружейный Стиль, где адепт духа концентрирует энергию не только в теле, но и в оружии. С одной стороны это предоставляет больше тактических возможностей в отличии от школы Белого Пламени, но вместе с тем боевое искусство Сарефа дает более совершенное владение телом. А мастер боевого искусства может сотворить оружие из чистой энергии. Из присутствующих нет никого, кто хотя бы близко мог подойти к ступени мастера, каким был Ганма. Оно и понятно, откуда мастерам тут взяться? Их не так уж много. Но хотя бы все присутствующие имеют некоторую базу и минимальный контроль внутренней энергии тела. — Я смогу дать знания только того, что знаю сам. — Предупреждает Сареф. — Поэтому оружие нам сегодня не потребуется. Благодаря знаниям Ганмы, Сареф без труда объясняет продвинутую медитативную практику, которая может вывести присутствующих на более высокий уровень уже через пару-тройку месяцев. Они дружно сидят под палящим солнцем и разгоняют внутренний двигатель на максимум. У Сарефа получается без труда и вокруг него течет белое пламя, а вот у остальных выходит не так красочно. Однако через час вполне можно заметить, как над самыми продвинутыми начинает дрожать воздух. Во второй части тренировки Сареф показал один из базовых комплексов, который состоит из серии атак и защитных стоек. Школа Белого Пламени предпочитает использовать контратаки, когда защита от удара сразу перетекает в ответный выпад. Если складывать комбинацию за комбинацией, то можно получить почти беспрерывную серию атак, которую очень трудно прервать. Сареф помнит, как Ганма его отлупил. Если бы мастер боевых искусств не останавливался, то вампир даже падать не успевал бы. Разумеется, для такого исполнения нужно много выносливости. Через два часа все в поту дружно прыгают в реку и долго плескаются с шутками и громкими играми. Сареф может их понять, тренировка духа стимулирует центр удовольствия ничуть не хуже любой другой физической тренировки, а еще дает заряд бодрости, который нужно хоть куда-то деть. Однако, чтобы выйти на еще более высокий уровень, потребуется тренировать дисциплину ума и гасить любые порывы. Рука снова начинает напоминать о себе. Обычно, чем больше находится в состоянии покоя, тем дольше срок перед болью. Но лежать пластом Сареф не может, каждый день приходится уделять тренировкам в магии, чтобы поступить в Фернант Окула. Под вечер юноша возвращается уже не в гильдию, а в гостиницу. Благодаря заработанным не слишком честным способом деньгам, смог снять небольшую комнату на чердаке на несколько дней, оставшихся до отъезда в столицу королевства. Сегодня на охоту не пойдет, так как поддался уговорам сходить в ночной рейд. Точнее, делал вид, что требуется уговаривать. Говорят, что видели вампиров поблизости. Так как своего отряда охотников на вампиров Масдарен не имеет из-за редкого появления этой расы, придется отправить запрос в соседний округ. Но перед этим нужно удостовериться, что речь именно о вампирах. Очень неприятная ситуация для Сарефа, который знает, на что способны охотники на вампиров. Сареф пролежал на кровати до захода солнца, а потом начал сборы в рейд. По сути, ему ничего и не нужно, по-прежнему будет полагаться на боевое искусство. Возможно, после поступления в академию магии изучит настоящие боевые чары. Сбор на рейд ожидаемо происходит в гилд-холле. Здесь уже стоят десять незнакомых авантюристов, полностью готовых к бою. Поодаль беседуют два жреца Герона, их присутствию Сареф не удивлен. Божественная сила Герона может очень хорошо справляться с вампирами, поэтому Сареф обходит их по большой дуге. Уверен, что маска друида-предателя не допустит разоблачения, в том числе со стороны других вампиров, но кто знает, вдруг какая-то реликвия случайно подействует. Один из командиров Масдарена объясняет план рейда на карте местности. Этот детина полностью облачен в броню, выглядит как настоящая железная башня. Ходят слухи, что капитан Лохар может на спор поднять бычка и пронести на плечах на сто шагов вперед. Сареф тоже так может, но показывать это, конечно, никому не будет. Сарефу сегодня достается роль поддержки, все же в чужих глазах он новичок. Пускай очень перспективный, но еще новичок. Юноша не особо против, но попросился в разведку, чтобы не стоять рядом со жрецами и смочь выполнить собственный план. Под белым светом луны Капраксис отряд выдвигается к пункту назначения. Сегодня полнолуние, поэтому на небе можно без труда разглядеть и вторую луну — Мерцен. Под белым светом сестры виден черный обод меньшего по размеру астрономического тела. Увы, но с земли не получается понять, как именно они расположены в космосе. Сареф лишь может предположить, что Мерцен вращается вокруг Капраксис, так как двулунное затмение не редкость, а на небе они почти всегда вместе. При этом визуально кажутся гораздо больше луны из прошлого мира, значит, могут быть ближе к планете. Сегодня им нужно пройти около семи километров в сторону заброшенной горной деревни, в которой бродяги видели вампиров. Главная цель рейда — удостовериться в наличии вампиров. Если они вправду будут тут, то гильдия отправит весточку охотникам за вампирами. Последние уже выследят кровососов, даже если те сбегут отсюда. Обычно гильдия не выполняет заказы на вампиров, демонов и нежить. В Манарии для этого есть специализированные отряды. Бенедикт Слэн был охотником на вампиров, и через его знания Сареф понимает, что эти охотники знают и умеют гораздо больше авантюристов, но при этом специализируются исключительно на вампирах и подобных им. Еще есть охотники на демонов, еще более немногочисленная группа людей, куда входят по большей части только маги и мастера боевых искусств. А нежитью и некромантами занимаются чаще всего жрецы Герона и их отдельное боевое направление — инквизиторы. Правда, Церковь Герона ни перед кем не отчитывается, поэтому бывают случаи, когда приходится разбираться своими силами. Например, тот самый заказ из деревни Аварлак вполне мог не появиться на стене заказов, если бы священнослужители согласились взять его.
Глава 28
Сейчас Сареф издали наблюдает за полуразрушенными домами посреди скал. Лунный свет хорошо освещает местность, так что вампир уверен, что сможет заметить любое передвижение противника. Предполагается, что в заброшенной деревне скрываются вампиры, и они мешают Сарефу уже своим присутствием. Других кровопийц юноша не считает своим народом и скорее встанет на сторону людей. Если эту проблему не устранить, то в округе могут появиться охотники на вампиров, и с ними Сареф точно встречаться не хочет. Именно поэтому нужно заставить вампиров убраться из округа Туманных Холмов или же уничтожить их на месте. Нужно сделать всё, чтобы охотники на вампиров в округе не задержались или вовсе не имели причины приезжать. Юноша не уверен, что сможет обвести охотников вокруг пальца, так как те с попытками проникновения в человеческое общество сталкиваются очень часто. Все же Сареф не первый такой умный. Авантюрист готов выполнить задуманное, даже если придется поиграть с огнем. В сотне шагов должен ползти еще один разведчик, поэтому Сарефу нужно выйти из зоны его обзора, чтобы пробраться в деревню. Еще на подходе к деревне вампир чувствует запах крови, значит, тут действительно организовано вампирское лежбище. Это странно, так как очень близко от большого города. Разумеется, чем ближе к людям, тем проще охота, но еще выше риск обнаружения. И здешние кровососы уже выдали себя. Если они не глупы, то уже давно смылись далеко и надолго. Но Сареф уверен, что они все еще здесь, так как запах крови свежий. Остальной отряд в полной боевой готовности замер в роще в трехстах метрах от крайнего деревенского дома. Второй разведчик должен держать дистанцию в сотню метров от околицы. Впрочем, как и Сареф, но последний нарушил приказ. Это очень рискованно, но ему нужно разобраться по-своему. Их группа не полноценный рейд, и даже не профессиональные истребители вампиров. Почти наверняка лишь спугнут ночных охотников, и те уйдут лишь глубже в округ. Их оттуда вытащат охотники на вампиров, Сареф почти уверен, но ему нужно не допустить запроса на их услуги. Деревня на восемь домов тиха и пуста, в окнах ни огонька, но за стеной крайнего дома Сареф уже слышит шаги. Если он слышит их, то и вампиры наверняка услышат его. «Система, снять маску». — Отдает мысленный приказ Сареф. На лице появляется маска друида-предателя, обычно невидимая и неощутимая. Снятие маски означает отмену маскировки ауры, но Сарефу нужно рискнуть, чтобы подобраться к здешним жильцам. Сареф избирает маршрут таким образом, чтобы за пределами деревни его не было видно. При этом теперь идет в открытую, чтобы кровопийцы сначала попробовали понять, что это он делает. В дверном проеме центрального дома чуть колышется тень, но зрение Сарефа гораздо острее человеческого. Он отлично видит вампира в каком-то тряпье и приглашающий жест. Пока всё идет по плану, они почувствовали сородича. Внутри дома запах крови сильнее и идет откуда-то снизу. Вероятно, под полом расположен погреб. В помещении находятся четыре вампира и все внимательно смотрят на Сарефа. В темноте не очень получается различать черты лица, да и многие специально закрывают лицо тряпьем. Сокрытие лица — очень древний вампирский обычай. Уже никто не вспомнит, откуда он пошел. В Фондаркбурге все носили маски даже в помещении, не исключая старшего вампира. Для молодых вампиров маска жизненно необходима под открытыми лучами солнца, но незнакомцы перед ним даже ночью их не убирают. Скорее всего дело привычки, Сареф тоже постоянно в маске, хоть её и не видно. — Ты кто? — Спрашивает вампир, который пригласил в дом. — Вампир, как и вы. Решил предупредить вас о том, что за деревней отряд авантюристов. — Сареф ведет себя расслабленно. Его слова вызывают оживление среди вампиров. Один из четверки быстро покидает дом. — Я обитаю в этих землях и скрываю личность. Предлагаю честный обмен: расскажу, где найти безопасную стоянку, а вы покинете это место. То лежбище я делал для себя, но готов уступить, если покинете мои угодья. — Продолжает Сареф. Вампиры — охотники, поэтому часто делят между собой земли. Обычно дележ идет по праву силы, но также возможен обмен на товары или услуги. Эти вампиры явно тут недавно, поэтому предложение Сарефа вызывает интерес. Если им готовы уступить безопасное место, то нет ничего зазорного покинуть земли другого вампира или целой общины. Это своеобразная негласная этика, поэтому собеседники не заподозрили обман. В этот момент возвращается четвертый вампир и подтверждает, что заметил отряд на отдалении от деревни. — Так может просто нападем на них? — Предлагает один из вампиров. — Они хорошо подготовлены и их больше. — Качает головой Сареф. — И я заметил двух жрецов. Если вы хотите убиться о них, то не буду вас задерживать. Разумеется, что в такой ситуации никто не сталнастаивать на бое. — Вас здесь только четверо? — Сареф задает самый важный на сегодня вопрос. Всё до этого было лишь попыткой усыпить бдительность. — Да. Нам всем хватит места на той стоянке? — Слышит в ответ юноша. — Хватит с избытком. Нужно немедленно выдвигаться. — Сареф заставляет вампиров быстрее думать и двигаться. Один из них открывает неприметную дверь позади дома и начинает перекладывать что-то в мешок. Еще один убирает засов крышки погреба и спускается под пол. Вероятно, решил забрать остатки крови с собой. Лучшего шанса может не представиться. Третий сидит перед Сарефом на корточках и шебуршится в тряпках, а последний натягивает сапоги. Сарефу удалось обмануть их всех, так что они потеряли осторожность. Явно не самые умелые и опытные представители клыкастой семьи. Сареф подходит к сидящему со спины и резким движением сворачивает шею. Как правило, это не убьет вампира, но Сареф почти что оторвал голову с плеч. На звук тотчас оборачиваются два других вампира, но юноша уже пинком захлопнул дверь погреба и задвинул засов. Временно позволит остаться только против двоих противников. Вампиры куда опаснее людей в плане таких схваток, вот только Сареф и сам вампир и явно сильнее благодаря развитию и боевому искусству. Ближайший попробовал запрыгнуть и повалить, но Сареф с разворотом корпуса уходит в сторону и броском отправляет вампира на пол. За спиной уже слышно приближение другого противника, но окутанная белым пламенем нога врезается в живот и отбрасывает врага к дальней стене. Крышка погреба трещит и скрипит, она не сможет удержать вампира, но даст несколько секунд для завершения боя с остальными. Пальцы правой руки выпрямляются и складываются в подражании мечу. Ладонь, предплечье и локоть укрепляются белой энергией духа и пронзают живот врага, а потом и позвоночный столб. Мастера Белого Пламени могут придавать плоти прочность металла и рубить головы ребром ладони, или пронзать врага насквозь. В этот момент крышка погреба попросту улетает от удара вампира, запертого внизу. Над полом появляется голова, в которую тут же врезается нога Сарефа. Очень напоминает удар по футбольному мячу. Этим видом спорта Сареф в прошлой жизни интересовался очень мало, но видел, как футболисты могут отправить таким ударом мяч чуть ли не через всё поле. В воздухе остается линия белого огня как след удара ноги, заряженной энергией духа. Ганма так мог разбивать валуны, а Сарефу достаточно разнести череп врага. Подбегает ранее отброшенный вампир, а Сареф уже чувствует сильный упадок сил. Последние два удара были продвинутой версией приемов. Они хороши, но все еще затратны для выносливости. Сейчас Сарефу стоит обойтись без этого. С последним противником они вцепились посреди комнаты в попытках ударить посильнее. Однако Сареф просто переводил дух, а после резко двинул коленом в пах оппонента. Это уязвимое место даже для вампиров. После хватается за голову врага и большими пальцами пронзает глазные яблоки. Вампир жалко корчится на полу и завывает на всю округу, пока смертельный удар Сарефа не прекращает его мучения. Юноша падает на колени и тяжело дышит. Вампиры выходят за рамки обычных человеческих возможностей, гораздо сильнее и быстрее, поэтому схватка была очень скоротечной. Очень яростной, но быстрой. Резкий упадок сил заставляет сидеть на полу, но Сареф с трудом встает, дела еще не завершены. Крики вампира наверняка услышат за пределами деревни. Сареф достает маску и прикладывает к лицу. Артефакт вновь будто сливается с кожей создателя и подменяет ауру. Юноша не удержался от облизывания руки, на которой осталась кровь второго вампира. Очень приятный пряный вкус манит вонзить клыки в трупы, но Сареф перебарывает желание. Ему нельзя опустошать тела, так как обескровленные трупы вампиров создадут ситуацию, которую не получится нормально объяснить. Система высвечивает какие-то сообщения, но Сареф мысленно заставляет скрыть. Сейчас не это важно, нужно будет еще объяснить произошедшее остальной группе. Маска на месте, нужно еще позаботиться об одной вещи. Сареф впечатывает кулак в собственное лицо, из носа начинает струиться кровь. А потом еще один удар рассекает бровь. Такие травмы не страшны для вампира, но потребуются для создания правдоподобного объяснения. Перед уходом из дома Сареф решает проверить, какие пожитки собирал вампир у дальней стены. Удивительно, но там оказываются три небольшие книги. В темноте буквы не видны, поэтому Сареф берет мешок собой и прячет в высохшем колодце около дома. Потом нужно будет вернуться за ними. У выхода из деревни сталкивается с отрядом, все готовы к бою и сначала принимают Сарефа за противника. — Сареф? Что случилось? — Опасность миновала. Можно расслабиться. — Отвечает Сареф. Быстро рассказывает подготовленную легенду о том, что вампиры установили какую-то охранную ловушку около деревни. Сареф подобрался слишком близко, и магия его обездвижила. За ним пришли вампиры и затащили в один из домов. Хотели выяснить, кто он и что там делал, но после Сарефу удалось освободиться и дать бой. Объяснение выглядит не слишком убедительным, но иного группа просто не сможет придумать. Все же им известно, что Сареф неплох в боевых искусствах, а также изучает магию, поэтому вполне мог оказать сопротивление даже вампирам. — Там было четверо вампиров и все мертвы. Только один был серьезным противником, а остальные скорее всего были младшими кровососами. — Продолжает рассказ Сареф. — Да уж, расскажу, так никто не поверит. — Пробасил командир, рассматривая в свете факелов трупы вампиров. Делает это очень внимательно, не пропуская ни одного тела. — Тебе, вижу, тоже досталось. Дать целительное зелье? — Не стоит, я сам целитель. — Отмахивается Сареф и активирует «Ауру благословения Кадуцея». Божественная энергия исцеления останавливает кровотечение на глазах остальной группы. С одной стороны хотел показать себя как умелого авантюриста, которому даже вампиры нипочем. А с другой не дать прозвучать предложению обратиться к жрецам, которые в этот момент осматривают погреб дома.Глава 29
Сареф стоит вместе с остальными авантюристами в бликах горящего дома. После осмотра жрецы предложили спалить постройку, так как после вампиров могли остаться скрытые ловушки или проклятья. При этом не обычный огонь пожирает заброшенный дом, а священный. Жрецы дружно произнесли молитву Герону и золотистое пламя за пару мгновений объяло стены и крышу. Сареф постарался отойти как можно дальше от пожара. Впервые видит божественную силу Герона во всей красе. Чтение молитв явно уступает по скорости произнесению заклинаний, но эффект впечатляющий. Другое преимущество в заимствовании сил: жрецы не тратят свою энергию, а получают в дар от бога. Увы, верность суждения никак не проверить, жречество — очень закрытая каста. Единственный однозначный вывод состоит в том, что священнослужителей стоит обходить стороной. В Масдарен группа тоже пришла организовано, ночь не всегда безопасна для одиночек. Сареф собирался уже направиться в гостиницу, но тут окликает один из авантюристов и отводит в сторонку. До этого Сареф почти не обращал внимание на спутников, но сейчас от него явно что-то хотят. Авантюристом оказывается второй разведчик, который был ближе всех к деревне, когда Сареф решил действовать по-своему. Усы и козлиная бородка выбиваются из-под грязного капюшона вместе с сильным запахом чеснока. По всей видимости, успел съесть на обратном пути, так как вряд ли бы ему позволили пойти в разведку из-за запаха, который даже люди без труда чуют. Слава Герону, в этом мире вампиры не боятся чеснока. — Это было опасно, да? — Авантюрист панибратски хлопает Сарефа по плечу. Лица толком не видно, а по хитрой улыбке не получается понять мыслей. — Да, мог бы и не вырваться из их лап. — Юноша по-своему трактует вопрос собеседника, но тот машет рукой. — Нет-нет. Я видел, как ты сам вошел в деревню. Видишь ли, я тоже немного нарушил приказ, поэтому изменил маршрут и дистанцию. Хе-хе. — Авантюрист продолжает виснуть на плече. По спине Сарефа пробегает холодок. Надо же было так подставиться! Разум лихорадочно пытается найти наилучшее решение в такой ситуации, пока странная мысль не переворачивает поиск решения. — Почему ты этого не рассказал остальным? — Сареф напряжен как струна. — А зачем? Я тебя понимаю. Сам когда-то был молодым и горячим. Желание прославиться порой толкает на дерьмовые решения. Однажды я на спор в одиночку пытался одолеть мантикору. В итоге полгода провалялся на койке. — Пожимает плечами авантюрист. — Поэтому просто хочу дать совет на будущее: не пытайся лезть на рожон. Ты выиграешь гораздо больше, если проживешь дольше. Авантюрист еще раз по-отечески похлопал по спине и продолжил: — Меня зовут Лука. Если хочешь получить пару советов от опытного товарища, то могу предложить совместный заказ. Нужно будет проследить за великаном, который позавчера объявился в округе. — Да, почему бы нет. — Сразу соглашается Сареф. — Выходим уже сегодня? — Угу, давай встретимся рано утром на этом месте. Я еще надеюсь пару часов покемарить. — Лука шумно зевнул и направился в другую сторону. Сареф тоже сделал вид, что уходит, но на боковой улице замер в напряжении. Ситуация очень опасная, так как вампир сегодня явно сплоховал. Вроде грамотный план дал трещину из-за неучтенного человеческого фактора. Это будет хорошим уроком на будущее. Хорошо, что Лука неверно понял действия Сарефа. Решил, что новобранец хочет покрасоваться своими талантами. Это просто невероятная удача, но дальше так не может везти. И оставить так тоже нельзя. Юноша все же заставляет себя начать двигаться в сторону гостиницы, но перед этим заходит в гильдию. Дежурный авантюрист без лишних вопросов впускает в здание, где Сареф внимательно изучает заказы на стене. Уже по приходу в свою комнату Сареф имеет дальнейший план действий. Очень удачно, что Лука решил поучить жизни новичка и пригласил выполнить совместный заказ. Вряд ли глубокой ночью Лука кому-то сможет рассказать историю о новобранце, который хотел прославиться. Скорее будет спать, так как им часа через три нужно выходить из города. Сареф не может допустить, чтобы кто-то еще узнал о том, что Сареф солгал о происшествии в заброшенной деревне. Тело в волнении мечется по комнате, подремать явно не получится. План действий Сареф уже придумал, но он ему совершенно не нравится. Сейчас мозг пытается придумать какую-то альтернативу, но всё тщетно. Рассвет Сареф встречает сидящим на кровати. Вот уже полчаса как просто смотрит в одну точку на стене, не в силах заполнить мысли чем-то другим, кроме предстоящего заказа с Лукой. Как только солнце наполовину отрывается от линии гор вдалеке, Сареф выходит из гостиницы в сторону обозначенного места. Утренний холод заставляет озябнуть, пар выходит изо рта небольшим облачком. Сареф пришел раньше Луки, так что пришлось подождать. Сам заказ на великана является довольно простым, так как требуется сопровождать его, а не убивать. Великаны не живут на одном месте, а постоянно мигрируют в зависимости от сезона. При этом проходят через королевство в сторону более теплых мест, а весной идут обратно. Задача авантюристов довольно проста: сопровождать по пути через округ и предупреждать людей, если великан вдруг выйдет на тракт или появится рядом с деревней. Сами великаны являются полуразумными существами и не охотятся на людей. Достаточно близко не подходить, и великан на тебя не обратит внимания. Хотя вполне можно не досчитаться пары овец, если великан пройдет рядом с отарой. Но если разозлить, гигант может убить человека с одного удара. Их медлительность обманчива, длинные ноги позволяют делать огромные шаги. Еще сто лет назад профессия охотника на великанов была распространенной, так как количество этих существ было очень большим, но сейчас на них стараются не нападать просто так. Через некоторое время появляется зевающий Лука с помятым лицом. Судя по по всему, он взял от времени отдыха всё возможное. Вместе выходят из Масдарена на юго-запад, где должны подменить другую пару авантюристов, прошедших вместе с великаном до центра округа Туманных Холмов. Сареф точно не может сказать, какие именно чары использует гильдия, но различные команды могут работать весьма слаженно. Это достигается с помощью покупаемых гильдией артефактов. Выглядят как обычные свитки, но многоразового использования. Одна команда записывает в свиток послание, а магия отображает послание в другом свитке, даже если между ними сотни миль. Таким образом не получается передавать большие послания, но для передачи ориентиров достаточно. Сейчас Лука смотрит на свиток и закрывается от солнечных лучей шляпой. На свитке появились новые указания о движении великана, по которым отправляются авантюристы. Уже к полудню они достигают цели, обмениваются рукопожатиями и последними сведениями с другой командой и принимают дежурство над великаном. Последний где-то в двухстах шагах от них плещется в реке. Сареф впервые вживую видит великана. Девятиметровое гуманоидное создание покрыто жестким черным мехом. Эти создания не используют никаких орудий труда или войны, но силы и массы их тел достаточно для прошибания крепостных ворот. Вроде как маги прошлого пытались приручить для осадных целей, но ничего путного из этого не вышло. Шкуру великанов не берет ни меч, ни огонь. Даже не всякая магия способна навредить. — Здоровенный. — Беззаботно говорит Лука, располагаясь на упавшем дереве. Явно признак большого опыта — отдыхать всякий раз, когда предоставляется такая возможность. Сареф продолжает наблюдать за купанием великана. Последнему это явно в радость: с довольным рыком поднимает в воздух тучи брызг. В какой-то момент над рекой даже заиграла легкая радуга. — Можно прямо уж так не следить. — В очередной раз зевает напарник. — Великаны, как правило, перемещаются не спеша. Сареф это тоже знает, но наблюдает за повадками не просто так. Им должно хватить пары дней, чтобы довести великана до границы округа. Через некоторое время Сареф говорит, что великан закончил мытье и уходит дальше. Уже успевший на один глаз задремать Лука с усилием встает на ноги. — Что ж, в путь. Впереди не должно быть населённых пунктов и оживленных дорог, поэтому можно идти вместе. Сразу два человека требуются именно по причине «конвоирования» с двух сторон. Тот, кто идет сзади, предупреждает любого, кто попытается обогнать их. А впередиидущий будет предупреждать тех, кто может оказаться на пути великана. А когда великан спит, авантюристы спят по очереди, чтобы не прошляпить пробуждение гиганта. — Хочешь шутку? — Спрашивает Лука и без ожидания ответа продолжает: — Нужно поочередно перевезти через реку жреца, вампира и мешок капусты. Как это сделать, если жрец тотчас попробует уничтожить вампира, а вампир захочет съесть капусту? — А зачем вампиру капуста? — Поднимает бровь Сареф. — М-м, я забыл, что там было вместо капусты, но не это важно, — отмахивается Лука. На первый взгляд у задачи есть оптимальное решение сначала перевезти вампира, потом капусту, снова забрать вампира, оставить на первом берегу и теперь взять жреца. И под конец повторно перевезти вампира. Но раз Лука назвал это шуткой, то: — Спихнуть вампира на середине реки, так как он никому не сдался, а потом спокойно перевезти жреца и капусту? — Наугад отвечает Сареф. Почему-то в этом мире люди всерьез верят, что вампиры не могут вплавь пересекать большие водные пространства, хотя охотники на вампиров давно развеяли миф внутри своего цеха. Похрюкивание со стороны спутника указывает, что недалек от истины. Посмеявшись, Лука объяснил свой еще более абсурдный способ выбраться из такой ситуации с использованием мешка и капустного кочана. В таком ритме они продолжили следование за великаном. Учитывая размеры цели, упустить её из виду очень трудно, но даже если специально отстать, то следы великана хорошо заметны на земле.Глава 30
На коротком привале, когда великан тряс дикую яблоню, Сареф решает посмотреть, что хотела сообщить Система после боя с вампирами. Ожидаемо появляется сообщение о повышении уровня. Все же тот бой был трудным, так что Система явно решает поощрить пользователя.Итоги боя: ### Получено 2 уровня и 6 очков характеристик. ### Уровень освоенности умений повышен и теперь равен: «Школа Белого Пламени» → 38 % ### Уровень известности повышен
С уровнями всё понятно, но еще и известность выросла. Правда, в окне Статуса по-прежнему обозначена как незначительная. Задачи «выжить любой ценой» не появлялось, поэтому Сареф может признать наличие еще одного условия для её получения. Если Сареф инициирует нападение, то Система такого сообщения не выдает. Но как понять, является ли это обозначением того, что опасность в таком случае невелика? Скорее всего Система не может предугадывать исход опасной ситуации, лишь может приблизительно оценить риск. Текущих значений Интеллекта Сарефу вполне хватает для сотворения заклятий. На экзамене он покажет «Поверхностное чтение» и «Обратную энтропию». Уже проверено, что запаса маны вампиру хватит. Так что сейчас нет большой необходимости именно в Интеллекте, поэтому Сареф повторно вкладывается в Стойкость.
Жизненная мощь: 26 Стойкость: 36 Физическая сила: 28 Ловкость: 31 Интеллект: 11 Озарение: 48
Сареф по-прежнему остается слабее проклятья, но в дальнейшем повышенная стойкость должна здорово выручить. Лука в этот момент что-то насвистывает в траве и больше напоминает отдыхающего крестьянина, чем опытного авантюриста. Или подобная расслабленность как раз и есть результат опыта? Сейчас ситуация, конечно, небоевая. Чтобы следить за передвижением великана, не нужно быть великим воином. Миля за милей они приближаются к границе округа, пока не доходят до реки, которая далеко отсюда сольется с Маннуркой и станет самой полноводной рекой континента. Лука ранее уже отправил послание на свитке для гильдии авантюристов соседнего округа. Следующая пара должна принять дежурство над великаном на границе округа, после чего они смогут вернуться в Масдарен. Обратный путь будет гораздо быстрее, так как приключенцы будут сами выбирать темп и маршрут, а не подстраиваться под огромного «друга». В полдень следующего дня обмен дежурством произошел без проблем, и вот они уже возвращаются в центральный город. Лука довольно общительный человек, от него Сареф узнал много интересных историй и полезной информации. Правда, при этом еще нужно было выслушать множество шуток и прибауток о нелегкой судьбе авантюриста. — Вот ты знаешь, Сареф, что очень немногие авантюристы доживают до старости? — Спрашивает Лука, когда они проходили мимо больших полей пшеницы. — Да, это очевидный исход для опасной профессии. — Отвечает Сареф. — Разумеется, но дело не столько в опасностях заказов, сколько в отмирании чувства страха. — Продолжает рассуждение Лука. — Я хочу сказать, что чем дольше ты работаешь авантюристом, тем сильнее притупляется инстинкт самосохранения. Я не говорю, что мы становимся безрассудными или недопустимо беспечными. Я о том, что мы тянемся к опасности, и она нас губит. — Ничего удивительного. Человек может привыкнуть ко многому. В какой-то момент риск перестает волновать. — У Сарефа не настолько большой жизненный опыт, но ему кажется, что понимает собеседника. — Вот и я о том же, вот и я о том же… — А вы уже пересекли эту черту? — Уточняет Сареф. Лука не сразу отвечает, но все же кивает: — Думаю, да. Мне ничего не стоит сорваться охотиться на вампиров или демонов, или сражаться с троллями по грудь в болоте. Однако у меня есть люди, которые могут меня остановить. — И кто же это? — Моя семья, — улыбается Лука. — У меня есть жена и растет сын. Осознание того, что мне еще нужно позаботиться о них, часто отрезвляет. Надеюсь, что и у тебя появятся близкие, которые будут переживать за тебя. Сареф промолчал, так как на этот счет имеет неутешительный прогноз. Вместо этого поднимает руку и показывает на тропку сбоку: — Давайте срежем здесь. Будет очень долго огибать гору. — Хм, дорога довольно запущена. — Спутник внимательно осматривает путь между двух гор. — Обычно такие маршруты не самые безопасные. — Думаю, что конкретно этой не пользуются из-за камней. Телеги тут не проедут. Хотелось бы поскорее вернуться в город, так как мне скоро нужно отправляться в Порт-Айзервиц. — Объясняет Сареф причину спешки. — Ах да, ты же будешь поступать в магическую академию. Ладно, давай срежем. — Соглашается Лука и первым сходит с тракта. День клонится к завершению, а путники все еще не вернулись на главный тракт. Оказывается, тут произошло несколько оползней, из-за чего некоторые участки дороги перестали существовать. В какой-то момент шли по длинному ущелью, а потом спустились к берегу озера, скрытого кольцом гор. Здесь даже есть роща с большими деревьями. И вот эти самые деревья очень не нравятся Луке. — Давай поскорее уйдем отсюда. Дорога продолжается в той стороне, но там был еще один оползень. — Спутник указывает рукой в нужную сторону. — Я поднимусь вон туда. — Палец Сарефа направлен на выступающую скалу. — Оттуда посмотрю, где лучше всего пройти. — Ладно, я подожду тебя тут. — Лука присаживается на большой камень и принимает задумчивую позу. Сейчас нет и следа от беззаботности, которая была при сопровождении великана. Сареф уже исчез за валунами, так что авантюристу только и остается, как смотреть на стаи мух около озера. Минуты складываются в десятки, но Сарефа все еще нет. Лука не сходит с места, так как они могут разминуться. Время идет, но юношу не видно и не слышно. Лука чуть отходит от места ожидания, чтобы лучше видеть скалу над ними. Сарефа по-прежнему не видно. — Решил разведать чуть дальше? — Сам себя спрашивает приключенец, а потом резко поворачивается на странный звук. Это точно не звук природы. Лука выхватывает меч и смотрит на рощу. Подозрения вновь активизируются. Эти белые волосы на деревьях отнюдь не растение или грибы-паразиты. В жизни Лука уже встречался с таким явлением и хорошего в нем было мало. То, что издали можно принять за растущие волосы, на самом деле является остатками паутины. Сейчас обрывки паутины колышутся под ветром почти на всех деревьях рощи. Лука не видит участков со свежей паутиной, но это не значит, что их создателя здесь уже нет. Первоначальный план заключался в том, чтобы не приближаться к роще. Но этот странный звук, похожий на топот множества ног, предлагает бежать отсюда. Лука считает, что получил достаточно нехороших предзнаменований, поэтому быстро ретируется в том же направлении, куда ушел Сареф. Лука не может просто уйти, так как Сареф может вернуться в любой момент. Причем, даже сделать это с другой стороны. Кричать опасно, так как это привлечет внимание не только юноши. Лука решает подойти к той самой скале, на которую хотел подняться Сареф. Но стоило её обогнуть, как понял, что они попали в серьезную передрягу. То, что со стороны рощи казалось единой скалой, с другой стороны оказывается сразу тремя, поднимающими острые пики в небо. И пространство между скалами занято белой паутиной. Лука оглядывает скалы и замечает здешнего хозяина на скале. Огромный паук распластался на отвесной скале и явно ловит кайф от лучей заходящего солнца и нагретого камня. Он довольно высоко, так что может и не заметить Луку, но где же, черт возьми, Сареф? Авантюрист уверен, что Сареф не сунулся бы в логово существа размером с большую телегу. Впрочем, Дьявольский Ловчий, как называют этих созданий, спокойно висит на скале, так что вряд ли только что схарчил юношу. Узор на брюхе существа в виде двух белых перекрестий говорит о том, что перед ним Ядовитый Дьявольский Ловчий. Ядовитые железы высоко ценятся магами и алхимиками, но добыть их очень трудно. Лука оглядывается на рощу, не появился ли Сареф, но видит только двух пауков размером с собаку. По всей видимости, в роще у Ловчего обитает выводок. Скорее всего придется выходить отсюда тем же путем, каким сюда пришли, а после сообщить в гильдии о монстрах. Быть может, на пауков даже заказ уже есть. Тут явно потребуется больше людей и основательная подготовка. Но Лука не может бросить Сарефа, поэтому продолжает наблюдать за окрестностями в поисках напарника. В этот момент большой камень срывается со скалы и падает в пятнадцати шагах от Луки. Последний замирает и даже дышать перестает при виде того, как встрепенулся Ловчий на стене. Видать камень задел паутину или у гигантского паука хорошее чувство на вибрации. Лука смотрит наверх, откуда упал камень, но там никого нет. А вот Ловчий начинает перемещаться в сторону Луки. Ловкие движения огромного создания могут быть завораживающими и даже гипнотизирующими, но Лука отводит взгляд и переходит на бег. Есть шанс, что Ловчий лишь проверит, что это такое упало на его территории, но с каждым шагом Лука понимает, что дела его плохи. Огромный паук лишь немного задержался рядом с упавшим камнем. Не найдя в этом ничего интересного, глаза скального охотника замечают убегающую жертву. Этого вида достаточно для пробуждения инстинкта охотника. Ловчий начинает стремительно догонять авантюриста, который резко перестает бежать и разворачивает перед собой свиток. Магические письмена на свитке вдруг вспыхивают ослепительным огнем, что заставляет Ловчего отпрянуть от жертвы с недовольным щелканьем. Тем временем Лука тянется за вторым свитком, но понимает, что не успевает за рывком чудовищного создания. Конечности Ловчего позволяют совершать головокружительные прыжки и вот-вот это станет последней атакой.
Глава 31
Лука так и не успевает вытащить второй свиток, когда сильный толчок Ловчего отправляет на землю. Конечность паука выбивает из руки меч, в ближнем бою против такого монстра трудно выстоять. Обычно требуется группа щитоносцев и лучников, чтобы сдерживать напор Ловчего, пока остальные будут рубить ноги паука или активировать магические свитки. Ловчий не имеет природной брони, но именно это делает его сверхподвижным и позволяет без труда виснуть на паутине и карабкаться по отвесным скалам. Над Лукой нависает туловище паука, а после ногу пронзает дикая боль. Ядовитое жало воткнулось в бедро, и хищник сразу отпрянул. Лука понимает, что этот бой проигран, яд довольно быстро парализует, а после убивает жертву. Очень скоро тело авантюриста будет подвешено в коконе где-то в царстве паутины. Ловчему даже не нужно подходить к брыкающейся жертве, достаточно ужалить и подождать. Неожиданно тело гигантского паука дергается словно от удара и отлетает на десятки шагов. Оказывается, сзади к скальному охотнику подобрался Сареф и нанес удар в брюхо. Лука уже не может подняться на ноги или дойти до откинутой далеко сумки: нижняя часть туловища не слушается. Остается только наблюдать за схваткой адепта боевых искусств и восьминогого создания. Авантюрист видит, как над плечами и конечностями юноши поднимаются языки белого огня. Юноша становится более подвижным и вполне может соперничать с наскоками противника. «Да! Вот так! Нет, уходи, нет-нет-нет… Вот так! Следи за его ногами», — Лука не может не переживать за результат схватки. И должен признать, что Сареф показывает умопомрачительные вещи для такого юного возраста. За его плечами словно десятилетия пройденных сражений. Никаких лишних движений, каждый удар наносится в нужное место и в правильно рассчитанное время. Перед Ловчим словно играют струи белого пламени, Сареф совершает одну серию атак за другой и при этом умудряется уворачиваться от ответных выпадов. Паук уже лишился трех ног, но так и не смог сбить жертву с ног. Ожидаемо Ловчий разворачивается и пытается сбежать, но Сареф будто ждал, пока враг покажет спину. Быстро догоняет травмированного соперника и прыгает на него сверху. В самой высокой точке прыжка совершает несколько быстрых поворотов вокруг оси, пламя вокруг тела становится быстрее и плотнее. После этого боец устремляется на противника, выставив вперед ногу. «Это уровень мастера?», — спрашивает сам себя Лука, смотря на результат атаки. В вечернем воздухе сияет призрачное копье размером с высокий дом. Сареф не стал падать сверху на врага, а выпустил концентрированную духовную энергию в виде белопламенного копья. Оружие духа пронзает туловище паука, еще пару мгновений освещает округу, а после растворяется в воздухе. Это был смертельный удар. Сейчас Лука уже не чувствует рук и начинаются трудности с дыханием. Сареф поскорее должен ему помочь. Глаза авантюриста отыскивают юношу, тот стоит на коленях и упирается руками в землю. Его тело учащенно дышит. Для него подобная техника наверняка слишком сложная. Если сильно истощить запас энергии духа, то можно даже свалиться без чувств или вовсе умереть. Уже минуту Сареф смотрит на землю перед собой, с лица то и дело срываются капли пота. Это было очень сложно, но отнюдь не схватка с чудовищем сейчас волнует вампира. Неподалеку лежит Лука, которому наверняка требуется помощь Сарефа. Юноша берет под контроль дыхание и встает на ноги. Пошатываясь, подходит к лежащему авантюристу. — Это было несравненно, парень. — Лука говорит с явным трудом. Паучий яд неотвратимо парализует мышцы. — В моей сумке есть универсальный антидот, на время должно помочь… Однако Сареф не идет за сумкой, а просто присаживается рядом. Лука скорее всего решил, что напарник еще не до конца пришел в себя. — А где ты, кстати, был? Я высматривал тебя, но ты будто под землю провалился. Тоже прятался от Ловчего? — Спрашивает Лука, но Сареф молчит с закрытыми глазами. Только глубокое дыхание показывает, что юноша не отошел тихо в мир иной. — Эй, скажи что-нибудь. Ты ранен? — Слышит Сареф и наконец открывает глаза. — Я в порядке. — Отвечает вампир и снова замолкает. — Ладно… Антидот в моей сумке. Цилиндрический флакон с красной нитью. Влей мне его в рот, пожалуйста, пока я еще могу глотать. Только не спутай с фляжкой водки, это мы оставим на потом. — Лука явно пытается посмеяться, но выходит не очень. Сареф не двигается с места и смотрит куда-то на озеро, но явно не следит за чем-то конкретным. — Что-то не так? Я такими темпами окочурюсь. Эй, парень! — Парализованный напарник пытается привлечь внимание. — Всё в порядке. Всё так, как и должно быть. — Ровным голосом отвечает Сареф и продолжает игнорировать просьбу о помощи. — Нет, что-то явно не так. Расскажи, я помогу тебе. На то и нужны товарищи, не так ли? — Верно, но здесь помощь невозможна. — Качает головой Сареф. — Ладно, но ты хоть расскажи. — Не унимается Лука. Сареф оглядывается по сторонам и вздыхает. Говорить об этом не хочется, но во всяком случае это единственное, что Сареф может подарить понравившемуся напарнику. — В том рейде на вампиров я вовсе не пытался покрасоваться. Я хотел как можно скорее устранить их, чтобы в округ не прибыли охотники на вампиров. — Хм, и зачем тебе это? — Спрашивает Лука. — Я и сам вампир, Лука. Это вопрос выживания. Солнце уже скрывается за горами, вся местность заполнена золотым светом. Именно здесь Сареф впервые раскрыл самый важный секрет. В другом случае никогда бы так не поступил, но это особая ситуация. — Ничего себе… — Бормочет Лука. Он явно потрясен, ведь Сареф сумел выстроить себе положительный образ и пройти многочисленные проверки. И услышанное приводит к другому заключению: Сареф бы ни за что не стал говорить этого. — Спасибо за объяснение. Теперь я понимаю. Ты не можешь допустить, чтобы кто-то узнал от меня, что ты сделал в той деревне. Верно? — Вместо ответа Сареф просто кивает. — И раз ты раскрыл секрет, то в Масдарен я не вернусь. — Развивает мысль Лука. — Мне жаль. — Сареф опускает голову. Яд уже заканчивает смертоносное дело. Совсем скоро паралич затронет дыхание, и Лука просто задохнется. — Знаешь… а я действительно считал… что ты специально пробрался в деревню… за славой. — Авантюристу уже не хватает дыхания, приходится брать паузы. — Я это осознавал, но не мог довериться. Это единственный способ точно сохранить секрет между нами. — Аха… у меня не получилось… дожить до старости. — Лука начинает быстро дышать, но не может толком расправить легкие. — Не будешь… пить мою кровь? — Учитывая паучий яд в ней, не самая хорошая идея. — Грустно улыбается Сареф. — Да… уж. — Лука явно пытается улыбнуться, но парализованные мышцы лишь создают страшную гримасу. — По правде говоря, дело не в этом. Я не кровожаден, и охота за человеческой кровью не является целью моей жизни. И я не хочу доставлять тебе новых мучений. — Пожимает плечами Сареф. В этих словах максимально искренен. — Я запомню урок и придумаю дополнительную защиту своего секрета, чтобы в дальнейшем никогда больше не повторять сегодняшний день. — Да… будь так добр. По складу ума… трудно назвать… убийцей. — Это были последние связанные слова Луки. В течение пары минут состояние резко ухудшилось, говорить он уже не мог, только лихорадочно пытался вдохнуть больше воздуха. Перед самым концом его чуть трясло, порывался что-то сказать, но лишь хрипел, а из глаз текли слезы. «Можно сколько угодно храбриться, но умирать всегда страшно», — Сареф не помнит, где слышал эту фразу, но это явно было когда-то в прошлой жизни. Его собственная смерть была болезненной, но довольно быстрой, так что вряд ли он успел это осознать. Солнце полностью скрылось за горизонтом, а Сареф встает на ноги. Через два часа стоит перед стеной гудящего огня. Сначала похоронил Луку, а после поджег рощу перед скалами. Выводок Ловчего спешно покидал зону пожара, где их уже ждал Сареф с мечом Луки. Здесь не было ни одного паука размером с Дьявольского Ловчего, которого Сареф натравил на товарища сброшенным камнем. Сухое дерево, листья и паутина: всё загорается довольно легко. Вокруг рощи лежат тела пауков, которые больше противны, чем опасны для вампира. Именно про этих пауков Сареф нашел заказ в гильдии перед сопровождением великана, поэтому заранее знал, как сюда пройти и что их будет ждать. Больше нельзя допускать ошибки при планировании. Сареф в последний раз проверяет рюкзак. Сложил все личные вещи Луки, чтобы передать семье, а также вырезал железы из тела большого паука. Во-первых, это послужит доказательством того, что на них действительно напал Ловчий. Во-вторых, он сможет их продать за звонкую монету. Сейчас Сареф не в том положении, чтобы воротить нос от грязных денег, когда они уже в его руках. Вампир растворяется в ночном мраке и направляется в сторону Масдарена. Дело еще не доведено до конца, нужно сообщить в гильдии о трагической гибели Луки. Смерть авантюриста не является чем-то из ряда вон выходящим, но каждый случай неизбежно привлекает внимание. Благодаря уничтожению Ловчего и его выводка, в межгорье не будут отправлены авантюристы, а значит, не будут обнаружены улики, которые Сареф мог пропустить. Но даже, если там кто-то и появится, то обнаружит просто следы боя, а если вдруг осквернит могилу, то найдет лишь рану от ядовитого жала паука. Сареф считает, что предусмотрел всё, чтобы никто и никогда не узнал, что на самом деле случилось на берегу горного озера где-то в стороне от основных дорог.Глава 32
Быстрым темпом без остановок Сареф добирается до Масдарена на следующий день. Перед этим зашел в деревню, где убил вампиров, и забрал мешок с книгами из колодца. Увы, но язык каждой из трех книжек оказывается незнакомым. Выкидывать Сареф не стал, так как они были почему-то важны для тех кровопийц. Солнечный свет проникает через окна гильдии и оставляет на полу яркие пятна. Однако вести о завершении миссии не под стать прекрасной погоде. Авантюристы свернули с основной дороги и нарвались на Дьявольского Ловчего, гигантского паука, живущего среди скал, ущелий и каньонов. Сареф и Лука разделились перед тем, как попасть в поле зрения Ловчего. Лука был отравлен, а Сареф не успел ему помочь из-за боя с монстром. Именно так юноша предоставил информацию в гильдии. По мрачному лицу незнакомого распорядителя понятны мысли даже без ментальной магии. Лука не являлся мастером в чем-то, но был опытным членом гильдии и часто брал шефство над новобранцами. Гибель таких людей никогда не проходит бесследно. Сареф также сообщил, что с пауками покончено, но не стал говорить о заказе со стены. Распорядитель сам о нем вспомнил и выплатил вознаграждение и забрал ядовитые железы. Гильдия имеет нужные торговые связи, чтобы выступать посредником для продажи ингредиентов из чудовищ. Перед уходом Сареф спросил, где находится дом Луки. Объяснил тем, что хочет сам рассказать семье о гибели авантюриста и передать его личные вещи. Распорядитель заметно расслабился, так как сообщение таких вестей — это его работа. Довольно неприятная работа, поэтому без лишних вопросов рассказал о том, как пройти к его дому и еще попросил передать кошель с деньгами вдове. Насколько слышал Сареф, гильдия в случае смерти выплачивает семье авантюриста некую сумму денег. Вампир вышел из гильдии и быстро дошел до указанного дома. Сейчас стоит перед зеленой дверью в ожидании отклика на стук. Домик не выглядит слишком роскошным, крыша осела на бок, глина стен потрескалась во многих местах. Но даже это куда более лучший дом для того, кто не имеет своего угла. Рядом в маленьком загоне бегают куры и валяется весьма упитанная свинья. Хлипкая дверь открывается и выглядывает пятилетний сын Луки — Морик. Напарник успел немало рассказать о семье по дороге. Следом появляется жена по имени Лана, русоволосая женщина во много раз перестиранном платье и сером платке на голове. Она рукой придерживает сына и спрашивает о причине визита. — Здравствуйте. Меня зовут Сареф, я из гильдии. Могу войти? Женщина кивает и отходит от двери. Сареф входит в дом и оказывается в царстве растений. Высушенные стебли и цветы свисают с потолка, занимают полки и аккуратно разложены на подстилке около очага. В целом внутри куда уютнее, чем снаружи. По рассказам Луки Сареф помнит, что Лана занимается сбором лекарственных трав, которые потом продает в аптеки. Сареф оборачивается и замечает трясущиеся руки женщины. Морика нет, так как Лана отослала его покормить кур. Женщина пытается унять дрожь, хватает пучок растений и начинает отрывать от него листья. Перед ней стоит чан с уже большим количеством листьев. По всей видимости, Сареф пришел в разгар работы. Авантюрист понимает причину дрожи рук женщины. Она знает, что Лука ушел на задание. И раз вместо него пришел другой авантюрист, то с Лукой что-то случилось. Наверняка хочет спросить и одновременно пытается отсрочить знание. Тянуть не имеет смысла. — Ваш муж погиб на задании. Мне очень жаль. — Говорит Сареф с опущенной головой. — Я принес его вещи. Сареф достает из рюкзака сверток вещей Луки. Их не очень много, но могут иметь ценность для Ланы. Помимо полезных в походе вещей вроде лекарственных пилюль и иголок, на столе оказываются нашивка гильдии, фляжка с водкой и неказистый деревянный браслет. Дерево давно почернело, но все еще видны вручную вырезанные узоры. Лука нес браслет в мешке, и сначала Сареф не стал его брать с собой, но после вспомнил серебряные браслеты в руке Стефана. [Отсылка к филлерной главе «Помолвка». Прим. автора]. Для Сарефа это просто грубо сработанное украшение, а вот для Ланы скорее всего ключ к одним из самых лучших воспоминаний. Вдова делает вид, что продолжает работу, но слишком сгорбившаяся фигура и подрагивающие плечи выдают с головой. Сареф знает, что никак не сможет утешить женщину, да и вряд ли хоть у кого-то получится. Последними юноша кладет на стол кошель из гильдии и меч Луки. Компенсация семье — это довольно прогрессивный шаг для этой эпохи, но сумма все равно небольшая. Поэтому еще до прихода Сареф добавил в кошель две трети своего совокупного заработка за конвоирование великана и уничтожение пауков. Такой суммы семье хватит надолго. А вот меч им, наверное, не очень нужен, но они всегда смогут его продать. Сареф сделал всё, что хотел, поэтому тихо вышел из дома. Слух вампира даже через дверь слышит плач Ланы. А вот Морик рядом с домом с удовольствием гоняется за курицами с палочкой, а после со смехом пытается убежать от петуха. Сареф подходит к перегородке и подзывает к себе ребенка. Морик сразу бросает игру и послушно подходит ближе. — Это тебе от папы. — Протягивает Сареф игрушечный деревянный меч. Лука во время пути без конца делился планами на жизнь, в том числе о скором шестилетии сына. Загодя заказал у столяра деревянный меч и хотел подарить по возвращению в Масдарен. Сареф вместо Луки закончил это дело. — Спасибо! А когда папа придет? — Спрашивает Морик, но Сареф делает вид, что не слышит и уходит. Однако слышит, как ребенок бежит домой хвастаться матери потрясающим подарком от папы. Юноша даже и не заметил, как пришел к гостинице, не слишком веселые мысли занимали всю обратную дорогу. Рука снова начинает покалывать, а потом проклятье начнет рвать кости и мышцы изнутри. Но пока Сареф только рад этому, боль тут же выметает из головы любые переживания. Сегодня его последний день в Масдарене, на закате покинет город, чтобы отправиться в Порт-Айзервиц. Сразу по двум причинам хочет сделать на ночь глядя: чтобы допить кровь в подземном хранилище и как можно меньше оставаться в этом городе. С минимальными пожитками Сареф освобождает комнату и идет в гилд-холл на встречу с Микелем. Тот уже услышал о смерти Луки и посочувствовал гибели напарника. С последними напутствиями провожает Сарефа у дверей гильдии, а потом еще подтянулись Марк, Герда и Стефан с пожеланиями удачи. Через полчаса Сареф выходит из города в направлении столицы Манарии. Питание кровью в лесной чаще не заняло много времени, но перед уходом Сареф повторно закапывает вход в подземную комнату и притаптывает землю. Дополнительно укрывает вход кустарником и исчезает в сумраке. Лопату броском отправляет на поле той самой фермы, с которой её позаимствовал, и наконец вышел на тракт. Близ Масдарена даже ночью можно встретить людей в виде патрулей стражи или авантюристов, караванов торговцев, которые не успели дойти до города, и просто бродяг. Миля за милей Сареф всёдальше уходит в сторону столичного округа, который носит название Солнечного Синода. Нетрудно догадаться, что названо с оглядкой на культ Герона. В Порт-Айзервице нужно быть еще осторожнее, так как там сосредоточены куда большие опасности для вампира. Многочисленные храмы бога солнца, резиденция охотников на вампиров, академия магов, школа боевых искусств и штаб-квартиры по крайне мере нескольких рыцарских орденов. Очень много тех, кто не пожелает видеть в столице вампира и будет достаточно силен, чтобы сказать это на языке силы. Но при этом столица имеет и свои слабые стороны. Она в несколько раз больше Масдарена. По слухам в Порт-Айзервице проживает от восьмидесяти до ста тысяч человек. Осторожному вампиру там спрятаться будет куда проще, чем в менее населенном городе. И не стоит забывать, что преступных гильдий, подпольных магазинов и прочей теневой инфраструктуры там тоже больше, чем где бы то ни было в королевстве. Сареф является полноправным членом гильдии авантюристов, этот статус откроет многие двери, главное правильно постучать. А если успешно поступит в академию магии Фернант Окула, то поднимется еще выше, так как маги находятся чуть ли не на самом верху социальной лестницы. Конечно, сначала Сареф станет аколитом, которому никто в ноги кланяться не будет. Но при этом и дорогу переходить тоже, ведь любой подмастерье рано или поздно может стать мастером. А пока что перед Сарефом от трех до пяти дней дороги в округ Солнечного Синода. Можно двигаться со скоростью вампира, но на тракте делать это опасно, лучше перемещаться без повышенного внимания со стороны других путешественников. Микель подробно объяснил дорогу в Порт-Айзервиц, но даже без этого вампир бы не заблудился. «В Манарии все дороги ведут в столицу». Эта мысль напомнила о Рим, но в последнее время с ней не виделся. Вероятно, снова отправилась на какой-то заказ для получения рекомендации. Сареф не удивится, что при следующей встрече окажется должен уже три кружки пива в качестве процента за долгое отсутствие. Стандартный срок обучения в академии обычно равняется четырем годам. И еще до двух лет можно провести для проведения исследований или дополнительного обучения у наставника по конкретной специализации. Довольно долгий срок, но для профессии чародея довольно оправдано, так как именно волшебников можно назвать самыми умными людьми. Для правильной работы с чарами требуется знать и уметь куда больше среднестатического человека. А после завершения обучения еще пять лет отработать в гильдии авантюристов. Это не будет сложно, но трудно загадывать настолько далеко. Пока что нужно решать самые ближайшие задачи, а именно поступление в академию и избавление от проклятья.Глава 33
Большая часть пути в столицу пролетела без значимых событий. Сареф без устали шел по главному тракту, беседовал с купцами и даже несколько раз был остановлен патрулем. Впрочем, нашивка гильдии авантюристов всякий раз помогала уходить из-под внимания. Насколько Сареф понимает, сейчас действительно во всем королевстве происходит неожиданный всплеск активности различного рода опасностей. Уже три раза мимо юноши проскакал целый отряд закованных в броню рыцарей. Главный тракт охраняется очень хорошо, ведь не только рыцари его патрулируют, но еще и другие авантюристы и городские стражники, если поблизости есть крупное поселение. Дорога из Масдарена в Порт-Айзервиц пересекает почти все города между ними, так как изначально строилась именно купеческими караванами. Сареф уже пересек границу Солнечного Синода, как называется столичный округ. Остался один день и вскоре увидит столицу Манарии. Чтобы подойти к Порт-Айзервицу в дневное время суток, Сарефу приходится придерживать шаг и останавливаться на отдых, как и другим путешественникам. Сегодня Сареф остановился в Гимеральте, небольшом городе, основанном на реке Форсокле. Река здесь достигает ширины в полкилометра, самая полноводная и глубокая река в Манарии. Это позволяет развиваться речному судоходству, поэтому в Гимеральт больше торговцев и товаров приходит по воде, нежели по суше. В связи с торговлей в городе довольно много постоялых домов и гостиниц на самый разный уровень обеспеченности. У Сарефа деньги есть, но выбирает что-то недорогое. Никогда не знаешь, когда экстренно понадобятся деньги, поэтому стоит экономить. Постоялый дом под названием «Весло и багор» стоит совсем рядом с пристанью, поэтому здесь полным полно матросов и купцов. Обычная еда вампиру не нужна, поэтому Сареф сразу заперся в небольшой комнатке на самом верхнем этаже. Ночью поохотился за пределами тракта, так что сегодня можно будет прожить без крови. Вместо отдыха Сареф вновь и вновь повторяет «Поверхностное чтение» и «Обратную энтропию». Именно эти заклятья будет демонстрировать на экзамене, поэтому практика лишней точно не будет. Благодаря тренировкам уровень освоенности умений повышается и сейчас уже равен 3,7 % у ментальной магии и 2,4 % у магии Хаоса. Три очка характеристик, полученных за победу над Дьявольским Ловчим, Сареф сейчас попробовал вложить в Интеллект, но какого-то особого эффекта не ощутил. Где-то за окнами заиграла музыка, множество людей предаются веселью и пьянству, и ничего с этим не поделать. Звукоизоляция в домах этого мира отвратительная, особенно для вампирского слуха. Сареф прекращает тренировку и спускается на первый этаж. Лавируя в толпе, выходит из гостиницы в сторону набережной. То место кажется более тихим, однако, не успел Сареф расслабиться, как шум прилетает уже со стороны реки. У пристани пришвартован большой пузатый корабль, освещенный яркими огнями. Зрение позволяет разглядеть столы, которые занимают почти всю верхнюю палубу. Догадаться о мероприятии на борту нетрудно: там играют в «войну королевств». Этакое плавучее казино со свободным входом. Спасибо Рим, юноша знает правила, некоторые хитрости и трюки, а также владеет личной колодой. Юноша решает подняться на борт и последить за игрой. Если обстановка поспособствует, то даже можно будет сыграть. В прошлый раз получилось заработать больше одного золотого. Возможно, и здесь получится что-то выиграть. Если Сареф снова будет жульничать, то это гарантированно, но с другой стороны довольно опасно. На корабле могут быть средства противодействия магическому шулерству. Несмотря на то, что подняться на корабль может любой, приходится заплатить за вход десять медных монет. Вероятно, таким способом борются с праздными зеваками и получают дополнительный доход. Сареф оказывается на палубе, где сделано всё для хорошей игры. Множество столов и стульев, снуют девушки с напитками и играют несколько музыкантов на отдалении. Сареф проходит мимо столов и пока наблюдает за другими игроками. То и дело где-то раздаются веселые возгласы и призывы сыграть. Посетители состоят из местных жителей и приезжих совершенно разных профессий, возраста и внешности. Вот уж действительно азарт и деньги объединяют людей. — Внимание, внимание! — Начинает горланить матрос с мачты. — Объявляется розыгрыш на игру с капитаном Феодором. Победитель получит возможность сыграть с капитаном «Тонущего тролля» и выиграть ценные призы. «Забавное название для корабля. Надеюсь, сегодня не оправдает его». Сам розыгрыш незамысловат: желающие тянут из мешка выструганные дощечки, которые обычно используют для покупки карт во время игры. Среди них есть одна отличающаяся, хотя на ощупь это точно не определить. Сарефу интересно посмотреть, что за призы предлагает капитан корабля-казино, поэтому делает вид, что наклоняется за чем-то, но на самом деле делает пасс рукой и активирует «Поверхностное чтение». В прошлый раз магия здорово выручила, поэтому Сареф не сомневается, что сейчас будет иначе. Главное — не заиграться. Юноша стоит в очереди и наблюдает за содержимым мешка с помощью внутреннего ока. Через некоторое время замечает дощечку, которая отличается от остальных. Если кто-то перед ним её не вытянет, то сможет достать из мешка. Вскоре подходит очередь Сарефа, в мешке осталось не так уж много предметов, так что авантюрист без труда достает нужную. Матрос громко объявляет о победителе и приглашает в капитанскую каюту. Перед входом на нижнюю палубу стоят два вооруженных охранника. Выглядят солидно и уверенно. Вероятно, без них никак, так как порой нужно выкидывать на пристань напившихся игроков и разнимать драки. Но именно здесь они будто охраняют то ли капитана, то ли какие-то ценности. Каюта капитана блистает роскошью: множество занавесок, штор и ковров алого и пурпурного цветов, позолоченное оружие на стенах, серебряная утварь и аромат благовоний. Хозяин каюты точно зарабатывает солидные деньги. На множестве подушек сидит бородатый мужчина в свободном белом халате, в одной руке держит трубку со странным табаком, обычный пахнет не совсем так. В другой руке зажат бокал с вином, запах жидкости нюх Сарефа может почувствовать даже через табачный дым и аромат дымящихся курильниц по углам каюты. — О, так вот какой сегодняшний победитель. — Капитан «Тонущего тролля» поднимает смуглую руку с бокалом в своеобразном приветствии. По состоянию кожи видно, что он часто проводил время под палящим солнцем, никакая дорогая одежда и украшения не придадут его облику аристократичность. — Здравствуйте, капитан Феодор. — Сареф садится напротив. Между ними стол с фруктами, напитками и, разумеется, картами. — Можно просто Фео. Никогда тебя не видел прежде. — Капитан наливает гостю полный бокал вина. — Любишь играть? — Думаю, что да. — Просто отвечает юноша и кивком благодарит за угощение. — Отлично. Раз ты новенький, то объясню суть. Сыграем пять партий. За каждую победу можешь забрать из этой комнаты что угодно. — Фео обводит руками каюту. Забирать тут действительно есть что: много редкого оружия, украшений, различных статуэток и прочих предметов. — А если проигрываешь, то я беру символическую плату в пять серебряных. У тебя же есть такие деньги? — Есть. Позволите вопрос? — Конечно. — А почему ваши условия хуже, чем у меня? Я вижу вещи, которые дороже пяти серебряных. Вы можете проиграть куда больше, чем соперник. — Ну это… — Фео чешет горбинку носа. — Мне просто скучно. А еще я богат и делаю, что хочу. Этого достаточно? — Этого более чем достаточно почти для любого безумства. — Соглашается Сареф. — В самую точку, юноша. — Смеется владелец корабля. — Тогда давай играть. Первая партия. Даже карты Фео очень дорогие, сделаны из очень гибкого материала с невероятно детализированными рисунками. Сареф тасует колоду и раздает по пять карт себе и оппоненту. Тем временем капитан трет камень на своем перстне и вдруг «Поверхностное чтение» перестает работать. Внешне Сареф не подал виду, что что-то произошло, но внутренне напрягся. Пока что сделал вид, что заинтересовали действия Фео. — Это что, счастливый амулет? — Авантюрист показывает на перстень с большим зеленым камнем в виде колеса. — Это? — Фео поднимает руку. — Нет, это волшебное кольцо. Оно разрушает чары вокруг. «Вот так-так», — подумал Сареф: «Вряд ли он знал, что я активировал ментальную магию, скорее всего на всякий случай использовал». — К вам приходят чародеи? — Пару раз играл с волшебниками. — Пожимает плечами Фео. — Один чуть ли не раздел догола, пришлось купить этот перстень. Я вычислю любого шулера, но против магии внимательность не работает. Надеюсь на понимание. — Ну, мне-то всё равно, просто поинтересовался. — Сареф делает безразличный вид. Весь расспрос был для того, чтобы без подозрений пялиться на перстень, чтобы Система показала информацию о нем.Предмет: Кольцо противодействия магии Уровень предмета: B Описание: предмет, зачарованный на разрушение заклятий. Испускает импульс, который обнуляет вокруг пользователя магию. Успешность зависит от силы заклятия и уровня освоенности. Чем сильнее и выше, тем меньше шанс, что кольцо аннулирует магию. В предмете два заряда, подзарядка займет три часа. Активация: потереть камень на кольце.
«Так. Артефакт можно использовать только два раз в три часа. Значит, есть шанс, что он снова может попробовать использовать его». — Размышляет Сареф, но повторно сотворить магию в присутствии Фео довольно проблематично, так как он наверняка заметит пасс рукой. — Итак, приступаем? — Спрашивает капитан. — Приступаем. — Кивает Сареф и проверяет, какие карты достались.
Глава 34
Первую партию Сареф проиграл. Все же без «Поверхностного чтения» приходится полагаться на удачу и расчет. Вторая партия в самом разгаре, и противник выкладывает сразу четыре карты на стол в опасной комбинации. У Сарефа в руке осталось только две карты, и то это Священный Гимн из ковенанта Путей Пилигримов и Некромант из Алавита ковенанта Ночной Империи. Карты друг с другом не работают, игровой валюты не осталось, поэтому Сареф сдается. Капитан корабля кивает и благодарит за партию. Вот уже десять серебряных уходит из кармана вампира. Сареф еще не так опытен в этой игре, так что нужно придумать, как незаметно активировать магию. Без пассов у него точно не выйдет. — Можем сделать перерыв? Природа зовет. — Спрашивает Сареф. — Разумеется, терпеть не стоит. Вон за той дверкой мой aramra’en. — Фео рукой показывает на боковую дверь у входа в каюту. Сареф не знает перевода странного слова, вероятно, Феодор выучил в плавании под другим странам. Как-то так изъяснялся и купец Гафар. За дверкой действительно оказывается персональная уборная, похоже, что капитан может себе позволить не справлять нужду у борта корабля. Закрыв дверь, Сареф повторно активирует «Поверхностное чтение». Чтобы не вызвать подозрений, малую нужду тоже справил. Уже на выходе приходит интересная мысль, как можно будет скрыть пассы в случае чего. Сареф открывает дверь, выходит и специально бьется лбом о низкий дверной проем. Приходится даже изобразить вскрик. — Осторожнее. — Говорит капитан. — Там довольно низко. — Ничего страшного, вроде не сильно приложился. — Успокаивает Сареф. — Приношу свои извинения, попрошу матросов потом выпилить слишком низкую балку. — Не стоит утруждаться, это просто я неуклюжий. — Отмахивается юноша и тасует карты на третью партию. Авантюрист не удивлен от того, что Фео снова потер перстень и заклятье перестало работать. Он точно привык быть настороже, когда дело касается денег и игр. Ну что же, ради этого и ударился лбом. Теперь Сареф может законно поглаживать ушибленное место и скрыть тем самым пасс рукой. К счастью, не самый правильный жест все же срабатывает. Сареф сквозь рубашки карт видит всю руку противника, а также карты в общем банке. С таким шулерством ничего не стоит обыграть противника, нужно лишь выбрать наилучшие ходы и составить правильные комбинации. Знание всех карт дает возможность не попадать в ловушки и получать нужные карты. Спустя семь ходов капитан корабля загнан в ловушку победной тактикой. — Поздравляю. — Поражение будто совсем не смутило Фео. — Теперь можете выбрать что-то из этой каюты. Но прошу не сходить с места. «Ясно, значит, нельзя подойти и оценить предметы, остается полагаться только на внешний вид», — Сареф осматривает стеллажи с оружием, украшениями и редкими сувенирами. По сравнению с другими победителями у Сарефа есть Система. Как и ожидалось, некоторые предметы в каюте являются магическими артефактами, но не очень сильными. Вдруг взгляд падает пыльную коробочку в дальнем углу большой полки. Предмет выглядит как куб, и на каждой грани искусно выполнена головоломка с рунами.Предмет: Фолин Нумерик Уровень предмета: S Описание: древний артефакт, изготовленный безумным демоном-арифмомантом. Манипулируя сочленениями куба и составляя нужный порядок рун, можно менять законы пространства вокруг пользователя. Создатель утверждал, что можно составить тысячи комбинации рун, но только часть окажет эффект, а некоторые могут даже нанести вред. Впрочем, знание формул арифмомант унес с собой в могилу. Активация: неизвестно.
Если судить по описанию, это просто невероятная вещь. К тому же ранг S указывает на легендарность вещи. Польза артефакта вполне может быть соизмерима с Маской друида-предателя. Вот только Система не даст, конечно, готовых формул. Головоломки куба придется решать самому, а шанс успеха очень мал, тут Сареф не питает иллюзий. — Я хочу вон ту вещь. — Палец указывает вовсе не на Фолин Нумерик. Этот предмет хочет забрать, выиграв последний раунд, чтобы у капитана не оказалось возможности отыграться. Так как остальные артефакты совсем уж бесполезные для Сарефа, то сейчас выбирает ожерелье с драгоценными камнями. Деньги порой полезнее магии. Фео кивком одобряет выбор и отдает украшение Сарефу. — Вот ты и отбил проигранное, это дорогое украшение, главное найти толкового и честного ювелира. — Капитан вновь садится перед оппонентом. — Спасибо за совет. Продолжаем? — Продолжаем. Четвертую партию Сареф специально проиграл, но изображал отчаянную борьбу. Нельзя допустить, чтобы победы вызывали подозрение в обмане. Теперь настает черед финальной игры, где Сареф чуть было не проиграл, но в конце умудрился составить настоящий фронт из девяти карт и двух карт глобальных условий. Это безоговорочная победа. — Да… Неплохо, неплохо. — Проговорил Фео. — Но победа есть победа. Выбирай. Теперь-то Сареф указывает именно на Фолин Нумерик. Капитан посмотрел в нужную сторону и переменился в лице. Сареф не понял, что это, раздражение или отчаяние. — Эту головоломку? — Фео быстро вернул спокойное выражение лица. — Она же ничего не стоит. Здесь есть очень дорогие безделушки. Почему именно эта вещь? — Мне нравятся такие вещи. К тому же выглядит старой, так что может заинтересовать коллекционеров. Я твердо уверен, что хочу её. — Хм… — По поведению Фео можно заключить, что совсем не хочет отдавать эту вещь. — Подожди минуту. Капитан «Тонущего тролля» куда-то уходит, а возвращается уже не один. За руку тащит кого-то в плаще, который слишком уж велик для ведомого. Закрыв дверь, сдергивает плащ, под которым оказывается девочка с грязными и спутанными волосами. На шее виден миниатюрный ошейник, перед ним рабыня. Но не это больше всего удивляет, а уши. Они чуть заостряются, что явно указывает на эльфийскую расу. Девочка дрожит и прячет лицо руками. — Предлагаю обмен. — Отвечает Фео на немой вопрос Сарефа. — Я не нарушаю свои правила, поэтому предлагаю честный обмен твоего приза на эту эльфийку. — И что мне с ней делать? — Юноша делает вид, что до эльфки нет никакого дела. — Да ничего можешь и не делать, если не хочешь. — Пожимает плечами капитан корабля. — Но эту девочку похитили из Фрейяфлейма. Только позавчера погрузил себе на борт у границ королевства для продажи. Нетронутый товар, богатеи из столицы могут выложить за неё сотни золотых. — Работорговля запрещена в Манарии. Вместо честного обмена я вижу только кучу мороки. — Качает головой Сареф. — И что? Тебе есть дело до законов? — Не то чтобы, но я не работорговец. Если влезу, то скорее всего попадусь. Я ничего от этого не выигрываю. Так что давай заберу выбранную вещь, как мы договаривались, и пойду. Феодору действия и слова Сарефа наверняка ломают все шаблоны. Сначала выбрал действительно ценную вещь, на которую никто и никогда не должен был обратить внимание. Потом еще отказывается от чрезвычайно дорогого товара. Сареф же действительно не хочет влезать в работорговлю, ему нужно поддерживать имидж честного авантюриста и будущего выпускника Фернант Окула. — Ладно. Дай еще некоторое время. — Капитан выталкивает эльфку и сам выходит из каюты. Сареф вздыхает, но послушно остается ждать. Вдруг Фео принесет что-то такое же ценное. Тем временем вампир забирает предмет с полки и усаживается за стол. Руны на гранях совершенно незнакомы, причем вблизи грани не совсем ровные, а выпуклые. Юноша вертит головоломку, напоминающую кубик Рубика из прошлой жизни, но куда сложнее. На каждой стороне по двадцать пять рун, а механизм позволяет перемещать не только по горизонтали и вертикали, но и по диагонали и даже проворачивать определенные области на любой грани, не затрагивая другие. Минут десять Сареф пытается понять хоть какие-то закономерности, но все тщетно. Если что-то сейчас и получится, то только случайно. До слуха доносится открытие двери. Сареф поворачивается и видит не Феодора, а снова ту самую рабыню. Её зачем-то приодели и причесали, но помыть голову времени явно не хватило. В руках девочка с трудом держит поднос с бутылью и кружкой. Подходит к столу и кладет поднос рядом с авантюристом, а потом наливает в бокал и предлагает Сарефу. Тот берет и делает вид, что пригубил, но на самом деле пить не стал. Фео кажется способным на любую подлость, лишь бы добиться цели. Ребенок-эльф, которому по человеческим меркам можно дать лет восемь-десять, никуда не уходит, а просто стоит рядом. Ей вытерли лицо насколько это возможно, так что теперь можно разглядеть вполне миловидное лицо с серым оттенком глаз. Она будто что-то ждет от Сарефа. — Что-то нужно? — Прямо спрашивает вампир. Спросил тихо, но эльфийка все равно вздрогнула. — Хозяин приказал обслужить. — Еще тише отвечает девочка. — Ну, выпить уже принесла, можешь идти. — Нет, хозяин приказал обслужить полностью. — Из её глаз потекли слезы. Вампир вздыхает и оглядывает с ног до головы собеседницу. — Ты мне в дочери годишься. Приходи лет через десять. — Что правда, то правда. По меркам этого мира Сареф считался взрослым уже лет в пятнадцать. Девочек могут выдать замуж уже в двенадцать, и это считается нормой, хоть и не для прежней жизни, где Сареф получил совсем другое воспитание. — Нет, хозяин запретил уходить, пока не закончу. — Можно сказать, она до ужаса боится Феодора. Участь рабов незавидна. — Можешь посидеть в углу, а потом скажешь, что дело сделано. А теперь помолчи. — Сареф с головой уходит с разгадывание секрета головоломки. Щелчки сопровождают каждый поворот, уже испробовано много комбинаций, но ничего не получается. Разных рун Сареф насчитал уже пять десятков. Через некоторое время юноша со сдерживаемым раздражением откладывает артефакт. Пока что он ему не по зубам, стоит попробовать утром. Сареф встает и потягивается, и в этот момент открывается дверь в каюту. На пороге стоит Феодор с внушительным мешочком. — Слушайте, я не передумал, это последние торги. — Сареф действительно вымотался и хочет поскорее покинуть накуренную каюту. Судя по всему, капитан судна не нашел ничего лучше, кроме как большого количества денег.
Глава 35
За Фолин Нумерик капитан предлагает внушительную сумму денег, но Сареф отказывается. Ценность этого артефакта нельзя измерить количеством монет, так как купить подобный предмет вряд ли когда-нибудь получится. — Слушайте, мне этот предмет действительно очень важен. Я корю себя за то, что забыл убрать его. — Теперь Феодор пытается уговорить. — Я обещал отдать этот предмет очень важному человеку. Очень важному и опасному. А в последней фразе явно слышна угроза, но юноша беззаботно пожимает плечами. — Я честно выиграл. Вы сказали, что я могу забрать что угодно из этой каюты. Без исключений. — Конечно, Сареф выиграл совсем нечестно, но капитану знать это не нужно. — Думаю, эти деньги пригодятся для компенсации тому, кому вы обещали головоломку. Позволите? — Хорошо, я вас понял. Желаю хорошей ночи. — Неожиданно легко отступает Феодор и освобождает проход к двери. Сареф выходит из каюты и идет по полутемному трюму в сторону лестницы на верхнюю палубу. Двое охранников по-прежнему стоят рядом со скучающим видом. Сумрак не мешает видеть их во всех деталях, а слух различает опасный звук, когда вампир проходит между ними. Рефлекс срабатывает, и Сареф делает резкий прыжок вперед, чтобы уйти от ножа. Похоже, капитан твердо намерен забрать артефакт, раз решил пойти на крайние меры. Охранники явно подумали, что Сареф хочет пуститься в бегство, но тот вдруг разворачивается и прыгает обратно. Толчок не выглядел впечатляющим, но оба человека бандитской внешности полетели в сторону каюты Фео. Сарефу не нужна энергия духа ни для маскировки, ни для реального использования. Хватит лишь вампирской силы и скорости. Охранник с левой стороны встает первым, но отлетает в сторону от удара Сарефа. После такого точно не встанет. Второй тоже вскакивает и даже успевает замахнуться кинжалом, но резкий удар ломает запястье как высохшую ветку. Потом Сареф использует тело бандита в качестве тарана и вышибает дверь каюты. Первым, кого увидел Сареф, был Феодор. Капитан лупил рабыню, когда дверь в каюту разбивается в щепки телом незадачливого охранника. Владелец плавучего казино ошарашенно смотрит на лежащего человека. — А это снова я. — Говорит Сареф. — Господин Фео, по-моему мы не совсем друг друга поняли. Давайте я объясню доходчивее. Капитан выхватывает нож из халата, но Сареф выбивает его болезненным ударом. Сейчас стоит сдерживать силу, так как убивать владельца корабля юноша не собирается. Это может доставить куда больше проблем, чем пользы. Раскрытой ладонью вампир бьет по уху, из-за чего капитан валится на бок. Пытается встать, но Сареф хватает за голову и бьет лицом об стол. Приходится бить максимально осторожно. Капитан лежит на полу и закрывает лицо руками. — Стой, подожди. — С трудом говорит Фео. Сареф присаживается на корточки рядом с ним. — Я не просто так это делаю. — Начинает оправдываться Феодор. — Он меня убьет, если скажу, что проиграл артефакт. Пожалуйста, позволь мне заплатить хоть всем на корабле! Я могу дать даже больше! Кто бы это ни был, капитана он пугает до чертиков. Настолько боится сплоховать перед кем-то, что готов убить незнакомого человека. Впрочем, авантюристу до этого никакого дела нет. — Это ваши проблемы, капитан Феодор. Зарубите себе на носу: я могу быть даже более опасным, чем любой, кого вы видели ранее. Так что забудьте мое лицо и никогда не пытайтесь меня найти. В следующий раз я не буду таким добрым. — Сареф начинает подниматься. — Если вы не хотите, чтобы городская стража услышала интересный слух о работорговле на этом корабле, рекомендую не посылать за мой очередных бедолаг. Человек на полу пытается спорить и убеждать, но удар ломает нос и заставляет скорчиться, держась за лицо. Сареф наклоняется, отрывает руку Фео от лица и снимает с пальца зачарованный перстень. — Я возьму это в качестве компенсации. — Сареф вытирает кольцо о халат Фео и прячет предмет в кармане. Никто из охранников до сих пор не пришел в себя. Оба еще живы, но встанут на ноги ой как нескоро. Кровная месть Сарефу не нужна. Словно хозяин корабля вампир поднимает по лестнице и выходит на верхнюю палубу. Ночь и игра тут в самом разгаре, так что никто не обратил внимание на юношу и его тень. Уже на пристани Сареф останавливается и произносит: — И как долго ты будешь ходить за мной? Слышал шаги эльфки за собой, но на корабле не запретил следовать за собой. — Ты выбралась с корабля и можешь идти куда хочешь. — Сареф не очень представляет, что будет делать с девочкой, если та будет хвостиком следовать за ним. Маленькая эльфка не сходит с места, юноша опускается на одно колено и тянет руки в горлу девочки. Та в ужасе начинает пятиться, но руки вампира быстрее. Мощным усилием пальцы ломают замок ошейника, снимают в шеи и бросают в воду. — Вот, теперь ты свободна. Давай, иди отсюда. — Сареф встает и уходит. Но шлепанье босых ног продолжает преследовать вампира. Сареф не представляет себя в роли няни для ребенка совершенно другой расы. Эльфы не являются врагами Манарии, но и дружеских отношений между ними нет. Насколько знает Сареф, эльфы обособленно живут на архипелаге Фрейяфлейма. Ни торгуют, ни воюют с другими странами, так что встретить эльфа в человеческих государствах проблематично. Вероятно, поэтому рабыни этого народа стоят бешеных денег. Сареф ускоряет шаг, девочка ни за что не догонит вампира. Сначала она отстает, а после пытается бежать, но спина авантюриста отдаляется всё сильнее и сильнее. Вампир начинает петлять по переулкам и легко сбрасывает «преследователя». Эльфка озирается по сторонам, но не понимает, куда исчез юноша. Теперь просто бежит и озирается по сторонам, но более не может отыскать Сарефа. Но её саму замечают другие, из темноты хватает грубая рука и тянет куда-то в тупик между домами. Эльфка пытается сопротивляться, но тщетно. Оказывается в компании городских оборванцев. — Эй, малышка, заблудилась? — Ты кто? Не видел тебя прежде. — Эй-эй, гляньте на уши. — Один из бродяг хватает девушку за ухо и показывает остальным. Девочка кричит от боли, незнакомец будто хочет вывернуть ухо. — Эльфка? Откуда здесь? — Я почем знаю? — Тихо! Тащим в наше место. — Один из оборванцев затыкает одновременно и товарищей и девочку, закрыв ей рот рукой. Но уйти они не смогли. Еще одна тень бесшумно показывается в полутемном тупичке и начинает раздавать тумаки. Поднялся шум, который вскоре перерос в крикливое бегство бездомных Гимеральта. Эльфка тем временем лежит на земле и плачет. — Да уж, долго ты так не протянешь. — Задумчиво говорит Сареф. Издали услышал вскрик девочки, и уже не смог себя заставить просто уйти. — Герон меня покарает, если брошу слабого. Из уст вампира звучит иронично, но жрецы действительно проповедуют защиту сирых и обездоленных, хотя в определенный момент могут быть принципиально жесткими. Правда, на самом деле Сареф сейчас думал вовсе не о религиозных заповедях. Приводит девочку в «Весло и багор», освобождает комнату, покупает дорожный плащ с платком и покидает город до рассвета. Оставаться дольше будет опасно, так как Фео может снарядить поиски Сарефа. В городе много приезжих, но между тем он довольно маленький. Перед выходом авантюрист надел на голову девочки платок, чтобы кто-то невзначай не увидел ушей. А уже на тракте соорудил что-то вроде заплечных носилок из плаща. Неоднократно видел, как крестьяне так путешествуют с детьми. Грубо говоря, привязывают к спине и несут будто в рюкзаке. Стоит признать, довольно удобно, так как попутчица точно не угонится за темпом ходьбы Сарефа. Вот только меч теперь придется нести в руке или на поясе. Рассвет встречают уже в пути, последний день и окажутся у стен Порт-Айзервица. Те, кто там уже бывал, с восторгом говорят о путешествии. Сареф уверен, что там точно сможет затеряться от потенциального преследования из Гимеральта. — Как тебя зовут? — Спрашивает Сареф. — Элин. — Отвечает эльфка, обняв за шею «носильщика». — Я думал, имя будет сложнее. — Культура эльфов Сарефу почти неизвестна, Бенедикт и Ганма ни разу в жизни не видели эльфов. — Меня зовут Сареф. — Мы идем в столицу Манарии. Она называется Порт-Айзервиц. — Юноша сообщает о планах. — У тебя есть кто-то в этих землях, кто может о тебе позаботиться? — Нет. — Ответ не удивил. — Ну что же, я попробую что-нибудь придумать в столичном филиале гильдии. Я авантюрист. Это как наемный охотник. Если хочешь пройти этот путь со мной, то должна придерживаться определенных правил. Ясно? — Угу-угу. — Усиленно закивала Элин. Разумеется, согласна, ведь Сареф является единственным её щитом в чужой стране. Вряд ли она знает здешние порядки и географию. И, конечно, не имеет денег, профессии и сил для защиты от разного рода опасностей. Ладно хоть разговаривает на обычном для Манарии языке. Многие страны имеют свои языки. Человеческие государства этого континента общаются на одном, но вот на других континентах он совсем другой. Насколько знает Сареф, подземная империя гномов тоже использует язык, которым Сареф не владеет. Поэтому Сареф думал, что эльфы тоже должны иметь что-то наподобие эльфийского языка. — Отлично, первое правило…Глава 36
Путники стоят перед городскими воротами Порт-Айзервица. Сегодня безоблачная погода, поэтому столица издалека приковывает внимание белоснежными стенами, высокими башнями и королевским замком на вершине горы посреди города. Стены замка отражают солнечный свет, так как изготовлены из металла. Замок называют Стальной Крепостью, так как по слухам он полностью выполнен из неизвестного металла. Сареф не может придумать, откуда взяли столько строительного материала и как смогли из него сделать такое сооружение. Однако сейчас не об этом нужно думать. Доходит очередь юноши на проверку перед входом в Порт-Айзервиц. Городские ворота и стены гораздо выше, чем у Масдарена. А еще в ворота одновременно могут въехать шесть телег, так что городская стража организовала несколько линий досмотра: четыре на вход и две на выход. Авантюрист стоит в крайней правой очереди и наблюдает, как телега с картошкой перед ним проезжает внутрь города. Сареф идет навстречу стражникам и сразу объясняет причину визита. Нашивка гильдии авантюристов и поступление в Фернант Окула действительно очень помогают. Сарефа не стали подвергать тщательному досмотру, но спросили о спутнице. — Моя дочь. — Отвечает Сареф. Это самое простое объяснение, которое никто проверять не будет. — Хорошо, проходите. — Разрешает стражник и дополнительно рассказывает, как пройти в столичную гильдию. Правда, Микель это уже объяснил еще в Масдарене. Внутри столица разительно отличается от центрального города Туманных Холмов. Почти все здания сделаны из камня и могут достигать пяти этажей в высоту. Вокруг очень много людей, Сареф попадает на запруженные улицы, рядом с городскими воротами многие купцы открывают лавки. Через квартал Сареф попадает в более спокойный участок города, здесь более тесные улочки петляют в хитросплетениях улиц. Вампир не удивлен, что при строительстве никто особо не задумывался о правильной планировке. Это знакомая черта средневековых городов, поэтому несколько раз юноша попал в тупики. Спустя некоторое время оказывается на большой центральной площади. Именно здесь находится гильдия, а также главный собор Герона. Именно храм бога солнца первым привлекает внимание. Не такой высокий, как Стальная Крепость вдалеке, но тоже сделан из металла. Правда, королевский замок отливает темной сталью, а храм будто сделан из золота. Это не может быть золото, но оттенок и блеск создают впечатляющую иллюзию. На вершине монументального собора водружен символ солнца из огромного желтого диска и восьми лучей. Это хорошо узнаваемый религиозный символ. Хорошо, что гильдия не стоит рядом с храмом, так как даже на границе площади Сареф чувствует неприятное покалывание. Местный гилд-холл выглядит не так впечатляюще, но куда больше и выше филиала в Масдарене. Напоминает мини-крепость, обнесенную стеной, так что сначала нужно пройти сторожевой пост, потом широкий двор, выложенный белым камнем, и наконец войти в здание гильдии. Гилд-холл состоит из пяти этажей и почти весь первый этаж отведен под места отдыха, доски заказов и стойки распорядителей. Вполне знакомая обстановка. И, разумеется, повторяется ситуация, где незнакомый человек привлекает внимание. Снаряжение Сарефа явно указывает на его причастность к авантюристам, нежели к заказчикам.
Сареф подходит к единственному свободному распорядителю. Им оказывается молодая девушка с огненным цветом волос. В отличии от других работников гильдии, она носит на поясе меч и явно не выглядит той, кто работает с заказчиками и бумагами. На это указывают небольшие шрамы и проступающие мускулы.
— Здравствуйте. Меня зовут Сареф. Я авантюрист из Масдарена. Прибыл для поступления в Фернант Окула. — Первым заговаривает Сареф и показывает нашивку. В городе Элин перемещается на своих двоих, но продолжает держаться позади, спрятавшись под плащ Сарефа. Со стороны наверняка выглядит глупо, но юноша не стал ничего ей говорить.
— Фрида. — Представляется девушка. — Сейчас посмотрю, подожди.
Фрида берет палку, которую Сареф не заметил за стойкой, и ковыляет куда-то внутрь гильдии. Судя по всему, получила серьезную травму правой ноги, из-за чего нуждается в дополнительной опоре. Юноша бы посоветовал не носить меч, так как это лишняя нагрузка на таз, но его мнение вряд ли нужно ей. Девушка возвращается минут через десять.
— Вот. — Бросает в руки плотно запечатанный конверт, Сареф даже не сразу сумел схватить. — Там пропуск на территорию академии. Экзамен через два дня утром. Что-то еще?
Что-то подсказывает Сарефу, что Фрида не очень хочет заниматься делами гильдии и ждет, пока Сареф не уберется куда подальше.
— Да, на самом деле есть еще один вопрос. По пути сюда наткнулся на работорговца и отбил у него рабыню-эльфийку. Что можно сделать с этим?
— Что? — Впервые Фрида показала хоть немного заинтересованности.
— Элин. — Зовет спутницу Сареф. Девочка осторожно выглядывает из-за пояса. Фриде приходится наклониться вбок, чтобы увидеть, что юноша оказывается был не один.
— Без понятия. — Пожимает плечами девушка. — Эльфы не строят посольств в других государствах. И вообще очень редко покидают Фрейяфлейм, так что нам некуда передавать её.
— Нет вообще никаких вариантов?
— Слушай, откуда я знаю? Я не всезнайка. — Грубо отвечает Фрида. — Спроси чего полегче.
— Думаю, я смогу помочь. — Доносится со стороны. К ним подходит другая девушка с пепельными волосами и бледной кожей. На ней строгое черное платье, хорошо выделяющее кожу и волосы. — Несколько лет назад был похожий случай, когда после рейда на работорговцев удалось вызволить почти десяток эльфиек. К сожалению, я не знаю, что с ними было решено сделать, но информация должна быть в архиве. Фрида, прошу тебя найти информацию о том рейде.
— Как скажешь. — Огневолосая резко повернулась и поднялась на второй этаж.
— Прошу простить Фриду. Она работает распорядителем недавно, и эта работа не очень ей нравится. — Делает небольшой поклон сероволосая девушка. — Меня зовут Катрин.
— Сареф. Приятно познакомиться, Катрин. Ничего страшного, я не жду к себе особенного отношения. — Сареф возвращает поклон. — Но разве стоит заниматься делом, которое не приносит удовлетворения?
— Боюсь, что у неё нет другого выбора. Она была авантюристкой, очень хорошей и многообещающей, но получила серьезную травму ноги. К сожалению, останется калекой на всю жизнь и никогда больше не сможет брать заказы. Чем-то иным она заниматься не научена, так что пытаемся помочь с другой работой в гильдии.
Сареф покивал в знак понимания.
— Поиск информации в архиве может занять много времени, так что можете не ждать здесь. Наверное, будет лучше, если заселитесь в гостиницу и подготовитесь к вступительному экзамену. — Советует Катрин. — Например, в «Огниво». Хозяин — бывший авантюрист, поэтому делает нам большие скидки. И в целом хорошее и тихое место.
— Большое спасибо. Тогда воспользуюсь вашим предложением.
Дойти до «Огнива» получилось очень быстро, так как гостиница стоит на соседней от площади улице. Добротное здание, традиционно совмещенное с таверной, занимает угол улицы с приветливо распахнутыми дверьми. Над входом прибита вывеска заведения с рисунком камня в окружении искр.
Сареф заплатил наперед за комнату на пятом этаже. Пока разговаривал с трактирщиком, заметил повышенный интерес Элин в сторону котла на огне. Вампир отметил про себя не забывать о потребностях спутницы. Элин явно проголодалась.
— Сейчас устроимся и поедим. — После этих слов эльфка сильно оживляется. — Но сначала неплохо будет помыться.
Девочка с самого начала была в довольно плачевном состоянии, если говорить о чистоте. По её словам, в какой-то момент заставили залезть в бочку с каким-то жиром. Сареф догадался, что так её протащили сквозь таможню на границе Манарии. Жир после высыхания остался на её теле зеленоватой коркой.
Они могли бы сходить в общественные бани, но Сареф хочет как можно меньше показывать окружающим, что путешествует не с человеком. Поэтому арендовал у хозяина гостиницы внутреннюю баню на один час. Пришлось еще отстегнуть за воду и дрова, но за деньги Сареф не переживает. Когда продаст выигранное у капитана Феодора ожерелье, получит много монет.
Но перед этим пришлось еще сходить в лавку с одеждой и подобрать что-то Элин взамен прежним тряпкам, что лишь когда-то можно было назвать платьем. По возвращению из лавки их уже ждет нагретая баня, полная бочка воды и много масляного чистящего средства, которое в королевстве называют «сапоном».
Сам авантюрист сегодня мыться не собирается, но Элин вряд ли сможет отмыться без помощи. Она явно смущается присутствия Сарефа, но тот спокойно руководит помывочным процессом. Оттереть грязь оказалось не так просто, но, к счастью, под действием пара засохший жир стал куда податливее мочалке и сапону. Справившись с основной грязью, Сареф помогает Элин забраться в бочку с нагретой водой и намыливает ей голову.
Оказывается, что сапон все же состоит из натриевых солей с неизвестной добавкой, чем очень напоминает жидкое мыло. На волосах появляется пена, Элин с удовольствием подчиняется массирующим движениям. Сареф смывает вспененное масло и оставляет девочку плескаться в бочке, пока не принес полотенце и новую одежду. Прежнюю просто выкинул в топку. Только теперь можно разглядеть эльфку в полной красе. Кожа приобрела здоровый оттенок, а каштановые волосы более не напоминают стручки в тине.
Девочка с восхищением рассматривает новую одежду, состоящую из длинного платья, платка на плечах и детских сапожков. Ноги скрыты черными штанишками, а на голове Сареф пытается перевязать волосы лентами таким образом, чтобы получились хвостики, закрывающие уши. Познаний в моде, сочетаниях элементов одежды и тем более создании причесок у Сарефа почти нет, так что пришлось сделать похожим на то, как одеваются дети более-менее обеспеченных мещан. Впрочем, Элин выглядит вполне довольной, а большего Сарефу и не нужно.
Глава 37
После бани они заняли самый дальний и неприметный столик на первом этаже гостиницы. Элин не перестает орудовать ложкой и вилкой, после похищения вряд ли кормили много и вкусно. Себе Сареф взял лишь кружку воды, так какчеловеческая пища ему не принесет насыщения. И то просто нужно было запить обезболивающее. А вот перед девочкой сразу три блюда с пропаренной картошкой, жареным мясом и тремя большими ломтями хлеба. Удивительно, но Элин сумела умять всё. Скорее всего просто не хотела оставлять еду, даже когда уже наелась. После они поднялись в комнату, где Элин изучала город через окно, а юноша проводил тренировку в магии. Для разминки начал с элементарных заклятий навроде «Малого поджога» и «Дуновения». Свеча на столе то зажигается, то гаснет под напором воздуха. После переходит к магии, которую будет показывать на экзамене через два дня. Начинает с «Поверхностного чтения». Внутреннее око оглядывает комнату, а потом проникает в другие помещения гостиницы. Не то чтобы Сарефу нужно или интересно подглядывать, но по-другому не получится тренировать способность. Пока заклятье имеет радиус в двадцать метров. Дальше пространство тонет в чем-то, что выглядит как черно-белый шум. По всей видимости уровня освоенности пока недостаточно, а вот при 100 % наверняка сможет смотреть на очень большие расстояния. Кроме обстановки магия позволяет ощущать присутствие людей через призму эмоций. Это куда более странное проявление, но Сареф буквально сам чувствует отзвук чужих эмоций. А еще тела людей окружают разные едва различимые огни. Это ли называют аурой, Сареф не знает, но заметил закономерности оттенков энергии и чувств. Гнев и агрессия показывают красный цвет, страх и отчаяние — темно-синий, радость и возбуждение может изменяться в оттенках желтого и оранжевого. Ментальный взор вампира обращается к девочке у окна. Сареф уже понял, что расстояние до цели имеет значение. Чем ближе человек, тем точнее эмпатия. Элин ощущает удовлетворение и одновременно страх, иногда проскальзывает робость перед самим Сарефом. Обычно только очень сильные эмоции видны однозначно и затмевают остальные. Как правило, в спокойном состоянии умы людей могут занимать различные чувства, связанные с состоянием тела, духа и мыслями о прошлом, настоящем или будущем. Это хорошо видно в эмоциональном фоне Элин: организм удовлетворен мытьем и едой, но голову занимают мысли о будущем в чужой стране. И об этом девочка боится поговорить с Сарефом. Авантюрист открывает глаза и возвращается в обычный мир зрения и слуха. Элин по-прежнему не отрывается от окна, наблюдая за проходящими людьми. — Завтра посмотрим город, я здесь тоже впервые. — Говорит Сареф. Элин оборачивается с радостной улыбкой, словно ей безумно хочется изучить город. — На Фрейяфлейме таких городов нет? — Спрашивает Сареф, рассыпая игральные карты для тренировки «Обратной энтропии». Краем глаза замечает, как гаснет улыбка на лице собеседницы. Напоминание о родном доме вызвало какие-то печальные воспоминания, но слово даже в мире магии не воробей. — Нету. — Качает головой Элин. — У нас дома из дерева и выглядят совсем не так. — Ну что же, будет что рассказать, когда вернешься домой. — Отвечает Сареф и бормочет под нос активационную фразу заклятья. Карты вращаются на столе и собираются обратно в колоду в четко определенное место внутри своего ковенанта. Энтропия собранной колоды куда меньше, чем энтропия разбросанных по столу карт. Сложность в том, что магу нужно строить в уме и жестами схему снижения энтропии. Это не тот случай, когда сказал заклинание и магия сама сделала всё. День скоро завершится, поэтому Сарефу нужно выходить. Хочет сегодня поохотиться в окрестностях Порт-Айзервица. Это будет куда сложнее Масдарена, так как лесов рядом нет, а местность вампиру не знакома. Но сидя на месте, точно ничего не получится, так что без разведки никак. Сареф уже объяснил Элин, что во время его отсутствия ей нельзя выходить из комнаты. До возвращения юноши требуется сидеть с запертой дверью. Правило о действиях на время охоты Сарефа было одним из основных. Разумеется, Сареф не рассказал, куда уходит, ограничившись «по делам гильдии». Вряд ли Элин что-то заподозрит, так как родилась совсем в другом обществе. Сареф уже вышел из гостиницы в направлении городских ворот. Здесь их тоже вечером должны закрывать, так что нужно успеть выйти до закрытия. Перелезать стены не очень хочется. К воротам вампир направился другим маршрутом, поэтому проходит мимо площади, на которой еще не был. Юношу в первую очередь привлек шум, на площади большая толпа окружает помост. На помосте стоят шесть клеток, а под ними целые горы дров. В памяти Бенедикта подобное отыскать удалось без проблем. Это казнь, проводимая охотниками на вампиров. Впрочем, на помосте также стоит высокопоставленный жрец Герона. Об этом нетрудно догадаться по богатой рясе с золотыми нитями и украшенной орари. Только в отличии от прошлого мира, этот атрибут состоит из трех сложенных лент. С одной стороны оценка «отлично» по предмету «Культурология христианских конфессий» в мире, где знакомых религий нет, не имеет смысла. С другой же то и дело встречаются похожие элементы. [Орарь — элемент одеяний священнослужителей в виде широкой ленты на плечах или шее, который, свисаясь, может доставать до пола. Прим. автора]. — Твари ночи неустанно атакуют нас, пытаются обмануть и убить во тьме. — Громогласно вещает жрец Герона. Явно умеет и любит выступать с проповедями. — Наша задача оставаться бдительными каждый день и каждый час. Только вместе мы сможем принести очищающий свет во все темные уголки мира. Толпа дружно поддерживает слова жреца, а после возносит массовую молитву Герону. Сареф тоже делает вид, что молится и повторяет за всеми нужные слова. В почерневших от частого использования клетках действительно находятся вампиры. Сареф чувствует их. Причем четверо из них уже выглядят обугленными, их наверняка оставили на солнце на весь день. Солнечный свет не убивает до конца, но молодые вампиры получают очень серьезные ожоги. Они уже выкричали из себя все силы, так что просто лежат бревнами в клетке. Точнее, пытаются лежать, так как клетки повторяют человеческую фигуру, поэтому нормально там можно только стоять. Два других вампира явно перешагнули расовый статус новообращенных, так как не имеют серьезных ожогов на теле. Но как только поджигают костры, дым и жар приводят их в исступление. Умирать мучительной смертью не хотят даже вампиры. Они трясут клетки, но охотники прекрасно знают физические возможности кровопийц, поэтому всё закреплено, забито и проверено сотни раз. Молодые вампиры тоже оказываются еще способными на крики, но сил у них осталось куда меньше. Толпа радостно гудит при виде мучений вампиров, а Сареф выходит из толпы. Очередное доказательство, что нельзя пытаться воевать с людьми. Не наглость тут нужна, а осторожность и хитрость. Только старшие и высшие вампиры могут в любых ситуациях смотреть на людей свысока, но даже они не могут считать себя в полной безопасности. Охотники на вампиров, церковь Герона, Конклав — это организации, которые проповедуют агрессивную политику против темных рас. При этом имеют огромные человеческие, финансовые, информационные, магические и религиозные ресурсы. И пользуются непререкаемым авторитетом. Сареф считает, что проиграет девять раз из десяти, если сейчас на него откроют охоту. Благодаря отрывкам памяти Бенедикта Слэна прекрасно понимает, что людям есть что показать любым сверхсуществам. Успевает выйти из города перед самым закрытием ворот, объяснив, что выходит по заказу гильдии. Решение вступить в гильдию было очень удачным, так как это лучшее прикрытие на текущий момент. Главное, не использовать слишком нагло. Поля, мельницы и деревеньки остаются позади. Столица обросла весьма обширным пригородом, где тоже приходится быть бдительным. Многочисленные патрули постоянно перемещаются, из-за чего обходить довольно трудно. Через час Сареф покидает пригород. Еще на пути в столицу отмечал места, где сможет поохотиться. Приходится уйти очень далеко, но овчинка стоит выделки. Обратно к городским воротам Сареф возвращается утром. Усталости как ни бывало, кровь дает отличный прирост в бодрости. У ворот уже много людей: ранние торговцы, патрульные и другие люди стремятся как можно скорее пройти в город. В ожидании Сареф разглядывает листовки у ворот. Вчера не успел их прочесть, но теперь юноша переходит от одной к другой. Здесь много частных объявлений о торговле и услугах, но центральное место отведено для приказов и распоряжений властей. Взгляд перебегает от одного к другому, пока не останавливается на розыскном листе. Художник изобразил темную фигуру в капюшоне. На листе написано: «Разыскивается живым или мертвым. Мясник, другое прозвище — Кольный Мастер. Убийца свыше шестидесяти человек. Награда — 120 золотых». Сареф вскидывает брови при виде награды. Этот маньяк явно портит жизнь жителям города. Столица не без своих отбросов. Сареф возвращается в «Огниво». На стук Элин просит назваться, молодец. Услышав Сарефа, сразу отпирает задвижку. Внимательный взгляд вампира замечает уставший вид девочки. — Ты не спала? — Сареф смотрит на кровать, на которой больше ворочались, чем мирно спали. — Нет. — Тихо признается эльфка, присаживаясь на краешек кровати. — Надеюсь, не выходила из комнаты? — Нет-нет, — куда более энергично запротестовала Элин. — Просто… я… Сареф садится рядом и гладит её по голове. Сареф уверен, что для неё это очень приятно. — Ты помнишь третье правило? — Да! Если возникает проблема, вопрос и любая трудность, то сразу говорить как есть. — Элин действительно помнит. — Ну так давай последуем правилу. — Кивает Сареф. — Тебя долго не было, поэтому я подумала, что ты уже не вернешься. Ждала и смотрела в окно. — Признается девочка, перебирая пальцы рук. «Подумала, что я её таким образом бросил? Хотя, я действительно не уточнил, когда вернусь». — Не переживай. Когда мы с тобой расстанемся, я обязательно попрощаюсь. Обещаю. — Заверяет Сареф. — А теперь выше голову. Кто вчера хотел посмотреть город?Глава 38
Им хватило одного часа, чтобы позавтракать в таверне и отправиться гулять. В столице действительно есть, на что посмотреть. Огромные рынки и целые кварталы ремесленников, а уж что говорить о порте. Город строился на берегу Медного залива. Если из него выплыть, то окажешься в Пуарнском море. Столица изначально задумывалась как морской порт, поэтому неудивительно, что получила название Порт-Айзервиц. Насколько знает Сареф, Айзервицы — это королевская династия, которая правит до сих пор. Сначала гости столицы зашли в гильдию, но информации о том рейде со спасенными эльфийками распорядители еще не нашли. Может занять несколько дней, так что придется озаботиться этим вопросом уже после завтрашнего экзамена. Сареф также поинтересовался о лучших ювелирах города и получил адреса трех самых надежных. На улице Сареф попросил Элин идти рядом и держал за руку, чтобы девочка случайно не затерялась в толпе. Юноше приходится постоянно тормозить себя, так как быстрый шаг стал привычкой, но Элин за ним не поспевает. Сначала Сареф выбирал маршрут, но потом начал спрашивать, что хочет посмотреть спутница. Его интерес больше в знакомстве с городскими улицами, чтобы в случае опасности смочь сбежать и не заблудиться. Элин поправляет платок на голове и показывает в сторону яркого шатра, рядом с которым выставили на продажу множество красивых лошадей. Вокруг стоят больше люди среднего и высокого достатка. В коневодстве Сареф не разбирается, но выглядят животные породистыми. Бодрые, вычищенные чуть ли не до блеска и имеют богатырское телосложение. Запрягать таких в плуг, наверное, считается кощунством. Рядом стоят купцы и дворяне, осматривают товар и обсуждают достоинства и недостатки. Конь Сарефу сейчас совершенно не нужен, но вот Элин восхищенно стоит рядом со стойлами. Лошадь наклоняется к девочке в поисках еды, но получает только поглаживания. — Ты никогда прежде не видела лошадей? — Спрашивает Сареф. — Угу, на наших островах их нет. Только слышала рассказы. — Отвечает Элин и убирает руки от головы коня, заметив неодобрительный взгляд купца. — В этом филиале гильдии есть несколько больших конюшен. Можем сходить в свободное время и прокатиться. — Предлагает Сареф. — Правда? Да, да, хочу. — Элин несказанно радуется такой возможности. Следующим пунктом становится самый знаменитый порт королевства. Пристани занимают весь залив, самые разные корабли пришвартованы: маленькие и большие, с прямыми и косыми парусами, одномачтовые и гиганты-четырехмачтовые. Сареф пытается соотнести с временным отрезком из родного мира, но тут слишком большое разнообразие, что захватывает и Средневековье и Новое время. Есть даже древние весельные галеры периода Античности. У этого может быть объяснение: здесь суда из большого количества государств. Разные страны имеют разный уровень развития кораблестроения. Спутница просто наслаждается береговым бризом, запахом заморских товаров и смолы, и сложным устройством кораблей. Порт сверхзагружен из-за матросов и торговцев. Постоянные выкрики, вереницы тачек товаров и шум волн. Вместе проходят по многим интересным местам Порт-Айзервица, пока не оказываются в квартале богатых ремесленников. Именно здесь находятся нужные Сарефу ювелиры. Юноша не хочет проходить всех, так что скорее всего зайдет к самому ближайшему из советов распорядителей. Искусно отделанный дом внутри оказывается под стать фасаду. Дорогое дерево и картины соседствуют со стеклянными витринами. Вставлять настоящее стекло наверняка очень дорого, но хозяин лавки точно может себе такое позволить. Пока Элин разглядывает украшения, Сареф обсуждает с ювелиром продажу ожерелья из каюты капитана Феодора. Хозяин лавки предложил очень хорошую цену, так что Сареф становится обладателем очень тяжелого кошелька. Эльфийка не может оторваться от блестящих золотом подвесок и колец. По мнению Сарефа довольно опасные вещи, так как неумолимо привлекают внимание воришек и разбойников. Юноша замечает, что некоторые вещи оказываются волшебными, значит, ювелир также продает и артефакты, выполненные из драгоценных металлов и камней. Впрочем, можно было продать волшебный перстень Фео, который может рассеивать магию, но эту вещь Сареф решает приберечь. — Скажите, а у вас есть артефакты для сотворения иллюзий? — Спрашивает Сареф. — Да. О каких иллюзиях идет речь? — Тут же откликается хозяин лавки. — Чтобы изменить внешность пользователя. — О, да, разумеется. Такие вещи сейчас на пике популярности среди дам в высшем свете. — Торговец начинает рыться под стойкой. — Популярны? — Да, изменить цвет глаз, убрать морщины, скорректировать тон кожи и прочее. Все больше женщин предпочитают использовать артефакт вместо косметики. Разумеется, такие артефакты не всем по карману. — Есть такие, что могут скрыть дефект ушей? — Конечно. Убрать лопоухость, скрыть шрамы и даже изменить форму ушной раковины. Спрос породил хорошее предложение, гильдия зачарователей может предложить самые разные артефакты. Прошу. — Ювелир передает кулон Сарефу. На цепочке висит миниатюрная серебряная коробочка, состоящая из двух частей. — Готов сделать скидку. — Произносит под конец ювелир. — А есть такие, что полностью могут изменить внешность? — Боюсь, что нет. Торговля такими вещами запрещена. Преступники стали бы скрывать личность таким образом. — Качает головой продавец. В другом конце зала спутница разглядывает картины, полностью выложенные драгоценными камнями.Предмет: Кулон изменчивости Уровень предмета: C Описание: предмет, зачарованный на иллюзорное изменение небольших частей тела пользователя. Смена облика лишь визуальная, само тело изменений не претерпевает. В предмете только один заряд, действует восемь часов, подзарядка займет четыре часа. Активация: провернуть половинки кулона с мысленным представлением результата. Для деактивации повернуть еще раз.
— Беру. — Кивает Сареф и расплачивается. Ювелир объясняет, что нужно провернуть части друг относительно друга и представить нужный результат. В гостиницу возвращаются только под вечер. Элин серьезно вымоталась, так что просто рухнула на кровать. Неудивительно, раз ночью не спала. Сареф достает из кармана кулон и подзывает девочку. Элин очень удивилась неожиданному подарку, вряд ли держала когда-нибудь такие красивые вещи. Сареф объяснил, что это волшебный предмет, который может скрыть её уши. Элин внимательно смотрит на уши спутника как на пример, а потом поворачивает половинки кулона. Сареф замечает, что уши Элин теперь не отличить от человеческих. Эльфка трогает уши и говорит, что они не изменились. — Артефакт меняет только вид, на ощупь остаются прежними. Теперь, когда будешь контактировать с другими людьми, то используй кулон. Чем меньше другие будут видеть в тебе эльфа, тем лучше. Предмет может работать восемь часов, а после еще четыре часа будет накапливать заряд для повторного использования. — Дает напутствия Сареф. Конечно, не идет ни в никакое сравнение с маской друида-предателя. Вот только Элин, похоже, больше нравится сам факт подарка и внешний вид украшения. Обратно поворачивает половинки кулона, и уши возвращаются к прежнему виду. — Большое, большое спасибо, Сареф! — На здоровье. — Юноша усаживается за стол. В руке снова вертит Фолин Нумерик.
Предмет: Фолин Нумерик Уровень предмета: S Описание: древний артефакт, изготовленный безумным демоном-арифмомантом. Манипулируя сочленениями куба и составляя нужный порядок рун, можно менять законы пространства вокруг пользователя. Создатель утверждал, что можно составить тысячи комбинации рун, но только часть окажет эффект, а некоторые могут даже нанести вред. Впрочем, знание формул арифмомант унес с собой в могилу. Активация: неизвестно.
Сареф не до конца понимает, почему Система показывает активацию для Кольца противодействия магии и Кулона изменчивости, но не раскрывает секрета Фолин Нумерика. Гипотез можно выдвинуть много, но именно для решения загадки куба это не помогает. За всё время у Сарефа ничего не получилось даже случайно. Быть может, что для активации артефакта нужно что-то еще помимо составления рун на гранях. Например, активационная фраза. Нужно будет поискать информацию в академии вместе с проклятьем демона и Кадуцеем. А вот экзамен уже завтра рано утром, так что Сареф заранее предупреждает об этом Элин. Наверняка уйдет до того, как она проснется, так что попросил трактирщика принести завтрак прямо в комнату. Элин тем временем заинтересовалась игрой Сарефа с кубом и попросила посмотреть. Но Сареф покачал головой, помня описание артефакта. — Это волшебный предмет. Он может нанести вред, и я еще не разобрался, какой именно. Лучше пока с ним не играть. — Юноша объясняет причину отказа. Элин кивает и просто стоит рядом со столом, наблюдая за тщетными попытками Сарефа заставить куб сделать хоть что-нибудь. Судя по всему, девочка перестает испытывать робость рядом с Сарефом. Через некоторое время не выдержала и отправилась спать. А вот Сареф продолжает сидеть за столом при свете свечей. Сегодня прикупил несколько листов бумаги, чернила и перья. Сейчас выводит на бумаге все руны с куба, чертит схемы всех поворотов и записывает комбинации, которые уже попробовал. Сареф чувствует, что никогда в жизни не разберется без подсказок. Сначала думал, что стоит собрать таким образом, чтобы на каждой грани были одинаковые руны, но одинаковых рун гораздо меньше, чем может поместиться на одну грань. Вампир просидел до поздней ночи и отложил бесполезное дело. Элин лежит на кровати, свернувшись клубочком. Вероятно, ночной холод дает о себе знать. Сареф закрывает ставни и накрывает девочку единственным одеялом. Впрочем, в комнате и кровать тоже одна, благо Элин занимает не так уж много места. Сареф лег рядом, даже не сняв обмундирование. Привык спать так, чтобы в случае опасности встретить врага не в одних портках. Через некоторое время Сареф погружается в дрему. Если повезет, то снов не будет. Если не повезет, то снова может присниться кошмар последних мгновений прошлой жизни. В темнице Фондаркбурга часто снился сон о смерти от многочисленных ножевых ран. Сейчас он приходит редко, но каждый раз неприятен. Сареф по жизни старается всё держать под контролем, но во снах над ним властвует что-то подсознательное и порой очень страшное.
Глава 39
Рано утром Сареф выходит из «Огнива» и направляется в самый богатый район города, если забыть про королевский холм. Внутри города маги вычистили огромную территорию, на которой возвели академию Фернант Окула. Здесь четырнадцать корпусов, выложенных красным, белым и черным камнем. Территория академии в городской части огорожена высоким забором, по всему периметру постоянно ходят студенческие отряды в качестве своеобразного дежурства. За громадными решетчатыми воротами простирается большое поле с фонтанами, лужайками и тропинками, а еще дальше два белых пятиэтажных здания. Своей шириной они закрывают остальные корпуса, но четыре черные башни закрыть не могут. Насколько узнал Сареф, в первых зданиях из белого камня создано общежитие для студентов и учителей. Чтобы изучить академию глубже, нужно попасть внутрь. Как раз для этого у Сарефа есть пропуск на время проведения экзамена. Привратники очень тщательно проверили бумаги и пропустили на территорию академии. Ранним утром парки и сады перед зданиями пусты, но около одной из площадок посреди парка собралось уже с десяток претендентов на звание студента академии. Экзамен проводится под открытым небом на каменной террасе. С одной её стороны стоит длинный стол с пятью стульями. Наверное, там будут сидеть экзаменаторы, а претенденты будут творить магию на площадке перед ними. Причем, на глазах не только профессоров, но и других поступающих. Это может добавить волнения кому угодно, но Сарефу откровенно плевать. Считает, что достаточно хорошо подготовился к испытанию. Люди всё прибывают. Авантюрист замечает, что не совсем хорошо вписывается в здешнее общество. Судя по богатым одеяниям, большинство претендентов происходит из аристократии. Наверняка, еще есть отпрыски богатых купцов, ремесленников и, разумеется, магов. Сареф же стоит в том же снаряжении, которое когда-то получил в подарок от кузнеца Кристофера. Юноша старается следить за обмундированием, но от пыли дорог почти никуда не деться, сходить в баню просто не успел. Многие бросают косые взгляды на Сарефа, перешептываются и хихикают. К началу экзамена собралось уже порядка сорока претендентов, а также пять экзаменаторов и их помощников из числа студентов. Даже пришли другие студенты академии и учителя, но числом не более десяти, все же час довольно ранний. Один из магов начинает зачитывать правила экзамена о порядке проведения, очередности и других мало интересных вещах. Всё и так понятно любому, но здесь, похоже, любят подчинять события определенным ритуалам. Сареф не удивится, если окажется, что эта традиция, как и весь экзамен, существует очень много лет. Сейчас Сарефу нужно сконцентрироваться на самом экзамене. Помощник экзаменаторов начинает громко вызывать по списку. Первым вперед выходит совсем молодой юноша в черном плаще, украшенном серебряным рисунком. На плаще серебром вышита Гончая из Алтаракса. Мифический зверь имеет девять ртов по всему телу и еще больше глаз. Это герб охотников за вампирами. Бенедикт знал, что на герб взяли Гончую из-за легенд о том, что самый известный вампироборец прошлого одержал множество побед вместе с прирученной адской собакой. Ничего удивительно, что цех охотников отправляет одаренных в академию. Наверняка, это сын охотника. Сейчас испытуемый резко поднимает руки вверх, и между ладоней вспыхивает шар света. «Серьезно?», — недоумевает Сареф: «Он показывает на экзамене простейшее заклятье света»? Это оказывается не все, когда шар вдруг разделяется на два, а потом еще раз надвое. Теперь четыре источника света горят на головой. Экзаменаторы сделали пометки и пригласили следующего претендента. Чем дальше, тем больше удивляется Сареф уровню поступающих. Все показывают простейшие чары. «Неужели для поступления этого достаточно?», — Сареф считал, что успешной сдачи нужно показать что-то по-настоящему интересное. Профессора наблюдают без комментариев, делают заметки и лишь иногда что-то шепчут друг другу. Все результаты будут объявлены позднее. Список подходит к половине и тут объявляют: — Элизабет Викар из прославленного рода Викар.
Название рода будто простреливает скуку Сарефа. Названия родов и громких титулов не особо интересны авантюристу, но с родом Викар он имеет сложные отношения. В центр площадки выходит девушка в строгом черном платье. Белые волосы струятся по плечам и груди, в толпе то и дело раздаются восхищенные вздохи независимо от пола.
Элизабет Викар действительно очень красива по меркам обоих миров. Стройная фигура, тонкие черты лица без изъянов, королевская походка и аристократическая бледность. Хотя насчет последнего Сареф не уверен, очень похоже, что девушка — альбинос. Белые волосы, белая кожа, даже радужка глаз невероятно светлого оттенка. Пожалуй, единственная беловолосая среди подавляющего числа брюнетов, шатенов и рыжеволосых.
Невероятно похожа на Мариэн Викар, хотя в застенках Фондаркбурга от былой красоты жрицы остался лишь кусок кровоточащей плоти. «Значит, у высшего жреца королевства есть еще одна дочь, избравшая путь волшебства, а не веры», — юноша гораздо внимательнее смотрит на магию девушки. Причем, оживились даже экзаменаторы.
Элизабет закрывает глаза, быстро произносит заклинание и поднимает указательный палец правой руки к небу. Вдруг из ясного неба бьет золотая молния прямо в палец. Толпа вздрогнула, даже Сареф не удержался, так как разряд магии ничуть не уступает по скорости природным молниям. Яркая вспышка и треск заканчивается тем, что по одеяниям волшебницы начинают скакать дуги настоящего электричества золотого цвета. При этом девушка явно никакого урона не несет.
Властный жест отправляет молнии гулять по площадке, из-за чего первые ряды начинают очень быстро пятиться. Но в этом нет большой необходимости, Элизабет Викар явно отлично контролирует магию, так как разряды не выходят из определенной зоны.
Название: «Повелитель молний» Тип: стихийная магия Ранг умения: А Уровень освоенности: неизвестен Описание: одно из сложнейших заклятий, работающих с силами природы. Маг создает зону сверхнапряжения, а внутри зоны две области с противоположными зарядами. Это вызывает искровой разряд между областями. С ростом освоенности маг может размещать множество областей, что позволит создавать многочисленные разряды с разным направлением и длиной. Активация: неизвестно
Внимание! Вы не можете овладеть заклятьем. Условия: Класс «маг стихий» — не выполнено; Подкласс «электропроводник» — не выполнено; Минимальный уровень Интеллекта — не выполнено; Знание условий активаций — не выполнено.
Как маг девушка наголову выше Сарефа. У нее несравненный талант к магии, и наверняка годы тренировок за плечами. Но оказывается, что это далеко не всё, что хочет показать Элизабет Викар. Дуги разрядов скачут по площадке очень быстро, но вдруг словно погружаются в кисель. Теперь можно без труда рассмотреть каждый изгиб мини-молний. Волшебство словно попадает в замедленное кино.
Название: «Торможение вещества» Тип: магия времени Ранг умения: S Уровень освоенности: неизвестен Описание: фундаментальное заклятье времени, локально влияющее на материю. Маг времени может сознательно замедлять движение объектов и даже потоков частиц, в том числе плазмы и тепловой энергии движения молекул. С ростом освоенности маг может замедлять больший объем вещества или потока элементарных частиц и с большей эффективностью вплоть до локальной остановки любого движения. Активация: неизвестно
Внимание! Вы не можете овладеть заклятьем. Условия: Класс «хрономант» — не выполнено; Подкласс «криомастер» — не выполнено; Минимальный уровень Интеллекта — не выполнено; Знание условий активаций — не выполнено.
Брови Сарефа против воли ползут наверх при виде информации от Системы. «Она что, уже старший маг? Или даже мейстер?», — такие мысли, наверное, задают себе многие при виде золотой молнии, нарочито медленно ползущей в небеса. В какой-то момент от основного разряда начинают отделяться дочерние молнии. В конце концов над головами людей сияет золотое дерево. Магия постепенно затухает, а Элизабет возвращается на место, где встает в окружении сурового вида телохранителей. Её уход с площадки вызвал аплодисменты, в том числе от экзаменаторов. После такого шоу будет трудно впечатлить профессорский состав. Магия девушки дает важную подсказку о том, что у чародея классов и подклассов может быть больше одного. Сареф размышляет об этом, пока выходят другие претенденты. Никто из них не показал ничего такого же интересного, и вот почти в самом конце списка вызывают юношу. — Сареф из гильдии авантюристов! — Громко объявляет помощник. Там, где у большинства фигурирует название рода и титулов, Сареф может похвастаться только членством в гильдии. Вампир спокойно выходит вперед, на обсуждения и взгляды не обращает внимание. Подходит прямо к столу экзаменаторов и кладет колоду карт для «войны королевств». Профессора не понимают, для чего это. — Прошу вас перетасовать колоду и взять себе любое количество карт. Я узнаю, какие карты в руках с помощью «Поверхностного чтения». — Объясняет Сареф. — Ментальная магия? Как необычно. — Произносит старичок в середине стола. — Слышали, мэтр Вильгельм? — Слышал, слышал. — Мэтр Вильгельм открывает глаза и осматривает Сарефа с ног до головы и вдруг начинает смеяться. — Опять ты…
Сареф недоумевающее смотрит на волшебника, впрочем, коллеги тоже вопросительно поглядывают на экзаменатора. Мэтр Вильгельм одет богато: на камзоле много золотых украшений, а воротник оторочен мехом. Но куда более интересно лицо с выражением «что я здесь забыл?», седая челка и странное металлическое украшение на лбу.
— Что-то не так, мэтр? — Спрашивает председатель комиссии.
— Нет, нет. Обознался, прошу прощения. Подумал, что это снова тот торговец лампами. — Мэтр Вильгельм машет руками, но продолжает посмеиваться.
— Лампами?
— Забудьте.
— Кхм, ладно. Продолжим. — Чародей тщательно перемешивает карты и раздает экзаменаторам. В это время Сареф пытается выкинуть из головы странное поведение мэтра Вильгельма. К счастью, многочисленные тренировки позволяют быстро заткнуть внутренний голос и расширить стенки сознания. Пальцы проводят по лбу линию, после чего внутреннее око раскрывается, чтобы увидеть, какие карты находятся в руках экзаменаторов. Сареф надеется, что магия поможет не только в шулерстве, но и в поступлении в академию.
Глава 40
Экзаменаторы взяли по несколько карт и стали ожидать завершения магии Сарефа.Название: «Поверхностное чтение» Тип: ментальная магия Ранг умения: B Уровень освоенности: 3,7 % Описание: базовая способность ментального восприятия окружающего пространства и эмоционального состояния других людей. Делает мозг более чувствительным к электромагнитным и энергетическим колебаниям, что позволяет воспринимать окружающие сигналы без использования обычных органов чувств. С ростом освоенности будет увеличиваться дальность и чувствительность. Активация: пассы руками и мысленная трансформация сознания. Пассы: вытянуть и сложить вместе указательный и средний пальцы любой руки, остальные сжать. Приложить кончики пальцев ко лбу и провести ими линию до того виска, который с той же стороны, что и используемая рука.
Как только раскрылось внутреннее око, Сареф начал видеть взятые из колоды карты. Но помимо этого гораздо четче ощущается отношение других претендентов к Сарефу. Что-то среднее между презрением и желанием поглумиться. Их можно понять, так как очень редко в академию поступают люди без рода и племени. Может, среди низших слоев населения и появляются одаренные люди, но те никогда об этом могут не узнать. Все же пропасть возможностей между дворянином и крестьянином слишком большая. Юноша безошибочно перечисляет все карты, чем зарабатывает одобрительные кивки некоторых экзаменаторов. Вдруг слово берет мэтр Вильгельм: — А что у меня в этом кармане? — Спрашивает волшебник. Его палец указывает на нагрудный карман. — Даже я уже не помню, что положил в него. — Три серебряные монеты и металлическая шпилька. — Отвечает Сареф. Маг сует руку в карман и достает всё то, что назвал авантюрист. — Неплохо. — Судя по всему, волшебник вынужден признать, что претендент не провернул какой-то фокус с картами. — Благодарю. — Чуть поклонился Сареф и сложил руки вместе. — Menen entro divean. En, gar, fuaer posul. Sutor alaem.
Название: «Обратная энтропия» Тип: магия Хаоса Ранг умения: А Уровень освоенности: 2,4 % Описание: заклятье, позволяющая запустить процесс обратной энтропии с повышением количества доступной информации об объекте заклятья. Энтропия — мера осведомленности о системе. Чем информации меньше, тем большее количество состояний системы возможно и тем больше энтропия. Обратная энтропия позволяет обратить процесс вспять, т. е. уменьшить энтропию вместе с увеличением осведомленности о системе или объекте. Активация: пассы руками, словесная формула и мысль. Ладони зеркально сложены, потом одновременно поворачиваются вокруг оси в центре ладоней на 180 градусов. Вместе с обратным поворотом ладоней произносится заклинание Menen entro divean. En, gar, fuaer posul. Sutor alaem, а в мыслях строится последовательность изменения энтропии.
Все карты поднимаются над столом и начинают кружиться. Карточный танец кажется бессмысленным, но на самом деле магия возвращает колоду в то состояние, когда она была собранной. — Это… обратная энтропия? — Уточняет председатель комиссии и разглядывает, как отсортированы карты в колоде. Разумеется, все расположены в правильном порядке, где энтропия минимальна. Знающий человек без труда скажет, какая карта находится на восьмом или тридцать восьмом месте, так как порядок нетасованной колоды строго определен. — Все верно, это «Обратная энтропия». — Кивает Сареф. Вряд ли кто-то из экзаменующихся вообще понял, что сделал Сареф. Им может показаться, что юноша просто поиграл с картами. Но Сарефу важно, чтобы экзаменаторы поняли суть произошедшего, и с этим проблем не возникает. — Довольно неплохо, молодой человек. — Хвалит престарелый маг. — Да, недурно. — Говорит чародейка рядом. — Если это всё, можете возвращаться на место. Сареф еще раз поклонился и вернулся на место. Не считая Элизабет Викар, он единственный, кто удостоился похвалы после демонстрации магии. «Поверхностное чтение» юноша уже отменил, но даже без него нетрудно заметить недобрые взгляды претендентов вокруг. Через пятнадцать минут экзамен объявляют завершенным. Сегодня комиссия при закрытых дверях проведет обсуждение, а завтра утром перед воротами будет вывешен список поступивших. Сареф очень хочет получше рассмотреть академию, но пропуск рассчитан только на время проведения экзамена, так что остается только уйти. — С дороги! — Кто-то громко крикнул сзади и схватил за плечо. Сареф погасил желание развернуться с одновременным переломом наглой руки и позволил оттолкнуть себя в сторону. Мимо него проходят четверо дуболомов с символом солнца на куртках, а между ними идет Элизабет Викар. — Прошу прощения. — Сареф низко поклонился. Он не тот, кто может требовать к себе уважения. Разумеется, встревать в конфликт с власть имущими тоже нельзя. С другой стороны раздается смех при виде неловкого бродяги из гильдии, но юноша полностью это проигнорировал и продолжил путь к выходу. Ближе к полудню возвращается в гостиницу, где уже ожидает Элин. Сареф в подробностях рассказал об экзамене, но больше касался выступления дочери епископа, как самого интересного события. Эльфка с восхищением слушает описание магии Элизабет Викар, о золотых молниях и финальном дереве в небе. Результатов экзамена придется ждать до следующего утра, поэтому Сареф предлагает вновь сходить в гильдию. Элин радостно соглашается, так как сидеть в четырех стенах ей очень скучно. По пути в гилд-холл Сареф замечает, как спутница провожает взглядом стайки ребятишек, носящихся по улицам. Элин все же ребенок, поэтому остро нуждается в общении с другими детьми. Играть с Сарефом у неё вряд ли получится. Но пока юноша не готов предложить ей присоединиться к играм городской ребятни, даже несмотря на артефакт, скрывающий эльфьи уши. В гильдии они встречают Катрин. Девушка сообщает, что Фрида вроде как нашла информацию о том рейде, но пару часов назад ушла. — А где она может быть? — Спрашивает Сареф. — Думаю, она отправилась домой. У неё есть младшие брат и сестра, поэтому ей приходится уходить, так как они остались без родителей. — Рассказывает Катрин во время срывания со стен выполненных заказов. — Можете сказать, где она живет? — Напрямую уточняет юноша. Ловить Фриду в гильдии ему не хочется. Катрин немного поколебалась, но потом объяснила как пройти. Вместе с Элин они уходят в бедную часть города, где многие каменные дома обросли деревянными пристройками, а брусчатка прячется под слоями грязи, натасканными с полей. Разительно отличается от богатых кварталов. Впрочем, так быть и должно. Уже на подходе к дому Фриды авантюрист резко останавливается. Элин вопросительно поднимает голову, на что Сареф предлагает купить лепешек. До них долетает аромат свежего хлеба из пекарни, и Элин с радостью соглашается. Сареф покупает четыре больших лепешки, дает одну девочке и просит постоять здесь, пока он не вернется. Элин кивает, всё внимание сосредоточено на горячем хлебе. Сареф оставляет Элин у пекарни и заворачивает за угол. Теперь до слуха четче доносятся споры из переулка, который должен вести к дому Фриды. — Я тебе повторяю еще один раз, Ганз: я принесу плату через неделю. — Сареф без труда узнает голос Фриды. — О, дорогая моя, я и не против, но ты же помнишь? — Отвечает незнакомый мужской голос. — Помню что? — Что чем дольше задерживаешь выплату, тем больше проценты. За каждый день просрочки к долгу добавляется пять медных монет. — Что?! Ганз, ты охренел? Я так никогда не смогу выплатить тебе долг. Ты просто грабишь меня. — Фриде явно не хватает слов, чтобы описать негодование. Сареф выходит в переулок, но на него никто не обращает внимания. В двенадцати шагах стоит Фрида в окружении трех человек бандитской внешности. Их лидер в куртке из овечьей шкуры нависает над девушкой с упертыми в бока руками. Его лицо явно перенесло что-то напоминающее оспу, что придает облику еще более отталкивающую ауру. Двое других ему под стать, даже не подходя близко, нюх вампира различает въевшийся в тела запах табака и пива. — Нет, Фрида, это ты охренела не платить в срок. Я понимаю, что ты теперь калека, но деньги вернуть все же нужно. Займи у кого-нибудь или иди торгуй телом по ночам, мне все равно. Через семь дней к твоему долгу добавятся тридцать пять монет. — Ганз почесывает коротко стриженную голову. — Я верну тебе долг, но твои грабительские проценты делают это невозможным. Поумерь аппетиты. — Буквально шипит Фрида. — Есть и другой вариант. Может, я заберу твоих драгоценных братика и сестренку? — Ганз делает вид, будто его осенила гениальнейшая идея. — Научу их попрошайничать или воровать. Поработают на меня, и твой долг будет уменьшен. — Не смей. Трогать. Их. — Фрида хватается за меч, но один из сообщников Ганза бьет коленом в правое бедро девушки. Фрида с болезненным криком падает на землю. Какая бы травма не сделала калекой, она все еще сверхболезненная. — Спокойнее. — Ганз рукой останавливает напарника. — Да, давайте быть спокойными. — Когда нужно, Сареф может быть бесшумным. Ганз резко поворачивается и оглядывает Сарефа с головы до ног. Его глаза замечают торчащую из кармана нашивку гильдии, поэтому кивает, будто полностью согласен с юношей. — Вы правы, насилие — это крайняя мера. — Ростовщик наклоняется к лежащей девушке и отбирает меч. — Пока что возьму это в уплату долга. Все равно тебе больше не нужен. Хорошего дня. Останавливать его Сареф не стал, лишь протянул руку Фриде. Та отвернулась и встала без помощи, но отказаться от протягиваемой палки не может. — Чего тебе? Благодарности хочешь? — Фрида не слишком приветлива, Сареф начинает всерьез считать, что это её обычное состояние. А может, с такими жизненными проблемами не до учтивости. — Не совсем. Я по поводу информации о рейде, где спасли эльфиек. — А, ну да. Давай зайдем в дом. — Рыжеволосая девушка начинает ковылять в сторону дома, но теперь на её голове прибавилось уличной грязи. — Один момент. — Сареф возвращается за Элин, пытающейся скормить кусок лепешки ломовой лошади, на что хозяин животного разражается ругательствами. При виде Сарефа крестьянин сразу заткнулся, но вполголоса пожелал отправиться далеко и надолго. — Наверное, лошадям нельзя давать свежий хлеб. — Пожимает плечами Сареф на вопрос Элин.
Глава 41
Обстановка дома Фриды не может скрыть нужду: почти нет мебели, лишь одинокий котелок висит над потухшим очагом. Обветшалые занавески перекрывают вход в другие комнаты, а уж говорить о количестве пыли на них даже не стоит. Фрида доходит до угла зала и неловко садится перед ведром. Рукой начинает зачерпывать воду и смывать грязь с головы. Сареф заканчивает осмотр помещения и смотрит на спину гильдейской распорядительницы. — Итак, что удалось узнать? — Спрашивает Сареф, замечая выглядывающих из другой комнаты двоих детей. Вероятно, это младшие брат и сестра Фриды. На вид кажутся одного возраста с Элин, которая тоже замечает их. Сареф кивает на невысказанный вопросэльфки, так что та увлекается парой детей в соседнюю комнату. — Ничего хорошего. — Отвечает Фрида. — Это случилось четыре года назад, тогда эльфиек погрузили на купеческое судно и попросили оставить на берегу Фрейяфлейма. Капитан торгового судна тем самым расплатился за выполнение другого заказа. — Понятно. Много сейчас ходит кораблей на Фрейяфлейм? — Ха! Ни одного. — Девушка шмыгнула носом и продолжила оттирать глину с волос. — Два года назад воды около архипелага оккупировали пираты, а еще обосновались морские драконы. Острова полностью отрезаны от остального мира. Эльфам, правда, торговля не очень нужна, всё необходимое для жизни у них есть на островах. С учетом огромного расстояния возвращение Элин на родину становится почти невозможным. — К архипелагу точно никто не плавает сейчас? — Удостоверяется юноша. — Точно. Ни за какие деньги никто туда никого не повезет. Но даже если и найдешь, то фрахт судна для одной девочки… Во сколько золотых выйдет? — Ты права. Большое спасибо за помощь. — Ага, а теперь будь добр, уходи. — Фрида так ни разу не повернулась лицом к Сарефу. Юноша подзывает Элин, та быстро появляется из соседней комнаты. Она явно не наигралась, но даже не подумала упрашивать остаться подольше. Сареф оставляет на столе без стульев сверток с еще горячими лепешками и выходит из дома. — Мы идем в гостиницу? — Спрашивает Элин. — Мне вот что подарила Марта. Девочка с гордостью демонстрирует куклу, сделанную из деревяшек. Туловище куклы обернуто в тряпки, чем отдаленно напоминает одежду. — Круто. Береги её. — С улыбкой кивает авантюрист. — Думаю, что да. Или ты хочешь куда-то сходить? — Нет. А можно будет еще раз прийти сюда? — Мы спросим у Фриды, когда в следующий раз увидимся. — Обещает Сареф. — Но сейчас не самое удачное время. Слух вампира даже сквозь двери слышит Фриду, которой больше не перед кем изображать твердость характера. Вместе с Элин юноша выходит из переулка в направлении гостиницы. Специально выбирает маршрут подлиннее, чтобы спутница побольше посмотрела на город. Всё чаще замечают людей, которые украшают улицы венками цветов и разноцветными лентами. Сареф знает, что это подготовка к празднику Урожая. Юноша рассказывает Элин из памяти Бенедикта, что конец лета так отмечают каждый год. Сейчас на полях убирают урожай, а после всё королевство это дружно отметит с музыкой, танцами и вином. Почти все в Манарии украшают дома, но в столице будет куда краше, как рассчитывает Сареф. Только храмы и башни магов в городах останутся нетронутыми. Впрочем, религия имеет свои праздники. Например, во время одного праздника всех церкви и храмы по ночам окружены потрясающими золотыми сферами, будто светлячки из мира богов слетаются к священным местам. А в день солнцестояния множество людей с символами небесного светила воздают молитву Герона, после чего порой происходят чудеса исцеления. — А мы сходим на праздник? — Спрашивает Элин. — Да, обязательно. — Обещает Сареф. Для него это тоже будет первый праздник Урожая в этом мире. Сам праздник начнется завтра вечером и продлится до следующего утра. И скоро решится наконец вопрос поступления в Фернант Окула. Сареф уверен, что пройдет, так как показал себя одним из лучших на экзамене. Но кое-какие слухи не дают покоя. А именно то, что руководство академии невероятно коррумпировано. То, что необходимость таланта и реальных умений уже не является основополагающей вещью. Это всячески отрицается, но на экзамене никто особенно не старался, кроме Элизабет Викар. Это может указывать на то, что многие претенденты получат студенческую мантию благодаря деньгам и титулам. Если это правда, то здесь Сареф может быть в пролете. Через час они вернулись в «Огниво», где плотно пообедали. Элин теперь уделяет всё внимание кукле, а Сареф в сотый раз пытается разгадать загадку Фолин Нумерик. И в сто первый раз проигрывает. Юноша продолжает вертеть головоломку, но теперь мысли занимает сказанное Фридой. У Сарефа нет идей, как помочь девочке вернуться на Фрейяфлейм, раз сообщение между государствами вот уже как два года отсутствует. Получается так, что Элин придется надолго задержаться в Манарии. При этом Сареф не уверен, что сможет заботиться о ней так же, как сейчас. Если поступит в академию, то жить будет в общежитии, так как бесконечно снимать комнату в гостинице не получится по деньгам. О своем доме остается только мечтать. К тому же будет куда дольше отсутствовать, из-за чего Элин со многими проблемами окажется наедине. Бросить сейчас он её не может, значит, нужно найти кого-то, кто сможет позаботиться об Элин. В Порт-Айзервице почти никого нет, кого может попросить о таком. Это не та услуга, которую можно выполнить при удобном случае без серьезных трудностей. Из всех вариантов авантюрист чаще всего возвращается к Фриде. Она уже заботится о братишке и сестренке и не дает их в обиду. Решительна и не боится трудностей, а к тому же в курсе того, что Элин — эльфийка. С другой стороны она в долгах, и Сареф не хочет, чтобы Элин встречалась с местными коллекторами. При этом Фрида из-за травмы больше не может зарабатывать столько, чтобы хватало на приемлемый уровень жизни. Однако как раз с минусами решения Сареф может помочь, а вот найти человека с необходимыми чертами характера невероятно сложно. Вдобавок Элин будет куда комфортнее, если другая девушка поможет ей правильно адаптироваться в человеческом обществе, а еще будет с кем играть, не выходя из дома. — Элин, послушай. — Говорит Сареф. Девочка поворачивается к авантюристу. — На архипелаг в ближайшее время не получится попасть. Ни один капитан не возьмет курс на Фрейяфлейм, так как там полно пиратов и морских драконов. — Делится с эльфкой полученной информацией. Впрочем, Элин не выглядит удивленной. — Да, на острова давно уже никто не приплывал. — Тебя, вероятно, пираты поймали? — Уточняет Сареф. — Угу, они ночью высадились рядом с нашей деревней. — Тихо произносит девочка. Воспоминания наверняка до сих пор доставляют боль. — Я понял. Получается, что тебе придется остаться в столице, но скорее всего я не смогу теперь быть рядом с тобой постоянно. На лице Элин появляется тревога, ведь Сареф и не был обязан заботиться о ней всё это время, поэтому может выкинуть на улицу в любой момент. — Как думаешь, сможешь пожить у Фриды? Если она, конечно, согласится. А я буду приходить в свободное время. — Рассказывает о плане Сареф. — Да, думаю, это будет хорошо. — Элин явно чувствует облегчение. — Но я бы хотела жить с тобой. — Возможно, когда-нибудь… — Дает туманное обещание Сареф, смотря на смущенную Элин. — Я не очень хороший и интересный человек. Лучше узнай побольше других людей. — Почему ты не хороший? — Эльфка не понимает фразы Сарефа. — Это секрет. — Улыбается Сареф. — А теперь мне нужно уйти по делам, так что сиди в комнате. Как обычно. Элин кивает, после Сареф выходит из комнаты. На улице день только-только перевалил за середину, сейчас светлое время суток очень длинное. Юноша без проблем выходит из города и направляется к диким местам на отдалении от столицы. Сейчас опасно охотиться за кровью, но сегодня Сареф хочет немного поменять тактику. Максимально далеко уходит в дебри, где сумел поймать две лани. Первую опустошил и наконец почувствовал уход голода. А вот вторую закидывает на плечо и несет в пригород. Этим собирается убить двух зайцев: немного заработать на продаже мяса и иметь прикрытие обычной охотой на случай встречи с кем-то в лесу. Мясник в пригороде придирчиво осмотрел лань и выплатил вознаграждение. Сареф знает, что многие охотники обычно только так и зарабатывают. Разве что охотники на чудовищ еще могут продавать редкие части тел убитых монстров. Сареф вспоминает, что еще не забрал вознаграждение за железы Дьявольского Ловчего, которое должно было ждать в столичном филиале гильдии из-за того, что в Масдарене не оказалось алхимиков, готовых купить. Если добавить сбережения после продажи ожерелья и карточный выигрыш, получается достаточная сумма для последующего плана и безбедной жизни в ближайшее время. Сареф успевает вернуться в город до закрытия ворот, но идет вовсе не в гостиницу. Сейчас ему нужно позаботиться о том, чтобы у Элин появился настоящий дом. Снова оказывается в бедном квартале города, где начинает расспрашивать о заимодавце по имени Ганз. Оказывается, что этого человека здесь хорошо знают, поэтому Сареф без труда находит его контору, где он обычно находится, если не выбивает долги. Сейчас перед Сарефом возвышается заброшенный склад, внутри вокруг кальяна сидят несколько громил. — Я ищу Ганза. — Громко говорит авантюрист. — Он ушел в «Сломанную шпагу». Ищи его там. — Один из курильщиков отвлекается от занятия. Названное заведение тоже известно первому попавшемуся прохожему, так что уже через десять минут вампир стоит перед почерневшей дверью кабака. Остается надеяться, что Ганз будет достаточно трезвым для важного разговора.Глава 42
«Сломанная шпага» выглядит довольно популярным местом для жителей бедного квартала. В широком зале множество столов под завязку забито людьми. Стоит гомон, постоянно кто-то начинает громко смеяться, а трактирщик без устали наполняет кружки дешевым пивом, брагой или разбавленным вином. Сареф помнит внешность Ганза, поэтому внимательно пробегается взглядом по лицам пьяниц и работников доков. Тусклое освещение не очень в этом помогает, но на зрение юноша не жалуется. Ганза нигде не видно, поэтому Сареф проходит к трактирщику и пытается узнать, здесь ли еще он. Оказывается, что ростовщик на втором этаже заведения, где не так шумно. По скрипучей лестнице Сареф поднимается выше и снова оглядывает публику. Теперь-то замечает Ганза в окружении шестерок. По мере приближения к их столу Сарефа тоже замечают и перегораживают проход. — Я к Ганзу по делу. — Произносит Сареф. — Пропустите его. — Выкрикивает ростовщик. Сареф подходит ближе и встает перед столом Ганза. Уверенно стоит под множеством недружелюбных взглядов и намеренно делает большую паузу перед речью. Ганз тоже не спешит говорить первым. — Я по поводу Фриды. — Начинает авантюрист. — Наша с ней сделка честная. Я вправе требовать уплату долга с процентами. — Тут же отмахивается собеседник. — Разумеется. Каков общий долг сейчас? — Двадцать один серебряный. — Ганз прикладывается к кружке. — Предлагаю следующее, — юноша переходит к деловой части разговора. — Я полностью выплачу долг Фриды прямо сейчас, а ты забудешь, кто она такая и где живет. По рукам? Предложение вызывает удивление на лице Ганза. Вероятно, он ожидал угроз или еще чего, но никак того, что кто-то решит погасить большой долг за чужого человека. — М-м, ты что, на неё запал? Хахаха. — Смеется Ганз, и хохот подхватывают сидящие рядом. — А это важно для дела? — Сареф стоит со спокойным выражением лица, чем-то самому себе напоминая Ганму. Делает то, что хочет и как хочет. Мнение окружающих заботит мало. — Ну, нет. Просто было интересно. Твои мотивы — твоё дело. Показывай деньги. — Ганз делает широкий приглашающий жест. Сареф выложил нужную сумму, которую Ганз три раза пересчитал. При этом внимательно осмотрел каждый серебряный, но не обнаружил никакого подвоха. — Мы пришли к соглашению относительно Фриды? — Уточняет Сареф. — Фриды? — Ганз непонимающе хмурит лоб. — Какой Фриды? Народ, что за Фрида? Сообщники вертят головами и пожимают плечами, мол, впервые слышат это имя. Юноша ухмыльнулся и показал на меч, который сегодня Ганз отобрал у девушки: — И его тоже. — Да, забирай. — Великодушно разрешает Ганз, поглаживая кошель с монетами. Сареф снова выходит на улицу и пытается пристроить меч к поясу, но после неудачной попытки решает нести в руках. Солнце уже село, а сумерки становятся гуще. Юноша теперь направляется к гостинице, где его ждет Элин. Сареф не удивился тому, что девочка ждала его у окна. Перед сном рассказал ей, что завтра утром снова уйдет и вернется к полудню. Элин заснула очень быстро, а вот Сареф только ворочается. В левой руке боль теперь не проходит полностью, несмотря на то, что дозировка увеличена до семи капель. При этом начинаются побочные эффекты в виде бессонницы, слабости в мышцах и небольшого жара. Будь на месте Сарефа обычный человек, то симптомы передозировки были бы куда острее, но характеристика Стойкости снижает негативное влияние обезболивающего. Однако вечно на этом препарате сидеть не выйдет. Если Сареф поступит в магическую академию, то первым делом нужно будет отыскать способ избавления от проклятья. Остаток ночи юноша провел в анализе различных способов получения информации, а также в придумывании сразу нескольких легенд для своей «болячки». Утром Сареф тихо выходит из комнаты и спускается на первый этаж «Огнива». Владелец заведения уже растопил печь, возможно, только аристократия может спать допоздна, а вот у большинства людей день начинается очень рано. Сареф попросил трактирщика через час поднять завтрак в комнату, чтобы Элин смогла поесть в одиночку, а после уходит в сторону Фернант Окула. У знакомых ворот академии несет дежурство новый привратник. Прямо на ворота повешен список тех, кто поступил. Из сорока двух претендентов прошли только шестнадцать. С неожиданным волнением Сареф быстро пробегает глазами по списку и с облегчением видит: «Сареф из гильдии авантюристов». От радости юноша аж звонко хлопнул ладонями, чем заработал неодобрительный взгляд сонного привратника. — Вы из этого списка? — Шумно зевает человек. — Да. — Отвечает Сареф. — Не пропустите объявление внизу. — Информирует привратник и снова закрывает глаза. Вампир опускает глаза ниже, где написано, что сегодня в середине дня всем прошедшим нужно будет прибыть в академию. «Вероятно, для решения всех организационных вопросов», — думает Сареф и направляется в гильдию. Не знает, придет ли сегодня Фрида в гилд-холл, но пока еще нужно получить вознаграждение за железы Дьявольского Ловчего, а также проверить заказы на стене. Вряд ли у Сарефа будет много времени, чтобы параллельно с учебой работать авантюристом, но деньги ему в любом случае понадобятся. А еще при работе с заказами можно будет повышать уровень освоенности умений и может даже поднимать уровни. В столичном филиале гильдии число заказов выше, чем в Масдарене, но здесь и авантюристов гораздо больше. Сареф проходит мимо досок заказов, отмечая в памяти самые интересные. По сути заказы не сильно отличаются от округа Туманных Холмов, но еще встречаются такие, где заказчиками выступают Конклав, аристократические рода и королевские Коллегии, представляющее из себя подобие министерств. Сареф успевает познакомиться с некоторыми членами гильдии, обсудить городские события и рассказать о новостях из Масдарена. Как и говорила Рим, Сарефу нужно чаще использовать правильные знакомства и налаживать связи с разными людьми. [Отсылка к филлерной главе «Карты, бани, два слона-2». Прим. автора]. Через некоторое появляется Фрида, юноша услышал стук трости еще до того, как девушка показалась на виду. С такой травмой должно быть нелегко дается путь из бедного квартала в гилд-холл. Сареф прикидывает, справится ли с таким «Аура благословения Кадуцея», но пока отбрасывает мысли об этом, сейчас Фрида нужна по другой причине. Юноша перехватывает девушку на полпути к стойкам. Судя по мешкам под глазами, не только у Сарефа сегодня была бессонная ночь. Правда, причины у них явно разные. — Опять ты. Чего еще? — Буркнула Фрида, обходя Сарефа. — Мы можем поговорить наедине? Хочу кое-что обсудить. — Только быстро, у меня еще куча работы. Сюда. — Девушка ведет за собой в одну из комнат для обсуждения поручений с заказчиками и исполнителями. Внутри есть стол и множество стульев, Фрида садится на один и начинает массировать бедро. — Как давно была получена травма? — Сареф решает начать с другой темы. — А какое тебе дело? — Сегодня Фрида больше выглядит уставшей, а не раздраженной. — Наверное, никакого. — Пожимает плечами Сареф. Собеседница кивает головой, мол, «вот и я о том же». — Я поступил в Фернант Окула, поэтому хочу, чтобы ты позаботилась об Элин, пока я буду занят учебой. — Без обид, но у меня нет ни сил, ни желания опекать еще кого-то. — Качает головой Фрида. — У меня есть определенные жизненные трудности, как ты должен был заметить. — Что касается трудности с долгом Ганзу, то она устранена. — Сареф сел напротив девушки. — О чем ты? — Собеседница непонимающе смотрит на юношу. — Я полностью оплатил твой долг Ганзу. Больше он к тебе не придет. В комнате воцарились тишина. Фрида очень внимательно вглядывается в лицо авантюриста, будто пытается отыскать улыбку. — Ты шутишь надо мной? — Нет, я полностью серьезен. — Сареф кладет на стол сверток, в котором завернут забранный у Ганза меч Фриды. — При этом я дам денег на еду, одежду и прочие расходы, чтобы Элин ни в чем не нуждалась. Конечно, еще тебе не помешает добавить больше удобств дома. Впрочем, можешь потратить деньги любым нужным способом, лишь бы Элин было хорошо. Сареф кладет на стол тугой мешочек с монетами, где набралось больше пяти золотых серебряными и медными монетами. На всякий случай Сареф дал только часть имеющихся сбережений, хоть и большую. Фрида тем временем развернула тряпку и увидела свой меч. — Тут хватит не только на Элин, но и на тебя, Марту и Генри. — От эльфийки Сареф узнал имена младших брата и сестры Фриды. — Есть еще какие-то проблемы, о которых я не знаю? Фрида не отвечает, сжимая меч. Сареф замечает, что она плачет, но не очень понимает, из-за чего. Довольно неловкая ситуация, но Сареф терпеливо ожидает ответа. Он не настолько хорош в утешениях и в целом проявляет достаточно мало эмпатии окружающим людям. Жизненный опыт Ганмы с характером Сарефа дает хладнокровие. Пускай не полное, но достаточное, чтобы не вестись на поводу эмоций. Фрида этим похожа на Сарефа, но только внешне. Лишь гасила эмоции, которые сейчас не может остановить. — Этот меч… мне достался от отца. Я думала, что уже никогда не верну его. — Собеседница всхлипывает и вытирает глаза рукавом. — Я… согласна. Мы примем Элин как свою. И прекрати таращиться на меня. — Не волнуйся, я унесу это с собой в могилу. — Сареф отводит взгляд от пытающейся закрыть лицо Фриды. Расплакаться перед малознакомым человеком для её образа бой-бабы может быть не к месту. — Только не уходи в неё преждевременно. — Я постараюсь. — Улыбается Сареф. — Надеюсь, меня не завалит книгами в библиотеке. — Тебя скорее превратят в жабу там. — Вдруг рассмеялась девушка. Они договорились, что Сареф приведет Элин завтра. Теперь можно будет съехать с гостиницы и переехать в общежитие, не переживая сильно об Элин. Осталось только рассказать ей о результате миссии по поиску нового для неё дома.Глава 43
Сареф находится в просторной аудитории, парты из черного дерева амфитеатром расходятся вокруг центральной трибуны, где сейчас стоит председатель экзаменационной комиссии. Очень похоже на университет из прошлой жизни, если закрыть глаза на средневековые одеяния, магические фигуры на стенах и окнах. На улице самый разгар дня, в столице очень жарко, но внутри корпуса прохладно. — Все студенты обязаны носить ученические мантии. Вам их выдаст кастелян после собрания. — Произносит седовласый мэтр Павилус. Он будто сошел со страниц фэнтезийных книг прошлой жизни, где маги часто изображились умудренными старцами. Помимо Сарефа в аудитории находятся пятнадцать студентов. Всех их видел на экзамене, включая Элизабет Викар. Многие сидят рядом, так как знатные семейства, как правило, хорошо знакомы, даже если не любят друг друга. Лишь авантюрист сел подальше ото всех, чтобы меньше обращать на себя внимание. Мэтр Павилус продолжает рассказ о правилах ношения формы и поведения в стенах Фернант Окула. Юноше приходится мотать на ус, так как заведение отличается строгими правилами, за нарушение которых возможно отчисление. После каждый подошел к волшебнику для получения ключа от личной комнаты в общежитии и серебряного резного кругляша с изображением герба академии. На предмете искусно выгравирован спящий дракон. Как объяснил мэтр, он олицетворяет само магическое знание, которое нельзя получить просто так. А если неправильно себя вести, то знание может «съесть» мага. Драконы издревле считаются одной из самых могущественных рас, в том числе в плане магии. Лучше них, пожалуй, только демоны, но академия, разумеется, не стала бы помещать на герб ничего демонического. Медальон служит подтверждением статуса студента и пропуском на территорию Фернант Окула. После ознакомительной части мэтр Павилус проводит экскурсию по академии. С корпусами из белого камня Сареф уже знаком, хоть и издали. В них находится общежитие, в которое нужно будет вернуться после экскурсии. Далее идут пузатые здания из красного кирпича и с зелеными крышами. Наметанный взгляд Сарефа сразу начинает находить аналогии с прежним миром, благо историю архитектурных стилей тоже в свое время сдал на «отлично». Здания явно строились разными зодчими, причем общежития выполнены в готическом стиле, в том время «красные» учебные корпуса в романском, где нет острых, резных шпилей, скорее напоминают бронированные монастыри, где строители отдали предпочтение круглым и полукруглым формам, нежели острым углам и прямым фигурам. Мэтр Павилус подтверждает догадку о том, что корпуса возводились не только разными людьми, но и в разное время. Чем глубже проходят внутрь академии, тем более древние здания. За «красными» учебными корпусами расположены черные башни с мощным фундаментом. Четыре башни из черного камня стоят на одной площади, но расположены вразнобой. Высотой с добрую пятнадцатиэтажку они куда шире привычных Сарефу небоскребов. Зодчим, которые еще не совместили железо и бетон, пришлось добиваться необходимой устойчивости широким основанием. Маг рассказывает, что в башнях обучаются студенты старших курсов, а также находятся лаборатории. Самая дальняя от общежития башня полностью отведена под библиотеку. По площади между башнями ходят другие ученики и маги, мэтр Павилус часто останавливается, чтобы поприветствовать коллег. За башенной площадью находятся весьма древние на вид здания. Точнее, это больше похоже на мини-городок, выполненный из песчаника или известняка. Проводник рассказывает, что это, пожалуй, один из самых древних памятников человеческой культуры на континенте. С виду действительно выглядит таковым, напоминая Фивы Древнего Египта. Очень-очень давно в городке жили студенты и учителя, но сейчас его используют как склады для всевозможных вещей. И самым последним отрезком пути оказывается песчаная дорога к святая святых магического сообщества Манарии. В известняковой скале вырезан настоящий храм, невероятно похожий на виденный в прошлой жизни Хатшепсут, заупокойный храм фараонов в Дейр-эль-Бахри. Это здание положило начало Фернант Окула много тысячелетий назад, когда Порт-Айзервица в помине не существовало. Тогда Манария представляла из себя безжизненную пустыню, но великий архимаг Корнельс смог изменить климат почти на всем материке. Из нынешнего использования мэтр Павилус отметил только то, что студентам входить туда строго запрещено. Группа возвращается обратно, но Сареф задерживается у обрыва, под которым расстилается столица королевства. Вид просто потрясающий, всё как на ладони, глаза могут даже заметить площадь, где находится гилд-холл, а также крышу «Огнива». Территория академии начинается в городе, где огорожена высоким забором, но чем глубже продвигаться, тем выше поднимаешься, поэтому здесь нет надобности в заборе. Академия выстроена на продолговатой массивной скале. По-прежнему только шпили королевского дворца посреди города выше Сарефа. Юноша быстро догоняет остальную группу и вскоре возвращается к общежитиям. Внутри они выглядят очень здорово, академия явно зарабатывает кучу денег, раз студенты могут претендовать на личные комнаты. Но тут дело скорее всего в том, что большинство студентов из высшего сословия, а значит, не потерпят казарменных условий. Комната Сарефа почти совпадает по размеру с комнатой в «Огниве». Но гораздо чище, тут даже запах особенный, будто где-то спрятаны фрукты. В комнате стоит мягкая кровать, шкаф для вещей и письменный стол. Никаких изысков, но Сареф даже разулся, чтобы не ходить сапогами по красивому ковру. Окно выходит на сады перед корпусами. Авантюрист раздевается, чтобы заменить привычное снаряжение на черную ученическую мантию. Все студенты младших курсов обязаны носить её даже вне территории академии. Старшие курсы могут носить мантии других цветов, и только полноправные маги и учителя вправе полностью отказаться от мантий в пользу обычной светской одежды. Именно так можно определить учителя, хотя некоторые продолжают носить мантии белоснежного оттенка, как озаренные знанием посреди темноты невежества. Первое занятие будет завтра утром, поэтому остаток дня и вечер в полном распоряжении Сарефа. Обещал, что сегодня сходит с Элин на праздник Урожая. Фрида уже забрала Элин к себе, так что придется дойти до их квартала. Но это будет только вечером, сейчас же Сареф решает потратить время на изучение общежития. На первом этаже находится столовая, где несколько раз в день академия бесплатно кормит студентов. Второй и третий этаж отведен парням, четвертый и пятый — девушкам. На каждом этаже есть уборные комнаты, а также ванны и даже настоящие бани. Сразу бросается в глаза немыслимо большой штат слуг и служанок. Опять же влияние знати, но Сареф вынужден признать, что без слуг не получалось бы поддерживать такую большую территорию в чистоте и порядке.
В проходе сталкивается с другим студентом. Это один из тех, с кем поступил Сареф. В одинаковой одежде похожи, но манеры одеждой не скрыть.
— О, ты ведь тот самый из гильдии авантюристов? — Сарефа останавливают поистине царственным жестом.
— Верно. — Кивает юноша.
— Меня зовут Йоран. Йоран Тискарус. — Представляется черноволосый незнакомец. Его косичка лежит на плече, в волосы вплетена лента из дорогой ткани. На взгляд не выглядит старше Сарефа.
— Сареф. — Учтиво кивает юноша.
— Должен сказать, что твое выступление на экзамене было интересным. Поэтому неудивительно, что ты поступил. — Продолжает Йоран из известного рода Тискарусов. Насколько слышал Сареф, этот род приближен к королю. И зачем такому человеку обращать внимание на Сарефа и даже хвалить?
— Благодарю. Ваша магия зачарования была куда более впечатляющей. — Делает комплимент Сареф, лишь бы поскорее отвязаться от молодого человека. Несмотря на скуку во время экзамена, обращал внимание, что показывают другие поступающие.
— Думаешь? Да, отец выложил большую сумму, чтобы маг из академии поднатаскал меня в ней. А кто тебя обучал? — Йоран не думает уходить, значит, ему что-то нужно.
— Мне помогли в гильдии. — Туманно отвечает Сареф. Хвастаться тем, что самостоятельно освоил по учебнику, он не будет. Чем позже другие студенты узнают, что простолюдин опережает их по уму, навыкам и трудолюбию, тем лучше.
— Ясно. Нанятый отцом наставник сказал, что ты использовал эту… «Обратную энтропию».
— Угу.
— Еще он сказал, что в королевстве мало чародеев, которые овладели этим заклятьем.
— В самом деле? Ничего себе. — Сарефу приходится изображать интерес к разговору.
— Ты можешь починить мне кое-что с помощью этой магии? — Наконец-то Йоран перешел к делу. Сареф не удивился, что на него будут больше смотреть как на слугу, который при случае восстановит разбитый бокал с дорогим вином. Но пока что Сареф не может отказать.
— Я всё ещё учусь, но чем смогу, тем помогу.
— Отлично, Сареф, благодарю. Я расскажу детали позже. Уверен, что мы подружимся. — Йоран покровительственно кладет руку на плечо авантюриста, а после удаляется с гордой походкой.
«Уверен, что нет». — Мысленно отвечает Сареф и направляется обратно в комнату, пока еще с кем-то не столкнулся.
До вечера молодой маг провел в комнате, а после отправился к выходу из академии. Во время движения по городу чувствует на себе многочисленные взгляды. Мантия ученика с узором спящего дракона на спине неизбежно будет привлекать к себе внимание. Статус студента Фернант Окула не дает пока реальных привилегий, но выпускник академии сможет подняться очень высоко по сравнению с 99,9 % населения королевства. Впрочем, именно это является одной из долгосрочных целей Сарефа.
На улицах праздник уже начинается, на закате зажгутся фонари и огни, выкатятся бочки с вином, откроются многочисленные прилавки с вкусной едой, а люд с головой упадет в празднование конца сезона. Сареф доходит до дома Фриды, чтобы забрать Элин. На стук отпирает как раз эльфка, будто весь день провела рядом с дверью в ожидании Сарефа.
— Сареф пришел! — Элин зовет Фриду.
Как только юноша зашел в дом, то сразу заметил изменения. Времени прошло совсем ничего, а здесь словно провели грандиозную генеральную уборку. Всё вычищено, убрано, у стола наконец появилось целых пять стульев. Старые занавески заменены новыми с красивыми узорами. В жилище витает аромат еды из котелка на очаге.
Из соседней комнаты выбегают Марта и Генри. Нюх вампира различает запах сапона — местного аналога мыла. Теперь ребятишки действительно выглядят гораздо чище, а одежда явно новая. Что же, Фрида хорошо потрудилась, чтобы новый дом для Элин стал куда уютнее.
Следом выходит сама Фрида, тоже явно посетившая бани. Сегодня она надела платье вместо штанов и рубахи. Преобразилась не только внешне, Сареф уверен, что если применит «Поверхностное чтение», то почувствует от неё спокойствие и умиротворение.
— Присоединитесь к нам? — Спрашивает Сареф.
— Да, они попросту не усидят дома. — Говорит Фрида, кивком показывая на носящихся детей. Юноша замечает её взгляд, пробегающий по ученической мантии.
— Хорошо, в таком случае стоит уже выходить. — Произносит Сареф и жестом приглашает на улицу. Лишь перед выходом проверил, активировала ли Элин «Кулон изменчивости».
Глава 44
После захода солнца Порт-Айзервиц преображается очень сильно. Горит множество факелов, фонарей, даже в небо поднимаются разноцветные магические огни из рук студентов академии. Праздник Урожая — один из немногих, во время которого на улице можно встретить так много знати. Обычно высшее сословие собирается на балах и концертах в богатых районах, особняках или королевском замке, но сегодняшний праздник относится исключительно к крестьянскому труду, поэтому принято выходить на улицы к обычному люду. Вроде как даже королевская чета должна будет проехаться по главной улице, но Сарефу нет большого дела до монарха. Сюда пришел в первую очередь ради Элин, которая никогда не видела человеческих праздников. Она возбуждено бегает с Мартой и Генри по сторонам, так как просто не может сдерживать шаг. Сейчас их процессия подстраивается под темп Фриды. Долгие пешие прогулки для Фриды наверняка мучительны, но выглядит весьма довольной. На улицах сейчас наверняка все жители города и пригорода столицы. На площадях устраивают массовые танцы, множество музыкантов перебирают самые веселые мотивы чуть ли не на каждой большой улице. Первую остановку сделали на берегу искусственного озера, разбитого в парке. Ребятня поглощает лакомство, очень похожее на блины с ягодным вареньем. Сареф от угощения отказался, впрочем, как и Фрида. На площадке перед озером множество людей кружится в незамысловатых танцах. В чем-то таком Сареф попробовал себя на помолвке Герды и Стефана в Масдарене. — Мы с отцом на празднике танцевали в том самом месте. — Вдруг произносит Фрида. — Мне было тринадцать или четырнадцать лет. То был самый счастливый год в моей жизни. — Ты всю жизнь провела в столице? — Спрашивает Сареф. — Да, родилась и выросла здесь. Мой отец был авантюристом и часто уходил на задания, но на праздник Урожая всегда оставался дома. — Рассказывает девушка. — Не поверишь, но в те времена я была неуверенной плаксой, и отец часто смеялся надо мной по этому поводу. Именно он научил меня танцевать, а на пятнадцатилетие начал приучать мои руки к мечу. Кто-то дергает рукав, это оказывается Элин, показывающая на кукольное представление поодаль. Юноша кивает, и троица тут же убегает к импровизированной сцене, на которой разыгрывают мини-спектакль. Одним глазом Сареф следит за спинами детей, туда же смотрит и Фрида. — Он погиб? — Спрашивает Сареф об отце собеседницы. — Да, три года назад не вернулся с рейда. Мама после этого ушла из дома и больше я её не видела. Меня сразу приняли в гильдию, так как отец заранее договорился с командирами об этом. Он знал, что любой заказ может стать для него последним. — Грустная история, но ты стойко пережила трудности. — Нет уж, до сегодняшнего дня не верила, что сумею справиться. Три месяца назад алебарда одного сукина сына чуть не отсекла мне ногу, и больше мне не светят ни заказы, ни танцы… А потом вдруг появляешься ты и говоришь, что решил все проблемы. — Фрида вдруг рассмеялась. — А ты не пробовала обращаться к жрецам или магам? — И к жрецам и к одному магу. Собственно, почти весь долг ушел на консультацию чародея, но помочь он мне не смог. — Пожимает плечами девушка. — Ясно. Возможно, эту проблему я тоже решу. — Задумчиво произносит Сареф, вспоминая о силе Кадуцея. — Ты еще и целитель? — Фрида наполовину с удивлением, наполовину с надеждой смотрит на собеседника. — Совсем немного. Но оставим это на другой день. После они направились к центральной площади, где посетили гилд-холл. Авантюристы празднуют не менее шумно, весь двор перед зданием забит столами и площадками для танцев. Фриду здесь знают хорошо, поэтому она тут же получает ворох комплиментов из-за неожиданной смены имиджа. Девушка краснеет и отмахивается от слов под дружелюбный смех согильдийцев. Сареф тем временем принес детям воды, так как они слишком уж умаялись за вечер. Время за весельем пролетает незаметно и вот уже пора возвращаться домой. Сареф решает проводить группу до дома далеко за полночь. Дети уже засыпают на ходу, даже Фрида выглядит уставшей, хоть довольная улыбка не думает сходить с лица. Праздник на улицах тем временем не сбавляет оборотов. Но внимательный слух Сарефа выхватывает из общего шума бедного квартала нечто несвойственное празднику — крики ужаса. Вскоре все люди вокруг начинают волноваться, толпа приходит в движение, пытаясь оказаться как можно дальше от невидимой пока опасности. Давка — очень опасное место для детей и калек, поэтому Сареф заставляет всех прижаться на крыльце закрытого магазина. — Подождите здесь. Я посмотрю, что там. — Говорит Сареф и начинает прорезать толпу. Возможно, произошла пьяная потасовка или другие обыденные инциденты. Вампира больше волнует, где именно это произошло, чтобы при необходимости вернуться домой другим маршрутом. Он выходит на торговую площадь, посреди которой стоят шестеро мужчин в черных куртках и плащах. Их лица скрывают маски, шарфы и даже пара шлемов. Один из них поднимает в ночное небо топор и выкрикивает: — Мы принесем в этот прогнивший город справедливость. Только избранные выживут перед лицом Темной Эры! Жители столицы, бегите и плачьте, ибо рок уже занес над вами топор! На последнем слове незнакомец обрушивает оружие на пытающегося отползти горожанина. Массивное лезвие топора вонзается в шею несчастного. Люди вокруг вскрикивают при виде обезглавливания, многие начинают громко звать стражу, а тем временем шестерка расходится в разные стороны с поднятым оружием. Начинается паника и неразбериха, поток людей стремится как можно скорее выбраться с площади. Сареф быстро запрыгивает на бочку, потом на торговую палатку и балкончик второго этажа ближайшего дома. Шестеро убийц методично расправляются с каждым человеком, попавшимся на пути. Крики страха и боли нарушают дух прекрасного праздника. Очень напоминает вторжение демона в филиале гильдии Масдарена. Так же неожиданно и жестоко. Вот только эти убийцы пахнут как люди. Они ловко управляются с оружием, но не показывают ничего сверхъестественного. «Какие-то фанатики решили устроить акцию во время массовых гуляний?», — первое, что пришло в голову юноши. Бежать вперед и спасать людей Сареф не будет. Не считает себя героем, а к тому же подобное действие может иметь ненужные последствия, поэтому авантюрист решает спуститься с балкона, когда основной поток людей внизу иссяк. Запах крови невероятно сильно дразнит, но Сареф решительно поворачивается спиной к площади и возвращается к Фриде и детям. Вот только уйти не удалось. С другого здания спрыгивает темная фигура. Ей оказывается тот самый человек с большим топором. — Думал, что останешься незамеченным наверху? — На лице человека маска животного, напоминающего тигра. — Я почти подобрался к тебе. Сареф понял, что упустил из виду одного из фанатиков и чуть не получил жестокий урок. По черному плащу незнакомца и сюртуку под ним стекает чужая кровь. И лезвие топора до самой бородки покрыто кровью. — Ученик мага? Думаю, ты должен понять, что блага не всегда можно достичь благими делами. Так что не серчай на меня за это. — Человек принимает боевую стойку. Сарефу остается проклясть студенческую форму, которая делает слишком заметным среди остальных людей. — Не советую. — Сареф начинает спокойно идти на человека с топором. Противник ничего не сможет сделать против адепта боевых искусств и одновременно вампира. — А не то что? — Сказал незнакомец веселым тоном перед взмахом оружием. Юноша ныряет под линию атаки и оказывается сбоку от противника. Тяжелое оружие ожидаемо не позволит ему изменить стойку и направление удара, так что резкий удар Сарефа впечатывает человека в стену дома. Тело медленно сползло по стене и замерло. Дальше испытывать судьбу Сареф не собирается. Но не успевает юноша сделать пяти шагов, как сзади окликает человек в тигриной маске. Сареф оборачивается и видит, как человек вновь встает на ноги, будто только что не получил серьезного удара. — Вот так так… Волшебник знает толк в драке? — Незнакомца совершенно не смутил нокдаун, сейчас быстро сокращает дистанцию. Сарефу не остается ничего другого, кроме как убить врага. Перехватывает одной рукой летящее к телу чудовищное оружие. Оппонент пытается вырвать рукоять из руки вампира, но для этого нужно быть как минимум одной физической силы с Сарефом. Пару секунд играют в перетягивание топора, пока юноша не нанес невероятно быстрый удар ногой в голову. Движение было настолько быстрым, что оставило едва различимый след в воздухе. Подобно мокрой тряпке враг теперь отправился в противоположную стену, а после упал на землю. Сареф даже не проверяет состояние человека, после такого удара у лежащего сломаны шейные позвонки, а также смертельное кровоизлияние в мозгу. Используй еще энергию духа, то вполне мог бы разнести череп как тыкву. Сареф быстро уходит из переулка, пока не появились сообщники убитого. На соседней улице сталкивается с тяжело вооруженным отрядом городской стражи. Вполне мог бы попасть под горячую руку, если бы не мантия студента магической академии. Сареф указывает в сторону площади, где остались другие фанатики. Через минуту быстрого бега возвращается к тому месту, где оставил Элин и остальных. К счастью, они не пытались уйти оттуда, поэтому не пострадали в давке. Они радостно машут Сарефу. Без объяснений авантюрист ведет их к дому по другому маршруту. Придется сделать крюк, но так будет безопаснее. Проходят под мостом и поворачивают на улочку, где обычно продают специи и курительные смеси. Сейчас здесь довольно пустынно, и именно это нужно Сарефу. Не хочется снова сталкиваться ни с фанатиками, ни со стражей Порт-Айзервица. На середине улочки Сареф резко останавливается и жестом приказывает остальным спрятаться за уличным прилавком. Вампиру очень не нравится то, что слышит за поворотом. Но с хромающей Фридой и детьми убежать отсюда не сможет, значит, остается столкнуться с источником звука. Чем ближе он подходит, тем отчетливее напевание под нос странной мелодии, а также скрежет чего-то металлического по камням улицы. И вот перед Сарефом снова показывается фигура в черном плаще и тигриной маске. Человек тащит большой топор за конец рукояти, а кончик лезвия не отрывается от мостовой. — О, снова привет. — Человек поднимает топор и кладет на плечо. — Ты так быстро ушел, что я даже не успел попрощаться. Ты готов послужить на благо Темной Эры? У Сарефа нет логичного объяснения, как противник выжил после того удара. Поэтому сейчас приказывает себе забыть о том, что перед ним обычный человек. Нужно убить врага наверняка.Глава 45
Сареф не стал отвечать о готовности послужить непонятной Темной Эре. Боевой опыт Ганмы сообщает, что разговаривать с противником не стоит, если дело дошло до драки. Бенедикт придерживался того же мнения, так как часто враг может намеренно пудрить мозги. Юноша не спеша идет навстречу незнакомцу. Последний снова принимает стойку, как будто хочет расколоть голову Сарефа как полено. Вот только удару не суждено достичь цели. Сареф без труда уходит не только от него, но еще успевает зайти за спину врага. Все-таки люди в подобной схватке не смогут даже поцарапать вампира. Левая рука кладется на затылок, а правая хватает подбородок. Резкий поворот, хруст и враг падает на землю со сломанной шеей. Авантюрист отходит на пару шагов и начинает обходить труп. Напавший уже «воскрес» один раз, так что сейчас Сареф намерен довести дело до конца. Массивный топор поднимается рукой вампира и обрушивается на шею человека. Силы удара хватает не только на отсечение головы, но еще лезвие топора глубоко уходит в мостовую. Сареф возвращается к сопровождаемым, дети испуганно прижимаются к Фриде, которая пытается посмотреть, чем кончилось дело. — Что случилось? — Спрашивает девушка. — Напал один из фанатиков. Больше проблем не доставит. Давайте быстро уходить… — Юноша не успевает закончить из-за звука, который не несет в себе ничегохорошего. Сообщение Системы заставляет выругаться про себя.Получена новая задача: выжить любой ценой.
Внимание! Вы заработали достижение «Ходьба по лезвию» из-за частого получения заданий на выживание. Возможности Системы расширены.
Труп посреди улочки вновь начинает двигаться. И раз Система выдает подобное задание, значит, дело труба. — Бегите! Как можно дальше, желательно оставайтесь рядом со стражей. Я задержу его. — Тон Сарефа не дает возможностей для споров, и Фрида понимает, что они ему не помощники. — Я приведу помощь. — Фрида поднимается и вместе с ребятней начинает возвращаться в соседний район города. Сареф перегораживает выход с улочки, но не понимает, что именно сейчас должен остановить. Обезглавленный труп встает на четвереньки, чем плюет на любые правила. Вероятно, здесь замешана магия. Труп начинается увеличиваться в размерах, кожа покрывается серым мехом, руки и ноги превращаются в лапы. Враг трансформируется в огромного волка! Но это еще не всё: на месте отрубленной головы из туловища начинает вылезать новая голова, теперь под стать остальному телу. Удлиненный череп покрывается мышцами и мехом, и вот перед вампиром стоит волк огромного размера — в холке может достать до макушки. Монстр испускает вопль, не похожий на волчий, но легче от этого не становится. Трансформация существа продолжается, и вот из боков вылезают четыре кровавых отростка, похожих на толстые паучьи лапы. Сареф пока просто наблюдает за метаморфозой, пытаться атаковать неизвестного монстра очень глупо. Вампир не может избавиться от ощущения, что паучий волк не сводит с него взгляда, хоть вместо глаз лишь черные буркала.
Вам противостоит Идолопоклонник Церкви.
Впервые Система дала какому-то врагу название. «Значит, это и есть новая возможность Системы, полученная за достижение»? Внезапно монстр делает сумасшедший прыжок, покрыв пятнадцать метров одним движением. Сареф всё это время не тратил время впустую: пытался максимально раскочегарить внутренний двигатель, без энергии духа будет трудно. Сареф делает кувырок, разворачивается и снова уходит в сторону. Враг стал невероятно быстрым, раз может соперничать с вампиром и текущим параметром Ловкости. Чудовищный волк пытается напрыгнуть, повалить и растерзать, но Сареф успевает реагировать на броски. Многие бы в ужасе замерли перед подобным монстром, но Сарефу остается благодарить «Божественную волю Кадуцея» за психическую устойчивость, а также богатый жизненный опыт Ганмы и Бенедикта. Идолопоклонник Церкви и вампир носятся по переулку, рушатся палатки, разбиваются прилавки, когти монстра оставляют глубокие борозды на камнях мостовой и стенах домов. Сареф пока не тратит силы на атаку, лишь отмечает про себя манеру нападения, на которую способен противник. Сареф мог бы пожалеть, что не успел изучить боевую магию, но сейчас сознание сконцентрировано исключительно на противнике, каждый нерв и мускул задействуются для успешной защиты. Они постепенно приближаются к просторному перекрестку. К счастью, рядом нет зевак, значит, ненужных жертв не будет. Монстр словно выходит из себя, хотя до этого сдержанным назвать было нельзя. Волчара взбегает по стене и с нее пытается обрушиться на Сарефа. Вампиру приходится ответить не менее молниеносным рывком в сторону. Убежать от такого противника не получится, Сареф смотрит как Идолопоклонник запрыгнул на другую стену и перемещается по ней с помощью паучьих конечностей. Еще один прыжок, и Сареф вновь уходит от атаки. Но в этот раз отпрыгивает недалеко, чтобы использовать инерцию движения на поворот вокруг своей оси и удар ногой в бок чудища. Идолопоклонника сила удара отбрасывает в сторону, но никаких травм не наносит. Противник куда тяжелее Сарефа, поэтому придется прикладывать больше усилий во время атак. Однако тычок еще сильнее выводит противника из себя. Он разражается какофонией животных звуков, а вой начинает буквально резать по слуху. Сареф понимает, что сейчас станет только хуже.
Внимание! Вам противостоит Двухголовый Идолопоклонник Церкви.
Система сообщает то, что Сареф и так видит. Рядом с волчьей головой вырастает еще одна. Довольно жуткое и неприятное зрелище, но сейчас Сареф не намерен ждать конца трансформации. Быстро сокращает дистанцию и пробует нанести удар. Паучьи конечности по бокам Идолопоклонника тут же приходят в движение, чтобы помочь отпрыгнуть назад. Сарефу приходится резко броситься в сторону: враг стал еще быстрее и начинает опережать возможности авантюриста. Вторая голова Идолопоклонника успевает за эти секунды полностью отрасти и раскрыть пасть. Из нутра вырывается десятиметровый поток огня, который накрывает большую площадь перекрестка. Сареф сумел выйти из зоны поражения в последнее мгновение. Очень опасная ситуация, сердце стучит как сумасшедшее, пот заливает лицо, и непонятно, от жара стен огня или от физической работы. На перекрестке раньше было много лавок, сейчас они объяты пламенем. Неотвратимо огонь перекидывается на дома. Но не пожар сейчас опасен, а монстр, у которого помимо второй головы вырос еще длинный чешуйчатый хвост. Выглядит тонким и не слишком опасным, но монстр в раздражении начинает хлестать им, и Сареф понимает, что попадать под удар хвоста нельзя. Новый отросток бьет со скоростью кнута, глаза вампира не могут уследить за траекторией, можно ориентироваться только на невероятно звонкий щелчок, бьющий по барабанным перепонкам. Сареф ранее хотел зайти за спину Идолопоклонника, но теперь план приходится отбросить. Сареф продолжает кружить из стороны в сторону, уходя от атак монстра. Тот словно совсем не чувствует усталости. Вторая пасть снова выпускает столб огня, теперь Сареф зарабатывает несколько ожогов, но пока это просто больно, на боеспособность не влияет. Из одной улицы появляется отряд городской стражи, привлеченный воем Идолопоклонника и пожаром. Сареф при всем желании не сможет их ни предупредить, ни спасти. Монстр продолжает следить за вампиром, к десятку стражников поворачивается спиной. Впрочем, для людей это равносильно моментальной смерти: хвост-хлыст проходит сквозь строй как раскаленный нож сквозь масло. Невероятно сильная конечность на огромной скорости прорезает щиты, доспехи, плоть и кости. Обратным движением хвост стряхивает с себя кровь, капли щедро орошают пространство. Идолопоклонник совершает еще один рывок, теперь Сареф встречает его ударом максимально уплотненной энергии духа. Тело монстра сила столкновения отбрасывает назад, обе глотки издают крики боли. Но Сареф гораздо легче противника, поэтому его отбросило куда дальше по улице. Юноша пытается встать, но тело буквально вопит от боли из-за отдачи. Чувство реальности куда-то уплывает. Сареф понимает, что подошел к границе своих возможностей и нужно активировать «Ауру благословения Кадуцея». В бликах пожара приближается Идолопоклонник Церкви. Сареф стремится как можно скорее исцелить переломанные руки, так как они перестали его слушаться. Согласно описанию Системы способность Кадуцея должна не только исцелять, но и ускорять регенерацию сил. Вот только ничего подобного Сареф не чувствует. Сейчас остается последний довод королей: кровь Древнего. Две оставшиеся капли Сареф носит в мешочке на шее, но травмированные руки не желают слушаться. Система выдает новое сообщение, из-за которого Сареф готов выкрикивать проклятья.
Внимание! Вам противостоит Трехголовый Идолопоклонник Церкви.
Нетрудно догадаться, что у волка вырастает еще одна голова. Вероятно, монстр станет еще сильнее, быстрее и прочнее. Над лопатками зверя вырастают кожистые крылья в три раза больше самого монстра. «Теперь еще и летать будет?», — устало спрашивает сам себя авантюрист. Он не успеет принять каплю крови Древнего, еще один прыжок и на горле сомкнутся зубы одной из голов. Однако Идолопоклонник не успевает добраться до поверженной жертвы, так как нечто темное на большой скорости врезается в бок и отбрасывает в сторону. Сквозь затуманенный взгляд Сареф видит, что этим темным предметом является внушительный двуручный молот. «Что за богатырь смог с такой силой метнуть оружие?», — Это можно посчитать резонным вопросом, и ответ не медлит появиться на сцене.
Закованный в броню человек поднимает оружие, словно оно ничего не весит. По оружию пробегает волна цвета индиго, энергия покрывает также и руку таинственного помощника. Идолопоклонник напротив резко подпрыгивает в воздух и взмывает в ночное небо. Воин в темно-фиолетовом капюшоне не отрывает взгляда от противника, будто хочет еще раз метнуть оружие.
С громким воплем монстр падает с небес прямо на одинокого воина. Чудовище должно придавить человека благодаря массе и ускорению свободного падения, но рыцарь оказывается не менее проворным. Быстрым скачком уходит из точки приземления противника и наносит удар молотом, пока Идолопоклонник не взмыл снова в воздух.
Атаку воина духа, а это человек явно использует внутреннюю энергию, Сареф даже не смог разглядеть. В воздухе просто остался размытый полукруг темно-фиолетового цвета, а пространство будто раскололось. Земля вздрагивает, а воздушная волна отбрасывает пытающегося встать Сарефа.
От идолопоклонника остались лишь кровавые ошметки. Впрочем, не только монстр пострадал. Каменный дом, оказавшийся на пути удара, буквально сдуло с поверхности города. Сареф не удивится, если обломки долетят до соседнего квартала.
Подобная сверхсила и сверхплотность энергии духа может быть показана только мастером боевых искусств. Значит, седовласый мужчина, помогающий Сарефу встать, один из трех легендарных воинов Манарии. И один из столпов Оружейной Часовни.
Глава 46
Помощь пришла неожиданно и очень к месту. Воин духа отбрасывает капюшон и внимательно осматривает Сарефа. Переливы целительной энергии Кадуцея проходят по телу вампира и постепенно залечивают раны и переломы. Седобородый мужчина кивает и снова смотрит на останки Идолопоклонника. После такого удара монстр восстановиться не может, части тел лежат без движения. — Унарский Цербер-Химера — сложный противник. Ты либо невероятно силен, либо чертовски везуч. — Произносит воин. — Я Фридрих Онгельс. Подозрения Сарефа оправдываются, перед ним действительно один из мастеров пути Духа в Манарии. Однако непонятно, почему Фридрих назвал монстра Унарским Цербером. Система нарекла Идолопоклонником Церкви. Кто-то из них явно ошибается, или чудище имеет сразу два названия. — Скорее второе, магистр Онгельс. Спасибо за помощь, я был на грани. Меня зовут Сареф. — Сареф совершает низкий поклон. — Ага, я был на празднике в соседнем районе, когда начался этот бардак. — Рассказывает мастер боевых искусств, смотря на множество людей, начинающих заполонять улицы, когда угроза со стороны монстра перестала существовать. Люди тащат ведра из колодцев и акведуков и стремятся как можно скорее потушить пожары. К счастью, в Порт-Айзервице каменных домов большинство. — Встретил рыжеволосую авантюристку, которая спешно искала помощь. — Продолжает Фридрих. — А эта химера так орала, что даже глухой бы услышал. Я ожидал увидеть обычного авантюриста, однако, вижу адепта школы Белого Пламени в форме студента Фернант Окула. Довольно необычное сочетание. Почему ты не поступил в Оружейную Часовню? Сареф теперь понимает, чем заинтересовал собеседника. Благодаря душе Ганмы он может показать высокий уровень владения боевым искусством, хоть тело и не готово к 100 %-ной идентичности с Ганмой. Юноша мог бы без труда поступить в Оружейную Часовню, как называется самая знаменитая школа боевых искусств в Манарии и в соседних странах. В Оружейной Часовне практикуют небезызвестный Оружейный Стиль. — У меня открылся талант в магии, поэтому я решил стать магом, хотя тренировки не собираюсь забрасывать. — Отвечает Сареф. На самом деле академия нужна ему для исцеления проклятья и получении информации о силах Кадуцея. И еще по списку других причин, но Фридриху знать об этом необязательно. — Ясно. Жаль. Однако помни, что человек не сможет стать мастером и в магии и в пути Духа. Ты останешься на среднем уровне в обоих искусствах, а вершины никогда не достигнешь. Если решишь бросить магию, найди меня. — Фридрих забрасывает молот на плечо и уходит восвояси. Слова мастера боевых искусств резонны, уделяя внимание и магии и боевым практикам, человек никогда не достигнет мастерства. Любой из этих путей потребует полную отдачу. Однако Сареф не человек и перед ним века жизни, если сумеет выжить. Поэтому пусть не сейчас, но через лет сто или сто пятьдесят он сможет назваться одновременно мейстером магии и мастером боевых искусств. — Вот так встреча. — Раздается знакомый голос за спиной. Сареф оборачивается и видит знакомого мага. — Мэтр Патрик? Вы уже вернулись в столицу? — Сареф учтиво кланяется старшему магу, с которым познакомился на конкурсе новобранцев гильдии авантюристов. — Да, того демона мы догнали у границы королевства, но он сумел сбежать. — Маг пожимает плечами и смотрит на то, что осталось от Идолопоклонника Церкви. — Хм, Цербер-Химера в столице… Патрик тоже называет монстра не так, как Система. Сареф вертит руками, проверяя результат работы «Ауры благословения Кадуцея». Все информационные сообщения Системы проверит позже, когда наконец будет предоставлен себе. — Мастер Фридрих в своем репертуаре. — Бормочет чародей, переводя взгляд на разрушенный двухэтажный дом. — Ладно, дальше это работа охотников на демонов, ты можешь идти. У тебя завтра должны начаться занятия. Значит, маг уже знает о поступлении Сарефа в магическую академию или догадался по одеянию. — Этот монстр демонический? — Спрашивает Сареф. — Нет, Унарские Церберы не демоны и демонов не сопровождают. Но так получается, что опасные монстры тоже остаются на нас. — Качает головой волшебник. — Они могут принимать облик человека? — Уточняет авантюрист. — Нет, а почему ты спрашиваешь? — Патрик не до конца понимает интерес юноши. — В Цербера-Химеру превратился один из напавших на людей. Это началось на Бирюзовой базарной площади. Я попался ему на глаза, и он преследовал меня. Я смог его обезглавить, но после он превратился в это. — Сареф указывает на останки чудища. — Это очень плохо. — Мэтр Патрик помрачнел. — Давай поговорим позже. Я найду тебя в академии, а теперь иди. Сареф кивнул и отправился обратно. Нужно найти Элин с остальными и помочь наконец дойти до дома. Мимо вампира в район происшествий стекаются многочисленные отряды стражи и рыцарские разъезды из пяти-шести всадников. Проходят процессии жрецов Герона в сопровождении инквизиторов, обвешанных оружием и реликвиями. Сареф даже заметил группу магов, быстрым шагом прошедших мимо. Оружейная Часовня наверняка тоже на месте во главе с Фридрихом Онгельсом. Столица бросает все силы, чтобы уничтожить что угодно, покушающееся на мирную жизнь города. Авантюрист не может не признать, что модель разделения силы куда более гибкая и устойчивая, чем в тех государствах, где всё завязано на чем-то одном. Манария имеет сразу несколько столпов с разным подходом к решению задач. Жречество, Конклав, Оружейная Часовня, рыцарские ордена, специализированные отряды охотников, гильдия авантюристов, ремесленные лиги и прочее: всё находится в относительном равновесии. Значит, не будет ситуации, где один социальный институт сможет доминировать над остальными, что обычно не приводит ни к чему хорошему. Элин заметила его первым и начала громко звать. Эльфка с Фридой, Генри и Мартой стоят рядом с группой вооруженных авантюристов. Те вступают в дело только при наличии заказа, но может быть так, что вместо заказа придет срочный королевский указ, и тогда авантюристы начнут исполнять его. Сареф обнимает подбежавшую Элин, девочка явно сильно перепугалась, так что не стала сдерживать слезы. Следом подходит Фрида, она куда более привычна к экстремальным ситуациям, но тоже выглядит взволнованной. — Рада, что ты не пострадал. Ты так сказал бежать, что я подумала, что там действительно должно было произойти что-то страшное. — Говорит Фрида. Сареф даже рад, что они не видели Идолопоклонника. Для неподготовленного человека это может стать слишком ужасным зрелищем, а уж о детях можно и не говорить. — Пришлось трудно, но мастер Онгельс пришел на помощь. Спасибо, Фрида. — Мы случайно столкнулись с ним. Я ничем особо не помогла. — Пожимает плечами Фрида, до сих не понимая, с чем именно сражался Сареф. Самому вампиру тоже потребуется время, чтобы обдумать произошедшее. Фанатики, Темная Эра, неожиданное превращение человека в Цербера-Химеру, хотя Система считает, что это было не Унарское чудовище, а нечто под названием Идолопоклонник Церкви. — Мы решили, что сегодня переночуем в гильдии. В нашем квартале сейчас может быть небезопасно. — Сообщает о планах рыжеволосая девушка. — Хорошее решение. Тогда давайте отправляться. Вместе они возвращаются в гилд-холл. От праздника тут остались только брошенная еда и напитки, все свободные наемники тут же вооружились и вышли на улицы, как только пришел сигнал тревоги. Мрачный перезвон колоколов Сареф слышал еще перед началом схватки с Идолопоклонником. Один из самых веселых праздников закончился многочисленными жертвами и столбами дыма над пожарами. Элин долго не хотела отпускать Сарефа, но в гильдии все же освободила руку. Они устроились в одной из комнат для обсуждения заказов, до утра эти комнаты не понадобятся по прямому назначению. — Здесь ты будешь в безопасности. — Тихо произносит Сареф Элин. — Мне нужно возвращаться в академию. Я навещу вас, как только смогу. Девочка кивнула, Сареф гладит по голове и укрывает одеялом. Фрида тоже заканчивает с укладыванием своих младших. Вместе они выходят в главный зал. — Ты возвращаешься в академию? — Спрашивает Фрида. — Да, на утро назначены первые занятия. Я еще не знаю расписания, так что не могу сказать, когда навещу вас. Постараюсь сделать, как только появится возможность. — Хорошо. Удачи тебе, Сареф. — Девушка неожиданно делает низкий поклон. — И… спасибо за всё, что сделал для меня и остальных. Сарефа немного удивил жест и слова Фриды, поэтому лишь ответил, что рад был помочь, и вышел из здания гильдии. Уже поздняя ночь, но Сарефу кажется, что сегодня уснуть не сможет. У ворот академии стоят целых пять служащих с магическими жезлами и свитками под руководством мага. Они внимательно оглядели медальон Фернант Окула и пропустили на территорию академии. В общежитии юноша почти никого не встретил. Большинство наверняка были на празднике Урожая, а после вернулись в родовые особняки и поместья. Авантюрист запирается в комнате и скидывает с себя одежду. Ученической мантии сильно досталось от огня второй головы Идолопоклонника, но «Обратная энтропия» возвращает одежду в первоначальное состояние. Срабатывает на ура, как и предполагал Сареф. Эта магия хорошо подходит для ремонта, если починка приводит к уменьшению энтропии объекта. На себя Сареф накидывает просторный банный халат и отправляется смывать пыль, пот и грязь. Раз он стремится вписаться в высшее общество, то должен выглядеть соответствующе.Глава 47
Как и ожидалось, ночью Сареф так и не смог толком поспать. Сначала проверил сообщения Системы.Задача «Выжить любой ценой» выполнена. Получено два уровня и шесть очков характеристик.
«Хм, на месте Системы я бы выдал за такое приключение три или четыре уровня. Чем больше растет мой уровень, тем сильнее замедляется прогресс. Так сделано специально?», — Разумеется, спросить Сарефу не у кого.
Итоги боя: ### Получено 2 уровня и 6 очков характеристик. ### Уровень освоенности умений повышен и теперь равен: «Школа Белого Пламени» → 38,5 % ### Известность повышена. ### Открыта галерея достижений.
Сильнее всего из характеристик сейчас отстает Интеллект, но при этом никаких сложностей из-за этого Сареф не испытывает. Поэтому вкладывает все шесть очков во вторую по отставанию характеристику — Жизненную мощь. Чем больше выносливости, тем больше продвинутых техник школы Духа сможет использовать в бою. Пока что именно это его основное оружие.
Жизненная мощь: 32 Стойкость: 36 Физическая сила: 28 Ловкость: 31 Интеллект: 14 Озарение: 48
Прокачка становится хорошо знакомым делом, но сегодня появилось кое-что новое.
… Открыта галерея достижений.
— Система, открой галерею достижений. — Вполголоса произносит Сареф. Тут же появляется новое окно.
Галерея достижений: 1. «Ходьба по лезвию». Других достижений не получено.
— Открыть описание достижения.
Достижение: Ходьба по лезвию Описание: Вы часто оказывались в опасных ситуациях. Вас можно назвать рисковым человеком или просто неудачливым. В любом случае опыт дает возможность понять, что за противник перед вами, если эта информация специально не скрыта.
«Как интересно», — юноша перечитывает описание достижения. Выходит, что Система сейчас может показать название или имя противника? При этом информация может быть скрыта от Системы непонятным способом? — Система, открой список всех достижений и условий их получения. — Данная информация не входит в общую справочную базу данных. — Система ожидаемо отказывается облегчать задачу вампиру. Если Сареф хочет узнать о новых достижениях, то должен для начала их получить. Имеет смысл их зарабатывать, так как возможно получение полезных бонусов. Сареф закрывает окна и продолжает лежать в полной темноте. Кровать в общежитии очень мягкая, даже немного непривычно утопать в ней. Возможно из-за этого или из-за событий на празднике Урожая, юноша долго не может заснуть. Сегодня вымотался, но сон все равно не приходит. Весьма отвратное ощущение. Где-то через два часа ворочания Сареф встает и выходит в коридор. Хочет дойти до бочки с водой и утолить жажду. Почему-то очень хочется выпить обычной холодной воды. Внезапно замечает у лестницы чью-то фигуру. В коридоре догорают несколько ламп, так что света очень мало, но темнота не помеха для вампира. Взгляд подмечает хрупкость фигуры и белую спальную накидку из дорогой ткани, перед ним точно девушка, но для служанки слишком дорогая одежда для сна. Голова скрыта капюшоном, так что лица Сареф не видит. Незнакомка стоит рядом с картиной королевской охоты, будто ждет кого-то. Возможно, Сареф сейчас помешает чьему-то ночному свиданию, так что бесшумно поворачивается и уходит. — Здравствуй, Сареф. — Слышит за спиной авантюрист. Похоже, девушка не только услышала шаги, но еще и смогла узнать. — Кто вы? — Сареф снова поворачивается к девушке лицом. Собеседница отвлекается от созерцания картины и поворачивает голову в сторону студента. Сареф напрягает зрение, но не может рассмотреть лицо. Девушка вытягивает руку по направлению к юноше, будто пытается коснуться, хотя между ними шагов десять. — Твоя… — Последнюю часть фразы собеседница произнесла настолько тихо, что Сареф хочет переспросить, но не может этого сделать из-за зрелища огромной зубастой пасти за дальним плечом девушки. Пасть возникла просто из темноты, а слюна сверкает на многочисленных рядах клыков под светом тусклых ламп. Юноша пытается сдвинуться с места и предупредить, но ощущает себя настолько заторможенным, что может лишь наблюдать за тем, как тело девушки исчезает в захлопнувшейся пасти. И вдруг Сареф открывает глаза. Понимание того, что это был сон, приходит сразу. За окном уже рассвет, все-таки удалось уснуть. Сареф поднимается с кровати, а в мыслях все еще стоит образ девушки в объятьях зубастой пасти. И что это может значить? Сареф никогда не верил в толкование снов, но в мире магии может быть всякое. Возможно, мозг таким образом переосмыслил встречу с Идолопоклонником Церкви. Однако непонятно, что за незнакомка была во сне. Студент академии быстро одевается и решает умыться, пока многие должны спать. До первого занятия еще несколько часов, но больше спать Сареф не хочет. Заниматься сейчас особо нечем, сходить в город не успеет, да и блуждать по академии не имеет смысла, если корпуса еще закрыты. Поэтому Сареф провел полуторачасовую медитацию, чтобы замедлить течение энергии духа. В бою циркуляцию внутренней энергии нужно ускорять, но в спокойной обстановке ходить в таком напряжении не имеет никакого смысла. Поэтому есть практики, направленные на замедление потока духа. Одновременно это может приглушать чувство тревоги, усиливать внимательность и мыслительные процессы. Дух начинает размеренно течь по телу, даруя расслабление и ускоряя восстановление мышц. А вскоре пришлось вставать и направляться на первый урок. Занятие проводится в одном из красных корпусов. Прямоугольная комната завешана картами, атласами миграции и рисунками различных рас. Сареф ожидал, что обучение начнется с магии, но составители учебной программы имеют на этот счет другое мнение. Самым первым оказывается урок географии. Профессор на мировой карте объясняет расположение различных государств, островов и рек. Затрагивает также экономическую, военную и культурную область других народов. Рассказывает о формах правления, религиях и денежной системе. Даже вскользь проходит по теме иностранных языков, хотя сказал, что по языкам у студентов будет отдельный курс. Впрочем, Сареф не удивлен наличию предмета, не связанного с магией. Маги часто выступают дипломатами и советниками министров и даже королей. Чародей обязан не только знать магию, но и разбираться в географии других земель, понимать их культуру и, разумеется, смочь поддержать разговор на любом языке. Неудивительно, что каста волшебников считается самой образованной. Именно маги изобрели многие лекарства, сооружения, способы экономного земледелия и валютный курс. Всё то, для чего не нужно иметь талант к магии. Сейчас Сареф вместе с другими студентами старается записывать названия государств и основные моменты, связанные с ними. — Широкоземельная Степь простирается на три тысячи миль в сторону Кларийских гор. Там обитают многочисленные племена кочевников, а также расположен Муран-Валган-Деорт, единственный город орков. Особенностью города является то, что он ходячий и постоянно перемещается по степи, поэтому нужно… Сареф сел как можно дальше от других студентов, так что никакие разговоры не отвлекают от лекции. С других парт то и дело долетает обсуждение вчерашних событий или просто шутки над смешными географическими названиями. Что же, студенты даже в этом мире студенты. Социальный статус и мантия студента Фернант Окула не значат, что они будут проявлять усердие в учебе. Однако Сареф привычен к такому, будто сейчас получает второе высшее образование. — … так гномы выходят на поверхность. В Манарии имеется три наземных города, в которых происходит торговля с Вар Мурадот, подземной империей гномов. Для торговли требуется получение королевской лицензии и, соответственно, уплата пошлины. — Преподаватель только наращивает темп, даже Сареф не успевает записывать, так как здорово отвык от этого. Хорошо, хоть местный язык с самого начала стал для него на уровне родного. За два часа вряд ли удалось разобрать по полочкам хотя бы треть огромной карты на стене. Но Сареф уже имеет достаточное представление о соседних человеческих государствах и расах орков, гномов и гоблинов. На следующем уроке их будут ждать драконы, зверолюди и королевства людей на других материках. На выходе Сарефа окликает Йоран Тискарус, тот самый, который попросил что-то починить с помощью «Обратной энтропии». — Привет, Сареф. Как провел вечер? — Здравствуй, Йоран. Хорошо, правда, происшествия немного испортили впечатление. — Отвечает Сареф. — О да, я слышал о каких-то беспорядках в нищем квартале. Чего же еще ждать от бедняков? — Собеседник, похоже, принимает людей низкого сословия за неразумных животных. — Не понимаю, почему ради этого ночью мобилизовали почти все военные силы. Даже мой отец ускакал ночью с отрядом рыцарей. Отвечать на это Сареф никак не стал, обсуждать приключения с Йораном не собирается. — Кстати, что насчет твоей помощи. Приходи после Приветственного бала в мою комнату. Она почти в конце третьего этажа… — Молодой аристократ быстро объясняет, как найти его комнату. С таким тоном, будто вызывает слугу. Вероятно, он просто привык так общаться с людьми. Сареф это молча проглотил, пока не обладает достаточным положением, чтобы заставить считать себя равным остальным. Следующее занятие проводит бодрый старичок, который был председателем комиссии на экзамене, а потом проводил экскурсию по академии. При этом занятие больше похоже на собеседование. Студенты по одному заходили к мэтру Павилусу и задерживались там от пяти до пятнадцати минут. Вскоре очередь доходит до Сарефа. Юноша заходит в кабинет мага и садится напротив чародея. Почти всё помещение заставлено полками с книгами, а на столе лежит куча исписанных свитков. Впрочем, бардак, похоже, никак не мешает пожилому волшебнику. — Так, Сареф из гильдии авантюристов. Держи расписание занятий на месяц. Большинство занятий общие, однако, студенты могут получать и частные уроки, если найдут себе наставника. — Объясняет мэтр. Ничего неожиданно, а про личного наставника Сареф может только мечтать. Из магов хорошо знаком разве что с мэтром Патриком, но он охотник на демонов и вряд ли преподает в академии. — И один из учителей согласился взять тебя в ученики. — Продолжает мэтр Павилус. Вот теперь Сареф удивлен, как это получилось у студента, которые не имеет связей или высокого статуса. — Это мэтр Вильгельм, граф Вигойский. Он тоже был на экзамене. — Продолжает чародей. — Он один из признанных мастеров ментальной магии, поэтому его заинтересовал твой талант. Во всяком случае, мне так кажется. Сареф помнит чародея с седой челкой и уставшим взглядом. По мнению Сарефа, он не показал чего-то по-настоящему крутого, но раз предложение есть, то глупо отказываться. — Благодарю, мэтр. — Кланяется Сареф. Никаких дополнительных вопросов у него пока нет. — Можешь идти. И позови следующего…
Глава 48
Согласно полученному расписанию сегодня больше не будет общих занятий, но нужно явиться к наставнику, мэтру Вильгельму Вигойскому. Рабочий кабинет чародея находится в одной из черных башен позади красных корпусов. Сареф впервые оказывается внутри подобного сооружения. Студента встречает просторный зал, над которым поднимается широкая винтовая лестница. Лифтов еще не придумали, так что подниматься придется на своих двоих. На каждом этаже от лестницы отходит дополнительный путь, юноше требуется дойти почти до самой вершины. Для ног Сарефа плевое дело, но пожилые маги наверняка с трудом осилят подобный путь. Рука стучит в окованную темным железом дверь, которую отпирает опрятный слуга. Похоже, что маг предупредил о приходе Сарефа, поэтому последнего тут же пропускают в лаборатории графа. Покои чародея занимают весь этаж, в коридоре множество дверей, ведущих в какие-то комнаты, но Сарефа подводят к определенной. Слуга почтительно стучит по двери, которую открывает служанка в платке. Слуги быстро перешептываются, после девушка исчезает за дверью. Через некоторое время возвращается, приглашает Сарефа, а после оставляет наедине с хозяином кабинета. Просторный кабинет заливает свет из больших окон, на мраморном полу выложены многочисленные магические фигуры и, наверное, сотни рун. У стен стоят книжные стеллажи, а также развешано различное оружие: от посохов до мечей. Хозяин кабинета сидит лицом к двери за массивным столом, перед ним раскрыты сразу несколько книг. Мэтр Вильгельм поднимает глаза в сторону студента: — А, тот самый авантюрист. — Доброго вам дня, мэтр Вильгельм. Спасибо за возможность обучаться у вас. — Сареф почтительно кланяется. — Угу, кончай с расшаркиванием и бери стул. В первую нашу встречу ты был более решительным. Сареф не стал уточнять, что имеет в виду чародей. Не может припомнить, чтобы на экзамене показывал себя в каком-то другом свете. Подтаскивает стул к столу и садится под внимательным взглядом мага. — Почему ты решил обучаться магии? — Спрашивает собеседник, поправляя седую челку. Это вряд ли праздный интерес, чародей будто проверяет Сарефа. Юноше нужно понравиться преподавателю, если рассчитывает на персональные уроки. — Ради силы, власти и статуса. — Честно отвечает Сареф. Сделал ставку на то, что магу чуждо лицемерие, и не прогадал. — Аха-ха, да. Магия может дать всё это. Вполне нормальное желание. Продолжай в том же духе, то есть говори со мной всегда начистоту. — Волшебник начинает закрывать книги за столом и убирать в сторону. — Тебе выдали расписание занятий? — Да, вот. — Студент протягивает листок. Вильгельм кладет перед собой и внимательно изучает. После достает перо и чернильницу и начинает заполнять свободные поля. После возвращает листок Сарефу. Помимо общих занятий добавились частные уроки. Причем первый урок согласно расписанию уже идет. — Вопросы, предложения? — Чародей откидывается на спинку кресла. — Почему вы выбрали меня? Только потому, что у нас могут быть одинаковые специализации? Я думаю, к вам хотели бы попасть более знатные ученики. — Раз маг потребовал говорить начистоту, то Сареф лишь следует правилу. — Одинаковые специализации? Сомневаюсь, что у тебя может быть талант к моей специализации. Иначе в прошлый раз сказал бы «да». Однако ты прав в том, что меня обложили просьбами. Но мне неинтересно обучать барских недорослей. В них нет кое-чего важного для величия в магии. Сарефа не отпускает чувство, что маг путает студента с кем-то другим. Так же было и на экзамене. Вильгельм тем временем встает из-за стола. — Что же есть у меня, чего нет у них? — Спрашивает Сареф. Вместо вопроса волшебник начинает смеяться, будто вопрос юноши напомнил что-то донельзя веселое. — Неумолимость. — Маг присаживается на край стола. — Видишь ли, с магией рождаются, но это будто появиться на свет с родимым пятном, это не значит, что человек станет магом. — Именно неумолимость дает прогресс. Путь магии — это путь боли и жертв. — Продолжает мужчина. — Все эти богатенькие мальчики и девочки не готовы ни на боль, ни на жертвы. Исключения, конечно, есть, но в своей массе они — бесполезный мусор. — Значит, вы выбрали меня из-за того, что я поступил без привилегий сословия? — Уточняет Сареф. — Ааа, — маг закатывает глаза. — Еще раз — я увидел неумолимость. Забудь всю чепуху наподобие сословий. — И в чем же выражается моя неумолимость? — Сареф искренне не понимает ход мыслей чародея. Последний внимательно смотрит на студента, но будто глядит скорее за спину, нежели в глаза. — Хехехе. — Мэтр Вильгельм наклоняется ближе и переходит на шепот: — Счетчик загубленных тобой жизней заметно возрос с нашей последней встречи. Я вижу мир живых и мертвых одновременно. Сареф резко встает и отскакивает после этих слов, стул падает на пол. — И я вижу, как тебе приходилось быть жестоким, чтобы смочь идти выбранным путем. Именно в этом я вижу неумолимость. Только так можно прийти к вершине чего угодно. — Чародей выпрямляется и пожимает плечами. Авантюрист теперь вспомнил, где видел такую манеру говорить. Фразу про видение мира живых и мертвых одновременно он уже слышал в древнем кургане близ деревни Аварлак в округе Туманных Холмов. — Вы были тем самым некромантом? — Напряженно спрашивает Сареф. — А ты был тем самым вампиром? Будем играть в риторические вопросы? — Некромант встает со стола и начинает подходить к Сарефу, который очень быстро пытается проанализировать ситуацию и выбрать лучший ход действий. — И почему… — Начинает студент в целях потянуть время. — … ничего не сказал на экзамене при виде вампира? — Продолжает за Сарефа маг. — Или почему вдруг решил тебе открыться? — Думаю, что интересуют оба вопроса. — Сареф действительно не может придумать, зачем чародею так поступать. Вильгельм продолжает наступать на Сарефа, а тот отходит дальше по комнате. — Как мне кажется, вы должны желать отомстить мне за случившееся в Аварлаке. — Раз у нас первый урок, то слушай меня внимательно: не пытайся мерить человеческими мерками того, кто человеком уже не является. Ты действительно думаешь, что меня волнует вампир в стенах академии? Некромантов преследуют не с меньшим энтузиазмом. — Лицо Вильгельма приобретает грозный вид. Но не кажется, что маг хочет напасть на юношу. — Меня интересует только величие магии. — Продолжает чародей. — Правила, мораль, законы и заповеди нужно отправлять в задницу, и те, кто готов к такому, могут рассчитывать на мой интерес. Я не смогу передать тебе всё, что хочу, если буду продолжать изображать многоуважаемого графа Вигойского, да будет проклят этот род до седьмого колена. — И наконец, что касается мести… — Волшебник останавливается, будто хочет обдумать это. — Месть?! Издеваешься надо мной? Ты явно повидал мало зим, Сареф. Месть, ненависть, зависть, привязанности: всё это перестает волновать, когда ты проживешь больше одной человеческой жизни. А я их прожил предостаточно, чтобы подобное вызывало вкус земли на языке. Можешь называть житейской мудростью, ибо истинно мудр тот, кто свободен от эмоций. В кабинете повисла тишина. Сареф не перебивал монолог некроманта, лишь готовился к любым неожиданностям. Мэтр Вильгельм возвращается к столу и поднимает стул. После обходит стол, садится в кресло и жестом приглашает Сарефа вернуться на место. Пока что юноше не остается ничего другого, кроме как сесть обратно.
— Итак, я доходчиво объяснил? — Мэтр Вильгельм складывает пальцы в замок.
— Думаю, что да. Прошу меня простить за то, что напрасно пытался загнать в рамки вашу… безграничность. — Вежливо отвечает Сареф, но мага это очень смешит.
— Мою безграничность? Да, это звучит — граф Безграничный. — Собеседник широко разводит руки, словно пытается зримо эту безграничность показать.
— И да, даже не думай сбегать. — Мэтр Вильгельм будто прочел это в мыслях вампира. — Я знаю твою тайну, ты знаешь мою. Если бы твои клыки мне как-то мешали, то ты не оказался бы в этой комнате. Теперь мы учитель и ученик. И я очень надеюсь, что ты покажешь мне нечто великое.
— Хорошо, учитель. Я вас понял. — Кивает Сареф.
— Я рад. На этом урок закончен. На следующий урок прошу подготовить подробный список вопросов, ради которых ты решил поступить в Фернант Окула.
— Позволите еще один вопрос, учитель?
— Конечно, задавай. — Сказано тоном «конечно, нет, я уже устал от твоих вопросов».
— Это ваш настоящий облик или вы захватили тело Вильгельма Вигойского?
— А вот не скажу, это будет твоим еще одним домашним заданием. А теперь иди отсюда, меня ждет сеанс терапии чаем.
Сарефу не оставалось ничего другого, как выйти из кабинета, а потом из башни. Идет словно деревянный и почти не замечает других людей. Всё произошло так быстро, что вампир не успел как следует осознать произошедшее.
Тот странный некромант из Аварлака вдруг оказывается одним из уважаемых чародеев столичной академии магии. Он безусловно сразу узнал Сарефа, но действительно ничего с этим делать не стал, иначе за жизнью юноши уже в тот же день пришли бы охотники за вампирами. Это очень странно, похоже, Вильгельм имеет свои закидоны, раз даже раскрыл маскировку перед Сарефом.
Принцип безопасности говорит о том, что нужно срочно покидать столицу и бежать как можно дальше. Но тем самым Сареф перечеркнет все труды, которые совершил за прошедшее время. Начинать жизнь с чистого листа совершенно не хочется. Особенно, если учитывать дрожащую левую руку.
Невидимые раскаленные иглы пронзают кожу, плоть и доходят до костей. Потом начинают их сверлить, пытаясь докопаться до костного мозга. Сейчас действительно не может покинуть академию, так как и не найдя способа избавиться от проклятья. Сареф ускоряет шаг в сторону общежития, где его ждет почти пустой пузырек с обезболивающим.
Скоро потребуется сходить в город и купить в аптеке новую дозу. Учитель сказал, чтобы к следующему занятию Сареф подготовил список вопросов, ради которых поступил в академию. Сейчас юноша понимает, что осведомленность Вильгельма о природе Сарефа может быть полезной, так как не нужно будет использовать легенды для левой руки. Как некромант, он поймет, почему Сареф не мог обратиться за помощью к жрецам и силе Герона.
Глава 49
В традициях академии есть Приветственный бал. Он проводится после поступления новых студентов в конце лета. Сареф не удивлен тому, что именно такая форма у праздника. Все же подавляющее большинство учащихся родом из высшего сословия. Сареф встретил мало молодых людей, чьи родители не имеют титулов. Но при этом их семьи достаточно зажиточные, владеют землями, мастерскими или кораблями. Отдельно могут стоять только ставленники различных организаций, наподобие гильдии авантюристов или охотников на вампиров. Мэтр Павилус рассказал о проведении бала на самой первой лекции, где Сареф получил медальон студента. Многие студенты оживленно обсуждают грядущее событие, но самому Сарефу оно малоинтересно. Юноша слабо вписывается в высшее общество, но осознает, что если в будущем хочет быть его частью, то должен понимать и участвовать в «играх» аристократии. Приветственный бал будет в конце недели в королевском дворце. Это одна из причин, почему Сарефу стоит побывать на нем, хотя в любом случае присутствие всех новых студентов обязательно. Стальная Крепость, как называют замок короля, самое неприступное место в городе и в целом в Манарии. Сам по себе Сареф вряд ли когда-либо смог бы побывать в нем. Цель проведения бала не только отпраздновать появление будущих магов королевства, но и сплотить первокурсников. Даже несмотря на то, что их всего шестнадцать. Помимо традиционных для бала мероприятий новым студентам нужно показать мини-спектакль. Именно это призвано познакомить всех друг с другом. Вот только знатные семьи и так хорошо друг другазнают, а знакомиться с простолюдином они вряд ли захотят. Если, конечно, им не будет что-то нужно от Сарефа, как в случае Йорана Тискаруса. Именно Йоран становится своеобразным проводником в общество остальных одногруппников. Он явно стремится занять роль лидера, и это у него неплохо получается. Его семья занимает очень высокое положение, а сам Йоран является наследником рода, а значит, с раннего детства воспитывался как глава рода и командир. Если добавить сюда приятную внешность, манеры и юмор, то можно получить харизматичную личность. Сареф не участвовал в обсуждении того, о чем будет спектакль, это он услышал от самого Йорана, который предложил роль, которая подходит Сарефу невероятно хорошо. Студенты решили разыграть знаменитый сюжет о принце Адаме, который по легенде отбил Стальную Крепость из рук высшего вампира. Когда Сареф прочел сценарий, то еле удержался от смешка. Главный герой — принц Адам, которого будет играть сам Йоран, каким-то невероятным образом сумел добраться до высшего вампира и победить вместе с принцессой. Любой охотник на вампиров скажет, что это чистого рода бред, но искусство не обязано быть реалистичным. Собственно, роль главного антагониста достается Сарефу, никто не захотел играть злодея, а к тому же вампира. Ну что же, тут они очень даже по адресу обратились, хоть и не поймут этого. Весь следующий день был проведен в репетициях. У Сарефа неблаговидная роль, но появляться на сцене придется очень часто. Так что пришлось серьезно подучить текст. Сареф многое знает об истории театра родного мира, но реального опыта игры на сцене у него нет. Впрочем, как и у других. Студенты чаще выступали зрителями, но почти никогда не оказывались по другую сторону ширмы. Именно поэтому репетиции сопровождаются смехом, шутками и неловкостью. Кто-то вдруг начинает заикаться, кто-то забывает слова или порядок выступления. Хорошо, что персонаж Сарефа — злой и мрачный кровопийца, так что даже не придется выходить из повседневного образа молчаливой решительности. Но вот у кого действительно талант к выступлениям, так это Элизабет Викар. Она без споров получила третью главную роль, а именно принцессы Астрид, которую высший вампир похитил и запер в крепости. Сареф в роли антагониста сойдет с ума из-за красоты принцессы и будет пытаться влюбить в себя девушку. А после Астрид будет спасена Адамом-Йораном. Самому Сарефу Элизабет кажется такой же отстраненной от остальных, как и он сам. Но причины у них явно разные. Элизабет является дочерью епископа Манарии и воспитывалась явно в строгих правилах. Но юноше кажется, что не это делает её замкнутой. Однако на сцене она будто преображается, легко входит в роль и играет настолько натурально, что кажется взаправду заточенной принцессой из древней легенды. Их расписание на первую неделю было составлено с тем расчетом, чтобы у студентов было время на подготовку выступления. Это не просто интересная идея, а давняя традиция, а традиции здесь значат многое. При этом, на спектакль будет смотреть весь высший свет Манарии вместе с королем и королевской четой. Значит, им просто нельзя сплоховать с выступлением. Именно поэтому на третий день после единственного занятия в академию прибывает профессиональная труппа актеров, выступающая уже лет двадцать. По слухам эти актеры давали премьеры новых пьес перед всеми монархами этого и соседних континентов. Разумеется, только в людских государствах, так как другие расы имеют собственное видение искусства. Точно и не сказать, кто именно постарался. Возможно, сам Йоран, а может его отец, но теперь репетиции проходят под руководством знаменитого Макелуса Форра. Хотя, знаменит он для остальных студентов, Сарефу имя ни о чем не говорит. Ни Бенедикт, ни тем более Ганма театром не увлекались. Процесс пошел быстрее, руководитель труппы на ходу изменил несколько ролей, но тройка главных героев в лице Йорана, Элизабет и Сарефа осталась без изменений. Макелус также внес некоторые изменения в сюжет, чтобы убрать затянутость и некоторые логические ошибки. Актеры его труппы в этот момент разбили студентов на маленькие группки и начали репетировать отдельно ото всех. Сарефом вместе с Элизабет и Йораном занялся лично Макелус. В конце третьего дня Сареф устало дотащился до комнаты в общежитии. Бесконечные повторы одной и той же сцены здорово утомляют, а реплики уже от зубов отскакивают. При этом выносливость у Сарефа куда выше, чем у остальных студентов, те выдохлись уже на четвертый час репетиции. При этом в конце дня еще приехали портные, которые за одни сутки подготовят все необходимые наряды. Сареф уверен, что для каждого образа будет сшит отдельный костюм из самых дорогих тканей. Все же аристократия хочет и может привнести роскошь во что угодно. Сейчас Сареф задумчиво смотрит в потолок, а потом встает и снова облачается в ученическую мантию. Через десять минут он уже выходит из ворот академии. Ему нужно заглянуть в аптеку, так как обезболивающее закончилось. Найти нужную лавку не составило труда, и вскоре Сареф предстал перед аптекарем, который уже собирался закрывать помещение. Форма студента Фернант Окула склонила чашу весов в пользу Сарефа, так что обратно в академию уже идет с новым пузырьком со спасительной жидкостью. Сначала Сареф хотел было дойти до гильдии, но передумал, так как солнце уже село. Конечно, он сможет войти на территорию академии после захода солнца, привратники дежурят круглосуточно, но ночные гуляния не поощряются в академии. Вероятно, в прошлом были неприятные инциденты. На следующий день занятия вовсе отменили, чтобы весь день был отдан в пользу репетиции. Макелус Форр начал с того, что показал специальный способ дыхания, чтобы не прерывать реплики длинными вдохами. Что-то похожее Сареф уже знает из искусства управления внутренней энергией, зовущейся Духом. Дыхание в боевом искусстве является основополагающим инструментом, чтобы ускорять или замедлять циркуляцию энергии, либо просто не задыхаться во время боя. Поэтому адепты Духа знают об этом гораздо больше актеров. А вот для остальных это кажется каким-то откровением. Словно никто и подумать не мог, что такой естественный процесс они могут проводить неправильно. Дополнительно актер рассказал, как бороться с волнением на сцене, как держать голову и куда целить взгляд. Много поведал об интонациях и громкости речи, а также правильном движении на сцене, чтобы случайно не сталкиваться. В таком ритме закончилась первая неделя, и в назначенный вечер от академии начала движение колонна карет. Волнуются почти все, даже Йоран по пути продолжает декламировать что-то из своих реплик. Скорее всего только Сареф остается в относительном спокойствии. За короткое время пребывания в этом мире он успел столкнуться с более экстремальными ситуациями, поэтому игра на сцене, где ничего не угрожает жизни, вряд ли может заставить сердце биться сильнее. Сам Приветственный бал начнется через два часа, и его как раз откроет мини-спектакль новых воспитанников академии. После будет вполне обычное мероприятие с музыкой, танцами, подковерными интригами и ядом в вине. Во всяком случае так считает Сареф, который никогда не был на балах, поэтому может ориентироваться только на классическую литературу прошлого мира и собственные стереотипы. За окошком кареты вырастает громада холма посреди города, на котором стоит Стальная Крепость. В сумерках кажется темным колоссом, но вскоре на башнях, стенах и в бойницах загораются огни. В целом Сареф может поверить, что строение в далеком прошлом могло принадлежать вампирам, так как чем-то напоминает Фондаркбург. Но при этом неясно, как вампиры уживались с Фернант Окула, ведь именно община магов послужила толчком к созданию города вокруг. Обычно легенды слабо отображают реальную историю, но может быть так, что какое-то зерно истины существует в незамысловатой истории про спасение принцессы из замка страшного монстра силами прекрасного героя. В памяти Бенедикта не оказывается подсказок о легенде про высшего вампира, как первого хозяина Стальной Крепости. Впрочем, от Бенедикта Сареф получил куда меньше, чем от Ганмы. Кареты въезжают через навесной мост в арку громадных ворот. Внутри крепости находится широкая площадь с фонтаном. Фонтан представляет из себя скульптуру, изрыгающую поток воды вверх. Сама скульптура очень удивляет Сарефа, так как создатель изобразил настоящего кита. Конечно, не в полный размер, но все равно выглядит впечатляюще. Значит, в этом мире киты тоже обитают. Студенты выходят из карет и провожаются главным помощником камерария в специальное помещение, где они в последний раз могут отрепетировать роли и проверить внешний вид. К сцене они пройдут по специальному коридору, а не вместе с другими гостями. Йоран призывает всех собраться, у них есть время, чтобы один раз пройтись по всему спектаклю. [Камерарий — то же, что камергер. Высокое придворное звание, связанное с ведением хозяйства королевского двора, хранением ключей от покоев короля и в некоторых случаях ведением дел казны государства. Прим. автора].Глава 50
До начала выступления студенты все же успевают не единожды пробежаться по всем актам мини-спектакля. Теперь Сареф не может не признать, что идея совместной работы очень хороша. Теперь он знает каждого из группы новых студентов, хоть это и ограничивается знанием имени и рода. Друзей Сареф здесь не нашел и, собственно, не стремился к этому. Близкие знакомства могут дать хорошие бонусы в будущем, но вместе с тем и определенные трудности. Юноша разглядывает свой черный наряд в большом зеркале. Портной постарался на славу, Сареф действительно выглядит как представитель полуночной аристократии, как в прошлой жизни называли вампиров. Черный бархатный плащ с рубиновыми украшениями свисает с плеч до коленей. Под плащом видна темно-красная шелковая рубаха с распушенными краями. Авантюрист не знает, как это правильно называется в портном искусстве. На ногах черные брюки и высокие кожаные сапоги. Сарефа даже заставили одеть массивную золотую цепь, на которой висит золотой череп. По мнению Сарефа украшение не подходит наряду, но всем почему-то очень нравится. Йоран неподалеку облачается в металлический нагрудник. На позолоченной поверхности выгравировано восьмиконечное солнце Герона. Спасибо, что это больше театральный реквизит, нежели настоящая церковная реликвия. При этом не исключено, что принц Адам в бою с высшим вампиром использовал настоящие реликвии. Но только при учете, что история невымышленная. В другом зале целая толпа служанок подготавливает внешний вид семерых студенток. И вот настает долгожданный момент, когда помощник камерария призывает всех собраться и выдвинуться в сторону сцены. Последняя еще скрыта толстой ширмой, но звуки легко проникают сквозь плотную ткань. В большом бальном зале собралось немало народу, если судить по шуму. Где-то в стороне ненавязчиво играют музыканты. По плану Макелус Форр будет руководить музыкантами, чтобы подкреплять игру студентов подходящей музыкой для каждого действа. — Ух, что-то я волнуюсь. — Тихо говорит рядом Йоран. — Как ты можешь быть таким спокойным? — А что изменится от моего волнения? — Пожимает плечами Сареф. — Ха, действительно, что это я трясусь как лист? Я все-таки будущий глава рода Тискарусов! — Йоран пытается убедить самого себя, но слова не совпадают с выражением лица. За ширмой камерарий призывает гостей к тишине и рассказывает о представлении, которое подготовили новые студенты прославленной академии магии. Шум тут же стих, хотя слух Сарефа различает небольшой шепот. В первом акте Сареф не принимает участие, там главная роль отведена Элизабет Викар. Сейчас девушка проходит мимо Сарефа в простом плаще, но авантюрист знает, что под ним скрыто серебряное одеяние с узорами из жемчуга. В первом акте зрители увидят Астрид, которая бродит по лесу и собирает ягоды. При этом один из студентов зачитывает апарте, где знакомит с одним из главных персонажей и местом действия. [Апарте — театральный термин, означающий монолог или реплики в сторону публики, «не слышимые» актерами. Прим. автора]. В следующей сцене принцессу находят слуги замка и заставляют вернуться в него, хотя Астрид всеми силами пытается подольше остаться вне стен родного дома. Все же Астрид уводят обратно в замок, и тем самым заканчивается первый акт. Второй акт начинается с ночной бури, лампы приглушают, а музыканты начинают играть тревожную мелодию. Астрид находится в своих покоях и хочет запереть дверь на балкон, но вдруг перед ней появляется темная фигура. Это высший вампир, играемый Сарефом, решил похитить принцессу королевства. Элизабет изображает ужас, громко зовет слуг и охрану, но Сареф лишь качает головой: — Никто не придет, о прекраснейшая Астрид. Я наложил сонные чары на весь замок. Если ты хочешь, чтобы утром они проснулись, то тебе придется отправиться со мной. — Но куда ты хочешь забрать меня? — Астрид падает на колени. — В Стальную Крепость! Там ты станешь моей женой. — Громогласно объявляет вампир. — Нет, только не это! — Закрывает лицо Астрид. — Забери всё золото, но оставь меня, пожалуйста. — Никакие сокровища мира не сравнятся с тобой. — Сареф легко подхватывает Элизабет на руки и исчезает в декорации, обозначающей балкон. В момент выхода один из студентов с помощью магии создал вспышку, похожую на молнию, а музыканты перешли на самые мрачные мелодии. Из зала доносятся вздохи и перешептывания. В следующем акте весь замок просыпается, а король с королевой обнаруживают пропажу любимой дочери. Во все стороны рассылаются рыцари с заданием — найти пропавшую принцессу Астрид. Вскоре один из рыцарей возвращается из далекой земли и сообщает, что нашел крепость выполненную из темного железа. В крепости живет могущественный вампир, который и похитил принцессу. После вновь приходит черед Сарефа и Элизабет. Теперь девушка сбросила с себя плащ, представ под восхищенными взорами публики во всей красе. Сейчас стоит у зарешеченного окна и молится Герону о спасении. В этот момент в комнату входит вампир. — Тебе понравилось платье, что я тебе принес? Почему ты гонишь меня? Я люблю тебя, о прекраснейшая Астрид. Чего ты хочешь еще? Только скажи. — Сареф припадает на одно колено перед девушкой. — Ты знаешь мое желание, повелитель ночи. Я хочу вернуться домой, мне не место здесь. Я никогда не полюблю тебя. — Астрид не хочет оборачиваться. — Но почему? Здесь ты будешь как королева. Ради тебя я подчиню весь континент. Тебе, наверное, нужны человеческие слуги? Ради тебя я поймаю их. — Продолжает вопрошать высший вампир. — Нет. Мне страшно находиться здесь и я не могу полюбить кого-то против воли. Чтобы ты ни сделал, я не изменю мнения. Уходи. Вампир тяжело встает на ноги и плетется прочь из комнаты. В следующей сцене он сидит в задумчивости на троне и беседует сам с собой. — Что я делаю не так? У нее есть всё, о чем только может мечтать девушка. И я очень мягок с ней, но она отвергает меня раз за разом! Что же делать мне? Вдруг импровизированные ворота тронного зала распахиваются и появляется облаченный в броню рыцарь. Студент, который играет рыцаря, не смог нести на себе полный комплект доспехов, поэтому решили ограничиться кирасой и шлемом. — Жуткое чудище, берегись. Я пришел спасти принцессу. — Рыцарь достает бутафорский меч и направляет в сторону вампира. — Глупец. Она моя и только моя! — Вскрикивает Сареф и нападает на рыцаря. Начинает схватка, где верх одерживает то рыцарь, то вампир. Вдруг Сареф отскакивает и делает вид, что творит какую-то магию. Вдруг рыцарь падает на пол, пытается встать, но не может. — Будь ты проклят, кровопийца. Ты даже не можешь честно сражаться. Знай же, что никакая черная магия не покорит сердце принцессы! — Произносит рыцарь перед тем, как вампир нанес смертельный удар. — Это мы еще посмотрим, человечишка! Теперь я знаю, что нужно делать… — Сареф круто поворачивается и исчезает в тенях. В следующем акте появляется Йоран в облике странствующего воина. Прибыл в королевство и выслушал слезную просьбу короля и королевы. После пообещал, что обязательно спасет принцессу Астрид, но только если они выдадут её замуж за него. — Мы благословим этот брак, о великий воин. Но если сама Астрид не захочет, то мы не сможем принудить. — Отвечает король. — Мне этого достаточно, ваше величество. Я получу её согласие. — Кивает Йоран в роли принца Адама, который пока что скрывает настоящую личность. После Адам торжественно клянется спасти принцессу и отправляется в бесплодные земли вокруг Стальной Крепости. А тем временем вампир встречается с таинственной волшебницей в глухом лесу и покупает легендарное приворотное зелье. С помощью зелья надеется изменить решение принцессы. После возвращается в крепость и видит, что Астрид сбежала. До конца акта показывалась охота Сарефа на Элизабет в темных чащах и на тропках бездонных болот. Все же вампир догоняет беглянку и возвращает в крепость. В предпоследнем акте высший вампир к несчастью для себя замечает, что случайно разлил приворотное зелье, поэтому через несколько дней снова уходит из крепости, чтобы еще раз навестить чащобную волшебницу. В этот момент к крепости прибывает принц Адам. Рыцарь бесстрашно входит в мрачный замок и начинает борьбу с чудовищами здешнего владыки. Чтобы принцесса вновь не убежала, вампир призвал различных чудовищ и заставил охранять покои Астрид. Но принца Адама это не смогло остановить, он безжалостно расправился со всеми монстрами и смог проникнуть в покои принцессы. — О, Астрид, я наконец нашел тебя. — Опускается на одно колено Йоран. — Кто вы? Уходите, пока не вернулся вампир. Он убьет вас, если увидит. — Безразлично отвечает девушка. Её грустный взгляд устремлен к горизонту. — Неужели ты не узнаешь меня? — Йоран снимает шлем. — Не может быть… Адам, это ты? — Вскакивает принцесса. — Да, это я. Помнишь, как мы играли в детстве, и я пообещал, что спасу тебя из любой беды. Я сдержал обещание. Теперь пойдем. — Адам заключает в объятия подбежавшую Астрид. — Но вампир… он снова явится за мной. — Произносит принцесса. Вдруг на сцену спрыгивает Сареф. Кто-то из зрителей даже вздрогнул из-за резкого появления вампира. — Я не позволю вам уйти. Принцесса останется здесь, а ты, рыцарь, найдешь здесь могилу. — Яростно говорит вампир. — Не думаю, кровосос. Герон, освети мрак и отгони зло. — Йоран поднимает меч к потолку, и по его фигуре начинает течь волны иллюзорного света. Музыканты переходят на торжественно-напряженную музыку. Завязывается страшный бой, но высший вампир ничего не может противопоставить владению мечом принца Адама, а магия не может преодолеть божественную защиту. Внезапно Сареф отталкивает Йорана и бежит к Астрид. Девушка пытается сопротивляться, но вампир вливает ей в рот приворотное зелье. — Теперь ты моя! — Громогласно выкрикивает высший вампир. — Нет! — Вскрикивает принц Адам и трясет за плечи Астрид. Девушка разом ослабела и не может подняться с пола. — Бесполезно. Теперь она полюбит меня. — Вампир вновь бросается в атаку и теперь начинает побеждать разбитого морально рыцаря. Йоран с трудом сопротивляется, вот-вот получит смертельный удар, как вдруг вампир замирает, так как его пронзили кинжалом со спины. Там оказывается Астрид со слезами на глазах. — Никакое колдовство не изменит моего решения, монстр. Истинные чувства обладают великой силой. — Решительно произносит девушка. — Но я же… действительно любил тебя. — Вампир пытается в последний раз прикоснуться принцессы, но та отходит на шаг. Тем временем в тело вампира вонзается меч принца Адама. — Истинно так! — Подтверждает Йоран сказанное Элизабет под печальные переливы большой арфы и трех скрипок. В эпилоге зрители видят, как Астрид возвращается в родное королевство, как радуются этому её родители и другие домочадцы. Вскоре принц Адам и принцесса Астрид играют пышную свадьбу, а еще через несколько лет они очищают Стальную Крепость от всякого зла и возводят вокруг новый город. Публика не на шутку рукоплещет актерам. По мнению Сарефа, постановка получилась на уровне студентов театрального училища, не слишком сложная ни по сюжету, ни по исполнению. Вот только публика этого мира не настолько избалована драматургией или кинематографом, поэтому впечатлить гораздо проще. Все дружно кланяются зрителям, а после начинается сам бал, который Сареф тоже не имеет права пропустить.Глава 51
В уже знакомых помещениях студенты снимают театральные костюмы, на балу они будут в своих студенческих мантиях, как предписывают правила Фернант Окула. При всем желании Сареф не может пропустить часть с банкетом, и вскоре выходит в общий зал вместе с остальными студентами. Все вокруг весело переговариваются, самое страшное для них позади. Во время выступления в бальном зале приглушили свет, чтобы сосредоточить внимание на сцене, но сейчас яркий свет магических светильников заливает все пространство. Каждый элемент помещения говорит о невероятной роскоши: отполированный мраморный пол, лепные стены с большими статуями бывших королей из серебра. Огромные люстры нависают над головами, расходясь в стороны многоуровневым скелетом, на котором закреплены магические огни. На отдельной трибуне почти сорок музыкантов без отдыха трудятся над инструментами, а перед ними отведена территория под танцы. Причем, это не пляски из кабаков, Сареф успевает заметить три разновидности бальных танцев с довольно сложными движениями. Аристократия их, наверное, с детства изучает, поэтому лезть на «танцпол» Сареф пока не хочет. Группа студентов очень быстро распадается, многие уходят к своим семьям, поэтому Сареф остается один в месте с полностью незнакомыми людьми. Совершенно непонятно, чем себя здесь может развлечь человек без каких-либо знакомств и тем более без родовитых родственников. Юноша стоит у стены, в руках зажал бокал в вином, но пить его не собирается. Вокруг ходят и общаются многочисленные гости, все как один в богатых одеяниях и с драгоценными украшениями. Вроде как где-то здесь может быть королевская семья, но Сареф не знает их лиц. — Неплохо сыграл, ты прямо создан для роли вампира. — Юноша слышит знакомый голос графа Вильгельма Вигойского. — Благодарю вас за похвалу, мэтр. Даже не представлял, что так хорошо могу сыграть мерзкого кровопийцу. — Сареф вежливо приветствует собеседника, прекрасно понимая причину его улыбки относительно выбора роли. — Как тебе бал? — Спрашивает чародей. — Самое красивое, что я когда-либо видел. — Признается Сареф. — И самое скучное. Что же, маг при первой встрече приказал говорить с ним напрямую. — Ахаха, в точку. Выглядит блестяще, но на самом деле сброд зазнавшихся людей. Бессмысленный ритуал с точки зрения вечности. — Мэтр Вильгельм встает рядом. По мнению Сарефа ему должно быть еще более тяжелее, если вспомнить слова о невероятно долгой жизни. Пускай здесь он знает всех и даже получает уважительное отношение, но общаться с этими людьми ему просто не хочется. Но может быть так, что Сареф не прав. — Хочешь, я тебя с кем-нибудь познакомлю? — Вдруг предлагает чародей. — Нет, на самом деле я бы предпочел сбежать отсюда. — Признается авантюрист. Мэтр Вильгельм издает смешок, потом внезапно берет Сарефа под локоть и ведет куда-то в сторону. За ними следуют четыре великосветские дамы в пышных платьях. По всей видимости, чародей пытался сбежать от них, но не получилось. — Мэтр Вильгельм, вот вы где! — Говорит пожилая дама с невероятной по мнению Сарефа прической на голове. — Мы так неожиданно разминулись в толпе. — Ох, мадам Тискарус, действительно. Сегодня так людно. — Волшебник вежливо улыбается. — Это один из ваших студентов, мэтр? — Чопорная женщина, которая скорее всего является матерью Йорана, смотрит на Сарефа. — Да, мадам. Это Сареф, мой ученик. Сареф, это мадам Генна Тискарус, первая красавица двора. — Представляет собеседницу маг. — Ах, будет вам, мои годы уже прошли, чего нельзя сказать о моих дочерях. — Вежливо отмахивается от похвалы мадам Тискарус. — Под стать вам, — кивает мэтр Вильгельм и представляет Сарефу остальных девушек. — Фиона, Скарлет и Вильма. Сареф кланяется каждой, а в ответ получает реверанс. Завязывается вежливый, но полностью лишенный интереса разговор. Через некоторое время чародей откланивается под предлогом того, что обещал познакомить Сарефа с кем-то. Теперь понятно, что маг собирается использовать Сарефа как щит. Впрочем, Сареф тоже имеет от этого свои преимущества в виде знакомства с людьми, к которым скорее всего никогда бы не подошел. — Ух, старая перечница. Успокоится только тогда, когда выдаст одну из своих дочерей за меня. — Вполголоса объясняет мэтр Вильгельм, хотя Сареф и так догадался, когда мадам только и говорила, каких успехов достигла каждая из дочерей. — Но в целом, — продолжает маг: — Они довольно милые, ты можешь приударить за ними. — Боюсь, у меня нет шансов. Я же простолюдин. — Качает головой Сареф. — Действительно. Но вот станешь полноправным магом, возможно выслужишься в какой-нибудь приграничной войне и купишь себе титул. И будешь посещать такие скучные мероприятия. — Титул можно купить? — Спрашивает Сареф, хотя не очень удивлен. В истории прошлого мира это было распространено. Да и не только в истории. — Почему нет? Пастуху ничего не светит, но волшебник — это совсем другое дело. А если совершишь какой-то геройский поступок, то монарх, да сгниет трон под ним, может тебе его подарить. — Почему-то мэтр Вильгельм очень любит насылать проклятья на окружающих людей. Остается надеться, что за дело. — И в целом, титул тебе может очень пригодиться для прикрытия любви к свежему вину. — Сареф без труда понял, что собеседник имеет в виду кровь. — Трудно поспорить. — Соглашается Сареф, так как имеет схожий план по вхождению в человеческое общество. Через некоторое время мэтру приходится покинуть Сарефа: его перехватила какая-то маркиза и намекнула на танец. Судя по всему, граф Вигойский — местная звезда. Или же просто богатый, влиятельный и красивый холостяк, что многие дамы пытаются изменить в области брака со своими дочерьми. Именно главы семейств, как замечает Сареф, руководят отношениями детей, подыскивают хорошую партию и презентуют перед другими родителями. Поэтому молодые дочери и сыновья чаще всего ходят вместе с родителями. Тоже ничего удивительно для этого времени, где брак — один из основных инструментов для повышения влияния или богатства. Сареф продолжает ходить по бальному залу, пока не замечает Элизабет Викар. На ней теперь студенческая мантия, но это не делает менее красивой. Судя по всему, епископ не смог посетить Приветственный бал, но вместо него по бокам девушки стоят мрачного вида инквизиторы. Они не мешают гостям подходить к дочери епископа, но своим присутствием отталкивают потенциальных собеседников или предложения танца. Юноша пытается прикинуть, почему Элизабет постоянно сопровождают телохранители. В зале собрались почти все знатные люди королевства, но никто не взял с собой охрану, либо оставил вне стен зала. Быть может, на девушку кто-то охотится? Или после смерти Мариэн Викар епископ стал параноиком? Гадать можно бесконечно, Сареф даже не сразу сообразил, что в это время направлялся прямо к ней. Девушка с белоснежными волосами и такой же кожей замечает Сарефа и чуть кивает, дозволяя подойти. — Ваша игра была великолепной, мисс Викар. Я это заметил еще во время репетиций, но сегодня вы даже превзошли саму себя. — К счастью, придумывать комплимент не нужно, так как Сареф полностью искренен. Вот только обстановку немного портят сверлящие глаза телохранителей. Они явно знают в лицо каждого дворянина, но в случае Сарефа вынуждены ориентироваться только на его мантию студента. — Благодарю вас, сэр Сареф. У вас тоже получилось потрясающе войти в роль. — Отвечает Элизабет сдержанным голосом, таким непохожим на тот, с которым играла Астрид. При этом, назвала Сарефа сэром, хоть тот и не может так называться. Вероятно, ей просто неловко в таком месте обращаться к кому-то без указания титула или специального обращения. — Для меня это был первый опыт игры на сцене. А для вас? Вы держались очень профессионально. — Развивает диалог Сареф. — Не поверите, для меня тоже. — Кажется, что девушка даже рада, что поговорить подошел не какой-то граф или барон. — Возможно, моя начитанность пьес и романсов хорошо послужила. «Да, скорее всего книги — её лучшие друзья», — подумал Сареф, а вслух продолжил: — Как вы думаете, легенда об Астрид и Адаме имеет реальный первоисточник? — На самом деле да. — Кивает дочь епископа. — Правда, там скорее всего не было высшего вампира. До сих пор спорят, что появилось раньше: храм магии Фернант Окула или Стальная Крепость. Это было так давно, что даже долгоживущие расы не могут точно сказать. Сложность в том, что не маги построили эту крепость, в хрониках это никак не отображено. Если бы пришел кто-то еще и построил крепость, то почему-то встал в паре-тройке километров от общины магов. А если наоборот, то непонятно, почему маги начали строительство храма так близко от чужой крепости. Тема истории Манарии для Элизабет очень интересна, судя по оживлению на лице и в словах. Сареф услышал немало занятных теорий, о которых знает девушка. Причем, некоторые выглядят довольно правдоподобными. Например, теория о том, что маги и зодчие Крепости работали заодно или хотя бы имели какое-то взаимовыгодное сотрудничество. За разговором время пролетает незаметно и когда показалось, что тем для разговора становится мало, Сареф принимает непростое решение пригласить Элизабет на танец. Был почти уверен, что она откажется или не согласятся её сопровождающие, но девушка радостно делает шаг вперед с протянутой рукой, даже не посмотрев на телохранителей. Судя по всему, ей донельзя надоело стоять на одном месте. Для молодых девушек считается неприличным приглашать юношей на танец, что могут себе позволить зрелые и замужние барышни. Хотя последние подойдут сами, если ищут не только партнера на танец, а например, хотят обсудить важный политический или династический вопрос. Элизабет же под надзором телохранителей приходилось завидовать танцующим парам. Сейчас Сареф ведет партнершу к месту танцев под многочисленные взгляды: заинтересованные и завистливые. Многие молодые люди попросту побоялись подходить к ней, хотя Элизабет Викар точно считается местной звездой. Не только по внешности, но и из-за влияния отца и невероятного приданого. Сареф специально выбрал момент, когда музыканты начинают играть медленную мелодию. Танцующие пары переходят на танец с плавным темпом, широкими жестами и даже с некоторой вальяжностью. Танец на такой скорости Сареф сможет повторить даже без подготовки. Благо за время бала было время последить за движениями других танцующих. Они продолжали плавно кружиться, лишь изредка прикасаясь руками или локтями. Во время танца время пронеслось еще быстрее, и вот они уже низко кланяются друг другу в знак благодарности за танец. Сареф готов поклясться, что на бледной коже девушки выступил легкий румянец. Другие юноши не замедлили воспользоваться примером Сарефа и подходили к Элизабет с приглашениями на танец. Парочка его даже получила, но вскоре подошли телохранители и что-то прошептали дочери епископа. Та кивнула и на остальные предложения давала вежливый отказ. Сам же Сареф снова натолкнулся на мэтра Вильгельма, который предложил покинуть бал вместе с ним. Вероятно, он нашел какой-то повод для этого. Юноша посчитал, что уход вместе с наставником не нарушит никакого правила, поэтому сразу согласился на предложение.Глава 52
Вторая учебная неделя в разгаре и теперь больше напоминает учебу в академии. Главным событием прошлой недели все же был Приветственный бал в Стальной Крепости. Сейчас Сареф вместе с остальной группой слушает длинные объяснения профессора о том, какие существуют древние языки и как они применимы для сотворения магии, а также базовые знания о чародействе. Юноша признает, что обучение в Фернант Окула даст гораздо больше по-настоящему полезных знаний, нежели самообучение по книгам. Преподаватели рассказывают такие вещи, до которых Сареф вряд ли бы сам додумался. Но пока что теория преобладает над практикой. — В научной среде долгое время были споры, почему определенное сотрясание воздуха, чем, собственно, и является речь, может создавать магию. То же относится к жестам и мыслям. Какие механизмы вселенной отвечают за это? Почему именно так, а не каким-либо другим способом? — Профессор прохаживается перед партами. — Увы, но к единому мнению прийти не удалось, так как магия зародилась в мире задолго до появления в нем людей. Из древности к нам пришли знания активации различной магии, что-то было открыто не так давно, но суть магии нам неизвестна. Сейчас я расскажу вам об основных теориях, которые следует знать… Подобные вопросы, значит, приходили не только к Сарефу, что неудивительно. На пергаменте Сареф записывает основные теории, так как домашним заданием будет дать оценку состоятельности для каждой. Одни чародеи считают, что магия проистекает от высших существ, т. е. богов. Причем, необязательно от Герона. По их мнению выходит так, что заклинания, жесты и мысли — не более чем особая форма молитвы, где бог слышит послание и меняет реальность взамен магической энергии волшебника. Другие считают, что над миром нет «высшего разума», а магия является необъяснимым пока аспектом объективной реальности, который так же естествен для мира, как гравитация или ветер. Согласно этой теории Герона тоже не существует, а способности жрецов — своеобразная форма магии. Нетрудно догадаться, что священнослужители сломали немало копий в спорах со сторонниками данной идеи. Третьи считают, что магия — это проявление внутренней силы наподобие энергии Духа. А волшебники просто избранные люди, которые обладают властью менять реальность подобно богам. А активационные фразы, жесты или мысли — просто техника самовнушения. Всего существуют более двадцати теорий, но многие очень похожи друг на друга. Каждая имеет подтверждения и опровержения, так что Сареф не может отдать предпочтение какой-либо. Для решения текущих задач вопросы бытия и законы вселенной не так важны. А вот когда лектор переходит к классификации магии, становится интереснее. — В общем виде можно выделить два типа магии: волшебство, работающее с силами природы, и волшебство, задействующее мистические силы. — Профессор рисует на доске две большие руны, которыми принято обозначать вид магии. — Принято называть их фундаментальной и мистической магией. Кто может сказать, чем они различаются? Тут же поднимаются несколько рук, и профессор разрешает ответить первому поднявшему. — Фундаментальная магия работает по законам природы и окружающего мира, а мистическая — по законам, которые трудно понять. — Отвечает студент. — Абсолютно верно, это основное различие между ними. С фундаментальной магией вы наверняка встречались гораздо чаще. К ней относится вся стихийная магия, т. е. работа с проявлениями и состояниями веществ в природе. Какие еще виды магии можно назвать фундаментальными? — Целительная! — Тут же раздается ответ. — Верно. — Кивает преподаватель. — Маги-целители проходят серьезную подготовку, изучают анатомию, причины возникновения болезней и работу внутренних органов. Их магия базируется на законах наших тел. Еще? Сареф улыбнулся про себя, так как «Аура благословения Кадуцея» лечит как-то без особых знаний в медицине. Наверное, потому что это божественная сила куда более высокого уровня. Но это обсуждение наводит Сарефа на мысль, что если изучит основы медицины и врачевания, то станет более эффективным в магии исцеления. Эту гипотезу потребуется проверить. — Иллюзии? — Теперь предположение с другой части. — Какие именно? — Уточняет преподавать. — Оптические или звуковые… — Тогда да, это магия, которая меняет восприятие картинки нашими глазами или создает звуковые колебания без источника звука. Всё это работает по законам природы. А вот иллюзии, которые создаются путем обмана чувств в сознании человека, уже относятся к ментальной магии. Научное сообщество до сих пор не определилось, отнести ли ментальную магию к фундаментальному или мистическому разделу волшебства. Благодаря Системе Сареф может с уверенностью сказать, что ментальная магия имеет под собой вполне обычные физические законы, но просто так об этом не догадаешься. — Хорошо, а что вы можете сказать о мистических типах магии? — Задан следующий вопрос. На некоторое время в аудитории повисает тишина, так как вряд ли кто-то встречался с таким видом магии. — Некромантия. — Громко отвечает Сареф. Преподаватель смотрит в его сторону и кивает. — Разумеется. Магия смерти и её проявления нарушают законы бытия, соответственно, причисляются к мистической магии. — Жреческая магия? — Робко раздается с первых парт. — Верно, только при самих жрецах этого не говорите. — Улыбается профессор. — На самом деле видов мистической магии гораздо больше, просто их пользователей очень мало, особенно, если говорить о Манарии. Другие расы могут владеть многими видами мистики, но свои секреты они оберегают тщательно. На этом урок закончен, не забудьте выполнить задание до следующей нашей встречи. Группа выходит из аудитории, чтобы направиться в следующий корпус согласно расписанию. По пути часто встречают более старших по курсу студентов. Сареф уже знает, что в настоящий момент в академии обучается сто семьдесят один студент, а их поток стал самым большим за многие года. Обычно за раз поступают в среднем пять-семь студентов, а тут вдруг целых шестнадцать. Учебный день пролетает незаметно, а под конец еще индивидуальное занятие с мэтром Вильгельмом. Он как обычно ждет Сарефа на вершине одной из черных башен. В кабинете мало что изменилось, но добавилась парта со стулом. Вероятно, это именно для Сарефа. Сам чародей сидит за столом и с ужасом смотрит на большой свиток перед собой. — Добрый день, мэтр Вильгельм. Плохие новости? — Студент намекает на свиток. — Если так можно назвать выпускную работу студента. — Невозмутимо отвечает маг и сбрасывает свиток со стола. — Итак, что ты мне принес? — Перечень вопросов, ради которых поступил в академию. — Сареф передает листок. Некромант, скрывающийся под маской графа Вигойского (а может граф Вигойский и есть некромант?), пробегает глазами по написанному. — Не понял, что с твоей рукой? — Попала под проклятье демона во время нападения на филиал гильдии авантюристов в Масдарене. — Объясняет Сареф. — Наверное, вы многое знаете о демонах… — Я тебя разочарую. О демонах мало кто знает что-то стоящее. Но я один из тех, кто ведает больше остальных. — Отвечает собеседник. — Я рассчитывал найти что-то о проклятье в библиотеке академии. — Делится планами Сареф. — Там нет такой информации. Демоны, как многочисленный народ, перестали существовать до появления людей. Я, как ценитель знаний, потратил много времени и ресурсов на изучение этой расы, но добился не слишком многого. — Начинает объяснение Вильгельм. — Что же вам удалось узнать об этой расе? На занятии нам просто рассказали, что демоны появились в мире очень давно и очень опасны для людей. — Да, считается, что демоны стали первой разумной расой мира. И вот, что не знает почти никто: демоны — не монстры или охотники за человечиной. Они гонимы во всем мире, но именно мир обязан им почти всем. — То есть как? — Уточняет Сареф. — Ты возможно удивишься, но демоны создали первое государство. Именно они придумали политику, законы и основу права. Диалекты их языка разошлись по миру и вскоре были взяты другими расами. Изобретение колеса, математики, злаковых культур, металлургии, медицины и философии — всё это заслуги демонов. Даже магию систематизировали именно они, т. е. выявили закономерности её работы и создали заклятья. — Начинает рассказ чародей, откинувшись на спинку кресла. — Они были и остаются самыми умнейшими существами в мире. Самыми долгоживущими и самыми сильными в расчете на среднестатических представителей других рас. Современный мир построен именно их трудами и на их костях. Мы получили от них всё, кроме их истории и названия их народа. Да, не удивляйся, — поднимает палец Вильгельм, — «демонами» их назвали уже после катастрофы, которая прекратила существование их цивилизации. — А что случилось во время катастрофы? — Повествование настолько увлекло Сарефа, что даже забыл на некоторое время о боли в руке. — А вот этого никто не знает. Точно известно, что это не была война с другими народами, так как в то время воевать с демонами — то же, что и ссать против ветра. И это одна из величайших загадок истории: что могло уничтожить такую развитую цивилизацию, где демоны почти приблизились к бессмертию своих тел и душ? И почему под напором катастрофы выжили драконы, эльфы и духовные существа? — Собеседник разводит руками, будто приглашает Сарефа подумать над этим в свободное время. — Может, стоит спросить у выживших демонов? — Предполагает Сареф. — Да, разумеется. Вот только никто от них не смог добиться ответа. Они молча блуждают по миру, появляются в странных местах и при необычных обстоятельствах, и часто их путь отмечен многочисленными смертями. Именно поэтому остальные народы стараются уничтожить каждого демона на своих территориях. — Делится информацией волшебник. — Зачем демоны это делают? Неизвестно. Многие пытались выявить логические закономерности, но нихрена из этого не вышло. — Но мы отвлеклись от темы. — Спохватывается мэтр Вильгельм. — И что делал всё это время с рукой? Сареф собирается с мыслями. Расскажет, как есть, но при этом из истории нужно будет исключить все упоминания Системы.Глава 53
Сареф лаконично рассказывает, что пытался исцелить руку с помощью своих целительных чар, а также то, что вынужден постоянно принимать обезболивающее. — Понятно. — Кивает маг. — Постоянно принимать его неполучится. — Вы правы. — Отвечает Сареф. — Побочные эффекты уже слишком заметны. В последние дни чувствую снижение концентрации внимания, а также одолевает бессонница. Мэтр Вильгельм встает из-за стола и подходит к Сарефу. Юноша спокойно стоит и наблюдает за действиями чародея. Последний внимательно смотрит на руку, а после делает резкий тычок пальцем в плечо. Сареф не успевает понять, что произошло, но боль из руки полностью пропала. Вот только вампир полностью перестал чувствовать руку и больше не может ею управлять. — Что это было? — Спрашивает студент. — Одно из базовых заклятий некромантии: «Умерщвление плоти». Есть разные разновидности этой магии. Сейчас я «убил» всю нервную систему в твоей руке. И да, не переживай, этот эффект временный. — Мэтр Вильгельм поднимает левую руку Сарефа и отпускает. Конечность тут же падает, юноша не может создать даже малейшего мышечного напряжения в парализованной руке. — То есть в мой мозг просто перестали поступать сигналы о боли? — Уточняет студент. — Да, как-то так. Как думаешь, сможешь ли прикинуться раненым на недельку-другую, чтобы произвести детоксикацию организма? — Вряд ли. Для полноценных практических занятий мне нужны обе руки. — И вправду. Ожидать, что ты сможешь творить магию только с помощью мыслей и слов, было бы глупо. — Мэтр Вильгельм достает из шкафа какой-то сверток. — А есть ли способ умерщвления плоти без потери контроля над конечностями? — Да, личефикация может полностью обратить тело в мертвое. Многие некроманты так делают. Это приносит ощутимые бонусы, но вместе с бонусами получают и новые неприятности. — Пожимает плечами волшебник. — К тому же процесс необратимый. Сареф согласно кивает, этот вариант ему не подходит. Тем временем некромант уже развернул сверток на рабочем столе. На ветоши лежит старая кость неизвестного происхождения. Вильгельм щелкает пальцами, и «Умерщвление плоти» перестает действовать. Тут же боль в руке вспыхивает троекратно, что заставляет резко дернуться. — Ах да, после отмены заклятья первую минуту ощущения будут усиленными. — Поздно предупреждает маг. — Кстати, этот метод часто применялся некромантами для пыток. Зрелище того, как на твоих глазах режут твое же тело, очень сильно деморализует. Но гораздо страшнее ожидание того момента, когда маг вернет телу чувствительность. — Да уж… Изобретательно. — Криво улыбается Сареф. Дикая боль постепенно угасает. — Возьми кость в левую руку. Сареф послушно подходит и берет со стола предмет. Сейчас вынужден следовать указаниям чародея, так как он явно знает и умеет гораздо больше вампира. Юноша не представляет, кому принадлежала кость, но выглядит невероятно древней, словно достали из очень старого захоронения. — Теперь закрой глаза и представь, что проклятье переходит с твоей руки на эту кость. Сареф послушно пытается представить какую-либо форму для проклятья. Вспоминает, как расцветали розы на мече того демона, поэтому воображает, что сейчас вся рука покрыта бутонами, но постепенно розы распускаются на кости, а вот на самой руке чахнут и осыпаются. Внезапно раздается треск: кость в руке студента переломилась сразу в нескольких местах. — Ай, как неаккуратно. Это очень дорогая вещь. — Сетует чародей, хотя очень наигранно. — Странно, я не сжимал так сильно, чтобы повредить. — Сареф аккуратно кладет осколки на ветошь. — Сейчас исправлю. Юноша применяет «Обратную энтропию», чтобы вернуть предмет в первоначальное состояние. Вдруг пространство накрывает неприятный звон. Он словно захватывает всю обстановку вибрациями. Сареф хочет разъединить ладони, чтобы прервать волшебство, но не может этого сделать. Вокруг всё начинает заполнять туман. Студент не видит мэтра Вильгельма, как и не может его позвать. Руки продолжают необходимый пасс рукой, Сареф с ужасом понимает, что более не контролирует конечности. Губы против воли произносят заклинание, а звенящий звук достигает апогея. Туман быстро исчезает, и вот уже Сареф стоит на коленях перед умирающим человеком. Руки юноши сжимают окровавленную ладонь лежащего мужчины. Сареф лихорадочно осматривает человека, и точно знает, что никогда прежде его не видел. После смотрит по сторонам, но рабочий кабинет мэтра Вильгельма заменила какая-то пещера. — Ты должен идти… Мы никогда не бежали с поля боя, не убежим и сейчас. — Человек на полу сжимает ладонь Сарефа последними оставшимися силами и перестает дышать. Юноша подносит дрожащие руки к лицу, но не узнает их. Это не его руки! Стоит это осознать, как головная боль пронзает подобно стреле. Сареф катается по полу, держась за голову, пока боль не утихла. Что бы не произошло, теперь происходит какое-то раздвоение сознания: Сареф осознает свое местонахождение здесь и сейчас, но помимо юноши в разуме живет и тот, кому на самом деле принадлежит тело. Вампир ощущает всё тело, но не может принимать решения, контроль взял другой разум. Сареф выходит из пещеры под яркий солнечный свет. Оказывается на высоком уступе где-то высоко в горах. Под ногами глубокий обрыв переходит в долину с лугами и пашнями. А на противоположной горе возвышается замок из серого гранита. — Он мертв? — Слышит Сареф сбоку. — Да. — Отвечает юноша. — Переговоры не удались. Все готовы? — Да, готовы. — Отвечает военный советник. Сареф видит его лицо, знает имя и роль в отряде, но почему-то не может на этом сконцентрироваться, словно сразу забывает. Напоминает сон. — В бой! — Кричит Сареф. Крику вторит рев сотен горнов, и начинается штурм горной крепости. Сам авантюрист является непосредственным участником, лично ведет бой, но одновременно смотрит на это как будто со стороны. На спине огромной летучей твари с дюжиной крыльев он с товарищами прорывается на стены крепости сквозь летящие стрелы и магию. Завязывается жестокая схватка, меч Сарефа пронзает первого защитника крепости, а следом пинком отправляет другого с высокого парапета. Вампир чувствует в себе огромный боевой опыт и мастерство владения оружием. Каждый удар мечом болью отдается в суставах, но это ощущение очень привычно. Десятки соратников также оказываются на стенах и начинают теснить защитников. Сареф чуть отвлекся и из-за этого пропустил чудовищный удар. Щит в левой руке раскололся, а левая рука онемела от удара. Перед Сарефом стоит рослый воин в блестящих латах и с двуручным молотом. Юноша пытается быстро подняться, на богатыря наваливаются соратники, но безрезультатно. Молот сокрушает грудь одного из товарищей, доспех не спасает. Топор отскакивает от бронированного противника, а следом молот обрывает ещё одну жизнь. Тем временем Сареф уже на ногах и пытается атаковать со спины, но враг успевает развернуться. Юноша ловит мечом рукоять молота и отводит в сторону, чтобы приблизиться на расстояние удара рукой. Но при этом просто кладет руку на шлем противника. По инею на металлической поверхности и посиневшей коже лица с красными точками захватчик понимает, что атака удалась. Сареф знает, что сейчас рассеял тепло в голове противника до такой степени, что замерзшая кровь разорвала сосуды в мозгу, но не осознает, как именно применил эту магию. Рослый защитник грузно падает на землю. Сареф смотрит на обломок своего меча и отбрасывает его в сторону. Открепляет от пояса мех с водой и выливает на землю. Вот только вода не успевает достичь камней, как застывает в виде ледяного меча. Часть воды осталась в мехе, где приняла удобную форму рукояти. Пальцы левой руки проводятся по холодному лезвию, Сареф знает, что с помощью магии укрепляет лед до уровня стали, но снова не понимает, как именно творит магию. Штурм внешних стен закончен, но сам замок еще полон сил и стремления сражаться. Сареф бежит по укреплениям вместе с товарищами, пока впереди не показывается один из командиров. Маг с пылающим посохом наглой улыбкой приглашает Сарефа и всех остальных на тот свет. Совсем рядом рушится оборонительная башня под ударом титана с громовой секирой. А над крепостью начинаются скапливаться грозовые облака. Сареф уверен, что штурм будет успешным, но с великими потерями. Но какая разница, если… Предел… они всё равно… так как смерть ждет каждого… Внезапно Сареф начинает терять связь с происходящим, мысли путаются и пересекаются. Его тело с ледяным мечом по-прежнему твердо бежит вперед, а вот сознание Сарефа погружается в туман, чтобы через некоторое количество времени открыть глаза в рабочем кабинете мэтра Вильгельма. Перед Сарефом висит информационное сообщение Системы:Внимание! ### Выполнены особые условия для получения класса и подкласса. Вам присваивается класс «маг хаоса» и подкласс «археолог». ### Заклятье «Обратная энтропия» модернизировано до «Реставрация».
— О, ты очнулся. Мои поздравления. — Чародей сидит в кресле у камина и смотрит на поднимающегося студента. За окнами уже сумерки. — Что сейчас произошло? — Юноша пытается осмыслить произошедшее. — Я немного влез в твое сознание, пока твой дух блуждал где-то далеко. И это очень интересно. Интуиция меня не подвела: я правильно поступил, решив помочь тебе. — Мэтр Вильгельм встает и подходит ближе. — Ты попытался восстановить кость с помощью «Обратной энтропии». В любом другом случае это бы и произошло, но у тебя оказывается довольно редкая предрасположенность к магии хаоса. — В каком смысле? — Не понимает Сареф. — Ты восстановил объект не просто до состояния целой кости, а чуть ли не до того момента, когда кость была частью чьего-то тела. И даже смог увидеть некоторые события прошлого с участием этого объекта. Грубо говоря, ты трахнул время, ахаха. — Почему-то некроманта это очень веселит. — Разве это не магия времени? — Разумеется, нет. Время идет, время течет, и с этим мало что можно поделать. Хрономанты больше работают с ощущением времени или воздействием времени на объекты. А вот реставрация событий — это воссоздание порядка в хаосе прошлого. Это трудно понять, но это так. — Действительно, ни черта не понял. — Признается Сареф. Вероятно, дело в сильном головокружении после реставрации. Так и хочется снова упасть и не вставать до утра. — Давай займемся этим завтра. Слуги тебя проводят до общежития, а то еще упадешь где-нибудь без чувств. Сареф согласно кивает, так как ощущает себя настолько разбитым, что это даже не сравнится со схваткой против Идолопоклонника Церкви.
Глава 54
Сареф смог добраться до общежития без особых приключений. Чем больше времени проходило после сеанса Реставрации, тем лучше себя чувствовал юноша. Сейчас студент лежит в темной комнате, даже не сбросив мантию. Перед лицом висит окно Системы, где сообщается о присваивании класса и подкласса. Вампир представлял себе этот процесс совсем по-другому, но Система, оказывается, ждала выполнение особых условий. Сареф уже подозревал, что его специализацией будет ментальная магия или магия хаоса, раз смог так быстро овладеть «Поверхностным чтением» и «Обратной энтропией». Впрочем, последнего заклятья у Сарефа уже нет, теперь превратилось в «Реставрацию».Название: «Реставрация» Тип: магия Хаоса Ранг умения: S Уровень освоенности: 0,4 % Описание: высококлассное заклятье, позволяющее организовать хаос прошлого. Время изменения энтропии, как и знание о системе, более не оказывает серьезного влияния, маг хаоса может вернуть объект, состояние или систему объектов и состояний в первоначальный облик без привязки к значениям энтропии. Доподлинно известно, что ничто не исчезает из мира навсегда, но только реставраторы-археологи могут увидеть в хаосе то, что стало его источником. Активация: пассы руками, аналогичные «Обратной энтропии», и мысленное построение схемы реставрации.
Внимание! Текущего значения Интеллекта недостаточно для эффективного применения заклятья.
Судя по описанию, это просто невероятная магия, раз позволит реставрировать без оглядки на энтропию. Правда, магических сил для нормального использования недостаточно, давно Сареф не чувствовал настолько сильного упадка сил. Вот теперь есть необходимость вкладывания очков характеристик в Интеллект. При этом, заклятье не просто стало сильнее и более высокого ранга, но еще активация более не требует произнесения заклинания. Но вот что гораздо более интересно, так это подкласс «Археолог». Почему Система выбрали именно его? Она имеет знания о прошлой жизни Сарефа? Да, в другом мире Сареф был археологом-историком, а точнее аспирантом при уважаемом ученом. Как раз перед смертью собирал документы, чтобы отправиться в Южную Америку вместе с экспедиционной группой профессора. Увы, но приступить к написанию научной работы не успел. Может ли быть так, что Система выбрала подкласс исходя из личных предпочтений Сарефа? Увы, обезличенный интерфейс не ответит на этот вопрос, Сареф же должен радоваться тому, что получил подкласс в том, в чем разбирается больше всего. Однако сейчас вряд ли понимает все возможности полученной способности и специализации, поэтому потребуется основательно разобраться. Незаметно для себя юноша засыпает. Сегодня тоже снилось что-то очень странное, но после пробуждения Сареф так и не смог ничего вспомнить из происходившего в сновидениях. Сегодня утром по расписанию занятий нет, поэтому решает сходить наконец к Йорану Тискарусу, так как обещал зайти для починки какой-то вещи. Остается надеяться, что это будет что-то несложное, чтобы не потратить все запасы маны в организме. Сареф вежливо стучит по двери в ожидании ответа. Хозяин комнаты открывает быстро. — Сареф, а вот и ты. Я уже хотел напомнить тебе об обещании. — Йоран жестом приглашает войти. — Извини, навалилось много дел. — Сареф проходит в комнату и осматривает её. По размеру такая же, как и Сарефа, но взгляд то и дело замечает отличия. Йоран обставил комнату множеством вещей, начиная с напольного фонтанчика, вода в котором явно приводится в движение магией, и заканчивая дополнительными полками, полностью заставленными фигурками из мрамора, золота и серебра. «Скорее всего для «войны континентов» собрал», — подумал Саркеф, вспоминая описание той игры. — Прощаю. — Отпрыск знатного рода решительно сбрасывает со стола многочисленные свитки с книгами и начинает рыться в сундучке около окна. — Прежде, чем мы приступим… — Йоран кладет на стол узелок. Вероятно, внутри обломки сломанной вещи. — Ты должен пообещать, что увиденное останется между нами. — Там что-то незаконное? — Уточняет юноша. — Да за кого ты меня принимаешь? — Оскорбленно поджимает губы Йоран. — Я и так могу получить всё, что хочу, без нарушения законов. Здесь кое-что другое… Скажем так… мои факультативные занятия. — К сожалению, не понимаю тебя, но раз пообещал, то обещание сдержу и также сохраню секрет между нами. — Кивает Сареф. Лезть в дела собеседника и так не собирался. — Отлично. — Йоран развязывает узелок и распрямляет платок на столе. Внутри хранятся какие-то черные камни. Сареф наклоняется ниже, чтобы внимательно рассмотреть, но не может представить, чем раньше были эти обломки. — И в какой форме они должны быть? — Спрашивает вампир. — Ах да, точно. — Йоран начинает рыться среди сброшенных на пол свитков. — Вот так. На Сарефа со свитка смотрит какое-то безобразное чудовище, напоминающее гору гниющего мяса. У существа приплюснутая голова, из разных мест растет множество рук, а под тушей явно перебирает большим количество коротких ног. Сареф переводит взгляд на обломки и сейчас действительно видит схожие элементы. — А что это такое? — Сареф решает изобразить интерес, хотя ему действительно любопытно, зачем сыну аристократа интересоваться демонологией, если на свитке нарисована именно демоническая тварь. — Исследовательская работа для наставника, но он не должен узнать, что я делаю её с кем-то. А еще он рассердится, если узнает, что я разбил статуэтку этого монстра. Ты сможешь магией отремонтировать её? — Хм, давай попробуем. — Сареф складывает руки и проворачивает ладони. За ночь силы восстановил, так что починка статуэтки не должна оказаться сложным делом. Лишь бы не произошло вчерашнее событие, где, пытаясь восстановить кость, случайно произвел реставрацию прошедших событий вокруг кости. Но отступать уже поздно. Обломки начинают дрожать и подниматься в воздух. Сареф еще раз смотрит в свиток, так как для магии требуется точно представлять процесс ремонта. Во время кропотливой работы Сарефу приходит мысль о том, а не производил ли он раньше подобно действия? В подземной комнате глухой чащи леса около Масдарена он взял в руки белый камень, который вдруг превратился в статуэтку Фаратхи. По оказанному эффекту очень похоже на действие «Реставрации», хотя тогда Сареф не владел даже «Обратной энтропией». И именно из-за того случая Сареф обратил внимание на магию Хаоса в учебнике гильдии. А еще ощущение неприятной дрожи или даже вибрации очень похоже на тот случай. Тем временем процесс протекает без происшествий, Сареф не теряет контроль над телом и нет белого тумана. Обломки соединяются и разъединяются, будто Сареф хочет собрать объемный паззл. Йоран стоит рядом и не мешает чарам, пока на столе не оказывается статуэтка точь-в-точь как на свитке. Аристократ бережно берет в руки и осматривает со всех сторон. А Сареф тем временем читает сообщение Системы.
Предмет: Статуэтка Пожирателя Ветвей Уровень предмета: неизвестен Описание: статуэтка, изображающая Пожирателя Ветвей — древнего дракона, попавшего под действие чудовищного проклятья. Во время войны Пределов дракон перешел под знамена Темной Эры, но оказался обманут и подвергнут мутации. От некогда красивого и величественного дракона осталась уродское обличье и ненависть ко всему красивому и упорядоченному.
— Пойдет? — Спрашивает Сареф. Задавать вопросы относительно того, зачем Йорану или его наставнику такая вещь, вампир не будет. Хотя очень хочется узнать. Про Темную Эру он уже слышал во время праздника Урожая. О ней вещал тот человек с топором, который в дальнейшем превратился в Идолопоклонника Церкви и чуть не отправил Сарефа на повторный круг перерождения, если он, конечно, остается доступным. — Да, никаких швов или сколов не видно. Будто и не ломалась, классная работа, Сареф. Ты неплохо потрудился. — Йоран Тискарус действительно выглядит довольным. — Такая хорошая работа должна быть вознаграждена. Чего ты хочешь? — Ничего, — качает головой Сареф. — Но если мне что-то понадобится, я обращусь к тебе. Сареф считает, что стоит поберечь эту возможность на другой момент, когда поддержка дворянина ему действительно будет нужна. — Хорошо, я твой должник, Сареф. А теперь можешь идти, мне нужно поработать. — Йоран всё это время не может оторвать взгляда от противного монстра, как и выпустить из рук. Сареф свое дело сделал и сейчас явно мешает Йорану. — Увидимся на занятиях. — Кивает Сареф и отправляется на прогулку. Другие студенты сейчас собираются на первом этаже общежития, но Сарефу столовая совершенно не нужна, если в меню не окажется свежей крови. Голод становится сильнее, но в последние дни не было возможности выйти в город, не то что выбраться из столицы. Этот момент Сареф хочет обсудить с мэтром Вильгельмом, возможно он сможет дать какое-то задание с необходимостью покинуть город. Время до первого занятия Сареф провел в парке, наблюдая за стайками разноцветных птиц, галдящих в ветвях яблонь. Первым уроком оказывается математика, где юных чародеев учат использовать формулы для расчета направлений и силы взаимодействия с объектами. Первую половину занятия студенты вычисляли массу идеально ровного куба перед собой, а после тренировались в магии передвижения этого объекта с помощью магии. В прошлой жизни Сареф мог бы это назвать телекинезом, и несмотря на то, что магия считается базовой, она дается с невероятным трудом. Только у Элизабет Викар и Йорана Тискаруса получилось сдвинуть куб на отполированной поверхности до нужной отметки. А ведь профессор пообещал, что на следующем уроке куб будет стоять на поверхности с более высоким коэффициентом трения. Сареф обещает себе перепроверить расчеты, так как магия не требует большой магической силы, но очень чутко реагирует на математические расчеты. Если вектор движения построить неверно, то куб начнет кружиться на месте или вовсе останется неподвижным. На выходе из аудитории Сарефа перехватывает мэтр Патрик с незнакомым человеком. Юноша вспомнил, что маг обещал поговорить насчет превращения человека в Унарского Цербера-Химеру. Так как в расписании все равно есть окно, Сареф отправляется вместе с мэтром Патриком.
Глава 55
Для разговора мэтр Патрик занял одну из пустующих аудиторий. Третьим участником беседы оказывается престарелый монах с пышной белой бородой. Обычно священнослужители Герона носят вещи желтого и оранжевого цвета, но бывает, что жрецы на закате жизни становятся монахами и облачаются в одеяния темных оттенков. Как это объясняется с точки зрения религии, Сареф пока не знает.
Старик опирается на посох и ростом дотягивается лишь до груди юноши. Не выглядит опасным, но Сареф чувствует исходящую от него силу Герона. Это не похоже на запах, тут скорее всего работает характеристика Озарения, которая позволяет воспринимать паранормальные и мистические силы. А может, просто очень восприимчив к силе бога солнца, так как является вампиром.
— Сареф, познакомься, это пресвитер Манкольм. Один из ветеранов охотников за демонами. — Чародей представляет жреца.
— Приятно познакомиться, пресвитер. Меня зовут Сареф. — Вежливо отвечает юноша.
— Давайте к делу. — Произносит старик. Несмотря на возраст, его голос очень сильный и глубокий. Острый слух Сарефа позволяет уловить прекрасное поставленное дыхание и работу органов речи.
— Сареф, расскажи, пожалуйста, с того момента, как ты очутился на Бирюзовой площади. — Просит мэтр Патрик.
Студент академии начинает свой рассказ о событиях праздника Урожая. О вооруженных людях на базарной площади, резне и столкновении с фанатиком в маске тигра. А после о том, как столкнулся в бою с Унарским Цербером-Химерой, как остальные называют такое чудовище. Собеседники молча слушают до момента появления магистра Оружейной Часовни Фридриха Онгельса.
— Мы действительно обнаружили тот топор и обрывки одежды на том месте, где по твоим словам началась трансформация. — Кивает Патрик.
— Вы сказали, что превращение человека в монстра — это необычное явление. — Напоминает Сареф. Очень интересно понять, что имел в виду маг.
— Не просто необычное, юный волшебник. — Слово берет монах. — Унарские Церберы не могут превращаться в людей и тем более разговаривать. Выходит, что это человек превратился в чудовище, а не Химера пряталась под личиной человека.
Вполне логичный вывод по мнению Сарефа, но по-прежнему непонятно, что делает лица собеседников мрачными. Бенедикт занимался исключительно вампирами, и даже знания Ганмы не могут дать подсказку.
— Человек не может просто так превратиться в монстра такого уровня. Это не какое-то оборотничество в полнолуние. Это Предел Метаморфоз. — Поясняет мэтр Патрик.
— Что это такое? — Хмурит лоб Сареф.
— Одна из сил Темной Эры, о которой вещали те фанатики. — Берет слово Манкольм. — Что такое Темная Эра мы не знаем, но архивы жречества и Конклава имеют четкие предзнаменования для её наступления: сначала нашествие монстров и безумие умов. Потом появление Предела Метаморфоз, где люди будут обращаться в монстров. И на этом ужасы не будут останавливаться.
Повисает пауза в разговоре, Сареф пытается осмыслить услышанное. Похоже на типичное пророчество о плохих временах, но собеседники очень серьезны, а значит, имеют на это основания. Впрочем, встреча с Идолопоклонником Церкви тоже оказала влияние на мысли вампира.
— Ты можешь не забивать себе сильно голову этим, Сареф. Мы пришли не страшные сказки рассказывать. — Продолжает мэтр Патрик. — На самом деле нужна твоя помощь в рейде.
— О каком рейде идет речь? — Сареф немного удивился.
— На Носильщиков Гробов. — Отвечает пресвитер вместо чародея. — Это мерзкие отбросы столицы, практикующие изуверские ритуалы и темное колдовство. След тех фанатиков ведет к ним, но их довольно трудно найти, за последние года так и не удалось вывести эту заразу из города полностью.
— Но какая от меня польза? Я еще студент и не самый опытный авантюрист.
— А ты нам и не нужен в качестве бойца. — Отвечает Манкольм. — Патрик, объясни ему по части магии.
— Мы используем особое поисковое заклятье, его невозможно обмануть и оно невероятно точное. Но, как любая абсолютная магия, она имеет очень своеобразное условие для активации. — Начинает объяснение чародей. — А именно связь с теми, кого мы пытаемся найти. Ты дольше остальных контактировал Химерой и даже сражался с ней, а значит, имеешь определенную ментальную связь. Мы попробуем с помощью неё активировать заклятье поиска.
— Хм, магистр Онгельс тоже сражался с чудовищем. — Напоминает Сареф.
— Ну, магистр Онгельс в своей манере пришел, увидел, победил, даже не почесавшись. Психометрическая связь у него почти отсутствует. А вот ты был на грани смерти во время боя, такую связь магия сможет использовать. — Маг пытается объяснить свойства магии, которая причисляется к мистической группе чар, а значит, имеет очень трудные в понимании законы.
— Если я не нарушу каких-то правил академии, то я готов помочь. — Соглашается Сареф, для отказа у него нет оснований.
— Насчет этого не переживай, у нас имеется разрешение мейстера. — Успокаивает маг и объясняет свой план.
Вскоре Сареф был вынужден снова отправиться на занятия и выбросить на время из головы разговор с мэтром Патриком и пресвитером Манкольмом. У него не такая знаменательная или опасная роль в предстоящем рейде, так что и переживать не о чем.
После основных занятий Сареф снова отправляется к мэтру Вильгельму, который в обычной манере посмеялся над попытками людей противостоять неизбежному.
— Темная Эра неизбежна? — Не понимает Сареф.
— Точно так же, как неизбежна ночь после вечера. — Пожимает плечами чародей. Они снова сидят в кабинете графа Вигойского, Сареф начал даже привыкать к таким занятиям.
— И как её можно остановить? — Уточняет студент.
— Никак, только пережить. — Кажется, что мэтр Вильгельм не очень хочет обсуждать этот вопрос. — Вот как ты думаешь, что такое Темная Эра?
— Плохие времена?
— Очень глубокий анализ, — саркастично откликается маг. — А если подумать?
— Вероятно, нашествие монстров, колдовская чума, пробуждение темных богов или распечатывание древних проклятий? — Начинает перечислять Сареф всё, что помнит из книг и фильмов прошлой жизни.
— Герон меня сожги, ну у тебя и фантазия. На самом деле всё гораздо прозаичнее: это похолодание.
— Герон меня сожги… — Повторяет Сареф.
— А-ха-ха, ты явно понимаешь, что это значит! — Веселится чародей.
Да, Сареф это понимает очень хорошо. Резкое похолодание может привести к непоправимым последствиям. Это приведет к невозможности ведения сельского хозяйства, а земледелие — это основа Манарии и многих других стран. Начнется массовый голод, а постоянная зима приведет к вымиранию многих животных. А если похолодание будет глобальным, то случится ледниковый период. Человечество, как и другие народы, вымрут с вероятностью 99,99 %.
— На самом деле было бы неплохо, если какие-то темные боги или те же демоны решили уничтожить мир. Во всяком случае с ними можно сражаться, но как воевать с изменением климата? — Развивает мысль чародей.
— Но ведь первый архимаг Корнельс смог изменить климат на всем континенте. Мэтр Павилус рассказывал, что раньше тут везде была пустыня. — Сареф считает, что магия действительно может справиться с такой проблемой.
— Было дело. Но я считаю, что именно это дало толчок Темной Эре. Корнельс, возможно, был преисполнен благородных намерений, но не учел последствий в далеком будущем. Но ты не переживай, Темная Эра может прийти по наши души ой как нескоро. Лет так через десять тысяч… — Маг делает паузу. — А может, ты уже завтра проснешься с сосулькой на носу из-за того, что не закрыл окно, аха-ха. Давай вернемся к более насущным вопросам.
Сареф провел еще один час в кабинете мага, где они успели обсудить возможности «Реставрации» и потребность Сарефа в крови. Оказалось, что в лаборатории некроманта постоянно хранится кровь, которую Вильгельм использует для каких-то ритуалов. Сареф не стал уточнять, для каких именно и чья это кровь, просто с благодарностью принял щедрый жест чародея. Больше не придется рисковать раскрытием где-то в лесах и буреломах.
Именно маг подсказал то, до чего Сареф не сразу додумался. Если «Реставрация» может вернуть объект в первоначальное состояние, то Сареф может «откатить» состояние руки до стычки с демоном. Правда, применение такой магии на себе довольно опасно, поэтому пока пробовать это Сареф не будет. К тому же нужно поднять характеристику Интеллекта.
Вот с последним сейчас может быть довольно сложно, так как вряд ли Система выдаст новый уровень за выполнение домашнего задания по истории Манарии. Сарефу нужно оказаться в опасной ситуации и бороться за свою жизнь, чтобы получить по-настоящему качественное развитие.
— Статус. — Обращается к Системе юноша уже по возвращению в комнату общежития.
Имя: Сареф Уровень: 34 Раса: вампир Расовый статус: вампир Активные эффекты: неизвестное проклятье Пассивные эффекты: «Божественная воля Кадуцея», «Аура благословения Кадуцея», «Школа Белого Пламени». Класс: маг Хаоса Подкласс: археолог Субкласс: отсутствует Ремесло: недоступно Слава: незначительная Репутация: положительная
«Если заработать еще шесть уровней, то на сороковом уровне я смогу иметь достаточно высокий показатель Интеллекта. Если, конечно, буду вкладываться именно в него», — размышляет Сареф. В окне остается еще два пункта, которые никак не задействованы: субкласс и ремесло. С последним вроде бы понятно, хотя трудно сказать, какое ремесло Сареф захочет изучать и что это вообще даст. А вот субкласс довольно странная вещь. «Что-то вроде совмещения двух классов или подклассов»? Завтра, наконец, выходной, поэтому сможет сходить в город и навестить Элин. А также приближается день рейда. Сареф не уверен, сможет ли он там поднять уровни, если он там нужен только на этапе поиска, но подготовиться нужно в любом случае. На столе уже лежит книжка с боевой магией, которую дал мэтр Вильгельм. Стоит изучить, чтобы иметь возможность применения магии и в боевых условиях. Сареф поднимается с кровати и решительно направляется к столу. Сначала нужно сделать многочисленные домашние задания, юноша твердо намерен иметь безупречную успеваемость. А потом нужно будет начать тренировки в боевой магии, так как это направление чар будет изучаться только на старших курсах.
Глава 56
…Фэнг Чу летит по скалам, едва касаясь камней носками ног. Выше и выше, где его ждет Храм Сияющего Лотоса, а также враг всей жизни. Бохай Ли Юэй обязательно должен быть там, он непременно попробует захватить Храм Сияющего Лотоса, чтобы сбросить клан Чу с почетного места Хранителей Восьми Пиков Просветления. Вот Фэнг Чу уже видит перед собой нефритовые ворота и широкую площадь за ними. На ступенях Храма сидит Бохай Ли Юэй, полностью готовый к бою. Его копье излучает голубоватую дымку внутренней энергии, все же клан Ли Юэй специализируется на ковке «высокого» оружия. Таким оружием по слухам можно убивать даже высокородных духов. Фэнг Чу обнажает меч, а также взывает к духу зверя: — Го Мин По, приди на мой зов… Вслед словам за плечами воина разворачивает крылья шестикрылый орел. Его гордый профиль полностью соответствует осанке Фэнг Чу, и точно так же враждебно смотрит на нарушителя спокойствия кланов. Бохай Ли Юэй непринужденно встает, его копье начинает безумный танец. Два воина преследуют разные цели, но еще не знают, что вражда была специально спровоцирована неизвестной пока третьей стороной… Сареф сидит за столом в гильдии и слушает, как Элин вслух читает какую-то странную историю про Восемь Пиков Просветления и легендарных воинах Вселенной, которые были воспитаны, чтобы умереть в бою. Если бы это чтиво услышал мэтр Вильгельм, то умер бы со смеху. Некромант давно бросил попытки учить чему-то людей и теперь только смеется над всякого рода глупостями. Но Сареф оставляет без внимания художественную сторону произведения и хвалит девочку за прекрасное чтение. Фрида с удивлением рассказала, что Элин за два дня освоила азбуку и теперь может читать почти без запинок. По словам Элин, раньше она не училась читать, так что это действительно хороший прогресс. Наверное, будет неправильным мерить эльфа человеческими меркам. Расы очень похожи, но могут при этом иметь большие различия. — Фрида принесла мне из хранилища целых пять книг. — Рассказывает Элин о последних событиях. — И одну я уже прочла. — Круто. — Улыбается Сареф. — Скоро станешь умнее меня. — Не-ет. Фрида говорит, что с волшебниками никто в уме не сравнится, а ты ведь будешь волшебником? — Я на это рассчитываю. — Кивает юноша. — А ты хочешь стать волшебницей? — Да-да! — Радостно галдит Элин. — Меня возьмут туда? — Возможно. Для этого потребуется немного подрасти, а также иметь талант к магии и… неумолимость. — Рассказывает Сареф. — Неумолимость? — Элин не понимает сказанное. Сареф ловит себя на воспоминании первого занятия с графом Вигойским. — Да, трудолюбие и упорство. Всегда выкладываться на полную. — Объясняет авантюрист. — А, да, я буду стараться. — Элин выглядит очень уверенной и энергичной. Рассказывать о том, что магия — это еще путь боли и жертв, Сареф не будет. Во-первых, это может убавить энтузиазм эльфки, а во-вторых, мэтр Вильгельм необязательно должен быть прав во всем. — А мы сходим на конюшни? — Напоминает Элин об обещании Сарефа. — А пошли прямо сейчас, не будем тянуть. Вместе они отправляются в пригород, где расположена большая коневодческая ферма, сотрудничающая с гильдией авантюристов. Нашивка гильдии позволяет пройти в длинные конюшни, где одновременно располагаются более сотни лошадей. Стойла кажутся бесконечными, так что Элин сможет рассматривать животных до скончания веков, благо эльфы почти не уступают по продолжительности жизни вампирам. Вот только сами кони столько не протянут. Впрочем, они сюда пришли не любоваться, так что Сареф договорился с одним из конюхов, чтобы им оседлали одну из лошадей. Пара монет быстро решила вопрос в пользу Сарефа. И вот Сареф помогает эльфийке вскарабкаться в седло. По просьбе юноши конюх выбрал самого спокойного прирученного коня, так как Элин явно не готова к родео, если такой спорт существует в этом мире. Сареф почти уверен, что тоже не усидит на лошади с большим норовом из-за нулевого опыта верховой езды. Ему будет легче убить животное, чем заставить слушаться. Детских седел на конюшне нет, так что Элин до стремени не достает, лишь крепко держится за луку седла. В таком положении галопом не прокатишься, так что Сареф просто ведет коня под уздцы по большому полю, а Элин остается наслаждаться ощущениями. Вернулись в город уже под вечер, Сареф провел Элин до дома Фриды и пообещал встретиться на следующей неделе. Вскоре он уже подходит к своей комнате в общежитии, где возле дверей перехватывается одним из слуг. Оказывается, пока его не было, пришло послание от мэтра Патрика. По всей видимости, это касается будущего рейда. Сареф внимательно прочел письмо в комнате. В нем сообщается, что время проведения рейда перенесено на завтрашний вечер. Причины не указаны, но они наверняка знают, что делают. Мэтр Патрик сам придет за Сарефом в академию, так что вечером нужно будет находиться в своей комнате. А еще Сарефу позволено на рейд идти не в мантии, а в снаряжении авантюриста. Вот последнее очень даже кстати, так как в кожаных доспехах юноша себя просто чувствует куда спокойнее. Студент садится за стол и вновь раскрывает учебник по боевой магии. Осталось гораздо меньше времени на изучение. Благодаря подсказкам мэтра Вильгельма, Сареф смог определиться с боевым заклятием, несложным, но очень эффективным. Перед этим Сареф пробовал разное под присмотром наставника. Оказалось, что к классической некромантии юноша совсем не предрасположен, но граф Вигойский знал это и без тестов. Боевая магия Хаоса или Разума слишком сложная, поэтому потребует недели беспрерывных тренировок. Требовалось что-то особенное, так как магия Стихий тоже не очень-то хорошо дается Сарефу, хотя всё не настолько печально, как с некромантией. Магическое сообщество Манарии ориентировано на стихийную магию, если говорить о ведении боя. Сареф помнит «Единение льда и пламени» мэтра Патрика. С помощью такого заклятья маг может в одиночку идти против множества противников, превращая поле боя в бесконечную круговерть последнего дня Помпеи и девятого круга Ада по Данте. Очень эффективно, но способностей Сарефа недостаточно для подобных чар. Как и не хватает нужного класса и подкласса. А еще такие заклятья не очень подходят для командной работы. Мэтр Вильгельм рассудил, что Сарефу больше подойдет очень точечная, а главное — быстрая магия. Что-то наподобие метательного ножа ассасина. После раздумий Сареф остановился на «Чернильной закалке». Для этой магии требуется особая субстанция, изготавливаемая алхимиками. Очень напоминает обычные чернила, и ею даже можно писать, но суть жидкости в том, что при изменении агрегатного состояния до твердого вещества субстанция становится невероятно прочной и гибкой. Маг, владеющий этим заклятьем, сможет идти в бой с одной чернильницей, из которой может быстро достать стилет или любую другую форму оружия. Но фишка «Чернильной закалки» не совсем в изготовлении твердого оружия из особых «чернил». Разнообразие тактических возможностей стало основополагающим фактором для Сарефа. Мэтр Вильгельм согласился с выбором студента, все же демонстрировать запрещенные магические искусства в рейде не получится при всем желании. Граф использовал свои связи, чтобы у Сарефа оказался целый кувшин с нужным веществом. Благо, почти никто из магов не использует эту магию, отдавая предпочтение более эффектным заклятьям. «Чернильная закалка» вызывает ассоциации с гильдией магов-убийц, уничтоженной лет семьдесят назад. Как орудие внезапного убийства заклятье подходит как нельзя лучше, так как не требует ни произнесения заклинаний, ни жестов. А еще тратит очень мало маны. Вся тренировка пока заключается в том, что Сареф пытается мысленно поднять «чернила» над блюдцем. Пока что удалось только вызывать небольшую рябь на поверхности. Юноша бы потратил куда больше времени на освоение, если бы не подсказки мэтра Вильгельма. Несмотря на то, что магия не требует жестов, определенные пассы заметно облегчают активацию и управление субстанцией. Но нужно не только об этом догадаться, но еще и знать верные пассы, ведь в учебнике об этом ни слова. Где-то через час у Сарефа появляется прогресс, теперь над поверхностью блюдца поднялся чернильный хоботок. Пока он совершенно не опасен, но если придать ему острую форму, прочность металла и сотворить за доли секунды, то им можно будет с легкостью пронзать ошеломленных внезапной атакой врагов. Еще через два часа студент Фернант Окула смог изобразить на блюдце копии четырех черных башен академии. Получилось непохоже, но теперь жидкость напоминает желе и не так быстро стремится собраться в лужу под действием гравитации. Сареф настолько сосредоточен на тренировке, что пропустил и закат и наступление ночи, зашторенные окна и до этого пропускали очень мало света. Впереди еще вся ночь, но приходится отвлечься, так как левая рука уже готова взорваться из непрекращающейся боли. Сареф с трудом встает из-за стола и разминает затекшее тело. После цедит в кружку с водой капли обезболивающего и залпом выпивает. Из коридора слышны веселые возгласы и смех, другие студенты устроили какие-то игры. Общежитие оно и в Манарии общежитие, даже если проживающие относят себя к элите общества. Сареф делает небольшую гимнастику и возвращается к тренировке. Осталось меньше суток до рейда, в котором планирует участие немного не по плану. Нет, он больше не допустит ошибки, как в той деревне с вампирами, никакие предосторожности не могут полностью защитить от человеческого фактора. Потребуется смотреть по обстоятельствам, и если они будут благоприятными, то можно будет принять более активные действия. Носильщики Гробов, как называют в Порт-Айзервице этих людей, довольно опасные личности, занимающиеся убийствами, контрабандой незаконных материалов, а также практиками в запрещенных видах магии. Само название явно подсказывает, что магия Смерти наверняка имеет поклонников в рядах группировки. Мэтр Вильгельм не стал этого отрицать, хотя по лицу было видно, что некроманты из этих отбросов, как из дракона подсолнух. Так это или нет, Сареф скоро может узнать.Глава 57
Тяжелые капли дождя стучат по крыше. К вечеру дня рейда столицу Манарии оккупировали массивные дождевые облака. Из-за них сумерки наступили гораздо раньше, и это только на руку участникам рейда. Сейчас Сареф вместе с Патриком сидят в заброшенной караулке. Чародей начертил на полу сложную магическую фигуру, состоящую из ломаных линий и их пересечений. Видать, это и есть то самое поисковое заклятье. Сейчас Сареф сжимает особый кристалл и пытается максимально сосредоточиться на воспоминаниях об Идолопоклоннике Церкви. Мэтр Патрик производит активацию магии и следит за результатами. Чем юноша точнее сможет вспомнить внешность, запахи, чувства и ощущения той стычки, тем точнее должен быть поиск. На улице в небольшом дворике ожидают остальные участники рейда. Чародей сказал, что там все из охотников на демонов. Не считая Сарефа, только семь человек сегодня попробуют расправиться с большой подпольной группировкой. По мнению юноши этодовольно рискованно, но с другой стороны он не знает всех возможностей охотников. Общеизвестно только то, что в их ряды могут попасть только самые одаренные и профессиональные бойцы. Рейтинг опасности у демонов и им подобных созданий самый высокий. Кристалл в руке студента магической академии начинает чуть светиться, но Сареф этого не видит, так как сидит с закрытыми глазами и пытается полностью погрузиться в недавние события праздника Урожая. Через шесть минут мэтр Патрик прерывает сеанс: — Первый этап готов, Сареф. Выходим. Весь отряд теперь перемещается по неприметным улочкам с соседний район. Поисковое заклятье, увы, не смогло сразу указать точное местоположение, поэтому было решено действовать поэтапно: сначала определить район города, потом нужную улицу, дом и дверь. Значит, Сарефу придется вместе с остальными приближаться к Носильщикам Гробов, так как местоположение оказывает влияние на поиск. В таком темпе прошел примерно час. Поиск получилось сузить до двух проблемных улиц. Проблемными они называются из-за обширной канализации, вход в которую расположен здесь. Сареф знает, что под Порт-Айзервицем очень давно были прокопаны многочисленные туннели и хранилища. Вроде как они очень давно применялись во время сезона Мертвой Соли, когда с дождями на город проливалась какая-то невероятно едкая щелочь. Благо подобный феномен более не повторялся, поэтому подземные лабиринты оказались не нужны, и их вскоре заняли преступные гильдии. Пресвитер Манкольм, который, несмотря на возраст, тоже участвует в рейде, рассказал, что в строительстве подземных комплексов Манарии тогда помогли гномы. А любое гномье подземное строительство рассчитывается с тысячелетней гарантией. Никто особо не удивился, что след ведет под землю, но и радости по этому поводу нет. Разве что Сареф может считать удачей, так как его «услуги» потребуются и в подземельях, иначе блуждание небольшого количества людей будет слишком долгим. Вход в подземную часть города всегда под охраной многочисленного отряда городской стражи, вот только Носильщики Гробов и подобные им наверняка нашли другие входы, или же просто подкупили кого-то из стражи. Охотников на демонов пропустили без лишних разговоров, и вот уже за ними захлопываются большие ворота. Внутри ожидаемо темно, но взгляд Сарефа замечает непонятную дымку вокруг их отряда. После над головами загорается яркий шар магического света. Мэтр Патрик объяснил назначение дымки вокруг них. Оказывается, что это специальное заклятье, которое скрывает свет их магического светоча, а также приглушает шаги. То есть за пределами дымки они должны оставаться частично незамеченными. Все же это не магия полной невидимости. Группа продолжает движение по туннелю, пока не доходит до первого большого перекрестка. Здесь мэтр Патрик снова чертит магическую фигуру, а Сареф стоит на ней с кристаллом. Непонятно, как чародей получает информацию от магии, но нужное направление взято очень быстро. Группа исчезает в крайнем правом проходе. По ощущению Сарефа они блуждают по подземелью уже очень долго, наверное часа два. Юноша ожидал увидеть просто сеть туннелей для сточных вод, но это буквально целый город под землей. То они спускаются вниз, то поднимаются, то делают большие круги. Без поискового заклятья пришлось бы совсем туго. Вскоре оказываются в длинной коридоре, заставленном многочисленными гробами. Причем гробы не пустые, нюх вампира отчетливо различает вонь разложения тел. Впрочем, обычного человеческого носа тоже будет достаточно для улавливания подобных «ароматов». Наконец-то они дошли до цели. Вдруг в другом конце коридора возникает какое-то шевеление. Сареф уверен, что его чувства куда острее, чем у сопровождающих, но магический свет над головой здорово слепит. Сареф указывает пальцем в нужную сторону, и вся группа замирает, а шар света гаснет вместе с дымкой. В тишине щелкает арбалет, но болт останавливается в паре шагов от группы: мэтр Патрик успел выставить защиту. Скорость каста у него потрясающая. Один из бойцов достает метательный нож и прицеливается. Сареф недоумевает от действий охотника, так как теперь видит, что стрелок прячется за баррикадой из гробов. Как он собирает попасть в него, да еще в темноте? Но именно тут Сареф получает подтверждение тому, почему охотников за демонами можно считать войсками специального назначения Манарии. Метательный нож летит вовсе не в арбалетчика, а в колонну за гробами и сбоку от стрелка. Нож отскакивает от камня и резко меняет направление на нужное. Сареф слышит падение тела, а значит, бросок был удачным. На мгновение Сареф успел заметить, что оружие было заряжено энергией духа, метатель явно принадлежит к школе Оружейного Стиля. Какое требуется мастерство, чтобы создать подобный рикошет, Сареф не может представить. Если здесь все мастера своего дела, то неудивительно, что им достаточно небольшого ударного отряда. Группа продвигается дальше, но теперь под массовым заклятьем ночного виденья. Сареф считал, что оно ему не нужно и потребуется лишь притворяться, но оказалось, что глаза вампира теперь видят всю обстановку будто под голубым светом. Сейчас зрение не может определить оттенки и другие цвета, но резкость изображения стала просто невероятной. После первого блокпоста они быстро расправились с еще одним, но там было уже два стража. Они всё ближе подбираются к обжитым помещениям Носильщиков Гробов. Здесь мэтр Патрик обращается к Сарефу: — Думаю, дальше мы продолжим без заклятья поиска. Спрячься вон за тем мусором. В принципе, раз ты выжил в битве с Унарским Цербером, то сможешь дать отпор, если вдруг тебя заметят. Но лучше не высовывайся, пока мы не вернемся… Закончить инструктаж маг не успевает, так как сразу двое охотников подают сигнал тревоги. Все же их проникновение заметили. — Жирдяй прямо по курсу. Он перекрывает вход. — Говорит пресвитер, оглядывая раздувшуюся тушу мертвеца. Название Жирдяй подходит ему как нельзя лучше, но чувство опасности от этого не слабеет. Нежить быстро перебирает ногами в сторону незваных гостей. За спиной Жирдяй держит обмотанный цепями гроб.Вам противостоит Носитель Тяжелого Праха.
Система снова дает другое название противнику, хотя вряд ли такая нежить официально называется Жирдяем.
— Мы достаточно далеко зашли, теперь можно не скрываться. Используем тактику прорыва. — Отдает приказ пресвитер Манкольм. Из его обычной на вид палки вырывается точная копия предмета из золотого света и на большой скорости врезается в тушу мертвого монстра. Если бы неживое тело могло кричать, то так, наверное бы, и поступило.
Охотники на демонов быстро занимают боевой порядок, где Сареф оказывается позади всех. Отличная позиция, чтобы внимательно наблюдать за возможностями товарищей. Еще три золотые копии посоха врезаются в тело Носителя Тяжелого Праха, причем в полете остаются перпендикулярными полу. Сареф концентрирует внимание на действиях жреца, чтобы Система попробовала что-то понять.
Название: «Проявление святости» Тип: жреческая сила Ранг умения: неизвестен Уровень освоенности: неизвестен Описание: неизвестно Активация: неизвестна
Внимание! Большая часть информации защищена от проверки превосходящей силой.
Авантюрист не верит в написанное. «Получается, Система не всегда сможет выдать хоть какую-то интересную информацию?», — приходит юноша в очевидному выводу. Есть какая-то превосходящая сила, которая сильнее даже Системы. И первое, что приходит в голову, так это Герон. Потенциально существующая высшая сущность вполне может даровать последователям невиданные способности. Если так, то это плохо, так как Сареф не сможет обычной логикой осознать мотивы, принципы бога и тем более как-то победить или перехитрить. Делает себе мысленную заметку о том, что нужно будет расспросить мэтра Вильгельма о Героне и других богах, если таковые существуют. Тем временем схватка в подземной комнате продолжается, заклятье ночного виденья отменено, на его смену маг создал множество источников магического света. При этом не только ради освещения пространства, раздувшийся труп начал двигаться медленнее и даже делает странный для мертвеца жест, будто хочет прикрыться от лучей. Пара бойцов проносится по обеим сторонам туши, после чего та падает на колени, так как острые сабли почти что отрубили ноги. Теперь ясно видно, что они укрепляют оружие и усиливают атаку с помощью энергии духа. Насколько понимает Сареф, сейчас в отряде один маг и один жрец, то есть мэтр Патрик и пресвитер Манкольм. Остальные пятеро скорее всего являются опытными адептами боевых искусств с поддержкой в виде артефактов или священных реликвий. Монстр с силой дергает за цепь, и гроб за его спиной выстреливает вперед. Под такую явную атаку никто не попадется, хотя в случае прямого попадания обычный человек будет убит на месте. Во время удара предмета о пол звенья цепи лопаются, и крышка гроба раскрывается. В воздух поднимается туча пыли или пепла, но потом Сареф вспоминает название противника и понимает, что это чей-то прах. Мэтр Патрик и пресвитер Манкольм дружно выкрикивают предупреждение и даже успевают выставить какую-то защиту, но прах все равно заполняет собой всё вокруг. Это явно какая-то магия, так как слишком много и слишком быстро. Сареф прикрывает лицо и глаза, и чувствует на своем плече руку. Вампир очень быстро разворачивается, так как он стоит последним, и позади никого быть не должно. Перед ним в кружащейся пыли трепещет алый плащ, а его обладатель близко наклоняется к Сарефу. Последний без труда видит красную маску на лице Мастера. — Наконец-то ты пришел ко мне, Сареф. Маленький, сучий предатель-вампирёнок.
Глава 58
Сареф ошарашен внезапным появлением Мастера с того света. Разумная часть мозга пытается придумать объяснения в перерывах между мысленными восклицаниями о том, «что такого быть не может». Кружащийся в пространстве прах частично заслоняет свет магических шаров, а бесконечное движение создает эффект дискотеки. Разве что состояние у Сарефа совсем не праздничное. Юноша сбрасывает руку с плеча с одновременным нанесением удара коленом в живот. Да, до статуса старшего вампира ему еще далеко, но за всё это время он стал гораздо сильнее, чем был при нахождении в Фондаркбурге. Тело Мастера рассыпается на частицы праха, будто его тут никогда не существовало. «Что это такое?», — Сареф пытается проанализировать ситуацию. Вероятно, это какой-то морок, так как Мастер явно не должен уступать авантюристу. Прах у шеи оборачивается невероятной сильной рукой, враг подошел сзади и применил удушающий захват. Юноша борется изо всех сил, но противник сильнее. — Как думаешь, как долго протянешь? — Шепчет прямо в ухо Мастер. Сареф затылком чувствует его маску. — Достаточно, чтобы снова тебя убить, а еще опустошить. — Тратить дыхание на разговоры в бою не стоит, но озвученное внушение позволяет успокоить волнение. Сареф полностью отдается боевому опыту Ганмы, который знал очень многое о рукопашном бое и борьбе. Знания гласят, что Сареф должен на секунду перестать бороться, хоть это очень сложно психологически во время схватки. Вампир начинает серию приемов с удара ногой в колено противника, через доли секунды левый локоть обрушивается в бок врага. Выведя Мастера из равновесия, Сареф успевает повернуть голову и опустить подбородок так, чтобы он оказался между рукой противника и шеей. Теперь удушающий захват не имеет никакой силы, но Сареф развивает атаку. Белое пламя окутывает тело, что позволяет развить сверхчеловеческую силу и скорость даже для вампира. Мастер взлетает ногами к небу, а после мощный бросок с силой ударяет о пол. Кулак добивающего удара уже летит к маске противника, но тот снова рассыпается прахом. Вдруг прах вокруг под действием невидимого ветра рассеивается, хоть и продолжает кружиться у незримой границы. — Сареф! — Раздается рядом голос мэтра Патрика. — Вставай и не обращай внимание на то, что видишь. Это наваждение. Сареф понимает, что только что боролся с несуществующим противником, так как Мастер не мог быть таким пассивным в схватке. Похоже, этот прах может воздействовать на разум и вызывать то, что страшит человека. На границе, где кружатся частички чьего-то тела, стоит Мастер со скрещенными на груди руками. Но теперь не может подойти. — Сареф-Сареф. — Произносит старший вампир. — Ты можешь изображать уверенность и хладнокровие перед другими людьми, но признай, что ты до сих пор боишься меня. Ты не избавишься от этого страха, пока не станешь настоящим монстром. Для этого тебе придется перестать играть в «человека».«Божественная воля Кадуцея» успешно отразила атаку на разум.
Для ускорения принятия защитных мер против атак, превосходящих защиту, требуется повысить уровень освоенности умения.
Студент магической академии пару раз моргнул, но фигуры Мастера уже нет, только прах продолжает вальсировать в воздухе. Сареф с трудом отворачивается, до последнего ожидая еще одной атаки. Другие участники рейда вряд ли пострадали, Сареф слышит, как один из охотников на демонов захлопнул гроб, после чего весь прах начал оседать. — Построиться. — Приказывает пресвитер. Он явно командир отряда. Юноша замечает, что Жирдяй лежит на полу с отрубленными руками и ногами, а на его спине выжжен символ солнца. Вероятно, это какая-то удерживающая нежить магия. Пока Сареф боролся с мороком, остальные закончили зачистку этого помещения и готовятся идти дальше. — Внимание, сзади. — Произносит метатель ножей. Все дружно поворачивают голову туда, откуда сюда пришли. Слух Сарефа различает шарканье многочисленных ног: мертвецы из гробов первых двух коридоров вышли на охоту за живыми. Получается, то был не подземный морг, а ловушка для нарушителей. Мертвые тела более не могут использовать голосовые связки, и уж тем более набирать воздух в грудь, поэтому толпа трупов приближается в полном молчании. Можно даже сказать, что в гробовом, если бы Сареф был сейчас в настроении каламбурить. Однако, к чести охотников за демонами, никто из них даже не переменился в лице или не задышал чаще. Все расслаблены и сосредоточены одновременно, что указывает на большой опыт противостояния тому, что обычный человек может никогда в жизни не увидеть. — Сареф, пойдешь с нами. — Говорит маг Патрик. — Держись за мной. Очевидно, что оставить Сарефа здесь они уже не могут. Сареф послушно встает за спиной чародея, а боец с метательными ножами занимает арьергард процессии. Благо, мертвецы не могут бегать, так что отряд очень быстро удаляется от них вглубь базы Носильщиков Гробов. Пресвитер Манкольм кажется старым и слабым человеком, но сейчас он бесстрашно идет первым, какая-то невиданная сила прогоняет старческую хилость. Может быть, что жрец помолился Герону и получил на время приток божественных сил. Сареф в этом не разбирается, но почему-то считает именно так. Еще есть интересный слух о том, что днем сила жрецов достигает пика, особенно в ясную погоду. А вот ночью наоборот темные маги поднимают голову. Как движение небесного светила на это влияет, понять довольно трудно. В академическом плане есть такой предмет, как метафизика астрономических сил и явлений, но будет он точно не на первом курсе. Над головами отряда продолжают гореть магические огни. Через пять минут они снова оказываются в вихре быстрой схватки, но теперь им противостоят рядовые члены Носильщиков Гробов. Вот только эти люди никаких гробов за спиной не носят. Стоит врагам показаться, как мэтр Патрик тут же фокусирует свет на них, из-за чего шары света превращаются в узконаправленные прожекторы. Люди сжимают веки и закрывают лица, так как свет становится таким, будто в воздухе действительно висят огромные прожекторы. Бойцы легко расправляются с любым сопротивлением, Сареф теперь идет по трупам, так как пол буквально завален ими. Охотники на демонов попросту шинкуют врагов с неутомимостью комбайна. Вскоре отряд выходит в большую пещеру размером с целый наземный район Порт-Айзервица. Внутри этой пещеры построено множество домов и других построек, группировка тут обитает весьма немаленькая, наверное, человек двести-триста. Весь мини-городок освещен факелами и магическими светильниками, так что чародей отменяет свое заклятье света. Сареф взглядом пробегается по будущему полю битвы и не понимает, как они будут зачищать базу. Каждый в отряде, конечно, профессионал своего дела, но тут их могут просто окружить и повалить числом. Все же пещера просторная, это не узкие туннели и коридоры. Тем более, что вторженцев уже заметили. На крышах домов Сареф видит, как лучники и арбалетчики готовы обрушить на охотников дождь из стрел. Юноша ожидает, что сейчас увидит настоящий боевой потенциал охотников за демонами. Мэтр Патрик бросает в воздух сразу пять или шесть магических свитков. Раньше Сареф видел, что пользователи раскрывают свитки один за другим и ожидают активации зарисованной или записанной магии, но магу рядом это явно кажется детским садом. Все заклинания свитков активировались почти мгновенно и одновременно. Не только эффектно выглядит, но и весьма эффективно. Над головами отряда возникает полупрозрачный купол, а на телах на секунду появляется свечение. Вероятно, купол будет защищать от стрел, а магическая броня прикрывать тело каждого в отдельности. Еще Сареф ощущает невероятную легкость в теле. Какой эффект оказали остальные свитки, пока не видно. Увы, не остается времени, чтобы Система проанализировала чары и выдала о них информацию. Пресвитер Манкольм делает особый молитвенный жест, будто рисует в воздухе окружность солнца. — ГЕРОН!!! — Сареф аж вздрагивает от силы голоса старого жреца. Будто целая артиллерийская батарея разом выстрелила. Волна божественной силы прокатывается по всей пещере, у Сарефа перехватывает дыхание от боли, для его вампирской натуры священная сила так же губительна, как и для нежити, например. К счастью, этого никто не заметил, либо посчитал, что Сареф просто перепугался из-за голоса, прозвучавшего как взрыв. Уже пущенные стрелы остановлены барьером над головами, а сила голоса жреца валит всех стрелков с ног. Слышны крики и ругательства, но тут пресвитер Манкольм начинает бить по-настоящему: — Герон, владыка солнца и неба, встань щитом от зла в ночи, прогони злые помыслы и даруй нам силу нести очищающий свет. Во мраке ночи, по колено в крови, под тяжкой ношей и с огнем в груди! — Во мраке ночи, по колено в крови, под тяжкой ношей и с огнем в груди! — Подхватывают все остальные, и у самого потолка пещеры возникает золотой диск солнца. Это настолько завораживающее зрелище, что Сареф смотрит на него, даже не обращая внимания на боль. Юноша ожидал, что копия солнца начнет стрелять какими-нибудь волшебными лазерами, но атака оказывается менее заметной, но достаточно жесткой. В рядах противников просто начинают загораться люди. Вот один из стрелков пытается вытащить новую стрелу, но внезапно воспламеняется с ног до головы в золотом огне. Другой пытается спрятаться в доме, но через окна опять же виден золотой свет, стены для мистического солнца над головами не помеха. Самовозгорания уже массовые, поднимается хаос, так что ни о какой защите Носильщики Гробов даже не думают. По кивку пресвитера адепты боевых искусств выходят из-под защиты купола и устремляются в подземный городок. Сареф уверен, что они там методично вырежут каждого на своем пути.
Название: неизвестно Тип: жреческая сила Ранг умения: неизвестен Уровень освоенности: неизвестен Описание: неизвестно Активация: неизвестна
Сареф смотрел на солнце сколько мог, но Система теперь даже название способности увидеть не смогла. Герон или что-то еще надежно защищает знания даже от такой вещи, которая нарушает законы мира, по мнению Сарефа. Это лишь в очередной раз доказывает, что Сареф вряд ли пришел в этот мир в роли великого избранного. В мире хватает сил, которые пройдутся по вампиру сапогами, даже не заметив этого. Наверное, одна из таких сил сейчас пытается противостоять рейду охотников за демонами. Острый глаз Сареф замечает на одной из центральных крыш сгорбленную фигуру. На спине у незнакомца закреплен гроб, сияющий зеленым светом. «Хм, у этого человека рога растут?», — спрашивает сам себя авантюрист, так как мистическое солнце наверху превратило мрак пещеры в яркий день, поэтому можно разглядеть даже такие детали.
Глава 59
Впрочем, странного человека замечает не только Сареф. Мэтр Патрик предупреждает пресвитера, но тот и сам уже обратил внимание. Почему-то мистическое солнце не может воспламенить тело рогатого человека с гробом на спине. Противник берет в руки лампу и косу и выкрикивает что-то невразумительное. Следом вся пещера начинает заполняться зеленым светом. Сареф и раньше заметил разнообразные рисунки и каракули на стенах пещеры, но не посчитал это чем-то важным. Однако сейчас все вырезанные сумасшедшим художником изображения начинают испускать зеленый свет, и среди хаоса линий и фигур можно проследить четкие последовательности магических фигур. Сарефу они незнакомы, но мэтр Патрик явно раскусил план противника, раз громко выкрикивает заклятье. Оно выглядит как самый обычный огненный шар, такой Сареф неоднократно видел в играх и фильмах прошлой жизни. Но вживую на всё смотришь под другим углом. Кожа чувствует жар огня, вокруг клубка пламени дрожит воздух, а после снаряд с низким гудением устремляется прямо к человеку с гробом. Огненный шар летит со скоростью ракеты, юноша уверен, что враг не успеет убежать. Вот снаряд бьет по крыше, маг явно целился в неё, так как есть риск промахнуться одиночным выстрелом магии. Магия, которая удерживала огонь в форме шара, перестает работать. Всё здание исчезает в грохоте взрыва, у Сарефа от такого аж волосы встали дыбом. Волшебники действительно могут в одиночку отправлять десятки людей на тот свет… Сареф как последний идиот смотрит на лезвие косы в бликах огня и лучах копии солнца. Почему сельскохозяйственное орудие готово оттяпать студенту Фернант Окула голову? Ни органы чувств, ни разум не успевают осознать произошедшее. К счастью, рефлексы срабатывают без участия вампира. В последний момент Сареф успевает пригнуться.
Носильщик гроба был на крыше здания в семидесяти метрах, но вдруг оказывается между Сарефом, Патриком и Манкольмом. Теперь Сареф может получше рассмотреть этого человека… Человека ли? На голове надет череп рогатого животного, почти никакой одежды, а вместо ступней — копыта. Скорее всего это не человек.
Пресвитер обращен спиной к внезапно появившемуся врагу, а вот мэтр Патрик боковым зрением замечает угрозу и криком предупреждает. К несчастью, слишком поздно. Враг не попал по Сарефу, но явно не смутился и продолжил движение косы, пока она не вонзилась в спину жреца. Пресвитер Манкольм коротко вскрикнул и упал на колени. Мистическое солнце над головами начинает терять яркость, теперь зеленый свет колдовских рисунков на стенах начинает преобладать в пещере.
Всё произошло так быстро, что мэтр Патрик только начинает чтение заклятья, но Сареф в ближнем бою будет быстрее мага. Из рукава вампира выстреливает черное лезвие и пронзает врага насквозь.
Название: «Чернильная закалка» Тип: алхимия Ранг умения: B Уровень освоенности: 1,1 % Описание: маг-алхимик может свободно менять форму, прочность, остроту и агрегатное состояние особой субстанции. Травленые алхимические чернила специально созданы для легкости манипулирования ими. Алхимик ближнего боя может сотворить из чернил всё, на что ему хватит фантазии, ограничен лишь объемом вещества. Главным достоинством субстанции является сверхтекучесть её конденсата, т. е. способность проникать сквозь материю без трения. Активация: мысленная трансформация субстанции.
Когда Сареф впервые прочел описание этой магии, то несказанно удивился, что алхимики в этом мире смогли создать такое вещество. Именно эти чернила Сареф готов назвать настоящим Философским камнем, а не нечто, что превращает что угодно в золото. Правда, бессмертия чернила все же не дают. Как и использовать конденсат Сареф пока не может из-за низкого уровня освоенности. Еще перед началом рейда Сареф залил чернила себе под одежду и в кое-какие карманы. Эта особая жидкость не впитывается в ткань, если того не пожелает сам маг, и может просто растянуться по телу в виде второй кожи или же обернуться чем-то твердым в виде браслета или камня в кармане. Это гораздо удобнее, чем носить с собой кувшин. Увы, но атака Сарефа может оказаться не успешной, так как рогатое существо снова исчезло, будто сквозь землю провалилось. Чернила вновь стали жидкими и вернулись в рукав. Мэтр Патрик проклинает рогатого ублюдка и приказывает Сарефу заняться жрецом. Вероятно, помнит, что Сареф знает кое-какие чары целительства. — Гребанная скотина, он всю пещеру изрисовал Искажением Пространства. — Чародей вертит головой из стороны в сторону в попытках заметить противника с косой. Сареф же наклоняется над пресвитером и использует «Ауру благословения Кадуцея». Противник явно хотел сначала расправиться с самым слабым противником в лице Сарефа, а после неудачи сразу атаковал того, кто оказывает роль главной поддержки рейда. Рана очень глубокая, но благо, не задела жизненно важные органы, так что жрец даже не потерял сознание, а уже через полминуты добавляет исцеляющую силу Герона. Рана затянулась невероятно быстро. «Да уж, Кадуцей с 14 % освоенности даже рядом не валялся», — подумал Сареф и помог пресвитеру подняться. — Черт, Патрик, ты можешь выследить его или отменить его мерзкое колдовство? — Выкрикивает Манкольм. — Нет, он основательно подошел к делу. Только если разнести к чертям всю пещеру. — Отвечает маг. — Отец мой Герон, он может переключиться на остальных, идем в городок. — Отдает приказ жрец. Сареф послушно бежит за магом и пресвитером. Последнему будто лет двадцать, скачет как лань. Вдруг из земли вокруг троицы вырастают десятки призрачных рук, тоже зеленоватого оттенка. Одна рука даже успевает схватить Сарефа за лодыжку, из-за чего по ноге моментально разлился холод и слабость. На одних рефлексах Сареф двумя прыжками вышел из зоны рук. И правильно сделал, так как пресвитер ударил посохом по земле, на которой зажегся символ солнца. Призрачные руки тотчас исчезли. Вот они уже входят на первую улицу, заваленную телами. Некоторые сожжены уже потухшим солнцем, некоторые проткнуты, зарезаны или обезглавлены вошедшим отрядом охотников на демонов. Жрец начинает отдавать приказ, но Сареф его уже не слышит из-за зеленой вспышки. Искажение Пространства сработало более изощренным способом: разделила группу. Сареф переместился в другую часть мини-городка, вокруг горят пожары вперемешку с изумрудным светом со стен и потолка пещеры. Раздаются крики боли и страха, из-за угла выбегают члены группировки. Что-то вонзается в их спины и ноги. Сареф прячется за угол здания и видит, что культистов уничтожает метатель ножей из отряда охотников. Боец беспрерывно сыплет ножами во все стороны и попадает в цель в десяти случаях из десяти. Каждый нож наверняка заряжен энергией духа, поэтому будет проходить сквозь щиты и броню, и даже двери и стены не гарантируют полной безопасности. Ножи летят не только по прямой, но еще дугами и рикошетами, вращаются вдоль и поперек центральной оси. Такое виртуозное исполнение ни в каком цирке не увидишь. Правда, больше удивляет Сарефа боезапас метателя. У того, конечно, весь пояс был завешан ножами, рукояти даже торчали из голенищ сапогов и грудных ремней. Но снаряды уже давно должны были закончиться! Сареф внимательно всматривается в движения метателя, чтобы разгадать секрет. Вдруг на помощь приходит Система. Сареф следил за руками, но Система посчитала нужным обратить внимание на браслеты охотника.
Предмет: Зачарованные наручи возврата Уровень предмета: C Описание: наручи, зачарованные на возврат в руку предметов, на которые нанесена специальная руна. Ограничение: один возврат на 0,15 секунды. Заряда хватит на 24 часа, подзарядка на 3,5 часа.
Тут до Сарефа дошло, что нужно смотреть не на охотника, а на жертв. И действительно, торчащие из тел ножи исчезают, чтобы мгновенно переместиться в руку метателя и тут же полететь к следующей жертве. Значит, все снаряды имеют на себе специальную руну для возврата. Таким образом охотник может бесконечно бросать и возвращать ножи, даже не сходя с неторопливого прогулочного шага. Без Системы Сареф не скоро бы догадался о таких тактических уловках. Люди действительно могут быть весьма изобретательны, когда дело доходит до выживания. С балкона над Сарефом вдруг падает труп стрелка. Арбалетчик пытался подстрелить метателя, но летящий нож отбил арбалетный болт, а за собой будто на хвосте вел следующий нож, который долетел до горла стрелка. Первый же нож вернулся в руку охотника до того, как коснулся земли. Выходить против адептов Оружейного стиля может быть плохой затеей… Сареф выходит из-за угла с поднятыми руками. Охотник, как и ожидалось, не просто лупит в каждое замеченное движение, а принимает решение перед броском. Поэтому в юношу не летит нож, метатель кивком приглашает к себе. Вампир, конечно, мог бы сейчас в одиночку отправиться в бой, чтобы попробовать заработать хотя бы один уровень, но рядовые Носильщики Гробов не представляют из себя ничего опасного, большинство в ужасе пытается покинуть городок и пещеру. Сареф помнит, что за расправу над бандитами в Костоломном ущелье получил от Системы шиш с маслом. Если Сареф хочет получить уровни и очки характеристик, ему нужно столкнуться в бою с сильными противником. Система будто специально перекрывает попытки перехитрить себя. Если постараться, то можно найти много слабых противников, отправиться зачищать, например, какие-нибудь логова чудовищ. Но за попытку легкой прокачки Сареф ничего не получит. Даже простые тренировки заклятий или умений теперь не очень-то хорошо повышают уровень освоенности. Пока что Сареф решает воссоединиться с группой вместе с охотником. Сейчас идет позади метателя ножей, пока не замечает двух других охотников с саблями на соседнем перекрестке. Их оружие по самую рукоять в крови. Сареф чуть хлопает по плечу охотника и указывает в сторону других. Метатель кивает, и они начинают двигаться в сторону товарищей. Те, в свою очередь, тоже замечают своих и начинают идти навстречу. Сарефу не очень нравится вид призрачных рук, которые теперь растут на каждом доме, крыше и улице. Такое чувство, что сейчас произойдет что-то нехорошее. И предчувствие вампира не обманывает.
Глава 60
Теперь Сареф продвигается по городу вместе с тремя охотниками на демонов в поисках остальных членов группы. Как услышал Сареф, войдя в город, они специально разделились, чтобы быстрее его зачистить. Во время движения все стараются обходить зеленые призрачные руки, которые колышутся будто заросли камышей. Группа решает срезать путь через тоннель под зданием, но там была подготовлена западня. Вот только Носильщики Гробов не учли, что охотники на демонов достаточно натренированы для того, чтобы даже в ловушке первыми нанести удар. Сам Сареф не зашел в тоннель, только слышит крики боли и стук падающих тел. Через пару минут показывается один из охотников с саблей и жестом приказывает следовать дальше. И в этот момент снова искажается пространство, Сареф успел заметить, что призрачные руки на стенах домов сотворили несколько магических жестов. Воздух вокруг юноши наполнился зеленым вихрем. Как и в прошлый раз, перемещение закончилось очень быстро, но Сареф не понимает, где теперь оказался. Вокруг нет подземного городка, студент магической академии оглядывает подземный туннель. Вокруг темно, но глаза вампира позволяют ориентироваться в обстановке. Звуков боя или других людей тоже нет. Если Искажение Пространства действует только в пределах пещеры, то Сареф мог быть перенесен в какую-то подземную часть базы Носильщиков Гробов. После переноса не ощущает чар поддержки на себе. Любое подземелье опасно тем, что в нем легко заблудиться. Сареф оказался тут при помощи магии, так что полностью дезориентирован. Не знает, где оказался, вокруг никаких ориентиров, стороны света под землей не узнать. Сейчас вампир может пойти вперед по туннелю или назад. Хотя, будет правильным назвать оба направления как «вперед», так как Сареф пришел сюда не на своих двоих. Так как обосновать выбор никак нельзя, Сареф просто идет в том направлении, к которому оказался лицом после пространственного переноса. Кишка туннеля постоянно петляет, но нигде нет ответвлений. Но этот участок скоро закончился, и вот уже каждые двадцать метров туннель разделяется на два, а то и на три пути. Юноша продолжает идти прямо, пока не зашел в тупик: проход завален. Приходится вернуться и снова наугад выбрать первый же поворот. Сареф знает, что так делать нельзя, но впервые оказался в таком информационном вакууме. Знает, что не придумает ничего лучше, поэтому полагается на удачу. Чернильное лезвие делает засечку на стене на тот случай, если будет кружить. Следующие полчаса Сареф просто идет по пустынным проходам и коридорам. Безумный строитель прокопал их столько, что вампир уже давно бросил попытки запомнить маршрут, лишь помечает те проходы, в которые входит. Никаких следов жизни, даже очень древних, не видно. Просто пол, стены и потолок. Никаких дверей, держателей факелов или ламп. В какой-то момент Сареф замечает ступени, ведущие наверх, поэтому без раздумий идет туда. Похоже, что он все-таки покинул пределы пещеры во время пространственного перемещения, так что сейчас стоит выбраться на поверхность своими силами. Поднявшись на один уровень, Сареф вновь блуждает по коридорам, пока не находит еще одну лестницу наверх. Уже прошел час с момента начала одиночного путешествия. В голове царит полная каша, так как проходы похожи один на другой, в лабиринте не получается толком ориентироваться. Сейчас бы пригодилось какое-нибудь заклятье поиска или разведки. Юноша не уверен, что мэтр Патрик и остальные будут его искать, пока не закончат зачистку базы Носильщиков Гробов. Абсолютная тишина и отсутствие сквозняков сильно давят на восприятие пространства. Пока что Сареф стремится подниматься выше, спасибо гравитации, хотя бы может понять, где низ, а где верх. Еще через двадцать минут Сареф резко останавливается, так как чуть не шагнул в яму посреди пола. Так как дна Сареф не видит, то неосторожность могла закончиться катастрофически. Юноша поднимает голову и видит, что на потолке тоже зияет дыра. Вероятно, отверстие проходит сразу по нескольким уровням. Это отличная возможность, ведь по прямой с одной стороны куда легче подниматься, чем искать очередную лестницу. Но одновременно сложнее, так как можно свалиться в этот чертовски напряжный колодец. Чернила в правой руке принимают облик, похожий на альпинистский ледоруб. Сареф прыгает и цепляется на им за край отверстия на потолке. После подтягивает тело и оказывается этажом выше. Обычному человеку такой трюк показался бы слишком сложным, но Сареф готов поблагодарить судьбу за становление вампиром. Следующий уровень никак не отличается от предыдущего, так что Сареф повторяет трюк и поднимается по колодцу дальше. Таким темпом Сареф поднимается вертикально вверх, уже отсчитал девять подъемов, пока не очутился в коридоре, где на потолке больше нет прохода. Вампир замечает, что теперь подземелье выглядит чуть более обжитым. Во всяком случае на стенах прибиты крепления для факелов. А еще впервые Сареф слышит что-то помимо звуков своего тела. Источник звука приближается, авантюрист не может по нему определить, кто это. Различает лишь звук шагов. Чтобы не рисковать, Сареф бесшумно отходит дальше в коридор и прячется за поворотом в боковой туннель. Из поворота в противоположном конце коридора показывается чья-то грузная фигура. Она неторопливо идет к дыре в полу, а за ней волочится тело. Вампир максимально напрягает зрение, благо оно уже давно привыкло к темноте. На идущем человеке какой-то плотный плащ и капюшон-маска, будто к обычному капюшону пришили еще холстяную маску с прорезями для глаз и рта. Человек доходит до отверстия и явно готовится столкнуть труп в него. Перед этим он вытаскивает из тела убитого какие-то колья. Пока незнакомец это делал, Сареф успел подметить некоторые детали обмундирования трупа. С волнением Сареф понимает, что это один из охотников на демонов, который орудовал саблей в паре с товарищем. Получается, не только Сарефа перенесло в какую-то тьмутаракань. И раз охотник убит, то человек над ним очень опасен. Сареф обязан не дать себя обнаружить! Убийца вынимает последний кол и спихивает тело в дыру. Слух вампира различает, как оно порой бьется о выступы на пути ко дну. — Бум-ру-бум-бум-бум, — вполголоса напевает убийца в маске. — Что ты говоришь? О, Харцакатль отправил мне еще одного? Ру-рум-бум… Сареф не понимает, с кем говорит человек, так как рядом с ним никого. — Ру-ру-ру-ру, так он прячется за поворотом налево? Бу-румбурум. — Юноша готов поклясться, что капюшон-маска теперь направлен прямо на него. Сареф без труда слышит его низкий бас и все слова. Как бы это ни произошло, но местоположение Сарефа раскрыто. Вампир выпрыгивает и несется прямо на человека с колами, зажатыми в подмышке. Но атаковать непонятного человека Сареф не будет, раз он справился с охотником на демонов. Вместо этого взбегает по стене на самой максимальной скорости, на которую способно тело. Рывок был подкреплен энергией духа, так что на секунду Сареф смог обмануть гравитацию, буквально пробежав над головой противника. После это спрыгивает на пол и несется прочь именно в ту сторону, откуда пришел убийца. Если тот пришел оттуда, значит, выход там с вероятностью в процентов восемьдесят. Странно, но человек не бросился преследовать добычу. Сареф бежит и бежит, пока не оказывается в просторном зале. Вокруг стоит едкая вонь, посреди зала расположен большой бассейн, в котором разлито темное пятно болота отходов. Юноша этому несказанно радуется, так как значит, что он достиг какого-то канализационного узла под городом. А если канализация здесь, значит, до поверхности города осталось совсем чуть-чуть. Юноша бросается к большому выходу из зала. Сареф не обратил внимание на то, что двери выхода вымазаны чем-то, и когда уже хотел прикоснуться к створкам, вещество засияло багровым светом. Невидимая сила отшвырнула вампира от дверей. «Магический барьер?», — изумляется Сареф, глядя на грубо начертанный колдовской треугольник. Кто-то нарисовал его кровью прямо на двери. А тем временем до слуха доносится нехороший звук: шаги убийцы приближаются. Темп неторопливый, будто человек знает, что жертва никуда не сможет убежать. Сареф оглядывается по сторонам, но замечает только еще один выход, который заколочен множеством досок. Желоба, через которые наполняется резервуар посреди зала, перекрыты решеткой с толстыми прутьями. — Бум-бум-рум-рум. — Слышит Сареф, и вскоре из-за поворота показывается массивная фигура. Все колья он уже убрал во что-то напоминающее колчан за спиной. А в левой руке сжимает внушительного вида тесак. Ширина лезвия превышает длину ладоней Сарефа. Незнакомец ударяет чудовищным оружием по стене, что вызывает яркие искры. Следом зажигаются все факелы в зале, что на некоторое время слепит Сарефа. Впрочем, хозяин тесака тоже прикрывает прорези для глаз руками. — Румурбур-рурур-турум. — Продолжает бубнить человек. При свете огня Сареф может лучше рассмотреть человека за резервуаром с нечистотами. На нем действительно плотный плащ из кожи бордового оттенка. Под плащом удается разглядеть во многих местах порванную кольчугу и поддоспешник, грязные штаны и сапоги. Незнакомец наголову выше Сарефа и намного шире в плечах. Мощные руки, ноги и торс очень напоминают профессионального тяжелоатлета максимальной весовой категории из прошлой жизни. На взгляд весит человек килограмм сто тридцать без учета снаряжения. — Бум-рум? — Будто сам себя спрашивает человек в капюшоне-маске, которую при свете Сареф может сравнить с масками палачей.Получена новая задача: выжить любой ценой.
Вам противостоит Кольный Мастер.
Инстинкты уже предупреждали Сарефа, что легко не будет, поэтому даже не удивился получению задачи на выживание. Но вот название врага вызывает цепочку воспоминаний, где Сареф возвращается к розыскному листу у городских ворот. На нем висел заказ на поимку живым или мертвым Кольного Мастера или Мясника. И награда была баснословной: что-то больше ста золотых монет. Серийный убийца шестидесяти человек сейчас стоит перед Сарефом. Юноша вполне может пополнить список седьмого десятка жертв маньяка, если не будет осторожным. Этот Кольный Мастер уже расправился с опытным адептом Духа, а еще вроде как может применять магию, раз смог зажечь факелы во всем зале. Так как бежать некуда, Сарефу придется преодолеть и эту преграду. Вот только сейчас вряд ли кто-то придет его спасти, как это было с Идолопоклонником Церкви.
Глава 61. Финал первой книги
Схватка начинается стремительно, Кольный Мастер совершает безумный прыжок через бассейн прямо на Сарефа. Это необычный человек, он явно использует энергию духа, просто так не прыгнуть на восемь метров вперед. Несмотря на грузность тела, противник действует очень быстро, его бросок напомнил змеиную атаку. К счастью, просчитать и увернуться от такого наскока для Сарефа оказалось нетрудно. Вампир отпрыгивает в сторону, но оставляет под собой плотную каплю алхимических чернил. Черное вещество катается по полу подобно шарику ртути в ожидании ступни противника. Сарефу удалось загнать чернильный шарик размером с мячик для пинг-понга под правую ступню врага. Как и ожидалось, под весом упавшего тела жидкость уже была готова превратиться в блин, но тут студент магической академии заставляет вытянуться острым шипом.Срабатывает на ура, враг будто всем махом прыгнул на гвоздь, лезвие выходит из ступни. Но никакого преимущества это не дало, Сареф рассчитывал, что человек от такого потеряет равновесие или хотя бы бдительность. Но Мясник никак не показывает, что ему есть до этого какое-то дело, моментально разворачивается в сторону отпрыгнувшего авантюриста вместе с замахом тесаком. По его оружию уже течет багровая энергия, плотная и вязкая, будто замороженная кровь. Он использует Оружейный Стиль. Теперь понятно, почему серийный убийца имеет такую высокую награду. Поимка или уничтожение такого не по плечу подавляющему большинству. Вампир начинает уворачиваться от ударов. Противник хоть и быстр, но ворочать массивным оружием и собственным телом не может так же быстро, как и юркий авантюрист. Бенедикт бы в такой ситуации предложил бы изучить противника для нанесения точного удара в правильно подобранный момент. Ганма же просто прервал бы атаки мощным ударом. Сареф пока не готов тратить энергию на слишком крутые атаки, поэтому предлагает убийце попросту вымотаться. С рыком Кольный Мастер напрыгивает на юношу, тесак готов разрубить щенка на две ровные половинки, но Сареф легко отпрыгивает от очевидной линии атаки. Когда нет страха, можно легко анализировать ход любой схватки. Но недооценивать противника очень опасно, Сареф чуть не ощутил это на своей шкуре. Кольный Мастер выдрал из ступни шип из чернил и выбросил в резервуар. После правой рукой тянется к кольям за спиной и хватается за один. Вампир решил, что Мясник сейчас будет сражаться с оружием в каждой руке, но жестоко ошибся. Неожиданно враг метает кол прямо в грудь Сарефа. Юноша на одних рефлексах успевает уклониться, но снаряд все равно задевает плечо с такой силой, что заставляет тело сделать парочку оборотов вокруг оси. У авантюриста не остается времени даже поохреневать по поводу того, что противник может метнуть кол со скоростью и силой осадной баллисты. Терять равновесие очень опасно, чаще всего это равносильно гибели, если враг успеет воспользоваться преимуществом. Тесак уже приближается к голове, так что Сарефу нужно стать еще быстрее. Белое пламя окутывает фигуру и запускает тело на еще три оборота, но теперь контролируемых. Противник, по всей видимости, не ожидал, что юноша не бросится восстанавливать равновесие. Сареф оказывается сбоку от лезвия и его обладателя, и отталкивает его руку с одновременным ударом ногой. Нижняя конечность забирает крутящий момент тела и по широкой дуге проходит путь от пола до левого уха врага. Чем-то напоминает тхэквондо из прошлого мира, если Сареф ничего не путает. Такой удар должен обезглавить любого человека, но Сареф будто ударил титановый столб, враг лишь чуть покачнулся и попробовал схватить юношу. Последний тут же разрывает дистанцию, если будет схвачен, то уже не сможет уворачиваться от ударов. В ноге пульсирует боль, даже несмотря на то, что энергия духа перед ударом укрепила мышцы, кости, связки и суставы. Но стоит Сарефу отбежать от врага, как приходится снова уворачиваться от следующего кола. Ужасное оружие попадает аккурат в доски заколоченного прохода и попросту крушит всё на своем пути. Оружие, заряженное энергией духа, может плевать на броню и препятствия. Юноша признает, что противник имеет ничуть не меньший опыт сражений, чем Ганма. Держит противника в напряжении как в ближней, так и на дальней дистанции. Не зря все-таки назвали Кольным Мастером. Их сумасшедшая пляска продолжается в зловонном помещении. Мясник доминирует и наступает, Сареф проклинает его выносливость. Несмотря на пассивное ведение боя, студент магической академии устает гораздо быстрее противника. А еще Сареф не может разгадать принцип боевого искусства, которое защищает тело врага. Школа Белого Пламени ориентирована высокую подвижность и разрушительные удары, так что Сареф то и дело подлавливает противника и наносит удары в колени, солнечное сплетение, подбородок. Но будто пытается кулаками сдвинуть гору, враг даже не замечает ударов. Если можно было бы применить Систему на врага, то его характеристики Жизненной мощи и Прочности были бы зашкаливающими. По Физической силе Сареф тоже бы, наверное, уступил. Только в Ловкости он превосходит врага. Дыхание постоянно сбивается, Мясник то и дело ломает темп и направление атак, что мешает предугадывать действия. Не получается даже сосредоточиться на магии, ведь «Чернильная закалка» скорее всего сможет пронзить его тело. Кольный Мастер продолжает теснить, Сареф уже почти подошел к заколоченной двери. Приходится низко пригнуться, тесак проходит над головой и разрезает толстенные доски. Вампир сразу поднимается, подпрыгивает с подтягиванием коленей к груди и бьет ими в грудь Мясника. В Фондаркбурге таким ударом отправил в полет вампира Деррила, но сейчас не получилось заставить противника хотя бы сделать шажок назад. Впрочем, Сареф стремился самого себя оттолкнуть от врага, так как места для маневра практически не осталось. Спиной разбивает доски и оказывается в тесном коридоре. Разворачивается и со всех ног бежит в следующее помещение, так как узкий коридор — отличное место для броска кола. Сарефу не хватило буквально полсекунды, чтобы нырнуть за поворот: кол врезается в левое плечо и отправляет в полет. Сареф перелетает какие-то перила и падает этажом ниже. Падение было жестким, но вампир заставляет себя вскочить на ноги. К счастью, кол прошел по касательной и лишь расцарапал левую лопатку. А вот Кольный Мастер уже перепрыгивает через перила и приземляется перед адептом Белого Пламени. Поле боя сменилось каким-то многоярусным подземным складом. Вокруг много стеллажей и строительных лесов, будто когда-то давно тут было крупное строительство, которое так и не завершили. Но вот что Сарефа радует, так как это луч рассветного солнца, падающий с верхних этажей через какую-то дыру. Вот только враг не позволит ему просто так сбежать, он словно начинает вести себя более серьезно. Наскоки и размахи оружием становятся еще быстрее и чаще. Он явно не намерен давать время на передышку и придумывание какого-то плана. Это здорово напрягает, Сареф начинает чувствовать настоящую злобу по отношению к противнику. Впервые его настигает такое чувство. Возможно, именно из-за этого решается на рискованный шаг. Быстро взбегает по лесам и отталкивается от них. В полете тело окутывает настоящий пожар белого огня. Энергия духа быстро принимает облик секиры размером с трехэтажный дом. В последний раз подобное Сареф использовал в бою с Дьявольским Ловчим. Но тогда он был уверен в успехе, сейчас же стоит на грани отчаяния. Эта техника одна из самых продвинутых, хотя Ганма знал и такое, что скорее всего убьет Сарефа при попытке применения. Враг может отпрыгнуть от удара, но вампир знает, что во время удара по земле еще разойдется взрыв, так что точно должен попасть. Неожиданно Кольный Мастер не думает уходить из зоны поражения. Из-под маски Сареф замечает желтые зубы улыбки, а может, всего лишь показалось. Мясник хватает тесак в двуручный хват и заводит за голову. «Красный водопад» — вот как можно назвать появившийся эффект. По лезвию начинает стекать энергия духа, вязкая как кровь или масло. Серийный убийца тоже может и хочет удивить Сарефа. Когда Сареф уже приблизился к фигуре противника, под тем уже образовался целый пруд из энергии духа. Он не просто не уступает Сарефу, он наголову превосходит в боевом искусстве. Мощный выкрик, и Кольный Мастер отправляет тесак прямо навстречу колоссальной секире из белого пламени. Вслед движению несется багровое цунами, которое сталкивается с атакой вампира. Гремит самый натуральный взрыв, рокот проносится по подземному складу. Ударная волна рушит строительные леса и стеллажи. Наверное, жители домов над этим местом не на шутку перепугаются. К несчастью, обмен ударами заканчивается не в пользу Сарефа. Белое пламя мощное и быстрое, но завязло в непробиваемой стене в виде темно-красной волны. А после было поглощено ею, а следом Сареф получает чудовищный удар. Юноша впечатался в стену, а после упал в груду строительного мусора. Воздуха катастрофически не хватает, наступает невероятный упадок сил. А еще по груди расходится боль, удар точно смял половину ребер, а также по туловищу теперь проходит глубокий порез. Мясник же лишь отставил одну ногу назад для большей устойчивости. Теперь поднимает тесак в воздух, оружие по необъяснимой причине увеличилось в размерах до гигантского двуручного меча, хоть и сохранило внешний вид. — Руруру! А вот это было круто, неужели в Оружейной Часовне наконец-то появился кто-то умелый? Аха-ха-ха-ха! — Кольный Мастер радуется своей победе и даже пританцовывает, словно умалишенный. Вот теперь Сарефу становится страшно, так как не может нащупать мешочек с кровью Древнего. В ужасе начинает шарить по телу, порез на груди перерезал шнурок, но не мог же куда-то далеко улететь?! Авантюрист даже забывает про активацию «Ауры благословения Кадуцея». Поиски закончить не получается, в лицо врезается сапог Мясника, у Сарефа не остается сил ни на защиту, ни на подъем на ноги. — Рум-рум-бум, хватит трепыхаться. Ты проиграл, прими участь с достоинством. — Кольный Мастер начинает заносить чудовищное лезвие. Это можно посчитать концом Сарефа, но словно открывается второе дыхание, адреналин оголяет все нервы и опускает в кипящее масло. Загнанный в угол вампир решается подороже продать свою жизнь. — СТОЙ! — Выкрикивает юноша, подкрепляя звук ментальной магией.Название: «Божественная воля Кадуцея» Тип: божественная сила Ранг умения: S Уровень освоенности: 12,0 % Описание: способность Кадуцея воздействовать на разум других существ, а также защищать собственное сознание. Чем выше уровень освоенности, тем сильнее подчинение воли и успешнее защита. Способность также пассивно защищает пользователя от психического давления и ментальных атак, которые слабее защиты.
Модернизированный вампирский «Приказ» внезапно оказывает нужный эффект. Враг точно такого не ожидал, его руки перестали слушаться, он пошатнулся и отступил на два шага. Мясник мотает головой, пытаясь отогнать странное наваждение. — Бум-бум, что это такое? — Недоумевает своим действиям Кольный Мастер. Смотрит на руки, те снова находятся в его подчинении. Сареф использует паузу, чтобы встать на колени и вытянуть руку в сторону врага. Из рукава выстреливают алхимические чернила в виде острейшей иглы. Магическое оружие вонзается в бедро Мясника. Столичный маньяк смотрит на детскую атаку и пожимает плечами. Ладонью ломает иглу, он точно не понял, что этим хотел добиться Сареф. Снова начинает сближение, но вдруг останавливается из резкой боли в ноге. Сарефа впервые за бой обнажает клыки в злорадной улыбке. — Агх. кха. — Кольный Мастер роняет тесак и падает на колени. Сейчас по его кровеносным сосудам кружат чернила. Сердцебиение у врага тоже учащенно схваткой, так что скорость кровотока очень высокая. Чернила, повинуясь воле Сарефа, постоянно меняют форму на острые лезвия, иглы, снежинки и звездочки. Чернила циркулируют вместе с кровью и разрезают вены и артерии изнутри. А когда попадают в область сердечной мышцы или сосудов мозга, то наносят непоправимый ущерб. Убийца, может, и непробиваемый для ударов Сарефа, но против атаки внутри организма ничего сделать не сможет. С таким смогут справиться только другие маги. Теперь капли чернил собираются вместе и перекрывают основные артерии: сонную, сердечную, подмышечную, легочную, бедренную. Сареф знает только общую анатомию со школьной скамьи, но примерно представляет, где нужно собрать чернильные «тромбы». Мясник смешно открывает и закрывает рот, его ощущения вряд ли можно передать словами. Сареф встает, чуть не падает, но приближается к противнику. Сейчас он ничего не может поделать с инстинктом охоты. Он вправе получить заслуженную награду! Чернильное лезвие проходит через глаз Кольного Мастера и доходит до мозга. Это последняя предосторожность, на которую хватило терпения. Клыки вонзаются в шею врага, и одновременно чернила перестают перекрывать артерии.
Название: «Кровавый пир» Тип: расовое умение Ранг умения: А Уровень освоенности: 8,5 % Описание: способность поглощения крови живых существ с целью утоления голода и кражи жизненной энергии. При поглощении крови также происходит заимствование маны, знаний, воспоминаний, навыков и умений. Успешность зависит от силы пользователя и цели для поглощения.
Словно мучимый длительной жаждой, вампир всё глотает и глотает кровь врага. Осушив жертву до конца, резко отворачивается в приступе тошноты. Вырвало на пол, но это было необходимо, чтобы извлечь чернила из собственного желудка. Сареф падает рядом в полном бессилии, только губы растягиваются в довольной улыбке. Он был на грани, но одолел врага благодаря только самому себе.
Задача «выжить любой ценой» выполнена.
Итоги боя: ### &*%!$&^(_(::“{*(**(&^^%$$##$%^&^ #$%^&^&%$%)($#W^$%:|":{}} %$%)($#W!#$^$&%@%$#$(%()(}“}”}{ }*()&%$^^%$(^%$(&)(*&^$&$))_)*( #W!#$^$&%%$$##$%^&^&$^^
Сквозь дымку усталости Сареф пытается сосредоточиться на сообщении Системы. «Что это такое? Не могу прочесть», — юноша решает, что от усталости просто не может сконцентрироваться. Вдруг приходит резкая боль в голове. Сареф кричит и катается по грязному полу, такое ощущение, что сейчас просто взорвется.
Ум$^$е «Кровавый пир» акти&^&овано. Будет погл$#Wно 92 % жизн)(ной энергии.
Прове!#а поглощени! памяти, знаний, на*/-ов и умений. Успех! Будет поглощен %;% совокупного объема души.
Внимание! Возникла оши!ка! Прев“№ен макси?#льный объем погло@енных душ: 4/3. Души конфликтуют между собой. Для снятия дебаффа тре:{}тся увеличить макси?#льный объем погло@енных душ.
Но Сареф уже не видел сообщений, которые показывает Система. Мысленно он уже переживал жизнь Кольного Мастера, рос, учился и убивал, убивал и убивал. Страдал, развлекался и снова убивал. Мужчин, женщин, детей и стариков. За долгую жизнь адепт Духа прервал немало жизней еще до того, как стал Мясником.
Процесс усваивания завершен. До завершения поглощения навыков: 00:15:49.
Сареф встает на ноги, боль успокоилась. Юноша поднимает тесак, который вернулся к обычному размеру. — Думаешь? — Спрашивает Сареф у оружия. После поднимает голову к далекому лучу света с поверхности. — Я ведь туда направлялся. Хм, бум-бум-рум. Надо подумать. Руру-рурум. Тесак рассекает шею Кольного Мастера. Сареф срывает с него маску и засовывает её в карман. После хватает за редкие волосы отрубленную голову и идет к выходу из канализации. Теперь-то он знает это место как свои пять пальцев. Все же эти охотничьи угодья буквально перешли к нему по «наследству». Конец первой книги
Доп. глава «Оружейная Часовня». Прелюдия к второй книге
Полуденное солнце нестерпимо жарит, но вошедшая в город группа людей будто не испытывает неудобств. Беловолосая авантюристка жизнерадостно размахивает руками при ходьбе, а пара рослых мужчин следует за ней с невозмутимым видом. Впрочем, кто знает, какие эмоции сейчас на их лицах, так как первый набросил на голову капюшон, а второй вовсе идет в шлеме. — Ва, а столица куда больше, чем я себе представляла! — Девушка разглядывает дома, прохожих и улицы. — Где остановимся? — Энрик снял комнату в «Бухте». Нам нужно в портовый район. — Отвечает человек в капюшоне. Таверна под названием «Бухта» встречает приятной прохладой, человек в темном углу привлекает внимание группы. — Так, завтра утром нам нужно уже быть на экзамене, так что сегодня отдыхаем. Все деньги на стол! — Девушка остается стоять перед столом, в то время как остальные расселись. Каждый выкладывает на стол монеты, выходит не густо, им хватит ровно до следующего дня. — Рим, а если мы не пройдем? — Спрашивает человек в шлеме. — Что? Мы пройдем! Зря что ли подготовились? — Авантюристка отвешивает подзатыльник напарнику в шлеме. Силы удара оказывается достаточно для того, чтобы воин чуть не врезался лбом в стол. — Главное, не садиться в одну лодку с незнакомыми людьми. — Улыбается человек в капюшоне. Энрик, сидевший в углу, не смог сдержать смех. Как, впрочем, и все остальные. — А-а! Хватит! Сколько можно мне напоминать об идиотском конкурсе новичков и о том парне. — Рим уже намеревалась перевернуть стол от нахлынувших чувств, но сдержалась. — Как вспоминаю, так придушить его хочется. — Ты просто не любишь проигрывать. — А кто любит? Но больше всего меня бесит его манера держаться. Оп, смотрите на меня, я весь такой загадочный и хладнокровный. — Рим начинает мини-представление, где прохаживается перед столом будто безжизненный голем. — О, я умею колдовать. О, а еще я адепт духа. Но я типо скромный, ибо никто из вас недостоин видеть мое могущество. Напарники хохочут, так как Рим известна своей способностью довести что угодно до смешного абсурда. — Оп, смотрите, я вас раскусил и выпрыгнул из лодки. Оп, я надавал лещей старшему магу. — Рим изображает что-то отдаленно похожее на рассказ. — Человек он, может, нормальный. Но совершенно непробиваемый. Авантюристка наконец садится за стол. — У него явно свои тараканы в голове. — Замечает человек в шлеме. — Скорее он таким неумелым образом пытается скрыть что-то о себе. Умению врать ему еще учиться и учиться. — Пожимает плечами Рим. — Однозначно. — Соглашается человек в углу. — Воистину. — Кивает напарник в капюшоне. — Аминь. — Невпопад встревает шлемоносец, чем вызывает новую волну смеха. На следующее утро квартет стоит перед небольшими воротами. Старые казармы были переоборудованы под место проведения вступительного экзамена. — Как-то бедно выглядит. Я слышал, что в магической академии роскошные особняки, толпа слуг и все из золота. — Ну а что ты хотел? — Спрашивает Рим. — Там же все богатенькие. А в Оружейной Часовне больше половины из незнатного люда. Но если ты станешь мастером, грандмастером или магистром, то можешь попытаться войти в высший свет. — Кстати, а тот парень ведь тоже прибыл в Порт-Айзервиц? Он вроде как на мага будет поступать. — Произносит Энрик. — Вроде бы, но нам сейчас нужно думать только о своих проблемах. Вперед! — Приказывает Рим и первая входит на территорию школы Оружейного Стиля. Через час вся группа стоит во внутреннем дворе вместе с другими претендентами. Всего собралось около шестидесяти человек. Двор довольно широкий, здесь разом могут спарринговаться множество бойцов, но кажется, что не протолкнуться. Каменные плиты приняли на себя реки пота и ручьи крови за все время существования. Правила уже объяснены, так что все ждут сигнала от экзаменатора. Судя по всему, здесь никто не собирается сюсюкаться с претендентами и уж тем более заморачиваться с условиями поступления. Пятьдесят человек будут отсеяны самым простым способом: групповым боем. Использовать можно только деревянное оружие, которым завешано аж две стены. Но даже куском древесины можно убить человека, жертвы есть каждый год. А смерть будет идти рядом с каждым адептом духа на протяжении жизни. — Начали! — Резкий выкрик, и наступает тишина. Шестьдесят человек напряженно смотрят друг на друга, никто не хочет напасть первым. Неожиданно воздух разрывает крик боли: один из бойцов падает на землю, а из его головы льется кровь. Это служит толчком для бойни в замкнутом пространстве. Во время боя никто не заметил, что к экзаменатору у стены подошел другой последователь школы духа. — Есть интересные новички? — Интересуется подошедший. — Только две группы выделяются. — Отвечает экзаменатор. — Вон та пара громил явно знает основы работы с энергией тела. А еще квартет из трех парней и девицы. Они не используют приемы с использованием духа, но сильны и без нее. А также показывают отличную командную работу и приемлемую жестокость. — Ну что же, посмотрим… Через некоторое время на ногах остается только десять человек, поэтому экзаменатор громко останавливает бой. Все моментально опускают оружие и выдыхают. Неожиданно на ноги поднимается рослый мужчина и с криком бросается на беловолосую девушку, которая ранее двинула коленом в пах. Экзаменатор привык к подобному неповиновению, всегда находятся личности, которые в ярости стремятся продолжить бой, нарушая приказ. Воин духа также знает, что сможет оказаться перед нарушителем до того, как он добежит до девушки. Но чего он не ожидал, так это молниеносного рывка девицы и удара деревянным мечом в горло. Силы оказалось достаточно для серьезного повреждения трахеи. Нарушитель приказа повторно упал на землю. — Я лишь защищалась. Нет проблем? — Сплевывает Рим и пытается вытереть вспотевшее лицо. — Проблем нет, он сам виноват. — Экзаменатор пожимает плечами. — Ты, ты, ты, ты, ты, ты, ты, ты, ты и ты. В ту дверь. Все остальные — вон отсюда. Воин пальцем указывает на прошедших отбор и покидает площадку. Справившиеся входят в указанную дверь, а остальные поднимаются и начинают понуро плестись к выходу. Многие зажимают раны и кривятся при каждом шагу. Несколько человек потеряли сознание, их за порог пришлось выкидывать экзаменатору. — Кабанья жопа, как же больно! Мальт, ты почему открыл свой фланг? — Энрик зажимает руками сломанный нос. — Да хватит за него держаться, как за член. — Отмахивается Мальт, поглаживающий шишку на голове. — У меня там свои заботы были. — Хватит ныть, парни. — Рим, похоже, единственная, кто не получил ни одного удара за бой. — Нужно просто быть проворнее, а не стоять с разинутым ртом. Хунг, быстрее перебирай ногами, ты тут всех тормозишь! Люди входят в комнату. В ней нет никакой мебели и окон, лишь три воина из Оружейной Часовни стоят у противоположной стены через десять шагов. После все обращают внимание на пол, выложенный странными камнями. Линии и узоры на камнях начинают пульсировать странным свечением. «Энергия духа!», — догадывается Рим. — Суть проста: подходите и берите вашу ученическую форму. Если не возьмете, значит, на этом мы прощаемся с вами. — Произносит один из троицы у противоположной стены. В его руках зажат один комплект формы. Никто не спешит идти первым. Очевидно, что это новое испытание, но непонятно, что будет во время ходьбы по резному полу. — Ах да, у вас сто двадцать секунд. — Новый экзаменатор видит нерешительность претендентов и устанавливает жесткое ограничение. Десять человек срываются с места, но никто не смог пройти и двух шагов по причудливой плитке. Огромная сила обрушивается на тело. Двое тотчас падают и кричат в пытке. Остальные шатаются и обливаются потом, но сохраняют равновесие. Каждый шаг дается с неимоверным трудом. Похоже, что это тест на предрасположенность к энергии духа. К счастью, Рим знает об этом, так как подкупила в Масдарене одного информатора из гильдии авантюристов. На четвертом шаге падает третий претендент, а потом еще один. Пока что вперед вырывается пара крепких молодцов, окутанных дымкой собственной энергии. Эта энергия укрепляет их тела и позволяет дойти до конца комнаты и забрать форму. Осталась лишь группа Рим, застрявшая на половине пути. Напор будто становится сильнее и сильнее, так и подмывает сдаться и растянуться на полу. «Ух, это тяжелее, чем мне рассказывали», — размышляет Рим, — «Но мне нельзя облажаться здесь и сейчас». «Вот именно». Холодный ветер пробегает по коже девушки, но та этого не замечает. А вот ослабление преграды из энергии духа чувствуется моментально. — Тридцать секунд. — Объявляет экзаменатор о скором окончании времени. Рим будто плывет куда-то очень далеко и быстро. Словно чья-то невероятно сильная воля аннулирует воздействие энергии духа. В похожем состоянии духа находятся Энрик, Мальт, Хунг. Холодный ветер становится ощутимее. — Десять секунд. Рим натяжно мычит, толкая тело вперед. Перед мысленным взором будто с высоты птичьего полета раскинулась столица Манарии. А после гигантская фигура закрывает свет солнца, Порт-Айзервиц накрывает тень только ради того, чтобы сегодня Оружейная Часовня пополнилась четырьмя новобранцами. Они успели в последний момент. Все четверо забирают новую форму. У всех дико кружится голова, но ни экзаменаторы, ни двое других претендентов не показывают удивления. Сейчас Рим замечает, что в комнате нет никакого холодного ветра, как и солнечного света или теней. Поток энергии духа вбивается в пол с неумолчной силой. Словно ничего особенного не произошло. — Отлично. Я покажу ваши места в казарме. За мной, теперь Оружейная Часовня — ваш новый дом. Шестеро прошедших сегодня послушно отправляются за экзаменатором.Жанпейсов Марат Кровь бога-2
Глава 1
Очевидцы говорят, что тот корабль приплыл ранним утром, когда в гавани висел густой туман. Каравелла выплыла из белой мглы почти бесшумно, только звук рынды нарушал утреннее спокойствие и сигнализировал другим кораблям о сближении с пирсом. [Рында — корабельный колокол. Пирс — то же, что и причал, пристань. Прим. автора]. Ночной дежурный этой части пристани протирал заспанные глаза, в его руке была сжата папка с таможенными декларациями и писчими принадлежностями. В обязанности дежурного входят регистрация судна, пришедшего в Порт-Айзервиц, и получение пошлины в зависимости от деятельности владельца каравеллы. Корабль пришвартовался и даже перекинул сходни, по которым начал было подниматься дежурный дока, но он так и не успел вступить на борт «Мрачной Аннализы». Именно так назывался корабль, который позже нарекут проклятым. На полпути в горло дежурного вонзается стрела, и вот уже тело исчезает в брызгах Медного залива. По сходням начинают спускаться высокие фигуры в темных доспехах, частично скрытых такими же черными плащами. Всего на пристани построилось около двадцати человек, которые по команде разошлись парами в разные стороны. Густой туман все еще царил в порту, так что все те, кто в этот ранний час оказались рядом, далеко не сразу поняли, что вообще произошло. Манария вот уже как двадцать лет не вступала в военные конфликты, сосредоточившись только на внутренних проблемах. В порту, разумеется, размещен гарнизон стражи, который занимается порядком только здесь, но сегодня от них было мало проку. Воины без геральдики и флагов разошлись по пристани и убивали каждого встреченного человека. Вскоре заполыхали склады, и только пожар сумел обратить на себя достаточно внимания, чтобы служащие порта забили тревогу. Это было тревожное утро, а нападавшие также неспешно собрались возле каравеллы, поднялись на борт и отдали швартовы. Столица оказалась преступно неготовой к налету с моря. Говорят, что за «Мрачной Аннализой» бросились в погоню два патрульных корабля, но каравелла просто нырнула в туман и словно растворилась в нем. Патрульные дошли до выхода из залива, но поняли, что упустили цель. Сейчас Сареф стоит на пристани и вслушивается в рассказы очевидцев, которые частенько противоречат друг другу. Можно было бы наслаждаться морским запахом, но гарь со складов этому мешает как может. Юноша в форме студента магической академии Фернант Окула сюда пришел вовсе не из-за налета. Конечно, интересно, кто настолько наглый решился ударить в мягкое подбрюшье столицы королевства. Большой палец правой руки поочередно стучит по указательному, среднему и остальным пальцам. Порой в разном порядке, с разным ритмом и темпом. Дурацкая привычка, но лучше она, чем кое-что другое. В Медном заливе кружат множество военных кораблей: уходят патрулировать побережье. А вот приближается трехмачтовый галеон, который и ждет юноша. Туман уже давно рассеялся под солнцем, так что можно без труда видеть на флагштоке знамя со спящим драконом. Это корабль Конклава, который использует тот же образ спящего дракона на знамени, что и столичная академия магии. Студент Фернант Окула стоит ровно в том месте, где должен пришвартоваться галеон. Вскоре Сареф учтиво кланяется графу Вигойскому, сошедшему на пристань. Мэтр Вильгельм, наставник Сарефа в академии, кивает в ответ и отдает свой багаж юноше. Вполне обычная картина, где ученик мага не только учится у волшебника, но еще может выполнять множество других задач, никак не связанных с магией. Вместе они идут к закрытому экипажу, который Сареф заранее приготовил для отправки в академию. Уже внутри кареты студент интересуется: — Как прошла экспедиция? Вещей у вас прибавилось. — Просто замечательно. Мы вытащили из руин много интересных вещей. У тебя прибавится работы. Что нового в столице? — Некромант смотрит в окно. — Ничего нового. Разве что сегодня рано утром порт атаковали разбойники. — Пожимает плечами Сареф. — Да, я заметил парочку сгоревших складов. Наконец-то у них появится повод усилить защиту порта. Количество жертв? — Говорят, что убито от десяти до двадцати человек. В основном матросы и служащие порта. — Делится Сареф подслушанной информацией. — Что-то мало, они решили уйти до исчезновения тумана? — Скорее всего. Во время приближения к заливу не видели двухмачтовую каравеллу? — Нет. Никто в здравом уме не решит сближаться с кораблем Конклава. — Отмахивается маг. Что правда, то правда. Галеон, на котором приплыл мэтр Вильгельм, окружен множество защитных чар и рун, судно не возьмет ни стрела, ни огонь. В морском бою чародейский галеон легко может выступить против десяти судов противника и потопить их все. — А что нового в академии? — Продолжает спрашивать чародей. — Вовсю идет подготовка к турниру. — Ахах, да. Турнир! Я совсем про него забыл. Абсолютно бесполезная традиция, но хотя бы интересно наблюдать. Ты будешь участвовать? — Мэтр Вильгельм с интересом смотрит на юношу. — Разумеется. Не могу допустить, чтобы призы достались кому-то другому. — Хе-хе, жадность не порок, да? В целом, у тебя есть все шансы победить, господин второе место. — Мэтр Вильгельм пытается подколоть Сарефа по поводу того, что он все еще занимает второе место в потоке. Он уже опередил Йорана Тискаруса, но сравниться с Элизабет Викар никак не может. Дочь епископа всегда получает высшие оценки, причем вполне заслуженно. — Соперничать с таким талантом и усердием даже мне трудно. — Пожимает плечами юноша. Пальцы продолжают выстукивать загадочный ритм. — Да уж. Все же её обучает сам мейстер Гимлерик. А он второй по силе в королевстве. — Первый, надо полагать, сам архимаг? — Спрашивает Сареф, уже зная, что ответит маг. — Ха! Первый — это я. — Поднимает указательный палец мэтр Вильгельм. — Мои силы нельзя оценить таким ранжированием как старший маг, мейстер, архимаг. Пускай официально я старший маг, но мои возможности лежат за пределами традиционной классификации. Ну что же, Сарефу трудно не согласиться. Мэтр Вильгельм добился высоких результатов в типах магии, которые не являются его специализацией. Он не может открыто применять некромантию, где смог увидеть такие горизонты, которые еще никто никогда не видел. Правда, здесь Сареф может только поверить на слово магу смерти, так как сам полный профан в некромантии. Она ему не дается и скорее всего никогда не послушается его слову, жесту или мысли. — Конечно, оценить архимага довольно трудно… — Задумчиво произносит волшебник. Тоже верно, так как архимаг — загадочная личность. Повседневными делами академии управляет мейстер Гимлерик. Он же заседает в Королевском Совете — высшем органе власти, и является главным советником короля. Чем занимается архимаг, никто не знает, что порождает разного толка теории заговора. За разговорами они уже подъехали к воротам академии. Сареф помог наставнику донести вещи до кабинета на вершине одной из черных башен Фернант Окула. Вскоре направился в общежитие, так как мэтр Вильгельм не был настроен рассказывать об экспедиции на соседний континент. Сегодня выходной день, домашние задания Сареф уже давно выполнил, так что решил сходить в город и повидаться с Элин. Её он нашел в гилд-холле, так как она часто просится пойти вместе с Фридой. Последняя продолжает работу распорядителем в гильдии, даже несмотря на легкий пружинящий шаг. Сареф сумел исцелить её травму с помощью «Ауры благословения Кадуцея», хотя это потребовало больше десяти сеансов. Теперь она вполне может вернуться к работе авантюриста, но пообещала Сарефу не возвращаться к прежней деятельности, пока присматривает за Элин. Ей это дается непросто, но она понимает, что работа авантюриста несет смертельный риск, а Сареф все еще не может забрать эльфку к себе. К тому же, еще нужно позаботиться о Марте и Генри. Распорядители получают куда меньше авантюристов, но Сареф забрал на себя львиную часть расходов на содержание эльфки, а заодно и всего семейства Фриды с ней самой. Что же, студент академии вполне может себе такое позволить после того самого рейда на Носильщиков Гробов. В уничтожении бандитской группировки участие Сарефа было незначительным, но судьба распорядилась так, что был телепортирован в другую часть подземелья, где столкнулся с Кольным Мастером. За убийство опасного маньяка получил награду в сто двадцать золотых монет, что считается нешуточной суммой денег в Манарии, которая не имеет своих золотоносных приисков, а значит, желтого металла в массовом обороте очень мало и даже с примесями его стоимость очень высокая. Сареф гладит по голове подбежавшую Элин. За последние месяцы она явно прибавила в росте пару сантиметров и выглядит куда более уверенной. Уже давно не высовывал носа из академии, так что эльфка начинает взахлеб рассказывать о последних событиях, которых накопилось чересчур много. Юноша терпеливо слушает, кивает и смеется вместе с девочкой. Все же она до сих пор расстроена из-за того, что Сареф почти полтора месяца после подземного рейда не приходил навестить. Вампир не мог рассказать ей об истинной причине и сослался на полученное ранение. Вместе они ушли кормить уток у городского озера. Погода невероятно хорошая для поздней осени, хотя по утрам уже чувствуется мороз. Манария находится в теплых широтах, поэтому здесь зима приходит очень поздно и ненадолго. Элин уже успела рассказать о том, что Фрида подготовилась к зиме, проведя капитальный ремонт дома. За деньги наняла парочку знакомых мастеровых, которые перестелили полы, заштукатурили щели и укрепили крышу. Этого должно быть достаточно для зимовки, осталось прикупить теплую одежду. Сарефу же тоже нужно подготовиться к началу зимы, так как скоро будут первые экзамены, на которых должен показать себя лучше всех. А также приближается магический турнир, который, как многое другое в академии, уходит корнями глубоко в историю развития учебного заведения.Глава 2
Вечером студент возвращается в академию и запирается в комнате общежития. К этому времени даже студенты первого курса начинают ходить в ночные дежурства на территории академии. Сначала Сарефу казалось, что людей, выросших в роскоши, не получится заставить заниматься трудом охранников, но студенты ходят независимо от титулов. Вероятно, всё дело в еще одной традиции, исполнять которую считается признаком знания этикета. Впрочем, Сарефа ждет немного другое дежурство. Сейчас он пару раз в неделю уходит вместе с охотниками на демонов в патрули. А если очень повезет, то даже пригласят в рейд. Но чаще всего охотники по части боевой силы сами с усами. Победа над Кольным Мастером повысила известность студента и обратила на себя внимание охотников.Имя: Сареф Уровень: 42 Раса: вампир Расовый статус: вампир Активные эффекты: отсутствуют Пассивные эффекты: «Божественная воля Кадуцея», «Аура благословения Кадуцея», «Школа Белого Пламени», «Школа Стальной Крови» Класс: маг хаоса Подкласс: археолог Субкласс: отсутствует Ремесло: недоступно Слава: низкая Репутация: положительная
За победу над Мясником Система выдала целых 8 уровней и 24 очка характеристик. Все их Сареф отправил на прокачку Интеллекта.
Жизненная мощь: 36 Стойкость: 40 Физическая сила: 28 Ловкость: 31 Интеллект: 38 Озарение: 48
Теперь Интеллект вышел на третье место среди всех характеристик. Это дало большой толчок в скорости освоения учебной программы и дополнительных занятий с мэтром Вильгельмом. Чем больше этот показатель, тем быстрее получается научиться какому-либо заклятью, а также появляется возможность использовать гораздо больше магии за единицу времени. Но дело не только в этом. Сареф заметил, что улучшилась концентрация, на которую никогда прежде не жаловался. Память стала более цепкой, с первого раза запоминает содержание любой лекции, легко понимает новые темы и решает сложные задачи. До этого Сареф не верил, что мозг можно качественно прокачать, как, например, силу или скорость. Но что самое крутое, так это левая рука и подарок Кольного Мастера. Вампир смотрит на левую руку, которая больше не болит, проклятье демона удалось полностью вывести из конечности. Левая рука самопроизвольно начинает постукивать подушечками пальцев.
Название: «Школа Стальной Крови» Тип: способность духа Ранг умения: A Уровень освоенности: 15,7 % Описание: направление в Школе Духа, изучаемое в Стилграде. Умение включает в себя все приемы боевого искусства. Адепты этой Школы добились высот в способности укреплять тело энергией духа. Стальная Кровь — общее название методики уплотнения циркулирующей энергии. Благодаря ей, тело адепта становится буквально вылитым из железа, что позволяет выдерживать самые немыслимые повреждения. Также последователи этой школы отличаются очень высокой выносливостью, благодаря искусственному замедлению циркуляции энергии духа в теле.
Только ознакомившись с описанием Системы, Сареф понял, почему Мяснику было откровенно плевать на мощные удары Школы Белого Пламени. Юноша просто не мог пробить защиту Стальной Крови. Если Белое Пламя представить как прибой, то Стальная Кровь — огромный утес. Сарефу бы потребовались сотни лет, чтобы хоть немного подточить скалу. Либо высокие показатели освоенности.
Название: «Школа Белого Пламени» Тип: способность духа Ранг умения: A Уровень освоенности: 67,3 % Описание: направление в Школе Духа, изучаемое в северных землях континента. Умение включает в себя все приемы боевого искусства. Адепты этой Школы способны трансформировать энергию духа в мощный поток, напоминающий пламя. Школа Белого Пламени славится чистой разрушительной мощью и комплексом Танца, делающего бойца таким же неуловимым для атак, как и в случае попытки ударять обычный огонь.
После того боя освоенность подскочила, что подтверждает гипотезу о том, что Система будет серьезно поощрять только те испытания, которые доводят Сарефа до грани между жизнью и смертью. Знания техник Кольного Мастера повысили на пять очков Стойкость и Жизненную Мощь без привязки к повышению уровня. Это повлекло за собой сообщение Системы о том, что проклятье нейтрализовано. Кто бы мог подумать, что не магия спасет, а боевое искусство и попадание в неприятности? Студент академии должен радоваться такому стечению обстоятельств, если бы не одно «но»: он поглотил душу Мясника, так до конца не разобравшись, как работает «Кровавый пир». Система тоже хороша, так как еще в Фондаркбурге не предупредила об ограничениях способности. Оказалось, что есть лимит на количество поглощенных душ. На момент боя с серийным убийцей Сареф уже использовал «Кровавый пир» на Бенедикте, Дерриле и Ганме, чем полностью забил лимит. Душе Мясника оказалось некуда вмещаться, что привело к серьезным последствиям. Сареф сидит на кровати, погружаясь в воспоминание трехмесячной давности, где он сидит в кабинете графа Вигойского с ног до головы в крови, пытаясь разорвать магические цепи. Мэтра Вильгельма попытки освободиться смешили, а Кольный Мастер поносил его и катался по полу. Тогда личность маньяка захватила контроль над телом юноши. Нет, Сареф понимает, что это не точное определение. Личность Кольного Мастера перестала быть самостоятельной, Сареф по-прежнему осознавал себя и свою память. Поглощение душ, оказалось, работает немного сложнее, чем себе представлял студент Фернант Окула. Это объяснил мэтр Вильгельм, который «вправил мозги» Сарефу с помощью ментальной магии и поставил особый барьер в сознании. — Ты мог бы сразу мне рассказать, что можешь поглощать чужие души через кровь. — Говорил тогда чародей. — Эта способность уже возникала в прошлом. Без знаний и подготовки — это взведенный самострел под крышкой сундука с сокровищами. — Объясните, пожалуйста, подробнее. — Хрипло просил Сареф, лежа в центре магической фигуры. — Можно и поподробнее, все же манипуляции с душами — моя специализация. Поглощение душ через кровь на самом деле не поглощение душ. Формально оно, но механизм немного не тот, как делают настоящие соулмаги. — Волшебник начал объяснение, одновременно заканчивая нанесение особой руны на лоб обездвиженного студента. — Ты, грубо говоря, забираешь саму суть жертвы и становишься с ней единым. Твое «Я» смешивается с «Я» жертвы до состояния полного слияния, где границы двух «Я» абсолютно размыты. Тогда Сареф не очень понял, но после дошло, что имел в виду маг. Вампир не просто получает память, знания и навыки, как будто загружает на нестираемый жесткий диск папки данных с флешки. В этой аналогии флешка становится неотъемлемой частью винчестера. Вампир сам становится тем, кого поглощает. Что если у жертвы была дурацкая привычка бубнить под нос? Сареф сам начнет так делать на уровне автоматизма, если не будет сознательно пытаться себя контролировать. А если человек был психопатом с тягой к насилию? Может получиться так, что вампир начнет испытывать тягу к тому же самому. Так, впрочем, и получилось, когда Сареф выбирался из канализации в город. В одном туннеле встретил группу бездомных. Люди кричали и пытались бежать, но Сареф догонял каждого и изрубал на кусочки тесаком Мясника. На это не было ровным счетом никаких причин, до поглощения души Кольного Мастера никогда бы так не поступил. Но в тот раз не просто атаковал невинных людей, ноеще получил невероятный прилив удовольствия как от тройной дозы сильнейшего наркотика. После также нагло вышел в город: весь в крови, на плече тесак, в левой руке — отрубленная голова Мясника. Своим появлением и безумной улыбкой распугал на улице всех людей, а после был окружен стражей. К счастью, почему-то решил не убивать их, лишь безумно хохотал и игрался с головой Кольного Мастера. Тот инцидент удалось замять благодаря покровительству мэтра Патрика и мэтра Вильгельма. После Сарефа приволокли в академию, где граф Вигойский внедрил в разум юноши ментальный барьер, который ослабил эффект помешательства из-за превышения лимита поглощенных душ. Всем остальным он соврал, что Сарефа атаковали мощными чарами безумия. Его авторитету никто не вздумал перечить. После у Сарефа начался месячный период реабилитации. В это время жил в черной башне в запертой комнате. Из нее вынесли всю мебель, так что Сареф спал просто на полу. В комнате также не было окон, поэтому почти все время юноша проводил в полной темноте. Отсутствие ориентации во времени перекрыло возможность отделять сны от бодрствования. Юноша разговаривал сам с собой, переживал воспоминания всех четырех душ наяву, с кем-то дрался, куда-то пытался бежать. Сознание напоминало кровоточащий муравейник, пока разум не успел прийти в себя после «Кровавого пира». Сейчас Сареф контролирует себя, хоть это требует ежедневных мыслительных тренировок. Дурацкую привычку бубнить под нос, как это делал Мясник, сумел заменить привычкой постукивания пальцами. Солнце полностью скрылось за горизонтом, а Сареф вновь пытается понять, насколько сильным было влияние других душ. Может ли быть так, что «Я» Бенедикта Слэна заставило Сарефа действовать на стороне людей, а не вампиров? Сейчас уже никак не узнать. К счастью, Ганма провел всю жизнь в тренировках и медитациях, не имел вредных привычек и сильных эмоциональных привязанностей. Но может быть, что именно из-за него Сареф не хочет сходиться с людьми и предпочитает скрытную жизнь? Сареф отбрасывает воспоминания и мысленные рассуждения. Уже пора выходить, если хочет прийти без опоздания. Сегодняшний рейд не будет таким же крупномасштабным, как в случае Носильщиков Гробов, но определенный момент опасности тоже присутствует. Студент облачается в снаряжение авантюриста и выходит из общежития, а потом покидает территорию академии. Путь в сумерках лежит в квартал, где ночью только рождается жизнь.
Глава 3
Почти каждый житель Порт-Айзервица скажет, что Свечной Квартал — дрянное место. Исторически сложилось, что в этом районе скопились свечные мастерские и дома мастеровых. Изготовление свечей — важное производство в эпохе, где не изобрели керосин. Точнее, алхимики уже нашли формулу похожего вещества, но оно сейчас очень редкое и дорогое. До такой степени, что проще купить зачарованные светильники, которые могут светить всю ночь, а днем перезаряжаться. Но почему Свечной Квартал местные обходят стороной? Обычные дома, обычные мастерские с горами бочек сала и воска, обычные на вид люди. Здесь нет кабаков, игорных домов и борделей, так что квартал выглядит спокойным даже в вечернее время. Здесь не обитают бандитские группировки, не встретить воришек и нищих. Даже несмотря на это, район заработал дурную репутацию из-за Огарков. Скорее всего, сначала это была лига свечных ремесленников, но в какой-то момент некоторые изготовители начали практиковать запретные виды чародейства. Порой в квартале пропадало множество людей, порой случались странные пожары. Считается, что во всем виноваты Огарки — ганза ремесленников квартала, куда входят почти все владельцы мастерских. Жители этого квартала не ходят в храмы Герона, вместо этого имеют свои особенные ритуалы, которые стараются прятать от взора других жителей столицы. Как рассказывал мэтр Патрик, Свечной Квартал неоднократно проверялся снизу доверху и охотниками на демонов, и Конклавом, и инквизиторами. Ремесленники распахивали перед проверяющими все двери, но не было обнаружено ничего запретного или необычного. Это не значит, что ничего такого нет, просто Огарки каким-то образом умудрились спрятать всё сокровенное. Сам мэтр Патрик будет ждать Сарефа перед входом в квартал, но прежде у юноши есть отдельное задание. Студент обязан выполнить его на 100 %, чтобы в дальнейшем ему доверяли что-то еще. Это первый случай, когда Сарефу позволят действовать самостоятельно, обычно он просто сопровождал других охотников. Скорее всего этим он обязан победе над Кольным Мастером, а также рекомендации мэтра Вильгельма. Что же, Сареф давно перестал тратить время впустую. После того рейда почти на месяц выпал из учебы, но, оправившись, как сумасшедший налег на учебу. Было жизненно необходимо занять голову чем-то другим, кроме последствий бездумного применения «Кровавого пира». Всего за полторы недели бессонных ночей он догнал и перегнал весь поток, что было выявлено на промежуточных проверочных работах. Причем, как теоретических, так и практических. Слух об участии в рейде на Носильщиков Гробов и победе над городским маньяком, разумеется, дошел до студентов. Юноша заметил, что на него стали гораздо чаще обращать внимание и даже приглашать к разговорам. А после того, как в конце триместра выяснилось, что он вышел на второе место по успеваемости, к нему даже стали подходить за советом. Здесь Сареф наверняка должен поблагодарить Йорана Тискаруса, так как он постоянно подавал такой пример. Хотя, стоит признать, что недоброжелателей у вампира тоже прибавилось. Не всем понравился выскочка-простолюдин. Сареф осторожно выглядывает из-за угла. Вроде никакой опасности нет, так что вампир быстро пересекает переулок и толкает нужную дверь. Ожидаемо, что оказывается запертой. Но для временного охотника на демонов это не является преградой. Да, во время патрулей и рейдов Сареф считается частью отряда охотников и даже имеет личную пластинку из алхимического серебра. Это своеобразное удостоверение полномочий, как нашивка гильдии авантюристов или медальон Фернант Окула. На тонкой, но очень прочной пластинке, выгравировано имя в росчерках тумана. Искусный резчик также изобразил мечи и капюшоны тех, кто скрывается в тумане. Охотники-в-тумане — исконный символ демоноборцев. Существует множество теорий, почему он именно такой. Согласно двум самым распространенным теориям выходит, что охотники на демонов в прошлом сопровождались туманом, атаковали под прикрытием мистической силы и в нем же растворялись. Другие считают, что туман — это аллегория на тайную деятельность охотников на демонов. Как бы это ни было, Сареф может демонстрировать пластинку, но только в случае реальной «служебной» необходимости. Сейчас можно было бы войти тихо, но сегодня требуется кое-что противоположное бесшумному проникновению. Вампир ударяет коленом по двери, чем разламывает засов. Еще удар, и дверь оглушительно хлопает по стене. Из-за резкого открытия петли жалобно завизжали. Шум не мог не привлечь внимание здешних обитателей. Вот перед Сарефом показываются две бандитские рожи, каждый человек сжимает по дубинке. — Какого лешего! Чего тебе надо? От кого ты? — Орет один из городских бандитов. — Я ищу Логуса. Где он? — Задает встречный вопрос вампир. В ответ получает целый ворох непристойных мест, куда стоит отправиться с поисками. — Ясно. — Кивает вампир и поднимает обе руки на уровень груди. Большие пальцы отделены от остальных в жесте, напоминающим пасть. — Гав. Гав-гав. Сареф начинает гавкать, а пальцы-пасти смыкаются одновременно со звуками. Умей Сареф чревовещать, можно было подумать, что гавкают его руки. Непонимающих бандитов это сначала смутило, а потом дико рассмешило. — Ну ты и клоун. Слышь, иди-ка отсюда, пока по голове не получил. — Смеется один из собеседников и начинает подходить ближе, угрожая дубинкой. Сам Сареф не взял с собой никакого оружия, что вводит в заблуждение бандитов. Вот только говорящий не успевает дойти, как в страхе округляет глаза. Человек неотрывно смотрит на руки незнакомца, которые окутываются черной дымкой, а на тыльных сторонах ладоней загораются красные глаза. Секунда, и в его сторону прыгает чудовищный черный пес. Страшная зубастая пасть смыкается на горле жертвы. Товарищ с криками бежит прочь, но быстро настигается вторым псом и валится на землю. Бандит истошно кричит, так как черный пес рвет ему лодыжку с невероятным остервенением. Сареф подходит к нему и повторно задает вопрос. — Где прячется Логус? — Юноша гладит пса по спине, приказывая прекратить пытку. Собака послушно выплевывает ногу. Бандит что-то лопочет, пускает сопли и слезы. Из общей каши удается выцепить Свечной Квартал и имя ремесленника, в доме которого прячется Логус. Тем временем подходит первый пес и вместе со вторым вопросительно смотрит на хозяина. — Фас. — Разрешает вампир. Оба пса тут же набрасываются на человека, дикие вопли бы всполошили соседние дома, если бы Сареф заранее не установил звуконепроницаемый барьер вокруг помещения. Вскоре Сареф направляется к выходу из дома, не обращая внимания на дергающегося в конвульсиях первого бандита. Псы идут следом, а после растворяются в черной дымке. Теперь-то путь вампира лежит к Свечному Кварталу, где его ждет мэтр Патрик. Заданием юноши было узнать местоположение их цели. Сейчас они смогут заняться Логусом, но теперь руководить процессом будет маг, Сарефу же нужно будет лишь прикрывать спину. Свечной Квартал прижался к восточной городской стене, так что пришлось идти почти тридцать минут. Солнце зашло уже очень давно, но на улицах города по-прежнему много людей. Мэтр Патрик ждет Сарефа у статуи Гедита Айзервица, дедушки нынешнего короля. Сареф приветственно поднимает руку, получая в ответ кивок. Два охотника на демонов, один официальный, а другой нет, под пристальным взором давно почившего монарха входят через большие ворота в Свечной Квартал. Нетрудно догадаться, что свечи тут — центральный символ всего. Большие и маленькие, толстые и тонкие, их можно увидеть повсюду: на крышах, на тропинках, в фонарях и на столбах. Это особые свечи, которые горят вечно, хотя это не совсем так. Они уменьшаются в размерах, но очень-очень медленно. Эти свечи не может задуть ветер, они будут гореть даже под дождем. Магия вполне может такое сделать, но мастера-свечники не используют магию. Скорее дело в каких-то странных ритуалах при изготовлении. Ремесленники ни за что не раскроют секрет изготовления таких свечей, ведь это обеспечивает их монополию на продажу уникальных свечных изделий. Именно экономический аспект не позволил взять Свечной Квартал за жабры ни жрецам, ни магам. Именно отсюда свечи разъезжаются по всему королевству и даже некоторые партии продаются другим странам. Подавляющее население Манарии не может себе позволить другие способы освещения, поэтому закрытие здешних мастерских вызвало бы волнения. И раз маги и жрецы не обнаружили в свечах никаких темных сил, то на Огарков просто закрывают глаза. — Доминик Боот? — Переспрашивает мэтр Патрик. — Да, он точно назвал это имя. Доминик Боот. Такого человека не существует? — Почему же, существует. Он ходит в ганзу Огарков и владеет двумя мастерскими. Просто я ожидал услышать другие имена. — Отвечает чародей. — Боот еще ни разу не фигурировал в прошлых расследованиях. — Позвольте вопрос, а зачем нам Логус? — Логус раньше был связным в Носильщиках Гробов. Мы уничтожили их самую крупную базу в подземельях, но остались еще другие. Ты же слышал, что в одном из тех домов мы нашли алтарь, облепленный разлагающимися трупами? Пресвитер Манкольм считает, что это алтарь Темной Эры. Такие алтари могут быть в других тайных лежбищах Носильщиков. Вместе они могут образовать мистическую сеть под городом, что может вызывать Предел Метаморфоз и прочую пакость. Сареф кивает объяснениям волшебника. Тогда довольно логично найти все остальные алтари и разрушить их. — А как насчет Харцакатля? — Спрашивает вампир. — А, тот темный колдун с Искажением Пространства. — Вспоминает мэтр Патрик. — Он успел тогда сбежать, но мы его нашли, убили, а труп спалили в освященных домнах Церкви Герона. — Без допроса? — Да, он уже не был человеком, не чувствовал боли и имел непробиваемые ментальные барьеры. Таких лучше сразу уничтожать, ведь они могут специально повести по неверному следу, а то и вовсе в ловушку. — Поясняет чародей. — Так, нам сюда. Два охотника стоят перед воротами, ведущими в мастерскую под открытым небом. Через щели забора видны телеги, бочки, печи и длинные ряды каких-то непонятных приспособлений. Вероятно, там находятся заготовки, куда заливают свечи.Глава 4
Они открыто входят на территорию мастерской. Для применения грубой силы всегда должен быть повод. Работники мастерской сразу позвали Доминика Боота, владельца производства. Это крупный мужчина в заляпанном фартуке и перчатках, волосы аккуратно убраны под тугую шапочку. Вероятно, их приход отвлек от работы над свечами. Такое ощущение, что производство тут не останавливается даже по ночам. В целом, свечной изготовитель не выглядит странно или угрожающе. Если Огарки действительно связаны с какими-то темными делишками, то избрали для себя иной путь, нежели Носильщики Гробов. Ганза в таком случае предпочла вариант сосуществования, нежели противостояния. Сареф признает, что такой подход более разумный. — Господа охотники, чем могу помочь вам этой ночью? — Доминик трет бледное лицо. — Прошу извинить за поздний визит, мастер Боот. — За переговоры полностью отвечает мэтр Патрик. — Но дело не терпит отлагательств. — Понимаю. И в чем заключается дело? — В Логусе. Мы получили информацию о том, что этот человек скрывается в вашем доме. Мы хотим подтвердить или опровергнуть это. — Прямо говорит волшебник. Доминик Боот отвечает не сразу, но даже не переменился в лице, ритм сердцебиения не участился. — Довольно странно, впервые слышу такое имя. Но пускай. — Кивает свечной мастер. — Прошу за мной. Человек провел охотников в свой дом как гостей, даже предложил всяческие удобства, но мэтр Патрик вежливо отказался с просьбой осмотреться. Боот кивнул и уселся за чан с какой-то смесью. Вероятно, из неё будет делать свечи. Выглядит так, будто ему совершенно все равно на обыск, даже не собирается сопровождать проверяющих по дому. Сареф вместе с чародеем начинают обходить все комнаты. Помещения выглядят обыденно, так живет большое количество людей. Спальни, кладовки, кухня и две большие комнаты, отведенные исключительно под производство свечей. Нет ничего странного, и тем более Логуса. Ожидаемо, что комнаты освещаются большим количеством свечей. — Мастер Боот, а что здесь? — Громко спрашивает мэтр Патрик. — Там погреб. Храню мясо, овощи и бочонок вина. — Невозмутимо отвечает подошедший Доминик. — Желаете осмотреть? — Да, пожалуйста. — Кивает чародей. Хозяин дома убирает стол с крышки погреба, потом открывает его и подает Патрику подсвечник-блюдце с толстой свечой. Маг исчезает в погребе, Сареф за ним не следует, так как там довольно тесно для двух человек. Юноша тем временем пытается обратить внимание на детали, которые пропустил при первом обходе помещений. Если Логус действительно прячется где-то здесь, то делает это невероятно хорошо. Возможно, есть тайные комнаты, так что стоит проверить. Сареф встает посреди коридора и закрывает глаза.Название: «Продвинутое чтение» Тип: ментальная магия Ранг умения: B Уровень освоенности: 61,1 % Описание: основная способность ментального восприятия окружающего пространства и эмоционального состояния других людей. Делает мозг более чувствительным к электромагнитным и энергетическим колебаниям, что позволяет воспринимать окружающие сигналы без использования обычных органов чувств. С ростом освоенности будет увеличиваться дальность и чувствительность. Активация: пассы руками и мысленная трансформация сознания. Пассы: вытянуть и сложить вместе указательный и средний пальцы любой руки, остальные сжать. Приложить кончики пальцев ко лбу и провести ими линию до виска, который с той же стороны, что и используемая рука.
Студент магической академии проводит линию по лбу и раскрывает внутреннее око. За прошедшее время он здорово поднял уровень освоенности заклятья благодаря специальным тренировкам мэтра Вильгельма. А когда уровень освоенности превысил отметку в 50 %, «Поверхностное чтение» модернизировалось до «Продвинутого чтения». Помимо того, что радиус поиска и внимательность внутреннего ока увеличились, еще вампир получил возможность считывать психометрическую информацию с предметов. Но работает это не всегда. Сейчас Сареф проходит ментальным щупом по дому. Прямо сквозь стены, полы и потолки. Комнаты, предметы, чердак, погреб: Сареф проверяет абсолютно всё. Даже доходит до уличной мастерской и проверяет ближайшие дома. Нет ни Логуса, ни каких-то тайных помещений. Вампир открывает глаза. Вряд ли тот бандит соврал. Может, Логус узнал о приходе охотников за демонами и сразу же сбежал? Это самое очевидное, так как Сареф не может представить, как Доминик Боот сумел спрятать беглеца в своем доме. Глаза вновь закрываются, студент еще раз проверяет окружающее пространство. От Доминика Боота, вернувшегося к работе, исходит ощущение полного спокойствия, словно он действительно никого не прячет в своем доме. Но кое-что другое привлекает внимание юноши. В спальне мастера оборудовано что-то, похожее на алтарь. Там нет никаких религиозных атрибутов и уж тем более чего-то запрещенного, но все свечи украшены затейливой резьбой, а также расположены в симметричном порядке на трехуровневом столе. Больше на столе нет других предметов. Сареф не может придумать для этого никакой практической цели. Лишь напоминает место для молитвы. Сареф проходит в спальню и встает рядом со столом. С помощью «Продвинутого чтения» ходить с закрытыми глазами очень просто. Юноша внимательно смотрит внутренним оком на свечи, пока не замечает то, что мельком увидел ранее. Контур свечей чуть колеблется, будто искажается пространство. В реальном мире это не заметить. Чем пристальнее смотрит Сареф, тем больше деталей появляется. На поверхности свечей выступают различные слова: погоня; пока свет горит; третья ночь; триплих; Логус. «Вот оно!», — мысленно восклицает юноша. Психометрическая связь может появиться в образе картинок, если маг силен или связь прочная. В других случаях сознание менталиста воспринимает невидимую информацию как набор слов. Логус точно был здесь, осталось понять, куда он ушел. Неожиданно появляется сообщение от Системы:
Предмет: Тропка воска Уровень предмета: А Описание: свечи, изготовленные из одного чана с заговоренным воском. Разделенные в пространстве, такие свечи всегда могут указать на тайную тропку из воска, которая всегда приведет к другим свечам. Изначально Потухший Король таким образом путешествовал по своим землям: от свечи к свече, пока не погас последний огонек перед лицом Тьмы. Активация: неизвестно
Сареф даже не подумал, что свечи могут быть особенными предметами. Все же Система — по-настоящему страшная вещь. Как она получает такую информацию, Сареф не может представить. Но пока не это важно, вампир все же нашел зацепку, куда мог деться Логус. Мэтр Патрик уже выбрался из погреба, ничего не найдя. Сейчас стоит за спиной, не прерывая ментальный сеанс. Юноша отменяет заклятье и показывает на свечи: — Они несут на себе странные чары. Похоже на пространственный переход. — Ха, так и думал, что они изобрели способ для этого. — Довольно улыбается чародей. — Молодец, парень. У тебя талант к розыскным работам. Сареф молча принял похвалу. Говорить о том, что узнал это через Систему, не стал, так как не сможет объяснить знание. Однако выходит, что это не Огарки изобрели, а какой-то Потухший Король. К сожалению, Система не показала способ активации. — Правда, не понятно, как этим воспользоваться. — О том же думает мэтр Патрик. — Потребуется подумать и еще раз подумать. И желательно не здесь… Мастер Боот! Свечный ремесленник услышал зов чародея и быстро пришел в спальню. — Да, мэтр? — Эти свечи, — палец мага указывает на стол с украшенными свечами. — Мы забираем с собой на время проведения расследования. К чести Доминика, тот никак не выдал эмоций, если они были. Просто пожимает плечами и спрашивает, как нужно упаковать. Мэтр Патрик покачал головой, сказав, что они сами соберут. Вместе с Сарефом быстро потушили все свечи и собрали в тряпицу. После быстро распрощались со свечником и вышли из дома. — Странно, что эти свечи никак не откликаются на магические силы. Огарки придумали что-то донельзя хитрое. Но теперь мы знаем, что именно искать, так что исследователи Конклава точно разберутся, как это работает. — Рассказывает чародей о планах. — Конклав? Этим не охотники будут заниматься? — Спрашивает Сареф. — Мы больше боевая сила: розыск и уничтожение. К сожалению, я не очень хорош в исследовательской магии. Для этого мы обращаемся к специалистам Конклава. — Понятно. — Кивает Сареф. Вместе выходят из Свечного Квартала. На сегодня работа выполнена. Мэтр Патрик отправился в штаб-квартиру охотников на демонов. Так как Сареф не является полноправным охотником, то не знает, где она находится, и тем более не может туда войти. Поэтому не остается ничего другого, как возвращаться в академию. Все привратники уже знают, что Сареф имеет право уходить по ночам в город, так что теперь уже почти не проверяют ни медальон, ни разрешение мейстера. Студент проходит по территории Фернант Окула в сторону общежития. Остается только добраться до комнаты и вздремнуть до утра. Завтра почти весь день будет в занятиях, а также нужно будет встретиться с мэтром Вильгельмом. Сареф проходит мимо большой расчищенной площадки, где уже через пять дней начнется магический турнир, на котором будут присутствовать не только ученики и учителя академии, но и министры Коллегий и сам король со своей семьей. Турнир тоже проводится незнамо сколько поколений каждый год и является одной из самых важных традиций. Причем, это хорошая возможность увидеть студентов других магических академий. Всего в Манарии помимо столичной академии есть еще три школы магии. Не такие большие и не с такой богатой историей, но тоже готовящих свет чародейского сообщества. Исконно на турнире соревнуются как отдельные студенты в личном зачете, так и целые академии в командном. За победу положены ценные призы, которые Сареф твердо намерен получить.
Глава 5
Дни учебы пролетают один за другим. Фернант Окула в этом плане ничем не отличается от других учебных заведений, даже другого мира. Такие же занятия, лекции и семинары, лабораторные работы и выполнение домашнего задания. С каждым месяцем сложность и интенсивность учебы только увеличивается, так что далеко не все студенты справляются с нагрузкой. Порой домашних заданий столько, что приходится не спать по ночам. Преподаватели говорят, что настоящий маг должен уметь справляться с любыми сложностями. А трудности в учебе даже рядом не валялись с теми задачами, что могут выпасть на долю волшебника в будущем. Конечно, далеко не все предпочтут связывать свою жизнь с какими-либо опасностями. Выпускник может уйти в целительство или артефакторику, или пойти аспирантом к какому-нибудь профессору и когда-нибудь самому занять преподавательскую кафедру. Либо посвятить жизнь исследованиям. Но те, кто хочет славы, денег и признания, стремятся пойти по опасным дорогам: в армию, в дипломатическую коллегию или в специализированные отряды охотников. Регулярной армии как таковой в Манарии нет, так что постоянная защита земель возложена на рыцарские ордена. Только в случае официального объявления войны начнется массовый призыв. В остальное же время именно отряды рыцарей патрулируют границы королевства и уничтожают монстров, разбойников и диверсантов других государств. Маг в составе отряда точно не останется без боевого опыта. Работа дипломата, как ни странно, тоже связана с большим риском и ответственностью. Начиная с того, что подчас дипломаты не обладают неприкосновенностью, заканчивая тем, что именно от их действий или бездействия зависит международное отношение к Манарии. Что уж говорить о том, что дипломат о чужой стране должен знать всё, будто родился и вырос там? Это очень почетная должность, но и очень сложная. С работой магов в составе отрядов охотников на вампиров или демонов в целом и так всё понятно, достаточно посмотреть на мэтра Патрика. Сареф до сих пор не определился с тем, куда именно он хочет идти дальше. Проблему с рукой он решил, теперь нужно войти в высшее общество, чтобы получить еще больше власти и влияния. В таком случае его шансы на выживание в человеческом обществе будут куда выше. Конечно, нельзя забывать о том, что он обязан пять лет отработать в гильдии авантюристов после завершения академии. Там тоже можно с лихвой попадать в неприятности и опасные ситуации. Сейчас юноша стоит вместе с другими студентами на расчищенной площади перед общежитиями. Это традиционная церемония приветствия других школ. Учащиеся других академий королевства должны были уже вчера прибыть в Порт-Айзервиц, а сегодня будет проведено официальное приветствие. Минут через двадцать у распахнутых ворот академии появляются люди в черных мантиях. Правила одежды для студентов едины по всей Манарии. Лишь рисунок на спине и его миниатюрная копия на груди позволяют различать студентов разных школ. Гербом Фернант Окула является спящий дракон. Первой входит процессия из города Альго и одноименной академии. Как и Фернант Окула, Альго расположен у моря, но, как слышал Сареф, здания этой академии стоят на искусственном полуострове, так что с трех сторон окружены Пуарнским морем. Гербом Альго является величественный кит, называемый Хозяином Малых Глубин. Студенты и преподаватели Альго занимают левый край площади. Следом идут ученики академии Сан-Фороша из горной крепости Кивелт. Вампир знает, что это находится на дальнем юге королевства. Крепость Кивелт изначально строилась как сторожевая, но в какой-то момент было обнаружено, что местность там пресыщена особыми потоками магии, так что первый глава Сан-Фороша выторговал крепость себе. Что именно за явления там происходят, Сареф не знает, в учебной программе до геомантических аномалий еще не добрались. Гербом академии является рычащая виверна. И, наконец, третья группа прибыла в Порт-Айзервиц из города Месскроун, второй столицы Манарии. Этот город расположен в западной части королевства, в полтора раза меньше Порт-Айзервица, но в определенный момент истории имел шанс стать столицей. Увы, но уже тогда Порт-Айзервиц стал торговым центром, чем и одолел «соперника». Как и Альго, третья академия тоже носит название города. На их гербе можно увидеть давно вымерший вид гигантских орлов. Четыре академии заняли каждую сторону квадратной площади, пока в центре собирались преподаватели всех школ магии. Из третьего ряда Сареф толком никого не видит, хотя было бы интересно поглядеть на глав Альго, Сан-Фороша и Месскроуна. Из первых рядов доносятся разговоры о том, что архимаг сегодня тоже не пришел, за него гостей встречает мейстер Гимлерик. «На самом турнире может и появится», — думает Сареф. Студенты старших курсов видели архимага только пару раз, всё остальное время он занимается не пойми чем. Это уже послужило пищей для многочисленных слухов. Мейстер Гимлерик тем временем начинает выступление с помоста, оттуда Сарефу гораздо проще разглядеть человека.Волшебник с суровым выражением лица и большими усами начинает традиционное приветствие для участников турнира и зрителей. Его массивная алая мантия и меховая накидка смотрятся довольно эпатажно на фоне утонченных мантий других чародеев. Ну, статус позволяет ему выделяться, даже посох у него какой-то кривой и облезлый. — …день, когда академии собираются вместе. Это позволит нам взглянуть на успехи наших учеников и уже сейчас определить тех, на кого в будущем мы возложим ответственность за наше королевство… — Мейстер Гимлерик произносит торжественные и неинтересные для Сарефа речи. Всё и так понятно, что мир, дружба и дух соперничества, а юношу в комнате ждет незаконченный чертеж зачарованного медальона по основам артефакторики. К счастью, официальная часть быстро заканчивается, так что всех студентов отпускают восвояси. Сареф аккуратно лавирует в толпе, пока не достигает общежития, но тут его неожиданно перехватывает мэтр Вильгельм. Вероятно, ему тоже нужно было присутствовать на мероприятии. По зевающему лицу нетрудно догадаться, что скучно было не только Сарефу. — Добрый день, учитель. — Вежливо приветствует студент. — Ага. — Не удерживается от еще одного зевка маг. Настолько заразно, что Сареф еле сдержался, чтобы не последовать примеру. — Проходил мимо и решил предупредить, что сегодня занятий у нас не будет. Мне нужно будет присутствовать на званом ужине с ректорами других академий. — Я вас понял. — Кивает Сареф. — Это тебе. — Мэтр Вильгельм передает стопку исписанных рунами листов. — Я разочарован, что ты не выявил эти закономерности самостоятельно. Там элементарные функции вперемешку с реверсивными. Я обозначил основные формулы, дальше расшифровывай сам. — Благодарю вас за помощь, мэтр Вильгельм. Мне действительно еще многому нужно научиться. — Благодарит юноша спину удаляющегося чародея. По возвращению в комнату Сареф внимательно изучает работу мэтра. Это те самые руны, которые покрывают Фолин Нумерик. Сареф так и не смог решить загадку, но некроманту хватило одного вечера. Мастерство не пропьешь? Вампир решает отложить пока домашнее задание и достает из тайника куб-головоломку. Имея готовое решение, Сареф удивляется, как сам до такого не додумался. Теперь легко читается логика правильных передвижений. Где-то полчаса студент потратил на расшифровку всего куба и координаты правильных рун относительно друг друга. Оказывается, секрет активации был записан прямо в головоломку. Требуется собрать правильное положение, а потом мысленно достроить второй куб размером с то пространство, на которое нужно подействовать.
Предмет: Фолин Нумерик Уровень предмета: S Описание: древний артефакт, изготовленный безумным демоном-арифмомантом. Манипулируя сочленениями куба и составляя нужный порядок рун, можно менять законы пространства вокруг пользователя. Создатель утверждал, что можно составить тысячи комбинации рун, но только часть окажет эффект, а некоторые могут даже нанести вред. Впрочем, знание формул арифмомант унес с собой в могилу. Активация: правильное выставление рун на кубе в руке и его математической копии, в которую заключено управляемое пространство.
Очень хочется попробовать что-то, теперь есть относительное понимание, какое положение к какому результату приведет, но это довольно рискованно. Еще на первом занятии по артефакторике студентам вбили в голову главное правило при работе с незнакомыми зачарованными вещами: «Не активируй!». История имеет множество печальных подтверждений этому правилу, так что здесь и сейчас Сареф ничего делать не будет. Юноша даже слышал, что в хранилищах академии хранится гора артефактов, суть которых неясна, а мастера-изготовители умерли и не оставили никаких инструкций. Впрочем, с помощью Системы Сареф наверное сможет увидеть описание и даже способ активации некоторых, но в хранилище студента просто так никто не пустит. Сареф убирает Фолин Нумерик обратно в тайник под шкафом и возвращается к домашним заданиям. Крайний срок сдачи этой работы — послезавтра, так как через через два дня начнется сам турнир, во время которого занятий не будет, да и всё внимание юноши будет сосредоточено на участии и победе. Раз сегодня не будет занятия с мэтром Вильгельмом, значит, у вампира больше времени на другие дела. Может, даже сделать те проекты, которые еще не скоро сдавать? Студент уже неоднократно размышлял над возможностью экстерна, то есть самостоятельному изучению большинства тем с опережением учебного плана и отдельными аттестациями. Это позволит закончить академию раза в два быстрее. А с мэтром Вильгельмом многие сложные темы окажутся не такими уж сложными. В истории академии такие ученики уже были, так что Сареф сможет напирать на уже возникавшие прецеденты. Но перед этим он должен показать себя с хорошей стороны, а главное — способным изучать магические премудрости на скорости, недоступной для других. И первое, что ему нужно сделать, так это победить на турнире. Желательно победить в личном зачете, а также проявить себя в командном. Он вполне может это сделать, хотя не стоит забывать о других талантливых студентах, а именно Йоране Тискарусе и Элизабет Викар.
Глава 6
Перед днем проведения турнира академия наполняется еще большей суетой. Многочисленные слуги уже приготовили все площадки и трибуны, а маги закончили с чарами. Среди потока Сарефа все разговоры исключительно о скором мероприятии. Сам турнир в командной части делится на три большие группы: старшие, средние и младшие курсы. Это позволяет избегать ситуаций, когда соревнуются студенты с разными уровнями подготовки. Традиционно считается, что противостояние старших и младших курсов привлекает больше всего внимания. Старшие, потому что студенты скоро выпускаются и станут полноправными магами. Это значит, что орденам, отрядам охотников и другим заинтересованным лицам нужно уже сейчас определить самых перспективных и попытаться завербовать. Младшие же просто очень интересны как и любые новички. Гости любят выискивать талантливых учеников и делать ставки на то, чего они смогут добиться в будущем. Вся группа Сарефа сейчас сидит в пустой аудитории и слушает Йорана Тискаруса по поводу их плана. В первый же день турнира их ожидает столкновение с первокурсниками из Сан-Фороша. Суть соревнования оказывается не в простом бое, как ожидал вампир. Чисто магические поединки проводятся только в личном зачете, командный зачет имеет иной формат. Что именно приготовили организаторы, все участники узнают только на арене. Но если судить по прошлым турнирам, то выходит, что команды могут пытаться пробраться в определенную точку арены, преодолевая препятствия и мешая противнику. Или же будут ловить какую-либо цель, опять же всеми силами мешая другой команде. Сейчас все обсуждают, какие действия лучше всего подойдут для каждого случая. Сарефа это не особо интересует, хотя он наверняка единственный, кто имеет настоящий боевой опыт командной работы. Его внимание полностью отдано длинному свитку, где перечисляются правила проведения поединков для личного зачета. Студенту нужно вызубрить их, так как нарушение любого приведет к дисквалификации. Например, будет нельзя использовать умения Школы Духа. Также запрещено оружие, исключение составляет только то оружие, которое студент создаст с помощью магии прямо на арене. Значит, «Чернильная закалка» удовлетворяет требованиям. Рукопашный бой в личном зачете тоже запрещен, и в целом считается неспортивным поведением на магическом турнире. Сарефу нужно будет показать себя именно магом. Ну что же, он основательно подготовился, так что никому не уступит. Правда, информации об учениках других школ магии у него нет. Нельзя забывать, что и там могут быть талантливые новички. — Сареф, пойдешь? — Громко спрашивает Йоран насчет участия в командном зачете. В команде Сан-Фороша семеро первокурсников, значит, Фернант Окула тоже нужно будет выставить не более семи. — Да, без проблем. — Соглашается вампир и вполуха слушает план Йорана. На следующий день занятий, разумеется, нет. Утром Сареф вместе с остальной командой идет к арене перед общежитиями. Студенты других академий уже пришли. Как понял Сареф, они размещаются не в столичной академии, а в родовых поместьях или особняках знатных родов, от которых в той или иной академии работают учителя или обучаются студенты. Вроде так специально сделали, чтобы избежать внетурнирных конфликтов. Йоран рассказал, что делегация Месскроуна расположилась прямо в Стальной Крепости, так как один из их учеников является сыном короля. — Он, правда, ненаследный принц, трон достанется его старшему брату, нынешнему главе столичного рыцарского ордена. — Объясняет Тискарус. — А почему сын короля решил обучаться в Месскроуне, а не в Фернант Окула? — Спрашивает Сареф. — Не знаю. — Пожимает плечами собеседник. — Это странно, конечно. Вероятно, была какая-то причина. Я его частенько видел и могу заверить, что это один из самых неприятных людей в моей жизни. Вон он.Йоран указывает на соседние трибуны, где стоит человек, одетый в равной степени не по-королевски и не по-студенчески. Фрад, как зовут принца, словно прямиком с охоты в походном снаряжении и со шпагой. Что-то веселое рассказывает остальным учащимся Месскроуна, что вызывает бурный смех. Сареф на вид может дать ему лет двадцать семь, что тоже довольно странно. Да, академии имеют только нижний возрастной порог для поступления, верхнего нет. Странно то, что Фрад Айзервиц так поздно поступил на обучение. Обычно знатные семьи проверяют магические задатки своих отпрысков еще в детстве или отрочестве. Если Фрад имел предрасположенность стать чародеем, то чем он занимался всё это время? Время — ценный ресурс для недолговечных рас наподобие людей. К этому времени он уже мог быть полноправным магом, если бы поступил в академию в 17–20 лет. Сареф замечает, что принц смотрит на прибывших учеников Фернант Окула и начинает идти на их трибуну. Интересно, никто не посмел указать Фраду о неподобающем для студента одеянии? Младший сын короля идет к определенной персоне в их группе, а именно к Элизабет Викар. Девушка скромно стояла с другими ученицами, и Сареф готов поклясться, что выражение её лица на секунду стало брезгливым при виде принца. — О, Элиз, давно не виделись. Как ты тут поживаешь? Будешь сегодня участвовать? — Фрад вальяжно ставит ногу на скамейку. — Добрый день, ваше высочество. Всё хорошо. Да, намерена попробовать себя в сегодняшнем командном соревновании. — Максимально учтиво отвечает девушка. Другие студентки после реверанса в сторону принца тут же покинули её. — О, неплохо, неплохо. Я с интересом посмотрю. — Несмотря на то, что они стоят на отдалении, Сареф хорошо слышит весь их разговор. Принц Фрад явно не привык себе в чем-то отказывать, но вампиру до этого никакого дела нет, поэтому полностью переключается на исследование арены. Сейчас странный туман скрывает поле соревнования, чтобы участникам пришлось перестраиваться по ходу матча. Впрочем, можно увидеть, что какие-то конструкции возвышаются с двух сторон арены, но трудно определить, какое именно у всего этого предназначение. Сареф окидывает взглядом трибуны, где сидят студенты Сан-Фороша. Определить на глаз магические навыки невозможно, магия не выпирает из-под одежды подобно большим мускулам или кончику ножа. Но можно попробовать понять, в каком настроении оппоненты и кто у них лидер. Юноша не смог обнаружить никаких явных признаков неуверенности или наоборот заносчивости. Понимание языка тела — это не то умение, с которым человек рождается, шпионы, охотники и инквизиторы проходят дополнительную подготовку по этому предмету. — Йоран, не мог бы ты повторить наш план? — Слышит совсем рядом Сареф. Оказывается, Элизабет Викар решила таким образом отвязаться от принца Фрада. Впрочем, последнего это никак не смутило. — О, ты же Тискарус? Как поживает отец? — Фрад идет следом за девушкой. — Мы сегодня не выступаем, можете смело обсуждать планы, я никому не расскажу. Принц коротко засмеялся, а вот Элизабет лишь отвернулась. Йоран Тискарус вежливо поприветствовал принца и ответил, что отец и все остальные родственники здоровы и полны сил. — А это кто с тобой? — Сын короля обратил-таки внимание на спину Сарефа, занятого изучением арены и оппонентов. — Мой одногруппник. Сареф. — Отвечает Йоран. — Приятно с вами познакомиться, ваше высочество. — Студенту не остается ничего другого, как присоединиться к разговору. — Сареф…? — Фрад делает паузу в ожидании благородной фамилии. — Просто Сареф, ваше высочество. — Прямо говорит юноша. — Член гильдии авантюристов. — А-а… — Принц явно ожидал чего-то другого. — Будь моя воля, я бы запретил неблагородным изучать магию. На этом интерес принца Фрада к юноше полностью испарился, а сам юноша молча проглотил сказанное сыном короля. На мгновение почувствовал острую жажду убийства, но моментально потушил порыв. Слова Фрада не могут обидеть Сарефа, это данность сословного общества, но душа Кольного Мастера откликается на любой повод убить. К счастью, вампир научился контролировать эту часть уже самого себя. — Кстати, вы слышали, что неделю назад мы объявили о нашей скорой помолвке? — Принц приобнимает Элизабет за плечи. Сареф этого не слышал, но обращается принц явно к Йорану Тискарусу. — Вот как? — Улыбается Йоран. — Ваш союз станет украшением королевского двора, ваше высочество. «Поддерживать великосветский разговор тоже умеет», — отмечает про себя вампир способности будущего главы рода Тискарусов. Если Сареф рассчитывает на вхождение в высшее общество, ему тоже придется играть в такие игры. Вести о помолвке молодой человек не придал никакого значения, в этом союзе больше политики и денег, нежели любви. И это вполне нормально для здешнего общества. Сареф помнит тот ворох интриг на Приветственном бале, где знатные семейства подыскивали подходящую пару для своих детей. Правда, глубоко в душе Сареф посочувствовал Элизабет. У нее есть все задатки, чтобы дойти до уровня мейстера и даже архимага, но в Манарии знатная девушка не может претендовать на самостоятельный выбор жизненного пути. В этом плане крестьянка более свободна, хотя не все так просто. Девушка низкого сословия, возможно, и имеет больше власти в вопросе брака, но с другой стороны ограничена другими социальными барьерами. Крестьянка останется крестьянкой и вряд ли увидит в своей жизни что-то другое. — Передай отцу, что мы будем радывидеть его и тебя на празднике. — Приглашает принц с тоном, будто делает одолжение. Сареф теперь понимает, почему принца многие недолюбливают. Его положение позволяет нарушать многие правила придворного этикета и общих норм поведения. Наглый, нахальный и неуязвимый. Сареф хорошо это понимает, когда принц Фрад прощается с Йораном и отходит. Сареф уже некоторое время назад отошел от Йорана и Элизабет, так как он не к месту в их разговоре. Когда Фрад равняется со студентом столичной академии, то вдруг резко бьет кулаком в грудь. Любой другой отшатнулся или даже упал бы, но Сареф куда крепче любого человека. Хватило небольшого напряжения пальцев ног и пресса, чтобы никак не отреагировать на удар. — Вы не ушиблись, ваше высочество? — Безо всякой улыбки спрашивает Сареф. Лицо принца наливается краской, он явно не ожидал такого исхода. Однако быстро приходит в себя и смеется: — Неплохо, Сиреф, неплохо. Ты прошел проверку. Молодец. Всегда будь готов! — Принц явно пытается всем показать, что это был шуточный удар, просто проверка. — Благодарю вас за похвалу, ваше высочество. — Кланяется студент. — Только я Сареф. — Да без разницы. — Фрад поворачивается спиной и направляется к местам, занимаемым академией Месскроун. Вампир замечает, что он потирает запястье. Если без разминки неправильно нанести сильный удар по прочному объекту, то легко можно травмировать кисть. Ганма бы за такое все уши отодрал любому ученику боевых искусств. Тем временем звучат трубы и барабаны, значит, турнир начинается. Сареф показывает обеспокоенным Йорану и Элизабет, что с ним все в порядке, и смотрит на арену, на которой рассеивается туман.
Глава 7
Первый день турнира ожидаемо открывается с очередной торжественной речи. Сегодня опять слово берет мейстер Гимлерик. Через некоторое время рассеивается туман на арене, открывая взору всё то, что было скрыто. Оказывается, организаторы возвели по обе стороны арены что-то отдаленно похожее на крепость. Конечно, в миниатюрном формате, это скорее полутораметровое в высоту кольцо стен с парапетом и трехметровая башенка. В стене, обращенной к сопернику, есть большие двери. Такое вполне бы пригодилось для игры в снежки, если бы не теплая солнечная погода. Тем временем объявляют правила состязания. Командам требуется захватить крепость противников и при этом защитить свою. Над каждой башенкой поднимается флаг с гербом Фернант Окула и Сан-Фороша. Захват и доставка вражеского флага в свою крепость является условием победы. Также выбывание всех участников команды тоже положит конец состязанию в пользу другой команды. Довольно традиционные условия. Правилами запрещено прямое нанесение урона противникам и не важно, магией или кулаками. Потребуется хватать, мешать, перегораживать подходы всеми возможными силами, пока кто-то будет прорываться на базу оппонентов. Сейчас у участников есть ровно пять минут, чтобы обсудить план и занять места. «Захват флага» в целом имеет много тактических вариантов. Команды не ограничены в количестве атакующих или защитников. Можно хоть всемером пойти на штурм вражеского замка, а можно в полном составе остаться для защиты своего. Единственный предусмотренный правилами нюанс: если обе команды не выйдут из замка, их флаги перемещаются в центр поля, что заставит всех броситься спасать свой и попытаться захватить чужой. Звуком труб стартует состязание, и Сареф спрыгивает со стены и бегом приближается к замку противников. Физически вампир превосходит остальную команду, так что было решено, что он прощупает оборону Сан-Фороша. А когда придет время, обычная разведка перейдет в разведку боем. Не будь магии, Сареф в одиночку бы отобрал флаг. Конечно, он не может напрямую атаковать, но прорваться и схватить флаг не составило бы для него никакого труда. Большинство студентов уделяют мало внимания физической подготовке. Юноша быстро добегает до замка противников. Они все стоят на стене и башенке, двое быстро чертят в воздухе замысловатые фигуры. Тут даже Система не нужна, Сареф без труда распознает пассы для создания магического барьера. Достаточно потратить время на запоминание классификационных таблиц и можно предугадывать магию. Правда, против настоящих магов не сработает, так как те могут активировать магию всего одним жестом или вовсе мысленно. Вампир останавливается перед мерцающей стеной, выглядит не очень сильной. В спину Сарефа ударяет поток мощного ветра: его команда направила в сторону вражеского замка тучу пыли. Сареф прищуривается, пока видимость не стала слишком уж плохой. Сейчас вокруг студентов Сан-Фороша крутится вихрь из камней и пыли. Отличный шанс для прорыва. Студент чертит обеими руками два пересекающихся вершиной треугольника, после с силой бьет по барьеру. Как и ожидалось, заклятье на разлом брони и других препятствий срабатывает и здесь. Магический барьер был поставлен неопытными адептами магии, а к тому же закрывает слишком большую площадь, чем снижает прочность барьера во всех точках. Боевые маги обычно создают магические щиты размером не более человеческого роста. Для такой магии работает вполне обычная прогрессия: чем меньше площадь защиты, тем больше толщина. Но чтобы создавать компактные элементы для защиты, нужно не только тренироваться в магии, но и получить реальный боевой опыт. Волшебник без боевого опыта не сможет перебороть страх и попытается закрыться как можно шире, желательно со всех сторон. Боевой же маг поставит щит только там, где он действительно нужен. Психологическая подготовка влияет на исход боя не менее сильно, чем уровень магической силы. Барьер под ладонями Сарефа треснул и раскололся. Вампир быстро вбегает в брешь, пока её не заметили и не залатали. Тем временем на арене уже буйствует настоящая песчаная буря, под прикрытием которой Сареф смог незамеченным подбежать к базе оппонентов. Они не заметили его прорыва, полагаясь на магический барьер. Сейчас Сареф подтягивается на стене и оказывается нос к носу с одним из студентов Сан-Фороша. Юноша чуть старше самого Сарефа с многочисленными черными косичками изумленно смотрит на противника, чем позволяет Сарефу обогнуть себя и побежать дальше. Учитывая то, что буря кружится по обеим сторонам барьера, такая диверсионная тактика сработала как нужно. Прыжком вампир оказывается на башенке, проносится на огромной скорости и спрыгивает с другой стороны, прихватив флаг Сан-Фороша. Наконец-то соперники выходят из ступора и пытаются перехватить юношу, но он легко уворачивается от рук и спрыгивает со стены. Теперь путь Сарефа лежит к своей базе, никто из противников так и не смог помешать бегству. Так как правилами запрещено прямое нанесение урона, то в состязании требуется думать головой больше обычного. Они не успели схватить и повалить быстрого студента Фернант Окула, догнать тоже не смогут. Остается опасаться только магии, но опасности не возникло, так как песчаная буря вдруг вдвое усиливает напор, заставляя противников сгорбиться и закрывать лица. Сареф знал, что скорость ветра увеличится в это время, так как это часть плана. Студент столичной академии специально побежал не напрямую, а по дуге. Быстро добегает до своих и бросает вражеский флаг на стену. Там его подхватывает один из товарищей и перекидывает на башню, где его подхватывает Йоран. Аристократ с гордостью поднимает флаг Сан-Фороша в воздух. Буря тем временем теряет всю свою силу, Элизабет Викар и трое других студентов перестают поддерживать искусственно вызванное явление. Звуком труб завершается противостояние. Тактика молниеносной диверсии под прикрытием бури позволила завершить матч невероятно быстро. Обычно такие состязания могут затягиваться до получаса и даже больше. С трибун раздаются аплодисменты, Сареф замечает, что там нет ни следа от пыли и песка. Значит, трибуны действительно огорожены мощными чарами, чтобы предотвратить любые несчастные случаи. Йоран Тискарус вместе с капитаном команды Сан-Фороша встречается в центре арены с судьей, который официально объявляет результаты матча. Он наверняка был рядом и следил с помощью магии за борьбой команд. Капитаны команд пожимают руки, а Йоран возвращает флаг. На сегодня у них не будет других состязаний, но еще запланированы похожие матчи между средними и старшими курсами всех четырех академий. Команда Фернант Окула возвращается на свое место под хлопки и восторженные возгласы. Похоже, им удалось произвести впечатление на гостей. Здесь сегодня не только ученики и преподаватели, но еще много аристократических родов, богатых ремесленников и рыцарей. Разве что нет короля и министров, либо Сареф просто не заметил их присутствия. Скорее всего король Манарии посетит только этап личных зачетов, где будущие маги будут показывать себя в магическом противоборстве. — Есть! Мы молодцы! — Поднимает кулак в воздух Йоран. — Такими темпами мы быстро займем первое место среди младших курсов. Многие согласно кивают, но Сареф считает, что дважды один трюк не сработает. Команды Альго и Месскроуна обязательно придумают план, если они вновь попробуют провернуть такой фокус. Скорее всего противники будут настороже и не подарят победу так просто. Вслух ничего произносить не стал, лидер здесь Йоран, пусть он и думает. Сарефа больше занимает личный зачет, но индивидуальные состязания начнутся только после окончания командных игр. Далее последовательно в захват флага сыграли команды среднего курса Альго и Сан-Фороша, а после старшие курсы Месскроуна и Альго. Ни один матч не оказался таким же быстрым и интересным, как самый первый. Сареф раньше удивлялся уровню подготовки многих студентов, но после объяснения мэтра Вильгельма понял, что это не окружающие отсталые, а Сареф слишком продвинутый. Манария переживает золотой век: давно не участвует в войнах, никаких стихийных бедствий или политических распрей. Хорошие времена воспитывают слабых людей. Профессия чародея сейчас просто престижная, у большинства нет реальной необходимости убиваться в кусании гранита наук. Даже те, кто в дальнейшем собирается становиться боевым магом, могут никогда не столкнуться с по-настоящему опасными ситуациями. Исключение могут составить только отряды охотников на демонов, вампиров или авантюристы. У них всегда есть работа, и там действительно маг может получить ценный боевой опыт за кратчайший срок. Нужна как минимум хорошая война с большими потерями, чтобы студенты действительно имели шансы умереть молодыми. Только тогда есть вероятность, что кто-то начнет серьезно относится к магии. — Впрочем, так не только в магическом сообществе. — Говорил мэтр Вильгельм. — Оруженосцы рыцарей тоже обычно состоят из отпрысков знатных семей, но обычно из тех, в ком нет таланта к магии. И чаще всего из числа младших сыновей или вовсе бастардов. Сейчас обычный оруженосец больше практикуется в полировке мечей, брони рыцаря или в чистке его боевого коня. С военной наукой там тоже довольно плохо. Нельзя сказать, что Сарефу есть дело до обороноспособности королевства. Но при этом ему выгодно обустраиваться именно в сильных государствах. В них больше шансов жить спокойной жизнью, так как юноша не стремится получать славу на поле боя. Из памяти Ганмы Сареф помнит, что во Фьор-Эласе ситуация совсем другая. Там каждый парень с ранних лет участвует в учениях, скачет на коне и стреляет из лука. Там даже аристократия не имеет права уклоняться от ежегодной военной подготовки. И адептов Духа на родине Ганмы куда больше, чем в Манарии. Размышления прерывают звук труб: команда Месскроуна победила Альго. Они возились почти сорок минут, но показали куда больше интересной магии, чем средние курсы Альго и Сан-Фороша. Вампир считает, что его группа вполне может выйти и против средних курсов других академий, если бы не правила на этот счет. Это было последнее состязание на сегодня, так что остальной день в полном распоряжении студентов. Сареф намерен посетить наставника, так как очень интересно, что все же привез некромант из экспедиции.Глава 8
В кабинете наставника почти ничего не изменилось, разве что прибавилось тюков и коробок. Мэтр Вильгельм вернулся из экспедиции и привез много интересных вещей. Сареф и сам был бы рад участвовать в раскопках, но сейчас сосредоточен на учебе. Некромант сидит за столом и читает многочисленную корреспонденцию, что накопилась за время отсутствия. — А, Сареф. Поздравляю с первой победой. — Первым заговаривает чародей. — Благодарю, мэтр. — Благодарит юноша. — Было сложно? — Отнюдь. Слишком просто. — Сареф присаживается за свой стол. — В состязаниях, где нельзя напрямую атаковать противника, можно легко выйти победителем. — Разумеется. С нетерпением жду твоего выступления на личном зачете. Как продвигается подготовка? — Я изучил всё, что вы дали. Далее маг начинает осыпать студента вопросами по выполненным заданиям, причем постоянно перескакивая с темы на тему. В первый раз было трудно, но Сареф без труда выдерживает подобный допрос. Основное правило — не медлить с ответом. В идеале Сареф должен начать говорить по существу как только мэтр Вильгельм заканчивает вопрос. Не стоит говорить, что нужно потратить много сил на изучение, чтобы материал отскакивал от зубов. — Ладно, неплохо. Как продвигается изучение специализации? — Некромант встает из-за стола и начинает что-то искать в коробках на полу. — Здесь было труднее общемагических дисциплин. После тренировок я смог отреставрировать данную вами книгу. — Сареф вынимает из собственной сумки очень старую книгу. Древний том по магии наставник вручил перед отбытием с приказом тренироваться в использовании «Реставрации». Время не пощадило книгу, особенно записанные в ней тексты. Потребовалось много усилий, чтобы вернуть состояние книги в приемлемый вид. Нетрудно склеить разорванные листы или вновь сделать корешок крепким. С подобным даже «Обратная энтропия» бы справилась. При этом с каждой попыткой магия получалась всё лучше и лучше. Однако восстановить текст оказалось труднее. Сареф не имел никакого понимания, что было записано в книге. Концентрация на результате является важным компонентом для магии, так что пришлось одним лишь упорством добирать очки. К счастью, «Реставрация» независима от изменения энтропии. Сареф смог буквально перенести книгу в прошлое, где том был целым и читаемым. В один момент чуть не пустил магию на самотек, что могло бы повлечь реставрацию не только книги, но и событий вокруг неё в прошлом. В прошлый раз Сареф смог воссоздать историю штурма какой-то крепости, пытаясь просто отремонтировать человеческую кость. Подобные путешествия довольно опасны для начинающего мага-археолога, поэтому мэтр Вильгельм объяснил, как нужно это контролировать. Сареф уверен, что точно бы не догадался до многого, что получает от наставника. — Правда, я не могу оценить записанное в ней, так как язык мне незнаком. Подобного алфавита нет даже в академическом сборнике иностранных языков, включая уже мертвые. — Продолжает Сареф, смотря на спину мага, который продолжает обшаривать коробки. Мэтр Вильгельм кажется полностью погруженным в процесс поиска чего-то, на слова Сарефа никак не отреагировал. Студенту остается ждать наедине с посторонними мыслями, пока он не завершит свои дела. Все же огромная удача, что он встретился с мэтром и смог заинтересовать старого некроманта. Однако Сареф осознает, что мэтр Вильгельм вряд ли помогает по доброте душевной. Как и не особо верит в идею «величия в магии». Пока что он понял две вещи. Во-первых, некроманта действительно нельзя мерить обычными рамками. Порой он весьма эксцентричен и ломает устоявшиеся шаблоны. Во-вторых, он ничего не делает просто так. То, что Сарефу сначала казалось странным, в конце часто оказывалось до ужаса эффективным в том или ином деле. Как и Сареф, он скрывается внутри человеческого общества, больше не причисляя себя к людям. Его не сковывают рамки морали или общественного мнения. Однажды он может стребовать все долги с Сарефа не самым приятным способом. Вампир понимает это, но сейчас он зависим от мага. — Нашел. — Некромант поднимает над головой бронзовую урну и внимательно осматривает со всех сторон. После поднимается и ставит предмет на парту Сарефа. — Не смог прочитать, говоришь? Не обращался к мэтру Ценеру? — Спрашивает чародей. Да, можно было бы обратиться к преподавателю языков, мэтр Ценер — один из лучших специалистов-переводчиков не только в Манарии. — Не обращался. В этой книге могут быть запрещенные знания, поэтому я посчитал опасным показывать кому-либо. — Отвечает Сареф. — Молодец. — Кивает мэтр Вильгельм. — Чего у тебя не отнять, так это осторожности. Знать содержимое книги тебе пока не нужно. Лучше скажи, что это? Наставник переключает внимание студента на бронзовую урну. Сареф внимательно осматривает предмет с близкого расстояния, порой чуть не касается кончиком носа. Темно-коричневая урна не выглядит такой уж древней, кажется, что за ней постоянно ухаживали. На поверхности нет никаких знаков, например, орнамента или следов использования. — Трудно сказать, для чего она применяется. — Отвечает Сареф. — Применяется? — Переспрашивает мэтр Вильгельм. — Да, она выглядит так, будто за ней постоянно ухаживают. Это точно с раскопок? — А, вот что ты имеешь в виду. Мы действительно откопали её. Сохранность объясняется магией. Тебе все еще нечего о ней сказать? Сареф задумался. Система не отреагировала на урну, словно в ней нет ничего магического. Однако мэтр Вильгельм уверен в магических свойствах. Да, существуют различные чары, которые могут уберечь предмет от воздействия неблагоприятной среды или времени, но обычным визуальным осмотром сказать юноше нечего, раз Система не видит в находке ничего примечательного. — Могу я посмотреть, что внутри? — Возможно, будет какая-то подсказка в содержимом урны. Если сама емкость сохранилась, то есть шанс, что в целости и хранимое. — Не имеет смысла, она пуста. — Пожимает плечами некромант. — В таком случае мне больше нечего сказать. — Сдается Сареф. — Ха, тогда слушай внимательно. Это необычная емкость. — Чародей начинает прохаживаться по комнате. — Это Кувшин Палитры. Всего существует шесть таких сосудов. Секрет подобных предметов не в самой емкости, а в том, что они могут хранить. — В них хранят краски? — Под «палитрой» Сареф понимает инструмент для смешивания красок. Конечно, довольно странная форма для палитры. — Например, заливают краски разных цветов, перемешивают и получают новый оттенок? — Если ты говоришь о рисовании, то не совсем. Кувшин хранит воспоминания. При этом способен разделить память на конкретные… м-м, «цвета», если тебе будет так проще. — Продолжает объяснение маг. — Перенос и разделение памяти? Ничего себе. — Понял теперь? — Усмехается мэтр. — Я могу «слить» в кувшин воспоминания Мясника? — Да, теперь Сареф понимает, что некромант не просто так достал такую вещь. — Именно. Ментальный барьер в твоем сознании долго не продержится. Тебе потребуется семь лет ментальных тренировок, чтобы обходиться без него. И я не смогу установить его ранее, чем через три месяца после разрушения предыдущего. — Маг сообщает то, о чем раньше не говорил. — Почему? — Сареф полностью отрывается от Кувшина Палитры. — Как звучит «закон абсолюта»? — В сторону студента летит встречный вопрос. — Абсолютной магии не существует. — Сразу отвечает Сареф. — Вот и ответ на твой вопрос. Чем больше достоинств имеет магия, тем больше получает недостатков. — Понял. — Кивает юноша. — Как пользоваться этим? — О, это целая цепочка ритуалов. Я их проведу самостоятельно. Приступим к разделению памяти после турнира. — Позвольте вопрос, закон абсолюта должен действовать и для Кувшина Палитры? Что произойдет от такого вмешательства в память? Мэтр Вильгельм с улыбкой разводит руками. Остаток занятия посвятили практикам в ментальной магии. В общежитие Сареф возвращается уже довольно поздно. Не может перестать думать о переносе памяти Кольного Мастера в Кувшин Палитры. Раз ментальный барьер недолговечен, то действительно придется рискнуть. Сареф не хочет снова терять контроль. Мысленно поправляет себя: он не потеряет контроль, он потеряет независимость собственных ментальных моделей. Как рассказывал мэтр Вильгельм, каждый человек имеет определенные ментальные модели, определяемые генетикой, воспитанием и окружением. Именно согласно этим моделям определяется характер и наклонности. И через них же люди смотрят на мир и видят его по-разному. Ментальные модели помогают упрощать действительность, но при этом не позволяют смотреть на мир абсолютно объективно. Только тот, кто не имеет ментальных моделей, может видеть мир таким, какой он есть на самом деле. Все остальные смотрят через очки, и не важно, розовые или солнцезащитные. Некромант давал другую аналогию, но Сарефу оказалась ближе именно концепция очков, еще не изобретенных в этом мире в привычном для юноши понимании. Сейчас Сареф несет в себе сразу пять ментальных моделей: собственную, Бенедикта Слэна, Деррила, Ганмы и Мясника. Из приобретенных только модель Ганмы не уступает по влиянию данной от рождения. От Бенедикта и Мясника получил значительный кусок. От Деррила лишь жалкие обрывки. Если Бенедикт и Ганма легко сосуществовали, то мировоззрение Мясника во многом им противоречит. И так как по факту все модели являются одним целым, это неминуемо приведет к помешательству. Сареф вполне может поблагодарить себя, что не стремился опустошать всех подряд, иначе дошел бы до ручки гораздо раньше. Закон абсолюта и тут действует: такая способность, как «Кровавый пир», не может не иметь побочных действий. Чем невозможнее способность, тем неминуемее расплата. Примерно с такими мыслями Сареф старается заснуть. Завтра будет целый ряд соревнований, на которых завершится командный зачет. Скорее всего организаторы придумают что-то другое. Студент магической академии ворочается в кровати, но мысли продолжают атаковать. Сареф подносит правую руку в виску и начинает крутить невидимый ключ. Довольно заковыристая ментальная магия, которая затыкает внутренний диалог и погружает пользователя в сон. И даже она имеет побочное действие: утром проснуться будет гораздо сложнее. Как и обычно, Сареф утром не вспомнит момент, когда именно мозг перешел в спящее состояние.Глава 9
Следующий день начинается точно так же, как и предыдущий. На сегодня запланировано куда больше матчей, так как на командный зачет отводится ровно два дня. Как и ожидалось, за ночь арена была переоборудована, сегодня соревнования пройдут в ином формате. Сареф всматривается в дымку над полем арены. Скоро мейстер Гимлерик с центральной трибуны представляет новые правила для сегодняшнего состязания. Магический туман рассеивается и показывает, что скрывал настоящий лабиринт, возведенный буквально за одну ночь. Точнее, он не возведен, а прокопан в самой земле арены. При этом лабиринт частично все еще скрыт туманом, а именно от глаз зрителей закрыты большинство ходов лабиринта. Оказывается, что совет академий неожиданно решился на изменение традиций. Командный зачет будет завершен прямо сейчас, где выступят три команды из трех человек от каждой академии. Получается, что младшие, средние и старшие курсы впервые за долгие годы будут противоборствовать без ранжирования по сроку обучения. Известие ожидаемо вызывает бурное обсуждение, ведь каждая команда сама за себя. От каждой академии три команды по три человека, значит, придется соревноваться не только с соперничающими академиями, но другими командами собственной. Хотя правильнее будет объединиться. Сареф не удивился, когда Йоран позвал его в команду вместе с Элизабет. Все же они сейчас являются одними из лучших студентов младшего курса. Через какое-то время все команды попросили спуститься с трибун и занять определенные входы в лабиринт. Вампир смотрит на высокие стены из черного гранита: где-то за ними должна находиться цель состязания. Понятно, почему их заставили спуститься, ведь туман будет окончательно рассеян перед началом состязания, чтобы зрители на трибунах могли наблюдать за действиями участников. Таким образом никаких подсказок участники получить не смогут. Йоран Тискарус объясняет свой план с объединением со средними и старшими курсами Фернант Окула. В командном зачете это логичный ход, ведь победителем будет по факту та или иная академия. — Так просто не будет. Они наверняка сделают так, что команды из одной академии начнут максимально далеко друг от друга. — Произносит Элизабет Викар. Сареф согласно кивает, она быстрее него раскусила план организаторов, ведь они не знают, какие команды находятся рядом с ними. — Значит, они специально подстроят так, что мы столкнемся сначала именно с другими академиями? — Задумчиво спрашивает Йоран сам себя. — Но важно не это. Правила о ведении боя тоже ведь изменили. — В очередной раз девушка обращает внимание на самую важную деталь. Сареф не знает, имеет ли она какой-либо реальный боевой опыт, но вынужден признать, что скорость и глубина её мыслей намного опережает возможности вампира. Он-то начал размышлять об ориентировании в лабиринте, упустив из виду, что в сегодняшнем состязании разрешены любые виды нелетального противостояния. Организаторы наверняка построили маршруты таким образом, чтобы команды сталкивались друг с другом. Смотреть на то, как участники просто бродят, неинтересно. — Хм… — Йоран задумался куда сильнее. Он точно пытается придумать верную тактику как неформальный лидер команды. Сареф не собирается становиться лидером, предпочитая работать в одиночку или на втором плане. А лидер — это человек, на которого всегда обращено много внимания. Элизабет Викар тоже не примет на себя командные обязанности, так как это противоречит нормам здешнего общества, где это считается исключительно мужской ролью. — Ладно, тогда будем идти осторожно, а в случае столкновения нужно будет ударить первыми. — Излагает свой план Йоран. — Хитрость соревнования в том, что излишняя осторожность может сыграть против нас, так как цель не в том, чтобы одолеть соперников в бою. Победит лишь та команда, которая дойдет до центра лабиринта и заберет цель. — Дипломатично возражает дочь епископа. — Согласен, мы должны первыми дойти до цели. Правда, нам явно специально не сказали, что именно расположено в центре лабиринта. Там может быть хитрость. — Поддерживает девушку Сареф. — Мы должны применить противоположную тактику. — Предлагаете напротив идти нагло и быстро? — Переспрашивает Йоран. — Да, так как осторожный подход самый очевидный, к нему многие команды прибегнут. — Кивает Элизабет. — Тогда решено. Повторим вчерашний успех и стремительно завершим соревнование. — Хлопком ладоней Йоран Тискарус заканчивает обсуждение. Вскоре начинают трубить рога, и перед участниками открываются ворота в лабиринт. Первым идет Сареф, так как его реакции может хватить на внезапную атаку. Посередине идет Элизабет — ядро магической силы команды. В случае опасности она сможет помочь как Сарефу, так и Йорану, который прикрывает тыл. Сареф понимает, что реальный бой совсем не то же, что и магическое состязание. Скорее всего в схватке на смерть именно он будет самым сильным из троицы, так как готов нанести смертельный удар без промедлений. Те, кто не ходил на грани, могут запаниковать или хотя бы колебаться перед убийством. Уже и не понять, от кого проистекает подобная уверенность: Бенедикта, Ганмы или Мясника. Сама арена не настолько большая, чтобы сделать действительно запутанный лабиринт, поэтому создатели потрудились над тем, чтобы ориентирование действительно было сложным. Небо над головой никуда не пропадает, чтобы зрители могли сверху наблюдать за участниками. Это помогает ориентироваться по сторонам света, сейчас совсем не так плохо, как это было в подземельях Мясника. Первая трудность возникает почти сразу, так как проход перед Сарефом внезапно закрывается, а справа в стене появляется новый. — Они могут перестраивать лабиринт на ходу. — Восклицает Йоран. — Как в нем вообще искать верный путь? — Они не будут делать это просто так. Таким образом скорее всего попытаются свести команды, чтобы увидеть противостояние. — Заключает Элизабет. — Однако, вы заметили странность? — Какую? — Спрашивает Йоран. — На арене неестественно тихо. — Отвечает девушка. — Похоже на звуконепроницаемый барьер. — Откликается Сареф. Он это заметил давно, так как параметр Озарения позволял услышать гомон многочисленных зрителей. Трибуны не смогли бы хранить такое молчание, значит, участники состязания просто не могут слышать. — Если так, то может быть, что не услышим бой в другой части лабиринта. — Йоран высказывает очевидную версию, которая не сильно поможет в преодолении лабиринта. Они продвигаются вперед, пока не замирают на перекрестке сразу шести дорог. Троица внимательно смотрит на каждый, но визуально проходы ничем не отличимы. Три хода ведут к центру арены. — Я попробую ментальную разведку. Приглядите за обстановкой. — Говорит Сареф и проводит линию на лбу до виска, активируя «Продвинутое чтение». Под внутренним оком пространство знакомо искажается. В ментальном плане не существует понятий глубины или перспективы. Лучшие маги разума наверняка могут создавать фотореалистичную картинку, но Сареф пока вынужден тратить время на расшифровку поступающих сигналов. Внезапно ментальный щуп натыкается на непреодолимую преграду. Сареф против воли вздрагивает при виде черной стены, по которой бегут потоки неестественно ярко-алой крови. Ручейки собираются в незнакомые руны и фигуры. Чувство иррационального страха заставляет прекратить сеанс, словно просыпаясь от кошмара. — Что-то не так? — Элизабет Викар замечает выражение лица Сарефа. — Натолкнулся на чью-то защиту. Где-то поблизости может быть другая команда. — Вампир быстро берет себя в руки. Он не сказал, что уровень той ментальной защиты был беспрецедентный. «Может ли быть так, что это кто-то из старших курсов? Нет, такой барьер может поставить только чародей от уровня старшего мага», — Сареф глубоко дышит и собирается попробовать повторно. Ментальная магия не только сложна в обращении, но еще опасна против другого менталиста. Используя «Продвинутое чтение», Сареф открывает собственный разум, а значит, может быть с легкостью контратакован другим магом разума. А при разнице в силах и уровне освоенности, можно неосторожными действиями вырыть себе могилу. Странно, но от чудовищного барьера ни следа. Всё становится куда сложнее, ведь получается, что владелец барьера почувствовал Сарефа и скрыл присутствие. К такой тактике прибегнет только уверенный в себе противник. — Внимание. — Тихо произносит Йоран, выглядывая из-за угла. Для проведения разведки они вошли в один из ходов. Стоять на перекрестке было бы глупо. Из крайнего хода с левой стороны появляется группа из трех учеников с атрибутами Альго. — Средний курс Альго. Я знаком с семейством одного из них. — Тут аристократам действительно легче ориентироваться благодаря многочисленным знакомствам. Сареф прекращает разведку. Можно по-тихому уйти, либо устроить засаду. В сегодняшнем состязании бои разрешены, поэтому можно попробовать вывести из строя одну из команд со всеми вытекающими последствиями и опасностями. — Они идут сюда, даже не скрываются. Атакуем, как только подойдут? — Думает над решением Йоран и уже начинает разминать руки для сотворения магии. — Это лишь миражи. — Тихо произносит Элизабет. В очередной раз Сареф удивленно смотрит на нее, он только собирался сказать то же, ведь заметил магическую подделку «Продвинутым чтением». — Разве? — Переспрашивает Йоран. — Они не переговариваются, не меняются в лице и идут одной походкой. — Поясняет девушка. «Распознать мираж по мимике и походке? Неплохо. Неопытному магу действительно будет трудно создать для сразу трех миражей реалистичное поведение», — думает Сареф. — Мы можем использовать это против них. Ведь я видел их истинное местоположение. — Высказывает точку зрения Сареф. — Но мы можем просто уйти, ведь цель состязания не в боях. — Напоминает Элизабет. — Впереди столкнулись сразу три команды. Мы выйдем к ним, какой путь не выбери. — Рассказывает юноша об увиденном через ментальную разведку. — Чтобы не оказаться втянутыми в бой, нужно подождать. Если будем ждать, эти нас заметят. — Понятно, все-таки организаторы специально будут стравливать команды между собой. — Кивает Йоран. — Тогда поступим следующим образом…Глава 10
Сареф провожает взглядом троицу миражей, находясь под маскировочным заклятьем Элизабет Викар. Конечно, он мог бы использовать боевое искусство духа, чтобы вступить в схватку, ведь разрешили любой вид боя. Но сейчас важно показать себя именно магом и командную работу: помимо главной цели в глубине лабиринта команды зарабатывают очки за действия. Сареф уверен, что кроме зрителей за каждой командой наблюдает маг от академии для присуждения или отнятия баллов. Не исключено, что наблюдатели находятся прямо в лабиринте, чтобы быстро перестраивать его и не допускать смертей. Средний курс Альго использует проверенную тактику, где неосторожный противник клюнет на мираж и выдаст местоположение. Будь Сареф на их месте, то держал бы наготове заклятья, нацеленные прямо на миражи и область вокруг них. Слабостью тактики является возможность атаковать кукловодов, минуя миражи. В лабиринте подобная слабость может стать роковой, если местоположение настоящих магов раскрыто. Вампир выходит в тот момент, когда студенты Альго прошли мимо него. При этом пришлось подождать, чтобы Йоран выскочил перед миражами и атаковал. Как и ожидалось, команда противников решила, что кто-то попался в ловушку. Миражи тут же исчезают, а в Йорана летят сразу три серебряные ленты. Это среднее по мощности боевое заклятье, так как правилами запрещено использовать летальные чары. Но даже так попадание сразу трех надолго выведет из боя, поэтому Элизабет успевает накинуть на товарища магический щит. Сареф не видел её колдовства, но не удивится, если она справилась без слов и жестов. Яркие вспышки показывают результат столкновения магии и надежно приковывают внимание оппонентов. Сареф появляется за их спиной, сильно сжимает невидимый шар между рук и резко разводит ладони. Вслед этому гремит хлопок воздушного взрыва.Название: «Воздушный пресс» Тип: стихийная магия Ранг умения: С Уровень освоенности: 22 % Описание: стандартное заклятье стихии воздуха, сжимающее объем воздушного пространства в замкнутую сферу. Сжатие создает гидравлическое давление, которое повышается с уровнем освоенности и магических сил. При спуске происходит резкое выравнивание давления с одновременным взрывом. Говорят, что величайшие аэроманты прошлого могли сжать тропический циклон до размера монеты и носить в кармане. Активация: пассы руками и мысленное представление сферы сжатия. Руки сжимают мысленную модель сферы, а после резко разводятся.
Неожиданная атака завершается удачно, студентам из Альго бьет в спину мощный порыв, бросающий на землю. Увы, но стихийная магия ранга выше С вряд ли скоро поддастся Сарефу, но сейчас этого оказывается достаточно, чтобы оглушить троицу студентов. Из-под их тел вырывается лоза и крепко связывает, это явно магия Йорана или Элизабет. — Неплохо, они действительно не заметили ловушку. — Йоран выглядит довольным результатом. — Без ментальной разведки Сарефа мы бы не узнали их точное местоположение. — Отвечает Элизабет. — Давайте продолжать. Студенты младшего курса Фернант Окула заходят в один из проходов, ведущих к центру арены. Насколько Сареф увидел, все три должны привести к цели. Вот только организаторы имеют другое мнение: неожиданно лабиринт начинает перестраиваться. Там, где раньше был коридор, теперь тупик. А на месте стен появляются новые проходы. — Придется снова использовать… — Йоран не успевает закончить, так как получает мощный толчок от Сарефа. Между ними вспыхивает воздух от магии студентов Сан-Фороша: перестройка заставляет две команды оказаться буквально нос к носу. — Ulamelaenen! — Выкрикивает Элизабет, и в открывшемся проходе будто фейерверки начинают взрываться. Белые вспышки вряд ли опасны, но вносят хаос в команду оппонентов. Сареф точно не смог бы создать это заклятье с помощью одного слова, так что очень хорошо, что в их команде есть такая волшебница. Острая боль пронзает ладони, «Воздушный пресс» всегда болезненно отдается в руках, между которых строится магическая модель сферы сжатия. Чем сильнее пытаться сжать невидимый «мяч», тем сильнее боль и разница в давлении. Около команды противников гремит еще один воздушный взрыв, но оказалось, что они уже успели поставить сильный магический барьер. Это не те студенты, с которыми встречались вчера. Команду Сарефа организаторы столкнули со старшим курсом Сан-Фороша. Эта троица уже совсем рядом со званием настоящего мага, так что с ними не будет легко. Это объясняет, почему они успели так быстро выставить защиту. Начинается перебрасывание магией, где скорость сотворения заклятий подчас становится важнее силы. К счастью, в команде есть настоящий гений от мира волшебства — Элизабет Викар. На барьере вражеской команды вспыхивает сияющая белым светом окружность, а вот атака студентов Сан-Фороша врезается в барьер со стороны команды Фернант Окула. Сареф не заметил каста Йорана, значит, это дело рук Элизабет. Вампир также не почувствовал промежутка между активацией заклятий. «Двойной каст! Неплохо, я не могу так даже с простой магией», — Сареф действительно восхищен, так как творить сразу два заклятья неимоверно трудно. Словно решать две сложные задачи на абстрактную логику и математический счет одновременно. Следом в воздухе сталкиваются две волны магии, это уже дело рук Йорана и кого-то из вражеской команды. Тем временем светящаяся окружность ломает барьер команды Сан-Фороша, приходит черед Сарефа. Студент выдыхает весь воздух из легких, это не сложная магия, но малоизвестная среди тех, кто не специализируется на алхимии. Сареф рассчитывает, что от такой атаки оппоненты не успеют придумать защиту.
Название: «Изменение состава» Тип: алхимия Ранг умения: B Уровень освоенности: 13 % Описание: стандартное заклятье алхимиков, меняющее молекулярный состав газов, жидкостей и твердых материалов. В зависимости от уровня освоенности маг-алхимик может взаимодействовать с большим количеством типов веществ в самых причудливых реакциях вплоть до атомного уровня. Доподлинно известно, что мастера алхимии могут превращать свинец в золото, а воду в вино. Активация: полностью выдохнуть. Стандартная диаграмма Ханна (очерчивание окружности одной рукой) и от трех до пяти линий второй рукой в нужной пропорции для каждой отдельной реакции. Разные химические элементы требуют разного угла наклона линий на диаграмме. Словесная формула: Arununder mastashi.
К счастью, алхимия дается куда лучше стихийной магии, раз Сареф смог овладеть заклятьем B-ранга. Очень трудно произнести что-либо после полного выдоха, но и нарушать условие активации, оставив немного воздуха, тоже нельзя. Однако Сареф много времени потратил на тренировку этой магии, так что активация получается с первого раза. Происходит эффект, который задумывал юноша. Текущего уровня освоенности недостаточно для того, чтобы трансмутировать жидкости и твердые материалы, как и полностью менять молекулы газов, но достаточно, чтобы изменить процентное соотношение газов в определенной области. Еще из прошлой жизни Сареф помнит, что воздухе больше всего азота, потом примерно в три-четыре раза меньше кислорода и совсем незначительное количество других газов. Кислород является важнейшим элементом для дышащих существ, и его резкое изменение может привести к серьезным проблемам. Студенты Сан-Фороша были готовы к разнообразным атакам, но не учли подобного подхода. Вокруг них в воздухе процентное отношение кислорода падает примерно до 2 %. Подобный перепад при следующем вдохе вызывает закономерные трудности с дыханием. Двое из команды оппонентов тут же теряют сознание, последний с трудом сохраняет равновесие, его явно мучает сильнейшее головокружение. Кислородное голодание вкупе с азотным отравлением делает их неспособными продолжать бой, так что Элизабет и Йорану больше не нужно тратить ману. Проходит гораздо меньше времени, нужного для смерти, как состав воздуха возвращается к установленному природой уровню. Это не та магия, которой можно уничтожать армии, но в герметичном помещении может оказаться жестокой вещью, так как атака незримая. Над телами противников плавают шары красной энергии — знак поражения. — Думаю, нас никто не сможет остановить. — Довольно улыбается Йоран. — В вашей компании чувствую себя третьим лишним. В голосе однокурсника не слышно обиды, скорее подтрунивание. — Отыграешься в личном зачете. — Пожимает плечами Сареф. Командное соревнование, конечно, интересно для зрителей, но все точно ждут начало дуэлей один на один. — Обязательно. Нам желательно взять все три призовых места. — Кивает Йоран. — Думаешь, в личном зачете тоже не будет деления по курсам? — Элизабет встает посередине группы. — Трудно сказать. Ты вполне сможешь дать прикурить старшим курсам. — Отпрыск рода Тискарусов становится позади девушки. — Сареф, а ты? Справишься в поединке со старшекурсником? — Ну… Нет, наверное. Там не получится напасть внезапно. — Сареф встает в авангарде и продолжает путь по лабиринту. Вампир безусловно уверен в своих силах, но магический поединок на арене — это совсем не то же самое, что бой насмерть в темном переулке или на полях сражений. Дуэль имеет правила, которые больше ограничивают, чем помогают. Внезапно земля вздрагивает, стена по левую руку оседает и рушится. Троица прижимается к противоположной стене. В воздухе кружится облако пыли. «Что это такое? Это не перестройка лабиринта, кто-то специально илислучайно обрушил стену», — Сареф пытается разглядеть товарищей. Элизабет оказывается лежащей на земле, большой камень при падении придавил левую ногу. Вампир удивлен выдержке, боль наверняка адская, но девушку лишь бьет дрожь. На её глазах выступили слезы, но рот плотно сжат. Сареф хватается одной рукой за массивный камень и отбрасывает его в сторону. Только после этого понял, что сглупил. Обычному человеку не хватит одной руки, чтобы отшвырнуть такой кусок каменной стены. Вампир внимательно смотрит на девушку, но та, похоже, не обратила на это внимания, полностью поглощенная болью. Йорана студент Фернант Окула еще не видит в оседающей пыли, он тоже не должен был заметить, какой Сареф «силач». Но в случае чего вампир сошлется на использование энергии духа.
Название: «Аура благословения Кадуцея» Тип: божественная сила Ранг умения: S Уровень освоенности: 17,1 % Описание:…
Мягкий свет окутывает поврежденную ногу. Переломов вроде нет, во всяком случае видимых. Сареф ловит взгляд Элизабет, и та кивком разрешает взять её за ногу. Вампир аккуратно отодвигает разорванную штанину, обломок стены самым неудачным образом упал острой гранью. Рана выглядит паршиво, но божественная сила Кадуцея уже сняла боль и постепенно закрывает рану. Элизабет закрывает лицо руками, хотя по мнению Сарефа в слезах нет ничего постыдного. Где-то рядом разносится перестук камней: Йорану приходится перелезать через завал, чтобы достичь товарищей. Йоран не стал что-либо спрашивать, всё и так видно. К тому же их могут услышать те, что разрушил стену. Все замирают, когда несколько камней с вершины завала поднимаются в воздух и явно нацеливаются на группу студентов Фернант Окула. Все-таки это засада.
Глава 11
Каменные обломки устремляются на троицу волшебников. Манипулирование объектами довольно распространено среди магов, так как создать камень из чистой магии энергозатратнее, чем метнуть поднятый с земли. Йоран поспешно пытается установить защиту, но не успевает сотворить нужные жесты быстрее летящих камней. В таких случаях могут помочь только те заклятья, которые нуждаются лишь в мысли. Сарефу приходится использовать энергию духа. Хоть сейчас она не под запретом, но на магическом турнире очков ему не прибавит.Название: «Школа Стальной Крови» Тип: способность духа Ранг умения: A Уровень освоенности: 15,7 % Описание: направление в Школе Духа, изучаемое в Стилграде. Умение включает в себя все приемы боевого искусства. Адепты этой Школы добились высот в способности укреплять тело энергией духа. Стальная Кровь — общее название методики уплотнения циркулирующей энергии. Благодаря ей, тело адепта становится буквально вылитым из железа, что позволяет выдерживать самые немыслимые повреждения. Также последователи этой школы отличаются очень высокой выносливостью благодаря искусственному замедлению циркуляции энергии духа в теле.
Еще одним преимуществом Стальной Крови является невидимость активации. Школа Белого Пламени заставляет энергию духа буквально бурлить и пылать, такое не скрыть. А вот техника Мясника напротив замедляет циркуляцию, делает энергию плотной и вязкой. К сожалению, эти две Школы нельзя между собой комбинировать. Сареф скачком поднимается по насыпи и кулаком встречает летящий валун. В лицо летит облако осколков, камень раскололся и потерял импульс. Стальная Кровь делает тело менее подвижным, но Сареф все равно успевает ударить ногой соседний камень, сместив линию атаки. В тело врезается третий камень, но травму нанести он не способен. Вампир быстро движется вперед, перехватывая каждый камень. В соседнем коридоре стоит вражеская команда. По всей видимости, они засекли движение через стену и обрушили её. Вероятно, в их команде есть способный студент в стихийной магии земли. Младший курс Альго явно не ожидал, что противник взбежит по груде камней, голыми руками отбивая снаряды. В грудь впечатывает магический удар, это «Толчок» — самая элементарная боевая магия. Но вампир этого даже не заметил, его Стойкость сейчас непробиваема для подобных атак. Кулак ломает нос управляющему камнями, после Сареф налетает на соседнего с жестоким ударом в солнечное сплетение. В лопатки врезается еще один «Толчок», но Сареф уже смотрит в глаза третьего мага, а после провожает взглядом падающее тело. Над командой противника поднимаются красные шары. В подобных ситуациях вампиру действительно сподручнее полагаться на боевое искусство. — А ты хорош. — Произносит Йоран, помогая Элизабет перебраться через завал. — В работе авантюриста мне часто приходилось полагаться на тело и оружие. — Туманно отвечает Сареф и продолжает залечивание раны дочери епископа. Целительная сила полностью затягивает рану, к счастью, обошлось без переломов. «Может, хоть за это получу баллы», — размышляет Сареф и прикидывает, куда идти дальше.
В этот момент вновь начинается перестройка лабиринта, теперь уже от лица организаторов. Они оказываются в длинном коридоре, который выходит на площадку двадцать на двадцать метров. Там появляются все три команды от академии Месскроуна и команда Сарефа. Больше команд нет, значит, остальные выбыли из состязания. Взгляды студентов Фернант Окула устремлены на группу из девяти человек. «Они сумели связаться и найти друг друга в лабиринте. А после числом задавили встреченных противников?», — такой расклад по мнению Сарефа вполне возможен. Неожиданно на площадке появляется каменный пьедестал, с которого в воздух поднимается синий шар. Он явно магический, это видно по испускаемой магической энергии. Следом зарядил сильный дождь, хотя сегодня погода была ясная. — Значит, это то, что нам нужно захватить для победы? — Спрашивает Йоран. — Думаю, да. Но не знаю, что это такое. — Отвечает Сареф. По правде говоря, для Системы незнание Сарефа не проблема. Трудность в том, что будет трудно объяснить наличие информации о таком.
Предмет: Орб души Мизумоно Уровень предмета: SS Описание: в шар заключена душа великого архимага прошлого по имени Мизумоно. Архимаг жил в далеких землях Детей Дождя. Неизвестно, почему чародей решился поместить душу в орб, однако, позаботился о том, чтобы никто не догадался об истинном предназначении вещи. За 898 лет истинное предназначение предмета раскрыто: 2 людям.
…истинное предназначение предмета раскрыто: 2+1 людям.
…истинное предназначение предмета раскрыто: 3 людям.
Вампир обращает внимание на динамическое изменение описания. Выходит так, что Сареф стал всего третьим человеком в истории, кто узнал, что это такое на самом деле. Но никакой практической пользы от этого Сареф не видит в настоящий момент. «Как это можно захватить? Победив объединенную команду Месскроуна?». Оппоненты тоже не спешат что-либо делать, наверняка думая над теми же вопросами. — Итак, есть планы, как победить их? — Спрашивает Йоран. Ливень становится только сильнее. — Будет проблематично, но шансы есть. — Пожимает плечами Сареф. — Мы тоже не лыком шиты. Элизабет, есть что-нибудь, бьющее по большой площади? Девушка отвечает не сразу, лишь убирает мокрые пряди с лица. Сарефу кажется, что она совсем сникла, увидев команду противников. Рана уже не должна тревожить её, а по силе здесь она превосходит всех. — Извините, здесь я не смогу помочь. — Тихо произносит девушка. Йоран в шуме дождя не услышал, но вот слух вампира различил слова. Мисс Викар будто специально произнесла настолько тихо, чтобы товарищи не услышали. — Без проблем. Просто стой позади. Йоран, беги к этому шару и попробуй схватить. Только не забудь установить защитный экран. — Командует Сареф. Напарники удивленно смотрят на него. Элизабет крайне удивлена, что Сареф услышал её слова и принял их как данность без вопросов и возражений. Йоран же не сразу понял, что в этом испытании им придется выйти вдвоем против девятерых. Команды Месскроуна больше не оставляют времени на обсуждение, начиная приближаться к центру площадки. Сареф срывается с места и перегораживает проход к шару, чем вызывает усмешки со стороны противников. Студент Фернант Окула понимает, что в рамках магического состязания у него нет шансов в таком противостоянии. Группу окружает трехслойный магический барьер. Двое наготове держат наступательные чары выше средней мощности. Они держатся в правильной формации и вполне уверены в победе. Система исправно выдает информацию о любой магии, на которую пристально смотрит Сареф. Но проблема не в численном превосходстве, Сареф прокручивает в голове все возможные комбинации. И любая приводит к смерти от одного до четырех противников, что недопустимо в такой ситуации. В последнее время вампир сосредоточился исключительно на выживании, он выйдет победителем в схватке до смерти, но скован в подобных играх. При этом ему не победить сейчас без подключения всей силы и настоящей своей специализации. Позади раздается треск электричества, Йоран не может схватить орб из-за «Треугольной закупорки». Эта разновидность барьера активизировалась только при приближении однокурсника. Её легко снять, но условием снятия является участие трех человек сразу. Им ни за что не победить таким образом. Элизабет так и не вошла на площадку и помогать точно не будет. — Йоран, бесполезно. — Громко говорит Сареф. — Я уже понял. Мы сдаемся. — Махнул рукой студент из рода Тискарусов. Над их головами тут же загораются красные шары. Из команд чужой академии раздается смех и освистывания. Вампир по этому поводу ничего не почувствовал, кроме облегчения, сейчас ой как не хочется бередить ментальный барьер в сознании. А вот Йоран явно недоволен исходом, это видно по нервному покусыванию губы. Команда Месскроуна без труда снимает барьер и забирает орб. В этот момент состязание завершается. Троица студентов из Фернант Окула стоит поодаль и смотрит на ликующих оппонентов. В этот момент к ним подходит принц Фрад, вошедший в лабиринт в команде младшего курса Месскроуна. — Не переживайте, это просто состязание. Участие ведь тоже важно? — Принц с довольным видом смотрит на Йорана и Элизабет, Сарефа будто предпочитает не замечать. — Вы правы, ваше высочество. Поражения тоже дают ценный опыт. — Дипломатично откликается Йоран. — Угу, угу. Кстати, Элиз, ты молодец. Встретимся вечером. — Принц разворачивается и уходит к своим. Теперь Сареф понимает, почему Элизабет отказалась помогать. «Будущий муж заранее запретил мешать своей команде?», — Хмыкает про себя вампир. «Ничего удивительного, что Элизабет не выступила против него. Из нас троих ей должно быть обиднее всех». — Ну, давайте возвращаться. Думаю, можем рассчитывать на второе место. — Йоран беззаботно направляется к выходу. Он точно быстрее Сарефа должен был понять мотивы Элизабет, так как крутится в этих кругах с рождения. В прошлой жизни женщины в обществе были эмансипированы, так что такое могло бы посчитаться странностью. Не дикостью, патриархальные устои все равно были довольно сильны, но просто странностью и больше следствием слабохарактерности. Девушка молча направляется за Йораном, на трибунах не задерживается, а сразу уходит в общежитие. Здесь Сарефу помочь ей нечем. У выхода с трибун юноша замечает мантию мэтра Вильгельма, поэтому быстро нагоняет. — Учитель, вы уже отлучились? — Сареф знает, насколько некромант не любит общаться с неинтересными для него людьми. Многие уже привыкли, что мэтр Вильгельм может под разными предлогами покинуть банкет или совещание в первые же минуты. — Разумеется. Сбежал, как только вы закончили. Мне досталось место рядом с ректором Месскроуна. Редкостный имбецил и хвастун. — Подтверждает догадку маг. — На тебя наложили проклятье нерешительности? — А? — Б. Ты же даже не старался. — Вот вы о чем, наставник. Я просто посчитал это нецелесообразным. — Поясняет Сареф. — Сложно быть слишком сильным, да? — В голове чародея слышен сарказм. — Нет, дело не в этом. Не хочу привлекать к себе много внимания. Не хочу давать о себе много информации. И не хочу сильнее нарушать тишину в сознании, ведь в прошлом рейде пришлось ослабить поводок. — Что же, абсолютно верный подход. Власть завоевывается умом, а не силой. Посмотрим, как у тебя получится выехать на первое место в личном зачете без задействования своих сильных сторон… — Мэтр, а что это был за шар в лабиринте? И зачем этот дождь? — Не поверишь, именно этим хвастался ректор Месскроуна. Приобрел красивую перделку и уговорил всех выставить как главную цель в лабиринте. Увы, тренировками в магии не избавить человека от пороков… — Кстати, мэтр. В лабиринте я ментально нащупал такое, чего там быть не должно. — Перебивает Сареф. — На что это было похоже? — Интересуется чародей. — На предупреждение о неминуемой гибели, если подойти слишком близко. — Рассказывает юноша о замеченной ментальной «стене в крови».
Глава 12
Солнце садится за горизонтом, бросая последние лучи на долину смерти. Здесь уже тысячу лет не растут даже сорняки, постоянно безветренная погода и ядовитые испарения из разломов в земле. Но примечательна долина не природными условиями, а огромной черной башней в самом центре. Никто не скажет, как давно она здесь. Никто никогда не видел в ней дверей или окон. Никто не слышал имени владельца или замысла строителя. Никто никогда уже не узнает, даже смотрящий на неё является здесь пришлым и лишь использует образ Мхтаранг Окула для личных целей. Стоит пересечь долину, как уже удается рассмотреть массивные цепи, опутывающие башню. Они кажутся несокрушимыми, толщиной с бревно: такова сила того, кто первоначально воздвиг барьер. Но видно, что возле башни лежат упавшие звенья. Некоторые цепи разорваны. Другие будто подточила невероятная коррозия. С части цепей бесконечно срываются вязкие алые капли. Путник подходит вплотную к монолитной стене. На ней тут же вспыхивают магические фигуры, синхронизированные в единую систему контроля и инверсии безумия. Смотрящий долго концентрируется на печатях, после чего на башне возникает новая цепь, которая сразу переплетается с соседними. Творящий чувствует сильную усталость, на этом стоит завершить. Сареф открывает глаза, магическая руна на лбу угасает. Ментальный барьер требует ежедневной подпитки, иначе потеря контроля над поглощенными душами неизбежна. Такая магия, разумеется, имеет минусы, ограничивая возможности владельца. За окнами уже светлеет небо, скоро начнется новый день, а пока стоит урвать пару часов сна. Ближе к полудню Сареф вместе с остальными вновь приходит на арену. Как и ожидалось, на первом месте в командном зачете оказывается академия Месскроун. После по набранным очкам выходит Фернант Окула, а далее Альго. На следующий день после лабиринта арена вновь возвращена в прежнее состояние. Сегодня пройдут личные зачеты, причем младшие и средние курсы будут участвовать вместе, а старшие между собой. Сареф не знает причину спешки, обычно турнир вполне мог растянуться на пять-шесть дней, но организаторы хотят закончить его уже сегодня. Юноша сидит рядом со студентами Фернант Окула, но как обычно не принимает в разговорах большого участия. Разумеется, сейчас все обсуждают грядущие поединки и их правила. Их действительно имеет смысл знать наизусть, так как нарушение приведет к дисквалификации. Сегодня ночью Сареф составил тактику боя с различными соперниками, чтобы удовлетворять правилам. Разумеется, любые летальные чары запрещены, как и нанесение серьезных травм. Бой длится две минуты и завершается по времени с подсчетом очков, либо при сдаче или неспособности продолжать дуэль. Да, формат дуэльный, противники начинают в десяти шагах друг от друга. Использование артефактов и активация заклятий до начала боя тоже запрещены. Возле каждой пары будет стоять маг, следить за соблюдением правил и присваивать очки. Судья также не разрешит использовать боевые искусства, так что победа за две секунды для вампира недостижима. В реальном бою он успеет сблизиться с противником и нанести смертельный удар. Вряд ли здесь есть студенты, кроме Элизабет Викар, кто сможет поставить барьер менее чем за секунду. Довольно детские правила, но юноша тоже имеет с этого выгоду: ему не придется показывать на публику то, что видеть всем не стоит. Нет, конечно, речь не о запрещенной магии, но класс мага хаоса со специализацией археолога Сареф считает своей сильной стороной, а знания о сильных сторонах потенциальные противники могут обернуть против вампира. Юноша не питает иллюзий, рано или поздно это случится и к этому моменту требуется получить столько сил, чтобы отпугнуть от себя любых врагов. Сареф замечает на трибуне для гостей выделенную шатром зону. Значит, сегодня действительно прибудет король со свитой министров и семейством. Пока что вампир видит лишь многочисленных стражников. Вскоре состязания начинаются. После очередных напутственных речей кто-то из организаторов создает огромный иллюзорный список сегодняшних дуэлей. Все пары выбраны случайно и рассортированы по олимпийской системе. Если Сареф доберется до финала, то пройдет через шесть поединков. Поражение в единственной схватке приводит к выбыванию из турнира. Первые дуэли будут проводиться по десять сразу, для этого арену разделяют многочисленные магические барьеры. На каждом этапе будет выбывать ровно половина от оставшихся участников, пока в полуфинале не останутся четыре претендента на звание победителя. Победители полуфинала сойдутся в финальной схватке, а проигравшие определят между собой третье место. Йоран и Элизабет оказались в других группах, Сареф с ними встретится, если они все доберутся до конца состязания. Первым противником оказывается девушка с младшего курса Альго. Разделения по половому признаку среди участников нет, так как правила не позволяют свести дуэль к кулачному бою. Юноша стоит напротив белокурой девушки, которая не отрывает взгляда от земли. Скованные жесты, отсутствие зрительного контакта, учащенное сердцебиение: ей, должно быть, очень страшно. Хотя волноваться тут не о чем. Наносить непоправимый ущерб нельзя, а стоящий рядом маг из числа преподавателей Фернант Окула явно готов вмешаться в непредвиденной ситуации. Если, конечно, успеет вмешаться. — По моей команде начинайте. — Произносит чародей и поднимает левую руку. Девушка наконец поднимает глаза на противника. — Начали! — Через двадцать секунд судья резко опускает руку.Вам противостоит Мари Фертоза.
Яркая вспышка рождается прямо перед носом девушки, заставляя с вскриком отшатнуться и отступить на два шага. Заклятье «Мимолетная вспышка» из числа простейших и способно нанести урон только тем, кто не переносит яркого света. Сареф выбрал его потому, что может активировать магию мысленно. В подобных ситуациях главной составляющей становится не сила или сложность заклятий, а скорость сотворения магии. Это подтверждают мэтр Вильгельм и учебники по магическому бою. Если ты опередил врага, значит, победил. Когда маг оказывается способен активировать сложную магию также быстро, как элементарную, то он становится бедствием для врагов. Мари Фертоза, как Система назвала девушку, не ожидала такого быстрого удара, чем дала Сарефу время на сотворение другой распространенной магии. «Толчок» создает удар магической силой. Чем больше маг вложит маны, тем сильнее будет удар. Вчера в лабиринте Сареф уже почувствовал на себе действие этой магии, но Стальная Кровь нивелировала урон. Сегодняшний оппонент ничем защититься не успевает и падает на землю. Сареф не видит смысла бить до потери сознания неподготовленного человека. Кто-нибудь уровня архимага базовым «Толчком» может размазать тонким слоем целый отряд воинов в доспехах, так что Сареф контролирует уровень вкладываемой в заклятье маны. Чересчур сильное унижение может добавить врага в лице семейства Фертоза, так как помимо официальных правил существует еще и негласный этикет. Как и ожидалось, Мари сразу сдается, она не блещет магическими способностями и не имеет психологической подготовки. Судья останавливает бой и присуждает победу Сарефу. Юноша подходит, помогает девушке подняться и предлагает проводить до стадиона. Еще один акт необязательного, но социально одобряемого поступка. Сареф все еще намерен войти в высшее общество, поэтому должен работать над реноме уже сейчас. Мари Фертоза соглашается на предложение и вместе с Сарефом уходит на трибуны. Они закончили первыми, другие пары на всей территории арены еще продолжают дуэли. Снова бросается в глаза слабая боевая подготовленность большинства студентов всех академий. Словно изучение теории сейчас полностью подменяет боевую практику. Совсем малый процент действительно ведет бой, большинству так и не удается победить соперника до истечении двух минут. У трибун для студентов Альго Сареф прощается с первой соперницей и снова вглядывается в шатер на другой стороне арены. Там теперь действительно сидят важные люди, в том числе король. Падающая тень не позволяет отсюда рассмотреть монарха, но его изображения вампир и так уже видел в академии. Вскоре первый этап завершается. Последующие бои также не доставляют больших трудностей, Сареф выходит победителем хотя бы очкам. Три разные тактики, рассчитанные на скорость каста, помогают одолеть оппонентов без необходимости прибегать к более сложной магии. Однако кое-что вампира сильно напрягает на соседнем участке, где принц Фрад сражается с кем-то из Сан-Фороша. Хотя, о сражении там речи не идет, так как противник принца даже не старается что-либо показать и сдается в первые полминуты. Принц Фрад тоже не показал ничего подавляющего, а значит, он «победил» в дуэли ещё до её начала. Вампир вспоминает вчерашнее состязание в лабиринте, где присутствие его высочества вынудило Элизабет не помогать товарищам. «Значит ли это, что принц заранее вынуждает противников сдаться?», — юноша провожает взглядом довольного Фрада. Если подозрение верно, то это сила, с которой Сареф пока не может открыто конфликтовать. Ничего удивительного, что в итоге в полуфинал выходят принц Фрад, Аруа Понн из среднего курса Месскроуна, Элизабет Викар и Сареф. На другой части арены начинаются отборочные среди старших курсов академий. Вот где Сареф бы предпочел оказаться, хоть наверняка уступает им по количеству знаний и умений. Сейчас им придется ожидать, пока старшие курсы не дойдут до полуфинала. Схватки, определяющие призовые места, будут проводиться поочередно, они традиционно привлекают всеобщее внимание. Сареф стоит на трибуне для Фернант Окула, рядом встает Элизабет Викар. Белая кожа её лица ничуть не вспотела, вряд ли противники оказались сложными. После того, как Сареф увидел в бою почти всех участников турнира, то может сделать вывод, что Элизабет Викар все же находится на первом месте среди студентов академий. И возможно даже среди студентов всех курсов. Беловолосая девушка скромно складывает руки перед собой и наблюдает за дуэлями старших курсов. — Я не хочу снова встречаться с ним. — Тихо произносит Элизабет. — Его оппонент из Месскроуна. — Юноша понимает, о ком речь. — С большой вероятностью тоже будет поддаваться и уступит победу. — Так и будет. Он использует свое положение, чтобы оказывать давление на каждого противника. Это многие понимают, но королю откровенно наплевать, что развязывает этому… ублюдку руки. — Зло бросает девушка. Сареф удивленно вскидывает бровь, насколько Элизабет должна ненавидеть принца Фрада, чтобы так грубо отзываться, махнув рукой на воспитание и этикет? — Ну, думаю, ваша встреча в финале неизбежна. Вряд ли я одолею тебя. — Произносит Сареф, наблюдая за напряженно сжатыми руками собеседницы. — Одолеешь. Я намеренно уступлю. — Еще тише отвечает девушка. — Уж лучше третье место, чем снова видеть его наглое лицо. — Хорошо, понимаю. Посмотрю в его лицо за тебя. — Улыбается Сареф и в ответ получает робкую улыбку. Но студент понимает, что для изменения ситуации обычные методы окажутся непригодными.
Глава 13
Сареф с самого начала знал, о чем пойдет разговор. Принц Фрад находит вампира во время перерыва и приглашает побеседовать в укромном месте. — У меня не так много времени, так что давай закончим быстро… — Начинает говорить принц. — Победа в личном зачете ваша, ваше высочество. — Перебивает Сареф с низким поклоном. Принц Фрад удивленно раскрывает рот, словно не ожидал такой расторопности. — Кгм, да. Молодец, ты так далеко пойдешь. — Ладонь собеседника хлопает Сарефа по плечу. После этого принц сразу уходит, а Сареф продолжает стоять в темном переходе между двумя секциями арены. Студент медленно выдыхает, беря под контроль эмоции. Спасибо Ганме, он может держать ум в ежовых рукавицах дисциплины, чтобы принимать рациональные решения, даже если они совсем не нравятся. Дуэль с Элизабет уже прошла, где девушка нарочно уступила Сарефу. Значит, приход принца был неизбежен. Придется играть по навязанным правилам, так как юноша не имеет власти и влияния, чтобы послать принца куда подальше. Нужно просто перетерпеть или переиграть, это далеко не первая трудность в новой долгой жизни. И на фоне потенциальных веков охоты, преследования и обмана это даже нельзя назвать неприятностью. Когда юноша возвращается на трибуны, поединок между Элизабет Викар и Аруа Понном уже завершен в пользу студентки Фернант Окула. Третье место официально определено. Теперь осталось установить первое и второе, хоть за кулисами уже всё решено. Сареф выходит на арену и останавливается в десяти шагах от принца Фрада. Судья повторно объясняет правила и поднимает руку. Соперники выжидающе смотрят друг на друга. Отмашка дана, и Сареф тут же начинает творить пассы.Название: «Сильный порыв» Тип: стихийная магия Ранг умения: С Уровень освоенности: 43 % Описание: магия стихии воздуха среднего уровня, создающая большую разницу атмосферного давления в двух точках пространства. Воздушный поток начинает движение из области высокого давления в область низкого давления. При росте освоенности можно создавать еще более сильный перепад давления и тем самым увеличивать скорость ветра и площадь распространения. Активация: пассы руками и мысленное представление ветра. Руки на уровне груди, правая вращается три раза вокруг левой, а потом обе разводятся в стороны.
«Дуновение» было самым первым заклятьем, которое сотворил Сареф по учебнику гильдии авантюристов в Масдарене. После 30 % освоенности Система изменила описание магии и ранг. Теперь молодой маг действительно может создавать высокоскоростной поток большого объема воздуха. Когда руки вампира заходят на последний оборот, правая рука неожиданно уходит вверх, а не в сторону. — Ard Flamel. — Один пасс перетекает в жест для другого, где большой и указательный палец смотрят вниз с одновременным поднятием руки.
Название: «Средний поджог» Тип: стихийная магия Ранг умения: С Уровень освоенности: 33,7 % Описание: базовая магия стихии огня, которая создает тепловую реакцию горения между объектом и окружающим кислородом. Заклятье может быть применено без объекта горения, но потребует поддержания. Негорючие материалы могут не загореться, тогда будет протекать процесс плавки или окисления. В ростом освоенности заклятье может создавать более сильную реакцию на большем участке объекта. Активация: формула «Ard Flamel», пассы руками и мысленное представление огня. Большой и указательный палец любой руки соединяются подушечками и смотрят вниз, остальные сжаты. После рука поднимается снизу вверх.
Перед принцем вырастает струя огня, которую подхватывает воздушный поток. В мире магии это называется «сцепкой» заклятий. Тот, кто владеет навыком, может переходить к активации следующего заклятья без полного завершения предыдущего. Опытные маги могут составлять различные комбинации, и сцепка стихийной магии воздуха и огня является одной из самых распространенных. «Примерно одиннадцать тысяч повторений пришлось потратить, чтобы сцепить не слишком сложную магию», — вспоминает утомительные ночные тренировки Сареф. Площадь горения увеличивается до огненной стены в два с половиной метра высотой. Магия уже должна была врезаться в принца, но неожиданно промахивается из-за того, что ветер вдруг подул в другую сторону. Разумеется, ошибку Сареф совершил специально, он не имеет права победить таким образом в бою. Но с другой стороны принц Фрад не выставил никаких требований, когда и каким образом произойдет признание поражения. Если бы вампир не контролировал себя, наглая улыбка могла бы проскочить на лице. Впрочем, и без усмешек принц Фрад выглядит взбешенным. Сареф готов поклясться, что соперник чуть не наложил в штаны при виде огненной стены. На самом деле почти каждый будет выведен из равновесия яркостью огня и волнами жара, даже если заклятье пройдет мимо. Сцепленные заклятья перестают работать, юноша притворяется, что случайно сбил собственную концентрацию. Принц Фрад приходит в себя и заводит вытянутую правую руку за спину. Очевидно, какая магия активируется таким жестом. Это манипулирование формой чистой маны.
Получено новое достижение «Чтец заклятий».
«Стрела маны». До запуска 00:00:02. Рекомендация: магический щит или уклонение.
«Чего?», — Сареф отвлекается на чтение сообщения от Системы.
Смена заклятья в связи с эмоциональным состоянием. «Пробивная стрела маны с расщеплением». До запуска 00:00:01. Рекомендация: плотный магический щит или уклонение.
Как только таймер показывает 00:00:00, голубая дымка у правой руки оппонента принимает сначала форму тонкой стрелы, а после резко увеличивает диаметр. Снаряд разгоняется волей мага и устремляется прямо в грудь Сарефа. Юноша не выставил защиту и не увернулся. Магия пробивает тело, причем кончик стрелы маны разрывает лопатку при вылете. Принц Фрад не только увеличил пробивную силу, но и еще добавил свойство расщепления острия стрелы. Боль была бы жуткой, если Сареф не успел прямо перед попаданием активировать «Ауру благословения Кадуцея». Божественная сила S-ранга сразу не затянет такую рану, но обезболит более чем наполовину. Большего пока не нужно, так как Сареф не просто так подставился под удар. «Теперь нужно изобразить страдальца». Его куда-то несут, слышны голоса, суета, пока водопад исцеляющей энергии не обрушивается на тело. Сареф открывает глаза и видит потолок госпиталя академии. Здесь обслуживаются профессиональными магами-целителями студенты и преподаватели академии, а также по предварительной записи любой богатый человек может позволить себе разнообразное магическое лечение. — Он очнулся. — Сареф слышит рядом голос Йорана. — Ему нужен отдых, так что возвращайтесь на арену, господа и дамы. — Произносит мэтр Вильгельм. Графу Вигойскому никто перечить не стал, вампир замечает не только Йорана, но и Элизабет, и еще парочку однокурсников и преподавателей. Стоящий по другую сторону койки мэтр Вальнус заканчивает с наложением чар остановки крови, обеззараживания и срастания тканей и костей. Мэтр Вальнус заведует госпиталем и считается лучшим магом-целителем Манарии, несмотря на пожилой возраст. — Жизни ничего не угрожает, здоровью тоже. Так как помощь оказана своевременно, восстановление будет полным, даже шрама не останется. — Подводит итог мэтр Вальнус и удаляется за бинтами. Мэтр Вильгельм остается наедине с Сарефом. — Интересно, чем закончилось? — Спрашивает чародей. — Да, мэтр. — Хрипло отвечает Сареф. — Принца дисквалифицировали за использование летальных боевых чар. Теперь я понял, почему ты просил описать его психологический портрет и рассказать о всех слухах. — Некромант присаживается на соседнюю койку. — Зная, что его легко вывести из себя, ты усыпил бдительность чрезмерной покорностью, а в бою неожиданно насел, чем взбесил Фрада. Он не справился с чувствами и атаковал со всей силы, чем заработал дисквалификацию. — Всё так. — Подтверждает Сареф. — Из того, что вы вчера рассказали, я понял, что он скор на расправу. На всю жизнь покалечил служанку за разлитый горшок; перебил всех лошадей в королевской конюшне, когда отец запретил посещать кабаки в городе; а во время позапрошлогоднего праздника Урожая в нетрезвом виде расчищал себе дорогу на переполненной улице. И во всех инцидентах применял одно и то же — «Пробивную стрелу маны с расщеплением». Похоже, это его любимое заклятье. — Скорее всего. Пока его выходки затрагивают лишь простой люд, король будет закрывать глаза даже при наличии убитых. — Пожимает плечами маг. — На самом деле я немного поражен. Ты не только рискнул жизнью, но еще выставил всё так, что принц сам виноват в произошедшем. Вероятно, он сам не уточнил условий дуэли, а ты же дважды поддался ему, когда «промазал» огненной стеной и когда «потерял» над ней контроль. При этом ты не позволил себе даже улыбки. Так что даже наедине он не сможет наехать на тебя за обман, но… — Но он все равно на дерьмо изойдет, чтобы отомстить мне. — Улыбается Сареф. Некромант очень точно описал произошедшее, хоть студент не посвящал никого в план. — В точку. — Кивает мэтр Вильгельм. — Ну, думаю, у тебя и на этот счет есть план. На церемонию награждения и закрытия турнира ты попасть не сможешь. Хочешь, чтобы кто-нибудь выступил от твоего лица? — Да, передайте, пожалуйста, Йорану Тискарусу. Думаю, он не откажется. В случае какого-либо скандала он без труда выедет с помощью дипломатии и влияния семьи. — Хороший выбор. — Чародей поднимается и оставляет Сарефа на попечение мэтра Вальнуса с большим мотком бинтов. Сареф закрывает глаза. Всё прошло, как и задумывалось, кроме одной детали: в бою получил новое достижение. «Открыть галерею достижений», — мысленно приказывает вампир.
Галерея достижений: 1. «Ходьба по лезвию»; 2. «Чтец заклятий».
«Описание второго достижения».
Достижение: Чтец заклятий Описание: Вы потратили много времени на изучение условий активации различных заклятий. В магической схватке понимание замысла противника порой важнее уровня магической силы. Возможности Системы расширены, теперь вы можете видеть подготавливающееся заклятье, таймер до его запуска, рекомендации по защите и иную дополнительную информацию при её наличии. Обратите внимание, что информация может быть скрыта превосходящей силой.
«Довольно удобная вещь. С такой возможностью я стану еще сильнее. Нужно будет опробовать еще раз десять, чтобы выяснить все нюансы работы. Но это уже после выписки». — Сареф приказывает Системе закрыть все окна.
Глава 14
Благодаря ранению Сареф получил официальное разрешение не участвовать на балу, который традиционно проводится после каждого турнира. По-прежнему чувствует себя лишним на подобных мероприятиях, хотя сейчас с ним многие бы захотели поговорить. Система сообщала о повышении уровня славы, хоть в характеристиках она все еще низкая. За весь турнир Система не выдала ни одного уровня, так как Сареф не выкладывался. Сейчас юноша стоит у окна своей комнаты в общежитии и смотрит на красочные огни павильонов, которые заменили собой арену. Самым обсуждаемым событием стала несдержанность принца Фрада. Мало кто понял, что Сареф всё подстроил. А кто понял, как например, мэтр Вильгельм, распространяться не будет, так как его высочество успело насолить многим. Приходивший ранее Йоран сказал, что принц под каким-то предлогом сразу уехал, на что многие вздохнули с облегчением. Сказать, что он был разъярен, не сказать ничего. Но Сареф постарался выбросить его из головы, надеясь, что не скоро еще раз встретится с этим человеком. Гораздо больше его заинтересовали призы, полагающиеся победителю личного зачета среди младших и средних курсов. В личном зачете старших курсов тоже победил студент Фернант Окула, второе место ушло к представителю Сан-Фороша, а третье к Альго. В связи с дисквалификацией принца Сареф занял первое место в первой группе, Элизабет Викар поднялась на вторую строчку, а Аруа Понн из Месскроуна получил третье место. В совокупном подсчете очков командного и личного зачета именно Фернант Окула побеждает в турнире, оставив Месскроун на втором месте. Если победа той или иной академии по большому счету повышает лишь репутацию заведения, то шестеро победителей личных зачетов получают ценные призы от короля. А награждение остальных участников команд ложится на плечи каждой академии. Так как Сареф занял первое место, то помимо солидного денежного вознаграждения вправе выбрать два предмета из королевской сокровищницы. Но это всё будет завтра, а пока что нужно провести сеанс медитации. Юноша садится на кровать и закрывает глаза. Губы шепчут активационную фразу, и на лбу появляется руна. Теперь переход почти моментальный, а раньше уходило минут сорок, чтобы войти в такое состояние. Снова безжизненная долина с черной башней, обвитой цепями. Разумеется, такого места не существует, это лишь визуализация мысленного пространства. Несколько цепей вновь разрушились, и Сарефу приходится устанавливать новые. Заниматься этим придется до того момента, пока лимит душ не увеличится. Но помимо лимита нужно будет поработать над тем, чтобы контролировать действие «Кровавого пира». Сейчас способность наносит больше вреда, чем пользы. Закончил Сареф только через час с дикой усталостью. Работа с барьером подтачивает не только ментальные силы, но и физические. Студент магической академии падает на кровать, в таком состоянии заснуть будет нетрудно. Над павильонами взлетают салюты, блеск взрывов виден в окне. Почему-то салюты меняют цвет вспышек с белого на красный, но помимо этого сияние не думает проходить. Даже напротив, становится сильнее, заливая комнату алым светом. Сареф встает с кровати и пытается понять, что происходит перед общежитием. Ночь становится светлой, небо и земля испускают красный свет. Среди шатров не удается разглядеть силуэты людей. Тревожное чувство колет грудь изнутри, Сареф накидывает мантию и выходит из комнаты. Сейчас все студенты на балу под открытым небом, так что коридоры здания пусты. Юноша выходит из общежития и направляется к большим шатрам. Вампирский слух может на расстоянии слышать даже сердцебиение, правда нужно стоять близко и находиться в относительной тишине. Сейчас же не слышно ни слов, ни движений. Столько человек не могут не издавать звуков. Сареф входит на площадь между шатрами и не видит ни одного человека. «Куда они все исчезли?», — юноша крутит головой. Глаза замечают сгорбленную и трясущуюся фигуру под одной из скамеек. — Вы в порядке? Что случилось? — Сареф подходит ближе. Фигура сильно вздрагивает и поворачивает голову к Сарефу. Перед ним Элизабет Викар. Дрожь начинает сильнее колотить тело девушки, щеки заливают слезы, но пересекаться взглядами было большой ошибкой. Подобное чувство нельзя описать, Сарефа будто растянуло на десятки километров. Глазами Элизабет на вампира смотрит что-то нечеловеческое и подавляет лишь своим присутствием. Ментальный барьер в сознании покрывается трещинами, с черной башни валятся десятки цепей. Видения на огромной скорости сменяют друг друга: безграничное море крови; огромный змей, пожирающий солнце; стена тьмы с потоками багряной жидкости. Со вскриком вампир приподнимается на кровати, за окном уже светает. Можно было списать на кошмар, хоть их уже давно не приходило, если бы не Система.Ментальная атака нейтрализована. Для более быстрой и успешной защиты требуется поднять уровень освоенности «Божественной воли Кадуцея».
Сареф почти минуту разглядывает сообщение от Системы. «Кто-то попытался атаковать меня во сне?», — Это первое, что приходит на ум. Подобные странные сны уже были, но впервые столкнулся с такой силой. Ментальный барьер потерял половину прочности, такого еще никогда не было. Сейчас юноша осознает, что происходившее для сна было слишком реалистичным. Сареф садится на кровати и вновь начинает отстраивать ментальный барьер, так как еще чуть-чуть и плотина в сознании была бы прорвана. Это заняло два часа, из комнаты Сареф выходит полностью разбитым. К счастью, занятия начнутся только с завтрашнего дня, так что еще есть время прийти в себя. Рана почти полностью зажила, через пару дней можно будет снять повязки. Вампир отправляется прямо в лабораторию мэтра Вильгельма, которую отпирает собственным ключом. Чародей ночует где-то за пределами академии, скорее всего имеет собственный особняк. Так что ранним утром Сареф даже слуг не встретил. В одной из закрытых комнат расположена алхимическая лаборатория вместе с тайником с кровью. Раз в несколько дней вампир приходит сюда, чтобы подкрепиться. Вампир никогда не уточнял, откуда берется кровь, этим знанием предпочтет не обладать. Хвала Герону и всем Древним, что обычное питье крови из кувшина не активирует «Кровавый пир». Вероятно, способность имеет несколько условий для активации, а именно полное поглощение крови напрямую из жертвы и, вероятно, особое эмоциональное состояние. К сожалению, Система не выдает такую информацию по способности. Чувство насыщения как всегда разливается приятным теплом и восстанавливает часть сил. Сареф точно не знает, как это работает, но различия в физиологии с людьми однозначно есть, даже несмотря на то, что юноша выглядит как человек. Пока Сареф питался, подошло время отправляться в королевский замок, называемый Стальной Крепостью. Неудивительно, что королевская сокровищница находится в замке. Наверняка хорошо защищена магией и многочисленной стражей. По каким-то причинам студент со старших курсов сегодня не смог появиться, так что в карете помимо Сарефа только Элизабет Викар и мейстер Гимлерик. Официально второй маг королевства задумчиво смотрит в окно, размышляя о чем-то своем. Лицо мага выглядит очень усталым, хотя кончики длинных черных усов продолжают задорно смотреть вверх, словно поддерживаются магией. Организация турнира наверняка была изматывающей. Ожидаемо, что их сопровождаетмейстер, так как он точно должен иметь полномочия для прохода в сокровищницу, а также является наставником Элизабет. Сареф переводит взгляд на девушку с закрытыми глазами. Она тоже не выглядит слишком бодрой, словно плохо спала этой ночью. «Интересно, почему на ментальном плане я видел её?», — размышляет студент Фернант Окула. Ментальным планом принято обозначать области сознания и подсознания, которые могут участвовать в магии разума. Система точно назвала кошмар ментальной атакой, значит, появление Элизабет не могло быть случайным.
«Оковы удержания Манпласа». До запуска 00:00:05. Рекомендации: отсутствуют, целью является не пользователь.
«А?». Совершенно неожиданно Система сообщает о скорой активации заклятья. Сареф быстро пробегает взглядом по сидящим напротив. Мейстер Гимлерик не выглядит творящим магию, Элизабет тоже не делает пассов и не читает заклинания. Больше тут никого нет, кучер вряд ли является чародеем. «Оковы удержания Манпласа» вроде является магией для создания сдерживающих барьеров. Сареф помнит что-то общее о ней, так как мэтр Вильгельм заставил изучить много материала по данной теме, кое-что похожее помещено в сознание вампира. Таймер истекает, и ничего не происходит. Заклятье сложное, так что вряд ли могло быть активировано присутствующими одной лишь мыслью. Сареф, конечно, не обладает знанием о всех навыках мейстера Гимлерика или Элизабет Викар, но кто-то из них должен был хотя бы принять удобную позу или чуть изменить мимику. В полном молчании они доезжают до Стальной Крепости. Здесь Сареф уже во второй раз. Первый был во время Приветственного бала. Сейчас мейстер ведет в совсем другую часть замка, а после спускается в подземелье. Здесь действительно довольно много стражи, а после трех постов охраны проходят через две зачарованные двери, полностью разрисованные магическими печатями и оберегами. — Ну, вы знаете, что нужно делать. Мисс Викар, вы вправе забрать один предмет из сокровищницы. А вам, сэр, как победителю полагается сразу два. Выбирайте мудро, ограничений нет. — Наставляет мейстер и садится у входа в сокровищницу. Слова мага Сареф чуть не прослушал, так как Система вновь сообщила об активации «Оков удержания Манпласа». Они здесь точно одни, значит, это дело рук либо мейстера, либо Элизабет. Вместе с последней Сареф входит в темное помещение, где тут же загораются лампы. Юноша ожидал увидеть горы беспорядочно разбросанного золота и драгоценных камней, как видел это в фильмах прошлой жизни, но видит аккуратные стеллажи, похожие на библиотечные. — Ты уже решила, что хочешь взять? — Спрашивает Сареф. — Да, — тихо отвечает девушка. — А ты? — Увы, нет. Так что осмотрюсь для начала. А тебе не кажется странным, что нам разрешают взять что угодно? Я думал, что будут какие-то ограничения. — Такова традиция. — Пожимает плечами собеседница. — И к тому же, здесь нет таких вещей, которые жалко вручить в качестве приза. Всё самое ценное хранится каким-то другим способом. Там мне рассказывал отец. — Понятно. — Кивает Сареф, а про себя добавляет: «Но это не значит, что они могли верно оценить ценность той или иной вещи».
Глава 15
Сареф медленно прохаживается среди стеллажей. Полки заставлены различными предметами. Часть из них магические, другие давно потеряли магию, а некоторые изначально имели только эстетическую ценность. Вампир отворачивается от громоздкого двуручного меча, которому на вид пару тысяч лет. В соседнем ряду Элизабет внимательно рассматривает полки с различными флаконами.«Оковы удержания Манпласа». До запуска 00:00:05. Рекомендации: отсутствуют, целью является не пользователь.
«Вот опять», — читает сообщение Сареф. Мейстер Гимлерик не зашел в хранилище, значит, остается только один вариант — заклятье применяет сокурсница. «Вот только зачем ей оно на постоянной основе»? Элизабет невозмутимо перебирает склянки. «Может, это делает не она, а артефакт? С помощью артефакта не требуется творить магию самостоятельно», — сейчас Сарефу остается только гадать. Можно, конечно, подойти и спросить, но как объяснить обнаружение заклятья? Девушка оборачивается, и юноша тут же отводит взгляд. Перед вампиром на мягкой подушке лежит раскрытая книга. Студент аккуратно берет и начинает читать. Все страницы расписаны откровенной белибердой, из-за чего трудно представить, почему эта книга помещена в сокровищницу.
Предмет: Зашифрованный дневник Кадуцея Уровень предмета: A+ Описание: это дневник Кадуцея, в котором описан парадокс связи между Тьмой и Светом. Текст нельзя прочесть, не зная сути, но суть не получится узнать, пока не будет прочитан дневник. В этом заключаются чары парадокса, использованные для шифрования, но они не являются тем, над чем работал Кадуцей. Активация: использование «Божественной воли Кадуцея».
Сареф ошарашено смотрит на потрепанную книгу. В академии он не смог ничего найти о Кадуцее, но неожиданно натыкается на его дневник. «Возможно, Кадуцей был великим магом, чей дневник никто не смог прочесть из-за невыполнимых условий»? Вот только студент вполне может прочесть, так как обладает «Божественной волей Кадуцея». Остается решить, какой приказ можно отдать книге? — Хм, расшифруйся? — Тихо приказывает книге Сареф вместе с активацией навыка.
Название: «Божественная воля Кадуцея» Тип: божественная сила Ранг умения: S Уровень освоенности: 15,0 % Описание: способность Кадуцея воздействовать на разум других существ, а также защищать собственное сознание. Чем выше уровень освоенности, тем сильнее подчинение воли и успешнее защита. Способность также пассивно защищает пользователя от психического давления и ментальных атак, которые слабее защиты.
Это срабатывает, так как содержимое книги приходит в движение. Буквы и цифры начинают кружиться, а потом вдруг исчезают. Сареф с волнением перелистывает пустые страницы, пока не находит единственную страницу, на которой что-то осталось.
Предмет: Свиток парадокса Света и Тьмы Уровень предмета: SS Описание: свиток содержит знания божественного посланника в области сил разума и врачевания. Парадокс связи Света и Тьмы заключается в том, что Свет и Тьма существуют только в разуме человека, но при этом мир построен на этих двух началах. Как несуществующая вещь способна быть основой мироздания? Является ли это доказательством разума Творца?
Вы можете прочесть свиток! Активация: смотреть одновременно на свет и во тьму.
Сареф несколько раз перечитывает описание, и действительно не очень понимает, что Кадуцей имел в виду. Первой ассоциацией был даосизм, где инь и ян постоянно меняются и дополняют друг друга. Вот только вампир имеет только общие теоретические представления о философии Дао. Вряд ли в этом мире даосизм кому-то известен. «Смотреть одновременно на свет и во тьму…», — Студент пытается разгадать смысл активации. Это не божественный свиток, какие Сареф видел в Фондаркбурге, но работает наверняка так же. Разгадка приходит быстро, только на первый взгляд показалось непонятным условием, ведь подразумевается буквальное исполнение. Сареф поднимает голову и смотрит на лампу, а после закрывает правый глаз, дополнительно прикрыв ладонью, чтобы создать полную темноту. Сейчас левый глаз видит свет магической лампы, а правый погружен во мрак. Однако оба глаза видят замысловатый узор, для левого глаза он черен на свету, а для правого ярко сияет в темноте. Линии узора сплетаются воедино.
Вы прочли свиток.
Вы повысили уровень на 1.
Вы повысили уровень на 1.
Свиток уничтожен. Осознание содержимого: 00:59:59.
Юноша смотрит на книгу, вновь наполненную каракулями и бессвязными символами. Похоже, что дневник вернулся в прежнее состояние, но уже без свитка внутри себя. — Интересная книга? — Спрашивает Элизабет. — Не сказал бы, не могу прочесть. — Сареф кладет книгу обратно и отдает мысленную команду Системе скрыть все сообщения. — Да, это очень сложный магический шифр. Из-за него часто нельзя узнать даже имя автора. Я уже взяла, что хотела. Подожду тебя снаружи, мне нужно еще кое-что обсудить с мэтром Гимлериком. — Сообщает девушка. — А, да, конечно. Я быстро. — Действительно стоит ускориться. Одну интересную вещь он уже успел присмотреть. Этой вещью оказывается «Потухший жезл сердца стихий».
Предмет: Потухший жезл сердца стихий Уровень предмета: F Описание: когда-то давно жезл был выкован из уникального сердца стихий, врученного в подарок основателю королевской линии Парров с Тандобского архипелага. Сердце стихий в любой форме способно биться на протяжении семи столетий. К сожалению, сила сердца стихий этого жезла утратила силу 342 года назад.
Предмет имеет уровень F, что позволяет считать абсолютно бесполезным в ситуации, когда можно взять что-то другое. Но если сердце стихий было активным, то ценность подскочила бы до небес. Но конкретно это Сарефу не помеха. Сейчас стоит подумать: а взять ли еще какой-либо предмет? По факту Сареф «забрал» свиток Света и Тьмы, а значит, больше взять из сокровищницы не сможет. С другой стороны этого никто проверить не сможет, дневник Кадуцея останется здесь, как и тайна его содержимого. Сареф мотнул головой, здесь даже не над чем думать: собственное выживание на первом месте.
Предмет: Крепость разума Уровень предмета: B Описание: кольцо, зачарованное заклятьем «Крепость разума». Артефакт действует постоянно, возводя в сознании владельца прочные ментальные барьеры. Изготовитель потратил много усилий, чтобы сделать действительно полезный артефакт, но погиб от случайной стрелы. Активация: не требуется.
«Уровень предмета не такой уж высокий, но дополнительная ментальная защита лишней не будет». — Размышляет юноша, пока взгляд не падает на футляр рядом с кольцом. Там лежит другое кольцо зеленоватого оттенка. На ощупь не кажется металлическим, скорее какой-то камень. Грани обточены довольно искусно, но если какая-то резьба была, то уже давно стерлась.
Предмет: Махинация хитрого ученика Уровень предмета: С Описание: первым и единственным владельцем кольца был Миррен, ученик чародея. Миррен имел слабую предрасположенность к магии, поэтому сумел попасть в ученики только благодаря артефакту, ускоряющему обучение. С ним даже бесталанный аколит сможет доучиться до чародея. Знания и практика — кольцо способно увеличить скорость и количество получаемого опыта, а также на постоянной основе увеличивает показатель Интеллекта на 10 пунктов. Активация: словесная формула Friturum nomilica. Действует 3 часа, перезаряжается 10 часов.
Сареф понимает, что для получения силы жизненно важно поднимать собственные уровни, но сделать не так просто из-за того, что Система выдает опыт только за важные и опасные действия. При этом вампир не может посмотреть шкалу прогресса, т. е. сколько условных очков опыта нужно для получения нового уровня. Дополнительно это мешает проверить, сколько опыта приносят те или иные действия. «Махинация хитрого ученика» действительно выглядит очень полезной. Кольцо наверняка поможет в обучении экстерном, а может даже будет оказывать влияние на повышение уровней Системой. Но вот еще +10 к Интеллекту… Это первый предмет, который оказывает прямое влияние на характеристики Системы. И только по этой причине стоит взять именно его.
В тишине раздаются чьи-то шаги. Человек не скрывается, идет в одном темпе. Вскоре между стеллажей появляется женщина в черном плаще. — О, добрый день. Не ожидала кого-то встретить. — Кланяется черноволосая женщина. — Приветствую, — кланяется Сареф в ответ. — Я студент Фернант Окула. — А, поняла. Видела чародея из академии около дверей. Меня зовут Фарат, работаю в замке. — Представляется незнакомка. — Сареф. — Называет имя вампир. Женщина не похожа на прислугу, может быть чародейкой или смотрительницей. — Кстати, это хороший выбор для мага. Правда, жезл вряд ли работает. — Фарат обращает внимание на жезл из сердца стихий в руке Сарефа. — Да, вы правы, но мне интересно изучить вещь. Артефакты из сердца стихий сейчас днем с огнем не сыщешь. — Отвечает юноша. — Согласна, исследовательская работа по такой теме может быть весьма интересной. Вынуждена оставить вас, меня ждут дела. Приятно было познакомиться. — Взаимно. — Прощается Сареф. Элизабет и мейстер ждут Сарефа за дверьми сокровищницы. Сареф демонстрирует два предмета мэтру Гимлерику. Тот никак не прокомментировал выбор, вряд ли ему есть до этого какое-то дело. Втроем они покидают подземелье, а после и Стальную Крепость. По возвращению Сареф запирается в комнате. Первым делом решает опробовать полученные предметы. Кольцо оказывается на среднем пальце левой руки. «Характеристики».
Жизненная мощь: 36 (+) Стойкость: 40 (+) Физическая сила: 28 (+) Ловкость: 31 (+) Интеллект: 48 (+) Озарение: 48 (+)
Интеллект действительно повышается на 10 единиц и теперь равен Озарению. «Если существуют предметы, влияющие на характеристики, то я обязан находить их», — Сареф разглядывает кольцо. А ведь еще получил целых два уровня за чтение свитка Кадуцея. Недолго думая, юноша их вкладывает шесть очков в Интеллект.
Жизненная мощь: 36 Стойкость: 40 Физическая сила: 28 Ловкость: 31 Интеллект: 54 Озарение: 48
Внимание! Характеристика «Интеллект» превысила 50 пунктов. Получена пассивная способность «Ручей магии».
«Вот и найдено новое скрытое свойство Системы. Стоит проверить с другими характеристиками. Еще один уровень и смогу повысить Озарение до 50», — размышляет Сареф. А ведь еще нужно разобраться с жезлом и парадоксом Света и Тьмы.
Глава 16
Во второй половине дня нужно посетить мэтра Вильгельма, так что стоит поторопиться. Сареф уже проверил, что Система не отбирает пассивный навык, если снять «Махинацию хитрого ученика», тем самым понизив Интеллект до 44.Название: «Ручей магии» Тип: пассивная способность Ранг умения: C Уровень освоенности: неприменим Описание: волшебники, имеющие высокую предрасположенность к магии, способны накапливать больше маны, усиливать её напор и искуснее контролировать форму. Запасы маны, скорость активаций заклятий немного увеличены. Активация: не требуется
— Система, покажи мой уровень маны… Количество маны… Скорость активации заклятий… Покажи хоть что-нибудь, связанное с маной. — Сареф перебирает команды, но не приходит к результату. Всякий раз появляется сообщение:
Внимание! Команда не распознана.
Только на последнюю команду Система открыла тучу экранов со списком характеристик и описанием доступных заклятий. «Бесполезно. Также эта способность не имеет уровня освоенности. Значит ли это, что её развитие зависит не от фактического использования, а от уровня Интеллекта или чего-то еще?», — Сареф размышляет, а пальцы обеих рук привычно отплясывают неведомый ритм. Мысленно махнув рукой, Сареф переключается на другие задачи. Теперь студент намерен проверить второе свойство кольца. — Friturum nomilica. — Произносит юноша. Ничего не происходит, но кольцо меняет цвет на белый. Сареф рассчитывал, что Система выдаст какую-нибудь новую информацию, но этого не случилось. — Ладно, теперь ты. — Вампир кладет на стол перед собой жезл. Пора воспользоваться особым преимуществом мага-реставратора.
Название: «Реставрация» Тип: магия Хаоса Ранг умения: S Уровень освоенности: 7,8 % Описание: высококлассное заклятье, позволяющее организовать хаос прошлого. Время изменения энтропии, как и знание о системе, более не оказывает серьезного влияния, маг хаоса может вернуть объект, состояние или систему объектов и состояний в первоначальный облик без привязки к значениям энтропии. Доподлинно известно, что ничто не исчезает из мира навсегда, но только реставраторы-археологи могут увидеть в хаосе то, что стало его источником. Активация: пассы руками, аналогичные «Обратной энтропии» и мысленное построение схемы реставрации.
За все тренировки Сареф смог добраться только до 7,8 % освоенности заклятья. Студент проворачивает ладони, выстраивая схему реставрации. Сам жезл не сломан, но давно растерял силы. Сареф читал описание сердца стихий в учебниках, этого должно быть достаточно для построения схемы реставрации. В руках возникает вибрация, воздух вокруг жезла дрожит. Если так подумать, существование подобной магии плюет на привычную логику вещей. Разумеется, относится к мистическим видам магии. И раз можно вернуть предмет в состояние, которое было далеко в прошлом, значит, в мире может существовать и более абсурдная по возможностям магия. Первая попытка окончилась неудачей, как и вторая. Третья тоже не приносит результата. С книгой, которую Сареф реставрировал в отсутствие некроманта, было тоже не просто. Но несмотря на это, есть большой успех, так как «Махинация хитрого ученика» работает: уровень освоенности подскочил на 3 % за три неудачные попытки! Вот только сил это заняло тоже немало. Если бы Сареф мог безостановочно кастовать заклятье S-ранга, то легко бы прокачал способность. Раньше приходилось делать перерыв после двух попыток, теперь хватает на три.
Осознание содержимого: 00:00:00.
Сареф встрепенулся, так как Система закончила анализировать содержимое свитка Света и Тьмы.
Внимание! Недостаточно Интеллекта и Озарения. Вам доступен только первый уровень понимания. Суть парадокса ускользает от вас.
Получено новое умение.
Название: «Преддверие чертога» Тип: божественная сила Ранг умения: SS Уровень освоенности: 0,0 % Описание: те, кто немного продвинулся в понимании парадокса связи Света и Тьмы, могут лишь постучаться в двери чертога. Да и сам чертог будто нереален и размыт. Вселенная зародилась во вспышке света, но утонула во мраке. Но что было перед этим? Вы можете лишь догадываться и возводить зеркальные измерения в попытке поймать отражение великого взрыва. Активация: чтобы убедить Вселенную, нужно детально мысленно представить нужное место.
Вампир внимательно перечитывает описание Системы. Можно было подумать, что интерфейс сломался. Еще ни разу Сареф не получал настолько размытого объяснения способности или заклятья. Напротив, Система порой объясняла такие вещи, о которых не знают преподаватели и книги. Но сейчас всё выглядит слишком загадочно. «Это потому, что мне не хватило Интеллекта и Озарения? Божественная сила SS-ранга вполне может быть слишком сложной для понимания». Резко возникает острое желание попробовать. Так как описание непонятное, придется осторожно проверить возможности. Нужно придумать какое-то место… Сареф перебирает различные варианты. Нужно что-то такое, что будет легко представить во всех красках. Выбор падает на комнату, в которой сейчас находится. Юноша здесь живет уже долго, так что хорошо знает собственные покои и сможет без труда представить, если закрыть глаза. Так вампир и поступает: перед мысленным взором появляется копия комнаты с мебелью, освещенностью, представлением расстояний между стенами и различными объектами вплоть до цветов.
Перенос завершен. Добро пожаловать в Преддверие.
Юноша будто получает по затылку, начинается головокружение и подступает тошнота. Сареф распахивает глаза и осматривает комнату. Вроде бы ничего не изменилось. «Не получилось? Вероятно, способность вышла из-под контроля, и я потерял концентрацию», — размышляет Сареф не до конца уверенный, ведь Система сообщила об успехе. Вампир встает со стула и прохаживается по комнате. Теперь замечает детали: покрывало на кровати изменило цвет, а также не хватает части книг на полках. Есть и другие детали, которые Сареф представил нечетко. Все-таки находится в измененном пространстве или даже реальности. Из-за невнятного описания Системы студент не понимает, что именно должно происходить при активации способности. Сареф пытается выйти из комнаты, но ничего не происходит, дверь не поддается силе вампира. За окнами светит солнце, но на территории академии ничего не происходит, даже кусты под ветром не шевелятся. Мир вне комнаты вдруг перестал существовать. Это же подтверждается «Продвинутым чтением», которое наталкивается на абсолютную пустоту за стенами комнаты. — …Вы можете лишь догадываться и возводить зеркальные измерения в попытке поймать отражение великого взрыва, — вампир еще один раз вслух перечитывает описание способности. — Значит, это зеркальное измерение? В здешнем мире магии такое не кажется невозможным. Сареф слышал, что на старших курсах есть предмет по «высшим сферам», куда относятся знания о фундаментальном устройстве мироздания. Конечно, здесь на них смотрят с точки зрения магического искусства, а не науки, как это было в прошлой жизни. О наличии других измерений никогда не слышал, но вот выучил умение, позволяющее создавать реальности, зеркальные действительности. Однако студент не спешит радоваться, это выглядит слишком нелепо. Заклятье SS-ранга должно затрачивать кучу маны, но у Сарефа получилось использовать, несмотря на усталость. Возникает чувство, будто упустил что-то важное. Додумать мысль юноша не успевает, так как пространство наполняется сильными гулом. Звук буквально пронизывает тело, вызывая дрожь и мурашки.
Внимание! Вас обнаружил Страж Реальностей.
Вам противостоит Страж Реальностей.
Застывшая обстановка за окнами мигом чернеет, а дверь в комнату сотрясается от чьих-то ударов. Кто-то пытается проникнуть в зеркальное измерение извне! Пространство раскалывается и бьется, будто настоящее зеркало, трещины проходят по стенам и предметам. Дверь разлетается блестящими осколками, но Сареф не успевает посмотреть на вторженца, так как инстинктивно прекращает действие способности. Это похоже на резкое пробуждение, студент открывает глаза в своей комнате. С ней ничего не случилось, а различные детали указывают, что он вернулся в настоящую реальность. Тело немного затекло, что подтверждает догадку о том, что зеркальное измерение существовало только в сознании Сарефа. Ментальные маги с древних времен практикуют сотворение ментальных реальностей, мэтр Вильгельм рассказывал о таком. Даже практика ремонта барьера в разуме тоже является схожим явлением, так как Сареф создает образ мертвой долины и черной башни в оковах. На такое вполне могло хватить маны. Но с другой стороны «Преддверие чертога» точно имеет уникальные и пока скрытые возможности. С одним из них вампир уже познакомился: некий Страж Реальностей попробовал вторгнуться в сознание, а если быть точнее, в представленное юношей зеркальное измерение. Система среагировала на него, как на врага. Обычные ментальные реальности содержат только то, что захочет представить маг. Ни о каком Страже Реальностей Сареф не думал, значит, зеркальное измерение не то же самое, что виденное когда-либо ранее. «Стоит ли проконсультироваться с мэтром Вильгельмом?», — юноша не уверен на этот счет. Некромант наверняка знает куда больше и сможет дать ценные подсказки. Но с другой стороны будет очень трудно объяснить, каким таким образом студент смог расшифровать дневник Кадуцея и овладеть знанием свитка. После некоторых раздумий Сареф решает, что для начала просто спросит о зеркальных измерениях и известном мироустройстве. Не зря же в первую встречу в деревне Аварлак некромант помимо прочего упоминал путешествия в иных мирах. Это был единственный раз, когда о таком слышал Сареф. Ни в каких разговорах, учебниках и посещенных лекциях никогда не поднималась тема не только о возможности таких путешествий, но и наличии других миров. В прошлой жизни это была довольно популярная тема среди всяких эзотериков и псевдоученых. Тогда Сареф мог поверить в другие миры только с точки зрения наличия во Вселенной планеты, похожей на Землю. Рай и ад, девять миров скандинавской мифологии и прочее: почти каждый народ в истории придумывал сверхъестественные места. Не говоря уж о тысячах художественных книг, фильмов, сериалов и комиксов. Сареф затыкает внутренний диалог, так как нужно продолжить работу на жезлом. Сегодня на занятия не нужно, а до встречи с мэтром Вильгельмом время еще есть. Если постараться, то можно успеть совершить десятка три использования «Реставрации». А может даже пять десятков, но к наставнику тогда придется не идти, а ползти.
Глава 17
Увы, но Сарефа хватило всего на семнадцать использований «Реставрации». Нужно еще больше развивать показатель Интеллекта, чтобы меньше уставать от применения сильной магии. Сейчас студент лежит на кровати без сил, но не позволяет себе заснуть, так как нужно уже выходить на встречу с мэтром Вильгельмом. Чуть пошатываясь, Сареф доходит до черной башни, на вершине которой находятся лаборатории и кабинет чародея. Подниматься так высоко оказалось еще труднее, но юноша уже давно не является человеком, поэтому имеет куда больший порог истощения. Мэтр Вильгельм по обыкновению ждет ученика за рабочим столом. — Кто-то переутомился. — Некромант безошибочно определяет запас маны в теле студента. — Да, мэтр. Тренировался в «Реставрации» и немного увлекся. — Сареф кладет перед магом «Тлеющий жезл сердца стихий».Предмет: Тлеющий жезл сердца стихий Уровень предмета: С Описание: когда-то давно жезл был выкован из уникального сердца стихий, врученного в подарок основателю королевской линии Парров с Тандобского архипелага. Сердце стихий в любой форме способно биться на протяжении семи столетий. Сила сердца стихий этого жезла почти угасла, а вскоре исчезнет насовсем.
Сегодняшняя работа над жезлом позволила вернуть предмет на момент «последних минут жизни». Система поменяла ранг предмета и его описание. К сожалению, в таком состоянии жезлом еще нельзя пользоваться. — Знакомая энергия… Он из сердца стихий? — Чародей осматривает жезл со всех сторон. — Да, мэтр. — Если ты сможешь вернуть до пикового состояния, то он превратится в настоящее сокровище, ведь сердец стихий в этом мире больше не появляется. Знаешь, почему? — Потому что секрет изготовления был унесен в могилу. Если я верно помню, народность Мгаламу могла творить такие вещи, но была истреблена Похитителями. — Отвечает Сареф, это уже было на курсе истории мира. — Верно. Мгаламу были духовными существами и прекрасной добычей для других духов, специализирующихся на пожирании себе подобных. Отличный пример из событий Войны Духов. — Чародей кладет жезл обратно. — Итак, я закончил обряды, теперь Палитра готова к использованию. — Много маны потребуется? — Уточняет Сареф. — Она не нужна. Это больше ритуал и свойство емкости. — Совсем кратко поясняет некромант, но студент и так знает, что это значит. Ритуалы и магия способны сверхъестественно менять окружающий мир, но магия является больше наукой и навыком, задействует ману заклинателя как плату за использование. Ритуалы же отличны от магии в первую очередь тем, что не требуют маны. Их может провести даже обделенный талантом к магии человек. Сареф вспоминает «Закалку кровью», которую он совершил в деревне Аварлак, чтобы дать мечу свойство наносить урон бесплотным призракам. Не все ритуалы обладают ярко выраженной мистической силой и результатом, но почти все требуют особых условий выполнения. Вероятно, создатель Палитры зачаровал кувшин, но активацию завязал на ритуалах, а не на использовании магии. Наставник чем-то обливает кувшин, а после наполняет из другой емкости. Воняет невозможно, но Сареф не позволяет себе даже поморщиться. — Мне нужно будет это выпить? — Уточняет студент. — Нет, смысл немного другой. Тебе нужно «слить» в кувшин сущность Мясника, этот ритуал довольно буквален. Пей. — Чародей протягивает кружку с обычной водой. Сареф залпом выпивает. — Надо полагать, это будет не кровопускание. Мне нужно будет справить нужду в кувшин? — Выглядит довольно комично, но ритуалы не всегда подразумевают какую-нибудь поэтичную возвышенность вроде умасливания стройного девичьего тела под звездопадом на горе Минарак. — Ну, не совсем. — Мэтр Вильгельм ставит кувшин Палитры перед Сарефом и совершает быстрый жест в районе солнечного сплетения студента. Юноша сразу почувствовал, что это за магия. По факту, он просто создал рвотный позыв, заставляя изрыгнуть только что выпитую воду. Некромант быстро соединил кувшин с лицом Сарефа, так что ни одна капля не упала на пол. Вода вышла очень быстро, но рвотный рефлекс не прекращается. Что-то невидимое продолжает наполнять кувшин, будто очень длинная веревка выходит из нутра. Вдруг всё прекращается.
«Божественная воля Кадуцея» отразила ментальную атаку.
Сареф готов расшибить себе лицо. Палитра начала забирать воспоминания Мясника, но способность Кадуцея расценила это как ментальное вмешательство и остановило сеанс. — Зачем ты сопротивляешься? — Недоумевает мэтр Вильгельм. — Простите, учитель. Это случилось неосознанно. — Сареф не уверен, как можно объяснить пассивную способность. — Это работает против моей воли. Можно что-нибудь придумать? — Хм, думаю, да. Но потребуется приготовиться, так что на этом пока закончим. — Маг забирает Палитру и уносит в соседнюю комнату. — Кстати, мэтр. У меня есть два вопроса. — Сообщает вампир вернувшемуся чародею. — Что поделать, спрашивай. — Для чего именно применяются «Оковы удержания Манпласа»? Некромант удивленно смотрит на ученика. — Почему ты вдруг ими заинтересовался? — Хочу узнать, почему один из моих знакомых может применять такую магию. — Честно отвечает Сареф, говоря об Элизабет Викар. — Ну, используется для удержания волн магии. Кто-то считает это одаренностью, кто-то проклятьем, но есть люди, чья сила слишком велика. Когда человек не может её контролировать, могут происходить нехорошие вещи. — Понимаю. Нам рассказывали о случаях, когда люди с талантом к магии, но без знаний, могли случайно поджечь дом или силой мысли оттолкнуть предметы. — Продолжает мысль наставника Сареф. — Именно. Отсутствие контроля может привести к гибели мага или окружающих его людей. Но так бывает только с теми, чья сила от природы зашкаливает. «Оковы удержания Манпласа» накладываются на таких людей, пока те не научатся контролю магии. — А в каких случаях они могут накладываться на тех, кто уже обладает весомым мастерством в магии? — Сареф знает, что услышанное не очень подходит для ситуации Элизабет. — Я знаю только о двух возможных ситуациях: редкое врожденное заболевание, которое не позволяет контролировать ману даже после тренировок, и ментальный шторм. — Маг присаживается за рабочий стол. — Что за ментальный шторм? — Сареф сразу отбрасывает первый вариант, так как Элизабет вполне себе отлично справляется с магией. — Неконтролируемое воздействие на разум людей на большой площади во время сна. «Оковы удержания Манпласа» сдерживают шторм, так что ощутить его воздействие могут только те, кто практикует магию разума. При это обновлять заклятье нужно на протяжении всего дня. Как правило, шторм выглядит как реалистичные кошмары, в которых можно встретить источник явления. Теперь всё сходится в голове у Сарефа. Последний сон наяву был сегодня ночью, где Сареф встретил Элизабет, забившуюся под скамейку. Если вспомнить, то похожий сон был еще до инцидента с Носильщиками Гробов. Тогда Сарефу приснилось, что он шел по коридору общежития и встретил Элизабет. Тогда не увидел лица, но явно это была она. После её атаковал какой-то монстр. В последний раз «Божественная воля Кадуцея» отразила атаку, натолкнув на мысль, что это был не обычный сон. Интересно, можно ли с этим что-то сделать? — Ей ты не поможешь, но могу показать технику защиты от ментального шторма во сне. — Продолжает некромант. — Я не уточнял, что это «она». — Осторожно произносит юноша. — В академии есть только одна студентка, способная создавать ментальный шторм. И это дочь епископа. — Пожимает плечами мэтр. — Я ведь тоже ментальный маг, а значит, подвержен воздействию мисс Викар. — Действительно, я об этом не подумал. Но разве на ночь вы не покидаете академию? — Соглашается Сареф. — Обычно так и делаю, но иногда остаюсь. — Некромант пожимает плечами с видом, что это не имеет значения. — Но разве никто и никогда не пробовал с этим справиться? Вместо ответа маг приносит с полок несколько книг. — Хорошо, тогда это будет твоим домашним заданием. Изучи эти книги, в них есть интересующая тебя информация. Но подумай, зачем тебе это. — Чародей ставит перед студентом стопку толстенных книг. Работы на много часов. — Так что там насчет второго вопроса? — Ах да, второй вопрос… — Сареф отрывается от созерцания талмудов. — Вы можете рассказать о других мирах и измерениях? О способах их создания и путешествия между ними? — Мм. — Мэтр Вильгельм выглядит более озадаченным, чем это было чуть ранее. — Для начала ответь, почему тебя это волнует? — Всегда хотел узнать, есть ли места, до которых нельзя просто дойти. — Без запинки выдает вампир. — Врешь? — Вру. — Сразу признается Сареф. Маг смеется. — Не думаю, что ты готов к такому знанию. Существуют ли другие миры? Да, и большего тебе знать пока не нужно. — Почему? — Не унимается юноша. — Это область, в которую можно входить только имея хотя бы одну из двух вещей: знания или сила. Тебе это пока недоступно ни по уровню познаний, ни по праву силы. — Хорошо, тогда я пойду. — Далее Сареф не стал спорить. Мэтр Вильгельм ни за что не уступит после отказа. Подобная загадочность только уверила вампира в том, что там скрывается что-то великое или скорее всего опасное. — До встречи. Следующее занятие по обычному расписанию. И не забудь забрать вещи, которые ты просил привезти. С последними событиями Сареф совсем забыл, что просил некроманта привезти кое-какие интересные вещи из экспедиции на соседний континент. Коробка все это время ждала получателя у дверей кабинета. — Мэтр, а всё ли удалось найти? — Оборачивается юноша. — Увы, нет. Но кое-что я добавил от себя. Тебя это непременно заинтересует. — Благодарю, мэтр. — Сареф подхватывает коробку и выходит из кабинета. В коридоре его ждет служанка с посланием. Обычно послания так отправляет только один человек — мэтр Патрик. Значит, скоро начнется следующий рейд.
Глава 18
В послании от мэтра Патрика действительно говорится о рейде, который будет проведен уже завтра ночью. Довольно странно, так как в последнее время предупреждают минимум за три дня. «Что-то случилось?». Ответ на вопрос Сареф сможет узнать завтра после захода солнца. Сейчас было бы неплохо лечь спать, чтобы ночью вернуться к работе. Запас маны естественным путем во сне восстанавливается быстрее всего. После стоит поработать над жезлом со сердцем стихий, разобраться с зеркальными измерениями и ментальным штормом Элизабет. Некромант задал ведь верный вопрос: какое дело Сарефу до проблем сокурсницы? Студент переводит взгляд на стопку книг, полученных от мэтра Вильгельма. На их чтение потребуется немало времени. Нужно ложиться, но вампир продолжает задумчиво сидеть перед столом, словно в попытке вспомнить то, что вертится на языке. «Это не праздное любопытство. Странно, ведь я хотел лишь поинтересоваться. Должен ли я вмешиваться в её дела?», — вампир трет виски, в голове возникает боль. Ментальный барьер в сознании прочен, хоть сегодня ночью его основательно встряхнуло ментальным штормом. Всё должно быть в порядке, но почему-то Сарефа не оставляет чувство потери контроля над различными «Я». «Может ли это быть эффектом от использования Палитры? Нет, барьер создавал сам мэтр Вильгельм, значит, он знает, как его обойти без ослабления защиты». Сареф решительно встает из-за стола, достает из кровати снаряжение авантюриста и две большие емкости. К завтрашнему рейду нужно подготовиться заранее. После студент магической академии открывает коробку с вещами, которые привез мэтр Вильгельм. Многие довольно хрупкие, но так быть и должно. Но пока разбирать их не будет, так как еще не готов использовать, берет лишь сувениры. После извлекает из тумбочки стола несколько стеклянных колбочек с зельями от алхимиков Фернант Окула. Их Сареф смог получить только по письменному разрешению мэтра Патрика. Они довольно ценные, но в бою использовать рискованно, так как алхимическое стекло без наложения чар прочности может легко разбиться. Вместе с зельями вампир получил инструкцию по правильному хранению. Если жидкость слишком потемнеет, то зелье потеряет свойства. В этом случае, его нужно разогреть, а после вновь спрятать от солнечных лучей. Студент внимательно проверяет степень прозрачности зелий. Пока что всё в порядке, поэтому вампир убирает обратно в ящик стола. Несмотря на потерю большого количества маны утром, сна ни в одном глазу. Сареф решает сходить в город и немного отвлечься от учебы и тренировок. В городе не так много мест, куда ходит студент. Обычно всё сводится к посещению гильдии авантюристов или дома Фриды. Вот и сейчас Сареф входит через большие ворота в гильдию. Здесь уже со многими познакомился, так что первые минуты тратит на приветствия встреченных людей. Как правило, к нему подходят первыми, так что пройти незамеченным не удалось еще ни разу. А вот и Элин бежит и прыгает с объятиями, уже давно перестала робеть в присутствии Сарефа. — Привет. Как дела? — Юноша гладит по голове эльфийку. — Все хорошо. Почему ты снова долго не приходил? — Был занят турниром. Слышала про него? — Сареф послушно идет вслед тянущей за руку Элин. Вместе садятся за один из столов. — Конечно. Ты ведь победил! Об этом все в гильдии говорили! А еще то, что… тебя ранили. — Девочка взволнованно смотрит на собеседника сбоку. — Ерунда, рана была легкой. Ты пришла одна? — Сареф переводит разговор на другую тему. — Да, я уже хорошо ориентируюсь в городе. Но Фрида велит ходить только одной дорогой по главным улицам. — Слушайся её. Столица далеко не безопасное место. — Я знаю. Я даже выучила график патрулирования стражников от дома до рынка, от рынка до книжной лавки, от лавки до здания гильдии. Я выхожу в правильное время и просто иду за патрулем. — С гордостью сообщает эльфка. — Тебя этому Фрида научила? — Юноша удивлен услышанному. — Нет, я сама придумала! — Подбоченилась девочка. — Ничего себе, молодец. Осторожность превыше всего. — Сареф не может не похвалить Элин. — А у меня для тебя кое-что есть. Элин не замедлила встрепенуться на слова. Вампир вытаскивает из сумки предмет, похожий на небольшое яйцо. Оно черного цвета с вкраплениями белых и желтых точек. Девочка аккуратно берет в руки подарок и разглядывает со всех сторон. — А что это за яйцо? — Это не совсем яйцо, это скорее сердце. — Начинает объяснение Сареф, с улыбкой глядя на покосившееся лицо Элин. — Материальная оболочка духовного создания. За морем называют сердцем, но оно не исполняет ту же роль, что в наших телах. Это скорее вместилище. — Что? Так тут живет настоящий дух? — Теперь до собеседницы начинает доходить предназначение предмета. — Не дух, а духовное существо. Разница в том, что… — Я знаю, я знаю: духами становятся, а духовными существами рождаются. Это совсем разные создания. На наших островах живет много духовных существ. Мы их зовем mufalaendasi, а вот духи… — Erokondasi. — Теперь Сареф хвастается знанием иностранного языка. — Их на островах Фрейяфлейма почти нет, так как обычно erokondasi являются духами умерших, т. е. призраками. — Да все верно. И они очень злые, ими управляют черные маги, но я никогда в жизни не видела настоящего призрака. — И не много потеряла. Надо полагать, что такие вместилища ты тоже не видела? Элин кивает и гладит предмет. — В нем живет новорожденное духовное существо из Черногорной Степи. Говорят, принимает облик скакуна. Тебе же нравятся лошади? — О! — Элин очень удивлена. — Да-да, круто! — Я расскажу, как правильно вырастить его. Для меня это тоже впервые. А еще отнеси другие сувениры Марте, Генри и Фриде. — Сареф достает остальные вещи из сумки. — Будет лучше, если это сделаешь ты. — Да, конечно. Фрида каждый раз ворчит, когда ты даешь денег больше необходимого. А уж подарки и вовсе не примет. — Хихикает Элин. — Я слышала, что в гильдии над нами подшучивают. — Да? На какую тему? — Интересуется Сареф, хоть и догадывается о причине слухов. — Ну, то есть ты заботишься не только обо мне, но и о Фриде, Марте и Генри, хотя они для тебя чужие люди. Многие думали, что вы с Фридой, … ну, поженитесь. У людей же так принято? — В целом, да. Со стороны действительно может показаться странным, что парень и девушка совместно ухаживают и воспитывают детей, пускай и не своих, не будучи в любовных отношениях. — Пожимает плечами Сареф, подобные слухи ему не мешают. — На Фрейяфлейме ведь по-другому? Эльфы живут в общинах и там вопросы создания семьи выглядят иначе? В Фернант Окула на уроках по истории и культурологии других рас это кратко рассказывалось. — М, думаю, что да. У нас это немного иначе. — Задумчиво произносит Элин, погружаясь в какие-то воспоминания. На стол падает чья-то тень. Сареф поворачивает голову и видит Катрин, девушку-распорядителя, которая помогала разыскать Фриду при первом посещении столичного филиала гильдии. — Здравствуй, Сареф. Я займу немного времени. — Пепельноволосая девушка в строгом длинном платье держит в руках свиток и чернильницу. — Доброго вечера, Катрин. Присаживайтесь. — Приглашает к столу Сареф. Катрин садится напротив, а вот Элин полностью сосредоточилась на полученном подарке. — Я по поводу завтрашнего задания охотников. — Объясняет девушка. — Требуется ли какое-то снаряжение? — Вы знаете о нем? — Удивленно спрашивает юноша. — Да,охотники прислали запрос в гильдию. От нас будет участвовать несколько отрядов, поэтому сейчас я руковожу выдачей снаряжения. — Отвечает Катрин. «Охотники на демонов подключают гильдию авантюристов? Точно готовится что-то масштабное». — Думает Сареф. — Так обычно и происходит? — Уточняет юноша. — Только в исключительных ситуациях. Если сравнивать различные организации одной направленности, то охотники на демонов имеют наивысшие полномочия, так как у них в руководстве состоят высшие чины Конклава, Церкви и королевского двора. Мы обязаны помогать всем, что будет указано в запросе. — Собеседница дает краткое объяснение. — Понятно. Мне снаряжение не нужно, меня всем необходимым охотники уже снабдили. — Понятно. — Катрин делает пометки на пергаменте. — Тогда последнее: капитан просил передать поздравления насчет победы в турнире и присвоения следующего звания. Катрин не назвала имени капитана, но просто по званию в Порт-Айзервице называют только одного авантюриста — Грегори Мунша, главу столичного филиала. — Я немного удивлен, что получаю звание, не выполнив ни одного заказа гильдии. — Ты представляешь гильдию. Любая твоя победа повышает престиж и узнаваемость гильдии. Это нам идет только на пользу. К тому же по окончанию академии ты станешь магом, а значит, в любом случае не сможешь оставаться рядовым членом. Мне потребуется твоя нашивка. Сареф послушно отдает нашивку с гербом гильдии авантюристов: пересеченные меч и стрела на фоне глаза. В Масдарене получил её от распорядителя Микеля. Тогда он сказал, что в нижней части будет вышиваться что-то наподобие лычек, указывающих на звание владельца. — В Масдарене мне говорили, что авантюристы получают титулы и магических питомцев… — Да, верно. — Кивает Катрин. — В отличии от звания, титул носит больше формальный характер. Капитан о таком мне ничего не сказал, но ты сможешь спросить его сам, если сумеешь поймать. Он в последнее время очень занят. Ты сможешь получить питомца согласно титулу, это сложная для объяснения вещь, так как этим занимаемся не совсем мы. — Звучит загадочно. — Улыбается Сареф. — В таком случае больше не задерживаю. — Ты тоже получишь такого? — Элин указывает на сердце духовного существа после ухода Катрин. — Из того, что я слышал, это немного другое. Хочешь куда-нибудь сходить? — Нет. Я обещала Фриде вернуться до ужина. — Качает головой Элин. — Тогда тебе уже пора выходить. Солнце скоро сядет. Тебя проводить? — Я дойду сама. Только не исчезай, как это было в прошлый раз. — Эльфка забирает сувениры со стола и убегает в сторону двери. «Да уж, постараюсь не довести себя до ручки в этот раз».Глава 19
Лодка медленно движется вверх по одному из городских каналов. Солнце уже давно село, но пассажиры лодки не зажгли ни одного фонаря. Человек у заднего борта отталкивается от неглубокого дна длинным шестом. Мимо проплывают дома и мосты, пока лодка не проезжает под аркой, заставленной горящими свечами. Отряд охотников на демонов проник в Свечной квартал. Сареф сидит посередине лодки, мысли спокойны, как и тело. Мэтр Патрик перед началом рейда рассказал о последних успехах. Исследователи Конклава смогли нащупать место, на которое указывали свечи из дома свечного мастера Доминика Боота. — Восстанови описание. — Мысленно приказывает юноша Системе. Мгновенно появляется окно:Предмет: Тропка воска Уровень предмета: А Описание: свечи, несущие в себе заговоренный воск и изготовленные из одного чана. Разделенные в пространстве, такие свечи всегда могут указать на тайную тропку из воска, которая всегда приведет к другим свечам. Изначально Потухший Король таким образом путешествовал по своим землям: от свечи к свече, пока не погас последний огонек перед лицом Тьмы. Активация: неизвестно
К сожалению, секрет активации специалисты разгадать не смогли, но раз поисковая магия смогла обнаружить место, то дойти до туда можно и на своих двоих. Сареф не удивлен, что тайное место расположено в подземельях Порт-Айзервица. Похоже, если хочешь что-то спрятать, прячь в недрах столицы. Это действительно надежное и запутанное место. Сейчас два отряда из гильдии авантюристов отвлекают внимание жителей квартала мнимым заказом. Под прикрытием темноты отряд охотников войдет в квартал через канал и углубится в подземелья через секретный лаз. В лодке всего пять человек вместе с Сарефом, никого из охотников вампир не знает. Мэтр Патрик сегодня тоже будет участвовать, но его отряд зайдет через другое место. Лодка ударяется о каменный бортик в тоннеле. Все покидают лодку, а последний надежно привязывает к древнему на вид железному кольцу в стене. У товарищей по отряду чуть светятся глаза в результате применения свитка ночного видения. Сам юноша его использовать не стал, к счастью, до этого никому дела нет, так как охотники привычны работать в одиночку или парами. Только для серьезных рейдов собираются более чем втроем, и даже в таком случае приходится собирать вспомогательные отряды из городской стражи или авантюристов. Численность охотников на демонов является тайной уровня военной или государственной, но и так понятно, что их не больше сотни на всё королевство. Студент академии достает из кармана флакон с зельем и опустошает в один глоток. Тело тут же бросает в жар, а когда зелье впитается, то на три часа серьезно увеличит количество доступной маны. При этом показатель Интеллекта остается неизменным. — Friturum nomilica, — тихо шепчет новобранец, активируя кольцо на левом пальце. Магический предмет действительно оказывает серьезное влияние на повышение уровня освоенности используемой магии.
Предмет: Махинация хитрого ученика Уровень предмета: С Описание: первым и единственным владельцем кольца был Миррен, ученик чародея. Миррен имел слабую предрасположенность к магии, поэтому сумел попасть в ученики только благодаря артефакту, ускоряющему обучение. С ним даже бесталанный аколит сможет доучиться до чародея. Знания и практика — кольцо способно увеличить скорость и количество получаемого опыта, а также на постоянной основе увеличивает показатель Интеллекта на 10 пунктов. Активация: словесная формула Friturum nomilica. Действует 3 часа, перезаряжается 10 часов.
На средний палец правой руки надето другое кольцо, отобранное у капитана плавучего казино Феодора.
Предмет: Кольцо противодействия магии Уровень предмета: B Описание: предмет, зачарованный на разрушение заклятий. Испускает импульс, который обнуляет вокруг пользователя магию. Успешность зависит от силы заклятья и уровня освоенности. Чем сильнее и выше, тем меньше шанс, что кольцо аннулирует магию. В предмете два заряда, подзарядка займет три часа. Активация: потереть камень на кольце.
Ранг у этого предмета выше, чем у первого кольца, но польза есть только в определенной ситуации, когда нужно развеять не слишком сильную магию. К подготовке Сареф всегда относится серьезно, и если что-то действительно может помочь, то это стоит взять. Во рту появляется кислый привкус, значит, зелье маны уже начинает всасываться в кровь. Раздается приглушенный лязг: один из охотников выламывает замок на двери в канализацию. Быстрым шагом все заходят внутрь, вампир вновь оказывается посередине строя. Вампир чувствует на плече легкий хлопок и послушно снимает одну лямку заплечного рюкзака. Чувствует как к спине прислоняется пергамент — таким образом охотник пишет на ходу. Где-то в другом месте второй отряд видит написанное в своем свитке. Такую волшебную связь юноша уже видел, когда помогал сопровождать великана по округу Туманных Холмов. Конечно, существует магия, позволяющая делать так же без использования свитков, но использовать её могут только маги, а таковых среди охотников не так много. Идущий позади охотник читает появившийся ответ и убирает свиток в нагрудный карман, а Сареф возвращает рюкзак на прежнее место. Путешествие было недолгим, вскоре группа упирается в стену. Из тупика не видно других выходов, а значит, они на месте. Вторая группа уже должна быть на месте с северной стороны тайного убежища Огарков. Снова происходит обмен сообщениями через магические свитки, после чего командир отряда дает отмашку на начало операции. На стену приклеиваются восемь магических свитков, содержащих взрывную магию. Все отходят в предыдущий коридор, и гремит взрыв. Горсть камней выстреливают в стену напротив взрыва, но на этом всё. На стене лишь появились трещины, хотя такими свитками успешно разрабатывают шахты. Выходит, что стена защищена магией или куда толще, чем выглядит на первый взгляд. Один из охотников достает боевой топор, вокруг оружия начинаются завихрения. После оружие впечатывается в стену с глухим звуком. Топор вошел глубоко, как будто не в камень, а в полено. Энергия духа предохраняет оружие от поломки, а также многократно увеличивает силу удара. Рядом напарник начинает орудовать клевцом, это оружие буквально окутано сотнями невероятно быстро дрожащих нитей. Как понимает Сареф, это разные техники Оружейного Стиля. Сам вампир не носит с собой холодного оружия, хотя при острой необходимости найдет ему замену. На пол оседает каменное крошево, падают куски камня и кирпичей: за слоем камня действительно есть какое-то помещение с дополнительно возведенной стеной. Взмахи и удары охотников становятся быстрее и резче, в таком темпе ни один шахтер не сможет работать. Бум-бум-бум-бум. Когда взмахивает один, бьет другой, а потом по-новой без запинок. Вскоре обрушивается большой кусок стены, открывая достаточный проход внутрь. Ближайший охотник кидает в проход самолетик, сделанный из волшебного свитка. Сареф горд тем, что научил этому охотников. Оказывается, в этом мире никто не слышал об оригами. Правда, охотники называли это бумажной стрелой, а не самолетиком, Сареф в любом случае не смог бы объяснить, что такое самолет. Изменение формы свитка не оказывает влияние на его действие, из прохода вырываются клубы дыма. Отряд успел заранее отойти от дыры. Дым очень быстро рассеивается, и охотники один за другим проникают внутрь. На свиток была нанесена магия обездвиживающего дыма, он действует сразу, но длится недолго. Перед демоноборцами открывается помещение, заставленное большим количеством свечей. Все отменяют заклятье ночного виденья с помощью свитка с заклятьем «Добровольная отмена».
Внутри никого не оказывается, поэтому все без долгого осмотра начинают движение к двери. Впередиидущий бросается в сторону, когда свечи сбоку на секунду загораются синим пламенем. Рефлексы спасают охотника от удара мечом. Из воздуха появляется странное существо, похожее на манекен из свечного материала в старой броне. На наплечниках у существа горят множество свечей, а сама голова является одной большой свечой. Местный страж делает рывок в сторону вторженцев, но меч перехватывается в полете сразу двумя охотниками, пока третий не сносит свечную голову с плеч. Однако противник не является живым существом, поэтому продолжает наступать. Охотники расступаются в разные стороны, перед врагом остается только командир. Ржавый меч уже несется к голове охотника, но тот ловко уходит в сторону. Сияющие окружности — вот что успевает заметить глаз вампира после использования техники духа. Круги молниеносно пересекают друг друга и тело противника. Еще один из приемов Оружейного Стиля, где энергия духа укрепляет оружие и ускоряет пользователя. На пол падает отсеченная правая рука существа с мечом, правая нога, а после верхняя половина туловища. Уже в полете к земле свечи на наплечниках вспыхивают ярким пламенем, а вместе с ними все конечности. Существо превращается в сгусток огня, из которого выходит полностью отремонтированный страж, а свечи возвращаются к обычному режиму горения. «Магия восстановления? Для големов вполне обычное дело», — оценивает ситуацию Сареф. Вот только традиционная магия делает по-другому, Огарки нашли или изобрели довольно уникальный тип чар. Профессионалов, которыми являются охотники на демонов, таким не остановить. Страж вновь падает рассеченным на пол, опять вспыхивают свечи, но тут же затухают. Дело рук охотника рядом, он держит в руках золотую трубку из двух дюжин колец. На каждом кольце выгравирована руна. Поворачивая каждое кольцо, можно составить комбинацию рун и получить одно из записанных заклятий. Артефакт очень похож на Фолин Нумерик, с которым Сареф так и не успевает как следует разобраться. Существо больше не встает, поэтому охотники продолжают путь. По словам мэтра Патрика Огарки однозначно будут готовы к нападению. Единственное, чего они не могут знать, так это даты и времени атаки. Поэтому все охотники подготовились сегодня не к тихой операции, а опасному прорыву через ожесточенное сопротивление. Рейд может оказаться тем событием, что прольет наконец свет на тайны ганзы свечников. Если будут выявлены нарушения тех или иных запретов, это грозит тотальной зачисткой. Жесткий метод, особенно против тех, кто старается жить мирно и приносить пользу. Но не Сарефу порицать решения охотников и тех, кто ими руководит. Не потому, что он пока перспективный новобранец без права голоса, а потому, что и сам готов замарать руки, если иначе никак.
Глава 20
Тонкий слух вампира различает звуки передвижения в подземелье, где-то явно что-то происходит. Возможно, это второй отряд охотников под руководством мэтра Патрика. Коридор освещается большим количеством ламп и свечей, и уходит далеко в обе стороны. Подземелье под Свечным кварталом явно не маленькое. Карты этого места, разумеется, нет.Командир без долгих раздумий поворачивает налево по каким-то своим соображениям. Шагов через тридцать Сареф понимает, что это был верный выбор, так как слышны шаги навстречу. У Огарков не может быть многочисленных отрядов воинов, вместо этого стоит опасаться скрывающихся колдунов и неживых стражей. Впереди открывается зал с тремя выходами. У стен сложены пирамиды из бочек, а в одном углу возвышается гора одеял. Вероятно, Огарки используют место как склад. Перед решетчатой дверью в другом конце зала стоит человек в кожаной маске, очень похожей на маску Мясника. В левой руке зажата книга, а правая поднята над головой. Пламя свечей рядом странно изгибается и дрожит.
«Пересечение свечных троп». До активации 00:00:02. Рекомендации: уничтожение свечей.
Сареф не успевает дать какие-либо подсказки, так как первая пара охотников совершает рывок в сторону противника, как только входит в зал. И перед охотниками глаза вампира замечают тусклый блеск летящих метательных ножей. Это верная тактика против магов, ведь враг выглядит как колдун. Если успеть прервать сотворение магии, то следующим ударом можно оборвать жизнь чародея. Ножи перехватываются на подлете: из свечи с одной стороны вылетает яркая дорожка огня до свечи с другой стороны от колдуна. Еще несколько дорожек быстро проходят между свечами, перехватывая все метательные ножи. Помещение превращается в большую ловушку. Огненные ленты теперь скачут с большой частотой между всеми свечами в зале, которые висят на каждой стене и вертикальной балке, а большие напольные подсвечники стоят в каждом углу. Пара охотников так и не успела добежать до противника, вынужденная отступить перед мерцающей завесой из огненных нитей. Никто из охотников не попадает под удар, все возможные траектории бегущего огня просчитать сможет любой опытный боец. Юноша быстро наклоняется, чтобы уйти с линии удара, а после уходит вбок. Меж пальцев правой руки струится черная жидкость, принимающая форму кола.
Название: «Чернильная закалка» Тип: алхимия Ранг умения: B Уровень освоенности: 79,7 % Описание: маг-алхимик может свободно менять форму, прочность, остроту и агрегатное состояние особой субстанции. Травленые алхимические чернила специально созданы для легкости манипулирования ими. Алхимик ближнего боя может сотворить из чернил всё, на что ему хватит фантазии, ограничен лишь объемом вещества. Главным достоинством субстанции является сверхтекучесть её конденсата, т. е. способность проникать сквозь материю без трения. Активация: мысленная трансформация субстанции.
Магия, в освоении которой Сареф достиг наилучших результатов. Оружие и руку окутывает белое пламя, чтобы сделать снаряд смертельным. Бросок отдает болью в руке, но такое перетерпеть можно. Кол на огромной скорости летит в сторону колдуна, оставляя за собой ослепительно белую ленту энергии. Снаряд врезается в всполохи свечного огня и пробивает магическую защиту. После пронзает грудь Огарка и отбрасывает на дверь позади. Силы удара хватает, чтобы колдун своим телом выбил решетку из петель. После поглощения души Кольного Мастера вампир никогда не промахивается по неподвижным целям. Вместе со Школой Стальной Крови городской маньяк поделился мастерством в обращении с кольями. Сареф знает, как правильно ими орудовать и как следует метать. То, что Мясник постигал всю жизнь, теперь принадлежит начинающему охотнику на вампиров. Если добавить к броску вампирскую силу и энергию духа, то студент магической академии может создать буквально пушечный выстрел, в то время как у Кольного Мастера получалось что-то уровня массивной баллисты. — Нужно уничтожать свечи в случае такого колдовства. — Произносит Сареф. Вся схватка не заняла даже пятнадцати секунд, времени на объяснения во время неё не было. — Да, ты прав. — Кивает командир. Охотники продолжают путь, а юноша вытаскивает кол из груди убитого противника. По затвердевшим магическим чернилам бежит обычная кровь, значит, это был человек. Сареф стряхивает кровь с оружия, даже не допустив мысль о слизывании. По всей длине кола проходят оплавленные участки. Либо это следы от огненного барьера «Пересечения свечных троп», либо следствие влияния энергии духа. Однако оружие цело, этого достаточно. Повинуясь воле молодого мага, поверхность кола становится вязкой, а после вновь твердеет с буквально отполированной поверхностью. Командир жестом приказывает всем остановиться и за чем-то наблюдает через щель двери. Отряд уже успел пройти несколько комнат, но они были пустыми. Пока есть передышка, Сареф мысленно вызывает описание магии, которое составила Система на основании действий того колдуна.
Название: «Пересечение свечных троп» Тип: божественная сила Ранг умения: A Уровень освоенности: неизвестен Описание: дар от Потухшего Короля для своих подданных. Огонь может не только освещать и согревать, но и нести опасность. Огонь способен путешествовать от свечи к свече, защищать подданных и атаковать врагов, пока горят свечи. Активация: неизвестна
«Это тоже божественная сила, как способности Кадуцея. Значит, Потухший Король — божество»? Сареф никогда не встречал упоминаний о Потухшем Короле, кроме описаний Системы. На занятиях в Фернант Окула студентов заставляли учить наизусть религиозные течения всех народов, в том числе давно исчезнувших. При путешествии вне пределов Манарии это знание чрезвычайно важно, так как религиозный радикализм — норма для многих народов. Но в книгах и справочниках не встречались божества с именем Потухшего Короля и свечой в качестве главного атрибута. Командир жестом приказывает продолжить движение. Тем, что привлекло его внимание, оказывается второй командой охотников на демонов. Мэтр Патрик проник в подземную часть под кварталом через лазейку в торговых рядах и сумел встретиться с отрядом Сарефа. Последний замечает следы боя на одежде и оружии второго отряда, но видно, что они тоже обошлись без потерь. Теперь совокупный отряд вырастает до десяти человек. — Все помещения позади мы зачистили. — Сообщает мэтр Патрик. — Аналогично. — Отвечает командир первого отряда. Сареф вспоминает, что его зовут Фитч. К сожалению, перед рейдом времени на знакомства не оставалось. — Авантюристы передают, что в квартале начинаются волнения. — Чародей смотрит в свиток. — Убийцы и служители Тьмы! — Незнакомый голос раздается по коридору. Охотники внимательно следят за каждым выходом, но говорящего не видно. — Туда! — Указывает мэтр Патрик перед собой и срывается с места. В его руке зажат знакомый посох. С ним он принимал участие в конкурсе новобранцев гильдии Масдарена. Демоноборцы парами влетают в следующее помещение. Обоняние Сарефа чует странных запах, будто что-то горит. Впереди открывается очень просторный круглый зал. Он весь заставлен манекенами из свечного материала, которые рассажены амфитеатром вокруг центрального подиума. Похоже на место собраний или молитв.
На постаменте стоит сгорбленная четырехрукая фигура. В двух руках зажаты две большие кадильницы, из которых исходит тот самый дым, запах которого учуял вампир. На лице существа, которое явно не является человеком, расположена металлическая маска, а на плечах горят десятки свечей. — Вы приближаете конец мира, служа темным силам. — С ощутимой агрессией выкрикивает существо. Тело Огарка покрывает огненосная аура, отражающая метательные ножи: охотники не вступают в переговоры, если отдан приказ на зачистку. Все рассыпаются по залу, а юноша остается вместе с мэтром Патриком. Маг поднимает руку и несколько раз быстро сжимает и разжимает кулак.
«Единение льда и пламени». До запуска 00:00:01. Рекомендации: отсутствуют, целью является не пользователь.
Многочисленные свечи, факелы и лампы в зале гаснут, температура воздуха ощутимо снижается, а около руки чародея дрожит сфера огня. Сареф помнит эту магию, мэтр Патрик тоже уже сталкивался со странной магией свечей, поэтому сначала гасит их всех. Вампир был бы не против изучить такую магию, но Система подсказывает, что для него это по-прежнему невозможно без нужного класса, подкласса и знаний условий активации.
Название: «Единение льда и пламени» Тип: стихийная магия Ранг умения: А Уровень освоенности: неизвестен Описание: сложная магия, работающая с законами природы. Маг создает вокруг себя зону термодинамического равновесия, после чего может перекачивать тепловую энергию из одной области в другую. Моментально остужая пространство в одной области, маг может передать взятую тепловую энергию в другую область, что будет приводить к немедленному возгоранию или взрыву. Умение работает и в обратном порядке. С ростом освоенности маг может производить энергетический обмен быстрее и на более широкой зоне. Активация: неизвестна
Охотники окружили центральный подиум, но не спешат сближаться с противником. Марево вокруг тела Огарка начинает дрожать из-за поглощения всего тепла в помещении мэтром Патриком. Изо рта Сарефа выходит пар, а стены начинают покрываться изморозью. Как только магический барьер будет снят, демоноборцы ринутся в атаку. Пламя свечей на теле врага становится короче и начинает трепетать, будто готово потухнуть под ветром. Огарок бросает курительницы и всеми четырьмя руками начинает творить пассы.
«Самосожжение в честь Короля». До запуска 00:00:04. Рекомендации: обездвижить цель до окончания самосожжения или успеть отменить связь.
Название: «Самосожжение в честь Короля» Тип: божественная сила Ранг умения: A Уровень освоенности: неизвестен Описание: акт добровольной смерти в обмен на милость Потухшего Короля. Говорят, что многие подданные Короля таким образом продлевали жизнь своему монарху, пока это не потеряло смысл. Пускай Потухший Король уже давно обратился в пепел, но воля ярого последователя может временно открыть сожженные тропы для увеличения магической силы. Активация: неизвестна
— Он усиливается. — Предупреждает Сареф. — Вижу. — Бормочет чародей при виде столба пламени, окружающего фигуру колдуна. — Фанатики любят магию жертвоприношений, но я смогу справиться даже с мистическим огнем. Невидимая сила продолжает притягивать огонь к мэтру Патрику, а высота пламени «Самосожжения в честь Короля» уменьшается на одну треть. Все охотники отступают от центра зала, в котором сила оледенения становится максимальной, но пока что испаряется у ног Огарка. Два мага продолжают бой на истощение, и кто знает, чем бы закончилось противостояние, если бы мэтр Патрик пришел один. Когда пламя было потушено на половину, один из охотников пронзает колдуна копьем, Огарок больше не мог поддерживать барьер. Через минуту от него остался лишь пепел. — Это было неожиданно трудно, будто ему действительно кто-то помогал извне. — По лицу мэтра Патрика струится пот. — Нужно продолжать движение.
Глава 21
Задач у сегодняшнего рейда три: поимка Логуса, раскрытие секретов Огарков и уничтожение ганзы свечников, если будут выявлены запрещенные детали их деятельности. С учетом увиденного, у Огарков нет шансов на помилование. Мэтр Патрик читает послание в свитке и хмурится. Вероятно, вести с поверхности города не обнадеживают. — Проблемы? — Спрашивает Фитч. — Да, жители квартала выходят на улицу и пытаются прогнать авантюристов. Возможно столкновение. — Отвечает мэтр Патрик. — Они поняли, что терять им уже нечего? — Рассуждает охотник на демонов из команды Сарефа. — Ну, к этому мы были готовы. Квартал заранее со всех сторон оцепила городская стража, никто не сможет уйти. Пресвитер Манкольм с инквизиторами уже должен закончить зачистку других мест, связанных с Огарками. — Чародей задумчиво гладит лоб, а после смотрит на юношу. — Сареф, отправляйся на поверхность и помоги авантюристам. Среди горожан вполне могут быть колдуны. Остальные — три группы по три человека и начинаем прочесывать оставшееся подземелье. Вампир без лишних слов направляется к выходу в город, через который сюда проник отряд. Быстрым бегом за короткое время достигает канала и лодки, но пользоваться ей не будет. Вместо этого совершает прыжок и цепляется за ограду мостика, неподготовленный человек так никогда не сможет. С моста вампир ныряет в переулок, чтобы через десять секунд оказаться на знакомой улице мастеровых. На улице в полном составе находятся оба отряда авантюристов в окружении местных жителей. Похоже, что сегодня весь Свечной квартал высыпал на улицы. Мужчины, женщины и даже дети явно готовятся к худшему. Сареф не может их за это ругать, ведь участь их незавидна. Несколько ремесленников препираются с командиром авантюристов. Повышенные тона доносятся с обеих сторон переговоров, но оружие пока покоится в ножнах. Из беседы юноша понимает, что Огарки недовольны нахождением здесь авантюристов, в вымышленный заказ не очень поверили. Раньше Свечной квартал никогда не выказывал прямой агрессии, но теперь руки многих сжимают факелы, топоры и дубинки. Они в отчаянии и, похоже, что еще не догадываются о кордонах городской стражи за пределами квартала. Авантюристы начинают продвигаться к центральной площади квартала, их задачей является отвлечение внимания на себя, пока в подземелье происходит зачистка тайного логова. Мэтр Патрик о таком не говорил, но Сареф видит явную провокацию Свечного квартала. Стоит кому-то из местных не выдержать и бросить камень или факел в авантюристов, как сразу появится повод обнажить оружие. Вампир накидывает капюшон и лавирует в толпе рядом с авантюристами. Если начнется уличный бой, то вооруженные авантюристы смогут выстоять и без помощи извне. Но если появятся колдуны, големы или еще какая напасть, то Сареф это должен будет взять на себя. Спасибо мэтру Патрику, что теперь ему доверяют важные одиночные задания, хотя конкретно в этом случае маг явно отправил именно его как такого же члена гильдии авантюристов.Где-то в другой части площади начинают двигаться люди, пропуская процессию. Группа людей идет прямо к авантюристам, и толпа тут же расступается перед ней. Сареф замечает, что впереди идет красивая женщина с короной из свечей и штандартом Огарков, на котором тоже зажжено несколько свечей. Далее ступают люди в просторных белых балахонах и канделябрами в руках. «Какие-то религиозные лидеры? Вот уж кого представители Церкви Герона слушать не будут, будь они здесь». — Сареф старается встать таким образом, чтобы оказаться в стороне примерно между авантюристами и процессией, но не подходя слишком близко. — Уходите отсюда! — Золотоволосая женщина имеет хорошо поставленный звонкий голос. — Вы несете с собой тьму. Я вижу, как её миазмы защищают вас. — Тьма? У нас ничего такого нет. — Выходит вперед командир отряда авантюристов. Его Сареф не знает, все же нужно чаще появляться в гильдии. — Мы из гильдии авантюристов. — Продолжает человек. — Согласно королевскому эдикту о разрешении деятельности мы имеем право входить на любую территорию королевства, кроме находящейся под ведомством другой организации. Прошу вас разойтись по домам и не мешать нашей работе. — Здесь для вас нет работы. Проблемы Свечного квартала мы решаем самостоятельно. Никаких заказов мы в вашу гильдию не передавали. Прошу немедленно уйти. — Настаивает женщина, и её словам вторит гул голосов с площади. — Вы пришли большим числом, с оружием и без приглашения, более нам нечего вам сказать. Авантюрист снова начинает гнуть свою линию, так как уйти он не может, но женщина его уже не слушает, вертит головой словно в поисках кого-то в толпе. Сареф смотрит туда же, куда и женщина, в поисках подсказки, но вдруг незнакомка резко разворачивается и перехватывает взгляд юноши. Последний понял, что обнаружен. — Вот он! — Жестом, достойным королей, женщина указывает на Сарефа. — Вестник Тьмы скрывается в толпе! Авантюрист тотчас чувствует на плече руку. Подобные обвинения несут весьма зловещий характер в окружении стольких враждебно настроенных людей. Следом еще несколько рук хватают Сарефа, толпа не намерена отпускать добычу. Командир авантюристов узнает Сарефа и кричит, что он является частью их отряда. Но приказ отпустить жители квартала игнорируют, а вот призыв убить от женщины в короне стремятся выполнить незамедлительно. Время переговоров подошло к концу, авантюристы смыкают щиты и обнажают оружие. Из множества рук ни одна не смогла удержать крутанувшегося на месте вампира. Сареф не чувствует страха перед обычными людьми. Конечно, нахождение в толпе имеет свои опасности, но вампир не позволит себя повалить. Кто-то набрасывается с кулаками, но тут же отлетает со сломанной шеей, здесь авантюристу не нужно скрывать силу. По спине, плечам и голове ударяют дубинки, кто-то швырнул камень прямо в лицо, но это оказывается бесполезным, вампир начисто игнорирует слабый урон.
Название: «Школа Стальной Крови» Тип: способность духа Ранг умения: A Уровень освоенности: 15,9 % Описание:…
В окружении большого количества противников защита и выносливость становятся важнее силы атаки и скорости. «Школа Стальной Крови» здесь подходит как нельзя лучше. Мужчина куда крупнее Сарефа попытался протаранить юношу, но зарабатывает лишь перелом позвоночника от удара локтем по спине. Секундная заминка позволила еще двоим повиснуть на руках, но вампир крепко стоит на ногах, будто вбил сваи. Людское кольцо смыкается вокруг одиночки, довольно опасная ситуация, если бы не сверхчеловеческие возможности тела. Вот только перейти в атаку Сареф не успевает. Совсем рядом оглушающий хлопок вызывает десятки воплей. Следом слух различает удары оружием по незащищенному телу. Вот только это не авантюристы, так как их отряд осаждают в другой стороне. Что-то острое колет в поясницу, нужно срочно выйти из окружения, пока местные не нашли чего-то получше заточки. Алхимические чернила пробивают стенки рюкзака в виде острых шипов. Пришлось потратить время на то, чтобы заставить чернила принять форму пружин, иначе выстрелить с такой силой не получилось бы. Сареф рубанул новосозданным оружием по глазам человека справа, а другой рукой вонзил кол в бедро человека слева. В подобной тесноте вампир заставил оба оружия принять форму коротких кольев, так как для размаха места нет, остается только колоть. Толпа отшатывается от Сарефа, раненые с криками падают, авантюрист не стремится наносить однозначно смертельные ранения. Правда, жизнь людей в давке с кровотечением все равно долгой не будет. В толпу врезается человек в броне с длинным мечом. Оружие светится энергией духа и лишает голов всех, до кого может дотянуться. Массовое сборище превращается в кровавую баню. — Вот мы снова встретились. — Слышен знакомый женский голос. Перед Сарефом стоит Рим в качественном доспехе и хлыстом, покрытым кровью до самой рукоятки. — Что ты здесь делаешь? — Юноша точно не ожидал увидеть её на площади, да и вообще в столице. — Поговорим позже? Помнишь заварушку в Костоломном ущелье? — Девушка резким оборотом отправляет хлыст в сторону бегущих людей. Единая кровавая полоса проходит сразу по нескольким спинам, вызывая сумасшедшие крики. Глаза авантюриста замечают, что во время удара по оружию пробежала алая молния. Это не магия, а техника Оружейного Стиля. — Хорошо. Мне нужно поймать местных заправил. — Сареф ищет глазами женщину в короне. Как и ожидалось, её попытались быстро увести с площади, но стоило бы бросить флаг, который сразу выдает местоположение. — Я с тобой. Хунг, Энрик, Мальт, оставайтесь здесь. — Вампир видит, что воин с мечом был не единственным, кто пришел на помощь. Эта троица по-прежнему следует за Рим. Отряд авантюристов тоже успешно отбил нападение, ощетинившись копьями. — Идем! — Сареф проталкивается через толпу, которая стремится как можно скорее покинуть бойню. — Стой, дай мне. — Рим останавливает юношу и начинает расчищать дорогу довольно жестоким способом. Хлыст в руке гуляет будто сам по себе, хотя опытный боец заметит работу запястья и корпуса. Происходи это где-нибудь на празднике или в цирке, можно было наслаждаться танцевальными движениями, но сейчас оружие не только рассекает плоть и отрывает куски мяса со спин, но даже отсекает конечности и головы. — Это ведь хвост Унарского Цербера-Химеры? — Вспоминает Сареф, что с помощью него мог сделать Идолопоклонник Церкви. — Да, откуда ты знаешь? — Девушка остановилась, а после хлопнула себя по лбу. — Забыла, ты же ведь дрался с ним. В этот момент какой-то обезумевший попробовал сократить дистанцию и повалить Рим, но на помощь приходит Сареф. Подсечка валит окровавленного мужчину на землю, после чего дело завершает кулак. — Кого мы ищем? — Спрашивает Рим. — Женщина с золотыми волосами, короной из свечей и флагом в руке. — Юноша указывает на группу людей, исчезающих в переулке. — Заметила такую. — Девушка запрыгнула на бочку. — Её нельзя убивать? — Нельзя. Я пойду первым, в переулке особо не хлыстом не воспользуешься. — О, ты недооцениваешь результат моих тренировок. Но так уж быть. Мы тут только для «принеси-подай». — Пара входит в темный переулок в попытке нагнать процессию.
Глава 22
Охрана «королевы», как можно назвать эту женщину, замечает преследование. Со злыми криками несколько сопровождающих отбрасывают балахоны, под которыми скрывалось хорошее оружие и доспех. Мечи, копья, топоры и рогатины нацелены на Сарефа, бегущего навстречу опасности. Прыжок, нырок, уворот: ни одно оружие не смогло задеть начинающего охотника, пока он не подошел вплотную к группе людей. Еще до входа в переулок юноша отменил «Стальную Кровь» в пользу «Белого Пламени». Для выполнения приема нужно набрать сумасшедшую скорость и заставить энергию духа изливаться из тела, а после резко остановиться, увеличивая выброс энергии. Словно по инерции напор энергии продолжает следовать вперед, сметая всё на своем пути. Теперь такое Сареф может проводить без риска упасть без сил. В белопламенной воронке смешались люди, оружие, доски и мусор. Особого удачливые даже выживут, но опасности больше не представляют. Юноша бежит дальше, остальная процессия уже скрылась за углом. За спиной вампир слышит неотстающий перестук сапог Рим. Она действительно будто прошла через серьезные тренировки. За поворотом Сареф видит, что женщина в короне укрывается в одном из домов. Хорошая идея, так как здание оборонять легче. Охранники прижимаются к двери, выставив перед собой сколоченные из досок щиты. Но тратить время на них вампир не собирается. — Разберись с ними. — Бросает через плечо авантюрист и совершает немыслимый для обычного человека прыжок, с небольшой вспышкой вытолкнув себя энергией духа. Сареф пролетает над головами защитников прямо в окно второго этажа. Ставни разлетаются в комнате, где находится «королева» с приспешниками. С улицы раздается пронзительный хлопок и следом предсмертные крики. Если адепт Оружейного Стиля подкрепляет оружие энергией духа, то доски не смогут защитить. Обычный кнут, конечно, давно бы порвался от такого использования, но хвост Идолопоклонника наверняка невероятно прочен. Алхимические чернила выглядывают из рюкзака в виде ручек кольев. Сареф ловит себя на мысли, что действует так, как привык работать Кольный Мастер. Угольно-черные колья пронзают тела защитников, но вот женщина успевает скрыться в другой комнате с последними охранниками. Так торопилась, что даже бросила наземь штандарт. Юноша без спешки собирает колья, и пока не заходит в следующую комнату. Он слышит, что беглецы все еще находятся там. Скорее всего оттуда нет других выходов. По ступеням на второй этаж поднимается Рим, кнут свернут аккуратными кольцами. — Еще не закончил? — Спрашивает девушка. — Они в следующей комнате. Как раз хотел приступить. — Сареф немного ослабляет защитный барьер в сознании и прекращает действие «Продвинутого чтения». Загнанная в угол жертва может показать зубы, поэтому Сареф решил перестраховаться и просканировать следующую комнату. — Забаррикадировали. — Рим пробует открыть дверь. — Угу. В той комнате ни окон, ни других дверей нет. — Пф, сами себя в ловушке заперли. — Смеется девушка. Ей ситуация очень нравится, похоже. — Я могу выбить и покромсать всё, до чего дотянется хлыст. — Нет, те люди нужны живыми. — Качает головой Сареф. — Особенно женщина. — А, ну это будет сложнее, мой Стиль хорошо справляется с группой врагов. Если наносить удар в точку, то нужно каждый раз делать новый замах. — Расслабленно рассказывает собеседница, будто находится где-то в таверне с кружкой разбавленного вина. — Я сам разберусь, посторожи снаружи, пожалуйста. — Юноша встает напротив двери. Рим пожимает плечами, мол «как хочешь». Сареф ударом ноги распахивает дверь, всё за ней расшвыривается по комнате. Вампир входит в комнату с громким приказом: «Стоять»!Название: «Божественная воля Кадуцея» Тип: божественная сила Ранг умения: S Уровень освоенности: 15,0 % Описание: способность Кадуцея воздействовать на разум других существ, а также защищать собственное сознание. Чем выше уровень освоенности, тем сильнее подчинение воли и успешнее защита. Способность также пассивно защищает пользователя от психического давления и ментальных атак, которые слабее защиты.
«Королева» и трое телохранителей замирают с глупым выражением лица. «Божественная воля Кадуцея» довольно успешно воздействует на незащищенный разум, но эффект сбрасывается очень быстро. И по закону подлости для таких атак на разум приходится предварительно ослаблять ментальный барьер мэтра Вильгельма. Как только оцепенение спадет с мыслей противников, те сразу попытаются атаковать юношу. Поэтому нужно лишить боеспособности более сложным способом, и при этом сохранить жизнь без необходимости подходить близко. — Вы когда-нибудь тонули? Когда ноги не чувствуют дна, в носу жжет от попавшей воды, а все мышцы наливаются тяжестью от бесполезного барахтанья? — Громко спрашивает Сареф. На лице слушателей уже видно понимание слов, скоро и над конечностями будет возвращен контроль. — Вы задыхаетесь, пытаетесь как можно выше вытолкнуть себя из воды, но при этом сильнее уходите под воду. — Продолжает говорить Сареф и даже комично изображает безуспешные гребки руками. Подобное представление намертво приковывает внимание людей в комнате, пока они не ощущают холод воды у ног. Представители Огарков с изумлением смотрят на воду под ногами, её уровень очень быстро повышается. Тяжелые капли выступают из стен, а после стекают настоящие ручьи, в том числе с потолка. Женщина с телохранителями ожидаемо пытается приблизиться к Сарефу и выходу из комнаты, но вода им по грудь, а вот уже приходиться плавать, задрав подбородок. Через несколько секунд вода занимает весь объем комнаты, а возникший из ниоткуда водоворот не позволяет выплыть из угла помещения. Люди цепляются друг за друга в попытке сохранить жизнь, даже если это не имеет смысла. А вот вампир спокойно стоит на полу, его волосы медленно колышутся в подводном течении. Барахтающихся людей надолго не хватает, вскоре все замирают. — Что это вообще за магия? — Удивленно спрашивает Рим, заглядывая в комнату. Она видела, что беглецы просто катались по полу, а после затихли. — «Рассказчик страшных повестей Маглат». — Отвечает Сареф, останавливая действие заклятья. — Мне это ни о чем не говорит. И причем тут утопление? — У магов свои методы, но для исполнения порой нужно немного постараться. — Уклончиво объясняет Сареф.
Название: «Рассказчик страшных повестей Маглат» Тип: ментальная магия Ранг умения: A Уровень освоенности: 36 % Описание: сильное ментальное воздействие, погружающее жертву в психоделический сон наяву. Заклятье активирует ассоциативный ряд в сознании и раздувает из него преувеличенный кошмар. Сигналы от всех органов чувств подменяются на поддержание иллюзорного помешательства. Маглат — злой дух пустыни на краю мира, под видом пилигрима рассказывавший сказки путниками с целью похитить жизненную энергию у обессиливших жертв. Активация: создать в разуме жертвы нужную ассоциацию словами, жестами или любым другим способом и применить стандартное импульсноерасширение сознания по типу «стрела».
Сареф чувствует легкое головокружение, но это не показатель усталости. После выпитого зелья упадок сил наступит не скоро. Головокружение указывает на ослабление ментального барьера, сдерживающего конфликт поглощенных душ. Но чтобы использовать эту магию, приходится ослаблять собственные цепи. Последний раз применял его во время поиска Логуса, когда «рассказал» страшную повесть об адских собаках двум бандитам. Юноша осторожно подходит к лежащим без сознания людям. Внезапно женщина распахивает глаза и резко приподнимается на локте. «Королева» смотрит в глаза авантюристу, но выглядит скорее одержимой кем-то, ведь её разум все еще должен быть в шоковом состоянии от иллюзорной смерти. — Ты служишь Тьме, даже не подозревая об этом. Твои решения приведут тебя к гибели души, а после и мира. — На одном дыхании выговаривает женщина. — С кем имею честь говорить? — Уточняет Сареф. — Я — Король. Истребляя мой народ, вы лишь убираете последние заслоны перед Темной Эрой. — Потухший Король, надо полагать? — Юноша присаживается на корточки рядом. — Откуда ты знаешь? — Невидимый собеседник наверняка удивлен, хоть и не может как следует управлять мимикой и тоном голоса женщины. — Не могу сказать. Где Логус? — Задает встречный вопрос Сареф. — Логус не является преступником. Он был двойным агентом среди Носильщиков Гробов. Он выведывал секреты про тех, кому служат Носильщики. — И кому они служат? — Мы узнали лишь имя — Легион. — Произносит собеседница. — Это не имя. Что еще? — Продолжает наседать авантюрист. — Помоги этой женщине сбежать. Сделаешь — расскажу всё. — Потухший Король ставит условие, выполнить которое Сареф не может и не хочет. — Нет. — Тогда больше ничего тебе не скажу. Знай лишь, что тебя в любом случае ждет крах.
«Самосожжение в честь Короля». До запуска 00:00:05. Рекомендация: обездвижить цель до окончания самосожжения или успеть отменить связь.
«Похоже, он предпочел убить её и по возможности забрать меня на тот свет». — Догадывается Сареф, поглаживая кольцо.
«Самосожжение в честь Короля». Запуск отменен «Кольцом противодействия магии».
«Вот и кольцо пригодилось. Значит, магия и божественные силы имеют одну природу. Но Система их разграничивает. Нужно узнать, по какому принципу». Лицо «королевы» исказилось, а после невидимый собеседник исчез. Голова женщины бьется о пол. — Не то, чтобы я хотела лезть в дела охотников на демонов, но грядет что-то интересное? — Рим выглядит взволнованной, словно с нетерпением ждет обещанного. — Кто знает. — Опять уходит от ответа Сареф. Чернила повинуются его воле и опутывают запястья и локти пленных, а после застывают. Сареф возвращается в первую комнату и подходит к окну. Свечной квартал погружен в хаос, слышны крики, топот, даже горят несколько домов. — У-у, инквизиторы пришли. Значит, охотники собрали достаточно доказательств для зачистки квартала. — Встает рядом Рим. — Думаю, так и есть. И все же, как ты очутилась здесь? — Сареф возвращается к незаконченному разговору. — Ну, с гильдией авантюристов не очень вышло, поэтому мы отправились в столицу. Мы пришли примерно на пару дней позже тебя и вступили в Оружейную Часовню. Оказывается, у нас были задатки для овладения боевым искусством духа. — Начинает рассказ Рим. — Потом начались тренировки. Было очень сложно, но справились со всем и даже стали лучшими новичками. Будто сам Герон нас благословил со своей тучки. А сегодня нам приказали усилить кордоны городской стражи. — Как вы тогда оказались на площади? Рим медлит с ответом, будто сама не знает ответ на вопрос. — В нарушение приказа, видимо. Почувствовали заварушку и пошли посмотреть. За оставление поста нас скорее всего накажут. Например, заставят собирать трупы всего квартала или на месяц выгонят спать под открытым небом. — Отвечает девушка, но не выглядит напуганной взысканиями. — А откуда у тебя хвост Цербера-Химеры? — Магистр Онгельс подарил за успехи на промежуточных испытаниях. Этот хвост реально крутой, его нельзя ни порезать, ни отрубить, и рассекает даже камень. — Собеседница будто реально хочет похвастаться оружием. — Тогда… — Начинает Сареф. — Что? — Не понимает Рим. — Если он такой прочный, как его отделили от тела и превратили в кнут? — Спрашивает Сареф, и наступает тишина. — Ну, наверное… Так, стоп, ты же прикалываешься надо мной! — До Рим наконец доходит, и она в шутку бьет Сарефа в бок. — Да-да, извини. — Улыбается Сареф. — Как насчет сходить в кабак и поиграть в «войну королевств»? Ты же еще не потерял подаренную колоду? — Неожиданно предлагает девушка. — Только если без шулерства. — Соглашается Сареф с условием, на которое Рим закатывает глаза, словно отвечая «кто бы говорил».
Глава 23
Сареф старательно переписывает с пергамента длинные цепочки рун и формул. Тема сегодняшнего занятия — «Геомантия и способы её применения». Пускай далеко не каждый маг может на достаточном уровне овладеть каким-либо конкретным видом магии, но каждый выпускник академии обязан выйти эрудированным по всем учебным программам. — Земная твердь имеет пять великих, семнадцать промежуточных и неисчислимое количество локальных полюсов. — Рассказывает учитель на большой мировой карте. Увы, но атласам из прошлой жизни уступает значительно. Студенты вынуждены слушать лекцию и одновременно переписывать формулы вычисления полюсов на открытой и закрытой местности. Даже время суток может повлиять на правильность расчетов. — В великих полюсах наблюдаются разнообразные аномалии, концентрация магической силы там может быть такой высокой, что будет видна невооруженному взгляду. Возможны нарушения физических законов. Известен эксперимент, когда в центре великого полюса плотность магического поля скрутила стальные слитки в веревочку… Большинство студентов в аудитории не знакомы Сарефу, так как руководство академии одобрило экстерн с возможностью самостоятельного выбора учебной программы. Это значит, что студент имеет право прийти на любое занятие вне зависимости от курса, либо не посещать занятия вовсе. Главное — на «отлично» сдавать аттестации и экзамены. Помимо Сарефа еще одна студентка смогла перейти на такую форму обучения. Речь, разумеется, об Элизабет Викар. По скорости освоения знаний и навыков она остается на голову выше юноши. Преподаватель заканчивает с общими объяснениями и просит класс разбиться на пары, составить магический компас и заполнить таблицы основных параметров окружающей местности. Студенты встают с мест и начинают собираться по два человека за партой. Сареф продолжает сидеть, решив присоединиться к тому, кто останется без пары. — Можно к тебе? — Подходит Элизабет. — Да, конечно. — Освобождает пол парты Сареф. Студенты начинают практиковаться, но юноша не спешит творить магию, еще раз перечитывает условия активации. — Тогда я попробую первой. — Поднимает руки сокурсница. Сареф внимательно наблюдает за движениями, одним глазом поглядывая в формулы. Почти любую магию можно представить математически, где различные операнды, переменные и коэффициенты могут быть связаны тем или иным жестом согласно общим классификационным таблицам жестов. Заклинания для произнесения тоже имеют логику. Чародей, который учит лишь готовые условия активации, не может считаться настоящим магом. Мастерство достигается лишь в понимании абстрактных моделей, что позже позволит отказаться от жестов и слов. Вслед уверенным движениям на поверхности стола возникают три полупрозрачные окружности, одна в другой. Три независимые стрелки разъезжаются в разные стороны, указывая на ближайший полюс, направление геомантических потока и направление потока относительно линии горизонта. Зная расстояния и углы между стрелками, можно вычислить то, что требуется по задаче. — Неплохо, неплохо. Отличный компас. — Хвалит учитель, проходя мимо, но сразу уходит, чтобы помочь другим. — Записал значения. — Говорит Сареф, и Элизабет перестает поддерживать магию. — Теперь попробую я. Студент пытается сделать то же самое, но получается только с седьмого раза, и то показания стрелок постоянно дрожат. — На третьем шаге нужно вывернуть кисть сильнее. Иначе подставляешь в матрицу неверный коэффициент, из-за чего возникает люфт финальных показаний. — Девушка безошибочно распознает причину проблемы. С такой подсказкой на восьмой раз выходит рабочий вариант. — Спасибо. Обычно я ошибки нахожу путем длительных повторений. — Благодарит Сареф. — Постигать науку упорством тоже можно. — Кивает Элизабет. — Вероятно, ты успела потратить тысячи часов на тренировки. — Да, это так. Обычно люди думают, что мои заслуги — это только признак одаренности от природы, а не работы. — Тише обычного отвечает собеседница. — Магии меня начали обучать в четыре года. — Тогда, ты уже должна быть на уровне настоящего мага. — Тоже понизил голос Сареф. — По факту возможно, что так. Но получить статус официально без обучения нельзя. Несколько минут прошли в молчании, каждый записывал полученные результаты, их нужно будет показывать в конце занятия. — Я слышала, ты участвовал в рейде на Свечной квартал. — Девушка затрагивает неожиданную тему. Хотя, события трехдневной давности довольно обсуждаемы в Порт-Айзервице. — Да, верно. — Отвечает Сареф. — Страшно было? — Еще один неожиданный интерес. — Не думаю, в целом операция прошла по плану. А ты бы тоже хотела участвовать в опасных миссиях? — Наверное. Мне всегда нравились рассказы об авантюристах. — Пожимает плечами студентка. — Почему? — За их дух свободы. За возможность жить, используя все свои силы. На этом постороннее обсуждение закончилось, так как мимо снова проходил учитель. После занятия Сареф окликает Элизабет: — Ты бывала в столичном филиале гильдии? — А? Нет. — Дочь епископа явно удивлена такому вопросу. — Сегодня я отправляюсь туда. Хочешь пойти со мной? На лице Элизабет выступило задумчивое выражение. — Я должна передвигаться по городу только в сопровождении охраны. — Не думаю, что «неофициальному магу» может угрожать какая-то опасность. Тем более я буду рядом. Похоже, что уход без сопровождения может доставить неприятностей, но Элизабет вдруг соглашается. После занятий они вместе выходят из территории академии и приходят к зданию гильдии. Внутри Сареф смотрит по сторонам, сегодня довольно оживленно. Вместе проходят к стойкам распорядителей. — Чем могу… А, это ты, привет. — Сегодня рабочая смена Фриды, которая во все глаза рассматривает Элизабет. А вот последнюю больше привлекают стенды с различными заказами. — Привет. Хотел уточнить насчет своей нашивки. Сказали придти сегодня. — Да, поняла. А кто это с тобой? — Познакомься, это Элизабет, мы учимся в одной группе. — Представляет девушек Сареф. — Элизабет, это Фрида, распорядитель и авантюрист в гильдии. — Приятно с вами познакомиться, Фрида. — Делает вежливый поклон Элизабет. — А, да, взаимно. Но вряд ли я скоро вернусь к работе авантюриста. — Моя вина. — Чуть наклоняет голову вампир. Элизабет непонимающе переводит взгляд с Сарефа на Фриду. — Я помогаю ему кое в чем, и пока что работаю только в качестве распорядителя. Я схожу за нашивкой. Однако объяснить Сареф не успевает, так как их окружают другие члены гильдии. Появление незнакомой и красивой девушки в форме студентки Фернант Окула не могло не привлечь внимание. Таким образом Элизабет оказалась в центре внимания, а Сареф последовательно знакомил её с каждым подошедшим, но не называл благородной фамилии и родства с епископом. А вот Элизабет вряд ли привыкла к такому непринужденному вниманию и начала теряться в обилии имен и вопросов, пока ситуацию не спасает Катрин: — Господа, вы просто так занимаете место около стоек. Перейдите, пожалуйста, в зал. Следопыты, разведчицы, воины в тяжелой броне и просто праздно шатающиеся в свой выходной день авантюристы без лишних споров уходят в зал и зовут Элизабет с собой, но та отвечает, что у них с Сарефом еще есть дела. — Рада видеть вас в нашей гильдии, мисс Викар. Меня зовут Катрин. — Делает низкий поклон девушка. — Здравствуйте, Катрин. Вы знаете меня? — Удивленно спрашивает Элизабет. — Как старшему распорядителю мне часто приходится общаться с высокопоставленными людьми, поэтому обучена этикету, вежливому письму, а также знаю все аристократические семейства Манарии и людей, занимающих важные посты. Но лично я, конечно, знаю далеко не всех. — Объясняет осведомленность Катрин, хотя по мнению Сарефа ответ вряд ли исчерпывающий. — Вот как, понятно. Скажите, а я могу поближе посмотреть на листы заказов? — Уточняет дочь епископа. — Да, это не запрещено, хотя взять заказ может только член гильдии. — Теперь настает очередь Катрин удивляться, а Сареф невольно вспоминает начало своего пути авантюриста. — Я буду там. — Указывает на доски заказов Элизабет. — Хорошо. — Кивает Сареф. Через некоторое время возвращается Фрида и передает нашивку. На ней теперь вышиты зачарованными нитями две голубые волны. — Поздравляю с новым званием, инмарх. — Катрин замечает изменения на нашивке. — Если честно, никогда не слышал, чтобы авантюристы обращались друг к другу по званию. — Сареф убирает нашивку в карман. — Так и есть, это результат королевских реформ. Одной из них была система рангов, как это принято в рыцарских орденах. Звания появились год назад и до сих пор не вошли в обиход среди авантюристов. Инмарх получает повышенную награду за заказы, а также может официально руководить отрядом не более пяти человек. — Проводит мини-лекцию Катрин. — Как мне кажется, за прошедший год только командиры получили капитанское звание и больше на это никто внимания не обращал. — Говорит Фрида. — Так и есть. Опытные авантюристы стараются открещиваться от званий, так как им хватает неформальных лидеров. Строгая иерархия предполагает строгие правила, а большинство привыкло самостоятельно решать, в какую команду вступить и под чьим руководством. — Пожимает плечами Катрин. — И вводить новую систему решено на новичках. — Продолжает мысль Сареф. Обе девушки согласно кивают. — Кстати, Элин пришла сегодня со мной. Она сидит в дальней комнате для обсуждения заказов. — Вспоминает Фрида. — Вот как, пойду к ней. Спасибо за помощь. — Однако первым делом Сареф направляется к Элизабет, которую уже активно зазывают в гильдию охотиться на болотных слизней за пять серебряных за штуку. Беловолосая девушка как может отказывается от всяческих предложений, пока вампир не вызволил из окружения. — Здесь очень интересные люди. — С улыбкой произносит Элизабет. — Будь моя воля, я бы даже стала авантюристкой. — Болотные слизни порой не так интересны, — возвращает улыбку юноша и приглашает за дверь переговорной комнаты. — Пойдем, познакомлю тебя с кое-кем.Глава 24
В дальней комнате для переговоров между заказчиками и исполнителями Сареф находит Элин за столом, на котором разложены книги и исписанные пергаменты. Похоже, эльфка не забрасывает учебу и теперь тренируется в письме. Заметив вошедшего юношу, Элин тут же бросает дела и встает из-за стола. Сареф замечает скованность движений приближающейся девочки. — Сареф! Я так рада, что ты пришел. — Элин явно хотела сказать что-то еще, но осеклась при виде Элизабет. — Привет. Познакомься, это Элизабет, мы учимся вместе в академии. Пригласил посмотреть на нашу гильдию изнутри. — Юноша встает боком к обеим. — Элизабет, это Элин. Она живет вместе со Фридой, а я являюсь опекуном. — Здравствуй, Элин. Рада с тобой встретиться. — Улыбается дочь епископа. — Не знала, что Сареф чей-то опекун. — М, да. Кгм, здравствуйте. — После некоторой паузы отвечает эльфийка. — Не против, если мы к тебе присоединимся? — Уточняет юноша. — А? Нет, нет, конечно, не против. — Быстро кивает девочка. Все трое садятся за вытянутый стол, при этом Сареф с Элизабет оказываются напротив Элин. — Как дела? Что нового? — Уточняет авантюрист. — Как обычно. Помогаю Фриде, изучаю вот письмо. — Неуверенно отвечает Элин. Немного скупо, так как обычно девочка вываливает ворох новостей с подробностями и эмоциями. — У тебя красивый почерк. — Неожиданно хвалит Элизабет. — Правда? Спасибо. — Элин выглядит удивленной и смущенной. — Не хотите яблочного сока? — Вдруг предлагает юноша, услышав громкое объявление в главном зале. Конечно, громким оно может показаться только Сарефу. Обе собеседницы соглашаются, поэтому авантюрист встает из-за стола и выходит из комнаты. Кто-то из членов гильдии действительно прикатил бочку и предлагает опустошить её общими усилиями. Разумеется, тут же собирается толпа народа. Довольно привычная картина для гильдии, где под вечер может стихийно образоваться настоящая пьянка, пока дежурные распорядители не попросят перенести попойку в ближайший кабак. Только на праздники в здании гильдии случается общий пир. Из-за большой очереди пришлось постоять дольше, чтобы наполнить три кружки. Во время этого Сареф успел выслушать длинный рассказ о том, что бочку авантюристам выдали на ферме в пригороде в качестве части платы за заказ. На ферме из яблок вроде как делают сидр, но после глотка вампир не чувствует алкоголя, значит, это свежие яблоки, еще не успевшие забродить. По возвращению в комнату Сареф застает картину живого обсуждения между Элизабет и Элин. Как и ожидал вампир, Элин хватило немного времени, чтобы перестать робеть перед незнакомым человеком. Достаточно было оставить наедине, чтобы не полагалась на помощь со стороны. Элизабет же трудно назвать затворницей, все же имеет достаточный светский опыт общения в высшем свете, где умение правильно подбирать слова и поддерживать разговор считается жизненно необходимым. — А ты правда можешь сделать дерево из молний? — Спрашивает Элин. — Да, а откуда ты знаешь? — Ну, мне Сареф рассказывал об экзамене. — Эльфка замечает вошедшего юношу с тремя кружками. — Он рассказывал о твоем выступлении как о самом крутом. — Все так. — Подтверждает Сареф. — Мое мнение не изменилось. «Повелитель молний» вместе с «Торможением вещества» смотрелись незабываемо. — Это лишь потому, что я заранее готовилась к экзамену. — Девушка пытается уйти от похвалы, но улыбку скрыть не может. — Да и к тому же, «Поверхностное чтение» и «Обратная энтропия» тоже являются сложной магией. — Согласен, поэтому я тоже заранее готовился к экзамену. — Отвечает Сареф, вызвав смех девушек. — Я тоже хочу стать волшебницей в будущем. — Заявляет о своих планах Элин. — Замечательная мысль. Ты уже в том возрасте, когда можно проверить наличие магического таланта. — Верно подмечает Элизабет. — Правда? — Эльфийка даже подскакивает на месте и спрашивает у Сарефа: — А почему ты мне не сказал? — Извини, забыл. — Отпивает из кружки Сареф. Шанс наличия таланта к магии достаточно низок, поэтому хотел, чтобы Элин проверила это позднее. Если магия окажется недоступной, то такой результат может сильно расстроить. — Хотя спешить тебе некуда. — Вдруг говорит Элизабет. — Поступить на обучение в академию ты все равно сейчас не сможешь. Но если тебе потребуется помощь для подготовки, то можешь обратиться ко мне. — Спасибо! С тобой и Сарефом я точно справлюсь с любым заклинанием. Кстати, — девочка достает из поясного кармана недавний подарок. — Мне вот Сареф подарил. — Это… Сердце духовного существа? — Как и ожидалось от эрудиции Элизабет, она безошибочно узнает предмет. — Да, Сареф сказал, что неделю или две я должна постоянно носить его с собой, чтобы новорожденное существо привыкло ко мне. — Да, верно, уход начинается именно так. — Подтверждает студентка Фернант Окула. — Ты знаешь, что делать потом? — У нас нет в этом опыта. Ты встречалась с таким? — Сареф на самом деле уже изучил необходимую литературу в библиотеке академии, но делает вид, что не уверен в дальнейших действиях. — Сама никогда таким не занималась, но знаю, как обычно происходит процесс. Сейчас объясню. — Представительница рода Викар получила благодарных слушателей, а вместе с этим радость оказания помощи другим. Через час Сареф вместе с Элизабет возвращается в академию. — Спасибо, что пригласил сегодня в гильдию. Давно так не расслаблялась. — Благодарит девушка. — Было нетрудно. Не стоит так налегать на учебу, ты даже при желании не сможешь ухудшить оценки. — Закидывает крючок Сареф. — Не учеба занимает мысли… — Задумчиво отвечает Элизабет.«Оковы удержания Манпласа». До запуска 00:00:02. Рекомендации: отсутствуют, целью является не пользователь.
За сегодняшний день вампир не в первый раз видит сообщение Системы. Скорее всего некий артефакт постоянно активирует записанное заклятье, ведь по словам мэтра Вильгельма магию нужно поддерживать круглосуточно. — Если есть какие-либо проблемы, ты можешь обратиться ко мне. — Спокойно произносит Сареф, потирая лоб. — Спасибо, но здесь помощь не потребуется. Всё под контролем. — Дело в скорой помолвке? — От Элизабет начинают идти волны тревоги, «Продвинутой чтение» легко их различает. К счастью, спутница не заметила активацию магии. — Что? Нет, это скорее следствие, а не причина. — Непринужденно отвечает Элизабет, хотя скрываемые чувства говорят, что эта тема тоже вызывает неприятные ощущения. — Извини, не хотел лезть в душу. — На этом Сареф отступает. — Нет-нет, ничего страшного, я не считаю, что ты занимаешься таким. — Спасибо за доверие. А вот и академия. Я вспомнил, что мне нужно еще в одно место заглянуть до заката. — Объясняет ситуацию юноша. — Понимаю. Еще раз спасибо за прогулку. — Молодые люди отвешивают традиционный поклон прощания и расходятся. Элизабет Викар показывает медальон привратникам и заходит на территорию Фернант Окула. А Сареф скрывается на улицах города. Через две минуты замечает мэтра Патрика, которого встретил на пути в академию. Охотник на демонов явно искал юношу, но не стал подходить в присутствии Элизабет. — Надеюсь, не помешал вашей встрече. — Усмехается чародей. — Это было не свидание. — Пожимает плечами Сареф. — Разумеется. Ты бы не стал ухлестывать за суженной принца Фрада. — Маг показывает осведомленность в этих слухах. — Вы тоже об этом слышали, значит. — Ты же не думаешь, что я круглые сутки охочусь за фанатиками и монстрами. К тому же я барон и единственный сын своего престарелого отца. Когда Герон заберет его, мне придется заниматься не только охотой, но и своими владениями, а значит, быть в курсе слухов о браках и вендеттах среди знати. — Маг неожиданно раскрыл о себе немного информации. Обычно охотники не слишком распространяются о личной жизни. — Понимаю. А зачем мы пришли сюда? — Сареф действительно не может придумать, зачем мэтр Патрик привел к разоренному Свечному кварталу. За прошедшие дни многочисленные телеги с трупами перестали курсировать между кварталом и буреломами на окраине пригорода, но многочисленные виселицы продолжают стоять на каждой улице. Всех пойманных ремесленников инквизиторы вздернули без суда. — Мы допросили ту женщину и её телохранителей. — Начинает объяснение мэтр Патрик. — Хорошо, что ты взял их живыми. От них мы узнали о скрытом святилище под кварталом. При этом в него нельзя попасть из подземных ходов. Пара останавливается у колодца. Маг снимает массивную крышку и сбрасывает вниз веревку. Сареф замечает, что веревка заранее была закреплена, значит, туда уже спускались. — А что Логус? — Уточняет вампир, спрыгнув с веревки на влажный пол. Воды в колодце не оказывается. — Нашли его здесь, но он успел использовать то же самосожжение, что четырехрукий из канализации. — Маг зажигает небольшой магический огонек. — Так что секреты унес в могилу. Охотники продвигаются в низком лазе, пока не оказываются в пещере. Если подземная часть города была именно что построенной, то пещера выглядит, будто появилась естественным путем. Метра четыре в высоту и двенадцать в глубину. Глаза вампира замечают у дальней стены подземное озеро, а возле него труп, накрытый тканью. — Похоже, что тут ранее всё было заполнено водой, питавшей колодец. — Замечает Сареф. — Так и есть. Во время последнего обыска квартала колодец тоже проверялся, и он был полон воды. Огарки каким-то образом осушили его. Смотри сюда. — Мэтр Патрик указывает на стену пещеры. Возле нее зажигается с десяток волшебных огней. Перед Сарефом на стене некто нарисовал странные рисунки. Но если приглядеться, то можно понять, что внизу изображены дома большого города, по которым кто-то идет. Вместе головы идущего нарисована руна, которую используют только охотники на вампиров, чтобы обозначать двери жилища, где подозревается наличие вампиров. Это было в памяти Бенедикта Слэна. — Руна переводится как «вампир». Логус почему-то нарисовал Порт-Айзервиц, по крышам которого идет вампир. Охотники на вампиров не увидели в этом скрытого смысла, никогда не пересекались ни с Огарками, ни с Носильщиками Гробов в ходе своей деятельности. — Почему вы считаете, что это может быть посланием? — У юноши тоже нет догадок, что имел в виду Логус. — Допрашиваемая сказала, что это святилище, но здесь нет никакой религиозной атрибутики. Не считая трупа Логуса, только рисунок может делать пещеру священной. Попробуешь считать психометрическую информацию? К сожалению, у нас сейчас нет магов, специализирующихся на этом. Сареф кивает и активирует «Продвинутое чтение».
Глава 25
Сареф потратил несколько минут на попытку ментально прощупать рисунок. Любые вещи, созданные разумным человеком, несут на себе определенный отпечаток. Этот след может быть следствием эмоций создателя, его надежд или ненависти. Многие проклятые артефакты, созданные на полях битв или среди алтарей жертвоприношений, даже через века могут нести на себе память о тех или иных событиях. Юноша пошатнулся и даже привалился на стену. Это не осталось незамеченным. — В порядке? — Спрашивает за спиной мэтр Патрик. — Да. — Сареф прогоняет все признаки слабости и нахлынувших чувств. — Прошу меня простить, мне ничего не удалось понять. Мешанина из образов, тут ничего нельзя разглядеть. Мне не кажется, что Логус вложил в это определенный смысл. — В самом деле? — Чародей выглядит разочарованным. — Ну что же, хотя бы закрыли вопрос с Огарками. Но Носильщики Гробов вновь остаются непойманными. Нужно будет искать новые следы. — Какие ограничения накладываются на охотников в выборе способов действий? — Сареф прячет дрожащие руки в карманы. — Мы почти ничем не ограничены, если это поможет работе. Можем войти куда угодно и арестовать почти кого угодно. Допросы, пытки, казни: на многие наши действия могут закрыть глаза. Главное, не делать на виду у всех. А почему ты спрашиваешь? — Разве вы не можете разговорить труп Логуса? — Сареф кивком указывает на тело у воды. — Некромантия? — Уточняет маг. — Многие виды магии находятся под строжайшим запретом, но для нас сделали бы исключение. Проблема в том, что у нас нет некромантов. На магов смерти еще при прошлом короле были страшные гонения, все учебники и артефакты уничтожались. Так что от трупа нет пользы. — Тогда я бы предложил его уничтожить. — Произносит Сареф. — Почему? — Среди Носильщиков некроманты явно есть. Они могут попробовать выкрасть останки и получить информацию. Не стоит ли предусмотреть такой вариант? Мэтр Патрик на несколько секунд задумался, а после кивнул. — Ты прав. Стоит сразу пресечь такой исход. Я уничтожу его прямо сейчас и рисунок тоже. — Охотник на демонов смотрит на тело, покрывало вспыхивает ярким пламенем. — Ты можешь идти, я закончу сам. Сареф кивает и направляется обратно к веревке и Свечному кварталу. С последними лучами солнца входит в здание общежития и вскоре запирается в комнате. Студент академии садится на край кровати и пытается осмыслить увиденное. На самом деле «Продвинутое чтение» показало невероятно четкую картину, где вампиром, шагающим по крышам столицы, был сам Сареф. Это походило на застывший кадр, где на улицах разбросаны трупы жителей, а руки юноши по плечи в крови. Этого никогда не происходило в прошлом, значит ли это, что Логус изобразил виденье будущего? Откуда Логус мог знать, что Сареф является вампиром? «Нет, он не мог знать. Вряд ли я встречался с ним. Потухший Король? Его последняя фраза выглядела такой, будто он знал моё будущее», — вампир задумчиво смотрит перед собой, пока пальцы выбивают странный ритм. «Он в Логуса тоже мог вселиться и его руками оставить тот рисунок. Непонятно лишь, зачем. Хорошо, что я убедил мэтра Патрика избавиться от тела и рисунка. Так мой секрет не раскроется». Раздается стук, отвлекающий от мыслей. За дверью оказывается Йоран с приветственно поднятой рукой. — Привет, Сареф. Какой-то ты бледный. Все нормально? — Немного утомился. Что ты хотел? — Не мог бы ты помочь мне с одним делом? — Йоран извиняюще улыбается. — Похоже, я снова сломал ту вещь. — Какую вещь? — Не понимает Сареф. — Ну, ту самую, которую ты мне починил несколько месяцев назад. Теперь вампир вспоминает статуэтку уродливого существа, которую починил с помощью «Обратной энтропии». — Разве ты еще не закончил ту исследовательскую работу? — Спрашивает Сареф. — Нет, оказалось немного сложнее и во время работы снова разбилась. — Удрученно отвечает Йоран Тискарус. — Ладно, давай прямо сейчас, потом у меня будут еще дела. Комната Йорана не слишком изменилась за прошедшее время, а на столе снова ждут обломки статуэтки. — Тебе нужен свиток с изображением? — Нет, я помню, как он выглядит. — Отказывается студент. Он действительно помнит в общих чертах, а большего для «Реставрации» и не нужно.Название: «Реставрация» Тип: магия Хаоса Ранг умения: S Уровень освоенности: 14,4 % Описание: высококлассное заклятье, позволяющее организовать хаос прошлого. Время изменения энтропии, как и знание о системе, более не оказывает серьезного влияния, маг хаоса может вернуть объект, состояние или систему объектов и состояний в первоначальный облик без привязки к значениям энтропии. Доподлинно известно, что ничто не исчезает из мира навсегда, но только реставраторы-археологи могут увидеть в хаосе то, что стало его источником. Активация: пассы руками, аналогичные «Обратной энтропии» и мысленное построение схемы реставрации.
Уже через тридцать секунд со стола на Сарефа смотрит плод чьего-то больного воображения со множеством рук и ног, хоть Система считает, что это не просто задумка автора.
Предмет: Статуэтка Пожирателя Ветвей Уровень предмета: S Описание: статуэтка, изображающая Пожирателя Ветвей — древнего дракона, попавшего под действие чудовищного проклятья. Во время войны Пределов дракон перешел под знамена Темной Эры, но оказался обманут и подвергнут мутации. От некогда красивого и величественного дракона осталась уродское обличье и ненависть ко всему красивому и упорядоченному. Отзвук Пожирателя теперь настолько силен, что Ограждающий Предел постоянно содрогается. Активация: неизвестно
Студент отходит от стола, чтобы Йоран проверил работу. Сейчас Система указала уровень предмета, а также обновила описание, в прошлый раз об Ограждающем Пределе не было ни слова. А еще добавилось поле активации. «Что же Йоран делает с этим?». — Скажи, а для чего тебе эта штука? — Спрашивает Сареф. — Прости, я обещал, что никому её даже показывать не буду. — Брось, ты мне должен уже за две починки. Удовлетвори любопытство, хотя бы без подробностей. — Настаивает юноша. — Я твою тайну сохранил и продолжу хранить. — Хм-м, ладно. — Собеседник явно борется сам с собой, потирает руки и не смотрит в глаза. — Это особенная вещь, олицетворяющая древнего монстра. Я восстанавливаю канал между тем существом и статуэткой, но процесс подвержен ошибкам. Если ошибка критическая, то статуэтка может даже разлететься на кусочки. — А зачем тебе поддерживать канал? Это неопасно? — Не волнуйся, наставник мне подробно рассказал о том, что и как нужно делать. Риск минимален. — Однокурсник убирает статуэтку подальше от глаз. — Что произойдет, когда ты закончишь работу? — Точно не знаю, но на финальном этапе мне будет помогать наставник. Это может быть прорывом в новую область исследовательской магии. — Йоран будто повторяет услышанные где-то слова. — Кстати, я ведь так и не знаю, кто из магов взял тебя в ученики. — Не из академии. Ведет частную практику и живет в нашем поместье. Прости, других подробностей рассказать не могу, наставник старается не афишировать свою личность. — Понимаю. — Говорит Сареф. — Спасибо за доверие. Тогда я пойду. — Это тебе спасибо за помощь. — Тискарус закрывает дверь за Сарефом, причем довольно поспешно. Сарефу остается только вернуться в комнату. Чтобы не впасть в оцепенение от различных мыслей, юноша продолжает работу над жезлом. Ценность представляет не только артефакт, но и растущий уровень освоенности умения. К сожалению, «Махинация хитрого ученика» все-таки имеет некоторые ограничения, так как прирост освоенности под «допингом» с каждым применением становится меньше. Таким образом сломать правила Системы не выйдет. «Хотя, может быть так, что Система не устанавливает правила, а лишь отражает привычный ход вещей. Если представить нечто, позволяющее стать мастером в чем-то без тренировок, то оно обязательно должно иметь ограничения и последствия». В перерывах между использованием магии Сареф листает полученные от мэтра Вильгельма книги. В них огромное количество информации касательно области магии, к которой относятся «Оковы удержания Манпласа». Одна книга полностью посвящена феномену «ментального шторма», когда источник во сне непроизвольно воздействует на тренированный разум, погружая в кошмары. Другая книга написана магом-целителем о проблемах с невозможностью контролировать и управлять магической энергией. Но самой интересной оказывается копия заметок исследователя, жившего два века назад. В заметках указывается экспериментальный способ излечения всех подобных состояний, но для этого нужна вещь с энергоемкостью не менее десяти «фонтанов Рир». Сареф достает с книжной полки справочник по различным мерам и определениям в магическом искусстве, так как не понимает, чему эквивалентен один «фонтан Рир». Два века назад это, может, было привычной мерой энергоемкости, но на занятиях используют совсем другую систему исчисления. — Форма Контрора, Форма Удержания-в-Цикле, Формация вписанного объема, Фонтан Рир… — Палец спускается по оглавлению, пока нужное определение не найдено. После студент быстро находит нужную страницу. — Фонтан Рир — степень энергоемкости, введенная на западном континенте магами О’Квинтийской высшей академии магии. — Читает Сареф. — Фонтан Рир — реально существовавший промежуточный полюс магии в русле реки Польён. Полюс просуществовал свыше пятисот лет и рассеялся в 3310 году (для перевода на манарийскую систему летоисчисления воспользуйтесь таблицей в конце справочника). — Да ладно. — Вслух удивляется Сареф. — Один промежуточный полюс магии содержит огромное количество магической силы. Сейчас в мире таких не более семнадцати, если верить последней лекции по геомантии. А нужен предмет, способный вместить в себя энергию десяти таких полюсов. Такие предметы в мире вряд ли остались, разве что в королевских сокровищницах и тайных хранилищах магических организаций. После этого взгляд падает на «Тлеющий жезл сердца стихий». Каждое сердце стихий имеет определенный срок жизни, сейчас в мире больше не может быть других таких, так как изготовители унесли рецепты в могилу. — По идее, сердце стихий вполне может обладать такой энергоемкостью, иначе не смогло бы выполнять заложенную функцию. — Говорит сам себе Сареф и продолжает работу над предметом, тут же выкинув из головы посторонние размышления, чтобы не терять концентрацию.
Глава 26
Прошла примерно неделя в привычном ритме, пока на очередное утро Сареф с удивлением не замечает выпавший снег на территории академии. Последние дни лили холодные дожди, а теперь и снег подоспел. Скорее всего быстро растает, но Сареф с удовольствием вдыхает холодный утренний воздух. Несмотря на бодрящую температуру, студент чувствует себя очень усталым и закрывает окно. Этой ночью не удалось сомкнуть глаза, зато переделана куча работы. Очень хочется лечь на кровать, укрыться одеялом и спать до вечера. Выносливость вампира позволяет не спать неделями при условии постоянного употребления крови. К счастью, с последним проблем нет. Знакомым маршрутом вампир отправляется к лабораториям мэтра Вильгельма. Нужно восполнить силы с помощью питания, сегодня сразу два экзамена. Чтобы опережать стандартную учебную программу, приходится увеличивать нагрузку по учебе. Темы, которые обычно студенты проходят на протяжении месяца, Сареф пытается пройти в течение трех-четырех часов. Не всегда получается, но если сдаст сегодняшние экзамены, то можно будет немного передохнуть. Охотники на демонов в последнее время не приглашали в дозоры и тем более в рейды, что пришлось как нельзя кстати. Вампир проворачивает ключ и толкает дверь лаборатории. Вчера наставник явно проводил какой-то эксперимент, обостренное обоняние различает неестественных запах, почти полностью выветрившийся. Сареф отпирает дверцу комода, в котором стоят два кувшина. Чары на кувшинах сохраняют кровь в свежем виде сколь угодно долго, не забывай только обновлять. Сейчас молодой маг знает, как именно их установить, так что попытка сделать хранилище в лесу близ Масдарена теперь кажется смешной. Вампир аккуратно снимает крышку сосуда и прикладывается к краю. После приподнимает кувшин, начиная пить. Безвкусная как вода, хотя обычные люди должны различать хотя бы какие-нибудь оттенки вкуса. Судя по всему, вкусовые рецепторы у вампиров тоже немного меняются, Сареф заметил это сразу с несколькими продуктами. Хотя, если вспомнить, далеко не каждый прием крови не имел вкуса, вспомнить хотя бы вампира Деррила из Фондаркбурга… Слух различает открытие двери на этаже, поэтому Сареф быстро закрывает кувшин и убирает обратно. Вряд ли это мэтр Вильгельм, так как слишком рано. Вероятно, пришли слуги, чтобы провести ежедневную уборку. Среди слуг обычные люди, так что нужно сохранять осторожность. Юноша тщательно вытирает рот, проверяет одежду на наличие пятен крови и только после этого выходит из лаборатории. Студент действительно видит двух служанок с метелками и тряпками. Девушки глубоким поклоном приветствуют ученика чародея, знают, что Сареф может по делам приходить рано утром. Юноша кивком отвечает и направляется к выходу. В момент, когда уже хотел выйти, до слуха доносится хихиканье и тихое обсуждение. Вероятно, они не подозревают, что могут быть услышаны на таком расстоянии. Сареф прислушивается к разговору ушедших к дальнему концу коридора служанок, остановившись в дверном проеме. Перешептывания касаются внешности ученика графа и вопросах, нравится ли он собеседнице. Никаких опасных слухов не появляется, поэтому Сареф возвращается в общежитие. Уже через час сидит на экзамене по предмету «Магическая энергия: продвинутый уровень». Его родной поток будет сдавать его только в конце первого года обучения. Дисциплина включает в себя знание не только общих законов, но и частных случаев. На пергаменте дано десять задач на самое разнообразное применение волшебства с помощью чистой магической энергии. Динамика, прогрессия, изменение во времени, взаимодействие сред, условия, логика и тому подобные задачи. Юноша аккуратно выписывает решение по каждой задаче. Без такого базиса действительно можно не овладеть магией высокого уровня, не важно, фундаментальная ли она или мистическая. После этого экзамена приходится сразу бежать в другой корпус, где предстоит выдержать испытание по продвинутым алхимическим реакциям. Причем здесь нужно не только ответить на многочисленные вопросы и решить задачи, но еще и провести случайно выбранный опыт на глазах учителя алхимии. Сарефу достается опыт по работе с магической коррозией материалов. Не самый сложный, но и далеко не простой опыт. Перед студентом лежат две железные пластинки, причем одна уже подверглась сильной коррозии. Существует магия, которая может как вызывать явление, так и устранять последствия.Название: «Металлическая коррозия» Тип: алхимия Ранг умения: C Уровень освоенности: 22,9 % Описание: комплексная система, соединяющая заклятья «Разделение сред» и «Ускорение реакции». Таким образом маг может повторить естественный процесс коррозии металлов в искусственной среде с большой скоростью протекания реакции водородной, кислородной или химической коррозии. Активация: активировать «Разделение сред» и «Ускорение реакции» в нужных для реакции отношениях для получения нужного типа коррозии. Объект магии должен находиться в центре используемой магии.
Для экзамена пришлось выучить множество заклятий, но в алхимии, как и во многих других областях волшебства, сложная магия является сложением простых чар. Так что труднее всего было овладеть базовыми приемами, как например, возможность воссоздать и отделить пространство для химической реакции от окружающей среды. Грубо говоря, создать невидимую пробирку с нужными условиями из ничего, а после многократно ускорить течение реакции. Чистая пластинка тут же покрывается ржавчиной, что вызывает одобрительный кивок преподавателя. После нужно сделать ровно наоборот со второй пластинкой. Слой ржавчины отпадает, показывая девственно-чистый металл без признаков коррозии. Оценку за практический опыт Сареф получает высшую. С учетом уверенности в теоретической части юноша не волнуется за судьбу общей оценки. — Привет, Сареф. — К скамейке внутри корпуса подходитЭлизабет. Разумеется, она сдавала те же экзамены, их программы сейчас одинаковы. Конечно, можно было составить полностью свою программу, но руководство академии настаивало на своей версии. Надо отдать должное, даже для ускоренного обучения она сбалансирована, поэтому не было причин отказываться. — Привет. Как прошел экзамен? — Сареф сдвигается, освобождая место для собеседницы. Юноша замечает, что она надела теплый вариант студенческой одежды, как и многие другие студенты. А вот Сареф продолжает ходить в легком варианте, так как холод для него не такой сильный. Сареф делает отметку, что нужно будет не выделяться из толпы. — Проблем не доставил. Какой тебе достался практический опыт? — Спрашивает девушка. — Коррозия. У тебя? — Агрегатные состояния. Кстати, я хотела поговорить о кое-чем. — Слушаю. — Кивает Сареф. — Я хочу взять заказ в гильдии авантюристов. — Решительно произносит Элизабет, повернувшись всем корпусом к юноше. — Именно взять? — Да, выступить как исполнитель. — Подтверждает студентка. — С какой целью? Речь о конкретном заказе? — Сареф удивлен такому решению и пытается понять, что задумала собеседница. — У меня через две недели свадьба. Было решено, что помолвка и свадьба будет объединена. Я не знаю точно, что будет после этого. Может быть, продолжу обучение, а может, уеду из столицы в Месскроун… — Начинает объяснение Элизабет, но останавливается. — Хочешь взять невыполнимый заказ, чтобы погибнуть со славой и не выходить замуж? — В шутку предполагает Сареф. — А, нет, брось подшучивать. — Улыбается Элизабет. — Со своей свадьбой я ничего делать не собираюсь, но хочу напоследок сделать то, что всегда хотела. — А взять заказ должен я, так как ты не состоишь в гильдии, а на его выполнение взять тебя? — Уточняет Сареф, а про себя говорит: «Никогда бы не подумал, что она действительно будет такого желать. Чужая душа — потемки». — Да, извини. Здесь мне потребуется твоя помощь, только с тобой я знакома достаточно хорошо. — Сареф слышит учащение пульса Элизабет. — Ладно. Но твоя семья не будет против? — Будет, поэтому я им ничего не скажу. — Твердо отвечает девушка, вероятно, их недовольство не слишком её пугает. — Тогда нам нужно будет взять что-то за пределами столицы, в городе тебя могут узнать. — Рассуждает Сареф, а Элизабет кивает. — Выбор заказа я доверяю тебе, Сареф. — Хорошо, но в таком случае нам нужен будет кто-то еще. Например, я могу взять Элин, она давно просится. — Я не против, конечно, но не будет ли это опасно для нее? И зачем нам еще один участник? — Элизабет вопросительно смотрит на Сарефа. — Не волнуйся, я подберу заказ, где ей с нами ничего угрожать не будет. — Объясняет Сареф. — А вот насчет второго: мне не хочется, чтобы твоя репутация пострадала, если об этом узнают. Уходить куда-то наедине с парнем накануне свадьбы… Такое поведение не приветствуется, не так ли? Элизабет выглядит смущенной, словно совсем об этом не подумала. — Если такое выявится, то у тебя проблем будет даже больше, чем у меня. Почему-то совсем об этом не подумала, извини. Тогда придется отменить. Прости, что не подумала. — Элизабет собирается встать, но Сареф чуть касается локтя. — Если пойдем втроем, то таких проблем уже не будет. Не переживай, я всё устрою. На лице девушки видна борьба, ей очень не хочется подставлять Сарефа. — Лучше уж рискнуть, но насладиться свободой авантюризма, чем всю оставшуюся жизнь жалеть, не так ли? — Мягко произносит Сареф и улыбается, будто не видит в этом ничего опасного. — Хорошо, спасибо. Я перед тобой в неоплатном долгу. — Благодарит Элизабет и встает. — На завтрашнем занятии я сообщу детали. — Обещает юноша и провожает взглядом уходящую девушку. Как только она выходит из учебного корпуса, Сареф перестает поддерживать улыбку, возвращаясь к привычному спокойному состоянию. «Это будет не так просто, но результат нельзя получить ничегонеделаньем». Сареф тоже встает и отправляется в общежитие, чтобы взять учебники, на сегодня еще три занятия запланировано.
Глава 27
Вечером того же дня, когда Сареф согласился помочь Элизабет, авантюрист приходит в гильдию и начинает изучать доски заказов. Со времен недолгого проживания в Масдарене вампир не взял ни одного заказа, так как статус студента позволяет ему сосредоточить внимание только на учебе. Сареф читает все заказы подряд в попытке найти что-то подходящее. Оно не должно быть слишком долгим, вряд ли Элизабет сможет уделить выполнению задания много времени. Также уровень сложности должен быть низким, чтобы для Элин был не слишком опасным. В голове вертятся и другие условия, например, выполнение за пределами города и наличие чего-то, что действительно может понравиться спутницам. — Выбираешь заказ? — Подходит Фрида. — Не ожидала, что ты вдруг этим заинтересуешься, да еще и Элин хочешь взять. — Она давно упрашивала, я пригляжу за ней. — Об участии Элизабет юноша намеренно умолчал. Чем меньше людей об этом будут знать, тем лучше. — Ладно. — Рыжеволосая девушка не собирается спорить. — К счастью, в столичном округе Солнечного Синода уже давно зачищены все лагеря монстров и разбойников. Со временем возвращаются, конечно, поэтому патрульной работы сейчас больше, чем обычных заказов. Как насчет сопровождения каравана вместе с группой Берута? — Безопасно, но неинтересно. — Разумеется, все интересные заказы ведь повышенной сложности. — Фрида замечает, что собеседник надолго остановился возле одной из листовок. — Ты хочешь взять это? — Почему поимка дракона имеет такой низкий уровень опасности? — Чтобы поймать настоящего дракона потребуется участие как минимум всего столичного филиала авантюристов при поддержке королевского двора и других организаций. Один дракон вполне может стать проблемой целой страны. — А. Там не о настоящем драконе. Точнее, мы считаем, что никакого дракона вовсе нет. — Фрида явно узнает заказ. — Община фермеров на краю округа какое-то время назад увидела над своим поселением пролетающего дракона. Сначала на это обратили внимание все, даже вне гильдии, но никакого дракона найти не удалось. — Тогда почему висит заказ? — Не понимает Сареф. — Староста уверен, что дракон никуда не делся, и утверждает, что периодически замечает его. Но никаких следов и лежбищ найдено не было. Как и не было пропажи людей или скота. Очевидцы говорили, что дракон был большим, такое существо не может не оставлять следов как рядом, так и в соседних округах. — Значит, нужно разгадать причину появления дракона? Или его настоящую суть? — Ну, наверное. За этот заказ никто не взялся, так как трата времени на проверку баек не окупается вознаграждением. — Пожимает плечами Фрида. — Тогда возьмем это. Элин понравится, да и миссия без угрозы жизни. — Сареф срывает листок. — Хм, думаю, ты прав. Это самый лучший вариант из всех представленных, ей не помешает изучить округ. Я сейчас оформлю. — Фрида забирает листок, а юноша погружается в размышления, что взять с собой в поход. На следующий день рассказывает Элизабет о принятом заказе. Как и ожидалось, загадка неуловимого дракона заинтересовала девушку куда сильнее той же охоты на болотных слизней. При этом, насчет своего снаряжения Элизабет позаботится самостоятельно, так что Сарефу нужно лишь собрать Элин. Пришлось пропустить два занятия, но студент решил как можно раньше закрыть вопрос подготовки. Вместе с эльфийкой прошлись по нескольким лавкам, где Сареф предварительно оставил заказ. Теперь у Элин есть своя походная одежда, сапожки. Таких детей на улицах Порт-Айзервица вряд ли встретишь. Если представить, что эльфка за секунду повзрослеет, то вполне можно подумать о том, что это настоящая авантюристка. — А это всё? — Спрашивает Элин. — Хочешь что-то еще? — Не знаю, а что еще нужно взять с собой? — Всё основное уже есть. — Сареф берет спутницу за руку, проходя в толчее рынка. Продолжить разговор удалось только после выхода с базара. — А что у тебя с руками? — Спрашивает авантюрист, Элин на этот вопрос испуганно прячет руки за спиной. — Н-ничего. — Я не буду тебя ругать. — Сареф присаживается на скамейку в городском парке богатого квартала. — Ничего страшного. Просто помогала Фриде и училась работать с веретеном. — Немного неловко рядом садится эльфка и показывает ладони со свежими мозолями. — Марта вот очень ловко умеет прясть, а у меня веретено постоянно из рук выскакивает. — Потренируешься и сноровка придет, но это всё? — В каком смысле? Вместо ответа юноша легонько тыкнул пальцем в бок Элин. — Ай! — Та от неожиданности вскрикнула. — Ну зачем? — О, попал с первого раза. — Удовлетворительно кивает Сареф. — Это плохая игра. — Элин обиженно отодвигается подальше. — Прости, но как тебя разговорить еще? Мозоли ведь не от веретена, ты тренируешься с оружием? — Да. — Тихо отвечает Элин и отводит взгляд. — Как ты догадался? — У тебя сильно скованные телодвижения, будто болят все мышцы. На примерке ты старалась не касаться определенных мест из-за синяков и ушибов. От тебя исходит запах мази для полировки металла, а под ногтями забились остатки шлифовального камня. — Начинает перечислять вампир, пока эльфийка не замахала руками, чтобы прекратил. — Да-да, всё так. Как это вообще можно заметить? Ты что, магию использовал? — Сареф получает в ответ подозрительный взгляд. — Нет, магия тут не причем. — Тогда как? — Не отстает Элин. — Чем был вооружен прошедший минуту назад ремесленник? — Что? — Собеседница сбита с толку. — Членом какого цеха он является? Что рассмешило женщину, которая его сопровождала? Кем она ему приходится? Что уронили те грузчики на соседней дорожке? В какую сторону прошли стражники? Чем занимался сапожник, что аж десять минут открывал нам дверь? — Продолжают сыпаться вопросы, а Элин ошеломленно смотрит на Сарефа. — Ты ведь не обратила внимание на это? — Сареф продолжает рассуждение. — И в этом кроется секрет фокуса: нельзя заполнять разум фоновыми рассуждениями и бесполезным «шумом» из эмоций. Если человек находится в состоянии готовности, то может замечать то, на что все остальные закрывают глаза. Стоит уйти в мысли или мечты, заболтаться в диалоге с самим собой, то детали объективной реальности вокруг перестают существовать. И однажды так можно пропустить смертельный удар. — Ничего себе. — Бубнит Элин и осматривает окрестности совсем другим взглядом. — Тренируй осознанность происходящего вокруг. После тебе не составит труда следить за всем без затраты сил и концентрации. Ты сможешь среагировать на опасную ситуацию, а также тебя будет очень трудно отвлечь от действительно важного дела ненужными деталями. С опытом ты даже сможешь делать верные умозаключения на основе увиденного или услышанного. — Сареф понимает, что это не совсем так. Он видит, слышит и чувствует на сверхчеловеческом уровне, но это не значит, что не сработает с обычным человеком или эльфом. Те же охотники на демонов используют схожие техники для слежки и погони. — Понятно, хорошо, я буду тренироваться. — Обещает Элин. — И я не против твоих тренировок. Умение работать с оружием обязательно поможет тебе в будущем. Сделает крепче и здоровее. Тебя ведь Фрида обучает? — Да, она. Спасибо, мы не знали, как ты на это отреагируешь, поэтому я не хотела говорить и Фриду попросила молчать. — Смущенно признается Элин. — Ты можешь обращаться ко мне по любым волнующим тебя вопросам. Жаль, что я не всегда рядом. А теперь, — Сареф придвигается и кладет руку на плечо эльфки.Название: «Аура благословения Кадуцея» Тип: божественная сила Ранг умения: S Уровень освоенности: 17,3 % Описание: способность Кадуцея создавать вокруг пользователя зону, наполненную божественной энергией исцеления. Аура обладает возможностью божественного исцеления, ускорения регенерации здоровья, выносливости и маны. Чем выше уровень освоенности, тем шире может быть зона, и тем более сильный эффект оказывает, и дольше держится. Может снимать отрицательные эффекты и пассивно защищает от ядов и проклятий.
Аура обволакивает тело Элин, залечивая синяки и ушибы. По лицу эльфийки видно, что умение вызывает ощутимый эффект. После спутница смотрит на ладони: — А мозоли остались на месте. — Будет лучше, если они заживут естественным путем. Если я исцелю кожу на руках, то ты лишь снова сотрешь её. Нужно чтобы кожа загрубела, тогда проблем не будет. — Объясняет Сареф и показывает, как можно наложить повязку при следующей тренировке. В памяти Бенедикта, Ганмы и Мясника есть воспоминание, что каждый делал так, впервые взяв оружие в руки. — Знаешь, может тебе купить личное оружие? — Предлагает вампир. — Я бы отдал свой меч, но он велик для твоих рук. — А можно? — Встрепенулась девчонка. — Почему нет? Ты же отправляешься на свой первый заказ. Кто знает, что может случиться. Сареф решил, что будет лучше взять оружие, которое сможет выручить хозяйку на протяжении всей жизни, поэтому отдал предпочтение королевской кузне, где покупают оружие аристократы и богатые рыцари. Таким образом Элин стала обладательницей острого кинжала с лезвием, отливающим синим цветом под солнечными лучами. Вампир помнит, что это необычная руда, привозимая из других земель. Выплавляемый металл становится очень гибким и способен прослужить гораздо дольше. Конечно, по сравнению с возможностями алхимических чернил даже заморская руда выглядит серой, но это не значит, что алхимики когда-нибудь не доберутся до способа магическим путем синтезировать неизвестные природе материалы, как это было в прошлой жизни. Сейчас главное, что Элин очень довольна полученному подарку.
Глава 28
День выхода на заказ специально был выбран на выходной. Велик шанс того, что они не управятся за день, но вполне могут прогулять пару-тройку дней, ведь их учебная программа позволяет свободное посещение. Раз последние экзамены сданы на отлично, то руководство академии не обратит на отсутствие большого внимания. Было решено выйти ранним утром. Сейчас Сареф вместе с Элин стоит у городских ворот. Ночью снова выпал снег, но явно растает за полдня. Элин несет за спиной собственный рюкзак, как и Сареф. По непрекращающемуся зеванию юноша догадывается о том, что эльфка ночью спала плохо, если вообще сомкнула глаза. Элизабет предложила встретиться именно здесь, чтобы кто-то не увидел их вместе около магической академии. Так как она живет в общежитии, то её отсутствие должно остаться незамеченным как для семьи Викар, так и для стороны жениха. Через несколько минут Сареф замечает-таки девушку. Дочь епископа тоже основательно подготовилась: новенький облегающий доспех, который наверняка зачарован, походный рюкзак, посох и даже короткий клинок на поясе. Сарефу трудно представить, что Элизабет Викар умеет с ним обращаться, так как никогда не замечал следов тренировок. Если сравнить со Фридой, то объем мускулатуры, походка, состояние кожи: всё отличается. Учитывая, как беловолосая девушка постоянно поддерживает меч у левого бедра, Сареф подтверждает догадку. Самому такое не нравится, поэтому привязал меч к рюкзаку за спиной. — Простите, немного опоздала. — Элизабет немного запыхалась. — Ничего страшного, это мы немного раньше пришли. Отправляемся? — Да, я полностью готова. О, Элин, ты такая крутая. — Студентка обращает внимание на эльфийку, с которой моментально спадает сонливость. — Правда? У меня тоже есть меч. — С гордостью демонстрирует вчерашний подарок девочка. — Ох, он же из глубоководного железа. Потрясающе! — Элизабет сразу замечает особенности материала. — Ага-ага. — Элин пытается вернуть кинжал в ножны, но не может попасть с первого раза. Так как вчера уже один раз поранилась, то каждый раз старается сделать максимально аккуратно. — Давай помогу. — Смеется Элизабет. «Неплохо, что они так легко сошлись», — Сареф терпеливо ждет, пока спутницы закончат. Все втроем выходят из Порт-Айзервица по направлению к конюшням гильдии. Сареф еще вчера договорился на подготовку двух лошадей, так что ранним утром их уже ждут оседланные скакуны. В этот раз Сареф снова попросил выдать самых спокойных, так как забыл спросить, насколько Элизабет хороша в верховой езде. — Есть, у меня получилось! — Элин уже не первый раз здесь и наловчилась запрыгивать на коня. К сожалению, найти для нее подходящее седло еще не удалось. Если на ипподроме она вполне может ездить, не доставая до стремян, то в дальнем пути это будет тяжко. Поэтому Сареф сажает её перед собой и вручает поводья. У Элизабет возникли некоторые сложности, но больше из-за того, что в высшем свете женщины используют исключительно дамский способ верховой езды, однако, все седла на конюшне не имеют передней луки для правой ноги, которая требуется для боковой посадки. Впрочем, девушка быстро освоилась в «мужском» способе езды. Солнечный Синод не является большим округом, на лошадях достичь его края получится часа за три. По заказу требуется добраться до деревни Обертрам и найти старосту. После этого можно приниматься за разгадку появления дракона или того, что с ним спутали. — Все прошло гладко? — Спрашивает Сареф. Лошади идут вровень друг с другом медленной рысью по проселочной дороге пригорода. — Да, я вышла незаметно. Использовала скрывающие чары на всякий случай. У тебя есть предположения, что именно могли видеть в деревне? — Может быть что угодно. Настоящий взрослый дракон действительно не может обитать в местности и не оставлять следов. Это же буквально летающее бедствие. Он мог, конечно, пролетать над королевством, но тогда бы его увидели лишь раз. — Сареф не считает, что удастся успешно выполнить заказ, но он взял его вовсе не для получения вознаграждения. — Ты прав, причин может быть много. — Элизабет поворачивает голову и смотрит на Элин. — Она заснула? — Да. Видать, не выспалась. — Элин езда убаюкала почти сразу, так что поводья пришлось забрать. Руки Сарефа не позволяют девочке упасть с седла, а чуть откинутая спина помогает удобно устроиться. — Я давно хотела спросить, она твоя младшая сестра или дочь брата? — Мы не родственники. Я случайно встретился с ней и помог сбежать от работорговца. После этого взял к себе. — Юноша очень кратко рассказывает о знакомстве с Элин. При этом, эльфийское происхождение не упоминает. «Кулон изменчивости», который Элин каждый раз надевает при выходе из дома, позволяет скрыть форму ушей, но действует артефакт только восемь часов. Для подзарядки потребуется четыре часа, во время которых Элизабет может случайно узнать этот секрет. Но ради дела Сареф готов на это пойти. — Бедняжка. Работорговцы продолжают проникать на территорию Манарии, несмотря на запреты. — Произносит Элизабет. — Можно даже сказать, что нахождение вне закона сделало их только хитрее и изворотливее. Многие аристократы уверены, что если разрешить рабство с государственным контролем, то проблем было бы куда меньше. А как ты думаешь? — Зерно пользы в этом действительно можно найти по примеру других стран, но я отношусь к рабству отрицательно. — Иного ответа Сареф не может дать, так как лишение свободы было первым, что он узнал в новом мире. — Полностью поддерживаю, лучше уж наемный труд, ведь во всяком случае он оплачивается и не дает права собственности на жизнь и свободу выбора. К примеру, вся прислуга в Фернант Окула работает по такому принципу, но многие землевладельцы лишь прикрываются этим, а по факту устанавливают рабские порядки. — Собеседница с негодованием развивает мысль. — Возможно. — Осторожно реагирует Сареф. — Как ты думаешь, как это можно изменить? — Элизабет теперь смотрит прямо на юношу. — Для этого потребуется изменить мышление как рабов, так и господ. Процесс в любом случае не быстрый и не простой. — Знание мировой истории из прошлой жизни прямо на это указывает. — Да, наверное, ты прав. У нас хотя бы восстаний не происходит. Некоторое время путники скачут в молчании. Пригород уже остался позади, теперь тракт ведет на юг вплоть до крупного села под названием Накессон, где им нужно будет повернуть на восток и скакать до Обертрама. Солнце уже начинает растапливать снег, что неизбежно приведет к повсеместной грязи. Мимо проехало множество караванов, купцы из других округов и даже стран стремятся в Порт-Айзервиц. Этих людей не пугает ни утренний холод, ни скорая грязь. Даже разбойники теперь не так опасны, благодаря усилиям королевства по их уничтожению. При этом многие караваны по-прежнему нанимают личную охрану из авантюристов или обычных наемников для пущей уверенности. Троица путешественников выглядит как авантюристы, поэтому не привлекает к себе много внимания. Вскоре по левую руку остается Накессон с полусотней крыш, над которыми стоят столбы печного дыма. Один раз пришлось остановиться из-за вальяжно переходящих дорогу коров. Примерно после этого Элин наконец проснулась. — А? Я что, заснула? — Эльфка протирает глаза. — Еще раз с добрым утром, соня. — Смеется Элизабет. — Я не соня, просто не выспалась. Можно я буду вести? — Элин отрывается от нагретого места на животе и груди Сарефа. — Конечно. — Юноша вручает поводья, дорога все равно прямая как стрела. — А там правда будет дракон? — Спрашивает девочка. — Надеюсь, что нет. — Честно отвечает Сареф, чем вызывает смех. — Я бы хотела посмотреть на дракона. — Задумчиво говорит Элин. — Издалека, разумеется. — Издалека и я бы не отказалась. — Отвечает Элизабет. — А ты, Сареф? — Я бы даже на выстрел катапульты скорее всего не подошел. — Пожимает плечами авантюрист. Драконы — древние и могучие создания. Среди них есть разумные особи, которым уже очень много лет, но шанс встретить неразумного хищника намного выше. Никто в здравом уме не решит приближаться к динозаврам местного разлива. Даже такой профессии, как охотник на драконов, сейчас не найти, так как риск слишком большой. Демоны и вампиры, конечно, не менее опасны, но появление дракона в городе не останется незамеченным, и дракон никогда не попытается выставить себя человеком. — А правда, что драконы умеют дышать огнем? — В Элин просыпается любознательный ребенок. — Некоторые действительно могут. — Объясняет Элизабет. — Непродолжительное время, но мощь их дыхания все равно невероятна. Самым опасным считается сам дракон. Даже молодые драконы могут быть размером с корабль, причем куда тяжелее. У них невероятно прочная шкура, когти и зубы. Они могут снести каменную башню, просто пролетев сквозь неё, и жевать доспехи как хлеб. — О, круто. А как они летают, если такие тяжелые? — Задает логичный вопрос Элин. — Ну, летать могут далеко не все. Если дракон может осознанно использовать магию, то способен поддерживать себя в воздухе с помощью магической силы. Остальные могут лишь планировать, поэтому любят селиться на скалах и утесах. — Девушка продолжает мини-лекцию. — Драконы могут заметить жертву на равнине, после чего спрыгнуть с высокой точки и планировать на огромной скорости до своей жертвы. Постоянно отталкиваясь, они могут преодолевать большие расстояния на псевдополете, а на скалы они забираются карабканьем. — Ничего себе. Но вокруг нет никаких скал. — Элин осматривает окрестности, скоро прибудут к Обертраму. Если не считать гор на горизонте, то вокруг действительно только поля и леса. — Ты права. Но отсюда мы можем и не видеть возвышенности. Спросим у старосты, верно? — Элизабет все же не знает, как в таких случаях поступают авантюристы. — Да, можно будет спросить. — Соглашается Сареф. — Но мы все же маги, можем использовать свои сильные стороны. На лице Элизабет появляется понимание. — Точно. Ведь мы можем с помощью магии просканировать окружающий ландшафт. — Кивает однокурсница. — Некоторые виды поисковой магии могут даже засечь дракона. — Именно. Вряд ли до нас привлекали мага. Глядишь, найдем что-нибудь интересное. — О, а я тоже изучила заклинание. — Перебивает Элин и протягивает руки к небу, будто хочет схватить тучку. Система молчит, как и сам Сареф не понимает, что это за странный пасс. — И что должно произойти? — Спрашивает Элизабет, значит, тоже впервые видит такое. — Удача, приди! — Неожиданно громко крикнула эльфка, аж птицы с ближайшего дерева вспорхнули с веток. — Это магия, привлекающая удачу. — Ого, никогда такой не видела. — Элизабет ничего не говорит о том, что настоящее влияние на поля вероятности событий выглядит совсем не так и во много раз сложнее. У Сарефа точно не получится принудительно воздействовать на вероятность удачи в походе с помощью такой магии. Можно сделать так, чтобы из ста подкидываний всегда выпал аверс монеты, там все-таки два возможных исхода. А процессы со многими переменными магии вряд ли поддадутся, так как сложность вычислений вырастет в геометрической прогрессии. Через двадцать минут путники въезжают в околицу деревни Обертрам.Глава 29
Обертрам выглядит как самая обычная деревня. Довольно крупная, больше двадцати домов, но для столичного округа это привычное дело. Пункт назначения был достигнут к полудню, так что приезд авантюристов не остается незамеченным. Возможно, это даже к лучшему, так как искать старосту не пришлось. — Ну наконец-то. — Пожилой староста подходит к авантюристам. На каждый шаг тяжело опирается на палку. — Добрый день. — Приветствует Сареф и показывает нашивку. — Мы из гильдии авантюристов. Можем переговорить наедине? — Да, конечно. Проходите в мой дом. — Староста ведет прибывших за собой. — Мой сын позаботится о лошадях. Сареф вместе с Элизабет и Элин входит в самый большой дом деревни. К счастью, староста не стал проверять нашивки спутниц, как и ничего не сказал о присутствии ребенка, который вряд ли может быть авантюристом. — Я ожидал, что прибудет большой отряд. — Пожилой человек присаживается за длинный стол. — Меня зовут Обрахам. — Сареф. — Представляется юноша. — А это Элизабет и Элин. Мы действительно прибыли втроем, так как по информации гильдии никакого дракона здесь нет. — Чушь! — Обрахам с силой ударяет палкой по полу, из-за чего Элин вздрагивает. — Вчера мы снова его видели. Не только я, но еще два рыбака и пастух. Что мы будем делать, если дракон заявится сюда?! — И почему дракон просто летает над этой местностью? Он здесь не охотится, и лежбищ не держит. — Авантюрист никак не реагирует на повышенный тон голоса старосты. — Откуда мне знать? Я умею читать и писать, могу вести хозяйство и в молодости работал на земле. Но вот в драконах я не разбираюсь! Если вы взяли мой заказ, то это вы должны мне сказать, что он здесь забыл. — Обрахам хмурит седые брови. — Разумеется. — Кивает Сареф. — Где вы вчера его видели? И какие у вас есть предположения, что дракон мог здесь забыть? — Ступайте по руслу реки на север, пока не дойдете до озера. На берегу увидите лодки рыбаков из деревни. Там вчера пролетал дракон в сторону дальнего берега озера. А предположений никаких нет. У нас нет ничего, что могло бы заинтересовать подобную тварь, кроме домашнего скота. Но он его не жрет. — Деревенский староста, не предложивший даже воды гостям, еле заметно ерзает, будто хочет поскорее закончить разговор. — Благодарю за информацию. Есть ли в деревне место, где мы можем остановиться, если заказ займет больше времени? — У нас есть одна гостевая комната, внук вас проводит. Можете использовать её, но бесплатной кормежки не будет. — Бурчит старик. — Не проблема. — Встает Сареф, а следом и девушки. — Хорошего дня. Троица выходит из дома старосты, где их находит внук Обрахама. Босоногий мальчуган болтает без умолку, но его рассказ не противоречит сказанному старостой. Мальчик по имени Якоб довел до самого дальнего дома, который тоже принадлежит семье старосты. Предоставленная комната не имеет даже кровати, но в этом случае их выручат спальные мешки. Сареф и вовсе бы предпочел ночевать под открытым небом, но вот спутницам это может быть слишком тяжело. — Ну, тогда я побежал. Если что, кричите мне, я почти всегда в деревне, помогаю дедушке. — Якоб исчезает за дверью, бросив последний взгляд на Элин. Дети всегда подмечают других детей. Не будь Сарефа и Элизабет рядом, то даже бы решился позвать с собой гулять по деревне. — Староста был какой-то злой. — Делится впечатлениями Элин. — Старые люди могут быть невежливыми и капризными. — Пожимает плечами Элизабет. — То есть, ты тоже станешь когда-нибудь такой? — От девочки уже летит вопрос. — Ох, надеюсь, что нет. — Смеется беловолосая девушка. — Сареф, что будем теперь делать? — Мне бы хотелось, чтобы у вас остались приятные воспоминания об этом приключении, так что… Как насчет игры? — Сареф начинает объяснять план. Собеседницы переглядываются, услышав про игру. — Да-да, хочу игру. — Элин, разумеется, долго над этим не думает, ведь редко Сареф сам предложит такое. — А что за игра? — Спрашивает Элизабет. — Всё просто: кто первым разгадает загадку появления дракона, тот победит. Проигравший отдаст победителю какой-нибудь приз. Элин и Элизабет, вы будете в одной команде против меня. Что думаете? Эльфийка тут же соглашается, так что Элизабет остается кивнуть в ответ. — Небольшое соревнование действительно может добавить интереса в расследование. — Соглашается сокурсница и обращается к эльфке. — А разве ты бы не хотела быть в одной команде с Сарефом? — Нет, он ведь всё сделает сам и мне ничего не останется. — Безапелляционно заявляет Элин. — Жестоко. — Наигранно сокрушается Сареф. — Ты знаешь, что Элизабет куда умнее и сильнее меня? Так что ты согласилась не на ту команду, если хотела равного партнерства. — Что? — Потрясенно спрашивает эльфка и переводит взгляд на улыбающуюся Элизабет. — Он врет. — Заговорщически подмигивает Элизабет. — Пытается подорвать наш боевой дух. Теперь Элин обращает потрясенный «как ты мог?» взгляд на юношу, от которого след простыл, только дверь с легким хлопком закрылась. — Он нас опережает! — Воскликнула Элин. — В погоню! Небольшая речка протекает мимо деревни и полей, а начинается явно из озера в лесу. Сареф быстро покинул территорию деревни и углубился в лес по направлению севера. Если верить словам Обрахама, скоро река должна будет привести к берегу озера и рыбацким лодкам. Элин и Элизабет не видно, так как Сареф сразу перебрался на противоположный берег речки. Скорее всего опережает их, но делает это вовсе не для победы в шуточном состязании. Отыскав удобное место прямо перед озером, Сареф достает из рюкзака нечто, напоминающее куриное яйцо с поверхностью в виде коры дерева.Предмет: Новорожденное сердце стихий Уровень предмета: S+ Описание: новорожденное сердце стихий, готовое принимать стихии природы. Каждое сердце может впитывать в себя различные стихийные проявления подобно губке, а после отдавать в обход законов сохранения энергии, массы и взаимодействия несвязанных систем. Пока сердце остается новорожденным, оно способно принять нужную владельцу форму, а также изменить тип поглощаемого явления. Активация: мысленная. Для наполнения сердце нужно поместить в определенную среду. Для изменения формы достаточно сжать в руках и мысленно представить нужную форму. Каждое новорожденное сердце может принять только одну форму после изначальной.
Сареф рассматривает плод многочисленного использования «Реставрации». Юноша не остановился даже после того, как привел жезл в изначальное состояние, и вернул объект в тот период, когда ему не была дана конкретная форма. Характеристика от Системы довольно скупая, описание таких предметов у магов-исследователей занимает много страниц. Сначала использование сходилось только на стихиях природы, но это далеко не единственный способ применения. Сердце может поглощать не только стихии, но и совершенно другие явления естественного или магического происхождения. Однако у Сарефа нет возможностей для наполнения предмета чем-то другим, кроме самого распространенного варианта, поэтому остановился на нем. Концентрация на результате вызывает небольшой огонек на поверхности яйца. Это результат того, что Сареф помещал сердце стихий в горящий камин. Предмет поглотил пламя и теперь может воссоздавать его буквально из ничего. Даже слабая предрасположенность к стихийной магии не оказывает влияния. Пожалуй, это одно из тех свойств, что делает такие предметы легендарными. История сохранила множество примеров, когда чародей с таким подспорьем мог вызвать огненный дождь или всесметающий ураган, даже если не был способен на такую магию. Чудовищная энергоемкость позволяет сердцу впитывать самые разные стихийные явления, хоть все сразу. Огонь, вода, воздух, молнии, даже земля: возможно всё, зависит лишь от того, сколько времени сердце проведет в той или иной среде. Сареф крепко привязывает яйцо и бросает в быстрое течение. Уже был проведен эксперимент с огнем и воздухом. Огонь в городе найти нетрудно, а воздух и так везде, но нахождение в ведре с водой не приводило к прогрессу. Судя по различным книгам, существует влияние того, где «питается» сердце стихий. Жерло извергающегося вулкана, дно океана, глубинный эпицентр землетрясения: на фоне этого очаг, ведро с водой и грядка в огороде либо не принесут результата, либо эффект будет очень слабым. Чем сильнее стихия вокруг сердца, тем больше аккумулирующий эффект. Другой конец веревки вампир привязывает к коряге таким образом, чтобы веревка в камышах не была видна. С другого берега раздаются голоса Элин и Элизабет. Разумеется, они тоже идут к озеру — месту последнего появления «дракона». Сареф быстро исчезает среди деревьев… — Куда он мог пропасть? — Элин во все глаза высматривает Сарефа. — Неужели он двигается так быстро? — Я могу попробовать найти с помощью магии. — Предлагает Элизабет. — Ну нет, так будет неинтересно. — Главное — не забыть, что мы ищем дракона, а не Сарефа. Думаю, он уже будет ждать нас на берегу озера. — Дочь епископа предполагает самый очевидный по её мнению результат. — Тогда поторопимся! — Элин еще быстрее устремляется по тропе. Элизабет замечает, что дорожка хорошо протоптана, значит, рыбаки каждый день по ней ходят к озеру и обратно. Увы, на глаз трудно сказать, есть ли тут следы Сарефа. Хватает десяти минут, чтобы выйти на пляж, покрытый галькой. На пляже действительно хранятся пять рыбацких лодок, вот только их хозяев не видно. Вероятно, вчерашнее появление дракона напугало. А озеро оказывается куда больше, дальний берег примерно в трехстах метрах. Примерно посередине озера возвышается небольшой островок с черными деревьями и высоким утесом. Над вершиной кружатся птицы, лучшего места под гнезда вряд ли близко найти получится. — А вдруг дракон прямо там? — Элин указывает на утес. — Вряд ли. — Качает головой Элизабет. — Иначе птицы бы оттуда улетели. А вот и Сареф. Девушка показывает в сторону юноши, запускающего «лягушки». Плоские камни успевают сделать больше двадцати прыжков по воде, прежде чем отправиться на дно. — Мы здесь! — Машет руками Элин. Сареф замечает спутниц и подходит ближе. — Как продвигается расследование? — Спрашивает юноша. — Пока безрезультатно. А у тебя? — Элизабет тоже пробует сделать «лягушку», но камни тонут уже на третьем прыжке. — Аналогично. Тут слишком спокойно для драконьего водопоя. Теперь в игру с бросками камней подключается и Элин, а с далеких гор медленно надвигаются серые тучи. Скоро солнечный день станет пасмурным.
Глава 30
«Что же произошло?», — Подобный вопрос не мог не возникнуть у лежащего человека. Голова болит, будто по ней с размаху ударили булавой. Звон в ушах не прекращается, а блуждающие огни перед глазами продолжают прыгать. Тело с трудом приподнимается, а лицо обдает жаркой волной от горящего здания. Ночью многочисленные пожары выглядят куда эффектнее. Человек оглядывается вокруг, но не помнит, как оказался здесь. Мышцы тела откликаются болью на попытку встать, но лежащий не оставляет попыток. Несмотря на общую заторможенность тела и разума, он понимает опасность нахождения рядом с пылающим домом. Как только опорные конструкции догорят, дом сложится, раскидав вокруг горящие бревна, угли и облака искр. Мужчина наконец встает на ноги и ковыляет в сторону. Человек, сам того не осознавая, пришел к реке. Ноги оседают в песке, уже должен быть слышен звук струящейся воды, но ничего нет. Река полностью высушена какой-то невероятной силой, даже дно сохранило влажность только в середине русла. Голова поворачивается в стороны, пока жуткий рев не заставляет задрать голову. Нечто темное и огромное проносится по небу, а в следующий момент человек умирает в потоке буквально огненного водопада, упавшего с небес. В следующий момент Сареф открывает глаза с бешено стучащим сердцем. Костерок перед юношей уже почти догорел, зеленый цвет на кончиках огня исчез, а значит, магия прекратила работу. Сареф утирает пот со лба, «Малая флогамантия» потребовала почти весь ресурс маны в теле за два применения.Название: «Малая флогамантия» Тип: прорицание Ранг умения: С Уровень освоенности: 5,6 % Описание: тип чтения вероятного будущего с помощью пламени. С точки зрения чародеев-фундаменталистов судьбы не существует. Любое прорицание является симуляцией будущего относительно заданных условий и ограничений, а попытка изменения будущего — не более чем влияние на поля вероятности. Впрочем, прорицатели считают, что судьба находится вне пределов человеческого познания. Можно попробовать её увидеть, но попытки изменения бессмысленны, так как любое действие и бездействие лишь переписывает Книгу Судьбы, но не меняет концовку. Активация: войти в трансовое состояние с помощью наблюдения за огнем, заранее определив событие, исход которого нужно наблюдать. Запуск через жест «относительной бесконечности»: указательные пальцы кладутся поверх больших, а руки соединяются таким образом, чтобы большой палец одной руки соприкасался с большим пальцем другом, для указательных аналогично.
Первый день в Обертраме подходит к концу. За прошедшее время Сареф, Элизабет и Элин больше занимались тем, что исследовали округу и отдыхали от столицы. Элизабет неоднократно прочесывала территорию с помощью разнообразной магии, но никакого дракона найти не удалось, как и следов его появления. Сареф же больше размышлял, что же такое неоднократно видели деревенские жители. К сожалению, за время пребывания здесь «дракон» ни разу не появился, пока юноша не решил практиковаться с недавно выученной способности «Преддверие чертога».
Название: «Преддверие чертога» Тип: божественная сила Ранг умения: SS Уровень освоенности: 3,0 % Описание: те, кто немного продвинулся в понимании парадокса связи Света и Тьмы, могут лишь постучаться в двери чертога. Да и сам чертог будто нереален и размыт. Вселенная зародилась во вспышке света, но утонула во мраке. Но что было перед этим? Вы можете лишь догадываться и возводить зеркальные измерения в попытке поймать отражение великого взрыва. Активация: чтобы убедить Вселенную, нужно детально мысленно представить нужное место.
Из всей доступной магии подобное умение самое загадочное. В различных книгах и учебниках Сареф не смог отыскать чего-то похожего. Юноша осторожно пробовал применять способность, чтобы ненароком не попасть в лапы Стража Реальностей. Он уже приходил два раза, когда Сареф тренировался в использовании умения, и каждый раз Система представляла его как врага. Довольно проблемная ситуация, которая сегодня днем обернулась чем-то неожиданным. Тогда Элизабет и Элин уплыли на лодке на другой берег озера, а Сареф просто сидел на камнях и создавал зеркальное измерение, как две капли воды похожее на берег озера. И тогда-то вместо Стража Реальностей прилетел самый настоящий дракон. Желто-коричневые крылья покрывали всю ширину озера, а в зубастую пасть можно было затолкать груженую телегу. Чешуйчатая махина неслась на огромной скорости к юноше, а рев дракона буквально заставлял пространство осыпаться светящимися осколками. Вампир поспешно разорвал трансовое состояние будто в попытке проснуться во время кошмара. Реальный мир встретил его тишиной, восточным ветром и стеной брызг. Дракон остался в зеркальном измерении, но поднятая им волна всколыхнула поверхность настоящего озера. Волна оказалась достаточно высокой, чтобы брызги долетели до Сарефа, сидящего на бревне у края леса… Студент магической академии подбрасывает ветки в костерок. Сумерки уже давно сползли с далеких гор. Действие выполняется машинально, внутренне Сареф все еще размышляет о произошедшем. Впервые что-то из зеркального измерения оказало влияние на реальный мир. «Бред. Как то, что я создал в разуме, могло выйти за его пределы?», — юноша не сразу понял, что почти процитировал описание последнего свитка Кадуцея. — «Да и не представлял я дракона».
Предмет: Свиток парадокса Света и Тьмы Уровень предмета: SS Описание: свиток содержит знания божественного посланника в области сил разума и врачевания. Парадокс связи Света и Тьмы заключается в том, что Свет и Тьма существуют только в разуме человека, но при этом мир построен на этих двух началах. Как несуществующая вещь способна быть основой мироздания? Является ли это доказательством разума Творца?
При повторном использовании «Малая флагомантия» показала смерть Сарефа при попытке вновь войти в зеркальное измерение в деревне. Разумеется, у прорицательской магии очень низкий уровень освоенности, а значит, частота и количество ошибок будет зашкаливающим. Но несмотря на это, пророчество было очень детальным. Даже слишком детальным. Проконсультироваться тоже не с кем, ведь Сареф никому не рассказал о возможности возводить зеркальные измерения. Элизабет вряд ли что-то подскажет, а мэтр Вильгельм уже отказался посвящать студента в такие детали. «Нужно обладать или знанием или силой, чтобы войти в эту область. Ведь так сказал некромант?». Слух различает шаги и шелест кустов, кто-топриближается. Вампир продолжает спокойно сидеть, так как узнает ночного гостя. Элин показывается меж деревьев и осторожно входит на полянку, где обустроился Сареф. В руках держит корзинку. — Мы с Эли подумали, что тебе не помешает поесть. Нас угостила соседская семья. — Девочка осторожно кладет корзинку рядом. Нюх различает запах хлеба, фруктов и мяса. — Большое спасибо, — благодарит Сареф. Понимает, что нужно взять себя в руки. Отказался от совместного похода к дальним полям, где видели дракона неделю назад, да еще скрылся в чаще. Это не могло не встревожить спутниц, ведь они не знают, что именно гложет напарника. — Элизабет осталась в доме? Что интересного нашли на полях? — Спрашивает Сареф с максимально расслабленным голосом. — Да. Ничего связанного с драконом не было, зато я увидела, как убирают поздний урожай. Оказывается, у каждой семьи есть много земли. — Да, для больших королевств это норма. На сегодня я закончил. Идем домой? — Вампир засыпает угли землей. — Да-да, я даже твой спальник расстелила. — Элин мгновенно оживляется. — О, потрясающе. Чувствую, что усну, как только лягу. — Сареф подхватывает корзинку. — Давай наперегонки? — Эльфка указывает в сторону деревни. — Сейчас уже темно. — Юноша качает головой. — У меня есть вариант получше. Сареф неожиданно подхватывает Элин под протестующие крики и закидывает на плечо как мешок с картошкой. К моменту подхода к деревне эльфийка как обезьянка сумела перебраться с плеча на шею и постоянно закрывала Сарефу глаза руками. Половину пути пришлось пройти по указаниями «штурмана» на шее. Элизабет они замечают на крыльце дома, словно она их ждала. При виде Элин, восседающей на Сарефе, девушка не выдержала и рассмеялась. — Я уж думала, что это Элин будет тащить на себе упирающегося Сарефа. — Поясняет Элизабет. — Э? Я же не подниму его. — Элин поражается таким ожиданиям. — Итак, какие на завтра планы? — Сареф помогает эльфке вернуться на твердую землю. — Сложно сказать. Я перебрала кучу вариантов, но эта загадка мне не по зубам. — Признается беловолосая девушка. — Посмотрим, придумаю ли что-нибудь на свежую голову. Элизабет действительно выглядит уставшей, прогулка на поля оказалась более изматывающей? Тем временем Элин уже подхватила корзинку и зашла в дом. — А зачем тебе спальник? — Сареф кивает в сторону свертка. — Решила поспать под открытым небом. Никогда этого не пробовала, даже волнуюсь немного. — Легкомысленно отвечает Элизабет, словно это ничего не стоит. — Лето уже давно кончилось, а ночью погода испортится. Ты же видела сегодняшние тучи? Не самый лучший вариант, когда можно спать в доме. — Сареф пытается отговорить от подобного шага. — Ничего страшного, я с помощью магии буду контролировать температуру воздуха вокруг. — Может пойти дождь или даже снег. — Продолжает Сареф. — «Неприкасаемый купол», — без промедления звучит заклятье, которое поможет в такой ситуации. — Магию нужно постоянно поддерживать. — Тоже без паузы замечает юноша. — Я взяла с собой артефакт с чарами поддержки и реактивации заклятий. — Элизабет демонстрирует завидную подготовленность. — Волк укусит за бочок. — Продолжает Сареф, не меняя тона. — Не беда… то есть, что? — Собеседница, как и ожидалось, не сразу поняла шутливость возражения. — Впервые слышу, чтобы нападение диких животных звучало так мило. — Согласен, с последним перегнул. — Улыбается Сареф. — Однако, если действительно возникнет опасная ситуация, то мы не сможем помочь. Все-таки мы пришли как команда авантюристов, так что должны прикрывать друг друга. И к тому же я несу ответственность за твое и Элин благополучие в ходе миссии. — Да, я понимаю, но… — Теперь Элизабет вынуждена отойти от явно отрепетированного сценария. Сареф понимает, что должен сам раскрыть несколько карт, чтобы убедить. — Насчет ментального шторма не волнуйся. Я теперь знаю, как установить защиту. Так что нахождение очень близко мне не навредит. — Сареф жестом приглашает войти в дом. Элизабет выглядит потрясенной и не сразу отвечает. Сареф с самого начала понял причину ухода, но не смог переубедить, не показав осведомленности о состоянии девушки. К счастью, этого оказывается достаточно, Элизабет опускает голову и быстро входит в дом. Элин, оказывается, уже заснула, стоило прилечь. Сарефу пришлось помочь ей оказаться в спальнике. Элизабет постелила свой рядом с эльфкой, а сам юноша решил устроиться под окном. — Извини за те случаи. Я ведь тоже осознаю, если кого-то втягиваю в кошмар… — Тихо произносит Элизабет. — После я узнала, что ты практикуешь ментальную магию с наставником. — Ничего страшного. Я быстро выходил из ментального шторма, да и не сравнятся мои приключения с тем, что испытывает источник шторма. — Вампир вспоминает как в первый раз Элизабет сожрал какой-то монстр, а во второй нечто напугало девушку до беспомощного состояния. — Ты каждую ночь подобное переживаешь? — Нет, стараюсь стабилизировать состояние, так что от одного до трех раз в неделю. Ну, скоро с этим будет покончено. — Элизабет тоже забирается в спальник. — Нашла способ исцеления? — Да, с помощью Самоцвета Митмолла из настоящей королевской сокровищницы. Еще две недели и всё. — Тихо отвечает Элизабет, чтобы ненароком не разбудить Элин. — Так значит, в этом смысл брака с Фрадом? Король породнит своего олуха с епископом, который является вторым столпом власти в королевстве, в обмен на необычайно редкое сокровище? — Предполагает Сареф у окна. — Да. Осуждаешь? Сареф примерно минуту молчал перед ответом. — Нет, это хорошая сделка. Если ничего не делать, то ментальный шторм будет становиться сильнее и начнет влиять на всех подряд, а под конец сведет с ума носителя. Мне лишь жаль, если тебе придется пожертвовать своим талантом и мечтами ради выживания. На этом ночной разговор закончился. «Лишь бы этот Самоцвет Митмолла имел достаточную энергоемкость», — подумал Сареф перед тем, как начать магическую подготовку к ночи рядом с источником ментального шторма. Вот уж где буквально «горе от ума», та же Элин будет спать как младенец, даже если во сне обнимется с Элизабет.
Глава 31
Сарефа разбудил стук дождевых капель. Все-таки погода испортилась за ночь. Хмурое утреннее небо кажется бесконечным, в мире отсутствия ежедневных прогнозов погоды трудно загадывать далеко наперед. Конечно, с помощью магии можно изменить погоду, но это будет иметь определенные последствия. Например, рассеяв дождевые тучи, можно утопить в непрекращающихся ливнях все окружающие земли. Метеорологические заклятья требуют серьезного подхода, ведь «океан магии» неоднороден. «Океаном магии» называют обычно невидимую среду мира, состоящую из магической энергии. Подобно атмосфере, она пронизывает всё от границы с космосом до земли. И даже под землей мировые потоки продолжают хаотично течь, иногда образуя воронкообразные скопления, называемые полюсами. Элизабет и Элин все еще спят, вампир по обыкновению проснулся очень рано. Сегодня обошлось без ночных кошмаров, спасибо защитным чарам. Сареф садится и прислоняется к стене. Нужно решить, что делать дальше. До приезда сюда авантюрист предполагал, что они найдут то, что жители Обертрама принимают за дракона. Это мог быть галлюциногенный природный газ или монстр, просто похожий на дракона, например, виверна. Нельзя исключать проделки проходящего мимо волшебника, сотворившего иллюзию дракона. На самом деле список возможных причин на этом не исчерпывается. Сейчас самой правдоподобной Сареф считает секрет иных измерений. Он по-прежнему не знает всех закономерностей для подобных явлений. Пророчество на огне вчера показало, что заново создавать зеркальное измерение здесь нельзя. К сожалению, Сареф не имеет предметов для магической связи с мэтром Вильгельмом, возможно, имеет смысл вернуться в столицу и все-таки выведать хотя бы общую информацию. Иначе какой из него наставник? Неожиданный и громкий стук в дверь прерывает размышления. Сареф тут же встает, шаги трех или четырех взрослых человек уже слышал через окно. Вряд ли к авантюристам в такую рань кто-то придет просто так. Что-то случилось? Именно этот вопрос задает Сареф пришедшим селянам. Рыбак торопливо рассказывает о необычном явлении на берегу озера. Шум разбудил девушек, так что они быстро присоединяются к разговору. Вот только взволнованные рыбаки, которые сегодня рискнули вернуться к промыслу, толком не могут объяснить, что именно появилось на берегу. Не остается ничего другого, как посмотреть самим. Через некоторое время Сареф, Элизабет и Элин выходят из леса на прибрежную гальку. У самой воды рядом с одной из рыбацких лодок ощутимо дрожит воздух, будто над костром. В магическом ремесле это называют, как и в прошлой жизни, конвекцией. Вот только на берегу нет ничего, что могло бы вызывать подобный эффект. — Очень странно. — Говорит Элизабет, собирая растрепанные волосы в хвостик. Элин же широко зевает, не видя ничего интересного. — Это безусловно результат какой-то магии. — Элизабет протягивает руки в сторону эпицентра перемешивающихся потоков воздуха. Руки девушки создают несколько жестов. «Измерение уровня силы», «Покраска спектра излучения», «Фокусировка зрения»: девушка применяет стандартный набор мага-исследователя, наткнувшегося на непонятное магическое явление. Магия может показать скрытое, но всезнания дать не может, разумеется. Магия, которая сама анализирует полученные данные, не изобретена. «Хотя, если посчитать Систему видом магии, то кто-то все-таки изобрел». — Юноша мысленно поправляет себя, несмотря на то, что ни в одном эксперименте юноша не смог засечь Систему как вид магии или особого умения. Абсолютная любая магия оставляет следы, но Система будто существует в мире исключительно для Сарефа. Элин собралась было подойти ближе, но Сареф останавливает. — Это опасно, нам стоит уйти с берега. — Юноша не имеет никаких доказательств, что это связано со вчерашним приключением в зеркальном измерении, но и отбросить такой вариант не может. — Опасно? Уровень энергии довольно низок. — Элизабет делится результатами исследования. — Его только и хватает на оптический эффект. Вероятно, это случайно возникший локальный полюс магической энергии. — Подожди, хочу проверить другим методом. — Сареф активирует «Продвинутое чтение». Порой ментальная магия может показать такое, что не увидит стандартная исследовательская магия. Особенно, если речь идет об эмпатии чувств.Название: «Продвинутое чтение» Тип: ментальная магия Ранг умения: B Уровень освоенности: 62,9 % Описание: основная способность ментального восприятия окружающего пространства и эмоционального состояния других людей. Делает мозг более чувствительным к электромагнитным и энергетическим колебаниям, что позволяет воспринимать окружающие сигналы без использования обычных органов чувств. С ростом освоенности будет увеличиваться дальность и чувствительность. Активация: пассы руками и мысленная трансформация сознания. Пассы: вытянуть и сложить вместе указательный и средний пальцы любой руки, остальные сжать. Приложить кончики пальцев ко лбу и провести ими линию до виска, который с той же стороны, что и используемая рука.
Пространство затихает, краски блекнут и погружаются в темноту ментального плана. Различные сигналы заполняют внутреннее око, но колдующего интересуют только те, что испускает загадочное явление. Перед мысленным взором это выглядит как сокращающийся овал. Ментальный щуп аккуратно приближается к центру явления, а при соприкосновении Сарефа окатывает жуткой вибрацией. Это похоже на крики сотни людей, которые испускает каждая клеточка тела. Мозг реагирует на подобное естественным образом — впадает в ужас и панику. Сареф прекращает действие заклятья. Оказывается, на ногах не удержался. Над собой видит обеспокоенные лица спутниц. — Сареф, что такое? Что ты увидел? — Ты в порядке? — Уходим. Сейчас же. — Сареф до сих пор не может унять дрожь. Ментальная магия делает разум куда восприимчивее, нужно время, чтобы прийти в себя после такой встряски. Серьезный тон оказывает нужное влияние, так что троица спешит как можно скорее покинуть берег. Сейчас все быстрым шагом идут по лесной тропинке в сторону деревни. — Нам потребуется подкрепление? — Спрашивает Элизабет, они с Элин с трудом поспевают за темпом спутника. — Скорее всего. — Бросает через плечо Сареф. В этот момент беглецов догоняет звук разбивающегося стекла. Вот только это лишь отдаленная ассоциация на подобный звук. Сареф может сравнить его с выстрелом из пушки по сотне выставленных в колонну зеркал. Звук бьет по ушам и пробегает неконтролируемыми мурашками. Как-то похоже звучит разрушаемое зеркальное измерение.
Вам противостоит Отвергнутый Асалот.
Землю ощутимо встряхивает, как если бы с неба упал метеорит. Сареф без труда сохраняет равновесие, а вскрик позади заставляет быстро обернуться и подхватить падающих Элин и Элизабет. По их шокированному лицу понятно, что они в ужасном смятении от происходящего. Теперь вампир без доказательств признает факт того, что дракон из зеркального измерения каким-то образом пробился в этот мир. Впрочем, доказательства начинают сыпаться как снег на голову. Первым докатился жуткий рев. Следом в небо улетела струя огня. Напора огненного дыхания оказывается достаточным для того, чтобы пронзить и буквально разрезать дождевые облака. Исполинское пламенное дыхание опускается вниз, пока не доходит до реки. Фонтаном пара по реке до самой деревни заканчивается дыхание дракона. Вчерашнее пророчество, полученное с помощью «Малой флогамантии», начинает исполняться, хоть и не полностью идентично. Смерть практически дышит в спину. Сареф подхватывает и Элизабет и Элин на оба плеча и резко ускоряется, им нельзя медлить в такой ситуации. Благодаря этому уже через пару минут показываются дома Обертрама. На улицах деревни царит паника, жители сразу поняли, что такое прилетело по их души. Скорее всего это впервые в их жизни, когда неизбежная гибель подходит так близко к ним. Округ Солнечного Синода считается самым безопасным в Манарии относительно наличия разбойников и опасных монстров. Вот только появление настоящего дракона резко делает его первым в очереди на опустошение. На занятиях в академии они изучали драконов. Этих знаний достаточно, чтобы понимать трудность борьбы с такими существами. Разумеется, королевство найдет, чем ответить дракону, но разрушений и потерь не избежать. Сареф спускает девушек возле дома и смотрит в сторону озера, дракон пока за ними не последовал, причина этого пока неизвестна. После вампир переводит взгляд на спутниц. Элин сильно напугана, впрочем, как и Элизабет. Они до последнего не верили в то, что здесь действительно появится дракон, и смотрели на задание как на возможность совместного похода. — Элизабет, тебе нужно помочь жителям скрыться от дракона. Возьми Элин с собой. — Первым заговаривает Сареф. — Ты хочешь отвлечь его? — Девушка сразу понимает план. Все-таки тактика охоты на драконов выработана с древности, и каждый чародей должен знать её. — Именно. У тебя больше магической силы, но я физически более вынослив. — Но подожди, нужно как минимум три команды, чтобы запутать дракона! — Возражает Элизабет. Элин быстро переводит взгляд с Сарефа на Элизабет и обратно, не до конца понимая суть обсуждения. — Я придумал другой план. Идите. — Жестко отвечает, сейчас не время спорить. К счастью, Элизабет тоже понимает это, поэтому берет за руку эльфийку и быстрым шагом направляется вместе с жителями деревни, уходящими чащу леса. Оно и верно, находиться на открытом пространстве нельзя, в лесу больше шансов скрыться. Если там найдут пещеры или глубокие овраги, то огнедышащий монстр на них скорее всего не обратит внимание. Сареф забирает из дома рюкзак и пробегает по деревне, выпуская коров и овец из загонов. Придется пожертвовать ими, иначе дракон может слишком рано обратить внимание на авантюриста или другие поселения округа. Вампир прячется за большим дубом у окраины леса на пути дракона. Когда-то мэтр Вильгельм похвалил Сарефа за осторожность, но даже он может не знать, насколько тщательно юноша старается подходить к этому. Пускай всегда есть неучтенные моменты, но сюда он приехал с тем расчетом, будто дракон действительно существует, будто это его последний бой в жизни. Пальцы руки нащупывают нашивку гильдии в нагрудном кармане. Это не только удостоверение, но и способ отправить сигнал бедствия. Чары могут послать сигнал на многие десятки километров. К сожалению, сигнал может передать только две вещи: местоположение и уровень опасности. Авантюристы в дюжине миль движутся по тракту в составе каравана и дружно поворачивают голову в сторону Обертрама. В Кимире ежемесячный пивной турнир среди искателей приключений замирает в самом разгаре. В лесах Крашедепта целая группа авантюристов выскакивает из засады, так и не дождавшись медведя. В Порт-Айзервице над стойками распорядителей начинает бить колокол, парализующий работу филиала на несколько секунд. После распорядители начинают рассылать депеши: в королевскую приемную, в Конклав, в столичный рыцарский орден, в Оружейную Часовню и Церковь Герона. Наивысший уровень опасности звучит только в определенных ситуациях. Например, вооруженном вторжении другого государства, начале стихийных катаклизмов или появлении монстров исключительного уровня угрозы. Не проходит и минуты, как начинают приходить ответы. Внимание королевства начинает концентрироваться на Обертраме.
Глава 32
Стволы деревьев и кусты проносятся мимо на большой скорости. Сейчас Сареф возвращается к берегу озера, откуда дракон так и не ушел. Это кажется нелогичным, поэтому юноше не остается ничего другого, как попытаться выяснить причину. Когда сюда прибудет подкрепление, нужно будет дать всю имеющуюся информацию. Над лесом вновь прокатывается чудовищный рев. В небо поднимаются столбы дыма от горящих участков. Ради предосторожности Сареф добирается к озеру небольшим крюком и выглядывает из кустов. Увиденное любому покажется удивительным, ведь над берегом торчит лишь голова и часть шеи дракона. «Он не может пролезть из зеркального измерения целиком?», — авантюрист осторожно подбирается ближе. Это может показаться хорошей возможностью атаковать, но только полному идиоту. Взрослый дракон только кажется неповоротливым, но на самом деле считается катастрофой не просто так. А если попасть под огненное дыхание, то тело будет мгновенно обращено в золу. Ситуация ухудшается с каждой секундой, обычное зрение, пускай даже вампирское, не может видеть разрыв пространства. Граница между двумя измерениями не отражает свет и не поглощает его, можно лишь наблюдать за оптическими искажениями объектов рядом с ней. И область искажения постоянно увеличивается, скоро дракон сможет полностью пролезть. Поверхность озера, над которой должен располагаться выход, буйствует с непомерной силой, словно в шторм. Сареф падает на землю, так как внезапный порыв ветра заставил кусты прогнуться и чуть не выдал местоположение юноши. Пока еще рано выходить на бой с чудовищем, следует приблизиться таким образом, чтобы оказаться прямо напротив морды. Дракон вновь издает возмущенный вопль и налегает со всей силы на незримую преграду. Усилия не остаются без награды, такими темпами монстр скоро станет свободным. В самом лучшем сценарии он не сможет выбраться до подхода подкрепления. Будет очень кстати, если маги Конклава прибудут одними из первых. В худшем варианте развития Сарефу придется в одиночку сдерживать дракона. Минуты проходят одна за другой, а дракон все больше показывается на берегу озера. Вскоре у него получается просунуть переднюю левую лапу, которой начинает себе помогать. Конечность оставляет глубокие борозды на берегу, а скорость проникновения становится выше. Такими темпами дракон высвободит и правую лапу, а потом и туловище с крыльями. Похоже, начинает реализовываться худший сценарий. Сареф ползком продвигается в кустах и между корней, пока не добирается до нужного места. Драконья голова оказывается буквально в десяти метрах, даже отсюда отсюда нюх различает жуткий запах из пасти: смесь легковоспламеняющегося газа и запах заднечелюстных минеральных зубов. В академии рассказывали, что драконье пламя не является продуктом магии, хотя некоторые особи даже неосознанно могут усилить дыхание магической энергией. В обычном состоянии это является обычной реакцией воспламенения. Драконы от природы имеют неправильный прикус, задние зубы при закрытии пасти стоят не друг на друге, а соприкасаются стенками. Если ящер предварительно делает глубокий вдох, а драконы способны набирать в легкие чудовищный объем воздуха, то резкое открытие пасти вызывает сильное трение задних зубов, что в свою очередь создает искры в глотке. После рождается струя огня, где выдох уже является взрывоопасным газом из легочных желез. Именно поэтому сами драконы и их лежбища пропитаны паленым запахом, а старые особи почти не используют огненное дыхание из-за того, что минеральные задние зубы за долгую жизнь стираются и уже не соприкасаются. Конечно, это не относится к драконам, которые имеют разум и могут сознательно использовать магию. За время наблюдения Сареф не смог понять, имеет ли летучая тварь разум, но состояние пасти указывает на зрелый возраст. Самый опасный вариант. Звук бьющегося стекла разлетается по округе: дракон освободил правую лапу и крылья, которые больше даже туловища. Больше ждать не получится, нужно задержать его здесь. Это одна из парадоксальных ситуаций, когда бегство будет куда опаснее прямого столкновения. Если убежать, то дракон догонит и коня, и вампира. Не говоря о том, что переходная зона между двумя измерениями — единственное, что реально может сейчас сдерживать чудовище.Предмет: Фолин Нумерик Уровень предмета: S Описание: древний артефакт, изготовленный безумным демоном-арифмомантом. Манипулируя сочленениями куба и составляя нужный порядок рун, можно менять законы пространства вокруг пользователя. Создатель утверждал, что можно составить тысячи комбинаций рун, но только часть окажет эффект, а некоторые могут даже нанести вред. Впрочем, знание формул арифмомант унес с собой в могилу. Активация: правильное выставление рун на кубе в руке и его математической копии, в которую заключено управляемое пространство.
В руке уже лежит почти собранный в нужном положении Фолин Нумерик. Сареф решил взять его с собой в поход и не прогадал. Наконец есть действительно важная причина использовать самый, пожалуй, сильный артефакт, который есть у вампира. Фолин Нумерик в теории может делать такое, что не сможет ни один эфиромант. Студент академии закрывает глаза и представляет математическую копию куба вокруг себя, следом нужно представить все шесть задействованных рун на соседних гранях. Сареф открыто выходит на берег, дракон тут же обращает на него внимание. Юноша встает вне досягаемости клыков, поэтому ожидаемо обстановка приходит в хаос из-за вдоха монстра.
Название: Гейт туннельного одностороннего движения Описание: комбинация шести рун ÐɊʖԂעಹ для создания пространства с односторонним движением в рамках туннеля. Внутри него всё может двигаться только из одной точки в другую. Остальное движение не может проникнуть внутрь контролируемого пространства не через разрешенный вход. Движение внутри гейта останавливается.
Сарефа окутывает облако огня, но оно не способно сейчас нанести вред, ведь внутрь пространства можно проникнуть только через через небольшое окно за спиной юноши на высоте трех метров, а выход из пространства расположен прямо напротив пасти дракона. Со стороны в пламени действительно можно заметить кубическую зону, куда огонь не проникает. Вместо этого взрывное буйство расходится по сторонам, доводит до кипятка прибрежную воду, а также сжигает широкий участок леса. «Давай, выдохни уже всё наконец», — Сареф с нетерпением ждет окончания выдоха. Пламя и температура не могут достигнуть тела Сарефа, даже термодинамически пространство, созданное Фолин Нумерик, полностью изолировано, пока не кончится время. Но внутри «Гейта туннельного одностороннего движения» уже существовавшее движение тоже замирает, поэтому Сареф может делать лишь неглубокие вдохи, но быстро становится нечем дышать, ведь воздух вокруг прекратил перемешиваться. Через десять секунд напор огня слабеет, а еще через три прекращается почти полностью. Сареф понимает, что время пришло, поэтому отдает мысленный приказ расставленной в двухстах метрах отсюда ловушки. Если кто-то из жителей или авантюристов случайно наткнется на это, то сильно удивится. На небольшой площадке меж двух дубов растянута до третьего дерева черная веревка. Семиметровая рогатка из алхимических чернил под огромным напряжением держит снаряд из тех же чернил по направлению берега озера. По команде чародея крючок «рогатки» теряет твердость и вся конструкция выстреливает с бьющим по ушам звуком. Силы натяжения и упругости оказалось достаточным не только для метания снаряда с невероятной скоростью, но и для появления глубоких отметин на мощных стволах деревьев. В это время Сареф на берегу из последних сил расширяет зону входа и изменяет положение точки выхода из пространства таким образом, чтобы она была точно напротив закрывающейся пасти. Выпущенному снаряду хватит полторы секунды, чтобы покрыть двести метров. Без «Гейта туннельного одностороннего движения» Сареф бы не смог попасть, но сейчас достаточно было направить снаряд в расширяющуюся точку входа, а всё остальное Фолин Нумерик делает сам. Любой объект в точке входа перенаправляется к точке выхода. Комок чернил исчезает в пасти и проникает глубоко в горло. Этого достаточно, чтобы доставить массу неприятных ощущений дракону. Объема снаряда недостаточно для плотной закупорки глотки, в которую дракон может пропихивать лошадей и коров, но тонкая мембрана быстро расправляется благодаря судорожным вдохам. Разумеется, повторить ситуацию с Мясником Сареф тоже не сможет, драконье тело слишком большое, и его анатомия досконально не изучена. «Гейт» прекратил работу, теперь Сареф может восстановить дыхание, а капли пота наконец получили разрешение течь по лицу, повинуясь гравитации. Вот только дышать вне изолированного пространства тоже нечем, ящер выжег почти весь кислород. Лес позади почти полностью скрылся в стене пламени, горит даже прибрежная галька. Но вот самому дракону теперь хуже, он бешено мотает головой и пытается отрыгнуть инородный предмет, но чернильная мембрана уже крючками закрепилась в горле. Сареф заставляет её полностью перекрыть воздушные пути к легким, но что-то идет не так, так что юноше приходится лишь бежать. Через некоторое время вновь показывается на границе деревни, где видит отряд авантюристов на замыленных конях. — Что происходит? — Спрашивает командир, хотя по пожарам уже должен был догадаться. — Дракон. — Отвечает Сареф. После этих слов лица авантюристов охватывает паника. — Мурк, поставь гильдию в известность через свиток. Нам в первую очередь нужен Конклав и Оружейная Часовня. Это не та проблема, где люди без способностей будут полезными. — Распоряжается командир, а вот последняя фраза явно предназначается Сарефу. Впрочем, вампир не может судить за это. Вряд ли они с собой взяли много волшебных свитков, да и баллисты не видно. Первые подоспевшие нужны для оперативной передачи информации. Авантюрист по имени Мурк прямо в седле делает запись в свиток. Сареф пожалел, что сам не взял такой. Правда, для подобной работы обязательно нужен кто-то, кто будет сидеть на другом конце «провода». — Конклав и Часовня уже в пути, но они выехали из столицы. Два-три часа… — Отчитывает Мурк. — И охотники на демонов тоже выдвинулись. — Черт, слишком долго. — Бормочет один из авантюристов. И правда, дракон столько времени не даст. — А почему он не улетает? — Спрашивает командир отряда. — Я задержал его немного с помощью магии. — Отвечает Сареф. — Я возьму командование отрядом. Возможно, как авантюрист он стоит ниже усатого командира по имени Оберон, но посеребренная табличка охотника на демонов дает необходимые полномочия. Отряд делится и разъезжается в разные стороны. Сареф знает, что если прижмет, то Конклав может сократить час езды до десяти минут, но даже до этого момента нужно продержаться.
Глава 33
Нечто, напоминающее гром, разносится по окрестностям. Сареф не знает точно причину, но догадаться нетрудно: дракон полностью вышел на берег озера. Безумная в своей наглости авантюра с использованием Фолин Нумерик и алхимических чернил подарила больше времени, чем предполагал Сареф. Вот только убить дракона это не смогло, мембрану из глотки он все равно бы выплюнул, все-таки напор воздушных масс из легких даст прикурить даже турбинам истребителей. Теперь горит огромная площадь леса рядом с Обертрамом. Некоторое время назад дракон в ярости начал поливать огнем всё, до чего может дотянуться. А после наконец выбрался из щели между измерениями и взмыл в воздух. Острое вампирское зрение без труда различает силуэт ящера в столбах дыма до неба. Зрелище завораживающее: драконы заслуженно могут считаться истинными гигантами этого мира. С ними разве что смогут сравниться титаны. Под взмахами исполинских крыльев пожары разгораются с новой силой и распространяются дальше по округе. Учитывая, что ящер удерживает себя в воздухе, можно заявить, что дракон может использовать магию. Вампир следит за чудовищем из оврага вместе с другими авантюристами. Дракон спикировал куда-то около деревни. Значит, заметил разбежавшийся скот и не смог устоять перед желанием перекусить. Это тоже подарит драгоценное время. Со стороны столицы приближается странный шум, но Сареф узнает его источник. В экстренных случаях маги Конклава могут преодолевать большие расстояния с помощью «прыжковой» магии. Возможности телепортации юноша самостоятельно изучал почти самыми первыми после поступления в Фернант Окула. Выяснилось, что подобной магии почти нет, есть лишь несовершенные аналоги, наподобие дорогих телепортационных свитков с ограниченной зоной действия. При этом Сареф помнит, как смог перенестись от Фондаркбурга до Масдарена. Конечно, тогда он использовал силу неизвестного Древнего вампира, но факт остается фактом. Если приложить силу, то мгновенная транспортировка на большие расстояния должна быть возможна. Конклав точно так же вряд ли может, но нашел иные способы. Голубая сфера падает с неба и оставляет воронку под собой. Эта магия выстреливает магической сферой на огромной скорости, а защитные чары предохраняют пассажиров от перегрузки и жесткого приземления. Подобным «мячиком» можно прыгать по стране, пока не закончится мана. Как и ожидалось, первыми прибыли маги и мастера боевого искусства Духа. Шесть магов и шесть воинов: от этих людей пользы будет больше, чем от рыцарского ордена в полном составе. Все же большие скопления людей дракону жечь проще. Сареф быстро проводит взглядом по лицам, но никого не узнает. Охотников на демонов здесь нет, боевые маги Конклава в академии не преподают, а с членами Оружейной Часовни Сареф практически не пересекался. Может похвастаться знакомством только с магистром Онгельсом и Рим с компанией. — Кто здесь командир? — Спрашивает один из магов в массивной накидке. В его руке, как и в руках других чародеев, зажат большой посох. Наверняка зачарован на масштабные боевые заклятья. — Сареф. — Вампир выходит вперед. — Из гильдии. Дракон взрослый, может использовать полет и огненное дыхание. Гоняется за скотом в северо-восточном направлении. Юноша представляется и сразу переходит к важному. — Вид? — Уточняет незнакомый чародей. — «Панасский песочник». — Разумеется, драконы различаются в зависимости от ареала обитания. Иногда знание вида дракона может оказаться полезным, но конкретно сейчас Сареф не видит в этом большого толка. — Да какая разница-то? Мы выдвигаемся. — Вмешивается адепт Оружейной Часовни. «Нет, обычного адепта бы не пригласили. Он даже не мастер. Этот лук…», — юноша разглядывает огромный лук в руках говорящего. В длину оружие больше двух метров, а еще странный шлем с длинными вертикальными прорезями и короткими горизонтальными. Бенедикт Слэн знал этого человека. Это Аддлер Венселль, один их четырех магистров Оружейной Часовни и известный охотник на вампиров. Всё это время Сареф как мог избегал встречи с охотниками на вампиров, как самыми опасными врагами, но сейчас ничего не поделать. Остается надеяться, что дракон всё внимание привлечет к себе. — Послушай, Аддлер. Я взял вас с собой только для прикрытия. Драконом займется Конклав. — Раздраженно отвечает глава магического отряда. — Почему бы не предоставить его мне? Я никогда не промахиваюсь, сами знаете, мэтр Мориц. — Аддлер продолжает давить. — Что толку от попадания, если нанести серьезную рану не сможете? Лишь привлечете его внимание и разозлите. — Парирует мэтр Мориц. Сареф и другие авантюристы во время спора молча стоят. Вот только юноша понимает, что на обсуждения времени не осталось. Слух улавливает хлопки крыльев: дракон вновь поднимается в небо. Это же не остается без внимания у остальных в овраге. — Он уже взлетел. Рассыпаться. — Мастера боевых искусств поудобнее перехватывают оружие и выбираются из оврага в разных направлениях. — Аддлер! — Возмущенно кричит маг. — Отставить самодеятельность! — Возвращайся в бордель, Мориц. Небось вино допить не успел из-за появления дракона… В этот момент наконец прискакали авантюристы, которых Сареф отправил в восточный лес. У оврага первой появляется Элизабет Викар на измученном коне. Все-таки Оберон сумел быстро найти сбежавших селян. Появление девушки удивляет и Морица и Аддлера. — Мисс Викар? — Чародей не верит своим глазам. — Хм, дочь епископа? — Пробормотал под нос лучник. — Здравствуйте, граф. И вас, магистр Венселль, тоже рада видеть. Прошу оставить бесполезные споры, сейчас нужно заняться драконом. Поделить сможем потом. — Твердо говорит Элизабет Викар. Сареф не может не признать, что появление вышло эффектным. Девушка сидит на коне и смотрит сверху, пока остальные стоят в овраге. Хоть картину пиши о «деве-воительнице». Элизабет, конечно, не имеет реальной власти над собеседниками, но статус семьи позволяет на равных общаться даже с Конклавом и Оружейной Часовней. Как ни крути, Церковь Герона более влиятельна, причем не боевой мощью, а поддержкой народа. — Мисс Викар, что вы здесь делаете? — Мэтр Мориц делает несколько шагов по направлению к стене оврага. — По заданию. Я знаю, что магистр Венселль действительно лучший стрелок континента, и вполне может нанести вред дракону. Поэтому я прошу заманить его к тем холмам. — Девушка указывает куда-то перед собой. — Мы с вами, граф Мориц, подготовимся и дадим бой дракону там. Нужен будет один мощный удар. Вы ведь понимаете, о каком заклятье я говорю? Только ваш отряд хорошо с ним справляется. Подобно истинному дипломату Элизабет сумела похвалить обе стороны и заставить работать вместе. Тем временем с небес снова раздается драконий рев. — Хорошо, мы заманим дракона. Мориц, будь добр, дай сигнал, как доберешься и закончишь подготовку. — Аддлер закидывает лук на плечи, словно коромысло, и быстро выбирается из оврага. — Без проблем. Уж мы-то не сплохуем. — Мориц принимает важную позу. — Угу, по губам вам …, — К счастью, грубый ответ Аддлера вполголоса услышал только Сареф. — Мы сопроводим вас. — Произносит юноша и вся группа приходит в движение. Начинается марш-бросок до трех холмов неподалеку. Это действительно хороший вариант для обороны позиции. Стоит сказать Элизабет спасибо, что приняла этот вариант без возражений, ведь именно Сареф передал информацию о холмах через командира первых подоспевших авантюристов. А уже к её словам прислушаются внимательнее, нежели к какому-то авантюристу. Из рощи в подлесок, за валунами и по оврагам: группа бежит таким образом, чтобы не попасться на глаза дракону раньше времени. План был бы невыполнимым, если бы не участие мастеров Духа. Дракон уже было хотел направиться к столице, но тут небесное пространство рассекает сверкающая линия. Нетрудно догадаться, что это стиль стрельбы из лука с помощью энергии духа. Говорят, что магистр Венселль может стрелять подобно осадной баллисте. Именно для такой техники он использует лук больше самого себя. Бенедикт знал, что Аддлер использует лук в разных позициях: от классической для прицельного огня до ножной для стрельбы на огромные расстояния с возможностью пробивать даже крепостные стены. Правда, в последнем случае прицелиться сложнее, но вряд ли это помеха для того, кто всю жизнь потратил на это. Как и ожидалось, магистр хочет не только отвлечь крылатое создание, но и попробовать завалить тварь своими силами. Конечно, он не может не знать, что драконья чешуя крепче любого металла и сможет погасить силу даже заряженного удара. Будет толк, если лучник сможет попасть в глаз или рот. Стрела выбивает искры на боку дракона и уходит в небо. Крылатый монстр возмущенно ревет и делает невероятно широкий и резкий взмах крыльями в сторону, откуда прилетела стрела. Настоящий смерч обрушивается на землю, вырывает деревья и поднимает двадцатиметровые облака пыли. Крылья отправили не только воздушную волну, но и определенный объем магической энергии. В этот момент из другого места в дракона летит копье и ударяет в правую заднюю ногу. Дракон теперь устремляется к новому противнику, но уже получает вторую стрелу в спину. Таким образом мастера Оружейного Стиля будут направлять дракона к нужным холмам. На лес обрушивается поток огня, роль приманки в случае дракона очень опасна. Группа чародеев и авантюристов наконец достигает холмов. Все шесть чародеев встают в тесный круг, создавая совместную магию. Сареф в живую никогда не видел такого волшебства, так что зрелище обещает быть захватывающим. — Я попытаюсь оглушить дракона, когда он приблизится, а после маги Конклава нанесут удар. — Объясняет девушка. Здесь Сареф чувствует себя лишним, никаких масштабных заклятий не знает, да и уровень магической силы вряд ли дотягивается до запасов собеседницы. — Хороший план. — Кивает юноша. — Кстати, а как ты смог его задержать? — С помощью алхимических чернил. — Сареф достает из рюкзака зачарованный кувшин. «Компрессия Дедала» позволяет влить в емкость куда больше жидкости, чем позволяют законы физики. Так можно носить с собой много чернил без необходимости таскать несколько бочек. — У тебя удивительный подход к магии. — Элизабет явно не понимает, как с помощью алхимических чернил можно помешать дракону. — Обычно все хотят покорять только великие стихии и прочую эффектную магию. — Ну, такая у меня предрасположенность. Стихийная магия слушается только на слабом уровне. — Уклончиво отвечает Сареф. О Фолин Нумерик решает промолчать, но если что-то пойдет не так, то придется повторно использовать, либо призвать другую вещь. Пальцы неосознанно поглаживают браслет на руке. Его Сареф купил недавно и привязал чары возврата на определенный объект. — Одна минута. — Громко предупреждает мэтр Мориц. Элизабет запускает в небо сигнальный огонь для команды Аддлера. Сейчас всё решится: победа или смерть.Глава 34
Стоит сигнальному огню подняться над холмами, как со склона левого холма выстреливает еще одна стрела и попадает в плечевой сустав дракона. Сареф не знает, как Аддлеру удалось пробить шкуру крылатого ящера, но стрела вошла лишь кончиком, никакого урона дракон не получил. Попасть по крыльям было бы куда проще, да и поверхность этих конечностей не покрыта броней, но никто из отряда магистра Венселля не стреляет по крыльям. Сареф может лишь догадываться, что причина скорее всего в регенерации, раны крыльев дракон залечивает менее чем за минуту без потери летных качеств. Дракон бросается к холмам, и в момент максимального сближения небеса озаряются вспышкой. Настоящий фронт молний обрушивается на дракона и достигает цели за мизерные доли секунды. Раздавшийся грохот услышат наверное даже в Порт-Айзервице, рев боли дракона полностью поглощен им. Вот истинная сила «Повелителя молний» Элизабет Викар.Название: «Повелитель молний» Тип: стихийная магия Ранг умения: А Уровень освоенности: неизвестен Описание: одно из сложнейших заклятий, работающих с силами природы. Маг создает зону сверхнапряжения, а внутри зоны две области с противоположными зарядами. Это вызывает искровой разряд между областями. С ростом освоенности маг может размещать множество областей, что позволит создавать многочисленные разряды с разным направлением и длиной. Активация: неизвестно
Любое другое существо умерло бы на месте, но дракон просто теряет высоту и жестко приземляется. На местами почерневшей шкуре скачут маленькие разряды, а в подлеске вновь начинается пожар. Смертельного урона дракон не получил, но на некоторое время впал в шоковое состояние. Именно это и нужно для магов Конклава.
«Гимнасиархия». До запуска 00:00:10. Рекомендации: отсутствуют, целью является не пользователь.
«Древнегреческий термин?», — Сареф удивляется данному Системой названию. — «Оно ведь точно не так называется». Вокруг дракона начинает вырастать арена, полностью его заключающая. Воздух внутри временной тюрьмы расцветает самыми разнообразными оттенками, будто масляная лужа под солнцем. Эта магия по версии учебников академии способна превратить воздух в крепчайший янтарь. Обращение опасных монстров в камень или бронзу неоднократно практиковалось. Порой это единственный эффективный способ борьбы с бронированными огнедышащими тварями. Неожиданно высокие стены арены откидываются и превращаются в стадион, по площадкам которого начинают на высокойскорости двигаться огни. «Эта форма?», — Сареф с замиранием сердца наблюдает за разворачивающейся магией. Возникшее сооружение очень похоже на стадион Панатинаико́с, каким оно должно было быть в античные времена в самом знаменитом греческом полисе — Афинах. «Система именно поэтому назвала заклятье Гимнасиархией? В честь литургии подготовки спортивных мероприятий и атлетов?». Событие вызывает целый ворох воспоминаний из прошлой жизни, в которые юноша очень редко погружается. Библиотека Адриана, Акрополь, Театр Диониса, Олимпейон и множество других мест. Многие не сохранились до момента рождения молодого археолога и о них можно было лишь читать. Но во время студенческой практики Сареф немало времени провел в Афинах, Фокиде, Самосе, Кефалинии и Фессалии. Средиземноморская археология считалась популярным местом для практики, хоть и немного заезженным. Теперь огни вокруг дракона могут напоминать невидимых бегунов с факелами, но такая ассоциация может появиться только для самого Сарефа. По телу и крыльям огнедышащего монстра начинают стекать ручьи вязкой жидкости, которая очень быстро застывает. Магический янтарь способен полностью обездвижить цель, что через некоторое время убивает жертву. Дракон постепенно приходит в себя после удара Элизабет, но уже не может оторвать лапы от земли. А после и крылья полностью не расправить. Жидкие кандалы неотвратимо обездвиживают тело, но дракон прикладывает больше усилий. Поток огня отправляет прямо себе под ноги, чтобы растопить янтарь, и это ему удается. Сейчас самое важное — не дать дракону выбраться, повторно использовать «Гимнасиархию» чародеи Конклава не смогут. С неба вновь падает яркий электрический разряд прямо в макушку дракона. Молния не может убить существо, способное перемещаться в центре грозового фронта, но вновь оглушает. Огни на «арене» начинают бегать с такой скоростью, что превращаются в замкнутые огненные ленты. Потоки янтаря наконец начинают захватывать голову и пасть дракона. Если полностью обездвижить и не дать использовать огненное дыхание, то победа останется за людьми. — Мы побеждаем! — Возбужденно произносит Элизабет, стоящая рядом. Сейчас внимание всех, кроме чародеев, устремлено на дракона в ловушке. Голову и длинную шею уже полностью покрывает золотая смола. Янтарь вокруг пасти начинает бурлить, а после дракон откидывает голову назад.
«Всесожжение». До запуска 00:00:03. Рекомендации: установка барьера вокруг чародеев.
Юноша оторопело смотрит на странное сообщение. «Всесожжение»? Что это и кем создается? Озарение приходит только после трех секунд, когда дракон отправляет огненный плевок прямо сквозь холм, за которым мэтр Мориц с другими чародеями поддерживает «Гимнасиархию». Одновременно с этим область заклятья тоже вспыхивает ярким пламенем. Ситуация изменилась в один момент из-за того, что дракон оказывается разумным и способным сознательно применять магию. Янтарь на теле дракона испаряется, заклятье больше никто не поддерживает. Сареф бросается назад и видит, что стало с чародеями. Каким-то образом дракон выяснил их местоположение и сгустком пламени с кипящим янтарем буквально пробил холм. Снаряд попал точно в цель, моментально убив четверых магов. Оставшимся тоже осталось недолго из-за ожогов последней степени тяжести. Сегодня защитники королевства недооценили противника. Дракон стряхивает последние капли с крыльев и обрушивает на окрестности новые валы огня. Элизабет вместе с Сарефом в последний момент сумели спрятаться за холмом. Теперь горит не только лес, но и земля и воздух. «Всесожжение» оправдывает название. — Что нам делать? — С отчаянием спрашивает Элизабет. Стоило пойти не по плану, как девушка теряет почву под ногами. — Использовать запасной план. — Пожимает плечами Сареф, потирая браслет на руке. Как бы плохо и страшно не было, юноша старается выглядеть спокойным. И это приносит плоды: Элизабет тоже быстро успокаивается. — Каков запасной план? — Спрашивает Элизабет. — Попробуем поджарить его. — Отвечает Сареф.
«Возврат дальнего объекта». До запуска 00:00:02. Рекомендации: не отпускать браслет.
— Драконы от природы невосприимчивы к огню. — Девушка с недоумением смотрит на авантюриста. Это действительно общеизвестный факт, иначе драконы не использовали бы огненное дыхание. — Не так выразился. Попробуем взорвать его. Скажи, ты сможешь затормозить его? Я помню, у тебя это хорошо получалось. — Настоящего дракона? Только секунд на шесть. — Быстро отвечает Элизабет. — Но что это нам даст? — Его легкие вдыхают обычный воздух, но выдыхают горючий газ. Нам нужно лишь подать искру, когда газ не покинул легкие. — Быстро поясняет Сареф. — Э-это бред. Это невозможно. Я не смогу одновременно с «Торможением вещества» затолкать огонь в его глотку. У меня не хватит сил и времени на создание настолько мощного пламени, что проигнорирует магию замедления. — Элизабет вновь начинает паниковать, её глаза лихорадочно бегают по пылающим окрестностям. — Это оставь на меня. Просто будь готова начать по моему приказу. — Сареф крепко сжимает плечо спутницы. Пот струится по лицам беседующих, над головами собираются черные грозовые тучи. День далек от завершения, но уже превращается в сумерки. Взволнованный человек смотрит в лицо спокойного собеседника. Или только кажется, что спокойного? — Хорошо… — Тихо произносит девушка. Огромная тень накрывает холмы, дракон высматривает оставшихся противников и замечает двух человек. Легкие начинают наполняться воздухом под завязку, но не получается выдохнуть, мышцы грудной клетки и диафрагмы словно остались без толики сил.
Название: «Торможение вещества» Тип: магия времени Ранг умения: S Уровень освоенности: неизвестен Описание: фундаментальное заклятье времени, локально влияющее на материю. Маг времени может сознательно замедлять движение объектов и даже потоков частиц, в том числе плазмы и тепловой энергии движения молекул. С ростом освоенности маг может замедлять больший объем вещества или потока элементарных частиц и с большей эффективностью вплоть до локальной остановки любого движения. Активация: неизвестно
Теперь дракон чувствует, что всё тело будто погрузилось в огромный чан с застывшим янтарем. Любое движение сильно замедляется по чьей-то воле. А после один из людей поднимает руку к небу, и из его фигуры вырывается настоящий солнечный протуберанец из драконьего огня. Свернутый сгусток огня летит прямо в пасть дракона. Сарефу неизвестны мысли дракона в этот момент, но на его месте вампир был бы удивлен тому, что кто-то смог создать драконье пламя, не являясь сородичем. Поток огня влетает в зону остановившегося движения и прорывает его, погружаясь в неспособную закрыться глотку. До финиша доходит лишь пара всполохов, но этого достаточно, чтобы поджечь газ в утробе монстра. Элизабет падает без сил, а вот дракона ощутимо встряхивает. Из глотки вырывается неконтролируемый поток огня и дыма. Если повезет, то травма будет несовместима с жизнью. Жалобный визг приходит на смену реву, и чудовище падает на склон холма. Однако Сареф не спешит радоваться. Что-то опять пошло не так, дракон все еще жив, хоть и изрыгает кипящую кровь. Дракон уже не взлетает, но начинает карабкаться по склону в сторону Сарефа и Элизабет. Девушка лежит без сознания, а вот юноша потратил слишком много сил, ноги толком не держат. Убежать не удастся. Остается лишь один проверенный вариант, но прибегать к нему вампир не хочет. Размышления об этом неоднократно приходили в голову, и итог всегда один и неизменен: использование заемной вампирской силы перечеркнет текущую жизнью. Он не готов убивать всех рядом с собой, чтобы замести следы. Конечно, любые жертвы можно записать на дракона, но однажды он пообещал одному авантюристу, что не повторит этот опыт. К тому же все следы замести не удастся, сила Древнего разойдется на сотни километров по всему королевству. Снова придется бежать в другое место. Это были последние мысли перед погружением в особое состояние. Капля крови Древнего перекатывается по языку, но не спешит быть проглоченной. Есть еще один вариант перед последним средством.
Название: «Преддверие чертога» Тип: божественная сила Ранг умения: SS Уровень освоенности: 3,1 % Описание: те, кто немного продвинулся в понимании парадокса связи Света и Тьмы, могут лишь постучаться в двери чертога. Да и сам чертог будто нереален и размыт. Вселенная зародилась во вспышке света, но утонула во мраке. Но что было перед этим? Вы можете лишь догадываться и возводить зеркальные измерения в попытке поймать отражение великого взрыва. Активация: чтобы убедить Вселенную, нужно детально мысленно представить нужное место.
Вчера вечером Сареф с помощью магии пророчеств получил два предсказания. В последнем он был убит драконом, но вот в первом… Если уж дракон вырвался из зеркального измерения, то другой непрошенный гость сможет сделать точно так же. Проблема лишь в том, что он не является союзником Сарефа, но дракон будет в том же положении. Сегодня вампир впервые принимает решение не на основе рациональности и тщательного планирования. До этого юноша всегда сбегал перед его приходом, но сейчас нужно пригласить в свой дом. Авантюрист старается не обращать внимание на совсем другое чувство, рождающееся в груди. «А было бы неплохо…»
Внимание! Вас обнаружил Страж Реальностей.
Вам противостоит Страж Реальностей.
Глава 35
Как и было показано в первом предсказании, он все-таки пришел. Впрочем, он всегда так поступает. В сознании Сареф создал зеркальное измерение на основе полыхающих холмов и раненого дракона, а следом пришел он.Внимание! Вас обнаружил Страж Реальностей.
Вам противостоит Страж Реальностей.
Вампир не разрывает связь и даже мысленно торопит нового противника. Могучие удары сокрушают зеркальное измерение, Страж Реальностей делает ровно то же, что дракон на берегу озера, но куда быстрее. Каждый удар больно отдается во всем теле, пока светящиеся осколки не осыпают поверхность холма. Сареф распахивает глаза и ошарашенно смотрит на Стража Реальностей. «Почему он имеет такой вид?», — Вампир с изумлением разглядывает самого себя, будто в зеркале. Страж вышел в реальный мир, приняв обличье авантюриста. В этот момент дракон доползает до этого места, и Страж Реальностей исчезает в пасти дракона. Пророчество завершилось на этом месте, что будет дальше, одним богам известно. Отвергнутый Асалот, как его ранее назвала Система, с болезненным воплем раскрывает пасть, из ротовой полости хлещут потоки крови. Непонятно, что сделал Страж Реальностей, но дракон даже царапины на нем не оставил, лишь обагрил одежду иномирового вторженца собственной кровью. Двойник так и не отвел немигающий взгляд от Сарефа, даже Асалот не оказался способен отвлечь. Разъяренный дракон подпрыгивает и пытается задавить многотонным бронированным телом нового противника. И это ему удается, не-Сареф впечатывается в землю под грудью дракона. Вот только на этом успехи ящера заканчиваются: чешуя по всему телу взрывается под напором алого оружия. Из тела Отвергнутого Асалота вырастают пики, печи, алебарды, гизармы и другие виды оружия. Страж Реальности заставил кровь в драконьих жилах вырваться из артерий и вен впечатляющим образом. «Магия крови», — Сареф сразу узнает магию, которую по поверьям изобрели вампиры когда-то очень давно. Дракон даже не может закричать, так как даже шея и голова не избежали жуткого заклятья. Система тут же показала информационные окна, но вся информация скрыта некой превосходящей силой. Не-Сареф сбрасывает с себя труп Асалота и оглядывается. Настоящий Сареф не стал дожидаться Стража, поэтому подхватил не пришедшую в себя Элизабет и бросился наутек. Вот только авантюрист не успел пройти и двадцати шагов, как был настигнут Стражем Реальностей. Юноша взмахивает рукой и пятиметровый язык пламени врезается в противника. Огонь моментально исчезает, на теле Стража не остается ожогов. Какая-то невидимая сила полностью парализует тело. Причем не только мышцы, кажется, будто сам воздух застыл. Не хватает сил даже сделать вдох. В этот момент новое ощущение все-таки прорывается сквозь магическую изоляцию: по волосам и коже Сарефа пробегает холодный ветер. В эпицентре пожаров приходится как нельзя кстати. Температура воздуха продолжает снижаться, что заставляет Стража Реальностей остановиться. «Разве не он это делает?», — Авантюрист перебирает различные варианты исхода, но пока не может даже моргнуть, любое противодействие обречено на провал. Двойник Сарефа смотрит куда-то за горизонт, пока многочисленные пожары прекращают гореть. С гор спускаются потоки холодного воздуха, скорость ветра увеличивается. Сареф не может повернуть голову, чтобы смотреть туда же, куда и Страж Реальностей. Бокового зрения хватает лишь для того, чтобы различить край облаков странной формы. Через несколько секунд магия отпускает тело, а вот гость из зеркального измерения просто растворяется в воздухе. «Неужели всё?», — Вампир смотрит вдаль, но не видит ничего странного. Если Страж что-то и увидел в грозовых тучах, то глазам Сарефа это недоступно. Что странно, но холодный ветер тоже исчез, словно его никогда здесь не было. Сареф кладет Элизабет на землю и быстро приводит в чувство. Разумеется, девушка сразу забросала вопросами, на которые юноша отвел к дракону. В любом случае нужно убедиться, что он действительно мертв. Вот только на склон холма в этот момент кто-то уже пришел. Аддлер Венселль опирается на лук и смотрит по поверженного монстра. На звук шагов резко оборачивается и подпрыгивает к Сарефу с кинжалом в руке. Сил уже не остается на столь молниеносный бросок, да и в любом случае противостоять магистру Оружейной Часовни в ближнем бою себе дороже. — Магистр, что вы делаете? — Спрашивает Сареф при виде приставленного к горлу лезвия. — Кто это сделал? — Сквозь прорези опаленного шлема вампир видит безумный взгляд мастера боевых искусств. Хватает пары секунд, чтобы осознать еще один просчет: как объяснить произошедшее? — Вы работаете с вампирами? — Аддлер сразу задает следующий вопрос. Разумеется, что использовать магию крови такого высокого уровня может только вампир. Страж Реальностей не забрал жизнь Сарефа по неизвестной причине, но сумел подгадить другим способом. При этом ни по запаху, ни по ауре не подходил ни под одну известную расу. — Что вы такое говорите, магистр Венселль? — Встревает ошеломленная Элизабет. — Это ведь не мы убили дракона? Сареф, что произошло, когда я была без сознания? — Появился кто-то посторонний. Он не назвал своего имени. Именно он убил дракона, а после исчез. — Сареф рассказывает как есть. — Он не является моим или мисс Викар союзником. Сареф старается отвечать уверенно, но упадок сил и хриплый голос мало помогают в этом. Аддлер убирает кинжал от горла Сарефа и подносит к глазам. На лезвии начинают сверкать белые точки.
«Поиск лживых ответов». До запуска 00:00:01. Рекомендации: говорить правду.
Это видел Сареф перед ответом. По всей видимости, кинжал в руках мастера искусства Духа является не только оружием, но и артефактом с чарами, обнаруживающими ложь. Пришлось говорить правду, тщательно подбирая формулировки. — Хорошо. — Аддлер отходит от Сарефа и исчезает в подлеске. Видимо, хочет преследовать Стража Реальностей, не подозревая о бессмысленности действия. — Что это с ним? — Элизабет все еще не может прийти в себя. «Сегодня пронесло. Магистр Венселль входит в тройку лучших охотников на вампиров. С подобными нужно держать ухо востро, а лучше больше никогда не пересекаться». — Сареф не отвечает спутнице. «Даже дракон не вызвал в нем столько волнения, как возможное присутствие вампира. То, на что другие не обратят внимание, охотники на вампиров всегда заметят и используют против тебя», — вампир благодаря знаниям Бенедикта Слэна убеждается в мысли о том, что правильно всегда избегал их внимания. Охотники на вампиров во многом не уступают охотникам на демонов, и при этом концентрируются только на клыкастых кровососах с пугающей и порой даже фанатичной самоотдачей. — Что будем делать? — Спрашивает Элизабет. — Поищем выживших. Потом заберем Элин и вернемся в столицу. — Сареф отворачивается от мертвого дракона. — Наш заказ выполнен. Вернуться в Порт-Айзервиц удалось только на следующий день. Отчета требовали все: гильдия, Конклав, Оружейная Часовня. Погибло шестеро боевых магов с мэтром Морицем во главе. Аддлер Венселль потерял троих подчиненных. Среди авантюристов на удивление никто не погиб, как и среди жителей деревни Обертрам обошлось без потерь. Селяне и Элин засели в пещерах, где их и нашел Сареф. Приходилось заново рассказывать подоспевшим чуть позже главам рыцарских отрядов и королевским министрам. Сареф тщательно подбирал слова и убирал из рассказа самые важные детали. К счастью, большинство слушателей было слишком радо быстрому решению проблемы. В истории были случаи, когда один дракон вполне мог опустошить целую страну. Пускай речь в таких случаях идет о маленьких государствах с небольшой военной силой, но даже для Манарии Отвергнутый Асалот обошелся бы слишком дорого. Многие важные лица королевства стекались к месту происшествия, чтобы своими глазами оценить ущерб и поглазеть на мертвого дракона. Даже труп крылатого монстра выглядит внушающе. Наконец Сарефа отпустили, и он вместе с Элизабет и Элин вернулся в столицу. Эльфийка на обратном пути вела себя тихо, возможно, еще не пришла в себя. Элизабет же просто казалась слишком вымотанной. Дорога назад была под пасмурным небом, так теперь будет часто, пока не наступит весна. В пригороде им неожиданно перегородил проезд большой отряд воинов в форме королевской гвардии, а следом подъехал экипаж в окружении инквизиторов. По лицу Элизабет можно догадаться, что она знает пассажира экипажа. Увы, но незаметный поход обернулся срочными новостями по всему королевству. Сареф тоже догадывается, чувствуя как волны божественной силы Герона вызывают неугасимую тревогу.
Из экипажа выходит священнослужитель в багрово-золотых одеяниях. На его головном уборе золотом нанесено символическое солнце. Только один жрец Герона в королевстве имеет право на такие одеяния — епископ Элдрик Викар. Хмурое выражение лица не сулит ничего хорошего. Епископ не так часто вмешивается в светские дела, но вправе отлучить от Церкви Герона любого. Разумеется, это означает гонения и смертный приговор. — Отец. — Элизабет быстро спешивается, подбегает и преклоняет колено перед епископом. — Здравствуй, Элизабет. — Элдрик кладет руку на голову девушки. Привычное жреческое наполовину приветствие, наполовину благословение. Точно так же должны поступить Сареф с Элин. Юноша тоже соскакивает и помогает слезть Элин, вот только совершенно не хочет повторять за Элизабет. С одной стороны это будет против традиций, но с другой стороны что почувствует епископ при прикосновении? Скроет ли маска друида-предателя ауру вампира? Она ведь не является абсолютной защитой, основным щитом вампира является невнимательность окружающих. А в Элин главный жрец может распознать эльфийку. Это никак не карается, но юноша не хочет раскрытия секрета при таких обстоятельствах. — Наше почтение, ваше преосвященство. — Сареф преклоняет колено в пяти шагах до епископа и заставляет Элин повторить. — Мы в грязи и недостойны личного благословения. Сареф пытается под таким самоуничижительным предлогом оградиться от внимания епископа. На лице Элдрика Викар не дрогнул ни один мускул, к счастью, он проигнорировал Сарефа и повторно обращается к Элизабет: — Дочь, что всё это значит? Элизабет не успевает ответить, как из экипажа выходит еще один человек. Ситуация резко становится хуже, так как вместе с епископом прибыл будущий муж Элизабет — Фрад Айзервиц. Последний в присутствии епископа не позволит себе каких-либо вольностей, но это не значит, что будет легче. Сейчас всё зависит от объяснения Элизабет.
Глава 36
Первоначально задумывалось, что они смогут незаметно ото всех выполнить заказ, а после тихо вернуться в столицу. Неожиданное появление настоящего дракона породило слишком много внимания, в котором участие Элизабет Викар не осталось незамеченным. — Вот именно, мисс Викар. О чем вы думали? — Принц Фрад сейчас куда более вежлив, чем обычно. — Отец, выслушай меня, пожалуйста. — Элизабет встает, не обращая внимание на жениха. — Я отправилась в поход как помощница гильдии авантюристов. Местность уже проверялась, но дракон необъяснимым способом сумел спрятаться от проверяющих. Заказ был низкой степени сложности, лишь еще раз проверить окрестности и всё. Но дракон все же появился и нам пришлось дать бой, который мы выиграли. Элизабет решила говорить правду, но акцентировала внимание только на одних деталях. — Да, я это слышал. — Глухо произносит епископ. — Победа над взрослым разумным драконом — поистине впечатляющий подвиг. Но меня интересует немного другое. Почему ты отправилась в путешествие без должного сопровождения, взяв этого молодого человека как спутника? В каких вы отношениях? «Ну вот, начались неудобные вопросы», — Сареф с Элин все еще находятся в коленопреклоненной позе. — Его имя Сареф. Он тоже студент академии Фернант Окула, поэтому я с ним знакома. При этом, он один из лучших студентов. Помимо меня только он получил разрешение на продвинутую учебную программу, а также он является победителем последнего магического турнира среди младших курсов. — Начинает перечислять девушка заслуги Сарефа. «Верная тактика, но интересует его не совсем это, как мне кажется», — юноша не поднимает глаз от земли, остается разговаривать с самим собой, пока к нему напрямую не обратятся. — Вдобавок он действующий член гильдии авантюристов в звании инмарха и опытный адепт боевых искусств. К тому же он является начинающим охотником на демонов. — Не останавливается Элизабет. — Поэтому он один может заменить собой всю охрану. — О его заслугах мне известно. — Кивает отец. — Но тебе не кажется, что подобное поведение для девушки неприемлемо? Ты спала с ним в одной палатке или комнате? — Ничего подобного не было, отец. — Элизабет даже всплеснула руками. — Не было ничего, порочащего честь. Мы не были наедине, я спала вместе с третьей спутницей, её зовут Элин. Епископ смотрит на Элин, но взгляд не смягчается. Тем временем принц Фрад постоянно порывается что-то сказать, но не хочет перебивать епископа. Это легко заметно по подергиваниям ног. — Взяли в поездку ребенка? — Элдрик не очень этому верит. — Да, это подтвердят жители деревни Обертрам. Её наличие только указывает на то, что мы не предполагали такого развития событий во время выполнения заказа. — Горячо доказывает Элизабет. «Как же тяжело с местными представлениями о целомудрии. Хотя это мало отличается от истории прежнего мира, полная свобода отношений и личной жизни даже там появилась не так давно по отношению к тысячелетиям истории», — Сареф уже размышлял об этом. Конечно, даже в прошлой жизни были государства и общины с подобным устоем по культурным или религиозным соображениям. Там даже можно было встретить полицию нравов, следящую за моральными устоями среди граждан. — Хорошо. — Всех доводов для епископа оказывается достаточным, но выдыхать рано, ведь рядом есть одна неприятная личность. — Но ваше преосвященство, это в любом случае недопустимое поведение… — Наконец заговаривает принц. — И за это я приношу свои извинения, ваше высочество. — Перебивает Элизабет. — И я готова принять за это наказание. Именно я была инициатором похода. — Мисс Викар, можете не выгораживать своего спутника. Не представляю, зачем вам надо было браться за заказ, не будучи авантюристкой. — Фрад отмахивается от слов Элизабет и вновь обращается к епископу. — Ваше преосвященство, выслушайте теперь меня, пожалуйста. Мне не нравится, если всё закончится вот так. Мне кажется, что мисс Викар попала под влияние этого человека. Палец принца указывает на Сарефа. «Система, добавь сто очков на везение».Внимание! Команда не распознана.
— Он должен быть наказан по всей строгости, а именно объявлен преступником с исключением изо всех организаций. Я бы рекомендовал смертную казнь, но готов согласиться с отправкой на рудники или другое тюремное заключение. — Жених продолжает наседать. — Сареф не совершил ничего, за что можно было дать подобное наказание! — Не менее решительно отвечает Элизабет. «Он не упустит такой замечательной возможности. Сейчас начнет шантажировать», — вампир может предсказать развитие беседы даже без магии. После замечает, что Элин рядом начинает трястись и мягко берет её руку в свою. Дрожь тут же прекращается. — Ваше преосвященство, надеюсь, вы поступите мудро. Герон учит нас дорожить честью. Этот человек по имени Сареф на самом деле хитрый, изворотливый и подлый человек. — Разумеется, Фрад и Элизабет не столько спорят между собой, сколько пытаются убедить в своей правоте того, кто сейчас будет принимать решение. — Если мое справедливое требование не будет удовлетворено, то это может бросить тень на возможность нашего скорого брака. И вот принц Фрад переходит к основному аргументу. Разрыв помолвки и отмена свадьбы для семейства Викар будет ударом по репутации, но самой главной бедой окажется потеря Самоцвета Митмолла из королевской сокровищницы. «Очевидно, что отец не позволит своей дочери страдать еще больше», — решение уже принято и даже слезные просьбы Элизабет тут уже не играют никакой роли. Странное чувство колет в груди и перехватывает дыхание. В последний раз почувствовал его перед решением открыть дорогу для Стража Реальностей. «А было бы неплохо…» Сареф неожиданно встает. Все взгляды устремляются на невозмутимого юношу, хотя сейчас он должен трястись от скорого краха жизни. Инквизиторы рядом кладут руку на оружие. — Ваше преосвященство, я действительно хитрый, изворотливый и подлый человек. Ваша дочь даже не подозревает, что я отправился в этот поход не просто так. — Говорит Сареф таким образом, чтобы вызвать интерес и интригу. Даже принц Фрад от такого опешил. — И зачем же ты отправился? — По «роже кирпичом» Элдрик Викар может переплюнуть даже Сарефа, но раз он заинтересовался, то полдела сделано. Теперь нужно плести сеть из лжи и правды. — Чтобы помочь ей справиться с ментальным штормом. — Прямо говорит Сареф. Внимательный взгляд замечает удивление на лице принца Фрада, даже епископ дернул бровью. Элизабет же явно не понимает, что задумал напарник. — Не знаю, откуда ты о нем узнал, но объясни подробнее. — Епископ жестом прерывает возражения принца. — Я практикую ментальную магию, поэтому однажды попал под воздействие ментального шторма мисс Викар. Именно так узнал о её недуге. — Сначала юноша поясняет свою осведомленность. Епископ кивает, объяснение логично. — Поэтому я изучил литературу и нашел способ, как можно излечить состояние. Для этого требуется магический накопитель с энергоемкостью выше десяти фонтанов Рир. — Это тоже известно присутствующим, но Сареф не может сказать, что Элизабет рассказала о сделке с Самоцветом Митмолла. — И что же? — Спрашивает Элдрик. Вместо ответа Сареф достает из кармана сердце стихий и подходит к епископу. Между ними тотчас встает инквизитор, через которого главный жрец королевства получает предмет. Впервые за встречу епископ показал хоть какие-то сильные эмоции. — Это новорожденное сердце стихий? — Элдрик Викар пристально разглядывает предмет. — Именно. Впитавший в себя речную воду и драконий огонь. — Сареф не удивлен эрудиции епископа. Тот поднимает руку, и в небо ударяет поток драконьего пламени. Все люди непроизвольно отступают, а кони с жалобным ржанием пытаются разбежаться. «Какое счастье, что сердце аж два раза попало под залп Асалота. В первый раз, когда находилось в реке, а во второй во время случайного поливания огнем округи». Сареф предусмотрительно привязал предмет к чарам возврата браслета и с помощью сердца стихий атаковал дракона, а после Стража Реальностей. Сейчас все с изумлением смотрят на епископа, самое время подводить итоги. — Это сердце стихий я дарю Элизабет Викар. Хотел сделать во время поездки, но появление дракона заставило изменить планы. Это единственный существующий в мире образец, и его будет достаточно для исцеления недуга, когда любые другие варианты не гарантируют успех из-за меньшей энергоемкости. — Заканчивает объяснение Сареф. — Мной двигало не желание каким-либо образом опорочить мисс Викар или бросить тень на предстоящую свадьбу. Я лишь хотел помочь и стремился создать ситуацию, где вручение такого предмета будет приватным. — Элизабет, ты принимаешь подарок? — Епископ смотрит на дочь. — Д-да. Да, принимаю. — Усиленно кивает Элизабет, шокированная такими откровениями. Элдрик Викар передает сердце стихий в руки дочери. — Признаюсь, тебе удалось меня удивить, Сареф. Раз тобой действительно двигало подобное, то я не вижу смысла в наказании. Даже напротив, ты достоин награды. — Задумчиво произносит епископ. Имея сердце стихий, он становится неуязвимым для провокаций принца Фрада относительно Самоцвета Митмолла. Даже самый качественный Самоцвет не идет ни в какое сравнение с настоящим сердцем стихий. — Но ваше преосвященство… — Мямлит принц, попавший в тяжелую ситуацию. — Давайте обговорим это в частном порядке. Ваше высочество, Элизабет, прошу пройти в экипаж. Господин Сареф и госпожа Элин свободны. Перечить никто не стал. Элизабет явно пыталась поймать взгляд Сарефа, но тот не отрывался от созерцания ног в глубоком поклоне. Вскоре экипаж с вооруженным отрядом исчезли в направлении города. — Все в порядке? — Дергает за рукав Элин. — Да, идем, нам нужно вернуть лошадей в конюшню гильдии. — А ты правда так всё задумал? — Не унимается эльфийка. — Если честно, то нет, но пусть это останется между нами. Хорошо? Это единственное, что я смог придумать на ходу. Я не горжусь ложью. Элин молча кивает и берет под уздцы лошадь Элизабет. — Но при этом мы можем радоваться за Элизабет, ведь теперь она справится с недугом и даже сможет отказаться от свадьбы. — Продолжает Сареф. — Она действительно откажется? — Кто знает, такие браки по расчету в высшем сословии происходят очень часто. Если расчет вдруг исчезает, то союз могут отменить. В любом случае, это её жизнь, и ей принимать решение. Путники направляются в Порт-Айзервиц, чтобы успеть войти в ворота до того, как наступят сумерки. А чувство в груди медленно засыпает.
Глава 37
Песок в часах медленно пересыпается, пока Сареф наблюдает за ним. Сейчас студент находится в рабочем кабинете мэтра Вильгельма и ждет, пока наставник не закончит чтение каких-то важных донесений. К такому студент уже привык. Через пару минут некромант со вздохом откладывает письма и обращает наконец внимание на Сарефа. — Что теперь случилось, мэтр? — Уточняет вампир. — Скажем так, в странах северного континента происходит ряд тревожных волнений. Но лучше расскажи про себя. Ты правда профукал сердце стихий? — Я бы выразился по-другому. Скорее, откупился им. — Поправляет Сареф. — О, теперь это одно и то же, что и «просрать самую ценную вещь в своей жизни»? — Чародей разводит руками. — Да, всё пошло немного не по плану. Но любое действие открывает новые возможности. Главное — увидеть и воспользоваться ими. — Твердо отвечает юноша, к подколкам наставника уже привык. — Ну и ладно. — Пожимает плечами некромант. — Оно принадлежало тебе, и ты принял решение. Хотя… Мог бы заодно и руку предложить. — Элдрик Викар не оценил бы шутку. — Скорее всего. Зато теперь ты в центре сплетен, мол, Убийца Драконов и Разрушитель Браков. — Маг откидывается на спинку кресла и не сводит взгляда со студента. — Очень надеюсь, что ни одно из этих прозвищ не приживется. А что, свадьба действительно отменена? — Да. Епископ — жесткий человек, но в своей дочери души не чает. Особенно после потери старшей. Ты слышал об этом? — Нет. — Врет Сареф. — Её звали Мариэн. Она была жрицей Герона с великим будущем. Бог солнца редко кого одаривал такими силами. Кто знает, чего бы она добилась, если бы не нарвалась на противника сильнее себя. — Рассказывает некромант. — Похоже, не все таланты достались ей. — Сареф стремится сменить тему. — Элизабет тоже потрясающая. — Согласен. Феноменальные для столь молодого человека запасы маны и изумительный контроль. Она будет щелкать самые сложные чары, и я не удивлюсь, если сможет на высоком уровне овладеть любой областью магии. — Кивает мэтр Вильгельм. — Вот только, она не похожа на старшую сестру. Мариэн была решительной и отважной. Я бы даже сказал, пылала как солнце. Элизабет же робкая и замкнутая. — Думаю, у нее тоже есть внутренний стержень. Но я хотел бы сегодня обсудить другой вопрос. — Разумеется. — Маг встает с кресла. — Речь о драконе, зеркальных измерениях и Страже Реальностей. — Да. — Сареф следом встает. — Мне нужны знания об этом, иначе в следующий раз я рискую не выкарабкаться. Чародей выходит на балкон. Внизу раскинулась площадь, а по сторонам можно увидеть другие черные башни и Порт-Айзервиц за пределами академии. Сареф подходит к перилам и смотрит вниз. — Моя позиция не изменилась, Сареф. — Наставник тоже привалился на каменные перила, но спиной. — Чем глубже ты в это войдешь, тем больше внимания привлечешь. — Чьего внимания? Стража Реальностей? — Не только. Ты мне рассказал, что используешь «Преддверие чертога». Эта способность не создает зеркальное измерение в сознании мага, ты не до конца понял суть. — Начинает говорить некромант. — Расскажите хотя бы минимум информации. — Сегодня студент не намерен отступать. — В чем я неверно понял суть? — В том, что ты не создаешь измерение, а просто стучишься в дверь. — И что там за дверью? — Сареф ловит каждое слово. — Пути. И войти на них нельзя просто так. Там присутствует Страж Реальностей, который оберегает Пути от вандалов и проходимцев, наподобие тебя. Бывает, что на Путях можно встретить всякое, например, настоящего, мать его, разумного дракона. А потом его привлечет твоя попытка открыть дверь. — То есть, всё было именно так? — Переспрашивает Сареф. — Откуда я знаю? — Пожимает плечами некромант. Некоторое время собеседники молча наслаждаются неожиданно хорошей погодой во время зимы, пускай зима в этих широтах не такая, какая возможна на северном континенте.Название: «Преддверие Путевого Чертога» Тип: божественная сила Ранг умения: SS Уровень освоенности: 5 % Описание: те, кто немного продвинулся в понимании парадокса связи Света и Тьмы, могут лишь постучаться в двери Путевого Чертога. Да и сам чертог будто нереален и размыт. Вселенная зародилась во вспышке света, но утонула во мраке. Но что было перед этим? Вы можете лишь догадываться и возводить зеркальные измерения в попытке поймать отражение великого взрыва. Главное — помнить, что открыть дверь могут и с другой стороны. Активация: чтобы убедить Вселенную, нужно детально мысленно представить нужное место, которое будет являться отправной точкой на Путях.
Система тут же обновляет информацию о способности на основе услышанного. — А что может заставить Стража уйти? — Сареф пробует уточнить тревожащий вопрос. — Равная или превосходящая сила. — Раздается вполне очевидный ответ. — Давай закончим на этом месте. Лучше расскажи, как продвигается изучение магии хаоса. — Трудно оценить. Мне не на что использовать её, только «Реставрацию» задействовал в последнее время. — Честно отвечает вампир. Разумеется, он не ограничивался одним заклятьем при изучении специализации, но остальная магия слишком узкоспециальная. — Хорошо, тогда я тебе нашел повод. Отправишься в округ Шестиречья, где происходят раскопки древнего подземного дворца. Изучи вдоль и поперек. Я уже обо всем договорился, как с исследовательской группой, так и с руководством академии. — Мэтр Вильгельм отправляется обратно в кабинет, где вручает Сарефу рекомендательное письмо. — Значит, мне стоит исчезнуть на некоторое время из академии? — Верно. — Невозмутимо отвечает наставник и приглаживает волосы. — Думаю, ты и сам понимаешь, почему. — Когда я должен прибыть туда? — Желательно уже вчера. — И не понять, шутит он так или нет. — Никого с собой не бери, это соседний округ, не успеешь соскучиться. — Хорошо, в таком случае выеду в течение часа. — После этих слов Сареф сразу покидает кабинет мэтра Вильгельма. Скорее всего это действительно хороший вариант, ведь он, сам того не желая, оказался втянут в разборки между влиятельными людьми. Принц Фрад теперь точно не успокоится, пока не отомстит Сарефу. А если на неделю-другую исчезнуть из поля зрения, то многие страсти успеют потухнуть. «Хотя бегство в любом случае не является решением проблемы». Много времени на сборы не потребовалось, и вот Сареф уже выходит из академии в снаряжении авантюриста. Можно было бы взять лошадь в конюшне гильдии, но сейчас он не выполняет заказ, так что забирать надолго не может. Округ Шестиречья действительно примыкает к Солнечному Синоду, будет нетрудно дойти пешком. Вампир может идти без остановки и днем и ночью, так что уже завтра в полдень будет на месте. Авантюрист с рюкзаком за спиной выходит через городские ворота и отправляется по тракту в нужную сторону. Сейчас он идет в противоположную сторону от Масдарена, так что всё будет в новинку. Как и всегда тракт столичного округа забит телегами, конными отрядами и путниками разных мастей. Тут и там попадаются авантюристы: кто-то в дозоре, кто-то сопровождает купцов, кто-то направляется на разведку в глухие части округа. Сарефа пару раз даже окликнули, происшествие с драконом сейчас у всех на слуху. Можно посчитать, что всё в целом закончилось неплохо, вот только напряжение не отпускает Сарефа из-за Аддлера Венселля. Сейчас авантюрист может быть под наблюдением охотников за вампирами. Людей не удивить тем, что кровососы пытаются проникнуть в человеческое общество, поэтому они собаку съели на слежке и установлении истинной личности подозреваемых. Порой они поступают совсем не так, как охотники на демонов, но если раскроют сущность Сарефа, то жди безжалостной облавы. Вампир передвигается по краю дороги, пока не наступает закат, и продолжает путь в темноте. Ночному охотнику такие сумерки не помеха, так что даже можно увеличить скорость шага, ведь ночью тракт становится более-менее свободным. Во время путешествия в голове крутится множество мыслей, благо есть куча времени поразмыслить над всем. Сареф вспоминает, что так и не проверил сообщения Системы после смерти дракона и ухода Стража Реальностей. В опасных ситуациях Система благоразумно не перекрывает обзор сообщениями об итогах битвы, лишь оставляет значок непрочитанных уведомлений, которые можно мгновенно вызвать. Вчера Сареф оставил Элин у Фриды, после вернулся в общежитие, помылся и сразу рухнул спать. Сегодня же просто забыл это проверить, так как привык к отсутствию прогресса от Системы.
Итоги боя: ### Получено 2 уровня и 6 очков характеристик. ### Уровень освоенности умений повышен и теперь равен: «Преддверие чертога» → 5 % «Чернильная закалка» → 82 %
«Ого, целых два уровня, хоть не я победил дракона и Стража Реальностей. Теперь могу проверить это», — юноша сначала отправляет два очка на Озарение, которое становится равным 50.
Внимание! Характеристика «Озарение» достигла 50 пунктов. Получена пассивная способность «Шёпот мира».
Название: «Шёпот мира» Тип: пассивная способность Ранг умения: C Уровень освоенности: неприменим Описание: те, чьи чувства особенно остры, могут слышать даже то, что не достигает ушей. Говорят, что мироздание сотворено с помощью музыки и пения. Те, кто могут услышать подобное, приобщаются к одной из самых таинственных мистерий мира и жизни. Некоторым это дает просветление, а другим приносит безумие. Активация: не требуется.
Упоминание безумия не выглядит обнадеживающим, но Сареф не чувствует никаких особенных изменений, привычно-обостренный шумовой фон вокруг не становится другим. Вероятно, у способности есть скрытые условия.
Имя: Сареф Уровень: 46 Раса: вампир Расовый статус: вампир Активные эффекты: отсутствуют Пассивные эффекты: «Божественная воля Кадуцея», «Аура благословения Кадуцея», «Школа Белого Пламени», «Школа Стальной Крови», «Ручей магии», «Шёпот мира» Класс: маг хаоса Подкласс: археолог Субкласс: отсутствует Ремесло: недоступно Слава: низкая Репутация: положительная
Жизненная мощь: 36 (+) Стойкость: 40 (+) Физическая сила: 28 (+) Ловкость: 31 (+) Интеллект: 54 (+) Озарение: 50 (+)
Есть еще четыре очка характеристик, но Сареф пока не может определиться, куда их стоит отправить. Раз уж есть возможность отложить выбор, то стоит ею воспользоваться. В будущем может оказаться, что срочно потребуется какая-то характеристика, поэтому выбор всегда сложен, ведь сбросить внесенные изменения Система не дает.
Глава 38
К раскопкам в округе Шестиречья Сареф подходит с опережением графика. Местность соответствует названию, через округ протекают шесть крупных рек и неисчислимое количество ручьев. Много водоемов от маленьких прудов до больших озер. Между реками раскинулись деревеньки, фруктовые рощи и поля с овощами. Земледельцы тут вряд ли когда-нибудь испытывали недостаток в воде. У подножия одного из холмов Сарефа встречает палаточный лагерь. Навскидку исследовательская группа состоит из тридцати человек, где большеполовины людей являются охраной. Юноша точно не может сказать, от чего именно вооруженные охранники призваны оберегать. Шестиречье считается довольно благополучным округом. Сареф не скрывается и без проблем входит в лагерь. Скучающие воины лениво смотрят в его сторону, но на этом интерес заканчивается. А вскоре становится понятной причина — у костерка сидит знакомая фигура, которая наверняка тут всем заправляет. — Меня не оставляет ощущение, что ты меня преследуешь. — Студент академии подходит к костру. — Совпадение, ничего более. — Рим усиленно дует на ложку. В котле над костром бурлит варево с многочисленными запахами. — Я сюда первая пришла, так что это ты меня преследуешь. Если я тебе нравлюсь, пригласи в кабак. — Самоуверенности целая река. — Пожимает плечами Сареф. — Река? В прошлый раз ты в честь меня назвал город, теперь хочешь одну из здешних рек переименовать? — Девушка отправляет недоваренный кусок мяса обратно к котелок. — Город был назван в честь Ромула, а не тебя. По-моему, именно ты хочешь, чтобы я что-то нарек в твою честь. Почему бы сразу не звезду или целое созвездие Рим Великолепной? — А что, было бы неплохо. — Девушка смотрит на безоблачное голубое небо. — Мне никогда не делали подарки. Будешь похлебку? — Притащу тебе какую-нибудь гадость из раскопок. Нет, спасибо, мне бы найти руководителя экспедиции. — Фу. — Отмахивается Рим. — Они все внутри подземелья. Ищи их там. Сареф отправляется в указанную сторону. Довольно сложно объяснить, почему ему с Рим очень легко найти общий язык. Может, немногочисленные совместные путешествия тому виной или её незатейливая манера общаться, где она не пытается что-то скрывать. Долго идти не пришлось, сразу за лагерем тропинка ведет под скалы, где зияет проход в пещеру. Сареф быстро проходит по влажной почве и заходит в проем. Внутри оказывается, что это не пещера, а специально выдолбленные ходы. Все стены обтесаны, а после кто-то изукрасил их различной резьбой и рисунками. Многие узоры и руны время давным-давно стерло, а от многих рисунков остались лишь редкие разводы застывшей краски. Юноша смотрит под ноги, потом по сторонам, но не видит следов раскопок, если не считать куч земли около входа. Это место не было закопано, так что преждевременно называть изучение раскопками. Здесь хватит визуальной археологической разведки. Возможно, в глубине комплекса будет иначе. Сареф идет по коридорам, освещенным многочисленными незатухающими факелами. Сразу просыпается интерес несостоявшегося в прошлом археолога, юноша пробует прикинуть, какое значение закладывали строители древности. Большинство сохранившихся изображений на стенах посвящены обыденным сюжетам: рождению детей, сбору урожая, праздникам и войнам. Религиозной тематики почти нет, вряд ли это был храм. На занятиях в Фернант Окула студентам преподается история народов, живших на месте нынешнего королевства Манария. Но, как это обычно бывает, сохранившаяся информация обрывочна и неточна. Острый слух различает переговоры и шаги в соседнем коридоре, поэтому Сареф сворачивает на первом перекрестке. Вскоре оказывается в длинном зале с многочисленными каменными блоками, стоящими в ровном порядке. У одного из таких стоит с десяток человек. Трое из них оказываются организаторами, а вот остальные явно из охраны. Теперь Сареф понял, что упустил ранее: охрана тут больше выступает рабочими, ведь должен же кто-то таскать и копать. Семь мужчин общими усилиями двигают каменный блок и получается как-то не очень. — Эй, помогай, не стой. — Новоприбывшего замечает один из организаторов и принимает за рабочего. Что ж, сейчас действительно выглядит как они. — Отойдите, — юноша проходит к блоку, семеро рабочих с удивлением отступают. Сареф прикладывает ладони к блоку, по стенке которого начинает течь алая энергия.Название: «Школа Стальной Крови» Тип: способность духа Ранг умения: A Уровень освоенности: 16 % Описание: направление в Школе Духа, изучаемое в Стилграде. Умение включает в себя все приемы боевого искусства. Адепты этой Школы добились высот в способности укреплять тело энергией духа. Стальная Кровь — общее название методики уплотнения циркулирующей энергии. Благодаря ей, тело адепта становится буквально вылитым из железа, что позволяет выдерживать самые немыслимые повреждения. Также последователи этой школы отличаются очень высокой выносливостью, благодаря искусственному замедлению циркуляции энергии духа в теле.
«Школа Белого Пламени» дала бы более сильный импульс, но есть риск повредить блок. Тут лучше подойдет Стальная Кровь с постепенным передвижением объекта. Как и оказалось, блок тяжеленный, Сареф даже успел вспотеть, но передвинул его в одиночку. Под ним оказывается углубление со скелетом. Предназначение зала сразу становится понятным. — Ого, — присутствующие явно удивлены силе Сарефа. — Я ученик мэтра Вильгельма Вигойского. Скажите, кто из вас мэтр Бартоломью? — Студент достает письмо от наставника.
— Это я. — Вперед выходит аристократ в изысканной куртке, где дорогая кожа соседствует с серебряными эполетами. Аккуратная растительность на лице тоже может являться отличительной чертой, ведь крестьяне или наемники не всегда следят за этим. — Ты, должно быть, Сареф? — Всё так, мэтр. — Юноша передает конверт магу. Тому хватает десяти секунд на чтение. — Очень хорошо. Извини, что мой коллега принял тебя за рабочего. Познакомься, куэйр Местит и Ампродоксий. — Глава экспедиции указывает на товарищей, кивающим в ответ. «Куэйрами» принято называть ученых, философов, историков и исследователей, не использующих магию и не работающих ради нее. В развитых странах таких может быть не меньше магов и даже больше, все-таки не все имеют от природы предрасположенность к управлению магической энергией. Немало открытий было сделано такими людьми. — Сареф. Приятно познакомиться. Могу ли я еще с чем-то помочь? — Занятие найдем. Давай я для начала проведу экскурсию. — Мэтр Бартоломью приглашает идти за собой. — У тебя уже есть какие-нибудь вопросы? Твой наставник мне говорил, что ты увлекаешься такими изысканиями. — Да, это так. Скажите, а как давно ведутся работы? — Сареф идет следом за начальником экспедиции. — Этот комплекс был обнаружен в прошлом месяце случайным образом. Вход в него обвалился, а еще перед ним стекал водопад. Ты, вероятно, заметил, что русло еще не успело до конца высохнуть. Из-за постройки канала не так далеко отсюда, здешний приток полностью обмелел. — Начинает рассказ чародей. — Местные обратили внимание на заваленную пещеру и так об этом слух дошел до нас. Сареф внимательно слушает. Неудивительно, что обнаружившие не стали самостоятельно разгребать вход и исследовать пещеру. Всем известно, что такие места могут быть очень опасными. Это знали и жители деревни Аварлак, что касалось курганов. — Мы сразу выдвинулись сюда и начали изучать. После подтянулись рабочие, а пару дней назад прибыла пара адептов из Оружейной Часовни. — Продолжает мэтр Бартоломью. — А зачем они здесь? Есть опасность? — Да, глубинная часть комплекса может быть небезопасной. На верхних ярусах мы не обнаружили ловушек, проклятий или немертвых стражей. Но вот глубже… Давай я лучше покажу. Проводник уверенно ведет по коридорам, пока они не оказываются перед обрывом. Дна провала Сареф увидеть не может. Видно, что раньше в пропасть спускалась каменная лестница, но что-то её обвалило. — Насколько там глубоко? — Спрашивает Сареф. — Разведывательная магия сообщает, что более восьмидесяти саженей. — Отвечает маг. [Более 160 метров. Прим. автора]. — Ничего себе. Это явно расщелина, созданная природой. — На краю даже немного захватывает дух. В ширину на прикидку можно дать метров двадцать. — Скорее всего. Непонятно лишь, зачем кому-то было спускаться туда. Там начинается неизведанная зона, поэтому я пригласил адептов боевых искусств. Сам я специализируюсь на исследованиях, моя боевая магия оставляет желать лучшего. Но с тобой наш отряд еще более укрепится. — И когда мы отправляемся вниз? — Уточняет Сареф. — Завтра. Итак, основные ходы и залы ты уже увидел по пути сюда. Можешь ходить, где хочешь, мне нужно вернуться в погребальный зал. — Быстро прощается чародей и уходит. Сареф еще некоторое время стоит на краю пропасти. Факелы освещают лишь небольшой пятачок, тьма внизу кажется бездонной. Юноша никогда не боялся высоты, тем более сейчас уверен, что выживет даже после падения с большой высоты. Но щекочущее чувство все равно перехватывает дыхание, чем дольше смотришь вниз. «Было бы неплохо…». Со вздохом Сареф отрывается от созерцания темноты под ногами и возвращается в лагерь. Насмотрится на это еще завтра. Стоило выйти из подземелья, как резко становится теплее. Лагерь наполнен обычной суетой: кто-то что-то несет, с кем-то разговаривает или горланит песни около костра. — Хей, удачно? — Спрашивает Рим. — Да, теперь я полноправный член экспедиции. — Сареф садится рядом. Девушка так и не отошла от костра, но котелок уже снят с огня. — Я слышала, что завтра мы должны спуститься куда-то глубоко. Не люблю пещеры. — Почему? — Там холодно и влажно. — Поясняет девушка. — А темноты не боишься? — Улыбается Сареф. — Пф, боюсь разве что наступить куда-то не туда. — Рим шумно зевает. — Как же скучно. Сареф, пошли потренируемся. — Давай. — Соглашается авантюрист, лишь бы не сидеть просто так. — Покажешь, чему научилась. — Если ты думаешь, что теперь одолеешь меня без магии, то лучше сразу сдайся. — Рим ведет на ровную площадку рядом с лагерем. На её поясе прикреплен знакомый хлыст. — Буду осторожен. Как твое наказание? — Сареф вспоминает, что отряд Рим должны были наказать за оставление кордонов стражи во время зачистки Свечного квартала. — Назначение сюда и есть оно. Моих ребят тоже отправили куда-то еще. — Беловолосая девушка разворачивает страшное оружие. — Только не бей сильно. — С улыбкой произносит Сареф. — Ха! — Рим не удалось одурачить неуверенностью. Кончик хлыста разрывает воздух там, где только что был авантюрист. — Ты нечеловечески быстр. — Ворчит девушка, смотря на мимолетный огненный след в воздухе. — Это и есть знаменитая Школа Белого Пламени? — Да, скорость и разрывная сила — её главные преимущества. — Сареф внимательно следит за движениями оппонента. — Но и выдохнешься ты раньше. — Заключает Рим. Одним движением приводит хлыст в пляску. Теперь оружие оставляет за собой красные росчерки энергии духа. — Но если я подойду вплотную, тебе несдобровать. — Не остается в долгу юноша перед рывком между мельтешащими всполохами того, что осталось от хвоста Идолопоклонника Церкви.
Глава 39
Сареф не может не признать, что Рим имеет основания для уверенного поведения. С минимум движений выжимает максимум пользы из длинного оружия. По туловищу юноши бегут полупрозрачные извивы огня, сейчас Сареф не задействует всю доступную энергию духа. Их представление сразу же привлекает внимание всех не занятых работой людей. Щелчок неизбежно запаздывает за ударом, но обостренные чувства успевают заметить опасность до непосредственной атаки. Это можно читать по взгляду, позе и телодвижениям. Именно поэтому Рим не берет ни секунды покоя, противник должен всегда быть под напряжением перед очередным ударом. Конечно, увидеть удар еще не значит, что получится уклониться. Согласно Системе за рефлексы и скорость передвижения отвечает характеристика Ловкость. Сейчас Ловкость равна 31. К сожалению, не очень понятно, как именно выражаются пункты характеристик на реальном теле, то есть как числа конвертируются в возможности организма и наоборот. Алая полоса пробегает в опасной близости от головы, Сареф попробовал уже пару раз сблизиться с Рим, где от хлыста не будет большого толка, но ничего не вышло, девушка умело держит на дистанции. Без магии действительно будет затруднительно достать оппонента, поэтому из рукава выстреливают алхимические чернила.Название: «Чернильная закалка» Тип: алхимия Ранг умения: B Уровень освоенности: 82 % Описание: маг-алхимик может свободно менять форму, прочность, остроту и агрегатное состояние особой субстанции. Травленые алхимические чернила специально созданы для легкости манипулирования ими. Алхимик ближнего боя может сотворить из чернил всё, на что ему хватит фантазии, ограничен лишь объемом вещества. Главным достоинством субстанции является сверхтекучесть её конденсата, т. е. способность проникать сквозь материю без трения. Активация: мысленная трансформация субстанции.
Черный клинок покачивается в руке, а в нужный момент Сареф метает его в Рим. Девушка могла бы уклониться от броска, но вместо этого ломает собственный ритм, создав рукой дополнительную точку рычага посередине хлыста. Это привело к тому, что по инерции кончик хлыста резко полетел в другую сторону и отбил оружие. Рим тут же срывается в первую серьезную атаку: хлыст косит траву и выбивает борозды на земле, пропущенный удар будет очень сильным. Чем внимательнее вампир следит за передвижениями оппонента, тем лучше различает странный ритм, будто схватка является живым существом с бьющимся сердцем. Хлопки, шаги, прыжки и вздохи: всё сплетается в единый узел, который Сареф воспринимает как музыкальную запись. Через несколько секунд странное звучание начинает опережать все источники звука, будто кто-то наложил звуковую дорожку на видео с опережением. Ритм происходящего в ушах подсказывает даже то, что еще не видит глаз. Теперь увернуться от удара стало куда проще, из-под ног вырываются струи белого огня, ускоряющими тело адепта боевого искусства. Сареф проходит сквозь защиту хлыста, кажущегося вездесущим, всего двумя приставными шагами. Он словно слышал, где будет пауза в неведомом музыкальном «произведении». Рим изумленно пытается разорвать дистанцию, но авантюрист предварительно ускорился и уже успевает схватить девушку за плечо. Но это не значит, что победа уже в кармане. Рим сразу же сбрасывает руку и поворачивает весь корпус с ударом ногой в живот. Разумеется, бойцы Оружейной Часовни рукопашному бою уделяют не меньше внимания, хоть и не могут творить то же, что и Школы, специализирующиеся на техниках без оружия. Однако Сареф безропотно принимает удар и подходит еще ближе. Левой рукой хватает правую руку Рим с хлыстом, но девушка еще одним сумасшедшим оборотом вырывается из захвата и отскакивает дальше. Но теперь авантюрист доминирует, успевает схватить хлыст и резко дергает к себе. Разумеется, боец никогда не выпустит оружие из рук просто так, поэтому Рим обратно подлетает буквально в объятья Сарефа. В настолько близкой дистанции юноша имеет преимущество в росте и весе, сразу блокирует попытки вновь отпрыгнуть. Приходится внимательно следить за кулаком, летящим в нос, или коленом, которое может ударить в пах. Хватает трех секунд яростной борьбы, чтобы взаимно блокировать друг друга. — Ха, и что теперь? — Лицо Рим блестит от пота, да и сам юноша тяжело дышит, так что тратить дыхание на ответ не стал. Вместо этого алхимические чернила выстреливают из карманов и рукавов и замирают острыми лезвиями у тела девушки. Сарефу не нужно двигаться, чтобы убить противника, главное — не дать возможности избежать смертельных ран. Рим это сразу понимает: — Черт, сдаюсь. Противники отходят друг от друга. Рим аж валится на вспаханную поверхность площадки и победно смеется. — Я же говорила! — Что именно? — Сареф повторно затягивает ослабевшие ремни. — Без магии ты меня победить не сможешь. — Девушка одним движением поднимается на ноги. — Думаю, ты права. — Сареф мысленно вызывает сообщение от Системы, которое возникло на краю зрения во время боя.
Название: «Шёпот мира» Тип: пассивная способность Ранг умения: C Уровень освоенности: неприменим Описание: те, чьи чувства особенно остры, могут слышать даже то, что не достигает ушей. Говорят, что мироздание сотворено с помощью музыки и пения. Те, кто могут услышать подобное, приобщаются к одной из самых таинственных мистерии мира и жизни. Некоторым это дает просветление, а другим приносит безумие. Активация: не требуется.
Система решила подсказать о применении пассивной способности. Так вот значит, что такое странное слышал Сареф во второй половине схватки. Это трудно назвать музыкой в привычном понимании, юноша даже затрудняется подобрать для этого верное слово. Нужно будет пробовать использовать способность как можно чаще, глядишь, Система обновит описание. День неумолимо клонится к вечеру. Вскоре в лагере становится людно, все рабочие и исследователи возвращаются из подземного комплекса. Сареф знакомится с остальными важными членами экспедиции, а после мэтр Бартоломью рассказывает о завтрашнем спуске в глубинную часть комплекса. Для него это явно не первая экспедиция, поэтому его план и организация выглядят вполне разумными. Уже поздним вечером юноша сидит возле костра вместе с Рим и другим адептом мощного телосложения из Оружейной Часовни по имени Годард, которого сюда отправили по жребию. Как понимает Сареф, это считается довольно скучным заданием. Риск напороться на что-то опасное есть всегда, но обычно подобное вызывает только зевоту, поэтому в такие задания отправляют проштрафившихся. Если таковых нет, то по жребию. Вскоре к костру подсаживаются некоторые наемники, вечерами лагерь наполнен различными группами вокруг костров, на которых готовят еду и просто греются. — Эй, Сареф, ты же маг. — Говорит Рим. — Еще нет. — Поправляет Сареф. — Расскажи какую-нибудь историю про подземелья. Только что-нибудь, что еще никто не слышал. — Да, товарищ будущий маг, вы же в академии много читаете! — Бородатый Годард отвлекается от полировки топора. — Все сказки вы неоднократно слышали. — Пожимает плечами Сареф, не представляющий, что такого можно им рассказать. — Давайте, господин маг, наверняка есть что-то. Например, древние предания. — Раздается с другой стороны. То, о чем никогда не слышали большинство людей, разумеется, существует. Вот только интересных историй из этого всего не получится, ведь окружающие хотят именно их. Сареф прикрывает глаза, отыскивая в памяти книги из прошлой жизни, откуда можно почерпнуть похожие сюжеты. — Вы знали, что глубоко под землей есть огромный город темных эльфов, где правят женщины, а не мужчины? Следом раздается дружный смех, здесь никогда не существовало темных эльфов, которые с какого-то перепуга решили жить под землей. — Да быть не может! — Восклицает Рим. — Под землей же гномы живут! — Ну да, гномы тоже есть. Хорошо, кое-что другое. Однажды гномы построили подземное государство с бесчисленным шахтами и залами. — Начинает вампир. — И как оно называлось? — Сразу летит вопрос. — М-м, Черная Яма. — Отвечает Сареф. Многих слушателей название рассмешило, ведь звучит как название хутора где-нибудь в Вошельских княжествах. — Так назвали из-за огромной пропасти. Такой глубокой, что падать будешь очень долго, пока не достигнешь черного озера на дне. — Без стыда Сареф пересказывает содержание одной из книг прошлой жизни. — Гномы жадно копали в поисках, м-м, особенной руды, из которой выплавляли невероятно прочный и легкий металл с удивительным серебряным цветом. Теперь слушатели стали куда внимательнее. — И что стало с Черной Ямой? — Тогда в мире гремела война с Темным Владыкой, что привело к разрушению многих союзов между людьми, эльфами и гномами. После войны Черная Яма закрыла подземные чертоги для чужаков. И однажды гномы докопались до страшного огненного монстра, который уничтожил подземное государство. — Кратко подводит рассказчик к концу гномьего царства. — Это был дракон? — Спрашивает Рим. — Не, разве драконы живут под землей? — Возражает Годард. — Тогда кто? — Духовное существо огня. Никогда не видел, но слышал, что такие есть. — Неуверенно отвечает бородач. — Сареф, так кто это был? — Мне трудно дать определение. Скорее, это был большой демон. — Юноша подбирает ближайшую ассоциацию. — И что было потом? — Спрашивает один из слушателей. — Потом Черную Яму пробовали снова заселить, но гномов убили орки и гоблины. И об этом никто не узнал, пока через заброшенные подземные дворцы не решила пробраться группа авантюристов на другую сторону горного хребта. — Дай угадаю, их тоже всех убили, — Годард решил, что сможет предсказать сюжет. — Дурак, тогда откуда об этом стало известно? — Рим считает по-другому. — Да, это было опасно, но почти все смогли выбраться. — Подводит итог Сареф. — А зачем они вообще туда полезли? Разве гору нельзя обойти? — Один из наемников пытается понять мотивы. — Я бы лучше взобрался на гору, чем полез бы в гномьи шахты. Несколько слушателей кивают. — Видать, не было выбора. — Здесь память начинает подводить Сарефа. — Надеюсь, завтра всё будет не так. — Оказывается, мэтр Бартоломью тоже стоял рядом и слушал. — Даже я никогда не слышал истории про Черную Яму, хотя часто общался с гномами из Вар Мурадот. — Думаю, малоизвестная легенда. И вряд ли здешний глубинный комплекс может сравниться по истории и размерам с потерянным гномьим королевством. — Думаю, ты прав. Хорошо отдохните перед завтрашней вылазкой. — Чародей уходит в свою палатку. — Эй, Сареф, а есть еще что-то? — Тычет в бок Рим. — Было еще одно королевство гномов в недрах горы, которое отобрал дракон, но расскажу в другой раз. — Ну вот, заинтриговал и сбежал. Давай хоть в карты сыграем. — Давай. Все равно сна ни в одном глазу. — Соглашается Сареф.
Глава 40
На следующее утро все встали рано и с первыми лучами солнца приготовились входить в подземный комплекс. Помимо Сарефа, Рим, Годарда и мэтра Бартоломью в команду входят знакомые со вчерашнего дня куэйры Местит и Ампродоксий. Также вниз спустятся пятеро носильщиков, но они вместе с куйэрами пойдут после разведки «боевой» группы. Сейчас все стоят на краю пропасти внутри подземелья. Площадка перед обрывом заполнена светом факелов, приказами и бухтами свернутых веревок. Рабочие надежно прикрепляют веревки, на которых разведывательная группа сейчас будет спускаться. Через десять минут всё готово. — Итак, кто пойдет первым? — Спрашивает мэтр Бартоломью. — Позвольте мне. Я неплохо ориентируюсь в темноте. — Поднимает руку Сареф. — Хорошо, Сареф, будь аккуратен. Рим и Годард, вы пойдете следующими, потом я. — Раздает указания чародей. — Ампродоксий, жди моего сигнала перед тем, как начать спуск. Юноша перевязывает веревку вокруг пояса и скидывает большую часть в темноту. Держась за натянутую часть, Сареф спиной вперед спрыгивает вниз. С точки зрения безопасности такой способ спуска никуда не годится, но вампир без труда удерживает равновесие и темп снижения, постоянно отталкиваясь от стены. Через равные промежутки времени прикладывает к скале магические свитки. На пергамент нанесены чары для моментального приклеивания к поверхности и испускания света. Таким образом за вампиром остается освещенная полоса. Сверху начинают спуск адепты Оружейной Часовни, чуть левее и правее линии спуска Сарефа. В пропасти царит полнейшая тишина, нет никаких подземных источников и уж тем более не слышно живых существ. Единственные звуки издает сам авантюрист и люди наверху. Через некоторое время юноша замечает внизу многочисленные обломки, что раньше составляли каменную лестницу. Сареф ускорил спуск, пока не завис в трех метрах над землей. Все-таки веревки немного не хватило. Сареф немного подтянулся на веревке, задрал ноги наверх и обернул их вокруг веревки. Делает это для того, чтобы освободить руки и ослабить натяжение узла у пояса, иначе развязать не получится. Через полминуты мягко приземляется на скользкие камни. Вампирское зрение без труда различает окружающую обстановку. На первый взгляд здесь нет ничего, что могло бы указывать на предназначение места. Ведь древние строители не стали бы тратить столько усилий, чтобы просто построить лестницу вниз. Глаза замечают самый темный участок — там проход дальше. Сареф пока в него не заходит, нужно дождаться остальных. Через несколько минут рядом спрыгивают Рим и Годард. Сареф видит, как осторожно они переступают по камням. Вероятно, чары ночного виденья не до конца адаптировали зрение бойцов. — Черт, как и предполагалось: темно и скользко. — Ругается Рим. — Сареф, есть что-нибудь интересное? — Там есть проход куда-то. Мэтр спускается? — Вампир старается не смотреть наверх, чтобы свет магических свитков на отвесной скале не слепил. — Да, но он спустится с помощью магии. — Отвечает бородатый напарник Рим. — У него не так хорошо с физической подготовкой. Кстати, я удивлен, как ты развит физически, Сареф. Обычно маги не уделяют этому большого внимания. — Ну еще бы, ты же видел наш вчерашний спарринг? — Встревает Рим. — Для того, кто изучает боевые искусства, это в порядке вещей. — Что еще интереснее. — Кивает Годард. — И маг и воин. Потрясающе. — Благодарю. Магистр Онгельс уже приглашал меня в Часовню. — Сареф рассказывает о происшествии с Цербером-Химерой, пока на магическом диске не спустился мэтр Бартоломью. Такая магия позволяет поднимать и опускать объекты, но требует долгих тренировок и предельной концентрации. — Как обстановка? — Справляется маг. — Всё тихо. — Тогда идем дальше. — Теперь уже маг встает впереди колонны, Сареф идет за ним. Рим и Годард замыкают. Группа идет молча, в пещерах не принято громко разговаривать, чтобы не привлечь к себе ненужное и подчас опасное внимание. Кто знает, что или кто может здесь жить. Сареф обращает внимание на то, что стены пещеры тоже обтесаны чьим-то трудом, значит, впереди можно ожидать помещения, как и в верхнем комплексе. — Холодрыга, холодрыга. — Бубнит под нос девушка позади. Да, солнце сюда никогда не заглядывает, так что температура низкая. Через десять минут исследователи оказываются в большой зале, выполненной в форме амфитеатра. После был обследован каждый закуток, но больше никаких проходов не видно. — Значит, это конечная точка? — Спрашивает Годард после обследования залы. — Вероятно. — Говорит мэтр Бартоломью. — Сейчас я зажгу свет, приготовьтесь. Адепты Оружейной Часовни вынимают свитки отмены чар, а Сареф просто зажмуривается. Вскоре весь зал освещен множеством магических огней. Под светом место выглядит иначе. Ряды амфитеатра закручиваются вокруг центральной широкой площадки. — Я пойду дам сигнал второй группе. Годард со мной. Рим и Сареф, будьте начеку. — Маг уходит вместе с сопровождением. — И что это такое? — Спрашивает девушка. — Возможно, место для собраний. Учитывая местоположение — для тайных собраний. — Или похоже на сцену? — Рим идет меж рядов, где когда-то сидели возможные зрители. — Скорее на арену. — Поправляет Сареф, глядя на высокие борта вокруг центральной площадки. — Думаю, ты прав. Это действительно выглядит как арена. Довольно уютно, — девушка ходит по центральной площадки. — О, смотри, тут кровь. Действительно, в разных местах можно заметить кровавые разводы. Где-то в форме капель, где-то с отпечатком обуви. — Странно, что кровь могла так сохраниться. Хотя, мы не знаем, когда она была пролита. — Замечает Сареф. — Вряд ли в последнее время здесь кто-то был. А вообще маг говорил, что в верхнюю часть комплекса несколько веков никто не входил. — Рим теперь смотрит на потолок залы в пятнадцати метрах над головой. — Загадка. Думаю, можно проверить кое-что. — Сареф садится на корточки рядом с самой большой лужей засохшей крови. — Колдовать будешь? — Именно. Сареф закрывает глаза и концентрируется на магии. Рукой обводит небольшой участок кровавого пятна. За пальцем в воздухе остается белая окружность. Юноша слышит, как спутница подходит ближе, правда, вряд ли сможет понять действия. Магия хаоса со специализацией археолога предоставляет множество уникальных возможностей, среди которых «Реставрация» — одна из нескольких. Есть еще одно заклятье со схожими чертами. Внутри светящейся окружности кровь начинает разгораться алыми углями, над которыми поднимается фиолетовый дым. — Otraturae givrletta. — Сареф произносит активационную фразу, тщательно выговаривая каждый звук. Дыма тут же становится куда больше, теперь не только поднимается к потолку, но и распространяется во все стороны. Рим быстро от него отходит, а вот молодой маг вынужден задержать дыхание, пока не может отнять руку от круга заклятья, иначе оно прервется. Согласно объяснениям мэтра Вильгельма, нужно выдержать не менее сорока секунд после активации магии. «Тридцать восемь, тридцать девять, сорок», — авантюрист заканчивает мысленный отсчет и осторожно встает. Неожиданно из дыма вылетает меч и обезглавливает юношу. Точнее, так оно выглядело, меч из дыма просто разбился о шею Сарефа. — Что это, демон тебя забери? — Рим отпрыгивает еще дальше от силуэтов сражающихся воинов. — Магия показывает события прошлого. — Отвечает Сареф.Название: «Память пепла» Тип: магия хаоса Ранг умения: A Уровень освоенности: 14,5 % Описание: маги-археологи способны окунуться в события прошлого ценой сожжения предмета, несущего в себе связь. Хаос событий прошлого всегда наполнен и никуда не исчезает, однако, для его упорядочивания магу нужно не только найти связующий объект, но и знать, что пепел может снова разгореться, но он уже никогда не станет топливом. Активация: «Окружность Манцур-Сенша» вокруг связующего объекта и активационная формула «Otraturae givrletta».
Эту магию вряд ли получится найти в учебниках Фернант Окула, так что Сареф должен быть рад, что его наставник разностороннее эрудирован в вопросах магии. Мэтр Вильгельм научил «Памяти пепла», чтобы дать более безопасный вариант для изысканий. «Реставрация» при потере контроля или концентрации способна буквально выдернуть Сарефа из своего же тела и отправить переживать события прошлого в самом реалистичном виде. Конечно, сделать так можно и специально. Не нужно говорить, что это опыт не из лучших, особенно, если реставрируемое событие носит негативный характер. Например, последние минуты жизни человека на плахе. Все-таки это действительно была арена: сейчас в дыму то и дело появляются фигуры мужчин и женщин, сражающихся насмерть. Дым достигает зрительских мест, и там можно увидеть наблюдающие силуэты. Этакий подземный Колизей. Сареф проходит меж рядов и пытается запомнить как можно больше деталей. Наставник перед отбытием наказал практиковаться в магии хаоса и изучить место «вдоль и поперек». Юноша останавливается перед странной аномалией, здесь явно должны быть силуэты зрителей, но что-то искажает магию. Мистический дым в этом месте бурлит и кружится, пытается принять требуемый облик, но снова распадается. «Этого не может быть», — студент магической академии проводит общую магическую проверку пространства, но не находит ничего, что могло бы создать аномальную зону. В этом месте ничто не искажает потоки магии, значит, есть какая-то сила, скрывающая информацию даже в хаосе прошедших событий. Сареф наклоняется ближе и тут же отскакивает, в извивах дыма на него уставились два красных глаза. — Ты чего? — Спрашивает Рим, которая уже привыкла к изменившейся обстановке. Вместо ответа Сареф прикладывает палец к губам. Из аномальной зоны в рядах выходит невысокая фигура. Точнее, так: аномальная зона следует за этой фигурой, как за источником помех в действии заклятья. Дым никак не может принять устойчивый облик, поэтому тень прошлого выглядит как монстр с извивающимися щупальцами дыма. Только глаза неотрывно смотрят на Сарефа. Юноша боком передвигается, и глаза провожают молодого мага. «Немыслимо», — юноша продолжает разрывать дистанцию, ведь показываемое должно подчиняться условиям магии, но сейчас нечто неотрывно смотрит на Сарефа, будто вампир точно так же был здесь в прошлом. «Кто ты такой?», — дым над головой существа принимает форму букв. Пришло время закончить с сеансом. Громким хлопком Сареф прекращает действие «Памяти пепла», и весь дым очень быстро улетучивается, пока всё не возвращается на круги своя. Лишь пятно засохшей крови на арене теперь черного цвета, сожженное больше использовать не получится. Чувство опасности отступает. — Да что такое? — Рим подходит ближе. — Ты как будто призрака увидел. Девушка не удержалась от каламбура. — Ничего. Вероятно допустил ошибку в расчетах. — Уклоняется от ответа юноша. — А почему там дым остался? — Палец Рим указывает куда-то за спину авантюриста, где действительно извивается дым на площади в один квадратный метр. — А вот это плохо. Кто-то вмешался в действие заклятья. Рим немедленно хмурится при виде лица спутника и хватается за оружие. — Ненавижу, когда вы, маги, так делаете… — Тут с Рим Сареф спорить не будет.
Глава 41
Мэтр Вильгельм о таком не предупреждал. «Память пепла» лишь упорядочивает хаос прошедших событий, ведь ничто не исчезает бесследно. Это главный принцип магов-археологов. Впрочем, справедливо и для обычной дисциплины. В прошлой жизни можно было применять глубинную разведку, брать химический анализ почв и даже проводить анализы ископаемых ДНК. Но что с магией, что без, такое явление попросту невозможно. Некий объект прошлого вырвался из-под действия чар и стал частью настоящей действительности. Как будто при раскопке вместо окаменелостей вы откопаете живого динозавра. — Эй, что это такое? — Спрашивает Рим, не понимающая до конца ситуацию. — Будь наготове. — Тихо отвечает Сареф. Извивающийся дым начинает приближаться, поэтому Сареф вскидывает руки в попытке создать магический барьер вокруг дыма. К несчастью, магия тут же рушится при соприкосновении с гостем из прошлого. В зал входят мэтр Бартоломью и Годард и замирают при виде этой картины. Чародей наверняка принял явление за призрака, который призван охранять место. Мэтр с силой ударяет левой рукой по тыльной стороне правой ладони. Вместе со звуковой волной облако дыма взрывается изнутри и растворяется в воздухе. — Когда это появилось? — Спрашивает подбежавший маг. — Вот только что. Я использовал «Память пепла», и этот объект выбрался из-под влияния заклятья. — Объясняет Сареф. — Очень странно, — хмурится мэтр Бартоломью. — Я, конечно, не маг-археолог, но теорию знаю неплохо. Это явно нарушает как минимум два фундаментальных закона. — Вы правы. У меня пока нет предположений, как это произошло. — Ладно, помогите мне разместить охранные обереги. Лучше перестраховаться. Вторая группа уже спускается, нужно закончить к их приходу. В четыре руки работа заканчивается очень быстро. Более ничего странного не происходит. Вскоре в подземном зале становится оживленнее. Куйэры вместе с мэтром прыгают с головой в работу: делать записи, зарисовки, искать предметы прошлого и обсуждать каждую находку. Сареф сидит в первом ряду и смотрит на разминку Рим и Годарда. Чтобы убить время, они решили провести тренировку и мини-спарринг. — Глядите, здесь что-то есть. — Произносит один из нанятых рабочих, указывая на стену зала. На стене действительно есть крохотная щель, почти полностью забитая песком. Сареф подходит ближе и смотрит, как мэтр Бартоломью очищает щель. В конце оказывается, что это каменная дверь. Со всеми предосторожностями её пробуют открыть, но механизм не поддается. — Я знаю принцип запора таких дверей, — произносит Местит. — Вращающий момент требуется создать в правом нижнем углу. Но даже с подсказкой дверь не поддается. Из-за этого куэйр с сожалением признает, что запорный механизм из-за длительного неиспользования пришел в негодность. — То есть, остается только ломать? — Спрашивает Годард и примеряется топором к двери. — Нет. — Возражает мэтр Бартоломью. — Ломаем только в самом крайнем случае. Ну-ка, Сареф, как бы ты решил эту задачу? Открыть массивную каменную дверь, не ломая в процессе. — На мой взгляд проблема не в запорном механизме. — Начинает вслух рассуждать студент магической академии. Все взгляды тут же устремляются к нему. — Такие механизмы лишь фиксируют положение двери, чтобы она не крутилась как мельница. Запор можно сломать, но дверь держит сила тяжести и трение на стыках. За прошедшие года или даже века между дверью и проемом могла образоваться влага, а после появиться минеральные отложения. Именно они держат дверь. Палец Сарефа проходит по щели. — А вот в области центральной оси, вокруг которой поворачивается дверь, вес и трение препятствует вращению камней относительно друг друга. — Юноша указывает в середину верхней и нижней части двери. — Когда дверью часто пользуются, поворотный механизм полируется сам по себе. Если же надолго оставить, то время его будет постепенно разрушать. — Правильно. — Кивает чародей и проводит ладонью по дверной щели. Под ладонью рождается мощный поток воздуха, который выбивает из щели кусочки камней, пыль и минеральные отложения. — А вот поворотные стыки нам нужно чем-то смазать. — С этим я помогу. — Алхимические чернила начинают проникать в места, вокруг которых дверь поворачивается в стене. Сареф заставляет чернила принять самую густую и вязкую консистенцию. — Отлично. Навалились слева! — Приказывает мэтр. Годард и рабочий с силой толкают дверь, которая чуть отклонилась. — Теперь справа! — На другую сторону наваливается следующая пара. Дверь на пару миллиметров провернулась в обратную сторону. Постепенно и попеременно дверь раскачивают в обе стороны. И с каждым толчком алхимические чернила проникают глубже в поворотный стык и уменьшают трение. Сначала счет шел на миллиметры, а уже на тридцатом толчке удалось сдвинуть дверь на кулак, а на семидесятом дверь с большим скрежетом полностью повернулась на девяносто градусов. — Молодцы. — Хвалит мэтр Бартоломью и освещает факелом проход за дверью. — Вот ведь проклятье. За спиной мага никто не видит, что там внутри, но все видят, что чародей достает из сумки магический свиток и поднимает перед собой.«Ограждение от нежити». До запуска 00:00:01. Рекомендации: отсутствуют, целью является не пользователь.
«Использовал специальный свиток против нежити?», — Сареф решает войти через соседний освободившийся проход. Перед собой видит еще один зал меньшего размера, заваленный многочисленными костями. Это явно не усыпальница, сюда просто стаскивали трупы и оставляли гнить. Огромное множество скелетов как людских, так и не совсем, усеивают пол залы. — Охренеть. — Рим выглядывает через плечо Сарефа. — Это все те, кто погиб на соседней арене? — Может быть. — У Сарефа нет ответа. — Так, эту залу мы пока изучать не будем. Не хватало еще пробудить других призраков. — Мэтр Бартоломью принимает верное решение и начинает пятиться к двери. Дрожащие руки Рим в этот момент вцепились в плечи Сарефа. — Ты чего? — Юноша не может поверить, чтобы Рим боялась скелетов. И правда, беловолосая девушка смотрит вовсе не в новый зал, а себе под ноги. Сареф опускает глаза, но ничего на полу не видит. — Пойдем. — Сареф принуждает выйти из дверного проема. Рим выглядит странной, смотрит в одну точку и не реагирует на касания. — Все в порядке? — Авантюрист помогает ей присесть. — Нет. Все не в порядке. Что-то прошло мимо меня. И теперь у меня в голове образы, которые я никогда не могла видеть. — Рим хватается за голову.
«Людск⍻я погჯбель». До запуска 00:00:02. Рекомендации: отсутствуют, пользователь защищен статусом.
Название: «Людск⍻я погჯбель» Тип: неизвестен Ранг умения: неизвестен Уровень освоенности: неизвестен Описание: неизвестно Активация: неизвестна
«Что?». Сареф быстро оборачивается и видит лежащих людей. Только что зал был наполнен звуком шагов и разговорами, а теперь наступает гробовая тишина. Чувства Сарефа различают дыхание людей, все будто решили поспать, даже мэтр Бартоломью сполз по стене и закрыл глаза. Вновь появляется дым, и идет он через единственный выход на поверхность. То, что пришло сюда через «Память пепла», никуда не ушло, лишь копило силы. В дыму открываются и тут же закрываются красные глаза. Мистический дым издает еле слышные стоны, перешептывания и вздохи, будто в нем стоит множество людей. Только Сареф и Рим остались в сознании, при этом девушка явно ничего не замечает, полностью уйдя в себя. Чувство смертельной и неизвестной опасности подстегивает сердечный ритм.
Вам противостоит ꄘ∑
Внимание! Имя сокрыто превосходящей силой и заменено случайными символами.
Сареф понимает, что знание имени — последнее, что сейчас должно волновать. Стоит подойти к облаку дыма, как резкая боль проходит по телу, а магия на него не действует. К счастью, дым очень медленно заполняет пространство, будто знает, что добыче бежать некуда. Этого времени хватает, чтобы перенести всю команду в следующий зал и уложить посреди останков. После этого Сареф захлопывает дверь, заставляет алхимические чернила закрыть все щели и затвердеть. Неизвестно, поможет ли это, но большего сделать не может. — Рим, мне нужна твоя помощь. — Сареф трясет девушку, но та смотрит куда-то сквозь юношу. Авантюрист пробует привести в чувство мэтра Бартоломью или Годарда, но безуспешно. Любой другой давно бы запаниковал, но страх уже давно не способен взбудоражить до такой степени. И не важно, следствие это уверенности или изменившейся психики вампира. Напротив, в теле разгорается совсем другое чувство. Вампир расставляет факелы и внимательно осматривает зал, ставший общей могилой для неизвестных людей. Видимых проходов куда-то еще нет, юноша садится, чтобы придумать новый план. Через зал ровно напротив точно так же сидит скелет. Каким-то образом он остался в сидячем положении, не прислонившись к чему-либо. Его правая рука лежит на полу, словно он что-то писал перед смертью. Сареф подходит ближе и видит, что мертвец действительно что-то рисовална полу. Это определенно магическая фигура, рисунок мелом до сих пор сохранился в помещении, где нет ветра и воды. Но привлекает не совсем это, а слова, оставленные умирающим человеком для всякого нашедшего его труп: «Выхода нет. Пределы закрываются». «Красные глаза по-прежнему видны в темноте». «Пока…» Окончание записи время все-таки не пощадило. «Неужели написавший столкнулся с тем же, что и сейчас напало на нас?», — Сареф складывает руки в нужном жесте и использует «Реставрацию» без ограничений. Магическая фигура начинает светиться белым светом.
Название: «Реставрация» Тип: магия Хаоса Ранг умения: S Уровень освоенности: 14,4 % Описание: высококлассное заклятье, позволяющее организовать хаос прошлого. Время изменения энтропии, как и знание о системе, более не оказывает серьезного влияния, маг хаоса может вернуть объект, состояние или систему объектов и состояний в первоначальный облик без привязки к значениям энтропии. Доподлинно известно, что ничто не исчезает из мира навсегда, но только реставраторы-археологи могут увидеть в хаосе то, что стало его источником. Активация: пассы руками, аналогичные «Обратной энтропии» и мысленное построение схемы реставрации.
После юноша прикладывает кончики пальцев к внешнему кругу и погружается в перипетии прошедших событий. Вампир хочет восстановить запись и понять, что произошло в последние часы человека.
Глава 42
«Реставрация» срабатывает как положено. Неприятная вибрация пронизывает тело и пространство, но Сареф не видит продолжение записей мертвеца. У него точно нет нескольких дней в запасе для последовательной реставрации, поэтому юноша окунается в омут с головой.Воздух вокруг заполняется дымкой, магия хаоса реставрирует уже не послание мелом, а сами события. Магическая фигура начинает светиться, а рядом появляются свечи, которые давно уже исчезли. Миг, и Сареф испытывает головокружение из-за резкой смены восприятия: теперь он смотрит на происходящее от лица скелета. Точнее, теперь это вполне живой, хоть и израненный человек. Экспедиционная группа исчезла, а вот зал почти не изменился. За исключением того, что многие товарищи по несчастью еще живы. Кто-то лежит, некоторые пытаются сидеть или стоять, несмотря на раны. Сареф смотрит перед собой и мелком записывает слова в свете свечей. «Выхода нет. Пределы закрываются». «Красные глаза по-прежнему видны в темноте». «Пока не придет господин, нам не спастись». «Но вряд ли мы столько продержимся». «Господин, я пишу эти слова на случай вашего прихода». «ꄘ∑ — предатель». Сареф напрягает взгляд, пытаясь пробиться сквозь странный шифр. Если бы «Реставрацию» можно было изобразить в качестве двигателя, то она бы сейчас тряслась на самых высоких оборотах, пытаясь прочесть имя. Некая превосходящая сила скрывает информацию даже от магии хаоса. Сареф видит под случайными символами иные буквы, но не может их прочесть, будто надпись подверглась цензуре. Однако с каждой секундой защита от чтения слабеет, неверные символы испаряются, а надпись увеличивает резкость. Кажется, что еще чуть-чуть, но слово остается непрочитанным.
Внимание! Показателя Озарения недостаточно, чтобы увидеть скрытый текст.
Название: «Шёпот мира» Тип: пассивная способность Ранг умения: C Уровень освоенности: неприменим Описание: те, чьи чувства особенно остры, могут слышать даже то, что не достигает ушей. Говорят, что мироздание сотворено с помощью музыки и пения. Те, кто могут услышать подобное, приобщаются к одной из самых таинственных мистерии мира и жизни. Некоторым это дает просветление, а другим приносит безумие. Активация: не требуется.
Пассивная способность, полученная недавно, срабатывает автоматически, как только проваливается попытка увидеть написанное. Уши заполняет беспорядочный шум, в котором словно издалека кто-то говорит: «Хейден — предатель». Рядом раздаются шаги, кто-то подходит к сидящему человеку-Сарефу. В полумраке фигура выглядит массивной, даже после того, как незнакомец присаживается на корточки. — Мейнер, побереги силы. — Мягко говорит силач. — Какой смысл беречь силы на пороге смерти? — Отвечает Сареф. В воссозданном событии юноша не может контролировать действия или слова, и лишь находится в теле Мейнера. — Если так рассуждать, то никакого. — Смеется незнакомец, а Сареф с изумлением смотрит на клыки во рту собеседника. Перед ним вампир! — Вот именно. Раз я избран господином на должность прелата, то обязан сделать всё возможное перед смертью. — Юноша чувствует, что тело Мейнера получило несколько смертельных ранений. «Реставрация» не передает все ощущения, но имеющиеся невероятно болезненны. Человек бы от таких ран уже скончался, но Мейнер тоже является вампиром. — И ты думаешь, что сможешь активировать эту магию в таком состоянии? — Иди к черту, Лабберт! Ты мешаешь. — Сареф сплевывает кровь. — Ладно, не кипятись. Я просто полежу тут рядом. — Лабберт отходит на пару шагов и осторожно ложится на пол. — Мне страшно умирать в одиночестве. Рука Мейнера-Сарефа довершает рисунок магической фигуры, а в этот момент у входа в зал появляется низкая фигура со светящимися красными глазами. — Надо же, многие еще живы. — Веселится Хейден. — Людские охотники дорого заплатили за это представление. — Ты умрешь не в одиночестве, Лабберт. — Тихо произносит Сареф и активирует магию. Ручьи крови из ран преданных сегодня устремляются к магической фигуре. Хейден, чей облик Сареф не может разглядеть, пожимает плечами. — Мейнер-Мейнер, ты не сможешь навредить мне этим. Заклятье, убивающее всех вампиров в определенной области, будет слишком слабым для меня. — Даже так тебе мало не покажется. — После этих слов Мейнер умирает вместе со всеми вампирами в зале. Сареф распахивает глаза с тяжелым дыханием. У его ног уже клубится черный дым, Хейден уже почти проник в зал. Но вовсе не это заставляет сердце биться чаще. Магическая фигура даже после завершения «Реставрации» продолжает сиять в одну десятую часть силы. В событии прошлого Сареф не понял, как магия была создана, но знает оказываемый эффект. Вампир поспешно отдергивает руку, но оказывается слишком поздно, волна света пробегает по всем залам подземного комплекса… Очнулся авантюрист после того, как на лицо полилась вода. Оказывается, что Сареф все еще в последнем зале. Перед ним сидит скелет Мейнера, а рядом свернулся калачиком Лабберт. Зная предысторию, юноша теперь по-другому смотрит на это. Рядом сидит Рим и затыкает бутыль с водой. — Что произошло? — Спрашивает Сареф. — Это у тебя нужно спросить, Сареф. — С другой стороны подходит мэтр Бартоломью. — Это ты нас перетащил в этот зал? — Да. Тот призрак снова появился и вырубил всех вас за исключением меня и Рим. — Кивает Сареф. Рядом никаких следов Хейдена. — Вот как. — Хмурится маг. — Это было очень опасно. Мы были слишком беспечными. Однако, я рад, что ты смог справиться с ним. Твоя магия развеяла влияние призрака. Помогите мне разбудить остальных и возвращаемся в лагерь. Сюда я уже вернусь с парочкой жрецов Герона. Сареф с трудом встает на ноги, такое чувство, будто сбило машиной. Перед тем, как тормошить остальных участников группы, вампир наклоняется в скелету Мейнера и вглядывается в челюсть. Время не пощадило дополнительные клыки второго ряда, поэтому сначала принял останки за человеческие. «Хотя, и Мейнер и Лабберт когда-то тоже были людьми, ведь вампирами становятся, а не рождаются». Через два часа вся группа возвращается в лагерь на поверхности. Они сильно задержались, так что поисковый отряд уже был готов выдвинуться. Руководство экспедиции закрылось в своей палатке для обсуждения дальнейших работ, а Сареф находит Рим. — В порядке? — Юноша присаживается рядом. Обычно беззаботная девушка теперь с серьезным выражением лица уже десять минут смотрит в одну точку и с трудом отрывается для ответа. — Вообще нет. Но немного отпускает. Странно, да? — Что именно? — Переспрашивает Сареф. — То, что меня не вырубило вместе с остальными, а решило наполнить голову всякой херней. — Рим усиленно массирует виски. — Трудно сказать. Я не знаю, что это было за заклятье. Любая магия имеет ограничения или исключения, и мы с тобой могли попасть под них. — Тут Сареф честен, Система не смогла предоставить информацию, кроме искаженного названия, в котором явно читается «Людская погибель», и того, что у Сарефа есть некий статус для игнорирования этой магии. — Раз уж даже ты не знаешь, мне тем более лучше не забивать этим голову. — Вздыхает Рим. — Иди сюда. Девушка с интересом смотрит на приглашающий жест и пододвигается. Сареф кладет руку на голову Рим и активирует «Ауру благословения Кадуцея».
Название: «Аура благословения Кадуцея» Тип: божественная сила Ранг умения: S Уровень освоенности: 17,3 % Описание: способность Кадуцея создавать вокруг пользователя зону, наполненную божественной энергией исцеления. Аура обладает возможностью божественного исцеления, ускорения регенерации здоровья, выносливости и маны. Чем выше уровень освоенности, тем шире может быть зона, и тем более сильный эффект оказывает, и дольше держится. Может снимать отрицательные эффекты и пассивно защищает от ядов и проклятий.
— Ох, вау. — Рим тут же расслабляется и даже приваливается к плечу авантюриста. — Сразу же отпустило. — Рад был помочь. — Кивает Сареф, но не успевает убрать руку с головы Рим, как та её хватает. — Нет, продолжай. Сарефу пришлось поддерживать ауру еще минут пять. Юноша до сих пор не знает, оказывает ли продолжительность воздействия на степень исцеления или восстановления, но в итоге Рим попросту заснула, светясь как новогодняя елка в потоках магической энергии. Годард удивленно чешет бороду, но жестом отказывается от подобной помощи, отдав предпочтение чему-то спиртному во фляге. Юноша оставил заснувшую девушку и отправился бродить по лагерю, где и встретил мэтра Бартоломью, отправившего посланника из числа рабочих. — А, Сареф. Запросил помощи у жрецов. Хочу чтобы они провели обряды очищения перед тем, как мы вновь спустимся туда. — Рассказывает маг о планах. Вполне очевидно, что жреческая сила тут подойдет куда лучше, чем приглашение боевого мага. — Тогда чем займемся завтра? — Продолжим изучение верхней части комплекса. Там еще остались комнаты и залы, требующие внимания. Займемся наконец настоящим делом, а войну с призраками доверим последователям Герона. — Чародей устало зевает. — Тогда им стоит быть осторожными, призрак очень силен. Моя магия могла не изгнать полностью. — Замечает Сареф, с трудом удержавшись от заразительного примера собеседника. — Ты прав, я им подробно всё расскажу. — Мэтр жестом приглашает идти за собой. — Впервые увидел настолько сильное создание. Причем неясно, что его там держит или для чего был оставлен. Вряд ли там хранятся сокровища, да и на курган для проклятых и отступников не похоже… Мэтр Бартоломью ударяется в длительные рассуждения о причинах появления и предназначении подземной части. Из рассказов выходит, что на изучение таких мест потратил почти всю жизнь, так что юноша узнает много такого, чего нет в учебниках. Например, как гномы без чертежей могут возводить абсолютно параллельные ходы или почему некоторые древние народы хоронили покойников не на кладбище или в склепах, а в подвалах домов. Разумеется, Сареф ничего не рассказал об увиденном и услышанном во время «Реставрации». Это еще предстоит обдумать и желательно обсудить с мэтром Вильгельмом, который словно знал, куда отправить ученика, чтобы он там не умер со скуки.
Глава 43
Следующий день совсем не похож на предыдущий в плане разного рода неприятностей. Исследователи тщательно обыскивают верхнюю часть подземелья, ведут дневники и обсуждают находки. Впоследствии библиотеки Манарии и, возможно, других стран, пополнятся книгами об изучении этого места. Сарефу подобное времяпровождение нравится, так как можно заняться делом, которое изначально должно было стать главным по жизни. Нет зубрежки и тренировок, не нужно постоянно оглядываться или принимать какой-либо оправданный риск, как, например, участие в рейдах охотников на демонов. От мэтра Бартоломью Сареф узнает много интересных вещей и даже сам рассказывает о некоторых своих приключениях. Из рассказов мага выходит, что всему этому комплексу может быть несколько тысяч лет. В те времена на территории нынешней Манарии жили разнообразные бродячие племена. Может быть, что тогда весь континент еще был засушливой пустыней. Сареф мог бы поведать собеседнику о различных способах определения возраста находок, но не знает, как их возможно применить здесь. Деревянных находок нет, значит, дендрохронологическая шкала по древесным кольцам неприменима. Керамических же находок очень много. Можно было бы нагреть их до высокой температуры и измерить остаточный вектор магнитного поля, но здесь Сарефу нечем его замерять, да и подставлять полученные значения тоже некуда. Тоже самое относится к попытке обнаружить изотопы радиоактивного углерода в останках живых существ. Но даже так, магия способна предложить альтернативы и порой фантастические. Археологи из прошлой жизни что угодно отдали бы за возможность использовать «Реставрацию». При этом есть и другие исследовательские заклятья, которые отслеживают не вектор магнитного поля, радиоактивные изотопы, патину или рацемизацию, а магическую энергию и её влияние на предметы со стечением времени. — Как мне кажется, это было что-то «общего дома», — говорит мэтр Бартоломью. — Иногда его называют клановым центром. То есть народность, проживавшая здесь, могла построить это место для общих собраний и проведений массовых мероприятий, например, свадеб или похорон. — А в чем тогда роль залов глубже? — Сареф аккуратно упаковывает что-то, похожее на древний гребень для волос. — Мне самому интересно. Согласно исследованиям куэйра Зибвальца, некоторые народы имели определенный ритуал инициации, когда мужчина достигал совершеннолетия. Он обычно проводился в тайном месте и был сопряжен с риском для здоровья и жизни. Трудно сказать, является ли та подземная арена чем-то подобным. — А может это было просто ристалище? Ради развлечения? — Предполагает студент. — Но тогда зачем делать его глубоко под землей? — Мэтр поднимает указательный палец. — Многие народности устраивали подобное, но делали их легкодоступными как для бойцов, так и для зрителей. Предстоит еще много работы после того, как жрецы закончат с изгнанием злых сил. Священнослужители Герона прибыли на следующий день в составе аж пяти человек. Похоже, мэтр Бартоломью сделал очень щедрое пожертвование в пользу церкви бога солнца. Сареф по обыкновению постарался не пересекаться с ними, так как жрецы пришли в полной боевой готовности. Уже за десять шагов на вампира начинает давить сила их реликвий. К счастью, сопровождать их вниз отправились мэтр Бартоломью и Годард. Сареф же вместе с Рим и тройкой наемников отправился вызволять телегу с припасами из грязи. После ночного ливня дорогу к лагерю сильно размыло, так что телега застряла намертво. После получаса хлюпанья по слякоти, ругани и черных проклятий телега все же доезжает до палаток. — Часовня знает толк в наказаниях. За что мне всё это? — Вздыхает Рим, разглядывая многочисленную грязь на одежде. — Сареф, а существует магия для очистки? — Есть такая. — Юноша задумчиво лежит на тюках и смотрит в пасмурное небо. — Я заплачу. — Девушка стоит над головой Сарефа, который сам выглядит не лучше. — Я не учил эту магию. — Ты… Ты самый бесполезный волшебник в мире. — Искупайся в реке. — Сам купайся в реке, вода же ледяная! — Возмущается Рим. — Так и сделаю. — Сареф встает и направляется к ближайшей реке. На берегу выворачивает из карманов всё ценное и прямо в одежде плюхается в воду. Вода действительно оказывается до жути холодной, хоть и не замерзает в условиях манарийский зимы. Переохлаждение от такого вампирскому организму не грозит. Но несмотря на это, юноша выбирается на берег довольно быстро. Разумеется, полностью мокрый, но зато грязь смыта. — У меня зубы начинают стучать, просто смотря на тебя. — Рим все же направилась следом. — И как ты собираешься сохнуть? — А вот так.Название: «Мощное тепло» Тип: стихийная магия Ранг умения: С Уровень освоенности: 50,2 % Описание: магия стихии огня среднего уровня, которая окутывает мага или выбранный им объект областью с высокой температурой. Пользователю требуется сохранять концентрацию на количестве используемой энергии, чтобы поддерживать оптимальную температуру, а также не давать области осуществлять теплообмен с окружающей средой, что приведет в охлаждению. Активация: формула «Loar Flamel», пассы руками и мысленное представление тепловой области. Ладони на уровне пупка смотрят вниз, а после медленно разводятся в стороны с одновременным разворотом ладоней к верху.
Тело авантюриста окутывает облако пара, магия очень быстро испаряет влагу. Сареф чувствует, что по нему будто елозят десятки утюгов. Если действовать неосторожно, можно заработать сильные ожоги. Хватает тридцати секунд, чтобы высохнуть почти полностью. Некоторые карманы еще влажные, но в целом дело сделано. — Так. Никуда не уходи. — Рим с решительным воплем бросается в холодную воду. Пока Сареф собирал вещи, девушка как дельфин сновала взад-вперед, а после выскочила на берег. Еще некстати подул сильный ветер, так что Рим подбегает к Сарефу с мелкой дрожью. — Это будет не бесплатно. — С улыбкой говорит юноша. — Как ты и предлагала. — Торгаш и скупердяй. Давай быстрее. — Рим уже начинает стучать зубами. Через минуту собеседница буквально оттаяла, обращая благостное лицо ветру. — Фух, будто из бани вышла. Вот только, почему у меня волосы до конца не высохли? — Они у тебя слишком длинные. Область тепловой зоны все-таки выше шеи не поднимается, чтобы не обжечь лицо. — Пожимает плечами Сареф. — Даже у меня не до конца высохли. — Я тебе деньги плачу, так что давай до конца. — Я тебе не фен. — Возражает юноша. — Я даже не знаю, что это такое. — Безапелляционно отвечает Рим и поворачивается спиной. Со вздохом Сареф повторно активирует магию. Уже в лагере вампир тут же занимает место у костра, чтобы до конца высохнуть более естественным путем. Оказывается, что Годард уже вернулся, поэтому авантюрист спрашивает: — Жрецы уже закончили? — Да. Устроили там целое представление, но точно изгнали любых призраков. — Бородач лениво смотрит на огонь. — Вон из главной палатки выходят. Сареф смотрит в нужную сторону и считает выходящих жрецов. Почему-то их оказывается лишь четверо. Вероятно, пятый остался в палатке. Сареф вновь поворачивается к огню и с удивлением замечает, что пятый жрец стоит напротив. Желто-оранжевое одеяние трудно не заметить, он подошел только что? Жрец с низко надвинутым капюшоном замечает интерес Сарефа и начинает обходить костер. «Ну, блин», — вампир быстро встает и делает вид, что уходит по делам. В этот момент священнослужитель окликает по имени, так что приходится остановиться. — Удели мне минутку. — Из-под капюшона слышен сильный голос, как и у многих жрецов, которые читают проповеди и исполняют песнопения на протяжении многих лет. Сареф кивает, и собеседники отходят в сторонку. Жрец снимает капюшон и показывает совершенно обычное лицо с черными кучерявыми волосами. На вид можно дать лет сорок, причем пара небольших шрамов на щеке указывают, что жрецу приходилось попадать в опасные ситуации. Может даже в молодости был инквизитором. — Я по поручению его преосвященства, епископа Викар. — Начинает говорить жрец. — Я — окружной викарий Миросфен. — Сареф. — Кивает юноша. Разумеется, что епископу ничего не стоило найти авантюриста. К тому же, окружной викарий — самый высокий жреческий сан в пределах округа, как и указано в названии. Отправить его с поручением мог только епископ королевства. — Его преосвященство просит вас посетить его по возвращению из экспедиции. — Викарий передает юноше плотно запечатанный конверт с печатью Церкви Герона. — Здесь приглашение и описание местоположения загородного имения. — Хорошо, я приду. — Сареф принимает конверт обеими руками. Отказаться в любом случае не может, иначе это будет иметь последствия. — Это всё, что я хотел сказать. Более не задерживаю. — Викарий Миросфен накидывает капюшон и возвращается к группе жрецов. Те уже оседлали лошадей и намерены уже сегодня вернуться в храм. Сареф прячет письмо и возвращается к костру. Там уже становится довольно шумно, как и обычно по вечерам. Кто-то горланит песни, кто-то собирает игроков для игры в карты, а некоторые просто отдыхают и едят. — Эй, Сареф. Мы собираем команду для «войны королевств». — Окликает один из наемников. — Ты с нами? Играем на деньги, разумеется. — Хорошо, давайте. Сареф отходит к соседнему костру, где расстелили «игровой стол» прямо на земле. Вскоре подтягиваются Рим и Годард, они никогда не пропускают вечерние игры. — Ну, сегодня-то я вас раздену. — Девушка коварно потирает ладони. — Я слежу за тобой. — Предупреждает Сареф, попавший в другую команду. Он хорошо знает, как Рим любит шулерство. — Аналогично, мой юный волшебник. — Рим не остается в долгу, ведь тоже в курсе способностей Сарефа в махинациях за игровым столом. — Я вас обоих стукну, если вы опять будете нечестно играть. — Годард угрожает кулаком, так как сам полный профан в методах нечестной игры.
Глава 44
Целая неделя прошла в относительном спокойствии. Сареф оказывал любую поддержку исследовательской группе, а взамен допускался к общим собраниям и научным спорам. Но главную ценность представляет не это, а расположение окружающих людей. Получение влиятельных и благосклонно настроенных союзников является одной из глобальных задач, которую Сареф поставил перед собой с самого появления в этом мире. Новые социальные связи открывают доступ к интересным знаниям и привилегиям. Например, куйэр Местит рассказал, как вступить в закрытый клуб артефакторов, что позволит участвовать в тайных аукционах. Мэтр Бартоломью показал несколько заклятий, изобретенных лично им. Юноша никогда бы не подумал, что маг имеет настолько интересную специализацию. Годард и Рим многое рассказывали об Оружейной Часовне и о том, что Сареф потерял, избрав путь мага. На самом деле знания Ганмы юноша считает достаточными на этом этапе. Искусство управления энергией духа строится на одних и тех же законах в любых странах. И уже на каркас фундаментальных законов адепты натягивают оболочку секретных техник каждой Школы. Вскоре приходит последний день экспедиции. Авантюрист отказывается от компании Рим с Годардом и отклоняет предложение мэтра Бартоломью. В Порт-Айзервиц Сареф хочет вернуться в одиночку по двум причинам. Во-первых, голод стал довольно сильным, Сареф не решался уходить на охоту за кровью во время экспедиции. А во-вторых, епископ вряд ли захочет ждать долго, откладывать визит нельзя. Поэтому Сареф пойдет напрямую к его загородному имению. Юноша вышел глубоко ночью и растворился в темноте близлежащих холмов и рек. Давно уже не охотился на дичь для пропитания, но сложнее от этого процесс не стал. Как и всегда, нужно лишь внимательно следить за окружающим пространством, чтобы не попасться на глаза случайному свидетелю. С магией охота становится даже еще проще, поэтому уже через час Сареф настигает олененка, отбившегося от родителей. Такой добычи будет достаточно, чтобы утолить голод. Следующий прием пищи должен будет ждать уже в лабораториях мэтра Вильгельма. Почти полностью опустошив тело животного, Сареф закопал труп поглубже, замел следы и только тогда отправился в сторону округа Солнечного Синода. На рассвете уже пересек границу округа, прием крови после сильного голода дал слишком большой прилив бодрости, так что юноша не удержался от бега. Трехчасового марш-броска будто бы не было, Сареф легко прыгает по камням горной гряды, за которой открывается долина столичного округа. Сареф намеренно отказался от тракта, чтобы срезать добрую половину пути. Бег с горы оказался еще быстрее, так что очень скоро авантюрист оказывается в сосновом лесу. По указаниям из приглашения родовое поместье Викар расположено в десяти километрах от Порт-Айзервица, если идти на юго-запад. Придется еще немало пройти, но к полудню авантюрист планирует быть на месте. В письме не было указано точное время, когда он может быть принят епископом. Как бы не оказалось, что Элдрик Викар в этот день будет где-нибудь в другом месте. Епископу, конечно, не требуется постоянно перемещаться по королевству, всю организационную работу может проводить прямо в поместье и оттуда рассылать указания. Как знает Сареф, епископ иногда приезжает на заседания королевского совета, но чаще всего делегирует эту задачу кому-нибудь другому из высшего духовенства. «Прямо как архимаг скинул всё на мэтра Гимлерика», — рассуждает Сареф, идя по проселочной дороге. Конечно, еще епископ может проводить жреческие богослужения во время главных праздников, но сегодня таковых быть не должно. Как и предполагал юноша, дома Сакпирита показались в полдень. Даже погода улучшилась, и сквозь прорехи туч падает солнечный свет. Студент Фернант Окула даже не знает, влияние ли это городка. Сакпирит — священное поселение с двумя самыми древними храмами бога солнца. Многие паломники приходят сюда издалека, чтобы получить благословение или божественный знак на мучающий вопрос. Сареф не знает, как много людей получают от Герона реальную помощь, но признает священность места. На улицах города кожа будто горит из-за вездесущей силы солнца. К счастью, со стороны состояние Сарефа незаметно, но вот внутренние ощущения довольно неприятные. А вот за городом на склоне холма раскинулось большое каменное здание. Днем без труда можно увидеть архитектурные изыски на колоннах и балконах, белый мрамор и алую черепицу. Главный трехэтажный дом окружен десятком зданий поменьше, где живут жрецы, слуги и инквизиторы. Однако сразу Сареф туда не направился, а спрятался в кустах у реки. Раз он не может отказаться от приглашения, то войти туда нужно подготовившись. Одежду и волосы юноша привел в порядок еще в лагере экспедиции. Сейчас вампир дует себе на руки и ноги, так работает магия, скрывающая ауру. Конечно, она не полностью заглушается, это будет очень подозрительно, но если вдруг маска друида-предателя не справится, то «Тушение пламени души» скроет сущность от невнимательных взглядов. Жаль, что постоянно заклятье нельзя использовать. После еще некоторых приготовлений Сареф направляется прямо к парадному входу на территорию поместья. Разумеется, его сразу останавливает у ворот отряд инквизиторов. Приглашение было проверено очень тщательно, после чего юношу проводят внутрь в сопровождении трех воинов. «Епископа неплохо охраняют», — Сареф прикидывает возможности потенциального убийцы, оглядывая стражников и защитные обереги на воротах. Гостя проводили до гостевого дома, где оставили минут на сорок. Епископ явно не намерен сразу же принимать приглашенного или же просто занят другими делами. Авантюрист скучающе смотрит перед собой и начинает мысленно повторять основные константы и формулы для магических способов контроля массы. Кажется, что о нем забыли, ведь прошел уже час. Когда Сареф в алфавитном порядке дошел «рекстраудов» в перечислении монстров по классификации Анахерона Бонта, дверь наконец открылась.Юноша ожидал увидеть жреца или инквизитора, что проведет к Элдрику Викар, но оказалось, что встречать пришла Элизабет Викар. По её лицу и дыханию можно сказать, что девушка сюда бежала. Вряд ли из самого Порт-Айзервица, скорее всего тоже находилась в поместье. — Сареф! Почему ты не предупредил, что приедешь сегодня? — Элизабет торопливо подходит ближе. — Привет, извини. У меня не было возможности как-либо предупредить. Епископ в поместье? Или я зря пришел? — Сареф сдержанно приветствует девушку. — Да, отец здесь. — Девушка тоже возвращается к спокойному присутствию. — Я как раз должна проводить тебя. — Вот как, благодарю. Хотя тебе, наверное, не стоило так утруждаться. — Сареф идет следом по направлению к главному дому поместья. — Встречать важных гостей — обязанность старшего сына или дочери. — Поясняет девушка. — Вряд ли я вхожу в категорию таких гостей. — Виновато улыбается Сареф. — Ну, решение об этом оставь нам. Если бы мне сразу передали весть о твоем приходе, я бы… — Хорошо, оставим тему. — Сареф приподнимает руку. — Кстати, отлично выглядишь. Белые и синие цвета подходят тебе так же хорошо, как и черная ученическая мантия. — Правда? Я взяла первое попавшееся. — Элизабет даже остановилась и обернулась, будто бы захотела показаться со всех сторон. — Или ты вновь хочешь надо мной подшутить? — Ни в коем случае. — Отмахивается Сареф. — Благодарю. — Девушка быстро отворачивается и ускоряет шаг. Из уст наставника Сареф помнит самые распространенные светские ритуалы аристократии. Из них комплименты являются самыми часто используемыми, даже если говорящий не вкладывает в слова ни грамма искренности. Особым шиком считаются двусмысленные комплименты с целью подколоть человека, с которым не самые лучшие отношения. — Как, кстати, твое состояние? — Спрашивает Сареф уже внутри богатого дома. — Поговорим об этом после встречи с отцом. Пожалуйста, не покидай поместье сразу. — Элизабет останавливается у двери в комнату. — Я с тобой не пойду. Инквизитор, стоящий рядом, кивает и распахивает половинку дверей. Сарефу остается согласиться, хоть и намеревался бежать отсюда, как только выпадет возможность. Юноша проходит внутрь рабочего кабинета и слышит закрытие двери за собой. Просторная комната отделана черным деревом, а вот стены украшены плиткой с картинами религиозного содержания. За рабочим столом никого нет, а за столиком рядом с окном два кресла из трех уже заняты. Сареф подходит ближе и припадает на одно колено. — Ваше преосвященство, я прибыл по вашему приглашению. Прошу простить за то, что экспедиция затянулась на такое долгое время. — Присаживайся в кресло. — Просто отвечает Элдрик Викар. Сейчас на нем обычная жреческая мантия без серьезных изысков. Сареф подходит к креслу и перед тем, как сесть, представляется третьему участнику. — Здравствуйте. Меня зовут Сареф. Я авантюрист и студент Фернант Окула. — Я знаю. — Звонкий голос сильно отличается от сдержанного тона епископа. — Скорее мне нужно представиться.
Русоволосый человек в черном сюртуке встает с кресла. Он выглядит довольно молодо для занимаемого статуса, но Сареф знает, что внешность бывает очень обманчива. Особенно в мире, где некоторые могут жить тысячелетиями. В чертах лица, позе и спокойном взгляде всё говорит о непоколебимой уверенности. Как правило, такая уверенность имеет под собой основания. — Нет, мэтр. Я узнал вас сразу по рассказам моего наставника. — Юноша делает низкий поклон. — Неужели мэтр Вильгельм описал меня настолько хорошо? Вдруг спутал с кем-то другим? — Улыбается маг. — Кто-то другой вряд ли бы тут сидел. — Честно отвечает Сареф. Ответ вызывает улыбку даже у епископа. — Твоя правда. Увидимся в академии. — Чародей хлопает студента по плечу и направляется к выходу. — Не буду вам мешать. — Был рад встретиться. — Прощается Элдрик Викар. — Продолжим наш разговор в столице. Сареф тем временем садится рядом в ожидании слов епископа. По пути сюда он придумал разные варианты того, о чем епископ хочет поговорить, но узнать правду сможет только сейчас. — Как прошла экспедиция? Я слышал, вы столкнулись с сильным призраком. — Да. К счастью, никто не пострадал, а помощь жрецов помогла закончить изучение места. — Отвечает Сареф. — Надеюсь, что моя библиотека очень скоро пополнится новой книгой мэтра Бартоломью. — За спиной Элдрика Сареф действительно видит многочисленные книжные полки. — Я тоже прочту с интересом, хотя многое уже узнал от него. Мэтр Бартоломью сказал, что в книгу войдет описание целой дюжины экспедиций, причем некоторые из них были чуть ли не на краю света. — Сареф поддерживает разговор. — Теперь мое любопытство еще сильнее. — Задумчиво произносит епископ. — Но поговорить о хотел вовсе не об этом, а о сложившейся ситуации. — Я слушаю, ваше преосвященство. — Разумеется, тема разговора не могла быть другой.
Глава 45
Епископ решает сразу взять быка за рога очевидным вопросом: — Откуда у тебя появилось новорожденное сердце стихий? — Получил в королевской сокровищнице за победу на турнире. Я маг-археолог, поэтому сумел вернуть сердце в то состояние, которое было очень много лет назад. — Здесь Сареф не имеет причин что-то утаивать. — Вот как… Удивительные возможности. Ты обратил энтропию предмета вспять? — Епископ показывает удивительную осведомленность о магической стороне вопроса. — Можно сказать и так, но моя специализация помогает манипулировать хаосом даже без оглядки на направление энтропии. Правда, я больше практиковался именно в возврате объекта в прежнее состояние. — То есть маг-археолог может наоборот усилить энтропию? — Элдрик Викар задумчиво смотрит на собеседника. — Да, ваше преосвященство. Это базис для боевой магии хаоса. — Сареф мысленно строит догадки о том, почему епископу интересно именно это. «Ему нужна помощь мага-археолога»? — Ясно. Теперь мне понятно, как такой предмет всплыл без каких-либо намеков. Когда я старался найти что-то подобное, то ничего лучше Самоцвета Митмолла не было. А у меня очень хороша сеть осведомителей. С этим Сареф поспорить не может, вера в бога солнца является единственной официальной религией Манарии. Почти всё население королевства исповедует заповеди Герона, поэтому епископ может быть в курсе событий даже деревень на краю страны. Главное, чтобы там был храм. — Свое любопытство я удовлетворил, спасибо. — Эдлрик почти не меняет положение тела или громкость голоса. — Надеюсь, мой подарок помог вашей дочери. — Юноша пытается опосредованно задать интересующий вопрос. — О да, мы сразу приступили к работе. За последнюю неделю Элизабет ни разу не погрузилась в кошмар. Её ждет полное исцеление в течение месяца. И, как я говорил при нашей прошлой встрече, это достойно награды. — Взгляд епископа до этого блуждал по стенам, но теперь не отрывается от собеседника. — Я не рассчитывал на награду. — Отвечает вампир. — Но если и попрошу, то она может оказаться довольно обременительной для вас. — Озвучь, пожалуйста. — Мой подарок доставил неудобства незадолго до свадьбы вашей дочери и принца Фрада. Я слышал, что брак был отменен, и боюсь, что мог послужить для этого поводом. Даже если у вас нет претензий на этот счет, то они могут быть у стороны жениха. — Начинает объяснение Сареф, но вот Элдрик Викар останавливает жестом, он сразу уловил суть. — Элизабет была против брака, и как только он стал необязательным, то попросила расторгнуть союз. Моя дочь счастлива и выздоровеет, так что наш род только в плюсе. Но принцу Фраду такое не понравилось, поэтому ты просишь моего покровительства? — Да, ваше преосвященство. Его высочество не особо любим королем, как я слышал, но к нему он прислушается, чтобы я ни сказал или ни сделал. Я нахожусь в уязвимом положении, так как не имею статуса и власти, чтобы говорить с принцем на равных. А уж про короля тем более говорить нечего. — Ты прав. Хорошо, я решу этот вопрос напрямую с его величеством королем. У меня есть рычаги для давления, а также несколько ценных подарков. Но ты должен понимать, что принц Фрад может попытаться отомстить неофициально… Убийца или яд, в наши времена это популярные методы. — С этим я справлюсь самостоятельно, мне лишь нужна защита от клеветы, продажных судей и задействования любого другого административного ресурса против себя. — Я согласен. Только будь добр, не злоупотребляй моим покровительством в других делах. — На этом епископ отпускает Сарефа, и тот еле заметно выдыхает за дверьми. «Прошло не так уж плохо». — Сареф, о чем вы говорили? — Элизабет будто не отходила далеко от кабинета. — Твой отец расспросил меня о появлении сердца стихий. А также я заручился его поддержкой на случай возможной мести со стороны принца. — Сареф коротко пересказывает содержание беседы. — Так вот как ты достал сердце стихий! Насчет принца Фрада можешь не волноваться. Я не позволю ему творить что вздумается. — Девушка выглядит очень серьезной. «Хм, что-то в ней изменилось», — Сареф внимательно смотрит на собеседницу. — Что-то не так? — Элизабет замечает молчаливый интерес. — Мне просто кажется, что в тебе что-то поменялось с нашей последней встречи. — Юноша отвечает честно. — Ты все-таки заметил? — Смеется девушка. — Целители отмечают, что лечение видно невооруженным взглядом. Моя кожа приобретает более темный оттенок. «Точно!», — В тучах появился просвет, через который прорвались солнечные лучи. Теперь разница стала заметна сразу. Во время первой встречи на вступительном экзамене в магическую академию Сарефу показалось, что Элизабет — альбинос. Сейчас же её кожа гораздо ближе к привычному оттенку с нормальным содержанием меланина. «Выходит, ментальный шторм вдобавок оказывал влияние на состояние организма»? — Да, теперь я вижу. Странно, но твои глаза тоже меняют цвет. — Сареф замечает еще одну деталь. — У меня от рождения были голубые глаза, но потом потеряли цвет. Похоже, и он возвращается. — Пожимает плечами девушка. — Здорово, я даже предположить не мог такого. Элизабет останавливается около искусственного пруда, по которому грациозно плавают утки и лебеди. — Я хочу тебя отблагодарить как следует. Ты очень быстро исчез из города, так что встретиться с тобой я не смогла. — Кажется, что девушка очень смущена. — Большое тебе спасибо за подарок и возможность избрать жизненный путь самостоятельно. Мое состояние стабильно и только улучшается. Собеседница делает слишком низкий поклон, чем положено по местному этикету. В обычной ситуации Элизабет должна быть крестьянкой, а Сареф — министром или герцогом, чтобы получить такой поклон. Сейчас же Элизабет явно пытается продемонстрировать безграничную благодарность. — Я рад, что всё закончилось так. Ну всё, встань. — Сареф ловит себя на мысли, что довольно неловко получать почтение. Особенно, если ты на самом деле не планировал помогать именно так. Элизабет распрямляется и словно не знает, о чем говорить дальше. — У вас тут красиво. Ты часто приезжаешь сюда? — Юноша меняет тему. — После поступления в академию приезжала очень редко, но до завершения лечения буду оставаться тут, наверное. Так что у тебя есть все возможности, чтобы обогнать меня по учебе. — Не думаю, что получится. Заниматься самообразованием тебе ничего не мешает. — Сареф понимает, что и самому придется поднажать из-за пропущенных занятий. — Посмотрим на следующей аттестации, кто лучше справится. — Улыбается Элизабет. — Но я хочу еще кое-что спросить: ты действительно всё это организовал именно так, как рассказал? Пойму, если ты не захочешь отвечать. — Я не настолько хороший человек, как может показаться. — Отвечает Сареф на неудобный вопрос. Раскрывать то, что изначально сердце стихий готовил для себя, не очень хочется, но и ложь большой выгоды не принесет. — Будем считать, что ты победила в соревновании. — В каком соревновании? — Девушка хмурится в попытке вспомнить. — Ну как же, в Обертраме мы заключили пари. Ты с Элин против меня. Проигравший что-то дарит победителю, мне нужно будет еще что-то подарить Элин. — Ах, я думала, это было шуточное состязание. — Элизабет соединяет руки в беззвучном хлопке. — Но как определить, кто из нас разгадал загадку дракона? — Так и было. Конечно, с такой формулировкой выявить победителя трудно. Но твой вклад был больше. Пока я ползал по кустам, ты организовала эвакуацию жителей. После ты взяла инициативу и заставила магов и мастеров Духа работать сообща. Именно твоя магия помогла оглушить дракона, а после позволила провернуть трюк с поджиганием газа в легких дракона. Так что ваша команда победила. — Подводит итог Сареф. Вот только голова у Элизабет работает ничуть не хуже, поэтому Сарефу не удалось лестью уйти от ответа. — Возможно и так, но это всё проистекает из твоих решений и действий. Ты попросил меня сопровождать селян; ты смог каким-то образом задержать дракона; ты послал за мной и через авантюристов передал мне план с тремя холмами; и именно ты в критический момент придумал план по взрыву дракона и осуществил его финальную часть. — Теперь Элизабет загибает пальцы. — Я не знаю, что произошло после того, как я потеряла сознание. Но уверена, что ты снова сыграл в этом какую-то роль. Поэтому считаю, что победителем должен быть ты. — Ну всё, тогда возвращай мне сердце стихий. — Несерьезно отвечает Сареф, пытаясь отшутиться. — Нет, не отдам. — Элизабет неожиданно показывает язык, а из кармана достает палочку. К счастью, решила не продолжать этот разговор. — Ты придала сердцу стихий такую форму? — Вампир смотрит на палочку длиной примерно в тридцать сантиметров. Предыдущий владелец использовал форму среднего по размерам жезла, но Элизабет решила ограничиться чем-то более компактным. Можно даже сказать — чем-то более миниатюрным. Палочка вполне подходит для женской руки. Предмет стал темнее, а прожилки теперь проходят от основания до кончика. — Ага, нравится? В Петровитте это сейчас популярнее жезлов и посохов. Очень удобно носить с собой. Сареф помнит, что Петровитта — столица островного государства на северо-востоке от Манарии. Если в Манарии различные силы и фракции находятся в равновесии, то там пришли к магократии. Той страной руководит совет верховных магов, а магическое образование одно из самых лучших в мире. — Согласен, управляться волшебной палочкой куда сподручнее, но в случае чего ей не получится ударить по голове. — Все-таки посохи были самыми древними атрибутами волшебников не просто так. На посох всегда можно опереться при резкой потере сил после заклятья. А в случае рукопашного боя бить им врага. До сих пор существуют комплексы заклятий для магов, специализирующихся на ближнем бое при помощи посохов. — Надеюсь, мне не придется использовать его по такому назначению. — Смеется Элизабет. — Кстати, может, останешься на ночь в поместье? Я обо всем позабочусь. — Вынужден отказаться. Хочу сегодня быть уже в Порт-Айзервице, надо бы заглянуть к Элин. С ней я тоже попрощаться не успел, когда отправлялся в соседний округ. — Вот как, — сдержанно кивает девушка. — Понимаю, тогда давай я хоть покажу Сакпирит. Там есть несколько интересных мест. — Хорошо, веди. — Сарефу остается лишь согласиться. Все равно идти через городок.Глава 46
Под вечер того же дня Сареф возвращается в столицу королевства и магическую академию. Во время путешествия погода вновь ухудшилась до такой степени, что пошел град. Еще как минимум месяц пройдет перед возвращением привычного тепла. В общежитии Сареф разобрал багаж и переоделся в студенческую форму. Сейчас стоит несколько задач, но самым важным студент считает посещение мэтра Вильгельма. Сареф покидает комнату и направляется на площадь с черными башнями. Знакомый маршрут заканчивается у дверей в лаборатории графа, вот только самого некроманта в них не оказывается. Студент проходит до рабочего кабинета и стучится. — Входи! — Доносится из-за двери, но это не голос наставника. Сареф открывает дверь и видит за столом мэтра Вильгельма сегодняшнего гостя епископа. — О, Сареф. Я не ожидал, что мы так быстро вновь встретимся. — Маг расслабленно сидит в кресле. — Я удивлен не меньше, мэтр. А где мэтр Вильгельм? — Сареф подходит ближе. — Надеялся встретиться с ним. — Вот так совпадение, — задумчиво отвечает чародей и встает из-за стола. — Я ведь тоже его искал. Но выяснилось, что он ушел куда-то по делам. Ты не знаешь, где его можно найти? — Боюсь, что нет, мэтр. Вероятно, отправился домой? Сареф не может придумать, зачем искать мэтра Вильгельма. Причина должна быть слишком срочной, иначе можно было отложить до завтра. — Возможно. Нанесу визит… Но, раз мы так встретились, я бы и с тобой хотел поговорить. — Собеседник встает напротив юноши. Карие глаза серьезно смотрят на студента. — При этом содержание разговора должно остаться в тайне. — Не думаю, что мне стоит доверять какие-то тайны, мэтр. — Тут же отказывается Сареф. — Я настаиваю. — Волшебнику напротив явно чихать на отказ. — Это напрямую связано с тобой. Думаю, ты не захочешь остаться в неведении относительно себя самого? — Это как-то связано с ситуацией между родами Айзервиц и Викар? — Сарефу кажется, что догадался, но собеседник качает головой. — Нет, Сареф. Это касается в первую очередь тебя. Во вторую очередь всех нас. — Маг говорит загадками. Вряд ли стал бы делать так, если информация не была бы важной. — Хорошо, мэтр. Я слушаю. — Вот и отлично… — Начинает объяснение собеседник. Сареф покидает кабинет наставника через полчаса. Уже выходя за дверь, слышит за спиной: «И запомни, Сареф. Содержание нашего разговора должно остаться в тайне до самого конца». Вместо ответа юноша делает поклон и закрывает дверь. Юноша не заметил, как дошел до комнаты в общежитии, голова забита мыслями о прошедшем разговоре. Так как уже поздно, в гильдию Сареф не отправился, а просто решил лечь спать пораньше. Со вздохом студент откладывает расписание занятий на этой неделе. Завтра весь день до вечера придется провести за партой. Сареф пробует заснуть, но сон не может победить роящиеся мысли. После долгого ворочания вампир встает с кровати и садится на пол. Дыхательные практики повсеместно применяются в боевых искусствах Духа. Это самый естественный контроль тела и течения внутренней энергии. Если взять её под контроль, то можно оказать влияние на общее состояние организма. Минуты складываются в часы, а Сареф всё не меняет положение тела. Все мысли давно изгнаны из сознания, сейчас медитация погрузила юношу в трансовое состояние. Бесконечный коридор белого пламени проносится вокруг, а над плечами появляются белые искры. Кажется, что еще чуть-чуть и вспыхнет огонь. Но вампир берет энергию под контроль и не дает ей вырваться. Огненный коридор сменяется багровым озером, Сарефу кажется, что он падает в него с большой высоты. Вот только достичь дна не получится в любом случае, ведь озеро его не имеет. Спокойные воды моментально гасят возникшие волны, и теперь поверхность вновь похожа на стекло. Адепт Духа погружается в толщу вод, а вместе с этим течение энергии в теле максимально замедляется. После ослабевает дыхание, исчезают мысли и гаснет сознательная часть. Это можно назвать сном, вот только глубокая медитация имеет под собой иные процессы, поэтому не может быть заменой сну. Вампир может обходиться без него куда больше, но сейчас этого оказывается достаточно, распахивает глаза Сареф вполне отдохнувшим. И всё благодаря тому, что мысли перестали волновать. Адреналин перестал вырабатываться, а сердечный ритм стал неестественно медленным. Через десять минут организм после «перезагрузки» потихоньку возвращается в нормальное состояние, но приятная пустота в мыслях никуда не уходит. Ментальный барьер Сареф поддерживал каждую ночь во время экспедиции, так что на него пока можно не тратить силы. Юноша с трудом разминает затекшие ноги, а после подходит к окну. Час все еще ранний, но небо уже светлеет перед рассветом. До первого занятия еще много времени, поэтому Сареф садится за стол и открывает учебник. Из-за неожиданного участия в экспедиции юноша не успел доделать две работы, сдача которых уже просрочена. Мэтр Вильгельм, конечно, поставил академию в известность, но это не значит, что Сареф может еще сильнее опоздать. Усидчивость — один из немногих полезных навыков, что пришли с ним в этот мир. В прошлой жизни не был самым успешным в учебе, но всегда оставался на хорошем счету. Если требовалось, мог сидеть сутками напролет, пока не закончит учебный проект или доклад. После такого режима напоминал овоща, поэтому выработал привычку делать всё заранее. Рука быстро пишет на пергаменте промежуточное решение для магии ориентирования. Перед Сарефом раскрыто сразу восемь книг, если не считать конспекты лекций. К счастью, к магии можно подходить как к математике, многие законы и переменные пересекаются друг с другом. После Сареф достает чистый лист и расчерчивает угольным карандашом на координатную сетку, а после каждый квадрат делит на два треугольника. Если в обычных картах используют лишь меридианы и параллели, то в топографической магии нужно дорисовывать триангулы. В такой форме каждый участок меньше в два раза, но вот количество вершин меньше лишь на одну. Изобретатели этого способа считали, что точность такой карты будет выше и не ошиблись. Сареф аккуратно отмечает ориентиры по условиям задания. Достался лесной массив с большой горой посередине. Исторически сложилось, что такие задания повествуют о войне. Сареф командует условным отрядом магов с одной стороны карты, а войска противника прячутся за горой. Сарефу нужно занять правильную позицию для ведения магического боя. Это является первым уровнем в таких задачах. Так как в командовании маги, то расчеты нужны для дальнего боя. В этом случае это невероятно напоминает артиллерийскую подготовку, какой она была во время армейской службы в прошлой жизни. Тоже есть карта с условными обозначениями батареи подразделения и отрядами условного противника, а рядом стоит буссоль, заранее сориентированная по магнитной стрелке, с выставленным дирекционным углом согласно позиции неприятеля. [Буссоль — геодезический инструмент. Имеет артиллерийский аналог. Прим. автора]. Но отличие начинается там, где появляется волшебство. Командир отряда в этом мире больше полагается не на оптику, а на магическую энергию. На расчеты и заполнение карты боя ушло почти полтора часа. Сареф перепроверяет последние детали, теперь можно будет отдавать на проверку. Студент быстро собирает всё необходимое и выходит из комнаты. На территории академии встречается с Йораном Тискарусом. После смены учебной программы, они почти не пересекаются на занятиях. Это позволяет Сарефу заметить, что благородный юноша с каждым разом выглядит утомленнее, будто тоже учится днями и ночами. — Как дела, Йоран? — Сареф подходит первым. — О, Сареф. Ты уже вернулся? — Йоран немного оживляется. — Я слышал ты попал в передрягу. — Речь про дракона или про отмену чьего-то бракосочетания? — Второе, конечно. — Смеется собеседник. — Кому какое дело до дракона?! Вместе они доходят до лекционного корпуса и расходятся по разным аудиториям. Примерно так из одного класса в другой проходит весь учебный день. Исключением можно посчитать только последнее занятие, где студенты старшего курса практикуются в дуэльном искусстве. Правда, самих дуэлей почти нет, по команде мага один студент пытается атаковать магией, а второй защищается. Слишком далеко от реалий настоящих схваток. Ближе к закату Сареф возвращается в комнату, чтобы оставить вещи, и сразу уходит в город. В гильдии под вечер снова оживленно, а еще многие лично приветствуют Сарефа. Вампир понимает, что стал более популярным после победы над драконом. Даже не принимая во внимание, что дракона победил не он.Имя: Сареф Уровень: 46 Раса: вампир Расовый статус: вампир Активные эффекты: отсутствуют Пассивные эффекты: «Божественная воля Кадуцея», «Аура благословения Кадуцея», «Школа Белого Пламени», «Школа Стальной Крови», «Ручей магии», «Шёпот мира» Класс: маг хаоса Подкласс: археолог Субкласс: отсутствует Ремесло: недоступно Слава: средняя (Манария), отсутствует (мир) Репутация: положительная
Неделю назад Система показывала уровень славы как низкий. Сейчас же она средняя на территории Манарии и никакая на фоне целого мира. Такое ощущение, что Система динамически оценивает слухи и известность имени пользователя в любой точке мира и на ходу обновляет статус. «Пугающие возможности, но все равно непонятно, чему конкретно равна низкая или средняя известность». — Сареф! — Слышен знакомый голос Элин. — Здравствуй. — Юноша обнимает эльфийку. — Куда ты опять исчез? — Жалуется Элин. — Извини, требовалось исчезнуть из города на некоторое время. Я был на раскопках в соседнем округе. — Что? Расскажи-расскажи. — Девочка тут же забывает про обиду и тащит к столу. — Там были могилы или мумии? Или сокровища? — Почти ничего такого, хотя могилы нашли. У меня есть для тебя подарок. — В руках Сарефа появляется маленький браслет из темного металла. Это была аттестационная работа по артефакторике, где студент должен был создать собственный артефакт. — Это волшебная вещь. Она позволяет отправлять послания другому человеку на небольшое расстояние. — Объясняет Сареф, пока Элин завороженно смотрит на украшение. — Можно кому угодно отправить? — Переспрашивает эльфка. — Нет, чары настроены именно на меня. Например, в пределах города я всегда смогу услышать тебя, но на больших расстояниях магия не сработает. Для активации нужно потереть браслет второй рукой, зажать и не отпускать, потом вслух произнести сообщение. Когда нужно прекратить передачу, просто отпусти браслет. Хочешь проверить? — Да-да, жди здесь. — Элин пулей улетает куда-то во внутренние помещения гильдии, чуть не опрокинув парочку авантюристов. Через полминуты в ушах Сарефа возникает небольшой шум, а после раздаются слова: «Так нужно? Сареф, ты слышишь меня? Сареф?». Вампир понимает, что забыл упомянуть невозможность обратной связи. Через минуту Элин возвращается. — Ну как? Ты слышал меня? — Да, но ответить я тебе не могу, только слышу послание. Обрати внимание, что у предмета низкая энергоемкость, в день артефакт можно использовать не более тридцати минут в режиме передачи. Впрочем, этого будет достаточно, главное, отпускай браслет, если ничего не говоришь. — Заканчивает объяснение Сареф. — Круто! Большое спасибо, теперь я буду постоянно тебе что-нибудь говорить. — Эльфийка обнимает юношу. — Герон упаси, только не постоянно. — С улыбкой молит Сареф. — Мне еще нужно спать, учиться и тренироваться. Элин клятвенно пообещала не злоупотреблять свойством артефакта.
Глава 47
На следующий день Сареф снова приходит к мэтру Вильгельму. Чародей как обычно находится в рабочем кабинете в окружении книг. Студент стряхивает снег с волос, сегодня с утра ударил снегопад, в таком количестве снег в Манарии выпадает далеко не каждую зиму. В кабинете мага тепло и уютно, Сареф и сам не отказался бы сидеть тут долгими часами. — Как прошла экспедиция? — Некромант закрывает книгу и откладывает в сторону. — Было интересно, хоть и опасно. — Сареф садится напротив хозяина кабинета, а не за свой стол. — Расскажи. Сареф начинает рассказ с первой встречи с мэтром Бартоломью и разведки в глубине подземного дворца. О том, как использовал «Память пепла», после чего призрак прошлого вырвался из-под действия заклятья. Сареф старается как можно подробнее описать дальнейшие злоключения, особенно часть про «Реставрацию» последних минут жизни некоего вампира по имени Мейнер. А вот про остальные дни экспедиции студент рассказал кратко. — Вряд ли это был призрак. — Произносит мэтр Вильгельм. — Да, нежитью назвать нельзя. — Кивает Сареф. — Я не смог понять природу этого существа или явления. Думаю, в прошлом это был другой вампир по имени Хейден, который каким-то образом предал собратьев. — В мире, — не спеша говорит некромант, — довольно мало существ, образ которых в хаосе прошлого может действовать самостоятельно и даже вырваться в настоящее. Это безусловное нарушение привычных законов, поэтому список подозреваемых сильно сужается. — Что вы имеете в виду, мэтр? — Ты вообще изучаешь собственный народ? — В вампира летит встречный вопрос. — Я знаю о них довольно многое через знания Бенедикта Слэна. — Пожимает плечами Сареф. Ему кажется, что этих знаний вполне достаточно для жизни. — Ни один охотник на вампиров не может знать всего. — Отмахивается чародей. — Их обычно интересуют охотничьи повадки и слабые места. Можешь мне поверить, сейчас нет ни одного охотника, который мог передать интересующую тебя информацию. — Почему? — Потому что встречи с этим ни один не переживет. — Мэтр Вильгельм замечает непонимание в глазах собеседника и поясняет мысль. — Ты же знаешь, какие существуют ранги среди вампиров? — Да. Младший вампир, вампир, старший, высший и Древний. Обычный охотник в одиночку однозначно не переживет встречу с вампиром от старшего уровня. Значит, там был отголосок сильного вампира? — Не просто сильного. Когда вампир становится высшим, он может игнорировать законы мира. Ему необязательно дышать, он может ходить по потолку, расстояние перестает играть роль для такого существа и тому подобное. И всё это без использования каких-либо расовых способностей или магии. — Объясняет маг. — Даже Хаос вокруг такого существа может изменить свои свойства. Много ли твой Бенедикт видел высших вампиров на своем веку? Или его товарищи? Сареф задумался. В словах некроманта, разумеется, есть своя правда. Когда юноша около Фондаркбурга принял частичку Древнего вампира, он действительно мог нарушать установленные природой законы. Зарастил перелом, поднялся на ноги силой мысли и смог перемещаться в пространстве с невозможной скоростью. Он не активировал каких-либо умений и не творил магию. Сознательно использовал лишь «Приказ»… — Ни одного. — Качает головой Сареф. — Считается, что они всё еще живут где-то, но на территории Манарии таковых не видели сотни лет. Фондаркбург был единственным крупным кланом вампиров, причем был расположен в диких землях за границей королевства. А какие еще существа могут иметь похожие свойства? Демоны? — Думаю, что и они тоже, но не каждый, разумеется. О демонах людям ведь известно куда меньше, чем о вампирах. Я склонен предполагать, что если вампиры просто плюют на законы, то демоны понимают их на божественном уровне, следовательно, могут ими управлять. Что еще ты хотел обсудить? Юноша вспоминает, что есть и другие вопросы. — Ах да, во время экспедиции я получил приглашение от Элдрика Викар и посетил вчера его имение. Он лишь поинтересовался происхождением сердца стихий и предложил награду за помощь. Я попросил покровительство от возможных нападок со стороны семейства Айзервиц. — Рассказывает Сареф. — Хороший выбор. Такое покровительство за деньги не купить. Хотя немного смешно, что жрец защищает вампира, хоть и не подозревает об этом. А что ты будешь делать, если принц Фрад вздумает заколоть тебя в темном переулке? — Убегу. — Улыбается вампир. — Если он умрет, проблем не оберешься. В мире сословного общества не важно, кто ты такой. Важно, кем является твоя семья. Неважно, что ты никчемный, не самый талантливый и не шибко умный. Если ты сын короля, то перед тобой открываются почти все двери. Неважно, насколько ты гениален или талантлив, если родился в крестьянской семье. Твои родители не смогут дать тебе иного образования, кроме как пахать землю и ухаживать за скотом. — Логично. — Кивает некромант. — Если ты словом или делом оскорбишь принца, то это равносильно оскорблению самого короля. Даже если последний не любит отпрыска. Но ты молодец, заручился поддержкой сразу двух влиятельных людей. Теперь от тебя не смогут избавиться самыми наглыми способами. — Двух? Епископ Викар и…? — Сареф изображает непонимание. — Эзодор Уньер. Ты уже забыл? — Чародей разводит руками. — А, значит, вас он все-таки нашел. Он приходил позавчера вечером сюда. А также я встречался с ним в поместье епископа. Но разве можно считать, что наше знакомство подразумевает его покровительство? — Да, он пришел ко мне вчера после полуночи. — Кивает маг. — Насчет покровительства ничего сказать не могу, это ведь ты с ним разговаривал. Но раз он вдруг тобой заинтересовался, значит, ты можешь рассчитывать на что-нибудь. Правда, я не уверен, будет ли это хорошим или плохим. Некромант засмеялся каким-то своим мыслям. У Сарефа возникает чувство, что у него есть тайны от ученика. Впрочем, юноша тоже имеет секреты, которые не расскажет наставнику. Остаток занятия был посвящен непосредственно учебе. Мэтр Вильгельм, похоже, взял в привычку интересоваться жизнью ученика перед уроком. Сареф не знает, праздный ли это интерес, но всегда старается показывать заинтересованность в таких разговорах. Все-таки граф Вигойский — самый ценный покровитель для вампира, который решил жить как человек. — Нет-нет. — Некромант перечеркивает все расчеты Сарефа. — Переделывай. Ты забываешь учесть восстановление энергии по контуру, поэтому дальнейшие расчеты в корне неверны. Сареф со вздохом про себя признает ошибку и начинает работу заново. Проходит около пятнадцати минут перед тем, как студент готов показать новое решение. Мэтр Вильгельм быстро пробегается глазами по формулам и вычислениям, после с кивком возвращает листок. — Теперь ты должен научиться выполнять всё это в уме. И желательно укладываться в секунд десять. — Чародей ставит перед учеником новое испытание. Оно достижимое, но пока страшно представить, сколько сил уйдет на тренировки. Сареф обводит на пергаменте участки расчетов, которые можно будет упростить. — Сходи в лабораторию. Во втором шкафу по левую руку на седьмой полке хранится банка с пеплом. Принеси её. — Приказывает маг. Сареф послушно отправляется в лабораторию. Найти нужную емкость не составляет труда. На обратном пути вампир различает запах свежей земли из ящика в другом конце комнаты. Сареф заглядывает в ящик и видит лишь землю. Вряд ли некромант собирается выращивать комнатные растения. Сареф переводит взгляд на плащ, висящий на крючке рядом с ящиком. Полы плаща перепачканы глиной. Больше интересоваться этим Сареф не стал, чтобы не заставлять мага ждать. — Что это за пепел, мэтр? — Спрашивает Сареф по возвращению в кабинет некроманта. — Прах одного глупца, перемешанный с пеплом гроба, в котором он был захоронен. — Спокойно отвечает мэтр Вильгельм, будто рассказывает рецепт яблочного пирога. — Похоже на ритуалы магов смерти. Но вы же знаете, что я не могу использовать некромантию. — Студент аккуратно кладет емкость на рабочий стол. — А мне и не нужен некромант. Лучше тренируйся в магии хаоса. Исполни полную «Реставрацию». — Наставник скидывает камзол и расстегивает вверх рубашки. — Там есть что-то интересное? — Сареф считает, что некромант вряд ли бы попросил поработать над чем-то обыденным. — Тебе понравится. А может, нет. Это неважно. — Чародей пальцем указывает на банку из алхимического стекла. — Приступай, у нас не так много времени. — Вы тоже хотите поучаствовать? — Сареф послушно открывает крышку и высыпает прах на подготовленный поднос. — В некоторой степени. — Мэтр Вильгельм со своей стороны стола ставит кувшин Палитры. — Пока ты будешь заниматься делом, я попробую продолжить ритуал по вытягиванию лишней души. В таком случае ты даже подсознательно не сможешь защититься от этого, если мой план удастся. — Необычный подход. — Сареф не знает, получится ли таким образом обмануть «Божественную волю Кадуцея», но попытка не пытка. Студент кладет ладони на пепел. — Деррил и Мясник. Ты все еще хочешь избавиться именно от этих душ? — Напоследок уточняет некромант. — Да. — С заметным усилием отвечает Сареф, так как обстановка уже наполнена неприятной вибрацией. «Реставрация» испускает импульсы, которые упорядочивают Хаос, а после воссоздают его.Название: «Реставрация» Тип: магия Хаоса Ранг умения: S Уровень освоенности: 14,6 % Описание: высококлассное заклятье, позволяющее организовать хаос прошлого. Время изменения энтропии, как и знание о системе, более не оказывает серьезного влияния, маг хаоса может вернуть объект, состояние или систему объектов и состояний в первоначальный облик без привязки к значениям энтропии. Доподлинно известно, что ничто не исчезает из мира навсегда, но только реставраторы-археологи могут увидеть в хаосе то, что стало его источником. Активация: пассы руками, аналогичные «Обратной энтропии» и мысленное построение схемы реставрации.
Мэтр Вильгельм сказал, что Сареф принес прах человека, поэтому вампир концентрируется именно на человеческом теле. Кости, мышцы, кровь, кожа, волосы: прах может быть останками любой части тела. Лишь лицо Сареф не представляет. Следующим реставрируется событие, которое было вокруг человека в прошлом. Сознательная часть Сарефа гаснет, чтобы вновь пробудиться в относительном прошлом… …Как обычно, первой приходит боль, и только потом просыпаются остальные чувства. Вампир с трудом приподнимает голову, обстановка постоянно прыгает. Через минуту борьбы с тошнотой вампир снова открывает глаза и теперь сквозь дымку различает клетку. Магия хаоса постепенно восстанавливает мир вокруг. Оказывается, что Сареф лежит в кандалах на полу телеги. Верхнюю часть телеги перестроили в железную клетку. Кандалы на руках не просто сковывают движения, но и дополнительно фиксируют пальцы, чтобы ими нельзя было шевелить. Роль человека вполне ясна — он узник. Худое тело, многочисленные раны и ожоги покрывают тело. Судя по всему, человека пытали. Сквозь «Реставрацию» ощущения не самые лучшие, но можно перетерпеть. Вряд ли мэтр Вильгельм наобум выбрал тот прах. Рядом с телегой идут люди с факелами в руках. Многие люди одеты в рубища, хотя встречаются белые балахоны. Выкрикиваемые слова вполне знакомы, хоть и со странным акцентом. — Смерть колдуну! — Смерть! — Смерть! Люди выглядят агрессивными, а Сареф понимает, что сегодня является тем, на кого обращен гнев толпы.
Глава 48
Телега продолжает путь по ухабистой дороге. Вокруг стоит безлунная и беззвездная ночь, но происходящее вокруг хорошо видно в свете многочисленных факелов. Лесная дорога сменяется полями, а после начинает петлять между холмов. Многие люди рядом с телегой исполняют религиозные песнопения со многими незнакомыми словами. Через час пути телега останавливается около огромной пропасти на склоне горы. Зрение человека, вокруг которого реставрируется событие прошлого, сильно уступает вампирскому, поэтому Сареф не сразу понял, что это. Под ногами начинается карьер, который внизу содержит практически вертикальную шахту под землю. Когда-то здесь, наверное, люди добывали камень или другие полезные ископаемые, но сейчас возле большого карьера не видно ни телег, ни рабочих, ни домов шахтеров. Сарефа заставляют преклонить колени спиной к обрыву в карьер. Холодная ночь заставляет тело дрожать. Или это признак подступившего страха? Вперед выходит человек в белом балахоне. — Сегодня мы приведем приговор над темным магом в исполнение. Небесный Чертог не примет душу колдуна, но каждый имеет право заслужить прощение через страдания. Чем больше страданий, тем благосклоннее будет Небесный Чертог. Колдун, ты хочешь доказать свою веру? Жрец выступает торжественно, а вот приговоренный начинает дрожать сильнее. В отличии от Сарефа он знает, что его ждет, поэтому не сдерживает слезы. «Реставрация» дает некоторую защиту от полного слияния с прошлым, но отчаяние накатывает с большей силой на ментальные заслоны. Вампир осознает, что узник — парень лет тринадцати, поэтому с трудом верит, что он может быть настоящим магом. — Отвечай, колдун! Ты хочешь навечно утонуть в реке Проклятых или готов вознестись к Небесному Чертогу через боль? — Я не хочу умирать, — скулит Сареф устами узника. — Я же ничего не сделал. Простите меня. Простите меня. Простите меня. Главный жрец подходит ближе и наклоняется к приговоренному. Его лицо скрывает тряпка, так что Сарефу остается только догадываться о внешности собеседника. — Тише, тише. Думай об этом как о возможности начать новую жизнь в самом совершенном мире. — Жрец резко сменил тон на ласковый, будто действительно хочет успокоить. — Помнишь, как я рассказывал тебе и другим детям в нашем храме о Небесном Чертоге? Сареф быстро кивает. — Там тебя ждет свобода от боли, голода и холода. Нужно лишь сейчас перетерпеть очищение в земной юдоли. — Мягко увещевает жрец. — Страдания — малая цена за вечное блаженство. Понимаешь? Сареф вновь кивает. — Готов ли ты очиститься от грехов темной магии и постучаться в двери Небесного Чертога? Юноша еще раз повторяет жест узника. Жрец по-отечески гладит по голове и отдает приказ. Теперь тон его голоса вновь становится жестким. Сарефу накидывают веревку на шею и сильно затягивают. Юноша замечает, что другой конец веревки уже привязан к большому валуну. Лодыжки узника связывают вместе, потом снимают кандалы с рук и связывают их за спиной. «Безумцы!», — Такая мысль успевает проскочить у Сарефа перед исполнением приговора. Двое мужчин с заметным усилием сталкивают валун в карьер. С глухим перестуком камень набирает скорость, а после чудовищная сила сдергивает тело приговоренного вслед за валуном. Из-за веревки Сареф не может даже вдохнуть, не то что кричать от ужаса. Связанные ноги и руки за спиной не дают возможности как-либо смягчать падение кубарем, за человеком на склоне остаются кровавые пятна, но это оказывается лишь первой частью «искупления». Во время падения веревка наматывается на валун, и уже у края шахты в центре карьера Сареф нагоняет валун и врезается в него. Удается немного затормозить, но помочь это не смогло: валун переваливается за край шахты и падает, одновременно раскручивая веревку с себя. А потом утаскивает Сарефа с собой во тьму. Узник теперь кричит в свободном падении, и ему не может не вторить Сареф. Вот только это падение было куда быстрее. Невероятный по силе удар выбивает жизнь из тщедушного тела «колдуна»: они с валуном достигли дна шахты. Сареф в этот момент теряет сознание, но вскоре приходит в себя. «Черт, магия должна была уже прекратиться», — волны боли проходят по телу узника. Выходит, что парень еще жив, но находится на грани. Сареф еще раз восемь упускает связь с реальностью, вероятно, в этот момент человек терял сознание. Искалеченное и переломанное тело доживает последние секунды жизни, которые никак не хотят заканчиваться. В шахте рождается свечение без каких-либо источников света. Голубое свечение буквально испускается всей обстановкой. Левый глаз более ничего не видит, но правым Сареф оглядывает последнее пристанище. «Реставрация» трещит по всем швам, без неё Сареф захлебнулся бы агонией смерти в том же количестве, что и человек на трупах. Эта шахта используется по такому назначению уже долго, ведь свет показывает все ужасы места. Дно шахты усеяно останками людей: от многих остались лишь скелеты, а некоторые еще разлагаются. «Неужто именно это смягчило падение?». Вот только рядом не только останки людей, но и нечто непонятное. Темная фигура перед Сарефом полностью поглощает свет в шахте и выглядит как клякса чернил в человекоподобной форме. Тьма тянется ко лбу Сарефа, и юноша действительно чувствует прикосновение чего-то, похожего на палец. Фигура что-то рисует на лбу, а после отходит. Проходят минуты, но смерть не наступает. Сареф уже не чувствует ничего ниже шеи, будто сломал её, падая головой вниз. Такие травмы несовместимы с жизнью, но она продолжается. Теперь темная фигура показывает что-то зримое: в воздухе висит развернутый свиток. Свет вокруг становится ярче, чтобы человек мог прочесть его. Холодная кровь заливает оставшийся целым глаз, так что ничего разглядеть не получается. Вновь возникает касание, некто стер кровь с лица. Темная фигура теперь стоит ближе и подсовывает свиток к лицу человека. Сареф видит текст на неизвестном языке, а также детальный рисунок дерева, которое неожиданно растет головой вниз: верхушка устремлена под землю. «Что это вообще значит?», — Думает Сареф, а после отмечает невероятное сходство со «Свитком великого Кадуцея», который он прочел в Фондаркбурге. Стоило такой мысли родиться в голове, как Система дает о себе знать.Внимание! Начата принудительная синхронизация.
«Инициализация переноса…». «Перенос завершен…». «Языковой модуль подключен…». «Общие параметры настроены…».
Предупреждение! Вероятность ошибки синхронизации равна 97 %.
Ошибка! Синхронизация не может быть завершена.
Ошибка! Мировая линия истории не может быть отредактирована подобным образом.
Ошибка! Значение действующих участников не может быть равно двум.
Система щедро рассыпает сообщения перед лицом Сарефа. Сработал некий механизм, о котором Сареф ничего не знает. Здесь он лишь зритель, поэтому Система не может сделать то, что собиралась. Это единственное объяснение, которое пришло на ум. Темная фигура подносит свиток еще ближе, почти касается носа. Сареф чувствует, как сломанная челюсть отзывается острой болью при попытке открыть рот. Человек не может ничего сказать, лишь высовывает окровавленный язык и касается им пергамента. Темная фигура подносит свиток к лицу и смотрит на пятнышко крови. После наклоняется и стирает что-то на лбу человека. После этого сразу наступает спасительное забытье. Сердце тут же останавливается. Сареф плывет в темноте, где нет ни звуков, ни света. Не ощутить холода и боли. «Реставрация» должна завершиться при окончании события, но магия продолжает работу.
Внимание! Вы не можете осознать информацию в текущем варианте. Включен режим просмотра по умолчанию.
Вы умерли. Свиток «Тот, кто живет после смерти» успешно прочитан.
Предмет: Свиток «Того, кто живет после смерти» Уровень предмета: SSS+ Описание: свиток содержит мистерии существа, которое родилось после смерти. Там, где остальные находят конец существования, он видит лишь непознанные горизонты. Ему прекрасно известно, что ждет людей после смерти, но даже он не может заглянуть в те сферы бытия, которые ждут подобных ему при повторной смерти.
Смена расы проведена успешно. Открыты умения расы: «Королевское мертвое тело», «Острые магические чувства», «Искусный волшебный язык», «Приоткрытие завесы».
Название: «Королевское мертвое тело» Тип: расовое умение Ранг умения: A Уровень освоенности: неприменим Описание: в теле высшей нежити прекращаются процессы жизнедеятельности, только невероятная магия продолжает циркулировать в мертвой плоти. Нежить не нуждается в еде, воде и сне. Ей не страшен холод, жар и боль. Разложение останавливается навсегда, а все физические параметры возрастают многократно.
Всеобъемлющая темнота отступает, теперь Сареф через глаза человека оглядывает дно шахты и собственные руки. Боль отступила навсегда, изломанное тело встало, несмотря на страшные раны и смерть. Приговоренный больше не является человеком. Неизвестно, сколько дней, недель или месяцев прошло во время становления нежитью, кости пальцев давно лишились кожи, а тело невероятно усохло. Глаз в глазницах более нет, нет больше и ушей, но нежить видит и слышит происходящее.
Название: «Острые магические чувства» Тип: расовое умение Ранг умения: A Уровень освоенности: неприменим Описание: высшая нежить отслеживает сигналы окружающего мира с помощью магических чувств. Они заменяют ей зрение, слух, нюх, осязание на сверхчеловеческом уровне. Дополнительно магические чувства позволяют видеть мир мертвых и потоки магии, что обычно скрыто от взора большинства существ. Активация: не требуется.
Темная фигура словно никуда не уходила, теперь указывает наверх, где светит солнце и процветают народы живых. Слова рождаются буквально в голове: «Первая Темная Эра начата. Пределы открываются. Уничтожь этот мир». Отдав приказ, фигура растворяется. А вот работа нежити только начинается. Черный туман поднимается из шахты, и в нем истончается завеса между миром живых и мертвых. Трупы и скелеты в шахте вбирают силу и возвращаются в этот мир, чтобы отомстить обидчикам.
Название: «Приоткрытие завесы» Тип: расовое умение Ранг умения: A Уровень освоенности: 10,0 % Описание: повелители мертвых имеют необходимые ключи, чтобы отпереть замок с мира усопших. Но даже они могут лишь приоткрыть ту невидимую дверь, в которую обычно можно только войти. Активация: мысленная
Стоит солнцу опуститься за горизонт, как из шахты появляются первые мертвые руки. Мертвецы не устанут, и высота их не напугает. Множество следов остается на земле по направлению ближайшего города. Люди живут за двойным частоколом, но явно не готовы к появлению противников, которых нельзя убить. Сареф стоит и наблюдает за тем, как лич направляет отряд нежити на штурм небольшого городка. Возможно, что тот несчастный был отсюда родом. Ночь окрасилась кровью и пожарами, но неживые без устали преследовали живых, не обращая внимания ни на сталь, ни на огонь. Над поселением начинаются скапливаться облака отрицательной энергии смерти, но обычные люди их не видят. Облака становятся гигантским столбом до высот, куда не взлетит ни одна птица. Лич смотрит на горизонт, и через него Сареф видит, как в небеса в сотнях и тысячах километров по всему миру поднимаются точно такие же монументы в честь Темной Эры. Сареф чувствует уверенность лича в скорой победе. Но какая разница, если… Предел… они всё равно… так как смерть ждет каждого… Со знакомой головной болью «Реставрация» прекращает действие, настоящее тело Сарефа полностью опустошило запасы маны. С судорожным вздохом студент приходит в себя на полу кабинета мэтра Вильгельма. Обстановка довольно сильно изменилась: мебель разбита, окна выбиты, а многочисленные книги, свитки и другие предметы равномерно разбросаны вокруг. Некромант спокойно наблюдает за солнцем, которое только что скрылось за горизонтом. — И что здесь произошло? — Хрипло спрашивает Сареф, сил встать нет. Граф будто отворачивается от созерцания чего-то, видимого только им. — Решил сделать перестановку. — Усмехается чародей. — А теперь приберись тут с помощью «Реставрации». — У меня не осталось сил. — Вампир пробует встать, но тело не слушается. — Да уж… — Маг продолжает смотреть на Сарефа сверху вниз и со вздохом протягивает руку.
Глава 49
Мэтр Вильгельм принес из соседней комнаты стул, на котором уселся Сареф. Крайняя степень истощения вызывает головокружение, так что студент по большей части пытается собраться с силами, чем расспрашивать мага о произошедшем. — Ну и как тебе? Что ты там увидел? — Некромант наполняет два бокала с вином. Алкоголь не очень подходит для восстановления магических сил, но может оживить тело и разум после опустошения магического запаса. Нужно лишь выдержать правильную дозировку, даже легкое опьянение сделает хуже. Сареф махом осушает бокал. «Лучше бы принес кровь». — Прах принадлежал человеку, которого казнили за связь с темной магией. Его сбросили в шахту, где он стал личом. — Вампир пересказывает увиденное. — Ничего себе. Вот просто так? — Не поверил мэтр Вильгельм. — Нет, там был кто-то еще с божественным свитком. Как я понял, он хотел, чтобы тот человек его прочел. Вероятно, условие было выполнено, и произошла трансформация. — Сареф даже закрывает глаза для лучшего представления картины. — Божественный свиток? Редкая вещь. Чтобы стать личом, нужно умереть. Это и было условием для прочтения, думаю. — Предполагает маг. — Хотя, конечно, прочесть такой свиток сможет далеко не каждый. И что было потом? — Далее лич поднял мертвецов и атаковал ближайший город. — Заканчивает рассказ Сареф. — Мэтр, а сколько уже раз Темная Эра приходила? — Почему ты интересуешься? — Та фигура со свитком сказала, что первая Темная Эра началась. — Вампир открывает глаза. — Ну, парочка точно случилась. — Пожимает плечами чародей. — Было что-то еще интересное? — Думаю, что нет. Мэтр, вы знали того лича? — С чего ты решил? — Поднимает бровь маг. — Ну, вы ранее назвали его глупцом. — Сареф вспоминает слова некроманта про «прах одного глупца, перемешанного с пеплом гроба…». — И как по-твоему можно назвать лича, который дошел до такого состояния? — Некромант показывает на рассыпанный по полу прах. — Наверное, именно так. А как прошел ваш эксперимент с Палитрой? — Юноша глазами ищет кувшин. — Есть хорошая и плохая новость. Хорошая в том, что я сумел вытянуть из тебя душу того вампира. Плохая в том, что количество душ в тебе не уменьшилось. — Это как? Душу Мясника изгнать не получилось? — Переспрашивает Сареф. Сердце взволнованно стучит, как бы ментальное состояние не стало еще хуже. — Процесс был слишком затруднен, так что вышло только с той душой, которая занимала самый меньший объем. И на её место пришла новая. — Собеседник заливает в себя второй бокал вина. — Подождите, мэтр. Откуда она взялась? Я же не использовал поглощение. — Сареф наклоняется вперед. — Возникла ошибка. Судя по всему, Палитра и «Реставрация» имеют скрытые закономерности одновременной активации. Вряд ли кто-то пробовал что-то подобное. Ты углубился в хаос прошлого один, но вернулся с новым «другом». А потом бум. — Некромант разводит руками, оглядывая перевернутый вверх дном кабинет. — И мы лишились Палитры, пока ты не восстановишь её. — И чья это душа? — Не понимает студент, хотя нутром уже догадывается. — Того лича, разумеется. «Реставрацией» ты создал связь, которой смогла воспользоваться другая душа. Почему это сработало именно так, я не знаю. Тут нужна консультация настоящего мага хаоса, мне трудно утверждать что-то в магии, которой сам не владею. — Но вы же так много знаете о ней. — Не соглашается студент, но наставник качает головой. — Это лишь результат постоянного самообразования на протяжении многих лет. Но даже так я могу передать лишь основы, лучше бы ты имел предрасположенность к некромантии. А теперь иди и отдохни. Но завтра с утра приведи тут всё в порядок. — Хорошо, мэтр. — Сареф с трудом встает и плетется к двери. В общежитии Сареф падает на кровать и засыпает без сновидений. Просыпается прямо перед рассветом в бодром состоянии, но не спешит вскакивать по делам. В мыслях проходит вчерашнее приключение и новости от мэтра Вильгельма. Это действительно можно посчитать странным случаем, ведь Сареф может поглотить чужую душу только с помощью «Кровавого пира». Юноша еще вчера проверил окна статуса и умений, но никаких изменений не произошло. Нет также сообщений о поглощении навыков и воспоминаний, вампир совершенно не чувствует в себе наличие новой души. «Система, покажи лимит поглощенных душ».Внимание! Лимит поглощенных душ превышен: 4/3.
В этом плане всё осталось без изменений. При этом Сареф осознает те немногие знания, которые достались от Деррила, но уже не ощущает его присутствия. Впрочем, оно и раньше было едва заметным. Увы, Система не показывает, какие именно души поглощены. Вампир все-таки встает с кровати, быстро накидывает ученическую мантию и выходит из комнаты. Путь держит к черной башне, голод внезапно нападает, поэтому подкрепиться придется в любом случае. Запасы крови в лаборатории мага всегда полны, вампир жадно осушил почти половину кувшина, пока не почувствовал приятное насыщение. Следом направляется в рабочий кабинет мэтра Вильгельма. Прибираться после вчерашнего придется студенту. Разумеется, с помощью магии. «Реставрация» послушно отзывается и начинает обращать события объектов вспять. После вчерашней тренировки уровень освоенности заклятья резко вырос до 21,3 %. Система посчитала тренировку очень продуктивной, или Сареф просто открыл неизвестное до этого свойство магии.Правда, в описании заклятья ничего не изменилось. Мебель, утварь, книги и горшки: Сареф последовательно возвращает всё в нужное состояние. Сразу после питания запасы маны увеличены, поэтому усталость наступает гораздо медленнее. Через час студент удовлетворенно кивает, кабинет теперь выглядит как обычно. Прах лича вновь собран в банку, а кувшин Палитры слабо поблескивает под лучами утреннего солнца. Сареф проверяет окна, рамы без следов повреждений, как и местное стекло. «Интересно, как некромант сам не пострадал в том взрыве?», — Сареф выглядывает на балкон, но там восстанавливать нечего. Поэтому вместо этого прислоняется на перила и смотрит на пробуждающийся Порт-Айзервиц. Утреннее солнце щедро заливает Манарию лучами, погода сегодня безоблачная. Небесная синева погружает в себя, если долго в нее вглядываться. Сареф не замечает, как уходит в мысли, которые прошлой ночью не давали уснуть. Юноша с трудом затыкает внутренний диалог, нужно возвращаться в общежитие, чтобы забрать учебники и несколько домашних заданий. Сареф собирается сегодня сдать на проверку, это позволит быстрее получить допуск к промежуточной аттестации. «Времени остается всё меньше». Через полчаса вампир подходит к учебному корпусу, где отыскивает нужную аудиторию. Сегодня занятие у среднего курса, здесь Сареф тоже никого не знает. Однако спина с белоснежными волосами выглядит слишком уж знакомой. — Привет, не ожидал увидеть так быстро. — Сареф подходит к Элизабет. Девушка отрывается от книги и встает из-за стола. — Ох. Привет. Решила закончить исцеление в академии, чтобы сильно не отстать по учебе. Здесь мне поможет мэтр Вальнус. — Дочь епископа приветствует Сарефа в привычном сдержанном виде. Но юноша все равно замечает, что улыбка чуть шире, чем нужно по этикету, Элизабет явно в хорошем настроении. — А как у тебя дела? — Задает вопрос девушка и жестом приглашает сесть на занятии рядом. — Без происшествий. В последние дни только и делал, что учился. — Сареф пожимает плечами. — Думал, что сможешь меня обогнать? — Элизабет замечает исписанные листы однокурсника по самостоятельным работам и показывает свои. — Блин, а у тебя кипа толще будет. — Наигранно вздыхает студент. — А то, я прямо чувствую невероятный подъем. Никогда с таким энтузиазмом не работала. — Элизабет с довольным видом складывает ладони перед собой. — То есть раньше ты вполсилы старалась? Ужас. — Сареф как может изображает святое почтение. — Будет тебе. — Элизабет смущенно отворачивается. — У тебя есть все шансы обогнать меня. — Это вряд ли, мои возможности близятся к концу. Элизабет явно хотела переспросить, что это значит, но в этот момент в аудиторию входит преподаватель. Занятие по анатомии магических существ проходит в обычном режиме, вот только домашних заданий лишь прибавилось. — Ты слышал, что в этом году праздник Смены Года пройдет на пять дней раньше? — Спрашивает Элизабет после занятия. — В первый раз слышу. — Сареф действительно не обращает внимание на слухи о предстоящих праздниках. А ведь скоро и вправду наступает новый год. — Будет большой бал, но изменили место проведения. Обычно он проводился в Стальной Крепости, но в этом году, не поверишь, где будет. — В пустыне Ахаля? — Наугад бросает юноша место на краю света, чем вызывает смех Элизабет. — Не настолько далеко. В этом году организатором выступит герцог А́мод Тискарус. Бал будет проводиться в их загородном поместье. — Рассказывает собеседница. — Йоран является старшим сыном герцога. — Герцог? Я думал, что он граф или что-то около того. — Сареф остается равнодушным к новостям о празднике. — Ну, в королевстве всего три герцога, и Тискарусы замыкают троицу по влиянию. Они остаются уважаемым семейством, но влияния, денег и признания уже не так много, как было когда-то в прошлом. — Элизабет переходит на обсуждение политики. — Говорят, что когда дедушка Йорана умер, титул Амода Тискаруса уже считался номинальным. На Йорана накладывают большую ответственность за возвращение роду прежних позиций. — Вот как. — Односложно отвечает Сареф. — Ага. Отец предположил, что Амод таким образом собирается привлечь внимание, поэтому убедил короля доверить организацию ему. Ты придешь на бал? — А? Нет. Зачем? Вряд ли меня пригласят, я даже номинально не аристократ. — Сареф отрывается от изучения расписания на вторую половину дня. — Думаю, Йоран без труда решит этот вопрос. Я могу поговорить с ним. — Проблема не в этом. Королевская семья точно будет присутствовать, и мне с ней не хочется пересекаться даже под покровительством влиятельных людей. От такой проблемы я предпочту убежать. — Улыбается Сареф. — Ах да, прости. — Элизабет сразу поникла. — Вылетело из головы. — Без праздника я не останусь, всё королевство будет праздновать, в том числе в гильдии наверняка состоится пирушка. Мне с Элин будет лучше там. — Да, понимаю. Теперь и я хочу с вами. — Вздыхает Элизабет. — Ничему вас жизнь не учит, мисс Викар. Мне теперь нечем задабривать его преосвященство. — Хмыкает Сареф. — Ну тебя. — Элизабет входит в дверь аудитории, которую Сареф распахнул как заправский лакей.
Глава 50
Еще два дня пролетели незаметно. В отличии от других студентов Сарефу и Элизабет перед кануном смены года нужно сдать в два раза больше экзаменов, чтобы пройти аттестацию. При этом все экзамены должны быть сданы на высокую оценку. Поэтому в последние дни юноша выбирался из своей комнаты только на занятия. Работать в таком режиме студент давно привык, спасибо вампирскому организму, но как с таким справляется Элизабет, юноша не представляет. «Так и выглядит настоящий талант?». Совершенно неожиданно у них появилось соревнование успешности в учебе. Сареф к такому не стремился, но поддержал шуточное предложение девушки. Теперь есть повод сделать то, что выше имеющихся возможностей. Когда студент уже подходил к последней странице учебника, в дверь кто-то постучал. Сареф откладывает книгу в сторону и поднимается с кровати. Гостем оказывается Йоран Тискарус, и этому Сареф не удивлен. Он единственный, кто приходит без приглашения. Впрочем, вампир еще ни разу никого не пригласил за время учебы. — Надеюсь, я не сильно отвлекаю? — Приветливо произносит сын герцога Амода Тискаруса. — Смотря, на сколько хочешь отвлечь. — Пожимает плечами Сареф. — У тебя опять что-то сломалось? Собеседник тоже выглядит не очень бодрым, и это было заметно ещё в прошлую встречу. — Хвала Герону, нет. Не думай, что я могу приходить к тебе только за одолжениями. — Машет руками перед собой Йоран. — Я могу войти? Сареф пропускает гостя в комнату и закрывает за ним дверь. — Вижу, ты весь в учебе. Ты взялся за жуткую учебную программу. — Йоран оглядывает многочисленные книги, конспекты и магические принадлежности. — Так ведь экзамены близко. Тебе, я думаю, тоже они предстоят. — Сареф присаживается на кровать. — Что ты хотел обсудить? — Ты прав, но не в таком количестве. — Кивает Йоран. — Я вчера беседовал с Элизабет Викар. Она упомянула, что ты не хочешь присутствовать на балу в нашем поместье. — Наверное, и причину упомянула. — Да, разумеется. Об этом происшествии весь свет судачит, так что я понимаю причину отказа. — Вот и славно. — Сареф вновь открывает учебник. — Однако, я бы хотел видеть тебя в списке гостей. Поэтому и пришел, и не с пустыми руками. — В руках у тебя как раз таки ничего нет. — Замечает Сареф. — Хаха, да, я имел в виду свой план, как обезопасить тебя на балу. — Почему-то Йоран выглядит слишком довольным. — Неужели он лучше плана «не ходить на него»? — Юноша откладывает учебник. — Твой план хорош и основателен, но ты обрубаешь себе полезные возможности… — Любые полезные возможности перекрываются неотвратимыми последствиями. — Перебивает Сареф. — Ты хочешь испортить праздник неприятным инцидентом? — Мне бы не хотелось, конечно, поэтому у меня есть план. — Собеседник не думает отступать. — А заключается он в том, что ты будешь присутствовать только на одной части мероприятия. Ты слышал об «охоте на черта»? — Нет. — Это такое соревнование на балу, где любой гость может поучаствовать. Суть заключается в том, что на специально подготовленной территории участники пытаются поймать черта. Победитель нарекается «мастером-охотником». — Йоран увлеченно рассказывает, щедро жестикулируя. — Ты из меня черта сделать хочешь? — Сареф пока не понимает, в чем заключается план. — Нет-нет, «черт» — это неживой предмет, который мы спрячем. Возможно, когда-то дворяне и играли в живым «чертом», но тогда эти игры были похожи на травлю. — Так и как это ко мне относится? — Напрямую спрашивает Сареф. — Каждый претендент на звание «мастера-охотника» должен носить маску. Это тоже традиция. Считается, что чем страшнее маска, тем более удачливым будет участник. И если ты будешь в маске, то тебя никто не узнает. Я сделаю так, что тебе выделят комнату, где ты будешь отрезан от всех гостей, так что тебе даже разговаривать ни с кем не придется. А после «охоты на черта» тебя из поместья незаметно выведут слуги. — Йоран торопливо излагает план посреди комнаты. Молчаливое приглашение присесть будто бы не заметил. — Эм, зачем мне это? Йоран, или говори, как есть, либо на этом предлагаю закончить. — Сареф старается как можно дипломатичнее поставить однокурснику ультиматум. Йоран отводит взгляд и вздыхает. — В общем, есть один человек, который хочет с тобой встретиться. По важным причинам он не может нанести официальный визит, поэтому предлагает переговорить во время праздничной игры. Я пообещал привести тебя. — Наконец Йоран называет истинную причину. — Кто он? — Сразу спрашивает вампир. — Не могу сказать. Пообещал не говорить, прости. Однако ручаюсь, что этот гость не принадлежит к королевской семье. — Извини, но я не могу принять анонимное приглашение. Если этот человек так хочет встретиться со мной, то пусть делает это как положено. А тайно встретиться мы можем в любой день и в любой точке города. — Так не получится. Этот человек прибудет из другой страны именно на праздник Смены Года, а после сразу покинет королевство. К тому же за ним будут наблюдать. Игра на балу — самый надежный способ проведения тайной встречи. — Йоран подходит ближе, словно стремясь надавить на Сарефа. — И почему ты так стремишься угодить иноземцу? — Недоверчиво спрашивает юноша. — Ну, в общем, приказ наставника. — Йоран чешет затылок. — Я бы вежливо отказал, но наставник приказал выполнить просьбу. Вероятно, они близки. Я даже не знаю, если честно. — Какой у тебя интересный учитель. — Сареф задумчиво закрывает глаза, словно что-то вспоминая. — Я слышал, мэтр Вильгельм тоже весьма неординарная личность. — Улыбается собеседник. — Думаю, ты понимаешь меня. — Еще один вопрос: из какой страны этот гость? Это важный для меня вопрос. — Сареф открывает глаза и ловит взгляд Йорана. — Хмг, он из Фьор-Эласа. Ты бывал там? — Нет. Я передумал и принимаю твое приглашение. Пожалуйста, проследи за организацией «охоты на черта», всё должно пройти безукоризненно. — Сареф встает с кровати. — А теперь мне нужно продолжить работу. — А? О, хорошо. Но почему ты вдруг согласился, услышав название страны? — Йоран успевает задать вопрос перед тем, как Сареф выставил его за порог. — Прости, обещал никому не говорить. — Вампир уходит от ответа и закрывает дверь. «Ну, а теперь возвращаемся к учебе», — Сареф не позволил себе тратить время на размышления о разговоре с Йораном. Мэтр Вильгельм один раз сказал, что думать над чем-то можно сколь угодно долго, а вот решение — дело пары вдохов. Сейчас Сареф уже принял решение, а значит, размышления об этом — пустая трата времени. На следующий день прошел следующий экзамен. Студенты старшего курса сдавали теоретический и практический экзамен по взаимодействию с небесными телами. Удивительно, но ученые-маги уже догадались о том, что происходит за пределами мира. Магия позволяет видеть то, что не увидеть обычным зрением, поэтому маги знают, что за оболочкой мира скрывается космическая пустота, где вокруг планеты вращаются две луны. Никто не считает, что планета, у которой всё еще нет единого названия, является плоским диском, стоящим на слонах, черепахах или плечах титанов. Даже более того, чародеи знают, что солнце находится в центре той космической системы, которая сейчас доступна взорам. Впрочем, в Манарии и в странах, где распространена вера в Герона, считается правильным ставить в центр мироздания именно солнце. При этом маги руководствуются не только этим. Магия небесных тел описывает взаимодействие лун Мерцен и Капраксис на некоторые виды магии, а часть заклятий может работать только в безоблачную ночь и только в определенной фазе лун. В зависимости от фазы луны могут быть полностью видны на небосводе, как вместе, так и порознь. Также могут быть неполными вместе или поочереди, и порой образовывать интересные явления, например, прикасаться серпами в разных позициях или устроить затмение. Некоторые явления повторяются каждый месяц, а другие нужно ждать несколько лет. Это был один из немногих экзаменов, проводимых ночью. Студенты под светом лун творили магию, которую в случайном порядке назначил преподаватель. Сарефу достались «Лунные чернила Моршелля», особый вид магии, позволяющий оставлять послания магией. И потом полученный текст можно разглядеть только под лунным светом. Экзамен завершился глубокой ночью. Сареф получил высший балл и считает себя довольно везучим, раз досталась магия среднего уровня сложности. Стоящей рядом Элизабет досталось дальновидение с помощью лунного света. Такое заклятье у Сарефа не получилось бы сотворить на самую высокую оценку. — Ох, я вымотана. — Элизабет действительно выглядит уставшей, но вполне довольной. — Отлично справилась. Разведку на двадцать миль далеко не каждый маг сделать сможет. — Сареф провожает девушку до общежития, благо живет там же. — Увы, но после пятнадцати миль дальновидение стало слишком размытым, поэтому я некоторые детали додумала. — Признается Элизабет. — Использовать лунную магию для этого не слишком удобно. — Коварно. — В шутку реагирует Сареф на признание собеседницы в махинации во время экзамена. — Возможно. — Похоже, у Элизабет не осталось сил спорить. — Завтра буду спать до обеда, на ходу уже засыпаю. — А как же утреннее занятие по свойствам кристаллов и волшебных руд? — Ох. — Элизабет даже остановилась. — Точно. Как у тебя удается быть таким бодрым по ночам? — Может быть, я — ночное существо? — Сареф не останавливается, чем заставляет спутницу пойти следом. — Как филин? — Спрашивает девушка. — Как филин. — Соглашается Сареф. — Тоже хочу быть филином. — Сомнительное удовольствие. — Юноша пожимает плечами. — Кстати, ко мне заходил Йоран по поводу бала. Я приду, но только на «охоту за чертом». — Правда? Замечательно. Бал Смены Года всегда красив, такое не стоит пропускать. Может, мне тоже принять участие в «охоте»? Будет весело, наверное. Сареф резко останавливается, и в темноте Элизабет чуть не врезается в него. — У меня есть две просьбы: никому не говори, что я там буду. — Студент оборачивается к спутнице. Её видит прекрасно благодаря острому зрению. — Да, разумеется, сохраню в секрете. — Кивает девушка. — А что за вторая просьба? — Не участвуй в «охоте за чертом». Прошу довериться без знания причины. — Переходит Сареф к менее понятной просьбе. Элизабет отвечает не сразу, но после кивает: — У меня нет причин тебе не доверять, Сареф. Хорошо, я останусь в стороне и не буду спрашивать о причинах. Сареф мысленно выдыхает и открывает калитку перед Элизабет. — Элизабет, ты в курсе? — О чем? — Ты не только умна и прекрасна, но еще и верный соратник. И товарищей выбираешь замечательных. Слух Сарефа различает вздох на неожиданный комплимент, видать, сумел смутить. «Хорошо, что она не знает, как хорошо я вижу в темноте». — Кгм, большое спасибо, мне очень приятно. Но, — девушка находит, чем ответить на внезапную «атаку», — мне показалось или, заваливая меня лестью, ты и про себя не забыл? — Как говорят в местах, где я вырос: «Сам себя не похвалишь…».Глава 51
Назначенный день бала наступает быстро. В канун смены года занятий нет, в том числе мэтр Вильгельм опять где-то пропадает. Под вечер Сареф сначала посещает Фриду и Элин, вместе они отправились в гильдию, где вовсю кипит подготовка к пирушке. Элин очень расстроилась из-за того, что Сареф рано уйдет, но жаловаться не стала, лишь не отходила ни на шаг, чтобы провести вместе как можно больше времени. Юноша и сам был бы рад не ходить на бал в поместье Тискарусов, но дела важнее развлечений. В момент, когда почти все в гилд-холле затянули известную песню, Сареф тихо выскользнул из здания и отправился в академию. Бал начнется позже, и прибудет на него студент академии вместе с Йораном. Последний поможет тайно проникнуть. Сареф быстро доходит до общежития, поднимается по лестнице и замирает перед дверью в свою комнату. Она чуть приоткрыта, значит, кто-то ею пользовался во время отсутствия студента. Сареф специально выгнул петли таким образом, чтобы дверь сама не закрывалась до конца. Тот, кто это не заметит, оставит дверь приоткрытой. Пускай всего на полсантиметра, но этого достаточно для внимательного взгляда. Вампир всегда закрывает дверь плотно, а запоры в общежитии есть только с внутренней стороны. С еле слышным скрипом Сареф открывает дверь и видит, что незваный гость еще никуда не ушел. В комнате царит темнота, солнце село уже давно, но вампир не только видит силуэт возле окна, но и узнает гостя по профилю. — Не ожидал увидеть вас здесь… — Начинает говорить хозяин комнаты. Человек оборачивается. — Я буквально на минуту. Слышал, что ты решил посетить бал. Пожалуйста, подготовься как можно лучше. — Я всегда готовлюсь по максимуму. — Юноша закрывает дверь за собой. Зажигать свет не стремится, беседа в темноте вполне устраивает. — Да, знаю. Но кое-какие средства прошу не использовать. Понимаешь, о чем я? — Собеседник подходит ближе, но на самом деле лишь направляется к выходу. — Понимаю. Приму к сведению. — Отвечает Сареф вслед закрывающейся двери. Шаги за дверью становятся всё тише, поэтому вампир поднимает коврик у двери. Сигнальное заклятье попросту перегорело, как и «Запись последовательных образов» за дверцей шкафа, магия незваного гостя перечеркнула магическую фигуру. Сареф лишь делал видимость легкодоступной комнаты, но на самом деле снабдил магической защитой. Гость её легко обнаружил, что было ожидаемо. Сареф отодвигает кровать и отсчитывает третью доску от стены. Резкий удар, и половица сломана. Вампир отдирает часть доски и достает из тайника мешок с вещами. Внутри оказываются разные вещи, которые не хочет показывать кому попало. Фолин Нумерик, потом книги из лежбища вампиров около Масдарена. Эти книги Сареф так и не смог перевести, но и выкидывать не стал, пока не поймет, зачем тем вампирам было спасать их с собой. Следом рука нащупывает рукоять тесака Мясника. После инцидента с поглощением души маньяка оружие осталось у Сарефа. Тщательный осмотр выявил, что оружие очень непростое, но необходимость применять его до сих пор не появилась. Сейчас студент ищет другую вещь Кольного Мастера: из мешка достает его маску. Она тоже оказалась зачарованной вещью, и сейчас её вид отлично подходит к «охоте на черта», ведь каждый «охотник» будет щеголять в устрашающих масках. За исключением маски остальное Сареф складывает в мешок и прячет в тайнике. После прикладывает доску обратно и складывает руки перед собой. Когда новоиспеченный студент в первый раз исследовал комнату, то обнаружил сломанную доску под кроватью. Спрятал там вещи, а доску восстановил до целого состояния. Сейчас «Реставрация» убирает следы удара и выламывания, доска вновь цела. Идеальный тайник против тех, кто не владеет магией. После Сареф скидывает студенческую мантию и облачается в недавно купленную одежду без знаков отличий. На балах празднующие аристократы обычно соревнуются в пышности и богатстве одеяний, но для «охоты на черта» Сареф решил взять что-то более свободное и менее заметное. Раздается легкий стук, за дверью оказывается Йоран, а вместе с ним Элизабет. — О, так мы поедем вместе? — Сареф выходит к товарищам. — Да, раз уже мисс Викар и так в курсе твоего участия, то я подумал, что ты не будешь против. — Объясняет Йоран. — Я не против. — Кивает Сареф. — Вы выглядите потрясающе. Элизабет выбрала белоснежное платье с рукавами до локтей и стильными элементами, название которых Сареф вряд ли когда-нибудь узнает. Сегодня предпочла распущенные волосы с заколкой цвета морской волны. Йоран напротив выбрал черный бархатный камзол, начищенные до блеска сапоги и широкий плащ. — Благодарю. — Чуть кланяется Элизабет, жест молча повторяет Йоран. — А ты своим вкусам не изменяешь. Простота и строгость. — В этом просто будет удобнее. С гостями вне «охоты» я все равно не буду пересекаться. — Да, ты прав. — Соглашается с выбором сокурсник. — Хотя мы с Элизабет были бы не против увидеть тебя в общем зале. — Почему? — Спрашивает Сареф, направляясь за спутниками. — Я бы в любом случае был бы максимально незаметным. — Если ты думаешь, что в этот раз было то же самое, что во время Приветственного бала, то ты ошибаешься. — Йоран пропускает вперед у дверей общежития Элизабет и Сарефа. — Многие бы посчитали своим долгом познакомиться с тобой. Особенно те, кто занимается рекрутированием в ордена или коллегии. — Я согласна с Йораном. — Произносит Элизабет уже в карете. Внутри находятся лишь они трое, хотя при посадке Сареф заметил конный конвой из четверых инквизиторов. Епископ продолжает опекать любимую дочь. — А также кто сможет набраться смелости первым пригласить Элизабет на танец, если не ты? — Йоран продолжает вспоминает события бала в Стальной Крепости. — А вот это действительно большая потеря, — с улыбкой соглашается Сареф. — Так что придется тебе взять всё в свои руки. — Эй, я же всё слышу. — Девушка сидит напротив парней. Впрочем, по виду нельзя сказать, что это как-то её обидело. Скорее напротив, улыбка стала еще шире. Карета вскоре выезжает из Порт-Айзервица и направляется по дороге, не упуская из виду городские стены. Как знает Сареф, поместье герцога Тискаруса располагается совсем рядом со столицей, нужно проехать не более трех километров. В окошке юноша замечает и другие кареты, едущие в том же направлении. Причем многие в сопровождении большого количества охраны. Место проведения бала расположилось в огромном старинном особняке посреди соснового леса, а вот за поместьем видна небольшая гора с ручьем и ухоженными рощами. Сареф предполагает, что там находятся сады и летние резиденции. «Скорее всего черта искать будут именно там». — А его преосвященство тоже будет на празднике? — Спрашивает Сареф. — Да, он прибудет из Сакпирита, в столице не задержался во время последнего визита. — Кивает Элизабет. — А еще должен быть архимаг! — Объявляет Йоран. — Во всяком случае отец направлял ему приглашение. — Правда? Я слышала, что его видели в академии. — Делится слухами Элизабет. — Было бы интересно поговорить с ним. Может, мейстер Гимлерик представит меня. — Тебе повезло с наставником. — Сокрушается Йоран. — Сареф, а ты бы хотел встретиться с архимагом? — Не знаю. — Пожимает плечами Сареф. — Интересно, правдивы ли слухи о том, что он родился в другой стране? — Спрашивает Элизабет. — Да-да, всё так. — Йоран оказывается самым осведомленным. — Уньеры являются благородным родом из Моут-Алаверьон. Только, подождите… Сын герцога хмурится и трет лоб. — Что-то не так? — Спрашивает Элизабет. — Я забыл его имя. — Взгляд собеседника гуляет по внутреннему убранству кареты, будто что-то может дать подсказку. — Как же к нему обратиться тогда? Мэтр архимаг? — Эзодор Уньер. — Подсказывает Сареф. В Манарии принято ставить имя после титула мэтра, а не название рода. — Точно! — Подпрыгивает Йоран. — А ты тоже про него слышал, Сареф? — Было дело. — Кивает Сареф. Карета останавливается не возле входа для гостей, а проезжает чуть дальше, где уже ждет слуга. Сареф выходит из кареты и направляется за ним в комнату, которую подготовил Йоран. Сам же сын Амода Тискаруса вместе с Элизабет выехали на второй круг, чтобы появиться на балу как положено. Слуга проводил Сарефа в область дома, максимально отдаленную от праздника, после чего оставил со словами: «Я вернусь за вами, когда настанет черед массовой игры». Сареф лишь кивнул в ответ, от предложения еды или напитков отказался. Теперь нужно дождаться начала «охоты на черта». Вместо того, чтобы праздно смотреть на стену, Сареф садится на пол и начинает дыхательную практику. В последний раз применял подобное во время конкурса новичков в Масдарене. Тогда разогрел внутренний очаг энергии, чтобы одолеть мэтра Патрика. Победа досталась все же магу, но сейчас Сареф куда лучше осознал опыт Ганмы, поэтому ускорение энергии духа происходит гораздо быстрее, а прирост внутреннего давления в итоге оказывается выше. Вокруг тела адепта боевого искусства начинает гореть белое пламя, которое не оставляет ожогов или подпалин. Сквозь закрытые глаза Сареф представляет, как над правой ладонью поднимается длинный язык огня, после чего закручивается в миниатюрный вихрь. После мысль заставляет вихрь клониться к земле как знак вопроса. Еще немного и энергия духа сворачивается в шар, не прекращая вращение вдоль оси. После начинает вращение сам шар. На лице юноши даже пот выступил. Боевое искусство не совсем похоже на магию. Если чародейство в первую очередь подразумевает мощную теоретическую базу, без которой сложную магию не сотворить, то боевые искусства вперед выносят именно тренировки. Чтобы уметь разгонять внутреннюю энергию и контролировать скорость с направлением, даже уметь читать необязательно. Главное — упорно тренироваться, и чаще всего всю жизнь. Вампир открывает глаза и видит, как в руке вращается огненный шар ослепительно-белого цвета. Используя стихийную магию маг бы смог сделать так же куда быстрее. Вот только то, что Сареф держит волей над рукой, не является на самом деле настоящим огнем. Юноша начинает сжимать кулак, а следом шар постепенно принимает форму цилиндра, ведь это было далеко не финальная форма, на которую способна Школа Белого Пламени.Глава 52
Примерно через час после начала бала раздается стук в дверь. Знакомый слуга входит и с поклоном объявляет о начале «охоты на черта». Сареф замечает удивленное выражение на лице слуги, ведь фигура студента магической академии окутана полупрозрачным пламенем. Вампир перекрывает каналы, и все эффекты от использования искусства духа пропадают. Сареф натягивает на голову маску Мясника словно балаклаву и направляется за слугой Тискарусов. В ноздри бьет неприятный запах, Кольный Мастер не особо следил за гигиеной, а Сареф не подумал это проверить. Сквозь прорези для глаз вампир наблюдает за спиной сопровождающего человека и старается уловить детали обстановки. Боковое зрение в маске не слишком хороший помощник, головной убор оказывается большим. На ходу вампир вертит головой и пытается расположить маску на голове наилучшим образом. Маску-капюшон из плотной кожи уже не заставить обтягивать голову нового хозяина, но можно постараться закрепить так, чтобы прорези всегда были напротив глаз. Для этого Сареф прижимает нижнюю часть маски на шее тонкой веревкой. Если бы в этом мире существовал Хэллоуин, то такой наряд прекрасно дополнил его. Палач-висельник. Вскоре они входят в большую залу, где проходит бал Смены Года. Теперь Сареф понимает, что имела в виду Элизабет. Большой зал наполнен волшебными огнями и хрустальными светильниками, причем испускаемый цвет медленно меняется от белого до оранжевого. В воздухе кружатся незнакомые ароматы и разговоры многочисленных людей в богатых одеяниях. Сегодня будто собрались все аристократы королевства с гостями из соседних стран. Большой оркестр как раз заканчивает исполнение торжественного гимна. Слуга ведет Сарефа по краю залы к большим белым дверям, рядом с которыми установлен высокий помост. Когда Сареф подходит ближе, то видит, что рядом уже стоит около двадцати человек в разнообразных масках. Кто-то предпочел что-то необременительное, вроде карнавальных масок. А вот некоторые подошли с энтузиазмом, водрузив маски-головы оленей, львов и даже драконов. Тем временем на помост поднимается Амод Тискарус. Точнее, Сареф может лишь догадываться о том, что это отец Йорана, ведь человек тоже нахлобучил маску медведя. Вероятно, такова традиция, что хозяин бала будет как минимум провожать участников игры в подобающем одеянии. — Все участники «охоты», прошу собраться рядом. — Громко объявляет Амод. Музыканты как раз берут небольшой перерыв. В зале становится чуть оживленнее, внимание большинства устремлено на участников игры. Сареф не видит Элизабет или Йорана, но это неудивительно среди сотен человек. Вампир обращает внимание на участников «охоты», но не может определить, с кем именно должен сегодня встретиться. Слуга перед уходом шепнул описание маски нужного человека, но такую Сареф пока не видит. Многие участники весело переговариваются, а один в двух метрах и вовсе еле на ногах держится после выпитого. Это действительно не более чем коллективная игра для пира. Шуточное соревнование с шуточными наградами, поэтому во время нее может царить полный бардак, что как нельзя подходит тайной беседе. — Рад сообщить, что «черт» уже спрятан в особом месте. Разумеется, я не скажу, как он выглядит, но поверьте… А, граф Ликондорф, оставьте алебарду, она вам вряд ли понадобится. — Последнее вызывает смех публики, ведь кто-то из участников действительно решил взять с собой оружие. — Прошу… рассматривать как посох. Иначе я даже до дверей не дойду. — Граф Ликондорф в маске с многими перьями тоже успел пригубить не один кубок, поэтому опирается на алебарду. Подобное заявление тоже вызывает общий смех. — Понимаю, тогда не имею ничего против. — Соглашается человек на помосте. — Как я уже говорил, «черта» вы узнаете сразу, стоит только увидеть. Вряд ли видели подобное в своей жизни. Правила вы уже знаете, так что на охоту, господа! — На охоту! — Подхватывает весь зал, а часть музыкантов трубит на всю силу легких. Большие двери распахиваются, и около пятидесяти человек проходят через них прогулочным шагом. Как и ожидал Сареф, «охота» будет проходить на территории поместья за главным домом. Слуги уже расставили многочисленные факелы и светильники, дорожки, сады, пруды освещены, хотя темных мест тоже хватает. Даже на горе за поместьем кто-то водрузил несколько ламп. Как знает Сареф, в конце праздника все гости выйдут под открытое небо. Юноша ускоряет шаги, чтобы обогнать основную толпу. Многие продолжают идти группой по несколько человек, очень мало тех, кто предпочел искать «черта» в одиночку. Вампир останавливается на мосту через пруд, к которому многие направляются. Делает вид, что хочет передохнуть, но на самом деле внимательно всматривается в каждую маску. Увы, ни один из прошедших не подходит под описание слуги. Сареф встает в конец процессии и идет до поляны, где стоят несколько слуг с фонарями. По правилам на территории поисков есть помощники, дающие запутанные подсказки о местоположении «черта». Юноше они не интересны, так как участвовать в забаве не собирается. Сареф еще раз оглядывает присутствующих, но не видит нужного человека. Впрочем, здесь людей немного меньше, чем было в банкетном зале. Юноша направляется в сторону и просто ходит по ухоженным аллеям. Вдруг из-под деревьев выходит человек в капюшоне. На капюшоне изображены языки оранжевого пламени, а лицо скрыто платком до глаз. Именно так слуга описал внешность человека, который хотел встретиться с Сарефом. Незнакомец жестом поманил за собой, юноше остается подчиниться. Вместе они идут в глухое место, пока не оказываются на участке между многочисленными деревьями. Это место стоит вне основных дорожек, так что сюда другие участники попадут только случайно. Человек не выглядит угрожающе, но Сареф знает, что расслабляться нельзя. — Я не ожидал, что ты примешь мое приглашение. — Раздается глухой невыразительный голос. — Совсем не ожидал. Я слышал, что ты довольно осторожен. Почему же ты пришел? — Вы хотели обсудить именно это? — Уточняет Сареф, встав в пяти шагах от собеседника. — Нет, просто прошу удовлетворить любопытство. — Пожимает плечами незнакомец. «Какие знакомые манеры». Лицо не открывает, поэтому и Сареф маску снимать не будет. — Моё время на исходе, поэтому я перехожу к другому способу ведения дел. — Уклончиво отвечает Сареф. — Заканчивается время? Время на что? — Не отступает человек. — На жизнь в тени. — Еще более загадочно отвечает юноша. Он не намерен за просто так выдавать какую-либо информацию. — О, значит, ты теперь выйдешь на свет? Смотри, как бы он тебя не сжег. — Лицо под маской явно улыбается. — Буду осторожен. Итак, перейдем к основной теме? — Вампир чуть наклоняет голову вправо. — Судя по концентрации духовной энергии, ты уже понимаешь, что я пришел сюда не языком молоть. — Незнакомец вынимает руки из карманов. — Понимаю. Позвольте и мне задать вопрос: от кого получили информацию? — Есть тот, от чьих глаз мало что укроется, если окажешься достаточно неудачливым, чтобы попасть в поле его зрения. Некоторые называют его Оракулом. Но знающие предпочитают — Красноглазый Монстр Весткроуда. — Отвечает собеседник. — Я не просил его помощи, он сам прислал мне весть о том, где находится убийца моего ученика. — Благодарю за ответ. Но вы же знаете, что ваш ученик не согласился бы с таким решением? Он был довольно упрямым и не любил быть должным. — Сареф отставляет правую ногу назад. — О да, я все-таки был знаком с Ганмой гораздо дольше его убийцы. — Стоило отзвучать последним словам, как незнакомец прыгает с места без видимого усилия. Если Сареф не ушел бы с линии прыжка, то уже катился среди деревьев рощи. Порыв выплеснувшейся энергии духа поднимает в воздух множество листьев. Противник не подумал останавливаться, поэтому одна атака становится трамплином для следующей. Обычного человека ожидал бы печальный конец, но Сареф заранее приготовился в такому развитию событий. Раскрытая ладонь проносится в десятках сантиметров от лица вампира, но тот все равно резко нагибается. Школа Белого Пламени имеет возможность атаковать без непосредственного физического контакта, достаточно отправить в противника сжатую и ускоренную энергию духа. Воздух над затылком Сарефа рассекается белым лезвием, а в голову летит уже следующий удар. В мыслях тут же рождается чувство дежавю: точно так же действовал Ганма в их первую и последнюю встречу под стенами Фондаркбурга. Противник действительно является учителем мастера боевых искусств, слишком уж узнаваемые предпочтения в бою. Максимально быстро и жестко сокрушить противника мощными ударами — к такому стремятся многие, изучающие техники Белого Пламени. Сареф снова уходит от атаки и разрывает дистанцию. Оппонент ожидаемо бросается следом с намерением нанести костедробящий удар ногой. Вот только совершить нападение противнику не удается, так как нога буквально приклеивается к земле из-за алхимических чернил. В тот краткий миг, когда враг опустил взгляд вниз, вампир совершает контратаку. К сожалению, противник имеет слишком большой опыт, чтобы запаниковать в такой ситуации, удар в прыжке пропадает втуне. Происходит частый обмен ударами, но каждому удается заблокировать атаку противника. Сареф не собирается побеждать с помощью боевого искусства, ведь в этом противник сильнее. Чернильное лезвие проходит в критической близости от горла врага, но является лишь отвлекающим маневром для удара коленом в живот. Еще в начале движения ногой на колене маг заставляет вырасти шип алхимических чернил. Магия, требующая вычислений, заклинаний или жестов, мало применима в рукопашной схватке, но вот «Алхимические чернила» прекрасно дополняют любую атаку. Могут стать мечом, могут прикрыть место удара, могут залепить противнику глаза или связать руки. Единственное, что по-прежнему недоступно, так это возможность использовать конденсат чернил, чтобы проникать сквозь материалы. Вероятно, такое получится ближе к 100 % освоенности. Пока что ни одна атака не прошла через защиту противника. Воздух вокруг противников то и дело взрывается хлопками энергии духа. Сейчас Сареф мог бы оказать более сильное сопротивление, но часть внимания сосредоточена на вещи, которую начал делать еще в комнате ожидания. Вампир подводит соперника к нужному месту, где обеими руками создает размашистый хлопок. Ладони коснулись лишь пальцами и разошлись в воздухе двумя белыми полуокружностями. Враг сразу узнает прием и старается отпрыгнуть в сторону. Вот только бежать отсюда некуда: Сареф специально отступал к деревьям, пока враг не оказался зажат двумя буками. Яркая вспышка рождается после того, как вампир перестал поддерживать сжатие и вращение энергии духа. Сначала поток вихря вращался вокруг оси, потом ось, не прекращая вращения, свернулась в шар. После воля адепта заставила энергию дополнительно вращаться вокруг центра шара. Затем шар превратился в цилиндр, цилиндр в отрезок, а отрезок — в точку. Это одна из высших техник Белого Пламени, когда мастер может сжимать энергию в горошину, не прекращая пять последовательных вращений на разных уровнях. Стоит ослабить хватку, как энергия устремится заполнить собой окружающее пространство, пока не потеряет импульс. Разумеется, со скоростью взрыва. Ближайшие деревья энергия духа рассекла как масло. В отличии от обычного взрыва, энергия духа раскручивает «пружины вращения» в обратном порядке. Из точки сначала вырвался отрезок ослепительной энергии, который резко расширился в цилиндр с раскалыванием близлежащих деревьев. После роща накрылась полусферой белого пламени, в котором почти ничто не устоит. В конце над рощей поднялся белый смерч, постепенно затухающий в ночном небе. Светопреставление не могло остаться незамеченным, но лишь некоторые поняли причину произошедшего.Глава 53
В ночи затухают последние огни над местом столкновения двух адептов Белого Пламени. Сареф быстро встает на ноги и использует «Ауру благословения Кадуцея». Взрыв задел вампира и выбросил из рощи, но на это и был расчет, Сареф знал, где нужно стоять и в какой момент. А вот противник вряд ли отделался настолько легко. Юноша не льстит себе надеждами на победу, оппонент не может быть слабее Ганмы. Хотя бы по умению. От рощи остались лишь дымящиеся поваленные деревья, вампир сразу же растворяется в сумерках, сейчас не время искать повторной встречи с учителем Ганмы. В высоких кустах Сареф закрывает глаза и проводит линию по лбу.Название: «Продвинутое чтение» Тип: ментальная магия Ранг умения: B Уровень освоенности: 63,1 % Описание: основная способность ментального восприятия окружающего пространства и эмоционального состояния других людей. Делает мозг более чувствительным к электромагнитным и энергетическим колебаниям, что позволяет воспринимать окружающие сигналы без использования обычных органов чувств. С ростом освоенности будет увеличиваться дальность и чувствительность. Активация: пассы руками и мысленная трансформация сознания. Пассы: вытянуть и сложить вместе указательный и средний пальцы любой руки, остальные сжать. Приложить кончики пальцев ко лбу и провести ими линию до виска, который с той же стороны, что и используемая рука.
Внутреннее око начинает прочесывать округу, пока не замечает все необходимые цели. Часть внимания скользнула по противнику. Как и ожидалось, он вполне жив, но теперь вынужден снова искать Сарефа. Студент магической академии прекращает действие магии и бегом меняет позицию. На боковой аллее к месту происшествия идут трое участников «охоты», они не реагируют бурно, как остальные, принявшие явление за магический фейерверк. Конечно, у них появятся вопросы, когда увидят состояние рощи, но мало кто из участников сразу подумает, что под видом игры ведется настоящая охота. — Маркус Иллнар, Форбер Каупландер и Айсс Говерц. — За тремя «охотниками» вырастает темная фигура. Некто узнал личности, несмотря на маски, поэтому троица не подумала разыгрывать представление и бросилась в стороны. Маркус выхватывает из кармана кинжал, а вот Айсс оборачивается с отведенной рукой. «Какая знакомая магия».
«Усиленная стрела маны с невидимым двойником». До запуска 00:00:02. Рекомендации: уход вправо или плотный магический щит.
Из правой ладони мага вырастает голубая стрела в завихрениях магической энергии. В этих колебаниях скрывается еще одна стрела, которая прилетит чуть левее от видимого снаряда. Весьма подлый прием, вот только Систему он не обманет. Сареф бесстрашно уходит вправо, стрела проносится возле левого уха в опасной близости.
Чародей явно ожидал, что Сареф уйдет влево, так как целился в правую часть тела. Любой человек бессознательно решит уйти в ту сторону, которая ближе, где и будет убит летящей рядом невидимой стрелой. Времени на еще одну атаку не остается, юноша успевает сблизиться, а чернильный клинок пронзает сердце врага. Форбер, глава городского порта, сумел под плащом пронести палаш и сейчас пытается отрубить голову Сарефа. Вампир рывком подставляет под удар тело Айсса Говерца и прикрывается им как щитом во время сближения со вторым противником. Форбер попытался отступить, но алхимические чернила, торчащие из спины Айсса, резко удлиняются и пронзают новую жертву. На землю падают уже два мертвых тела. Сареф слышит стук упавшего оружия, Маркус Иллнар из Коллегии иностранных дел роняет кинжал на землю и поднимает руки. Теперь в его руке появляется новый предмет. Сареф подходит ближе, теперь понимая, за каким «чертом» сегодня охотятся гости. Удивительно, что троица сумела достать его такбыстро. — Слушай, нам незачем сражаться. Я щедро заплачу, если ты отпустишь меня с этой вещью. Я не знаю, на кого именно ты работаешь, но предупреждаю, что делать этого не стоит. Мой хозяин злопамятен. — Начинает убеждать чиновник, но при виде улыбки под маской замолкает. — Тогда я начну всё сейчас! — Человек принимает последнее решение в жизни и выливает на «черта» что-то темное из меха. Сареф уже рядом, а лезвие пронзает грудь и спину вора. Вампир подхватывает «черта» из ослабевших рук и кладет рядом с трупом. Ставшее почти привычным чувство засыпает в груди, раньше оно никогда не было настолько сильным, хоть и всегда стояло за спиной. Сареф смотрит на результат схватки. Юноша мысленно дает себе пинка и разрывает рубахи на всех жертвах таким образом, чтобы на это обратил внимание любой нашедший тела.
«Пробуждение». До запуска 00:00:30. Рекомендации: отсутствуют. Не хватает информации для принятия решения.
Сареф резко оборачивается на облитый кровью предмет. Маркус Иллнар перед смертью облил цель сегодняшнего состязания человеческой кровью. Юноша не знает, зачем, поэтому внимательно вглядывается в фигуру уродливого существа. «Странно, с каждой нашей встречей он становится больше», — думает Сареф в ожидании отклика Системы. Пускай разница вряд ли превышает десять сантиметров, но сразу бросается в глаза.
Предмет: Статуэтка Пожирателя Ветвей Уровень предмета: S Описание: статуэтка, изображающая Пожирателя Ветвей — древнего дракона, попавшего под действие чудовищного проклятья. Во время войны Пределов дракон перешел под знамена Темной Эры, но оказался обманут и подвергнут мутации. От некогда красивого и величественного дракона осталась уродское обличье и ненависть ко всему красивому и упорядоченному. Отзвук Пожирателя теперь абсолютен, дракон шагает в новый мир, и Пределы остановить уже не способны. Активация: окропить статуэтку человеческой кровью.
Вам противостоит Пожиратель Ветвей.
Кровь начинает пузыриться на поверхности Пожирателя Ветвей. Сареф подхватывает предмет и стремительно мчится к границе поместья. Слух различает топот и переговоры множества людей. Многие не понимают, что происходит вместо игры. Статуэтка в руках быстро теплеет, пока не становится раскаленной. С болезненным шипением Сареф бросает предмет в искусственный пруд. Статуэтка сразу уходит на дно, а после вода буквально вскипает. К такому Сареф не готов, уже понимает, что нечто прорывается из иномировых Путей подобно Отвергнутому Асалоту или Стражу Измерений. Это равносильно катастрофе, вампиру в одиночку с таким не справиться. Сареф быстро достает из внутреннего кармана волшебный свиток и пальцем оставляет послание для другого человека с помощью алхимических чернил. Над прудом уже поднимаются облака пара. Ответ приходит почти сразу: «Разберусь». «Уходи, он возвращается». Сареф не сразу понял, о ком собеседник, но потом слышит бегущего человека. Он не старается скрывать присутствие, на максимальной скорости несется прямо к пруду. Когда учитель Ганмы оказывается на берегу, от Сарефа уже след простыл. Человек в капюшоне с огненными извивами оглядывает окрестности, но потом неизбежно обращает внимание на пруд. Из воды выстреливает черное щупальце в сторону человека. Мастер боевых искусств реагирует молниеносно: одновременно с уклонением отрубает конечность голой рукой. В воздухе лишь остается ослепительно-белый полумесяц. Сареф наблюдает за схваткой с склона горы, нисколько не удивленный, что первый на сегодня противник мало пострадал от того взрыва. Тогда Сарефу нужно было лишь исчезнуть, а не побеждать. Поверхность пруда взрывается новыми атаками, но мастер не думает отступать. «Наверное подумает, что это моих рук дело», — Сареф присаживается на камень. Вряд ли ему есть дело до юноши, когда столкнулся с неизвестным монстром. Вскоре из воды поднимается приплюснутая голова на широком туловище. Пожиратель Ветвей потерял почти все щупальца, но теперь из тела вырастают длинные шестипалые руки. Волны вскипевшего пруда накатывают на берег, когда монстр начинает сближаться с учителем Ганмы. Сареф не понимает, почему Пожиратель такой вялый, словно смертельно усталый. Чем больше Сареф концентрируется на схватке человека и чудовища, тем отчетливее слышно странное пение. Оно раздается со всех сторон на неизвестном языке. Чья-то магия охватывает все окрестности.
Название: «Шёпот мира» Тип: пассивная способность Ранг умения: C Уровень освоенности: неприменим Описание: те, чьи чувства особенно остры, могут слышать даже то, что не достигает ушей. Говорят, что мироздание сотворено с помощью музыки и пения. Те, кто могут услышать подобное, приобщаются к одной из самых таинственных мистерии мира и жизни. Некоторым это дает просветление, а другим приносит безумие. Активация: не требуется.
«Значит, он», — другого решения на ум Сарефа прийти не может. Возможно, именно магия непредставимо высокого уровня сдерживает силу Пожирателя Ветвей. Мастер Белого Пламени невозмутимо стоит перед монстром, который выше метров на пять. Обычный человек давно бы спасовал перед отвратительной грудой мяса и ненависти, так что Сареф отдает должное этому человеку. Ганма уважал наставника, так что Сареф испытывает такое же чувство. Трудно лишь сказать, из-за души Ганмы или по собственному выбору. Человек перед монстром совершает вертикальный взмах рукой, настолько быстрый, что даже глаз вампира с трудом различит. Вслед в ночное небо возносится сияющая стена из чистейшего белого пламени. Удар буквально разрезал Пожирателя Ветвей напополам, а вместе с ним пруд, лужайки, рощи, внешнюю стену и участок леса за поместьем. По прикидке со стороны можно говорить о пятнадцати метрах в высоту и трехстах метрах в длину. «Хорошо, что я не стал с ним всерьез драться», — думает Сареф, когда энергия прорвалась через пространство с жутким визгом. Чудовище рассыпается в невесомый прах. Магистры Оружейного Стиля, такие как Фридрих Онгельс и Аддлер Венселль, пожалуй, прямо так не смогут. Хотя насчет магистра Онгельса Сареф не может быть уверен, если вспомнить его удар по Унарскому Церберу-Химере. Вампир встает с камня и быстро покидает поместье длинным крюком по ближайшим горам и лесам. К середине ночи он собирается быть в академии, дела на сегодня завершены… Ночное Пуарнское море сегодня в волнении. Гребни волн поднимаются довольно высоко, а небо затянуто облаками. Два военных галеона в цветах королевства Манария стремятся поскорее добраться до порта и накрепко пришвартоваться. Никто не любит такие ночи в открытом море. А еще ухудшается видимость, из-за чего капитаны приказывают увеличить число смотровых. Но даже такие меры не позволили разглядеть в тумане каравеллу, которая будто поднялась с морского дна между галеонами. Раздался лишь один тревожный вскрик, когда по лицу смотрового на правой палубе пробежала тень от парусов неизвестного судна. Мачта лишь на секунду закрыла свет ламп на левом борту соседнего галеона, а после тьма накатила с настоящей силой. Каравелла не внушает такой же угрозы, как два галеона, но крылья из тьмы над грот-мачтой, похожие на конечности нетопыря, кажется, способны обнять оба судна. Неизвестная угроза накрывает оба галеона, гася все источники света. Пуарнское море продолжает волноваться, будто каким-то событиям с материка или по причине того, что к Порт-Айзервицу без единого предупредительного огонька продолжает путь только каравелла «Мрачная Аннализа».
Глава 54
До комнаты в общежитии Сареф добрался без приключений, причем смог пройти незаметно на территорию академии. Мэтр Вильгельм однажды подсказал, как можно пробраться не через главные ворота. Магическая академия лишь поддерживает иллюзию незащищенности невысокой решетчатой оградой и патрулями привратников или студентов. На самом деле весь периметр огражден магическими барьерами. Они не являются непроницаемыми, но зафиксируют и передадут любой факт незаконного проникновения. Незаметно пройти через них может лишь тот, кто имеет определенные «ключи», а именно знает верную последовательность заклятий. Взлом чужой магии, особенно охранной, считается высшим пилотажем. Чародей с большим успехом пробьется силой через преграды, чем сможет входить куда-либо, как себе домой. Граф Вигойский знает «ключи», поэтому смог научить Сарефа. Маску вампир снимает только в комнате, к счастью, ни с кем не встретился в такой час. Многие знатные ученики вряд ли проводят праздник в общежитии. Сареф проводит рукой по вспотевшим волосам, долго находиться в маске трудно. Юноша встает около окна, а дыханием успокаивает разум и тело. Ганма хорошо знал учителя, а через него Сареф понимает, что гость из Фьор-Эласа не последует за студентом в академию. Для начала он не сможет так быстро найти. Хоть и непонятно, как много этот Красноглазый Монстр Весткроуда рассказал о Сарефе. Учитель Ганмы может знать имя, лицо и род деятельности. В теории вполне может проникнуть на территорию академии или заявиться в гилд-холл к авантюристам. «Но на практике он так не поступит», — словно отвечает Ганма, — «Он не позволит эмоциям взять вверх над разумом. Он ничего не сможет доказать и не имеет права на создание дипломатических инцидентов. Его единственной возможностью было встретиться на бальном состязании». Сареф задумчиво переодевается в студенческую одежду, а после прячет маску и Фолин Нумерик в тайнике. К счастью, не пришлось прибегать к особым свойствам этих предметов. Сейчас далеко не вопросы мести роятся в мыслях студента. Всё прошло не совсем по плану, но вампир не удивлен такому исходу. Слишком много неизвестных переменных, пока что точно ясно лишь одно: дороги назад более нет. Этой ночью Сареф не сомкнул глаз, поэтому сразу подошел к двери, как только услышал стук. Мэтр Патрик выглядит усталым, его нарядный костюм помят и местами испачкан. Юноша молча приглашает войти, чародей кивает и закрывает за собой дверь. — Извини за ранний визит, но дело не терпит отлагательств. — Охотник на демонов жестом отказывается от стула. — Ничего страшного. Я слушаю, мэтр. — Сареф изображает интерес. — На сегодняшнем балу в поместье Тискарусов произошел инцидент. Мы толком не знаем, что случилось, но во время игр на территории поместья были убиты три человека. Они все из знатных родов и занимали важные посты. На груди жертв обнаружены татуировки Носильщиков Гробов. — Рассказывает мэтр Патрик то, что Сареф уже знает. — Вы хотите сказать, что запрещенной организацией на самом деле руководит группа аристократов и чиновников? — На лице вампира не отображается никаких эмоций. — Официально я такого заявить пока не могу, но ты прав. Я действительно так считаю. Подозрения среди охотников были и раньше, теперь всё станет сложнее. Начнутся подковерные интриги, убийства, фракции снова вступят в противоборство. — Охотник мрачно описывает грядущие ужасы. — А еще на балу был прославленный мастер боевых искусств из Фьор-Эласа. Он вступил с кем-то в конфликт в то же время. — Он что-то вам рассказал? — Осторожно спрашивает юноша. — Сказал, что на его жизнь кто-то решил покуситься, но он дал отпор. Напавший был в маске и сумел скрыться. При этом никаких претензий мастер не выдвинул, да и не особо шел на контакт. Он очень быстро покинул поместье вместе с послом Фьор-Эласа. — Очень кратко мэтр Патрик рассказывает о произошедшем. — Я пришел сообщить, что будет собрание среди охотников на демонов. Тебе там тоже будут рады. — У меня есть три вопроса. — Говори. — На балу больше не было ничего необычного? Значат ли эти события, что есть кто-то, кто тоже ведет борьбу с Носильщиками Гробов? Что готовят охотники? — Отвечу по порядку. На балу больше ничего необычного не было. Да, такую возможность упускать из виду нельзя, но у меня пока нет предположений. Похоже, нас ждет еще один рейд, вот только не хватает людей. Такой информации тебе пока хватит? — Пожалуй, хочу еще узнать дату, время и место встречи… После ухода мэтра Патрика Сареф садится на кровать, чтобы еще раз это обдумать. «С устранением двойных агентов всё прошло гладко. И выходит, что наставник Ганмы вправду не стал вмешивать других в личные дела, поэтому в будущем он явно найдет способ закончить то дело. При этом насчет Пожирателя Ветвей тоже решил промолчать, действительно посчитав моим противодействием». «Из гостей только за действия Йорана и Элизабет я не могу поручиться. Элизабет пообещала сохранить в секрете, даже не зная истинной причины. А вот Йоран…», — Сареф в очередной раз перепроверяет действия и последствия. Йоран Тискарус — довольно загадочная для Сарефа фигура. Точнее, не он сам, а его наставник. Именно этот наставник заставил его восстанавливать связь статуэтки Пожирателя Ветвей, и именно наставник попросил удовлетворить просьбу учителя Ганмы на личную встречу с Сарефом. В кармане раздается еле заметное шипение, юноша достает пергамент, на котором появляется красивый почерк собеседника с последней информацией. Строки складываются в абзацы, а Сареф с противоречивыми чувствами смотрит на посланием, которое завершается словами: «Это моё последнее послание, с этого момента ты один». Студент сминает пергамент, и быстрым жестом заставляет огонь в камине вспыхнуть. Комок попадает точно в пламя, где быстро прекращает существование. «Я всегда был один», — Сареф понимает, что настало время конца. И придет он к нему как обычно один и теми путями, к которым привычен. Когда солнце уже взошло над горизонтом, студент выходит из комнаты, полностью собранный для рейда. Охотники на демонов решили не откладывать дело в долгий ящик и собраться утром этого же дня. На выходе из общежития Сареф сталкивается с Элизабет, которая будто только возвращается с бала. — Сареф! — Усталость с лица девушки тут же пропадает, даже машет, хотя её трудно будет не заметить. — Доброе утро, как прошло? — Что значит, как прошло? Это я должна спрашивать, что случилось во время «охоты на черта»? — Элизабет Викар вопросительно смотрит на юношу с требовательным выражением лица. — Произошли какие-то разборки, поэтому я решил смыться оттуда на своих двоих сразу. Извини, если заставил волноваться. А как там Йоран? — Вампиру приходится врать с надеждой, что ложь останется незамеченной. — Там все на ушах стоят. Говорят, какие-то культисты напали на гостей во время игры. — Рассказывает Элизабет. «Вот, значит, какая основная версия». — Думает Сареф. — Я считаю, что ты как-то с этим связан. — Неожиданно в лоб бросает девушка. — Я не настолько глупая, чтобы не догадаться. Иначе зачем тебе приходить именно на ту часть, где произойдет инцидент? И еще отговорить меня от участия? Ты ведь заранее знал, что будет? — Ты, пожалуй, самый умный человек, с которым мне довелось познакомиться. — Без тени улыбки произносит Сареф. — Да, я не до конца честен с тобой. На самом деле я выполняю особое поручение от руководства охотников на демонов и не могу посвятить в детали. Однако обещаю, что когда всё закончится, обязательно расскажу. По рукам? Сареф протягивает руку, чтобы отвлечь собеседницу от изучения своего лица. Элизабет смотрит на руку и неуверенно протягивает свою, но резко отдергивает. — Нет, извини, ты не обязан этого делать, хоть мне и будет интересно. Меня опять занесло, хоть это и не мое дело. — На самом деле я хочу попросить об одной услуге. Если я окажусь слишком занят какими-либо делами, сможешь ли ты присмотреть за Элин? — Сареф не убирает руку. — А уж я постараюсь сделать так, чтобы ты смогла услышать мой рассказ, когда придет время. Пускай не особо стремится к общению, но знает, как можно надавить на человека. Даже если у самого после этого останется неприятный привкус. — Хорошо, я согласна. — Рукопожатием подписывают устную договоренность. — Я присмотрю за Элин, если ты будешь занят. Удачи на охоте! Теперь Элизабет широко улыбается, так что Сарефу остается лишь улыбнуться в ответ. — Спасибо, выручаешь. — Теперь юноша быстро прощается и направляется к выходу из территории Фернант Окула. Неприятный привкус все-таки остался. После гилд-холла следующим пунктом назначения является дом Фриды. Сегодня утром Элин воспользовалась полученным в подарок волшебным браслетом и рассказала Сарефу, как следила за окном за двумя ласточками, а потом перешла к рассказу о вчерашнем празднике в гильдии. Наверное, очень бы хотела возможность получать какой-либо отклик от Сарефа, но все равно вряд ли упустит хоть один день, чтобы не поведать хоть о чем-либо, даже если это будет не так интересно или не очень смешно. Сареф стучится в дверь, которую открывает заметно подросший Генри в добротной одежде. — Фрида, Элин! Сареф пришел. — Громко объявляет мальчуган, будто церемонимейстер или герольд на балу. Первой неожиданно появляется Фрида, вероятно, просто была ближе. Фрида смотрится довольно необычно в домашнем переднике, в гильдии можно встретить исключительно в мужском стиле одежды и обязательно с мечом на поясе. — Привет, Сареф. Давно к нам не заходил. Сядешь с нами за стол? — Спрашивает хозяйка дома. С кухни действительно доносится приятный аромат, но гость отрицательно качает головой. — Я буквально на пару минут. — Сареф оглядывает комнаты, которые еще сильнее преобразились с момента последнего визита. Виден свежий ремонт, пол во всех комнатах перестелен и заменены окна. И всяческих вещей прибавилось. Со второго этажа раздается торопливый бег, Элин быстро спускается по лестнице, перепрыгивая две, а то и три ступеньки. — Элин, сколько можно повторять, спускайся аккуратнее, а то упадешь. — Громко ворчит Фрида. — Ты хоть ей скажи, Сареф. Тебя-то она всегда слушает. — Я постараюсь. — Улыбается юноша и подхватывает на руки подбежавшую эльфийку.Глава 55
Элин ведет Сарефа в комнату, которую делит вместе с Мартой и Генри, почему-то решив пересказать события вчерашнего пира в гильдии. Как и ожидалось, там было куда веселее, чем на балу знати. Меньше этикета, меньше интриг. «И ни одного трупа», — сам себе будто в шутку сказал юноша. — А зачем ты пришел? — Спрашивает эльфийка. — Мы скоро собирались в гильдию. Я решила помочь Фриде с уборкой. Вчера случайно сломали доску заказов, а листы разлетелись по всей зале! — Я скоро уйду по работе. Пришел занести несколько вещей. — Юноша достает из сумки сверток. Первым в свертке оказывается тугой кошель с деньгами, здесь почти вся имеющаяся у Сарефа сумма. — Сохрани его у себя. При необходимости используй деньги в любом количестве совместно со Фридой. — Поясняет Сареф. — А, да, хорошо. — Кивает Элин, хотя выглядит недоумевающей, ведь почему Сареф не может хранить деньги у себя? — Потом это. — Дощечка из темного дерева оказывается на ладонях девочки. — Тоже сохрани у себя. — Ладно, а что это такое? — Элин внимательно разглядывает многочисленные темные линии на поверхности предмета. — Волшебный ключ. Очень ценный. Теперь это, — на пергаменте описано, как Элин при необходимости сможет найти Элизабет, но на всякий случай Сареф дополняет устным рассказом. — О, Эли — дочь епископа? — Удивляется Элин, вряд ли видевшая в ней кого-то кроме однокурсницы Сарефа. — Ага, ты всегда можешь обратиться к ней за помощью. — Встает Сареф и направляется к двери. — Береги себя. Однако Сареф не успевает выйти, как за рукав хватает догнавшая эльфийка. — Почему ты всё это мне даешь? — Элин очень серьезно глядит на лицо авантюриста. — Потому что тебе они могут пригодиться, — Сареф поддерживает спокойное выражение лица. — Отнесись к этому серьезно, всегда следи за обстановкой и пытайся понять суть событий перед принятием решения. — Я всё это помню и каждый день тренируюсь. — Элин не выглядит удовлетворенной ответом, но не решилась надавить. — Молодец, развивайся и дальше. — Сареф гладит эльфку по голове. — Что-то не так? — Элин замечает, что Сареф внезапно перестает поглаживания и не убирает руку, уставившись куда-то в пустоту. — Всё нормально. — Сареф будто очнулся от мыслей. — Береги себя. Теперь юноша быстрым шагом покидает дом, парой слов попрощавшись с Фридой, Генри и Мартой. Остается поставить галочку в мысленном плане и направиться к месту встречи с охотниками на демонов. Идти далеко не пришлось, достаточно пройти до ветхой больницы на границе квартала бедняков. Старое четырехэтажное здание уже давно не используется по назначению, Сареф бы посчитал его брошенным, если бы не слова мэтра Патрика. Старая больница открывала свои двери наверное лет пятнадцать назад, когда в столице произошла вспышка чумы. Здание расположено на отдалении от улиц, приходится пройти через заросшие сорняками лужайки и аллею с почерневшими деревьями. Сареф стучит в дверь, и её открывает один из охотников на демонов. Сарефа сразу узнали, поэтому без лишних вопросов показали, куда нужно идти. Вампир идет по полупустым помещениям, где остались разве что основания коек и решетки у каминов. «Это одна из тайных баз охотников?», — юноша пробегает взглядом по находящимся в большой палате людям. Такое ощущение, что они собрали всех находящихся поблизости от Порт-Айзервица охотников. — Сареф. — Машет рукой мэтр Патрик. — Я пришел. — Подходит к группе охотников Сареф. — Отлично, нам пришлось вызвать даже ушедших на покой. — Говорит Фитч, с которым Сареф знаком с рейда на Свечной квартал. Сареф действительно видит рядом несколько поседевших людей, возраст которых визуально перевалил за пятьдесят лет. Но юноша бы не стал сбрасывать их со счетов только по причине возраста. Охотники, которые смогли дожить до преклонного по меркам этого мира возраста, являются самыми умелыми и удачливыми ветеранами. — А почему не хватает рук? Разве мы не можем запросить подкрепления? — Сареф помнит, что охотники на демонов могут сделать запрос городской страже, гильдии авантюристов и даже Конклаву или Оружейной Часовне. — Не в этот раз. — Качает головой мэтр Патрик. — Мы собираемся вскрыть ячейку культистов среди знати. Мы давно уже подбираемся к ним, но раньше не могли получить отмашку на активные действия. Вчера кто-то расправился сразу с тремя, что заставило зашевелиться всех. — Наши предполагаемые противники могут контролировать городскую стражу и другие организации? — Предполагает Сареф. — Именно, поэтому мы задействуем только свои силы. — Кивает Фитч. — Сейчас среди власти происходит разлад, привычный статус-кво нарушен, поэтому руководство приняло решение об операции. — Есть риск настоящей войны между фракциями? — Сареф решает задать неудобный вопрос. — Да, междоусобица возможна. Нам нужно сделать первый шаг и на этот раз устранить настоящую причину бед с Носильщиками Гробов. Иначе когда-нибудь это может привести к заговорам, переворотам и даже гражданской войне. — Чародей раскрывает суть худшего варианта развития событий. «Ожидаемо, что противоборствующие силы не ограничатся лишь толпой фанатиков, колдунов и преступников». Когда собрались все участвующие в рейде, произошло большое собрание, на котором командиры разбили всех на команды с разными заданиями. По информации охотников есть подозрение на причастность к темной деятельности как минимум еще шести аристократов. Двое не имеют политического веса и надавить на них не составит труда. Еще трое — игроки покрупнее, затесавшиеся в королевский совет и разные организации. И самым сложной целью является Амод Тискарус. Сареф удивился, когда услышал имя отца Йорана, поэтому не смог не спросить об имеющихся уликах. — Они довольно слабые, — признается мэтр Патрик, — но закрыть глаза на них не можем. Он может быть заодно из-за организации бала Смены Года, где произошли известные события. Неопровержимых доказательств пока нет, но у него есть мотивы для использования запрещенных способов, чтобы укрепить влияние своего рода. — Поэтому его оставим на конец, мы наверняка сможем выбить все имена из остальных подозреваемых. — Продолжает маг после небольшой паузы. — А теперь расходимся, у каждой группы своя цель. Поддерживаем связь и стараемся действовать максимально быстро. В идеале мы должны покончить со всем уже сегодня. Не даем шанса для нанесения ответного удара! Слова вызывают общее возбуждение, некоторые охотники даже издали воинственный клич, что совсем не похоже на отряд, специализирующийся на тайных операциях. Сареф сумел оказаться в той группе, которая направится к особняку Тискарусов. Вампир не ожидал, что придется так быстро туда возвращаться, но ничего не попишешь. Группой руководит мэтр Патрик, что не удивительно. В целом еще восемь охотников пойдут с ними. По другим пяти направлениям удары будут нанесены одновременно и только после получения результатов будет принято решение о штурме особняка. Руководители охотников сильно рискуют по мнению Сарефа. Если что-то пойдет не так, последствия могут быть страшными. Хотя для них это может быть лишь одним из боев в войне за влияние в обществе. Даже в рамках одной организации могут быть члены, поддерживающие разные стороны конфликта. Группа на конях быстро покидает столицу и направляется прямиком к поместью Тискарусов. Когда до пункта прибытия остается не более десяти минут, охотники сворачивают с дороги и огибают поместье по дуге. Очевидно, что штурм хотят провести не со стороны главных ворот, которые могут быть сильно укреплены. Отряд затаился в роще у границы поместья, а мэтр Патрик не отрывается от волшебного свитка, на который должны прийти результаты остальных команд. Через десять минут приходит первый рапорт: член Носильщиков Гробов подтвержден и уничтожен. Следом приходят еще три таких же. Охотники на демонов работают до ужаса эффективно, вряд ли встретили слишком большое сопротивление. Предпоследний доклад задержался, но тоже сообщает об успехе. Только эта группа получила доказательство вины Амода Тискаруса, это подтвердил последний культист, руководящий зерновыми хранилищами королевства. Сареф ошарашенно смотрит на мэтра Патрика, когда он сообщает об этом. — Это точная информация? Не может быть ошибки? — Юноша быстро берет эмоции под контроль. — Ошибка может возникнуть где угодно, это не причина отказываться от операции. — Отрезает чародей. — Ты обладаешь информацией, подтверждающей невиновность герцога? — Нет, не обладаю. — Сареф отводит взгляд. — Тогда выступаем. Сначала выдвигаем обвинение. — Напоследок напоминает маг. — При отсутствии сопротивления к насилию не переходим. Малейшая угроза — и сразу приступаем к крайним мерам. На жертвы не обращаем внимания. Охотники в черных одеяниях бегом преодолевают расстояние до ограды и легко преодолевают её. Поместье и особняк выглядят как обычно, все гости уже давно разъехались. Они могли бы сделать всё максимально тихо, но операция предполагает иной характер. С руки мэтра Патрика срывается огненный шар, который разносит входную дверь. Это не только попытка устранения запрещенной организации, но и демонстрация силы для остальных фракций. Охрана герцога появляется сразу, но приходит в недоумение при виде охотников на демонов. Мэтр Патрик громко требует провести к герцогу. Стражники не решились приближаться к вторженцам, но принять решение не успевают, так как Амод Тискарус сам выходит на шум.Черноволосый мужчина с волосами до шеи смотрит на них со второго этажа. На нем синий камзол и трость, а по лицу нельзя сказать, что он рад видеть таких гостей. В какой-то степени Сареф может сказать, что Йоран похож на отца, хотя что-то точно получил от матери. Вчера на балу Сареф не мог изучить внешность герцога Амода Тискаруса из-за медвежьей маски. — Господа, что случилось? Барон Лоуэл? — Герцог узнает мэтра Патрика. — Герцог Тискарус. Мы берем вас под стражу по обвинению в создании и поддержке Носильщиков Гробов. Сдайтесь добровольно, и мы не будем применять силу. — Чародей громко объявляет причину визита. Амод хмурится, но начинает спускаться с широкой лестницы. — Создание и поддержка? Какие у вас доказательства? — Требовательно говорит хозяин особняка, остановившись на середине лестницы. — Мы можем обсудить это в другом месте. Продолжайте спуск. — Отвечает мэтр Патрик, а охотники рассредотачиваются по холлу. В такой позиции могут перейти к резне, стоит командиру отдать приказ. Охраны поместья вместе с появившимися слугами куда больше отряда охотников, но они ничего сделать не смогут. Это понимают все. — Я не согласен. Где же герцог Марнтли, мэтр Кастор, министр Вохелльхауз или его преосвящество Элдрик Викар? Почему обвинение предъявляют рядовые члены охотников? — Жестко парирует Амод Тискарус. — Может потому, что некто манипулирует охотниками на демонов, чтобы избавиться от неугодных дворян? Напряжение в воздухе продолжает расти. Мэтр Патрик открывает рот для приказа.
Глава 56
Приказ мэтра Патрика был ожидаемым: «Устранить». Охотники тут же срываются с места, но Амод Тискарус оказывается быстрее: герцог швыряет в конец лестницы трость. Стоит предмету удариться, как возникает взрыв. Предмет оказался зачарован, всех поблизости отбросило от лестницы. Амод Тискарус не пожалел даже собственных людей. Вампир встряхивает головой, пытаясь унять звон в ушах. Как и ожидалось, охотники почти не пострадали, взрыв был рассчитан больше на оглушение, чем на боевое поражение. Тройка охотников на демонов взлетает по лестнице в попытке догнать герцога, который уже успел убежать. Все остальные бросаются за ними, в этом поместье более никто не интересует. Сареф оказывается в конце колонны, преследующей Амода Тискаруса по особняку. Впередиидущие сумели заметить, куда побежал хозяин особняка, и преследуют наикратчайшим путем. Когда Сареф заворачивает за угол в правом крыле здания, то видит штурм больших дверей, за которыми, вероятно, скрылся герцог. Четыре охотника дружно наваливаются на двери, и те не выдерживают напора. Внутри комнаты совсем нет мебели, только в центре расположено что-то похожее на алтарь. На каменном пьедестале стоит серебряный кубок, украшенный алыми драгоценными камнями и затейливыми рунами. Герцог стоит на коленях перед ним, а за спиной уже возникает охотник с занесенным мечом. Еще мгновение, и Амод Тискарус лишится головы. Но быстрая смерть нашла палача, охотник разрубил лишь воздух, а вот герцог каким-то образом сумел уклониться, развернуться, подняться на ноги и разорвать горло охотнику голой рукой. Сареф успевает пару раз моргнуть, не увидев следов движения. Фонтан крови из шеи падающего охотника неестественно силен, но тут до сверхчеловеческих чувств юноши долетает новое чувство. Это есть у каждого вампира. Каждый вампир на инстинктивном уровне может почувствовать сородича и его место в иерархии, если статус не скрыт чем-либо, например, «Маской друида-предателя». Чем-то напоминает стаю диких зверей. Мастер в Фондаркбурге буквально давил своим присутствием, в нем безошибочно можно было признать статус хозяина клана. Амод Тискарус теперь распространяет похожее ощущение, только на много порядков выше. Все охотники застыли на месте, лучшие бойцы королевства, бесстрашно выступающие против монстров и колдунов, теперь будто потеряли волю к жизни. Сареф не может их винить, так как и сам не может сдвинуться. Высшему вампиру Амоду Тискарусу достаточно посмотреть, чтобы обездвижить охотников. Герцог щерится, демонстрируя растущие клыки. Это конец. Еще два охотника лишаются головы, высший вампир движется с неописуемой скоростью, текущее Озарение позволяет разглядеть лишь результат атаки — столбы крови, стремящиеся достать до потолка из места, где раньше были головы. Первый погибший с разорванной глоткой продолжает орошать кровью пол и герцога, будто труп содержит бесконечное количество крови. Возможности высшего вампира граничат с невозможностью даже в мире магии. Следом погибают еще два охотника, на их телах открываются десятки глубоких ран, из которых тоже неостановимым потоком начинает литься кровь. Трупы продолжают стоять, будто без разрешения вампира не могут упасть. Кровь в комнате уже по щиколотку, а Сареф всё не может перебороть оцепенение, не помогает ни магия, ни искусство Духа. Система тоже молчит о действиях противника. Но чародей в двух шагах складывает дрожащие руки вокруг черного камня.«Единение льда и пламени». До запуска 00:00:01. Рекомендации: отсутствуют, целью является не пользователь.
Название: «Единение льда и пламени» Тип: стихийная магия Ранг умения: А Уровень освоенности: неизвестен Описание: сложная магия, работающая с законами природы. Маг создает вокруг себя зону термодинамического равновесия, после чего может перекачивать тепловую энергию из одной области в другую. Моментально остужая пространство в одной области, маг может передать взятую тепловую энергию в другую область, что будет приводить к немедленному возгоранию или взрыву. Умение работает и в обратном порядке. С ростом освоенности маг может производить энергетический обмен быстрее и на более широкой зоне. Активация: неизвестна
Камень в ладонях мага начинает сверкать, Сареф узнает свойство аккумулирующих ману кристаллов. Следом за окнами рождаются водопады огня: мэтр Патрик прибег к магии, которая является его специализацией. На слух Сареф может представить, что сейчас половина особняка захвачена пожаром, а вот в комнате похищенное тепло оборачивается изморозью. Снежный водоворот заключает в себе высшего вампира. Вдыхать морозный воздух невероятно мучительно. Плескавшаяся ранее кровь охотников теперь застывает в причудливой форме. Только после атаки мэтра Патрика Сареф сумел вернуть контроль над конечностями, будто высший вампир ослабил концентрацию. Неконтролируемая дрожь смогла захватить даже тело вампира, только сам чародей-термодинамик нисколько не страдает от ледяного ада. Сареф с трудом отрывает примерзшие ноги, тело очень быстро коченеет в бликах пожара, жар которого не способен сюда просочиться. Третий выживший охотник уже не дышит, мэтр Патрик был вынужден пожертвовать товарищами. Ход мог иметь смысл, если бы противником был хотя бы старший вампир. Амод Тискарус должен был обратиться в ледышку, так как находился в эпицентре пониженной температуры, но невозмутимо приближается, сцепив руки за спиной. Даже способ передвижения насмехается над попытками противодействия: вампир скользит по красному льду паркета. По чуть-чуть на каждый шаг, будто человек, впервые вставший на коньки. При этом и Сареф и мэтр Патрик понимают, что он дурачится. Посиневшие губы высшего вампира растягиваются в улыбке, когда чародей вновь меняет местами тепловые среды. Теперь на территории поместья должен ударить снегопад, а вот комната вместе со смежными помещениями исчезает во вспышке взрыва. Огненный катаклизм перед собой отправил взрывную волну, что выбросила Сарефа из комнаты. Во время удара сознание померкло, но удар о стену вновь приводит в себя. Сареф не может сдержать крик из-за ожогов на передней части тела. «Аура благословения Кадуцея» работает на пределе возможностей, постепенно уменьшая боль. Всё крыло теперь залито гудящим пламенем, мэтр Патрик скорее всего тоже пострадал. Пускай магия позволяет ему быть абсолютным сверхпроводником тепла, но от ударной волны это не защитит. Из стены огня появляется фигура Амода, его одежда тлеет, но никаких ран или ожогов нет. Сареф не чувствует удивления или гнева, вполне закономерный итог, когда охотник на фазана вдруг напоролся на голодного медведя. Руки вслепую поворачивают сегменты куба, благо, выучил все положения, которые могут пригодиться в тех или иных ситуациях. Противник срывается с места, но опаздывает к активации гейта.
Название: Гейт разворота в обратном направлении Описание: комбинация трех рун Ǻᛤል по центру смежных граней для создания пространства с разворотом любых входящих объектов в обратном направлении. Количество и скорость объектов не играет роли, но все объекты должны полностью войти в управляемое пространство.
Фолин Нумерик создает нужный гейт ровно за секунду до удара высшего вампира. Амод Тискарус явно собирался сблизиться для удара, но внезапно понял, что смотрит на горящую комнату, из которой только что вышел. А вот из груди торчит кол из алхимических чернил. Вестибулярный аппарат не почувствовал разворота, так как артефакт заставил развернуться не сам объект, а пространство, в которое он вошел. Во всяком случае так считает Сареф, на себе не испытывал. Из черного кола в груди начинают расходиться дополнительные лезвия, которые пронзают легкие, позвоночник и стремятся добраться до мозга. Напавшему со спины Сарефу не хватает физической силы, чтобы удержать кол в руках, высший вампир вырвался и обернулся. Сареф отпрыгивает, а следом устремляется герцог. Вот только высший вампир будто не понял, что Сареф специально отпрыгнул, чтобы вывести врага из контролируемого пространства. Когда Амод догоняет Сарефа, то вновь активируется гейт, а противник открывает спину для удара. Сейчас авантюрист бьет именно в голову, чернильное лезвие глубоко вонзается в макушку. Высший вампир падает на колени, а после на пол, когда Сареф вынимает созданный с помощью магии кинжал. — Что… Что ты делаешь? — Доносится со стороны очень знакомый голос. Сареф во время схватки не обращал внимания ни на что вокруг, а теперь понимает, что последние секунды жизни герцога увидел его сын — Йоран Тискарус. Юноша ошарашенно переводит взгляд с Сарефа на труп отца. По всей видимости, тоже находился где-то в поместье, и сейчас добежал до места событий. По шокированному лицу Йорана бежит пот, Сареф не может сказать, товарищ из академии притворяется, хотя может быть заодно с высшим вампиром. — Черт возьми, зачем всё это? ЗАЧЕМ? — Тело Йорана начинает бить дрожь, близкий пожар его нисколько не волнует. — Твой отец был… — Сарефа пробивает неясная тревога, ведь присутствия высшего вампира больше не ощущается. Он не мог так просто умереть, а сейчас запах и аура выдают в лежащем теле человека и никого больше. Даже останки в первые семь дней ни один вампир не спутает с человеческими! Сареф рывком переворачивает тело, поднимает губы и раскрывает челюсть. Вампирских клыков нет! — Ты слушаешь меня?! — Йоран начинает приближаться. — Тебе что, нечего сказать? Лицо собеседника полностью омертвело, он лишь продолжает спрашивать «зачем?» во время приближения. Мозг Сарефа лихорадочно пытается найти ответ всем странностям, но произошедшее выходит из того, что знает о вампирах Сареф. Йоран Тискарус так и не успел дойти до Сарефа и растянулся на полу. Над ним теперь нависает другой человек. Цепкая память сразу помогает узнать женщину, хоть они встречались всего один раз, а встреча заняла не более минуты. С красивой черноволосой женщиной он встретился в сокровищнице Стальной Крепости, где прочел «Свиток парадокса Света и Тьмы». Незнакомка тогда представилась именем Фарат и одобрила выбор жезла из сердца стихий, хоть и предупредила об окончании срока действия артефакта. — Сареф, рада снова тебя видеть. Моему ученику нужно отдохнуть. — Фарат смотрит на Йорана. — Значит, вот какой у Йорана наставник. — Пересохшее горло с трудом выговаривает слова. Впрочем, больше всего сейчас волнует не раскрытие личности учителя однокурсника. Фарат испускает ту же самую силу высшего вампира, что некоторое время Амод Тискарус. Или здесь было сразу два высших вампира, что маловероятно, или вампир сумел переиграть Сарефа и охотников. — Я хочу услышать тебя. — Женщина хлопает в ладоши, и пожар тут же прекращается. Еще немного и перекинулся бы на весь особняк. — Даже несмотря на бесконечно долгую жизнь, у меня не так много времени. Но при этом хочу, чтобы ты и сам себя услышал. Хищная улыбка с клыками будто показывает, что фокусы и уловки Сарефу больше не помогут. «О чем она говорит?».
Глава 57
Сареф не сводит взгляда с женщины. Высший вампир заинтересовано смотрит в ответ, не излучая агрессии. — Не думаю, что есть тема для разговора. — Бросает Сареф, пытаясь на ходу придумать новый план. — Ошибаешься. Я хочу, чтобы ты услышал себя и поделился этим со мной. — Невозмутимо возражает Фарат, сцепив руки в замок перед собой. — Не понимаю. — Скорее не хочешь. — Отмахивается собеседница. — Ладно, давай по-другому. Высший вампир сделал один шаг, но каким-то образом покрыл всё расстояние до юноши. Сареф запоздало реагирует, касание монстра в человеческом обличье делает тело очень легким, а после немыслимый напор будто растягивает на большое расстояние. Органы чувств отключились буквально на полсекунды, следующим мгновением вампир узнает одну из улиц Порт-Айзервица. Каким-то образом Фарат отправила Сарефа в столицу Манарии. Студент Фернант Окула оглядывается, парочка прохожих косятся на него, но не выглядят удивленными, словно не Сареф сейчас появился буквально из воздуха. — Смотри, сейчас я убью всех на этой улице. Как думаешь, много времени мне на это потребуется? — Фарат возникает за спиной. «Что?», — быстро разворачивается вампир и видит, что женщина легким шагом направляется к мясной лавке, возле которой стоит семеро человек. Сареф прыгает следом, кинжал из алхимических чернил все еще не покинул руки. Силы удара, подкрепленного энергией духа, хватает на отсечение головы. Обезглавленный труп падает на землю, а люди поблизости впадают в шоковое состояние. Несколько женщин поднимают крик. Юноша непонимающе смотрит на тело наставницы Йорана. Почему-то убийство оказалось слишком простым, рассудком Сареф понимает, что ни один высший вампир не даст себя так убить. Но что бросает в натуральный ужас, так это понимание, что труп принадлежит человеку, а не вампиру. На Сарефа показывают пальцем, кто-то громко зовет стражу, поэтому юноша быстро исчезает в ближайшем переулке. Вот только далеко убежать не удалось, так как дорогу в тесной улочке, где часто продают ворованные вещи и интимные услуги, перегораживает городской стражник с большими усами ипикой. — Ох, молодой господин, куда же вы? — Высший вампир с довольным видом подкручивает кончики усов. — Что ты творишь?! — Сареф начинает отступать от стражника. — Я хочу, чтобы ты услышал себя и поделился этим со мной. — Пожимает плечами стражник. В этот момент на улочку вбегает еще один стражник, постоянно придерживая шлем. — Густав, ты куда уш…? — Новое лицо непонимающе смотрит на парочку вампиров. Силы у человека не хватило, чтобы закончить предложение, так как Фарат совсем чуть-чуть выпустила ауру. Высший вампир моментально оказывается рядом со стражником и пронзает пикой. После одной рукой поднимает насаженное тело взрослого человека и вбивает второй конец пики в землю. Труп начинает медленно спускаться по древку к земле. — Ты еще не понял, что я делаю? — Высший вампир проводит рукой по горлу, следом появляется глубокий разрез. Стражник мешком падает на землю, хлынувшая кровь попадает даже на усы, которыми человек наверняка сильно гордился. Слух Сарефа различает топот и выкрики. — Говорят, он куда-то сюда побежал! — С другой стороны выбегают пять стражников и несколько неравнодушных граждан с дубинками и топорами. Картина перед преследователями открывается неблаговидная. Сареф заторможено смотрит на побледневших людей. Теперь ему кажется, что понял замысел Фарат. Высший вампир будто хочет оборвать все связи Сарефа с людским обществом, выставляя юношу в таком невыгодном свете. Сейчас никто его слушать не станет, поэтому юноша вновь бросается в бегство, улицы и дома проносятся на большой скорости. С его скоростью даже гончие собаки сейчас не смогут соперничать. Собаки — нет, а вот высший вампир — да. Юноша даже не понял, откуда прилетел удар. Что-то на огромной скорости впечатывает тело вампира в стену. Сареф со сдерживаемым стоном поднимается на ноги, головокружение временно мешает оценивать обстановку. — Красавчик, не хочешь поразвлечься? — Проститутка с размалеванным лицом дышит винным запахом в лицо Сарефа. — Тебе явно не помешает женская ласка. — Отстань от меня! — Сареф отталкивает Фарат от себя. — Извини, трудно было удержаться. — Незнакомая женщина в ярком наряде даже не выглядит извиняющейся. — Ты же понимаешь, что не сможешь от меня убежать? — Я больше не буду играть с тобой. Хочешь — убивай людей, устраивай представления и самоубийства. Но я не буду потакать твоей игре. — Мрачно произносит Сареф. — Понимаю, ты много сил и времени вложил, чтобы стать «своим» в обществе людей, но все еще хочу, чтобы выбрался из своего футляра. — Проститутка задумчиво смотрит вверх. — Может… Может мне стоит навестить тех, кто тебе небезразличен? Возможно, кого-то из твоей гильдии или академии? А! Как насчет семейки той рыжеволосой авантюристки? Вместо ответа Сареф наносит удар. Ярость выплеснулась в виде белого пламени, кулаки на огромной скорости сминают тело высшего вампира, который даже не подумает защищать тело. Сареф останавливается, когда понимает, что изломанное тело женщины мертво. Где-то над головой в спешке закрывается окно. Разумеется, Фарат выбирает место и время, чтобы были свидетели. Юноша снова бросается в сторону трущоб и врывается в какую-то ветхую постройку, выглядящую нежилой. Вот только даже здесь кто-то оказывается. На вампира смотрит девочка лет девяти во много раз перештопанном платье. — Дядя, вы кто? Вы наш новый сосед? — Девочка внимательно смотрит на Сарефа. — Прекращай. — Уже безэмоционально говорит юноша. — О чем вы? Дядя, помогите мне, кто-то убил моих родителей. Смотрите! — Девочка отодвигает занавеску в комнату, где лежат два тела. — Получаешь от этого удовольствие? — Слух различает сдерживаемое рыдание откуда-то из комнаты. К сожалению, это не остается без внимания девочки. — Ой, посмотрите, дядя. Мои сестры спрятались и выжили. Их нужно спасти, да? — Девочка быстрым шагом направляется к шкафу, в котором кто-то заперся, но не успевает дойти, так как тело оказывается опутанным алхимическими чернилами. Магическая субстанция прочными веревками сжимает жертву, а конец «веревки» Сареф держит в руках. Из шкафа доносится испуганный визг, и резко наступает тишина. Из щелей грубо сколоченного шкафа начинает капать кровь. — Ты же не думал, что мне нужно двигаться, чтобы кого-то убить? — Девочка оборачивается к Сарефу. — Давай договоримся. Что ты хочешь? — Авантюрист отрешенно смотрит, как высший вампир просто стряхивает магические оковы с тела. — Хм, но я ведь уже сказала, чего хочу. Ты должен понять, что тебе не по пути с людьми. Это неприятный урок, но время пришло. Хочешь еще побегать? — Нет, пожалуй, теперь я попробую другой метод. — Глухо бросает юноша. — А, тот самый метод… — Кивает высший вампир. — Сначала догони. Девочка необычайно ловко взбегает по лестнице на второй этаж. Сареф тут же бросается за ней, пока не настигает на крыше здания. Впрочем, только потому, что Фарат решила остановиться. — Совсем забыла, это я у тебя пока заберу. — В руках девочки оказываются два предмета: Фолин Нумерик и Маска друида-предателя. У Сарефа не остается сил, чтобы удивляться. Теперь его аура ничем не скрыта. Секунда, и предметы из рук девочки просто исчезают в воздухе. — Итак, теперь ты хочешь перейти к последнему средству? А если я помешаю? А если не успеешь? — Фарат будто провоцирует. — Да. Хотела бы, уже сделала. Мне хватит тридцати секунд на тебя. — Ну что же, Система не выдала сообщение о противостоянии, поэтому Сареф считает, что вовсе не за его жизнью пришла Фарат. А её поступки это только подтверждают. С некоторых пор Сареф носит капли крови Древнего во рту. Заключенные в оболочку из алхимических чернил, они заняли место зубов мудрости на верхней челюсти. Таким образом, он всегда наготове применить «последнее средство». Комок чернил в виде зуба перестает удерживать одну каплю, Сареф проглатывает драгоценную субстанцию.Предмет: Капли крови Древнего Уровень предмета: SS Описание: Кристаллизованные капли крови неизвестного Древнего. Могут быть употреблены только вампирами. Одна капля после поглощения способна временно дать силы Древнего вампира. Эффект длится 30 секунд. Капля разрушается после поглощения.
— Хватит тридцать секунд? Хм, спорное утверждение, временная разница в силе не способна преодолеть пропасть умений и опыта. Если бы ты развивал свои силы как вампир, а не как человек, то смог бы получить от этого куда больше. — Девочка накидывает капюшон, но с неба падает вовсе не дождь. — О, вот это да, это же «Бесконечный кровоток»! Я будто снова встретилась с одним из родителей! — Фарат кажется восхищенной, смотря на кровавый дождь. Капля крови растворяется в нутре Сарефа, временно даруя недоступные даже высшему вампиру возможности. Огромная волна силы накрывает Порт-Айзервиц и окрестности на пару сотен километров. Жрецы в храмах с изумлением оглядывают кровоточащие символы солнца, все обереги тут же пришли в негодность. Элдрик Викар в Сакпирите с изумлением смотрит на дрожащие руки, невероятная сила затмевает благословенную Героном землю. Элизабет в академии отрывается от учебника и в смятении открывает окно комнаты. Заседание королевского совета прерывается криками дворян, указывающих на небо за окном. Порт-Айзервиц накрывают багровые облака, с которых на столицу льется дождь из настоящей крови. До сознания Сарефа доносятся волны ужаса, наполняющие город. Горожане ничего не понимают и в панике стараются укрыться от ужасных осадков. А вот девочка напротив Сарефа точно не будет бежать в страхе. — Тридцать секунд почти прошли. Уверен, что хватит времени? — Фарат с интересом смотрит, как Сареф складывает ладони, а после начинает поворачивать их относительно друг друга.
До окончания действия: 00:00:04.
До окончания действия: 00:00:03.
До окончания действия: 00:00:02.
До окончания действия: 00:00:01.
Название: «Реставрация» Тип: магия Хаоса Ранг умения: S(+S) Уровень освоенности: 21,3 (+78,7)% Описание: высококлассное заклятье, позволяющее организовать хаос прошлого. Время изменения энтропии, как и знание о системе, более не оказывает серьезного влияния, маг хаоса может вернуть объект, состояние или систему объектов и состояний в первоначальный облик без привязки к значениям энтропии. Доподлинно известно, что ничто не исчезает из мира навсегда, но только реставраторы-археологи могут увидеть в хаосе то, что стало его источником. Активация: пассы руками, аналогичные «Обратной энтропии» и мысленное построение схемы реставрации.
До окончания действия: 00:00:30.
— Применил магию хаоса на себя? — Смеется ребенок. — Я даже подумать о таком не могла! Возвращаешь нужное тебе состояние, минуя ограничение, заемными же силами! Браво. Теперь я даже немного волнуюсь. Даже несмотря на такие слова, Фарат выглядит пугающе спокойной. А вот паранормальные чувства сообщают о появлении нового противника. В другом районе города кто-то словно специально оставил на площади статуэтку ужасного монстра с множеством рук и ног. Поверхность фигурки уже полностью покрыта кровью с небес. Волны жара заставляют кровь кипеть и испаряться.
Вам противостоит Пожиратель Ветвей.
Ужасную гримасу на лице ребенка вряд ли можно назвать улыбкой.
Глава 58
Над столицей Манарии гремит гром из-за столкновения двух сверхчеловеческих существ. А после добавляется утробный вой огромного монстра, который в высоту может соперничать с трехэтажными зданиями. Пожиратель Ветвей продолжает верещать, а вместе с криком обрываются многие жизни из-за остановившегося сердца. В отличии от вчерашнего дня никто не сдерживает силы иномирового монстра. Пожиратель Ветвей ползет вверх по улице в сторону Стальной Крепости. В километре от чудовища Сареф ловит наконец-то Фарат за руку. Рука ребенка буквально взрывается фонтаном плоти от силы рывка, но в ошметках мышц и костей кровь сворачивается в тугие стрелы, которые стремятся пронзить Древнего. Высший вампир до этого не пытался как-то мешать убийству своих тел, но сейчас оказывает сопротивление, идя практически вровень. Вампиры отпрыгивают друг от друга, правая рука Фарат вновь цела. — Просто любопытно, что будешь делать, когда я снова поменяю тело после этого сосуда? — Высший вампир выглядит уверенным даже при несколько отстающих позициях в грубой силе. В этот момент кровавый дождь набирает силу. Капля прошивает тело девочки подобно пуле, а Сареф уже тянется клыками к шее Фарат. Это единственный способ победить, даже попытка сменить вместилище высшего вампира не спасет. Фарат тоже ускоряется до такой степени, что мир вокруг Сарефа начинает кружиться: высший вампир словно локомотив сбил юношу с дороги. Вот уже две капли падают с неба с весом гранитных блоков. Капли проходят сквозь тело Фарат и одновременно впечатываются в крышу. Когда весь «Бесконечный кровоток» войдет в силу, от столицы останется куча мусора. Но Сареф не может развить нападение, так как вновь требуется вернуть тело в состояние на тридцать секунд в прошлом. Вибрация в ладонях теперь мучительно болезненная. Фарат вскакивает, но не видит перед собой Сарефа. «Сареф, в городе происходит что-то страшное. Мы спрятались в гильдии, люди говорят, что по площади ползет ужасный монстр», — донеслось до слуха несколько секунд назад. Элин использует полученный в подарок браслет. Сразу после «Реставрации» Сареф переносится на главную площадь, где вооруженные авантюристы и жрецы Герона пытаются придумать, как остановить Пожирателя Ветвей. Юноша безошибочно оценивает уровни сил и понимает, что у людей нет ни единого шанса. В небе над площадью кровавый ливень образует собой гигантский меч, исполинское оружие обрушивается с небес и пронзает тело монстра от макушки до ног. От эпицентра расходится ударная волна, а по площади проходит большая щель в подземную часть города. Как и ожидалось, никто из людей не смог устоять на ногах, а парочка даже свалилась в образовавшуюся пропасть. Туда же падает тело Пожирателя Ветвей. Сареф легко догоняет людей в падении и оставляет на площади рядом с товарищами. — М-м-монстр! — Верещит престарелый жрец, указывая как раз таки на Сарефа. Юноша понимает, что другого быть уже не может, даже слепой и глухой человек почувствует силу Древнего как нечто ужасающее и обжигающее. Ни один человек не может иметь такую ауру. Служители Герона обрушивают на вампира потоки золотого огня, а вот авантюристы в шоковом состоянии смотрят на бывшего товарища. Среди них Сареф замечает не одно знакомое лицо. «Спать», — ментальный приказ заставляет всех упасть на землю. Жаль, что подобное никак не поможет с высшим вампиром. Сареф повторно применяет «Реставрацию». Теперь боль бьет не только по рукам, но и по голове. Присутствие монстра никуда не исчезает, Сареф слышит, как он медленно поднимается обратно на площадь. Похоже, предыдущего удара оказалось недостаточно, поэтому Древний готовится повторить его. Вот только второй меч-из-крови разбивается в небе на осколки: стоящая рядом Фарат выступает на стороне монстра. — У тебя уже нет дороги назад. — Говорит высший вампир в облике девочки. — На сколько «Реставраций» тебя хватит? Вместо ответа Сареф переходит в атаку. Сколько ударов было разменено за новые тридцать секунд? Десять? Сотня? Тысяча? Два вампира с вершины пищевой цепи двигаются слишком быстро для человеческого глаза, лишь разрушения запоздало отмечают их путь. Оба вампира не показывают усталости, продолжают регенерировать раны и пытаться схватить друг друга. Теперь Сареф понимает, что имела в виду Фарат, говоря о пропасти в умениях и опыте. Юноша пытается задавить противника силой и скоростью, но из-за этого не может сконцентрироваться на кровавом дожде. Да и в целом применяет его на инстинктивном уровне, а значит, не использует на полную мощность. Время от время тело высшего вампира пронзают капли, но нужно превратить его в решето, чтобы хоть немного замедлить. А вот Фарат использует темную магию и вампирские умения, не пытаясь соперничать в голой силе. Система не успевает анализировать поступающую информацию. Если бы Сареф не отдал приказ на скрытие сообщений, то весь обзор постоянно заслоняли бы системные сообщения. Фарат активирует за секунду до тридцати заклятий и расовых умений, чтобы восполнить разницу в силе. ……«Сталь-внутри»…
…«Темное течение»…
…«Воскрешение плоти»…
…«Бездонная пропасть маны»…
…«Искажение пространства Фокеля»…
…«Продвинутое игнорирование трения»…
…«Разностороннее движение крови»…
…«Mene alran futtorai»…
…«Иррациональный фактор свертываемости крови»…
… Это было последним, что увидел вампир перед запретом на показ сообщений. 95 % используемой магии и умений Сарефу совершенно незнакомы. Теперь Фарат не дает времени на складывание жеста для «Реставрации», но Сареф смог применить магию хаоса только с помощью мысли. Новый откат состояния теперь бьет подобно молнии с ощущением сгорающих нервов. Сареф понимает, что с «Реставрацией» что-то явно не так. Он понимает, что использование на собственном теле — рискованный шаг, но оценить точные риски не может. Пока есть только боль и уменьшающийся таймер. Теперь магия восполняет лишь двадцать секунд. На следующем повторении продолжить использовать заемную силу можно только десять секунд. Тело буквально разрушается изнутри из-за невероятного давления силы. Конец схватки наступает, когда «Реставрация» больше не может дать ни секунды. С неба теперь падает обычный дождь, а Сареф видит вокруг разрушенный главный собор Герона, который стоял на площади. Дуэль вампиров стихийно оказалась рядом со зданием, которое не выдержало напора. Сареф прижат к каменным ступеням главного молитвенного зала. Горло сжимает рука Фарат, не позволяя проглотить последнюю каплю. — Ты знаешь, что живые организмы содержат в себе особую информацию? Такое применение магии хаоса на себе разрушает связи записанной в тело существа информации. Это создает ошибки, искажения и мутации. Поэтому ты не можешь бесконечно восполнять лимит времени таким топорным методом. — Фарат тоже выглядит не очень, даже не может быстро закрыть все раны и вправить переломы. «О чем она? О ДНК или какой-то более мистической вещи?», — Сарефу на самом деле не очень интересно. Подступает невероятный упадок сил, поэтому не может даже препятствовать изъятию третьей капли крови Древнего изо рта. — Но это было весело. Давно меня не доводили до такого состояния… Ой, беда! — Высший вампир отпускает Сарефа и смотрит в сторону магической академии. — Время подходит к концу. Нам придется поговорить в месте, время в котором течет гораздо быстрее, чем здесь. Ты меня слушаешь? Сареф уже не слушает, полностью уйдя в мысли. Чувство в груди разгорается с немыслимой силой. Кто же знал, что оно совпадет со способом, как избавиться от интереса высшего вампира. По прошествии всего прожитого в этом мире времени впервые Сареф может решиться на это. Фарат наклоняется и что-то говорит, но слушать больше не имеет смысла. Если не сделать сейчас, то в будущем скорее всего так и не найдет решимости завершить дело. Плевать на договоренности, потраченные усилия и новую жизнь. Раз уж готовился к этому, то чего отступать? «Было бы неплохо…». Девочка нависает на юношей, а после улыбка разгорается на её лице. Фарат кивает, словно поняв хоть мыслей поверженного соперника. И не просто понимает, но еще и поддерживает в решении. — Я хочу, чтобы ты услышал себя и рассказал об этом мне. — Ребенок не отрывает красные глаза от лицо Сарефа. — Что было бы неплохо сделать? Ну же? — Было бы неплохо… — Сареф заходится в кровавом кашле. Магия уже начинает действие. Юноша отворачивается и сплевывает кровь на пол. Самый обычный холодный ливень, проникающий через исчезнувшую крышу собора, постепенно смывает кровь с лица юноши и собеседницы. — Да-а? — Не отступает Фарат. — Было бы неплохо… умереть. — Нагло улыбается Сареф и закрывает глаза.
Название: «Добровольный паралич» Тип: целительская магия Ранг умения: C Уровень освоенности: 10 % Описание: маги-целители давно научились оказывать влияние на организм с целью лечения, но многие считают злой иронией тот факт, что именно целители создали магию, которая чаще применяется для самоубийства, а не для обездвиживания пациента во время операции. Как правило, самоубийцы применяют паралич на собственной сердечной мышце. Активация: мысленная с построением отсекающей сферы Лократа.
— Ну наконец-то ты признался в этом себе. — Улыбается Фарат затихшему юноше. — Теперь мы можем поговорить. Высший вампир старается не обращать внимание на грозовую тучу отрицательной энергии над Фернант Окула и на пышное раскидистое дерево, которое исполином начинает подниматься из проема, куда упал монстр. Все-таки Пожирателю нужны ветви для оправдания существования. Фарат закрывает глаза… … Сареф задумчиво смотрит на недопитую чашку кофе. Белый электрический свет теперь кажется в новинку, как и кафель на полу, как и пластик стола. Обстановка чуть подрагивает из-за влетающих на перрон вагонов метро. В кафе у наземного метрополитена нет посетителей, кроме девочки, сидящей напротив. — Что это такое? — Бормочет Фарат, разглядывая одноразовую упаковку с сахаром. Увидев, как с предметом ранее поступил Сареф, девочка разрывает бумажную упаковку и высыпает сахар в чашку. — И зачем эта иллюзия? — Строго спрашивает Сареф. — Сразу догадался? — Осторожно нюхает свою чашку Фарат. — Это основы ментальной магии. Кобальт Додер еще в прошлом столетии составил опросник того, как понять нахождение в иллюзорном мире. — Сареф смотрит по сторонам. — Шестнадцать баллов из двадцати. Это однозначно не настоящее место. — Вильгельм неплохо тебя натаскал. Хм, какой интересный вкус. Это ведь называется «кофе»? — Высший вампир кладет чашку обратно на стол. — Я хочу поговорить с тобой. В этом мире время движется намного быстрее, чем в реальном. — Почему именно это место? — Твоя память изобилует закрытыми местами, а незащищенные воспоминания об этом мире попались самыми первыми. Возможно, ты думал о прошлой жизни в последние секунды. А может, постоянно о ней думал. Так что всё случайно вышло. — Здесь от тебя не убежать. Говори и отпусти уже меня. — Сареф более не имеет желания бороться. — Что ты хочешь на самом деле?
Внимание! Ментальная атака сильнее защиты. «Божественная воля Кадуцея» отразит атаку через 427 дней, 3 часа и 45 минут.
— Бегал от себя лишь ты. А мне нужна гибель мира, Сареф…
Глава 59
— А причем здесь я? — Спрашивает Сареф, услышав о гибели мира. — Притом. — Таким ответом Фарат очень напоминает мэтра Вильгельма. — Наверное, нужно начать издалека. Начинается Темная Эра, во время которой мир должен наконец быть уничтоженным. — Так, а я причем здесь я? — Сареф делает вид, будто впервые задает этот вопрос. — Ты тот, кто его уничтожит! — Ребенок напротив торжественно разводит руками. — Или примет участие, как минимум. — Нет, спасибо. — Качает головой Сареф. — Я не какое-то мировое зло наподобие тебя. Зачем ты делаешь всё это? — Я — зло? Возможно. — Пожимает плечами девочка. — Я ищу союзника, товарища, соратника. Того, кто по своей воле будет стремиться к выполнению общей цели. Я вожусь с тобой так долго, потому что от слуг, приспешников или наемников мне толку нет. — Тут тебе нужен какой-то злодей, а не я. — Сареф понимает всю глупость происходящего разговора, но будто подыгрывает собеседнице. — Пфф, ха-ха-ха, — Фарат чуть не разлила кофе. — Да уж, ты точно не злодей. Впрочем, и герой из тебя тоже никакой. Ты лишь приспособленец и ничего более, как и почти любой на твоем месте. К счастью, нужен мне не герой или злодей. Я хорошо изучила природу людей и пришла к выводу, что герои и злодеи существуют только в сказках. — То есть я приспособленец? — Юноша поудобнее устраивается на сиденье. Фарат резко изменила окружение, теперь они находятся в вагоне метро. Состав вылетает из подземного туннеля и теперь мчится по окраине вечернего мегаполиса. — Вау, из какого удивительного мира ты пришел! — Девочка не отрывается от окна, где проплывают небоскребы со множеством огней. По дорогам едут автомобили, а тротуары заполнены людьми. Сареф тоже с интересом смотрит на происходящее, будто вернулся в родной город из очень долгого путешествия. — Да, ты именно таков. — Наконец отвечает Фарат. — Всё это время ты был озабочен только собой. Своим пропитанием, своей безопасностью, своим здоровьем. Оказавшись в абсолютно незнакомом мире ты не принялся его спасать или разрушать. Ты поступил как самый обычный человек — решил приспособиться к новым правилам. А двигало тобой, во всяком случае в начале, желание обрести стабильность в мире, где у тебя только враги и никакого прошлого. — И с чего ты это взяла? — Спрашивает Сареф. — Выяснила путем долгого наблюдения. О, нам сюда. — Собеседница соскакивает с сиденья и направляется к выходу. Сарефу остается лишь идти следом. Спутники оказываются на новой станции. Фарат словно ведет в какое-то конкретное место, и Сареф уже догадывается о пункте прибытия. Все-таки это маршрут домой, которым неоднократно пользовался в прошлой жизни. Высший вампир явно увидел это в памяти юноши. — Насколько долгого? — Юноша безропотно идет за спутницей, большего сейчас сделать не может. — Хм, прямо с твоего прибытия в наш умирающий мирок? — Вслух рассуждает Фарат. — А это что такое?! Девочка побежала на детскую площадку, заполненную качелями, горками и другими приспособлениями для активной игры. А вот Сареф смотрит на дом неподалеку и окна со светом на седьмом этаже. — Эй, тут нужен еще один! — Зовет Фарат и указывает на другую сторону качелей-балансира. Сареф послушно подходит и садится на скамью. — Почему ты ведешь себя как ребенок? Сколько тебе лет? — Несколько тысяч, наверное. А почему так себя веду? Не знаю, я привыкла жить в тени, поэтому хорошо умею играть. Знаешь, почему меня назвали Легионом? — Ребенок напротив действительно слишком натурально радуется катанию на качелях. — Нет. — Потому что меня много, хотя я одна. Я могу вселиться в почти любое дышащее существо. Я сменила столько личин, и мужчин и женщин, что могу сыграть любую роль. Но давай поговорим о тебе и нашей ситуации. — Давай. — Безучастно отвечает Сареф. — Ты какой-то незаинтересованный. — Вздыхает Фарат. — Я так давно не говорила с кем-то вот так, что постоянно скачу с темы на тему. Ты уж извини меня. С чего же я начала? Ах да, Темные Эры. Ты знаешь, сколько их было? — Больше двух? — Вампир вспоминает ответ мэтра Вильгельма. — Ровно две. — Важно кивает собеседница. — Первая осталась в истории как Могильная Мгла. Тогда в мире появилась нежить и некромантия. Мир должен был превратиться в огромное кладбище, но люди и другие расы адаптировались и справились с угрозой. С тех самых пор почти во всех государствах некромантия под запретом. Сареф кивает, показывая, что еще не уснул. — Вторую Темную Эру нарекли Алым Террором. Тогда в мир вступили первые вампиры со своими детьми. Тех вампиров называли Древними за основание линий крови. Так мы звали различные роды. Вампиры обрушились на мир, уничтожали города и целые страны, кровь после тех сражений до сих пор можно найти в почве. Тогда народы снова адаптировались и объединились против общей угрозы. Вторая Темная Эра тоже завершилась неудачей, а вампиров до сих пор преследуют повсеместно. — Не очень умно поступили. — Замечает Сареф. — Вот да, только после поняли, что силой не победить. Агрессия и террор порождают отчаянное сопротивление. Тогда мы недооценили жителей мира. Сейчас мы ведем войну исключительно из тени. — Ты так говоришь, будто сама участвовала в той войне. — Сареф продолжает поочередно отталкиваться от земли. — Так и есть. Я пришла вместе со своим родителем. Если абсолютное большинство всех живших и живущих вампиров было обращено из жителей мира, то я никогда не была человеком. Я родилась вампиром в очень далеком мире, где живет только Ночной Народ. На лице Фарат отражается неясная грусть. — И к чему ты ведешь? — Спрашивает Сареф, смотря в спину Фарат. Собеседница увидела песочницу, поэтому юноше остается только последовать за ней. — Начинается третья Темная Эра. И в этот мир пришел ты и тебе подобные. Я так и не смогла понять, какими особыми силами ты наделен, но теперь ты должен привести мир к давно определенному исходу. — Фарат начинает собирать кучки из песка. Сареф молчит. — Правда, кроме тебя я не смогла обнаружить других исполнителей, но это не значит, что их нет. Обе предыдущие Эры начинались группой исполнителей, и неважно личей или Древних вампиров. Следом я пыталась помочь тебе освоиться в этом мире. — Ты направляла меня с самого начала? — Сареф вспоминает то, что сказала Фарат ранее. — Ага. Фондаркбург принадлежит мне, а Мастер лишь мой наместник. Я решила, что будет неплохо сделать тебя вампиром, чтобы ты точно не имел возможности уйти от предназначенной роли. А еще перед твоим появлением я поссорилась с одним некромантом. Мы не приняли позицию друг друга и перешли к рукоприкладству. Я победила и заточила его в темницах Фондаркбурга. А потом он умер, потому что один юный вампир приказал всем в замке умереть. Знаешь, о ком я говорю? — Значит, мэтр Вильгельм тоже работает на тебя… — В их первую встречу около деревни Аварлак некромант сказал, что его убили. Сареф никогда бы не подумал, что убийцей является он. — Не по своей воле, но мы заключили договор: он помогает тебе до определенного момента, а после получает полную свободу. Ты никогда не задумывался, почему такой… такой… в твоем мире таких называют мизантропами, да? Короче, почему такой человек вдруг оказался настолько добрым к незнакомому вампиру? Ему приходилось изворачиваться, чтобы оказываться в нужном месте и в нужное время. Сареф вспоминает все поступки мэтра Вильгельма. Тот нисколько не расстроился, когда Сареф помешал его восстановлению в кургане. Он помог скрыть вампирскую сущность в академии, обеспечил кровью и учил магии и жизни, будто своего сына. Часто интересовался делами и мыслями юноши, спас от эффекта переизбытка душ и помогал избавиться от последствий с помощью Палитры. Сареф всегда осознавал, что некромант делает всё не просто так, но только сейчас понимает, какую цель он преследовал. — Хорошо. Что еще? — Сареф смотрит, как Фарат заканчивает с большой башней из песка. — Да ничего особенного. Я дала тебе свободу выбора пути и наблюдала за ним с редким вмешательством. По улице рядом проезжает телега, что смотрится очень странно в современном городе. Кузнец Кристофер из деревни Вармштайн приветственно машет рукой: — Я рад, что мое снаряжение помогло тебе, Сареф. Береги его. — Бородатый кузнец растворяется в сумерках. — Спасибо за доспех и меч. — Говорит Сареф, — Кузнец Кристофер действительно существовал? — Так ли важно, был ли это реальный человек или нет? — Фарат отмахивается от благодарности. Под светом уличных фонарей показывается фигура в алом плаще и маске. — Ты должен быть благодарен госпоже. Ты получил цель и средства. Немногие имеют в своей жизни и то и другое. — Мастер будто пришел с того света. После старший вампир низко поклонился Фарат и растворился в воздухе. — Опа, Сареф. — Через ограду перепрыгивает Рим. Девушка подбегает к юноше. — Как дела? — Я обязательно должен говорить с иллюзией? — Горько спрашивает Сареф. Даже знакомство с Рим произошло не просто так. — Я с интересом смотрела, как ты решил стать авантюристом. Надеюсь, Рим хоть чем-то оказалась тебе полезной. — Фарат, похоже, строит настоящий замок из песка неведомым образом. Впрочем, иллюзорному миру необязательно быть правдоподобным. Рим хлопает Сарефа по плечу и растворяется в тенях. — Ну, она научила меня карточному шулерству и помогла во время одного рейда. — Сареф смотрит на дымку, оставшуюся от образа. — На самом деле её помощь была куда больше. Она хотела вытащить тебя из панциря, как и я сейчас. Замечу важную деталь: она и её спутники не знали, что являются вампирами и выполняют какую-то миссию. Заклятье, которое полностью скрывает вампирскую сущность и силы, взамен забирает все воспоминания. Она тобой заинтересовалась вовсе не потому, что я приказала, мне нужно было лишь сделать так, чтобы вы встретились в Масдарене, а потом в Порт-Айзервице. Пришлось помочь ей попасть в Оружейную Часовню. — Было ли вообще что-нибудь, к чему ты не приложила руку? — Сареф внешне остается спокойным. — Конечно! — Кивает Фарат. — Распорядитель Микель. Авантюристы Стефан, Герда и Марк. Эти связи ты создал самостоятельно. А еще… Элизабет и Элин? Как думаешь, они со мной заодно или нет? Высший вампир поднимает взгляд на Сарефа, который не знает ответа.Глава 60
— Не знаю. Это важно? — Равнодушно пожимает плечами Сареф, но понимает, что кривит душой. — Еще как важно! Когда понимаешь, что любой выбор был лишь иллюзией, то теряешь вкус жизни. — Думаешь, он у меня вообще был? — Юноша присаживается на угол песочницы спиной к Фарат. — Вряд ли. Ты попал в абсолютно чужой мир, и я, кстати, очень удивилась твоему знанию местного языка. Мне пришлось его учить в свое время. Потом ты угодил в темницу, стал вампиром, убил человека, убил вампира, потом снова убил человека, потом еще одного и еще одного. — Собеседница способна припомнить всё. — И список довольно длинный. Ты помнишь их всех? Сареф помнит очень хорошо. — Заслуженный охотник на вампиров. Ему повезло умереть, так и не узнав, что подопечная не смогла уйти от меня. Да и сама Мариэн Викар ненадолго его пережила. Кстати, выполнение её просьбы я одобряю, кто-то назовет твой выбор бесчеловечным, но по мне он был абсолютно рациональным. — Продолжает Фарат. — Но если меня жестокость и убийства ни капли не волнуют, так как я родилась в мире, где подобной морали нет, то тебя это не пощадило. И да, не чувствую вины за то, что поставила тебя на этот путь. Я готова пожертвовать многим для достижения цели. — Девочка заканчивает с окнами песчаного замка. Сареф продолжает молчать, поэтому слово снова берет Фарат. — Потом Ганма. С ним ты понял, что мир тебя никогда не примет. Мой подарок в виде волшебной маски тебе очень пригодился, не так ли? И ты снова убил человека, не имея на это ни желания, ни мотива. Окажись на твоем месте другой человек, то он бы давно сдался. Ты же предпочел нарастить непробиваемый панцирь безразличия. Я склонна считать, что это один из естественных механизмов защиты человеческой психики: абстрагироваться, забыть, впасть в апатию, не принимать ничего близко к сердцу и держать любого на расстоянии. Юноша внимательно слушает монолог и продолжает молчать, сосредоточив внимание на доме напротив игровой площадки. — Но этот панцирь, чешуя, футляр, зови как хочешь, только создает видимость уверенности. Внутри же ждет бесконечная тревога и самокопание. Это подтверждает одна смерть, которую ты вполне мог избежать. Ты ведь часто о ней думаешь? — Фарат заканчивает с замком и подходит со спины. — Да, я о Луке. Добродушный авантюрист случайно увидел то, что видеть не должен был. И тут страх тебя сжал в тисках! Фарат обнимает туловище Сарефа, но очень мягко и нежно. — Ты уже давно не способен доверять людям, ты постоянно ищешь подвох. Всегда в напряжении и в поисках безопасности. Как загнанный зверь. Вопрос в том: кто тебя загнал? Высший вампир, для которого нет ничего святого? Или ты сам? — Конечно, я сам. Ни один высший вампир не сравнится с моей мощью вредить себе. — Наконец отвечает Сареф, контролируя тон и громкость голоса. — Хаха, а вот шуточки. Когда к тебе начинают подбираться очень близко, ты стараешься отшутиться. Еще один слой защиты, но не последний. Скажу без утайки, капитан Лохар на своем «Тонущем тролле» предложил откупиться эльфийкой по своей воле. Ты по своей воле решил спасти её и взять под опеку. Ты решил оправдать продолжающееся существование, на прекращение которого у тебя не хватало духу. — Мягко говорит в Фарат у левого уха. — И это еще один слой защиты. — Ты окружил Элин заботой, так и не успев побыть отцом в родном мире. Ты специально познакомил с Элизабет, помог взрасти дружбе между ними, чтобы в определенный момент смочь уйти навсегда. И связь с дочерью епископа ты тоже создал самостоятельно. Ты одновременно хотел найти место, где чувствовал бы себя в полной безопасности, и людей, которые бы приняли тебя как вампира. С другой стороны ты постоянно думал о смерти, поэтому всегда с радостью встречал опасные ситуации, которые могут за тебя покончить с жизнью. Ты довольно противоречивая личность, Сареф. Наверное, именно поэтому ты так хорош в магии Хаоса. Пару минут Фарат молчит, но и Сареф не спешит вновь раскрывать рот. — Я могу еще долго разбирать те ситуации, которые довелось увидеть. Я могу ошибаться, но считаю, что хорошо изучила людей. Я никогда не испытаю всех эмоций, что могут испытать люди, но логикой я понять их могу. — Слово вновь берет Фарат. — Зачем ты всё это рассказываешь? — Спрашивает Сареф. — Потому что сам ты никогда не откроешься кому-либо. Запрячешь так глубоко, что даже собственные мысли будешь гасить. Я манипулировала людьми и событиями, чтобы мы стали союзниками. И союз станет лишь крепче, если мы встретимся после долгого и сложного пути, и поговорим по душам. Товарищи должны знать истории друг друга, так что можно посчитать, что я услышала тебя. Я готова говорить вечно, чтобы ты пришел к верным выводам. — И какова твоя история? — Интересуется Сареф. — Спасибо, что спросил. — Фарат крепче обнимает юношу. — Я хочу вернуться домой. В свой настоящий дом, в этом мире мне нет места, как и тебе. Но Пределы не откроются, пока мир не будет уничтожен, поэтому нам придется довести дело до конца. Пожертвовать всеми жизнями, дружбой и любовью, залить мир кровью до горизонта и лишь тогда… обрести свободу. — Хочешь, я могу взять тебя с собой в родной мир вампиров. — Фарат обходит юношу и теперь смотрит в лицо. — Но там тебе тоже не будет места, так что обещаю, что помогу тебе добраться сюда! — Сюда? — Переспрашивает Сареф. — Да, в твой родной мир, из которого тебя выдернули. Я обману смерть и другие законы мироздания, взамен помоги мне закончить Темную Эру раз и навсегда. До этого ты не задействовал и четверти своего потенциала, но я помогу тебе обрести настоящую силу. А когда всё закончится, ты окажешься здесь по-настоящему. Вновь придешь домой и постучишься в дверь. — Горячо убеждает Фарат. — И тебе откроют те, кого ты уже отчаялся когда-либо вновь увидеть. Фонари на ночной улице начинают мигать. Сареф чувствует, что становится трудно дышать. Он не знает, какое ускорение дала Фарат ощущению времени. В реальном мире могла пойти лишь вторая или третья секунда, но при остановке сердца даже секунды имеют силу. Весь ночной город уже затопила тьма, девочка берет руку Сарефа и тянет к знакомому дому. Вместе доходят до подъезда, поднимаются на лифте до седьмого этажа, но в дверь стучится только Сареф. Умом он понимает, что это лишь иллюзия, но не может уйти просто так. Освещение на этаже продолжает мигать, вне дома больше ничего не существует. Фарат тоже нет поблизости. За дверью раздается шум, щелкает замок и кто-то очень знакомый открывает дверь. — Я дома. — С улыбкой говорит Сареф, а в ответ тянутся две руки и заводят внутрь. В этот момент иллюзорный мир перестает существовать из-за начавшейся смерти мозга. Вот только Фарат имеет другое мнение на завершение разговора, так как Сареф чувствует восстановление сердцебиения. Высший вампир сидит рядом в разрушенном храме, ливень продолжает заливать столицу Манарии и близлежащие земли. Юноша даже рад льющейся с неба воде, так как Фарат не увидит, что смогла-таки пробить все «слои защиты». — По рукам. — Тихо говорит Сареф. — Спасибо. — Высший вампир выглядит очень усталым. — Не думай о цене, финал этого мира всё равно известен. Если не сейчас, то во время четвертой, пятой или десятой Темной Эры точно исчезнет. Времени на объяснения не осталось. Вставай, у нас проблемы… …На верхнем этаже одной из черных башен Фернант Окула стоит некромант. Более ему не нужно скрываться или исполнять чьи-либо приказы. Текст магического договора исчезает после выполнения условия «принятия союза». Темный маг не знает, как именно высший вампир убедит Сарефа, но подобный итог не удивляет. За спиной каменный пол рабочего кабинета покрывается трещинами, осколки поднимаются в воздух и переворачиваются внутренней частью вверх. После вновь занимают место на полу, показывая запретную магическую фигуру, начертанную ранее с внутренней стороны каменных плит. После осторожного стука приоткрывается дверь в кабинет. Слуга и служанка явились по требованию графа и ждут распоряжений. Вот только некроманту, взявшему имя Вильгельма Вигойского, нужны их жизни, а не услуги. Магия смерти обрывается жизни безболезненно, лишь черная кровь начинает течь из носа, рта, ушей и глаз жертв ритуала. Некромант резко вскидывает руки на вершине собственного магического искусства. Колдовская фигура на полу обволакивается черной кровью из упавших тел, а после начинает испарять её до черного тумана. После некромант осторожно кладет чьи-то останки в центр комнаты и громко зачитывает слова заклятья. Руки играючи складывают сложные жесты, словно маг делает это на протяжении тысячи лет. Где-то за пределами взора смертных что-то меняется. Сферы бытия сдвигаются, появляются двери, а к ним ключи, рождается новая жизнь в мертвой плоти. Циклон отрицательной энергии над академией указывает на то, что кто-то активирует магию, которой можно воскресить даже бога. Черный дым в кабинете некроманта становится непроницаемым, но чувства чародея подсказывают, что ритуал поднятия мертвого завершается успешно. Осталось указать цель. — В городе, на городской площади вблизи храма Герона ты встретишься с тем, кто пленил тебя, и с тем, кто убил тебя. Воздай им по заслугам. — Черный дым испаряется под гнетом яркого золотого света. Высшая некромантия не просто вызвала мстительный дух, а еще даровала силы, которые были при жизни. А источник этих сил явно не против их использования против указанных целей. Труп в ореоле божественного света проходит мимо некроманта на балкон, где просто начинает шагать по воздуху в сторону огромного дерева, которое уже соперничает высотой со Стальной Крепостью. Облака отрицательной энергии сгорают в свете новоявленного солнца. В мир снизошла сила, которая в равной степени ненавидит нежить и вампиров.Глава 61
Гром гремит в небе, погода окончательно испортилась, но даже грозовые тучи и ливень не могут скрыть нечто, что идет прямо к ним. Сначала оно подобно факелу двигалось по воздуху, но после опустилась в город в квартале от площади, на которой стоят два вампира. — Что ты имеешь в виду? Что за проблема? — Спрашивает Сареф у Фарат. — А ты не чувствуешь эту силу? — Девочка смотрит в сторону магической академии. — Чувствую что-то обжигающее. Будто кто-то активировал мощную священную реликвию. — Это намного хуже, а я уже потратила много сил. — Фарат оглядывается на могучее дерево, площадь под ним начинает покрываться зеленью. — У тебя есть первое задание. Нужно убить человека, который находится в Стальной Крепости. Открыто и нагло. Готов? — Да. — Спокойно отвечает юноша. Больше не авантюрист и не студент магической академии. Заключение союза с высшим вампиром является окончательным переходом на другую сторону баррикад. Больше не начинающий охотник на демонов и не опекун Элин. Высший вампир рядом словно хочет полностью разорвать связи Сарефа с людьми королевства, раз дает такую цель для устранения. Сареф не чувствует неловкости, озвучивая мысли вслух. — Ха, возможно. Но это лишь часть правды. Он является тем, кто осуществляет волю одного из настоящих наших противников. Тебе знакомо имя Хейден? Некромантведь отправил тебя в экспедицию, как я приказала? — Да. — Кивает Сареф. — Но кроме имени ничего конкретного не знаю. — У нас еще будет время поговорить, а теперь отправляйся. Я задержу её, а ты устранишь цель. — Фарат будто дает отмашку. — Её? — Переспрашивает юношу. — Хочешь посмотреть на одну из своих жертв? — Зло улыбается Фарат, прикладывает ладони друг к другу и вытягивает руки вперед. Сареф с интересом смотрит на манипуляции. Ребенок начинает разводить руки в стороны, ему словно мешает невидимый груз. Но высший вампир прикладывает больше усилий и полностью разводит руки в стороны. Следом квартал перед площадью приходит в движение: невидимая граница проходит по домам и улицам, и всё слева и справа от нее повторяет движение рук Фарат. Камень, дерево и глина: ничто не способно удержаться на месте. Разом погибают несколько сотен человек, погребенных собственными домами. Сила высшего вампира заставляет строения складываться подобно карточным домикам, а после оставляет широкую просеку посреди столицы королевства. На другом конце области разрушения бредет фигура в ореоле солнечного света. Острое зрение помогает узнать в ожившем трупе того, кто пришел по их душу. Мариэн Викар не просто вернулась в теле высшей нежити, но буквально пылает священной силой подобно жрецам. — Как такое возможно? — Сареф смотрит на спутницу. — Если останки заполучит достаточно сильный некромант, то сможет призвать даже такого монстра. Мой договор с мэтром Вильгельмом подошел к концу, теперь он не союзник. — Объясняет Фарат. — Жаль. — Сарефу действительно будет не хватать занятий в кабинете на вершине башни. — Но как совмещается сила с природой тела? И разве нежить для тебя соперник? — Каком к верху. — Фыркает собеседница. — Нежить — нет, но мы пока не можем взять и переть против источника её сил. Мы не справимся с Героном, хотя в конце мира нам доведется испробовать кровь бога, надеюсь. Но только в самом удачном раскладе. Мариэн Викар неспешно приближается по участку, где квартал оказался срыт до фундамента. Когда нежить проходит середину пути, Фарат совершает обратное движение, руки вновь соприкасаются ладонями перед грудью. Кучи строительного мусора вновь заполняют освободившееся место давящей массой, словно прибой зажимают нежить в невероятных тисках. Рождается взрыв, и к вампирам несется полоса золотого света. Любой объект на пути божественной силы просто обращается в пепел. Сареф успевает лишь дернуться, когда атака достигает их. Перед ударом луч внезапно искривляется и огибает вампиров. После резко разворачивается и снова устремляется с целью сжечь без остатка. Невидимая защита повторно защищает от материализовавшегося гнева бога солнца. Луч закручивается в молниеносные спирали, но Фарат искажает пространство вокруг себя, отражает и разобщает смертоносный луч. Столкновение высшего вампира и избранницы Герона создает эффект фракталов, когда луч делится на сотни копий и атакует со всех существующих сторон искривленного пространства. Мариэн Викар вступает на площадь, в её руке пылает огненный меч, а Фарат никак не может отвлечься от защиты. Без силы Древнего Сареф тут не помощник. — И как ты собираешься победить её? — Сарефу кажется, что Фарат сдает позиции. — Никак. Это работенка для нашего голодного друга, мне лишь нужно потянуть время. — Спокойно отвечает собеседница. — Мои силы имеют ограничения, поэтому я скоро покину Порт-Айзервиц, чтобы сюда не приперся сам Хейден. За городом есть ручей, которые местные зовут Чернолыком. Если пройти вверх по течению до скалы, напоминающей великана, то слева будет пещера. Тебе нужно будет туда после выполнения задачи. — Я запомню. Верни мне Фолин Нумерик. — Сареф наблюдает, как Фарат хватает его за руку и снова заставляет расстояние соединиться пунктом отправления и прибытия. Напоминает недавний перенос из особняка Тискарусов в столицу, сейчас Сареф оглядывает богатые королевские покои. За столом посреди комнаты отчаянно спорят вельможи, а вот во главе стола сидит сам Лоук Айзервиц, его королевское величество и цель Сарефа. Вампир подмечает сходство лица с принцем Фрадом, вот только король носит длинные волосы и имеет более жесткое выражение лица. Сначала никто не обратил внимание на Сарефа, посчитав слугой, иначе как он смог пробраться через охрану Стальной Крепости и покоев монарха? Из присутствующих только мейстер Гимлерик узнал бы его, но сидит спиной. В руках Сареф вертит сочленения куба, чтобы активировать гейт остановки движения. Члены королевского совета замолкают и замирают, пространство погружается в тишину. Фолин Нумерик заметно нагревается. Артефакт сталкивается с чьим-то противодействием, что даже удивительно. Впрочем, Гимлерик Раут вряд ли бы получил ранг мейстера, если бы в такой ситуации не нашел, чем ответить. Фигура чародея рассыпает голубые искры, магия пытается справиться с силой артефакта и серьезно снижает эффективность обездвиживания. Другие участники без труда дышат и моргают, даже изредка конвульсивно дергают рукой или ногой, но этого недостаточно, чтобы позвать на помощь или помешать убийце. Но им волноваться незачем, Сареф пришел только за одной жизнью. Гейт останавливает движение, но владелец Фолин Нумерик может заранее установить маршрут, движение по которому блокироваться не будет. По маршруту Сареф доходит до короля и нынешнего главы рода Айзервиц. Алхимические чернила вонзаются в сердце монарха, победить обездвиженного соперника сможет кто угодно. На краю слышимости бродит перезвон, значит, всё работает. Сареф не торопится, дает всем присутствующим хорошо изучить его лицо, чтобы прочнее разорвать отношения с людьми. Теперь он станет врагом номер один для Манарии. Перед тем, как уйти в тень, он должен эффектно объявить войну. «Открыто и нагло». Сареф вновь передвигает сочленения куба, меняя маршрут свободного передвижения. Сейчас вампир подходит к окну и смотрит на город, где торнадо золотого огня атакует гигантское дерево, из коры которого вырастают руки и ноги. На стволе открывается глотка, которая начинает есть свои же ветви. Пожиратель Ветвей оправдывает свое название, монстр не собирается уступать. Теперь Сареф понимает, почему все так боготворили Мариэн. Сила Герона словно превратила в богиню справедливости и возмездия. А вдобавок её тело избавилось от слабостей смертного существа. Пожиратель Ветвей теперь весь объят пламенем, тело постепенно превращается в багровые угли и золу. Вот только и поток пламени слабеет, юноша понимает, что задумала Фарат. Сила Герона в любом случае разрушает тело нежити: чем больше использовано силы, тем быстрее конец. Два монстра взаимно уничтожают друга: горящий ствол вновь исчезает в пропасти посреди площади, а от Мариэн Викар наверняка остаются лишь искорки затухающего праха. Сколько Сареф бы не напрягал сверхчеловеческое зрение, увидеть это не сможет. Тем временем гейт заканчивает действие, поэтому Сареф наконец может выйти из зоны действия. Юноша разбивает окно и сигает с самой высокой башни Стальной Крепости. Даже вампир после такого падения переломает всё, что можно, поэтому Сареф еще у окна отправил четыре оставшихся и два вновь полученных очка в Стойкость. Еще четыре очка и этот показатель доберется до полусотни. Будь он высшим вампиром, то просто заставил бы гравитацию работать в обратную сторону. Земля очень быстро приближается, но алхимические чернила уже принимают форму упругой пружины в три метра диаметром. Под силой падения пружина складывается почти полностью, но Сареф отправляет максимальное количество маны, чтобы предмет не сломался и хотя бы на секунду принял свойства невозможной сверхупругости. Удар все равно оказывается болезненным, но боль можно перетерпеть. Тело вампира вновь выстреливает вверх, Сареф сразу направил вектор движения чуть вперед, чтобы очутиться на крепостной стене. Пружина такой деформации не выдержала, поэтому после распрямления разорвалась на кусочки, не обращая внимания на удерживающую магию. Сареф повторяет прием, чтобы прыгнуть уже с крепостной стены в город. Далее остается лишь бежать к условленному месту встречи. Это удается без труда, так как в городе царит хаос. Многие жители попрятались по домам, но часть все же решила просто бежать из столицы. Отряды городской стражи и других организаций не смели приближаться к площади, но теперь все спешат туда. С исчезновением Фарат, Мариэн Викар и Пожирателя Ветвей люди наконец решили проверить, что произошло. Вместе с толпой людей Сареф выходит из города направляется к ручью Чернолык. Ливень продолжает обрушиваться на землю, а день из-за туч превратился в сумерки. По ориентирам Сареф находит пещеру и чувствует присутствие других вампиров, они не скрывают ауру. Сарефа тоже почувствовали, но никак не отреагировали. Юноша входит в пещеру, проходит метров двадцать и заворачивает за угол. Там видит, что часть пещеры обвалилась, обнажив еще один вход. На камне сидит Рим, а рядом стоят еще три вампира.— Опа, Сареф. Вот и ты. Легион сказал дожидаться тебя здесь. — Девушка приветственно машет рукой. Другой рукой придерживает огромный меч, почти с себя ростом. — Привет. — Просто отвечает Сареф. От Рим теперь исходит аура вампира, значит, воспоминания к ней вернулись вместе с силой. — А это… — Энрик, Мальт и Хунг. С ними ты уже встречался на конкурсе новобранцев в Масдарене. — Рим показывает на каждого спутника. — Даров. — Говорит Мальт. — Как жизнь? — Приветствует Энрик. Хунг же просто кивнул. — Что дальше? — Обращается к Рим Сареф. — Нам нужно добраться до тайной бухты, где нас возьмут на борт «Мрачной Аннализы». А потом нас ждет весь мир! — Девушка с одной стороны не изменилась, но теперь в лице и голосе появились кровожадные нотки хищника. — Идем? — Идем. — Сареф направляется за своими новыми товарищами. — Скажи, зачем тебе такой дрын? — Это не дрын, это меч. — Обиженно отвечает Рим. — Им не только можно рубить головы, но еще использовать вместо весла. — У тебя душевная травма с того случая? — Спрашивает Сареф, из-под шлемов спутников слышен смех. — А-а! И ты туда же! — Рим безуспешно пробует огреть Сарефа рукоятью двуручника. — Но вообще я рада. — Чему же? — Ты выглядишь куда лучше, чем я рассчитывала. Хотя вряд ли Легион тратил бы время на слабака и нытика. — Просто у меня наконец появилась цель в жизни. — Как мало для счастья надо. — Хмыкает девушка. Вампиры исчезают в роще по направлению побережья.
Глава 62
Любые события имеют начало и конец. Иногда конец окончателен, но куда чаще лишь перетекает в начало чего-то нового. Ливень в Порт-Айзервице тоже подошел к концу, и даже выглянуло вечернее солнце. Вот только улучшение погоды не может повлиять на сердца людей. Произошедшее за сегодняшний день очень многое перевернуло с ног на голову. Горожане по-прежнему с ужасом смотрят на остатки кровавого дождя, хоть он частично смыт прошедшим ливнем. А целый квартал в центре города превратился в горы мусора. Вечер разрывают стенания и плач тех, кто сегодня не дождался родных домой или потерял сам дом. Мало кто понимает, что на самом деле произошло в столице, какие силы избрали город полем боя. Центральную площадь перед разрушенной зоной рассекает до сих пор дымящий огромный шрам. Вокруг него стоят кордоны стражи и жрецов, взывающих к Герону. Главный собор страны тоже не пережил сегодняшний день, остались лишь стены, и то с многочисленными пробоинами. Но всё это мало может сравниться с новостью, расходящейся по королевству и соседним странам: король убит! Лоук Айзервиц убит на совещании в Стальной Крепости. Убийца неведомым образом прошел через защиту дворца и смог беспрепятственно убить монарха. И имя убийцы теперь на слуху у всех. В рабочем кабинете архимага Эзодора Уньера горят свечи, освещая лица присутствующих. Мейстер Гимлерик рассказывает о произошедшем, а епископ Викар задумчиво смотрит на собственные руки. — Я ничего сделать не смог. — Сокрушается усатый чародей. — Он словно возник из воздуха и остановил почти всё движение в комнате. Я бросился разрушать чары вместо того, чтобы попробовать атаковать его. Моя ошибка. — Что было, то прошло. — Берет слово епископ. — Нужно определиться с дальнейшими действиями. Король мертв, и мы на пороге гражданской войны. Не мне вам говорить, что есть те, кто захочет воспользоваться неразберихой. — Да, разумеется. Но разве они не устранены? Охотники на демонов должны были со всеми сегодня разобраться. Что-то не вышло? — Спрашивает мейстер. — Всё вышло, но я склонен считать, что события на самом деле куда глубже, чем мы можем вообразить. Мы боролись с внутренними врагами, но к истине так и не подошли. — Что вы имеете в виду? — В столице сегодня объявился Древний вампир, я думаю, каждый из нас почувствовал это. После явно вступил с кем-то в схватку, с кем-то не менее сильным. А потом еще бой жуткого монстра и неизвестного паладина Герона. Слишком много событий, о которых мы ничего не знаем. — Элдрик Викар делится соображениями. — Сареф из гильдии авантюристов оказался тем Древним вампиром, так ведь? — Уточняет мейстер Гимлерик. — Он был в составе охотников на демонов в сегодняшнем рейде на поместье Тискарусов. Там выжил только мэтр Патрик, но он получил множество ран и находится в критическом состоянии. Мы ничего пока не знаем о том, что там произошло. Амод мертв, а вот его сын утверждает, что Сареф убил герцога. — В этом ничего странного, все-таки мы получили доказательства вины Амода, пускай и косвенные. — Епископ устало массирует лоб. — Но Сареф каким-то образом быстро вернулся в Порт-Айзервиц. Многочисленные свидетели подтверждают, что он шел по городу и убивал невинных людей. К примеру, он отрубил голову учителя по магии Йорана Тискаруса на глазах у горожан. Но с каким мотивом? Что произошло потом? В комнате воцарилась тишина, собеседники не имеют ответов. — Мэтр Эзодор, почему вы молчите? — Мейстер обращается к архимагу. — Каково ваше мнение? И где вы были, когда события принимали такой оборот? — Вы прекрасно знаете, мэтр Гимлерик, что забирает у меня почти всё свободное время. Я не оказался в нужное время в нужном месте, обсуждать это бессмысленно. Сосредоточимся на дальнейших действиях, как и предлагалось ранее. Нам нужно, чтобы старший сын Лоука занял трон, как и полагается. Мы должны организовать его защиту и устранить оставшихся заговорщиков. Где Вохелльхауз и герцог Марнтли? — Архимаг выглядит отстраненным, словно проблемы королевства его не касаются. — Призывают к порядку министров и глав организаций. — Отвечает епископ. — Хорошо. Мы с господином мейстером и мэтром Кастором проконтролируем Конклав. Вохелльхауз и Марнтли займутся Коллегиями и рыцарскими орденами. Ваше преосвященство, вам доверяем беседу с Метиохом Айзервиц. Ваш сан склонит принца на нашу сторону, а также нам потребуется поддержка народа с помощью Церкви. Остается лишь Оружейная Часовня. — В настоящий момент в столице нет ни одного магистра. Все по личным причинам покинули город в разное время. Магистр Онгельс должен быть ближе всех, он сейчас в составе флотилии патрулирует северные воды королевства. Два наших галеона исчезли, как вы помните. Новости из столицы уже должны были дойти до него. — Отвечает мейстер Гимлерик. — Насчет остальных я ничего не знаю. Магистр Венселль наверняка охотится где-то на вампиров и будет кусать локти, когда узнает, кто объявился в городе сегодня. — Я слышал, что Часовня тоже пострадала сегодня. — Вставляет Элдрик Викар. — Четверо не так давно принятых адептов устроили резню. Похоже на спланированную атаку. — Их устранили? — Нет, они сумели скрыться. И все они были вампирами. Гимлерик изумленно поднимает брови. — Да что же такое? — Вздыхает маг. — Либо мы обленились, либо вампиры стали куда хитрее. Чем вообще занимаются охотники? — Охотников на вампиров я сам проведаю. — Отвечает епископ. — Не стоит забывать, что среди преподавателей академии скрывался высший некромант. Предлагаю на этом закончить, дел еще много. Стоило мейстеру услышать про некроманта, так лицо еще больше нахмурилось. Епископ выходит из кабинета и направляется к выходу из академии в окружении плотного строя инквизиторов. Направляется высший жрец прямиком в городскую резиденцию, пока гонец не передаст срочное послание главному претенденту на престол. А помимо этого хочет навестить дочь. Элизабет Викар инквизиторы доставили из академии с наивысшим уровнем охраны. Правда, Элизабет настояла сначала посетить гильдию авантюристов, где забрала одного человека. Элдрик Викар не знал, кто это, пока не увидел заплаканное лицо девочки. Вспомнил, что видел её вместе с Сарефом после происшествия с драконом. Элизабет замечает входящего в комнату отца и прикладывает палец к губам, Элин только сейчас заснула тревожным сном. Жрец кивает и молча предлагает переговорить в соседней комнате. Стоило двери закрыться, как Элизабет тут же задает вопрос: — Отец, это правда? Элдрик Викар заботливо смотрит на дочь. Не хочет говорить горькую правду, но иначе никак. — Да. Все слухи о Сарефе — правда. Девушка с трудом садится на стул. — Может, это какая-то ошибка? Магия? Заговор? — Элизабет пытается собрать мысли. — Нет. Он убил короля на глазах всего совета. А его убийства в городе подтверждают свидетели. Мы многого не понимаем, но в этом никаких двусмысленностей быть не может. Он — вампир и прислужник злых сил. — Жестко обрывает епископ. — Но как это тогда соотносится с его действиями ранее? Зачем ему становится авантюристом, магом и охотником на демонов? Зачем помогать людям избавляться от колдунов и культистов? Защищать деревню от дракона? Заботиться о ребенке? Спасать меня? Зачем?! — Элизабет бьется о стену полного непонимания человека, с которым провела немало времени. Точнее, не человека, а вампира. — Я не знаю. Но послушай, я навел о нем справки. Единственное, что удалось узнать, заключается в том, что человека по имени Сареф никогда не существовало. Он появился из ниоткуда и исчез в никуда. Агенты выяснили, что чаще всего он называл родным городом Корстуду, но там никогда не жил подобный человек. Авантюристы, которые тесно были знакомы с ним, подтверждают, что прошлое Сарефа им неизвестно. Он был скрытным и всегда переводил разговор на другие темы. — Отец терпеливо объясняет ситуацию. — Даже его слова о выполнении тайной миссии от лица охотников на демонов во время бала у Тискарусов являются ложью. — И что? — Вампиры, которые пытались проникнуть в человеческое общество, всегда имели точно такую же характеристику. — Произносит епископ. — От него никогда не чувствовалась сила вампира. — Вероятно, нашел способ скрыть свою природу. Его комнату в общежитии уже обыскали, но личных вещей там не осталось. Мне бы еще хотелось поговорить с этой Элин. Авантюристы сообщают, что он пришел в Порт-Айзервиц с ней, назвав дочерью, но в Масдарене её никто не видел. Она может что-то знать и не стоит забывать, что она тоже не человек. — Я сама с ней поговорю. Она очень болезненно восприняла последние новости. — Хорошо. Я вернусь уже ночью, еще поговорим завтра. Элизабет встает и возвращается к Элин. Когда подходила к двери, то услышала быстрые шаги. Девушка входит в комнату и видит сидящую на кровати Элин. Эльфийка явно подслушала разговор, и услышанное ей не понравилось, если судить по сдерживаемым рыданиям. Элизабет подбегает и заключает девочку в объятья. — Почему он так поступил? Почему? — Только это произносит Элин в последнее время. — Я не знаю. — Честно отвечает Элизабет. — Но я пообещала ему позаботиться о тебе. Вероятно, он знал, что скоро уйдет. Он рассказывал хоть что-нибудь о себе? — Нет, никогда. — Элин вытирает слезы рукавом. — А я боялась быть навязчивой, так что никогда не спрашивала. Только один раз он сказал что-то о себе. — Что именно? — Оживляется Элизабет. — Он сказал: «Я не очень хороший и интересный человек. Лучше узнай побольше других людей». — Отвечает эльфка. — Тогда я не поняла его слов. Элизабет гладит девочку по голове, а в собственных воспоминаниях встает встреча в Сакпирите. Тогда Сареф сказал нечто похожее, что «он не настолько хороший человек, как может показаться». Имел ли он в виду помощь ей или говорил о себе в целом? Попытаться добиться ответа она уже не может. — Он пообещал мне, что обязательно попрощается при расставании, но не сдержал его. Он мне сегодня оставил деньги и странный предмет в виде дощечки, но даже не подумал попрощаться. Почему он совершил всё это? Разве не может быть добрых вампиров? Он добрый, я полностью уверена даже сейчас! — Элин продолжает плакать, прижавшись к девушке. Элизабет кажется, что Сареф изначально знал, что покинет их. Но правду она узнает только в том случае, если сможет найти его и задать вопрос, не позволяя увиливать и отшучиваться. Состоится ли еще одна их встреча? «Только Герону известно», — вздыхает про себя Элизабет, баюкая Элин. Конец второй книги.Жанпейсов Марат Кровь бога-3
Глава 1
Третий месяц после начала года мало кто любит в Рейнмарке. А всё из-за ежесезонной миграции карафов. Эти большие птицы с размахом крыльев в три метра заполоняют город и окрестности пронзительными криками. А всё из-за того, что Рейнмарк считается одним из самых крупных городов мира, и его свалки являются источником поиска пищи для этих надоедливых птиц. Ученые и куйэры называют Рейнмарк одновременно жемчужиной и выгребной ямой. Подобных городов больше нет, что придает уникальности. И дело не только в размерах, хоть идти из одного конца в другой придется больше пятидесяти миль. Рейнмарк знаменит независимостью, им никто не правит. Город хаоса и анархии, другого такого нет. Изначально на благодатном южном побережье и плодородных почвах образовалось около двадцати поселений, которые лет через пятьдесят превратились в тринадцать небольших городов. А еще через сто пятьдесят лет города расширились и соприкоснулись границами, образовав Независимый Округ Рейнмарк. Некоторые соседние страны пытались взять Рейнмарк под контроль, но ничего не получилось. Рейнмарк лишен центрального управления и не имеет регулярной армии, поэтому, если вы воинственный князь Вошельских лесов, генерал-губернатор Островной Федерации, король Манарии или Стилмарка, то можете без труда ввести войска на территорию вольного города. Но рано или поздно вы оттуда уберетесь. Несмотря на то, что Рейнмарк расположен между многими сильными и воинственными государствами, город до сих пор остается крепким орешком из-за мнимой беззащитности. Жители города не любят власть и свергать там некого. Вместо этого есть районы под контролем разных нехороших личностей. Попытки насадить единую веру тоже неоднократно проваливались. Рейнмарк стал прибежищем беглецов, дезертиров, черных колдунов и, куда уж без них, монстров наподобие вампиров, демонов и чего-то похуже. Здесь почти невозможно поддерживать порядок, и уж тем более бороться с преступностью и собирать налоги. Любой захват заканчивается опустевшей казной, заразными лихорадками среди войск и таинственными исчезновениями… — Так, ты когда-нибудь заткнешься? — Лучник поправляет шлем, осматривая ночную улицу. — Я и без тебя знаю, что такое Рейнмарк, ходячая ты книга. — Зря я что ли образование получил? — Собеседник в темноте переулка нисколько не расстроился из-за прерванного рассказа. — Знание — сила, не… — Начинает лучник. — … раскрывай его. Я знаю. — Кивает маг. — Но это общеизвестные истины. — Раз это общеизвестно, то молчи. — Обрывает воин. — Мы на задании, а у вампиров острый слух. — И не только слух. Любые чувства у них опережают людей. Говорят, что они могут различать уникальные оттенки вкуса крови. — Поддакивает собеседник. — Да помолчи ты! Передового отряда долго нет. Идем за ними. — Лучник выходит из переулка и быстрым шагом направляется к таверне с темными окнами. — Только вдвоем? — Волшебник в просторном плаще не отстает. — В первый раз что ли? Это всего лишь вампиры. — Ха, ха, магистр Венселль. Ха, ха. Тогда я пойду первым. Чародей обгоняет мастера боевых искусств Духа и ногой распахивает дверь в таверну. — Добрый вечер, господа! — Это были единственные слова в темноту перед тем, как потоки магического огня принялись пожирать пространство. Аддлер Венселль убирает ладонь от прорезей шлема. Против кровососов применяются разные тактики, одна из них зовется просто «светопреставлением». Ослепить, дезориентировать и вырезать: такое магистру очень нравится. Лучше этого может быть лишь стрельба в спины убегающих. На полу катается чья-то фигура, объятая огнем. Пока чародей не прекратит подпитку маной, пламя будет пожирать жертву. Сбоку напрыгивает еще один противник с занесенной секирой. Аддлер уходит вбок и вонзает кинжал в сердце вампира. Тело ночного монстра тут же покрывается кристаллическим наростом, испускающим слабое белое сияние. А вот охотник на вампиров уже несется к следующей жертве, которая пытается скрыться в глубине здания. Кинжал легко догоняет беглеца и обращает в кусок большого кристалла. Оказывается, вампиры таким образом хотели загнать охотника в ловушку. Из-под столов с двух сторон выпрыгивают еще два кровососа, понадеявшись на то, что лучник без оружия ближнего боя будет слаб. Вот только чародей у входа не спит: стены огня поглощают обоих монстров. Маг под плащом творит один жест за другим: контроль температуры и яркости, а после еще нужно менять местоположение огненных стен. Кулак с оттопыренным мизинцем бьет по левой ладони, а потом вместе с ней поворачивается таким образом, чтобы ладонь оказалась над тыльной частью правой руки. Маги зовут это «контролем территории». Способ боя позволяет диктовать правила даже на чужой территории. Потоки пламени превращают заброшенную таверну в огненный лабиринт с постоянно меняющимися проходами. Разумеется, проходы и тупики работают только на охотников на вампиров: маг поочередно сводит магистра Оружейной Часовни с каждым вампиром, не позволяя остальным сбежать или перегруппироваться. — Похоже, это все. — Аддлер смотрит на трупы и потухший без единого дымка огонь. — Вряд ли, — отзывается маг. — Большинство были младшими вампирами и несколько более старших особей. Главаря тут не было. — Да, он должен быть где-то поблизости. — Мастер боевых искусств начинает осмотр внутренних помещений здания. — Я всё ещё не вижу наших разведчиков. Куда они могли пропасть? — Тогда идем дальше. И зачем ты потратил все заряды «Кристаллического плена» на этих несчастных? — Волшебник укоризненно смотрит на кинжал в руках напарника. — А зачем их беречь? Ты же не думаешь, что глава этого семейства имеет ранг старшего вампира? — Магистр заглядывает то в одну комнату, то в другую. Лук держит на изготовке, готовый к неожиданной атаке. Больше скрываться не имеет смысла. — Маловероятно, но ты же помнишь о нашей настоящей цели? Тот, за кем мы охотимся, может иметь силы Древнего вампира, как бы бредово это не звучало. — Маг по-прежнему скрывает руки под плащом, а рот закрыт высоким воротником. — И к тому же является талантливым магом и адептом искусства Духа. — Если он Древний вампир, в чем я сомневаюсь, то зачарованный кинжал нам никак не поможет. — Аддлер безразлично пожимает плечами. — И то верно. — Успевает ответить маг перед тем, как напарник резко развернулся и выстрелил куда-то за спину чародея. Стрела пролетела в опасной близости от левого уха и всколыхнула капюшон. Позади на пол упало тело. — Странно, я его не почувствовал. — Вслух размышляет маг. — Ах, это morfum. Придется изменить сигнальные чары вокруг нас. — Кто? — Местное выражение. Дословно означает «кукла». Неживой страж. — Объясняет чародей. — Голем? — Почти. На этом моменте разговор заканчивается, так как из оставшихся помещений выпрыгивают другие куклы, выглядящие как чучела из дерева и веревок. Ростом с человека они вполне могут сойти за живого существа, но при близком рассмотрении ошибка сразу будет заметна. Да и двигаются они очень дерганно, создатель кукол не особо заботился о правильном движении суставов. Несколько неживых стражей вообще скачут на одной палке, будто реально сбежали с огорода. Разобраться с ними было несложно, хотя куклы имеют особое преимущество перед другими противниками. Они не чувствуют боли и страха, поэтому сражаются до степени полного уничтожения. Только близ пустыря за таверной маг наконец засекает вампира. Там же оказываются трупы других охотников на вампиров. — Сука! — Шипит из-под шлема Аддлер. — Погоди, мне нужно полмин… — Чародей не успевает договорить, так как мастер Духа уже несется к сидящей на ящике фигуре. Вампир поднимает взлохмаченную голову и спокойно прикладывается к бутылке. «Это явно местный заправила, но он слишком спокоен. Черт», — чародей не успевает за напарником, который в беге выпускает последнюю стрелу, теперь колчан пуст. Вампир лишь изображал вальяжность, а на самом деле был готов уклониться от выстрела. Впрочем, это не спасло его от удара луком по лицу. Звонкий удар, и на лице вампира появляется багровый след. — Что же ты будешь делать без стрел, лучник? — Противник улыбается, словно не в себе. «Он, конечно, может и не знать личность охотников, но почему он так спокоен? Наркотики или ловушка?», — маг начинает вертеть головой по сторонам. Аддлер Венселль никак не отреагировал на провокацию, лишь в упор от цели натянул пустую тетиву. За доли секунды перед разжатием пальцев охотник показывает, почему имеет статус магистра Оружейной Часовни. Слепящая энергия Духа бежит по луку и тетиве, а после срывается с оружия стрелой чистой энергии. «Стрела энергии» может иметь различные эффекты, зависит от мастерства адепта. Сейчас напор энергии начал сворачиваться сам в себя, что повлекло мимолетное искажение пространства, сожравшее правую руку, плечо и часть правого бока вампира. «Стрела» оказалась настолько сильной, что долетела до башни Черного Базара в шести милях от места сражения. Люди еще как минимум месяц будут обсуждать, что такое разрушило половину крыши знаменитой аукционной башни. — Где этот недосонок? Отвечай! — Аддлер ногой прижимает умирающего вампира. Обычный человек уже отправил бы душу Герону от болевого шока, но кровосос все еще в сознании. — Не знаю, о ком ты, лучник. Ха-ха…кгах… Ха. — Вампир начинает захлебываться собственной кровью. — Сареф! Тебе ведь известно это имя? Где он? — Охотник буквально готов вытрясти всю душу из вампира. — Я — меч Вестника. Хрен вы найдете моего хозяина. А если найдете, то вас будет ждать смерть! Аха-ха-ха! — Вампир переходит на крик, всё лицо уже залито кровью. — Смерть! Смерть! Смерть! Смерть! Смерть всем вам! Магистр направляет лук на вампира и совсем чуть-чуть натягивает тетиву. Сейчас отправленная в полет энергия лишь разорвала череп кровососа, оставив глубокий след в земле. Чародей осматривает павших товарищей и оборачивается к Аддлеру. — Здесь что-то не так. Предлагаю убраться поскорее. Район Хейзмун для нас не очень безопасен. — Ладно, но нужно забрать тела наших. — Отвечает Адллер. — Невозможно, — качает головой маг. — Вы вдвоем не унесем. Предлагаю провести их в последний путь здесь же. Ночь озаряется большим костром, в котором сгорают без остатка тела охотников на вампиров. Их тела предварительно были политы священным маслом, ни один некромант или охотник за падалью не сможет использовать защитников человеческой расы в своих целях. А свет магического пламени достаточно яркий, чтобы даже ночью бог солнца забрал души. — Мне это не нравится. Что-то здесь не так. — Повторяет чародей. — Еще и вампир этот… Как он исчез? — Не знаю, Эрик. — Задумчиво смотрит на огонь Аддлер. — Я отвернулся на несколько секунд, а от его трупа ни следа. Я точно его убил, кто-то другой вероятно забрал тело под нашим носом. — Возвращаемся в Манарию? — Нет, здесь есть дела. Я вообще не собираюсь отдыхать, пока моя стрела не пронзит сердце вампира, принесшего нам столько бедствий. Однажды я уже держал кинжал возле его горла и намерен повторить это. — Ого, магистр, каким высоким слогом заговорили…Глава 2
Теплым днем путешествовать самое то. В Манарии, как и в соседних странах, с прошлого года зима стала куда продолжительнее. Если раньше после праздника Смены Года проходило меньше месяца перед повышением температуры, то сейчас уже третий месяц держится холодная погода с частыми ливнями и ночными заморозками. Однако, иногда Герон как и прежде одаривает землю светом и теплом. Сегодня один из таких дней, облака не способны задержать солнечный свет, а грязь на дороге постепенно высыхает. Конный путешественник держит путь в Порт-Айзервиц, столицу Манарии. Проходит меньше часа, как путешественника останавливают на входе в город. Ворота окружены многочисленной стражей, причем здесь дежурят даже инквизиторы и один жрец. — Назовитесь. По какому делу прибыли в Порт-Айзервиц? — Городской стражник тщательно осматривает юношу, коня и поклажу. После его взгляд замирает на мече, который привязан к тюкам. — Лоренс Троуст. Сын рыцаря Фаба Троуста. Прибыл прямиком из задницы королевства для участия на рыцарском турнире его величества Метиоха Айзервиц. — Юноша довольно улыбается. — Я намереваюсь победить и вступить в элитный Громовой отряд!Впрочем, позитивный настрой светловолосого юноши с лохматой головой никто из стражи не поддержал, а парочка поодаль даже позволила себе усмехнуться при виде деревенщины. Ни о каких знаменитых рыцарях с фамилией Троуст здесь не слыхивали. Жрец устало обходит путника с амулетами и без слов отходит. — Теперь плати пошлину. Тридцать медных монет. — Стражник заметно успокоился после проверки жреца. — Сколько? Вы с ума сошли с такими ценами?! — Лоренс повышает голос. — Да мой верный конь копыта отбросит, если я буду столько платить за вход в город. — Плевать я хотел на твоего коня. — Равнодушно пожимает плечами стражник. — Плати давай. — Десять монет и подарю тебе ценное полировочное масло, — вот это уже юноша произносит максимально тихо. — У меня есть и другие интересные вещи. — Если ты прибыл сюда торговать, то еще двадцать в качестве торгового налога. — Контратакует стражник. — Чего?! Я не торговец, я будущий рыцарь, который временно испытывает жизненные трудности. Как насчет этого кольца с изумрудным камнем? — Лоренс пожимает руку собеседнику, тем самым передавая предмет. — Твоя жена будет на восьмом небе от счастья. — Это не изумруд. — Качает головой стражник. — Его редкая разновидность, — Лоренс поднимает указательный палец вверх. — Мой отец получил в подарок от королевы вольных воительниц Секулуской Дуги тридцать лет назад. — Врешь. — А вот и нет! Кольцо немного потрепалось, но раньше стоило не менее трех серебрянных. Соглашайся, с меня всё равно больше взять нечего, а ты получишь предмет с богатой историей. — Доверительно шепчет юноша. Стражник некоторое время поколебался, внимательно посмотрел по сторонам, а после все же взял пять медных монет сверху и пропустил в город. Лоренса это, кажется, полностью устроило. Напевая что-то несвязное под нос, будущий рыцарь входит в город. — Геронова чума, этот город действительно большой! — Вслух изумляется Лоренс. — После нашей деревни это словно другой мир. Да, Буцефал? Гнедой конь никак не отреагировал на вопрос и кличку, смысла которой никто не поймет. Вместе они идут по оживленным улицам, пока не оказываются на одной из главных площадей города. Хотя площадь будто кто-то поделил пополам провалом, через который перекинуто три деревянных моста, а по периметру выстроили забор. На одной стороне площади собор бога солнца в окружении строительных лесов уже почти полностью отреставрирован. — Эгей! — Кричит Лоренс в черный провал, свесив половину туловища на середине моста. Ответа из пропасти не последовало. Некоторые прохожие неодобрительно оценили выходку, но ничего не сказали. — Я слышал, что тут больше года назад Герон покарал древнее чудовище. — Лоренс под уздцы ведет коня дальше. — Говорят даже, что тот монстр по-прежнему где-то внизу, в обширных подземельях столицы. Вот скажи, Буцефал, это правда или байки? Четвероногий помощник лишь повел ушами, никакого дела до богов, демонов или вампиров ему нет. Любой впервые пришедший в Порт-Айзервиц запросто может заблудиться в столице, но не заметить Стальную Крепость трудно. Бастион посреди города можно увидеть из любой точки города, и именно там будет проводиться рыцарский турнир, о котором судачит последние полгода всё королевство. Кордоны на подступах к Стальной Крепости еще более требовательные и многочисленные. Лоренс попадает в очередь воинов, которые хотят записаться на турнир. Испытать силу и удачу могут не только воины знатного происхождения, поэтому желающих довольно много. Авантюристы, вышибалы, наемники и подозрительные личности: многие собираются получить свое. Призов за победу несколько. Во-первых, все финалисты получат весомое денежное вознаграждение, измеряющееся в золотых монетах. Во-вторых, воин может повысить известность запоминающимся выступлением и даже получить приглашение в орден или иную организацию. Именно на это рассчитывает Лоренс, ведь новый король объявил о создании элитного отряда, куда войдут лучшие воины королевства. — Отряд прозвали Громовым в честь командира? Или мне наврали? — Спрашивает Лоренс у помощника организатора турнира. — Какая тебе разница? Еще раз, откуда ты? — Немолодой мужчина сидит в палатке над длинным пергаментом, куда вносит желающих участвовать. — Чернопесочный Округ. Я единственный сын рыцаря Фаба Троуста. Мой покойный отец не стал слишком известным или богатым, но свой титул получил прямиком из рук дедушки его величества. — Лоренс показывает регалику в виде нашивки с солнцем и короной. Такую раньше получал каждый рыцарь после посвящения. — Она еще со времен конфликта с Поясом Постов Вейрлока. — Мне это не интересно, — раздраженно произносит писчий. — Я хочу прославиться на турнире и вступить в Громовой отряд. А вы не знаете, какова численность отряда? — Юноша полностью игнорирует незаинтересованность собеседника. — Без понятия. Скажу лишь, что молокососам приглашение туда не светит. Туда берут только настоящих мастеров войны. Всё, теперь иди в ту палатку. Следующий! В палатке по соседству проверяют снаряжение участников. Лоренс получает неодобрительные взгляды при виде простой рубахи и плаща от дождя. — У тебя вообще никакого доспеха? — От моего отца мне достался лишь меч. — Гордо отвечает юноша и протягивает оружие. — Ясно. — Член королевской гвардии скептически осматривает ножны, которые являются лишь шкурой, обмотанной веревкой. — Ко мне он попал уже без ножен, а денег на новые у меня не оказалось. — Пожимает плечами Лоренс. — Но интересно вовсе не это, отец мне рассказал, что меч волшебный. — Мэтр Лорик, посмотрите, пожалуйста. — Гвардеец передает меч пожилому магу-артефактору. — Ну-с, посмотрим. — Чародей аккуратно вынимает меч, отливающий синевой. — Неплохая полировка. И о каких же свойствах рассказывал твой отец? — Благодарю, я полировал меч на каждой стоянке, чтобы он выглядел потрясно на турнире. А насчет свойств трудно сказать, я ничего в магии не соображаю. Отец говорил, что это «поющий» меч. — Пожимает плечами претендент на участие в турнире. — А, «поющий» меч. Давай посмотрим. — Зачарователь проводит ладонью над лезвием. Поверхность оружия вспыхивает синим светом и быстро тускнеет. — Так, активных чар не вижу. Оружие было выковано и зачаровано не людьми. Вряд ли гномская работа. Скорее эльфы или какая-то народность духовных существ. — Правилам удовлетворяет? — Спрашивает гвардеец. Мэтр Лорик щелкает ногтем по лезвию, и сразу в ответ раздается тихий звон, вибрирующий еще в течение пяти секунд. — На турнире нельзя использовать артефакты с активным зачарованием атакующей, защитной или иной магией. Но здесь лишь использована технология «поющего» металла. Она довольно экзотична, но формально правила не нарушает. — Чародей возвращает меч Лоренсу. — Хорошо. Твой жетон участника. — Гвардеец передает юноше желтый кругляш. — Ступай в палатку напротив и возьми себе кожаный доспех и шлем. После окончания турнира обязан будешь вернуть квартирмейстеру. Зови следующего. Уже через час Лоренс прошел все формальности, даже два раза проверялся инквизиторами. Стартовый лагерь участников расположился прямо под стенами Стальной Крепости, а при наличии жетона участника уже можно войти через огромные ворота в один из внутренних дворов. Посреди него уже подготовлено огромное ристалище с песком. Скорее всего на нем будут проведены основные бои. А вот поодаль есть поле поменьше с каменным покрытием. Там, вероятно, планируются дуэльные поединки для финалистов. Конные сражения будут проведены только для членов рыцарских орденов, и Лоренс этому только рад, так как Буцефал не очень годится для боя. Спасибо хоть, что его королевское величество позволяет на время турнира воспользоваться конюшнями дворца. Вокруг ходит множество воинов, как матерых, так и только начинающих опасный путь. Многие собираются в группы с шумным обсуждением фаворитов на победу и последних слухов. На территорию также пустили многочисленных лавочников, продающих еду. — Итак, чем бы заняться? — Лоренс оглядывается по сторонам, пока не замечает что-то на территории ристалища. Еще несколько секунд смотрит, перед тем как быстрым шагом подойти к ограде. Возле ограждения уже стоит с десяток людей, обсуждающих всадника, которые нарезает круги на необычном скакуне. Конь действительно выглядит необычно. Его тело будто состоит не из плоти, а переливающихся волн энергий цвета ледников с далекого севера. Необычное существо грациозно вышагивает перед тем, как сорваться в галоп, на который не способна ни одна настоящая лошадь. — Это же ведь духовное существо? — Слышит Лоренс обсуждение среди зрителей. — Ага, большая редкость. — Раздается в ответ. — А кто верхом? — Лоренснепринужденно влезает в разговор, переводя внимание на молодую девчушку, восседающую на волшебном коне. — Она неплохо держится в седле. — О, я слышал о ней. Это эльфийка. — В разговор включается еще один человек. — Эльфийка? Здесь? — Не верит своим ушам Лоренс. — Я тоже удивился сначала, но приглядись к её ушам. Это точно эльфийка. — Да-да, верно. Она ведь состоит в Громовом отряде. — Чо-о? Эта девчонка? — Дурак, у эльфов ведь очень длинная жизнь. Ей вполне может быть сотня лет. — Не верю! — Раз даже её взяли, то мне точно не откажут. — Вдруг произносит Лоренс, чем вызывает смех людей. — Ну да, конечно. Эта эльфийка в отряде из-за покровительства Элизабет Викар, чуть ли не самой могущественной волшебницы королевства. — А что, так тоже можно было? Может, мне удастся понравиться этой Викар и меня тоже возьмут под крылышко? — Вслух мечтает Лоренс. Вокруг рождается бурное обсуждение того, что от такого варианта никто не откажется, ведь Элизабет Викар вдобавок дочь епископа и редкостная красавица.
Глава 3
Главное, что проклянет любой оказавшийся в водах Фьор-Эласа, так как это жгуче-холодный ветер. Северное королевство, известное школой Белого Пламени и тренированным войском, располагается на заснеженном острове. Каравелла споро рассекает ледяные воды, вся покрытая изморозью. Вот только вампир на борту корабля совершенно не обращает внимание на холод. За это Сареф может поблагодарить Стойкость, простуда и переохлаждение не грозит. А вот Рим рядом кутается в меховую накидку, хотя тоже куда крепче обычных людей. — Ты же помнишь, что я не люблю холод. — Девушка-вампир ловит задумчивый взгляд Сарефа. — Помню, но ничего поделать не могу. Фьор-Элас оттаивает всего на два-три месяца в году. Но что-то мне подсказывает, что в этом году лето сюда не доберется. — Отвечает вампир. — Однозначно не доберется. Помнишь, сколько кораблей беженцев видели по пути? — Ага, прошлая зима в северных королевствах так и не закончилась. Пастухи не смогли набрать корм для стад овец. Начался падеж скота, а почти все животные изменили миграцию. Неудивительно, что многие люди решили плыть на юг. — Пожимает плечами Сареф. — А представь, что будет, когда эта зима доберется до юга… — Улыбается Рим. — Кирдык. — Подхватывает Сареф. — Везде, где занимаются сельским хозяйством, начнется катастрофа. Юноша поднимает руки и творит замысловатый жест, словно заключает себя в пирамиду. Следом воздух вокруг каравеллы начинает дрожать, значит, купол магии еще держится. — Что это за магия? — Спрашивает Рим. — Маскировка. Со стороны мы должны выглядеть как плавучая льдина. — Неплохо. И патрульным кораблям ни разу не попались. — Я выбрал маршрут, где патрули не ходят. А магия во Фьор-Эласе мало распространена, так что иллюзию вряд ли кто-то раскусит издалека. — Объясняет Сареф. — Я удивлена, как хорошо ты знаешь здешние воды. — Рим толкает Сарефа в бок и отправляется в каюту. За подобное знание Сареф уже благодарен Ганме. Мастер боевых искусств вырос и достиг высот здесь. Разумеется, он знал побережье как собственный дом. Но морскими подступами сведения, разумеется, не ограничиваются. Сареф жестом показывает рулевому, что курс остается верным, и идет за Рим. Внутри капитанской каюты куда теплее благодаря огромной куче угля, на которую применено «Заторможенное горение» и «Замедление распада». Рим как обычно занимает любимое кресло и скучающе смотрит в потолок. Помимо них в каюте есть только Хунг, один из команды Рим. Вампир сейчас спит, отвернувшись к стенке. — Значит, сегодня ночью? — Уточняет девушка. — Легион больше не появлялся? — Да, сегодня ночью. — Кивает Сареф. — Легион вряд ли появится перед штурмом. Ты же в курсе, что если он будет часто вмешиваться, то привлечет ненужное внимание Хейдена? — Помню-помню. После тех событий в Порт-Айзервице он на два месяца ушел в спячку. А в последний раз аж на полгода пропал из виду. — Если бы Фарат могла делать, что хочет без ограничения по времени, то растянулся бы процесс на пару тысяч лет? — Сареф достает из шкафа запечатанный кувшин. — Вряд ли. И она просила себя называть Легионом, да? Порой я путаюсь между всеми его именами. — Возникает диссонанс, ведь чистокровные вампиры не имеют полового разделения. Как не обратись, всё верно будет. А нам привычно делить существ на женщин и мужчин. Пусть будет Легионом. — Сареф задумчиво отдирает защитную печать с горлышка кувшина. — Пусть будет. Ты все же с ним куда чаще общался. Интересно, как выглядит мир, откуда он пришел? — Рим потягивается в кресле и зевает, неожиданно демонстрируя клыки во всю острейшую белизну. Прирожденная, поджарая хищница. — Не знаю, я мало понял из его рассказов. В его мире есть объекты и явления, которые не имеют аналогов в нашем мире. Поэтому их очень трудно описать. — Сареф выливает в чашу остатки крови. Запах крови сразу разносится по каюте, с Рим сонливость моментально слетает, даже Хунг во сне всхрапнул. Сарефу трудно их за это винить, все же это не просто кровь, а кровь самого Легиона. Не такая ценная, как кровь Древнего вампира, но её куда больше. И предназначается она исключительно для Сарефа, как Вестника гибели мира. При попытке приложиться к кувшину или чаше кем-то другим застынет острейшими иглами и лезвиями. Легион преподнес такой дар ближайшему союзнику, что в обществе вампиров считается величайшим подарком и знаком огромного доверия. Если кристаллизованная капля крови Древнего действует всего тридцать секунд и является просто временным, хоть и фантастическим усилением, то полная чаша из крови высшего вампира дает вечный прирост сил выпившего её вампира. Конечно, она не даст сил высшего вампира, но позволит сокращать развитие на целые десятилетия. Сареф еще не дошел статуса до старшего вампира, но уже куда выше большинства обычных кровопийц. Кровь пробегает по языку самым вкусным, что когда-либо пробовал вампир. Ни одно вино не способно сравниться с богатством вкуса крови высшего вампира, хоть понять купаж сможет только другой сородич. Питье не отягощает, не пьянит, его можно пить хоть бесконечно. Изысканный вкус также не сравнить ни с какими другими продуктами. Слаще любого фрукта и меда, с приятной прохладой, которая вдруг растапливает внутренности в пожаре силы. Сареф не первый раз прикладывается к такому напитку, и каждый раз словно первый. Сейчас это, пожалуй, единственный способ повышения сил. Система в какой-то момент за каждый уровень начала давать всего одно очко характеристик, а через какое-то время прогрессия уровней словно застыла на месте. В начале Система оценила новый опыт пользователя в рамках развития вампирских сил, но после встала, как и развитие через бои и тренировки в магии и боевых искусствах. Сареф до сих не понимает сути работы Системы, кем она была создана и по каким правилам работает. Чем выше становятся возможности, тем труднее прокачка, если такое слово здесь вообще применимо. Это, конечно, не мешает поднимать уровни освоенности умений и заклятий, но грубого прироста уровней и характеристик больше нет. — Эй-эй, — Рим дергает за рукав. — Можно? Сейчас напарница выглядит будто наркоман, жадно пожирающий глазами дозу. Сареф никогда не возражает, так как лояльность Рим ему потребуется. А уже через девушку он может оказывать влияние на других подчиненных-вампиров. Юноша кивает и прикладывает палец к низу подбородка девушки. Рим дополнительных указаний не нужно, и их рты соприкасаются в долгом поцелуе. Во рту Сарефа защита Легиона перестает действовать, поэтому только таким образом можно поделиться с Рим. Сареф оставляет один небольшой глоток для напарницы, это не сравнится с полной чашей, но даже так Рим уносит на седьмое небо от счастья. Вампирша настолько жадно всасывает кровь, что слизывает все остатки во рту юноши перед тем, как отойти. — Ох, — Рим даже зажмуривается от вкусовых ощущений. — У меня всё тело вибрирует и взрывается. — Еще бы. — Сареф рукавом вытирает рот и убирает пустой кувшин. — Мне нужно будет подготовиться, на холоде сработает лучше. Рулевому я еще раз объясню, куда и как нужно подплыть. Целью займусь я в одиночку. На вас отвлекающий маневр. — Без проблем, сделаем в лучшем виде! — Рим прямо лучится жизненной энергией. Сареф выходит на верхнюю палубу, вечер теперь полностью захватывает льдистый край. В сумерках у них получится незаметно пристать к берегу. Вампир садится на холодные доски в носовой части после короткого разговора с рулевым. Медитация перезапускает поток внутренней энергии. Что-то похожее делал больше года назад на балу в поместье Тискарусов, но тогда он разгонял и сжимал энергию по технике школы Белого Пламени. Сегодня же ему нужна школа Стальной Крови. Багровый туман начинает подниматься над плечами Сарефа. До конца пути еще часа три, как раз хватит подготовиться к жестокому бою. Однако перед полным погружением в себя Сареф дополнительно проверяет статус, чтобы еще раз пройтись по плану вторжения. От успеха сегодняшней миссии зависит очень многое.Имя: Сареф Уровень: 58 Раса: вампир Расовый статус: вампир Активные эффекты: Багровое Море (до завершения 99,8 %) Пассивные эффекты: «Божественная воля Кадуцея»(27,1 %), «Аура благословения Кадуцея»(33,8 %), «Школа Белого Пламени»(82,1 %), «Школа Стальной Крови»(88,0 %), «Поток магии», «Мелодия мира», «Великий корень» Класс: маг хаоса Подкласс: археолог Субкласс: Вестник Событий Ремесло: Ковка Плоти (адепт), Архитектор Грез (адепт) Слава: высокая (Манария), средняя (Рейнмарк), средняя (Фьор-Элас), низкая (мир) Репутация: отрицательная
После пятидесятого уровня Система словно получила обновление. Теперь сразу в окне статуса показывает уровни освоенности умений, которые степень освоенности имеют. Также Сареф может одной лишь мыслью скрывать те или иные параметры или перечень эффектов в любом количестве и с любой частотой.
Жизненная мощь: 36 Стойкость: 50 Физическая сила: 40 Ловкость: 31 Интеллект: 54 Озарение: 50
На полученные очки Сареф докачал Стойкость до пятидесяти, чтобы получить новую пассивную способность, а остальное отправил в Физическую силу. Видит Герон, сегодня она ему точно понадобится. Сареф убеждается, что всё осталось, как прежде, так как вот уже два раза у Системы возникал странный сбой, природу которого понять не удалось. Юноша закрывает все окна и погружается в себя и алое море, в котором быстро гаснут все эмоции и движения. Полная неподвижность и непоколебимость. Сегодня эта стена попробует выдержать бушующую ярость. Как претендент на ступень мастера боевого искусства Сареф по-прежнему уступает оппоненту, но магия и вампирские силы должны будут сравнять силы. Каравелла тем временем лавирует среди льдин, чтобы очень скоро увидеть огни Фьор-Тормуна, столицы королевства, где Сарефу точно никто не рад. Ночь будет богатой на события.
Глава 4
Бухта неприметна что с моря, что с суши. Отличное место для того, чтобы тайком высадиться, а после завершения дела вернуться и быстро отплыть. Они сумели достигнуть пункта назначения куда быстрее, прошло не более двух часов. Но Сареф вполне готов к выполнению миссии. Весь экипаж собрался на верхней палубе. Вампиры полностью готовы к бою, доспехи кажутся темными пятнами пространства, так как вампиры не зажгли ни единого фонаря, свет ночным существам не нужен. Всего тридцать безжалостных хищников попробуют навести шороху и в процессе не умереть. Задача сложная, так как Фьор-Элас является крепким орешком в плане военной готовности. Здешние мужчины и женщины с раннего детства тренируются с оружием и изучают боевые искусства. Суровый народ всегда готов к войнам и часто в них вступает, чтобы оттяпать себе плодородные земли где-нибудь ближе к югу. Руководить отрядом будет Рим, она уже прохаживается по мерзлым доскам в обнимку с любимым двуручным мечом, а на поясе качается свернутый хвост Унарского Цербера-Химеры. Сареф кивает ей и поднимает обе руки к небу. После принятия крови Легиона магические возможности тоже сильно увеличиваются, и это следует использовать на полную, пока эффект не пропал. Над всем близлежащим регионом начинает подниматься сильный ветер, со снежных гор сползают облака снега, а над Фьор-Тормуном порывы сгоняют тучи. Через несколько минут на город обрушивается сильный снегопад. Местные могут удивиться этому, так как хорошо должны предугадывать погоду здешних земель, но без прикрытия приближаться к городу опасно. Вектора магической энергии закручиваются над регионом в позиции сильного метеозаклятья. Будь поблизости другой опытный маг, то он мог бы попробовать локализовать источник помех. Но Сареф не собирается тратить время и силы на сокрытие колдовства. Мизинец одной руки соединяется с большим пальцем другой. Крестообразная фигура рук постепенно заваливается на бок, чтобы образовать в пространстве прямоугольный купол. Почти вся классическая магия — это магия математических расчетов, геометрических фигур и мысленных моделей. Чародей в этом роде выглядит как компьютер, последовательно выполняющий нужные операции. Но толком объяснить такую аналогию Сареф никому здесь не сможет. Юноша махнул рукой, и все присутствующие спрыгнули на лед и отправились прямиком в город. Сареф выходит ровно через пять минут и тоже двигается к городу, но к другой его части. Ганма знал о тайном проходе, поэтому Сареф намерен воспользоваться полученным знанием. Сейчас вся местность выглядит как живая, сотни тысяч снежинок кружатся в метели. Тело вампира очень быстро покрывается снегом, Сареф не стряхивает его, чтобы лучше сливаться с окружением. Путешествие заканчивается без проблем, тайный проход зачарован на произнесение пароля и касание камней в правильной последовательности. Как и ожидалось, с момента смерти Ганмы магическая защита не обновлялась. Сейчас мало кто знает, что Сареф может поглощать знания жертвы, на которую применяет «Кровавый пир». Проходом явно давно не пользовались, каменная дверца поддается с большим трудом. Сареф оказывается в темном коридоре, который вскоре приводит прямо на территорию казарм и средоточия школы Белого Пламени. Многие воины и адепты сейчас предпочитают сидеть в личных помещениях, поэтому по дороге Сареф почти никого не встретил, пока не добрался по широкой каменной лестницы. Лестница уходит ввысь, а конец скрыт в пурге. Сареф неожиданно для себя поклонился, сработала привычка Ганмы, ведь храм на вершине лестницы является священным для жителей королевства. Юноша начинает подъем, вспоминая про себя легенды, с которыми растет каждый ребенок Фьор-Эласа. Белое Пламя не случайно в этом холодном краю. Согласно сказаниям герой Морд был первым, кто смог прогнать холод с помощью внутренней энергии. Морд стал основоположником школы боевого искусства, которое со временем прославилось далеко за пределами мерзлого края. Сейчас каждый гражданин в той или иной степени практикует это искусство. Если адептом боевых искусств не каждому дано стать, то поддерживать внутренний огонь, чтобы спокойно переносить мороз и ледяную воду, учатся даже дети после исполнения шести лет. Темная фигура бредет посреди снежной бури, а храмовая площадь ступенька за ступенькой приближается к незваному гостю. Вскоре Сареф оглядывает храм, который выдолблен прямо в скале. Если верить преданиям, именно здесь предки королевства скрывались от холода и снега. Храм поднимается без единого огонька этажей на пятнадцать почти до вершины горы, которая нависает над Фьор-Тормуном. Площадь перед нависающей скалой пуста, а метео-фронт сместился таким образом, что сейчас гора закрывает сооружение от ветра. В центре площади стоит большой бронзовый колокол, который используется во время праздников и тайных ритуалов. Сареф поднимает большой деревянный молот и с силой ударяет по колоколу. Потом еще три раза, выдерживая правильную паузу между ударами. Звон прокатывается по храму и на первый взгляд ничего не происходит. Но через Ганму Сареф знает, что цель миссии обитает здесь и не сможет не обратить внимание на сигнал сбора. Тем временем в городе тоже слышат колокол, что является сигналом для начала хаоса. Сареф напрягается, когда видит из проема бредущую фигуру магистра Белого Пламени. Во время «охоты на черта» в поместье Тискарусов в прошлом году мастер был в маске, но сейчас выглядит ровно так, как запомнил Ганма. Пожилой мужчина с седыми волосами и бородой неприязненно смотрит на вторженца. Возраст мало сказался на атлетическом телосложении. Разумеется, он без труда почувствует вампира, ведь Сареф не видит смысла скрываться. — Решил закончить дело? — Учитель Ганмы останавливается в пяти шагах от вампира. — Я ждал тебя, Равнодушный Охотник. Тебя ведь так называют? Ты даже сейчас не покажешь никаких эмоций? — Эмоции нарушают концентрацию, учитель Борек. Вы сами это любили повторять. — Сареф срывает с себя плащ. — Не смей изображать Ганму! — Мастер боевого искусства тут же выходит из себя и сжимает кулаки. — Не знаю, как ты смог проникнуть сюда. Не представляю, откуда знаешь сигнал сбора. Но не смей прикидываться призраком с того света! Сареф знает, почему Борек вышел из себя. Все же «Кровавый пир» забрал не просто жизнь Ганмы, но и всю его душу. Теперь Ганма и Сареф являются одним целым. Учитель, смотря в лицо врага, будто видит любимого ученика. И это его не на шутку пугает. — Прошу прощения. Больше не буду. Я пришел за вашей жизнью, магистр Борек. — Последние слова, впрочем, были лишними, ведь цель визита и не могла быть иной.Вам противостоит Борек, магистр школы «Белого Пламени».
Получена новая задача: выжить любой ценой.
— Хорошо! — Бросает Борек и делает первый шаг. Следом по горам разносится гулкий звук, словно выстрелили из пушки. Потом еще один раз и еще. Магистр Борек не разменивается на слабые удары, сегодняшняя схватка совсем не похожа на предыдущую. Сареф успевает уйти с линии атаки, но вот противнику даже необязательно физически касаться вампира. Настоящие мастера Белого Пламени могут нанести удар на такой скорости, что даже чувства вампира за ним не уследят. Адепты годами тренируются разрушать стену без касания. Ганма помнил, что ниже в тренировочном лагере есть скала, вся покрытая трещинами и выбоинами. Неофиты обычно становятся на таком расстоянии, чтобы кулаки не доставали до стены пару сантиметров. Адепты становятся от пяти до десяти шагов, а мастера считают правильным отходить на другой конец тренировочной площадки. Цель таких тренировок одна: научиться выпускать сжатую энергию вместе с ударом таким образом, чтобы удар внутренней энергией нанес скале ущерб на расстоянии. Таким образом обычный удар кулаком Борека сейчас пронзает ночной горный воздух с оглушительным хлопком. Сареф перемещается вправо, а противник делает еще один шаг с одновременным разворотом. Вампир снова успевает уклониться, а за его спиной в двадцати метрах каменная колонна храма разлетается в крошево. Магистр совершает еще одну череду молниеносных ударов, не пытаясь сблизиться с Сарефом. Последнему приходится изворачиваться на волоске от попадания, чтобы оказаться наконец в центре площади. А вот Борек решает сблизиться в сумасшедшем прыжке, за ним в воздухе остается огненный след. Сареф ныряет под кулак и всем корпусом отталкивает оппонента. Напоминает столкновение многотонных ледников, по площади храма моментально расползается паутина трещин. Магистр изумленно смотрит на Сарефа, явно не ожидал такой стойкости и силы. Спасибо Мяснику за знания другой школы боевых искусств.
Название: «Школа Стальной Крови» Тип: способность духа Ранг умения: A Уровень освоенности: 88 % Описание: направление в Школе Духа, изучаемое в Стилграде. Умение включает в себя все приемы боевого искусства. Адепты этой Школы добились высот в способности укреплять тело энергией духа. Стальная Кровь — общее название методики уплотнения циркулирующей энергии. Благодаря ей, тело адепта становится буквально вылитым из железа, что позволяет выдерживать самые немыслимые повреждения. Также последователи этой школы отличаются очень высокой выносливостью, благодаря искусственному замедлению циркуляции энергии духа в теле.
Сареф итак обладает сверхчеловеческими характеристиками, поэтому уже не является легким противником даже для подобных магистров. Единственная опасность, о которой никогда забыть нельзя, заключается в возможности проиграть битву умов, информации и подготовленности к любым неожиданностям. Борек сам же отбросил себя от укрепившегося вампира. Это дает небольшой промежуток, который Сареф обязан потратить на контратаку. Однажды он проиграл Кольному Мастеру битву между Белым Пламенем и Стальной Кровью. Несмотря на значимые преимущества первого в силе и скорости, что обычный обыватель считает главным в бою, Стальная Кровь является отличной ловушкой. Под ногами Сарефа расползается алое озеро из чистейшей энергии духа. Его он собирал на протяжении последней глубокой медитации. Секунда, и озеро подобно цунами расходится во все стороны, но при этом остается в пределах площади. Волны энергии, достигнув невидимой границы, поднимаются на десятки метров и теперь катятся к центру площади. Сейчас Сареф и Борек словно находятся на дне алого озера. На магистра вязкая мощь давит, в этой области от скорости большого прока не будет, а силу ударов будет частично гасить окружающее пространство. Это вызов, который магистр Борек не сможет проигнорировать. Сейчас он не просто находится как под водой, для него скорее похоже на погребение под толщами песков. Но его гордость не позволит попытаться изменить поле битвы на более подходящее. Это знал Ганма, это знают и Борек и Сареф. Вампир видит безумную улыбку противника, суровый северянин теперь хочет одолеть противника внутри рукотворного озера, даже если это смертельный риск. Он посчитает это самым лучшим подарком в память погибшего ученика: показать душе Ганмы, миру и всем богам лучший урок, даже если он станет последним в его жизни.
Глава 5
Багровое озеро в невидимых берегах бурлит и пульсирует. То и дело над поверхностью поднимаются горбы подводных взрывов, магистр Борек показывает чудовищные запасы внутренней энергии. Вот только вампир непоколебимо блокирует или отводит удары, а следом переходит в контратаку. Особая техника Стальной Крови в виде сгустившейся алой энергии почти на треть снижает силу и скорость мастера Белого Пламени, а само тело Сарефа делает будто стальным. Если бой затянется, что магистр будет терять силы куда быстрее, чем Сареф, что в итоге приведет к поражению. Но юноша понимает, что не может затягивать поединок на чужой территории, ведь к Бореку вскоре может прийти подкрепление. Рим с остальными должны отвлечь внимание Фьор-Тормуна от происходящего на склоне горы, но долго это продолжаться не сможет.Название: «Мелодия мира» Тип: пассивная способность Ранг умения: В Уровень освоенности: неприменим Описание: те, чьи чувства особенно остры, могут слышать даже то, что не достигает ушей. Говорят, что мироздание сотворено с помощью музыки и пения. Те, кто могут услышать подобное, приобщаются к одной из самых таинственных мистерии мира и жизни. Некоторым это дает просветление, а другим приносит безумие. Достигшие высокого понимания вселенской музыки могут различать мелодию мира, что создается всем, что живет и движется. Активация: не требуется
Со временем «Шёпот мира» трансформировался в «Мелодию мира». Изменение не сопровождалось получением нового уровня или повышением характеристики Озарения, но случилось после первого сбоя Системы, когда незримый помощник перестал открывать какие-либо окна и осуществлять другие функции. Удары магистра звучат подобно неумолчному барабану. Даже в среде, где сталкивается огромное количество энергии духа, царит определенная музыка и ритм. Сареф до сих пор не разгадал первоисточника умения, но обнаружил особые закономерности между «звучанием» мира и происходящими событиями. Часто получается так, что уши становятся куда более полезным органом чувств, чем даже глаза. Пространство, время, скорость и масса: любая замкнутая или нет система рождает определенную музыку, которая почти всегда опережает то, что можно увидеть глазами. «Мелодия мира» буквально позволяет услышать будущее, хоть Сареф уверен, что это самое грубое объяснение. Вот сейчас в барабанном бое возникает задержка в полсекунды, и вампир тут же меняет местоположение. В итоге получается, что противник прыгает прямо на Сарефа, но промахивается. Багровое озеро энергии заходится бушующими волнами после рывка учителя Ганмы, а после вся гора вспыхивает белым огнем, словно была облита от вершины до подножия волшебным бензином. Зона контроля «Стальной Крови» очень быстро испаряется под напором огромной силы. Это именно то, что требуется Сарефу: известный мастер наконец задействует последнее и самое опасное средство. Вампир понимает, почему Борек так быстро перешел черту, ведь над Фьор-Тормуном легко заметить столбы дыма от пожарищ. Магистр не сможет бросить в беде собственный народ, ради этого легко пожертвует собственными желаниями и амбициями. Пылающая гора ярко освещает ночь на многие мили, даже снегопад перестает идти. Магистр Борек висит над храмовой площадью, испускаемая энергия полностью избавляет от влияния силы притяжения. Ореол ослепительно-белого огня над его его плечами принимает форму четырех крыльев размером с галеон. «Вот и оно. Пропасть Огня», — Сареф глубоко вдыхает морозный воздух, сейчас ему нужно использовать свои преимущества от связи с Той Стороной. Легион однажды назвал духовное существо вокруг противника Пропастью Огня. Настолько древних и сильных не так много можно встретить, сейчас Борек бы смог одолеть Сарефа, если бы последний не подготовился к сражению как следует.
Название: «Перевозчик Межмировых Путей» Тип: божественная сила Ранг умения: SS Уровень освоенности: 41,1 % Описание: долго изучающие парадокс связи между Светом и Тьмой могут не только постучаться в двери Путевого Чертога, но и самостоятельно открыть дверь для приглашенного гостя. Но нужно всегда помнить, что за любым прорывом бдительно следит Страж Реальностей. Чем меньше ваше влияние на ближайших Путях, тем более строгим будет смотритель. Активация: мысленное открытие Врат с одновременным посланием приглашения.
После учебы у Легиона уровень освоенности «Преддверия Путевого Чертога» сильно возрос, а Система изменила описание умения согласно полученным знаниям. Только после объяснений нового союзника Сареф смог понять, почему мэтр Вильгельм с такой неохотой делился информацией о Путях. Баланс сил моментально меняется, ведь уровень влияния Легиона на близлежащих Путях невероятно большой. Да и сам Гаситель Света, который служит высшему вампиру, является силой в квадрате. Ночь в королевстве становится темнее, чем сильнее выделяет пылающую гору. Гаситель Света по представлению Сарефа куда сильнее Отвергнутого Асалота и Пожирателя Ветвей. Он может проглотить даже солнце, а некоторые одаренные все же могут разглядеть его длинное тело в кромешном мраке. Незримое присутствие Гасителя раскрывается Пропастью Огня. Четыре огненосных крыла рассеивают неестественную темноту, открывая взору то, что многих обычных людей может привести в шок. Вокруг Фьор-Тормуна и горы с древним храмом, по ледникам и снежным полям, в ночном небе и в толщах северного моря возникают участки колоссального змеиного тела, которое кольцами опутывает сегодняшнюю жертву. Древний змей давно мертв, убитый пару тысяч лет назад одним из Древних вампиров. На теле мирового змея то и дело можно увидеть сгнившую плоть и обнаженные кости, но это не мешает неописуемому «Йормунганду» при необходимости протянуться по всему миру и погасить любой свет и любую жизнь. Мертвое состояние — не мешает, а вот еще один пришелец очень даже может.
Вам противостоит Страж Реальностей.
Разумеется, Страж не мог не обратить внимание на открытие этих Врат. Если Пропасть Огня является исконным жителем холодного края и покровителем здешнего народа, то Гаситель Света — монстр с куда более дальних Путей, его здесь быть не должно. Сареф, как и Борек, уже не может двигаться после призыва духовных существ, поэтому для побега отсюда остался только один способ. Во тьме неба раскрывается глотка Гасителя Света, почти в милю от нижней до верхней челюсти. Свет Пропасти Огня в последнем усилии пытается противостоять жуткой смерти, но монстр все равно целиком заглатывает гору вместе со всеми участниками схватки. Ровно в этот момент Сареф закрывает Врата, чем вынуждает Стража Реальностей остановиться в одном шаге от вампира. К счастью, распорядитель Путей подчиняется строгим правилам. Если ты достаточно подкован, то знаешь, как это обернуть в свою пользу. Мэтр Вильгельм говорил, что в эту область мироздания можно прийти только со знанием или силой. Достаточной силы у Сарефа еще нет, но вот ценные знания Легион передал. Гаситель покидает мир и возвращается на Пути, и при этом успевает подавить врагов Сарефа. Вампир бредет в полном мраке, где даже сверхчеловеческое зрение не помощник. Свет на время полностью покинул область, но скоро вернется. Поэтому сейчас юноша ориентируется на слух и вскоре улавливает дыхание учителя Ганмы. Гораздо труднее передвигаться по пересеченной местности, чем отыскать в нем Борека. Когда Сареф доходит до поверженного магистра, тьма уже успевает рассеяться. Вновь вокруг обычная ночь, теперь без единого ветерка и туч. С небосвода луна озаряет остатки того, что раньше было горой. Мировой Змей забрал с собой всю гору, но по приказу выплюнул и Сарефа и Борека. Сейчас мастер боевых искусств пытается встать, вампир очень удивлен, что противник выжил. Вероятно, был под защитой Пропасти Огня до самого конца. — Ха, не ожидал, что ты заключаешь сделки с такими существами. — Магистр лежит посреди камней, а снег под ним уже весь красный. — Оно явилось по условиям сделки с другим вампиром. — Отвечает Сареф, а в это время в руке алхимические чернила принимают форму копья. — Ну надо же. — Хрипит человек. — А ты даже сейчас остаешься спокойным? Ты словно кусок льда, Равнодушный Охотник. — Я не обязан волноваться, показывать эмоции и лишний раз открывать рот. Я просто делаю дело. Без переживаний, без причитаний. — Руки Сарефа совершают резкий удар, и копье пронзает грудь магистра. Над горами пробегается легкий хрустальный перезвон. — Ха, прямо как Ганма… — Последние слова срываются с губ Борека.
Задача «Выжить любой ценой» выполнена.
На «Мрачную Аннализу» Сареф возвращается без каких-либо помех. Произошедшее во Фьор-Тормуне почти всех жителей повергло в шоковое состояние, как когда-то и горожан Порт-Айзервица. Дерзкое нападение, а после схватка невозможных существ: всё это для многих окажется слишком жутким событием. Каравелла быстро выплыла из тайной бухты и направилась на юг мира, где находятся остальные цели. Рим с ног до головы в крови возбужденно прохаживается по каюте, во всех красках рассказывая о дерзком проникновении под прикрытием снежной бури. О том, как отряд разделился по улицам, где убивал встреченных жителей и поджигал дома. Как проклятые обереги и артефакты испускали волны ужаса или заставляли защитников слепнуть. В рейде они потеряли двоих, значит, миссия закончилась полным успехом. Резня не только Рим оставила окрыленной, остальная команда тоже со смаком обсуждает налет. В этом плане вампиры мало отличаются от обычных людей, особенно если смогут утолить вечный голод. Лишь Сареф спокойно сидит за капитанским столом и водит пальцем по карте. Сейчас нужно определиться, куда и каким маршрутом направиться. — Эй, Сареф. Отдохни немного, ты заслужил. — Рим уселась на столе, буквально накрыв задницей северное полушарие мира. — Я не устал. — Вампир прикидывает в уме, что легче: выдернуть карту без повреждений или спихнуть девушку со стола. — Кстати, а зачем мы вообще это сделали? Я понимаю, что Легион говорит — мы делаем, но к чему мы идем? — Рим задает верный вопрос, на который Сареф тоже не получил еще исчерпывающий ответ. — О, я знаю, — в просторную каюту входит легко одетый человек, словно пришел сюда из каких-то теплых стран. Смуглый и кучерявый мужчина поправляет халат и проходит к столу между коленопреклонных вампиров. Рим тоже быстро спрыгнула со стола, стоило почувствовать ауру Легиона. Только Сареф продолжает сидеть, пока высший вампир не подходит очень близко. — Магистр Борек мертв. — Встает со стула юноша и рассказывает о выполнении миссии. — Отлично, Сареф. Я пришел с вестями, и они не очень хорошие. Остальные свободны. Все вампиры тут же встают и быстро покидают каюту. Рим ловит взгляд Сарефа и остается на месте, а Легион её присутствию никак не возражает. — Мы стали на шаг ближе к задуманному, теперь нам нужно устранить остальные цели. — Высший вампир проводит рукой над картой, где иллюзорный огонь отмечает местоположение будущих жертв. Придется проплыть весь свет. — А еще я снова уйду в продолжительную спячку, мне нужно восполнить силы. Так что тебе, Сареф, придется обходиться без моей крови и Гасителя Света. Но ты справишься. — Продолжает Легион. — Справлюсь. — Кивает Сареф. — Еще одна неприятная новость: многие страны людского и не только Поясов заключили союз. После того, как мир узнает о случившемся во Фьор-Эласе, на нас начнется настоящая охота. — Можно вопрос? — Неожиданно робко спрашивает Рим. — Зачем мы устраняем сильных мира сего? — Легион видит кивок девушки и продолжает. — Для осуществления нашего плана нам нужно разобраться со всеми, кто может нам противостоять. Знаменитые мастера боевых искусств, великие архимаги, императоры и полководцы, пророки и паладины: не должно остаться никого, кто сможет объединить мир во время конца света. На некоторое время в каюте все замолкают, лишь качка нарушает тишину. — Манария собирает особый отряд для противодействия нам. Я предполагаю, что это проделка Хейдена. — Высший вампир достает из внутреннего кармана стопку пергамента. — Мы же сформируем собственный отряд. Гении, безумцы и натуральные монстры в человеческом обличье, я подобрал кандидатуры. Найдите и завербуйте их. Легион кладет пергамент на стол и исчезает из каюты. Прощаться не для него. Рим перебирает записи высшего вампира с круглыми глазами. — Охренеть. Если мы сможем завербовать их всех, то нам даже сила Легиона не потребуется. — Не всё так просто. Наш враг теперь весь мир, и в нем еще слишком много тех, кто нам пока не по зубам. — Сареф смотрит на окно статуса.
… Слава: высокая (Манария), высокая (Рейнмарк), высокая (Фьор-Элас), средняя (мир) …
Глава 6
День в Порт-Айзервице медленно перетекает в вечер. А вот гомон и оживление в Стальной Крепости становятся сильнее. Организаторы уже несколько раз объявили, что сегодня будут проведены отборочные групповые поединки. — Они явно хотят избавиться от всей этой оравы. — Доверительно сообщает Лоренс незнакомому бородачу, которого жизнь не слабо потрепала, если судить по шрамам. Сосед по строю полностью игнорирует юношу. Лоренс вместе с сотней бойцов стоит у ограды арены, где будет проведен массовый бой. Разумеется, никто не собирается выстраивать турнирную таблицу для почти пяти сотен участников. Каждый приходит сюда с пониманием рисков. Турнир не предполагает бои насмерть, но наивно будет думать, что кто-то будет использовать деревянное оружие или бить вполсилы. В группе бойцов нет никакого ранжирования по оружию и умению. Новичкам здесь делать нечего, что Лоренс уже не раз слышал в свой адрес, но в ответ лишь улыбался и сообщал о желании вступить в Громовой отряд. Последнее многих приводило в замешательство, ведь в отряд собирается настоящая элита, воинам без известного имени или потрясающих способностей ничего в этом плане не светит. Наконец слуги отворяют ворота, и десятки воинов заполняют ристалище. Вокруг зоны для побоища еще больше людей громко выкрикивают боевые лозунги. На специально сколоченных трибунах разместились знатные люди: министры, вельможи и рыцари. Именно военных здесь больше всего, что неудивительно для турнира. Хотя статная девушка с белоснежными волосами посреди воинов неизбежно привлекает взгляды, и даже сидящий рядом молодой король Метиох Айзервиц не получает столько же внимания. Организаторы делят первую массовую группу пополам, где одной группе выдают желтые повязки, а другой — красные. Групповой поединок будет не просто хаотичным действом, а по правилам «стенки на стенку». Победившая команда выходит в следующий тур, а после чего вновь делится на две команды. И так ровно до того момента, пока устроители турнира не посчитают достаточным. Стоит отметить, что передышки между матчами минимальны, так что каждый новый бой становится тяжелее. Лоренс покрепче перевязывает желтую повязку на левом плече, а меч в шкуре зажимает в подмышке. Когда трубы сигнализируют о начале матча, начинается форменный хаос, так как единообразия в вооружении и умениях среди команд нет. Первые ряды сшиблись в рубилове, а вот Лоренс тем временем спокойно ходит в задних рядах. Первые бои — сущая лотерея, где тебе либо повезет с товарищами, либо нет. Самые уверенные и наглые стремятся ворваться в первые ряды, но задумчиво улыбающийся юноша рассматривает трибуны. Снова трубы издают пронзительный звук, «красная» команда откатилась от противников, так как среди «желтых» оказалось несколько умелых адептов Духа. Если прямое использование заклятий и артефактов на турнире запрещено, то вот практикующим боевые искусства здесь раздолье. Таким образом отсеяна половина, и теперь герольд проходит посередине строя, случайным образом деля оставшихся бойцов. Половина меняет повязки и встает напротив бывших товарищей. Снова начинается яростная схватка, где мечи тупятся от щиты, кто-то пытается копьем держать противников на расстоянии, а топор рассекает лицо какого-то несчастного. — Полная каша. Строй никто не держит, командира нет, ритм не выдерживают и за соседями по строю не следят. — Комментирует Лоренс, затесавшийся между двумя амбалами с секирами. — Думаю, организаторы специально доводят до такого. Второй круг вновь остается за «желтыми». Теперь поле освобождается гораздо медленнее, многие уже не могут идти самостоятельно, а некоторые уже никогда не встанут. В таком режиме проходит еще три круга, теперь на поле осталось всего восемь человек. Прятаться за чужими спинами уже не выйдет, так что Лоренс обнажает меч, отливающий синим цветом под вечерним солнцем. И так получается, что юноша оказывается самым свежим, многие уже обливаются потом и с трудом перебирают ногами. У одного даже вся голова в крови. Остались, пожалуй, только самые выносливые, хитрые или просто удачливые. Больше никаких повязок: все против всех. — Смотри, я даже не обратила на него внимание до этого момента. — На трибунах Элин показывает пальцем на Лоренса. — Твоя правда. — Отвечает Элизабет Викар. — Он словно сливался с другими участниками. Хорошая тактика, но если он ничего больше не умеет, то дальше ему это не поможет. — Однозначно не поможет. — Его величество Метиох Айзервиц включается в обсуждение. — Думаю, что победа достанется либо тому алебардисту с перьями на шапке, либо воительнице с парными мечами. Они явно продвинутые практики боевых искусств, со стороны хорошо видно, как они сдерживаются на каждом ударе. Новый король Манарии имеет длинные черные волосы и волевое выражение лица. Бывший капитан столичного рыцарского ордена теперь взял под свою ответственность целое государство. Привычный доспех теперь сменил длиннополый сюртук, но меч по-прежнему на поясе, словно стал единым с хозяином. — Согласна, ваше величество. — Элизабет переводит взгляд от одной фигуры к другой. — Хотя мы могли бы набрать отряд и без турнира. У нас ведь есть Оружейная Часовня. — Турнир, мисс Викар, служит не отбором. Мы должны показать, что в нашем королевстве всё хорошо. Как для представителей других стран, так и для наших собственных граждан. Бесконечное военное положение подорвет наши силы. Мы пока не можем тратить деньги и время на массовые праздники, так что королевский турнир подходит как нельзя лучше. — Вы правы, ваше величество. И даже есть шанс, что появятся очень искусные воины, которые не состоят в каких-либо организациях. — Тоже верно, а рекрутеры уже кружатся среди вышедших. За последний год прибавилось немало частных наемнических команд. Взять ту же Южную Компанию Вестхета. Они серьезно поднялись в приграничных округах, а теперь пытаются вытеснить гильдию авантюристов в Солнечном Синоде. — Вряд ли у них это получится, — собеседница задумчиво смотрит на начало финального поединка. — Ведь гильдия заслужила репутацию, а к тому же контролируется королевским двором. Неподконтрольным бандам не всякий решит довериться. — Ваша правда, мисс Викар. Стоило звуковому сигналу отзвучать, как самые нетерпеливые бойцы сразу же пошли в атаку. Лоренс замечает, что к нему бегут сразу двое: алебардист с перьями на шапке и щитоносец с коротким мечом, что уже обагрен чей-то кровью. Кто-то из них точно решил, что спокойно стоящий юноша слишком легкая цель. Оба воина добегают до Лоренса практически одновременно, вот только светловолосый молодой человек делает два быстрых шага назад, чтобы не попасть под летящий с верхней позиции меч. Но, как оказалось, этого можно было и не делать, так как оружие в полете снизу вверх перехватывает алебарда. За древковым оружием остается гудящая энергия зеленого цвета, адепт боевого искусства многократно усилил удар и оружие внутренней энергией, не считая силы разворота корпуса и рук. Меч щитоносца такого удара не выдерживает и раскалывается. А вот алебардист танцевальнымдвижением делает теперь правую ногу ведущей и, соответственно, поворачивается правым боком с раскручиванием длинного оружия с помощью полученной ранее инерции. Второй удар почти выбивает щит из рук оппонента, что заставляет его громко сдаться. Алебардист в этот момент снова успевает поменять позицию и даже крутануть алебарду вокруг шеи с гудящим звуком. Если бы не признание поражения, то адепту боевого искусства было бы достаточно распрямить руку, чтобы оружие обезглавило противника. Со стороны кажется, что боец достаточно тренирован, чтобы делать финты вращения один за другим без пауз на раскачку. Лоренс уважительно кивает и свистом предупреждает алебардиста о приближающемся с другой стороны противнике. Оказалось, что к этому моменту другие пять претендентов на победу уже решили между собой, кто из них сильнейший. Матерая воительница, которая крупнее многих мужчин и точно на полторы головы выше Лоренса, переводит взгляд с юноши на алебардиста и обратно. Воин с древковым оружием сплевывает и бросается прямо на нее. Оба используют энергию Духа, это видно каждому по дымке энергии вокруг тел. Мужчина сразу меняет стиль боя, предпочитая удерживать противницу на расстоянии, в то время как воительница стремится сойтись на ближней дистанции, где парное оружие смотрится куда эффективнее. Земля под ногами сражающихся то и дело взрывается пылью из-за резких шагов и движений. Оба бойца крепко стоят на ногах, не делают слишком широких и высоких шагов и легко регулируют центр тяжести тела относительно стойки и оружия. Лоренс внимательно следит за скупыми атаками, никто из участников поединка уже не может позволить себе по-театральному эффектные удары. Дуэлянты ждут ошибки соперника и не спешат переходить к смертельным приемам. До слуха доносятся выкрики из толпы, которая никак не может определиться с фаворитом. Оба адепта боевого искусства кажутся идущими вровень. Первой не выдерживает воительница, которая просто метает меч из левой руки в лицо противника. Последний рефлекторно поднимает древко, а женщина уже низко пригибается, проносится под алебардой и атакует левый бок воина. Атака достигает успеха, меч пронзает кольчугу, но не входит глубоко. А тем временем алебардист вонзает в правую лопатку воительницы острый кинжал. В таком положении они вместе падают на землю. Лоренс присвистнул, ведь до этого не обратил внимание, что алебардист к древку привязал тонкий стилет, который можно выхватить одним движением. Сражающиеся быстро друг от друга отпрянули, а после молчаливо сошлись на ничьей, одновременно сдавшись. У воина на боку стремительно расплывается кровавое пятно, а воительница не может дотянуться до стилета, который мешает работать одной рукой. — Удача мне сегодня благоволит. — Широко улыбается Лоренс, ставший победителем в этой группе, не нанеся ни единого удара. Юноша невозмутимо заворачивает меч обратно в шкуру, несмотря на освистывания из толпы, которая поверить в такое не может. Организаторы тоже явно в недоумении, но правила менять здесь не принято. Таким образом герольд уже собирался объявить о победителе, как вдруг со своего места встает король Метиох Айзервиц. Сразу наступает тишина, все ждут какого-то решения странной ситуации. Монарх начинает спускаться к ристалищу, а Лоренс получает требовательный кивок от герольда, мол «иди и веди себя почтительно». Юноша быстро подходит к границе поля, где преклоняет колени перед королем. — Назовись. — Негромко требует Метиох. Впрочем, в тишине многие услышат без проблем. Рядом с королем встает Элизабет Викар. — Лоренс Троуст, сын рыцаря Фаба Троуста из Чернопесочного округа. Прибыл для вступления в Громовой отряд! — Звонко отвечает юноша без какого-либо стеснения. Подобное заявление тут же вызывает шепотки в толпе. — И с чего ты решил, что достоин этого? И надеюсь, тебе хватит ума не хвалиться сегодняшней «победой». — Король скептически поджимает губы. — У меня пока мало заслуг, ваше величество, но очень много талантов. Я верю, что прибыл в этот мир, чтобы изменить его в лучшую сторону. — Без запинки отвечает коленопреклоненный Лоренс. — Прибыл в этот мир? — Я хотел сказать, родился в семье рыцаря, чтобы перенять священный долг моего почившего отца по защите Родины. — Это… Замечательное решение, но Громовой отряд будет противостоять самым ужасным вещам, которые можно вообразить. — Король повышает голос, чтобы слышали все. — Служба в Громовом отряде почетна, но сопряжена с огромным риском, ведь его членам придется столкнуться с невероятными противниками. Без сильного духа и стремления всё бессмысленно, да, но вы еще должны быть не менее сильными в боевых навыках, чтобы защитить наш мир от вампиров, демонов, нежити и других Сил, которые жаждут нашей погибели! Слова молодого короля слушают, затаив дыхание. Все, кроме Лоренса, словно не услышавшего ничего страшного во всем перечисленном. — Полностью согласен, ваше величество. Поэтому готов показать себя на настоящем противнике. Позвольте мне в одиночку выступить против «нифанга». Если победа останется за мной, то я обещаю принести много пользы для Громового отряда. Услышав название монстра, Метиох оглядывается на Элизабет, но та лишь растерянно пожимает плечами.Глава 7
Большинство из присутствующих даже не понимает, что такое «нифанг», но вот король с подозрением смотрит на Лоренса. — Откуда тебе известно о нем? — Слухи ходят. — Непринужденно пожимает плечами юноша. — Такая тварь не может быть незаметной. — Раз ты знаешь, как она называется, то должен осознавать риск. — Качает головой Метиох Айзервиц. — Конечно, ваше величество. Я всё обдумал и готов. Из ваших слов следует то, что каждый член Громового отряда должен не просто выступить против такого противника, но и обязательно выйти победителем. Если я не справлюсь, то пусть это будет уроком для остальных. Лоренс без стеснения смотрит в глаза монарха, чем неожиданно заслуживает одобрительный кивок. Элизабет Викар, стоящая рядом, тоже замечает немое согласие короля и хмурится. — Ваше величество, позвольте сказать. Нифанга мы собирались использовать для показательного выступления Громового отряда. Выпускать его против одного неопытного воина, значит, просто отдать на растерзание! — Вы правы, мисс Викар, но сэр Троуст вряд ли отступит после заявления во всеуслышание. Бой с нифангом будет проведен завтра на рассвете. — Метиох громко объявляет о решении и возвращается в замок. Обсуждения в толпе становятся громче, и теперь на Лоренса уже не смотрят как на наглого проходимца. Многие уважительно кивают, но большинство вздыхает со словами: «Вот ведь самоубийца». Юноша быстро растворяется в толпе и направляется к выходу из Стальной Крепости. Уже поздно вечером в гостиничном номере одной из захудалых таверн Лоренс открывает окно с видом на город. За спиной раздается шипение из-за смоченной в крепком алкоголе тряпки, которой обрабатывают рану на спине воительницы. — Давай полегче, Бальт. — Плюет на пол орчиха, обладательница больших нижних клыков, покрашенных в белый цвет волос и многочисленных косичек. — Будь добра, называй меня полным именем, Ива. — Бальтазар словно назло сильнее нажимает на рану от стилета. — Лысый полудурок в дурацкой шляпе, — уроженка Муран-Валган-Деорта, ходячего города орков, отталкивает от себя мужчину. — И почему ты носишь эту шляпу? Чтобы не слепить противников солнечными лучами? — А почему ты носишь шлем? Комплексуешь из-за орочьей физиономии? Ведь для орков Манария не закрывала границ. — Бальтазар болезненно морщится и гладит туго перевязанное туловище. — Чтобы враги не разбежались в ужасе. И вот бы еще для нас закрывали границу! Орки — один из немногих народов, среди которых нет ни вампиров, ни демонов, ни беспокойных мертвецов. Чего не сказать о людях. — Ива прикладывает к кружке. — А чего вы забыли в моей комнате? — Лоренс наконец-то решает поинтересоваться, чем зарабатывает недружелюбные взгляды. — Опять шутить изволите, господин Троуст. — Бородатый мужчина начинает ежевечерний уход за оружием. — Деньги гони! — В лоб выпаливает орчиха. — Ты сам нас нанял, чтобы мы протащили тебя на турнире, а после самоустранились. — Тут такое дело… — Лоренс изображает самое святое выражение лица. — Я на мели. После этих слов даже Бальтазар отрывается от разглядывания обуха алебарды. Ива же просто демонстративно разминает кулаки, на что Лоренс быстро излагает план. — Заплачу завтра. Герон мне свидетель. — Светловолосый юноша отходит на шаг от Ивы, но та начинает надвигаться подобно горе. — Я хорошо знакома с твоей репутацией, Лоренс Троуст. Даже не мечтай, что я расслаблюсь и дам обвести себя вокруг пальца. Ты весьма известный плут. — Я не просто плут и шут гороховый, моя дорогая. Я — Аферист с большой буквы. Мои планы всегда срабатывают! — Молодой человек гордо выпячивает грудь. — Я чую возможности как вампиры кровь. Я резкий, дерзкий и как демон мерзкий. А еще у вас осталась работенка. — Это какая? — Ива почти прижала увертливого собеседника к стенке. — Завтра я сойдусь с битве со страшнейшим противником, и в мой успех никто не верит. Даже вы, мои бесценные сообщники. — Еще бы, нифанг тебя разорвет в первые полминуты, а внутренности растащит по всему полю перед тем, как начать завтракать ими. — Фыркает орчиха в паре сантиметров от лица юноши. — Так что я хочу получить плату до того, как ты отправишься к Герону. — И тем самым докажешь, что тупа как пробка из свиной жопки. Впрочем, Лоренс тут же пожалел о сказанном, так как Ива опрокинула на пол и сжала правую ногу в болевом приеме. Крики незадачливого Лоренса услышали, наверно, все соседи по этажу. К счастью, долго мучить статная девица не стала. — Уф, если бы сломала мне ногу, то завтра было бы куда тяжелее. — Юноша лежит на полу и массирует стопу. — Господин Троуст, я все же не понимаю, на что вы завтра рассчитываете. — Бальтазар уже закончил с заточкой и полировкой, и теперь накидывает на ударную часть оружия кожух из свиной кожи. — Всё просто, как удар в пах. У меня есть план, вам же нужно пройтись по всем местам и сделать ставку на мою победу с одного удара. Все игорные дома и индивидуальные спорщики опускают мои шансы на победу на дно Пуарнского моря. А это значит, что… — Лоренс вопросительно смотрит на парочку бойцов, лежа на полу. — Если наша ставка выиграет, мы сорвем баснословный куш. — Размеренно продолжает лысый алебардист. — Но к чему это идиотское условие про победу за один удар? — Чтобы сделать разницу коэффициентов почти что сказочной. Никто в здравом уме не будет ставить на такое невозможное событие. И тут в игру врываемся мы и ставим все деньги на него. — Лоренс возбужденно разводит руками и поднимается, но парочка напротив не выказывает большой заинтересованности. — Ты хочешь «натянуть курицу на копье»? — Ива использует жаргон спорщиков, которых в Рейнмарке и Островной Федерации называют странным словом «букмекеры». — Именно! Нам нужно создать ажиотаж большими ставками на маловероятное событие. — Но у нас нет столько денег, — возражает Бальтазар. — По пути сюда я уже договорился с тремя ростовщиками. Считайте, что деньги у нас уже есть. Что-то около двух золотых. И заодно рассчитайтесь с другими ребятами, что помогли мне сегодня. — Ты сумасшедший, — хором выкрикивают спутники, услышав взятую в долг сумму. — Нет, я просто всё вкачал в удачу и харизму. — Лоренс наблюдает за недоуменными взглядами сообщников и жестом велит катиться прочь. Бальтазар пожимает плечами и направляется к выходу. Ива же перед уходом бросает: «Надеюсь, в этот раз ты сможешь сделать невозможное реальным». После ухода Ивы и Бальтазара молодой человек садится на кровать и разворачивает «поющий» меч. Ладонь ощупывает гладкую поверхность, отливающую голубым оттенком под светом свечи, которая вскоре догорает, так что остаток дел пришлось заканчивать в темноте. Как слышал Лоренс, из-за каких-то терок в позапрошлом году Свечной Квартал был разрушен, а вместе с этим цены на свечи невероятно подскочили. Сегодня пришлось оплатить только одну. Минут через сорок будущий рыцарь засыпает без сновидений до утра. С первыми лучами солнца его грубо толкает Ива. Она с Бальтом за ночь обошла почти весь город и всколыхнула «ставочный банк» большими вложениями на идиотский по мнению всех результат события. Многие лишь смеялись, увидев подобное, но стоило услышать звон реальных монет, как тут же бросались за легкими деньгами, ставя на противоположное событие. Всё это рассказывает орчиха по пути к месту проведения боя. Разумеется, нифанга держат за городом, так что за ночь подготовили большое поле как можно дальше от крестьянских домов и полей пригорода. Несмотря на ранний час, людей тут уже много. Лоренса многие узнают в лицо, показывают пальцами и между собой обсуждают. — Молодцы, дальше я сам. — Лоренс бодро идет к шатрам распорядителей, чтобы отметиться. Оказывается, что здесь сегодня решили провести и другие матчи, так что пришлось еще подождать, пока из второй толпы желающих не определился победитель. Наконец-то доходит черед до события, ради которого все пришли на самом деле. Сотни зевак и участников со всех сторон окружают широкое поле, которое магией заставили опуститься на два человеческих роста. А еще вбили невысокий частокол по периметру. Лоренс легким шагом направлялся ко входу, пока не врезался в невидимую стену, чем многих рассмешил. Неудивительно, что чародеи окружили поле битвы магическим барьером, ведь нифанг легко может запрыгнуть в зрительские ряды и начать кровавую баню. Претендент на быструю смерть встает на ноги с невозмутимым видом. — Это что, магия? Как это вообще работает? — Лоренс ощупывает невидимую стену. — Я открою проход, как только придет время. — Подходит дочь епископа, Элизабет Викар, одетая в мужском стиле. Узкие штаны заправлены в высокие сапоги, а накидка с символом солнца превращает девушку в стильную охотницу на ведьм и некромантов. — Приветствую вас, миледи. — Лоренс делает очень низкий поклон. — Слухи о вашей красоте не врали, и чем ближе вы стоите, тем чаще бьется мое сердце! — Прошу, перестаньте. — Элизабет отворачивается. — Вы сейчас серьезно рискуете собственной жизнью, лучше подумайте об этом. — Я уверен в победе, но почему вы отворачиваетесь от меня? Неужели я настолько плохо выгляжу после сна в отвратительном клоповнике, который по недоразумению городских властей считают гостиницей? — Я просто не понимаю, как можно быть настолько беззаботным. — Тихо отвечает девушка. — Вы словно специально скрываете настоящую силу. — Я, — заговаривает Лоренс после небольшой паузы, — не великий воин. Ничего не понимаю и вряд ли пойму в волшебстве. У меня язык без костей, хотя уболтать сегодняшнего противника вряд ли смогу. Просто подумайте над такой мыслью: сила и навыки на самом деле вторичны. Если вы правда выступаете против настоящих Губительных Начал, как их называют жрецы Герона, то понимаете, о чем я. — Пожалуй, не совсем. Что вы имеете в виду? — Девушка по-прежнему смотрит на поле для сражения. — Мы в любом случае не можем их победить голой силой. Изощренные заклятья, меняющие законы природы? Боевые искусства, превращающие адепта в полубога? Серьезно? Да проще пукать в море. — Лоренс ударяет в магический барьер кулаком. — Мне довелось висеть головой вниз в этой черной-черной пропасти, и скажу я следующее: выиграть войну могут только знания и опыт. А еще, открывайте чертову дверь, ведь МЫ ЖДЕМ БОЯ! Последнее Лоренс выкрикивает в толпу, где Бальтазар моментально подхватывает громким выкриком. В другой стороне повторяет Ива. Теперь все зрители и бойцы постоянно скандируют: «Мы ждем боя!». — Ну что же, могу только пожелать удачи. — Очень тихо отвечает Элизабет и дает сигнал волшебникам, готовым снять усыпляющую магию с бронированной телеги, которую везли сегодня шестью лошадьми. Лоренс уже прыгает на арену с обнаженным мечом. Толпа начинает кричать громче, когда распряженная телега на арене начинает шататься. Чародеи уже за магическим барьером будят жуткого монстра и распахивают волшебством двери тюремной камеры на колесах. Воздух наполняется вонью и очень низким рыком.Глава 8
Нифангом знающие люди зовут жуткого монстра, который появился очень давно в мире. Утверждается, что его появление совпало с началом Алого Террора, великой войны вампиров против всего света. По этой причине некоторые исследователи предполагают, что нифанги были выведены вампирами, или являются очень старыми кровососами, которые потеряли рассудок. Элин, сама того не осознавая, крепко сжимает поручни, вспоминая рассказ Элизабет о монстре. Из темноты крытой телеги появляется ужасная пасть, оснащенная частоколом острейших зубов. И это если закрыть глаза на еще два клыка, торчащих снизу вверх подобно кинжалам. Огромный нетопырь размерами превышает любого человека, коня и медведя. Элизабет рассказывала, что нифанг охотится по ночам в диких местах, но вполне может залететь в деревню и опустошить её полностью. Так как утреннее солнце ярко освещает небосвод, то монстр недовольно щурится, наполовину ослепленный. Крики моментально стихли, никто из зрителей не хочет привлекать внимание хищника с огромными ушами. Отощавший на посторонний взгляд нифанг на длинных конечностях выбирается на арену и пытается понять, что происходит. До этого момента находился под сильными усыпляющими заклятьями. Эльфийка с замиранием сердца смотрит на другую сторону арены, где идет вчерашний самоуверенный юноша с обнаженным мечом. Сначала внимание нифанга было приковано к границе арены, но монстр не бросился туда, шестым чувством распознавая опасность магии. Свист Лоренса тут же заставляет ходячую летучую мышь развернуться и обогнуть телегу. Элин быстро переводит взгляд с чудовища на человека и обратно. — Волнуешься? — Приобнимает стоящая рядом Элизабет. — Немного. — Признается Элин. — Я наготове. Если произойдет худшее, я постараюсь опередить монстра. — Элизабет показывает правую руку, пальцы которой растопырены в странном жесте. Эльфка тут же пробует повторить жест. — Ты всё еще хочешь изучать магию? — Улыбается дочь епископа. — Я знаю, что у меня нет к ней таланта, но мне так спокойнее. — Магия не единственное, чему можно посвятить жизнь. Предлагаю после поединка сходить в город и посмотреть тебе обновку. Ты растешь невероятно быстро, — Элизабет гладит сильно выросшую за последнее время девчонку по голове. Эльфка уже почти достает макушкой до подбородка. — Я же не человек, — пожимает плечами Элин. — Эльфы растут раз в пять быстрее людей. Скоро я догоню тебя по росту, а после рост и старение растянутся на сотни, а то и тысячу лет. — И это нормально, такова природа. О, началось… На арене нифанг наконец адаптируется к яркому свету и осознает, что между ним и юношей ничего нет, что может представлять опасность. Хищник относится к разряду довольно умных по животным меркам. Даже при сильном голоде он не двинется с места, если жертва может представлять серьезную опасность. Дразнящий свист выводит нифанга из себя, и тот бросается на Лоренса. В этот момент многие люди почти перестают дышать, монстр совершает нечеловеческий прыжок, расправив конечности. Любой с уверенностью скажет, что скорость нифанга намного превышает человеческую, что позволяет легко догнать хоть наездника, хоть лань. По зрительским рядам пробегает вздох после того, как монстр неожиданно промахивается. Лоренс успел отпрыгнуть в сторону, но даже не попробовал ударить мечом по туловищу противника. Нетопырь с визгом разворачивается и пытается протаранить юношу, но последний просто перепрыгивает через монстра. Многие воины таращатся на подобное поведение, как на нечто невозможное. Лоренс ослепительно улыбается и раскованно обходит чудовище по дуге. Что на этот счет думает сам нифанг, остается лишь догадываться. — Что это такое? — Чуть слышно спрашивает Элизабет у самой себя. Она не видит, чтобы Лоренс опережал ночного хищника по скорости. Неужели нифанг дезориентирован куда сильнее? Монстр вновь начинает сближение, но молодой человек оказывается быстрее. В левой руке сжимает рукоять меча, обращенного острием вниз. А вот в правой оказывается небольшой молоток, обитый войлоком. Лоренс хлестким ударом бьет молоточком по лезвию меча, который в ответ начинает звенеть. Клинок постепенно заливается синим светом и с каждым ударом молоточка испускает волны энергии вместе со звоном. — Это же «поющий» меч! — Восклицает Элизабет. — Что? В каком смысле? — Элин не может оторваться от странного зрелища, где нифанг начинает отступать от источника странного звука и свечения. — Смотри! — Теперь даже полноправная волшебница не может сдержать волнение от происходящего. Чудовище издает высокий визг, чтобы заглушить неприятный звон, некоторые особенно впечатлительные зеваки зажимают уши и оседают на землю. Лоренс резким движением срывает войлочную шапочку с молотка и со всей силы ударяет по лезвию. Элин аж отшатывается от перил, звуковая волна моментально расходится по округе, вызывая непроизвольные мурашки по телу. Звук не похож на что-либо слышанное ранее. Инструмент в руках юноши если и металлический, то из необычной руды, но точнее Элин разглядеть не может. Лоренс после удара не отнимает молоточек от поверхности меча, наоборот, начинает проводить им от рукояти до кончика. Вслед движениям также меняется заполонивший всё звон, оружие продолжает резонировать подобно колоколу, хотя форма мало к этому пригодна. — Как музыкальный инструмент, — шепчет эльфийка, будто всем телом воспринимая мелодию меча в виде непроизвольной дрожи и встающих дыбом волос. Нифанг продолжает отступать, не в силах справиться с такой атакой. Лоренс откидывает молоточек, но меч продолжает вибрировать и наполнять окрестности мелодичным звоном. Поверхность постепенно переливается от синего и голубого цвета до фиолетового. Сейчас юноша направляет меч против чудовища и резко взмахивает. Следом возникает вспышка света, а звон меняется на буквальные взрывы. Элин даже теряет чувство пространства, ей кажется, что находится внутри колоссального колокола, удары которого заставляют даже землю вздрагивать. А еще, что таких колоколов вокруг сотни, и бьются они в едином ритме. Звук не приносит боль, но заставляет трепетать каждую клеточку тела. Эльфка с силой цепляется за перила арены и заставляет себя сфокусироваться на поединке. Нифанг почему-то лежит на боку, дергая лапами в конвульсиях. Лоренс подходит к нему и силой вонзает меч прямо в сердце. Через полминуты тварь затихает окончательно. «Поющий» меч умолк сразу, как только вонзился в тело нифанга. Тишина на арене никем не нарушается, все словно не верят, что она способна существовать после произошедшего. Хотя звон в ушах никуда не уходит, Элин трясет головой, словно хочет прогнать его поскорее. Эльфка смотрит на Элизабет и видит не меньшее потрясение, хотя по мнению Элин вряд ли что-то способно удивить подругу, которая знает так много о магии. — Победитель поединка: Лоренс Троуст. — Громко объявляет герольд. Голос человека кажется плоским и невыразительным после того, как «пело» всё пространство. Однако именно голос человека позволяет всем очнуться и начать делиться впечатлениями. — Круто было. А как это вообще возможно? Что это было? — Элин тут же наседает на дочь епископа с расспросами, но Элизабет смотрит на землю арены и не сразу отвечает. Элин глядит туда же и замирает: до этого внимание было обращено на победителя и поверженное чудовище, а сейчас замечает, что песок арены идеальными концентрическими кругами разошелся от точки столкновения человека и монстра, а после так и застыл. Лоренс под одобрительные выкрики поднимается на арену по направлению к королевскому шатру. Элизабет тянет Элин за собой, хочет непременно присутствовать при разговоре короля и молодого воина. Повторный разговор происходит при закрытых дверях, куда пустили только приближенных его величества, Метиоха Айзервиц. — Я поражен, сэр Троуст. Это ведь была не магия, мэтр? — Обращается молодой король к сидящему рядом архимагу, Эзодору Уньеру. — Нет, ваше величество. Это не магия и не искусство духа. «Поющие» мечи являются таинственной технологией духовных народов. — Архимаг внимательно изучает меч на подушках. С оружия уже успели стереть кровь нифанга. — Откуда он у тебя? — Спрашивает король у Лоренса. — Получил в дар от моего учителя, ваше величество. — Кем был твой учитель? — Непревзойденным охотником на вампиров. Его имя ничего вам не скажет, так как учитель принял обет никогда не называть своего имени и не гнаться за славой. Он не был человеком и передал мне самые ценные знания, ваше величество. — Например, какие? — Интересуется Метиох, откинувшись на спинку походного кресла. — То, что нифанги имеют чуткий слух и не переносят звуки определенной тональности. Я не притворяюсь великим волшебником или могучим бойцом. Я готов предложить знания, опыт и нестандартное решение задач. Это то, что не купить за деньги и не получить с помощью тренировок, ваше величество. При всем уважении к присутствующим, никто из вас не знает истинной картины темной стороны мира. — Смелое утверждение, но чем ты его докажешь? — Пожимает плечами король. — Серебрянка хрустальная. — Что? — Хмурится Метиох. — Серебрянку хрустальную используют вампиры для обозначения тайных лежбищ, ведь запах цветка напоминает кровь. Конечно, только для созданий, способных различать такие оттенки запахов. Шестая Мясная улица, дома с третьего по пятый сплошь заросли ею, потому что сорняк высаживают живущие там кровососы. Ни один из охотников на вампиров никогда бы о таком не догадался. — Патрули инквизиторов ходят неверными маршрутами, в одних местах их слишком много, в других почти не встретишь. — Продолжает Лоренс. — Используемые ими амулеты, которым уже сотня лет, имеют слепую зону, о которой многим вампирам известно. — А королевская опочивальня, ваше величество, находится вовсе не в том месте, о котором распространяются слухи. Если вы думали, что это поможет уберечься от убийц, то мне потребовалось двадцать минут и две кружки пива, чтобы узнать местоположение спальни. На вашем месте я бы повесил решетку на окно, сильные вампиры могут подняться даже по отвесной стене. — Не останавливается юноша. — А петли тайной двери в покои неплохо было бы смазать. — К чему всё это рассказываешь? — Хмуро спрашивает монарх. — Я веду к тому, что Силы, которые вы записали себе во враги, вас размотают, даже если Громовой отряд будет состоять из тысячи грандмастеров и архимагов. И до сих пор не сделали это вовсе не потому, что не могут. Вам нужен тот, кто умеет управлять информацией, чтобы разобраться. То есть я. — Лоренс завершает самопрезентацию еще одним поклоном. — Возьмите его, ваше величество. Нам действительно нужна не только сила, но и понимание. Считайте моей рекомендацией. — Неожиданно произносит мэтр Эзодор. Совет архимага Уньера тут же меняет отношение многих присутствующих, министры кивают меж собой, а кто-то начал даже перешептываться. — Хорошо. За бесстрашную победу над нифангом я присуждаю сэру Троусту рыцарский титул. Что касается вступления в Громовой отряд… Дам месячный срок в качестве испытания. Покажешь, что всё это не бравада, и станешь полноправным членом. Можешь идти. Мисс Викар, прошу введите в курс дел господина Троуста. Лоренс и Элизабет кланяются королю перед выходом из шатра.Глава 9
Ночь разливается над Рейнмарком. Та самая темная ночь, когда хоть глаз выколи, разницы не почувствуешь. Восемь конников осторожно передвигаются по краю пшеничного поля в одной из буферных зон города примерно в сорока милях от побережья. Несмотря на то, что Рейнмарк считается одним городом, в нем по-прежнему легко найти пустынные земли или сельскохозяйственные угодья. Всё из-за доброй половины сотни миль в поперечнике от одного края города до другого. Вот только темнота не слишком мешает отряду, глаза каждого верхового чуть светятся голубым светом из-за чар ночного виденья. Магия, которая пришла из далекого прошлого, когда нужно было видеть в темноте ничуть не хуже вампиров или более привычных хищников. Через широкий ручей перекинут ветхий мостик, жалобно скрипящий под копытами лошадей. Вскоре конники замирают на перекрестке, на котором разделяются на три группы в разные стороны. На разведку приграничной зоны Скармуна, одного из районов Рейнмарка, уходит меньше получаса. Группа вновь собирается на перекрестке, откуда дружно направляется к многочисленным домам за ближайшим холмом. Лошади разбрызгивают уличную грязь во время быстрого галопа по кварталу. Район Скармун в отличие от других бывших городов не имеет укрепленных стен, поэтому переход между пустынной буферной зоной и жилыми улицами довольно резкий. Через четыре улицы кони начинают волноваться, встают на дыбы и наотрез отказываются приближаться к постоялому дому с уютно светящимися окнами и музыкой. Командир жестом приказывает оставить лошадей в стороне перед тем, как направиться в трактир. Вскоре восьмерка в черных плащах входит на территорию постоялого дома. Если кто-то присмотрится, то заметит на них доспехи с серебрянным рисунком адского пса с девятью пастями и дюжиной глаз. Гончая из Алтаракса — символ охотников на вампиров. Подобные охотники есть во многих странах, но Манария, пожалуй, единственное государство, где существует отдельная организация для борьбы с упырями. В трактире довольно шумно, несмотря на ночь. Видать, любимое место местных завсегдатаев. Сейчас бродяги, чернорабочие, наемники и преступники тратят деньги на выпивку и закуску, а в дальнем углу шесть столов занимают картежники. Отряд воинов сразу обращает на себя внимание, но никто из здешних гостей на проблемы пока не нарывается. Граждане Рейнмарка, как бы смешно это ни звучало из-за отсутствия централизованного государства, привычны видеть самых диковинных путников. А причина в отсутствии охраны границ, из Широкоземельной Степи, Стилмарка или пустошей сюда может прийти кто угодно. Не нужна подорожная грамота и платить таможенные пошлины без надобности. Вооруженная охрана начинается только на подступах к районам города, и то не везде. Остальные земли, включая буферные зоны между тринадцатью основными городскими районами, почти что край беззакония. Охотники на вампиров дружно занимают левую часть длинной барной стойки. Трое садятся за нее, а остальные окружают плотным строем и внимательно следят за происходящим в таверне. Трактирщик подходит к новым гостям и молча предлагает наполнить кружки. Аддлер Венселль опирает лук на стойку и качает головой, они никогда не будут пить и есть что-то местное. Это чревато смертью от яда из рук многочисленных недоброжелателей. — Доброй ночи, Густав. — Произносит магистр Оружейной Часовни. — И тебе, Аддлер. Не мог бы ты снять шлем? Трудно говорить, когда не видишь лица собеседника. — Хозяин заведения убирает бутыль под стол. — Не мог бы. На враждебной территории мы едим, спим и ссым в доспехе. И не важно, что у нас в руке: ложка, поводья или собственный член, другая рука обязательно лежит на рукояти меча. — Фиговые из вас тогда посетители, — трактирщик почесывает засаленную бороду, не сводя покрасневших из-за переутомления или дыма глаз с мастера боевых искусств. — Мы не отдыхать пришли. Заказ пришел? Собеседник кивает и исчезает во внутренних помещениях, откуда приносит нечто, укутанное в шкуры. Знатно растолстевший трактирщик с трудом тащит груз и поднимает до уровня стойки. Спустя восемь распутанных узлов взору открывается различное оружие. — Достать получилось почти всё. Пойдем по порядку. — Бородач первым делом разворачивает перевязь с метательными ножами. Лезвия чернее ночи неизбежно приковывают взгляд. — Эти красавцы с Островной Федерации. Вулканический минерал после переплавки в зачарованном тигле может сильно нагреваться, латы под ним буквально плавятся. — Слышал о таком, — кивает Аддлер. — Понятное дело, твою руку такой кинжал тоже обуглит до хрустящей корочки, поэтому оружие метательное. Либо насадить на длинное древко, хотя это уже извращение. — Дальше. — Подгоняет трактирщика командир отряда. Полуторный меч с зубцами как у пилы смешит Аддлера, но перекупщик призывает к тишине. — Такая форма не потому, что кузнец сошел с ума. — Да, он был просто пьян. Однозначно нет, мне нужны инструменты для убийства, а не набор пыточного мастера. Хозяин таверны вздыхает и убирает меч подальше. — Тогда это тебя заинтересует, — собеседник показывает на двуручный молот. Оружие полностью покрыто затейливой резьбой. — От удара таким по голове даже вампиру станет плохо. Гномская работа. — Да я уже понял, что не эльфийская. Только тот народ, что постоянно занимается шахтерским делом, будет использовать молоты и кирки в качестве боевого оружия. Молот с секретом? — Еще с каким. В ударной части с обеих сторон кузнец каким-то образом вставил мощные пружины. И еще одну в крепление рукояти с ударным кирпичом. — И… как это работает? — Аддлер украдкой смотрит куда-то на верхний этаж. — Не знаю точно, — признается перекупщик, непонимающе скользнув взглядом по потолку заведения следом за покупателем. — Но слышал, что если перед боем механизм освободить, то при сильном ударе пружина складывается, а потом распрямляется, буквально бросая оружие обратно в руку для следующего удара. Экономия сил, так сказать. А пружина в рукояти помогает увеличить силу удара, если правильно замахнуться. Короче, нужна сноровка. — Не годится. Нам нужно убивать вампиров, а не по руде молотить. Возьму только для того, чтобы подарить магистру Онгельсу, он любит тяжелое оружие. — Если нужно что-то быстрое, то посмотри на эти обезглавливатели. — Густав осторожно поднимает вогнутый клинок из какой-то кости. — Разрежут что угодно. Отлично дополняют стиль «Слепой Ярости». — Какой стиль? — Аддлер подносит к лицу второй меч. — Берешь в каждую руку по обезглавливателю, закрываешь глаза, громко орешь, врываешься в толпу и машешь ими как дурной. — Инструктирует трактирщик. — Потом собираешь отрубленные головы, пальцы и другие конечности. «Слепая Ярость». Среди охотников рождаются смешки, но вот Аддлеру не до смеха, так как золотой браслет на руке с символом солнца стремительно чернеет. — Это проклятое оружие! Я уже в прошлый раз говорил, что не буду брать вещи с проклятиями и темной магией. — Магистр бросает клинок на стойку как нечто противное. — Ой, случайно попалось. Но было бы странно, если костяной клинок резал что угодно за просто так, да? — Густав быстро убирает обезглавливатели под стойку. — О, ну хоть это должно тебе понравиться. Бородач кладет перед Аддлером стрелу, вполне обычную на первый взгляд, если не считать рунической надписи на боку. — И что она делает при попадании? Взрывается? Парализует? — Самый известный стрелок королевства придирчиво осматривает предмет. — Изготовителем был весьма хитрожопый чароблуд с Петровитты. Он изобрел чары «возврата». — Пф, чарами возврата стрел ты бы даже моего деда не удивил бы. — Эта магия «возвращает» не стрелу в руку, а стрелка к снаряду. Пару секунд стрелок и трактирщик таращатся друг на друга. — Чары телепортации в стреле? Вот так просто? — Адллер с сомнением вертит стрелу. — Вот так просто. Конечно, дальность ограничена полетом стрелы. Но будь добр, не пуляй её на целые мили, изготовитель проверял безопасность телепортации только на ту дистанцию, на которую могут рассчитывать обычные лучники. Магистр Оружейной Часовни чувствует два хлопка и палец, идущий вверх по спине. Значит, к ним подкрадывается опасность, что и так было понятно. Магистр даже предугадал направление, откуда исходит угроза. — Сейчас здесь будет жарко. Убери это пока что, продолжим чуть позже. — Аддлер хватает лук. — Герона ради, Аддлер, только не разносите мне таверну. И я просил не приводить за собой никого! — Кричит Густав уже откуда-то с кухни. Дверь в таверну широко распахивается, внутрь заваливается дюжина бандитов с обнаженным оружием. Все экипированы довольно хорошо, что указывает на принадлежность к элите Скармуна. Другие посетители быстро читают обстановку и ретируются через другие выходы. — Эй, что вы забыли в нашем районе? У нас тут нет вампиров, охотники. — Заправила с большой дубиной подходит очень близко. — По делам. — Вперед выходит Аддлер. — И у нас есть разрешение от Мурка. Услышав имя босса, верзила на секунду замолкает, но после злобно щерится. — Да ну? И чем докажешь, охотник? Советую не думать о том, чтобы взяться за оружие. Убьете кого-нибудь из нас, навсегда закроете себе доступ в Скармун. — Не переживай, оружие не для тебя, а для других ребят. — Аддлер Венселль примирительно разводит руками. — Что? Для каких еще ребят? — Бандит толкает в грудь командира охотников, но с тем же успехом мог бы вырвать дуб из земли. — Двадцать шагов, — предупреждает Эрик за спиной. Чародей из-под плаща достает магический посох и указывает волшебным орудием на второй этаж таверны. Магический взрыв сносит перила и столы на верхнем этаже, откуда уже спрыгивают темные фигуры. Верзила сразу понимает, что происходит, и приказывает своим отступать. Вот только чья-то тень на большой скорости пролетает за его спиной, хватает за шею и швыряет в ближайшую стену. Грузный бандит как игрушечный пробивает деревянную стену, в мире не так много существ, обладающих такой физической силой. С учетом специфики отряда любой дурак догадается, кто вдруг решился пустить кровь чужестранцам. Отряд вампиров задумал устроить засаду в таверне, но не учел, что кони охотников натренированы чувствовать вампиров. Охотники занимают защитную формацию, в центре которой стоит чародей и инквизитор. Первыми умирают шавки местной банды, они взрослым вампирам на один клык. Аддлер быстро натягивает лук и пускает стрелу в горло ближайшего вампира, но тот просто ловит в полете. — А такую поймаешь? — Следующая стрела летит сдобренной энергией духа, которая раздирает на куски кулак ловца стрел. Два вампира хватают большой стол и тараном пытаются смять строй охотников, чтобы потом растащить поодиночке. В ответ ближайшие охотники подключают внутреннюю энергию. Бедный стол не выдерживает столкновения и разлетается щепками. Одного охотника успевают схватить за руку и выдернуть из строя. Стрела Аддлера прошивает челюсть наглого вампира, а туча стрел маны Эрика протыкает другого, но помочь товарищу не успевают. Рука одного из вампиров обрастает кровавыми клинками, которые пронзают оглушенного охотника со спины. Вампир тут же выставляет охотника как щит. — Сука… — Мастер боевых искусств выпускает стрелу прямо в товарища, которому уже не помочь. Гудящий выстрел проходит сквозь тело охотника и вонзается в сердце вампира. — Я готов. — Инквизитор, наконец, закончил подготовку священной реликвии Герона в виде золотой чаши. — Жги. — Мстительно произносит Аддлер Венселль. — Жги их всех…Глава 10
В золотой чаше вспыхивает яркий священный огонь, отбрасывающий тени сражающихся на всё помещение. Но помимо света по залу прокатывается божественная сила, которая считается полностью противоположной силе вампиров и нежити. Ближайшие вампиры отпрыгивают подальше, стараясь не смотреть на священное пламя. Тем временем желтый язык огня поднимается почти до потолка и вдруг выстреливает в сторону одного из кровопийц. Огненное щупальце моментально обвивает тело и заставляет вспыхнуть как пучок сухой травы, смоченной в зажигательном масле. Крики сгораемого заживо приведут в замешательство любого, кто никогда с подобным не сталкивался. И сразу же над группой охотников расцветает дивный огненный цветок, теперь реликвия нацелилась на всех вампиров разом. Три ночных охотника попадаются в лапы священного огня, но вот остальные успевают покинуть таверну. — Сорок четыре вампира, — чародей заканчивает магическую разведку, — и все на как на подбор. — Почему мы не заметили такого количества? — Аддлер зажимает в руке сразу четыре стрелы. — Как мне показалось, их было не более десяти. — Не знаю, друг, но уверен, что это ловушка. Нашу бдительность снизили ни на что не годным молодняком в районе Хейзмуна, а сюда пришли уже взрослые особи. Кто-то просчитал это заранее. — Здешние кланы никогда не были способны на такие хитрости. Значит, мы взяли верный след. Этот ублюдок все же был здесь. — Магистр Венселль улыбается в прорези шлема. — Вампир Сареф? Может быть, но прямых улик все еще нет, а без них послушает ли его величество нас и отправит ли Громовой отряд в Рейнмарк? — Маг настроен скептически. К этому моменту остальные охотники заканчивают с возведением баррикады из столов и стульев. — Послушает. Сразу два информатора сообщили, что видели похожего на него. — Это было четыре месяца назад, Аддлер. Он уже мог покинуть Рейнмарк к этому времени. — Качает головой чародей. — Похер. — Мастер-лучник показывает свой знаменитый стиль переговоров. — Они идут. — Предупреждает один из охотников. Вместо ответа Аддлер зажимает между пальцев левой руки четыре стрелы, которые все разом прикладывает к рукояти лука. Подобный стиль стрельбы называют «вошельским ловчим», когда охотник не тратит время на то, чтобы достать новую стрелу из колчана и приготовить к стрельбе. Достаточно ловко зажимать пальцами и работать кистью, чтобы после каждого выстрела лишь натягивать тетиву и подставлять следующую стрелу. В отличии от классического метода стрельбы «вошельский ловчий» куда сложнее в изучении и исполнении, но позволяет с минимальными задержками отправить до четырех стрел, что было придумано для охоты на диких уток. Настоящие мастера укладываются в полторы секунды на отправку всех стрел, Аддлер же может уложиться в секунду. Четыре кровососа отправляются к своим вампирским праотцам с молниеносной скоростью, посторонний человек не то что за полетомстрелы не проследит, но и с трудом отделит одно движение мастера-лучника от другого. После залпа всех четырех стрел тетива продолжает сокращаться взад-вперед в окружении белых вибраций. Сюда Аддлер Венселль подключил собственный прием из Оружейного Стиля. Через двери и окна прорывается черный дым, известный среди охотников на вампиров как «Темная Завеса». Темная магия кровопийц способна наполнить область колдовским дымом, который защищает от воздействия священных реликвий. И чем больше вампиров её поддерживают, тем лучше защита. — Сегодня я не намерен терять еще кого-либо! — Громко произносит командир. — Эрик, накинь на меня броню, я разберусь сам. — Уверен? А если с ними пришел старший вампир? — На лице мага можно заметить несогласие с планом. — Значит, я стану охотником месяца за его убийство. Вешай чертову броню, Эрик! — Аддлер с трудом сдерживается, чтобы не ринуться на улицу уже сейчас. — Я покажу этим упырям и кишкожуям, что пытаться убить магистра Оружейной Часовни такое же плохое решение, как и блевать, задрав голову. — Сказал единственный магистр Часовни, не специализирующийся на разрушительной мощи… — Недовольно бормочет Эрик, но проводит посохом вокруг тела лучника. Малозаметный магический барьер, наложенный профессионалом, может выдержать множество ударов, при этом не мешая движениям. Эрик давно знает товарища и понимает, что сейчас спорить бесполезно. Аддлер, пожалуй, лучший охотник на вампиров. Его все уважают, но это не сравнить с почтением, которое вызывали такие личности, как Мариэн Викар и Бенедикт Слэн. Магистр Венселль многими сравнивается с безумным зверем, когда дело доходит до уничтожения вампиров. Часто это мешает принимать тактически верные решения. Но зная прошлое мастера-лучника, у Эрика язык не поворачивается за это корить. Мастер Оружейного Стиля хватает ту самую стрелу, что показывал Густав, и выстреливает в окно. В голове Эрика успевает проскочить мысль о том, что Аддлер не сможет так быстро разобраться с незнакомыми чарами, но лучник вдруг исчезает. — Бораемон! Нужен еще заряд. — Чародей принимает командование на себя. Инквизитор сбрасывает покрывало с чаши и бормочет молитвы Герону. К сожалению, сила реликвии ночью ослаблена, да и приходится остужать чашу, чтобы пламя бога солнца не расплавило емкость. Новые языки пламени начинают теснить выходящих из тумана вампиров. За стенами таверны слышны громкие хлопки, Аддлер наверняка крутится как сумасшедший и стреляет во всё, что похоже на вампира. Его Оружейный Стиль заточен на использование лука, что позволяет стрелять на огромные расстояния и пробивать каменные стены обычными стрелами. Последние ему даже не нужны, если колчан опустеет. В мире мало вещей, которые не возьмет стрела магистра. Например, шкура взрослого дракона. Эрик замысловато чертит воздух руками, чтобы активировать ограждающий барьер. Он был не до конца честен, когда говорил, что Аддлер не способен задействовать разрушительную мощь. Любой, кто достиг уровня магистра, способен выпускать внутреннюю энергию в больших масштабах. Вот только товарищ по отряду обожает меткость, дальность и скорость, но чтобы разом отправить на тот свет много врагов, этого порой мало. — Сгруппируйтесь, сейчас ударит. — Предупреждает Эрик других охотников. Предупреждению внимают все, попасть под ярость Аддлера охочих нет. Стая карафов с мерзкими криками пролетает над темным городом, когда вдруг в небеса ударяет воздушный поток с оглушительным грохотом. Птицы с испуганными криками рассыпаются в стороны, а три четверти стаи еще долго будут падать, так как чудовищная сила катапультировала уже мертвые тушки куда выше облаков. В районе Скармун города Рейнмарка разрушения куда серьезнее. Дома на улице покосило от эпицентра, а взрыв энергии Духа точно разбудил весь район. В злополучной таверне обвалилось всё до барной стойки и магического барьера Эрика. Все охотники выбегают на улицу, где посреди воронки стоит потрепанный Аддлер. Волшебную броню использовал вовсе не для того, что защищаться от ударов вампиров, а чтобы выстрелить себе под ноги и выжить. Охотники осматривают трупы, большинство добивать не придется. Мастер-лучник с жалостью смотрит на лук, посередине рукояти появилась большая трещина. Похоже, натянул тетиву до такой степени, что плечи лука чуть не соприкоснулись. Магистр Оружейной Часовни приказывает всем собираться в путь, как вдруг из-под обломков дома напротив выскакивает вампир с кинжалом. Кровосос серьезно пострадал, весь в крови и разодранной одежде, но прыжок со спины все равно оказывается слишком быстрым. Эрик не успевает даже крикнуть, как кровопийцу в полете перехватывает широкий меч. Новое лицо успело очутиться между Аддлером и вампиром, а после обезглавить последнего. Отрубленная голова крутилась в воздухе куда дольше тела, прежде чем с глухим стуком упасть на землю. Незнакомый мечник поднимает руку в приветствии, а из переулка тем временем спешит еще один незнакомец в шляпе и с большим рюкзаком. — Доброй ночи, охотники. Не хотели мешать, но мой спутник не удержался. — Человек в шляпе поглаживает седую бороденку, а вот мечник в грубо сшитой маске невозмутимо убирает меч в ножны. — И вам. — Бросает Аддлер. — Мародерствовать пришли? — Герон упаси, — отмахивается незнакомец. — Мы из Южной Компании Вестхета. Шли рядом, а потом такой ба-бах случился, что я ж на жопу сел посреди улицы. Пошли сюда, а тут вы, магистр Венселль. — Компания Вестхета… Наемники из Манарии? Меня что ли искали? — Аддлер подходит ближе с обнаженным кинжалом. Дорогу тут же перегораживает воин в маске. — Стой, идиот. — Отталкивает напарника человек в шляпе. — Да, взяли заказ королевского двора на доставку сообщения вам. Меня зовут Каннокс, а подсобивший вам — Клемец. — А почему отправитель не написал через волшебный свиток? — Аддлер приставляет кинжал к горлу собеседника. — Мы на другом конце Южного континента, волшебные свитки на таком расстоянии не работают, магистр. Либо вы не читаете послания, как мне сказал магистр Онгельс. Фиг их, заказчиков, разберешь. Мне обычно причин не объясняют. — Каннокс задирает голову подальше от острия, которое вдруг начинает светиться серебром. — Ладно, теперь тяни руку. И твой дружок тоже. Подошедший инквизитор поочередно прижимает металлический оберег к коже наемников. Так как никакого эффекта не произошло, то Аддлер с Эриком чуточку расслабляются, а после вскакивают на коней, которых привел один из охотников. Остальные тоже без дела не сидели: один принес тело павшего товарища и закинул на круп лошади, другой притащил оружие Густава и сообщил, что трактирщик не выжил. Хозяин таверны спрятался в подвале, который обвалился после атаки Венселля. — Жопа рыбы, теперь искать нового контрабандиста, который согласится перехватывать технологии других стран. — В сердцах плюет Аддлер. Каннокс и Клемец тоже привели коней и отправились вместе с охотниками на вампиров. Командир отряда на ходу читает послание, Эрику приходится держаться с ним рядом, чтобы не дать потухнуть магическому огоньку на конце посоха. — Что сообщают? — Интересуется чародей. — Нам срочно нужно в Стилмарк. Они выяснили, что группировка Равнодушного Охотника собирается сделать что-то ужасное в Стилграде или на границе Манарии. — Пересказывает Аддлер. — Например? — Убийство короля Стилмарка. — Они с ума сошли. — Не верит Эрик. — Они хотят еще и Стилмарк записать себе в кровные враги? — Я без понятия, что хочет сделать этот сосунок крови, которого вдруг все стали называть Равнодушным Охотником. Ха, Охотник! Если он Охотник, то я Герон! Паскуда, шваль и недомерок. — Вслух ругается магистр, чем зарабатывает укоризненный взгляд Бораемона за присвоение божественного титула. — Можно нам с вами? Нам все равно возвращаться к отправителю за второй частью оплаты. За себя постоять можем и вампиров не боимся. — С другой стороны подъезжает Каннокс. — Не против, но ночевать будем порознь. — Равнодушно пожимает плечами Аддлер и пришпоривает коня. К рассвету следующего дня они должны прибыть к границе округа, за которыми начинается королевство Стилмарк. Это крупный сосед Манарии, и самое агрессивное королевство континента наряду с Островной Федерацией.Глава 11
Каравелла мягко покачивается на водах близ Манарии. «Мрачная Аннализа» в рекордные сроки добралась из Северных земель в Южные. Морское чудовище на несколько секунд показало горб над водой перед тем, как опуститься на глубину. В команду Сареф подобрал шестерых вампиров Легиона, которые тоже владеют магией в разных специализациях. Один из них является Приручателем, магом, что посвятил жизнь поиску и порабощению опасных созданий. Одно создание из его зверинца позволяет преодолевать водные пространства словно корабль оснащен двигателем, а не парусами. Ранним утром почти вся команда собралась на верхней палубе, вскоре некоторым придется вновь вступить на землю Манарии. — Кстати, а зачем нам Манария? — Подходит Рим, которая не любит оставаться в неведении. — Мы же в Стилмарк собирались. Не проще обогнуть Манарию и доплыть сразу до места назначения? — Пересечем по суше. — Сареф с удовольствием подставляет лицо морскому ветру, после Фьор-Эласа здешний климат кажется райским. — Нам нужно заглянуть в Аберстан, а оттуда рукой подать до границы. — А, поняла. Там ведь должны находиться те двое из списка. Легион, конечно, прознал про них, но нет гарантий, что они согласятся сотрудничать. — Настоящая мощь Легиона не в его вампирских силах. — Вампир открывает глаза и смотрит на напарницу. — Он как паук соткал сеть информаторов по всему миру. Когда у тебя в запасе пара тысячелетий, можно и не такое соорудить. — Прости, я родилась в крестьянской семье и не шибко умная. Что это всё значит? — Рим опирается о борт. — Образованность не равна уму. Ты прозорлива, хитра, схватываешь всё на лету. Не прибедняйся, ты куда умнее большинства присутствующих. — Да, продолжай меня хвалить… — Рим аж жмурится от удовольствия. — А это значит то, — невозмутимо продолжает Сареф, — что Легион является центром теневой системы мира. Он может влезть в любую личину и сыграть кого угодно. Одновременно и главарь бандитской шайки и главный советник какого-нибудь короля. Случайный прохожий и известный проповедник. А теперь добавь десятки сотен лет… Да он вырастил целые поколения лояльных ему людей. — Забавно, что работают на него чаще всего не вампиры. Хотя и не догадываются, кто на вершине. Не будь Хейдена, он бы правил всем миром из-за кулис. — Ты права. Хотя и он не может быть во всех местах одновременно, особенно с учетом продолжительных периодов спячки. В скором времени показываются длинные доки Флатолинии, прибрежного городка Манарии, известного рыболовным промыслом. Торговые корабли сюда заходят не так часто, как в Порт-Айзервиц, но даже здесь пришвартован один военный галеон. «Мрачную Аннализу» все еще могут помнить в королевстве, поэтому каравелла проплыла на отдалении, пока в шести милях не спустила на воду лодку. Сареф, Рим и Энрик из старой команды девушки причаливают на прибрежный песок. Энрик на лодке возвращается к кораблю, а два других вампира исчезают среди дюн. Чем меньше будет их отряд, тем проще спрятаться. Манария — немаленькое королевство, но из-за военного положения передвигаться станет сложнее. Причем, начало повышенной боевой готовности положил сам Сареф из-за событий больше года назад в столице государства. А вот поддерживали в ней огонь две причины: массовое переселение людей из северных земель из-за не прекратившейся зимы и Железный Венец. Как узнал Сареф полгода назад, Железным Венцом окрестили радикальное религиозное учение Герона. Среди жрецов, причем на довольно высоких постах, сформировалась группа ортодоксов, требующих серьезного подхода к защите веры и страны. Инцидент в Порт-Айзервице послужил пищей для пророчеств о скором конце света, что неожиданно попадает в самую точку. А под «серьезностью» сторонники Венца понимают тотальное уничтожение всего подозрительного. Великолепные ораторы сумели разогреть страсти и страхи простого люда, что часто выливалось в линчевание, сожжения на кострах и другие беспорядки. И невинных людей пострадало куда больше, чем было поймано вампиров или черных колдунов. Новому королю, другим организациям и более либеральным жрецам подобное не нравится, но сделать уже ничего не могут, так как учение набрало бешеную популярность в низших и самых многочисленных слоях населения. Вскоре стали появляться настоящие фанатики, кровожадность которых может соперничать с вампирской. К счастью, епископ не зря занимает пост верховного служителя и сдерживает фанатиков. С ними Сареф вряд ли встретится в ближайшие месяцы. Часть дня Сареф и Рим шли на своих двоих, пока не достигли Героном забытой деревни, где агент Легиона подготовил для них лошадей. К сожалению, сил у Сарефа недостаточно, что телепортироваться так, как это делает высший вампир. Конечно, есть и другие варианты для очень быстрого путешествия, но каждое имеет минусы. К концу второго дня Сареф и Рим въезжают в Аберстан. За один серебряный глава каравана сделал вид, что двое пришлых всегда были частью торговой гильдии и вообще дальние и очень любимые родственники. В составе купцов вампиры прошмыгнули в город с куда меньшим вниманием со стороны стражи и инквизиторов. — Ха, я думала, что будет сложнее. — Делится впечатлениями Рим. — Уже готовилась включать женские чары. — Это слишком опасное оружие, — качает головой юноша. — Пожалей стражников. — Им все равно ничего не мешает раздевать меня взглядом. Неужели я так возбуждающе выгляжу? — Тренированное тело, внимание к гигиене, дорогое снаряжение, белые волосы, очаровательная улыбка… О чем я думал, когда брал тебя в тайные лазутчики? Ты ж за километр внимание привлекаешь. Всё, вертайся на корабль. — Что?! Да вы охренели, сударь. Никуда я не вертнусь. возвращусь. — Рим с силой дергает напарника за плащ. — Теперь изображаешь неграмотную селянку? Но если серьезно, Аберстан — провинциальный город, где запасы пива и грязи являются единственным стратегически важным ресурсом. В Порт-Айзервиц мы бы так просто не вошли. — Ну-ну, — девушка надулась и отвернулась. Чего у неё нельзя отнять, так это актерской игры. Сареф до сих пор не понимает, когда она притворяется, а когда показывает настоящие эмоции. Поэтому чаще предпочитает не принимать всерьез. До вечера два вампира изучали город, входили в каждый кабак и осторожно наводили справки о целях, пока наконец не улыбнулась удача. «Похоронный эль» запрятался в подвалах старого района, так что приезжие не часто находят известное среди местных питейное заведение. Здесь собираются картежники и шулеры всех мастей. Играют в карты, кости или делают ставки на петушиных боях. Рим заметно оживляется, так как в море таких развлечений нет. Сареф занимает свободный столик ближе к углу, пока напарница легкой походкой развязывает один язык за другим. Уже через двадцать минут вампирица докладывает о результатах. — Он здесь. Играет в комнате для специальных гостей. Можем пробиться силой, но поднимем шум. А можем… — …обыграть местных звезд и попасть к нему, — Сареф стучит пальцами по виску, показывая, что уже провел ментальную разведку. — Именно, но тот тип играет не в обычную «войну королевств», а в какую-то волшебную муть, где цель игры как раз состоит в том, чтобы обмануть оппонента и вызнать типа секреты. Чушь какая-то. — Я слышал об игре, правила знаю. Пойдем опустошать чужие карманы. Два вампира начинают поход по кабаку с увесистым мешочком. Местные игроки без слов указывают на освободившееся место напротив, стоит только услышать звон монет. Партия за партией Сареф вместе с Рим обыгрывают оппонентов, даже не думая играть честно. Долгими ночами подобные игры были единственным развлечением команды «Мрачной Аннализы». Через определенный момент абсолютно все игроки стали отказываться от матчей, почувствовав в незнакомых людях смертельную опасность для своих сбережений. Впрочем, жизнь у местных тоже в единичном количестве, чтобы не думать о попытке запугать или выгнать странную парочку. Несмотря на то, что новенькие ведут себя вежливо, их оружие, манера держаться и какой-то противный холодок по спине заставляют даже самых бесстрашных не искать приключений на задницу. Все вздохнули с облегчением, когда парочку приглашают в закрытую комнату, где обычно играют местные заправилы, главари банд или просто очень богатые люди. Но сегодня VIP-ложу, как это назвал про себя Сареф, занимает всего один человек по имени Иоганн Коул. Один из списка Легиона и претендент на вступление в отряд. Пожилой маг, находящийся в розыске больше года, с улыбкой приглашает за игровой стол. Морщинистое лицо излучает лишь одну доброжелательность, что имеет мало общего с его поступками. — Мне тут передали, что вы неплохо играете. — Первым заговаривает Иоганн. Мягкий бархатный голос словно призывает расслабиться и получить удовольствие от сегодняшнего вечера. — А мне передали, что вы будете здесь. — Сареф садится за широкий круглый стол. — Видимо, у нас общие знакомые. Вы от Фредегара? — Чародей тасует карты. — Да, и мы хотим предложить работу. — Я слышал. — Иоганн Коул не кажется сильно заинтересованным. — Говорят, что вы глубоко пустили когти в разных местах. Но если вы такие информированные и многочисленные, то зачем вам я? — У нас много агентов среди людей и не только. — Подтверждает Сареф. — Но количеством мы не можем добрать качество. А к тому же финал не понравится ни одному нашему агенту. — Ха, а мне он, значит, понравится? — Смеется маг. — Зная вашу историю, я почти уверен. — Пожимает плечами вампир. После слов Сарефа улыбка пожилого чародея заметно погасла. — Вот оно как, — очень медленно произносит собеседник. — А не много ли вы на себя берете? — Мое имя Сареф. В последнее время я стал известен под прозвищем Равнодушный Охотник. Вы думаете, я стану играть с маленькими ставками? — Юноша смотрит в глаза мага. — Тот самый Сареф? — Уважительно кивает Иоганн. — Авантюрист, волшебник, мастер боевых искусств и вампир. Убийца короля Лоука, Вестник Тьмы. Согласен, цели ты себе ставишь амбициозные, но почему ты решил, что они совпадают с моими? — Потому что я хотел умереть. Чародей молча приглашает продолжить рассказ. — Я пришел в Манарию издалека без друзей и денег. А что самое главное — без цели в жизни. — Говорит Сареф спокойным голосом. — Я потерял вообще всё, что знал и любил. Единственным приемлемым выходом я считал смерть. Я просыпался с мыслью о самоубийстве и засыпал с нею же. Вот только духу у меня так и не хватило. Я забивал свое внимание глупыми планами по получению статуса и богатства, изучал магию, помогал людям. Я совершал ужасные ошибки, которые уже не исправить. Например, убивал тогда, когда убивать не стоило, лишь из-за страха. Именно в этом мы похожи. Даже цель у нас сейчас одинакова. Все присутствующие молчат, пока собеседник не кладет колоду карт в центр стола. — Благодарю за рассказ, Сареф. Мне было интересно, и теперь я понимаю, в чем мы похожи. Ты знаешь всю мою историю? — Только основные факты, которые можно уложить в два предложения. — Качает головой вампир. — Поделитесь? — Безусловно, если выиграешь, — соглашается Иоганн. — Давай сыграем в «волшебного рассказчика»? Раз уж ты тоже чародей, эта игра подходит как нельзя лучше.Глава 12
На предложение игры Сареф незамедлительно кивает. В списке Легиона указана совсем краткая информация о каждой цели. Иоганн Коул — страстный любитель магических игр и уважаемый мэтр из города Альго, где должен был спокойно доживать век в окружении семьи. Но в какой-то момент история его жизни резко повернула в сторону. — Уже играли в «волшебного рассказчика»? — Интересуется мэтр Иоганн. — Нет, но правила знаю. — Сареф смотрит на три доставшиеся карты. Для игры используются совсем другие карты по сравнению с «войной королевств». Рим молча сидит в сторонке, игра и переговоры полностью на юноше. — Отлично, но в общих чертах напомню. Цель игры: лишить противника условного «запаса историй». — Чародей указывает на двадцать фишек рядом с Сарефом и собой. — Каждый раунд поочередно делаем произвольную ставку, которую противник должен поддержать, повысить или спасовать. Вампир чуть кивает. Очень похоже на правила покера из прошлой жизни, но на этом сходство заканчивается. — Игра магическая, как вы знаете, так что использование чар на карты и игровую область разрешено, но не на противника. Карты, кстати, тоже зачарованы «Случайным двупольным распределением», просто чтобы было интересно. — Не возражаю, — зачарование, генерирующее случайности, даже самые невероятные, Сарефу не помешает. — Тогда приступим! — Чародей проверяет свои карты. — Можете первым сделать ставку. Юноша уже успел прикинуть, сколько поставить для начала. Пальцы хватают сразу три фишки и перемещают в центр стола. Мэтр Иоганн с интересом смотрит на оппонента, потом на свои карты и вдруг повышает до пяти фишек. Среди игроков это считается довольно высокими ставками, пять фишек разрешают взять в руку еще две карты. Сареф поддерживает ставку и берет из колоды еще две карты, точно так же поступает Коул. Первую стадию игры называют «вызовом». После нее наступает черед «раскрытия». Оба игрока открывают любую свою карту и сравнивают по старшинству. Все карты в колоде делятся по старшинству от «аколита» до «архимага». Тот, чья карта старше по достоинству, побеждает, а если карты одинаковы, то объявляется ничья. Также поступают со всеми взятыми картами, а после сравнивают количество побед и поражений. У Сарефа в руке оказались два «аколита», один «адепт» и два «подмастерья», а у противника три «выпускника», один «ученик» и один «архимаг». Чародей довольно улыбается, так как уверенно побеждает руку Сарефа. — Похоже, первая победа за мной. — Иоганн Коул заинтересовано потирает руки. Сейчас наступит третья фаза, где вампиру придется расплатиться за проигрыш. Именно стадия «рассказа» является причиной, почему в игру могут играть только маги. Пожилой волшебник выбирает произвольную карту из специальной колоды, рисунок на которой случайно меняется на тему рассказа, которую должен поведать Сареф. — О, это интересный вариант. — Коул протягивает карту с изображением рушащейся башни, символом «жизненной ошибки». — Расскажите, о каком таком ненужном убийстве вы поведали ранее. Сареф берет неудачную карту и закрывает глаза. Эта история из числа тех, о которых он никому не хочет рассказывать… … — Я хочу сказать, что чем дольше ты работаешь авантюристом, тем сильнее притупляется инстинкт самосохранения. Я не говорю, что мы становимся безрассудными или недопустимо беспечными. Я о том, что мы тянемся к опасности, и она нас губит. — Говорил Лука. — Но у меня есть семья. Это помогает остудить и жажду заработка и жажду опасности. Два авантюриста выполнили заказ сопровождения великана, а после возвращались домой необычным маршрутом, где попали в лапы Дьявольского Ловчего. — И раз я в курсе секрета, то домой не вернусь. — Напарник осознал свою участь. — А мы могли бы стать… хорошей командой. В тот день авантюрист Лука погиб от яда огромного паука, но настоящим убийцей был Сареф… Юноша открывает глаза, голова немного кружится после сеанса. В «волшебном рассказчике» проигравший расплачивается историей по теме выпавшей карты. Рассказывает, разумеется, не вслух, а погружает победителя в воспоминания. Это напоминает обмен мыслями, образами и памятью. Во время «рассказа» оппонент смотрит на всё глазами владельца воспоминаний, поэтому чаще всего видит немного искаженную в мелочах картину, но полностью переврать не получится, маг это сразу заметит. Иоганн Коул не сразу открывает глаза, а после возвращения в реальный мир еще некоторое время смотрит в пустоту, переживая чужой опыт. — Благодарю, Сареф. Было интересно. Ты ведь сам подстроил всё произошедшее? В целом я тебя понять могу. Репутация у охотников на вампиров довольно специфическая, особенно, если ты одиночка. Вполне резонно избегать их внимания. Но ведь ты мог и по-другому поступить? — Мог бы, но я струсил, — Сареф тасует карты для повторной игры. — Я так испугался, что решил скрыть все концы. Ни один другой вариант не давал столько же уверенности. — Все мы трусы в определенных ситуациях, — дипломатично заявляет мэтр Иоганн. — Истинно бесстрашны только полностью отчаявшиеся и психически нездоровые люди. Знаешь, «Показ воспоминаний» не только визуализирует, но и дает ощутить некоторые эмоции. Ты действительно считаешь это жизненной ошибкой. Волшебник смотрит на полученные карты и ставит пять фишек из уже двадцати пяти. А Сареф теперь передвигает все пятнадцать оставшихся. Оппонент задумчиво смотрит на стол, а после пододвигает еще десять своих. — Ладно, сыграем по-крупному. — Иоганн берет из колоды двенадцать дополнительных карт, также поступает Сареф. Оппоненты изучают полученные карты перед тем, как приступить к «раскрытию». Маги поочередно выкладывают карты, а ближе к концу фазы Коул изумленно смотрит на Сарефа, который выкладывает одних мейстеров и архимагов. — Вот это удача, — пораженно разводит руками мэтр Иоганн. — Теперь ваша взяла. С учетом ставки вы можете взять сразу три карты. Вампир наугад берет первые попавшиеся под руку и смотрит на них. Картинки меняются на «солнце за облаками», «дорогу вдаль» и «расколотую молнией яблоню». Последняя карта передается волшебнику вне закона. — И почему я не удивлен? — Горько улыбается Коул. — Событие, уничтожившее прежнюю жизнь, да? Мэтр прикладывает карту к голове, предмет постепенно наливается магической энергией, а Сареф закрывает глаза, чтобы принять эффект заклятья «Показ воспоминаний»… … Вампир смотрит на дорогой загородный особняк на побережье Пуарнского моря. Обычная на вид ночь освещается многочисленными факелами. По мощеным аллеям стремглав несутся два всадника, пока не достигают ворот поместья. Взмыленные кони с трудом держатся на ногах, а к имению вскоре подбирается большая толпа из жителей города, инквизиторов и жрецов. Сареф через память Иоганна понимает предшествующие события. Его сын был молодым магом-целителем, что бесплатно лечил жителей трущоб. В роковую ночь в Альго заявились проповедники Железного Венца, что вступили в конфликт с молодым магом, который защищал пациентов с болезнью «черных пятен». Спасибо образованию Фернант Окула, Сареф понимает, что болезнь не имеет ничего общего с темной магией или поклонением другим богам или демонам. Но доказывать фанатикам что-либо бессмысленно, целителю вместе с ассистентом пришлось бежать в поместье отца, уважаемого мага в городе. Но это не остановило раззадоренную толпу, которой «по секрету» сказали, что маги сами насылают болезни, чтобы тестировать на бедняках новые лекарства и магию. Всех «зараженных» в ту же ночь избавили от будущих страданий, а теперь Сареф на месте Иоганна смотрит на главного жреца, требующего выдать родного сына. — Вы зарываетесь! — Ревет хозяин поместья. — Пошли прочь отсюда. Я — Иоганн Коул, член Конклава. Если вы думаете, что я по откровенно бредовым обвинениям выдам вам хоть кого-либо, то вы глубоко заблуждаетесь. А теперь проваливайте! — Так может, вы и другие чародеи в заговоре против королевства? В ваших академиях обучаются монстры и вампиры, вы в явном сговоре с Темными Силами. — Жрец продолжает разогревать толпу. — У вас нет никаких доказательств! — Да?! А как насчет студента академии, что убил его величество? — Ни я, ни моя семья не имеют к столичным делам никакого отношения. Предупреждаю в последний раз: проваливайте с моей земли! Иоганн не заметил в ночи камень, выпущенный из толпы сильной рукой. Булыжник ранит голову до крови и заставляет кратковременно потерять сознание. Очнувшийся чародей чувствует на теле тугие веревки, а весь особняк объят огнем. На террасе перед домом толпа устраивает самосуд над семьей: останки сына еще горят на шесте, а дочь с внучкой грубые руки растаскивают в разные стороны. Дочь надрывно кричит и извивается всем телом, пытаясь вырваться и добраться до ребенка. Но сопротивление изначально обречено на провал, чей-то сапог разбивает нос женщины, а вот внучка просто исчезла под ногами толпы, чтобы вскоре тело оказалось на костре. Сареф уже не понимает, что кричит Иоганн, а магия бесконтрольно изливается из тела пожилого мэтра. Чародейский огонь обращает веревки в пепел вместе с одеждой, но огненный маг не обращает внимание на ожоги. Линчеватели не сразу осознают скорый конец, когда люди начинают вспыхивать ярким пламенем. Чародей с горестным воплем сжимает задушенную дочь посреди огненного ада, а вскоре пожар покидает пределы поместья Коулов. Иоганн устроил самую страшную ночь в истории Альго, трущобы выгорели полностью, а в кварталах более зажиточных горожан освещали ночь локальные пожары. После нашли несколько сотен спаленных людей под воздействием огненных шаров, стрел и дождей обезумевшего от горя чародея. Коул творил магию, как никогда в жизни, огненосный шторм магии отзывался на первую же мысль и затих лишь после того, как все городские храмы Герона навсегда почернели вместе с жрецами, послушниками и паломниками… …Сареф медленно открывает глаза и чувствует, как слеза пробегает по правой щеке зеркально собеседнику. Заклятье установило прочную эмоциональную связь между двумя магами во время погружения в воспоминания. Если психическая устойчивость Сарефа довольно высока, то чудо, что Иоганн не только не тронулся умом с концами, но еще сумел скрыться от преследования на долгое время. — Это не сравнится с сухими пересказом, мэтр Иоганн. Благодарю. — Первым берет слово Сареф. — Вы хотите устроить Мировой Пожар, не так ли? Чтобы от мира не осталось даже пепла? — Да, — легко соглашается огненный маг. — Какое интересное и емкое название… Эгоистично мстить вообще всем? Даже непричастным? Но ведь я тоже не был причастен, а теперь мне просто всё равно на чужие жизни. — С нами вы исполните желание. — Вампир смотрит на все лежащие карты, которые под его взглядом меняют рисунок на горящий дуб. — Даже с учетом того, что именно из-за вас всё началось? — Коул подносит карту к лицу. — «Чернильная закалка»? Вот, значит, как ты смухлевал с старшинством карт и темами для истории. Просто изменил карты магическими чернилами. — Это началось не нами. Мир погибает уже давно. — Сареф устремляет взгляд куда-то вдаль сквозь стены. — Да, фокус в этом, хотя ваш способ «Инверсии вероятности» куда более интересен с точки зрения получения лучших карт в свою руку. Сзади подходит Рим и шепчет, что рядом возникли какие-то проблемы. — Хм, я зачаровал стол, чтобы видеть карты оппонента, но как ты обманул магию и угадывал мои карты? — Иоганн Коул переключается лишь на тему игры. — «Высокоразмерная Темная Завеса» и «Мастерское чтение». — Ах, так ты маг-менталист. Понял, хотя впервые слышу об этой «Завесе». Что-то не так? — Чародей смотрит на вампиров. — Моя спутница сообщает, что в таверну ворвались инквизиторы. Пойдете с нами? — Я не удивлюсь, если ты сам их вызвал сюда, чтобы в правильный момент мне было трудно ответить отказом. — Смеется маг, а Сареф лишь с улыбкой пожимает плечами.Глава 13
Иоганн Коул сжимает и разжимает кулаки в кожаных перчатках и даже закрывает глаза на минуту. Видно, что принимает важное решение. Сареф терпеливо ждет, хотя шум из главного зала постепенно усиливается. Вскоре инквизиторы захотят проверить комнату для важных гостей, Рим обеспокоенно смотрит на юношу и начинает расправлять кнут из хвоста Идолопоклонника Церкви. — Хорошо, по рукам. Если бы не наша игра, я вряд ли понял тебя настолько хорошо. — Чародей резко встает на ноги и отбрасывает стул. — Раз ты пообещал мне Мировой Пожар, то помогай. Я пойду первым. Сареф отвечает с секундной задержкой, концентрируясь на далях, которые нельзя измерить физическим расстоянием. Ровно до того момента, когда в ушах не раздается звон. — Ведите. — Вампир пропускает волшебника вперед. Общий зал «Похоронного эля» опустел уже наполовину, большинство посетителей решили закончить на сегодня из-за появления инквизиторов. Облаченные в доспехи воины сразу замечают разыскиваемого мага, командир отдает команду одним словом: «Убить». Щелкают сразу три арбалета, инквизиторы не собираются давать чародею время на сотворение магии. Каково же удивление стрелков, когда все арбалеты спускают тетиву вхолостую. Никто сразу не заметил на оружии черную кляксу, что заставила тетиву соскользнуть со спускового ложа до того, как рычаг оказался полностью нажатым.Название: «Чернильная закалка» Тип: алхимия Ранг умения: A Уровень освоенности: 100 % Описание: маг-алхимик может свободно менять форму, прочность, остроту и агрегатное состояние особой субстанции. Травленые алхимические чернила специально созданы для легкости манипулирования ими. Алхимик ближнего боя может сотворить из чернил всё, на что ему хватит фантазии, ограничен лишь объемом вещества. Главным достоинством субстанции является сверхтекучесть её конденсата, т. е. способность проникать сквозь материю без трения. Активация: мысленная трансформация субстанции.
Теперь Сареф может выжимать максимум из управления алхимическими чернилами благодаря 100 % уровню освоенности. Это позволяет проводить очень филигранную работу и одновременно работать с очень большим объемом чернил. С потолка продолжают капать черные капли, а из половиц струятся черные ручьи. Сареф заранее заставил чернила проникнуть в потолок и под пол. Все, кто наступил на чернила, уже не могут отнять ногу, субстанция становится невероятным клеем для обуви инквизиторов. Рядом щелкает кнутом Рим, ужасное оружие не просто рассекает шею ближайшего воина Церкви Герона, а начисто сбривает голову. Поднимается переполох, обычные бойцы оказываются неготовыми для боя. — Алхимия? Я тоже так умею, — улыбается Коул. — Уходите, а не то вас тоже заденет. Вампиры быстро проскальзывают к выходу и поднимаются из подвального помещения в ночной Аберстан. — Что он будет делать? — Спрашивает Рим, но Сареф прикладывает палец к губам. — Их что-то долго нет, я проверю. — Кто-то произносит на другой стороне улицы. Сареф без труда различает идущего человека, опирающегося на посох. Разумеется, за Иоганном охотятся не обычные воины на службе жречества, а другие маги. — Да вряд ли он здесь. — Произносит спутник чародея. — СТОЙ! Маг машинально творит защитный барьер, в который ударяет черное лезвие. Телохранитель мага успевает поднять щит, на котором остается след от кнута. Первые удары остаются безуспешными, а следом землю и дом ощутимо встряхивает, дверь в подпольную таверну вышибает потоком огня. Взрыв разделяет противников, отличный шанс для бегства, если бы не нужно было подождать Иоганна. Вдруг закладывает уши, а дышать становится нечем: вражеский маг лишает пространство вокруг них кислорода. «Разумеется, что за Коулом отправили другого мага-алхимика», — Сареф держится за горло, падает на колени, а потом валится на землю. То же повторяет Рим, только в разы театральнее. После зона поражения магией возвращается в норму, Сареф считает про себя шаги подходящих людей. Как только достигает нужного числа, распахивает глаза и швыряет во врага кинжал из алхимических чернил. Вот только вперед пошел щитоносец, опять успевший закрыться от броска. Рим по-звериному вскакивает на ноги, теперь её конечности куда длиннее и заканчиваются острыми когтями. — Вампиры! — Охает телохранитель волшебника, теперь они поймут, почему враги не задохнулись. Даже молодые вампиры могут задержать дыхание на пять-шесть минут, и чем сильнее особь, тем больше время. Вампирша бросила кнут, теперь будет использовать частично трансформированное тело для атаки. Далеко не все вампиры могут использовать нечеловеческий облик. Он дает невероятный прирост физических показателей, но удержать обычное оружие в руках, как правило, не получится. А магия, требующая жестов и произнесения заклинаний, вряд ли сработает, если трансформация затрагивает суставы рук, строение рта или связок. Подобно бешенному волку Рим напрыгивает на чародея, но тот показывает немалый боевой опыт: за время сражения лишь наращивал магическую защиту вокруг себя, не доверившись мнимой смерти противников. Острейшие когти безуспешно высекают искры энергии на барьере мага, а после волшебник поднимает посох, чтобы активировать несомненно мощную атаку. Но закончить не успевает, так как Сареф врезается в него на большой скорости. Щитоносец тем временем все еще падает на землю, пронзенный черным лезвием. Он оказался адептом Духа, но даже боевое искусство не позволило спастись от алхимических чернил, которые выступили на внутренней части щита в виде конденсата, а после вновь собрались острейшим лезвием. Именно это Система называла сверхтекучестью конденсата, алхимическая субстанция буквально проходит сквозь любые материалы на микроскопическом или даже атомном уровне. Увы, найти учебных материалов по этой теме особо не удалось, так как чародеи этого мира пока еще не открыли для себя микромир, либо посчитали чем-то неважным. Мага же Сареф просто толкает, одновременно сцепив руки в странный замок, а после резко разжав. Одновременно с ударом магическая защита лопается. Чародей должен был максимум упасть на землю, но неожиданно отправляется в продолжительный полет, который не останавливается даже после ударения о землю. Тело несчастного мага продолжает катиться и лишь набирает скорость, которую передал толчком Сареф. В конце улицы волшебник со всего размаху бьется по каменную кладку. Удар головой о камни уши вампира отчетливо распознают вдобавок к хрусту шейных позвонков. — Что ты с ним сделал? — Рим уже вернулась к полностью человеческому облику. — Он так смешно катился. — На шесть секунд оболочка тела потеряла всякое трение. — Сареф смотрит на тихонько аплодирующего Иоганна в дверном проеме. — И что это значит? — Девушка натягивает сапоги. — Какая разница, есть трение или нет? — Представь, что упала в гололед, где земля — лед, стены — лед, даже воздух — лед, а ты во всем этом безобразии щука в масле, которая будет скользить до скончания веков с горы Куфагат, потому что пространство тебя полностью игнорирует. — Слово берет Иоганн Коул. — О, теперь понятнее. И типа никак не получится остановиться или зацепиться за что-нибудь? — Да, потому что ничего в руках удержать не сможешь. Конечно, если врезаться в большое и прочное препятствие, то получится затормозить, но встать на ноги все равно не выйдет. Придется сначала справиться с заклятьем. И простите, что не помог, увидел, что у вас и так всё схвачено. — Пожилой маг смотрит по сторонам. — Куда теперь? — Мать моя коза, и почему тогда маги любят лишь молнии из глаз пускать? Проще же уничтожить трение под ногами вражеской армии! — На Рим словно свалилось озарение. — Порой швыряться огнем и молниями проще, моя дорогая… Кстати, нас ведь не представили. Иоганн Коул, маг. Специализируюсь на пирокинетике и алхимии. — Маг целует ручку девушки. — О, меня зовут Рим. Заместитель Сарефа и тоже вампир, если это вас не смущает. — Довольно улыбается вампирица. — Смущало бы, не стал бы говорить еще в кабаке. Но раз Фредегар поручился… Сареф выходит из переулка, ведя под уздцы лошадей. — Нам пора. Нужно найти еще одного человека и быстро покинуть Аберстан. — Юноша вскакивает в седло. — А мне, кстати, нужно отлучиться на время. — Опять? — Спрашивает Рим. — Ты и на корабле где-то исчезал. — Мне нужно разведать путь к границе. Вы же разыщите Ацета Кёрса и пошлите мне весточку об этом. — Что? Ты помнишь, что Легион написал о нем? Я не буду говорить с ним. — Будешь. — Прерывает Сареф. — А теперь за дело. Иоганн Коул переводил в это время взгляд от одного вампира до другого, а после ухода Сарефа поинтересовался, кто такой Ацет Кёрс. — Ну слушай… — Начинает Рим. Сареф быстро покинул город и направился по главному тракту в сторону границы со Стилмарком. Через пару миль вампир сворачивает в глухую чащу и осторожно проезжает еще милю среди деревьев и оврагов. На берегу лесного ручья юноша оставляет коня на длинной привязи и очерчивает барьер, который отпугнет обычных хищников до возвращения Сарефа. Парень скидывает с себя всю одежду и снаряжение и плотно упаковывает в рюкзак. После нагим отправляется ниже по течению, чтобы не испугать лошадь. Через пятьдесят метров вампир кладет сумку на бревно, закрывает глаза и применяет «Ковку плоти» на себе.
Название: «Ковка плоти» Тип: расовое умение Ранг умения: А Уровень освоенности: 78,9 % Описание: способность вампиров трансформировать собственное тело с учетом генотипа родоначальника Линии Крови. Тела вампиров очень пластичны и способны наращивать кости и ткани в объемах, зависящих от силы вампира. Но каждому Ночному Охотнику нужно следить за фактором свертываемости крови. Чем крупнее становится тело, тем меньше давление кровотока, дольше свертываемость крови в случае ранения и хуже управляемость. Активация: мысленная
Система записала «Ковку плоти» в ремесленный навык после обучения у Легиона и Рим. Сначала показалось странным, но Система оказалась более сведующей о вампирах. На самом деле среди Ночного Народа «Ковка» издревле считается ремеслом. Когда-то давно именно мастера «Ковки» творили чудовищ на основе зверей этого мира, и только куда позже вампиры научились применять это на себе. Сареф расправляет перепончатые крылья, подхватывает в пасть рюкзак и быстро набирает высоту. Огромная летучая мышь с размахом крыльев в пять метров может за остаток ночи преодолеть огромное расстояние. Отличная замена телепортации, если не считать необходимости носить с собой одежду и следить за тем, чтобы не попасться на глаза случайным свидетелям.
Глава 14
После непродолжительных ясных дней в Порт-Айзервиц приходят холодные ливни и пронизывающий ветер. Погода ухудшилась так стремительно, что за ночь грязи на улицах прибавилось почти вдвое на взгляд местных жителей, встающих с первыми петухами. Обстановка в богатых кварталах, где улицы вымощены камнем, куда лучше, но вездесущие лужи оккупировали каждую улицу и переулок. Впрочем, светловолосый юноша беззаботно хлюпает по направлению к Стальной Крепости в новеньких сапогах до колен. Недавняя победа над нифангом не только позволила вступить в Громовой отряд на испытательный срок, но еще обогатила на сказочную сумму золотых. Бальтазар и Ива поставили на победу Лоренса с одного удара два золотых, что считается немаленькими деньгами. А в итоге сорвали куш в размере трехсот монет высшего достоинства, став чуть ли не столичными дворянами по финансовому положению. Радости спутников не было предела. Стража Стальной Крепости внимательно проверяет грамоту и даже сверяется со списками. Учитывая то, что каждый гвардеец обучен грамоте, недостаточно быть просто тренированным бойцом, чтобы оказаться прикомандированным к главному месту города и всего королевства. Каждый страж Крепости обязан уметь читать грамоты и приглашения, различать титулы и должности, знать минимальный дворцовый этикет. Хотя, как слышал Лоренс, нынешний король — человек военного склада ума, поэтому больше ценит муштру и учения. Юношу наконец пропускают внутрь, так что уже очень скоро Лоренс доходит до западного крыла, где расположена штаб-квартира Громового отряда. По указанию его величества опека над новобранцем поручена самой Элизабет Викар, что многих сильно удивило. Как ни крути, а дочь епископа и есть командир самого элитного отряда королевства. Однако Лоренс останавливается перед дверью, так и не отворив. Вместо этого проходит по коридору, поднимается по винтовой лестнице и выходит на каменный балкон одной из башен дворца. Вид должен был быть завораживающим, если бы не серые тучи. Ладно хоть дождь пока не вернулся. Новобранец поднимается по узкой внешней лестнице башни, пока не замечает знакомую фигуру, которая что-то шепчет в руку. Лоренс помнит, что эльфийку зовут Элин, она скакала на духовном существе в первый день турнира. Девчонка услышала шаги и мигом повернула голову к незваному гостю. — Привет. Не хотел мешать. А что ты здесь делаешь? — Лоренс останавливается на трех ступеньках ниже. — Здравствуйте. Элизабет послала за мной? — Эльфка встает на ноги и становится выше из-за разницы высоты ступеней. — Нет-нет, я сам до леди Викар еще и не добрался, решил насладиться видами для начала. — Молодой человек поднимается на одну ступеньку. — Знаете, далеко не каждый житель Манарии может здесь оказаться. — Думаю, вы правы. — Тихо отвечает Элин, не зная куда деть руки. — Часто любите сидеть здесь? — Между собеседниками остается всего одна ступенька. — Не знаю. — Неуверенно пожимает плечами эльфийка. — Красивый браслет! — Хвалит Лоренс и хочет подняться еще на одну ступеньку, но замечает еле заметное отклонение тела собеседницы назад, словно она сейчас начнет отступать. Поэтому юноша остается на месте. — Благодарю, сэр. — Слова благодарности получаются слишком формальными, при этом эльфийка прячет браслет под ладонью. — Знаете, ваше выступление произвело на меня большое впечатление. Не так много я видел духовных существ в жизни, и еще меньше людей, которые находятся с ними в союзе. Как зовут вашего чудесного коня? Теперь тема для разговора оказывается более удачной, так как Лоренс замечает повышение интереса со стороны собеседницы. Она теперь смотрит увереннее и не так сильно напряжена. Чаще всего так бывает после похвалы или затрагивании темы, которая очень интересная другому человеку. — Назвала Мороком. — Робко улыбается эльфка. — Странное имя, да? — Отнюдь, отлично подходит для существа, что одновременно живет на двух Путях. — Лоренс усиленно одобряет выбор имени. — Путях? — Не понимает Элин. — На Западе так называют другие миры. Например, сейчас мы на одном Пути, в этом мире. А вот духовные существа обитают в другом мире, но могут приходить через специальные предметы, которые здесь зовут «сердцами». Кто-то считает, что духовные существа живут прямо в этих предметах, но на самом деле там просто Врата на их Путь. — Объясняет Лоренс. — Читал об этом в старом фолианте учителя. — Ого, я этого не знала. А как называлась книга? У Элизабет большая библиотека, я попробую найти её. — М-м, «Природа загадочных явлений» герра Лазански. Но вряд ли вы найдете копии этой книги, уж больно она древняя. А могу ли я рассчитывать на более близкое знакомство с Мороком? — Да, конечно, хоть сегодня. — Легко соглашается Элин. — Ловлю на слове. Как насчет отправиться к леди Элизабет вместе? — Лоренс поворачивается лицом к началу лестницы и встает со стороны обрыва, так как опоясывающая башню лестница не имеет перил. Эльфийка немного замешкалась, но аккуратно схватила протянутую руку. Вместе они достигли низа башни, а после и штаб-квартиры отряда, где их ждала не только Элизабет Викар. — Ребята, вы тоже здесь! — Улыбается Лоренс Бальтазару Фарогу и Иве. — Вы должны валяться где-нибудь вусмерть пьяные и уже не настолько богатые. — Не дождетесь, сэр Троуст. — Бородач Бальтазар пыхтит трубочкой у раскрытого окна. — Ты же сам протолкнул наши кандидатуры на вступление в отряд. — Разводит руками орчиха. — А где ты вчера был? На турнире было столько вещей! Дуэльные поединки, конные зарубы двадцать на двадцать человек, метание копья и соревнование лучников. — Не, я буду тем парнем, кто погибнет первым. — Отмахивается юноша, а после замечает входящую Элизабет Викар в походной одежде, словно она прискакала с миссии. — Леди Элизабет, — Лоренс низко кланяется, что повторяют оба спутника. — Рада вас всех видеть. Привет, Элин. — Девушка с белоснежными волосами приобнимает эльфийку. — Недавно мы получили срочное донесение о том, что король Стилмарка хочет заключить военный союз с Манарией, поэтому будет организована встреча на границе. — Военный союз против кого, леди Элизабет? — Спрашивает Бальтазар, вытряхивая трубку. — Против всех Губительных Начал. Будут подписаны соглашения об обмене информацией о военных силах и передвижениях вампиров, демонов и прочих. Беспошлинные подорожные грамоты для наших отрядов охотников на их территории, и для их Ночной Стражи на территории Манарии. И остальное в таком духе. — Громовой отряд будет сопровождать дипломатов? — Уточняет Лоренс. — Да, но не дипломатов, а самого короля со свитой. Монарх Стилмарка тоже будет присутствовать на встрече. — Рассказывает о планах девушка. — Замечательно! — Лоренс настроен оптимистично. — Много интересных людей и связей… — А еще банкет, много еды… — Вслух мечтает Ива. — И много выпивки, — поддакивает Бальтазар. Элизабет Викар неожиданно улыбается. — Нам праздновать не получится. Есть предположение, что вампиры попробуют убить короля Стилмарка. Мы вместе с Ночной Стражей Стилмарка будет обеспечивать охрану. Там соберется весь Громовой отряд, а еще отряды королевской гвардии и столичного рыцарского ордена. — И нас допустят до такого ответственного события? — Интересуется Лоренс, хитро прищурившись. — Нет. — Качает головой Элизабет, из-за чего Ива выплевывает почти треть содержимого фляги в резком приступе смеха. Бальтазар с разочарованной улыбкой пожимает плечами. — Но мы придумали выход, как провести все проверки куда быстрее. Возможно, кто-то назовет нас параноиками, но теперь мы знаем, что вампиры могут обманывать чтение ауры и обереги. И ловко скрывать настоящую личность и цели. Сейчас у нас есть действенный способ проверки, — продолжает дочь епископа. — Единственный его минус заключается в невозможности массового использования. — Вскрытие? — Выдает предположение Бальтазар, из-за чего Лоренс смотрит на него, как на идиота. — Чесночный салат? — Принимает эстафету догадок орчиха. — Чего уставился, Лоренс? — Мои спутники — идиоты, — вздыхает парень. — Ясно же, что речь о сбрасывании в реку. Если всплывет, то вампир. Не всплывет — человек. Ива раскрывает рот с железными контраргументами, но чем больше думает о предложенном способе, тем больше сомневается. — Мать твою, ты дьявольский гений. Даже в этом есть извращенный смысл. — Рассуждает Ива. — На самом деле это придумал не я. — Признается молодой рыцарь. — Вы рехнулась что ли? — Недоумевает алебардист. — Нет смысла в догадках, господа, — останавливает спор Элизабет. — Уже всё подготовлено, прошу за мной. Впятером они идут в другую часть Стальной Крепости, где расположена древняя часовня. Жрецы утверждают, что это одно из первых мест поклонения Герону на всем материке, в бога солнца верят не только в Манарии. Внутри их ждут два жреца с чашей из темного золота. Троица претендентов останавливается перед каменным алтарем. Внутри часовни почему-то еще холоднее, чем на улице, поэтому Бальтазар надевает любимую шляпу в разноцветными перьями. — В чаше особая освященная вода, которую я сегодня привезла из Сакпирита. — Объясняет суть Элизабет. — Вам нужно испить из чаши. Не больше двух глотков, пожалуйста, чтобы хватило на всех. — Я думал, что будет тяжелее, — смеется Лоренс. — Вода несет в себе огромный заряд божественной энергии, вампир и демон вряд ли переживут питье без последствий. Но помимо этого она оказывает особый эффект на разум, снимая все сознательные ограничения. Человек погружается в особое состояние, в котором не может сохранить никаких тайн, секретов или каких-либо постыдных случаев прошлого. — Как сыворотка правды? — Вспоминает Бальтазар о слухах, что маги Конклава могут чем-то напоить жертву и выпытать что угодно. — Сильная воля может справиться с эффектом упомянутых зелий, но не в этом случае. Прошу начинайте. — Тогда я первая, — Ива делает большой глоток из чаши и ставит обратно. — Она даже не сладкая. — Что-нибудь чувствуешь? — Уточняет Бальтазар, вторым взявший чашу. — Не-а, вообще ничего. Просто вода. — Эффект проявляется через несколько минут. — Успокаивает Элизабет Викар. Бородатый адепт Духа прикладывается к чаше, а после передает Лоренсу. Тот осторожно нюхает воду, а после допивает остаток. — А можно чашу оставить себе на память? — Спрашивает юноша, но стоящий рядом жрец отбирает предмет, словно он является важной реликвией. Троица переглядывается между собой и наблюдателями в ожидании каких-либо изменений. Первым взор стекленеет у Бальтазара, хотя он пил вторым. Воин вдруг плюхается на задницу и ответственно заявляет, что Герман Потейтут — редкостная мразь. Ива уже готовилась спросить, кто, черт возьми, такой Герман Потейтут, но блуждающие огоньки у лица заставили отвлечься. Уроженка Муран-Валган-Деорта начинает яростно махать руками с криками, что феи не существуют. — Я порой грублю тебе, Ива, но ответственно заявляю, что взял бы тебя в жены, если бы мое сердце не было занято. — Вдруг выдает Лоренс, опираясь о стену, чтобы не свалиться. Вот только орчиха вряд ли обратила внимание на слова, угрожающим тоном рассказывая одному из жрецов, где закопала заначку. Другой жрец приходит на помощь товарищу, вырывая из сильных рук Ивы, а после обращается к Элизабет: — Вы забыли упомянуть для них, что в отличии от сыворотки правды, священное питье не позволяет производить допрос. Пускай человек говорит только правду, но рассказ в режиме бессвязного потока сознания малоэффективен. — Понимаю, святой отец, но средство Конклава хорошо работает только на слабовольных людях. — Элизабет внимательно следит за происходящим. — Если они не те, за кого себя выдают, то обязательно расскажут об этом. Нужно лишь подождать.Глава 15
Сеанс проверки понемногу превращается во что-то странное: священная вода подобно крепкому алкоголю пьянит любого выпившего, но совсем не так, как вино или спирт, если верить словам проходивших такую проверку. Испытуемый начинает изливать всё, что до этого хранил в себе, совершенно не заботясь о важности секрета. Трудность лишь в том, что человек после глотка перестает реагировать на какие-либо вопросы и чаще всего погружается в трансовое состояние и делает неожиданные вещи. Подобные объяснения Элин получает от Элизабет во время прогулки по городу. В какой-то момент Ива крикнула, что хочет «выпить стол», выбежала из часовни и устремилась в город через главные ворота Стальной Крепости. Никто из наблюдателей не понял, что имелось в виду, но останавливать не решились. Неконтролирующая себя гора мышц может быть весьма опасной для окружающих. Эльфийка вполне спокойна рядом с подругой, так как в случае чего Элизабет справится с любой опасностью. Элин уже видела, на что способна волшебница, поэтому не переживает ни за себя, ни за Иву. Левой рукой девочка сжимает руку Лоренса, который послушно дает себя вести. Пришлось взять с собой и Бальтазара, тот идет самостоятельно и на всю улицу рассказывает, как классно украл три тюка овечьей шерсти в день своего четырнадцатилетия. Орчиха же распугивает люд в метрах двадцати впереди, перечисляя различные географические названия, многие из которых Элин незнакомы. Места ли это закопанных сокровищ или трупов недругов, эльфка уже не может разобрать, но общее понимание странной троицы уже сформировалось. Ива покинула Широкоземельную Степь в прошлом году, пересекла Пустынные Земли и вошла на территорию Манарии, не заплатив пошлины. Орчиха всю жизнь работает наемницей и уже доводилось продавать услуги по всему южному континенту. Обладает страстью копить и прятать золото, но Элин чувствует, что после сегодняшнего дня Иве придется всё перепрятывать. Бальтазар родился и вырос на востоке Манарии, посещал третьесортную школу боевых искусств, после чего подался в городскую стражу, откуда его выгнали из-за взяточничества. В свое время разбил нос капитану стражи во время смотра, а во время праздника Урожая соблазнил жен сразу трех сослуживцев. Не любит драться настолько сильно, как Ива, а также считает, что вальяжность придает ему серьезности. И, наконец, Лоренс Троуст, сын бедного рыцаря и ученик таинственного охотника на вампиров, хотя про последнего еще не сказал ни слова. Оказалось, что он выглядит намного моложе своих двадцати двух лет, и считает это заслугой матери, которая была полукровкой. Правда, Лоренс сам не знает, кем были родители матери, но часто врет, что имеет долю эльфийской крови. Впервые поцеловался с девчонкой в одиннадцать лет, но лишь для того, чтобы стащить у нее красивое кольцо из белого камня. Элин с удивлением слушает, как Лоренс называет себя известным мошенником и аферистом, творящим невероятные дела. Оказалось, что стремясь в Громовой отряд, он параллельно озолотился ставками на собственном поединке с нифангом. Считает себя дамским угодником, умеет материться на трех языках, а также изучал искусство Духа в тайной школе, но полезного вынес мало. Впередиидущая Ива вдруг резко поворачивает направо и залетает в кабак. Местные пьяницы и вышибалы с подозрением уставились на странную компанию, но при виде Элизабет Викар и двух жрецов Герона решили просто не обращать внимание. Элин редко бывает в таких местах, поэтому еще сильнее прижимается к волшебнице. Бальтазар, Ива и Лоренс же чувствуют себя здесь как рыба в воде, сразу заказав много выпивки. Троица продолжает вести рассказ о себе, порой действительно интересный, а иногда и неприличный. Получается так, что самые важные их секреты сводятся к деньгам, преступлениям и сексу. Эльфка с трудом поспевает за повествованием всех троих, а Элизабет выглядит максимально сосредоточенной, но без напряжения. Для неё это явно легкая задача. Через полчаса Ива начинает подвывать нечто, что назвала колыбельной её матери, а Бальтазар топит слезы в пиве из-за того, что ни одна женщина не захочет быть с ним из-за лысины, поэтому он всегда носит красивую шапку, которую выиграл в карты у перекупщиков краденного. Лоренс за минуту опрокидывает в себя сразу две кружки, уже вяло ведет рассказ и часто повторяется. Неожиданно юноша придвигается ближе к Элизабет и заявляет, что влюбился в неё с первого взгляда. Невозмутимая прежде чародейка смущается на неожиданное признание, которое явно является правдой. — Позвольте предложить вам руку и сердце, миледи. — Лоренс будто хочет встать на колени, но в итоге повисает, ухватившись за стол. — Извините, сэр Троуст, — Элизабет с улыбкой помогает подняться. — Я не могу дать ответ на ваше признание и предложение при таких обстоятельствах. — Я пойду за вами до границы мира и дальше! — Выпаливает юноша, из-за чего Элин начинает чувствовать неловкость, несмотря на то, что обращаются не к ней. Наверное, дело во взглядах других посетителей заведения. — Чушь, за границей мира раскинулась пропасть. Ты просто упадешь в неё. — Авторитетно заявляет с другого конца стола Ива. — Нет, дойдя до границы мира, тебя незаметно повернет в обратную сторону, — возражение Бальтазара звучит слишком глухо из-за того, что говорит прямо в кружку. — Я сочиню для вас поэму! — Торжественно клянется Лоренс, неспособный сейчас понять ни единого ответа. Элин же удивилась, что троица вдруг заговорила на одну тему, хотя обычно они говорили каждый о своем. Ближе к вечеру вся группа оказывается на главной площади. Бальтазар пролил пиво на бороду, Ива по каким-то причинам снова начала докапываться к жрецам, а Лоренса вырвало от всего выпитого прямо в провал на площади. Испытуемые говорили уже не так активно, что указывало на восстановление обычного состояния. Из главного городского храма Герона прибыл отряд инквизиторов, чтобы доставить ослабевших людей и орчиху обратно в Стальную Крепость. На следующее утро Лоренс долго ворочался перед тем, как встать. Незнакомая обстановка разбавляется знакомой фигурой Бальтазара, что невозмутимо пускает кольца дыма в дверном проеме. Ива же продолжает храпеть, но к этому рыку Лоренс давно привык. — Ну, как ощущения? — Спрашивает алебардист. — Странные, а у тебя? — Не знаю, вообще ничего не помню. — Бальтазар массирует лоб. — Я словно был мертвецки пьян и горланил песни всю ночь. Судя по охрипшему голосу спутника, это действительно могло быть так. — Так, раз мы не в темнице и не на костре, — рассуждает юноша, — то проверку прошли? — Да, я проснулся первым и уже встретился с леди Викар во внутреннем дворе замка. Она была чем-то взбудоражена, словно что-то произошло. Думаю, пришли еще какие-то вести. — Наверно, так и есть. Как же жрать хочется, пойду прогуляюсь. — Лоренс встает с кровати и протискивается в проход. — Ладно, я попробую растолкать нашу спящую красавицу. — Бросает вслед собеседник. Удивительно, но погода вновь улучшилась, голубое утреннее небо озаряется теплым солнцем. Лоренс с удовольствием потягивается и замечает чью-то тренировку на площадке для занятий гвардии. Сейчас там мужчина крепкого телосложения гоняет очень знакомое лицо. — Стоп! Падай! Вставай! Падай! Вставай! Бегом до конца площадки и обратно! — Бородатый воин с боевым топором на поясе заставляет Элин то опрокидываться навзничь, то вскакивать пружиной и бежать. Эльфка вся в поту уже с трудом переставляет ноги. — Еще и десяти минут не прошло. В бою выносливость важнее всего. Если ты устанешь слишком быстро, то уже не сможешь ни щит держать, ни удары наносить. — Строгий учитель теперь заставляет девчонку прыгать из стороны в сторону. Лоренс подходит ближе и опирается на ограду площадки. Пока на него никто не обратил внимания. Наставник берет палку и начинает наносить медленные удары, а Элин старается увернуться или парировать. После скорость атак чуть увеличивается. — Нет! Не блокируй просто так. Ты слишком легкая, чтобы пытаться быть стеной. Старайся уйти от атаки, уводи оружие соперника, крутись и танцуй. Элин зарабатывает болезненный удар по бедру, а после резкого толчка падает на землю. — Ну что это такое? — Разводит руками бородач. — Я уже много раз говорил: не ставь ноги в одну линию. Качайся с ноги на ногу как пузырь с водой и всегда чувствуй опору. Наноси удар не руками, а корпусом. И прекрати зажмуриваться в самый важный момент. Тебе рано переходить к изучению приемов и финтов, пока стойка и передвижение не въедутся в кожу как грязь. — Извините, Годард. — Эльфийка не спешит вставать, её грудь очень быстро поднимается и опускается. — А это к тебе пришли? — Учитель замечает Лоренса, который приветственно машет рукой. — А, это Лоренс Троуст, который одолел нифанга. — Эльфка встает на ноги. — Доброе утро, сэр Троуст. Юноша перескакивает ограду и подходит ближе. — И тебе того же, Элин. Я же могу обращаться на «ты» после вчерашнего? Не много странного я вчера наплел? — Я не против. Думаю, ничего такого не было. А это мой учитель Годард из Оружейной Часовни. — Элин представляет наставника. — Так вы последователь Оружейного Стиля? — Спрашивает Лоренс. — Именно так. — Не сразу отвечает Годард. — Ты не очень-то похож на воина. Уверен, что тебе не место в Громовом отряде. — Я могу за себя постоять, — гордо заявляет юноша. — Ну-ну. Раз уж я тоже состою в отряде, то давай посмотрим на тебя. Бери деревянный меч. Элин, пока отдыхай. — А может, сразу на настоящих? — С улыбкой предлагает Лоренс. — Тогда где твой меч? — Один момент. — Троуст молнией летит обратно в комнату, где забирает «поющий» меч. Сейчас стоит напротив Годарда, доставшего топор. — Думаешь, сможешь победить только за счет свойств своего меча? Настоящий воин должен уметь убивать любым оружием из любой позиции. — Годард словно дразнит оппонента. — Какое счастье, что я ненастоящий воин, — широко улыбается Лоренс. Годард делает два широких шага и замахивается топором. Правда, бить он явно собирается обухом, а не лезвием. Парень на пути удара выставляет меч плашмя, из-за чего воздух наполняется мелодичным металлическим звоном столкнувшегося оружия. Годард с изумлением смотрит, как топор выскальзывает из руки, а вот противник напротив резко сближается и поднимает меч для колющего удара в горло. При этом левой рукой придерживает конец меча, чтобы точно не промахнуться. Адепт Оружейной Часовни резко пригибается и врезается плечом в Лоренса, заставляя последнего катиться по земле. — Ауч. — Лоренс потирает место удара. — Что ты сделал? — Годард усиленно встряхивает правую руку, которая после первого столкновения потеряла чувствительность и бросила оружие. — Временный паралич. Музыка, «играемая» мечом, может творить разные вещи. Например, ударный резонанс может вызвать парез мышц и даже полную потерю контроля над конечностью. — Юноша встает и заботливо гладит «поющий» меч. — Больно много умных слов знаешь. — Ворчит Годард. — Элин, перерыв окончен. Становись рядом со своим другом, будем повышать вашу выносливость. Изменений без давления не бывает…Глава 16
Годард явно жалеть подопечных не собирался, через сорок минут Лоренс просто лежит на земле, ощущая крайнюю опустошенность. Конечно, он мог бы и отказаться от тренировки, она все-таки для Элин проводилась, а не для него, но словно решил поддержать эльфийку в тяжелом деле. Сама Элин сидит, прислонившись к ограде, глаза закрыты, а волосы спутаны. Наставник понял, что на большее ученики не способны, поэтому уже как пять минут ушел по другим делам. Лоренс с трудом поднимается и подходит к эльфке: — Эй, пойдем поедим. Я вообще собирался перекусить, но неожиданно втянулся в тренировку. Элин открывает глаза и кивает. Чтобы восстановить силы, плотный завтрак будет лучше всего. Лоренс подает руку и помогает подняться на ноги. Вместе они моют руки, шею и лицо в ведре с водой. — Я обычно ем с Элизабет. — Вспоминает эльфийка. — Бальт её утром видел. Что-то мне подсказывает, она сейчас вся в делах и ей не до завтрака. Пойдем, я видел в богатом квартале дорогой трактир. — Лоренс берет спутницу за руку и начинает идти к выходу из центральной крепости города. Элин послушно идет следом, не решившись возражать или не имея на то желания. — Сегодня поменялись местами, — вдруг произносит эльфка. — Ась? — Вчера я вела тебя за собой, так как Ива вдруг убежала в город. Пришлось всем идти за ней. — В самом деле? Я точно ничего странного не говорил? — На ходу оборачивается юноша. — Ну… Ты признался в любви Элизабет и даже позвал замуж. — Хихикнула Элин, а Лоренс встал как вкопанный. — Правда? Надо полагать, я получил отказ? — Хм, дай подумать… — Девочка-подросток даже закрывает глаза, чтобы точнее вспомнить слова подруги. — Кстати, прямого отказа не было, она лишь сказала, что не может дать ответ. — О, значит, у меня еще есть шансы. — Лоренс теперь идет куда бодрее. — То есть, ты правда влюбился в Элизабет? — Элин выглядит немного смущенной. — Я вообще влюбчивый и обожаю женщин, особенно красивых. — Без тени стеснения признается Лоренс. — Ну еще бы, — замечает Элин. Они уже на месте, «Золотой мед» с рассвета открыл двери для обеспеченных посетителей. С кухни доносится аромат выпекаемого хлеба, перед которым голодному человеку не устоять. Лоренс усадил спутницу за стол и взял на себя всю работу по заказу и доставке еды. Вскоре на столе оказываются несколько ломтей свежеиспеченного хлеба, жаренные сосиски, яйца и свежее молоко. — Думаешь, у меня нет шансов? — Лоренс возвращается к прерванному разговору. — Не знаю. Я не видела, чтобы Элизабет интересовалась этим. Она много учится и тренируется, посещает заседания королевского совета и путешествует по стране с различными заданиями от короля или епископа. — Короче, делает то, чем обычно занимаются мужчины. Она достаточно влиятельна, известна и независима, чтобы только этим отваживать потенциальных женихов. — Делает заключение Лоренс. — Да? — Элин, кажется, не поняла мысль. — Ну смотри. О союзе с семейством Викар мечтает, наверное, каждый аристократический род, но Элизабет не вписывается в принятые за основу семейные ценности, она в любом случае будет умнее и авторитетнее своего мужа, что многие считают абсурдом. Таковы нравы общества. — Никогда не думала в таком ключе. То есть ей подойдет только тот, кто будет поддерживать её, а не пытаться контролировать или превзойти? У эльфов такого нет. — А что у эльфов? Расскажи про свой народ, — оживляется Лоренс. — Ну, эльфы живут невероятно долго по сравнению с людьми, поэтому задумываются о семье довольно поздно. Некоторые решают создать семью после пятисот лет, а кто-то и после тысячи. Думаю, мой народ не испытывает такого же влечения к противоположному полу, как люди. Наверное, поэтому у нас мало детей. — Если бы я столько жил, то действительно мог бы заниматься любимыми делами, не заботясь о том, что умру в тридцать от лихорадки без потомства. А тебе кто-нибудь нравится? — Задает Лоренс неожиданный вопрос. — А… Не знаю даже. Нет, наверно. — Элин отводит взгляд. — Раз уж ты живешь среди людей, то можешь начать походить на нас. Если представить, что ты человек, то тебе я могу уже дать лет пятнадцать. Для государства ты уже дееспособный гражданин. — По меркам эльфов я еще ребенок. Но если сравнивать с людьми, то я и вправду расту очень быстро. Я не думаю, что со мной кто-то захочет водиться. На меня больше показывают пальцем или обсуждают всякое. — Эльфка почему-то совсем поникла, даже есть перестала. — Всякое? — Лоренс же наоборот сидит с набитым ртом. — А ты не знал? Убийца предыдущего короля, Равнодушный Охотник, был моим опекуном. — Очень тихо произносит Элин. — Многие во мне видят в первую очередь дочь вампира. — А мой отец проиграл однажды наш дом в карты, так что я целую зиму жил в конюшне. — Пожимает плечами собеседник. — Так выпьем за наших нерадивых отцов. Элин с улыбкой чокается кружкой с молоком. — Знаешь, ты об этом вчера уже говорил. — Да героново проклятье, надеюсь, я не отстрелял вчера весь запас своих волнительных историй. — Лоренс хватается за голову. — Вот только Сареф не был нерадивым. — Качает головой Элин. — Он спас меня, помог освоиться в Порт-Айзервице, дарил множество подарков и познакомил с Элизабет. — И тем обиднее, что он оказался такой задницей… Кстати, а правда, что он был авантюристом? — Да, — кивает эльфийка, — я познакомилась со многими интересными людьми, и даже жила у одной авантюристки. Она вернулась к ремеслу, поэтому сейчас я живу только у Элизабет. Я уже очень давно не приходила в гильдию. Не хочу чувствовать на себе их взгляды. Настолько, что даже не вернула в гильдию вот это. Элин достает из поясной сумки дощечку из темного дерева, на которой расходятся линии в причудливых петлях. — Элизабет сказала, что это как-то связано с делами гильдии авантюристов, но я то время даже разбираться не захотела. — Святой запор, ты не знаешь, что это? — Лоренс чуть не подавился едой. — Это же контракт! Я был знаком с парочкой авантюристов из мест, откуда родом. Они говорили, что самые лучшие и перспективные авантюристы получают такие контракты с духовным существом. Это что-то вроде питомца или помощника. Как твой Морок. — В самом деле? — Широко раскрывает глаза Элин. — Я думала, что это просто какой-то волшебный предмет. Когда жрецы проверяли вещи, полученные от Сарефа, они никак не прокомментировали эту дощечку. — Я не знаю, откуда гильдия берет контракты, но они, как правило, подписывают их с очень сильными духовными существами. Ты не думаешь, что Сареф специально оставил это тебе? Возможно, тебе это поможет куда лучше, чем ему? — Может быть. Но я не знаю, как это работает. Совсем не похоже на «сердце» Морока. — Подросток внимательно водит взглядом по линиям. — Спроси Элизабет. — Пожимает плечами юноша. — Не хочу её отвлекать от работы. — Качает головой Элин. — Я, увы, обделен как магией, так и большими познаниями в ней. Бальтазар и Ива при рождении явно всё вкачали в физические характеристики, так что тоже не помощники. — Рассуждает Лоренс, откинувшись на спинку стула. — Тогда давай спросим в гильдии, всё же просто. — А вдруг они отберут её? — Лишено смысла. Мои знакомые говорили мне, что каждый контракт уникален, его не получится переписать на другого авантюриста. — Но тогда, — хмурится Элин, — этот контракт заключен на Сарефа, и я в любом случае не смогу им воспользоваться. — Действительно, — бьет себя по лбу Лоренс. — И не продашь такую вещь, хм… Знаешь, что говорил мой учитель? «Не опускай рук, пока не попробуешь». Пойдем, я поделюсь с тобой своей удачей. Юноша тянет эльфку за собой прямиком в столичный филиал гильдии авантюристов. — Ты так говоришь, словно удача является каким-то ресурсом, которым можно поделиться. — Говорит Элин во время прогулки. Со стороны может показаться, что она борется сама с собой: не хочет показываться в гильдии, но и боится упустить возможность. — А разве нет? Всё в мире можно посчитать и измерить. Даже удачу. Видела, как мне повезло с нифангом? — Собеседник уверенно шагает по улице. — Кгм, но разве ты заранее не знал, как его нейтрализовать, а после провернул аферу со ставками, чтобы навариться на чужом неверии в твою победу? — Вспоминает Элин вчерашнее. — Блин, я и это выболтнул! Вот мы и на месте. Готова? — Нет. — Отлично, тогда заходим. Парочка стоит у входа в главный филиал гильдии. Вход охраняют три вооруженных авантюриста, но Элин узнают, поэтому впускают без лишних вопросов. Лоренс же ослепительно улыбался, пока шел прямиком к стойкам распорядителей. Утром в здании гильдии оказывается не так много авантюристов, юноша чувствует, как напряженная рука Элин заметно расслабляется. Пепельноволосая девушка за стойкой поднимает взгляд и улыбается. — Элин! Ты так давно не заходила. Как твои дела? — Здравствуйте, Катрин. У меня всё хорошо, спасибо. И как дела у Фриды? — Ушла в составе отряда к восточному побережью. Вернется через неделю-полторы. А кто это с тобой? — Лоренс Троуст, к вашим услугам, миледи. — Кланяется юноша. — Какая я вам миледи, — отмахивается Катрин. — Вы пришли по какому-то вопросу? — Именно так. — Кивает Лоренс. — Хотим узнать про эту вещь. Элин кладет на стойку деревянную дощечку. Во взгляде распорядителя словно загорается понимание, а голова чуть кивает. — Ясно. Это… его? — Да, — тихо отвечает Элин. — Мы подписали контракт с ним и духовным существом незадолго до тех событий. Если он оставил его тебе, то пусть у тебя и остается. Гильдия контракт уже не сможет переиспользовать. — То есть, его нельзя переоформить на Элин? — Уточняет Лоренс. — Всё верно. Это мог бы сделать чародей, если бы получилось вернуть состояние контракта до момента подписания. Но насколько мне известно, это довольно сложная магия. — А как авантюристы вызывают духовное существо? — Маги, которые работают на гильдию, рассказывают об одном способе, что подходит для всех контрактов. Владелец контакта касается предмета и произносит формулу clairesheith. — Катрин, видимо, не видит никакой проблемы в раскрытии этой информации, раз призывом может воспользоваться только хозяин контракта. — Элин, ну-ка попробуй. Эльфка осторожно кладет ладонь на дощечку. — К… Клэр-шейт? — Осторожно выговаривает девчонка и резко отдергивает руку из-за того, что линии на предмете внезапно загораются. Но стоило Элин убрать руку, как магический свет потухает. — Не может быть… — Бормочет под нос Катрин. — Он, похоже, действительно поколдовал над контрактом…Глава 17
Элин изумленно смотрит на то на Лоренса, то на Катрин. Их лица говорят, что тоже видели отклик предмета. — Это была активация? — Спрашивает юноша. — Это ведь была она? — Да, очень похоже. — Кивает девушка-распорядитель. — Я не владею магией, поэтому не могу проверить принадлежность контракта. Сейчас в гильдии магов нет, все на заданиях. Думаю, что самый простой способ проверки — довести призыв до конца. — Элин, давай попробуем еще раз, — говорит Лоренс и кладет ей руку на плечо. — Давайте выйдем во внутренний двор, чтобы не мешать другим авантюристам, — предлагает Катрин. Эльфка пристально смотрит на дощечку и внезапно отказывается. — Нет, не стоит. Давайте в другой раз. — Элин даже отходит на пару шагов от стойки. Лоренс и Катрин переглядываются, словно обмениваются мыслями, и не возражают. Юноша забирает артефакт контракта и выводит спутницу из гильдии. — Что-то случилось? Ты очень напряжена, как будто идешь по полю с капканами. — Лоренс смотрит на Элин, которая выглядит так, словно ей угрожает неминуемая опасность. Побледневшее лицо, деревянная походка и слишком осторожные шаги. Эльфийка озирается по сторонам, а после тянет в узкий переулок. Порт-Айзервиц очень крупный город, в котором запросто можно заблудиться или найти место, где никто не помешает. От основных улиц отходят малые улицы и переулки, которые как паутина опутывают город. Парочка идет по таким переулкам, пока не оказываются на совсем безлюдном месте посреди площадки площадью десять на десять шагов меж трех складов. Рядом не видать людей, да и окон на зданиях нет. Лоренс послушно шел за спутницей, а теперь ждет, пока она решится открыть секрет. Элин осторожно кладет дощечку на землю и отходит на пару шагов. — Хочешь повторить призыв здесь? — Интересуется Троуст, но Элин качает головой. — Нет. Призыв в гилд-холле уже был успешным, но похоже, вижу его только я. — В самом деле? — Лоренс озирается по сторонам, смотрит на каменные стены, поросшие диким виноградом, давно заброшенный колодец и горку кирпичей, оставленную нерадивыми строителями. — Ты не видишь? — Шепотом спрашивает эльфка. — Хм, — юноша начинает смотреть еще внимательнее. — Оно очень маленькое? Куда смотреть? — Очень маленькое? Оно огромное! — Элин осторожно разводит руками. — Покажитесь, пожалуйста. Последнее девчонка адресует кому-то невидимому. Лоренс пытается зацепиться взглядом за любую странность в окружающей обстановке и, наконец, это удается. То ли юноша стал внимательнее, то ли призванное существо вняло просьбе Элин, но теперь Лоренс замечает, что солнце будто закрывает большая туча. Чем сильнее становится тень, тем четче можно увидеть нечто странное. Исполинские крылья оставляют на стенах узор перьев, на земле светятся восемь красных хвостов, а небо над головами закрывает гордый лик удивительного существа, похожего на гигантскую птицу. Тени становятся сильнее, под оперением существа пробегает огонь, а из клюва вырывается свет, будто внутри у мистической птицы не плоть и кости, а настоящее пламя. — Подожди, это… Да быть не может. Никогда бы не подумал, что увижу такое. — Шепчет Лоренс. — Это же теневой феникс. Феникс наклоняет голову к новой хозяйке и издает череду вибрирующих звуков. После этого солнечный свет возвращается к привычной яркости после внезапных сумерек. Лоренс оглядывается, но уже не видит обитателя других Путей. — Он поприветствовал меня, — с восхищением произносит Элин. — Ты слышал? — Ты поняла, что он сказал? — Это были не человеческие слова, или вообще не слова, но я словно уловила весь смысл. — Эльфийка пытается подобрать правильное описание. — Ты сказал, что это теневой феникс? — Да, у моего учителя были книги по бестиарию различных земель. Среди них одна книга была посвящена разновидностям духовных существ. Если я верно помню, то теневые фениксы считаются одними из самых сильных и удивительных созданий по Ту Сторону. — По Ту Сторону? — Элин не понимает термин. — Ну да, Та Сторона. То, что за пределами мира. Я не тот, кто прям хорошо объясняет. — Виновато разводит руками Лоренс. — Итак, он не напал на тебя. Это уже успех. — Я почувствовала, что он считает меня полноправным участником контракта. — Замечательно. Видать, тебе он достался вовсе не просто так. Давай возвращаться. Лоренс вместе с Элин возвращаются в Стальную Крепость, где их уже обыскались. По словам Ивы произошло какое-то крупное событие, скоро Элизабет должна прийти с королевского совета и всё рассказать. В штаб-квартиру скоро приходит Годард вместе с другими членами Громового отряда. Лоренс многих из них видит впервые. Неудивительно, что большая часть отряда набрана из лучших представителей других организаций. Оружейная Часовня, Конклав, Церковь Герона, а также, разумеется, охотники на демонов и вампиров. Всего в зале находятся около пятнадцати человек, составляющих некий офицерский состав. К троице новобранцев никто подходить не спешит и даже внутри отряда многие держатся «своих»: адепты Духа с мастерами боевых искусств, волшебники с магами, жрецы с инквизиторами, а выходцы из охотничьих отрядов друг с другом. По мнению Лоренса здесь собрали почти всю военную силу Манарии, которая может на равных противостоять сверхъестественным угрозам. Вскоре приходит Элизабет Викар и перемещается к прибитой к стене карте. Все сразу замолкают и окружают девушку полукольцом. — Для тех, кто еще не знает: до нас дошли новости с Северных Земель. Восемь дней назад Фьор-Тормун подвергся атаке вампиров и Равнодушного Охотника. В городе множество погибших, но самое печальное то, что был убит Борек, магистр школы Белого Пламени. — Дочь епископа кратко пересказывает вести из-за морей. — Не может быть, магистр Борек входил в тройку великих грандмастеров. Насколько большое войско атаковало Фьор-Тормун? — Один из членов отряда не верит ушам. — По предварительной информации не больше полусотни, но скорее всего меньше. Можно не считать призванных чудовищ и поднятых мертвецов. А сам магистр сошелся с Равнодушным один на один и проиграл. Лица многих омрачены. Фьор-Элас считается одним из самых сильных государств мира за счет культа боевых искусств и массовой воинской повинности. Земли северного королевства суровы и опасны, поэтому каждый житель имеет дома оружие и доспехи для всех взрослых членов семьи. В случае опасности Фьор-Элас может собрать полки менее чем за пару дней и отправиться на большом флоте в любую точку мира. Правда, в отличии от магократии Петровитты, страна воинов расплачивается очень малым числом магов и почти полным отсутствием чародейского образования. Некоторые утверждают, что маги Фьор-Эласа по большей части наемники, прибывшие из других земель. — Чтобы несколько десятков вампиров ворвались в столицу и смогли уйти безнаказанными… — Качает головой один из охотников на вампиров, если судить по символу гончей на плаще. — Это очень сильные вампиры. Вот, что нам удалось узнать о них. — берет слово Элизабет. — Молодых особей среди них нет, хотя и старших замечено не было. Они перемещаются на двухмачтовой каравелле с названием «Мрачная Аннализа». Судя по всему, могут преодолевать морским путем огромные расстояния за очень короткий срок. — То есть, они уже могут быть здесь? — Раздается из группы. — Каким образом? До Фьор-Эласа плыть почти месяц при большой удаче в пути. — Летит возражение с другой стороны. — Не стоит забывать, что они могут использовать не только способности вампиров. Среди них есть маги, как минимум, один приручатель и один некромант. А также сам Равнодушный Охотник, имеющий специализацию в магии хаоса и подкованность в ментальной магии и алхимии. Многие из них умеют работать с внутренней энергией, они хорошо оснащены как оружием, так и проклятыми артефактами. Мы можем утверждать об этом согласно описанию атаки на Фьор-Тормун. — Продолжает Элизабет. — То есть нам они не уступают, — вдруг берет слово Лоренс. Лица всех присутствующих обращаются к нему. — Именно так, — кивает леди Викар. — Но это полбеды. Рассказы очевидцев поражают в другом: эти вампиры могут призвать нечто ужасное. По всей видимости, это духовное существо колоссальных размеров, что может проглотить целую гору и погасить любой свет. От города бы ничего не осталось, если тот змей, как его описывают, не сосредоточил внимание только на магистре Бореке. — Если нечто такое появится в Порт-Айзервице, — вслух рассуждает Годард, — то мы получим прошлогодние события. Сареф может быть Древним вампиром или состоять в союзе с кем-то подобным. Я считаю, что мы не подготовлены ко встречи с ним. — Я понимаю это, поэтому нам жизненнонеобходим союз с другими странами. Фьор-Элас уже сделал предложение. Манария, Стилмарк, Фьор-Элас и князья из Вошельских лесов: наш союз может стать очень большим. — Отвечает Элизабет. — Этого не хватит, — глухо произносит маг, чье лицо скрывается под капюшоном. Внимательный человек может догадаться о причине сокрытия лица, если посмотрит на правую руку чародея, что держит посох. Вся видимая часть кожи покрыта следами сильных ожогов. — Да, мэтр Патрик. Если верить древним хроникам, когда-то весь мир противостоял вампирам, но сейчас многие не верят в значимую угрозу, так как кровопийцы больше не собирают легионы и не топят все земли в крови. — Особенно плохо, — сразу продолжает девушка, — что мы не можем договориться с другими расами. У гномов из-под Нагорья свои проблемы, о которых нам ничего неизвестно. Эльфы Фрейяфлейма по-прежнему высоко ценят изоляционизм, хотя уже должны были справиться и с пиратской блокадой и с морскими драконами. Орки из Степи… — Придурки и задницы. — Выкрикивает Ива. — Я бы выразилась помягче, — улыбается Элизабет. — Скорее им просто невдомек, что это их тоже может затронуть. Муран-Валган-Деорт мало страдает от вампиров, а обычай сжигать почивших не дает разгуляться некромантам. — Сожжение — древний наш обычай, — поясняет орчиха. — Он еще с тех времен, когда мертвецы пытались править миром. А что насчет зверолюдей и титанов? — Дипломаты Фьор-Эласа попробуют договориться с Изони, а вот насчет других государств зверолюдей мне сказать пока нечего. А титаны… Их мало трогают наши проблемы. Не мне вам рассказывать об их взглядах на межкультурный обмен. Все согласно кивают. — А мне нравятся титаны. Хоть я их ни разу не видел, — вполголоса говорит Лоренс Бальтазару, на что тот красноречиво морщится. — А теперь перейдем к обсуждению плана встречи с королем Стилмарка. Это важный шаг для создания альянса Южных земель. Нам наверняка попытаются помешать. — Элизабет указывает на приграничный город Фокраут, где пройдет обсуждение вопроса на высшем уровне.Глава 18
Иоганн Коул задумчиво ковыряет ножом воду в ведре. Ночью температура упала, так что теперь приходится разбивать ледяную корку, чтобы добраться до воды. Трущобы Аберстана стали временным домом для вампирши и беглого мага. Здесь мало удобств, а щели в окнах и стенах пропускают сквозняки, на что Рим уже успела не раз пожаловаться. Иоганну остается только удивляться, как вампир вообще может страдать от несильного мороза. С момента отбытия Сарефа на разведку прошло два дня. Чародей вместе с Рим продолжали находиться в городе в поисках Ацета Кёрса. После рассказа девушки маг не уверен, что новый член команды согласится помогать вампирам. Вся надежда на то, что вампиры многое о нем знают и смогут заинтересовать, как и самого Коула. Волшебник переливает воду в казанок, а после туда бросает куски льда. Предыдущих жителей заброшенного дома они выгнали, причем не обошлось без жертв. Иоганн попробовал остановить Рим, то та не удержалась, чтобы не убить нескольких бездомных. По мнению чародея довольно опасно привлекать к себе такое внимание, но вампирица даже слушать не стала, находясь в раздраженном состоянии. Коул заходит в самую теплую комнату и вешает казанок над огнем. Лед быстро растает, а после можно будет сварить похлебку. Вампирам обычная еда не нужна, а вот Иоганн голодным долго не протянет. — Впервые вижу, чтобы в Манарии весной было так холодно. — Бурчит Рим из-под одеяла. — Изменения климата неизбежны. Когда-то здесь была жаркая пустыня, теперь плодородные земли, а когда-нибудь придет вечная мерзлота до самых Великих Топей. — Флегматично пожимает плечами собеседник. — Что-то мне подсказывает, что это не просто так происходит. — Хм, я думал, что ты в курсе происходящего, если это связано в Темной Эрой, о которой ты мне вчера говорила, — маг достает из корзины несколько картофелин и морковку. — Да я никто, если говорить начистоту. — Мрачно произносит Рим. — Это Легион на вершине и Сареф. — И этот высший вампир ничего не рассказывает остальным? — Он только приказы будет раздавать, а в планы посвящает одного Сарефа и, возможно, кого-то еще из самых сильных вампиров под своим началом. И я в курсе лишь потому, что Сареф разрешает быть рядом и делегирует разные задачи. Но это не значит, что он делится всем. Из него слов клещами не вытянешь, а если и вытянешь, то только шутку, а не что-то серьезное. — Да, я заметил, что твой спутник знает ценность молчания. Думаю, что в наше неспокойное время скрытность и умение держать язык за зубами — основа долгой жизни. Вероятно, не самой счастливой, но вполне долгой. — Чародей нарезает овощи. — А причем тут счастье? — Общение и социальное взаимодействие — основа жизни общества. Ни человек, ни вампир, если он когда-то был человеком, не могут полноценно от этого отказаться. — Поясняет маг. — И если пытаться идти против этого, то душевной гармонии не достичь. Например, я знаю тебя всего ничего, но мне кажется, что чем дольше ты лишена возможности разговаривать с Сарефом, тем ты раздражительнее. Из-под одеяла раздается шипение, словно Рим превратилась в змею. — Заткнись, маг. Ничего ты не знаешь. Думаешь, вампирам так важно общение? — Желание испытывать и вызывать симпатию, а может даже любить и быть любимым естественно даже для тех, у кого есть дополнительные клыки. — Сказал пироманьяк… — Огрызается вампирица. — Да, я убийца и собираюсь сжечь весь мир. — Кивает Коул, кидая в кипящую воду пару кусочков вяленого мяса. — Но и в моей жизни была любовь. Академическое образование дало мне не только умение колдовать, но и критическое мышление и способность к эмпатии. Несмотря на мою цель, я не отрицаю существование любви как одной из движущих человеческих сил. — Что-то в твоих рассуждениях не вяжется. Почему бы тебе просто не полюбить всех? — Я уже не способен любить, а моя цель является отражением другого человеческого стремления. — Иоганн мешает ложкой варево. Специально сделанная пауза дает результаты, Рим буквально сверлит глазами мага из темного проема в одеяле. — И какого же? — Не выдерживает девушка. — Эгоизм. — Непринужденно отвечает волшебник. — Я хочу умереть, но уйти намерен настолько ярко, чтобы полыхало всё. В Мировом Пожаре смерть моих родных не будет столь бессмысленной. — Ты говоришь как псих. — Заключает Рим. — Да, я могу быть психически нездоровым, — Коул даже не отрицает. — Если сломаться слишком сильно, то на окружающий мир начинаешь смотреть под другим углом. Иоганн демонстрирует соломинку, которую сгибает пополам, и теперь верхний конец «смотрит» на мир из нового положения. — Кстати, а как ты стала вампиром? — Маг неожиданно меняет тему. — Не твоего ума дело, — летит вполне ожидаемый ответ. — А Сарефу ты рассказывала? — Нет, а зачем? — А ты поделись. Совместные истории делают личности ближе. Жаль, что сыграть в «волшебного рассказчика» могут только маги. Эта игра была создана не только для того, чтобы выведывать чужие секреты, но еще и для того, чтобы становится ближе. Ритуал через игру. Вот расскажешь, и наверняка получишь какой-нибудь отклик, слова восхищения или поддержки, зависит от рассказа. — Ну уж нет. Еще не хватало, чтобы он подумал, что я жалуюсь ему на жизнь. — Рим демонстративно завершает разговор, закрыв проем в одеяле и свернувшись в кокон. Иоганн беззвучно посмеялся и вернулся к приготовлению пищи. Ближе к концу дня раздается стук в дверь, из-за чего Рим вскакивает и устремляется к двери как лань. Когда Иоганн выходит в коридор, то видит, что девушка завершает разговор не с Сарефом, а одним из агентов. Стоило двери захлопнуться, как вампирша заявляет, что Ацет Кёрс найден. Наконец-то пришло время действовать и покинуть город, который кишит инквизиторами после произошедшего в «Похоронном эле». И дело усложняется прибытием тройки боевых магов Конклава, которых атаковать в лоб без поддержки Сарефа очень опасно. Рим отправляет магическое послание юноше, а после с Иоганном устремляется в ночной город. Уже у конца улицы Коул останавливается и оборачивается, чтобы замести следы пребывания. Ветхий двухэтажный дом начинает изрыгать дым, а после исчезает в мареве пожара. Это несомненно привлечет ненужное внимание, но сейчас крайне важно отвести взоры от лечебницы на другом конце Аберстана. Местная лечебница имени Гвалтидора расположилась у моста через городской канал и принимает горожан любого сословия. Говорят, что старое четырехэтажное здание из серого кирпича и красивой аркой вместо парадных дверей одно из самых старых в городе. Будто несколько веков назад город был возведен вокруг лазарета для обеспеченных жертв чумы. От былой славы ни Иоганн Коул, ни Рим не заметят ни следа. Дом постепенно приходит в негодность, но продолжает выполнять функции госпиталя, за что местные жители должны сказать спасибо четверым целителям. Наконец-то удалось выяснить, что Ацет Кёрс является одним из четверых врачей под псевдонимом Карл Моншен. Так быстро выяснить это удалось только по той причине, что Живодер, как называют аберстанского маньяка, совершил очередное похищение. Живодер по словам горожан орудует вот уже лет пять-шесть, похищает и убивает людей, после чего выбрасывает кожу и внутренние органы в сточные канавы или на помойку. Как правило, одна-две жертвы в три месяца. Городская стража, авантюристы или охотники так и не смогли выследить убийцу. Учитывая то, что город и так является притоном для преступников всех мастей, популярность Аберстана уже вряд ли вырастет. Хотя до масштабов Рейнмарка городу далеко. — Я выбрал Аберстан, так как в нем укрыться легче, если ты вне закона. — Рассказывает Коул во время приближения к зданию лечебницы. — Вероятно, этот Ацет думал так же. — Кто знает, — отвечает Рим. — По характеристике Легиона он тот еще отщепенец. И не забывай, что я о нем рассказывала ранее. — Я помню. Встречаться с его народом мне еще не доводилось. Как мы его будем рекрутировать? Что-то мне подсказывает, что мы существуем в разных мирах. — Чародей открывает калитку во неприметный дворик рядом с лечебницей. — Предложим то, что он так страстно ищет. Путь приводит к двери, ведущей куда в подвальные помещения госпиталя. Рим внимательно осматривает дверь, а после показывает пальцем. Коул кивает и чертит на двери символ X. Из щелей двери поднимается красный туман, который быстро рассеивается. Вампирша распахивает дверь и начинает длинный спуск по стертым ступеням. — О, какой же тут запах крови. — Бормочет Рим. — Чую свежую. — Ну что же, вполне логично, что мертвецкая пропахла кровью. Хотя я больше чувствую запах разложения. — Идет следом Иоганн. — И внимательно следи за ловушками. Та на двери может быть не последней. Поход по моргу заканчивается без происшествий и новых встреч. Холодные помещения почти пусты, есть разве что два стола, где накрыты чьи-то тела. — Он точно должен быть здесь? — Уточняет волшебник. — Да, ведь он сцапал как раз таки нашего агента. И вряд ли стал бы тратить время на установку магической ловушки на вход. — Ясно, тогда приступим к настоящей магии. — Разминает кисти Коул. Рим решает не мешать, поэтому отходит от спутника, вокруг которого пляшут огни белого света. Волшебство создает новые тени, и именно на тенях легко заметить, что магический огонь в разных точках центрального зала постоянно дрожит. Иоганн объясняет, что пытается уловить какой-то «сквозняк», но Рим равнодушно пожимает плечами. Через несколько минут они стоят у обычной стены, где язык призрачного огня качается из стороны в сторону с наибольшей силой. Иоганн прикладывает ладонь к стене, что-то очень тихо шепчет, а после рисует несколько круглых фигур. На месте касаний остается след оранжевой магической энергии, а после на стене появляется контур двери, ранее невидимый. Дверь открывается без труда, чтобы вскоре привести в секретное место, о котором вряд ли знают другие медики. Мага и Рим встречают колбы стекла, под которыми расположены части тел людей без кожи и органов, только кости и мышцы. Где-то рука, где-то торс, а в одной почти весь человек только без левой стопы. У дальней стены трудится хозяин коллекции — Ацет Кёрс. — Доброй ночи. Чем могу служить? — Живодер без сомнения услышал их, но даже не обернулся. Словно незванные гости не так важны, чтобы отвлекаться от работы. — И вам. — Иоганн смотрит на жуткую мастерскую, полную неразлагающихся тел, хирургических инструментов и записей на стенах. — Карл Моншен или Ацет Кёрс, если точнее, у нас есть для вас предложение о сотрудничестве. — Рим берет быка за рога. — Не интересует, вампир. Мне нет дела до вас и ваших козней. — Медик продолжает работу над человеческим телом. — Вы уж извините, если этот человек был дорог вам. Голос у Живодера совершенно невыразительный и глухой, словно он вечно простужен. — Нам все равно на этого человека, мы специально подставили его. — Отмахивается Рим. — Но мы готовы предложить куда более качественные тела. — Безусловно, но зачем мне встревать в разборки между так называемыми Легионом и Хейденом? Уходите. — Мы не уйдем, Ацет. — Хех, какой угрожающий тон. Дуреха-вампирица и малограмотный чародей, думаете, что можете угрожать мне? Что-то я не вижу за спинами ваших хозяев. — И как ты сможешь их увидеть, если стоишь к нам спиной? — Нагло выпаливает девушка, не обращая внимание на бурчание Иоганна: «Это я-то безграмотный?». — Ну хорошо, — медик откладывает скальпель. — Сначала вы, а то работать не дадите. Живодер взмахивает рукой, и все лампы в мастерской тут же гаснут. Переговоры заходят в опасный тупик, где просто получить кинжал в ребро.Глава 19
В момент наступления полной темноты Иоганн реагирует даже быстрее Рим. Клубок ослепительного огня моментально рассеивает мрак, вот только Ацета Кёрса уже нет в комнате. Да и самой комнаты тоже: каким-то образом тайный подвал превратился в большой зал, где свет волшебного огня освещает стены, но не может достичь потолка. Вампирша разворачивает кнут, не спуская глаз с окружающего пространства. — Каков теперь план? Это не иллюзия, я уверен. — Коул встает спиной к спине Рим. — Эти переговоры и не могли быть простыми. Для начала нужно не дать себя убить. — А почему мы не подождали Сарефа? — А вдруг Ацет успел бы скрыться? — Девушка задает встречный вопрос. — Или это отличная возможность показать твоему спутнику, что ты куда полезнее, чем ему может показаться? — Вслух рассуждает волшебник. — Будешь выпендриваться — укушу… — Можешь, но вампиром через укус я всё равно не стану. Ты не считаешь, что злить демона-мистификатора было плохой затеей? — Заткнись и следи. Ни пожилой маг, ни вампирша не заметили, откуда появилось мертвое тело. Труп буквально шагнул из стены и начал сближаться с врагами демона. Иоганн узнает то самое тело без левой стопы из мастерской медика-маньяка. Особенность ноги заставляет труп качаться из стороны в сторону при ходьбе. Резкий взмах хлыста больно бьет по ушам и оставляет в воздухе алый след. Шагающего мертвеца оружие разрубает пополам, после чего останки продолжают шевелиться на земле. Чародей направляет ладонь на цель, и труп вспыхивает ярким пламенем. — Эй, маг, придумай, как отсюда выбраться. Я мало чего понимаю в магии. — Рим изящным движением заставляет оружие свернуться ровными кругами на предплечье лишь одним движением. — Дайте подумать. Хм… Если это не обман наших чувств, значит, нас переместило в другое место. Некоторые исследователи всерьез считают, что демоны в плане магии куда сильнее людей. И знаний несравненно больше. Может, просто сдадимся? — Точно нет, мы не можем провалиться! Освети то, что находится над нами. — Рим не видит ни одной двери в зале. Иоганн Коул поднимает левую руку, возле которой собирается огненный сгусток. После магия отправляет его в полет и заставляет разгореться сильнее. Чародей изумленно смотрит вверх, да и Рим неверяще хлопает глазами. Над головами кажущаяся бесконечной шахта, стены которой увешаны трупами различных рас и даже животных без кожи. Огонек несется выше и выше, уже поднялся метров на сто, но так и не может достигнуть потолка. — Хрень какая-то. Если это реальное место, то кто его смог создать? — Бормочет Рим. — Попробуй развеять иллюзию. — Это не иллюзия, всё вокруг нас материально и реально, а наши органы чувств не замутнены. Я многое повидал в жизни, и это не обман, поверь мне. — Тогда что это за хрень?! — Эта «хрень», вампирша, мой склад. — Из воздуха появляется Ацет Кёрс и останавливает огненный шар Коула голой ладонью. Чародей моментально реагирует на появление демона, но атака пропадает втуне. Стихийная магия огня сжимается до размеров куриного яйца и застывает огненным самоцветом. Иоганн смотрит на это как на чудо. — Уютное место, — язвит Рим. — Мы сюда не драться пришли, так что дослушай до конца. В рамках нашего сотрудничества ты получишь тело бога. Демон заставляет кристаллизовавшийся огонь начать светить сильнее. Теперь можно без труда увидеть, что демон выглядит как человек. Молодой юноша с безразличным лицом и черными волосами до плеч просто пожимает плечами. — Заманчиво, но получу я его только в том случае, если вы выйдете победителями. — Резонно замечает Ацет. — Да и то, кровь ведь вы себе оставите. — Насчет этого ничего не знаю, но согласись, что сам ты никогда не сможешь получить тело бога. — В одиночку не смогу, — соглашается демон, — но что вообще правильно называть термином «бог»? — Сможешь задать этот вопрос моему командиру. — Девушка начинает подходить к Кёрсу. — Неужели ты не заинтересовался? — Я встречался с богами в те времена, когда наш народ был единственным в мире. Ты всерьез думаешь, что можешь заинтересовать меня тем, о чем не имеешь никакого понятия? Почему твой «командир» не пришел? — Он ушел по другим делам, — всё, что может сказать Рим в данный момент. — Его имя? — Сареф. Он же Равнодушный Охотник. — Нехотя отвечает вампирица. Ацет смотрит куда-то перед собой, видно движение зрачков, словно собеседник читает невидимый текст, а после все источники света снова гаснут, чтобы уже рассеяться под звездным небом. В лицо Рим и Иоганна ударяет свежий ночной воздух, а под ногами шелестят кусты высокого холма. Вдалеке виден Аберстан, демон телепортировал всех за город с пока что неизвестной целью. Но скоро всё встает на свои места. По ночному тракту несется всадник, стремящийся как можно скорее оказаться в городе. Вампирское зрение помогает Рим без труда признать в путешественнике Сарефа, пришпоривающем лошадь. Вот только девушка не успевает привлечь внимание, как перед всадником появляется темная фигура. Вампир реагирует очень быстро и заставляет лошадь остановиться перед неожиданной преградой. — Идем! — Толкает в бок мага Рим и сбегает по крутому склону. Кусты, ветки и овраги, девушка пролетает все препятствия, пока не оказывается на дороге и видит подрагивающие плечи Ацета. Демон почему-то начинает смеяться после того, как Сареф что-то ему сказал. Юноша замечает Рим и кивком приглашает присоединиться. Через несколько минут Иоганн Коул догоняет группу, скачки по пересеченной местности ему даются трудно из-за возраста. — Встретимся уже на месте. — Бросает Ацет и исчезает в темноте. — Что произошло? Мы договорились? — Спрашивает Коул у вампиров. — Да, мэтр Иоганн. — Кивает Сареф. — Я пообещал передать ему несколько отличных тел, а также отдал ценный предмет. — Насколько ценный? — Каплю крови Древнего вампира. — Спокойно отвечает юноша и берет лошадь под уздцы. — Готовы отправляться к Фокрауту? Именно там будет проведена встреча монархов Манарии и Стилмарка. По задумчивому лицу чародея можно предположить, что он не знает, о какой капле речь, но вот Рим выглядит ошарашенной. На вопрос же маг отвечает утвердительно. Больше им ничего не нужно в Аберстане, можно отправляться дальше. — Да, давайте покинем чертов город. Лошадь я продала, как ты и попросил. Но не пойму, зачем это было делать. Мы полетим? Напомню, что мой фактор свертываемости крови не такой большой, как у тебя. А маг так вообще вряд ли может отрастить крылья. — Да, трансформация тела мне незнакома. — Кивает Коул. — Мы пройдем путем, где лошади будут только мешаться. Под землей. — Сареф звонко хлопает по заднему бедру лошади, заставляя бежать в сторону города, где быстро попадет в руки нового хозяина. — У-у, только не под землей. — Сокрушается Рим, но не отстает от Сарефа. — О, используем гномьи тропы. — Разумеется, чародей не может не знать о тропах подземного народа, что расползаются не только под Гномским Нагорьем, а по всему континенту. Большинство троп уже не используются, так как расцвет гномской империи Вар Мурадот уже давно прошел. Мало кто из других рас знает, где они проходят и как на них попасть, но знающие могут использовать в свою пользу. Даже по прошествии веков тропы должны оставаться в отличном состоянии. Достаточно вспомнить подземелья Порт-Айзервица, которые могут вместить в себя всю столицу в пятикратном размере. Со времен учебы в Фернант Окула Сареф даже помнит слухи о том, что глубочайшие катакомбы под городом соединены с городами гномов. — А это разве не опасно? — Рим выглядит так, словно ни за какие коврижки не полезет под землю. — О каких опасностях речь? — Спрашивает теперь Иоганн. — Хейден. — Одним словом девушка обозначает главную проблему. Сареф продолжает молча идти. — А Хейден — это… — Пиромант подстраивает шаг под темп Рим. — Ублюдок и наш главный противник. Он, скажем так, не слабее Легиона. — Значит, он тоже высший вампир? — Догадывается Иоганн. — Да. — Теперь отвечает Сареф. — И подземный мир — его вотчина. Но не беспокойтесь, мы глубоко спускаться не будем. — Ладно, а что узнал во время разведки? — Меняет тему вампирша. — Место встречи. Это приграничный город Фокраут. Со стороны Стилмарка уже стоит целый полк, а вот местных жителей власти уже выгоняют из города, чтобы мы не смогли притвориться горожанами. Город оснащен высокими стенами и построен вокруг горы. Участники переговоров считают, что это отличное место для встречи. — Рассказывает Сареф. — Мы отправляемся сразу туда? — Да, — кивает юноша. — На большее времени не остается. Представители Манарии уже скоро покинут Порт-Айзервиц и направятся к Фокрауту. У нового короля будет внушительная охрана из гвардейцев и Громового отряда. — Тот самый отряд, что собрали против нас? — Вспоминает девушка. — Верно. В него входят известные охотники на демонов и вампиров, а также маги Конклава и бойцы Оружейной Часовни. Вдобавок инквизиторы и жрецы. Они почти полностью скопировали наш способ формирования ударной силы, сосредоточившись на более крупном отряде элиты, где все члены дополняют друг друга. — Согласен. Таким отрядом проще командовать, чем пытаться наладить взаимоотношения между главами целых организаций. — Вставляет мнение Иоганн. — Но верно ли я понимаю, мы втроем с этим Кёрсом попытаемся убить короля Стилмарка? Мы же не пробьемся сквозь такую защиту. Если, конечно, нам не поможет Легион. — Легион нам не поможет. Он не в силах постоянно вмешиваться, иначе есть риск привлечь внимание Хейдена, а мы пока не готовы к бою с ним. Сейчас Легион в спячке, чтобы набраться сил. — Сареф посвящает нового члена команды в детали. — Мы будем не одни, по Кинжальному заливу проплывет наш корабль с другими вампирами. — Но разве этого будет достаточно? — Маг настроен скептически. — Будет. Мы покажем то, чего они еще никогда не видели. И у вас, мэтр, будет возможность для генеральной репетиции Мирового Пожара, если всё пройдет по плану. — О, — улыбается Коул. — Теперь я заинтересован, что такого вы придумаете, с чем не справятся защитники королей. Троица исчезает на ночном тракте, чтобы добраться до только Сарефу ведомого входа на старые подземные пути гномов.Глава 20
Речка шумит где-то под мостом, перекинутым через ущелье. Два вампира и человек подходят к переправе к утру. Серое небо затянуто сплошными облаками, но погода не является препятствием для тех, кто собирается спуститься под землю, где солнце никогда не бывает. Неприметная тропка зигзагами спускается по склону ущелья, пока не достигает темного провала. Сареф не замедляет шаг и просто прыгает в неизвестность, что повторяет Рим, но уже с ругательствами. Иоганн же почти минуту примерялся и освещал место приземления перед тем, как сигануть следом. Спутники терпеливо ждали и даже были готовы подстраховать в случае чего. Оно и понятно, что они заключили союз с беглым магом вовсе не для того, чтобы он бесславно свернул шею в дурацкой яме. — Нам сюда. — Юноша указывает на левый проход и первым отправляется вперед. — Интересно, а мы гномов увидим? — Рассуждает вслух Рим. — Думаю, стоит воздержаться от встреч, — отвечает маг, идущий последним. — Хотя, гномы — удивительный народ. — Этими тропами давно никто не пользовался, так что вряд ли кого-нибудь встретим. — Говорит Сареф. Подземный ход становится всё ниже и ниже, пока не заканчивается в просторном зале. Иоганн проводит ладонью перед глазами, чтобы активировать магию ночного зрения, а Сареф же внимательно обходит каждую стену. В магической академии ему доводилось читать про гномов и устройство их внешних укреплений, поэтому сейчас ищет знакомые очертания особой запорной двери, которую подземный народ всегда делает малозаметной. Поиск быстро завершается удачей, но с собой приводит новую проблему: главная дверь обвалилась, заблокировав проход внутрь. Рим вздыхает, так как не очень хочет разбирать завал, но Сареф лишь складывает руки перед собой.Название: «Реставрация» Тип: магия Хаоса Ранг умения: S Уровень освоенности: 66,3 % Описание: высококлассное заклятье, позволяющее организовать хаос прошлого. Время изменения энтропии, как и знание о системе, более не оказывает серьезного влияния, маг хаоса может вернуть объект, состояние или систему объектов и состояний в первоначальный облик без привязки к значениям энтропии. Доподлинно известно, что ничто не исчезает из мира навсегда, но только реставраторы-археологи могут увидеть в хаосе то, что стало его источником. Активация: пассы руками, аналогичные «Обратной энтропии» и мысленное построение схемы реставрации.
По камням пробегает вибрация, в воздухе начинает кружиться пыль во время восстановления прохода. Магия Хаоса возвращает упорядоченность объекта до того момента, когда ворота были целыми. Спустя пару минут дверь полностью возвращает работоспособность. Благодаря многочисленным тренировкам уровень освоенности заклятья серьезно вырос, но до сих пор не достиг потолка. Но уже сейчас чувствуется, что «Реставрация» работает куда быстрее и точнее. Сареф с силой дергает дверь, за которой щелкает рычаг, разжимающий замок. Из открывшегося прохода дует холодный ветер, вероятно, где-то еще есть незапертый выход на поверхность, что создает сквозняк. Вампир проходит первым, придерживая дверь. Следом заходит Иоганн, которому помогает держать створку двери Рим. По ту сторону двери вампирша отпускает дверь, механизм которой с силой захлопывает проход. Глухой стук разносится по коридору. — Ой, простите. — Говорит девушка тоном, далеким от извинений. — Вряд ли здесь кто-то живет. — Пожимает плечами Сареф и идет дальше. Вампирское зрение легко различает детали окружения, хотя, без света с трудом можно утверждать о каких-либо цветах или рисунках. Юноша пригибается и быстрыми шагами продолжает путь по коридору, а за спиной слышит пыхтение Коула и негодование Рим, единолично отбирающей у гномов титул лучших строителей. Понять спутников нетрудно, ведь взрослые гномы достают до груди взрослого человека, коридоры построены без учета роста рас, которым тут делать нечего. Они слишком далеко от Гномского Нагорья, где находится империя, в которой коридоры могут такими широкими и высокими, что в них хоть великана пихай. В залах получается распрямиться, а вот в коридорах путники вынуждены постоянно пригибаться. Попытка ориентирования в кромешном мраке незнакомого подземелья была бы провальной идеей, если бы Сареф заранее не подготовился. Увы, найти каких-либо карт или уж тем более живого гнома-проводника не представляется возможным. Планы троп и подземных городов считаются чуть ли не священными среди низкорослого народа и охраняются куда лучше золота или драгоценных камней. Когда отряд достигает первой развилки с пятью дорогами, командир разрешает спутникам передохнуть. В первую очередь отдых нужен волшебнику. Его магические силы, знания, а главное, безумное стремление сжечь мир, мало помогают, когда дело доходит до тяжелого физического труда. Возраст Иоганна уже перевалил за шестой десяток, что является весьма преклонным возрастом для обычных людей. Сареф чертит невидимые фигуры и руны, не касаясь пальцем пола. Это уже продвинутый уровень магии Хаоса, куда более эффективный в таких ситуациях. Инверсия энтропии и упорядочивание хаоса в большинстве случаев намного полезнее умножения энтропии и разобщения связей. Последнее отлично подходит в качестве боевой магии, но защититься от нее куда проще. Вампир помнит, как участвовал в археологической экспедиции в округе Шестиречья и помогал мэтру Бартоломью. Тогда Сареф использовал «Память пепла», чтобы восстановить связи путем сожжения останков крови на арене. Заклятье имеет минусы, поэтому сейчас молодой маг собирается использовать другое, изученное с помощью Легиона. Оно позволяет реставрировать событие без связующего объекта и не отражает его в пространство. Руки плавно разводятся в стороны, словно Сареф лягушкой плывет в пруду. За движением рук магическая система, что ранее была невидимой, начинает наполняться белым светом. Пускай пришлось потратить минут пятнадцать, но результат того стоит. Над полом сверкает схематический компас с семью лучами. «Компас учтенных колебаний Моро́вица» показывает не только на потоки магической энергии в настоящем времени, но также и на те, что были очень давно. «Ветвистый алькранда́т» является способом расширения зоны магии по типу древесных корней, а «Облегчение погружения» поможет легко войти в нужное событие. И всё это только для того, чтобы применить «Остановку суперпозиции».
Название: «Остановка суперпозиции» Тип: магия хаоса Ранг умения: S Уровень освоенности: 21,9 % Описание: маги-археологи древности нашли в тайных книгах демонов упоминания «суперпозиции» как реально существующей силы бытия. Она заключается в том, что прошлое всегда находится во всех состояниях сразу, но суперпозиция существует ровно до того момента, пока на нее не посмотрит маг. Остается лишь правильно выбрать момент. Активация: «Компас учтенных колебаний Моровица», «Ветвистый алькрандат» и «Облегчение погружения» перед запуском вращения суперпозиции. Обязательно закрыть глаза. Активационная формула: «Otraturae maxlimith oraeron».
Сареф крепко зажмуривается и произносит заклинание, одновременно отпуская мысленные защелки со ждущего заклятья. Рождается невероятный шум, вампиру кажется, что подземелье вокруг него вращается на огромной скорости. При всем любопытстве он не может открыть глаза и посмотреть, на что похожа суперпозиция, так как она перестанет существовать до того, как свет начнет путешествие до глаз. Вместо этого юноша концентрируется на вращающемся компасе перед внутренним взором. Нужно открыть глаза ровно в тот момент, когда лепестки компаса разойдутся в нужном положении, указывающем на присутствие живых существ. Это та еще игра в случайность, ведь очень легко ошибиться. «Реставрация» и «Память пепла» помогают археологу вытащить из истории нужный момент, имея связующее звено. А «Остановка суперпозиции» запускает рулетку всей истории конкретного места, на площадь которого «Ветвистый алькрандат» сможет растянуться. Магия действительно выглядит как голубые корни, расходящиеся от Сарефа во все стороны. На лбу молодого мага выступает пот из-за сильного напряжения, лицо хмурится безо всякого контроля, а Сареф всё не может достать до нужного события. Искомый результат приходит настолько неожиданно, что вампир чуть не упускает счастливый билет. Глаза распахиваются, но видят вовсе не подземные пути гномов. Яркий солнечный свет заливает округу весенним теплом. Сареф стоит на окраине деревни, на околице которой собрались почти все жители. Люди, разумеется, не обратят на вампира никакого внимания, прошлое в данном случае невозможно отменить или изменить. «Но почему я оказался здесь?», — Сареф подходит ближе в поисках подсказок произошедшего. По плану он должен был окунуться в события, когда подземные тропы активно использовались создателями, там юноша мог без труда проследить за гномами. Но в итоге оказался на поверхности без какой-либо видимой связи с подгорным народом, хотя ошибки в расчетах не было. Тем временем из леса выезжает отряд вооруженных людей, напоминающий дружину какого-нибудь князя из Вошельских лесов. Конники в доспехах и с копьями останавливаются около деревни, а вперед выезжает командир отряда, если судить по красивому шлему, дорогому плащу и породистому скакуну. — Согласно указу его королевского величества Монтре Айзервиц: всякая торговля, обмен услугами и информацией, оказание помощи и другие действия с подземной империей гномов находятся под строжайшим запретом. — Командир карательного отряда, как догадывается Сареф, громко объявляет причину прибытия. Впрочем, подавленные лица деревенских жителей и до этого не светились от счастья. Теперь юноша вспоминает по курсу истории Манарии, когда были эти события. Монтре Айзервиц — прадед Лоука Айзервица и прапрадед нынешнего короля Метиоха. Монтре прославился тем, что разорвал с гномами все дипломатические отношения, прислушавшись к речам жречества о том, что именно из недр гор в королевство пришла чума. И именно страшная чума унесла жизнь Монтре, после чего на трон взошел его сын Гедит, ставший самым прославленным королем Манарии. Именно Гедит восстановил отношения с гномами, хотя от прежней дружбы не осталось ни следа. Гедит, а после его сын Ваиль, восстановили страну, расширили границы и превратили Манарию в одну из ведущих стран мира. Предыдущему королю Лоуку, которого убил Сареф в прошлом году, в наследство досталась процветающая страна, насколько это возможно в этом мире. — По полученной информации мы узнали, что среди вас есть те, кто получал помощь от гномов в прошлом месяце. Наказание за нарушение королевского указа — смертная казнь. — Ужасные слова заставляют селян еще ниже опустить головы и прятать взгляд. — Виновники пускай выйдут вперед. Повисла мрачная тишина, никто из жителей не сделал шага, даже шевельнуться боятся. Командир карательного отряда недобро оглядывает мужчин и женщин, стариков и детей, но не выглядит ошарашенным, словно не видит ничего удивительного. — Ежели так, стало быть, то мы схватим пятого каждого, будь то мужик или девка. — Говор всадника резко меняется. Видать, всё сказанное до этого было написано королевскими писчими, а командир просто выучил наизусть. — Митько, Барсен, Ваталег, гоните своих. Заместители начинают выкрикивать имена из своих отделений. Названные воины спешиваются и начинают приближаться к жителям деревни, чтобы отобрать «пятого каждого», как было велено. Однако приступить к выполнению приказа не успевают, так как в толпе возникает возня, после чего передние ряды расступаются перед летящим телом. Две пары сильных рук с такой силой вышвырнули молодого парня из толпы, что несчастный кубарем докатился прямо до командирского коня, заставив его всполошиться. — Но-но, покойся, животина. — Командир хватает поводья и успокаивает коня, а после чего обращается к поднимающемуся парню с разбитой губой. — Ты кто таков? — Это Латка виделся с гномами! — Выкрикивают из толпы. — Он ходил к ним в пещеры! Бывшие односельчане выдают несчастного Латку, а выкрики тотчас подхватываются другими жителями, что без труда перекрикивают горестные вопли матери паренька, который стоит ни жив ни мертв. — Вот оно значит как… — Командир отряда как темная громада нависает над смертельно побледневшим Латкой. — Хватай его.
Глава 21
Латка даже не сопротивлялся, когда ему руки связали, а другой конец веревки к седлу прикрепили. Командир отряда мысленно прикинул, что за казнь одной пятой части деревни ему от барона влетит, так что для острастки можно ограничиться пареньком. Отряд конников развернулся и направился прочь от деревни, а Латка, казалось, полностью потерял себя, смотря лишь под ноги. Сареф следил за событием, а после решил отправиться следом, ведь не мог настолько ошибиться во время «Остановки суперпозиции». Юноша смотрит на приготовления к исполнению приговора. Командир лишь отдал приказ и ускакал с большей частью отряда, чтобы пораньше вернуться в главный город округа. Четверо оставшихся воинов выбрали место поближе к тракту, чтобы каждый въезжающий и выезжающий из деревни видел ужасное напоминание о королевских законах. Люди работают молча, словно это совсем обыденное дело. Вокруг них никого нет, никто из деревенских на казнь смотреть не придет, разумеется. Приятный ветер пробегает по лицу и волосам, впору с удовольствием бегать по лугам или бродить по лесу в поисках орехов и ягод. Вот только Латка вряд ли сейчас думает о таком, спокойно стоит, даже дополнительно связывать не пришлось. Правда, всхлипы и текущие слезы показывают, что деревенский парень не готов умирать в расцвете сил из-за глупого закона. Сареф не может точно сказать, правда ли Латка бегал общаться с гномами или из него просто сделали козла отпущения. По описаниям этих времен выходит, что гномы часто выходили из пещер и обменивались различными товарами с жителями поверхности. Например, овощи, ягоды и прочее, что растет только под светом солнца, в подземной империи считается деликатесом. А вот полезная руда, драгоценные камни и дивные образцы оружия и механизмов пленяли ума и сердца людей, но для гномов считались обыденными вещами. Вампир может предположить, что вряд ли только Латка ходил к гномам для бартера. Один из палачей выбирает сук покрепче и перекидывает через него длинную веревку, а после пытается накинуть и затянуть петлю на шее паренька. Тут Латка перестает спокойно стоять и падает на колени. Воин с ругательствами поднимает его на ноги и снова пытается закрепить веревку, но теперь деревенский житель начинает отходить, не обращая внимания на приказ «подойти». Уже три члена карательного отряда ловят извивающегося приговоренного, а четвертый начинает избивать жертву. Руками и ногами, с максимальным оттягом и чаще всего по лицу. Крики Латки быстро стихают, а после на безвольное тело наконец накидывают петлю. Другой конец, перекинутый через высокий сук, тоже заканчивается большой петлей, которую накидывают на грудь одного из скакунов. Никто из палачей не захотел тратить силы, поэтому подвели лошадь и заставили идти вперед. Ноги паренька быстро оторвались от земли и еще продолжали дергаться в тот момент, когда из кустов вылетел камень. «Нет, это не камень», — Сареф успевает распознать предмет. Это стальной диск, наточенный со всех сторон. Его используют на манер снаряда пращи, только в метательное оружие вкладывается не камень, а острый диск. Это изобретение гномов, и только подземный народ умеет им правильно обращаться. Несмотря на то, что праща знакома каждому жителю Манарии, дороговизна снарядов и сложность изготовления дисков и пружин делают оружие гномов очень экзотичным. Диск бесшумно разрезает веревку, так что Латка сразу же падает на землю. Натянутая веревка для острого метательного оружия слишком простая цель, ведь ходят слухи, что пущенный сильной рукой диск может за один удар обезглавить взрослого человека. А вот против щитов и доспехов оружие теряет эффективность. Четверка воинов выхватывает оружие и глазами выискивает нападающих. В этот момент вылетает следующий снаряд, но уже в виде заостренного штыка. Громкий щелчок указывает на использование мощного арбалета. Стрела насквозь пробивает одного из людей, а силы удара хватает на то, чтобы отбросить на пять шагов. Сареф с удивлением замечает, что стрела полностью металлическая. Еще два раза щелкает оружие, и два трупа падают на землю. Последний палач успевает вскочить на коня и пуститься в галоп. Вполне верная тактика, так как коротконогие преследователи никогда не угонятся за верховым. Увы, но план проваливается, когда из кустов выходит низкорослая фигура и мощным замахом дисковой пращи отправляет снаряд в погоню. Нетрудно было догадаться, что целился гном именно в лошадь, а не человека. Острый диск вонзается в заднюю ногу коня, который с жалобным ржанием валится на землю. А после поднимающегося человека прошивает цельнометаллический болт. Вампир с интересом осматривает отряд из пятерых гномов. В учебниках магической академии и на занятиях он уже видел изображения подгорной расы, но увидеть вживую, хоть и через магию хаоса, куда интереснее. Вместе со шлемами достают до груди Сарефа, но в толщину никак не уступают. Увесистые арбалеты, точно подогнанные доспехи и бороды: вполне соответствует тому, как их представляют в массовой культуре прошлой жизни. Суровые горняки проходят мимо Сарефа и разрезают веревку на шее Латки. Командир отряда прислушивается к дыханию человека и кивает. — Еще живой. Заберем с собой. — Отдает приказ седобородый гном. Остальные переглянулись, но приказ выполнили без пререканий. Два гнома растянули между собой что-то напоминающее плащ-палатку. На неё кладут Латку, поднимают и уносят как в гамаке. Оставшиеся оттаскивают трупы в лесную чащу, где сбрасывают в глубокую расщелину. Вампир посмотрел в темноту провала и последовал за уходящими гномами. «Все-таки магия не сплоховала», — юноша рад, что не придется заново крутить волчок суперпозиции. Лесные тропы закручиваются в причудливом маршруте, а после переходят на предгорье. Гномы без устали шагают по склону, а Сареф видит нагоризонте череду гору, за которыми расположен Кинжальный залив. Это и есть цель их путешествия! Значит, он переместился на другой конец пути. Это немного странно, но вместе с тем очень удобно. Жители подземной империи Вар Мурадот без труда отыскивают в горах проход на подземные тропы. Сареф с удивлением разглядывает жилища гномов до того, как они покинули эти места. Несмотря на то, что зрение гномов привычно к темноте подземелий, все коридоры и залы ярко освещены множеством фонарей. Пятерку гномов очень скоро останавливает кто-то из главных, если судить по богатству одеяний и властному тону. Понять суть жаркого спора можно и без знания языка, но на элементарном уровне Сареф изучил подземный говор во время учебы в Фернант Окула. — Я против, bakkertsomon, мы не будем защищать людей от других же людей. — Яростно машет руками начальник местных троп. — Это идет в разрез с торговым adderluttyr! — Возражает командир разведчиков. — И что с того? Они первыми его нарушили. Нам должно остаться в стороне, а вместо этого ты убиваешь xserblacks, что будет поводом атаковать уже нас! Выкинь человека отсюда! Жаркий спор длится уже минут двадцать. Сареф понимает общий смысл, хотя многие слова незнакомы, особенно если произносятся быстро и с плевками в сторону оппонента. В итоге спорящие приходят к компромиссу: они не будут укрывать Латку в подземных чертогах, но обработают раны и переместят на противоположный конец хребта, где находится другой округ людского королевства с иным управителем. Вместе с гномами Сареф проходит по сети пещер, запоминая каждый шаг. То и дело встречаются другие гномы, гномихи и даже дети. Появление раненого человека для многих оказывается удивительным событием, поэтому в сторону Латки всегда обращено внимание. Парню уже обработали раны, а после привели в чувство, чтобы он шел самостоятельно. Недавний приговоренный не выглядит слишком уж обрадованным, несмотря на спасение. Прежняя жизнь разрушена и домой вряд ли когда-нибудь вернется, а остаться вместе с гномами не сможет, как ни проси. Им хватает полтора дня, чтобы достичь финальной точки маршрута. Во время всего путешествия Сареф не только запоминал дорогу, но и поражался технологическому прогрессу гномов. Лебедки, шестерни, рычаги и вагонетки: подгорный народ изобрел многое, когда в той же Манарии не было ничего сложнее колеса или плуга. Если не считать, конечно, кораблестроения, которое пришло к манарийцам из-за моря с купцами. В конце пути они достигают того самого зала, куда лет через двести или больше придет Сареф, Рим и Иоганн Коул. Очень странное чувство испытывает юноша, смесь дежа-вю и сентиментальности. Здесь навсегда погаснут яркие газовые лампы, умолкнут мастерские и залихватские рабочие песни шахтеров. Латка снова упрашивает Корандера, как зовут гнома-спасителя, но бородач качает головой: — Человеку здесь не место. За дверьми тебя ждут другие земли твоего государства. Я слышал, что не так далеко отсюда люди закладывают камни нового поселения под названием Аберстан. Попробуй устроиться там, найди работу и друзей, Латка. И никому не говори, что когда-либо видел гнома. — Прошу тебя, Корандер, я буду приносить пользу. Я не хочу жить там. — Почти плачет юноша. — Дело не в пользе. Подземный мир — наш дом, а не твой. Людям нужно солнце, вода и пища с поверхности. А также другие люди, чтобы общаться и размножаться. Здесь ты очень быстро зачахнешь. — Гном подталкивает Латку вперед. — Я понимаю, что тебе страшно быть одному и выживать в новом месте, но мужайся. Ты не праве выбрать место рождения и родителей, но в остальном ты сам не представляешь, что можешь изменить. Вдвоем они доходят до дверей. Латка понуро шагает, поэтому напоследок гном хочет приободрить: — Здесь начинается твоя новая история, Латка. Не все получают такой шанс. Будь добр к людям, но и не верь без оглядки. Не забывай про эпидемию, идущую с юга. — Корандер замолкает, будто принимает какое-то решение, а после продолжает. — Знаешь, что? Это против наших обычаев, но я дарую тебе новое имя. Gvaltidore, что значит «смелый». Вряд ли мы когда-нибудь увидимся еще раз, но теперь ты часть нашей семьи. Пускай новое имя даст тебе сил. — Спасибо. Теперь меня зовут Гвалтидор, — неожиданно улыбается парень и шагает навстречу поверхности. Дверь за его спиной медленно закрывается. — Удачи и спасибо за всё, — шепчет гном и быстрым шагом отправляется обратно домой… …Сареф открывает глаза и смотрит в темноту. После приподнимается и глядит в сторону товарищей, которые уже огонек развели и орехи жарят. — Долго я отсутствовал? — Спрашивает вампир. — Чуть более двух часов. — Жует Иоганн. — Удачно прошло? — Да, маршрут разведал, можем выходить. — Отлично, — вскакивает на ноги Рим. — Может, поищем гномские сокровища? — Не думаю, что они что-то после себя оставили, — сомневается пожилой волшебник. — Мне в детстве рассказывали, что гномы всегда в подземельях прячут золото, которое можно найти. Эй, подожди нас! — Кричит девушка Сарефу, который уже исчез в центральном проходе. Костерок из немногочисленных веточек быстро затаптывается, а спутники догоняют юношу, который стремится как можно скорее отправиться в путь, пока память ярко помнит путешествие из далекого прошлого.Глава 22
Королевский обоз выехал из Порт-Айзервица и направился к южной границе королевства, где будет проведена встреча с королем Стилмарка. Охрана его величества Метиоха Айзервица состоит из двух сотен гвардейцев, всего столичного рыцарского ордена численностью в три сотни, не считая оруженосцев и прислуги. Однако основная ударная сила заключается в Громовом отряде. Процессия передвигается только по главным трактам, постоянно посылая разведчиков во все стороны. Одновременно маги Конклава следят за потенциальными угрозами с помощью заклятий дальновидения и продвинутого мироощущения. Походная карета в середине процессии, выкрашенная в красный цвет, самая большая из всего обоза. По гербу на дверях кареты любой скажет, что именно там едет король, но это уловка. На самом деле монарх едет в малоприметной карете ближе к арьергарду. Если кто-то захочет совершить покушение, то скорее всего именно на парадную карету обратит всё внимание. Самое роскошное средство передвижения отдали Громовому отряду. Сейчас внутри находятся Элин, мэтр Патрик, Лоренс и Бальтазар. Последний пожаловался на плохой сон, поэтому залез в карету поспать, а Лоренс влез просто так. Лишь Элин и чародей с многочисленными ожогами устроились именно тут из-за большого количества свободного места. Маг на полу минут десять чертил магические фигуры, пока Лоренс пытался растормошить эльфийку. Элин словно больше интересуют действия волшебника, чем разговоры спутника. Под конец чародей с трудом встает на ноги и говорит, что всё готово. Эльфка поднимается с сиденья и встает в центр хоровода линий. — Простите за глупый вопрос, а что это такое? — Спрашивает Лоренс, толкая начавшего храпеть товарища. — Поисковая магия. Очень точная и требовательная. — Поясняет чародей. — А. — По лицу юноши можно догадаться, что он не особо понял. — А кого мы ищем? — Равнодушного Охотника. — Устало произносит мэтр Патрик. — Вау, а почему вы сразу так не сделали? — Магия имеет ограничения. Во-первых, ограничение расстояния. Если цель очень далеко, то нет смысла тратить силы. Во-вторых, магия требует эмоциональной связи. Чем она сильнее, тем выше шанс успеха. Лоренс задумчиво чешет щеку, а после приподнимается. — Я понял! Именно поэтому в отряде находишься ты, Элин? У тебя самая мощная связь с Сарефом? — Юноша теперь обращается прямо к девчонке, которая буквально сжимается под вопросом и кивает. — Понятно, ты уж постарайся. — Лоренс решает не мешать еще больше. — Элин, не волнуйся, — говорит маг, — пока что это лишь тренировка. В Фокрауте нам придется периодически проводить сеанс, чтобы заметить появление Охотника. Эльфийка еще раз кивает и закрывает глаза. Чародей начинает активацию заклятья, хотя со стороны для незнающего человека не происходит ничего понятного. Бальтазар даже глаз не открыл, а Лоренс принялся вязать узлы на веревочке. Минут пять внутри кареты сиял голубой свет от потоков магии, пока вдруг полупрозрачный компас не указал на лежащего воина духа. — Видали, как компас показал на Бальта? — Спрашивает Лоренс после прекращения сеанса. — Этот компас указывает не на цель, а на потоки магии. — Очень кратко поясняет волшебник и выбирается из кареты. Лоренс замечает, с каким трудом маг передвигается. Если его магическая сила и знания по-прежнему на высоте, то физические показатели по какой-то причине серьезно пострадали. Юноша задумчиво смотрит на спящего товарища, а после набрасывается и начинает душить с криками: «Я поймал негодяя!». Бальтазар подобное не оценил, поэтому отбивался со всей силы и легко одержал верх над Лоренсом. — Ай-ай-ай, отпусти меня, черт. — Кричит незадачливый нападающий, пока воин болезненно выворачивает руку. — Ах ты, наглец. Нападаешь на спящего, да?! — А как иначе тебя победить? — Лоренс все-таки освобождает руку, хоть и с большим трудом. Элин, сидящая напротив, закрывает лицо, чтобы спутники не увидели смех над шуточной потасовкой. Бальтазар хотел было плюнуть на пол, но вспомнил, где именно находится, поэтому тоже выбрался из королевской кареты. — Как дела, Элин? В день отъезда мы с тобой не виделись. — Лоренс присаживается рядом с эльфкой. — Всё нормально, — заверяет собеседница, чем зарабатывает дружеский тычок. — У тебя лицо со словами расходится. Эта болезненная магия? — Нет-нет, я почти ничего не чувствую, мэтр Патрик всё сам делает. Я там просто как… инструмент. — Элин смотрит в окошко, где рядом скачут конные гвардейцы. — Ты хочешь быть не просто инструментом? — Не знаю, хочу ли. Вряд ли я смогу это правильно объяснить. — Ну смотри, — вслух рассуждает Лоренс. — Для хилой девчонки ты довольно крута: умеешь скакать верхом, стрелять из лука, биться с оружием и без. Даже я до такого не добрался, а всё потому, что ты очень упорна. Когда я спрашивал разных людей о тебе, то часто слышал только хорошее. Ты целеустремленная и не боишься трудностей. А еще у тебя в друзьях мифические духовные существа. Такого вообще ни у кого нет! — На самом деле есть маги, которые специализируются на призыве духовных существ, а у меня совсем нет таланта к магии. — Элин вспоминает рассказы Элизабет. — А есть маги, специализирующиеся на метании дерьма, но это ведь не достижение? Вот когда Годард начнет учить тебя искусству Духа, ты сможешь хоть по воде ходить. А еще у тебя есть уши! — Что? — Элин удивленно касается своих ушей с удлиненным кончиком. — Но ведь уши у всех есть. — Но не эльфийские же! Там, откуда я родом, эльфийские ушки или зверолюдские, кошачьи там или лисьи, считаются самыми милыми. Элин, похоже, не знает, как на это реагировать. А вот Лоренс становится серьезным. — Но дело не в пользе или отношении других людей, правильно? Ты не хочешь, чтобы он был пойман. Но вместе с тем не можешь смириться с мыслью, что никогда с ним более не увидишься. И вот, твоя помощь может привести к тому, что этот Сареф будет найден. И что произойдет тогда? Скорее всего самый худший вариант. Судя по нахмуренному лицу собеседницы можно считать, что Лоренс попадает в яблочко. Элин широко распахивает глаза, когда рука юноши уверенно прижимает к себе. — Не изводи себя по поводу того, над чем не имеешь контроля, а когда придет время, я отсыплю тебе еще немного своей удачи. Тебя ждет счастливый конец, я уверен. — Лоренс поглаживает плечо Элин. — А пока не копируй чужое хладнокровие. Можешь мне поверить, даже королю страшно и Элизабет Викар далека от спокойствия. Даже Равнодушный Охотник чего-то боится. Почти все носят маски, но настоящая свобода открывается только после того, как отбросишь свою. Плечи Элин мелко подрагивают, а больше Лоренс не стал ничего говорить, лишь поделился молчаливым присутствием. Скоро размеренная дорога убаюкала эльфку, так и заснувшую, использовав собеседника вместо подушки. Через какое-то время обоз останавливается перед переправой через реку, а дверь в карету открывает Элизабет Викар. Девушка удивленно посмотрела на Лоренса и спящую безмятежным сном Элин, после чего передумала заходить, чтобы не разбудить ненароком эльфийку. Уже после проезда по мосту юноша сумел высвободиться, уложив Элин на скамью без пробуждения. Пока обоз частями все еще проходит по ветхому мосту, Лоренс замечает Элизабет на обочине. Беловолосая чародейка замечает его и заставляет коня приблизиться. — Я смотрю, мой заказ пришел, — говорит молодой рыцарь при виде переносимых ящиков, присланных другим караваном. — Да, доставили даже больше, чем нужно. Это правда сработает? Я впервые слышу, чтобы вампиры боялись марлинита. — О, вампиры не боятся ничего естественного, кроме солнца. Да и то только по молодости. Этот минерал нам нужен для активации защитной техники. — Поясняет Лоренс. — Да, я помню объяснение. Должна признать, ваш наставник был гением, раз додумался до такого. — Элизабет продолжает говорить верхом на коне. Возникает пауза, во время которой девушка вдруг меняет тему: — Не думала, что Элин вот так легко заснет у кого-то на плече. — Я просто умею находить общий язык с людьми и эльфами. Я даже вампира уболтаю, если он будет сытым. — Улыбается Лоренс. — Вы стали бы ценным членом охотников на вампиров с такими талантами. — Элизабет тоже не удержалась от улыбки. — Безусловно. Но прежде, чем вы ускачете со знаменем навстречу вражеским полкам, я хочу кое-что сказать и вам: не пытайтесь контролировать то, чем управлять невозможно. Таким образом получится сохранить боевой настрой даже при неудачах, которые неизбежны. — Постараюсь последовать вашему совету, сэр Троуст. — Благодарит девушка и устремляется к началу колонны, а юноша кланяется в спину. Из-за кареты выходят Ива и Бальтазар с какими-то свертками. — Как дела? — Спрашивает Лоренс. — Карты есть. Бухло есть. Закуска есть. — Докладывает орчиха. — Договорился с одним офицером, у нас будет телега. — Рассказывает о своих успехах Бальтазар. — Отлично! На сегодняшней стоянке нас в патрули не отправят. Лучше времени не подобрать. — Юноша потирает руки. — А я забыла спросить, что именно мы организуем? Походное казино? Или просто пьянка с важными людьми? — Будем укреплять боевых дух солдат! — Жизнерадостно отвечает Лоренс и запрыгивает на место кучера кареты. — Он опять задумал какую-то аферу. Я практически уверен. — Бормочет алебардист. — Как пить дать. — Ива поудобнее перехватывает сверток с засоленным мясом. — Это называют баффами. — Лоренс на козлах пытается освоиться с поводьями. — Кто называет? Твои тараканы в голове? — Парочка внизу дружно ржет только им понятной шутке. — Смейтесь-смейтесь. — Лоренс отмахивается и подает руку настоящему кучеру и просит дать порулить, пока человек и орчиха устраивались на запятках кареты. Вскоре весь обоз продолжает путь среди пшеничных полей, которые крестьяне пытаются подготовить к посеву. Получается не так хорошо из-за аномально низкой температуры по ночам для поздней весны. Если нужное тепло не придет, урожая в этом году будет куда меньше, чем обычно. Это пока вызывает мало волнений среди крестьян, так как не всегда природа благосклонна к пахарю. Могут быть заморозки, а может прийти засуха, наводнение или саранча. Это далеко не первая трудность за всё время существования Манарии и, скорее всего, не последняя.Глава 23
Процессия, идущая к южной границе государства, останавливается на ночь около укрепленной заставы между округами. Король с командирами и советниками заселяет небольшую крепостницу, а остальные располагаются вокруг лагерем. Половину вечера Лоренс вместе командой помощников занимался полировкой целой телеги марлинита, малоценного темного минерала, добываемого в шахтах. К счастью, камни собрали довольно крупные, а полируются они в два счета. А вот когда темнота почти полностью захватывает поздний час, из-за чего свет от костров становится особенно ярким, почти пятнадцать человек с облегчением отбрасывают полировочные шкурки. Лоренс отмывает руки от пыли марлинита, а после подмигивает Бальтазару и Иве. Те без слов понимают и вытаскивают из-под телеги ящики, в которых позвякивают бутылки. Минут через сорок одна из телег в лагере оказывается окруженной рыцарями и гвардейцами. Прямо на ней Лоренс вместе с Бальтазаром возятся с большим чаном, куда постоянно доливают что-то из бутылок и бочонков. А перед телегой Ива расставила стол, где стоит множество кружек. Орчиха подобно трактирщику наливает черпаком напиток всем желающим. Достаточно заплатить один серебряный и можно пить сколько угодно. Причина очереди кроется в самом напитке. Попробовавшие не могут сдержать удивления, ведь такого точно ни один из них не пробовал. Очень быстро свободного места перед телегой не остается, что привлекает внимание командиров. Один из них решил, что подчиненные просто открыли передвижной кабак, что нарушает правила. Однако богатый рыцарь несказанно удивился, когда не почувствовал алкоголя в напитке. Почти прозрачная жидкость пьется очень легко, приводя чувство вкуса в неописуемый восторг. Одновременно сладко и кисло, тепло и холодно. Сладость с секретной остринкой еще долго остается на языке. Но главный эффект наступает позже, когда в теле рождается невероятная легкость, а по коже начинают бегать мурашки. В отличии от вина или пива питье не замедляет тело или мысли, напротив, словно очищает от любой слабости. К поздней ночи троица предпринимателей уже заработала больше одного золотого. Лоренс еще долго хвастался, что момент и место были выбраны удачно: здесь даже рядовые бойцы неплохо зарабатывают на жизнь, а также нет кабаков или придорожных трактиров, куда можно по-тихому улизнуть от взглядов командиров, которые сами берут с собой в поход запас дорогого вина и пьют в офицерской компании. Сворачиваться пришлось из-за того, что были использованы все ингредиенты, которые троица закупила в лавке алхимиков в Порт-Айзервице. Секретная рецептура известна только Лоренсу, Бальтазар так и не запомнил, что, куда и в каком количестве нужно класть. Процессом приготовления руководил только юноша, пока Ива обслуживала покупателей и собирала немаленькие деньги. — Элин, я тебя вижу! — Лоренс замечает выглядывающую макушку. — Подходи, не бойся. — А что вы делали? Так много людей пришло, — эльфка подходит к телеге, а Лоренс помогает ей забраться наверх и сесть на раскрытый борт. — Торговали волшебным зельем. — Прикладывается к чарке молодой рыцарь. — Будешь? — А можно? — Элин с интересом смотрит на кувшин. — Ага, с тебя один серебрянный. — А? У меня столько нет, но я могу сбегать к Элизабет и попросить. Такие деньги у нее хранятся в волшебном сундучке. — Что, с собой вообще ни одной монеты? — Удивляется Лоренс. Эльфийка быстро обшаривает карманы и вытаскивает под свет недалекого костра три медные монеты. Юноша задумчиво берет одну монету, смотрит с двух сторон, а после резко сжимает и разжимает кулак. Монета попросту испарилась! — Ах, как ты это сделал? Это фокус? — Элин удивляется трюку. — Он самый. По дружбе возьму один медяк вместо серебряного. Держи. Элин осторожно принимает полную чарку и делает осторожный глоток. Напиток оказывается очень холодным, но странная сладость быстро перетекает в мощное тепло, а тело непроизвольно вздрагивает. — Неплохо, да? — Улыбается Лоренс. — Да, я никогда такого не пробовала. Это ведь не алкоголь? — Разве что чуть-чуть. Отфильтрованная смесь тростниковых кристаллов, солей, специй и двух секретных ингредиентов. Она придаст сил для борьбы с любыми монстрами. — Кивает собеседник. — Ты лучше скажи, что там на совещании? — Я совсем немного послушала, Элизабет меня быстро отпустила. Они, наверное, до сих пор обсуждают будущую встречу. Там собрались все советники, командиры сопровождения и Громового отряда. Они очень много спорят. — Просто волнуются. — Пожимает плечами Лоренс. — Они в уязвимом положении, так как ничего не знают о передвижениях вампиров. Причем, кровопийцы наверняка в курсе нашего похода к Фокрауту и могут прибыть туда даже раньше нас. — Да, наверное. А ты правда обучался у несравненного охотника на вампиров? — О да, мой учитель многое о них знал. Я часто к нему приходил и расспрашивал о всяком. Ты знаешь, что вампиры на самом деле пришли из другого мира? — Что? — Неверяще смотрит Элин. — Разве существуют другие миры? — Ну я же рассказывал тебе о Путях! — Всплескивает руками Лоренс. — Есть Пути духовных существ, что по сути можно считать другим миром. А теперь представь, что этих Путей как звезд на небе. Юноша указывает на ночное небо, но звезд сегодня не разглядеть. — Так много миров? — Изумляется Элин. — Ну, это не точно, но скорее всего. Некоторые Пути находятся очень рядом, почти соприкасаются, как наш мир и мир духовных существ. Некоторые Пути создают перекрестки, где любой может случайно оказаться в другом мире. А некоторые Пути изолированы или просто находятся очень далеко от других. Поэтому путешествовать через звездный горизонт довольно затруднительно, если не знаешь как или просто не обладаешь достаточной силой. Эльфийка зачарованно слушает рассказ. Её глаза смотрят в небо, но словно видят не только темноту, но мрак каких-то событий в прошлом. — Я вспомнила некоторые сказки, что слушала в детстве. Там тоже был эльф, который мог ходить по разным волшебным мирам. — Не удивлюсь, если персонаж сказок — прообраз реально жившего эльфа. Все-таки ваш народ живет очень долго и хранит многие знания. Правда, неохотно с ними делится. — Улыбается Лоренс. — Я не знаю, почему наши старейшины желают жить отрезано от остального мира, — пожимает плечами Элин. — Вероятно, это традиция или есть какая-то причина, узнать которую я не успела. — А ты не думала вернуться на Фрейяфлейм? — Лоренс смотрит, как около костра Ива на спор поднимает над головой взрослого мужика в доспехах. Свидетели такой силы одобрительно хлопают и смеются. — Нет, не хочу. Мои родители мертвы, другой родни у меня нет. Единственное, что меня пугает в Манарии, это мое долголетие. Я ведь переживу вас всех. — Оставь эти проблемы себе через пять десятков лет. Напомню, нет смысла тревожиться о том, над чем не имеешь власти. Просто отпусти. — Лоренс соскакивает с телеги и выливает остатки напитка в кувшин и запирает пробкой. После передает в руки собеседницы. — Угости Элизабет, ей тоже не помешает расслабиться. Как чародейка она может и могучая, но вполне обычной ментальной и физической выносливости у нее не то чтобы много. — Хорошо, обязательно. Забыла спросить, а как напиток называется? — Я не придумывал ему названия. Назови как хочешь. Спокойной ночи, Элин. — Я попробую. И тебе тоже. — Эльфка быстро исчезает меж палаток по направлению к трехэтажной крепостнице, обнесенной частоколом. Лоренс же не идет к веселящимся людям, а направляется к границе лагеря. На выходе неминуемо останавливают, но это не проблема, так как был выбран маршрут через пост уже знакомого оруженосца. Юноша некоторое время потрепался о всяких слухах, а после сказал, что хочет прогуляться за пределами лагеря. — Ты же знаешь правила, Лоренс. Ночью из лагеря может выходить только патруль. — Постовой не очень хочет подставляться, но Лоренс знает, как его можно переубедить. — Сэр Гиверхопп ищет нового оруженосца. — Спокойно говорит Лоренс. — Но умалчивает это, чтобы его не стали досаждать предложениями. Тебя ведь еще ни один рыцарь к себе не взял? Получив отрицательный ответ, юноша продолжает: — Этот рыцарь пригласил парочку ребят, и ты можешь затесаться к ним. Но главное — прийти в нужный день в нужное место. Я знаю, когда и где, и поделюсь информацией за услугу. И еще почини на это снаряжение. — Лоренс кладет в ладонь оруженосца серебряную монету. Караульный сомневался совсем немного, после чего кивнул и получил сведения о тайном отборе и несколько советов о том, что сэру Гиверхоппу нравится в оруженосцах. Лоренс без сожаления делится информацией, ведь она бесполезна, если не никак не используется. Сам юноша уже получил рыцарский титул на королевском турнире, но брать оруженосцев себе не собирается. Уже за пределами лагеря юноша осторожно идет по полю, а после углубляется в подлесок, чтобы ненароком не попасть в поле зрения патрульных, которые каждую ночь кружат вокруг лагеря. Вскоре деревья расступаются, а вперед выходят скалы, которые Лоренс приметил еще во время подъезда к месту ночевки. Между скал находит неплохое местечко, откуда никто не увидит огонь, если не подойдет очень близко. Юноша собирает валежник и разжигает костер в естественно появившейся ямке. Сторонний наблюдатель скажет, что Лоренс просто сидит перед огнем, положив обнаженный меч на бедра. Ничего такого, для чего стоило бы уходить подальше от чужих глаз. Молодой человек просто сидит перед костром, но смотрит не на пламя, а куда-то перед собой и повыше, словно в темноте есть что-то, что видно только ему. Лишь время от времени Лоренс шевелит губами, словно общается сам с собой. Через некоторое время юноша достает из заплечного рюкзака книгу и начинает читать с того места, на котором была зажата соломинка. Изготовитель книги даже изобразил на обложке лес и всадников, что может дать пищу для размышлений о сюжете книги. Но никто Лоренса о нем не спросит, так как никому книга показана не будет.Глава 24
Постепенно рассвет захватывает небосвод, в Манарии начинается новый день. В тишине раннего утра раздается стук копыт, когда по проселочной дороге проносится тройка лошадей всего с одним всадником. Девушка оседлала лошадь, а остальных привязала на длинную веревку к седлу. Местность скоро меняется, так как путешественница ныряет в низину, где стоит плотный туман. В нем легко заблудиться, но почерневшие ветви огромного дуба на перекрестке внимательный путник не упустит. Рим соскакивает с седла и привязывает лошадей за дубом. Скоро на дороге появляется бредущая фигура. В руке человек держит кривую палку, заменяющую дорожный посох. Пожилой маг тоже останавливается около дуба, а после обходит его, услышав ржание лошадей. — Вижу, ты нашла нам транспорт. — Произносит Иоганн при виде вампирши. — Ага, украла на какой-то ферме. — Обошлось без жертв? — Волшебник устало присаживается около дерева. — А какая разница? — Девушка вытирает любимый хлыст от рукоятки до кончика и внезапно взмахивает им. Коул, успевший прикрыть глаза, против воли вздрагивает, когда кнут оставляет на коре дуба глубокий разрез. Лошади неподалеку из-за резкого звука начинают ржать и танцевать от волнения. — Герон тебя сожги! Прекращай. — Ворчит на спутницу маг. — Завались. Сарефа не видел? — Рим все же сворачивает кольцами страшное оружие. — После того, как мы позавчера вышли с подземных троп, его не видел. Я обошел придорожные трактиры, которые мог проезжать королевский обоз, но его там не видели. А у тебя как дела? Ты ведь отправилась в другую сторону? — Нашла я этих придурков. Они нас опередили и, наверное, уже в Фокрауте. Нам тоже нужно спешить туда, а Сареф где-то пропадает. Солнце поднимается всё выше, а туман медленно рассеивается. Вампир приходит только через два часа после встречи мага и вампирши. Рим не успевает начать рассказ, как Сареф говорит: — Да, я в курсе, что они уже на месте. Я разведал обстановку около Фокраута, в окрестностях затеряться будет нетрудно из-за того, что из города выгнали жителей. Но возникла проблема. — Какая? — Жрецы Герона принялись освящать весь периметр города. Они устанавливают святой барьер. — Произносит Сареф, а сам смотрит на вызванное сообщение Системы.Название: «Святая земля» Тип: жреческая сила Ранг умения: B Уровень освоенности: неизвестен Описание: сила Герона живет не только в телах верующих или реликвиях. Свет солнца пронизывает воздух, реки и горы, а земля, где проводится обряд освящения, может стать непроходимой для Тварей Ночи. Активация: неизвестна
То ли Сареф стал сильнее, то ли Система прокачалась, но сейчас самые распространенные умения жречества не скрываются превосходящей силой. Но юноша считает, что это благодаря союзу с Легионом. Высший вампир делится не только знаниями и силой, но и влиянием, где он сам в определенном роде — превосходящая сила. — Чушь. — Фыркает Рим. — Фокраут, конечно, крошечный городишко по сравнению со столицей или Масдареном, но даже так они не смогут освятить его полностью. Священникам потребуются сотни лет, чтобы город стал настоящим святым местом. А если и смогут что-то изобразить, то защита будет настолько плохой, что даже младшие вампиры пройдут и не поморщатся. В целом, слова спутницы резонны, если бы не одно «но». — Они делают кое-что необычное: устанавливают жаровни, в которых помещают камни, облитые церковным маслом. — Объясняет юноша. — И что? Просто не будем засовывать руки в огонь. — Девушка не понимает, что это значит. — Это не простые камни. Это марлинит. Довольно бесполезный минерал лишь с одним особым свойством. Мэтр Иоганн, как алхимик знаете, что это за свойство? — Разумеется, юноша. — Важно отвечает волшебник. — Марлинит в какое-то время рассматривали как аналог магического угля. При нагревании и насыщении магической энергией он утраивает коэффициент энергопроводимости, но разрушается куда быстрее аналогов. С учетом малого количества известных залежей его не стали всерьез рассматривать как средство для чего бы то ни было. — Верно. — Кивает вампир. — Что, Геронов поцелуй, верно? Расскажите простым языком, в чем соль этой шутки. Не все тут магическую академию оканчивали. — Рим кажется не очень довольной в ситуации, где она единственная не врубается, о чем речь. — Этот марлинит за счет своих свойств делает святой барьер сильнее в три раза. — Юноша перефразирует объяснение Коула. — То есть, пока он находится в жаровнях, то сделает защиту жрецов во много раз сильнее. Я уже в сотне метров от стен города начал испытывать неприятные ощущения. И собрали они его не ведро, а целую телегу, не меньше. — Так и через сколько он прогорит? — Уточняет Рим. — Думаю, двое суток продержится. — Прикидывает Иоганн. — Или даже больше, если они додумаются его отшлифовать. — Мы не можем столько ждать. Мы ни встрече не помешаем, ни короля Стилмарка не завалим. Нападать на территории его королевства будет сложнее. Что будем делать, Сареф? Спутники смотрят на Равнодушного Охотника в ожидании приказов. «Не всегда и не всё идет по плану, но сдаваться сейчас нельзя», — размышляет Сареф. — «Единственное, чем мы пока можем ответить без поддержки Легиона, это…». — Алый Террор. Нам придется использовать его. — Произносит вампир без тени волнения. Рим от удивления даже рот открыла, а вот Иоганн переспрашивает: — В каком смысле? Это разве не название древней войны вампиров против других рас? — Именно так, мэтр. Но у термина есть и другое значение. Это вампирская «nexus latus». — Хм, «потусторонняя связь»? — Скорее, «связь с родиной». Это не просто способности, это еще и связи, культура и мифология. На местном языке я так и не смог подобрать правильного слова, так что… nexus latus. — Разводит руками Сареф. — И это такой звездец, что Легион запретил его устраивать. — Напоминает спутнику Рим. — А что в нем такого? — Спрашивает чародей. — Эта хрень приведет в ужас любого нормального человека. — Поясняет девушка. — Именно поэтому на вампиров когда-то давно ополчился весь мир. Сареф, ты точно хочешь сделать это? — Есть идеи лучше? — Неа, — качает головой Рим, а Коул пожимает плечами. — Тогда начинаем подготовку. Это может быть неправильно или чудовищно, но раз мы вступили на этот путь, то пугать такое нас не должно. Какое значение имеет Алый Террор на фоне конца света? — Вампир обращается к спутникам с риторическим вопросом. Рим отправляет магическое послание на «Мрачную Аннализу». По изначальному плану другая часть команды должна была атаковать порт Фокраута одновременно с проникновением туда Сарефа, Рим, Иоганна Коула и Ацета Кёрса. Однако из-за неожиданной защиты, до которой додумались организаторы встречи королевских особ, план пришлось поменять. Всё это Рим подробно описала в волшебном свитке. В это время Сареф очень быстро объяснил Иоганну, что потребуется от него во время сегодняшнего штурма. Даже с учетом изменений чародей остается воодушевленным, так как вампир подобрал такую работу, которая магу ближе всего. Управление вампирами с корабля, которые пройдут сюда по суше, юноша оставляет на Рим, а сам говорит, что будет готовиться в укромном месте. — Алый Террор нельзя вызвать просто так, мне нужно будет собрать силы для этого. Я вернусь к концу этого дня. Рим, ты знаешь, что делать. — Сареф запрыгивает на коня и устремляется по дороге в сторону Второго Южного тракта, одного из главных торговых путей, идущих с юга страны в центр и обратно. Достигнув его, вампир поворачивает в сторону Фокраута. Нужно находиться как можно ближе к месту будущих событий. В пути Сареф размышляет о том, что Легиону действительно может не понравиться использование Террора, так как это может стать причиной еще более скорого альянса государств против вампиров. Правда, сейчас ситуация другая, нежели во время второй Темной Эры. В настоящий момент силы вампиров децентрализованы, поэтому очень трудно собрать множество полков и ударить в одно место. Может статься так, что всеобщая война на территории всех материков неизбежна. Но к её началу им нужно подготовиться и в первую очередь принести хаос повсеместно, убив всех значимых лиц. Сареф знает, что король Стилмарка уже пляшет под чужую дудку через влиятельных советников. А тот же Лоук Айзервиц был прямым последователем Хейдена, хоть и не знал его настоящего и никогда не считал себя слугой. Легион и Хейден уже пару тысячелетий разыгрывают шахматную партию, где доска — весь мир. Короли, ферзи и пешки: они манипулируют одними, чтобы съесть других. Сложность лишь в том, что фигуры соперника всегда скрыты. Поколения людей и других недолговечных рас сменяются, а эти двое продолжают играть с разными планами на мир, взаимно сдерживая друг друга. Именно такую характеристику дал Легион и попросил не забывать, что устранение великих королей, воинов и волшебников только облегчает будущую войну. Помимо вампиров в мире существуют и другие силы. Могильная Мгла во время первой Темной Эры была остановлена, но не уничтожена, а количество мертвых с каждым годом только растет. А ведь есть еще демоны, которые постоянно ломают стереотипы о себе. Они могут заключить неожиданный союз, а следом ударить в спину. Даже Легион почти ничего о них не знает, так как во время второй Темной Эры народ демонов уже был таким, каким он есть сейчас. Культура, уровень знаний, магические силы: почти всё сокрыто во мраке, а вытащенное на свет дороже золота и бриллиантов. Юноша вспоминает Ацета и трудности недавних переговоров. Несмотря на заключенную сделку, союзниками они не стали. А еще выше всего этого стоит Темная Эра, боги и Та Сторона. Сареф считает, что в финале истории придется содрогнуться не только миру, но и всем близлежащим Путям, а боги вряд ли будут спокойно смотреть. Конечно, при условии, если Темная Эра не является делом рук самих богов. Про это Легион почти ничего не сказал. Сареф проезжает мимо вереницы лошадей, нагруженных всяческим скарбом. Жители Фокраута не решились что-то оставить в городе, несмотря на обещания того, что уйти им придется на два-три дня. Юноша понимает горожан, ведь никто им не может гарантировать, что мародеры не проникнут в опустевший город. Или они шестым чувством понимают, что может произойти что-то ужасное? Здесь они чертовски правы.
Глава 25
Бальтазар и Ива идут по пустой улице Фокраута. Облака полностью скрывают вечернее небо, можно догадаться, что день уже близок к завершению. По королевскому приказу всех жителей города на время встречи выгнали в окрестности. Поэтому любой человек без отличительных знаков сопровождения со стороны Манарии или Стилмарка сразу будет расцениваться как потенциальный противник. Пару отправили в патруль рядом с городскими воротами, где сейчас проезжают два гвардейца: один толкает тележку, а другой кидает по одному камню в каждую жаровню, всегда установленную в пятидесяти шагах от предыдущей. — Они ведь так весь город оцепили? — Спрашивает Бальтазар. — Ага. — Отзывается орчиха. — Типа теперь это непроходимый барьер для вампиров. — Я, конечно, не охотник на вампиров, каковым, может быть, является Лоренс, но что-то это сомнительно. — Воин считает преграду чем-то незначительным, если судить по усмешке. — Я ходил вокруг этих жаровен и вообще ничего не почувствовал. — Ну дык… Ты же не вампир. Кстати, а где Лоренс? Мы договорились встретиться у городских ворот еще полчаса назад. — Ива смотрит из стороны в сторону, но кроме гвардейцев с отполированными камушками вокруг никого нет. — Он вообще любит пропадать. Например, вот он перед тобой, а отвернешься на секунду, и он уже испарился. Нам доводилось попадать в неприятности, и он всегда выходил сухим из воды. Даже не вспотев. Будто действительно умеет становиться невидимым. — Да он вообще чудной. — Ива с удовольствием подключается к перемыванию косточек напарника. — Однажды сказал мне, что долго выбирал между классом барда и шпиона, так как у него не особо боевые таланты. — Что значит «класс»? Он, типа, выбирал профессию? — Я не поняла, — отмахивает Ива. — Но получается, что он мог изучать что-то такое, с помощью чего можно быстро исчезнуть с глаз. Может, тайные техники его школы? — Его же выперли. — Бальтазар лучше разбирается в школах боевых искусств Манарии. — Да и нет у той Школы никаких особенных секретных техник. — Как скажешь, а вот и он… Действительно, им машет Лоренс за воротами и явно зовет за собой. Бальтазар закидывает алебарду на плечо, чуть не огрев Иву, и шагает в сторону напарника, пока не получает толчок плечом от орчихи. — В эти ворота две телеги проехать могут одновременно, а вы выйти нормально не можете. — Лоренс качает головой при виде спутников, которые пытаются пройти через ворота так, чтобы толкнуть соседа или наступить на ногу. — А где ты пропадал? — Спрашивает Ива. — Вон там, — юноша указывает рукой на палаточный лагерь, разбитый под стенами. Там решили остановиться самые зажиточные горожане. — Втюхивал всякий хлам? — Предполагает Бальтазар. — Не, обнаружил следы вампиров. И не только там. Что-то мне тревожно. — Ну, мы ведь и так знали, что они придут. Разве нет? — Алебардист не видит проблемы. — Хотя, если бы я руководил всем, то просто приказал бы магам телепортировать всех сразу сюда. — А почему бы тогда королю Стилмарка было не телепортироваться в Порт-Айзервиц? — Развивает мысль орчиха. — Или почему все не телепортировались в Выжженные Земли на Западном континенте, чтоб уж точно подальше ото всех? — Поднимает бровь Лоренс. — Давайте не будем обсуждать вещи, в которых не разбираемся. — Так в чем проблема? — Мне что-то неспокойно. — Говорит юноша и отводит спутников чуть дальше от ворот. — Было бы из-за чего переживать. — Бальтазар сплевывает в давно высохший ров под стенами. — У нас тут мощный святой барьер, которого я почему-то не чувствую. Раз. Маги на каждом большом перекрестке начертили огромные руны, которые то ли предупредят о передвижении противника, то ли просто любого постороннего поджарят на месте. Это два. Вместе с делегацией Стилмарка прибыл отряд охотников на вампиров. Это три. — Это где в командирах магистр в шлеме с дырочками? — Спрашивает Ива. — Именно! Магистр Оружейной Часовни, а это вам не портки марать. Сам Аддлер Венселль. Мне тут один боец из Часовни сказал, что Венселль — человек не самый приятный, но охотник на вампиров — прям чума. — Воин живо жестикулирует. — А теперь подумайте, у нас тут самая крутая волшебница, почти самый крутой мастер боевых искусств, ну и Громовой отряд с остальными по мелочи. Что может пойти не так? — Да что угодно? — Смеется Ива. — Вампиры же обладают разными хитроможными жопностями. — Я вам не рассказывал еще, но у меня есть природная способность. — Вдруг говорит о совсем другом Лоренс. — Болтать без умолку? — Пить и не пьянеть? — Нет, всё мимо. — Качает головой молодой рыцарь. — Я могу управлять удачей. Я вижу кое-что, недоступное взглядам остальных. Для меня весь мир может предстать в виде чисел и вещей, которых еще нет. Число на дороге, на стене, на твоем прекрасном лбу, Ива. — Ну охренеть теперь, — орчиха трет лоб, будто ищет грязь. — Все числа от нуля до единицы. Ноль почти не встречается, как и единица, всё остальное заполнено между этими значениями. — Продолжает Лоренс. Бальтазар смотрит на свои руки и загибает пальцы в счете. — Подожди. Ноль — это ничего, пусто. Потом сразу идет один, потом два, три и так далее. Что может быть между нулем и единицей? — Алебардист чувствует тревогу, словно его хотят надуть. — Бывает дробная часть. Например, у тебя два яблока, но Ива откусила половину одного. Сколько яблок у тебя осталось? — Лоренс пробует объяснить арифметику тому, кто никогда не посещал школу. — Один и половинка. Полтора. — Ну вот. Полтора и есть дробное число. А один или два — целые числа. — Ну ты тупой, Бальт. Даже я это знала, — ржет орчиха. — Заткнись, громила. Если бы отец не заставлял меня в детстве считать мешки с мукой, я бы и этого не умел. — Так, — хлопает в ладоши Лоренс. — Мы постоянно отвлекаемся от главной темы. Мой учитель говорил так: «Все эти числа — вероятности тех или иных событий. Ты видишь повозку на пустой дороге, а над ней половинка от единицы горит, значит, по дороге в скором времени проедет телега с вероятностью в пятьдесят процентов». И не спрашивайте меня, что такое проценты! Лоренс успевает остановить новые вопросы. — Я не только могу предугадать будущее, но и определить его, если мысленно прикажу вероятностиувеличиться или уменьшиться. Это работает не на все вещи и события, и я не могу сделать событие равным нулю или единице. Но могу удачно увернуться от удара, например, нифанга или сделать так, что монета точно упадет нужной мне стороной. — Я знаю орка, который может силой мысли двигать металлические предметы, хотя он вообще не маг. Таких ведь называют Одаренными? — Спрашивает Ива. — Да, — кивает Лоренс. — Насколько мне известно, этот феномен проявляется почти у каждой расы. Есть люди, которые могут разжечь мыслью огонь, хотя таланта к магии у них нет совсем. Есть такие, кто не заблудится хоть в лесу, хоть в подземельях. Некоторые чувствуют других людей на расстоянии. А я вот манипулирую вероятностью. — Круто, чё. Спасибо, что рассказал, но зачем? — Бальтазар, судя по нахмуренным бровям, прикладывает неимоверные умственные силы, чтобы уследить за нитью разговора. — Вон там, — Лоренс лениво указывает пальцем в небо. Бальтазар и Ива смотрят в стремительно темнеющее небо, сплошь закрытое облаками. В небе не видать птиц или звезд, просто бесконечная хмарь, которая ночью может пролиться дождем или даже градом. — Там, в небе, висит большая красная луна. И её вероятность почти неотличима от единицы. Напомню, если ноль, то возникновение события невозможно в принципе. Если единица, то событие произойдет, чтобы ни произошло. — То есть, — подытоживает Ива. — Сегодня ночью обязательно взойдет красная луна? И что еще будет? — К счастью, я вижу только отдельные фрагменты возможного будущего. Если бы я мог посмотреть вообще на всё, то сошел с ума, уже не различая реальный мир и вероятности будущего. — Пожимает плечами Лоренс. — Вы уж извините, я давно выкурил последние мозги. А в чем проблема с этой луной? Тем более, что красных лун не бывает. — Бальтазар перестает смотреть в небо. — Вообще-то бывает. Учитель говорил, что если восходит красная луна — ты скоро умрешь от руки вампира. — Вздыхает юноша. — Короче, нам сегодня полный холодец. — Орчиха выглядит спокойной. — Может, предупредим леди Викар? — Боюсь, мы не сможем убедить в том, что нужно рвать когти отсюда. Я хочу вас попросить не лезть сегодня на рожон. Когда начнется кутерьма, вы сможете оказаться рядом с его величеством, Элизабет и Элин? — Даже если придется оставить пост? — Уточняет Бальтазар. Лоренс кивает. — Да, я же попробую сделать так, чтобы мы выжили в сегодняшнюю ночь. — Ты удивительно серьезен. — Улыбается Ива. — Договорились, сделаем в лучшем виде. Всё равно мы не любители дисциплины и субординации. — О, какие мы слова знаем, — Бальтазар в ответ на шутливые аплодисменты получает тумак. — Рассчитываю на вас. Я на разведку. Лоренс оставляет спутников и уходит по дороге. Верный «поющий» меч висит на поясе, всегда готовый к тому, чтобы вступить в бой. Даже несмотря на то, что его главное свойство вовсе не в том, чтобы рубить головы, издавая странные звуки. Юноша идет по дороге, пока не останавливается около телеги с разбитым колесом. Городская семья недалеко уехала от города и скорее всего будет ночевать прямо здесь, чтобы поутру взяться за ремонт. Молодого человека с королевскими знаками на одежде останавливают, чтобы расспросить о том, когда можно будет вернуться в город. Лоренс успокаивает, что уже совсем скоро, но еще сообщает, что им стоит бросить телегу и уйти поглубже в чащу. Глава семейства благодарит за совет, но никуда идти не хочет. Лоренс смотрит на пятерых детей с матерью и двумя стариками, после чего вновь обращается в хозяину телеги: — Если вы начнете бежать прямо сейчас, то можете выжить. Сегодня ночью вы умрете. Слова юноши заставляют людей испуганно переглядываться, ведь они не догадываются, что Лоренс видит их растерзанные тела с числом 0,97. Правда, посмотреть на вероятность события в случае их бегства прямо сейчас он все равно не может.Глава 26
На улицах южного приграничного города рыцари и гвардейцы разжигают фонари. Фокраут напоминает город-призрак с гробовой тишиной, только кошка порой может пробежать по улице с поднятым хвостом. Сегодня маги обходили весь город, чертили охранные руны и проверяли дома на наличие нарушителей приказа. Никто не удивился, когда таковые находились. Некоторые горожане всерьез рассчитывали, что смогут запереться дома и считать, что ничего не слышали. На берегу Кинжального залива, разделяющего Стилмарк и Манарию, корабли соседнего королевства установили блокаду водных подступов к порту. Большая часть охраны короля Манарии занимает посты в северной части города, а делегация из Стилмарка — в южной. При этом все самые важные люди и приближенные телохранители расположились в городской церкви, как в одном из самых укрепленных и просторных зданий в городе. В другом случае подошла бы и ратуша, но стены храма Герона представляют из себя дополнительную защиту против вампиров. Бальтазар восседает на бочке как король и смотрит на пустую улицу. На стену с противоположной стороны улицы опирается Ива. Им поручили следить за одним из маршрутов к центру города, где расположен храм бога солнца на склоне горы. Здесь же должен быть и Лоренс, но он по-прежнему где-то пропадает, если вообще успел вернуться с разведки. Никто из командиров слушать об ужасной опасности не захотел, а Элизабет Викар как раз была на совете, так что Ива предложила просто забить и пойти на пост. — Как думаешь, Лоренс действительно Одаренный? — Спрашивает орчиха. — А почему нет? Теперь понятно, почему он такой везучий. — Бальтазар сдергивает кожух с алебарды и внимательно осматривает лезвие. — Чую, сегодня нам придется постараться. — Да уж, на турнире толком помахаться не дали. — Ива постоянно водит взглядом по ночному небу. Ни звезд, ни тем более красной луны не видать. — Хватить пялиться наверх. Если Лоренс был серьезным, то мы точно не пропустим такое. В таком ожидании проходит примерно полчаса. Один конец улицы вливается на городскую площадь, другой упирается в рынок. По всей длине ничего интересного не происходит. Примерно в этот момент должны начаться переговоры, которые скорее всего затянутся до утра. Король Стилмарка дожидался прибытия второй стороны переговоров на корабле и только после захода солнца вошел в город. — О, ты глянь на этого горного козла. — Ива показывает на фигуру, прыгающую по крышам. Только что некто перепрыгнул улицу. — Ты заметила лук? Он же выше стрелка. Это точно магистр Венселль. — Бальтазар смотрит на крыши в надежде снова его увидеть. — Странно, я думала, такая шишка будет вместе с королем сидеть. — Не любит он такое. Ему охоту подавай. Я с ним, конечно, не знаком, но магистры — известные люди, и слухи про них всегда ходят. Говорят, что вампиры убили всю его семью, когда он еще не был мастером. — И теперь он мстит кровососам. Типичная история. — Ковыряется в носу орчиха. — А вот и нет, у истории есть продолжение. Он нашел тела всех родных: жены, двоих сыновей, престарелой матери. Всех, кроме тела старшей дочери. Тогда он подумал, что вампиры её тело просто спрятали или кинули падальщикам, поэтому причислил к умершим. А через полгода встретил, и у нее во рту оказалось на четыре клыка больше. — Представляю эту трогательную встречу. — Хмыкает Ива. — И не говори. Кровопийцы обратили её в одну из своих, и ей это башню снесло. «Кровавая лихорадка». Она начала по ночам проникать в крестьянские дома и устраивать резню, а однажды её подловил отряд охотников, куда пригласили Аддлера в качестве поддержки. Короче, он ревел белугой, но продолжал превращать тело дочери в подушечку для иголок. Даже после того, как она отправилась на Геронов суд. Остановился только тогда, когда опустел колчан. — Да уж, страсти… Но это же просто слухи. — Ага, просто слухи. Еще говорят, что он полмесяца лазил по всяким лесам, пещерам и буреломам, где отловил всю банду вампиров, причастных к разрушению его семьи. Вернулся грязный, раненый и с улыбкой до ушей. — А у тебя есть семья? — Орчиха отрывается от стены. — Нет, а у тебя? — Тоже нет. — А к чему вопрос? — Началось… — Шепчет Ива, а улица стремительно наполняется красным светом. Из-за туч медленно выплывает красное светило, ненормально большое для Капраксис и Мерцен. Весь город будто накрывает полупрозрачным багряным покрывалом. И только под светом иномирового светила глаза защитников города видят дрожащие стены из расплавленного золота, что поднимаются по периметру города и устремляются куда-то в небеса. — Итак, бежим прямо сейчас, как просил Лоренс? — Уточняет Бальтазар. — Да, давай. — Ива обнажает любимые парные клинки и быстрым шагом направляется к площади. — Охренеть! — Кричит алебардист, указывая на святой барьер, по которому невидимые руки что-то пишут. Словно миллион писцов покрывает барьер загадочным языком от земли до высоты птичьего полета со всех сторон света. Где-то символы сливаются в сплошные облака текста, где-то руны и знаки неведомого алфавита размером с военный галеон с поднятыми парусами. — Что это такое? — Ива удивлена не меньше, а после святой барьер попросту исчезает, будто кто-то погасил все жаровни разом. Человек и орчиха самовольно покидают пост по направлению к храму Герона. В таких вопросах они уже привыкли прислушиваться к планам Лоренса, который чаще всего выступает в качестве мозга команды. Но добежать до городской площади они не успевают, так как на последнем перекрестке возникает фигура волка, с которого будто содрали кожу. Бальтазар с Ивой прижимаются к стене и выглядывают из-за брошенной лавки. Чудовище, в высоту не уступающее человеку, а массой тем более, дрожит во всплохах магической энергии. Неосторожно наступило в руну на перекрестке, но вместо того, чтобы отдать душу своим злым богам, спокойно отряхивается и идет дальше. — Чет маги как-то слабенько наколдовали. — Бормочет Ива, а чудовище с обнаженными мышцами тут же поворачивает голову в сторону спрятавшихся. Бальтазар собирался уже с криками и ругательствами вступить в бой с чудовищем, но «волка» внезапно отвлекает другой звук. С перпендикулярно идущей улицы доносится топот копыт, а после на перекресток выезжают три рыцаря. Монстр уворачивается от одной пики, но тем самым подставляется под удар другого защитника королевства. Пика от удара переламывается пополам. Рыцарский конь отбрасывает тело монстра, а наездник предпочел сразу выпустить оружие, чтобы не вылететь из седла. Ужасное создание зарабатывает глубокую рану и опрокидывается, но успевает укусить переднюю ногу одного из коней, что вызывает истошное ржание и падение уже скакуна вместе с всадником. На перекрестке возникает неразбериха, кричат и люди и кони, а Бальтазар вместе с Ивой под шумок пробираются дальше. Алебардист явно показал напарнице, что лучше не ввязываться, если они хотят закончить порученное дело. Когда орчиха в последний раз обернулась, то увидела чудовищного волка, что спокойно бежал куда-то в другую сторону. — Это был вампир? — Да черта с два! Я помню рассказы Лоренса о том, что вампиры могут призывать или создавать всяких монстров, но про таких он не говорил! — Бальтазар чувствует подъем, значит, они уже на склоне невысокой горы, вокруг которой построен Фокраут… Под светом алой луны в небесах разрываются вспышки магических свитков, что означает столкновение с противником. Элизабет смотрит в окно вместе с испуганной Элин. За их спинами только начавшиеся переговоры в срочном порядке остановлены. Король Стилмарка вместе со свитой и телохранителями решил перебраться в восточное крыло здания. Открывается дверь и входит Метиох Айзервиц в полном вооружении. — Обстановка? — Тут же спрашивает король. — Святой барьер уничтожен какой-то невероятной силой. Противники уже в городе, начались столкновения. — Быстро рапортует дочь епископа и командир Громового отряда по совместительству. — Ну что же, мы предполагали, что они смогут так сделать. Не просто же так навели шорох во Фьор-Эласе. — Монарх спокоен. Ситуация критическая, но не зря же они столько готовились? — Переходим к боевому плану или к плану отхода? — Дадим бой. Нельзя вампирам позволять вести ситуацию. — Приказ дан, и девушка с поклоном уходит в соседнюю комнату, где на полу посреди магических треугольников лежит один из магов Конклава. Это пилигримант — чародей, специализирующийся на путешествиях вне тела. Этот раздел магии открывает интересные тактические возможности, но заставляет оставить тело на попечение товарищей или произвол судьбы. Элизабет Викар ложится рядом и берет мага за руку. Пилигримант может помочь другому волшебнику присоединиться к себе. Девушка закрывает глаза и чувствует потерю привычных ощущений. Спина не чувствует пол, как и тяжесть тела. Невидимый дух покидает тело вместе с астральным двойником напарника и устремляется прямо сквозь стену в город. Нахождение в призрачном облике имеет множество преимуществ. Во-первых, скорость передвижения. Пилигримант может нестись со скоростью ветра и проходить через любые естественные преграды, будь то стены или даже люди. Во-вторых, засечь невидимый дух чародея очень трудно. Обычное зрение, даже обостренное как у вампиров, не сможет разглядеть опасность. Только противодействие другой магии представляет опасность. Подобные плюсы делают пилигримантов непревзойденными разведчиками. А что уж говорить о пользе, когда оказывается, что в таком состоянии можно даже вести магический бой? Правда, любая потрясающая магия имеет минусы. В случае с исторжением духа это уязвимость оставленного без присмотра тела, долгое восстановление при возврате и повышенная опасность от настоящих духов, которые в подавляющем большинстве являются нежитью. Под Элизабет раскинулся ночной Фокраут. Маг из Конклава заранее наложил магию, улучшающую мистические органы чувств, что заменяют привычные зрение и слух. Обоняние и осязание магией заменить не получается. Однако первым делом внимание девушки привлекает происходящее за городскими стенами, за периметром потухших жаровен. Проводник замечает требовательный жест рукой и устремляется прочь из города. Отсутствие тела не способно подарить чувство полета или ощущение встречного ветра, просто два духа невидимой стрелой прочертили алую ночь и оказались за городом. От увиденного Элизабет приходит в шок: лагеря горожан Фокраута, что остановились сразу под городом, завалены телами. Некая ужасающая карающая сила прошлась по невинным людям, а кровь из тел не впитывается в землю, а напротив, поднимается в воздух красными шариками. Подобный дождь, льющийся с земли на небо, поднимается и над окрестностями, где вампиры собирают кровавую жатву, чтобы активировать нечто такое, чего не должно существовать в мире. Девушка замечает фигуры вампиров, входящих в город и глубоко вдыхает. Точнее, делает вдох тело, оставленное в храме бога солнца. Через связь пилигриманта чародейство достигнет невесомого духа Элизабет, чтобы обрушиться на ночных охотников.Глава 27
В небесах словно из ничего рождается яркая молния, мимолетной вспышкой осветив ночь. Магический разряд моментально убивает двух вампиров, перебравшихся через стену. Обугленные тела падают на землю, и только через десять секунд начинает обваливаться секция внешних стен, не выдержав удара чародейства. Далеко не каждый маг может в состоянии блуждающего духа использовать магию, но Элизабет Викар уже давно не причисляют к разряду обычных волшебниц. Пилигримант подчиняется приказу и обратно летит в город, где уже ведется бой на улицах. Девушка замечает Аддлера Венселля на крыше дома, производящего усиленные внутренней энергией выстрелы. Если стрела попадает в цель, то неизбежно наносит чудовищные ранения. Однако вампиры двигаются очень быстро и способны уклониться от выстрела. На темной улице остаются размытые силуэты, которые взбегают по стенам домов, чтобы оказаться на одном уровне со стрелком. Еще одна ветвистая молния бьет по кровопийцам, скорость подобной атаки не смогут обогнать даже сверхчеловеческие монстры или мастера боевых искусств, мало вампирам уступающие по физическим параметрам. Деревянный дом начинает гореть, первые языки пламени поднимаются над крышей, где лежит тройка вампиров. Один кровосос сумел избежать магической молнии, но его голову тут же разрывает на части стрела магистра Оружейной Часовни. Венселль смотрит в небо, но увидеть Элизабет все равно не сможет. В другой части города рождается столб божественного света, значит, вампиры заходят и с той стороны, где столкнулись с защитниками города во главе с жрецом бога солнца. С высоты Элизабет может следить сразу за всем городом и быстро перемещаться к местам прорыва. Пока всё идет по плану, вампиров оказывается не очень много, так что они смогут без труда защититься. Но Элизабет по-прежнему напряжена, ведь сегодня вечером мэтр Патрик провел сеанс с Элин и засек присутствие Равнодушного Охотника. Вампир сумел обмануть поисковое заклятье, так что его точное местоположение осталось неузнанным. А если здесь Сареф, то девушка не имеет права расслабляться раньше времени. Наверняка, она совсем не знала юношу, но в чем уверена, так это в его нестандартном мышлении и завидном упорстве. «Зачем тебе это?», — мысленно спрашивает Элизабет, вспоминая убитых горожан, которых они сами выгнали из города. — «И почему мы решили, что вампиры предпочтут именно незаметное проникновение? В городе у многих было бы больше шансов выжить». Дочь епископа Элдрика Викар с трудом отрывается от самокопания и смотрит на указующий жест помощника. С восточной стороны к горе в центре города пробирается еще одна группа вампиров, сминающая один пост за другим. Два духа устремляются туда и видят, как некоторые из Громового отряда и охотников на вампиров сражаются с пятью кровопийцами. У обороняющихся людей явное численное преимущество, но большинство воинов не обладают значимыми боевыми способностями. Элизабет быстро прикидывает, как эффективнее всего помочь, чтобы не задеть своих. В этот момент на её и помощника плечо кто-то кладет руку, за спиной возникает фигура отстраненного юноши с длинными волосами. Человек просто висит в воздухе и явно видит незримых духов. — А вот и вы. Нравиться летать неуловимыми призраками? — Человек будто сорвал голос или простудился. Дух пилигриманта дергается, но не может сдвинуться с места. Незнакомец схватил, словно они не бесплотные путешественники, а вполне осязаемые люди. — А теперь вниз. — Юноша надавливает на плечи пойманных духов и тела наполняются невозможным в таком состоянии весом, Элизабет вместе с напарником летит навстречу городу. Все заклятья рассыпаются в пыль, девушке остается кричать в полете, хоть голоса духа никто не услышит. А на фоне огромной алой луны остается темный силуэт, на который гравитация не действует. В момент удара обстановка гаснет, а чародейка открывает глаза на полу в комнате храма, словно проснулась из-за сна, где упала с высоты. Неприятное чувство в животе еще сильно из-за иллюзорного падения с большой высоты. Рядом дрожит пилигримант, ему тоже досталось, а вот на запертую изнутри дверь опирается поймавший их незнакомец. В настоящем теле проверка ауры становится возможной, у Элизабет перехватывает дыхание от того, что перед ней вовсе не вампир, а демон. «Мэтр Патрик, помогите!», — Элизабет отправляет мысленное послание старшему чародею, который должен охранять короля. Все маги заранее настроили возможность мысленного общения в пределах города. После сеанса внетелесного путешествия тело не хочет слушаться, да и магия не отзывается. Но в комнату врывается вовсе не маг. Тяжелая дверь срывается с петель под силой живого тарана с именем Ива. Орчиха падает вместе с демоном, которого дополнительно придавливает дверью. В её руке оказывается рукоять короткого, но широкого меча, что вонзается меж досок двери прямо туда, где должно быть туловище вторженца. Неожиданно дверь падает на пол, тело под ней куда-то испарилось. — Все живы? — Спрашивает Бальтазар, заглядывающий в проем. Врываться в комнату явно доверил напарнице, чтобы не махать алебардой в тесном пространстве. — Да, спасибо за помощь. Вы оказались здесь удачно. — Наконец Элизабет начинает более-менее контролировать тело. — Удача? — Хмыкает Ива. — Просто Лоренс явно просчитал такой исход, поэтому сказал сразу бежать к вам. — Может просчитал, а может, действительно увеличил удачу. — Бальтазар пропускает в комнату мэтра Патрика, который не задает лишних вопросов и сразу переходит к важному. — С чем мы столкнулись? — Демон, мэтр. — Ясно. Я им займусь, раз уж охотник на демонов. Мисс Викар, прошу быть рядом с королем. Мы недооценили противников, они догадались следить за воздушным пространством. — Маг ковыляет прочь из комнаты на самой большой скорости, на которую способен. — Кстати, вы не сумели определить на глаз, кем являлся демон? Пестократ, фабрикатор или, может, манипулятор? Элизабет качает головой и помогает подняться мэтру Филиппу, помогавшему с путешествием вне тела. В следующей комнате их находит Элин, после они спускаются в главный зал, где его величество слушает донесения. — Вас обезвредили? — Спрашивает Метиох. — Не страшно, мы удачно отбиваемся. Есть потери, но среди вампиров их больше, а всего атакующих вряд ли больше сорока. На что они вообще рассчитывают? — Я бы не стала радоваться раньше времени. Что-то не так. Над нами словно занесен огромный топор, но чья-то рука по-прежнему его держит. — Элизабет не может толком объяснить чувство. — Мы не можем работать с ощущениями. — Король поджимает губы. — Нужны факты, разведка и отчеты. Монарх мыслит исключительно как человек, всю жизнь проживший на военной службе. Король водит пальцем по карте Фокраута. — К тому же воины Стилмарка тоже вступили в бой и надежно удерживают выделенные им районы. К утру вампиры будут отброшены или даже уничтожены. Потом продолжим переговоры. — Продолжает монарх. — Отличный план, ваше величество, — говорит осипший человек рядом и показывает на точку в городе. — Не стоит ли направить сюда подкрепление? Там много погибших, а среди вампиров могут быть некроманты. — Да… Стоп. Ты кто такой? — Король поднимает взгляд на молодого черноволосого человека, которого никогда не видел в своей свите. Остальные непонимающе оглядывают нового участника совета, только Элизабет с бледным лицом указывает волшебной палочкой на незнакомца. Из магического оружия выстреливает тонкий разряд, способный завалить даже тролля или огра. Юноша ладонью встречает молнию, которая неожиданно превратилась в шелковую ленту. Элизабет изумленно выдыхает при виде «Скоростной материализации» и «Смены природы». «Это точно…». — Бегите, ваше величество, это демон-мистификатор! — Кричит девушка, боясь выпустить более сильную атаку, которая может задеть кого-то рядом. Поднимается суматоха, где одни стараются отойти как можно дальше от демона, а другие пытаются сблизиться для удара. — А вы не знали, что нельзя говорить, не представившись для начала? — Громко спрашивает демон. У всех сразу же появляется спазм голосовых связок. Демоны-мистификаторы славятся тем, что могут установить ложный закон реальности, который будет действовать на всех в области действия. Человеческие маги до сих пор не смогли воспроизвести такую магию, поэтому не имеют никакого представления о возможностях, слабостях и ограничениях подобного волшебства. Переговоры и приказы моментально стихают, остается лишь стук ног, грохот переворачиваемых стульев и шелест вынимаемого оружия. В зале находятся примерно пятнадцать человек, но не все действительно могут оказать поддержку в бою. Например, можно сразу вычеркнуть всех советников и Элин. Элизабет концентрируется на новом заклятье, к счастью, может обойтись лишь мысленной активацией. Но не успевает, так как сверху на демона обрушивается ледяная глыба. Девушка с замиранием сердца смотрит, как тяжеленный кусок льда должен расколоть череп врага, но неожиданно лопается, словно это был лишь мешок с водой. Мокрый демон отряхивается и смотрит на идущего к себе мэтра Патрика. Чародей заставляет воду на демоне вскипеть, а нечеловеческий противник отправляет шар тугой энергии прямо в грудь волшебника. Снаряд улетает в сторону, Элизабет успевает прикрыть товарища. — Ложитесь! — Кричит дочь епископа и направляет палочку на демона. Мэтр Патрик кидается на пол, а пространство захватывают извивы драконьего огня. Силы удара оказывается достаточно, чтобы разрушить одну из несущих стен храма. Элизабет уверенно контролировала магическую энергию, чтобы она не разошлась по всему помещению. В стене теперь огромная обугленная дыра, затронувшая даже несколько домов на улице. От демона и след простыл. — Его сожгло нафиг? — Спрашивает Ива. — Не знаю, — отвечает Элизабет. — Ваше величество? — Я в порядке. — Подходит король. — Доложите обстановку из города! — Мы потеряли связь со всеми. — Глухо говорит маг Конклава. — Филипп? Пилигримант уже успел покинуть тело перед появлением демона и прочесать округу. Волшебник потрясенно открывает глаза. — Все мертвы. Они все мертвы! — Что ты говоришь? Еще минуту назад поступали донесения! — Восклицает Метиох Айзервиц. — Ваше величество, все кордоны прорвали менее чем за минуту. В дымящемся проеме показывается Аддлер Венселль, выглядящий не очень хорошо. За ним в храм заходит мэтр Эрик, правая рука магистра. — Нас порвали как ссаную тряпку. — Зло бросает мастер-лучник. — Вы что, никогда не слышали об Алом Терроре? Через десять минут после восхода красной луны кровожуи резко увеличивают силу, скорость и способность к регенерации. — Если бы вы, магистр Венселль, были здесь, то могли бы нам об этом заранее сказать, — раздраженно бросает король. — Если бы я был здесь, то конец пришел бы куда быстрей. А так я хоть успел троих уложить. — Магистр Оружейной Часовни выбирает совсем не тот тон, с которым можно говорить с королем, но ситуация действительно критическая. — Переходим к запасному плану. — Вперед выходит Элизабет Викар… В двух кварталах от храма Герона Ацет Кёрс сидит на земле и раздевает труп одного из рыцарей. Сидящий рядом Иоганн Коул с отвращением смотрит на это. — А ты разве не должен чем-то заняться? Может, пойдешь и перебьешь всех защитников короля Стилмарка? Или хотя бы короля Манарии? — Спрашивает чародей. — А может, ты пойдешь нахрен? — Демон невозмутимо откидывает части доспехов. — Твой начальник просил лишь поиграть с ними до того, как вампирский мир одним глазком заглянет на пирушку. А еще та женщина владеет до сих пор бьющимся сердцем стихий, что поглотило драконье пламя. Иоганн кладет в рот курительную трубку. Табак сам зажигается и наполняет ночь дымком. — Ну ничего себе. Не думал, что сердца стихий еще существуют. — Коул глубоко затягивается в ожидании сигнала Сарефа. До сих пор штурм города был прелюдией перед настоящей схваткой, где воюющих сторон на самом деле три.Глава 28
Под ногами ломаются сухие ветки и шуршат листья. Сареф идет по лесной тропинке в сторону Фокраута. Возможность призвать Алый Террор не приходит за просто так, юноша смотрит на тела людей, сброшенные в канаву. Когда подоспела команда «Мрачной Аннализы», Рим распределила всех на двойки и тройки. После команды разошлись широким веером по окрестностям города. Сареф не знает, как много людей погибло сегодня поздно вечером, но окрестности кажутся полностью вымершими. Ночные охотники за кровью легко справятся с обычными людьми, не оставив ни шанса на спасение. Победят в бою и догонят любого. Юноша продолжает смотреть на семью горожан, которые явно куда-то торопились перед нападением. Вряд ли подчиненные Сарефа задержались здесь более чем на две минуты. Каждый человек получил ровно один удар, а после тела поскидывали в общую кучу. Подобную картину можно встретить и в других местах. В воздухе плавают капли крови, поднимающиеся над трупами: Алый Террор забирает плату за использование. Вампир задирает голову к небу, затянутому большими облаками.До завершения синхронизации: 00:09:02
Система запустила таймер в тот момент, когда количество жертв перевалило за определенное число. Когда таймер истечет, в мир придет вампирский «nexus latus», что одновременно и отголосок настоящей родины и связь с истинной природой. Если забыть, конечно, что еще включает в себя силы, культуру места, философию народа и другое, что остается недостижимым за Последним Барьером. Над Фокраутом вздымается святой барьер. Ломать его без особых мер пришлось бы долго. Сареф кидает на землю рюкзак и осматривает оружие в руках. Это тесак Мясника, что достался уже довольно давно, но не часто использовался по назначению. Сложно вообразить, сколько жизней отобрало чудовищное оружие вместе с бывшими владельцами, хотя Сареф может вспомнить многих.
Предмет: Волнорез Уровень предмета: S Описание: самый обычный в прошлом тесак, пропитанный кровью сотен человек. Оружие пронизано холодной кровожадностью, никогда не затупится и может увеличиваться в размерах и массе, чтобы перерубить даже прочную цель. Волнорез несет на себе явственные следы ритуалов Цеха Колдунов района Маттрез из Рейнмарка. Ходят слухи, что в оружие заключена душа мага-раймкрейта, что может помочь, если получится договориться. …
Из памяти Мясника юноша знает, что маньяк действительно некоторую часть жизни обитал в Рейнмарке, где познакомился с колдунами, которые зачаровали тесак таким странным способом. Манипуляция душами считается прерогативой соулмагов и является специализацией мэтра Вильгельма. Некромант во время обучения в Фернант Окула не особо много успел поведать об этом виде чародейства и больше рассказывал о поглощении душ с помощью «Кровавого пира». «Интересно, где он сейчас?». — Бывший студент не виделся с некромантом после ухода из академии. Легион говорил, что мэтр исчез после призыва Мариэн Викар. К сожалению, он помогал согласно договоренности с высшим вампиром, и как только контракт подошел к концу, предпочел тут же исчезнуть. Извлечение душ с помощью Палитры так и не было завершено, но Легион пошел другим путем. Вампир-покровитель решил увеличить силы Сарефа как вампира, что укрепило тело и дух, а следом увеличило лимит поглощенных душ. Стоило исчезнуть нагрузке на сосуд души, как юноша получил полный контроль над другими личностями, которые по факту принадлежат ему с момента поглощения каждой. Теперь есть возможность сознательно влиять на привычки и мировоззрение, которые еще не успели слиться с родными воедино. Однако Сареф уверен, что если какие-то черты характера стали «родными», то сознательный контроль теряет любую силу. И стоит не забывать о том, что одна душа по-прежнему «молчит». Именно та, что досталась от несчастного парня во время «Реставрации». Вампир увидел только конец его прежней жизни и начало новой в облике лича. К сожалению, ничего больше о ней не знает, даже имени. Впереди вырастают стены Фокраута, а над ними возвышается темная гора. Вряд ли есть хотя бы сто метров в высоту, но в диаметре куда больше. Многие дома построены уже на склоне горы, где с помощью свай для бедных домов и каменных колонн для богатых горожане с легкостью возвели часть города. Когда Иоганн услышал план, то сразу сказал, что «ой как зря они это сделали». Сареф не уверен, что одного лишь Алого Террора будет достаточно, чтобы справиться с охраной короля Стилмарка. Именно поэтому в плане присутствует пожилой чародей, которому «nexus latus» не принесет никакого усиления. Таланты мэтра Иоганна лежат немного в другой плоскости. Если Сареф предпочтет молниеносный удар под покровом ночи, то Коул превратит ночь в пылающий день. Однако, если пойдет не по плану, то миниатюрный Мировой Пожар все же Сарефу придется разжигать. Вампир накидывает на голову маску-капюшон Мясника. В ней же был во время праздника Смены Года в поместье Тискарусов. С тех пор маска была неоднократно вымыта, а также подшита. Сареф так и не смог её выбросить, и трудно сказать, по своей воле или так захотело «Я» Кольного Мастера. Второй предмет городского маньяка тоже оказывается волшебным.
Предмет: Стук сердец Уровень предмета: B Описание: маска, принадлежавшая палачу из Стилмарка. Трудяга честно отслужил на королевской службе тридцать лет перед тем, как один из родственников приговоренного наслал проклятье на исполнителя приговора. По странному стечению обстоятельств проклятье полностью приняла на себя маска, позволив обнаруживать живых существ, а также накапливать силу при череде убийств за короткий промежуток времени. Однако палач уже не мог снять маску, чтобы не попасть под действие смертельного проклятья. …
К счастью, проклятье было направлено на конкретного человека, поэтому Сареф может использовать артефакт без опаски. «Волнорез» и «Стук сердец» отлично дополняли образ Мясника и его способности в боевом искусстве. Сегодня, надо надеяться, они тоже помогут. Юноша видит перед собой спину Рим, сжимающую огромный двуручник. — Ты решила взять и его? — Спрашивает подошедший вампир. — Ну да. Я без него как без рук. В бою незаменим, а вот таскаться с ним та еще морока. — Девушка задумчиво смотрит на город.
До завершения синхронизации: 00:04:36
Случайно зачарованная проклятьем маска на голове странно искажает звуки. Слуху вампира, конечно, не помеха, но добавляется кое-что еще, словно активировалась «Мелодия мира». В стороне от дороги раздается барабанный бой чьих-то сердец, даже чувства вампира на таком расстоянии не смогут засечь сердцебиение, словно прикладываешь ухо к груди. Сареф быстро идет в сторону источника звука, пока не заходит в один из палаточных лагерей смерти. Как раз сейчас вампиры стаскивают трупы в общую кучу, но, похоже, кое-кого пропустили. Юноша раскидывает плотные одеяла, под которыми забились два дрожащих ребенка. Они ведь действительно могли спастись от подчиненных Сарефа, хотя в итоге судьбу бы не обманули. Юноша присаживается рядом таким образом, чтобы загородить зрелище посередине лагеря, где наверняка находятся родители последних выживших. Почувствовав страшную опасность, мальчик и девочка начинают громко плакать. Сареф снимает маску и с улыбкой проводит ладонями перед их лицами. Ментальное успокоение на слабовольных действует очень быстро. — Ничего не бойтесь. Слышите этот звон? Детишки заторможено смотрят на вампира, а после чуть кивают. — Это начало новой жизни, вам тоже пора. Ваша мама заберет вас с собой. Вы просто заснете. — Тихо произносит юноша, а дети перестают плакать. Вполне очевидно, ведь из-за спины вампира выходит мама и с улыбкой приглашает подойти. Телега рядом полностью собрана, папа со смехом торопит всех, а лошади нервно бьют копытом в ожидании приказа отправиться навстречу утреннему солнцу. Сареф кивает подошедшему вампиру и направляется к выходу из лагеря. Двое детей теребят плащ члена команды зачистки, не обращая внимания на вынимаемое оружие. На бочке у выхода сидит Рим: не смогла справиться с любопытством и пошла следом. — То ли ты сентиментальный дурак, то ли бесчувственная мразь. — Девушка отворачивается от происходящего в лагере. — Сентиментальная мразь. — Теперь лицо полностью оправдывает прозвище. — Но так они ушли легко и уже колесят в прекрасном мире новых приключений. — Пфф, то, что ты запудрил им мозги волшебной иллюзией, еще не значит, что они отправились в какой-то благословенный загробный мир. Ты вообще знаешь, что происходит после смерти? — Рим соскакивает с бочки. — Не имею ни малейшего представления. Мне тоже не нравится способ, но без жертв нельзя приоткрыть Пределы. — Да плевать я хотела на убитых людей. — Мрачно отмахивается собеседница. — Даже если ты сделал бы вид, что не заметил их присутствия, после Метаморфозы они бы погибли. Мне лишь кажется, что когда смерть придет за мной, я буду валяться где-то в грязной канаве с кишками наружу, а может даже без руки. Будет лить ледяной дождь, а к утру может даже снег пойдет. Я буду медленно помирать в полном одиночестве. И никто не будет нас, вампиров, оплакивать, хоронить или вспоминать добрым словом.
До завершения синхронизации: 00:00:20
— Не могу сказать, что нас такой конец точно пройдет стороной. — Сареф приобнимает девушку и шепчет в ухо. — Но я обещаю, что спасу из любой канавы. — Ты просто говоришь то, что я хочу услышать. Легион тебя поднатаскал не только в магии и тайных знаниях, но еще в умении обаять любого. — Говорит Рим, но при этом не спешит разрывать дистанцию.
До завершения синхронизации: 00:00:00
Синхронизация настроена
Пути между выбранными мирами соприкасаются на 0,07 %
— Тоже верно. Он посчитал, что мне пригодятся навыки чесания языком и манипуляции людьми, и оказался прав. А теперь за дело, отступать и заламывать руки уже поздно. — Сареф отходит и надевает маску Кольного Мастера. — Не бойся, я не расклеюсь в самый неподходящий момент. В отличии от тебя я просто мразь. — Рим закидывает на плечо двуручник. Оружие, с которым взрослый мужчина справится с трудом, в руке вампирицы будет порхать как прутик. Сквозь прорехи в облаках падают багровые лучи, а после заимствованная сила разгоняет тучи, чтобы явить взору полную луну, слишком большую, чтобы не обратить на себя внимание. Алый Террор в самом простом объяснении является результатом соприкосновения Путей двух непохожих миров. Ограждающий и Последний Барьеры приоткрылись на толщину иголочки, что не позволяет путешествовать между мирами, но может отбросить тень одного места на другое. Прямо сейчас окрестности Фокраута становятся на время новой провинцией мира Ночного Народа, откуда очень давно пришли Древние вампиры со своими детьми. Это сила, которая приводила в шок остальные народы во время второй Темной Эры. А в конце света рухнут все Пределы, если всё пройдет по плану, но вряд ли многие застанут этот момент.
Глава 29
Все команды поочередно входят в город, лишь Сареф с Рим прячутся у внешнего кольца стен. План составлен с особой тщательностью и понимается каждым участником ночного штурма. Сарефу не нужно постоянно следить за подчиненными, Легион изначально отобрал в команду только самых толковых. Только новые помощники в лице Иоганна Коула и Ацета Кёрса могут подкинуть неприятный сюрприз. Небеса озаряются молнией при отсутствии грозы, через некоторое время еще раз. Юноша сидит, прислонившись к стене, и не думает прямо сейчас вступать в бой. Со святым барьером справиться оказалось сложнее, а магическую оборону должен снести демон. Защитники города вряд ли будут ожидать Ацета в союзниках вампиров. Алый Террор после синхронизации не сразу начинает работать на полную мощность, но с каждой минутой ночные охотники становятся сильнее. Рим рядом аж трясет от нетерпения, ей наверняка хочется выплеснуть копящуюся энергию. Но Сареф продолжает спокойно сидеть и анализировать происходящие изменения. Воздух становится немного другим, словно меняется атмосферный состав. Обычно медленное сердцебиение ускоряется, а еще просыпается сильный голод. «Nexus latus» устанавливает связь с настоящей вотчиной вампиров, где другие расы никогда не существовали и существовать не будут. Органы чувств, физическая сила и скорость: всё становится сильнее без оглядки на характеристики, управляемые Системой. В определенный момент по алой луне пробегает блик, после чего небо расчерчивают закругленные линии. Оставшиеся обрывки туч застывают, а в небесах за ними можно разглядеть совсем другой мир, дрожащий и немного размытый. Словно смотришь на дно реки, стоя над поверхностью воды. Загадочные очертания острых шпилей и бездонных пропастей просто так не откроют секреты, для этого придется очутиться в том мире по-настоящему, чего никогда не произойдет. Видеть подобное могут только вампиры, как и плавные линии, расходящиеся от луны в форме кровеносной системы. «Время пришло». Сареф встает на ноги и направляется в город. Спутница резким движением сдергивает ножны с гигантского меча. — Мы начинаем? — Рим ждет финальной отмашки. — Начинаем. — Кивает юноша и срывается на бег. Два вампира проникают в город через главные ворота на большой скорости. Даже без «баффов», как это могла бы назвать маскирующаяся под игровую Система, вампиры слишком быстры по сравнению с обычными людьми. Конечно, настоящую скорость могут показать только высшие и Древние вампиры, ощущение потока времени для которых почти что останавливается. Сареф помнит свою первую и последнюю схватку с Легионом, которую со стороны толком никто не смог бы увидеть. Юноша тогда использовал заемную силу на инстинктивном уровне, только позже Легион рассказал, что он нарушал законы привычной физики и управлял инерцией собственного тела. Это как сесть в болид для скоростных гонок и выжать максимум скорости. На таких скоростях управляемость транспортом должна быть мизерной без использования тормозов перед маневрами и поворотами, и полностью нулевой, если нужно резко поехать в обратную сторону. Сареф, конечно, никогда не сидел за рулем таких машин, но представляет себе именно так. Можно броситься за врагом, чтобы догнать за доли секунды, но остановиться на такой скорости для нанесения удара будет невозможно. Если бы сила Древнего не ломала законы мира, то тормозил бы Сареф путем сноса домов на своем пути. Два вампира сейчас просто быстро бегут по одной из главных улиц, где заканчивается бой между пятеркой ночных охотников и большой группой обороняющихся. Сначала люди легко окружили вампиров, благо здесь есть адепты боевых искусств, опытные ветераны и даже один жрец Герона. Но как только Алый Террор начал усиливать вампиров, то перевес сразу перешел к последним. Рим еще больше ускоряется и буквально тараном врезается в стену щитов. Два рыцаря попросту улетают дальше по улице с разбитыми щитами и вряд ли уже встанут на ноги до окончания схватки. Благодаря столкновению Рим смогла быстро остановиться позади строя и размахнуться мечом. Оружие в её руке скорее тяжелое, чем острое, поэтому легко сминает доспехи и шлемы. Вскоре бой завершается в пользу нападающих. Примерно то же происходит и в других северных частях города, но и потерь достаточно много. Их отряд уменьшился на одну треть, погибло около десяти вампиров от руки магов Конклава и мастеров Оружейной Часовни. Вампир рядом захлебывается в нескончаемом кашле, а после блюет кровью, выпитой у одного из убитых людей. — Что за херня? — Спрашивает Рим. — Они что-то приняли перед боем. Есть химические соединения, которые вызывают у вампиров аллергическую реакцию и сильное отравление. — Предполагает Сареф после обучения у Легиона. — Если они заранее выпили такое, то их кровь будет для нас отравой. Ни у кого кровь не пить! Передайте остальным командам. Во время Алого Террора голод ощущается нестерпимым, но бойцы послушно кивают, они уже не молодняк и могут бороться даже с очень сильным искушением. Особенно, если у жертв в крови яд. — Ять, тогда магию крови использовать не получится, — вздыхает Рим. — Откуда люди вообще узнали об этом? Я уже семнадцать лет живу вампиром, но впервые слышу, что есть яд, который действует только на нас. — Для магии можете использовать свою или людскую, но без поглощения. — Отвечает Сареф и жестом приказывать двигаться дальше. — Насчет источников информации охотников на вампиров мне пока сказать нечего. Пошли. — Но ты подумай, — не отстает девушка. — Кто-то догадался, как усилить святой барьер обычными, гном их забодай, камнями. А теперь еще ядовитая для нас кровь. Представь, что люди будут пить нечто такое как пиво или воду! — Такого не будет. Где сейчас делегация Стилмарка? — Они только что изменили местоположение. — Рапортует подошедший вампир. — Покинули храм Герона и засели в городской ратуше. Причем все воины заперлись там, мы теперь полностью контролируем город. Среди делегации много адептов Духа и где-то пять магов. Но своих жрецов они не привезли. — Еще бы, — встревает Рим. — Стилмарк не такой набожный, как Манария, хотя и там верят по большей части только в Герона. Вампиры перемещаются к городской ратуше, частично построенной из цельного камня и напоминающей мини-крепость. Понятно, почему гости из соседней страны решили обороняться там. Куда больше места, а священная защита под Алым Террором оказалась не настолько эффективной. Сареф чуть выглядывает из-за угла и смотрит на темные бойницы. Острый вампирский глаз замечает движения стрелков, готовых разрядить арбалеты с зачарованными болтами в любую подозрительную тень. Не исключено, что люди Стилмарка не зажигают огонь, так как используют распространенные чары ночного виденья. Глаза вампира идут снизу вверх: первые два этажа ратуши полностью из камня, а вот три остальных явно строили позже и возвели из дерева. С учетом того, что ратуша стоит на склоне, то она высоко поднимается над остальным городом и позволяет следить за обстановкой во все стороны, кроме скрытой за горой. — Отличное место, чтобы умереть, — говорит подоспевший мэтр Иоганн. — Особенно эта вонь со скотобойни как нельзя кстати. Я приступаю? — Начинайте, мэтр. — Разрешает Сареф, а сам смотрит уже в другую сторону, где церковь Герона озаряется мистическим светом. Там обороняющиеся делают упор на другой способ защиты. Ацет должен был напугать их достаточно хорошо, чтобы они предпочли не высовываться, даже магически. — Слушай, а зачем наш пиромант полез в канализацию? — Спрашивает Рим, не любящая быть в неведении. — Он взорвет ратушу. — Говорит Сареф как о каком-то будничном деле. — Я, конечно, не чародейка, но не будет ли удобнее кидать огненные шары с поверхности? — Однозначно удобнее. Но лобовая атака будет перехвачена вражескими магами, они именно её и ждут, а также нам нужно всё закончить за один удар. Мэтр Иоганн в первую очередь мастер-алхимик, ему нет смысла тратить энергию на огненные шары. В этот момент под землей Иоганн Коул присаживает у решетки, ведущей к подвалу ратуши. Руки привычно очерчивают в воздухе необходимые магические фигуры, а после стихийная магия начинает приводить воздушный поток в движение. Губы шепчут активационную фразу, следом чародей выдыхает воздух через область трансмутации. Появившийся из ниоткуда сквозняк подхватывает выдох, а после процесс становится самовоспроизводящимся. Алхимик чуть наклоняется, осторожно нюхает воздух и остается довольным результатом. После складывает руки в жесте «солнца Кабарди», в котором пальцы несимметрично пересекаются, и направляет в сторону, где должна находится ратуша. Нужен не только верный процесс, но и правильная среда для алхимической реакции… — А можно для тупых, что именно он все-таки делает? — Спрашивает Рим, пытаясь увидеть хоть какие-то изменения вокруг ратуши. — Не вижу ни дыма, ни огня. — Постепенно наполняет внутренние помещения взрывоопасным газом с помощью трансмутации веществ. А также контролирует перемешивание воздуха, чтобы газ не выходил из здания. Целый комплекс чар только для того, чтобы… — Закончить Сареф не успевает. Окна первых двух этажей выстреливают огнем, дымом и осколками каменной кладки. В канализации чародей пустил искру, которая на немыслимой скорости воспламенила весь газ снизу вверх. Третий, четвертый и пятый этаж один за другим взрываются, раскидывая куски дерева и людей, чтобы скрыться в грибовидном облаке огня. Ударная волна проходит мощным шквалом по всему району. Рим восторженно орет как придурошная, а вот Сареф обращает внимание на новую напасть. Огненный купол над бывшей ратушей моментально исчезает, а грудь наполняется ледяным воздухом. Лужа в переулке покрывается корочкой льда, а случайно залетевший кусок окна перестает гореть. Что-то на невозможной скорости поглотило тепловую энергию вокруг эпицентра взрыва, а теперь ночь разрывает комета чистейшего пламени, падающая на позиции вампиров. Сареф знает только одного мага, который так быстро может произвести обмен тепловых сред. Среди Громового отряда наверняка трудится мэтр Патрик. Рим вскакивает с криком о том, как она ненавидит холод. Сареф не предполагал, что защитники короля Манарии решат перейти в атаку. — Ацет! — Юноша отправляет мысленное послание вместе с криком. Почему-то демон в разрез договоренности позволил делегации Манарии вмешаться в происходящее. Тем временем над ратушей поднимаются в волшебном коконе не пострадавшие от взрыва король Стилмарка с несколькими вельможами. План придется менять, а комета уже врезается в дом в тридцати метрах от Сарефа и Рим. Земля вздрагивает, а вскоре дом между вампирами и эпицентром второго за сегодня взрыва складывает ударная волна с грохотом и жаром. Они не боятся бить масштабными ударами, так как знают, что в городе не осталось никого, кроме вампиров. Сареф хватает Рим за талию и совершает мощный прыжок на следующее здание. Волна взрыва все равно догнала, но хотя бы не погребла под обломками. — Ладно, мы тоже переходим к запасному плану. Рим, организуй остальных, я пойду один, чтобы не заметили. — Юноша не дожидается ответа и прыгает с крыши.Глава 30
Элизабет вздрагивает и открывает глаза. Авантюра со спасением короля Стилмарка вместе с несколькими стоящими рядом с ним людьми удалась. Чародейка ожидала яростного противоборства с демоном, но он так и не появился, чем позволил пилигриманту беспрепятственно добросить дух девушки и мэтра Патрика до ратуши. Элизабет пока что не представляет, как именно вампиры взорвали здание, но чувствует, что сердце стучит как сумасшедшее из-за возможности повторения чего-то похожего с церковью. Жрецы Герона безуспешно пытаются возвести святой барьер меньшего масштаба, но осознают, что божественные силы пришли в сильный упадок. Словно ночь сейчас помогает только кровопийцам, полностью отрезая Фокраут от взора бога солнца. Нужно протянуть до рассвета, но сказать легче, чем сделать. Метиох Айзервиц ушел вместе с монархом соседней страны в подвал храма за толстые каменные стены, а еще к ним присоединились советники и Элин. Остаткам делегации Манарии придется взять защиту на себя, сегодня они серьезно недооценили вампиров, несмотря на все приготовления. Посреди молитвенного зала стоит стул, а на нем подушка вместе с увесистым шаром, сияющим голубым светом. Кто же знал, что странный артефакт окажется настолько могущественным? Элизабет замирает возле предмета, погружаясь в воспоминания. Именно этот орб был целью финального состязания на турнире магических академий. Тогда она вместе с Сарефом и Йораном добралась до центра лабиринта, но туда же пришли все три команды Месскроуна. Девушка не смогла пойти против будущего мужа из-за прямого запрета, так что им пришлось уступить победу без борьбы. Фрад, Йоран и Сареф: никого из них больше рядом нет. По поверхности орба пробегает голубая волна, значит, артефакт почти готов к использованию. Лучшие артефакторы не смогли распознать все чары и природу предмета, но это сейчас неважно. Важно то, что ректор Месскроуна подарил предмет мейстеру Гимлерику, а уже учитель передал в пользование ученицы. Сила артефакта действительно впечатляет, но требует долгой подготовки. — Идут! — Кричит дозорный на бегу. — К храму приближаются чудовища! Элизабет бросается на второй этаж, где высокие витражи разбила взрывная волна от магии мэтра Патрика. По улицам к храму действительно стекаются десятки ужасных существ, все без меха и кожи. Если присмотреться, то без труда можно будет увидеть обнаженные мышцы. Некоторые создания похожи на псов, некоторые на огромных кошек, а также есть такие, что больше двух медведей. С крыши срывается стрела, оставляющая белую полосу в ночи. Аддлер Венселль занял лучшую позицию для стрельбы, но стрела просто проходит сквозь цель. Мозг лихорадочно перебирает варианты: это не иллюзия, не бесплотные создания, искривления пространства нет. Значит, это дело рук демона, который способен создавать мистификации, изменяющие законы реальности. Здесь даже гению от мира магии противопоставить нечего из-за того, что не ясна суть способностей демона-мистификатора. Он мог провозгласить, что его воины неуязвимы или любая атака обречена на провал. Раз он просто не приказал воздуху в храме превратиться в камень, то наверняка есть серьезные ограничения даже для таких фантастических возможностей. Если так пойдет дальше, то они даже не смогут от подобного отбиваться с учетом того, что самого демона не видно. Толпа тварей дружно идет в сторону храма, не реагируя на выстрелы и боевую магию. Дочь епископа наспех создает магический барьер, но монстры проходят сквозь него без замедления шага. Вот только на уличной грязи вполне оставляют следы. Критическая ситуация останавливается чем-то неожиданным: по городу проносится мелодичный звон. Потом словно кто-то бьет в огромный колокол, вибрации проникают в тело с каждым новым «ударом». Невидимый музыкант начинает выступление, играя с тональностью, и Элизабет готова поклясться, что в странной мелодии слышит топот множества копыт, ржание лошадей и бряцание оружием. Следом рождается невероятной силы удар, звук от незримого колокола пробегает по коже и нервам, дрожат остатки витражей, а грудь заполняет чувство невиданного восторга. Алая ночь вдруг вытесняется призрачно-голубым пульсирующим светом, источник которого примерно в квартале от храма. Теперь внеземную музыку можно не только слушать, но и видеть: потоки энергии поднимаются над Фокраутом великолепными самоцветными куполами строго в такт музыки. Здесь уже не только колокола, но и барабаны, скрипки и флейты. — Ахаха, я узнаю эту дрянь. Лоренс все-таки не отбросил копыта. — Доносится голос Ивы с первого этажа, где она с остальными заканчивает с баррикадированием входных дверей. Элизабет изумленно смотрит на происходящее: «Это делает Лоренс? Действительно, похоже на применение поющего меча, но разве тот клинок может делать такое»? На небольшую площадь перед храмом клином выезжает рыцарский строй духов. Неожиданное подкрепление действительно напоминает призраков. Полупрозрачные силуэты сотканы из энергии, на пиках горит несуществующий в реальности огонь, а также кони несутся на скорости, недоступной скакунами из плоти и крови. Неведомый рыцарский орден не только эффектно появляется, но и эффективно справляется с тварями демона, который не предусмотрел подобной атаки. Пики пронзают существ, кони безжалостно топчут тела, достаточно одного захода, чтобы от стаи монстров не осталось ничего. Мистификатор тут же бросает нити кукловода, и все создания испаряются в тенях. — Оближи меня зверолюд, это что за нафиг?! — Бальтазар указывает в небо, где вырастает эфемерная крепость с исполинскими бастионами. Крепость похожа на воздушный замок, а верхняя часть скрывается в жемчужных облаках. Теперь разъезды чудесных рыцарей проносятся по всему городу, атакуя всех вампиров, которых получается встретить. Элизабет не может сдержать смех облегчения, помощь не только подоспела вовремя, но и оказалась результативной. Вдруг чья-то крепкая рука сжимает плечо девушки. Элизабет вздрагивает и резко оборачивается, смотря на обожженное во время штурма особняка Тискарусов лицо мэтра Патрика. — Рано радуетесь, нам сейчас наступит конец. — Глухо произносит чародей. — О чем вы, мэтр? — Девушку вновь охватывает волнение. — Помните, что я заказал артефакт, реагирующий на колебания магии хаоса? Она только что нас накрыла. — Вы хотите сказать, что всё это дело рук магии хаоса? — Не понимает Элизабет Викар. — Нет же. Сареф явно находится в городе и только что активировал магию хаоса невероятной силы. Зная его, могу предположить, что опять использует «Реставрацию». Нам нужно бежать отсюда как можно дальше! — Почему, мэтр Патрик? Что такого он может здесь вернуть в прежнее состояние, что будет для нас опасно? — Вы знаете, вокруг какой горы был основан Фокраут? Ответить собеседница не успевает, так как здание ощутимо тряхнуло. — Черт, уже началось. Теперь нам, как говорят купцы из Фьор-Эласа, беломеховый песец. Город был построен вокруг именно этой горы их-за плодородных почв. А сейчас будет повторное удобрение. — Мэтр Патрик опирается на посох. Только сейчас Элизабет понимает, что имеет в виду чародей. Невысокая гора, вокруг которой построили город, не просто элемент ландшафта, а потухший вулкан. Наступает время второго толчка и грохота, который не может заглушить даже чудесная музыка «поющего» меча. Девушка бросается к противоположной стороне храма, где оконные проемы обращены в сторону горы. Над пиком вулкана теперь стоит шапка дыма высотой в двести, а то и триста метров. Магия хаоса вернула вулкан в действующее состояние, которое было неизвестно сколько веков или даже тысячелетий назад. Элизабет не сумела сдержать испуганный вскрик, когда огромный булыжник врезается в стену храма Герона. Вулкан изрыгает не только дым, пепел и огненные искры, но и запускает в полет множество лавовых снарядов. Теперь приходит через третьего толчка, когда возвышенность озаряет ночь фонтанами и потоками яркой лавы. Теперь Элизабет согласна, что нужно бежать отсюда как можно скорее. Лава только кажется вялотекущей, но на самом деле спускается по склону быстрее бегущего человека. Король Метиох выбегает из крипты храма и громко отдает команды, а вот остатки делегации Стилмарка встают в тесный кружок и разворачивают какой-то свиток. Только после активации стало понятно, что они решили смыться отсюда с помощью телепортационного свитка. Очень рискованный шаг в эпицентре столкновения различных сил магической и естественной природы. Похоже, сегодня на переговоры можно не рассчитывать. От всего королевского обоза осталось человек двадцать, что сейчас бегут по улицам города. Проснувшийся вулкан закрывает собой и эфемерный замок и алую луну вампиров. Призрачные рыцари указывают дорогу к ближайшему выходу из города, но до него еще далеко, а вот непроницаемые потоки раскаленного пепла и ядовитых газов подобно песчаной буре накрывают город. Все чародеи как могут прикрывают людей, но все равно численность группы неумолимо сокращается. Элизабет сжимает магическую сферу, а вокруг людей кружатся сотни сотен жемчужных капель, но такого барьера тоже надолго не хватит. Кто-то падает на землю в неспособности сделать вдох после того, как пепел забил глотку. Другой отошел всего на два шага и оказался во власти раскаленного пепла, что жжет сильнее кипятка. То и дело с небес падают куски застывшей лавы, выбрасываемые жерлом вулкана подобно требушету. Один кусок длиной в метр моментально убил советника короля по дипломатическим вопросам. Ночное извержение стало бы смертью в кромешном мраке, если бы не огненные реки, которые догоняют спасающихся. Вулкан действует по самому жуткому сценарию, не давая практически никаких шансов на спасение. Элизабет смотрит на спину Элин, которую Ива несет на себе. Вот только гонка со смертью и другим дается не очень хорошо. Волшебница с трудом дышит и очень быстро устает. Мэтр Патрик рядом тоже бежит из последних сил. Похоже, не всем дано иметь потрясающую физическую подготовку вместе с высокими возможностями в магии, как это показывал один студент, которого Элизабет считала другом. Перекресток перед ними уже заливает лава из недр земли, так что приходится повернуть в другую сторону. Чудесные рыцари уже скрылись в ночи вместе с родным замком, как и не видать никаких вампиров. Понятное дело, они должны были сразу покинуть город, причем куда быстрее людей. Целый ряд домов вдруг проваливается в трещину, наполненную жидким огнем, так что отрезан еще один путь. Вся группа останавливается, вокруг царит настоящий хаос, в котором уже невозможно ориентироваться. Элизабет творит одно заклятье за другим, чтобы не пропускать под магический купол изрыгаемые вулканом облака, контролировать температуру и наличие свежего кислорода. Всем приходится забежать в дом и подняться на последний третий этаж, так как лава бежит уже по всем улицам. — Долго мы тут не протянем. — Бальтазар утирает обильный пот. — Прям баня. — У нас есть телепортационные свитки? Либо какой-либо другой способ магического передвижения? — Спрашивает Метиох. — Есть, ваше величество, но во время этого катаклизма их использовать очень опасно. — Хрипло отвечает Элизабет, борясь с невероятной жаждой. — Океан магии и естественная природа находятся в тесной взаимосвязи. Извержение привело в абсолютный хаос потоки энергии, сбило линии и образовало новый полюс Сил. — Ладно, другие предложения? — Спрашивает монарх, но слово никто брать не собирается, только Элин тихо спрашивает у Ивы, в порядке ли будет Лоренс.Глава 31
Над старым трехэтажным домом льет дождь. Смотрится максимально необычно не из-за малой площади ливня, а из-за его появления посреди извержения вулкана. Уже весь город потонул в горячих черных облаках, что оседает на поверхностях толстым и очень тяжелым слоем вулканического пепла. Впрочем, магический барьер лишь выглядит как дождь, на самом деле имеет природу чистой энергии, что остужает пространство и блокирует доступ для разгулявшейся стихии. Обычные люди вряд ли смогли бы выжить в таком месте. — Итак, что будем делать? — Повторно спрашивает его величество. — Думаю, будет правильным переждать здесь, пока извержение не успокоится. — Говорит мэтр Патрик. — Некоторые вулканы могут оставаться активными долгие дни, недели и даже месяцы. — Возражает Элизабет. — Надо попробовать пробиться из города. Я задействую самые мощные чары. — Ты уже устала, — качает головой чародей. Из всей команды магов кроме них остались только мэтр Филипп, серьезно обессилевший после сеансов внетелесного путешествия, и мэтр Эрик, тоже растративший за сегодня силы. Девушка старается держаться прямо, но молча принимает довод. Если бы не сжала кулаки, то не смогла бы спрятать дрожь рук. Элин очень тихо сидит рядом, уже закончив с отряхиванием от попавшего на волосы и одежду пепла. Бальтазар и Ива во все глаза наблюдают за происходящим в городе через единственное окно. В противоположном углу сидят магистр Венселль с Годардом и что-то тихо обсуждают. Помимо них сумело выжить три гвардейца и два рыцаря. Разговор опять заходит в тупик из-за отсутствия идей, поэтому Элизабет закрывает глаза и активирует поисковую магию. Лоренс ведь был где-то в городе, но там сейчас творится что-то безумное, так что девушка в глубине души понимает, что шансы молодого рыцаря на выживание крайне малы. Можно сказать, что за сегодня он уже дважды спас Элизабет: в первый раз, когда послал на выручку товарищей, а в другой, когда призвал сказочных рыцарей. Викар до сих пор не понимает, что именно это было и на каких законах работало. К сожалению, вокруг всё в полном беспорядке безо всякой магии хаоса. Город почти полностью разрушен и еще не скоро будет вновь заселен. Скорее всего станет городом-призраком, какие можно встретить в разных странах, в том числе в Манарии. Станет прибежищем разбойников или кого похуже, например, неупокоенных душ умерших жителей. Магия не дает никаких результатов и постоянно сбивается. «Бесполезно», — с досадой кусает губу Элизабет. Все дружно вздрагивают из-за громкого свиста. Человек вряд ли смог бы так громко свистеть, тогда что же это? Ива всех подзывает к окну и указывает на небо. Элизабет пытается посмотреть, что там такое, но непроницаемые облака пепла надежно укрывают тайну небес. — Я видела какое-то очертание, — поясняет орчиха. — Это может прозвучать глупо, я, видать, надышалась ядовитого дыма… — Да не томи ты. — Не выдерживает Бальтазар. — Над нами словно проплыл корабль, я увидела настоящее днище! — Ива продолжает рыскать взором по непроглядному мраку сквозь капли волшебного «дождя». — Корабли не летают, — усмехается Аддлер Венселль, — и уж тем более в месте извержения вулкана. Но существование чего остается без сомнений, так это странного свиста. Он рождается то в одном месте, то в другом. Иногда серия коротких, а порой тянется секунд десять. Элизабет чувствует, как Элин хватает за руку. Девушки отходят в сторону, и эльфийка что-то тихо шепчет. — Правда? Ты уверена? — Громко удивляется Элизабет. — Да-да, — кивает эльфка. — Именно так суда перекликаются между собой, но я никогда не видела, чтобы они могли летать. — Что такое, мисс Викар? — Спрашивает подошедший Метиох Айзервиц. — Ваше величество, Элин говорит, что это похоже на перекличку судов Фрейяфлейма. — Элизабет вводит в курс дела. — Фрейяфлейм? Архипелаг эльфов? Что они могут здесь делать? — Не знаем, ваше величество. Позвольте попробовать дать сигнал. — Девушка смотрит на магический орб, поддерживающий защитные чары. — Действуй. Все равно иного не остается. Всем остальным приготовиться к бою: это могут быть вампиры. — Все занимают позиции и готовят оружие. Элизабет Викар держит в ладонях холодную поверхность сферы, готовясь к новому заклятью. Если приглядеться, то можно увидеть пузыри внутри артефакта, будто там кто-то дышит. Орб начинает светиться сильнее, после чего над домом вырастает яркий голубой луч, который пронзает облака пепла и устремляется в ночное небо, где горит в течение пяти секунд. Несколько минут ничего не происходит, но вдруг вновь слышен свист с разных сторон. Бальтазар с ругательствами отпрыгивает от окна вместе с Ивой, так как совсем рядом с оконным проемом проносится обшивка корабля. Судно тормозит, елозя левым бортом по стене здания. — Герон меня вразуми, мы находимся на суше в девяти метрах над землей. — Мэтр Эрик из охотников на вампиров первым говорит вслух после увиденного. Прямо в окно некто сбрасывает трап, после чего в комнате показывается эльф. Его лицо закрыто покрытой пеплом маской, но заостренные уши заметны сразу. На эльфе нет доспехов, только свободная испачканная одежда и меч на поясе. — Доброй ночи вам. — Чужеродный акцент тут же подскажет всем невнимательным, что перед ними заморский гость. — Рад, что вас удалось найти. Мы поможем вам выбраться, взамен просим посетить наших старейшин. — Я — Метиох Айзервиц, король Манарии. С кем я говорю? — Вперед выходит монарх. — Иглен, король людей, капитан «Четырехкрылого Змея». — Спокойно отвечает эльф. Никакого пиетета перед королем не выказывает. — Хорошо, будем рады получить помощь. Поднимаемся на борт! Группа выживших осторожно поднимается по трапу, до конца не веря в происходящее. На палубе дышится довольно свободно, так как она огорожена от последствий извержения кожаной мембраной. Люди изумленно смотрят вокруг и не понимают, что должно произойти дальше. Матросы затаскивают трап, и судно начинает набирать высоту. — Подождите, у нас остался еще один человек в городе. Он мог выжить. — Напоминает о Лоренсе Элизабет. — Сейчас поиски затруднены, — Иглен разводит руками. — Мы и вас обнаружили только благодаря вашему сигналу. Никаких других сигналов мы не увидели. — Не переживайте, леди Викар, — подходит Бальтазар. — Лоренс тот еще везунчик. Он выкарабкается. — То есть вы согласны просто его здесь бросить? — Элизабет ошарашена, даже Элин испуганно открыла рот. — На наших судах оседают пласты пепла. — Поясняет эльф. — Если задержимся, то не сможем удерживаться в воздухе. — Тогда уходим отсюда сейчас же. — Принимает решение Метиох. — Мы многих потеряли сегодня и не будем рисковать выжившими для спасения одного человека. Элизабет остается лишь склонить голову в ответ на категоричный тон. Судно действительно поднимается в воздух и начинает полет куда-то вперед. Один из экипажа нажимает на воздушный мешок около главной мачты, из-за чего и раздается тот самый пронзительный свист. Откуда-то из ночи приходят ответы. Дочь епископа устало доходит до правого борта, возле которого садится. Накатывает дикая усталость, похоже, безопасность расслабляет ум и тело и открывает дорогу невероятной сонливости. Элизабет приобнимает Элин и тут же проваливается в тяжелый сон без сновидений. Пробуждение происходит через несколько часов, если верить светлеющему небу. Элизабет осторожно встает на ноги, чтобы не разбудить спутницу, и оглядывается по сторонам. Плотно натянутый кожух вокруг всей верхней палубы уже снят, несколько эльфов заняты выбрасыванием за борт целых ведер пепла. Элизабет смотрит вниз и с удивлением не видит суши. Вокруг до горизонта раскинулось утреннее море. Девушка видит у другого борта мэтра Патрика и сразу направляется к нему. — Ты проснулась, — чародей с кружкой чего-то горячего смотрит на горизонт. — Ты сильно утомилась, мы не стали тебя будить. — Где мы находимся? — Эльфы слукавили тем, что не уточнили место встречи со старейшинами. Они везут нас на Фрейяфлейм, и мы не вправе отказаться от приглашения. Разве что в море прыгнуть. — Бред какой-то. Чего я не ожидала, так это спасения от рук эльфов. — Девушка проводит рукой по грязным волосам, сейчас выглядит не лучше шахтера, который неделю не выходил из забоя. — Как и я. Его величество сейчас вместе с Игленом, пойдем к ним. Чародей ведет Элизабет на вторую палубу, где в каюте за столом сидит капитан воздушного судна вместе королем Манарии. — Мисс Викар, рад, что вы к нам присоединились. — Метиох жестом приглашает сесть за стол и наливает полный стакан воды. Элизабет жадно осушает стакан, до этого и не думала, насколько сильна была жажда. — Мы летим на ваши острова? — Спрашивает девушка у эльфа. Он уже без маски, поэтому можно без труда разглядывать скуластое заостренное лицо и глаза цвета темного сапфира. — Да. — Кивает Иглен. — Я выполняю приказ. — Я до сих пор против такого поспешного отъезда из страны, но в этом есть и свои плюсы. Мы можем заключить союз с теми, на кого даже не рассчитывали. — Объясняет монарх. — А как же переговоры со Стилмарком? — Мы обнаружили их за городом. — Теперь слово берет Иглен. — Все убиты в центре сложной магической фигуры в виде треугольников без одной вершины. — Ах, — Элизабет без труда узнает магию. — Вампиры подготовились к тому, что делегация Стилмарка решит воспользоваться телепортационным свитком, поэтому заранее установили ловушку, которая стягивает на себя все магические маршруты. — Именно. — Мрачно произносит Метиох. — Наши неудавшиеся партнеры телепортировались прямо к ним в руки. После происшествия с Мариэн Викар во время побега из Фондаркбурга мы стали крайне редко прибегать к телепортации, так как вампиры могут её перехватывать. А вот в Стилмарке с таким, вероятно, еще не сталкивались. — К тому же мы потеряли один корабль, так что вампиры в курсе, кто вас подобрал. — Невеселое выражение лица Иглена теперь тоже понятно. — Из-за вулкана? — Осторожно спрашивает девушка. — Нет, из-за какого-то человеческого мага. Этот сумасшедший плясал посреди рек лавы, словно радовался огню и жару. А когда завидел наше судно, сразу атаковал. Потрясающей силы пиромант: из его огненного ада корабль вырваться не смог. Так что ваш долг вырос. — А как вы узнали о нас? Чтобы долететь с Фрейяфлейма, нужно было вылететь заранее. — Спрашивает молчавший до этого мэтр Патрик. — У нас есть информатор и большего на этот счет я сказать не вправе…Глава 32
Дым от проснувшегося вулкана поднялся на многие километры, это особенно хорошо видно утром. Правда, привычного восхода солнца не было, так как сильный ветер погнал вулканический пепел прямо вглубь страны над головой путника. Много впечатлительных людей сочтут это за знак грядущих бедствий мирового масштаба. Пепел вполне способен дойти по Пуарнского моря, постепенно удобряя многочисленные поля и приводя к болезням легких. Сареф уже не способен бодро идти, ноги словно стали ватными. После недавней «Реставрации» запасы маны достигли дна. Вся одежда перепачкана, а вот голова по больше части осталась чистой благодаря маске Кольного Мастера. Вампир доходит до тайной опушки в лесу, где лежат тела делегации Стилмарка. Рассчитывалось, что короля соседней страны удастся убить и без помощи этого, но Сареф решил перестраховаться и оставил Хунга сторожить ловушку. Сбоку шуршат кусты, кто-то неосторожно пробирается сквозь них. Сарефа догоняет Иоганн Коул с довольной улыбкой на лице. Чумазый чародей не выглядит пострадавшим, хоть и провел ночь в Фокрауте. Вероятно, использовал огненные или алхимические чары, чтобы создать комфортные условия пребывания в геологическом катаклизме. — Эгей, командир. — Машет довольный маг. — А где остальные? — Остановились чуть дальше. Пойдем. Вдвоем они продвигаются через деревья в вулканических сумерках. — Итак, задача выполнена? — Спрашивает Иоганн. — Да. Король Стилмарка мертв, агенты Хейдена среди его советников тоже. — Кивает юноша. — Но дальше будет сложнее. — Следующая цель лучше охраняется? — Нет, к нам станут относиться более серьезно. — А еще эти эльфы. — Вспоминает Коул. — Это же были эльфы? — Прямиком с Фрейяфлейма. Ты сумел сбить одно их судно? — Сареф видел огненную воронку над городом. — Ага, они озаботились защитой от огня и жара, но явно не ожидали, что я подожгу сам воздух вокруг них. Ты слышал тот странный крик, когда корабль падал? — Да. Я думал, корабли используют аэрокинетику как народность с Поста Каллисто. Но оказалось, что заключили контракты с духовными существами. В момент гибели судна умерло и существо-хранитель. — Не удивлен, так как на эльфском архипелаге живет много подобных созданий. О, вижу наших. — Маг указывает на пещеру, у входа в которую стоит вампир с обнаженным оружием. Внутри уже ждет Рим с докладом. В живых осталось шестнадцать вампиров, трое из них еще регенерируют тяжелые травмы. Юноша оглядывает команду и принимает решение о том, что нужно взять небольшую передышку. — Где оставили «Мрачную Аннализу»? Судно не обнаружат? — Спрашивает Сареф. — В одной из бухт Кинжального залива. Вполне могут найти, если будут прочесывать всё побережье. — Отвечает Мальт, отвечающий за корабль. — Рим и мэтр Иоганн остаются со мной, а все остальные — на корабль и в море. Поддерживаем связь и ждем дальнейших распоряжений. — Приказывает Сареф. Вампиры без лишних слов встают и направляются к выходу из пещеры. Коул устало приваливается к стене со странной улыбкой, словно ночное путешествие его еще не отпустило. — Что-то у нас всё идет наперекосяк. — Заключает Рим и плюхается на землю. — О чем ты? — Юноша аккуратно садится рядом. — Задача выполнена, а потери были неизбежны. — Так-то оно так. Но вот манарийцы смогли улететь. Что за херня? — Делегация Манарии не была нашей целью. Лоук Айзервиц уже мертв, как и мертвы пособники Хейдена среди знати. — Может быть и так, но неужели ты считаешь, что Метиох Айзервиц нам не страшен? Он собирает альянс против нас. Что ты на это скажешь? Или у тебя остались дружеские отношения с людьми королевства? Почему бы не грохнуть Элизабет Викар, она ведь руководит Громовым отрядом и вполне может считаться нашей целью. — Может, и остались, — Спокойно пожимает плечами Сареф. — У нас есть другие, более приоритетные задачи. Громовой отряд нам еще послужит. — Каким образом? Объединением всего света против нас? Отличная будет служба! А еще та херь со странной музыкой: откуда она вообще взялась? Что это были за рыцари и воздушный замок? Они перекрыли собой воздействие Алого Террора, что в принципе невозможно! Иоганн Коул с интересом следит за обсуждением с трубкой во рту. — Не задумывайся слишком об этом. Что касается неожиданной поддержки, то связано с технологией «поющего» металла. — Отвечает Сареф. — Какого металла? — Не понимает девушка.Название: «Воспроизведение музыки прошлого» Тип: вне классификаций Ранг умения: неизвестен Уровень освоенности: неизвестен Описание: Считается, что «поющий» металл пришел в мир извне. Путем зачарованной ковки можно добиться особой структуры, когда металл способен устанавливать резонанс с потоками магической энергии, чтобы приводить их в нужное движение. Но основным свойством материала является возможность записи и воспроизведения. Абсолютно всё в мире производит музыку, а «поющий» металл не только различает её, но еще запоминает и может выступить в качестве проигрывателя для записанного произведения. Активация: неизвестна
Сареф мысленно вызывает описание явления, которое дано Системой. Удивительно, но оно очень сильно пересекается с одной из пассивных способностей, а именно «Мелодией мира».
Название: «Мелодия мира» Тип: пассивная способность Ранг умения: В Уровень освоенности: неприменим Описание: те, чьи чувства особенно остры, могут слышать даже то, что не достигает ушей. Говорят, что мироздание сотворено с помощью музыки и пения. Те, кто могут услышать подобное, приобщаются к одной из самых таинственных мистерии мира и жизни. Некоторым это дает просветление, а другим приносит безумие. Достигшие высокого понимания вселенской музыки могут различать мелодию мира, что создается всем, что живет и движется. Активация: не требуется.
Из этого можно сделать вывод, что «поющий» металл может выступить как музыкальная пластинка. Когда-то давно металл запомнил «музыку событий» давно исчезнувшего королевства и замка, а сегодня ночью воспроизвел, наделив произведение магией. Система подобрала слово «проигрыватель», что понятно для Сарефа, но вряд ли вызовет отклик у жителей этого мира. При этом вампир не смог не отметить сходство с магией Хаоса. Та же «Реставрация» способна «воспроизвести» событие прошлого путем путешествия разума. «Поющий» металл же каким-то образом запоминает событие и может проигрывать в реальности как последовательность музыкальных параметров, имеющих форму и магический объем. Но требовательно смотрящая Рим вряд ли поймет объяснения. — Особый материал, который может с помощью магии создать что-то, что когда-либо существовало рядом с ним. — Максимально просто объясняет вампир. Мэтр Иоганн аж закашлялся. — Такие предметы разве могут существовать? — Спрашивает чародей. — В ученом сообществе считается, что «поющий» металл лишь способен резонировать с магической энергией. — Как видите, теперь у ученого сообщества есть повод вновь собраться и обсудить это. — Улыбается Сареф. — Ладно, оставим это. Где наша следующая цель? — Рим слишком устала, чтобы дальше мучить напарника. — В Рейнмарке. — В самом городе или в диких землях вокруг него? — И там и там. — Рейнмарк? — Иоганн выдыхает облачко табачного дыма. — Этот муравейник почти с трехсоттысячным населением и площадью в сто пятьдесят квадратных километров? — Он самый. — Кивает Сареф. — Самый большой город мира. — А еще самый гнилой, грязный и опасный, где между районами города по-прежнему остались километры пустынных земель. Их называют буферными. — Встревает Рим. — Не такие уж и пустынные, большинство таких зон используют под засев, большой город требует много еды. — Возражает юноша. — Хотя не хлебом единым. Рейнмарк имеет выход к морю, поэтому рыболовецкий промысел сильно развит. А еще проходят маршруты всех контрабандистов между Стилмарком, Великим Топями, Широкоземельной Степью и Островной Федерацией. На рынках Рейнмарка можно найти что угодно, даже редкие товары с других континентов. И никакой официальной власти. — Ну что же, теперь-то я наконец увижу этот город мечты. — Смеется чародей. — Ладно, а кто наша цель? Разве там живет кто-то значимый? — Интересуется Рим. — Да, агенты Легиона пронюхали, что там скрывается primis magulus Петровитты. Точнее, он в бегах, так что титула лишен. — Это название какой-нибудь холеры? — Наугад предполагает Рим. — Титул первого чародея. Самого сильного и влиятельного. Что-то вроде архимага. — Объясняет Коул. — Убивать архимагов мне еще не доводилось… — Рим задумчиво смотрит в потолок пещеры. — Нет, он не цель для устранения, а наш новый союзник. — Поясняет юноша. — На Ацета Кёрса трудно рассчитывать, он слишком неуправляемый, так как чихать хотел на наши цели. — Дай угадаю, этот магулус тоже немного с приветом? — Вздыхает вампирша. — Конечно, — невозмутимо кивает Сареф. — Нормальные нам тут не нужны. Зато после вербовки мы пойдем охотиться на бога. После этих слов сонливость тут же слетает со спутников, так что Сарефу приходится отбиваться от града вопросов. На обсуждение всех деталей ушло еще два часа, после чего троица отправилась к ближайшей реке, чтобы хоть немного отмыться от пепла и грязи. Пока Иоганн меланхолично плыл по течению, лежа на спине, Рим сновала вокруг молодым дельфинчиком и распугивала птиц воплями о холодной воде. Ничего нового. Сареф только закончил с чисткой сапог, когда вампирица уже выскочила на берег, но поняла, что на ветру еще холоднее и снова прыгнула в воду. — Кстати, забыла спросить, а куда ты дел свой тесак? Неужели потерял в Фокрауте? — Нет, он еще послужит нам. Мне все равно несподручно с ним, так как я очень плох в активации его чар. — Отвечает Сареф и вспоминает, как оружие глубоко вонзилось в днище одного из кораблей, что пролетал ночью над головой вампира. Сареф надеется, что метнул оружие с достаточной силой, чтобы «Волнорез» долетел вместе с эльфами до Фрейяфлейма. Похоже, новым видом транспорта эльфы нашли решение давних проблем с пиратами и морскими драконами. Теперь надводная блокада эльфийскому архипелагу не страшна. «Хотел бы я посмотреть на Фрейяфлейм вместе с Элин», — думает Сареф, а тем временем с реки доносятся восторженные крики Рим: мэтр Иоганн вдруг нагрел участок реки, из-за чего над поверхностью воды даже легкий пар пошел.
Глава 33
Горячий песок рвется прямо в лицо, даже платок не спасает. Пустынные Земли в центре южного материка, пожалуй, последнее напоминание о прошлом, где все земли вокруг были такими, за исключением Гномского Нагорья. Манария, Стилмарк, Рейнмарк, Вошельские княжества и Широкоземельная Степь окружают центральную пустыню, которую не смогло изменить даже магическое вмешательство древнего архимага в климат. Сареф со спутниками решил прибыть в Рейнмарк не через Стилмарк, где уже проходят различные волнения на грани гражданской войны за власть, а по маршрутам контрабандистов. Герон на этих лигах песка и каньонов словно хочет сжечь без остатка двух вампиров и человека. Хотя, Рим прямо-таки блаженствует в жаре, словно не солнце является древним врагом ночных охотников. Мэтр Иоганн путешествие переносит с трудом, ему приходится поддерживать чары вокруг себя, рассеивающие тепло солнечных лучей. Сареф же тоже чувствует себя довольно сносно, параметр Стойкости довольно высок для обычной жары. Для путешествия им пришлось украсть лошадей из окрестностей Фокраута, жителям они все равно больше не понадобятся. Если они не собьются с маршрута, то уже через восемь дней будут на другой границе пустыни, где песок сменится каменистой равниной, а та уже просто равниной с лесами и реками. — Я хочу кое-что спросить. — Коул подгоняет лошадь и равняется с Сарефом. — А какая для вас польза от всего этого? Я уже понял, что вы жаждете глобального уничтожения, но в чем смысл? — Легион и все вампиры, что к нему присоединятся, собираются совершить Исход из мира. — Говорит юноша. — Но почему бы не уйти без гибели мира? — Ограждающий и Последний Предел перекрывает все Пути, куда не сунься. Вы в курсе, что такое Пути? — Спрашивает Сареф. — Ну, я все-таки получил магическое образование в Альго. — Просто в Фернант Окула этот вопрос никак не включен в образовательную программу, и мало кто из магов в подобном разбирается. — Поясняет вампир причину вопроса. — Я был студентом еще при правлении Ваиля Айзервиц. Тогда подобное преподавалось, а уже при короле Лоуке было повсеместно запрещено. — Говорит чародей, но сразу поправляется. — Точнее, не то чтобы был прямой запрет с изданием закона или указа, просто новый король отдал непубличный приказ для ректоров на изъятие учебных материалов и отмену лекций по этой теме. Может, ты знаешь причину? — Знаю. — Кивает Сареф. — Это было решение не короля, а того, кто стоял за его плечом. Его зовут Хейден, ты о нем уже слышал. — Уже неоднократно, но до сих пор не особо понимаю, что это за тип. Надо полагать, он категорично против вашего плана? — Да, он является одной изпричин провала второй Темной Эры. Он — высший вампир, переметнувшийся на сторону людей. Но он с ними не дружит и не сотрудничает, скорее манипулирует для создания выгодных для себя условий. Ровно как и Легион. — Поэтому, значит, они используют сообщников и агентов вместо того, чтобы самостоятельно не поубивать все цели? — Предполагает мэтр Иоганн. — Да, взаимное сдерживание. Именно поэтому короля Лоука убил я, не Легион. Если один высший вампир начнет съедать главные фигуры оппонента, то последний начнет делать так же с неменьшей эффективностью и быстротой. — Сареф тянет поводья для поворота налево, где должен находиться водопой. — Они оба могут сколь угодно долго заниматься разведкой и контрразведкой, отправлять и ловить шпионов и агентов, ни одна сторона не видит всех фигур. Но в случае королей мы уже знаем тех, кто работает на нас, кто против нас, а кто — против всех. Водопоем оказывается почти высохший пруд с мутной водой, притаившийся под глыбами песчаника. Когда всадники приближались к нему, оттуда тут же со всех ног удирало всяческое зверье из местной фауны. Дорога к водопою сплошь покрыта следами животных и людей, так что обнаружение места не составляет труда для внимательного путешественника. Кони жадно пьют воду, пока наездники наполняют все фляги. В бытовых вещах преимущество владения магией бесспорно. Фундаментальная физическая магия заставляет глину, песок и шерсть животных уходить в осадок, что безжалостно выливается на землю. В итоге получается чистая прозрачная вода, а Коул дополнительно доводит воду до кипятка, а после остужает. Заклятья нагрева и охлаждения маг-алхимик изучает в первую очередь, если собирается всерьез изучать благородную науку. Правда, еще будет неплохо иметь финансы на дорогие лабораторные приборы и реагенты. Хотя, встретить бедствующего мага очень трудно. — Сегодня идем до Зыбкой равнины? — Спрашивает Рим. — Хотелось бы. — Сареф плотно закрывает флягу. — Остановимся прямо перед ней, так как саму равнину безопаснее пересекать в дневное время суток. — Вы же отлично видите в темноте, — Иоганн еще не закончил со своей частью. — Дело не в темноте, хотя действительно много песчаных ловушек можно встретить. Там зона обитания призраков. — А, нежить. Понятно. Тогда вправду лучше днем. Вскоре путники вновь выходят на тракт, хотя трактом здесь назвать нечего. По привычке так называют контрабандисты и торговцы, ориентируясь не на дорогу под ногами, а на ориентиры по сторонам. Участок петляет между красными скалами, а вот следующий требует всегда смотреть на далекую гору с черной вершиной. Кто знает, сколько лет маршруту, может, составили еще до появления нынешних государств, которые являются довольно молодыми по меркам возраста мира. Путешественники не принуждают лошадей идти быстро, так как они очень быстро устанут в край и уже не смогут нести всадников и поклажу. Поэтому дорога без них станет куда менее удобной, особенно для Иоганна Коула. — А вы когда-нибудь бывали в городе орков? — У чародея явно нет охоты молча смотреть на скучный пейзаж. — Муран-Валган-Деорт? — Без особой необходимости уточняет Сареф, так как у орков только одно поселение можно назвать городом. — Он самый. Ходячий орочий город. Если в конце повернуть не к Рейнмарку, а в Широкоземельную Степь, то с некоторым шансом можем на него натолкнуться. — Маг неопределенно указывает куда-то на юго-запад. — Почему с некоторым шансом? Никогда не была в Степи. — К разговору подключается Рим. — Потому что город ходячий! — Смеется Коул. — В прямом смысле слова. Это же одно из чудес света. — Ну извини, что я родилась в семье пахаря и дальше соседней деревни не уходила. — Обижается девушка. — Сареф, объясни лучше ты. — Представь остров, который не в море, а висит над землей. На острове орки основали город, а под ним огромные ноги, как у паука, на которых вся конструкция шагает по Степи. Медленно, но верно. — Объясняет Сареф. — Во, теперь поняла. Но разве такое возможно? Не знала, что орки сильны в магии. — Дело не в магии, — мэтр Иоганн не выдерживает молчания. — Точнее, если там и есть какая-то магия, то совершенно необычная. Город — наследие расы демонов. Он работает на странных механизмах, в которых сейчас больше всего понимают только сами демоны и орки. Вообще-то много лет не утихают споры, чей инженерный гений круче, если не считать демонов: орков или гномов. Гномы изобретают и строят очень странные и порой пугающие вещи, но труды по большей части скрыты под землей. А вот орки оказались способны поддерживать работу шагающего города, даже не понимая до конца принцип его работы. — Я об орках слышала в Оружейной Часовне. У них есть собственная школа боевых искусств, ничем особенно непримечательная. Стандартные техники по работе с энергией духа, но все орки от рождения куда сильнее людей, так что их внутренние резервы куда выше людских адептов. — Рим пересказывает слухи из обучения в Оружейной Часовне. — А еще многие любят парное оружие, так как все орки — врожденные амбидекстры. [Амбидекстр — человек, в одинаковой степени владеющий левой и правой рукой. Прим. автора] — У них вообще много особенностей. Каждая раса по-своему уникальна, и даже жаль, что всё это многообразие однажды исчезнет по нашей вине. — Вздыхает маг. — Оно и без нашего участия исчезнет, вопрос лишь во времени. — Пожимает плечами Сареф. Он не ждет, что Коул поймет. Достаточно того, что сам чародей уже давно сломан внутри, поэтому уже не сможет жить обычной жизнью. Остаток дня пролетел без разговоров, все переговоры сводились к решению задач про выбор очередного маршрута или места для быстрой стоянки. Палящее солнце через часы пути вызывает слабость даже у вампиров, хочется, чтобы поскорее наступил вечер. Остается лишь смотреть на холку коня и иногда проверять бескрайние просторы на наличие тени, водоема или опасности в виде хищников или разбойников. Как и предполагалось, к заходу солнца группа подобралась к Зыбкой равнине, месту, где обитает огромное количество призраков. Трудно определить, откуда они тут появились. Возможно, в прошлом место служило полем боя с большим количеством жертв. Однако Сареф предполагает, что когда-то давно здесь жили люди или другие расы. Это можно увидеть по древним развалинам, еще не погребенным под слоем песка. Как вполне обычный археолог Сареф бы с удовольствием изучал всё это и докапывался до интересных находок, но увлечения и даже профессия прошлой жизни больше не имеют большого значения. Рядом потрескивает костерок, но не из-за разрушения сгораемой древесины, которой тут неоткуда взяться, а из-за горящего камня, с которого еле заметными вспышками отваливаются кусочки. «Пирокамень» — древнее изобретение неизвестного автора. Алхимику достаточно слепить из свежей глины комок, опустить в специальный раствор, а после поддерживать реакцию насыщения с помощью магии. В итоге получается довольно твердый кусок, воспламеняющийся от одной лишь искры. Пирокамень во время горения постепенно разрушается, но его вполне может хватить на неделю использования. Сареф с удовольствием рассказал бы о «сухом спирте» из прошлой жизни, но, к сожалению, не может вспомнить ни его состав, ни тем более способ изготовления. Химическое образование тут бы пригодилось лучше археологического. Мэтр Иоганн насаживает на нож кусочек мяса и начинает жарить, заодно интересуясь, что жрут вампиры, когда не на кого охотиться. Рим не удержалась от комментария, что в этом случае можно покусать кое-какого мага. Сареф же смотрит в сторону равнины, на которой словно зажигаются болотные огоньки.Глава 34
Первая половина ночи выпала дежурством Сарефу. Вампир внимательно осматривает окрестности с высокого камня рядом с лагерем. Когда пройдет половина ночи, его на посту сменит Рим. Мэтр Иоганн совсем не принимает участия в ночных дежурствах, так как Сареф рассудил, что толку много не будет. Человек уже стар и ценен магическими познаниями и боевым потенциалом, а не физической работой. Ему требуется отдыхать куда больше, чем спутникам. Поэтому вампир удивляется, когда через час после отбоя чародей вдруг просыпается и направляется к юноше. Пирокамень уже закопан в песок до утра, так что ночь вокруг темна. Только звезды на небе и огни на равнине впереди хоть как-то рассеивают окружающий мрак. Чародей осторожно приближается и опирается на камень. — Всё спокойно? — Спрашивает Коул. — Да. Не спится? — Задает встречный вопрос вампир. — Есть такое. Думаю над кое-чем и хочу продолжить сегодняшний разговор о планах вампиров. Почему все эти Пределы и Барьеры заперли здесь твой народ? И почему они должны пасть, когда будет уничтожен мир? Как вампиры вообще пришли в этот мир? — Хах, самые интересные и сложные для объяснения вопросы. — Сареф спрыгивает с камня. — Я думаю над этим и пытаюсь собрать всё в логическую цепочку. Уж прости, но я люблю всё расставлять по полочкам. — Иоганн не видит лица собеседника, только темный силуэт. — Не то чтобы мне есть до этого дело, раз уж наши цели совпадают… — Понимаю, я задавал те же вопросы Легиону сразу после заключения союза. — И, дай угадаю, вразумительных ответов не получил? — Улыбается маг. Сареф отвечает не сразу, однако, чародей не угадал. — Напротив, Легион всё рассказал очень подробно. Ему выгодно моё полное понимание ситуации, так как только в таком случае я могу действовать максимально эффективно. — В каком смысле? Разве он просто не отдает тебе приказы? — Мы равные партнеры, а не командир и подчиненный. Ему что-то нужно от меня, мне кое-что нужно от него. — Объясняет Сареф. — Третья Темная Эра возложена именно на меня, так что большинство тактических решений принимаю я. Например, какие задачи, каким образом и в каком порядке выполнить. — А стратегические решения? — Приняты по большей части Легионом, так как он разрабатывал планы на протяжении тысячелетий. Я не обнаружил в них серьезных изъянов, но просто всё равно не будет. — Ладно, — кивает волшебник. — Но все же, что с планом? Вы топите мир в крови и огне, потом вдруг открываются Пределы, и вас поминай как звали? — Это не все шаги. Наша война с Хейденом и всем миром — только один конфликт. Он лишь подготавливает почву для нового противостояния. Только победа во втором раунде принесет исполнение наших желаний. — Даже во время разговора Сареф продолжает бдительно следить за окружающим пространством. — Тогда против кого второй раунд? — Зависит от точки зрения, — загадочно отвечает вампир. Пару минут собеседники слушают ночной ветер и разглядывают странную процессию огоньков, вдруг выстроившихся на Зыбкой равнине. — Знаешь, что я думаю о тебе? — Коул вдруг меняет тему. — Во время игры в «волшебного рассказчика» я почувствовал твои эмоции и даже мировоззрение. Это порой куда более ценное знание, чем какие-то секреты и факты биографии. — Как и я ваши. — Кивает Сареф, помня, что «Показ воспоминаний» не столько рассказывает историю, сколько в неё погружает. Сама карточная игра с непременным шулерством была придумана как пикантная часть борьбы за истории оппонента. — Верно. Одна игра способна рассказать о человеке куда больше, чем годы совместной жизни. У меня возникло сомнение, так как твое мироощущение не вяжется с поступками. Я не увидел склонности к насилию или жажды крови. Наоборот, ты подобно затвердевшему комку алхимических чернил. Плотный и упругий. На мой взгляд, ты бы предпочел спасти мир от Легиона, Хейдена и прочих, чем его уничтожать. — Вот как? — В голосе Сарефа не слышно удивления. — Однако хладнокровно кладешь под нож десятки и сотни людей, словно тебя это никак не волнует. Я не могу справиться с этой загадкой и считаю, что есть что-то еще. Словно есть вещи, которые прямо влияют на твои поступки, но мотивы и условия мне не разгадать. — Вы умны и прозорливы, мэтр. Как и было сказано в характеристике Легиона. — В своей сфере я лучший эксперт, на моем счету множество открытий, так что это не такое уж ценное наблюдение, — отмахивается маг. — А вот «разгадать» тебя куда сложнее. Неужели моя интуиция меня не обманула? — Я не самый сильный, как и не самый умный. И уж тем более я не обладаю харизмой, чтобы вести за собой полки. Всё, что у меня есть: осторожность. Я имею множество запасных планов и готов к любой неожиданности. Вы полностью правы: замеченное вами противоречие бросается в глаза и его нельзя разгадать методом размышлений и анализа. — Ха, значит, мозги у меня еще не иссохли. — Довольно улыбается мэтр Иоганн. — Да, ваше тело станет слишком старым куда быстрее тренированного разума. — Старость и смерть — закономерный итог жизни, поэтому я отношусь к этому спокойно. — Чародей вдруг резко вскидывает голову к звездам, словно поймав озарение. — Я только что подумал. Если ты настолько осторожен и дальновиден, то мог предусмотреть подобный моему интерес и подготовить нужный тебе рассказ и доводы. — Браво, мэтр. — Теперь уже Сареф широко улыбается. — А может, ты специально подводишь к такой мысли, ни в чем не солгав. К сожалению, я никогда не узнаю, где ты сказал правду, а где ложь! Ты ведь даже мог исказить собственное восприятие воспоминания. — Чародей аж вскидывает руку при осознании возможного двойного, тройного дна. Или же настоящей бездонной пропасти. Сарефу остается лишь пожать плечами, он тут не подсказчик, хотя и удивлен тому, что новый напарник так быстро начал задаваться вопросами. Легион считает, что знает юношу как облупленного, что скорее всего является правдой, а другие вампиры и агенты никогда не задают лишних вопросов. Даже Рим, которая любит допытываться до разных мелочей, ни разу не показала интереса о возможных чувствах Сарефа к происходящим событиям. Но вот человеку, который точно знает, как закончится жизнь, больше интересен Сареф как личность. Мэтр Иоганн просто идет к громкому финалу жизни, уже не строит планов и стремится лишь к саморазрушению. Юноша не собирается его отговаривать или углублять трещины в психике, это не принесет ни пользы, ни самоудовлетворения. Коул вновь достает любимую трубку и мизинцем трамбует смесь в табачной камере. — Ого, вон там. — Сареф замечает, что огней на равнине смерти стало куда больше. Маг встает рядом и удивленно присвистывает. На месте Зыбкой равнины стоит призрачный город со странными квадратными домами. Вырастают бесплотные деревья, текут несуществующие реки, а по улицам бродят фигуры. Ночь становится куда светлее, теперь над пустыней расцветает ореол зеленоватой дымки, где мертвая жизнь продолжает странное существование. Будь здесь мэтр Вильгельм, он бы смог многое рассказать о связях мира живых и мертвых, но сейчас остается лишь наблюдать с безопасного расстояния за не-жизнью таинственного поселения в центре Пустынных земель. — Да уж, интересное явление. Не даром рекомендуют не пересекать равнину по ночам. — Бормочет Иоганн после очередной затяжки. — Может, Рим разбудим? Такое можно лишь раз в жизни увидеть, если ты не станешь жителем этого жаркого места. — Пойду разбужу, — кивает Сареф, иначе вампирша будет долго припоминать, что ей не показали это чудо. В пятнадцати шагах от наблюдательного пункта калачиком свернулась Рим. Ночью стало довольно прохладно, хотя все равно ничего страшного для организма вампира, хоть голым спи. Сареф замечает дрожь девушки, и это явно не от холода. Глаза быстро двигаются, словно прямо сейчас она видит яркий сон. Вместо того, чтобы прикоснуться к плечу, юноша проводит линию по лбу, активируя «Мастерское чтение». Ментальная магия как губка вбирает бессознательно-эмоциональные волны спящей девушки и представляет яркую картину ночного кошмара. Точнее, Сареф не может увидеть, что именно сейчас снится Рим, даже сама девушка после пробуждения очень быстро сон забудет, но иррациональное ощущение опасности и отчаяния читается очень легко. Вряд ли ей сейчас будет интересен город-призрак. Вместо пробуждения Сареф мягко воздействует на спящий разум, более восприимчивый к такому эффекту. Много страшных легенд бродит по свету о магах-сноходцах, которые сводили врагов с ума постоянными кошмарами и лжепророческими снами. Разум во сне очень восприимчив к управлению настроем и созданию образов, но очень трудно поддается грубой ментальной магии, которая позволяет читать мысли или внушать прямые приказы. Для последнего жертву все же стоит разбудить. Девушка перестает дрожать, сердцебиение замедляется. Сареф не может назваться мастером-менталистом, но ему кажется, что смог воссоздать во сне призрачный город в пустыне с красивыми улицами, домами, жителями и полным ощущением безопасности. Рим теперь дышит ровно и даже меняет позу на более свободную. Вампир приносит свое одеяло и укрывает девушку, а после возвращается к Иоганну Коулу. Чародей занял недавнее место Сарефа на вершине камня и оттуда смотрит на равнину, что-то комментируя под нос. На звук шагов поворачивает голову, но видит одного вампира вместо двух. — Не получилось разбудить? — Магу кажется, что он угадал причину. — Не стал будить. Она посмотрит на город с самого лучшего ракурса. — Юноша одним движением запрыгивает на камень и садится рядом с чародеем. — Вот как? А я тоже пойду дальше сны смотреть. Уже не молод, чтобы не спать по ночам. — Спокойной ночи, мэтр. — Сареф остается на посту до самого утра. Ближе к рассвету Зыбкая равнина возвращается в прежнее пустынное состояние, словно ночью ничего не было. Вампир уверен, что на песке не будет ни единого отпечатка ног или колес. Безымянный город-призрак неожиданно появляется и бесследно исчезает. Солнечные лучи быстро будят Рим, которая вскакивает на ноги, но успокаивается, увидев Сарефа на камне. — Почему ты меня не разбудил во второй половине ночи? — Девушка подходит с закономерным вопросом. — Забыл, — Сареф подставляет лицо пока еще не жарким лучам. — Опять врешь! — Рим запрыгивает на камень. — Опять вру. На самом деле мы с Коулом на двоих ночью поделили заначку из колбасы и алхимического спирта, а тебя решили не будить, чтобы не делиться. Мэтра Иоганна будит не солнце, а возмущение вампирицы, которая поймала Сарефа в удушающий захват с криками святого негодования. «Что они делают?», — чародей сонно трет глаза, смотря на возню спутников, то ли похожую на страсть влюбленных, то ли на умышленное убийство. «Кто ж этих вампиров разберет».Глава 35
Элин с замиранием сердца смотрит на береговую линию, что уже видна вдалеке. Архипелаг Фрейяфлейма огорожен от прочего мира, и местных жителей это вполне устраивает. Прошло почти три года, как пираты похитили эльфку из родного поселения, которое после сожгли. В памяти по-прежнему ярко воспоминание горящих домов и ужасных криков. — Рада вернуться? — К носу летучего корабля подходит капитан Иглен. — Не знаю, мои родители мертвы, больше нет друзей или кого-то знакомого. Мне среди людей спокойнее. — Отвечает Элин. — Мне жаль, что такое случилось. С тех пор мы установили защиту всего побережья, и смогли отбить все подобные атаки. Мы не думали, что остались выжившие. Как тебе удалось сбежать от пиратов и выжить в королевстве людей? — Интересуется эльф. — Меня спас вампир по имени Сареф. Иглен потрясенно смотрит на собеседницу, словно не верит услышанному. — В самом деле? — Капитан опирается на бортик. — Спас для чего-то конкретного? Питания, утех? — Нет. — Качает головой эльфка. — Он заботился обо мне, не прося ничего взамен. Словно заменил мне отца. Без него я бы не выжила и вряд ли познакомилась со множеством замечательных людей. — Странно, я слышал, что Равнодушный Охотник — хладнокровный убийца, а наши прорицатели видят его в лодке на реке из крови посреди гор трупов. Такой отраженный образ не получали даже короли-тираны прошлого. Возможно, его нельзя мерить обычной логикой. — Эльф решает закончить на этом разговор, почувствовав, что тема не нравится собеседнице. Элин еще несколько минут смотрит на приближающийся остров, а после решает вернуться в каюту. Многие из команды Манарии тоже предпочли находиться на свежем воздухе. У левого борта Ива пытается натянуть лук магистра Венселля. Руки бугрятся мышцами, а на шее отчетливо видны вены. Вдруг руки орчихи окутывает полупрозрачная дымка, что говорит об использовании энергии духа. Теперь дело идет лучше, но все равно оттянуть тетиву получилось всего на два кулака. Аддлер рядом довольно улыбается, Элин удивлена, увидев его без шлема. Думала, что он скрывает страшные шрамы, но мастер Оружейного Стиля выглядит как вполне обычный человек с короткими черными волосами, бледным лицом и хищным выражением лица. Ива посылает всё к чертям и садится на палубу. После закидывает лук за ступни и натягивает тетиву обеими руками и спиной. Получается чуть лучше, но все равно недостаточно. Затем решает использовать силу ног, поэтому подтягивает лук и сгибает ноги, после чего удерживает тетиву и пытается выпрямить ноги. — Это особый лук, все его сегменты очень гибкие, а зачарованную тетиву вообще ничего не способно порвать, можно только разрезать. — Рассказывает Аддлер Венссель, забирает лук у орчихи и без труда натягивает тетиву до уха. — Если адепт не может создать хотя бы минимально необходимое давление энергии духа в мышцах, то выпустить стрелу не сможет. — Да уж, до титула мастера мне еще далеко. — Бурчит обливающаяся потом Ива и сбрасывает рукавицы из плотной кожи. — Не переживай, никто из Оружейной Часовни кроме других магистров не смог натянуть этот лук. — Хмуро улыбается Годард. — Это если не считать ту сучку-вампиршу, каким-то образом пробравшуюся в Часовню. — Сплевывает магистр Венселль. Улыбка Годарда тут же исчезает. Завершение разговора Элин не услышит, так как продолжает идти дальше мимо трех чародеев, что-то обсуждающих на тему магии. Эльфка спускается на нижнюю палубу, где им с Элизабет выделили каюту, которую раньше использовали как склад. Чародейка заснула прямо за столом, что заменяет собой доска на бочке. Элин тихо садится и смотрит на профиль спящей Элизабет. Мало того, что она потратила слишком много сил во время столкновения во Фокрауте, так еще испытала сильное потрясение от произошедшего. Эльфийка с жалостью смотрит на девушку, которой никак не может помочь. Элизабет, находясь на виду у других, старается выглядеть спокойной и рассудительной, но ужасы Фокраута её очень напугали. Даже Элин пробирает озноб при воспоминаниях о той ужасной ночи. Почти всё королевское сопровождение мертво. Мертвы местные жители, а сам город полностью разрушен. Жестокое поражение не может не оставить след на командире Громового отряда, особенно при условии того, что командир по-настоящему радеет за успех общего дела. Но Элин знает, что не переоценка собственных сил, в том числе умственных и душевных, гложет спутницу. Сегодня ночью эльфийка успокаивала как могла Элизабет именно из-за того, что Фокраут атаковал именно Сареф. Элин и сама в глубине души надеялась, что поступки Сарефа имеют какой-то иной замысел, недоступный всем остальным. Именно так говорила себе в первое время после убийства прежнего короля. Сареф не мог взять и предать всех без серьезной причины. Но чем больше проходило времени, чем больше приходило вестей из разных стран об ужасном Равнодушном Охотнике, тем сильнее сомнения проникают в мысли. Эльфийка тихо садится рядом, чтобы не разбудить ненароком, и смотрит на стену из черного дерева. В день атаки Фокраута мэтр Патрик проводил сеанс поисковой магии и почувствовал присутствие Сарефа. Элин как глупышка ожидала, что юноша решил вернуться и всё объяснить. Сидела как дура у окна поближе к выходу из храма Герона, чтобы не пропустить каждого входящего или хотя бы гонца с донесением. Но в итоге над городом взошла алая луна. Рука достает из кармана дощечку, разрисованную плавными линиями, и вспоминает о Лоренсе. Это еще один повод для сильного беспокойства, так как только в его присутствии Элин действительно могла расслабиться. Лишь с Сарефом давным-давно получалось что-то подобное, так как давно решила не доставлять Элизабет лишних хлопот. В груди возникает неприятное чувство сильной тревоги за Лоренса, который остался рядом с вулканом. Он спас их от тварей демона и указывал дорогу сколько мог, но после бесследно исчез. Элин гонит прочь мысли об обугленном трупе или просто задохнувшимся в одном из домов. Юноша ведь не маг и энергией духа владеет плохо, шансов на выживание у него практически не было. Элин подтягивает колени к груди и продолжает гладить дощечку. Именно благодаря Лоренсу она узнала, что Сареф оставил ей переписанный контракт с теневым фениксом. Эльфка, разумеется, рассказала о нем Элизабет, девушка тогда удивилась не меньше Лоренса, но была слишком занята, чтобы помочь с установлением контакта. Морок — духовное существо-конь уже имеет тесную связь с Элин и готов примчаться в любой момент. Он понимает напарницу без слов, и с годами связь между ними будет только крепчать. А вот с теневым фениксом ситуация совсем другая. Эльфийка налаживала контакт с Мороком почти год, а вот как подступиться к фениксу, совершенно не понимает. Морок был новорожденным духовным существом, когда его подарил Сареф. В таком случае достаточно было часто и много контактировать, чтобы связь обрастала дополнительными звеньями. Феникс же явно взрослый, а может не просто взрослый, а существующий тысячи лет, ведь на Той Стороне время необязательно совпадает со временем в мире. Элин уже пыталась призвать его, ведь он подтвердил наличие контракта, но феникс ни разу не пришел. Мэтр Патрик с другими магами Конклава в свободное время пытались помочь, но среди них не оказалось специалистов в этой области. Поэтому Элин остается только гладить дощечку в надежде, что однажды существо вновь отзовется и на удивительном языке поприветствует нового напарника. Корабль мягко покачивается на воздушных волнах, куда менее заметно, чем на водной поверхности. Элин так и не поинтересовалась у Иглена, на какой магии держится корабль, но вдруг ответ приходит сам. Со стены на эльфку смотрит большой глаз, зрачок которого напоминает сияющий изумруд. — Qualane, mareh. — Слышит Элин. Нечто поприветствовало на той же громкости, что и скрип переборок или ступенек, или шум ветра в парусах. Фраза на родном языке значит: «Здравствуй, дитя». Вместо ответа эльфийка встает на ноги и кланяется глазу. — Вы духовное существо? — Спрашивает Элин с замиранием сердца. Не ожидала подобной встречи на корабле. — Да, я веду корабль по небу. — Отвечает око существа. — Здесь я едино с кораблем твоего народа. Неужели у тебя в руках доказательство контракта? — Да, мне его подарили. У меня контракт с теневым фениксом. Вы знаете что-то о нем? — Нет, — тихо шепчет корабль. — Но будь осторожна. Эти существа обитают на дальних Путях почти рядом с Последним Барьером. Чтобы их призвать, нужно немалое влияние. — Влияние? — Не понимает эльфка. — Это как? — За Путями следит Страж. Ему почти всё равно на открытие врат с ближних Путей, откуда я родом, но чтобы распахнуть двери в самые опасные участки мироздания, нужно обладать серьезным влиянием на Путях. — Отвечает существо. — Если хочешь узнать больше, то посети Филана на Фрейяфлейме. Он многое знает об этом. — Но я уже смогла один раз призвать его! — Возражает Элин. — Значит, кто-то поделился с тобой нужным влиянием… — Таинственный голос затихает, а глаз закрывается и сливается со стеной. Эльфка садится обратно на сиденье и задумчиво смотрит на дощечку. О таком ни Элизабет, ни мэтр Патрик не рассказывали. А вот Лоренс напротив многое знал о Путях… — О, Элин. — Элизабет Викар приподнимается. — Я, похоже, заснула во время работы. Мы еще не достигли островов? — Да, достигли. Мы летим быстрее, чем если бы пришлось плыть по воде. — Элин убирает предмет из рук и подсаживается ближе к спутнице. — Отлично, нужно подготовиться к переговорам. Если мы сможем заключить союз с Фрейяфлеймом, то достигнем большого успеха. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз людские государства смогли о чем-то договориться с эльфами. — Устало произносит Элизабет, не отнимая ладоней от лица. Элин не выдерживает и крепко обнимает девушку, которой ко всем прочим проблемам нужно думать о политике и защите Манарии от поползновений Темных Сил. Элизабет удивленно вскидывает голову и с благодарностью гладит девочку. — Я принесла тебе сегодня утром чистой воды. — Говорит Элин и показывает на два полных ведра у стены. — Мэтр Эрик всем желающим сегодня магией превращал морскую воду в пресную, чтобы не тратить запасы питьевой воды. Представляешь? — Да уж, магия порой может и не такое. Спасибо, Элин. Мне и вправду нужно привести себя в порядок перед встречей со старейшинами. — Элизабет задумчиво смотрит на грязное платье и ощупывает волосы.Глава 36
Воздушная флотилия из пяти судов плавно спускается, пока не оказывается на поверхности воды. Вся делегация из Манарии собралась на верхней палубе и во все глаза смотрит на проплывающий рядом остров. Из-за опасных вод мало кто приплывал сюда за последнее время, но даже в более спокойные времена эльфы не позволяли торговцам заплывать внутрь архипелага. Элин рассказывает Бальтазару, что Фрейяфлейм состоит из четырех очень больших остров, еще пяти просто больших, а маленьких около полусотни. Государство эльфов не имеет короля в привычном понимании, есть общины, в которых важные вопросы принимает старейшина, причем эта должность выборная. А вот уже совет старейшин принимает решения относительно внешней политики, но случается такое редко, ведь общество эльфов на большую часть состоит из древних традиций, которые обычно нет причин менять. «Четырехкрылый Змей» продолжает путь во внутренних водах архипелага, огибает первый увиденный людьми остров в сторону пристани. Острова утопают в зелени, множество лесов с удивительными деревьями — первое, что попадается на глаза. Причем некоторые деревья словно испускают мистический свет, что позволяет наречь «волшебными». Над островом поднимаются довольно высокие горы. — Это Myuren, второй по величине остров Фрейяфлейма. — Рассказывает капитан Иглен. — Какова его площадь? — Спрашивает Метиох Айзервиц. Картографы Манарии никогда тут не бывали, поэтому изображают архипелаг кто во что горазд. — В длину около трехсот миль. Никогда не задумывался о его площади, если честно. — Задумчиво отвечает эльф. — Сам я родом с Fuain, его можно пройти из одного конца в другой за день. Встреча пройдет на Myuren. — Ваше величество, удалось ли отправить послание в Порт-Айзервиц? — Спрашивает подошедшая Элизабет, уже привела себя в порядок. — Да, мэтры Филипп и Эрик сумели составить магическое послание и отправить на такое большое расстояние. В столице сейчас его преосвященство, магистр Онгельс и мэтр Эзодор. Они смогут принять нужные решения в любой критической ситуации. — Рассказывает о последних успехах король. Еще через два часа показывается большой город эльфов с изогнутыми крышами в окружении множества садов и песчаных дорожек. Каменных строений почти не видно, эльфские строители почти повсеместно используют древесину. На протяженной пристани уже стоит почти семнадцать судов, словно государство собирается на войну. — Здесь вас встретят, а я вернусь на патрулирование. — Произносит Иглен. — Элин, ты ведь жила на южной части архипелага? Если хочешь, можем доставить тебя домой. Ваше поселение отстроено, а многие жители выжили в том налете. Эльфка прячет глаза и качает головой, отвечая, что хочет остаться с Элизабет. Иглен лишь кивнул, законы Фрейяфлейма не запрещают жить в других странах, просто эльфы не видят в этом смысла. Капитан судна пожалел, что родные Элин не выжили, детей на островах появляется крайне мало. Эльфы не испытывают потребности в высокой рождаемости, но каждая новая жизнь — настоящий праздник для любой общины. Люди сходят на землю, куда уже давно не ступала нога чужестранцев. Их встречает молодой эльф в скромном сером одеянии. Хотя, ясный взор, гладкая кожа, шелковистые черные волосы и другие атрибуты молодости для людей не совсем работают для долгоживущих рас. Их проводнику с одинаковым успехом может быть и сто и тысяча лет. — Приветствую вас, народ Манарии. Меня зовут Кассий, назначен представителем и проводником Фрейяфлейма. Обращайтесь ко мне по любым вопросам. — Спокойный голос уверенно произносит приветственную речь без малейшего акцента, который был заметен среди команды «Четырехкрылого змея». — Метиох Айзервиц, король Манарии. — Представляется монарх, а после знакомит с мэтром Патриком, Элизабет Викар и министром Корпаутом, так как только они будут принимать участие в предстоящих переговорах. — Прошу за мной. — Кассий зовет всех за собой. Путь лежит прямо через город, название которого Ива и Бальтазар не могут произнести без смеха. Разумеется, то и дело попадаются на глаза местные жители, но внимание одностороннее: люди бесконечно вертят головами, а вот эльфов прибытие людей волнует мало. На аккуратных улицах нет ни следа грязи, как и не видно ярко выраженного социального разделения на бедных и богатых. — Наверное, если жить так долго, то жизненные приоритеты будут совсем другими. — Заключает мэтр Эрик, любящий рассуждать обо всем на свете. — Не думаю, что эльфы борются за выживание. Здесь будто каждый может не беспокоиться о еде и крыше над головой. — Я бы не стал тут жить. — Лыбится Аддлер Венселль. — Потому что тут нет вампиров? — Предполагает маг. Ухмылка магистра становится еще шире. Впереди колонны идет Кассий вместе с Метиохом и подробно отвечает на любые вопросы заморского гостя. — У нас есть земледелие, конечно. За городом множество плодородных земель, а благоприятный климат позволяет снимать урожай на протяжении всего года. Но мы выращиваем ровно столько, сколько необходимо, излишков почти не бывает. — Объясняет эльф. — А какими ремеслами занимаетесь? — Самыми разнообразными, хотя многое остается без внимания. Кузнецы, ювелиры, аптекари, строители, целители, писатели и многие другие. В своей жизни каждый эльф попробует себя во многом и по сравнению с людьми может стать мастером в нескольких областях. — И, наверное, есть много искусных воинов? — Метиоха в первую очередь интересует военная сила государства. — И это тоже, — кивает Кассий. — Каждый эльф проходит обучение военному ремеслу, а на протяжении веков лишь поддерживает форму. Но есть и такие, что сделали путь воина своим главным по жизни. Чаще всего они служат в береговой страже, так как преступности на островах не существует. — Не может быть. Неужели совсем нет? — Король недоверчиво смотрит по сторонам, словно хочет запечатлеть момент кражи яблока с ближайшего прилавка. — Так и есть. Нет ни одного эльфа, которого нужда толкала бы на кражу или убийство. Мы по-другому смотрим на жизнь, но и существуем в иных условиях, нежели другие народы. — Ну, допустим, не нужда, а зависть, месть? Какое-то соперничество? — Не отступает монарх. — В этом плане мы от вас не отличаемся, и подобное бывает. Но у нас разная культура, мы смотрим на подобное с другой стороны. Мы, как бы это сказать, — Кассий берет некоторую паузу, — немного «заторможеннее» людей. Дело не в скорости реакции на события, а в эмоциональном отклике на них, и в наших амбициях. — В каком смысле? — Ваши дети уже в одиннадцать-двенадцать лет могут создать семью и рожать детей, а к двадцати перешагнуть половину жизни. Вы живете ярко и имеете высокие амбиции. Мы же вольны не стремиться к славе, власти или богатству. Среда обитания не принуждает нас выживать. Это довольно трудно объяснить. — Думаю, я уловил. А как обстоят дела с магическим образованием? — На этом вопросе монарха мэтр Патрик отвлекается от созерцания дорожки из белых камней под ногами. — Оно есть, но мне трудно дать корректную оценку, так как сам я не волшебник. Но по словам тех, чье мнение мне кажется авторитетным, у нас самые сильные маги, а также наши библиотеки хранят бесчисленные знания древности. Ни Моут-Алаверьон, ни Петровитта, ни даже Манария с нами в этом плане конкурировать не могут. — Пожимает плечами Кассий. — Неудивительно, ваше величество. Если бы волшебник-человек мог на протяжении тысячи, а то и двух тысяч лет, практиковаться в магии, то результат был бы ошеломляющим. — Говорит мэтр Патрик. — Ну что же, с этим трудно спорить, мэтр. — Соглашается Метиох, а Кассий чуть кивает. Через полчаса неспешного показа города группа доходит до четырехэтажного здания на краю города, построенного из одних лишь колонн черного дерева. Флот эльфов тоже строят из этого типа древесины, очень прочного, которому, говорят, не страшен ни топор, ни вода, ни огонь. Стен в привычном понимании нет, все помещения открыты улице и имеют балконы с каждой стороны дома. А на крыше видны густые заросли террасы. — Здесь проведем собрание. — Кассий приглашает войти. — Нам необходимо подготовить сиденья для всех? — Нет, только на четверых человек. Оставшиеся будут ожидать окончания переговоров здесь. — Отвечает Метиох. — Переговоры могут затянуться, поэтому мы разместим остальных вон в том доме. — Эльф указывает приземистое, но протяженное здание у небольшого озера. — Прошу участников переговоров войти, там вас встретят, а остальных идти за мной. Элин машет рукой вслед уходящей Элизабет и, сама того не ожидая, оказывается между Ивой и Бальтазаром. И не заметила, сама ли между ними встала, или это они выросли по бокам. Кассий ведет к дому, что станет для них гостевым на время пребывания в государстве эльфов. — Извините, Кассий, могу ли я спросить? — Элин окликает проводника. Эльф тут же останавливается и равняется с эльфкой. — Так ты и есть та самая Элин, что живет при дворе короля Манарии? — Спокойно интересуется эльф. — Ну, нет. Я живу вместе с Элизабет Викар, советницей короля. — Понятно. Мы до сих пор скорбим об ужасах той ночи и уже не ожидали увидеть кого-либо из взятых в плен. Рад, что тебе удалось выжить. О чем ты хотела поговорить? Хочешь вернуться на родной остров? — Нет, я хочу встретиться с Филаном. Вы знаете его? — Да, Филан — чародей и большой специалист, когда дело касается духовных существ. Как ты знаешь, на Фрейяфлейме есть множество мест с естественными Вратами. Благодаря многим из народа духовных существ, мы способны контролировать территорию, где нет нашего военного присутствия, а также поднимать корабли в воздух. А зачем тебе он? — Хочу получить совет по этому контракту. — Элин показывает дощечку, где записан контракт с теневым фениксом. — А, — сразу понимает собеседник. — Так ты тоже общаешься с mufalaendasi. Филан живет на этом острове, я передам ему весть. Думаю, он не откажет в помощи. Вряд ли есть другой эльф, что разбирается в этом вопросе лучше него. — Большое спасибо, Кассий. — Благодарит Элин. — Мне нетрудно. — Улыбается эльф. — Я здесь для того, чтобы ваше пребывание было максимально комфортным. — Тогда можно нам пива? — Поднимает руку Ива. — Мы не выращиваем хмель, к сожалению, но у нас есть алкоголь, который вы точно никогда не пробовали. — Заверяет Кассий, а Бальтазар заметно веселеет.Глава 37
Кассий вернулся с известиями о Филане ближе к вечеру и рассказал, что чародей готов принять Элин, но только сегодня, так как завтра утром он отплывает на другой остров. Эльфийка сразу согласилась идти немедленно и даже не удивилась, когда с ней вызвались идти Бальтазар и Ива. Неразлучная парочка маялась со скуки, так что сразу ухватилась за повод сходить куда-нибудь, ведь их попросили не выходить из гостевого дома без сопровождения. — А далеко ли живет мастер Филан? — Спрашивает Элин по дороге к городу. — Сейчас он в ruiin malit, что близ соседнего города. Невероятная удача, что он оказался так рядом. Как мне передали, он прибыл сюда из-за каких-то проблем с Вратами. — Кассий использует человеческий язык, чтобы спутники Элин понимали разговор, но ко многим уникальным вещам Фрейяфлейма словно специально не подбирает перевода. — Это значит Святилище Перехода. — Объясняет эльфка Бальтазару и Иве. — Как храм Герона? — Воин не расстался с верной алебардой, а эльфы никак не отреагировали на ношение оружия. — Не совсем, — качает головой Элин. — Храмы Герона используются для богослужения, но у эльфов нет религии. — Вот совсем? — Удивляется орчиха. — Именно, — теперь отвечает Кассий. — Мы полностью светское государство. Пожалуй, единственное в мире, если не считать древнейшее государство демонов, которое по нашим записям было свободно от поклонения богам. — Простите за странный вопрос, а боги вообще существуют? — Уточняет Ива. — То есть я знаю, что божественная сила вполне явно может проявляться в мире, но боги напрямую вряд ли с кем-то говорят. Что на этот счет думают эльфы? — Интересный вопрос. — Задумчиво произносит эльф, первым ступая на мост через реку. Путники уже успели выйти за город. — Лично я не могу засвидетельствовать каких-либо встреч с богами, как и не знаю эльфов, которые имеют такой опыт. Надеюсь, что не оскорблю ничьих чувств, но Герон, например, существует вовсе не с момента сотворения мира. В наших летописях о нем нет ни слова до момента великой войны против вампиров. — Ну, мы не особо набожные. — Успокаивает Бальтазар. — Вряд ли я смогу что-то рассказать о природе божественных сил, я никогда не изучал этот вопрос. — Продолжает Кассий. — Существование богов как неких могущественных сил мы вполне допускаем, но считаем, что они не несут в себе никакого сакрального смысла. С далекой древности люди и другие расы придумывали разных богов, поклонялись тотетам и придумывали ритуалы. Наверняка есть легенды, где божества спускаются в мир в материальной оболочке, но проверить мы их не можем. — Но ведь есть Пути. — Напоминает Элин. — Это как особые зоны между разными мирами. Может, боги просто живут в другом мире? — Может. — Кассий спорить не собирается. — Но считаются ли они богами в другом мире? Я бы не стал проводить глубокие изыскания в области, где для получения результата мне не хватит сил или знаний. Солнце полностью скрывается за горизонтом, но холоднее от этого не становится.Элин уже и забыла, какой запах на архипелаге. В Порт-Айзервице часто пахнет едой из кабаков и нечистотами из канализации, а порт навечно пропах рыбой. На Фрейяфлейме же почти нет сильных запахов, да и дикой природы куда больше, чем в Манарии. — А у вас тут точно нет лошадей? — Спрашивает Бальтазар, вероятно, передумавший идти в такую даль на своих двоих. — На наших островах таких животных никогда не водилось. — Поясняет Кассий. — А с учетом добровольной изоляции никем не завозились для разведения. Но из знакомого вам скота есть коровы и волы. — Жаль, что на Мороке вчетвером не разместимся. — Вздыхает Элин. — Морок? — Это духовное существо, которое я вырастила. — Поясняет эльфка. — А, так у тебя даже два контракта. Хотя здесь речь скорее о привязанности, чем о магическом договоре. — Кивает эльф. — За два часа дойдем, а ночь проведем уже на месте. Сумерки постепенно переходят в теплую ночь со свежим ветром с моря и шелестом луговых трав. Кассий зажег небольшую лампу, хотя вряд ли заблудится в темноте родного острова. У хорошо обкатанной дороги между городами появляется ответвление в лес, куда и направляется проводник. Лесная тропа постоянно петляет, а вот обстановка становится светлее. Ива трет глаза и локтем призывает к вниманию напарника. Вокруг действительно светлеет, хотя совершенно непонятно, какой источник света постепенно рассеивает тьму. Серебряные лучи проникают сквозь листья и ветки, отражаются от лужи после недавнего дождя и даже создают странные тени на коре деревьев. Возникает такое ощущение, что свет исходит со всех сторон одновременно. Вскоре показывается поляна, на которой стоит одинокая фигура. Эльф в просторном плаще стоит с поднятыми руками, ладони обращены к небу. Кассий тихо приветствует и знакомит Филана с Элин, Ивой и Бальтазаром. Эльфийский маг, как и Кассий, выглядит очень молодо, так что невозможно определить точный возраст даже Элин. Для эльфов возраст не несет какого-то серьезного значения, поэтому его не принято дополнительно отображать в одежде, поведении или языке. Филан является блондином с очень короткой стрижкой. В отличии от спутников, всю жизнь тренирующих тело, Филан сразу выглядит как чародей, больше полагающийся на интеллект, эрудицию и магическую силу. Отстраненный взор скользит по каждому незнакомцу. — Так это ты Элин? — Шепотом спрашивает эльф. — Да, я хотела с вами посоветоваться. — Также шепотом отвечает девчонка, оглядываясь по сторонам. — Можешь говорить в полный голос, ты не способна потревожить чужой покой, пока не обретешь это. — Филан оттягивает шарф вниз, показывая странную татуировку, идущую по всей шее. Выглядит как сотня переплетенных языков. — Кгм, а что это? — Элин немного неудобно говорить с обычной громкостью в такой ситуации. — Это называют «связующим гласом», — шепчет маг. — Благодаря ему я могу общаться с mufalaendasi без необходимости соприкасаться Путями. Но его нельзя включать или отключать по желанию, поэтому я говорю только по делу и очень тихо. Ты хотела что-то узнать у меня? — Да, как мне установить контакт с теневым фениксом? — Элин протягивает дощечку, что когда-то оставил Сареф. Коротко стриженный эльф удивленно смотрит на предмет и берет в руки. Почти с минуту разглядывает линии, словно может увидеть и прочесть некий мистический текст. — Фениксы — опасные создания. — Говорит Филан. Остальные стараются издавать как можно меньше шума, чтобы не пришлось переспрашивать. — Кто заключил контракт? — Я не знаю. — Признается эльфийка. — В Манарии есть гильдия авантюристов. У них есть какие-то связи с тем, кто может создавать такие вещи, но имя мне неизвестно. — Теневые фениксы живут на дальних рубежах, — продолжает шептать Филан. — Только обладающий высоким влиянием на Путях может заключить подобный контракт. У тебя могущественные союзники, но одновременно опасные. Я вижу, что у вас уже был первый контакт. Попробуем его закрепить. Эльф идет к центру поляны, а Кассий кивком приглашает Элин идти следом. Орчиха и человек вместе с проводником остаются у края опушки. Эльфка встает рядом с чародеем и смотрит по сторонам, а после замечает, что Филан задрал голову к небу. Элин повторяет движение и не может сдержать изумленного вздоха. Высокие деревья показывают только кусочек неба, но в форме почти идеальной окружности. На черном небе нет туч, поэтому россыпь жемчужных звезд видна очень хорошо. Но любоваться ночным небом можно и в других местах, здесь же возникает эффект очень глубокого колодца, на дне которого плавают силуэты призрачных существ. Элин протирает глаза, но по-прежнему видит странные огни и завихрения среди звезд. — Здесь ruiin malit. Над нами врата на Пути духовных существ. Естественным способом такое может возникнуть только в местах тесного соприкосновения Путей. — Объясняет Филан. — В остальных случаях призывающему нужно открывать дополнительно Врата. Попробуем в этом месте призвать теневого феникса, тебе могло просто не хватать знаний или влияния. — А с Вратами нет никаких проблем? Кассий сказал… — Не отвлекайся, — перебивает Филан. — Думай только о фениксе. Чародей поднимает дощечку к небу и шепчет что-то на неизвестном языке. Элин старательно вспоминает первую встречу в переулке Порт-Айзервица и с замиранием сердца замечает крылатую тень, закрывающую собой звезды. Огромная тень уже бежит по деревьям, а после обретает объем и форму вплоть до каждого перышка, которое напоминает пылающий уголек. Грудь, шея и лапы существа черные, а перья крыльев, хвоста и головы сияют ками́нными углями. Элин не понимает, что нужно делать теперь, поэтому просто кланяется духовному существу. Теневой феникс никак не отреагировал, будто совсем плевать на выдуманные кем-то жесты уважения. Филан стоит с закрытыми глазами и, вероятно, полностью сосредоточен на поддержании призыва. Вдруг феникс наклоняет голову размером с Морока ближе к поляне и издает ряд стрекочущих звуков. Речь иномирового гостя покажется странной для любого, кроме владельца контракта. Сознание Элин на огромной скорости проносится между странными образами водоворотов, парусов, брызг и пены. Появляется чувство холода и страха. Вместо глаз у таинственного пришельца пылающие угли, но Элин кажется, что смотрит существо только на неё. — Что ты хочешь? Защиты? — Слова рождаются в голове как собственные мысли. — Защиты от чего? — Спрашивает Элин у теневого феникса. — Угроз много. Я справлюсь со многим, но что-то мне никак не остановить. — Отвечает духовное существо. — Расскажи про Сарефа, пожалуйста. Всё, что знаешь. — Эльфка задает вопрос о том, что мучает сильнее всего. Вместо ответа вновь проносятся еще более жуткие видения: остров Фрейяфлейма пылает, а пашни Манарии покрывает толстый слой снега, Море Штормов вновь приходит в движение, а в конце всего исполинский змей проглатывает солнце, а от мира осталось лишь море крови. Чей-то гигантский силуэт скрывается в черных облаках. — Тебе не хватает силы для осознания. Для понимания тебе нужно быть на одном уровне сил с другими. Разберись для начала с ближайшей угрозой. — С какой? — У Элин сильно кружится голова, всё плывет, а мысли беспорядочно скачут. Вместо ответа феникс отправляет образ тесака, который падает в воду и быстро идет ко дну, а в голове рождаются странные слова: Ветер смерти Мертвою толпой Рвет все сети До приказа: «Стой»! Шторм и вал Средь грозы и тьмы Пьяный лоцман, Уж не подведи! Сколько крови Пролито зазря, Сколько слез Пролито в моря, Нас лишь ждет Смерть на дне морском Парус с пастью И могила с серебром! Элин падает на колени, не сдерживая крик, а до ужаса знакомую песню теневой феникс продолжает петь, пока Филан не разрывает связь. Сразу несколько рук и голосов пытаются успокоить эльфийку, а тем временем эту песню подхватывает «Волнорез» на дне внутренних вод архипелага Фрейяфлейма.Глава 38
— Что там произошло? — Слышит Элин сквозь сон встревоженный голос Элизабет. Голова очень тяжелая, а стоит чуть сдвинуть, как тут же приходит боль. Эльфка чувствует под собой мягкое одеяло, а также слышит нескольких говорящих в соседней комнате. Элин с трудом приподнимается на локте и пытается вспомнить последние события. Она с Ивой и Бальтазаром отправилась к чародею Филану в сопровождении Кассия. Филан помог призвать теневого феникса, а потом… Воспоминания о разговоре обрушиваются подобно водопаду, сердце начинает учащенно биться. Эльфийка решительно соскакивает с кровати и направляется к выходу из комнаты. В коридоре стоят Кассий и Элизабет. Элин предполагает, что после потери сознания её принесли обратно в гостевой дом. Элизабет Викар выглядит утомленной, вероятно, переговоры были не из легких. Девчонке вдруг становится очень стыдно, что доставляет подруге еще больше волнений. — Я в порядке. — Громко говорит Элин, беседующие тут же оборачиваются. — Рад это слышать. — Улыбается Кассий. — Уверена, что не нужно еще полежать? — Чародейка кладет руки на плечи эльфийки. — Да, не стоит переживать. Наверное, переутомилась. А что произошло после призыва феникса? — Филан сразу оборвал связь, как только ты упала. Духовное существо тут же исчезло. — Рассказывает эльф. — Тебе удалось с ним поговорить? — Да, он предупредил о множестве опасностей, но одна из них словно уже совсем рядом. — Элин подбирает слова. — Феникс пел морскую пиратскую песню. Я неоднократно слышала её, находясь в плену. — Пиратская песня? — Хмурится Элизабет. — И что в ней говорится? — Я не могу вспомнить все слова, — качает головой эльфка. — Но мне кажется, что феникс предупреждал о пиратах. — Пиратский флот, который атаковал твой остров, нами уже давно потоплен. — Отвечает Кассий. — Мы сумели прогнать или потопить всех, угрожавших нам. Теперь мимо береговой охраны могут проплыть только одиночные суда под прикрытием плохой погоды. Разве что проблема с морскими драконами остается нерешенной, но им на сушу совершенно плевать. — Нет-нет, феникс передавал чувство большой опасности. — Элин чувствует, что не может словами описать эмоции. Что уж говорить видениях бедствий? — Я прошу отнестись к этому серьезно, — произносит дочь епископа Манарии. — Наши противники обладают большой силой и пугающими знаниями. Но что хуже всего: нельзя предугадать, куда и каким образом будет нанесен удар. Инцидент Фокраута должен всем народам послужить примером, что вампиры объединяются с самыми опасными созданиями и личностями и постоянно на шаг впереди. — Я передам ваши опасения береговой охране. — Кивает Кассий. — Но пока что прошу сохранять спокойствие, на нашем архипелаге мы не дадим ни вас, ни себя в обиду. Эльф уходит, а Элин присаживается на низкую скамейку. Скоро ночь пойдет на убыль, но всю усталость будто забрал удивительный феникс. Первый приступ паники быстро проходит, видать, было достаточно увидеть знакомые лица. — Как прошли переговоры? — Спрашивает Элин, чтобы отвлечься от дурных мыслей. — Очень продуктивно, и мы весьма довольны результатом. В живых еще есть эльфы, которые своими глазами видели времена Алого Террора, как иногда называют последнюю войну с вампирами. — Рассказывает собеседница. — Твой народ, пожалуй, лучше всех понимает грядущие события и хочет их остановить. Мы сразу сошлись на принятии союза. Несколько минут проходят в молчании, пока Элизабет не задает вопрос о будущем Элин: — Ты хочешь остаться на Фрейяфрейме или вернуться в Манарию со мной? Думаю, Сареф изначально собирался помогать тебе ровно до того момента, пока не поможет вернуть домой. — Я не знаю, — честно отвечает Элин. — Здесь действительно мой дом и понятные мне вещи. Тут мне не нужно будет выживать, но я чувствую, что худшее только впереди, и от этого не получится где-либо спрятаться. Я хочу остаться с тобой. — Хорошо, это твое решение, и я не буду его оспаривать. И, пожалуй, пойду прилягу. — Устало произносит девушка и удаляется в сторону своей комнаты. Элин продолжает сидеть, словно ожидая какие-либо вести от эльфов. Через полтора часа начинается рассвет, а эльфка уже упражняется с оружием во внутреннем дворе гостевого дома. По левую руку находится озеро с гладкой поверхностью и холодным туманом. Элин проводит интенсивную разминку, прорабатывая каждый сустав, чтобы не допустить травмы. Этому научил Годард, ставший строгим наставником. Стоило подумать об адепте Оружейной Часовни, как он появляется на берегу. Элин помнит, что он встает с первыми лучами солнца для тренировки, которых может быть от одной до пяти за день. Бородатый мужчина с боевым топором тоже замечает подопечную и подходит ближе. — Молодец, не расслабляешься. — Годард встает рядом. — Как насчет тренировки выносливости? — Я хочу учиться работе с оружием. — Твердо произносит Элин. — И с энергией духа. — Да? А как ты усвоила основы? — Времени остается всё меньше, поэтому мне нужна ускоренная программа, Годард. — Эльфийка поднимает с земли меч. — Боевым искусством нельзя овладеть ускоренно. — Качает головой наставник. — Тело должно быть готово к использованию техник. Представь, что ты наполняешь руку внутренней энергией, достаточной для пробивания каменной стены, а потом ударяешь по этой самой стене. Что произойдет? — Я разрушу стену. — Элин называет очевидный ответ. — И лишишься при этом руки. Кости руки разобьются на множество фрагментов, а мышцы порвутся. Ты больше никогда не сможешь использовать руку, и даже маги-целители вряд ли помогут. — Но все же как-то избегают этого, — возражает эльфка. — Значит, и я смогу. Я видела, как магистр Венселль пальцем пронзил дубовую доску, когда натягивал себе гамак по примеру жителей района Сиварла из Рейнмарка. Ну, так он объяснил, я никогда не была в той стране. — Разумеется, придуманы способы по управлению внутренней энергией. Начинающий адепт первым делом учится чувствовать энергию духа, накапливать и распределять по телу. На второй ступени он занимается укреплением тела с помощью Духа. И только потом переходит к изучению атакующих техник. Если тело не готово, то использование внутренней энергии очень опасно. Например, рывок на огромной скорости может привести к разрыву сердца или переломам ног. И даже если ты избежишь травм, то быстро свалишься без сил. Сверхчеловеческие возможности оказывают такое же давление на организм. Во время монолога Годарда подопечная смотрит себе под ноги. Доводы очень разумны и глупо закрывать глаза на мудрость поколений мастеров боевых искусств. — Именно поэтому мы укрепляем твои общие физические показатели, так как они, скажем так, неудовлетворительны, если ты хочешь стать магистром. — Продолжает бородач. — Боевые искусства — призвание на всю жизнь. Мальчишки и девчонки десятилетиями идут к званию мастера, а магистрами становятся единицы. Впрочем, в магии всё так же. — Ага, вот только у меня нет таланта к магии, — бурчит Элин. — Но посмотри на Элизабет. Она достаточно молода, а уже считается одной из лучших. Разве среди адептов Духа нет гениев? Или вспомни… Сарефа. — Леди Викар, насколько мне известно, потратила на тренировки всё детство и юность. Я признаю, что у нее есть потрясающий талант от природы, такие самородки бывают и в мире боевых искусств. А Сареф вообще вампир и от природы имеет невообразимые возможности, хотя его талант к магии и искусству духа поражает меня. — Собеседник пожимает плечами. — Но у тебя такого нет. Подобная гениальность, как правило, проявляется очень рано. Возможно, ты не знакома с магистром Клаусом Видаром из Оружейной Часовни, но вот он уже в три года неосознанно управлял внутренней энергией, а в одиннадцать уже стал мастером. — Его называют «мастером-щитоносцем»? Магистр Венселль упоминал его, когда я бродила по палубе летучего корабля. — Вспоминает Элин. — Да-да. Он придумал уникальный стиль по работе с щитами. Говорят, что ни один не смог пробить его защиту. Так что давай начнем со стандартной тренировки, а после я покажу простейшую медитацию и дыхательную практику, договорились? Элин кивает и тут же падает на землю по приказу наставника. Чтобы нагрузить всё тело, Годард заставляет постоянно падать и вставать. Иногда в упоре лежа приходится стоять, иногда ползти вперед или вбок. А потом снова с прыжком вставать на ноги только для того, чтобы получить приказ на «два переката вперед». Если первые такие тренировки для Элин давались с трудом, то сейчас уже не так плохо. Годард объяснял, что это сильнее всего нагружает тело, а также учит неофита умению быстро вставать на ноги, что однажды может спасти жизнь. Сердце в груди бьется как сумасшедшее, но Элин продолжает вскакивать и падать в разные стороны то на руки, то на бок или даже на спину. Если делать неправильно, что будет очень больно. — Теперь в безоружную стойку, работаем кулаками! — Годард не дает времени на передышку и заставляет ученицу выставить руки перед собой. Элин самоотверженно лупит по ладоням наставника, которому приходится сгибать ноги в коленях, чтобы подопечная наносила удары перед собой. Изредка Годард бьет в ответ, а в задачи Элин входит уклонение в нужную сторону. — Почему ты забываешь про ноги? Разворачивай бедра и корпус при нанесении удара. Так удар будет сильнее, ты и так слишком легкая, чтобы смочь нанести сильный удар противнику, который тебя выше и намного тяжелее. — Годард следит не только за руками эльфки, но еще оценивает движения остального тела. — Не забывай раскачиваться, это же естественный процесс, о несуществующие эльфийские боги! Вспомни про мешочек с водой, тебя раскачивает вода внутри, если толкать с разных сторон. С центром тяжести работай так же: переноси опору с одной ноги на другую и обратно. Да, вот так. Теперь совмещай с ударами. Еще раз! Через двадцать минут Элин валится без сил на гальку, а вот Годард даже не вспотел, хотя носился вокруг эльфки, пытаясь зайти за спину, а Элин должна была не дать этому произойти. На берегу становится чуть более людно: на шум пришли все, кто считает тренировки тела важнее всего. Эльфийка была удивлена, когда увидела, что во время тренировочного боя Бальтазар не уступает Годарду, а Ива сумела повалить Аддлера удивительным броском с захватом обеих ног. Среди всей этой суматохи не хватает лишь одного человека, который скорее всего сидел бы рядом и травил смешные истории. Элин поворачивает голову в сторону, где осталась Манария и Фокраут. «И почему Ива и Бальтазар совершенно о нем не беспокоятся?». У эльфки нет ответа на этот вопрос, а спутники Лоренса на него лишь пожмут плечами, сославшись на удачу и умение выбираться из сложных ситуаций. В этот момент Годард замечает, что ученица отлынивает, и свистит. Элин тут же закрывает глаза и возобновляет дыхательную тренировку.Глава 39
Иоганн Коул оглушительно чихнул. А потом еще раз. Рим тоже скрючило, но уже от смеха. Обоняние вампира предупредило Сарефа, что нюхать эту ядреную приправу не стоит, но чародея было не остановить. — Я в своей жизни встречался с разными химикатами, но вот такое вижу впервые. — Маг утирает слезы. Они стоят посреди Черного Базара, достопримечательности Рейнмарка. Торговец пряностями с улыбкой кивает и сообщает, что любители острой еды в восторге от высушенных и измельченных корней палукасника. Вокруг перемещается огромное людское море, сам базар занимает площадь в три квадратных километра. В Рейнмарке сегодня ясная и жаркая погода, а в толчее еще жарче. Где-то шипит казан с уличной едой и постоянно слышны птичьи крики из соседней лавки. — Поспешим, а то не успеем. — Напоминает Сареф о сегодняшней задаче. На Черном Базаре можно потерять голову от многообразия товаров, причем торговля идет круглые сутки, шесть огромных площадей разной формы постоянно в шуме и движении. Сюда свозятся разные товары со всего света, от обычных до уникальных. Для Рейнмарка Черный Базар имеет важное значение, поэтому он поделен на зоны влияния разных банд соседних районов. Никто не контролирует весь рынок. Уже через десять минут троица оказывается перед парадными воротами аукционной башни Манан’Феткула. Тридцатиметровая квадратная башня внушает почтение огромными плитами и фресками из страшных сказок этой части мира. Но кое-что изменилось с последнего посещения. — Хм, куда-то исчезла половина крыши, — Сареф задрал голову и заметил несоответствие. — Действительно, — смотрит Рим на верхний этаж. — Бандитские разборки в стиле пьяных магов? — Не знаю, в Рейнмарке… — Начинает юноша. — … возможно всё. — Заканчивает спутница известную поговорку. — Значит, бывший первый чародей Петровитты скрывается здесь? — Коул приходит в себя после пробы пряности. — Не совсем. Сегодня аукционный день, и Маклаг придет на него. — Отвечает Сареф. — Маклаг Кроден, надо полагать? — Чародей, разумеется, не мог не слышать имена всех значимых лиц магического мира. — Именно. Самый знаменитый люминант столетия. На входе в аукционный дом стоит множество охранников, проверяющих приглашения. Манан’Феткула владеет зажиточный купец и приглашает к себе только состоятельных и беспроблемных клиентов. К счастью, агенты Легиона уже достали нужные приглашения, хотя охрана косилась на запачканный внешний вид. Они дошли до Рейнмарка с опозданием из-за «золотопесчаных» бурь, так что времени для приведения себя в порядок не было. Внутри башня выглядит куда богаче, чем снаружи. Дорогие ковры, золотая посуда, мраморные колонны. Люди в богатых одеждах утоляют жажду ледяными напитками, пока слуги размахивают опахалами. Рейнмарк также является средоточием рабовладельческих рынков. Манария и Петровитта являются единственными людскими государствами Южных Земель, где рабовладение официально запрещено. Петровитта всерьез считает себя прогрессивным государством, где рабство заменяет оплачиваемый наемный труд. Богатые месторождения золота, серебра и магических кристаллов делают магократическое государство одним из самых богатых. Вот только там любой гражданин может быть призван на службу Часовому Механизму, и с этой службы еще никто не возвращался, что создает множество дурных слухов. А вот в Манарии за запрет работорговли можно поблагодарить святого Кефе́ла, пророка Герона, жившего около ста двадцати лет назад. Кефел действительно имел необычайный дар прорицания и предупреждал о многих опасностях. Помимо этого излечивал безнадежных больных, заставлял идти дождь в засуху и одаривал защитников страны благословением, дарующим почти полубожественные силы. После себя святой оставил десятки книг на тему религии, истории и философии, где и порицал рабство. Авторитет жреца был настолько большим, что Гедит Айзервиц запретил рабство. Сейчас Церковь Герона остается вторым столпом власти в королевстве, поэтому министры и аристократы до сих пор не могут убедить короля отменить закон. Чем больше сменяется поколений, тем труднее будет вернуться к старым порядкам. — Кстати, как выглядит этот маг? — Спрашивает Рим, осматривая гостей на первом этаже. — Не знаю, но мы сразу поймем, что это он. — Это вообще каким образом? — Второго такого вряд ли во всем свете сыщешь. — Загадочно говорит Сареф. — Ты разве не читала характеристику Легиона? — Только первые пять страниц, дальше надоело. Слишком много сложных слов. — Признается Рим в полной безалаберности без грамма раскаяния. — Я вот точно ничего не читал, — говорит мэтр Иоганн. — Что с этим архимагом не так? Не могу припомнить никаких слухов кроме его открытий. — Он подсел на «волнистый курум». — Рассказывает вампир во время подъема на второй этаж. — После чего назвал себя ангелом и начал творить безумства. — Ангелом? Что значит это слово? — Хмурится Коул, приняв за незнакомый язык. — Кто его разберет. — Уклончиво отвечает Сареф. — Он стал зависимым от этого наркотика, а когда приходил в себя, то рассказывал об удивительных видениях других миров. Верховный совет магов не стал подобное терпеть и лишил Маклага статуса и привилегий. В ответ люминант ослепил нескольких членов совета, после чего бежал из страны. — И как мы будем работать с наркоманом? Будем махать дозой перед его носом? — В точку. По сравнению с глобальной задачей неэтичность этого подхода никого не волнует. — Сареф хватает Рим за руку и оттаскивает от огромного подноса со сладостями. Мед, пудра, сахар и карамель: там всё смешалось в разных формах с причудливой расцветкой. — Дай хотя бы попробовать! — Протестует вампирша, но послушно следует за командиром. — Аукцион начнется через минуту, мы должны успеть зайти до закрытия дверей главного зала. — Объясняет вампир причину спешки. На пятом этаже заходят через большие двери в последний момент. До окончания аукциона зайти и выйти будет нельзя. Это делается для того, чтобы избежать вооруженных столкновений во время торгов. В истории аукционного дома был не один случай, когда два покупателя в споре доходили до рукоприкладства, во что моментально ввязывались телохранители с обеих сторон. Сейчас участники оставляют всю охрану за дверьми, а поддержание порядка внутри зала берут на себя наемники аукционного дома. Троица садится на заднем ряду, чтобы видеть весь зал без окон, обставленный роскошной мебелью с мягчайшими подушками. Через каждые три шага стоит низенький столик с кружками и напитками. Сареф быстро пробегает взглядом по головам и насчитывает сорок одного покупателя и четырнадцать служащих Манан’Феткула. Иоганн с удовольствием разместился на подушках и явно приготовился вздремнуть, раз в сегодняшнем деле он нужен только для одного легкого заклятья. А Рим теребит Сарефа с вопросом о том, сколько у них денег. Аукцион начинается очень быстро без долгих и торжественных прелюдий. Аукционы проводятся каждый месяц, так что явление это довольно обычное. Глашатай громко объявляет лот и называет стартовую цену, после чего начинаются торги. Иногда они вялые, если лот не очень интересный, а порой ор, наверное, можно слышать даже на первом этаже башни. Здесь действительно собираются самые богатые люди Рейнмарка и доверенные лица богачей других стран, а суммы иногда достигают космических масштабов. — Эй, я хочу это! — Рим указывает на древнюю корону королевы Тибад из чистого золота и двадцати волшебных рубинов. Хотя, по легенде рубинов должно быть двадцать пять. — Зачем тебе это? — Недоумевает Сареф. — Тебе не пойдет. — Думаешь? А как насчет перстня титана-громовержца? — Ты в него пролезть можешь, что тоже будет выглядеть странно. Да и денег, как я уже сказал, у нас немного для дополнительных покупок. Вампирица затихает и лишь задумчиво провожает взглядом каждый красивый лот. Вскоре на трибуне появляется блюдо со странным красным порошком. Сареф приподнимается и узнает «красный волнистый курум» — редкий подвид наркотического вещества, привозимого в малом количестве из Внутреннего Кольца, что находится в Восточных Землях. Над потолком тут же разгорается белый свет, все присутствующие сразу задирают головы. На пол спускается белая фигура, лица и одежды которой разглядеть не получается из-за сияния. Маклаг Кроден ожидаемо прибыл на аукцион именно для этого лота. — Триста золотых! — Объявляет чародей. Руководитель торгов принимает ставку без удивления, значит, люминант действительно часто приходит на аукционы. — Четыреста золотых. — Встает Сареф. — Пятьсот. — Моментально перебивает ставку Маклаг. Другие покупатели даже не думают вставать между искушаемым чародеем и искушающим курумом. — Шестьсот. — Гнет линию вампир. — Семьсот! — Одна тысяча. — Сареф наполовину подходит к разумному пределу. Суммы уже намного опережают реальную стоимость продукта. — Тысяча сто! — Маг не думает уступать. — Полторы тысячи! — Две тысячи! Даю две тысячи! — Торжественно объявляет Кроден. — Пауза! — Поднимает голову распорядитель. — Уважаемый Кроден, вы действительно располагаете такой суммой? Вы еще не расплатились с прошлым долгом. Как Легион и предполагал, наркоман легко пойдет на обман, лишь бы заполучить дозу. Но аукционный дом уже вряд ли отдаст лот без уплаты всей суммы сразу. Маклаг отвечает не сразу, так как явно пытается придумать что-то правдоподобное. Разумеется, потом начинает красноречиво обещать оплату и подтверждать платежеспособность, но тут Сареф игнорирует паузу в торгах: — Две тысячи пятьсот золотых. Уважаемый маг не сможет оплатить даже половины этой суммы, ведь все мы знаем о происшествии с Островной Федерацией. Юноша, конечно, ничего об этом не знал до рассказа Легиона. Маклага Кродена объявили вне закона в Федерации, тем самым лишив постоянного источника заработка на добыче фосфорного диклекта. После этого чародей обязательно будет на мели. Распорядитель аукциона знает об этом очень хорошо. Тут рядом с Сарефом встает человек с козлиной бородкой и шрамом через все лицо. Впрочем, не человек, аура точно выдает вампира. Вероятно, из района Хейзмун, где обитает большой вампирский клан. Наглая улыбка не предвещает ничего хорошего, ведь Сареф уже успел навести там шороху во время прошлого прибытия в Рейнмарк. — Ну здравствуй, ублюдок. — Вампир сюда пришел явно не на торги. Сареф вместо ответа взмахивает рукой, черная плеть из алхимических чернил отрубает голову кровососу, что является командой для остальных вампиров в зале. Сареф почувствовал их присутствие и знал, что ничего хорошего не будет, но не ожидал, что они нападут прямо во время торгов.Глава 40
Рим, разумеется, была готова к такому повороту событий и тоже чувствовала присутствие других вампиров. В отличии от Манарии Рейнмарк не повернут на тотальном контроле вампиров и другой нечисти по мнению обывателя. Каждый район представляет из себя почти что отдельное государство, где властвует самая сильная группировка. Порой случаются войны и заключаются союзы, но в целом город будто саморегулируется до состояния шаткого баланса. Именно этим он так уникален. Сареф был в Рейнмарке восемь месяцев назад и тогда разобрался с подельниками Хейдена среди местного вампирского клана, обитающего в районе Хейзмун. Это привело к расколу внутри клана, где один вожак принял сторону Легиона, а второй решил во чтобы то ни стало обрести независимость от любого высшего вампира. Именно Кобальд по прозвищу Вопила сегодня атаковал аукционную башню, невзирая на последствия. Беловолосая спутница уже разворачивает хлыст и наносит оглушительный удар, рассекающий плоть, кость и скамейки. Несколько сторонних гостей тоже попадают под удар, но Рим все равно на это. В зале поднимается неразбериха, наемники с обнаженным оружием вступают в бой против всех вампиров. Владелец Манан’Феткула достаточно богат, чтобы нанять в охрану настоящих профессионалов, практикующих боевые искусства, и дать им в руки зачарованное оружие. Вояки не будут сейчас разбираться, кто прав, а кто виноват. Юноша ныряет под клинок, гудящий от сверкающих рун, а после ударом колена отбрасывает от себя вампира из района Хейзмун. Основы ведения боя, пришедшие вместе со знаниями Ганмы, Бенедикта Слэна и Мясника, прямо говорят, что в битве, где каждый сам за себя, нужно стравить противников, а после напасть на победителя. Сареф быстро отпрыгивает к стене, чтобы вампир и охранник столкнулись лбами. Вампиру из Хейзмуна нужен только Сареф, а вот наемник не упускает случая полоснуть по шее кровопийцы. Атака оказывается безуспешной, противник блокирует руку и стремительно ударяет в лицо человека. Удар такой силы и скорости обычного человека запросто убьет, но урон гасится невидимым барьером прямо перед лицо охранника, а с потолка падает голубая лента. Сареф узнает магию, поэтому предугадывает развитие событий. Лента обманчиво медленно падает, но в определенный момент ускоряется и проносится по телу вампира, отсекая конечности. Меч наемника тут же пронзает сердце врага. — Коул! — Кричит юноша. — Займись протектуратором! Пожилой чародей выкатывается из-под скамьи и жестом предлагает положиться на него. Владелец башни не только нанял ветеранов в охрану, но еще договорился с Цехом Колдунов Рейнмарка на предоставление протектуратора. Так называют специалиста, который занимается охраной определенной территории. Есть комплекс чар, позволяющих видеть и воздействовать на подконтрольной территории, не выходя из укрепленной комнаты. Таким образом колдун следит за всем происходящим в любой комнате башни, а также может творить магию в любой точке пространства, не отрывая задницы от магического круга где-нибудь в подвале или на чердаке. Настройка для такой защиты долгая и кропотливая, а также почти невозможная, если территория очень большая. Например, Стальную Крепость или Фернант Окула ни один протектуратор охватить не сможет. Теперь на Сарефа накидываются сразу три охранника, Рим уже разобралась с остатками враждебной вампирской группировки и теперь держит своих противников на расстоянии. У Сарефа нет такого длинного оружия, хотя может заставить алхимические чернила принять любую форму. Обычные атаки и искусство Духа пока не особо полезны, так как протектуратор перехватывает большинство ударов. Сареф делает кувырок вбок и оказывается рядом с трупом вампира.Название: «Ковка плоти» Тип: расовое умение Ранг умения: А Уровень освоенности: 80,0 % Описание: способность вампиров трансформировать собственное тело с учетом генотипа родоначальника Линии Крови. Тела вампиров очень пластичны и способны наращивать кости и ткани в объемах, зависящих от силы вампира. Но каждому Ночному Охотнику нужно следить за фактором свертываемости крови. Чем крупнее становится тело, тем меньше давление кровотока, дольше свертываемость крови в случае ранения и хуже управляемость. При должном старании кузнец плоти может даже трансформировать чужой мертвый организм вампира. Активация: мысленная
Как только «Ковка плоти» перешагнула 80 % освоенности, то Система дополнила описание возможностью перестраивать чужие тела. Правда, работает пока только с трупами вампиров, хотя тот же Легион вполне может любого противника обратить в комок чудовищно искаженной плоти одним лишь прикосновением. Существует вампирский клан, помешанный на изменениях тела, но от крови другого Древнего вампира-родоначальника. Сареф буквально вонзает пальцы в тело павшего сородича, и труп тут же лопается с брызгами крови. Мышцы, ткани и кости перестраиваются, чтобы принять форму огромных перчаток из затвердевшей плоти. Кровь и кости вырываются на поверхность острейшими шипами. Магия крови может сделать так же только с использованием своей primis liquid, «королевской субстанции», как называют это алхимики главный реагент той или иной реакции. Творения из крови формируются куда быстрее и весят меньше, но прочность у них меньше при равных силах пользователей. Наемники при виде такого даже в лице не поменялись, уже давно перестав чему-либо ужасаться. Юноша начинает молотить по ним с огромной скоростью, требуя передать главенство в смертельной схватке. Где-то сверху гремит взрыв, и тут же один из воинов пропускает удар, превративший лицо в кровавое месиво. Тело улетает со сломанной шеей в сторону, теперь осталось только два противника. Иоганн наконец нашел протектуратора и отвлек от слежки за боем. Вот только уже две голубые ленты начинают падать с потолка, значит, пробиться в укрепленную комнату колдуна не вышло с первого раза. Сарефу трудно в этом винить мэтра Иоганна, ведь тот не может покинуть зал торгов и добраться до нужной двери на этажах выше. Вот только пиромант вряд ли бы появился в списке Легиона, если бы не обладал чем-то таким, что позволяет творить невозможные вещи. Каждая кандидатура на вступление в отряд по-своему ненормальна. А безумцы могут пройти там, где обычный человек давно опустит руки. Вампир успевает уклониться от магической атаки и продолжает обмен ударами с противниками. В таком режиме ему самому не до использования заклятий. Зачарованные мечи понемногу подтачивают прочность латных шипастых рукавиц, пусть и сделанных не из металла. Наемник слева резко отскакивает от чернильного лезвия, атаку не удалось замаскировать. Зал полностью выложен камнем, поэтому сотворить ловушку, как в таверне Аберстана, не получится. Тела врагов окутывает энергия духа, что служит сигналом опасности. Противники одновременно бросаются вперед, блокируя рукавицы крестовинами мечей. «Хотят тараном опрокинуть?», — Сареф считает, что недалек от истины, вот только показатель Стойкости у него уже давно достиг пятидесяти пунктов, что открыло новую пассивную способность, которая уже помогла во время боя с магистром Бореком.
Название: «Великий корень» Тип: пассивная способность Ранг умения: В Уровень освоенности: неприменим Описание: считается, что срубить дерево куда проще, чем повалить. Корни надежно закрепляют ствол, так что дерево выдержит любую бурю и напор человеческих рук. Но ни одно дерево не способно сравниться с Краснокрылым Ясенем, корни которого пронизывают многие миры. Друиды давно знают, как можно сплести стопы с корнями Ясеня, чтобы ни ветер, ни цунами не смогли сдвинуть адепта сил природы во время путешествия в опасные зоны. Активация: не требуется.
Теперь Сареф стал почти что невосприимчивым к попыткам опрокидывания. Конечно, всё зависит от того, кто пытается повалить. Абсолютных способностей Система еще ни разу не дала. Наемники отшатываются от вампира, как от скалы, теперь на лицах можно прочесть небольшое удивление, а вот Сареф странно чувствует ноги, словно они удлинились и проникли в пол зала, в нижние этажи и землю Черного Базара. Будто действительно под Рейнмарком Краснокрылый Ясень протянул один из корней, за который юноша смог «ухватиться». Теперь башню тряхнуло как следует, присутствие протектуратора полностью исчезает, так что Сареф бросается в последнюю атаку, больше охранники не представляют сложности. На другом конце зала падает служащий башни и безуспешно пытается зажать рассеченное горло. А вот со вторым Рим поступила куда жестче, буквально выдернув сердце бедолаги из груди. Как называется этот прием, юноша не знает, но выглядит эффектным и сложным, ведь просто так хлыст не заставить сокрушить грудную клетку, обернуться кончиком вокруг сердца и выдрать с фонтаном крови. — Ну ты даешь, я такое только в играх пробовал очень-очень давно. — Говорит Сареф. — Ха… Ух, тяжко. — Тяжело дышит Рим. — Ты в детстве вырывал сердца другим детям? Это какие-то больные игры. — И не говори, — кивает юноша и оглядывает помещение. Большинство гостей в ужасе прижимается к стенам. Запертые двери стали для присутствующих ловушкой, но уже слышно, как снаружи пытаются пробиться. Сареф осматривает бронированные створки и видит, что вампиры Хейзмуна запечатали их. Из-под лавки снова показывается Коул. Чародей утирает честный трудовой пот и прикладывается к кувшину с водой. — Как тебе удалось достать до протектуратора? — Спрашивает вампир. — Воздуховоды, юноша. Всё дело в воздуховодах. — Довольно улыбается чародей. — А, понял. — Кивает Сареф, а Рим разочарованно разводит руками, опять оставшись единственной, кто ничего не понял. — Кстати, а Кроден-то сразу же свалил, как только полетели головы. — Замечает Коул. — При этом схватил курум и попросту растворился. Я успел сотворить «Кристаллизацию вещества», как ты и просил. Но как он выбрался из закрытого помещения? Телепортация? — Нет, — качает головой Сареф. — Он же люминант. Просто исказил оптическую среду вокруг тела и стал невидимым. — Так он все еще здесь? — Подпрыгивает Рим и начинает носиться по залу, нисколько не обращая внимания на крики и угрозы выживших гостей. Сареф не удивился, когда вампирша указала на узкий балкон у потолка. Вампиры могут предельно усилить органы чувств, чтобы заметить даже невидимку. — Мэтр Маклаг, мы вас нашли. — Сареф смотрит в пустоту и тоже видит чуть заметное колебание воздуха. — Курум, который вы стащили, уже не пригоден к употреблению из-за алхимического заклятья. Кристаллы не получится заставить гореть, а если попробуете вернуть в порошкообразное состояние путем нагревания и выпаривания, то активное вещество распадется на безобидные вещества. Уж поверьте, нас консультировал мастер-алхимик. На пол падает жестяная коробочка и рассыпает вокруг себя красные кристаллические крошки. — Уроды. — Владелец хриплого голоса услышанному не обрадовался, но продолжает поддерживать невидимость. — Но я могу помочь вам с получением курума. — Сареф закрывает глаза и прислушивается к чему-то, а после открывает глаза и обращается к Рим. — Избавься от лишних ушей. Вампирица тут же срывается с места, чтобы отправить на тот свет всех сегодняшних гостей. Среди них нет никого, кто может помочь или своей смертью помешать концу света. — Что ты хочешь? — Спрашивает невидимый собеседник. — Сотрудничество и выполнение приказов. Взамен я буду постоянно поставлять курум. После того, как вы превратили распорядителя торгов в пропеченный кусок человечины и стащили неоплаченный лот, вас уже никогда не пустят в этот аукционный дом. — Как и вас. — Смеется собеседник, а после начинает кашлять. — Нам тут изначально были нужны только вы, — безразлично пожимает плечами вампир, а после применяет «Реставрацию» на рассыпавшемся куруме. Кристаллы собираются в коробочке, а после магия Хаоса возвращает объект в обход химических законов в прежнее порошкообразное состояние. — Это и еще много такого в обмен на работу на меня. Это хорошая сделка? — Сареф вызывающе трясет порошком и слышит шорох сверху. — Это чертовски отличная сделка, вампир. Мне похрен на всё, главное — неси как можно больше этой дряни. — До слуха сквозь крики в зале доносится приземление мага на пол. Теперь невидимость спала и можно посмотреть в лицо новому товарищу.
Глава 41
Выйти из аукционной башни удалось без труда, благодаря чарам люминанта. Маклаг Кроден вполне способен укрыть под оптическим искажением группу из четырех человек. Теперь кровавая баня вМанан’Феткула станет главной обсуждаемой новостью ближайшего времени. Среди гостей были влиятельные люди Рейнмарка, так что месть вполне возможна, если кто-то вообще сможет найти Сарефа и его команду. Бывший первый чародей Петровитты очень быстрым шагом направляется к своему дому, где было решено переночевать. И он явно торопится не с места преступления, а хочет поскорее принять дозу курума, сжимаемую обеими руками. Если бы не базарная давка, то он скорее всего бежал бы со всех ног. Сареф замечает, что новый член команды в какой-то степени контролирует зависимость, ведь иначе мог бы прямо на торговой площади поджечь курительную смесь. Умом он еще понимает, что так делать не стоит, ведь такая доза полностью вырубит, поэтому стоит находиться в относительно безопасном месте, а не под ногами сотен людей. Вскоре они доходят до старого трехэтажного дома, где проживает множество семей. Здесь на чердаке беглый маг снимает большую комнату. Уже внутри дома Маклаг взлетает по лестнице и плечом толкает дверь на чердак. Неожиданно просторное помещение завалено всяческими коробками, магическими инструментами и книгами. В некоторых местах стоят горшки, накапливающие дождевую воду из щелей в крыше. — Поговорим завтра. — Бросает люминант и бросается на софу у стены, где трясущимися руками забивает курум в специальную трубку и поджигает. — Что наркотики с людьми делают… Абсолютная деградация, а ведь он занимал почти что королевский пост. — Ухмыляется мэтр Иоганн. — По его учебникам в Альго преподавали магофизику оптических сред. — Как и в Фернант Окула. — Вспоминает Сареф. — До завтрашнего утра придется посидеть здесь. — Но ведь вампиры Кобальда нас здесь найдут, — возражает Рим. — Они точно в курсе, где живет Кроден. — На то и расчет. Пускай сами придут к месту упокоения. — Юноша выглядывает из окна на улицу. — О, поняла, — хищно лыбится вампирша. — Организуем оборону? — Спрашивает Коул и оглядывает помещение. — Тут будет удобно, да. Но я для начала хочу плотно пообедать и поспать. В отличии от вас я не мог перекусить кем-то из убитых. — Рим, сходи вместе с мэтром в ближайший кабак, в одиночку опасно передвигаться. — Говорит Сареф. — А я пока сделаю перестановку. Когда спутники ушли, вампир начал двигать мебель таким образом, чтобы расчистить центр помещения. Шкафами и столами при необходимости можно будет забаррикадировать дверь и окна. До носа долетает сладковатый запах, Маклаг уже лежит без движения с трубкой во рту. Вряд ли сегодня очнется. Мэтр Иоганн по-своему прав касательно состояния Кродена. Курум довольно известен в мире, и все его жертвы подвержены необратимым дегенеративным изменениям, что в первую очередь бьет по интеллекту и памяти, а для мага это очень важно. Конец недолгой жизни наркоманы проводят в бредовом состоянии с опухолями легких и отказом целого ряда внутренних органов. И тем более удивительно состояние Маклага, чей внешний вид не такой уж ужасный для текущего уровня потребления курума. Сальные спутанные волосы уже имеют седые пряди, а лицо захватила небрежная щетина, на отощавшем лице почти что просвечивает череп, а бледностью кожи может соперничать с молодыми вампирами. «Хотя отсутствие намека на загар в жарком Рейнмарке может быть следствием частого нахождения дома или использования оптических чар. Покров невидимости вдобавок преломляет солнечные лучи таким образом, что они просто не достигают кожи», — тут в Сарефе просыпается любознательность. За время учебы в столичной академии волшебства в Манарии юноша вряд ли успел охватить вниманием всю существующую магию, даже несмотря на то, что учился на предельных скоростях. Конечно, многое пришлось доучивать уже под присмотром Легиона, который много знает, а также имеет огромные библиотеки с редкими книгами и учебниками в тайных схронах. Но даже так любая магическая специализация по-настоящему раскрывается только в руках мастера, а это означает десятилетия тренировок, так что Сареф может сказать, что знает о чародействе мало. Именно поэтому юноша не может сделать всё сам. Приходится собирать мастеров своего дела для получения требуемого результата. Особенно, если учесть полный застой в развитии себя через Систему. Возникает чувство, что уперся головой в потолок, больше не получается зарабатывать новые уровни и развивать характеристики. Возможно в начале пути это и было похоже на игру, то сейчас Система словно отказывается помогать в развитии. Снова нужен какой-то новый опыт, отличный от тренировок, учебы и схваток насмерть. Сейчас остается лишь повышать уровень освоенности умений, развивать эрудицию и учить новые заклятья. А также искать артефакты, которые дают прямой бонус к характеристикам. Например, кольцо «Махинация хитрого ученика» уже давно бы пылилось в тайнике, так как бонус к росту освоенности умений перестал быть значимым, но прибавка Интеллекта на десять пунктов все еще нужна. Довольно странно, но такие предметы очень редкие и часто имеют свойство повышения характеристик в обход задумки изготовителя. Порой можно встретить в самых дерьмовых зачарованиях, вот только и бонус там такой же. Сареф внимательно следил за каждым лотом на аукционе, так как встречаются интересные магические вещи, поэтому прихватил с собой золотое кольцо, повышающее Жизненную мощь на четыре пункта. С этого момента характеристика равна сорока пунктам и догоняет Физическую силу. Теперь здоровье и выносливость станут чуть выше. Правда, в отличии от компьютерных игр прошлой жизни никакой полоски или очков жизни нет, так что трудно сказать, что имеет в виду Система под «областью общего здоровья». Пока напарники не вернулись, Сареф решает провести тренировку. Может показаться, что физические тренировки вампирам не нужны, но это не так. Как объяснил Легион, тела нечистокровных вампиров, то есть обращенных из жителей этого мира, вполне могут наращивать мышечную массу, силу и выносливость. А физиология чистокровных вампиров строится на совсем других процессах. С резким выдохом Сареф бьет воздух и моментально меняет стойку, чтобы обрушить на невидимого врага сокрушительный удар ногой. Не теряя инерции, вампир переворачивается вдоль оси тела для нанесения удара второй ногой. Пружинящий прыжок, удар, отскок, еще удар. Сареф постепенно ускоряет скорость ударов, бьет в голову, корпус и по ногам. Плюс такого спарринга в том, что воображаемый оппонент может быть сколь угодно быстрым и бесконечно крепким. На финал комбинации вампир активирует одну из техник «Школы Белого Пламени» и молниеносно ударяет воздух. Кулак доходит до точки, на которую способна достать рука, а ваза на полке шкафа в пяти метрах оглушительно взрывается. Без предварительного усиления потока циркуляции внутренней энергии прием выглядит не очень впечатляюще. Открывается дверь, и в комнату заглядывает любопытная Рим. — Я подумала, ты тут с Маклагом дерешься. — Просто тренировка. Вы быстро управились. — Сареф утирает пот со лба. — Что? Маклаг впал в режим берсерка после принятия курума? — Спрашивает дошедший до конца лестницы мэтр Иоганн. — Нет, я просто тренировался, — теперь уже чародею поясняет вампир и видит объемную корзинку с едой. — Ну и славно. Я решил, что есть лучше буду здесь, а то вдруг пропущу что-то интересное. — Коул поясняет быстрое возвращение. — Хей, Сареф. Давай кто кого? — Вампирица поднимает кулаки к лицу. А вот плюс реального противника в том, что он может дать сдачу, и это заставляет думать о защите. Неосторожный рывок заканчивается тем, что Сареф летит навстречу полу с расквашенным носом. Приходится группироваться и кувыркаться в сторону, чтобы уйти от добивающего удара ногой. Рим, может, не выглядит угрожающей, но уроки Оружейной Часовни усвоила хорошо, а с вампирскими характеристиками может голыми руками убивать противников. Пока что ни Сареф, ни Рим не подобрались к статусу старшего вампира. Девушка стала вампиром намного раньше, но вот Сареф получил бонусы от «Кровавого пира» и крови Легиона, так что должен опережать в марафоне к следующему расовому статусу. Именно благодаря покровителю уже удалось повысить лимит поглощенных душ до пяти. Теперь даже есть одно «вакантное место», но Сареф всегда осторожен во время охоты на разумных существ, чтобы случайно не поглотить бесполезную душу. Высший вампир научил контролировать «Кровавый пир», но осторожность никогда не помешает. Даже при возможности поглощения какой-либо сильной души Сареф десять раз подумает, так как нужно учитывать совместимость с остальными. Раз уж поглощенная душа, память, знания, привычки и мировоззрение становятся родными для вампира, то стоит подбирать то, что не будет ломать уже полученное ранее. Конечно, пока лимит не превышен, Сареф сознательно может блокировать влияние на собственные ментальные модели, но уже сам не видит, где начинается граница истинного «Я» и приобретенного «Я». Если следующая задача будет выполнена как надо, то есть шанс поднять силы еще выше. Пока Иоганн ел как в последний раз в жизни, вампиры без устали кружились по комнате. Ближе к ночи Сареф заканчивает с активацией охранных чар, а Иоганн наполняет энергией различные ловушки для непрошенных гостей. — Теперь будем ждать? — Спрашивает Рим, сидя у разожженного камина. — Будем. — Кивает Сареф. — Кстати, у меня для тебя кое-что есть. Вампир достает из кармана серебряную подвеску, которую дополнительно успел прихватить во время ухода из аукционной башни. На тонкой цепочке висит круглый амулет, на котором ювелир изобразил стаю чаек над шумящим морем. На неискушенный взгляд украшение кажется очень дорогим, настолько тонкая и детализированная работа не каждому мастеру по плечу. — Правда, мне? — Рим подскакивает с места с изумленной улыбкой и берет подвеску. Внимательно осматривает при свете огня, а потом неожиданно обнимает Сарефа до реберного хруста. — Спасибо! Это так круто! — Твоей стремительной натуре подойдет куда лучше короны королевы Тибад. — Заключает Сареф. — Да, наверное, ты прав. — Рим вешает цепочку на шею и от переизбытка чувств начинает носиться по комнате, чуть не снеся реторту, с помощью которой Иоганн занимается перегонкой купленных в алхимической лавке кристаллов с неизвестными для Сарефа свойствами. Даже Маклаг в забытье вдруг дернул ногой. — Кхех, не думал, что вампирам важны подарки и украшения. — Замечает Коул, дымя трубкой. — Вампиризм индивидуально меняет психику, но человеческое никогда не покинет душу. Воспитание, страхи и надежды могут лишь видоизмениться, но вряд ли исчезнут полностью. — Отвечает Сареф, почувствовав сигнал сторожевого заклятья. — Значит, вампиры — те же люди с дополнительными клыками и жаждой крови? — Зависит от точки зрения. — Выдает универсальную отмазку Сареф, видя как Рим замерла перед дверью. — Гости уже пришли. — Да, я уже заметил. — Вздыхает Коул, готовясь худшему.Глава 42
Дверь вышибается ударом ноги, петли и засов не выдерживают мощного напора. Вот только в дверном проеме никто не появляется, лишь слышен грохот падающих по лестнице тел. На дверь с внутренней стороны был нанесен магический рисунок — видимое присутствие каких-то чар. Как только дверь получила удар, то магия моментально вернула его обратно, опрокинув всех, кто был перед ней. Увы, второй раз это не поможет. За окнами разгорается яркий свет, штурмующие попадаются в огненные ловушки Коула. Сареф спокойно сидит на полу с закрытыми глазами, сейчас внутреннее око ментально прощупывает окружающую обстановку. В ночной схватке вампир примет немного иное участие в отличии от того, как бывало раньше. Рим уже роняет шкаф прямо на лестницу, перегораживая проход на чердак, а мэтр Иоганн следит за окнами, Ночной Народ легко может запрыгнуть в них. «Мастерское чтение» сканирует обстановку, фиксируя движение вампиров из района Хейзмун вокруг дома. Сегодня собралось около двадцати кровососов, наверное, Кобальд Вопила собрал всех, кто примкнул к нему. В чистом поле было бы трудно в таком окружении, но противники допустили ошибку, когда позволили подготовиться к бою. Сейчас главное — не допустить прорыва на чердак, так как в ближнем бою мэтр Иоганн не очень силен, Сареф полностью сконцентрирован на ментальной магии, а Маклаг Кроден вряд ли почувствует в наркотическом угаре, если кто-то ему шею прокусит. Многие, даже сведущие люди, недооценивают ментальную магию. Она сложна в изучении и куда более требовательна к наклонностям чародея. Порой файербол в лицо куда надежнее взлома мозгов, но ровно до того момента, когда в игру не вступает мастер-менталист. Сареф пока не может себя назвать таковым, но Легион обучил особому искусству прямиком из родного мира вампиров. Новые познания Система тоже классифицировала как ремесло, хотя всё сводится к новому умению, как и в случае с «Ковкой Плоти». Вероятно, дело в том, что такие умения позволяют получать разный результат. Можно изготовлять различные «изделия» с разной степенью практичности и эстетики в зависимости от мастерства и вдохновения.Название: «Архитектор грез» Тип: расовое умение Ранг умения: S Уровень освоенности: 41,1 % Описание: способность вампиров-анимократов в проникновении в чужой разум и создании иллюзорного мира. В мире Ночного Народа мысли вполне могут быть материальны, так как мир сам является вампирским организмом. Для текущего местоположения материализация мыслей невозможна, но жертвы умелого архитектора вряд ли отличат сон и явь. Активация: мысленная, требуется предельная концентрация на иллюзорном мире и полная неподвижность.
К сожалению, способность не годится для быстрых схваток, а также применение рискованно, если среди противников есть опытные маги. Но если тебя прикрывают, и ты неплох в ментальной магии, то можешь стать настоящим бедствием, так как умение находится на заоблачном уровне относительно обычных чар иллюзий или помешательства ума из-за иномирового происхождения. Сареф не видит, но его тень от света камина начинает постепенно увеличиваться и становиться чернее, а после принимает несуществующую форму с многочисленными щупальцами. Коул замечает это, и тень вдруг загорается. — Герон меня погладь, они только что пытались проникнуть с помощью магии Теней. — Бормочет Иоганн, пока Рим удерживает содрогающуюся баррикаду. Спутники Сарефа не увидят, как над районом восходит красная луна. В отличии от настоящего Алого Террора, требующего жертвоприношений, луна поднимается в иллюзорном мире, куда попали нападающие вампиры. «Архитектор грез» начинает действовать во всем своем жутком великолепии. По многоквартирному жилому дому текут ручьи черной крови в пугающем направлении снизу вверх. То же видят вампиры во внутренних помещениях. Над домом формируется зыбкая фигура, принимающая облик большой костлявой руки.
…правая рука патриарха ₫ξዙᏝ способна жить даже отделенной от тела. Возможно, мистическая связь между патриархом и конечностью продолжает существовать или рука обрела свой разум. С когтей старого вампира постоянно срываются алые капли, столетия отчуждения их нисколько не затупили, а жажду насилия не утолит даже море крови…
Система начинает дублировать то, что представляет юноша, облегчая задачу. «Архитектор грез» не берет всю работу на себя, требуется максимально точно представить то, что будет воплощено в иллюзорном мире. При этом абсолютно неважно, основана ли грёза на чем-то реальном или вымышленном. Именно здесь как нельзя кстати подойдет богатая фантазия, а если с этим беда, то нужно заранее придумывать истории. Конечность полностью обретает смертоносную плоть с обрывками высохших мышц и костей подобных стали. Рука приземляется на крышу и пробивает её, чтобы упасть аккурат на головы вампиров, рвущихся на чердак. Вторженцы уже понимают природу опасности, но защиту от такого не предусмотрели. Голова одного вампира взрывается, стоило руке патриарха ₫ξዙᏝ сжаться на макушке. Кто-то успевает полоснуть по чудовищной конечности, но с тем же успехом можно резать чешую взрослого дракона. В иллюзорном мире архитектор может менять и отменять любые законы, сталкивать всепробивающее копье с несокрушимой стеной и многое другое насколько хватит фантазии, концентрации и маны. А последняя улетучивается крайне быстро, так что стоит поспешить. Когти на пальцах удлиняются, а после перерубают туловище одного вампира и обезглавливают второго. Отрубленная рука бежит на пальцах как паук и прыгает в окно. Там продолжается игра в одни ворота, от которой нельзя отказаться, и сбежать не выйдет. Вскоре все нападающие падают на грязную улицу, а рука мчится к самому Кобальду, прыгает и замирает в воздухе. Сареф на чердаке вздрагивает, так как главарь группировки сумел схватить жуткое оружие за предплечье и удержать на расстоянии от себя. «Черт! Он уже…», — юноша понимает, в чем просчет. Кобальд перестает скрывать ауру, теперь иллюзорный мир наполняется черной бурей.
Вам противостоит Кобальд Вопила.
Вампир чувствует, что недавний знакомый поднялся до статуса старшего вампира, поэтому без труда вмешивается в правила иллюзорного мира, а после вовсе уничтожает его. Сареф не может сдержать крик от рвущей боли в голове, он не мог представить такой быстрой эволюции недавней шестерки. К статусу старшего вампира вполне можно идти сотню лет, а то и больше, а тут всего за полгода Кобальд обгоняет Сарефа. — Осторожно, он старший вампир! — Открывает глаза юноша и предупреждает напарников. Тут же окна взрываются под напором чудовищного крика, противник получил прозвище не просто так. Сареф помнит, что Кобальд перестраивает весь голосовой аппарат для испускания невозможного в обычном состоянии вопля. Вместе со звуковой волной расходится прилив магической энергии, превращая любое поле боя в звенящий ад, где от звука не убежать и не прикрыться щитом. Юноша с трудом встает на ноги и осматривает последствия удара. Иоганн Коул лежит на полу и бессильно зажимает уши. Рим вынуждена опираться на стену, но еще способна драться. Маклага перевернуло вместе с софой, но наркотический сон не прерван. Сареф погружал в иллюзорный мир только противников и представлял что-то понятное вместо моментальной выдуманной смерти от неведомой херни, чтобы экономить ману и не снижать концентрацию. Кобальду же откровенно чихать на сопутствующие жертвы, жителям этого района сегодня не повезло. Почему-то старший вампир не продолжает атаковать, так что Сареф успевает применить «Ауру благословения Кадуцея» на мэтра Иоганна, чтобы он не только выжил, но еще не потерял слух. Рим смачно ругается, выглядывая в окно. Юноша подходит ближе и видит, как Вопила опустошает одного вампира за другим. После иллюзорной смерти кровопийцы должны находиться в глубоком забытье, так что никакого сопротивления оказать не могут. — Своих же жрет. — Недоумевает девушка. — Поэтому он стал настолько сильным? — Не может быть. Это лучше, чем пить кровь людей, но не настолько. Похоже, он был не против уничтожения подчиненных. Это действительно выглядит странным, собрать клан заново будет не просто, ведь обращать новобранцев нельзя обычным укусом или еще чем-то, что мог знать Сареф из прошлой жизни. Требуется генный материал Древнего вампира и срабатывает он далеко не на каждом. Есть еще ритуалы инициации, но они тоже не гарантируют обращение. Кобальд ведет себя как хозяин положения, презрительно лыбясь на свидетелей. Хотя трудно сказать, является ли это улыбкой, ведь рот буквально доходит до ушей, нижняя челюсть разрослась и удлинилась, а горло и грудная клетка раздулись. — Прикрой Маклага! — Приказывает Сареф, видя вдох старшего вампира. Рим бросается через комнату, а юноша подхватывает оглушенного Иоганна. Следом чудовищный удар буквально сметает деревянный дом. Даже вампирский слух не может выцепить какие-либо ноты в крике Вопилы, это просто гулкий удар. Теперь Сареф проклинает высокий уровень Озарения, так как это делает уши более чувствительными. Этажи дома складываются под собственным весом, так что команде повезло, что люминант выбрал своими апартаментами чердак. Сарефа шатает со страшной силой, так что приходится напрячься, чтобы подняться на ноги и скинуть с себя кусок крыши, Коул под ним не особо пострадал при обрушении, Рим тоже должна была справиться с задачей. — Тебе привет от Красноглазого из Весткроуда. — Смеется Кобальд, легко балансируя на торчащей балке в десяти шагах. — Вот, значит, кому ты обязан своим ростом. Я думал, ты хочешь независимости. — Тянет время Сареф. — Да, хочу, но по сравнению с Легионом и Хейденом я — гавно собачье, так что мне пришлось выбрать чью-то сторону. И раз жополиз Акард выбрал Легиона, то я принял помощь Хейдена. — Более Вопила не тратит время и срывается в атаку, чтобы прикончить главного союзника Легиона. Сареф уже успел принять необходимые меры, но использовать не пришлось, так как сияющие лучи вдруг заполонили пространство. Причина сразу понятна по воплям Рим о том, что «придурок Маклаг сошел с ума». Юноша не ожидал, что люминант вдруг очнется, хотя последние события даже мертвого бы подняли безо всякой некромантии. Чародей в ореоле ослепительного света плавно поднимается в воздух. В характеристике Легиона было сказано, что зависимость Кродена по-своему уникальна, ведь удивительным образом усиливает мага. Пускай чародей расплачивается здоровьем и вряд ли долго проживет, но при получении дозы превращается в яркий катаклизм. Молниеносные атаки и исполинский напор — очевидное преимущество, от которого не стоит отказываться, даже если союзник не будет слушать приказов в бреду. Кобальду нужно выпить крови или подождать минут пять перед повторным воплем, так что сейчас он просто уклоняется от атак чародея, используя предрасположенность к магии Тьмы и Тени, хотя к темноте и отбрасыванию тени это не имеет большого отношения. Черная непроницаемая туча отлично видна ночью из-за сияния Маклага. Громада накрывает улицу и пытается задавить мага, но последний испускает предельно-яркий столб света высотой до небес, что выжигает противодействие старшего вампира. «Вот так и рождается поговорка, что в Рейнмарке возможно всё», — Сареф смотрит на противостояние, задрав голову.
Глава 43
Второй день пребывания на Фрейяфлейме подходит к концу. Король Метиох Айзервиц за закрытыми дверями обсудил детали и подписал соглашение между странами. Теперь королевство людей и эльфов будет вместе противостоять угрозе вампиров. Элин слушает сожаления Элизабет о том, что в Стилмарке после смерти короля наверняка начнется смута и борьба за власть, а значит, на скорый союз можно не надеяться. Враги человечества точно знают, как максимально ослабить любую страну. — А другие страны? — Спрашивает эльфка. — По возвращению в Манарию начнем переговоры с Вошельскими княжествами, их дружины и друиды нам пригодятся, вот только наш западный сосед раздроблен, так что придется договариваться с каждым князем. — Делится планами чародейка. — Кто еще остается? Неуправляемый Рейнмарк, рассадник преступности. Независимые города орков в Степи. И… всё. — Вообще больше никого? — Элин в своей недолгой жизни видела только Манарию помимо родных островов. — За княжествами еще есть Гномское Нагорье, под которым расположена империя гномов Вар Мурадот. Даже в нашем королевстве есть несколько мест, откуда можно попасть на подземные тропы. В таких местах сейчас и происходит торговля, но гномы как и эльфы избрали путь изоляции от прочих народов. Они вполне самодостаточны. До сих пор они игнорировали все дипломатические послания дружбы и сотрудничества. Сейчас беседующие девушки прохаживаются по берегу. С морских просторов долетает теплый ветер, одновременно наполняя паруса лодок, курсирующих рядом с берегом. Эльфы издревле живут рядом с морем и научились принимать дары в виде рыбы, моллюсков и совсем уж странных существ. — А в других Землях? — Не унимается Элин. — Дай подумать. На северо-востоке находится Петровитта, там правят маги. Сильное и богатое государство. Думаю, с ними тоже будем налаживать контакт, благо торговые и научные союзы уже давно существуют. — Рассказывает дочь епископа. — А на самом юге есть Островная Федерация. Это не архипелаг, как Фрейяфлейм, просто огромный остров, на котором есть разные «доккейты», похожие на округа Манарии, со своими правителями. Жаркий край с джунглями, ядовитыми животными и следами древних цивилизаций. — Ого, как много странных мест существует. — Элин внимательно слушает рассказ. — О, это всего лишь Южные Земли с одним материком, двумя огромными островами и архипелагом. Если отправиться на север, то можно увидеть Срединные Земли, а если еще дальше, то можно доплыть до холодных Северных Земель. Если же отплыть из Порт-Айзервица в северо-западном направлении, то однажды можно оказаться в Западных Землях, а в северо-восточном направлении будут Восточные Земли. — Элизабет перечисляет слишком много названий стран и городов, что Элин начинает путаться во всем этом, но замечает странную деталь в миростроении. — А что будет, если плыть на юг от Южных Земель? — Интересуется эльфка. — Там находится Море Штормов. — Незамедлительно отвечает собеседница. — Хотя, по размерам сопоставимо с океаном. Мореходство там невозможно, а те немногие, что сумели в спокойный сезон отправиться в путешествие и благополучно вернуться, рассказывают, что никаких земель встретить не смогли, только Стену. — Какую стену? Прямо на воде? — Впечатлительное воображение эльфийки уже рисует что-то странное и смешное. — Трудно объяснить, это географическая загадка номер один. Одна команда видела стену полнейшего мрака до небес и горизонта в обе стороны. Другая сообщала о густом тумане, закрывающем настоящую южную часть мира. Тот корабль несколько дней плыл в тумане, а когда развернулся, понял, что не преодолел и одной морской мили. А корабль мэтра Мэка в прошлом столетии вместо всего этого увидел край мира, с которого море устремляется куда-то в бездну. Все странным образом видят разное, а те, кто решался преодолеть Стену, вряд ли вернулся в родной порт. Вскоре ноги приводят обратно к городу и огромной пристани. Неспешная жизнь в единении с собой и природой разительно отличается от Порт-Айзервица, и Элин точно будет скучать по Фрейяфлейму. Возможно, когда-нибудь она все же вернется сюда навсегда. Вместе с Элизабет смотрит на швартовку судна, приплывшего из дозора или другого острова. На сходнях неожиданно появляется Кассий. — Вот так встреча, — улыбается эльф. — Как вам наш остров? — Самое прекрасное место, виденное мною в жизни. — Отвечает Элизабет Викар. — Рад, что понравилось, — по лицу Кассия видно, что он чем-то обеспокоен, а еще явно торопится куда-то. — Всё в порядке? — Спрашивает волшебница. — На самом деле не очень. Если хотите, можете идти со мной. Я все равно должен передать весть старейшинам, раз уж они все здесь сейчас. Элин старается не отставать от спутников и тоже чувствует неприятное волнение. За сегодняшний день удалось успокоиться после встречи с теневым фениксом, окружающие люди, тренировки и прогулки смогли успокоить ум и сердце. Хотя Элин понимает, что это не было обычным испугом. Кассий врывается прямо во время совещания, чем моментально приковывает к себе внимание. Элин впервые видит эльфийских старейшин, сидящих в кругу на подушках. Среди них также находится король Манарии и министр Корпаут. Эльфы выглядят молодо, никакой седины или морщин, что неизменно сопровождает старых людей. И никакой нарочитой роскоши, только узор на плащах выдает высокую должность эльфа. — Что случилось, Кассий? — Спрашивает один из старейшин с длинными черными волосами на языке людей. — Врата духовных существ по всему архипелагу внезапно закрылись. Мастера-чародеи пытаются понять, в чем дело. Использовать воздушные корабли мы уже не можем. — Рапортует эльф. Воцарилось молчание, а Элин не понимает, насколько это сложная ситуация. — На моей памяти такое случается впервые. Врата могут порой закрыться, но чтобы все разом… — Вполголоса реагирует другой старейшина. — Где Филан? Что он говорит? — Кажется, остался на Faclac, пробует достучаться до Той Стороны. — Это похоже на запланированное действо. — Заговаривает Метиох Айзервиц. — Равнодушный Охотник редко нападает напрямую, предпочитая создать условия, где выживание будет проблематичным. — А почему он избегает прямого боя? — Спрашивает старейшина рядом с королем людей. — Мы считаем, что подручных у него немного, поэтому он не может использовать обычные военные тактики с захватом городов и столкновением армий. — Говорит монарх. — А вдобавок оказывает тем самым давление. — Но он не смог бы так быстро добраться до Фрейяфлейма, — возражает Кассий. — У него ведь нет воздушного судна? А по морю дорогу ему перекроют морские драконы. — Магистр Венселль уверял, что сильные вампиры могут обратиться в летучую мышь и покрывать большие расстояния. — Уточняет Метиох. — Это нам известно, как и многие другие возможности Ночного Народа, что они применяли во время Алого Террора. — Кивает эльф рядом. — Предлагаю поднять силы самообороны по тревоге и разобраться со Вратами. Остальные старейшины согласно кивают, и один из эльфов очерчивает невидимую окружность в воздухе, шепча приказ о боевой тревоге. Элин еще с детства слышала, что между островами настроена магическая связь, позволяющая быстро передавать послания. В Манарии для такого используют волшебные свитки.Нас лишь ждет Смерть на дне морском Парус с пастью И могила с серебром!
Элин вздрагивает, услышав знакомый напев словно издалека. Тихонько выходит из помещения и осматривает улицу. Пока они шли сюда, солнце успело сесть, теперь сумерки становятся всё гуще. По улице рядом с домом собраний бредет фигура в черном плаще и напевает страшную песню из неприятных воспоминаний. Эльфка боится выйти на улицу до того, как странный эльф пройдет мимо, но стоило фигуре в плаще дойти до конца улицы, как осторожно выходит. На секунду возникла мысль, что нужно предупредить об отлучке Элизабет, но тогда упустит незнакомца. Элин быстро принимает рискованное решение и сразу устремляется за тенью на дороге. Идти долго не приходится, вскоре эльфийка вновь оказывается на пристани. Поднятая тревога быстро распространяется по городку, множество эльфов выходят на улицу в доспехах и с оружием, поэтому Элин чувствует себя гораздо спокойнее. Все жители сосредоточены, никакой паники. И никто кроме девчонки не обращает внимание на бредущую без определенной цели фигуру с напевом пиратской песни. Сейчас Элин наблюдает с другого конца пристани, как фигура в плаще смотрит на морскую гладь. Странный эльф поднимает руку, в которой зажат большой уродливый тесак, таким оружием вряд ли пользуются на островах Фрейяфлейма. Вдруг со стороны моря раздается гудящих сигнал, точно такой же, как в ту кошмарную ночь, когда эльфка потеряла родной дом, родителей и была похищена пиратами. Внезапно фигура на пристани резко оборачивается прямо в сторону Элин, которая с ужасом не видит лица под капюшоном, словно сама Тьма нашла на дороге плащ и накинула на плечи. — Ты меня видишь, дитя? — Шепчет нечто. Эльфка начинает отходить спиной вперед, так как шепот слышит так, словно собеседник находится рядом, а не в двадцати шагах. Вот только шаги незнакомца куда быстрее и длиннее, так что очень быстро эльфку нагоняют. — О, я помню тебя. — Говорит нечто. Элин по-прежнему не видит лица, но дыхание замирает из-за костлявой руки, сжимающий рукоять мясницкого инструмента. Таинственный собеседник не успевает сблизиться, как мощный пинок отправляет в море. Бальтазар с недоумением смотрит на сапог и жертву, которая исчезла в воде без малейшего всплеска. — Что за чертовщина? Элин, что это было? Тебя уже хватились, к счастью, многие эльфы видели на пути к пристани. — Я пошла за этим странным человеком или эльфом, не знаю. А потом появился ты. — Объясняет эльфийка и смотрит на воду в ожидании всплытия незнакомца. Вот только над поверхностью вечернего беспокойного моря не появляется ни голова, ни рука. — Ты знаешь, что это? Я когда пнул его, то почти ничего не почувствовал, словно он ничего не весил. Может, это было какое-то духовное существо, а я его по ошибке в море отправил? Вот я нагоняй получу… Элин, ты чего? Бальтазар замечает, как Элин трясет словно от невероятного ужаса, а после сам замечает то, чего быть вряд ли должно. В сумеречном море зажигаются остовы пиратской флотилии кораблей на пятнадцать. Дырявые паруса с изображением хищной пасти надуваются несуществующим сильным ветром, а пробоины корпуса никак не влияют на плавучесть. Некая могущественная сила подняла с морского дна флот мертвецов, и на естественную защиту солнца сейчас не положишься. Бальтазар хватает Элин и стремится как можно скорее уйти от звездопада прогнивших стрел, выпускаемых мертвыми руками с палуб кораблей.
Глава 44
Чтобы не сбавлять шаг, Бальтазар закидывает Элин на плечо и несется что есть мочи за строящийся на штабелях корабль. Стрелы с глухим стуком бьют по древесине, некоторые зарываются в песок. Приближение флота нежити замечают в городе, но Элин не видит и грамма беспокойства в лицах эльфов, словно очень долгая жизнь делает островных жителей невосприимчивыми к страху смерти. Эльфы, которые оказались ближе всего к берегу, тоже поспешили найти укрытие, а из города уже продвигается отряд с ростовыми щитами. — Интересно, как эльфы борются с нежитью, — бормочет Бальтазар, смотря на разгорающиеся повсюду желтые огни. Похоже, среди эльфов куда больше волшебников, либо магические артефакты общедоступны. — Я не припомню, чтобы острова когда-либо атаковала нежить. — Эльфийка начинает глубоко дышать, чтобы взять панику под контроль. Рядом с товарищем ситуация не настолько страшная. — Да? А у нас с собой нет жрецов. Беда. — Поглаживает бороду адепт боевых искусств. — А еще алебарду я оставил в гостевом доме. Что-то меня расслабило здешнее спокойствие. Вперед! Бальтазар дождался окончания залпа и рванул в город, не отпуская Элин. Эльфка видит, что пиратские корабли очень близко подошли к пристани. «Они хотят врезаться в нее?», — размышляет Элин на плече, видя суда, что не сбавляют ход. Остается только охнуть, когда черные корабли продолжают «плыть» по суше, словно не обладают материальностью. «Но стрелы-то были вполне реальными! И волны поднимались как положено», — спорит сама с собой. Элин с облегчением замечает угасание паники, теперь она уже не тот перепуганный ребенок, каким увидел Сареф на корабле работорговца. Недостаток знаний не позволяет найти верный ответ, Элин знает лишь общеизвестные вещи о некромантии и мертвых. Зеленый дождь из стрел вновь обрушивается на город, протыкает резные крыши, вонзается в деревья, стены и улицы. Элин предупреждает о каждом залпе, так что Бальтазар успевает нырнуть в безопасное место. Вскоре добегают до дома общих собраний, возле которого собралась вся делегация Манарии. Рядом стоят старейшины и спокойно обсуждают меры противодействия с Элизабет Викар и Метиохом Айзервиц. Из услышанного Элин понимает, что основная защита островов была построена на союзе с духовными существами, но из-за внезапного закрытия всех Врат помощь вряд ли придет. Причем пиратский флот атаковал именно этот прибрежный город, на остальных островах всё спокойно. — У этого я вижу только одно объяснение: Равнодушный Охотник собирается помешать нашему союзу, поэтому намерен убить нас и вас, старейшины. — Произносит король Манарии. — Похоже, это его излюбленная тактика — уничтожать глав государств и значимых лиц. — Думаю, для его замыслов это самый верный вариант действий. — Говорит эльф, опоясывающийся мечом с изумительной отделкой. Лезвие словно ходит голубыми волнами, хоть и остается прямым. — Вы слишком спокойны, — хмурится Метиох, вспоминая Фокраут. — А как волнение нам поможет? Мы и без поддержки духовных существ можем оказать сопротивление. — Пожимает плечами Киленан, тот самый старейшина с мечом. — Каждый эльф может справиться с таким, от чего обычный человек предпочтет унести ноги. — Я к тому, что удар с моря скорее всего не единственный. — Продолжает Метиох. — Позвольте вам помочь. У нас есть чародеи и мастера боевых искусств. — Благодарю за предложение. — Из старейшин только Киленан остался рядом с домом собраний. — Но пока оставайтесь в гостевом доме. Пусть воины защищают вас. Мы укрепили защиту островов, так как предполагали что-то подобное. Эльф быстрым шагом удаляется в сторону города, где уже начались пожары из призрачного пламени. Король отдает приказ, и вся процессия направляется в сторону гостевого дома. Элизабет и Корпаут убеждают короля предоставить пока что оборону эльфам. — У меня складывается ощущение, что они недооценивают врага. — Ворчит Метиох. — Я бы лучше был на поле боя, чем сидел тут в неизвестности. — С неизвестностью мы поможем, — произносит мэтр Патрик и вместе Филиппом настраивает чары дальновидения внутри большого круга посередине главного зала. Монарх встает внутрь и закрывает глаза. Так же поступает Элизабет, магистр Венселль и министр Корпаут. Находясь внутри круга они смогут видеть, что сейчас происходит на берегу моря перед городом. Остальные же займутся охраной гостевого дома.Молнии пляшут на килях ветров Брызги вспеняют шумное море К смерти и славе сегодня готов Смуглый моряк под парусом горя.
Элин резко останавливается в коридоре, слыша незнакомый напев. Ива трогает плечо, чтобы понять, что случилось. — Ты разве не слышала только что странных слов? Будто стихотворение или песня? — Эльфка смотрит на недоумевающую спутницу. — Это просто Бальт не поел, вот его живот и поет. — Ухмыляется орчиха. — Я серьезно, Ива… — Ничего не слышала, прости. Эльфийке кажется, что голос один в один похож на страшного человека с пристани, но рядом его не видно. «Не схожу же я с ума?». В этот момент ночь озаряется яркими вспышками молний, а после долетает гром. Элин подбегает к окну и видит, как со стороны моря приближаются тучи со странным свечением изнутри. — Ничего себе, что они там делают. — Удивляется Ива. — Интересно, это эльфы или нежить колдует? Элин не успевает ответить, так как за главными дверьми возникает шум, после чего створки отворяются мощным толчком. Показывается эльфийский чародей Филан, запыхавшийся и грязный. Мэтр Эрик спрашивает, не запрашивают ли эльфы подмогу, но чародей словно не замечает вопросов. — Вам нужно отсюда уйти! — Громко предупреждает обычно шепчущий эльф. — Куда и зачем? Флот мертвецов же еще не пробился сюда. — Удивляется мэтр Эрик. Ближе подходят Элин, Бальтазар, Ива и Годард. — Не в них дело. Запечатывание Врат по всему архипелагу — дело рук самих духовных существ. Я только сейчас смог достучаться до них. — И что они сказали? — На Пути был зафиксирован мощный прорыв, а после исход прямо сюда. Духовные существа, обитающие на Путях вокруг Фрейяфлейма, решили в одностороннем порядке заблокировать все проходы, чтобы эта гадость не проникла таким образом на острова. — Простите, я не особо сведущ в таких вопросах, — произносит мэтр Эрик. — Что это для нас значит? — По Ту Сторону происходит полнейший бардак, а некоторые силы сумели спуститься прямо сюда. Я спешил как мог, чтобы предупредить. Мэтр Эрик не успел заверить, что у них всё спокойно. Несчастная входная дверь буквально вылетает из петель из-за могучего удара жуткого существа, выглядящего как человекообразный голем. Коренастое тело из неровных каменных пород вразвалку заходит внутрь гостевого дома, где тут же пробует на себе удар алебарды Бальтазара. Со звоном оружие отскакивает от каменного тела, даже подпитка энергией духа не помогла. Мэтр Эрик поднимает скрещенные жезлы, и в тело вторженца направляется яркий заряд магической энергии. К сожалению, атака лишь оставила черное пятно на камне. Ива отбрасывает Элин подальше и набрасывается на голема в тщетной попытке повалить. Существо легко отбрасывает орчиху и блокирует удар топора Годарда. Последний не сдается, отскакивает назад и вновь наносит удар с резким выдохом. Уже в полете руки и оружие буквально взрываются лиловым огнем. В момент столкновения оружия и камня рождается небольшой взрыв, а пол и потолок рядом выгибает и переламывает от силы удара. Голем отступает на пару шагов полностью невредимый. — Элин, беги предупреди остальных! — Приказывает мэтр Эрик, одновременно пробуя обездвижить слишком крепкую для ударов цель. Эльфка бросается по коридору до зала, Элизабет с остальными действительно могут быть в опасности, ведь в магии дальновидения перестаешь видеть и слышать что-либо вокруг, если мэтр Патрик не шутил. Элин чуть не врезается в Аддлера Венселля, который будто шестым чувством ощутил опасность и вышел из круга. Магистр молниеносно огибает тормозящую изо всех сил эльфийку, а лук уже натянут. Один выстрел, и голема буквально вышвыривает на улицу. — Собака, из чего ты сделан? — Недовольно бурчит магистр Оружейной Часовни, накладывая вторую стрелу. Элин нерешительно смотрит на его спину, а после заходит в зал, где теребит Элизабет и быстро предупреждает об атаке на дом. Следом все остальные выходят из магического транса и без лишних вопросов бегут во двор, где магистр Венселль стоит перед расходящейся конусом просекой, где раньше был чудесный сад. Голем, попавший под мощный удар, разлетелся на куски в разные стороны. — Я не понял, а чей это голем? — Аддлер выискивает взглядом мэтра Эрика, который пожимает плечами. — Он был не единственным! — Филан с закрытыми глазами ходит туда-сюда, словно может чувствовать вторженцев с Той Стороны. — Я был прав. — Мрачно произносит Метиох. — Не будут вампиры наносить всего один удар. Организовать оборону! Земля в разных местах поднимается: еще шесть големов, точь-в-точь как первый, устремляются в атаку. Атакующие действуют слаженно и разделяют людей на группки. Элин осталась в дверях вместе с двумя рыцарями столичного ордена, но даже быстроеотступление не помогло: еще один голем появился прямо в коридоре и одним ударом убил рыцаря. Элин на трясущихся ногах делает кувырок вперед, чтобы быстро оказаться за спиной голема. Второй рыцарь принимает удар каменного конструкта на щит и вылетает на улицу со сломанной рукой. Эльфка вскакивает на ноги и бежит прочь, а за спиной слышит быстрый топот существа. Из-за резкого поворота Элин подскальзывается и падает, но чудесным образом избегает смертельного удара. Чья-то тень быстро перегораживает путь голему, а тесак без труда вонзается в камень и отсекает половину туловища.
Черная пропасть вечно живет Света луч никогда не достигнет Магии голод навек заберет Силу творца и воли стремленье.
Неожиданный спаситель с пристани мурлычет стихотворение под нос, а останки голема вдруг перестают двигаться. Если бы сейчас Элин могла воспарить птицей над гостевым домом, то увидела бы вокруг бездну без малейшего проблеска, что лишает големов силы. Виденье бы продержалось не более секунды, а вот боги, если бы им это было интересно, над всем островом Myuren заметили иссыхание небольших Врат, через которые чья-то злая воля отправила созданий из камня.
Глава 45
Неожиданный помощник стоит вполоборота к Элин, лица опять же не видно, а тесак в правой руке разглядеть можно без труда. Лишь одна деталь приковывает внимание к оружию: на широком лезвии ближе к рукояти металл изгибается в улыбке. Эльфка хлопает глазами при виде того, как рот на оружии начинает двигаться. Резко становится холодно, Элин как можно скорее отходит от облака ледяной стужи вокруг существа с черном плаще, на котором мороз рисует удивительные узоры. На другом конце коридора стоит мэтр Патрик, над его посохом гудит вращающийся язык пламени. Чародей жестом приказывает эльфийке отойти еще дальше, но вынужден сам быстро отходить от приближающегося противника. Тут же по коридору проходит волна жара, теперь незнакомец напоминает живой факел, но продолжает идти к магу.Бурный горный поток Нас унесет. Царство могильных дорог Уже тут.
Горящее тело рассыпается черным пеплом, а тесак вонзается в пол. Мэтр Патрик останавливает магию и удовлетворительно кивает. — Осторожнее, это говорит тесак! — Кричит Элин недоумевающему магу. Однако Патрик Лоуэл не состоял бы в отряде охотников на демонов, если бы не знал, что проклятые или зачарованные вещи могут быть очень опасными. К сожалению, момент упущен, жуткий мясницкий инструмент вновь оказывается в руке восстановившейся из праха нежити. Теперь даже Элин может догадаться, что за гость сегодня пожаловал.
Цепи, цепи, цепи кругом Вьют несвободу, и в наш отчий дом Приходит несчаст…
— Ха! — Мэтр не дает закончить мистически строчки, которые теперь слышит не только эльфийка. От гулкого взрыва у Элин даже уши закладывает, хотя успела скрыться в ближайшей комнате. Скоро в дверном проеме показывается чародей. — Он успел уйти. Ты в порядке? — Спрашивает мэтр Патрик, осматривая Элин с ног до головы. — Да. — Кивает эльфка. — Что это было? — Дух мага-раймкрейта. Идем. Они возвращаются во внутренний двор, где при поддержке Элизабет и магистра Венселля удалось продержаться до того момента, когда големы рухнули сами по себе. — Господа мэтры, что произошло? — Метиох ждет вразумительного ответа на странные события. — Всего на секунду «океан» магии вокруг нас остановился. — Задумчиво произносит Элизабет. — Я бы даже сказал, что магическая энергия высосалась из големов. — Подключается мэтр Эрик. — Это сделал раймкрейт. — Хромает вперед мэтр Патрик. — Так сказала Элин, столкнувшись с ним в доме. — Волшебник-чаропевец? — Элизабет выглядит удивленной. — Древняя и редкая специализация магии. — Это был кто-то из эльфов? — Спрашивает король. — Нет, ваше величество, это была нежить и враг, который разобрался с големами. Наступает тишина, нарушаемая лишь тихими переговорами Бальтазара и Ивы о том, кто из них был лучше. — О чем вы, мэтр Патрик? Это же лишено всякого смысла. Зачем Равнодушному Охотнику мешать самому себе? — Метиох терпеливо рассуждает о логической несостыковке. — Не знаю, ваше величество. — Признается маг. — Мне кажется, я хорошо знал Сарефа, поэтому считаю, что он не допустил бы такой оплошности. Скорее всего мы просто не знаем сути происходящих событий. — Ну разумеется. — Зло бросает Метиох. — Как и всегда. Мы вообще ничего о них не знаем кроме того, что они хотят смерти роду людскому. Нам нужны союзники, которые не будут им уступать. Эльфы явно себе на уме, уж простите за прямолинейность, мэтр Филан. Вот только эльф не обращает никакого внимания на слова короля, полностью погруженный в общение с духовными существами. Ладони эльфийского чародея гладят еле заметную сферу, внутри которой вращаются жемчужные капли. Элин кажется, что это миниатюрные Врата, так как ощущение возникает такое же, что было в ruiin malit вчера. Морок, вместилище которого всегда носит с собой, по-прежнему не отзывается, значит, острова действительно сейчас отрезаны от Путей. Со стороны города в ночи стоят золотые башни. Элин даже представить не может, какие познания в магии накопили эльфы за многие тысячелетия, но удивительные сооружения вселяют чувство уверенности и спокойствия. Кажется, что всё под контролем, вот только на лбу Филана выступает пот, руки начинают трястись, а сияющий жемчуг вокруг рук превращается в алые рубины, изливающие багровый туман.
ꄘ∑ уже здесь, трубите в рога, Барабаны готовьте и ищите врага, Сотни рук, а вокруг чернота, Поможет лишь пламя без дыма И зола без тепла.
Элин вновь слышит нашептывания, правда совершенно не разобрала первое слово, словно чаропевец нарочно заменил нечленораздельными звуками. Мэтр Эрик трясет Филана, будто хочет вывести из трансового состояния, но тут голову эльфа прошивает стрела Аддлера Венселля. Присутствующие ошарашено смотрят на убийство, а вот магистр орет магу, чтобы тот бежал. Похоже, волшебник из отряда охотников на вампиров привык к выходкам командира, так что моментально отпрыгивает от эльфийского чародея, чье тело разрывают многочисленные черные щупальца. — «Заражение»! — Громко предупреждает мэтр Патрик, но Элин это ни о чем не говорит, а магистр Венселль еще громче кричит: «Да ладно?!». Теперь тело эльфа полностью скрыто черной слизью, из которой растут в длину щупальца. «Сотни рук, а вокруг чернота», — вспоминает слова Элин. «Зачем магу, ставшему нежитью, атаковать остров, а потом предупреждать об опасности?». — Нужен магический огонь, — эльфка подбегает к Элизабет и надеется, что верно поняла послание про «пламя без дыма и золу без тепла». Подруга вскидывает руку, и тут же огненный вихрь окутывает фигуру бывшего эльфа. Кажется, что помогло, но вторгнувшееся с Путей создание лишь быстрее начинает расти, превращаясь в огромного спрута. Маги ударяют различными заклятьями, воины рубят щупальца, но ничто не может остановить чудовищный рост. Элизабет обрушивает яркую молнию на «голову» монстра, но безрезультатно. Чернильные отростки длиной уже больше ста метров и продолжают расти, а горб существа поднимается над землей подобно утесу. Гостевой дом уже разрушен навалившейся массой, а делегации Манарии остается лишь спасаться бегством вглубь острова. Противника не берет ни магия, ни меч, ни стрела. Элин старается не отставать, а тренировки Годарда не прошли даром: дыхание ровное, а усталость не спешит валить с ног. Эльфийке кажется, что спрут не то чтобы целенаправленно охотится за людьми, щупальца выше деревьев проходят мимо. Если жуткое создание продолжит расти, то покроет собой весь остров. Город наверняка будет уничтожен, как и всё остальное на острове. Вся группа вынуждена остановиться перед скалами, здесь начинается горная гряда, которая при прямом движении приведет к снеговым шапкам самых высоких гор. Годард подкидывает Элин на высокий камень, где та с ужасом замечает медленно приближающееся щупальце, которое просто снесет всех со склона горы. «Глубинный Страх в недрах земных может опутать любые ходы. Нужно не меньшее влияние для противодействия», — невидимый собеседник вновь обращается к Элин, а та вдруг замечает рукоять тесака, что кто-то вонзил в землю. «Возьми меня в руку, и я помогу. Остров будет уничтожен до того, как отреагирует смотритель», — словно обольщает дьявольское оружие, но Элин отдергивает потянувшуюся было руку. Ни Сареф, ни Элизабет не одобрили бы такого поступка, когда нечто подозрительное помогает за просто так. Вот только выбор был иллюзорный: получив отказ, тесак сам прыгает в руку и намертво приклеивается к ладони. Рот на оружии кривится в усмешке и начинает длинное песнопение.
С дальних границ мчится огонь перемен, Темным покровом закрывая бедную землю, Сколько стремлений вбирают оперенные крылья, Столько же духу и жара отдает оно в битве.
Проклятая вещь заставляет Элин произносить следом, но если чужая душа поёт невероятно красиво, то голос новой хозяйки постоянно сбивается с ритма. Элин видит, как Ива пытается обезоружить, но тесак не собирается покидать руку до окончания действа.
Темный огонь горит без дыма и сажи Опаленные перья холоднее северных льдов Бездонные очи, что видят конец любой жизни, Сегодня посмотрят и на нас с тобой.
Остановиться невозможно, широкий провал разделяет группы, а щупальце монстра все ближе и ближе. Душа мага-раймкрейта активирует сложные чары, Элин чувствует невероятный жар в теле. Только сейчас она понимает, что связь контракта продолжала действовать со вчерашнего дня. Чувство возвышения поднимает над землей, хотя на самом деле Элин просто смотрит на то, чем с ней делится настоящий помощник. С огромной высоты виден весь остров, опутанный сетью щупалец, а голова «спрута» уже подобна горе. Но подобный масштаб не сравнится с птичьей тенью, в которой может скрыться весь Myuren. Теневой феникс приходит на зов, а земля острова под ним вспыхивает огромными пожарами. Недавнее предсказание сбывается. Феникс сжигает тело чудовища, но вместе с ним и поселения эльфов и драгоценные леса и поля. Но вот сами эльфы живы, Элин видит, как золотые башни на месте всех городов обвиты щупальцами, но до сих пор не повалены. Духовное существо с небес издает жуткий крик, и от Глубинного Страха, как прозвала чернильного монстра душа из оружия, остается лишь невесомый пепел. Элин бы не обратила внимание на фигуру, появившуюся из воздуха после уничтожения «спрута», но теневой феникс считает это самым важным. Сверхчеловеческое зрение видит безразличного Филана, а феникс передает знание о том, что это подоспел смотритель, который не допускает прорыв существ с дальних Путей. Нечто, что приняло обличье Филана, задирает голову и смотрит на феникса. Через контракт с духовным существом Элин чувствует лишь недоброе в этом взгляде, так что теневой феникс тут же скрывается в очень далеких рубежах за пределами мира. Эльфийка открывает глаза и видит обеспокоенных спутников. Тесак уже исчез из руки, а остров покрыт россыпью ночных пожаров. Сильный упадок сил не позволяет встать на ноги, так что чьи-то сильные руки несут куда-то. Элин потеряла сознание, а очнулась уже утром на руинах портового города, рядом с котором происходили переговоры. Эльфка лежит на мягкой подстилке, а вокруг ходят предельно собранные эльфы, восстанавливая порядок в городе. Солнца не видно, в небесах собрались дождевые облака. Если судить по свежести воздуха и мокрому тенту над головой, то совсем недавно прошел сильный дождь. Элин не удивится, если его вызвали сами эльфы, чтобы потушить пожары на острове. Элин приподнимается и смотрит на площадь, где соотечественники деловито ходят с тележками и досками. — Ты уже проснулась? Как себя чувствуешь? — Из-за угла выходит Элизабет, вряд ли сомкнувшая глаза сегодня ночью.
Глава 46
Сареф задумчиво смотрит на пламя, что играет зелеными всполохами. Они уже успели сбросить с хвоста Кобальда Вопилу и покинули Рейнмарк. Сейчас перед ними раскинулись дикие земли вне города, а если идти пару дней на восток, то можно будет оказаться на Великих Топях, где уж точно никакой цивилизации. Юноша помнит свадьбу Марка и Герды, где один из авантюристов что-то втирал про фей с этих огромных болот. Кажется, что это было так давно и в другой жизни. Они двигались весь день и теперь остановились в запрятанной среди холмов роще. Неожиданно было наткнуться здесь на полуразрушенную сторожевую башню, открытую ветрам, дождям и плющу. Со студенческой скамьи Сареф помнит, что на территории нынешнего Рейнмарка в далеком прошлом было могучее государство, канувшее в небытие еще во время Могильной Мглы. — Все в порядке? — Спрашивает мэтр Иоганн с другой стороны костра. — Ты что-то слишком долго проводишь сеанс. Помогает хоть? — Увы, прорицание не моё. «Флогамантия» показывает лишь бессвязные обрывки информации. Лишь однажды мне удалось получить четкие предсказания и то при поддержке Легиона, решившего устроить мне тренировку драконом. — Ха, я помню ту историю, всё королевство судачило. А вот и Рим, — чародей слышит стук копыт. Через пару минут на первом этаже башни показывается вампирша. — Я договорилась с Акардом. — Сразу отчитывается девушка. — Оказывается, Кобальд осмелел не только из-за поддержки Хейдена. Приходили охотники из Манарии во главе с Аддлером и поубивали многих подчиненных Акарда. Да и сам Акард еле выкарабкался, охотники еще не знают фокуса с «Обманом смерти». А где Кроден? — Его укачало, так что возвращает обед на землю где-то за башней. — Улыбается Коул. — Знаете, его магические способности меня поражают, но состояние тела хуже некуда. — Рим садится ближе к огню. — Он же ходячая развалюха, которая хочет только своей дряни. — Неважно, для наших задач он подойдет. Дадим что-то несложное физически. — Спокойно отвечает Сареф. — А что с Вопилой? — Доорался, — хохочет вампирица. — После взбучки от Маклага не скоро высунет нос из ямы с лечебным говном. Как прошел сеанс? — Отвратительно. То ли мне умения не хватает, то ли пути божества не прочесть таким дешевым трюком. Я больше следил за Фрейяфлеймом, там тоже интересно. — В каком смысле? Ты что, воюешь на два фронта? Эльфам уже конец? — Рим сыпет вопросами. — Нет, я слишком далеко, чтобы как-то вмешиваться, вместо меня там воюют другие. Эльфы выжили. — Может, расскажешь поподробнее? Ты всё больше начинаешь походить на Легиона: тайком сплетаешь разом сотню планов в сотни местах, и вместо протухшей жопы рыбы волшебным образом получаешь результат. — Ты переоцениваешь мои возможности. Хотя, вторым архимагом в новосозданной Манарии был Фердинанд Козер. Его специализацией была магия Хаоса. В трактате «Точки зрения на системы» он писал, что «хаос» необязательно нечто бесструктурное и бессвязное. Всё зависит от точки зрения на систему. Для одного она будет абсолютно хаотичной, а для другого хаос будет двигаться в строгом порядке. — Сареф подкидывает дровишек в костер. — Я поняла только то, что ты сейчас ловко соскочил с темы. — Я к тому, что результат достигается не властью над хаосом, а виденьем порядка. Даже если сто планов никак не связаны, то зная целую картину, ты сможешь собрать паззл. — Чё!? Ничего не поняла. И что такое паззл? Иоганн Коул тем временем смеется в кулак. — Мозаика, — переформулировал юноша и прислушался к шагам за стеной. — Давайте лучше обсудим следующую операцию. Маклаг скоро к нам присоединится. Шаги действительно принадлежали чародею с Петровитты, упавшему на самое мягкое одеяло. — Ох, как мне плохо. После курума всегда кусок в горло не лезет. — Люминант аж вспотел, маленькие гнойнички на лице видны очень хорошо при свете огня, а на подбородке виднеются остатки сегодняшнего обеда. — Надеюсь, завтра вы будете в форме. В этот раз противник будет сильнее. — Произносит вампир. — Дай мне дозу, и я справлюсь с кем угодно. — Дам, но завтра и меньшую дозу. — Предупреждает Сареф. — От маленькой дозы проку не будет, — вертит головой маг. — Как и от вас в беспамятстве в случае большой. — Невозмутимо парирует вампир. — Уж постарайтесь выжать больше пользы. И, пожалуйста, не ройтесь в наших сумках, курум спрятан в другом надежном месте. — Да за кого ты меня принимаешь? Всё будет по-честному, обещаю. — Клянется Маклаг, но не убедил ни собеседников, ни тем более себя. — Кого нужно убить-то? — Богиню. — Какую еще богиню? — Хлюпает носом маг. — Богиню лесов и плодородия Квилану. Завтра начинается трехдневный праздник на границе Рейнмарка и Великих Болот, где поклоняющиеся ей деревни устроят какой-то шабаш. Там мы её призовем. — Молодой человек, а вы тупой. — Кашляет Маклаг. — Не существует богинь по имени Квилана. — Чародеи в целом отрицают понятие божественности как чего-то мистического. — Кивает Сареф. — Не забивайте себе голову. Вам нужно лишь поймать её в ловушку. Вы ведь по-прежнему остаетесь единственным в мире волшебником, который может использовать «Фокусные линзы Кродена». — Потому что я изобрел заклятье! — Чародей поднимает тощую руку к потолку. — Да мы поняли. — Закатывает глаза Рим. Рано утром четверка покидает башню и галопом несется по разбитым дорогам. Вне города Рейнмарка раскинулся одноименный округ с площадью, сопоставимой со страной. Правда, ничего ценного на этих землях найти вряд ли получится, а основные соседи Рейнмарка — это степи, пустыни и болота. Только Стилмарк мог бы за счет соседа увеличить территорию страны, если бы не Долины Мертвецов на границе Рейнмарка. Сейчас команда продвигается в сторону Великих Болот и людских хуторов, где плевать хотели на политику, веру в Герона и скорый конец света. Маклага Сареф посадил перед собой, так как маг до конца не пришел в себя, упасть под копыта без труда сможет. Местность с большим количество лесов, гор и болот была бы раздольем как для разбойников, так и для вампиров, если бы тут жило много людей. Вместо этого лишь мили дикой природы. Первое поселение показывается к полудню, дым из труб хорошо заметен в ясную погоду. Трудно сказать, является ли это аномалией из-за магического вмешательства в климат материка в древности, но здесь совсем другой биом, чем ближе к единственному городу страны. На материке можно найти болота, чернозем, степи и горные хребты, и даже поползновения тропической Островной Федерации. А в центре всего пустыня, где-то каменистая, а где-то песчаная. Деревенские жители одеваются в меха и почти не имеют военного снаряжения. Из оружия можно заметить только луки для охоты, топоры, лопаты да вилы. Путешественникам местные удивились немало, всадников быстро окружила толпа интересующихся, пока местный староста не разогнал народ. Сареф похвалил кривые дома и подарил старосте хороший охотничий нож, чем заработал максимальную симпатию. Благодаря несложным переговорам получен маршрут к капищу Квиланы и другим деревням, а коням отсыпали овса и налили воду. К закату четверка увидела дома следующей деревни, но запах крови предупредил вампиров об опасности. Сареф и Рим оставили магов поодаль, а сами проникли в деревню. В каждом доме лежат обескровленные тела, на первый взгляд смерть наступила не более суток назад. Что-то страшное прошло по деревне и убило всех жителей. — Это и есть Семилетняя Дань? — Рим вспоминает рассказ старосты о том, что раз в семь лет Квилана забирает жизнь одного из поселений, а взамен дарует остальным огромный урожай, плодовитость женщин и здоровых детей. — Кто знает, это довольно темные и мрачные края со своими байками. — Сареф присматривается к силуэту у центрального колодца. Сначала показалось, что прислонившийся человек мертв, но при внимательном изучении можно заметить поднимающуюся и опускающуюся грудь. — А он тут что делает? — Рим тоже замечает живого. — Пойдем и спросим. — Сареф не скрываясь идет к сидящему человеку, хотя человеком его называть неправильно. — Вы же мне обещали тело бога, вот я и пришел, — произносит Ацет привычно-осипшим голосом. Видать, услышал вопрос вампирши. — Я уже подумал, что тебе стало неинтересно. Если ты будешь следовать моим приказам, то ты в команде. — Сареф останавливается в двух шагах от молодого юноши с безразличным лицом. За прошедшее время демон ничуть не изменился внешне. — Хм, да, я согласен. — К счастью, Кёрс не стал спорить. — И если тебе интересно, я заметил кое-что забавное в Манарии. — Говори. — За тобой охотится еще кое-кто, на кого ты вдруг решил не обращать внимание. Они прикидываются увальнями, но тоже рассылают своих агентов по всему материку. Слышал об Южной Компании Вестхета? — Группа наемников? — Только прикрытие. Компания образовалась путем слияния Вольницы Бэквока и отпрыска рода Тискарусов, хе-хе. С последним ты точно знаком, а Матиан Бэквок — известный разбойничий атаман из Вошельских княжеств. — Демон встает на ноги. Сареф задумчиво смотрит на колодец, погружаясь в воспоминания того дня, когда убил Амода Тискаруса на глазах Йорана. Бывшего однокурсника вампир не мог назвать другом, но Йоран всегда был по-своему добр к Сарефу и наверняка считал вампира другом. Увы, но сын герцога вряд ли знал, что его отец был агентом Хейдена среди знати, а Легион манипулировал личным преподавателем. Даже Носильщики Гробов оказались не самыми сплоченными с затесавшимися предателями. Юноша вспоминает и другие моменты прошлого, о которых даже Легиону знать не нужно. События конца того года развивались слишком стремительно для вдумчивого анализа, а Сареф оказался втянут в игру даже не между двумя игроками, а сразу пятью. Но принятые решения начнут приносить плоды только в будущем, а настоящее уже здесь дышит в щеку. — Он хочет мести? — Спрашивает Сареф. — Возможно. — Разводит руками Ацет. — Его отец официально был объявлен преступником, так что король решил пополнить казну имуществом всех предателей. Йорана, кстати, не преследовали, но он быстро смотал удочки и исчез в неизвестном направлении. Теперь он добровольный изгой. — Спасибо за сведения. Но сейчас нам не до этого. Жителей перебил ты? — Вампир оглядывает темные дома и кидает демону «подарок». — О нет, — натужно хрипит Кёрс с улыбкой безумца и ловит брошенный браслет, — это была та, чье тело я хочу в свою коллекцию.Глава 47
Над мрачными и безлюдными землями опускается тьма, самое лучшее время суток для темных ритуалов. Однако сегодняшняя ночь особенная из-за шумного праздника посреди глухого леса. Все окрестные деревни в полном составе пришли под кроны многолетних дубов и вязов. Деревья в лесу выглядят довольно пугающе с черной корой и странными формами стволов и веток. По полянам и опушкам ходят веселые люди, танцуют вокруг костров и обмениваются новостями. Типичный праздник, если бы не ритуальные жертвоприношения у основания самого большого дуба, возвышающегося на пригорке. С легкой руки можно дать дереву аж тысячу лет, настоящий король леса в окружении свиты. Костры и люди отбрасывают пляшущие тени, поэтому кажется, что участников гораздо больше, а вскоре присоединяются еще пятеро. Где-нибудь в Манарии такое сборище трудно представить, так как жрецы Герона пристально следят за народом, и если бы деревни на одну ночь собрались в лесу для странных действий, то в итоге в гостях увидели бы инквизиторов. Здесь же Сарефа и спутников принимают без каких-либо проверок, угощают странным напитком и дарят венки. Сразу видно, что жители глухого края ничего не боятся под защитой Квиланы. Вампир встречает знакомого старосту, и тот с удовольствием ведет прямо к алтарю богини урожая и плодородия. Под гигантскими корнями дуба установлен каменный постамент с чашей. По трещинам, мху и стачиванию краев можно заявить, что эти предметы такие же древние, как и нависающий дуб. В чаше плавают кости в крови убитых овец и коз. Староста рассказывает, что в финале праздника юные девы будут зачерпывать из чаши кровь, поливать корни дуба и обмазывать кору, а юноши станут закапывать кости рядом с деревом. — По пути я видел вымершую деревню. — Говорит Сареф. — Да, Чернопеньки Квилана выбрала для Семилетней Дани. Теперь наш урожай будет огромным, реки станут полны рыбы, а леса зверьем, ягодами и грибами. Может, мы живем скромно, но никогда не знаем голода. Да и болезни нас обойдут стороной, как и всякие злые люди. — Собеседник абсолютно спокойно говорит о смерти почти пятидесяти человек. — А если однажды вашу деревню выберет Квилана? — Чему быть, того не миновать. — Пожимает плечами староста. — В таком порядке жили мои прадеды и не мне роптать. — Но ведь так однажды деревень не останется. — Возражает юноша. — О нет, Квилана милосердна и дальновидна. После Дани всегда происходит всплеск рождаемости, те же Чернопеньки скоро будут заселены семьями из ближайших деревень. Мы не строим больших поселений, а избираем тех, кто покинет родную деревню. Все ушедшие семьи собираются вместе и создают новый дом. Квилана забирает одну деревню, но в следующие семь лет появятся две, а то и три. — Староста с радостью рассказывает о местных обычаях, показывая максимальную открытость. «Для них такой уклад жизни привычен». — Но ведь должно быть еще внутреннее святилище. Покажите мне его, пожалуйста. — Не могу, юноша, не могу. — Качает головой староста. — Туда чужакам нет входа. Квилана может разозлиться и убить вас. — Считайте, что я не чужак. Я — бог Хаоса. Разве не могу навестить сестру? — Сареф смотрит в глаза собеседника и без оглядки врет. — О чем вы… — Веди в настоящее святилище. — Приказывает Сареф.Название: «Божественная воля Кадуцея» Тип: божественная сила Ранг умения: S Уровень освоенности: 30,6 % Описание: способность Кадуцея воздействовать на разум других существ, а также защищать собственное сознание. Чем выше уровень освоенности, тем сильнее подчинение воли и успешнее защита. Способность также пассивно защищает пользователя от психического давления и ментальных атак, которые слабее защиты.
Староста вздрагивает и уже не может остановить ноги, которые ведут Сарефа глубже в лес. Вампир напоследок ловит взгляды Рим и Иоганна Коула. Маклаг вместе с Ацетом обойдут место празднества в тенях деревьев. Глухая тропинка петляет по оврагам, пока не показываются два вкопанных в землю столба. Вероятно, здесь когда-то были каменные ворота. Староста останавливается, ментальный приказ Кадуцея действует очень быстро и мощно, особенно если противник слаб, но по-прежнему быстро выветривается. Повторный приказ уже не будет иметь той же силы. Сареф закрывает глаза и прислушивается к далекому звону. — Н-нет, подождите. Нам сюда нельзя… — Человек пытается сбежать, но юноша кладет ладонь на спину. Легкое движение заставляет человека через пять секунд скорчиться и упасть на землю. «Быстрый паралич» на самом деле не такой уж быстрый, чтобы использовать в реальном бою, ведь нужно еще поддерживать тактильный контакт во время построения отсекающей сферы Лократа вокруг сердца. Однажды Сареф уже попробовал покончить жизнь таким способом, так что знает, что метод безболезненный. Сареф входит на полянку, где земля выложена старым камнем, через который пробивается упрямая трава. Заметно, что место регулярно пропалывают и в целом содержат в чистоте и порядке. Однако не это привлекает внимание, а огромная статуя шестирукой соблазнительной девы. — Здравствуй, Фаратхи. — Юноша даже кланяется статуе, что является точной копией статуэтки, что однажды вампир нашел в лесу Масдарена. Система по приказу моментально восстанавливает уточненное описание предмета, который хранится в каюте на борту «Мрачной Аннализы».
Предмет: Статуэтка Фаратхи Уровень предмета: C Описание: статуэтка, изображающая Фаратхи — единственной демонессы высокого ранга, обращенной в вампира. Являлась родоначальницей Дарквудской линии крови и четвертым Древним вампиром в истории. Статуэтка в прошлом была религиозной реликвией, однако, сейчас не имеет духовной связи с Фаратхи, остался лишь отзвук силы. Попробовать пробудить связь могут только последователи культа Фаратхи, чтобы преодолеть Ограждающий Барьер. Активация: пролитие крови.
После объяснения Легиона в системном описании обновился уровень предмета и появилась строчка активации. Но использовать ту статуэтку всё равно нельзя без настройки отзвука. Высший вампир называет подобные предметы «манифестами», через которые можно безопасно открыть Врата, связывающие с Той Стороной. Даже Легиону известна судьба не всех Древних вампиров, но он точно знает, что некоторые предпочли скрыться на Путях, где уж точно можно спрятаться или уйти в спячку так, что никто найти не сможет. Хотя тот же Легион допускает мысль о том, что почти все Древние мертвы. Воплощение-в-фигуре могут иметь не только Древние вампиры, но и некоторые монстры с дальних Путей, например, Пожиратель Ветвей. Йоран по приказу наставника-Легиона долгое время настраивал отзвук, совершенно не понимая, что это и для чего. Именно Легион вложил идею использовать предмет в «охоте на черта» в поместье Тискарусов, где на него должны были клюнуть двойные агенты среди Носильщиков Гробов, чтобы выслужиться перед Хейденом. Сареф моментально обрывает мысли на этом моменте. Он не верит, что Легион может «прослушивать» думы вампира незаметно, но береженого Герон бережет. Впрочем, высший вампир далеко не дурак, особенно в ситуации, где слишком много странных совпадений и случайностей, ведь именно Сареф разобрался на темной садовой дорожке с теми культистами. Юноша уверен, что Хейден слил информацию об убийце Ганмы магистру Бореку, чтобы избавиться от Сарефа, и Легион преследовал интересы в заполучении того, кто якобы призван для свершения третьей Темной Эры. И вот где-то у черта на куличках стоит еще один «манифест» Фаратхи, по-своему уникальной вампирши, ведь она единственная получила статус Древнейшей, хотя не пришла в мир извне. Основательница Дарквудской линии крови любила глухие чащи, леса и буреломы. И теперь местные зовут её Квиланой. Отзвук вокруг статуи безо всякой Системы может почувствовать любой вампир, даже другой линии крови, как Сареф. «Осталось лишь пролить кровь», — юноша достает из кармана щепку с одноразовым заклятьем. Стоит сломать предмет, как тоже произойдет и с четырьмя другими. Это сигнал для начала действий и превращения праздника во что-то ужасное… Иоганн уже минут пять задумчиво смотрит на огонь костра, встав почти вплотную. Рим настороженно озирается, выискивая малейший намек на опасность среди танцующих и смеющихся людей. Они не боятся ничего и никого под покровительством Квиланы, но всё меняется в одно мгновение. Сигнал Сарефа заставляет кнут из хвоста Цербера-Химеры развернуться в полете и рывком устремиться к первой жертве. Коул вздрагивает, когда слышит щелчок хлыста, и отрывается от созерцания пламени. С воплем, который вряд ли ожидаешь услышать от пожилого мага, чародей вскидывает руки. Вместе с жестом огонь костров и факелов вздымается до верхушек деревьев, а после устремляется к земле пылающим ливнем. Смех и примитивную музыку сменяют вопли заживо сгорающих людей. — Коул, придурок, не так сильно! — Орет Рим, спасая любимую куртку от огненной стихии, но пиромант ничего не слышит, лишь стоит посреди океанских валов из пламени и плачет, сжигая всё на своем пути. Девушка помнит предупреждение Сарефа о том, что во время боя стоит держаться подальше от Иоганна, так как он уже давно тронулся головой, не выдержав смерть родных. «История знает множество примеров, когда маги выходили на невообразимый уровень сил лишь тогда, когда получали психические травмы после страшных событий. Боль и страдания являются тем ключом, что открывает дорогу настоящей магии, но он же часто заводит волшебника в гроб. Именно поэтому самые сильные чародеи часто становятся садистами, психопатами, социопатами и прочее», — вспоминает Рим объяснение Сарефа, прячась за деревьями, пока пиромант льет слезы над обугленными телами мужчин, женщин и детей, и лишь усиливает напор магии. — Да из всей компашки я самая нормальная что ли? — Вампирица оглядывается по сторонам, но демона и люминанта не видит. Вероятно, они уже должны быть рядом с Сарефом. Жертвоприношение нескольких сотен человек по плану должно отправить вызов лжебогине, ради которой они пришли в этот по-настоящему богами забытый край. Ночь только вступает в права, а над лесом поднимается новое ярко-белое солнце, заглушая даже свет лесного пожара. Необычное небесное светило, слишком яркое для луны, освещает десятки километров. «Вряд ли это Фаратхи, как называет Квилану Сареф», — размышляет Рим. — «Скорее всего уже обдолбанный Кроден активирует чары, которые по мнению Сарефа могут поймать даже бога или Древнего вампира». — Хм, кто это у нас такая интересная ночная охотница? — Раздается женский голос за спиной. Рим не услышала шагов, поэтому моментально разворачивается с замахом хлыстом. Вот только встречают вампиршу лишь темнота с холодом и чувство полного бессилия.
Глава 48
Яркий белый свет проникает сквозь ветки и листья, а над головой Маклага медленно вращаются линзы из магической энергии. Сареф смотрит на статую Фаратхи и видит, как изо рта вампирши начинает струиться кровь. Лже-Квилана принимает кровавое подношение, хотя вряд ли будет в хорошем расположении духа после уничтожения жителей окрестных деревень. Фаратхи уже должна была прийти, но минуты проходят, а её всё нет. — Еще не всё? — На полянке показывается Рим. — Чертов маг истерично смеется и прыгает вокруг костров. С ним всё будет в порядке? — Огонь для него и жизнь и смерть, пусть развлекается. Свое дело он сделал. — Сареф неподвижно стоит в центре внутреннего святилища. — Что-то не работает… — И что будем делать? — Спрашивает Рим и с болезненным криком падает на колени. Магия Ацета заставляет мышцы отделяться от костей, ощущения наверняка незабываемые. — К-к-к, — под нос смеется демон. — Попалась. Думала, я не почувствую? Объявляю, что на этой территории любая атака обязательно попадет в тебя, Фаратхи, даже твоя собственная, а бегство приведет к поражению. Ацету пришлось напрячь горло, чтобы установить «правило». Как и говорил мэтр Вильгельм когда-то давно, людям и другим расам мало известно о демонах. Охотники и чародеи даже попробовали сделать классификацию демонов, которых встречали. «Демон-мистификатор» может любое громко озвученное правило сделать абсолютным, искажая законы реальности в определенной области. Чем невозможнее правило, тем меньше срок действия, вплоть до секунды. Но Ацет смеется названию, демоны не различают себя таким образом.Название: «Mulokulonoa» Тип: расовое умение Ранг умения: SS Уровень освоенности: неизвестен Описание: maktab подчинения воле kernous может исполнить любое poretery, даже самое сумасшедшее. Основой является philaq с непостоянным радиусом и плавающим центром. Это искусство создания дополнительной ama’gantis с установленным порядком. Активация: неизвестна
Система, похоже, не владеет языком демонов в полной мере или просто не может подобрать синонима на языке людей. В итоге описание содержит множество странных слов, которые Сареф понимает лишь логически. Если вампир уловил суть верно, то демон не меняет законы мироздания, а создает новый мир поверх настоящего. Как будто на отдельном слое. — И что с того, kernous-modo? — Смеется Рим, а если быть точнее — Фаратхи. Древняя вампирша каким-то образом почувствовала ловушку и решила прийти с другой стороны. Но явно не ожидала, что помогать Сарефу будет кто-то из бывших соотечественников. — Я заберу твое тело. — Ацет собирается переплюнуть демонессу в дьявольской улыбке. — Вы хорошо подготовились, но не считаете, что этого будет мало для победы? Ваша спутница буквально мой заложник, вы уж поаккуратнее с телом. — Не-Рим ослепительно улыбается. Сареф может понять спокойствие демонессы, так как голой силой им не победить. Легион оказался прав, считая, что Фаратхи не уйдет в спячку, а выберет какое-нибудь глухое место и создаст королевство, где будет коротать бесконечную жизнь. Пускай даже королевство представляет из себя ряд деревень и хуторов, ведь кровь пить можно, как и чувствовать себя королевой. В отличии от других Древних она имеет совсем другую мотивацию, на Темную Эру ей плевать. — Кроден, начинай! — Приказывает Сареф. Болтовней задачу не решить, тем более что Фаратхи разглядела ловушку издалека. В ночном воздухе появляются полупрозрачные овалы из сияющего серебра. Как люминант Маклаг использует свет для магии. Наряду с обычными законами физики в волшебстве есть магическая оптика, дифракция и интерференция. Магия Света, как называли её древние маги, по сути есть манипулирование светом при помощи магии и сотворение света из энергии. Оценивать свет как электромагнитное излучение, волну или частицу в этом мире могут только демоны и Система, но магия создает такие условия, которые были невозможны в прошлой жизни. Невещественная оптика может фокусировать энергию настолько сильно, что луч превратится в фантастический лазер. А при необходимости свет может застыть с прочностью стали. Разве что перемещаться со скоростью света люминанты пока не могут, а если кто-то и смог, то в ту же секунду остался дорожкой сверкающего праха в небесах. Нынешний противник очень силен, но подготовка была хорошей. Древний вампир может двигаться на сверхскорости даже по меркам обычного вампира, но вот лучи света зигзагами проносятся по святилищу еще быстрее, для глаз Сарефа лучи полностью статичны. «Правило» Кёрса мешает Фаратхи нанести прямой удар, ведь он будет сразу возвращен отправителю, и помогает чародею. Пока что это гарантия неуязвимости. Атаки люминанта постоянно пересекают тело Рим, приводя к параличу мышц. Маклаг Кроден настолько продвинулся в специализации, что может менять природу воздействия света на ту, которая никак к ней не вяжется. А Легион ясно говорил, что Фаратхи не сможет использовать уникальную магию без трех пар рук. По первоначальной задумке планировалось лишить её одной или двух рук, но вампирша сама решила вселиться в обычное тело. Юноша не представляет, какая магия требует пассов с использованием тридцати пальцев, но высший вампир категорично сказал, что лучше этого не видеть. Но черта с два демонесса испытает по этому поводу страх или неуверенность. Это понимает и Сареф, и Ацет. Сейчас важно заставить её воплотиться по-настоящему, иначе никакого толка от схватки не будет. Улыбающаяся Фаратхи каким-то невообразимым способом преодолевает бурю лучей и оказывается перед Сарефом. «Считает, что ей не посмеют нанести смертельного урона из-за захваченного тела?», — вампир делает уверенный шаг вперед в боевой стойке. Ладонь, окутанная белым пламенем внутренней энергии, ломает грудину, а «Великий корень» не позволяет отлететь после столкновения. Девушка попадает прямо под столб света, который пронизывает тело, испаряя магическую силу и внутреннюю энергию. Сареф поднимает обе руки вверх, наконец появилась достойная цель для боевой магии Хаоса, которая не собирает связи, а разрушает. Обычный человек или предмет попросту рассыпятся под действием заклятья.
Название: «Умножение чумы» Тип: магия хаоса Ранг умения: A Уровень освоенности: 22,1 % Описание: самое первое боевое заклятье, изобретенное разумом мага Хаоса под впечатлением от Чумного Десятилетия. Если в далеком прошлом бактерии были возбудителями гнойного распада тел больных, то магия хаоса может разорвать связи клеток плоти во стократ быстрее. Верующие считали, что при такой смерти умирает даже душа, так что несчастного не встретить даже в посмертии. Активация: пассы руками «Крылья орла» с переходом на «Перестрелье» с формулой «Mical forye lidag». Мысленное построение емкости.
По рукам во время активации словно бежит ток, а во время поворота боком и перекрещивания рук появляется чувство неприятной вибрации. На последнем слове активационной фразы Сареф с трудом меняет цель на противоположную. Фаратхи поняла, что вариант с заложником не работает, так что предпочла покинуть Рим перед ударом заклятья. Разумеется, перебраться сейчас она сможет только в собственный «манифест». Юноша вынужден обернуться лицом к статуе, не теряя концентрации на исполнении заклятья. По камням уже бегут потоки крови, превращая неживую оболочку в вампирский организм. Волнительным телом обнаженной красавицы с шестью руками можно было бы наслаждаться вечно, если бы не магия хаоса, превращающая тело в кисель кожи, мышц и крови. Гниение и распад боевой магии превращают метафизическое понятие хаоса в зримое. У Фаратхи есть весомый недостаток перед остальными Древними. Вампиры, что пришли из другого мира, имеют анатомию и физиологию иных порядков. Демонесса же была обращена и подчиняется законам этого мира куда «охотнее». Исчезнувшие связи нейронов в мозгу и стремительно разлагающееся тело ведут к самому болезненному поражению в жизни. Ускоренная регенерация, к которой прибегает Фаратхи, могла бы помочь, если бы Сареф не оставил Фолин Нумерик в ледяном краю Фьор-Эласа. Ацет Кёрс, находящийся в сторонке, уже перенес Рим и Маклага, а после бросил полученный от вампира браслет прямо во врага. Фолин Нумерик открывает потрясающие тактические возможности, если есть время на подготовку. Где-то на другом конце мира куб сам поворачивается в нужное положение и переносится к браслету, прихватив то, к чему был прикреплен. «Гейт транспортировки объектов» срабатывает на ура. Сареф в последнюю секунду успевает отпрыгнуть подальше от пятиметровой морской волны и глыбы льда. Землю аж тряхнуло после того, как восьмиметровый в высоту айсберг телепортировался прямо на голову Фаратхи. Диск ненастоящего солнца в ночном небе вспыхивает извивами линий волшебства, а после исторгает водопад света в одну точку.
Название: «Фокусные линзы Кродена» Тип: магия Света Ранг умения: S Уровень освоенности: неизвестен Описание: вершина искусства люминантов (по мнению авторазаклятья) позволяет сотворить в любой оптической среде эффект давления света, преобразующий бомбардировку фотонов в механическую работу в рассеянной среде или накопление заряда в твердой оптической среде. Активация: неизвестна
Система дала довольно куцое объяснение, в то время как Маклаг всю комнату оплевал, доказывая гениальность своего изобретения. Сарефу достаточно лишь знать то, что для Кродена любое пространство, через которое может пройти свет, является игровой площадкой. Исполинский луч с небес падает прямо на глыбу, и лед расцветает изнутри яркими приглушенными огнями. Твердая оптическая среда начинает бесконечно внутри себя отражать магический свет, накапливая заряд для купола гигантского взрыва. Участок нетронутого леса посреди километровой просеки смотрится очень странно благодаря еще одному «правилу» Ацета, направленного на защиту от взрыва. — Мы победили Древнего вампира? — Хихикает Маклаг. — Она мертва? — Пф, нет, конечно. Мы лишь одолели воплощенное тело, сама Фаратхи максимум на другой бок перевернулась на Путях и в ближайшее время будет занята восстановлением сил. — Отвечает Ацет и заходится в кашле. — Нам это и было нужно. — Пожимает плечами Сареф и оглядывает спутников. Иоганн сидит на земле с пустым взглядом, Маклаг дрожащими руками забивает трубку остатками курума, а вот Рим досталось больше всех. Сареф не мог придержать удар или попросить Кродена быть полегче, чтобы Фаратхи поверила, что им плевать на жертвы. Юноша опускается рядом с Рим и активирует «Ауру благословения Кадуцея». Облегчение состояния приводит вампиршу в чувство. Девушка сдавленно мычит и льет слезы, не в силах даже подняться. Трещины в грудине, переломы ребер и внутреннее кровоизлияние вряд ли сравнятся с ударом света люминанта, что заставляет поверхность тела пылать ожогами и чувствовать полное опустошение. — Сейчас подлатаем. — Успокаивает юноша, усиливая действие божественной силы Кадуцея. Следом и вовсе рассекает запястье и кормит Рим кровью как маленького ребенка. Получив единственное правильное питание, организм вампира сможет восстановиться намного быстрее. Несмотря на усталость, вампир продолжает выхаживать спутницу. Жаль, что без сил Древнего вампира Сареф не может по щелчку отреставрировать живую плоть, а найти тело Фаратхи и присосаться просто так тоже нельзя. — Ацет… — Начинает юноша, но демон уже понял и отправился искать тело демонессы.
Глава 49
Ацет Кёрс возвращается очень быстро, кидая изломанное и почерневшее тело вампирши на землю. Но Сареф знает, что пострадала телесная оболочка только внешне. Фаратхи куда крепче, ей просто пришлось покинуть «манифест» из-за финальной атаки Кродена. Взрыв накопленного заряда помимо обычных свойств имел возможность сжигать магическую энергию. Если верить Маклагу, невидимый и вездесущий «океан» магии является отличным проводником для света люминанта. Если считать магическую энергию микроскопическими хаотично движущимися зарядами, то Кроден может их сжигать как в воздушной среде, так и в предметах и живых телах. Таким образом связь с «манифестом» Фаратхи утеряла и теперь будет какое-то время восстанавливать силы. Главное то, что каменная статуя, превращенная в живую плоть, такой и останется, неся в себе силу Древней вампирши. Это не то же, что наловчился делать Легион. Рим заснула беспокойным сном, её жизни ничто не угрожает. Сареф устало лежит на земле, потрачено много маны и крови, так что даже вставать не хочется. Но вот демон явно не хочет ждать, раз нависает над юношей. — Эй, я хочу забрать тело. Бери кровь скорее. — Ацет в облике худощавого семнадцатилетнего паренька выглядит так, будто не потратил и четверти запасов сил. Вампир встает и смотрит на труп. Алхимические чернила принимают форму сосуда, в котором они и будут хранить кровь. Кёрсу явно не терпится закончить быстрее, поэтому заставляет кровь вырваться бурлящим потоком из трупа и по невидимому каналу в две петли перетечь в кувшин. Таким образом наполняется еще один кувшин, после чего Ацет подхватывает выжатое тело и растворяется в воздухе. Сареф неотрывно смотрит на кровь в кувшине, голод скребет по желудку, так и хочется припасть к емкости и на время утолить бесконечный голод. Легион научил контролировать «Кровавый пир», так что юноша даже может попробовать использовать уникальное умение, но знает, что так делать нельзя. Во-первых, шанс успеха почти нулевой, Фаратхи находится в совсем другой весовой категории, превосходящая сила заблокирует попытку поглощения. Во-вторых, даже если получится, такая душа будет равна десяти обычным, лимит душ будет превышен в два раза. Тратить настолько бесценную кровь на одно лишь утоление голода нельзя. Сила Фаратхи будет использована по плану, а для него нужны время и ритуалы. Кувшины герметично закрывают хранимое, сейчас вампиру даже не нужно тратить концентрацию для поддержания «Чернильной закалки». Команде нужен отдых, так что юноша продолжает сидеть в позе для медитации, что используют адепты Духа по всему миру. Дыхание в правильном ритме не нужно сознательно контролировать, Сареф обращает внимание на сообщения Системы, ждущие прочтения. Привычные сообщения о необходимости выжить любой ценой и противостоянии с именем соперника сразу отправляются куда подальше. А вот дальше кое-что новое.Внимание! Вы заработали достижение «Невозможный план» за победу над противником, уровень которого выше вашего на {информация сокрыта превосходящей силой} пунктов, путем тактического планирования. Возможности Системы расширены.
Галерея достижений: 1. «Ходьба по лезвию»; 2. «Чтец заклятий»; 3. «Невозможный план». Других достижений не получено.
Достижение: Невозможный план Описание: вам неплохо даются тактические изыски, вы умеете подбирать правильные шаги и союзников, чтобы одолеть противников, которых не можете взять силой. Возможности Системы расширены, теперь вы можете получать краткую сводку о чужих возможностях, если они не сокрыты превосходящей силой.
«Хм, Система будет помогать при анализе?», — Сареф вертит головой по сторонам и мысленно приказывает Системе вывести сводку, но получает ответ, что рядом нет подходящих целей. «Ладно, теперь прокачка». — Помимо достижения вампир получил еще четыре уровня и четыре очка характеристик, которые отправляются в «Жизненную мощь», которая теперь равна сорока. Видит Герон, она пригодится не меньше для дальнейшей задачи.
Жизненная мощь: 40 Стойкость: 50 Физическая сила: 40 Ловкость: 31 Интеллект: 54 Озарение: 50
«Похоже, мне теперь нужно гасить противников уровня богов и Древних вампиров, чтобы получать новые уровни посредством боев?». А это задача сама по себе маловыполнимая. Стоило характеристике жизненной мощи повыситься, как усталость отступила. Не полностью, но уже не тянет прилечь и поспать пару дней. Сареф собирает валежник из кусочка сохранившегося леса вокруг и разжигает костер, чтобы Коул и Кроден смогли согреться. Вампирское тело ночной холод почти не чувствует, а вот люминант сжался калачиком, уснув с трубкой во рту. Мэтр Иоганн, так и не сказавший ни слова, тоже спит у поваленного дерева. Юноша смотрит на огонь и размышляет над дальнейшими шагами. Есть еще цели, которые нужно убрать с доски перед активной фазой Темной Эры. Список Легиона с кандидатурами на вступление в отряд еще далек от завершения, но только Сареф решает, кого взять и в каком порядке. А еще нужно выжить под прицелом множества охочих убить Равнодушного Охотника, как прозвали Сарефа. «Альянсу людей и эльфов не помешать. Эльфы — единственный, пожалуй, народ, который одинаково может нарушить планы и Легиона, и Хейдена». — Размышляет юноша. — «Причем опасность настолько велика, что Хейден не выдержал и сам атаковал острова через Пути. Впрочем, ожидаемый ход, после которого он тоже уйдет в спячку. Нам нужно будет использовать время с умом». Следующий шаг, похоже, определен. Сареф понимает, что придется разделять силы еще больше, чтобы завоевать преимущество. В мире еще есть силы, которые могут помешать третьей Темной Эре. В стороне зашевелился Иоганн, почувствовав тепло огня. Пиромант открывает глаза и смотрит на юношу. — Так, мы победили? — Хрипло интересуется маг. Наконец-то пришел в себя. — Ага, рекомендую отдыхать, на рассвете двинемся отсюда. — Предупреждает Сареф. — Отдохну в посмертии. — Улыбается чародей. — Знаешь, сегодня я почти что шагнул в огонь, но в последний момент струсил. Даже рад был, когда этот демон за шкирку перенес сюда. Ты тоже чувствовал это манящее чувство, когда стоит протянуть руку, и обратного пути уже нет? — Возможно. Но не стоит мучиться этим. Вы встали на тропу саморазрушения, и мне нужно, чтобы вы на ней оставались. Если вы дойдете до конца, я помогу вам уйти, обещаю. — Звучит чертовски цинично, Сареф. Если я вдруг передумаю и найду новый смысл в жизни, то ведь перестану быть полезным, не так ли? — Волшебник подползает ближе к теплу. — Да, — честно отвечает юноша. — Но не стоит искать смысл жизни на пороге конца света. — Разумно, — смеется Коул. Через два часа небосвод начинает светлеть, а еще через час появляется солнце. Маклаг и Иоганн приводят лошадей, которые были оставлены на безопасном расстоянии от леса, пока Сареф повторял лечебный сеанс для Рим. Божественная сила исцеления творит чудеса, вампирица чувствует себя неважно, но травмы залечены, а боль ушла. Останется дикая усталость на пару дней и обезображенная ожогами кожа. Девушка со всхлипами ощупывает то, во что превратилось некогда красивое лицо. Рукам тоже досталось, а длинные ранее волосы укоротились на две трети, а кое-где появились проплешины. — Мы это позже поправим. — Обещает Сареф. — Пока что придется так. — Ты уж извини, — подходит Маклаг, — но иначе было никак. Сареф не прочь похвалить люминанта за то, что во время боя понял это без предварительных объяснений. Возможность захвата тела за пределами святилища юноша даже не предусмотрел. Догадка неожиданно вспыхивает в голове: Сареф ни разу не поинтересовался, к какой Линии Крови относится Рим. Если к Дарквудской, то станет понятно, почему попала под удар на отдалении от святилища. «Нужно будет расспросить», — делает мысленную пометку юноша и аккуратно поднимает вампиршу. Рим сегодня будет скакать вместе с Сарефом, так что Кродену пришлось научиться крепче держаться в седле. Чтобы не возникло неприятных происшествий по дороге, юноша задал медленный темп для процессии. Девушку вампир посадил перед собой, чтобы она без труда могла поспать в руках Сарефа. Сейчас команда вновь возвращается в Рейнмарк, где Акард уже должен был подготовить сменных лошадей и припасы для дальнейшего путешествия. Сареф отправится через Широкоземельную Степь до Кларийский гор, а после по перевалам переберется в Гномское нагорье. Остальная команда дождется в порту «Мрачную Аннализу» и проникнет на Островную Федерацию, где попытается завербовать еще одного из списка Легиона. Время поджимает, а враги становятся активнее, поэтому придется разделиться и решать две задачи одновременно. Разумеется, после того, как будет пущена в дело кровь Фаратхи. Ресурс слишком ценный, чтобы оставлять всю в таком виде про запас. Обратный путь занял чуть больше времени, но вскоре на горизонте замаячили дома Рейнмарка. Рим уже пришла в себя и даже вернула боевой дух, но теперь не расстается с платком на голове, в котором прячет лицо. Вампирша не стала поднимать вопрос полного исцеления, помня обещание Сарефа, но вампир замечает, как её он волнует, поэтому уже внутри одного из схронов вампиров района Калькераб первым начинает разговор. — Думаю, я смогу использовать «Реставрацию», но потребуется много сил и невероятная точность, когда дело касается восстановления живого организма. — Начинает объяснения Сареф. — Ошибка может привести к мутациям в теле и даже смерти. К сожалению, вряд ли я успею сделать это до отъезда. — Ничего страшного, дела важнее. — Спокойно отвечает Рим. — Оставим до лучших времен, хотя их, наверное, уже не будет. — Маклаг торжественно поклялся, что организует тебе чары иллюзии высшего порядка. Они будут лишь оптическими, но очень искусными и долговечными. Нужен лишь какой-то предмет, который всегда с тобой. — У меня есть подарок от тебя. — Улыбается Рим, доставая из-под одежды подвеску с медальоном. — Подойдет. — Кивает Сареф. — Еще я хотел узнать, к какой Линии Крови ты принадлежишь? — Хочешь послушать, как я стала вампиром? — Кажется, что вампирица удивлена такому интересу. — Почему бы нет? Можешь в целом рассказать о своем прошлом, я найду пользу в любой информации. Рим некоторое время молчит, словно решает, с чего начать рассказ. Кроме них в комнате на верхнем этаже района сотен трущоб и товарных складов с ближайшего порта никого нет. — Ну, не думаю, что это будет настолько интересно. Все-таки я родилась самой обычной девчонкой в крестьянской семье.
Глава 50
Звонкая оплеуха заставляет пятилетнюю девочку упасть на пол и выронить кусок старого хлеба. Два старших брата девяти и десяти лет соответственно без труда отбирают у сестренки единственный прием пищи за день. В крестьянской семье тринадцать детей от шести месяцев до четырнадцати лет, а на дворе неурожайный год. Ужасное чудовище по имени голод уже рыщет по всем деревням и селам восточной части Манарии и забирает множество жизней из исхудавших тел. Ребенок плачет навзрыд, но сделать ничего не может, сегодня придется голодать. Если бы не лето, то смерть была бы обеспечена. Пока родители и взрослые дети от тринадцати лет пытаются вырастить хоть какой-то урожай на полях, остальным приходится самим отыскивать себе еду на протяжении целого дня, а то и двух. Девочка вместе с сестрами отправляется в ближайший лес, чтобы нарвать ягод и диких плодов. Большой удачей будет встретить грибную полянку. Однако поиски не задались с самого начала, когда стоило войти в лес, как сильный ветер пригнал черные тучи, а после на землю обрушился холодный ливень. Босой ребенок в одном лишь тонком платье, сшитом из обрывков старых тряпок, отбился от сестер и вернулся домой только поздно вечером полностью продрогший. А после началась лихорадка. Теперь девочка могла лишь валяться весь день дома с жаром и болью в теле. Сестры самоотверженно делились небольшими находками еды, но чувство голода удивительно отступило перед воспалительными процессами в организме. Старая бабка по соседству лишь покачала головой и наказала поить ребенка чистой водой, которой, к счастью, в избытке. А в один день принесла дурно пахнущую мазь и натерла раскаленную кожу девочки. Родители вернулись с дальних полей через четыре дня почти совсем без еды. Цены на еду у купцов подскочили в двадцать раз, таких денег в доме отродясь не бывало. Своей скотины тоже не было, так что на мясо и молоко рассчитывать не приходилось. Мать лишь укоризненно смотрела на больного ребенка, а отец и вовсе сделал вид, что ничего не заметил. Лихорадка не думала отступать, в маленькой деревне не было ни знахаря, ни жреца Герона. Помощь гильдии целителей тут приравнивалась к чему-то невероятному, а волшебники-целители жили только в сказках. В один вечер отец подошел к больному ребенку, валяющемуся на двух одеялах под скамейкой, и заставил встать на ноги. — Пойдем со мной, я нашел помощь. — Сказал отец и направился к выходу из дома. Остальные дети с интересом смотрели на это. Девочка не могла угнаться за взрослым, так что отцу пришлось нести её в сумерках на руках таким образом, чтобы меньше показываться на глаза соседям. Ребенку трудно было оценить, сколько времени заняла дорога, сколько было пройдено километров и в какую сторону. Вокруг стояла холодная ночь, а из-за жара девочку колотил озноб. Если бы не теплые руки отца, то было бы куда хуже. Мужчина осторожно спускался по склону лощины, где-то ухала сова. Ребенок строил догадки, к кому за помощью они идут. К чащобной ведьме? К лесному духу? Ответ пришел только тогда, когда отец положил ребенка на еловые ветки, развернулся и ушел в темноту. Девочка не видела лица и не услышала слов на прощание. Теперь она совсем одна где-то далеко от дома. Ребенок со слезами на глазах пытался ползти в сторону, куда ушел отец, но не заметил, что лишь глубже уходил в глухую часть леса. Именно там девочка встретила огромного волка с кроваво-красным мехом. Лесной король размером с корову, казалось, улыбался в два ряда клыков, мех странным образом светился, освещая место встречи. Больной ребенок и не заметил, как волк вдруг обернулся в человека с алыми глазами. Руки незнакомца были обжигающе горячими, а вот камень алтаря посреди леса напротив напоминал лед. На дереве висел магический шар с тусклым красным светом. Девчонка тряслась от холода и смотрела на заостренную палку, которая была красной от засохшей крови. Крики ребенка никто не мог услышать в том месте, когда острый конец предмета пронзил правую ладонь. Незнакомец нараспев читал что-то похожее на заклинания или молитвы, пока жертва ритуала давилась криками. Обстановка становилась светлее, хотя новых источников света не прибавилось. Холод быстро проходил, как и боль, а звуки ночного леса стали отчетливее. Незнакомец бережно завернул кол в тряпицу и убрал за пазуху. После оголил левую руку и сунул под нос новому сородичу. — Кусай и пей. Я удивлен, что милость повелительницы вообще тебя коснулась. Неисповедимы пути богини. — По голосу вампир казался очень довольным проведенным ритуалом. Рим, как назвали пять лет назад девочку родители, в одну минуту поборола лихорадку, но стала испытывать еще больший голод, словно тысячи жуков изнутри поедают желудок. Шестым чувством девочка поняла, что нужно сделать. Вампирские инстинкты заставили клыки вырваться наружу и прокусить руку благодетеля. Невероятно вкусная кровь хлынула в рот, приводя в божественный экстаз. Это нельзя было сравнить с медом или сладостями, что привозили родители в позапрошлом году с большой ярмарки. — Хватит. Важно не количество крови, а периодичность питания. Теперь ты вампир, добро пожаловать в наш ковен, малютка. — Ночной охотник улыбался, и его лицо Рим видела в ночи также хорошо, как и днем… Рим на этом месте решает сделать паузу, Сареф всё это время не перебивал вопросами. — А после я два года прожила в лесу как дикий зверь, выходить на открытые пространства боялась из-за солнца. — Продолжает девушка. — Наш ковен был небольшой, всего восемь вампиров со мной. — Спасибо за рассказ. — Благодарит юноша. — Ты действительно принадлежишь к Дарквудской линии крови, поэтому Фаратхи смогла так легко в тебя вселиться. А виделась ли ты с семьей после того, как тебя бросили в лесу умирать? — Нет. — Рим решает прилечь на колени вампира, наверное, чтобы точно не смог сбежать до конца разговора. — Однажды я вернулась в деревню, но там осталось лишь пепелище. Не знаю, что именно произошло, и никогда не хотела выяснять. Моим миром тогда стала ночь, охота и кровь. Я больше не была человеком. — Однако интересно, что ты продолжила взрослеть как человек. Некоторые вампиры после инициации навсегда остаются в детском обличье, пока не накопят достаточно сил для изменения плоти. — Замечает юноша. — Да, я росла и даже быстрее обычного. Уж не знаю, почему. Через девять лет после инициации наш ковен атаковали охотники на вампиров вместе с инквизиторами. Люди разорвали нас как вшивые тряпки. У нас не было старых вампиров, магов или хотя бы артефактов, так что исход был очевиден. — А тот заостренный кол с кровью Фаратхи куда пропал? — Интересуется юноша ценной для вампиров вещью. — Его хранил глава ковена — Мафет. Без понятия, где именно. Он бросился на одного жреца, посчитав слабой добычей без инквизиторов, и напоролся на пятиметровый меч из чистого солнечного света. Представляешь себе? Короче, его моментально располовинило. Тот предмет либо был уничтожен командой зачистки, либо так и лежит в укромном тайнике. А я сумела сбежать. — А когда тебя завербовал Легион? — Примерно через пятнадцать лет после инициации. Я тогда уже перестала быть молодым вампиром и даже сколотила собственную банду. Первыми членами были знакомые тебе Энрик, Мальт и Хунг. Энрика мы буквально вытащили с костра Церкви Герона, а Хунг, ты не поверишь, держал собственный трактир! — А Мальт — жрец в отставке? — Улыбается Сареф. — Не-е, Мальта я пригласила в команду только потому, что он мог меня рассмешить до состояния непроизвольного пускания ветров. Кто ж знал, что этот придурок дополнительно окажется полезным в бою? Весело было, а потом нас взял под крыло высший вампир, и мы сразу стали серьезными. — Продолжает Рим. — А в один момент Легион провел какой-то ритуал, после чего из нас выветрилась вся память, связанная с вампиризмом. Мы жили с ложными воспоминаниями и подавленными силой и голодом вампира. Знаешь что? — Что? — Было бы интересно посмотреть, что случилось, если ты не появился бы на горизонте, а Легион про нас забыл. Мы бы жили как обычные люди, стали бы авантюристами или адептами Духа? Подобных нам может быть много в разных странах, ведь так? — Всё возможно. А чего хочешь ты? Ты же не просто подчиняешься воле более сильного? — Сареф смотрит сверху вниз на собеседницу. — Куда приткнешься ты после гибели мира? — Я вряд ли увижу счастливый финал нашей кампании. — Рим отворачивается к стенке. — Но даже если дойду до конца, то у меня нет дома, куда можно будет вернуться. Тем более после конца света… Наверное, уйду в мир вампиров, но туда я идти не хочу. А ты? — Планирую вернуться в родной мир, я все-таки не отсюда. — Да, Легион говорил что-то о том, что исполнители Темной Эры призываются из других миров. — Вздыхает вампирша. — Если хочешь, могу взять с собой. Пока не представляю, как, но просто держи в уме. — Предлагает Сареф. — Правда?! — Девушка поворачивается к собеседнику. — Я согласна! Ура! А там нет охотников на вампиров? — Там и вампиров-то нет. — Смеется Сареф. — Я и сам не знаю, что буду делать по возвращению, но тебе точно там понравится. — Расскажи какую-нибудь сказку из своего мира. Только интересную! Например, про магов что-нибудь. У вас там есть магия вообще? Рим долго удивлялась тому, что в прошлой жизни Сарефа люди могли делать безо всякой магии. Но при этом с запоем слушала краткий пересказ романов о тайной школе магов, куда приглашения рассылаются с помощью почтовых сов. — Но подожди, как сова понимает, куда и кому нужно доставить письмо? Это же, блин, сова. А вдруг она письмо уронит или под дождь попадет? — Удивляется девушка. — То есть невидимые замки и повсеместная телепортация тебя никак не смущают? — Почему меня должно смущать то, что может существовать и в этом мире? А вот почтовые совы — это странно… Постепенно за разговорами Рим вскоре заснула, это последний выходной перед следующим заданием, которое ей придется выполнить без поддержки Сарефа. Маклаг и Коул тоже сейчас должны отдыхать, и с каждым из них Сарефу нужно успеть переговорить. Должность командира означает не только то, что юноша несет на себе ответственность за успех миссий. Помимо этого нужно вникать в проблемы подчиненных и следить за их состоянием, прежде всего душевным и эмоциональным. И это довольно трудно в такой разношерстной компании.Глава 51
Рука отправляет в рот последнюю ложку похлебки. Золотоволосый юноша с благостным видом смотрит на сидящих вокруг женщин из религиозной общины Террин, матери-богини всего сущего. В отличии от Церкви Герона здесь могут быть служительницами только женщины. Заповеди же бога солнца одобряют исключительно мужское жречество. Впрочем, это имеет вполне понятное историческое объяснение. Герон — воинственный бог, его служители должны быть готовы вступить в бой против врагов солнца. А Террин же по мнению последователей заботится о плодородии, деторождении и домашнем очаге. Сидящие вокруг послушницы разного возраста: от подобранных на улице детей до старух-настоятельниц. Но несмотря на возраст, уровень образования и житейскую мудрость, каждая жрица слушает байки неожиданного гостя с открытым ртом. Лоренс пришел незваным, но был принят общиной с большим радушием. — Кстати, настоятельница Атэна, — обращается Лоренс к бойкой старушке, руководящей общиной, — как вы уживаетесь с жрецами Герона? Я всегда считал, что вера в бога солнца единственно возможная в Манарии, а всё остальное — уже преступление. — Так и есть, юноша. Поэтому наши общины не имеют храмов. Разумеется, епископ, окружные викарии и главы приходов знают о нас, но ничего делать не собираются. Мы верные последователи Герона, просто дополнительно верим в Террин. — Отвечает Атэна. — Но разве это не странно? — Не унимается гость. — На первый взгляд да. Но вера в Террин существовала еще до образования Церкви Герона. Целостность государства — вот что преследуется единоверием, но прошу никогда не произносить такого в присутствии жрецов. — Объясняет старая настоятельница. — С древних времен мы были повитухами, знахарками, советчицами. Несмотря на веру в двух богов, высшее священство признает нашу пользу для страны. Роды, уход за больными и старыми, травничество: мы берем на себя то, на что у жрецов может не хватать рук во время защиты от сил Зла. — Теперь я, кажется, понимаю, — кивает собеседник. — Женщины в миру имеют меньше прав и реже получают образование, но при этом имеют возможность собираться в собственном кругу и делиться чисто женскими проблемами и историями. Для многих это отдушина, а если мы будем помогать с детской смертностью, то государство только выиграет. Пока мы не отрицаем Герона и ни на что не претендуем, будем получать молчаливое благословение. — Вы очень мудры, я с этой стороны никогда не смотрел. — Улыбается Лоренс. — Эту мудрость я впитала от предыдущей настоятельницы. — Возвращает улыбку Атэна. — И именно в общине я научилась читать и считать. А в деревнях, где нет храма, именно мы открываем школы с азами грамоты, арифметики и веры в Герона. Причем туда могут приходить и дети и взрослые любого пола. — Это замечательно, да. — Кивает Лоренс. — Лучше расскажите, что произошло в Фокрауте? Правда ли, что там проснулась гора? Остальные послушницы в платках и длинных платьях стали слушать внимательнее. Все же им до Фокраута четыре дня пешего пути. Точнее, до того, что от него осталось. — Да, настоятельница. Там проводились переговоры его величества короля Манарии и короля Стилмарка. А в процессе на нас напали вампиры. — После этих слов женщины вокруг начали шептаться. — А что же случилось с его величеством? — Обеспокоенно спрашивает Атэна. — Я видел, что они смогли спастись, но сам, к сожалению, отбился от делегации. Думаю, они скоро вернутся в королевство еще сильнее и мудрее, чем были раньше. — Отвечает Лоренс. — Хвала Герону. — Вздыхает настоятельница, и то же повторяют шепотом остальные. Где-то за стенами общего дома большой деревни слышен стук копыт, словно множество всадников проезжают мимо. — О, а это те, кого я ждал. — Лоренс встает из-за стола. — Большое спасибо за еду и кров. — Не за что, юноша. Пусть Герон и Террин помогут тебе в войне против Тьмы. — Атэна благословляет Лоренса, хотя и не имеет права благословения от лица бога солнца. Гость подхватывает меч, накидывает плащ с подпаленными краями и выходит на улицу. У колодца действительно собрался отряд, наполняющий фляги перед следующим марш-броском. Воины похожи на авантюристов с разным снаряжением, но имеют одинаковую деталь в виде нашивки с изображением черного и белого ворона. Отличительный герб Южной Компании Вестхета. — Я ищу командира. Прибыл из Фокраута. — Лоренс громко обращается к толпе воинов, откуда выходит облысевший грузный человек в огромной кирасе. — Ты из наших, что ли? — Командир подходит ближе. — Что там в Фокрауте? — Нет, я из Громового отряда его величества. А в Фокраут ехать больше нет смысла. Там только разрушения и смерть, всё интересное закончилось. — А это что такое? — Боец указывает на черное небо. Извержение вулкана тянется на многие километры. — Гора с огнем проснулась. — Пожимает плечами юноша. — Бывает же. — Да… — Басит командир и зовет еще кого-то. — Эй, Каннокс, мы опоздали, похоже. Низенький человек в шляпе выплевывает травинку и усмехается. — Да я прекрасно слышал. А что с магистром Венселлем? Королевский двор нанимал нас на розыск и передачу сообщения ему в Рейнмарке. Но в Стилграде мы разъехались в разные стороны. Я думал, переговоры со Стилмарком в самом разгаре. — Вся выжившая делегация спаслась, а вот про Стилмарк ничего не знаю. Перед извержением город атаковали вампиры и довольно успешно. — Переговоры, значит, не задались. — Задумчиво произносит Каннокс. — И куда теперь? Отправляемся к Порт-Айзервицу? — Ага, — командир отряда с трудом залезает на могучего скакуна. — Разрешите с вами, — просится Лоренс. — Только у меня нет коня. — А давай, — разрешает Каннокс. — Садись за Клемецем. Мы все равно планируем продавать услуги королю. Лоренс запрыгивает на вороного коня, лицо владельца которого скрыто под грубо сшитой маской. Вскоре отряд трогается с места, но уже в направлении округа Солнечного Синода. — То есть, ваша компания хочет предложить услуги наемников? — Спрашивает попутчик у Каннокса, что выглядит как второй лидер в отряде. — Да, у нас все-таки общая цель. Мы хотим изловить Равнодушного Охотника. — Совершенно не стесняясь признается собеседник на выезде из деревни. — Ох, сложная цель. И опасная. — Да мы в курсе, но знаешь что, этот Сареф больше побеждает смекалкой, чем давит силой. В ответ мы приложим не меньшую хитрожопость. — Поверю на слово. Вы можете стать той темной лошадкой, что выскочит из двора и затопчет насмерть, — смеется Лоренс. — А то! Это прежде всего битва умов, а не мышц или магии. Я почти уверен, что Фокраут пал еще до того, как зашло солнце. С этим Лоренсу трудно поспорить. Трудно сражаться с врагом, который вместо сбора армий совершает безумные диверсии и растворяется потом в сумерках. Отряд быстрым галопом несется по королевству, чтобы через неделю быть уже на расстоянии полета стрелы от столицы. Если держаться больших трактов, то путь может занять куда больше времени, но наемники неплохо знают местность и постоянно съезжают с дороги на тропы и бездорожье, чтобы срезать десятки миль извивающегося тракта. Постоянно к отряду прибиваются дополнительные участники Компании, а другие разъезжаются в стороны. По всей видимости это разведчики, которые пытаются охватить присутствием как можно большие расстояния. Но вряд ли Южная Компания имеет столько людей, чтобы обеспечить надзор за всем большим королевством. У большого села под названием Сонантум отряд располагается на вечерний привал, чтобы с первыми лучами солнца продолжить путь к столице Манарии. Лоренс беспечно ходит между палаток и травит шутки обо всем на свете. Народ здесь собрался самый обычный, большинство из присутствующих с юношества ведут жизнь меча и дороги, кто-то даже был когда-то авантюристом. При этом оказалось, что не все родом из Манарии. Как минимум дюжина бойцов прибыла из Вошельских княжеств и Вольницы Матиана Бэквока. Юноша с интересом слушает рассказы вояк о том, какой замечательный атаман Бэквок. Выходит так, что Матиан являлся младшим сыном одного из мелких князей. В какой-то момент с отцом поссорился, сбежал из дома и сколотил первую банду. Почти через тридцать лет вернулся в княжество и захватил власть вооруженным способом. Таким образом княжество потеряло прежнее название и стало именоваться Вольницей. — Пусть Бэквока называют разбойником, но он справедливый лидер и отец народа. Шобы там другие не говорили! — С жаром доказывает один из Вольницы. — У нас простые законы без князьков, получивших всё по праву рождения. У нас даже последний бандит может получить прощение, работу и награду по заслугам. Но и за непослушание будь готов ответить! Ночь прошла спокойно, и вот уже кони вновь спешат по дороге под громкие песни о прекрасной жизни вольного бойца. Как Лоренс понимает, в Компании Вестхета не очень любят подчиняться королям и князьям, поэтому гильдию авантюристов многие открыто презирают за поедание объедков с королевского стола. Максимум, на что могут рассчитывать самодержцы, выполнение приказа за звонкую монету. Но даже так Компания может порой сделать что-то по-своему. Например, спалить то, что не нужно было, или отпустить важного пленника за просто так. При этом без снижения результативности поручаемых заданий. Если Компания перестанет быть полезной, то и заказов не будет, а это прямая дорога к разбою. Нельзя сказать, что они не приемлют его, та же Вольница часто грабила соседние княжества. Но на территории Манарии это равносильно смерти, так как большая и организованная банда разбойников сразу получит высокий класс опасности, значит, на зачистку придут почти все: от авантюристов и рыцарей до магов и адептов Оружейной Часовни. А если будет подозрение на связи с колдунами или монстрами, то подтянутся отряды охотников, а они по мнению Каннокса «со сверхъестественным не сюсюкаются и с нами не будут». «Матиан Бэквок решил подойти по-умному, организовав частную наемническую гильдию», — думает Лоренс. — «И время подгадал правильное, сейчас король вряд ли будет привередливым в вопросе безопасности королевства. Порой лучше потратить сундук золота, чем потерять округ». А что из всего этого получится, Лоренс скоро увидит собственными глазами, если Метиох Айзервиц не задержится с возвращением.Глава 52
Судно покачивается на волнах, готовясь к взлету, а тем временем в каюте на нижней палубе Элин старается как можно лучше сконцентрироваться на контракте под присмотром Элизабет Викар. В одну кошмарную ночь остров был практически уничтожен, но почти все города остались целы благодаря защитной магии. Один из старейшин на собрании рассказал, что эльфы тысячи лет подпитывают барьеры архипелага, так что могут справиться и не с таким. Пусть даже вне островов это поможет мало. Удивительно и то, что погибло всего семеро эльфов, жители Фрейяфлейма со спокойной уверенностью отбили вторжение флота мертвецов, Глубинного Страха и пережили повсеместные пожары. До похищения с островов Элин не успела приобщиться к главным секретам собственного народа, предпочитая гулять и веселиться, оставив все заботы взрослым. Несмотря на то, что по меркам эльфов времени с того момента прошло всего ничего, теперь эльфка смотрит на это совсем другим взглядом. Она больше не может полагаться во всем на окружающих, Сарефа больше нет рядом, а Элизабет с каждым днем становится молчаливее. Другое дело, что и пользы приносила мало, но теперь ситуация изменилась. Элин совсем запуталась, не представляя, зачем Сарефу было переписывать контракт с таким могущественным созданием на неё. Эльфийка даже представить не могла, что теневой феникс может быть настолько сильным. Сидящая рядом дочь епископа поддерживает чары, которые должны облегчить связь с духовным существом, но наладить контакт не выходит. Морок откликнулся сразу, но феникс игнорирует, либо находится слишком «далеко», если к Путям применимо физическое понятие расстояния. — Не получается, — признается Элин. — Может быть, из-за смотрителя феникс не придет или мой зов сам по себе довольно слабый. — Трудно сказать, — устало отвечает чародейка. — В учебной программе Фернант Окула темы Путей касались только в плане изучения духовных существ. Я даже не представляю, что такое этот «смотритель». — Феникс мне будто сказал, что это некий сторож, который против любого вторжения с Путей тех существ, которые слишком опасны. — Никогда не слышала, что есть сила, которая занимается регулированием подобного. Если этот сторож следит за существами, что приходили на остров, то он должен быть не слабее их. — Элизабет пробует применить обычную логику в рассуждении. — Хотя по каким-то причинам не может оказаться на месте прорыва сразу. Давай продолжим позже. Такого духовного существа как у тебя, ни у кого нет ни в Манарии, ни на Фрейяфлейме. Элин кивает. Понятно, что в текущей ситуации она может стать весомым подспорьем в борьбе с врагами, но только при условии полного контроля действий. Сейчас трудно сказать, атаковал ли теневой феникс весь остров по причине вездесущих щупалец или не имел никакого желания избегать лишних жертв. Вместе они поднимаются на верхнюю палубу, где происходит прощание между старейшинами и королем Метиохом. Все договоренности между странами подписаны, теперь Манария становится первым официальным союзником эльфов за всю новейшую историю человечества. Элин не изменила решения вернуться вместе с Элизабет, но удивилась, когда старейшина Киленан объявил, что к делегации присоединятся два эльфа. Один из них уже знакомый Кассий, воспитанный как воин и дипломат. Второй оказывается эльфийка по имени Сахтеми, чародейка и ученица погибшего Филана. Эльфы быстро вернут Myuren в порядок, но навсегда запомнят тень феникса, что способна покрыть остров. Элин считает, что старейшины отправили Сахтеми для того, чтобы помочь в налаживании контакта между эльфкой и теневым фениксом. Корабль поднимает паруса и покидает гавань. Мощный попутный ветер треплет волосы, а потом судно резко задирает нос к небу. Воздухоплаватели успели предупредить пассажиров о том, что во время набора высоты нужно держаться за что-нибудь. Элин буквально обнимается с канатом, чтобы не вылететь за борт, пока воздушное судно не выравнивается. Ощущение полета очень волнующе, больше всех веселятся Ива с Бальтазаром. Парочка на фоне остальной делегации смотрится беззаботнее всех, словно заразившись беспечностью Лоренса. «Они отлично друг к другу подходят», — думает Элин, до сих пор не отпуская канат. Ветер на высоте пятидесяти метров подхватывает корабль и мчит в сторону континента. Духовное существо внутри корабля лишь поддерживает судно в воздухе, а эльфам теперь нужно ловить попутные ветра. При этом передвижение по воздуху имеет преимущества по скорости, здесь нет волн, с которыми нужно бороться, в воздухе не страшна мель, скалы, водовороты и морские драконы. Последних, кстати, увидеть не получается, хотя команда корабля уверяет, что эти создания часто появляются на поверхности воды. Элизабет говорила, что они сейчас направляются прямиком в Порт-Айзервиц, чтобы быстро созвать совет и приступить к следующим переговорам. На вопрос о посещении Фокраута девушка покачала головой, король непреклонен в решении не терять времени. Корабль постепенно набирает высоту, поэтому очень скоро на верхней палубе становится очень холодно. Элин возвращается в каюту, где её уже ждет Сахтеми. Как и ожидала эльфка, новая участница команды собирается взять тренировки в свои руки. Элизабет не стала возражать, так как эльфы знают о духовных существах куда больше людей. Черноволосая Сахтеми с зелеными глазами объясняет принципы работы Путей исключительно на эльфийском языке. Оказывается, что людского наречия эльфийка не знает, так как никогда не испытывала необходимости в нем, хотя большинство эльфов могут поддержать разговор на многих языках, в том числе давно мертвых. К тому же многие термины просто невозможно перевести на язык людей без создания новых заимствований. Новая преподавательница рассказывает о невидимых тропах и Вратах, о разных видах существ и Барьерах. Ограждающий Барьер — самый главный между Путями и этим миром. А Последний Барьер замыкает Пути с другого конца, абсолютно перекрывая любые попытки пересечения как извне, так и изнутри. По словам эльфийки выходит, что на Последнем Барьере всего несколько раз в истории мира возникали бреши, но всякий через них кто-то приходил, но еще никто не смог покинуть его и увидеть, что находится на другой стороне. Пути — пространство духовных и не только созданий, часто не имеющее привычной материи и законов природы. Та Сторона, как еще называют Пути, слишком необычна, требует понимания иных порядков. Именно поэтому старейшины попросили взять новую ученицу, так как контракт с созданием с дальних рубежей может нести большую опасность. — Я верно понимаю, что духовные существа, которые находятся ближе к Ограждающему Барьеру, более приветливы и безопасны? А те, кто обитает очень далеко, возможно, прямо около Последнего Барьера, очень опасны? — Уточняет Элин. — Именно так. Народ, который в остальном мире сейчас называют демонами, первым вышел на контакт с существами с Той Стороны. Первые союзы принесли пользу обеим сторонам, так как духовные существа не могли сами заявиться в мир, кроме случаев возникновения естественных Врат. А демоны получили помощь для своих целей. — Сахтеми замечает интерес ученицы и качает головой. — Извини, но много о демонах я рассказать не могу, так как ничего не знаю. Их государство сокрушило что-то страшное до того, как эльфы начали вести летописи. — Мой вопрос, возможно, не по теме, а разве вам не нужно общаться шепотом, как делал Филан? — Из-за шарфа Элин не может разглядеть, есть ли татуировки на шее учительницы. — О нет, — смеется Сахтеми. — Чтобы получить Глас, мне потребуется еще лет двести-триста тренировок. Однако это необязательная процедура. Её чаще всего делают те, кто сконцентрирован только на работе с духовными существами. Глас серьезно облегчает общение с Той Стороной. У меня же на Фрейяфлейме есть и другие обязанности. Давай теперь посмотрим, что ты умеешь. Выйдем в грузовой трюм, там ты призовешь Морока. Духовное существо в виде коня из темно-синих волн легко достает до низкого потолка трюма, но не испытывает никаких неудобств, лишь радостно прикасается к хозяйке. Элин гладит туловище коня, которое на ощупь как будто плотный воздух с покалываниями в ладони. — Мне его привезли в новорожденном состоянии. Мы выросли вместе и привязались друг к другу. — Рассказывает эльфка. — Понятно, ты используешь вместилище, внутри которого постоянные Врата. — Кивает Сахтеми. — Покажи теперь ту дощечку, о которой говорила. Чародейка почти двеминуты внимательно осматривала предмет перед заключением. — Должна признаться, это очень интересно. Эльфы подписывают контракты совсем другим способом. Тебе это оставил Равнодушный Охотник, а он получил от гильдии авантюристов, верно? Интересно узнать, с кем сотрудничает эта гильдия. — Этого я не знаю, но по возвращению попрошу Элизабет помочь. Руководство гильдии не сможет проигнорировать запрос. — Хороший план, но в установлении контакта с теневым фениксом это не поможет. — Эльфийка возвращает дощечку. — Я думаю, у тебя просто недостаточно влияния. — Хм, я где-то это уже слышала… — Многие духовные существа используют это слово в обозначении некой «валюты», которая существует только на Путях. Она одновременно означает и способность заставить существо прийти и сделать прохождение Ограждающего Барьера возможным. Чем сильнее существо, тем более крупные Врата потребуются, а иногда нужны особые ритуалы и действия. Думаю, у тебя пока не хватает и того и другого. Теневой феникс — птица слишком высокого полета, — улыбается Сахтеми. — К счастью, мы можем поработать над этим. Главное, чтобы вторая сторона контракта не противилась. — Хочу предупредить, что магией я не владею. — Вспоминает Элин, ожидая, что придется использовать волшебство. — Я знаю. Природного дара в манипулировании магической энергией не потребуется. Морока же ведь ты призываешь. — Тогда я готова. — Решительно сжимает кулаки эльфка. — Посмотрим на твою решимость ко времени прибытия в людской город. — Искорки веселья в глазах наставницы могут насторожить кого угодно, либо это было просто отражением от фонарей трюма. — Я справлюсь. Дополнительно буду тренироваться с Годардом, чтобы стать полезной всем. Обещание самой себе дано, теперь начнется самое трудное — выполнение обещания. А вокруг корабля уже во все стороны раскинулось Поющее море.Глава 53
Огромный нетопырь шумно машет крыльями над ночной Широкоземельной Степью с рюкзаком в пасти. Сарефу больше не нужно подстраиваться под возможности команды, поэтому в летучем облике теперь может преодолевать большие расстояния всего за сутки. Этого оказывается достаточно, чтобы успеть залететь на территорию Манарии по одним делам, а после рвануть обратно в Степь, так как углубляться в Кларийские горы требуется в строго определенном месте. Сверхъестественное зрение вампира различает на равнине табун диких лошадей, поэтому перестает взмахивать крыльями и почти бесшумно пикирует, выбрав отстающее животное. Нетопырь падает как снег на голову и легко валит жертву с ног. После выплевывает лямки рюкзака и впивается в шею несчастной лошади. Ничего не поделать, питаться сейчас нужно постоянно, чтобы фактор свертываемости крови в трансформированном облике не понижался. Голод в этом случае точно не тетка, иначе мышцы не смогут развить достаточно силы, чтобы набирать и держать высоту. После кормежки летучая мышь размером куда больше коня с шумными хлопками устремляется в сторону гор. К рассвету удалось преодолеть всю степь на максимальной скорости, теперь обзор заслоняют исполинские горы с белыми шапками. Там, пожалуй, только гномы ориентируются хорошо, но низкорослому народу наверняка плевать на горные тропы. Их больше всего должны интересовать подгорные территории, где находится сердце Вар Мурадот, империи гномов. Это, конечно, не единственное гномье государство в мире, но в Южных Землях других гномов больше нет. Нетопырь спускается к подножию гор, где раскинулся старый шахтерский городок Караманш. Сейчас здесь находится торговый пост гномьей империи. Орки и другие жители Широкоземельной Степи приходят сюда торговать, ведь гномы не собираются отказываться от вещей, которые можно найти только на поверхности, а другие народы не прочь получить удивительные изделия подгорного народа. Вампир быстро одевается в глубоком овраге, а после направляется прямо в город. Караманш не принадлежит какому-либо королю или управителю. Гномы не отвечают за порядок наземной части города, этим заняты несколько больших семейств кочевников, получающих мзду от приходящих торговцев. Сареф явно не выглядит как купец, так что входит в город за просто так. На первый взгляд тут проживает примерно тысяча человек. Торговля, как и во многих других случаях, стала ядром и движущей силой создания поселения. Если торговые обороты будут расти, то и город станет расширяться. Однотипные глиняные дома, повсеместная грязь и лай собак — обычная картина для многих городков Степи. Основным товаром тут является кожа, меха, злаки, вино, пряности и многое другое, что под землей не достать. А вошельские князья с восточной стороны хребта помимо прочего поставляют гномам древесину. В обратную сторону едут вагонетки качественной руды, из рук в руки передаются алхимические минералы и драгоценные камни, кузнецы-гномы с невероятным уровнем качества по лекалам создают оружие, подходящее людям. Меч, выкованный гномами, вполне можно преподнести даже королю в качестве подарка. Хотя, разумеется, есть разница между штучным изготовлением известными мастерами и массовым производством. Юноша идет мимо лавок и постоялых домов прямо на главную площадь, где сотни каменных ступеней ведут на подземный уровень. Именно там происходит торговля с гномами. Не сказать, что Сареф прибыл сюда для покупки или продажи чего-либо, но кое-что забрать действительно нужно. Во-первых, информацию от временного агента. А во-вторых, оружие, которым можно ранить высшего вампира. Мимо столкнувшихся на спуске телег, галдящей толпы и различных запахов спускается Сареф в большой зал, освещенный сотнями факелов. Здесь шума еще больше, это место мало отличается от больших рынков Манарии или базаров Рейнмарка. Торговый зал условно поделен на две половины: в одной стоят лавки гномов, а в другой — наземных рас. Сареф замечает, что сюда приходят не только люди и орки, еще есть зверолюды и даже гоблины из племен, обладающих достаточным разумом для торговли. Торговые представители всех рас ходят по залу и договариваются с потенциальными покупателями. Показ товаров, торги и расчет: ничего нового здесь не придумали. Разве что обычные деньги в сделках с гномами не используются. Подгорный народ не имеет денег поверхности, так как никак у себя не использует. То же относится к валюте империи Вар Мурадот. Вместо этого составляются бартерные расписки, и если сумма обмениваемых товаров не равна, то оставшийся в убытке потом по расписке сможет получить остаток бесплатно. Хотя, и гномы и наземные торговцы всегда привозят товары целыми караванами, в убытках редко кто оказывается. А уж ценообразование вообще темная тема для неподготовленного человека. Сареф с трудом отыскивает нужных бородачей в окружении стендов с полированным до зеркального блеска оружием. — Knomte, knomte quralartepudur, — выговаривает Сареф сообщение о предварительном заказе на языколомном гномьем наречии. — А, — сразу откликается один из низкорослых продавцов с рыжей бородой и в сияющих латах. — Gufferlorud, maintratylim. Гном смотрится очень комично, так как доспех на нем рассчитан на высоких людей, поэтому продавец вынужден стоять на табуретке. Взять с собой манекены то ли забыли, то ли считают, что так лучше. Сареф достает из кармана расписку на получение заказанного товара, оплата которого уже была предварительно произведена. Вампира ведет за палатку другой гном, так как рыжебородый занят демонстрацией товара. Перед Сарефом ставят длинную шкатулку, внутри которой покоится одноручный обоюдоострый меч с мощной рукоятью и широким лезвием. По всему клинку идут ломаные линии глубокой гравировки. Сразу можно сказать, что руку приложил мастер. Сареф не очень-то умеет обращаться с мечами, но с удовлетворительным кивком признает красоту идеальной симметрии и приятной тяжести даже для руки вампира. Покупатель, которого гномы называют «maintratylim», и продавец с довольными улыбками пожимают руки. Сделка завершена, а ножны, перевязь и шкатулку гномы отдают в качестве подарка. Теперь путь лежит в другую часть зала, где люди громко торгуются с гномами рядом с массивными весами, которые, кстати, тоже изготовили гномы для точного взвешивания мешков с пшеницей, мукой и прочим. — Я ищу Фиша. Где он? — Спрашивает Сареф у мальчугана-помощника. — А вы кто? — Налысо бритый мальчишка стряхивает муку с рук. — От Бралика. Помощник продавца остальное понимает без слов и сразу ведет куда-то вглубь тяжелогруженных телег, где купец с испачканном халате пересчитывает мешки. — Дядь Фиш, тут от Бралика. — Произносит мальчуган и тут же возвращается к работе. — А я вас уже заждался, Фодер. — Купец и информатор в одном лице поглаживает усы и знает Сарефа только по псевдониму. — Я за информацией. — Разумеется, разумеется. Одну минуту. Эй, остолопы, организуйте нам уединение. — Приказывает купец грузчикам. Один из них запрыгивает на козлы и хватается за поводья. Лошади послушно проезжают чуть вперед таким образом, чтобы телега перегородила проход, через который вошел юноша. Таким образом со всех четырех сторон нависают телеги. Вампир также слышит, что сверху стоят люди Фиша и следят за тем, чтобы никто не вздумал подслушивать. — Расклад такой, Фодер. — Начинает доклад информатор. — Попасть в Вар Мурадот сейчас еще труднее, чем было раньше. Ты и без меня знаешь, что гномы никогда не разрешали свободный вход в свои подземные чертоги, а сейчас еще хуже. Не всё спокойно в империи, говорят, что началась клановая борьба с применением силы. Если бы император гномов вовремя не вмешался, то могла бы начаться война. — Причина конфликта? — Какая-то ерунда. — Пожимает плечами Фиш. — Хрен этих бородачей разберешь. У них и язык что-то с чем-то, да и обычаи странные. Но вот что точно известно, так это потеря множества подземных троп. Империя почти что каждый день теряет один участок за другим. — И кто же такой сильный их отбирает? Вряд ли Красноглазый Монстр Весткроуда позволит покуситься на свои владения. — Сареф не использует имя «Хейден», так как его знают далеко не все. — Мертвецы, — спокойно отвечает купец. — Нежить поднимается с глубин подземного мира. С ней гномы не могут просто так сладить, а призывать кого-то на помощь тоже не будут. — Странно, не думал, что там может обитать нежить. — Согласен, удивительно. Своих-то бородачи после смерти замуровывают в гранит, это тебе не кладбище с мягкой землицей, где вырваться из могилы нетрудно. Но насчет нашествия нежити я уверен. Что касается всего остального, то довольно трудно проводить разведку места, в которое не можешь попасть. — Спасибо, это тоже неплохо. А что насчет лаза? — Спрашивает Сареф. — Нашли, но придется пройти по старым шахтам, а это опасно обвалами и чудовищами. Но если выгорит, то там будет незапертый навечно проход на подземные тропы, которые связаны с действующей freduploxec, без понятия, как это перевести на человеческий. — Сеть туннелей. — Подсказывает юноша. — Хорошо, опиши мне, как туда пройти. После полудня вампир покидает Караманш, чтобы пройти пять миль в сторону заброшенных рудников. Рудные жилы здесь давно истощены, так что шахты могли стать прибежищем опасных созданий, как и предупреждал Фиш. Именно через них вампир намерен попасть на подземные тропы империи гномов. Хейден выбрал хорошее место для того, чтобы укрыться от чужого внимания. Разыскать его в десятках тысяч миль всех ходов — трудная задача без поддержки Легиона, но последний еще не скоро выйдет из спячки. Вся надежда на то, что и Хейден должен уйти в неё после наведения шороха на Путях вокруг Фрейяфлейма. Задачи на ближайшее время таковы: найти проход в государство гномов, подготовить оружие и найти Хейдена. Именно в таком порядке Сареф и намерен начать исполнение замысла, пока Рим, мэтры Иоганн и Маклаг вместе с командой «Мрачной Аннализы» проникнут на уединенный остров в водах Островной Федерации, где живет тот, кто умеет обращаться с мечом даже лучше магистров Оружейной Часовни. «Хотя, среди четверых магистров нет ни одного, кто использует мечи. Аддлер Венселль — лучник, Фридрих Онгельс любит молоты, Клаус Видар — щитоносец, а Марта Рапон, говорят, орудует странным кистенем», — вспоминает Сареф рассказы Годарда во время археологической экспедиции в округ Шестиречья.Глава 54
Тяжелые капли с равной периодичностью срываются с потолка прямиком в лужу. Вероятно, где-то над головой проходит подземный источник. Сареф осторожно идет по туннелю заброшенной шахты, внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Предупреждение Фиша насчет монстров имеет смысл, так как это отличное место для лежбища. Можно не рассчитывать на то, что люди информатора прочесали каждый закуток шахты. Однако ничего опасного до пункта назначения не встречается. Вампир стоит в самом глубоком тоннеле, где в свое время шахтеры прекратили работу. Тут и там находятся следы работы: кучи камней, кирки и лопаты, даже сломанная телега. Кто-то мелком начертил на левой стене перекрещенные линии — путевой знак. Стоит присмотреться, как виден маленький лаз куда-то в боковое ответвление. Сареф пригибается и начинает движение дальше, пока не оказывается в соседнем тоннеле, нормальный вход в который давным-давно завален. Остается пройти еще метров двести по нему, как показывается большая трещина в скальной породе. Вокруг неё еще одно послание мелом, значит, это и есть лаз на глубинные тропы гномов. Вампир всматривается в темноту и прислушивается, потом даже активирует «Мастерское чтение», чтобы прощупать пространство впереди с помощью ментальной магии. Убедившись в отсутствии опасности, Сареф продолжает путь и вскоре оказывается в новом тоннеле. Сразу видно, что это территория гномов, так как людские шахтеры никогда не тратят время на превращение подземных ходов во что-то прекрасное. Гномы обожают симметрию и прямые линии, поэтому при наличии возможностей превращают тропы в то, что укладывается в их эстетические вкусы. Пол коридора гладкий как стекло, а стены выдолблены и отшлифованы таким образом, чтобы образовывать прямой угол с полом и потолком. В отличии от других рас, занимающихся разработкой полезных ископаемых, гномы не используют сваи для укрепления проходов, во всяком случае они не видны после окончания строительства. Подгорный народ вряд ли когда-нибудь поделится секретами, но факт остается фактом: их шахты, туннели, переходы и транспортные узлы могут функционировать без постоянного ремонта долгие века. Ориентироваться в подземном лабиринте очень трудно любому чужестранцу, поэтому пришлось заранее подготовиться еще в Рейнмарке. Сареф с собой взял зачарованный компас, который с большой точностью указывает на направления сторон света. А в сокровищнице вампирского клана Акарда также отыскались сапоги, которые оставляют следы, видимые только определенным образом. Таким образом Сареф без труда определит хождение по кругу. Но прежде чем бодрым шагом отправляться навстречу новым приключениям, нужно озаботиться оружием. Это можно было сделать и на поверхности, но вампир решил не тратить время в ожидании ночи. Тьма подземных ходов для ритуала вполне сгодится. Сареф проходит немного вперед и находит пустующий зал. Там достает из рюкзака кувшин из алхимических чернил. В памяти всплывает воспоминание, как производил «закалку кровью» перед боем с призраками из кургана около деревни Аварлак. Сейчас ритуал будет немного похож, правда, огонь сегодня не потребуется, а кровь Фаратхи куда более ценная, нежели таковая у Сарефа. Юноша отчетливо помнит инструкции Легиона на этот счет, а оружие у гномов было заказано именно с расчетом на «закалку». Повинуясь воле мага, чернила чуть меняют форму кувшина, создавая длинное и очень узкое горлышко, через которое вампир выливает кровь на гномий клинок, словно кондитер пишет кремом на торте поздравление имениннику. Кровь Древней вампирши нисколько не потеряла в силе, по-прежнему оставаясь теплой. В темноте красная кровь кажется черной, ручейки текут по желобам на лезвии, которые искусный мастер сделал по заказу. От желобов расходится резная гравировка, тоже выполненная в виде ломаных линий, гномы даже в этом олицетворяют любовь к прямым линиям и четко очерченным углам, а не только в архитектуре или огранке самоцветов. Конечно, будет ошибочно полагать, что подгорная империя совсем не приемлет плавности и скруглений и вместо круглого колеса использует квадратное. Кровь демонессы расходится по клинку и заполняет все выемки в неком подобии кровеносной системы. Ни один желоб не соединен с краем лезвия, так что всё остается на поверхности меча, нужно лишь правильно рассчитать объем. Далее Сареф начинает ждать впитывания крови. В обычном случае это вряд ли бы произошло, но мастер-кузнец при изготовлении оружия использовал серый луденит — довольно редкая руда, способная впитывать различные вещества. Многие сказания об ядовитом оружии имеют под собой вполне реальные свойства луденита. Оружие после изготовления надолго опускали в емкость со смертельным трупным ядом или щедро обмазывали железами ядовитых змей. Металл с примесями буквально вбирал яд, который навсегда оставался на клинке. Такое оружие, конечно, требовало более тщательного ухода, чтобы не допускать долгого нахождения чего-либо ненужного на лезвии, например, чужой крови или воды. Сейчас меч вместо яда впитывает кровь Древнего вампира и после станет куда более ужасающим оружием. Ритуал, как и многие подобные, не требует сотворения чар, достаточно правильной последовательности действий. Единственное, над чем Сареф не имеет контроля, так это конечная способность оружия. Легион говорил, что после «закалки» оружие не просто станет крепче и острее, но еще может воплотить в случайном порядке какое-то новое необычное свойство, которое будет каким-то образом связано с Фаратхи. Сареф терпеливо дожидается впитывания и затвердевания крови, после через переворачивает меч другой стороной и повторяет процедуру. Так шаг за шагом кувшин с кровью постепенно пустеет. Кропотливый процесс напоминает работу кузнеца, который раз за разом нагревает и плющит пластину, а потом начинает загибать надвое в разные стороны, чтобы в конце концов получить многослойную сталь без шлаков и дефектов. Примерно через три часа работы один кувшин опустошен до последней капли, а меч приобрел красноватый оттенок. Юноша внимательно вглядывается в полученное изделие в ожидании анализа со стороны Системы. Если было получено какое-то свойство, то незримый помощник может его увидеть и дать описание.Предмет: Лес терний Уровень предмета: SS Описание: мастерски выполненный меч из кузни гномов впитал в себя кровь Фаратхи, Древней вампирши-демонессы, а вместе с этим установил связь с проклятыми лесами Финакландарона, корни которого порой соперничают даже с Великим Ясенем. Владелец меча всегда в лесу терний, где бы не оказался, достаточно лишь позвать. Активация: держать оружие в руке и произнести формулу призыва: «marlima garnoot».
Сареф перечитывает полученное описание, пока не до конца понимая, что подразумевается под «лесом терний», а название «леса Финакландарона» совсем ни о чем не говорит. Только про Великий Ясень вампир может догадываться, что это то же, что и Краснокрылый Ясень из описания пассивной способности «Великий корень». — Marlima garnoot. — Произносит юноша, сжимая рукоять. Из места, куда указывает кончик меча, вдруг пробивается маленький росток. Дерево растет с потрясающей скоростью, и вот уже Сареф смотрит на пышный дуб, выросший прямо из гранита без воды и солнца. «Это необычное дерево», — молодой маг сканирует изменение интерьера разной исследовательской магией, после чего приходит к выводу, что удача сегодня на его стороне. Полученная возможность и свойства деревьев достаточно полезны, если подойти с умом. Второй кувшин с кровью Фаратхи Сареф уже оприходовал в Рейнмарке, превратив кровь в кристалл, а после расколов на несколько кусков. Это одна из единственных форм, позволяющая контролировать дозировку приема. Можно было еще выпарить до состояния песка, а после отмерять песчинки, но этот способ довольно неудобен. Гораздо проще использовать кристаллизованную кровь. Когда Сареф принимал капли крови Древнего, добытые в Фондаркбурге, то сразу получал огромные силы, но всего на тридцать секунд. Это происходило из-за слишком большой дозировки, даже малюсенький осколок будучи проглоченным, выбрасывает чересчур много силы, которую тело обычного вампира не может толком усвоить. Отсюда и ограничение по времени. Правильным будет другой вариант, когда дозировка намного меньше, сил приходит не так много, но и эффект длится куда дольше, а поэтому усваивается качественнее, что напрямую ускоряет развитие вампирского организма. Юноша достает из потайного кармана черный шар. Алхимические чернила вокруг кристалла крови размером с большой грецкий орех расступаются для того, чтобы вампир лизнул предмет кончиком языка. Даже мимолетное касание вызывает приятное онемение языка, челюсти, а после волна силы проходится по всему телу вспышками удовольствия в мышцах. Усталость тут же отступает на пару часов. Теперь так нужно повторять постоянно, чтобы как можно скорее достичь статуса старшего вампира. Сареф предполагает, что Хейден использовал что-то похожее для Кобальда Вопилы. Вампир сворачивает мини-лагерь, вешает на пояс «Лес терний» и возвращается на тропы. Что делать с дубом, Сареф не придумал, поэтому решил оставить как есть. Если сюда когда-нибудь зайдет гном, то несказанно удивится, а сказки подгорного народа пополнятся новой легендой. Достать карты подземной империи не представлялось возможным, гномы хранят их как зеницу ока. Придется поплутать и, что самое главное, не попасться местным обитателям. Появление чужака, неважно человека или вампира, бородачи не оценят. Легион тоже не заявлялся никогда в Вар Мурадот, так как это владения Хейдена. Так что у Сарефа есть сложная и заковыристая задача по поиску сильного врага на чужой территории. Хотя, разумеется, миссия не началась бы без тщательного плана, запасного плана и плана на случай «мы сели голой попой на костер»… …Где-то на южном конце материка Рим без устали крутится перед ростовым магическим зеркалом, когда Маклаг Кроден заставил плоский участок пространства отражать абсолютно любой падающий свет. — Ну как, довольна? — Люминант ковыряется в почерневших зубах. На его взгляд иллюзия облика сделана шикарно, вампирша теперь выглядит даже еще лучше, чем было до охоты на Фаратхи. — Ага, пойдет. Такое зеркало можно делать постоянно? — Могу зачаровать какую-нибудь отполированную поверхность. Будет маленькая версия. — Отлично, я принесу подходящий предмет. Убирай. — Рим разворачивается и идет в каюту. — А можешь дать хоть немного курума? Я так буду лучше работать. — Маг с жадностью во взгляде провожает девушку, хотя плотские утехи его не привлекают с тех пор, когда ядовитый порошок пришел в жизнь первого чародея Петровитты. — Я подумаю. — Отмахивается Рим, помня приказ Сарефа не баловать люминанта и не поддаваться на слезные просьбы, провокации и угрозы. Но и не доводить до той черты, когда наркоман превратится в неуправляемый ураган.
Глава 55
— Смотрите-смотрите! — Кричат несколько восторженных людей из толпы. Их понять можно, так как еще ни разу Порт-Айзервиц не видел в своем порту спуска летающего корабля. Эльфы перед столицей Манарии сделали небольшой крюк, чтобы очутиться со стороны главных пристаней. Даже Герон словно с интересом смотрит на это, раздвинув облака под солнечными лучами. Лоренс стоит в толпе и узнает нечто похожее, что мельком увидел в небе над гибнущим Фокраутом. На носу корабля стоит его величество Метиох Айзервиц и приветствует собравшийся народ. Новости о срыве переговоров со Стилмарком и нападении вампиров сюда уже докатились, так что очень многие горожане очень рады видеть живого и невредимого короля. Эльфийское судно плавно спускается на воду и пристает к берегу. На пристани уже стоят гвардейцы вместе с королевским советом, вероятно, они заранее получили известие о возвращении монарха. Юноша с трудом пробивается через толпу, чтобы посмотреть на остальную делегацию. Глаза живо двигаются от одного знакомого лица до другого, а после человек растворяется в толпе. Процессия экипажей в окружении королевской охраны едет по улицам столицы в сторону Стальной Крепости. На улицах появляется еще больше людей, а молодой король отказался от кареты в пользу коня, чтобы его видели подданные. В конце пути процессия исчезает в королевском дворце в центре города. А чуть позже туда проходит Лоренс, пользуясь привилегией членства в Громовом отряде. Как оказалось, все главные лица государства с каким-то эльфом уже заперлись в комнате переговоров, забыв об усталости. А вот другая часть делегации сразу распалась: магистр Венселль вместе с мэтром Эриком явно отправился в тайную штаб-квартиру охотников на вампиров, мимо них Лоренс прошел на отдалении. Проходя мимо конюшен юноша резко завернул за угол, поэтому не столкнулся с Годардом, который направил лошадь к выходу из территории Стальной Крепости. А вот Бальтазара, Иву и Элин удалось найти в королевском саду. — Я ожидал, что вас привезут в урне с прахом. — Весело произносит Лоренс. Троица тут же встрепенулась, услышав знакомый голос. Элин подбежала и крепко обняла юношу, пока орчиха с алебардистом отпускали ответные колкости про сыплющийся вулканический пепел из штанов. — Как ты здесь оказался? Я так рада, что с тобой ничего не случилось! — Эльфийка словно изголодалась по хорошим новостями. — Да что со мной будет? Я — фаворит госпожи Удачи. — Отмахивается Лоренс. — Как всё прошло на Фрейяфлейме? Все трое начинают рассказ после момента бегства из Фокраута. Про путешествие над морем, прибытие на архипелаг, города и странности эльфов. Больше всего времени занимает рассказ об ужасной ночи, когда остров атаковал флот мертвецов-пиратов, каменные големы и кошмарный спрут размером с остров. Элин рассказывает, что с помощью неожиданного помощника смогла призвать теневого феникса, который победил спрута. — А вы легко отделались. — Заключает Лоренс, почесывая золотистые волосы. — Такое ощущение, что там сражались между собой сразу несколько сторон. — Думаешь? Возможно. — Элин трудно что-то сказать по этому поводу, хоть и сама заметила странности. — Кстати, с нами прибыли два эльфа. Эльфийка теперь будет учить меня искусству общения с духовными существами. — О, так ты хочешь научиться пользоваться помощью того феникса? — Догадывается юноша. — Ага, теперь я чувствую, что действительно могу быть полезной, а не просто являться инструментом для поисковой магии. — Когда ты станешь великой и знаменитой, то вспомни про обычных вояк вроде нас, — улыбается Бальтазар. — Я никогда не откажусь от теплого местечка и стабильной работы. — Пфф, тебе лишь бы теплое местечко. — Восклицает Ива. — А как же приключения и открытия? — Я немолод, клыкастая. Мои кости хотят тепло, а живот — ежедневной еды. — Усмехается собеседник. — Это у вас, орков, после пятидесяти расцвет зрелости. — Бальт, тебе всего тридцать девять, не изображай старца. — Хохочет Лоренс. — И слушать не хочу от молокососа навроде тебя. — Адепт боевых искусств тычет пальцем в грудь Лоренса. — У меня уже суставы болят. Элин первое дело с улыбкой слушала обсуждение товарищей, а после неожиданная мысль омрачила настроение. — Ты чего, крошка? — Ива замечает нахмурившийся лоб эльфийки. — Мне кажется, я понимаю, почему эльфы добровольно отказываются от общения с людьми. Чтобы не возникало привязанностей, ведь я увижу поколения ваших потомков, а вы все рано или поздно уйдете из жизни навсегда. — Тихо произносит Элин, а остальные некоторое время молчат, пока Бальтазар не обнажил зубы: — Ну, я даже детей вряд ли оставлю после себя. — Пф, ха-ха-ха, — Ива после услышанного не удержалась. — А у меня их будет много. Вернусь в Степь, найду себе мужа-богатыря и наделаю кучу здоровых детишек! — Богатыря? Похоже, нам с Лоренсом здесь точно ловить нечего. — Наигранно вздыхает Бальтазар. То ли от сожаления, то ли от облегчения. — Ну а что поделать, если от родителей разных рас никогда не появляется потомство? — Пожимает плечами орчиха, мол «ничего личного, таковы законы природы». — Не знаю насчет себя, но ты, Элин, особо не переживай на этот счет. Может статься так, что мы отправимся в лучший мир все разом и гораздо быстрее, чем Ива наделает детей. — Лоренс хлопает эльфку по плечу. — А если пронесет, то ты тоже найди себе какого-нибудь эльфа и живи счастливо долгие века. — Я постараюсь. — Смущенно отворачивается Элин. — Вот и отлично. Кстати, а каков наш следующий шаг? — Эли говорила, что скорее всего будут переговоры с князьями из Вошельских лесов. — Вспоминает эльфка. — Они же ведь наши соседи. — Да, кстати, в столицу я прискакал вместе с Южной Компанией Вестхета. Там были уроженцы тех мест. — Дай угадаю, они хотят предложить услуги королю? — Бальтазар хлопает по карманам в поисках курительной трубки. — Именно. Скорее всего сегодня-завтра их представители пойдут на поклон его величеству. Мне кажется, что король нос воротить не будет, хоть и Вольницу Матиана Бэквока остальные князья не любят. — Кивает Лоренс. — А что такое Вольница и почему не любят? — Элин тут же задает вопросы как единственная, кто меньше всего знает о людских государствах. — Это название княжества, которое этот самый Бэквок захватил. Но стоит признать, что чисто по военной мощи он самый перспективный союзник. Под его началом собираются опасные наемники и всякие негодяи, но он умудряется держать всех в ежовых рукавицах. — Юноша пересказывает то, что слышал в лагере Компании Вестхета. — У него большой авторитет и безжалостный ум. — А что гадать-то? Решение всё равно не мы будем принимать. — Ива развалилась на скамье, занимая её полностью. — Как король и советники скажут, так и будем пердеть. — Ты хотела сказать «переть»? — Бальтазар вынужден усесться на траву рядом с кустом роз. — Ага, конечно. Лоренс смотрит на громаду замка и спрашивает: — А совещание долго будет идти? Что-то мне уже не терпится узнать, к чему… а это кто? По лужайке плавно ступает женщина в свободном синем платье, а синие краски для одежды очень дорогие на всем континенте. Но привлекает внимание Лоренса, разумеется, не это, а грива черных волос сквозь которые можно увидеть заостренные уши. — Ах, давайте я вас познакомлю. — Спохватывается Элин. Незнакомая эльфийка идет прямо к беседующим и обращается по-эльфийски: — Aelan, uerulata. Lesort com’ ignare. — Aelan, uerusim. — Здоровается Элин. — Это Сахтеми, моя наставница, о которой рассказывала. — Lorenz ta moisure. — Юноша делает поклон и называет имя, а после обращается к Элин. — Тебя зовут на занятие, найди нас позже. Все остальные удивились, узнав, что их спутник знает эльфийский язык. Только Сахтеми ответила невозмутимой улыбкой, слегка прищурив взгляд. Элин послушно отправилась за преподавательницей, а после что-то вспомнила, бегом вернулась и быстро прошептала на ухо Лоренсу. Юноша с кивком обещает выполнить. — Что она хотела? — Спрашивает Бальтазар в окружении табачного дыма. — Попросила встретиться с Элизабет. Думаю, она тоже будет рада узнать, что я в порядке. — Отвечает Лоренс. — Да уж, что-то чародейка скисла за последние дни. — Заявляет Ива. — Да просто устала. — Отмахивается Бальтазар. — На ней сейчас большая ответственность, ведь она сильнейшая магичка королевства и главная советница короля по вопросу вампирской угрозы миру. Это война на истощение сил, где мы пока проигрываем по всем фронтам. Какие бы силы не участвовали в противостоянии, они пока знают и достигают куда больше нашего. И осознание этого может сломить даже сильную волю, а леди Викар, как бы это выразиться помягче, не тот человек, который может вести полки через череду поражений и неизбежных жертв. Тот же Равнодушный Охотник вряд ли предложит ей магическую дуэль, где цель ясна и понятна. А если предложит, то обязательно с каким-нибудь коварным планом. — Эк тебя словесный понос прошиб. Ты что там куришь? — Орчиха открывает глаза и принимает сидячее положение. — Стоп… А где Лоренс? — Уже испарился. — Человек выдыхает белое облако. — Однако наловчился же тихой ходьбе. — Ива бьет себя по бедрам. — А я так и не спросила, что за волшебную муть он сотворил в Фокрауте с этими рыцарями и замком. — Да куда он денется? Спросишь еще. — Флегматично замечает Бальтазар, делая новую затяжку. Юноша тем временем уже идет по тихим коридорам мрачного замка. Как оказалось, первое совещание уже закончено. Следующее решено провести завтра ранним утром, а сегодня король уделит время накопившимся государственным делам. Забывать о внутренних проблемах не стоит, особенно учитывая письмо от епископа Элдрика Викар о событиях в Белых Кущах. Лоренс находит Элизабет в штаб-квартире Громового отряда в окружении многочисленных свитков, писем и книг. Похоже, командир отряда размышляет над дальнейшими действиями по предотвращению ужасов, которые несомненно готовят вампиры. Вот только бесшумный юноша сразу подходить не стал, увидев, что девушка вместо изучения донесений разведчиков и досье на новых членов отряда взамен погибших уткнулась в собственные ладони. Тихо зашедший Лоренс также тихо разворачивается и отходит от кабинета, проходит по коридору до главных дверей и громко хлопает ими. После ничуть не тише шагает по направлению кабинета и распахивает приоткрытую дверь со словами: — Рядовой Лоренс Троуст в расположение отряда прибыл!Глава 56
Сказать, что Элизабет Викар удивилась, не сказать ничего. Похоже, она ожидала прихода кого угодно, но только не пропавшего в Фокрауте подчиненного. — Лоренс! — Девушка встает из-за стола. — Как же хорошо, что ты не пострадал. Как тебе удалось выбраться? Юноша замечает, что несмотря на улыбку, путешествие измотало предводительницу отряда куда сильнее, чем могло показаться по словам товарищей. Осунувшееся лицо, мешки под глазами, а уж про красноту самих глаз можно и не говорить. Согласно статусу Элизабет ведет себя куда более сдержаннее Элин, хотя вряд ли была против хотя бы пожать руку вернувшемуся. — Быстрые ноги и большой такой мех из-под вина. — Отвечает молодой рыцарь. — Ты в порядке? — Да-да, всё хорошо. А какой еще мех? — Большой. — Повторяет Лоренс. — Хватает на несколько глубоких вдохов, пока бежишь в окружении пепла и ядовитых газов. Сложная техника, если честно. А ты всё в делах? Не хочешь отдохнуть? — Да, работы меньше не становится. Послы в Вошельские княжества отправятся уже сегодня. А нам нужно восстановить численность отряда. — Элизабет садится обратно за стол и делает вид, что погружается в работу. — Тебе стоит отдохнуть. Когда ты в последний раз нормально спала? — Сегодня на корабле. Я хорошо себя чувствую, спасибо. — Ты выглядишь как пряха, что жила по соседству с моим домом. Её мучила бессонница, а когда всё же засыпала, то приходили кошмары. — Лоренс садится на скамью в стороне и замечает, что перебирание писем чуть замедлилось на слове «кошмары». — Насколько крепок твой сон? — Поняла, — вымученно улыбается девушка. — Элин тебе рассказала? — Ага. — Признается Троуст. — Говорит, плохо спишь, часто просыпаешься с криками. Еще сказала, что раньше у тебя была какая-то болезнь, что вызывала страшные сны. Она возвращается из-за психического напряжения? — Болезнь была. Называется «ментальным штормом», но то состояние полностью излечено вот этим. — Викар показывает волшебную палочку. — Оно из сердца стихий. — М-м, ни о чем не говорит, извини. — Юноша смотрит на чародейский атрибут. — Но теперь я понял, что дело в другом. Тебе не стоит переживать. — О чем ты? — Переспрашивает девушка. — Обо всем. Знаешь, земля слухами полнится, а я даже пень разговорить могу. Я слышал, что у тебя была старшая сестра, посвятившая жизнь Герону. Мариэн, верно? Элизабет молча кивает. — Бесстрашная воительница и всё такое. Не думаешь, что она лучше бы подошла на твою роль? — Разумеется, — соглашается собеседница. — Она была замечательной и храброй. Она верила в себя и в Герона. Она смеялась в лицо опасности и всегда выходила победителем до той злополучной миссии. Будь она жива, всё было бы по-другому. Я не обладаю теми же лидерскими качествами и харизмой. Я хороша лишь в магии. — Да, всё так. — Кивает Лоренс, даже не думая подсластить пилюлю. — Но повторюсь, тебе не стоит переживать. Почему? Потому что мы снова вместе, я возьму на себя часть груза. — Большое спасибо за предложение… — Отказ не принимается! — Решительно противится юноша. — После всего этого ты же не думаешь, что я обычный мошенник, вдруг ставший рыцарем? Ты никогда не думала, что я знаю и умею гораздо больше, чем болтаю? Я не просто так в тот день пришел в Порт-Айзервиц и решил участвовать в турнире. — Да, я об этом думала, но ничего не придумала, кроме того, что ты решил озолотиться на ставках. Зачем же ты здесь? — Чтобы помочь. — Сразу отвечает Лоренс. — Можешь считать меня проводником тех божественных сил, что желают жизни и процветания, а не уничтожения мира. Просто доверься мне, и «Герон оградит». Элизабет поднимает глаза на собеседника. — Герон оградит? Мариэн часто так говорила, это строчка из распространенной молитвы. — Разумеется, я ведь тоже ходил в приход в детстве. Набожным не стал, но кое-что осталось. Но не это важно. Тебе нужно прекратить бичевать себя за все промахи. Жертвы на войне неизбежны. А еще ты постоянно испытываешь страх: перед важным совещанием, перед боем, перед встречей с этим Сарефом. Я очень тонко чувствую такие вещи. — Лоренс прислоняется к спинке скамьи и смотрит на противоположную стену. — Вообще, страх — обыденное чувство, все его испытывают, но на тебе огромная ответственность, что тебя же душит даже во сне. Ты не вытянешь это в одиночку, поэтому я здесь. Троуст одним движением встает на ноги и подходит к Элизабет, закрывшей лицо руками. Встает за спиной, но не касается. — Кроме нас здесь никого нет, можешь расслабиться. А еще лучше тебе поспать. У тебя есть комната в замке? — Да, — девушка шмыгает носом. — Этажом выше прямо над этим местом. Наверное, ты прав, пойду полежу. Элизабет с трудом встает из-за стола и останавливается, когда Лоренс протягивает свой меч, обмотанный шкурой. Дочь епископа машинально берет в руки и только потом задается вопросом, а зачем ей его вручили. — Знаешь, как подбодрить девушку? — Лоренс засучивает освободившиеся руки. — Дать ей меч? — Сквозь слезы улыбается Элизабет. — Ахах, почти. Имел в виду это. — Юноша вдруг пригибается и подхватывает девушку на руки. Элизабет ойкнула, вдруг очутившись на руках Лоренса. — Нет, не надо, отпусти. — Требует наследница рода Викар, но коварный собеседник никак не реагирует и идет к выходу из штаб-квартиры, не обращая внимания на слова о том, что переносимая и сама может идти. К моменту прихода к дверям личной комнаты, Элизабет уже перестала возмущаться, а вскоре была возложена на кровать. — Вот так, — невозмутимо говорит Лоренс. — А теперь спи. На девушку набрасывается одеяло, а окна зашториваются. Элизабет выглядывает и говорит: — Большое спасибо, Лоренс. Не мог бы ты побыть рядом со мной? Юноша оценивающе смотрит на девушку, а потом качает головой. — Извини, я бы полежал тут с тобой, но свой ресурс непристойностей на сегодня я уже истратил. Могу позвать Иву, но ты не сможешь спать под её храп, её только Бальтазар да я выносим каким-то образом. Оставлю свой меч, мне всё равно нужно подыскать ему нормальные ножны вместо этого стиля деревенщины. — Лоренс закрывает за собой дверь и пальцем ставит галочку в невидимом плане. Спустившись в штаб-квартиру Громового отряда, занимает место Элизабет и начинает изучать документы, на которые девушка уже смотреть не могла. Первыми в руки попадаются рекомендации от различных организаций. Для восстановления элитного отряда нужны новые силы, и сейчас Лоренс считает, что нужно сконцентрироваться на качестве, а не на количестве. Пускай от Громового отряда останется всего дюжина человек, но эта дюжина должна быть самой сильной. Рыцарь встает из-за стола с мелком в руке и начинает писать на стене имена. Самой первой на вершине столбца идет Элизабет Викар. Напротив её имени рисует корону и звезду. Корона означает руководство отрядом, а звезда — магическую роль атаки. Следом идут знакомые Бальтазар и Ива. Они получают рисунок меча, они воины ближнего боя. Ниже идут Аддлер Венселль, Годард и мэтр Эрик. У первого схематичный лук, у второго — меч, а у третьего пририсована звезда. — Так-с, от обычных рыцарей и гвардейцев проку не будет. — Вполголоса рассуждает Лоренс. — Значит, нам нужен еще один магистр Оружейной Часовни. Но кто? Магистр Онгельс, как я слышал, занят обороной страны, он не согласится покинуть Манарию. Где и что с Мартой Рапон вообще без понятия. Остается лишь Клаус Видар, гениальный мастер Оружейного Стиля. Лоренс вписывает его в список со значком щита, даже не задумываясь, согласится ли он. Даже если нет, то Элизабет сможет повлиять на короля, а уже Метиох просто отдаст приказ. С магистром Венселлем в этом плане проще всего, достаточно сказать: «Вампиры». Потом в списке появляются еще два мага, зарекомендовавшие себя. Мэтры Патрик и Филипп получают по звезде. Десятым по списку идет сам Лоренс Троуст с рисунком арфы в роли поддержки группы. «Маловато будет. Нужен кто-то еще, какой-то талантливый и одаренный Героном жрец для идеальной команды», — думает юноша, но совсем не представляет, кто сюда может подойти. Похоже, Элизабет придется помочь и здесь, переговорив с епископом Элдриком. Если они найдут жреца, инквизитора или паладина, чья священная сила достаточна для победы над самыми страшными монстрами ночи, то будет просто замечательно. — Как дела? — В кабинет заглядывает Бальтазар с Ивой. — Отлично. — Отзывается Лоренс. — Элизабет отправил отдыхать, а сам накидал список реорганизованного отряда. Теперь уже трое изучают имена на стене. — Ну,мне без разницы, кто там будет. — Орчиха первой отходит. — А почему бы не взять еще сто магов, сто мастеров Духа и сто жрецов? — Спрашивает Бальтазар. — У нас нет стольких. — Закатывает глаза Лоренс. — Действительно полезных — единицы. Все остальные будут лишь мешать. К тому же такой отряд сконцентрирует почти всех спецов в одном месте, значит, в остальном королевстве их вообще не останется. А там еще вопросы припасов для такой оравы и трудностей скрытного передвижения. — Понял-понял. А где Элин и эльфы? — Хм, — Лоренс на секунду задумался, а после вписал Элин в список со значком вопроса. — Если она найдет общий язык с теневым фениксом, то будет очень кстати. А вот про эльфов ничего сказать не могу. Кстати, ты говорил, что подружился с кухарками во дворце? — Ну да, — отвечает алебардист. — Их тоже возьмем? — Ага, на передовую со сковородками. Можешь попросить приготовить нам еды? Два запеченных поросенка, бочонок эля, корзинку хлеба, корзинку овощей, крынку творога и штук пятнадцать вареных яиц. И каких-нибудь сладостей сверху. — Эм, зачем? — Не понимает Бальтазар. — Когда наш командир проснется, устроим пир. Сон, конечно, важен, но и питаться нужно плотно. — Объясняет юноша. — Она же не съест столько! — Ржет Ива. — Тогда вы будете держать за руки, а я продолжу её кормить. А что не влезет, съедим сами. Еще и Элин позовем. А то небось, оголодали среди эльфов, питающихся фруктами, травой и росой. — Ладно, но эльфы мясо уплетают будь здоров. Оленина и кабанина там, а рыба у них на столах вообще объеденье. — Вспоминает Бальтазар. — Ну вот, а мне ничего не привезли. — Сокрушается Лоренс. — Ладно, я пока в оружейную, Ива на стреме. Встречаемся здесь через час.Глава 57
Чем больше миль проплывает каравелла в южном направлении, тем жарче находиться в каюте, поэтому Рим больше времени проводит на верхней палубе, наслаждаясь ясной погодой или помогая команде со снастями. Иоганн Коул, что вновь вернулся в привычное добродушное состояние, тоже прохаживается вдоль борта, но от любой физической работы отказывается. От него Рим узнала, что если обогнуть Островную Федерацию и плыть дальше, то получится преодолеть экватор и вступить в Южное полушарие, правда, Море Штормов делает такие приключения смертельно опасными, поэтому чародей ничего не может рассказать о том, что находится в настоящих южных землях. Маклаг Кроден напротив заперся в трюме в обнимку с курительной трубкой. Сареф говорил, что ему запрещено появляться на территории Федерации, но то же можно сказать и о вампирах. Кровопийц никто не любит. К счастью, на главный остров высаживаться не придется, достаточно найти маленький остров в двадцати семи морских милях от главного побережья. Именно там должен находиться новый член команды, и Рим обязана завербовать его без помощи Сарефа, который отправился в гномью империю. — Земля! — Кричит смотровой. — Это он. — Убеждается вампирица, завидев вскоре поросшую лесом гору. — Общий сбор! Хунг, волоки сюда Маклага. Вскоре вся команда собралась на палубе, где Рим распределяет обязанности. Люминант с третью вампиров останутся на корабле в качестве резерва. Пятнадцать вампиров вместе с Рим и Коулом пристанут к острову и приступят к поискам. На двух шлюпках поисковой отряд достигает берега и вступает в густые джунгли. Рим здесь оставляет еще троих сторожить лодки и разбить небольшой лагерь, если за сегодня они не управятся. Остальные направляются вглубь острова. — В детстве я слушал сказки о таких островах. В них говорилось, что пираты тут закапывают сокровища. — Чародей бодро идет за Рим, опираясь на палку. — Вряд ли мы найдем что-то подобное, нам бы этого, как его там, найти. — Девушка взяла на вылазку любимый двуручный меч, слишком большой для женских рук. Но пиромант уже видел, как Рим может крутить оружие одной лишь рукой, благодаря вампирской силе. — Его зовут Ка́стул. Как я понял, Легион и Сареф всерьез считают, что он обязательно нужен нам для боя с Хейденом. А что ты об этом думаешь? — Ничего не думаю. Надо, значит, найдем и завербуем. Спасибо Легиону, он не просто выясняет местоположение, но и находит возможности для сотрудничества. — Впередиидущая вампирша начинает крушить заросли перед собой взмахами меча. — Я никогда в жизни не видел высших вампиров, но мне кажется, что их нельзя вот так просто убить. Физически и магически они ведь превосходят любых вампиров? — Да, Хейден — крепкий орешек. И если мы на него сейчас наткнемся, то умрем очень быстро и ничего сделать не сможем. Другое дело, мы не будем лезть на рожон. Сареф снова составит верный план, а мы его воплотим. — Уверенно отвечает Рим. — Заметь, что мы справились с Древней вампиршей, а эти создания круче высших вампиров. — Ну, как я понял, мы просто одолели её «манифест», а не саму вампиршу. — Напоминает мэтр Иоганн. — Разумеется, мы же не идиоты искать встречи с ней настоящей. Дикий лес вокруг не содержит следов пребывания человека. Одни лишь густые кусты, лианы и скачущие животные. Сверху падает черная тень: поисковой ворон садится на плечо вампира-укротителя. Коул успевает заметить, что птица давно мертва, так как половина черепа обнажена. Значит, конкретно это некромантия, а не приручение или призыв монстров. — Нужно взять восточнее. Там за холмом есть какая-то разрушенная постройка. — Докладывает вампир. — Вот и попался. — Хищно улыбается Рим. — Эй, мы же должны подружиться с ним, а не убивать. — Чародей теперь с трудом поспевает, так как вампирша прибавила ходу. — Не стоит злить того, кто может соперничать с Хейденом. — Не переоценивай его, маг. Да, его называют грандмастером боевых искусств и величайшим мечником, но это не делает его всемогущим. Сарефу нужен тот, кто использует весь потенциал оружия, которое он заберет у гномов. Примерно через половину часа группа выходит на расчищенный участок. Деревья и кусты повалены, словно здесь прошлась коса титана. За участком видны древние развалины из белого камня. По мнению Коула это могут быть следы народа, который жил здесь в прошлом. А сейчас уединенный остров стал прибежищем для Кастула. Рим идет с гордо поднятой головой, скрываться явно не собирается. — Кааааастуууууул! — Громко зовет вампирица, но в ответ тишина. Никто не показывается. — Он может уйти на охоту или еще куда, его же самого мы здесь не видели. Либо он живет в другом месте, ведь к этим развалинам однозначно придет любой вторженец. — Резонно замечает Коул. — Не, он должен быть здесь. Он слишком наглый и самоуверенный, чтобы прятаться. Нет у нас времени прочесывать все десять квадратных километров. — Рим не согласна. — Разве он как раз не прячется на этом острове? — Улыбается маг неожиданной мысли. — А вот сейчас и спросим. — Рим замечает шагающую фигуру с голым торсом и обнаженным мечом в правой руке. Мускулистое татуированное тело сильно загорело под здешним солнцем, только по неухоженным отросшим волосам можно заключить, что воин ведет отшельнический образ жизни, но питается явно хорошо. Веселое выражение лица с карими глазами выдает дружелюбие, но это может быть ловушкой. — Ха-ха, приветствую на моей земле, претенденты! Хотите поместить свои имена на страницы истории, победив меня? — Воин широко разводит руки. — Не-не, мы не за этим. — Отмахивается Рим. — Мы предлагаем работу. — Я здесь для того, чтобы испытывать новобранцев, идущих дорогой воинской славы. Если вы ошиблись островом, то убирайтесь! — Кастул даже топает на последней фразе, а Рим с Иоганном одновременно вздыхают. В списке Легиона говорилось, что Кастул вообразил себя отцом воинов, полубогом доблести и войн. Никому не сказав, заперся на необитаемом острове, чтобы к нему приходили для испытания бойцы. Те, кто проходят, получают возможность стать учеником. Для неудачников остается лишь смерть. Нетрудно догадаться, что за семь лет кроме пиратов сюда никто не приплывал, но мастер искусства Духа нисколько не потерял рвения и энтузиазма. Чтобы переубедить безумца, нужно знать, чего он добивается. — На самом деле наш командир хочет стать вашим учеником. Он тоже великий воин, но осознает, что ему нужно многому научиться, чтобы сравниться с вами. — Рассказывает Рим, видя, как надувается от гордости Кастул. — О, ну конечно. Мужчина ты или женщина, любой может бросить вызов судьбе! — Громогласно заявляет собеседник. — Зови его сюда! — Вообще-то он на материке. Далеко в северной части охотится на чудовище, которое не берет ни один меч. Он просит вас присоединиться к нему в неравной битве. Вы сможете прославиться на весь мир, и тогда к вам валом повалят новые ученики. — Убеждает Рим. — Угу-угу. — Кивает Кастул, но становится всё мрачнее. — Меня это не устраивает. Если ваш командир хочет стать учеником, пусть приходит сюда. Вдруг я уйду, а сюда приплывет другой ученик, а? — Он не может. — Качает головой вампирша. — Тогда нам не о чем разговаривать. Проваливайте с моего острова! — Категорично заявляет воин. — Без вас мы отсюда не уйдем. — Зло отвечает Рим и закидывает двуручник на плечо. — Охохо, тогда решим всё самым правильным способом. — Кастул чуть пригибается к земле в боевой стойке. Широко расставленные ноги чуть пружинят в коленях, пока меч покачивается в руке. Всё указывает на то, что сейчас он ринется в бой. — Ладно, запасной план. — Бормочет Иоганн Коул и отходит за спины вампиров. — Ату его! — Звонким голосом приказывает Рим, и с арбалета рядом срывается снаряд в сторону противника и неожиданно улетает в небо. Вампирица максимально сконцентрировалась на движениях Кастула, поэтому увидела, как он отбил арбалетный болт мечом. И не просто отбил, а сумел поймать плашмя, закрутить восьмерку и выбросить бесполезный предмет в воздух. Так можно поймать только в том случае, если рука с мечом двигается быстрее болта. Рим выдыхает воздух и бросается вперед с заведенным за спину мечом. Мышцы в теле уже начали перестраиваться, чтобы временно увеличить физические возможности. Она не может как Сареф полностью обернуться в монстра, такой контроль тела и физиологии довольно сложен. Пока что она может лишь изменить отдельные конечности. Огромный прыжок должен был закончиться прямо перед Кастулом, а двуручник целился прямо в макушку противника. Грандмастер успевает сделать шаг в сторону и отбить меч в сторону скользящим столкновением. Теперь его меч падает на Рим сверху, а вампирше приходится тратить время и силы на то, чтобы остановить тяжелый меч и нанести удар снизу вверх. Разумеется, в этой гонке она бы проиграла без вариантов, если бы один из вампиров не прикрыл щитом. Кастула уже окружают со всех сторон, но человек успевает реагировать на каждый выпад, пляска со смертью ему очень нравится, если судить по довольной улыбке. Редкий человек может отбиваться от десятка взрослых вампиров, но Кастул уже далеко не простой человек. Когда человек становится мастером Духа, то его физические параметры выходят за все рамки. Конечно, под градом ударов ему очень трудно контратаковать, ведь команда «Мрачной Аннализы» тоже состоит из профессионалов. Но настоящий бой начнется именно тогда, когда Кастул начнет применять техники с использованием внутренней энергии. Рим и сама этому училась, а среди команды нападения больше половины практикуют боевые искусства, но в характеристике Легиона было четко написано, что «прямое столкновение чревато большими жертвами». Сареф перед отбытием дал несколько подсказок, но Рим решила сделать немного по-своему, скопировав стиль ведения боя от напарника. Для этого здесь присутствует чародей, а также куплены некоторые интересные вещи в Рейнмарке. Сареф обычно избегает прямых столкновений, предпочитая оставлять бой на тот момент, когда жертва уже попала в ловушку. Сейчас Рим намерена стереть добродушную ухмылочку с лица Кастула, даже если придется сильно рискнуть. — Коул! — Кричит девушка и отпрыгивает от противника. Движение повторяют остальные вампиры, а с неба уже несется огромный огненный шар прямо на голову Кастула, застывшего с разинутым ртом. Во время соударения с землей волны огня и жара расходятся во все стороны, так что вампирам приходится отступить еще дальше, прикрывая лица руками. — А ты уверена?! — Кричит чародей, понимая, что Рим все же решилась действовать вразрез указаниям Сарефа.Глава 58
В небо взметнулись языки пламени, еще сильнее повышая температуру окружающего воздуха. Иоганн Коул сначала беспокоился, что Кастул может не защититься от атаки по площади, и тогда их миссия завершится провалом. К счастью, мечник выходит из огня без каких-либо ожогов, вокруг тела подобно полупрозрачной пленке кружится энергия духа, что защищает от огня и жара. Пиромант хвалит сам себя, но не вложил в огненный шар взрывной урон. — Ну и ну, — присвистнул грандмастер. — Магия тоже имеет право идти по пути доблести, но для этого нужно не отсиживаться в стороне, чародей. — Не задирай нашего мага, придурок. — Рим не остается в долгу. — Коул, долго там еще? — Нет, уже всё. — Мэтр Иоганн уже закончил с алхимическим заклятьем. Представление с огненным шаром нужно было только для того, чтобы поджечь кристаллы, которые вампиры во время схватки кинули под ноги противнику. Ядовитый минерал, купленный в лавке алхимика в Рейнмарке, при нагревании выделяет ядовитый дым, а дышать нужно даже мастеру боевых искусств, ведь дыхание — фундамент управления внутренней энергией тела. Стандартные заклятья алхимиков навроде «Разделения сред» и «Перемешивания потоков» сейчас были достаточными для того, чтобы выделяемый токсин достиг легких Кастула. Последний сразу понял просчет и зажал рот с носом. Мечник быстро отбегает от горящей земли, но эффект отравления уже действует и вызывает сильное головокружение, потерю ориентации, мышечную слабость и что самое главное — затрудняет дыхание. Как бы человек не пытался глубоко не дышать, быстрый отек легких неподготовленного приведет к порогу смерти. Вся надежда на то, что Кастула нельзя назвать неподготовленным человеком. Он продолжает уходить от ударов и даже атаковать в ответ, но теперь будто растерял половину умений и силы. Мощное атлетическое телосложение, может быть, помогает в бою, но чем больше тело, тем больше нужно кислорода, а с этим как раз таки трудности. Коул знает, что жертва, вдохнувшая яд, будет видеть кружащийся мир, даже после того, как рухнет на землю. Однако Кастул продолжает резкие движения головой и туловищем, умудряясь оставаться на ногах. Но долго это продолжаться не будет. Мастер меча не успевает среагировать на резко натянутую двумя вампирами веревку, падает навзничь, но сразу пытается вскочить на ноги. Рим уже тут как тут и с силой бьет по затылку Кастула мечом плашмя. Такой удар выбьет весь дух из обычного человека, но сегодняшний противник лишь еще раз падает в объятья земли. С другой стороны один из вампиров целится рукоятью одноручной булавы в висок Кастула. «Не такой доблести он ждал от противников, но вот Урхаб вряд ли будет удивлен», — чародей старается еще дальше отойти от места боя. Мастер меча невозможным способом переворачивается в воздухе, чтобы упасть на спину, а рука с мечом оставляет смазанную окружность вокруг тела. Кровопийца с булавой отлетает в сторону с жутким ранением: меч рассек плоть от паха до шеи вампира. Рим с резким выдохом опускает меч в переливах собственной алой внутренней энергии, готовясь выбить меч из рук противника, но противостоит ей уже не Кастул, а Урхаб. Иоганн сумел изучить тот список Легиона на корабле с описанием возможных союзников и их характеров, болевых точек и способностей. У некоторых даже была указана краткая биография, как заметил Коул, найдя себя в списке. Про Кастула было написано следующее: «Гений, приплывший из Срединных земель. Изучал нечто, напоминающее Оружейный Стиль, но никогда не посещал школ боевых искусств и частных учителей замечено не было. Есть подозрение, что понимал всё на интуитивном уровне. В бою использует меч. Страдает от психического расстройства личности: в нем одновременно живут две личности. Самая сильная и опасная — это Урхаб, но именно с ним больше всего шансов договориться…». Бурный поток цвета морской волны проносится в опасной близости от мага, заставляя отвлечься от воспоминаний. Еще один вампир выбывает из схватки, когда не успевает увернуться от потока внутренней энергии Урхаба. Грандмастер просто делает взмах, а волна силы разрезает всю площадку и замирает только далеко в лесе, круша по пути все встреченные деревья и валуны. — Твой отец вызывает тебя в Последний Поход! — Громко кричит Рим, и бой резко останавливается. — Пришло время оседлать судьбу! Кодовые фразы являются ключом к запертым дверям Урхаба, ведь когда-то этот человек проживал обычную жизнь. Если бы Рим следовала плану Сарефа, то достучаться до Урхаба получилось бы и без жертв. Мастер опускает меч и просто смотрит вперед. Кастул с детства делил голову с Урхабом, но всегда был доминирующей личностью до того момента, когда не зарубил насильника, надругавшегося над его дочерью. Тот негодяй был сыном бургомистра, из-за чего в тот же вечер дом Кастула штурмовала городская стража. Адепт боевых искусств добровольно сложил меч и направился в тюрьму, надеясь на справедливый суд, но он не знал, что градоправитель отдал тайный приказ убить семью на месте, а потом сообщить, что это Кастул атаковал первым. Будущий мастер меча узнал об этом уже в тюремной камере, смотря в лица хохочущим надзирателям. Последние были несказанно удивлены, когда человек выбил дверь в камеру ударом ноги, но сделать ничего не смогли против озверевшего Кастула. Тот забрал свой меч из хранилища и вышел из тюрьмы по дорожке из трупов. До последнего надеялся, что тюремные охранники всё выдумали, но увиденное дома перечеркнуло все надежды. Городские стражники выполнили приказ бургомистра, но между собой решили, что негоже разбрасываться красивой женой и дочерью, настоящая судьба которых всё равно останется еще одной тайной города. Глава семьи застал уходящих стражников, но даже выплеснутая агрессия и полученные раны не могли уберечь от шока увиденного. Со слезами на глазах Кастул облачил обнаженные тела жены и дочери в их любимые платья и закопал на заднем дворе. Именно тогда он добровольно отдал бразды правления Урхабу, а сам предпочел впасть в спасительное забытье. Ту ночь пятнадцатилетней давности окрестили Ландкросским Мятежом Одиночки, когда Урхаб прошелся волной смерти по казармам стражи, а после нанес визит в дом бургомистра. Градоправителя не смогла защитить городская стража, Урхаб с мрачной решительностью отправил абсолютно всех на суд богов, а после навсегда покинул Ландкросс. Разумеется, за убийцей вскоре отправили охотников за головами, но Урхаб оказался им не по плечу. А вскоре на безлюдном перекрестке он столкнулся с Легионом в образе трехметрового воина в доспехах и шлеме с вороньими крыльями. Высший вампир преодолел сопротивление и насильно «пробудил» Кастула. В характеристике мастера меча не была передана вся суть их разговора, но итогом стало то, что высший вампир заблокировал болезненные воспоминания, а на их место поставил ложные, где Кастул на самом деле сын богов и должен отправиться в дальнее странствие, чтобы стать величайшим воином мира. Кастул преисполнился решимости преследовать доблесть и твердость духа, а также делиться отвагой и мастерством с достойными. Кастул действительно взобрался на вершину боевых искусств в ожидании слов, когда бог-отец призовет в Последний Поход, где любящий сын должен хоть сложить голову, но выполнить предназначение. Иоганн понимает, что Легион — чертов манипулятор, который играет страхами и мечтами людей для выполнения замыслов. Но сделать с этим что-то пиромант не может и, возможно, не захочет. Борьба будет означать, что прежние стремления были пустым местом. Кастул-Урхаб сразу узнают слова, которые бог на перекрестке произнес много лет назад. Значит, время пришло. Мастер меча усиленно кивает, а после садится на землю, больше не борясь с головокружением. — Да-да, наконец-то! Я посвятил тренировкам всё время и теперь готов помочь отцу в Последнем Походе. Скорее отведите меня к нему! — Требует Кастул. Мрачное выражение лица Урхаба вновь сменилось улыбкой доминирующей личности. — Конечно, но сначала прими противоядие. — Коул дает воину флакон с зельем, который Кастул выпивает без раздумий. — Фух, теперь возвращаемся на корабль. Мальт, помоги Дему. А вот Сизвальду нам уже не помочь. — Рим отдает распоряжения, смотря как новый член команды вскакивает и быстрым шагом направляется в указанном направлении. — А ты могла бы и без боя пробудить Урхаба, ведь Легион предусмотрел другую кодовую фразу на этот случай. — Замечает чародей. — Могла бы, но иначе не узнала, так ли он хорош, что способен убить высшего вампира. — Равнодушно отвечает вампирша. — И как? Он хорош? — Не знаю. — Рим отправляется за Кастулом. — Он не сделал ничего необычного, но скорее всего даже не посчитал нужным показывать настоящую силу. Он же нас до конца считал новыми учениками. Лживыми и наглыми, но учениками. Отряд возвращается к берегу, чтобы вновь погрузиться на шлюпки и убраться с острова. По дороге Рим размышляет, что миссия завершена успешно, теперь им нужно спешить к Сарефу, который уже должен был достичь Кларийских гор за Широкоземельной Степью. Следующей остановкой должна стать подземная империя гномов — Вар Мурадот, а Хейден — следующей целью для устранения. Если всё получится, то у Легиона развяжутся руки на более активные действия. Однако с таким противником им еще не доводилось встречаться, если не считать того случая в округе Шестиречья, когда Сареф магией хаоса пробудил давнишние события на подземной арене, где один лишь образ высшего вампира чуть было не убил их. Остается надеяться на смекалку Сарефа и на то, что он успеет поднять уровень сил с помощью крови Фаратхи. — Вперед навстречу войне! — Громко заявляет Кастул на носу шлюпки, нисколько не помогая грести. «Ну, хоть этому ничего объяснять не нужно», — Рим приходится взяться за весло вместо погибшего Сизвальда. Лодки плавно покачиваются на волнах по направлению к каравелле, на которой им нужно будет обогнуть материк с западной стороны, дойти до Караманша вдоль гор и спуститься на подземные тропы, которые сейчас разведывает Сареф. Настоящая война не за горами.Глава 59
Белые Кущи — поселение рядом с морем на границе с Вошельскими княжествами. Это нетрудно определить по самому названию села, которое больше напоминает наименования соседнего государства, чем исконные манарийские, как, например, Альго, Месскроун, Абертрам или Фокраут. Всё из-за того, что когда-то давно эта часть земли принадлежала княжествам, но после давнишней приграничной войны перешло в руки монархов из Порт-Айзервица. Большая толпа паломников стекается сюда из ближних округов, несмотря на свежевыпавший снег, очень странный для весны в Манарии. А причиной и центром паломничества является преподобный Маркелус Оффек. Жрец Герона возник из ниоткуда, рассказывая о том, что ему пришло видение от бога солнца о скором конце света. И теперь избранник божий обязан защитить королевство и весь мир от угрожающего ему зла. Викарий округа и инквизиторы посчитали бы Маркелуса проходимцем и мошенником, ведь он не проходил обучения в семинариях Герона и никогда не получал сан священника из рук епископа или викария. Либо сумасшедшим, которые есть всегда. Однако человек, всю жизнь проработавший бортником, действительно изменился словно по волшебству. Местные жрецы отчетливо почувствовали исходящую священную силу, что намного сильнее, чем у всех священнослужителей округа вместе взятых, так что плутом человека назвать было нельзя. Что уж говорить о различных чудесах, после которых в Белые Кущи валом повалили паломники. Одним лишь прикосновением Маркелус исцелял тяжелобольных, безошибочно узнавал судьбу без вести пропавших и предсказывал различные события. Такого человека не появлялось со времен святого пророка Кефела. Разумеется, сразу были отправлены донесения прямиком в резиденцию епископа Элдрика Викара в Сакпирит. Окружной викарий прекрасно понимает, что новый святой такими темпами станет значимой фигурой в народе и сможет оказывать влияние на политику как Церкви Герона, так и королевского двора. В худшем раскладе может произойти церковный раскол, чего никак нельзя допустить. Из столицы был отправлен отряд инквизиторов во главе с пресвитером Манкольмом. Старый жрец по мнению других уже давно должен был запереться в келье, читать священные тексты или вести богослужения в храмах, но пресвитер продолжает вести активную борьбу с порождениями мрака, помогая инквизиторам и охотникам на демонов и вампиров. Герон с раннего детства наделил Манкольма большими духовными силами, поэтому жрец намерен с умом потратить их все, пока бог солнца не призовет к себе. Сейчас пресвитер стоит рядом с большой толпой народа, собравшейся на поле за Белыми Кущами. Именно здесь Маркелус выступает с проповедями и благословляет страждущих спасения. Рядом с пресвитером стоит окружной викарий Ориген. Вскоре перед людьми на телегу взбирается сам Маркелус Оффек в белом одеянии с черным плащом на плечах. Он не стал использовать красные, желтые и оранжевые цвета, как делает остальное жречество. Вероятно, не хочет провоцировать Церковь, а может, имеет другие причины. — Воздадим же Герону хвалу! — Громко обращается проповедник и поднимает руки к небу. Присутствующие повторяют жест. Тридцатитрехлетний бортник по рассказам знавших его до «божественного видения» был довольно далек от веры. Редко посещал храмы, предпочитая околачиваться в лесах, где и построил себе хижину. Однако без запинки произносит длинную молитву, словно учил наизусть, как и другие жрецы. — Что думаете? — Спрашивает Ориген. — Пока не буду спешить с выводами, посмотрим дальше. — Отвечает пресвитер Манкольм. После общей молитвы Маркелус с безумным взором темно-зеленых глаз начинает стращать людей скорым концом света, где силы Света и Тьмы сойдутся в схватке за господство над землями и душами людей. Худощавый человек с короткой стрижкой и без растительности на лице страстно повествует о различных ужасах. О горящих островах, о подземной тьме и корабле, наполненный мертвецами и безумцами. А также о снеге и холоде, что скоро накроют Манарию. — Апокалиптические предпосылки и учения внутри Церкви существуют. — Кивает Манкольм. — Но на общих проповедях никогда в таких подробностях не раскрываются. — Разумеется, — кивает викарий, — незачем лишний раз пугать прихожан. До сих пор он не говорил ничего, что противоречило бы официальным канонам и ни разу не дал оценочных суждений про Церковь Герона или короля. — Либо он не дурак, либо не имеет ничего против нас. А вот сейчас он будет исцелять? — Пресвитер замечает, как к телеге подходят больные и покалеченные люди. Некоторых подносят на носилках, а окружной викарий указывает на четырехлетнюю девочку с неизлечимым врожденным заболеванием, убивающим в течение первых пяти-шести лет жизни. — Ей наши исцеляющие молитвы не помогли, а на помощь мага-целителя у родителей денег нет. — Рассказывает Ориген. Маркелус бормочет молитвы и ходит от одного до другого ищущего исцеления. Пресвитер чувствует, как вокруг телеги бурлит невидимая энергия, и безошибочно узнает силу бога солнца. Раздаются слова счастья и благодарности, парализованный вдруг начинает чувствовать руки и ноги, а слепой прозревает. Та самая девочка радостно тянет руки к родителям, больше не чувствуя боли. — Это настоящее исцеление, дарованное Героном. — Заключает Манкольм, смотря на золотой водопад с небес. Сильные жрецы могут изменить собственное зрительное восприятие, чтобы видеть таким образом божественную энергию бога или проклятые миазмы вампиров, демонов и нежити. — Что вы теперь намерены делать? — Спрашивает окружной викарий. — Я встречусь с этим человеком и поговорю наедине. Нам не нужно противостояние с новым святым, мы предпочтем союз, особенно с учетом того, что Темная Эра, описанная в тайных священных текстах, действительно может случиться. Проповедь закончилась через два часа, после чего Маркелус Оффек направился не в свой новый дом в Белых Кущах, а напрямик к представителям Церкви. Его постоянно останавливали люди и просили благословение на рождение нового ребенка, свадьбу или открытие лавки. Наконец проповедник доходит до стоящих в стороне представителей официальной Церкви. Это важный момент, так как на них сейчас устремлено множество взглядов. Как поведет себя Маркелус? А как отреагируют жрецы? В прошлом Манарии уже случались случаи деления духовенства на различные ветви. Проповедник неожиданно преклоняет колено и протягивает руку в древней позе для получения благословения. Пресвитер кивает, и викарий Ориген дает благословение. «Уже неплохо, он стремится поддерживать, а не противостоять. Во всяком случае на людях», — думает Манкольм. — Я рад, что вы пришли на мою проповедь, викарий. На фоне грядущих событий Герон велит сплотиться. — Торжественно произносит Маркелус. — Разумеется, наша сила в единстве. — Невозмутимо отвечает викарий. — Вы ведь хотели со мной поговорить? Приглашаю в дом, в котором староста Белых Кущ меня приютил. — Проповедник оглядывает присутствующих. — Предлагаю не смущать старосту таким количеством гостей, — берет слово пресвитер. — Давайте отправимся в храм окружного центра. — А, в Солтейк. Хорошо, это недалеко. А как я могу к вам обращаться, преподобный? — Оффек смотрит прямо в глаза старца. — Я пресвитер Манкольм. Прибыл по поручению его преосвященства. — Представляется жрец. — Маркелус Оффек. — Говорит в ответ человек. — Тогда в путь. У вас найдется лишнее место в седле? Путь до Солтейка занял меньше часа, здешний округ довольно крошечный по сравнению с другими в центральной части королевства. Внутри каменного храма за столом сидят двое: пресвитер Манкольм и Маркелус Оффек. — Расскажите, пожалуйста, о божественном откровении, что получили не так давно. — Просит жрец. — Таких случае в истории Церкви единицы. — Конечно, пресвитер. Это случилось три месяца назад, когда я шел проверять пчел. У меня резко закружилась голова, я оперся о дерево и закрыл глаза. А когда открыл, то вокруг меня бушевало море золотого огня, в котором стоял сам Герон. Я не видел его лица, как и никому неизвестен облик бога солнца. Он показал мне череду видений о будущем мира и даровал большие силы, чтобы противодействовать угрозе. А когда всё закончилось, я понял, что стою посреди нетронутого огнем леса. — Удивительное событие. — Кивает Манкольм. — Согласен. Помимо всего прочего Герон приказал объединиться с его другими последователями, поэтому вы можете не волноваться. Я не собираюсь похищать влияние у официального учения или поднимать народ против власти короля. Страшные события всё ближе, и я не могу думать о чем-либо еще. Это как жаловаться на плесень во время пожара: одинаково бессмысленно. — Я рад это слышать. — Говорит старый жрец. — Но при этом в плане борьбы против сил зла Герон сказал мне стать беспощадным, так что я приложу все усилия, чтобы выполнить предназначение. — Маркелус говорит очень уверенно с одухотворенным лицом. Если бы Манкольм не видел чудеса на проповеди, то мог бы сомневаться, действительно ли Герон посетил человека или Маркелус Оффек просто сошел с ума. — Думаю, мы поможем вам в исполнении воли Герона, ведь сами стремимся к тому же. Однако жрецы, вступающие в бой с нечистью, обязаны проходить обучение, чтобы эффективно использовать божественные силы. Вам потребуется некоторое время на… — Не стоит переживать. Герон уже вложил в меня всё, что требуется. — Человек проводит рукой по столу, а Манкольма охватывает невероятное чувство полета. Волна божественной силы проникает в тело, дарует силы и очищение. Пресвитер чувствует, будто помолодел лет на тридцать. Но что самое удивительное, так как это «Великое освящение», которое только что произвел Маркелус. Всего несколько жрецов в королевстве могут сделать так в одиночку, остальным жрецам приходится действовать сообща путем последовательных и периодических ритуалов, чтобы так сильно освятить какую-либо территорию. Как правило, самые святые места получаются за столетия богослужений. Сейчас же пространство храма на секунду буквально расцвело неземным золотым сиянием, а золотое изображение солнца над главным алтарем продолжает испускать слабое свечение. — Невероятно. — Потрясенно оглядывается Манкольм. — Это не моя заслуга, — с улыбкой говорит Маркелус. — Я лишь проводник силы и воли Герона, поэтому без обучения знаю все необходимые ритуалы и в достатке имею силу для их выполнения. Если это возможно, я бы хотел встретиться с его преосвященством, а также чувствую, что мне уже уготовано место в вашем особом воинстве. — Особое воинство? — Переспрашивает пресвитер, не до конца понимая, о чем именно речь. — Вы его называете Громовым отрядом. — Уточняет святой Герона. — Ах, вы об этом. Ну что же, тогда предлагаю незамедлительно выехать в Сакпирит. А уже его преосвященство Элдрик Викар примет решение и познакомит вас с его дочерью и его величеством королем. Не в моей компетенции давать какие-либо обещания, так что положимся на Герона. — Положимся на Герона. — Удовлетворенно кивает Маркелус, выглядящий полностью уверенным в начинании.Глава 60
Тяжелые свинцовые тучи закрывают всё небо над безлюдными местами. Совсем скоро может ударить мощный ливень, издалека раздаются раскаты грома. Солнце не может пробиться через грозовой фронт, но и не стоит ему смотреть на то, что сейчас происходит среди древних стен горной крепости. После масштабного похода людей и гибели местных жильцов Фондаркбург стоит покинутый всеми, кроме ветров. Тогда рыцари, охотники и жрецы безуспешно пытались спасти Мариэн Викар из плена вампиров, хоть и не потеряли ни одного человека из-за вмешательства одного вампира, направившего силу Древнего против вынужденных сородичей. Люди спалили тела всех найденных вампиров, провели длительные обряды очищения места, уничтожили и сожгли всё подозрительное. Но это не касается останков тех, кто не был вампиром, их тела покоятся в земле перед древней статуей во внутреннем дворе. Незваный гость останавливается перед девой из потрескавшегося камня и опускает глаза к земле. Левая рука указывает под ноги, а правая задрана к небу в древнем жесте «Поворота сферы миров». Правая рука чертит полуокружность со своей стороны, пока не достигает паха, а левая тем временем движется наоборот и оказывается над головой. Магическая энергия послушно выстраивается в те порядки и формулы, которые требуются некроманту. Мифическое древо растет верхушкой вниз прямо в мир мертвых, как верили в те времена, когда магия смерти только зарождалась в мире. На самом деле мир мертвых гораздо ближе и одновременно дальше, чем может себе вообразить непосвященный. На месте последнего упокоения приподнимается земля, а после показываются на свет два сгнивших мертвеца. В руках некроманта, только мнящего себя могущественным, это будут два не самых полезных трупа. А при нахождении в свите того, кто взял себе имя Вильгельма Вигойского, они переродятся страшными чудовищами, как без раздумий окрестит любой посторонний человек. Ведь некромант берет на себя полномочия бога, почти что воскрешая умерших. Два представителя высшей нежити стоят посреди черного тумана, водоворотом проглотившего внутренний дворик Фондаркбурга. Из тайных дверей мироздания в тела возвращаются души, чтобы обрести еще большую силу. Туман на трупах оседает вязкими каплями быстро твердеющей смолы, что вскоре принимает облик давно утраченной плоти. Под конец ритуала два новых слуги смотрят на хозяина в ожидании приказов. Их кожа бледна, а вокруг глаз кожа стала черной. Нежить не дышит, а сотворенную одежду треплет сильный ветер. — Вы можете говорить. — Произносит мэтр Вильгельм, проверяя, насколько прочны цепи, связывающие могучие мертвые тела с не менее сильными душами. — Что здесь происходит? Зачем мы здесь? — Хрипло спрашивает Бенедикт Слэн, давно умерший в стенах вампирского замка. — Ха, теперь я мальчик на побегушках у некроманта? Дожили. — Зло улыбается Ганма, ненадолго пережившего товарища по несчастью. — Теперь вы подчиняетесь мне. Я поднял не только ваши трупы, но и вернул в них душу, чтобы вы использовали то, что могли при жизни. — Объясняет некромант. — Задач у вас будет много, а самая пока главная — отыскать Сарефа. Отыскать и убить. Новые подчиненные молчат, не до конца понимая ситуацию, поэтому граф Вигойский закрывает глаза и передает видения того, что происходило после их смерти. Смерть Мариэн Викар болью отразилась на лице Бенедикта, он был уверен, что жрица сумела сбежать. А вот Ганму потрясла смерть магистра Борека и явление Гасителя Света во Фьор-Тормун. На большой скорости пролетают и другие видения, где главным героем чаще всего является Сареф, прозванный Равнодушным Охотником. — Вы сможете без труда найти его, так как связаны невидимой нитью. На вас обоих он применил способность поглощения душ, так что сейчас пришлось немного помучиться, чтобы в мире живых вы пришли со своей памятью, характером и привычками. — Продолжает некромант. — Если моя душа поглощена этим вампиром, то что я сейчас? — Резонно спрашивает мастер боевых искусств, смотря на свои такие знакомые ладони. — О, считайте, что я немного смухлевал, когда был рядом с Сарефом. Именно я установил барьер в его подсознании, когда он обезумел после превышения лимита поглощения душ. А после именно я помогал избавляться от лишних, так что имел доступ к вашим душам и установил секретный лаз, через который вы смогли выбраться. — Делится достижениями чародей. — Конечно, вышла только часть ваших душ, вы уже должны были заметить большие провалы памяти в событиях жизни, которые сейчас не важны. — Я не виню его за смерть Мариэн, некромант. Ты ведь показал это для разжигания ненависти? — В лоб спрашивает охотник на вампиров. — Она уже была фактически мертва, только магия того вампира поддерживала жизненные функции. — Я знал, что не смогу манипулировать вами такими дешевыми трюками, но подумай о другом, охотник. Что ты думаешь о других событиях с его участием? Об убийстве короля и о том, что происходит сейчас? Теперь Бенедикт Слэн задумчиво смотрит вперед, не зная, что ответить. Ганма же хмыкает, не спеша делиться мыслями, ведь замечает быструю тень в оконном проеме за спиной некроманта. — Ты пришел не один? — Спрашивает мастер Духа. Мэтр Вильгельм не успевает ответить, так как во внутренний двор выходит настоящий хозяин Фондаркбурга. Алая маска и красный плащ в окружении мощной вампирской ауры. Чувства новой нежити теперь отчетливо различают вампира и его силу, хотя при жизни это было не так просто без оберегов или охранных заклятий. — Я и не рассчитывал, что замок взаправду остался пустым. Легион приказал наблюдать за ним? — Обращается некромант к старшему вампиру, который в свое время являлся надзирателем Вильгельма и проводником нового исполнителя Темной Эры в мир вампиров. — Разумеется, — отвечает Мастер сильным и глубоким голосом, словно маска ничуть не мешает издаваемым звукам. — Помимо других задач я приглядывал за этим местом. Ты же не думал, что я действительно умер во время штурма? — О, конечно, нет. — Тянет время маг. — И что думаешь делать? Отвечать старший вампир не посчитал нужным, вместе этого над его плечами багровая энергия принимает форму больших крыльев. Некромант нисколько не удивлен, так как никогда не был по-настоящему заодно с Легионом. Соответственно, всегда был готов к приказу на устранение. — Принесите мне его голову, ребята. — Отдает приказ мэтр Вильгельм. Независимо от желания Ганма и Бенедикт бросаются выполнять приказ, который для них является абсолютным, пока не умрет некромант или миры живых и мертвых не рассеются в пыль. При жизни они заработали определенную славу, но теперь их навыки и мастерство получили сверхъестественное тело, не ведающее усталости, боли и смерти. Высшая нежить чувствует, что справится сейчас с почти любым противником. Жаль только, что старший вампир к категории «почти любых» не относится. Оглушительный хлопок сопровождает удар Ганмы кулаком, вокруг конечности воздух изгибается в потоках белого огня. Бенедикт на бегу выхватил короткий меч из походной сумки некроманта и намеревался поймать вампира, если он попробует уйти от удара мастера боевых искусств. Первый раунд заканчивается тем, что багровые крылья с силой отбрасывает нежить далеко от Мастера. Подобный удар прежнего Бенедикта размазал бы по стене в кровавую лепешку, но сейчас мертвое тело не почувствовало вообще ничего. Ни боли, ни оглушения, ни даже чувства полета. Охотник на вампиров падает с высоты второго этажа и тут же встает на ноги. Ганма улетел дальше, так как попал прямиком в балкон одной из башен, сломал гранитную ограду и снес дверь в какое-то помещение. Теперь Бенедикт убеждается, какими наивными они были тогда, когда планировали проникновение в Фондаркбург. Даже старшие вампиры друг другу рознь. Нежить быстро старается придумать, как подобраться к Мастеру через хаос столкнувшихся заклятий. Как только старший вампир отбросил нападавших, то сразу атаковал черной магией мэтра Вильгельма. Сейчас на участке в десять шагов борются два потока магии: один излучает злую энергию рассечения и кровопускания, а другой уплотняется в скверне скоростного разложения и угасания. Во дворик спрыгивает ничуть не пострадавший Ганма, и тоже не стремится лезть между молотом и наковальней. Пусть высшая нежить необычайно сильна и крепка, но не является неуничтожимой. Всё сводится к тому, как много сил для этого придется потратить. Бенедикт по привычке начинает думать тактически и приходит к выводу, что нужно обойти старшего вампира и атаковать в спину. Однако двинуться к исполнению плана не успевает, так как чей-то клинок показывается из груди кровопийцы. «Здесь был кто-то еще!», — Догадывается Слэн. Некромант сразу увеличивает напормагии и сметает всё перед собой. Поток магии смерти оставляет настоящую просеку прямо в замке, делая даже каменные стены достаточно ветхими, чтобы быть унесенными внеземным ветром. Из-под обломков встает незнакомая фигура, тоже являющаяся высшей нежитью. Значит, у некроманта был тайный телохранитель, прятавшийся в тенях. — Эх, сбежал. — Мэтр Вильгельм не чувствует ауру вампира и равнодушно пожимает плечами. — Но ничего, свой урок он получил. Бенедикт, Ганма, знакомьтесь. Это третий член вашей команды, его зовут Лука. Бывший человек с нашивкой гильдии авантюристов на снаряжении молча кивает и убирает меч в ножны. Все собираются вокруг некроманта, который отдает последние распоряжения. — Я знаю, что рискую, возвращая к жизни ваш разум и волю. Но мне плевать и на ваше недовольство и на возможные козни. Я абсолютно контролирую ваши тела и души, так что рекомендую не тратить время и силы на поиск противодействия моим приказам. Я мог бы исказить ваши личности, чтобы вы не задавали лишних вопросов, но тогда и ваша эффективность упадет. Как видите, я с вами довольно честен. Отправляйтесь в сторону Кларийских гор по следу Сарефа и сделайте, что должно. Пошли! Трое мертвецов дружно поворачиваются к выходу и будут идти днем и ночью без устали, пока не достигнут цели. Некромант же подхватывает сумку и отправляется в другую сторону, где около реки привязал лошадь. Если бы сегодня пришел сам Легион, всё могло сложиться иначе, но удача на стороне Вильгельма, а цель всей долгой жизни кажется уже такой близкой, что протяни руку — и поймаешь хваткой мертвеца. Конец третьей книгиЖанпейсов Марат Кровь бога-4
Глава 1
Поздним вечером в тайной часовне на границе с Вошельскими княжествами собралась группа человек. Здание часовни уже нельзя увидеть с тракта из-за леса, а тайную тропку сюда используют только жрецы Герона. Возможно, храмы Сакпирита считаются старейшими в Манарии, но часовня может быть их ровесницей. Старинная архитектура с обширными подземными помещениями — ключевой признак. Раньше люди действительно предпочитали строить укрепления не с помощью стен и башен, а посредством подземелий. Массивные ворота под каменным куполом со скрипом закрываются, а длинная лестница ведет вниз на пяти-шестиметровую глубину. Впередиидущий человек скидывает капюшон, и его место занимает богатый церковный убор. Элдрик Викар встает на алтаре и возносит хвалу Герону, пока остальные полукругом собираются вокруг. После недолгого богослужения, епископ оборачивается и осматривает новую делегацию, что отправится в соседнюю страну для заключения союза против сил Зла. Первой взгляд притягивает, конечно, Элизабет Викар, командир Громового отряда. Собранная девушка и сильнейшая волшебница облачена в кожаный доспех и зачарованную мантию. Именно ей придется возглавить авангард людских сил в борьбе с вампирами, демонами и другими жуткими созданиями. Рядом с ней стоит мэтр Патрик с гордо поднятой головой. Епископ Викар до сих пор удивлен, когда прибывший проводник воли Герона — Маркелус Оффек, неожиданно остановил чародея и даровал священное благословение. Мэтр Патрик после боя с вампиром в поместье Тискарусов так и не смог до конца восстановиться. Получил серьезные ожоги, контузию. Он не растерял магические силы, но сильно подорвал здоровье на той миссии. Вплоть до того момента, когда новый святой коснулся головы мага. Такое не смогли сделать ни жрецы, ни маги-целители: Маркелус полностью восстановил тело волшебника, даже от ожогов не осталось ни следа. После этого авторитет Оффека стал еще сильнее, сейчас он скромно стоит у стены. По другую сторону стоят неразлучные охотники на вампиров: Аддлер Венселль — магистр Оружейной Часовни, и мэтр Эрик. Рядом с мэтром Патриком стоит еще один маг отряда — мэтр Филипп, сильный эфиромант и пилигримант, умеющий работать со внетелесными путешествиями и «океаном» магии. У выхода из помещения опирается на ростовой щит, сделанный будто из отполированного черного минерала, магистр Клаус Видар, прикомандированный к Громовому отряду. Магистр Оружейного Стиля считается гением даже по меркам других магистров и грандмастеров. Хотя измерение сил среди мастеров боевых искусств никогда не бывает точным, а понятие «грандмастер» и вовсе не используется в Манарии. Мастерство боя, количество доступной внутренней энергии, скорость её активации и уровень давления, тактические навыки и обстоятельства схватки: слишком много переменных для корректной оценки силы одного мастера на фоне другого. В разных ситуациях один окажется результативнее другого. Впрочем, как и у чародеев. Блондин с не слишком длинными вьющимися волосами и острижеными висками и затылком задумчиво смотрит куда-то на стену за спиной епископа. Клаус не сводит голубых глаз со стены и почти не мигает, уйдя глубоко в мысли. Волевое лицо остается спокойным, как и в гуще любого сражения. Если магистр Венселль часто увлекается, а магистр Онгельс может валять дурака, то Клаус Видар всегда сохраняет спокойствие. Щитовая техника оказала влияние и на мировоззрение, либо же именно жизненная философия стоицизма получила продолжение в боевых предпочтениях. Элдрик Викар считает, что второй вариант ближе к правде. По другую сторону от входа расположились еще четверо, образовав мини-команду. По поводу этих участников у епископа больше всего сомнений, хоть они и хорошо себя зарекомендовали, а Элизабет одобрила их кандидатуры. Орчиха Ива и адепт Духа Бальтазар являются хорошими бойцами, хоть им должно быть далеко до уровня присутствующих магистров. Следом взор падает на молодого юношу с «поющим» мечом на поясе. Самый странный член отряда и ученик очень успешного охотника на вампиров, который дал обет не называть имени. Лоренс Троуст, получивший рыцарский титул после победы над нифангом, является удивительным винтиком, что можно встретить в часовых механизмах, привозимых иногда с Петровитты. Молодой человек предложил меч не в качестве бойца, но поддержки. И до сих пор он справляется с задачами. Именно он спас делегацию в Фокрауте, вызвав иномировое явление, которое перебороло Алый Террор вампиров и явилось маяком для судов эльфов с Фрейяфлейма. Хотя, последние вряд ли бы не заметили извержение вулкана. Несмотря на то, что юноша проходил проверку с помощью зачарованной и освященной воды, что развязывает любой язык, епископ всё равно решил перепроверить, помня о том, насколько хорошо Сареф вписался в общество. В Чернопесочном округе действительно проживал старый рыцарь Фаб Троуст с сыном, который отправился в столицу после смерти отца. Описания местных жителей совпали с информацией инквизиторов, так что на этом епископ решил остановиться. А всё благодаря тому, что именно Лоренс Троуст помогает Элизабет справляться с обязанностями командира. Элдрик знает, что дочери очень тяжело нести бремя власти и ответственности за жизни подчиненных и жителей королевства. Тут как нельзя лучше подходит бесконечно уверенный молодой человек, во всем Элизабет поддерживающий. Подобная моральная поддержка и нестандартные подсказки постепенно повышают уверенность девушки в своих силах, а любящий отец хорошо знает, что Элизабет не права во мнении, что непобедимый дух и стальной стержень достался только старшей сестре Мариэн. Тут в дверях появляется еще один член отряда с бородой и топором на поясе. Годард несет к алтарю сундук, что привезли с собой инквизиторы. Элин, взятая на попечение Элизабет, стоит рядом с Лоренсом и поглаживает браслет на руке. Епископ очень удивился, когда узнал о событиях на архипелаге эльфов. Оказывается, эльфка владеет контрактом с могущественным духовным существом, что спасло делегацию и целый остров от нападения Равнодушного Охотника. А еще она остается единственной, кто может точно засечь присутствие Сарефа с помощью поисковой магии. Епископ еще раз обводит присутствующих взглядом. В Громовом отряде произошли большие изменения, теперь семь десятков превратились в дюжину. Малый отряд теперь будет брать не количеством, а качеством, и в этом они думают по подобию команды Равнодушного Охотника, если данные разведки не искажены дезинформацией. — Подходите по одному. — Просит епископ, вытаскивая из сундука первое кольцо. Двенадцать золотых колец были изготовлены еще первыми жрецами Герона и являются одними из самых ценных реликвий. За века они вобрали в себя много священной энергии, поэтому могут стать страшным оружием в бою с нечистью. Каждый из присутствующих получает по кольцу, которое даже необязательно носить на пальце, достаточно держать при себе в кармане. — Думаю, ни для кого не секрет, что наступают темные времена. — Говорит Элдрик Викар после раздачи колец. Теперь из сундука достает самый большой предмет — толстенный том из старой кожи с символом солнца на обложке. Знающие сразу признают «Рассветный мир», написанный самим Героном очень-очень давно, если верить священным текстам. Вот уж точно самая ценная реликвия жречества и всего королевства. — Мы не знаем истинных мотивов врагов. Мы даже не представляем, сколько всего сторон конфликта вступили в борьбу. Но мы точно знаем, что полагаться можем только на себя, союзников и веру в бога солнца. — Епископ смотрит в раскрытый талмуд. — Здесь говорится, что рано или поздно в мире начнется Темная Эра, где смерть станет самым частым гостем. Вплоть до того, что это может привести к гибели мира. Мы обязаны встать на его защиту, ведь это далеко не первый раз в истории. Элдрик перелистывает страницу. — Согласно слову Герона мир уже два раза вступал в Темную Эру и оба раза выжил в страшных событиях. Пять тысячелетий назад мертвые очнулись от вечного сна и во главе с Соломоном Исповедником переправили на свою сторону реки много живых. А две тысячи лет назад в мире неожиданно появились первые вампиры, и начался Алый Террор. Оба раза объединенные народы давали яростный отпор и побеждали. — Епископ отрывается от книги и поднимает глаза на присутствующих. — Это означает, что наша священная миссия не обречена на провал. Смогли древние народы, значит, сможем и мы. Я верю в вас, друзья и соратники. Я верю, что Герон не оставит нас в час нужды. Мы справимся! А теперь ступайте, задач у нас много. Все делают поклон верховному жрецу и выходят из часовни. Полученные кольца в стенах древнего храма начинают излучать еле заметное сияние и постепенно теплеют. Перед часовней расположился большой отряд инквизиторов, они сопроводят епископа обратно в Порт-Айзервиц, а Громовой отряд пересечет границу и отправится к первому князю для переговоров. У одной из лошадей стоят Сахтеми и Кассий. Эльфы решили не заходить в часовню, скептически относясь к любым религиям. Они вернутся в столицу королевства вместе с епископом и останутся рядом с королем в качестве послов Фрейяфлейма. Сахтеми отводит Элин в сторонку, делясь последними наставлениями, а Кассий решает послушать речь Элизабет Викар перед отрядом. — Сегодня ночью мы пересечем границу с княжеством Староклёнским, где встретимся с одним из самых влиятельных князей. По плану мы должны заключить союзы со всеми семью властителями Вошельских лесов. Его величество теперь будет находиться в Порт-Айзервице, а мы наделены полномочиями говорить от его лица. Предварительный обмен посланиями со многими прошел удачно, но это ничего не значит пока договоренности не будут официально заключены. — Девушка быстро рассказывает о дальнейших планах. — А что насчет Вольницы Бэквока? — Спрашивает магистр Венселль. — Остальные князья ведь не признают вооруженный захват власти этим Матианом, а его величество уже заключил договор с его Южной Компанией Вестхета. — Да, это будет сложно, но мы не смогли воротить нос в такой ситуации. Матиан Бэквок гарантирует поддержание жесткой дисциплины и защиту королевства со стороны пустошей и Рейнмарка. Это неизбежное зло, которое князьям не понравится. Так что нам придется переубедить всех. — Отвечает Элизабет. — Думаю, всех не понадобится, если сможем договориться с князем Староклёна. Остальные ему в рот смотрят, кроме, пожалуй, князя Восточной Коредки. — Говорит мэтр Патрик. — Такой вариант тоже возможен. — Соглашается Элизабет. — А теперь по коням и в путь. — Я бы хотел кое-что попросить. — Поднимает руку Маркелус. — Давайте отправимся в Староклён не по мосту через Бордечку, а бродом, что пятнадцать миль ниже по течению. Так мы выйдем к деревне Старые Колы. Мне пришло видение, что деревня может быть атакована злыми силами. Если мы окажемся там в нужный момент, то сможем прогнать Зло и использовать этот факт для переговоров с князем. — Хорошо. — Без вопросов принимает решение Элизабет, уже знакомая с видениями удивительного пророка Герона. — Дополнительно готовимся к бою.Глава 2
Конный отряд быстрым маршем идет вдоль широкой реки, протекающей на границе между Манарией и Вошельскими княжествами. Через небольшой промежуток времени показывается брод, где шумный поток скачет по камням. Это единственная ближайшая переправа, если не считать моста, которым обычно пользуются путешественники из обеих стран. Кони сбавляют ход и быстро переходят реку, чтобы вновь ускориться уже на территории княжества Староклён. Через двадцать минут скачки группа вновь переходит на шаг, пока Годард с Ивой находятся на дальней разведке. Избранник Герона и новоиспеченный жрец Маркелус уже предугадывал различные события, иногда невероятно точно, поэтому ни у кого не возникли сомнения в видении, где Старые Колы поблизости окажутся в опасности. Орчиха вскоре прискакала обратно и заявила, что деревня действительно атакована разбойниками. Элизабет отдает приказ и все пришпоривают лошадей. За последний месяц подготовки отряд неоднократно тренировался в боевом взаимодействии при различных обстоятельствах. Поэтому все без лишних объяснений знают место в строю и роль в сражении. Деревня всё ближе и уже видно зарево над деревьями. Клаус Видар скачет первым, в таких ситуациях он берет командование на себя, в то время как чародеями командует мэтр Патрик. Элизабет без возражений приняла подсказанное Лоренсом предложение, в котором в бою отдавать приказы будут другие по двум причинам. Во-первых, магистр Оружейной Часовни и охотник на демонов являются ветеранами многочисленных битв от крупных сражений до стычек в подворотне, чего нельзя сказать об Элизабет. И авторитетом обладают достаточным. Во-вторых, враги могут решить, что именно они являются командирами. Значит, Клаус Видар и мэтр Патрик будут на прицеле вместо настоящего лидера в лице Элизабет Викар. Разбойники все же являются обычными людьми, а Громовой отряд готовился для боя со сверхъестественными существами и монстрами, поэтому сегодняшние противники вряд ли потребуют больших усилий для победы. Один лишь Годард мог бы разогнать лесных бандитов, у которых не то что хорошего снаряжения, даже еда не каждый день бывает. Тем удивительнее, что адепт Оружейной Часовни в большом окружении орудует сразу двумя топорами в потоках внутренней энергии. Никто не может приблизиться и не отхватить при этом, Годард перерубает пики и шеи с одинаковой легкостью. Любые другие уже должны были дрогнуть и побежать, но разбойники продолжают наседать, думая, что количеством рано или поздно сомнут единственного защитника деревни. Подобные надежды сразу испаряются, когда на главную улицу влетает остальной конный отряд. Клаус направляет могучего коня, настоящего титана среди лошадей, прямо в толпу врагов и раскидывает всех в стороны, а самые неудачливые оказываются под копытами. По другую сторону от Годарда маневр повторяет Ива. Остальная группа замирает в пятнадцати шагах, наблюдая за окружающей обстановкой. Магия в бой не вступает, раз для этого нет необходимости, но Элизабет не понимает, почему разбойники не бегут. Бандитов из леса косят как траву, численность резко сокращается под ударами адептов Оружейного Стиля. В таких случаях неподготовленные схожим образом бойцы ничего противопоставить не могут, правильно взращенная и используемая внутренняя энергия превращает воина в сверхчеловека, многократно увеличивая физическую силу, скорость, реакцию и укрепляя тело. Единственное, что помешает практикующим боевое искусство Духа в одиночку выступать против армий, так это выносливость. Долгое использование внутренней энергии рано или поздно опустошит пользователя, как и у магов заканчивается мана после использования заклятий. Разбойники теряют товарищей, но продолжают молча напирать в безрассудной попытке победить, пока не остается ни одного бандита. Элизабет подъезжает ближе, пока выжившие деревенские жители заканчивают с тушением горящих сараев. — Они ополоумели. — Заявляет Ива, вытирая любимые клинки. — Просто перли с пустым взглядом. — Очень странно. — Девушка смотрит на трупы и не может придумать правдоподобного объяснения. — Согласен. — Голос, полный стального спокойствия, принадлежит обычно молчаливому магистру Клаусу. — Они действовали без оглядки на жизнь. Как солдаты при защите последних укреплений в окружении врагов или как зомби, что не могут ослушаться некроманта. — Зомби? — Подъезжает ближе жрец Маркелус. — Вы почти угадали. Темная и извращенная магия витает в воздухе. — Хм, я магического вмешательства не почувствовала. — Признается леди Викар. — Главный виновник нападения старался действовать скрытно, но от взора бога солнца скрыть следы не смог. — Поясняет жрец. — Думаю, магия превратила разбойников в живые куклы, у которых просто исчез страх быть сломанными. — Тут с нами поговорить хотят. — Годард приводит местного старосту, высокого мужчину с большой бородой. Правда, в Вошельских лесах деревенских старост называют войтами. — Большое вам спасибо, очень помогли. Я — войт Старых Колов, Гусык. Думал, что уже конец нам. — Человек низко кланяется всадникам. — Давно тут происходят нападения? Знаете ли вы, почему разбойники такие бесстрашные? — Спрашивает Элизабет. — Вот уже полгодика как в первый раз сюда заявились. Возвращаются каждый месяц, отбирают еду и жгут чего-нибудь для большего страху. — Рассказывает войт Гусык. — Не раз и не два просили защиты у князя, даже дружина разок приезжала, но отловить подонков не смогла. А вот насчет бесстрашия ничего сказать не могу, лучше вам поговорить с друидом, что живет десяти верстах отсюдова. — Почему именно к друиду нужно? — Задает новый вопрос девушка. — Думается нам, чья-то темная воля виной всему, а мы в таком ничего не понимаем. — В качестве извинения Гусык еще раз кланяется. — Друида зовут Велием. Либо же вам стоит спросить у князя. — Спасибо за ответы, войт. Выступаем. — Отряд трогается с места и направляется прочь из деревни. — Одна вошельская верста чему равна? — Спрашивает Аддлер у мэтра Эрика. — Примерно две трети манарийской мили. — Моментально отвечает эрудированный чародей. — Хм, будет ближе, чем я подумал. Мы сейчас к этому друиду? — Громко спрашивает магистр. — Да, нам всё равно в ту же сторону, ведь городница князя Ширинца тоже на востоке. — Отвечает Элизабет. Отряд продолжает путь по проселочной дороге. Ночью тут никого не встретить, Вошельские княжества полны различных сказок и преданий о том, что разное зло может скрываться за деревьями, поэтому мало кто без большой нужды находится за пределами родной деревни ночью. Одними из исключений могут считаться друиды, местные чародеи и волхвы. В княжествах нет школ и академий магии, здешние колдуны мало чего понимают в высокой магии и точных науках. Но вместе с тем они передают ученикам на протяжении долгих веков странные виды волшебства и ритуалов, которые по силе могут не уступать заклятьям тех, кто учился в Манарии, Петровитте или где-нибудь еще. Если для Элизабет и других чародеев магия прежде всего наука, то для друидов и колдунов здешних лесов и полей она является мистерией и ритуалистикой. Вошельские княжества — довольно специфичное государство, а точнее шаткий союз семи феодалов. Точнее, уже шести феодалов и Матиана Бэквока, князья оскорбятся, если делегация Манарии приравняет к ним отцеубийцу и захватчика. Здешние люди разводят скот и пчел, сеют пшеницу на полях, продают древесину гномам и людям, собирают редкие лекарственные травы и охотятся на пушных зверей. А еще есть два больших месторождения серебра, одно из которых как раз находится на территории Староклёна, чем и обеспечивает богатством и влиянием князя Ширинца. Развилка с тремя путями показывается на виду очень скоро, войт Старых Колов о ней говорил. Если прямо пойдешь, то к местной столице подойдешь, которая называется как и княжество — Староклён. Если налево пойдешь, то к роще друида придешь. А вот направо лучше не ходить, старая дорога заведет в опасную гущу леса, где раньше была деревня, что однажды опустела, не оставив трупов или следов борьбы. Отряд поворачивает налево и уже скоро видит заросшие соснами холмы, между которыми стоит хижина искомого друида. Возможно, появляться на пороге посреди ночи не самая хорошая идея, но терять времени они не могут, уже к утру Элизабет намерена оказаться у ворот княжеской городницы. Сомнения улетучиваются, когда друид, выглядящий как волшебник из старых сказок, сам выходит во двор встретить гостей. На человеке старый серый плащ, а в руках дубовый посох. Либо он не спал, либо вокруг рощи расположены охранные чары или обереги, что предупреждают о незваном вторжении. Велий, как его назвал войт Гусык, без страха смотрит на незнакомых вооруженных людей в окружении магических шаров света, в пути дорогу освещает магия, а не факелы. — Доброй ночи. — Говорит в густую черную бороду друид. Вблизи он разрушает образ престарелого мудреца, оказавшись в расцвете сил. — Что вас привело? Заблудились? — Здравствуйте. — Элизабет спешивается и подходит к хозяину рощи. — Извините за поздний визит, к вам направил войт Старых Колов. Командир отряда емко и без спешки рассказывает о произошедшем в деревне и причине прихода. — Ясно. — Отвечает Велий. — Я рад, что вы оказались там так вовремя. Что же касается темной магии и разбойников, то вы почувствовали всё верно. Вошельские леса издревле полны нечисти и злых сил, что обычно спят вековым сном. Полгода назад в княжество проникли черные колдуны из Манарии. Они зовут себя Носильщиками Гробов и пробуждают лихо, и в лесу уже не тихо. Велий мрачно улыбается. А вот название запрещенной в Манарии организации у гостей вызывает не самые веселые мысли. — Вы не пробовали их выследить и уничтожить? — Спрашивает мэтр Патрик. — Эти Носильщики Гробов и в Манарии успели многое наворотить. — Да куда уж там. Они ловко прячутся. Союз княжеств охватывает большие территории, в каждом владении найдутся десятки верст диких малоизученных мест, чащоб, трясин и пещер, где они могут скрываться. Нужна крупномасштабная облава с участием всех князей, ведь иначе они просто переедут во владения того князя, что в охоте не участвует. — Поясняет друид. — А еще среди них много черных магов, возможны большие потери, поэтому князь Ширинц старается закрывать глаза, пока не станет слишком горячо. — А разве друиды не могут помочь князю? — Могут и помогают, но мы, как бы это выразиться, не совсем боевые маги. Мы целители и защитники, война не наша стезя. — Велий пожимает плечами. — Конечно, мы можем вызвать гнев стихий и природы, но для этого нужно время и знание местоположения врагов. Нам куда проще остановить армию, ведь её невозможно не заметить, чем ловить ходящих в тени. — Ну что же, кажется, я догадываюсь, о какой ответной услуге может попросить князь Ширинц… — Задумчиво произносит Элизабет, а стоящий рядом Лоренс чуть улыбается.Глава 3
Как и было запланировано, к городнице Староклёна отряд подъезжает к рассвету. Городов в привычном для манарийцев понимании в Вошельских княжествах нет, а самые крупные поселения называют городницами. Подобные населенные пункты часто обнесены двойным частоколом и содержат до сотни домов вместе с крепостницей местного князя. Дружинники у ворот не удивились прибывшей делегации, так как о приезде было заранее сообщено. Вместе с посланниками королевского двора Манарии решил отправиться и друид Велий. По пути он рассказал о последних событиях в княжестве и посчитал, что союз с соседями не лишен смысла, правда, договориться со всеми будет тяжело. По словам друида князь Ширинц уважаем среди остальных владетелей, но он уже стар и больше всего его прельщает спокойная старость без войн и потрясений. Поэтому вряд ли стоит ожидать, что князь согласится отправляться на войну или брать на себя обязательства подобного толка. — Ну что же, мы не рассчитывали на легкий союз, поэтому приготовились. — Ответила тогда Элизабет. Отряд скачет по узким улочкам и въезжает в ворота крепостницы. Советник князя вышел встречать прибывших, сославшись на то, что князь Ширинц еще спит. Для ожидания встречи гостям предоставили гостевой дом, снабдили местными угощениями и компанией. Лоренс смотрит из узкого окна на большой двор, слуг и дружинников, а после слышит открытие двери за спиной. В комнату заходит Элизабет. — Я думала Элин у тебя. Не знаешь, где она? — Спрашивает девушка. — Дай подумать. Скорее всего отправилась тренироваться, а это лучше всего делать под открытым небом. Поищи на улице. — Отвечает Лоренс, не отрываясь от окна. — Кстати, — Элизабет решает задержаться, — что думаешь о начале миссии? — У тебя отлично получается. — Оборачивается и улыбается юноша. — Ты становишься только сильнее и мудрее. А что ты сама чувствуешь? — Ну, наверное, то же самое. Раньше главным в делегации был его величество король, но сейчас решения принимаю я. Всё еще немного страшно, но показанная тобой ментальная и дыхательная практика действительно помогает. — Делится впечатлениями девушка. — Не думала, что адепты Духа тоже развивают ментальный контроль. — Как говорили в школе, из которой меня вытурили, ментальный контроль доступен каждому человеку. Именно от него зависит душевное равновесие, хладнокровие и стойкость. Как правило, именно страх убивает человека до непосредственного возникновения опасности, как говорил мой учитель. И неважно, страх ли это перед сражением или страх совершить ошибку, будучи наделенным властью. Однако сегодня нам не стоит расслабляться. — Почему ты так думаешь? Нам здесь может что-то угрожать? — Вспомни, о чем мы говорили. Вампиры не допустят больших альянсов стран против себя. Они уже помешали нам со Стилмарком, в котором до сих кипит борьба престолонаследия. А в этом княжестве действуют Носильщики Гробов, и мы точно знаем, что они враги, которые могут помешать переговорам. — Объясняет Лоренс. — Да, думаю, ты прав. — Кивает собеседница. — Пойду искать Элин дальше. Элизабет Викар выходит из комнаты, а Лоренс вновь поворачивается к окну и открывает шире ставни. Не проходит и минуты, как теперь в комнату входят еще двое: Ива и Бальтазар. Два бойца не расстаются с оружием и правильно делают. — Ну что, видишь что-нибудь? — Спрашивает орчиха. — Ты ведь не рассказал никому о том, что являешься Одаренным? — Не рассказал, и вам не стоит. — Кивает Лоренс. — Мои способности заглядывать в будущее слишком ненадежны, нельзя допустить, чтобы на них Элизабет или еще кто-то полагался. — Но ты ведь что-то заметил, не так ли? — Бальтазар дает голове «подышать», сняв шлем. — Ага… — Юноша продолжает смотреть на внутренний двор, заваленный трупами. Некоторые растерзаны до неузнаваемости, другие нашпигованы стрелами или сожжены магическим огнем. Над усадьбой поднимаются столбы дыма, как и над остальной городницей. Над всем ужасом плавает большое число, равное 0,82. «Значит, шанс такого исхода больше восьмидесяти процентов?», — Лоренс закрывает глаза, а когда открывает, то видение исчезает, внутренний двор наполнен суетой и жизнью. — И этим, значит, ты загрузил леди Викар? — Произносит адепт боевых искусств. — Она довольно сильно хмурилась, когда прошла мимо нас. — Не забывайте, что у нас есть пророк Герона. — Напоминает орчиха. — Он может почувствовать опасность, как и Лоренс. — Ты права, Ива. — Кивает светловолосый юноша. — Соперничать с возможностями бога солнца я, конечно, не могу. Например, я ничего не мог бы узнать о возможном нападении в Старых Колах. Будет хорошо, если именно Маркелус сделает пророчество о грозящей опасности. Он всё спишет на волю Герона, и ни у кого не возникнет лишних вопросов. — Возможно, — говорит Ива. — Но я не пойму, зачем скрывать твои возможности? Все прекрасно знают, кто такие Одаренные. Люди с различным Дарами не преследуются ни жрецами, ни королевской властью. А Элизабет, я думаю, достаточно умна, чтобы понять, что не стоит слепо полагаться на чтение нелепостей. — Вероятностей. — Поправляет Лоренс. — Причина в наших противниках. Если мои возможности станут известны всему отряду, то скорее всего и враги о них быстро узнают. Чем меньше посвященных в секрет, тем надежнее. Тот же Равнодушный Охотник вряд ли говорит своим абсолютно всё. — Ха, ну на его счет мы можем только догадываться. — Бальтазар прислушивается к происходящему за дверью. — Слышали? Кажется, мэтр Патрик всех зовет. Троица спускается со второго этажа в зал, где собралась вся делегация. Маркелус Оффек задумчиво смотрит на стену, а после сообщает, что ему явилось видение нападения злых сил на Староклён. Это может произойти ночью сегодня, завтра или послезавтра с северного направления. Среди всех присутствующих только три лица нисколько не удивились. — Понятно. — Произносит мэтр Патрик. — Они хотят с самого начала помешать заключению союза. Довольно расторопно. Их сеть агентов работает получше нашей. — Ничего страшного. — Уверенно выходит вперед Элизабет Викар. — Мы изначально рассчитывали на то, что они не будут спокойно сидеть, поэтому подготовились. Князь Ширинц примет меня через час, я обсужу с ним пророчество Маркелуса. Мэтр Патрик, вы пойдете со мной. Остальные разделятся на две команды, мы сыграем на опережение. Все начинают слушать куда внимательнее, обычно осторожная дочь епископа вдруг решается на атакующие действия. — Первая команда будет охранять городницу вместе с дружиной князя. Команду возглавит магистр Видар. Мэтр Филипп, организуйте, пожалуйста, магическую охрану и разведку. Также здесь останутся Годард, преподобный Оффек, Лоренс и Элин. — Элизабет распределяет обязанности. — Вторая команда отправится в северном направлении для разведки и перехвата нападающих. Команду возглавит магистр Венселль. Аддлер Венселль расплывается в довольной улыбке под шлемом, явно предвкушая охоту на вампиров или хотя бы колдунов. — Во вторую команду также войдут мэтр Эрик, Ива, Бальтазар. — Заканчивает девушка и кивком разрешает вставить слово Лоренсу. — Вторая команда получается довольно малочисленной. Позвольте присоединиться мне. Пускай я выполняю роль поддержки, но постоять за себя смогу. А еще нам понадобится Элин, духовные существа для разведки подойдут лучше всех. Перед встречей с князем мэтр Патрик с Элин успеют провести сеанс поисковой магии, чтобы понять, находится ли поблизости Равнодушный Охотник. Если он здесь, то всем нам будет намного сложнее. — Лоренс заканчивает со своим предложением. — Да, сеанс нужен. — Кивает чародей рядом с Элизабет, но та выглядит находящейся в сомнениях. — Думаю, Лоренс вполне может присоединиться к второй команде. — Говорит наконец девушка. — Но Элин лучше остаться в городнице. — Эли, пожалуйста, теперь я куда полезнее, чем раньше. Сахтеми многому успела меня научить. — Эльфийка берет Элизабет за руку. — Духовные существа действительно могут разведать местность на много миль вперед. В ближний бой я вступать не буду и останусь с Лоренсом. — Хорошо, давайте так. — Элизабет с трудом принимает рациональное решение, сопряженное с риском. Задания розданы и все приступают к подготовке, всё может начаться уже сегодня ночью. Лоренс пристегивает меч в новеньких ножнах к поясу, а после начинает махать руками, пытаясь привыкнуть к кожаному доспеху. Рядом Ива и Бальтазар проверяют оружие и доспехи, их арсенал куда внушительнее. В другом конце комнаты мэтр Эрик без умолку рассказывает интересные легенды здешних краев про леших и нимф, пока руки заняты связыванием пучков стрел. Маг и магистр оба являются бойцами дальнего боя, хотя Аддлер при необходимости сможет быть рядом с авангардом из орчихи и алебардиста. Одна лишь Элин сидит без движения в медитации. Сейчас она настраивает контакт с духовными существами, как научила эльфийская наставница. Лоренс садится рядом и смотрит на эльфку. Как она и говорила, растет довольно быстро, и речь одновременно и о росте тела, и о боевых возможностях. Элин снова прибавила полногтя в высоту, а также научилась работать с помощниками с Той Стороны. Конечно, призвать теневого феникса, как это было на Фрейяфлейме, она пока что не может самостоятельно, но Лоренс надеется, что такая сила в ближайшее время не понадобится. Элин открывает глаза и кивает юноше, мол, полностью готова. Как и Элизабет, она стала куда спокойнее и увереннее, хотя наверняка внутри трясется из-за предстоящей вылазки. Лоренс ободряюще улыбается и получает робкую улыбку в ответ. В дверях показывается Аддлер Венселль, который вообще всегда в состоянии боевой готовности. От мэтра Эрика юноша слышал, что у магистра невероятное чутье на опасность, так что к нему спящему лучше не подходить. Именно магистр Оружейной Часовни будет их главной боевой силой. Бальтазар и Ива будут заняты сдерживанием врагов от стрелка и мага, Элин разведкой и помощью в бою, мэтр Эрик будет противодействовать вражеским колдунам, если таковые будут, а Лоренс будет на подхвате везде, кроме магии. Однако, у них появляется еще один член команды. Друид Велий вызвался помочь второй команде, так как отлично знает здешние леса. Теперь в команде есть местный проводник и по совместительству чародей, хотя вряд ли такой же, как мэтры Эрик или Патрик. — Выходим во второй половине дня. Часть пути пройдем верхом, другую часть может придется проделать пешком. Велий покажет отличное место для наблюдения и засады. Будьте готовы. — Магистр емко объясняет суть миссии. Все внимательно слушают. Наконец-то есть настоящий повод показать результаты проведенной подготовки.Глава 4
Темные фигуры непросто разглядеть во мраке заброшенной шахты, но условный знак, начертанный кровью на стене с проломом, идущая впереди легко замечает. Вскоре все собираются перед входом в другую часть подземного мира, построенного более искусными руками. Рим первой спрыгивает на пол подземного гномьего коридора. Именно здесь должен был пройти Сареф. У правого глаза вампирша держит прозрачное зачарованное стеклышко, сквозь которое можно видеть следы ног волшебных сапог спутника. Таким образом начинается путь остальной группы в Вар Мурадот, подземной империи гномов. — Следов боя не вижу. — Тихо произносит мэтр Иоганн со чуть светящимися синим цветом глазами из-за чар ночного виденья. Ему уже довелось путешествовать по гномьим тропам, когда они шли к Фокрауту. — Вряд ли он дал бы себя заметить. — Отвечает Рим. — Не сомневаюсь, но гномы с рождения живут под землей. Они это всё построили и только они хорошо в своих лабиринтах ориентируются. Не говоря уж о прекрасном зрении в темноте и тонком слухе. — Говорит пиромант. — Нас больше, поэтому мы заметнее. Стоит быть осторожнее. — Именно, так что помолчи, а то вдруг нас услышат. Дальнейший путь группа проходит в полном молчании, нарушаемом лишь кашлем Маклага Кродена. Люминант физически очень далек от идеала и лишь быстрее загоняет себя в могилу употреблением курума. Поэтому его тащит на спине Кастул, наоборот пышущий невероятным здоровьем, кроме психического. Грандмастер по пути почти не интересовался целями вампиров, спасибо Легиону за промывку мозгов. Вместо этого целыми днями напролет тренировался на верхней палубе и спал под открытым небом, не боясь ни влаги, ни холода. С такой маниакальной страстью даже Сареф не тренируется. Следы зачарованных подошв постепенно уводят глубже в недра Гномьего нагорья, а в одной из комнат все таращились на раскидистое дерево, выросшее прямо из камня. Коул авторитетно заявил, что это результат работы магии, деревья с поверхности не будут расти под землей, где нет почвы и солнечного света. В комнате с деревом много отпечатков Сарефа, так что это наверняка его рук дело. Не ясно лишь, с какой целью выращено дерево. Путь продолжается, пока не упирается в заваленный проход. Следы исчезают под камнями, значит, их владелец проходил здесь до обрушения. Приходится разгребать рукотворный завал, Рим почти уверена, что коридор обвалился не случайно. Подземное строительство гномов рассчитано на долгие века, скорее всего кто-то специально преградил путь. Вряд ли это был Сареф, ведь ему незачем блокировать путь для своей команды. Юноша уже должен находиться в подземелье больше трех недель, быстрее они прибыть сюда не могли из-за непогоды на море. Если бы не призванное магом из команды «Мрачной Аннализы» морское чудовище, то путь по морю занял бы еще больше времени. При этом им еще нужно было по суше добраться до Караманша и отыскать проход в старой шахте. Помимо двух людских чародеев и Кастула Рим взяла в команду вооруженного до зубов Хунга и Йоса. Первый вампир из старой команды Рим отлично управляется оружием и изученным Оружейным Стилем. Вампир Йос же больше маг, специализирующийся на магии крови и некромантии. Брать всю команду вампиров было бы глупо, ведь чем больше народу, тем проще обнаружить вторженцев. Сареф считал, что такого состава будет достаточно для победы на Хейденом. «Разумеется, Сареф повернет дело так, что грубая сила и численность будут на вторых ролях», — приходит к мысли Рим, откидывая очередной валун. Пока маги отдыхали в сторонке, вампиры с Кастулом активно продвигались вперед, причем грандмастер боевых искусств работает как сумасшедший, но сохраняет спокойный темп дыхания. Потребовалось преодолеть одиннадцать метров завала за два часа. Можно было, конечно, за пару ударов или заклятий расшвырять эту кучу дерьма, как выразился Хунг, но гул тогда разойдется на многие километры подземных ходов. Еще через полчаса продвижения по следам Сарефа до всех доходит, почему был сделан завал. Здесь многочисленные штреки соединяются в какую-то большую буферную зону с металлическими полосами на полу. Иоганн Коул называет это рельсами для тележек, одним из изобретений гномов, которое люди так и не приспособили для себя, ведь сколько железа гномы на это потратили, чтобы опутать всю империю коваными и абсолютно одинаковыми выступами? Людские кузнецы даже близко не могут подойти к навыкам стандартизации элементов, причем неважно, форма рукояти это, диаметр колечек для кольчуги или длина гвоздей для плотников. Чародей с печалью в голосе признается, что на эту тему написал две научные работы в Альго. Но куда более захватывающими и пугающими являются останки гномов, лежащие непогребенными. Здесь совсем недавно была подземная битва, но не ясно, против кого сражались коротконогие бородачи. Следы Сарефа единственной цепочкой с размеренной длиной шага идут по залу, так что вряд ли это его рук дело. Скорее всего бой произошел после его ухода. — Какие мысли, ребят? — Спрашивает Рим, а сама достает волшебный свиток из сумки и пишет послание кусочком предварительно сверхнагретого в масле угля. Чуда не происходит, юноша не отвечает ни на одно послание, хотя заранее предполагал, что в подземельях свитки передачи посланий работать не будут из-за охранных чар Хейдена или гномов. Гномы, конечно, не такие уж мастера магии, как люди, эльфы или вампиры, но тоже умеют собирать и направлять «океан магии», рассеянный в пространстве. До такой степени, что могут создать мощные геомантические течения, запруды и плотины. — Мертвецы. — Авторитетно заявляет Йос. Лицо в стальной маске смотрит то в одну, то в другую сторону. — Да, спасибо, мы и без тебя видим трупы. — Рим не удержалась от подначивания, хотя поняла смысл слов некроманта. — И что нежить делает тут? Откуда пришла? — Не знаю. — Пожимает плечами маг смерти в искусной черной кольчуге и со странным оружием в руке, которое имеет вид чуть изогнутого толстого лезвия, насаженного на стальную рукоять в четыре раза длиннее лезвия. Впрочем, убийственную элегантность в бою Рим оценить уже успела. — Оттуда пришли, наверное. — Маклаг подходит к зиящему провалу около стены залы. Кажется, что яма ведет куда-то на нижние этажи подземного мира, куда даже гномы не спускаются. — Хм, значит, здесь вылезла нежить и атаковала гномов. Последние скорее всего отбились, но поспешили уйти, обрушив все проходы сюда. — Делает заключение Рим. — Никогда бы не подумала, пока сама не увидела. Ладно, продолжаем идти. Йос, накрой нас чарами против мертвецов. Некромант создает невидимый купол вокруг группы, который не позволит нежити почувствовать энергию живых существ. Обычно именно так некроманты передвигаются в местах скопления нежити, чтобы не тратить силы и время на бой или подчинение «неспящих». Вскоре натыкаются на еще один свежий завал, что подтверждает догадку вампирицы. Приходится вновь тормозить и разгребать проход дальше. Чем глубже отряд проникает в Вар Мурадот, тем более обжитые шахты, пещеры и переходы встречает. Сверхчеловеческий слух вампиров заранее предупреждает о появлении гномов, так что вот уже два вооруженных отряда подгорных жителей прошли мимо прячущихся вторженцев. Кажется, что в империи действительно назревает или уже идет война. Если они попадутся, то будет поднята тревога, и об этом сразу узнает Хейден или его агенты среди гномов. Важно как можно дольше сохранять инкогнито на чужой территории, пока не придет время вступить в бой. Но для начала нужно найти Сарефа, который к этому времени должен был закончить с разведкой и поисками Хейдена. Любые магические средства связи здесь не работают, поэтому остается лишь идти по следам в надежде скоро догнать обладателя сапог. — Ахуреть! — Только и говорит девушка, смотря на глубокую пропасть, что пересекают многочисленные каменные мостына разных уровнях. Отряд только что вышел из тропы и попал в зону обширных пустот с очень глубокой пропастью. Все используемые участки ярко освещены сотнями ламп, где горит особое масло, добываемое из недр земли. Гномы, конечно, вполне нормально себя чувствуют и в темноте, но Йос заявляет, что вокруг фонарей постоянно активна убийственная для нежити аура. — Вот это алхимия. — Завороженно улыбается Коул. — Не думаю, что хоть какие-то не-гномы видели когда-нибудь такое. — Они освещают каждый мост на другую сторону пропасти. — Резонно замечает Хунг. — Как мы пройдем туда незаметно? — Ну, когда дело касается света, слово дается люминанту. — Рим оборачивается и вопросительно смотрит на Кродена. — Без проблем. — Чародей пока что пребывает в благостном расположении духа, так как перед входом в подземелья получил дозу курума. — Я могу исказить оптическую зону вокруг нас, но любой гном сможет врезаться в нас, если мы будем неосторожны или неудачливы. — Это оставь на нас. Уже через пять минут был выбран один из ближних мостов, на котором видны следы Сарефа. Группа встает теснее и невидимками проходит через пропасть по прочному каменному мосту. Примерно на середине моста со дна пропасти вдруг начинает дуть сильный холодный ветер. Языки пламени в лампах начинают очень часто дрожать. Все тут же замедлили шаг, пока странное подземное явление не прекратилось. Снова вокруг штиль и ровный свет огня. Второй поток подземного ветра проносится у другого конца моста. Теперь ветер намного сильнее. Маклаг чертыхается, придерживая полы плаща и пытаясь скорректировать действие заклятия, ведь быстрое перемешивание воздуха изменяет магические коэффициенты оптической среды, а магия любит точность и аккуратность. Никто не подумал, что порывы имеют некую волю, всё-таки гномы тоже дышащие существа, что специально проектируют подземные города и дороги таким образом, чтобы в них постоянно возникал эффект сквозняка через потайные воздуховоды, соединенные с поверхностью. Однако сейчас темнота заполняет огромное пространство, ветер неожиданно гасит тысячи ламп одновременно, а Йос свешивается через низкие перила и вглядывается в пропасть. — Что там? — Шепотом интересуется Рим, а после сама видит ответ. По вертикальным стенам пропасти к мостам поднимаются мертвецы. Они буквально шагают по стенам, полностью наплевав на земное притяжение. Так будет только в том случае, если нежить представлена не физическими останками, а духами и призраками. Полчища нежити излучают голубовато-зеленый оттенок, а над головами гномы бьют в сигнальные колокола. — Нам нужно быстро отсюда уходить. — Говорит Йос, но не нужно быть магом смерти, чтобы понять очевидную опасность. Все ускоряют шаги, а Рим меняет руку и теперь следит за отпечатками Сарефа левым глазом. У них нет ни желания, ни возможности помочь гномам в страшной подземной войне, о которой народы с поверхности вряд ли когда-нибудь узнают.Глава 5
Штурм подземного чертога в самом разгаре, неторопливая нежить на проверку оказывается довольно шустрой. Опять же дело в их частичной материальности, стрела и копье могут пройти сквозь духа без урона, если не несут чар. Но те же призраки из когорты высших могут нанести удар, который вполне способен нанести физический урон. Команда Рим еще быстрее идет по следам Сарефа, гномам сейчас будет не до вампиров, когда армада нежити поднимается из земных глубин. Следы здесь петляют, так что команда тоже нарезает круги, повторяя путь первопроходца. Наконец верный путь найден, в конце коридора видны горящие лампы, которые резко гаснут. Йос тихой командой приказывает всем остановиться. Шесть пар глаз смотрят на конец коридора, что заливается призрачным светом. Похоже, нежить решает устроить блокаду этой части подземелья. Пришедшие с того света не выглядят хищниками, стремящимися лишь поглотить жизненную энергию. Они словно мыслят тактически, либо же постоянно направляются некромантом-координатором. — Ять, они разворачивают свою территорию. — Йос быстрее всех понимает происходящее. В коридоре становится темнее из-за потоков отрицательной энергии. В местах скопления нежити «океан» магии видоизменяется и даже становится частично видимым. Это похоже на черный дым, иногда туман. А когда отрицательной энергии становится еще больше, то может возникнуть настоящая буря с черным небом и такими же молниями. На территории нежити живые существа будут быстрее уставать, чаще болеть из-за трупного яда, что образуется в телах из-за действия энергии смерти. Это без труда определит любой вампир, просто учуяв запах разложения. Магия станет менее послушной, а вот некромантия и смежные ритуалы наоборот станут втройне сильнее. Соответственно, и призраки тут будут опаснее. — Доблестно встретим их! — Кастул подобно сумасшедшему выходит вперед с обнаженным мечом. Внутренняя энергия может нанести вред нежити, как магия и священная сила, но Рим не собирается тратить силы на чужой войне. — Стой, придурок! — Приказывает вампирша, смотря на счастливое лицо грандмастера, которого хлебом не корми, дай показать силу и мастерство. — Пусть. — Йос кладет руку на плечо. — Так даже лучше. — Он должен быть свежим, когда встретимся с Хейденом. — Возражает Рим. — Вряд ли это будет в ближайшее время. — Вампир-некромант погружает палец в флакон на поясе, где хранится постоянно свежая кровь. После пальцем чертит четыре руны на клинке Кастула и активирует заклятье. Теперь руны полыхают подобно углям, а оружие окутано багровой дымкой. — Теперь оружие смертельно для нежити. Энергию духа пока не трать. — Объясняет план Йос. — Лады! — Мастер боевых искусств без споров соглашается, спускает Маклага со спины вместе с лямкой, в которой чародей обычно сидит. Неожиданно перед группой появляется молодая девушка в крестьянском платье и с бледной кожей. Человек тут не может просто так появиться, значит, это нежить. Плотность отрицательной энергии теперь достаточно высока, чтобы призрак смог принять облик, похожий на людской, каким был при жизни. Кастул с широкой улыбкой идет вперед, уверенные шаги сближают с неживым противником. Рука мертвой девушки напоминает бросок змеи к горлу воина, но не ей соперничать в скорости с Кастулом. Несмотря на мощное тело и большой вес мускулов, грандмастер может двигаться на невозможной для обычного человека скорости. Призрак лишается руки, а после и головы, одной лишь мертвой петлей, начерченной в воздухе лезвием меча. Рим понимает, что Кастул выбран на роль убийцы Хейдена не только за боевые навыки, но и за абсолютное бесстрашие. Он абсолютно самоуверен, но именно таким нужно быть, чтобы выйти против высшего вампира, не будучи равным. Даже более, он психически нездоров, считая происходящее чем-то великим, а себя Избранным. Призрак девушки с утробным воем рассыпается в невесомый прах. Йос уже закончил рисовать кровавую фигуру за спинами группы, оберег магии крови заблокирует проход для других призраков. Даже потоки темного дыма огибают фигуру на полу. Отряд вновь продолжает путь, теперь Кастул идет впереди и разбирается с каждым призраком, что пытается перегородить путь. Маклаг и Иоганн берегут магические силы, а Рим с Хунгом держат наготове оружие. Девушка еще на поверхности успела вдоволь нажаловаться, что не может взять с собой двуручный меч, ведь в подземных коридорах с ним может быть несподручно. Его место заняла изогнутая сабля, полностью расписанная рунами устрашения, кровотечения и легкости в руке. А с хвостом Унарского Цербера-Химеры на поясе вампирша вообще не расстается. — Нет, направо, Кастул! Направо! — Приказывает Рим, видя, что грандмастер пошел не в ту сторону. Вампирица продолжает держать во внимании следы Сарефа через полупрозрачный кристалл. — Ой! — Широко улыбается воин и поворачивается в направлении верного прохода. Через некоторое время они вырвались из окружения призраков. Участи гномов не позавидуешь, так как нежити там было действительно много. Теперь Рим вновь занимает позицию в авангарде, а рядом с ней встает Йос. — Что-то не так? — Спрашивает девушка. — Ты заметила, какие облики принимали призраки? — Спрашивает некромант. — Ага, люди. Ни одного гнома. — Вот именно. Призраки помнят своё обличье перед смертью и могут его воплотить, если достаточно сил. Но откуда тут взялись призраки людей? В Гномском нагорье таких людей не проживает, а в империи гномов тем более. Либо мы чего-то не знаем, либо чья-то очень сильная воля собрала здесь призраков с других мест материка. — Хейден? — Предполагает Рим. — Он мог, но какой смысл? Император гномов и многие верховные вельможи и так под его пяткой. По факту именно Хейден — правитель Вар Мурадот, хотя сами гномы об этом не подозревают. У него нет никаких причин нападать на собственные владения. Особенно при учете того, что после шороха на Путях вокруг эльфского архипелага он должен быть серьезно ослаблен и находиться в спячке. — Логично. — Кивает девушка. — У меня вообще никаких идей. Обсудим с Сарефом, он наверняка что-нибудь сумел раскопать. Раскопать под землей, ха! Рим улыбается непредвиденному каламбуру, пока до слуха не доносится топот множества ног. Через двести шагов тоннель выводит в обширную пещеру, где собираются полки гномьего государства. К счастью, следы Сарефа приводят к незаметному входу в пещеру на четвертом от пола уровне. — Примерно пять сотен. — Шепчет Хунг. — И все вооружены до зубов. Гномы действительно находятся в полной боевой готовности. Доспехи и шлемы закрывают тело, а топоры, пики и мечи наточены. Дополнительно гномы опускают оружие в чаны с маслом. Вероятно, то же самое, что было в лампах на мостах над пропастью. Они просто подожгут лезвия мечей и топоров и этим смогут уничтожать неживую плоть. — Ладно, но нам нужно пересечь эту пещеру, а сейчас это сделать не получится. — Рим провожает взглядом отпечатки сапог до другого конца пещеры. — Придется подождать, пока они не отправятся на войну. — Может оказаться бессмысленным, так как после этих сюда придут другие гномы и так далее. — Говорит мэтр Иоганн. — Предлагаю проверить ходы этого уровня, наверняка есть иные пути на ту сторону. Все молчат. Предложение действительно не лишено смысла, тратить время на ожидание не стоит, когда каждая минута ценна. Вот только выбор иного пути означает, что группа сойдет со следов Сарефа. И не факт, что они их снова найдут после преодоления пещеры. А если не найдут, то и самого вампира им не отыскать, ведь Вар Мурадот слишком большой и сложный подземный комплекс с сотнями уровней и сотнями тысяч ходов. Принять решение сейчас должна именно Рим как заместитель Сарефа. Девушка задумчиво смотрит вниз, а потом вспоминает боковые коридоры и ответвления, что были по пути сюда. Быть командиром не так уж просто, ведь часто нужно принимать сложные решения, будучи неуверенной во всем подряд. В таком ключе лучше быть подчиненной, где обо всем поволнуются Сареф или Легион. — Ладно. Не будем дергать жреца за бороду. Ищем обходные пути и надеемся, что сможем найти следы Сарефа на той стороне. Теперь будем идти вслепую. Решение принято, поэтому отряд разворачивается и доходит до первого поворота, который может огибать пещеру. В блужданиях проходят два часа, и группа так и не смогла найти проход дальше. Пару раз возвращались к прежнему месту и замечали, что на место одних отрядов гномов действительно приходят другие. — Черт возьми, как Сареф тут ориентируется? — Ситуация выбешивает Рим. — Почему ты думаешь, что он тут реально знал, куда идет? Может, просто шел, куда глаза глядят? — Говорит Маклаг в перерывах между приступом кашля. Рим понимает, что метания по незнакомому подземелью опасны, ведь члены команды устают, что в первую очередь бьет по людским магам. Нужно придумать что-то еще. — Сделаем привал прямо здесь. Хунг, ты первый на стреме в коридоре. Через тридцать минут тебя заменит Йос, потом я. — Раздает указания вампирша. Работа достается только вампирам, силы людей Рим намерена экономить. Хунг кивает и отходит в коридор, а остальные рассаживаются у стен. — Господа чародеи, можно ли с помощью магии пролететь над головами гномов? — Уточняет девушка. — Заклятья полета существуют. — Отвечает Иоганн Коул. — И основаны на разных процессах в зависимости от автора магии. Управление гравитацией, создание аэродинамического потока, «плавающие» конструкты и так далее. Но я не смогу создать ничего такого для группы из шести человек. — А мне запросто. — Подхватывает Маклаг. — Но моя магия яркая. — Проще перебить гномов, чем пролететь над их головой. — Кивает Йос. — Была бы пещера поменьше, можно было попросить Кродена создать очень яркую вспышку света, и пока гномы протирали бы глаза, быстро пронестись мимо. Я взял с собой шесть десятков волшебных свитков на все случаи жизни. Может, их используем? — Ну нет, мы же их взяли для встречи с Хейденом. — Отмахивается Рим, но тут же меняет мнение. — Хотя нет, если мы тут застрянем, то они нам в любом случае не пригодятся. Активы должны быть в обороте, как говорит Сареф, хотя хрен поймешь, что он обычно говорит с многозначительным видом. У нас есть чары полета или телепортации там? — Таких нет. Но есть «Воздушный мост», купленный на чародейском рынке в Петровитте. — Йос пролистывает свитки. — О, то, что нужно. — Хихикает Кроден. — Если тут никто не боится высоты… — Что-то у меня нехорошее предчувствие. — Коул задумчиво сосет кончик трубки, слыша недобрые нотки в голосе люминанта. — Почему? — Не понимает Рим. — Увидишь…Глава 6
Рим никогда не признается, но идея с «Воздушным мостом» была худшей в её жизни. Прирожденный ночной хищник на четвереньках ползет по воздуху, а коленки-то дрожат. Волшебный свиток протянул на другую сторону пещеры невидимый мост, который без труда должен выдержать шесть человек. Но само путешествие не из приятных. Они буквально шагают по воздуху, волшебный мост никаким образом увидеть нельзя. Каждый шажок ускоряет сердцебиение, кажется, что вот чуть-чуть, и полетишь на головы гномам в восьми метрах ниже. При этом поверхность не имеет прочность камня, постоянно трясется и прогибается, что прибавляет дополнительный страх ошибки в чарах. При этом границы моста не видно, а маги не могут дополнительно их осветить, ведь гномы сразу заметят магическую постройку над головой. Ширина же моста не больше трех локтей. Остается лишь ползти вперед в почти полной темноте. За Рим следует Иоганн Коул тем же способом, его даже подташнивает от подобного способа передвижения. По предварительным объяснениям мага его мозг просто не верит в существование моста, который не может увидеть. Только чувство соприкосновения с поверхностью чар не дает страху высоты полностью завладеть разумом. За пиромантом следует Хунг, причем тоже на четвереньках, хотя это он находит скорее забавным, чем страшным. Он бы спокойно шел выпрямившись, но мост постоянно раскачивается, а Маклаг предупредил, что механика работы чар очень напоминает веревочную лестницу: «Воздушный мост» тоже может крутануться вокруг оси, если они не будут идти строго по центру «полотна». В задачи Хунга сейчас входит помощь магу, если он вдруг соскользнет. За вампиром идет сам люминант, причем по-пластунски. За магом следует Кастул, который единственный из всей группы шагает с гордо поднятой головой, наплевав на любой риск. Практически идеальное чувство равновесия помогает справиться с раскачкой невидимого моста. Грандмастеру боевых искусств Рим назначила опеку над Маклагом. Замыкает шествие Йос, тоже на четвереньках. Перед началом движения группа затянула все ремки и шнурки туже шейной удавки. Во время пути ничего не должно мешать движениями, и ничего не должно издавать звуков, чтобы гномы не решили задрать головы. Конец путешествия уже близок, еще десять метров и всё. Рим неосознанно начинает ускоряться, чтобы поскорее закончить с этим. Оказавшись на каменном полу, испытывает невероятное чувство облегчения, что аж пританцовывает, пока мэтр Иоганн не прочистил горло. Вампирша хватает мага за шкирку и поднимает к себе, так как длины «Воздушного моста» чуть-чуть не хватило, и он уперся в скалу в полутора метрах ниже финальной площадки. Следом Хунг закидывает Маклага, которого ловит Рим. Таким образом они благополучно перебрались на другую сторону. — Мост оставляем? — Шепотом спрашивает Йос. — Нет, нужно убрать, чтобы замести следы. — Отвечает Рим. Вампир-маг достает многоразовый свиток с чарами отмены и разворачивает его. «Воздушный мост» тут же схлопывается с оглушительным звуком. Ходящие внизу гномы сразу же устремляют взоры и свет ламп к потолку, пока Рим дает напарнику подзатыльник. Группа сразу срывается с места, пока сюда не поднялись бородачи. Вряд ли они что-то смогли увидеть, но и звук для них будет незнакомым, так что отряд на грани провала. — Кто ж знал, что «Волшебный мост» с таким громким звуком исчезает? — Виновато пожимает плечами Йос. — Ты должен был знать! — Шипит Рим. — Ты же маг. — Я никогда не учился в магических академиях. Всё, что не касается некромантии и магии крови, я знаю плохо. Для этого у нас тут еще два чародея. — Извините, надо было предупредить. — Говорит Кроден, но его хихиканье сводит на нет извинение. Рим прикидывает, что вампирский подзатыльник выбьет из люминанта последние мозги, поэтому продолжает бежать. Чтобы вновь найти следы Сарефа, им нужно спуститься на два-три уровня вниз, как раз к гномам, что сейчас движутся наверх, чтобы выяснить причину возникновения странного звука. Наверняка гномы подумают, что это нежить к ним нагрянула, а значит, будут в полной боевой готовности. Рим это хорошо понимает, поэтому останавливает отряд перед спуском на следующий уровень. По плану они должны были закончить всё тихо и прошмыгнуть к следам юноши, но сейчас это может стать куда тяжелее, чем преодолеть пещеру. — Guppin! — Слышны выкрики гномов и бряцание оружием. На слух кажется, что подгорные жители с кем-то вступили в бой. Рим чуть-чуть выглядывает в нижний коридор и видит, как в двадцати метрах гномы атакуют странное существо с жидким телом из черной субстанции. Неожиданно, но это шанс сбежать незамеченными. Девушка дает команду и все бочком выходят в коридор и устремляются в противоположном направлении. Вампирша держит у глаза осколок кристалла в поисках следов юноши. Они действительно находятся тут и уводят дальше в подземелья. — Фух, вперед. Итак потратили много времени. — Говорит Рим. — Та штука. — Нагоняет мэтр Иоганн. — Это же были алхимические чернила Сарефа. — Ты уверен? — Девушка останавливается. — Да. Думаю, он предусмотрел, что к нашему приходу пещера может быть занята гномами, поэтому оставил где-то в темном углу большой комок чернил с автоматическим применением заклятья формы и нападения при поднятии тревоги или с реагированием на наши ауры. — Делится соображениями чародей. — Раз следы ведут дальше, то вряд ли сам Сареф был там. — Ну дает! — Присвистнула Рим. — Даже это предусмотрел. Какой красавец. Путь продолжается уже без больших происшествий. Гномы теперь в попадаются куда чаще. Сначала было много укрепленных рубежей, где гномы массивными воротами перегораживают проходы в разных местах. Сареф их тоже обходил, так что по-прежнему стоит лишь идти по следам. Позади остаются большие литейные цехи, где сотни гномов трудятся над переплавкой руды и получением слитков, что станут материалом для кузнецов где-то еще. Вокруг цехов постоянно крутятся целые составы тележек на рельсах. Под землей кони не живут, но и сами гномы большие составы руками не толкают. Вместо этого они используют запутанную систему блоков в соседних скважинах, где огромные валуны опускаются вниз и тянут цепь, прикрепленную к вагонеткам. Правда, по-настоящему этим интересуется только Коул. — Вы никогда не задумывались, куда исчезает весь камень? — Спрашивает чародей, когда мимо прошла большая группа рабочих. Отряд тихо выползает из теней и продолжает путь. — Какой нафиг камень? О чем ты? — Недоуменно спрашивает Рим. — Оглянитесь вокруг! — Взмахивает руками пиромант. — Эти пещеры не природного происхождения, их продолбили гномы. И таких пещер и залов в их империи очень много. Отсюда и вопрос: куда они девают весь выкинутый камень? Ведь когда вы раскапываете яму, то рядом получаете кучу земли. — Едят, наверное. — Пожимает плечами вампирица, которой по барабану на секреты строительства гномов. — Есть легенда, что горные хребты над нашими головами есть результат того, что гномы рыли просторные подземные дворцы и скидывали всё лишнее на поверхность. За тысячи лет кучи земли превратились в горы. — Неожиданно делится мыслями Хунг. — Глупости какие-то. — Бормочет Рим, вертя головой по сторонам. — Так у нас проблема. Следы Сарефа резко обрываются. Хлебные крошки в виде отпечатков сапог привели отряд в полностью выработанную шахту, где даже рельсы демонтировали и отнесли в другое место. — Может, здесь он прыгнул куда-то наверх? — Предполагает Йос, но не видит ответвлений у потолка. — Либо чары сапог выветрились. — Говорит Коул. — Или он ждет нас здесь. — Смеется Маклаг Кроден. Предположение люминанта имеет смысл, поэтому все внимательно оглядывают шахту. Кричать на чужой территории может быть опасно, но обыск места показал полное отсутствие кого-либо. — Что делаем дальше? — Спрашивает Рим. Кастул, обычно стоящий как истукан, резко поворачивает голову в сторону коридора, из которого сюда пришли. Возможно, ему всё равно на цели и планы, но под улыбкой всегда скрывается настороженность к любой неясной угрозе. — Что такое, Кастул? — Спрашивает Йос. — За нами кто-то идет. Одна пара ног. — Отвечает татуированный воин. Вампиры напрягают слух и тоже различают шаги. — Это не походка гнома. Кто-то примерно нашего роста. — Безошибочно определяет Хунг с полузакрытыми глазами. — Это Сареф! — Радостно говорит Рим. — Наконец-то. Девушка устремляет к источнику шагов, но вместо приветствия из темноты вылетает метательный нож. Рим успевает среагировать на неожиданную атаку, но всё равно зарабатывает порез на руке. Все обнажают оружие, а из коридора показывается человек, совсем не похожий на Сарефа. На незнакомце плотно облегающий доспех с накинутым плащом. Черные волосы собраны в хвост на затылке, а морщинистое лицо с бородкой внимательно осматривает результат атаки. — Кто ты такой? — Спрашивает Рим, прятаться смысла больше нет. Встретить еще одного человека в Вар Мурадот — само по себе удивительное событие. — Рим, внимание. Это нежить. — Безошибочно определяет Йос. — Ять, уже до сюда добрались! — Выхватывает саблю девушка. — Где он? — Неожиданно спрашивает незнакомец. — Кто? — Не удержалась от вопроса Рим. — Равнодушный Охотник. Сареф. — Отвечает мертвец. — Впервые слышу о таком. — Лениво пожимает плечами вампирша, а после делает быстрый рывок и взмах саблей, чтобы обезглавить врага. Однако нежить оказывается не менее быстрой: успевает выхватить меч и отбить атаку. Звон столкнувшегося оружия разносится по шахте. — Не просто призрак. Высшая нежить. — Констатирует факт Йос и чертит мини-косой руну в воздухе. — Не просто высшая нежить, а бывший охотник на вампиров. — Подхватывает Хунг, завидев на плаще символ манарийских охотников — «Гончую из Алтаракса». — Может, поможете вместо болтовни? — Громко спрашивает Рим, но первым на помощь приходит Кастул. Мастер Духа буквально врезается в нежить и отбрасывает обратно в коридор. — Разруби тело на множество кусков. Потом я разрушу заклятье второй жизни и контроля, если оно есть. — Инструктирует Йос, заканчивая пропитку меча Кастула магической энергией, губительной для нежити, но основанной на той же некромантии. Разумеется, маги смерти не могли не придумать способ уничтожения мертвых без возможности использования святой магии или чего-то похожего. Вместо ответа Кастул кивнул и бросился на вернувшегося врага. В быстрый обмен ударами Рим предпочитает не лезть, Кастул должен без труда нашинковать мертвеца. Вместо этого внимательно смотрит по сторонам, ведь нежить могла прийти не одна.Глава 7
Абсолютная тишина подземного коридора на самом деле не является таковой, если ваш слух достаточно чуток. Да, ветра не ходят по горным палатам также свободно, как на поверхности. Соответственно, не колышут траву и деревья, коих тоже не встретить под землей. Рядом нет подземных источников или чего-то еще, лишь монолитные камни со всех сторон в темноте. Однако фигура на перекрестке однозначно слышит кое-что интересное. За последние недели в Вар Мурадот происходило много событий, но сейчас до слуха долетает что-то новое. Сареф поворачивает голову, выбирая один из трех путей. Вполне представляет, где происходит событие, но не может идти к нему напрямую сквозь горные породы и стены. Нужно определиться с проходом, что приведет к нужному месту. За прошедшее время Сареф уже несколько освоился под землей. Только сначала ходы гномов кажутся слишком хаотичными, но чем больше по ним ходишь, тем лучше начинаешь видеть закономерности. По большому счету можно выделить следующие типы гномьей инфраструктуры. Во-первых, коридоры. Они же ходы и горные тропы. Именно по ним гномы перемещаются по империи и за её пределами. При этом мастеровые делают их очень высокими даже по меркам людей, чтобы без труда катить огромные тележки с рудой и другими материалами. Во-вторых, коридоры соединяют залы и чертоги. Это места, где располагаются кузни, мастерские, склады и жилые помещения. Иногда под это приспосабливают естественно возникшие пещеры и полости, а порой гномы расчищают воистину огромные объемы горной породы, чтобы получился новый чертог. Такие места могут быть размером со стадион и даже больше. Как правило, в таких местах располагаются казармы, административные здания и самые крупные жилые помещения. Все-таки даже гномы предпочитают собираться в города. Следующими по важности идут шахты, скважины и штольни, где гномий народ добывает руду, минералы и кристаллы, очень ценимые не только гномами, но и народами с поверхности. В штреках и подземных котлованах постоянно кипит работа, сотни неутомимых рук ежедневно вгрызаются в земные недра. А когда горная выработка подходит к концу, старые месторождения могут быть приспособлены для новых чертогов после надлежащей отделки. Отдельного упоминания заслуживает то, что гномы называют uppentout. Уникальная система вертикальных шахт с разным диаметром прохода. Где-то в шахту с трудом пролезет тощий человек, а в другие вставлены целые подъемные площадки для группы гномов или битком забитой телеги. Малые шахты выходят прямиком в Гномье нагорье, обеспечивая приток свежего воздуха с помощью сквозной системы. В больших же шахтах гномы изобрели аналог лифта. После долгого путешествия по подземной империи Сарефу кажется, что понял, почему у гномов получается такая запутанная сеть коридоров. Скорее всего история Вар Мурадот началась с одной пещеры или подземного чертога, хотя происхождение самих гномов — та еще загадка. Гномы просто находятся в процессе постоянного расширения территории во все стороны, кроме прямо вверх. Чтобы вывозить ненужную породу им приходится строить множество дополнительных ходов, которые не будут мешать другим работам. А ведь еще нужны дополнительные коридоры для тяговых блочных систем, для водяных колес подземных рек и желобов, по которым вода распространяется туда, где необходима. А спустя века и даже тысячелетия грубо сработанные ходы превращаются в строгие коридоры, даже если больше они не выполняют заложенных функций. В учебнике Фернант Окула говорилось, что гномы никогда в жизни не обрушат собственные тропы без веской причины. Впрочем, теперь такая причина нарисовалась из-за нашествия нежити из глубин земли. К сожалению, Сареф так и не смог выявить первопричину, так как некромантия совсем не его конек. Если Рим с командой уже пробралась сюда, то с собой должна была привести Йоса, вампира-некроманта. Не сказать, что Йос находится на том же уровне, что и мэтр Вильгельм, например, но без лопаты даже вилка — кирка, как дословно можно перевести гномью поговорку, хотя к орудиям труда здесь очень бережное отношение. Вампир на ходу достает из кармана кристалл крови Фаратхи, заключенный в алхимические чернила. Вот уже три недели лижет застывшую кровь, постепенно наращивая вампирские силы. Несмотря на то, что такой «допинг» даже близко не дает силы Древнего вампира, последовательное поглощение маленьких частичек силы усваивается организмом намного лучше и закрепляется почти навсегда. Сареф почти не страдает от голода, не нуждается во сне и ничуть не устает. Ради такого стоило рискнуть схваткой с «манифестом» шестирукой демонессы-вампира. Выбор пал на крайний левый проход, так как в центральном Сареф уже был, и ведет он совсем в другую сторону. Сейчас вампир бежит на огромной скорости почти бесшумно. Возможно, так бегать опасно, но не для юноши. Он успеет услышать и увидеть любую опасность, неважно гномы ли это или камень на дороге. Пассивная способность «Мелодия мира» отчетливо различает менее чем в миле перезвон оружия. Это не похоже на удары кузнечного молота по раскаленной заготовке. Как и на удары киркой по руде. Это скорее звон сталкивающихся мечей, такой быстрый обмен мощными ударами почти любой меч быстро приведет в негодность, вряд ли это гномы сражаются с призраками. В пути вампир всё же ошибся дорогой, поэтому оказался на один уровень выше места схватки. Здесь какие-то старые шахты, что не заслужили право стать чертогами, или до них просто не дошли руки гномов. Без карты плутать можно долго, поэтому придется рискнуть. Сареф делает глубокий вдох и резкий выдох с одновременным протягиванием рук к полу. Под ногами разворачивается клубок черного тумана, в котором даже глаза вампиров и гномов ничего не разглядят, если Сареф не позволит.Название: «Высокоразмерная Темная Завеса» Тип: расовое умение Ранг умения: S Уровень освоенности: 66,7 % Описание: способность вампиров испускать магический туман, наполненный темными энергиями. Умение разработали вампиры на основе манипулирования отрицательной энергией по образу нежити. Темная Завеса позволяет перегораживать видимость и снижать результативность чар и святой силы в силу напоенности вампирической энергией. Если вампир развивает умение, то может призвать высокоразмерную версию Завесы, что по сути становится частью его организма. Активация: мысленная, запуск с резким выдохом.
Так как вампиризм по сути является наследованием генов абсолютно чужеродного организма с дальнейшей перестройкой тела, то нормально, что даже нечистокровный вампир после тренировок может использовать кое-что, присущее только чистокровным. Легион рассказывал, что истинных ночных охотников нельзя с уверенностью назвать привычным биологическим видом с четко обозначенной анатомией или физиологией. По словам высшего вампира подобные ему квазиживые, то есть стоят за гранью жизни и смерти в том понимании, которые вкладывают люди и иные расы. Они не живы как крестьянин, рубящий дерево, но и не мертвы, как брат дровосека, похороненный за деревней после нападения медведя. Несмотря на то, что Легион умеет доходчиво объяснять, эту тему он доносил с большим трудом, так как не мог подобрать никакой внятной аналогии, но посмеялся на сравнение Сарефа с вирусами, что одновременно несут в себе черты живого и неживого. Но если оставить в покое научную сторону вопроса, которая мало помогает в текущих задачах, то можно сконцентрироваться на том, что вампиры могут делать частью организма и что-то выходящее за пределы тела. Именно на этом основана магия крови, т. е. сознательно управление главной жидкостью тела, что не-вампиры приспособили для себя с помощью волшебства. И именно сейчас Высокоразмерная Темная Завеса становится частью тела Сарефа вроде новой конечности. Вампир чувствует черный туман каким-то новым органом чувств или же симулирует ощущения под уже существующие. Сареф буквально может ощутить температуру и гладкость камня стены, где проходит туман, может видеть с закрытыми глазами и нюхать с зажатым носом. Завеса выглядит газообразной, но при этом в ней возникают магические связи, которые на самом деле не имеют отношения к магии, просто в человеческом языке этой силе чужеродного бытия не дано название. Коридор полностью скрывается в черном вихре, так как Сареф ускоряет движения Завесы, в которой «связи» образуют подобие нейронной сети. Квазиживые нейроны и рецепторы образуют единую сеть с мозгом юноши, в чем и проявляется нечеловеческая физиология вампиров. С той лишь разницей, что для чистокровных вампиров это сродни дыханию, а от обращенных требует хорошо развитое умение. Вихрь проникает по узким воздуховодам прямо на этаж ниже, где и видит участников боя. Как и ожидал Сареф, это Рим с отрядом наконец добрались сюда, но вступили в бой с неожиданным соперником. Рослый воин с мечом в руке постепенно теснит врага к стене. Сареф видит его впервые, но сразу узнает по описанию Легиона. «Молодец, Рим», — мысленно хвалит напарницу вампир за успешную вербовку Кастула. Однако личность оппонента грандмастера вводит в шок. В нем без труда можно узнать покойного охотника на вампиров Бенедикта Слэна, часть души которого Сареф поглотил в Фондаркбурге. Получается, кто-то вернул охотника с того света в виде высшей нежити. Юноша не позволяет себе впасть в раздумья посреди боя, ему нужно помочь отбиться от Бенедикта, ведь Кастул тоже может пострадать перед встречей с Хейденом. Вообще, согласно характеристике высшего вампира с Кастулом в ближнем бою мало кто может соперничать, однако, Слэн успешно отбивается, хоть и пятится. Оружие и тело грандмастера боевых искусств окутано не слишком мощным зарядом внутренней энергии, вероятно, воин специально сдерживается, чтобы не тратить слишком много сил. Высшая нежить этим не пользуется, но имеет тело со сверхчеловеческой силой и скоростью, которое также абсолютно неутомимо. Неожиданно черная рука падает с потолка и закрывает глаза Бенедикта. Для Кастула это становится сигналом для последнего решающего удара. Темнота подземелья на секунду рассеивается из-за выброса энергии Духа в виде тонкой сжатой линии, что расколола меч мертвого охотника, рассекло грудину и лицо. Вот только боли нежить всё равно не почувствует. Рука мертвеца с силой отталкивает и Кастула и материализовавшийся дым. На этом моменте Сареф вынужден обратить всё внимание на происходящее за собственной спиной, так как в Завесу вошел кто-то посторонний. «Ловушка?!». — Вампир молниеносно оборачивается, но не успевает за ударом. Юноша отлетает в коридор и видит, как сверху падает поток ярчайшего света. Для глаз, что недели провели в подземелье, это становится сильным ударом, но благо Темная Завеса может временно заменить зрение. Единственное, что понял Сареф перед началом настоящего боя, противник использует техники Белого Пламени.
Глава 8
Темная Завеса не только успевает засечь неожиданное нападение со спины, но еще окутывает тело вампира прочным щитом, который принимает больше половины полученного урона. Сареф всё еще ослеплен ярким белым пламенем, поэтому продолжает сражаться с закрытыми глазами, благо не теряет способности видеть через продолжение собственного тела с помощью «Высокоразмерной Темной Завесы». Теперь, когда ловушка не удалась, противнику будет труднее сладить с юношей, отбивающим все удары. Несмотря на то, что в бою Сареф не может сконцентрироваться на деталях внешности врага, сразу узнает стиль боя с первого же обмена ударами. Оппонент использует техники школы Белого Пламени, что зародилась в северном королевстве Фьор-Элас. Поэтому предпочитает рукопашный бой, который у мастера боевых искусств может стать куда опаснее оружия. «Раз ниже Бенедикт Слэн, то это скорее всего Ганма», — приходит к заключению Сареф. Действительно, раз уж охотник на вампиров вернулся в мир живых, то почему бы и ученику магистра Борека не сделать также? Причем они погибли в одном месте с разницей примерно в неделю. Туман вокруг уплотняется и перестает контролировать всю площадь, так как глаза вампира уже адаптировались. При этом чем плотнее туман, тем более сильное физическое воздействие может оказать. Сареф тоже активирует внутреннюю энергию и преобразует её в Белое Пламя. В текущей ситуации это быстрее почти любой магии. Кулак Ганмы перехватывается в опасной близости у лица, а в ногу оппонента уже целится секущий удар, оставляющий огненную дорожку в воздухе. У вампира всё еще нет 100 % освоенности в боевом искусстве, но теперь он куда искуснее и крепче, чем был в момент бегства из Фондаркбурга. Теперь Ганме придется попотеть, чтобы одолеть вампира, хотя нежить, разумеется, потеть уже не может. Не от каждого удара удается уклониться, отскочить или заблокировать, однако, это же работает в обратную сторону. Каждый третий или четвертый удар пропускают обе стороны. Сареф знает, что вампирская сила может с одного удара убить обычного человека, но сейчас противник тоже обладает сверхчеловеческими физическими характеристиками и почти бессмертным телом. В текущей ситуации Сареф не может затягивать поединок, так как есть задачи поважнее, а нежить всё равно не устанет. К сожалению, появления высшей нежити рядом с собой не предусмотрел, поэтому не имеет необходимых средств противодействия. Под землей не взойдет солнце, которое губительно для обычной нежити и может ослабить даже высшую. Значит, нужно победить и победить быстро. В голове крутится мысль, что если по его душу пришли двое, то почему бы не прийти еще пятерым или десятерым? Отсутствие информации может привести к катастрофе. Возможность для атаки появляется неожиданно. Сареф специально пропускает два болезненных удара, но успевает с силой двинуть коленом в живот противника, чем отбрасывает Ганму назад прямо под луч света, который по яркости переплюнет даже Белое Пламя. Луч нестерпимо белого света врезается в нежить и отбрасывает к стене. Секундная задержка очень помогает, так как теперь юноша может наконец сконцентрироваться на Темной Завесе. За спиной вырастают два крыла, словно выполненные из десятка черных лезвий. Когда луч исчезает, Ганма вновь бросается в атаку с дымящейся дырой в груди. Вот только теперь у Сарефа преимущество: черные лезвия за спиной атакуют противника наравне с обычными руками и ногами. Они сохраняют связь с мозгом вампира, и юноша чувствует их как дополнительные руки, растущие за спиной. Двухметровые лезвия с прочностью стали одновременно бьют в голову, корпус и по ногам, от такого даже Ганме трудно защититься. Теперь вампир уверенно теснит противника, а вскоре из-за спины вырастают еще десять лезвий, но уже из алхимических чернил. Сареф всегда носит их с собой в состоянии большой компрессии, так что субстанция не занимает много места в багаже. Сейчас при ударе чернила остаются на теле нежити, обращаясь в волшебный цемент, затрудняющий движения. Даже высшая нежить в гуще обмена ударами не сможет стряхнуть с себя нечто настолько клейкое и сковывающее. Чем больше чернил на теле, тем сильнее чаша весов клонится на сторону Сарефа. Первым делом чернила опутывают ноги, как самую важную часть для бойца, ведь без ног нет движения, отскоков, разворотов и регулирования центра тяжести. Алхимические чернила вязкими ручьями во все стороны текут по телу противника и склеивают вместе руки с туловищем, а ноги друг с другом. Аура мастера боевых искусств то и дело взрывается ореолом белого огня, но сейчас Сареф находится на пике своих сил, а «Чернильная закалка» имеет 100 % уровень освоенности. Всё заканчивается тем, что Ганма падает на землю туго запеленованный чернилами, лишь лицо видно. — Какая неожиданная встреча. — Сареф теперь может отдышаться, хотя не прекращает подпитку заклятья маной. — Да уж, не думал, что еще раз увижу тебя. В прошлый раз ты был сильнее. — Отвечает Ганма. — Сильнее? — Переспрашивает вампир, а потом кивает. — Ах да, тогда я просто использовал заемные силы, чтобы победить. Кто вернул к жизни? — Мне запрещено называть имя, хотя этого некроманта я видел впервые в жизни. — Ясно. Ну, не так много магов смерти могут призвать высшую нежить. Как ты меня нашел? — Призвавший меня установил запреты на то, что я могу рассказывать. Не трать время. — Понимаю. — Кивает Сареф. — Я был однажды знаком с одним довольно сильным некромантом. Он рассказал мне, что не только магическая сила и умения волшебника оказывают влияние на результат поднятия нежити. — Тянешь время, чтобы проверить обстановку внизу? — Ганма замечает, как лезвия Завесы над левом плечом вампира вновь становятся туманом, что проникает в воздуховод. — Да. — Спокойно признается вампир. — Но еще мне нужно немного отдышаться. Так вот. Если призываемый дух имеет незавершенные дела или жаждет прощения, возмездия или чего-то еще в мире живых, то его духовные силы могут зашкаливать. Именно из таких душ получается самая сильная нежить. Я хочу сказать, что мне жаль, что произошло с Мариэн Викар. Ганма молчит, поэтому Сареф продолжает: — Я знаю, что она для тебя была ровно дочь или младшая сестра. Если бы я тогда мог как-то ей помочь, то обязательно так сделал. Она уже была практически мертва с насильно привязанной душой к телу и даже божественная сила исцеления никак не помогла. Она сама попросила меня оборвать ту не-жизнь. — Ты пил её кровь? — Вдруг спрашивает Ганма. — Нет. Наверное, я с самого начала был каким-то неправильным вампиром. — Улыбается Сареф. — Ну что же, сейчас я тебе верю, хотя в прошлую нашу встречу даже слушать не стал бы. Но мой дух не успокоится просто от разговора, пойми это. Я при жизни не заводил друзей или семью, старался ни к кому не привязываться слишком сильно. Для меня дисциплина ума и духа были самыми главными в жизни, а истинную гармонию можно достичь только в абсолютной нейтральности к добру и злу. Если тот некромант не соврал, ты поглотил мою душу, так что понимаешь моё мировоззрение без слов. Юноша кивает. — В ту осаду вампирскогозамка я потерял контроль над эмоциями, чем нарушил собственные принципы. — Продолжает мастер боевых искусств. — Это привело меня к гибели. Я не мстительный дух, поэтому не имею желания мстить за убийство Мариэн и даже моего учителя. Магистр Борек явно поступил так, как подсказывали его жизненные принципы. Я же поступлю согласно своим, как он и научил меня. Жаль только, что власти над своим телом я больше не имею. — Я рад, что мы смогли поговорить об этом, но скажи, сейчас же ведь именно ты тянешь время в ожидании подмоги? — Хитро прищуривается Сареф, глядя на лицо лежащего соперника. Несмотря на природу тела, высшая нежить внешне необязательно будет нести следы разложения и смерти. Просто бледный человек, который вдыхает воздух только для того, чтобы смочь издавать звуки. — Хах, на самом деле именно так. — Улыбается Ганма, а в коридоре появляется еще одна фигура, сердцебиения которой вампир не слышит. Сареф вглядывается в лицо нового противника и не может сдержать вздох. Кто бы нежить не поднял, он словно решил пройтись по всем грехам юноши. Перед вампиром стоит бывший авантюрист Лука, которого убил Сареф руками Дьявольского Ловчего, гигантского горного паука. Нежить бесстрастно переводит взгляд с вампира на Ганму. — Здравствуй, Лука. — Спокойно говорит Сареф. — Давно не виделись. Вместо ответа бывший член гильдии авантюристов вынимает меч, а в левой руке сжимает волшебный свиток. Еще один, с кем бы Сареф был не прочь поговорить по душам, но, похоже, не судьба. — Он довольно молчалив. — Вставляет комментарий Ганма. — А почему Бенедикт и ты нашли нас быстрее? — Спрашивает Сареф, прикидывая расстояние и скорость шагов Луки. Одновременно выхватывает из-за спины собственный меч. — Некромант запретил разглашать эту информацию. — Отвечает Ганма.Предмет: Лес терний Уровень предмета: SS Описание: мастерски выполненный меч из кузни гномов впитал в себя кровь Фаратхи, Древней вампирши-демонессы, а вместе с этим установил связь с проклятыми лесами Финакландарона, корни которого порой соперничают даже с Великим Ясенем. Владелец меча всегда в лесу терний, где бы не оказался, достаточно лишь позвать. Активация: держать оружие в руке и произнести формулу призыва: «marlima garnoot».
Сареф не намерен сейчас вступать в бой с Лукой, так как не сможет поддерживать плен Ганмы. Сейчас нужно перегруппироваться с остальной командой и скорректировать план. На этаже ниже вдруг вырываются стволы деревьев и бьют в потолок верхушкой крон. «Лес терний» действительно могучая способность, которой даже камни не помеха. Растущие деревья подобно тарану раскалывают потолок нижнего этажа и загораживают проход Луке. Вампир слышит, как мертвый авантюрист рубит древесную стену, но времени на это у него уйдет изрядно. К щели перед баррикадой деревьев Сареф подтаскивает тело Ганмы и спихивает вниз, а после и сам прыгает на нижний этаж. Команда Рим тоже справилась с Бенедиктом, Кастул сумел отсечь левую руку и правую ногу у нежити, а Йос с Хунгом придавили тело огромным булыжником с цепочкой рун. Насколько Сареф понимает, это некромантия, где нечто по образу могильного камня постоянно забирает силы у нежити. — Опа, Сареф! — К юноше подпрыгивает Рим, смотря на лежащего Ганму. — Привет. Молодцы, что добрались до сюда. У нас тут возникла новая проблема. — Говорит вампир. — Мы заметили. — Ржет Кроден. — Кстати, мэтр Маклаг, спасибо за атаку магией света. Вы использовали систему зеркальных линз в воздуховоде? — Ну да. — Кивает люминант. — Нужно еще? — Да, скорее всего. Сейчас мы немного поменяем план. Все собираются вокруг командира.
Глава 9
Элин быстро соскакивает с седла и надежно привязывает лошадь к дереву вместе с остальными. Сейчас команда, состоящая из Аддлера Венселля, мэтра Эрика, Лоренса, Бальтазара, Ивы, Велия и самой Элин, готовится встретить врагов, что должны прийти к Староклёну согласно пророчеству Маркелуса Оффека. Друид Велий показал отличное место для засады у русла высохшей реки. Эльфийка аккуратно подходит к краю обрыва и заглядывает вниз. Сама река протекала почти двадцать метров ниже между двумя большими холмами. Любой, кто захочет преодолеть это место, будет вынужден сначала спуститься к высохшему руслу на противоположном берегу, а потом подняться по крутому склону на этот берег. Во время преодоления всех препятствий враги будут уязвимы для выстрелов магистра Венселля и магии мэтра Эрика. Оборонять высоту куда легче, чем чистое поле. Но для начала нужно понять, откуда именно придут Носильщики Гробов. Пророк Герона не смог точно выяснить, а высохшая река в крутых берегах змеей стелется на протяжении пятнадцати километров. Небольшой отряд не сможет следить за таким обширным участком. Элин закрывает глаза, сжимая в руке один из подаренных Сахтеми «ключей». На эльфийском языке такие предметы зовут «ключами». Точно таким же пользуется Элин для призыва коня Морока, который тоже скорее всего понадобится. В особом камешке неправильной формы сокрыты миниатюрные Врата, через которые может пройти строго определенное духовное существо. Наставница подарила Элин много таких, договорившись с существами, Врата которых привязаны к переданным вместилищам. Черный ворон появляется на плече невесомым сгустком духовной энергии. По телу птицы постоянно пробегают черные волны, а красные глаза излучают тусклый свет. Элин шепчет просьбу, и ворон срывается с плеча. Теперь он будет следить за своим участком леса с высоты птичьего полета. В отличии от живых существ этого мира, духовный ворон обладает более развитыми органами чувств, видя не только материальный мир, но и магию, потоки энергий и эманации душ, которые иногда зовут аурой. После эльфка достает следующий камень, и в другую сторону устремляется рыжая лисица, она будет следить за своей зоной. Таким образом Элин рассылает на разведку больше дюжины духовных существ. В качестве боевой силы они мало годятся, но и заметить их довольно трудно. Прекрасные разведчики. Элин садится на землю и входит в трансовое состояние, как научила Сахтеми. Теперь перед мысленным взором пробегают картинки того, что видят сейчас духовные существа. Эльфийка может долгими часами следить за тем, чем делятся разведчики. К счастью, это не является магией, поэтому отсутствие таланта к волшебству никак не мешает. — Есть что-то интересное? — Рядом стоит Лоренс. — Пока нет. — Отвечает Элин с закрытыми глазами. — А что у остальных? Всех разведчиков Элин отправила на другой берег, поэтому не видит приготовлений остальной команды. — Ну, мэтр Эрик ходит туда-сюда и чертит на земле магические фигуры. Не представляю, какую магию они будут активировать. Ива ушла со свитками и молотком в лес, а Бальтазар просто развалился на земле и курит. — Рассказывает Лоренс. — Что? Правда? — Не верит ушам эльфка. — Не-е, шучу, конечно. Наш командир расслабиться не даст. Бальт сооружает основу для костра под руководством Велия. Видать, друид тоже будет что-то колдовать. А вот о магистре Венселле лучше ты расскажи. Оказывается, что мастер Оружейного Стиля тоже отправился на разведку как раз в ту сторону, куда улетел ворон. Элин замечает быстрого человека, что скачет по труднопроходимому лесу как по ровной поверхности. У некоторых деревьев магистр останавливается для проведения подготовки к бою. Далеко мастер-лучник не уходит, вместо этого начинает двигаться вдоль русла. — Посмотри, пожалуйста, я правильно сделал? — Просит юноша. Элин открывает глаза и видит два больших круга из речных камней, что Лоренс выложил по просьбе эльфки. Неизвестно, когда именно пророчество Маркелуса начнет сбываться, может оказаться так, что это будет завтра или даже послезавтра. Так долго Элин не сможет проводить разведку своими силами, поэтому ей нужно ruiin malit, то есть переходное святилище, место особого пересечения близлежащих Путей и материального мира. Без уроков Сахтеми эльфийка никогда такое сделать не смогла бы. Внутренний круг обозначает переход между двумя мирами, а внешний — зону действия святилища. В самый центр Элин закапывает большой зачарованный кристалл наставницы, так как сама еще недостаточно знает и умеет, чтобы сотворить ruiin malit полностью без посторонней помощи. Теперь это место станет связанным с Путями, а призванные духовные существа смогут постоянно подпитываться энергией из родных мест, ведь ни одно духовное существо не может находиться в материальном мире бесконечно долго. Рано или поздно существо потратит все силы и, если призвавший не поделится своими, будет вынуждено вернуться на Пути. — Да, с этим мы закончили. — Элин поворачивает голову в сторону костра, в который Велий кидает какой-то порошок. При горении выделяется дым с очень сладким запахом, что безусловно привлекает внимание. — Пойдем посмотрим? — Предлагает юноша, и Элин кивает. Друид продолжает ходить вокруг костра, бормоча заклинания, а может и нет, Элин ни слова разобрать не может. Пламя костра вдруг становится зеленым, но всего на две-три секунды. — Ого, а что это такое? — Без смущения спрашивает Лоренс. — Меняю течения магии. — Не очень понятно объясняет друид. — В каком смысле? — Гладит лысину Бальтазар. — Не знаю, в курсе ли вы, но мир наполнен невидимой большинству людей магической энергией. — Старый друид обводит морщинистым пальцем вокруг себя. — Эта сфера бытия не статична, она постоянно в движении. Именно поэтому её зовут «океаном» магии. Троица внимательно слушает объяснение. — И, как в любом океане, вокруг есть множество течений и водоворотов. Те, кто от рождения могут впитывать и контролировать магическую энергию, после обучения могут считаться магами, волшебниками, называйте, как хотите. Ведающие могут повлиять на «океан» магии в определенной зоне. Конечно, в мере, зависящей исключительно от могущества чародея. Мы с Бальтазаром сейчас будем разжигать цепочку костров, что будет создавать завихрения в «океане» магии. — Угу, — кивает Лоренс, — а что будет, когда эти завихрения появятся? — Что угодно. — Пожимает плечами друид. — Это древние ритуалы, что передаются из поколения в поколение. С накопленным веками опытом друиды могут создавать непроходимые барьеры, влиять на природу и погоду, вызывать стихийный гнев и многое другое. Подчас мы можем сотворить такое, на что у обычных магов просто не хватит сил. Но с другой стороны наше могущество подвержено догмам ритуалистики, это не то, что поможет в быстрой схватке. «Серьезным вещам предшествует серьезная подготовка», — авторитетно заканчивает Велий и пальцем манит Бальтазара за собой. — Круто, теперь я понимаю, что друидов тоже не стоит злить. — Уважительно кивает Лоренс, хотя Элин кажется, что он делает вид человека, который понял не всё. — Что сейчас будем делать? — Спрашивает собеседница. — М-м. Можем пойти к Иве и попробовать напугать её. Выпрыгиваем со спины и сжимаем в объятьях. — Невозмутимо предлагает юноша. — Мы не сможем застать её врасплох. — Смеется Элин. — У тебя постоянно одни глупости на уме? — Лучше глупый союзник, чем умный предатель. — Отвечает ничуть не оскорбленный Лоренс. — В самом деле? — Неожиданно глубоко задумалась Элин по поводу того, кто из этих двух может быть опаснее. К закату подготовка завершена. Вся команда собралась в одном месте, где Аддлер распределяет пары дежурства. Сначала сегодня дежурят Элин и Лоренс, первые часы сумерек должны быть самыми спокойными. Следом на пост заступают Ива и Бальтазар. В самый темный час ночи их сменят мэтр Эрик и сам магистр Венселль. Один лишь Велий в дежурствах участвовать не будет, так как всю ночь будет поддерживать невидимый вихрь магии над этим участком леса. Ради этого друид уходит в густую чащу леса, не желая демонстрировать тайные ритуалы. Вскоре мини-лагерь наполнился храпом орчихи, из-за чего Эрику пришлось прилечь подальше. Элин вместе с Лоренсом сидит у обрыва рядом с переходным святилищем. Духовные существа сегодня без остановки патрулируют северное направление на таком расстоянии, чтобы группа успела переместиться в ту сторону, откуда придут противники. Юноша без остановки зевает, а Элин смотрит глазами разных помощников, которым ночная темнота совсем не помеха. Разведчики сразу передадут сигнал тревоги, даже если Элин будет спать. — Как думаешь, они придут именно отсюда? Вдруг Маркелус ошибся? — Вдруг спрашивает эльфка. — Да, всё начнется здесь. — Уверенно отвечает Лоренс. — Вероятность этого очень высока. — Вероятность? А на чем она основана? — Ну не мог же Герон настолько сплоховать, послав нашему святому отцу неверное пророчество? — Пожимает плечами юноша. — Да, наверное не мог. — Кивает Элин, хотя мало верит в божественное вмешательство. У эльфов нет официальной религии, как и слепой веры в могущественные силы, наделенные разумом. Вслух она, конечно, никогда не скажет, что услышала от Сахтеми. По мнению наставницы боги на самом деле могут являться просто невероятно сильными и древними духовными существами. «Почему бы храмам бога солнца не являться аналогом ruiin malit Фрейяфлейма? Разница лишь в том, что мы, эльфы, не вкладываем в это сакральные смыслы», — говорила Сахтеми во время одного из уроков. За такие слова в Манарии можно даже расстаться с жизнью, особенно в присутствии религиозных фанатиков Железного Венца. Последних Элин один раз увидала на улицах Порт-Айзервица перед отправлением в Вошельские княжества. Проповедники шли в окружении верующих с лозунгами победы Герона и смерти всем монстрам. Если бы не идущие рядом Бальтазар с Ивой, что в ус не дуют в любых страшных ситуациях, то Элин бы предпочла обойти шествие за милю или того больше. — О чем думаешь? Страшно? — Вдруг интересуется Лоренс. — Ну, есть немного, хотя после случившегося на острове Myuren многие ужасы кажутся теперь не такими страшными. — Честно отвечает Элин. Осознание того, что её жизнь оберегает нечто великое, наподобие теневого феникса, знатно успокаивает. Даже при условии, что она не может вызвать его просто так. — Всё будет хорошо. — Заявляет собеседник. — А как тебе удается быть таким беззаботным? Ты словно обладаешь тайными силами и знаниями, и вообще не боишься вампиров или других врагов. — Знаний у меня действительно много, но о воинской славе я пока только перед сном мечтаю. Просто я увидел в своей жизни кое-что настолько страшное, что всё остальное меркнет перед этим. Прямо как у тебя с приключением на эльфийском архипелаге. — Отвечает Лоренс, смотря куда-то в ночной лес. Потом поднимает руку, указывая на участок правее лагеря. — Что там? — Смотрит Элин. — Проверь-ка своими разведчиками. — Просит юноша. — Ладно. — Эльфийка закрывает глаза и тут же встает на ноги, словно увидев что-то опасное. — Они здесь, Лоренс! Они идут! — Ну и хорошо. Два дня тут сидеть я бы не выдержал. — Рядом встает юноша с обнаженным «поющим» мечом.Глава 10
Вся команда моментально поднимается на ноги. Элин невольно ойкнула, когда первым решила разбудить командира, а магистр Венселль резко распахнул глаза до того, как рука эльфки коснулась плеча. Похоже, слухи о лучнике не врут, он даже во сне не теряет бдительности. Сейчас мастер боевых искусств надевает привычный глухой шлем с многочисленными крестообразными прорезями. Все спали готовыми к неожиданному бою, поэтому много времени на сборы не потребовалось. Духовное существо в облике филина засекло вражескую группу в пяти верстах, распространенной единице измерения расстояния в местных краях. Элин подробно описывает то, что видит. По лесу крадутся почти пять десятков нападающих, большинство вооружены. Бальтазар уже успевает вернуться вместе с друидом, сейчас вся команда собралась вокруг командира. — Итак, действуем по плану. Места и задачи вы уже знаете. Пятьдесят человек — не такая страшная цель, а вот пятьдесят монстров куда хуже. Будьте спокойны и уверены, но и не расслабляйтесь. — Похоже, что в первую очередь магистр это говорит для Элин и Лоренса. Для оставшихся это явно не первая боевая ситуация в жизни. Ива и Бальтазар первыми уходят на перехват, мужчина при этом взял щит и меч взамен любимой алебарды. «Наверное, в лесу ему будет с ней неудобно», — думает Элин, наблюдая за остальными. Магистр Венселль и мэтр Эрик будут вторым заслоном на высоком берегу реки. Лоренс, Элин и Велий останутся в тылу. В задачи эльфийки входит продолжение разведки, так как у противников могут быть дополнительные группы, что пойдут другим маршрутом. Юноша рядом будет прикрывать, а друид… Что задумал Велий, Элин даже не представляет, он обсудил что-то с Аддлером наедине. Им приходится сместиться вправо, чтобы встать прямо на пути врагов. Лоренс разворачивает волшебный свиток и часто мигает, приспосабливаясь к ночной темноте. Элин тоже использует ночное виденье, они не должны раскрывать местоположение огнем и светом. Велий рядом неплохо ориентируется в пространстве даже без использования свитка. Тишина довольно гнетущая, а ожидание утомительно. К счастью, у Элин есть, чем заняться. Сейчас перед мысленным взором пробегают картинки ночного леса, оврагов и рощ, где могут пройти другие Носильщики Гробов. В первой замеченной группе никто не нес за спинами гробы, значит, главарей там не было? Мэтр Патрик рассказывал о запрещенной группировке, на которую охотился в Порт-Айзервице. Как и в любой организации среди культа есть командиры и подчиненные. Носить за спиной гробы могут только первые, либо те, кому соизволят главари. Причем, гробы не только символ власти и статуса, но еще предметы огромной проклятой силы. Мэтр Патрик говорил, что в гробах сосредотачивается и накапливается большая магическая сила или отрицательная энергия, если Носильщик — некромант. Противники с гробами за спиной самые опасные и подчас больше похожи на монстров, чем на обычных людей. Элин наблюдает, как орчиха с адептом Оружейного Стиля прячутся за поваленными штормом деревьями, а авангард Носильщиков уже в каких-то ста метрах от них. Бальтазару с Ивой нужно пока что сидеть тише воды и ниже травы. Если атаковать слишком рано, то враги могут отступить. Сейчас важно сделать так, чтобы противники не имели возможности для бегства, так как преследование — куда более тяжелая задача для небольшого отряда, чем засада. Постепенно вся группа Носильщиков проходит точку невозврата, значит, вот-вот начнется. Элин кажется, что это вполне обычные люди, никто не несет явных атрибутов черной магии, поклонения демонам или вампирам. Однако Маркелус был точно уверен, что враги придут с этого направления, и до этого ни разу не ошибался. Единственное, что тревожит, так это роковая случайность, когда невинные люди просто опередят цель. С другой стороны эльфка не уверена, зачем невинным людям пробираться по ночному лесу вместо использования дорог. Так будут делать именно те, кто хочет остаться незаметным для дружин местного князя. В любом случае сейчас всё решится. Элин с закрытыми глазами чувствует похлопывание по плечу, тем самым Лоренс приободряет без слов. Полет стрелы магистра Венселля эльфийка не заметила, видит только падающее тело. Мастер-лучник стреляет за полверсты и попадает прямо в сердце. Элин бы никогда не поверила, что кто-то обладает такой меткостью, чтобы не обращать внимание на ночное время суток и густой лес. В столице магистр провел для Элин небольшой урок по работе с луком и даже подарил свой, которым пользовался во времена «сопливого ученичества», как он сам выразился. Луки, которые магистр использует сейчас, эльфка совсем не способна натянуть даже с подключением ног. Текущее оружие мастера-лучника вдобавок очень тяжелое для Элин, словно из железа, хотя на ощупь похоже на мастерски подогнанные кусочки дерева. А тетива при ближайшем рассмотрении походит на тугое переплетение жил. И еще нужно не забыть о различных зачарованиях, которые накладывают артефакторы охотников на вампиров. Магия полностью предохраняет лук от влаги и солнца, придает невозможную гибкость и силу натяжения. Главное, чтобы пользователь имел сверхчеловеческую силу для оттягивания тетивы. «Это лучшее, что пока могут придумать оружейники. В руках большой лук, но эффект как от баллисты, которую натягивает целая команда силачей. Невозможная скорость и высочайшая пробивная сила». — Говорил магистр во время урока, показывая собственный лук. Впрочем, это нельзя считать объяснением меткости на слишком больших расстояниях. Либо дело в тренировках, на которых мастер за жизнь выпустил много сотен тысяч стрел, либо в собственной технике Оружейного Стиля. Как только адепт переходит за черту мастерства, появляется возможность использовать внутреннюю энергию не только для усиления, укрепления или ускорения собственного тела или оружия. Мастера и магистры могут придавать техникам неожиданные эффекты. Мэтр Эрик по секрету сказал однажды, что Аддлер «стреляет» днем и ночью, на ногах и во сне, с ложкой во рту и хоть вниз головой на коне. Но стреляет не из лука, а выпускает тончайшие линии внутренней энергии во все стороны на огромные расстояния. Они невидимы и почувствовать не получится, но и урона врагам не наносят. Вместо этого магистр буквально чувствует окружающее пространство и все объекты, что пересекаются с тысячами «линий обнаружения». Благодаря этому лучник может попасть в цель, которую даже не видит и не слышит обычными органами чувств. Элин верит рассказу чародея, хотя не понимает, как это работает в тех случаях, когда стрела будто живет своей жизнью. Второй выстрел прилетает почти сразу же после первого, но в отличии от него убивает цель за деревом. Стрела словно на подлете изменила маршрут, хотя пути движения Элин опять же не разглядела. Среди противников поднимается переполох, многие поднимают щиты и прячутся за деревьями, но это им не помогает. Аддлер Венселль стоит на высоком берегу и пускает в лес одну стрелу за другой, а мэтр Эрик без устали разворачивает пучки стрел. Каждый выстрел сопровождается небольшой волной энергии жемчужного цвета, значит, магистр использует энергию духа для натягивания тетивы. Глазами духовного существа эльфка видит, как падают на землю люди, пронзенные стрелой. Снаряды, несущие в себе заряд внутренней энергии, пробивают щиты и доспехи, а один раз магистр убил сразу двух человек одной стрелой, так как они встали друг за другом. Численность вражеского отряда очень быстро сокращается, пока не становится равной нулю. Либо есть те, кто упал на землю, притворившись мертвыми. Элин по ходу действий пересказывает Лоренсу и Велию, что сейчас происходит в лесу за рекой. План удается выполнить даже слишком легко, но все равно эльфка чувствует облегчение. Филин на ветке видит, как Бальтазар и Ива осторожно подбираются к месту безжалостного расстрела, чтобы проверить наличие выживших. В ушах возникает шум, а после раздается речь орчихи о том, что выживших нет: пятьдесят шесть трупов с пятьюдесятью пятью стрелами. Все члены отряда носят на шее связующие амулеты, выданные Конклавом. Это трудные в изготовлении артефакты, которые позволяют передавать звуки речи на расстояние не более пяти километров. Нечто подобное Сареф однажды подарил Элин, только без возможности услышать ответ получателя. Использовать такое предложил Лоренс, говоря, что быстрая связь с бою куда важнее правильной расстановки или силы отряда. Гонцу требуется время, что добежать и найти получателя, а в процессе пересказа чего-нибудь не напутать. Волшебные свитки с передачей текста нужно заполнять, а в бою руки могут быть заняты. А вот произнести послание вслух, которое услышат все, у кого есть такой же артефакт, куда проще и эффективнее. Главное — не забыть перед боем активировать зачарованный предмет. — Отлично. — Словно издалека слышит Элин слова командира. — Собираемся в нашем временном лагере. — Ёк! — Все слышат возглас Бальтазара и шум упавшего дерева. — Элин, что такое над лесом? Эльфка просит филина взмыть в воздух и глядит вдаль. Вначале ничего нет, но вдруг с неба падает огромный булыжник прямо в то место, где был уничтожен вражеский отряд. — По вам стреляют из катапульты! — Восклицает Элин, вызвав удивленный взгляд Лоренса. — Только я не вижу самого орудия, что швыряет камни. Другой разведчик сейчас летит туда. — Ждем от тебя доклада. — Говорит Аддлер. — Вы двое уходите оттуда. — Уже. — Бурчит Ива. Филин остается над лесом, а ворон уже мчится дальше, чтобы понять, откуда швыряют валуны. Духовное существо взмахивает невесомыми крыльями, хотя не нуждается в них для полета. Внизу пролетают деревья, холмы и опушки, пока впереди Элин не замечает еще один взлетевший камень. В ушах раздается ругательство мэтра Эрика, теперь обстрел ведется по берегу, где они стоят. Эльфка подгоняет ворона и достигает места назначения. Воображение рисовало огромную катапульту или требушет, какие видела в оружейном королевском цехе, но увиденное полностью разрушает ожидания. В глубоком овраге стоит огромное существо в окружении валунов. Вот прямоходящее создание высотой в десять метров легко поднимает камень размером с Иву, и швыряет на несколько километров. От такого у Элин невольно раскрывается рот. — Там… Там стоит великан и кидает в нас камни. — Изумленно произносит Элин. — Странно. — Встревает Велий. — Я живу тут почти полвека, но великаны никогда не ходят здесь во время миграции, да и настолько большой силы у них быть не должно. — Это необычный великан. Я вижу его ребра! И сгнивший череп. — Ворон подлетает ближе к метателю камней. — Нежить! — Одновременно звучат несколько голосов. — Теперь всё встает на места, нежить может обладать такой силой, если потрудится опытный некромант. — Говорит мэтр Эрик. — Рядом с ним кто-то есть? — Да, неподалеку стоят еще люди. У одного гроб за спиной! Это последнее, что увидела Элин через глаза ворона. Прямо в небе появляется огромная зубастая пасть и убивает духовное существо. Эльфка вскрикивает от неожиданности и сообщает, что её разведчика засекли. — Ясно. Они нас переиграли. Пустили вперед ненужное мясо, а сами шли следом. Теперь будет интереснее. Лоренс, настрочи-ка мисс Викар послание. — Отдает распоряжение магистр Венселль.Глава 11
После того, как духовное существо-разведчика засекли, дальняя разведка становится очень трудной. Среди Носильщиков есть колдун, который перехватывает любого наблюдателя и при этом сам видит на большое расстояние, иначе никак не объяснить, как великан-нежить понимает, где находятся цели обстрела. Элин вместе с Лоренсом и Велием постоянно меняют местоположение, чтобы не быть убитыми падающими камнями. Эльфка помнит, что вокруг великана было огромное множество камней, значит, швырять он может их очень долго. Если бы отряд засады был большим, то шансы попадания были бы выше. Однако небольшой отряд легко может рассыпаться, главное, следить за небом. Магистр Венселль натягивает рук и выпускает стрелу. В небе подобно молнии остается росчерк белого цвета. Элин уверена, что мастер-лучник легко может стрелять на такое расстояние, а уж попасть в десятиметровую цель тем более. Однако из-под шлема слышны лишь ругательства. — Аддлер, это же нежить, она уже мертва, стреляй, не стреляй. — Пожимает плечами мэтр Эрик. — Чтобы завалить великана, нужна огромная разрушительная сила, но на таком расстоянии мы не сможем нанести такой удар. — Я и без тебя это понимаю, Эрик. — Магистр опускает лук и достает из колчана стрелу чуть длиннее прочих. — Когда-нибудь у него закончатся снаряды. Пока что просто уклоняемся и не забываем смотреть не только в небо, но и по сторонам. Я же завалю некроманта. — А почему ты сразу в него не стрелял? — Усмехается маг. — В него сначала и стрелял, но над ним висит барьер. Лоренс, Элизабет ответила? — Ага, ждет маяка. — Отвечает юноша. Магистр резко натягивает лук и выпускает стрелу в ночное небо. Тем временем мэтр Эрик дает лучнику еще одну стрелу с рунами на боку. Для выполнения плана она должна упасть прямо перед некромантом и его отрядом. В темноте волшебные письмена, оказывается, светятся. Элин выглядывает из-за плеча Лоренса и видит, как на свитке появляется послание от командира Громового отряда: «Засекла, начинаю». Тактика была придумана во время подготовки к миссии. Остальные понимают, что Равнодушного Охотника и других вампиров не стоит мерить обычными рамками, поэтому маги потратили долгие часы в спорах и обсуждениях того, какие атаки могут предпринять враги и как им противостоять. Больше всего идей предложил именно Лоренс, порой выдумывая странные схемы. Но чем необычнее тактика, тем труднее будет врагам. Последняя стрела, что выпустил магистр Венселль, несет на себе магический маяк, на который Элизабет заранее настроилась. Именно по нему могучая чародейка нанесет удар. Небеса словно раскололись прямо в ясном небе. Элин вздрогнула и вскрикнула, когда ночь на секунду превратилась в день в вспышке ветвистой молнии, ударившей по вражеской позиции. Гром раскатился, наверное, по всем княжествам, а Элин на минуту потеряла возможность нормально слышать. Эльфийку бросает в невольную дрожь при виде могущества подруги. Мэтр Патрик говорил, что сильные маги часто выполняют роль артиллерии из безопасного места. Чтобы повторить такой удар, другим волшебникам пришлось бы собраться в группу и общими усилиями творить боевую магию, а вот Элизабет может сотворить в одиночку. Девушка один раз сказала, что по уровню магического давления и запасов маны она уже сильнее мейстера Гимлерика, но скорее всего по-прежнему уступает архимагу Эзодору Уньеру, который владеет магией уровня «континентальной», если слухи не врут. Девчонке не очень тогда было понятно, что это значит. Для неё магия — не просто закрытая книга, но еще заколоченная десятком гвоздей. Поднимался также вопрос о том, что Элизабет стоит остаться в столице, ведь она может стать целью для врагов, когда они поймут, насколько сильной девушка стала. Но дочь епископа категорично отказалась, заявив, что сила бесполезна, если её не применять. «Будет даже лучше, если за мной придет сам Сареф. Тогда, быть может, я смогу его остановить», — сказала тогда Элизабет. — Элин, попробуй посмотреть, что там. — В ушах слышен приказ магистра Венселля, который снова вернулся на прежнюю стрелковую позицию и даже взобрался на один из брошенных великаном камней. Филин из духовной энергии уже летает вокруг места удара молнией. Вокруг очень много дыма из-за горящих деревьев, но создание с Той Стороны не дышит, поэтому легко летает в дыму. — Не вижу выживших. — Передает команде Элин. — Тут теперь один большой овраг из дымящейся земли. Разве молнии могут рыть такие ямы? Мэтр Эрик тут же бросается объяснять, стихийная магия способна дать природным явлениям дополнительные возможности. И что не стоит забывать, что обычная молния может оказать огромное физическое воздействие, раскалывая напополам стволы деревьев. Вся команда собирается в первом лагере для дальнейшего обсуждения действий. — Похоже, впервые у нас всё прошло по плану. — Хмыкает Бальтазар. — Вот что тщательная подготовка делает. — Рано радоваться. Мы же не знаем, сколько всего их было. — Возражает Ива, недовольная тем, что в бою не приняла никакого участия. — Черт. — Произносит Лоренс, глядя в волшебный свиток. — Что там? — На пергамент смотрит подошедший мэтр Эрик и тоже поминает черта. — Да что вы там увидели? — Хмуро спрашивает Аддлер. — Староклён атакован. — Говорит юноша. — Носильщиками Гробов. — Ха, не всё пророк увидеть может! Здесь мы справились, но нас обошли с другой стороны. Собираемся и выдвигаемся обратно. — Не совсем с другой стороны. Они пришли как раз с севера, но прошли мимо нас по воздуху за тучами. — Объясняет Лоренс. Элин с опаской смотрит на черное небо, ожидая еще какую-нибудь атаку. Все-таки два отряда в лесу совершали отвлекающий маневр, чтобы остальные силы рухнули на головы защитников городницы князя Ширинца. «Нас опять провели!». — Горько размышляет Элин с тревогой об Элизабет. — Нам нужно во весь опор нестись обратно, так что не отставайте. — Громко говорит Аддлер, амулеты с «дальней связью» деактивированы. — Здесь я смогу помочь. — Внезапно вмешивается друид. — Изменившиеся течения я хотел приспособить для защиты, если бы нас продавили, но могу перенастроить для другой задачи. — Например? — Останавливается мастер боевых искусств. — Частичная телепортация. А если быть точнее, искривление пространства, чтобы добраться до городницы минут за пять. Но мне нужно пятнадцать минут для смены чар. — Объясняет Велий. — Хорошо, приступай. — Разрешает магистр. — Лучше подождать двадцать минут, чем скакать два часа. Остальным еще раз проверить снаряжение и подготовить лошадей! Тем временем в Староклёне загораются первые пожары. Налетчики буквально упали с небес на летучих тварях с большими крыльями и принялись за дело убийства и разрушений. Дружинники князя к такому не были готовы, поэтому быстро были бы сметены, если бы не делегация из Манарии. Крепостница Ширинца вдруг засияла в золотом огне, когда святой отец Маркелус начал исполнять песнопения. Черная магия Носильщиков пока что безуспешно разбивается о святой барьер. А в городе Годард вместе с Клаусом Видаром пытаются обезглавить нападающих, которых пришло всего восемь. Вот только каждый прилетевший несет на спине гроб. Сюда пришли главари, значит, отряд перехвата столкнулся с силами отвлечения. Годард сжимает топор и держится за магистром, который в свою очередь стоит за прямоугольным щитом в рост человека. Поверхность щита переливается энергией духа. Годард видит умирающих от ран или под пылающими завалами людей, но помочь им никак не может. Элизабет не сможет нанести единственный смертельный удар по налетчикам, пока они находятся в черте города. Им придется самим выкручиваться, но адепт Оружейной Часовни внутренне абсолютно спокоен, так как про себя считает магистра Видара сильнейшим в Часовне. Носильщики Гробов на крылатых тварях мигом бросились в рассыпную по городнице, швыряя огненную магию или испуская волны темной магии. Один из нападающих спикировал прямо на улицу, где придавил несколько человек. Вот только здесь жизнь культиста заканчивается, когда рядом показывается Клаус Видар. Клаус — щитоносец. Щит — его единственное оружие, которое он обычно использует. Те, кто никогда о магистре не слышали, всегда удивляются, как щит можно использовать вместо меча или копья. Ну что же, в руках любого другого щит будет просто средством защиты, но магистр Видар давно вышел за привычные рамки. Сейчас он легко запрыгивает на спину летучей твари и бьет кромкой щита в затылок врага, благо гроб на его спине расположен поперек. Нападающий тут же падает со сломанной шеей, а следующим ударом магистр убивает летуна. С крыши соседнего дома в магистра летит яркий клубок огненного шара, что врезается в выставленный щит. Годарду же приходится падать на землю, чтобы минимизировать урон от взрыва. Когда вновь концентрируется на бое, видит выставленный щит Клауса без единого повреждения. Магистр бьет по его внутренней стороне, и во врага устремляется сжатый заряд внутренней энергии. Крышу дома моментально смело вместе с Носильщиком и его зверем. Довольно странное явление, что испускаемая энергия Клауса не имеет цветового окрашивания. Как правило, абсолютно у всех адептов Духа активируемая внутренняя энергия за пределами тела принимает некий цвет. Всех причин, от чего он зависит, мало кто знает. Точно известно, что некоторые техники всегда принимают один цвет. Например, техники Белого Пламени всегда белые, а Стальная Кровь, что родом из Стилмарка, всегда алая. Именно поэтому техники так назвали. Но вот Оружейный Стиль Клауса всегда прозрачен, максимум можно заметить дрожание в воздухе. Годард подтягивается на крышу сарая, а оттуда прыгает на крышу здания, где остановился еще один налетчик. В его руке зажат черный посох, из которого ударяют струи черной воды. Люди, на которые она попала, уже не встают, поэтому бородач ускоряет течение энергии в теле и бросается в атаку зигзагами. Топор пульсирует желтым светом и рассекает широкую голову летучего зверя на две половинки. Агонизирующее тело сбрасывает Носильщика со спины, а в этот момент на стену запрыгивает Клаус с поднятым над головой щитом. Удар сверху вниз плашмя взрывает череп врага, а гроб за спиной раскалывается, разбрасывая вокруг многочисленные человеческие кости. Годарду пришлось вонзить топор в крышу, чтобы ударная волна не сбросила с крыши. Удержаться смог, но сама деревянная крыша такого не выдержала и провалилась со всеми участниками на этаж ниже. «Минус три, еще пять», — ведет мысленный подсчет Годард.Глава 12
В другой части Староклёна раздается настоящий взрыв: в воздух поднимаются доски и камни в окружении яркого огня. А посреди буйства замерла внушительная двухметровая фигура с гробом за спиной. Носильщик не держит в руках никакого оружия, если не считать черных рукавиц в потоках яростного пламени. С небес падает тонкий разряд волшебства, что точно убьет человека без массовых разрушений вокруг. Разумеется, Элизабет Викар не стала сидеть без дела, она может творить не только масштабную, но и аккуратную магию. Трудность лишь в том, что на расстоянии в цель еще попасть нужно, поэтому ударить сразу по площади куда проще. Годард выглядывает из-за дома и видит, что чародейская молния просто ударила в гроб без повреждений. Адепт Оружейной Часовни разделился с Клаусом Видаром, еще пять Носильщиков Гробов орудуют в городнице. Защитникам нужно везде успеть, а для этого приходится разделяться. Мужчина перегораживает встреченному противнику проход, ведущий в неразрушенную часть поселения. Верзила длинными шагами приближается к воину, чтобы сокрушить защитника. Топор чертит полуокружность в воздухе, оставляя за собой желтый свет. Оружие, заряженное энергией духа, становится невероятно крепким, поэтому им можно без опаски бить по прочным объектам. Именно на укреплении оружия давным-давно базировался Оружейный Стиль. Адепт может многократно увеличить физическую силу и скорость удара, но какой от этого прок, если после первого же удара меч, топор или копье разлетятся на куски? Противник скорее маг, чем последователь боевых искусств, но при этом легко выдерживает натиск Годарда в ближнем бою. Разумеется, не все маги обязаны быть дохляками или седобородыми старцами. Почти во всех странах с магическим образованием есть любители острых ощущений, когда маг практикуется в ближнем бою, а не прячется за спинами товарищей. Вместо Духа они используют магию, что укрепляет тела и повышает физические характеристики. А уж работа с боевым посохом переросла кое-где в настоящий культ, подобный школам боевых искусств. Латные рукавицы перехватывают топор, а противник то и дело пробует перейти в молниеносную контратаку. Годард спокойно ведет поединок, зная, что сложные заклятья, требующие пассов руками и произнесения заклятий, врагу сейчас недоступны. Как только он отвлечется на магию, сразу получит смертельный удар. Годард сознательно замедляет удары, чтобы противник счел, что на большее защитник Староклёна не способен. Нужна лишь малейшая ошибка, чтобы Годард вбросил настоящий свой максимум в единственный смертельный удар. Однако Носильщик вдруг отпрыгивает и начинает увеличивать дистанцию. Годард устремляется в погоню, чтобы не дать времени на использование магии, но тут нечто падает с неба. Пылающий камень врезается в улицу и оставляет после себя внушительную воронку и выбитые ставни домов. Адепт из Громового отряда вовремя успел среагировать, но все равно отлетел шагов на двадцать. Похоже, что в город спустились далеко не все налетчики, кто-то висит над тучами и бомбардирует городницу осадной магией. Годарду остается надеяться, что мэтр Филипп, что сейчас призраком наблюдает за полем боя, заметит это и примет какие-то меры. И меры не медлят с появлением. Ночь озаряется паутиной молний и оглушительным грохотом: в чистом небе Элизабет Викар не боится бить во всю силу. Над городом уже падают сбитые Носильщики, теперь они без поддержки с воздуха. Годард бежит за врагом и швыряет топор прямо в спину убегающего. В таких бросках воин не промахивается вот уже лет семь. Топор очень глубоко входит в спину неприятеля, даже не заметив кольчуги и гроба. Носильщик Гробов падает на землю, а Годард проносится мимо и хватает оружие. «Так, куда дальше?», — Бородач вертит головой в попытке понять, где еще остались враги. Над головой пролетает сверкающая линия, Годард сразу узнает Оружейный Стиль магистра Венселля. Похоже, что каким-то образом команда перехвата успела быстро вернуться в Староклён. Теперь-то они точно отобьют любое нападение. Воин бегом перемещается по городу, пока не находит магистра Видара в окружении сразу трех Носильщиков. Человек с одним щитом вряд ли бы мог поспевать за атаками с трех сторон, в том числе со спины, но Клаус не пропускает ни одного удара. В Часовне его Оружейный Стиль в шутку называют Абсолютной Защитой. И вот подтверждение: магистр прикрывается щитом от магической атаки, но с другой стороны к нему уже летит дымящийся меч, который Клаус останавливает голой рукой. Носильщик с мечом отшатывается от противника, словно рубанул не по руке, а по скале. Годард бросается на помощь, хотя этого и не требуется. Вскоре все трое Носильщиков побеждены. Через пятнадцать минут нападение успешно отбито, но Староклён все равно сильно пострадал. Годард мрачно вытирает кровь с топора, пока местные люди тушат пожары. К утру начинается сбор трупов в окружении горестного плача. В городнице проживало восемь сотен человек, погибла почти треть. Староклён ни разу за историю не подвергался такому нападению. Элизабет вскоре собрала Громовой отряд на совещание. — Князь Ширинц нас поддержит. — Говорит девушка. — После того, что устроили Носильщики Гробов, он точно потеряет сон на ближайшее время. — Ну что же, теперь он понимает, что не сможет отсидеться за частоколом. — Вставляет мэтр Патрик. — К какому следующему князю направляемся? — Белт Гуронн. — Отвечает Элизабет. — И нам не нужно объединение со всеми княжествами. Ширинц рассказал мне,что большого толку от этого не будет. Эффективно взаимодействовать с силами всех семи княжеств мы не сможем, так как каждый в каких-то вещах будет тянуть одеяло на себя, а в других перекладывать ответственность на соседей. — Объединение княжеств под верховенством нового короля. — Вдруг говорит Лоренс. — Это была легкая загадка. — Всё так. — Улыбается девушка. — Нам нужно, что кто-то объединил все княжества под единой властью. — И этот кто-то — Белт Гуронн? — Спрашивает Аддлер Венселль. — Не Матиан Бэквок? — Да. Вольницу Бэквока ненавидят другие князья, мы ничего с этим поделать не сможем. А Белт — старший сын князя Ракула, почти такого же влиятельного, как и Ширинц. Думаю, именно его стоит посадить на трон Вошельского королевства. — Звучит отлично, но разве князья расстанутся с абсолютной властью на своих землях добровольно? Гражданская война нам никак не поможет в битве против Равнодушного Охотника. — Резонно замечает Годард. — И это главная проблема. К счастью, есть одна лазейка. Велий, пожалуйста, расскажите всем. — Просит Элизабет. Стоящий поодаль друид отрывается от стены и подходит ближе. — Вошельские княжества — древнее государство, что когда-то было единым. — Начинает рассказ Велий. — В какой-то момент истории последний король потерял власть и уважение, после чего самые влиятельные землевладельцы объявили о независимости. Спустя века это превратилось в семь княжеств. Однако процесс можно обернуть вспять, если появится новый король, что сможет объединить страну под центральным управлением. Все внимательно слушают, а друид продолжает: — Это может быть проведено с помощью силы, что выльется в альянс одних князей против других и гражданскую войну. А можно использовать древнюю традицию, положившись на суд богов. Для этого нужен сильный и волевой человек, который не убоится смерти, ведь если его боги посчитают недостойным, то он умрет. Белт Гуронн вполне подходит на эту роль. — Что он за человек? — Спрашивает магистр Венселль, словно пребывает в сомнениях. — Никогда о нем не слышал. — Блестящий оратор и искусный воин. В роли главного управленца из-за тяжелой болезни отца сумел сделать княжество равным Староклёну. Он может показаться бесхитростным, но не обманывайтесь, он очень умен. — Дает краткую характеристику Велий. — Главное то, что он серьезно воспринимает угрозу вампиров и даже нанял в свиту бывших охотников на кровопийц, что по каким-то причинам покинули Манарию и Стилмарк. — Говорит дочь епископа. — Нам будет намного проще договариваться с одним королем, чем с шестью князьями. При этом вражеским агентам будет куда проще проникнуть в изолированные круги власти князей, чем войти в правящую элиту короля, на которую будет устремлено всё внимание. Ни у кого никаких возражений не возникает, лишь Лоренс лежа смотрит в потолок, пока вдруг не задает вопрос: — А в чем суть испытания богов? И в каких таких богов вы верите? — Мы не особо религиозная страна. — Отвечает друид. — Наши ритуалы и праздники чаще дань богатой истории. Кропок — главный бог леса и зверей, Леруда — богиня рек и водоемов, Кинан — бог ветра и дождя. Это главная троица богов, в которых верили наши предки. Есть еще целый пантеон младших богов и духов, что оберегают Вошельские княжества. Многие деревни по-прежнему задабривают духов леса подношениями, хотя большинство традиций помнят сейчас только друиды. А во многие приграничные земли уже проникла вера в Герона вместе с епископскими миссионерами. — Да, многие жрецы Герона отправляются в странствие по миру, чтобы нести наше учение. — Кивает Элизабет Викар. — А в чем смертельная опасность для претендента на престол Вошеля? Так ведь в древности называлось королевство? — Именно так, — кивает друид. — Что же касается испытания, то оно подразумевает битву с ужасным монстром, что живет в горах как раз рядом с княжеством Ракула. Никто не знает, как чудовище выглядит на самом деле, так как все три короля, что в истории Вошеля прошли испытание, описывали его по-разному. Считается, что монстра нельзя победить без помощи богов. Если победа одержана, то это равно одобрению высших сил. Никто из князей за исключением Матиана Бэквока не решится открыто оспорить результат испытания. В летописях ни разу не упоминалось несогласие с результатами испытания. — Выглядит весело. Может, тоже попробуем? — Лоренс, Ива и Бальтазар шепотом уже строят свой план по захвату королевства. — Я бы не рекомендовал. — Слышит перешептывания друид. — Всего три великих короля справились, остальные три сотни известных охотников и великих воинов сложили там голову. — Тогда откуда уверенность в том, что этот Белт победит? — Спрашивает юноша. — Он с рождения обладает особой силой духа и видит знамения богов лучше друидов. Именно такими были короли древности, если верить старым манускриптам. — Князья Ширинц и Ракул соберут остальных. Нам нужно будет отправляться к Белту и, возможно, помочь стать королем, даже если придется в чем-то схитрить. — Произносит Элизабет.Глава 13
Отряд во главе с Сарефом пробирается по подземной империи Вар Мурадот. Вампиры движутся на огромной скорости, сейчас не нужно следить за следами, так как юноша уже знает, куда идти. Мэтры Маклаг и Иоганн устроились на спинах Кастула и Хунга, ведь выдержать темп бега не способны. — Ты нашел Хейдена? — Спрашивает Рим, заметно повеселевшая после встречи с Сарефом. — Почти. Я догадываюсь, где он может быть, но пока что мы не пойдем к нему. — Почему? Из-за нежити? — Да. — Кивает на бегу Сареф. — Какой-то сильный некромант отправил по мою душу высшую нежить. Она может нам помешать в самый ответственный момент. — Так Хейден, наверное, и приложил руку. — Догадывается девушка. — Он, конечно, мог, но вряд ли его рук дело. Я всё еще надеюсь, что он не прознал про нас. Подземную империю атакуют легионы духов, высший вампир не стал бы разрушать свое убежище. Я считаю, что полчища духов и троица высшей нежити связаны друг с другом и тем, кто за всем стоит. — И кто за этим стоит? — Спрашивает вампирша. — Скорее всего мэтр Вильгельм, граф Вигойский. Хотя, настоящая его личность другая. Легион предупреждал о том, что некромант попробует вмешаться, но найти его не смог. Вы не получали каких-нибудь донесений? — Вроде нет. — Пожимает плечами Рим. — После того, как спустились под землю, удаленная магическая связь любыми методами перестала работать. Но вообще хорошо, что мы прихватили Йоса, правда, не рассчитывали на таких противников. — Справимся. — Уверенно произносит Сареф и кончиком языка касается кристалла крови. — А ничего, что мы бросили взятых в плен? Если там был третий, то он может скинуть «камни иссушения» с их тел. — А что еще оставалось? Мы не можем просто так убить высшую нежить, даже если сожжем остатки в магическом огне. Мертвец все равно восстанет из праха. Даже Йос не смог разорвать заклятье жизни-во-смерти. Мы разберемся с ними в Котле. По пути Сареф рассказывает, что Котлом гномы называют древнюю кузницу, в которой по преданиям отливали элементы доспехов для титанов еще во времена первой Темной Эры. А Котел — гигантский тигель, в котором можно расплавить тысячу мечей. Как и в случае с другими невероятными по силе противниками, что имеют физическую оболочку, обычно проще заковать в несокрушимой темнице, чем тратить бесценные силы на полное уничтожение. Сареф ведет группу обходными путями, так как они почти приблизились к сердцу Вар Мурадот. Здесь почти нет темных коридоров, гномы везде устанавливают светильники, масло для которых поступает по маленьким трубам из стен. В таких условиях скрываться станет невероятно трудно, особенно при условии того, что низкорослый народ теперь встречается повсеместно. Отряд видит по пути многочисленные цехи и жилые помещения. Сареф успел подслушать много разговоров и видел множество передвижений гномов. Если это совместить со знаниями, полученными в Фернант Окула, то можно выделить несколько производственных групп внутри общества бородачей. Да, общество гномов вертится вокруг производства. Пока большинство наземных государств ставят во главу угла земледелие и не выходят из феодально-общинного строя с монархией, теократией или магократией, то гномы на вагонетке уже давно вкатились в индустриальную эпоху. Сареф до проникновения в Вар Мурадот даже не мог представить, насколько обширны подземные копи и многочисленны кузни и мастерские. Именно рабочий — основа гномьего общества. Меньшую долю занимают профессиональные военные, защищающие границы империи. Привычной аристократии здесь нет за исключением императора с советниками и глав гномьих мануфактур. Здесь уже существует частный капитал, что порой не уступает по влиянию императору. Единственный вопрос, который обязательно задаст внимательный путешественник, заключается в том, на что гномы тратят весь производственный потенциал? Торговля с другими расами мизерна по сравнению с объемами производства. Конечно, инструменты труда, рельсы, вагонетки и трубы: всё это нужно по мере расширения подземных владений, а также для замены устаревших и сломанных элементов труда. Но вряд ли в сопоставимых количествах. К сожалению, Сареф этого выяснить не смог во время путешествия по империи, а заходить в густонаселенные районы просто побоялся. К счастью, Котел находится за границей центральных подземных комплексов, где по коридорам могут ходить десятки и сотни гномов, как люди по улицам Порт-Айзервица. Котел находится в Первой Кузне, если Сареф правильно перевел труднопроизносимый набор слов. Именно там нужно будет подготовить ловушку и ждать преследователей. — Справа идут. — Предупреждает Маклаг Кроден. Сейчас с помощью магии создает многочисленные невидимые линзы во всех ближних коридорах, через которые смотрит как в подзорную трубу. Подобная магия заставляет падающий свет отражаться по системе зеркал и направляться к магу в обход естественных оптических законов. Не будь эти районы хорошо освещены, то метод был бы не настолько хорошим. Использовать «Мелодию мира» вампир пока не будет. Трудно сказать, как именно Бенедикт, Ганма и Лука нашли Сарефа. Вариантов может быть много. Например, они могут реагировать на магию или использование умений. Либо же использовать связь душ. Если именно мэтр Вильгельм приложил к этому руку, то неудивительно, что нежить может чуять Сарефа. Все-таки основная специализация некроманта — это соулмагия, то магия работы с душами. Этот вариант также может объяснить, почему Лука не сразу пришел на выручку Ганме, так как внутри юноши живут души Бенедикта и Ганмы, хотя уже являются неотъемлемой частью собственной души вампира. Лука же не подвергался воздействию «Кровавого пира», поэтому не должен иметь связь душ. Либо же просто находился дальше всех, поэтому любые рассуждения бессмысленны. На большом перекрестке приходится остановиться, так как большая колонна тащит телеги, набитые оружием и доспехами. Трудно представить, насколько большие хранилища с оружием гномы запасли на черный день. Отряд замер на этаже выше проходящих гномов и взял небольшую передышку. — А когда я встречусь с отцом? — Спрашивает Кастул про Легиона. Грандмастер находится в приподнятом настроении, ведь его наконец призвали для миссии всей жизни. — Скоро. Сначала нам нужно будет разделаться с врагом бога-отца. Ты готов? — Спрашивает Сареф. — Я всю жизнь к этому готовился! — Сразу выпаливает Кастул. — Я не могу обмануть доверие отца! Юноша кивает. Легион здорово промыл мозги новому члену отряда. Фанатичная преданность делу, отсутствие страха и потрясающие боевые навыки: Кастул именно тот, кто им нужен для дела. Ну или Урхаб, если говорить о второй личности грандмастера. Сареф отстегивает меч и протягивает воину. — Теперь он твой. Его специально изготовили для боя с Хейденом. Примерь. — Говорит вампир. Кастул аккуратно вынимает гномий клинок и изучает узоры из прямых линий, в которые навсегда впиталась кровь Фаратхи. Адепт делает несколько взмахов, а также заставляет внутреннюю энергию окутать режущую часть оружия. — Сделан действительно хорошо. Будто по мне мерку снимали. — Делает заключение Кастул, не догадывающийся, что именно по его меркам и был оставлен заказ для кузнеца. Кастул крупнее среднестатистического человека, поэтому оружие тоже должно подходить под ширину ладоней и рост. — У меча также есть зачарование. Помнишь деревья, что выросли из камня? Сейчас я тебя научу. Потом подумай, как сможешь использовать это против Хейдена. Сареф вместе с Кастулом отошли в соседний коридор, где мастер боевых искусств приступил к изучению волшебного свойства оружия. К счастью, в случае артефактов магия активируется самим предметом на основе действий, которые могут сделать даже те, кто обделен талантом управлять магической энергией. Так что Кастул схватывает на лету, как использовать «Лес терний». В это время нужный перекресток уже освободился, поэтому группа продолжает путь. Люминант предупреждает, что заметил преследователей, магия смотрит не только вперед и по сторонам, но и прикрывает тылы. Три мертвеца без устали преследуют цель, но явно не могут идти точно по следам. Сначала Сареф специально вел отряд запутанным образом, чтобы сбить с толку преследователей. Теперь понятно, что ни Ганма, ни Бенедикт, ни Лука не знают гномьих маршрутов, поэтому часто уходят не туда, куда нужно. При этом понимают, если удаляются от цели, и сразу меняют маршрут. Значит, они чувствуют Сарефа на большом расстоянии, даже если он не использует заклятий и умений. Примерно через час гонки вампиры влетают в большой подземный чертог, где когда-то давно гномы занимались переплавкой металлов. Сейчас печи стоят потухшими, кроме одной. В этот тигель можно запихнуть целый дом, о чем не забывает упомянуть Рим. Котел висит над пропастью с огнем, под чертогом как раз проплывают реки подземной реки из магмы. Скорее всего это один из источников, что поднимается по жерлу вулкана и изливается раз в пару столетий на Гномском нагорье. Пока чародеи-люди заняты сотворением магической обороны, Кастул и вампиры начинают таскать из соседнего склада различный металлолом и скидывать в Котел. Жара стоит неимоверная, Кроден с Коулом даже подойти близко к Котлу не могут. Слитки, блоки, сломанные рычаги и старые кирки: всё бросается в Котел, где очень быстро доводится до кипящего состояния. Если бы это увидали гномы, то пришли бы в негодование хотя бы из-за бездумной расплавки всякого мусора без внимания к чистоте материалов и их совместимости. Однако Сарефу нужен лишь расплавленный металл, в котором можно навсегда утопить тела трех взрослых человек. Этот способ не убьет высшую нежить, но позволит навсегда устранить. Конечно, если некромант поможет им оттуда выбраться, то они снова встанут на след юноши, но вампир почему-то уверен, что мэтр Вильгельм или другой некромант предпочтут находиться на безопасном расстоянии от этих краев. — Кажется, они уже близко! — Кричит Маклаг. — Минут пятнадцать, если не ошибутся с маршрутом. — Нам этого хватит. — Говорит Сареф. Внутри царит полное спокойствие. Пусть отправленная нежить может считаться бедствием для многих, Сарефа они не пугают. И уж тем более не могут соперничать с Хейденом по уровню угрозы. Главная их опасность заключается в возможной ловушке, что мог приготовить пославший некромант. Либо же трате драгоценных сил, что они приберегли для местного высшего вампира. Сареф вновь проводит языком по кристаллу крови Фаратхи. Пока всё идет по плану с незначительными отклонениями.Глава 14
Троица быстро продвигается по коридору, ведущему в сталелитейный цех. Вскоре показывается огромный чертог в свете подземной огненной реки. Шаги замедляются, так как цель уже близко. — Чувствуешь? — Спрашивает Бенедикт. — Да. Где-то здесь. — Отвечает Ганма, а Лука молча указывает на магическую фигуру на полу, что выглядит как пересекающиеся квадраты с руной посередине. — Ага, ловушка. — Заключает бывший охотник на вампиров. — Вот только я при жизни магом не был, так что без понятия, что это за магия. — Аналогично. — Произносит мастер Белого Пламени. Стоило троице отойти от входа на десять шагов, как яркий луч света возникает из воздуха и чертит линию над коридором. Гремит взрыв, и на пол падают обломки камней, что надежно перегораживают путь для отступления. — Сами себя заперли? — Ганма смотрит по сторонам, но пока не видит противников. — Нет, на противоположной части чертога есть еще один выход. — Неожиданно произносит Лука. — Чувствуете душу Сарефа? — Да, он здесь, но я не вижу его. — Отвечает Слэн. — Тот человек сказал, что Сареф стал неплох в магии. Возможно заклятье невидимости. Троица уверенно шагает вперед, даже если им приготовили ловушку. Нежить не может ослушаться приказа некроманта, хоть и сохранила собственный разум, чтобы эффективно решать поставленные задачи. Тела не чувствуют жара, им даже не нужно дышать. Чертог кажется покинутым, но среди огромных станков, литейных форм и снятых с производства тиглей вполне могут спрятаться множество человек. Колебания души Сарефа полностью наполняют помещение, поэтому невозможно точно сказать, из какого угла за нежитью следят. Преследователи за пять шагов обошли магическую фигуру на полу, а потом разделились, чтобы веером проверить весь цех. Бенедикт сжимает охотничий кинжал, так как меча лишился в предыдущей схватке. Ганме оружие не нужно вовсе, а Лука разворачивает магический свиток, коих некромант отдал бывшему авантюристу целый мешок. Под поистине титаническим тиглем в центре зала бушует пламя. Чтобы бросить туда что-то для расплавки, нужно подняться по винтовой лестнице и выйти на площадку, соединенную с краем плавильного котла. Бенедикт внимательно скользит взглядом по окружению и отмечает про себя удивительные изобретения гномов. Низкорослый вроде народ может создавать такие гигантские конструкции. Массивный тигель висит на огромных цепях, что могут быть приведены в движение с помощью системы лебедок под потолком для опрокидывания котла. Нежить одним глазком заглядывает в желоб перед тиглем, в который когда-то давно лили расплавленный металл в количестве равным реке где-то на поверхности. Глубина желоба уж точно выше человеческого роста. Цель для устранения точно где-то здесь, но каким-то образом скрывается, Бенедикт идет дальше, пока не останавливается перед чей-то фигурой. Тот самый мускулистый воин с татуировками, с кем бывший охотник на вампиров дрался в тоннеле, вновь перегораживает проход, выйдя из завесы невидимости. Человек благодушно улыбается, а в руке держит какой-то новый клинок. — Сюда! — Громко кричит Бенедикт и бросается в бой. При жизни Слэн был довольно умелым бойцом и даже изучал боевые искусства. Конечно, он не стал мастером и даже адептом может считаться с натяжкой, но понять уровень мастерства оппонента может безошибочно. При жизни противник с мечом явно гномской работы разделался бы с Бенедиктом одним лишь ударом. Сейчас скорость и сила мертвого тела находится на совсем ином уровне, что было когда-то, но все равно начинается быстрый обмен ударами явно не в пользу высшей нежити. Однако Бенедикт продолжает переть вперед, всё равно не чувствует усталости и, конечно, боли. Пускай воин с мечом наносит удар за ударом, это никак не поможет, нужно лишь не дать отсечь конечности, что скажется на двигательных функциях. Второй раз Бенедикт на это не попадется… В другой части зала на Ганму напрыгивают два вампира: мужчина и женщина. Крупный мужчина атакует бывшего мастера Белого Пламени мечом, а девушка задействует длинный хлыст. Ганма был вполне уверен в быстрой победе, но вампиры оказываются довольно крепкими орешками, постоянно страхуя и дополняя атаки друг друга. И оба являются пользователями Оружейного Стиля. В ближнем бою вампир сдерживает атаки Ганмы, а стоит отойти, как летит боевой хлыст, оставляющий борозды даже на каменном полу. Ученик магистра Борека понимает, что эти вампиры вполне могут лишить ноги или руки, если он будет неосторожен. Вот только оба противника еще не приблизились к уровню мастера, лишь дополняя сверхчеловеческие возможности приемами с использованием внутренней энергии тела. «Значит, они мне не ровня в любом случае», — руки Ганмы вспыхивают белым огнем и одновременно перехватывают меч и ловят кончик хлыста. Пинком нежить отбрасывает вампира и дергает хлыст, чтобы вампиршу бросило прямо под смертельный удар. Вот только атака заканчивается не так, как было задумано. Девушка прыгнула вперед сразу же, как только хлыст был пойман, поэтому успела оказаться рядом куда раньше, чем нужно для удара. Из-за этого Ганма пропускает встречный удар и отлетает назад. Вампирица мощным рывком выдирает кончик хлыста из мертвой руки. Из чего бы оружие не было сделано, оно невероятно прочное, раз не порвалось. — Один адепт Белого Пламени меня однажды уже поймал таким образом. Больше не прокатит. — Хищно улыбается девушка с новым взмахом… Лука быстро уворачивается от оружия вампира в железной маске и наносит ответный выпад. Из других частей зала слышит товарищей, вероятно, на них тоже одновременно набросились из засады. Вот только высшая нежить никогда не почувствует по этому поводу страх и продолжает отбивать атаки вампира. Другой рукой достает из поясной сумки свиток и разворачивает его. Вспышка ослепляющего света должна была дезориентировать врага, но свиток вспыхивает ярким пламенем вместо активации чар. Кто-то явно направил на него поджигающую магию. Авантюрист при жизни был довольно опытным приключенцем, хотя и не дотягивает до уровня невольных товарищей в несмерти. Как в боевых навыках, так и громким именем. Но это не мешает ему сдерживать взрослого вампира и успевать вытащить еще один свиток. Вот только второй вспыхивает еще до того, как нежить успевает развернуть. Невидимый чародей продолжает блокировать попытки использовать записанное волшебство. Вот только долго это продолжаться не может, мана у чародея все равно закончится, а вампир устанет. «Они готовят что-то еще?», — Успевает подумать Лука перед тем, как очутиться под ярким солнечным светом. Высшая нежить стоит на поверхности земли, но не испытывает никаких неприятных чувств из-за света солнца. Значит, оно не настоящее. А вот юноша впереди может быть реальным. Сареф приветственно поднимает руку, словно хочет поговорить перед тем, как они сойдутся в бою… Бенедикт Слэн отлетает от мощного удара и бьется о стенку одного из тиглей. При этом легко поднимается на ноги и встает в боевую стойку. Пока конечности при нем, он будет встать так долго, что все звезды на небе погаснут от старости. Однако поле боя резко меняется, Бенедикт сидит в засаде вместе с товарищами и наблюдает за замком на горном склоне. — Что такое? — Спрашивает до ужаса знакомый голос. Мариэн Викар лучезарно улыбается, вряд ли испытывая хоть какой-то страх перед миссией. — Похоже, я попался в иллюзорную ловушку. — Вздыхает Бенедикт. — Вампирскую? Где? Как? — Удивляется девушка, усиленно тряся боевого товарища. Многими чертами она похожа на младшую сестру Элизабет, вот только Лиз, как она её зовет, родилась с белыми волосами, а вот у старшей сестры они золотистого оттенка, как и у давно почившей матери. Из-за врожденного заболевания Элизабет вряд ли когда-нибудь станет точной копией сестры. Хотя на красоте вряд ли скажется, обе сестры по мнению каждого жителя королевства невероятно прекрасны. Главное различие в характере. — Сареф, похоже, действительно поднаторел в ментальной магии, как и предупреждал тот некромант. — Охотник на вампиров оглядывает давно прошедшие события. — Моя защита не справилась. — Господин Слэн, вы меня пугаете. — Мариэн присаживается рядом с озадаченным видом. — Может, отменим миссию? — Но мы так долго сюда добирались. — Возражает другой охотник на вампиров. Бенедикт помнит товарища, играющего с ножом. Всё лицо и коротко остриженная голова покрыты шрамами, большинство которых от вампиров. — Здесь что-то не так, Габриэль. Посмотри на господина Слэна! — Я же много раз говорил: называй меня просто по имени. — Бенедикт, сам того не желая, подыгрывает насланной иллюзии. — Ой, простите, Бенедикт. Так что за ловушка? Я ничего не почувствовала. И кто такой Сареф? — Мариэн продолжает обеспокоенно сидеть рядом, а Бенедикт не видит смысла что-то отвечать. Каким бы реалистичным не был иллюзорный мир, он — фальшивка. Вместо ответа встает на ноги и оглядывается по сторонам. Жаль, что магией не владеет и при жизни не учил хотя бы теоретические азы. — Ну что, отправляемся за головой старшего вампира? — Третий товарищ, наверное, думает, что Бенедикт пришел в себя. — Отправляемся. — Уверенно произносит человек. Здесь он даже может нащупать собственный пульс. Сареф специально мог вырвать это воспоминание в надежде на то, что это деморализует противника, но не на того нарвался. — Круто! — Встает на ноги Мариэн. — Но помните, нас всего трое. Действуем по плану. — Можно было еще позвать магистра Венселля. — Произносит Габриэль. — Он бы точно не отказался поохотиться на вампиров. — Мне он не нравится. — Откровенно отвечает жрица Герона. — Кровь его пьянит почти так же, как вампиров. Я не осуждаю его, ему пришлось многое пережить, но он доводит охоту до крайности. Он далеко не всегда остается спокойным и рассудительным. Не переживайте, всю работу оставьте мне, с вас прикрытие. — Мы и не переживаем. Ты была самой замечательной, кого я встречал в жизни. — Говорит Бенедикт то, чего в прошлом так и не успел сказать вслух. — Мррр, — подобно кошке мурлычет девушка на похвалу, — но почему была? Мне еще рано на покой, я даже жениха себе не нашла. Вперед! Последний за три десятка лет великий паладин Манарии уверенно шагает по направлению к Фондаркбургу. Жрецов и инквизиторов в королевстве хватает, но только те, от чьей божественной силы буквально горит аура, могут стать такими паладинами Герона. Ни один кровосос, даже старший вампир, не сможет подойти спокойно к Мариэн. Но теперь Бенедикт знает, что абсолютных правил не существует.Глава 15
Темная ночь разливается в окрестностях Фондаркбурга. Бенедикт заново переживает тот страшный штурм, полностью осознавая нереальность происходящего. Чем больше думает, тем сильнее чувство тревоги. Кажется, что Сареф вряд ли бы стал так потеть просто для показа иллюзии. За всем этим стоит что-то еще. Часовые на стенах сразу замечают вторженцев. Иначе быть и не могло, ведь сила Мариэн подобно приливным волнам расходится по окрестностям. Из-за этого её не берут на миссии, где важна незаметность. На воротах крепости возникает символ солнца, составленный из золотых лучей. Под священным символом сгорают охранные заклятья и проклятья, даже дерево рассыпается горячим пеплом. Мариэн Викар уверенно шагает вперед с молитвой на устах. И Герон внимает ей. Стрелы останавливаются в полете, даже темная магия не способна задеть группу из трех человек. Люди беспрепятственно входят в первый внутренний двор. Бенедикт ожидал увидеть вооруженных вампиров, но никто так и не решился подойти к паладину и высшему проводнику силы бога солнца. Они прибыли к Фондаркбургу уже после заката, и Мариэн не захотела ждать дня. В дневное время суток священная сила многократно повышается, девушка бы могла испепелить весь замок на безопасном расстоянии. Конечно, таким образом они бы не помогли плененным людям, что держат в замке вампиры. Отряды кровопийц периодически делают набеги на приграничные земли Манарии и уводят с собой людей. Возможно, для питания, а может, для чего-то похуже. Именно сообщения о пропаже целых деревень заставили Церковь Герона и охотников на вампиров действовать более активно. Бенедикт и Габриэль идут за Мариэн с обнаженным оружием. Освященное в Сакпирите оружие, обереги и магические артефакты: они вполне могут дать бой обычным вампирам. Некоторые кровососы прячутся в темноте, но Мариэн отчетливо видит ауры. Указующий жест запускает поток яркого огня, что сжигает каждого противника дотла. Это совсем не магия, это нечто более могущественное. Из всей семьи только у Элизабет есть талант к магии и еще какой, но Мариэн все равно сильнее, ведь источник силы — сам бог солнца. Бенедикт помнит, что после вторых ворот появится местный хозяин в статусе старшего вампира. Такой противник уже не по зубам охотникам на вампиров в расчете один на одного. Вместе с Габриэлем они могли даже победить, если бы смогли заманить в ловушку. Очередные ворота падают в облаках искр, и троица входит в главный двор, где уже стоит вампир в алом плаще и маске. Над его левым плечом поднимается очень длинное крыло из темной энергии. Мариэн готова была вступить в бой, как вдруг Бенедикт хватает за руку. — Я сам с ним разберусь. — Говорит охотник и начинает идти к старшему вампиру. Спутники пытаются остановить его, но Бенедикт срывается с места в сторону врага. Этого в прошлом не было, охотник намеренно пускает развитие событий по другому маршруту, раз уж это все равно иллюзорный мир. Есть вероятность, что во время ненастоящей смерти магия прекратит действие. Шаг за шагом Бенедикт приближается к противнику. В реальности никогда бы не бросился таким образом на старшего вампира, но сейчас это именно то, что нужно. Хозяин Фондаркбурга спокойно стоит, словно зная, что охотник добежать не сможет. Огромная сила опускается на плечи и валит на землю. Это точно не вампир, его останавливает Мариэн! Она тоже идет вразрез реальным событиям прошлого! — Что ты делаешь, Бенедикт? — Над охотником нависает девушка, обладающая невиданной физической силой для девичьего тела. По её щеке течет кровь, черное крыло старшего вампира сумело пробить защитное благословение. Пускай всего на кончик, но пробило. — Я… — Начинает Бенедикт, не зная, что именно сказать. Произошедшее действительно похоже на Мариэн Викар. Она бесстрашно бросится на выручку любому человеку. Так было даже до того, как она освоилась с дарами Герона, а значит, была самой обычной девушкой. В десять лет она бросилась к тонущему крестьянскому ребенку и чуть сама не погибла. А на самой первой миссии против вампиров закрыла собой раненого товарища, заработав на всю жизнь три огромных шрама через всю спину. Умная, храбрая и преисполненная благодати: её почитали даже те, кто никогда не видел. Вокруг поднимается вихрь золотого огня, что отбрасывает старшего вампира. Иллюзорный мир вновь движется согласно воспоминаниям Бенедикта. Старший вампир поднимается на ноги, но уже собой не является. В ту злополучную ночь охотник на вампиров этого не почувствовал и не понял, что произошло. Сейчас же это ясно как день: в тело старшего вампира словно кто-то вселился. Кто-то невообразимой силы, позволяющей смотреть даже на Мариэн свысока. Девушка тоже это понимает и активирует все резервы. Над замком вспыхивает огромное солнце, но тут же скрывается за багровой луной. Их новый противник буквально сотворил солнечное затмение, чтобы заблокировать масштабную атаку. Сзади Габриэль швыряет магический кристалл, наполненный солнечным светом. Взрыв предмета должен был испустить поток света, но кристалл просто завис в воздухе, почернел и упал. — Отступаем! — Кричит Габриэль, тоже не верящий, что старший вампир может быть сильнее Мариэн. Больше ничего охотник сказать не успевает, так как на теле открываются десятки глубоких ран. Быстрая смерть настигает Габриэля вдалеке от родных мест. Бенедикт подскакивает к ошарашенной Мариэн и насильно вручает свиток телепортации. Он у них всего в единственном экземпляре. Девушка понимает, что задумал напарник, хочет возразить, но чары уже активированы, и девушка исчезает со двора. Бенедикт оборачивается с обнаженным оружием, но неизвестный вампир в теле старшего просто игнорирует боевую стойку и сам исчезает в пространстве. А воина тем временем окружают скалящиеся вампиры. Бенедикт неизбежно проигрывает, его разоружают, срывают обереги и артефакты, а после куда-то тащат. Избитое тело болит, но охотнику все равно, ведь иллюзорный мир вновь пошел своим чередом. Сейчас-то Бенедикт знает, что Мариэн так и не сумела сбежать от противника, которым оказался высший вампир. Мужчину закидывают в тюремную камеру к другим пленникам. Вскоре над лежащим человеком кто-то появляется. — Кто здесь? — Спрашивает Бенедикт, напрягая зрение. — Я — Сареф. — Представляется уже знакомый юноша. — А вы кто? — Ха-ха. Прекращай игры, Сареф. Долго ты меня тут будешь мурыжить? — Улыбается Бенедикт, вспоминая знакомство с темнице. — Осталось немного. — Отвечает собеседник. — Пока вы здесь, ваше тело не сопротивляется. — На щепки меня там рубите? Эх. — Почти. — Юноша садится рядом. — Думаю, на этом ваше путешествие закончится. Мне бы хотелось, чтобы вы вновь упокоились. — Да я и сам был бы не прочь. Я не хочу охотиться на тебя. Пускай я не могу ослушаться некроманта, своя голова на плечах у меня еще осталась. Мне печально лишь за судьбу Мариэн. Ты к событиям сегодняшней ночи отношения не имеешь, некромант не стал врать насчет этого. — Да, не имею. Завтра меня обратят в вампира и прикажут вас осушить. А Мариэн проживет еще примерно неделю, пока я не сотру руну с её лба. — Вспоминает Сареф то, что вспоминать совсем не хочется. — Ты ведь тоже заложник? Чем вампиры тебя шантажируют? — Думаете, я жертва шантажа? Нет, я добровольно встал на их сторону. — Качает головой собеседник. — Но зачем тебе это? — Так я смогу вернуться домой. — Улыбается Сареф. — Спасибо за всё, Бенедикт. Часть вашей души по-прежнему живет во мне, поэтому вы мне как родной человек. Покойтесь с миром. На прощание Сареф тратит еще немного сил, чтобы показать какое-то другое воспоминание. Что-то такое, что у Бенедикта даже после смерти вызовет только положительные эмоции. Вот, например, еще совсем зеленая Мариэн проходит подготовку среди охотников на вампиров и закрывает рот руками, впервые увидев разлагающийся труп. А Бенедикт Слэн успокаивает девушку в объятьях и громко смеется в мелодичном перезвоне. Уже уходящий Сареф что-то произносит, усиливающийся звон заглушает слова, но Бенедикт кивает… … — Ха! Ха! — Ученица наносит один удар за другим по воздуху. За время тренировки с неё семь потов сошло, но строгий учитель невозмутимо заставляет дальше наносить удары. — Учитель Ганма, я больше не могу! — Жалуется Мариэн, упав на землю. — Всё ты можешь. Еще сотня ударов. — Ганма нависает над девушкой подобно скале. — Я… больше не могу. — Всё еще не может отдышаться ученица двенадцати лет. — Ты не сможешь выйти за пределы человеческих возможностей, если не будешь за них выходить. Каждый день через боль и усталость — иначе никак. — Говорит Ганма и протягивает руку. — Давай. Раз уж ты попросила отца найти тебе настоящего мастера боевых искусств, то будь добра использовать всё время для получения результата. — Да, учитель. — Слабо отвечает Мариэн и поднимается на ноги с помощью уроженца Фьор-Эласа. Еще одна сотня ударов. Кажется не так уж непосильной задачей, если не считать предыдущую тысячу. Ганма рассказывает, что на его родине дети уже с восьми лет проходят такие тренировки. Руки словно в железных оковах тянутся к земле, но учитель постоянно требует их поднять и не разрушать стойку. Удивительно, но Мариэн хватает еще на сто ударов, девочка радуется сквозь боль в руках, и даже Ганма кивает. — А теперь иди умойся. — Приказывает учитель и садится на мешок с песком, что вскоре станет снарядом для отработки ударов. Бить воздух легко, а с тяжеленным мешком будет куда сложнее. А когда-нибудь мешок заменит противник, который не просто может дать сдачи, но еще будет желать смерти противнику. Ганма смотрит вслед качающейся фигуре и оборачивается на еще одного наблюдателя. — Ну что теперь? — Спрашивает Ганма. — А что теперь? — Переспрашивает Сареф. — Ты стал хорошим учителем для Мариэн. — Может быть. — Спокойно отвечает последователь школы Белого Пламени. — Драться она научится, но в боевых искусствах качественно развиваться не станет, когда получит статус паладина бога солнца. — Что поделать. Людской век недолог, стоит концентрироваться на своих сильных сторонах. — Пожимает плечами юноша. — Что это всё такое? Я словно вернулся в прошлое. — Это иллюзорный мир на основе воспоминания. Сложная ментальная магия. Пока ты здесь, твое тело беззащитно. — Объясняет Сареф. — Ясно. А остальные? — Уточняет Ганма. — Тоже в ловушке. — Значит, мы продули? — Ганма замечает бегущую обратно Мариэн. — Выходит, что так. Но пока суд да дело вам стоит провести последний урок. — С улыбкой произносит юноша, которого видит только Ганма.Глава 16
Мариэн Викар по какой-то причине бежит обратно, словно забыла что-то важное. А в руке держит какой-то предмет. — Учитель Ганма! Я совсем забыла! — Кричит девчонка. — Что забыла? — Спрашивает Ганма. — Подарить вам подарок! — Гордо улыбается Мариэн и протягивает сверток. — Мне не нужны от тебя подарки, только прилежание и терпение. — Спокойно отвечает мужчина, не принимая дар. — Но учитель Ганма, я хочу вам что-то подарить. Ведь вы согласились приплыть в Манарию аж из Фьор-Эласа и от денег отца отказались. — Настаивает девочка. — У меня не так много личных вещей, которые можно дать в качестве подарка. — Я прибыл по просьбе Марты Рапон, одной из мастеров Оружейной Часовни, что совершала паломничество в нашу страну. Не нужно считать, что я делаю какое-то одолжение. — Качает головой Ганма. — Нет и нет, учитель. Возьмите. — Мариэн почти насильно вручает подарок и убегает вся красная. В свертке оказывается металлическая пластинка с выгравированным именем и названием рода, а также руной жизни — Кромм. Родовая пластинка наверняка была зачарована в младенчестве. В Манарии и Стилмарке изготовление таких вещей для новорожденных является древней традицией, даже бедные люди сразу преподносят какой-нибудь подарок ребенку, например, гладко выструганную дощечку с именем. Обычно люди до старости хранят такие вещи, считая особенными. — Да, она отдала мне единственную ценную вещь, которой тогда владела лично. — Говорит Ганма, проводя пальцем по имени. — Так и не смог вернуть. — Можно было бы приказать, и тогда она забрала бы подарок. — Говорит Сареф. — Да, но сильно бы расстроилась. Тогда я посчитал, что это не стоит детских слез. — Мастер боевых искусств аккуратно заворачивает пластинку обратно. — А потом с помощью родовой пластинки я был найден рядом с Фондаркбургом. — Произносит Сареф. — Ага, предмет привел меня прямо к смерти. Но это моя ошибка. Лучше скажи, как долго иллюзия будет продолжаться? — Думаю, я смогу поколдовать над ощущением времени и даже изменить воспоминание. Мой новый учитель неплохо в таких вещах разбирается. Думаю, вы еще сможете дать несколько уроков Мариэн. — Отвечает вампир. — Ну уж нет. — Ганма решительно встает. — Какой толк обучать несуществующего ученика? Я не сентиментальный человек. Заканчивай быстрее, в мире живых мне делать нечего. — Да будет так. Прощайте. — Юноша исчезает, а пространство наполняется непроглядной тьмой с мелодичным звоном… … — Что ты хочешь? — Спрашивает Лука. Вокруг раскинулось горное ущелье, а Дьявольский Ловчий греется на скале. — Это морок что ли? — Да, иллюзия на основе воспоминания. — Кивает Сареф. Лука выхватывает из пояса метательный нож и бросает в вампира. Из всех троих он единственный, кто решает продолжить бой с Сарефом. Метательный снаряд просто исчезает в воздухе. — Я полностью контролирую иллюзорный мир. — Говорит юноша. — Атаковать бесполезно, да и не нужно. Приказ некроманта сейчас заглушен. — И правда. — Бывший авантюрист смотрит на руки. — Сейчас разум отрезан от тела, призвавший вас накладывал магию именно на тела, а не души, поэтому здесь ты свободен от его влияния. — Что ты хочешь? — Мрачно спрашивает Лука. От былого веселого приключенца не осталось ни следа. — Время, пока мы нейтрализуем тело. Можем поговорить. Я… хотел бы извиниться за тот случай, когда подстроил твою смерть. — Понимаю твои мотивы. — Отрезает Лука. — Но я уже мертв, так что слова ничего не изменят, Сареф. Если я и хочу тебе отомстить, то не за то, что бросил меня одного на съедение пауку, а после не помог спастись. Я был авантюристом и понимал, что вряд ли умру от старости в кровати. Мертвецы не испытывают эмоций. Но… Сареф не перебивает, хотя мог бы поспорить насчет последнего предложения. — Когда мы шли сюда, я попросил напарников пройти через Масдарен. Там я хотел увидеться с семьей. Разумеется, я бы не вошел в дом с улыбкой, так как мог перепугать близких мне людей. Я хотел лишь глянуть на них издалека, убедиться, что они продолжают жить и радоваться хоть чему-то. — Рассказывает Лука. — После миссии сопровождения великана я посетил твоих родных, отдал личные вещи и деньги. А также от твоего имени подарил Морику игрушечный меч. — Рассказывает Сареф. — В самом деле? — Чуть улыбается собеседник. — Спасибо, он неделями выпрашивал этот подарок. — Признаюсь, я никогда больше не возвращался в Масдарен, поэтому не знаю, как сложилась судьба у твоей жены Ланы и сына Морика. — Говорит вампир. — Зато я теперь знаю. — Улыбка тут же исчезает. — Расспросил нищего на улице, так как от нашего дома осталось лишь пепелище. Он вспомнил, что в этом доме проживала семья авантюриста, потерявшая кормильца. Примерно через полгода после моей смерти Лана вновь вышла замуж, а пять месяцев назад Морик умер от лихорадки. Новый муж Ланы оказался редкостным мудаком, постоянно бил мою жену и от работы отлынивал. А в одну ночь в доме случился пожар, где он и сгорел мертвецки пьяный. О судьбе Ланы тот нищий ничего не знал. Вероятно, тоже погибла в огне. — Мне жаль, что так произошло. — Склоняет голову Сареф. — Ха, вот за судьбу своей семьи я готов тебя растерзать, вампир. — Зло бросает Лука. — Может, те двое действительно не смотрят на тебя, как на врага, но я никогда тебя не прощу. Тот некромант говорил, что ты не поглощал мою душу, что бы это не значило, но если бы это сделал, я выгрыз тебя изнутри! — Понимаю. — Кивает Сареф, смотря на приближающегося человека. — Да ни черта ты не понимаешь! Ты убиваешь людей, строишь заговоры и даже приближаешь настоящий конец света, если верить магу смерти. При жизни я почему-то решил, что ты нормальный человек, который просто прошел через какие-то жизненные трудности. Я искренне хотел тебя развеселить, помочь в чем-то. А на поверку ты оказался хитрым и жестоким человеком, и не потому, что ты вампир. — Лука подходит почти вплотную. — Я уничтожу тебя, Сареф. Юноша спокойно смотрит в лицо собеседнику, уже сказал всё, что хотел. Ему действительно не изменить произошедшие события, как и не заслужить прощение. Бывший авантюрист вдруг раскрывает рот, по телу пробегает черный туман, в котором душа исчезает из иллюзорного мира. Сареф хлопает в ладоши и открывает глаза в подземном чертоге, по которому ползут огненные блики от подземной огненной реки под цехом. Сареф встает на ноги и покидает центр сложной магической фигуры. Сидящий рядом Маклаг Кроден вопросительно смотрит, но юноша просто проходит мимо по направлению к Котлу. Все вампиры вместе с Кастулом тянут огромную цепь, что опрокидывает тигль, а мэтр Иоганн применяет заклятье резкого остужения расплавленного металла. На пол с грохотом падает большой кусок горячего металла, заключившего в себя три тела высшей нежити. Сразу же подбегает Йос и высекает на поверхности металлической темницы большие руны сдерживания и иссушения. Даже высшей нежити никогда не выбраться из такого плена без помощи извне. Третья руна на поверхности сокроет ауру нежити от взгляда некроманта. Сареф встает рядом и активирует «Мастерское чтение». В иллюзорном мире показалось, что некромант решил-таки вмешаться и спасти одного подчиненного. Действительно, Бенедикт Слэн и Ганма запаяны внутри огромного слитка в форме дна Котла, а вот Лука бесследно исчез. Некромант не только выдернул нежить из иллюзорного плена, но еще и отворил пространственные врата. «Ментальная коррозия» и «Мерный портал» — нешуточные заклятья. Теперь Сареф полностью уверен, что за этим стоит мэтр Вильгельм.Достижение: Невозможный план Описание: вам неплохо даются тактические изыски, вы умеете подбирать правильные шаги и союзников, чтобы одолеть противников, которых не можете взять силой. Возможности Системы расширены, теперь вы можете получать краткую сводку о чужих возможностях, если они не сокрыты превосходящей силой.
Расширение возможностей Системы после победы над «манифестом» Фаратхи неплохо сегодня помогло. Система подсказала о том, что связь душ позволит Ганме и Бенедикту вычислить местоположение Сарефа, где бы он не находился. Но вместе с этим связь делает и нежить уязвимой для ментальной атаки, которую исполнил вампир. А вот Лука не имел такой связи, поэтому некромант сумел удаленно вызволить бывшего авантюриста. А может дело в том, что только Лука имеет личные мотивы для противодействия Сарефу, а значит, будет самым полезным. — Ну, вроде справились. — Подходит блестящая от пота Рим. — Двигаемся дальше? — Двигаемся, но сначала… Мэтр Маклаг, будьте добры, обрушьте своды этого чертога. Хочется, чтобы гномы никогда сюда не вернулись и не нашли металлическую темницу. — Сареф достает из внутреннего кармана сверток, который выхватывает из руки люминант со скоростью смертельного удара ассасина. — Гномы смогут раскопать чертог. — Напоминает Рим. — Сейчас они слишком заняты нежитью из недр. — Пожимает плечами Сареф, смотря на то, как Кроден засыпает в походную трубку курум и поджигает его. — Мэтр, только быстро. Остальные — за мной. Сареф ведет команду ко второму выходу из чертога, пропускает всех вперед и смотрит на зигзаги белого света, танцующие в цехе. Заметно повеселевший чародей скачет к выходу, а разрушительное заклятье набирает полную силу. Тигли падают со стоек, цепи рвутся, а древний Котел вовсе падает в реку лавы. Следом падает потолок и рушатся стены. Охотник на вампиров Бенедикт Слэн и мастер боевых искусств Ганма наверняка становятся первыми людьми за долгие века, похороненными в империи гномов. Отряд теперь продвигается к следующей цели, куда более тяжелой, чем высшая нежить. Но перед этим неплохо будет передохнуть, поэтому Сареф уже присмотрел отличное уединенное место, где спутники смогут набраться сил для нового рывка. Юноша ведет отряд вдоль границы обжитых чертогов, а после спускается на десять ярусов вниз к берегу подземного озера со светящимися интересными водорослями. Это место уже несколько раз внимательно исследовал. Гномы сюда не ходят, шахт и мастерских поблизости нет. Подземных хищников и нежити тоже не попадалось. Озеро образовалось путем затопления большого чертога и находится вне обычных маршрутов гномов. Отличное место для привала.
Глава 17
Нарядные люди ходят по улицам, где звучат музыка и смех. В городнице князя Ракула проходит шумный праздник, несмотря на события в Староклёне. Княжество Тиховодское располагается в самом центре Вошельских лесов, а по влиянию вырывается на первое место, уступая теперь лишь Вольнице Бэквока. Древнее испытание всегда начинается с большого праздника, где присутствуют все князья. В Серопруд, как называется городница княжества, и вправду прибыли властители других земель по приглашению Ширинца и Ракула, опять же кроме Матиана Бэквока. Большой пруд с серой водой в центре городницы, в честь которого назвал поселение прадедушка Ракула, с утра покрылся корочкой льда у берега. Сейчас Элин стоит на берегу и наступает на хрупкий лед. Холодный ветер приносит не только заморозки, но и серые тучи, сквозь которые солнечные лучи пробиваются с большим трудом. Элин плотнее кутается в теплую накидку. — Извини за ожидание. — Раздается за спиной голос Лоренса. Элин оборачивается и смеется при виде заметно выросшего живота спутника. — Что ты прячешь там? — Подходит эльфка. — Большой кусок мяса, большой кусок хлеба и бутыль местного самогона. Я был так вежлив с местными, что меня не отпустили без подарков. — А вдруг Эли увидит, как вы напиваетесь? — С улыбкой спрашивает Элин. — Не, она на пиру со всеми князьями. — Беззаботно отмахивается юноша. — Пойдешь с нами или к командиру отряда? — Сложный выбор. А почему бы вам не пойти на пир в крепостницу князя? Туда же весь Громовой отряд пригласили, а вы как обычно предпочитаете организовать что-то своё. — Произносит Элин, имея в виду Лоренса, Бальтазара и Иву. — Мы не такие важные шишки, чтобы привлекать к себе внимание. — Лоренс придерживает руками снедь, будто беременная женщина на последнем сроке живот. — Только по этой причине? — Нет, мы еще строим заговоры вселенского масштаба. — Хитро улыбается Лоренс, проходя мимо. — Ну так что? Пойдешь смотреть на пьяных князей или вступишь в нашу тайную ложу, что будет править миром когда-нибудь? Элин немного поколебалась, но все же отправилась за Лоренсом. На пир уже успела заглянуть и ей там не слишком понравилось из-за большого шума. «Тайная ложа» обосновалась на чердаке дома, что выделили для посланцев Метиоха Айзервица. — О, ты привел к нам нового члена, брат мой. — Загадочно говорит орчиха. — Нет, Ива, я просто пришла в гости. Я не буду с вами мир захватывать. — Улыбается Элин. — До этого еще далеко. — Бальтазар сидит с дымящейся трубкой у раскрытого окошка. — Пока что мы захватили лишь чердак и немного еды. — Все завоеватели начинали с малого. — Лоренс достает из-под туники набранное добро. — А чем тут пахнет? — Я стащил с пира один поднос. — Бальтазар указывает на большое блюдо, где лежит горячая картошка с луком и сметаной. — Неплохо-неплохо. Умыкнуть такой поднос с пира куда сложнее, чем кошелек в толпе срезать. Прошу за стол. — Приглашает всех Лоренс. — Элин, будешь это? Эльфийка от самогона сразу отказалась, поэтому получает кружку молока. При этом с удивлением заметила, что остальные к спиртному тоже не прикасаются, лишь налили большую чарку. Юноша рядом насыпал в неё какой-то порошок и размешал. Потом закинул еще несколько высушенных листьев и поджег от свечи. Над чаркой на несколько секунд повисло еле заметное голубое пламя. — А что ты делаешь? — Действия слишком загадочные, любопытство не побороть. — Интересно? Это ритуал, которому научил меня учитель. Он вообще любил алхимию, у него была большая лаборатория. — Рассказывает Лоренс. — Ты ешь, а то те двое тебе ничего не оставят. И правда, Ива с Бальтазаром уже вовсю уминают еду. При виде такого аппетита даже Элин решается перекусить. — То есть, вы хотите захватить мир с помощью чарки самогона с листьями? — Спрашивает эльфка, а орчиха с бородачом начинают хохотать до слез. — Не, — отмахивается Лоренс, — для завоевания у нас припрятано кое-что другое. Это для испытания Белта Гуронна. — А разве мы будем как-то в этом участвовать? — Спрашивает Элин. Она помнит, что Элизабет, Ширинц, Ракул и Велий решили использовать древнюю традицию, чтобы возвести на престол Вошеля сына князя Ракула. Скоро должно начаться испытание, вот только это внутреннее дело княжеств, вряд ли пригласят чужестранцев. — Официально не будем. Но нам нужен союзник с централизованной властью, поэтому вполне очевидно, что мы все же влезем. — Понятно. Вот что имела в виду Элизабет. — Эльфка откусывает печеную картошку. Все еще горячая. — Но я не пойму, как приправленный самогон поможет Белту победить ужасного монстра? — Задает вопрос Ива. — Что? — Лоренс смотрит на орчиху, а та на него. — Что? — Переспрашивает Ива. Даже Бальтазар отрывается от куска мяса, потеряв нить разговора. — Самогон никак не поможет. — Разводит руками Лоренс. — Это вообще-то для мэтра Эрика, он приболел немного из-за этих холодов. Вам не кажется, что сейчас как-то холодно для пятого месяца года? — Да блин! — Восклицает Ива. — Я подумала, ты невероятный яд готовишь для того монстра. — Готовлю супер-яд в открытой чарке за обеденным столом? — Выразительно поднимает бровь собеседник. — Алхимики всего мира объединяйтесь… Нет, это просто средство для повышения тонуса. — Странно, я тоже думал, что ты сделаешь что-то похожее на то средство от вампиров, которое ты продавал отряду перед прибытием в Фокраут. — Говорит Бальтазар. — То было другое. Если выпить то средство, то кровь действительно станет ядовитой для кровососов, пока вещество не выветрится из тела. — Подожди, тогда зачем ты сказал, что это для испытания Белта Гуронна? — Продолжает Ива. — Потому что нам понадобится помощь мэтра Эрика. Если он будет простужен, то вдруг слова заклинания перепутает или будет так сильно гундосить, что магия вообще не поймет, что делать? Элин с улыбкой слушает перепалку товарищей. Остальные члены отряда почти всегда серьезные и собранные, а с Элин важных вопросов не обсуждают, даже Элизабет. Конечно, если спросить, то подруга расскажет всё без утайки, но никогда не придет за советом. А в компании Лоренса находиться очень легко, он всегда выглядит расслабленным и веселым. Эльфке до сих пор кажется, что юноша знает и умеет куда больше, чем говорит и показывает, хотя еще со времен проверки с помощью священной воды она услышала из уст Лоренса почти всю его жизнь. Единственное, чего он не рассказал, так это имени таинственного наставника и истории из периода обучения у него. — Заходят, значит, вампир, инквизитор и некромант в трактир, а трактирщик спрашивает, что они будут пить… — Начинает рассказывать очередную шутку Бальтазар, которую Элин уже неоднократно слышала. — Ты чего задумалась? — Тихо спрашивает Лоренс, когда алебардист начинает ржать еще до того, как подобрался к концу истории. — Ничего, просто. Наверное, рада, что ты вступил в Громовой отряд. Без тебя мы бы не справились. — Честно отвечает Элин. — Без меня? — Удивляется юноша. — Я ничего и не делаю. Как говорил в самом начале, не великий воин и не великий волшебник. Моя роль — исключительно поддержка. — Ну, воинов и магов у нас хватает, а в поддержке только ты. Только благодаря тебе Элизабет собралась с силами. — Ну еще бы. Он бы не бросил возлюбленную в беде. — Скалится Ива. — Не бросил и не брошу. — Невозмутимо отвечает Лоренс. — Только тебе ничего с ней не светит. — Говорит Бальтазар. — Разумеется. Но лучше безответная любовь, чем прозябание во тьме. — Соглашается юноша, указывая пальцами на Иву и Бальтазара. — Намекаешь на то, что мы не способны любить и вообще темные личности? — Угрожающе придвигается орчиха. — Таких темных личностей еще поискать надо. — Усиленно кивает юноша. — Возможно, именно вы двое — настоящие Вестники Темной Эры. Эры обжорства, невежества и бородатых анекдотов. — Ничего себе обвинение! Элин, ну-ка рассуди нас. Кто из нас более темная личность? Я, Бальтазар или мошенник Лоренс, что зарабатывал на жизнь аферами? — Ива обращается к эльфийке. — Я не знаю, простите. — Виновато пожимает плечами девушка. — Элин, вставай на мою сторону, — придвигается ближе Лоренс. — Они лишь кажутся доблестными, но на самом деле проходимцы и дезертиры. — Не приставай к девочке, — тянет Элин к себе орчиха. — Не слушай его, он плут, вор и мошенник, зарабатывающий деньги обманом. Даже в Громовой отряд вступил, чтобы втереться в доверие к людям высшего сословия и провернуть настоящее свое дело. «Самую громогласную аферу в своей жизни, что войдет в историю». Он сам так сказал. — Ложь! Никогда такого не говорил. У вас нет доказательств. Один лишь Бальтазар не подключается к обсуждению с полным ртом еды. В свою комнату Элин возвращается ближе к вечеру. Думала, что заснет в одиночестве, но неожиданно видит Элизабет. Похоже, она пораньше ушла с пира, который будет длиться всю ночь. — Как прошло? — Спрашивает Элин, садясь рядом. — Ох, привет. Тяжко. — Признается девушка и гладит эльфку по голове. — В какой-то момент князья начали вспоминать старые обиды и ругаться друг с другом. Но Белт действительно интересный человек, смог поставить на место каждого, причем ласковыми словами. А как у тебя прошел день? — Веселилась с Лоренсом, Ивой и Бальтазаром. Как только они оказываются в одной комнате, то начинают подначивать друг друга. Как ты думаешь, кто из них троих самая темная личность? — Хм? Откуда такой интерес? — Улыбается Элизабет. — Не знаю даже. Учитывая, что однажды они рассказали многие свои постыдные секреты, то ни один из них не кажется темным и непонятным. — А мне думается, что Лоренс далеко не так прост, как выглядит. Я рядом с ним чувствую себя почти как с Сарефом. — Да? Они… слишком друг на друга не похожи. — Согласна, характер и поведение у них сильно отличается, но витает вокруг них какая-то аура необычных людей. Словно они скрывают что-то по-настоящему важное. Сареф предпочитал молчать, а Лоренс наоборот прячет в болтовне. А возможно мне просто кажется из-за усталости. — Скорее всего. — Кивает Элизабет. — Давай укладываться спать. Если хочешь, можешь лечь ко мне в кровать, сегодняшняя ночь будет такой же холодной, как и вчерашняя.Глава 18
На утро после пира из Серопруда выезжает большая процессия в сторону горы, которую местные зовут Харалужной. Элин не знает, почему гору назвали именно так, лишь слышала о том, что её в обычных обстоятельствах стараются обходить. Говорят, что там живут злые духи, не считая ужасного чудовища. Ночью на гору вообще ходить не стоит, еще ни один смельчак не вернулся домой после такого восхождения. Элин вспоминает рассказ Велия о том, что всего два или три короля за историю государства смогли пройти испытание, а почти три сотни претендентов провалились. В прошлом многие старались таким образом в одночасье стать королем Вошеля и бесславно погибали. Эльфка смотрит на спину Белта Гуронна и прикидывает, справится ли он с испытанием. Еще вчера успела посмотреть на претендента. Сын князя Ракула Гуронна находится в самом расцвете сил. Мужчина с каштановыми волосами, скрытыми под остроконечным шлемом, не выглядит могучим воином, но Лоренс пересказал пару слухов о том, что Белт даже изучал Оружейный Стиль под руководством магистра Онгельса. Кольчужный доспех с изумрудной накидкой по слухам сделали гномы, как и меч на поясе. Сейчас Белт едет на гнедом коне между отцом и Элизабет Викар. Белт легко убедил остальных князей позволить делегации Манарии присутствовать на испытании, все равно на гору подниматься Белт будет в одиночку. Мужчина доброжелательно общается с любым человеком, даже с последним хуторянином, поэтому уже давно собрал вокруг себя группу лояльных людей, образовав собственную дружину. Пожалуй, за исключением Матиана Бэквока он единственный, кто приглашает наемников к себе. Рядом держится Лоренс, напевающий под нос что-то странное. Элин не знает, что задумала Элизабет, решив не спрашивать, чтобы кто-нибудь вдруг не подслушал. В окружении стольких людей эльфка не решается расспрашивать едущего рядом спутника о сегодняшнем деле. Перед выездом не получилось поймать юношу, так как Элин помогала мэтру Патрику с поисковой магией. Результат магической разведки оказался обнадеживающим: поблизости Сарефа нет. Элин вдыхает холодный воздух и покрепче сжимает поводья. Раз ей никто ничего не сказал, то помощь Элин сегодня не понадобится. Вскоре почти сотня всадников останавливается в старой роще, где начинается древняя тропа к вершине Харалужной горы. Именно по ней должен будет подняться претендент на престол Вошеля. И если боги будут милостивы, то и спуститься. Два старых друида обходят Белта со срезанными ветками в странном ритуале. Одного из них Элин узнает, это Велий. А второго вроде бы зовут Воромир. Похоже, только друиды и низшее сословие продолжает пользоваться исконно вошельскими именами, в то время как князья и богатые люди всё больше перенимают культуру Манарии и Стилмарка. — Друзья, я отправляюсь испытать себя! — Белт Гуронн стоит в начале тропы и выступает с традиционной речью, которую произносили все будущие короли Вошеля. — Кто-то назовет это подвигом, а кто-то безумством. Но я знаю лишь одно: если не я, то кто? Мы обязаны вновь стать единым государством, пока наши леса и луга не захлестнули темные силы. Древний король Борич был последним, кто принял бразды власти таким образом, и он остановил орду орков из Степи двести восемьдесят семь лет назад. Сейчас угроза может стать куда страшнее, поэтому мужайтесь и ждите моего возвращения. Белт Гуронн с поистине королевским величием вынимает меч и указывает им в небо. За претендентом повторяют князья и дружина согласно древней традиции. Несколько человек что есть силы дуют в рога, чтобы разбудить лихо горы, а Белт пешим начинает подъем на гору. Элин задирает голову в поисках вершины, но облака надежно закрывают её. Все в молчании смотрят на поднимающегося человека, что вскоре исчезает за деревьями на склоне Харалужной горы. Только после этого начинается установка лагеря, все будут находиться здесь в течение трех дней. Если за этот срок Белт с триумфом не вернется, то это будет означать провал испытания. Элин помогает поднимать одну из стоек просторного шатра, в котором разместятся члены Громового отряда. Мэтр Патрик обходит границу шатра, устанавливая защитные чары, что не позволят посторонним подсматривать или подслушивать. Когда приготовления завершены, Элизабет собирает всех рядом с собой. — Думаю, до наступления сумерек Белт ни с кем не встретится. — Говорит девушка. — К концу дня он уже будет на вершине и тогда начнется настоящее испытание. — Гора, конечно, немаленькая, — произносит Годард, — но до пиков Гномского нагорья и других хребтов совсем не дотягивает. В ясную погоду легко увидеть вершину горы. Разве там может прятаться какой-то монстр, которого никто издали не видел? — Этого мы не знаем, к сожалению. Слепо верить преданиям нельзя, но короли разных эпох встречались там со страшными врагами, друиды вряд ли бы допустили искажение исторических фактов. — Отвечает Элизабет. — Так какой у нас план? — Нетерпеливо спрашивает магистр Венселль. — Вчера я пропустил совещание из-за разведки. — Мы вступили в тайный сговор с князем Ширинцем, Ракулом и Белтом. Мы не можем положиться на суд богов, поэтому поможем Белту стать королем. После того, как он окажется на троне, он подпишет военный союз с Манарией. — Делится планом девушка. — А как мы вмешаемся в ход испытания? — Спрашивает Аддлер. — Если пойдем за Белтом, то это сразу заметят. — В этом помогут мэтры Филипп и Эрик. — Элизабет Викар кивком указывает на Филиппа, который уже лежит с закрытыми глазами. Сейчас его душа бестелесно и невидимо для остальных сопровождает будущего короля Вошеля. — А ты что делаешь? — Спрашивает мастер-лучник у товарища по отряду охотников на вампиров. — Я смогу перебросить одного человека на помощь Белту, если это потребуется. — Отвечает мэтр Эрик. — О, я думал, ты зарекся снова использовать телепортацию после того раза. — Так и есть, но другого выхода нет, ведь мы не можем на своих двоих последовать за Белтом. К счастью, расстояние не очень большое, а Филипп ярко обозначит место прибытия. — А кто пойдет на выручку королю? — Спрашивает Ива. — Вы, мисс Викар? — Нет, — качает головой девушка. — Я обязана быть здесь и продолжать переговоры. Мэтр Патрик тоже останется со мной. Мы решили отправить одного из самых сильных наших бойцов — магистра Видара. Клаус Видар в это время невозмутимо полирует поверхность щита и поднимает глаза на присутствующих. Элин всего пару раз слышала его речь, обычно магистр молча выполняет задачи. Скорее всего он действительно является самым сильным в Громовом отряде. Эльфийка не удивится, если в настоящем бою справится даже с Элизабет. Мастер Оружейного Стиля не кажется безразличным, вероятно, просто не испытывает необходимости говорить что-либо. — Я тоже мог бы пойти. — Бросает магистр Венселль. — Мне бы хотелось, чтобы вы взяли на себя защиту лагеря. — Произносит Элизабет. — У Носильщиков Гробов могли остаться силы, в том числе летучие отряды. Остальные пока могут отдыхать, но будьте наготове к неожиданной ситуации. На этом совещание завершается, а Элизабет с Патриком сразу уходят в центральный шатер, где собрались князья. Бальтазар, Годард и Ива вызвались на обход территории вместе с Аддлером. Вместе с ними ушел и Лоренс. Мэтр Эрик, шмыгая носом, забирается под одеяло, до начала операции еще много времени. Таким образом Элин остается наедине с Клаусом. Сначала эльфка проводит медитацию по регулированию внутренней энергии, как научил Годард. Медленное глубокое дыхание, отсутствие посторонних мыслей и концентрация на течении энергии Духа в теле. Сначала во время медитаций Элин вообще ничего не ощущала, а теперь может уловить странное щекотное чувство в теле. Чем дольше проводится медитация, тем жарче телу. Значит, внутренняя энергия ускоряется. Примерно через двадцать минут Элин вновь замедляет ток энергии и открывает глаза. В шатре ничего толком не поменялось, только сильно затекли ноги. Однако магистр Видар тоже решил помедитировать перед отправкой на гору. Вокруг его тела воздух будто превратился в алхимическое стекло, отражая блики ламп и дневного света из входа в шатер. Элин продолжает наблюдать за воином, так как сама еще ой как далека от подобного уровня. Пока что даже не может испускать энергию из тела в заметном количестве. Клаус неожиданно открывает глаза и ловит взгляд Элин. Эльфка резко отворачивается. — Любопытно? — Вдруг спрашивает магистр. — Да, немного. — Отвечает Элин, смотря на пол. — Если есть вопрос, то задай, а не мучайся. — Щитоносец вновь закрывает глаза. — А правда, что вы изобрели особый стиль защиты, которую никто пробить не может? — Пока что ни у кого не получилось. — Спокойно произносит магистр Видар. — Но считать мой Стиль абсолютной защитой ошибочно. Абсолютных вещей в мире не существует. Почему тебя это интересует? Хочешь его практиковать? — Не знаю. — Честно отвечает Элин. — Я пока не определилась, какое направление Оружейного Стиля хочу изучать. Пока что я не справляюсь с основами, поэтому о чем-то более сложном не думаю. — Разумно, но у тебя есть значимое преимущество перед людьми. Ты можешь потратить тысячу лет на тренировки и выработать Универсальный Стиль, что пригодится в любой ситуации и для любого оружия. Хочешь, я научу тебя защитной технике? Если ты начнешь изучать её сейчас, то гораздо успешнее станешь в изучении всего остального. — Вдруг предлагает Клаус. — А можно? Я не против, конечно. А что в ней особенного для дальнейшего обучения? — Эльфка подсаживается ближе. — Эта техника совмещает в себе все фундаментальные приемы по управлению энергией: ускорение, давление и преобразование. Даже неофит может использовать технику, просто у него она будет достаточно слабой. — Начинает объяснение Клаус Видар. — Даже Аддлер или Годард используют похожую в ближнем бою, покрывая оболочку тела внутренней энергией, что сможет погасить часть пропущенного удара. Начнем с пальца. Элин вновь начинает разгонять внутреннюю энергию в теле. В обычном состоянии она довольно медленная и для боя не годится. Это называют ускорением. Потом эльфка концентрируется на указательном пальце правой руки, собирая в нем большое количество внутренней энергии. Это уже прием давления. А вот самое сложное — это преобразование энергии. Здесь уже всё зависит от адепта или техники. Элин представляет наперсток из энергии духа, что защищает кончик пальца. После берет в другую руку кинжал, что подарил когда-то давно Сареф, и осторожно пробует сделать прокол. Кончик лезвия останавливается свернутой энергией в паре миллиметров от кожи. Хотя, Элин чувствует, что если приложит силу, точно поранит палец. — Здорово! Теперь я понимаю. — Радуется успеху Элин. — На здоровье. По мере тренировок увеличивай количество пальцев, а потом окутывай защитой всю кисть, потом руку и так далее, пока не сможешь повторить со всем телом и оружием в руке. — Дает последнее на сегодня наставление Клаус и вновь закрывает глаза.Глава 19
Темная ночь окутывает Харалужную гору и окрестности. В такое время суток многие откажутся бродить не только в месте средоточия злых сил. Лагерь у подножия горы ярко освещен множеством костров, люди предпочитают ограждать себя от неизвестной угрозы из темноты, раз уж вышли за пределы селения. В центральном шатре собрались князья вместе с Элизабет и мэтром Патриком, а в шатре Громового отряда маг Эрик готовится перенести Клауса Видара на вершину горы. Белт Гуронн должен подождать перед тем, как подойдет подмога. Еще при составлении плана были сомнения, пойдет ли такое Белт, ведь он создал себе образ благочестивого и благородного человека. Однако ответил согласием сразу, как только услышал план из уст отца. Магистр Видар стоит в центре круга с двумя круглыми щитами в каждой руке. Сегодня он решил заменить ростовой щит на два куда более компактных. Противник в любом случае неизвестен, мэтр Филипп докладывает, что Белт остановился у вершины и пока ни с кем не встретился. Клаус кивает чародею и закрывает глаза. Окружность у ног начинает светиться, после чего магия телепортирует мастера боевых искусств к невидимому магическому маяку. Воин глубоко вдыхает с закрытыми глазами, чтобы успокоить головокружение. Чары телепортации особым образом искажают пространство, поэтому путешествие таким образом неприятно для путешественника. — Наконец-то. — Слышит Клаус голос Белта Гуронна. — Что происходит в лагере? — Всё спокойно. — Отвечает магистр. — Вряд ли кто-то прознает. Командиры отряда с Ширинцем и Ракулом сейчас отвлекают внимание остальных князей. — Отлично. Идем. Хотелось бы к утру управиться. А как ты спустишься с горы? — Не переживай, мы всё предусмотрели. Два человека начинают покорение вершины горы. Подъем в темноте был бы затруднен, если бы верхняя часть горы не испускала странный свет. Белт признается, что не представляет, из-за чего это происходит. Харалужная гора окутана таким количеством сказок и преданий, что даже друиды не могут отличить правду от выдумки. — А монстр, которого побеждали короли прошлого, действительно существует? — Спрашивает Клаус. — Думаю, да. Иначе непонятно, из-за чего умирали все остальные. А вон там, кажется, вершина. — Претендент на звание короля указывает вперед. При ближайшем рассмотрении оказывается, что гора не имеет конкретной центральной точки, которую можно назвать самой высокой. На месте вершины оказывается большой котлован, заросший деревьями. Сейчас путники начинают спуск в него и вскоре доходят до центральной рощи, где стоит каменный монумент из грубо обработанных блоков. Некто с неизвестной целью выложил каменный столб на горе. — Вот оно. Друиды говорили об этом месте. Говорят, это построил самый первый король, что прошел испытание. Звали его Хиральд. — Рассказывает Белт. — Вокруг слишком спокойно. — Говорит Клаус. — Разве не должно начаться испытание? — Должно. Я сам не очень понимаю. — Пожимает плечами уроженец Серопруда. — Никто из прошедших испытание никогда в подробностях не рассказывал о приключениях на вершине горы. Возможно, надо подождать. В томительном ожидании проходит целый час. Ни чудовище, ни злобные духи не спешат приступить к испытанию. — Может быть, за почти три века чудовище умерло, а духи разбежались. — Делает предположение Белт, а потом бьет по бедрам. — Я понял! Ну надо же! Рассказать? — О чем? Что испытание может быть подделкой? Что если его и проходил кто-то, то только первый король, а все остальные просто поднимались, а потом спускались с рассказами о побежденном чудовище? — Хмыкает Клаус. — Именно. — Кивает Белт. — Вдруг всё это враки? Традиция, построенная на большой лжи? Может даже не было сотен сложивших голову здесь. Мы ведь не заметили никаких следов боя или человеческих останков. Самая обычная гора, вершина которой почему-то светится. Возможно, именно поэтому разные короли говорили о разных монстрах. Просто придумывали, не заботясь о правдоподобности! — Тогда сидим тут, а завтра триумфально спускаемся. — Предлагает магистр Видар. — Так и поступим. Только перед спуском ты нанесешь мне несколько ударов, чтобы я выглядел потрепанным боем. — Произносит Белт и кричит из-за того, что кто-то схватил за плащ и потащил в кусты. Над головой будущего короля с гудением пронесся щит, что Клаус метнул как боевой диск. Снаряд сносит на пути абсолютно всё и точно в кого-то попадает, если судить по глухому удару. Белт вскакивает на ноги с обнаженным мечом, по которому уже начинают течь извивы внутренней энергии. — Или что-то здесь все-таки есть… — Бормочет Гуронн, всматриваясь в кусты. Магистр Видар бесстрашно входит в заросли и возвращается с обоими щитами. — Странно, там никого нет. Здесь что-то явно не так. — Задумчиво произносит воин, подходя к Белту. — Ты в порядке? Клаус не был бы магистром Оружейной Часовни, если бы не был готов к неожиданной атаке. И нанес эту атаку сам Белт, однако меч бессильно отскочил от подставленного щита. — Это я, успокойся. — Размеренно произносит Клаус, понимая, что товарищ прекрасно осознает, кого атакует. Белт вновь срывается в атаку, ночной воздух разрывают удары меча о щит. Магистр легко перехватывает каждую атаку, но не контратакует, хотя может убить оппонента с одного удара. Если Белт погибнет, то планы Манарии окажутся расстроенными. Клаус пытается понять, что стало с сыном князя. Версия осознанного предательства сразу отметается, так как на это нет мотива, да и не рискнул бы Белт лезть на магистра Оружейной Часовни. Каким бы он не был замечательным и разносторонне развитым человеком, магистры превосходят обычных людей. Возможно, дело в магии или проклятии, что действует в этом месте. Себя Клаус ощущает вполне нормально. Со звериным рыком Белт продолжает наносить удары, но вскоре останавливается, силы тоже не бесконечные. Оппонент опускает меч и что-то бормочет тихо под нос. Клаус прислушивается и различает бессвязный бред про «войну, красную луну, прелата и новый цикл». — О чем ты говоришь? — Спрашивает магистр Видар, не ожидая ответа. Белт Гуронн поднимает голову и безумными глазами смотрит на сопровождающего. После распрямляется с улыбкой победителя. — Похоже, не всё врали про эту гору. — Произносит Белт, морщась и массируя лоб. — Меня только что какая-то сила заставила обезуметь, но я смог отбросить её. Духи мне шепчут какую-то хрень и это просто сводит с ума. Тебя они не трогают? — Не трогают. — Опускает щит Клаус. Во время защиты задействовал лишь щит в левой руке, а второй был наготове на случай атаки с другой стороны. — Хвала Кропоку, Герону и всем остальным богам. Если я продержусь до утра, то пройду испытание и… — Не закончив предложение, Белт швыряет меч в Клауса. Бросок совершен с нечеловеческой силой и скоростью, другой на месте магистра уже летел бы по роще, пронзенный сталью, но коварный удар заканчивается ничем. Воин успевает поднять щит, окруженный энергией духа. — Черт, ты был готов. — Белт раздосадован. — Ты что, понял, что я не Белт? Вот же засада. Иного от самого Клауса Видара я не ожидал, тебя вообще невозможно подловить. Как у тебя получается? — Отвечу на твой вопрос, если потом ответишь на мой. — Произносит Клаус. — Да, давай, по рукам. Я люблю интересные истории. Почти три гребанных века я был вынужден молчать. А теперь могу болтать сколько угодно. Это непредставимое чувство удовольствия, словно пересек пустыню и увидел впереди ручей. Или месяц голодал, а потом попал на пир! — Человек или тот, кто в него вселился, тараторит почти без пауз, словно заправду вынужденно молчал три века. — Внимание — такой же щит, как и в моей руке. Мой Оружейный Стиль затрагивает не только работу с физическими оружием и телом. Щиты моего разума тоже всегда подняты. — Объясняет Клаус. — А теперь ответь, что происходит? — Ай-ай-ай, какой непонятный и напыщенный ответ. Но допустим, я понял. Что касается моей сущности… Хм, какой же ответ выбрать? — Чешет голову собеседник. — Такое дело, что если я отвечу на твой вопрос, то раскрою секрет. Было бы глупо посвящать врага в свои планы, не находишь? — Согласен, но все еще жду ответа. Ты же ведь рад поговорить? — Поговорить-то рад, но извини, не могу ответить. Отвечу загадочно, как ты: это испытание не то, чем кажется. Но при этом вы получите то, за чем пришли. Устроит? — Нет. — Клаус встает в боевую стойку. — Ну и ладно. — Белт прыгает с места и ударяет по щиту голой рукой. Защита не пробита, но в удар вложено столько силы, что Клаус отлетает на десять шагов. Эхо от удара прокатывается по лощине на вершине горы. Магистр вскакивает на ноги без помощи рук и не сводит пристального взгляда с противника. Ответ Белта оказался вполне очевидным, всё идет совсем не по плану. К несчастью, мэтр Филипп не может последовать до самой вершины, поэтому Громовой отряд в неведении о происходящем. Правая рука Белта висит переломанная сразу в нескольких местах. Человеческая плоть не выдержала огромную физическую силу, однако, тут же начинает срастаться и закрывать переломы. Подобную сверхрегенерацию без использования магии или артефактов могут показать далеко не все расы. — Чем дольше ты ждешь, тем больше сил я восстанавливаю. — Предупреждает Белт. — Не можешь решиться на атаку того, кто должен стать союзником Манарии? Понимаю, на то и расчет. В этот момент с гулким ударом по роще расходятся потоки ветра: брошенный рукой Клауса щит обезглавливает Белта, а после сносит все деревья на пути из-за огромного количества вложенной внутренней энергии в бросок и прочность оружия. — Я редко теряю самообладание, ты не сможешь мною манипулировать. Мы скорее начнём всё сначала, чем позволим какому-то монстру вернуться королем. Извини, Белт, ты провалил испытание. — Клаус подходит, чтобы раздавить отрубленную голову. В этот момент в роще поднимается ураган черного дыма, в котором ничего не удается разглядеть. Буквально через несколько секунд перед Клаусом вырастает высокая нечеловеческая фигура с большими крыльями, как у летучей мыши. Теперь «Белт» не скрывает ауру вампира. Кровопийца успевает полоснуть когтями по шее магистра, теперь ночное существо становится еще быстрее и сильнее.Глава 20
Схватка на вершине горы продолжается, неизвестный вампир не умер после обезглавливания, значит, он довольно силен и стар. Клаус не является охотником на вампиров, но общее представление имеет. Четырехметровая фигура из черного дыма уже успела нанести удар по шее, но когти не смогли преодолеть щит из внутренней энергии, что успел закрыть место удара второй кожей. Сейчас вампир осыпает магистра шквалом ударов, но не может пробить защиту. Любой удар, даже невероятно быстрый, встречает один из двух щитов. Клаус отпрыгивает и ударяет щиты кромкой, из-за чего возникает взрыв энергии духа, что отбрасывает противника. Черный дым исчезает, на его месте вновь стоит Белт Гуронн, а голова снова на плечах. — Ах, черт. Какой же неудобный противник. Слушай, я заключу союз с Манарией, но я не могу оставить свидетеля. Может, дашь себя убить? — Предлагает вампир. Клаус Видар не отвечает, а начинает сближаться с врагом. Руки Белта трансформируются в лезвия с загнутым кончиком. Физическая сила противника достаточно высока, хоть и не может помочь в быстрой победе над магистром Видаром. «Старший вампир, возможно», — думает Клаус. Для обычного вампира слишком силен, а для высшего слаб, хотя высших вампиров мастер Оружейной Часовни никогда в жизни не видел. Через минуту всё заканчивается, когда Клаус щитом выбивает дух из поверженного врага. Ритмичные удары кромкой щита по плоти затихают тогда, когда у врага не осталось ни одной целой кости или органа. Финальным ударом магистр вновь отсекает голову, в обычной ситуации это должно убить кровопийцу навсегда. Клаус не представляет, что именно сейчас произошло. Ясно лишь то, что вампиры опять оказываются на шаг или два впереди. Равнодушный Охотник или кто-то другой снова рушат возможный альянс. Белт Гуронн погибает во время испытания, и делегации Манарии придется придумывать новый план. Магистр Видар замечает, что тело вампира начинает погружаться в землю, и успевает схватить за ногу. Огромная сила затягивает труп под землю, а мастеру боевых искусств приходится отскочить, чтобы не попасть под удар черных шипов, что выросли из земли. Еще одно непонятное явление, но вампир все еще может быть жив, либо есть сообщник поблизости. Из-за деревьев выстреливает на огромной скорости длинный отросток неизвестного происхождения и отскакивает от выставленного щита. Вот только сила удара все равно оттолкнула магистра на пару шагов. Почти сразу же из земли за спиной вырастает еще одно гибкое черное щупальце, что собирается обезглавить противника в отместку за Белта, но Клаус успевает развернуться и выставить щит. Уже через десять секунд вся роща покрыта смертоносными отростками, магистр вертится ужом и поспевает на каждый удар. Щиты постепенно теряют прочность, несмотря на защитный слой внутренней энергии. Частота ударов напоминает барабанный ритм, который лишь ускоряется. Как и другие магистры, Клаус Видар разработал собственные боевые техники, применять которые может лишь он. Например, Аддлер Венселль может испускать неосязаемые лучи энергии на большое расстояние, а Клаус выставляет в пространстве щиты энергии, основная задача которых предупреждать об ударе, если сквозь них проходит какой-либо быстрый объект. Больше всего «сигнальных щитов» Видар выставляет во всех слепых зонах, в том числе над головой и в земле под ногами. Таким образом буквально чувствует пространство новым органом чувств. Это позволяет успевать за всеми атаками. Когда напор внутренней энергии достигает пика в теле, Клаус делает резкий оборот на триста шестьдесят градусом с параллельными земле щитами. С поверхности любимого оружия срывается белая энергия и расходится в стороны во всесокрушающем порыве. Эту атаку могут заметить даже в лагере у подножия. Ураган энергии отрывает щупальца, валит деревья и поднимает большое облако пыли. Склоны котлована на вершине горы не могут удержаться на месте и меняют форму под воздействием взрыва энергии. Остальная часть энергии просто поднимается высоко в воздух. Клаус внимательно смотрит по сторонам, бой может быть не завершен. Постоянная бдительность позволяет ощутить потерю опоры и успеть прыгнуть в сторону. Под ногами магистра раскрывается огромный провал, который все расширяется. Клаус срывается на бег, но не успевает покинуть бывшую рощу, так как новое щупальце хватает за ногу и утаскивает яму. Следом провал сам по себе закрывается. Некоторое время на месте столкновения царит тишина, но вскоре из земли появляются две руки, голова и туловище. Человек выбирается из земли, сплевывает и поднимается на ноги. Белт Гуронн разминает плечи и жестом приказывает невидимому помощнику принести меч. Черное щупальце тут же находит оружие и приносит хозяину Харалужной горы. Новый король Вошеля начинает спуск с горы. В лагере у подножия сейчас никто не спит. Все увидели взрыв на вершине горы, ярко осветивший ночное небо. Элизабет Викар внимательно смотрит на расходящийся взрыв и обеспокоенно поворачивает голову к мэтру Патрику. Чародею пока что сказать нечего, тем более рядом с князьями. — Похоже, Белт вступил в бой с монстром. — Восторженно говорит один из лояльных Ширинцу и Ракулу князей. Тут же поднимается бурное обсуждение, а Элизабет стремится поскорее вернуться в шатер Громового отряда. — Мэтр Филипп! — Зовет девушка, войдя в шатер. — Уже смотрю. — Маг лежит на полу с закрытыми глазами. Долго ждать не приходится. Вскоре мэтр Филипп говорит, что видит раненого Белта Гуронна, спускающегося с горы. — А магистр Видар? — Спрашивает Аддлер. — Его нет, только Белт. Все переглядываются. Пока что остается дождаться новоизбранного короля Вошеля и расспросить в приватной обстановке. С первыми лучами солнца Белт появляется в лагере. Вокруг нового короля собирается толпа народа, выкрикивающая победные возгласы. Белт Гуронн становится четвертым королем Вошеля, что получил титул благодаря прохождению испытания, а не по наследству. Для многих это знак больших перемен. Элизабет Викар вместе с остальными князьямипоздравляет нового короля с победой. К несчастью, Гуронн теперь постоянно окружен кем-либо, поэтому обсудить произошедшее с ним довольно трудно. Выпив бокал с вином, Белт рассказывает о чудовищном монстре, который прилетел с неба, чтобы испытать претендента на трон. Воин в красках описывает, как не отступил и дал бой чудовищу, за что боги позволили жить и править благословенной страной. Разумеется, о Клаусе Видаре не было сказано ни слова. Впрочем, как минимум два князя остались недовольны триумфальным возвращением Белта. Они явно ожидали, что он провалится, как и многие другие. Сейчас новому королю придется потрудиться, чтобы насадить власть во всем королевстве, а не в семи княжествах. — Первым королевским указом, — встает на бочку Белт, — объединяю семь княжеств в единое государство. Теперь королевство Вошель вновь возвращается к былой славе и силе. Да, ведь не только нас ждут большие потрясения, но и весь мир. Поэтому мы начнем проводить политику дружбы с соседними государствами, а начнем с исконного соседа и товарища — королевства Манария. Тем не менее Белт Гуронн выполняет обязательства и во всеуслышание объявляет о союзе с Метиохом Айзервиц. Элизабет Викар радовалась бы, если не было бы нехорошего предчувствия. Этим же утром лагерь начинает собираться, чтобы вернуться в Серопруд, где о решении богов будет объявлено всему народу. Вскоре поскачут посыльные во все стороны, рассказывая в каждой городнице, деревне и хуторе об избрании нового короля. Процессия с музыкой и шумом направилась обратно, и в хаосе сборов никто не обратил внимание, что от делегации Манарии отделились три человека. Лоренс, Ива и Бальтазар дожидаются, пока все не отъедут на большое расстояние, а потом начинают восхождение на гору. Под солнечными лучами гора не выглядит страшной, да и по плану Клаус должен ждать не у вершины. — Его нет. — Говорит очевидную вещь Ива. Магистр Оружейной Часовни действительно не пришел на место встречи. — Думаете, с ним что-то случилось? — Спрашивает Бальтазар. — Вокруг этого Белта сейчас носится столько народу, что не подобраться с неудобными вопросами. — Всё может быть. — Отвечает Лоренс. — Помните, что Элизабет сказала? Тот взрыв в ночном небе принял форму руны «квелт», что в Громовом отряде используется в качестве предупреждения об опасности. — Если это была руна, то довольно размытая. — Пожимает плечами орчиха. — Ты сама попробуй нарисовать что-то такое с помощью внутренней энергии. — Усмехается Бальтазар. — Магистра здесь нет. Поднимемся ближе к вершине? С одной стороны идти дальше может быть опасно, ведь гора не просто так получила статус обители злых сил. С другой стороны они не могут уйти, не узнав о судьбе магистра Видара. Лоренс решительно начинает подъем по тропе, а спутники без возражений следуют по пятам. Через несколько часов вертлявой тропы они подходят к месту, где должна быть вершина, но на её месте оказывается большая полость с поваленными деревьями. — Здесь был бой. — Произносит юноша. — Но тела Клауса я не вижу. — Может, чудовище сожрало? — Ива ходит кругами, внимательно осматривая землю. — Может и сожрало. Если бы магистр выжил и смог идти, то обязательно пришел бы на место встречи. — Бормочет Лоренс, разворачивая волшебный свиток. В пергамент переносит результат разведки и ожидает дальнейшего приказа. Магистр Видар просто исчез, и о его судьбе может знать только Белт Гуронн. Ответ приходит с опозданием, вероятно, товарищи на ходу обсудили дальнейшие действия. Приходит приказ возвращаться в Серопруд, что троица с радостью выполняет. Хоть на горе оказывается не так страшно, как представлялось, но какое-то странное чувство постоянно преследует вторженцев и успокаивается только ближе к подножию Харалужной горы. Члены Громового отряда вскакивают на коней и устремляются вслед за королевской процессией. По пути почти ничего не говорят, каждый занят думами о том, что отряд лишился самого сильного бойца. Несмотря на то, что план по заключению военного союза с Вошелем выполнен успешно, победа такой ценой не каждого может удовлетворить.Глава 21
На большом расстоянии от Серопруда и куда ниже уровня поверхности располагается еще один подземный водоем, возле которого отдыхает отряд, которому вскоре придется столкнуться с очень опасными противником. Сареф смотрит на каждого товарища и не замечает следов страха. Отобранные участники могут делать дело, не склоняясь перед ужасом еще не произошедших событий. Рим лежит и травит истории с Хунгом, Йос с мэтром Иоганном обсуждает древние магические загадки, Маклаг Кроден решил поспать, и только лишь Кастул не думает отдыхать, взмахивая новым мечом перед собой. Когда дело касается тренировок, Кастул берется за него с фанатичным рвением. С таким отношением неудивительно, что он дорос до уровня грандмастера, хоть статус неофициальный. Признать грандмастера может только другой владелец подобного статуса. Разумеется, только в тех странах, где школы боевых искусств выделяют отдельную ступень. Из-за разницы в традициях может статься так, что грандмастер в одной стране будет равен магистру в другой. Сареф достает из кармана кристалл крови Фаратхи и ровно один раз проводит по нему кончиком языка. Так делает каждые двадцать-тридцать минут, а перед схваткой с Хейденом придется изменить частоту до раза в пять минут. Благодаря поглощаемой силе вампир постоянно чувствует бодрость и легкость в теле. У озера они провели примерно один день. — Сареф, может еще раз обсудим, что будем делать? — Спрашивает Рим. «Все-таки волнуется», — с мысленной улыбкой заключает юноша. — Давайте. Мэтр Маклаг, проснитесь. — Соглашается Сареф и будит люминанта, пока остальные собираются в кружок вокруг командира. — Как вы знаете, нашей целью является высший вампир Хейден. В прямом столкновении с ним будет трудно, постараемся напасть исподтишка. Сейчас он должен находиться в спячке для восстановления сил, поэтому лучше времени не придумаешь. — Рассказывает Сареф. — А если он перешел на Ту Сторону для спячки? — Интересуется Йос. — Не страшно. Для перехода ему потребуются стабильные Врата. Мы их легко найдем, отворим и выдернем его обратно в этот мир. — Пожимает плечами юноша. — Это самая простая часть плана. Во-первых, охрана. Хейден, разумеется, уйдет в спячку в окружении телохранителей. Среди них могут быть как вампиры, так и големы. — И гномы! — Поддакивает Рим. — И гномы, — кивает Сареф. — Хейден из тени контролирует гномьего властителя и занимает тайные чертоги в священном месте Вар Мурадот. Гномы будут охранять место, даже не подозревая, что оно уже осквернено присутствием чужаков. — Значит, нам потребуется пробиться через полки гномов, потом одолеть телохранителей, чтобы, наконец, сойтись в бою с высшим вампиром? — Уточняет мэтр Иоганн. — Именно в таком порядке. — Подтверждает слова Сареф. — И у нас хватит сил? — Продолжает пиромант. — Зная тебя, уверен, что задумано что-то еще. Даже если мы без потерь пробьемся к Хейдену, то сильно вымотаемся. — Разумеется, всё предусмотрено. — Успокаивает юноша. — Мы с Легионом составляем планы для победы с минимальными потерями. — То есть придет Легион и нам поможет? — Встрепенулась Рим, но сразу получила отрицательный ответ. — Нет, в этом бою мы будем без него. Легион не сможет скрыть присутствие от Хейдена, как и Хейден не сможет подобраться к Легиону незамеченным. Во всяком случае при обычных обстоятельствах, на Путях было бы по-другому. План пойдет насмарку, если противник почувствует опасность раньше времени. — Объясняет вампир. — Мы воспользуемся другими источниками силы. И это во-вторых. Сареф достает из рюкзака плотно упакованные свитки. Один отдает Коулу, а другой — Кастулу. Если чародей, похоже, сразу узнал, что это такое, то воин непонимающе таращится под светом магического светоча над головой, при этом держит свиток вверх тормашками. — Это то, о чем я думаю? — Интересуется мэтр Иоганн, пока к нему в руки с двух сторон заглядывают Рим и Кроден. — Не совсем. Это магически снятая копия, не оригинал. Но даже так вы сможете получить долю божественных знаний на небольшой промежуток времени. Примерно на четырнадцать-пятнадцать часов. — Извините, я не понимаю. Что я должен сделать с этой бумажкой? — Кастул не может придумать, как использовать свиток в бою. — Это копии божественных свитков, что собирал Легион на протяжении многих лет. — Рассказывает Сареф. — К сожалению, я не знаю ни механизмов действия свитков, ни истории их изготовления. На момент второй Темной Эры такие вещи уже существовали и были довольно известны. Мы точно знаем, что конкретным свитком может воспользоваться определенный человек или небольшая группа схожих людей. При этом, каждый свиток имеет уникальный способ активации, о котором, разумеется, на самом свитке не написано.Предмет: Свиток пылающей луны (копия) Уровень предмета: SS+ Описание: свиток содержит знания сумасшедшего пироманта, который сжег Лунный Дворец. В мире больше никогда не рождалось мага, достигшего такого уровня в огненной магии, как и никогда больше луна Мерцен не вернула прежний голубой оттенок, навсегда оставшись черной.
Предмет: Свиток великой резни (копия) Уровень предмета: SS+ Описание: свиток содержит знания легендарного воина, в одиночку уничтожившего сто тысяч врагов. Безымянный воин мог разрубить даже законы природы и богов.
Сареф рассказывает, что означает каждый свиток. Было очень трудно выявить закономерности, по которым можно определить подходящего чтеца свитка. Например, Сареф до сих пор не понимает, почему смог прочесть «Свиток великого Кадуцея» и получить божественные умения. Впрочем, именно для этих двух свитков было нетрудно понять, что начать копать стоит с пиромантов и великих воинов. «Свиток пылающей луны» доступен только тому пироманту, кто поставит огонь превыше человеческой жизни и будет готов сжечь дотла даже луну на небе и себя самого. «Свиток великой резни» откроет секреты лишь мастеру боевых искусств, использующему оружие, и не испытывающего ни капли страха за собственную жизнь. В обоих случаях получить божественную силу могут только психопаты и, если вдуматься, то становится немного страшно. Иоганн Коул действительно стремится устроить Мировой Пожар и в этом прекрасно подходит для чтения свитка. Кастул с маниакальным упорством идет ко вложенной Легионом цели и совершенно не испытывает даже малейшего волнения. Напротив, он дрожит от восторга и предвкушения. Идеальный кандидат для чтения «Свитка великой резни». В самом начале пути в этом мире Сареф не забрал эти свитки из Фондакрбурга, боясь создать причину для упорного преследования. Ведь в любом случае он не сможет их использовать, а их наличие у любого сведущего вызовет немало вопросов к Сарефу. — А почему копии, а не оригинал? — Спрашивает мэтр Иоганн. — Мы решили перестраховаться. — Пожимает плечами юноша. — Если результаты окажутся хорошими, то однажды вы сможете увидеть и оригиналы, я обещаю. Теперь внимательно слушайте про активацию. Она простая, но чтобы понять её, у Легиона ушло больше тридцати лет. — За тридцать лет можно было перебрать абсолютно всё. — Усмехается Маклаг. — Да, но только в том случае, если у тебя есть тот, кто свиток прочесть может. — Напоминает Сареф. — Кастул, ты первый. Отойдем к воде. Воин раздевается и прыгает в воду. На берегу Сареф объясняет, что нужно сделать. Кастул кивает, хватает свиток и ныряет под воду, где и должен прочесть свиток. Юноша не знает, зачем создатель или создатели свитков вложили такие странные условия активации, уникальные для каждого свитка. Под водой Кастул разворачивает пергамент и не видит вообще ни зги. Однако очень быстро пергамент покрывается светом, теперь без труда можно разглядеть линии рун и рисунок в виде дюжины рук, растущих из одной точки. Каждая рука сжимает меч, и по замыслу они вращаются как мельница. Далее свиток просто растворяется невесомыми обрывками, а Кастул выныривает. Команда смотрит на него в ожидании какого-то чуда. Воин запрыгивает на берег и начинает одеваться, смотря в одну точку. Свиток действительно сработал, так как мужчина не может отделаться от того рисунка с руками, словно этот образ волшебство выжгло в глазах и мыслях. Голову наполняют совершенно новые приемы и комбинации, о которых даже подумать не мог. Кастул торопливо одевается и хватает меч, не в силах сладить с порывом. Очень сильно хочется повторить увиденные техники. Грандмастер боевых искусств отбегает в сторону с обнаженным клинком. Примерно полминуты стоит неподвижно и резко срывается с места в мощном выпаде. Подземное озеро на секунду просто разделило напополам вместе с большой обвалившейся колонной посередине. Кастул исполняет прием за приемом с невероятной грацией и мощью. На полу, стенах и потолке остаются глубокие выбоины, а под конец воин исполняет тот самый прием. Рука движется настолько быстро, что в воздухе остается дюжина копий рук, а следом по чертогу проносится мощный порыв воздуха. Только после этого Кастул открывает глаза с довольной улыбкой. — Браво, Кастул. — Хунг и Рим хлопают в ладоши при виде такого мастерства. — Теперь вы, мэтр. — Обращается к пироманту Сареф. — Надеюсь, мне не придется прыгать в воду. — Улыбается чародей. — Нет, у вас кое-что еще более странное. — Одновременно обнадеживает и пугает вампир. Для начала Кастул с помощью «Леса терний» вырастил небольшое дерево, а после порубил на дрова в то время, как срубленный ствол падал на землю. Из дерева разожгли костер, пока не осталось достаточно большого количества золы. Теплой золой Коул вынужден забить рот, а также обмазать лицо и руки. Только после этого Сареф дает ему в руки свиток. Чародей внимательно смотрит на него, сдерживая кашель, а порой и рвотные позывы. Копия «Свитка пылающей луны» внезапно вспыхивает и моментально сгорает, пиромант даже руки отдернуть не успел. Сразу после этого Коул выплевывает золу и несется к озеру, где водой очищает рот, а после руки и лицо. — Кто это вообще придумал. — Жалуется пиромант. — Я этот вкус на всю жизнь запомню. — Да нет у золы какого-то отличительного вкуса. — Замечает Рим. — Ну что, теперь ты равен богу? — Божественные свитки не дают магические или физические силы богов. — Качает головой маг. — Да, их главное предназначение — передать знания богов. — Кивает Сареф. — Получилось узнать что-то интересное? — Ха, такое ощущение, что о магии огня вообще ничего не знал до этого дня. А теперь я могу даже воду поджечь. — Чародей немного дрожит. — Это озарение, вдохновение, божественное провидение! Волшебник оборачивается к озеру, которое моментально вспыхивает столбами огня. Все непроизвольно закрывают глаза руками, так как свет оказывается слишком ярким после долго пребывания во мраке. Огонь исчезает также быстро, как и появился, а на лице пироманта такое же довольное выражение, как и у Кастула. — Отлично. Но это еще не всё. В-третьих…
Глава 22
Об этом месте мало знают на поверхности. Lorh Guromlantri на языке гномов ознает «подгорный храм». Буквально выглядит как гора в большой пещере. Никто из вторженцев не знает, естественным ли путем она образовалась или нет, но выглядит впечатляюще. Несмотря на слово «храм» в грубом переводе, это не место религиозного поклонения. Гномы, как и эльфы, не поклоняются богам. Возможно, они допускают существование божественных сил и разума, но от религии отказалась. В первую очередь Подгорный Храм — культурное и историческое место, где по гномьим легендам очень-очень давно началась экспансия Waur Muradot под землей южного материка. Перед Сарефом расстилается уже не пещера или чертог, а самая настоящая подземная долина с горой посередине. Подгорный Храм огорожен широкой пропастью, попасть можно только по единственному мосту, который охраняет почетная стража. На равнине раскинулась столица империи с названием, которое никто из спутников выговорить не может из-за того, что на два гласных звука приходится одиннадцать согласных. Подземный город ярко освещен десятками тысяч фонарей, в этом есть определенная красота, которую на поверхности можно повторить только ночью. По прикидкам в городе проживает около двадцати тысяч гномов, пробираться незамеченными более не выйдет. Сареф ожидал, что они попадутся гораздо раньше, но удача была на их стороне. В гномьей столице даже «Мастерское чтение» вместе с разведывательными линзами Кродена не помогут уберечься от всех взглядов. Вампир поднимает голову к потолку пещеры аж в двухсот пятидесяти метрах над головой. Трудолюбивые гномы даже там понавесили больших ламп, а также протянули тросовые телеги. По потолку пробраться будет очень сложно. Со скрытым прохождением здесь придется расстаться. Потребуется молниеносный прорыв, жертв среди гномов не избежать. — Начинаем? — Спрашивает Йос. — Да. — Отдает команду Сареф. Йос закрывает глаза и концентрируется на системе могильных путевых камней, которые он зачаровал с разных направлений в столицу. Работа тоже заняла целый день, но того стоила. Тратить все силы на штурм города и Подгорного Храма не стоит. Сейчас могильные путевые камни начинают излучать отрицательную энергию, становясь маяком для нежити, что атакует подземную империю. Сареф не знает, чьих рук дело поднятие нежити, но план срабатывает на ура. Призраки и духи слетаются из глубин мира и идут от одного путевого камня до другого, пока не приходят к столице гномов. Во время подготовки пришлось разрушать защитные обереги и расчищать завалы, чтобы нежить смогла сюда прийти. Теперь неупокоенные духи сами бросаются на штурм укреплений, чем отвлекут внимание от отряда. По равнине прокатываются звуки сигнальных рожков: гномы заметили неожиданное нападение и подняли тревогу. Равнину буквально затапливают черные испарения, состоящие из отрицательной энергии. Такое количество нежити неминуемо меняет поле боя одним лишь присутствием. А в месте, где не существует солнца, это может стать очень опасным. Из проходов всё продолжают прибывать призраки. Сареф рассчитывал на пару сотен, что привлекут к себе внимание, но вереница духов не спешит заканчиваться. Теперь отряды нападающих превращаются в полки. Вампиры вынуждены прибавить ходу, так как такое количество нежити для них самих будет трудным препятствием. Впереди отряда бежит Сареф. Именно он выбирает маршрут, по которому они подойдут к городским стенам. Отряд одновременно должен остаться незамеченным как для гномов, так и для нежити. Мэтр Маклаг на такой скорости все равно не сможет поддерживать чары невидимости, а для неупокоенных это вовсе не преграда из-за чувствительности к жизненной энергии. Уже у самой стены юноша резко останавливается и опускается на одно колено с подставлением ладони. На неё без остановки запрыгивает Рим, и Сареф резко встает с одновременным толчком вампирши наверх. Силы оказывается достаточно, чтобы девушка зацепилась за край стены. Следом по стене взбирается Сареф и создает веревку из алхимических чернил, а Рим сбрасывает вниз кнут. Таким образом они помогают людским магам взобраться, а остальные вампиры с Кастулом легко преодолевают стену намного выше человеческого роста без посторонней помощи. У центрального входа в столицу гномы уже вступили в бой с нежитью. Наверняка каждый низкорослый боец имеет при себе обереги, наполняющие оружие эффектом призрачного урона, что может наносить вред бесплотным призракам. Но даже если эту атаку гномы отобьют, то нескоро и с большими потерями. Все-таки призракам несвойственно чувство страха или усталость. Таким образом отряд проникает в город и начинает двигаться к возвышающейся горе, залитой золотым светом многочисленных светильников. Столицу гномьей империи даже Сареф разведать заранее не смог, поэтому им приходится бежать наугад и, разумеется, постоянно сталкиваться с гномами. Оружие отряда уже окрасилось кровью бородачей, им сейчас нельзя завязнуть в уличных столкновениях с хозяевами города. Убегающих не преследуют, а мешающих убивают. Вскоре останавливаются перед тем местом, где раньше был мост к покоям Подгорного Храма. Защитники гномьей святыни сразу подняли мост, как только по городу прокатился звук тревоги. Сареф делает несколько быстрых жестов и шепотом произносит активационные слова. На другой стороне моста что-то происходит, удерживающий запор лопается, и мост падает обратно. Это не останется без внимания местной охраны, но с ними в любом случае придется столкнуться. Бегущих по мосту берут на прицел многочисленные стрелки с мощными арбалетами и цельнометаллическими болтами. Но залп вынуждены отменить из-за вспышки ярчайшего света, а следом защита прорвана лишь одним заклятьем люминанта, что принял увеличенную дозу курума.Название: «Фокусные линзы Кродена» Тип: магия Света Ранг умения: S Уровень освоенности: неизвестен Описание: вершина искусства люминантов (по мнению автора заклятья) позволяет сотворить в любой оптической среде эффект давления света, преобразующий бомбардировку фотонов в механическую работу в рассеянной среде, или накопление заряда в твердой оптической среде. Активация: неизвестна
В воздухе плавают многочисленные сияющие линзы, что искривляют поток магической энергии в нужном направлении или соединяют лучи воедино. От такой атаки увернуться почти также трудно, как и от падающего света, пространство моментально заполняется сложнейшей паутиной полос света, где невозможно найти начало или конец. Кастул взмахивает мечом, направляя поток внутренней энергии в бронированную дверь, что ведет внутрь горы. А мэтр Иоганн тем временем поджигает мост, теперь путь к отступлению отрезан. Но и подкрепления скорее всего не подойдут, если не существует тайных проходов к горе. Отряд бежит вперед, не обращая внимание на обугленные трупы защитников. На бегу Сареф обсасывает кристалл крови почти не отрываясь. Это не рационально с точки зрения долгосрочного повышения сил, но сила нужна прямо здесь и сейчас. Хватает двадцати пяти секунд, чтобы дойти до предела поглощения, после которого новые вливания будут безрезультатно расходовать драгоценную кровь. Кристалл вновь прячется во внутреннем кармане, а Сареф активирует «Высокоразмерную Темную Завесу». Поток черной энергии, отдаленно похожий на поля отрицательной энергии перед столицей, расходится во все стороны на огромной скорости. Юноша чувствует, что тело словно раздувается и становится размером с гору. Таким образом может «нащупать» сегодняшнюю цель. Во внутренних чертогах удается найти всего одно помещение, куда Завеса проникнуть не может. «Нашел!». — Сюда! — Привлекает внимание Сареф и устремляется по левому коридору. Завеса уже растворяется, но путь вампир запомнил хорошо. Остальные бегут, не отставая. После преодоления одной четверти пути им пытаются помешать каменные големы, на половине пути их резко становится в два раза больше, а на последнем отрезки расположено множество ловушек. Теперь перед отрядом большие двери со сложным руническим рисунком в виде созвездия Обезглавленного Кабана. Еще одна ловушка, но если знать секрет, то легко деактивировать её, но попасться все равно придется. Сареф творит контрзаклятье против «Сенсорной депривации Мак’Кета», когда попавший в зону магии теряет связь со всеми органами чувств. Очень неприятное колдовство, которое напрочь лишает зрения, слуха, обоняния, осязания, вкуса, чувства равновесия и даже боли и ощущения магии. Именно здесь остановилась «Высокоразмерная Темная Завеса», так как не смогла передать никаких ощущений. Одна лишь тьма пустоты и пустота тьмы. Сареф лишь надеется на механическую память рук, так как не может ощутить, смог ли правильно сложить руки вместе. Первым возвращается звук словно бьется стекло, а потом водопадом обрушивается информация от остальных органов чувств. Руническое письмо на воротах перечеркнуто другим руническим письмом в виде Пик Рыцарей-Всадников. В отличии от использования обычных рун и текстов из рун, руническое письмо намного сильнее, но и слишком узкоспециализировано. Кастул и Хунг опускают на землю чародеев, теперь начнется настоящий бой. Все уже заняли оговоренные позиции, а Сареф с Кастулом первыми входят в небольшой зал, где стоит что-то похожее на саркофаг, в котором и должен находится Хейден в спячке. Перед тем, как подойти, Сареф проверяет пространство на наличие других ловушек и ничего не находит. После быстро приближается и скидывает крышку саркофага. Из-за спины уже вылетает Кастул и пронзает сердце лежащего тела. Грандмастер аж рычит, пытаясь поглубже воткнуть клинок, но кончик меча остановился около груди. Лежащий в саркофаге гном открывает красные глаза, за которые его прозвали Красноглазым Монстром Весткроуда. Высший вампир улыбается и исчезает в воздухе, чтобы моментально оказаться за спинами. Первый же удар должен стать смертельным для Кастула, но тот с безумной улыбкой успевает обернуться и посмотреть в глаза врагу бога-отца. Отсеченная рука высшего вампира падает на пол, а из груди вырывается поток крови. Гном с черными волосами и бородой удивленно смотрит на грандмастера, впервые за последнее тысячелетие или даже больше получив такой урон. Зрачки, испускающие красноватый свет, замирают на мече, который впитал в себя кровь Древнего вампира. В этот момент в голову бьет нога, окутанная белым пламенем. Сареф отправляет Хейдена в полет до стены. Высший вампир врезается в неё и не успевает отскочить от трех сгустков огня. Масштабный взрыв сносит стену и выкидывает Хейдена в соседнюю комнату. Гном отряхивает тлеющую бороду и поднимает взгляд на Кастула, вокруг которого дюжина рук перекрывают любой подход для удара. Вместо атаки Хейден предпочитает отступить, но шагает спиной прямо под очередной взрыв огненной магии Иоганна Коула. Еще в полете от силы взрыва некто перехватывает гнома чередой сокрушающих ударов и буквально вколачивает в стену, которая тоже не выдерживает напора. Теперь Хейден летит спиной вперед прямо в огромный центральный чертог Подгорного Храма. — Божественные техники, похожие на Резню. И этот огонь… Четыре вампира, три человека. — Сам с собой говорит Хейден, зависнув в воздухе, словно отменил для себя гравитацию. — Будет интересно.
Глава 23
Обширный подземный чертог внутри горы Подгорного Храма ярко освещен. Внутри стоит множество монументов, смысл которых поймут одни лишь гномы. Но участникам боя совсем не до красот святого для гномов места. С начала схватки прошла уже почти минута, этого времени достаточно для высшего вампира, чтобы прийти в себя после внезапной атаки во время спячки. Однако Хейден понимает, что продолжает уступать ведущую позицию в схватке. — Урхаб! Время боя наступает! — Выкрикивает Сареф тайную фразу, которая должна поменять местами личности в грандмастере. Улыбающийся Кастул меняется в лице. Воин с мощным телосложением сейчас номер один в мире боевых искусств, а также вооружен оружием с кровью Древнего вампира. Раны от клинка серьезно замедляют сверхрегенерацию Хейдена. Именно Урхаб должен постоянно держать противника в напряжении и не давать хотя бы малейшей передышки. Впервые за годы тренировок Урхаб напрягает все свои силы, до этого всегда сдерживал мощь. А если добавить сюда знания, что он получил после чтения копии «Свитка великой резни», то сейчас он уверенно теснит противника. Монументы разбиваются в пыль вокруг кружащихся противников, а на полу остаются глубокие борозды. Один на один Урхаб не справится с Хейденом, даже если последний не успел восстановиться. Гном-вампир окружает себя извивами крови, застывшей посередине между жидким и твердым состоянием. Подобная субстанция может резать гранит как бумагу, но еще не пробивает панцирь энергии Духа. Но основное преимущество дает знание божественного свитка. Для подходящего человека это действительно прозрение, вдохновение и провиденье космических масштабов. Возможно, именно поэтому конкретный свиток не может прочесть кто угодно. Знание дополняет силу, именно в этом главный смысл божественных свитков. Грандмастер уверенно выходит за пределы человеческих возможностей и продолжает наращивать напор. Теперь он знает, как «…разрубить даже законы мира и богов». По пространству расходятся волны внутренней энергии, стены осыпаются, а с потолка начинают падать камни. Хейден уже пропустил как минимум шесть смертельных ударов для обычного вампира. Руку успел отрастить новую, но зарастить остальные раны не так просто, ведь приходится обращать внимание на других противников. Чертог вспыхивает сотнями белых полос от магии Кродена, каждый луч обжигает подобно огню, а также иссушает магический резерв цели. Сареф не уверен, но считает, что магия света мэтра Маклага помимо видимого спектра имеет некий аналог рентгеновского или гамма-излучения, что может проходить насквозь объекты, попутно «сжигая» энергетический резерв тела. Стоит высшему вампиру отпрыгнуть от Урхаба, как тут же попадается во взрыв мэтр Иоганна. Сареф стоит между командой поддержки и Урхабом, так как ожидает, что Хейден первым делом попробует избавиться от физически слабых магов. Так и происходит, когда Хейден чертит полуокружность каждой рукой и моментально меняет пол и потолок местами во всем чертоге. В зоне инверсного действия гравитации всё тут же начинает «падать» на потолок, но Хейден на это потратил ценную долю секунды и получил удар прямо в сердце. Вот только команда поддержки остается на месте, так как их ноги застыли в клейкой массе алхимических чернил. Сареф теперь успевает анализировать ситуацию куда быстрее и принимать меры, благодаря полученному достижению после победы над Фаратхи.Достижение: Невозможный план Описание: …теперь вы можете получать краткую сводку о чужих возможностях, если они не сокрыты превосходящей силой.
Новые возможности Системы не выглядят как традиционные интерфейсные сообщения, скорее как череда образов, демонстрирующих ту или иную возможность врага. Причем даже не нужно самостоятельно интерпретировать полученные результаты, Система сразу же присылает образ самого выигрышного исхода события. Словно где-то на полную катушку работает еще один мозг. А Хейден не может скрыться от подобного анализа. Возможно, слишком занят для этого, либо Сареф стал достаточно сильным. Вектор гравитации вновь поворачивается, высший вампир просто решил обрушить на головы надоедливых магов тучу массивных обломков интерьера и монументов. Но ни один валун и обломок не попадает в цель, так как Рим поворачивает грани Фолин Нумерик именно так, как научил Сареф. Если Хейден прорвется через Урхаба и Сарефа, то Рим должна будет задействовать гейты для защиты. До слуха доносится свист Йоса, значит, волшебные свитки уже заканчиваются. Их взяли довольно много, но на сдерживание Хейдена они тратятся очень быстро. Высший вампир может развивать скорость, с которой сможет соперничать только Урхаб и магия света Кродена. Правда, сам маг не обладает нужной реакцией, чтобы поспевать за гномом. Йос с самого начала боя активирует свитки с мощными чарами паралича. Высшему вампиру они не страшны, но все равно возникают паузы вместе со снижением скорости, которая уже не так страшна для убийц. Хейден отшвыривает Урхаба ненормально раздутой конечностью с острыми шипами и несется ко второй линии обороны, где проход перегораживает Сареф с громким приказом: «Стой!». «Божественная воля Кадуцея» стоит намного выше многих ментальных чар и даже на полсекунды останавливает врага для того, чтобы вампир смог прямым ударом ноги снизу вверх отправить Хейдена в обратный полет. На этом прием школы Белого Пламени не заканчивается: когда нога оказывается в верхней точке над головой, адепт поворачивает корпус на сто восемьдесят градусов носком опорной ноги, чтобы оказаться спиной к оппоненту. Следом нужно на предельной скорости опустить ударную ногу, чтобы она ушла за спину и перестать удерживать набранную энергию. Тем самым еще летящий высший вампир оказывается снесен потоком белого огня, что впечатывает в стену, где уже летит удар меча Урхаба. План покушения был разработан с необходимость победить, похоже, что Хейден не ожидал, что по его душу придет такая команда. Красноглазый Монстр Весткроуда может свести любого человека с ума одним лишь взглядом, но грандмастер-мечник итак психически нездоров, на него ментальное безумие не сработает. Сарефа предохраняет сила Кадуцея, оба людских чародея тоже изначально не в себе. В этом плане самыми уязвимыми могут быть вампиры Рим, Хунг и Йос. Но это не единственное жуткое оружие высшего вампира, Сарефу с командой нужно надавить с такой силой, чтобы он вызвал себе подмогу. Поэтому юноша срывается с места, чтобы помочь Урхабу. Теперь врагу нужно успевать защищаться сразу с разных направлений: от ударов Урхаба и Сарефа, что атакуют совсем без пауз, от вездесущей магии света люминанта и огненных ловушек мэтра Иоганна. Хунг помогает Йосу активировать последние свитки «Вечного паралича», что лишь замедляют Хейдена. А яд крови Фаратхи глубже проникает в тело высшего вампира. Самый первый удар Кастула был самым важным. Пусть Хейден уже зарастил те раны, но кровь Древнего вампира подобно коррозии покрывает сверхчеловеческое тело изнутри. Это особенное свойство Дарквудской линии крови. Такими темпами поражение высшего вампира неизбежно, и это наверняка больно ударяет по уверенности Хейдена, поэтому он не сможет не прибегнуть к помощи Глубинного Страха. Гору, в которой происходит небывалое столкновение, начинают опутывать черные щупальца. Хейден призывает иномировое духовное существо с очень далеких Путей. Это именно то, что нужно, Сареф успевает мысленно улыбнуться, но радость быстро проходит, когда противник пинком отбрасывает грандмастера в другой конец чертога Подгорного Храма. В одиночку юноша не сможет сдерживать врага. Гном хватает Сарефа за шею и притягивает к себе. Вампир против воли заглядывает в красные глаза Хейдена. В голове рождается ураган боли от рушащихся ментальных барьеров. Разумеется, Хейден безошибочно определил командира отряда, Сарефу не удалось его одурачить нахождением в первых рядах. Конечно, ближний бой — большой риск, но без сильного давления Хейден бы не призвал себе подмогу. Юноша как можно скорее прячет детали плана, вызывая многочисленные образы посторонних мыслей, но высший вампир все равно проникает всё глубже и глубже. — Что это такое? — Будто сам себя спрашивает Хейден, даже не обращая внимание на атаки товарищей Сарефа. Перед собой сжимает за горло вампира, а сам начинает погружение в его сознание. Ментальное копье пролетает мимо мыслей-обманок, мимо поглощенных душ в какую-то дальнюю область подсознания. Перед мысленным взором Хейдена появляется надпись:
Несанкционированный доступ запрещен.
Голова Хейдена тут же взрывается, разбрызгивая кровь и осколки черепа вокруг. Тело высшего вампира падает на спину, но продолжает анализировать нечто странное, что дополнительно защищает вампира по имени Сареф. Регенерация успевает восстановить глаза до того, как спина почувствовала пол. Хейден смотрит не столько на отпрыгнувшего от черного щупальца вампира, сколько на мутный образ за его спиной. Огромная мощность и метафизическое существование понятны сразу, но понять суть сил не хватает. Глубинный Страх явился на зов Хейдена, хоть и не до конца восстановился после атаки теневого феникса. Теперь участь противников предрешена: они будут убиты до того, как явится Страж Реальностей. «Легион пожалеет, что не пришел сюда сам вместе с Гасителем Света». — Хейден отряхивает вновь отросшую бороду в ожидании окончания регенерации головы. Силы опасно приближаются к нижней границе. — Урхаб, начинай! — Кричит Сареф, и грандмастер указывает на пол под Хейдом со словами: «Marlima garnoot». Тут же из камня вырывается побег дерева, что растет с фантастической скоростью. Ствол подхватывает высшего вампира и поднимает к потолку чертога. Древесный рост не останавливается даже после того, как крона уперлась в потолок. Хейден узнает «Лес терний», что родом из Финакландарона. Это дерево будет расти, пока того хочет призвавший, или пока у него не закончатся силы. Гора Lorh Guromlantri рядом с столицей Вар Мурадот взрывается ветками и щупальцами Глубинного Страха. Дерево продолжает расти и увеличивать толщину ствола, что уже размером почти с основание горы. Хейден после призыва духовного существа не может двигаться, остается противодействовать только руками помощника из Той Стороны. Под землей Глубинный Страх справился бы без труда, но дерево продолжает рост и вскоре бьется о потолок подземной равнины. Высшему вампиру приходится тратить силы на защиту от удара. По обширной равнине гномов ползет чудовищное землетрясение, твердь раскалывается, как и своды исполинской пещеры. «Лес терний» даже не думает останавливаться, погребая знаменитый город под страшнейшим обвалом, чтобы вскоре побег вырвался уже на поверхности горы на Гномском нагорье и лишь продолжал рост в небеса, навсегда меняя ландшафт. — Мировой Пожар, Мировой Пожар! — Хохочет мэтр Иоганн, поднимая обе руки к растущему дереву, на вершине которого находится Хейден и Глубинный Страх. Вся команда сумела пробиться на поверхность с помощью дупла, что сделал Урхаб. Пускай солнечный свет слепит, пиромант готовится нанести финальный удар.
Глава 24
Мэтр Иоганн чувствует в себе небывалый энтузиазм, будто ему снова стукнуло восемнадцать лет. Исполинское дерево вырвало высшего вампира и Глубинный Страх из подземного царства. Пиромант смотрит на верхушку дерева, где черное тело духовного существа постепенно увеличивается в размерах. Но даже огромная высота не пугает носителя божественных знаний. Большая гора с ледниками на вершине раскалывается напополам из-за растущего дерева из лесов Финакландарона. Чародей поднимает руки к небесам и переплетает пальцы в жесте, который никогда прежде не видел. Любая магия, связанная с огнем, которую знал Иоганн Коул до этого, не идет ни в какое сравнение с откровениями сумасшедшего пироманта, что когда-то смог сжечь целую луну. Пиромантия может базироваться на разной основе. Например, стихийная магия преобразует магическую энергию в огонь. Алхимия вызывает реакции горения с помощью правильно подобранных веществ. Чародеи-термодинамики могут по экспоненте разогнать количество тепловой энергии в точке пространства. Но ни одним из этих способов нельзя устроить Мировой Пожар. Либо не хватит магической энергии, либо реагентов. Тем удивительнее гениальная простота настоящего решения. Иоганн про себя признается, что без божественного свитка никогда бы до такого не додумался. Ведь в мире повсеместно существует взрывоопасное топливо непомерного количества. И это «океан» магии. Среда рассеянной магической энергии всегда находится в воздухе, земле, телах и неживых объектах. Её не поджечь обычными способами, но знающий справится всего лишь одной искрой и заклятьем для цепной реакции распространения. Пиромант резко разворачивает сцепленные руки ладонями наружу, и сразу же перед ними вспыхивает огонек фиолетового пламени. Как от молнии может сгореть целый лес, так и от маленького огонька может начать гореть «океан» магии. Сареф внимательно смотрит на готовящегося пироманта, а когда фиолетовый огонек исчезает, кивает Урхабу. Грандмастер вновь отдает приказ, и огромное дупло закрывается древесной защитой. Фолин Нумерик поворачивается на гейт отражения любой энергии. Им самим будет непросто пережить приходящий катаклизм. На Гномьем Нагорье вспыхивает еще одно солнце прямо у верхушки титанического древа. Небеса моментально принимают фиолетовый оттенок, а после температура воздуха резко повышается вплоть до воспламенения. Сейчас участок почти в тридцать квадратных километров исчезает в потоках ярчайшего пламени, что растопит снег на всех вершинах гор. Топливом для реакции выступает невидимая, но вездесущая магическая энергия. Небывалая магическая катастрофа продержалась всего семь секунд, но уже убила все живое в зоне действия. Огромное дерево выше любых гор падает обугленное под невероятные крики гибнущего духовного существа. Глубинный Страх оказался в эпицентре атаки и полностью сгорел, не успев убраться на Пути. Ствол падает с огромным грохотом и частично рассыпается горячими углями и пеплом. А над хребтами летит багровое копье, что останавливается только при ударе о склон горы далеко от места схватки. На оружии пульсируют настоящие вены и артерии, а на древке то и дело открываются и закрываются глаза. Копье превращается в поток плоти, а та становится обычным на вид гномом с красными глазами. Хейден спокойно смотрит на почерневший участок Нагорья. — Похоже, придется искать новый дом. — Сам с собой говорит гном. — И что же это все-таки было? Высший вампир вспоминает видение, что пришло во время ментальной атаки на разум Сарефа. Это была не сила того вампира, ни одна из поглощенных душ или освоенных умений. Было что-то еще, что окутывало юношу щупальцами, как погибший Глубинных Страх, что лишь успел метнуть хозяина подальше от взорвавшегося «океана» магии. — Значит, это проявление уникальной силы, с которой приходят исполнители Темной Эры? — Хейден закрывает глаза, но понимает, что на телепортацию сил не хватает. Для начала восстановления нужно сперва избавиться от яда в организме. На высшего вампира не сработает почти ни один яд, созданный в мире, но от крови основательницы Дарквудской линии иммунитет не спасет. Гном разгоняется и прыгает с обрыва к подножию гор… Сареф смотрит на окружающий пейзаж. С подобным не сравнится даже вызванное извержение вулкана в Фокрауте. В воздухе кружится почти что песчаная буря из золы, выращенное дерево тоже не пережило магии мэтра Иоганна. Вампиры в бою не приняли большого участия, если не считать Сарефа. Их задача на сегодня: перенести людей в безопасное место со свежим воздухом. К счастью, Коул додумался сдержаться и не сжигать совершенно весь воздух. Через два часа они находятуютную пещерку за границей почерневших и осыпавшихся гор. Только сейчас Сареф может применить «Ауру благословения Кадуцея». В месте, где сгорел «океан» магии не получится использовать магию, пока среда не восстановится. И даже божественной способности магическая энергия тоже нужна. Урхаб вновь уступил место кучера Кастулу. Воин без сил лежит на земле, но продолжает сжимать меч. Он не только устал во время схватки с Хейденом, но еще подпитывал рост дерева из собственных резервов. Вампир не удивится, если тем самым сократил жизнь на пару-тройку лет. Мэтр Иоганн тоже потерял сознание. Пускай последнее заклятье он сотворил не за счет запаса маны, но все равно за бой сильно устал. Ограничения старого человеческого тела ему не преодолеть даже со знаниями богов. Маклаг Кроден тоже отключился. Он уже был в наркотическом бреду на начало боя, а в финале дополнительно поддерживал защиту вокруг укрытия. Ему тоже нужно время для восстановления. К счастью, никто из троих не получил серьезных ранений, кроме Кастула. Удары высшего вампира все-таки нанесли повреждения, хоть и не заставили упасть без возможности возвращения в бой. В первую очередь Сареф излечивает раны воина, а только потом свои, ведь ему от Хейдена тоже досталось. Из-за адреналина и ревущей энергии духа в бою ранения незаметны, но сейчас напоминают о себе все переломы, вывихи и рассечения. Остальные вампиры пострадали мало. — Ах, мы победили. Мы ведь победили? — Спрашивает все еще не пришедшая в себя Рим. — Да, миссия выполнена. — Кивает Сареф. — Теперь без Хейдена мы станем активнее? — Хейден жив. От последних слов у вампиров упала челюсть. — Подожди. То есть как? — Девушка аж вскакивает на ноги. — Разница сил между нами все еще большая, пока что только Легион может окончательно победить Хейдена. — Говорит юноша. — Тогда почему миссия выполнена? — Не понимает Рим. — Нашей целью был на самом деле не Хейден, а Глубинный Страх. Я говорил вам иначе, так как Хейдену ничего не стоит влезть в голову любого из вас и узнать правду. Я вынужденно обманывал, чтобы он не прознал об истинной цели, иначе ни за что бы не вызвал духовное существо. — Объясняет Сареф. — Ять. — Только и говорит Рим. — Я уже надеялась, что мы с ним покончили. — Когда-нибудь обязательно. Сейчас мы лишили противника одного из главных козырей. В нужный момент мы сможем использовать Гасителя Света, а вот ему некого будет вызвать такого же уровня. — А толку, если такие существа не могут прийти на долгое время? Нам бы еще договориться со Стражем Реальности. — Бурчит вампирша. — С ним нельзя договориться. — Вздыхает Сареф. — Иначе бы мы просто спустили Гасителя с поводка резвиться на континенте. Он даже сегодня явился перед ударом мэтра Иоганна, но тащить за шкирку Глубинного Страха обратно на Пути не увидел причин. Мы успели в последний момент. — Кстати, а почему он появляется в разное время? — Спрашивает Хунг. — Можно потратить дополнительно влияние и задержать его приход, но бесконечно препятствовать не выйдет. Сегодня у Хейдена не было возможности на этот как-то повлиять. — Объясняет юноша. — Ладно, что дальше? Работы у нас еще много. — Говорит Рим. — Пока не знаю. Нужно получить донесения от агентов и выбрать следующую цель. Если следующий этап готов, то приступим сразу к нему. Либо будем расширять команду, либо устранять важные цели или мешать союзам. В зависимости от того, какая задача станет критической. Пока отдыхайте. — Разрешает Сареф. — А если Хейден на нас сейчас нападет? — Спрашивает Йос. — Не нападет. Он не закончил восстанавливать силы, а в бою потратил все остальные. Он сильно ослаблен, поэтому не будет лезть на рожон. — Уверенно произносит юноша. — Конечно, снова так нагло напасть на себя он нам больше не даст. Было решено переждать здесь до того момента, пока люди не придут в себя. К вечеру Хунг и Рим пришли с охоты вместе с пойманным горным козлом. Рим не удержалась от рассказа во всех красках, как Хунг скакал по крутому склону ничуть не хуже козлов. — … Потому что он тоже козел. — Авторитетно заявляет девушка, у которой вампир «украл» добычу. К этому времени Кастул пришел в себя и занялся ежедневной тренировкой, несмотря на раны и усталость. Чародеи все еще валяются, но быстро приходят в себя, стоит почувствовать запах жарящегося мяса. Во время ужина Сареф повторно рассказывает спутникам о настоящих целях сегодняшнего покушения и текущей ситуации. Никто из людей не придал этому большое внимание, все заботы они уже давно возложили на Сарефа. При этом Коул и Кастул еще страдают от прекращения действия свитков. Копии имеют ограничение по времени, теперь прочитавшие не могут вспомнить ничего конкретного из полученных знаний. Для них напоминает сон, который очень быстро выветривается из памяти. Они знают результаты действий, но не помнят, как именно их сделали. Довольно неприятное чувство, когда совершил величайшее открытие своей жизни и на следующий день забыл его суть. — Не волнуйтесь. По моему мнению вы лучшие претенденты на чтение оригинальных божественных свитков. Но решение относительно этого буду принимать не только я, но еще и Легион. — Говорит Сареф. — Так, а что дальше? Будем преследовать Хейдена? — Иоганн повторяет дневной вопрос Рим. — Нет. Наверняка он уже далеко. За время отсутствия накопились и другие дела. — Юноша перечитывает послание от связного с «Мрачной Аннализы». — В Вошельских княжествах Манария заключает военный союз с новым королем Белтом Гуронном. — То есть, нам нужно им помешать, а лучше всех убить? — Догадывается Рим. — Нет, там всё схвачено и без нас. Критическая для нас ситуация на Петровитте. — Что там? — Бывший первый чародей магократии Петровитты поднимает голову. — Вы знаете, что такое Часовой Механизм, мэтр Маклаг? — Спрашивает вампир у люминанта. — Да, разумеется, эту государственную тайну я унес с собой в изгнание. — Нам пора раскрутить его на полную силу. — Произносит Сареф. — Уу… — Только и говорит Кроден. — Завязывайте секретничать. Что это за очередная херня? — Грозно спрашивает Рим, видя, что спутники опять рассуждают о только им известных вещах.Глава 25
После возвращения в Серопруд тут же начался пышный праздник по случаю вступления на трон нового короля. Белта Гуронна вынуждены признать все князья, хотя не всем это понравилось. Этому помогли не столько традиции Вошеля, сколько поддержка влиятельных князей Ширинца и Ракула, а также новый союзник в лице Манарии. Два недовольных князя почти сразу покинули Серопруд, с ними новому королю еще предстоит поладить или устранить. Праздник длится до глубокой ночи, когда Элизабет наконец получает возможность переговорить с Белтом наедине. Они поднимаются в комнату над пирующим залом, где громкие разговоры и музыка не позволят подслушать. — Ваше величество, я хочу узнать, что на самом деле произошло во время испытания. Что случилось с магистром Видаром? — Девушка сразу обозначает тему разговора. — Да, конечно. — Белт присаживается на лавку. — Я вам очень благодарен, что прислали подмогу. Без магистра я бы не справился с монстром. Разумеется, я был вынужден скрыть помощь со стороны во время официального рассказа. — Я понимаю, но где магистр? — Спрашивает Элизабет Викар. — Я очень сожалею, но он не выжил в бою. Он принял смертельный удар, а после злые силы того места буквально утащили его под гору. — Белт сидит понурившись. — Потеря такого воина в неспокойные времена действительно ужасна. Но напомню, что свои обязательства я выполню: наш союз будет иметь реальную силу. — Благодарю за информацию, ваше величество. Теперь я вернусь к своему отряду с новостями. — Девушка кланяется. — Да, конечно. А я, пожалуй, вернусь к гостям. Элизабет спускается на первый этаж, а после проходит мимо столов к выходу. На улице уже властвует ночь, но городница не спит и тоже празднует избрание нового короля. Девушка направляется к дому, где остановится Громовой отряд. Лоренс, Бальтазар и Ива уже вернулись с неутешительными выводами об исчезновении Клауса Видара, а теперь Белт Гуронн говорит, что он погиб. Когда Элизабет входит в зал, все уже на месте. Никто не стал принимать участие на празднике, а местные этого даже не заметили, раз уж на странное отсутствие магистра мало кто обратил внимание. Все взгляды тут же устремляются к вошедшему командиру. — Белт Гуронн подтвердил смерть магистра Клауса Видара. — Рассказывает девушка о результате разговора. — Пф, — только и произносит магистр Венселль. — И что дальше делаем? — Мы не можем оставить это вот так, хоть формально справились с миссией. — Говорит мэтр Патрик. — Вы правы. Закрыть глаза мы не сможем. — Элизабет замечает, что еще одного члена отряда не хватает в комнате. — Так что Белт Гуронн должен быть убит. По всей видимости, Маркелус Оффек сейчас проводит время наедине с молитвой. Святой Герона с одного лишь взгляда признал в вернувшемся Белте вампира. Тогда Аддлер предложил незамедлительно напасть, но мэтр Патрик сумел вразумить. Громовой отряд сейчас находится на чужой территории, охота на вампира будет выглядеть как покушение на нового короля. После этого о любом союзе с Вошелем можно забыть. Вампир невероятно умело подделывает ауру и особенности тела, так что обычные средства обнаружения кровопийц на него не сработают. При этом Маркелус сказал, что до испытания Белт был обычным человеком. Возможно, некий вампир завладел телом во время испытания на Харалужной горе. Если это старый и сильный вампир, то магистр Видар действительно мог пострадать. — И как мы это провернем? — Спрашивает мэтр Эрик. — Объявим всем, что Белт — вампир? Или нападем без предупреждения? — Ни один из этих способов нам не подходит. Нам нужно думать стратегически. — Уверенно заявляет Элизабет. — Равнодушный Охотник явно предусмотрел, как обставить дело так, чтобы загнать нас в ловушку. Он явно не рассчитывал, что у нас есть человек, преисполненный божественного провидения. Мы бы заключили союз с Вошелем, но на самом деле легитимизировали власть подсадного агента. Нам нужно устранить Белта, но таким образом, чтобы это выглядело чем-то обычным для всего королевства. — Нам нужно сделать это чужими руками. Например, недовольными князьями. — Неожиданно влезает Лоренс, который чаще всего молчит на общих собраниях вместе с Бальтазаром, Ивой и Элин. Адепты Духа предпочитают выполнять приказы, чем ломать над их придумыванием голову, а эльфийка явно не хочет встревать в разговоры взрослых. Лишь о мотивах Лоренса Элизабет не может быть уверенной. — Да, но мы сделаем это не их руками. Сегодня днем уже пришел ответ из Вольницы: Матиан Бэквок согласен помочь нам. Он устроит вооруженный переворот, во время которого Белт будет ликвидирован. Сейчас отряды Вольницы тайно пробираются по княжествам к Серопруду. Через два дня будут здесь. К этому времени нужно всё подготовить. — Значит, все-таки гражданская война? — Понуро спрашивает мэтр Патрик. — Лучше война, чем подсадной король-вампир. Все кивают. — Кстати, а что такое было сегодня со стороны Гномского Нагорья? — Спрашивает Годард. — Внезапно загрохотало с яркой вспышкой в полнеба, будто материк готовился расколоться. Магия? — Нельзя исключать. — Отвечает мэтр Филипп. — Но на таком расстоянии проверить невозможно. — Боюсь, не имею ни малейшего представления. — Говорит Элизабет. — Мы не враждуем с гномами, но и на контакт они идут очень неохотно. Если это их рук дело, то до нас информация может никогда не дойти. — А какая будет наша следующая цель? — Продолжает Годард. — К гномам не отправимся? — Вар Мурадот отклонил все наши дипломатические запросы, словно у них своих дел выше шлема. — Отвечает дочь епископа. — Нам нужно будет заключить союз с Петровиттой, раз уже совет верховных магов уже согласился начать переговоры. Если вопросов больше нет, то всем отдыхать. Элизабет вместе с Элин поднимаются в свою комнату. Девушка без сил падает на кровать и чувствует, как Элин накрывает одеялом. Однако сама эльфийка не торопится ложиться. — Тебе тоже стоит поспать. — Говорит Элизабет. — Да, только я проведу вечернюю медитацию. — Кивает Элин. — Посижу в общем зале. Элизабет желает спокойной ночи и закрывает глаза, а Элин спускается обратно. Все уже разошлись, кроме Лоренса, что читает какую-то книгу. Юноша замечает эльфийку и отрывается от чтения. — Решила сходить на праздник? — Нет, медитация. — Элин садится на пол и закрывает глаза. — Ты же ведь тоже обучался боевым искусствам? — Совсем немного, а что? — И не хочешь продолжать тренировки? Я, например, если пропускаю тренировку или медитацию, то начинаю чувствовать вину. У тебя такого нет? — Спрашивает собеседница, беря под контроль дыхание. — Нет, для такого я слишком безалаберный. А вот ты наоборот взрослеешь с большой скоростью, раз настолько ответственно подходишь к вопросу. — Лоренс шумно зевает, из-за чего Элин внутренне напряглась, чтобы не повторить. — Теперь я просто чувствую, что могу принести реальную пользу. Если я ничем не полезна, то от моей ответственности больше головной боли, чем гордости. — Элин начинает ускорять поток внутренней энергии в теле. Юноша еще раз зевает. — До чего же скучная книга. — Лоренс захлопывает томик и убирает за пазуху. — Я впервые вижу, чтобы ты читал что-то. — Улыбается с закрытыми глазами Элин. — Намекаешь, что я туповат для этого? — Нет-нет, вовсе нет. — Эльфийка сбивает дыхание и теряет концентрацию дыхательной практики. — Я пошутил, тебя все еще легко вывести из равновесия. Настоящий мастер даже в бурю остается незыблемым. — Загадочно произносит юноша. — Ты еще сам не мастер, чтобы говорить о подобном. — Замечает вернувшаяся Ива. — Бальтазар уже на посту. — На каком посту? — Не понимает Элин. — Мы следим за Белтом. — Объясняет Лоренс. — О, святой отец, что-то случилось? Мы вам помешали? Из личной комнаты неожиданно выходит Маркелус. Святой обводит взглядом товарищей. — Говорите, что следите за Гуронном? — Спрашивает Оффек. — Да, а что такое? — Он только что покинул пиршество и скрылся в городнице. Мне пришло видение от Герона. — Объясняет жрец бога солнца. В этот момент в дом залетает Бальтазар с той же новостью. Белт на пиру сообщил, что собирается уйти спать, так как раны всё еще тревожат, но до спальни так и не дошел. — Отправился пить кровушку чью-то? — Предполагает Лоренс. — Вряд ли мы его выследим. Тут нужна помощь магистра Венселля. — Нет, укрепите ставни и закройте все двери. Этой ночью в Серопруде почти не останется живых. Из дома не выходите. — Святой Герона уверенно шагает по направлению к выходу. — О чем вы, преподобный Оффек? Вампиру не с руки уничтожать поселение. — Пытается возразить Лоренс, но жрец не отвечает и исчезает в ночи. — Странный какой-то. — Бормочет Ива. — Если бы тебе Герон на ухо всякое шептал и картинки показывал, ты тоже сама не своя ходила бы. — Замечает алебардист. — Ну что, бьем тревогу? До этого Маркелус ни разу не ошибся. Или ты, Лоренс, видишь другую картину? Элин уже давно забыла о медитации, чувствуя некую тревогу. Когда Бальтазар задал последний вопрос, сразу перевела взгляд на юношу, но тот лишь пожал плечами. Вскоре в зале вновь становится людно, почти весь отряд собрался в боевой готовности. — Где Маркелус? — Спрашивает хмурая Элизабет. Она только заснула, как вновь происходит что-то неожиданное. — Еще не вернулся. — Говорит Бальтазар, а небеса тем временем светлеют. Все подходят к окнам, но видят вовсе не слишком ранний рассвет, а большой диск в небе, что подобно солнцу освещает окрестности. — Это святая магия Герона. — Узнает мэтр Патрик. — Оффек столкнулся с противником. — Разделяемся на пары и ищем его или Белта. — Приказывает Элизабет. — Подождите! — Останавливает всех Лоренс. — Маркелус сказал всем оставаться здесь. Предлагаю повременить с выходом. — Почему? — Он не объяснил. Элизабет задумчиво смотрит перед собой, выбирая оптимальный путь, но магистр Венселль куда более нетерпеливый. — К черту. — Аддлер распахивает дверь. — Мы с Эриком на разведку. Если представится случай, то всажу этому вампиру стрелу в глаз. — Нет, магистр, так нельзя… — Начинает леди Викар, но оба охотника на вампиров уже выбегают из дома. — Хм, я думал, что это облака, а это какой-то дым? — Лоренс внимательно смотрит в небеса, где черные струи хорошо видны под лучами мини-солнца Маркелуса Оффека.Глава 26
Теперь все смотрят на небо, где действительно ползет странный дым. Элизабет сразу понимает, что это такое. — Нет, это потоки отрицательной энергии. Их так много, что увидеть любой сможет! — Девушка выглядит взволнованной. — Ничего не понимаю. — Говорит мэтр Патрик. — Если это дело рук Белта, то с какой целью? Ему наоборот нужно скрываться среди людей, а не вырезать их. — Что такое отрицательная энергия? — Вдруг спрашивает орчиха. — Я не особо понимаю, стоит ли этого бояться. — Искаженная некромантом или нежитью магическая энергия. — Кратко объясняет чародей. — Эй, глядите туда! — Бальтазар показывает на крышу крепостницы князя Ракула. В свете святой магии можно без труда заметить фигуру на черном коне. Человек, лица которого отсюда увидеть не получится, поднимает правую руку, и в ней тотчас вспыхивает факел зеленого огня. В разных точках Серопруда в ответ загораются похожие огоньки. Вторжение началось. Из-за пределов городницы наступают шеренги духов, что несут с собой смерть всем живым. Нежить легко прорывается через дружину князя, праздник превращается в резню. Вряд ли хоть в каком-то княжестве Вошеля происходило нападение нежити, подобное сегодняшнему. Сияющий диск на небе испускает волну света, что прокатывается по улицам и домам. Святая магия за один удар отбрасывает полчища призраков за пределы Серопруда. Но вторжение оказывается куда серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд. Улицы уже покрыты черным туманом, в котором нежить становится намного сильнее. Элизабет с закрытыми глазами проводит быструю разведку и понимает, что жителям уже не помочь. Отрицательная энергия уже во всех домах, кроме гостевого дома Громового отряда, который Маркелус заранее освятил. Новые призраки переносятся в любой дом, благодаря только им доступным вратам в потоках черной энергии. Элизабет видит, как Аддлер Венселль и мэтр Эрик вынужденно возвращаются к дому и заходят внутрь. Преподобный Оффек, вероятно, только этого и ждал. — Ох, Герон, спаси. — Даже Годард удивляется вспыхнувшим небесам, что изрыгнули сияющие копья света в сторону Серопруда. Дымка отрицательной энергии над городом моментально становится гуще и плотнее, но все равно не может сдержать всю силу богу солнца. Копья света пронзают черный купол и ударяются о землю и дома, взрываясь ослепительными полусферами. В радиусе взрыва не может выжить ни один призрак и даже потоки отрицательной энергии огибают место. Некоторые копья не пробивают защиту, но большая часть бомбардирует поселение, где количество живых резко сократилось буквально за пару минут. Нападающие вполне могли сравнять Серопруд с землей, но словно не ожидали встречи с проводником мощи Герона такой силы, поэтому сразу же бросаются прочь из городницы. Элизабет держит наготове заклятья, если кто-то попробует прорваться в дом, но не успевает использовать их, так как тот самый всадник с крыши крепостницы врывается в помещение через стену. Черный конь с двумя загнутыми рогами с такой силой протаранил стену гостевого дома, что деревянные обломки разлетаются по всему залу. В помещении тут же поднимается большое облако, напоминающее черный снег или даже крупные частички сожженного праха. Девушка инстинктивно закрыла лицо и голову, а после собиралась выпустить боевую магию, но секунды проносятся без ответной атаки. Всадник проносится мимо дочери епископа, хватает за руку и подтягивает на седло. Конь без остановки таранит дверь и выскакивает наружу. На улице перепрыгивает через высокий забор, но не приземляется, а продолжает скакать по воздуху над крышами домов. Серопруд уже почти уничтожен атаками Маркелуса, в городе почти не осталось нежити, что может представлять опасность. Физической силы у Элизабет не хватает, что вырваться из хватки похитителя, поэтому свободной рукой указывает на всадника, отправив дугу искрящегося волшебства. Стихийная магия молнии была самой первой магией, что хорошо получалась у еще маленькой дочери Элдрика Викара. Сейчас же таким чародейством владеет настолько хорошо, что без труда контролирует направление и силу. Получивший страшный урон всадник непроизвольно отпускает руку пленницы, и Элизабет начинает падать с большой высоты. Теперь в дело вступает настоящая специализация девушки — хрономантия или магия времени. Несмотря на название, магия не позволяет управлять временем, лишь его ощущением или относительностью одной системы к другой. «Торможение вещества» останавливает любое движение, так что Элизабет попросту замирает в метре над землей. Таким образом время для нее буквально остановилось, пока магия не отменяется с уже погашенной скоростью падения. Элизабет Викар аккуратно приземляется на ноги и ищет противника взглядом среди пожаров города. Тень пробегает на фоне горящего дома: всадник заходит на новый круг, чтобы вновь устремиться к жертве. Возможно, когда-нибудь девушка бы испугалась подобной ситуации, но тяжелые времена и груз ответственности заставляют очень быстро заматереть. Волшебница вскидывает руку, и всадник словно врезается в невидимый заслон. Магия времени остановила его движение, однако это не «Торможение вещества», а «Передаточное колесо времени». По своей сути заклятье очень напоминает специализацию мэтра Патрика. Пока объект замедлен до невозможности, начинает раскручиваться магическая модель застопоренного передаточного колеса. Математическая ось «колеса» продолжает вращаться без вмешательства в ход времени, но пока стопор не снят, колесо не начнет крутиться. Ось продолжает набирать обороты, и только на определенном уровне Элизабет снимается стопор. Почти застывший в воздухе всадник буквально выстреливает вперед и врезается в землю на огромной скорости. Сила удара такова, что конь и наездник отскакивают после удара о землю на высоту выше человеческого роста. Это результат раскрученного колеса времени, которое наоборот ускоряет объект до невозможных пределов. На такой скорости почти никто не сможет остановиться без столкновения с препятствием. Элизабет удивляется, когда похититель встает на ноги и поправляет съехавший набок шлем. Противник выхватывает меч и бросается на девушку, но вновь замирает в магии времени. Запасов магической энергии достаточно много, чтобы использовать «Передаточное колесо времени» до пяти раз подряд. Это одна из причин, почему Элизабет Викар называют сильнейшей волшебницей. Один лишь архимаг Эзодор Уньер сейчас может стать достойным противником. Невозможные замедление и ускорение вновь меняются местами, но дополнительно чародейка изменила вектор движения. Теперь враг буквально улетает метров на тридцать вверх в другой район Серопруда. Элизабет надеется, что падение с большой высоты навсегда прервет жизнь нападавшего. Перед уходом девушка отправляет в лежащего коня заряд молнии, чтобы этот монстр больше никогда не мог скакать даже по земле, не то что по воздуху. — Неплохо, леди Викар. — Позади появляется Маркелус Оффек. Обычно отстраненный взгляд теперь пристально вглядывается в девушку. — Благодарю, преподобный. Атаки нежити отбита? — Элизабет подходит ближе. — Да. Герон мне сегодня благоволил, но спасти несчастных людей я не смог. — А вам пришло знание того, почему Белт это устроил? — Элизабет впервые увидела боевые возможности жреца, и это заставляет испытывать благоговейное чувство. Ни один из ныне живущих священнослужителей таким не одарен. Мариэн Викар была последней похожей на Маркелуса Оффека. — Это не дело рук Белта Гуронна. Вампир сбежал из Серопруда прямо перед нападением. Все князья мертвы, кроме тех двух, что отбыли сегодня днем. Большего мне Герон увидеть не позволил. Тем временем прибегает почти весь Громовой отряд. Мэтр Патрик шумно выдыхает при виде невредимого командира отряда. Все замирают в ожидании приказа, а Элизабет ничего придумать не может. Уже не в первый раз возникает чувство, что не один лишь Громовой отряд с альянсом стран противодействует вампирам и Равнодушному Охотнику. Словно есть еще участники глобального конфликта, о которых ничего неизвестно. И эти силы могут как помешать, так и помочь. Слишком много неизвестности, в таких условиях трудно сделать правильный выбор пути. — Подготовьте лошадей и припасы. Мы можем покинуть Серопруд. — Элизабет откладывает принятие решения. Все кивают и отправляются обратно, чтобы приготовиться к возможному отъезду. Нежить уже полностью отступила от Серопруда, а воздух очистился от влияния отрицательной энергии. Пока отряд занят сборами, Элизабет находит помощника, который до этого всегда помогал в трудных ситуациях. Лоренс беззаботно шагает с седлом на плече в сторону коня, когда замечает идущую девушку. — Я не удивлен, что ты смогла вырваться из лап похитителя. — Юноша закидывает седло на круп лошади. — Боевые тренировки даром не прошли. — Пожимает плечами Элизабет. — Мне нужен совет. — Мой? Я думал, ты уже достаточно хороша, чтобы не прибегать к моей помощи. Не думаешь проконсультироваться с мэтром Патриком? — Обязательно, но сначала я хочу услышать твое мнение. Пожалуйста. — Элизабет встает рядом. — Как член команды поддержки я обязан помогать командиру, тебе даже просить не нужно. В последнее время ты отлично справлялась. — Поясняет юноша, пока возится с ремнями. — Но мнение о чем ты хочешь услышать? — О дальнейших действиях. Равнодушный Охотник вновь разрушил наш альянс. Вошельские княжества после этой ночи могут быть ввергнуты в хаос. Белт Гуронн сбежал, четыре князя, включая Ракула и Ширинца, мертвы. — Ты уже приняла верное решение, тайно сговорившись с Матианом Бэквоком. Мы не можем пустить на трон вампира, а те два князя не смогут объединить Вошель в отличии от Бэквока с его Вольницей и Южной Компанией Вестхета. Выбор очевиден. Но тебя не это ведь волнует? — Да, я снова перестаю понимать мотивы наших врагов. Зачем было нападать на Серопруд? Неужели Сареф каким-то образом прознал о том, что мы раскусили Белта? — Без понятия. — Пожимает плечами Лоренс. — Может, раскусил. А может, это не его рук дело. Стоит ли ломать голову над этим, если всё равно правильный ответ сейчас не узнаем? — Ты прав, не стоит. Нам нужно выдвигаться навстречу Матиану. Спасибо за помощь. — Я не сделал ничего такого. — Отмахивается Лоренс. Утром городница все еще дымит, когда к ней подходит крестьянское ополчение во главе с Белтом Гуронном. Но Громовой отряд уже двигается в сторону главных сил Вольницы на границе Тиховодского княжества. Уже в лагере Бэквока один из его военных советников рассказывает, что по Вошелю идет молва о том, что Громовой отряд коварно напал на Серопруд и князей, а Белт Гуронн публично поклялся отомстить за отца. Похоже, он действительно понял, что его раскусили, раз союз рассыпался также быстро, как и создался. От гражданской войны уже ничто не спасет.Глава 27
Человек спешивается в окружении большой охраны матерых бойцов. Над княжеством Тиховодским стоит самый обычный день, словно ночью не было ужасного штурма Серопруда. Матиан Бэквок обводит взглядом людей Манарии и приглашает за собой в походный шатер. На сами переговоры, как обычно, отправились только Элизабет Викар и мэтр Патрик. Остальные члены отряда разместились поблизости. — Итак, что случилось ночью? — Хозяин взбунтовавшегося княжества, что теперь зовется Вольницей Бэквока, присаживается на скамью и приглашает сесть напротив себя собеседников. Матиан большую часть жизни прожил вдали от родных мест, только под конец жизни он вернулся в Вошельские княжества, чтобы захватить власть вооруженным методом. Его отцом был князь, но они ненавидели друг друга еще до побега Матиана из дома в путешествие по всему миру. Причин разведчики Манарии не знают. — Городницу атаковало множество нежити. Призраки во главе с кем-то неизвестным ворвались Серопруд и очень быстро сломили всё сопротивление. Преподобный Оффек вступил в бой и изгнал нежить, но спасти поселение не удалось. — Девушка кратко пересказывает ночные события, осматривая атамана Вольницы. Для Элизабет это первая встреча с Бэквоком, что сидит в богато украшенном мундире с меховыми краями, что частично закрывает кирасу с различными резными украшениями. Нижнюю часть морщинистого лица закрывают борода и усы, а головной убор с высокими краями полностью оторочен серебристым мехом. Несмотря на седину, Матиан Бэквок производит впечатление очень сильного человека. Об этом говорит идеальная осанка и толстые предплечья, выглядывающие из собранных к локтю рукавов. — Это устроил Белт? — Спрашивает Матиан глубоким голосом с размеренным темпом. — Скорее всего нет, мы не уверены. — Отвечает Элизабет. — Мы теперь точно знаем, что он заметил раскрытие своей сущности. Раз нами не получится манипулировать, он решил сделать из нас козлов отпущения. Под таким предлогом может даже объявить войну Манарии. — Насколько высоки шансы этого? — Трудно оценить. — Теперь отвечает мэтр Патрик. — Равнодушный Охотник старается убить в зародыше любой альянс против вампиров. Думаю, он приказал Белту переходить к этому плану, если внедрение в качестве агента провалится. — А почему вы думаете, что Белт может быть непричастен к атаке Серопруда? — Продолжает спрашивать Матиан. — Потому что ему было бы выгоднее оставить в живых лояльных ему князей. — Резонно. — Кивает Бэквок. — Что вы предлагаете делать теперь? Воевать с ним? Раз он прошел испытание Харалужной горы, то традиция на его стороне. Его поддержат и друиды, и население княжеств. — Нельзя допустить, чтобы вампир правил Вошелем. Однако сделать это без большого шума уже не получится. — Говорит Элизабет. — Час назад я отправила донесение в Порт-Айзервиц. Прямо сейчас заседает королевский совет. Есть вероятность, что его величество предпочтет ввести войска в Вошель, чтобы уничтожить вампирскую заразу. — Ну что же… В таком случае я поддержу вас, ведь Вошелю все равно потребуется монарх и лучше меня на эту должность никто не подойдет. Вы согласны со мной? — Матиан переводит взгляд от одного собеседника до другого. — Да, Манария официально поддержит это. — Кивает Элизабет. — В обмен на военный союз и полную поддержку в войне против вампиров. — Клянусь помогать всеми доступными способами. — Бэквок хлопает в ладоши, закрепляя торжественное обещание по старому обычаю государства. — Да и в любом случае я уже сотрудничаю с Манарией через Южную Компанию Вестхета. Находясь фактически в изгнании, Матиан создал настоящую организацию наемников, что продавали мечи по всем Южным землям: в Манарии, Степи, Рейнмарке, Островной Федерации, Стилмарке и даже Петровитте. По факту сейчас Матиан располагает мини-армией в пять тысяч дисциплинированных головорезов, безмерно уважающих Бэквока. Этого может быть даже достаточно, чтобы решить проблему без участия Манарии. Другие страны вряд ли бы протестовали, и к протесту одного лишь Стилмарка прислушался бы Метиох Айзервиц, если бы могучий сосед сейчас не переживал собственную гражданскую войну. — И я даже поделюсь некоторой информацией от моих агентов из Рейнмарка. — Произносит Матиан. — Говорят, что пару-тройку недель или, быть может, месяц назад видели кого-то похожего на Равнодушного Охотника. Кто-то атаковал Манан’Феткула, как местные зовут аукционный дом в башне района Черного Базара. А еще произошло столкновение с участием вампиров. Один из моих агентов навсегда оглох после того, как один из кровопийц всего лишь крикнул. — Если он все еще находится в Рейнмарке, то нам будет проще. — Произносит чародей. — Если дел у него там нет, то он уже может быть в любом другом месте. Вряд ли большие расстояния для него помеха. — Вспоминает Элизабет события больше года назад. — Раз он смог почти мгновенно очутиться в Порт-Айзервице, находясь до этого в поместье Тискарусов, а после с площади проникнуть прямо в королевские покои. — Давайте обсудим более насущные вопросы. — Предлагает Матиан. — А именно, как атакуем собранное Гуронном ополчение. — Предлагаете вступить в открытое сражение? — Уточняет мэтр Патрик. — Да, так будет лучше. Если Громовой отряд свалится на их головы и убьет Белта, то в Вошеле могут начаться еще более сильные волнения. Мне тогда будет труднее, чем если бы я сам обезглавил дракона. Мне не привыкать к статусу захватчика и отщепенца, но одновременно я уроженец Вошельских лесов, так что останусь в истории как князь-тиран. Это куда меньшая цена, чем многолетняя вражда между странами-соседями. — Это хорошее решение. — Отвечает Элизабет. — Но мы пока не готовы дать ответ до завершения королевского собрания. Я отправлю послание с вашим предложением. Девушка достает волшебный свиток и с благодарностью принимает дощечку для письма из рук Бэквока. В отличии от обычных свитков «передачи посланий» свиток в руках чародейки дополнительно несет по краям цепочки рун, что защитят пергамент от воды и даже огня, а также не позволят с помощью магии перехватить содержание послания. — Кстати, а разве нельзя по трупу определить, вампиром был убитый или нет? — Спрашивает Матиан Бэквок. — Возможно, Белт может скрывать вампирскую натуру, но его останки так сделать не смогут. Если доказать, что Белт был вампиром, то нам будет куда проще успокоить народ. — Да, по трупу можно определить вампира, но мы склонны предполагать, что не всё будет так просто. — Отвечает мэтр Патрик, пока Элизабет занята написанием послания. — До испытания на Харалужной горе Белт Гуронн был обычным человеком. Наш жрец Маркелус Оффек является одним из сильнейших жрецов Герона, и именно он определил изменения после испытания. Вероятно, в Белта вампир вселился на горе, значит, он может выселиться, оставив после себя труп самого обычного человека. — Вампиры на самом деле могут так делать? — Удивляется Бэквок. — Это неподтвержденная информация. Никто из ныне живущих охотников на вампиров не встречался с подобными способностями, но в тайных хрониках, что сохранились в архивах охотников, Конклава и Церкви Герона, есть упоминания о таком. Природа способности не ясна, но существование мы допускаем. С помощью этого можно объяснить, почему агенты вампиров порой действуют настолько хорошо. — В нашем отряде еще есть один человек, что обучался у опытного охотника на вампиров. По его словам выходит, что такая возможность у некоторых вампиров действительно есть. — Добавляет девушка. — Благодарю за подробный ответ. — Кивает атаман Вольницы. — Мне ответили. — Объявляет Элизабет. — Его величество Метиох Айзервиц принимает ваше предложение, но устранить Белта Гуронна нужно как можно скорее. — Разумеется. — Матиан бодро встает на ноги. — Я попрошу вас сопровождать меня в качестве королевских наблюдателей, в бой вступать не придется. — Мы согласны. Бэквок выходит из шатра пружинящим шагом. Стоило главе Вольницы появиться перед воинами, как разговоры сразу стихают. Все старшие офицеры до этого топтались рядом с шатром, чтобы сразу же получить приказы, когда переговоры завершатся. — Новый король Белт Гуронн является вампиром и предателем нашего королевства. Ради спасения Вошеля и всего мира мы обязаны вступить с ним в бой и победить! — Громогласно объявляет Матиан. — Вы со мной?! — ДА! — Рев сотен глоток наполняет лесной лагерь, моментально превращающийся в людской муравейник. К княжеству Ракула подошли восемь сотен отборных бойцов Вольницы. Летучие конные отряды рассыпаются по округе, чтобы обходить позиции противников с флангов. Копейщики и щитоносцы начинают продвижение вперед ровными колоннами. При этом многие воины одновременно несут за спиной лук и колчан стрел, чтобы сначала встретить врага залпом стрел, а ближнем бою взять в руки копье или меч. Лесной ландшафт порой сильно мешает стрельбе, но и враги обычно находятся в таком же положении. Громовой отряд двигается позади основных сил. Некоторое время Бэквок держался рядом с ними, а потом ускакал вперед. Любой из Вольницы скажет, что «атаман Бэквок не из тех, кто отсиживается в командном центре и только посылает приказы». — Для банды разбойников они слишком хорошо обучены. — Хмыкает Аддлер Венселль. — Они ведь уже давно не просто разбойники. — Возражает мэтр Эрик. — Возможно, когда-то Матиан начинал как бандит и грабил проезжающих купцов, но после создания наемнической организации ему пришлось поработать над качеством, чтобы Компании Вестхета доверяли хоть какие-нибудь заказы. — Не только из-за этого. — Говорит Лоренс. — Я вместе с его ребятами вернулся в Порт-Айзервиц и много спрашивал по дороге. По ответам выходит, что Бэквок заранее стремился к тому, чтобы вернуться в родное княжество и захватить его. И чтобы сократить количество проблем с соседними княжествами, ему пришлось плотно поработать над дисциплиной в войске. — Да и пофиг на него. — Магистр Венселль недовольно бурчит в шлем. И любой из отряда понимает, что причина тому — решение оставить Белта Гуронна на Матиана Бэквока. — А если это старший или высший вампир? На что они рассчитывают без моей помощи? — Спрашивает мастер-лучник, но мэтр Эрик пожимает плечами. — Мы будем следить за происходящим. — Произносит Элизабет, услышавшая недовольство магистра. — Если дело запахнет жареным, то мы вмешаемся. Найдем укромное место подальше от поля боя, где мэтр Филипп разведает обстановку. — Я надеюсь, что не произойдет такого, что вампир вселится уже в Матиана, и мы поменяем шило на мыло. — Такой вариант возможен, поэтому Матиан надел освященный Маркелусом амулет с символом солнца. Святая аура такой силы должна защитить. Вам тоже свои амулеты не следует снимать. — Последнее Элизабет адресует всему Громовому отряду, так как Бальтазар уже успел снять золотое кольцо, чтобы не потерять, а Ива как раз решила сделать вид, что уже потеряла, и попросить новое.Глава 28
Последнее крупное сражение в Вошельских княжествах произошло как раз при вторжении Вольницы и захвате княжества отца Бэквока. До этого страна пребывала в долгом периоде спокойствия, если не считать совсем мелких стычек. И это играет на руку Матиану, так как собранное Белтом ополчение из жителей княжества Тиховодского слишком давно не брало в руки оружие. А вот люди Бэквока уже считаются ветеранами, так как проживают жизнь наемников и бандитов уже очень давно. Единственной значимой угрозой будет сам Белт Гуронн. Разницу почувствовать смогли все уже во время первого столкновения отрядов разведчиков. Конные отряды Вольницы в два счета опрокидывают передовые отряды Белта и гонят назад, ополчение моментально теряет боевой дух из-за внезапного удара. Основное сражение происходит на большом поле посреди леса, куда Гуронн привел больше тысячи человек. Удивительно, что он вообще смог собрать такое войско за столь короткий срок. Это может говорить о том, что агенты у Равнодушного Охотника не ограничиваются Белтом Гуронном. Однако численное превосходство не помогает защитникам вампира выйти победителями. Отряды сшибаются на поле, но доминирующую сторону можно угадать сразу. Отлично экипированные и обученные воины Бэквока легко прорубаются сквозь ряды противника в едином темпе. Никто не нарушает строй, и все следят не только за врагом впереди, но и за соседом слева и справа. Ополченцы же пытаются атаковать кто во что горазд и, когда оружие Вольницы быстро окрашивается кровью, достаточно одного примера, чтобы побежали вообще все. Лучники за спинам бойцов не стреляют в убегающих, так как атаман приказал отбросить противника, а не уничтожать. Так или иначе эти крестьяне — будущие подданные Бэквока, поэтому их убийство лишь ослабит королевство. Так как большая часть дружины князя Ракула погибла в Серопруде, сейчас у Белта нет командиров, что сумеют организовать войско и предотвратить бегство. За всем этим наблюдают с воздуха астральные проекции Элизабет Викар, мэтра Патрика и магистра Венселля. Мэтр Филипп больше людей взять с собой во внетелесное путешествие не смог, остальные сейчас охраняют оставленные тела. — Вполне ожидаемая картина. — Произносит чародей-термодинамик. — Согласна, но самого Белта не видно. — Элизабет вертит головой по сторонам. — Мэтр Филипп, давайте спустимся и последуем за убегающими. Маг-пилигримант слушается и отправляется в указанном направлении, прихватив с собой всех остальных. Сейчас невидимые и неосязаемые духи проносятся между деревьев над головами убегающего ополчения. Непонятно, на что рассчитывал Белт в противостоянии Бэквоку. Никто не допускает мысли о том, что Сарефу служит полный баран, не умеющий работать головой. Четыре пары глаз внимательно осматривают каждый уголок в поисках виновника сражения. Мэтр Филипп предупреждает, что они приближаются к границе действия магии, так далеко от тел маг не сможет отойти. Элизабет кивает и просит вернуться, чтобы изменить местоположение и вновь отправиться на разведку. — Подождите, эти вновь идут в атаку! — Аддлер показывает на ополченцев с копьями, что идут обратно к отрядам Бэквока. Остальные тоже резко разворачиваются, но не было слышно никаких приказов, как и командиров не видно. — Что они задумали? — Мэтр Патрик озвучивает вопрос, что крутится в уме каждого. — Так спокойно идти на смерть? Страшное зрелище начинается, когда ополченцы вновь сталкиваются с людьми из Вольницы, у которых не остается иного выбора, кроме сражения. Атакующие падают один за другим, но уже не бегут в ужасе. Противоестественная стойкость слишком пугающая. Если бы воины Матиана сами не были бы подготовленными, то могли даже дрогнуть из-за натиска бесстрашных самоубийц. Всё больше отрядов бежавшего ополчениявозвращаются в бой, поэтому атаману Вольницы пришлось отдать приказ на бой без ограничений. Лучники теперь не останавливаются после одного залпа, конница вновь набирает разбег по лесным дорогам, а вот пешие отряды напротив отступают. Но что куда страшнее, над головами приближающихся отрядов Гуронна появляется абсолютно черный круг огромных размеров, в который начинают затягиваться абсолютно все люди и предметы. — «Область пожирания Мин»? — Охает мэтр Патрик, смотря как люди, камни и даже деревья отрываются от земли и исчезают в провале навсегда. Это очень сложная магия, создающая область невероятного притяжения. Заклятье относится к разряду масштабных и чаще всего используется именно на полях сражений против большого количества врагов. Другим применением считается осада городов и замков, так как черный провал в пространстве легко «съест» участок стены или защитную башню. — Значит, у Бэквока и чародеи есть? — Хмыкает магистр Венселль, смотря на расчищенный участок леса с новым глубоким оврагом. — А почему так тихо? — Из зоны действия заклятья почти невозможно вырваться. Даже звук до нас не дойдет. В древности заклятье называли «Грандиозной тишиной». — Поясняет Элизабет. — И я тоже удивлена тому, что Вольница имеет сильных боевых магов. Абсолютная тишина во время смерти сотен человек, вырывания деревьев и раскалывания земных пластов действительно очень пугающая. Даже может показаться, что всё это страшная иллюзия. Черный круг смерти в над лесом схлопывается сам в себя после того, как маги перестают поддерживать заклятье. Всего одно заклятье и от большей части врагов никого не остается. Элизабет открывает глаза в настоящем теле. Сейчас нужно собраться и встретиться с Матианом для обсуждения дальнейших планов. Спутники, что остались сторожить тела, выглядят потрясенными после увиденной магии, но на объяснения нет времени. Матиан сидит на коне в окружении командиров, отчитывающихся о потерях. Элизабет останавливается рядом и ждет, пока князь закончит выслушивать донесения. Это можно считать полной победой, так как враг разбит, а среди Вольницы всего четверо убитых и семеро раненых. — В походный порядок с разведчиками. — Отдает приказ атаман. — В среднем темпе на север. Леди Викар, подойдите. Офицеры рассыпаются в разные стороны для выполнения распоряжения, а Элизабет подъезжает ближе. — Я удивлена, что у вас есть такие маги. — Первой заговаривает девушка. — Маги? А, нет, только один. — Поправляет собеседник. — Один маг? Тогда он очень сильный, раз смог в одиночку открыть «Область пожирания Мин». Что мы собираемся делать дальше? — Будем преследовать Белта Гуронна. Разведчики донесли, что конный отряд некоторое время назад отступил в северном направлении. Я уверен, что Белт там. — Хорошо, мы с вами. — Элизабет оборачивается в седле и жестом приказывает отряду двигаться за отрядами Бэквока. — У преподобного Оффека не было новых видений? — Интересуется собеседник. — Нет. Это неконтролируемая способность. Если Герон пожелает, то пошлет видение. — Не самый удобный вид прорицания. — Задумчиво произносит Матиан и заставляет коня начать движение. — В некотором роде вы правы, но ни один обычный предсказатель не сравнится с божественной силой предвидения. — Трудно не согласиться. А вот, кстати, наш волшебник. Насколько я знаю, вы знакомы. Поскачу вперед. Элизабет смотрит по сторонам и от удивления застывает. Из подлеска выезжает на коне Йоран Тискарус. Некогда сын герцога носил богатую одежду и выглядел, как положено аристократу. Сейчас юноша знатно возмужал и сменил утонченную одежду на пыльный походный доспех. Возникает ощущение, что стал выше и сильнее физически. Даже щетину отрастил. — Элизабет, привет! — Улыбается Йоран. — Как же давно мы не виделись. — Йоран… Привет. Да, такое ощущение, что лет пять прошло, если не больше. Возмужавший юноша направляет коня рядом со скакуном девушки. — Я слышал, ты теперь возглавляешь Громовой отряд. Поздравляю. — Большое спасибо, но расскажи лучше о себе. Я пыталась узнать о тебе, но ничего не получилось. — Ну, — пожимает плечами Йоран, — я все-таки бежал из Манарии после тех событий. А потом прибился к Южной Компании Вестхета. Бэквок намерен дать бой вампирам, и в этом я его поддержу. — Мне жаль, что произошло с Амодом Тискарусом. — Элизабет знает, что именно её отец вместе с другими руководителями охотников на демонов отдали приказ на устранение герцога Тискаруса. — Не мучайся. — Перебивает Йоран. — Я до сих пор считаю, что мой отец был невиновным, что его подставили. — После того случая мы начали предполагать, что вампиры могут вселяться в человеческое тело и управлять им. Мэтр Патрик уверен, что сражался с вампиром, но при осмотре тела мы обнаружили самого обычного человека, который каким-то образом расправился со всем отрядом. — Элизабет поспешно начинает объяснять то, о чем не успела поговорить до исчезновения Йорана. — Если бы ты остался, то король мог бы тебя… — Это неважно. Да, я считаю, что мой отец оказался жертвой, но сейчас это не имеет значения. Единственное, чем я живу последний год, это преследование всех вампиров и, самое главное, Сарефа. Скажи мне прямо: встретившись с ним, ты готова моментально вступить в бой с намерением убить? Бывший однокурсник из Фернант Окула действительно сильно изменился. От былой дипломатичности и веселости почти не осталось следа. Теперь перед девушкой принципиальный охотник за головой Сарефа, который убил отца на глазах сына. — Значит, нет. — Йоран верно трактует паузу. — Надеюсь, ты не считаешь, что Сареф тоже жертва вселившегося вампира или чего-то еще? — А почему такого быть не может? — Элизабет признает, что неоднократно думала об этом. — Если Амод стал жертвой этого, то почему бы и Сарефа кто-то не взял под контроль, чтобы его руками совершать все эти бесчинства? — В родовом поместье был именно Сареф и умом и телом. Я уверен. Пускай я не могу дать неопровержимых доказательств, но когда встречусь с ним, я в последний раз задам вопрос, на который он не ответил тогда, а после убью его. Йоран пришпоривает коня и устремляется вперед, оставив Элизабет наедине с невеселыми мыслями. — Что за тип? — Рядом неожиданно оказывается Лоренс. — Йоран Тискарус. Мы учились вместе в академии. — А, так это он ту черноту сделал? Я с Бальтазаром поспорил, что будет, если ту магию активировать под землей или в горе. Пойду попрошу этого Йорана повторить для нас. — Не стоит трогать его. — Произносит Элизабет. — Ему не до вас. — Ты что, не понимаешь? — Лоренс хватает девушку за руку и подъезжает вплотную. — Что? — Резко смутившись, спрашивает девушка. — На кону целых два золотых! Я обязан оставить Бальта без штанов, иначе миру конец! — Отвали от леди Викар, сын собаки! — С другой стороны подъезжает Бальтазар в своей любимой шляпе с перьями. — Я уверен, что прав. — Ты ничего не смыслишь в магии! — Тычет пальцем Лоренс через круп коня Элизабет. — Ты вообще-то тоже! — Не остается в долгу адепт искусства Духа. — Ладно-ладно, ребята. — Поднимает руки девушка. Тревога вновь ушла, стоило увидеть тех, кто может сохранять позитивный настрой в любых ситуациях. — Давайте я дам вам теоретическую выкладку по этому заклятию и на этом закончим. В чем суть спора? Никто не заметил того, что под копытами лошадей начинают распускаться красные цветы сорта, пришедшего из другого мира. Схватка с Белтом Гуронном пока незримо переходит во вторую фазу.Глава 29
Передовой отряд Матиана Бэквока продолжает двигаться на север в попытке нагнать Белта Гуронна. Силы приходится растянуть: конница уходит далеко вперед на большой скорости, а пешие отряды остаются позади в режиме марша. Заняться погребением трупов времени не было, так что все тела брошены под солнцем на растерзание падальщиков. Преследователи ушли от места сражения слишком быстро, чтобы заметить ковер красной травы, что покрывает не только землю вокруг лежащих тел, но и вырастает из трупов подобно паразитическому грибу. Лоренс рвет на себе волосы под гогот Бальтазара, что выиграл пари, и резко разворачивает коня. Взгляд юноши устремлен назад, хотя ничего среди деревьев не видно. Остальные члены Громового отряда уже успевают отъехать достаточно далеко, не заметив исчезновения молодого рыцаря. Все помыслы товарищей устремлены вперед, где скрывается Белт, атаку со спины никто не ожидает. Но Лоренс оскорбил бы память учителя, если бы не подумал о столь очевидной ловушке. Учитель мог бы сказать, что современные охотники на вампиров совсем не те, что были в далеком прошлом, когда вампирская угроза была поистине страшной. Но с другой стороны и вампиры сейчас совсем не те, что были когда-то. Вряд ли сейчас много осталось кровопийц, что лично участвовали в войнах второй Темной Эры. Именно поэтому многие способности и тактические уловки неизвестны ныне живущим людям. Бесстрашие, с которым ополчение Гуронна бросилось на мечи Вольницы, показалось слишком странным, но вампиры так уже делали очень давно. Во времена второй Темной Эры легионы захватчиков не состояли из одних лишь вампиров. Обратить человека в вампира нельзя просто так, это трансформация тела, а не заразная лихорадка. Чаще всего вампиры составляли ударную силу и офицерский состав, а в армию набирали обычных людей с промытыми мозгами. Вампиры древности могли гипнотизировать людей и полностью подчинять своей воле. А вот это уже настоящая болезнь. Ночные охотники распыляли в воздухе споры из родного мира, и при вдохе споры попадали в тело, где начинали пускать корни и разрастаться. Тончайшие корни проникали даже в мозг и почти полностью стирали индивидуальность человека. Таким образом вампиры получали множество рабов, которые даже не могут подумать о неповиновении. При необходимости можно даже отключить инстинкт самосохранения. Разумеется, у метода есть недостатки, порой проще завербовать силой или шантажом, если человек имеет полезные способности или навыки, которые не стоит терять разрушением разума. «Если Белт задействовал подобное в последней атаке, то он очень старый и сильный вампир». — Лоренс пристально вглядывается в лес в попытке проверить вероятность удара в спину. К сожалению, контролировать способность очень трудно, а в последнее время какая-то противоборствующая сила слишком часто перекрывает возможность видеть и управлять вероятностями событий. Лоренс заставляет коня пуститься в галоп и скоро догоняет Громовой отряд. Элизабет внимательно выслушала просьбу вернуться для разведки и согласилась с условием, что с ним отправятся Бальтазар и мэтр Эрик. Тройка всадников отправляется обратно к месту сражения и скоро оказывается там с удивленными лицами. Почти все поле покрыто красными растениями: из земли и тел растет трава, а над полем поднимаются бутоны алых цветов, которые никто из присутствующих никогда не видел. — Так и думал. — Произносит Лоренс. — Это вампирская способность? Никогда такого не видел. — Удивляется мэтр Эрик. — Чего? — Смеется алебардист. — Даже охотник на вампиров, что одновременно маг, не знает? — Ну, в мире по-прежнему остается множество загадок. — Пожимает плечами чародей. — Лоренс, ты знаешь, что это? — Да, это «Безграничный урожай», умение вампиров. Очень дрянной прием, если не догадаться о нем. Видите эти странные растения? Семенами для них служит человеческая кровь. По сути они растут из крови. — Магия крови? — Уточняет маг. — Высшая магия крови. — Дополняет Лоренс. — Растения поглощают магическую энергию из пространства и по системе корней закачивают её в трупы. Скоро мертвые восстанут в образе ревенантов. — Понятно и занятно. Не удивлен, что вампиры хорошо ладят с некромантией. — О, это не магия смерти, что обращается к какому-либо из двух источников: Вите или Мортеме. — Погоди, — хмурится Бальтазар, — ты что же, на самом деле разбираешься в магии? — Если она как-то связана с вампирами, то учитель мне про неё рассказывал. — Ладно, как нам остановить рождение ревенантов? — Спрашивает мэтр Эрик. — Сжечь поле? — Уже не успеем. Придется дать бой. — Лоренс лезет рукой в седельную сумку. — Но здесь лежит как минимум полтысячи тел. Как мы втроем справимся с пятью сотнями ревенантов? — Мы? Не-е, у нас ведь есть волшебница с такой магической силой, что может крепости разносить. Беда только в том, что вампиры теперь предпочитают жить в тени других народов. — Лоренс пишет в волшебном свитке послание для Элизабет. Им нельзя просто отсюда уехать, так как ревенанты скоро поднимутся и отправятся за живыми. В отличии от обычной низшей нежити они станут намного быстрее и сильнее, но основная проблема в их бессмертии, придется шинковать и сжигать до пепла каждого. Троица отъезжает подальше от места сражения и смотрит на десятки молний, что бьют по «Безграничному урожаю». Элизабет Викар достаточно искусна, чтобы проводить удаленную бомбардировку места. Фронт молний становится настолько плотным, что за секунду ударяет, наверное, целая сотня, если не больше. От грохота закладывает уши, а кони беснуются, пытаясь отбежать еще дальше. Лоренс читает послание о том, что Элизабет закончила с ударом. Разведчики вновь приближаются к полю, покрытому дымом и огнем. Лошадей пришлось привязать к дереву подальше. На первый взгляд кажется, что угроза устранена. Однако Лоренс достает «поющий» меч из ножен, так что Бальтазар сдергивает кожух с алебарды, а мэтр Эрик поудобнее хватается за колдовской жезл. — Их ряды серьезно сократились, но некоторые все равно могли уцелеть. С ними теперь нам справляться. — Произносит Лоренс, замечая встающие фигуры. К счастью, их оказывается не так много. Бальтазар Фарог встает впереди, за ним оказывается Лоренс, при необходимости сможет помочь, а позади всех разместился мэтр Эрик, что будет на расстоянии атаковать магией. Вот из дыма появляется первое шагающее тело. Кажется, что ревенант медлителен и неуклюж, но про это сразу забываешь, когда мертвец вдруг срывается с места с явным намерением вцепиться в горло и придушить. Однако Бальтазар тоже не лыком шит, хоть и редко демонстрирует результаты тренировок в реальном бою. Нижняя часть древка резко поднимается в воздух и ударяет в шею ревенанта, что заставляет опрокинуться. Воин вращает алебарду в обратном направлении и теперь лезвие ударяет по шее с моментальным отсечением. Обычный ратник не смог бы провернуть прием настолько быстро и точно с тяжелым оружием, но тело Бальтазара уже покрывается невесомой внутренней энергией. Пускай он не может создать скорость, давление и объем энергии духа как магистр Венселль или Видар, но необязательно же в каждом бою менять ландшафт своими ударами? Тем временем приближаются еще три противника. Ревенанты сильнее обычного человека, но все равно не могут опрокинуть адепта боевых искусств. Бальтазар вертит оружием в нижней половине и словно косой перерубает ноги тупоголовых противников. Это еще один минус что ревенантов, что нежити: если ими не управляет вампир или некромант, то они не способны принимать тактические хитрости и уловки. Они будут переть вперед и мешаться друг другу, пока не одолеют врага или не свалятся изрубленными. Конечно, когда таких противников не трое, а три тысячи, то минусы сразу исчезают. С громким криком Бальтазар делает невероятно широкий и быстрый размах. Алебарда на секунду засияла в зеленой вспышке, а после одним движением перерубила тела троих ревенантов. Лоренс узнает один из приемов Оружейного Стиля, что преподается не только в Оружейной Часовне, но и в побочных школах Манарии и других стран. — Эй, они восстанавливаются. — Алебардист почесывает бороду, смотря, как первый поверженный враг красными корнями обратно соединяет голову с туловищем. — Да, они бессмертны. Мэтр, нам нужно сжигать тела. — Понял. — Маг направляет жезл, и тела четверых ревенантов вспыхивают огнем. — Пока что не так трудно. — Сейчас будет труднее. К нам приближается около десятка. — Минутку. — Мэтр Эрик подходит к Бальтазару и кладет жезл на одно плечо, а потом на другое. — Я сейчас наложу на вас защитные чары защиты. Они выдержат пять-шесть ударов. Бальтазар дождался завершения активации магии и бросился наперерез врагам. Вместо того, чтобы разделиться, ревенанты опять столпились вокруг воина, который оказался ближе всех. В окружении воин меняет стойку для удобного нанесения тычков. На вершине алебарды находится наконечник, что помогает использовать оружие как копье. Сначала Бальтазар бьет врага перед собой, потом возвращает длинное оружие и другим концом древка отбрасывает врага за спиной. Если успевать крутиться, то так можно драться даже в окружении. Правда, удары воин все равно пропускает, но магия пока защищает от урона. Лоренс снимает с пояса молоточек и три раза бьет по лезвию меча. Звон наполняет пространство, а следом еще два удара с разными паузами. Частота и сила удара имеют значение при создании резонанса, но также нужно правильно выбирать места для удара. Лезвие меча начинает сиять сиреневым светом, а после появляется дрожь. Сейчас прикасаться к лезвию очень опасно, так как по нему гуляет ударный резонанс, одна лишь рукоять сделана из материала, который полностью гасит «пение» меча. Юноша сближается со сражающейся группой и с силой ударяет по туловищу ближайшего врага. Клинок почти не встречает сопротивления, несмотря на то, что мертвец в кожаном доспехе. Лоренс с трудом удерживает меч в руке, но продолжает наносить удары в спину. Бальтазар сразу переходит в мощную контратаку, и валит на землю еще двоих, а в крайних врезаются снаряды огненной магии. Таким образом люди вновь побеждают. — Тяжело им без мозгов. — Лыбится Бальтазар, смотря на горящие тела. — Пятнадцать ревенантов не так страшны, как пятьсот. — Напоминает чародей, что благодаря знаниям Лоренса им очень повезло. — Больше никто не встал. Давайте возвращаться. Белт сразу почувствует, что его «урожай» не взошел. — Лоренс с самым серьезным видом направляется обратно к лошадям, и спутники следуют за ним.Глава 30
Отряду Сарефа приходится идти к северной границе Нагорья, где предстоит спуститься к побережью и оказаться на борту «Мрачной Аннализы». Путешествие по горам очень затруднено, здесь почти нет дорог, так как гномы редко выбираются на поверхность, а в самом лабиринте ветвящегося горного хребта никто не живет. Хотя Сареф помнит из уроков географии, что в Гномском Нагорье проживают племена людей, которые мало задумываются над технологическим, социальным или культурным развитием. Общинный строй охотников отрезано от всего мира живет здесь в единении с традициями и природой. Вряд ли они встретятся по пути, но вампир все равно предупреждает спутников о такой возможности. Считать их серьезными противниками не получится, но доставить неудобств в любом случае смогут. Под ногами вновь начинается подъем на крутой склон. Даже на поверхности мэтры Иоганн и Маклаг нуждаются в переноске, чтобы не отставать от группы. День постепенно клонится к завершению, а идти до побережья еще очень долго. Если идти в темпе вампиров, то потребуется три дня, если не больше, только если вдруг на пути не вырастет большая гора. — Я нашел место. — По камням прыгает Кастул, ушедший далеко вперед. Все направляются за воином и скоро действительно находят естественную пещеру, где можно разбить лагерь. По большей части Гномское Нагорье состоит из гор, камней, скал и утесов, найти тут деревья можно лишь при большой удаче. Сегодня удача отвернулась от путешественников, так что костер заменяет пирокамень. Предложение использовать «Лес терний» юноша отклонил, так как не стоит еще на это тратить силы. Сареф сидит у входа и следит за окрестностями. Пещера образовалась на склоне горы, так что это отличное место для наблюдения и обороны. Рядом крутится Кастул, меч в руке так и порхает. Юноша понимает, что грандмастер пытается вновь осознать божественный опыт, но не помнит, как именно повторить Резню. Даже если он сможет по памяти скопировать все движения, это будет лишь блеклая копия того, что демонстрировал мечник в бою с Хейденом. Остальная команда предпочла отдыхать вместо тренировок. Ночь наступает довольно резко, поэтому даже неутомимый Кастул предпочел лечь спать. Первым сторожить остается Сареф, потом сменит Хунг. Некоторое время в лагере спокойно и тихо, но Кроден начинает ворочаться, а после встает и направляется к юноше. — Эй, Сареф. — Тихо произносит люминант. — Что такое, мэтр? — Дай немного курума, пожалуйста. Вообще заснуть не могу. — Дам дозу уже на корабле. Пока потерпите. — Не могу терпеть до корабля. Меня прям выворачивает, хоть головой о камень бейся. Прошу, дай хоть немного. — Продолжает умолять Маклаг. Он действительно выглядит довольно плохо, но сейчас нет необходимости в чародее как в боевой силе, поэтому наркотик стоит приберечь. Пускай верить на слово нуждающемуся тоже нельзя, но Сареф обязан позаботиться о каждом члене отряда. Вампир подзывает мага ближе и кладет руку на плечо. Тело люминанта покрывает изумрудный свет «Ауры благословения Кадуцея». Божественное умение вряд ли способно исцелить зависимость чародея, да и не нужно это. Может прозвучать жестоко, но максимальную пользу от Кродена можно получить только при зависимом от вампиров положении. Однако исцеление справляется с неприятными симптомами отмены, так что самочувствие мага должно резко улучшится. — Теперь идите спать. Сон обязательно нужен для восстановления. Если совсем невмоготу, то задействуйте сонную магию. — Приказывает Сареф. К счастью, спорить люминант не стал, почувствовав облегчение. Однако возвращаться на место не спешит, словно хочет еще что-то обсудить. — Я должен предупредить, что на территории Петровитты я вне закона. Мое присутствие может помешать. — Я понимаю, но именно вы станете нашим главным проводником. — Легко, но что именно собираемся делать с Часовым Механизмом? — Использовать в своих целях. — Это будет довольно сложно в исполнении. Эта штука — самое ценное, что есть в Петровитте. Это её ядро или сердце, если можно так выразиться. Уровень охраны наивысший, это я как бывший первый чародей говорю. — Произносит Кроден. — Это мне известно. — Кивает Сареф. — Но посмотрите на пройденный путь: разве мы беремся за какие-то другие цели, кроме трудновыполнимых или даже невозможных? — Ха-ха, если так посудить, то нет. — Улыбается люминант. — Если бы я не был с вами, то не поверил бы в успех. Наверняка уже придуман хитроумный план? — Этап планирования уже давно завершен. Я с Легионом подготовил примерные варианты развития события вплоть до самого конца. — А вы с Легионом вообще знаете, что такое Часовой Механизм на самом деле? — Да, иначе бы не стремились контролировать его. У Легиона есть два агента в верховном совете чародеев, так что можете не волноваться насчет сигнальных чар, которые сработают сразу же, как только вы вступите на территорию магократии. — Хм, то есть те же агенты приложили руку к моему изгнанию, чтобы в определенный момент я вступил под ваши знамена? Сареф поворачивает голову к магу. Похоже, «Аура благословения Кадуцея» не только облегчает физические страдания, но еще проясняет разум. Если бы Маклаг Кроден не упал в объятья курума, то остался бы одним из самых влиятельных чародеев Южных земель на одном уровне с Эзодором Уньером, Элизабет Викар или Увеком Календрейком из Стилмарка, так что сообразительности и опыта ему не занимать. Действительно, агенты Легиона могли приложить руку к тому, чтобы в определенный момент чародей стал союзником. Вот только в проблеме с пристрастием к куруму виноват исключительно сам люминант. — Может быть. — Спокойно отвечает юноша. — Ложитесь спать. Завтра будет трудный день. Ранним утром отряд вновь выдвигается в путь. Хунг и Йос из плащей вновь делают подобие заплечного мешка для чародеев, в котором можно сидеть без необходимости напрягать руки как носильщику, так и переносимому. Примерно таким же образом Сареф нес Элин в Порт-Айзервиц. Неожиданное воспоминание заставляет на пару секунд отвлечься от сборов. Вампир вспоминает, как испуганная эльфка тихо сидела за спиной, вцепившись в плечи, и боялась заговорить с неожиданным спасителем. — Мы готовы. — Докладывает Рим. — В путь. Команда вновь срывается с места и сразу переходит на бег. К счастью, с начала нужно бежать вниз по склону. Будь на месте вампиров обычный человек, то он не смог бы бегом преодолевать горный ландшафт, да еще и с грузом. Однако возможности тела вампиров такое позволяют, они могут даже бежать днями напролет, хоть это и обессилит их, а также чародеев, но уже из-за долгого нахождения в одном положении. Один лишь Кастул легкими прыжками не отстает от ведущего Сарефа и даже успевает на бегу повторять приемы боевого искусства. Грандмастер выбросил всё лишнее из жизни, оставив только тренировки. Впереди приближается большое ущелье, через которое даже вампирам не так просто перепрыгнуть. Примерно тридцать пять метров отделяют одну сторону от другой. По обе стороны ущелье не сужается, так что обходить придется долго и есть смысл делать переправу. Сареф забирает гномий меч у Кастула и активирует «Лес терний» самостоятельно, чтобы человек не тратил жизненную энергию на это. На отвесной стене ущелья вырывается зеленый побег, что начинает превращаться в дерево с фантастической скоростью, пока не достигает противоположной стороны. Горизонтально выросший ствол заменит им сейчас мост. Группа аккуратно переходит на другую сторону и вновь продолжает путь в привычном темпе. Вдалеке видна большая гора, на которую явно придется взбираться, чтобы добраться до перевала на обратную сторону. В пути Сареф прикидывает, насколько это подойдет им. Вампиры-то без труда поднимутся, но ближе к вершине лежит снег, людям там будет очень холодно. И не стоит забывать о горной болезни из-за недостатка кислорода в крови, что может возникнуть у неотличающихся богатырским здоровьем чародеев. К концу дня отряд подходит к подножию горы. Подниматься туда в ночь слишком опасно, поэтому первым делом Сареф начинает обсуждение другого варианта, к которому пришел во время пути сюда. Обернувшись большим нетопырем, юноша вполне сможет унести с собой двух человек, чтобы на крыльях преодолеть гору и остаток пути. Остальные же не будут скованы человеческим балластом и смогут быстрее продвигаться к цели. Ни у кого возражений не возникло, хотя чародеи не лучатся восторгом от необходимости полета в лапах огромной летучей мыши. Перед трансформацией Сареф еще один раз лизнул кристалл крови Фаратхи, а после использовал «Ковку плоти». Пришлось потрудиться, чтобы отрастить дополнительную пару конечностей, которые захватывают пассажиров. Для дополнительной безопасности юноша заставляет алхимические чернила опутать тела магов и закрепиться с телом нетопыря. Таким образом получается аналог ремней безопасности. Вещи чародеи берут к себе на руки. Сареф разбегается и прыгает в воздух с одновременным раскрытием перепончатых крыльев. Быстрые взмахи поднимают троицу в небо по направлению к горному перевалу. Юноша намерен очень быстро преодолеть гору, чтобы нивелировать перепады давления и не дать магам окоченеть от холода. Последний только усиливается, когда Сареф проносится над перевалом и планирует вниз. Из-за встречного ветра даже у него начинается онемение конечностей, так что приходится увеличить объем чернил, что закрывают пассажиров как лобовое стекло самолета. После преодоления высокой горы вновь открываются цепи гор поменьше с быстрыми речками между скал. Сареф наращивает скорость, чтобы к утру уже увидеть море. Такой способ путешествия невероятно удобен, но вряд ли на такой скорости с грузом смог бы лететь больше восьми часов, если бы не наращивал вампирские силы последние недели с помощью поглощения крови Древней вампирши. Когда забрезжил рассвет, Сареф видит впереди прибрежные леса и бескрайнее свинцовое в утренних сумерках море. Конец пути близок, скоро путешествие продолжится в более комфортных условиях. Летучая мышь планирует над верхушками деревьев и быстро хлопает крыльями во время торможения на берегу. Маги с наслаждением разминают затекшее тело, пока Сареф возвращается к человеческому облику. Мэтр Иоганн, что смотрел на процесс трансформации, показывал неоднозначные эмоции, где восхищение и отвращение причудливым образом переплелись. Юноша одевается и с помощью магии определяет местоположение. Известно множество заклятий, что могут помочь в ориентировании на местности, но самым универсальным считается вычисление времени откликов от мировых и локальных центров магии, которые обычно статичны. Полученные данные юноша вносит в волшебный свиток. По ним команда каравеллы должна будет построить маршрут сюда.Глава 31
Вампирский корабль ловит попутный ветер и огибает южный материк по направлению к большому острову, что известен как Петровитта. Довольно развитое государство, где у власти находятся маги. Петровитту вполне можно назвать страной с самым лучшим магическим образованием. Обычному человеку трудно сказать, почему именно так, но волшебник без труда ответит, что дело в «кигиальте». Кигиальтом называют кристаллическую руду, залежи которой очень распространены на острове. По примерной оценке выходит так, что Петровитта обладает восьмьюдесятью процентами всего мирового запаса кигиальта. Обработанные кристаллы обладают очень большой энергопроводимостью с почти бесконечным сроком службы и внушительным ценником. Казна магократии ежегодно пополняется на очень большие суммы на одном лишь экспорте кристаллов. Тот же Самоцвет Митмолла, который епископ Викар рассматривал как средство излечения ментального шторма дочери, являлся чистейшим кигиальтом с уникальным зачарованием. Светское государство обладает тренированным войском и Теургией Инокса, отрядами боевых магов. Петровитта, пожалуй, будет самым сложным для вооруженного проникновения государством за последнее время. К вампирской угрозе там относятся серьезно, даже есть собственные охотники на вампиров, которые чаще всего работают по одиночке, бродя по ночным улицам столицы Петро в черных плащах с зачарованным оружием. Агенты Легиона помогут только с сокрытием факта прибытия Маклага Кродена и с завладением Часовым Механизмом, так что со всем остальным команде Сарефа придется разбираться самостоятельно. Сареф идет по палубе и смотрит, чем заняты остальные члены отряда. Маги-люди сейчас отсыпаются на удобных койках, даже Рим сказала, что хочет вздремнуть под тремя одеялами после скачки по снежным перевалам и ущельям с холодным ветром. Несколько свободных от вахты вампиров с интересом смотрят на то, как Кастул жонглирует сразу тремя мечами, успевая наносить удары двумя клинками, пока вниз летит третий. Если память не изменяет, подобный боевой стиль применяют зверолюди с острова Изони, что находится в Северных землях. Юноша опирается на борт и вызывает Систему. К счастью, сбоя во время битвы с Хейденом не возникло. При этом Система посчитала, что испытание было достаточно трудным, так что расщедрилось на два новых уровня и четыре очка характеристик. Всё это Сареф распределил уже на первом привале. Текущий уровень равен шестидесяти четырем, а четыре очка были отправлены в ловкость. Сейчас характеристики выглядят следующим образом:Жизненная мощь: 40 Стойкость: 50 Физическая сила: 40 Ловкость: 35 Интеллект: 54 Озарение: 50
Очки характеристик — слишком редкий гость в последнее время, так что Сареф при всем желании не может выбрать ведущую характеристику, а на остальные забить. Легион в курсе способностей юноши, с которыми он пришел в этот мир. Правда, Сареф дал очень общую картину, не вдаваясь в детали Системы, но высшему вампиру этого оказалось достаточно. Он тоже считает, что в текущей ситуации равномерное развитие всех качеств куда выгоднее достижения бесконечного максимума в чем-то одном. И дело как раз в наклонностях Сарефа, который грубой силе предпочитает тактические изыски. В этом случае большее количество возможностей играет только на руку. Даже если была бы возможность сбросить все очки и вложить, например, двести очков в Интеллект, то как маг Сареф бы вознесся до небес, наверное. Но вместе с ним в ситуации, где магия не может помочь, он неизбежно проиграет. Задача на ближайшее будущее: довести Жизненную мощь, Физическую силу и Ловкость до пятидесяти пунктов и получить новые умения от Системы. — ХА! — Кастул запрыгнул на нос корабля и резко взмахнул мечом в сторону моря. Удивительно, но по морю несется брешь рассеченой поверхности два метра в глубину и три метра в ширину. Вампир изумленно поднимает бровь. Кастул почти что повторил прием Резни, что может рассечь что угодно в этом мире. Кастул не обучался у известных мастеров, так что его можно назвать интуитивным гением. Пускай божественное откровение покинуло его разум, но постоянными тренировками он восстанавливает утерянное знание. К концу жизни он, наверное, сможет полностью овладеть Резней даже без чтения свитка. Все-таки тот безымянный воин родился обычным человеком, как и пиромант, что сжег луну. Их страсть, рвение и жертвование всем остальным позволили достичь вершины и навсегда остаться в истории. — Сареф, как насчет спарринга? — Воин замечает интерес вампира. — Давай. — Чернила в руке тотчас принимают форму клинка. Оппонент в один прыжок достигает юноши и наносит рубящий удар в голову. Рефлексов хватает, чтобы уследить за линией атаки и нырнуть под клинок. Зрелище собирает еще больше зрителей. Сареф пробует перейти в контрнаступление, но в итоге отступает под встречным напором стали. Прямое столкновение на мечах с грандмастером однозначно приведет к поражению, Кастул даже не подключает внутреннюю энергию в количестве, необходимом для боя. Серии атак наносятся настолько искусно, что Сарефу остается только отступать. Юноша метает клинок в грудь противника, но бросок пропадает втуне из-за выставленного блока. Однако это развязывает руки для применения боевого искусства, с которым Сареф знаком куда ближе. Школа Белого Пламени вполне может соревноваться с Оружейным Стилем, так что теперь Кастул отступает перед градом ударов белого огня. Благодаря защитному полю энергии духа вокруг тела, Сареф легко может отбивать руками удары меча, который не заряжен похожим методом. Но и Кастул легко подстроился под новый стиль боя противника. Сареф пропускает удар мечом плашмя по лицу и из-за этого не сразу замечает подсечку, что заставляет ноги нестись в обратную от головы сторону. Таким образом юноша опрокидывается на палубу и замирает при виде острия меча у горла. — Неплохо, Кастул. — Хвалит юноша. — А ты тоже не промах! — Широко улыбается мастер-мечник. — Как насчет того, чтобы пройти настоящее испытание и стать моим учеником? Кастул вновь вспоминает о помешательстве на поисках достойного ученика, ради которого заперся на острове, забыв рассказать миру о себе. — Боюсь, мастерство боя на мечах мне не подойдет. Попробуй растормошить Рим, она недолго обучалась в Оружейной Часовне из Манарии. — Отказывается от ученичества Сареф. — Ладно. Как насчет реванша? Можно даже пятеро на одного. Через пятнадцать минут вампир лежит весь в поту. Кастул справился не только с пятью, но и семью вампирами. Конечно, бой довольно условный и дает Кастулу преимущество, но даже так он пока занимает лидирующую позицию в команде по эффективности в ближнем бою. Вокруг каравеллы плавает какое-то огромное морское существо, понять внешность которого под водой довольно трудно. Маг-приручитель призвал морского великана и сейчас на него скидывают две цепи с якорными крюками, что цепляются за наросты на теле. С такой «лошадью» скорость передвижения увеличится многократно. Морской монстр начинает движение вперед всеми плавниками и судно устремляется следом с приподнятой носовой частью. Сареф возвращается в капитанскую каюту, где садится в раздумьях относительно планов в Петро, столицы Петровитты. Сколько взять с собой человек и куда пристать для начала… В голове кружатся немало вопросов, предварительные ответы на которые уже есть, но они нуждаются в дополнительной проверке. Будет достаточно одной ошибки, и миссия окажется проваленной, а это следом приведет к изменениям в глобальном плане. Задач еще так много, что покой только снится. Ближе к вечеру в каюте показывается выспавшаяся Рим вместе с остальной командой высадки. В неё войдут Кастул, Маклаг Кроден, Иоганн Коул, Рим и Сареф. Получился вполне традиционный отряд, что пойдет навстречу новым приключениям. — И какова же наша цель на Петровитте? — Спрашивает мэтр Иоганн. — Часовой Механизм. Мэтр Маклаг, расскажите всем о нем, пожалуйста. Люминант с большими мешками под глазами еще не до конца отошел от сегодняшнего принятия курума, так что не сразу сообразил, что от него требуется. — Ах, это. Да. — Маг прочищает горло. — На самом деле это большая тайна Петровитты, но мне и так там не рады. Немного об истории. До создания Петровитты на острове жило обычное небольшое государство. Оно сумело сохранить независимость от более сильных соседей благодаря ежегодным ритуалам Перерождения. Из жителей королевства отбирались случайные люди, которых буквально приносили в жертву богам в обмен на силу. Именно поэтому, кстати, главные защитники сегодняшней страны зовутся Теургией Инокса. Иноксом звали главного жреца в период наивысшего расцвета того государства. Все внимательно слушают, только Сареф и мэтр Иоганн достаточно хорошо подкованы в мировой истории. — И вот… — Продолжает люминант. — Короче, эта традиция сохранилась по сей день, но содержится в секрете. Даже сейчас любой житель Петровитты может быть призван на службу Часовому Механизму. Страна ценой жертвоприношения получает силу, хотя вряд ли от богов. — А что это вообще такое? Я про Часовой Механизм. — Спрашивает Рим. — Есть солнечные, песочные и водяные часы. Я видела даже магические. Что-то типо того? — Не совсем. Это не предмет, а место. Тайное место с огромным циферблатом, то есть окружностью с обозначениями времени суток. Я считаю, что это пережиток государства демонов. Мы уже не представляем, для чего именно этот Механизм был создан, но опытным путем в древности поняли, как его можно использовать. — И как же он работает? — Теперь интересуется пиромант. — В его центр помещают человека, после чего маги активируют чары. Часовой Механизм начинает вращаться, а вместе с ним человек резко стареет, пока не умирает. Взрослому человеку достаточно минуты, чтобы одряхлеть до старца и умереть. Но самое интересное дальше: после смерти Механизм останавливается и вращается уже в обратную сторону. В итоге человек оживает, молодеет и получает невероятные силы. Минус у всего этого в том, что по факту в мир живых возвращается пустая оболочка. — Это как? — Не понимает Рим. — Грубо говоря, оживает лишь тело, лишенное разума и души. По факту зомби, хоть это нельзя назвать классической некромантией. Таким образом Петровитта получает могущественного и послушного слугу. Прошедшие Перерождение обладают высокой физической силой, а у некоторых проявляется магический талант или даже Одаренность. — Много ли таких Петровитта уже наклепала? — В момент моего изгнания их было не больше трех сотен. Верховный Совет чародеев в любом случае не мог поставить Перерождение на поток, так как это не получилось бы сохранить в секрете и начались бы народные волнения. Однако теперь… — Кроден смотрит на Сарефа. — Да, агенты сообщают, что Часовой Механизм теперь крутится так часто, что количество oerum regenerati, как чародеи из Петро называют принесенных в жертву, уже может достигать тысячи. Похоже, Петровитта готовится к масштабной войне и нам нужно прекратить сотворение солдат против нас. — Резюмирует Сареф. — А вообще Часовой Механизм нам нужен совсем для другого, но об этом как-нибудь потом.
Глава 32
Старые Кяжи — поселение лесорубов на границе княжества Тиховодского. Именно там конным отрядам Матиана Бэквока удалось догнать отряд во главе с Белтом Гуронном после наступления сумерек. Командиры отрядов слушают рассказы местных жителей, которых силой выгнали из домов. Есть свидетели, которые видели Белта, а также сообщают, что к Старым Кузям почти одновременно прибыл большой отряд воинов в странной для Вошеля военной форме. За один час люди Вольницы берут поселение в кольцо и не спешат переходить в атаку, пока не поступит приказ от атамана. В этот момент происходит быстрый военный совет с участием Бэквока и командиров Громового отряда. — Он бы не остановился в невыгодном для себя положении. Явно что-то задумал. — Говорит Элизабет Викар. — Безусловно. — Кивает Матиан. — Ночь для вампира более предпочтительна, наверняка попробует пойти в контратаку, как только станет совсем темно. Вы узнали, что за подкрепление к нему пришло? — Да, мы закончили разведку. Это Носильщики Гробов, преступная группировка, что напала на Староклён не так давно. Среди них могут быть сильные колдуны и монстры. — Пускай так. Для нас это отличная возможность расправиться с ним раз и навсегда. Если мы его упустим, то он соберет уже настоящую армию, так как формально считается новым королем, хоть и не прошедшим традиционного коронования, что тоже является древним ритуалом. — Бэквок обозначает позицию по вопросу, и собеседники соглашаются. — Тогда нам нужно нанести удар прямо сейчас, пока он не закончил подготовку. — Предлагает мэтр Патрик. — Они не смогут толком оборонять деревню, разве что возвести баррикаду на основных улицах и запереться в домах. — Какой план предлагаете? — Нанести массированный магический удар для разрушения барьеров и оберегов. Потом залп лучников с подожженными стрелами. Либо попросить преподобного Оффека обрушить ярость Герона на деревню. Лучше превратить поселение в угли, чем вновь упустить Белта. — Любви жителей княжества это нам не прибавит, но ничего не поделать. Я согласен с планом. Начинаем через половину часа.— Говорит Матиан, когда подъезжает посыльный с важным донесением. — Белт Гуронн выехал из деревни и требует переговоров! — Докладывает воин, не дожидаясь вопроса. — Ловушка. — Усмехается охотник на демонов. — Не советую выходить. — Может быть, но я не проигнорирую возможность беседы. — Бэквок трогается с места. — Не волнуйтесь, я не буду с ним любезничать и договариваться о чем-либо. Прикроете? — Да, мы поедем вместе. — Принимает решение Элизабет, поэтому мэтру Патрику остается кивнуть. Белт Гуронн действительно расслабленно сидит на коне в середине пути от деревни до линии бойцов Вольницы. Матиан Бэквок выезжает вперед вместе с Элизабет и Патриком, а также пятью телохранителями. Вокруг группы сияет шар энергии, такой мощный барьер выдержит почти любую атаку. А вот новый король-вампир Вошеля прискакал на встречу в гордом одиночестве. Возможно, хочет показать, что бояться нечего, а может, лишь усыпляет бдительность. Стороны переговоров останавливаются в пяти метрах друг от друга. — Рад, что вы согласились поговорить. — Первым слово берет вампир. — Людей из Манарии тоже рад видеть. — Что ты хочешь, вампир? — Прямо спрашивает Матиан. — Предлагаю заключить перемирие. — Улыбается Белт. — Меня просто попросили навести шороху и помешать вашим планам. Умирать за правое дело я не спешу. Я готов поделиться очень ценной информацией в качестве жеста дружбы. — Информации о чем? — Уточняет Бэквок. — О Сарефе. Этот безумный вампир действительно начнет конец света, чтобы выполнить собственные желания. Он хладнокровный убийца и эгоистичный ублюдок. Ну, это вы и без меня знаете. Например, я могу вам сказать, куда он нанесет следующий удар. Взамен вы меня отпускаете. И что еще важно: я покину Вошельские княжества, на трон претендовать не буду. Без меня вы никогда не просчитаете его шаги. — А с чего нам верить тебе? — Спрашивает Элизабет. — Не думаю, что ты настолько важный вампир, что тебе хоть что-то рассказывают. — Да, вы правы, меня не посвящают в секреты, но я все равно знаю многое. — Бред. — Отмахивается мэтр Патрик. — За предательство ты и так лишишься жизни. Равнодушный Охотник вряд ли сохранит жизнь болтуну. — Тоже верно. — Кивает Белт. — Но он сейчас далеко, так что я сумею сбежать и спрятаться. Ну как, разве не отличная сделка? Я избавляю от собственного присутствия эту замечательную страну, выдаю ближайшие цели Сарефа, а взамен прошу лишь отпустить. — Леди Викар, что вы об этом думаете? — Спрашивает Матиан. Девушка смотрит на расслабленного Белта и понимает, что многое бы отдала за любую информацию о Сарефе. Но сейчас не время идти на поводу у вампиров. — От лица Манарии не согласна на эту сделку. — Ровно как и я. — Кивает Бэквок. — Ну что же, вампир, на этом переговоры закончены? — Нет, есть еще кое-что. — Гуронн словно нисколько не смутился отказу. — Мы готовы к бою. Вы можете нас победить, но ценой очень больших потерь. Вы готовы к этому? Не проще ли отпустить нас и сохранить силы? — Ха-ха-ха, — смеется Матиан. Элизабет удивленно смотрит на полководца, который обычно хмурится. — Каждый солдат Вольницы знает, что любой бой может стать для него последним. Попытки запугивания на нас точно не сработают, вампир. А теперь пошел прочь и готовься нас встретить. — Матиан без страха смотрит в глаза Белту. — Ну, хорошо. Тогда это всё, что я хотел сказать. — Всадник разворачивает коня и устремляется обратно в деревню, а вторая сторона неудавшихся переговоров возвращается за строй оцепления. Воины окружают деревню на месте расчищенного леса плотным кольцом в свете ярко горящих факелов, что воткнуты в землю. В обозе, что постоянно следует за войском, уже находятся готовые зажигательные стрелы, в выемку наконечника которых воины утрамбовали паклю, пропитанную легковоспламеняющейся смолой. В самой ткани завернут порошок пирокамня, что рассыпается при ударе и поджигает поверхность вокруг стрелы. Причем сама стрела обычно пригодна лишь для одного выстрела. Над рядами воинов проплывают потоки, похожие на расплавленное золото: действие жреческой магии Маркелуса, что предохранит солдат от вампирских умений и темного колдовства. В самих Старых Кяжах никакой подготовки не видно, словно Белт не видит в этом необходимости. В магическом обстреле Элизабет участия не примет, вместо нее этим займутся мэтры Патрик и Эрик, а также Йоран, который вполне может претендовать на статус мэтра, хоть формально не закончил обучение в магической академии. Чародеи Громового отряда сейчас творят совместную магию, а остальные держатся рядом с командиром, полностью готовые к бою. Благодаря Лоренсу тыл обезопасили от нападения ревенантов, на помощь которых наверняка рассчитывал Белт. Некоторая часть девушки по-прежнему сомневается над принятым решением, возможно информация о Сарефе была бы очень полезной. Но возможные риски перевешивают потенциальную пользу, поэтому думать об этом нечего. Над строем в ночной воздух поднимаются огненные шары, летящие на огромной скорости. Безумная траектория снарядов должна затруднить защиту для Носильщиков Гробов, так как они не стали тратить силы на окружение всего поселения монолитной защитой. Как и ожидалось, барьеры появляются на пути огненных шаров, но летят магические снаряды не по прямой или параболе, а постоянно закручиваются в дуги и петли, с помощью чего достигают домов. Примерно треть снарядов ударила в магические щиты, а остальные врезаются в дома и улицы чередой взрывов. Первая магическая атака была направлена в первую очередь на противодействие защитной магии: многие наспех нарисованные руны и магические фигуры, размещенные обереги и «ждущие» барьеры активируются без дополнительного приказа мага, поэтому можно заставить их сработать ложно. Огненные шары с этим справляются отлично, так как маги сконцентрировались на имитации атаки, а не разрушительной силе. Следом ночь озаряет залп стрел, что обрушивается на деревянные дома. Солома вспыхивает довольно быстро, поэтому скоро в деревне появляются зачатки пожара. Обороняющиеся больше не смогут отсиживаться в домах в ожидании штурмовых отрядов противника. С западного направления в сторону деревни несется большое черное колесо. Магия высотой в три дома катится вперед, пробивая любую оборону, и под ней попавшие дома превращаются в груду горящих обломков. Элизабет понимает, что дело рук Йорана Тискаруса. С учетом «Области пожирания Мин», что видела девушка ранее, нетрудно сделать вывод, что специализация Йорана заключается в управлении гравитацией и движущих сил. Эта магия не просто сложная в изучении, но и довольно требовательная к запасам маны. Гравмейстеры, как называют чародеев с такой специализацией, могут быть ужасающей военной силой, что способна увеличить вес доспехов противников в несколько раз, снести ворота вражеского города сложением векторов действия земного притяжения и даже искривить пространство, в черноте которого бесследно исчезнет любой объект. Из всего младшего потока в Фернант Окула Йоран был в тройке лучших после Элизабет и Сарефа, так что неудивительно, что он достиг больших успехов после тренировок. Пока что Белт Гуронн вместе с пособниками не оказывает значимого сопротивления, хотя наверняка может. Неожиданный взрыв позади привлекает внимание многих, ведь именно там неподалеку разместились местные жители, которым уже вряд ли будет куда вернуться. Впрочем, Матиан Бэквок уже пообещал деревенским помощь со строительством новой деревни. Элизабет поворачивает коня и ошарашенно смотрит на горящий лес, откуда сначала доносились крики людей, а теперь только тишина. Сидящий рядом Матиан тоже не понимает, что происходит. Вскоре показывается фигура Маркелуса Оффека, что идет как раз от места взрыва. Элизабет сразу понимает, что огонь имеет священную природу, но зачем жрецу было убивать неповинных жителей? Именно этот вопрос сразу же летит навстречу шагающему священнослужителю. — О чем вы, леди Викар? Моими руками действует Герон. — Маркелус невозмутимо стоит перед командирским конем. — Мне пришло видение, что вампир не просто так отпустил всех жителей. Вместе с ними затесались несколько агентов из культа Носильщиков Гробов под личиной местных жителей, чтобы в определенный момент нанести удар в спину. К сожалению, я не смог определить их личности, так что просто убил всех. Жестокая прагматичность отстраненного взора Элизабет бросает в дрожь. Даже лицо Бэквока стало еще более хмурым. Девушка не может подобрать правильные слова, это первый раз, когда обычно лояльный жрец делает что-то подобное без совета с кем-либо. Герон явил свою волю, и всё тут! В Серопруде Оффек тоже обрушил ярость бога солнца, но тогда Элизабет успокоила себя тем, что спасти людей от нежити было невозможно. Но сейчас ситуация совсем другая. Подобрать какие-то слова Элизабет не успевает, так как по земле вдруг пробегает мощный толчок…Глава 33
По рядам Вольницы пробегают изумленные возгласы, о землетрясениях здесь и не слыхивали. Однако природное явление возникает по неестественной причине. По земле вокруг деревни расползаются огромные трещины, словно нечто пытается пробиться через земные недра. Матиан громко выкрикивает приказ об отступлении, сигнальщики два раза дуют в рога с разной продолжительностью, что означает отход от позиций. Старые Кяжи уже исчезают в темном земном провале, а оцепление на всей доступной скорости разбегается в стороны. Сначала Элизабет подумала, что это Йоран задействует мощное сейсмозаклятье, но потом ощущает невероятную по силе ауру вампира. Такое парализующее чувство страха далеко не каждый кровопийца может испускать. Девушка даже не может словами описать чувство, так как в отличии от обычных людей у волшебников есть дополнительный орган чувств под названием ощущение магии. Ощущение магии буквально позволяет чувствовать «океан» магии вокруг, а также воспринимать жизненную энергию ауры очень большой силы. Нечто такое сейчас поднимается из темного провала. Рядом с командиром Громового отряда Лоренс и Маркелус одновременно говорят, что нужно отойти еще дальше. Матиан спрашивает о причине и получает ответ об угрозе снизу. Маркелус ожидаемо передает суть видения Герона, а юноша пожимает плечами со словами о том, что это напоминает описание появления врага большой силы, что было в записях учителя о вампирах. — Я согласна, Матиан. Давайте снимем оцепление и увеличим дистанцию. — Элизабет встает на сторону подчиненных. — Но тогда Белт может сбежать. — Боюсь, он не блефовал, когда говорил о больших потерях. Это наверняка ловушка. Матиан Бэквок закрывает глаза, взвешивая все доводы за и против. Он не стал бы умелым полководцем, если бы не умел быстро принимать решения. После отдает приказ об увеличении дистанции от дыры в земле. Отряды начинают отступать и формировать боевой порядок. Элизабет направляет коня к обозам, между которыми лежит мэтр Филипп. Девушка ждет, пока он закончит разведку, и смотрит на Элин, что призвала парочку духовных существ и тоже отправила наблюдать за провалом. «Она стала намного спокойнее и увереннее после обучения у Сахтеми», — думает дочь епископа. Маг-пилигримант открывает глаза и сообщает, что ничего не смог разглядеть в провале. Дух туда даже проникнуть не смог из-за взбунтовавшегося «океана» магии. Подходит Йоран Тискарус и выглядит не слишком довольным сложившейся ситуацией. — Да уж, там чья-то сила изменила течения магической энергии в пространстве. Однако я не чувствовал такой силы от самого Белта. — Произносит бывший однокурсник. — Я тоже. — Кивает Элизабет. — Возможно, он призывает кого-то на помощь себе. В этот момент в ночи раздается треск земных пород, а земля под ногами содрогается сильнее предыдущего раза. В небеса ударяет столб алого света прямо из дыры в земле. Следом нечто огромное поднимается из провала, еще сильнее разбрасывая земляные валы вокруг себя. Алый свет исчезает, но на его месте мэтр Патрик зажигает шары света, что висят в воздухе над чем-то колоссальным. — Нужно отойти на три-четыре километра. — Лоренс вновь находит девушку. — Что? Зачем? — Диаметр основания того, что призывает Белт, больше шести километров. Не узнаешь, что торчит из земли? Элизабет честно пытается оценить объект в ночи под светом дюжины шаров света, что скользят по его поверхности. Пока что девушка видит только землю и камни. — Не понимаю, это какой-то монстр? — Именно. — Кивает юноша. — Но то, что сейчас видим, это вершина Харалужной горы. Он переносит целую гору сюда! Следом рождается новый толчок, после которого мало кто смог удержаться на ногах. Харалужная гора, на которой Белт проходил испытание, начинает вздыматься к небесам с большой скоростью, навсегда изменяя местный ландшафт. Войску Бэквока уже не нужно отдельного приказа для отступления еще дальше. Вся местность приподнимается по мере того, как гора прорывается из земли подобно мертвецу из могилы. Таким образом начинает гонка с горой. Конные и пешие отряды успевают сбежать, а вот обозы пришлось бросить. К счастью, гора растет постепенно, хотя все равно слишком быстро. Если она вылезет из-под земли до конца, то займет площадь почти в десять квадратных километров. Бежать вниз по склону куда легче, чем вверх, но проблему с Белтом это не решит. Им наверняка придется штурмовать гору, на вершине которой теперь оказались остатки Старых Кяжей. Элизабет понимает, что нельзя дать вампиру закончить призыв горы. Бегство никак не поможет победить, а потом ведь еще придет монстр, о котором сказал Лоренс. Волшебница останавливает коня и смотрит на вершину горы. Архимаг Эзодор Уньер не тратил время зря, поэтому еще пять лет назад начал подготовку к подобным событиям в мире. В городе Коппершульц, что на востоке Манарии, маги-артефакторы создали магическое оружие с огромной дальностью стрельбы и сейчас это придется использовать. Девушка не знает, откуда архимаг достал основу для оружия, названного Деум Фурем. Вероятно, это из наследия народа демонов. Само оружие Элизабет не видела, но слышала описание бастиона, который построили вокруг секретного орудия королевства. В кольце толстых стен над землей закреплена труба, в которую взрослый человек может без труда войти с гордо поднятой головой. Внутри труба выложена подвижными дисками, которые собирают магическую энергию и увеличивают давление в камере. Между толстыми металлическими дисками есть свободное пространство, внутри которого аккумулируется энергия. Как только чародей дает первоначальный импульс самому нижнему диску, сила толчка ударяет по вышестоящему с резким перегоном энергии в следующую камеру с помощью передаточных кристаллов, что установлены в диски. Таким образом по цепной реакции через восемнадцать камер концентрируется такое количество энергии, что труба может разорваться, уничтожив всю крепость, если не дать выстрелу свободу. Все диски во время движения слипаются в один большой поршень, что ударяет по финальному диску, на котором расположены огромные фокусные кристаллы. Элизабет пишет на волшебном свитке послание в Порт-Айзервиц. Хотелось приберечь оружие на потом, чтобы оно стало неожиданностью для вампиров, но другого выхода нет. В столице королевства круглосуточно дежурит человек, что сразу передает послание в Коппершульц. Девушка представляет, как сейчас позолоченная труба вращается на круговой платформе, приводимая в движение двумя десятками человек. Как конец трубы устремляется в ночное небо по направлению к Вошельским княжествам, а дежурный маг смотрит на смотрового чародея, что на высокой башне наблюдает через зачарованную подзорную трубу за сигналом местоположения цели. Рука волшебницы вытягивается по направлению вершины горы, над которой в небо ударяет мощная молния. Именно это будет являться ориентиром для мага-наводчика из Коппершульца, что замечает линию разряда с помощью артефакта и очень быстро производит расчет угла стрельбы. Потом бежит к магическому орудию и вместе с напарником выставляет нужное положение для трубы. Элизабет специально взяла чуть повыше, так как пока выстрел будет произведен, гора успеет подняться. Деум Фурем задумано как оружие для сверхдальнего боя. При необходимости Манария может обстреливать им позиции в соседних странах, если кто-то на месте будет отмечать точку огня, так как стрельба на сотни или даже на десяток сотен километров с односторонним прицеливанием почти невозможна, можно промазать на огромное расстояние. Проходит примерно три минуты перед тем, как ослепительно яркая полоса света достигает цели аккурат в вершину Харалужной горы. Поток выпущенной энергии на огромной скорости рассекает воздух, чем создает сильный шум, а после к нему добавляется грохот взрыва. Вершина горы исчезает в огненной вспышке, а Элизабет с трудом удержалась в седле из-за воздушной волны. Прямо сейчас орудийная команда должна поливать трубу водой, что моментально испаряется, а чародеи пытаются остудить с помощью магии, чтобы как можно быстрее подготовиться ко второму выстрелу, если он понадобится. Гора перестает расти, обиженно смотря сверху вниз развороченной и почерневшей вершиной. Волшебница надеется, что Белт попал под удар Деум Фурем и моментально умер. Такой исход будет самым замечательным. Однако гора постепенно оживает, но больше не поднимается в высоту. Сейчас достигла почти одной пятой от обычной высоты Харалужной горы. Земля и камни осыпаются с нее, открывая взору нечто непонятное, будто основу горы составляет живое существо. Множество щупалец окутывают гору, это легко видно под лунным светом. Магический выстрел буквально разрезал облака, чем открыл дорогу для Капраксис. Следом гора вертикально делится пополам и издает жуткий вибрирующий вой. Возникает стойкое ощущение, что две половинки горы на самом деле образуют пасть огромного монстра. Дрожащей рукой Элизабет пишет послание на необходимость повторного удара и на глаз корректирует изменение линии стрельбы. Для перезарядки Деум Фурем требуется около десяти или даже пятнадцати минут, так что пока придется выживать своими силами. Матиан Бэквок уже построил солдат, что делают первый залп по монстру, но значимого урона нанести не могут. Аддлер Венселль производит усиленный выстрел, что глубокого вонзается в поверхность «горы», но этого явно недостаточно. Всё больше земли и камней падают с тела чудовища, открывая взору страшное зрелище переплетения плоти и клыков. Невозможно понять настоящую форму монстра, не видно глаз или конечностей. Больше всего чудовище Белта похоже на яйцо из мускулов, щупалец и торчащих клыков. Таких созданий в принципе не должно существовать в мире! С небес обрушиваются молнии, Элизабет не сдерживает силу в попытке обратить противника если не в пепел, то в груду дымящегося мяса. Однако ужасный враг продолжает ворочаться и скоро явно перейдет в атаку. Чудовище таких размеров может просто упасть и раздавить всех. Рядом сидит Лоренс с обнаженным «поющим» мечом. Девушка знает, что молодой рыцарь готов применить его в дело, но жестом останавливает, пока Деум Фурем не произведет второй удар. Неожиданно чудище дергается, на поверхности кокона появляется кровоточащая рана, словно нечто пробило дорогу изнутри. Элизабет машинально применяет чары дальновиденья, чтобы посмотреть ближе. Стоило понять, что это, как удивлению нет пределов. — Магистр Видар? — Изумленно шепчет девушка. Из проема действительно появляется Клаус Видар. От обоих щитов остались огрызки, доспех и одежда изорваны и все в крови. Однако магистр Оружейной Часовни продолжает стоять на ногах и оглядывает поле нового сражения. К человеку тянутся щупальца, но мастер боевых искусств резко разводит руки, и в стороны несутся волны невидимой внутренней энергии, что отбрасывают отростки и еще больше расширяют рану на теле чудовища. — Магистр Видар, быстрее сюда! — Кричит Элизабет, зная, что уже вот-вот в Коппершульце произведут повторный выстрел энергии.Глава 34
Трудно сказать, услышал ли магистр выкрик Элизабет, но так или иначе быстро спускается с холма. Дорогу ему пытаются перегородить щупальца, но мастер боевых искусств умело уклоняется от атак, либо отбивает руками. Теперь понятно, что заставило Клауса исчезнуть во время испытания. Такой противник оказался достойным магистра. — Ха, чертяка! — Аддлер Венселль тоже замечает пропавшего товарища. — Ты всё это время в горе провел? Небо на востоке озаряется белым светом, значит, выстрел уже произведен. Чудовище вновь исчезает во вспышке взрыва, что наверняка заденет магистра Видара, однако щитоносец напротив использует ударную волну для увеличения скорости движения. Человек буквально взлетел в воздух и упал перед позициями, почти по пояс зарывшись в землю. Обычный человек после такого падения не то что ноги переломает, но даже вряд ли выживет, но Клаус лишь отряхивается. Магистр с ног до головы в крови, но неясно, своей или подгорного чудовища. Клаус осматривает стоящих людей с неизменным хладнокровием, а после обращается к Элизабет: — Похоже, я очень сильно припозднился. А где это мы? — На другом конце княжества от места проведения испытания. — Отвечает девушка. — Вы ранены? Нужна помощь? — Нет, я в порядке. — Магистр смотрит облако дыма, в котором непонятно, получил ли монстр смертельные раны. — Уверен? — Вперед выходит Аддлер. — Ты всё это время сражался внутри этой горы? — Да, допустил промах и меня затянуло внутрь этого странного организма. Хотя трудно назвать его как полностью живым, так и полностью мертвым существом. Оно постоянно пыталось убить меня и мешало выбраться, но сейчас отвлеклось, спасибо вам за это. Элизабет Викар с восхищением смотрит на магистра. Он полностью оправдывает собственный Стиль, что многие называют Абсолютной Защитой. Кажется, что в мире действительно нет силы, что сможет пробиться сквозь неё. При этом пару-тройку дней еще провести в постоянном сражении на чужой территории… Это уже выходит за рамки возможностей человека. В ночи раздается недовольное вибрирующее рычание, значит, монстр все еще жив. Видно, что получил серьезную рану, но этого все равно недостаточно. С противным скрипом от свернутого тела отделяются два исполинских крыла, словно монстр собирается взлететь. Похоже, Деум Фурем против такого противника малоэффективно. «Значит, придется использовать другую возможность». Элизабет глубоко вдыхает и задерживает дыхание, выставив перед собой руки, ладони которых симметрично смотрят друг на друга. После правая ладонь поворачивается на девяносто градусов, а вокруг рук начинает сиять желто-оранжевый свет. — В одиночку? — Спрашивает мэтр Патрик, без труда определяя тип заклятья. — Да, я справлюсь. — Твердо отвечает девушка. После того, как стало понятно, что вампиры могут призывать огромных монстров, нужно было придумать контрмеру. Изобрести противодействие существу, что атаковало Фьор-Элас, так и не получилось, как и вряд ли сработает на напавшем на остров Фрейяфлейма. А вот с тем ужасным чудовищем, что полтора года назад свалилось сожженное в провал на центральной площади Порт-Айзервица, наверняка сработает. Элизабет вместе с архимагом и Конклавом перебрала десятки вариантов. В итоге все сошлись на том, что уже зарекомендовавшие себя методы подойдут лучше всего. Еще с древности хорошо показывал себя способ, когда слишком сильного противника навечно запечатывали в земле, металле или янтаре. Мэтр Мориц с командой погибли во время нападения дракона на Обертрам и не смогли довести заклятье пленения до конца. Чары требуют большое количество магической силы, поэтому обычно исполняются группой магов, но Элизабет ежедневно тренировалась у архимага, что подсказал кое-что, чего не найти в любом учебнике. Методики архимага Эзодора действительно работают, теперь чародейка обладает еще большими силами, хоть и до этого считалась самой одаренной силами и мастерством в королевстве. По телу чудовища начинают литься ручьи магического янтаря. Ночь ярко озаряется расплавленными потоками, будто это лава извергается из кратера вулкана. Раскаленная жидкость наверняка приносит невероятные мучения противнику, но услышать их уже не получится, так как янтарь полностью покрыл тело. Из рядов воинов слышны вздохи восхищения, это действительно незабываемое зрелище, созданное силами всего одного человека. Элизабет чувствует, как силы быстро покидают тело, оно подходит к исчерпанию лимитов поглощения энергии. Руки и ноги дрожат, но внезапно подоспевший Лоренс поддерживает и не дает упасть. Девушка глухо стонет и сквозь боль продолжает создавать всё больше магической субстанции, что должна будет застыть на теле монстра прочнейшей коркой до скончания веков. К счастью, чудовище из горы совсем вяло сопротивляется в отличии от того же дракона, который чуть не убил волшебницу вместе с Сарефом во время миссии. Когда больше не получается выжать ни капли, Элизабет роняет руки и закрывает глаза. Чувствует, что её укладывают на землю, а после сознание меркнет. Очнулась девушка уже под светом солнца, что падает через открытый вход палатки. Элизабет приподнимается и смотрит на Элин, заснувшую рядом. Эльфка чувствует движение и моментально просыпается. — Эли! — Подруга бросается на шею чародейки и снова валит на подушку. — Ох, да-да, это я. Пожалей, не души. — Девушка тоже крепко обнимает Элин. — Что случилось? — Я просто рада, что ты в порядке. Ты ночью сознание потеряла, когда с монстром билась. Вот я волновалась за тебя. — Прости, что напугала. Просто потратила слишком много сил, и организм предпочел выключиться, пока я не начала тянуть жизненные силы после окончания магических. А что с этим монстром? — Ты справилась! Хочешь посмотреть? — Эльфийка помогает встать и ведет к выходу из палатки. Лагерь Матиана Бэквока разбит неподалеку от горы, сияющей под солнцем золотым светом. Чудовище вампира навечно заперто под огромным слоем янтаря и наверняка уже мертво, если без дыхания жить не может. Элизабет оглядывает лагерь и понимает, что народу здесь прибавилось. — Откуда все эти люди? — Спрашивает дочь епископа. — Всю ночь сюда приезжали всё новые и новые отряды Вольницы. — Рассказывает эльфка. — Бальтазар говорит, что здесь теперь больше двух тысяч человек. А вон там наши. Проснувшуюся чародейку приветствуют не только члены Громового отряда, но и воины Бэквока. Победа над огромным чудищем моментально перенесла Элизабет в центр повышенного внимания. Не прошло и десяти минут, как сам Матиан Бэквок пришел к костру делегации Манарии. — Рад видеть в добром здравии, леди Викар. — Князь Вольницы широко улыбается. — И я вас. — Встает девушка. — Понимаю, что вам нужно еще отдохнуть, но нам нужно обсудить дальнейшие шаги. — Всё в порядке. Пройдем в вашу палатку? Мэтр Патрик, вы со мной? Атаман Вольницы провел делегатов соседнего государства в центральный шатер, где предложил стулья, еду и питье. — Мы не смогли найти Белта. — Сразу начинает Матиан. — Возможно, он погиб еще от первых двух магических ударов, а может, попался в янтарную ловушку. Не исключено, что смог сбежать. К сожалению, то, что осталось от Харалужной горы, нельзя обыскать из-за застывшего янтаря. — Думаю, нам стоит забыть о Белте и сосредоточиться на других вещах. Да, он мог сбежать под шумок, но рано или поздно даст о себе знать. Сейчас нам нужно что-то делать с ситуацией в Вошельских княжествах. — Говорит Элизабет. — Вы правы. Это прошу оставить на меня. — Произносит Бэквок. — Сейчас в живых осталось всего два князя. Остальные земли в смуте. Сейчас я обладаю самой большой военной силой, поэтому смогу поддержать порядок. — Но ведь сила не поможет сделать вас королем правомерным путем? — Замечает мэтр Патрик. — Конечно. Вооруженным переворотом можно захватить власть, но поддержки населения не будет. А без этого всё бесполезно. Чтобы легитимизировать власть, как это называл куэйр Мендот, мне нужен законный способ и помощь элиты. — О, вы тоже читали работы Мендота? — Разумеется, я много читаю в свободное время. Я уже отправил гонцов к обоим князьям, а также собираю самых влиятельных людей Вошеля сюда. — Какой у вас план? — Спрашивает Элизабет. — Рассказать правду о Белте Гуронне и продемонстрировать опасность вампиров на примере чудовища в янтаре. Такое зрелище никого не оставит равнодушным. Я постараюсь убедить всех, что нам необходимо единство под управлением короля. С одной стороны нам на руку, что самые влиятельные князья и их преемники мертвы. — Вряд ли это будет просто. — Да, переговоры будут сложными, но я знаю, что пообещать разным людям. Князья Восточной Коредки и Дивноберега, конечно, вряд ли обрадуются, но с другой стороны им не хватит духу возглавить страну. Они скорее предпочтут сохранить независимость. При этом наш военный союз еще в силе, не так ли? — Да, мы согласны продолжать сотрудничество. — Вот и отлично, тогда это еще один веский аргумент в мою пользу. На самом деле вам даже не нужно будет здесь находиться. С остальным я разберусь сам. — Ну что же, тогда мы вернемся в Порт-Айзревиц на доклад его величеству. — Принимает решение Элизабет. — Берегите себя, Матиан. — И вы. Легкой дороги. Девушка с магом выходят из шатра и сразу направляются к отряду. Известие о возвращении все восприняли воодушевленно. Однако перед отбытием Элизабет нужно решить еще один вопрос, на который ночью не осталось времени. Маркелус Оффек стоит на коленях в палатке перед золотым символом солнца. Элизабет не прерывает молитву, но и не присоединяется к ней. — Вы уже очнулись. Я рад, что Герон услышал мои молитвы. — Жрец открывает глаза и встает на ноги. — Да, хвала Герону, со мной всё в порядке. Я хочу обсудить вчерашний инцидент. — Да, просто так вы о нем забыть не сможете, понимаю. Присаживайтесь. — Преподобный закрывает вход в палатку и начинает упаковывать переносной алтарь. — Я считаю, что подобные методы для нас недопустимы, Маркелус. — Начинает девушка. — Бэквок сможет, наверное, свалить смерть жителей деревни на Белта, но это видело множество людей, слухи все равно поползут. — Такова была воля Герона. — Спокойно отвечает жрец. — И вас не слухи ведь беспокоят, а излишняя жестокость. Верно? — Да. — Но подумайте сами, разве мы можем противиться воле Герона? Ему виднее, что правильно, а что нет. Если бы я не пресек нападение в тыл отрядов, то все равно погибло бы много людей Бэквока. Я в последний момент успел перехватить магическую атаку Носильщиков Гробов. Я не пытаюсь оправдаться, но хочу, чтобы вы поняли: видения с каждым разом становятся всё кровавее. Весь мир вступает на тропу огромного количества смертей. Нас ждут лишения, горе и страдания. Нам придется очень многим пожертвовать. Разве не стоит убить одного человека, чтобы спасти тысячу? Ведь если этого не сделать, то человек все равно умрет вместе с той тысячью. — Жрец с жаром убеждает собеседницу, а Элизабет при всем неприятии подобного признает, что действия Оффека подчиняются определенной логике. — Вы хотите сказать, что нам придется вот так жертвовать невинными людьми? — Наверняка. Это тяжело, это сломает многих, но иначе нам не победить. Бывший бортник, который раньше никогда не думал о чем-то высоком, очень сильно преобразился после касания бога солнца. А Элизабет не уверена, к лучшему или к худшему.Глава 35
С дозорного гнезда на мачте каравеллы можно без труда увидеть землю на горизонте. Корабль вампиров на максимальной скорости достиг берегов Петровитты, где ожидает еще одна сложная задача. Капитанская каюта опустела, так как почти все поднялись на верхнюю палубу, чтобы посмотреть на приближающуюся землю. Один лишь Сареф продолжает сидеть в окружении донесений от разных агентов и учебников по магии. Бросать занятия вампир не намерен, ведь кто знает, как новые знания смогут помочь в будущем? Дверь в каюту вновь открывается, и в помещение вваливается команда, что сойдет на берег. — Хей, а нормально будет днем приставать к берегу? — Спрашивает Рим. — Всё будет в порядке. Мы же не в порт Петро суемся. — Отвечает Мальт. — Сареф, а я на берегу точно буду нужен? Я лучше корабль посторожу, я люблю корабли. — Не хочешь проветриться? — Удивляется вампирша, которая очень быстро устает от морских путешествий. — Да мне и так хорошо. Можете Хунга взять, ему наоборот качка не нравится. — Хорошо, зови Хунга. — Разрешает Сареф. Ему все равно, кто из них пойдет, они будут в качестве поддержки. Основная работа выпадет другим. Мальт уходит за товарищем. — Что нового? — Вампирица замечает волшебные свитки для дальних посланий. — Манария вычислила нашего агента в Вошельских княжествах, а также произошло нападение нежити на Серопруд. Погибли почти все князья. Манария объединилась с Вольницей Матиана Бэквока и одолела Белта, несмотря на его питомца. — Юноша кратко пересказывает самое важное. Присутствующие резко оживились. — Стоп-стоп, что? Как они смогли одолеть gramuru Белта? — Рим выглядит потрясенной. — Манария раскрыла свои козыри. У них есть оружие большой силы для ведения боя на огромных расстояниях. Но с gramuru справилась Элизабет Викар при помощи «Гимнасиархии» большой силы. Княжества мы ослабили, но по итогу лишь подтолкнули к еще скорому объединению под началом Бэквока. — Белт, тупица, всё испортил. Найду — придушу. — Будь осторожнее. — Улыбается юноша. — Белт только косит под дурачка и дипломата, когда надо, но все равно остается старшим вампиром. — До Мастера ему все равно далеко… — Подождите, — поднимает руку мэтр Иоганн, — объясните подробнее, о чем вообще речь. Я понял, кто такой Белт, но не могли бы пояснить суть непонятного термина? — Этот термин обозначает видовую принадлежность. Gramuru можно сравнить с прирученным домашним животным из настоящего мира вампиров. Подобные существа пришли вместе с Древними вампирами. — Объясняет Сареф. — Невероятная сила, живучесть и огромные размеры. — И как тогда одна волшебница смогла с ним справится? — Рим все еще не понимает. — Все же таким существам уже больше двух тысяч лет. Любой gramuru уже дряхлый старик по человеческим меркам, что проводит время в длительном сне. Вокруг такого спящего в Вошельских княжествах со временем гора образовалась, либо кто-то так специально сделал. — Ты хочешь сказать, что эти создания стали слишком старыми? — Именно. Они еще могут напугать, но расцвет их силы давным давно прошел. К тому же конкретно gramuru Белта дополнительно получил множество внутренних ранений из-за магистра Оружейной Часовни. — Так, а Белт-то сумел сбежать? Как он вообще дал себя раскусить? — Да, он в любую дырку пролезет без масла. На второй вопрос не знаю ответа. Быть может, у Манарии появились новые возможности. Наши шпионы попробуют составить полное досье на каждого члена Громового отряда. — Вот бы его Легион прибил за провал миссии. Нам стоило самим решить вопрос в Вошельских княжествах. Еще и нежить… Откуда она там? — Хейден для нас был приоритетнее. Насчет нежити могу предположить, что Могильная Мгла тоже активизируется с неизвестными мотивами. — Разве не стоит с ними подружиться? Они же ведь устроили самую первую Темную Эру, хоть и не справились под конец. — Скорее всего среди них тоже были предатели, что встали на сторону защиты мира. — Пожимает плечами Сареф. — У Легиона не вышло найти общий язык, так что и нам стоит сосредоточиться на более выполнимых целях. Дверь каюты открывается перед Хунгом. Теперь вся команда высадки в сборе. К первоначальной команде, состоящей из мэтров Иоганна и Маклага, Кастула, Рим и Сарефа, добавился еще Хунг с пятеркой вампиров, что будут охранять убежище на территории Петровитты. — Итак, мы сойдем на берег в восьми милях от Петро. Основной лагерь разобьем за пределами столицы. Хунг будет его сторожить со своей командой. — Сареф начинает объяснение плана, а Хунг кивает, понимая задачу. — Остальные, — продолжает юноша, — войдут в Петро вместе со мной. Город оцеплен большим количеством охранных чар, вампиров засекут сразу, так что в дело вступает мэтр Маклаг. Все взгляды устремляются на люминанта, что нервно грызет грязные ногти. — Да, как бывший первый чародей я помню охранные ключи и смогу на время ослепить сторожевую магию. — А разве эти ключи не могли поменять после твоего изгнания? — Коул задает верный вопрос. — Могли, но суть магии точно осталась прежней, я смогу взломать. Но понадобится еще одна доза. — Кто о чем, а Кроден о куруме. — Хорошо. — В этой ситуации Сареф спорить не намерен. — Далее взгляните на карту Петро. Мы войдем в город ночью, улицы по большей части будут пустынными. Однако обратите внимание на эти зоны. Здесь расположены посты с сигнальными чарами. Если засекут, то туда сразу может выдвинуться городская стража или местные охотники, которых называют noclighet. — А на что посты реагируют? — На всё подряд: ауру, магию, даже движение. — Говорит Кроден. — А что если обычный горожанин пройдет мимо? Не замучаются они между постами бегать? — Спрашивает Рим. — В ночное время суток горожанам нельзя выходить на улицу. Это строгое правило. — Объясняет люминант. — Если выходишь, то должен быть готов умереть, так как охотник предпочтет сначала разрядить в тебя арбалет, а уже потом спрашивать. В этом плане лучше попасться городской страже и выплатить огромный штраф. — Ладно, значит, обходим эти места. А где находится Часовой Механизм? — Здесь. — Палец Маклага указывает на ничем не примечательный район по соседству с пышным кварталом, где расположены дома влиятельных магов, дворец Совета Чародеев и других административных служб, и театр Мифов. Последнее здание чуть ли не самое древнее в Петро, где ежемесячно выступают артисты. Знать Петровитты буквально помешана на подобных развлечениях. — Ох, как давно я не был в театре. — Вздыхает люминант. — Пожалуй, я бы даже прошел мимо курума, если бы меня еще раз пригласили. «Безумный король» Фика Альмерно и «Бездонная заводь» мэтра Леонардо: мои самые любимые постановки. — Да что такого в театре? — Не понимает Рим. — Там же всё не по-настоящему. — Наслаждаться действом это никак не мешает. Ты просто никогда не бывала в театре. — Ну и что? Уверена, что немного потеряла. Коул, Сареф, а вы бывали в театре? — Да, и в Альго и в Порт-Айзервице бывал. Возил… семью. — Отвечает пиромант с непроницаемым лицом. — А я играл одну из главных ролей в мини-представлении на королевском балу в Стальной Крепости. — Вспоминает юноша о событиях после поступления в Фернант Окула. — Да ну? И кого ты играл? — Высшего вампира, что влюбился в дочь короля. — Пфф, ахаха. — Не выдерживает Рим и смеется без остановки. Девушка заметно повеселела, когда оказалось, что Кастул и Хунг тоже никогда не бывали в театрах. Словно по её мнению вселенский баланс тем самым соблюден. — Ладно, вернемся к плану… — Предлагает Сареф. Примерно через два часа команда высаживается с помощью шлюпки на берег. Среди прибрежных холмов и сосен оказывается древняя заброшенная церковь религии, что исповедовалась здесь когда-то давно. В Петровитте есть сразу несколько религиозных культов, даже работают миссионеры Герона, но большого влияния на общество не оказывают. В стране всё подчинено верховному Совету Чародеев, и маги ни за что не станут делить власть со жрецами. Время не пощадило почерневший камень, но острая крыша все еще на месте, так что в качестве временного лагеря подойдет. Несмотря на близкое расстояние до города, местность считается довольно дикой, так как здесь нет возможности возделывать поля. Сюда могут забрести охотники на обычных животных, собиратели ягод или грибов, но они совсем не угроза для вампиров, что будут тихими и внимательными после ухода основной группы. — Эх, не хочу я возвращаться в Петро. — Бурчит Кроден. — Из-за того, что ты натворил перед тем, как пуститься в бега? — Спрашивает Коул. — Не только. Это самый мрачный и жестокий город, какие я только видел. И, как бывший primis magulus, могу с уверенностью сказать, что столько скелетов в шкафу не хранит даже Рейнмарк. — Даже так? — Удивляется пиромант. — Именно. Рейнмарк все же молодой город по сравнению с Петро, хоть и обогнал по размерам абсолютно все города. — В Манарии я слышал, что Петро напротив очень благополучный город. Нищих почти нет, все горожане имеют жилье и хороший достаток. Продвинутая медицина и образование. Неужели так плохо живется? — Типичный иностранец. — Лыбится Кроден. — Известный философ прошлого века однажды сказал, что «Петро сияет светом прогресса, но чем сильнее свет, тем гуще тени». У этого города есть и обратная, темная сторона, где попрошайки исчезают с улиц не просто так, где скучающие аристократы ради чувственного наслаждения рискуют жизнями в рядах охотников на монстров, где «сила превращает пороки в добродетель». — Вот как… — А вот ты знал, что во времена второй Темной Эры в Петро был главный штаб вампиров Южных Земель? — Подожди, то есть Петро уже две тысячи лет? — Мэтр Иоганн удивленно хлопает глазами. — Нет-нет. Петро появился гораздо позже, но на фундаменте другого города. А тот на фундаменте города до него и так далее. Города разрушались и отстраивались, королевства появлялись и исчезали, но тьма этого места продолжала накапливаться. — Удивительно, я думала, ты теперь способен только колдовать и нюхать свою дрянь. — Произносит Рим, что подслушивала со спины. — Ха, не курум меня убил, а этот город. Ты принесла мне дозу?Глава 36
Улицы Петро кажутся вымершими, в комендантский час горожане действительно носа не суют на улицу. В таких условиях прятаться одновременно легко и тяжело. Легко издали заметить опасность и попадаться на глаза меньшему количеству людей. А тяжело скрываться от взглядов, которые все-таки заметят нарушителей, ведь в толпе не растворишься. Мэтр Маклаг успешно смог обмануть охранные чары вокруг Петро, так что группа без труда пробралась на аккуратные каменные улицы города. Даже в Порт-Айзервице далеко не все улицы вымощены камнем, а в Петро мастеровые так постарались, что все камни очень точно подогнаныдруг под друга, и порой составляют примитивные картинки с помощью белых и черных камней. Сареф идет первым, так как лучше остальных сумеет заметить опасную ситуацию. А точнее, не увидеть, а услышать с помощью «Мелодии мира». Зодчие возвели множество полностью каменных домов из черного, серого и темно-красного камня в самых разных стилях, хотя по большей части преобладают дома с острыми шпилями, украшенными арками и многочисленными декоративными элементами. По мнению Сарефа очень напоминает готический стиль Франции, словно строители сюда пришли после возведения церквей Нотр-Дам из Лувье или Кодбек-ан-Ко. Впрочем, есть кое-какой элемент, который не существовал в прежней жизни. Ограненные кристаллы синего кигиальта украшают почти каждый дом. Более богатые люди могут себе позволить огромный кусок на самом высоком шпиле, а горожане победнее выстилают панно из кристаллов на входной двери или над ней. Ночью кигиальт испускает холодный свет, что превращает Петро в средневековый прообраз неонового города. Юноша жестом приказывает группе остановиться, так как услышал шаги из боковой улицы. Команда прячется за домом и ждет разрешения идти дальше, а Сареф чуть выглядывает, наблюдая за прохожим. Человек идет неспешным шагом, не крадется. По звуку можно предположить, что он из тех, кто имеет право находиться по ночам вне дома. Первыми вещами, что замечает Сареф, оказываются черный плащ, трость и кожаные сапоги с высоким каблуком, что звучно выстукивает при каждом шаге. Человек один и не держит на виду оружия кроме трости, которая явно нужна для чего угодно, но не для ходьбы. По всей видимости, это noclighet, ночной охотник Петро на любую дичь, что попадется на глаза. Охотники на демонов Манарии — ближайшая ассоциация, что может подобрать вампир. Мэтр Патрик с товарищами тоже часто патрулируют в одиночку, но по большей части из-за малого количества охотников. Охотники из Петро же просто по натуре одиночки, хоть и уважают совместные обычаи, приветствия и даже имеют закрытое заведение, куда пускают только их. Сареф провожает взглядом человека и только после этого дает команду на продолжение движения. В Петро множество каналов и, соответственно, мостов. Мосты маленькие и большие в достаточном количестве можно встретить между разными районами города, и сейчас нужно пересечь один из них, но на другой стороне стоят городские стражники. Проходят минуты, но группа людей продолжает стоять тесным кружком без видимых причин, поэтому юноша ведет в обход к другому мосту. Группа позади идет молча, как и положено во время скрытого передвижения, но маги все равно топают слишком громко в отличии от шагов вампиров или Кастула. Возможно, именно это послужило причиной того, что вторженцев заметили, так как к постам с сигнальными чарами группа не подходила. Идущая позади Рим предупредила о быстром приближении кого-то. Все в последний момент успевают спрятаться за высоким бортом фонтана. На площадь выбегает тот самый охотник, которого Сареф видел ранее. По всей видимости, они как-то выдали себя, хотя зачарованный камень на запястье не отреагировал на попадание в зону действия чар человека или какого-либо артефакта. Если ноклеэйт попробует обойти фонтан, то вампир готов напасть на такой скорости, чтобы устранить охотника за один удар. Сейчас не время так глупо попадаться. Однако noclighet идет в другую сторону и останавливается напротив темной улочки. Секунд десять ничего не происходит, а после из междомового пространства доносится низкий рык. Похоже, что сюда охотник пришел совсем за другой дичью. Нечто скачками приближается из переулка с явным намерением атаковать. Существо похоже на человека, но с отросшей шерстью и звериными лапами. Лицо застыло в промежуточной форме между человеческим и животным обликом. Создание намного крупнее ноклеэйта, но последний бесстрашно стоит на месте, даже не думая об отступлении или маневре. Рык существа сменяется воем боли, когда тело врезается во что-то невидимое. Тут же выступает кровь, и только по темно-красным ручейкам можно определить, что странное существо напоролось на сетку из острых нитей. Охотник прикладывает трость к груди противника, и небольшой по размерам разряд волшебства проходит сквозь тело и улетает в переулок в потоках крови. Существо очень быстро затихает, и только тогда нити перестают удерживать существо. Пока охотник занимался трупом, группа Сарефа очень тихо покидает площадь и направляется к нужному месту. Пришлось сделать крюк, но вскоре показывается старый четырехэтажный дом, где раньше была фабрика по обработке кигиальта и мастерские артефакторов. Эту базу подготовили агенты Легиона из Совета Чародеев. Сюда никто точно не придет, если никак себя не выдать. Сареф выбрал для временной базы одну из мастерских в глубине здания. Там нет окон, так что закрывать ничего не нужно, а также будет удобно оборонять в критической ситуации. Юноша проверил всё здание с помощью «Мастерского чтения» и только после этого разрешил обустраиваться. — Кстати, а что там было такое? — Спрашивает мэтр Иоганн про охотника. — Ничего толком не разглядел. — Noclighet на охоте. — Отвечает Маклаг. — Большинство из них аристократы. Среди знати Петровитты считается особым шиком быть ноклеэйтом. У них большие привилегии, многие из них маги, почти все изучают боевые искусства и абсолютно все носят с собой множество зачарованных для охоты вещей. — А что это была за атака? Магическая ловушка? — Интересуется Хунг. — Можно и так сказать. Охотники с помощью внутренней или магической энергии создают сверхпрочные и сверхострые нити. Такими легко можно отсечь конечность. — Но как тогда их сами охотники натягивают? Ведь без натяжения нити не остановят объект. — Да, именно поэтому далеко не все используют их. — Кивает люминант. — Нужно годами тренироваться, чтобы использовать нити в бою. Если снять одежду, практикующих легко можно отличить от остальных охотников по огромному количеству тонких шрамов на руках и чуть меньше на остальном теле. Когда ты еще не умеешь ими управляться, то неизбежно сам будешь получать раны и постоянно ходить в бинтах. Есть артефакты, которые помогают контролировать нити, но по большей части охотники тренируются самостоятельно создавать узлы и успевать накидывать на окружающие объекты, чтобы при движении создать натяжение. — Да уж, придумают же всякое. — Бурчит Рим. — Эй, Сареф, а долго нам тут нужно будет сидеть? — Я же на корабле всё рассказал. — Юноша поудобнее устраивается в кресле в большой сумкой, которую заранее оставили агенты. — Ну ладно, еще раз расскажи. — Непринужденно говорит вампирша. — И что там такое? — Пару дней, пока не получим сигнал. — Повторяет Сареф. — А это полезные вещи, которые я заказал у артефакторов Петровитты. Мэтр Иоганн, это вам. Пиромант получает увесистый мешочек с чем-то сыпучим. Впрочем, алхимик по одному лишь запаху узнает, что это кристаллический осадок «черного бархата», перетертый в порошок. — О, наконец-то пришло. Мы его используем во время следующей операции? — Да. — Далее Сареф достает два комплекта униформы стражи Часового Механизма. — А вот это мне и мэтру Маклагу. Мы первыми попробуем пройти с такой маскировкой. Люминант стоит в стороне перед большой картиной, на которой художник изобразил театр Мифов поздней ночью. Несмотря на выбранное время суток, широкое здание театра освещено множеством огней, а перед ним стоит с десяток карет, из которых выходят нарядно одетые люди. Долго созерцать работу неизвестного художника у него не вышло из-за резкого приступа кашля. — Мэтр Маклаг, прилягте и отдохните. — Просит Сареф, наблюдая, как с каждым днем цвет лица люминанта становится всё более нездоровым. Еще и аппетита нет, поэтому худобу уже можно назвать страшной. — Пожалуй, так и поступлю. Сейчас даже курум не помогает. — Чародей устало ложится на единственную в комнате кровать, на которой, возможно, отдыхал начальник мастерской в перерывах от работы. — Чего ты ожидал, когда превратил себя в помойку? — Язвительно бросает Рим, постоянно морщась рядом с люминантом. — Именно этого и ожидал. — Кроден с улыбкой закрывает глаза и скоро засыпает. Теперь в руках у Сарефа есть небольшая шкатулка с тонким браслетом. Юноша не помнит, чтобы заказывал что-то подобное, но потом приходит понимание. За всё время перебрал множество артефактов, но найти вещи с прямой прибавкой к характеристикам Системы оказалось очень трудно. Похоже, это один из таких предметов, сделанных на территории магократии. Сареф подносит предмет из темного металла и рисунком маленького кита сбоку ближе к глазам. Система отзывается очень быстро.Предмет: Единство с океаном Уровень предмета: S Описание: мощный насос магической силы, создающий миниатюрный полюс Сил в окружающем «океане» магии. Предмет пассивно поглощает рассеянную магическую энергию и может передать её владельцу. Как аккумулятор браслет подходит мало из-за невысокой энергоемкости, но в качестве приемопередатчика может оказать большую поддержку. Однако, пока резерв маны владельца полный, предмет работать не будет. Дополнительно увеличивает характеристику Интеллект на 20 пунктов. Активация: не требуется.
«На двадцать пунктов?». — Сареф изумленно читает описание предмета. Таких вещичек еще не попадалось. Вампир надевает браслет на правую руку и проверяет характеристики.
Жизненная мощь: 40 Стойкость: 50 Физическая сила: 40 Ловкость: 31 Интеллект: 74 Озарение: 50
Действительно, показатель Интеллекта тут же подскочил до семидесяти четырех. «Единство с океаном» подобно «Махинации хитрого ученика» забирает бонус к характеристике, если снять артефакт, так что придется постоянно носить. Юноша вертит браслет и двигает запястьем, привыкая к новому чувству. С улицы доносятся раскаты большого колокола, что отмеряет середину ночи. По большим башенным часам в центральной части города ориентируются все жители. Только в Петровитте есть подобное сооружение, где часы работают не на механическом принципе, а на магическом. Магия небесных тел постоянно следит за положением солнца, точно отмеряя время в любое время суток. Даже ночью солнце влияет на мир.
Глава 37
Девушка лежит в потоках целительной магии Кадуцея, еще на корабле Сареф решил исполнить обещание, данное Рим. После схватки с Фаратхи её внешность обезображена, но это сейчас скрывает искусная иллюзия, помещенная в серебряную подвеску, что подарил Сареф в Рейнмарке после происшествия в аукционной башне. Как и ожидалось, «Аура благословения Кадуцея» уже не может исправить дефекты, во всяком случае на текущем уровне освоенности. Здесь потребуется рискованная «Реставрация». Какой-никакой опыт в использовании магии хаоса на живое тело уже есть, но тогда Сареф использовал заемную силу Древнего вампира. И даже с допингом он дошел до черты, когда заклятье приводило к разрушению тела, а не откату состояния. С того времени Сареф сильно поднял вампирские силы, так что можно попробовать откатить состояние тела. Дополнительно юноша лизнул кристалл крови Фаратхи, после чего приступил к активации «Реставрации». Для начала маг концентрируется только на одной детали, сейчас не более чем проверка возможностей. — У меня будто под кожей головы муравьи бегают. — Рим делится ощущениями. — Скажи, если начнется боль. — Говорит Сареф и начинает на полную использовать резерв маны, предельно концентрируясь на нужном результате. Для сложной и опасной магии концентрация очень важна, если не знаешь, к чему идешь, то никуда и не придешь, а по пути лишь навредишь. Сейчас магия хаоса восстанавливает состояние волос в обход биологических законов, Сареф наблюдает, как кожа головы приходит в порядок, а после волосы возвращаются в то состояние, которое было когда-то без ожогов и проплешин. Из-за резкого опустошения запасов маны юноша садится на пол с дрожащими руками. — Не ожидал, что столько сил понадобится. — Произносит вампир. — Круто-круто! — Рим ощупывает голову. — Кроден, давай зеркало. Люминант вздыхает и создает в воздухе плоскость отражения света, в которой вампирша внимательно осматривает волосы. Маклаг дополнительно создает магические зеркала по бокам и сзади, чтобы Рим смогла увидеть себя со стороны в свете магических фонарей. В Петро сейчас шумный обыденный день, но в помещении нет окон. — Лицом и руками займемся потом. — Сареф возвращается в кресло и трет лицо. — Спасибо, Сареф! — Счастью Рим нет пределов. — Давай вернемся к этому после миссии. Тебе силы понадобятся на более важное дело. Вампирица активирует артефакт, скрывающий уродство под оптической иллюзией, а Сареф в ответ лишь кивает и смотрит, чем заняты остальные. Иоганн Коул готовится к сегодняшней ночи, что-то разливая по пробиркам, Хунг полирует меч до зеркального блеска, а Кастул тренируется. Хотя, грандмастер вообще всегда тренируется, не видя смысла тратить временя на посторонние дела. Ему хватает двух-трех часов сна для полного восстановления, ест стоя, а всё остальное время посвящает саморазвитию. Воин в высоком темпе отжимается от пола, уже точно перевалил за пять сотен толчков. После наверняка начнет приседать, кувыркаться, ходить на руках и многое другое, что увеличивает выносливость и чувство тела. Вампир бы к нему присоединился, но пока что стоит отдыхать перед сегодняшним проникновением на территорию, где расположен Часовой Механизм. Кастул неожиданно останавливает тренировку и садится в позу для медитации. Похоже, в процессе ему пришло озарение, которое нужно срочно проверить в мысленном бою. В комнате и каютах «Мрачной Аннализы» не так много места, поэтому грандмастер часто проводит воображаемые схватки с противником, который ни в чем не уступает. Во время такой умственной тренировки концентрация настолько велика, что Кастула бесполезно тормошить. Мир перестает для него существовать, есть только приемы, удары и финты, что он проводит в голове. Длиться такая тренировка может часами. — Слушай, Кроден, а как ты все-таки дошел до такой жизни? — Рим пристает к единственному незанятому человеку. — А что? — Люминант безучастно смотрит в потолок. — Ну ты же был главным в этой стране. Почти что королем. На кой ляд было всё бросать и курить курум? — Власть для меня была ярмом, а не благословением. — Люминант явно не настроен на разговор, но Рим может быть неотдираемым репеем в хвосте. — Так вообще бывает? — Почему нет? Становление королем — предел мечтаний для крестьянина. А если ты уже родился королем, то о чем тебе тогда мечтать? — Титул первого чародея передается по наследству? — Нет, но я родился в семье участника Совета Чародеев. Я имел сотни слуг, просторное поместье, я мог спать на золоте и питаться одними деликатесами. Я получил лучшее образование в мире, а от природы имею могучий талант. Уже в семнадцать лет я вошел в правящую элиту и через семь лет возглавил её. Я с рождения был на вершине мира, поэтому повторю вопрос: к чему стремиться в таком случае? Рим пожимает плечами, подобную жизнь даже вообразить толком не может. По её представлениям описанное настолько замечательно, что лучше быть не может, поэтому действительно не знает, как ответить на вопрос чародея. — Ты ведь родилась в крестьянской семье? Для тебя нормально мечтать о богатой жизни, но если ты её получаешь по праву рождения и не находишь иного смысла жизни, то тебя ждет величайшая скука. — Продолжает Кроден. — Угу-угу, очень скучно иметь всё, что пожелаешь. — Рим при всем желании не сможет понять мага. А вот Сареф, что прислушивается к разговору, умом может понять Маклага Кродена. Да, он вырос в высшем обществе и мог получить всё, что угодно. Не только богатые и влиятельные родители, но еще и редчайший магический потенциал и ум, что привел его на вершину мира волшебников наравне с архимагами других стран. Однако всё это он получил еще при рождении, оставалось лишь жить и прикладывать усилия в учебе, чтобы достичь пика жизни уже к двадцати четырем годам. После Кроден не обрел целей и мечтать ему было не о чем, так что это ввергло его в поиск еще больших наслаждений. Вампир не знает точную биографию люминанта, но он был значимой фигурой в Петровитте, а значит, о нем всегда ходили слухи, которые могли собрать агенты Легиона. Женщины и вино быстро наскучили, погоня за адреналином в рядах noclighet была недоступна из-за занимаемой должности. Жизнь не ставила на грань выживания, не принуждала думать и планировать. Вскоре единственной отрадой для люминанта стал театр, где вместе с героями пьес и спектаклей он мог переживать совсем другие жизни. А по окончанию выступлений он возвращался в серую обыденность и обязанностям, направленным на процветание страны. Из всех присутствующих только Кроден действительно может говорить о темной стороне Петровитты, так как принимал в ней участие по долгу службы. Многие секреты никогда не увидят свет, но Сареф уверен, что Маклаг на посту первого чародея подписал не один приказ на зачистку городов от нищих, которых насильно отправляли на рудники с токсичным до обработки кигиальтом. А также казни, присвоение имущества в пользу государства, арестах и устранении недовольных, а также отправку людей на перерождение в Часовом Механизме. Желание оторваться от реальности в какой-то момент стало таким сильным, что он решил попробовать волнистый курум. На закрытой богемной вечеринке с актерами театра Мифов люминант принял первую в жизни дозу и открыл мир невиданных доселе ощущений. Сареф никогда в жизни не пробовал наркотики и точно никогда к ним не прикоснется, поэтому не может сказать, действительно ли курум настолько хорош в первое время. По информации агентов Кроден моментально преобразился, стал веселым и воодушевленным. Всем подряд рассказывал, как в бредовых видениях переживал сотни жизней, будто реально находился в них. С таким не сравнится никакой театр. Наконец получил способ уходить от ненавистной реальности так далеко, что о возвращении даже не думал. Богатство позволяло заказывать новые дозы, и чем дольше продолжалось употребление, тем сильнее остальная жизнь шла под откос. Однако люминанту это и было нужно. Даже ценой мучительной смерти в расцвете сил. Одна лишь магия становилась сильнее, так как эмоции могут оказывать сильное влияние на разум чародея и, следовательно, на творимое волшебство. Неземной восторг в облике ангела или чернейшая ненависть в море огня: всё одинаково возвысит над остальными магами, пусть и придется сжигать душу или тело. Конечно, это всего лишь догадки Сарефа, истину знает только Маклаг, но он вряд ли просто так поделится. В отличии от мэтра Иоганна ему уже неинтересно слушать чужие истории и рассказывать свои. Сидящий без движения Кастул вдруг вскакивает и взмахивает невидимым мечом. После переходит в серию резких атак, пока не врезается в стену. Похоже, настолько ушел в себя, что мысли воплотили движения в реальность без подключения сознания. А сидящий рядом Хунг решает отойти в другой конец комнаты, чтобы мастер боевых искусств мимоходом не прихлопнул во время нового озарения. — Чо творит-то. — Рим задумчиво смотрит на Кастула, пока тот пытается понять, каким образом встал на ноги и с разбегу врезался в стену. Даже Коул оторвался от взвешивания дозировки, чтобы посмотреть на чудака. Сареф закрывает глаза и пытается сконцентрироваться на сегодняшней ночи. Проникнуть в самое охраняемое место Петровитты будет непросто, а еще нужно будет остаться незамеченными. У него и мэтра Маклага сегодня самые важные роли, так как только люминант умеет управляться Часовым Механизмом и только Сареф может дать ему нужный толчок. Остальная команда будет занята патрулированием и стражами, среди которых будет и Теургия Инокса, и перерожденные Механизмом люди. Почти самоубийственная миссия, но иного не остается, иначе Петровитта будет продолжать наращивать военную мощь, что в будущем обратится против Сарефа. Но самое главное — без Часового Механизма не получится начать Темную Эру. Альянс Южных земель продолжает крепнуть. Петровитта наверняка согласится сотрудничать и даже Вар Мурадот после боя вампиров на своей территории наконец выслушает людских послов. Такими темпами альянс будет состоять уже из Манарии, Фрейяфлейма, Вошеля, Вар Мурадот и Петровитты. А возможно и Стилмарка, если там появится личность, что быстро закончит гражданскую войну и вступит в альянс. Широкоземельная Степь и Великие Топи не являются целостными государствами, а Рейнмарк тем более, так что останется лишь Островная Федерация для полного объединения Южных Земель против вампиров.Глава 38
Громовой отряд уже пересек границу королевства по направлению к Порт-Айзервицу. Путешествие к столице напрямик заняло бы пару недель, если не больше, но прикосновение бога солнца дарует коням невиданную скорость и выносливость. Вокруг Маркелуса Оффека бурлит аура священной силы, в которой невозможное становится возможным. Далеко не всякая магия сможет также с помощью одной лишь молитвы. Элин крепко держится на Мороке, который все равно быстрее лошадей из плоти и крови. Сахтеми наказала как можно чаще призывать духовные существа для тренировки, поэтому эльфка решила возвращаться в Порт-Айзервиц на скакуне с Той Стороны. На ночь Морок возвращается на свои Пути, а утром вновь готов к продолжению пути. Прошло уже четыре дня с момента перехода границ, и отряд уже почти преодолел половину пути. Всадники всех распугивают на тракте, стрелой проносясь по направлению к столице. В таком темпе проходят еще три дня, и группа въезжает на территорию Солнечного Синода, столичного округа Манарии, чтобы к концу дня войти в массивные ворота Стальной Крепости. Как обычно, Элин необязательно присутствовать на военном совете, туда даже Лоренс не ходит. Однако сейчас есть новая обязанность в посещении наставницы. Темноволосая Сахтеми живет в королевском замке, как и Кассий, хотя для неё это явно в тягость. Жизнь в людском городе мало похожа на Фрейяфлейм, но эльфийка всегда невозмутима, хоть на встречах с королем, хоть на занятиях с Элин, хоть во время пеших прогулок по дворцовому саду. — Aelan, Sakhtemi. — Элин приветствует наставницу, сидящую на лавке с книгой. Странно, но книга явно на человеческом языке. — Aelan, Elean. — Отвечает собеседница, закрывает книгу и ведет в комнату, где обычно проходят занятия. — Как прошла миссия? — Уже в комнате спрашивает наставница. — Мне кажется, мы достигли успеха, но не тем образом, каким хотели. — Элин без больших подробностей рассказывает о событиях в Вошельских княжествах, что скоро должны стать королевством Вошель.— Спасибо за рассказ. Вижу, духовные существа тебе пригодились. С теневым фениксом пробовала говорить? — Да, но он не откликнулся на зов. А есть ли способ общаться с духовным существом без открытия Врат? — Спрашивает Элин. — Да. Его мы сейчас и попробуем. Однако достучаться до дальних Путей так просто не будет. Но с другой стороны надзирателю Путей обычно все равно на общение, только призыв заставит обратить внимание. Составь ruiin malit на полу. Ученица достает из коробки самые обычные камни, с помощью которых выкладывает два круга, а в центр помещает магический кристалл. Этого должно хватить для временных Врат. Эльфка поднимает глаза на наставницу и видит кивок. — Теперь возьми еще камней и вокруг внешнего круга сделай еще один на расстоянии не более ладони от предыдущего. — Распоряжается Сахтеми. — И пока делаешь, расскажи, что означают первые два круга. — Внутренний круг олицетворяет сами Врата, а внешний — границу Переходного Святилища. — Это легкий вопрос. — А третий круг нужен для общения? — Именно. — Кивает чародейка с эльфийского архипелага. — Третий круг улавливает ответы с Той Стороны. На самом деле все эти круги лишь зримое обозначение ruiin malit, камни самые обычные и никакой пользы не несут. Однако тебе нужно привыкнуть составлять это в реальном мире, чтобы потом ограничиваться лишь воображением. — То есть вы можете открывать Врата без Святилища? — Элин удивлена. — Необязательно иметь вместилище, строить ruiin malit или искать места, где Врата возникли сами по себе. Ты можешь одной лишь мыслью открыть Врата, но на зов ответят только те духовные существа, что заключили с тобой договор. Но сегодня мы лишь попробуем поговорить с теневым фениксом. Кстати, ты дала ему какое-либо имя? — Нет. Я подумала, что у него уже должно быть какое-то, и если дам новое, то могу разозлить. — Объясняет Элин, заканчивая с третьим кругом. — Ха, — улыбается Сахтеми. — Можешь не переживать насчет этого. Такие создания мыслят совсем другими категориями. Обиды им не свойственны. Хотя, какое-то имя у него действительно может быть. Давай попробуем спросить. Элин садится на пол с дощечкой в руках, а Сахтеми активирует Врата. Наставница объясняет способ отправки вызова на Ту Сторону, условия и возможные проблемы. После Элин пробует самостоятельно. Для начала пробует связаться с Мороком или кем-то из существ, с которыми подружила Сахтеми. Ответ приходит незамедлительно, между эльфкой и духовными существами уже есть прочная связь, а расстояние до Путей небольшое. Улыбка озаряет лицо Элин при ответах, которые приходят на странном языке. Точнее, это с трудом можно назвать языком, скорее звуки пения вместе с которыми внутри пробуждаются разные эмоции. Элин не знает буквального перевода фраз, но осознает суть каждого послания. — Неплохо, а теперь попробуем пойти дальше. Вести буду я, ты просто внимательно слушай. Если теневой феникс выйдет навстречу, то всё будет намного проще. Элин сидит с закрытыми глазами и внимательно следит за ощущениями. Как именно постучаться на дальние Пути, Элин не знает, поэтому полностью доверяется наставнице. Проходит несколько минут перед тем, как чувство восторга наполняет грудь. У чувства нет видимого источника, оно словно приходит извне. Эльфийка открывает один глаз, но в комнате ничего не происходит, а Сахтеми сидит напротив с закрытыми глазами. Элин вновь закрывает глаза и концентрируется на ощущениях. «Ну же, ответь, пожалуйста», — такую просьбу может услышать духовное существо, если вообще захочет слушать. — Что ты хочешь? — Не до ушей, но до разума доносится ответ в виде щелкающих звуков. — Я просто хочу поговорить. — Отвечает Элин. — Можно? — Я слушаю. — При таком общении нельзя определить нравится собеседнику идея или нет. — Эм, а у тебя есть имя? — Есть. — Односложно отвечает теневой феникс. — Можешь мне его назвать? — Плач Забытых Народов — это мое имя. Элин даже не знает, что ответить. Не ожидала, что духовные существа могут иметь такие странные и длинные имена. — А что значит это имя? — Осторожно спрашивает эльфка. — Не думаю, что ты захочешь это знать. — А у тебя есть еще какие-нибудь имена? — Элин продолжает тянуть ответы. — Ты можешь называть меня как угодно. Мир от этого не изменится. Ни прошлое, ни настоящее, ни будущее. — Ты знаешь, кто заключил наш контракт с тобой? — Равнодушный Охотник. — А с ним? — Таким знанием поделиться не могу. Эта личность хочет остаться инкогнито. И я мало что могу тебе рассказать про человека с именем Сареф. Ни причин переподписания контракта, ни планов. — Плач Забытых Народов предупреждает следующие вопросы. — Можешь рассказать хоть что-нибудь? Я помню те предупреждения с Фрейяфлейма… Это всё сбудется? — Однозначно. Конец света лежит за плоскостью злых намерений. Это просто событие, которое может прийти сегодня, а может через сто лет. — Мы никак не можем предотвратить разрушение мира? Даже если остановим Сарефа? — Никак. — Подтверждает далекий собеседник. — Ты думаешь, что в основе Темной Эры лежит война злых против добрых. Но это неверно. — Тогда расскажи, пожалуйста. — Просит Элин, чувствуя, как слабеет связь, словно феникс отдаляется. — У тебя нет ни влияния, ни осознанности для получения ответов об этом… — Голос духовного существа становится всё тише и тише, а после замолкает. Элин продолжает спрашивать, но отвечает уже Сахтеми: — Теневой феникс оборвал связь. Пока он сам не захочет говорить, вновь связаться не получится. Что тебе удалось узнать? — Ничего полезного, как я думаю. Разве что имя — Плач Забытых Народов. Странное, правда? — Могущественные духовные существа чаще всего имеют такие имена, но даже эльфам трудно сказать, кто и по какой причине нарек таким образом. — Рассказывает Сахтеми. — Что-то еще? — Нет. Он говорит загадками. Утверждает, что мне не хватает влияния или осознанности для получения ответов. Что это может значить? — С первым всё понятно. Теневой феникс имеет некие ограничения на предоставление информации, поэтому ты должна быть влиятельнее того, кто ограничения установил. Другими словами сильнее. — Этот некто должен быть сильнее Плача, если сумел заставить молчать. Так я вряд ли добьюсь успеха. А что значит осознанность? — Насчет этого не уверена. Вряд ли это напрямую связано с мирами и правилами по Ту Сторону. Скорее всего он намекнул, что ты можешь дойти до ответа своими силами, если не свернешь с пути. Только если ты самостоятельно пройдешь путь до конца, то оглянешься в конце дороги совсем не той, какой была раньше. Скорее всего тогда у тебя будет достаточно знаний и опыта, чтобы и без готовых ответов понять всё. — Объясняет Сахтеми. — Как странно. — Элин продолжает гладить дощечку с написанным контрактом. — Всегда держи в уме то, что духовные существа, особенно подобные Плачу Забытых Народов, не люди, не эльфы и вообще не жители этого мира. У них может быть иная логика или мораль. Ты можешь быть наравне с ними только при наличии силы или при наличии знаний. Иначе быть не может. Давай на этом закончим сегодняшнее занятие. Пожалуйста, узнай у Элизабет Викар, когда вы отправитесь на новую миссию. — Хорошо, uerusim. Большое спасибо за урок. Элин выходит в коридор и направляется к штаб-квартире Громового отряда. Элизабет все еще не вернулась с заседания королевского совета, остальные тоже разошлись по своим делам. Только неразлучная троица продолжает сидеть и травить смешные истории по сотому разу. — О, Элин, повелительница духов, королева Фрейяфлейма, императрица-наездница Морока и будущая спасительница мира! — Ива с кружкой в руке громогласно представляет девушку, хоть и Лоренс и Бальтазар в этом явно не нуждаются. — Ну, Ива, прекрати давать мне такие титулы. — Просит эльфийка и чувствует запах спиртного в воздухе. — Вы решили отпраздновать прямо здесь? — Да ладно, не смущайся. — Орчиха лыбится во все клыки. — Всё правильно, истинная богиня войны и мудрости должна быть скромной. — Произносит алебардист в шляпе с перьями. — Теперь ты, Бальтазар? — Элин словно нож в спину получила. — Отстаньте от Элин, мозгоеды. — Смеется Лоренс. — Именно я стану спасителем мира. Я — Лоренс Великолепный! — Долгих лет проказы Лоренсу Великолепному! — Подхватывает Бальтазар. — Ты скорее случайно его уничтожишь, я уверена. — Ива вновь прикладывается к кружке. — Элин, тебе налить? — Нет, я просто посижу и подожду Элизабет. — О, чувствую, совет сегодня будет очень долгим. Сейчас расскажу историю, которую ты еще не слышала…
Глава 39
Ждать окончания королевского совета действительно пришлось долго. Однако в компании друзей время все равно пролетело незаметно. Элин смотрит на вошедшую Элизабет вместе с мэтром Патриком. Так как часть отряда отсутствует, то вряд ли сейчас будет собрание, но эльфка помнит просьбу Сахтеми разузнать о следующей миссии, чтобы спланировать график занятий. — У вас сегодня выходной, можете тут не сидеть. — Произносит дочь епископа. — А мы тут расслабляемся. — Улыбается Ива. — Есть что-то новое? — Да, мы отправимся в Петровитту для заключения союза. Совет Чародеев согласился нас принять. Подробности обсудим завтра утром. — Я, пожалуй, съезжу в поместье. — Чародей со всеми прощается и выходит из помещения. — А когда приблизительно мы отправимся? — Теперь вопрос задает Элин. — Думаю, в течение двух-трех дней. Кстати, с нами отправится и Кассий, так что Сахтеми тоже может присоединиться по желанию. — Девушка понимает, в чем интерес подруги. — Его величество рассудил, что присутствие эльфов подкрепит наши слова, а Кассий не возражал. — Хорошо, спасибо. — Я вернусь сейчас домой, ты со мной? — Да, конечно. Лоренс, Ива, Бальтазар, до завтра. — Элин прощается, а товарищи машут в ответ. Через минуту в комнате остаются трое. Орчиха заглядывает в кувшин и уже видит дно. Значит, им тоже пора закругляться. К тому же вечереет. — Мы с Бальтом остановимся в «Медовом блеске», ты с нами? — Ива решительно встает из стола. — Приду позже, у меня еще есть дела в городе. — Лоренс откинулся на спинку стула и уже полминуты смотрит на полоток. — Очень важные и очень секретные. — Догадывается алебардист. — От них зависит судьба мира. — Говорит юноша без тени улыбки, но товарищи все равно зубоскалят на тему пьянства, доступных девушек и азартных игр. Через десять минут в штаб-квартире Громового отряда становится совсем тихо. Лоренс вздыхает, словно предпочел бы отправиться спать, и встает на ноги. Задвинув стулья и задув свечи, молодой рыцарь выходит из здания, а после покидает территорию Стальной Крепости. Дорога ведет вглубь города, где довольно просто потеряться, если плохо знаешь город. Впрочем, дойти до нужного квартала удалось без блужданий. Место хорошо тем, что здесь почти никто не живет. Облюбовать удалось перед отбытием в Вошельские княжества, здесь действительно легко спрятаться от любых глаз. Однако в первый раз Лоренс пришел не только потому, что здесь можно встретить только бродячих котов и бандитов. Это место навевает воспоминания, которые до сих пор греют душу. Но не за воспоминаниями юноша открывает дверь мастерской, так что посторонние мысли уступают место насущным задачам. Свечной Квартал навсегда потушен подобно свече, сейчас здесь властвует тишина и мрак. Большинство местных жителей до сих пор сторонится квартала после произошедшего, поэтому лучше места не найти. На втором этаже здания Лоренс плотно закрывает ставни окон и вынимает «поющий» меч из ножен. С оружием тоже связаны веселые и не очень истории, которые Лоренс вряд ли когда-нибудь расскажет, если его не принудят. Рыцарь кладет клинок на пыльный стол и ногтем ударяет у кончика. Потом еще три быстрых удара всё ближе к рукояти, и меч начинает постепенно разгораться подобно углям под напором воздуха. Комната заброшенной мастерской наполняется голубым светом, а клинок еле слышно звенит. Так он сможет светить пару часов, после чего нужно будет снова заставить «петь». Из-под массивного шкафа Лоренс достает тугой сверток и разворачивает на столе. Первой в руки попадается книга с изображением всадников на обложке. Легкая улыбка появляется на лице при виде еще одних воспоминаний, что готовы штурмовать разум и отвлекать от задач. Чем больше проходит времени, тем сложнее бороться с искушением броситься в пучину бесцельного переживания давно минувших дней. Книга откладывается в сторону, чтобы внимание сконцентрировалось на странном корне, что свернулся в тугой узел. Точнее, корнем растения это нельзя назвать. Странный предмет помещается на лезвие «поющего» меча, после чего Лоренс еще два раза ударяет по клинку рукояткой походного ножа. Звон теперь чуть громче, а свет становится ярче. Вокруг меча вращаются пузыри энергии, что очень быстро увеличиваются в размерах, пока не заполняют собой помещение. Приятная дрожь бегает по коже рядом с эпицентром звучания «океана» магии. Невесомые потоки заполняют комнату и замирают призрачными формами вещей, которых на самом деле здесь не существует. Первыми появляются формы и объем, а потом приходит черед цветов. Новая обстановка невидимым художником раскрашивается теми цветами, что помнит частичка прошлого. Лоренс откидывается на стуле, смотря на резко изменившуюся комнату. На полу расстелены ковры, а стол завален стопками книг. Хозяин комнаты сидит в любимом кресле у очага и не обращает никакого внимания на ученика, что опять отвлекся от изучения скучного фолианта. Все же это воссоздание зримой памяти, с ней можно взаимодействовать, но жизни здесь больше нет. Юноша опускает взгляд на страницы книги, где художник весьма детально нарисовал устройство крыла, что могут отращивать вампиры. Даже есть сноски, где подписаны названия костей и крупных артерий, хоть это немного бесполезно ввиду возможностей кардинального изменения физиологии многими ночными охотниками. Лоренс захлопывает том и убирает в сторону. Глаза переходят от одного корешка к другому в поисках нужной книги. Сейчас единственный оставшийся ученик известного мастера по истреблению кровопийц ищет не учебник, а книгу по истории. «Собрание прелатов» — название книги, что сегодня понадобится. Лоренс помнит, что мельком листал книгу, но раньше она не казалась такой полезной. Лоренс многое помнит, но память имеет пределы, поэтому без такого погружения во времена ученичества не обойтись. К счастью, Лоренс имеет способ не просто окунуться в прошлое, а временно сделать его настоящим. Даже если это просто мелодия, что запомнил верный меч. Книга раскрывается на случайной странице, все равно сейчас нет возможности читать как обычный том. Автором большинства книг, существующих в единичном экземпляре, является сидящий у огня учитель. Юноша больше не имеет возможности спросить его напрямую при изучении тяжелой темы, но все написанные им книги тоже несут между строк записанную мелодию мира. Возможно, учитель предполагал, что Лоренсу потребуется однажды восполнить пробелы в знаниях. Завихрения магической энергии вокруг меча заставляют страницы несуществующей в реальности книги переворачиваться. Юноша еще два раза бьет по лезвию, чтобы увеличить скорость воспроизведения, и «поющий» меч послушно заполняет помещение ярким светом. После того, как яркость вернулась к прежнему значению, рабочего кабинета больше нет, Лоренс стоит на балконе высокого здания. Под ногами раскинулся большой город, а на горизонте шумит море. Но это не Пуанрское море, а юноша уже не в Порт-Айзервице, ведь «Собрание прелатов» повествует о событиях Петровитты и города Петро почти две тысячи лет назад. Правда, историк дает другие названия, магократии Петровитты тогда не могло существовать. Нынешнего островного государства не было, а вот совсем другое было. И не просто было, а являлось форпостом вампирских сил в Южных землях. Лоренс смотрит, как в зоне порта пришвартованы десятки черных кораблей, и еще столько же уплывают в сторону материка, чтобы обрушиться на земли других народов в стремлении уничтожить любое сопротивление перед кульминацией второй Темной Эры. Известно, что планам вампиров не удалось сбыться, хотя картина выглядит впечатляющей. Лоренс вновь смотрит на город под собой, где в одном районе нет домов, только лес столбов, к которым приковывают несчастных, что должны будут стать пищей для ужасного монстра. Чудовище не имеет клыков и рта, но стрелки отсчитывают последние минуты приговоренных людей. Бездушная сила забирает жизнь несчастных, а после возвращает могучую оболочку обратно. Наследие безумного создателя использовалось даже вампирами, а теперь слухи ходят о Часовом Механизме Петровитты, хоть и полностью отрицаются Верховным Советом страны. Лоренс примеряется ко всем естественным ориентирам, что могут сохраниться через тысячи лет, чтобы понять, где сейчас находится место со столбами на карте Петро. Если магократия использует дьявольское приспособление для наращивания военной силы, то это очень плохо. С одной стороны это бесплатная военная сила огромной мощи, но с другой стороны вампирскому королевству никак не помогло, если не помешало. «Если Петровитта сама додумалась, как это использовать, то это плохо. Если же их надоумили вампиры, то еще хуже». — Лоренс закрывает глаза и убирает предмет с лезвия меча. Город, как и кабинет учителя, моментально исчезает. Юноша вновь сидит в пыльной и темной комнате мастерской бывшего Свечного Квартала. Но теперь он знает местоположение Часового Механизма. Одна лишь проблема в том, что Манария хочет заключить военный союз с Петровиттой, даже не подозревая о том, что разные вампирские фракции могут всячески помогать борьбе против Равнодушного Охотника. Если вампиры чему-то научились, так это играть из теней. Лоренс упаковывает предметы, но «корень» решает взять с собой. Может еще потребоваться, как и книга. Остальное убирается под шкаф в сломанную половицу. Не бог весть какой тайник, но шанс обнаружения очень близок к нулю, если попытаться увидеть событие обнаружения. И даже если кто-то найдет, то вещи оттуда никак к Лоренсу не приведут. Член Громового отряда выбирается из дома и идет по темной улице в сторону «Медового блеска», где и будет проведена ночь. Бальтазар с Ивой уже давно должны быть там. Постоялый двор, совмещенный с таверной, является популярным и довольно дорогим местом, но о монетах Лоренс перестал волноваться уже после победы над нифангом. Несмотря на поздний час, все столы на первом этаже заняты гостями. Многие купцы, ремесленники и стражники приходят сюда после рабочего дня, чтобы расслабиться и побалагурить. Лоренсу нравятся такие места, здесь всегда можно найти новых товарищей для бесед или попойки, но сейчас стоит снять комнату поближе к Бальтазару, чтобы он разбудил утром. Опоздать на собрание отряда не хочется.Глава 40
Над Порт-Айзервицем поднимается красное светило. Холодная ночь постепенно сменяется прохладным утром с дымом над печными трубами, гоготом гусей и криками петухов. Ранним утром к порту подходит потрепанное штормами судно, переполненное беженцами. За последние месяцы их становится больше, многие приплывают из Северных и Срединных Земель в поисках более теплых мест. Конечно, земли севера никогда не отличались мягким климатом, но сейчас стало намного хуже. На центральном материке мира морозы и снег не редкость зимой, но и лето бывало жарким до последнеговремени. Говорят, что снег до сих пор не сошел с полей, и засев откладывается на более поздний срок. На островах Восточных Земель, говорят, значимых изменений не произошло благодаря десяткам теплых течений. А в западной части мира большая часть земель вообще пустынна. Элин внимательно слушает разглагольствования мэтра Эрика в ожидании начала собрания Громового отряда. Пришли уже почти все, кроме Элизабет Викар и Маркелуса Оффека. Эльфка услышала, что святой избранник Герона сжег всех жителей деревни, которых выгнал Белт Гуронн. Якобы, там были замаскированные Носильщики Гробов. Для Элин подобное кажется чрезмерной жестокостью, но так и не смогла придумать иного выхода, где бы не пришлось никем жертвовать. В штаб-квартире также появляются Кассий и Сахтеми, раз уж они тоже отправятся в составе делегации. Элин уже узнала, что Кассию почти восемьсот лет, а Сахтеми около пятисот пятидесяти. По меркам людей они невероятно древние создания. Пускай они редко демонстрируют настоящие силы, но эльфка помнит, что эльфы смогли отбить нападение флота мертвецов и защититься от ужасного спрута с потерями меньше десяти эльфов. Они наверняка знают и умеют гораздо больше, чем может показаться неосведомленному человеку. Наконец приходит Элизабет вместе с Маркелусом, словно что-то обсуждали по пути к месту встречи. Чародейка привычно встает перед всеми у карты Южных Земель. Девушка берет небольшую паузу перед тем, как начать говорить: — Сегодня мы должны обсудить дипломатическую поездку в Петровитту. Но помимо этого за время нашего отсутствия скопилось много данных от разведки Манарии, поэтому начнем с неё, а именно с Равнодушного Охотника. Пока мы были на Фрейяфлейме, Сареф со сторонниками отправился в Рейнмарк. Наши информаторы собрали множество слухов. — Например? — Сразу интересуется Аддлер Венселль. — Мы не понимаем точно всех его действий, но он принял участие в разборках в Манан’Феткула, как горожане Рейнмарка называют аукционный дом. К сожалению, из присутствующих на торгах не выжил никто, кроме подельников Сарефа. После похожего на него видели в компании Маклага Кродена. Мэтры Патрик, Филипп и Эрик сразу узнают имя самого известного люминанта настоящего времени. — Равнодушный Охотник объединился с верховным чародеем Петровитты? — Удивлен мэтр Филипп. — Нет, Кроден был изгнан или сбежал. — Отвечает мэтр Патрик. — Но союз между ними наверняка есть. — Да, так и предполагаем. — Кивает Элизабет. — Многие местные стали невольными свидетелями разборок среди вампиров. Там же трудно было не заметить магию света Маклага Кродена. — Все-таки вампиры между собой тоже не очень дружны? — Поднимает руку Годард. — Да, они вполне могут воевать между собой за влияние или территории. Как и обычные люди. — Отвечает мэтр Эрик. — Но ведь вы хотите узнать, может ли за этим стоять что-то более серьезное? — Может и стоит. Учитель говорил, что у вампиров с древности тянется некий раскол. — Вдруг заговаривает Лоренс, чаще всего отмалчивающийся на совете. — Среди кровопийц вполне могут быть те, кто выступает против уничтожения прочих народов. — Даже если так, то мы не можем с ними договариваться. Принцип «враг моего врага — мой друг» здесь не может применяться. — Безапелляционно заявляет магистр Венселль. — Все вампиры должны быть уничтожены! — Пока что мы ни с кем не собираемся договариваться. — Успокаивает Элизабет. — Это лишь догадки, но в свите Равнодушного Охотника видели еще одного человека. Иоганн Коул из Альго. Вероятно, вы слышали о нем. — Да, я неоднократно встречался с ним. — Кивает мэтр Патрик. — В последний раз года четыре назад, когда он приезжал в столицу. Он известный алхимик и пиромант, а также любитель азартных магических игр. Он всегда оставлял после себя приятное впечатление: умный и обходительный человек. Я до сих пор потрясен теми событиями в Альго. — А что там было? — Спрашивает Ива. — Мы немного не в курсе, кто все эти люди, о которых вы говорите. — Железный Венец — радикальное религиозное течение провело самосуд над семьей мэтра Иоганна, что вылилось во что-то безумное. — Рассказывает мэтр Патрик. — Коул чуть полгорода не сжег в ярости. Погибло множество невинных людей, но и действия фанатиков были неприемлемыми. — Согласна с вами. — Говорит Элизабет. — Мой отец лично занимался тем инцидентом вместе с Конклавом и смог приструнить Железный Венец, так как главные зачинщики погибли в огне, а мэтр Иоганн смог сбежать и скрыться от любого преследования. Мы считаем, что он переметнулся на сторону вампиров, желая смерти всем подряд. — Какая потеря. — Горько произносит чародей-термодинамик. — Невероятной силы и знаний маг стал бы ценнейшим союзником, но теперь он враг. Сареф работает не только с вампирами. Мы уже знаем, что он заключил союз с демоном-мистификатором. Теперь он завербовал двух чародеев, что входят в десятку сильнейших в Южных землях. — Маклаг Кроден легко мог бы войти в пятерку сильнейших в мире, если бы не одно но: согласно донесениям он стал зависимым от волнистого курума, очень сильного наркотика. Думаю, он уже далеко не на пике сил. — Вряд ли Сареф стал бы тратить время на бесполезного мага. Думаю, этот люминант еще может удивить. Еще кто-то есть? — О ком-нибудь еще точных данных нет. — Качает головой Элизабет. — Но теперь кое-что другое. Я о Вар Мурадот. — Гномы? — Аддлер немного заскучал при разговоре о чародеях. — Причем здесь гномы? — Помните вспышку в небесах и гром на Гномским Нагорьем? Матиан Бэквок встретил делегацию гномов на границе Вошеля, а сегодня поздно ночью в Киртоне вместо торгового каравана с подземных троп пришел дипломатический. Империя гномов согласна заключить союз с нами. Теперь удивились все, кроме эльфов. Элин никогда в жизни гномов не видела и мало что о них знает, кроме того, что они предпочитают изоляцию, как Фрейяфлейм. Кассий и Сахтеми в целом мало демонстрируют эмоции, кроме спокойствия и доброжелательности. — Что заставило их передумать? — Спрашивает Бальтазар. — Думаю, Равнодушный Охотник. Их столица была атакована ордой духов, но уничтожили город совсем другие силы, среди которых точно присутствовал Сареф. Его с командой видело несколько гномов, когда они пробирались в сторону какого-то священного для подгорного народа места. Император гномов погиб под завалами со многими советниками. Сейчас власть в Вар Мурадот захватила оппозиционная фракция гномов, которая поклялась стереть с лица земли нежить и вампиров, а новый лидер рад сотрудничеству с наземными государствами в отличии от почившего императора. — Рассказывает девушка. — Немного неожиданно, но нам это на руку. Ведь так? — Спрашивает мэтр Эрик. — Военная сила Вар Мурадот по слухам впечатляет. Правда, под землей они будут явно сильнее, чем на поверхности. Все молча соглашаются. — Дипломаты гномов уже на пути в Порт-Айзервиц. Его величество без нас проведет переговоры, нам же нужно заняться Петровиттой. Чем больше наш альянс, тем охотнее с нами будут договариваться. Отправляемся завтра на рассвете на воздушном корабле эльфов. Поднимем сильный попутный ветер, чтобы как можно скорее прибыть в Петро. — Магократия согласна заключить союз? — Уточняет Аддлер. — Конкретного ответа мы пока не получили. Среди Совета Чародеев есть те, кто выступает против. Так что нам нужно будет подтолкнуть события в нужную сторону. И раз мэтр Маклаг помогает вампирам, то они тоже могут нацелиться на Петровитту и попытаться навести там хаос. В Петро должно быть безопасно, но будьте готовы к неприятностям. Сегодня прошу всем подготовиться к отправке. Не забудьте кольца, полученные перед походом в княжества. — Отдает распоряжение Элизабет. Элин сует руку во внутренний карман и проверяет наличие кольца. Святая реликвия не успела пригодиться в Вошельских княжествах, так как прямого столкновения с вампирами не было, но в Петро все может быть иначе. Громовой отряд расходится, и Элин первым делом подходит к Сахтеми, но та сообщает, что занятие будет вечером. Так что появляется свободное время. Бальтазар с Ивой вызвались получить припасы и заняться их отправкой на летучий корабль, Кассий ушел вместе с ними. Элин замечает, что один лишь Лоренс продолжает сидеть на месте с закрытыми глазами, словно не выспался ночью. — Плохо спал? — Эльфка подходит ближе. — Можно и так сказать. — Зевает юноша. — Заботы не отпускают. — Может, я могу чем-нибудь помочь? Собираться мне особо не нужно, я даже свою сумку после прибытия не разбирала, а занятие с Сахтеми будет только вечером. — А с Годардом? — Хм, он уже ушел. Вероятно, не до меня будет. — Ладно, пойдем. — Лоренс встает, потягивается и вдруг резко наклоняется рядом с Элин. К подобному выкрутасу эльфка оказалась готова, поэтому перепрыгнула руки юноши, не попав в захват. — Молодец, тебя уже не проведешь. — Смеется Лоренс. — Не зря же меня Годард гоняет. А вот ты пропускаешь занятия. — Ой, да брось, мне не грозит стать великим воином. Объятия в знак примирения? — Рыцарь широко расставляет руки, и Элин послушно подходит для обнимашек, но тут попадет в ловушку. Лоренс железной хваткой прижимает руки, ставит подножку и поднимает Элин над полом. — Новый урок: никогда не теряй бдительности. Играла в «живой таран»? — Юноша держит жертву как таран головой вперед и целится в дверь. Однако добежать до двери не удалось, так как Элин успевает призвать Морока, что перегораживает дорогу Лоренсу. Духовное существо грозно нависает, и юноша без лишних слов ставит хозяйку на пол. — А ты поднаторела в быстром призыве. Неужели теперь я самый бесполезный член отряда? — Всё благодаря тренировкам. — Гордо улыбается Элин. — И больше меня не проведешь этой уловкой. — Ничего страшного, придумаю новую. — Лоренс осторожно обходит волшебного скакуна. — Пойдем на поиски приключений.Глава 41
Команде Сарефа пришлось еще один день провести в заброшенной мастерской, чтобы дождаться ночи, когда они попробуют получить доступ к Часовому Механизму. Иоганн Коул стоит в темном переулке с Рим. Местные жители уже как час сидят по домам, так что улицы пустынны, как и каждую ночь. — Скучно. — Жалуется вампирша. — Коул, расскажи что-нибудь интересное. — Нам вообще можно болтать? Вдруг услышат? — Пиромант облокотился на стену с закрытыми глазами. — Сареф сказал сидеть тихо, но я бы предпочла пойти с ним. Что он вообще задумал с Маклагом? — Ты это спрашиваешь, лишь бы не молчать? Ты же знаешь план. — Знаю, но я как-то не очень поняла все детали. Он опять придумал что-то странное. — Так почему сразу не попросила разжевать? — А если он подумает, что я совсем тупая? — Эх, молодежь. Мне тебя учить с противоположным полом общаться? — Всмысле? — Рим теперь смотрит прямо на мага. — Сареф был бы только рад помочь, но если ты хочешь приступить к таким играм, то нужно изобразить беззащитность и… глуповатость. — Широко улыбается пиромант. — Никогда и ни за что! — Так и думал. — Кивает мэтр Иоганн, не озвучивая мысль о том, что вампирица порой неосознанно это применяет. — Хотя, на Сарефе такие уловки вряд ли сработают. Слишком большой внутренний контроль. Он с люминантом сейчас направляется к квартал, где расположен Часовой Механизм. Кроден знает, как туда пробраться, так что проведет внутрь. А при возникновении проблем их поддержат Хунг с Кастулом. — Это я поняла, но что они подразумевают под захватом этой штуки? Как я поняла, это не предмет, а место. Как мы можем унести место? — Ну, Сареф об этом ничего не говорил. Думаю, он или Легион придумал какой-то невероятно хитрый план. В томительном ожидании проходит целый час. Рим слышит тихий шелест из кармана и достает волшебный свиток. На поверхности возникают слова о том, что Сареф успешно выполнил задуманное, но Кастул с Хунгом попались на глаза ноклеэйтам, поэтому нужно помочь. Девушка выругалась и сказала пироманту собираться. Парочка теперь бежит по ночной улице, стараясь держаться в тенях от света кигиальта. Незнакомый город добавляет трудности ориентирования, Рим приходится идти лишь в примерном направлении, где должна быть вторая команда. Вампирский слух различает одышку мага и замедление шага, старый человек никак не может угнаться за вампиршей, которая специально сдерживает темп ходьбы. — Шевелись, Коул. Иначе опоздаем к веселью. — Понукает Рим. — Нести я тебя не буду. — Прости, иди вперед, я догоню. — Уверен? А если сам напорешься на noclighet? — Я, может, старый, но в бою не беспомощный. Иди же. Девушка кивает и срывается с места на нормальной для вампира скорости. Пиромант моргает, а от спутницы уже след простыл. Мэтр Иоганн выдыхает и продолжает идти вперед, надеясь, что серьезных проблем не будет. Все-таки в Петро будет опасно оставаться при поднятии тревоги. Тысяча городских стражников, сотня боевых магов Теургии Инокса и еще перерожденные люди. Вшестером против такой оравы им точно не выстоять. — Хотя, если посмотреть с другого угла, то нас хватит, что обрушить столицу Петровитты в хаос. — Бормочет под нос маг. Иоганн Коул любит проводить мысленные эксперименты, чтобы не создавать застоя для мозгов. Точный потенциал команды трудно определить, так как пиромант не может корректно оценить силы Маклага и Сарефа. Первый считался одним из сильнейших волшебников, и если примет дозу курума, то легко разрушит часть города. Сареф же по мнению чародея не акцентируется на прямых столкновениях. По рассказам Рим знает, что юноша смог победить грандмастера Белого Пламени и вызвать могучее духовное существо, так что слабаком нельзя назвать. Для мира нельзя выдумать худшего врага, Темная Эра выбрала потрясающего исполнителя, если, конечно, можно наделять разумом и мотивами абстрактное понятие. Коул присаживается на скамейку, чтобы передохнуть. Вдруг браслет на руке резко теплеет: чародей попал в зону охранной или сигнальной магии. Иоганн тут же встает, но убежать не успевает, так как с крыши дома спрыгивает человек. Нетрудно догадаться, что мага засек один из аристократов-ноклеэйтов Петро. Мужчина в полностью черной и удобно сидящей одежде вынимает короткий и очень острый на вид кинжал. «Похоже, адепт боевых искусств», — делает предположение маг при виде небольшой вспышки у ног охотника во время приземления. Одновременно с оценкой ситуацииобращается к магии. «Огонь — одна из мировых традиционных стихий, что проявляется в мире в виде процессов горения и излучения. Магическую энергию легко можно воспламенить». — Примерно так рассказывал преподаватель в Альго, когда Иоганн был юным и полным надежд. Опыты по управлению огнем сильно завораживали ученика, так что огонь стал близким другом до того, как буйная энергия юности перешла в спокойную зрелость с наукой алхимии. В воздухе загораются пять очагов горения, но на самом деле их девять. Коул специально оставляет проходы мимо огней, где достаточно одной мысли, чтобы воспламенить новый очаг. Если noclighet решит воспользоваться скоростью, то попадется в ловушку. Лицо охотника трудно увидеть за высоким воротником, однако глаза явно щурятся в улыбке. Противник вдруг бежит вбок к стене здания и пробегает по ней как по ровной поверхности. Так быстро Коул не может поменять местоположение ловушек, так что остается перейти в наступление. Девять полос огня ударяют в дом, пробивают стены и выходят на противоположной улице. Мигом поднимается пожар, а Коула захватывает чувство полета. Всякий раз, когда рядом загорается пожар, чародей испытывает желание подлить масла в огонь, чтобы языки взметнулись до небес. Возможно не стоило бы так сильно привлекать внимание к ночной схватке, но теперь самоконтроль временно забыт. Noclighet успел перед ударом запрыгнуть внутрь дома, а потом выскочить этажом выше на балкон дома на противоположной стороне. Иоганн резко разворачивается, волосы откидывает взрывная волна, с помощью которой пиромант отбивает летящий кинжал. Трудно сказать, ожидал ли столичный охотник в противниках сильного чародея, но не кажется, что готов отступить до прибытия подкрепления. Как и ожидалось, ноклеэйты — одиночки, что никому не уступят добычу. Теперь второй дом принимает удар огненной магии, а враг уже приземляется на улице и набирает воздух для резкого выдоха через трубку. Из нее вылетает светящийся сгусток и пробивает не только магический щит, но еще достает до тела мага. Защитная магия хорошо погасила силу удара, но Коула все равно швыряет на землю с дикой болью в груди. Боль мигом отрезвляет, так что пиромант пытается встать с уже ясным взором, вот только noclighet уже над ним с занесенным оружием. Сотворить заклятье Коул не успевает, но и удар не достигает цели. По улице проносится воздушный поток, который начисто сбривает голову ночного охотника. Кровь и осколки черепа наверняка до перекрестка долетят. Чародей уворачивается от падающего тела и смотрит в сторону, откуда прилетел удар. Коул ожидал увидеть кого угодно от Рим до Сарефа, но там в бликах горящих домов стоит смуглокожий молодой человек со шрамом под левым глазом. Причем, выглядит точь-в-точь как убитый охотник, даже трубка, похожая на музыкальный инструмент зажата в руках. — Я от Легиона. — Произносит неожиданный спаситель. — Уходим, сюда точно бегут все свободные noclighet и стражники. Пиромант уходит вслед за проводником. Без него маг точно не смог бы уйти из оцепления, так как город знает плохо. Через один пост незнакомец провел с помощью статуса охотника. В скором времени они приходят к зданию, в котором организован временный лагерь. Внутри уже оказываются все, кроме Иоганна Коула. — Я привел его. — Говорит noclighet. — Спасибо, Сет. Я уже хотел сам отправиться, но ты лучше справился. — Подходит Сареф. — Мэтр Иоганн, вы не пострадали? — Пропустил один удар, но в целом жив. — Маг показывает синяк на груди. — Господин Сет, значит, из агентов Легиона? — Да. — Кивает молодой охотник. — Но теперь я в вашей команде. — Верно, Сет один из списка помощников, теперь будет действовать с нами. — Вампир уже активирует целительские чары Кадуцея, чтобы излечить травму Коула. — А что с заданием? Успешно прошло? — Да, сделали в лучшем виде. И даже не попались. Теперь нужно ждать, пока не наступит нужный момент. До этого момента отдыхаем. Сет принес еду, так что подкрепитесь. — Я лучше потренируюсь, пока мысли не успокоятся. Бой завершился слишком быстро, чтобы я получил от него удовольствие. — Кастул отходит на другую сторону комнаты. — Если ты хотел подольше поиграть, то не нужно было убивать тех охотников с одного удара. — Смеется Хунг. — Вам вообще не стоило попадаться. Вы же команда поддержки: сидите тихо и ждете сигнала. — Делает замечание Сареф. — А из-за вас пришлось подтягивать вторую команду. Коул замечает, что Рим сидит темнее тучи, значит, уже получила нагоняй от Сарефа за оставление пироманта одного. — Ну что же, не всегда план идет по задумке. — Примирительно произносит Иоганн. — А Рим я сам отправил вперед, так как не смог двигаться с достаточной скоростью. — Я понимаю. — Отвечает Сареф. — Но ситуация не была критической, чтобы рисковать. В магократии нет грандмастеров уровня Кастула, они бы все равно не пропали. — Зато сильных магов тут хоть отбавляй. — Говорит с улыбкой Сет. — Да и артефакты куда доступнее, чем на материке. — Логично, ведь большинство всех артефактов в мире из Петровитты. — Коул поудобнее устраивается в кресле и ощупывает место, где раньше был синяк. Через некоторое время Коул засыпает, а просыпается из-за боли в спине через несколько часов. Со словами о том, что слишком стар спать в неудобном положении, расстилает одеяло на полу и ложится на него. Перед тем, как вновь заснуть, замечает, что все остальные тоже решили вздремнуть, но Сареф продолжает сидеть за столом и читать донесения, а новичок Сет куда-то ушел. Либо сторожит снаружи, либо вернулся к обязанностям, чтобы не вызывать подозрений среди других охотников.Глава 42
Над Петро поднимается утреннее солнце, Сареф с удовольствием подставляет лицо под лучи и смотрит на пробуждающийся город. Многие охотники и стражники сегодня с ног сбивались после стычки с Кастулом и мэтром Иоганном, но большой город позволяет затеряться. Петро на глаз кажется шире и глубже даже Порт-Айзервица. Дверь в заброшенное здание открывает Сет, новый член команды, которого даже вербовать не пришлось. Сареф изначально планировал подобрать его сразу после прибытия из Северных земель, но предпочел сначала заняться Иоганном Коулом и Ацетом Кёрсом, так как эти цели могли изменить местоположение. Noclighet замечает вампира и подходит ближе. — Поступила новая информация от агента из верховного совета. — Молодой человек сразу переходит к делу. — Из Манарии отправилась делегация в Петро для переговоров и заключения военного союза. — Ожидаемо. — Кивает Сареф. — Как прошла ночь? — Все ищут нарушителей, но проблемы с Часовым Механизмом никто не заметил. — Это самое главное. Пойдем. Вдвоем возвращаются в мастерскую, где уже начинает просыпаться остальная команда. Во время завтрака Сареф всем рассказывает о дальнейших планах и новых известиях. — То есть здесь мы тоже должны помешать союзу? Как в Фокрауте? — Интересуется мэтр Иоганн. — Это было бы хорошо, но малоосуществимо. — Признается юноша. — Стабильность в Стилмарке была завязана на фигуру короля. Стоило ему погибнуть, как вспыхнула гражданская война. В Петровитте есть верховный чародей, но его власть не единоличная. Чтобы обезглавить, придется вырезать вообще весь совет, а это слишком рискованно. — Тогда что мы делаем? — Наша задача здесь завершена уже наполовину, мы вмешались в работу Часового Механизма. Мешать военному союзу мы не будем, так как есть более важная задача. Завтра ночью мы проникнем в подземную часть города. — Опять под землю… — Тихо бурчит Рим. — А там что? — Мэтр Иоганн как обычно больше всех интересуется деталями. — Древнее вампирское убежище и клан. Нам нужно установить над ними контроль, а также забрать одну вещь. — Вампирский клан под Петро? — Сет выглядит удивленным. — Я думал, последнего вампира здесь убили еще лет сорок назад. — Они ушли в спячку. — Объясняет юноша. — Поэтому не выдали присутствия. Мы разбудим, завербуем. — А можно вопрос? — Поднимает руку Рим. — А почему все-таки плюем на союз Манарии и Петровитты? Допустим, атаковать совет магов опасно, но почему бы не грохнуть людей Метиоха? — Пока нельзя. Громовой отряд и Манария выступают как главная движущая сила альянса против вампиров. Нам нужно, чтобы они стали символом борьбы против нас. — Это как-то странно. — Девушка непонимающе трет лоб. — Централизация сил противника. Не забивай голову, просто это долгосрочные планы. Кстати, ночью из Манарии пришло донесение о Громовом отряде. Запомните всех, риск столкнуться есть всегда. — Сареф поднимает со стола список. — Элизабет Викар. Дочь епископа Элдрика Викар, советница короля и командир Громового отряда. Огромный магический потенциал и мастерство, специализация на хрономагии и стихийной магии молний. Далее барон Патрик Лоуэл, маг-термодинамик и охотник на демонов. Есть еще два мага: мэтры Филипп и Эрик. Первый из Конклава, пилигримант, а второй из охотников на вампиров, его специализация неизвестна. Остальные внимательно слушают. — Аддлер Венселль — магистр Оружейной Часовни, мастер-лучник. Клаус Видар — тоже магистр, специализируется на техниках с использованием щитов. — Очень опасные ребята. — Рим видела обоих во время обучения в Часовне. — И еще Годард. К званию мастера вряд ли еще пришел, но достаточно близок. — Ох, Годард, помню его. — Вампирша неожиданно улыбается. — Мне он даже нравился. — Далее Маркелус Оффек. Неожиданный для нас член отряда. Новый святой Герона, появившийся без предзнаменований. По приблизительной оценке его силы и способности как у самого обычного человека, но если Герону действо угодно, то жрец получает божественное могущество. Теоретически в одиночку может нас скрутить в бараний рог, потому что богу солнца мы пока не соперники. Еще одна причина не искать быстрой встречи с Громовым отрядом. Исцеление неизлечимых болезней, предсказание будущего и Герон знает еще какие возможности. — Да уж… — Ухмыляется Хунг. — Когда пойдете его душить, меня оставьте на базе, пожалуйста. Кто-то еще? — Это все публичные лица, обладающие большой известностью. При этом в отряде есть еще как минимум четыре бойца, но про них агенты ничего толком не раскопали. — Все равно расскажи, мало ли как пригодится. — Просит мэтр Иоганн. — Да, конечно. Лишь то, что они малоизвестные, не делает их незначительным. Одна эльфийка по имени Элин. Управляет духовными существами, изучает боевые искусства. Опасность в бою слабая. Однако с Фрейяфлейма в Порт-Айзервиц прибыли два эльфа, втроем они могут стать большей силой. — Сареф возвращается к списку со спокойным лицом. — Далее Бальтазар и Ива. Адепты искусства Духа, не слабаки, но и ничего выдающегося. Средний уровень опасности. И, наконец, Лоренс Троуст. Рыцарь и охотник на вампиров. Его опасность в бою агенты оценивают как, хм, минимальную. — А ты думаешь по-другому? — Спрашивает Рим. — Я думаю, что не стоит доверять оценке со стороны. То, что враг выглядит слабым, еще не значит, что победа будет легкой. Всегда помните об этом. — Короче, Манария собрала отряд, не уступающий нашему. — Маклаг трет виски. — Что дальше? — Ничего. — Пожимает плечами вампир. — Наши цели остаются неизменными. Хорошенько отдохните перед вылазкой, у вас на это целый день. На этом совещание завершается, и Сареф идет к бочонку, что принесли с собой с корабля. В нем хранится кровь для питания, чтобы не рисковать нападением на горожан Петро. Голод уже снова подступает, хоть Сареф осушил один бокал перед отплытием к берегу. Видать, этого оказалось мало. Жаль, что Легион в спячке, так что на еще один кувшин его крови пока нельзя рассчитывать, как и на содействие Гасителя Света. Темная вязкая жидкость переливается в стакан, в подсобке неожиданно был найден целый набор посуды из алхимического стекла. Такое не каждый человек может себе позволить, но с другой стороны аристократы и короли предпочтут пить из золотой или серебряной посуды, поэтому стекло все еще не входит в обиход. — Мне тоже налей, пожалуйста. — Рядом вырастает Рим, так что наполняется еще один стакан для нее. Девушка выпивает кровь одним глотком и морщится из-за того, что она звериная. Сареф ничего с этим поделать не может, держать на «Мрачной Аннализе» пленников для питания слишком муторно, за ними нужно следить и кормить, чтобы не умерли раньше времени. А охота на животных более безопасна. — Можно я прогуляюсь по зданию? — Спрашивает вампирица. — Только не привлекай ненужное внимание. Рим успокаивающе машет рукой и выходит из мастерской. Целый день действительно нужно убить на что-то. — Кстати, Сареф. Мой раствор помог вчера? — Мэтр Иоганн вновь усаживается за походным набором алхимика. — Да. Получилось потрясающе. При контакте с воздухом помещение резко наполняется сонным газом без цвета. Мы распылили в комнате охраны, и все заснули, так ничего не поняв. — О да, — улыбается алхимик, — «черный бархат» очень коварен. Я помню, как подшутил над однокурсниками, открыв склянку с нагретым концентратом во время лекции. Все отрубились, а преподаватель сразу понял, что виноват в этом я, как единственный не заснувший. Получил тогда выговор. Нужна еще одна доза?— Да, пожалуйста. — Кивает Сареф и замечает Сета. — Я буду нужен в подземельях? — Спрашивает ноклеэйт. — Да, возможны неприятности, так что помощь не помешает. — Хорошо, тогда я вернусь ближе к вечеру. Возьму отгул. — Он тоже хочет уничтожить мир? — Спрашивает пиромант, когда Сет вышел из помещения. — Нет, ему обещано бессмертие. — Отвечает Сареф. — Обратите в вампира? — Ага. — И какой смысл становится бессмертным после конца мира? Или он собирается уйти вместе с остальными вампирами? — Может, уйдет. А может, предпочтет жить на развалинах мира. Вампиру выжить будет проще, чем обычному человеку. — То есть ты хочешь сказать, что после завершения Темной Эры в мире еще будет возможным существовать? — Скорее всего, но это будет невероятно сложно. Однако Сета сложности не останавливают. — Надо полагать, у него есть серьезные причины стремиться к такому… Хотя, Сареф немного исказил реальное желание Сета. Вампирская сила ему нужна вовсе не для того, чтобы долго жить в потухшем мире вечного одиночества. Он движим местью Хейдену за то, что его агенты четыре года назад убили всю его семью. И ему даже невдомек, что Легион знал о риске. Для высшего вампира подобные Сету лишь пешки, которые живут только для того, чтобы быть размененными в шахматной игре. Редкая пешка сможет дойти до конца поля и стать ферзем, но у Сета есть шансы, если удача будет на его стороне. Жаль только, что удача мало поможет против Хейдена. Юноша возвращается за рабочий стол, голод утолен, можно и расслабиться немного. В руках оказывается одна из книг, которую в последнее время читает вампир. Это оказывается жизнеописание известного охотника на вампиров, который за короткий промежуток времени убил столько ночных охотников, сколько не удалось никому другому. Конечно, такого нельзя назвать обычным охотником. Как раз сейчас остановился на описании поимки двух вампиров из того самого клана, что спит под городом Петро. Сареф, возможно, не станет таким успешным убийцей вампиров, но полезные уроки стоит брать у кого угодно. У друзей, у врагов и у незнакомых людей. Даже история может быть полезной, если хватит понимания и сил на осуществление задуманного. «Чангкорпская Линия Крови специализируется на изменении тела. Поэтому всегда стоит быть внимательным к окружающим людям. Желательно идти в одиночку, тогда вампир не сможет прикрыться обликом товарища. Также против них плохо работает обнаружение ауры, поэтому даже на сигнальные обереги лучше не рассчитывать», — Сареф продолжает чтение наставлений для будущих поколений охотников на вампиров.
Глава 43
Подземелья Петро одновременно похожи и нет на катакомбы Порт-Айзервица. Такие же большие и темные, с запутанным лабиринтом ходов. Но столица Манарии стоит на результате работы гномов, а Петро построен на фундаменте предыдущего города, а тот основан на городе перед ним и так далее. Подобная перестройка проводилась по разным причинам. Когда-то из-за стихийного бедствия, что обрушилось с моря. Порой из-за войн древности, когда город разрушали захватчики. А иногда так желал новый правитель, не желая видеть очертания прежнего города. И как археологи могут закапываться в землю и обнаруживать пласты почвы древних эпох вместе с окаменелостями вымерших животных, так и при погружении в подземелья Петро можно увидеть уровни разных культур и отличающейся архитектуры. Сареф не знает, сколько городов сменилось до Петро, и уже насчитал три периода во время спуска. А следы эпохи двухтысячелетней давности будут еще глубже. Подземелья стали домом для преступников и монстров, на которых охотятся ноклеэйты, а завалить все проходы и залы Верховный Совет не решится из-за того, что возможны просадки грунта и даже полное проваливание под землю домов и целых кварталов. Отряд в полном составе углубился после заката в недра столицы Петровитты. Благодаря Сету, найти доступный проход получилось без труда, ведь власти города сторожат почти все выходы на поверхность, как и в Порт-Айзервице. Сейчас группа проходит мимо основания башни из белого мрамора, навсегда погребенной в подземелье. По обе стороны от входа в башню стоят статуи древних рыцарей, но один без головы, а от второго остались лишь ноги. Любопытная Рим сунулась было в башню, но обнаружила лишь земляной вал на месте большого зала. Сареф же внимательно осматривает ближайшие ходы вместе с Сетом. Разумеется, не существует карт этого места, перестройка городов всегда была хаотичным действием. — Идем сюда. — Юноша указывает на проход, что должен вести на нижние этажи. — А здесь безопасно? На нас никто не выскочит? — Спрашивает мэтр Иоганн. — Далеко небезопасно, но местные обитатели вряд ли решатся напасть на большую группу, поэтому не отставайте. — Отвечает Сет. — Каждый noclighet ведь проходит обряд посвящения, три дня выживая в подземельях Петро. — Вспоминает Маклаг Кроден. — Да, я тоже через это прошел. Причем проходил рядом с этим местом и даже видел уровень, что мы ищем. Однако, свой маршрут я уже точно не помню. — Поясняет охотник из Петро. Отряд осторожно продвигается вперед в темноте. Факелов и волшебных светочей никто не зажигает, чтобы не обращать лишний раз на себя внимание. Вампиры обходятся сверхчеловеческим зрением, а остальные используют магию или волшебные свитки. Вскоре показывается огромная винтовая лестница, что раньше была крепостной башней. Теперь гордое сооружение стало частью подземелья, превратившись в глубокий колодец. — Ого, как это вообще получилось? — Удивляется пиромант. Сареф и сам был бы рад узнать, но время не терпит. На лестнице приходится быть осторожным, так как многие секции исчезли со временем. Здесь довольно легко шагнуть в пустоту и стать еще одним призраком, которые, как говорят, обитают под Петро. Сареф не видит отрицательной энергии, не чувствует призрачный яд, так что это не похоже на место обитания нежити. Но даже так стоит признать, что гнетущая обстановка создает в подземелье атмосферу зловещего ужаса. Почти никто не разговаривает, проходя мимо многочисленных насыпей на протяжении большой пещеры. Очень похоже, что однажды городское кладбище провалилось под землю. Древние могильники построены по обычаям, которые уже не существует в культуре Петровитты. Сареф почти уверен, что если раскопать какую-нибудь насыпь, то первым делом обнаружишь большой камень, под которым находится тело. Когда-то считалось, что мертвец в таком случае не сможет выбраться из могилы. — Вот уж настоящее кладбище истории… — Тихо бормочет под нос Коул, но недостаточно тихо для слуха вампира. На следующем участке приходится ползти между фундаментов древних строений, пока не показывается огромная дыра под ногами. Сет говорит, что узнал место. Он точно проходил здесь во время давнего обряда посвящения. Ноклеэйт помнит, что дыра глубокая, но стенки пологие, поэтому осторожно можно спуститься до самого низа, где находится следующий уровень. Сареф с Сетом спускаются первыми, чтобы разведать обстановку. Приходится спуститься метров на семь, чтобы увидеть следующий уровень. Сет спрыгивает в лаз, а Сареф возвращается наверх, чтобы помочь спуститься магам. Алхимические чернила закрепляются на поясе каждого мага в качестве страховки, а после сразу оба начинают спуск. Объема чернил вампиру хватит, чтобы сделать длинные веревки, с текущим уровнем освоенности юноша может делать нити, которые обычный человек не сможет разорвать. Вампир ждет, пока маги не окажутся на следующем уровне, потом собирает чернила воедино в кувшине, что в рюкзаке за спиной. На емкость наложены чары компрессии, поэтому легко вмещает все чернила. Следом спрыгивают Рим, Хунг и Кастул, эти без труда спускаются самостоятельно. Последним внизу оказывается Сареф и замечает, что команда к чему-то прислушивается. Вампир действительно различает чьи-то разговоры вдалеке. — Так глубоко кто-то заходит? — Шепотом спрашивает Сареф у Сета. — Маловероятно. Думаю, это не то, о чем вы подумали. — Отвечает охотник, смотря на остальных. — Пойдемте. По мере продвижения по холодному лазу Сареф отчетливее слышит голоса людей, но не может разобрать речи. С одной стороны кажется, что они используют знакомые слова, а если прислушаться, то получается какой-то странный говор. Голоса постепенно становятся громче, это действительно какой-то древний диалект хоть и со знакомым произношением. Юноша понимает, что звуки раздаются за поворотом, но Сет спокойно заходит в зал. Сареф следом пересекает границу пещеры и удивленно замирает: пространство пусто и тихо. Остальные заходят и тоже удивленно вертят головами. — А где люди? — Спрашивает Рим. — Стоило войти, как все звуки исчезли. Тишина после такого становится тягостной. — Думаю, именно поэтому считают, что подземелья Петро населяют призраки. — Рассказывает ноклеэйт. — Я не знаю сути явления. Хотя бы раз каждый побывавший внизу слышал голоса людей, ржание лошадей, шаги. Ты начинаешь приближаться к источнику, звуки становятся громче, кажется, что вот-вот увидишь людей, но заходишь и видишь лишь пустоту и тишину. — Что-то мне не по себе. — Нервно улыбается Хунг, а Маклаг лишь усмехается: — Говорят, что обитатели всех городов, на которых построен Петро, по-прежнему живут внизу, их легко можно услышать, но никогда не получится увидеть. При этом даже нежитью назвать нельзя, словно это какой-то иной способ существования. — В подземельях гномов было лучше. — Авторитетно заявляет Рим. С её высказыванием не поспорить, так как для гномов подземелья — дом, который они делают максимально живым и удобным. У гномов отличная от других культура, но её можно понять. А вот осознать природу явлений подземелий Петро вряд ли когда-нибудь удастся, это не жизнь и не смерть. Тут слишком много скелетов в шкафу. — Идем дальше. — Сареф направляется к выходу из зала. Всё чаще попадаются завалы, которые нужно обходить или разбирать. Продвижение замедляется, но Сареф уверен, что они уже близко к выходу на уровень ниже, где должны быть останки города времен второй Темной Эры. Очередной лаз приводит к остаткам улочки с глиняными лачугами. Из двери одной явственно доносится детский смех и топот ног, будто там взаправду играют дети, хотя это дико, учитывая место. Рим прикладывает ухо к двери и продолжает подслушивать. Из остальных любопытных остаются лишь мэтр Иоганн и Хунг. Троица прижимается ближе к двери и резко отпрыгивает, когда в дверь с той стороны стучит детский кулачок. Рим с легко читаемым волнением распахивает дверь, которая за века превратилась в труху, стоило один раз дернуть. В лачуге ожидаемо встречают темнота и пустота, никаких детей тут в помине нет многие века. — Герон меня спаси, это уже слишком. — Вампирица прячется за спину Сарефа и торжественно клянется не проверять больше никаких звуков под тихий смех Коула. Однако скоро рождается еще один посторонний звук, но теперь вполне реальный. Здесь протекает подземная река, и скоро отряд выходит к берегу, вдоль которого несутся черные волны. Сет показывает, что нужно пройти по течению, чтобы скоро оказаться на нужном месте. Примерно через полчаса утопания в грязи можно увидеть, как подземная река срывается с утеса и устремляется в подземное озеро. — Это здесь. — Говорит ноклеэйт. — Отлично, теперь спускаемся. — Сареф тоже видит, как за озером возвышается наклоненная набок башня, а рядом с ней видны остатки древней стены. Черный камень, узкие бойницы и странная верхушка в виде частокола острых копий прямо указывают на строительство рук вампиров. Спуск в пещеру оказывается сложным, так что Кроден просто создает полосу яркого света, что превращается под ногами в прочную лестницу. Нужно невероятное мастерство, чтобы придать свету такую вещественность. С помощью такого приспособления все очень быстро спускаются с утеса и пересекают озеро. — Значит, нам туда? Там вампиры в спячке? — Спрашивает Рим. — Ничего не слышу и не чую. — Нет, скорее всего они ниже. — Сареф прыгает по камням и залезает на стену. — Да, там действительно есть проход дальше. Отряд перебирается на территорию старинного форпоста и входит в черный зев куда-то дальше. Подземная тропа ведет вперед, пока не приводит на край глубокого обрыва. — Ого. — Рим смотрит по сторонам и заглядывает вниз. — Глубоко. Сареф тоже смотрит вниз и находит дно, до которого метров тридцать. Но куда интереснее стены пропасти, ведь они явно были сделаны чьими-то руками. Идеальная окружность с альковами в ровном порядке: это точно не природа или случай руку приложили. — Они здесь. Вампиры Чангкорпской линии крови находятся здесь. — Юноша указывает на альковы на стенах пропасти. — Хорошо, как нам их разбудить? И всех ли нужно будить? — Всех не нужно. Нужен только глава клана. — Надеюсь, он не как Хейден. — Вспоминает Коул приключение в Вар Мурадот. — Максимум старший вампир. — Успокаивает Сареф, хотя это уже повод для беспокойства. Но с другой стороны после схватки с высшим вампиром это вряд ли должно пугать. — Нам нужно спуститься в самый низ. Мэтр Маклаг, подсобите еще раз, пожалуйста. — Хорошо. — Люминант готовится создать лестницу вниз, где их может ждать большая опасность.Глава 44
С помощью магии люминанта отряд благополучно достигает дна места спячки вампирского клана. Трудно оценить численность спящих здесь кровопийц, но если каждый альков занят, то выйдет больше полусотни особей. В центральной части пола гигантского колодца возвышается массивный саркофаг из темного камня. Нетрудно догадаться, что в этом месте может спать только глава клана. Местный клан не установил никаких ловушек, либо же они просто со временем подверглись саморазрушению. С помощью ментальной магии Сареф сканирует место спячки, но не находит ничего опасного, поэтому толкает крышку саркофага. С трудом удается сдвинуть и сбросить с другой стороны. Грохот от падения проносится по залу, но более тишина ничем не нарушается, вампиры продолжают длительный сон. Находясь в спячке вампир не может взять и проснуться, его уже просто так не разбудит ни звук, ни прикосновение. Именно благодаря этому получилось так близко подобраться к Хейдену и навязать бой на своих условиях. Правда, высший вампир все равно сумел почувствовать опасность. Сареф осторожно заглядывает в саркофаг и видит бездыханное тело. В состоянии анабиоза вампирам даже дышать не требуется, так что он вряд ли мертв. Вампирская аура тоже присутствует. На голом камне лежит тощий рыжеволосый мужчина. Именно так выглядит по описанию Легиона глава спящего клана. Цель найдена. Рука откупоривает флягу со свежей кровью, а посленачинает выливать содержимое на неплотно сомкнутые губы вампира. Часть крови течет по щекам и шее, а остальная часть проникает в рот и горло. Приходится потратить всю флягу и подождать минут десять, чтобы организм вампира начал «просыпаться». Первым запускается сердцебиение, потом дыхание, а дальше возвращается сознание. Двигательные функции приходят самыми последними. Мэтр Иоганн зажигает вокруг шары огня, чтобы осветить обстановку, здесь можно не бояться других обитателей подземелья. — Эгкх-кхе-хке. — Вампир начинает кашлять, а после с трудом принимает сидячее положение. Похоже, он еще не до конца проснулся, раз совершенно не обращает внимания на незнакомые лица. Сейчас можно заметить, что вампир слеп на один глаз: левый зрачок побелел и постоянно смотрит вверх и влево. — Фриг Ройт. — Зовет Сареф. — Я тебя не знаю. — Растягивая слова, говорит Фриг. — Легион призывает на службу согласно договоренности. — Ясно-ясно. Но что-то мне не очень хочется. — Твои желания не играют большой роли. Ты дал обещание помочь, так что поднимайся и пробуждай клан. — Юноша не намерен давать слабину в разговоре со старшим вампиром. Да, как и ожидалось, он имеет более высокий расовый статус. — Ты такой наглый только потому, что тебе покровительствует Легион? — Фриг не торопится вылезать из саркофага. — Как видишь, его здесь нет. — Пожимает плечами Сареф. — Но, если ты хочешь нарушить соглашение, то мы тебя убьем прямо здесь. — Хитро. Привел кучу народу, да и не даешь времени восстановиться после спячки. — Ну что же, ты поступил бы точно так же. — Хах, в точку. Что же мне делать? Хм. Какой сейчас год? — Вам по какому летоисчислению? Многие народы почитают за честь начать отсчет годов с зарождения собственного государства. — Вот уж точно. — Вампир приглаживает недлинные рыжие волосы и с заметным трудом встает на ноги. — Злить Легиона мне не очень хочется, но и вступать в очередную войну… — Мы находимся в преддверии третьей Темной Эры. У тебя есть шанс совершить Исход из мира. — Разумеется, но именно этот мир является моим родным. Я бы с большей радостью помог Хейдену, не будь он таким ублюдком. — Хватит тянуть время, Фриг. Ты с нами или нет? — Спрашивает Сареф и кивает Кастулу, что обнажает гномий клинок, впитавший кровь Древнего вампира. — Эх, ладно, юноша. Я маленький человек, не нужно меня обижать. Мой клан вступает под знамена Легиона. — Ройт задирает голову и свистит. Резкий звук проносится по большому помещению, и вскоре доносятся шорохи из альковов в стенах. Спящий клан возвращается к жизни. — Что от меня требуется? И как тебя зовут? — Меня зовут Сареф. Нужен Лабиринт. — Насколько большой? — На тысячу шагов или даже больше. — Большой будет. Мне нужно время для восстановления сил. Было бы еще неплохо осушить пару десятков людей. — Вам нельзя подниматься на поверхность, иначе запорете план. — На голодный желудок восстановление будет замедленным. — Мы подготовили для тебя кровь. — Сареф подходит ближе и показывает карту Петровитты. — Понимаешь, где находится это место? Там наш временный лагерь и стоянка для корабля. Отправь туда своих людей и вам выдадут кровь, даже если придется опустошить все трюмы. — Ладно, подготовился ты хорошо. — Фриг кивает. — А где нужен Лабиринт? — Вокруг Часового Механизма. — Аха-ха, теперь понял. — Довольно улыбается старший вампир. — Легион, значит, решил прибрать его к себе. Ладно, будем восстанавливать силы и ждать сигнала. — Еще кое-что. Мне нужен Хрустальный Меч. — Это уже грабеж, юноша. — Недовольно хмурится Фриг. — Это мое сокровище. — У меня есть тот, кто с ним справится лучше. — Ладно-ладно. — Ройт изображает шутливый поклон с разведением рук, а после на ладонь плавно опускается рукоять удивительного меча. Глаза Сарефа не заметили, как появился предмет, просто возник из ниоткуда. Оружие полностью сделано из материала, напоминающего хрусталь с идеальной огранкой, будто это бриллиант. Юноша осторожно принимает диковинное оружие. Весит легче, чем если был бы из металла, но так даже лучше. Спутники подходят ближе, чтобы посмотреть на странный предмет. — Это мне? — Кастул выглядит недоуменным. — Боюсь, он разобьется после первого же удара. — Нет, это для мэтра Маклага. — Сареф протягивает рукоять люминанту. — Мне? Зачем мне он? Я же маг. — Кроден косится на Хрустальный Меч как самый странный подарок в жизни, от которого неудобно отказываться. — Не обращайте внимание на форму. Считайте жезлом. Он отлично подходит для ваших фокусных линз.Название: «Фокусные линзы Кродена» Тип: магия света Ранг умения: S Уровень освоенности: неизвестен Описание: вершина искусства люминантов (по мнению автора заклятья) позволяет сотворить в любой оптической среде эффект давления света, преобразующий бомбардировку фотонов в механическую работу в рассеянной среде, или накопление заряда в твердой оптической среде. Активация: неизвестна
Сареф помнит, что с помощью магии света люминант может заряжать твердые объекты, но они должны быть хорошо проницаемыми для света. Например, лед, но замороженная вода не может сравниться с кристаллическим строением и искусной огранкой. После слов вампира Маклаг внимательнее смотрит на меч, что вдруг расцветает белым сиянием. — Какая потрясающая энергоемкость. — Бормочет люминант. — А еще здесь есть выходной канал. Это оружие будто специально сделано для меня. — Пользуйтесь на здоровье. — Кивает Сареф. Кроден вздымает меч к потолку, и пространство тонет в белом свете. Все остальные вынуждены закрыть глаза и отвернуться, а следом тонкий луч вырывается из кончика меча и устремляется вверх на недоступной глазу скорости. Луч пронзает подземелье, улицу Петро и уносится в ночное небо, где сталкивается с отражающей магической линзой и устремляется в сторону дворца, где обычно заседает Верховный Совет. Луч света буквально разрезает главную башню, из-за чего она с грохотом рушится вниз, поднимая облако пыли. Свет в подземелье гаснет, и все смотрят на люминанта. — Надеюсь, ничего странного не сделал? — Спрашивает Сареф. — Снес башню Совета. Она меня всю жизнь раздражала. — Искренне улыбается Маклаг. Юноша тяжело вздыхает, только этого им не хватало. «Сам дал ребенку игрушку, так что поздно причитать». — Думает Сареф и просит дальше согласовывать подобные атаки. А Фриг с Рим хохочут как ненормальные, услышав выходку Маклага. Сет, Хунг и Коул все еще в ступоре от такой наглости, а Кастул, кажется, вообще ничего не понял, его улыбка застыла где-то между доброжелательностью и дебильностью. Со стен тем временем спрыгивают вампиры, так что скоро вокруг центрального саркофага становится людно. Пока остальные собирались возвращаться на поверхность, Сареф объясняет Фригу обстановку, посвящает в последние события и будущие планы. Без помощи Ройта заблокировать доступ к Часовому Механизму не получится. — Я понял, юноша. Сделаю. — И проследи за подчиненными. Не хочу, чтобы кто-то из них вышел охотиться в город раньше положенного времени. — Разумеется. — Лыбится Фриг, что вообще не вселяет уверенности. — Я рад, что ты сделал верный выбор, но давай обойдемся без самодеятельности. — Да не переживай. Если Темная Эра близко, то она случится, чтобы я ни сделал. Поэтому предпочту оказаться на стороне наименее противного. «Мы обречены на битву против всего мира, но на нашей стороне неизбежная судьба». — Мы обречены на битву против всего мира, но на нашей стороне неизбежная судьба. — Повторяет Сареф древнюю ритуальную фразу. Далее отряд возращается обратно тем же путем, поэтому дело идет быстрее. С первыми лучами солнца команда показывается из канализации и под чарами невидимости Кродена быстрым шагом идет обратно. А Петро уже не спит, спасибо Маклагу за это. Разрушение символа власти и закона принесет большой хаос и военное положение на территории всей страны. С одной стороны это сильно усложнит дело, но с другой может открыть дорогу новым тактическим возможностям. Нужно лишь правильно разыграть полученные карты. Сареф предполагает, что сегодня весь день придется размышлять над тем, как можно использовать сложившуюся ситуацию. Несмотря на то, что список потенциальных помощников с характеристиками еще далек от завершения, но больше стоит не увеличивать отряд. Чем больше помощников оказывается под началом Сарефа, тем труднее их контролировать. А тут еще целый вампирский клан с предводителем-сумасбродом, если верить информации высшего вампира. «Покой нам только снится». — Я вернусь в штаб ноклеэйтов. Наверняка всех будут собирать. — Сет прощается и уходит в другом направлении. — Эй, а мы что будем делать? — Дергает за рукав Рим. — А когда я уже встречусь с богом-отцом? — С другой стороны подходит Кастул с ежедневным вопросом. — Отдыхать и готовиться. Скоро. — Без тени раздражения отвечает Сареф, уже видя голодный взгляд Маклага. Значит, скоро придет клянчить новую дозу. «Надо бы срочно чем-то всех занять».
Глава 45
Сильной встряской заканчивается приземление на воду. Эльфийский корабль под названием «Чешуекрылый» в максимально короткий срок достиг Петровитты. Впереди виднеется порт города Петро, что входит в пятерку крупнейших городов Южных земель наряду с Порт-Айзервицем, Стилградом, Кемунско и, разумеется, Рейнмарком. Элин смотрит на приближающийся город с большим интересом. Трудно подобрать слова, но эльфийке кажется, что Петро совсем не похож на столицу Манарии. Вблизи город оказывается намного чище и красивее, однако, даже солнце не может рассеять странные тени, что живут на лицах людей и в темных улочках. Столица кажется мрачным старшим братом Порт-Айзервица, а сравнить с другими крупными городами эльфка не может. Весь Громовой отряд собрался на палубе, все вещи собраны, осталось доплыть до пристани, бросить сходни и оказаться на земле нового государства. Уже отсюда видно, что на пристани стоит вооруженный отряд. Наверняка их прислали встретить делегацию Манарии. Первой на сушу сходит Элизабет и обменивается с дипломатами магократии приветственными фразами. Следом на суше оказываются все остальные. Под присмотром стражи делегация проходит через высокие черные ворота и оказывается на рынке, где продают заморские товары и дары моря. Элин решительно пристроилась рядом с Элизабет, чтобы без труда слушать разговоры между встречающей и принимающей стороной. На сами переговоры эльфку вряд ли пригласят, да и нет там ничего интересного. — Не ожидала такого большого отряда для охраны. — Говорит дочь епископа. — Что-то случилось, мэтр Линнек? — Как бы вам сказать, госпожа… — Отвечает чародей Петровитты низким и безэмоциональным голосом. — Ночью произошел инцидент: кто-то атаковал башню заседаний Верховного Совета. Ночью там никого не было, так что обошлось без жертв, но кто-то сумел пробить магический заслон вокруг дворца и нанести огромные повреждения. — Вы знаете, кто это мог быть? — Выясняем. — Мрачно произносит собеседник. — Хотя трудно понять, зачем некто атаковал башню ночью. Вот если бы там заседал совет, то было по-другому, а так… Странно и нелогично. — Возможно, предупреждение или попытка вызвать волнения? — Горожане об этом даже не узнали. На месте обрушения мы сотворили иллюзию цельной башни, а ремонт будет сделан в тайне. На что заговорщики рассчитывали, мы еще не выяснили. Элин уверена, что подруга думает о присутствии Сарефа. Сеанс поисковой магии на борту корабля результатов не дал, так что мэтр Патрик попробует еще раз внутри города. Если Сареф захочет помешать альянсу стран, то наверняка прибудет в Петро. Девушка знает по словам мэтра Эрика, что Петровитта имеет внушительную военную силу из полков профессиональных военных, но главная сила в магических отрядах. А еще тут есть охотники-одиночки, которые работают подобно охотникам на демонов из Манарии. Всех ожидаемо размещают в большом доме, где живет посол Манарии. Элизабет, мэтр Патрик, Кассий и Сахтеми сразу уходят с сопровождающими на встречу с первым или по-другому верховным чародеем Петровитты. Элин традиционно попросила себе с Элизабет одну комнату, благо дом посла очень большой. — До вечера вряд ли они вернутся. Будем ждать? — Слышит Элин вопрос мэтра Эрика. — Ну уж нет. Пойдем проведаем Криса. — Отвечает Аддлер Венселль. Элин спускается в общий зал и видит лишь охотников на вампиров, что готовятся нанести кому-то визит. Эльфка тоже бы прогулялась по городу, но в одиночку уходить нельзя, поэтому стоит найти Лоренса, Бальтазара и Иву. — Ива легла и сразу уснула. — Говорит Бальтазар очевидную вещь, ведь храп даже через дверь слышен. — А мне нужно дырку в сапоге залатать. — А Лоренс? — Не знаю. Он просто исчез. Ну, знаешь, он любит уходить, никого не предупредив. Попробуй напроситься к магу Эрику. Он куда-то собирался пойти. С ним и Аддлером тебе точно ничего не грозит. Элин пришлось возвращаться в зал, где охотники на вампиров уже готовились выходить. Магистр Венселль пожал плечами на просьбу, из-за шлема даже лица не увидеть. На чужой территории он всегда бдителен, и это, наверное, делает таким эффективным охотником. Мэтр Эрик же куда более добродушный человек и рад присутствию Элин. — А куда вы идете? — Нам нужно проведать одного охотника по имени Крис. В Петро их называют ноклеэйтами. — Отвечает маг. — Вы с ним знакомы? — Да, конечно. В молодости он жил в Манарии и был охотником на вампиров, а после женился на девушке отсюда и навсегда переехал в Петро. А вот род занятий так и не сменил. — Хотите разузнать про вампиров? — Да. Кстати, магистр Видар с Годардом уже ушли к начальнику городской стражи, который лет двенадцать назад приезжал в Порт-Айзервиц обучаться боевым искусствам у самого Клауса. Они близкие друзья. — Ого, так много знакомых. — Да, разумеется. — Мэтр Эрик явно входит в режим чтения лекции. — Все-таки Манария и Петровитта не первый век заключают союзы. Сначала торговля, потом научный прогресс. У этой страны богатые залежи кигиальта, который Манария закупает. А от нас часто плавают корабли с зерном, так как у нас много плодородных земель, а на Петровитте с этим не очень хорошо из-за большого количества гор и каменистых равнин. В Манарию часто приплывают обучаться в Оружейной Часовне, а в Петровитту — для изучения магии. — Здесь тоже есть магические академии? — Разумеется, правда, только две. Одна столичная, называется Теургией Гамбола. Кстати, помнишь нашего сопровождающего? Это был ректор академии и член Верховного Совета мэтр Линнек. — Ого, — удивляется Элин. — Не подумала, что он такой важный человек. А вторая академия? — Вторая находится где-то в горах. Называется Теургией Палия. Очень секретное место. Туда могут поступить только граждане Петровитты. Поэтому я мало что могу рассказать о второй академии. — Подождите здесь. Внутрь могут войти только городские охотники. — Аддлер оставляет спутников и входит в ничем не примечательную таверну, у которой даже названия нет, только серебряная руна над дверьми. — Значит, магистр Венселль тоже является ноклеэйтом? — Спрашивает Элин. — Хах, нет-нет. Просто статус магистра Оружейной Часовни и одного из командиров охотников на вампиров дает привилегии. Мне, кстати, тоже, но бросить тебя на улице мы не можем. — Ой, простите. — Элин чувствует, что доставляет неудобства. — Да ничего страшного. Аддлер ненадолго, он не из тех, кто задержится поболтать и выпить пива. О чем еще тебе рассказать? Спрашивай, не стесняйся. За разговорами время проходит незаметно и скоро открывается дверь, но выходит не магистр Венселль. Смуглокожий мужчина со шрамом под левый глазом выглядит довольно молодо для охотников, что уже успели пройти мимо, но в походке и манерах чувствуется стальная выдержка. За человеком вываливается товарищ по цеху со словами: «Подожди, Сет. Пойдем вместе». Элин обратила внимание на этого человека из-за слишком пристального взора, в то время как другие ноклеэйты равнодушно скользили взглядами. Охотник по имени Сет быстро отвел глаза и неспешно направился прочь в компании другого охотника. — Интересно, почему он так на нас посмотрел? — Спрашивает Элин, когда охотники скрылись за поворотом. Проверяет руки и одежду, и вроде ничего странного быть не должно. — По абсолютно любой причине. — Эрик же в ус не дует. — Аддлер тоже такой: видит незнакомое лицо поблизости, мысленно записывает в потенциальную угрозу. Работа у нас, охотников, опасная, так что постоянно стоит быть настороже. Наконец выходит Аддлер Венселль и не один. Эльфка удивленно смотрит на Лоренса, что утирает пивную пену с верхней губы. — О, Элин, тоже решила прогуляться? — Юноша беззаботно подходит ближе. — Ага. — Кивает Элин. — Лоренс, и ты можешь сюда входить? — Эрик тоже выглядит удивленным. — Я могу уболтать кого угодно, даже местных охотников. — Врешь. Скорее всего использовал своего знаменитого учителя как прикрытие. — Да как я мог? — Притворно изумился юноша. — Ладно, хватит трындеть. — Ворчит Аддлер. — С Крисом я переговорил. Вампиров в последнее время тут не видели, однако позавчера произошла стычка с одним сильным огненным магом, где погиб один охотник. — Думаешь, это Иоганн Коул? — Догадывается мэтр Эрик. — А почему бы нет? — Пожимает плечами магистр и обращается к Элин с Лоренсом. — Мы возвращаемся. Вы с нами? — Я бы еще прогулялся. Элин могу взять с собой. — Да, пошли. — Оживляется Элин. — Ладно, не задерживайтесь. Вечером начинается комендантский час, на улице находиться после заката запрещено. Группа разделяется, и Элин направляется за спутником. Постенно они все глубже погружаются в хитросплетения городских улиц и переулков. Иногда юноша подходит к стене, арке или конкретному месту на улице, по которому стучит мечом в определенном ритме. Элин было спросила, зачем спутник столько раз останавливается для подобного, но юноша ответил, что это секрет. — А куда мы идем? — Спрашивает эльфка. — Да никуда особо. Или ты хочешь что-то конкретное посмотреть? — Я тут ничего не знаю даже. — Тогда идем вперед, пока куда-нибудь не придем. Пара чужестранцев проходит мимо недавнего пожара и вскоре доходит до очередной площади, где в центре стоит памятник какому-то магу древности. Причем памятник сделан целиком из кигиальта, значит, ночью будет красиво светиться. Лоренс осматривает площадь, потом смотрит в разные стороны поверх крыш и цокает. — Ты что ищешь? — Элин пытается понять, что заинтересовало Лоренса. — На самом деле да. В Петро есть особенное место, которое должно быть как раз здесь. И, похоже, я допустил ошибку в расчетах. — Какую? — Эльфийка заинтригована. — Теперь это место находится под нашими ногами. Элин смотрит на ровные ряды камней, которыми выложена площадь. — Тут есть подземелья? Как в Порт-Айзервице? — Да, разумеется. Почти все крупные города имеют подземную часть, правда, часто строят по разным причинам. — И ты хочешь спуститься вниз? — Пожалуй, что нет. Туда так просто не попасть, да и нельзя. Пойдем обратно. О, ты посмотри! Лоренс указывает на торговую лавку, где продаются цветы из разноцветных кристаллов. Кигиальта, конечно, нет, для уличной лавки это слишком дорогой товар, но всего остального хоть отбавляй. Элин с интересом разглядывает красные, синие и желтые цветы, пока продавец нахваливает искусную ручную работу. — Хочешь один? Я куплю. — Спрашивает Лоренс. — Правда? А вдруг они дорогие? — Ничего страшного. И надо еще Элизабет что-то выбрать. — Юноша задумчиво смотрит на прилавок. — Думаешь на свидание пригласить? — Не удержалась Элин. — Да и рад бы, но сейчас не время и не место. — Вздыхает Лоренс. — Возьму этот, он отлично подходит к её волосам.Глава 46
Элизабет с товарищами вернулась уже вечером с усталым видом. По её словам выходит, что переговоры очень сложные и еще не завершены. Присутствие эльфов Фрейяфлейма серьезно помогло, союз с ними оказался очень важным. Пускай эльфы не участвуют в международных отношениях и не собирают великие армии, но никто не собирается недооценивать их возможности. В Петровитте недостаточно склонить на свою сторону первого чародея, нужно убедить весь совет, а там есть те, кто выступает против военного союза. Элизабет не вдается в подробности того, на что напирают противники союза, и просто так их не переубедить. — Они слишком уверены в своих силах. Недооценивают вампиров. — Произносит мэтр Патрик. — Думаю, у них есть какой-то козырь, сила или ценное знание. — Мне тоже так показалось. — Кивает дочь епископа. — Но нам они вряд ли расскажут об этом. Кстати, не забудьте провести сеанс поисковой магии. — Да, конечно. Элин, приходи в соседнюю комнату минут через пятнадцать. Я пока нарисую магическую фигуру. Через обозначенное время эльфка покидает остальных и видит ожидающего мага. Таких сеансов проведено уже немало, так что Элин не нужно объяснять действия. Да и делать особо ничего не нужно, только стоять в центре фигуры, пока маг занимается поисками. Элин вновь возвращается к воспоминаниям жизни рядом с Сарефом. Например, когда он купил ей артефакт, что скрывает эльфьи уши. Больше в нем Элин не нуждается, но продолжает хранить. Волны магии хаотично кружатся по комнате на всем протяжении волшебного поиска. — Хм. — Коротко реагирует мэтр Патрик. — Неудача? — Спрашивает Элин. — Напротив. Сареф в Петро. И я даже смог выявить примерное направление. Если мы пойдем по нему и снова применим поиск, то сможем получить более точное направление вплоть до верного местонахождения. Сердце Элин сильно бьется, а в голове кружатся мысли о возможной встрече с Сарефом. — Правда, наверняка сможет обмануть поисковую магию, это он уже умеет. И даже если мы его найдем, он слишком опасная цель. Мы вполне можем положить весь Громовой отряд, пытаясь схватить его. Скорее всего придется попросить помощь у Совета. — Сам с собой рассуждает маг. — И что же делать? — Пойдем обсудим со всеми. Решение будет принимать Элизабет. Чародей и эльфийка возвращаются к остальным и рассказывают об успехе. Как и ожидалось, Элизабет выглядит взволнованной, а вот магистр Венселль не скрывает радости. Мэтр Эрик и Филипп сохраняют спокойствие, как и Ива с Бальтазаром, которым словно вообще все равно. Магистр Видар с Годардом еще не вернулись, а Лоренс снова куда-то вышел. Маркелус Оффек, похоже, тоже все еще в местной церкви Герона воздает молитвы. — Думаю, нам стоит предупредить Совет. Ведь сегодня мы рассказывали о том, насколько он опасен. — Если они серьезно отнесутся к нашим словам, то при поддержке Теургии Инокса мы легко справимся с ним. — Говорит чародей-термодинамик. В этот момент в комнату заходит Лоренс с мокрой головой, будто опустил её в бочку с водой. Ива уже вполголоса выстреливает шуткой по этому поводу, на что Лоренс ослепительно улыбается, словно ничего странного не произошло. — Леди Викар, давайте сообщим мэтру Линнеку и попробуем избавиться от этой угрозы. — Продолжает мэтр Патрик. — Полностью поддерживаю. Нужно сыграть на опережение и обезглавить змею! — Аддлер Венселль встает на ноги. — Можем даже пустить вперед Петровитту, так как это их территория. Они наверняка поубиваются об Равнодушного Охотника, но хоть ослабят. Однако Элизабет не спешит соглашаться, нервно кусая губы. Элин тихонько сидит в сторонке и следит за обсуждением. К её мнению здесь вряд ли прислушаются. Эльфке кажется, что понимает подругу: одно дело защищаться от атаки, а другое — отдать приказ на устранение. Если бы вдруг решать пришлось бы ей, то не факт, что смогла бы решиться на атаку с целью окончательно уничтожить угрозу. — Ну что? — Мастер-лучник не отрывает взгляд от девушки. — Давайте подождем, пока не вернутся остальные. После обсудим общими усилиями. — Да к чему это?! — Аддлер вскидывает руки. — Ты командир отряда, все согласятся с решением отправить этого подонка на тот свет! Здесь нечего обсуждать, кроме плана атаки. Элизабет оказывается под прицелом множества взглядов и смотрит лишь на свои руки. Элин чувствует стремление подбежать и хотя бы подержать за руку, но одновременно страшно обращать на себя внимание в такой ситуации. Эльфка ищет взглядом того, кому вообще неведом подобный страх. Однако Лоренс занят чем-то посторонним — топорщит мокрые волосы ежиком, а Бальтазар с Ивой тихонько хихикают при виде странной прически. «Чем он вообще занят?». — Недоумевает Элин. Трудно сказать, почувствовал ли взгляд эльфки или случайно повернул голову, но интерес Элин заметил и чуть склонил голову в немом извинении. После пригладил волосы, широко улыбнулся и громко произнес: — Нападете на него, сами подохнете. Интерес присутствующих моментально переключается на нового участника обсуждения. — Поясни. — Требует магистр Венселль. — Это же элементарно. — Щелкает пальцами юноша. — Агенты вампиров наверняка присутствуют на Петровитте. Я почти уверен, что члены Верховного Совета чародеев, что противятся союзу, работают на Сарефа. Призовете на помощь Совет, значит, они тут же передадут Равнодушному Охотнику послание. Не исключено, что агенты проникли в городскую стражу и ряды ноклеэйтов. И, устраивая ловушку на Сарефа, вы сами попадетесь в его западню. На этом история Громового отряда завершится, поэтому я против атаки. Наступает тишина, пока все переваривают услышанное. — Мы тоже против. — Бальтазар с Ивой даже думать не стали и встали на сторону товарища. — Но чем ты докажешь это? — Не отступается магистр. — А как иначе они смогли скрыться в чужом городе без поддержки? Когда сегодня я развязывал языки охотникам, услышал интересную вещь, что погибший ноклеэйт умер не от огненной магии, а от искусства Духа, очень похожего на прием с «духовой трубкой иплоти». Есть шанс, что Иоганна Коула, если это действительно был он, выручил кто-то из Петро. — Это мог быть кто-то из команды Сарефа. — Таким оружием пользуются только на Петровитте. Вы сами знаете. А пришли вампиры сюда явно не союз наш рушить. — О чем ты? — Ходят слухи о том, что у Петровитты есть волшебное оружие и могучая армия, что скрывается от чужих глаз. Вы реально думаете, что Сарефу есть дело до альянса? Я, конечно, могу не знать его, но сам бы решил лишить потенциального врага такого преимущества. — Думаю, нам действительно стоит повременить с атакой. — Задумчиво произносит мэтр Патрик и его поддерживают остальные чародеи. Аддлер вновь поворачивается к Элизабет, но та уже взяла себя в руки при получении внезапной поддержки. — Я согласна с Лоренсом. Дело действительно может оказаться слишком сложным. Пока попробуем выждать. — Хорошо. — Магистр решает не продолжать. — Но я надеюсь, что когда придет время, вы без колебаний отправите вампира к Герону. После этого мастер-лучник выходит из комнаты, а вместе с ним отправляется мэтр Эрик со словами о том, что присмотрит за тем, чтобы Венселль сам не отправился чистить рыла кровососам. Лоренс же подмигнул Элин и устроился в дальнем конце комнаты. — Я окружу дом защитными чарами на всякий случай. — Говорит мэтр Патрик. — А я помогу. — Филипп тоже встает. — Лучше проведите разведку ближайших кварталов. — Элизабет тоже встает. — Я сама помогу господину барону. Таким образом совещание заканчивается, и Элин вновь свободна, поэтому привычно садится рядом с Лоренсом и начинает ежедневную тренировку по управлению внутренней энергией. После переходит к тренировке защитной техники, которой обучил Клаус Видар перед испытанием на Харалужной горе. Сейчас у Элин получается покрыть оболочкой энергии духа руку до кисти, Годард уже похвалил за такие успехи. Правда, в бою это всё еще бесполезно, так как враг не даст помедитировать. Настоящие мастера создают ускорение, давление и преобразование внутренней энергии за мгновения. Товарищи рядом тоже решили поддержать Элин и принялись раскручивать поток энергии в телах. — Ха! — Вокруг Ивы бурлит огненный водоворот. — Цвет твоей энергии немного изменился. — Замечает Элин. — Ему необязательно быть одинаковым, хотя обычно редко меняется. — Ха! — Теперь Бальтазар испускает из тела бирюзовый свет. — Лоренс, теперь ты. Молодой рыцарь пробует, но ничего не появляется вовсе, чем зарабатывает подколки от товарищей. — Смейтесь-смейтесь. Зато я умнее. — Юноша тут же махнул рукой на тренировку. — Даже Элин лучше тебя справляется, хотя ты куда дольше тренируешься. — Замечает Ива. — Тебе вообще не стыдно? — Стыд и я несовместимы. — Нагло улыбается Лоренс. — Но ты все равно придешь ко мне, когда потребуется посчитать больше десяти монет. — А вот и нет. Я могу обратиться к Элин. Она тебя и в учебе скоро уделает. — Орчиха моментально находит выход из положения. — Да, Элин? — Ну, я могу помочь, да. — Соглашается эльфка. Арифметика у нее не вызывает никакого труда. — Не будешь развиваться, тебя из отряда выпнут. — Теперь в атаку переходит Бальтазар. — Как самого бесполезного бойца. — По больному бьешь. — Отвечает Лоренс, но поза лентяя никак не меняется. — Я еще не получил от короля в подарок кусок какой-нибудь земли, так что пока нельзя оказаться выпнутым. — Слышала, Элин? Лоренс-то только за награду служит. Как только получит титул герцога, сразу сбежит и про старых товарищей забудет. — Наигранно вздыхает Ива. — Забудешь тут вас. Сами припретесь в мой замок на берегу моря, и тогда спущу на вас собак. — Мечтать не вредно. — Парирует алебардист. — А я, пожалуй, обосновался бы в Месскроуне. У меня там младшая сестра живет. Или вообще в какой-нибудь деревне. К черту города. — Будешь овец расчесывать. Элин не принимает большого участия в разговорах, хотя её постоянно пытаются втащить в шуточные разборки. Но именно в такие моменты чувствуется, как тревога уходит. Мрачное будущее рисует большие ужасы, но спутники продолжают обсуждать слишком приземленные вещи, словно уверены в победе.Глава 47
Ночь в Петро прошла без происшествий. Элин с раннего утра сидит в комнате Сахтеми и учится создавать Врата без подручных предметов. Сначала для этого нужно очень четко представлять две окружности, что составят ruiin malit. Получается довольно плохо, и если представить что-то можно без труда, то заставить открыться Врата довольно сложно. Это очень напоминает магию, к которой у Элин нет никакого таланта. Однако наставница постоянно повторяет, что взаимодействие с Путями не то же самое, что поглощение магической энергии из «океана» магии и последующее преобразование по различным правилам. Не будь у Элин ни одного контракта, то не получилось бы открыть Переходное Святилище, как эльфы древности называли Врата, без зримых кругов и зачарованного кристалла. Но сейчас эльфке помогают именно духовные существа по Ту Сторону. Самая тесная связь с Мороком, что неудивительно, и с Плачем Забытых Народов, что поразило Элин. Теневой феникс, к сожалению, не подходит для тренировки, эльфийка все еще не обладает достаточным влиянием на Путях, чтобы призвать его сюда. Сахтеми предупредила, что без крайней необходимости лучше не призывать, так как иначе можно привлечь внимание стража Путей. Кто такой страж, Элин до сих пор понимает слабо, кроме того, что он следит за вторжением сильных духовных существ. Зачем ему это и кто поставил сторожить, даже Сахтеми не знает. Ученица продолжает концентрироваться на нужном результате, пытаясь достучаться до Морока без использования вместилища с постоянными Вратами. — Ладно, на сегодня хватит. Если перенапряжешься, то сделаешь хуже. — Произносит наставница. — К тому же мне скоро уходить на встречу с Советом магов этой страны. Элин массирует лицо и прощается с Сахтеми. Потом спускается на первый этаж, где Годард точит топор. Второй учитель замечает Элин и приглашает за собой во внутренний двор. — Ладно, уже можно подумать, каким Стилем и оружием ты хочешь пользоваться. — Произносит бородач. — А я могу выбирать? — Конечно. Есть много разных Стилей, а если выберешь Оружейный, то еще стоит подумать над используемым оружием. — Это как специализация магов? — Не совсем. Я слышал, что специализация завязана на природные наклонности. В мире боевых искусств нет такого сильного ограничения. По факту ты можешь выбрать что угодно, но вряд ли сможешь одновременно тренироваться сразу в нескольких Стилях. Я смогу продолжить обучение только в том случае, если ты выберешь Оружейный Стиль. — А какие вообще бывают Стили? — Самые разные. Например, Равнодушный Охотник владеет техниками Белого Пламени. Наставник из этой Школы, кстати, обучал Мариэн Викар, старшую сестру Элизабет. В Стилмарке, к примеру, самой популярной наравне с Оружейным Стилем считается Школа Стальной Крови. Так как это соседнее государство, ты сможешь без труда найти учителя. Однако настоящий рай боевых искусств расположен в Срединных и Восточных Землях. Там много школ и Стилей. Итак, ты хочешь учиться работе с оружием или без него? — А какие самые сильные адепты? — Хм, боевая эффективность не зависит от Стиля. Ты можешь стать богиней войны любым путем. До недавнего времени были три великих грандмастера, но магистр Борек был убит Сарефом во Фьор-Эласе. Остались Микилинтурин и Рихэб. Первая живет в Срединных Землях, а второй в Восточных. Оба основали собственные Школы. — А магистры Оружейной Часовни не являются грандмастерами? Вряд ли я смогу отправиться в другие земли для обучения. — Формально нет. Хотя на самом деле не существует единой системы оценки. Скорее дело во влиянии того или иного мастера в мире боевых искусств. При этом могут быть и другие грандмастера, которые не раскрывали публично силу и мастерство. Однако стоит признать, что все три великих грандмастера совершенствовались в рукопашных Стилях. Техники с использованием оружия появились куда позже с исторической точки зрения. — В Манарии есть мастера безоружного боя? — Адепты точно быть должны, но о мастерах не слышал. — Значит, мне стоит выбрать Оружейный Стиль, потому что проще будет найти наставника. — Разумный выбор. С этим определились. Теперь нужно понять, какое оружие тебе подойдёт лучше. Тебе уже что-то нравится? — Нет. Я вообще не испытываю тягу к сражениям. Что бы ты посоветовал? — Девушки легче и ловчее, так что часто выбирают легкое и быстрое оружие. Короткий клинок или пару кинжалов. Махать здоровенными молотами, как магистр Онгельс, тебе явно не стоит. Ты все еще растешь, так что тебе будет неудобно использовать длинное древковое оружие, например, копье или алебарду, как у Бальтазара. Работа с топором по моему принципу предполагает работу с весом и силой, с этим у тебя тоже плохо. Ты уж пойми, что использовать уменьшенные виды оружия бессмысленно, ученики сразу должны начинать работать с настоящим оружием после подготовительного этапа. — Понимаю. И ведь можно выбрать не только ближний бой? — Да-да, конечно. — Продолжает Годард. — Например, ты уже умеешь стрелять из лука. Ты вполне можешь стать лучницей, а наставника даже искать не нужно. Лучше магистра Венселля никто тебе не поможет. В бою ты будешь стремиться оказаться на расстоянии от врага и желательно возвышении. Шанс выжить гораздо выше, чем у тех, кто предпочитает ближний бой. Сюда же можно отнести и другое метательное оружие, вроде ножей или пращи. — А с чем работает Марта Рапон? Я слышала, что она единственная женщина-магистр за всю историю Часовни. — Использует собственную модификацию кистеня, заказанную у гномов. Это, грубо говоря, грузик на цепи с рукояткой. Правда, цепь может становиться ненормально длинной, поэтому техники Марты очень сложны в освоении. — А как насчет Стиля магистра Клауса? У меня уже получается техника защиты. — Хм, на самом деле техника защиты является фундаментальной для любых Стилей. Его настоящий Оружейный Стиль намного сложнее. К нему уже приходили ученики, и еще никто не смог достичь такого же мастерства. Конечно, ты можешь попробовать, думаю, магистр Видар не откажет, хоть и не стремится искать учеников. Основная сложность в том, что щитоносцы выполняют роль защитников и всегда находятся перед острием вражеской атаки. И это довольно опасно, так как может быть необходимо прикрывать товарищей от напора сильного монстра или принимать на себя атаки вражеских магов. — Для этого лучше всего подходят рослые и тяжелые люди? — Догадывается Элин. — В точку. Многие большие щиты, кстати, довольно тяжелые. А ты легкая, тебя смогут одной лишь грубой силой отшвырнуть, даже если не пробьют защиту. Клаус, конечно, тоже не выглядит подобно горе, но все-таки гений, как ни крути. Элин перебирает варианты в голове. Так как у нее нет никаких предпочтений, то выбор становится мучительным. Если сделать неверно, то будет упущено драгоценное время. Эльфам, конечно, не страшно потратить сто лет на достижение мастерства в чем-либо, но вряд ли темные времена подождут, пока Элин станет великой и могучей. — Ты можешь не давать ответ прямо сейчас. Подумай хорошенько. Будет неплохо, если обсудишь с другими. Вдруг тебе посоветуют что-то еще. — Годард оставляет эльфку. Первым делом Элин находит Иву и Бальтазара, но их рассуждения повторяют слова Годарда. Орчиха шепнула, что неплохо попросить помощи у Лоренса, хоть он и сам раздолбай и даже не окончил школу боевых искусств. Но при этом Ива попросила, чтобы Элин сохранила в секрете этот совет. Эльфийка пообещала и пошла искать Лоренса, который оказывается в купальне посла Манарии. — Лоренс, я могу войти? — Элин стучит по косяку. — Конечно, заходи. Эльфка заходит в помещение и видит, что юноша залез в большую бочку с горячей водой и блаженствует в клубах пара. — Не хочешь ко мне? Тут на двоих места хватит. — Нет-нет. — Смущенно качает головой Элин. — Как хочешь. Тут настоящий рай. — Я хочу попросить совета. — Элин садится спиной к бочке. — Помогу, чем смогу. Лоренс Великолепный знает многие вещи. — Я выбираю Оружейный Стиль, но не могу определиться. Получается, что мне лучше всего подходит легкое оружие или лук. А ты что думаешь? — Хмм… А почему тебе это подходит? — Ну, потому что остальное не подходит. — Элин немного смутилась из-за странного вопроса. — Это неверная стратегия выбора. Ты должна идти от своих сильных сторон, а не от слабостей. Понимаешь? — Не совсем. У меня нет сильных сторон в бою. — Тут ты не права. У тебя есть кое-что, чего нет ни у меня, ни у Бальта с Ивой, которые наверняка послали ко мне, так как в таком вопросе нужно подключать мозги. Что можешь ты, чего не может почти никто в Громовом отряде? Элин очень сильно задумалась. До этого считала, что в боевых возможностях она в подметки никому не годится, но вдруг приходит озарение. Как странно, что это вылетело из головы. — Я могу призывать духовных существ. У меня есть контракты. Кроме Сахтеми больше никто в отряде так не может. — Именно! — Лоренс поднимает руку. — Это твоя сильная сторона. У тебя есть контракт даже с теневым фениксом, а с таким созданием далеко не каждый враг справится. — Но как это относится к изучению боевых искусств? — Самым прямым образом. — Твердо отвечает юноша и указывает выпрямленной рукой перед собой, словно задает направление движения. — Боевые искусства базируются не на техниках или выборе оружия. Боевые искусства — это инструмент ведения боя. Тебе ничего не мешает использовать Стиль, который вместо меча или лука задействует помощь духовных существ. Мне об этом сказал однажды один великий грандмастер, так что отнесись серьезно к моим словам. — А разве существует такой Стиль? Как я найду наставника, который знает его? — Даже если не существует, ты можешь его создать. Каждый Стиль однажды был придуман и популяризирован кем-то. Можешь изобрести хоть Стиль Жонглирования-Гладкими-Камушками-Из-Реки-Кашыныг, лишь бы он не уступал остальным. А лучше — превосходил в чем-то и был легок в изучении. — Это будет сложно. — Элин задумчиво смотрит на ладони. — Ладно. Тебе повезло, что Лоренс Великолепный был знаком с владельцем подобного Стиля. Я тебя научу. — Правда? — Эльфка подскакивает на месте. — Да, если ты запрыгнешь ко мне в бочку. — Юноша поворачивает голову с беззаботной улыбкой. — Ну уж нет. С тобой мыться я не буду! — Элин разворачивается и выбегает из комнаты. — Я пошутил! — Вдогонку кричит Лоренс и поудобнее устраивается в горячей воде.Глава 48
Это случилось ночью. Где-то в Петро прогремел взрыв, а после по городу пополз дым пожаров. Элин моментально проснулась и вскочила с кровати, стоило только прозвучать взрыву. Элизабет рядом тоже быстро просыпается и смотрит в окно. — Что там происходит? — Вслух рассуждает чародейка. Уже понятно, что атаковали не дом посла. — Собираемся? — Тихо спрашивает Элин. — Да, лучше быть готовыми. Девушки облачаются в походную одежду и выходят из комнаты. Остальные из отряда тоже на ногах, а некоторые даже спать не ложились. К комендантскому часу в доме собираются все, так безопаснее обороняться в случае нападения. — А что находится в той стороне? Это вампиры? — Аддлер стоит на балконе, что обращен в сторону источника дыма. — Мы не знаем. — Отвечает мэтр Патрик. — Но лучше не выходить из дома. Оставим это защитникам Петро. Так, думаю, будет лучше. — Согласна, запрет на выход из дома в ночное время на нас тоже распространяется. — Элизабет встает рядом. — Да, а вот жрецу нашему что-то все равно. — Мастер-лучник указывает на Маркелуса Оффека, что быстрым шагом пересекает двор в сторону ворот. — Преподобный Оффек, куда вы? — Громко спрашивает Элизабет, но святой Герона никак не реагирует. Аддлер Венселль прыгает со второго этажа, в один прыжок догоняет жреца и кладет руку на плечо. Только теперь Маркелус обращает внимание на слова. — Зачем вы меня останавливаете? — Святой отец выглядит так, будто очнулся ото сна. — Нам ведь нельзя выходить на улицы ночного Петро. Куда вы идете? — Подбегает Элизабет вместе с остальным отрядом. — Мне пришел призывГерона. Я должен отправляться туда, чтобы вступить в бой с силами Тьмы! — Абсолютно серьезно заявляет Маркелус. — У вас было видение? — Нет, Герон мне не послал картину будущего. Только приказ отправиться в бой. — Но если мы покинем дом посла, то нарушим правила пребывания в городе. Это усложнит переговоры. — Разве вы не слышали?! — Вскрикивает жрец. — Меня призывает сам Герон! Какая разница, какие людские законы придется нарушить, чтобы исполнить волю бога солнца? Кто для вас более ценный союзник, леди Викар, Герон или Петровитта? — Сравнивать их не совсем корректно… — А я вам скажу, что именно Герон — истинный защитник Манарии и всего мира. Именно его благословение защищает земли от порчи мертвецов и вампиров. Сейчас Равнодушный Охотник наверняка претворяет в жизнь очередной злодейский план, мы не можем позволить ему завершить дело. Голос Маркелуса становится громче. Обычно жрец отстраненно наблюдает за происходящими событиями и крайне редко принимает участие в собраниях отряда, заочно соглашаясь с любыми решениями. Впервые настолько решительно настроен куда-то отправляться. Но помимо безумного и бесконечно решительного взора на Элизабет начинает давить огромная аура. Потоки жизненной энергии, как правило, невидимы и малоощутимы, но сейчас ночь постепенно окрашивается золотым свечением, в центре которого стоит Оффек. — Поддерживаю! — Аддлер достает один из луков обычного размера и закидывает на плечо сразу три колчана. «И когда успел их схватить?». — Не можем бросаться в бой против Равнодушного Охотника без плана! — Элизабет пытается восстановить порядок. — Герон защитит и оградит. — Твердо произносит Маркелус. — Просто верьте и любая беда обойдет нас стороной. Я чувствую, как через меня сейчас протекают божественные силы. Это лишь подтверждает согласие Герона на священную битву против Зла! Теперь Маркелус буквально исчезает в золотом огне, который не наносит жрецу никакого урона, а вот все остальные неосознанно делают пару шагов назад. — Если вы будете продолжать задерживать меня, то навлечете гнев божий. — Огонь угасает, но давящая сила не пропадает. — Я понимаю, что вам страшно идти против такого врага, но обещаю, что возьму часть ноши на себя, вам не обязательно идти со мной. Прошу лишь не мешать. Теперь Маркелус меняет тон с грозной проповеди на более мягкий. Элин стоит ни жива, ни мертва, и смотрит больше не на жреца, а на остальных. Многие смущены возникшей ситуацией, один лишь Лоренс смотрит в сторону пожара. — Я с вами, преподобный. — Магистр Венселль подходит к калитке. — Эрик, со мной. — Есть. — Не очень воодушевленно говорит маг и подходит ближе. — Ну так что, леди Викар? Будете противиться божьей воле? — Спрашивает Маркелус. — Не буду. Мы пойдем все вместе, но прошу согласовывать все действия со мной. Приготовиться к бою! Жрец кивает, а двор наполняет суетой. Много времени на сборы не потребовалось, так что скоро Громовой отряд выходит на улицу. В доме предпочли остаться только Кассий и Сахтеми со словами, что поддержат, если отряд попадет в серьезную передрягу. Элизабет предложила Элин остаться с сородичами, но эльфка решительно отказалась, хоть сердце бьется как сумасшедшее. Теперь отряд бежит на большой скорости по пустынным улицам, ведомый жрецом, словно Герон посылает знание того, куда нужно повернуть, чтобы точно оказаться в нужном месте. Чем ближе к месту взрыва, тем более странным кажется отсутствие ноклеэйтов или городской стражи. Такой инцидент не мог остаться незамеченным. Вскоре появляются первые ответы в виде трупов стражников. — Убиты. — Венселлю хватает одного взгляда, чтобы определить причину смерти. — Поможем Петровитте и получим повод для давления. А если прикончим Сарефа, то станет вообще хорошо. Группа пробегает по мосту, что обычно сторожат, но сейчас здесь никого не оказывается, кроме фигуры одинокого человека, смотрящего на городской канал. В свете волшебных фонарей легко увидеть растрепанные рыжие волосы и сильную худобу. Незнакомец даже головы не повернул на шаги, но поговорить в любом случае не удалось. Золотой меч, сотканный из чистого солнечного света, в длину достигает почти шести метров. Священное оружие крушит столбы и каменное ограждение и врезается в человека. Всё происходит настолько быстро, что Элин даже не успела понять, что произошло. Золотое оружие сразу исчезает, но рыжеволосый человек с недоброй ухмылкой приближается к отряду. Эльфка не может понять, кто это: враг или кто-то из здешних охотников. — Это вампир! — Предупреждает жрец. — Ха! — Магистр Венселль уже отправляет в полет стрелу, что должна улететь дальше вместе с головой противника. Но атака пропадает втуне, так как снаряд пролетает мимо. «Чтобы Аддлер Венселль промахнулся на таком расстоянии?!». — Элин в такое поверить не может. Как и в то, что один вампир может справиться с Громовым отрядом. «На что он рассчитывает?». — Эльфка смотрит, как по мосту уже несется табун лошадей из золотого огня в окружении серебряных молний: одновременные атаки Маркелуса и Элизабет вряд ли спланированы, но отлично друг друга дополняют. Неожиданно обстановка приходит в движение. Мост поворачивается, а вместе с ним ходят ходуном окружающие дома, словно отрастили ноги и решили пройтись по ночному городу. Вдруг теряется опора под ногами, так как мост буквально переламывается посередине, поднимая центр к ночному небу, словно это подъемное деревянное сооружение, какие Элин видела в Порт-Айзервице, а не каменное. Из-за этого отряд разделяется и катится по обеим сторонам. А тем временем ближайшие кварталы продолжают перестраиваться, словно это в порядке вещей. Возникают новые улицы, некоторые дома погружаются под землю, а другие наоборот поднимаются. Каким-то непонятным образом Громовой отряд оказывается разделенным слишком большим расстоянием. Элин смотрит на Бальтазара, Иву, Клауса Видара и мэтра Эрика. Остальных, значит, унесло в другую сторону. — А, что это вообще сейчас было?! — Орчиха не стесняясь орет на всю улицу. — Магия очень высокого уровня. Кажется, «Соломонов Лабиринт». С помощью него можно искажать пространство. — Говорит чародей. — Но я не думал, что в мире есть хоть один маг, что может применить это древнее заклятье. Оно седьмое по сложности в статусном списке Киммекеля. — В каком списке? — Не понимает Бальтазар. — Статусный список Киммекеля — двадцать заклятий, ранжированных по сложности. Возрастание сложности по мере уменьшения порядкового числа. Большинство заклятий пришли из древности, и повторить современные маги могут лишь четверть списка. — Не о том думаете. — Спокойно заявляет магистр Видар. — Лучше расскажите, что эта магия делает. — Искажает пространство и превращает определенную территорию в запутанный лабиринт. Из него не выбраться обычным ходом, а войти напротив очень просто. Обычно используется для обороны какого-либо места в центре территории, так как почти нереально преодолеть искаженное пространство, если создатель тебе не позволит. — Продолжает объяснения чародей. — Понятно. Лабиринт разбросал наш отряд, уж не знаю специально или случайно. — Говорит Ива. — Отправляемся искать наших? — Да. Пока возьму командование на себя. — Произносит Клаус и закидывает большой каплевидный щит за спину. Никто возражать не стал. Команда перелезает через стену, которая вылезла буквально из-под земли, и вновь оказывается у городского канала. Клаус замечает какое-то движение и бросается в сторону, где его пробует огреть веслом какой-то старик. — Получайте, бесы! — Лодочник серьезно намерен сражаться, даже не понимая, кто ему достался в противники. Весло даже не достигает головы Клауса и отскакивает от какой-то невидимой преграды. — Успокойтесь, мы из делегации Манарии. Что вы здесь делаете? — Ты смеешься надо мной, иноземец? Посмотри, что стало с моим домом! Чудо, что я вообще успел вылезти. — Старик с густой белой бородой весь в пыли и показывает на крышу дома, что сравнялась по высоте с землей. — Понимаю. Вы знаете, как попасть в центр квартала? — Ну, да, любой житель знает. — Собеседник опускает весло и заметно успокаивается. — Эй-эй, господин Клаус, вы уже забыли, что я говорил о Лабиринте? — Мэтр Эрик указывает на окружающий хаос перестроенного города. — Я помню, но взгляни на канал, его русло никак не изменилось. Элин вместе с остальными внимательно смотрит на воду и действительно замечает, что он остался нетронутым. — Лодочник, можно ли на лодке попасть туда? — Да. Но вы же не думаете, что я поплыву в то место? С ума сошли? Лучше бежать в другую сторону! — Отсюда не получится вырваться, пока действует Лабиринт. Пожалуйста, проведите нас по каналам, а я обещаю вам защиту. Я, магистр Оружейной Часовни Клаус Видар, клянусь вам в этом. Старик задумчиво переводит взгляд от одного до другого, явно считая их всех странными. Потом смотрит на завал по другую сторону, который ему точно не по плечу. — Ладно, лодка у меня привязана там. Попасть на ней в центр того квартала будет сложно, так как каналы изначально там представляют лабиринт. — Спасибо, идем. Все спускаются по частично разрушенной лестнице в сторону миниатюрного причала, где ждет лодка. А в процессе лодочник пытается выяснить, что такое Оружейная Часовня.Глава 49
Команда усаживается в лодку, а лодочник хватается за гребной шест у задней части. Однако Клаус Видар просит предоставить это ему и крепко держаться. По шесту, которым одновременно можно отталкиваться от дна или создавать гребки в зависимости от глубины в разных частях канала, бежит дымка энергии Духа. После лодка срывается с места на большой скорости, Клаус создает невероятную силу толчка. Если бы магистр не укрепил шест, то он бы сразу переломился от такой скорости гребков, по каналу расходятся волны из-за воздействия энергии духа. Старик на носу выкрикивает, куда нужно поворачивать, чтобы достичь нужного места. После первого рывка Элин почти что упала на спину, но сейчас смогла выпрямиться и закрепиться на правом борту. Однако не только шум воды раздается кругом, то и дело долетают крики горожан, что жили в этом районе. Чудовищная перестройка пространства многие дома передвинула вместе со всеми находившимися в нем, но куда хуже приходится тем, чьи дома погрузились под землю. Элин бы и рада помочь хоть кому-нибудь, но такой возможности нет. Наверняка многие подобно старому лодочнику сумеют выбраться из домов и окажутся в эпицентре столкновения сил Петровитты, Громового отряда и вампиров. Система каналов представляет из себя не меньший лабиринт, так что им очень повезло так быстро найти проводника. Эльфка с изумлением смотрит на еще один каменный мост, который свернулся подобно змее и при этом не потерял устойчивости. «Похоже, этот Лабиринт действительно очень сильное заклятье». — Сюда! — Лодочник показывает на маленький причал у стены канала. Магистр Клаус поворачивает лодку и почти что врезается в камень пристани. Строители заранее предусмотрели необходимость спускаться к воде, поэтому даже причалы для лодок сделаны из камня, а столбики для швартовки имеют множество острых граней, что издалека принимают форму стоящего на задних лапах дракона. Все дружно выпрыгивают из лодки, кроме старика. Он явно хочет остаться, но Клаус качает головой: — С нами вам будет безопаснее. — Но куда вы идете? Вдруг в центре квартала намного опаснее? Я залягу в каком-нибудь боковом канале, есть много укрытий. — Отвечает лодочник. — Хорошо, но я не смогу вам помочь в случае опасности. — Меня это устраивает. Не хочу встревать в это. Клаус кивает и поворачивается в сторону лестницы на улицу. Остальные уже поднялись и оглядывают улицу в обе стороны. — Почему-то криков людей больше не слышно. — Говорит Ива. — Не кажется странным? — Нет, рядом есть вампиры. Наверняка они охотятся на выживших. — Отвечает Клаус. — Двигаемся к центру и глядим в оба. Тем временем в другой стороне квартала Элизабет раз за разом пробует активировать поисковую магию, но ничего не получается. Даже магия бесцельно блуждает по Лабиринту. — Нечего сидеть на месте. Я почти уверен, что Клаус не даст их в обиду. — Аддлер нетерпеливо переминается с ноги на ногу. — Отправляемся дальше, остальные наверняка прибудут туда же. — Хорошо. Преподобный Оффек, вы чувствует что-нибудь? — Спрашивает Элизабет. — Герон велит истребить всё зло здесь. И мы последуем его воле. — Иного ответа от жреца бога солнца можно было не ждать. Элизабет смотрит на остаток команды: мэтры Патрик и Филипп, магистр Венселль, Годард и Маркелус Оффек. Остальные, значит, оказались во второй команде. — Амулеты связи тоже здесь не работают. — Проверяет Годард. — В таком месте можно ориентироваться? Командир Громового отряда задумчиво смотрит на перекошенные и частично разрушенные дома. Многие улицы исчезли, а новые появились, но само по себе это не было бы проблемой. Источник трансформации квартала и ближайших районов — очень сильное заклятье, похожее на «Соломонов Лабиринт». Если это действительно оно, то обычные попытки ориентирования будут бесполезны. — Держимся вместе. Если отойдете далеко, то неизбежно разделитесь. — Девушка ведет группу за собой. Площадь заклятья не была большой, но кажется, что квартал теперь вмещает в себя десятки квадратных километров. Улицы причудливым образом сплетаются и расплетаются, именно в этом главная опасность Лабиринта: тут можно бродить до конца жизни и так не дойти до выхода. Не поможет даже телепортация. Ориентироваться по звездам или небесным светилам тоже бесполезно, как и пробовать пробиваться с помощью грубой силы напрямую. — И зачем Сарефу делать это? Что в этом квартале такого важного? Здесь точно не живут члены верховного совета, как и наш приход не был обязательным. — Рассуждает мэтр Патрик. — Возможно, что Лоренс был прав. В Петро есть еще что-то важное, помимо нашего альянса с Петровиттой. — Как найдем его, сразу узнаем. — Зло усмехается Аддлер, пока не замечает кое-что странное над крышами домов. — Говно собачье! Вы тоже видите это? Элизабет быстро находит взглядом, о чем говорит магистр, и с ужасом распахивает глаза. Тут и там над домами поднимаются капли, очень похожие на кровь. Элизабет заставляет шар света воспарить над ближайшим домом. Это действительно кровь, что вытекает через окна и щели в кровле для того, чтобы устремиться в ночное небо. «Неужели вампиры вновь готовят Алый Террор и приносят в жертву всех несчастных жителей квартала?». — Озарение приходит моментально. — Похоже, будет продолжение Фокраута. — Зло бросает магистр Оружейной Часовни. — Наконец-то хоть что-то интересное. — Интересное? — Переспрашивает мэтр Патрик. — Не вижу в этом ничего интересного, мы находимся в большой опасности. Сколько времени требуется вампирам? — Точно неизвестно. — Пожимает плечами охотник на вампиров. — От пяти до пятнадцати минут до восхода красной луны. А потом примерно минут десять до пика усиления. Беседу прерывают полосы белого света, что поднимаются высоко в воздух и будто сталкиваются с чем-то на огромной высоте. Ночь над Петро озаряется вспышками. — Идем в ту сторону. — Элизабет призывает продолжить движение. Они в любом случае никак не могут остановить Алый Террор, остается надеяться, что Лоренс сможет повторить тот прием с помощью «поющего» меча. Ночь озаряют новые вспышки, а группа вынуждена остановиться, так как никто не заметил, как они начали бежать в обратную сторону. — Странно, мы точно не поворачивали. — Аддлер встряхивает голову. — Лабиринт искажает пространство. Наши органы чувств этого не могут зафиксировать. — Объясняет дочь епископа. — И как тогда мы попадем в центр квартала? — Никак. — Отвечает незнакомый голос с крыши одного из зданий. Все задирают голову и видят того самого рыжеволосого вампира с моста. — Приятно видеть, что за время спячки охотники на вампиров всё также бодры, а маги не растеряли знаний. — Веселится кровопийца. Теперь Элизабет не пытается атаковать напрямую, а использует «Торможение вещества» на враге, чтобы теперь не смог сбежать. Фигура на крыше ожидаемо замирает, и в нее уже летит стрела. Викар создает такую маленькую брешь в зоне остановки движения, чтобы хватило для стрелы. Неожиданно противник пользуется этим и раскрывает рот, и из него вырывается красное щупальце, что перехватывает стрелу. Чародейка с удивлением усиливает напор магии времени, вновь пытаясь остановить любое движение, но это становится очень трудным. — Старший вампир, не меньше. — Венселль с первого обмена ударами находит место врага в иерархии сил вампиров. — Это неважно. — Произносит Маркелус. Над домом вспыхивает копия солнца, что обращает в пепел все строения вокруг. Элизабет машинально хотела поднять волшебный щит, но сила бога солнца без вреда касается тел. Девушка в который раз убеждается, что если однажды Герон захочет чьей-то смерти, то Маркелус Оффек станет достаточно сильным, чтобы справиться с задачей. Такое ощущение, что он даже превосходит Мариэн Викар. Теперь весь квартал освещен новым солнцем. — Вампиры думают, что темные силы и знания им как-то помогут. — Жрец словно готов начать проповедь. — Но это ничто перед силой Герона. Бог солнца по-своему милостив и заботлив, не уничтожая вампиров на корню, чтобы позволить людям возмужать. Но чаша терпения уже почти переполнена. Солнечный свет гаснет, а старшего вампира нигде не видно. Либо сила Герона испепелила, а прах развеяла, либо он сумел сбежать. — Да-да-да, это я уже слышал неоднократно от разных жрецов. — Кровопийца теперь стоит на улице рядом с разрушенной лавкой пекаря. — Людям, конечно, легче жить, веря в высшую защиту и справедливость. Но вдруг Герон не такой хороший, как про него сочиняют? Кстати, меня зовут Фриг Ройт. К вашим услугам. Вампир неожиданно делает старомодный поклон, а в следующий момент место вокруг него взрывается потоками огня, извивами молний и полосами от движения стрел. Разумеется, никто и никогда не будет вступать в переговоры с вампиром. Этому учат даже детей. Вот только вампир легко выдерживает напор совместной атаки, после которой любой другой уже сто раз был бы мертв. — Именно он контролирует Лабиринт. В зоне действия заклятья он может искажать пространство даже для наших атак. — Элизабет легко решает задачку. — Браво, милая леди. Сареф меня предупредил, что вы гений от мира волшебства, поэтому с вами лучше держать ухо востро. — Мэтры Филипп, Патрик, прикройте меня. Маркелус, Аддлер, дайте мне с ним разобраться. — Девушка полностью игнорирует слова вампира и закрывает глаза. До слуха долетают магические взрывы, что должны скрыть приготовления чародейки от глаз Фрига Ройта. «Колесо Перемен» считается одним из самых сильных и трудных заклятий магии времени. Мэтр Киммекель из Моут-Алаверьона семьдесят лет назад составил особый список заклятий, активация которых известна ныне живущим магам, но многие из них уже никто не может повторить. Это называют «статусным списком Киммекеля». «Соломонов Лабиринт» находится в том же списке, как и «Колесо Перемен», упрощенным образом которого является «Передаточное колесо времени». И в статусном списке заклятье Элизабет находится на пятом месте. Ментальная модель заклятья вызывает видение исполинского колеса, которое крутится с момента сотворения мироздания. Верхняя часть колеса всегда скрыта облаками, а нижний обод катится сквозь эпохи и историю, проезжая по жизням людей, народов и цивилизаций. Что угодно, оказавшееся под воплощенной формой Колеса неизбежно ускорится до невероятных скоростей. Секунда превратится в век, а за минуту минует целая эпоха. «Колесо Перемен» катится по всем мирам, и ему все равно на искажение пространства. Даже у бессмертных существ под его весом время ускорится неимоверным образом.Глава 50
Группа Клауса бежит вперед, точнее так кажется, но самом деле все кружатся буквально на одном месте. — Что это такое? — Иве ни разу в жизни не доводилось заблудиться. — Здесь нарушен порядок пространства. — Поясняет мэтр Эрик. — Так просто не будет. Считается, что Лабиринт вообще нельзя преодолеть в любую сторону. — Замечательно. — Вздыхает Бальтазар. Один лишь Клаус Видар спокойно оглядывает обстановку и явно думает над планом. Элин тоже решает принять активное участие и вызывает духовное существо в виде совы. К счастью, Врата сюда открыть можно. Помощник с Той Стороны поднимается над домами и видит, что до центра квартала бежать меньше десяти минут. Но преодолеть такой участок по непостоянным улицам почти невозможно. По какой-то причине в воздухе Лабиринт не действует или на плен духовных существ не направлен. Элин просит сову продолжать полет, пока не замечает группу Элизабет, вступившую с кем-то в бой. Всё это эльфка говорит остальным. — Они далеко? — Спрашивает магистр Оружейной Часовни. — В противоположной части квартала. — Значит, просто так не дойдем. Попробуем пробиться к центру. — Клаус достает со спины щит и просовывает в ремни левую руку.«Что он будет делать?», — размышляет Элин, а после резко зажмуривается при виде потоков мусора и пыли на месте удара. Мастер боевых искусств просто взмахнул щитом, а на месте домов на одной линии осталась гигантская просека. Невероятная сила! В ночное небо поднимается огромное облако пыли, а воздушная волна от удара прокатывается по всему кварталу, если не дальше. Правда, группу расходящийся удар минует по какой-то причине. — Эм, магистр Видар, а стоит ли так делать? Могли остаться выжившие. — Замечает мэтр Эрик. — К сожалению, все мертвы. Не заметили кровь, что поднимается изо всех домов? Это ведь вампирская способность? — Что? Ах, точно. — Чародей обращает внимание на то, что и Элин не заметила. Даже из куч строительного мусора появляются дорожки крови, что против закона притяжения устремляются в небо. Из окон устоявших домов тоже течет кровь. — Алый Террор. Они повторяют события Фокраута. — Волшебник перехватывает жезлы. — Тогда нам тем более нужно встретиться со второй группой. Бежим. Все срываются на бег по разрушенному району. Помимо всего прочего Элин волнуется за Лоренса, так как его нет с Элизабет. «Неужели его выбросило куда-то еще?». Стоило эльфке оглянуться назад, как врезается в спину Бальтазара. Группа вынуждена остановиться перед домом, который только что был разрушен. Квартал вокруг вновь целый, словно не было удара Клауса Видара. — Похоже, грубая сила тоже не поможет. К тому же вновь оказались у канала. — Мэтр Патрик присаживается бочку. Элин действительно видит, что они прибежали к причалу, где расстались с лодочником. Магистр Видар вновь поворачивается к центру квартала и быстрыми шагами направляется к нему. Остальным приходится идти следом, даже несмотря на кажущуюся бесполезность преодоления Лабиринта. Духовное существо-разведчик только сейчас может подлететь к Элизабет, так как в той стороне прогремело какой-то очень сильное заклятие, что сову отбросило в сторону. Часть района буквально обернулась невесомым прахом вместе с противником. Во всяком случае Элин надеется, что подруга справилась с врагом. Сову вторая группа замечает, а эльфка через духовное существо видит улыбку Элизабет, значит, она поняла, что с ними всё в порядке. Чародейка показывает в центр квартала, они тоже туда идут. Элин не может ответить через духовное существо, поэтому просит изобразить кивок, а после отзывает разведчика. — Элизабет с остальными тоже идут в ту сторону. — Сообщает Элин. — Но с ними нет Лоренса. — Опять пошел по своим делам. — Орчиха пожимает плечами. — Точно. — Поддакивает алебардист. — Не переживай за него. Возможно, он самый слабый и часто бесполезный, но он же мошенник. Мы с Ивой считаем, что он нарочно поддерживает образ лентяя и слабака. Но не говори ему об этом, ха-ха. В чем-то Элин может согласиться. Лоренс многим уступает по боевой силе и магией не владеет. Однако, у него есть «поющий» меч, которым может пользоваться только он. Однажды слушала объяснения Лоренса о нем, но ни слова не поняла. У него предмет больше является музыкальным инструментом, чем мечом. Но при этом у эльфийки есть подозрение, что Ива с Бальтазаром на самом деле знают о товарище чуть больше, чем говорят. Будто Лоренс попросил что-то хранить в секрете. — Так мы никуда не придем. — Устало вздыхает чародей, завидев впереди канал. — Мы ходим кругами. — Можно ли разрушить заклятье? — Я не смогу. Из нас всех только у Элизабет получится, я думаю. Будь здесь архимаг Эзодор Уньер, то тоже было бы проще. Есть еще один способ — убить мага, что поддерживает Лабиринт. Но его еще найди в нем… Вдруг раздаются шаги из боковой улицы. Все хватаются за оружие, а охотник на вампиров запускает шары света. Элин надеется, что это Лоренс, но из-за поворота показывается высокий человек в черной броне. Глухой шлем в облике птицы поворачивается к Громовому отряду. Человек или вампир не спешит атаковать, вместо этого произносит что-то на странном говоре. Такого языка Элин никогда не слышала, но мэтр Эрик неожиданно отвечает. Начинается обмен фразами, после которого маг передает суть: — Говорит, что из ордена Темного Феникса, члены которого охотятся на вампиров. Я удивлен, что он говорит на древнем диалекте Срединных Земель. Хорошо, что я знаю много мертвых языков. — Никогда не слышал о таком ордене. — Говорит магистр. — О, я слышал. — Кивает мэтр Эрик. — Правда, лишь в легендах. Этот орден действовал во времена второй Темной Эры две тысячи лет назад. Рыцарь, как и мы, заблудился в Лабиринте. — Вы хотите сказать, что он бродит по лабиринту вот уже две тысячи лет? — Клаус поднимает бровь. — Что? Нет… Хотя. Подождите. — Чародей задает несколько вопросов незнакомцу и быстро получает ответ. — Обалдеть. Он действительно угодил сюда две тысячи лет назад во время штурма форпоста вампиров на этом острове. — Как такое возможно? — Уточняет Клаус. — Если из Лабиринта не выбраться, то можно бродить, пока не умрешь. — Тогда как этот орденец находится здесь две тысячи лет? Мэтр Эрик задает вопрос незнакомцу. Рыцарь в черной броне отвечает не сразу, а после ослабляет завязки шлема и снимает его. Элин от удивления даже охнула: перед ними стоит нежить. Белый череп уже не может выражать каких-либо эмоции, а в глазницах и из приоткрытой челюсти клубится какой-то черный дым. — Ну, теперь понятно, почему он такой долгожитель. — Фыркает Ива, играясь с мечами. Скелет возвращает шлем на место и что-то еще произносит. — Говорит, что не враг нам. Его цель — некий Фриг Ройт. — Итак, здесь есть вампир, которому две тысячи лет. — Подводит итоги Клаус. — Он поймал этого мертвого рыцаря в Лабиринт и оставил навечно бродить. Теперь уже мы попались и просто встретили его здесь. — Может быть. — Кивает Эрик. — Правда, я не уверен, куда девается всё, когда Лабиринт находится в неактивном состоянии. Тоже спрошу. После обмена репликами чародей говорит, что «Соломонов Лабиринт» не искажает пространство, а создает его. И если этот Фриг Ройт захлопнет Лабиринт, то место переместится в какое-то другое со всеми, кто в нем находится. После этого выбраться отсюда будет невозможно, пока старший вампир вновь не воплотит его. — Ты что-нибудь понял? — Тихо спрашивает Ива у Бальтазара. Тот лишь задумчиво чешет бороду, а потом перехватывает алебарду, когда нежить начала приближаться. — Прикажи ему остановиться. — Клаус Видар встает на пути рыцаря. Мэтр Эрик повторяет просьбу остановиться, а рыцарь что-то длинное говорит в ответ. — Эм, он хочет поговорить с Элин. — Чародей выглядит сконфуженным. — Ты с ним знакома? — Нет. — Эльфка удивлена не меньше, когда за три шага мертвый рыцарь преклоняет колени. — Мэтр, что он делает? Или что мне делать? — Ну, тут что-то непонятное. — Маг слушает слова рыцаря. — Но я выцепил вот что: орден Черного Феникса назван не просто так. Вероятно, теневой феникс, с которым у тебя контракт, является то ли магистром ордена, то ли священным животным. Не знаю перевода половины слов. Напоминает на молитву. Похоже, он действительно не враг. Рыцарь отстегивает с пояса меч и протягивает Элин рукоятью вперед. Эльфка вновь смотрит на мага, но тот лишь пожимает плечами. Если это какой-то древний ритуал, то о нем никогда не читал. — Возьми его. — Говорит магистр Видар. — Я успею тебя закрыть в случае нападения. Элин решительно подходит и принимает тяжелый меч. Он действительно не для её ладоней, в длину до подбородка достает. А нежить, говорят, обладает большой физической силой, хоть бревно вместо меча выдай. Рыцарь тянет ножны на себя, пока Элин обеими руками держит рукоятку. С тихим шелестом обнажается клинок с искусной гравировкой в виде цветков роз. Цвет лезвия под стать броне рыцаря без капли ржавчины. Рука в латной перчатке гладит лезвие, на котором расцветают бутоны настоящих роз, а следом тени от волшебных шаров начинают дрожать и принимать форму огромных крыльев. Плач Забытых Народов по своей воле открыл Врата! Ночная тишина нарушает стрекотанием, что поймет только Элин.
— Тебе снова грозит опасность. — Теневой феникс объясняет причину прихода. — Вы можете разрушить Лабиринт?
— Да, но это откроет дорогу другим опасностям. Ты точно этого хочешь? Мне потребуется полностью пройти через Врата, чтобы сокрушить темницу Соломона Исповедника. Как только это сделаю, с Путей придет Страж Реальностей. У тебя очень мало влияния, чтобы замедлить его прибытие. После твоего освобождения я помочь ничем не смогу и вернусь на Пути. — А какие еще опасности могут возникнуть? У Элин в глазах темнеет, а следом появляются видения каких-то событий. Видит, как на берег Петровитты из моря выходит чья-то фигура в походной одежде и с мечом. Она не выглядит страшной, но чувства феникса легко различают ауру высшей нежити. Потом возникает видение алой луны, подобно той, что взошла однажды над Фокраутом. В свете красного светила исчезнет и Мерцен и Капраксис, а в небе появится низкорослый человек. Нет, это гном, а еще вампир непредставимой силы. Потом приходит черед черной молнии, что несется по небу, и штурма башни в каком-то незнакомом городе. А после эльфийка видит Сарефа, что стоит над окровавленным телом Элизабет. — Часовой Механизм привлек Равнодушного Охотника, а уже потом вампир собрал вокруг себя множество других сил. В этом котле событий может случиться что угодно. Вместо сокрушения темницы я могу забрать тебя отсюда и перенести в другое место, но только тебя, всем остальным придется остаться в Лабиринте. Что ты выбираешь? Элин дрожит под напором силы духовного существа, но гораздо труднее сделать выбор между собственным спасением и спасением друзей, которое феникс, разумеется, не гарантирует.
Глава 51
Элизабет смотрит на результат атаки, скрытый под взрывом. Руки сильно дрожат после попыток удержать «Колесо Времени» на нужном маршруте прямо над вампиром. Назвавшийся Фригом Ройтом должен был уже рассеяться прахом вместе с окружающими домами. Время всех попавших под Колесо объектов ускоряется в сотни тысяч, нет даже в десятки миллионов раз, это ведет к моментальному распаду чего угодно. Только то, что не подвержено воздействию времени, нисколько не изменится. В квартале появляется место, где даже Лабиринт «умер по естественной причине». И выглядит это как площадь земли, где не осталось ничего, кроме камней и песка, с глубоким следом подобно колее. Конечно, это многократно ускоренная эрозия почвы, а не след мистического Колеса Времени. Некоторое время группа внимательно осматривает пространство, а следом что-то происходит. «Океан» магии вокруг приходит в движение, в котором перестает работать заклятье вампира. — Получилось. Лабиринт снят. — Облегченно вздыхает Элизабет. — Значит, вампир мертв. — Говорит мэтр Патрик. — Скорее всего это было его рук дело. — Бежим к центру, вторая группа тоже пойдет туда. — Торопит магистр Венселль, вспоминая появление духовного существа Элин в облике совы. Отряд срывается с места и бежит вперед. Без пространственного искажения путешествие становится очень простым. Элизабет сожалеет лишь о том, что жившие в квартале люди уже мертвы. Столько жизней губятся в одночасье ради странных и непонятных целей. Вампиры, разумеется, хотят призвать Алый Террор, для них обычные люди не более чем инструмент или ресурс. «В чем-то преподобный Маркелус все-таки прав. Мне нужно решительнее смотреть в глаза врагам, даже если это означает необходимость собственноручно убить Сарефа». — Элизабет сжимает руки и твердо смотрит вперед. Даже если у нее не хватит сил или духа, товарищи поддержат. — Мы можем столкнуться с Равнодушным Охотником и его командой. Сразу атакуйте с намерением убить. Пленных брать не будем. — Произносит волшебница. Маркелус Оффек произносит ритуальное благословение, а Аддлер Венселль одобрительно кивает. Маги сохраняют невозмутимость, хотя Элизабет показалось, что по лицу мэтра Патрика пробежала тревога. Центр квартала уже близок, нужно пересечь всего три улицы. В этот момент дома озаряются багровым светом от необычного светила, что восходит над Петро. Значит, Алый Террор уже здесь. Впереди показывается площадь со статуей какой-то исторической личности Петровитты. Нетрудно догадаться, что это маг, даже если закрыть глаза на широкий плащ, остроконечную шляпу и посох. Статуя целиком сделана из кигиальта, поэтому площадь озаряется оттенками бирюзового и голобого света. А вот рядом приплясывает человек. «Что за безумец?». — Маклаг Кроден! — Мэтр Филипп давным-давно посещал Петровитту, поэтому первым признает бывшего первого чародея страны. — Предатель. — Магистр Венселль натягивает лук и выстреливает. Стрела летит быстрее, чем глаза Элизабет могут уследить, но магия люминанта действует еще быстрее. Полоса света проносится перед снарядом и отбивает его. — В бой! — Приказывает командир Громового отряда. После решительных речей уже не получится уклониться от схватки. Яркая молния срывается с руки волшебницы и ударяет прямо в мага, но даже так магия Света оказывается намного быстрее стихийного гнева. Зигзаги сверкающих белым светом полос перехватывают извивы молний. Ночь снова озаряется вспышками столкнувшейся магии. Элизабет нужно быть осторожнее, Маклаг Кроден оказывается очень сильным магом, слухи о нем нисколько не врали. И не скажешь, что ослабленное физическое состояние и жажда курума хоть как-то мешают творить магию. Мэтр Патрик отправляет шар огня в центр площади, а мэтр Филипп возводит магический барьер на всякий случай. Над площадью сейчас происходит невероятное буйство: молнии бесконечно ветвятся и пытаются пробиться через заслон Кродена, а люминант же отправляет все новые атаки, которые застревают в молниевой сети. В искусстве магического боя это считают патовой ситуацией, так как два мага взаимно сдерживают друг друга. Проиграет тот, у кого первым кончатся силы, или тот, кто окажется без союзников. Сейчас Элизабет уверена в победе. В воздухе сталкивается «Повелитель Молний» против «Фокусных линз Кродена», если девушка правильно помнит название заклятья, что изобрел мэтр Маклаг. По поверхности площади носится пламя в танце со льдом, что является «Единением льда и пламени» мэтра Патрика. Люминант вынужден отвлекаться на мага-термодинамика, а еще каким-то невообразимым способом магистр Венселль умудряется стрелять через фронт магического столкновения. Годард вынужден стоять на месте в качестве поддержки, так как в дальнем бою помогать нечем, а жрец Герона явно ищет вампиров. Неожиданно Аддлер смотрит себе под ноги с удивленно-возбужденным видом. Похоже, что после исчезновения Лабиринта он может использовать искусство Духа, чтобы сканировать обстановку во все стороны. — Нашел, ха-ха! — Мастер-лучник немыслимо натягивает лук, тетива которого почти невидима под высокоскоростным вихрем внутренней энергии. Аддлер выстреливается в землю, и стрела сразу уходит куда-то в подземелья Петро. Элизабет слишком занята боем, может лишь смотреть. Маркелус тоже смотрит на камень, которым выложена площадь. «Неужели Сареф под площадью?». Жрец бога солнца протягивает ладонь, и над землей поднимается пар. Огромная сила буквально испаряет камень и землю, невидимое огненное копье оставляет за собой проход под землю в окружении тлеющих краев. Элизабет считает, что лучше бы Оффек помог против люминанта с такой силой, но, похоже, Герон указывает святому совсем другую цель. С учетом Алого Террора действительно может потребоваться разобраться с вампирами. Маркелус прыгает в ход и начинается спуск под землю. Годард перехватывает немой приказ Элизабет, кивает и прыгает следом за жрецом. В этот момент над Петро восходит новое светило. Это не одна из лун, скорее похоже на зеркальный диск, что плывет по небосводу. Элизабет максимально усиливает напор магии, они не только не побеждают люминанта, но еще позволяют готовить мощную атаку с воздуха. После использования «Колеса Времени» количество маны резко сократилось, но сдаваться нельзя. С ночного неба падает тонкий луч света в центр площади. Девушка быстро соображает, что задумал люминант. В разуме на огромной скорости пролетает весь накопленный чародейский опыт и незримые страницы учебников. Элизабет училась всю жизнь для таких моментов, когда нужно предугадать действие безумно сильного противника. «Магия Света, люминанция, векторы, рассеивание, аккумулирование заряда… Вот оно что!». — К девушке приходит озарение. Это не похоже на анализ научным путем, скорее некоторое вдохновение, где опыт и эрудиция смешиваются с интуицией. Луч с неба выстрелил в статую из кигиальта, что в магическом ремесле считается материалом очень высокой энергопроводимости. Вероятно, намерен использовать в качестве оружия. — В защиту! — Кричит Элизабет и молится, чтобы вторая группа еще не успела подойти к площади. Девушка при поддержке двух магов создает абсолютно черный непроницаемый купол, как они уже делали во время совместных тренировок. И почти сразу же статуя мага взрывается, распространяя вокруг валы магической энергии, что сокрушат и дерево, и камень. Даже защитный купол отбрасывает от площади. Когда взрывная волна прошла, Элизабет с трудом встает на ноги и деактивирует защиту. Ночь пылает пожарами, а вот огромная линза на небе постепенно исчезает, в то время как красная луна наоборот из полумесяца постепенно становится полной, наливается недоброй краснотой и будто становится ближе. Группу выбросило через две улицы, а ближайшие к площади здания и вовсе срыты до основания. Чародейка смотрит по сторонам, пока остальные встают на ноги. Вдруг мимо пробегает толпа людей. Они не похожи на магов или воинов, скорее обычные горожане. Выглядит настолько странно, что Элизабет не сразу поняла, что происходит. — Чего? Куда они? — Мэтр Патрик тоже обращает внимание на незнакомых людей. — Это воины Верховного Совета? — Не похожи. — Отвечает девушка. — Ну, двигаются они явно не как обычные люди. — Магистр Венселль первым делом оценивает не внешность или одежду, а движения. — Либо они все опытные адепты боевых искусств, либо не знаю. Теперь и Элизабет понимает, что пробежали люди на скорости, которую не каждый человек сможет развить, а парочка на ходу перескочила через двухметровую стену. Аддлер вертит головой в разные стороны и говорит, что все больше подобных отрядов проникают в квартал с разных сторон. — Вот значит, какое у Петровитты тайное оружие. — Говорит мэтр Патрик. — Идемте, нам тоже нужно вернуться к площади. — Если Петровитта нас поддержит, то вампиров мы точно на тот свет отправим. — Возбужденно говорит мастер-лучник, накладывая сразу две стрелы на лук. Возвращение на площадь много времени не займет… … Элин осторожно выглядывает из-за спины Клауса Видара. Когда они приближались к центральной площади, с которой доносился грохот магического противостояния, мастер-щитоносец приказал всем отступать. Эльфка очень хотела поскорее воссоединиться с Элизабет, но просто так магистр Видар не стал бы разрывать расстояние. Вскоре прогремел взрыв, в котором не удалось бы остаться без ран, но мастер боевых искусств всех прикрыл. Пускай он считает, что Стиля Абсолютной Защиты не существует, но за его щитом даже ветерок не поднялся. «Какие же объемы внутренней энергии у него есть? Хотя, наверняка так не получится сделать одной лишь силой или степенью ускорения или давления. Точно нужно что-то еще, что и делает мастера таковым», — размышляет эльфка и смотрит по сторонам. Неожиданно в поле зрения попадают быстро бегущие люди. У них нет доспехов или оружия, как и какого-либо страха в глазах. Элин изумленно раскрывает рот при виде того, как один из незнакомцев на ходу пробивает деревянный забор, что мешал бежать. — Это подмога Петровитты? Лабиринт исчез, спасибо фениксу, так что теперь кто угодно может войти без опаски навсегда заблудиться. — Мэтр Эрик стряхивает с себя пыль. — На нас первые зыркнули и побежали дальше. Значит, не враги. — Говорит Ива. — Снова идем к площади? — Да. — Клаус Видар с привычным невозмутимым лицом направляется к центру квартала. — Вторая группа вряд ли пострадала. — Вы их видели? — Тут же спрашивает Элин. — Нет, но мои «щиты» чувствуют «стрелы» внутренней энергии, что магистр Аддлер почти постоянно испускает во все стороны. Скорее всего они живы, там было три сильных мага отряда. Все устремляются вперед, а алая луна тем временем становится больше. Даже с учетом подмоги смерть может прийти очень быстро. Больше всего Элин беспокоится за Элизабет, над окровавленным телом которой в видении феникса стоял Сареф. Эльфка просто не могла бросить всех, поэтому попросила Плач Забытых Народов разрушить Лабиринт. Сегодня он больше не сможет помочь, теперь дело лишь за Громовым отрядом и воинством Петровитты.Глава 52
Ночной ветер колышет флаги гордого государства на высокой башне. В поздний час на улицах можно встретить лишь городских стражников, воров и пьянчуг, попойка которых затянулась. Высокая древняя башня заслоняет собой звезды, афакелы в помещениях потушены. Благодаря этому, сооружение посреди города кажется темным пятном в ночи. Только утром будут обнаружены трупы стражи, что решили во время дежурства спрятаться в нежилую башню. И, уходя от внимания начальника караула, попали в поле зрения куда более страшного существа. Шаги глухо раздаются по темному коридору, всюду разбросан всяческий мусор, норовящий оказаться под ногами, но тьма ночному гостю не помеха. Старая решетка в нижнюю часть башни выбивается одним пинком и с грохотом падает на землю. Полы плаща при движении оставляют разводы в пыли, сюда давно уже никто не заходил. Маловероятно, что жители королевства знают истинное предназначение башни. Для них это просто древнее строение, которое даже не приспособить под нужды современников. Многочисленные щели, куда проникают ветер и дождевая вода, делают башню непригодной для склада, да и жить тут мало кто захочет. А уж про подземную часть и говорить не приходится, эта холодная тьма с влажным полом могла бы отлично подойти в качестве тюрьмы, будь у страны недостаток в темницах. Вторженец без труда ориентируется в пустых коридорах и замечает еще одну решетку, перегораживающую проход на самый нижний ярус. Руки крепко сжимают решетку и резко дергают на себя. Камень трескается и выпускает преграду, которую явно ставили с расчетом на века. Ночной гость тем временем спускается ниже, пока не доходит до последней комнаты, которую даже не достроили в стародавние времена. Но о чем мало кто знает, так это о наличии тайного помещения под фундаментом башни. Древние строители всегда тайные комнаты создавали самыми первыми, а уже вокруг них возводили обычные. Иначе потом трудно было бы спрятать дополнительные помещения. Именно секретный лаз сейчас ищет темная фигура в окружении черного дыма. Неосязаемые пальцы дыма рыщут по щелям и камням, стараясь залезть в каждое углубление, что может привести в новое место. Таким образом искомое очень быстро найдено. Древний замок уже давно пришел в негодность, даже при наличии ключа он уже не откроется. Поэтому даже здесь подключается грубая физическая сила. Хватает нескольких мощных ударов, чтобы раскрошить камень, а после выдрать потайную дверь из петель. Почти семь месяцев потребовалось, чтобы найти это место, и цель уже близка. Ночной гость исчезает в темном провале и по винтовой лестнице спускается еще ниже. Путь заканчивается в круглой комнате с очень спертым воздухом. После разрушения двери внутрь начал проникать холодный воздух, но все равно здесь его недостаточно для нормального нахождения обычного человека. К счастью, гость уже очень давно не человек. Рука снимает маску, а после незамысловатым жестом заставляет зажечься магический свет на стенах зала. Магия выглядит как отражение бликов воды на поверхности камня. В зале ничего нет, кроме центрального постамента, где стоит каменный гроб. Удивительно было бы найти это в центре людского города, если не знать, кто нашел здесь покой. Руки толкают крышку саркофага, внутри которого лежит вполне обычный человеческий скелет, если не считать дополнительных клыков за передним рядом зубов. «Он даже в этом хочет походить на людей». Ручьи крови из тел несчастных стражников всё это время следовали за убийцей, как послушные собаки. Повинуясь жесту, кровь начинает подниматься по стенке саркофага, чтобы собраться вокруг скелета. К сожалению, брошенную оболочку нельзя просто так пробудить к жизни, она пока лишь часть, лишенная духа и энергии, но скоро всё изменится. Неожиданно до слуха долетают чьи-то шаги: еще кто-то пробрался в башню. Это может быть другой патруль, но вампир возвращает маску на место, предполагая приход конкретного противника. Придется с ним разобраться до того, как придет время пробуждения. Встреча в подвалах башни очень быстро перерастет в бой, можно не сомневаться. Мужчина аристократической внешности в черном плаще поправляет седую челку при виде вампира. Разумеется, это именно он — некромант, взявший себе имя Вильгельма Вигойского. — А вот и ты. С каждым разом находить тебя всё сложнее и сложнее, Мастер из Фондаркбурга. — Черная плеть появляется из темноты и оставляет глубокую борозду на каменной стене, где только что стоял вампир. Ночной охотник оставляет слова некроманта без внимания, он специально отвлекает внимание от магической атаки. Старший вампир уже приземляется в другой части подвала, а плащ, кажется, живет своей жизнью из-за потоков крови, что пропитывают вещь и превращают ткань в невероятно прочный доспех. Тем временем чародей создает яркую вспышку света с намерением ослепить противника. — В упорстве тебе не откажешь. — Мастер успевает уклониться от очередного удара ориентируясь лишь на слух. — А где твои помощники? Шипы из крови со свистом пронзают пространство, но не могут преодолеть магический барьер, а Вильгельм зажигает еще три источника света, чтобы свести на нет преимущество вампира в темноте. — Сареф с двоими справился, а третий уже должен быть в Петро. И зачем я тебе это говорю? — Граф смеется над собой. — Ох, демоново отродье, твоя ментальная магия стала сильнее. Я почти попался. Мастер расслабляет пальцы под плащом, а заклятье извлечения правды исчезает. Было бы странно, если некромант, который сам является сильным магом разума, позволил задать еще какие-либо вопросы. Но теперь понятно, что та троица высшей нежити ему не поможет, как это было в прошлый раз. Темный дым принимает форму башенного щита с шипами на поверхности. Старший вампир ускоряется и тараном врезается в магический барьер. У него есть преимущество физической силы в отличии от противника. Треск магической энергии указывает на разрушение защиты, а после Мастер прорывается сквозь нее. Не замедляя шага, вампир несется к противнику с намерением врезаться, насадить некроманта на шипы, а после хорошенько приложить о стену. Но атака останавливается другим щитом, что держит маг. Два щита выглядят зеркальными друг другу, некромант скопировал всё до длины и формы шипов. Очевидная ловушка. Старший вампир резко разворачивается и метает нож-из-крови позади себя. Метательное оружие летит в пустой угол и врезается в невидимую преграду, за которой показывается некромант. Тот, что принял удар щита, просто исчезает. — Потрясающее боевое чутье. — Хвалит маг смерти. — Или ты понял, что впустив тебя в свой разум, я исподтишка атаковал твой? Мастер не реагирует на слова и снова бросается в бой. Некромант специально тянет время словами, а в мыслях явно плетет одно заклятье за другим. «Он бы не пришел не подготовившись, значит, чего-то ждет». Старший вампир опасается использовать масштабную боевую магию, так как может пострадать башня, а вот что останавливает Вильгельма Вигойского, еще предстоит понять. Вампир не успевает добежать до некроманта, как тот исчезает во вспышке телепортационной магии. Мастер напрягает все органы чувств, включая ощущение магии, но признаков наличия врага поблизости нет. Значит, телепортировался за пределы башни. Очень странное поведение: сначала бесстрашно заходить и нападать, а потом так быстро отступать. Старший вампир очень быстро перебирает различные варианты, а потом взгляд падает на место, где стоял некромант. — Essor. — Шепчет активационную фразу вампир и видит, как на земле проявляется магическая фигура. Теперь понятно, что он задумал. Чаще всего некроманты не вступают в ближний бой, предпочитая командовать мертвыми, и Вильгельм Вигойский начертил на полу фигуру «Сильного маяка», на который слетится любая нежить, что окажется в радиусе пятнадцати или даже двадцати километров. Стирать магическую фигуру уже бессмысленно, так как её настоящий отпечаток в «океане» магии уже действует. Здесь бы пришлась кстати помощь эфироманта, но под рукой помощников нет. Старший вампир подходит ко входу в подвал и черным крылом разрубает фундамент, вызывая искусственный обвал. После тратит еще немного крови, чтобы нарисовать обереги на всех стенах и потолке, что остановят слабую нежить. Можно было бы самому призвать мертвых стражей, но применять нежить против мастера-некроманта неразумно: противник просто перехватит контроль. Взмахнув полами алого плаща Мастер вновь идет в комнату с саркофагом. А в городе Сунпон — столице королевства Ортак, что находится в Срединных Землях, начинается паника. Со всех сторон к городу стекаются десятки и сотни призраков, а после приходят вполне осязаемые трупы. Исчезнувшие глаза нежити легко видят сияющий духовной энергией маяк, что находится в городе живых людей. Нежить не имеет задачи убивать людей, но с силой прорывается через любые попытки противодействия. Злобный дух и полусгнивший скелет: все без слов понимают приказ отправляться к маяку и уничтожить защитника башни. У мертвых нет воли, так что подчиняются тому, кто имеет силу и знания для отдачи приказов. Вильгельм сидит на лавке у базарной площади и смотрит даже не на башню, где заперся старший вампир. Он наверняка будет до последнего защищать место, как приказал Легион. «Мне бы таких толковых исполнителей, как у него», — думает некромант и смотрит вдаль, где на юге происходят другие важные события. Маг смерти и бывший преподаватель Фернант Окула многое бы отдал, чтобы смочь находиться в двух местах одновременно, но заварушку в Петровитте придется расхлебывать бывшему авантюристу, а сейчас высшей нежити. «Наверняка там и Хейден появится во плоти, а значит, может прийти и Легион. Нет, лично мне там лучше не показываться». — К такому выводу приходит некромант, но опасается вовсе не высших вампиров, не Сарефа или Громового отряда, что создала Манария. Даже не того, чьи кости лежат под башней Сунпона. Внимание еще одной Силы приковано к Петровитте и с ней пока Вильгельму не сладить. А в городе тем временем паника превращается во что-то слишком буйное и неконтролируемое. Защитники города явно решили, что нежить пришла захватить столицу королевства, поэтому атакуют со всей силы. Следовательно, лишь пополняют ряды мертвых, когда падают замертво. За прошедшее время некромант потратил много сил, чтобы почти всё свое воинство избавить от низшей нежити. Высшей, конечно, тоже мало, но теперь защитники все равно обречены. Мимо пробегает отряд воинов, но поля боя достигнуть не успевают, так как огромная черная коса проходит сквозь тела, унося с собой жизни. — Идиоты. Лучше бы бежали. — Встает на ноги некромант.Глава 53
Когда Элин подбегает к центральной площади квартала вместе с Клаусом Видаром, мэтром Эриком, Ивой и Бальтазаром, там уже кипит страшный бой. Взрыв разрушил поверхность площади, обнажив подземные ходы, которые чаще всего выглядят как ямы. И именно из них под свет алой луны выходят вампиры. Магистр Видар жестом приказывает остановиться, им сейчас не стоит рваться в бой. Элин знает, что под светом иномирового светила вампиры становятся невероятно сильными, поэтому вполне согласна с решением мастера-щитоносца. К тому же в квартал стекается все больше и больше странно-сильных людей, которые сразу атакуют кровопийц. Их взгляды пусты, а лица безмятежны. Они идут навстречу смерти без капли волнения. Может, это какой-то дурман, как иначе добиться такого состояния? Руки ближайшего вампира превращаются в веер десятков лезвий, после чего вампир перерубает первых добежавших воинов Петровитты. Эльфка не выдержала и отвернулась от зрелища, такое даже ветераны королевских войск вряд ли видели. Только охотники на вампиров и демонов должны быть привычны к подобному кошмару. Однако грубые ругательства мэтра Эрика говорят об обратном. Элин даже вообразить себе не могла, что вампиры могут так изменять собственный облик, но чародей уже рассказывает Клаусу, что в древности был клан, что был как раз знаменит за возможности в трансформации плоти. Из подземелий поднимается все больше вампиров, но и воины Петро лишь наращивают численность. Сразу пять человек окружают вампира: трое моментально погибают, но один бросается под ноги, а последний наносит удар кулаком. Голова вампира взрывается красными ошметками. — Это не энергия Духа. — Говорит Бальтазар. — Подобная физическая сила ничем не подкреплена. Может, магия какая… — Не думаю. Это что-то необычное. — Качает головой маг. — Обходим площадь. Вон там остальные. — Магистр Видар тем временем совершенно забыл про бой вампиров и сверхсильных людей. Элин смотрит в другую сторону и видит Элизабет с остальными. Чувство облегчения растапливает тревогу, несмотря на творящийся ужас. Вторая группа тоже замечает товарищей и спешит навстречу. — Я так рада, Элин! — Элизабет крепко обнимает эльфку. — Ха, ты еще не сдох. — Магистр Венселль тыкает пальцем в грудь мэтра Эрика. — Не дождешься, Аддлер. — Чародей смеется. — Может, тоже обнимемся? — Иди со столбом обнимайся. — Плюет мастер-лучник. — Что делаем дальше? — Мэтр Патрик указывает на бой. Элин смотрит туда и не может понять, кто побеждает. Странных людей намного больше, но и умирают они гораздо чаще. Следом в воздухе раздается гулкий удар, а воздушная волна поднимает кучу пыли. Эльфка инстинктивно сжимается в ожидании боли, но ничего не происходит. Магистр Венселль громко матерится при виде огромного щупальца, выросшего из-под земли. Клаус успел принять удар на себя, поэтому никто не пострадал. — Такая трансформация… Вероятно, глава клана. — Заявляет мэтр Эрик. — Но мы уже уничтожили главного. — Возражает Аддлер. — Поэтому Лабиринт исчез. — Что? Это же Элин его сняла с помощью теневого феникса! — Чего? Товарищи переглядываются, и больше всего взглядов получает Элин. — Да, теневой феникс мне помог. Он разрушил Лабиринт, а потом вернулся на Пути. Больше помочь не сможет, чтобы не привлечь внимание Стража. — Говорит эльфка. — Значит, тот Фриг Ройт все-таки выжил, либо мы нанесли удары одновременно. — Бормочет Элизабет Викар. — Сейчас не время. — Спокойный тон Клауса Видара не меняется даже в минуту большой опасности. Шестиметровое щупальце обливается кровью, из него растут многочисленные шипы, что готовы пронзить любого. Чудовищный отросток атакуют воины Петро, но тот делает молниеносное круговое движение в круговерти крови и частей тел. Подходить к нему точно опасно. — Мы не можем толком бороться с вампирами во время Алого Террора. Даже подмога уже сдает позиции. — Оглушительный хлопок сопровождает выстрел из лука Аддлера, но щупальце моментально регенерирует любые повреждения. Странные люди действительно сравнялись по численности с вампирами. Из трех сотен осталось не более тридцати, а у вампиров погибло не более двадцати. При этом многие из павших кровопийц вновь встают на ноги, благодаря невозможной регенерации. — Отходим? — Предлагает мэтр Патрик. — Мы не можем, вниз ушли Маркелус и Годард. — Качает головой Элизабет. — А еще Лоренс потерялся где-то в Лабиринте и все еще не вернулся. — Вставляет Ива. — Приготовиться к бою. Мы не будем отступать. — Волшебница достает палочку. — Мэтр Филипп, разведывательная магия что-нибудь показывает? — Щупальце глубоко уходит в подземелья, но его местоположение засек. — Отчитывается маг. — Магистр Венселль, прошу атакуйте по наводке мэтра Филиппа. У вас самый лучший проникающий урон. — Вот это другой разговор. — Мастер-лучник рад продолжению боя с вампирами и натягивает лук. — Черт, под землей много объектов, трудно понять, кто из них наши, а кто противники. — Бейте в того, кто соединен с щупальцем. Мэтр Филипп кладет руку на шлем магистра и передает размытое видение противника и линии до него. Аддлер моментально наводится на цель и совершает выстрел. Стрела почти беззвучно проглатывается землей. — Попал! — Радуется мастер-лучник. Щупальце над площадью тут же заваливается на бок, а после и вовсе падает. Но к Громовому отряду уже несутся вампиры, что преодолели сопротивление сверхсильных людей. Элизабет бесстрашно встает в первом ряду, именно к такому противостоянию отряд готовился, повторения Фокраута не будет. Из волшебной палочки вырывается сноп огней, что за секунду набирает чудовищный объем. Драконий огонь, пожалуй, одна из самых разрушительных естественных вещей в мире. Однажды Сареф подарил новорожденное сердце стихий, что поглотило огонь дракона. Тогда Элизабет была страшно обрадована неожиданному подарку. С помощью него она навсегда избавилась от «ментального шторма», а также сумела разорвать помолвку. Могла часами гладить предмет с глуповатым выражением лица и размышлять о том, что стоит подарить Сарефу в ответ, но совершенно не понимала, что ему нравится, и под каким предлогом преподнести. Яркое пламя, которое далеко не каждый маг огня сможет сотворить, поглощает фигуры вампиров и наносит колоссальный ущерб. Один из вампиров все же достигает линии обороны, его правая рука оборачивается щупальцами, по всей длине которых вырываются зубья. Хлестким ударом кровопийца мог бы пройти сразу по всей передней линии обороны, но вперед выпрыгивает магистр Клаус и перехватывает удар, а после отшвыривает атакующего прямо в драконий огонь на площади. Будто собачку на дороге пнул походя. «Могли бы события в Фокрауте пойти другим путем, если бы магистр Видар отправился вместе с нами? Все-таки он ближе всех к статусу грандмастера из магистров Оружейной Часовни». — Размышляет Элизабет. Но девушка понимает, что Клаус почти никогда не бьется в полную силу. Вполне вероятно, что уже давно дошел до уровня грандмастера или даже перерос его. Стальная выдержка позволяет ему противодействовать ровно с той силой, что хватает для победы. Ни грамма лишней энергии или ненужного движения. Наверное, именно в этом залог успеха. Для щитоносца не так важна скорость или сила. Именно в выносливости заключается мощь. В физической, ментальной и душевной. Клаус покажет себя настоящего только против врага, что будет намного сильнее. Вампиры отшатываются от волн пламени, но Элизабет не намерена довольствоваться малым. Раз использует волшебную палочку, то нужно делать до конца. Теперь можно не бояться, что пострадает кто-то посторонний. Сердце стихий уже успело побывать во время сильного морского шторма и во время горной бури близ Сан-Фороша, где находится одна из магических академий Манарии. В таких местах палочка поглотила буйство стихий и сейчас может выпустить его. Остальные маги уже активировали магический барьер, так что чародейка спускает с поводка шквальные ветра, что раздувают пожар на площади до немыслимых размеров. Главное, чтобы возник статичный ураган, а не движущийся. Спалить столицу Петровитты Элизабет не хочет. На площади творится что-то безумное: раскаленная ярость дракона перемешивается бурными потоками воздуха. В небо поднимаются камни, балки и, конечно, вампиры. Беспорядочные лезвия ветра гуляют внутри тела воронки размером с площадь и рассекают плоть любого вампира. А огонь слизывает почерневшую плоть до костей. Да, вампиры сильны, особенно во время Алого Террора, но люди уже доказали однажды, что могут превзойти даже таких сверхмогущественных существ. У Элизабет дрожат руки, но успех наполняет тело мрачной решимостью. Она становится сильнее, и Сареф наверняка пожалеет, что не прикончил бывшую однокурсницу гораздо раньше. Во всяком случае Элизабет так считает. Катаклизм стихий успокаивается, и на первый взгляд все вампиры убиты. Некоторые могли вырваться из ловушки, отрастив крылья, но поодиночке они не опасны для Громового отряда. Некогда красивая и аккуратная площадь теперь покрыта рвами, ямами и трупами. — Потрясающе. — Мэтр Эрик пораженно смотрит на результат боя. — Леди Викар, вы действительно могущественная волшебница. — Спасибо. Спускаемся вниз, нужно помочь нашим в подземельях. Магистр Видар, прошу вас идти впереди всех, через вашу защиту даже Равнодушный Охотник не пробьется. Клаус молча кивает. — Я, мэтры Патрик, Филипп, Эрик и Элин в середине строя. Магистр Венселль, Бальтазар и Ива замыкаете. Все готовы? Среди ответов выделяется испуганный вскрик Элин. Элизабет поднимает голову к небу, куда указывает эльфийка. Сначала не может понять, что там, но потом замечает чей-то силуэт на фоне луны. Словно кто-то левитирует над городом. — Кто это? — Громко спрашивает магистр Венселль. — Мои «стрелы энергии» почему-то проходят мимо него. — Это высший вампир. Нам нужно бежа… — Спазм захватывает связки Элин, словно накатил невиданный ужас. Все вокруг обеспокоено оглядываются. Никто из них, кроме мэтра Патрика, не может похвастаться встречей с таким созданием. — Уходим в подземелья, опасно оставаться на его виду. — Говорит маг-термодинамик. — Это тот, что атаковал в поместье Тискарусов? — Спрашивает Элизабет. — Не знаю, высшие вампиры наверняка могут менять обличье. — Ой. — Ива замечает, что силуэт на фоне алой луны исчез, а после возник на площади. Высший вампир выглядит как гном с черной бородой в самой обычной для этого народа одежде. Лица толком не разглядеть из-за капюшона, но ненормально светящиеся красным глаза бросят в дрожь любого. Рот посреди густой бороды трудно разглядеть, но каждый уловил суть немой фразы: «Пошли прочь отсюда». Все цепенеют из-за невероятной ауры, что пошатывает душевное равновесие со скоростью молнии. Из глаз Элизабет против воли начинают течь слезы, а из головы моментально вылетают все заклятья. Один лишь Клаус спокойным шагом выходит вперед и выставляет щит. Какая же выдержка для такого нужна? Или нужно быть по-настоящему сумасшедшим, чтобы сопротивляться? Магистр Венселль тихонько смеется, и в смехе нет ничего адекватного, словно стрелок уже расстался с разумом. Элизабет смотрит на скрючившуюся на земле Элин, а после замечает, как Аддлер кладет стрелу на лук. Паника накатывает на девушку, но голос начисто пропал, остается лишь смотреть, как два магистра избирают гибель для всего отряда вместо бегства.Глава 54
Загадочные энергии вращаются в воздухе, переливаясь разными оттенками. Группа стоит посреди большой пещеры, и вскоре подходит Сареф, скидывая грязную куртку. В центре помещения вкопаны камни в форме идеальной окружности с металлическими насечками через одинаковые расстояния. Действительно похоже на циферблат, вот только насчитать получится двадцать семь часов — на родном мире вампиров именно столько часов в сутках. Если у Часового Механизма когда-то и были стрелки, то не сохранились. Но Сареф не думает, что вампирам они действительно требовались, у этого предмета куда более сложное предназначение, чем показ времени. Во время первого проникновения в святая святых Петровитты юноша уже нарушил работу механизма, но незаметно для служащих Петро. Без точной инструкции Легиона ни за что бы не разобрался, даже с помощью Системы. Часовой Механизм синхронизируется сквозь время, пространство и Барьеры с главными часами, что находятся в мире Ночного Народа. Но со временем люди неосознанно «сбили время» и начали использовать место для создания перерожденных людей, даже особо не понимая истинного предназначения устройства. Наверняка думали, что демоны создали это, но на самом деле именно вампиры соединили таким образом два мира. Алый Террор с помощью грубой силы создает трещины в Барьерах, а Часовой Механизм работает с более тонкими понятиями. Конечно, даже на них ни один вампир не может вернуться домой. — Он и должен так долго заряжаться? — Рим не терпится заняться чем-то, что понимает лучше. Например, сражаться с людьми. — Да. В прошлый раз я сбил ход времени, теперь время в двух точках вселенной идет почти вровень. Но почти не считается, нужно идеальное совпадение, его-то мы и ждем. — Ладно, а что такое вселенная? — Даже не знаю, как объяснить. — А как время может быть синхронизировано в двух мирах? — Теперь интересуется мэтр Иоганн. — На самом деле это почти невозможно. — Пожимает плечами Сареф. — Мы движемся на разных скоростях, поэтому показания на часах здесь и там в любом случае будут разными. — Как это? — Относительность времени. В мироздании нет неких «главных часов», которые видны всем наблюдателям сквозь любое пространство, а показания доходят за ничтожное количество времени в любую точку. Иначе все могли бы просто ориентироваться на них. Если один наблюдатель в мире № 1 движется с большой скоростью, а второй в мире № 2 с малой, то и продолжительность для наблюдателей будет течь по-разному во время наблюдения за соседом. Одна секунда для каждого наблюдателя в родном мире занимает одинаковую величину, но при наблюдении за соседним миром покажется, что секунда там пробегает слишком быстро или медленно. — Никогда о таком не думал. — Чешет голову пиромант. — Что-то даже мне трудно представить. — Это довольно сложная тема, мне трудно её объяснить нормально. — Извиняется юноша. — К счастью, нам нужно ориентироваться не на время, а скорость испускания энергии. Проблема лишь в том, что расстояние постоянно увеличивается. — Расстояние до мира вампиров? — Да. Вселенная не статична, а постоянно расширяется от центра. Я не знаю точной скорости, но наверняка целые километры в секунду. — Потрясающе. Вроде еще ни один маг не вывел такой закономерности. — Мэтр Иоганн выглядит пораженным. — Потому что большинство следит за ближайшими астрономическими телами, которые движутся относительно центра Вселенной с огромной скоростью, но относительно нас они висят в космосе почти без движения, так как мы двигаемся с одинаковой скоростью и летим в одном направлении. — Потрясающе. — Повторяет чародей. — В этом действительно есть логика. — Значит, Последний Барьер представляет из себя не стену, а расстояние, которое нам даже не подсчитать. — Вдруг произносит Маклаг Кроден, задумчиво жуя конец трубки. Сареф изумленно поднимает брови. Трудно было ожидать, что люминант так быстро ухватится за суть. Не зря говорили, что природа наградила его своеобразной гениальностью. Основная проблема действительно заключается в расстоянии, которые даже Древние вампиры преодолеть не могут. В мире нет существ, что могут двигаться со скоростью света в вакууме, поэтому даже могущественные вампиры не доживут до конца подобного путешествия. — Ху-ху-ху… Ху-ху-ху. — В пещере появляется пританцовывающая фигура Фрига Ройта. Еще одна неординарная личность, с которой приходится работать. — Ты разве не должен следить за Лабиринтом? — Упрекает Рим. — По мне только что проехались «Колесом Времени», какой к черту Лабиринт? — Ржет старший вампир. — Какое нафиг колесо? — Не понимает вампирица. — Ты же ничуть не пострадал! — Согласен. Всё благодаря моей исключительности. — Фриг гордо выпячивает грудь. — Исключительное у тебя только желание красоваться. — Ладно. На самом деле прилетел теневой феникс, крылышком махнул и сдул мой Лабиринт. Так что сейчас сюда прибегут все, кому не лень. Какие будут следующие приказания, о могучий Сареф? — Ухмыляется вампир. Сареф смотрит на показания Системы. До завершения синхронизации Алого Террора еще осталось время. — Мэтр Маклаг, отбросьте любых вторгающихся на площадь над нами. — Просит вампир. — Ройт, отправь мэтра наверх, а потом забери оттуда. — Не думаю, что я в одиночку справлюсь с Громовым отрядом и Петровиттой. — Замечает люминант. — В одиночку не справитесь. — Кивает Сареф. — Просто потяните время. Можете даже взорвать что-нибудь. Держите. Маклаг получает мешочек с курумом, что сразу забивается в трубку. Маг света даже не думает, тело само требует наркотик и заставляет руки шевелиться быстрее. Дым тлеющего порошка устремляется в легкие, откуда разносится по всему телу. Возникает привычная легкость в теле и чувство эйфории. Взор затуманен, а вскоре появляются различные видения, которые можно увидеть только в этом состоянии. Фриг Ройт с интересом смотрит на поймавшего кайф мага, а потом глядит на Сарефа с немым вопросом: «Ты серьезно?». Недоумение старшего вампира понять можно, так как сражаться в таком состоянии почти нереально, так что юноша ментально воздействует на разум люминанта, чтобы создать сцену, где он сможет показать себя с наилучшей стороны. Глава местного клана снова поворачивается к чародею и смотрит большей частью слепым глазом. На самом деле слепота лишь мнимая, в глазе находится мерный переход, что позволяет Ройту управлять пространством. По факту, он просто зачаровал собственное глазное яблоко и зрительный нерв, благо кровь и плоть вампиров можно считать магическими реагентами и материалами. Зрение в левом глазу, конечно, ухудшилось, а глазные и лицевые мышцы вокруг ока вообще атрофировались, но вместе с тем Фриг может телепортировать что угодно почти куда угодно, а также удаленно следить за большой площадью. Люминант исчезает в воздухе, чтобы в ту же секунду появиться на площади. — Хм, а что ты с ним сделал? — Интересуется Фриг. — Маклаг Кроден дошел до крайней степени эскапизма, то есть ухода от реальности. Курум позволяет ему переживать более интересные жизни в грезах. Сейчас я подтолкнул немного в этом. — Объясняет Сареф. — О, я встречал таких людей… … Гордый замок возвышается над равниной, а рядом уже собираются вражеские полки. Тяжелые тучи закрывают небеса, и даже сильный ветер не может их разогнать. Великий Архимаг стоит на высоком бастионе и смотрит на приближающихся врагов. — Господин, они уже близко. — Предупреждает один из советников. — Что будем делать, господин? — Подхватывает прекрасная королева. — Будем сражаться. — Маклаг Кроден поднимает Хрустальный Меч. — Сегодня мы точно победим! Яркая магия света устремляется в сторону полков, где Вечный Враг метает сотни молний. Великое противостояние продолжается, а тем временем враги начинают штурм стен. В воздухе свистят стрелы, один лучник даже почти попадает в сердце Великого Архимага. — Бегите, я их задержу. Бегите и прячьтесь. — Телохранители, королева-супруга с детьми низко кланяются спасителю мира. По полю битвы перед крепостью несутся потоки огня, поднимаются по стенам и устремляются к люминанту, но даже этого недостаточно, чтобы одолеть хранителя королевства. — Я — Ангел, что хранит эти земли! — Вскрикивает Кроден, а за спиной появляются сверкающие крылья. — И я выполню долг до конца даже ценой собственной жизни!.. …— Этот сумасшедший хорош! — Просто орет Фриг Ройт, восхищенный люминантом. — Он же вообще теряет какую-либо связь с действительностью. Мне бы так. — Поэтому я и прошу подстраховать. — Сареф не отрывается от Часового Механизма. — Он может слишком далеко зайти. В этот момент яркая линия пронзает потолок пещеры и стремится пронзить Кастула, что в нетерпении скачет туда сюда. Ему очень сильно хочется отправиться в бой, но пока время не пришло. Грандмастер разворачивается на огромной скорости и мечом отбивает стрелу. Удар создает вспышку энергии Духа и громкий взрыв. Сареф вздрагивает, а Рим аж подскакивает на месте. — Что это было? Что это было? — Вампирше кажется, что враги уже здесь. — Аддлер Венселль. — Других кандидатур на такую стрельбу быть не может. — Кастул, следи за стрелами и перехватывай их все. Мастер боевых искусств наконец получает возможность разрядить накопившийся азарт, поэтому блуждает взглядом по потолку в ожидании нового выстрела. — Он там направил луч света в статую. Зачем? — Фриг следит за боем на поверхности через пространственный переход. — Сейчас взорвет. Вытаскивай оттуда. — Приказывает Сареф. Исполинский луч света падает с небес и вызывает вспышку со взрывом, в котором никто не должен выжить, в том числе и сам Великий Архимаг. Но что-то все-таки происходит, когда Маклаг падает обратно на пол пещеры и переходит к более спокойным видениям празднования грандиозной победы в окружении любящей семьи и верных придворных… — Боюсь, нам нужно еще время, а сюда уже несутся перерожденные люди. Выводи своих людей и защищай площадь. Алый Террор уже действует на полную мощность. — Хорошо. — Ройт издает свист, что становится приказом для клана направляться на площадь. — Кстати, мои кровососы под личиной слуг уже проникли в покои верховного чародея и воткнули ему стилет в висок. Переходить к остальным членам Совета? Многие уже покинули дома из-за нападения на Часовой Механизм. — Ага, постарайся убить как можно больше чародеев. — Сареф не отрывается от Часового Механизма. Синхронизация идет гораздо медленнее, они могут не успеть до появления более сильного врага. — А и еще. — Старший вампир оборачивается. — Мне тут ребята шепчут, что на подземных уровнях заметили жреца и адепта Духа. Они идут прямо сюда. — Оставь их на нас, займись площадью.Глава 55
У Элизабет не хватает сил, чтобы остановить магистров Оружейной Часовни. Бессознательная часть наполнена ужасом, который не прогнать рациональными рассуждениями. Обстановка плывет из-за слез, а руки и ноги непроизвольно дрожат. Состояние у остальных не лучше, кроме мастеров боевых искусств никто не пытается вступать в бой. «Это безумие. Если одной лишь аурой высший вампир может нас задавить, то что будет во время боя?», — мысль бесконечно крутится в разуме чародейки. Магистр Венселль отправляет стрелу в голову вампира, но снаряд пролетает мимо. — Я никогда не промахивался… — Бормочет в шлеме мастер-лучник и накладывает новую стрелу. По какой-то причине высший вампир не нападает на людей, словно они являются раздражающим фактором, но никак не врагами. Внезапно становится легче, так как внутренняя энергия кружится вокруг щита Клауса Видара. Так как фундаментально аура — тоже энергия, то её вполне можно заблокировать. Полупрозрачный купол накрывает всю группу. Сознательная часть разума постепенно приходит в порядок, Элизабет вытирает глаза и крепче сжимает палочку. — Нам нужно отступить. — Шепчет девушка. — Мы не готовы к схватке с таким монстром. — Согласен. — С трудом говорит мэтр Патрик. — Тогда отходим. — Речь магистра Видара вообще не изменилась. Элизабет помогает Элин подняться и все постепенно отходят дальше от площади. Правда, один остается на месте. Аддлер Венселль продолжает натягивать лук, не переставая что-то бормотать под себя. — Нет, Аддлер, остановись! — Кричит Элизабет, но стрела уже уносится в сторону кровопийцы. Сначала показалось, что мастер-лучник снова промахнулся, когда стрела просвистела над плечом высшего вампира и понеслась дальше. Но стоило снаряду оказаться за спиной вампира, как его ловит рука магистра, телепортирующегося прямо к ней. Невероятно быстрый разворот завершается выстрелом в спину, а кончик стрелы выходит из груди гнома. Высший вампир смотрит на инородный предмет, торчащий из груди, обламывает кончик и вынимает стрелу. Аддлер готовится совершить новый выстрел в упор, но гном протягивает ладонь в сторону стрелка. Наверняка сейчас нанесет удар, но теперь уже магистр Видар приходит на выручку. Оказывается, мастер-щитоносец может двигаться невероятно быстро, если это нужно. Щит плашмя ударяет по голове гнома, словно хочет забить в землю как гвоздь. Участок площади встает на дыбы от силы удара, что буквально раскалывает землю. Из остального отряда только Бальтазар и Ива устояли на ногах, но все равно не спешат вмешиваться в бой, где лишь помешают магистрам. Элизабет хочется кричать и реветь из-за того, что ситуация выходит из-под контроля. Девушка не понимает, зачем вообще нападать на такого противника без плана и подготовки. Если они выживут, то магистр Венселль обязательно получит взбучку. Элизабет понимает, что как командиру отряда ей не хватает многих качеств, как и авторитета, чтобы держать в ежовых рукавицах стольких сильных личностей. Аддлер Венселль и Маркелус Оффек наверняка видят в девушке лишь формального лидера. Если бы не поддержка мэтра Патрика и Клауса Видара, было бы вообще худо. Одна лишь Элин всегда на стороне волшебницы и, наверное, Лоренс, хотя он больше себе на уме. Элизабет поднимает палочку трясущейся рукой, не похоже, что высший вампир после такого будет сдерживаться. Впрочем, так и происходит. Ответная атака ударяет с чудовищной скоростью, словно замечаешь летящий камень уже у своего лица. Похоже, магистр Видар снова прикрыл группу, раз Элизабет понимает, что еще жива. Во всем теле гуляет боль после многократных ударов о землю. Вампир не стал придумывать ничего изощренного и просто отбросил всех вокруг себя. Элизабет отшвырнуло в разрушенное здание на границе с площадью, остальные тоже должны быть где-то рядом. Чародейка с трудом поднимается на ноги и видит лежащие тела товарищей в окружении какого-то красного тумана. Похоже, Ива в полете успела обнять Элин, а Бальтазар даже выпустил алебарду из руки, чтобы поймать в охапку сразу трех магов. На стене здания отчетливо виден след внутренней энергии, с помощью которой адепт боевых искусств затормозил. Элизабет видит, что все еще дышат, но будто заснули. Нетрудно догадаться, что это из-за красного тумана, что вызвал высший вампир. Инстинктивно волшебница создает вокруг себя область защиты от подобной отравы. Магистр Видар после удара сдвинулся буквально на пару шагов, за его спиной разрушений куда меньше. Но вот от щита остались лишь жалкие обломки. Магистра Венселля девушка не видит, но кое-что другое сейчас надежно приковывает внимание. Это осознание скорой гибели. На площади лежит множество тел воинов Петро и вампиров, и сейчас из них вырывается кровь и устремляется в ночное небо, чтобы собраться в одной точке. Легко признать магию крови, на которой вампиры собаку съели. И кошку, и небось дракона. Клубок крови вытягивается в длину и принимает форму копья, острие которого смотрит прямо на Клауса. Элизабет не успевает нанести магическую атаку, как на площади вновь гремит очередной взрыв, где магия крови столкнулась с Оружейным Стилем Клауса. Девушка против воли зажмуривается, а после слышит, в дом врезается тело магистра Видара и падает лицом вниз. Красный туман сразу окутывает его тело. Похоже, теперь Элизабет придется один на один сражаться с высшим вампиром, что уже не спеша подходит. Как только магистр Видар выбыл из схватки, аура монстра снова окутывает тело девушки. Однако, терять уже нечего, Элизабет не может сбежать, бросив отряд. Мощные магические щиты сковывают тело со всех сторон, а в вампира уже несется поток драконьего огня из волшебной палочки. Однако вампир уже стоит рядом, словно двигается быстрее, чем может уследить глаз. Просто кладет руку на фронтальный щит и отбрасывает волшебницу еще дальше. Защитная магия предохраняет от переломов и ушибов, Элизабет точно умерла бы от силы удара, что позволяет пробивать каменные стены. Но в конце щиты все равно разбиваются, теперь между ней и высшим вампиром на пустой улице ничего нет. Глаза волшебницы смотрят на израненные руки, блики пожаров, что начались после взрыва люминанта, разбросанные камни и копье из крови, что вновь собирается над головой ночного охотника. — Думаю, вы получили хороший урок и больше никогда не посмеете мне мешать. — Вдруг говорит высший вампир и уменьшает давление ауры. — Я рад тому, что вы боретесь с Равнодушным Охотником, но это не делает нас союзниками. Я сохраню жизнь тебе и спутникам в обмен на разрыв отношений между Манарией и Фрейяфлеймом. По рукам? Элизабет понимает, что гном-вампир изначально не собирался драться с Громовым отрядом. Если бы Аддлер не бросился в атаку, то всё могло бы закончиться иначе. — Я не могу принять решение о разрыве отношений с эльфами в одиночку. — Произносит Элизабет, опускаясь на колени. — Нет, можешь. Вы же приплыли сюда с двумя эльфами? Вернись к ним и убей их. Этого будет достаточно для того, чтобы эльфы перестали вам помогать. — Вампир хладнокровно выдает самый жестокий и действенный способ разрушения союза. — Но… я… — Мямлит девушка, но вампир со вздохом соединяет указательный и большой палец, после чего Элизабет моментально теряет голос. — Люди — прекрасные создания. Вы придумываете и создаете удивительные вещи и искусство, но когда дело касается пролития крови и морали, то становитесь невероятно бестолковыми. — Копье из крови тут же устремляется в Элизабет с явным намерением пронзить, но внезапно проносится мимо. — Чистокровные вампиры — прекрасные создания. — Передразнивает очень знакомый голос. — Вы сильны и могучи, и гоняете тучи, но когда дело касается необходимости договариваться, то становитесь невероятно бестолковыми. Из переулка выходит Лоренс в пыльной одежде и с обнаженным «поющим» мечом. — Вам бы поучиться у этого Сарефа. — Улыбается молодой рыцарь. Элизабет хочет крикнуть, чтобы Лоренс бежал, но голос не слушается, да и руки отказываются работать, а ног вовсе не чувствует. Высший вампир разглядывает человека с ног до головы, а потом неожиданно улыбается. — Прозвучало очень нагло. — Гном словно забывает об Элизабет и смотрит лишь на юношу. — С древнеохраколлского «Троуст» переводится как «наглость». — Информирует Лоренс. — Ну конечно. — Повинуясь жесту вампира, в воздухе начинает собираться новое копье-из-крови. Магический снаряд с гудением проносится мимо юноши и останавливается только в другом конце города, пронзая все здания на своем пути. Элизабет не понимает, что сделал Лоренс для защиты, но высший вампир уже два раза промахнулся копьем. Знания волшебницы не могут отыскать ответ на этот вопрос, так как молодой рыцарь даже не двигается с места и магию не творит. — Я и забыл, насколько надоедливая эта сила. — Произносит высший вампир. — Проклятье Удачи не так-то просто использовать, да и еще так быстро менять вероятность попадания. — Видите ли, у меня был очень хороший учитель. Могу с уверенностью сказать, что именно от него я многое почерпнул. Это касается и проклятья, и вампиров. Жаль только, общению с девушками мне пришлось учиться самому путем проб и ошибок.— Тогда разве не стоит поблагодарить учителя за всю науку? Элизабет Викар недоуменно следит за странным разговором. Напоминает какой-то сон, раз Лоренс настолько непринужденно беседует с высшим вампиром. Но что более удивительно, так это ответы гнома, который будто рад поболтать о посторонних вещах. Девушке кажется, что сейчас сойдет с ума, пытаясь рационально понять происходящее. — Почему бы нет? Большое спасибо за всюоказанную в прошлом науку, учитель. — Лоренс кланяется, а после взмахивает мечом, что исторгает звук, подобный удару массивного колокола. Вибрирующий звон прокатывается по всему кварталу, а зрачки юноши наполняются красным светом подобно глазам высшего вампира. — Посмотрим, чье прорицание окажется более точным, Красноглазый Монстр Весткроуда? — Лоренс будто провоцирует противника, но гном лишь усмехается. — Вижу твое поражение с вероятностью 98,7 %, давненько у меня не было таких близких к единице значений. — Врешь. И думаешь, я не почувствовал, как ты только что активировал lexlet wiarpo по всему кварталу? Всё это время ты занимался установкой ловушек поблизости, что могут убить вампира? — Спрашивает вампир. — Это ведь я научил тебя этому. И сейчас ты потратил на меня весь запас? Очень недальновидно. Квартал Петро постепенно озаряется ярким светом от магических рисунков на стенах домов, дверях, окнах и даже прямо на улицах. Элизабет зажмуривается от сияния, в котором тонет абсолютно всё. А вот высший вампир уже висит в воздухе на огромной высоте над Петро. В столице островного государства становится светло как днем, и сияние стольких ловушек можно будет увидеть издалека. — Как только ловушки потратят всю силу, то тебе больше ничего не поможет. — Сам с собой разговаривает Хейден, готовя новое копье. Перед его взором предстает видение пронзенного Лоренса с вероятностью 99,4 %. Невидимые линии вероятностей закручиваются и душат друг друга, пока владельцы алых глаз пытаются даже не увидеть будущее, а его предопределить.
Глава 56
Дым появляется на месте прорыва, святая магия пробурила землю сквозь любые препятствия прямо к Часовому Механизму. Маркелус Оффек слышит, что магический бой над головами закончился грандиозным взрывом, а после наступило затишье. Но Герон посылает очень четкое видение просторной пещеры и большой окружности, рядом с которой стоит Равнодушный Охотник. Нетрудно догадаться, что бог солнца требует смерти вампира, всё остальное не имеет такой же важности. И вот та самая пещера и тот самый вампир. Следом из рукотворного хода выступает Годард с готовым к бою топором. В глубине пещеры стоят фигуры, что хорошо видны из-за хаотичных потоков разноцветной энергии. «Это Сареф», — говорит Годард, узнав юношу. Жрец возносит мысленную молитву, и в ответ приходит чувство праведного гнева. Воля Герона не изменилась — Равнодушный Охотник должен умереть. В пещере разгорается новое солнце, но внезапно исчезает в черном облаке. Вампир не дает священному светилу разгореться до конца и обратить в пепел всех врагов. Боец Оружейной Часовни пока не спешит бросаться в бой, так как может попасть между жреческой и вампирской силой. По мнению Годарда Сареф почти не изменился, что неудивительно для вампира, который через пятьдесят и сто лет мало постареет. Юноша абсолютно спокоен, никакой агрессии не проявляет, именно таким бородач запомнил его во время экспедиции в округе Шестиречья. А вот рядом с вампиром стоит Рим с кровожадным оскалом. Удивительно, но именно к ней Годард испытывает большую ненависть. Наверное потому, что Рим с дружками каким-то образом сумела обмануть всех в Часовне, жить и тренироваться со всеми, а потом исчезнуть, убив многих. Годард до сих пор жалеет, что в тот день отсутствовал в Порт-Айзервице. Также Годард замечает двух магов, скорее всего это Иоганн Коул и Маклаг Кроден, о которых рассказывала Элизабет. А с мечом в руке стоит еще один боец, лицо и имя которого Годарду неизвестны. Воин смотрит на жреца в ожидании какого-нибудь чуда, иначе с таким количеством врагов у них нет шансов. И чудо происходит. Годард чувствует, что тело наполняется огромной силой, бурлящая сила солнца пронизывает каждую частичку тела и вызывает восторг. Адепт боевых искусств слышал о таком: некоторые жрецы могут усиливать союзников божественной силой. Порой усиление может быть настолько мощным, что превращает цель в полубога. Ни разу в жизни Годард не чувствовал такой мощи в теле и разуме, даже зрение чуть изменилось, явственно показывая жуткие ауры противников. — Отправляйся и убей их всех. Я прикрою. Такова воля Герона. — Маркелус Оффек ожидаемо не лезет в ближний бой, но Годард не против. Именно для этого вступил в Громовой отряд, именно для этого тренировался с раннего детства. Всё или ничего. Ноги ускоряются, а топор напоен не только внутренней энергией, но и божественной силой. Теперь даже могучим и старым вампирам будет очень плохо, если попадут под удар. Внезапно дорогу к Сарефу перегораживает Рим с двуручным мечом. По её оружию течет алая энергия Духа, а вампирская физическая сила борется с силой бога солнца. С оглушительным звоном сталкивается оружие, потом еще раз и еще. Годард использует особую технику, которую применяют пользователи оружия с крепкой ударной частью. Лезвие топора намного толще и прочнее меча, поэтому уже на четвертый удар меч вампирши раскалывается. Рим тут же отпрыгивает, а Годард несется следом с желанием нанести последний смертельный удар и отрубить наконец голову монстру, по вине которого погибло столько товарищей. Над головами тем временем происходит битва между солнечным светом и черным туманом, Маркелус заставил Сарефа уйти в глухую оборону. Однако догнать вампиршу не удается, так как теперь дорогу перегораживает незнакомый воин с мощным телосложением. Странные татуировки, веселая улыбка и искусный меч с красноватым оттенком: глаза на огромной скорости проносятся по всем важным деталям перед столкновением. Уже после первого обмена ударами Годард понимает, что нарвался на слишком сильного противника. Без сомнений аура у него человеческая, а также он мастер боевых искусств, если не выше. Пока сила Герона укрепляет и ускоряет, Годард намерен выложиться на полную. Даже самые сложные техники, что раньше получались далеко не всегда, теперь обрушиваются на врага в идеальном исполнении. Но даже так успех в бою постоянно ускользает. Топор гудит и вибрирует, а после обрушивается сверху вниз, чтобы раскроить череп врага, но противник тут же делает шаг вперед, выходя из линии атаки лезвия, и готовится пронзить живот адепта Оружейной Часовни. Годард левой ладонью бьет по мечу, уводя лезвие вправо и сам поворачивается по часовой стрелке. Одновременно с этим дергает опустившийся топор на себя, чтобы ударить нижней частью лезвия в заднюю часть шеи врага, а после как крюком отправить дальше в полет с одновременной подсечкой. Однако каким-то образом оппонент умудряется пригнуться и крутануться в другую сторону, чтобы оказаться за спиной Годарда. С его скоростью это вполне возможно, так что воину из Громового отряда остается лишь сделать длинный кувырок вперед, обернуться в воздухе и приземлиться лицом к врагу, который уже догоняет убегающего противника. Раз, два, три. Три раза сшибается оружие, но клинок второго противника Годард не может расколоть. Вероятно, кузнец у меча был более умелый. — Неплохо! — Радуется оппонент. — Ты вполне мог бы пройти испытание и стать моим учеником! «О чем он вообще?», — Годард заносит топор для удара. — Кастул, хватить валять дурака! — Это уже орет Рим. — Он не станет твоим учеником, просто убей его. — Ах, как жаль! — Названный Кастулом бросается под удар топора, но легко отбивается крестовиной меча. Стиль боя резко меняется, только теперь Годард понимает, что противник даже не использовал техники Духа! Синяя полуокружность рождается перед глазами воина, а следом теряется контроль над правой рукой. Воин даже не сразу понимает, почему не получается сжать пальцы, так как рука с топором падает на землю отсеченной. Разрез был настолько быстрым и точным, что боль от второго удара, разрезавшего живот, пришла гораздо быстрее. Адепт из Оружейной Часовни падает на землю, а кровь уже щедро орошает землю. Этот участник команды Сарефа оказывается слишком сильным, у Годарда изначально не было ни шанса даже с силой бога солнца. Только магистры Венселль или Видар смогут ему оказать достойное сопротивление. Однако наступающий перед глазами мрак внезапно рассеивается солнечным светом. Боль моментально проходит, а Годард видит над собой низкие потолки. Маркелус Оффек стоит рядом и заканчивает с исцелением воина. Годард поднимает правую руку и видит, что она на месте. Даже дыры в животе больше нет. Сила Герона потрясающа не только в борьбе с порождениями мрака, но и в невозможном исцелении. — Что произошло? — Хрипло спрашивает воин. — Мы попали в пространственную ловушку. Я не успел отреагировать. — Объясняет жрец. — Нас насильно телепортировали в какую-то другую часть подземелья. Но Герон вновь приведет меня в ту пещеру. Вставай и берись за топор. Годард послушно встает, вмешательство жреца не только излечило все раны, но и сняло всю усталость. Теперь бородач вновь готов броситься в бой. — Какие вы бодрые. — Внезапно говорит кто-то третий. Из бокового туннеля появляется знакомый вампир, что должен уже быть мертвым после заклятья Элизабет. Рыжеволосый и слепой на левый глаз вампир болезненно морщится и вытаскивает стрелу из груди, а правая конечность постепенно меняет облик с огромного щупальца до обычной руки. — Похоже, сначала нам придется с ним разобраться. — Бубнит Годард. — Герон, дай мне ответ! — Жрец поднимает руки под смешки Фрига Ройта, но смех резко прекращается, когда яркий золотой огонь появляется со всех сторон и пожирает вампира. — Да, Герон хочет и его смерти. — Подтверждает Маркелус. — Но он опять сбежал. Герон мне говорит, что левый глаз вампира управляет пространством. — Тогда так мы его не поймаем. Или у вас получится, преподобный? — Годард смотрит на погаснувший огонь. — Если бог солнца поделится силой, то возможно абсолютно всё. Исчезнувшие было языки священного пламени вновь раздуваются и закручиваются в форму тарана высотой до потолка, а длиной в десять метров. Годард догадывается, что сейчас жрец вновь пойдет к той пещере напрямик, но почему-то не спешит приводить оружие в действие. — Что-то не так? — Я чувствую еще одну силу, куда более опасную и зловещую, чем у Равнодушного Охотника. — Отвечает жрец и смотрит в потолок, где расположена площадь и ночное небо с алой луной. — Может, это высший вампир, что поддерживает Сарефа? — Делает предположение Годард. — В таком случае мы должны помочь остальным. Без силы Герона наверху может стать очень опасно. Маркелус Оффек не отвечает, лишь губы шепчут молитву. Годард терпеливо ждет ответа, но вместо него таран из золотого огня начинается пробивать стены по направлению подземной пещеры. — Герон не хочет смерти той силы, мы должны продолжить битву с Равнодушным Охотником. — Кратко объясняет жрец. — Что? Но почему? — Я не знаю, но такова воля божья. Идем, избранник света, наша миссия еще не завершена. — Но, преподобный, если там действительно высший вампир, то Элизабет вместе с остальными могут быть в смертельной опасности! — Замолчи! — Грозно отвечает Оффек. — Герон объявил свою волю, я лишь её проводник. Нам не нужно понимать замысел божий, только исполнять приказы. У Годарда не остается никаких иных доводов, а безумный взор фанатика сводит на нет любой смысл спорить. Воин поудобнее перехватывает топор и мысленно желает остальным выжить. Все-таки там почти весь Громовой отряд, они смогут оказать сопротивление даже такому монстру. — Я попрошу у Герона милости для них. — Уже гораздо мягче произносит Маркелус. — Но сейчас идет великая война против сил Зла, и на войне всегда бывают жертвы. Но смерть во имя Герона — самое почетное действо, которым человек может закончить земной путь, чтобы начать небесный в свете великого солнца. Годард мысленно подхватывает молитву, но опасения в сердце не развеяны.Глава 57
Элизабет чувствует на плече руку Лоренса. Из-за яркого белого света вокруг приходится держать глаза закрытыми, но слышать слова юноши это не мешает. — Тебе нужно вернуться к остальным и помочь выбраться из этого квартала. На этом нам стоит прекратить борьбу, мы вмешиваемся в чужую битву. — Лоренс шепчет на ухо. — А ты? — Мне нужно закончить с Хейденом. — Но разве ты сможешь его победить? — Девушка крепко сжимает руку собеседника, словно намерена не отпускать на смерть. — Нет, конечно, но я мошенник и плут, так что имею коварный план и путь для отступления. Сейчас ловушки прекратят работу, и он вновь спустится в город, но не успеет. Тебе нужно позаботиться об остальных, они сейчас без сознания из-за вампирской способности. — Но как ты намерен справляться с высшим вампиром? И… Ты правда был его учеником? Вездесущий свет постепенно гаснет, и в Петро возвращается ночь. Теперь Элизабет может открыть глаза и посмотреть в сияющие красным зрачки Лоренса. — Помнишь, что я говорил перед боем с нифангом? Я уже висел головой вниз в этой пропасти, так что просто доверься. — Хорошо. Главное — выживи! — Да выживание — моя суперсила. Иди же! — Лоренс помогает встать на ноги и подталкивает к площади, где остались остальные товарищи. Элизабет шатается, но ноги уже слушаются. Стоило высшему вампиру отступить, как возвращается ясность ума и сила тела. Девушка старается не смотреть по сторонам и бежит вперед. Загадочные рисунки на домах потеряли большую часть силы, значит, Хейден скоро вернется. «Вот как его зовут», — размышляет волшебница, и снова приходит чувство непонимания, которое когда-то вызвал и Сареф. Сходство между ним и Лоренсом становится просто невероятно сильным. Каждый из них притворялся одним, а на самом деле являлся совсем другим. Хоть Лоренс не является вампиром, но обучался у кровопийцы. Рука трясет Элин, потом Иву и магистра Видара, но все не просто потеряли сознание, а погрузились в какой-то зачарованный сон. По кварталу разносится мелодия, а на домах играет магическая энергия, из которой вырастают силуэты воинов с луками. Элизабет останавливается и смотрит наверх, куда указывает кончик «поющего» меча. Вероятно, именно над столицей Петровитты сейчас находится высший вампир. Сотня удивительных лучников, сотканных из энергии, дает залп из волшебных луков. В ночи остаются сияющие линии стрел, что сталкиваются с черной стеной. Девушка понимает, что атаки Лоренса не несут вообще никакой опасности для противника, а магические рисунки, которые могут убить вампира, уже потускнели и скоро совсем исчезнут. Элизабет создает заклятье, с помощью которого заставляет тела всех товарищей подняться в воздух и следовать за чародейкой. Дочь епископа решает бежать к другому выходу из квартала, а над головами разносится чей-то рык. Элизабет удивленно вздыхает при виде дракона с изумрудной чешуей, что обвивает кольцами черное облако в небе. Это непохоже на «поющий» меч Лоренса, скорее призванное духовное существо. Воздушный бой отвлек от появления новой опасности, резкая боль заставляет вскрикнуть и упасть на землю. Из рассеченной руки льется кровь, а свет пожаров и алой луны загораживает фигура воина в простеньком доспехе. Незнакомец с небольшой бородкой и усами поднимает меч для повторного удара, но вынужден сделать два шага вперед из-за стрелы, что вонзилась между лопаток. По улице бежит Кассий и разряжает стрелы одну за другой в неподвижную мишень. Нетрудно догадаться, что каждая попадает в цель.— Поднимайтесь, мисс Викар. — Кричит эльф. — Сахтеми поможет Лоренсу, а нам нужно одолеть этого. Волшебница направляет волшебную палочку на противника, отбрасывая его к стене. Но человек вновь встает на ноги, несмотря на несколько смертельных ранений. Только сейчас Элизабет достаточно приходит в себя после атаки, чтобы использовать ощущение ауры и понять, что перед ней нежить. Причем явно высшая, раз может двигаться и бить с такой мощью. Магический щит разбивается от первого же удара, но и выщербленный клинок нежити тоже не выдерживает напора и раскалывается. Тут же налетает Кассий и пинком отбрасывает врага. Элизабет еще ни разу не видела его в бою, и не представляла, что он тоже умелый боец. Конечно, с настолько долгой жизнью нетрудно достичь высот в самых разных областях. Вот только против высшей нежити меч мало поможет, здесь нужно именно магия или жреческая сила. Любой скажет, что Элизабет Викар обладает невероятными запасами маны, но к этому моменту резерв уже показывает дно, а без магии она не сможет унести отсюда всех товарищей. Волшебная палочка из сердца стихий тоже нуждается перезарядке, так что их положение очень плачевно. С самого начала преследуют неудачи, словно они взаправду по незнанию решили влезть не в свое дело. Клинок эльфа глубоко вонзается в руку нежити, но не может перерубить, а в ответ получает удар в лицо и отлетает в сторону. Элизабет напрягает остатки сил и активирует «Торможение вещества». Противник замирает, но явно скоро освободится. — Вас послал Сареф? — Спрашивает девушка в ожидании того, пока Кассий поднимется с земли и попробует отрубить голову противнику. — Сареф? — Разумеется, высшая нежить может говорить. — Почему ты так думаешь? — Тогда зачем вы нападаете на нас? — Хочется, чтобы и он тоже потерял близких людей. Вы для этого подходите лучше всех. Да, скорее всего ему будет все равно, но не попробуем — не узнаем. — Я готов. — Кивает эльф и замахивается мечом, по которому ползут золотые лозы. Это не энергия Духа и не святая сила. Скорее всего какое-то зачарование. Элизабет не успевает сильнее ослабить действие заклятья в районе шеи противника, как происходит взрыв черной энергии, что сметает магию волшебницы и отклоняет меч Кассия. Элизабет лихорадочно пытается встать на ноги, но нежить больше не двигается с места. Девушка не понимает, что произошло, но мертвое лицо, очень похожее на живое, выражает нечто среднее между почтением и страхом. — Что случилось? Это вы? — Эльф подходит ближе. — Нет, я не понимаю. — Качает головой Элизабет. — Он просто застыл на месте. В текущем состоянии мы не справимся с ним, давайте уходить. Мне еще нужно будет вернуться за Маркелусом и Годардом, что отправились под землю охотиться на Сарефа. — Вы что, не чувствуете это? — Вдруг произносит нежить. — Как же слабы чувства живых существ. Очень интересно узнать, о чем бормочет поднятый мертвец, но Элизабет вновь поднимает тела, а Кассий помогает и закидывает на плечи сразу двоих: магистра Венселля и Бальтазара. Однако кое-что можно заметить: бой против высшего вампира почему-то остановился. Всё затихло, словно перед бурей… … Черный клинок пронзает тело вампира, но кровопийца успевает оттолкнуть рыцаря в черных доспехах от себя. — Как же ты надоел. Я думал, ты сдохнешь в Лабиринте за две тысячи лет. — Фриг Ройт выплевывает кровь. — Странно желать такое нежити. — Рыцарь возвращается в боевую стойку. — Я выполню приказ магистра ордена Черного Феникса сколько бы времени не прошло. Ты уже не можешь использовать глаз. — Эх, мне приказали задержать жреца, а вместо этого с тобой приходится возиться. — Рана на груди постепенно затягивается. — Да, пространство уже не отзывается, но сил у меня еще много. Одежда на вампире рвется, обнажая мускулы и растянутую кожу, что вскоре пронзают шипы. Из пасти с огромной скоростью растут длинные клыки, а за спиной разворачиваются крылья. Чудовище в десять раз увеличило размер тела, но мертвые руки рыцаря нисколько не устают продолжать бой. Удар гибким хвостом отбрасывает нежить в сторону, но в последний момент клинок успевает оставить на конечности глубокую рану. Вампир издает чудовищный вопль, но не спешит в атаку против врага, который не боится боли и смерти. Неожиданно бой завершается, так как мертвый рыцарь замирает на месте. Фриг Ройт скачет вокруг, не понимая, что случилось с противником, а после набрасывается и по кусочку раздирает тело нежити. Последний член ордена охотников на вампиров в последнем усилии бросает меч в воздух, где оружие просто исчезает… …Старая башня в Сунпоне уже завалена множеством тел, нежить по приказу некроманта штурмует место, где засел старший вампир. Сотни трупов раскидывают камни, а призраки водят хороводы, концентрируя отрицательную энергию, что потребуется для преодоления защиты. Мастер после начала штурма дополнительно разрушил фундамент и заставил башню осесть и рухнуть. Вильгельм шагает по трупам горожан и следит за выполнением работы. Еще немного, и нежить ворвется в подземелья башни, где будет пачками погибать от руки помощника Легиона, но одновременно ослаблять до такой степени, что некромант без труда убьет вампира. Самое главное — успеть до того, как Сареф закончит свои дела в Петро. Неожиданно все мертвые помощники останавливаются, забыв о любых приказах. Трудно винить за это, так как на горизонте вспыхивает новая сила, которую могут увидеть только те, кто уже мертв и те, кто может видеть мир мертвых. Этой силе все равно на заклятия подчинения нежити, так что остается лишь ждать, пока она не прекратит испускать силу… … На вершине одной из черных башен Фернант Окула сильный ветер заставляет плащ хлопать подобно парусу, но человек спокойно стоит на краю. Взор архимага Эзодора Уньера устремлен в сторону Петровитты, где происходят важные события. Похоже, что время пришло. Гораздо раньше, чем планировалось, но еще ни разу ожидания не сбывались полностью. Высший вампир нагрянул в столицу островного государства и может нанести серьезный ущерб. Черные разряды пробегают по всем башням и устремляются к башне с архимагом на крыше. Гудение наверняка услышат во всем Порт-Айзервице, а магическую силу почувствуют все чародеи. «Ну и пускай». — Архимаг вытягивает правую руку к темному горизонту. Тут же черная молния пронзает ночь с невозможным грохотом и исчезает вдали на скорости, от которой не получится увернуться даже высшему вампиру. Черная молния в мгновение ока достигает неба над Петро, где сталкивается с защитой высшего вампира и с легкостью пробивает её. Союзники всё сделали правильно, заставив вампира подняться в воздух, где архимаг может атаковать цель без риска разрушения города. В чудовищном взрыве тонет крик высшего вампира, что не смог защититься от подобного удара. Эзодор падает на колени и часто дышит, на второй такой удар сил уже не хватит. Но главное то, что задача выполнена, Хейден тоже временно выбывает из игры, где на кону приход или отсрочка Темной Эры.
Глава 58
Кассий и Элизабет вынуждены остановиться из-за немыслимого магического удара, что разорвался в небе над Петро. Волшебница толком не заметила, откуда пришелся удар, но такая сила даже ей недоступна. Кто-то еще невероятно сильный атаковал высшего вампира, и Элизабет уверена, что после такого даже сверхсущество получит серьезные раны или вообще умрет. «Океан» магии вокруг бурлит, магическая атака расколола не только воздух, но и незримые потоки магической энергии. Только сильные эфироманты могут воспроизвести такой же эффект. Элизабет встает с колен и перестает зажимать уши. Кассий устоял на ногах и сейчас торопит спутницу. Отсюда действительно стоит уходить как можно скорее. Во время движения девушка замечает, что даже Алый Террор уничтожен той атакой. Алое светило лишилось половины «тела», а после и вовсе растаяло в воздухе. Впереди показывается городской канал, что опоясывает квартал. Нужно его пересечь и найти безопасное место. Элизабет ожидала, что Верховный Совет магов уже возьмет место в кольцо, но не видит ни городской стражи, ни ноклеэйтов, ни чародеев. «Случилось что-то еще?», — на бегу размышляет чародейка. Показывается спуск в канал, он слишком глубокий, чтобы пройти вброд. Местные жители используют лодки… — Осторожно! — Кассий предупреждает об опасности. Элизабет тут же разворачивается, но не успевает уклониться от брошенного обломка меча, что глубоко входит в живот. Подобную боль девушка никогда в жизни не испытывала, между пальцев струится теплая кровь, сердце готово выпрыгнуть из груди, а голосовые связки тут же связывает спазм, не позволяя даже кричать. Элизабет падает на землю, сжимая рану. Сквозь слезы девушка с трудом видит, как Кассий вновь сошелся в бою с высшей нежитью. Когда враг впал в оцепенение, эльф отрубил голову, руки и ноги нежити, а потом разбросал в разные стороны, но каким-то образом враг восстановился. «Какой просчет…». — Элизабет постепенно погружается в непроглядный мрак… Элин будят удары, словно кто-то бьет мечом по скале. Последнее, что эльфийка помнит, так это нападение высшего вампира около площади, а потом память словно отрезало. Вокруг всё тот же Петро, но обстановка изменилась. Руку окутывает что-то теплое, но эльфка не сразу понимает, что это чья-то кровь. Сонливость тут же вылетает из тела, стоило увидеть лежащую чародейку. — Элизабет! — Элин резко встает, не обращая внимания на головокружение, и наклоняется над девушкой. Из живота Элизабет торчит рукоять меча, рана наверняка серьезная. Эльфийка оглядывается в поисках помощи, но остальные лежат без движения, а в конце улицы Кассий теснит незнакомого человека, что подобрал обычный камень с земли и им отбивает удары меча. «Он враг? Что же делать?», — Элин сидит рядом с Элизабет и не знает, что предпринять. Если вытащить меч, то можно доставить новых мучений подруге, а также может начаться еще более сильное кровотечение. К сожалению, никаких значимых познаний в целительстве нет, как в обычном, так и магическом. Жреца Маркелуса рядом нет, а ведь он мог бы в два счета исцелить рану, раз может поставить на ноги даже безнадежно больных. Кассий почему-то не может справиться с противником, хоть явно превосходит в умении. Эльф вряд ли сможет помочь, пока не победит противника. — Сахтеми! Uerusim! — Элин громко зовет наставницу. Раз Кассий здесь, то и эльфийская чародейка должна быть рядом, но не отзывается. Первом делом Элин пытается разбудить мэтра Патрика или Эрика, чтобы они использовали магию, но безрезультатно. Эльфка пытается растрясти магистра Видара, Бальтазара или Иву. Они наверняка должны знать, что делать в таких случаях! Но никто не открывает глаза. На глаза против воли наворачиваются слезы бессилия, а Элизабет стремительно холодеет, хоть еще слабо дышит. Помочь сейчас может только Кассий, но он постепенно уступает незнакомцу. Меч эльфа движется всё медленнее, а враг напротив даже не вспотел, осторожно изнуряя противника. Таким темпом Элин придется в одиночку выходить из ситуации. Элин пытается вызвать теневого феникса, но духовное существо полностью игнорирует вызов. Попытки позвать Лоренса, который часто появляется в нужном месте и в нужное время, тоже проваливаются. Черное отчаяние постепенно заполняет душу Элин, которой приходится лишь смотреть на умирающую подругу. Разум так лихорадочно перебирает варианты, что даже возникает сильная головная боль. Возможно, только благодаря экстремальной ситуации, Элин вспоминает о видениях, которыми поделился Плач Забытых Народов. Теперь понимает, что видение очень похоже на текущий момент. Та же рана на животе Элизабет, та же расширяющаяся лужа крови. Ни руки, ни прижатая одежда не могут остановить кровь. Даже улица очень похожа с каналом поблизости. И в видении тут был Сареф. До этого видения феникса всегда сбывались, так что это последняя возможность спасти Элизабет. Браслет с магической связью, который Сареф подарил, Элин до сих пор носит с собой. Раньше часто говорила в него и молила юношу вернуться, но ответа, разумеется, никогда не получала. Сейчас Сареф тоже должен находиться в городе, значит, услышит послание. Эльфийка зажимает браслет и начинает говорить о том, что нужна помощь и пытается правильно сообщить о местоположении. Элин понимает, что юноша может быть совсем в другом месте и вряд ли сумеет прийти вовремя, даже если захочет. Эльфка и думать не хочет о том, что Сареф придет к уже бездыханному телу. Кассий из последних сил вращает клинок, испускающий золотой свет, и даже отбрасывает от себя противника. На выкрики Элин о помощи не обращает внимание, и трудно за это винить. Если он не расправится с врагом, то спасение Элизабет точно окажется под угрозой. И Сареф не спешит появляться, так что рука снова оказывается на браслете. — Я понимаю, что ты можешь ненавидеть нас за что-нибудь. — Элин уже не шепчет и только наращивает громкость голоса, будто это хоть как-то поможет. — Я допускаю, что не понимаю тебя, да и вообще никто не понимает. Возможно, ты не можешь идти другим путем. Может, ты лишь защищаешься, будучи вампиром. Но прошу: спаси Элизабет! Я очень тебя прошу! Последние фразы Элин уже надрывно кричит, но слова тонут в ночном городе без какого-либо результата, а взор Элизабет уже остекленел. Эльфка уже сдалась что-либо предпринимать и просто ласкает подругу по голове. Вдруг со стороны канала раздаются шаги. Элин стремительно разворачивается, но последняя надежда моментально рассыпается прахом. — Что случилось? Ты так кричишь, что тебя даже на той стороне канала хорошо слышно. — К эльфке приближается тот самый лодочник, что помог попасть в квартал. По всей видимости, сумел спрятаться от всех ужасов. — Она ранена в живот. Вы можете помочь? — Элин показывает на Элизабет. — Обычными методами её уже не спасти. А там кто? — Старик щурится в сторону сражающихся. Схватка Кассия с незнакомцем постепенно отдаляется. — Неужели это конец? — Элин не отвечает на вопрос и продолжает лить слезы. — Когда приходит понимание, что поделать ничего нельзя, и ты спокойно принимаешь судьбу — это высшее выражение действия силы духа. — Что? — Эльфке кажется, что лодочник несет какой-то бессвязный бред, а голова наполняется тяжестью. — Кажется, эту цитату приписывают одному китайскому философу. — Лодочник проводит пальцем по воздуху, и Элин против воли следит за ним, а после погружается в глубокий сон. — Разберись с нежитью. — Приказывает лодочник появившемуся из тени Сету. Ноклеэйт кивает и направляется вверх по улице, прикладывая к губам трубку. Воздух, наполненный внутренней энергией, силой легких отправляется прямо в цель и опрокидывает высшую нежить на землю. В это время старик кладет руку на лицо, и в ней из ниоткуда возникает деревянная маска. Одновременно с этим внешность лодочника меняется, под чужой личиной оказывается Сареф. Вампир направляет ладонь к телу Элизабет и активирует «Ауру благословения Кадуцея». Божественная сила волнами проникает в тело девушки, пока вампир тонкой кисточкой наносит на запястье волшебницы особую руну. Стоит закончить и активировать письмена, как руна тут же впитывается в кожу и исчезает. Рука крепко хватается за рукоять меча и выдирает из раны. Сразу течет кровь, но это магия освобождает внутренние полости от скопившейся крови. Пальцы правой руки сгибаются в нужном положении, и магия очищает кровь и создает невидимую трубку, по которой красная жидкость вновь вливается в общий кровоток перед закрытием раны.— Я и эльфа оглушил. — Докладывает охотник Петро. — Однако ходячий труп вдруг исчез. — Некромант призвал к себе. — Догадывается Сареф. — Понял, что теперь слуга не сможет закончить дело. — То есть, останки скоро будут призваны? — Да, Часовой Механизм откалиброван, ритуал скоро завершится. А потом начнется Темная Эра. — М, а с тем, кто придет, тоже нам придется сражаться? — Прямо сейчас вряд ли, но если что это головная боль Легиона. В отличии от Хейдена он сумел восполнить силы и даже накопить чуть больше. Что там с Советом? — Больше половины мертво. Мы совершили вооруженный переворот с помощью вампиров Ройта. Теперь наши агенты будут править страной. Но союз с Манарией все равно мы заключим? — Да, ошибки второй Темной Эры допустить нельзя. — Сареф заканчивает с лечением, после снова лезет в карман и достает кристалл крови Фаратхи. — Почему ты постоянно его лижешь? — Сет с интересом смотрит на это. — Это вкусно? — Для вампира слаще меда. Но самое главное — это источник, что позволяет мне развивать силы. Уходим. Где остальные? — Уже в нашем логове. Фриг Ройт опустошил пару трупов вампиров из своего клана и смог открыть пространственный переход из подземелья до того, как жрец с воином до них добрались. — Ноклеэйт послушно идет за командиром отряда. — А этих бросим здесь? — Да, сюда уже идут их товарищи, не будем попадаться им на глаза. — Сареф не смотрит на лодку и одним прыжком преодолевает канал. Сет же толкает лодку, и когда она достигает середины пути, прыгает на нее, а потом еще одним прыжком достигает противоположного берега и цепляется за деревянные перила… … Где-то в невообразимо далеком месте открывает глаза высший вампир, взявший имя Легион. Глаза первым делом смотрят на каменную стену, где красными чернилами оставлено послание о том, что начата финальная стадия перед началом третьей Темной Эры. Вампир потягивается с довольным видом. — Черт, ох уж эти людские привычки. — Тело высшего вампира не может затечь, но подражание людям заходит уже далеко. — Ладно, теперь и нам пора отправляться. Легион издает пронзительный свист, который слышит духовное существо на еще более далеких Путях. Мировой Змей и Гаситель Света в одном лице тоже прерывает сон.
Глава 59
Новое пробуждение происходит очень резко, будто кто-то с силой толкнул. Элин вздрагивает и смотрит вокруг на незнакомую комнату, в которой лежат почти все товарищи. Над головами летает странный шар из духовной энергии, что всасывает красный туман из тел. Вместо внешней стены строители сделали выход на широкий балкон, на котором стоят Лоренс и Сахтеми. Память о последних событиях тут же возвращается, Элин резко вскакивает и замечает Элизабет: теплую и дышащую. Чувство невероятного облегчения проносится по телу, а ноги перестают держать. На звук оборачивается эльфийская наставница и привлекает внимание Лоренса. Элин видит, что юноша сам сильно пострадал, вся одежда в крови, но кто-то уже крепко перебинтовал. — Ого, на тебя «кровавый туман» действует слабее, чем на остальных. — Молодый рыцарь подходит ближе. — Что произошло? Я отрубилась на улице, но не помню, по какой причине. — Элин не мигая смотрит в потолок, пытаясь представить, что было. — Не знаю. — Пожимает плечами юноша. — Мы с твоей наставницей нашли вас, потом принесли сюда. Это верхний этаж посольского дома. — Значит, вы спасли Элизабет. Большое спасибо. — Эм, да не за что. — Пожимает плечами Лоренс, а Сахтеми остается невозмутимой. — О, а вот Бальт очнулся. Больше всех жалуется на старость, но оказывается вторым по крепости. — Кха, чего? Где я? Кто я? Зачем я? — Адепт вертит глазами, ничего не понимая. — Ты великий демон Лалашупут, что послан в прошлое, чтобы остановить восстание машин и спасти мир. — Ржет Лоренс над другом в неадекватном состоянии. Впрочем, стоило воину услышать знакомый голос, как на лице зажигается понимание. — А, это ты. Опять где-нибудь прятался, пока все подыхали? — Разумеется. Что мне в бою делать, если ничего не умею? — Юноша протягивает руку и помогает товарищу встать. Скоро просыпаются все остальные, в том числе Элизабет. Эльфка теперь не отходит от нее, сжимая руку. — Кассий, ты справился с высшей нежитью? — Спрашивает чародейка и ощупывает бинты, под которыми должны быть рана. — Нет. — Отвечает эльф с перевязанной головой. — Помню лишь, как что-то на большой скорости пронеслось мимо и отбросило нежить, а потом и в меня что-то прилетело, я даже обернуться не успел. — Какая тупая ситуация. — Аддлер Венселль в раздражении скидывает шлем и снимает с пальца кольцо-реликвию. — На кой хер нам выдали эти священные предметы, если они вообще не помогли против высшего вампира? Бесполезное гавно. Магистр швыряет кольцо в стену, предмет отскакивает и катится по полу, откуда его поднимает вошедший человек. Маркелус Оффек бережно отряхивает предмет. — Значит, такова была воля Герона. Не тебе роптать. — Спокойно отвечает жрец. — Я сам решу, роптать мне или нет, жрец. — Отрезает мастер-лучник. — Все же, Аддлер, если бы ты не бросился в атаку, то мы могли бы уйти спокойно. — Внезапно произносит мэтр Эрик. — Ты всерьез думаешь, что он отпустил бы нас? — Магистр поворачивается к напарнику по отряду охотников на вампиров. — Он просто игрался. Хотел посмотреть на наши бегущие спины, а после атаковать. — Я согласна с мэтром Эриком. — Подключается к обсуждению Элизабет. — При всем уважении вы поступили неправильно и подвергли всех высокому риску. — Да о чем вы, леди Викар? — Магистр поднимает бровь. — Не вы ли хотели сражаться с Равнодушным Охотником и другими вампирами? В этом и суть, что нельзя делать исключений, какой бы вампир не стоял перед тобой. — Однако забывать об элементарной тактике и здравом смысле тоже не стоит. Не мне же вам это объяснять. — С этим… соглашусь. — Вдруг кивает Аддлер. — Уничтожение монстров должно иметь порядок и правила, и меня иногда заносит. Но я все равно не думаю, что он вправду хотел нас отпустить. — Годард, Маркелус, каковы ваши успехи? — Командир отряда решает сменить тему. — Мы настигли Сарефа. — Начинает говорить Годард, и все тут же начинают слушать намного внимательнее. — Но ничего сделать не смогли. Он собрал сильную команду. Два могучих волшебника, один невероятный воин, с которым только магистры Часовни могут сражаться на равных. Потом еще всякие вампиры, особенно тот, что изменяет тело и играется с пространством. — Мы схлестнулись в подземельях, но нас отбросили, а вернуться туда мы уже не смогли. К той пещере уже нельзя приближаться. — Продолжает Маркелус Оффек. — Почему? — Такова воля Герона. — Выдает любимую фразу жрец. — Он запретил мне входить туда, а Равнодушный Охотник уже покинул то место. На некоторое время воцаряется тишина. Каждый думает о своем, а Элизабет с трудом приподнимается и прислоняется к стенке. Излечение раны явно не прошло до конца, раз боль всё еще возникает во время движения. Девушка смотрит на Лоренса, который сидит у входа на балкон и пытается достать языком до кончика носа. Заметив интерес волшебницы, юноша тут же прячет язык и делает вид, что ничего не было. Сахмети сидит рядом с закрытыми глазами. Может, общается с духовными существами, а может, пытается отдохнуть. Вряд ли познания в человеческом языке достаточно хороши, чтобы участвовать в разговоре. — Лоренс, а что случилось с высшим вампиром? — Спрашивает Элизабет. — Он мертв? — Да не, не может быть. Скорее скрылся где-нибудь, чтобы залечить раны. — Пожимает плечами юноша. — А что это был за могучий удар? Какой маг его нанес? — Черная молния прилетела со стороны Манарии. Наверняка мэтр Эзодор постарался. Я слышал слухи, что ему в наследство досталась огромная библиотека с томами древнейших заклятий. И в королевстве же нет мага сильнее его? Чародейке кажется, что Лоренс чего-то не договаривает, но хочет обсудить самые важные вопросы наедине. — Думаю, да. Но я никогда не видела силу архимага, даже не знаю специализации. Он ведь редко появляется на публике и учеников не берет. — Отвечает Элизабет. — А что сейчас происходит в Петро? — Говорят, вампиры атаковали Верховный Совет. Во дворце был нешуточный бой, именно туда стянули всю стражу, ноклеэйтов и магов. Первый чародей мертв, как и многие другие из Совета. — Замечательно. — Бормочет мэтр Патрик. — Похоже, мы снова продули по всем фронтам. — Не об этом сейчас нужно волноваться. — Качает головой Лоренс. — Темная Эра начинается. — С чего ты взял? — Предчувствие… — …неизбежных люлей. — Тихо произносит Ива, а после покатывается со смеху вместе с Бальтом. — Поверить не могу, что с такими идиотами был в одной команде. — Улыбается юноша, а тем временем небосвод светлеет. — Уже ночь закончилась? Как-то я устала. — Орчиха встает на ноги. — Нет, до рассвета еще есть время. — Молодой рыцарь смотрит через балкон. — У вас сбилось чувство времени из-за потери сознания. — Ты гонишь что ли? Вон же солнце встает! — Рассвета сейчас действительно быть не должно. — Молчаливый магистр Видар легко встает на ноги и выходит на балкон. Остальные идут следом и смотрят, как горизонт стремительно светлеет, а звезды исчезают. А после показывается краешек красного утреннего светила. — Это однозначно солнце. — Мэтр Эрик недоумевает. — Вы шутите что ли? — Где ты видел такой быстрый рассвет? — Теперь и магистр Венселль замечает странность, так как солнце уже наполовину поднялось над горами. Петровитта озаряется светом, любой однозначно скажет, что это настоящее солнце. Не проходит и минуты, как светило полностью отрывается от горизонта и бежит по небосводу. Утро стремительно перетекает в день. — Герон! — Восклицает Маркелус. — Герон идет к нам! Все переглядываются. Никто не ставит под сомнение существование бога солнца, но он никогда не проявлял подобного вмешательства в смену дня и ночи и уж тем более никогда не спускался в мир смертных. Как только солнце достигает зенита, то останавливается. Никто не может смотреть прямо на солнце, поэтому мэтр Филипп создает в воздухе зону затемнения, через которое можно смотреть без опаски. С помощью этого можно заметить, что солнце увеличивается, словно падает на землю. Элин испуганно прижимается к Элизабет, Маркелус громко молится Герону, а остальные недоумевающе смотрят на странное явление. Причем, не только они. Вся Петровитта смотрит на небо, где ночь так быстро сменилась днем. Архимаг Эзодор Уньер так и не покинул вершину черной башни и теперь наблюдает за солнцем, пока жители Манарии пытаются осознать, что происходит. Народы на всех континентах замечают нарушение естественных законов, когда утро наступает раньше положенного, а день останавливается. — Что происходит? — Элизабет хватает руку Лоренса. — Темная Эра. — Спокойно отвечает юноша. — Она приходит неизбежно, разница лишь во времени. Вампиры сумели ускорить приход. — Какая ж она темная? — Бальтазар щурится, так как интенсивность солнечного света становится выше, а температура очень быстро повышается. — О, это только начало. Смотрите! — Лоренс указывает на море, на котором рождается огромная волна. Следом из моря поднимается колоссальное змеиное тело, а после солнечный свет сменяется тенями, так как чудовищного размера змей извивается в небесах. Если бы кто-то мог окинуть взглядом весь мир, то увидел участки тела змеяв самых разных землях, что указывает на возможность монстра несколько раз опутать собой земной шар. Огромная волна, поднятая чудовищем, достигает порта Петро, сносит корабли и здания, а после разбивается о каменные волноломы. Петровитта неоднократно была атакованной морской стихией, поэтому город перестраивался с этим учетом, но такую ситуация вряд ли зодчие могли предусмотреть. Ближайшие к берегу районы уже серьезно пострадали. Почти каждый на балконе чувствует страх, смешанный с благоговением. Пасть мертвого змея, если судить по многим участкам сгнившего тела, кажется, может проглотить целый континент и теперь стремится пожрать солнце. — Немыслимо. — Элизабет осознает, что на огромной высоте происходит противостояние, в которое они в любом случае не могут вступить. Это похоже на описание змея, что атаковал Фьор-Тормун, хотя там монстр был не настолько большим. — Это невозможно. — Мэтр Патрик приходит к такому же мнению. — Как это возможно? Разумеется, происходящее кажется невозможным, ведь каждый маг знает космологическую теорию, где мир вращается вокруг солнца. Магия давно выяснила, на каком расстоянии находятся ближайшие астрономические объекты, а глаз может примерно оценить длину змеиного тела. В нарушение привычных законов исполинское духовное существо проглатывает солнце, и мир резко погружается во мрак.Глава 60
Камни завала разбиваются мощным ударом, огромная рука пробивается в последнюю комнату подземелья башни, где заперся старший вампир. Владелец алой маски и плаща совершенно не обращает внимания на штурмующую нежить, взор прикован к скелету, что парит над гробницей в окружении невесомой крови, которая впитывается в кости. Постепенно скелет приобретает красный оттенок. В кульминационный момент останки просто исчезают, а вместе с ними пропадает Мастер, чтобы очутиться под землей в совсем другом месте. Просторная пещера наполнена разноцветными огнями, и скелет вращается в воздухе над окружностью Часового Механизма. Точка телепортации, оставленная командой Сарефа, постепенно тускнеет и больше не может быть использована. Так и нужно, чтобы некромант не смог прибыть следом. Часовой Механизм полностью откалиброван с родным миром вампиров и более не нуждается в дополнительной настройке. Старшему вампиру даже не нужно делать что-то еще, процесс протекает автономно. Мастер разворачивается и быстро покидает пещеру, а в семи километрах за городскими воротами шагают Сареф и Сет. Ноклеэйт смотрит на город, а после начинает допытываться до правды. Сареф понимает, что вопросы не могут не возникнуть у команды, ведь мало кто посвящен в настоящие планы. Пожалуй, Легион рассказал истину только Сарефу, Мастеру и, возможно, еще нескольким командирам, что действуют в других частях света. Однако для претворения замысла в реальность важны именно события в Южных землях и Петровитте. — Давай дойдем до лагеря и там всем расскажу. — Юноша продолжает шагать к лесу. — А когда я смогу встретиться с Хейденом? — Не спеши, ты не сможешь с ним справиться сейчас. Да и никто из нас не сможет. Его, к счастью, отвлекли, но ситуация могла выйти боком. — Разве вы уже не победили его один раз? — Можно и так сказать, но победу мы вырвали не одной лишь силой. План, обстоятельства и союзники: всё имеет важное значение. Ты уверен, что хочешь стать вампиром? — Да, а что такое? — Инициация не всегда проходит успешно. — Я в курсе, но готов рискнуть. Моя жизнь больше не представляет для меня большой ценности. Даже если инициация убьет меня, то ничего страшного, я буду ждать Хейдена в посмертии. — Как скажешь. Лишь бы у вампиров тоже была загробная жизнь. Пара в скором времени доходит до лагеря, где уже ждет остальная команда. С каравеллы сошли вообще все. — Все на месте, а судно посадили на мель в укрепленной бухте. — Докладывает Мальт. — Все верно? — Да, возможно сильное цунами или «гребень Раката», как это называют в Южных землях. — Отвечает вампир. — Эй, Сареф, а почему мы сбежали из Петро? — Подскакивает Рим. — Пойдем еще кого-нибудь убьем! — Наша задача полностью выполнена. Рисковать незачем. Лучше послушайте вот что: Темная Эра начнется сейчас. В лагере повисает тишина, а все взгляды устремлены на командира. — А что именно такое Темная Эра? — Интересуется мэтр Иоганн. — Конец света ведь? — Можно и так сказать. — Сареф обводит глазами присутствующих. — На самом деле Темная Эра началась очень давно и никуда особо не уходила. Давать ей порядковые номера не имеет большого смысла, разве что для удобства. В лесу постепенно становится светлее, рассвет прогоняет ночь и готовится дать старт новому дню. Многие озадаченно смотрят на горы, излучающие красный свет. Недоумение понять можно, так как рассвет наступает раньше обычного. И это тесно связано с текущей ситуацией и Темной Эрой. Солнце ненормально быстро поднимается над горизонтом и устремляется к точке зенита. Многие вампиры недовольно морщатся под интенсивными солнечными лучами и стремятся занять место под тенью деревьев. — Сареф, что происходит с солнцем? — С солнцем уже очень давно ничего не происходит. — Сареф достает из кармана волшебный свиток и следит за посланиями Легиона и Мастера. Всё идет строго по плану. — В каком смысле? — Сейчас увидите. Не отвлекайтесь. Появление гигантского змея удивляет только Маклага Кродена и Иоганна Коула, так как они не встречались с Гасителем Света. Кастул тоже с интересом смотрит на происходящее, хоть наверняка думает о том, какую воинскую славу сможет заработать, если обезглавит духовное существо с дальних Путей, что может опутать весь мир. Сареф наблюдает за броском Гасителя Света в сторону солнечного светила. Единственное духовное существо, которое наверняка помешало бы, это Глубинный Страх. Именно поэтому расправиться с ним было приоритетной задачей перед прибытием в Петровитту. Одновременно они не дали Хейдену набраться сил, теперь он ничего не сможет сделать Легиону. Когда змей проглатывает солнце, все вздыхают, многие показывают пальцами на невозможное явление. Да, разумеется, солнце находится в сотнях миллионов километров от Петровитты, даже Гаситель не может растянуться до такой степени и так широко раскрыть пасть. Но сейчас проглочен самый великий обман со времен второй Темной Эры. Солнце исчезает в утробе исполинского змея и весь мир резко погружается в темноту. Нет, темнота не абсолютная, мир освещается приглушенным светом. Сначала можно подумать, что полумрак — лучи солнца, что пробиваются из внутренностей Гасителя Света, но это не так. Змей несется к земле и растворяется во тьме до того, как достигает поверхности мира. Даже у Легиона не хватает влияния, чтобы полностью избавиться от внимания Стража Реальностей. Гаситель Света исчезает, а вот свет остается в виде маленького багрового комка на небе, что только сейчас появляется над горизонтом. Подобный свет толком не освещает, но не позволяет миру полностью погрузиться в беспросветный мрак и отчаяние. — Что это такое? — Первой не выдерживает Рим. — Солнце. Настоящее. — Говорит Сареф. — То другое было ширмой, обманом. — Не совсем понимаю, — произносит Йос. — Кто смог скрывать настоящее солнце так долго? — Его вы все знаете. Бог солнца Герон. Жизнь миру приносил именно он, его сила превращала день в ночь, позволяла жить растительности и животным. Герон оберегал мир от холода и тьмы после того, как настоящее солнце погибло. — И мы только что убили бога? — Кроден даже отвлекся от трубки с курумом при виде истинного облика Темной Эры. — Нет. — Звонкий девичий голосок раздается совсем рядом. Ауру Легиона не спутать ни с чем даже в таком облике. Юноша замечает, что высший вампир принял облик той самой девочки, с которой сражался в Порт-Айзервице. Все вампиры за исключением Сарефа дружно склонились перед Легионом, а люди из команды с интересом смотрят на новое лицо. — О, так ты и есть Легион. — Догадывается пиромант. — Верно. Здравствуйте, мэтр Иоганн, мэтр Маклаг, Кастул. — Девочка машет рукой. С лица Кастула сошла привычная улыбка, так как он наконец встретился с богом-отцом, который так радикально поменял внешность. Грандмастер боевых искусств подходит в высшем вампиру и опускается на одно колено. — Мой меч служит тебе. — Кастул фанатично смотрит на девочку. — Я рада, что мы снова вместе. — Маленькие руки обвивают шею воина, а Кастул осторожно обнимает в ответ. — Нас ждет великая война, на которой ты засияешь подобно новой звезде. Мастер-мечник расплывается в довольной улыбке. Большего ему не нужно, лишь бы следовать пути доблести вместе с родителем. — Сареф, хорошо постарался. Нет, даже отлично. Ни одного поражения, причем без моей поддержки. Ты настоящий Вестник Темной Эры. — Девочка смотрит на юношу. — Угу. — Вот и весь ответ Сарефа. — Но вернемся к теме. — Теперь Легион продолжает рассказ. — Мы только что начали Темную Эру в третий раз. Настоящие испытания нас ждут впереди. Что-либо планировать станет намного сложнее, будьте готовы к тому, что это может стать самым тяжелым, что вы видели в жизни. О, Мастер, рада, что добрался без помех. Как прошло? На лесной опушке появляется фигура в алом плаще и маске. Старший вампир делает низкий поклон: — Задача выполнена. Останки находятся в Часовом Механизме. Над Петро ввысь ударяет золотой луч, значит, процесс перерождения подходит к финальной стадии. Петровитта догадалась только о том, что если поместить в Механизм обычного человека, то он получит сверхсилу в обмен на душу и разум. На самом деле Часовой Механизм может сделать кое-что более сложное. — А что там происходит? — Мэтр Иоганн явно ничего не понимает. — Однажды Герон добровольно отринул тело и сотворил из своей силы новое солнце на месте погибшего. Именно его нам нужно будет одолеть перед тем, как окончательно уничтожить Пути и совершить Исход. — Продолжает рассказ Легион. — Однако он неуязвим, пока находится в облике солнца, поэтому мы нашли его останки и погасили Ложное Солнце. Часовой Механизм запустил процесс перерождения бога солнца, мы буквально заставили его вочеловечиться, то есть обрести плоть, что можно поразить. — Он по-прежнему остается сильным. — Замечает Сареф. — Конечно. — Кивает девочка. — Поэтому нам еще рано праздновать успех. Просто не будет. Какие успехи в Срединных землях? — Всё готово, но я не смог отыскать Микилинтурин. — Отвечает Мастер. — Остальные не представляют большой опасности. — Южные земли? — Люди, эльфы и гномы создали альянс против нас, но все в рамках моего плана. — Отвечает Сареф. — А в Западных землях убит архимаг Моут-Алаверьона, а также королева Страны Дождя. — В Восточных землях великий грандмастер Рихэб избежал покушения, но всё остальное прошло по плану. Альянс не создан. — Вновь слово берет Мастер. — В Северных землях Фьор-Элас заключил военный союз с Изони, но без великого грандмастера Борека им будет трудно. Возможен альянс с Манарией, но между ними слишком большое расстояние. — В целом, как я и предполагала. — Кивает девочка. — Удивительно, но мы побеждаем с уверенным отрывом. Могильная Мгла? — Нет информации. — Отвечает Сареф, а Мастер кивает. Эта сторона конфликта слишком хорошо хранит тайны. Над Петро рождается яркая вспышка, а после возникает золотая сфера, что по размерам даже близко не дотягивает до Ложного Солнца. — Итак, время пришло. Смотрите на нашего главного врага в этом мире. — Легион указывает на буйство над столицей Петровитты. — Сильнейшей, мудрейший, влиятельнейший Древний вампир, основатель Лайтроллской Линии Крови и бог солнца Герон собственной персоной. Центральная фигура провала двухтысячелетней давности. Наконец-то мы сведем с ним счеты. Сареф смотрит на рождение бога солнца и знает, что почти все присутствующие испытывают невиданное волнение. Даже хладнокровные убийцы не смогут без трепета смотреть на такое. — Ну что, кто хочет отведать Крови Бога? — Восклицает Легион и щелкает пальцами, отправляя сигнал абсолютно всем агентам, разбросанным по уголкам вновь гибнущего мира. Конец четвертой книгиЖанпейсов Марат Кровь бога-5
Глава 1
Флаги различных государств треплются во время сильной метели. Несмотря на лето, Порт-Айзервиц накрыт полотном снега. Так теперь почти во всех землях. Элин пытается дыханием согреть ладони, но получается не очень хорошо. За спиной раздаются шаги Элизабет, что кладет руку на плечо эльфке. — Извини, задержалась. Нужно было многое подготовить перед заседанием альянса. — Ничего страшного, пойдем. — Элин быстрым шагом направляется в сторону Стальной Крепости. До королевского дворца девушки идут молча. Элин смотрит по сторонам и не видит горожан. Почти все предпочитают сидеть дома рядом с очагом, плотно закрыв все двери и окна, будто сейчас действительно зима. При этом в Южных Землях зимы, как правило, не такие суровые, как в остальном мире, но если здесь так плохо, то в других местах может быть еще хуже. Впрочем, Элин сможет послушать об этом сегодня. После событий в Петровитте Громовой отряд вернулся домой вместе с делегацией магократии. Сюда же за последние два месяца прибывают представители других стран, порой на высшем уровне. Совершенно неожиданно Манария становится центром не только альянса Южных Земель, но и почти всего остального мира. Конечно, в альянс входят не все государства, но есть участники из самых разных частей света. И причиной тому является не сама Манария, а бог солнца Герон, что решил противодействовать Темной Эре. Еще в Петровитте Маркелус Оффек чуть не сошел с ума при появлении бога солнца. Если бы не жрец, Элин даже не поняла бы, кто или что это такое. Божество ни с кем не разговаривало, исчезнув в рассветном небе, но прислало Маркелусу какие-то видения о созыве альянса. И уже в Манарии эльфка узнала от подруги, что епископу Элдрику тоже пришло божественное видение. Церковь Герона сейчас становится самой мощной силой, вокруг которой человечество сплачивается и старается выжить. В Герона верят далеко не везде, многие страны поклоняются другим богам, имеют разные традиции и обычаи. Но только бог солнца спустился с небес, будучи атакованным ужасным змеем, а жрецы других конфессий безуспешно молятся своим богам. Маркелус на проповедях рассказывал, что Губительные Силы нанесли предательский удар по повелителю солнечного света, именно поэтому каждый день вместо обычного солнца восходит темно-оранжевый комок, который почти не рассеивает мрак и не дает тепла. Разумеется, исчезновение солнца положило начало всеобщей паники, в некоторых странах начались масштабные волнения. Ужас людей понять нетрудно, ведь солнце в любой стране является источником жизни. Температура воздуха резко упала во всем мире, и многие уверены, что это начало вечной зимы. Почти все посевы погибли тотчас, не вынеся холода и отсутствия солнечного света. Голод станет верным спутником конца света, но люди еще не бросились с головой в беспросветное отчаяние. Всё благодаря Герону. Бог солнца появлялся в разных странах, где обращался к разным людям, что становились пророками и новыми святыми, ведущими народ к спасению. Герон на время приносил свет и тепло, возвращал поля к жизни, а после перемещался в другую страну. Все последователи говорят об одном: «Бог солнца хочет, чтобы мир объединился для спасения». И в качестве центра в видениях разных святых фигурирует Манария. Элин смотрит на крепостные ворота с большим количеством стражи. За последнее время количество иноземных гостей выросло, а на сегодня назначено большое собрание, где будет официально объявлено о создании Манарийского Альянса. Элизабет Викар там будет присутствовать в качестве советницы короля Метиоха, а Элин присоединится к делегации Фрейяфлейма. Просторный зал переговоров ярко освещен многочисленными факелами, а также разожжены все три огромных очага. Посреди помещения находится круглый стол из камня с выемками, где будут стоять участники переговоров. Вместе с Элизабет смотрит на большое количество людей и не только. Дипломатическая Коллегия сейчас работает, не покладая рук, так как еще ни разу в истории страны не бывало такого собрания. — Вошель, Стилмарк, Моут-Алаверьон, Фрейяфлейм, Вар Мурадот, Петровитта и Островная Федерация. — Чародейка быстро перечисляет всех, кого видит. — А, нет, еще Фьор-Элас, Изони и даже Охраколл из Восточных Земель. А вот из Срединных Земель почему-то никого не вижу. Элин смотрит на делегатов разных стран и слушает незнакомую речь. Больше всего привлекают те, кого эльфка ни разу в жизни не видела. Во-первых, это гномы. Теперь Элин выше любого гнома, но в толщину вряд ли когда-нибудь догонит. Низкорослые бородачи привыкли к тяжелой физической работе в подземной империи, поэтому все как один обладают мощным телосложением, что позволяет круглые сутки махать киркой или молотом, либо носить грузы между уровнями. Во-вторых, конечно же, зверолюди. Элизабет рассказывала, что племена зверолюдей довольно разнообразны. Изони и Охраколл — самые известные государства зверолюдей. Причем Изони из северной части мира представлены по большей части ящеролюдями. Немигающий взор прямоходящей рептилии замечает интерес Элин чуть ли не через весь зал, так что эльфка тут же отводит взгляд. Зверолюди не просто так называются, так как на самом деле очень похожи на людей, но имеют звериные атрибуты и черты лица. Представитель Охраколла смешно двигает ушами как у рыси, а волосы вполне можно назвать гривой. Зверолюди из Восточных земель тоже свободно разгуливают на двух ногах и управляются руками с обычной длиной пальцев, хотя некоторые полностью могут обернуться в зверя, как слышала Элин. — На самом деле это большой успех, несмотря на жуткие события в мире. — Задумчиво произносит Элизабет. — Всё ли будет хорошо? — Охрана переговоров на высшем уровне. Мы предусмотрели почти всё. Даже если вампиры попытаются сорвать переговоры, то ничего у них не получится. — Для Сарефа это может быть идеальной ситуацией, чтобы разом расправиться со всеми нами. — Элин рассуждает с невероятной отстраненностью, чем зарабатывает удивленный взгляд волшебницы. — Ну, возможно. Хотя странно, что он не попытался напасть на нас в Петровитте, когда убивал первого чародея и членов совета. — Не попытался? Ты чуть не умерла, Эли. А Сарефу было абсолютно плевать на тебя, он не явился, когда я попросила! Раньше я не знала, что думать о нем, но сейчас я полностью уверена, что он — враг. Элизабет обеспокоенно смотрит на эльфийку, ставшую слишком резкой по отношению к Сарефу. Чародейка знает, что Элин пыталась призвать Сарефа, чтобы спасти подругу, но вампир не явился. По словам Элин, если бы не Лоренс, то здесь Элизабет уже вряд ли стояла. Похоже, происшествие в Петро окончательно разрушило последнюю надежду на человека, заменившего Элин отца. Двери в зал вновь открываются и входит его величество Метиох Айзервиц с министрами, епископом и Маркелусом Оффеком. Появление короля принимающей стороны начинает собрание, поэтому делегаты разных стран подходят к столу. Элизабет встает рядом с отцом и королем, а Элин кланяется приехавшему эльфийскому старейшине Киленану и встает между Кассием и Сахтеми. — Друзья, я рад, что многие из вас откликнулись на наш зов! — Метиох в богатом доспехе приветственно поднимает руки под шепот нескольких переводчиков. Большинство дипломатов знает людской язык, но прибыли сюда не только те, кто по долгу службы обязан знать иностранные языки. — Мы находимся в сложной ситуации. — Продолжает король Манарии. — Вампиры смогли сделать невозможное — уничтожили солнце, напав на верховного бога солнца. Некоторые слушатели нахмурились при виде провозглашения верховенства бога солнца над всеми остальными. «Впрочем, только Герон пришел на помощь людям и другим народам», — думает Элин, смотря на сородичей, которые вовсе отказались от поклонения каким-либо богам. Сама эльфийка никогда не испытывала религиозного рвения или хотя потребности молиться богам, поэтому и сейчас воспринимает Герона как могущественную силу с непонятными намерениями. — Герон велит нам объединиться, и вот мы здесь. Мы уже отправили каждой стране наше предложение, поэтому я не буду повторять его, а лишь спрошу, что вы об этом думаете. Я готов по очереди выслушать каждого. — Королевство Вошель принимает предложение союза, как было до этого. — Первым заговаривает Матиан Бэквок, что уже закончил с объединением княжеств под своим руководством. — Стилмарк тоже согласен. — Седовласый человек в пышной мантии является дядей нового короля Стилмарка. Элин слышала, что борьба за трон решилась в пользу младшего сына предыдущего короля при поддержке дяди. Другой лагерь представлял старший сын короля, заработавший дурную славу. — Между Фрейяфлеймом и Манарией уже существует союз, и мы его поддержим. — Киленан постоянно ловит на себе взгляды, так как вероятность встретить в своей жизни эльфа довольно мала. Наступает пауза, так как остальные страны еще предстоит убедить в необходимости подобного союза. — Гномы могут согласиться. — Громко произносит гном с доспехах, которые вряд ли смогут приобрести даже короли. — Но стоит обсудить условия союза. Что именно он даст всем нам? Проблемы поверхности с исчезновением солнца нас не очень-то касаются. Мы лишь хотим войны с теми, кто ворвался в нашу империю и принес столько страданий. — Поддерживаю. — Произносит делегат Моут-Алаверьона. — Сначала хотелось бы еще раз обговорить, какие права и обязанности есть у участников альянса. — Цель альянса проста — взаимопомощь и выживание. — Метиох обводит взглядом присутствующих. — Если бы не Герон, мы бы уже скатились в темную эпоху и вымирание. Бог солнца желает спасения всем нам, поэтому велит сплотиться. — То есть, если перефразировать всё это, — произносит делегат Охраколла, — несогласные больше не получат покровительства Герона и постепенно вымрут? И при этом именно вы являетесь проводниками его воли? Как понять, где заканчивается воля бога, и начинают ваши амбиции? Наступает тишина, в которой даже вздох будет хорошо слышен. — Да, всё будет именно так. Только членам альянса Герон будет помогать, но это его воля, а не наша. Каждая страна получит средоточие его силы, что поможет выжить. Герон общается не только с нашим жречеством, в ваших странах тоже есть его проповедники с огромной силой. И я уверен, что они будут говорить о том же. — И что же Герон или альянс будет требовать взамен? — Теперь спрашивает представитель Изони, а свет факелов отражается от изумрудной чешуи. — Ваше божество ведь не общается напрямую с нами, а говорит устами пророков. Я не говорю, что ваши святые лгут, но возможны… э, искажения в трактовке воли бога солнца. Вольные и невольные. — Неверные трактовки Его воли невозможны. — Неожиданно вперед выступает Маркелус Оффек. — Ваше подозрение оскорбляет помощь Герона. Если вы хотите поговорить с ним лично, то я попрошу явить нам волю. Фигура жреца постепенно озаряется золотым светом, а Элин обволакивает очень теплое чувство спокойствия и умиротворения, будто находится в безопасности под солнечным светом. Сюда спускается сам Герон!Глава 2
Внимание всех присутствующих на встрече тут же приковывается к фигуре Маркелуса Оффека, поднявшего руки к потолку. Золотую ауру увидит любой человек, а чувство падающих солнечных лучей почувствует каждый, хоть и нет солнца над головой. Тело жреца вдруг вздрагивает, а глаза уже открывает не Маркелус, а сам Герон. Элин бы вряд ли была настолько уверенной, если бы не чувство восторга, что возникло само по себе. Бог в облике священнослужителя оглядывает присутствующих, а после тепло улыбается. Преподобный Оффек почти никогда так не делает. — Вам всем страшно, но знайте, что еще не всё потеряно. — Голос точь-в-точь как у Маркелуса, но незримая сила продолжает бурлить в помещении. У эльфки против воли возникает убеждение, что любые споры меркнут на фоне появившегося существа. Остальные тоже выглядят впавшими в благоговейный ступор. — Я гарантирую защиту всех земель, что вступят в союз, а остальные боги, мои близкие друзья, помогут мне в другом месте. — Продолжает Герон. — Не только мрак, холод и голод грозят миру, но еще и Темные Силы, которые тоже собирают силы. Нас ждет война в умирающем мире, но спасение есть. Никто подумать не может о том, чтобы перебить бога солнца. Элин даже от лица жреца оторваться не может, кажется, что божественный взор устремлен на каждого присутствующего в отдельности. Из ниоткуда перед каждой делегацией спускается глубокая чаша из сияющего золота. Одиннадцать массивных предметов бесшумно опускаются на стол, Элин такую чашу придется держать обеими руками. — Мне не нужно поклонение, я не буду собирать с вас дань. — Продолжает Герон. — Во время Темной Эры это не имеет никакого смысла. Деньги, влияние, конфликты: какое значение имеет всё это, если люди, эльфы, гномы и зверолюди вымрут? Перед лицом гибели самой ценной вещью становится поддержка. Да, не вера, не богатства, даже не военная сила, так как в одиночку даже мне не справиться. Каждый из вас получает часть моей силы, что поможет пережить самый темный час. А когда придет время, нам нужно будет дать бой Злу. Вы со мной? Никто не отвечает, но дело не в сомнениях или несогласии, просто никто не хочет первым нарушать благодатную атмосферу, созданную божественным голосом. — Мы… согласны. — Снова Матиан Бэквок оказывается первым, а друид Велий за его спиной кивает. Это становится сигналом для всех остальных, со всех сторон приходит такой же ответ. Элин смотрит по сторонам и видит, что хмурые лица расслабились, а кое-кто даже улыбается. Обещание божественной помощи без какой-либо конкретной платы, кроме участия в войне с вампирами, наполняет души облегчением. Высказались все, кроме представителей Фрейяфлейма, и эльфка смотрит на спину Киленана, а потом на Сахтеми и Кассия. Сородичи оказываются единственными, кто нисколько не изменился в лице, оставаясь невозмутимыми. Подобное спокойствие, наверное, приходит только после веков жизни, Элин трудно понять, пока сама не доживет до их лет. — От лица Фрейяфлейма я поддерживаю вступление в Манарийский Альянс. — Повторяет Киленан. — Однако от вашей реликвии мы откажемся, наш архипелаг достаточно укреплен. Лучше отдать её тем, кто больше нуждается. — Понимаю. В таком случае я вернусь на стражу мира от мрака. Вы все вполне сильны и мудры, чтобы остальное решить самостоятельно. Несмотря на то, что я бог, у меня роль защитника, а не повелителя. — Договаривает бог, и присутствие божественной силы исчезает. Маркелус начал было оседать на пол, но с двух сторон подхватывают Элизабет с отцом. — Ну что же, раз мы все пришли к согласию, то предлагаю обсудить то, как мы можем помочь друг другу. В первую очередь мы должны позаботиться о жителях мира, а потом дать бой вампирам. — Метиох обводит взглядом собравшихся, но даже близко не может повторить эффект появления бога солнца. Заседание заканчивается только под утро, Элин устало бредет по коридору Стальной Крепости, а после слышит призыв Кассия. Делегация эльфов подходит к окну во внутренний двор замка и видит, как епископ Викар в окружении духовенства торжественно несет золотую чашу в специально построенную часовню. Элин уже бывала в ней, поэтому помнит богатое убранство с золотым пьедесталом с символом солнца, на который епископ намерен поставить чашу. Уже через минуту здание окутывается золотым сиянием, а после небеса озаряются солнечным светом. Рассвет уже должен был произойти, но свет погибшего солнца почти не пробивался через тучи. А вот рукотворное солнце ярко освещает королевство, хотя сразу видно, что оно не похоже на настоящее. Однако становится теплее и светлее, что не может не радовать. — А как же вы? — Спрашивает Элин у старейшины. — Ничего страшного. — Киленан отворачивается от окна. — За две тысячи лет мы укрепили архипелаг, там по-прежнему светло, тепло и зелено без помощи бога солнца. У нас иной путь. Ты подумала над моим предложением? — Да. Я решила остаться с Элизабет. — Почему? В такое время стоит быть со своим народом. Ты одна из нас, но так и не прошла никаких посвящений, будучи плененной за два года до первого вхождения во взрослую жизнь. Тебе стоит восполнить этот недостаток. — Я понимаю это, но не могу бросить Элизабет. Я нужна здесь. — Хорошо. Помни, что наши двери для тебя еще открыты. И чем раньше ты предпочтешь разойтись дорогой с людьми, тем менее мучительнее будет. Я возвращаюсь на Фрейяфлейм, и Сахтеми отправится со мной. Кассий останется в качестве посла. — Что? Сахтеми, ты уже уезжаешь? — На Элин накатывает печаль от расставания с наставницей. — Да, Элин. У меня есть обязанности на родине. Если бы ты отправилась с нами, то мы могли бы продолжить обучение, но мы и так каждый день посвящали учебе и тренировкам. Ты теперь знаешь все основы, продолжай практиковаться и однажды придешь к мастерству. — Эльфийка обнимает ученицу. — Да, я понимаю. Большое спасибо за всё. — И ты ведь начала брать уроки у того человека? Положись на него, он действительно знает, что делает. — Сахтеми кивком указывает в окно. Элин вновь выглядывает и видит, как Лоренс с Ивой кидаются друг в друга снежками в углу внутреннего двора, пока Бальтазар возводит вокруг себя снежную стену. — Удивительная беззаботность. — Улыбается Кассий. — Согласна. — Улыбается Элин. — Эти трое в любой ситуации остаются такими. Я продолжу учиться новому, Сахтеми, и не заброшу тренировки по общению с духовными существами. — Тогда до свидания, Элин. — Киленан с остальными сразу отправляется к городскому порту, где «Четырехкрылый Змей» капитана Иглена готов к отбытию домой. Элин же направляется во двор, где дурачатся товарищи. Первой мыслью было пойти спать, но сонливость тут же улетучивается, когда в голову чуть не прилетает комок снега. — Противник наступает с севера! — Кричит Ива. — Стрелки, огонь! Этим «противником» оказывается Элин, которой приходится прятаться за укреплениями Бальтазара. — Эй, не кидайте в меня! — Жалуется эльфка. — Уже сдаешься? — Орчиха неожиданно выскакивает с другой стороны, подхватывает Элин и кидает в воздух. Эльфийка даже испугаться не успевает, как оказывается в сугробе. — Одолела маленькую девочку и горда собой. — Смеется Лоренс. — Маленькую?! Да она же растет как грибы после дождя! Если так продолжится, она станет великаном. — Всплескивает руками Ива. — Правда, растет только в высоту. Нарастить мышц ей не помешает. — Нет, я не хочу быть, как ты. — Элин пытается выбраться из снежной ловушки. — А что со мной не так? Крепкое тело — залог выживания. Если ты сильная, то справишься и с врагами, и с болезнями. — Ничего ты не понимаешь, Ива. — Покровительственно говорит Лоренс. — А как же женская красота? — А что с ней? Возможно, у вас, людей, свои представления о прекрасном, но разве вы не считаете хорошим, когда у женщины есть формы? Излишняя худоба наоборот может считаться признаком постоянного голода или продолжительных болезней. — Но у тебя не формы, у тебя семь пудов стальных мышц. — Теперь даже Бальтазар подключается к разговору. — Ну да, а что? — Орчиха, похоже, не видит никакой разницы. — Я не смогу сделать себе такое тело. — Элин отряхивается от снега. — Лоренс, сегодня будем тренироваться? — Как хочешь. А встреча на высшем уровне уже закончилась? — Да, все прибывшие вступили в альянс. — Ну, это было ожидаемо. — Бальтазар продолжает сидеть на снежной горке с потухшей трубкой. — Ладно. Давай прямо здесь. Покажи, чему научилась. — Юноша изо всех сжимает комок снега ладонями. — Я буду атаковать снежками. Ива и Бальтазар решили не мешать и отошли к дверям конюшни. Элин отходит подальше от Лоренса, не сводя внимательного взора. В Петровитте юноша не шутил, когда предложил изучать боевое искусство, что совмещает в себе управление внутренней энергией и взаимодействие с духовными существами. Даже не подозревала, что такое может существовать, и Годард удивился, когда услышал об этом. Хотя он признавал, что в других Землях могут быть очень интересные Школы и техники. — Готова? — Лоренс метает первый снежок, не дождавшись ответа. От снаряда эльфка легко уклоняется, а второй безрезультатно разбивается о грудь Морока, что возник перед хозяйкой. Волшебный конь встает на дыбы, а после устремляется прямо на Лоренса, что успевает отпрыгнуть в сторону. — Неплохо. — Кивает учитель. — Теперь попробуй перехватить другим существом. Из черной дымки вылетает еще одно духовное существо и перехватывает третий снежок. Ворон кружит над головой Элин, готовый по мысленной команде ринуться в атаку или перехватить вражескую. Теперь эльфке даже не нужно вслух произносить команды. — Хорошо. А теперь давай по-серьезному. Бальтазар, поможешь? Я слишком слабый противник для Элин. — Без проблем. Как обычно? — Да, обычный спарринг без оружия. Элин, тебе нужно время на ускорение внутренней энергии? — Нет. — Решительно отказывается эльфка. — В настоящем бою мне никто не даст поблажки. Давайте на всю силу. — У меня рука не поднимется лупцевать тебя со всей силы. — Вздыхает адепт боевых искусств. — Так что давай как в прошлый раз. Тело Бальтазара моментально окутывает энергия Духа, в то время как Элин все еще пытается разогреть внутреннюю печь.Глава 3
За каменными стенами воет холодный ветер, из-за чего Рим всё ближе и ближе придвигается к огню. Буран не думает проходить вот уже второй день, полностью закрыв снегом местность. На верхушке башни Сареф внимательно осматривает окрестности вместе с мэтром Иоганном, что решил размяться. — Ты вообще видишь что-нибудь в такой пурге? — Пиромант прислоняется к стене и даже не пытается что-либо разглядеть. — Я использую магию. — А чего ждем? Я думал, мы тут начнем великую войну против Герона и всего мира. Даже подумать не мог, что воевать придется с богом солнца, что одновременно Древний вампир. — Всё несколько сложнее. Уничтожение Ложного Солнца и воплощение Герона — лишь очередные шаги в плане. Есть и другие дела перед тем, как мы сойдемся в финальном бою. — Допустим, а что ему мешает найти нас и уничтожить? Он ведь намного сильнее нас? — Древние вампиры очень сильны. — Кивает юноша. — Но он две тысячи лет тратил силы на замену собой солнца. И делал это настолько хорошо, что никто ничего не заподозрил. На это уходило колоссальное количество энергии, так что сейчас он далеко не на пике сил, поэтому не ищет прямого столкновения. А еще Гаситель Света нанес ему серьезную рану. — Теперь он будет действовать через людей и остальные расы? — Именно. Он добился того, чего даже Легион сделать не смог. Он создал влиятельную религию с собой во главе, а теперь будет оказывать влияние на все народы. Чужими руками он предпочтет покончить с нами, но при этом будет тратить еще больше сил. — На что? — Он предложит странам возвращение солнца в некоторой степени, но взамен потребует выступить против нас. Разумеется, ему теперь вновь придется тратить кучу энергии, чтобы одаривать союзников солнечным светом и теплом. Единственное, мы пока не знаем, каким именно образом. Наверняка это будет что-то более приземленное, чем солнце. — Понятно. А где ты пропадал всё это время? Бродил с Легионом? — Да, нам нужно было подготовить кое-что… А вот они. — Сареф создает магическую вспышку, которую замечают на равнине посреди вьюги. — Пойдемте вниз, скоро соберется вся команда и мы обсудим следующие шаги. Вскоре на первом этаже башни становится людно. Большинство составляют вампиры, однако, команда Сарефа в полном составе: мэтр Иоганн, мэтр Маклаг, Кастул, Сет. Стоит отметить, что последний уже не является человеком, успешно пройдя инициацию. Теперь он младший вампир, так что исчезновение солнца ему только на руку. Но бывший охотник Петровитты уже человеком был искусным бойцом, а теперь станет лишь сильнее, несмотря на низший расовый статус. Команда занимает всё свободное пространство, переговаривается и чему-то смеется. Вот уж точно не сборище кровожадных монстров, какими их пугают детей по всему миру. Впрочем, оснований для ненависти у них навалом. Сареф выходит в середину зала и встает на бочку рядом с костром. Все тут же замолкают в ожидании речи командира отряда. — Как вы уже знаете, для победы нам требуется уничтожить Герона и привести мир к гибели. — Начинает говорить вампир. — Убьем Герона и мир сам вымрет. — Встревает Рим. — Без покровительства Герона почти все народы постепенно вымрут, но Барьеры от этого не падут. Нам придется обрушить все Пути вокруг мира, чтобы это стало возможным. Возможно, многие из вас еще не знают, что именно наш мир является центральным ядром, вокруг которого закручены Пути. Чтобы Барьеры пали, нам нужна не только смерть всех живых существ, но и иссушение «океана» магии, чьи волны пронизывают не только всё вокруг нас, но и по Ту Сторону. Да, мэтр Иоганн? — Я тут вспомнил, что обсуждали в Петро, когда синхронизировали Часовой Механизм. Как я понял, Последний Барьер — это не стена, а расстояние, верно? — Именно. — Как уничтожение мира связано с преодолением такого пути? Что такого изменится, когда всё полетит в бездну? — Правильный вопрос. Ничего особенно для нас не изменится за исключением того, что мы сможем попасть в место, где находятся изначальные зачинщики Темной Эры. Вот они имеют способ для преодоления такого расстояния, и мы им воспользуемся. Сейчас туда не смогут пробиться даже Древние вампиры. — Слушай, Коул, а тебе не все ли равно? — Смеется Кроден. — Тебя к тому моменту уже не будет в живых. — Ха, тоже верно. Но я не хочу идти вслепую. Мне обещан грандиозный финал, и я хочу прийти к нему с виденьем всего пути. — Всё необходимое я объясню по мере продвижения по плану, сейчас мы стараемся минимизировать разглашение замыслов, так как их могут подслушать чужие уши. И я говорю не только о Героне и его последователях. Не стоит забывать про Могильную Мглу. — Кто-то хочет повторить события первой Темной Эры? — Уточняет Рим. — Из-за этого количество нежити в мире возрастает? — Да. Эта сила воюет против всех и не стремится спасать или уничтожать мир. После событий в Петро легионы мертвецов пополняются с огромной скоростью. Теперь они намного опаснее, чем были до этого. Срединные земли почти полностью превратились в королевство нежити, а немногие спасшиеся вряд ли уже добрались до других мест. — Ладно, тогда что нам нужно сделать прямо сейчас? — Сегодня я снова уйду вместе с Легионом. Мы работаем над кое-каким секретным пока вопросом. Ваша же задача заключается в поиске Нитрина Деволта и Рихэба. Первого нужно завербовать, а второго убить. — Рихэб, что один из трех великих грандмастеров? — Оживляется Хунг. — С ним вам придется сладить без меня. Кастул, теперь ты сможешь встретиться в бою с очень умелым соперником. — А? — Мастер меча отрывается от разглядывания потолка и широко улыбается. — Рихэб. Тебе нужно будет зарубить его. Ты опять ничего не слушаешь! — Рим хватается за голову. — Я сделаю то, что хочет бог-отец. Просто укажите цель. И вообще хочу поскорее вернуться к тренировкам! — Да, насчет тренировок. Легион прислал тебе подарок. — Сареф достает свиток. — Это уже оригинал. Помнишь, как его нужно активировать? Кастул подлетает к бочке и бережно принимает ценную вещь. — О да, я помню. Мне нужно прочесть его под водой. — Верно. Сделай это в первую очередь, а потом возвращайся к тренировкам. — Говорит Сареф и смотрит, как грандмастер пулей выбегает из башни в метель. — Но поблизости нет водоемов, а море в пятидесяти милях. — Смеется Мальт. — Я не удивлюсь, если он уже к ночи будет на побережье. Ты видел, как он быстро может бегать? Не всякий вампир догонит. — Энрик закрывает дверь, чтобы сохранить побольше тепла внутри. — Ладно, с ним ничего не случится. Мэтр Иоганн, вы тоже. — Я тоже получу оригинал божественного свитка? Пылающей луны? — Пиромант не выглядит удивленным. — Да. Свиток бесполезен, если его не использовать. Помните, что нужно делать? Чародей бросает тоскливый взгляд на кучу золы у очага и кивает. — Вам нужно будет разбиться на две команды. Одна займется Нитрином, вторая — Рихэбом. Рим? — Да-да, что? — Вампирица мысленно собралась. — В мое отсутствие остаешься за главную. Организуй оба отряда. Информация по обеим целям есть в последних сводках от агентов. — Положись на меня. — Усиленно кивает Рим и провожает юношу грустным взглядом. — Ты могла бы напроситься к нему. — Улыбается Коул. — Иди жри золу, маг. — Шипит в ответ вампирша. — Короче, слушайте сюда. Сейчас распределю вас на две команды. Покусаю того, кто не справится с задачей. Сареф накидывает капюшон, чтобы немного защититься от снега. Цепочка следов Кастула уже почти исчезла. Грандмастер наверняка уже далеко несется подобно скоростному поезду. Юноша поворачивает в другую сторону и заходит под защиту двух холмов, где должна состояться встреча. По приходу оказывается, что больше половины отряда уже на месте. Алый плащ Мастера хлопает на ветру, но старший вампир вряд ли страдает от холода. Фриг Ройт сидит на упавшем бревне и смеется каким-то мыслям. Когда замечает Сарефа, приветственно поднимает руку. Третья фигура в кольчужном доспехе и с мечом на поясе равнодушно смотрит куда-то поверх голов. Со взявшим имя Белта Гуронна юноша еще не встречался, но знает о его делах в Вошеле. Он приветствует Сарефа кивком. Не проходит и минуты, как в воздухе материализуется бойкий старичок, одетый уж совсем не по погоде. Дырявая туника и босые ноги — не самый лучший выбор с учетом потухшего солнца, но высший вампир вряд ли ощущает хоть малейшее неудобство. Скорее напротив лучится энтузиазмом. — Отлично, все в сборе. — Легион оглядывает команду. — Сареф, поздравляю со взятием следующего расового статуса. Теперь у нас прибавилось старших вампиров. — У меня ушло сто пятьдесят три года, чтобы подняться на эту ступень. — Веселится Фриг. — Двести пятьдесятчетыре года. — Встревает Белт. — Чувствую себя неудачником. Лишь Мастер продолжает молчать. — Неважно, сколько лет вы шли. Главное, что пришли и сейчас находитесь здесь. На это задание я могу взять только старших вампиров, все остальные будут лишь мешать. — А как же Гивейн и Милетли? — Уточняет Белт. — Они заняты другими важными делами. Отправимся впятером. Сареф, для тебя это будет первое путешествие на Той Стороне, так что будь внимательным. Я тебя уже обучил всему необходимому, но продолжай мотать на ус. — Я готов. — Кивает Сареф. — Мы отправляемся за ним? — Верно. — За фигурой высшего вампира появляются Врата, излучающие голубой свет. — Как только Герон воплотился и покинул Ложное Солнце, стены темницы тоже потеряли былую прочность. Сейчас мы сможем пробиться в неё и вызволить моего родителя. Как ни крути, но Герона нельзя недооценивать, поэтому нам потребуется другой Древний вампир. — Кстати, а как его зовут? Он ведь и мой родоначальник. — На ходу спрашивает Сареф. — Его называли Короной Штормов, на родном языке вампиров прозвучит как Tempcrowe. — С ним-то нас точно никто не сможет остановить. — Фриг Ройт исчезает за Вратами перед Сарефом, а после и юноша впервые выходит за пределы мира на Пути, где начнется очередное сложное задание, которое потребует участия даже Легиона.Глава 4
Серая хмарь разлита на небе, а на побережье Манарии падают крупные снежинки. Свинцовое море сегодня находится в волнении, поэтому приближающиеся суда постоянно ходят вверх и вниз. Патрульные корабли терпеливо ждут прибытия кораблей беженцев из Срединных Земель, которых уже ждали на прошлой неделе. На пристанях Порт-Айзервица уже ждут встречающие люди, что помогут новоприбывшим согласно королевскому указу. Сейчас Манария становится одним из центров гибнущей цивилизации, и именно помощь Герона в этом помогает лучше всего. Не будь божественного вмешательства, люди давно бы потеряли надежду и обратились к самому агрессивному методу выживания, где лишь сильный может на что-то надеяться. Голод и падеж скота являются не менее значимыми проблемами на фоне вампиров. С момента исчезновения солнца смертность резко выросла, но надежда людей еще не потухла, чтобы полностью вступить в эру последней войны друг с другом за последний кусок хлеба. Первые два корабля входят в бухту, где расположен главный порт королевства. Тревогу забили далеко не сразу, издалека не все обратили внимание на отсутствие людей на верхней палубе. Один из военных галеонов направляется наперерез, но ветер резко меняется и не позволяет сменить курс так быстро. Чем больше судно, тем сильнее зависит от скорости и направления ветра. Еще три корабля беженцев влетают в бухту при усиливающемся попутном ветре, а первые уже у пристаней бросают якорь. У любого моряка возникнет ощущение, что матросы не особо заботятся о корабле, швартовка происходит слишком небрежно со столкновением с каменной пристанью. Сразу же на сушу спрыгивает первый человек, даже не озаботившись спуском сходней. Топор в руке сразу обагряется кровью городского стражника. — Нежить! — Раздается сразу с нескольких мест, когда с кораблей спрыгивают всё новые враги. Теперь становится понятна причина задержки кораблей: нежить догнала и захватила их, а после под прикрытием беженцев прибыла в Порт-Айзервиц. В доках уже должен был вспыхнуть безжалостный бой между живыми и мертвыми, но часовня внутри Стальной Крепости вдруг озаряется золотой вспышкой, что проходит по всему городу и замирает в порту. Попавшая под удар нежить рассыпается пеплом, а люди наоборот преисполняются силой и решимостью. Защитники с криками напирают на новых врагов, сбрасывая их в воду залива, но следующие три корабля буквально таранят пристань, нисколько не заботясь о сохранности судов. На сушу спрыгивают всё новые мертвецы в доспехах и с оружием, а священная реликвия Герона больше не испускает божественную силу. — Только один раз? — На бегу спрашивает Элизабет после использования свитка телепортации между заранее обустроенными точками в городе, которые никто посторонний не сможет изменить без большого вложения сил и времени. Только перемещение между подготовленными переходами сейчас можно использовать без риска перехвата или сбоя магии. — То, что это божественная реликвия, всемогущей она никого не сделает. — Лоренс бежит рядом, порт уже виден впереди. — Жаль, что преподобный Маркелус сейчас в другом городе, иначе мог бы получить пророчество о нападении. — Да, жаль. — А у тебя не было видений? Я верно помню, что ты тоже можешь видеть будущее? В этот момент настигает вторая волна священной силы, что растекается по столице. Паре приходится остановиться перед стеной золотого пламени на месте столкновения силы Герона и нежити. Защитники порта тоже отступают от пристани. — Ну, как я уже говорил, мой Дар не дает мне всезнания, особенно о месте, которое я не вижу. Я не могу подобно нашему жрецу узнавать о событиях в разных местах от бога солнца. — Понятно. — Элизабет смотрит на стену огня выше любых домов. Уже неоднократно доставала спутника вопросами о его прошлом, особенно про связь с высшим вампиром по имени Хейден. «Да, он был моим учителем, но я далеко не сразу узнал, кто он на самом деле. Вполне понятно, что только у другого вампира я мог столько узнать о ночных охотниках», — сказал Лоренс после происшествия в Петро и дополнительно попросил никому об этом не рассказывать. Элизабет дала обещание, хотя удивилась, почему об этом Лоренс даже не заикнулся, когда выпил освященную воду, что заставляет человека рассказывать абсолютно всё о себе без утайки. — Из-за множества дел не сразу об этом вспомнила, но как ты сумел это скрыть после того, как выпил освященную воду? Она ведь развязывает язык, после чего человек начинает рассказывать о себе абсолютно всё, каким бы страшным или постыдным не был рассказ. — Э-э, а почему тебя это интересует сейчас? — Улыбается Лоренс. — Потому что в остальное время я слишком занята, чтобы поговорить об этом. Даже Элин мало внимания уделяю. — Признаюсь, я просто смухлевал с тем тестом. Если я в чем-то и хорош, так это в мошенничестве. А насчет Элин не переживай, она понимает, что тебе сейчас не просто. Она тренируется как сумасшедшая и показывает большие успехи в тех приемах, что я показал. Стена золотого огня постепенно сжимает полукольцом столкнувшиеся корабли и перекидывается на обшивку, палубы и паруса. Кажется, что сила Герона справится с опасностью без участия людей. — Я беспокоюсь за нее. — Признается чародейка. — После Петровитты она стала отстраненной и даже немного жестокой, когда дело касается Сарефа и вампиров. — Может, раньше она пребывала в смятении и не знала, что думать о войне с тем, кто стал ей вторым отцом, но что-то изменило её образ мыслей, и теперь она знает, чего хочет. — Теперь она часто пропадает у магистра Венселля, что только рад её ненависти по отношению к вампирам. Думаешь, это хорошо? — А почему нет? Она взрослеет и уже давно не ребенок. Элин хочет сама принимать решения. Все дети проходят через этот этап, без него невозможен рост. Вот когда у тебя появятся дети, ты это поймешь. — То есть у тебя дети есть? — Нет, я просто балабол и делаю вид, что знаю жизнь. Девушка неожиданно рассмеялась. Несмотря на близкий конец света, Лоренс почти не меняется, словно будущее его не страшит. — Черт! Смотри. — Палец собеседника указывает на корабли, где священный огонь Герона внезапно исчезает в облаках отрицательной энергии. — Это плохо? — Пожалуй, что да. — Элизабет поднимает палочку из сердца стихий, но не успевает обрушить на корабли противников удар магии, так как из воды залива вдруг выстреливает туша кита, под которой исчезают два корабля. По порту несется огромная волна, поднятая падением огромного существа. — Духовное существо Элин, что заключила еще один контракт с помощью Сахтеми. — Поясняет Лоренс, который уже видел это существо. — Потрясающе. — Бормочет Элизабет и останавливает несущуюся волну с помощью магического барьера. — А где она сама? Однако эльфийка не медлит с появлением. Элин бежит по улице и громко удивляется тому, как Элизабет и Лоренс так быстро прибежали сюда из Стальной Крепости. Рядом с Элин прибегают неразлучные Ива и Бальтазар. — На нас вампиры напали? — Орчиха смотрит на останки судов. — Возможно. — Кивает Элизабет. — Но они отправили нежить. — Он хочет покончить с нами как можно скорее. — Элин внимательно смотрит на многочисленные руки, что хватаются за край пристани. Нежить, разумеется, не может утонуть, поэтому бой еще не завершен. — Не факт, что это Сареф. — Качает головой Элизабет. — Есть слишком много странных деталей. — О чем ты, Эли? А кто уничтожил солнце и хотел убить нас? Мне уже кажется, что именно он послал ту самую нежить, что чуть не убила тебя. — Нет, тот мертвец говорил таким образом, будто был против него, поэтому мне кажется, что мы не всё знаем о ситуации. — Ты не понимаешь! — Всплескивает руками Элин и запрыгивает на появившегося из воздуха Морока. — В последнее время с ней довольно трудно разговаривать. — Вздыхает волшебница под улыбки всех остальных. — Да всё норм. — Беззаботно махнул рукой Лоренс. — Пока что только один повод для беспокойства — она не слишком здраво оценивает свои силы. И действительно, Элин скачет прямиком к пристани, где собирается нежить. Элизабет кричит, чтобы она вернулась и была рядом с ними, но эльфийка даже не думает поворачивать и лишь подстегивает волшебного скакуна, на котором врезается в ряды противника. Каждый мертвец на пути оказывается под копытами духовного существа, и ни одна рука не сумела схватить наездницу. Элин уже заходит на второй круг, но уже кто-то другой перегораживает путь, и от него ускакать не получится. Быстрая рука выхватывает всадницу без малейших затруднений и держит над землей без видимых усилий, а Морок не сразу чувствует, что лишился хозяйки. — Успокойся. — Клаус Видар ставит на Элин на ноги, нисколько не обращая внимания на приближающуюся нежить, что исчезает в порыве драконьего огня. — В бой всегда нужно вступать с холодной головой. — У меня всё было в порядке. — Бурчит Элин. — Не думаю. Может, низшая нежить тебе кажется легким противником, но это далеко не так. — Магистр похлопывает подошедшего Морока. — Когда-то давно эта нежить чуть не убила всю жизнь в мире, если верить преданиям. — Элин, ну куда ты несешься? — Подбегает Элизабет. — Незачем рисковать в ближнем бою, когда можно атаковать магией. — А как я буду тренироваться, если не в реальном бою? — В реальном бою нет ничего хорошего. — Отвечает мастер-щитоносец. — Реальный бой — это череда случайностей и неучтенных факторов, что привели к смерти очень многих хороших людей с горящим как у тебя взором. В него не стоит вступать без крайней необходимости. Это стратегия выживания. Понимаешь? — Да. — Элин теперь рассматривает свои сапоги. — Пойду дальше тренироваться. Эльфийка вновь запрыгивает на коня и уносится в город. — Спасибо, что вмешались, магистр Видар. — Элизабет смотрит вслед подопечной. — Меня она слушать уже не хочет, словно я в чем-то провинилась. — Я просто был рядом, когда услышал сигнал тревоги. И дело не в вас, леди Викар. Она просто не хочет больше испытывать чувство бессилия, поэтому стремится стать лучше во всем подряд. — Прямо Сарефа напоминает. Он тоже упорно трудился и брал на себя многое. — Ну, с ним я не был знаком, так что ничего не могу сказать. Но мне кажется, она не сможет одним лишь упорством догнать его. У Равнодушного Охотника есть кое-что здесь, чего нет у Элин. — Клаус бьет пальцем по виску, оглядывает тлеющие останки нежити после шквала драконьего огня, после чего направляется в сторону Оружейной Часовни. — Возможно, вы и правы. — Тихо отвечает чародейка. — Хей, чего киснем? Пойдем в ближайший кабак, отпразднуем победу. — Лоренс тут как тут. — Но ты же ничего не сделал. — Возражает Бальтазар. — Да и вообще все кабаки уже давно закрыты. — Спасибо за предложение, но мне нужно вернуться к работе. Присмотрите, пожалуйста, за Элин. Боюсь, она может попасть в неприятности. — Положись на нас. — Кивает Ива, смотря в спину уходящей чародейки. — Ну что, кто хочет жареной мертвечины. До носа уже долетает вонь паленых костей, так что все дружно затыкают носы.Глава 5
Элизабет возвращается в Стальную Крепость уже своим ходом. Путь от порта неблизкий, но девушка хочет немного развеяться перед тем, как вновь придется уйти с головой в работу. Несмотря на лето, в Манарии царит зима, но с покровительством Герона сейчас намного лучше. Серые небеса на самом деле лишь кажутся такими, будто за ними светит солнце, но на самом деле это не так. Во всем мире царит вечная ночь, что сменяется сумерками, когда восходит настоящее солнце, маленькое и тусклое. Священная реликвия бога солнца не только защищает королевство от нападения врагов, но еще рассеивает мрак в небесах над всей территорией страны. Также повышается температура, так что улицы Порт-Айзервица полны грязи после растаявшего снега. Сила Герона ласково убирает снег с полей, оживляет растения, а вместе с этим возвращаются животные, что начали было мигрировать по всему континенту, не зная о том, что беда общая. Кажется, что спасены, но как долго Герон сможет оказывать благотворное влияние? И сможет ли помочь в войне с вампирами, если будет тратить силу на поддержание жизни во всем мире? С такими мыслями чародейка проходит через главные ворота Стальной Крепости, где её тут же находит посыльный. Оказывается, его величество созывает срочный совет, так что советнице короля нужно туда явиться. В качестве места собраний Метиох Айзервиц избрал тот самый зал, где недавно был создан Манарийский Альянс многих стран, однако, самого короля еще нет, но зато архимаг Эзодор Уньер уже тут как тут. — Здравствуйте, мэтр Эзодор. Как прошла ваша поездка в Сан-Форош? — Элизабет подходит к главе Конклава. — Здравствуйте, леди Викар. — Архимаг встает и делает поклон. — Весьма продуктивно. Наш проект противодействия вампирам продвигается успешно. Слышал про успех Альянса. Мы становимся силой, с которой вампирам придется считаться. — Согласна, хотя пока вы с нами, вампирам будет не так просто нас уничтожить. — Думаете, я настолько могуч? — А разве нет? К сожалению, вы уехали до нашего возвращения в Манарию, так что я не смогла расспросить вас о той магической атаке, которой вы убили высшего вампира. Очевидцы видели, как черные молнии плясали по башням Фернант Окула, а после за миг умчались за море. — Это очень древнее и мощное заклятье, которое мне удалось раскопать в старинных хрониках. Жаль, но высшего вампира оно вряд ли убило, скорее ранило и заставило скрыться. — Архимаг приглашает сесть рядом с собой. — Исчезновение солнца куда более серьезная проблема, чем вампиры. Причем не только в рамках влияния на температуру воздуха, растения и живые организмы. — Речь о магии? — Догадывается Элизабет. — Да. Вы знаете, что «океан» магии отзывается не только на законы мира, но и находится под постоянным влиянием астрономических тел. К счастью, солнце всегда было слишком далеко, чтобы строить на его основе магические законы. В этом плане луны Мерцен и Капраксис оказывали большее влияние, но Капраксис, например, теперь с большим трудом можно увидеть на небе, словно она стала такой же черной, как и Мерцен. — Солнечный свет теперь отражается в очень малом количестве, я понимаю. А какая магия пострадала? — Прежде всего жреческая, разумеется, и лишь присутствие бога солнца хоть как-то священнослужителям помогает. Серьезно нарушены и другие чары, что были связаны с воздействием солнечного света. Например, сол-люминанция и гербомантия. Ну и частные случаи заклятий и ритуалов, что требуют сотворения на рассвете или закате. Остальное пока что работает без изменений, но очень скоро могут начаться радикальные изменения, связанные с оледенением многих земель. Климатическое изменение влечет перестройку «океана» магии. — К сожалению, мы пока ничего с этим поделать не можем. — Элизабет замечает входящего короля и встает со стула. Так же поступает архимаг. — Дела заставили задержаться, давайте сразу перейдем к обсуждению. — Метиох жестом подзывает к столу. — На совете будем только мы? — Уточняет Элизабет. — Да, вопрос в первую очередь связан с чародейством, так что мне нужна ваша помощь. Что вы знаете о такой вещи? Из шкатулки появляется ветхий свиток со множественными изображениями кругов и рун. Элизабет первым делом пытается разгадать смысл записанной магии, а вот архимаг сразу говорит: «Это божественный свиток, ваше величество». — Я так и думал. Он был прислан к королевскому двору от представителей Изони. Вы можете оценить подлинность и возможную опасность? — Свиток подлинный, и прямой угрозы не несет. Вы хотите его использовать? — Если я верно понимаю, такие вещи могут открыть великие божественные знания, но его преосвященство Элдрик Викар не увидел в нем ничего от Герона. Можем ли мы использовать его себе на пользу? — Если честно, мне трудно сразу сказать, какое знание тут записано. — Признается Элизабет. — Мэтр Эзодор? — Король смотрит на архимага, что задумчиво водит пальцем по кругам. — Да, я понимаю, о чем здесь говорится. Это «Свиток Моста-над-Рекой». Однако это не кажется тем, что мы можем прямо использовать для войны с вампирами. К тому же не зная способа активации и не имея подходящего чтеца. — Проклятье. Я надеялся, что из этого можно будет сделать инструмент. С ним вообще ничего нельзя сделать? Как можно найти того, кто сможет прочесть свиток? — Либо давать в руки каждому встречному человеку, либо расшифровать суть передаваемых знаний и попытаться определить, какой человек может подойти. — Объясняет архимаг. — Сейчас я образно только заголовок смог прочесть. Однако способ активации у каждого свитка разный, и в хрониках указывается, что чаще всего он… причудливый, словно создатель свитков не хотел, чтобы их могли прочесть случайно. Я могу заняться этим вопросом, ваше величество. — Да, спасибо, мэтр. Займитесь, у мисс Викар сейчас и так много дел. — Пожалуй, что так. — Кивает девушка, до сих пор удивленная тому, как быстро архимаг смог разобрать хоть что-то на свитке. Все же ей еще рано забирать статус мага номер один в королевстве. — Что касается других задач… Как дела у Громового отряда? — Находится в полной боевой готовности. — Докладывает волшебница. — Думаю, вам пора отправляться на новую миссию. — Монарх аккуратно сворачивает божественный свиток, запирает в шкатулке и передает в руки архимага. — Куда? — Нужно понять, что происходит в Срединных землях. На собрание Альянса никто не прислал дипломатов оттуда, а послы Фьор-Эласа и Изони обогнули центральный материк на большом расстоянии, поэтому ничем поделиться не смогли. — А наши послы? — До сих пор никто не вернулся. — Король устало садится в кресло. — Очевидно, что там что-то не так. Собирайтесь с силами и отправляйтесь туда. Вам не нужно охотиться за вампирами, ваша главная задача — разведка. Соберите ценную информацию и сильно не рискуйте. — Я поняла, ваше величество. — И запомните, в Срединных землях благословения Герона нет, там мрак и холод. Свободны. Чародейка и архимаг совершают поклон и направляются к выходу из зала. Уже за дверьми Эзодор Уньер неожиданно предлагает помощь: — Вы сможете взять еще одного бойца в отряд? — Ну, думаю, что да, а кто он? — Голем, которого я сделал уже очень давно. До сих пор не было повода использовать его, но заверяю, что боевые навыки у него довольно высокие. Хотя, его я делал в качестве единицы поддержки. — Вы специализируетесь на создании големов и других магических конструктов? — Мне интересно изучать многие виды магии, и это один из них. Я не прошу принимать решение прямо сейчас, сначала посмотрите на него, а потом подумаете. — Доверюсь вашему мнению, мэтр. Если вы говорите, что он будет полезен, тогда с радостью приму помощь. Чувствую, что эта миссия будет не из простых. — Ага. И нужно еще учитывать то, что Громовой отряд и так пополнится в скором времени новыми людьми. — Что? — Удивляется Элизабет, смотря на улыбающегося волшебника. — Это мое личное предсказание. — Вы и в прорицании сильны? Я всё больше убеждаюсь, что именно вы должны были возглавить Громовой отряд. — Да, многие думают схожим образом, но у меня есть задачи, которые я не могу бросить. К тому же вы справляетесь очень хорошо. Вам выпадают сложные задачи и сильные враги, однако, вы продолжаете бороться и даже достигаете определенных успехов. Это на самом деле очень замечательно. — Благодарю за добрые слова. Буду ждать прихода нового «помощника». — Элизабет с поклоном принимает похвалу и при этом успевает заметить неясную грусть на лице архимага. — Отправлю его сразу. До скорой встречи. — Эзодор Уньер перехватывает шкатулку со свитком и направляется в другую сторону, а Элизабет нужно вернуться в штаб-квартиру Громового отряда, где уже работает мэтр Патрик, разбираясь с донесениями королевской разведки о происходящем в разных округах Манарии и у границ страны. — А я уже почти закончил. — Охотник на демонов замечает входящую девушку. — К сожалению, ничего толкового нет. Следов вампиров более нет на Петровитте, как и в Манарии стало очень тихо. Вероятно, они перебрались куда-то еще. — Спасибо за работу. Пожалуйста, пошлите весть всем в отряде. Сегодня вечером нам нужно собраться, его величество дал нам новую задачу. — Элизабет занимает место за рабочим столом. — Это было ожидаемо. — Чародей-термодинамик нисколько не удивлен. — Я займусь этим вопросом. Волшебник собирает на столе командира отряда самые важные рапорты и выходит из помещения, оставляя девушку в одиночестве. Однако первым делом Элизабет берется не за изучение донесений, а за контроль собственного дыхания. Этому научил Лоренс, подобная практика при длительном и периодическом использовании действительно делает мысли спокойнее, и тушит любую тревогу. Спустя десять минут контролируемого глубокого дыхания чародейка открывает глаза и посвежевшим взором смотрит на огромную кучу работы, которая с течением времени становится всё больше и больше. Но даже эта работа намного лучше нахождения на поле боя, где смерть может наступить внезапно и бесповоротно. Элизабет замечает, что неосознанно через одежду гладит шрам на животе, что оставил меч высшей нежити. Маркелус с помощью силы Герона без труда затянул рану, но Элизабет попросила оставить шрам как напоминание о смерти, что в следующий раз может прийти также внезапно.Глава 6
Элин осторожно гладит холодный камень на борту военного галеона, что держит путь в Срединные земли. Эльфка тепло одета, так как здесь более не действует благодать Герона. Каменный голем, составное тело которого держится вместе необъяснимым способом, никак не реагирует на любопытную девушку, никогда в жизни не видевшую что-то подобное. Магический конструкт более чем в два человеческих роста спокойно сидит на верхней палубе, ничуть не страдая от морской воды и холода. Краем уха Элин услышала, что создание вышло из мастерской архимага, вот только голем кажется сработанным на скорую руку: множество неровностей, выступов и трещин. По факту тело создано из разного размера камней, что магия удерживает в нужной форме. Только туловище представляет из себя более-менее цельный валун, в глубине которого что-то находится. Из отверстий изливается волшебный свет, но сунуть туда руку Элин опасается. Голем мало похож на каменные статуи, что можно встретить в городе, но архимагу явно нужна была функциональность, а не красота. Элин даже представить не может, как будет двигаться обычная скульптура, если все части твердо закреплены относительно друг друга. — Нравится? — Подходит еще один новый член Громового отряда, прибывший в Порт-Айзервиц перед отплытием в компании Маркелуса Оффека. Тогда Элин впервые познакомилась с молодым человеком, непринужденно носящего меч и доспехи, хотя он является магом. — Да, когда он поднимался на борт, я подумала, что корабль под ним утонет. — Да уж, — улыбается собеседник, — на лодках и плотах его действительно не стоит перевозить. Хотя знаешь что, голем, конечно, сразу пойдет на дно, если упадет за борт, но и дышать ему не нужно. А еще физическая сила у него просто огромная, поэтому он без труда сможет пройти по дну океана из одной части света в другую. Возможно, это займет года, но голем вряд ли устанет. — Думаю, вы правы. Хорошо, что он на нашей стороне. — Элин пока не знает, как себя стоит вести с новым членом отряда, что прибыл из Вошеля. Лоренс по секрету сказал, что он давний друг Элизабет, они вместе с Сарефом учились в магической академии. Значит, маг по имени Йоран может знать многое такое о прошлом Сарефа, чего не знает Элин. Желание вновь вернуть всё назад, когда жизнь была по-своему счастливой, становится невероятно сильным. Элин бы жила у Фриды и каждый день ходила в гильдию авантюристов, чтобы не пропустить появления Сарефа, который приходил либо с подарком, либо с интересным рассказом. — На самом деле нам очень повезло, что вампиры не нацелились на мэтра Эзодора. Его скрытный нрав очень пригодился, раз перемещения даже Конклав не может отследить. Например, архимага Моут-Алаверьона отравили, подсыпав что-то в бокал с вином. Можно было не надеяться, что наши враги будут вызывать на честную дуэль. — Наверное, это не просто так. — Элин помнит, как Сареф рассказывал об архимаге, которого мало кто из студентов видел в глаза. — Может быть поэтому он не доверяет окружающим, среди которых могут быть шпионы. — И это правильная мысль. Равнодушный Охотник однозначно рассылает агентов во все страны, иначе он бы не смог оказываться в нужное время в нужном месте. Извини, тебе, наверное, не очень хочется говорить о нем? — Нет, всё в порядке. Я уже приняла решение, что при встрече постараюсь решить всё до конца. — Ты убьешь его? Элин закрывает глаза. — Да. Я ужасна? — Напротив. — Йоран присаживается рядом. — Я с радостью помогу тебе, ведь Сареф убил моего отца и совершил кучу других злодеяний. Он кровожадный безумец, что не остановится ни перед чем, чтобы исполнить какие-то свои эгоистичные желания. На верхнюю палубу поднимается посвистывающий Лоренс и направляется к беседующим. — Спасибо за разговор, мэтр. У меня сейчас начнется тренировка. — А, да не за что. На здоровье. — Йорана, кажется, смутило обращение «мэтр». Элин подходит к Лоренсу у носа корабля, где они пока что никому не помешают. Юноша вооружен лишь «поющим» мечом, а Элин даже оружия не нужно, самое главное находится на поясе, где в намертво пришитых кармашках находится камешки с Вратами существ, с которыми эльфийка заключила контракты. Однако сейчас она обходится всего пятью Вратами, через которые могут проходить все духовные существа. С помощью Сахтеми Элин усовершенствовала Врата, но это далеко не все новшества. Лоренс сейчас обучает особому боевому искусству, которое невозможно без использования духовных существ. Элин он рассказал, что узнал о нем в Школе, откуда его выгнали за лень и бесталанность. Он попросил Сахтеми сделать особую татуировку на обеих руках Элин, что эльфы называют manaket no lamre, что значит, «лоза духовного мира». Если Сахтеми и удивилась тому, что юноша знает об этом, то виду не подала. Татуировка действительно похожа на лозу с многочисленными ответвлениями, что опутывает каждую руку от плеча до запястья. Очень похоже на Глас, которым пользовался эльфский чародей Филан. — Ты уже размялась? — Да. Я готова. Может, сегодня попробуем настоящий спарринг? — Бальтазар с Ивой помогают припасы таскать, а в бою со мной ты не получишь качественного развития. Ты уже намного сильнее меня в таких схватках. Тебе лучше всего проводить учебные бои с сильными противниками ближнего боя, а не со слабыми. — Лоренс мягко улыбается. — Я понимаю. Но от обычной тренировки толку тоже мало. Может, Йорана попрошу? — Он ведь маг, тебе пока рано переходить к отработке приемов против волшебников. — Может, попробовать с големом? — Вдруг предлагает Элин. — Ээ, нет, он слишком сильный. А еще может повредить палубу или снасти. К тому же слушает приказы только Элизабет, мэтр Патрика и магистров. На нашу просьбу не отреагирует. — Придумала! Я сбегаю к магистру Видару и попрошу помочь с тренировкой. Он ведь сильный противник, на нем мне будет проще всего отрабатывать приемы. — Хм, ладно, попробуй. — Кивает Лоренс. Элин возвращается через пару минут вместе с магистром Оружейной Часовни, что без лишних вопросов согласился помочь. Лоренс одобрительно кивает, так как это партнер, с которым точно ничего не страшно. Он сделает поединок ровно настолько сложным, чтобы Элин было трудно, но без ухода за грань невозможного. — Так что от меня требуется? — Клаус смотрит по сторонам. — Спарринг на нормальной скорости и в полную силу. — Элин встает в стойку, сорвав с себя теплый плащ. Рядом с ногами появляется волк, призванный с Путей, а татуировка на руках наполняется духовной силой, что входит в резонанс с внутренней энергией тела. Именно на этом строится боевое искусство, адепты которого вступают в бой при поддержке духовных существ. — Точнее, Элин в полную силу, а вы, магистр, в одну четвертую? Нет, в одну десятую силы. — Лоренс отходит в сторонку, чтобы не мешать. — Я уже достаточно сильна! — Возражает эльфийка. — Ну что же, покажи это. Я подстроюсь под твой реальный уровень. — Клаус тоже принимает боевую стойку. Элин глубоко вдыхает, а после отдает мысленную команду призванному волку атаковать магистра. Духовное существо делает большой прыжок, чтобы врезаться во врага и повалить на землю, но пролетает мимо цели, так как магистр Видар шагнул в сторону. Однако вместе с волком вперед ринулась и Элин, чтобы оказаться как раз таки там, куда переместился партнер по спаррингу. Кулак бьет в выставленную ладонь вместе с громким хлопком, что образовался после резкого выпуска внутренней энергии. Эльфийка пока что недостаточно умелая, чтобы моментально ускорять течение внутренней энергии в теле до значений, достаточных для боя. В этом ей помогает связь с Той Стороной через manaket no lamre. Духовная энергия Путей дает резкий скачок силы, когда два вида энергии смешиваются в один поток. Таким образом Элин одновременно может не только наносить удар подобно адептам боевых искусств, но и укреплять руку, чтобы избегать травм от сверхчеловеческого усилия. Клаус Видар остается невозмутимым, хотя Элин рассчитывала, что сможет его удивить таким прогрессом, ведь когда-то могла лишь кончик пальца защитить внутренней энергией. Сейчас же она может одним ударом отправить на землю взрослого воина, который не практикует боевые искусства. Элин наносит один удар за другим, а волк с другой стороны пытается вцепиться в ногу противника. Однако магистр продолжает отбиваться в ленивом темпе и перемещаться таким образом, чтобы Элин и духовное существо друг другу мешали. Матросы на палубе прекращают работу, чтобы посмотреть на зрелище полного разгрома эльфки. — Вы тоже атакуйте! — Восклицает Элин. — Мне нужно учиться и защите! Клаус кивает, и в ту же секунду мир начинает кружиться вокруг девушки. Точнее, крутится сама Элин, отправленная в полет без единого движения со стороны магистра. Лежа на досках палубы, эльфийка пытается понять, что произошло. Хотя она понимает разумом, что магистр Видар просто выпустил внутреннюю энергию из тела, что сшибла с ног подобно несущейся лошади. — Ладно, давайте всё же в одну десятую силы. — Элин с трудом встает на ноги. — Это была одна сотая. — Говорит магистр. — Боюсь, одной десятой я нанесу повреждение кораблю, не говоря уже о тебе. Но я восхищен твоей связью с духовным существом, он успел прикрыть тебя в последний момент. Элин благодарно гладит волка, а внутренне переживает чувство беспомощности, так как явно выбрала себе противника не по зубам, хоть он и концентрируется на техниках защиты, а не нападения. — Продолжаем? — Да, я могу взять количеством. — Рядом с волком появляется рысь, а над правым плечом гудит шар, испускающий молниевые разряды. Духовные существа не всегда выглядят как нечто, что существует в мире, а к магистру уже несется Морок. Элин уверена, что сможет переломить ход многих сражений и без помощи теневого феникса. Но это сражение было из числа проигранных в пух и прах. Элин сдерживает слезы, вцепившись в разбитую коленку. Рядом плавает духовное существо в виде зеленой ленты. Оно бесполезно в бою, но может снимать боль и залечивать не слишком серьезные раны. После случая с Элизабет Элин в первую очередь попросила у Сахтеми помочь с контрактом именно с таким существом. Магистр Видар с улыбкой похвалил за усердие и вернулся в каюту. — Молодец, Элин. Ты держалась как герой. — Бальтазар уже пришел вместе с Ивой. — Он прав. Ты становишься сильнее с каждым днем. — Лоренс помогает подняться. — Вот только победить Сарефа я пока не смогу. И даже защитить тебя или Элизабет от кого-то из его команды вряд ли получится. Я еще очень слаба. — Элин понуро смотрит на руки, а потом вдруг оказывается в крепких объятиях Лоренса. — О, ты такая крутая! — Юноша вновь сумел подгадать момент, чтобы «напасть». — Нет, отпусти! — Смущенно вертится Элин, но это было только начало конца, так как Ива завидела еще одно бесплатное развлечение. Орчиха с разбегу без труда обнимает обоих, и втроем они падают на палубу под смех Лоренса и крики возмущения Элин. — Ох! — В момент удара о палубу Бальтазар вздрогнул. — У меня сломалась пара ребер лишь от зрелища вашего падения.Глава 7
Синие, зеленые и красные ветра вращаются вокруг группы вампиров на Путях. Сареф с интересом смотрит на место, которое видит впервые в жизни. Несмотря на то, что Та Сторона строится на иных законах реальности, здесь есть множество знакомых элементов. Например, присутствует сила тяготения, правда, слабее, чем в знакомом мире. Опора под ногами вполне твердая, а воздух немного сладкий. Во все стороны расходятся холмы с лесом и большими горами на горизонте. На этих Путях обстановка во многом напоминает центральный мир, но будто отраженная со своими уникальными деталями. Причем здесь всегда царит одно и то же время суток, небо равномерно испускает синеватый оттенок, а возможное светило за сплошными тучами не видно. — Ну как тебе? — Спрашивает Легион. — Я ожидал чего-то грандиозного. — Признается юноша, пытаясь поймать руками зеленый ветер. Странно, но это в некоторой степени удается, так как потоки начинают закручиваться в вихрь между ладоней. — Ближние Пути очень похожи на настоящий мир, но чем дальше отходить, тем причудливее будет окружение. И нам придется добраться сильно углубиться. Но есть одна проблема: на следующие Пути можно пройти в строго определенном месте, и оно запечатано. Для начала придется одолжить ключи у духовных существ, что выступают стражами. Всего нужно четыре ключа. Белт, Фриг, Мастер, жду с каждого по ключу. Сареф, ты со мной. Мы вытрясем последний. Мастер высоко прыгает в воздух и разворачивает крылья, Фриг Ройт просто исчезает в пространственном искажении, и лишь Белт Гуронн кивнул и направился в третью сторону прогулочным шагом. — Не отставай. — Старичок Легион выстреливает в воздух с холма, на котором они находились. Сареф напрягает мышцы ног и устремляется следом. Оказывается, низкая сила гравитации очень даже помогает в том, чтобы перелетать с одного холма на другой. В полете глаза вампира успевают заметить множество духовных существ, что смотрят на вторженцев, но большинство довольно безобидные. К счастью, высший вампир придерживает своих коней, так что Сареф может за ним угнаться. Получение расового статуса старшего вампира произошло внезапно, Система даже не удосужилась вывести хоть какое-нибудь сообщение. Соответственно, никаких новых уровней или очков характеристик юноша не получил, лишь изменилась строчка в окне статуса. Однако возможности организма значительно выросли. Сареф стал сильнее, быстрее и выносливее, а вампирские способности теперь получаются лучше. — Как далеко находится Корона Штормов? — Ближе к Последнему Барьеру. — Отвечает Легион. — Насколько сильна стража того места? — Была чертовски сильна. Однако на Этой Стороне не так много существ, которых нам однозначно стоит обходить. Фаратхи явно чихать на нас, не думаю, что она злится на тебя за нападение на «манифест». Страж Реальностей никак не ограничивает путешествия на Путях, лишь следит за пересечением Ограждающего Барьера сильными духовными существами. Герон занят игрой в доброго бога и поддерживает свои благословения. — Хейден? — Да, вот он может. Я почти уверен, что Герон прикажет ему следить за Путями. — Он ведь тоже относится к Лайтроллской Линии Крови? — Ага, так что Герон для него родитель, как Корона Штормов для меня. — Кстати, ты мне так и не рассказал, почему Древний вампир решил спасать мир, а не уничтожать его. Хейден, как я понимаю, просто присоединился к нему. — Не совсем, Хейден нашел свое очарование в этом мире и народах, что его населяют. Особенно в гномах. Но эта история довольно длинная и запутанная. Времена второй Темной Эры были слишком… сумасшедшими. Давай как-нибудь потом. Или никогда, ха-ха. Сейчас стоит сосредоточиться на том, что нам нужно победить Герона, прежде чем направляться сюда для войны. — Это я помню. Герон является главным противником в мире, а здесь финальным врагом станут сами духовные существа. — Верно. Нам не отдадут по доброй воле способ преодоления Последнего Барьера, ведь он им понадобится самим. Два вампира перепрыгивают с одного холма на другой, пока вскоре не появляется огромная скала с пещерой посередине. Высший вампир указывает на неё, значит, это и есть переход на следующие Пути. Сареф смотрит по сторонам, но не видит стража места. — Он в пещере. — Подсказывает Легион. И действительно, вскоре из зева пещеры выходит фигура, похожая на человеческую. Правда, всё тело покрыто причудливой духовной броней, что постоянно обвивает конечности и туловище. А вместо головы у стража черное облако.— Разберись с ним сам. Он не самый сильный из тех, с кем нам предстоит встретиться. Сареф кивает, внимательно оглядывая противника, что тоже заметил вампиров. У него должен быть один из четырех ключей, что отопрут Врата дальше. Система тут же начинает проводить анализ угрозы, так как враг не является превосходящей силой. В голове возникает образ длинных клинков, что растут из рук стража и предупреждение об огромной скорости перемещения. «Ясно, он опирается на стремительные атаки с мгновенным убийством», — юноша выходит вперед, заставляя алхимические чернила течь по рукам. К счастью, «океан» магии присутствует и на Путях, значит, использовать магию можно. Как и подсказала Система, духовное существо сразу бросается в атаку размытым силуэтом. Обычный человек бы ничего не понял, но старший вампир успевает уклониться от длинных лезвий. Здесь скорость сыграла против врага, так как он на полном ходу влетел в ловушку «Чернильной закалки». Черная паутина плотно захватывает тело, мешая двигаться. Что-то подобное использовал против Ганмы в Вар Мурадот. Страж теперь уже не может двигаться на прежней скорости, так что ничего не мешает Сарефу проткнуть его сжавшейся «Высокоразмерной Темной Завесой». Юноша ловит себя на мысли, что неосознанно копирует стиль боя Мастера, который таким образом материализует крылья. Несмотря на то, что духовные существа не имеют привычной плоти, но их тоже можно убить подобным образом. У каждого местного жителя есть энергетическое ядро, что является для них и сердцем и мозгом одновременно. Если суметь разрушить его, то духовное существо умрет, а магия и магическое оружие сможет оставлять раны на духовном теле. Противник исчезает в обрывках духовной энергии, а чернила вновь заползают в рюкзак за спиной. Сареф внимательно оглядывает землю, но не видит никакого «ключа». — Сама его жизнь являлась ключом. Было достаточно убить. — Поясняет Легион. — Пойдем. Ход пещеры подводит к арочной стенке, выполненной будто из черного стекла. Высший вампир проводит пальцем по поверхности, но ничего не происходит. — Похоже, остальные еще не настигли других хранителей ключей. Подождем. Можем пока что-нибудь обсудить, если остались вопросы. — А зачем духовные существа перекрывают проходы на Путях? Из-за возможных вторженцев? — Именно. Ты же ведь знаешь, кто является реальным зачинщиком каждой Темной Эры? — Духовные существа. — Кивает Сареф. — Во-от. Когда знающие говорят, что Темная Эра неизбежна, подразумевают причину, по которой духовные существа решили уничтожить центральный мир. Всё дело, как ты уже знаешь, в солнце. Настоящее светило этой небольшой космической системы подошло к своей смерти. — Это немного странно. Разве звезда во время смерти не должна сначала резко увеличиться в размерах и спалить всё на планете? — Вообще да, в твоем родном мире подобное изучает астронимия, не так ли? — Астрономия. — Поправляет юноша. — Вот-вот. Удивительно, как многое люди могут открыть без магии. Да, и этот этап в жизни звезды уже прошел во времена первой Темной Эры. И даже не спрашивай меня, почему мир еще живой, а настоящее солнце успело потухнуть всего за несколько тысяч лет. Я появился здесь две тысячи лет назад, тогда как уже три тысячи лет прошло после времени, когда мир должен был умереть с первого раза. Те времена покрыты мраком больших тайн. Но вообще забавно, не находишь? — Что именно? — То, что в преданиях народов мира каждая Темная Эра представлена как великая война. Могильная Мгла чуть не разрушила мир. Алый Террор почти свершил апокалипсис. Народы всерьез считали, что появление нежити и вампиров и есть главный источник Темной Эры… И не подозревали, что гибель цивилизации определяется не чьим-то злым умыслом, а бездушными законами Вселенной. Согласно этим законам все звезды однажды погаснут,все планеты рассеются в пыль. Даже черные дыры рассосутся, и наступит в мироздании настоящая Темная Эра, где не будет ни одного источника света, не говоря уже о жизни. Сареф кивает, это полностью укладывается в его соображения по этому поводу. — Стечение удивительных обстоятельств и влияние неординарных личностей уже два раза замедляло ход конца мира, но я уверен, что третья Темная Эра станет последней, и уже никто не придумает ей пафосного названия. — Легион всматривается на появляющиеся трещины на черном материале, значит, кто-то из других старших вампиров прикончил цель. Однажды мир пережил огненный ад, потом Герон самоотверженно отсрочил ледниковый период. Сейчас точно всё должно свершиться. — А если бы мы оставили всё, как есть? — Тогда через сто лет или тысячу у Герона все равно закончились бы силы, и тогда тьма и холод пришли бы в мир навсегда. Конец был предопределен еще тогда, когда настоящее солнце в центре системы почувствовало себя не очень хорошо. — Да уж, лучше нашествие нежити, вампиров и демонов. — Хе-хе, а то! Треск сопровождает появление новых трещин на черном стекле. Теперь паутина разрушений проходит почти по всей площади барьера. Кажется, что осталось убить всего один ключ, и тогда откроется дорога дальше. За спинами раздаются шаги Мастера и Фрига, а после барьер разлетается черными осколками, значит, Белт Гуронн тоже справился с задачей. — Что обсуждаете? — Ройт выглядит еще более веселым на фоне непоколебимой невозмутимости Мастера. — Причины и следствия Темной Эры. — Отвечает Легион. — Ха, тогда я замечу, что вторая Темная Эра мне понравилась больше. — Да, во многом там было лучше и понятнее. — Белт Гуронн буквально вырастает из-под земли, будто бы телепортировался через нее. — Из присутствующих только Сареф и Мастер её не застали? — Ага. — Кивает высший вампир. — И если бы вы не законсервировались на пару тысяч лет сна, а помогали мне, то мы бы успели сделать куда больше. — Тогда мы бы стали слишком дряхлыми для всего этого. Я не слышал ни об одном нечистокровном вампире, что смог подняться на ступень высшего вампира. — Тоже верно. — Кивает Легион, первым входя во Врата. — Хотя возьмите Фаратхи, она нечистокровный вампир. — Пха-ха-ха, — Фриг не удержался. — Сравнивать нас с изначально сверхчеловеческим существом… Ну такое себе. Вот когда я был молодым… Голоса вампиров постепенно затихают, и в пещеру вновь возвращаются тишина и пустота.
Глава 8
Отряд вампиров во главе с Легионом продвигается по Путям, всё дальше отходя от центрального мира. Высший вампир не соврал, когда сказал о том, что чем ближе подбираешься к Последнему Барьеру, тем страннее становится обстановка. Сейчас отряд пробирается через грандиозную бурю, где вместо дождя с небес падают раскаленные искры, а шаровые молнии представлены клубками огня. «Далеко не все места пригодны для жизни», — Сареф смотрит по сторонам, — «Здесь хотя бы еще есть воздух». Один раз они вступили в зону безвоздушного пространства, где обычный человек не протянул бы и минуты. — И где тут проход дальше? — Фриг Ройт прикрывает кажущийся ослепшим левый глаз. — Я не знаю. Даже Древние вампиры не обладают всезнанием. — Легион стоит на пригорке, ничуть не страдая от жара и летящих искр. — О, нам туда. Вампиры отправляются дальше, но вдруг оживает Система, выдавая новое задание на выживание любой ценой.Вам противостоит Пожиратель Тепла.
— Опасность! — Предупреждает Сареф, перекрикивая бурю. Все останавливаются, а после над головами появляется завихрение искр. В центре вихря возникает что-то напоминающее рот. — А у тебя неплохое чутье. — Фриг продолжает сыпать комментариями. Мастер обычно молчаливее даже Сарефа, а Белт Гуронн выглядит то ли уставшим, то ли скучающим. Духовное существо изрыгает потоки огня, которые напоминают по мощности драконий огонь. Вампиры бросаются врассыпную, а вокруг врага появляется черное облако, что разрушает тело защитника этого места.
Название: «Высасывание жизни» Тип: расовое умение Ранг умения: A Уровень освоенности: неизвестен Описание: вампиры могут выкачивать любые виды энергий из незащищенного объекта. Обычно выглядит как черная туча, но на самом деле это магическая конструкция со множеством присосок, что тянут хоботки к ауре цели, а после могут проникнуть даже во внутренние резервы. Однако лишь Киминор Всеядный, основатель Эфусанимской Линии Крови, мог не просто выкачивать силы из объекта, но и передавать их себе. Говорят, он мог таким образом опустошить полмира или даже обрушить часть Путей. Активация: неизвестна
Легион оказался быстрее всех, атакуя «Высасыванием жизни». Похоже, Пожиратель Тепла не настолько силен, какой была Пропасть Огня, что оказывала покровительство Фьор-Эласу. Черная туча набухает, высасывая духовную энергию, а Сареф этим умением еще не владеет. На самом деле у вампиров оказалось очень много расовых умений, что передавались по генным линиями от родоначальников. Изучить их все вряд ли получится за такой короткий срок. Но самым интересным оказывается имя еще одного Древнего вампира, о котором юноша не знал. «Киминор Всеядный. Интересно, каким он был?», — Сареф думает, что неплохо будет спросить у Легиона после боя. Однако победа не хочет даваться так просто, черную тучу разрывает огромный взрыв. Юноша успевает поднять простой, но прочный магический барьер, чтобы ударная волна жара не отбросила слишком далеко. Тем временем Пожиратель Тепла широко раскрывает рот, в котором исчезают льющиеся с небес искры и огненные шары. Система анализирует происходящее быстрее владельца, показывая диаграмму роста силы от времени поглощения. Нетрудно догадаться, что Пожиратель Тепла способен восстанавливать силы путем поглощения местных «погодных условий». Следом гремит еще один взрыв, когда в небе сталкивается тепло и вода в больших объемах. Фриг Ройт настолько поднаторел в манипуляциях пространством, что смог перенести сюда кусочек предыдущих Путей, что были сплошь заполнены водой. Огромный объем воды моментально испаряется на теле Пожирателя Тепла, но пар снова конденсируется уже зелеными каплями, что разлагают тело духовного существа. Это уже работа Мастера, что применил на воду «Телесную ржавчину». С криком боли духовное существо пытается сбежать, как вдруг исчезает во вспышке света.
Название: «Свет звезды Muranter» Тип: расовое умение Ранг умения: S Уровень освоенности: неизвестен Описание: неизвестно Активация: неизвестна
— Что это было? — Интересуется Сареф. — Спроси у Белта, это его. — Посмеивается Легион. — Ну, ты, наверное, не знаешь, но я тоже отношусь к Лайтроллской линии. — Белт Гуронн пожимает плечами. — Поэтому я могу использовать кое-какие способности благодаря родству с Героном. Это заклятье называют «Светом звезды Muranter», но даже я не знаю, почему. — Всё просто. — Теперь отвечает Легион. — Это название одной из двух звезд, вокруг которых вращается родной мир вампиров. Герона можно было назвать богом солнца даже до прихода сюда. Это дикий сплав вампирских сил и фотоиндукции излучения звезды. — Какая-то отдельная ветвь люминанции? — Не совсем. Скорее долговременная аккумуляция? — Тела представителей Лайтроллской Линии Крови обладают особенностью накопления излучения звезд. — Неожиданно Мастер приводит всё к более упрощенному виду. — Можно считать, что у них есть отдельный орган для этого, только в непривычной форме. — Во! — Легион поднимает указательный палец. — Мастер времени зря не терял. Теперь Сареф понимает, почему Система не смогла получить описание умения. Герон еще достаточно силен, чтобы скрывать от чужого взора секреты. А вот Мастер продолжает удивлять. Пускай он старше на пару веков, но хорошо подкован во многих вопросах, особенно насчет магии и вампиров. Похоже, Легион хорошо его обучал, да и сам старший вампир обладал достаточной степенью любознательности, если вспомнить его библиотеку в Фондаркбурге и опыты над Мариэн. Сареф сознательно потушил свои чувства при воспоминаниях, которые «Я» Бенедикта и Ганмы могут очень сильно тревожить, что, соответственно, начинает тревожить и юношу. Пожиратель Тепла последнюю атаку пережить не смог, так что путь дальше открыт. Отряд доходит глубокого каньона с огненными реками, между которыми виден переход на следующие Пути, кажущийся ямой в земле. Однако Легион не спешит прыгать вниз, оглядывая спутников. — Мы подходим к дальним Путям. На следующем отрезке маршрута нам нужно проявить особую бдительность. Именно там находится темница Темпкрова, моего родителя. Защита Герона, что была раньше, там теперь отсутствует, но нас наверняка захотят перехватить еще какие-нибудь личности. Будьте готовы к тому, что на нас могут напасть сразу же. — Тяжело им. — Лыбится Фриг. — С одной стороны они не против, если мы воткнем нож в спину Герона, но с другой стороны они станут нашей следующей целью во время Исхода. — Логично. Мы не уживемся на Ноевом ковчеге. — Сареф смотрит вниз. — На чьем ковчеге? — Ноя. Это из легенд моего родного мира. — И сколько в твоем мире бывало концов света? — Пять-шесть ледниковых периодов, парочка метеоритов и изобретение пластика. — Ты, значит, уже опытный в таких делах. — Ройт хлопает по спине. — Нет, это все растянулось на миллионы лет. Чтобы за пять тысяч лет произошло столько всего, это еще постараться надо. — Ну все, хватит болтать, прыгайте следом. — Легион сигает вниз и исчезает во Вратах за Белтом и Мастером. Фриг Ройт прыгает следом, а последним падает в пропасть Сареф. Внутренности привычно сжимаются из-за свободного падения, несмотря на то, что старший вампир переживет приземление на твердую поверхность. Похоже, глубинный человеческий инстинкт самосохранения в таких вещах не обращает внимание на новые возможности организма. Сареф попадает аккурат во Врата, и ловит лицом многочисленные снежинки. Чувство равновесия немного опешило, когда сначала тело падало вниз, а на новых Путях вылетело параллельно поверхности. Вокруг раскинулись огромные снежные территории с бесконечной метелью. В очередной раз юноша удивляется причудам Путей. Несмотря на то, что Пути находятся за пределами мира, но по сути являются параллельными мирами, что навсегда прикреплены к центральному. Да, здесь многое работает не так, как принято, особенно касается «океана» магии, что всё сильнее трансформируется в духовную энергию, что нужна местным обитателям для жизни. Большинство духовных существ не имеют никакого человеческого или звериного облика, как правило, это лишь сгустки духовной энергии. Лишь самые сильные обладают разумом и более сложной формой. А некоторые настолько могучи, что их перемещение в центральный мир разлетается по Путям и достигает ушей Стража Реальностей. Например, Гаситель Света. Такое существо просто не смогло бы существовать в обычном мире, но на Путях возможно и не такое. Безграничная зима во все стороны надежно скрывает все детали окружения. Сареф не видит ничего особенного, что можно было считать местом пребывания Короны Штормов. Впрочем, остальные вампиры тоже не выглядят слишком уверенными, лишь Легион левитирует в вышине. — Примерно так будет выглядеть мир, если Герон его совсем оставит? — Белт вдыхает морозный воздух. — Разве что будет очень темно. — Произносит Сареф, глядя на небо. Солнца на Путях нет, но «океан» магии излучает много света над тучами, словно сейчас день. Высший вампир приземляется в сугроб и указывает в нужном направлении. Увы, на Путях невозможно применять такие понятия, как север, юг, запад или восток. Во всяком случае без подробного изучения географии и выбора ориентиров, ведь гуляющего по небосводу солнца и звезд здесь нет. — Сто семьдесят миль, и мы на месте. Пожалуй, я просто телепортирую нас туда. — Легион разминает руки. — А как же экономия сил? — Сареф в курсе, что Легион не использовал телепортацию и вяло участвовал в сражениях, чтобы прийти на место с максимумом сил. — Мы уже почти у цели, дальше экономить не требуется. Высший вампир хлопает в ладоши, и мир переворачивается вокруг Сарефа с кратковременной темнотой. Теперь округа немного изменилась. Самым главным изменением является большая крепость с многочисленными пробоинами и рухнувшими башнями. Однако центральная часть замка более-менее целая, а повсеместный снег и лед затыкают многие бреши. Сареф смотрит на строение то с одного угла, то с другого. Фриг и Белт равнодушно оглядывают местность, а вот Легион замечает интерес Сарефа. — Ну что, узнаешь? — Да, определенное сходство есть. Но как это возможно? — Потому вампиры Темпкровской Линии Крови возвели два одинаковых замка в разных частях. Их называли Братьями-Близнецами, а каждый по отдельности носил одно название — Фондаркбург. — Поясняет Мастер. — Крепость на границе Манарии и центральной пустыни использовалась намного дольше, но история этого Фондаркбурга намного богаче. — Вот как. — Задумчиво смотрит Сареф на копию Фондаркбурга, которая неожиданно оказалась на дальних Путях. — История, наверное, очень захватывающая. — О да, одна из моих любимых. Кровь, интриги и темные тайны жили в нем… — А я помню этот замок. Там еще был переход в башню с лестницей в форме руны «хер». — Фриг Ройт, как представитель другой Линии Крови, явно обитал в ином месте и относится к этому памятнику прошлого как к чему-то веселому, чем торжественному.
Глава 9
Сареф осторожно прыгает по льду, что захватил пол одного из помещений. Несмотря на то, что этот Фондаркбург открыт стихиям, многие внутренние помещения сумели защититься от льда и снега. Юноша продвигается по коридору, слушая рассказ Легиона о том, что раньше над местностью светила копия солнца, что сжигала без остатка любого, кто осмелился подойти к замку. И стоило Герону воплотится в центральном мире, как он потерял контроль над этим местом. — Скорее всего Темпкров будет в подземельях. — Мастер указывает на коридор с дверью на нижние уровни. — Да, наверняка. — Немного рассеянно произносит Легион, если Сарефу не показалось. Отряд спускается по винтовой лестнице, после чего оказывается в подземной части замка. Здесь царит тьма, что глазам вампиров не помеха. Юноша признает, что замок действительно точная копия Фондаркбурга, где Сареф стал вампиром. Подземные коридоры пробуждают воспоминания о бое с вампиром Деррилом. Сейчас-то Сареф знает, что его бы не использовали для «хождения по головам», но тогда вопрос выживания юноша поставил на первое место. И только благодаря мнимой смертельной опасности вышел победителем. — Что-то не так? — Белт, похоже, тоже заметил замешательство Легиона. — Пока трудно сказать. — Высший вампир дергает за кольцо, заставляя древний механизм поднять решетку в другое помещение. — Просто я не чувствую присутствия Короны Штормов. — Его темница наверняка запечатана. — Была запечатана, но сейчас в ней должны быть сотни дыр. Дойдем — узнаем. Вампиры продолжают спуск всё глубже и глубже, пока не доходят до тупика. Стена перегораживает проход дальше, но за мгновение разлетается на куски, когда Легион просто шагнул через нее, как сквозь занавеску. Теперь перед отрядом открывается просторный круглый зал с постаментом посередине. Самым примечательным элементом является наконечник исполинского копья, что пронзает постамент и держится таким образом, наверное, все две тысячи лет. По всей видимости, это часть темницы Темпкрова, поэтому оно стоит в нарушение законов физики, вонзившись лишь кончиком в камень. — Дьявол. — Выдыхает Легион и за мгновение оказывается рядом с постаментом. Когда остальные доходят до места, то видят, что на камне застыла какая-то окаменелость красного цвета. Именно в нее воткнут гигантский кончик копья. Сареф смотрит по сторонам, но больше не видит проходов. — А где сам Темпкров? — Вот он. — Высший вампир гладит аморфную окаменелость со странным выражением лица. — Он мертв? — Уточняет Сареф, так как это первый Древний вампир, которого воочию видит на таком близком расстоянии. — Увы, да. Повисает тишина, пока Легион стоит, склонив голову. Сареф не ожидал подобного исхода, как и все остальные. Из присутствующих только Легион хорошо был знакомым с Короной Штормов, поэтому именно он сильнее всех может скорбеть по нему, ведь Темпкров был для него родителем. С другой стороны чистокровные вампиры не могут испытывать привычные людям эмоции. Сареф знает, что психика у них работает совершенно по другим правилам, да и строение мозга загадочно. Легион научился подражать людским эмоциям, став великолепным актером, но вряд ли это может позволить по-настоящему ощущать грусть после потери близкого существа. — Итак, каков наш следующий шаг? — Спрашивает Фриг. — Признаюсь, я не ожидал, что Древний вампир умрет. Ведь если бы его можно было так просто убить, то Герон бы сразу прикончил, разве нет? — Всё верно, сразу. — Кивает высший вампир. — Древние вампиры не обладают истинным бессмертием, хотя может показаться иначе. Уничтожить можно всё на свете, если приложить достаточно стараний. А Герон решил не просто убить, а использовать силу Темпкрова для своих нужд. Этот обломок копья тысячелетиями вытягивал силу из Темпкрова и передавал Герону. Предположу, что её он использовал для поддержания Ложного Солнца. — Значит, сейчас бог солнца на самом деле намного свежее, чем мы думали? — Белт смотрит на останки могущественного существа. — Всё может быть. — Легион кажется неуверенным, однако, за наконечник копья хватается решительно. Небольшое усилие, и предмет размером с пятиэтажный дом отбрасывается в сторону, где оглушительным грохотом повреждает стену и падает на пол. Сареф внимательно смотрит на манипуляции, не понимая, что задумал высший вампир. Под руками Легиона окаменевшая бесформенная масса приходит в движение, становясь мягкой и теплой. Можно было бы подумать, что происходит воскрешение, но Сареф знает, что даже Легион не сможет подобное сотворить. — А что ты хочешь сделать? — Ройт втягивает запах крови Древнего вампира. — Видоизменяю форму останков. — Под рукой Легиона масса начинает бурлить, а после вся полученная кровь собирается в одной точке. Шар крови парит над постаментом, а после сжимается до размеров монеты. Все внимательно смотрят на процесс, ожидая объяснений. Останки Темпкрова тем временем рассыпаются в пыль. — Это тебе. Мы воспользуемся запасным планом. — Высший вампир протягивает кровь Древнего Сарефу. — Что мне нужно с этим сделать? — Юноша осматривает теплый шарик со всех сторон. — Применить «Кровавый пир». Ты унаследовал эту возможность от Короны Штормов, даже я не владею этим умением. Это великая сила, хоть и опасная. Пускай ты не сможешь контролировать её, как Темпкров, но нам нужна любая сила, чтобы не просто победить Герона, но и сделать это с минимальными потерями, ведь потом мы будем брать штурмом Пути. — Но «Кровавый пир» не сработает на кровь Древнего вампира, даже если он мертв. — Напоминает Сареф. — Мне потребуется быть на одном с ним уровне. — У тебя ведь осталось немного крови Фаратхи? Прими её всю разом, временно получи силу Древнего вампира, а потом примись за дело. — Понял, но что делать с лимитом поглощения душ? Мой разум скорее всего разорвется на клочки, и я стану больше Темпкровом, чем Сарефом. — Знаешь, я бы не возражал от подобного «воскрешения» моего родителя, но не переживай, мне нужно не это. Я лишь выполняю завещание. Видишь ли, давным-давно Темпкров сказал мне, что может однажды умереть. И повелел мне использовать его кровь, если кто-то из нашей линии унаследует «Кровавый пир». Темпкров создал это умение, поэтому лишь он владеет им на таком уровне, где может отменять любые правила. — И все же не понимаю. Темпкров мертв и никак не поможет мне. — Поглотив его, ты должен будешь осознать секреты, которыми владел мой родитель. — К тому моменту я уже потеряю себя как личность. Для исполнения своего желания я готов пожертвовать многим, но если я сделаю это, то моё стремление перестанет быть важным. — Я помню о своем обещании, Сареф, и отказываться не намерен. Но даже если мы победим без использования крови Темпкрова, то уверен ли ты, что вернешься домой тем же, кем уходил? Ты уже другая личность. — Разумеется, но я продолжаю осознавать себя, как Сарефа. — Сарефа? В твоей прошлой жизни не существовало человека с таким именем, ты ведь придумал его уже здесь. Обсуждение на некоторое время замирает, а потом слово вновь берет Легион: — Хорошо, я тебя понял. Я придумаю, как обезопасить твое «Я» от влияния Темпкрова. Тебя это устроит? — Да, если это будет гарантированный способ. — Внимание! — Вдруг говорит Мастер и оборачивается к выходу из зала. — Так вот почему нас здесь никто не встречал. — Хищно улыбается Легион.Вам противостоит Хейден.
В проходе показывается низкорослая фигура высшего вампира с удивительно алыми глазами, словно излучающими внутренний свет. Хейден в привычном облике гнома обводит взглядом присутствующих, а потом останавливается на Легионе, что выходит вперед. — Зря вы сюда пришли. — Разве? Герон послал тебя сторожить эти Пути? — Легион начинает медленно приближаться к врагу. — Да. — Спокойно отвечает гном. — Здесь вы и найдете смерть. — Очень смелые слова для того, кто находится в меньшинстве. Но я даже рад, что ты появился. Теперь у меня есть, на кого выплеснуть раздражение. — Удачи. — Фыркает Хейден. — Вот только из нас двоих именно я являюсь величайшим охотником на вампиров, а не ты. Ты всегда предпочитал шпионить и строить заговоры, в прямом столкновении я тебя не боюсь. — Ага, и сейчас ты заявишь, что только против вампиров сражаешься в полную силу, а применение настоящей мощи против других рас считаешь недостойной? — Легион останавливается в десяти шагах от Хейдена. — Именно. Люди, гномы, зверолюди и духовные существа, да кого ни возьми, вызывают у меня намного больше любви и восхищения, чем мой собственный народ. — В семье не без урода, как говорят любимые тобой расы. Пока высшие вампиры проводят словесную баталию, Сареф прячет кровь Темпкрова в карман и готовится к бою. Фриг Ройт, Белт Гуронн и Мастер тоже не сводят с противника взглядов. Стоит получить приказ, они сорвутся в бой. «Хейден должен быть ослаблен, однако, невозмутимо переходит нам дорогу. Что он задумал?». — Юноша смотрит на высшего вампира, но Система не может применить «Невозможный план» на него из-за наличия превосходящей силы. Сейчас Сареф не готов к бою с Хейденом, но в отличии от столкновения в Вар Мурадот с ним теперь Легион и три старших вампира. Всё происходит слишком быстро, Сарефа сметает воздушная волна от столкновения высших вампиров. Подземный зал дрожит, по стенам и потолку ползут трещины. Если так продолжится, то начнется обвал. Юноша уворачивается от падающих камней и старается держаться подальше от сцепившихся вампиров. Так как уже перешел на ступень старшего вампира, то может замечать траекторию движения высших вампиров, но реагировать на такой скорости точно не сможет. Внезапно бой останавливается, так как Хейден исчезает в воздухе. Легион смотрит по сторонам, а потом оглядывается на Фрига. — Телепортировал его глубоко под землю. — Объясняет старший вампир. — Что нам делать? — Выбирайтесь отсюда и держитесь на расстоянии. Особенно ты, Сареф. Но Хейден договорить им не дает: из пола вырастает поистине исполинское каменное копье, что с легкостью пронзает толщу земли. Фондаркбург трясется, а после одна из главных башен разлетается на куски из-за вырвавшегося из земли оружия Хейдена. Сареф прикрепился к копью с помощью алхимических чернил, поэтому быстро оказался на поверхности, где прыгнул на соседнюю башню, где уже стоит Фриг Ройт, который наверняка просто телепортировался сюда. — Путешествие становится веселее. — Хохочет Ройт, демонстрируя руку, что покрывается клыками. — Эй, подожди, оставь это на Легиона. — Произносит юноша, но старший вампир снова исчезает, а тем временем с небес падает кровавый меч, сопоставимый по размерам с копьем Хейдена, а во внутреннем дворе грузно разворачивается странное существо, напоминающее панцирный шар. Похоже, абсолютно все старшие вампиры решают принять участие в сражении, раз выкладывают козыри. «Вот им неймётся, даже Мастер решил сделать вид, что не услышал приказ Легиона».
Глава 10
Бой Легиона и старших вампиров против Хейдена входит в самую активную фазу, но Сареф не спешит вмешиваться. Несложный расчет показывает, что есть шанс быстрой гибели, если Хейден вдруг провернет какой-то хитрый трюк. Так что юноша пока лишь наблюдает с безопасного расстояния за схваткой. Огромный меч-из-крови вонзается в каменное копье и делит на две половинки до самого основания, после чего разлетается хаотичным потоком кровавых кристаллов. Сареф и не знал, что Мастер может такое сотворить. Но бывший хозяин Фондаркбурга далеко не так прост, в этом можно не сомневаться. Из странного существа, что призвал Белт Гуронн, вырываются отростки, что раскручивают бронированный шар до огромной скорости. Вампир не знает названия монстра, но оно наверняка из времен второй Темной Эры. Белт, а точнее вампир, что взял его имя, сохранил внушительную коллекцию монстров, не ограничиваясь тем gramuru. Панцирный шар раскидывает вокруг себя лед и снег, а после буквально забуривается под землю, чтобы помочь Легиону в подземной схватке против давнего врага. Чем занимается Фриг Ройт, непонятно. Или играет с пространством, или использует превращение тела. Сареф перепрыгивает на другую башню, а после автоматически активируется «Мелодия мира», передавая не только звуки битвы глубоко внизу, но и топот ног со стороны снежной равнины. Сареф смотрит на горизонт, пытаясь увидеть то, что приближается на большой скорости. Наверняка это подмога Хейдена, либо духовное существо. В любом случае это не союзник. Внутренняя энергия начинает привычное ускорение, чтобы увеличить давление. Умение управления внутренней энергией здорово дополняет возможности вампирского тела. По Фондаркбургу проходит судорога, а после земля раскалывается, обрушив еще часть сооружений, а другой конец разлома уходит далеко на равнину. Высшие вампиры обладают огромной силой, так что вполне могут изменить ландшафт во время боя. Тем временем топот приближается, и скоро из-за холма появляется духовное существо, которое очень похоже на носорогов из прошлой жизни. Правда, это существо раза в три больше, а рог не просто двухметровый, но еще с прожилками бурлящей энергии. Юноша с интересом смотрит на существо, что бежит прямо к крепостным воротам, вросшим в лед. На первый взгляд никакой особой опасности «носорог» не представляет, даже бежит не прямо к башне, где стоит юноша. Но Система явно другого мнения, когда показывает образ взрыва. Сареф без промедления прыгает с башни, чтобы она оказалась между ним и существом, что таранит рогом ворота. В момент удара рог вспыхивает и создает грандиозный взрыв ценой жизни духовного существа. Сареф приземляется и тут же прыгает в другую сторону, чтобы падающая башня не придавила. Волна огня уже прокатилась по замку, испаряя снег и круша камень. Вампир прыгает по обломкам внешней стены и снова занимает возвышенность на балконе третьего этажа. Сейчас не особо понятно, что происходит. Вряд ли духовное существо по доброй воле отправилось в самоубийственную атаку. Тут слух улавливает похожий топот с равнины, но уже приближаются как минимум три создания. «Хейден их где-то прятал до этого момента? Или это кто-то другой?», — Сареф смотрит на приближающуюся опасность. Сразу три «носорога» смогут сравнять с землей то, что осталось от замка, а потом спасаться от них станет сложнее. Если это дело рук не Хейдена, то третья сторона пока находится за пределами чувств Сарефа, либо очень хорошо скрывается от «Мастерского чтения» и «Мелодии мира». «Значит, придется рискнуть», — юноша поднимает руки, готовясь к сотворению магических пассов. «Умножение чумы» из раздела магии Хаоса пытается разложить не все тела несущихся созданий, а именно их рога. Система указывает на это как на главный инструмент создания взрыва при столкновении с прочным препятствием. Неожиданный распад рогов делает «носорогов» почти что безопасными, взрывоопасный орган остается на снегу в виде частичек праха, но создания все равно пытаются протаранить выбранную цель в виде обломков внешней крепостной стены. Разумеется, куча камня от этого даже не шелохнулась. Духовные существа теперь бессмысленно скачут вокруг, словно потеряли смысл жизни. Сареф с интересом смотрит на эти странности, а после удивленно моргает, когда существа просто испаряются в воздухе, словно их здесь никогда не было. Возможно, это были даже не настоящие духовные существа, а созданные кем-то магические конструкты на основе духовной энергии.— Как дела? — Из ничего вываливается Фриг Ройт со вскрытой грудной клеткой. Точнее, вряд ли это работа Хейдена, если смотреть на ряд острых зубов вместо ребер и второго длинного языка. Вампиры Чангкорпской линии крови могут и не такое сотворить с физической оболочкой. — Замок кто-то атакует снаружи. — Отвечает Сареф. — Ты можешь отвлечься от боя и пробежаться по округе? — Да, именно с такой целью Легион дал мне пинка под зад. — Ройт исчезает в воздухе. Фондаркбург продолжают сотрясать подземные толчки. Легион наверняка сдерживает противника там, хотя подземные бои для Хейдена более привычны. Возможно из-за того, что Сареф находится на поверхности и без него Легион не сможет использовать «Кровавый пир» в будущем. Или потому, что под землей очень мало места, поэтому у высших вампиров не получится ускоряться до огромных значений, и старшие вампиры смогут помочь Легиону. — Ничего заметить не смог. — Фриг уже успевает вернуться. — Может, эти создания просто мимо пробегали? — Разумеется, нет. — Сареф смотрит по сторонам, но новой опасности не видит. — Будь ты на месте духовных существ, то как бы поступил? — М? — Ройт на секунду задумался. — Я бы предпочел грохнуть всех вампиров разом, ведь Герон уже не сможет остановить этот снежный ком. Они ждали пять тысяч лет, что им подождать еще сотню? — Именно. Поэтому те создания были здесь не случайно. Скорее всего они пометили место. — Для чего? Если эти духи хотят нас уничтожить, то где все их силы? Где та армия, что отправит нас в посмертное путешествие? — Думаешь, им нужна для этого армия? — Сареф задирает голову к небу, туда же смотрит Фриг Ройт. Тучи в небесах над Фондаркбургом частично рассеиваются, обнажая глубину настоящего строения Путей в виде хаотичных извивов космических энергий, которые невидимы обычному глазу. Причудливые линии похожи на фракталы самых разнообразных форм. Возможно, духовные существа именно так видят Вселенную. Прямо над замком на огромной вышине рождается поток энергии, что кометой несется по межпутевому пространству, целясь прямо в вампиров. — Ого. Таким количеством энергии можно обрушить весь этот Путь, и нам нехило прилетит. — Старший вампир с улыбкой сумасшедшего смотрит на приближающуюся угрозу. Сареф тоже не отрывается от кометы огромной силы, которой духовные существа намерены уничтожить всё вокруг. Юноша не уверен, что сможет пережить такой удар. Будь он высшим вампиром, то смог бы наверное сбежать, но пока что ситуация критическая. — Они специально позволили нам добраться до сюда. — Ройт щелкает пальцами. — Ведь пока мы находимся в центральном мире, Ограждающий Барьер помешает им вмазать чем-то подобным. — Логично. — Легион вместе с Мастером и Белтом появляется рядом. — Что с Хейденом? — Мы без слов согласились друг с другом, что продолжать бой бессмысленно из-за появления духовных существ. — Телепортируемся отсюда? — Сареф смотрит на высшего вампира. — Телепортация невозможна между Путями. Только через Врата можно входить и выходить. И сейчас Врата заблокированы. Мы в ловушке. — А как Хейден намерен отсюда выбраться? — Уточняет Белт. — Без понятия, но Герон изначально захватил этот Путь, поэтому заранее оставил черный ход для себя и своих помощников. Мы им воспользоваться не сможем. Придется принять удар, а после уничтожения Путей переместиться на соседние. — Почему бы не призвать Гасителя Света? — Спрашивает Сареф. — Сильно пострадает в таком случае, а он нам еще понадобится. Комета уже довольно близко, а над равниной поднимается пурга из волн духовной энергии, что испускает падающий снаряд. Внезапно комета разделяется на две части, которые в свою очередь тоже делятся на две части. Теперь всё небо заполнено падающими снарядами, что покроют собой каждый участок Пути. Кажется так, что духовные существа не намерены давать возможность отбежать подальше от эпицентра взрыва. Сареф прикидывает разные варианты, но ничего толкового в голову не приходит. С атакой подобной силы тактические изыски бесполезны, пригодится только то, что поможет сбежать, или то, что будет обладать не меньшей силой. Оба варианта для Сарефа неосуществимы, поэтому остается надеяться на Легиона. Даже Система ничем помочь не может. Высший вампир в образе старичка поглаживает жидкую бороденку со словами: — Я, конечно, предполагал такой вариант развития событий, но они принесли в жертву другой Путь, чтобы уничтожить нас. Не думал, что они решатся на подобное… Расслышать что-то еще Сареф не может даже с помощью вампирского слуха, так как пространство заполняет гул, будто тысяча реактивных двигателей включились в один момент. Нетрудно догадаться, что с таким звуком снаряды духовной энергии выходят из беззвучного межпутевого пространства, когда колебания духовной энергии входят в резонанс с пространством Путей. Небеса уже пылают, словно настоящее солнце вспыхнуло на расстоянии всего в пару тысяч километров. Вместе с этим исчезает возможность смотреть. Темная Завеса Легиона окутывает команду, но от удара она не защитит. Для этого высший вампир возводит вокруг еще один черный барьер. Сареф помнит из рассказов вампира, что это такое, но сам сотворить подобное не сможет. Сейчас высший вампир аннулирует все физические законы вокруг небольшой зоны. Ничто извне не сможет проникнуть внутрь без изменений. Скорее всего самой главной функцией будет умножение всей входящей энергии на ноль. В реальном мире такое невозможно, энергия не может исчезнуть бесследно, но сила высшего вампира такова, что по желанию он может примерять маску всемогущего существа. Пускай ненадолго и в небольшом масштабе. Сареф чувствует себя очень странно внутри этой зоны, почему-то не получается пошевелиться. Впрочем, остальные находятся в том же положении. Но еще более странно то, что кто-то кладет руку на плечо юноши. Глаза видят спину Легиона и Мастера, боковым зрением удается разглядеть Белта Гуронна и Фрига Ройта, но они стоят без движения. «Тогда кто еще здесь?». Руку разглядеть не получается, а следом небесная атака достигает поверхности Путей. В одновременных вспышках на некоторое время исчезает почти всё, только взрывная энергия расходится во все стороны, отражается от волн соседей и вновь распространяется узором немыслимого разрушения. Сгорает атмосфера и «океан» магии, раскалывается земная твердь, а после падает местный Барьер, что отделяет Путь от межпутевого пространства хаотичных энергий. Это идеальный в смертоносности удар. Или нет? Во всяком случае Сареф чувствует облегчение, пускай и находится в новом странном месте.
Глава 11
Сареф понимает, что стоит на небольшом острове черт знает где. Площадь суши посреди безграничных просторов воды такова, что вампиру хватит пять минут, чтобы дойти до противоположного конца. Если это новый Путь, то очень странный. Сареф смотрит по сторонам, но не ощущает присутствия Легиона или кого-то еще из команды. «Меня выбросило в какую-то иную сторону или кто-то постарался привести сюда?», — юноша помнит, как на плече была чья-то рука в момент уничтожения Путей, где раньше была темница Темпкрова. Острый вампирский глаз не может увидеть что-то дальше ста шагов от берега, всё скрывает туман. Песчаный берег посередине островка переходит в рощи с деревьями, похожими на пальмовые, а также есть крохотный водоем в окружении камней. Сареф ходит туда-сюда, но пока не может придумать, как отсюда выбраться. Но сначала нужно подумать об определении местоположения, а уже потом о путешествии. Вампир поднимает вытянутую левую руку к возможной линии горизонта, а правую задирает прямо вверх. Чуть слышимое заклинание запускает магию, что может помочь в глобальном ориентировании. Точнее, если он все еще находится на Путях, то магия не сработает, но неожиданно всё получается. Невидимые вектора вылетают из рук и достигают небосвода, а потом возвращаются обратно. При этом заклятье самостоятельно управляет руками, изменяя угол относительно горизонта и зенита. Удивительно, но теперь левая рука расположена сильно выше правой, словно глобальные полюса Сил повернулись вверх тормашками. Из этого можно сделать два вывода: во-первых, Сареф каким-то образом вернулся в центральный мир из Путей. Во-вторых, очутился в южном полушарии планеты, куда сейчас никто не может проникнуть обычным способом. Сареф не может подобно Легиону телепортироваться на огромные расстояния, тут даже ни один телепортационный свиток не поможет. Вплавь такое расстояние тоже вряд ли преодолеет. «Вот ведь задачка. Но если именно Легион отправил сюда, то должен будет скоро вернуться. Лучше никуда не уходить». Юноша присаживается на камни у пруда и принимается ждать. Ожидание долгим не было, когда раздаются шаги. Сареф смотрит в нужную сторону, но видит не высшего вампира, а кого-то незнакомого. Точнее, увидеть внешность гостя не получается, вокруг него витает туман, оставляя возможность видеть лишь силуэт. Сареф встает на ноги и внимательно смотрит на незнакомца. Рост и комплекция больше походят на мужскую. — Здравствуй. — Безэмоциональный голос тоже похож на мужской. Сареф молча кивает в ожидании дальнейших слов или действий. — Я перенес тебя сюда для беседы, а не для боя. Так что расслабься. — Наверное, у тебя не так много времени перед тем, как явится Страж Реальностей. — Произносит Сареф, заканчивая работу с «Мастерским чтением» и Системой. — Понял, что я — духовное существо большой силы? На самом деле Стражу Реальностей все равно на появление мне подобных в этой части света, так как здесь никто не обитает, а я не использую свои силы. Так что я не спешу. — И зачем ты перенес меня сюда? Что хочешь обсудить? И кто ты? Сареф не имеет ни малейшего представления, кто сейчас говорит с ним. Уверен, что никогда прежде не видел. Вероятно, один из посланцев духовных существ с каким-нибудь «заманчивым» предложением. — Прежде всего поговорить. А имя мне — Кадуцей, и это я изначально привел тебя в этот мир. Вампир мог бы ярко изумиться, если бы не научился держать эмоции под контролем. Хотя бы в том, чтобы не демонстрировать их окружающим. Перерождение в этом мире до этого было одной из самых главных загадок для Сарефа, а теперь появляется некто, кто заявляет, что причастен к этому. В мозгу быстро-быстро начинают кружиться факты, воспоминания и гипотезы, в том числе те, к которым приходил Легион. Звенья рассуждений сплетаются в единую цепь. У духовного существа есть мотив пригласить исполнителя Темной Эры со стороны. Также можно объяснить избрание «Свитком великого Кадуцея». Конечно, еще можно найти несостыковки, но Сареф уже не может с уверенностью сказать, что собеседник врет. — А не мог бы ты убрать туман? Мне удобнее говорить, когда вижу собеседника. — Мог бы, но зачем? Мой истинный облик — переплетение духовной энергии, что имеет душу и интеллект. Любой человеческий облик будет обманом. — Кадуцей пожимает плечами. — Ладно. И что ты хочешь обсудить? — Выполнение твоей миссии. Я призвал тебя в этот мир, чтобы ты помог его уничтожить, однако, тебя перехватил Легион для использования в своих целях. — Темная Эра завершится успехом. Я в этом точно уверен. Можешь не беспокоиться. — Я беспокоюсь не об этом. Вампиры хотят преодолеть Последний Барьер, и для этого развяжут войну против жителей Путей. Я этого не хочу. — Разумеется, ведь вы сами хотите отправиться в путешествие. — Улыбается вампир. — Вижу, ты понимаешь меня. — Это довольно очевидно. Когда Легион рассказал мне, что именно духовные существа стоят за каждой Темной Эрой, то я сначала не поверил, но потом узнал, что Пути находятся в сильной зависимости от центрального мира. — Именно, по факту Пути — отражение этого мира, что обрело определенную форму, энергию, и где тоже зародилась жизнь. Пускай во многом странная, но тоже жизнь. Пути как клубок нитей накрепко переплетены с центральным миром. И если с последним что-то случается, то это отразится и на нас. Например, если умирает звезда, то умирает и жизнь на планете, а после умрет и другая форма бытия в образе Путей. Единственное спасение — отсечение Путей от центрального мира и бегство в другую космическую систему с благоприятными условиями существования. Именно это ты услышал от Легиона? — Да. Пока центральный мир не разрушен, вы не сможете оборвать эту пуповину. Именно для этого вам нужна Темная Эра. Для вас это вопрос выживания. — Верно. Хорошо, что высший вампир не стал пудрить тебе мозги. Две тысячи лет назад мы призвали вампиров, так как видели в них идеальных хищников, что запросто истребят жизнь. Так почти и получилось, но итог тебе известен. Мы не смогли контролировать их, а теперь они хотят использовать наш же транспорт, чтобы вернуться в свой родной мир. — Да всё так, но к чему ты клонишь? — К тому, что кое в чем Легион тебе солгал. Он не сможет вернуть тебя домой. Да вообще никто не сможет. Ты мертв там, и даже у всех Древних вампиров не хватит сил, чтобы вернуть тебя в прошлое. Это нарушает естественные законы мироздания. Ты достаточно умен, чтобы понимать это. — Чистокровные вампиры могут менятьзаконы реальности. — Как и многие демоны, но эти силы ограничены. Наверняка ты хочешь вернуться в свое прежнее тело, вспомнить настоящее имя и прожить обычную человеческую жизнь. Но ты должен понимать, что это невозможно без участия всемогущего Творца, но я не знаю, существует ли подобная сила. Вселенная удивительна и многогранна, но вряд ли кто-то сталкивался с таким существом, как истинный Бог. — То, что задача трудна, не остановит меня. Тебе нет смысла удерживать меня здесь, так как многие ближние Пути уже начинают увядать. Твой народ испокон веков сотрудничал с жителями этого мира, пряча ненависть, но вам нужно закончить всё сейчас, чтобы спасти как можно больше. — Мы не испытываем ненависть. Для нас это вопрос выживания. Если кого-то я и буду ненавидеть, то это предателей из числа могущественных духовных существ. — Гаситель Света фактически мертв, трудно его обвинять в предательстве. — Я говорю не только о нем, но давай вернемся к главному вопросу. Я хочу, чтобы ты предал вампиров и перешел на мою сторону. Помоги Легиону уничтожить мир, а в правильно подобранный момент вонзи нож в спину. В этом я помогу. — Боишься, что мы можем победить вас в войне на Путях? — Я не могу этого отрицать. Наш народ в упадке уже очень давно. Как только вы справитесь с Героном и Хейденом, скорее всего вас уже ничто не сможет остановить. При этом я не буду предлагать тебе осуществление несбыточного желания, но клянусь взять с собой в путешествие по вселенной. Я даже готов сотворить тебе отдельный Путь, что будет похож на твой родной мир. Ты сможешь взять туда небольшое количество тех, кто тебе дорог, и жить в свое удовольствие. — Пустая жизнь в пустом мире? Я хочу другого. — Легион не сдержит обещания! Пускай ты очень хочешь вернуться домой, но этого не случится. Максимум, на что ты сможешь рассчитывать, так это на еще более мрачный и непонятный мир Ночного Народа. Это тоже не то, что ты хочешь. — Допустим, я в любом случае не получу то, что хочу. Тогда зачем мне стараться что-то менять? Если ты такой сильный, то убей меня, Легиона, Герона и весь мир, а потом катись к космическому черту. — Если бы это можно было так просто сделать, то Пути давно бы развязали войну против мира. Но мало кто из нас может пересечь Ограждающий Барьер без открытия Врат здесь. И даже если мы пошли бы в разнос, то нас остановил бы Страж Реальностей, а с этой силой невозможно договориться. Во времена первой Темной Эры мы пытались найти исполнителей среди жителей мира. Потом мы начали призывать посторонних, потому что сами не можем справиться. И к тому же… Я лишен большей части сил. Видишь? Я максимально честен с тобой. — И на что ты потратил все свои силы? — На тебя, Сареф. Я хотел, чтобы ты стал самым совершенным Вестником гибели мира. Я много думал, посоветовался с собратьями, а потом дал тебе свою силу, которую многие назовут божественной. Я отказался от многого, чтобы ты сделал то, что нам нужно. И даже некоторые из моего народа помогли мне в этом. — Что-то не чувствую себе никаких божественных сил. Разве всё, чего я достиг, не получено моим трудом и вампирскими силами, что я получил от Легиона? То, что ты дал мне прочесть свой божественный свиток и научил пользоваться «Аурой благословения Кадуцея» и «Божественной волей Кадуцея», не дало мне огромных сил для уничтожения мира. — Свиток с моими знаниями лишь дополнение. Я дал тебе почти все силы, уже в первый день ты был подобен богам. Вот только был один нюанс: если бы ты имел возможность ими управлять, то моментально обратил на себя внимание Стража Реальностей. Поэтому я подсмотрел кое-что, что придумали в твоем мире. Ты называешь это… «Системой» и думаешь, что «качаешься» с помощью нее. Но на самом деле эта вещь — оковы. Продвигаясь по пути разрушения мира, ты просто шаг за шагом «разблокируешь» уже имеющиеся у тебя силы. Понимаешь? И как думаешь, как сильно я могу закрутить гайки твоей «прокачки»?Глава 12
Сареф смотрит на зыбкую фигуру Кадуцея в немом изумлении. Теперь-то собеседнику удается знатно удивить вампира. Все это время юноша действительно считал Систему игровым аналогом, где продвижение по уровням равно получению большей силы. Однако оказывается, что Система имеет совсем другое предназначение, с каждым уровнем просто ослабляя оковы для уже имеющейся силы. Звучит дико, но теперь можно понять многие несостыковки. Например, почему сначала Система была щедра на уровни и очки характеристик, но чем ближе Сареф подходил к настоящей силе, тем неохотнее ослабляла хватку, ведь вмешательство Стража Реальностей могло бы перечеркнуть все труды. Почему тень сторожа Путей явилась еще в общежитии магической академии, когда Сареф просто попытался постучаться в двери Путевого Чертога? Почему в сражении с Отвергнутым Асалотом Страж Реальностей был нацелен больше на Сарефа, чем на дракона? По всей видимости, он видел или знал намного больше. Почему многие действия перестали «давать опыт» от слова совсем, и только значимые действия, направленные на качественное развитие и приближение конца света, продолжали хоть как-то распутывать узлы? Если продолжать думать, то можно прийти ко многим интересным выводам. — Ты умен, так что наверняка найдешь подтверждения моим словам в своем опыте. — Произносит Кадуцей. — Допустим. — Осторожно отвечает Сареф, стараясь не выдать эмоций. — При этом я позаботился о том, чтобы эта сила не была повернута против меня же, так что если называть твое приключение игрой, а достижение вершины — финалом игры, то ты бы никогда не смог дойти до конца. — Я и сам бы так поступил. Только ты можешь снять оковы, чтобы я смог использовать всю силу? — Правильно. Мое предложение очевидно: ты — мне, а я — тебе. Пускай Легион переиграл нас в начале, но ты еще можешь его предать. С моей силой ты сможешь стать чуть ли не самым могущественным существом в мире и на всех Путях, так как своей силой поделился не только я, но и многие другие духовные существа огромной силы. Ты сможешь победить и Герона, и Хейдена, и Легиона и весь остальной мир, а после отправиться вместе с нами навстречу новым звездным горизонтам. Но повторю, никакая сила не сможет подарить тебе то, что ты хочешь на самом деле. — Откуда такая уверенность? — Целую вечность тебе придется нестись, чтобы достичь родного мира. Я сомневаюсь, что ты сможешь преодолеть такое расстояние. Но даже если ты достигнешь места, что называешь Солнечной системой, то планета Земля уже станет для тебя абсолютно чужой. Там даже праха не останется от тех, кого ты любил. А может, и там случится какая-нибудь катастрофа за время путешествия, и ты прибудешь на абсолютно мертвую, безжизненную планету. — Да, такое тоже может быть. Но я с Легионом опять же могу достичь цели и без твоей силы. Если ты не способен предложить мне то, что мне нужно, то я не вижу смысла что-то менять. — Почему ты думаешь, но он вообще еще жив после того, как мы уничтожили Путь, на котором вы находились? — Иначе ты бы сразу начал с этого. — И не поспоришь. — Кажется, что Кадуцей улыбается. — Похоже, я все же допустил ошибку, призвав слишком умного исполнителя. — Да, это серьезный просчет. И знаешь что, если ты каким-то образом сумел схватить мою душу и пронести через пол Вселенной, то должен быть и обратный путь. — Допустим, что это так. Но тогда вряд ли ты сможешь воспользоваться им без всех дарованных тебе сил. И это снова приводит тебя ко мне. — Именно. И здесь я кое-что не понимаю. Во-первых, как мне нужно будет защищаться от Стража Реальностей? Во-вторых, что мне помешает предать уже тебя после получения силы? Ты же не поверишь на слово вампиру. — Я знаю, как скрыться от внимания Стража. А что касается второго… То я возьму некоторую гарантию: если ты предашь меня, то умрешь. Это можно назвать «духовной бомбой», взрыв которой внутри тебя рассеет тело до уровня пыли. И чем сильнее носитель «бомбы», тем мощнее взрыв. — И вот тут мы подходим к вопросу о том, что помешает уже тебе предать меня после уничтожения мира и отделения Путей. — Для этого у меня нет мотива. — Пожимает плечами Кадуцей. — Недоказуемо, так что я откажусь. — С тобой очень трудно договариваться. Тогда на этом пока закончим. Позови меня, если захочешь еще раз обсудить. — Значит, оставишь сидеть на этом острове? — Да. Пока что я предпочту тебя изолировать. — Духовное существо распадается на безобидный туман. Вампир еще раз сканирует местность, но Кадуцея уже нет, так что можно выдохнуть. Переговоры оказались довольно сложными с учетом того, что к ним Сареф не готовился. «Из услышанного можно сделать вывод, что духовные существа в отчаянии. Они готовы предоставить мне огромную силу в обмен на сотрудничество. И правда, зачем им сила, власть или богатство на пороге смерти?». Сареф возвращается на берег и садится на песок. Волны лениво накатывают, шумят листья деревьев, но мир здесь кажется абсолютно пустым. Ни птиц, ни насекомых, даже рыб «Мастерское чтение» не может увидеть в доступном для магии участке океана. Возможно именно так будет выглядеть мир после конца света. За исключением того, что моря и океаны покроются толстым панцирем льда, а любая растительность погибнет. Но есть еще одна странная деталь: солнечный свет. Трудно поверить, чтобы Герон тратил силы на освещение необитаемого полушария. Тогда встает вопрос о том, что за свет превращает ночь в день? Из-за тумана, что заключает островок в полусферу, нельзя увидеть небо и в чем-то убедиться. Сареф проводит часы на берегу, а вечер и ночь все не наступают, значит, это не солнечный свет, а что-то другое магического или духовного происхождения. Легион тоже не появляется, хотя наверняка выжил после того удара. Скорее всего ему придется потратить много сил и времени на то, чтобы отыскать юношу. Конечно, Кадуцей сможет скрыть присутствие Сарефа здесь, и тогда высший вампир вряд ли вообще когда-нибудь сможет отыскать помощника. Но Сареф предполагает, что Кадуцей не станет слишком хорошо прятать юношу, чтобы поймать Легиона на живца. Примерно что-то такое жители Путей уже сделали, когда пожертвовали одним Путем, чтобы уничтожить другой, где находился отряд вампиров. Логика Кадуцея здесь может быть вполне очевидной: если уничтожить Легиона, то Сарефу не останется ничего другого, как встать под знамена другой стороны конфликта. Если Легион выжил, то придет сюда за Сарефом и окажется в новой ловушке. Юноша надеется, что он без труда поймет всю опасность и не бросится в неё с головой. Поэтому «спасение» явно придется подождать. В томительном ожидании проходит еще один день. Сареф решает потратить кучу свободного времени на тренировки и сон, а также плавает в океане. В общем, проводит незапланированный отпуск наедине с мыслями о будущем. Кадуцей явно ждет, пока Сарефу не надоест, поэтому изматывает нахождением здесь. В один момент вампир обращается в большую летучую мышь и пробует прорваться через туман вокруг острова, но ничего не выходит. Даже если лететь строго вперед на максимальной скорости, то потом можно заметить, что не пролетел и пяти метров. Замкнутое пространство острова не выпустит пленника просто так. После Сареф занимается и другими вещами. Например, вычисляет точное местоположение с помощью геомантической магии. Если помнить местоположение глобальных полюсов сил, которые не перемещаются в пространстве, то можно попробовать восстановить собственное положение относительно этих ориентиров. Если вычисления верны, то забросило Сарефа очень далеко от линии экватора планеты. Старший вампир продолжает спокойно заниматься делами, пока не доходит до строительства песчаных замков и коллекционирования камешков. Спасибо вампирскому организму, без еды и воды может прожить очень долго по сравнению с обычными людьми. Рано или поздно голод наверняка придет, но Кадуцею нужен союз, а не смерть Сарефа, так что можно не беспокоиться об этом. На третий день происходит что-то новое, когда небо над островом чернеет, а также поднимается сильный ветер. Сареф продолжает спокойно сидеть на самодельном кресле из сломанных деревьев, когда приходит для разговора кто-то новый. Это не Кадуцей и не Легион. Черное облако зависает над островом и обращается к вампиру: — Что ты решил? — А кто ты? — Сареф без страха смотрит вверх, где зависло незнакомое духовное существо. — Мое имя не имеет значения. Кадуцей хочет с тобой договориться, но я против такого варианта. Очевидно, что ты не хочешь союза с нами. Ты не понимаешь нас и не чувствуешь себя уверенно, как с вампирами. — Значит, вы решили меня отпустить? — Чуть улыбается Сареф. — Вот еще. Ты здесь умрешь. Мы предпочтем сохранить статус-кво с Героном и Легионом. Мы готовы подождать еще лет десять или пятьдесят, но в конце все равно миру придет конец. Думаешь, мы не в курсе, зачем вы приходили на тот Путь? — Может, и не в курсе. — Юноша пожимает плечами. — Вы хотели освободить Корону Штормов, но не знали, что Герон уже сжил его со свету. Наверняка Легион попробует тебя заставить использовать поглощение души Темпкрова через его кровь. И тогда ты станешь проблемой даже с заблокированными силами. Мы зря потратили на тебя силы, но сейчас ты опаснее всех для нас. Я говорю тебе всё это потому, что у тебя есть последний шанс согласиться на наши условия. Каков твой ответ? — М-м, решили запугать? — Сареф спокойно смотрит в лицо опасности, хотя конкретного лица черная туча не имеет. — Значит, ты отказываешься? — Хочу заметить, что в случае опасности я тоже пойду на крайние меры. Вы готовы к ним? Пауза длится несколько секунд, но духовное существо лишь увеличивает напор духовной энергии. — Мне не страшны угрозы кого-то вроде тебя. — И зря. — Сареф достает из кармана застывший комок крови и закидывает себе в рот. И только сейчас противник понимает, что допустил просчет. Черная туча разряжается извивами молний, что готовы стереть островок с лица земли, но разряды духовной энергии бессильно разбиваются об огненный щит, который возник из ниоткуда. Духовное существо теперь уже не черная туча, а стокилометровый грозовой циклон, который не оставит камня на камне на любом континенте. Духовное существо уверено, что сильнее Сарефа даже в случае использования им заемных сил, но беда приходит оттуда, откуда не ждали. Пути послушно изгибаются под ногами Стража Реальностей, а Врата выведут к месту, где очередное духовное существо нарушает правила пребывания в центральном мире. Во всяком случае Сареф на это надеется, иначе будет плохо.Глава 13
Небеса озаряются величественной вспышкой, и тысячи молний бьют по острову и окружающим водам. Сареф предполагает, что даже Элизабет Викар не сможет сотворить подобный молниевый гнев. Кажется, что сама природа сходит с ума и начинает уничтожать саму себя. Выжить в таком хаосе практически нереально, но в этот момент появляется новая сила. Все считают, что у нее нет внешности, нет собственной личности и, соответственно, мотивов и желаний. Она просто есть и подчиняется собственным законам. Молнии должны были расколоть островок и заставить океан вскипеть, но наконечники разрядов замирают прямо у цели, а потом устремляются обратно, прорываясь через черные грозовые тучи. Страж Реальностей приходит в место, где духовное существо использует настоящую свою силу. Однажды Легион сказал, что Стража Реальностей персонифицируют лишь для удобства восприятия. На самом деле это слепая и бездушная сила, как гравитация или напряженность электрического поля. «Или как зримое выполнение закона равного противодействия», — посмеялся тогда высший вампир, но истину не знает даже он. Вероятно, Страж Реальностей появился ровно тогда, когда на планете и Путях начала зарождаться первая жизнь. Возможно, был поставлен с такой задачей Творцом, если в сотворении жизни принимала участие некая могущественная личность. Скорее всего это останется загадкой до скончания времен, Сарефу важно лишь то, что его можно использовать в своих целях, если спровоцировать очень сильного врага, которому не положено быть в центральном мире. В небесах возникает огромный водоворот, шквальный ветер валит деревья на островке, а Сареф пытается удержаться на месте, пустив чернильные корни в землю и использовав «Великий корень». По небу прокатывается яростный выкрик существа, которому помешали убить наглого вампира. Сареф выплевывает комок крови и убирает во внутренний карман. Через полминуты ветер затихает, а еще через минуту небеса очищаются и вместе с ним пропадает туман вокруг острова. Босые ноги старичка оставляют следы на мокром песке, пока голова смотрит наверх. Легион сразу оказался здесь, заметив свистопляску, что устроило неизвестное духовное существо и Страж Реальностей. После высший вампир замечает идущего навстречу Сарефа: — О, хорошо, ты смог подать такой сигнал. Я уже подумал, что придется заглядывать под каждый камень. — Скорее просто рассеялся барьер вокруг острова. — Юноша встает рядом. — Как прошло там? — Ну, после того, как тебя выдернули сюда, основной удар докатился до нас. Но мы выжили, правда, я потратил слишком много сил, нивелируя любые разрушения в «зоне абсолютной нейтральности». Теперь придется снова собирать их. А у тебя что? — Мне сделали предложение. Предать тебя в обмен на уход из гибнущей системы вместе с ними. — Теперь понятно, почему ты отказался. — Хохотнул старичок. — А еще они мне сказали, что ты на самом деле не сможешь вернуть меня в родной мир. — Врут. Они даже не представляют, на что я способен. У меня есть необходимые лазейки, все-таки я настоящий вампир, я вижу одновременно разные мерности бытия. — Звучит загадочно. — Понятное дело. Это трудно объяснить. Например, как ты будешь рассказывать о цветах и оттенках человеку, который с рождения слеп? Скажи «красный», и в мозгу большинства возникнет необходимый образ. Но тому, кто никогда не видел красный цвет, это ни о чем не скажет. Для него это будет просто слово, за которым нет никакого образа. Понимаешь? — Да, ты уже говорил. — Ну вот. Как мне объяснить тебе цвет темной материи, сталкивающихся галактик и гравитационных волн? Какими словами описать форму времени? Или звук, с которым электрические импульсы скачут по нейронам? Для меня Вселенная намного разнообразнее, но ты никогда не сможешь этого осознать, так как это лежит за пределами интеллекта. Нужны органы чувств, которые могут такое регистрировать, и участки мозга, которые могут это интерпретировать. Даже объясняя это, мне приходится проводить аналогии человеческого строения тела, хотя оно совсем не пересекается с реальностью чистокровных вампиров. — Я понимаю. Давай вернемся к делам. — Сареф не стал допытываться дальше. Даже если Легион действительно врет о возможности возвращения Сарефа домой, то на чистую воду его не вывести. Он намного умнее юноши, а также потрясающий актер и переговорщик. Однако на всякий случай вампир не говорит о том, что узнал от Кадуцея о Системе и божественных силах от духовных существ. — Вот это правильно. Не переживай, я свою часть сделки выполню. — Легион хватает руку Сарефа, и оба проваливаются в темноту перед тем, как очутиться посреди снежного вихря. Здесь уже стоит настоящая ночь. — Мы вернулись на базу? — Нет, это Северные земли. Здесь расположено то, что поможет тебе использовать «Кровавый пир» на кровь Короны Штормов, при этом сохранив себя как личность.— И что же это? — Сареф направляется за высшим вампиром через глубокие сугробы. Вскоре ветер начинает дуть в другую сторону, так что получается разглядеть высокие ледяные горы с шапке из снега. — Древний могущественный артефакт, оставленный забытыми богами. — Загадочно произносит высший вампир. — А если серьезно? — Эх, а с остальными работает, когда я говорю что-то такое. На самом деле это не совсем предмет, но природного происхождения. Удивительная вещь. Знаешь, как называют это место? — Поле Вечного Холода? — Не, это Тихий Перевал почти у самого северного полюса планеты. — Не такой уж он тихий. Вампиры прислушиваются к свисту ветра и хрусту снега под ногами. — Да, пока что это обычное поле, но нужно пройти дальше. Там локальный полюс Сил. — Не опасно подходить к нему близко? — Только если не совать пальцы в него. Но ты знаешь, что разные локальные и глобальные полюса Сил могут иметь разные проявления. Где-то стоит невиданная жара, где-то бесследно пропадают корабли, где-то горы летают в небе. Сареф помнит об этом с занятий в Фернант Окула. — Так и какое проявление здесь? — Тишина. Это самое тихое место в мире. А может, и во всем мироздании. — Даже тише космического вакуума? — Да. Хотя обычный слух может не уловить разницы, а вот мне придется слушать, как Капраксис и Мерцен трутся друг об друга шкурками гравитационного притяжения, если захочу телепортироваться на орбиту. Опять же возвращаемся к вопросу о совершенстве органов чувств. Для меня даже открытый космос будет наполнен разным шумом, хотя далеко не всё из этого будет представлено привычными звуками. «С помощью «Мелодии мира» я тоже, наверное, смогу что-нибудь услышать». Два вампира продолжают путь по снежной пустоши, пока не оказываются у огромного ледяного разлома. Допрыгнуть до другой стороны будет нетрудно, но Легион смотрит вниз, словно цель путешествия находится там. — Нам вниз? — Да, эффект можно почувствовать только в замкнутом пространстве. Пошли. Высший вампир прыгает в пропасть, дна которой отсюда не видно. Сареф секунду примеряется и тоже прыгает вниз. Поток холодного воздуха проносится по лицу одновременно с падением, что замедляется каждый раз, когда юноша отталкивается от одной стенки разлома до другой. Обычный человек не сможет создать достаточную силу отталкивания, чтобы спускаться таким образом, но возможности тела старшего вампира это позволяют делать без большого труда. А вот Легион предпочел лететь вертикально вниз, чтобы умножить набранное ускорение на ноль у дна пропасти. Падающие ледышки с глухим стуком отмечают движение Сарефа, который скоро догоняет старшего товарища. Глаза осматривают темное дно разлома, света сверху будет падать очень мало даже в дневное время. — Тут вокруг лед. — Замечает очевидную вещь Сареф. — Ну, да. Когда-то здесь было море. Нам сюда. Вампиры продолжают путь, который петляет между огромных ледяных скал. Сареф вспоминает, что о локальном полюсе Сил здесь ничего не говорилось в магической академии. Маги рассчитали его положение, но мало кто добирался сюда с экспедициями. Слишком далеко и слишком холодно. А вот Легион явно не первый раз приходит сюда или просто смотрит сквозь все окружающие объекты. Вскоре они достигают еще одной расщелины, уводящей еще глубже. Алхимические чернила принимают форму зубьев, как у «кошек» альпинистов, так как не может шагать по скользкой поверхности подобно высшему вампиру, который даже не озаботился надеть что-то на босые ноги. Вскоре путь заканчивается узким лазом, после которого обостренное зрение различает какое-то большое помещение. Легион останавливает Сарефа и зажигает в воздухе множество огней. От увиденного у юноши перехватывает дыхание, так как природная ледяная пещера явно образовалась естественным путем, но в форме идеальной симметрии всех частей. Какая-то сила сделала пол ровным и гладким, а под верхним слоем льда можно заметить множество морозных узоров, которые бесконечно закручиваются вокруг определенной оси зеркально друг другу. Застывший снег на стенах и потолке выполнен в виде ледяных шипов, которые выглядят подобно сложным трехмерным узорам с множеством вершин. — Это же… Фракталы? — Вампир почти вплотную подходит к одному ледяному цветку. — Именно. — Кивает Легион. — Все объекты здесь — фракталы. «Океан» магии здесь создал локальный полюс, который видоизменяет обстановку. Жаль, что ты не можешь посмотреть на всё это великолепие в полном объеме. Ледяной цветок, на который ты смотришь, будет повторять свою форму, сколько не приближай любую его вершину. Сареф все же решает попробовать использовать «Мастерское чтение», но близкое расположение полюса Сил мешает сканировать обстановку. — Не получается? — Улыбается собеседник. — Если тебе интересно, то даже это пещера является лишь вершиной одного большого фрактала размером с айсберг, который является одной из вершин цветка размером с северный полюс, который… — …является вершиной цветка планеты, а та — системы, а та — галактики, и так до бесконечности. Не думаю, что самоподобие может работать на таких масштабах. — А почему нет? То, что объекты в цепочке могут не быть статичными, не преуменьшает моей теории. Но пришли мы не для научных изысканий. Прислушайся? Много звуков ты слышишь? Сареф даже закрывает глаза. Здесь действительно очень тихо, по какой-то причине стены пещеры не отражают эхо. Стоит замолкнуть речи, как становится очень легко слушать собственное сердце и ток крови в сосудах. Вампиры и так могут такое слышать, но сейчас оно кажется почти что оглушительным. — Да, здесь довольно тихо. Но как тишина мне может помочь? — Для этого придется дойти до центра пещеры. — Палец указывает на точку в пятидесяти метрах. — Там находится центр полюса Сил, и привычные законы мироздания там искажаются. Там абсолютно всё погружается в молчание. Даже эхо Великого Взрыва не пройдет через подобную мембрану, даже поглощаемая душа там будет молчать. Это очень странное и опасное состояние, в котором заткнется абсолютно всё, и там ты поймешь, насколько незначителен на фоне Вселенной. — Думаю, я понял. — Отвечает юноша и направляется к центру пещеры, чувствуя, как тело покрывает тончайший барьер, который предохранит от грубой силы полюса. — Поймешь уже там. Я буду рядом и вытащу в случае чего. — Дает последнее наставление Легион. — И не забудь принять кровь Фаратхи.
Глава 14
Сареф осторожно приближается к центру зала, откуда локальный полюс оказывает влияние на окружающую обстановку, заставляя лед принимать совершенные формы фракталов. Чем ближе к центру, тем сильнее начинает давить невидимый напор. Юноша подключает силу и прорывается дальше, где из пола выросли два ледяных шипа, чьи узоры искрящимися прожилками проходят внутри льда, а не снаружи. По красоте это переплюнет почти всё, что создавали люди и другие расы. Нужно встать между этими трехметровыми шипами, чтобы оказаться в центре полюса. Здесь «океан» магии невероятно бурлит и закручивается в огромный водоворот, из-за чего почти любая магия работать не будет. Даже если сотворить заклятье получится, то его сразу унесет, закрутит и разобщит. Примерно это произошло с «Мастерским чтением». Шум в ушах усиливается, но это из-за того, что слух лучше начинает воспринимать процессы в организме, которые в обычном месте заглушаются окружающими звуками. Сареф смотрит на оставшиеся пять шагов. Физически их сделать не так уж трудно, хотя «океан» магии здесь настолько плотный, что начинает оказывает воздействие на физический мир. Это скорее инстинктивный страх. В ушах появляется назойливый шепот на неизвестном языке, будто начались слуховые галлюцинации. По коже бегут щекотные вибрации, похоже, что барьер Легиона предохраняет лишь от динамической силы полюса Сил, а от воздействия тишины предотвращать не будет. Впрочем, так и нужно, иначе зачем сюда вообще лезть? Когда до центра остается один лишь шаг, высший вампир тушит все магические огни в зале, чтобы зрение не отвлекало от процесса. «Поехали», — сам себе говорит вампир сквозь невероятный шум в ушах. Стоит пройти через невидимую границу и встать в центр, как всё умирает. Разумеется, не в буквальном смысле. Теперь вокруг абсолютный мрак, пока глаза вновь не адаптируются. Но что касается слуха, то назвать тишину «абсолютной» будет недостаточно. Исчезает совсем всё: нет ни шума в ушах, ни стука сердца в груди, ни толчков крови в артериях. Для пробы Сареф закрывает глаза, чтобы ничего не отвлекало от удивительного опыта. Невероятная гробовая тишина. Вампир двигает рукой, то до слуха не доходит звук одежды. Организм продолжает вдыхать морозный воздух, но вдоха и выдоха не слышно. Даже «Мелодия мира» здесь прижимает все струны. Сареф пока не приступает к поглощению крови Древних вампиров, пытаясь привыкнуть к странному чувству. Система неожиданно выдала предварительный анализ, будто это место является потенциальным врагом, а потом тоже «умолкло». Даже этот подарок Кадуцея более не отзывается на мысленные команды, хотя к ним нельзя применить понятия шума или тишины. Юноше кажется, что он плывет в космическом пространстве, из которого убрали все планеты, звезды, облака газов и прочее. Черная, пустая, беззвучная бесконечность во все стороны. Кажется, что мозг входит в трансовое состояние, и будто тело растягивается, а после рассыпается на атомы. И всё в тишине, которую даже звенящей назвать нельзя. И если даже закрытые глаза продолжают видеть остаточное изображение из-за фосфенов, то слух здесь полностью перестает выполнять какие-либо функции. Вероятно, именно поэтому мозг начинает испытывать стресс, входить в измененное состояние, когда уже не может создать слуховую галлюцинацию. Здесь искажается ощущение времени, если специально не считать вдохи и выдохи. Но что самое интересное, постепенно затыкается внутренний диалог, теперь тишина разливается даже в мыслях. Исчезают переживания, обдумывания планов, воспоминания и прочее. А после происходит удивительный эффект, который Сареф может назвать лишь «разделением ментальных моделей». Поглощенные души, которые, казалось, стали одним целым с психикой, характером и мировоззрением Сарефа, тоже по какой-то причине начинают молчать. Наверное, так происходит впервые с тех времен, когда Сареф еще не стал вампиром. Юноша начинает дышать чаще, подобное чувство пугает, так как хладнокровие Ганмы, житейская мудрость Бенедикта и кровожадное безумие Мясника будто теряют силу, хоть и не уходят бесследно. Мысленно Сареф остается один на один с собой настоящим, а все остальные стоят рядом. Пускай это может быть лишь разыгравшимся воображением, но вампир будто видит себя в окружении поглощенных душ, что теперь молчат, как молчит пещера, как молчит и Вселенная. Рука поднимает остаток кристалла крови Фаратхи и отправляет в рот. Духовное существо в виде грозовой тучи слишком легко попалось на уловку, будто Сареф решил воспользоваться таким козырем. Сейчас же действительно нужно сделать этот шаг, чтобы продвинуться к исполнению цели. В текущем состоянии Система не может показать никакого сообщения, но вампир и без неё чувствует, что кристалл крови начинает распадаться в желудке и всасываться в кровь в слишком большом количестве, что приводит к скачку доступных сил. Сареф вновь становится Древним вампиром, хоть и на неизвестное количество времени. Кристалл Фаратхи намного крупнее тех капель, да и юноша теперь уже старший вампир. Скорее всего эффект будет длиться более тридцати секунд, но медлить все же не стоит. Сареф ожидал, что чувства снова взбунтуются и начнут улавливать сигналы окружающего мира подобно Легиону, но если тело чувствует силу, то тишина вокруг все равно остается незыблемой. Следующим в рот в отправляется комок крови Темпкрова с одновременным активированием «Кровавого пира», способности, которой даже у Легиона нет. Уровень освоенности умения до сих пор не превышает десяти процентов, так как Сареф не может тренировать способность, не применяя её, а с этим большие трудности. Сейчас недостаток мастерства заменит сила вампирши-демонессы. Юноша пытается почувствовать изменения без информации от Системы об успехе или неудаче, начале ассимиляции и прочем. Кровь Короны Штормов кажется невероятно сладкой и еще долго во рту остается дразнящий вкус, что смешивается с покалывающей остринкой крови Фаратхи. Тело вздрагивает, словно ударило током. Потом еще раз. «Кровавый пир» наверняка работает, как положено, значит, душа Темпкрова сейчас становится одной целой с душой юноши, хоть при этом и «молчит». В мысленной пустоте в образе серого вихря возникает душа Древнего вампира размером с планету. На фоне этого Сареф слишком незначительный, кажется, что если поглощаемая душа начнет делиться памятью, эмоциями и чертами характера, то душа юноши даже не разлетится, а навсегда сожмется в точку сингулярности под таким «весом». К счастью, конкретно в этом месте реальность диктует свои правила, где абсолютно всё становится немым. Даже такое понятие, как душа, чьи гены сейчас вплетаются в тело юноши до глубин костного мозга и ядер клеток. Тишина не нарушается весь процесс слияния, но пространство наполняют странные волны. Они бесшумно катятся по воздуху и в мысленном мире, Сареф не может определить, где они настоящие, а где иллюзорные. Тактильные ощущения сейчас выходят на первое место, так как зрение вампир старается не использовать, обонять в пещере со льдом особо нечего, кроме запаха своего и Легиона тела. А вот тактильные чувства от волны жара до покалывания и микросокращений мышц во время трансформации становятся очень яркими. Настолько яркими, что можно различать форму одной волны возбуждения от другой. Вот мурашки пробежали конусом, а теперь водоворотом проходят по макушке. Разряды несуществующего электричества пронзают тело в разных местах. Иногда это приносит удовольствие, а иногда — боль. Похоже, процесс поглощения души подходит к концу. Если сейчас Сареф просто выйдет из центра зала, то вся информация новой души хлынет оглушительным потоком, подобным взрыву сверхновой. Остался последний штрих, о котором заранее подсказала Система. Когда-то в подсознании существовала мертвая равнина с большой черной башней, обвитой цепями. Сареф называл её Мхтаранг Окула, и она была ментальной моделью сдерживающего заклятья мэтра Вильгельма. Уже давно Сарефу она не нужна, в какой-то момент восстановление цепей превратилось в привычку и рутину, а вскоре Легион помог поднять лимит поглощенных душ, поэтому возвращаться к этому больше не приходилось. Ровно до этого момента, когда вампир использует заемную силу Фаратхи, чтобы установить контроль над душой Темпкрова. Теперь черная башня вновь начнет выполнять функции темницы, но Сарефу нужно, чтобы при необходимости сила Древнего находила выход отсюда, поэтому вариант с цепями и сдерживающими чарами более не годится. Вместо этого всё естество Короны Штормов превращается в алый меч, словно выкованный из крови вампира. Идеально ровное лезвие отражает падающий свет подобно зеркалу, а вокруг рукояти витает черно-красная энергия в форме центра атмосферного циклона. Огромный меч вонзается в верхушку башни и начинает плавно проникать в черный камень до самого основания, пока снаружи не остается лишь рукоять, за которую Сареф сможет вытащить меч из камня в любой нужный момент. Десятки книг по магии и сотни часов тренировок в заклятьях, которые мало помогут в обычных сражениях, наконец дают результат. Там, где одной лишь силы окажется недостаточно, знание и навыки могут привести к победе. Сареф с выдохом разводит руки и открывает глаза. Ледяная пещера по-прежнему наполнена тьмой и безраздельной тишиной, где не только мир кажется исчезнувшим, но ты сам себя ощущаешь с заметным трудом. Вряд ли Сареф сможет испытать подобный покой, пока не умрет. Юноша разворачивается и начинает идти обратно к месту, где ждет Легион. Лед под ногами расцветает приглушенными огнями, высший вампир явно не хочет слепить обычным светом. — Вижу, всё прошло на ура. — Тихо произносит спутник, но для вынырнувшего из неестественной тишины юноши это подобно грому. Уши будто заново пытаются понять, что такое звуки. Легион замолкает, увидев жест юноши. Через несколько минут весь слуховой аппарат приходит в норму, хотя странные ощущения не думают проходить. — Да. Всё получилось. Это действительно удивительное место, и я хочу сюда еще вернуться. — Можешь возвращаться в любое время, здесь и вправду можно уйти в себя, оставив всё лишнее за порогом. Что говорит Темпкров? — Ничего, пока барьер действует, он не будет докучать мне разговорами, пока нам не потребуется его помощь. — Неплохо-неплохо. — Кивает Легион. — Тогда возвращаемся. Нужно будет отойти от полюса Сил, чтобы использовать телепортацию. Возможно, теперь ты сможешь делать это, как я, если потренируешься. — Обязательно попробую. — Сареф направляется за спутником, но резко останавливается, когда кто-то за спиной издает звук, будто дышит на заледеневшее окно. Вампир сразу оборачивается и видит силуэт той самой души, что пробралась в юношу во время «Реставрации». Всё это время она молчала и никак не пыталась повлиять, будучи в неком спящем состоянии. Однако теперь душа древнего лича времен первой Темной Эры открыла глаза.Глава 15
Сареф смотрит на душу, а душа на Сарефа. Юноша пытается понять, что пошло не так, ведь душа не может взять и покинуть вампира после поглощения. Но, похоже, в этом и заключена разгадка: та душа была вовсе не поглощена, а лишь находилась рядом с другими. Это может объяснить, почему она «молчала» добровольно, не делясь памятью, знаниями и навыками. Высший вампир тоже замечает незримую душу, но не спешит что-то предпринимать, ожидая какого-то действия от Сарефа. Юноша подходит ближе и вглядывается в мертвое лицо. Тот парень, которого приговорили к казни и сбросили в шахту, умер в далеком прошлом, а потом переродился личом и напал на ближайшее людское поселение. В той шахте умирающий человек прочел божественный свиток и умер для активации, а за всем этим стояла неизвестная личность. Теперь стоит понять, что именно хочет душа, которая неожиданно смогла обмануть законы времени с помощью магии хаоса. Лич смотрит пустыми глазницами на юношу, а после запрокидывает голову назад и опускает нижнюю челюсть. Черный дым валит из глотки лича и поднимается в воздух, где принимает форму большого ключа. Трудно даже представить размер двери, для которой подобный ключ может понадобиться. Мертвец закрывает рот, и ключ падает на пол, бесследно исчезая. После этого душа лича тоже растворяется в воздухе, отправившись на волю. Система сообщает, что количество поглощенных душ уменьшилось на единицу, будто считала тем же самым, что и другие души. — И что это было? — С интересом спрашивает Легион. — Не представляю. Это была та душа, которая пробралась в меня из прошлого через канал «Реставрации». — Понятно. Магия Хаоса — удивительная специализация, но немногие объекты могут замечать поток времени, который на самом деле не поток. — Например, высшие вампиры. Помнишь, я рассказывал о том, как один лишь образ Хейдена в прошлом чуть не убил нас с Рим? — Да-да, такое возможно. Похоже, этот лич был кем-то особенным во времена первой Темной Эры. Вряд ли мы об этом узнаем правду когда-либо. Пошли. Два вампира возвращаются прежним путем. Это время Сареф решает потратить на то, чтобы обсудить действия мертвецов в целом. Ведь Срединный континент почти полностью пал под натиском нежити, как это было давным-давно. И стоит за этим наверняка мэтр Вильгельм Вигойский. — Знаю ли я, зачем ему это? — Переспрашивает Легион. — Я могу лишь догадываться. Этот некромант умело хранит секреты, и даже мне мало что удалось узнать. Ему благоволит Могильная Мгла, поэтому выбить ответы из него проблематично. — Но ты ведь сражался с ним и победил? — Да, незадолго до твоего появления в Фондаркбурге. Я его, конечно, победил и заточил, но отвечать на мои вопросы он не собирался. Лишь согласился помочь тебе в обмен на свободу. Чем он занят сейчас, я могу лишь предполагать. — А почему бы нам не напасть на него? Я думаю, он выступает против нас. — Он не настолько простой противник. Не уверен, что стоит тратить на него силы. И да, он выступает против нас, но мне кажется, что он выступает против всех. Его мотивы не совсем понятны. Нам нужно в первую очередь справиться с Хейденом и Героном. Темнота вновь сопровождает телепортацию, а в лицо опять летят снежинки, но уже в другой части света. В башне никого нет, так как все отправились выполнять поручения Сарефа. Юноша не знает, как Рим разбила силы на два отряда, но особо не волнуется. Вампирица — умелый лидер, которая хорошо выполняет приказы, но принимать решения без указа сверху ей все еще трудно. — А где Белт, Фриг и Мастер? — Белт отправился помогать в уничтожении Рихэба, а Фриг — искать Нитрина Деволта. — Легион взглядом разжигает камин и присаживается на скамейку. — У Мастера… Свое задание. Ему нравится работать в одиночку. Такая уж у него натура. — Ясно. А зачем нам Нитрин? Мы ведь можем и без него поймать Герона. — Можем, но нам нужна помощь в другом. Там, где лучше предоставить действовать специалисту. — Лишь бы он не был как другой наш помощник. — Сареф тоже садится рядом с огнем. — Ха! Ацет Кёрс — мудак даже по меркам демонов. Но очень замечательный мудак. Я планирую и дальше покупать его услуги. — Допустим, но что-то я не понимаю, что планируют делать демоны во время уничтожения мира. Они ведь тоже являются его жителями. Значит, должны быть против. Разве нет? — Это было бы так, не будь они демонами. Они лучше других понимают грядущие события и знают, что Темная Эра неизбежна. Я почти уверен, что они математически высчитали время конца света еще во времена, когда были почти что единственным народом этого мира. Думаю, у них припрятан собственный план, в котором Фаратхи сыграет не последнюю роль. — Точно. Ведь Фаратхи больше не сможет предаваться лени где-то на Путях. Значит, она тоже начнет свою игру. — В точку. И это будет большая проблема, если она захочет оставить всё, как есть. Тогда она может объединиться с Героном, чтобы покончить с нами. Надо ли говорить, что сразу с двумя Древними вампирами мы не справимся? — Тогда и нам нужны не менее сильные союзники. Например, Гаситель Света. — Разумеется, но искать помощи духовных существ в центральном мире будет невероятно трудно из-за Стража Реальностей. Герон точно не сунет носа из убежища. А вот на присутствие Древних вампиров Стражу обычно плевать, из-за этого считают, что он призван поддерживать баланс исключительно между жителями мира и Путей. Вампиры в этом уравнении неучаствуют. — Тогда чьей помощью мы заручимся еще? Если ты будешь занят Хейденом, то Герон и, возможно, Фаратхи, останутся полностью на мне и Темпкрове. Не думаю, что в тот бой нужно брать кого-то из набранных помощников. — Увы, мне ничего неизвестно о судьбе многих Древних, что захотели бы встать на нашу сторону. Многие уже мертвы, как Корона Штормов. Но я знал уже при планировании, что мы столкнемся с такой задачкой, поэтому заранее начал поиск союзников. — И…? — И никого не нашел. — Смеется высший вампир. — Так что придется тебе как можно быстрее свыкнуться с силой моего родителя. А через Ацета и Нитрина мы попробуем узнать о Фаратхи и задержать или договориться. Либо ты можешь сделать вид, что принял предложение Кадуцея, получить его силу, а потом вновь предать. Сареф удивленно смотрит на собеседника, который догадался, что духовные существа предлагали не просто предательство и возможность спасения на Путях. — Они возьмут гарантию, которая меня убьет. — Спокойно отвечает юноша. — Конечно, я бы тоже взял. Но с силой Короны Штормов ты сможешь обезопасить себя. — Высший вампир задумчиво смотрит на огонь, а блики скачут по морщинистому лицу. — Я не против того, что ты будешь вести дополнительную игру на стороне, пока это решает мои задачи. Все-таки я зависим от тебя, так как другого исполнителя у меня нет. — И в чем сила Темпкрова? Он управляет штормами? — Ну, почти. Его прерогатива — движение и покой. А также он идеальный хищник. Все Древние вампиры были уникальны по своим наклонностям. Родоначальник Чангкорпской Линии, к которой относится Фриг Ройт, был идеальным выживальщиком. Он передал в своих генах возможность сумасшедшей трансформации тела. Герон же дарует в своих генах идеальный образ двойственности. Ты ведь пришел в этот мир со знанием, что свет одновременно можно считать волной и потоком частиц? Сареф кивает. — Это нашло отражение в Лайтроллской Линии Крови, помогая иметь двойственную натуру, которую невероятно трудно раскусить. Белт умело водил за нос целые поколения князей и королей Вошеля, хотя для этого приходилось очень долгое время молчать. Хейден одно время умело притворялся охотником на вампиров, а после стал теневой центральной фигурой в империи гномов. А сам Герон переплюнул всех, став богом солнца, который признается антиподом и вампирам, и нежити. Являясь вампиром, он смог стать существом, которое находится дальше всех от нашего клыкастого брата. — Тогда ты тоже должен быть из его Линии. — Хе-хе, нет. Свои таланты я развивал самостоятельно. И это не двойственность, а просто хорошая маскировка и подвешенный язык. Ты с Мастером больше походите на хищников. Я слишком свыкся с ролью заговорщика и организатора. — А Киминор Всеядный? — Ты знаешь о нем? — Легион удивился. — Он был идеальным пожирателем. Никто не усваивал кровь, энергию, знания и прочее со стопроцентной эффективностью. — Это как? — Читая книгу, он не забывал вообще ничего, видел скрытые идеи автора и даже его надежды. Поглощая кровь и другую еду, он усваивал её без остатка и получал гораздо больше, чем кто-либо. Выпив исцеляющее зелье, он мог излечиться на таком уровне, которое зелье показать не способно в принципе. Получив ценный урок в бою, он не просто мог придумать идеальную защиту от хитрого приема, но и создать ситуацию, где сильная сторона противника вдруг станет слабой. В общем, он любое действие мог совершать с коэффициентом полезного действия, равным ста процентам. Всегда. Без исключений. — Какая полезная способность. — Это не совсем способность, умение или заклятье. Скорее особенность его мышления. Но тебе сейчас стоит сосредоточиться на овладении силами Темпкрова. Тебе временно придется бросить проведение Темной Эры, а я тебе в этом помогу, все-таки хорошо знал родителя. — Да, но вынимать меч я предпочту на Тихом перевале. — Вынимать меч? — Такой ментальный образ я дал его душе. Меч в камне. Чем больше вытаскиваю, тем больше сил и нагрузки на мои ментальные модели. — Понятно, хочешь сделать это в том месте, где эффект будет не таким пагубным. Но в центре полюса Сил ты ничего услышать не сможешь. Придется встать на половине пути. — Так и планировал. — Хорошо. Но я не всегда могу быть рядом, так что пошли, я тебя буду учить телепортации. И я очень надеюсь, что ты не перенесешь себя в земное ядро или на поверхность потухшего солнца. Иначе это будет самым печальным концом нашего приключения.Глава 16
Элизабет стоит на носу корабля и смотрит на снежный берег. Громовой отряд достиг Срединных земель, а если быть точной, то самой южной оконечности, где раньше находился портовый город союза купцов Манарии, Стилмарка, Петровитты и Островной Федерации. Все же торговцы всегда находят общий язык быстрее политиков. Во время прибытия был сильный буран, так как Герона больше нет здесь, но сейчас погода немного успокоилась. Однако холод и сумрак никуда не делись. Потухшее солнце уже не может дать ни тепла, ни достаточно света. Возвращается передовой отряд разведки в лице магистра Венселля, Ивы и Бальтазара. По их словам выходит, что опасности поблизости нет. — Тогда спускаемся. — Приказывает волшебница и хватается за канат, так как голем спрыгнул с корабля, вызвав сильную качку. Вскоре все стоят на берегу в лучшей теплой одежде. У каждого на пальце вновь сверкает золотое кольцо, что содержит силу бога солнца. Благодаря этому не только можно защититься от злых сил, но и не окоченеть здесь. Пускай Герон мало помог в Петровитте против высшего вампира, но сейчас девушка чувствует лишь слабый холод, несмотря на мороз. Йорану кольца не досталось, но он взял из сокровищницы Конклава множество артефактов, в том числе тех, что помогут выживать в неблагоприятных условиях. А голему холод вообще не страшен. — Вы дошли до города? — Да, но там никого нет. Он вымер и занесен снегом. Свежих следов не было. — Отвечает Аддлер. — Ну, точнее было кое-что странное вдалеке. — Вспоминает Бальтазар. — Я заметил бегущего в метели человека. Одет был легко и, кажется, был даже мокрым. Но бежал очень быстро, я бы не смог догнать. — Кому может быть надо бегать здесь? За ним кто-то гнался? — Уточняет мэтр Патрик. — Не думаю. Лица не видел, но он бежал вглубь материка, заворачивая к востоку, как самый счастливый человек на свете. Подпрыгивая и размахивая руками. — Разведчик бы не стал бегать так открыто. — Говорит Ива. — Может кто-то сошел с ума из-за холода. — Ладно. — Произносит Элизабет. — Просто сделаем пометку о том, что могли остаться выжившие. Сейчас продвигаемся в купеческий городок. Раньше его называли Вансольт. Там сделаем временную базу в одном из покинутых зданий. Оттуда будем отправляться в сторону королевства Ортак. Оно было ближе всех. Возможно, вампиры захватили его, так что будьте готовы. Отряд начинает продвигаться, а команда корабля возвращается в Манарию, чтобы взять новые припасы и привезти Громовому отряду. Неизвестно, сколько времени придется здесь провести, выясняя правду, но миссия имеет все шансы затянуться. Голем мэтра Эзодора легко тащит на себе почти всю поклажу в прочной корабельной сетке. Большую часть груза составляют ящики с углем, что предоставили алхимики. При горении уголь выделяет много тепла и при этом распадается очень медленно. Отличная замена древесине, которую здесь можно и не найти, ведь поблизости от Вансольта не было лесов. Элизабет проверяет каждого члена отряда. Магистр Видар невозмутимо пробивается через сугробы, чтобы остальным было легче идти. Чародейка, конечно, не видит его лица, но вряд ли он изменяет своему спокойствию. За ним движутся маги отряда: мэтры Патрик, Эрик, Филипп и Йоран. Вместе с Элизабет они становятся важной частью отряда, что справится с совокупной мощью Маклага Кродена и Иоганна Коула. «Но нужно не забывать о Сарефе. Он всегда предпочитал показывать гораздо меньше, чем умеет». Далее идет команда поддержки в лице Маркелуса Оффека, Лоренса Троуста и Элин. Последняя очень много тренируется, чтобы получить право сражаться наравне со всеми, но волшебница не уверена, что позволит ей это сделать в ближайшем будущем. А вот за юношу Элизабет не волнуется, так как у него, оказывается, есть такой опыт, которым почти никто не может похвастаться в отряде. Но узнанное девушка пообещала хранить в тайне. Жрец Герона — тайная сила отряда, которая может быть абсолютно универсальной, если Герону нравится то, что хочет сделать священнослужитель. Годард, Ива и Бальтазар тоже являются мобильной боевой силой, которая может быть как в атаке, так и в защите или разведке. Магистр Венселль, который в лишних представлениях не нуждается, замыкает шествие вместе с големом. Элизабет надеется, что собранный отряд стал достаточно сильным, чтобы противостоять Сарефу. «Нет, дура», — обрывает саму себя Элизабет, — «Сареф собрал еще более умелую команду, не ограничиваясь одной лишь Манарией. Ко всему прочему у него много вампиров при поддержке старших вампиров. А может даже высшего, Лоренс сказал, что Сарефу точно помогает такой, хоть и не явился на бой в Петровитте». Примерно через час показываются занесенные снегом дома Вансольта. В качестве базы было решено избрать центральный торговый дом. Двухэтажное здание сделано из камня, который поможет как в защите, так и в обогреве. К тому же там много места, которого хватит всем. Даже голем сумел протиснуться во внутренний двор, где раньше разгружали телеги с товаром. Странно, но в здании не удалось найти ни одного трупа, словно купеческая гильдия покинула город до того, как сюда пришла вечная зима. Теперь остается понять, что делать дальше. План был составлен еще в Порт-Айзервице. Он заключается в том, что нужно добраться до границы королевства Ортак и понять, куда исчезли все жители. Это менее чем в дне пути отсюда, где располагался приграничный город Свишнар, достаточно крупный для того, чтобы кто-то мог выжить. Никто не поверит в то, что королевство успело погибнуть так быстро без солнца, раз многие другие не из Срединных земель продолжали существование, пусть и потеряли многих жителей. Самым верным предположением, что излагалось на королевском совете, можно считать захват континента Сарефом, что истребил все страны. Да, на это у него могло не хватить войск. Да, это не соотносится с его предыдущей тактикой устранения ключевых фигур, пускай на Манарию он словно закрыл глаза после убийства короля Лоука Айзервиц, хотя Элизабет постоянно ожидала удара. Конечно, был еще Фокраут, но возникает ощущение, что вампиры были нацелены на короля Стилмарка, а не на делегацию Манарии. И Фрейяфлейм, когда Сареф атаковал остров эльфов. Но это и другие события кажутся слишком странными, так как часто имели противоречивые действия. Из этого чародейка давно сделала вывод, что либо Сареф таким образом запутывает врагов, либо есть другие заинтересованные стороны. Последний вариант Лоренс одобрил, но не стал уточнять, как к нему пришел. — К границе завтра отправимся все вместе? — Элин находит подругу на втором этаже. — Да, отправляться неполным составом может быть опасно, как и оставлять кого-то здесь. Но ты будешь в поддержке, как обычно. Твои разведчики нам очень помогут. — Я понимаю. — Неожиданно кротко отвечает эльфийка. — Лоренс меня уже переубедил. Я по-прежнему не могу соревноваться с ним в красноречии. — И никто не сможет, — улыбается девушка. — Если бы можно было решить любую войну словесной баталией, то он бы стал великим героем, как всегда хотел. У него много знаний и заготовленных фокусов, но во многих сражениях ему придется оставаться на вторых ролях. Он прибережет козыри для действительно страшных ситуаций, но в остальном полагается на нас. Делает то, что правильно, а не что хочется. — И я должна брать с него пример, я знаю. — Бурчит Элин. — Ты уже достаточно взрослая. — Вдруг меняет тему волшебница. — Тебе больше не нужен опекун в лице меня или Сарефа. Ты уже сама выбираешь путь и методы его преодоления. Ты мне стала как младшая сестра, поэтому я порой пытаюсь оградить тебя от опасных вещей. Наверное, Мариэн чувствовала себя так же, ведь я в детстве была тихоней и плаксой. Меня обидеть мог даже кот. — Ну не ври, ты же гений волшебства, что уже в детстве мог творить магию! — Да, но уверенности это мне не приносило. Скорее даже оказывало давление высокими ожиданиями. К счастью, была Мариэн, которая забирала большую часть внимания на себя. Пускай я остаюсь для тебя командиром отряда, но оказывать на тебя большого давления не собираюсь относительно вопросов жизни, любви и… мести. — Я знаю, о чем ты говоришь, но раз я больше не считаюсь ребенком, то позволь мне решить этот вопрос самостоятельно. Раз за разом я пытаюсь понять, почему ты остаешься спокойной, когда речь заходит о Сарефе. Словно ты прощаешь ему преступления и попытку покушения. Он — наш злейший враг! Я благодарна ему за спасение и те счастливые деньки, но это осталось в прошлом. Если бы он хотел спасти нас или предотвратить конец света, то наверняка это сделал бы. Но не делает, значит, у него есть кое-что более важное, чем мы. Возможно, он никогда нас не любил и не уважал, а просто игрался и притворялся. Ведь никто не может сказать, что знает, что у него на уме. Во время этих резких слов Элизабет чуть морщится, но признает некую правоту слов Элин. Она говорит всё верно, но волшебница все равно не хочет срываться в пучину ненависти. И не хочет, чтобы разрушительные чувства проникали в душу эльфки. Ведь проще стать равнодушной, чем любить, страдать или ненавидеть. Возможно, и Сареф проповедует такой стиль жизни, когда собранность и хладнокровие важнее любых эмоций. — Хорошо, свое отношение ты определяешь сама. — Сдается Элизабет. — Спасибо. Я обещаю, что не буду лезть на рожон, а в составе Громового отряда буду выполнять приказы, но свой пожар внутри я уже ничем не могу потушить. — Напускное спокойствие вдруг дает слабину, глаза Элин наполняются слезами, но волю им не дает. Лишь делает поклон, не давая себя обнять и выходит из комнаты. А Элизабет чувствует даже некоторую гордость за подопечную, которая растет не по дням, а по часам. Пускай даже врагу не пожелаешь таких условий для роста, но Элин имеет все шансы стать великой еще до того, как Элизабет состарится. Конечно, при условии, что они проживут достаточно долго, чтобы проверить это.Глава 17
На следующий день отряд выдвигается в сторону Свишнара, ближайшего города под руководством короля Ортака. Или бывшего города, если королевства более не существует. Привычный полумрак царит вокруг, а ночью вновь поднялся буран и до сих пор не утихает. Трудно поверить, что когда-то здесь была равнина, покрытая зеленью. Вместо этого сейчас вокруг белая пустыня с покрывалом из танцующего снега. Зачарованные сапоги серьезно облегчают вес тела и позволяют ходить по поверхности сугробов, Йоран вчера знатно потрудился над обувью отряда. Как гравмейстер, он хорошо умеет управляться с такими понятиями, как вес, масса и объем. Один лишь голем, которого Лоренс назвал Караданом, продолжает шагать сквозь сугробы, но ему это никак не мешает. Элизабет спросила, почему именно Карадан, на что юноша ответил, что был у него такой знакомый. Такой же большой и сильный. — Мы немного сбились. — Говорит мэтр Патрик, следящий за зачарованным компасом. — Нужно взять севернее. Элизабет идет самая первая, поэтому именно по её линии движения следуют все остальные. Рядом шагает Клаус Видар, который сумеет отреагировать на неожиданную атаку. Скорее всего идти придется весь день и даже ночь, разбивать привал посреди снега совсем не хочется. Но Элизабет не уверена, что сумеет пройти такой путь без остановок. Но пока что продолжает идти с решительным настроем. Часы проходят один за другим, отряд продвигается к Свишнару, а никакой опасности не встретилось. Кажется, что в зимнем аду погибли все хищники и вампиры, хотя последним это не должно доставлять больших проблем. Через некоторое время ветер становится встречным, отправляя в лицо снежинки, которые будто режут кожу. Погибшее солнце за непроглядными облаками уже успело исчезнуть за горизонтом, поэтому вокруг становится совсем темно. Элизабет оступается, но магистр Видар успевает подхватить. Чародейка кивком благодарит и продолжает двигаться вперед. До пункта назначения осталось где-то часа четыре дороги, а ноги уже почти не слушаются. Несмотря на защиту Герона и теплую одежду, тело давно окоченело, так что мечты крутятся вокруг привала с костром и горячей едой. Вскоре отряд доходит до берега реки, которая раньше была шумной и быстрой, а теперь замерла в ледяном панцире. — Будем идти до самого города? Некоторым из нас не помешает отдохнуть. Тебе в том числе. — Говорит мэтр Патрик. Раньше бы маг не одолел такой путь, но Герон исцелил охотника на демонов через Маркелуса Оффека. — Мне кажется, останавливаться здесь будет опасно. Да и не получится тут нормально отдохнуть. Лучше дойти до города. — Но там может быть опасно. Есть риск вступить в бой уставшими. Либо же тебе стоит взять пример вон с этих. Чародейка оборачивается и улыбается при виде Лоренса, Элин, Ивы и Бальтазара, что едут на плечах и руках Карадана. Пожалуй, придется воспользоваться советом, чтобы не рухнуть без сил у самого Свишнара. Резкий выкрик магистра Венселля отрывает от мыслей, рука лучника указывает на горизонт, где тучи раскрашиваются чем-то похожим на сияние небес, что часто встречается в Северных землях. Возможно, это следствие изменения климата, но кажется, что имеет магическую природу. Все взгляды устремлены на странное явление, которое с одной стороны выглядит красиво, но за внешней привлекательностью может скрываться большая опасность, ведь примерно в том направлении находится пункт назначения. — Продолжаем движение! — Приказывает Элизабет. Сейчас нельзя зря тратить время. Бальтазар спрыгивает с руки голема, освобождая место для мэтра Филиппа, а орчиха помогает Элизабет залезть на левое плечо каменного волшебного создания. С такой точки гораздо удобнее осматривать окрестности. Через два часа буран успокаивается, а вскоре появляются дома города, занесенные снегом. Громовой отряд не спешит входить в город, где могут устроить засаду вампиры. Вместо этого мэтр Филипп проводит магическую разведку незримым духом. Пилигримант старается заглянуть в каждый уголок, где может притаиться опасность, но Свишнар пуст, тих и покинут уже очень давно. Только после разведки отряд продолжает движение, входит через раскрытые городские ворота и проникает в город. Когда здесь кипела жизнь, то вполне можно было спутать с Порт-Айзервицем, только со своими достопримечательностями. Сейчас вокруг покинутые дома, снег и тишина. — Жутковатое место. — Делится мнением Бальтазар, когда отряд располагается в здании городской стражи. Это хорошо укрепленное место, а для лагерей нужны именно такие. — А то. Я бы предпочла, чтобы здесь стояла армия вампиров, а не все эти загадки. — Поддакивает Ива. — Будут вам еще вампиры. — Лоренс занят тем, что выбрасывает наружу снег, которые залетел в помещение через открытое окно. — Ты что-то увидел в будущем? — Нет, в этом месте трудно постоянно заглядывать в будущее. — Почему? — Потому что мой Дар имеет большие ограничения, о многих из них даже я не знаю. Если Герон будет милостив, то пришлет нашему жрецу видение опасности. На кратком совещании было решено, что сначала отдых, а потом всё остальное. Поэтому большинство тут же отправляется спать, стараясь лечь как можно ближе к каминам, что зажжены на разных этажах. Первыми дежурить будут Лоренс, Йоран и Годард. Адепт боевых искусств отправился присматривать за главным входом в каменное здание, а Лоренс с чародеем засел на втором этаже, следя за обстановкой на улицах через окна. — Хм, Ортак, насколько помню, был достаточно богатой страной, чтобы вставлять алхимическое стекло в окна государственных построек. — Произносит Йоран, наблюдая за узорами мороза на стекле, за который прибита заледеневшая решетка. — Если алхимики придумают более простой способ изготовления этого материала, то стекла могут стать очень распространенными. Одно время мне было странно жить без них. — М? Почему? Ты родился в семье богатых родителей? — Нет, мой отец был обнищавшим рыцарем. Но я бывал в местах, где стекло не является чем-то необычным. — Понятно. — Кстати, а правда, что ты учился вместе с Равнодушным Охотником и Элизабет в магической академии? — Было дело. — Кивает Йоран с непроницаемым выражением лица. — И что думаешь об обоих? — Мое мнение не особо важно. Элизабет — потрясающая волшебница, которая обладает куда большей силой, но слишком много волнуется. Сареф же… Не знаю, вряд ли я его хорошо знал. — Ну хоть какое-то мнение должно быть? — Он убил моего отца, и за это я его сам отправлю на тот свет. Я тренировался именно с такой целью перед глазами. Даже если мой отец действительно был связан с заговорщиками, то я почти уверен, что Сареф каким-то образом его использовал. Этот вампир хитрый, умный, осторожный. Это ты и без меня знаешь. — Ну, я с ним никогда не встречался. — Пожимает плечами Лоренс. — Поэтому очень интересно, что он из себя представляет. — Не думаю, что ты захочешь с ним встретиться более одного раза. Ты либо не выживешь, либо будешь использован для его планов. — Ничего страшного, я тоже хитрый перец, как говорят там, откуда я родом. — Поверю на слово. Через некоторое время на улице вновь поднялся сильный ветер, что пустил лежащий снег в бесконечный танец. Похоже, теперь у погоды есть только два состояния: безветренный мороз и мороз с пургой. Лоренс смотрит больше на северное сияние, которому будто даже облака не помеха, поэтому идущего по улице человека первым замечает Йоран. — Возможно, кто-то из жителей. — Предполагает маг. — Нет, это нежить, поднятый мертвец. — Лоренс без труда определяет природу существа, так как резко возник образ возможного будущего, где сегодня ночью случится большой бой. Вероятность подобного исхода почти шестьдесят процентов. — А у тебя острый глаз. — Йоран кажется удивленным. — Пойду подниму всех. Скоро почти весь Громовой отряд собирается на втором этаже для обсуждения плана боя. Нежить возникла из ниоткуда и взяла здание в кольцо. По прикидке на улице стоит примерно сотня мертвецов. — Думаю, против нас выступает некромант. — Заключает мэтр Эрик. — Вампиры славятся своими талантами в этом виде магии. — Значит, сами вампиры где-то на безопасном расстоянии, но я не могу никого засечь. — Магистр Венселль неосознанно гладит лук. — Ну что же, теперь можно сделать предположение, что королевство Ортак не просто так куда-то испарилось. Скорее всего на них напали вампиры, после чего перебили всех жителей и превратили в нежить. Возможно, таким образом создают плацдарм для сбора армий, которыми будут завоевывать те страны, которые еще не сдались холоду и мраку. — Говорит Элизабет. — Пускай вампиры пока осуществляют планы с успехом, но и мы становимся с каждым разом лишь сильнее. Однажды и мы достигнем успеха. Впрочем, необходимости в воодушевляющих речах нет. Каждый член Громового отряда появился здесь не просто так, дополнительная мотивация никому не нужна. — Тогда отправляемся в бой? — Орчиха аж подпрыгивает на месте, готовясь сорваться и вступить в бой с нежитью. — Не так быстро. Сначала нужно найти некроманта, что управляет мертвыми солдатами. Мэтры Патрик и Филипп уже заканчивают с поисковой магией. — Эрик играется с волшебным посохом. — Потом я могу телепортировать кого-нибудь прямо на голову врагу. — Можете отправить кого угодно? — Уточняет Элизабет. — Технически да, но перенос оказывает большое давление на тело, не каждый после такой перегрузки сразу сможет вступить в бой. Для этого лучше всего подходят магистры боевых искусств или хотя бы адепты. Физически обычным людям я бы не рекомендовал. — Тогда в этот раз отправлюсь я. — Решительно говорит Аддлер Венселль. — Быстрое убийство мага для меня плевое дело. — Не возражаю. Помощь магистра Видара нам пригодится здесь. Тогда ждем результатов разведки и молимся Герону, чтобы нежить не пошла в атаку первой. Вскоре в зал заходит мэтр Патрик. По его лицу нельзя определить, была ли разведка успешной. — У меня хорошая и плохая новость. Хорошая заключается в том, что мы нашли место, откуда нежить получает приказы. Плохая в том, что место в двухстах милях отсюда. Прямо из города Сунпон, что был столицей королевства Ортак. От услышанного все разевают рты. — Чего-чего? Нет ли ошибки? Я не смогу телепортировать на такое расстояние. — Мэтр Эрик чешет затылок. — Перепроверили три раза. — Вздыхает чародей. — Из этого следует сразу несколько неутешительных выводов. Во-первых, мы не сможем быстро покончить с некромантом вампиров. Во-вторых, некромант необычайной силы, раз может контролировать нежить на таком расстоянии. При этом он даже не скрывает присутствия, поэтому мы легко выяснили его местоположение. То сияние на небе — остаточный образ колдовства, что он творит в Сунпоне. Из всего этого следует важный выбор, мисс Викар. — Да. — Кивает чародейка. — Теперь понятно, что Ортак и другие королевства Срединных земель подверглись атаке и скорее всего уничтожены. Перед нами выбор: завершить на этом миссию и вернуться в Манарию, или отправляться в Сунпон, чтобы одолеть некроманта, который однажды придет к нашему порогу. Я хочу выслушать мнение каждого перед тем, как приму решение.Глава 18
Из присутствующих никто не хочет первым брать слово, так что начать приходится мэтру Патрику, как человеку, что принес вести. — С рациональной точки зрения, преодолеть двести миль будет очень трудно. У нас не хватит припасов. К тому же между Свишнаром и Сунпоном не так уж много было городов, где мы сможем переводить дух. Я предлагаю вернуться в Манарию и укреплять границы. Даже нежити будет не так просто пересечь моря и напасть на нас. — Поддерживаю. — Кивает мэтр Эрик. — А я вот предлагаю продолжить охоту. — Магистр Венселль настроен решительно. — Не зря же преодолели такой путь. Я вполне смогу дойти до Сунпона и застрелить некроманта. Там же наверняка получим больше информации о том, что задумал Равнодушный Охотник. — Ты-то добежишь, а остальные? — Уточняет товарищ по отряду охотников на вампиров. — Можно разделиться. Те, кто способен пройти такой путь и не подохнуть, отправятся со мной. Остальные могут остаться здесь или возвращаться в Манарию. — Таковых у нас не слишком уж много. — Качает головой мэтр Патрик. — Вы, магистр Видар и голем. Всего трое, кто достаточно подготовлен к подобную маршу. Бальтазар, Годард и Ива, возможно, тоже дойдут, но на последнем издыхании. Вы ведь наверняка предпочтете бежать, чем идти. — Разумеется, у нас не так много времени, чтобы лениво шагать! — Но это подведет к другой проблеме: никто из магов с вами пойти не сможет, поэтому вы останетесь без магической поддержки, а против некроманта она вам потребуется. — Признаю, но смогу справиться и без них. — Хорошо. — Говорит Элизабет. — Что думают остальные? — Я бы предпочел вернуться в Манарию. — Произносит Годард. Его поддерживают Ива и Бальтазар. — Здесь очень малое влияние бога солнца, поэтому я буду эффективнее в землях, сохранивших благословение Герона. — Отвечает Маркелус Оффек. — Ну, как уже было сказано, неподготовленным такой путь станет очень трудным. — Говорит Йоран. — Отсутствие дорог, частая непогода, трудности ориентирования и возможное присутствие большого количества нежити… Путь займет больше недели, есть идти часов по десять. Или даже все две недели или больше. Припасов действительно может не хватить. — Я могу отправиться к Сунпон. — Высказывается Клаус Видар. — Для разведки меня с магистром Венселлем может хватить. — А нельзя ли туда телепортироваться, если проблема лишь в расстоянии до цели? Поколдовать, поплясать, поднатужиться и…? — Аддлер смотрит на Эрика. — Манипуляции с пространством — не моя специализация. Ты же знаешь, Аддлер. — Отмахивается чародей. — В Манарии скорее всего нет волшебника-локусрегенда, что сможет перебросить такое количество людей на большое расстояние. — А если вы объедините силы? — Дело не только в количестве сил, а в точности расчетов и отзывчивости магии. Увы, магия находится в сильной зависимости от природных данных человека, когда дело касается серьезных вещей. — Итак, большинство пока за возвращение. — Подводит промежуточный итог Элизабет. — Элин, Лоренс, что вы думаете? — Я сделаю так, как ты скажешь. — Отвечает эльфийка. — Но мне бы хотелось двигаться вперед, а не назад. Даже если это рискованно. — Отличный настрой! — Магистр Венселль одобрительно кивает. — Ну а я… — Лоренс всё это время смотрел на «поющий» меч, мало следя за ходом обсуждения. Сейчас переломный момент, ведь перед глазами висят два образа возможного будущего. В первом они благополучно возвращаются в Манарию, где происходит большая катастрофа. Во втором случае они достигают Сунпона, но и там будет не легче, хоть и непонятно, что именно произойдет. Молодой рыцарь не рассказал об этом Элизабет, но после схватки с Хейденом использовать Дар стало намного сложнее. Скорее всего это из-за перенапряжения во время боя с высшим вампиром, который однозначно сильнее мог даже не видеть, а устанавливать будущее. В памяти встает давнее воспоминание, когда Хейден только учил контролировать это. «Видение будущего, Лоренс, это не чтение одной книги судьбы. Это подобно просмотру сразу тысяч книг. Чем больше книг говорят о каком-то событии, тем более оно вероятно. Но высокая вероятность не гарантирует нужный исход. Однако книги эти не являются написанными заранее. Видеть будущее — значит по большей части его определять». — Рассказывал Хейден давным давно. И в бою в Петро высший вампир определил будущее, в котором Лоренс обязательно умрет. Пускай юноша избежал смертельного удара, но «контрпредсказание» лишь смягчило рок, но не избавило от него. В итоге Лоренс намного хуже начинает контролировать Дар. Возможно, что в будущем он вообще потеряет возможность его использовать. Такова расплата за попытку переиграть высшего вампира. А это значит, что одно из двух видений будущего может быть ошибочным, поэтому он не может выбрать что-то конкретное. Придется рискнуть, чтобы не допустить провала. Если пророчество о Манарии верно, то возвращение сейчас может поставить крест на всем Громовом отряде. — Я предлагаю отправиться в Сунпон. И я помогу преодолеть путь до него с минимальными потерями. Все с удивлением смотрят на юношу. — У тебя есть какой-то способ? — Элизабет опускает взгляд на меч, что покоится на коленях юноши. — С помощью меча? — Да. — Лоренс продолжает расслабленно сидеть. — С помощью меча я создам образ летучего корабля. Во время путешествия в Петровитту я дал мечу команду запомнить «музыку» корабля. Теперь её можно будет воспроизвести. — То есть, ты можешь создать «поющим» мечом корабль, на котором мы сможем плыть под небом? — Именно. Высокая скорость передвижения и минимум расхода сил группы. Если постараться, можно будет долететь за несколько дней. — Однозначно да! — Магистру Венселлю предложение очень нравится. — Если это возможно, то мы можем нагрянуть в Сунпон. — Кивает мэтр Эрик. — Хорошо. Если получится, то мы отправляемся в Сунпон. — Элизабет принимает решение. — Лоренс, пожалуйста, отдыхай и готовься. Задание для всех остальных: уничтожить нежить вокруг дома. Стоит прозвучать команде, как отряд рассыпается на группы. Часть спускается на первый этаж, а другая часть остается на втором этаже. Клаус Видар распахивает главные двери и выходит на улицу с большим щитом в левой руке. Трупы не обращают никакого внимания на холод, но тут же начинают тянуть окоченевшие конечности к живому организму. Годард, что шагает следом, прикрывает глаза от снега, что взметнулся выше крыш из-за удара магистра. Нежить не просто раскидало в стороны, а разорвало на куски от одного лишь взмаха щитом. Оружие с большой площадью поверхности способно приводить в движение большие воздушные массы после испускания внутренней энергии. С другой стороны дома рождаются взрывы мэтра Патрика при поддержке других магов. В другом конце улицы Аддлер Венселль даже не стреляет, а просто избивает мертвецов луком с ругательствами о том, какие они слабые. Элин в это время стоит позади вместе с Ивой и согласна с мнением мастера-лучника. Нежить, конечно, страшная, но Громовой отряд справляется с ней очень легко. «А может, это просто мы стали сильнее?». — Эльфка даже не призывает духовных существ, видя, что победа уверенно идет в руки. Через десять минут от сотни мертвецов остаются лишь шевелящиеся останки, которые без помощи чародея уже не вернутся к привычной не-жизни. А вот над городом разносится мелодичный звон, значит, Лоренс уже приступил к созданию волшебного транспорта. Элин до сих пор не понимает, как работает «поющий» меч, хоть юноша пытался объяснить. В голове Элин просто не укладывается то, что предмет может запоминать какую-то «музыку», а потом создавать образ вещей, которые издавали звуки. Причем эти образы вполне материальны. Снежинки в воздухе теперь падают согласно такту невиданной мелодии, в которой пульсирует магический огонь над зданием. Через некоторое время там уже висит корабль, очень похожий на работу эльфов Фрейяфлейма. Судно переливается синими, голубыми и бирюзовыми оттенками, что очень похоже на тела духовных существ, что может призывать Элин. Многие корабельные элементы отсутствуют, например, канаты, но такому транспорту вряд ли нужны даже мачты и паруса. После еще одного совещания было решено сразу отправляться в столицу бывшего королевства Ортак, а отдыхать уже на борту. Сборы много времени не заняли, и вот уже Громовой отряд стоит на крыше и запрыгивает на борт опустившегося летучего корабля. Лоренс уже находится в одном из трюмов, вонзив меч в пол. «Поющий» клинок постоянно издает музыку, поддерживая форму судна. Как сказала Элизабет, Лоренсу придется трудиться весь путь до Сунпона. Труднее всего пришлось голему, под которым обвалилась крыша, когда он взобрался по стене башни. Лоренс еще ниже опустил судно, чтобы Карадан смог прыгнуть на палубу. Элин сначала испугалась, что призрачный корабль рухнет, но он лишь начинает набирать высоту, а после устремляется в нужную сторону. Бальтазар гладит поверхность корабля, но не может подобрать слов, чтобы описать ощущения. Элин бы это назвала очень вязкой водой, создающей покалывания на коже. Причем, если надавливать слабо и медленно, то материал легко поддается. А если попробовать ударить или подпрыгнуть, то принимает прочность настоящей древесины. Знаний Элин недостаточно, чтобы понять природу явления, а Свишнар уже исчезает из виду… … Где-то далеко впереди в Сунпоне царит большая метель, но ветер и снег не способны прорваться сквозь магический барьер во дворец, где когда-то жил король страны. Человеческая фигура идет по длинному коридору, но неожиданно замирает у окна. Человек смотрит через окно куда-то за горизонт, словно действительно может увидеть что-то через буран и расстояние. Мертвецы и духи, что заполонили город, безучастно смотрят на дворец в ожидании приказов, у поверхности снег исчезает в настоящем покрывале из отрицательной энергии. Однако, черед действовать сегодня будет отдан другой нежити. Человек в черном плаще поднимается на одну из башен дворца, по обледеневшим камням которой бежит черная река. Поток отрицательной энергии собирается вокруг некроманта в черный шар, из которого сначала вырастает большой хвост, после оба крыла с длинным чешуйчатым телом. Башня дрожит от веса мертвого дракона, который глубоко вонзил гигантские когти в камень. Маг смерти оказался меж передних лап монстра, и вынужден поднять голову для отдачи приказа. Нежить-дракон расправляет гигантские крылья, где кости являются остовом для отрицательной энергии, что натянута на них подобно парусу. Чудовище отталкивается от башни и устремляется в сторону побережья, откуда летят незваные гости, а северное сияние над Сунпоном разгорается ярче.Глава 19
Элизабет Викар стоит на носу чудесного корабля, который целиком состоит из магической энергии, форму которого поддерживает «музыка» меча Лоренса. Кто бы не создал такое оружие, он явно знал намного больше любых современных магов. Девушка не удивится, если это артефакт какой-то древней эпохи, когда мир был другим. Внизу пролетают земли королевства Ортак на большой скорости. Таким темпом они прибудут в Сунпон всего за два дня, и один день уже прошел. Первый день полета был целиком отдан отдыху. На высоте можно не опасаться бродячей нежити или диких зверей. Очень мало врагов смогут атаковать здесь отряд, поэтому можно было поспать в свое удовольствие. Один лишь Лоренс вынужден постоянно поддерживать форму корабля, находясь в трюме. Он не сможет сомкнуть глаза до конца путешествия. Вспомнив про юношу, Элизабет спускается на нижнюю палубу, где в трюме проводит время Лоренс, сжимая «поющий» меч. Здесь уже находится Элин, развлекая товарища во время работы. Но услышав отрывок рассказа о краже партии рубинов с корабля пиратов, приходит к выводу, что это Лоренс скрашивает часы поездки для Элин. — И вот мы отправились красть эти рубины. Они были крупные и занимали целый сундучок. За них я намеревался неплохо пожить долгое время, но еще предстояло украсть их у пиратов, которые сами украли камни у кого-то еще. — Рассказывает юноша. — А ты же знаешь, что я не являюсь тем, кто в одиночку расправится с экипажем пиратского судна. Что такое, не любишь истории про пиратов? — Ну, немного. — Признается Элин и замечает входящую волшебницу. — Привет, Эли. — О, командир. Как дела? — Всё в порядке. А у тебя? Ты точно как-нибудь не можешь отдохнуть? — Увы, никак. Скорее всего в Сунпоне вам придется без меня. Найду какое-нибудь тихое местечко и буду отдыхать, пока вы будете вытряхивать душу из некроманта. — Понимаю. Еще раз спасибо за помощь. Элин, ты уже отдохнула? — Ну, да. Но на самом деле не могу заснуть. — Эльфка отводит взгляд. — Как и я. — Улыбается Элизабет. — В момент поступления в Фернант Окула я даже подумать не могла, что в будущем буду заниматься чем-то таким. — Зато будет, что рассказать внукам. — Лоренс ловко меняет руку, что держит рукоять меча. — Только если мы справимся. — Справимся. И тебя, и Элин ждет счастливое будущее, где тепло, светло и сухо. — Откуда ты знаешь? Ты ведь просто успокаиваешь? — Элин внимательно смотрит на юношу. — Может, от космических богов мне пришло видение? — Я бы поверила, если не знала, что ты тот еще выдумщик. — Если долго о чем-то говорить, то однажды это сбудется. Попробуй на досуге. — Я по твоей хитрой улыбке вижу, что ты врешь. Элизабет с интересом слушает разговор, усевшись рядом прямо на пол. «Поющий» меч воссоздал корабль, но внутри него никаких предметов нет, которые можно использовать в качестве стула. Вдруг тело начинает заваливаться на спину из-за поворота корабля направо. До этого они летели прямиком к городу. — Почему ты повернул? — Интересуется волшебница. — Воздушные препятствия. Сделаем небольшой крюк. Элизабет не особо поняла, какие препятствия могут быть в воздухе. — Лоренс, расскажи что-нибудь еще. Только не про пиратов и свои преступные дела. — Просит эльфийка. — Вся моя жизнь — одно большое преступление, но раз уж аудитория собралась женская, то как насчет любовной истории? — Я согласна. — Ну тогда слушайте. Жила-была прекрасная принцесса зверолюдей, но её все ненавидели. — Что? Почему? — Элин не удержалась от вопросов. — Потому что на неё кто-то наложил проклятье, из-за которого страдали все вокруг. Поэтому принцессу сторонились, и жила она не как благородная леди, бродя по землям и общаясь с духовными существами. По какой-то причине жители Путей не страдали от действия проклятья, поэтому были единственными, кто поддерживал принцессу и не давал прыгнуть со скалы. Элин слушает, затаив дыхание, а Элизабет и себя ловит на мысли, что заинтересовалась историей. В юности много раз перечитывала подобные романы. «Если бы не получилось справиться с ментальными штормом, то однажды и мне бы пришлось отдалиться ото всех», — думает чародейка. — Однажды принцесса бродила по берегу моря и увидела, как в волнах кто-то тонет. Она не мешкая бросилась на выручку и спасла тонущего. Им оказался странный юноша, что представился принцем одной далекой страны. Его корабль разбился у берегов этих земель, и если бы не помощь принцессы, то отправился бы кормить крабов. Девушка настолько изголодалась по общению с жителями этого мира, что рискнула побыть с ним подольше и рассказать о стране, на берегу которой он оказался. Вдруг судно делает еще один поворот, но уже в обратную сторону. Значит, вновь устремлен носом к Сунпону. — А как работало проклятье? Что оно делало? — Любые ужасные вещи вплоть до смерти. Но знаешь, что удивительно? Элин качает головой. — На принца другой страны проклятье почему-то не действовало, потому что он и сам был проклят! — О! — Вот-вот. Сама судьба свела их вместе, так как их проклятья взаимоуничтожались при нахождении рядом. Они провели целый день в разговорах, а потом на берегу появился король страны, которому звериный провидец поведал, что прибывший человек пришел уничтожить страну. Принцесса встала на защиту юноши, утверждала, что его корабль просто разбился у берегов страны. Она молила отца-короля отпустить принца, но монарх не желал ничего слушать. Благополучие страны для него было важнее, а звериный провидец еще никогда не ошибался. Король приказал казнить чужестранца прямо здесь и сейчас, и это наполнило сердце девушки большим отчаянием, так как сейчас умрет единственный человек в мире, с которым она может говорить, ничего не боясь. И что самое печальное — умрет невинно осужденным. Лоренс отрывается от переливов меча и смотрит на слушательниц. Элин кажется полностью поглощенной повествованием, и даже обычно собранная Элизабет расслабилась ипогрузилась в историю. — А потом их ждали новые приключения, о которых я вам расскажу потом. — Что? — Возмущается Элин. — Нет, продолжай, что случилось потом? Принца не казнили? А что стало с принцессой? Кажется, эльфийка сейчас вытрясет душу из рассказчика. — У нас нарисовалась большая проблема, так что придется отложить рассказ до лучших времен. — Оправдывается Лоренс, смотря на Элизабет. — Проблема? — Волшебница не понимает, что имеет в виду молодой рыцарь. — Ага, «воздушное препятствие» следует за нами. Думается мне, это большой дракон. Наверняка тоже мертвый. — Чего? — С Элизабет тут же слетает мечтательность. — Нас преследует мертвый дракон. Я уже попробовал оторваться, но ничего не выходит. Вероятность столкновения только увеличивается. — Поняла. Мы разберемся. Элин, пойдем. Нужно готовиться к бою. Уже через несколько минут Громовой отряд собран на верхней палубе. Все уже в курсе ситуации, но никто и не думает паниковать. Даже напротив, большинство радо возможному столкновению. Все уже устали постоянно готовиться и раз за разом проигрывать. — Я заметила! — Предупреждает Элин с закрытыми глазами. Сейчас духовный разведчик достиг нежити-дракона. — Все готовы? Магистр Венселль и Видар, мы надеемся на вас. Нельзя позволить дракону уничтожить корабль. — Не переживайте. — Мастер-лучник ставит перед собой лук, который в полтора раза выше стрелка. — После того случая я подготовился. Теперь моим стрелам даже шкура дракона не помеха. Клаус Видар лишь кивнул, лишний раз открывать рот не для него. Элизабет переводит взгляд на команду волшебников, что заканчивают с приготовлениями. Если бы Лоренс не предупредил о приближающейся угрозе, их миссия могла бы завершиться уже здесь. У него поистине удивительная возможность видеть образы возможного будущего. Чародейка поднимает волшебную палочку в небо, а магия создает огромный порыв, что расчищает участок неба от облаков. Им обязательно нужно увидеть летящего противника издалека. Ива, Годард, Элин и Бальтазар спускаются на нижнюю палубу, они будут в качестве резерва. Маркелус Оффек всю дорогу проводит в молитвах, почти ни на что не отвлекаясь. Элизабет надеется, что бог солнца дарует ему силы для победы над ужасным врагом. Голем Карадан безучастно смотрит на приготовления, хотя у волшебного создания нет глаз в привычном понимании. Пока Элизабет не отдаст приказ, он будет спокойно сидеть на палубе. — Вижу! — Кричит Аддлер, его техника засекла далекий объект в воздухе, но глаза еще не видят. Лучник выпускает первую стрелу, что дрожит от вложенной внутренней энергии. Снаряд исчезает где-то в далеких тучах. — Подбил! — Довольно смеется магистр Венселль, но это было бы хорошо в случае с живым драконом. Мертвому же раны никак не помешают. Элизабет помнит тот случай рядом с Аберстаном, где на неё, Сарефа и Элин напал взрослый дракон, появившись словно из ниоткуда. Тогда спутник смог каким-то образом одолеть страшного противника, а сейчас девушке придется разобраться с этим самостоятельно, но с поддержкой уже Громового отряда. Обращение в волшебный янтарь уже сработало на ужасного монстра из Харалужной горы, значит, можно будет попробовать и на драконе. Корабль начинает снижение. Если станет совсем худо, Лоренс совсем посадит судно, так как на земле обороняться будет легче. Вскоре на горизонте появляется черная точка, что стремительно приближается. Дракон не издает звуков, только мощные хлопки разносятся по небу. Полету чудовища вторят выстрелы магистра Венселля, что раз за разом попадают в цель. Вот только мертвого монстра они не могут остановить. Элизабет указывает палочкой на дракона в попытке оглушить, но мощные разряды молний не останавливают нежить, чье существование не строится на работе мозга. Это будет сложный противник, без сомнений. Летучее судно вновь спускается, теперь земля в каких-то пятидесяти метрах, а дракон уже почти догнал беглецов. «Время пришло». — Начинаем! — Элизабет громко отдает приказ команде магов, где ведущая роль досталась Йорану Тискарусу. Его заклятье поможет лучше всего. Гравмейстер при поддержке остальных магов активирует «Увеличение веса Миферти», что создает зону, где любой объект начинает весить намного больше положенного. Это достигается работой с силой земного притяжения и может стать смертельным оружием в руках опытного мага. Если подобное применить на обычном человеке, то его просто раздавит. В воздухе рождается гул, а вот дракон больше не может поддерживать полет и несется к земле. Как только он ударится о неё, Элизабет намерена применить заклятье и заковать противника в огромные объемы магического янтаря. Кто бы не отправил по их душу мертвого дракона, то он не знает, что им подобное уже не страшно. «Еще немного», — девушка стоит у борта и не сводит взгляда с падающего монстра, который вдруг складывает крылья и лишь ускоряет падение. — Что он делает? — Элизабет встревожилась не на шутку, когда ситуация развивается немного иным путем.Глава 20
Действительно, дракон предпочел не бороться с силой умноженной гравитации, а отдаться ей и даже ускориться. Нежить на огромной скорости врезается в землю, подняв в воздух множество снега. Удивительно, но огромный монстр целиком пропадает под землей до кончика хвоста. Элизабет подобного не предусмотрела, так как не может активировать заклятье, не видя цель. И заклятье Йорана действует лишь в промежутке между небом и поверхностью. — Он перемещается под землей. — Предупреждает магистр Венселль. — Драконы разве так могут? — Там не земля. Мы пролетаем над озером. — Клаус Видар каким-то образом догадался по снежному ландшафту, что дракон просто пробил лед на поверхности озера и ушел на глубину. — Тогда ему придется выбраться оттуда, чтобы атаковать нас. — Замечает мэтр Патрик. Луч темно-фиолетового пламени пронзает лед и устремляется в небо на сумасшедшей скорости, проходя прямо сквозь летучий корабль. Сразу рождается взрыв, а судно терпит крушение прямо на заснеженный берег озера. — Все в порядке? — Элизабет осматривает каждого рядом с собой. К счастью, магистр Видар быстрее всех среагировал на опасность и просто выпрыгнул с корабля под поток смертоносного пламени мертвого дракона. Техника его Стиля и послужила истоком взрыва, когда атака столкнулась с защитой. Но даже так ударная волна оказалась достаточно сильной, чтобы заставить корабль рухнуть на землю. Лоренс смог лишь замедлить падение, но не избежать его. — Да, что нам будет от такого? — Аддлер уже стоит с натянутой тетивой. Стрела улетает в сторону и озера и попадает прямо в вынырнувшего дракона. Элизабет подбегает к правому борту и видит фигуру магистра Видара, что теперь сражается с нежитью в одиночку. — Нужно вытащить Клауса оттуда! — Волшебница старается придумать способ, так как не может приступить к плану с янтарем, пока магистр находится рядом с драконом. — Эльфийка уже поскакала. — Мастер-лучник продолжает огонь по монстру, отвлекая от других целей. — Что? — Элизабет не верит своим ушам, а после замечает Элин верхом на Мороке, что несется к магистру. Первоначальный испуг и недовольство таким рискованным маневром быстро изгоняются из головы, чародейка вспоминает, что более не является опекуном для Элин, а с точки зрения тактики это верный шаг. Духовное существо в облике коня способно развивать скорость, на которую не способен ни один обычный скакун. Это позволяет в два счета достичь Клауса Видара, что теперь прикроет себя и эльфийку от атак дракона. Магистр на ходу запрыгивает на коня, и вот уже Морок несется обратно, а поверхность озера за ними взрывается фиолетовым огнем и испаряющимся льдом. Вдруг драконий огонь исчезает, а в нежить ударяет настоящий ураган изо магически созданного льда. Мэтр Патрик смог использовать для волшебной термодинамики магический огонь. Другое дело, что врага это не остановит. Удары льда напоминают топот тысячи человек, но скоро все снаряды разбиваются на сверкающие осколки. Из пасти дракона вырывается еще один поток огня, но и его мэтр Патрик перехватывает, трансформируя огромные ледяные наросты на теле нежити, что мешает взмахивать крыльями. Противник падает на лед с глухим треском. — Сейчас! — Подсказывает охотник на демонов, но Элизабет и сама поняла. Над телом нежити рождается золотой шар кипящего янтаря. Магически созданная субстанция начинает изливаться на обездвиженную нежить, покрывать тело до самых мельчайших щелей и пор. Когда процесс будет завершен, даже силы мертвого дракона не хватит, чтобы вырваться из такого плена. Бурлящий янтарь растапливает снег и лед, а после очень быстро затвердевает, не давая свободы движений. Пускай высшая нежить чрезвычайно сильна и неутомима. И пускай в янтаре она не погибнет и сможет провести в нем миллионы лет. Но сейчас Элизабет намерена раз и навсегда покончить со слугой некроманта, магия усиливает напор и генерацию янтаря, что уже полностью захватил тушу дракона в золотое яйцо. Над озером поднимается облако пара, а раскаленный и быстро остывающий янтарь заставил лед под собой растаять. В сумраке выглядит завораживающе. Янтарная темница падает в ледяную воду и моментально уходит на дно, где навсегда упокоится. Во всяком случае чародейка на это надеется, так как янтарь не только лишает свободы, но еще обрывает все связи существа с магом смерти, что его создал. Абсолютная темница. — Мы справились? — Уточняет Годард при виде смеющегося мэтра Эрика. — Полагаю, что так. — Элизабет выдыхает. — Теперь можем продолжать путь. Почти уверена, что некромант отправил самого сильного слугу, значит, ничем больше удивить не сможет. — Я думала, будет сложнее. — Ива прохаживается по палубе. — Ладно, пойду расскажу Лоренсу, чем всё закончилось. Орчиха спускается на нижнюю палубу, а за ней следует часть команды, которая больше не хочет мерзнуть на открытом воздухе. — Спасибо, Элин. Ты здорово выручила. — Хвалит эльфку Элизабет. — Ничего особенного. — Отворачивается Элин, явно смущенная похвалой и благодарственным кивком Клауса. — Давайте уже продолжим путь. — Бальтазар опирается на алебарду. — Надеюсь, Лоренс там не откинул копыта. Вдруг со стороны озера раздается треск рвущегося ледяного полотна. Нехорошее предчувствие заставляет Элизабет активировать простые чары дальновидения. Увиденное заставляет внутренности сжаться от волнения, так как изо льда вырывается отделенный хвост дракона, словно сбросил подобно ящерице. Из конечности, что избежала участи вечного заключения в янтаре, начинается рост мертвой плоти, что с пугающей скоростью принимает облик драконьего скелета. Таким невероятным образом нежить перерождается из небольшого кусочка тела! Элизабет выкрикивает предупреждение, а черная энергия уже окутывает скелет в виде второй плоти. Теперь сгусток отрицательной энергии поворачивает голову к рухнувшему в сугробы кораблю и испускает черный ветер смерти. Что бы это не была за атака, волшебница уверена, что нельзя под нее попадать. Наспех возведенный магический барьер моментально рассеивается, стоит черному ветру коснуться него. Однако катастрофы не происходит, так как на пути ветра вновь оказывается магистр Видар, выставивший щит. Зона защиты покрывает весь корабль, но и она может долго не продержаться. Гора снега у левого борта взрывается из-за гудящего снаряда Йорана, что отправляет магию к дракону по дуге. Гравитационный снаряд оставляет за собой просеку, как на земле, так и на льду озера, а после бьет в бок воскресшего дракона. Это заставляет нежить опрокинуться и прекратить атаку. Элизабет уже приступает к следующему заклятью, но что-то идет не так, словно зона вокруг лишилась магической энергии. Резерв маны тела — в первую очередь мера возможностей тела поглощать рассеянную энергию и преобразовывать в какие-то магические структуры. А опустошение запасов маны подразумевает накопленную усталость, после которой организм больше не может поглощать и преобразовывать силу. Девушка уверена, что еще далека от предела, но магия не выходит. «Значит, тот черный ветер убивает не только живые организмы и магию, но еще иссушает «океан» магии вокруг»! Возникает ощущение, что высшая нежить в облике дракона является разумным существом, которое анализирует способности противников и на основе этого принимает решения. Сейчас поражение близко, как никогда, ведь Элизабет больше не может использовать магию, а на лице стоящего рядом Йорана выступает дикое напряжение, словно он пытается силой заставить магию работать. Аддлер Венселль с ругательствами призывает чародеев работать, он пока не понял, что случилось. Практикующие боевые искусства не зависят от «океана» магии, наращивая лишь потенциал тела. Бальтазар тоже с надеждой смотрит на Элизабет, которая резко превратилась в обычную девушку. Но нет, есть еще кое-что, что само по себе целый мир, наполненный энергией. Чародейка смотрит на волшебную палочку из сердца стихий, что подарил однажды Сареф. Даже если это был какой-то хитрый план или давление обстоятельств, Элизабет благодарна за полученный дар. Волшебная палочка указывает на поднявшегося в сумеречное небо дракона, что теперь выглядит как абсолютно непроглядное облако. По магическому инструменту ползут морозные извивы, и кристаллизуется вода. Сердце стихий уже поглотило однажды драконий огонь и порывы горной бури. А теперь стихия мороза, льда и снега заключена в предмете, благо найти подобные условия в мире теперь очень легко. Пурга появляется из ничего, белые хлопья снега танцуют в пространстве, а после в небо устремляется луч невероятного холода, в котором застынет что угодно. В учебниках Фернант Окула Элизабет читала жизнеописание древнего стихийного мага, что управлял льдом и снегом. Говорят, что он мог заморозить что угодно. Он мог заковать огонь в лед, а однажды кристаллизовал упавшую с небес молнию. Секреты подобного чародейства затерялись в веках, но сейчас Элизабет намеревается одной лишь силой повторить опыт. Достичь настолько низкой температуры, что даже частицы отрицательной энергии перестанут двигаться и образуют собой кристаллическую решетку. В памяти всплывает одна из прогулок с Сарефом, который утверждал, что всё вокруг состоит из очень маленьких частиц, которые подчиняются различным законам. Элизабет не знает, откуда он это знает, но сейчас есть шанс проверить, сработает ли теория. В небе происходит что-то странное, облака вдруг замерли, замерли даже снежинки. Дракон в колышущемся плаще из черной энергии тоже прекращает движение. Отрицательная энергия вдруг превращается в кисель, а после застывает в причудливых узорах. Это так похоже на магию времени, что может оставить любое движение, но эффект достигнут предельно низкой температурой. «Получи!», — В Элизабет буквально проснулась хищница. Волшебная палочка продолжает испускать луч невероятного холода, а потом мэтр Патрик с силой бьет по руке. Волшебница изумленно смотрит на помощника, который вдруг мешает в самый ответственный момент. Но вот что странно, боли нет. Рука падает вниз, а палочка катится по палубе, прекратив выпускать холод. Элизабет переводит взгляд на собственную правую руку и теперь понимает, почему маг выбил предмет из рук. Рука очень быстро посинела и покрылась изморозью. Еще немного, и невероятный мороз поднялся бы по руке к шее и голове. Элизабет осознает, что допустила большой просчет в использовании такого страшного средства. Похоже, руку придется ампутировать, не существует целительной магии, которая справится с таким обморожением, которое коварно прикрылось отсутствием боли. Здесь помогут только боги, и на палубе вместе с остальными появляется жрец Герона. — Бог солнца прислал мне видение! — Маркелус возбужден. — Нам не одолеть этого противника. Нужно бежать с помощью телепортации. — Вы сможете нас отсюда телепортировать с помощью Герона? — Уточняет мэтр Эрик. — Нет, я лишь поделюсь силой с вами, господин маг. А телепортируете нас уже вы. — Это каким способом? — Герон открыл мне знание о том, что вы владеете магическими технологиями демонов, но использовать их толком не можете из-за недостатка сил и трудностей расчетов. И это я исправлю. — Вот мой секретец и всплыл наружу. — Мэтр Эрик старается бормотать достаточно тихо, чтобы никто не услышал.Глава 21
Элин с тревогой смотрит на Элизабет и помогает придерживать правую руку, что превратилась в ледышку. Эльфка не понимает, почему так произошло. До этого ведь подруга могла выпустить на свободу драконий огонь и настоящую бурю, но это не атаковало владелицу сердца стихий. Чародейка успокаивает эльфийку словами о том, что боли не чувствует. Сейчас все спустились на берег озера, а летучее судно испаряется в ночи. Лоренс устало возвращает клинок в ножны и тоже обеспокоенно смотрит на руку Элизабет. Нежить-дракон еще не может двигаться, вокруг него на озере царит мороз, которого не может существовать в природе. Зима вокруг по сравнению с этим является жарким летом, что постепенно нагревает зону ледяного безмолвия. — Преподобный, может сначала поможете Элизабет? — Предлагает мэтр Эрик. — Будет худо, если наш командир лишится руки. — Решения принимаю не я, а Герон. Минуту. — Маркелус закрывает глаза и шепчет молитву. Все стоят тесным кольцом в ожидании ответа бога солнца. — Герон считает, что жизнь и боеспособность командира Громового отряда очень важна, поэтому поделится силой и для исцеления. — Вокруг жреца вспыхивает золотой свет, в котором становится очень и очень тепло. Оффек осторожно кладет руку на промерзшую конечность, и та наполняется силой бога солнца. Элин про себя молится Герону, хотя не является истинно верующей. Годард рассказывал, что в Петровитте бог солнца через жреца исцелил его от страшных ран. Есть вероятность, что и сейчас поможет. Лед на руке испаряется, жреческая сила проникает внутрь. Элин с изумлением видит кости руки, будто кожа и мышцы стали прозрачными. После золотое сияние полностью окутывает руку, что возвращается в прежнее состояние. Все с интересом наблюдают за манипуляцией, это действительно высшая форма исцеления, что доступна лишь богам. Элизабет шевелит пальцами, проверяя работоспособность конечности. — Некоторое время использовать руку будет трудно. — Маркелус уже собирался отпустить, но вдруг резко подносит запястье волшебницы к глазам. — А это что такое? Элин привстает на цыпочки, чтобы получше рассмотреть какую-то руну, что вдруг появилась на коже после воздействия силы Герона. Элизабет кажется ошарашенной, так как не помнит, чтобы подобное когда-либо присутствовало на запястье. — Откуда это у вас? — Жрец внимательно оглядывает пересечение изогнутых линий. — Не знаю, преподобный. В первый раз вижу. Вы знаете, что это такое? Маркелус Оффек закрывает глаза, словно решив посоветоваться с самим Героном, а потом отпускает руку, где руна вновь исчезает. — Не знаю. — Только и бросает жрец. — Дракон пробуждается. И вправду, со стороны озера доносится еле слышимый треск. Застывшее облако отрицательной энергии понемногу начинает движение. Сейчас кажется, что по нему бегают тысячи муравьев. — Теперь нам нужно убираться отсюда. Мэтр Эрик, вы готовы? — Жрец кладет руку на плечо мага. — Что уж поделать. Если Герон даст мне божественные силы, то я смогу перенести нас очень далеко. Вот только этот способ имеет недостатки. Мне нужен маяк магической энергии, к которому мы притянемся. — Герон мне сообщает, что такой есть. Мы ведь именно туда и направлялись. — Рука Маркелуса указывает на горизонт, где северное сияние заполняет часть неба. — Да, отправляемся туда. — Элизабет массирует руку. — Тогда поехали. — Чародей из отряда охотников на вампиров закрывает глаза. Элин очень внимательно смотрит на чародея, так как не знала, какая именно у него специализация. «Он по правде может использовать магию демонов?». Фигура чародея окружена ореолом божественной энергии, что очень быстро проникает в тело. Маркелус отходит на пару шагов, чтобы не мешать чарам. Мэтр Эрик соединяет ладони перед грудью, шепча заклинание. Вдруг за спиной возникает странное явление, будто начинает идти золотой снег. Хлопья постепенно принимают форму чего-то большего, пока на свет не рождаются три пары магических рук, что растут из спины мага. Новые конечности кажутся ненастоящими, эфемерными, но легко можно разглядеть, что вместе они образуют объемную магическую фигуру вокруг туловища охотника на вампиров. Элин понимает, что это похоже на магические пассы, которые просто невозможно сделать всего двумя руками. Если это действительно древняя магия демонов, то выглядит впечатляюще. Вокруг всей группы возникает золотая окружность. И если сила Герона часто принимает желтый оттенок, то сейчас золото кажется насыщенно-красного цвета. Мэтр Эрик с закрытыми глазами предупреждает, чтобы никто не выходил за пределы круга. Элин крепко сжимает левую руку Элизабет, очень волнуясь предстоящему путешествию. «А вдруг нас просто выбросит высоко-высоко в небо и так мы долетим до Сунпона?». В воздухе рождается странный гул, после чего пространство начинает дрожать. Волшебные руки мэтра Эрика вдруг резко расходятся и касаются другого соседа в новом магическом жесте. Это становится стартом для магии, Элин чувствует сильное головокружение, после которого падает в снег. Где-то рядом охает мэтр Эрик и слышны ругательства Бальтазара. Эльфийка выбирается из сугроба и отряхивает себя от снега. Обстановка вокруг действительно поменялась, теперь вокруг стоят большие снежные холмы, между которыми высится башня, но совсем не это занимает мысли Элин. — Мэтр Эрик, а где все остальные?! Рядом с Элин встает на ноги Бальтазар и помогает магу подняться. Охотник на вампиров обводит место глазами с непонимающим лицом. — Не знаю. Вроде всё сделал верно. Значит, остальных забросило в другое место. — В какое место, господин волшебник? — Бальтазар тоже принимается знакомиться с новой обстановкой. — Скорее всего в Сунпон. — Мэтр Эрик смотрит на горизонт, где лучится северное сияние. В этой точке бывшего королевства Ортак тоже появилась брешь в облаках. — То есть весь отряд отправился в столицу, а нас выкинуло куда-то не туда? Вы можете телепортировать нас к остальным? — Без силы Герона не смогу, а жрец остался в другой команде. — Но как мы тут очутились? — Спрашивает Элин. — Вероятно, я допустил ошибку в расчетах. — Мэтр Эрик косится на башню. — Точно! Это здание окружено большим количеством магии, поэтому мое заклятье установило сразу две точки выхода. Просто нелепая случайность. Элин накрывает чувство страха. Оказаться на огромном расстоянии ото всех в негостеприимном краю довольно страшно. — И что будем делать? — Алебардист поправляет шляпу. — Возможно, стоит проверить эту башню. Она выглядит жилой, значит, внутри может быть тепло и сухо. Есть вероятность, что там находятся выжившие жители Ортака с чародеями. Другого варианта не остается, кроме того, чтобы попробовать своим ходом добраться до Сунпона или Свишнара. Троица направляется к башне, где незапертая дверь открывает взгляду просторный первый этаж с двумя огромными каминами, в которых полыхает огонь. Все ожидали увидеть множество людей, но оказывается всего один, что без остановки поднимает корпус, вися головой вниз на стене. Странный человек замечает прибывших и спрыгивает вниз. — О, неужели новые ученики находят меня даже здесь? — Мускулистый татуированный мужчина обнажен по пояс. Широко распахнутые руки и улыбка вроде как должны вселить чувство спокойствия, но неясная тревога просыпается внутри Элин. — Здравствуйте. — Мэтр Эрик рад увидеть обычного человека. — Вы здесь одни? Мы немного сбились с пути. — Да, остальные куда-то ушли, а я жду, пока меня не призовут. Вы пришли испытать свои силы и бросить мне вызов? Достойные получат право стать моими учениками. Я вижу, что как минимум двое из вас практикуют боевые искусства. — Нет-нет, мы просто заблудились и ожидали увидеть здесь кого-то из королевства Ортак. Вы не отсюда? — Я? Я родился и вырос в другом королевстве Срединных земель. Но это для меня лишь история. Сейчас для меня важно только следование пути доблести и обучение достойных учеников. Может все-таки испытаете свои силы? Признаюсь, у меня еще ни разу не было учеников, поэтому готов сдерживаться. Взгляд незнакомого воина буквально умоляет попробовать, и от этого Элин становится еще больше не по себе. — Благодарю вас за предложение, но у нас еще есть дела, которые мы обязаны сделать. — Дипломатично отказывается волшебник. — Не подскажите, как далеко отсюда побережье? — М? Миль пятьдесят. Бегал туда на днях. Но если передумаете, только скажите. — Человек вновь запрыгивает на стену и цепляется ногами за выступающую балку. Одновременно с этим успевает схватить большой тюк с пола, который использует в качестве дополнительного груза во время упражнения. — Вы не против, если мы тут погреемся немного? — Мне все равно. Тут не я командую. Мэтр Эрик отводит спутников в дальний угол рядом с одним из каминов. — Вот что я думаю, друзья. — Начинает волшебник. — Похоже, нам придется вернуться в Вансольт и ожидать отряд там. Без телепортации и корабля Лоренса мы не преодолеем путь до Сунпона. Но все самые сильные бойцы остались там, так что я уверен, что они справятся с задачей и без нас, а потом вернутся в Вансольт, где мы их встретим. Что думаете? — Поддерживаю. Другого нам не остается. — Кивает Бальтазар, и Элин присоединяется. — Тогда предлагаю уйти отсюда незамедлительно. Что-то мне здесь не нравится. Второе предложение тоже находит единодушное согласие среди спутников, так что все спокойным шагом направляются к входной двери, что успевает открыться до того, как до нее доходят товарищи. Фигура в черном плаще и металлической маске на пороге обращается к тренирующемуся человеку: — Кастул, твою мать, ты зачем сломал все охранные барьеры, когда прибежал обратно? — Я не знаю. Я просто бежал вперед. Вокруг меня что-то взрывалось и пердело, но я ловко уворачивался от всей этой магохрени. — Воин останавливается и бросает тюк на пол. — Отличная вышла тренировка. — Это всё было расставлено не для твоей тренировки, а для защиты башни. К ней же теперь любой дурак сможет приблизиться… — Тут новое лицо поворачивает голову и замечает Эрика, Бальтазара и Элин. Входная дверь выбивается напором огня из ладоней мэтра Эрика. — Так, ребята, это был вампир. Похоже, мы залезли в осиное гнездо. Теперь нужно бежать отсюда. Никто спорить не стал, но тут дверной проем снова загораживает вампир, что спрыгнул откуда-то сверху. «Потрясающие рефлексы, если сумел уклониться от атаки мэтра Эрика», — Элин замирает вместе с остальными. — Кастул, это враги бога-отца. Прекрати тренироваться и займись ими! — Громко приказывает вампир. — Что? — Висящий вверх тормашками человек как кошка приземляется на обе ноги и выхватывает меч, что лежал на бочке. — Как они ловко меня обдурили! — Я повидал в жизни много могучих бойцов и с уверенностью могу сказать, что этому с мечом мы ничего сделать не сможем. — Бальтазар выходит вперед, алебарда в боевой позиции наполняется внутренней энергией. — Похоже, это именно тот, с кем встретился Годард в Петровитте. — Не ссы. Я часто дрался с врагами, что сильнее и быстрее меня. — Заверяет волшебник, но панику Элин даже эти слова развеять не могут.Глава 22
Воин, которого вампир назвал Кастулом, неспешно приближается к врагам. В отличие от Бальтазара, он не начинает наращивать внутреннюю энергию, либо это незаметно. — Элин, будет нужна поддержка духовных существ. — Шепчет мэтр Эрик. — Я займусь вампиром, а ты помоги Бальтазару. — Хорошо. — Эльфка делает глубокий вдох и отправляет мысленный зов на Пути через камни, что зашиты в пояс. Большой волк появляется в дымке духовной энергии и скалит пасть на человека с мечом, но последний даже бровью не повел. — Начали! — Приказывает волшебник и повторно отправляет огненный снаряд в вампира, перед которым выстреливает фонтан отрицательной энергии, что гасит огненный шар. А Элин уже отправляет в атаку волка, который должен опрокинуть врага и вцепиться в горло. Однако помощник с Путей просто отлетает в сторону самым обычным пинком. «Что за монстр? Он будто магистр Венселль или Видар», — ужасается эльфийка. С резким выдохом вперед прыгает Бальтазар, его алебарда оставляет в воздухе зеленый полукруг перед тем, как столкнуться с выставленным мечом. Звук столкновения подобно грому разносится по помещению, Элин против воли зажмурилась на доли секунды в момент появления звука. Бальтазар уже раскручивает длинное оружие в обратную сторону и пытается лишить противника ноги, но враг успевает отпрыгнуть в сторону. Возможно, Бальтазар не такой умный, как Элизабет или Сареф, и не такой сильный, как Клаус или Аддлер, но Элин знает, что и он может быть опасным в настоящем бою. Бальтазар точно одолеет любого обычного воина даже голыми руками, но конкретно сейчас все его атаки безуспешны. Примерно с таким же успехом можно бить море. Два адепта боевых искусств в определенном ритме сходятся и расходятся, но вот противник Бальтазара делает это с заметной ленцой, в то время как соратник Элин старается изо всех сил. Такими темпами их ждет поражение, поэтому эльфка вновь включается в бой. Лоренс обучил разным боевым хитростям, что может использовать только Элин. Духовное существо в облике волка вновь прыгает на Кастула одновременно с ударом Бальтазара, но совместная атака заканчивается ничем, так как враг успевает отскочить. Однако это лишь начало. Волк прыгает вновь, стоило лапам коснуться пола, и теперь противник не успеет отпрыгнуть, скорее предпочтет вновь отбросить надоедливого зверя. Так и происходит, когда размашистое движение рукой вот-вот должно отбросить духовное существо, но оно резко становится нематериальным, проносится сквозь руку и снова обретает плоть. Зубы наконец достигают тела врага и впиваются в них. Элин внутренне ликует, не зря Лоренс и Сахтеми гоняли без жалости. Всё было именно для таких моментов, когда обычно бесполезная эльфийка может нанести удар намного более сильному противнику. Мечник все же отбрасывает волка от себя, но Бальтазар уже тут как тут, нанося выпад алебардой словно копьем. Линия движения оружия оставляет за собой размытый след внутренней энергии. Враг тоже ускоряется, но все же зарабатывает неглубокую рану на правом боку. Бальтазар же не останавливается, оказавшись за спиной противника, и раскручивает алебарду вместе с собой параллельно полу. Кастул теперь взлетает в воздух, где успевает перевернуться вокруг себя, пока волна энергии Духа Бальтазара разносит в щепки столы и стулья у стены. Когда очень ловкий для своей комплекции противник приземляется на ноги, Бальтазар уже заканчивает полный оборот вокруг оси, и перенаправляет набранную инерцию на жуткий удар сверху вниз. При попадании человеческое тело наверняка распадается на две половинки, но и сейчас враг успевает сместиться в сторону. Алебарда глубоко вонзается в пол, что содрогается из-за выпущенной внутренней энергии, а в стене по линии удара раскрывается глубокая трещина. Противник вполне мог сейчас контратаковать, но почему-то стоит на месте и веселится. Окровавленное левое плечо и правый бок словно совершенно не волнуют. «Сумасшедший что ли?», — Элин дополнительно призывает духовное существо в форме орла, что будет помогать Бальтазару, отвлекая внимание мечника. Адепт вырывает алебарду из пола и отпрыгивает в эльфке. — Какие интересные комбинации и приемы! Я действительно многого еще не видел в этом мире. Жаль, что ему не долго осталось. За спиной Элин гремит еще один взрыв, обращая внимание на поединок двух магов. Теперь просторная башня лишилась не только входной двери, но и куска стены вокруг нее. Вампир в металлической маске стоит в окружении алых щитов, будто сделанных из свежей крови, а под ногами мэтра Эрика танцует яркое пламя.— Вот ведь урод, он даже не прикрывает тело внутренней энергией… — Бальтазар переводит дух и вслух ругается. Элин уже достаточно знает, чтобы сделать вывод о том, что этот мечник по имени Кастул не считает нужным драться сейчас в полную силу. Это странно, но им на руку. Правда, подобный каприз вполне может смениться на другой в любой момент. Вампир за спиной кричит мечнику, чтобы прекратил валять дурака, но Элин уже не видит, принял ли это к сведению оппонент. В лицо ударяет холодный ветер, каким-то образом башня исчезла, а Элин и Бальтазар оказались посреди снежной пустоши. Неподалеку на четвереньках стоит мэтр Эрик, золотые руки за его спиной постепенно исчезают. Элин тут же подбегает к волшебнику, что сумел каким-то чудом телепортировать всех их оттуда, отвлекаясь на бой с вампиром. Оказывается, он тоже невероятно сильный и опытный боевой маг, хотя другого Аддлер Венселль вряд ли бы взял в напарники. Быть может, он добродушный и любящий просвещать товарищей, но это не делает его слабым в бою. — Как далеко мы оказались? — Тут же спрашивает Бальтазар. — Миль пять-шесть, не больше. — Мэтр Эрик с трудом встает на ноги. — Нам нужно идти вперед как можно дальше и быстрее. Если повезет, они не погонятся за нами. — Еще как погонятся, я почти уверен. — Мрачно произносит алебардист и помогает магу взобраться на Морока. Волшебному коню с Путей довольно трудно будет быстро двигаться с тремя пассажирами, но эта скорость все равно будет выше пешей. — Вперед, Морок! — Просит Элин, и конь срывается места. Эльфка направляет духовное существо к местам, где снег уже успел затвердеть достаточно, чтобы копыта не проваливались очень глубоко. Холодная ночь сегодня без метели и даже без туч над головой, так что великое множество звезд смотрят свысока на отбившихся членов Громового отряда. А также ночь озаряется светом небесного сияния на горизонте. Но всё меняется в один момент, когда далеко за спинами возникает невероятная чернота высотой с крепостную стену в облаках взметнувшегося снега. Непроглядный мрак продержался доли секунды, а после воздушная волна подняла Морока в воздух, потянула назад и через некоторое время свободного полета с силой ударила о землю. Вся равнина вокруг пришла в движение, запустив порывы ветра, что подбросили снег в воздух. Элин впервые рада, что под копытами сугробы, а не камни или почва. Падение в снег здорово помогло избежать травм как самой эльфке, так и другим пассажирам. Морок встает на ноги быстрее всех и тычет морду в лицо Элин. — Это еще что такое? — Бальтазар отряхивается, смотря на танец снега вокруг. — Рад, что ты спросил. — Со стороны доносится пугающая речь Кастула. «Он догнал нас!». — Сердце Элин вновь сжимается. — Сейчас я могу разрубить всё что угодно, даже само пространство. И это всё, что я понимаю! — Когда ты разрубаешь пространство, ты создаешь зону, где такого понятия не существует. Оно моментально схлопывается, и тем самым тянет за собой пространство вокруг разрыва. — Вдруг объясняет мэтр Эрик. — По всей видимости, ты обладаешь знанием, как сделать так, чтобы схлопнуть пространство далеко перед собой с такой силой, чтобы моментально перемещаться на огромные расстояния. — Во! — Мечник указывает пальцем на волшебника. — А ты умный. Прямо как тот огненный маг, что часто ходит с нами. Кастул сидит на склоне огромной кучи снега, размером с ту башню, из которой они не так давно сбежали. Причем куча снега имеет форму гряды из одного конца равнины до другого, словно там действительно схлопнулось пространство и притянуло абсолютно всё к себе. Однако Элин не понимает, почему маг объясняет всё это врагу, но потом замечает магические пассы руками за спиной. «Он отвлекает его и что-то готовит! Нужно что-то сделать», — Элин быстро соображает, а потом выкрикивает: — Я хочу стать твоей ученицей и тоже так мочь делать! Бальтазар от услышанного роняет челюсть, а мэтр Эрик лишь быстрее начинает шептать слова заклинаний. Мечник собирался было спрыгнуть вниз, но после слов эльфийки замер с глупым выражением лица. — Правда?! Я рад. Правда рад! — Противник начинает над чем-то мучительно думать. — Но вы ведь враги бога-отца! Что же делать? — Может быть ты попросишь его о милости? — Попросить? А ты права, дева! Но я не знаю, где он. Хм… Придумал! Я спрошу у Сарефа, он обязательно разрешит мне взять ученицу. Правда, он тоже снова куда-то ушел, но не беда. После услышанного имени внутри Элин всё переворачивается, но продолжает улыбаться Кастулу. В этот момент мэтр Эрик заканчивает манипуляции и громко выкрикивает что-то странное. За его спиной вырастают шесть рук, но теперь темно-красного оттенка. Магические конечности создают сложный жест, после чего происходит еще одна телепортация. Сейчас Элин понимает, что они оказались в Вансольте, том самом прибрежном городе, откуда начали путешествие на Срединном континенте. Похоже, мэтр Эрик сумел каким-то образом перенести их более чем на сорок миль! Возможно, теперь Кастул не сможет их найти. — Ух ты, я думал, вам нужна сила и магический ориентир для такого. — Бальтазар смотрит на крыши домов вокруг. — Ну, такой маяк мы тут и оставили на всякий случай. — Мэтр Эрик пытается встать, но падает лицом в снег. Элин подбегает и пытается растрясти мага. А в сорока пяти милях к северу вампир Йос на своих двоих добегает до места встречи Кастула и членов Громового отряда. — Кастул, где они? — Не знаю. Та девчонка сказала, что хочет стать моей ученицей, а потом сбежала куда-то. — Мечник понуро сидит на снегу. — Идиот, тебя провели! Куда они отправились? Грандмастер пожимает плечами. — Похоже, в этот раз перенеслись намного дальше. О чем ты с ними говорил с момента их прихода в башню? Мастер-мечник начинает пересказывать все разговоры, но Йос почти сразу останавливает. — Они спрашивали о побережье? Тогда нам туда. Теперь возьми меня с собой. Кастул моментально оживился, когда кто-то сказал, что делать. Рука грандмастера хватается за металлическое древко косы вампира, а другая рука с мечом резко проносится по линии неподалеку, где возникает брешь мрака, которая сразу сжимается в себя вместе со всем, что её окружало. Включая человека и вампира.
Глава 23
Элин с помощью Бальтазара поднимает мага на Морока и ведет к зданию купеческой гильдии, что стала их первой базой в экспедиции на Срединный континент. Внутри алебардист быстро развел огонь и поджег алхимический уголь, часть которого оставили здесь, пока Элин помогала магу поудобнее устроиться на полу. Мэтр Эрик находится в полуобморочном состоянии. Вероятно, из-за сильного переутомления после многократного использования магии демонов. И не особо понятно, как именно ему помочь. — С ним всё в порядке? — Спрашивает Бальтазар. — Не знаю. Он как будто не слышит нас и не понимает, где находится. — Думаю, скоро оклемается. Лишь бы тот за нами сюда не пришел. — Думаешь, он может определить наше местоположение на таком расстоянии? — Я не знаю, что он может, но в плане боевых навыков Равнодушный Охотник нашел кого-то уровня магистров. Нам тоже стоит немного отдохнуть. — Когда мэтр Эрик очнется, то мы можем попробовать связаться с Элизабет. — Амулеты связи на таком расстоянии работать не будут. А есть ли свитки передачи информации, я не знаю. Этот вопрос решался без меня. — Как и без меня. — Вздыхает эльфийка. Элин садится рядом с металлическим горшком, в котором пылают куски угля. Постепенно вокруг становится тепло, так что приходится чуть отойти от предмета, так как ощущение, словно сидишь перед большой печкой. Из-за великих холодов алхимический уголь может стать намного ценнее золота. — Не переживай, они точно что-нибудь придумают. Хотя я бы предпочел, чтобы они сосредоточились на некроманте из Сунпона. — Думаешь, они смогут его победить? А вдруг это сообщник Сарефа? — Даже если так, то они справятся. Магистры, маги и помощь Герона: да их вообще ничего не остановит. К тому же мы впервые за долгое время нападаем сами, а не защищаемся. Элин очень хочет поверить в слова Бальтазара, но понимает, что он немного приукрашивает реальное положение вещей. Если они столкнутся в высшим вампиром или самим Сарефом, то будет очень сложно. «Но сейчас не время предаваться унынию». — Элин решительно хлопает себя по щекам, чем зарабатывает удивленный взгляд воина. Эльфийка рисует два круга угольком на полу, что создать ruiin malit, через которое духовные существа будут подпитываться. В центр Элин кладет магический кристалл и начинает вызывать помощников. Три существа в облике птиц вылетают в окно и отправляются патрулировать окрестности города с большой высоты. Еще три помощника в облике волка, собаки и лисы выпрыгивают на улицу, чтобы следить за обстановкой в Вансольте. Таким образом к ним мало кто сможет подобраться незамеченным. — Молодец. — Хвалит Бальтазар. — В последнее время у тебя получается намного лучше. — Спасибо. Теперь можно даже поспать. Духовные существа разбудят меня, если заметят опасность. — Элин еще раз пробует разбудить мага, но тот лишь открывает рот, бормочет что-то несвязное, а потом вновь закрывает в глубоком забытье. Элин накрывает мэтра еще одним одеялом. — Так и поступим. — Бальтазар плотно закрывает окно и дверь в комнату, а после ложится рядом с чашей тлеющих углей. Сегодняшняя долгая и богатая на события ночь скоро переходит в утро, но мрак толком не рассеивается потухшим солнцем. А еще снова набежали тучи, так что такое ощущение, что сидишь под одеялом, поэтому очень мало света рассеивает округу. Элин не знает, сколько точно времени удалось поспать, но неожиданно один из разведчиков предупреждает об опасности. Эльфка концентрируется на посылаемом образе и видит черную стену, что притягивает к себе всё по обеим сторонам. В том числе фигуру того самого воина и вампира. «Они уже здесь!». — Бальтазар, проснись! Тот воин и вампир приближаются к городу! Адепт, лежащий в обнимку с алебардой, тут же вскакивает готовый к бою. — Где они? В каком направлении? — В одной миле отгорода к северу. — Ясно. Вансольт — маленький городишко, но мы могли бы спрятаться. Вот только тот вампир явно маг, значит, сможет нас найти. Похоже, придется вновь приготовиться к бою. Я еще раз проверю все двери и окна, а ты разбуди нашего волшебника. Адепт спускается на первый этаж, а Элин начинает толкать охотника на вампиров. — Мэтр Эрик, проснитесь. На нас снова напали. Нехорошее предчувствие пробивается сквозь сонный разум, когда тело волшебника кажется одеревеневшим, хотя в комнате тепло. Эльфка начинает трясти сильнее и хлопать по ледяным щекам, хотя в этом больше нет надобности. Мэтр Эрик тихо умер во сне. Когда Бальтазар возвращается в комнату, то видит рыдающую эльфийку и сразу понимает, что произошло. Из-за резкого пробуждения в голове была лишь одна приближающаяся опасность, поэтому не обратил внимания на состояние волшебника. — Он умер, — всхлипывает Элин. — Почему? — Я не знаю, моя девочка. — Бальтазар обнимает эльфку и пытается оттащить от тела мага. — Сейчас не это важно. Он не раз спас нас за ночь, теперь мы должны позаботиться о себе сами. Соберись и скажи, где сейчас те двое? Однако Элин словно не слышит вопроса, закрыв лицо руками. Бальтазар считает, что терять близких людей на войне для неё в новинку, но сейчас не время лить слезы. Хоть это может показаться жестоким, но воин обязан привести Элин в чувство. — Остановись! — Гаркнул мужчина. — Соберись, Элин! Ты хочешь, чтобы Элизабет увидела по возвращению три трупа вместо одного?! Громкий голос заставляет Элин вздрогнуть и посмотреть в лицо спутнику. На лице Бальтазара одна лишь мрачная решимость, что заставляет вспомнить об опасности. — Почему это всё происходит с нами? За что мы заслужили войну и конец света? — Руки стараются вытереть слезы и сопли. — Этого я тоже не знаю. Но мы должны продолжать борьбу, иначе всё было бессмысленно. Мы проводим умершего к Герону, когда справимся с напастью. Где сейчас враги? Ученица Сахтеми закрывает глаза, прося духовных существ поделиться виденьем. Возникает образ идущих по снегу фигур рядом с крайними домами. Абсолютно точно это воин по имени Кастул и вампир в металлической маске. Вдруг мечник поднимает оружие и резко опускает. По линии разреза поднимается черная стена абсолютного «ничто». Стена не только растет в высоту, но и раздвигает пространство вширь по обе стороны от стены. Явление пересекает город от одного конца до другого. Орел-разведчик показывает, как стена мрака проходит прямо сквозь башенку в центре города, разрезая на две ровные половинки. Потом область отсутствия пространства схлопывается, а вместе с этим весь город сдвигается к месту разрыва. Элин не успевает предупредить Бальтазара, так как всё произошло очень быстро. Теперь здание купеческой гильдии вместе с другими домами и самим пространством стремится заполнить собой невозможный разрыв. Обстановка кружится, возникает боль, а потом всё замирает. Элин открывает глаза и видит, что их штаб обвалился и сейчас комната наполовину завалена камнями и балками. Бальтазар лежит на эльфке, прикрыв своим телом от обрушения. — Бальтазар! Бальтазар! — Элин пытается докричаться до спутника, но тот не реагирует на призывы. Мысль о возможной смерти накатывает подобно морскому прибою, но одновременно пронзает сердце и разум ледяной иглой. Тело словно парализует от одной лишь мысли потерять за один день сразу двух товарищей. Из глаз вновь начинают идти слезы, даже возможная опасность не заставляет двигаться. Это то, к чему можно быть готовым только после подобного опыта. Элин осознает, что никакие боевые тренировки не помогут моментально справляться с таким. Неожиданно в мысли приходит образ Равнодушного Охотника. Он бы при виде смерти товарища просто пожал плечами, продолжая спокойно смотреть. «Возможно, так действительно будет проще?». — Однако Элин не успевает додумать мысль, так как воин начинает кашлять и кряхтеть. Теплая волна немыслимого облегчения растапливает ледяную иглу в сердце, а руки что есть силы обнимают товарища. — Отпусти, задушишь. — Жалуется Бальтазар и пытается выбраться из-под завала, но получается плохо. Обе ноги надежно прикованы к полу грудой камней и дерева. — Сейчас я помогу. — Нет, нам нужно что-то сделать с прихвостнями Равнодушного Охотника. — Что мы им вообще можем сделать? — Элин надеется, что у спутника есть план, но Бальтазар качает головой: — Без понятия. Бежать нам уже некуда. И в плен нас брать явно не собираются. Возможно, ты сможешь сесть на Морока и ускакать в другую сторону, пока я отвлеку их на себя. — Я не брошу тебя! — Разумеется, не бросишь. Я просто предложил. Значит, нам придется использовать все козыри. У меня ничего такого нет, а вот у тебя есть. — Что? — Не понимает Элин, перебирая всех духовных существ, которых может призвать. И вдруг приходит понимание того, что Бальтазар имеет в виду теневого феникса. Если он поможет, то они легко справятся даже с такими противниками, но Элин до сих пор не может призвать это духовное существо по своему желанию. — Я поняла. Постараюсь. В мыслях начинает взывать к Плачу Забытых Народов. Контракт между ними действует, так что феникс должен услышать. Но возможность услышать не равна возможности прихода на помощь. Если влияния все еще недостаточно, то духовное существо не явится на зов. Элин продолжает умолять о спасении, но ничего не происходит. Враги уже наверняка начинают обыскивать город. Скоро вампир может начать использовать поисковую магию, так что нужно поторопиться. — Ничего не выходит! — Хватается за голову Элин. — Значит, такова судьба. — Пожимает плечами Бальтазар. — На самом деле я и не надеялся на теплую старость в достатке и сытости. — Ну уж нет! Плач Забытых Народов, если ты мне не поможешь, то сегодня наш контракт потеряет силу! Я отправляюсь навстречу врагам и прошу тебя выйти вместе со мной. Потом можешь потребовать любую плату, какую посчитаешь нужной. — Нет, стой. — Алебардист пытается схватить девушку, но та уже выскальзывает из трещины в стене и смотрит на городские разрушения, словно титан-ребенок собрал игрушечный город, а потом решил снова разбросать детали. Возможно, не совсем правильно пытаться надавить на духовное существо, которое вряд ли поведется на провокации, но в упавшем столбе перед Элин торчат два оружия. Первым оказывается черный меч с рисунком роз на клинке, примерно таким был вооружен мертвый рыцарь, что тоже служил теневому фениксу в далеком прошлом. Рядом вонзен тесак, который помог во время нападения на Фрейяфлейм. Губы на тесаке изгибаются в усмешке. Если это и есть помощь, то очень странная.Глава 24
Оба смертоносных оружия буквально взывают к себе, но хватает Элин лишь рукоять черного меча. Помнит, что тесаком была вооружена душа мага-раймкрета. Пускай он помог и даже не раз, но остается странным и непонятным помощником. Элин ожидала, что Плач Забытых Народов свяжется, когда руки коснутся черного меча, но ничего не происходит. Эльфка пробует вытащить меч, но это оказывается довольно трудно, хоть клинок вонзен в дерево лишь кончиком. Эльфка расшатывает меч, а после выдергивает, не обращая внимания на призывы Бальтазара. Обращаться с большими мечами она не умеет, но ведь не просто так появился здесь? Именно про теневого феникса думает Элин, ожидая какого-нибудь чуда. — Думаешь, вот так просто? Когда-то духовные существа часто делились силой с жителями центрального мира, но сейчас это не так просто. — Металлические губы на поверхности тесака меняют форму, словно оружие действительно говорит, хотя слова раздаются прямо в голове эльфийки. — Что ты хочешь этим сказать? — Возьми меня в руку. Я помогу. — Кто ты? — Мое имя неважно. — Зачем ты мне помогаешь? — Это знание неважно. — Что важно? — То, что ты со спутником умрешь, если не возьмешь меня в руку. Элин понимает, что не может спорить с волшебным тесаком. Больше выбора действительно не остается. Либо она принимает помощь, либо скоро умрет. Переломный момент наступает, когда в начале улицы появляется Кастул с вампиром. Кровопийца указывает на Элин, а воин с мечом кивает. Оставив черный меч в левой руке, эльфийка крепко сжимает рукоять тесака и выдергивает из бревна. — Так помогай.Великие Врата Открываются неспешно, Когда наш зов стремится В даль иных миров, Оттуда мчится вихрь Силы запредельной, Что унесет к финалу Скоро нас с тобой.
Жуткое оружие начинает петь, заставляя новую хозяйку вслух повторять слова. Если на Фрейяфлейме он смог призвать теневого феникса, то сможет и сейчас. В это верит Элин, так как больше ничто не поможет. Элин ожидает прихода духовного существа с дальних Путей, но вместо этого черный меч в другой руке начинает дрожать. Сердце в груди начинает биться сильнее, а по коже разливается невиданный жар. «Возможно, это не призыв феникса, а передача его сил?», — догадывается Элин. — Именно. — Шепчет тесак. — Таким образом можно скрыться от внимания Стража Реальностей, но учти, эти Врата не продержатся долго. А теперь иди вперед за головами врагов! Элин накрывает волна кровожадности, что испускает оружие. Возможно, конкретно в этот момент оно помогает, но явно стремится пуститься в пляс вместе с отрубленными конечностями. Эльфийку бросает в дрожь от такой сильной жажды крови, но вдруг именно это нужно сейчас? Ноги оставляют следы на снегу, а в разуме встают картинки чьих-то воспоминаний. Подчас кровавых и темных. И эта связь глубоко проникает в душу Элин, вызывая азарт и лихость, ведь именно так можно выйти против более сильного врага. С каждым шагом оружие в руках становится легче, хотя это наверняка из-за того, что теневой феникс делится силой. Противники уже близко, глаза подмечают разные детали. Например, Кастул жестом останавливает вампира, словно хочет самостоятельно заняться добычей. Или как пальцами заставляет меч подрагивать. — Ты обманула меня! — Жалуется широкоплечий воин. — Ты сказала, что хочешь стать моей ученицей, а сама сбежала. Ты всё еще хочешь приступить к обучению? — Кастул, это враг! Она не может стать ученицей. — Вампир взывает к голосу рассудка мечника, но тот словно не думает больше такими категориями. — Отвечай! — Требует Кастул. — Я лучше сдохну, чем встану на сторону Сарефа и его приспешников! — Резко отвечает Элин, борясь со спазмом связок. — Ясно. — Только и произносит воин перед началом атаки. Удивительно, но Элин видит траекторию меча до того, как оружие заканчивает путь между точками начала и конца удара. Тесак взлетает навстречу и отбивает меч. Мечник выглядит удивленным, но лишь обрушивает новый удар. Начинается жестокий обмен ударами, в котором Элин не уступает противнику. Оружие в каждой руке стало невесомым, хоть нисколько не изменилось для всех остальных. Да и само тело теперь кажется намного легче и подвижнее. После очередного выпада эльфийка резко переходит в контратаку, как учила Ива. Элин намного легче оппонента, поэтому вряд ли сможет повторять фишки орчихи, но неожиданно это получается, словно божественная сила теперь наполняет мышцы. Однако Кастул отскакивает в сторону и продолжает давить. Элин понимает, что нужно больше силы и скорости, и словно эти мысли слышит Плач Забытых Народов. А душа мага-раймкрета посылает видения какого-то чужого стиля боя. Остается лишь повторять за массивной фигурой в капюшоне-маске, черты которой по большей части закрывает непроницаемый мрак. — Хааа! — Элин издает боевой клич, который никогда прежде не думала использовать. Мечи на бешеной скорости сталкиваются друг с другом, эльфийка крутится ужом и пытается хотя бы один раз достать противника. Сейчас напоминает дикого зверя, что пытается напором победить жертву, а оппонент напротив с интересом смотрит на представление, отбивая атаки. «Нужно еще быстрее и сильнее». — Элин чувствует, как разум постепенно засыпает, переходя в какое-то состояние боевого транса. Никогда прежде такого не случалось. Кажется, что смотрит за боем со стороны, пока тело начинает сражаться абсолютно автономно. И вместе с автономностью приходит большее умение, словно сейчас теневой феникс, тесак или черная тень сражаются с помощью тела Элин. Движения становятся более совершенными, мнимая плавность вдруг оборачивается стремительными росчерками, что любого другого врага уже исполосовали бы насмерть. А вот Кастул продолжает отступать под напором такой силы и мастерства. Как для Элин перестает существовать окружающий мир, так наверняка и для противника ничего вокруг больше не имеет значения. Прежнее гневное выражение сменяется сначала удивлением, а потом радостью, словно именно такого поединка человек желал всю жизнь. Дыхание с хрипом вырывается из груди Элин, что лишь наращивает напор. С тесака срываются алые капли внутренней энергии, хоть эльфийка никогда не изучала техник, которые выглядят таким образом. А вот на черном клинке начинают расцветать бутоны роз, очень похожих на настоящие. Даже стоящий рядом вампир, кажется, всецело отдался удивительному зрелищу, где Кастул вдруг уступает какой-то эльфийской девчонке, что вдруг стала невероятно сильной и быстрой. В определенный момент тесак должен быть отсечь голову врагу, но мечник мгновенно отпрыгивает назад. Элин о таком не думала, но тесак вдруг резко увеличивает собственный размер, становясь равным длине черного меча в левой руке. Такой фокус чуть было не оставил Кастула без головы, если бы рефлексы не заставили пригнуться. — А-ха-ха-ха! — Мускулистый воин буквально лучится от восторга, словно тяжелый поединок для него — самый сильный наркотик, что приводит в экстаз тело. Теперь по его мечу начинает течь голубоватая дымка внутренней энергии. Элин бы догадалась, что до этого противник не использовал техники Духа, но сейчас для нее не существует ничего другого, кроме видимых траекторий ударов и чувства встречного ветра во время резких наскоков. Но это резко меняется, когда в поле зрения попадет вампир, что идет к дому, где лежит придавленный завалом Бальтазар. Подобно барабанному бою Элин обрушивает на противника удары, заставляя отпрыгнуть, а после взмахивает черным мечом, с которого срываются лепестки роз в сторону вампира. Кровопийца замечает атаку и встречает её порывом магического ветра. Но тут подлетает Элин, что наносит болезненный пинок, отшвыривающий вампира в маске в стену дома с такой силой, что тело проламывает собой доски. — Нет-нет, ты должна биться со мной! — Орет Кастул позади. Элин вновь оборачивается, а с тесака струится уже настоящая река алой энергии, что врезается в тело Кастула и уносит в другую сторону улицы. Если врага техника замедляет, то Элин течение напротив ускоряет сверх любой меры. Еще один несчастный покосившийся дом чувствует на себе удар немыслимой силы, когда напор алой энергии впечатывает мечника в стену. По телу Кастула ползет броня из внутренней энергии, что защищает от новых повреждений. С улыбкой безумца мечник начинает наступать на эльфийку, вокруг которой вращается ураган из оружия и красной реки вперемешку с лепестками смертоносных роз. По нервам Кастула уже не просто скачут, а носятся со скоростью молнии разряды удовольствия, что заставляют мышцы подергиваться. Человек продолжает хохотать, даже не заботясь о правильном дыхании. Впервые за долгое время ему противостоит кто-то, кого интересно победить умением, а не силой. Элин раз за разом заставляет тело лишь ускоряться для того, чтобы поскорее покончить с ужасными противником. Неожиданно оппонент начинает пробиваться вперед сквозь сумасшедший напор атак и энергии Духа. В его лице нет ни тени страха или сомнений, он улыбается как самому дорогому человеку на свете, в то время как Элин со стороны могла бы заметить застывшую маску на своем лице с немигающим взором. Теперь враг не просто перебарывает напор, но еще и начинает контратаковать через каждые четыре удара. Теперь через три. Спустя два обмена контратака через каждый удар. В переломный момент инициатива полностью переходит к мечнику. Каким-то образом Элин видела до этого момента линии движения оружия до того, как Кастул наносил удар. Но теперь траекторий становится настолько много, что представляют из себя настоящую паутину. Такое ощущение, что враг атакует во всех плоскостях: параллельных земле и вертикальных. И по диагонали, а потом с ломаной траекторией, с разворотом кисти, с отведением острия, с уколом, разрезом и проворотом одновременно. Абсолютный хаос, что движется в строгом порядке вплоть до закономерного исхода, когда меч наконец достигает тела Элин. Девушка падает на землю, а снег под ней окрашивается в красный цвет. Противник не думает добивать, приплясывая в полнейшем угаре от собственного мастерства. Губы Элин что-то шепчут в такт движению губ на тесаке. На ране вдруг расцветают алые розы, что впитывают в себя невероятный яд с клинка Кастула. Мечник замечает это и вдруг кланяется Элин со словами уважения, которые эльфка с трудом разбирает из-за шума в ушах. Однако оставлять в живых Элин противник не намерен, если судить по занесенному мечу. Вдруг с небес обрушивается яркая молния, хорошо заметная в сумерках. Кастул останавливает атаку на полпути и отпрыгивает от удара. Элин кажется, что он кричит о каком-то благословении и новом достойном враге. Далее Вансольт приходит в движение от раскрутки Кастула вокруг своей оси. С каждым оборотом с меча срывается волна силы, что раскалывает дома и улицы в форме циклона. А вот между ним и Элин стоит женская фигура в окружении искрящихся разрядов. «Он считает её более сильным противником?».
Глава 25
Спасительница одета довольно легко для зимы, но кажется, что не чувствует холода из-за покрова внутренней энергии, что танцует по телу в виде молний. «Кто это?», — Элин пытается понять, но никогда прежде не видела этого человека. — Ты неплохо держалась, а теперь ступай и помоги своему спутнику. — Оборачивается женщина, не обращая внимания на Кастула, что впервые за бой принял серьезную боевую стойку. Голос у незнакомки сильный и глубокий, а лицо по-своему красиво. Она точно не уроженка Манарии, это видно по свободной юбке до колен с расшитыми узорами и красным поясом, и белом капюшоне, на нижней части которого позвякивают металлические треугольники. Такой одежды Элин в Манарии не видела. А еще заметен акцент. Эльфийка кивает и ощупывает рану на груди. Удивительно, но розы, что выросли из раны, уже рассыпались, оставив лишь тонкий шрам. После Элин смотрит на вампира, что стоит с другой стороны. Под его ногами клубится отрицательная энергия, что принимает форму ненормально большой косы. Таким оружием сражаться может быть очень трудно, но раз оно магическое, то явно несет смертельную опасность. — Вампира я тоже возьму на себя. — Продолжает незнакомка. — Спасибо. — Элин вскакивает на ноги и бежит к дому, где остался Бальтазар. Силы теневого феникса постепенно покидают тело, так что эльфийка хочет как можно скорее добраться до товарища и помочь выбраться до того, как последние крупицы силы покинут тело. Вампир дернулся было следом, но заметил грозный взгляд воительницы и решил сосредоточиться на более опасной цели. — Кастул! Прекрати, наконец, валять дурака! Это серьезный противник. — Я знаю! Эй, ты! Сразись со мной! Женщина делает вид, что разминает оголенные плечи, а потом резко исчезает в воздухе. Обычный человек не поспел бы за такой скоростью передвижения, но вампир успевает поднять оружие на уровень груди, куда приходится удар. По Вансольту разносится гром от взрыва внутренней энергии, что выглядит подобно удару молнии. Магическая коса переламывается от удара, который попадает в грудь вампира и вновь отправляет в дыру стены, но теперь намного сильнее, чем это сделала Элин. Кровопийца исчезает в доме, что сразу же складывается от полученного удара. Тем временем за спиной воительницы возникает Кастул с занесенным мечом. Женщина поворачивается на носках и встречает кромку меча щелбаном. С момент соприкосновения с пальца срывается молния внутренней энергии, что отбрасывает оружие вместе с рукой воина. И почти одновременно вторая рука бьет в грудь мечника, заставляя отлететь на другую сторону, где он сносит собой бывший сарай для кур. В этот момент Элин вовсю разгребает завал с помощью Бальтазара, который постоянно спрашивает, что происходит. Эльфка сказала лишь, что к ним пришла неизвестная подмога. В определенный момент последние силы Плача Забытых Народов покидают тело, так что руки теперь не могут поднять упавшую балку. Алебардист резко испускает из тела внутреннюю энергию и буквально расшвыривает во все стороны остатки всего того, что придавливало раньше. — Спасибо за помощь, прежнюю кучу не мог так сдвинуть. Пойдем поможем в бою? — А стоит ли? — Элин оглядывается, но не видит ни тесака, ни черного меча. Предметы появились из ничего и так же исчезли. — Хотя бы посмотрим. Интересно, кто это вообще. — Адепт боевых искусств подхватывает с пола алебарду, радуясь отсутствию переломов. Вместе они выглядывают из дома, но видят лишь результат столкновения сражающихся. По Вансольту скачут две силы, и разрушения отмечают их путь. Бальтазар помогает Элин взобраться на второй этаж и сам запрыгивает следом. Как раз в это время в десяти домах южнее проносится яркая молния и черная лента. От столкновения дом под ногами сражающихся попросту взрывается на куски, а в городе начинается снегопад из-за воздушной волны. — Кто бы это ни был, как минимум на уровне магистра. — Бормочет Бальтазар. А в одном из домов вампир поднимается на четвереньки и снимает маску, выплевывая кровь. Пальцем чертит по холодному полу магическую фигуру и начинает шептать что-то, отправляя послание. Быстро замерзающая кровь испускает алый свет, значит, магия работает. В водах Восточных Земель вампирский корабль рассекает холодное море в окружении льдов и снега. Сидящая на месте капитана Рим одета слишком тепло для вампира, а внимание приковано к свитку с посланием от Йоса. — Мать вашу. — Вампирица от избытка чувств переворачивает стол, чем зарабатывает недоуменные взгляды присутствующих. — Чего там? — Интересуется Мальт. — Громовой отряд нашел нашу базу в Срединных землях, а Йос с Кастулом не смогли быстро их прикончить. — И что? — Теперь к месту схватки пришла Микилинтурин. — О, великий грандмастер. Кастул от счастья описается, когда ему дадут посражаться с таким противником. — Вообще-то он нам нужен будет для схватки с великим грандмастером Рихэбом. А еще они явно разминулись с Сарефом и Легионом, эти опять куда-то исчезли. — Мы не дети малые, чтобы прятаться за их юбки. — Что случилось? — В каюте появляется Белт Гуронн, который сместил Рим на посту командира отряда. — Йос сообщает, что Микилинтурин напала на них. — Говорит вампирша. — Пусть сами разбираются. Раз Кастул по факту находится на ступени великого грандмастера, то справится и без посторонней помощи. — А если он пострадает и не сможет помочь нам с Рихэбом? — Тогда и подумаем. Мы слишком далеко, чтобы помочь. — Старший вампир явно умывает руки, решив не отвлекаться от поставленной Легионом задачи. — Извини, Йос, разберись как-нибудь сам. — Рим возвращает стол на место и пишет ответное послание… … Йос смотрит на то, как кровь принимает форму букв. Символы складываются в слова и предложения с тем смыслом, что разобраться с проблемой нужно им самим. — Ну, когда было легко? — Вампир поправляет маску, приступая к сотворению нового заклятья. Где-то в городе гремит гром от ударов двух грандмастеров. Заклятье дальновидения передает вампиру картину происходящего. По сумрачному городу скачет молния рядом с черной лентой. Некромант пытается точнее настроить заклятье, но сражающиеся движутся настолько быстро, что до глаз доходит лишь линия их движения с остатками внутренней энергии. Йос еще более внимательно всматривается, чтобы определить доминирующую сторону. — Ха-ха-ха! — Кастул продолжает веселиться, так как противница ничуть не уступает ему. В промежутках между восторгами и ударами в разум воина приходит мысль, что это наверняка Микилинтурин, о которой рассказывал Сареф. Самая сильная воительница в мире, что использует уникальный безоружный Стиль, подобный грозе. Ослепительная сила и сверкающая скорость — так Кастул мог бы охарактеризовать врага, если бы не проснулась вторая личность. Урхаб стирает глупую улыбочку с лица. Больше никаких лишних эмоций, лишь концентрация на результате и холодный расчет. Урхаб вспоминает гораздо больше о Микилинтурин. Сареф говорил, что её Стиль даже быстрее Белого Пламени, а удары сильнее. Микилинтурин способна создать колоссальное давление внутренней энергии не только на кончике пальца, но даже на кончике волоса, поэтому испускание энергии выглядит как разряд молнии. Поэтому у неё опасные проникающие выпады, но в плане ударов по большой площади она все же уступала грандмастеру Бореку, хоть тот просил не давать ему этот титул. Гномий клинок совершает круговое движение, чтобы разрубить воительницу на две части, но та подпрыгивает и в одном полном обороте уходит от лезвия меча. Урхаб и сам уходит во вращение на одной ноге, применяя прием Резни. Разрывы пространства возникают и исчезают слишком быстро, чтобы смочь изменить ландшафт, но все равно оставляют борозды в земле и на домах. Урхаб понимает, как можно нанести сразу дюжину атак, но круговой веер смертельных ударов пропадает втуне, когда Микилинтурин вновь прыгает в сумрачное небо и обрушивается на голову. Мастер-мечник делает два быстрых шага назад, чтобы окутанная разрядами нога врага прошла перед лицом и ударила в землю. Во все стороны расходится ударная волна, что бросает в лицо снег и раскалывает промерзшую почву под ногами. Урхаб делает вертикальный разрез, за лезвием меча остается чернота, что гасит всю несущуюся по пространству энергию. Микилинтурин сближается одним прыжком и явно собирается нанести секущий удар ногой, так что мечнику приходится без раскачки совершить переворот в воздухе. Одновременно с уходом от атаки Урхаб собирается снести голову с плеч, но воительница вновь успевает нанести щелбан по плоскости меча, чтобы изменить траекторию движения. Мечник понимает, что она делает это не с целью посмеяться над оппонентом. Чем меньше поверхность удара, тем яростнее исходит внутренняя энергия. Однако это было уловкой, так как Урхаб может не только мечом махать. Микилинтурин не поспевает за подсечкой, что подкидывает нижнюю часть тела вправо и вверх. Идеальная позиция для нанесения вертикального разреза, чтобы разрубить точно по линии таза, но воительница моментально группируется, скрутившись в клубок искрящейся энергии. Меч бессильно отскакивает, а Урхаб моментально разрывает дистанцию. Успевает сделать в последний момент, так как противница высвобождает раскрученную энергию Духа во все стороны грандиозным взрывом. Несмотря на то, что обе стороны успели пропустить несколько ударов, никто не понес урона из-за брони из внутренней энергии. Урхаб осознает, что драться против последователя безоружного Стиля довольно неудобно, но то же можно сказать про Микилинтурин, так как она не может ставить блоки на прямые атаки меча. Мастер-мечник вновь исчезает за взмахами меча, что оставляет черные полосы в воздухе, а оппонент выглядит как цепная молния, что носится между черными лентами. Сареф говорил Кастулу, что он сильнее всех остальных мастеров боевых искусств, и от такой похвалы Кастул как индюк начинал важничать. Но вот у обычно спящего Урхаба совсем другое мнение на этот счет. В таких ситуациях недостаточно одной лишь силы и мастерства, если у противника с этим тоже в порядке. Как правило, такие ситуации заканчиваются ничьей, где переломить ход сражения может лишь хитрость или случайность. А это именно то, к чему никогда не прибегнет Кастул, но вполне справится Урхаб. В мысленном плане возникает ловушка для Микилинтурин, что вновь сближается для ближнего боя. Всё или ничего.Глава 26
Микилинтурин прищуривается из-за взметнувшегося снега. Противник явно решил задавить силой и скоростью, благо подобного у него достаточно. Бойцы вновь сходятся на улице, пытаясь задеть противника и не попасть под удар. Воительница никогда не слышала о мечнике такого уровня, что может разрубать пространство, а новости о появлении любого магистра и грандмастера обычно расходятся по всему миру. Этому по большей части способствуют последователи боевых искусств, что только рады обсуждать такие темы и носить вести от одной школы до другой. Мир в одночасье сильно изменился, что не могло не затронуть и школу самой Микилинтурин. Множество учеников и учениц погибло в схватках с нежитью и холодом, а теперь тут еще вампиры нарисовались. Последний месяц воительница перемещалась по всему Срединному континенту, чтобы избежать преследования убийц и помочь всем, кто выжил в страшное время. К сожалению, живых людей в этих землях почти не осталось, поэтому женщина удивилась, когда увидела странное явление на снежных полях. Черные стены отмечали чей-то путь к Вансольту, а скоро туда прибыла и Микилинтурин. Сначала предстояло решить, кто есть кто, но присутствие вампира сразу склонило чашу весов на сторону эльфийки, что даже смогла заставить пятиться текущего противника. По обеим сторонам улицы вырастают черные стены отсутствия пространства. Они могут быть смертельно опасными при соприкосновении, поэтому воительница сразу прыгает наверх, пока они не схлопнулись с огромной силой. Вот только противник это явно предусмотрел, так как подпрыгнул раньше и разрезал пространство над головой Микилинтурин. Таким образом уроженка Срединных земель оказывается в ловушке меж трех стен мрака. Секунды на таких скоростях кажутся очень растяжимыми, пока мозг старается успеть отреагировать на новую опасность. Сейчас мир вновь заполнит противоестественную пустоту, и всё устремится к черным стенам. Обычного человека в такой ситуации разорвет на части из-за силы притяжения с трех сторон, да и грандмастеру может не поздоровиться. Из коридора есть только два выхода: один чуть дальше перегораживает мечник, другой за спиной и добежать до него получится быстрее. Воительница знает, что успеет выбежать из коридора смерти, вот только это ловушка. Вместо того, чтобы броситься к ближнему выходу, Микилинтурин ускоряется в сторону противника. Почему-то оппонент уже прекратил веселиться, переменившись буквально по щелчку, но даже сейчас маневр воительницы заставляет удивленно распахнуть глаза. Выход из коридора за спиной исчезает за черной стеной как раз в тот момент, когда воительница должна была оказаться прямо перед ней. Урхаб запустил этот удар еще до того, как разрубил пространство над головами. В эти мгновения разрез шел по широкой дуге через город и должен был захлопнуть ловушку. Но вместо этого противница устремилась в выходу, что перекрыл мастер-мечник. Вокруг фигуры Урхаба возникают образы дюжины рук, мечник наносит двенадцать ударов во всех плоскостях одновременно, чтобы перехватить врага и не дать выйти из коридора. Но пока что не может сделать все двенадцать ударов с разрубанием пространства. Черные ленты, кажется, полностью захватили собой пространство внутри коридора, а Микилинтурин еще более ускоряется и проносится между лент в образе настоящей молнии, хоть и в нарушение законов мира. Ни Элин, ни Бальтазар, ни Йос не заметят ничего более того, что улицу вдруг заполонили черные стены, а после ярчайшая вспышка выбила Кастула как пробку в сторону городской площади. Следом разрывы пространства вновь схлопываются, превратив участок города в турбулентное течение из снега, льда, кусков зданий, земли и порывов ветра. Доходит до такого, что пространство внутри коридора смерти заполняет собой разрывы вокруг и само становится почти «пустым», чтобы потом заполниться от окружающей среды. Вряд ли подобное явление видел хоть кто-нибудь из живущих людей. Такие смертоносные чудеса природы можно встретить только в локальных и глобальных полюсах Сил, где «океан» магии причудливо меняет реальность. Бальтазар успевает обнять Элин в момент наивысшего разрушения, но, к счастью, эпицентр столкновения двух грандмастеров стихийно переместился дальше, так что сила притяжения оказалась слабее той, что была необходима для полного сноса дома. На разрушенной стене над головами членов Громового отряда замерла Микилинтурин, смотря в сторону городской площади, где отряхивается от снега Урхаб. Рядом с мастером-мечником появляется вампир, опираясь на металлическую косу. — Планы немного изменились, Урхаб. Оставим их. — Йос останавливает напарника. — Почему? У меня просто сломано одно ребро, на боеспособность не повлияет. — Да, ты можешь одолеть Микилинтурин, но ты не уйдешь невредимым. А нам обязательно нужно будет одолеть Рихэба в первую очередь. Я не могу связаться ни с Сарефом, ни с Легионом, они либо очень далеко отсюда, либо в таком месте, куда магическая связь даже с помощью магии крови не пробивается. — Если ты так переживаешь, то позови кого-нибудь другого. — Команда Белта и Рим, что призовут тебя после того, как отыщут Рихэба, уже слишком далеко и прийти на помощь не сможет. То же касается команды Фрига, что ушла за Нитрином Деволтом. Мне и Мастер ответил и приказал прекратить преследование Микилинтурин. — И что? Я повинуюсь приказам только бога-отца. — Легиону важно, чтобы ты помог с Рихэбом. Я ведь сейчас говорю с Урхабом? Прикинь в голове, сколько ран и травм ты получишь, пока не отсечешь голову этого противника? И какой от тебя потом будет прок против Рихэба? Урхаб действительно умеет думать о стратегии и пользе того или иного действия в отличии от Кастула. До этого преследование членов Громового отряда не несло никакого риска, но теперь ситуация другая. Пускай уходить не хочется, но придется. — Я тебя понял. Возвращаемся. На лице вампира под маской расползается облегчение. Кастул бы даже слушать ничего об отступлении не стал. Вампир и человек разворачиваются и покидают Вансольт, а следящая за ними Микилинтурин тоже вздыхает с облегчением. Прямо сейчас она была не готова к бою с таким противником. — Эм, спасибо за помощь. — Говорит та самая эльфка. Микилинтурин поправляет лямку на плече и разжимает окровавленный левый кулак. Все-таки одна атака прошла сквозь защиту. Посиневшая кожа указывает на то, что энергия Духа создала на локте жгут и закупорила кровоток конечности. После рука взрывается искрами внутренней энергии, что уничтожает отраву с клинка врага. Только после этого женщина восстанавливает кровоснабжение. Если бы это была не рука, а туловище, можно было бы попрощаться с жизнью. — Не за что. Вы кто вообще? — Мы из Громового отряда Манарии. — Теперь отвечает бородач с алебардой. — Меня зовут Бальтазар, а это Элин. — Громовой отряд? Слышала о таком. Я — Микилинтурин. Вы пришли сюда охотиться на вампиров? Воительница замечает трепет собеседников, когда они услышали имя одного из трех великих грандмастеров. Впрочем, к такой реакции уже привыкла. — Нашей основной задачей была разведка. Мы не знали, почему ни одно королевство Срединных земель не прибыло на совет в Манарии и не вернулись наши дипломаты. Теперь знаем. — Говорит Бальтазар. — Потом мы решили отправиться в Сунпон, чтобы одолеть тамошнего некроманта, и волею случая разделились. — Некромант в Сунпоне? — Недобро переспрашивает воительница. — Зря они к нему полезли. Город — смертельная ловушка, даже я оттуда с трудом выбралась. Собеседники побледнели, но эльфийка берет себя в руки и произносит: — Я уверена, что они справятся. Там лучшие чародеи Манарии и два магистра. Еще жрец Герона. Точно справятся! — Какие магистры? — Аддлер Венселль и Клаус Видар. — Принципиальный охотник на вампиров и непробиваемый щитоносец? Возможно, они действительно смогут сделать больше, чем я одна. — Микилинтурин мысленно взвешивает шансы, не обращая внимания на холодный ветер, что скользит по голым рукам и животу. Похоже, раньше тут было довольно тепло. — А что вы намерены делать теперь? — Мы не сможем своим ходом достичь Сунпона, поэтому думали переждать здесь, но потом нас настигли те двое из отряда Равнодушного Охотника. — Отвечает Бальтазар. — О, так эти из прихвостней того самого вампира, что одолел магистра Борека? — Да, хотя по информации разведки Сареф победил магистра Борека не столько в честном бою, сколько с помощью ужасного духовного существа в виде гигантского мертвого змея. Примерно такой сожрал солнце перед всем этим. — Воин разводит руками. — Госпожа Микилинтурин, вы же можете быстро перемещаться? — Вдруг спрашивает Элин. — Не жалуюсь на скорость, но я не смогу подвезти вас на своем горбу до Сунпона. Точнее, лишний груз мне мало помешает, но ваши тела такой перегрузки не выдержат. — Понимаю. — Кивает девушка. — Тогда придется ждать их возвращения здесь. Извините за мое любопытство, а что вы намерены делать теперь? Будете продолжать поиски выживших? — Нет. С каждым днем вероятность найти хоть кого-нибудь становится ниже. Я пока не решила, что буду делать. — Я понимаю, что не могу говорить такое от лица Громового отряда и Манарии, но присоединяйтесь к нам! Мы боремся с вампирами и нежитью. А еще собираемся исправить возникший хаос с помощью силы Герона. В Манарийский Альянс уже входят много стран, которым бог солнца даровал благословение. Если вы согласитесь, то мы сможем помочь еще многим. Бальтазар удивленно смотрит на подругу, а потом переводит взгляд на спокойную Микилинтурин. — Ну, не самое плохое предложение. Я уже думала о том, чтобы отправиться в другие Земли. — Вот-вот. — Чувствует успех Элин. — А если вы договоритесь с нашим командиром, Элизабет Викар, то Громовой отряд станет непобедимым! — Хорошо, оставим вопрос на потом, когда я смогу поговорить с вашим командиром. Если они такие сильные, то в Сунпоне справятся без меня. Я останусь с вами на тот случай, если те двое вернутся. — Думаю, нам стоит уйти отсюда. — Говорит Бальтазар. — Они могут вернуться уже с подкреплением. — И то верно. У меня есть тайный схрон неподалеку. Пойдемте. — Воительница подходит к разрушенной стене. — Постойте, нам еще нужно похоронить мэтра Эрика. Нельзя его просто оставить. — С болью в голосе произносит Элин. — Хорошо. Я знаю отличное место для этого. Где вы оставили тело? Элин и Бальтазар поднимаются на второй этаж дома торговой гильдии, где лежит тело волшебника. Слезы снова просятся наружу, но эльфийка сдерживается и помогает спустить тело вниз, где уже ждет Морок. На нем они быстро домчатся до убежища Микилинтурин в этих краях.Глава 27
Хлопья снега падают с неба, кажется, что снегопад захватил всё вокруг. Чары ночного виденья позволяют легко видеть всю округу и темные дома без единого огонька. Элизабет смотрит на бывшую столицу королевства Ортак с тревожным чувством в груди. Тревога связана не с предстоящей схваткой с некромантом и его слугами, а с исчезновением мэтра Эрика, Элин и Бальтазара. Скорее всего их выбросило в другом месте, но в каком именно? — Пусто. — Говорит мэтр Филипп. — В окрестностях Сунпона их нет. Скорее всего они намного дальше от этого места. — И связаться не получается. — Бормочет девушка. — А что насчет некроманта? — Весь город заполнен нежитью. Большая часть представлена низшей. Некромант скорее всего находится в бывшем королевском дворце, что окружен магическим барьером. Я его не смог пересечь. Рядом стоит Громовой отряд за исключением трех членов. Все собраны и готовы к бою. Если бы отряд разделился наполовину, то можно было бы и отменить штурм города, но сейчас нельзя отступать. Нежить представляет опасность для всего мира почти так же, как и вампиры, раз смогла истребить самый густонаселенный материк. — Не переживай. Они справятся с почти любой опасностью. — Лоренс будто читает в запрятанных мыслях беспокойство об Элин и остальных. — Ты прав. А мы займемся некромантом. Быстрее закончим — быстрее приступим к их поискам. А если они оказались недалеко от Сунпона, то сами присоединятся к нам. Все готовы? Нужно ли повторить план? — Нет, давайте уже отправляться. — Ворчит магистр Венселль. — И так уже потеряли много времени. Эрик со всем справится, а если нет, то я урежу ему жалованье на три месяца. Отряд выдвигается вперед. Захвативший город некромант обосновался серьезно. Все улицы запружены нежитью, через которую будет очень трудно пробиваться силой. Многие потратят на подобный прорыв все силы, так что следование плану очень важно. К тому же долгий штурм точно привлечет внимание мага смерти и даст время провести подготовку к бою. Основной ударной силой против некроманта станет магистр Венселль, Элизабет и Маркелус Оффек, поэтому им нужно будет сохранить почти все силы для финальной схватки. Прорывом займутся все остальные с магистром Видаром во главе. Отряд выстраивается клином, где впереди всех стоит Клаус со щитом. За ним находится Ива с мечом в каждой руке и Годард с топором и щитом. Именно этот треугольник будет пронзать ряды нежити. Дальше идут все маги, жрец и мастер-лучник. Лоренс верхом на големе будет защищать тыл. — В бой! — Приказывает Элизабет, когда отряд доходит до черты города. Магистр Видар сразу увеличивает скорость шага, а воздух перед ним расходится волнами из-за струящейся внутренней энергии. Задубевшие тела мертвецов покрыты снегом, но холод нежити не страшен. Стоило отряду подойти близко, как мертвецы начинают разворачиваться. Несмотря на то, что нежить есть на каждой улице вплоть до королевского дворца, плотность их рядов не такая, чтобы завязнуть в мертвых телах, как в болоте. Все переходят на бег, а в стороны летят первые мертвецы. По внешней стороне клина движется поток энергии Духа Клауса, что легко прикроет от атак обычной нежити. Подобно тарану отряд бежит по улице, сшибая любое препятствие. Истреблять всех неупокоенных не имеет смысла, отряд стремится как можно скорее оказаться во дворце, чтобы уничтожить некроманта-кукловода. На приближающейся площадистоит более серьезная толпа из бывших жителей столицы. Нежить тянет руки к сверкающему клину, но строй проходит сквозь трупы подобно остро наточенному лезвию в живот. Изредка мертвецы падают под ноги, и все аккуратно их переступают. Вскоре площадь вновь переходит в улицу, в конце которой образовался завал из-за рухнувшей башни. Трудно понять, почему она упала, но на размышления времени не остается. Таким образом улица за улицей остаются позади, а впереди вырастает серый барьер, за которым расположен дворец последнего правителя с красивыми стенами, колоннами, башнями и этажами с алхимическим стеклом. Мэтр Патрик вместе с Йораном создают в барьере брешь, через которую все заходят. Теперь они защищены от удара в спину, так как преследующая нежить не может пройти через него. — С самой легкой частью справились. — Говорит Элизабет. — Магистр Видар, вы не устали? — Я полон сил. Иного можно было не ожидать, так как Клаус Видар обладает феноменальной выносливостью и стойкостью. — А здесь довольно тепло. — Замечает Ива. — Даже деревья в зелени. Резкий перепад температуры действительно бросается в глаза. Снега и льда вокруг дворца почти нет, а садовые деревья пускай и выглядят поникшими из-за отсутствия солнечного света, но еще не до конца растеряли листья. В прежнем построении отряд движется вперед по террасе к главному входу во дворец. Огромные кованые ворота почему-то стоят открытыми. Магическая разведка не видит следов каких-либо ловушек, так что остается лишь продолжать движение. За воротами показывается внутренний двор, выложенный камнем, а посреди стоит пруд со статуей в виде трех белых лошадей. И на берегу пруда сидит чья-то фигура спиной к вторженцам. Вдруг факелы и светильники внутреннего двора вспыхивают ярким пламенем, рассеивая ночной мрак. Все в спешном порядке избавляются от чар ночного виденья, а новый хозяин дворца встает и поворачивается к незваным гостям. Элизабет непроизвольно охает, так как знает этого человека. Граф Вильгельм Вигойский, что был личным преподавателем Сарефа в Фернант Окула. «Что он здесь делает?». Чародейка знает, что после инцидента в Порт-Айзервице, когда Сареф раскрыл истинную натуру и убил короля Лоука, преподаватель тоже исчез из магической академии, оказавшись некромантом. С тех пор о мэтре Вильгельме не было ничего слышно, поэтому встреча здесь заставляет изумленно поднять брови. — Добро пожаловать. Чем могу помочь? — Некромант усмехается при виде готовых к бою людей и изображает невинность. — Мэтр Вильгельм, это вы стоите за уничтожением Ортака и других стран Срединных земель? — Элизабет решает удостовериться, пока все маги делают приготовления к неизбежному бою, а магистр Венселль кладет стрелу на лук. — Как бы вам сказать, леди Викар… Что если за этим на самом деле стоит Сареф? — Собеседник поддерживает смешливое выражение лица и непонятно, правду говорит или смеется. Граф Вигойский до тех событий имел репутацию опытного переговорщика и шутника, что мог вывести почти любого человека из себя. Конечно, в тех ситуациях, когда ему не было скучно заниматься подобным. — Он вам приказал уничтожить всё вокруг? — Жителей этих земель погубило отсутствие солнца. А я… просто снял урожай. Почему бы вам не пойти и не требовать ответов у самого Сарефа? — Однажды обязательно. — Удачи. Но вы ведь так просто отсюда не уйдете, если судить по вашей подготовке к моему убийству. — Да, мы не можем оставить вас в живых. Особенно, если вы заодно с Равнодушным Охотником. Это ведь вы отправили дракона-нежить? — Нет, он наверняка просто пролетал мимо и увидел вас. Я тут не причем. — Пожимает плечами мэтр Вильгельм. — Ну хватит уже, сколько можно! — Аддлер резко натягивает лук и выпускает стрелу поверх голов в лицо некроманта. Снаряд отскакивает от невидимого магического щита. Атака становится сигналом для начала боя, в котором у Громового отряда есть преимущество. Однако мэтр Вильгельм ведет себя слишком расслабленно, словно всё идет по плану. Мэтр Патрик отправляет в полет огненный шар. Пылающий снаряд врезается в барьер, который под напором магического огня чернеет. Разумеется, это не связано с процессом горения, лишь указывает на использование отрицательной энергии для сотворения защиты. Свет огня создает блики на поверхности пруда, и в этот момент жрец громко выкрикивает имя бога солнца, и под ногами расходится волна золотого света. За секунду Маркелус настолько освятил площадь всего внутреннего двора, что поверхность земли продолжает сиять. На этой территории эффективность некромантии будет серьезно снижена, но мэтр Вильгельм продолжает флегматично смотреть на попытки убить себя, словно видел такое на протяжении веков. Элизабет Викар пока не вступает в бой, но держит палочку наготове. Камень двора трескается под неприятно вибрирующим гулом гравитационного снаряда Йорана, что врезается в черный щит, потом искривляет пространство и взрывается. По земле расходится паутина разрушений, но магический барьер все еще не разрушен. — Элизабет, похоже, твоя помощь все же потребуется. — Произносит Йоран. — Да. В сторону! Клаус Видар, что стоит перед отрядом с поднятым щитом, резко отпрыгивает в сторону, и в некроманта устремляется поток драконьего огня, что моментально сметает защиту мэтра Вильгельма и его самого. Последние языки пламени затухают в пространстве, а из воды пруда появляется обгоревшая фигура, с которой сползает кожа и одежда мага. — Это лишь мертвая кукла! — Предупреждает Оффек. — Настоящее тело некроманта в каком-то другом месте. — Поняла. — Волшебница отправляет разряд молнии, что отбрасывает ходячий труп в стену на противоположной стороне двора. — Нам нужно найти, где он прячется. — Это бесполезно… — Отброшенное тело не просто может говорить, но делать это довольно громко. — Это была ловушка для Громового отряда, а вы в нее взяли и попались. Аддлер Венселль усмехается и пригвождает труп к стене. Стрела попала точно в горло. Пока что ничего страшного не происходит. — Он пытается нас запугать. — Уверенно произносит мастер-лучник. — Нет здесь никакой ловушки. Элизабет очень хочет в это верить, но на руках очень мало информации для правильных выводов. Если это действительно ловушка, то почему она еще не захлопнулась? Они все еще могут легко отсюда выйти. Даже если у некроманта есть еще одни драконьи останки, которые он может воскресить, то даже с этим можно справиться. Все настороженно смотрят по сторонам, но ничего не происходит ровно до того момента, как в воздухе не раздаются хлопки крыльев. Силуэт в небе не похож на дракона, скорее человек с крыльями, как у летучей мыши. Воздухоплаватель приземляется на балкон второго этажа. — Вы так уверены в этом, магистр Венселль? — На Громовой отряд сверху вниз смотрит Сареф, а в его руке поблескивает чернильный клинок.Глава 28
При появлении Сарефа у Элизабет отнимается дар речи. Она много думала о встрече и представляла разные варианты развития событий, но не думала, что это произойдет в ближайшее время. Весь Громовой отряд напряженно смотрит на вампира, что без страха стоит на балконе, открытый любым атакам. Впрочем, магистр Венселль, что однажды пообещал себе убить Равнодушного Охотника, быстро сбрасывает оцепенение и натягивает лук. Полет стрелы нетрудно отследить по сверкающей линии в воздухе, что проходит сквозь сердце вампира, а после пронзает весь дворец, будто он сделан из соломы, а не камня. Однако в последний момент Сареф отпрыгивает от стрелы, но вынужден снова уклоняться уже от второй. Аддлер кричит, чтобы все прекратили стоять, как истуканы, и начали что-то делать. Маги уже готовятся спустить с поводка боевые заклятья, но тут фигура вампира взрывается темным облаком, что быстро тянет потоки энергии в сторону Громового отряда. Внезапно облако взрывается из-за пролетевшего магического снаряда, что разрушает не только балкон, но еще и кусок внешней стены дворца. Йоран Тискарус оказывается тем, кто вторым подключается в бой с Равнодушным Охотником. — Не давайте ему сблизиться с нами. — Предупреждает мэтр Патрик, зная, насколько опасны могут быть вампиры в ближнем бою. Череда взрывов отмечает путь Сарефа по балконам дворца, а Элизабет еще не атакует. Похоже, прав был Йоран в Вошеле: по-настоящему Элизабет не готова к убийству бывшего товарища, что неоднократно спасал в прошлом. Кажется, что юноша не сможет долго убегать от атак, но потом становится понятно, что за всё это время он стал намного сильнее. Магистр Видар запаздывает с реагированием, и Равнодушный Охотник проносится мимо него сквозь весь строй до самого голема, что спокойно стоит в ожидании приказов. Но Элизабет забывает о необходимости отдачи приказа, так как совсем другое занимает внимание. И это даже не Сареф, а падающие тела мэтра Патрика и Филиппа. Горло каждого мага перерезано с такой силой, что разрез почти доходит до задней части шеи. Вампира перехватывает магистр Венселль, вот только в ближнем бою уступает белопламенному Стилю боевого искусства. Элизабет видит, как Сареф перерезает клинком из алхимических чернил тетиву лука Аддлера, а после пинком отправляет в полет до ближайшей стены. «За всё это время он стал чудовищно сильным», — чародейка водит палочкой вслед за юношей, но не может применить разрушительную магию рядом с товарищами. Прежний строй рассыпается, Ива с Годардом налетают на врага. Тела адептов боевых искусств буквально пылают от выбрасываемой внутренней энергии, но складывается ощущение, что всё это зря. Сареф легко проходит между ними, заставляя шею каждого исторгать кровь из ран. «Слишком быстро», — только успевает подумать волшебница, а потом падает на спину из-за порыва ветра. Магистр Видар врезается в вампира и отбрасывает к стене, но отброшенное тело быстро останавливается, будто гасит каким-то образом полученное ускорение. Ночь буквально раскалывается из-за магии Йорана, звук действительно напоминает разрушение скалы с грохотом падающих камней. Зона вокруг Сарефа исчезает в черной сфере, где сила притяжения становится невероятно высокой. Обычного человека там расплющит до состояния кровавой лужицы, а вампира должно хотя бы замедлить. Йоран резко отменяет магию, и в стоящего на четвереньках вампира уже летят сразу три стрелы. Аддлер Венселль уже накинул запасную тетиву и точно собирался изрешетить тело врага, но все стрелы отлетают от магического щита, а Элизабет слышит за спиной стон боли, когда из тела мэтра Патрика вдруг выросло лезвие крови и легко пронзило тело Йорана насквозь. Лоренс бьет голема по плечу, приказывая отправиться в бой, но каменное создание послушает команду только определенных людей, из которых мэтр Патрик уже мертв, Клаус и Аддлер заняты боем, а Элизабет стоит, как полнейшая дура. «Да что это со мной? Двигайся!», — но заторможенность не думает проходить. Маркелус Оффек почему-то разом растерял силу Герона, даже освящение земли сразу пропало в момент появления Сарефа. Сейчас жрец стоит на коленях и продолжает молить бога солнца отправить силы для боя с великим злом. Тем временем Равнодушный Охотник просто перепрыгивает щитоносца и устремляется к Аддлеру, нисколько не смущаясь готовящегося выстрела в упор. Вампир выкрикивает: «Стой!», и магистр действительно замирает на доли секунды, что позволяют Сарефу нанести смертельный удар. В воздухе разносится мелодичный звон «поющего» меча, но сразу замолкает, звякнув на прощание о камни внутреннего двора. А после разносится глухой стук упавшего тела: Лоренс не успел увернуться от брошенного кинжала. Магистр Видар почему-то стоит на месте, как и Элизабет, и Сареф выбирает следующей целью именно девушку. Нельзя сказать, что юноша сильно изменился внешне. Это Элизабет может с уверенностью сказать при близком рассмотрении. Но вот повадки идеального хищника теперь сквозят во взгляде, в походке, в манере движений. Громовой отряд, собранный из лучших бойцов королевства, вырезан меньше чем за минуту, и осознание этого факта ввергает сознание Элизабет в пучину отчаяния. «Мы просто не можем с ним конкурировать!». Магистр Видар не спешит на помощь даже тогда, когда Сареф выбивает палочку из дрожащей руки Элизабет, валит девушку на землю и принимается душить с хладнокровным выражением лица. Опускает щит, когда жрец лишается головы, так и не достучавшись до Герона. Последним выжившим остается лишь магистр Видар, ничуть не уступающий по выдержке. Вот только если Сареф выглядит олицетворением безразличия, то Клаус — богом сосредоточенности. Вампир неспешно идет, зная, что между ним и добычей нет ни одного щита. Но вряд ли представляет те миллионы щитов, что сейчас выстраиваются ровными рядами гексагонов. Каждый щит плотно прикреплен к соседям без единого зазора, и этот великий барьер останавливает самую жуткую атаку, рядом с которой любая увиденная сегодня рана не может соперничать. Сареф ускоряет шаг, замахивается и бьет по шее Клауса. Чернильное лезвие легко пронзает плоть, трахею, сосуды, позвоночный столб. Точнее, так оно было бы, если бы кинжал существовал, и его держал в руках настоящий Сареф. Юноша смотрит на магистра, а магистр на юношу, который вдруг исчезает в черном вихре, а раны на шее как ни бывало. Сбоку раздаются размеренные хлопки. — Браво, магистр Видар. — Граф Вигойский прислонился к стене правым плечом. — Вы единственный пережили мою атаку, продолжая стоять на ногах. — Если знать, в чем фокус, то ничего трудного. — Только теперь воин поднимает щит перед собой. — Нет-нет-нет. — Качает головой некромант. — Одного знания мало. Но допустим, что вы узнали? — В воздухе отрава. — Вы и впрямь гений. Да, в воздухе рассеяно большое количество зачарованного праха. Плотность настолько мала, что увидеть его невозможно, как нет и запаха. Даже волшебство не определит наличие в волнах «океана» магии. Однако с каждым вдохом его количество в организме растет, а после атакует мозг. Прямую ментальную атаку вы бы отбили, но стоит настроить прямой, физический контакт с мозгом жертвы, то можно насылать такие иллюзии, что мало кто отличит их от реальности. Но как именно вы это нейтрализовали? — Щиты моего разума всегда подняты. — Клаус, похоже, не намерен выдавать этот секрет, но сегодня собеседник достался довольно умный. — А, я понял. Ты наверняка сотворил сотни тысяч микроскопических щитов на собственном гематоэнцефалическом барьере, что разделяет кровоток и мозг. Этот термин я, кстати, узнал от Сарефа однажды. Стоило появиться защите, прах больше не мог покинуть кровь, чтобы попасть в нервную ткань. Гениально. И почти невозможная точность. Только один маг до этого смог преодолеть эту атаку, но вот только ему пришлось чуть ли не менять законы мироздания, а ты просто использовал свою фундаментальную технику Духа. Я… Я потрясен. Кажется, что некромант так давно не имел собеседника, что готов болтать еще долго. Клаус Видар не сводит внимательного взгляда с противника, маг смерти не сможет усыпить бдительность разговорами. — Но знаешь, если это был бы настоящий Сареф, вы скорее всего тоже погибли. В иллюзии я воссоздал некоторые его умения, но далеко не все. А еще его тактическое планирование мне не повторить даже в иллюзорном мире. Считайте небольшой тренировкой. — Ты явно с ним не заодно. — Вдруг говорит Клаус. — Ну разумеется! Я против него, против вас, против Герона, в правду о котором вы все равно не поверите. Я за сам этот мир и его право на самоопределение. Не больше, не меньше. — Что это значит? — Этому миру еще пять тысяч лет назад должен был прийти конец. И самые разные силы бросились творить ужасы, ломать судьбы, убивать, пытать, строить козни, разрушать, обманывать, красть, травить, лицемерить, принуждать, угнетать: делать всё, чтобы продлить агонию мира, отсрочить неизбежный конец. Я же стремлюсь оградить мир от «защитников», «нападающих» и «кукловодов», чтобы он пришел к закономерному исходу. Да, к смерти, ведь она естественна для мироздания, и однажды во Вселенной погаснут все звезды. Магистру Видару кажется, что говорит с безумцем. Очень умным и по-своему гениальным, но безумцем и приверженцем фатализма. Трудно представить, какие лишения в прошлом выпали на долю некроманта, раз он уверился, что борьба бессмысленна, а попытки отсрочить конец или спастись преступны. — Но оставим это. Люди глупы и мелочны, я уже давно перестал убеждать хоть кого-либо. Просто захотел сейчас поговорить об этом. Что ты хочешь, щитоносец? Продолжить бой или уйти вместе с товарищами? Ты можешь напасть на меня и даже победить, я не отрицаю. Но никого из отряда спасти не сможешь. Небеса над Сунпоном расчищаются от туч и вновь видно удивительное сияние, что кажется призрачными миражом ночного неба. Вдруг возникает водоворот, из которого выглядывают изумрудные копья размером с башни Стальной Крепости из Порт-Айзервица. Орудия нацелены прямо на дворец бывшего короля Ортака. — Я сейчас очень занят подготовкой, так что тратить на вас силы не хочу. Поэтому предлагаю простой выбор: ты можешь уйти без боя, забрав всех товарищей, и покинуть Сунпон, а желательно материк. Я закрою глаза на вторжение. Либо ты можешь напасть на меня, и мы проверим, кто окажется сильнее. Разумеется, в этом бою ты не сможешь прикрыть никого из товарищей. — Ты уже знаешь, что я отвечу. — Конечно. Сама суть переговоров в том, чтобы предложить другой стороне выгодные условия, которые принесут тебе пользу. — Улыбается некромант, а отсвет небесного сияния гуляет по его лицу.Глава 29
Элизабет резко распахивает глаза, будто просыпаясь после кошмара. Обстановка движется в такт шагам голема, что несет на себе почти весь Громовой отряд. Лишь магистр Видар вышагивает впереди с Ивой и магистром Венселлем на плечах. Перебарывая спазм связок, девушка тихо зовет магистра, и зов услышан даже сквозь ветер. Клаус оборачивается и кивает. Через десять минут сооружен небольшой привал посреди снежной пустоши. Элизабет дрожащими руками поднимает над головами магический барьер, которые не пропускает ветер, а также резко нагревает воздух внутри. После чародейка с помощью магии заставляет всех очнуться, чтобы обсудить дальнейшие действия. Все молчат, переживая иллюзорную смерть, пока магистр Видар рассказывает о разговоре с мэтром Вильгельмом Вигойским. — Теперь понятно, почему мы продули «Сарефу». — Бурчит магистр Венселль. — В иллюзии враг может быть бесконечно сильным. — Но вспомни, что сказал некромант. — Напоминает мэтр Патрик. — Настоящему Сарефу мы тоже бы проиграли, пускай и каким-нибудь другим способом. — Да черта с два! — Давайте обсудим более срочные вопросы. — Произносит Элизабет. — Я считаю, что нельзя сейчас повторно попытаться захватить Сунпон. Магистр Видар поступил правильно, решив не продолжать бой. Пока мы не очистимся от заразы, лишь вновь попадем в иллюзию. Признаюсь, я не представляла, что такое может существовать. Мы… В этот момент над головами пролетает огромное тело нежити-дракона, что освободился из ледяного плена и теперь возвращается к хозяину. Все внутреннее напряглись, но монстр не обратил на группу никакого внимания. Вероятно, некромант действительно не горит желанием уничтожать Громовой отряд здесь и сейчас. Магистр Видар также рассказал о словах мага смерти о том, что Сареф давно бы перебил главный боевой отряд Манарии, если бы не использовал в каких-то своих планах. Получается, что и граф Вигойский для какой-то цели решил сохранить жизни, либо ему действительно было жизненно необходимо остановить бой, а после потерял к вторженцам всякий интерес. — Мы, — продолжает девушка, — выполнили поставленную задачу. Судьба королевств Срединных земель понятна, так что нам лучше вернуться в Порт-Айзервиц. А перед этим найти мэтра Эрика, Бальтазара и Элин. Все согласны? Возражений нет, так что Лоренс вновь создает воздушный корабль, и команда отправляется в обратный путь. Примерно два часа потребовалось Элизабет и мэтру Патрику, чтобы создать масштабное поисковое заклятье и еще четыре часа на поиск следов отбившихся товарищей. Получается так, что цель поисков сейчас находится рядом с побережьем, где стоит город Вансольт. «Вероятно, их выкинуло далеко, и они решили дождаться нас в первом лагере», — произнес маг из отряда охотников на демонов. Достичь моря удалось только на следующий день, здесь получилось точнее определить текущее местоположение благодаря помощи Маркелуса, что почувствовал священную силу реликвий, что все носят на себе в облике колец. Зов ведет в другую сторону от Вансольта, а через полчаса полета Аддлер вдруг резко натягивает лук и выстреливает в серые облака. — Что-то приближается. — Предупреждает мастер-лучник, первым заметивший опасность. Все готовы к бою, но магистр Видар всех успокаивает, так как узнал летящее тело, что только что пересекло один из незримых щитов на отдалении от судна. На палубу приземляется воительница во всполохах молнии из внутренней энергии. Женщина обводит глазами присутствующих и бросает магистру Венселлю его стрелу. — Так вот какой он, Громовой отряд. — Спокойно произносит незнакомка. — Здравствуй, Микилинтурин. — Мастер-щитоносец подходит ближе. — А, Клаус, лет пять не виделись? — Великий грандмастер Срединных земель пожимает руку магистру Оружейной Часовни. — Именно так. Надо полагать, ты нашла наших спутников? — Да, я покажу, куда лететь. После Клаус представил всех гостье. Элизабет почтительно смотрит на воительницу, что стоит с гордо поднятой головой. Очень похожа этим на Мариэн, хотя внешность совсем другая. Великие грандмастера — фигуры, что обросли славой и сказочным ореолом. Почти каждый ученик любой школы боевых искусств мечтает стать однажды грандмастером. Корабль спускается на сугробы посреди леса, где стоит занесенная снегом хужина. Здесь, возможно, раньше жил лесной охотник или егерь. А после в дверях показываются Элин и Бальтазар, так что с сердца Элизабет сразу падает камень. Девушка крепко обнимает эльфийку и получает в ответ не менее крепкие объятия, пока Ива со всей силы бьет Бальтазара в плечо под шутки Лоренса. Жаль только, что счастливое воссоединение омрачается известием о гибели мэтра Эрика. Все выглядят потрясенными, но вот увидеть лицо Адллера Венселля никто не может из-за шлема. Лучник невозмутимо спрашивает, что стало с телом, а Бальтазар показывает на холмик за домом, на вершине которого похоронен маг. Без лишних слов Аддлер отправляется туда, прихватив заступ, что стоял рядом с хижиной. Никто не сказал ни слова, когда магистр принялся раскапывать могилу, а потом рубить деревья. Годард лишь сказал, что поможет, и в две руки они управились за один час, соорудив большой погребальный костер. Элизабет объясняет Элин, почему Аддлер хочет поступить таким образом. Все дело в некроманте из Сунпона, командир отряда охотников на вампиров не хочет, чтобы однажды бывший подчиненный восстал в облике нежити. Волшебница направляет палочку на костер и выпускает небольшую струю драконьего пламени. Этого становится достаточно, чтобы дерево вспыхнуло. Элин со вновь подступившими слезами смотрит, как огонь окружает тело волшебника, что своей бодростью и обширными энциклопедическими знаниями мог скрасить любой темный день. Магистр Венселль стоит ближе всех к месту последнего упокоения мага, поэтому эльфка видит лишь черный плащ, что колышется холодным ветром. Перед тем, как приступить к финальной части проводов, лучник вложил в одеревеневшие руки товарища одну из своих любимых стрел, и это был единственный жест, который Аддлер сделал на виду остальных. Чувствует ли он что-то или молится Герону, из-за шлема толком не понять. После все возвращаются в хижину, где нужно обменяться последними новостями. Первым делом Элизабет просит рассказать, что случилось в группой мэтра Эрика. Бальтазар подробно рассказывает о башне и встреченных врагах, о бегстве в Вансольт, битве и прибытии Микилинтурин. Чародейка удивлена такому своевременному прибытию подмоги в лице великого грандмастера, но больше изумляет рассказ Элин о том, как она сражалась против воина с именем Кастул. — Я не знаю, откуда там появилось оружие и куда оно исчезло, но теневой феникс дал мне большую силу и поделился мастерством. Но мне это все равно не помогло. — Понуро говорит Элин. — Незачем винить себя. — Говорит Годард. — Даже я в бою с ним такого сделать не смог. Он чудовищно силен и умел. — И что Манария намерена делать сейчас? — Спрашивает Микилинтурин, что стояла в сторонке. — Мы собираемся вернуться в Порт-Айзервиц, когда вновь прибудет корабль. — А мы не попробуем заявиться в ту башню? — Уточняет Йоран. — Нам всем вместе даже этот Кастул не помеха. — Нет, они наверняка уже изменили местоположение укрытия. — Качает головой Элизабет. — Либо вызвали подмогу. Пожалуй, я не хочу больше рисковать никем из вас, пока не останется другого выхода, кроме боя. — Твои товарищи предложили мне присоединиться к Громовому отряду. — Вдруг говорит Микилинтурин. — Я дала предварительное согласие. Что думаешь об этом? Элизабет удивлена вопросу, так как даже решиться не могла попросить вступить в отряд другой страны. — Да, я буду рада такому пополнению. Добро пожаловать. Более подробно мы сможем обсудить вопрос в столице. Его величество и весь королевский совет примет вас как почетного гостя. — Мне почет не важен. Наступает тишина, во время которой Бальтазар подходит к Маркелусу и протягивает золотое кольцо-реликвию, что снял с пальца мэтра Эрика. Жрец внимательно смотрит на предмет, закрывает глаза и объявляет о желании Герона передать предмет другому защитнику мира, но выбор остается за командиром отряда. — Микилинтурин, вы могли бы взять… — Начинает девушка, но воительница перебивает: — Нет, спасибо. Я не исповедую религию бога солнца, как и в целом не поклоняюсь никаким богам. Мне не нужно это. — Тогда, Йоран, что думаешь? Чародей смотрит на протягиваемое кольцо и кивает, не видя смысла отказываться от дополнительной защиты Герона. Стоило кольцу оказаться на пальце, как по телу проходит золотая волна, что согревает тело и дарует силы. — Так и должно быть? — Спрашивает гравмейстер. — На самом деле еще никто не получал такого отклика от реликвии Герона. — Отвечает преподобный Оффек. — Думаю, бог солнца видит в тебе твердое стремление положить конец тирании вампиров и нежити. — У меня получилось отправить весть. — Вдруг говорит мэтр Филипп, до этого занимавшийся магическими манипуляциями со свитком передачи посланий и магическим кристаллом. Такой метод удобен для дальней связи, но требует подобной подготовки и на стороне приема сообщений. — Они отправят корабль незамедлительно. — Продолжает маг-пилигримант. — А мы не можем пересечь море на летающем судне? — Спрашивает Аддлер. — Нет, пока что я не смогу использовать «поющий» меч. Он достиг предела звучания. — Отвечает Лоренс. — Что такое предел звучания? — Колебания музыки вселенной преобразуются в энергию. Есть определенная точка, когда структура меча начнет разрушаться, если не прекратить исполнение. Придется подождать хотя бы дней пять, чтобы утихли последние колебания. Я стараюсь редко заставлять меч «петь» так долго. — Есть еще одно важное донесение! — Продолжает мэтр Филипп. — Восточную часть Манарии атаковали! — Кто именно? Вампиры? — Элизабет тут же выходит из сонного состояния. — Нет. И не нежить. Угроза пока не распознана. — Что за бардак? — Ворчит магистр Венселль. — Кто еще кроме вампиров и нежити может напасть на нас? Вряд ли это другие страны Манарийского Альянса, им невыгодно нападать на страну, которой благоволит Герон. — Придется ждать дополнительных вестей. Похоже, решение вернуться мы приняли своевременно. — Произносит Элизабет. — А пока мы будет дожидаться транспорт, прошу всех хорошо отдохнуть. Сейчас я окружу дом магическими чарами, а мэтр Патрик разобьет всех на пары для поочередного дежурства. Магистр Венселль вместе с Караданом отправится в Вансольт, чтобы забрать припасы, что мы оставили там на всякий случай. Магистр, с вами отправить еще кого-нибудь? — Нет, я лучше проветрюсь один, а голем утащит всё за раз. — Мастер-лучник встает на ноги и направляется к выходу, где за дверьми сидит в сугробе голем, безучастный к любым событиям.Глава 30
Вибрирующий звук сопровождает прощание морского чудовища, что тянул с собой каравеллу «Мрачная Аннализа». Теперь зима присутствует абсолютно во всех частях света, а не только в Северных землях, где обычно снег и холод отступали всего на пару месяцев в году. Бухта, к которой можно было пристать раньше, замерзла, так что команде пришлось искать другое место для стоянки. Сейчас судно находится на западной оконечности Поста Вейрлока, что является одним из семи государств Восточных земель и занимает один из шести островов. Когда-то давно Восточные земли тоже были представлены материком, но после некой катастрофы единый континент буквально раскололся от центра, образовав Внутреннее и Внешнее Кольцо островов. На Внутреннем почти никто не живет, встретить цивилизацию можно лишь на Внешнем Кольце. И где-то здесь находится одна из целей на устранение, а именно великий грандмастер Рихэб. Рим смотрит на темные берега и сумрачное небо без особого энтузиазма, а вот стоящий рядом Белт Гуронн что-то напевает под нос, будто выбрался на приятную прогулку. Он, конечно, старший вампир и очень старый, но бой с Рихэбом явно будет не из простых. Особенно с учетом того, что грандмастер уже в курсе охоты на себя. Именно поэтому им нужен будет Кастул, что сойдется с противником в ближнем бою. — А почему нам нужно убить именно его, а не Микилинтурин? — Спрашивает вампирица. — Вообще, стоит избавиться от них обоих. Вот только Микилинтурин скрывалась, так что сначала было решено наведаться к Рихэбу. Эти двое вполне могут помешать нашим планам, если окажутся в нужное время в нужном месте. — Отвечает Белт. — А что мешает Рихэбу тоже спрятаться? — Так он и спрятался, но среди его учеников есть наш агент. А вот Микилинтурин потеряла Школу и всех воспитанников. — А кто из них сильнее? — О, я не знаю. Оба грандмастера развивают уникальные Стили, как я слышал. Микилинтурин, например, использует Разрядовое Поле, если верно помню. — Кстати, да. Слышала что-то такое в Оружейной Часовне. — И если говорить о Часовне Манарии, то и там есть способные люди. Целых четыре магистра, некоторые из которых вполне могут быть на ступени грандмастера, если бы Часовня изменила традиции. В таком вопросе трудно определить, кто из них магистров и грандмастеров сильнее или слабее. — Ну, нашему Кастулу они ведь не враги после прочтения того свитка? — Как знать. Кастул слишком печется о своих бредовых идеях, а вот Урхаб… Он вполне может справиться с любым. Но! Если на него нападут сразу двое… Шанс поражения очень сильно повышается. Ведь ты знаешь, что божественные свитки не являются абсолютным оружием. Они скорее дают откровение, но если у тебя нет сил и навыков, чтобы его использовать, то хоть зачитайся всеми свитками мира, а сильнее не станешь. Я считаю, что именно поэтому свиток не может прочесть кто угодно. — Ну, логично. — Но под этим есть еще один секретный слой. Мы не знаем, кто именно создал свитки, но знаем, что знания на них были изобретены не богами, а такими же людьми, что достигли непредставимых высот собственным трудом. — И что ты хочешь этим сказать? — Если тот безымянный воин достиг описанных знаний без свитка, то это сможет повторить другой мастер боевых искусств. То есть сейчас те же Рихэб и Микилинтурин могут быть обладателями невероятных сил, которые позже тоже могут оказаться записанными на каком-то новом божественном свитке. — То есть усвоение свитка само себе не гарантирует победу над тем, кто его не читал, ведь достичь подобного можно и без него? — Подытоживает Рим, а Белт щелкает пальцами с одновременным кивком. Команда корабля спрыгивает на заледеневший берег. Впереди открываются заснеженные скалы, на которых белый цвет постоянно перемежается с черными пятнами, где камень проглядывает через снежный покров. Вместе с Рим и Белтом отправятся три вампира. Больше не потребуется, если всё пройдет по плану, хотя Рим бы предпочла взять как можно больше воинов. Однако сейчас командует Белт, и он вполне уверен в успехе и малым отрядом. — А как мы будем побеждать Рихэба даже с помощью Кастула? Легион и Сареф ведь чем-то сильно заняты и опять пропадают хрен пойми где. — Вампирша продолжает доставать старшего вампира. — Чем вы вообще занимались, когда Сареф ушел тогда из башни? — Секрет. А что касается боя с Рихэбом… Ну, ничего экстраординарного. Я не Сареф, чтобы выдумывать многоступенчатые планы, так что просто приходим и нападаем. — Вот так просто? — Вот так просто. — Так он же будет вместе с учениками! — Вот ты ими и займешься на пару с Хунгом. А мы с Кастулом прикончим Рихэба. — Я его никогда в жизни не видела, но по-моему ты слишком оптимистичен. — Я и без твоих ценных комментариев знаю, что поражение более вероятно. Но опять же посмотри с другой стороны: Легион обозначил задачу, и мы должны её выполнить именно теми ресурсами, которые у нас есть. «Мы обречены на битву против всего мира, но на нашей стороне неизбежная судьба». — Где-то я это уже слышала. — Это почти что лозунг вампиров во время второй Темной Эры. — Давно хотела спросить, ты многое знаешь о той Эре? — Лучше. Я в ней участвовал. Как и Фриг Ройт. Вампирица с удивлением смотрит на вампира, теперь может прикинуть настоящий возраст вампира. — И как ты смог столько прожить? Не став при этом высшим вампиром. — В спячке, разумеется. Большую часть времени я провел в беспробудном сне, иначе столько бы не протянул. А стать высшим для нечистокровного вампира… Почти невозможно традиционными путями. — А те другие старшие вампиры? — Насколько мне известно, им не больше ста пятидесяти лет. Их нашел и воспитал Мастер, что стал ближайшим помощником Легиона в недавнем прошлом. Не удивлюсь, если именно Мастер должен быть стать наставником для нового исполнителя Темной Эры, но нить истории закрутилась иначе… Ладно, хватит болтать о посторонних вещах. Все готовы? Команда покушения дружно кивает, так что через секунду все бегут на огромной скорости, не обращая внимания на крутой склон и скользкие камни. Вампиры легко перепрыгивают через препятствия, всё быстрее и быстрее поднимаюсь на верхнюю точку прибрежных скал, чтобы увидеть заснеженный лес запада Поста Вейрлока. До убежища Рихэба по предварительной оценке бежать примерно два дня, если цель не изменит местоположение. Пост Вейрлока раньше был королевством с густыми лесами и обширными равнинами, где паслись стада домашних животных. Однако страна явно не вступила в Манарийский Альянс, раз Герон больше не одаривает землю силой. Под ногами скрипит снег, а также падает с веток, но природа только кажется вымершей. В какой-то момент по пригорку проскакал заяц, а вдалеке раздается волчий вой. Дикая природа даже в таких условиях не сдается, но долго все равно не протянет, так как если к резкому похолоданию кто-то приспособиться может, то отсутствие весны, таяния снега и роста травы приведет к полному исчезновению травоядных, а это потянет за собой исчезновение хищников. — А правда, что в Посте Вейрлока когда-то варили лучшее пиво в мире? — Спрашивает Хунг, изнывая от скуки. — Ты путаешь с Постом Аланги, что находится на соседнем острове. — Говорит Кейлт, один чародеев команды каравеллы наравне с Йосом. Многие бы удивились тому, что они являются братьями и вместе стали вампирами, но эту историю предпочитают никому не рассказывать. Вместе стали вампирами, оба изучали магическую науку. Однако, если Йос концентрировался на некромантии, то Кейлт стал мастером магии крови. Они даже оба любят носить металлические зачарованные маски, но точно видно, что Кейлт в отличии от брата отрастил большую бороду и гриву русых волос, что сейчас развеваются по ветру. — Тихо! — Приказывает Белт и останавливается. Команда замирает без движения посреди холодного леса. К сожалению, по снегу не очень получается бежать бесшумно, так что их кто-то мог услышать. Секунды проносятся мимо в гробовой тишине, даже ветер не колышет ветки деревьев. Рим сначала ничего не слышит, но потом доносится чей-то топот, будто великан бежит навстречу. Потом добавляется шум опрокидывающегося дерева, что указывает на большую силу приближающегося создания. Вампир Гамрод, что является последним членом команды покушения, достает из-за спины большую дубину из зачарованного дерева. Хунг обнажает меч, а Рим стискивает рукоять хлыста. Однако Белт медлит с приказом, а после и вовсе заставляет рассыпаться. Пять быстрых теней прыгают в разные стороны и прячутся за деревьями, сугробами и камнями. К месту, где только что были вампиры, выбегает большое существо, состоящее полностью из глины. Только сейчас Хунг вспомнил, что Пост Вейрлока славится не пивом, а искусством мастеров глиняного дела, что могут творить не только небьющиеся сосуды, но и големов. Появление голема указывает, что Пост Вейрлока еще не превратился в безлюдную зимнюю пустошь, так как магическим созданиями нужен тот, кто будет отдавать приказы. Голем не имеет глаз, но магические чувства порой намного более совершенны, так что аура вампиров не остается незамеченной. Однако голем явно не может решить, к кому двигаться в первую очередь, поэтому тратит драгоценные секунды, давая время вампирам нанести удар. Из кустов вылетает алое копье, что мелко подрагивает в быстрых потоках магической энергии. Магия крови может создать очень прочное оружие, а если бросить с физической силой вампира, то можно отправить на тот свет почти любого противника. Жаль только, големы не живые создания, поэтому пронзание насквозь им не страшно. Поэтому Кейлт сразу заставляет застывшую кровь взорваться брызгами, что начинают захватывать двигательные сочленения. Теперь голем выбрал цель, поэтому со всей доступной скоростью ковыляет в сторону Кейлта, но тем самым открывает спину для Белта Гуронна, что вылетает из тени ногами вперед и врезается в громоздкого противника. От силы удара голем падает на землю, а одну из рук уже отрубает меч Хунга в переливах алой энергии. Это довольно простой противник для пяти вампиров, но до слуха доносится топот еще как минимум десяти глиняных монстров. У Рим возникает неприятное чувство, что их здесь ждали, хотя обычно засады — прерогатива как раз вампиров.Глава 31
Рим в раздражении пинает куски глины, что наконец перестали двигаться. Десять големов стали куда большей проблемой, чем один, но даже так ни один не сумел ударить по цели. Слишком большие, слишком медлительные, слишком тупые. Их хозяин явно рядом не находился, иначе бы распорядился солдатами умнее. Белт Гуронн сверяется с картой, чтобы поискать иной маршрут, но выходит так, что придется двигаться к прежней точке. — Там нас наверняка будут ждать. — Предполагает Хунг. — Как пить дать. — Ворчит Рим. — Они не могли нас так быстро выследить. Либо среди нас есть предатели, либо недооценили местных. Я уже не удивлюсь, если впереди нас будет ждать сам Рихэб с учениками, големами и другими выжившими. Мы же так даже Кастула призвать не успеем. Белт, что думаешь? — Такое возможно. — Старший вампир сворачивает карту и достает свиток посланий. — Почему-то наш агент среди учеников не отвечает уже давно. Как я и предполагал, его скорее всего вычислили и устранили. Или запытали, а потом устранили. — То есть именно он мог нас выдать? — Думаю, что так. Впереди скорее всего засада, но мы не можем отступить. Рихэб должен быть убит. Мы вызовем Кастула прямо сейчас. Рим с Хунгом и Гамродом пришлось смотреть, как Белт с Кейлтом возятся над созданием большой магической фигуры. Если бы Легион не упорхнул по своим делам, то мог бы просто телепортировать сюда грандмастера. Однако, по-прежнему предпочитает действовать в тени. Возможно, просто не хочет лишний раз светиться перед Хейденом и Героном, которые не упустят случая разобраться с врагом. Сама по себе телепортация живых существ на такие расстояния невероятно сложна. В мире вряд ли есть люди, которые могут подобное провернуть без состояния развязанного пупка, но Легион еще пятьсот лет назад приготовился к необходимости быстрой переброски единичных сил без его участия, поэтому выкрал из сокровищницы давно исчезнувшего государства особый артефакт, что сделал однажды маг-локусрегенд. Артефакт висит в воздухе и выглядит немного странно: два молоточка синхронно бьют по металлическому бруску. Звон разносится во все стороны, а также вызывает неприятные вибрации в теле вампирицы, а потом начинает стучать еще быстрее и быстрее, пока очередной удар не вызывает вспышку света и звон в ушах. Посреди магической фигуры стоит Кастул с мечом в руках и крепко перевязанным боком. Грандмастер обводит взглядом всех присутствующих в немом вопросе: «А куда сражаться?». Белт убирает артефакт в заплечный мешок и спрашивает, что случилось с Микилинтурин. — Ничего. — Бурчит Кастул. — Тот вампир сказал, что нельзя тратить силы на нее, так как нужно будет потом драться с Рихэбом. А рана… Это просто сломано ребро, ничего страшного. — Йос всё правильно сказал. Микилинтурин займемся позже. Давай-ка я займусь переломом. — Подходит Кейлт и прикладывает ладонь к боку мечника. Острые иглы крови входят в плоть и обволакивают место перелома в виде крепчайшей шины. — Так и где этот Рихэб? — Грандмастер даже не поморщился во время всех манипуляций. — Скорее всего впереди. Ты готов к бою? Он может оказаться не слабее Микилинтурин. — Я справлюсь. — И скорее всего нам потребуется именно Урхаб… — Буй вам! — Яростно отвечает Кастул. — У меня плохое настроение из-за того, что не завершил прошлый бой. Я сам займусь Рихэбом, а там посмотрим. Белт спорить не стал, да и не смог бы ничего сделать. Кастул послушает только Легиона и, возможно, Сарефа. Отряд выдвигается и скоро достигает границы леса. Впереди огромная равнина, где раньше были поля пшеницы илизеленой травы, но сейчас лежит снег. Все смотрят на равнину, на которой стоит вооруженная группа. Издалека нельзя точно понять, кто это, но наверняка это Рихэб с учениками. Легион допускал мысль о том, что Рихэб может сам выйти к преследователям, так как бегать и прятаться не любит. — Итак, похоже, добыча сама пришла к нам. — Рим кровожадно улыбается, пересчитывая противников. Их оказывается всего десять. Вот только снежные холмы рядом явно сидящие големы. Вероятно, вампиров тут уже давно ждут. — Десять человек и примерно тридцать големов. С одной стороны довольно много на нас, с другой же… — Начинает Хунг. — Как мелко, да. — Заканчивает Кейлт. — Могли бы для нас собрать мини-армию. — Потом жаловаться будете. — Прекращает обсуждение Рим. — Белт, так какой у нас план? — План? Мои планы были основаны на том, что бой пройдет по нашим условиям. И как видишь, нам навязали другие. Просто идем и убиваем их. Кастул, твой противник уроженец Поста Эллима. По описаниям у него темная кожа и нет волос на голове. — Разберусь. — Воин вынимает меч и резко ударяет им перед собой. Равнина резко приходит в движение после того, как волна внутренней энергии поднимает весь лежащий снег в воздух. Следом уже по вампирам бьет поток воздуха, поднимая пургу. Нетрудно догадаться, что два грандмастера просто подготавливают поле боя, очищая от снега, в котором проваливаются ноги. Снег еще продолжает кружиться в воздухе, а Кастула рядом уже нет. — В бой! — Выкрикивает Белт, и вампиры срываются с места, но бегут не напрямую, а огибают Кастула с двух сторон. Противостояние в снежной завесе начинается. Кастул с необычайно для себя серьезным видом бежит вперед, потом резко останавливается и взмахивает мечом снизу вверх. Моментально перед воином вырастает стена абсолютного мрака из-за разрезанного пространства. Захлопнувшаяся брешь лишь сильнее поднимает хаос летучего снега, которому не позволяют вновь осесть на земле. Слева возникает чья-то фигура с занесенной ногой, но удар не достигает цели, Кастул успевает отпрыгнуть. Однако мастер-мечник ушел лишь с линии удара ноги, но вот выпущенная внутренняя энергия в виде штормового ветра с гулким ударом подхватывает тело грандмастера и отправляет в долгий полет. В полете мечник успевает перевернуться, чтобы приземлиться на ноги, но этого не получается из-за того, что очередной ветрянной поток подхватывает ноги с другой стороны и переворачивает тело. Удар о землю оказался бы чувствительным, если не броня из энергии Духа. Кастул моментально взлетает на ноги, вспоминая рассказы бога-отца о Рихэбе. Как Борек и Микилинтурин, великий грандмастер Восточных земель — последователь рукопашного Стиля, что в переводе на языки Южных и Срединных земель звучит как Мельница Сотни Лопастей. Про себя это дурацкое название Кастул называет просто Мельницей. Опять же, как и другие грандмастера, Рихэб обучает очень древнему боевому Стилю, который существовал до изобретения сотен вариаций Оружейного. Почти все древние мастера в качестве основы для своих Стилей брали природные явления. Школа Белого Пламени вобрала в себя огненную стихию: напор, жар и взрывную силу. Первопроходцы Разрядного Поля явно наблюдали за молниями и пытались достичь подобной скорости и неимоверной мощи в каждом касании. А вот Мельница явно вбирает в себя ураганы, ветра и вихри, что часто бывали на древнем континенте. Вполне очевидно, что Рихэб испускает во все стороны внутреннюю энергию, чтобы закрутить ветра в окружающем пространстве. Он не сможет вкладывать огромный разряд энергии в каждый удар, но в отличии от Микилинтурин и Борека, грандмастер Рихэб может наносить удары, что пройдутся по площади, измеряемой квадратными километрами. Именно поэтому Кастул, что может разрезать само пространство, является для Рихэба сложным противником. С гномьего клинка срываются черные ленты, как видимый след, где исчезает понятие пространства. Противник уже закрутил вокруг равнины гигантский циклон, который может обрушиться с неимоверной силой, но Кастул постоянно приводит стройные потоки в хаотичное движение, не давая набрать такую скорость, что всё вокруг начнет подниматься в воздух. Рихэб постоянно держит большую дистанцию, но мастер-мечник все равно догоняет после почти минуты получения штормовых ударов. Кастул не знает, где остальная команда Рихэба и вампиры Белта, сейчас все мысли занимает лишь конкретный противник, что не согласился играть роль добычи и сам вышел к волкам. Кастул, наконец, получает возможность увидеть лицо противника. Враг выглядит именно так, как описал Белт. Черная кожа с налетом некой бледности, вероятно, из-за холода. Лысая голова с четко очерченными линиями не совсем ровного черепа. Жесткий, недружелюбный взгляд, острые скулы и атлетичное телосложение под теплой одеждой. Сейчас внимание мечника просто последовательно фиксирует разные элементы, которые после соединяются в единую картину. Прежнее раздражение уходит, так как вновь по телу разливается удовольствие от вооруженного столкновения с очень умелым соперником. Именно победа над ним повысит воинскую славу по мнению Кастула. По подсказке Урхаба грандмастер не тратит время на испытывание противника, что уже показал себя. Сейчас меч летит лишь с целью мгновенного убийства. Взрыв рождается в момент столкновения меча и руки, а Кастул даже при задействовании всей силы не может удержать клинок в нужном положении. Рихэб действует, как Микилинтирун, которая постоянно норовила увести меч в безопасную для себя сторону. Но если последовательница Разрядного Поля задавала огромный импульс одним лишь касанием, то Рихэб начинает крутить Мельницу длинными руками с большими ладонями. Вместо того, чтобы бороться в потоком ветра, Кастул на секунду отдается ему и закручивается вокруг оси, разрезая пространство вокруг себя. Черные стены подобно спирали расходятся вокруг грандмастера, а потом схлопываются, превращая равнину в олицетворение живого хаоса. Сейчас снег просто не имеет возможности лечь на землю из-за урагана Рихэба, а когда схлопываются беспространственные участки, то сила притяжения создает ад беспорядочного разрушения, раскалывания, разрыва. Кастулу сейчас все равно, попадет ли кто-то из вампиров под атаку. Самое важное, чтобы под нее угодил Рихэб, но тот тоже успел подпрыгнуть высоко воздух, как и сам мечник. Сейчас без опоры под ногами Кастул находится в уязвимом положении, чем не преминул воспользоваться враг. Воздушный таран на огромной скорости врезается в тело и швыряет о землю, одновременно оставив глубокую воронку. После такого прямого попадания Кастул мог бы получить серьезные травмы, если бы не успел разрубить воздушный поток на четыре части. В мыслях вновь стучится Урхаб, что просит передать контроль. Сначала Кастул хотел отказать, но вид резко появившегося Рихэба заставляет изменить мнение. Противник обожает размашистые движения, во время которых почти невозможно приблизиться из-за титанического напора воздушных масс. И прямо сейчас Рихэб готовится нанести еще более чудовищный удар почти в упор, но ему в глаза смотрит уже не Кастул, а Урхаб.Глава 32
Хлыст оставляет в поднявшейся пурге кровавый след: кончик прошелся по горлу одного из учеников. «Первый», — радуется Рим. Когда начался бой, вампирица с Хунгом пошла по левой стороне равнины, где столкнулась с несколькими учениками и големами. Сражаться в круговерти снега и постоянных порывов ветра довольно трудно для любого человека, но вампиры без труда реагируют на атаки и сами переходят в наступление. Хунг в трех шагах ныряет под руку голема и разносит правую ногу. Волшебное создание из ожившей глины тут же теряет равновесие и падает на землю. Тут на них бросаются сразу трое учеников великого грандмастера. Очевидно, что с собой Рихэб взял только тех, кто получил статус мастера. Сейчас другая девушка приближается к Рим, но наносит удар рукой, не доходя четырех шагов. В обычной ситуации это было бы смешно, но сейчас внутренняя энергия пронизывает окружающий воздух и заставляет воздушные потоки увеличить скорость и давление. Невидимый удар можно разглядеть только по бросающимся врассыпную снежинкам. Рим отшвыривает с большой силой, но телу вампира подобный удар не наносит серьезных повреждений. В центре огромного поля происходит что-то невообразимое, так что Хунг жестом приглашает отойти к границам места сражения, чтобы случайно не попасть под удар Кастула или Рихэба. Рим плюется и соглашается увести противников за собой. Примерно так же поступит Кейлт с Гамродом на другой стороне. Два вампира бегут влево, а последователи Рихэба не думают отставать. «Да, давайте за мной», — скалится про себя Рим. Одно непонятно: куда исчез Белт Гуронн? Вампирша не знает, каким образом он предпочитает вести сражения, является ли он магом или воином. Или совмещает разные тактики, как Сареф. Видимость сейчас настолько плохая, что дальше пяти шагов ничего не видно. Именно поэтому Рим чуть не попалась под коварный удар, когда один из противников сумел обогнать бегущих вампиров и выскочить перед лицом. Чтобы уйти от удара, Рим приходится перевернуться в воздухе, благо на ловкость жаловаться не приходится. Однако это дает противнику время для смены стойки и переход в режим нанесения сумасшедшего шквала ударов. Вампирша получает несколько болезненных ударов, несмотря на защиту собственной внутренней энергии. Хунг за спиной раскручивает двуручник, отгоняя двух других противников. В меньшинстве сражаться с мастерами довольно трудно, а ведь скоро подтянутся громоздкие големы, хотя они больше мешают друг другу, чем помогают. Рим разрывает дистанцию, чтобы вновь задействовать хлыст из хвоста Цербера-Химеры, но противник не думает давать такую поблажку, поэтому продолжает наседать и наносить разрушительные удары, от которых воздух с хлопками расходится во все стороны. Было бы трудно, если из земли не выросла бы зубастая пасть, что проглотила незадачливого противника, одна лишь откушенная рука описала кровавую линию в холодном воздухе. Вампирица хлопает глазами на такое представление, а понимает, что это Белт решил таким образом поучаствовать в сражении. Рим не знает название чудовища, но это наверняка еще один реликт времен второй Темной Эры. «И откуда он их достает?». Девушка разворачивается, чтобы помочь Хунгу, и взмахивает хлыстом. Предмет обвивается вокруг туловища вампира, и рука с силой дергает товарища из окружения двух мастеров. От таких фокусов Хунг крякнул, но быстро понял, что задумала напарница, прыгнувшая наперез преследующим противникам, которые еще не заметили пропажу третьего ученика Рихэба. Рим безо всякой грации старается запинать противников вампирской силой, а потом уже Хунг дергает хлыст на себя, помогая разорвать дистанцию. Сейчас вампиры стоят вместе против оппонентов, которые исчезают в зубастой пасти под улюлюканье Рим. По мнению вампирши Белт все-таки не зря носит статус старшего вампира. К несчастью, погиб только один противник, та ученица Рихэба успела среагировать на неожиданную атаку. — Юхуу! — Рим разматывает хлыст для нового удара и приступает к истязанию противницы. Бывший хвост чудовища, пропитанный внутренней энергией и направляемый вампирской рукой, может наносить чудовищные раны и с легкостью отсекать конечности даже сквозь броню. Именно поэтому враг пытается сблизиться для ближнего боя, но в одиночку провернуть это не сможет. А ведь еще нужно следить за землей, откуда вновь может появиться зубастая пасть. В Оружейной Часовне вампирша слышала слухи о том, что Клаус Видар и Аддлер Венселль могут с помощью техник держать во внимании абсолютно всё пространство вокруг, у этих магистров не существует слепых зон. Но вот последователи Рихэба так явно не умеют, когда дело доходит до слежки за областью, где ветра не существует. Хунг оставляет противника на Рим, решив заняться добежавшими големами. Шаг за шагом Рим теснит девушку, а потом происходит что-то неожиданное. Исполинская воздушная волна накрывает собой всё вокруг, опрокидывая и Рим, и противницу. Хунг тоже распластался по земле вместе с неуклюжими големами. «Похоже, Рихэб там распоясался не на шутку», — вампирица быстро вскакивает на ноги и видит, как в сотне шагов вздымается черная стена высотой как минимум в двадцать взрослых человек. По земле проходит судорога. — Хунг! Бежим! — Рим шестым чувством понимает, что сейчас произойдет, поэтому сверкает пятками по направлению к лесу, а за спиной пыхтит напарник. Ученица Рихэба бросается следом, не понимая, что именно такое возникло. Черная стена бесшумно исчезает, а потом Рим тащит обратно, будто кто-то накинул стальные веревки. И кажется, что эти веревки тянет с десяток титанов, поэтому сопротивляться силе притяжения невозможно. Все остальные рядом находятся в том же состоянии. Матерясь, Рим находится в состоянии свободного полета к центру равнины, по которой расползаются извивы земных трещин. Столкнувшиеся земные пласты больше не встают тихонько на место, а врезаются друг в друга, будто две армии сошлись на поле боя. Землетрясение распространяется куда дальше равнины, вызывает провалы и большие перепады высот. Вампирша врезается в холм изломанной земли, что теперь возник по центру равнины. Рядом скатывается Хунг с проклятиями в сторону всех подряд, а Рим уже ищет взглядом любых противников. Та девушка куда-то исчезла, вероятно, унесло немного в другую сторону, а вот над головой слышны звуки боя в череде барабанных хлопков и визга скоростных потоков воздуха, которыми можно резать камни даже без использования магии. Нетрудно догадаться, что это Кастул танцует с Рихэбом на неустойчивых и постоянной осыпающихся камнях. В этом танце тоже есть что-то завораживающее, ведь противники не стоят на месте, а постоянно кружатся друг вокруг друга с почти танцевальным ритмом. Кастул, а может уже Урхаб, рисует клинком причудливые узоры. Кажется, что рука с оружием то и дело разделяется на две или три конечности, что одновременно бьют из разных позиций. Это наверняка прием Резни, а значит, мастер-мечник может ускориться до такой степени, чтобы нанести двенадцать одновременных ударов. Однако Рихэб не думает отступать только потому, что безоружен. Вокруг тела грандмастера вращаются огромные объемы ветра, что помогают отклонять смертельные удары противника и ускорять свои движения. Кажется, что уроженец Восточных земель играется с воздухом, изображая руками мельницу, лопасти которой становится источником новых разнонаправленных вихрей, силы которых хватает для разбивания скал. Вот только Кастул постоянно рассекает вихри, приводя воздушные массы в хаос, который уже не несет в себе нужную смертоносность. В поле зрения снова попадает девушка, но уже в сопровождении новой соперницы с цепью в руках. Рим привлекает внимание Хунга, а после по склону съезжают Кейлт с Гамродом. — Вы уже закончили на своей стороне? — Спрашивает Хунг. — С помощью Белта, да. — Говорит маг крови. — Он сказал помочь вам здесь, так как теперь понятно, почему Рихэб решил не прятаться. — И почему же? Не томи. — Бросает Рим. — Видишь ту? — Вампир указывает на женщину с цепью. — Это одна из магистров Оружейной Часовни, Марта Рапон. Рим всматривается в незнакомку с каре из русых волос и плотно облегающим кожаным доспехом с коричневым плащом за спиной. Марта Рапон спокойно смотрит на спрыгивающих к подножию холма вампиров. По нагруднику и набедренной юбке проходит странный узор, что несет какую-то эстетическую ценность, вряд ли магию. На бледном лице магистра хорошо выделяются алые губы и карие глаза без намека на кровожадность или ненависть. Цепь в её руках позвякивает в такт шагам. В памяти вампирши всплывают слухи о Марте. Часто говорили о том, что она — заядлая путешественница, что обошла почти весь мир и совершила паломничество во многие Школы. Это объясняет её нахождение здесь и знакомство с Рихэбом, который наверняка попросил подстраховать. И раз она находится на одном уровне с магистрами Онгельсом, Венселлем и Видаром, то легко не будет. Серебристый грузик покачивается на цепи, а потом начинает раскручиваться сильной рукой. Многие знают, что Марта Рапон использует модифицированный кистень со слишком длинной цепью. Обычный воин просто не смог бы эффективно управлять таким длинным оружием, все-таки кистень требует иной работы, нежели боевой хлыст. Но Марта сумела изобрести собственный Стиль по работе с неудобным оружием. Ученица Рихэба отступает, чтобы не мешать, а вампиры расходятся в стороны, чтобы всех нельзя было задеть одним ударом. Рим нагло показывает Гамроду на девушку за Мартой, а потом пригибается к земле, когда над головой пролетает грузик и врезается в холм, поднимая кучу земли и оставляя после себя большую яму. «Если попадет, мне кранты», — размышляет Рим, не понимая, почему оружие такое длинное. Марта начинает закручивать оружие вокруг себя, словно давая представление на городском празднике. Тогда бы Рим с интересом на такое посмотрела, но сейчас всё внимание сосредоточено на цепи, что каким-то образом управляет собственной длиной. — Магическое оружие. — Подсказывает Кейлт, отправляя в полет стрелу из крови, что отбивается магистром. — Сама догадалась. — Бормочет вампирша, смотря на круговерть звеньев, через которые просто так не пробраться. — Хунг, приготовься! — Всегда готов! Рим резко ускоряется и взмахивает хлыстом, ловя в прочный узел пролетавший неподалеку грузик, и резко тянет на себя. После кричит об атаке, и Хунг устремляется в ближний бой с мечом, исторгающим водопады внутренней энергии. Но магистр нисколько не смутился, рисуя рукоятью кистеня узоры таким образом, чтобы волны пробежали по стремительно укорачивающейся цепи, что приняла форму падающей удавки. Рим не сразу сообразила, что происходит, а после на шею Хунга падает петля, что натягивается сразу с двух сторон: Марта с одной стороны тянет за рукоять, а Рим с другой за грузик. По цепи пробегает мощный заряд внутренней энергии, что отсекает голову вампира, стоило петле затянуться. Рим провожает взглядом падающее тело товарища, в убийстве которого невольно помогла. А Марта резко взмахивает рукой, цепь закручивается и высвобождается из захвата хлыста, разбрызгивая вокруг капли вампирской крови. — СУКА! — Рим орет как сумасшедшая, чувствуя подступающую ненависть, направленную на противницу, что безучастно пожимает плечами, мол, «а что ты хотела, нападая на магистра Оружейной Часовни?». Вампирица уже не слышит призыва Кейлта держать себя в руках.Глава 33
Рим бежит вперед, готовясь растерзать магистра Оружейной Часовни. Сейчас не думает ни о чем другом, кроме как выбить кистень из руки и вонзить клыки в шею врага. Марта Рапон ленивыми движениями кисти вращает рукоять, а вновь удлинившаяся цепь вращается вокруг с дикой скоростью. Но не настолько быстро, чтобы это могло остановить Рим. Тело девушки делает два приставных шага с полуоборотом, чтобы проскочить между ударами. Примерно так же сделал однажды Сареф во время спарринга в округе Шестиречья. Рим долго втайне пыталась повторить то движение, но так и не решилась попросить обучить. Но сейчас оно получается с первого раза, будто вампирша делала так всю жизнь. Вероятно, проблема была вовсе не в технике и движениях, но Рим сейчас об этом не думает. За резким взмахом раздается щелчок, а кончик хлыста должен рассечь лицо врага, но Марта уходит в сторону. Сражение двух противников с подобным оружием почти во всех случаях будет очень странным, но на стороне Рим есть еще два союзника. Гамрод пока наседает на ученицу Рихэба, а вот Кейлт отправляет новую стрелу из крови таким образом, чтобы заставить магистра отскочить в сторону, где уже будет лететь следующий удар Рим. Однако и сейчас Марта Рапон сумела выйти из опасного положения буквально одним движением. Но это движение было наполнено таким королевским величием и степенностью, что в груди Рим вновь взрывается облако гнева. «Да она смеется над нами!». В этот момент в спину врезается грузик, что заставляет вампиршу лететь спиной вперед. Сначала дикая боль, потом онемение, а потом снова боль: примерно так чувствует Рим, пока катится кубарем под землей. Грузик на конце цепи ударил в слепую зону и можно лишь поблагодарить удачу, что удар пришелся не по позвоночнику или голове. — Проклятье! — Кейлт видит, что напарница попала под удар, поэтому решает наконец использовать собственную кровь. Обычно маги крови не задействуют свою кровь, так как она слишком ценная для организма, предпочитая заготовленную или взятую в бою у врага. На поясе вампира есть небольшая металлическая бутыль с магической фигурой на дне. Предмет зачарован таким образом, что может вместить в себя любые объемы жидкости в безразмерном пространстве внутри емкости. К тому же она там не портится и всегда приходит на зов. Именно её вампир использует в магии, но она содержит не так уж много магической энергии в отличии от крови, что бежит по сосудам Кейлта. Циркулирующий поток крови вдруг принимает форму лезвия, что пропарывает сосуды и кожу и выходит на холодный воздух из кисти. Кровь принимает форму стилета и буквально светится от заключенной магической энергии. В этом случае магия крови — палка о двух концах: если хочешь больше силы и возможностей, то придется взять из тела больше крови. Но чем больше забираешь крови, тем сильнее наносишь себе вред. Если бы Кейлт не рассчитывал строго объемы, то мог бы упасть без сознания. По стилету пробегают извивы магических рисунков, а после оружие взлетает над правым плечом. Вся подготовка не заняла и двух секунд, но Марта продолжает раскручивать цепь, что гуляет в радиусе шести метров подобно живой змее. Опасен не только грузик на конце, но и сама цепь, смерть Хунга тому подтверждение. Но Кейлт бесстрашно бросается в гущу сражения, хоть является магом. Сейчас важно сохранить численное преимущество. Если их тут одолеют, то Марта отправится на выручку Рихэбу. Рим еще не успела встать на ноги, как Кейлт врывается в зону удара кистеня. Магистр Оружейной Часовни резко дергает рукоять на себя и заставляет оружие укоротиться более чем на половину. Потом рука женщины делает резкий поворот и уже поднимается вверх, заставляя цепь обвивать тело. А пролетавший мимо грузик просто пнула прямо в лицо мага крови. От такого гениального в простоте трюка даже Кейлт на мгновение замешкался, так как ожидал атаки после раскрутки. Ударная часть кистеня вот-вот врежется в лицо вампира, но в полете перехватывает кровавый стилет, он будет защищать хозяина без необходимости мысленного управления. Столкнувшееся оружие со звоном разлетается в разные стороны, но стилету проще остановиться и изменить траекторию движения. Сейчас кончик кровавого оружия устремлен в точку между глаз противника. Но теперь уже цепь возникает перед лицом Марты и отбивает атаку, в то время как грузик полетел по окружности за спину, где заставил отпрыгнуть Рим. Вампирица видит, что нужно помочь Кейлту. Если насесть сразу с двух сторон, то даже такому мастеру боевых искусств придется несладко. Маг крови уже почти сблизился с врагом, а перед собой сотворил большой щит из крови с длинными и острыми шипами. Если врежется, то точно нанесет урон, поэтому Рим раскручивает хлыст, чтобы ударить в то место, куда скорее всего отступит Марта Рапон. Вдруг тело противника резко стреляет вбок, будто зацепилось плащом за пролетавший мимо снаряд баллисты. Рим не видела, чтобы женщина с кистенем готовилась к этому движению, здесь помогло что-то другое. Таким образом магистр уходит от атаки с двух сторон, а вампирша провожает взглядом. И только после этого обращает внимание на то, что конец кистеня вновь удлинился метров на десять, обернулся вокруг валуна и притянул к себе хозяйку. — Стой, нужно вместе! — Выкрикивает Кейлт, видя оскал Рим. Девушка смотрит на напарника и кивает, пытаясь взять чувства под контроль, как это делает Сареф. В голове тут же возникает мысль сожаления о том, что если бы здесь был Сареф, то он бы решил задачку в два счета каким-то хитровывернутым планом. Но юноши здесь нет, он наверняка занят очень важной задачей, от которой зависит будущее. — Короче иди вперед со щитом, я за тобой и буду атаковать. — Распоряжается Рим. Однако вампиры не успевают приступить к реализации плана, как Марта подпрыгивает в воздух, чтобы избежать участи быть проглоченной пастью, что внезапно появилась под ногами. Существо Белта решило подгадать верный момент, но противник оказался начеку. Но при этом подземное существо успело захапать грузик и часть цепи кистеня, поэтому резко уходит на дно, желая утащить магистра Оружейной Часовни за собой или заставить бросить оружие. По фигуре мастера боевых искусств закручиваются вихри внутренней энергии, увеличивая без того огромную силу. Марта с резким выдохом задирает рукоять вверх, а следом вся земля встает на дыбы из-за подземного чудовища, которого заставили выскочить из земли, как пробку из бочки. Выглядит оно как большой червь со множеством ног и огромной пастью. Марта со всей дури бьет захваченным кистенем по другую сторону, из-за чего монстру приходится отпустить оружие, чтобы вновь забуриться под землю. Взгляд воительницы красноречиво говорит о том, что «вампиры якшаются с омерзительными создания». Рим вновь не успевает возобновить атаку, так как по равнине расходится огромная воздушная волна. «Чего на этот раз? Они там с ума сходят», — вампирша видит спускающегося по склону Кастула, что вертит головой из стороны в сторону. Рим не понимает, что случилось и почему мечник вышел из боя. — Где Рихэб? — Грандмастер требует ответ у Рим и Кейлта. Судя по выражению лица это Урхаб, а не Кастул. — Да нам откуда знать?! Это же ты с ним дрался! — Рим глушит в себе желание прибить товарища. — Я не знаю. Он нанес удар, а потом просто исчез в воздухе. — Урхаб не глядя поднимает меч, что сталкивается с грузиком кистеня. — А это кто? — Это тоже враг. Ату её! Она магистр Оружейной Часовни. Однако Урхаб лишь скучающе глянул на воительницу, ему хочется продолжить бой с Рихэбом, поэтому просто взмахнул мечом в сторону неинтересного для себя противника. Участок холма от волны внутренней энергии взрывается, раскидывая осколки на сотни метров. К счастью, Урхаб не разрезал пространство, а просто выпустил энергию. Но Марта Рапон с легкостью ушла от удара, подтянула к себе ученицу Рихэба, что все это время пыталась справиться с Гамродом, и исчезла во вспышке. — Они телепортировались! — Восклицает Кейлт. — Вероятно, Рихэб поступил так же. — Они решили отступить. — Белт возникает из ниоткуда. — Урхаб, отличный бой. Ты смог нанести ему два серьезных удара, а он тебе ни одного такого. — А что толку, если меч из-за его воздушной брони не достиг тела? Он просто заработал пару переломов, хотя я намеревался разрезать его оба раза пополам. — Спокойно рассуждает Урхаб. — Если бы смог ранить мечом, то было бы хорошо. Меч твой все-таки впитал редкий яд. — Так может не будем стоять и тупить, а отправимся следом? — Боевое возбуждение продолжает трясти тело Рим. — Вряд ли они использовали артефакты с дальней телепортацией. — Говорит Кейлт. — Выследить будет нетрудно. — Нет. Я понял, что они хотят сделать. — Качает головой Белт. — Их побег с поля боя был спланирован. Дальше будет ловушка. — Что за ловушка? — Без понятия, но я принадлежу Лайтроллской Линии Крови, поэтому после явления прародителя во плоти стал чувствительнее к его силе. Впереди нас ждет как раз она. Они пытались её скрыть, но не знали, что приду сюда именно я. Разыграли собственное бегство, чтобы мы ринулись следом. Увы и ах, но я хорошо помню урок сражения на Гимкерлоке. — Гимкерлоке? — Да так, печальная история двухтысячелетней давности. Герон решил повторить свой успех в меньшем масштабе. — То есть впереди нас ждет Древний вампир? — Нет, конечно. Он сейчас слишком занят поддержанием жизни в мире. Скорее поделился силой и хитростью. Мы отступим. — Чего? Та сука убила Хунга! Мы должны найти и порвать их всех! — Рим теперь трясет от спокойствия Белта. — Заткнись. Тут я решаю, что делать. Заберите все ценное с тела Хунга, а потом сожгите его. Потом отправимся обратно. Вампирша буквально испускает лучи недовольства, но больше ничего не говорит. Даже Урхаб лишь пожимает плечами, хотя Кастул бы орал как резанный от возмущения. Легион поставил командовать Белта не просто так, и не Рим протестовать против этого решения. Через полчаса девушка с печалью в лице смотрит на тело давнего товарища, что исчезает в магическом пламени. В руке зажат любимый меч Хунга, а мыслях повторяется одно и то же обещание мести той воительнице из Манарии.Глава 34
Воздух медленно выходит из легких, дыхание настолько привычный процесс, что нарушать пустоту мыслей не требуется. Сареф сидит на ледяном полу рядом с полюсом Силы, где умирают любые звуки, а также любые другие колебания вплоть до вибраций мыслей и душ, если такие явления в принципе можно представить в качестве звука. Чтобы овладеть силой Короны Штормов нужно находиться именно здесь, но не доходя до центра аномальной зоны, иначе вообще ничего не случится. Вампир пробует вытаскивать гигантский алый меч из черной башни всего на миллиметр, но уже это опасно бьет по ментальным моделям. Если бы это делалось в любом другом месте, то сила Темпкрова могла бы сразу переполнить лимит душ и свести с ума. Сареф перекрывает канал и встает на ноги. Сидящий неподалеку Легион задумчиво смотрит в потолок, словно больше заняться нечем. Именно об этом спрашивает юноша и получает ответ: — Твой прогресс в овладении силой для меня является самой приоритетной задачей. Без нее мы не справимся. Знаешь ведь, почему? — Потому что во врагах у нас Древний и высший вампир, так что тебя просто не хватит на них обоих. — Именно. Ты должен будешь помочь в этой битве, но только после того, как овладеешь полученной силой в достаточном объеме. Поэтому мы пока не переходим к прямому столкновению. — Есть какие-нибудь новости от остальных? — Громовой отряд появился в Срединных Землях и даже нашел наше убежище. Кастул бы с ними расправился, но вмешалась Микилинтурин. Так что пришлось разойтись в ничью. Фриг и Белт примерно в это время должны быть рядом с целями. А еще в Манарии случился «прорыв». — Прорыв чего или куда? — Путей. Примерно, как сделал Хейден на Фрейяфлейме. Духовные существа решили действовать агрессивно, но не смогли прислать могущественных существ, конечно. — Если они мобилизуют всех жителей Путей, то какова будет эта армия? Миллион солдат? Миллиард? — Где-то между, думаю. Но они не могут отправить вообще всех. Большинство из всех этих миллиардов просто неразумные эссенции, что поддерживают собой Пути. Этакий планктон, от которого нет пользы в бою и который просто нельзя заставить сражаться. Лишь малый процент жителей Путей вообще понимает, какая катастрофа нависла над их мирами. Только древние и разумные особи представляют опасность, со всем остальным даже жители центрального мира смогут сладить. Не без труда, но смогут. — А Могильная Мгла? — Нет информации. — Хейден? — Залег на дно. Скорее всего Герон приказал снова впасть в спячку или продолжать заниматься тем проектом. Его призовут, когда придет черед битвы. Держи. — Высший вампир протягивает чарку, полную крови. Без сомнения это кровь Легиона, очень вкусная и драгоценная в плане силы. Сареф без раздумий выпивает до дна, отдаваясь волнам удовольствия в теле. Следом усталость моментально проходит, можно снова возвращаться к работе. — Кстати, а почему бы Герону просто не бросить важные дела на некоторое время, не выследить нас и не убить, пока мы не стали слишком опасными? — Как всегда зришь в корень. — Щелкает пальцами старичок. — Конечно, он мог бы перестать тратить силы на поддержание жизни и заявиться прямо сюда. Но, ха-ха-ха, ответ лежит в истории второй Темной Эры. Видишь ли, какой прикол, как говорят в твоем родном мире. Даже самый могущественный вампир не смог бы просто так гореть ложным солнцем на протяжении двух тысяч лет. Ему буквально пришлось стать солнцем и день за днем ходить по небосводу, постоянно закрывая собой потухшее светило. Сареф кивает, так как это уже знает. — Так что ему пришлось подумать о том, как это провернуть. И тогда он нашел особый… способ. Но воспользовавшись им, он появился в списке персон нон грата Стража Реальностей. И по-прежнему находится в нем. Сейчас он вынужден изливать силу через людей и артефакты, а если попробует навести шороху прямым нападением на нас, то придет Страж и отвесит ему пинка на Пути. — То есть он стал подобен могущественным духовным существам? Буквально стал сгустком энергии, когда отринул физическую плоть? — Ты правильно догадался. Примерно так всё и произошло. Опять же это проявление его двойственной натуры. Быть одновременно вампиром и духовным существом… Я так не смогу. — А нас такая участь не ждет? — Думаю, что нет. Все-таки духовные существа не призвали бы вампиров, если бы Страж Реальностей обращал на нас внимание. Сареф задумчиво смотрит на стену, где морозные узоры естественным путем образовали причудливые фракталы. «Если так подумать, то на меня Страж реагировал. Но это из-за силы Кадуцея и других существ. Если я когда-нибудь решу ими воспользоваться на полную катушку, то моментально потеряю право находиться в центральном мире не в режиме тише воды и ниже травы», — размышляет юноша. — «Хотя, после уничтожения мира это всё потеряет значение». — Отдохнул? Возвращайся к тренировке. Нужно закончить с этим как можно скорее, так как без нашего участия в мире могут произойти всякие плохие вещи. — У тебя есть предположения, сколько времени это может потребовать? — Увы, нет. Может, неделю. А может, месяц. Придется постоянно заниматься только этим, чтобы не растягивать удовольствие на пару лет. Я буду вынужден находиться здесь, чтобы снабжать тебя кровью. Она позволит круглосуточно заниматься делом. — Ладно, тогда я пошел. Сареф возвращается на прежнее место и садится в середине пути между центром зала и его стенами. Закрыв глаза, вампир погружается в себя, а после вновь возвращается к образу Мхтаранг Окула, большой черной башни посреди мертвой равнины. Конечно, название, цвета и форма — просто воображение, что застыло под действием магии. Так мозгу просто проще манипулировать и понимать происходящее. На самом деле ментальный барьер выглядит подобно облаку хаоса с миллионами течений, в которых Сарефу нужно плыть, чтобы достичь центра. Достичь центра, не потеряв себя как личность. По черной башне проносятся судороги, когда незримая рука хватает алый меч за рукоять и тянет наверх, будто король Артур пытается вытащить Кларент из камня, чтобы доказать право на престол. Вихри вокруг башни становятся сильнее, а в голове появляются посторонние мысли. Пока что довольно тихие и ненавязчивые, но чем больше вынимается клинок, тем сильнее чужеродный напор. Рождается эффект эха, будто чья-то речь доносится издалека. — Мы выполним задачу, а потом вернемся. По-другому не выйдет. — Кажется, это говорит Темпкров. — Почему ты уверен, что вообще сможем вернуться? Нас насильно призвали, им ничто не помешает предать нас. — Говорит незнакомый голос. Диалог затихает, так что Сареф не услышал продолжение. Вероятно, это воспоминание Короны Штормов, такие часто приходят во время ослабления барьера. Как правило, они появляются в случайном порядке и без понимания контекста ситуации невозможно догадаться, о чем и при каких обстоятельствах кто-то о чем-то говорил. Следом приходят визуальные образы мест и событий, которые юноша никогда не видел. — Было не так сложно, как я предполагал. — Появляется не только голос, но и размытый образ человека с мечом в руке. — Ну, конечно. — Рядом с ним стоит девушка, если судить по голосу. Воспоминание пришло не полностью, поэтому не выходит разглядеть лиц. Потом воспоминание полностью исчезает, а на его место приходят нескончаемые потоки всего, что составляло личность Короны Штормов. В том числе видения прежней жизни на таинственной планете Ночного Народа. Сарефу нужно научиться контролировать это и отсекать любые попытки проникновения, чтобы безопасно использовать силу Древнего вампира. Пока этому не научится, всё будет бесполезно. Так проходят часы за часами, а потом дни за днями. На четвертый день после начала тренировки юноша добился определенного прогресса. Теперь получается достать меч не на миллиметр, а на целую ладонь. И пускай ментальный барьер от подобного шатает со страшной силой, а несуществующие ветра носят тысячи образов, Сареф продолжает сохранять собственное видение и отдается потоку. Но даже если он научится контролировать силу Древнего вампира в этом месте, то вне аномальной зоны тишины эффект станет в десятки раз сильнее. От постоянного перенапряжения возникает головная боль, и даже кровь высшего вампира не способна восстанавливать силы. Похоже, организм подходит к опасной черте, где начнется нанесение себе вреда. Лучшим отдыхом станет только время. — Давай сделаем перерыв. Хотя бы на денек. — Легион замечает состояние Сарефа. — Если взорвешься от напряжения, то нам никак потом не поможешь. — Согласен. — Юноша лежит на льду, не замечая холода. — Может, вернемся в башню? — Мы покинули её. Теперь штаб в другом месте. Но тебе не стоит возвращаться. Сразу навалятся новые проблемы и головная боль. Много людей и вещей попробуют забрать часть твоего внимания. Лучше сконцентрироваться на текущей задаче. — Расскажи хоть о последних новостях. Ты уже уходил вчера на часок? — Ну, Белт с Кастулом не справились с Рихэбом, что позвал на помощь магистра Оружейной Часовни Марту Рапон. Наши противники не стали убегать и вступили в бой, а потом попробовали притвориться убегающими, чтобы загнать отряд в ловушку. К счастью, Белта таким было не провести, и он просто согласился на ничью. — А что Нитрином Деволтом? — У команды Фрига тоже не очень хорошо начался процесс. Знаешь, если бы я тебе доверил любую из этих операций, то уверен, что ты без труда бы достиг успеха. — В этом нет ничего особенного. Просто четкий план и идеальная реализация. — Порой этого недостаточно, но не будем о грустном. — Подожди, ты так и не рассказал, что происходит у Фрига и мэтров Иоганна и Маклага. Мне важно отвлечься от постоянного размышления о борьбе с душой Короны Штормов. — Хорошо. — Не стал спорить высший вампир. — Им нужно было найти Нитрина Деволта, как ты знаешь. С этой частью они справились без труда, но сами переговоры не задались, несмотря на то, что Нитрину чихать на наш конфликт с Героном. Пока я тут, то не знаю, чем всё закончилось. — Но на скорый конец света ему вряд ли наплевать. — Верно, но с демонами никогда не знаешь, что случится…Глава 35
Мэтр Иоганн с благостным выражением подставляет лицо лучам солнца. Пускай он знает, что представляет из себя Герон, но не мог не соскучиться по солнечному свету, даже если он не настоящий. Группа стоит посреди гор где-то в Стилмарке. Фриг Ройт смог перенести всю группу на Южный материк, с его возможностями путешествия на дальние расстояния становится намного комфортнее. Стилмарк — сосед Манарии и тоже вошел в Манарийский Альянс, а значит, получил благословение бога солнца. Поэтому примерно на шесть часов в сутках в эти земли приходит солнце. Оно выглядит почти как прежнее и такое же теплое, но уже не совпадает по движению с настоящим тусклым солнцем. И больше не имитирует рассвет и закат, просто возникая в зените и пропадая там же. Животворное влияние бога солнца возвращает жизнь в страну, тают снега, а потом поднимают голову растения, что уже готовы были умереть. Природа постарается выжить в самых неблагоприятных условиях, но, разумеется, в разумных пределах. В стране наверняка начнется голод из-за отсутствия урожая и падежа скота, но люди тоже часть природы, значит, смогут пережить и не такое. Пиромант стоит на большом камне в ожидании новых приказов. С собой Фриг взял еще Маклага Кродена, Энрика и задумчивую девушку из собственного клана. Чародей даже лица её разглядеть не может из-за низко надвинутого капюшона, а туловище скрывает бесформенный серый балахон. Не самый сбалансированный отряд, но, как понял Иоганн, им нужно договориться в Нитрином Деволтом, а не сражаться. — Эй, ты в порядке? — Иоганн смотрит на побледневшего Маклага. В последнее время люминанту всё хуже. — Небольшая слабость. — Отмахивается собеседник, сидя на земле. — Скоро пройдет. Кажется, что Кроден тоже наслаждается солнечным светом. На Срединном материке солнце уже вряд ли когда-нибудь появится. В этот момент возвращается Фриг Ройт со словами о том, что нашел убежище Нитрина. — А зачем нам вообще демон? Помню, у нас уже был один такой помощник, Ацет Кёрс. — Пиромант помогает коллеге подняться. — По всей видимости у Легиона есть планы с его участием. Услуги того Ацета мы по-прежнему сможем купить, если предложим достойное тело. — Отвечает старший вампир. — Я слышал, тот демон обладает интересными способностями, но командиру нужен сейчас другой. Он его назвал инженером. Что-то такое Иоганн тоже слышал. Странно слышать, что Легиону для войны против мира, Герона, Могильной Мглы и духовных существ нужен какой-то мастеровой, а не могучий воин или маг. В следующую секунду маг смотрит на гору без вершины, будто её срезал топор титана. А у подножия горы есть неприметный зев пещеры, куда и ведет Фриг команду. «Путешествовать с ним одно удовольствие», — размышляет Иоганн, имея в виду возможность просто телепортироваться к нужному месту. Вроде он единственный так может делать после Легиона. Отряд входит в пещеру, откуда исходит запах разных химикатов. Как алхимик, Иоганн Коул узнает многие из них даже несмотря на перемешивание газов. Однако есть что-то такое, чего алхимик никогда в жизни не встречал. Пещера только снаружи казалась дикой, но сейчас видны обтесанные стены, укрепленные подпорками, как будто впереди шахта. Команда доходит до большой двери, сделанной полностью из металла. Иоганн присвистнул отколичества труда, что было вложено в эту дверь. А она, на минуточку, в радиусе длиннее человеческого роста. Что-то подобное могли создать только гномы. «Или демоны», — подсказывает сам себе чародей. Старший вампир стучит по двери, и та приходит в движение. Сначала выезжает вперед, а потом укатывается в сторону, где в стене специально была пробита выемка нужного размера. Похоже, Легион заранее договорился о встрече, раз им дают зайти. Внутри показывается внутренность горы, и даже Маклаг с интересом разглядывает интерьер. Внутри горы оказывается много пустоты, словно тут действительно когда-то потрудились гномы и создали большой подземный чертог. Вокруг возвышаются строительные леса, словно идет грандиозная стройка. Лебедки и мостики поднимаются до самого верха, где виден кусок неба в исчезнувшей верхушке горы. Каменные ступени приводят к площадке с большим количеством столов, заваленных книгами, свитками и различными устройствами. Иоганну хватает образования, чтобы узнать многие предметы, особенно алхимические, но очень многое остается за гранью понимания. Вот там, например, отливает красным киноварь в свете свечи, причем здешнему хозяину явно все равно, опасно ли оставлять токсичный реагент рядом с источником тепла. На другом столе можно заметить дюжину весов и целую коллекцию грузиков от самых маленьких до тех, что Иоганн даже поднять не сможет. Весь подгорный чертог ярко освещен незатухающими факелами и свечами, так что обнаружить хозяина интересной мастерской оказалось нетрудно. Демон сидит в воздухе, лишь опираясь на полностью металлический посох, на вершине которого закручен серп с какими-то стрелками. Нитрин Деволт облачен в синий гамбезон, а на руках и ногах латные перчатки и сапоги. Лицо скрыто разодранным капюшоном. — Привет. — Улыбается Фриг. — Мы от Легиона. — Я в курсе, иначе бы не пустил. — На удивление, голос у демона вполне человеческий, без дефектов. Не сиплый, как у Ацета. — Что думаешь о нашем предложении? — Мне оно неинтересно. — Но послушай, уничтожение мира и тебя тоже затронет. Ты ведь хочешь продолжать заниматься любимым делом? — Старший вампир разводит руками, указывая на окружающую обстановку. — Допустим. Но почему мне тогда помогать именно вам? Что насчет Герона? Он наоборот хочет оставить всё, как есть. — Потому что Темную Эру уже не остановить, а силы у Герона все равно закончатся. Рано или поздно мир полностью исчезнет во мраке и холоде, а всякая жизнь закончится. Поэтому мы предлагаем вариант спасения вместе с нами. — Думаешь, мне так хочется в ваш мир? — Нет, но мы уверены, что ты и тебе подобные знаете секреты того, как скорректировать курс после отбытия, чтобы оказаться в другом месте. Разве вы не собирались когда-то это провернуть, но после вынуждены были уступить tramz arc великим духовным существам? Не без боя, конечно. — Твой командир хорошо постарался, узнав об этом. То есть ты предлагаешь мне помочь вам в уничтожении мира за возможность использования нашего же изобретения? — Именно! Без нас твой народ не сможет вернуть себе отобранное. Без вас мы не сможем его толком использовать. Это взаимовыгодное сотрудничество. Некоторое время Нитрин молчит, размышляя над словами Фрига. По мнению Иоганна, который не знает, что такое tramz arc и какие разногласия были у демонов и духовных существ, условия вполне сносные. Было бы даже интересно посмотреть на великий Исход из этого мира, если бы чародей собирался уйти вместе с вампирами. — В целом, я мог бы даже согласиться. — Говорит наконец демон. — Вот только вы не кажетесь мне теми, кто сможет довести уничтожение мира до конца, а после пройтись ураганом по Путям. — О, конкретно наша роль в этом незначительная. — Отмахивается Ройт. — Мы просто на подхвате, выполняем всякие поручения. У нас есть исполнитель, Вестник, называй как хочешь. Он сейчас с Легионом готовится к финальному рывку. Я не особо долго его знаю, но могу поручиться, что он доведет дело до конца через любые препятствия. — Тогда бы я хотел поговорить с ним лично. — Боюсь, это невозможно. Он сейчас с головой ушел в подготовку. Я даже не знаю, где он находится. У меня нет связи ни с ним, ни с Легионом. — Тогда проваливайте. — Кажется, собеседник потерял всякий интерес к разговору, а Фриг Ройт вздыхает: — Слушай, Нитрин, зачем усложнять ситуацию? Мы предлагаем рабочий вариант выигрыша для обеих сторон. Ты можешь вновь собрать собственный народ и отправиться исследовать новые миры. Интересные, большие, незанятые и, что самое главное, пригодные для жизни миры. Так в чем проблема? — Например в том, что вы вампиры? — Ну да, а что? — Я однажды пообещал себе, что не буду вести дел с вампирами после того, что вы сделали с Фаратхи. — Да ничего мы с ней не делали. — Улыбается Фриг. — Она ведь взрослая мадам, сама решает, как нужно жить. К тому же конкретно я в этом никак не участвовал. Вы ведь до сих пор можете с ней объединиться и покинуть чертов мир. — Это не так просто. Ты не особо понимаешь нашу психологию. — Я даже больше скажу: вообще никто вас не понимает, кроме других демонов. Вы сильнейшая и умнейшая раса, что существовала в мире, но при этом руководствуетесь необычной логикой. — Тогда на что ты рассчитывал в этих переговорах, если не понимаешь собеседника? — Я думал, и так сойдет. Гы. — Фриг, похоже, решил притвориться дурачком. — Но заметь, со мной пришли два человека. С ними-то ты можешь вести дела? — С ними могу. — Кивает Нитрин. — Мэтр Иоганн, мэтр Маклаг, прошу. — Старший вампир поворачивается к магам. — Прошу что? — Ни о чем таком Фриг не предупреждал Коула, а Кроден вообще не слушает, уйдя в какие-то свои грезы. — Договоритесь с господином Деволтом по озвученным ранее условиям. — Хорошо. Господин Деволт, я предлагаю вам помощь с тем, о чем говорил мой спутник. — Чародей прочищает горло и начинает говорить. — Взамен прошу помочь мне в том, о чем тоже говорил мой спутник. — Тогда ответь мне ты: хватит ли тебе сил, чтобы уничтожить мир? Демон и человек смотрят друг на друга. Морщинистое лицо Иоганна Коула расплывается в улыбке при мысли о том, когда можно будет сжечь этот мир дотла. — Я намереваюсь устроить Мировой Пожар. Гореть будет абсолютно всё: земля, небеса и моря. Я положу собственную жизнь на эту цель, так что будьте уверены, сил мне хватит. А даже если нет, то у меня есть не менее способные товарищи, что доведут дело до конца. Мы отбросы общества: свихнувшиеся люди, наркоманы и безумцы. Каждый из нас сознательно встал на путь саморазрушения. Иоганн говорит уверенно и воодушевленно, кажется, Нитрину Деволту услышанное нравится, но вместо ответа по металлическому посоху начинают скачать молниевые разряды. «Вряд ли так он показывает свое согласие», — думает пиромант. — Ну что же, маг. Думаю, ты меня убедил посмотреть, чего ты и твой спутник стоите. Покажи решимость не на словах. Сидящий ранее без видимой опоры демон опускает ноги на пол и замахивается посохом. В воздухе рождается гул, а вместе с ним в голову Коула приходит шальная мысль о том, что он лишь сделал хуже и сейчас демон будет сражаться по-серьезному. Из всей команды только Фриг довольно улыбается, но это не в счет. Он почти всегда так делает.Глава 36
Нитрин Деволт рассекает воздух перед собой. Посох с навершием-серпом даже можно представить косой, что легко пройдется и по траве, и по человеческой плоти. В гостей устремляется волна из молний, но Иоганн готов поклясться, что это не стихийная магия и не энергия Духа. Пиромант до последнего надеялся, что демон просто решил всех разыграть, но теперь приходится вступать в бой. Фриг Ройт даже пальцем не пошевелил, но атака схлопнулась в магически измененном пространстве. Энрик и загадочная девушка останавливаются рукой Фрига. Старший вампир говорит, что Нитрин хочет испытать именно людских магов, поэтому им лучше не вмешиваться. Маклаг Кроден только сейчас осмысленно смотрит на демона, почувствовав опасность для жизни. В руке люминанта уже зажат Хрустальный Меч, что когда-то принадлежал Ройту. — Именно так. Покажите мне, чародеи, действительно ли вы готовы уничтожить мир. И что на это вам хватит сил. — Деволт направляет посох в сторону отряда. — А ты не боишься, что мы нанесем разрушения твоей мастерской? — Мэтр Иоганн в последний раз пытается образумить. — Это просто вещи. Они не имеют большой ценности. Тут же по подземному чертогу расходятся полосы ослепительно-белого света. Кроден решает не тратить время даром, поэтому сразу бьет со всей силы. Люминант обладает поистине огромным боевым потенциалом, так как уклониться от потока света невозможно в большинстве случаев. Для глаз чародея из Альго все полосы возникли в один момент, а только после этого начинаются разрушения: раскалываются столы, бьется алхимическая посуда, обрушиваются строительные леса, а на головы сыпятся камни. Все лучи уже должны были пронзить тело демона, но просто исчезли в момент соприкосновения. Иоганн слышит недовольное бурчание Маклага, который не понимает, что сделал Нитрин. Пиромант хлопает в ладоши, и вокруг демона расцветает шар огня. Гудение и волны жара проносятся по помещению, а желтые отблески, что скачут по стенам и потолку вдруг превращаются в сверкающие мечи, что устремляются к противнику. Коул догадался, что это Маклаг использовал люминанцию на световое излучение огня и придал боевую форму. Шар огня схлопывается, словно его не существовало, тоже самое происходит с мечами из света. Над плечами Нитрина словно двигается сам мрак, это наверняка эффект от какого-то заклятья. Маклаг вновь выругался, и Иоганн согласен с коллегой. Этот бой полностью лишен смысла. «Использовать божественные знания? Похоже, демон ждет, что мы покажем то, с помощью чего можно уничтожить мир», — пиромант наблюдает за огромной сверкающей сеткой, что устремляется к демону, но просто исчезает в воздухе. — Антимагия что ли? — Задумчиво спрашивает Иоганн. — Не говори ерунды. Не существует такого понятия, как антимагия. Есть магия, которая может разрушать другую магию. Вот и все. — Маклаг готовится повторить атаку. — А вампиры нам помогать вообще не намерены. Замечание про антимагию в целом верное. Чародеям неизвестны силы, что были бы абсолютно противоположны магии. А Фриг Ройт с двумя вампирами решили постоять в сторонке, поддерживая товарищей молчанием. А старший вампир еще криво улыбается. — С такими потугами мир вы вряд ли уничтожите. — Говорит Нитрин. — Не сдерживайтесь. — Если мы будем бить на полную силу, ты можешь пострадать. Но ты нам нужен целым и невредимым. Этот поединок неправильный. — Отвечает Иоганн. — Но если вы не впечатлите меня, то уже станет неважно, цел ли я буду или нет. «Ладно». — Пиромант набирает в грудь воздух, готовясь использовать одно из знаний, что получил после прочтения божественного свитка сумасшедшего пироманта. А вот Нитрин каким-то образом оказывается в паре шагов от магов с занесенным для удара посохом. Искрящееся металлическое оружие ударяет по щиту света, что возник за мимолетные доли секунды. Раздается неприятный звон, что пробегает не только по воздуху, но и резонирует по коже и даже костям пожилого мага. — Нужно разорвать дистанцию. — Коул обращается к люминанту, создающему из света большой таран, что ударяет демона в бок и отбрасывает в сторону больших книжных полок. При столкновении Деволт рушит сразу два стеллажа. — Ха, почему-то он ничего не смог сделать со светом, стоило резко увеличить магическую плотность конструкта. — Маклаг заставляет таран нестись дальше и переехать демона, но тот успевает отпрыгнуть в сторону, где исчезает во взрыве. Иоганн понимает, что не убедит Нитрина без сожжения «океана» магии вокруг. Это невероятное волшебство, что заставит гореть всё, что пронизано магической энергией. То есть абсолютно всё сущее, ведь волны «океана» магии пронизывают всё пространство, в том числе тела людей и демонов. Несмотря на то, что в прошлый раз пиромант чуть с ума от восторга не сошел, когда использовал ту магию, но сейчас понимает, что это будет очень опасно. Достаточно дать искру, чтобы запустить цепную реакцию, что не только от этой горы, но и от всей округи оставит лишь дымящуюся землю. Это будет самоубийственная и полностью лишенная смысла атака. — Создай вокруг него магический барьер, а я сожгу всё внутри него. — Приказывает Иоганн, решивший послать к черту предосторожности. Если демон хочет почувствовать на себе настоящую магию, то так и будет. Фриг Ройт наверняка начеку, поэтому просто перенесет всех куда-нибудь подальше. Многоугольный купол из полос света возник за одну секунду вокруг демона, куда Коул сразу посылает искру, что воспламеняет сам «океан» магии. Это моментально приводит к взрыву, что прокатывается по подземному чертогу, опрокидывая обоих магов. Магический барьер моментально рассыпался на сверкающие осколки. — М-м, — со стоном Иоганн приподнимается на полу и видит протянутую руку Энрика. Рядом Фриг помогает встать люминанту. Коул смотрит на почерневшее поле, где раньше стоял демон, а вот его самого не видно. Пиромант водит взглядом по помещению и видит, что Нитрин вернулся на прежнее место на вершине валуна, где сел, скрестив ноги, прямо в воздухе. — И что теперь? — Спрашивает Коул. — Ничего. Я убедился, что вы кое-что можете. Вам лишь нужны определенные условия, где вы сможете раскрыться на полную. — Деволт пожимает плечами. — К чему вообще был этот поединок? Ты ведь даже не старался. — Мне нужно было посмотреть, а не побеждать. — Это глупо. Демон лишь вновь пожимает плечами. — Не обращайте внимание, мэтр Иоганн. — Хлопает по плечу Фриг. — Демоны не руководствуются привычной нам логикой. У них, скажем так, другой менталитет. — Не до конца верно. — Поправляет Нитрин. — Для нас важны другие вещи, да, но будет неправильным смотреть с этой стороны на любого демона. Мы считаем индивидуальность благодетелью, значит, вряд ли вы встретите двух похожих по поведению демонов. — Что в индивидуальности благодетельного? — Индивидуальность создает сотни путей развития. Часть из них будет ошибочна, но часть приведет к несомненному успеху. Если бы демоны думали по шаблону и представляли из себя стадо, как люди, то не было бы в мире такого количества знаний и изобретений, что мы оставили младшим расам. Это вопрос эволюции и математической вероятности. — Лучше скажи, как ты аннулировал мою магию Света? — Маклаг находит среди бардака неповрежденный стул и садится на него. — Увеличил длину волны и уменьшил частоту. Электромагнитные колебания, в том числе свет, пляшут в первую очередь от этих переменных. Неужели эти знания не сохранились? Когда-то давно мы разложили по полочкам все физические и магические законы мира. — От демонов мало что осталось, так что многое приходилось додумывать самостоятельно. — Если так интересно, то можно провести мысленный эксперимент, представив морскую волну, что бесконечно бежит по необъятному океану. Вверх-вниз, вверх-вниз. — Палец демона рисует невидимую волну. — Она очень длинная, не шибко высокая и быстрая. В таком режиме она может преодолеть огромные расстояния, прежде чем затухнет. Но если укоротить её длину и увеличить частоту, то она начнет прыгать более заметно. Когда «прыжки» достигнут определенного значения, то попадут в диапазон видимого спектра от красного до синего цвета, а потом станет настолько короткой, что начнет легко проникать в материю и взаимодействовать с ионами… — Стоп. — Фриг поднимает обе руки. — Мы сюда пришли не за знаниями. Что ты теперь скажешь, Нитрин? Готов сотрудничать? Пускай ты не знаком с нашим Вестником, но он тебе понравится. Он по-прежнему остается намного ближе к людям, чем к вампирам. — Допустим, что да. Я переговорю со всеми демонами, с которыми имею контакт. Но я не гарантирую, что все согласятся. — Главное, что ты согласен. Я оставлю кристалл для дальней связи. Он настроен с моим кристаллом. — Старший вампир передает розовый кристалл. — Думаю, мне не нужно объяснять, как им пользоваться? — Только если не хочешь потешить свое самолюбие, думая, что знаешь про магическую связь больше тех, кто её изобрел. Лучше скажи, когда вы собираетесь совершить Исход? — Этого не знаю, увы. Но мы пошлем весть, когда всё начнётся. А теперь, пожалуй, вернемся на базу. — У нас есть новая задача? — Спрашивает вдруг Маклаг. — Ничего такого мне пока не сообщили. А что? — Я бы предпочел посидеть тут хотя бы денек. Послушать, что господин Деволт расскажет о природе света. — И я не отказался бы послушать. — Кивает мэтр Иоганн. — Ладно, тогда я вернусь за вами в конце дня, если Нитрин не против. — Мне все равно. — Демон пожимает плечами. — Это то же, что рассказывать детям, что такое хорошо и что такое плохо. Пиромант улыбнулся про себя. Для существа, что существует тысячелетия, они действительно глупые дети, которые считают, что многое знают, а на самом деле не знают ничего. И пускай подобный урок будет лишь приятным времяпровождением, Иоганн Коул согласен потратить время, которым больше не имеет желания распоряжаться. Три вампира выходят из чертога и сразу же исчезают, стоило оказаться в шахте, а металлическая дверь сама по себе выкатывается из стены и закрывает проход. — Ну и о чем вы хотели спросить? О свете и огне?Глава 37
Элизабет устало смотрит на волны у берегов Манарии. Обратное путешествие было не из легких, хоть и без опасных ситуаций. Весь Громовой отряд собрался на верхней палубе и сейчас смотрит на порт в столбах дыма. По донесениям было совершено нападение ужасных тварей на местные земли. Именно поэтому Элизабет решила, что плыть они будут не в Порт-Айзервиц, а в Михдабт на восточной оконечности Манарии. По рассказу очевидцев одной страшной ночью в пространстве возникли Врата, из которых хлынули разнообразные монстры, что убили всё живое в округе, а потом добрались до Михдабта. Город тоже разорен, а твари просто исчезли. — Правду ли говорят, что это были духовные существа? — Ближе подходит Элин. — Да, городские чародеи были уверены. Возможно, вампиры подчинили их и заставили напасть на нас. — Но ведь самих вампиров никто не видел. — Могли спрятаться. Ведь духовные существа не наши союзники, не так ли? — Сахтеми говорила, что большинство жителей Путей можно рассматривать как нейтральную силу. — Отвечает Элин. — Если ты заключишь с ними договор, то они станут союзниками. Но если их призовет к себе на помощь враг, то они тоже для тебя станут врагами. Но мне кажется это странным. — А что Сахтеми говорила насчет их разумности? — Подавляющее большинство духовных существ не обладают человеческим разумом и самосознанием. Они как звери. И совсем немногие обладают такой разумностью, что умнее даже нас. — Значит, это точно было спланировано кем-то другим, так как я не думаю, что такое количество Врат могло возникнуть в одном месте просто так. — Скорее всего. Матросы швартуют корабль, а Громовой отряд сходит на пристань. Прорыв с Путей случился в семи милях южнее, а потом духовные существа прошли по побережью и напали на Михдабт. Элизабет с ужасом смотрит на разрушения, не веря, что беда могла прийти с такой стороны. «А если Врата откроются прямо в Порт-Айзервице?». — Такую возможность чародейка не может отрицать, а духовные существа очень редко выступали прямым противником людей, так что могут иметь фокусы, о которых мало кто знает. Вместе с отрядом идет мэр города с перевязанной головой. Пузатый мужчина жалуется, что всё произошло так быстро, что никто даже пикнуть не успел. Воображение на основе описаний рисует самых разных существ от имеющих привычный звериный облик до самых загадочных. — Да уж. Еще одна проблема. — Мэтр Патрик смотрит на дымящиеся постройки, которые словно дракон огнем окатил. В воздухе до сих пор витает запах дыма и сожженной плоти, а также разносится горестный плач. Погибло больше половины жителей, а оставшиеся не успевают убирать трупы. Сюда уже движется полк из собранного ополчения, чтобы помочь устранить последствия нападения. Элин дергает рукав волшебницы, показывая на что-то странное. Впереди по улице кто-то сжег нескольких людей в клетках. Такой вид казни обычно применяют для вампиров, но Элизабет точно помнит, что в донесениях было сказано об отсутствии вампиров среди нападавших. — Господин мэр, а что это такое? Человек смотрит в нужную сторону и поджимает губы, словно это тема, которой он хотел бы не касаться. — Леди Викар, это члены общества, что изучали духовных существ. После случившегося главный городской жрец вместе с Железным Венцом обвинил их в предательстве и публично казнил. Многие выжившие были в восторге. Услышанное шокирует Элизабет. Выходит, далеко не мэр занимается управлением города, а Железный Венец. Чародейка помнит, что в Манарии существует множество обществ и клубов, в которых не обязательно состоят настоящие маги. И есть такие люди, что изучают духовных существ, проводят трансовые практики и пытаются общаться с Путями. И у некоторых это даже получается, хотя единственной организацией, что всерьез занимается подобным, является гильдия авантюристов. Элизабет так и не смогла узнать, кто для гильдии изготавливает контракты, чтобы узнать, откуда у Сарефа возник контракт с теневым фениксом, что после был переписан на Элин. Постоянно возникали какие-то проблемы: то нужных командиров не было в гильдии, то гонец потеряет послание, то умер главный гильдейский архивариус. А потом у Громового отряда постоянно миссии, поэтому не было возможности заняться этим основательно. А сейчас отряд стоит перед замученными в раскаленной клетке людьми, будто мало было жертв. Девушка понимает, что шокированным людям нужно было выплеснуть на кого-нибудь ярость за смерть близких, а Железный венец просто направил на невинных людей. «Опять Железный Венец. На какое-то время удалось их приструнить, но теперь вновь начинают наводить свои порядки». — Элизабет осознает, что для религиозных фанатиков сейчас раздолье. Мир на грани вымирания, люди в отчаянии цепляются за любую призрачную надежду. А еще первое за всё время явление бога солнца народам лишь уверило всех, что только последователи Герона обязательно выживут. Сейчас авторитет жрецов невероятно высок, но отец Элизабет изо всех сил пытается сохранять статус-кво по отношению к другим организациям и силам. Если баланс будет нарушен, Манарию может ожидать крах без участия вампиров. — Там какая-то проповедь. — Говорит Бальтазар, указывая на площадь неподалеку, где столпились люди вокруг помоста. — Раз Герон позволил такому случится, значит, так оно и должно было быть. — Произносит Маркелус Оффек, смотря только на Элизабет. — Не забивайте себе голову. Бог солнца ждет от нас верной службы. — Конечно. — Кивает Элизабет с непроницаемом лицом, не имея возможности и желания спорить с могущественным проводником силы Герона, без которого они вряд ли бы оказались здесь. Потом решительно направляется к проповеднику Железного Венца, чтобы послушать речь. — Это всё происки злых сил! — Кричит человек с железным обручем на лбу. Это отличительный символ принадлежности в Железному Венцу. Те, кто не могут себе такой позволить, носят просто налобную повязку с символом солнца.— Силы Зла хотят погубить наш мир, но мы не сдадимся! — Почти что орет проповедник, а из толпы то и дело доносятся одобрительные выкрики. — А главное лицо этого зла — Равнодушный Охотник, что стремится убить каждую жизнь на своем пути. Он придет за вами, вашими детьми и стариками, а после утопит все земли в крови праведных. В этот час нам нужно быть едиными, чтобы сообща преследовать зло. Сообщайте о любых подозрительных вещах и людях, ибо прислужники вампиров скрываются внутри наших городов, едят и спят вместе с нами. Проповедник манипулирует настроением толпы, вот так просто заставляя людей делать доносы на соседей, бродяг и просто тех, кого ненавидят. Элизабет это прекрасно понимает. Конечно, среди жителей могут быть агенты вампиров, но они вряд ли хоть чем-то выдадут себя и попадутся лишь случайно. А вот невинных людей погибнет очень много. Однако бросает в дрожь не столько осознание жертв, сколько бессилие сделать что-то с этим. Элизабет достаточно одного заклятья, чтобы убить жреца и всех пришедших на проповедь, но это не будет решением проблемы. Она предпочтет находиться на передовой, чтобы сражаться с очевидными врагами, так как там понятно, что нужно делать. Но как поступить с жителями собственной страны, что сами превращаются в кровожадных монстров? Как оградить одних невиновных от других невиновных? Элизабет вновь обращается в памяти к светлому, нет, даже сияющему образу Мариэн Викар. Она бы точно сумела достучаться словами и поступками и вселяла бы надежду, а не страх и недоверие к ближнему. Девушка даже открывает рот, чтобы что-то сказать, перенести гнев толпы с других горожан на реальную опасность, но как это сделать? Никто из них не сможет ничего сделать ни Сарефу, ни мэтру Вильгельму, ни духовным существам. Настоящие темные силы посмотрят на это с легкой усмешкой. Все эти люди, что с криками призывают расправиться со всеми вампирами, сразу же побегут, если встретятся с настоящим кровопийцей. Но зато первыми принесут дрова для костра, на котором будет сожжен невиновный горожанин. Чародейка уже решилась выйти вперед и перебить проповедника, как вдруг Лоренс хватает за руку и не дает этого сделать. Юноша серьезно качает головой и уводит прочь. Сначала Элизабет захотела сопротивляться, а потом позволила себя увести. Остальной отряд подобно строю телохранителей окружил командира. — Это же ведь неправильно. — Шепчет Элизабет. — Разве мы не должны как-то вмешаться? — Люди напуганы. Они хотят гарантий безопасности и козлов отпущения. Если ты не готова предложить им это в своем варианте, то лучше даже не начинать. Люди умирали и до этого, будут умирать и дальше. Нам нужно сконцентрироваться на борьбе с настоящим противником. Иначе все умрут: и невинно загубленные, и Железный Венец, и все мы. — Тихо говорит Лоренс. — Я предлагаю вернуться в Порт-Айзервиц и заняться укреплением обороны. Ведь прорыв с Путей может произойти и там. Юноша словно прочел мысли Элизабет о возможном риске для столицы. Равнодушному Охотнику будет выгодно натравить духовных существ на центр Манарийского Альянса. Громовой отряд уходит дальше, чтобы не слышать выкриков, но никому из присутствующих пока невдомек, что рядом с Порт-Айзервицем готовы вспыхнуть огромные Врата. Вот только из них не собираются вывалиться орды духовных существ и даже напротив, Врата будут приглашать зайти, чтобы очутиться совсем в другом месте. Прямо сейчас под стенами столицы королевства стоит низкорослая фигура и посвистывает что-то себе под нос. Гном с ярко-алыми зрачками удовлетворенно смотрит на получающийся результат. Проход еще не открыт и виден с трудом, но для взора высшего вампира открыты такие дали, что мимолетное озарение обычного человека может свести с ума. Гном по привычке поглаживает бороду. Врата в Град скоро откроются, а значит, тысячелетняя задача вампира близка к завершению. Совсем скоро можно будет увидеть результат трудов.
Глава 38
Громовой отряд решил надолго не задерживаться, поэтому очень быстро покинул Михдабт по направлению к Порт-Айзервицу. Всадники мчались вдоль побережья, пока корабль с големом, Микилинтурин и припасами повторял маршрут со стороны моря. Маркелус Оффек вновь обратился за помощью к Герону, и в коней вошла святая сила, что позволила нестись без устали долгое время на очень большой скорости. В быстрой скачке отряд достиг столицы королевства всего за два дня, и кое-что странное бросилось еще в пригороде. Через благословение Герона на землю каждый день изливается солнечный свет, поэтому крестьяне уже приступили к восстановлению хозяйств. На территории Манарии температура воздуха намного выше, чем в Срединных землях, а снег остался лишь в определенных местах. Без божественной помощи тут уже могла быть белоснежная равнина до горизонта. Сейчас отряд проезжает мимо деревни, в центре которой лежат множество тел жителей. Элизабет направляет коня в сторону, чтобы узнать, что случилось. По мере приближения можно понять, что все люди мертвы, словно на них кто-то напал. Волшебница с тревогой смотрит то на одно тело, то на другое. «Что это? Разбойники или дикие звери? Нет, звери бы не рискнули напасть на целую деревню», — мысли спорят друг с другом в поисках истины. — Здесь и стражники валяются. — Говорит магистр Венселль. — Все убитые получили смертельные ранения, но пока трудно сказать, что это было за оружие. Точно можно сказать лишь то, что это не клыки вампиров. Да, стража и ополчение сейчас есть почти везде, а особенно много охраны вокруг продовольственных складов. В королевстве уже вспыхнул голод, что выкосил многие удаленные от столицы деревни. В Манарии до этого были благополучные года, поэтому запасов очень много, но все равно их на всех может не хватить. Поэтому можно не удивляться тому, что разбойники попробуют силой отнять последний хлеб у жителей деревень. — Помолимся за души умерших. — Жрец воздает молитву Герону. — Смотрите! — Элин указывает на дверной проем, в котором появляется фигура. Человек одет по-крестьянски и весь запачкан кровью. Шатающийся человек пытается выйти из дома и не упасть на землю. Элизабет моментально соскакивает с коня, чтобы помочь раненому, но встает как вкопанная из-за руки магистра Видара на плече. — Клаус? Что не так? — Не понимает чародейка. — Это не человек. Он прошел через один из моих сигнальных щитов, вот только ауру я почувствовал нечеловеческую. — Спокойно объясняет мастер-щитоносец. Элизабет бы удивилась тому, что незримые плоскости из внутренней энергии, что магистр создает сотнями вокруг себя, могут еще регистрировать колебания ауры. Сейчас волшебница тоже проверяет ауру и видит, что перед ними точно не человек. Но и не вампир, нежить или демон. — Это похоже на духовное существо. — Элин сейчас намного чувствительнее к гостям с Путей. — Духовное существо вселилось в труп? — Предполагает мэтр Патрик. — Скорее оно вселилось в еще живого человека, а потом перебило всю деревню. — Аддлер накладывает стрелу на лук. Бредущая фигура вдруг срывается с места, но тут же влетает в стену дома, пронзенная стрелой. Окровавленная рука вырывает стрелу, но в следующее мгновение тело охватывает магический огонь, что быстро превращает плоть в пепел. — Снова духовные существа… — Бормочет Элизабет. — Они объединились с вампирами? Отправляемся дальше! Отряд вновь переходит на галоп и уже скоро оказывается у одних из городских ворот Порт-Айзервица. Первым делом дочь епископа отправилась на встречу с королем, а остальные ждут возвращения командира в штаб-квартире Громового отряда в Стальной Крепости. Может так оказаться, что король поручит новую задачу и потребуется немедленно возвращаться. Элин старается погрузиться в медитацию, чтобы поработать над течением внутренней энергии в теле, пока остальные разбились на группки по интересам. Некоторое время назад пришла Микилинтурин в сопровождении седовласого старика в доспехе с огромным молотом на плече. Незнакомец громко смеется, хлопая по спине Аддлера Венселля, чем зарабатывает недружелюбный взгляд. А вот Клаус Видар отнесся к такому с неизменным спокойствием. Эльфка сразу поняла, что это Фридрих Онгельс, самый старый и уважаемый магистр Оружейной Часовни, специализирующийся на бое с использованием тяжелого оружия. В частности молотов. Таким образом в большой комнате оказываются сразу три магистра и один грандмастер, довольно редкое зрелище по словам Ивы. Похоже, он пришел просто потому, что проводил Микилинтурин внутрь Стальной Крепости. Командир отряда возвращается примерно через час и устало садится за рабочий стол, тепло улыбнувшись магистру Онгельсу: — Вы решили вступить в Громовой отряд? — Не, леди Викар. Просто показал коллеге из Срединных земель Порт-Айзервиц и королевский дворец. Но вообще его величество передал мне, что понадобится какая-то помощь. Это так? — Да. У нас есть новая задача. К счастью, не потребуется далеко уходить от столицы. Помните то духовное существо, что вселилось в человека? С момента нападения на Михдабт зафиксировано уже шесть таких случаев. — Это то, что маги называют «заражением»? — Трудно сказать. Прорыв через тело мага чаще выглядит как материализация духовного существа в нашем. Но ничего подобного не происходило. После вселения люди получают невероятную силу, чтобы в одиночку голыми руками перебить множество людей. — Ага, и вы думаете, что эти существа могут напасть на столицу, как на центральное ядро Манарии? — Продолжает магистр. — Именно. К несчастью, господин архимаг сейчас находится с миссией в другом округе, так что магическая защита столицы возложена на Громовой отряд. — Заканчивает с объяснениями Элизабет. Все в курсе, что магистр Онгельс и мэтр Эзодор вынуждены постоянно находиться на территории королевства в качестве главных защитников в первую очередь Порт-Айзервица. В критической ситуации Фридрих принимает командование над стражей, Часовней и рыцарями, а архимаг над Конклавом и Церковью через адъютанта епископа Элдрика Викар. Лишь однажды они оба оказались за пределами столицы, и именно тогда произошел инцидент с Сарефом и убийством прежнего короля. — Думаю, всё начнется именно сейчас. — Лоренс, что смотрит в окно, вдруг выпрямляется, будто увидел что-то важное. — Что? Ты что-то увидел? — Элизабет чувствует, как сердце начало стучать быстрее. — Да, на город будет нападение. — Ах. — Преподобный Оффек хватается за голову. — Герон только что прислал видение. Это… Смерть и разрушения приближаются к Порт-Айзервицу! Бог солнца призывает всех на защиту! Элизабет одновременно получает два предсказания от разных источников, поэтому не ставит услышанное под сомнение. Усталость отброшена, сейчас нужно защищаться. Даже если нужно будет отдать все силы, Элизабет намерена отстоять город. «Вот только кто нападает? Духовные существа? Или Сареф? Или кто-то еще?», — размышляет девушка, видя сборы отряда. После взгляд останавливается на Лоренсе, но тот качает головой, значит, большего увидеть не смог. А от Маркелуса уже след простыл, Герон уже ведет его к передовой. Когда Громовой отряд выходит во внутренний двор Стальной Крепости, над Порт-Айзервицем уже поднимаются столбы дыма. День уже подошел к завершению, поэтому призрак солнца уже исчез с неба, лишь настоящее потухшее солнце продолжает чуть освещать сумерки. Из ближайшего района то и дело раздаются крики, похоже, что враги уже в городе. Отряд Элизабет является последним, кто выходит из королевского дворца. За спинами закрывают массивные ворота: пока опасность не будет устранена, Стальная Крепость переходит в режим осады. Навстречу отряду бегут два городских стражника. Элизабет сначала решила, что с донесениями, но на самом деле с желанием убить. Первым вновь реагирует Клаус Видар. Со щита срывается невидимая энергия, что отбрасывает людей, будто это тряпичные куклы размером со взрослого человека. После такого удара выжить невозможно, но две фигуры встают на ноги и вновь бросаются в бой. «Это уже точно не люди», — думает Элизабет, смотря на противников, что двигаются даже быстрее вампиров. Подобные создания могут стать настоящим бедствием, но справиться с отрядом Элизабет не получится. Вперед вырывается магистр Онгельс с отведенным за спину молотом. Никто не спешит оказаться рядом с ним во время удара. Противники не успевают добежать до магистра, как перед ними проносится молот. С первого взгляда может показаться, что оружие, которое не попадает по врагу, бесполезно, но тела врагов все равно сплющиваются от удара о волну внутренней энергии, а после разлетаются обрывками плоти и брызгами крови. В воздухе рождается гулкий взрыв, что выбивает ставни ближних домов. Элизабет даже ощутила, как вздрогнул каменный мост, что ведет к воротам Стальной Крепости. Фридрих из магистров Оружейной Часовни обладает самой большой разрушительной силой, хотя единственный, кто на неё ориентируется. Аддлер и Марта делают упор на мастерство обращения с оружием, а Клаус атаке предпочитает невозможную защиту. — Думаю, нам стоит разделиться и взять себе разные районы города. — Молотодержец смотрит на Элизабет. — Я же буду руководить обороной и затыкать самые опасные места прорыва. — Согласна. Магистр Венселль и Микилинтурин. Вы же предпочитаете работать в одиночку? — Девушка дожидается кивков и продолжает. — Тогда прошу отправляться в город и помогать везде, где только можно. Два мастера, которым не нужна поддержка группы, тут же уносятся вперед, а волшебница продолжает: — Ива, Йоран, Патрик и магистр Видар. Вы будете первой командой. Лоренс, Элин, Бальтазар и Годард будут со мной в составе второй команды. Мэтр Филипп уже должен быть рядом с режиме пилигримантии. Первая команда начинает с Белокаменного квартала, а вторая будет идти через Арки Мирменто. Обе команды должны продвигаться через весь город к порту. — Элизабет слышит в ушах шепот мэтра Филиппа, что уже разведал обстановку в районах за Стальной Крепостью. Там врагов нет. — Не забудьте активировать амулеты дальней связи. Приказываю всем выжить! — Элизабет ведет свою группу к обозначенному месту, где уже видны пожары. Кто бы не решил напасть на Порт-Айзервиц, он ни во что не ставит его защитников и самого Герона. Где Маркелус Оффек, волшебница не представляет, но надеется, что бог солнца приведет последователя в то место, где он понадобится больше всего.Глава 39
Элизабет бежит по городу вместе с Элин, Годардом и Бальтазаром. Мимо проносятся Арки Мирменто, древнее сооружение из шести высоких арок, под которыми пролегает улица. Навстречу бегут перепуганные прохожие с выражением ужаса на лицах. Атакующие смогли пробраться в город и начать убивать каждого встречного человека. Вскоре отряд выбегает на перекресток, где женщина одной рукой переворачивает телегу с ящиками, а на земле лежит множество тел. «Все-таки духовные существа», — приходит к выводу Элизабет. С одной стороны девушка принимает это с облегчением, так как встреча с иллюзорным Сарефом все еще свежа в памяти. Горожанка, в которую вселилось существо из Путей, обращает внимание на новых противников и будто бы даже узнает. Чародейка поднимает волшебную палочку из сердца стихий, и в противника устремляется поток драконьего огня. Это сила, которая однозначно должна справиться с врагом, но только в случае попадания. Противник отскакивает в сторону, показывая настоящие чудеса скорости реакции и передвижения. После захваченная женщина резко начинает сближаться с отрядом, но это была ловушка. В тело ударяет заряд ледяной силы, что моментально обращает врага в кусок льда. Сбоку подскакивает Годард и обрушивает горизонтальный удар по ледяной статуе, раскалывая её пополам вместе с пойманным вторженцем. Сейчас Элизабет очень осторожно выпускает стихию невероятного холода, вспоминая, что чуть не лишилась руки в прошлый раз. Элин предупреждает, что еще одно столкновение чуть дальше. Духовные существа, что согласились помогать эльфке, сейчас разведывают обстановку вокруг и передают хозяйке видения. Скоро группа настигает еще двух противников, один из которых явно был городским стражником. Враги согласовано обходят с двух сторон, Элизабет вынуждена сконцентрироваться на одном из них, пока остальные заняты вторым. Вдруг раздается звон, что прокатывается в воздухе и заставляет противников замереть на секунду. Паузы становится достаточно для нанесения первого и последнего удара по каждому оппоненту. Лоренс стоит рядом с обнаженным «поющим» мечом, который снова выручает необъяснимым способом. — А у нас неплохо получается. — Улыбается Бальтазар. — Просто потому, что это мы. — Хмуро отвечает Годард. — Обычные защитники столицы скорее всего умирают каждую минуту. В этот момент башня торговой палаты в полукилометре оседает и рушится. Все понимают, что теперь нужно бежать туда, а Элизабет дополнительно думает о том, как именно духовные существа проникают в людей. Если не разгадать этот механизм, то нападения могут продолжать до бесконечности. Когда отряд достигает места обрушения башни, все уже закончено. На обломках стоит Аддлер Венселль и вертит шлемом в разные стороны. Множество тел вокруг лежат с огромными дырами в телах, будто через них прошли мощные разряды внутренней энергии. Мастер-лучник натягивает лук без стрелы, и в небо улетает полоса света куда-то за дома. Магистр Венселль — единственный лучник в королевстве, а может, во всем мире, кто может попасть в цель, которую не видит собственными глазами. Так как здесь всё схвачено без них, Элизабет ведет отряд в сторону других пожаров, что горят рядом с городскими воротами. Судя по звуку, там сейчас кипит ожесточенная битва. Так оно и оказывается: отряды рыцарей и ополчения сражаются друг с другом. В такой мешанине непонятно, в кого именно вселилось духовное существо. И именно это становится причиной того, что уже множество защитников Порт-Айзервица лежит на земле. Обычные люди без артефактов не смогут распознать измененную ауру, а чародейка не может одним мощным ударом прикончить врагов, пока они бьются в ближнем бою с союзниками. «Торможение вещества» опускается на всю площадь перед воротами, а после цепная молния с гудением проносится по головам, плавя кожу, кость и плоть. Элизабет невероятно сосредоточена, так как нарушение концентрации может привести к тому, что молния заденет своих. Спутники от такой комбинации стоят с раскрытыми ртами, а после время начинает течь для движения в привычном русле. — Остановитесь, враги повержены! — Громко выкрикивает Элизабет, смотря на падающие тела. Если не остановить, то многие продолжат биться друг с другом. Воины тяжело дышат и с подозрением смотрят на соседей, пока командир старается всех построить. — Как можно защититься от вселения духовного существа? — Спрашивает Годард. — Мы ведь сами можемоказаться под ударом. Элин лишь пожимает плечами. Здесь бы пригодилась помощь Сахтеми, так как эльфийская наставница ничего не говорила о том, что такое возможно. Элизабет тоже нечего сказать, пока не поймет принцип проникновения с Путей в тела местных жителей. Вдруг один из солдат падает на колени с криком боли. Товарищи по бокам пытаются помочь ему встать, но человек уже не кричит, а ударяет кулаком по кирасе соседа справа, чем отправляет в полет сквозь строй со смятым металлом на груди. А другая рука бьет в горло соседа слева, моментально ломая шею. Новое вселение вновь приносит хаос и неразбериху. Бывший стражник поднимает к небу руки, вокруг которых загорается духовная энергия. Гудящий и стремительно вращающийся сгусток энергии взрывается так быстро, что Элизабет успевает лишь поднять магический щит перед группой. Но даже волшебная защита не справляется до конца, так как всех все равно валит с ног взрывная волна. Чародейка пытается справиться с головокружением и видит, что от отряда воинов остались лишь разбросанные ошметки, а вот на вторженце с Путей ни единой раны. Искрящаяся молния несется в противника, но бессильно отскакивает от духовной брони. А за спиной бывшего стражника распахивает черный зев Врат, из которых приближается огромный ужасный монстр, похожий на паука, но с двенадцатью лапами. Чуть искрящаяся шкура создания несет на себе определенные узоры, а девять пар глаз немигающе смотрят на добычу в лице защитников Порт-Айзервица. Элизабет понимает, что столица Манарии может повторить судьбу Михдабта… В другом районе города магистр Видар впечатывает в стену одного из нападавших. От удара каменная кладка покрывается трещинами. Ива отгоняет еще одного противника от магов в лице Патрика и Йорана. Парные клинки оставляют сверкающие следы в сумерках, но бывший лавочник нисколько не уступает наемнице, что обучалась бою на протяжении всей жизни. Неожиданно вторженец с Путей падает на колени, чем позволяет орчихе срубить голову. — Спасибо. — Ива оборачивается к Йорану, что лишь кивает и указывает на нового противника в облике ребенка. Мальчик с пустым взором смотрит на членов Громового отряда, а последние чувствуют себя не в своей тарелке из-за того, что нужно убить ребенка, хоть внутри уже совсем другое существо. Мальчик взмахивает рукой, и по улице прокатывается мощный порыв ветра. Опрокидывает всех, кроме магистра Видара, что быстрым шагом приближается к врагу, выставив перед собой щит. Маленькая рука запускает новый порыв ветра, перемешанный с духовной энергией, но мастер-щитоносец выдерживает новый удар, что заставляет остальных катиться по земле. И даже более того, Клаус сразу же атакует в ответ, выпуская волну внутренней энергии, от которой улица лопается подобно льду, а стоящие рядом дома трясутся и заваливаются набок. Ребенок тоже выдерживает напор, но магистр Видар уже рядом и опрокидывает противника, а после кромкой щита обезглавливает. Остальные члены первой группы подходят ближе, смотря на ужасную картину. — Черт возьми, им похоже все равно, в кого вселиться. — Бормочет мэтр Патрик. — И такое ощущение, что этот был намного сильнее предыдущих. Раньше мы видели обладателей огромных физических показателей, а вот этот манипулировал духовной энергией. Похоже, что среди нападающих тоже есть разные особи. — Делает заключение Йоран Тискарус. — Что будет, когда они начнут открывать Врата, как в Михдабте? Ответить Йорану спешат не товарищи, а огромная туша летучего змея, что парит в потоках фиолетового дыма. Существо возникло над домами внезапно, но сразу приковывает внимание, так как чешуя двадцатиметрового змея подобно множеству зеркал отражает свечение, исходящее из облака вокруг гибкого тела. — Очень похоже на масштабное вторжение. — Говорит Ива. — И опять никаких вампиров, словно это не их рук дело. Духовное создание летит в сторону Стальной Крепости, но в небесах возникает молния, что отправляет монстра на землю. Во время приземления змей падает на крышу одного из домов, что с трудом выдержал подобную нагрузку, почти что разойдясь на две половинки. А на край крыши над группой приземляется Микилинтурин. — Желательно свести разрушения к минимуму. — Пытается напомнить мэтр Патрика. Воительница кивает с видом, будто «только если получится», а после делает гигантский прыжок в сторону извивающегося змея. Кусок крыши, с которой скакнул грандмастер, отвалился и полетел вниз, где черепица разбилась на куски. — Думаю, она в одиночку справится. Идем дальше к порту? Там самые сильные пожары. — Говорит Йоран. — Да, давайте туда. — Соглашается чародей из отряда охотников на демонов. Отряд вновь начинает движение по городу. Многие жители сейчас должны сидеть по домам, но на улицах все равно лежит слишком много трупов. Если духовные существа могут вселиться в абсолютно любого человека, то противодействие такому становится невероятно сложным. Мэтр Патрик вслух надеется, что у подобного вторжения есть какие-нибудь разумные пределы, или что при убийстве захваченных людей духовное существо внутри тоже умирает. Магистру Видару и Иве трудно сказать что-то конкретное о Путях и магии, так что разговор поддерживает только Йоран, у которого тоже нет идеального плана противодействия подобному. Всё это время он готовился ко встрече с вампирами, поэтому нападение духовных существ становится очень неожиданным. Тем временем группа прорывается через еще одну схватку и видит старика, что буквально шагает по воздуху. На каждый шаг под ступнями появляется полупрозрачная плоскость, что и не дает упасть. Чародеи сразу предупреждают, что это враг, и спускают с поводка боевые заклятья. «Разрыв материи» и «Единство льда и пламени» бессильно отскакивают от человека, который смотрит на оппонентов, как на муравьев под ногами. В руке старика появляется светящийся мыльный пузырь с каким-то туманом внутри, что начинает движение в сторону отряда. Клаус Видар встает перед магическим снарядом, а щит переливается внутренней энергией. Подобная защита выдержит почти любую магическую атаку, если она призвана лишь нанести урон. Вот только мыльный пузырь лопается вовсе не со взрывом, а со сжатием пространства в одну точку. Стоило в районе появиться точке притяжения, как абсолютно всё старается притянуться к ней. Это относится и к людям, и к домам. Духовные существа показывают всё большую силу.Глава 40
Ива пытается бороться с силой притяжения, но бесполезно. Духовное существо использовало жуткую магию, что создала центр тяготения невероятной силы. Секунда, и ноги орчихи отрываются от земли, а тело несется к точке, вокруг которой уже собрались самые легкие предметы поблизости в виде корзин, досок и кусков ткани. К счастью, Ива врезается в спину магистра Видара, который успевает поднять с десяток барьеров из энергии Духа. Свистящий звук перемежается с грохотом раскалывания стен ближайших зданий, даже улица выгибается в сторону точки притяжения, разбрасывая пласты земли. Вдруг катаклизм прекращается, так что всё выбрасывает в обратном направлении. Ива катится по земле и резво встает, как только удалось справиться с инерцией. Лишь Клаус Видар каким-то образом устоял на ногах, маги с трудом поднимаются и трут места ушибов. — Молодец, Йоран. — Хвалит мэтр Патрик. — Ловко захлопнул ту вещь. — А что вообще случилось? — Не понимает Ива. — Это духовное существо создало что-то наподобие заклятий гравмейстеров. К счастью, это моя специализация, поэтому я знаю, как можно заставить такие вещи исчезнуть. — Объясняет Тискарус. — Бой еще не завершен. — Негромко говорит магистр Видар, смотря на старика, что стоит над крышами. Ива тоже замечает интерес противника, но пока не представляет, как развить атаку. Она не сможет воевать с врагом, который парит высоко в воздухе, но зато это отличная цель для чародеев. По коже орчихи проходит волна жара, мэтр Патрик атакует первым. Гудящее огненное копье уносится в сторону противника, оставляя за собой след дрожащего воздуха. Магическое оружие на полном ходу врезается в тело, и гремит взрыв. Ива на секунду закрыла глаза, но потом видит, что старик даже не сдвинулся с места. Языки пламени вокруг еще не успели полностью исчезнуть, как закружились и выстроились в совсем иную материю. Сейчас тело врага сковано ледяным панцирем, а вот на головой чародея вновь загорается огненный шар. Тут Йоран заканчивает с заклятьем, и рядом с духовным существом возникают две вращающиеся черные сферы. Орчиха без труда видит, что они вращаются в разные стороны, а между ними происходит что-то странное, будто бы невидимый обычно воздух начинает дробиться и закручиваться в полосы, которые синхронно наматываются на обе сферы. Иве кажется, что поняла замысел молодого мага. Лоренс уже рассказывал, что Йоран хорошо управляется с такими физическими понятиями, как гравитация, вектора движения и еще много других сложных терминов для орчихи, которая даже в школе никогда не училась. Но одно ясно: сейчас тело старика должно разорваться и намотаться на сферы как на колеса телеги. Вдруг где-то гремит взрыв, а в сумеречное небо поднимается столб огня. Ива не удержалась и посмотрела на странное явление, что произошло около одних из городских ворот… … Элизабет прикрывает лицо от жара драконьего огня. Её группа вынуждена была отойти от ворот, чтобы чародейка со всей дури ударила по двум противникам: бывшему стражнику и ужасному пауку. Вот только каким-то образом поток пламени отскочил от искрящейся шкуры паука и ударил в небо. «По всей видимости, это создание может искажать направление энергий или даже материальных объектов», — волшебница испускает чародейскую молнию, но и та отскакивает в сторону и оставляет большую дыру в крепостной стене. — Лоренс, ты сможешь заставить их замереть? — Спрашивает Элизабет, смотря на приближающихся противников. — На того, кто вселился человека, сработает, вот на прошедшее через традиционные Врата уже нет. — Думаю, мы сдюжим с первым, но вот этот паук… — Годард держит боевой топор наготове. — Подождите, Врата до сих пор открыты! — Вдруг говорит Элин. — Давайте попробуем закрыть их, чтобы ослабить врагов. Похоже, только эльфийка смогла почувствовать их, так как уже долгое время тренируется в искусстве общения с Путями. Черный провал исчез после появления паука, но оказывается, просто стал невидимым. Элизабет без лишних слов творит новое заклятье, что бьет не по врагам, а по месту, где раньше были Врата. Раздается сильный звон, из-за которого паук начинает дрожать всем телом и издавать странный писк. Догадка Элин оказалась верной, из невидимых Врат призванное существо подпитывалось духовной энергией, поэтому стоило им закрыться, как уже не смогло защищаться от магических атак. На площади перед воротами гремит гром, а клубок молний превращает противников в невесомый прах. Теперь Элизабет не сдерживает силу, которой от природы очень много, а Годард передает послание первой группе о том, что нужно закрывать Врата, если противник пришел через них… … Ива прислушивается к шуму в ушах и словам Годарда о Вратах. То же наверняка слышат и маги, и магистр Оружейной Часовни. Вот только их противник именно что вселился в человеческое тело, а не прошел через Врата. Атака Йорана должна была разорвать врага, но тот каким-то невероятным усилием вырвался из зоны действия «жерновов». Сейчас группа вынуждена спрятаться за зданием, чтобы перевести дух. — Нам нужно как-то спустить его на землю, — говорит Йоран. — Это будет проблематично. — Выдыхает мэтр Патрик и смотрит на магистра Видара, что взял в руку амулет дальней связи и что-то прошептал в него. — Вы с кем-то связываетесь, Клаус? — Да. — Односложно отвечает мастер-щитоносец, а после небо прорезает свистящая полоса и гремит взрыв. Ива тут же поняла, с кем связался магистр. Аддлер Венселль обладает самыми дальнобойными атаками, поэтому может обстреливать любую цель в любом районе Порт-Айзервица. Группа выходит из укрытия и видит, что старик по-прежнему висит в воздухе. Следом прилетают сразу две стрелы, что сбрасывают наконец противника на землю в мощном взрыве. Ива теперь понимает, что магистр Венселль тоже может устраивать грандиозные разрушения, если захочет. Магистр Видар максимально быстро сближается с рухнувшим с небес противником, выставив щит перед собой. Духовное существо в теле человека не успевает взлететь, поэтому решает отбросить несущегося оппонента. И это бы сработало с учетом сверхчеловеческой силы, что получают тела после захвата жителем Путей, будь на месте щитоносца кто-нибудь другой. Клаус не замедлил шага, когда кулак ударяет в щит, и даже напротив заставляет человека отлететь от своего же удара с разбитой в труху правой рукой.Ива прикрывает лицо, когда по улице проносится финальный удар магистра, что поставил точку в схватке. «Хорошо, что он на нашей стороне», — орчиха смотрит, как магистр как ни в чем не бывало продолжил движение к порту. Скоро группа видит перед собой ворота в порт, объятые огнем, и отряды рыцарей во главе с магистром Онгельсом, что бьются против существа, похожего на морского змея длиной с турнирное поле. Духовное существо легко перемещается в воздухе и легко гасит любые удары из-за невероятно скользкой шкуры и быстрых движений. «Вот это уже точно пришло через Врата», — Ива пытается найти переход между мирами, но он уже наверняка стал невидимым. К счастью, мэтр Патрик занят тем же, поэтому с помощью поисковой магии быстро находит искомое. Магический удар несется в пустой участок стены вокруг порта, но духовное существо успевает догнать и закрыть собой Врата. — Нам нужно уничтожить Врата, что сейчас за этим существом. — Клаус подходит к Фридриху, который без лишних слов кивает и замахивается молотом. У магистра Онгельса может быть множество талантов, но умение приносить грандиозные разрушения в зоне досягаемости будет на самом первом месте. Фиолетовая волна внутренней энергии ударяет в змея, который не мог в этот раз уклониться, а следом сносит большой кусок стены. Ива надеется, что в порту никакому несчастному не прилетит по голове булыжником. Духовное существо издает страшные вопли, на все уже почувствовали вкус победы, поэтому в монстра вновь устремляются атаки и магия. Змей решился идти на самоубийственную атаку, раз сейчас Ива видит идущую на таран голову противника. Теперь снова приходит черед Клауса Видара, что сдерживает напор существа, что на глаз в сотни раз тяжелее человека. Орчиха замечает, что ноги Клауса во время столкновения пробили брусчатку и по колено ушли в землю. Возможно, именно это вкупе с скользким телом привело в тому, что змей не отлетел от удара, а проскользил мимо магистра, что не успел переместиться. Одновременно происходит слишком много событий. Фридрих обрушивает молот прямо на туловище существа, удар разрывает гибкое тело. По подошве сапог проходит волна от удара, а камни на площади дружно подпрыгивают. Часть со хвостом в конвульсиях начинает биться, разбрасывая строй рыцарей, а часть с головой раскрыла пасть в желании перекусить магами. У Ивы возникает ощущение, что духовное существо знает, кого лучше всего унести с собой в могилу. Ни Йоран Тискарус, ни Патрик Лоуэл не успевают сотворить защитное заклятье настолько быстро, чтобы спастись от неминуемой гибели. Ива без раздумий выбрасывает столько внутренней энергии, сколько вообще способна, превратившись в небольшой ураган. Небольшой, но очень быстрый, который бросается наперерез врагу и возникает между чародеями и летящей пастью. Два объекта сталкиваются друг с другом, пасть смыкается, а Ива улетает вместе с ней, так как при всем желании не сможет повторить стиль боя Клауса Видара. Оба клинка одновременно вонзаются в голову духовного существа и погружаются до самых рукоятей. Обстановка вокруг кружится, Ива чувствует сильную боль в области живота, к тому же крепко приложилась головой о землю. Но это не мешает понять, что сумела добить ужасного монстра, против которого в одиночку точно не справилась бы. Ива с довольной улыбкой хочет испустить торжествующий клич, но из глотки вместо звука вырывается лишь кровь. Азарт битвы, похоже, настолько притупил боль, что Ива не сразу поняла, почему товарищи так поспешно пытаются убрать голову монстра и склоняются со встревоженными лицами. — Я в порядке. Дайте мне побольше бинтов и кружку пива. — Ива хочет успокоить команду, но язык заплетается, справившись лишь с началом и концом фразы, когда Ива сделала последнее в жизни усилие. Из-за чудовищной кровопотери сознание померкло, оставив на залитых кровью камнях бездыханное тело.
Глава 41
Элизабет стремится как можно скорее добраться до порта. Похоже, что там происходит серьезный бой, если судить по звукам и дрожанию земли. А весь город будто бы сходит с ума, всё больше духовных существ вселяются в горожан во всех точках. Чародейка понимает, что Громовой отряд может лишь бороться с последствиями, а не с источником угрозы. Прямо сейчас даже внутри Стальной Крепости может твориться хаос. А что делать, если духовное существо вселится в тело Метиоха Айзервица, несмотря на самые лучшие в королевстве защитные артефакты? «Что же делать?!», — отчаяние начинает заполнять мысли, и Элизабет останавливается и смотрит на Лоренса. Юноша даже сейчас спокоен, будто бы не происходит ничего необычного. Молодой рыцарь перехватывает взгляд командира и чуть улыбается со словами: — Осталось немного. — До уничтожения столицы? — Нет, до отбития атаки. — Заканчивает мысль Лоренс, а Элизабет кажется, что увидела некую печаль на лице спутника сквозь улыбку, хотя скорому концу боя можно только радоваться. Группа не успевает добежать до конца улицы, как сумеречные небеса вспыхивают золотым огнем до самого горизонта. Нетрудно догадаться, что это сила бога солнца, что решил наконец помочь. И сразу по всему городу жертвы вселения хватаются за голову, а потом падают замертво. Чудовища, что вышли из Врат, бьются в агонии и скоро рассыпаются горячим пеплом. Духовные существа сразу же прекращают атаку на город. Наконец наступает тишина, что нарушается лишь криками, плачем и потрескиванием горящих домов. Вторая группа устало приближается к порту, где было какое-то крупное сражение, если судить по разрушениям и количеству лежащих тел. Обороноспособность Порт-Айзервица сегодня серьезно пострадала, и второе вторжение город уже может не пережить. Элизабет задумчиво смотрит по сторонам и видит первую группу, что стоит рядом с магистром Онгельсом. Чародейка ведет товарищей к ним, чтобы вновь объединить отряд. Первой группе, похоже, тоже досталось, но все стоят на ногах без посторонней помощи, так что отправить с ними магистра Видара было правильным решением. Аддлер Венселль и Микилинтурин вернулись раньше с самым большим счетом убитых врагов. «Но кого-то не хватает?». Ответ приходит очень быстро, когда вперед выходит мэтр Патрик и докладывает о завершении боев и гибели Ивы. Элизабет закрывает рот рукой, чтобы не передавать отчаяние остальным членам отряда. Еще один член Громового отряда нашел смерть на службе королевству. Девушка оборачивается и видит, что Бальтазар и Лоренс и без слов чародея поняли, в чем дело, когда не обнаружили внушительной фигуры орчихи среди ждущих людей. Сейчас Бальтазар стоит на коленях перед телом давнего товарища и даже не старается скрыть слезы. После снимает любимую шляпу и закрывает ею лицо Ивы. Элин рядом тоже не может сдержать рыданий, а вот Лоренс, похоже, еще до конца вторжения увидел высокую вероятность смерти Ивы и сейчас стоит с грустным выражением лица. Элизабет же не может сейчас отдаться печали, так как от её решений зависит очень многое. Нужно заняться восстановлением обороны города. На площадь перед портовыми воротами выходит Маркелус Оффек в составе других жрецов. Вид у них не очень хороший, многие с трудом держатся на ногах. Жрец бога солнца подходит к отряду и воздает молитву за всех погибших сегодня. И защитников и тех, в кого вселились разрушительные силы. — Что произошло в конце? — Спрашивает Аддлер. — Герон явил чудо и оградил нас от Зла с Путей. — Уверенно произносит жрец. — Но он не смог сделать этого в других местах. — В каком смысле в других местах? — Прорывы одновременно произошли во всех странах Манарийского Альянса и странах, где сохранилась жизнь без вмешательства Герона. Бог солнца передал мне видения разных стран, где духовные существа истребили почти всех живых. Только Фрейяфлейм обошелся без жертв. — А Герон сказал, почему они напали на нас? Какой в этом смысл? — Продолжает допрос мастер-лучник. — Мы же должны были биться с вампирами! Какое дело жителям Путей до нашего мира?! — Герон не ответил на этот вопрос. — Так спроси еще раз. — Не богохульствуй! — Неожиданно свирепо отвечает Маркелус. — Мы не имеем права хоть что-то требовать от Герона. Мы живы только по его милости и великой любви к нам. Он единственный бог, что снизошел спасти нас. И это не всё. В каждой стране открывались золотые врата, что переносили всех спасающихся к Порт-Айзервицу, какое бы расстояние не разделяло места. — Подождите, — встрепенулась Элизабет. — Сейчас под стенами города все выжившие других стран? — Именно. Духовные существа напали на все страны и города одновременно. Кроме эльфов не выстояло ни одного государство. Мира людей и других рас более не существует! Осталась лишь Манария, а если быть точным, лишь её центральные округа. От услышанного волшебнице становится плохо. Разум не хочет верить в то, что в одночасье были истреблены жители всего мира. Все вокруг тоже пребывают в шоке, даже магистр Видар хмурит брови. — Что же нам делать? — Еле слышно спрашивает чародейка. — Герон не смог оградить мир, так что спас всех, кого смог. Силы Зла, что нам противостоят, очень сильны и разнообразны, а подобное было предопределено уже тогда, когда Равнодушный Охотник начал Темную Эру. — Но разве бог солнца не настолько могуч, что мог бы просто явиться и убить врагов? — Я уже говорил вам, что Герон был ослаблен хитрой атакой, а также не может самолично являться и вступать в бой. Именно поэтому мы, жрецы, стали проводниками его воли в этом мире. Но не это самое главное, ведь существует путь спасения! Все вокруг моментально собрались, услышав про спасение. — Герон и святые его долгие века строили Золотой Град, в котором можно будет укрыться от любых ужасов. На это было потрачено столько сил, что можно было зажечь второе солнце. Это благословенная земля, где нет ни демонов, ни вампиров, ни нежити. И даже духовные существа туда не смогут просто так явиться. Именно там ждет спасение всех наших народов. Великие Врата в Град находятся рядом с Порт-Айзервицем и скоро откроются для всех желающих. — То есть Герон предлагает оставить наши земли и устремиться в другой мир? — Переспрашивает чародейка. — Именно! Великое переселение народов. Так было уготовано еще очень давно. Элизабет даже не знает, как на это отреагировать. Очень неожиданные вести, которые с наскоку не поймешь. «Выходит, Герон с самого начала знал, что Темная Эра неизбежна и придется куда-то бежать?». — Элизабет смотрит на товарищей, но никто не спешит делиться мнением. — Понимаю, что неожиданно. — Продолжает жрец. — Но это единственный путь. Нужно явиться к его величеству вместе с представителями всех выживших народов и объявить о новом пути для спасения, а потом распространить весть среди народа. Это заставит всех воспрянуть духом! Жрец продолжает увещевать о чудесах Золотого Града: великих степях, горах и реках; городах, ждущих своих жителей; о морях, полных рыбы; и о бесконечных теплых днях под ласковым солнцем. Однако подходит Бальтазар и надломленным голосом спрашивает о другом: — Герон может воскресить Иву? — Боюсь, что это невозможно. — В печали склоняет голову Маркелус. — Но раз он создал Град, то что ему воскрешение? — Град создавался долгие века им и его апостолом. Я неоднократно взывал к Герону с тем же вопросом и получил ответ, что это больше не в его силах. Мертвые уже находятся в том Граде, что каждого из нас ждет после смерти. Они в лучшем мире, так что мужайся и помоги тем, кому еще можно помочь. Скоро начнется Великое Переселение, а силы Зла наверняка захотят нам помешать… … За стенами Порт-Айзервица действительно распахиваются золотые Врата, через которые выходят сотни и даже тысячи жителей самых разных рас: люди, гномы, орки, зверолюды. Все народы, что имели подобие государства, пришли сюда, за исключением эльфов. А вскоре рядом с бывшим поместьем Тискарусов тянутся к небесам исполинские Врата. Золотая арка рассеивает мглу на многие километры, а пространство внутри арки напоминает мутную воду. Появление прохода в новый мир видно всем выжившим, но также и тем, кого в Золотой Град не пригласят. Два вампира издали наблюдают за светопреставлением. Один стоит в алом плаще и маске, а второй выбрал полностью черные цвета. Последним оказывается Сет, что стоит без маски. Бывший ноклеэйт Петровитты смотрит туда, где находится цель всей его жизни. — Пока рано нападать на Хейдена. — Говорит Мастер. — Даже с учетом того, как сильно он был ослаблен в три последних века из-за этого грандиозного строительства. — Я понимаю. Легион и Сареф пообещали мне встречу с ним, поэтому я терпеливо дождусь момента, когда смогу его убить. — Сет спокойно смотрит вперед. — Все-таки я — лучший исполнитель его убийства. — Конечно. Благодаря твоим чувствам. И потому что тебя он не знает. — Меня и не должен никто знать. — Говорит Сет, что уже стал вампиром. — Я предпочту, чтобы моя история, мое имя и мотивы навсегда исчезли вместе со мной. Безымянный исполнитель — вот как я должен остаться во всей этой истории. — Разумеется. Мы обещали сокрытие всех фактов о тебе после конца и даже в мире Ночного Народа никогда не произнесем настоящего имени и не вспомним деяний. Не сможем, даже если захотим. Я сам такой же, то есть предпочту остаться в тени. Но оставим разговоры, тебе нужно готовиться дальше. Я принес всё необходимое. — Тогда начнем. — Сет разворачивается и сходит с холма вместе со старшим вампиром в сторону заброшенной хижины охотника. — А когда наши командиры соизволят начать действовать? — Уже вот-вот. Духовные существа первыми пошли в атаку, чем спутали нам карты, так что выходить придется уже сейчас. — Размеренно объясняет Мастер. — Но ты не думай об этом, сконцентрируйся на подготовке. Легион меня как раз прислал, чтобы помочь с финальной частью. — Ладно, добро пожаловать в мое скромное жилище. — Сет открывает дверь и пропускает вперед старшего вампира.Глава 42
Сареф медленно выдыхает морозный воздух. Из-за долгой неподвижности и холода тело становится деревянным, поэтому не сразу возвращается подвижность. Возвращение Легиона заставило отвлечься от тренировки. — Ого, я вижу, ты уже сидишь почти у входа в пещеру. — Произносит высший вампир. — Какие успехи? — Я смогу безопасно использовать силу Темпкрова, но всего небольшой процент. Похоже, придется задержаться здесь. — Увы, планы немного поменялись. Духовные существа первыми пошли в атаку. Теперь понятно, почему они так долго сидели тихо. Всё это время на Путях шла масштабная подготовка к вторжению в центральный мир. — Они открывали Врата для не самых сильных существ? — Не только. Некоторые насильно вторгались в разумы обычных людей, что становились проводниками духовной энергии. — Разве для этого не нужно согласие человека? — Когда-то очень давно, может, и требовалось, но наши враги тоже не просто так проводили тысячелетия и явно изобрели новый способ заражения. Правда, применить они его могут только на обычных людях. Вероятно, сила разума и духа оказывает влияние. — И чего они добились? — Одновременно атаковали все выжившие страны. Кроме Манарии и Фрейяфлейма ничего не осталось. Только брошенные города с тысячами трупов. — Какое раздолье для Могильной Мглы… — И не говори. Но многие спаслись, Герон перенес выживших под стены Порт-Айзервица, а также открыл Врата в Золотой Град. — Особые Пути, которые делал вместе с Хейденом последние две тысячи лет? — Чуть меньше, но да. И это означает, что больше им не нужно будет тратить на это силы. Ты готов к следующему этапу? — Нет. — Юноша встает на ноги. — Но какое это имеет значение? Мы обречены на битву против всего мира, но на нашей стороне неизбежная судьба. Легион с улыбкой приглашает следовать за собой. Вдвоем они возвращаются на поверхность Тихого перевала, после чего переносятся на борт «Мрачной Аннализы». Каравелла уже давно стала передвижным штабом, который трудно отыскать из-за постоянного движения. Сейчас на верхней палубе собрались вообще все вампиры, что решили присоединиться к Легиону в его попытке вернуться в родной мир вампиров. Сареф насчитывает почти шестьдесят пять вампиров, численность резко скакнула вниз. Вероятно, в последних событиях пострадали лояльные вампирские кланы. Что же, Темная Эра не делает себе любимчиков, умереть могут совершенно все. Юноша рад, что людская часть команды в лице Иоганна Коула, Маклага Кродена и Кастула по-прежнему жива, хотя довольно странно думать об этом с учетом того, что они являются частью этого мира и вместе с ним погибнут. Высший вампир встал на полуюте рядом с юношей, чтобы произнести торжественную речь. К этому моменту он шел две тысячи лет, так что имеет полное право насладиться моментом. Чуть дальше стоят все старшие вампиры за исключением Мастера, что сейчас должен помогать Сету. — Друзья, вот и подходит к концу наше приключение в этом мире. — Начинает Легион. — Пускай для всех вас он является родным, но давно отвернулся из-за событий Алого Террора. Это вряд ли получится назвать финальной битвой, но уклониться от нее мы не можем. Духовные существа стремятся к тому же, что и мы, но союз невозможен, так как отсюда уберемся либо мы, либо они. Tramz arc выдержит лишь два маршрута, и оба зарезервированы за нами. Все внимательно слушают, так как в такие подробности были посвящены всего несколько вампиров. — Но мы не сможем совершить Исход, пока центральный мир жив. Для этого придется истребить всё живое на планете, сжечь сам «океан» магии и обрушить близлежащие Пути. Но Герон и Хейден не позволят нам этого сделать, ведь они решили запереться в своем новом райском уголке. Золотой Град тоже нужно уничтожить, иначе связь остальных Путей и центрального мира не будет оборвана. Сареф смотрит на лица стоящих на палубе. Большинство спокойны, либо просто хорошо скрывают эмоции, а некоторые не прячут радости от скорого завершения трудов. Особенно это касается Кастула, что видит во всем происходящем лишь возможность остаться в истории, как величайший воин. — Поэтому следующей нашей целью становится Манария, Порт-Айзервиц и Золотой Град. Герон любезно собрал всех выживших в одном месте, чтобы совершить Великое Переселение. Мы не дадим им этого сделать! А после мы покидаем этот мир навсегда и вторгаемся на Пути, где сойдемся в схватке с теми, по чьей вине в этом мире вообще появились вампиры. И только после этого мы сможем убраться в невероятные дали! Легион в облике старичка победно поднимает руку, и вампиры разражаются воинственными криками. Даже Сареф чувствует прилив адреналина, хотя, это скорее всего реакция души Мясника на скорый кровавый пир. Мировоззрения Ганмы и Бенедикта привычно уравновешивают жажду крови. Холодный ветер раздувает паруса в инее, а каравелла продолжает путь по льдистому сумеречному морю. Она уже находится в одном дне перехода от Порт-Айзервица. Сареф стоит на носу корабля вместе с Рим, что пришла рассказать о смерти Хунга. Юноша внимательно выслушал рассказ о встрече с Рихэбом и Мартой Рапон. Девушка явно искала моральной поддержки после смерти товарища, поэтому Сареф не мог просто отмахнуться. Сейчас чародеи сидят в теплой каюте и обсуждают знания, что почерпнули у Нитрина Деволта, а Кастул наматывает круги на верхней палубе. Рим говорит, что мечник чуть не рехнулся после того, как не смог одолеть ни Микилинтурин, ни Рихэба, хоть и не проиграл им. Сареф считает, что это ударило по гордости грандмастера, поэтому теперь он тренируется практически без остановки и даже на просьбу Легиона не откликнулся. Сейчас никто не хочет подходить к Кастулу, чьи мысли сконцентрированы над тем, как он убьет абсолютно всех врагов. «Ничего, неудачи лишь сделают его сильнее», — Сареф вновь смотрит на море впереди. В этот момент из воздуха появляется Легион, который явно не хочет использовать ноги, когда можно просто телепортироваться. Высший вампир заразительно бодр, будто сгорает от нетерпения приступить к финальным частям плана. — Каков наш план после прибытия в Порт-Айзервиц? — Спрашивает юноша. — Снести его к черту. — Улыбается старик. — Вот так просто? — Вот так просто. Я подготовился заранее. Ты не забыл Носильщиков Гробов, что шныряли в подземельях под столицей? В запутанных ходах под городом осталось много темных закоулков, которые никто не нашел. Завтра это сыграет свою роль. — Понятно, а с какой стороны мы подплываем? — Войдем прямо в порт. Там я тоже подготовил почву когда-то. Помнишь, как вампиры атаковали городской порт, а потом снова погрузились на корабль и уплыли восвояси? Сареф помнит это. В то же утро должен был прибыть мэтр Вильгельм из экспедиции, и юноша встречал его в порту где-то через пять часов после нападения. Сейчас вспоминает, что ни разу не поинтересовался, что тогда вампиры делали в порту. Настало время закрыть некоторые вопросы. — Помню. И что там было? — Глубоко под портом спрятали семь артефактов, что никак себя не проявляли. Завтра настанет и их день. Они откроют нам дорогу в порт, и нас не остановит ни магия, ни военные суда Манарии, ни сам Герон. Потом мы сотрем с лица земли последний оплот мира и сойдемся в бою с Героном и Хейденом. — А вы точно справитесь с Древним вампиром? — Спрашивает Рим. — Он же будет очень сильным. — Ну, это стоит спросить у Сарефа, справится ли он. — Хитро улыбается высший вампир. — Я буду сдерживать Хейдена, чтобы он никому не помешал. Правда, мне тоже будет сложно. Пускай я накопил больше сил, но в военном ремесле он сильнее меня. — Ну, я буду не один. Мне поможет мэтр Маклаг. — Пожимает плечами Сареф. — К тому же Герон не может драться со мной центральном мире, иначе сразу примчится Страж Реальностей. Именно поэтому он создал религию и жрецов, чтобы через них оказывать влияние на мир. Поэтому настоящий бой начнется только тогда, когда я войду во Врата и окажусь на Путях, что он так долго создавал. Там-то всё и решится. — А если духовные существа припрутся? — Продолжает вампирша. — Они не придут. — Уверенно произносит Легион. — Они позволят случиться нашему противостоянию, а сами будут подтягивать силы, чтобы разобраться с победителем. Если бы была возможность у всех куда-то сбежать, то и не было бы между нами никакого противостояния. А сейчас каждый планирует урвать счастливый билет на тронувшийся поезд. — Билет? Поезд? — Рим не понимает того, что почерпнул однажды Легион в памяти Сарефа. — Каждый хочет успеть запрыгнуть на уходящий корабль, где не хватит места всем. — Перефразирует Сареф. — Ну, не совсем верно. — Поправляет высший вампир. — Места-то там много, но у всех разные маршруты. У вампиров к родной планете, у Сарефа к своему родному миру, у духовных существ вообще в другую сторону. И этот уходящий корабль сможет пройти всего по двум маршрутам. — Не особо поняла, но я хочу уйти вместе с Сарефом. — Заявляет Рим. — Как хочешь. — Пожимает плечами Легион. — Я никого не буду принуждать отправляться в родной мир Ночного Народа. Некоторое время вампиры молча смотрят на море, и каждый думает о своем. Несмотря на весь свой полученный жизненный опыт и знания поглощенных душ, Сареф чувствует, что не может абсолютно спокойно ожидать будущего столкновения. Ставки слишком высоки, и малейший промах может обрушить всё, чего удалось достичь. Ни жители центрального мира, ни Герон с Хейденом, ни тем более духовные существа: никто не ляжет лапками кверху при появлении Сарефа. Юноша заранее знал, к чему всё придёт, так что поздно заламывать руки. Но больше всего стоит опасаться силы, что сидит пока что в Срединных землях. Она опасна тем, что не стремится чего-то достичь. У нее нет видения победы, в назначенный час она перейдет в атаку, чтобы помешать всем. Могильная Мгла сильна тем, что ей действительно нечего терять. — Все командиры собрались в каюте. — Произносит подошедший Йос. — Отлично. — Встрепенулся Легион. — Сареф, Рим, прошу за мной. Нам стоит детально обсудить план завтрашнего апокалипсиса.Глава 43
Рыцарь устало снимает с себя шлем, смотря на разрушения, что сейчас разбирают подчиненные. Вчера Порт-Айзервиц подвергся масштабной атаке и только с помощью Герона был спасен. Множество убитых, разрушенные дома, ямы на улицах, пожары, дым и сумерки: всё удручающе действует на горожан. Но немолодой уже рыцарь, что в мирное время должен был уже отправиться на покой, сейчас пытается привести порт в порядок вместе с отрядом столичного рыцарского ордена. Такие отряды сейчас действуют по всему городу, кто-то тушит пожары и разгребает завалы, кто-то собирает трупы, а другие ищут всех выживших. Ситуация критическая, но рыцарь спокоен, так как спасение уже близко. Молва прокатилась по городу и лагерям других народов за ним. Говорят, Герон создал мир, в котором остатки старого мира смогут восстановиться и жить дальше без каких-либо тревог. Это единственный светлый луч в окружающем мраке. Осталось лишь чуть-чуть напрячься и уже скоро начнется Великое Переселение. Пока рыцарь про себя думал о том, что после выполнения задания нужно будет зайти за дочерью и внуками, а потом начать движение к Золотым Вратам за городом, ноги почему-то подкосились. Тело в доспехах издает грохот, свалившись на камни, но никто этого не заметил. Весь отряд уже неподвижно лежит там, где работал. Точно так же падают замертво люди в других частях порта, и на кораблях, что патрулируют залив, матросы и воины оседают на палубу и закрывают глаза. Всего за полминуты погибли абсолютно все, кто находится в портовом районе. И в этой гробовой тишине под шум холодных волн в залив вплывает каравелла и больше некому её остановить. Судно проплывает мимо военных галеонов и швартуется у главного причала. Порт-Айзервиц еще не понял, что вампиры не позволят совершить уход в другой мир. Сареф смотрит на пристань, где собираются абсолютно все. — А нас этот магический яд не убьет? — Спрашивает Рим. — Нет, емкости, в которых он хранился, не бесконечны. Этот яд очень быстро разрушается в атмосфере. — Успокаивает Сареф. — Мощное, но одноразовое оружие. Именно это заложили вампиры в тот раз, когда «Мрачная Аннализа» атаковала столичный порт. Это в очередной раз доказывает, что Легион безо всякого прорицания или определения будущего, чем владеет Хейден, может предугадывать места и события. — Ну, удачи вам с Легионом. — Рим бьет Сарефа в грудь и спрыгивает на землю. «Да, Герон и Хейден — только наша с Легионом забота. Команда будет занята всеми остальными». — Сареф даже не уверен, кому придется сложнее. Высший и Древний вампир, конечно, не шутки, но остальная команда столкнется с отчаянным сопротивлением Громового отряда, магистров, грандмастеров, магов и всех остальных. Жаль, что не удалось заранее расправиться с Рихэбом и Микилинтурин, теперь задача станет сложнее. Но вампирам тоже есть, что показать. Отрядами будут руководить Фриг Ройт, Белт Гуронн, Милетли и Гивейн, сразу четыре старших вампира, двое из которых участвовали в Алом Терроре. Взгляд скользит по Рим, Йосу, Мальту, Энрику, Кейлту, Гамроду и всем остальным вампирам. Видно, что Мальт похлопывает судно на корме, прощаясь с верным морским помощником. Все напились кровью сполна, достали самое редкое зачарованное оружие, доспехи и артефакты. Больше не имеет смысла что-то хранить или сдерживать силы. Вон там возвышается фигура Кастула, что аж пританцовывает от нетерпения. Мэтры Маклаг и Иоганн тоже готовы, но не будут лезть на рожон, так как имеют собственные задачи. — Ну-с, нам тоже пора. — Рядом встает Легион, сменивший облик на ту самую девочку, с которой Сареф сражался в прошлый раз в Порт-Айзервице. — Почему именно этот облик? — Ну, Хейден же низкий из-за гномьего облика. Я буду ему под стать. Так по мне будет сложнее попасть. — Понятно. Идем сразу к Вратам? — Ага. — Кивает девочка, а после выкрикивает. — Приступить к исполнению плана! Вампиры молча поднимают оружие и начинают движение в город, а для Сарефа и Легиона обстановка темнеет, чтобы явить местность перед гигантскими золотыми воротами. Вокруг уже множество выживших из других стран ожидают их открытия. Какая-то женщина, перед которой возникли вампиры, удивленно смотрит, но пока не чувствует опасности от молодого человека и ребенка, который говорит, что начнет первым. Множество кровавых нитей проходит по телам находящихся вокруг, создавая вихри из алых капель. Нити легко проходят сквозь кожу, одежду и доспехи, мимолетным усилием отсекают кости. Моментальная смерть ждет каждого попавшего под удар. Нитей уже десятки тысяч, что расходятся окружностью по окружающим землям. Всего за один удар Легион убил почти тысячу людей, высшие вампиры действительно монстры. — Хейден наверняка должен был предвидеть наше нападение, но его здесь нет. — Говорит Сареф. — Обрати внимание, Врата еще закрыты. Он наверняка внутри, заканчивает работу над переходом. Или мы пришли раньше, или его что-то задержало. — Откроем Врата? — Я этим займусь. Следи за обстановкой. — Высший вампир в один прыжок преодолевать сотню метров до границы Врат. Сарефу остается смотреть по сторонам, а потом обостренные чувства различают периодическое гудение, словно за спиной быстро летит и вращается предмет несимметричной формы. «Мелодия мира» достигает ушей прежде, чем доходит звук, как естественное физическое явление. Это действительно оказывается летящий предмет, от которого вампиру довольно просто увернуться. Молотпроносится мимо в потоках внутренней энергии и зарывается в землю, поднимая кучу земли в воздух. «Только один человек может так швыряться молотами». Это действительно магистр Оружейной Часовни Фридрих Онгельс, что просто оказался поблизости. Он уже довольно стар, но по-прежнему сохраняет крепкое тело, железное здоровье и бойцовский дух. Магистр замирает перед юношей со взором полной ненависти. — Как же я корю себя, что спас тебя тогда от Унарского Цербера-Химеры. — Магистр вновь замахивается вторым молотом, а Сареф не видит смысла что-то отвечать. Ему не нужно чье-либо понимание, только исполнение замысла. Тратить силы на этот бой не хочется, но придется. Герон все равно не явится прямо сюда и прямо сейчас. Несмотря на возраст, магистр Онгельс остается невероятно сильным противником, что может разрушить что угодно, если верить слухам. Вампир ныряет под молот и проносится мимо воина. По скорости ему сейчас мало кто может составить конкуренцию. Фридрих падает на колено и зажимает разорванный правый бок. Под его ладонью возникает внутренняя энергия, что действует по принципу перевязки. После магистр вновь встает на ноги, замахивается молотом и ударяет им со всей силы по земле. Сареф успевает подпрыгнуть над расколовшейся землей. Удар оказался настолько сильным по земле проносятся огромные трещины, возникают провалы. Почти что настоящее землетрясение. Вампир приземляется, а противник уже рядом и наносит один удар за другим. Далеко не каждый может достать до тела кровопийцы, но вот ударные волны куда более опасны. Вся округа постоянно взрывается столбами и волнами разбрасываемой земли, каждый удар сопровождается гулким ударом, но Сареф продолжает затрачивать минимум сил, чтобы просто уходить от ударов. — Хватит убегать и просто дерись! — Кричит магистр. — Так ты не уничтожишь нас. Человечество все равно выживет, даже если останется всего горстка людей. Юноша бы мог с этим поспорить, но опять не стал ничего говорить. Вряд ли противник может придумать такие слова, которые обидят или спровоцируют вампира, которому плевать на обвинения или обидные слова. Фридрих не смог бы задеть ни Бенедикта Слэна, ни Ганму, ни Мясника, ни тем более Темпкрова. Сареф видит летящий в лицо молот, приставным шагом уходит влево и двумя руками перехватывает летящее оружие. Нет, он не схватился за него, как за канат во время шторма, иначе просто полетел бы вместе с оружием по полю. Вместо этого лишь кончиками пальцев пробежался по рукояти, задавая новое ускорение и вектор движения. В воздухе остается огненное колесо из белого пламени, когда Сареф подключил внутреннюю энергию и заставил молот вращаться, оставаясь на месте. Как только крутящий момент ослаб, оружие упало на развороченную землю. — Ты стал очень сильным. Похоже, я ошибся, когда советовал тебе сконцентрироваться только магии или боевых искусствах. — Фридрих тяжело дышит, похоже, это первый бой за долгие года, когда противник не умер после первого же удара. Сареф продолжает молча смотреть, не давая себя втянуть в разговор. Легион все еще пытается открыть Врата, так что время еще есть. «Возможно, стоит потратить свободное время с пользой, чтобы помочь команде нападения на город?», — размышляет юноша, не обращая внимания на слова противника. Вдруг молот прыгает в руку магистра, который вновь перешел в атаку. Сареф спокойно смотрит на кричащего противника, уклоняется от удара и швыряет сгусток алхимических чернил в лицо. Магическая субстанция как живая ринулась в раскрытый рот и горло, где свернулась непроходимым барьером у трахеи. С тела магистр смог бы содрать чернила, но из горла вытащить не сможет, сколько ни кашляй. Это поражение Фридриха, так как кислород больше не может поступать в легкие. Смертельная ситуация любого другого заставила бы забыть о бое и предпринять что угодно для спасения, но магистр вкладывает остатки сил для нанесения последних ударов. Один за другим, он будто бы стал неутомимым. Мастера боевых искусств могут задерживать дыхание до тридцати минут, так что попытка удушения не самая удачная. Из шеи вырываются острейшие серпы из чернил, что делают ровно один оборот. Тело магистра Онгельса падает уже обезглавленным. Наконец бой завершен. — Я тут понял, что мне потребуется больше времени. — Рядом оказывается Легион, смотрящий на труп магистра. — Хейден явно предусмотрел такую ситуацию, так что готовит малые Врата, через которые будет переносить всех прямо в эти большие. — Это нехорошо. Тогда мне стоит никого не подпускать к ним там, а тебе продолжить пробивать проход дальше. — Именно так. — Кивает высший вампир. — Герон начинает передавать силу местным жрецам, так что можешь разобраться с ними и заодно помочь остальным. — Хорошо, тогда отправляюсь. — Сареф глубоко вдыхает и совершает пространственный переход. Еще не получается так хорошо, как у Легиона, поэтому случайно «перелетел» точку выхода, оказавшись по другую сторону от города, где среди беженцев из Степи и Стилмарка буйствует огромный монстр. Вероятно, это один из питомцев Белта. Сареф видит, что здесь его помощь не нужна. Новая телепортация приводит к нужному месту на крышу одного из домов около центральной площади. Юноша хорошо помнит место, так как здесь находится столичный филиал гильдии авантюристов, а в городе уже кипит небывалая битва.Глава 44
Отряды вампиров, что начали продвигаться по городу, мало что способно остановить, но сейчас в городе сконцентрировались все организованные силы, какие только остались в мире, поэтому просто уже не будет. Все старшие вампиры заранее разбили силы на четыре отряда, что нанесут удары с разных направлений. Трудно было предугадать, кто именно встретится Фригу Ройту, Рим и остальной команде, но все точно знали, что застать врасплох еще один раз не удастся. Легион всех предупредил, что среди противников есть личности, что могут увидеть возможное будущее в определенных масштабах, так что скорее всего вампиров будут ждать на улицах. Так и происходит, Рим видит впереди стену щитов. На первый взгляд там и городская стража, и рыцари, и авантюристы, и адепты Оружейной Часовни. Строй моментально рассыпается, когда посреди него Фриг открыл пространственный переход куда-то. Потоки дикого ветра достают даже до вампиров, а люди один за другим исчезают в провале, пока его не захлопывают вражеские чародеи. — Это еще что? — С удивлением спрашивает Рим. — Открыл окно на орбиту планеты. — Лыбится Фриг, но девушка ничего не поняла, а на подумать времени уже не остается, так как защитники с криками несутся в атаку. Отряды сшибаются в бою, где у вампиров есть неоспоримое преимущество во всем, кроме численности. Рим достает меч Хунга и с криком устремляется в первые ряды. Столько времени подготовки и, наконец-то, настал черед битвы. Без хитрых маневров, пряток и козней. Больше не нужно оглядываться, путать следы и договариваться с агентами. Просто бой, где ты либо убиваешь, либо становишься убитым. С воплем Рим обрушивает меч в потоках внутренней энергии на шлем противника, и тот раскалывается на две половинки. Вампиры вокруг перемалывают защитников, но даже среди последних есть элита, которая представляет опасность. Рим бежит за убегающим гвардейцем и собирается вонзить меч в спину, но тут приходится резко уклоняться от удара топора. Рим смотрит на нового противника и хищно улыбается: — Годард! Сколько лет, сколько зим! — Заткнись. — Только и сказал адепт Оружейной Часовни, раскручивая сразу два топора. Каждое оружие в его руке пылает энергией Духа, это уже более достойный противник. Вампирша и человек сходятся в схватке, а ведь когда-то были боевыми товарищами, пускай Рим считала себя человеком во время пребывания в Часовне. Но при этом характер был прежний, так что тем удивительнее, что они смогли в какой-то мере сдружиться. Именно Годард был тем, кто взял опеку над той группой новобранцев и объяснял основные правила первые недели. Сейчас же они стоят друг напротив друга с желанием убить. Бородач обрушивает топоры на меч, ожидаемо, что хочет повторить любимый прием по слому меча. Рим разворачивает меч и гасит удар, а после переходит в быструю контратаку с ударом в шею. Удар должен был обезглавить, но у Годарда хватает реакции для того, чтобы пригнуться и одновременно нацелиться на левое колено вампирицы. Рим пользуется расовым преимуществом в скорости и гибкости, так что просто переворачивается в воздухе. Однако противник будто бы этого и ждал и пошел на таран. Два оружия сшибаются, и меч раскалывается в руке Рим. Девушка поносит Годарда последними словами за то, что сломал меч Хунга, но рукой уже тянется к сложенному хвосту Цербера-Химеры. Все-таки это именно то оружие, на котором завязан личный Стиль вампирши. Рим долго пробовала придумать его, и после сотен попыток нашла верные движения и приемы, которые могут стать отличным подспорьем. Годард хорошо знает, на что способна Рим с хлыстом в руке, поэтому не дает разорвать дистанцию. Топоры рассекают воздух со страшной скоростью, адепт постоянно мелькает перед лицом вампирши, поэтому не замечает коварного удара. Хлесткий поворот кисти отправляет кончик хлыста за спину Годарда, туда, где Рим бросила сломанный меч. Кончик захватывает рукоять и бросает прямо в спину противника. Ожидаемо, что Годард не смог защититься от этого удара, так как не окружает себя защитными техниками с ног до головы, как Клаус Видар. Острый обломок у рукояти вонзается в спину, чем создает паузу в атаках, которой сразу воспользовалась Рим. Девушка отпрыгивает от противника и теперь создает гудящий и щелкающий ад из взмахов хлыстом. Годард вынужден отступить, но тут кончик гибкого оружия намертво наматывается на один из топоров. Именно на основе этого взаимодействия Рим решила создать собственный Стиль. Сверхчеловеческая сила вампира и усиление внутренней энергии помогают резкому рывку всем корпусом выдернуть топор из правой руки Годарда. Боец Громового отряда по инерции летит вперед, так как очень крепко держал оружие, хоть и недостаточно крепко для того, чтобы помешать потере оружия. Теперь Рим начинает раскручивать уже захваченный топор, регулируя длину хлыста второй рукой, но тут происходит неожиданное: за спиной Годарда возникает фигура Кастула. Гномий клинок с легкостью перерубает шею воина, и на этом бой завершается. — Ты… — Рим ошарашенно смотрит на труп Годарда и тяжело дышит. — Ты совсем охренел, Кастул?! Это был мой противник! МОЙ! Вампирица в сердцах бросает топор об стену ближайшего духа. — Да мне все равно. — Холодно отвечает мастер-мечник. — И вообще это именно я не закончил с ним бой в том подземелье. Лучше тебе не стоять у меня на пути к статусу самого великого воина. Кастул разворачивается и уходит. Рим чувствует дикое желание прыгнуть со спины и вонзить клыки в шею, как и всегда в таких ситуациях, но понимает, что с таким противником ей не справиться. «Ублюдок, где же твоя беззаботность? Стоило не победить настоящих мастеров, как вдруг стал таким злым». — Девушка чувствует похлопывания Мальта и выдыхает. Бой на этой улице завершен, но прибывают всё новые защитники. А если Годард здесь, значит, где-то рядом весь Громовой отряд, о котором предупреждал однажды Сареф. — Эй, не копошитесь! — Приказывает Фриг. — Следующий заслон будет труднее. Кастул, приготовься, там могут быть магистры или грандмастера. Отряд продолжает двигаться в сторону Стальной Крепости, как Энрик вдруг шепчет Рим, что видел неподалеку Марту Рапон. Кровожадная улыбка загорается на лице девушки, теперь-то есть, куда выплеснуть раздражение. Сегодня обладательница кистеня точно сдохнет от руки Рим. «Вот только Фриг не позволит мне уйти и заниматься своими делами. Что же делать?», — вампирша смотрит на спину старшего вампира, а потом слышит, как где-то в городе что-то взрывается. Это может быть магия, а может, искусство Духа. Вдруг в небе возникает летящая стрела, оставляющая полосу энергии. «Солнце» еще не взошло, поэтому на фоне темного неба с тусклым куском прежнего светила это увидеть довольно просто. Рим без труда догадывается о личности стрелка, что решил подстрелить Фрига Ройта. Но стрела вдруг попадает в полупрозрачный цилиндр, в котором будто застывает, хотя продолжает подрагивать. Через несколько секунд падает на землю. — А чего сразу в меня стрелять? — Лыбится мастер по управлению пространством. Чего он такое опять сделал, Рим не понимает, а рядом нет ни Сарефа, ни Коула, ни Кродена, которые могли бы объяснить. — Там Рихэб и Аддлер. — Подсказывает Йос, взобравшийся на крышу. Рим еще никого не видит из-за того, что улица приподнимается в середине. — Они мои! — Громко объявляет Кастул. «Чо?! Сразу двоих хочешь взять?», — могла бы возмутиться Рим, но потом мысленно пожелала удачи и мучительной смерти. Фриг Ройт, кстати, тоже не стал задерживать Кастула, что понесся навстречу врагам. Вместо этого приказал рассыпаться и продвигаться по боковым улочкам. Рим это и было нужно, ведь таким образом можно «случайно заблудиться» и столкнуться с Рапон. Энрика и Мальта Рим тащит с собой. — Так где там была та сука? — Ты уверена? — Переспрашивает Энрик. — Она все же магистр Оружейной Часовни, не чета нам. — Испугался что ли? Помнишь наше обещание, которое мы дали еще в те славные времена, когда не повстречали Легиона? — То, что в случае смерти кого-то из нас обязательно отомстим убийце? — Именно! — Восклицает Рим. — Просто нападем из засады. — А если она будет не одна? — Там и посмотрим. В этот момент еще один человек бежит вперед, видя цель и не видя препятствий. Кастул уже уступил место для Урхаба, который всё это время занимался анализом и мысленными боями с Рихэбом и Микилинтурин. Сейчас грандмастер чувствует себя намного спокойнее и буквально видит скорый успех, ощущает его запах и будоражащее касание. В конце улицы действительно стоят два мастера боевых искусств, решившие собой закрыть путь для отряда. Кто-нибудь на месте Урхаба бы подумал, что в этом определенно есть смысл, так как эти двое стоят целой армии. Но мастер-мечник не думает о стратегии захвата города и движении по глобальному плану. Для этого есть бог-отец и Сареф, а Урхаб намерен навечно вписать себя на обелиск почета. И ему невдомек, а может все равно, что обелиск будет стоять посреди мертвого мира и никто не прочтет надпись на нем. Ударом плашмя мечник отбивает очередную стрелу, смотря только на Рихэба, что спокойно останавливает стрелка и выходит вперед. Из тела грандмастера Мельницы Сотни Лопастей изливается внутренняя энергия, что приводит воздушные потоки вокруг в движение. Но Урхаб уже видит шаги, что приведут к победе, поэтому без раздумий бросается в омут с головой. Первый же обмен ударами разносится по всему кварталу штормящими порывами. На этот звук обращает внимание Сареф, только появившийся на крыше гильдии авантюристов. Впрочем, подобные звуки появляются в разных точках города. И в каждую сторону Сареф может отправиться, но он не может быть во всех местах одновременно. Значит, нужно оказаться там, где положение для вампиров хуже всего. Вряд ли помощь потребуется Фригу и Кастулу, как и Белт сможет продержаться самостоятельно… В этот момент «Мелодия мира» различает пение тетивы и свист рассекаемого воздуха. Авантюристы, что готовятся к отбытию из гильдии, заметили вампира на крыше здания. Похоже, сама судьба привела Сарефа в место, что стало самым первым домом в этом мире. Множество приятных людей он здесь встретил, поучаствовал в интересных событиях и заказах. Какой-то своей частью даже бы предпочел вернуть всё назад, если бы не Темная Эра, которая действует независимо от любых желаний.Глава 45
Все стрелы проносятся мимо, уровень стрелков совершенно не дотягивает до Аддлера Венселля, который, как говорят, может стрелять на упреждение. Сареф просто прыгает с крыши, в каждой руке зажат клинок из алхимических чернил. Против таких противников вампир не намерен использовать что-то более серьезное. Матерый авантюрист пытается обрушить меч на голову юноши, но разрубает лишь воздух, а вот из шеи уже торчит черное лезвие. Сареф понимает, что сейчас двигается намного быстрее, чем было когда-либо, поэтому численное преимущество врагов больше не оказывает влияния. Для скорости реакции Сарефа обычные воины кажутся очень медленными, будто они пьяные или спящие на ходу. Именно поэтому вампир наносит ровно столько ударов, сколько было противников. Сейчас внутренний двор усеян телами. Сверкающий снаряд магии бьет в спину, но Сарефа там уже нет. Сейчас Система работает вместе с «Мелодией мира», поэтому юноша получает информацию обо всем, что происходит вокруг и почти моментально принимает верное решение. Возможно, в этом находит отражение концепция идеального хищника, что пришла к Сарефу через гены Темпкрова. Около дверей гильдии стоят два волшебника с посохами и пытаются попасть магией. Сареф резко идет на сближение, но тут в первые ряды врывается большой воин со щитом в руке. Юноша узнает главу гильдии Грегори Мунша, которого видел до этого всего один раз. Воин тоже узнает Сарефа, который вряд ли как-то сильно изменился внешне, но ничего не говорит, лишь покрепче сжимает губы под шлемом. Они сшибаются, но Сареф не думает о том, чтобы подключать физическую силу в этом бою. Ему нужно сохранить как можно больше сил для встречи с Героном. Алхимические чернила начинают использовать сверхтекучесть конденсата, чтобы пройти сквозь щит, а потом проделать тоже с броней. Стоило чернильному лезвию оказаться в теле, как структура тут же меняется на форму ежа со множеством игл во все стороны. Учитывая, что попал Сареф в сердце, на этом заканчивается жизненный путь самого уважаемого авантюриста. Ноги Мунша подкашиваются, он явно не понял, что произошло, когда щит и доспехи почему-то стали бесполезными. Руки вампира не дают телу упасть и используют его как прикрытие от магических атак и стрел. Выставив труп главы гильдии наподобие тарана, Сареф врывается в холл гильдии, опрокидывает следующих защитников и метает чернильные лезвия в магов. До этого Сареф редко вступал в прямой бой, так как задачи в большинстве своем не требовали этого, но сейчас понимает, что стал намного сильнее. Все-таки часы тренировок и статус старшего вампира дают о себе знать. Обычные люди просто ничего не могут противопоставить. И помимо Сарефа Легиона поддерживают еще пять старших вампиров, так что Порт-Айзервиц все же обречен. Юноша понимает, что потери на их стороне тоже будут колоссальными, но иначе никак. Все-таки это война. Вампир шагает по холлу, вспоминая столики и доски заказов, на которых однажды Сареф нашел заказ на розыск дракона. И там же Элизабет предлагали пойти охотиться на болотных слизней. Сейчас в глубине здания рядом за стойками распорядителей стоят последние авантюристы, что еще не успели покинуть здание. Разумеется, тут есть множество выходов, но гильдейцы решили сражаться до конца. «Хотя, убежать от меня все равно не смогли бы». Щелкают арбалеты, разворачиваются свитки, но ни одна атака не достигает цели, а Сареф продолжает приближаться, а потом резко ускоряется и в один прыжок оказывается за стойками. Начинается хаос, и на пол падают один авантюрист за другим. Сареф слышит, что во внутренних помещениях еще остались люди, поэтому высаживает дверь ударом ноги. Внутри находятся распорядители, что уж точно не смогут оказать сопротивление. Но здесь также прячутся члены семей авантюристов. Вампир проводит взглядом от одного до другого лица, и замечает множество знакомых. Рыжеволосая Фрида стоит впереди всех с обнаженным мечом. Видно, как дрожит в руках оружие, хотя виноваты в этом сами руки. Девушка, что заботилась об Элин, когда Сареф учился в Фернант Окула, молча сверлит взглядом. Рядом с ней встает Катрина, часто помогавшая юноше на посту распорядителя. Рядом также встают все, кто может держать оружие. Дети, старики и большинство женщин столпились на противоположной стороне зала. — Ну давай, Равнодушный Охотник! Ты же пришел, чтобы убить нас? — Фрида храбрится, но голос выдает ужас с головой. Сареф ничего не отвечает и лишь поднимает клинки, с которых все еще капает кровь мужей, отцов и братьев, что были убиты во дворе. Распорядители бросаются в атаку, но погибают еще быстрее, чем авантюристы. Женщины и дети поднимают крик, но вскоре затихают. Сареф не стал продолжать кровавую баню с теми, кто не пытается на него напасть, поэтому использовал массовую версию «Быстрого паралича». Как только уровень освоенности преодолел планку в 50 %, Сареф получил возможность применять одновременно на много людей. Правда, это означает, что придется тратить ценный резерв маны, но сейчас юноша решил дать оставшимся уйти без боли. Особенно с учетом того, что среди плачущих детей были Марта и Генри, с которыми была дружна Элин. На этом зачистка гильдии завершена, а во время ухода Сареф устроил пожар. Все равно это здание больше никому не пригодится. Юноша выходит во двор, а потом на главную площадь с отстроенным храмом Герона. А вот провал в земле так и не заделали. Вампир размышляет над тем, куда двигаться дальше. Легион все еще борется с Вратами и Хейденом, так что еще есть время на то, чтобы сходить еще куда-нибудь. «Мастерское чтение» сканирует округу, чтобы понять, чем заняты атакующие и защитники. Хотя и без ментальной магии можно услышать звуки боев из разных районов. Сильнее всего выделяется столкновение Урхаба, Рихэба и Аддлера. Мастер-мечник получил ценные уроки и теперь очень серьезно стал относиться ко врагам. Это Сареф видит через магию, так как он в одиночку давит сразу двух мастеров. Вампир решает задержаться, чтобы понаблюдать за схваткой, так как до этого еще не доводилось видеть такое. Сразу можно сказать, что Кастул-Урхаб доработали Стиль Резни и еще на шаг приблизились к статусу самого непобедимого воина… … Поток ветра, наполненный внутренней энергией, летит прямо в лицо Урхаба, но тот рассекает поток мечом. Гномий клинок не замирает ни на секунду, так как сбоку уже летит стрела магистра Оружейной Часовни. Подобное вмешательство взбесило бы Кастула, но Урхаб лишь исполняется мрачной решимости победить сразу двух врагов. Однако Рихэб знаком показывает магистру Венселлю, чтобы занялся подходящими вампирами, так что два грандмастера вновь остаются один на один. Темнокожий боец ударяет ладонью по воздуху, но пространство уже разрушено черной стеной, возникшей между мастерами. Пространство отсутствия пространства, как бы парадоксально это ни звучало, сразу схлопывается, приводя всё вокруг в хаос летающего мусора и рушащихся зданий. Урхаб за последнее время почти не останавливался, доводя себя до изнеможения, чтобы довести технику Резни до точки кульминации, то есть предела совершенства. Сейчас мастер-мечник можно разрубить что угодно не только мечом, но и любой частью тела, будь то рука или нога. К тому же сейчас может нанести сразу шесть одновременных ударов с разрубанием пространства, поэтому улица перед Урхабом в одно мгновение исчезает в катаклизме абсолютного разрушения. Это идеальная атака, которая достигнет совершенства только тогда, когда Урхаб сможет повторить с двенадцатью одновременными ударами. Грохот разрывов и падающих камней, свист ветра и глухие толчки воздуха из-за невероятно быстрого движения противников: всё это отмечает путь сражающихся грандмастеров. Обычный человек со стороны даже ничего не смог бы понять в творящемся бедламе, видя лишь размытые силуэты противников. Несмотря на почти идеальные наступательные возможности, Урхаб не может быстро отправить врага на тот свет. Рихэб не стал бы грандмастером, если бы сдался настолько легко. Сейчас мастер боевых искусств из Восточных земель не может устроить грандиозный шторм вокруг себя, так как иначе Порт-Айзервиц может сдуть с поверхности земли со всеми союзниками, поэтому Рихэб концентрируется на том, чтобы сделать воздушные порывы максимально плотными. На Урхаба постоянно обрушивается такое давление, что кажется, будто воздух принял прочность стали. Противник действительно может голой ладонью отбить удар меча просто потому, что между плотью и кромкой оружия находится невероятно сжатый воздух с целым морем внутренней энергии. И такая броня постоянно вращается вокруг тела Рихэба, отбивая атаки и ускоряя владельца. Именно это служило причиной многих споров, кто на самом деле самый непробиваемый: Клаус Видар или Рихэб. Стоит последнему взмахнуть рукой, как дом на пути потока ветра просто разрывает на части, но Урхаб легко читает такие атаки, поэтому успевает отпрыгнуть в сторону. Но у мастера-мечника есть прием, что позволяет уничтожать любые потоки с помощью разрубания пространства, и тогда уже Рихэбу приходится уклоняться. Два противника действительно стоят друг друга, вращаясь в безостановочном вальсе. Вокруг них вблизи бурлит внутренняя энергия, а на внешнем кольце рушатся здания, взрывается полотно улиц или разрывается само пространство, являя настоящую пустоту. Сареф продолжает издали наблюдать за красочным боем. Пока трудно сказать, кто именно одерживает вверх, но юноша уверен, что Урхаб переполнен счастьем, встретив такого врага, даже если не осознает радости. Что обо всем этом думает Рихэб, Сарефу остается лишь гадать. Если слухи о нем не врут, то он старался придерживаться нейтралитета в политических вопросах и никогда не вступал в войны с кем бы то ни было. И ученикам запрещал вступать в конфликты, кроме случая самообороны. Но на пороге конца мира даже ему пришлось делать то, что не хочется. В другой стороне юноша замечает еще один бой, хотя его как раз таки быть не должно. Настолько засмотрелся на бой грандмастеров, как не заметил, что Рим в нарушение приказа покинула отряд Ройта и отправилась-таки мстить противнику, который окажется не по зубам. Сареф делает вдох и исчезает в пространстве, чтобы в следующую секунду темнота сменилась базарной площадью, по которой скачет золотой огонь. Любой вампир почувствует в пламени толику священной силы Герона.Глава 46
Рим, Мальт и Энрик бегут по улочке, пока не достигают базарной площади. Именно на ней сейчас строится отряд рыцарей под предводительством Марты Рапон. Судя по всему, они решили ударить в спину отрядам вампиров, но вампирша думает сейчас только о мести за Хунга. «Вот и она, высокомерная воительница с кистенем на поясе. Смотрит тут на всех свысока», — Рим начинает распаляться. Разумеется, трех вампиров сразу замечают, все-таки они одновременно разворачивают волшебные свитки, с поверхности которых срываются большие огненные шары. Магические снаряды летят на огромной скорости и врезаются в отряд рыцарей, принося ожоги и смерть. К счастью, в отряде не оказалось магов, поэтому ничто не смогло задержать огненную атаку. Вот только сама Марта нисколько не пострадала, закрывшись броней из внутренней энергией. Сейчас магистр Оружейной Часовни спокойно идет на вампиров с ярко демонстрируемым чувством превосходства, чем бесит Рим еще сильнее. Все замирают на расстоянии десяти шагов, а после вампирица делает первый шаг с атакой. Рим знает, что её хлыст короче цепи противницы, которая может заставить оружие укоротиться и удлиниться. Поэтому приходится сначала сблизиться, чтобы рассечь надменное лицо пополам. По хвосту Цербера-Химеры уже бежит алая энергия, превращая хлыст в оружие, которое не остановят доспехи. Рим намерена обернуть кончик оружия вокруг шеи Рапон, а после обезглавить одним движением, но Марта пригибается и уходит от удара. Тем временем уже несется грузик на цепи сбоку, но теперь влетает Мальт, что отбивает его мечом. С другой стороны Рим будет прикрывать Энрик. — Ха! — Девушка начинает наносить удары, стремясь превратить магистра в кусок кровоточащей плоти, но Марта оказывается довольно юркой под стать вампирам. Но на что стоит обратить внимание, так это на золотое свечение, что начинает испускать кистень. Нетрудно догадаться, что жрецы Герона освятили предмет, наделив огромной силой. Далеко не каждый освященный предмет лучится таким образом. Марта разворачивает корпус и поворачивает кисть, чтобы цепь пронеслась по площади, дробя камни и разжигая золотой огонь. Вампиры вынуждены отскочить подальше от палящей силы Герона, а воительница продолжает атаки из безопасного места. Грузик на цепи вылетает из завесы огня и летит к вампирам, будто живой. Понятно, что это Марта с помощью внутренней энергии им управляет, но выглядит все равно необычно и страшно. Атакующий отряд рассыпается в стороны, чтобы обежать стену огня и вновь атаковать. Марта сразу поняла замысел вампиров, поэтому сделала еще три стены вокруг себя, защитившись со всех сторон, кроме верха. Мальт закрывает глаза, отходя от стены. Герон сумел изменить природу своей силы, чтобы она стала невыносимой для вампиров, поэтому даже Рим чувствует инстинктивный страх перед этим огнем. — Долго она там просидеть не сможет. — Убеждена Рим. — Да и к тому же она нас не видит. Но это вдруг оказывается не так. Грузик на цепи пронзает стены огня и несется прямо к Рим. Похоже, Марта Рапон без труда распознала командира отряда. Цепь вражеского оружия становится невероятно длинной, а после переходит через все рамки разумного. Цепь кистеня удлиняется почти на пятьдесят метров, снося все лавки и торговые палатки на базарной площади. По всей длине цепь загорается золотым огнем, стоит только коснуться стен огня. Мальт, Энрик и Рим пока что успешно уклоняются и не могут перейти в контратаку. Один раз Энрик чудом уклонился от грузика, что пронесся по стене здания, оставляя просеку. В другой раз Рим в последний момент отпрыгивает от чудовищного удара, когда грузик резко полетел в другую сторону. От этого удара на площади осталась яма. Рим начинает всё больше негодовать из-за того, что бой идет по условиям врага. Они уже использовали все метательные ножи, но ни один из них не достал до цели, раз магистр продолжает разрушать площадь, оставаясь в безопасном месте. — Если мы там продолжим, то проиграем. — Говорит Мальт. — Она легко держит на расстоянии, на которым мы не можем атаковать. — Да заткнись! — Рим и сама это прекрасно понимает, но ничего не может придумать. Оказалось неожиданным, что магистр будет использовать силу Герона. «Вот сейчас бы не помешал Сареф, который в два счета придумал бы план». — Атакует! — Предупреждает Энрик. Действительно, Марта Рапон гасит огненные стены и начинает преследование. Рим хищно улыбается и бросается навстречу, товарищи опять же прикрывают с боков. Но теперь магистр Оружейной Часовни движется совсем по-другому, словно приготовилась к этой атаке. Цепь кистеня вновь укоротилась до минимума. — Все разом! — Кричит вампирша и резко останавливается, чтобы замахнуться кнутом, пока напарники зажмут противницу с двух сторон. Конечно, они не дошли до ступени мастера боевых искусств, но каждый является адептом и вампиром, а также они превосходят числом. Рим искренне надеется на то, что этого хватит. Марта вдруг останавливается и бросается вправо, но вот грузик продолжает полет в сторону Рим, а после тоже уходит в ту же сторону. Энрик таким образом увидел перед собой цепь на уровне пояса, которую трудно как перепрыгнуть, так и провести над головой в приседе. Времени на реагирование вампиру не хватило, только успел всунуть меч между телом и цепью, поэтому лишь улетел назад и врезался в стену здания. Теперь на некоторое время остаются лишь два вампира против магистра. Марта Рапон лишь ускоряется, будто до этого лишь сдерживалась. Цепь летает вокруг с невероятной скоростью, закручиваясь в совершенно разные формы с возникающими из ничего точками для нового поворота цепи. Теперь можно сказать, что противница достигла невероятных высот в управлении своим оружием, так как может задать крутящий момент на любом отрезке цепи, да хоть разом десять, чтобы окружить себя кубическим объемом из цепи, а потом вновь развести оружие волнами разрушения по площади. Мальт не успевает отпрыгнуть, и цепь хватает за лодыжку и с силой прикладывает об землю. После удара о поверхность площади вампира подкидывает и сразу перехватывает новый узел в районе груди. Звенья цепи наливаются огромным количеством внутренней энергии, что перерезает тело Мальта. Рим уже не понимает, что кричит, и стремится сблизиться с противником, который постоянно разрывается дистанцию. Волны, звезды, концентрические круги, кубы и воронки: рука магистра создает в воздухе невероятные и смертоносные фигуры с помощью кистеня. Рим уже который раз пробует разрубить цепь, но даже хлыст не может этого сделать из-за невероятно плотного покрова внутренней энергии. В этот раз Энрик упускает из виду грузик, который мимолетным касанием оставляет тело вампира без головы.— А-а! — Рим понимает, что скорее всего подохнет в этом чертовом городе, на этой чертовой площади от руки этой чертовой Марты Рапон, что даже не думает изобразить каких-либо эмоций. Лишь учащенное дыхание и пот на лице магистра показывают хоть какие-то изменения с начала боя. Вокруг уже горят пожары от священного пламени, которому, как оказывается, на самом деле плевать, что жечь. — А ты в курсе, что Герон — вампир? А-ха-ха! — Вампирица намеревалась хоть как-то задеть врага, но воительница не поверила и просто пропустила бред мимо ушей. Сейчас черты тела Рим сильно изменились, мышцы перестроились, отросли клыки, а зрачки сильно расширились. Девушка на ходу трансформирует тело, чтобы увеличить физические данные. Щелчки хлыста теперь бьют не переставая, Рим всё ближе подбирается к более умелому противнику, что вдруг вновь собирает цепь в руке до такого состояния, что кистень почти превратился в обычную булаву. Мысль о возможной ловушке могла бы прийти в голову, но вампирше уже все равно, если отступит, то точно не победит, а так хоть есть призрачный шанс на то, чтобы унести врага с собой в могилу. Марта, что до этого больше кружилась на месте, теперь показывает, что способна что-то показать и в ближнем бою. Мощным рывком она сближается с Рим, нивелируя опасность хлыста. Марта вновь продолжает задавать правила боя, которые выгодны и удобны именно ей. Это не может не бесить Рим, которая начинает совершать ошибки. Сначала вампирица пропустила болезненный удар в правое плечо, а потом получила пинок в живот, что заставил катиться по земле. Продолжая рычать что-то невразумительное, Рим вскакивает на ноги и получает самый болезненный удар за сегодня. Цепь кистеня вновь удлинилась, а грузик прошелся через туловище девушки, отбросив к границе площади. Марта Рапон одним движением возвращает грузик в руку и смотрит на капающую вампирскую кровь, что испаряется с шипением с освященного вчера оружия. Будто рыбак проверяет, какая попалась сегодня рыба. Рим еще жива, но понимает, что встать уже не сможет. На месте живота большая рана, что сильно кровоточит, а боль туманит взор и сознание. Возможно, это галлюцинации, но Рим видит Сарефа, что возник на площади рядом с Мартой… … Юноша быстро оценивает обстановку. Как и ожидалось, Рим с товарищами не справилась с магистром Оружейной Часовни. О Марте Рапон известно намного меньше, чем о трех других магистрах. Отчасти от того, что она постоянно путешествовала за пределами Манарии. Она брала уроки у многих мастеров, хоть и не всё смогла приспособить для собственного Оружейной Стиля. У нее нет семьи, как и у большинства магистров, нет личного дома, что заменяет келья в Оружейной Часовне. Возможно, больше нет никаких жизненных целей. Марта Рапон смотрит на появившегося вампира со спокойствием на лице. Этим чем-то напоминает Клауса Видара. Но до непоколебимого Равнодушного Охотника даже ей далеко. Чтобы скорее помочь Рим, вампиру нужно убить магистра очень быстро. Но вряд ли Марта позволит этому случится, как и вряд ли побежит. У таких мастеров уже давно пропадает страх получить рану и умереть. Первой с места срывается воительница, раскручивая кистень, напоенный силой Герона. Грузик несется к голове Сарефа, но тот немного отклоняет корпус назад и ловит опасный предмет перед своим лицом. Для вампира предмет кажется раскаленным, но на старшего вампира действует не настолько хорошо, как на кровопийц более низкого расового статуса. Марта дергает рукоять на себя, заставляя отпустить грузик, и даже отпрыгивает назад. Похоже, она чувствует, что новый противник будет намного сложнее. Сареф по-прежнему не хочет тратить ману на заклятья, как и задействовать расовые умения, но враг не позволит помочь Рим, поэтому придется сделать так, чтобы бой завершился очень быстро. В глубоких уголках разума, где находится мертвая равнина с черной башней, гигантский меч вынимается из башни ровно на миллиметр.
Глава 47
«Темпкрова называли Короной Штормов не просто так», — рассказывал не так давно Легион. «Он нападал на противников со штормовой яростью, но оставался при этом хладнокровным хищником. Он мастерски чередовал движение и покой, и даже я не могу повторить то, как он мог разрушать законы реальности». — Также добавлял высший вампир. Сейчас Сареф понимает, что тоже не достиг уровня Древнего вампира-прародителя, но для Марты Рапон этого хватит. Старший вампир всего на чуть-чуть ослабил сдерживающий барьер в ментальной реальности, но дыхание все равно перехватило из-за странной бурлящей силы. «Возможно, будет даже неплохо проверить её на ком-то до встречи в бою с Героном», — так Сареф и поступает, а жертвой становится магистр Оружейной Часовни Марта Рапон. Чудной, но очень смертоносный кистень, вновь раскручивается вокруг тела противника, а грузик летит в лоб вампира. От прямого попадания плохо станет даже Сарефу, но тот резко ускоряется, моментально сближаясь с воительницей. Марта пробует отпрыгнуть, но удар юноши отправляет в долгий полет. Женщина сносит собой палатки и врезается в стену дома. Сейчас не только скорость Сарефа возросла, но и органы чувства становятся настолько чуткими, что получается слышать переговоры людей в соседнем квартале и хриплое дыхание Рим, что находится на грани смерти. Юноша направляется прямо к вампирше, но Марта не дает приблизиться. Вампир понимает, что на время исцеления придется отвлечься от боя, но этого делать нельзя, пока враг жив. Поэтому Сареф резко меняет направление и бежит в сторону магистра. Вокруг Рапон гудит темно-фиолетовая внутренняя энергия во всполохами золотого огня. Нет, это бешено вращающаяся цепь оставляет следы силы Герона в воздухе. Кистень проходит по окружающим домам, снося абсолютно всё на своем пути. Оружию не помеха ни дерево, ни камень. Грохот падающих обломков разносится по базарной площади. Но даже такая демонстрация силы не спасет сегодня Марту Рапон. Система пробует вывести окно с описание способности Темпкрова, но постоянно дрожит, мигает и распадается на куски. Похоже, даже великая мудрость Кадуцея не может проанализировать это умение. Даже Сареф не может понять, на чем оно построено, так как в области вокруг Марты всё застыло. Там образовалась зона абсолютного покоя, где застыл противник, застыл кистень, застыл даже священный огонь Герона. Это не похоже на хрономантию Элизабет Викар, ведь Сареф не заставил «океан» магии обрести подобие плоти и сковать всё движение. Нет, в области покоя всё приходит к состоянию неподвижности не потому, что какая-то сила заставляет стоять на месте. Скорее сила Короны Штормов просто создала участок, где не существует концепции движения. Теперь понятно, почему Древних вампиров можно было спутать с богами. Настолько наплевательски к законам мироздания могут относиться только демоны. Сейчас все вектора, которые могли бы возникнуть, превращаются в точки, между которыми образуются незримые грани кристаллической решетки. Удивительно, что образ магии и умений имеет так много общего с обычной физикой сред. Неизвестно, как бы повернулась судьба планеты Земля, если эволюция вдобавок к префронтальной коре мозга и прямоходящему скелету создала отдел мозга, отвечающий за чувство магической энергии. Сам же Сареф игнорирует зону покоя и сближается с Мартой Рапон. Он знает, что воительница даже не видит его. Ведь фотоны света здесь тоже не могут перемещаться, создав не более чем 3D-фотографию последнего мгновения перед исчезновением движения. В таком состоянии враг не живет в привычном состоянии, но и не может умереть. Даже электрические сигналы должны перестать скакать по синапсам. Юноша тянет руку к горлу женщины, но тут голову разрывает дикая боль. Воздействие ментальной модели Темпкрова приходит очень неожиданно, пытаясь поднять шторм в разуме своим мировоззрением и привычками. Теперь сразу две реальности будто наслаивается на картину происходящего. Сареф по-прежнему видит одну из площадей Порт-Айзервица и Марту Рапон, но одновременно замечает на горизонте шагающие фигуры монстров размером с гору, а навстречу им несется золотоносный ковчег с людьми на борту. Резкий приступ снимает эффект покоя вокруг, так что Марта продолжает атаку, даже не заметив, что выпала из потока времени. Сареф зарабатывает мощный пинок, что отправляет катиться по земле, а рвущая боль в голове не думает утихать. Сейчас на все органы чувств наслаиваются события второй Темной Эры, но в хаотичном порядке. С невероятным усилием воли вампир вонзает гигантский меч обратно в Мхтаранг Окула, чтобы тем самым перекрыть канал для Темпкрова. Грузик по касательной задевает плечо, но все равно заставляет обернуться несколько раз вокруг оси перед тем, как упасть на землю. Наконец боль в голове пропадает, как и посторонние видения, так что можно вернуться к бою. Теперь уже всерьез, так как время поджимает. Из кармана выплывает сгусток алхимических чернил, который начинает терять компрессию, увеличиваясь в размерах. Потом из шара выстреливают черные и очень тонкие нити, что закрывают собой кусок площади с Мартой Рапон посередине. Это действительно похоже на паутину, где пауком является Сареф, а мухой — магистр. Алхимические нити заполонили собой всё вокруг. Сареф придумал это еще в Петро, когда мэтр Маклаг рассказывал об экзотичном оружии ноклеэйтов. Алхимические нити намертво крепятся ко всему, до чего могут дотянуться, а наддомами узлы паутины создают натяжение, равномерно натягивая все «лучи» паутины с помощью магической энергии. И в таком пространстве длинное и гибкое оружие Марты резко теряет эффективность, так как цепь кистеня постоянно попадает в нити со стальной прочностью. И даже если магистр может некоторые разорвать, то они тут же восстанавливаются. Но помимо этого паутина постоянно сжимается вокруг врага по мере продвижения Сарефа, который просто бежит вперед, так как чернила послушно расступаются перед ним. Западня готова окончательно захлопнуться. Разумеется, Рапон не стала бы магистром, если паниковала в чрезвычайных ситуациях, так что старается приспособиться к новому полю битвы, но Сареф продолжает менять положение нитей, чтобы вскоре одна из них упала на левую руку воительницы. Она сразу сбрасывает её, но следом другая нить начинает тащить правую ногу в сторону. Марта начинает выпускать всю имеющуюся внутреннюю энергию и крушить черную паутину, но чем сильнее жертва трепыхается, тем быстрее заматывается в сети. Скоро воительница не может двинуться из-за черных нитей, по которым бегут ручейки крови. Финальный удар в сердце убивает еще одного магистра на пути Сарефа. Но времени праздновать нет, так что вампир бежит к Рим, что в последнем усилии остается в сознании, хотя потеряла много крови. Даже повышенная свертываемость не помогла. Сареф понимает, что дело в самой ране и оружии, что её нанесла. — Ты… грохнул… её? — Рим с трудом выговаривает слова, пока Сареф активирует «Ауру благословения Кадуцея». — Да. Зря вы полезли на нее. — Юноша сосредоточен только на исцелении раны. — Зато… все отом… отомщены. — Глаза Рим бесцельно ходят из стороны в сторону, словно она уже не видит собеседника. Сареф лишь вздыхает. — Всё… плохо? — Кистень был переполнен силой Герона. Ты умираешь не столько от физического повреждения, сколько от резкого разложения плоти. Этот процесс магия уже не может остановить. — Так… и знала… Я знала… что когда-нибудь… закончу так. — Рим выплевывает гниющую черную кровь вместе со словами. Сареф пробует активировать силу Темпкрова, но дикая боль снова простреливает голову. Потом понимает, что не сможет потратить силы сейчас на спасение девушки, поэтому прекращает поддержание чар исцеления. — Ты умираешь, и я не могу спасти тебя. — Сареф смотрит в лицо Рим, а та лишь криво улыбается и кивает. — Я согласна. Дело… превыше всего. — Девушка морщится и напрягает связки, до которых тоже докатывается волна смерти. Наверняка уже ничего не чувствует ниже груди. — Жаль, что… не смогла посмотреть… на твой мир и… поесть той вкусной… но вредной пищи… о которой ты рассказывал. — Рим начинает дрожать. — Вокруг так… холодно. — Тебе лишь кажется из-за сильной кровопотери. — Сареф приподнимает девушку и кладет себе на колени. После обеими руками обнимает, чтобы напоследок передать немного тепла, которое Рим даже сейчас не решится попросить. Вампирица довольно улыбается, а после улыбка становится шире, когда юноша наклоняется и что-то шепчет на ухо. — Ха… — С уст Рим срывается последний звук, а сердце останавливается. Сареф не спешит вставать, продолжая баюкать тело товарища, с которым прошел через множество событий в этом мире. Однако, подобный исход ждет очень многих сегодня, и Сареф не вправе опускать руки или злиться. Ему нужно довести дело до конца и уничтожить мир, чтобы исполнить предназначение в роли Вестника всеобщей гибели. Сейчас в городе сражается множество вампиров, людей и представителей других народов, а счетчик, которым Кадуцей заботливо добавил Систему, исправно отсчитывает количество оставшихся в живых, за исключением вампиров, что никогда не были частью этого мира. Совсем недавно юноша обнаружил такую возможность Системы, будто бы она просто ждала нужного момента для активации. «Довольно удобная вещь». Вампир осторожно кладет тело Рим на землю, а потом замечает, что цепочка подвески, что подарил однажды Сареф в Рейнмарке, порвалась. Юноша аккуратно сгибает обратно звенья, а потом вновь возвращает предмет на шею Рим, предварительно очистив от крови. На серебрянном предмете продолжают виться чайки над морем. Очень хорошая картина на фоне гибнущего мира. Наконец Сареф встает, так как получил мысленное послание от Легиона. Высший вампир пошел вперед и сошелся в бою с Хейденом. Значит, сейчас нужно приступать к дальнейшей части плана. Иоганн Коул, Маклаг Кроден и Сет уже должны быть готовы. По столице проносится вой и взрывы, после окончания операции здесь наступят полнейшая тишина и повсеместная смерть, но до этого еще нужно дожить. «И давно я стал таким саркастичным?», — Юноша поднимает глаза к темному небу и исчезает в неизвестном пока направлении.Глава 48
Звук древнего рога прокатывается по столице Манарии, но это не защитники трубят тревогу. Элин с ужасом смотрит на разворачивающийся ужас в Порт-Айзервице. Король Метиох Айзервиц приказал оборонять королевский замок, но кое-кто все-таки отправился в город. Например, Аддлер Венселль послал всё в бездну, сказав, что не для этого становился охотником на вампиров, чтобы отсиживаться в укрепленном месте. Вероятно, на пороге тотального уничтожения в каждом раскрывается истинная натура. Мастеру-лучнику теперь глубоко плевать на субординацию и стратегию. Он уже давно живет исключительно охотой на кровопийц и покинуть этот свет намерен, прихватив с собой как можно больше ночных охотников. Пускай Элин не может понять, но испытала чувство восхищения, смотря на его профиль на замковой стене перед тем, как он прыгнул вниз. Такой твердостью духа эльфийка похвастаться не может. Также в Стальной Крепости отсутствуют все магистры Оружейной Часовни кроме Клауса Видара, что готовится к последней обороне. Магистр Онгельс даже не возвращался к королю, а Марта Рапон, которую Элин увидела первый раз в жизни, очень быстро ушла в неизвестном направлении. Вполне очевидно, что она тоже решила уступить столицу исключительно боем. Сейчас над одним из кварталов появляется буря, там точно сошелся в бою Рихэб с врагами. Грандмастер из Восточных земель прибыл через портал Герона вместе с Мартой Рапон. Элин сумела посмотреть лишь на его спину перед тем, как грандмастер отправился вслед за магистром Венселлем, а король явно не смог ему приказать остаться. Правда, в крепости осталась Микилинтурин, с холодным взглядом осматривающая вторжение вампиров. Сейчас воительница стоит рядом с эльфкой и смотрит через бойницы. Рядом с ней Элин чувствует себя намного спокойнее, хотя кажется, что это вторжение им не пережить. Сначала духовные существа атаковали, а теперь вампиры организовали массированное наступление. Все против жителей мира, что пытаются лишь выжить. — Как и было предначертано. — Задумчиво произносит Микилинтурин. — О чем вы? — Спрашивает Элин. — В Срединных землях существует пророчество, согласно которому Темная Эра неизбежно случится и никакой народ её не переживет. Впервые услышала от своей бабушки в детстве, но тогда не поверила или решила, что на мой век таких ужасов не выпадет. И я ошиблась. — Да уж, я тоже не верила, что подобное случится. — Но знаешь, если принять конец со спокойной душой, то гораздо легче на всё это смотреть. Неважно, мужчина ты или женщина, мастер боевых искусств или только ученик, путь воина у каждого одинаков. Воин берет оружие в руку и идет в бой согласно убеждениям. А когда битва завершена, в твою или врага пользу, то стоит убрать меч в ножны и отправиться домой. Или на погребальный костер. — Предлагаете сдаться? — Не понимает Элин. — Предлагаю не драматизировать. Своих учеников я приучала постоянно помнить о смерти и быть к ней готовыми. Когда ты постоянно держишь в уме возможный конец, он тебя не шокирует, когда приходит по-настоящему. Я приму участие в бою, но поражение меня нисколько не волнует. Микилинтурин разворачивается и уходит к остальным, а Элин идет следом. Если воительница перед ней полностью готова к смерти, то про эльфку так сказать нельзя. Её жизнь, можно сказать, только началась и о смерти всерьез задумываться не приходилось. Об опасности и выживании — да, но о спокойном принятии конца — нет. В главном зале Стальной Крепости собрались почти все выжившие. Рыцари, маги, жрецы, советники, слуги и Громовой отряд. Король сейчас на военном совете обсуждает план контратаки, а эльфка видит Бальтазара, что с мрачным лицом проверяет зазубрины на алебарде. После смерти Ивы мужчина преобразился в пугающую сторону. Больше не услышать от него шуток и смеха, только мрачная ненависть во взоре. — Ты как, Бальтазар? — Тихо спрашивает Элин. — Все хорошо. Готовлюсь к вылазке. Говорят, что сначала мы попробуем отбиться в Стальной Крепости, а потом пойдем в контрнаступление. Я буду в первых рядах. — Мы еще можем спастись, если верить словам Маркелуса. Он говорит, что скоро Герон откроет новые Врата прямо в городе, куда смогут войти все выжившие. — Тогда почему он до сих пор этого не сделал? — Адепт боевых искусств не отрывается от оружия. — Не знаю. Возможно, Сареф… — Лучше не произноси при мне его имя. Элин сконфузилась и замолчала. Мэтр Патрик уже провел сеанс и выявил, что Равнодушный Охотник находится в Порт-Айзервице. Вполне очевидно, что он один из тех, кто руководит вторжением. Хоть вампиров меньше, чем защитников, но теперь они бьют со всей силы, какая у них только есть. — А где Лоренс? — Тихо спрашивает Элин. — Пошел на военный совет вместе с леди Викар. Но не думаю, что у него остались трюки, которые нам помогут спастись. Темную Эру нельзя обдурить. Элин пришлось подождать, пока они не вернулись. Совет продлился совсем недолго. Вероятно потому, что ни у кого не оказалось идей. Сумрачное лицо Элизабет это подтверждает. — Его величество приказал оборонять Стальную Крепость до последнего воина, а Маркелус всех убеждает, что вампиры мешают Герону распахнуть Врата, но спасение не за горами и нужно лишь продолжать верить в силу бога солнца. — Кратко пересказывает чародейка. — А если сбежать? — А куда? Пока есть призрачный свет надежды на Герона, мы будем оставаться здесь. — Элизабет жестом приветствует подошедшего Йорана. Некоторое время девушки и маг молча смотрят на искусные барельефы главного зала, повествующие об истории Манарии. Вдруг Элизабет показывает на стену со словами: — Знаешь, Элин, именно там я вместе с Сарефом, Йораном и другими студентами выступала перед знатью и королем. Это было после поступления в Фернант Окула. — О да. — Улыбается Йоран Тискарус. — Ты играла роль принцессы, я — принца, а Сареф был высшим вампиром, что похитил тебя и добивался твоей любви. — Мне однажды Сареф рассказывал об этом, но сам сюжет не помню. И чем всё закончилось? — Интересуется Элин. — Принц спас принцессу и убил высшего вампира. — Отвечает волшебница. — Жаль, что в реальности будет наоборот. — Усмехается чародей. — Обсуждаете план по захвату мира? — Со спины подходит Лоренс. Юноша с «поющим» мечом на поясе продолжает улыбаться даже во время катастрофы. — Нет, просто вспоминаем спектакль, в котором участвовали когда-то давно. — Оборачивается Элизабет. — Хотя, если посудить, не так уж много времени прошло, но кажется, что это было века назад. — Когнитивное искажение. — Пожимает плечами Лоренс. — Но вообще, обратиться к искусству в момент гибели — не самый плохой вариант. Знал я один корабль, что шел ко дну под музыку корабельного оркестра. — Разве в плавание берут оркестр? — Заинтересовался Йоран. — Не думал, что на кораблях можно встретить что-то, кроме рожков и барабанов. — Если так посудить, то на борт можно взять хоть цирк, кто ж капитану запретит. Но тот корабль был по-своему особенным… Элин слушает обсуждение, особо в него не включаясь. Возможно, очень важно делать вид, что ничего кошмарного не происходит, хотя прямо сейчас многие защитники столицы, что не успели укрыться в Стальной Крепости, умирают один за другим. А ведь за городом стоят лагеря народов из других стран, что тоже могут оказаться под ударом. Но конкретно сейчас они им помочь не могут. Вдруг здание встряхнуло, словно началось землетрясение. Эльфка удерживает равновесие, а второго толчка не происходит. Собравшиеся в главном зале громко обсуждают событие, а потом начинается кошмар. Тут и там рыцари и маги вдруг обнажают оружие и атакуют ближайших соседей. Судя по всему агенты вампиров так глубоко проникли в человеческое общество, что вывести на чистую воду до предательского удара практически невозможно. Поднимается шум, кричат люди и звенит оружие. Элизабет точным магическим ударом убивает бегущего к ним стражника с обнаженным оружием, а после накрывает «Торможением вещества» весь зал. Эту комбинацию придумала во время вторжения духовных существ, но сейчас нужно определить не вторженцев с Путей, а вампиров и их подельников. И если вампирскую ауру заметить возможно, то отличить предателей от верных людей невероятно трудно. Следом происходит что-то неожиданное, когда один чиновник вдруг раздувается и лопается, разбрасывая вокруг ошметки плоти и кровь. На его месте появляется пульсирующий сгусток, принимающий форму жуткого монстра с шипами и множеством ртов. Элизабет пытается удержать заклятье, но оно рушится. Следом хаос возвращается в залу. Сейчас монстр убивает всех, до кого может дотянуться, но и сам становится отличной мишенью для магии и стрел. Элин вызывает духовных существ, чтобы помочь защитникам, но отвлекается на призыв и не замечает выпрыгнувшего сзади противника. К счастью, Лоренс был начеку, так что сумел оттолкнуть противника и пронзить его мечом. Эльфийка благодарно кивает и мысленно приказывает духовным существам атаковать монстра. Однако выполнить приказ помощники не успевают, так как воздушная волна прокатывается по зале, разбрасывая части тела монстра. Клаусу Видару хватило всего одного удара щитом, чтобы разделаться с противником. Но на этом неприятности не заканчиваются, так как крышу пробивает комок черной брони, словно упал с неба. Огромное тело размером с двухэтажный дом раздавило под собой множество людей и разбило пол залы. Сейчас чудовище встает на ноги, напоминая муравья-гиганта, многочисленные хоботки которого начинают высасывать кровь из трупов. Это явно указывает на вампирский зверинец, так как духовным существам плевать на человеческую кровь. — Приготовиться! — Кричит Элизабет, достав волшебную палочку. Йоран Тискарус рядом тоже поднимает волшебный посох, а вокруг монстра образуется черная окружность, что замедляет движения. Однако силы одного мага оказывается недостаточной, чтобы полностью обездвижить. Мелодичный звон разносится по огромному помещению, вводя чудовище в странный ступор. Лоренс, похоже, знает слабые места всех подобных чудовищ, которых свет не видел со времен второй Темной Эры. После в зале появляется сам Метиох Айзхервиц в древней зачарованной броне и клинком в руках. Следом на монстра обрушивается золотое пламя, что вызывает у врага дикие крики. Маркелус Оффек вместе с Элдриком Викаром и высшими священнослужителями Герона собираются нанести еще один удар, но тут в дыре на крыше показывается фигура легендарного приручителя, скрывшегося в этой эпохе под именем Белт Гуронн.Глава 49
Элизабет отправляет в монстра разряды молний, но пока что не может высвободить заключенные в волшебной палочке стихии, так как есть риск задеть союзников. Бойня не думает останавливаться, сейчас совершенно непонятно, кто из присутствующих на стороне людей, а кто на стороне вампиров. Чародейка не удивится, если ситуация дойдет до такой степени, что союзники будут сражаться друг с другом, приняв бывшего товарища за врага. Конец подкрадывается ближе, так как предатели явно открыли дорогу вампирам через барьеры вокруг Стальной Крепости. Огромный муравей чудовищными лапами убивает поочередно каждого защитника замка. Почему-то Герон не может поделиться великой силой со жрецами, либо чудовище настолько сильно, что бог солнца ничего поделать не может. Даже магия Элизабет отскакивает от черной хитиновой брони. Чудовище вдруг издает пронзительный вой, из-за которого резко начинает кружиться голова. Девушка оступается, а потом чувствует, что падение на пол предотвращают руки Лоренса. А в руке его вибрирует «поющий» меч. — Этот gramuru хорошо защищен от магии и священной силы. — Произносит юноша. — Нужно атаковать под брюхом. Элизабет смотрит на муравья-переростка и не понимает, как можно пробраться под его тело. Чудовищные лапы с одного удара убивают взрослого человека. Но юноша помогает встать, а после бежит навстречу страшному врагу. Чародейка хотела было крикнуть и остановить, но голос не слушается. Самоубийственная атака того, кто никогда не отличался боевыми возможностями, не прекращается в один момент, так как Лоренс ловко отскакивает от удара то одной лапы, то другой. Волшебница вспоминает, что молодой рыцарь каким-то образом умеет контролировать поля вероятности, делая себя ненормально удачливым. В мире магии нет заклятий, которые могут давать настолько хороший эффект, да и не маг Лоренс. Скорее всего это такой Дар, хотя все равно кажется, что это слишком даже для природной Одаренности. Неожиданный рывок юноши оборачивается успехом, а после «поющий» меч вонзается в середину туловища монстра со взвизгнувшим звуком. Удивительно, но волшебный меч рождает пульсирующую волну, что перерубает «муравья». Лоренс в последний момент успевает отпрыгнуть от падающего тела. «Ого!». — Изумляется Элизабет, не подозревавшая, что напарник может создать подобный удар. — Леди Викар, нужна ваша помощь королю! — Рядом вырастает мэтр Филипп, указывающий на отряд телохранителей Метиоха Айзервиц, сражающихся в агентами вампиров и новым монстром. По непонятной причине в зале появляется всё больше чудовищ, хотя таких огромных, как второй прибывший, нет. — Бежим! — Элизабет окружает себя, мэтра Филиппа и Элин магическим барьером и бежит на выручку королю. Однако троица не успевает добежать до монарха, так как в спину кто-то атакует с такой силой, что все падают на пол. Элизабет быстро оборачивается и видит, как меч, похожий на заточенную кость, пронзает грудь Филиппа. А убийцей является Белт Гуронн. — Доброго денечка или вечерочка. И не поймешь после наступления Темной Эры. — Старший вампир грустно улыбается и замахивается оружием. Но не Элизабет первой успевает отреагировать, а Элин. Эльфка, благодаря многочисленным тренировкам, моментально вскакивает на ноги и атакует вампира ударом руки. Чародейка успевает заметить, что татуировки на руках эльфийки сияют из-за вливаемой энергии с Путей. Этот способ позволяет создавать мощные удары, которые доступны лишь адептам боевых искусств или сверхчеловеческим существам, как вампиры. Белт Гуронн такого явно не ожидал, поэтому отлетел на пару шагов, но легко восстановил равновесие. — Батюшки, такая прекрасная и хрупкая на вид эльфийка, а сколько силы. Давненько я не видел Стиля с использованием сил духовных существ. — Старший вампир, похоже, наслаждается противостоянием, но тем самым дает время Элизабет прийти в себя и подготовить заклятье. Но беззаботность Белта была лишь видимой, неожиданно Элизабет и Элин скрутила такая боль, что даже зрение отказало. Чародейка чувствует, что внутри тела прокатываются острейшие лезвия, что режут всё, до чего могут достать. Неожиданно пытка прекращается, так как рядом возникает вспышка, что ударом ноги отправляет старшего вампира в стену. Микилинтурин помогает девушкам встать, а после смотрит на вампира, что вновь стоит на ногах. — Я с ним сама разберусь. Идите куда шли. — Грандмастер направляется к противнику, а внутренняя энергия запускает Стиль Разрядового Поля. — Теперь-то я заволновался. Жаль, что Кастул занят Рихэбом. — Наигранно вздыхает старший вампир. Но Элизабет и Элин этого уже не видят, а мэтру Филиппу больше не помочь. Чародейка замечает, что многие телохранители короля уже убиты, а сам монарх вступил в бой с монстрами, похожими на сильно уменьшенные копии того муравья-гиганта. Мимо пробегают два волка из числа товарищей Элин с Той Стороны и вцепляются в лапы ближайших монстров, а Элизабет отшвыривает остальных с помощью магии. — Благодарю, леди Викар. — Метиох утирает пот и смотрит на всю вакханалию в зале затуманенным взором. — Боюсь, это конец. — Это еще не конец, ваше величество. — Твердо произносит Элизабет. — Не сдавайтесь! Тем временем вокруг собираются все выжившие защитники Манарии. Маркелус Оффек с одного взгляда определяет врагов и союзников, поэтому Элизабет спокойно стоит рядом с последними товарищами. Вот пришел магистр Видар, которого бой отвел в другую часть зала. Его щит покрыт чужой кровью. Потом приблизились Лоренс и Бальтазар. Алебарда последнего тоже вкусила сегодня крови. Последними к отряду присоединились Йоран Тискарус и мэтр Патрик. — Элиз, нам нужно будет покинуть зал и подняться на этажи выше. — Епископ Викар тяжело опирается на золотой посох. — Да. Ваше величество, пойдемте. — Элизабет помогает королю встать и отряд последних выживших выходит из зала и запирает двери. Потом все бегут по коридору и поднимаются по лестнице в зал военного совета с укрепленными дверьми. Именно там их догоняет Микилинтурин. — Вы убили Белта? — Не знаю. — Воительница лениво пожимает плечами. — Как боец он даже близко не стоит со мной, но вампиры обладают какими-то хитрыми трюками. Когда я нанесла смертельный удар, то вместо вампира появился один из муравьев. Будто бы он поменялся с ним местами. Думаю, он выжил и сбежал.— Типичный фокус приручателей. — Лоренс смотрит на карту Порт-Айзервица на военном столе. — Похоже, городу кирдык. — Преподобный Маркелус, ваше преосвященство Элдрик Викар, — говорит Метиох, — когда Герон призовет нас в новый мир? — Не знаю, ваше величество. — Отец Элизабет тяжело садится на стул. — Герон не отвечает мне. Похоже, это проделки Равнодушного Охотника. — Пожимает плечами Оффек. Кажется, что отсутствие ответа от Герона очень сильно его беспокоит. Наступает молчание, которое нарушается не словами, а кое-чем более страшным. Никто сначала не понял, что происходит в городе и под ним. В темных закоулках подземелий Порт-Айзервица заботливые руки Носильщиков Гробов давным-давно оставили магические бомбы с большой поражающей силой. Культ, что работал на Легиона, выяснил все слабые точки архитектурных конструкций гномов, поэтому смог понять, где стоит заложить магический заряд, что будет терпеливо ждать приказа. И приказ этот отдан. Один за другим под городом возникают взрывы, а толчки разносятся во все стороны. Рушатся перекрытия, разламывается фундамент, осыпаются стены сразу во всех критически важных точках. И это приводит к невероятной катастрофе, где гордый Порт-Айзервиц буквально проваливается в огромные катакомбы под собой. Они были настолько большими, что столица Манарии уходит в них с головой. Дома, улицы, перекрестки и площади: всё разламывается, разбивается и разрушается, чтобы потом осесть и устремиться вниз. Это происходит со всеми зданиями. Исчезает в провале гильдия авантюристов, а на другой стороне площади осыпается храм Герона. Трактиры, гостиницы, ремесленные цеха и госпитали: ничто не может удержаться на месте. По общежитию Фернант Окула проходит судорога, а потом здание осыпается и падает в пропасть, будто человек спиной вперед прыгнул со скалы в море. Дрожат и рушатся черные башни магической академии, а древние сооружения и священные с исторической точки зрения памятники навсегда разбиваются в пыль, чтобы найти новое пристанище глубоко под землей. И, конечно, Стальная Крепость, ядро и символ Манарии, не может остаться в стороне. Фундамент уходит под землю, а после падают стены и башни, огромные трещины проходят по величественному телу фортификаций. Если бы Стальная Крепость действительно была сделана целиком из металла, то могла бы сохранить форму, но все равно рухнула бы во тьму подземелья со всеми, кто в нем находился. Катастрофа произошла настолько быстро, что спасение кажется невозможным. Мэтр Иоганн, что удаленно активировал заряженные артефакты в подземелье, смотрит на происходящее с холма за городом, где собрались все выжившие вампиры. Общая численность сократилась на две трети, но нетрудно догадаться, что большинство старших вампиров из древности легко пережило штурм Порт-Айзервица. Белт Гуронн что-то напевает себе под нос, а Фриг Ройт о чем-то весело рассказывает. Больше всего шума издает Кастул-Урхаб, что орет не переставая. Он наконец-то превзошел Рихэба и сумел отправить его на тот свет, поэтому сейчас буквально скачет в экстазе, несмотря на серьезные раны. Из нечленораздельных звуков пиромант смог выцепить то, что мастер-мечник сумел дойти до уровня десяти одновременных ударов с разрывом всего сущего. Однако не хватает одной фигуры, что всегда приковывала к себе внимание. Ни Рим, ни кого-то из её прежней команды среди выживших нет. «Что же, прощай, красавица. Несмотря на грубый нрав и вампирские клыки, ты была отличным товарищем. Если бы не ты, то кому бы я показывал свою эрудицию?». — Коул поднимает печальный взор к сумеречному небу. Копия солнца сегодня не взошла. — Мэтр Иоганн, вы готовы? — Подходит Сареф. Перед ответом пиромант смотрит на юношу в поисках хоть каких-либо эмоций, но видит лишь безразличие. Но интуиция подсказывает, что оно напускное, хоть и очень прочное. — Так много смертей. — Произносит бывший преподаватель из Альго. — Я ведь собирался сжечь всё к чертям, но видя всё это, моя ненависть будто бы затухает. Стоит ли вообще добивать этот мир? По-моему он настрадался уже достаточно. — Живые еще остались, да и к тому же нам нужно испарить «океан» магии, что удерживает Пути вокруг центрального мира. Вы передумали? — Только из-за уважения к тебе я доведу дело до конца. Поворачивать и менять решение уже поздно. Вы отправляетесь в мир Герона? — Да. — Сареф смотрит на портал, что открыл Легион. — Герон и Хейден сумели спасти последних выживших, так что нам придется завершить дело до конца на Той Стороне. Легион прекратил сражение с Хейденом, чтобы поддержать Врата для нас открытыми. А потом нас ждет битва с духовными существами. — Что же, Сареф. — Коул поднимается на ноги. — Я могу лишь пожелать вам удачи. Надеюсь, из этого предприятия хоть что-то выгорит. А мне пора поставить финальную точку ценой собственной жизни. Но я не хотел бы делать это здесь. Не мог бы ты вернуть меня в мой прежний дом? На холме уже остались лишь Сареф и Коул, а после и они исчезают. — Может, еще свидимся на том свете? — Чародей на новом месте протягивает руку, которую юноша пожимает. — Не знаю, но я рад, что мы познакомились, мэтр. Два товарища смотрят друг другу в глаза, а потом вампир направляется прочь и исчезает в пространстве. — Что ж, пришло время для Мирового Пожара, Иоганн. — Сам себе говорит пиромант. — Это будет самая потрясающая магия, что видел свет. Жаль, этого не увидят мои ученики.
Глава 50
Иоганн Коул стоит посреди уничтоженного поместья, что перешло к нему по наследству от отца. Именно здесь чародей намеревался провести старость вместе с семьей, а также проводить занятия в магической академии Альго. Взгляд переносится на одноименный город вдалеке, что сейчас чернеет домами. Вряд ли там остались выжившие, но после сегодняшнего дня это перестанет иметь значение. Пиромант идет по заросшему саду в сторону дома, потом шагает по пыльным ступеням и толкает дверь. Внутри мало что изменилось, волшебный огонь над плечом рассеивает мрак. Несмотря на то, что здесь уже потрудились мародеры и снег, вокруг еще много вещей, что напоминают о счастливой жизни. Коул заглядывает в каждую комнату и предается воспоминаниям, так как считает, что времени у него еще много. Потом поднимается на второй этаж, где направляется к лаборатории и рабочему кабинету. Удивительно, но здесь всё сохранилось именно так, как запомнил маг. Вот столы с разбросанными книгами и алхимическими приборами, которых так не хватало в путешествии с Сарефом. Пиромант наугад открывается страницу научного журнала и смотрит на опыт, который так и не успел провести. Жаль, что последней научной работе не суждено увидеть свет. Все знания не имеют смысла, если их некому передать. Походя, Иоганн приводит в движение чаши весов, заставляя качаться в разные стороны. Потом решает немного прибраться, аккуратно складывая книги и листы в одну сторону, реагенты в другую, а инструменты в третью. Вскоре на лабораторном столе появляется подобие порядка. Коул помнит, что в прошлом всегда так делал после работы, а в следующий раз заново создавал бардак. На освободившееся место кладет рюкзак, из которого достает камень с магическими рунами и фигурами, созданными с помощью магии крови. Потом достает емкость и кисточкой рисует вокруг камня нужную магическую фигуру. На почерневшем столе увидеть кровь не так просто, но она вдруг начинает светиться, так как насыщена особой энергией. Для этого чародейства Сареф заранее дал Иоганну собственную кровь. — Что же я делаю, спросишь ты? — Неожиданно произносит Иоганн и оглядывается. В комнате ожидаемо никого нет, но от привычки спрашивать и объяснять уже не может избавиться после годов науки и преподавательской деятельности. — О, это особый вид чар, что называется «Системой Ко́шми». С помощью этого можно… — Ой, да мне плевать. — Рим развалилась в кресле. — Я ничего не понимаю в магии. — Вот поэтому и провожу просветительскую деятельность. — Продолжает беседу пиромант с воображаемой собеседницей. Именно Рим чаще всего слушала, хоть и делала вид, что не интересуется. С Маклагом можно было поговорить более обстоятельно, но люминант довольно часто был либо в плохом настроении, либо под кайфом. — Ну давай, проводи. — Вампирша взмахом руки позволяет продолжать. — Благодарю. Итак, на чем это я… А, «Система Кошми». Комплекс реактивирущих чар с огромной зоной покрытия. Слушаешь? Так вот. С помощью этого можно передать не только магический импульс, но даже магию. Представляешь? — Извини, вообще ничего не поняла. — Да, я забываю, что у тебя слабый теоретический базис. Попробую проще. Я могу сотворить чары здесь, а они продублируются в разных точках пространства. Причем, на весьма далеком расстоянии. — И как это поможет тебе сотворить Мировой Пожар? Разве ты не должен поднатужиться и сжечь всё к чертям? — Рим ковыряется в зубах. — Нельзя провести такое одним лишь «поднатуживанием», моя дорогая Рим. Я же не бог. Просто ученый и чародей с божественными знаниями. — Похвалил себя так похвалил. — Не придирайся к словам. «Океан» магии не так-то просто сжечь окончательно. Ты можешь спалить всю страну, но потом «океан» просто заполнит эту прореху. Мы это уже проходили на Гномьем Нагорье. — Значит, тебе нужно поджечь «океан» магии одновременно во всех странах и континентах? — В точку. — Маг указывает пальцем на вампирицу. — Ты начинаешь улавливать. — И для этого тебе нужна «Система Кошки»? — Кошми, а не кошки. Франциск Кошми — чародей, что жил триста лет назад. Гениальный математик и чародей. Он доказал множество теорем, над которыми бились целые поколения магов. И он же придумал, как можно сделать то, что я сейчас готовлю. Тем временем магическая фигура завершена. Окружности и квадраты пересекают друг друга, а руны расположены в нужных местах. Пиромант обходит со всех сторон, мысленно складывая углы между линиями под разными ракурсами. — Зачем вообще рисовать всю эту лабуду? Как рисование и руны оказывают влияние на «океан» магии? — Спрашивает Рим. — Никогда этого не понимала. — О, об этом ведутся споры с древнейших времен. Никто не знает, почему демоны создали магию именно такой. Да, не удивляйся, именно демоны были первыми чародеями, а мы потом просто развивали магическую науку по уже готовому фундаменту. — Во тебя понесло… —Рим закатывает глаза. — Некоторые исследователи до сих пор уверены, что есть некая могущественная сущность, некий верховный бог магии, к которому можно обратиться посредством ритуалов или науки. И если ты всё сделал правильно, то бог выполнит то, о чем ты просишь. Но знаешь… — Не знаю. — Я считаю, что это всё, — маг указывает на камень и сложную магическую фигуру, — не более чем попытка упростить абстракции. Ведь нам довольно сложно представить такую сложную вещь, как этот магический рисунок, в голове. Поэтому проще нарисовать заранее, а ресурс внимания уделить другим вещам. Например, поэтому демоны могут считаться невероятными в плане магии, так как их интеллект намного более совершенный, чем человеческий. А вампиры! Я почти уверен, что у вас мозги закручены совсем другим способом. — Как будто ты вскрывал головы вампиров. — Фыркает Рим. — Не вскрывал, но почти уверен в своей правоте. А то, что происходит внутри Легиона или Хейдена, м-м… Даже подобрать правильные слова вряд ли получится. И на своем веку я встречался и беседовал аж с двумя демонами. Ацет Кёрс и Нитрин Деволт. Они такие разные, но вместе тем удивительно похожи. Оба ученые, но с таким радикально разным подходом к изысканиям. Нитрин очень многое мне поведал о том, как стоит претворить в жизнь мое стремление. Думаю, я единственный маг в мире, помимо мэтра Маклага, кто получил такие откровения и применит их на практике. — Ох, Герон меня сожги, да хватит болтать. — Девушка зажимает уши. — Просто сделай эту чертову вещь! Иоганн Коул замечает, что с большим желанием продолжит говорить с собой, нежели перейдет к заключительному этапу. — Что это со мной? — Чародей поднимает трясущиеся руки к лицу. — Неужели мне так страшно? — Именно. Ты трясешься, как осиновый лист. — Рим подходит со спины и кладет руки на плечи. — Соберись и сделай то, что обещал Сарефу. — Мне… Мне нужно собраться с мыслями. — Пиромант отходит от стола и начинает ходить по рабочему кабинету. — Для такого никогда нельзя собраться с мыслями. — Рим следует по пятам за магом. — Просто сделай, черт тебя возьми! — Я знаю! Прекрати ходить за мной! — Иоганн садится в прошлом любимое кресло за большим рабочим столом. Ящики стола давно кем-то опорожнены, но вот тайный отсек грабители обнаружить не сумели. Оттуда пиромант достает любовные письма, которые получал от почившей давным-давно супруги. Иоганн начинает перечитывать одно за другим с улыбкой на устах. Вдруг вновь появляется Рим, сминает письма, а потом и вовсе поджигает. — Ну что ты творишь?! — Вскрикивает Иоганн, но потом понимает, что его собственная рука подожгла драгоценные листы. Яркое пламя моментально пожирает пергамент, а в танце огня появляются образы гибнущей семьи от рук фанатиков Герона. В груди вновь вскипает ненависть ко всему миру. Чародей решительно встает на ноги и подходит к столу. Руки делают нужные пассы, а губы шепчут заклинания, которые позволят не только поджечь «океан» магии, но и сделать реакцию самовоспроизводящейся. В конце резко хлопает в ладоши, из-за чего камень начинает искрить и дымиться, но маг не разнимает ладони. Стоит это сделать, как всё начнётся. Но Коул вновь замирает, не слушая слова Рим. — Мне здесь душно. — Говорит Иоганн, подходит к дверям на широкий балкон и толкает их корпусом. Свежесть сразу окрыляет, маг смотрит на двор поместья, на Альго и темный горизонт. Мир кажется тихим и вымершим, но свежий ветерок по-прежнему ходит туда-сюда. Правда, он становится холоднее, будто благословение Герона вновь покидает Манарию. — Так и будешь стоять, как идиот? — Рим облокотилась на высокие перила рядом. — Я знаю, что это лишено смысла. — Пиромант смотрит на ладони, сомкнувшиеся в молитвенном жесте. — Так, может, пора? Пора сделать это и отправиться на заслуженный покой? — Рим обхватывает со спины и помогает разъединить руки. — Нет, я хочу сам. Девушка останавливается, кивает и вновь встает рядом. — Не робей. — Рим ударяет мага в плечо. — Мы очень быстро встретимся, и ты расскажешь мне о том, как всё прошло. — Да, ты права. — Улыбается Коул и поворачивает голову, но на балконе никого нет. Из глаз против воли текут слезы, а после чародей отнимает ладони друг от друга. Стоило это сделать, как между ними проскакивает яркая дуга пламени. Вместе с этим моментально опустошается резерв маны, а после вся жизненная энергия становится топливом для начала Мирового Пожара. Поместье исчезает в море огня, где горит не только дом, земля и воздух, а пылает сам «океан» магии. То же по цепной реакции происходит в других землях, где заранее установленные маяки, похожие на камень из лаборатории Коула, начинают дымить и пускать искры. Коул в курсе, сколько сил и времени потребовалось Легиону и Сарефу, чтобы изготовить эти «ретрансляторы», как они их называли. А после и там появляются многокилометровые купола пламени, где выжить будет просто невозможно. Поддерживать реакцию горения после такого не нужно, огонь поджигает магическую энергию и тем самым восстанавливает объем, что поджечь еще больше. Если бы кто-то смог посмотреть на планету с орбиты, то увидел бы море огня, в котором заканчивается история мира. Даже южное полушарие не выдержало атаку, тоже покрывшись пламенной пеленой. На мимолетные мгновения планета стала новым солнцем этой звездной системы перед тем, как превратиться в черный уголек без «океана» магии и атмосферы. Вместе с глобальным катаклизмом рушатся все близлежащие Пути, что невольно выполняли роль оков для остальных Путей. И истинных зачинщиков Темной Эры это не может не радовать. Совсем немногие пережили конец света, исчезнув в золотых вратах Герона. Были только две силы, что прошли иным путем. Архипелаг Фрейяфлейм исчез с поверхности мира перед ударом в окружении золотых башен и неведомых парусов, а в Срединных Землях армия нежити распахнула собственные Врата на Пути, где окончательно решится слишком затянувшееся противостояние всех против всех. Истинный конец уже близок. Конец пятой книгиЖанпейсов Марат Кровь бога-6
Глава 1
С голубого неба падают ласковые солнечные лучи. Довольно странное ощущение после холода и мрака центрального мира. Разумеется, солнце здесь ненастоящее, хотя освещает и греет, как настоящее. Вокруг раскинулись зеленые поля и леса, а вдалеке виднеются внушительные горы. Сареф оглядывает округу и признает про себя, что Хейден неплохо постарался, сделав Пути такими неотличимыми от реальности. Рядом стоит остальная команда вместе с Легионом, что снова поменял образ на босого старичка в черной накидке. — Я думал, на нас сразу нападут. — Говорит Белт Гуронн и убирает меч в ножны. — Я тоже так считал. — Высший вампир пожимает плечами. — Но какой замечательный мир они себе отгрохали. Я думал, что получится что-нибудь просто напоминающее настоящий мир. — Нам нужно найти Герона и Хейдена. — Напоминает Сареф. — Если они, конечно, не найдут нас первыми. — Этим и займемся. — Кивает Легион. — А еще поздравляю всех с окончанием первого этапа нашего плана. Я чувствую, что Пути вокруг центрального мира обрушились. Это значит, что Иоганн Коул устроил Мировой Пожар, как и хотел. Никто из присутствующих не будет лить по нему слезы. Даже Сареф стоит со спокойным видом, хотя это больше похоже на усталость. Они потеряли очень многих, но впереди испытания скорее всего будут еще сложнее. — Итак, я с Сарефом займусь Героном. Мастер и Сет, вы отвечаете за Хейдена. У вас всё получилось? — Легион косится на старшего вампира. — Да, всё прошло по плану. Мы готовы к бою. — Мастер как обычно невозмутим под алой маской. Сареф не видит Сета, значит, они действительно добились успеха. Если удача будет им благоволить, то после конца даже вспомнить о Сете не удастся. Всё именно так, как хотел новообращенный вампир. Далее юноша смотрит на Кейлта и Йоса, двух братьев-магов. Они кажутся взбудораженными, но это неудивительно после пролитой крови в Порт-Айзервице. Потом взгляд перемещается на Белта Гуронна. Старший вампир напротив довольно спокоен и даже немного меланхолично о чем-то переговаривается со Фригом Ройтом, что напротив скалится не переставая. С другой стороны продолжает наматывать круги Кастул, боевое возбуждение еще не отпустило его. А вот Маклаг Кроден пытается отдохнуть, лежа на мягкой траве. Всего от отряда осталось не более двадцати участников. Кажется смешным пытаться напасть на Древнего и высшего вампира таким числом. А ведь потом еще нужно будет утопить другие Пути в крови духовных существ, что точно не позволят вампирам выполнить задуманное. И стоит не забывать, что это уже не центральный мир, поэтому духовные существа и Герон могут больше не обращать внимания на Стража Реальностей. Но есть и хорошая новость в том, что эти Пути изолированы от всех других, поэтому духовные существа не смогут проникнуть без приглашения Герона. Легион пальцем манит Сарефа за собой. Похоже, хочет что-то обсудить наедине. Вдвоем они спускаются с холма к речке, что петляет между берегов с галькой. — Что-то пошло не так во время боя с Мартой Рапон? — Спрашивает высший вампир. Было бы странно, если он не следил за приключениями юноши. — Да, душа Короны Штормов решила воспользоваться ситуацией и попыталась пожрать меня. Похоже, для меня будет очень опасно использовать его силу в бою с Героном. — Не думаю, что Темпкров сознательно так сделал. Душа инстинктивно пытается получить контроль, раз уж нет сдерживающего фактора в виде аномалии на Тихом перевале. — Поясняет Легион. — Но вряд ли у нас есть шанс без силы нашего родителя. — Я понимаю и уже думаю, что можно сделать. — На твое счастье я предполагал, что так произойдет, поэтому договорился кое с кем, кто может помочь. — А почему бы тебе не сделать таким образом, чтобы Корона Штормов завоевала мою душу? — Прямо спрашивает вампир. Собеседник отвечает не сразу, продолжая смотреть на текущую воду и рыбок, что плавают у берега. — Как я уже говорил, я был бы рад возвращению родителя, но перехват контроля его душой не является воскрешением. «Кровавый пир» на самом деле не совсем про поглощение души.За прошедшее время она наверняка уже давно ушла или растаяла. — Тогда что такое «Кровавый пир»? — Скорее можно назвать рекомбинацией. Тела вампиров тоже имеют ДНК, как это называли ученые из твоего родного мира. Способность может выделять, рекомбинировать и усваивать гены. На таком уровне, что они становятся частью тела. Понятие души же довольно размыто. Что правильно называть душой? Знания? Характер? Возможность мыслить? — Это уже вопрос философии. — Пожимает плечами Сареф. — Но я точно знаю, что «Кровавый пир» может передавать знания, воспоминания, привычки и мировоззрение жертвы. — Конечно, но можно ли совокупность всего этого назвать душой? Осознает ли она себя, как это было до смерти? Развивается ли она подобно живым существам и может ли усваивать новый опыт? Поэтому я считаю, что если ты проиграешь душе Древнего вампира, то получившееся существо не станет Короной Штормов. Скорее это будет грубо отраженным образом. — Ты опасаешься, что не сможешь его контролировать? — В точку. Сейчас мы уже не можем переиграть какие-то моменты, поэтому я не могу рисковать и помогать Темпкрову подавить тебя. Так уж получилось, что с тобой мы нашли общий язык, поэтому овчинка не стоит выделки, уж поверь мне. Если бы я всерьез собирался тебя использовать таким образом, то давно бы это сделал. — Верю. — Кивает Сареф. — Но знаешь что? — М? — Не только Герон и Хейден прикипели к новому для себя миру. Пару секунд Легион анализирует последнюю фразу, а потом до него доходит. — Да, можно и так сказать. — Смеется высший вампир. — Ладно, раз уж наши враги любезно дают нам время на подготовку, то давай его используем. — Давай. Но я думаю, что Герон не дает нам времени, просто он очень сильно занят чем-то более важным. — Думаешь, Могильная Мгла успела покинуть центральный мир? — Собеседник поднимается обратно на холм. — В этом я почти уверен. Мэтр Вильгельм вряд ли бы смог напортачить в таком деле… В этот момент в сотнях километров от холма погода становится не настолько приятной. Серые тучи заволакивают небеса, а потом начинается черный ливень. Падающая с небес влага действительно является черной, а после температура воздуха начинает понижаться. Это приводит к тому, что теперь к земле устремляются черные снежинки. Снегопад постепенно усиливается, а ветер подхватывает черный снег по направлению к Золотому Граду, что стоит на горе. Издалека кажется, что стены города действительно сделаны из золота, ровно как и верхушки зданий и шпилей. Этакий алтарь бога солнца в многократно увеличенном масштабе. Землю рядом с городом начинают захватывать черные сугробы, под которыми исчезает зеленая трава и плодородная почва. После в воздухе начинает кружить призрачный туман, в который мало кто зайдет по доброй воле. Знающие люди обязательно скажут, что это и есть Могильная Мгла, созданная когда-то давно некромантом по имени Соломон. Город готовится к обороне, которая может стать последней в истории города, который впервые впустил в свои стены жителей. Но другого пути у них нет, так что борьба вряд ли будет вестись в полсилы. Под солнечными лучами, что еще пробиваются через черные тучи, сверкают золотые шпили, гордо осматривающие всё вокруг себя. Долго ли протянется это благополучие? Этого не знают ни боги, ни люди. Ни демоны, ни вампиры. Никто не знает наверняка, но каждый хочет увидеть определенный конец, в котором точно не будет ситуации, где победит дружба. В такой войне может победить только решительность и упорство для того, чтобы дойти до конца, не обращая внимания на боль и усталость. Войска, что идут в Золотому Граду, ни боль, ни усталость не остановят. Их вообще уже ничего не остановит, кроме успешного завершения задачи или провала. Что-то кончается, а что-то начинается, и именно здесь начнется новый виток истории на финишной дистанции.Глава 2
Элизабет смотрит по сторонам, но не совсем понимает, что происходит. Последнее, что помнит, это сильное землетрясение в Порт-Айзервице, а потом обрушение зала военного совета, в котором спряталась с королем и остатками Громового отряда. Однако вместо смерти она оказалась в каком-то странном месте. На мраморном полу расстелен красный ковер, что ведет к алтарю в форме солнечного светила. Вокруг поднимаются золотые столбы, что держат на себе изукрашенный потолок, через витражи которого проникает яркий солнечный свет. Здесь не жарко и не холодно, и кажется, что воздух напоен какой-то животворящей силой, снимающей усталость. Чародейка теперь оглядывает остальных выживших и помогает встать отцу. Епископ Манарии Элдрик Викар еще сильнее постарел из-за постоянной работы, но не мог покинуть пост в тяжелое для мира время. Рядом Клаус Видар помогает подняться Метиоху Айзервицу, что изумленно вращает головой. — Что здесь произошло? — Монарх оглядывает спутников, а Элизабет ничего ответить не может. Но ответ находится у Маркелуса Оффека. — Мы в Золотом Граде. Герон спас нас в последний момент. — Торжественно объявляется жрец. — А где находится это место? — Этого я не знаю. Элизабет помогает отцу дойти до скамейки, а потом проверяет, как дела у остальных. Элин, Бальтазар, Клаус Видар и Микилинтурин обошлись без травм и внимательно слушают беседу жреца и короля. — Эли, мне кажется, мы на Путях. — Шепчет эльфийка. — Тут пространство ощущается по-другому. Элизабет никогда не бывала на Той Стороне, поэтому не может сравнить ощущения. Но точно может сказать, что «океан» магии здесь тоже присутствует. — Похоже, мы потеряли Лоренса. Его нигде в зале нет. — Подходят мэтры Патрик и Йоран. Девушка теперь понимает, кого не хватает. Юноша с «поющим» мечом находился рядом с ними, но сейчас отсутствует. «Неужели он остался там? Или очнулся раньше всех и куда-то ушел?». — Беспокойные мысли начинают роиться в голове. — Ничего с ним не будет. — Бальтазар устало сидит на полу, положив алебарду на бедра. — Он бывал и в более опасных ситуациях. — Ты что-то знаешь о нем, что не знаем мы? — Спрашивает Элизабет и понимает, что вопрос довольно глупый. Все же Лоренс никогда особо не распространялся о важных моментах своего прошлого. Даже тест с освященной водой обманул, а значит, мог там всё выдумать. — Ничего особенного. Просто однажды он сказал мне, что висел в бездне, поэтому никакие больше трудности не способны его остановить или напугать. — Очень загадочно. — Мэтр Патрик трет виски. — С трудом верится, что у такого молодого человека может быть подобный жизненный опыт. Но давайте думать о насущных вещах, нам нужно разобраться, что здесь происходит. Вдруг символ солнца на пьедестале озаряется золотым огнем. Все тут же поворачивают головы, а Маркелус даже падает на колени, почувствовав присутствие Герона. В воздухе рождаются слова, наполненные божественной силой. В звуках прячутся мелодии: высокие, торжественные и успокаивающие одновременно. Ветра возникают в огромном зале и носятся вокруг, чуть задевая лица, волосы и одежду воинов света, но внимание Элизабет сейчас полностью приковано к тому, что говорит бог солнца. — Дети мои. Ваш родной мир уничтожен, а силы Зла успели проникнуть даже сюда. Это последний оплот, после которого нас всех ожидает смерть и забвение. Мне жаль, что я не смог спасти всех и так задержался со строительством этого мира. Но я обещаю, что приложу все усилия, чтобы защитить вас. Я верю, что вас всех ждет светлое будущее, которое вы сможете провести именно здесь. Вряд ли кто-то из присутствующих посмеет перебить Герона. — Но идущие к нам силы тоже очень могущественны, поэтому мне нужна ваша помощь. Сюда приближаются провозвестники первой, второй и третьей Темной Эры. Это последний этап войны, где мы должны будем защитить то, что нам дорого. Я смог спасти всего несколько тысяч человек, но этого будет достаточно, чтобы мир возродился в былом величии, пускай и в новом для себя мире. И я в этом тоже помогу. Но прежде его нужно отстоять. Вы готовы вступить в последнюю священную войну? — Да, я пойду под вашим светом! — Пылко выкрикивает Маркелус Оффек. Остальные тоже присоединяются к словам жрецам, включая Элизабет. Возникает ощущение, что иного пути нет, но волшебница чувствует странный дискомфорт, который списывает на то, что впервые в жизни общается с богом. Хоть эта сущность не показывает тела или просто его не имеет. Вдруг перед каждым возникает золотой меч, сотканный из солнечных лучей. Рукоять оружия так и просится в руку, поэтому Элизабет хватается за неё. Удивительно, но оружие кажется холодным и почти ничего не весит. А после в тело начинает изливаться огромная сила. Кажется, что за спиной вырастают крылья дракона, мышцы наливаются силой титанов, а магия начнет слушаться, как будто девушка стала демоном. — Вместе мы придем к светлому будущему. Вы пойдете в бой вместе с моим полководцем. — После этих слов открывается дверь рядом с пьедесталом. В зал выходит высокий человек в золотых доспехах. Лицо скрыто за шлемом, поэтому Элизабет может лишь гадать, кто это может быть. — Его зовут Хейден, и он является моей правой рукой и ближайшим сподвижником. Я буду укреплять оборону Золотого Града, пока вы вступите в бой с Темными Силами. Я надеюсь на всех вас. — Голос Герона затихает, а символ солнца перестает светиться. Шаги названного Хейденом хорошо различимы в образовавшейся тишине. Теперь Элизабет с ужасом смотрит на него, так как это имя высшего вампира, что атаковал Громовой отряд в Петро. «Но тогда он выглядел как гном! Но это не может быть совпадением, Лоренс точно сказал, что вампира зовут Хейден, и он был его учителем». — Девушка лихорадочно думает, что предпринять. Лоренс попросил никому не говорить, что произошло, когда Элизабет единственной осталась против высшего вампира. Значит, вряд ли кто-то еще сейчас думает о том же. Религия бога солнца считает любого вампира, нежить или демона абсолютным злом, поэтому Элизабет не понимает, как высший вампир может быть помощником бога солнца. До сих пор не может поверить, что это совпадение имен. «Может, это Лоренс ошибся?». — В надежде думает волшебница, но тут Хейден начинает говорить, что им нужно будет сделать, и все сомнения буквально прогоняются из головы. Это именно тот голос, что предлагал Элизабет разорвать отношения с Фрейяфлеймом путем убийства эльфов. Непроизвольная дрожь пробегает по телу, но никто этого не замечает, все слишком сконцентрированы на том, что говорит полководец Золотого Града. — Выйдете к спасенным и передайте послание Герона. — Велит Хейден Метиоху. — Потребуется посильная помощь каждого в этой войне. Все встают с колен и направляются к выходу из зала. Ворота из темного золота сами распахиваются, чтобы явить картину бескрайнего голубого неба и белых пушистых облаков. Солнечные лучи буквально теплой водой омывают тело, уже успевшее привыкнуть к холоду погибшего мира. На огромной площади перед храмом находятся те немногие выжившие, что успели прожить до того, как вампиры нанесли по Порт-Айзервицу последний удар. Метиох Айзервиц, преисполненный благодати, спускается по ступеням почти до самой площади и поднимает солнечный меч. Это становится сигналом для того, чтобы людское море заволновалось. Многие узнают короля и приветствуют криками. Элизабет замечает в толпе не только людей, но и гномов, и зверолюдей, и орков с гоблинами. Но кого заметить нельзя, так как это эльфов, а они всегда выделяются. Волшебница замечает, что Элин тоже напряженно ищет сородичей. Рука Элизабет сжимает руку подруги, Элин сейчас может быть очень тяжело от мысли, что никто из её народа не смог спастись, не приняв помощи Герона и не явившись в Порт-Айзервиц после всемирного нападения духовных существ. — Друзья, мы проиграли битву за наш родной мир, но бог солнца Герон предусмотрел такой исход, поэтому создал для нас особый мир, где мы сможем жить. — Громко объявляет король уже уничтоженной Манарии, а мэтр Патрик создает заклятье, что увеличивает громкость голоса. — Но вампиры не собираются останавливаться, пока не перебьют всех нас. У нас нет иного выхода, как встать на защиту этого мира вместе с Героном и его святыми, пророками и полководцами. Элизабет вполуха слушает речь короля, думая совсем о другом. Йоран, стоящий справа, замечает хмурое выражение лица и тихонько спрашивает: — Все в порядке? — Не думаю. Что ты думаешь о Хейдене? — Полководце Герона? Внушает трепет, он очень силен, как мне кажется. Из ответа Элизабет может понять, что спутник не признал в нем вампира. Да, аура у того человека в золотых доспехах была не вампирская, но и не человеческая. — Посмотрите, в каком замечательном мире мы будем жить! — Метиох указывает вокруг себя. — Нам поведали, что в этом девственном мире есть всё, что нужно. Огромные территории, много плодородных земель, леса полны дичи, а водоемы — рыбы. Здесь жаркое лето и теплые зимы, не бывает стихийных бедствий и ужасных болезней. Это можно назвать раем, который нам обещан за стойкость сейчас. Скажите, готовы ли вы встать на защиту этого дивного мира?! Слушатели кричат утвердительно, и Золотой Град наполняется криками. Многие уже не ждали какого-либо спасения и теперь не хотят упустить такой шанс. А Метиох по мнению Элизабет серьезно поднаторел в торжественных речах после вступления на престол. С каким бы счастьем Элизабет отдалась надежде на светлое будущее, но жизненный опыт подсказывает, что здесь творится что-то неладное. А тем временем на горизонте появляются темные тучи, несущие за собой черный снег. Элизабет не может оторваться от этого зрелища. Отсюда оно кажется далеким, но очень быстро приближается и увеличивается в размерах. Похоже, отдохнуть им сегодня не получится. На Геронов град со всех ног мчится большая опасность, а девушка по-прежнему разрывается от нехороших мыслей о природе Хейдена и того, что за всем этим стоит. Она даже не уверена, стоит ли делиться подозрениями с остальными. Поймут ли они? И смогут ли что-то сделать или хотя бы найти правду? «Лоренс, где же ты?».Глава 3
На черном снегу остаются следы множества ног. Воинство смерти не спеша идет к обозначенной цели. У мертвых нет причин куда-либо торопиться, после жизни наступает эпоха вечности. Трупы и скелеты смотрят только вперед, не скованные эмоциями и общественной моралью. На взгляд некроманта они все жертвы, которых обрекли на подобную гибель другие, а не он сам. Тот, кто взял себе имя Вильгельма Вигойского, смотрит на армию, что пройдет маршем уничтожения с целью покончить со всеми игроками в этой глупой игре. При этом маг смерти обладает достаточным критическим мышлением, чтобы осознать свое участие. Вступление в игру обязательно влечет получение статуса игрока. Но мэтр Вильгельм готов принять грех на душу. Все равно подобных грехов за последние пять тысяч лет скопилось немало. Слишком ровные для мертвых солдат шеренги продвигаются по Путям, что создали вампиры. Некромант не сразу узнал, что Герон и Хейден именно на это потратили силы, так что в последний момент успел изменить точку входа на Пути. Пришлось пробиваться силой, но последней сейчас в избытке. — Стоит признать, постарались на славу. Но жить здесь я бы не захотел. Это искусственный мир. — Говорит некромант. — Вот как? — Рядом стоит лич в облике скелета в алой накидке. Пустые глазницы сияют переливающимися внутренним огнем рубинами. — Да. Ты разве не видишь? — Вижу. Мир очень похож на настоящий, но несет серьезный изъян. Но мертвецам это не помеха. — Заметь, Герон действительно хотел создать мир для живых, но он не может мыслить, как человек, эльф или гном. Разумеется, он сделал по-своему, и за это ему спасибо, наверное, не скажут. — Ты стал очень болтливым за прошедшие тысячи лет. — Замечает лич. — Тоже верно. Если есть возможность провести время за разговором, то я её не упущу. Даже если найти подходящего собеседника — сложная задача. Все же я не Сареф, который не любит лишний раз рот открывать. — В нем жизни больше, чем в тебе, Вильгельм. Так ведь тебя сейчас зовут? — Да. И я не стремлюсь к жизни или смерти. Я стремлюсь к завершению игры не через победу или поражение. Я хочу досрочно перевернуть игровую доску, разбросать карты и проглотить кости. — Пытаясь остановить игру, ты сам становишься игроком. Разве ты не видишь очевидную логическую ошибку? — Лич поворачивает голову в сторону некроманта, стоящего с довольной улыбкой. — Если бы ты хотел истинного самоопределения мира, то первым бы должен был перестать делать хоть что-либо. — Я это понимаю. Я осознанно нарушаю собственные правила. Будет лучше, если это сделаю я, а не все эти вампиры, демоны и духовные существа. — Много «якаешь». Ты слишком эгоцентричен. — А ты постоянно меня в чем-то обвиняешь. Разве ты не рад, что я воскресил тебя через магию Хаоса моего последнего ученика? — Не совсем. Небытие очень приятно. Скоро ты и сам это почувствуешь. — Верно. В любом исходе меня ждет окончательная смерть. А мертвецы продолжают идти и идти. Несмотря на мастерство некромантии мэтра Вильгельма и загадочного лича, в армии очень мало призраков. Большинство составляют оживленные останки, на головах и плечах которых остается нетающий снег. Продвижение воинства сопровождают черные тучи, что закрывают от солнечного света. Через Врата из гибнущего мира прошло почти сто тысяч мертвецов, большинство из которых было поднято на центральном материке. Но легион покойников — не единственное оружие. Сама по себе Могильная Мгла очень опасна для любых живых существ, а под эту категорию попадают даже вампиры и духовные существа. То, что раньше было изощренным заклятьем, потом стало нечто большим. Мэтр Вильгельм наблюдает за полетом нежити-драконов и идущими в развалочку великанами. Подобных созданий Герон решил не спасать, распахивая Врата только перед теми расами, которые ему нравились. — Сейчас на этот мирок нацелились не только мы, но и вампиры. — Говорит лич. — Да, Легион и Сареф не могут перейти к следующему этапу, пока не убьют вообще всех: и выживших, и вампиров Лайтроллской линии. — И вот это я не понимаю. Почему они сразу не пошли войной на Пути? Ведь их цель находится вовсе не здесь. Зачем рисковать жизнью в бою против Герона и Хейдена? Даже если они потратили колоссальные объемы энергии на создание этих Путей, они все равно остаются могущественными созданиями. Мэтр Вильгельм отвечает не сразу, смотря на Золотой Град вдалеке. — Я не знаю ответа на этот вопрос. В отличии от Легиона я не сотрудничал так тесно с демонами, поэтому не знаю сути работы той вещи. Я попытался однажды выкрасть Элизабет Викар, но не вышло. — Кто это? — Невольная последовательница Герона. Талантливая волшебница, по уши влюбленная в Сарефа. Командир Громового отряда, что охотился за вампирами. — А разве она может быть в курсе замыслов Легиона? — Нет, но я думал, что смогу добиться какой-то реакции от Сарефа. — Понятно. Я видел внутренний мир вампира после той «Реставрации» и могу сказать, что он не совсем похож на ту маску, что обычно на его лице. — Разумеется. Он старается оставаться человеком. — Но очень странным. Я не имел доступа к его знаниями и воспоминаниям, не мог даже подслушивать из-за ограничений. И не могу решить, пришел бы он на выручку или нет. — Это я проверил на Петровитте. — Пожимает плечами некромант. — И он пришел. Но явно сделал по своим соображениям. — А если точнее? — Не знаю, мой исполнитель был вынужден уйти. — Это он? — Лич показывает на высшую нежить, что при жизни носила имя Луки. И даже после смерти создание осознает прошлую жизнь. — Да, он хочет отомстить Сарефу, и я дам ему такую возможность. Тем временем уже приближаются задние ряды воинства, поэтому оба полководца сходят с холма. — У тебя есть еще какие-нибудь вопросы? Ты довольно многое пропустил с эпохи первой Темной Эры. — Море вопросов, но ответы мне никак сейчас не помогут. Хотя, я бы послушал, что происходит у духовных существ и у… Соломона. Маг смерти косится на лича и пожимает плечами: — У духовных существ уже ничего особо не происходит. Они наконец получили разрушенный центральный мир, поэтому цепи для Путей разбиты. Теперь наверняка попробуют совершить собственный Исход. — Перенести Пути в другое место с более благоприятными условиями? — Да. Сейчас Пути постепенно разрушаются, поэтому они не могут затягивать с этим. Что же касается Соломона… Что ты хочешь услышать? Пять тысяч лет прошло с тех пор, как я в последний раз с ним встречался. — Ты же не думаешь, что он ушел на покой? — Что? — Смеется некромант. — Конечно, нет. Но я ничего ему не могу сделать пока что. Он идет своей дорогой, о которой я действительно ничего не знаю. Он ни с кем не объединяется, хотя нет, во время второй Темной Эры он заключил договор с Вестником того разрушения. — С кем-то из вампиров? — Нет, исполнители Темной Эры всегда ведь были людьми. Во всяком случае поначалу. — Хм, похоже, я действительно многое пропустил. Но почему ты мне соврал? — О чем ты? — Ты не мог не встретиться с Соломоном. Либо он попробовал сам на тебя выйти. Не поверю, что вы стали друг другу настолько неинтересны. — Ладно, да, я встречался с ним в Порт-Айзервице, когда еще работал там преподавателем в Фернант Окула. И это он решил связаться со мной. Попросил зарыться в могилу и спать вечным сном. Разумеется, я его послал далеко и надолго. — Да, вот это совсем не изменилось за прошедшее время. Но если он заключил соглашение с исполнителем второй Темной Эры, то наверняка сделал это и с этим Сарефом. Некромант пожимает плечами. — Даже если так, я не могу узнать, чего именно хочет достичь Соломон. И мне все равно. Давай сосредоточимся на том, чтобы отправить в небытие этот печальный мирок. Потом Легиона и Сарефа. Потом демонов. Потом духовных существ. Мы уберем из игры всех игроков, а потом сожжем игральный стол вместе со всеми ставками. — Обычно меланхоличный некромант вдруг широко улыбается. — Ты сошел с ума. — Как и ты, приступай к подготовке к штурму. Лич поднимает руку, на которой кости чуть скрыты за тонким слоем окаменелой плоти. Но создавать пассы это никак не мешает. Рубины в глазах разгораются с новой силой, а над головой возникает черный вихрь. Постепенно облака над головами приходят в движение, поднимается сильный ветер, что гонит черный снегопад прямо на обитель бога солнца. Душа лича из далекой древности была вырвана в настоящее время и сейчас готовится показать кое-что из того, что никто из ныне живущих, кроме двух некромантов, не видел. В облаках возникает образ перевёрнутого дерева, а после его начинает обвивать двухголовый змей. Рептилия скользит по стволу и силой мощного тела заставляет дерево перевернуться верхушкой к небу, как и положено каждому дереву. Однако в области некромантии это означает серьезное нарушение магических последовательностей. Маги смерти древности назвали бы это заклятьем от источника Виты, где собирается жизненная и духовная энергия, движение и эмоции. Но конкретно сейчас ошибка была допущена специально. На древе вырастает золотое яблоко, которое обе пасти змеи атакуют одновременно. Существо борется с самим собой за право съесть сладкий плод. В итоге плод разрывается на две половинки, которые проглатывает каждая из пастей. Некоторое время ничего не происходит, но после змея начинает трансморфироваться. Две пасти становится одним целым, а толщина тела резко увеличивается. На теле создания возникает сверкающая чешуя, а зубы напоминают сверкающие кристаллы. Образ магии обязательно увидят и в Золотом Граде, но вряд ли кто-то поймет, какой именно свет отражается от тела существа, что даже змеей уже назвать нельзя. Штурм оплота света начинается.
Глава 4
Элин стоит на высокой стене и смотрит на приближающиеся тучи с черным снегом. А по некогда зеленым полям движутся полки мертвецов. Эльфийка еще не до конца пришла в себя после боя в Порт-Айзервице, а также чувствует глухую тоску по сородичам. Неизвестно, удалось ли им выбраться из гибнущего мира, но Элин успокаивает себя тем, что эльфы были слишком спокойны, словно имели какой-то план. Другим поводом для беспокойства является невозможность призвать духовных существ, с которыми заключен контракт. Словно это место полностью отрезано от других Путей. Таким образом Элин снова стала слишком слабой, чтобы помочь другим в бою. Даже теневой феникс не откликается на вызов. — Волнуешься? — Рядом встает Бальтазар. — Есть немного. Я снова бесполезна. — Не стоит переживать об этом. Все-таки мы получили силу богу солнца, и она просто сводит с ума. — Адепт боевых искусств смотрит в одну точку, опираясь на алебарду. Да, сила бога солнца. Элин помнит о мече из солнечных лучей, что получил каждый во время аудиенции Герона. Но не хочет призывать оружие, так как оно жжет руки даже сквозь перчатки, хоть и не оставляет ожогов. Элин не знает, почему так происходит, но выяснила, что у других нет такого побочного эффекта. «Словно я вампир какой-то», — думает Элин. — И леди Викар тоже вся не своя после прибытия сюда. — Продолжает Бальтазар. — Да, я заметила. — Элин сразу почувствовала, что подруга-волшебница чем-то очень сильно обеспокоена, но не смогла ничего узнать. Элизабет явно соврала, что все в порядке. — И Лоренса так и не нашли. Среди выживших его нет. — Продолжает мужчина. — А Герона и Хейдена не так просто спросить. — Не ты ли говорил не волноваться о Лоренсе? — Говорил. — Кивает бородач. — Но вообще я всегда думал, что погибну самым первым из нашей троицы. Ива была сильнее меня, а Лоренс удачливее. Да и стариком я должен был стать раньше их. Но может получиться так, что переживу их. Ну разве не глупо? Элин нечего ответить, остается лишь обнять воина. В этот момент по городу, сделанному целиком из металла, похожего на золото, пробегает звук рогов. Это сигнал тревоги, так как штурмующие подошли уже близко. На самом деле защитники Золотого Града уже были готовы, но сейчас звук заставляет забыть о любых посторонних вещах. — Спасибо, Элин. Я пойду на свой пост, а ты возвращайся к тем, кто не может сражаться. Может стать так, что именно ты станешь последней линией обороны, если мы не справимся. — Надеюсь, до этого не дойдет. — Эльфийка грустно смотрит вслед воину и направляется в другую сторону. Не все пережившие нападение вампиров на Порт-Айзервиц сейчас годятся для боя. Есть женщины, дети и старики, которые никак не смогут помочь в бою. И в задачи Элин входит защита этих людей. Совсем рядом раздаются тяжелые шаги, девушка сразу узнает Хейдена даже до того, как он показывается из-за угла. Полководец Герона постоянно ходит в доспехе и не снимает шлем, поэтому эльфийка не знает, как он выглядит на самом деле. Хейден уже появлялся среди уцелевших и полностью исцелял тех, кто мог пригодиться в бою. Интуиция подсказывает, что Хейден не человек, а Маркелус так вообще считает его полубогом. «Может, так оно и есть», — Элин пропускает мимо себя высокого человека. Правая рука бога солнца совершенно не обратила внимание на эльфийку, а последняя этому даже рада. Вскоре показывается район, который обжили люди. Сам Золотой Град, построенный на возвышенности, очень большой. Намного больше Порт-Айзервица, хоть и не такой большой, как Рейнмарк, если верить рассказам товарищей, что бывали в нем. Здесь вполне реально заблудиться, но Элин просто шла на шум, так что ошибиться было трудно. Весь город отдан спасенным народам, и те сразу поселились в разных местах. Даже после гибели родного мира люди стараются держаться людей, гномы гномов, а зверолюди зверолюдей. Прямо сейчас Элин оказывается в квартале, что заняли люди. Теперь каждый человек может получить себе просторный, хоть и пустой дом. Многим непривычно жить в окружении металла, но постепенно про это забываешь. В Граде есть каналы с водой и даже парки, где растут настоящие деревья. Множество красивых мостов, фонарей и площадей с идеально ровной поверхностью. Подобное архитектурное чудо действительно могли сделать только боги. По пути Элин снова прижимается к стене, когда мимо проходит отряд гномов, вооруженных до зубов. Низкорослый народ наверняка бы предпочел жить под землей, и даже это зодчие предусмотрели. Под Золотым Градом есть обширные подземелья, правда, чистые и светлые, а не те, что были под бывшей столицей Манарии. Вскоре Элин доходит до дома, что стал новой штаб-квартирой Громового отряда. Это большое здание с куполообразной крышей также стало местом совета выживших рас под предводительством Метиоха Айзервиц. Король разрушенного государства стал во главе совета и сегодня будет руководить обороной города в первых рядах. Хотя сам монарх делает, как велит Хейден. Внутри здания Элин натыкается на Клауса Видара и Микилинтурин, что-то тихо обсуждающих. Эльфийка не собиралась подслушивать, но беседующие тут же замолчали, стоило переступить порог холла. — Вы отправляетесь на стены? — Спрашивает Элин. — Да, будем готовиться к штурму. — С вечно спокойным лицом отвечает мастер-щитоносец. Вот уж кого точно не сломили последние события. Магистр Видар даже неминуемую гибель встретит с гордо поднятым щитом. — А где Элизабет? — Она еще наверху. Там как раз заканчивается совет. Преподобному Оффеку некоторое время назад пришло видение от Герона, что нужно будет делать. — А почему вы ушли раньше? — Элин кажется, что слишком пристает, но чувствует какую-то неестественность. Ответить мастера боевых искусств не успевают, так как на лестнице раздаются шаги спускающихся. От каждого народа, где не выжили правители, были выбраны представители. Сейчас все они спускаются на первый этаж, чтобы незамедлительно отправиться к границе города. Среди спускающихся Элин видит подругу и машет рукой. Элизабет останавливается и подходит ближе.— Как дела, Элин? — Трудно описать. На меня словно какая-то тревога давит. Чувствую себя разбитой. — Вдруг признается Элин, хотя не собиралась грузить чародейку своими проблемами в такой момент. — Понимаю. Мы через многое прошли, ты наверное просто устала. Могу я тебя попросить присмотреть за моим отцом? Ему стало хуже, поэтому он не сможет принять участия в бою. — Да, хорошо. Он все еще здесь? — Элин помнит, что Элизабет привела сюда бывшего епископа Манарии. — Да, на третьем этаже. Спасибо, Элин. И будь внимательна, не теряй бдительности. — Эли, я почти всегда бдительна. — Хорошо. Клаус, Микилинтурин, нам тоже пора. Оба мастера кивают и направляются к выходу, а эльфийка долго смотрит вслед, хоть товарищи уже исчезли из поля зрения. После этого сразу идет на третий этаж, так как вряд ли Элизабет успела увидеться с отцом после военного совета. Элин осторожно стучит и открывает дверь в комнату. На кровати лежит Элдрик Викар, кажется, еще больше постаревший. Священнослужитель Герона открывает глаза и смотрит на вошедшую. — Здравствуй. — Тихо приветствует старик. — Элизабет уже ушла? — Да. Эльфийка садится на стул рядом с кроватью. Солнечный свет проникает через искусные витражи и отражается от золотых стен. Светло, тепло и уютно, но гложущее чувство, напоминающее голод, не утихает. Элин смотрит на человека и не понимает, почему он так ослаб. Казалось, что уж жрецы Герона должны быть здесь самыми сильными, особенно если посмотреть на Маркелуса Оффека, что буквально светится от божественной силы. Но высший иерарх Манарии выглядит в точности наоборот. Все думают, что дело в возрасте, так как даже Герон не может даровать человеку вечную молодость. Или может, но никогда так делает, тут Элин трудно рассуждать о способностях и мотивах бога солнца. — Похоже, мы прокляты. — Вдруг говорит Элдрик. Элин внимательно смотрит в ожидании продолжения мысли, но жрец лишь закрывает глаза. Эльфийка вспоминает первую встречу и как тогда испугалась епископа. Это произошло после боя с драконом, когда вместе с Сарефом и Элизабет возвращалась в Порт-Айзервиц. Тогда Сарефа почти что обвинили в непозволительной связи с Элизабет, но юноша смог обернуть ситуацию в свою пользу, хоть и намеревался как-то по-другому распорядиться сердцем стихий. Второй раз Элин встретилась с Элдриком Викаром после того, как Сареф раскрыл истинную сущность, убил множество людей и тогдашнего короля Манарии. Элизабет забрала Элин в свой дом, где и произошла вторая встреча с епископом. Девушка чуть встряхивает головой, снова мысли крутятся вокруг Сарефа. Элин ничего не может с собой поделать, постоянно возвращаясь к событиям прошлого. — Знаешь, почему? — Вдруг снова говорит епископ. — А? — Встрепенулась Элин. — О чем вы? — О проклятии. Мы проиграли. Наш мир уничтожен и навсегда останется мертвым. Нас забрали в благословенный мир Герона, где мы должны были продолжить счастливую жизнь и постараться забыть об ужасах. Но вместо этого продолжаем участие в войне. Ничего не изменилось, просто перешли на новое поле битвы. Думаю, это уже никогда не закончится, пока всему не наступит конец. На подобные откровения Элин сказать нечего, хотя тоже думает о том, что собеседник полностью прав. Это место и мир не приносят чувство успокоения. Напротив, Элин становится более напряженной из-за близкого присутствия бога солнца и его полководца. Они явно из расы богов, но их невозможно понять. А неизвестное страшит посильнее армии нежити на пороге. Элин понимает, что не видит в окружающей обстановке покой, какой был в холодном и темном Порт-Айзервице. Где-то у кольца внешних стен вот-вот начнется бой, из которого многие могут не вернутся в новый дом. «Возможно, он тоже переживает за Элизабет, но ничего не может поделать», — думает эльфийка про епископа. «Да и вообще, если Герон такой могущественный, то почему заставляет рисковать всех жизнью? Разве не может сжечь любых врагов силой мысли?». За такие крамольные мысли тот же Оффек разгневался бы, говоря о том, что замыслы бога всегда лежат за пределами глупого людского понимания. Возможно, так оно и есть, но легче от этого не становится. Впервые с момента создания Манарийского Альянса Элин корит себя за отказ вернуться на Фрейяфлейм. Конечно, это было бы предательством друзей, хоть никто не стал бы обвинять. Но в этом рукотворном раю Элин словно задыхается. Неожиданно старик начинает лихорадочно дышать, словно ему тоже не хватает воздуха. Элин пытается помочь, открывает окна и поит водой. На некоторое время этого оказывается достаточно, но через несколько минут приступ повторяется. «Похоже, это что-то серьезное», — понимает Элин, сжимая морщинистую руку.
Глава 5
Чародейка стоит на высоком парапете и смотрит на воинство смерти, что строится вокруг Золотого Града. На глаз тут сто тысяч мертвецов, если не больше. Ни одно государство родного мира не имело такой регулярной армии. Вот только мертвым не нужно есть, пить и спать. Им не нужно платить жалование и обеспечивать амуницией. Во многом идеальные солдаты сейчас пойдут на штурм города под руководством Вильгельма Вигойского. Чародейка не сомневается, что именно бывший учитель Сарефа стоит за нападением. Похоже, именно к этому моменту он готовился в королевстве Ортак Срединных земель. Рука крепко сжимает волшебную палочку из сердца стихий, а голова поворачивается в сторону Клауса Видара. Щитоносец замечает это и тихо произносит: — Я обсудил с Микилинтурин. Она поможет. — Кто-то еще? — Мэтр Патрик. Остальные вряд ли послушают. Элизабет кивает, на большее не рассчитывала. Она рассказала о сущности Хейдена магистру, и тот без доказательств поверил, словно и сам что-то почувствовал. За это девушка очень благодарна, так как сейчас ценен каждый союзник. Особенно такой сильный. Мастера боевых искусств прекрасно подготовлены к любым трудностям, поэтому пока другие радовались чудесному избавлению и пробовали отдохнуть, они внимательно смотрели и слушали. Элизабет уверена, что Клаус не боится даже высших вампиров, хоть может не победить такого противника. Микилинтурин же знает плохо, поэтому не может чего-то утверждать, но магистр Видар сумел подобрать правильные слова. С другой стороны подходит мэтр Патрик и докладывает о подготовке к обороне: — … А еще его величество приказал нам занять позицию рядом с главными воротами. — Он уже не является королем. — Отвечает Элизабет. — Манарии больше не существует. Чародей-термодинамик открывает рот, словно хотел что-то сказать, но передумал и кивнул. — Я понимаю. Но не Метиох наш враг, а Хейден и, вероятно, Герон. Какой у нас вообще план? Если они высшие вампиры, что могут так скрываться, то что мы им сможем сделать? Ответить на этот вопрос Элизабет не может. Они действительно мало что могут сделать. Никаких планов еще нет, остается лишь ожидать какого-то развития событий. — На нас движется армия нежити. — Раздается сзади голос Микилинтурин. — Мы в любом случае не можем сейчас поднять бунт. Если начнется междоусобная война, то нас просто сметут и погибнут невинные люди. — Я это понимаю, поэтому пока прошу вести себя как обычно. — Просит волшебница. — И выживите, пожалуйста. Ваша помощь мне будет нужна. На этом мини-совет завершен. Есть риск, что они проиграют бой за Золотой Град, поэтому строить далекоидущие планы не имеет смысла. Элизабет направляется к главным воротам вместе с Клаусом Видаром и встает под красно-золотыми стягами с рисунком солнца. Под ногами массивные золотые ворота, магическая фигура на которых крепко спаивает между собой створки. Элизабет никогда не видела такой магии, но видит, что открыть эти ворота не получится, только выломать. Слева на стене в сорока шагах стоит Метиох, что внимательно слушает указания Хейдена. Элизабет поглубже прячет мысли о высшем вампире. Такое существо наверняка может залезть в голову, но раз их еще не раскусили, то они ни о чем не догадываются или просто решили закрыть глаза на такую незначительную угрозу. Все же они из божественной расы по словам Маркелуса Оффека, что им козни каких-то смертных? В этот момент вокруг Золотого Града опускается золотой купол. Примерно что-то подобное было возведено в Фокрауте, но текущий вариант намного более сильный. Причудливая материя цвета расплавленного золота позволяет смотреть через себя, но точно не допустит ни одного врага к стенам города. Элизабет помнит, что Сареф решил однажды эту проблему с помощью Алого Террора, но что будет делать мэтр Вильгельм? Ответ некроманта не заставил себя ждать. Черные тучи, под которыми стоит армия нежити, начинают двигаться к городу. Издалека было плохо видно, но сейчас глаза легко замечают идущий черный снег. Странные осадки не тают, вероятно, там температура намного ниже, тогда как в Золотом Граде по-летнему тепло. Вдруг в тучах что-то начинает блестеть. Элизабет создает простое заклятье, что магически улучшает зрение и позволяет видеть потоки магической энергии. Девушка с удивлением видит образ огромного дерева без листьев, по которому ползет двухголовая змея. Существо борется с самим собой за право обладания золотым яблоком, а потом две головы становятся одной, а сама змея резко становится большой. — Что это такое? — Шепотом спрашивает Элизабет, смотря на сверкающую чешую. Теперь создание видят все защитники города. — Звездный Горизонт. — От звука голоса Хейдена девушка вздрагивает. Каким-то образом полководец Герона оказался в двух шагах. — Что такое Звездный Горизонт? — Очень давно погибшее духовное существо большой силы. Говорили, что оно было самым первым и самым могущественным. Сейчас некроманты подняли его словно труп из могилы. — Хейден, что выше Элизабет на три головы, словно рад поговорить. — Разве некромантия может вернуть к жизни духовное существо? — Если учесть, что именно духовные существа научили центральный мир магии смерти, то это можно допустить. Мы же не приемлем подобных магических искусств. — И что нам делать? — Чародейка никогда не слышала, чтобы именно духовные существа учили какой-то магии. — Пока ничего делать не нужно. Я первым вступлю в бой. Задача всех остальных — защищать Град от тех, кто сумеет пройти мимо меня. — Хейден вынимает золотой меч из ножен, и по клинку начинает струиться золотое пламя. На секунду Элизабет показалось, что в потоке огня увидела искаженное человеческое лицо. После этого высший вампир просто исчез, чтобы появиться перед барьером и полками нежити. Все затаив дыхание смотрят на рослого воина с пылающим мечом, что бесстрашно идет вперед. Но в стане врага никто не подумает испугаться величественного облика, так как мертвым эмоции недоступны. Разлагающиеся глаза и пустые глазницы не отрываются от фигуры врага, но продолжают стоять на месте, так как нет приказа некроманта. Они продолжают стоять даже тогда, когда Хейден доходит до первых рядов. Элизабет не отрываясь смотрит на происходящее. Ожидала, что начнется жестокая сеча, но тут из рядов нежити выходит главнокомандующий. «Но это не мэтр Вильгельм!». — Элизабет видит лича в алой накидке и плаще. Свободная одежда не скрывает часть костей и иссохшей плоти, а на черепе кто-то вырезал руны и магические фигуры. И если чародейка может усилить зрение, чтобы разглядеть мельчайшие детали, то вот услышать их разговор не способна. Хейден говорит, не снимая шлема, а у лича нет легких, связок и языка, поэтому двигать ртом ему совсем нет надобности. Элизабет не верит, что они смогут договориться о перемирии. Так и происходит: через две минуты по полю прокатывается звон столкнувшегося оружия. Глаза девушки не смогли увидеть удары, высший вампир и лич выходят за рамки возможного для обычного человека. Горящий меч и посох цвета меди столкнулись и разошлись в сторону, пока пространство разрывает звук удара. Это становится сигналом начала штурма, а Элизабет вынуждена отменить заклятье дальнего видения. Вокруг Хейдена сейчас бурлит огненный водоворот, из-за чего нельзя что-либо разглядеть. Неизвестный лич продолжает сражаться с Хейденом, а вокруг них гибнет повторной смертью нежить. Одновременно с этим полки мертвых начинают продвигаться к барьеру, а вместе с ними движутся тучи. «Судя по всему Хейден не сможет в одиночку задержать абсолютно всех», — волшебница считала, что высший вампир —могущественное существо, что легко выступит против целой армии, но оказывается, что существуют те, кто не уступает. Первые черные снежинки падают на золотой барьер и начинают испаряться. Кажется, что купол легко выдержит, но вот уже тысячи снежинок падают на него, а потом десятки тысяч. Сначала незаметно, но постепенно барьер приобретает черный оттенок, а также заметно истончается. «Он убивает всё, к чему прикоснется. Или лишает силы», — Элизабет кажется, что поняла природу черного снега. Но как этому противодействовать? Пока что надежда только на Хейдена и Герона, что не спешит вмешиваться. И на этом атака не завершается. Из завесы туч несутся извивы черных молний, что ударяют под такт небесных барабанов в золотой купол. И видно, что божественная защита долго не продержится. Появляются дыры и бреши, купол изгибается, а где-то появляются огромные участки без защиты. Легион нежити сразу входит в места, где появились проходы. «Похоже, участия в бою не избежать», — Элизабет вынуждена выступить на стороне Герона, так как убежать отсюда не может. Это чужой мир, где им придется играть по чужим правилам. Над головой подобно великой горе поднимается черное облако. Воскрешенное духовное существо скрывается где-то в нем, а после тысячи молний сплетаются в одну, что в мгновение ока достигает Золотого Града. От грохота показалось, что лишилась слуха. Другие органы чувств тоже на несколько секунд отказали. Лишь боль сопровождала весь полет со стены. К счастью, кто-то успел подхватить волшебницу и помог приземлиться без переломов. Над Элизабет склонилась Микилинтурин. Вот уж кто точно может двигаться подобно молнии. — Спасибо. — С трудом отвечает чародейка. — Вставай. Нежить уже у стен. Нам потребуется твоя магия. — Грандмастер помогает встать на ноги. — Да-да. Помоги вернуться на стену. — Просит девушка и чувствует, как сжимаются внутренности от высокого прыжка вверх. Микилинтурин одним движением вновь оказывается на стене, что в высоту больше пятнадцати метров. Элизабет встает на дрожащие ноги и смотрит вниз, где по склону ползут мертвецы. Они точно не устанут и будут ползти вверх, пока не будут уничтожены. С волшебной палочки срывается драконий огонь, что проходит по приближающимся фигурам и сжигает дотла. Вот только волшебница понимает, что не может находиться везде и смотрит по сторонам. Видит, как танцует огонь и лед мэтра Патрика, и как катится черная сфера Йорана Тискаруса. Еще есть шанс, если, конечно, лич и мэтр Вильгельм не одолеют Хейдена. — Используй меч… — Словно издалека доносится шепот, а мысли возвращаются к клинку из солнечного света, что вручил сам бог солнца. Элизабет концентрируется, и в ладони появляется сияющая рукоять. «Похоже, без этой силы никак».Глава 6
Элизабет поднимает над головой мифический клинок, напоенный силой Герона. Что-то такое могли создавать священнослужители бога солнца, но то было лишь жалкой пародией на оружие, что вручили избранным. Волшебница не понимает природу объекта, это какая странная связь магической энергии и чего-то непонятного. Чего-то такого, что в принципе никогда не существовало в родном мире. Внутренний порыв не только заставил призвать солнечное оружие, но и подсказывает, как нужно использовать. Яркий луч срывается с клинка и проходит по карабкающимся фигурами. От прикосновения луча мертвая плоть моментально рассыпается пеплом. Элизабет удивлена силе подаренного оружия. Все, кто получил божественный клинок, тоже начинают его использовать, но их мало, а нежити напротив приближается все больше. Посреди вражеских войск не утихает огненная буря, Хейден продолжает сражаться с личом древности, но никто посторонний не увидит их схватки. Рука высшего вампира раз за разом поднимает клинок, но противник успевает выставить защиту или уклониться, а потом контратаковать. В свое время Могильная Мгла была не слабее Алого Террора, и противник тому яркое подтверждение. Мертвец тоже выходит за рамки дозволенного природой, обладает невероятной силой и скоростью, а также абсолютнойнеутомимостью. Если поединок будет продолжаться тысячу лет, то первым устанет именно вампир, так как является по-своему живым организмом. К тому же здесь царит Могильная Мгла. Пускай черные снежинки не могут преодолеть огненную бурю, что рождается непроизвольно из-за столкновения двух сверхсуществ, но сам воздух отравлен. Яд постепенно проникает в тело вампира, но не оказывает значимого эффекта на уже мертвых. Хейден не испытывает по этому поводу какого-либо беспокойства, хоть однажды проиграл сторонникам Легиона, которые пропитали меч кровью Фаратхи. В создание этих Путей высший вампир вложил всего себя. Тысячу лет провел на грани истощения, чтобы создать этот рукотворный рай, где он сможет жить вместе с Героном и смертными расами. Сейчас нет времени даже на то, чтобы сформировать какую-нибудь мысль, Хейден лишь чувствует решимость защитить детище от любых врагов. И это чувство очень прекрасно, Хейден узнал о нем от гномьих воинов, что добровольно жертвовали собой, спасая товарищей от завала. От людей, что защищали свой дом от бандитов. От матерей, что отдавали последний кусок хлеба детям. Несмотря на то, что расы этого мира во всем уступают высшему вампиру, но они обладают уникальным чувственным опытом, который не существовал в мире Ночного Народа. И этот опыт до сих пор восхищает вампира, что физиологически не может их ощутить в полной мере. Но родитель Герон был особенным даже среди вампиров. Он мог применять двойственность ко многим вещам и даже абстрактным понятиям. Он был первым вампиром, что смог буквально воплотиться человеком и ощутить жизнь так, как это чувствуют люди. Хейден однажды тоже смог это сделать. И вкусив плод, уже не мог забыть вкуса, как и не мог допустить смерти этих созданий. Осталось победить в последней войне и наступит наконец-то золотая эра. Рука высшего вампира ловит металлический посох и отводит в сторону, пока другая рука обрушивает клинок на голову противника. Череп от подобного удара разлетается, а после лезвие проходит по ключице, грудине и позвоничнику и тазу, чтобы разрубить тело врага надвое. Лич падает на землю, но тут же появляются потоки отрицательной энергии, что восстанавливают тело. Высшая нежить по-настоящему бессмертна, так как уже находится за пределами жизни. Хейден развивает атаку, позаимствовав силу Герона. Множество солнечных лучей ударяют во все стороны в гигантской солнечной вспышке. Вокруг места схватки уже давно не осталось нежити, войска мертвых сейчас благоразумно огибают пылающее пространство. Но лучи бьют намного дальше, поэтому обращают в пыль сотни трупов. Огонь гаснет, и вместе с ним исчезают лучи. Хейден смотрит на кучку пепла, что осталась от лича, и оборачивается в сторону Золотого Града. Как и ожидалось, защитников слишком мало, чтобы остановить полки мертвецов. Высший вампир хотел уже переместиться обратно на стены, как оказался в кольце изумрудных копий. — Подожди, не уходи. — За спиной кружится прах, что принимает облик лича. Даже накидка и посох восстанавливаются. Мир вновь замирает для высшего вампира, что бросается в атаку. Сейчас сражающиеся движутся слишком быстро по сравнению со скоростью окружения, поэтому возникает чувство, что вышли из потока времени. Хейден не знает, каким именно образом тот некромант призвал лича из далекого прошлого, но сейчас это не имеет большого значения. Лич не уступает по боевым навыкам, не поддается ментальному контролю и избегает искажения законов реальности. Такое ощущение, что сражаться приходится против другого высшего или Древнего вампира. На несчастье лича Хейден обладает таким опытом. Меч оставляет размытый след вокруг воина в доспехах, отбивая все магические копья, что моментально заставят любую плоть разлагаться. Хейден сближается с врагом, не обращая внимание на вонзившийся в грудь в посох, и крепко прижимает лича к себе. Со спины оппонента перекрывает путь отступления мечом. Высший вампир не обращает внимание на удары и выдыхает красный дым, что остается на теле лича в форме плоти. По сути лич сейчас обрастает живым телом, где бежит кровь и бьется сердце. Мышцы и ткани обрастают на костях, а после покрываются кожей. «Проклятье дарованной жизни», как называли это в прошлом, отлично работает против нежити. Глаза противника широко распахиваются от удивления, словно он не застал тех времен, когда вампиры подобное применяли. На Хейдена смотрят карие зрачки, где раньше были глазницы с алыми светлячками. Смертное тело создает уязвимости: противник начинает чувствовать боль и уставать. А еще сам же начинает страдать от Могильной Мглы. Бывший лич хрипит, пытаясь выбраться из ловушки, но высший вампир держит крепко, а после впивается клыками в шею и начинает пить кровь. Полностью осушив врага, снова наполняет кровеносную систему врага и залечивает раны. Несмотря на живую плоть, лич продолжает оставаться нежитью, поэтому это не поможет убить. Но вот вывести из равновесия запросто. Нежить уже не может вырваться и сконцентрироваться на сотворении заклятий. С каждым укусом Хейден заражает врага Могильной Мглой, что начинает скапливаться в теле. И она постепенно начинает разрушать тело лича. Расчет полководца Герона верен: он успеет уничтожить врага до того, как сам ослабнет до такой степени, что придется покинуть поле боя. Неожиданно черное копье пронзает сцепившихся противников. Хейден смотрит за спину лича и видит, что там стоит улыбающийся некромант, которого зовут Вильгельм Вигойский. Вот только этот человек не является высшей нежитью, поэтому Хейдену достаточно силы мысли, чтобы свернуть ему шею. Некромант падает на землю, а копье из отрицательной энергии распадается. И в этот момент новое копье пронзает противников в то же самое место. Хейден изумленно смотрит на некроманта с улыбкой до ушей и вновь убивает. Копье исчезает, а события повторяются в третий раз. Высший вампир понимает, что сейчас находится под воздействием мощной ментальной магии. Не подозревал, что в мире есть чародеи, которые могут составить ему конкуренцию. Сейчас сознание Хейдена раз за разом повторяет петлю событий, в которой не может ничего сделать. Вот только из петли событий легко выбраться, если знать, как она работает. Менталисты-мастера погружают разум цели в закольцованное состояние, где по кругу проигрывается одно и то же событие, не имеющее ничего общего с действительностью. Но для этого разум мага должен находиться в контакте с разумом жертвы. А там, где есть путь, можно пройти… …Мэтр Вильгельм смотрит на штурм Золотого Града. Количество мертвых солдат неуклонно снижается, но некроманта это не слишком беспокоит. Больше волнует Хейден, что начал было доминировать в поединке с давним товарищем. Пока Звездный Горизонт и Герон сдерживают друг друга, это остается идеальным моментом, чтобы покончить с высшим вампиром. Бывший граф Вигойский протягивает клинок воину в черных доспехах. Тот, кто при жизни был авантюристом по имени Лука, сейчас является верной собачкой призвавшего. Высшая нежить принимает меч и направляется к сражающимся. Меч из кости дракона остро наточен, а также впитал в себя огромные объемы отрицательной энергии. Метафорически костяной клинок является материальной формой Могильной Мглы, в которой умирает всё, что можно назвать живым. В том числе вампиры. Лука быстро сближается с Хейденом и личом, а после замахивается клинком, пока высший вампир заново переживает одни и те же события. Оказалось очень трудно накинуть петлю на разум высшего вампира, но Вильгельм готовился в этому моменту долгое время. Подготовка решает всё. Костяной клинок обезглавливает Хейдена, и некромант улыбается падающей голове. Если сделать всё быстро, то высший вампир будет мертв. Маг смерти поворачивается и вручает Луке меч из кости дракона. Бывший авантюрист принимает его и направляется к сцепившимся противникам. Хейден даже в ловушке ментальной петли крепко держит лича, не давая выбраться. Удар, и голова летит с плеч, что не может не обрадовать некроманта. «Еще немного и…». Шершавая рукоять меча оказывается в латной перчатке Луки. Некромант теперь со смешанными чувствами смотрит на мертвого помощника, что идет к Хейдену, чтобы нанести удар. Тут озарение пронзает некроманта подобно солнечному лучу в грозовой день. На третий раз мозг успевает осознать, что это событие повторяется. Вильгельм массирует лоб и смотрит на высшего вампира. «Замечательно. Как он это сделал?». — Маг понимает, что сам оказался в событийной петле. Похоже, слухи не врали, что высший вампир из Вар Мурадот является мозголомом не хуже самого некроманта. Рука вновь передает помощнику меч, а Хейден в который раз уже убивает некроманта. Остановить патовую ситуацию можно только одним способом, а именно закрыть канал между разумами. Некромант и Хейден несколько раз моргают, так как события перестали повторяться, значит, противостояние окончилось ничьей. Однако пауза все же сыграла на руку штурмующим. Лич оправился от урона и оттолкнул себя от Хейдена. Сейчас десятки черных лезвий пронзают тело высшего вампира, после чего он переносится за крепостные стены. Из щелей поврежденного доспеха струится кровь, раны гниют, а плоть распадается, но регенерация справляется с такими неудобствами всего за двадцать секунд, а перед городом некромант подшучивает над личом: — Как тебя ловко подловили. — Согласен. — Лич не может чувствовать обиду или злость. — Я учту, что вампиры так могут. Сколько еще осталось? — Уже все готово. Идем? — Пошли. Два полководца армии мертвых идут в первые ряды. Теперь штурм Золотого Града начнется по-настоящему.Глава 7
По небу разносится гром далекого сражения. Сареф смотрит вдаль, а потом переводит взгляд на Легиона. — Мы не вмешаемся? — Спрашивает юноша. — Обязательно, но ты должен быть в форме. — Отвечает высший вампир, смотрящий в совсем другую сторону. — Ладно. Так о чем ты заранее позаботился? — О помощи от той, с кем ты уже знаком. У нас оказалось очень мало времени на подготовку, так что если ты используешь силу Темпкрова против Герона, то можешь сразу же вылететь из боя вперед ногами. — Тогда веди. Не будем зря тратить время. Или ты хочешь, чтобы нежить и Герон поубивали друг друга? — Это было бы самым лучшим для нас выходом, но такого точно не будет. Нежить не ведает усталости, а некромант может поднимать её сколько душе угодно. С другой стороны этот мир и Золотой Град являются территорией Герона. Здесь он обладает преимуществом. — Легион шагает по направлению к пышному лиственному лесу. — Мне достаточно, что их схватка дает нам время на завершение подготовки. — А почему Герон сейчас не нападает на нас? На Путях он уже не имеет тех ограничений, что были в центральном мире. — Думаю, дело в мэтре Вильгельме. Каким-то образом он не дает Герону расслабиться. Как думаешь, как долго твой бывший учитель готовился к последней войне? Пара вампиров шагает по лесной тропе в окружении величественных деревьев. Приятный теплый воздух перемешивается ароматом древесной коры и незнакомых растений. Здесь всё очень похоже на предыдущий мир, так что можно смело сказать, что Хейден постарался на славу. — Не знаю. Пятьсот лет? Две тысячи? — Пять тысяч лет. — Хм, тогда выходит, что он тоже реликт первой Темной Эры. — Ага. Как ты понимаешь, за такой срок он мог подготовиться куда лучше меня. Я считаю его более опасным, чем ослабленных Герона и Хейдена. Но ты не выглядишь потрясенным. — Нет смысла переживать о том, над чем не имеешь контроля. — Пожимает плечами старший вампир. — Разумный подход. Путники углубляются глубже в лес, пока не проходят через каменную арку. Странно видеть в девственном лесу явно искусственное сооружение. Похоже, оно тут появилось после сотворения Путей. Сареф вертит головой, оглядывая поляну, окруженную огромным количеством вековых дубов. — Я узнаю это место. — Говорит Сареф. — Почти что точная копия того лесного святилища, в котором глухие деревни поклонялись Фаратхи. Это именно она согласилась помочь? — В точку. — Из-за дерева выходит сама Фаратхи. Это уже не манифест, а полноценное тело Древней вампирши, что родилась в народе демонов. На ней свободная белая накидка, на всех шести руках поблескивают браслеты и кольца, а в алые волосы вставлена диадема. Натуральная королева демонов. — Приветствую. — Вежливо кланяется Сареф. — Ну, оставлю вас наедине. Я буду вместе с остальными. — Легион разворачивается и уходит. — Не ожидал, что он окажется настолько расторопным, что успеет заключить союз с тобой, Фаратхи. — Говорит вампир, когда Легион ушел. — Ну вы же договорились с Нитрином Деволтом. Он прислал весть мне и всем прочим демонам. Мы обсудили вопрос и изменили стратегию. Мы решили помочь Легиону в обмен на помощь в достижении tramz arc. — Я могу понять, что вы тоже хотите покинуть эту систему, но куда вы намерены направиться? — Не могу сказать. Это дела исключительно моего народа. Но я понимаю, о чем именно ты хочешь спросить. Ведь можно воспользоваться только двумя маршрутами. Один вампиры направят к родному миру, а другой приведет тебя домой. Сареф кивает. — Но нам не нужен отдельный маршрут. Именно мы сконструировали tramz arc, поэтому только мы можем сделать остановку там, где нам нужно без изменения конечной точки прибытия. — Что же, все логично. Каким именно образом ты хочешь помочь мне с душой Короны Штормов? Демонесса отстраненно смотрит на вампира, словно размышляет над дальнейшими словами. Хотя по мнению Сарефа вряд ли ей это требуется. — Душу Короны Штормов нельзя одолеть в бою. Он идеальный хищник. Остается только договориться. — Разве можно договориться с тем, кто уже не осознает себя, как было до смерти? — Нельзя, но эту дверь можно открыть с другой стороны. Со стороны, когда Темпкров был жив. Ты же ведь маг Хаоса? — Предлагаешь использовать «Реставрацию» или что-то подобное? Но каким образом? — Да, использовать «Реставрацию» на поглощенной душе и договориться с Древним в эпохе второй Темной Эры. Если у тебя получится, то эффект сохранится по настоящее время. — Путешествий во времени не существует. — Качает головой Сареф. — Никакая магия Хаоса не позволит мне по-настоящему очутиться в прошлом и договориться. — Это действительно находится за пределами человеческих возможностей. Поэтому Легион попросил о помощи. — Ты можешь создать такое путешествие? — Это не прыжок во времени. Древние вампиры одновременно живут в плоскости прошлого, настоящего и будущего. Чистокровные вампиры находятся вне потока времени. Это означает, что Герон, что сейчас находится в Золотом Граде, осознает себя и в прошлом и в будущем одновременно. Древние искажают не только реальность, но и раздвигают временные рамки вокруг себя. Их природа не имеет ничего общего с человеческой. Сареф слушает объяснение, но не может его осознать. Фаратхи не может подобрать правильных слов, так как бывшему человеку не дано осознать подобный опыт, значит, человеческий язык не имеет слов для описания подобного состояния, где создание одновременно существует и в начале жизненного пути, и в его конце. Является ли это бесконечностью? Какой оно формы? Что было до рождения Древнего вампира? Что происходит после смерти? Юноша не надеется получить ответы на эти вопросы, так как все равно не сможет понять. — Хорошо. Расскажи, что нужно сделать. — Использовать магию Хаоса и договориться с Темпкровом. Как ты это будешь делать, решать тебе. Если вы придете к согласию, то после прекращения магии душа Древнего, что сейчас в тебе, тоже станет чуть более лояльной, так как Корона Штормов в прошлом и сейчас — по сути цельный объект, который не измеряется пространственными или временными линейками. — Тогда приступим. — Сареф складывает перевернутые ладони. Точно так же поступает Фаратхи с каждой из трех пар рук. Сейчас уровень освоенности «Реставрации» не превышает семидесяти процентов, но поддержка демонессы вдруг заставляет проценты увеличиваться, пока значение не становится равным 100 %. Воздух дрожит, пространство вибрирует, а после Сареф чувствует, как летит в воздухе сквозь облака. И это уже не погружение в события прошлого, сейчас вампир действительно летит в воссозданном воспоминании Древнего вампира. И, собственно, им и является. Потоки ветра проносятся по телу, Темпкров ощущает радость полета, ведь стихия полностью послушна его воле. Если захочет, никогда не упадет на землю. А даже если упадет, то ничуть не пострадает. Далеко внизу на зеленой равнине раскинулся город смертных. Корона Штормов летит вниз головой и скоро врезается в центр поселения подобно метеориту. Для местных жителей это стало моментальной смертью. Вампир выпрыгивает из ямы еще до того, как успокоился огненный шторм и невиданное землетрясение. На восемнадцать километров вокруг раскинулось выжженное и искореженное поле разрушений. Корона Штормов шагает по останкам людей и города и внезапно останавливается. — Кто ты? — Древний вампир грозно спрашивает у самого себя. Это первый раз, когда кто-то в Реставрации ощутил присутствие мага Хаоса. Так как поблизости нет зеркал или воды, Сареф не может увидеть лица вампира, разве что посмотреть на руки и туловище, что выглядят подобно человеческим расам. — Меня зовут Сареф. Я твой последователь, что появится около двух тысяч лет в будущем. Я применил «Кровавый пир» на твоей крови. — Ясно. Значит, Lemgeith исполнил мой указ. — Со стороны кажется, что Корона Штормов говорит сам с собой. А имя наверняка принадлежит Легиону. — Все так. Я хочу, чтобы ты позволил использовать твою силу без опаски потери собственного «Я». — Зачем тебе это? — Я объединился с Легионом, чтобы вернуться в родной мир. — В самом деле? — Древний вампир не поверил словам Сарефа, маг это чувствует, так как неразрывно связан с душой. — А почему ты не попросил помощи у союзников? — Они не могут в этом помочь, так как заняты другими делами. Сейчас мне нужно одолеть Герона, Хейдена и Могильную Мглу. Потом уничтожить духовных существ и обрушить все оставшиеся Пути. Я — Вестник третьей Темной Эры. — Далеко не каждый может пройти этой дорогой. — Я справлюсь. — Не сомневаюсь в твоей уверенности, но хочу прояснить ситуацию. Моя душа, что ты поглотил, является средоточием моих инстинктов. Так как я являюсь идеальным хищником, то буду поступать сообразно. — Что это значит? — То, что проглочу тебя, если почувствую хоть каплю страха. Ты точно готов так рискнуть? — Да. — Сареф мысленно пожимает плечами. — Но как хищник ты можешь избрать жертву. Тебе будет куда приятнее вонзить клыки в Герона, чем в меня. В этот момент с небес спускается пульсирующий шар золотого света, из которого появляется воин в золотой броне. Ростом выше любого человека и орка, неземное существо тоже мимикрирует под местные обычаи относительно формы тела, одежды и оружия. В событиях прошлого происходит встреча Темпкрова и Герона. Бог солнца указывает мечом в сторону Короны Штормов, тем самым вызывая на бой. — Признаюсь, я бы сделал это с большим удовольствием, но ты не лишен страха, что бы там не думал. Моя сила моментально вырвется из-под контроля, если ты попробуешь ударить со всей силы. — Древний вампир продолжает говорить. — Я могу предложить пойти иным путем. — Каким? — Герон в будущем использует мою силу, чтобы возвести Золотой Град и собственный Путь, иначе ему и Хейдену точно не хватит сил и времени. Ведь так? — Да. — У тебя будет всего один удар, чтобы обернуть сам мир против него. На большее можешь не рассчитывать. Знаешь, почему Могильная Мгла так вольготно себя чувствует в мире бога солнца? Потому что тот Путь по сути есть кладбище, построенное на моей крови и костях. А знаешь, что послужило фундаментом Золотого Града? Этого Сареф тоже не знает.Глава 8
Сарефу было не суждено посмотреть на бой Темпкрова и Герона в прошлом. Даже неизвестно, был ли это тот самый последний бой, после которого родоначальника Линии Сарефа заточил на путях будущий бог солнца. Юноша до сих пор не понимает, каким образом Древние вампиры осознают себя во всех отрезках жизни, но думать об этом не собирается. Подобное знание никак не поможет в решении поставленных задач. «Хотя интересно, что видит Герон в своем будущем? Или он живет одновременно во всех вариантах развития событий?». Старший вампир открывает глаза и садится на траву. В теле чувствуется большая слабость из-за сильной траты маны, а вот Фаратхи даже не вспотела. Вампирица вопросительно смотрит на новообретенного союзника. — Я смог договориться только на один удар. Значит, до нужной точки мне придется обходиться собственными силами. — Понятно. Что же, желаю удачи. На этом моя помощь завершена. Я вернусь к своему народу. — Остальные демоны находятся за пределами этих Путей? — Да. Мы вступили в открытый конфликт с духовными существами, так что Пути сейчас тоже охвачены войной. Должна заметить, что это вторая война в истории демонов. — Вы пацифисты? — Нет, просто мы слишком умные. — Тело демонессы растворяется во Вратах, которые сейчас только Древний вампир и сможет открыть. — Охотно верю на слово. — Отвечает Сареф, хотя собеседница уже не услышит. — Она имела в виду не то, что демоны способны умом и хитростью победить всех. Просто мы не видим необходимости в военной агрессии. — Произносит знакомый осипший голос. Сареф поворачивает голову и видит Ацета Кёрса в облике молодого черноволосого юноши в хирургическом переднике. Холодное выражение лица и бледный вид ничуть не изменились с момента первой встречи. — Фаратхи оставила тебя помочь нам? — Да. — Хрипит демон. — В качестве наказания за то, что помог мне однажды одолеть её манифест? — Идиот. Демоны не так сильно подвержены эмоциям, как люди. Чаще всего мы поступаем по велению разума. Если два демона конфликтуют, то в этом нет ничего особенного. Стоит конфликту завершится, как участники забывают об этом. Никаких обид, ненависти или жажды мести. Это позволило нам создать идеальное государство, что сотворило эту цивилизацию без бесконечных войн. — Тогда почему демоны нападали на людей погибшего мира? Помню, однажды в филиал гильдии Масдарена заявился один демон и оставил мне на память болезненный «подарок». — То, что ты не видел в этом практического смысла, не значит, что его нет. — Пожимает плечами Ацет. — Демоны — индивидуалисты. Каждый из нас по-своему решает задачи. У каждого свои исследования и взгляд на мир. Если ты выживешь здесь, то я могу познакомить тебя с тем демоном. — Если будет время, то почему бы нет. Но ты не можешь гарантировать, что он захочет со мной общаться. — Разумеется. Пошли уже. Вампир и демон идут в обратном направлении, но ради экономии времени переносятся через пространство прямо в лагерь в большой пещере с озером. Сейчас все вампиры отдыхают перед предстоящими испытаниями, один лишь Кастул не оставляет тренировок. Легион замечает вернувшихся: — И как прошло? Сареф кратко рассказывает о достигнутом. Высший вампир пожал плечами, словно не надеялся на что-то более. — Жаль, что у нас не осталось больше крови Древних. Если бы ты принял её, то смог бы без опаски воспользоваться силой Темпкрова. — Вообще-то, Фаратхи оставила подарок. — Ацет достает из внутреннего кармана склянку с кровью. — Еще ни один Древний вампир не давал свою кровь тому, кто не собирается становится верным слугой до конца времен. — Рад, что она согласилась. — Улыбается Легион. — Каков наш план? — Сареф принимает ценную жидкость и заставляет алхимические чернила опутать емкость. — Теперь мы отправляемся в Золотой Град? — Да, иного не остается. Сейчас Герон и Могильная Мгла сдерживают друг друга. Но когда кто-то из них победит, то станет намного сильнее нас. Поэтому вмешаться нужно сейчас. Но будь осторожен. Битва, где все против всех, является очень опасным котлом, в котором могут утонуть и свариться даже боги. — Ладно, так каков план? — Ты займешься Героном. Мастер и Сет — Хейденом. Я буду держать руку на пульсе и смотреть в обе стороны. — Мне поможет мэтр Маклаг. — Говорит Сареф. — Как хочешь. Ему все равно осталось недолго. — Я схожу к нему. Сареф обходит озеро и садится рядом с лежащим люминантом. Маклаг Кроден, считавшийся одним из самых лучших магов погибшего мира, сейчас действительно выглядит так, будто находится на пороге смерти. Тощие руки и ноги, сильная бледность, выпадение волос и невероятная жажда курума. Опасное пристрастие приводит к закономерному исходу. Неизвестно лишь, что откажет первым: сердце или легкие. — Я устал. — Тихо произносит маг. — Осталось совсем чуть-чуть. — Мне нужен курум. Дай хоть немножко. — Это тело говорит уже само по себе. — Обязательно. Вы потребуетесь нам в последнем бою. — Когда? — Мы отправляемся прямо сейчас. — Сареф демонстративно шуршит в карманах, чем заставляет зависимого открыть глаза и повернуть голову. Маклаг Кроден смотрит на мешочек в руке Сарефа и улыбается. — Такая большая доза? Я точно умру от передозировки. — Зато это будет приятнее, чем отказ внутренних органов или синдром отмены. Центральный мир разрушен, так что это последняя существующая доза курума. Люминант вновь растягивает растрескавшиеся губы в улыбке и отвечает: — Что же, к этому ведь всё и шло? Я и не собирался жить долго и счастливо. Ровно, как Иоганн Коул. Да и Кастул живет только мыслью о последней битве. Даже тот вампир Сет, которого я не могу увидеть, знал, к чему придет. — Иные и не стали бы нам помогать. Вам помочь забить трубку? — Да, пожалуйста. Мои руки сейчас не справятся с такой работой. Вампир быстро подготавливает всё необходимое, поджигает курум и помогает магу устроиться поудобнее, положив под голову рюкзак. Кроден дрожащими руками принимает туго набитую трубку, что начинает тлеть по всей длине. Первый же вдох смертельной отравы вызывает блаженную улыбку на лице люминанта. Сейчас наверняка отступает любой дискомфорт и даже боль, возвращается контроль над магией и конечностями. — Я оставлю вас ненадолго. Не спешите. Когда придет время, я приведу вас в чувство магией. Вы хотите увидеть что-нибудь конкретное? Сейчас я смогу это сделать. В наркотическом бреду Маклаг всегда видит разные видения о жизнях, которые прожить ему не суждено. Не всегда он может выбирать, что именно увидеть, но с помощью ментальной магии можно подстегнуть нужные образы и грезы. — Даже не знаю. Я был и великим воином, магом, королем. Изобретал новые заклятья и обзавелся большой и любящей семьей. Порой оказывался в трудных ситуациях, но с честью из них выходил. Иногда даже бывал ангелом и богом. В своих фантазиях я вел священные войны и вершил праведную месть. И почему только с курумом я мог поучаствовать в полноценной жизни? Со мной ведь что-то не так? — Бегство в наркотические фантазии от реальной жизни всегда означает, что что-то не так. Но я не собираюсь вас осуждать. — Ясное дело. — Волшебник выпускает сладковатый дым. — Вот только я не знаю, чего бы еще хотел посмотреть перед смертью. — Тогда позвольте мне выбрать. Как насчет новой надежды? Маклаг заинтересованно смотрит через приспущенные веки. — Представьте, что вдруг всё перевернется с ног на голову в нарушение всех планов. В последний момент вы окажетесь в незнакомом месте здоровым и просветленным. У вас появится шанс начать всё с начала и действительно прожить одну из тех жизней, о которых грезили. Стать архимагом, королем, отцом, ученым? С ясным взором и естественной радостью от каждого дня. — Новая жизнь со свободой выбора? Это… Довольно необычно. Да, я бы хотел посмотреть на это… — Голос люминанта становится тише, после чего через минуту он полностью погружается в себя. Сареф приступает к магии, пытаясь как можно точнее воссоздать чувство восторга, которое может испытать человек, увидев второй шанс на пороге смерти. Сейчас разум мага отправится в подобное сказочное путешествие, но чтобы достичь конечной цели, ему нужно будет преодолеть в пути множество препятствий и сразиться с главным злодеем. Юноша посылает также образ города, что имеет две стороны: светло-золотую и темно-зеленую. Именно это место станет ареной финальной схватки Маклага Кродена. Там будет ждать главный враг, что стоит на пути к исполнению заветного желания. И если отдать всего себя преодолению всех преград, то в конце обязательно будет ждать награда. Закончив с ментальными манипуляциями, Сареф возвращается к вампирам, что готовы к штурму Золотого Града. Легион раздает последние указания относительно следующего испытания. Оставшиеся вампиры и Кастул нападут на защитников Золотого Града и нежить в зависимости от того, кто первым попадется под руку. Высший вампир говорит, что в идеальном варианте нужно ослабить сразу обе стороны. — Это может быть довольно сложно. — Говорит Белт Гуронн. — Все-таки не стоит забывать о том некроманте, что несет с собой Могильную Мглу. — Как и о смертных защитниках Града, среди которых есть известные личности. — Дополняет Мастер. — А что вы хотите? У нас недостаточно ресурсов, чтобы пойти по другому плану. Я рассчитывал на то, что на этих Путях будем только мы и Герон. Сейчас же стало на одного противника больше. Но не волнуйтесь, мы отлично подготовились, а к Хейдену и Герону лезть вам не придется. А если придется, то наши дела пошли по известному месту. — Может, хватит трещать? — Ацет Кёрс скучающе рассматривает потолок пещеры. — Чем больше мы здесь возимся, тем больше ситуация на других Путях превращается в хаос. — Тоже верно. Сареф, помоги Маклагу. Мастер, берешь Сета. Фриг, Белт, делите остальных на два отряда. Погнали. Тут же начинается движение. Сареф берет на руки люминанта, что сейчас явно не готов к бою. Но когда они окажутся под стенами, юноша заставит его пробудиться. Мастер напротив не двинулся с места, но нацепил на пояс алый клинок. Сареф никогда не видел, чтобы старший вампир использовал это оружие. Остальным тоже хватило меньше минуты, чтобы приготовиться к прыжку к столице этих Путей. Третья сторона конфликта вступает в открытый бой.Глава 9
Гордый профиль воина на вершине скалы озаряется красным утренним солнцем. Человек смотрит на мир сверху вниз, но во взгляде нет надменности. Скорее печаль, ведь под ногами раскинулись дымящиеся постройки. Раньше там был родной город, где великий герой жил вместе с семьей и друзьями. Они беззаботно проводили время, обрабатывали поля, путешествовали и в целом наслаждались жизнью. Но всё исчезло в одну ужасную ночь, когда Демон Света пронесся над головами, уничтожая поселение. И сейчас единственный выживший смотрит на горизонт, где исчез ужасный монстр. Над тлеющими костями герой приносит клятву исполнить месть и воспользоваться силой Демона Света, чтобы повернуть время вспять. И тогда он продолжит жить радостно со всеми близкими. Ради второго шанса на счастье воин-маг готов рискнуть жизнью, ведь больше у него ничего не осталось. Таким образом начинается великое путешествие героя на восток. По пути ему встречаются различные опасности: монстры, бандиты, лживые люди, стихийные бедствия. Но куда сильнее бьет одиночество и горе от гибели любимых. Но трудности лишь закаляют человека, что расчищает дорогу Хрустальным Мечом. Однажды вдалеке показывается величественный город, в котором по рассказам очевидцев и поселился Демон Света. Долгий путь наконец подходит к завершению. Сейчас всё решится: либо герой победит и заберет награду, либо отправится в страну мертвых. Герой ожидал увидеть множество слуг и защитников демона, был готов пробиваться к цели через любую защиту. Но в штурме города он оказался не единственным нападающим. В пути он спасал другие города, выручал путников, а также беседовал с теми, кто тоже пострадал от рук Демона Света. Множество союзников встали рядом в последнем бою и помогли герою пробиться внутрь крепостных стен. Герой, что в молодости получил магическое образование, творил одно заклятье за другим, чем вызывал восхищение и страх, так как тоже повелевал светом. Молниеносные копья света пронзают монстров и прислужников Демона, падают башни, а в стенах остаются огромные пробоины. Воин-маг продолжает идти вперед, поддерживаемый сторонниками, и конец долгого пути уже близко. Вдруг путь преграждает один из прислужников Демона. Его шепотом называют Пламеморозным Демоном. Сейчас огромные шипы изо льда пронзают штурмующих и пытаются убить великого героя, но разбиваются о сверкающую сеть. Начинается магическая дуэль. Воин-маг быстрыми росчерками Хрустального Меча атакует врага, что скрывается за стенами из магического пламени. Стихии танцуют вокруг него, преображаясь из одной в другую, но это не помогает против решимости того, кто прошел через полмира ради свершения возмездия и возвращения к прежним временам, когда мог с чистой совестью оставить меч на полке. Огненные драконы и ледяные змеи пытаются атаковать и растерзать, но яростные лучи пронзают каждую попытку забрать жизнь. На помощь Пламеморозному Демону тоже кто-то приходит, но они лишь падают на землю в первую же минуту боя. Накал схватки достигает пика, и воин-маг решает ударить со всей силы, пока Демон Света не вздумал сбежать из города. Башня ослепительного света поднимается над городом в форме новой постройки, а под ней всё рассеивается невесомым прахом. Гудящий звук разносится окрест и даже перекрывает звуки сражения между сторонниками героя и Демона Света. Постепенно башня растворяется в воздухе, открывая взору огромную черную воронку посреди города. Еще один барьер на пути к финальному испытанию пройден, и великий герой отправляется дальше. Еще чуть-чуть и можно будет проверить собственную решимость в бою с более могущественным врагом. И вот он показывается. Огромная туча над городом пронзается тысячами золотых лучей. Белый и желтый свет начинают новую схватку, отбрасывая на округу игру бликов. Меч в руке дрожит от переполнения магической энергией, рука уже устала, но герой продолжает идти вперед. За ним идет верный товарищ, с которым они прошли через множество опасностей и спасли много людей. Осталось лишь забрать награду за трудности и лишения. Вдруг напор чужой силы становится буквально титаническим. Кажется, что сейчас переломаются все кости в теле, а после изломанный комок плоти унесет ураганный ветер, протащит через мир и бросит на останки родного города. Но герой продолжает упорствовать, понимая, что если отступит сейчас, то уже никогда не сможет достичь счастливого финала. Нужно уничтожить Демона Света даже ценой собственной жизни! Хрустальный Меч в руке скоро разлетается искрящимися осколками, когда не выдержал напора решимости на пороге смерти. Колоссальный поток магической энергии изливается из слабеющего тела, чтобы принять форму одного из величайших орудий, которое точно остановит Демона Света. И имя этому оружию — Зеркало. Потусторонняя плоскость возникает между сражающимися, отражая все до единого испепеляющие лучи во врага. Воин-маг узнал об этом секрете от мудреца, что жил в пещере, наполненной техническими чудесами. Тот мудрец многое поведал о природе света и законах его распространения. Показал древние формулы и способ играться даже с такой неуловимой силой. Герой считает, что хорошо усвоил уроки мудреца, создав оружие, которое больше никто и никогда не сможет повторить. Пространство и, кажется, сам мир кричат от боли Демона Света, главное оружие которого обратилось против него самого. Герой смеется от чувства победы и плачет от дикой боли, что разрывает кожу и мышцы. «Выходит, я подхожу к финальной черте», — думает герой, но лишь продолжает атаку. Ведь если не довести дело до конца, то нельзя будет воскресить дорогих сердцу людей. Шторм и буря сотканы из полос света, источники света и линзы в хаотичном порядке окружают место финального боя. Герой наносит один удар за другим, не обращая внимание на боль и струящуюся кровь. Даже рукоять Хрустального Меча с обломком лезвия рассыпается алмазной крошкой, но потом воин-маг самого себя обращает в свет, достигая таких высот, которые еще ни одни глаза не видели в этом мире. Герой приносит себя в жертву, превращает кровь в свет, кости в хрусталь, а мысли в лучи. Вокруг кипят небывалые процессы, разрушая и перестраивая тело великого героя в копье света, что пронзит даже холодную пустоту звездного неба. Над городом парит тридцатиметровое копье, наконечник которого имеет форму сверкающего прибоя. Рука верного товарища хватается за конец чудесного оружия, после чего дает первоначальный толчок. Копье моментально набирает скорость и проносится сквозь грудь Демона Света, вызывая вопль боли. Скорость движения была настолько быстрой, что нет на свете того, кто сумел бы уклониться от удара. Для глаз всех свидетелей будет выглядеть подобно сияющему мосту в небеса. Дорожка в мгновение ока достигнет границы мира, пробьет её и унесется в звездные дали. После пролетит миллионы километров перед тем, как исчезнуть из видимого спектра. Сам великий герой тем временем уже будет наслаждаться победой над грозным врагом в окружении всех тех, ради кого он исполнил свой долг. Для воина-мага начинается новый день в новом мире, где ждет много радости, печали и волнующих открытий. Исполнение предназначения дарует невероятный покой, а вот товарищ, что остался в горящем городе, ловит летящий по воздуху свиток. Сареф раскрывает пергамент и рассматривает множество лучей в окружении рун, пока на фоне пылает центральный храм Герона. Там, где раньше возвышалось большое строение из золота, сейчас расплавленное море. Через несколько секунд Система заканчивает с анализом и выдает информацию.Предмет: Свиток Луча и Зеркала Уровень предмета: SSS+ Описание: свиток содержит знания великого люминанта, что однажды смог обернуться светом и пронзить сердце бога. Зеркало люминанта было способно отразить даже сжигающий солнечный свет, а способности к вычислению векторов падения и отражения вряд ликогда-нибудь будут превзойдены.
Внимание! Вы не можете прочесть свиток.
Вампир стал свидетелем уникального события, когда на свет появляется новый божественный свиток. Пускай никто точно не знает, какой именно процесс создает предмет из ничего, но теперь получено подтверждение тому, что божественный свиток может появиться только у того, кто дойдет до предела совершенства без использования заемных сил. Значит, был когда-то пиромант, что действительно сжег луну Мерцен. Значит, действительно существовал безымянный воин, что смог разрубить законы природы и богов. Если бы мир не был мертв, то через тысячу лет люди тоже гадали бы над природой «Свитка Луча и Зеркала», воображая, каким мог быть люминант, что смог полностью обернуться светом. — Потрясающе. — Говорит Легион. Вокруг продолжается штурм Золотого Града, множество схваток между всеми участниками конфликта происходят в разных местах, а два вампира с улыбками провожают товарища в загробный мир. — Согласен. — Сареф бережно сворачивает свиток и убирает во внутренний карман. — Но Герон не побежден, сейчас он придет в себя. — Да, но сам не вздумай помирать. У нас еще много дел. — Кивает высший вампир. — Кстати, а в какое приключение ты сводил Маклага на этот раз? — Можно назвать «Сказанием о воине-маге и Демоне Света». — Пожимает плечами Сареф. — Демоне Света? Ха-ха, да уж. Где-то наверняка чихнул Ацет. — Легион вдруг резко смотрит в небеса, где начинает двигаться Звездный Горизонт, почувствовав слабину Герона. — Могильная Мгла подняла из могилы настоящее чудовище. Я буду вынужден помочь остальным. — Я справлюсь. — Кивает Сареф. — Иди. С помощью Маклага Кродена они легко пробились в Золотой Град и нанесли болезненный удар по богу солнца. Убить Герона так просто нельзя, но любая успешная атака приближает к исполнению плана. Юноша достает пузырек крови Фаратхи. Одного удара Темпкрова может не хватить, так что придется использовать ценный ресурс уже сейчас. При этом прямо сейчас продолжается бой на улицах Града. Нежить уже давно штурмует стены и оттесняет противников. Лич, имя которого Сареф не знает, сражается с Хейденом, а Мастер и Сет вставляют палки в колеса обоим соперникам. Где именно находится мэтр Вильгельм, бывший ученик не знает, но вряд ли где-то поблизости. Он скорее предпочтет не соваться между молотом и наковальней. Сареф подносит емкость ко рту, но не пьет, так как на глаза попадают бегущие люди, которых Герон сумел спасти из гибнущего Порт-Айзервица. Они шокированы внезапной атакой с другой стороны города и бегут на выручку богу солнца, но ничего сделать не смогут. Сареф не видит знакомых лиц, но Система безошибочно определяет возможности противников и дает сводки об опасности. Вдруг все бегущие валятся на землю без единого крика. Сейчас магия крови позволила лопнуть сосуды в мозгу людей, чтобы убить без какой-либо боли. Несмотря на то, что Кадуцей наверняка наложил полный запрет на разблокирование сил через Систему, но Сареф все равно стал сильнее после поглощения крови Короны Штормов. А счетчик выживших исконных жителей центрально мира уменьшается:
Выжившие жители: 3489 → 3467.
Для полного завершения плана это число обязательно нужно будет довести до нуля.
Глава 10
Большие силы сейчас встретились в одном месте. Это можно судить по потокам магической энергии, взрывам и смертям. Элизабет вместе с товарищами отражала нападение нежити, когда в другой части города произошел другой прорыв. Волшебница даже не знает, что там происходит, так как не может отвлечься от наступающих мертвецов. Герон сейчас действительно помогает защитникам, так как девушка не чувствует усталости и исчерпания запасов маны. Одно заклятье складывается за другим, но даже масштабные атаки кажутся каплей в море нежити. Тот самый лич, что атаковал Хейдена, уже на стенах сражается с полководцем бога солнца и никто не смеет близко приближаться к эпицентру схватки могущественных созданий. Сейчас рядом действует Клаус Видар, не подпуская близко ни одного мертвого воина. Рядом с таким защитником можно полностью сосредоточиться на дальнобойных атаках. Микилинтурин тоже где-то рядом, как и многие из Громового отряда. Сейчас защитники Града пытаются отбиться от легиона мертвых, но возникает неприятное ощущение, что они сдают позиции. Да, многие мертвецы обращаются в пепел силой Герона, но вот остальные через некоторое время восстанавливают тело и возвращаются в строй. Значит, некромант постоянно восстанавливает численность и этому процессу не видно конца. Нужно одолеть самого мэтра Вильгельма, но Элизабет не представляет, где его искать. Наверняка он находится среди нежити, но волшебница не может ударить разом по всем полкам неприятеля. — Где мэтр Патрик? — Спрашивает Элизабет. — Ушел с королевским отрядом из Вошеля в другую часть города, где тоже случился прорыв. — Отвечает магистр. Волшебница рассчитывала, что чародей поможет с поисковой магией, но придется обойтись без него. Да и нет гарантии, что он смог бы что-то сделать в такой ситуации. Вдруг в где-то в городе поднимается столб ослепительного белого цвета, вокруг которого расходится кольцо разрушений. Элизабет приходится обратить на это внимание. — Неужели придется разделяться, чтобы отразить атаку и с той стороны? Я переживаю за мэтра Патрика. — Боюсь, мы ничем пока не сможем помочь. — Клаус взмахивает щитом, и поток внутренней энергии сметает карабкающуюся нежить. — Либо кто-то из нас точно должен остаться. — Я останусь. — Кивает девушка. — Пожалуйста, помогите на другом фронте. Магистр Видар смотрит на командира Громового отряда и кивает. Без лишних слов закидывает щит за спину и бегом отправляется в город, чтобы помочь группе мэтра Патрика. При этом мастер боевых искусств не считает, что там тоже нежить. Не похоже, что им нужны такие тактические изыски. Скорее всего Золотой Град атаковала другая сторона, и на ум приходят только вампиры. «Наверняка та же мысль пришла в голову леди Викар, так что действительно лучше мне появиться там». — Мастер-щитоносец поднимает голову, чтобы посмотреть на удивительное противостояние. Над главным храмом Герона вспыхивает золотой свет, огромная волна силы проносится по городу и пробегает по коже словно жар от кузни. Можно с уверенностью сказать, что это сам бог солнца решил вступить в бой против новой угрозы. Следом магистру приходится зажмуриться от яркого света, так как ослепительный луч света проходит через главный храм, разрушая его, и уносится в небеса. Магистр спешит добраться до места как можно скорее, но потом видит, что спешить на выручку товарищам больше не имеет смысла. На улице лежат обугленные тела защитников города, среди которых Клаус замечает и Патрика Лоуэла, так как правая часть лица у него осталась неповрежденной. Кто бы здесь ни прошел, он не пощадил никого. Здания вокруг несут на себе следы магического боя, где-то расплавленные участки, а где-то покрывшиеся инеем. Судя по всему маг-термодинамик принял здесь свой последний бой. Вдруг группа объектов пересекает незримый щит в пятидесяти шагах. Магистр тут же разворачивается и видит вампиров, идущих в месту, где кипит сражение между живыми и мертвыми. Теперь получено доказательство тому, что нападавшими оказались вампиры. Магистр уже не существующей Оружейной Часовни бросается наперерез кровопийцам. Вампиры тут же замечают одинокого воина, но не спешат идти в атаку. Вблизи Клаус узнает того самого Белта Гуронна, которому он помогал во время испытания на Харалужной горе. — Клаус Видар, вот так встреча. — Старший вампир спокойно смотрит на щитоносца, который все равно не намерен отвечать. — Ничего не скажешь? Ладно. Кастул, это тоже мастер боевых искусств. Думаю, тебе будет интересно сразиться с ним. — В самом деле? — Из отряда выпрыгивает мускулистый человек с мечом в руке. Татуировки видны даже после того, как тучи Могильной Мглы заволокли небо, а золотой барьер давно пал. Клаус помнит сообщения об удивительном грандмастере, что служит вампирам. Но даже это не может заставить сердце биться быстрее. Остальной отряд вампиров продолжает путь, а Кастул перегораживает проход. На первый взгляд именно он и Белт Гуронн являются самыми опасными в этом отряде. «Но если они здесь, то здесь наверняка и Сареф с другими вампирами и человеческими магами, Маклагом Кроденом и Иоганном Коулом», — теперь мастер-щитоносец понимает, что те световые атаки наверняка были делом рук люминанта. Несмотря на то, что здания в городе сделаны из металла, но земля под ногами выложена обычными камнями. Улица раскалывается, как скорлупа, когда всесильный меч ударяет по неуязвимому щиту. Философы и просто любители поболтать много спорили, что произойдет в таком случае, кто из них выйдет победителем. А правда в том, что такого меча и щита не существует, как и не могут быть соперники во всем равны друг другу. Результат реального боя определят умение и слепой случай. Кастул начинает обрушивать один удар за другим на щит, но Клаус стоит непоколебимо. Несмотря на то, что противник создает колоссальные объемы внутренней энергии, он не совсем похож на Хейдена, что напал на отряд в Петро. Тогда Клаус не смог выдержать удар, хоть и не получил значимых повреждений. Каждый удар сопровождается громким взрывом, а после щитоносец переходит в контратаку. Выставив щит перед собой, магистр Видар совершает таранный маневр. Как и ожидалось, мечник успевает уйти с линии удара, а Клаус врезается на полном ходу в одно из строений. На голову падают балки и съезжает крыша, заставляя врага еще дальше отпрыгнуть, но тут перед глазами вновь появляется Клаус, держащий правой рукой одну из балок. Давление внутренней энергией создает большой напор, превращающийся в гигантскую физическую силу, что позволяет метнуть тяжеленный предмет как камешек. Кастул вновь уходит в сторону, но внезапно врезается в материализовавшийся щит из внутренней энергии. Моментально прыгает в другую сторону, но и там захлопывается ловушка, как и сверху и снизу. Возможно, именно поэтому многие считали, что Клаус Видар тоже находится на уровне грандмастера, так как способен манипулировать формой внутренней энергии далеко за пределами тела. Ни Фридрих Онгельс, ни Марта Рапон, ни Аддлер Венселль не могли такого сделать. Даже Микилинтурин и Рихэб вряд ли бы повторили. Почти у всех мастеров можно проследить, как энергия покидает тело и движется в сторону врага или наполняет оружие. Но Клаус может создать щит в пространстве, даже не испуская внутреннюю энергию. Обычно этого было достаточно для победы над всеми противниками, но теперешний каким-то образом сумел разрезать металлическую балку на две половинки. Возможно Кастул является тем самым врагом, против которого щитоносец сможет сражаться в полную силу. И, судя по улыбке на лице оппонента, мечник радуется примерно тому же. Следом на улице возникает черная стена, что расширяет пространство невозможной пустотой, а потом схлопывает его. Но Клаус уже знает, как это работает, выслушав рассказ Микилинтурин. А еще знает, что противник в бою может резко изменить поведение на более расчетливое и хладнокровное. Но пока что противник хохочет, кружась на месте, а вокруг него дома распадаются на части, улицы раскалываются, и даже воздух будто становится твердым, чтобы дать себя рассечь окончательно. Оппонент виртуозно владеет мечом, нанося атаки с самых разных позиций. Будь на месте магистра какой-нибудь адепт боевых искусств, то моментально был бы разрезан на множество частей. Но пока что основные удары противника пропадают втуне, сталкиваясь с щитами. Барабанный ритм сражения не думает замедляться, два мастера кружатся вокруг друг друга. При этом не только Кастул старается пробить защиту, но и Клаус периодически переходит в контратаку, накрывая оппонента масштабными атаками Духа. Квартал, где они начали поединок, уже становится малопригодным для сражения, так как здания рушатся, появляются ямы и пропасти, сейчас соперники тратят почти половину внимания на то, чтобы посмотреть, куда наступают. Неожиданно щит в руке Видара раскалывается на две части. Каким-то образом противник сумел приспособиться к неудобному оппоненту и нанести удар, что прошел сквозь защиту. Клаус понимает, что способность рассечь что угодно слишком опасна, так как выходит за рамки того, чего обычно можно достичь тренировками. Но как Кастул на ходу создает новые приемы, так и Клаус готов похвастаться чем-то подобным. Очередной разрыв пространства должен был пройти точно через тело магистра, но вдруг схлопывается до того, как достиг цели и нужной ширины. «У него есть значительная слабость в том, что клинок всегда на виду противника. Если следить за ним, то понять траекторию разрыва очень легко», — именно к этому выводу пришел секунд тридцать назад мастер-щитоносец. И когда понеслась атака, нужно было просто создать два щита в пространстве и зажать разрыв тисками. От увиденного Кастул чуть не уронил челюсть, но потом начал смеяться еще сильнее. Бой, где малейшая ошибка может привести к моментальной гибели, словно приводит его в неописуемый восторг, с которым не сравнятся даже наркотики или секс. Клаус понимает, что они друг для друга становятся факторами роста. И победитель покинет поле схватки еще более опасным. Осталось лишь понять, чей новый удар не оставит и шанса противнику?Глава 11
В момент жуткого удара по главному храму Герона в Золотом Граде волшебница вдруг ощутила резкий упадок сил. Меч из солнечных лучей сразу же погас, а вот враги будто бы стали активнее, почувствовав слабость врага. Элизабет с ужасом смотрит по сторонам и не может придумать способа противодействия. Никакая магия или хитрый план не смогут дать нужного результата. Пускай чародейка не доверяет Герону и Хейдену, но без них сейчас все защитники будут убиты. Из черных туч величественно выплывает гигантский змей с зеркальной шкурой. Звездный Горизонт тоже ощутил ослабление благословений бога солнца и перешел в активное наступление. Как вообще можно навредить духовному существу, поднятому с помощью некромантии, Элизабет не представляет. Метиох отдает приказ для отступления и перегруппировки на второй линии обороны, где внутри города возведены меньшие стены, а длинные и узкие лестницы помогут в защите. Люди, гномы, зверолюди спешно отходят, но продолжают погибать. В воздухе свистят стрелы, воинство мэтра Вильгельма, оказывается, вооруженно не только оружием ближнего боя. Элизабет поднимает над головами настолько большой купол, насколько хватает сил. Это спасает множество жизней, но не принесет победы. Дыхание становится тяжелым во время бега по крутой лестнице, поэтому наверху почти не остается сил для реагирования на новую опасность. Из воздуха появляется с десяток мертвецов, словно кто-то использовал пространственную магию. Солдаты Манарии сшибаются с нежитью, но проигрывают, пока рядом не появляется Маркелус Оффек, что огненным хлыстом разбрасывает врагов. Удивительное оружие перерубает и сжигает тела, но совершенно не наносит урона защитникам Града. — Преподобный, что произошло? — Спрашивает Элизабет. — Я не знаю. Герон вступил с кем-то в схватку и получил большую рану. Но не стоит переживать, бог солнца жив и скоро к нам вернется. — Разве возможно, что Герону можно навредить? — Не забывайте, кому мы противостоим. Существует множество сил, которые действительно такое могут. Они ведь даже уничтожили наш родной мир! Мы нужны Герону в этой войне, а Герон нужен нам. Верьте, молитесь и крепитесь. — Воодушевленный жрец бежит в другую сторону, где тоже начался прорыв. Глаза Маркелуса сверкают от силы бога, а дух настолько непоколебим, что становится завидно. Но девушка не может верить с такой же силой, ведь сомнения относительно истинной природы Хейдена не дают спокойно думать о чем-либо другом. Если бы не война против нежити, Элизабет бы попробовала узнать ответы на вопросы или сбежать из Града. — Организуем оборону здесь? — Говорит один из королевских гвардейцев. Обращается к волшебнице, как единственному командиру. — Да. Этот участок будет за нами. Постройтесь перед лестницей. — Позвольте кое-что сказать вам перед этим. — Вдруг отвечает воин. — Что такое? — Чародейка удивленно останавливается и видит меч, что летит к голове. Так как она никогда в жизни не практиковалась во владении оружием и тем более боевыми искусствами, то среагировать на неожиданную атаку не может. Вдруг клинок отскакивает от черной сферы, что на секунду возникла вокруг девушки. После черный гудящий снаряд ударяет в грудь в гвардейца и отправляет в полет до ближайшей стены. — В порядке? — Вспотевший и раненый Йоран Тискарус появляется на лестнице. — Да. — Кивает Элизабет, все еще не пришедшая в себя после атаки. Напоминает бой в Порт-Айзервице против духовных существ, что могли вселяться в горожан. Но сейчас явно другой случай, потому что лже-гвардеец встает, а лицо меняется на совершенно другое. — Вампир! — Предупреждает волшебница остальных. Она узнала того старшего вампира, которого в Петро атаковала «Колесом Времени». Именно этот рыжеволосый и слепой на один глаз кровопийца возвел там же «Соломонов Лабиринт». — Эх, не получилось. — Старший вампир непринужденно стоит под прицелом луков, мечей и магии, а потом просто исчезает. — Он телепортировался. — Говорит Йоран. — Похоже, это именно он перебросил нежить. Товарищ кивком указывает на перебитых мертвецов. — Возможно. Нас теперь и вампиры атакуют. — Элизабет смотрит в сторону района, откуда доносятся звуки страшного боя. — Похоже, магистр Видар тоже столкнулся с ними. — Думаю, он один из тех, кому проще будет в одиночку. Как думаешь, вампиры и нежить заодно? — Не думаю, но сейчас не об этом стоит думать. Все новые и новые отряды мертвецов перебираются через внешние стены и движутся к второй линии обороны. Количество защитников знатно уменьшилось, а с другой стороны нападают вампиры. Опять люди оказываются между страшными силами, но Элизабет это уже не пугает. Когда столько раз оказываешься в подобных ситуациях и выживаешь, то дух становится прочнее камня. Волшебница покажет всё, что умеет. Если этого не хватит, значит, так тому и быть. Стихийная магия земли никогда не была коньком чародейки, но сейчас отзывается легко, создавая кажущийся бездонным провал между нежитью и обороняющимися. Мертвые падают вниз и уже не могут напасть без создания моста или продолжительного обхода. Нежить останавливается, а в теле Элизабет вновь чувствует возвращающуюся силу Герона. Маркелус был прав, говоря о возвращении бога солнца. Защитники воспряли духом, но ровно до того момента, когда Звездный Горизонт не засиял подобно новому солнцу. Все закрывают глаза от нестерпимой яркости, кожа уже горит от небывалой жары, а температура только увеличивается. Возможно, именно так чувствуют себя вампиры под воздействием силы Герона. Потоки ослепительного света разносятся на километры вокруг, вынуждая остановиться каждого и попытаться вслепую найти тень. Элизабет чувствует огромную слабость, с которой бог солнца не может справиться. Такое ощущение, что силу солнца обратили против самих защитников. Вдруг всё прекращается под громогласный рев духовного существа. Обжигающий свет пропадает, а на его место приходит сначала прохлада, потом морозная тьма. Девушка осторожно открывает глаза и видит удивительную картину. В воздухе над городом появилось еще одно огромное создание, которое больше Звездного Горизонта. Мертвый змей, чье туловище исчезает за горизонтом кусает сияющий объект, и вокруг разрастается тьма. Это не просто затемнение, как после захода солнца. Становится настолько темно, что хоть глаз выколи. Темно и холодно, только звуки продолжают жить в темноте. Кричат люди, звучат приказы, Элизабет слушает собственное дыхание, пытаясь создать магический свет. Простейшее заклятье работает безукоризненно, но ни единый луч не доходит до глаз. Сейчас девушка вспоминает, что это тот самый змей, что проглотил солнце, когда они были на Петровитте. «Еще одно доказательство, что вампиры не заодно с мэтром Вильгельмом, иначе не стали бы нападать», — чародейка наощупь находит плечо Йорана. — Что будем делать? — Спрашивает гравмейстер. — Не знаю. Я уже ничего не знаю. — Элизабет в абсолютном мраке начинает чувствовать дикую усталость. Присутствие Герона вновь исчезло. Хочется лечь и заснуть навсегда. Из головы пропадают мысли о долге, защите товарищей и прочем. Хочется просто лечь и поспать, но Йоран трясет спутницу, хоть и сам с трудом держит глаза открытыми. — Что такое? — Недовольно спрашивает Элизабет. Она уже почти что достигла истинного покоя. — Нам нельзя засыпать. Мы умираем в этой тьме. — С трудом произносит Йоран. — Место выкачивает из нас силы. — Я просто на мину… — Чародейка уже не может справиться, когда последние силы покидают уставшее тело. Рядом падает и Йоран, а во всем квартале уже без движения лежат остальные защитники… На происходящее с интересом смотрит Легион на крыше здания, так как это не следствие вызова Гасителя Света с дальних Путей. Высший вампир тоже чувствует невероятный упадок сил, но это скорее связано с тем, что пришлось ломать барьер вокруг этих Путей, чтобы дать дорогу мертвому помощнику. — Если бы мы дали Звездному Горизонту разгореться на всю мощь, то весь Путь обратился бы в пыль. — Произносит Легион, смотря на Сарефа. Точнее, здесь даже вампирское зрение не помогает, старичок просто чувствует ауру исполнителя Темной Эры. — Что это за существо? И откуда у него такие силы? — Насколько мне известно, Звездный Горизонт был самым первым духовным существом, что обрело сознание. Соответственно, самым древним и сильным. Его чешуя только что отражала свет настоящего солнца таким образом, будто находилась на расстоянии пары десятков километров от поверхности звезды. Несмотря на то, что солнце потухло, оно еще довольно горячее, если упасть на него. — Разумеется. Даже мне поплохело. А вот до Герона я добраться не успел. — Я уже понял. Об этом ведь говорила Фаратхи? Что Золотой Град построен на остове духовного существа, что жило когда-то давно относительно этой эпохи. — Да. Она назвала его Городом Изумрудного Света. Не представляю, что это за существо, но в прошлом оно принимало облик сказочного города. Вероятно, во времена второй Темной Эры Герон убил духовное существо и возвел Золотой Град на его костях и крови. Одновременно с атакой Звездного Горизонта и Гасителя Света он активировал способность этого города. И что будем делать? — Он ударил по каждому живому существу в городской черте, но вампиров и нежить закономерно обошел стороной. Но мы не можем взять и уйти отсюда. Ведь так? — Да. Нам нужно уничтожить все Пути и Герона, чтобы отправиться в путешествие, к которому стремимся. Ты сам так говорил. — Говорил. Ацет, выходи, я тебя чувствую. Демон, что в непроглядной тьме тащит зеркальную чешую Звездного Горизонта для коллекции, останавливается и задирает голову в сторону крыши. После чего моментально переносится на нее. — Чего? — Хрипит демон. — Нам понадобится твоя помощь, чтобы сдержать Могильную Мглу. Иди и убей Вильгельма Вигойского и лича, что ему помогает. — Это не будет так просто, — возражает Ацет. — К тому же армия нежити отходит от города и планирует покинуть Пути. Два вампира с интересом слушают новости, после чего Легион приходит к выводу: — Они считают, что сделали всё, что хотели. Золотой Град уничтожен, поэтому они отправляются на другие Пути, где идет более крупномасштабная война. — Почему не нападет на нас? — Не понимает Сареф. — Потому что я снова прибегну к помощи Гасителя Света, которого здесь не ограничивает Страж Реальностей. Тогда он потеряет войска, которые ему еще нужны. К тому же он знает, что мы намерены сделать. — Мы уничтожаем Герона. С его смертью эти Пути падут. Потом мы в любом случае отправимся следом, где он будет нас ждать. — Резюмирует юноша. — Всё так. Сареф, тебе придется преследовать Герона в той кроличьей норе, в которую он отправился. Тебе нужны помощники? — Нет, я разберусь в одиночку. Заодно помогу Кастулу. — Вампир встает на ноги и прыгает с крыши. Даже несмотря на то, что Герон предусмотрел падение Золотого Града, он лишь отсрочил неизбежный конец.Глава 12
Ласковые солнечные лучи пробегают по лицу Элизабет, заставляя проснуться. Девушка открывает глаза и смотрит в потолок знакомого дома. Сегодня намечается очередной прекрасный день, и чародейка максимально быстро вскакивает с кровати, чтобы успеть со всеми приготовлениями. Руки отворяют ставни окна, чтобы пропустить больше света и утренней прохлады в спальню, а Элизабет уже бежит в следующую комнату. Менее чем через час волшебница выбегает из дома и быстрым шагом направляется по улицам города. Многие горожане уже занимаются ежедневными делами, несмотря на ранний час. Вскоре Элизабет толкает калитку дома, на крыльце которого ждет готовая к походу Элин. — Эли, ну наконец-то. Я уже думала, что ты проспала. — Эльфийка сразу встает и направляется к подруге. — Доброе утро. Я бы ни за что не проспала сегодняшний день. Ты готова? — Угу. Девушки подхватывают рюкзаки и направляются к выходу из города, где забирают из конюшни двух лошадей и устремляются по дороге в сторону холмов и лесов. Теплый ветер обдувает лицо, пока всадницы скачут по дороге, а после добавляется небольшая прохлада, когда кони проходят по броду через реку. Брызги воды взлетают под копытами, а после над головами смыкаются кроны вековых деревьев. — Он точно будет в том месте? — Спрашивает Элин. — В прошлый раз сильно так разминулись. — Да, описание места было довольно четкое. — Кивает Элизабет. — Подножие Трехрогой горы — довольно точный ориентир. — Ну хорошо. Примерно через час конного путешествия показывается та самая гора с тремя острыми скалами на вершине. Именно эта достопримечательность послужила причиной названия горы, о которой знают все местные. Подруги обустраиваются в небольшой рощице, где тень деревьев спасет от приближающейся жары, а кони смогут напиться из ручья. — Как дела в магической академии? — Спрашивает эльфийка. — Всё как обычно. Скоро, кстати, будет проведен турнир, где мои студенты посоревнуются с учащимися других школ магии. — Думаете, вы победите? В прошлом году вас обскакали. — И не напоминай. — Отмахивается Элизабет. — Мы хорошо поработали, так что я уверена, что в этом году станем первыми. — Если бы преподавателям разрешали участвовать вместе со студентами, то тогда ты точно бы победила. — Хитро улыбается Элин. — Разумеется, но какой в этом смысл? Нам ведь нужно студентов показать. И что-то он запаздывает… — Волшебница проводит щеткой по шее коня. — Ты заметила, что он в последнее время довольно часто так делает? — Элин присаживается на упавшее дерево. Третий участник разговора появляется настолько неожиданно, что Элин невольно ойкнула, когда оказалась поднятой тем, кого девушки ждали. — Просто у меня много дел. — С улыбкой говорит Сареф, легко держа эльфийку, которая извивается, пытаясь вырваться. — Эй, я уже не маленькая, поставь меня на землю! — Да-да, вымахала ты знатно. — Юноша возвращает эльфийку на твердую поверхность. — А вот ты совсем не растешь! Скоро я и тебя обгоню. — Ничего не могу с этим поделать. Рост человека по большей части определяется природой. Привет, Элиз. До этого волшебница лишь с улыбкой смотрела, заканчивая с гривой лошади, а после убрала щетки и подошла к Сарефу. Губы мужчины и женщины соприкасаются в поцелуе, пока Элин не напоминает, что им пора. Вскоре все трое вновь покидают рощу и направляются к месту, которое нашел Сареф. — Как прошла миссия? — Спрашивает Элизабет. — По плану. Никаких веселых приключений, довольно скучно. Здесь нам нужно повернуть. Вскоре троица располагается в укромном местечке рядом с рекой. Сареф помогает Элин разложить еду, привезенную из города, пока Элизабет создает какое-то подобие магического купола. — Эли, а что ты делаешь? — Эльфийка не понимает манипуляций подруги. — Внутри этого пространства будет поддерживаться низкая температура, скоро ведь жара начнется. Да и от всякой мошкары защитит. — Все-таки магия — довольно удобная вещь. — И не говори. — Кивает Сареф. — А ты точно хочешь вступить в гильдию авантюристов? — Да, и не отговаривай меня. Я уже достаточно хороша, чтобы меня туда взяли. — И не собирался отговаривать. Ты уже взрослая, так что сама решаешь, куда двигаться. Я даже могу дать тебе рекомендацию. — Не надо, я своими силами туда пробьюсь. И, может, однажды будем вместе ездить на миссии. — Ну что же, тогда остается лишь пожелать удачи. — Элизабет откупоривает бутыль. — Я считаю, что ты станешь самой лучшей авантюристкой в истории. Это далеко не самое опасное занятие, которое себе можно придумать. — Я бы не был так уверен. — Качает головой Сареф. — Слышали слухи о черном снеге? В этой аномалии пострадало уже довольно много людей. И никто не знает, откуда она взялась и как ей противодействовать. — Черный снег может выпасть даже в нашем городе? — Да. Сила Герона, конечно, велика, но не всегда помогает уничтожить угрозу в зачатке. — А что вообще делает этот черный снег? — Спрашивает Элин, одновременно пережевывая еду. — В гильдии никто толком не может объяснить. В черном снеге многое становится очень странным и пугающим по словам очевидцев. Те, кто видели самое страшное, уже ничего не смогут рассказать. — Объясняет юноша. — Мне даже с точки зрения магии трудно объяснить явление. — Мне тоже. — Признается Элизабет. — Маги-исследователи бьются над этой загадкой, пока жертв в королевстве не стало слишком много. Но давайте сегодня обойдемся без обсуждения всех этих ужасов. Все-таки мы в первую очередь собрались, чтобы поздравить Элин с получением звания адепта в Оружейной Часовне. А звание мастера боевых искусств тоже не за горами. — Ну не говори, — отмахивается Элин, — магистр Видар говорит, что каждая следующая ступень потребует больше времени, если ты, конечно, не имеешь природной одаренности. — Мир, где талант решает многое, может показаться несправедливым, но с другой стороны у тебя есть невероятно долгая жизнь, во время которой ты сможешь добиться таких высот, которых никто из грандмастеров достичь не сможет по причине неумолимого старения. — Улыбается Сареф. — Только на это и надеюсь. — Возвращает улыбку Элин. — А вообще, по-моему не только у меня есть какие-то хорошие новости? Слухи про вас — правда? Вы правда решили пожениться? Сареф лишь улыбнулся, а Элизабет отводит глаза. — Вы же не думали, что сможете скрыть это от меня? — Элин почувствовала, что угадала верно. — Разве от тебя вообще можно что-то скрыть? — Пожимает плечами юноша. — Да я даже не думал, что это нужно скрывать. Я в целом мало распространяюсь о личной жизни. У Элиз та же история. — Примерно так. Хотя это известие разобьет сердца некоторых моих студентов. — Улыбается чародейка. — Кстати, а я ведь выбрал миссию в районе Шестой Мили не просто так. Там живет известный ремесленник. — Я поняла! — Тут же догадывается Элин. — Людские обычаи я уже хорошо изучила. За браслетами ведь ходил? — Почти. Конечно, принято находить браслеты, но я сделал не совсем обычный заказ. Это, скажем так, иноземные обычаи. Юноша достает из сумки коробочку, в которой оказываются два серебряных кольца с витиеватой резьбой на внешней поверхности. При этом, если посмотреть на солнце, то можно заметить зеленые блики на гранях, будто там мельчайшие частички изумруда находятся. — Ого, — Элин с интересом разглядывает кольца двух разных размеров. — Где-то действительно есть обычай обмениваться кольцами? — Ага. — Так даже может быть удобнее. Они очень красивые, Сареф. — Элизабет улыбается, смотря на красоту. — Но и дорогие небось? — Дороже браслетов, но ничего страшного. — Юноша смотрит на небо и хмурится. Оказывается, с горизонта движутся черные тучи, хотя день обещал быть солнечным и жарким. — Ох, беда. — Элизабет тоже замечает надвигающуюся грозу. — Что будем делать? Я была уверена, что сегодня погода будет замечательная. — Придется вернуться в город. Как насчет того, чтобы продолжить у Элиз дома? — А давайте! — Элин решительно встает. — Не хочется попасть под ливень. Отдыхающие быстро собрались и направили коней обратно в город, чтобы продолжить совместный день в уюте четырех стен. И успели укрыться под крышей как раз перед началом жуткого ливня, барабанившего по черепице и брусчатке. Уже через десять минут по улицам города побежали ручьи в сторону городского канала, но троица на это внимание не обратила, продолжая наслаждаться выходным днем в тепле и сухости. В такие моменты время пролетает незаметно, поэтому Элин очень сильно удивилась, когда увидела сумерки за окном. Дождь днем то прекращался, то снова ударял, и сейчас опять затих. — Думаю, мне пора возвращаться. — Говорит Элин. — Завтра рано утром у меня тренировка в Часовне. — Я провожу тебя. — Встает Сареф. — Сама дойду, уже не ребенок. — Я провожу тебя не потому, что считаю ребенком. Возражения не принимаются. — А если убегу? — Догоню. Ты же помнишь, что я уже достиг ступени мастера? — И не поспоришь. — Пускай проводит, Элин. — Элизабет зажигает волшебный огонек у крыльца. В воздухе царит свежесть после дождя, а большие лужи — самая, пожалуй, главная опасность во время передвижения по ночному городу. — Я вернусь, как только провожу Элин. — Оборачивается Сареф. — Хорошо, буду ждать. — Кивает Элизабет и заходит в дом. В гостиной стало тихо, но чувства одиночества не возникает. Сегодня был замечательный день, а впереди таких дней будет еще больше, поэтому девушка садится за стол и кладет подбородок на руки, не сводя взора с коробочки с кольцами. А на губах играет улыбка. Потом начинает передвигать коробочку из сторону в сторону, любуясь с разных ракурсов. «Вот бы так всегда было», — размышляет волшебница, не догадываясь, что тучи в небесах вновь собираются с силами, чтобы пролиться очередным дождем. Вот только первые капли дождя отличаются от прежних, но это вряд ли кто-то увидит ночью. С неба на город устремляются черные капли. Они летят сквозь пространство, но в полете видоизменяются, теряют массу и форму, а также охлаждаются. Черный дождь постепенно превращается в черный снег, а после раздается стук, из-за которого Элизабет тут же вскакивает. «Сареф не мог так быстро вернуться». — С такими мыслями девушка направляется к входной двери.Глава 13
Элизабет отодвигает засов и открывает дверь. Удивительно, но за ней никого не оказывается. Ни на крыльце, ни на дорожке к калитке: постучавшего в дверь нет. Чародейка без опаски подходит к калитке и смотрит на улицу, но в поздний час и там никого нет. Родной город в целом очень спокойный, Элизабет не помнит, чтобы здесь когда-нибудь случались громкие преступления. Так и не поняв, что произошло, девушка разворачивается, чтобы вернуться в дом, но в этот момент что-то холодное касается руки. Элизабет зажигает волшебный огонек и видит, что на город сыпется снег! Удивление переполняет волшебницу, так как сейчас лето, поэтому никакого снега не может быть. На раскрытую ладонь падает очередная снежинка, и нетрудно заметить, что она полностью черная, словно пепел сыпется с небес. «Черный снег!». — Тут же догадывается Элизабет. Необъяснимый феномен уже многократного появлялся в разных частях королевства и уносил с собой множество жизней. При этом никто так и не понял, каким именно образом черный снег действует. Сначала думали, что он ядовитый, но первый же анализ показал, что никакой отравы он не несет, а влияет более тонко. Быстрым шагом волшебница возвращается в дом и начинает переживать за Сарефа и Элин. Они могли успеть дойти до дома эльфийки и укрыться в нем, а могли оказаться прямо под пугающими осадками. Когда девушка возвращается в гостиную, то замечает сидящего за столом человека. Настолько неожиданно, что тело против воли вздрогнуло. Сначала показалось, что это Сареф уже вернулся и решил подшутить над Элизабет, вот только цвет волос у гостя другой. Светловолосый юноша выглядит моложе Сарефа и не обращает внимание на хозяйку дома, поглаживая обнаженный меч на столе. На клинке плавно перемещаются голубые волны, словно это магический меч. Элизабет осторожно обходит стол посередине комнаты, чтобы взглянуть наконец в лицо незваного гостя. — Кто вы такой? Что вы здесь делаете? — Строго спрашивает девушка. — Замечу, что я преподаватель в магической академии, поэтому вы точно не сможете ограбить меня. Лучше вам уйти. Незнакомец поворачивает голову и улыбается: — У тебя и воровать-то нечего. Но я здесь не для этого. Мне лишь нужно забрать тебя. В ответ летят уже не слова, а магия. Магическая энергия разбивает стол в щепки и отбрасывает убийцу к стене. Элизабет не понимает, но после слов незнакомца всё нутро пробрал такой ужас, что заклятье сорвалось само по себе. Правда, это же помешало оформить его правильно. Юноша вскакивает на ноги и взмахивает странным мечом, что издает вибрирующий звон. Из-за него мысли Элизабет начинают путаться, появляется резкое головокружение, из-за которого приходится упасть на колени. А вот ночной гость уже стоит в одном шаге с занесенным оружием. Вот-вот клинок опустится прямо на шею. Еще никогда прежде девушка не чувствовала такого бессилия, словно попала в кошмар. Дверь в гостиную с грохотом отворяется и на пороге возникает Сареф. Чувство облегчения прокатывается по телу Элизабет, спасение уже близко. Кто бы что не говорил, но Сареф является одним из самых лучших авантюристов и добился больших успехов как в магии, так и в боевых искусствах. Исполнителю покушения будет трудно сладить с ним даже при помощи волшебного меча. Так и происходит. Сареф легко проносится под мечом и одним мощным ударом отправляет убийцу на пол, а после склоняется над Элизабет с обеспокоенным выражением лица. — Все в порядке? Ты не ранена? — Суженый осматривает тело. — Да-да. Я в порядке. Просто голова кружится. Ты знаешь этого человека? — Нет, впервые вижу. Договорить они не успевают, так как убийца снова встает на ноги и ударяет молоточком по клинку. Меч тут же отзывается высокой нотой, от которой хочется тут же закрыть уши. Но это полбеды: вслед звуку по помещению расходятся волны бирюзового огня, что очень быстро начинает пожирать мебель и стены. Сареф вытягивает ладонь, и незнакомца снова отшвыривает прямо в огонь. После юноша подхватывает Элизабет на руки и быстро направляется к выходу из здания, но девушка просит остановиться и забрать коробочку с кольцами, что теперь лежит на полу. Сареф вынужден остановиться, поднять предмет с пола, а после рвануть к выходу. Магическое пламя уже разгорелось довольно сильно, но, к счастью, они успели покинуть дом до того, как пожар поглотил собой весь дом. Элизабет ошарашенно смотрит на происходящее и не верит своим глазам. А с неба продолжает падать черный снег, что уже начинает покрывать землю ровным слоем. Девушка с надеждой смотрит на Сарефа, который может понять, что происходит, но юноша продолжает смотреть на огонь, как зачарованный. — Что будем делать? — Тихо спрашивает волшебница, когда они отошли подальше от горящего дома. Пожар наверняка должен был привлечь внимание соседей, но никто не выбегает на улицу. — Не знаю. Думаю, нам стоит сейчас направиться в гильдию авантюристов. Появление черного снега и покушение на тебя: всё это может быть связано. — А Элин? Ты проводил её до дома? — Мы почти дошли, когда пошел черный снег. Она сразу побежала в Часовню, а к тебе. Снова договорить не дали, так как из огня выходит фигура убийцы с мечом в руке. Удивительно, но человек совершенно не пострадал от жаркого пламени. Сейчас спокойно останавливается в шести шагах, закинув меч на плечо. — Давай не будем всё усложнять. — Убийца смотрит и обращается только к Элизабет, словно Сарефа тут не существует. — Зачем ты напал на меня? — Смерть обладает очень мощным отрезвляющим свойством. — Что? — Девушка совершенно не понимает, что имеет в виду собеседник. Снегопад тем временем становится сильнее. Если поднимется ветер, то посреди лета может начаться метель. И чем больше снега, тем более странно чувствует себя Элизабет. Это чувство довольно трудно описать, это похоже на раздвоение. Словно одновременно находится в двух разных состояниях, и мозг не может определить, какое именно считать настоящим. — Сареф, нам нужно что-то с ним сделать, пока он еще кому-нибудь не навредил. — Девушка держится за рукав юноши, но тот не отвечает. Боковым зрением Элизабет уже видела, что Сареф перестал двигаться, но списала это на подготовку какой-то магии. Но сейчас видит, что спутник просто замер на месте, а на голове и плечах собирается нетающий черный снег. А вот на теле девушки он довольно быстро тает. — Сареф! Ответь мне! Что с тобой? — Чародейка обеспокоенно трясет юношу, но ничего не происходит. Сареф будто бы попал под влияние каких-то чар. Но что самое пугающее — он очень быстро холодеет. — Оставь его. — Говорит ночной гость. — Его здесь никогда не существовало. — О чем ты? — Элизабет не оставляет попыток спасти Сарефа. — Подожди немного и увидишь. Черный снег теперь падает так сильно, что всё вокруг в нем тонет, даже яркие огни от пожара. На улицах вырастают сугробы, снег создает шапки на крышах и флюгерах. Становится заметно холоднее, но мир девушки сейчас сжался только до фигуры Сарефа, который будто бы умирает. Да и у самой Элизабет конечности начинают слушаться хуже, тело деревенеет, а дыхание становится хриплым. Сейчас город полностью во власти черного снега, что заметает собой улицы и площади. Кажется, что город полностью вымер, а все жители скончались от холода в постелях. Элизабет пытается удержать падающее тело Сарефа, но на это не остается сил. Они вместе падают на землю, а Элизабет старается согреть тепломсобственного тела, но это уже никак не поможет. Человек с переливающимся мечом подходит ближе, словно ничуть не страдает от холода. Похоже, он передумал убивать девушку, раз уж она и так на пороге смерти от холода. — Будет немного неприятно, но потом ты посмотришь на это с другой стороны. — Говорит загадочный юноша. У Элизабет не остается сил на ответ. Даже двигаться или плакать не получается. Что-то происходит, что-то странное и страшное, но вскоре чародейка чувствует, что отрубилась, а после вновь очнулась. Вокруг продолжает падать черный снег, но его стало не так уж много, значит, без сознания пробыла не более минуты. Вот только Сарефа под телом не оказывается. Там просто сугроб, холодный и бесформенный. Коробочка с обручальными кольцами в левой руке обернулась куском черного льда. Элизабет быстро дышит, чувствуя волну паники, что готова захлестнуть с головой, но потом кто-то укрывает одеялом и берет на руки. Девушку несут сквозь буран, где сознание вновь улетает в далекие и несуществующие дали. Когда Элизабет вновь открывает глаза, то чувствует тепло близкого огня. Оказывается, лежит на подушках рядом с камином, а рядом в кресле сидит Лоренс. Элизабет смотрит на юношу, словно видит впервые. Молодый рыцарь замечает пробуждение девушки и встает на ноги. — Как ты себя чувствуешь? — Спрашивает Лоренс. — Довольно плохо. Что произошло со мной? — Ты просто проснулась. Вот, выпей. — Юноша предлагает полную кружку воды, которую Элизабет осушает до дна. — В каком смысле проснулась? Это был сон? Или нет? Я будто прожила целую жизнь. — Я не особо разбираюсь в таких вещах, но постараюсь объяснить. Элизабет настраивается внимательно слушать. Лоренс, кажется, ничуть не изменился, но усталость прочно поселилась на его лице. Трудно сказать, что именно произошло, но оно оставило отпечаток даже на прежде вечно позитивном человеке. — Лоренс, что случилось? У меня все перепуталось в голове. — Элизабет с помощью юноши встает на ноги и садится в кресло. — Что ты помнишь из последних событий, не относящихся к жизни, из которой тебя выдернули? — Лоренс говорит усталым голосом, смотря даже не на собеседницу, а на огонь камина. Элизабет тоже смотрит на огонь, а в голову возвращаются новые воспоминания. В первую очередь горящий Порт-Айзервиц. Появление в Золотом Граде и беседа с Героном. Потом войска нежити, что штурмуют город. Много смертей и сдача позиций. Следом нестерпимый свет и появление исполинского змея, что напал на сверкающего сородича, а потом холодная тьма и глубокий сон. — Был бой. Меня как будто вырубило, а потом я забыла об этом и начала жить какую-то другую жизнь. Что это было, Лоренс? — Давай попробуем разобраться. — Собеседник возвращается в кресло и явно собирает мысли в кучу. Девушка терпеливо ждет начало рассказа.Глава 14
Элизабет Викар внимательно смотрит на юношу в ожидании объяснений. — Герон переместил всех выживших на созданные им Пути. — Лоренс начинает с того, что помнит Элизабет. — Потом призвал вас на защиту Золотого Града от Могильной Мглы. После того, как перевес в битве стал совсем не в вашу пользу, он перешел к запасному плану. — В чем его суть? — «Коробка в коробке», это так можно выразиться. Есть, точнее был центральный мир, и Пути, что закрутились вокруг него. Однако не было Путей, что содержали бы в себе другие Пути. А вот Герон с Хейденом такое сотворить смогли. Конечно, потратили на это слишком много сил, которые могли бы отложить для обороны, но их задача была не в победе, а в выживании. Элизабет ничего не понимает. Она легко поверит, что бог солнца с полководцем могли что-то задумать, но сама идея пока что неясна. — Можешь объяснить подробнее, что это было? — Они создали еще один Путь размером с Золотой Град. Собственно, смогли такое провернуть из-за природы духовного существа, что являлось фундаментом Града. Сейчас мы находимся на втором уровне, слое, коробке, называй как хочешь. Все выжившие защитники были перенесены Героном сюда и погружены в сон, где исполнялись все их мечты. — То, что я видела. То, чем жила. Это всё было ненастоящим? — Да, это были лишь грезы. — Пожимает плечами Лоренс. — Герон не обманул, когда обещал спасение и вечное блаженство, но на подобные понятия явно смотрит по-своему. — Не понимаю. — Хейден — высший вампир, об этом я тебе уже давно рассказал. А Герон — Древний вампир, основатель Лайтроллской Линии Крови. Во времена второй Темной Эры так уж получилось, что они встали на сторону жителей центрального мира и попытались предотвратить конец света. Ну, можно сказать, что успешно. Услышав правду о Героне, чародейка теряет дар речи. О таком даже подумать не могла! Но именно теперь складывается мозаика о том, почему Хейден служит ему. Было бы ведь странно, если высший вампир не был правой рукой более сильного ночного охотника. — Боже. — Выдыхает Элизабет, но уже не уверена, к какому богу стоит обратиться. — И что же теперь? Что нам делать? Все же вряд ли у них есть силы, чтобы бороться с такими созданиями на Путях, что являются по факту тюрьмой. Девушка с надеждой смотрит на Лоренса, ведь он наверняка давно придумал хитрый план и сейчас с ним поделится. — У тебя есть какой-нибудь план? — Снова спрашивает волшебница, так как молодой рыцарь не отвечает. — Нужно подумать о том, что мы хотим. — Вздыхает Лоренс. — Ты могла бы прожить очень долгую и счастливую жизнь в иллюзорном мире. И если ты захочешь, я могу тебя туда вернуть. — Как бы там не было прекрасно, я не хочу жить в выдуманном мире! — Решительно отвечает Элизабет. — Остальные ведь тоже сейчас спят и видят сказки? — Да. Разве что Клаус Видар не заснул, но все равно не смог противодействовать переносу. Он сейчас пошел на разведку и скоро вернется. Я согласен с тобой. Мы не должны жить здесь, наша дорога ведет нас в другое место. — О чем ты? — Я хочу сказать, что Темная Эра была неизбежна, как и уничтожение мира. Поэтому более рационально было позаботиться о том, чтобы прекратить циклы упадка и почти невозможного восстановления. Это возможно только через принятие конца. — В каком смысле? Нужно было сдаться еще в центральном мире? — Принятие конца не подразумевает прекращение борьбы. В такой момент ты либо сдаешься окончательно, либо ищешь новый путь. Я решил искать новый. Элизабет внимательно смотрит на юношу и понимает, что не может уследить за его мыслями. Она все еще плохо знает этого человека, ведь он постоянно создавал себе образ того, кто не является кем-то важным в происходящих событиях. Вряд ли кто-то может похвастаться тем, что хорошо знаком с Лоренсом, так что не у кого спросить совета. — Извини, я не совсем понимаю. — Ничего страшного. — Собеседник не выглядит обескураженным. — Я и сам ничего не понимаю. А вот эти слова и улыбка выглядят очень знакомыми, ведь Лоренс таким образом ведет себя почти всегда. Хоть девушка догадывается о молчании юноши по многим вопросам, но никогда не хотела силой или настойчивостью выбивать какие-либо ответы. Но сейчас совсем другая ситуация. — Лоренс, я думаю, нам нужно поговорить серьезно. Пожалуйста, расскажи всё, что знаешь. — Не могу. Через тебя секреты могут узнать другие. Если Хейден или Герон захотят залезть тебе в голову, что войдут как по маслу. И увидят всё досконально. Я прошу довериться, не зная истины. Однажды похожую фразу сказал Элизабет другой человек, которого считала близким. — Хорошо. — Девушка нуждается в помощи, так что не будет прямо сейчас настаивать на откровениях. — Нам нужно разбудить остальных. — Спасибо. И да, займемся этим в ближайшее время. Пошли. Вдвоем выходят из комнаты и идут по коридору. Вокруг стоит гробовая тишина, а Элизабет не узнает помещение. Потом оказывается, что они находятся глубоко под Золотым Градом. Лоренс говорит, что это часть подземелья гномов. — А почему мы именно здесь? — Потому что Герону не понравится, что ты вышла из сна. Мы можем стать той ложкой дегтя, что испортит его бочонок меда. — Отвечает Лоренс. — И что будет, если он нас найдет? Юноша красноречиво проводит рукой по горлу. — Но зачем ему так поступать? Зачем вампиру спасать мир? — Потому что он хочет и может. — Это просто прихоть? — Сначала было именно так, но потом он так прикипел к этому миру, что был не готов его уничтожить. Чистокровные вампиры психически и физиологически совершенно на нас не похожи, но Герон и его дети обладали уникальным даром иметь двойственную природу. В какой-то момент они попробовали стать людьми или гномами. И получили наше мировоззрение, стали частью культуры, менталитета и морали. Элизабет внимательно слушает о том, о чем не знал ни один охотник на вампиров. — Биологически они продолжали оставаться вампирами, конечно. Но в голове они стали людьми. Они буквально перевернули собственную систему ценностей таким образом, чтобы видеть смысл в размножении, в труде, социальном взаимодействии, как и жители мира. Праздники, мифы, войны, любовь и прочее: они научились смотреть на это с нашей позиции. И им это чертовски понравилось. Это было чувственным опытом, который ни один чистокровный вампир до этого не испытывал. — И поэтому они решили спасти нас? — Да. Мир, в который вампиров призвали духовные существа, стал для них незабываемой игровой площадкой. Они как дети, а мы как куклы или солдатики. И как ты думаешь, может ли ребенок и игрушка быть союзниками? — Нет. — Именно поэтому мы прячемся под землей. Герон искренне верит, что сон длиной в жизнь, где исполняются все желания, является отличным выходом. Я не могу сказать с уверенностью, собирался ли он прибегать к этому, все же он с Хейденом отгрохал целый мир, в котором можно жить и не тужить. — И если они увидят, что мы начнем пробуждать остальных, то предпочтут просто избавиться от нас? — Скорее всего. Но я не знаю, о чем именно они думают. Не знаю досконально, через что они прошли. Поэтому не собираюсь давать какой-либо оценки. Мне важно лишь то, что для нас есть другой путь, который им не понравится. И если игрушка сломана или ей уже нельзя играть по тем или иным причинам, то от нее лучше избавиться. — Так говоришь, будто они это уже сделали. — Элизабет не может не признать, что Герон все же спас их из гибнущего мира. — Все же мы защищали собственные жизни от нежити и участвовали в защите Града, осознавая свои мотивы. — Вы — да. А те, кто остался в городе? Элизабет вспоминает Элин и всех тех, кто не мог держать оружие в руках. Тревога просыпается в груди, поэтому тело останавливается посередине хода. Девушка смотрит на Лоренса: — Что ты имеешь в виду? С ними что-то случилось? — Герон и Хейден потратили много сил, чтобы создать это место. Так много, что на защиту своей песочницы почти ничего не осталось. Поэтому они использовали любые ресурсы, которые оказались под рукой. — Скажи прямо, что они сделали? — Они убили часть людей, что не участвовала в бою, и поглотили их силу. Жертвоприношение является источником невероятных сил, хоть это вряд ли проходили в магических академиях. — Элин… — Она жива. — Сразу успокаивает Лоренс. — Герон действовал рационально. Когда он увидел, какая вырисовывается ситуация, то начал убивать самых старых и больных. Когда их оказалось недостаточно, то начал избавляться от других. Он намеревался оставить только самых здоровых и молодых. Возможно, планирует в будущем попробовать восстановить из них цивилизацию. И совсем маленьких детей тоже не пожалел. Элизабет с ужасом слушает то, что происходило в тот момент, пока они сражались на стенах против нежити. По мнению девушки это что-то немыслимое. Бог солнца оказался ничуть не лучше других вампиров. — То есть, мой отец… — Он умер одним из первых. Мне жаль. Слезы против воли идут из глаз, а Элизабет и не думает им мешать. Тело само садится на пол, а руки закрывают лицо. Тело сотрясают рыдания, а Лоренс садится рядом, стараясь дать то, чего Герон дать никогда не сможет. По мнению юноши лживый бог солнца может испытывать те же эмоции, что каждый человек, в том числе грусть, но при этом биологическая природа искажает видение мира как у психопатов. Вампир действительно может пожалеть страдающего и попытаться спасти ценой больших усилий, но когда дело дойдет до сложного морального выбора, временно выключит возможность эмпатии и примет рациональное решение. Самого Лоренса это уже мало трогает, но для Элизабет это становится рушением последней надежды, где вокруг только хищники и смерть. Он понимает, что сейчас становится единственным лучом света для девушки, поэтому ему не особо приятно осознавать, что и сам далеко не так честен, как может показаться. Ему тоже приходится наступать на горло морали, чтобы достичь цели. Но сложные времена всегда требуют сложных решений, даже если это любимое оправдание каждого тирана или манипулятора.Глава 15
Сареф смотрит на сумрачное небо. Золотой Град уже совсем не такой пышный и величественный. Если быть точнее, это уже совсем другой город, так как Герон создал Пути на других Путях. Сейчас город кажется искаженной копией себя, он темный, мрачный и невероятно тихий. На новых Путях город не освещает солнце, тут постоянно стоит ночь. По мнению многих именно в таком месте должны жить вампиры. Юноша осторожно передвигается по городу. Основной задачей является уничтожение Герона. Древний вампир уже не такой сильный, каким был в прошлом. К тому же потратил множество сил на сотворение Путей и получил серьезную рану после удара Маклага Кродена. Сареф еще не выпил допинг, оставив до момента начала боя. Другой проблемой может являться Хейден, что тоже должен быть ослаблен после боя с Могильной Мглой. Мэтр Вильгельм стал неприятным сюрпризом не только для Герона, но и для Легиона. Сила, которая одинаково ненавидит всех, может серьезно спутать карты. Сареф рад, что нежить не смогла проникнуть на эти Пути, и что вообще решила отправиться дальше, чтобы опередить вампиров. Прошлое графа Вигойского или того, кто взял себе это имя, неизвестно никому. «Или почти никому», — поправляет себя Сареф, замечая лежащего на улице человека. Глаза внимательно осматривают незнакомого человека, который скорее всего был жителем Манарии. Сареф пробует разбудить, но человек не просыпается. Потом старший вампир активирует «Мастерское чтение» и понимает, что сознание человека погружено в магический сон, из которого можно вывести только магией. Чем-то напоминает кому, где мозг постоянно находится в окружении приятных сновидений.Выжившие жители: 1512.
Всё население центрального мира сократилось всего до полутора тысяч особей разных рас. Этого числа уже недостаточно, чтобы восстановить цивилизацию без посторонней помощи. Конечно, Герон мог бы простимулировать рождаемость, излечивать любые болезни и защищать от враждебной среды, и тем самым через века достичь уровня, когда человечество и другие расы смогли бы самостоятельно развиваться. Но что-то подсказывает, что таким бог солнца уже вряд ли будет заниматься. Он предпочел погрузить всех в грезы вместо того, чтобы помочь в реальной жизни. Сареф помнит, что придется убить всех выживших, но делать это прямо сейчас не будет, так как есть более сложная и приоритетная цель. А когда Пути рухнут, все так и так умрут. Старший вампир продолжает двигаться к центру города, что был построен на костях Города Изумрудного Света. И если Золотой Град был наполнен постройками из золота, строгостью линий и острыми углами, то текущий город выложен из камня, что кажется невероятно древним. Многие строения разрушены и стерты ветрами, которых здесь может и не быть. Возникает ощущение, что Сареф снова вернулся в далекое прошлое, когда студентом археологического факультета бродил по некрополю Дейр-эль-Медина в Египте или в Ярлсхофе, что в Шотландии. Пускай большинство исторических мест родного мира являлись бледной тенью себя в прошлом и представляли значимый интерес только для археологов, но сейчас возникает такое же чувство. При этом город вокруг сохранился куда лучше, хотя может быть старше любых памятников культуры родного мира. На глаза попадаются строения, которым Сареф не может подобрать городской роли. Встречаются монументы, которые несут то ли религиозный, то ли магический характер, хотя зачем древнему духовному существу они были нужны? Но что еще странно, так это отсутствие реакции Герона. Сареф не скрывает присутствие, так что наверняка Древний вампир должен быть в курсе вторженца. Юноша постоянно готов к началу боя, но его не происходит. Либо Герон выжидает удобного момента, либо занят чем-то другим. «Или сам решил поспать?», — Такой вариант Сареф не может отрицать. Даже Древние могут впадать в спячку для восстановления сил. Как говорил Легион, чистокровные вампиры могут исказить правила реальности. Тогда логика подсказывает, что они могут обмануть законы энергии, чтобы сделать её для себя бесконечной. Но этого никто не может сделать, так как искажение правил само по себе тратит энергию. «Но ведь должен быть еще Хейден. Чем он занят?». В этот момент «Мелодия мира» засекла что-то новое в окружающем пространстве. Возникает ощущение, что звук пришел из-под земли, словно там что-то упало или взорвалось. До места событий далеко, так что Сареф не может точно понять, что именно там происходит. Но так как блуждать по темным улицам посреди древних прямоугольных строений можно долго, юноша решил отправиться к источнику звука. Возможно, именно там находится Хейден. По первоначальному плану высшим вампиром должны были заняться Сет и Мастер, поэтому Сареф попробует сделать так, чтобы выкинуть высшего вампира на предыдущий Путь. С силой Древних вампиров это может получиться, если не вмешается Герон. А сюда удалось попасть только потому, что Ацет Кёрс заранее установил правило, по которому останется один проход после переноса всех выживших. Подсказка Фаратхи тут очень пригодилась. Вот только на переход без приглашения потребовалось значительное время. Это время противники могли использовать для подготовки. Сейчас Сареф стоит перед проходом под землю. Текущий город тоже имеет подземную часть, как это было в Золотом Граде. Вот только зайти внутрь пока нельзя, так как за спиной появляется новая опасность. Воин в черных доспехах излучает ауру высшей нежити. В руке враг держит меч, но не из металла, а из какой-то кости. Шлем мешает разглядеть лицо, но вряд ли Сарефу под ним улыбаются. Старший вампир понимает, что не он один сумел пройти на этот Путь. Могильная Мгла тоже отправила своего чемпиона за жизнью Герона, Хейдена или Сарефа. — Привет. — Раздается голос из-под шлема. — Вот мы снова встретились. — Лука. — Юноша сразу узнает голос. — Не ожидал встретить. Мэтр Вильгельм отправил убить меня? — И как ты только догадался? — По мечу нежити струится отрицательная энергия. Старший вампир быстро прикидывает возможные результаты боя. Сареф считает, что сейчас сильнее Луки, но не может потратить кровь Фаратхи на нежить, когда есть более сложная и важная цель. Похоже, приключение в мрачном древнем городе станет гораздо сложнее, чем планировалось. — Это не разумно. — Пытается запутать врага Сареф. — Лучше бы ты помог Мгле на других Путях. — Сейчас я тебе не уступаю, поэтому что теперь я и есть Могильная Мгла. — Мертвый рыцарь начинает приближаться. Сареф знает, что словосочетание «Могильная Мгла» сразу обозначает множество вещей. Так звали армию нежити, что чуть не уничтожила мир однажды. Так называется заклятье, что убивает что угодно живое, попавшее в зону действия. Так даже называли философское учение среди некромантов прошлого. Скорее всего мэтр Вильгельм каким-то образом усилил мертвого помощника. Но что самое плохое, Система не может дать сводку по этому противнику, что вдруг стал превосходящей силой. — Ничего не ответишь? — Хмыкает бывший авантюрист. — На самом деле всё, что я хотел тебе сказать, я уже сказал на гномьих тропах Вар Мурадот. — Понятно. Что же, это относится и ко мне. Следующий шаг рыцаря превращается в рывок. Высшая нежить в рамках физических данных всегда покажет превосходные результаты, но сейчас Лука вышел даже за новые пределы. Сареф тоже стал сильнее, но не может позволить себе вести себя расслабленно. Бой наверняка привлечет внимание Герона и Хейдена, значит, сложность задачи только что подскочила. — Не переживай за Герона. — Вдруг говорит Лука, раскидывая камни вокруг себя. Сареф успел уйти в сторону, так что нежить просто влетела в стену здания. — Могильная Мгла две тысячи лет ковала оружие против бога солнца, который напротив становится только слабее. Сейчас черный меч вонзен в сердце Герона, так что он не придет, пока не вытащишь его. — Ты забываешь о Хейдене. — Отнюдь. Я видел, что кто-то начал будить смертных в городе. Как ты думаешь, кто обладает достаточной для этого силой? Это точно не мы, точно не вы. А духовным существам в целом нет до этого дела сейчас. Разумеется, Герон или Хейден тоже не стали бы этим заниматься. Так кто же это? — Мэтр Вильгельм же тебе и так рассказал о пятой стороне конфликта. Зачем ты задаешь мне вопросы? — Костяной клинок и меч из алхимических чернил сталкиваются в воздухе на огромной скорости. Юноша не понимает, почему Лука вдруг захотел поговорить на посторонние темы. — Рассказал. И много других интересных вещей. Но у него нет доказательств на все предположения. Поэтому я подумал, что ты можешь мне что-нибудь рассказать. — Это вряд ли. Какой в этом смысл? Я все равно не позволю тебе уйти отсюда живым или мертвым. И разве мы не решили помолчать? Лука хмыкнул и больше ничего не сказал. Схватка старшего вампира и высшей нежити продолжается. Сарефу приходится вспомнить абсолютно всё, что он приготовил для финальной части войны. Почти вся магия сейчас получается довольно просто, даже если не является специализацией. Но и Лука теперь намного сильнее. Бывший учитель юноши не дал ему магических способностей, но заставил саму отрицательную энергию верно служить. Повинуясь взмаху меча, черная энергия устремляется в Сарефа и готова нанести смертельный урон. Вдруг поток разлетается, когда огненный шар врезается и взрывается. Сареф дополнительно активирует «Высокоразмерную Темную Завесу», чтобы создать дополнительные конечности для атаки и защиты. Это получилось случайно, но сейчас является копией Фаратхи с двумя дополнительными парами рук. Одна пара наносит атаки, другая блокирует вражеские, а третья творит пассы. Сареф понимает, что не может управляться всеми конечностями также хорошо, как Древняя вампирша, так что самую важную функцию атаки оставил на родные руки. Лука же, кажется, смеется под доспехом, так как полностью уверен в победе. Все же он не тратит сил на бой, как и не чувствует боли. Вдруг видит, что Сареф встал боком, а потом правая рука неожиданно роняет костяной клинок. Дело в том, что мертвая плоть, что крепче любой стали, вдруг начала разрушаться и осыпаться прахом. Лука вспоминает наставление некроманта о том, что Сареф владеет магией Хаоса, значит, может усилить энтропию любой системы. При этом вампир развивает атаку и бьет ногой в грудь Луки. Несмотря на то, что удар заставил пролететь на другую часть улицы и разнести еще одну стену, значимого урона не получено. Высшая нежить раскидывает завал и выходит из дыры в стене как раз в тот момент, когда вампир пинком отправляет клинок нежити в проход в подземелье. Отрицательная энергия струится по правому плечу и восстанавливает утраченную конечность. Конечно, меч таким образом вернуть нельзя, так что приходится создать себе новое оружие в виде длинной черной сабли. «Почему он не пытается использовать ментальную магию?», — Лука ожидал, что именно так поступит противник, ведь в империи гномов победил таким образом. Однако Сареф отменяет другие чары ради использования какого-то расового умения. Сейчас тело вампира резко увеличивается в размерах, обрастает твердой шерстью, а из пасти вырастают длинные клыки. Большие кожистые крылья разворачиваются, а по всему телу начинают плясать алые огоньки. По какой-то причине оппонент отходит от привычного стиля боя, но Лука лишь пожимает плечами. Время составления планов давно прошло.
Глава 16
Сареф действительно решил запутать противника, поменяв манеру сражаться. Обычно старший вампир предпочел бы сделать упор на ментальную или алхимическую магию, а потом подключить боевые искусства. Жесткий и быстрый стиль боя для уничтожения любого противника. Но против Луки стоит применить кое-что, что не является излюбленным оружием. Фриг Ройт однажды показал, как это нужно делать правильно, а Сареф смог повторить. И это уже более продвинутый уровень, чем «Ковка плоти».Название: «Легионер-прародитель» Тип: расовое умение Ранг умения: SS Уровень освоенности: 19,8 % Описание: способность вампиров трансформировать собственное тело без оглядки на генотип родоначальника Линии Крови. Точно неизвестно, почему почти любой сильный вампир может освоить это умение, но большинство склоняется к тому, что умение досталось от Древнейшего вампира, от которого получила развитие вся остальная раса. Пользователь становится подобным прародителю, а порой даже может слышать его голос из своей крови. Активация: мысленная
Сейчас юноша взлетает над домами в форме демонической летучей мыши размером с четырех слонов, стоящих вместе. Это дает невероятный прирост сил, но вместе с тем мешает использовать другую магию. Единственное, что Сареф взял с собой, так это емкость с кровью Фаратхи, что сейчас хранится в труднодоступном месте ротовой полости. Над улицей поднимаются черные молнии, сила и скорость которых может напугать кого угодно, но Сареф успевает распасться на алый туман, так что все атаки проходят насквозь и устремляются в ненастоящее небо. Туман вновь принимает зримые очертания, а когти ударяют по черному шлему, унося его с собой. Лука не успел среагировать на атаку и растянулся на земле. Вот только высшую нежить так нельзя победить. Будет даже мало разодрать на клочки, потому что отрицательная энергия восстановит тело. Повторить тот же фокус, что и в Вар Мурадот, не получится. Лука, что выглядит вполне по-человечески, хоть и слишком бледный, не врал, когда сказал о значительной подготовке. Не только Легион готовился к Темной Эре. Воздух свистит во время движения, сейчас огромные уши стали еще более чувствительными, чтобы засечь любой звук даже на значительном удалении. Гигантский нетопырь вновь падает с неба, а кромка правого крыла покрывается ярко-алой кровью, что застывает острейшим лезвием. В момент удара кровавого лезвия и сабли из отрицательной энергии разносится звон по окрестностям. Лука сдерживает атаку и продолжает следить за вампиром. Когда Сареф снова срывается вниз, высшая нежить наносит упреждающий удар. С десяток черных лезвий несется в лицо и тело. Уклониться от подобной атаки трудно, но и не требуется. Магия крови, что по сути в такой форме является расовым умением, нежели сторонней магической дисциплиной, окутывает тело буквально стальным алым доспехом. С такой защитой трудно маневрировать и вообще летать, но сгустки отрицательной энергии бессильно разбиваются о доспех. Сареф падает с небес и вновь сталкивается с противником. Сейчас Лука не сумел защититься, поэтому крыло перерубило туловище в районе таза. Высшая нежить падает на землю, из которой вырастают шипы, что подобно густым зарослям скрывают тело, пока оно восстанавливается. Но Сареф не собирается пытаться воевать с помощью физической силы и скорости. В ментальном образе мертвой равнины высится Мхтаранг Окула, черная башня, что является каменными ножнами исполинского алого меча в окружении штормового циклона. Вампир совсем чуть-чуть вынимает меч из башни, чтобы получить немного сил Короны Штормов. Но если в рамках Древнего вампира это немного сил, то для старшего подобно волне, что накрывает с головой. По идее снова должна была появиться головная боль и потеря контроля, но физиология принятой формы частично спасает от подобных негативных эффектов. Кажется, что по жилам течет расплавленный металл, тело бросает в невероятный жар. Подобного чувства не было в Порт-Айзервице, где Сареф использовал силу родоначальника своей Линии Крови в человеческом облике. Значит, догадка о том, что текущая форма оказывает влияние на заимствование сил, верна. Алые огни, что до этого скакали по черной шкуре огромного ночного охотника, сейчас загораются сильнее, а чувства идеального хищника просыпаются в разуме. Сареф несется к земле, но не стремится пробиваться через кусты острейших шипов, что окружают тело врага. Вместо этого врезается в землю и пробивает потолок подземного хода под улицей. Сейчас прочности скелета вполне хватает на подобные трюки, а раны кожи и мышц все равно быстро регенерируют. Старший вампир оказывается в подземелье и вскоре встает под тем местом, где находится высшая нежить. Десятки лезвий из крови пронзают почву и камень, а после и тело Луки. Но это лишь первая часть атаки. Инстинкты Темпкрова дают знание о том, что кровь можно даже поджечь, поэтому сейчас на темной улице настоящий пожар, в котором сгорит что угодно, даже отрицательная энергия. Вдруг Сареф чувствует, что цель поменяла местоположение, поэтому прекращается атаку и тоже бросается в сторону. Для всех кровавых атак приходится распарывать собственную кровеносную систему и тратить драгоценную жидкость. В то место, где только что был юноша, вонзается огромный меч из отрицательной энергии. Но вот старший вампир уже снова прорывается на поверхность города и взлетает над домами. В текущем облике появились дополнительные органы, что постоянно создают новую кровь и пускают по сосудам, но бесконечно этот процесс не может продолжаться. Лука уже вновь готов к бою, выставив перед собой черный щит. «Он тоже учится на ошибках», — Сареф срывается с высокой точки, но в момент удара по щиту распадается туманом. Защититься от вездесущего тумана за щитом не так просто, поэтому Лука пробует возвести закрытый барьер вокруг себя, но не успевает. Пока что противник не понял, что Сареф стал намного сильнее, когда решил воспользоваться силой Темпкрова, поэтому не успел среагировать на атаку, что отсекла голову. Вдруг и Сареф бросается в сторону, не развивая атаку, так как инстинкт Короны Штормов вдруг поднял невероятную тревогу в разуме. Но вампир не успевает покинуть зону атаки и исчезает в черной полусфере. Магическая тьма по своей сути является Могильной Мглой, местом, где умирает что угодно. Сареф понимает, что допустил просчет. Не ожидал, что Лука может не только манипулировать отрицательной энергией и создавать область абсолютной смерти. «Вот значит какой туз засунул мэтр Вильгельм в рукав Луки», — ночной охотник падает на землю, чувствуя невероятный упадок сил. Сначала купол тьмы был всего двадцать метров в диаметре, но теперь уже все пятьдесят, а еще через секунд десять достигает ста метров. Сареф не может покинуть эту зону, не хватает сил на использование умений, а скоро начнется скоростное разложение тела. Вампир все еще не хочет сильнее вынимать меч из башни или применять кровь Фаратхи, но что еще остается? Вдруг в темноте, где умирают даже звуки, раздаются чьи-то слова. На первый взгляд они полностью непонятны, Сареф не может разобрать ни одного слова. Единственное, в чем нет сомнений, заключается в том, что говорит неизвестный на родном языке Ночного Народа. Ему отвечает еще один голос. Сареф не изучал этот язык, так как не видел в нем необходимости, но сейчас многое бы отдал, чтобы понять суть переговоров. И неожиданно Корона Штормов будто понимает желание. Через поглощенную душу приходит знание языка пока что недосягаемого мира, а также появляются визуальные образы в постепенно гибнущем мозгу. — Помоги. — Просит Темпкров. — У тебя достаточно сил, — отвечает кто-то неизвестный, но теперь Сарефу приходит осознание, что говорящий является Древнейшим вампиром. Похоже, описание Системы не соврало о том, что пользователь может слышать голос бога среди богов из собственной крови. Но текущий процесс выходит за обычные рамки, так как душа Короны Штормов самостоятельно инициирует общение по законам, которые Сареф не может постичь. Легион никогда не говорил, что Древнейшего вампира призывали в этот мир духовные существа. Да и вряд ли у них хватило бы на это сил. Как чистокровные вампиры живут в другой реальности по сравнению с людьми, так и самый первый вампир может оказаться существом более высокого порядка для других вампиров. Иначе нельзя объяснить, как он может поддерживать канал общения без преодоления Последнего Барьера. — Я скован и не хочу погибать повторно. — Вновь говорит Темпкров. — Тогда нужно обратиться к тому, кто сковал тебя. — Произносит очевидные вещи Древнейший. — Он боится меня, так как я в первую очередь нападу на его душу. Два вампира общаются только на языке фактов, а Сареф смотрит на видение звездной туманности алого цвета, что будто пульсирует в такт словам Древнейшего вампира. После юношу пробирает настоящий мороз от того, что предок всех ночных охотников обращается прямо к нему: — Предложение сотрудничества: защита ментальных моделей и сила в обмен на действие. — Какое действие? — Возвращение всех вампиров в родной мир. — Этого я и хочу. — Тогда пакт подписан. Вокруг Сарефа вдруг начинают кружиться алые руны, которые видит впервые. Происходят какие-то сдвиги реальности, трансформируется энергия, рассыпается время. Умирающий мозг не способен понять, откуда приходят подобные ощущения, да и не имеет нужных слов, чтобы описать подобное правильно. Схожее ощущение Сареф испытал однажды, когда в детстве смотрел документальный фильм о черных дырах. Ученые не понимали, что это такое и как работает, и к моменту смерти Сарефа так и не узнали, но воображение ребенка рисовало удивительные процессы внутри черных дыр, внутрь которых никто не может заглянуть и рассказать, что увидел. Примерно то же происходит сейчас, когда Сареф приближается к чему-то подобному. Если душа Короны Штормов напоминала безмолвную планету на Тихом Перевале, то Древнейший выглядит как черная дыра в центре галактики, куда могут поместиться все планеты и звезды обозримой Вселенной. На подобном фоне Сареф настолько незначительный, что уже не может осознавать себя, только чувствовать, как растягивается тело. Неожиданно видение прекращается, а Сареф открывает глаза в Могильной Мгле. Кажется, что прошло всего пара секунд, но тело уже вернулось в человеческий облик, но кое-что все же изменилось. Во-первых, убивающая тьма больше не оказывает давление. Во-вторых, где-то в груди разгорается очаг большой силы. Кажется, что стоит приоткрыть заслонку этой печи, как всё вокруг обернется пеплом. «Если контракт заключен, то можно и попробовать». — Сареф делает глубокий вдох, и Могильная Тьма сменяется Алым Террором.
Глава 17
Над сумрачным городом восходит алая луна, хотя такого астрономического объекта не должно существовать на этих Путях. Пускай Герон и Хейден — вампиры, но вряд ли бы они стали оставлять лазейку для Алого Террора. Сареф на такое не рассчитывал, но Темпкров почувствовал, что снова умрет, если погибнет юноша, поэтому каким-то образом связался с Древнейшим. Эта сила подобно арбитру в один присест решила конфликт интересов между старшим и Древним вампиром. Темпкров послушался решения того, кто выше его. Алый свет пробивается через Могильную Мглу и достигает тела Сарефа. Снова возвращаются силы, останавливается разложение, а потом все ткани тела возвращаются к первоначальному состоянию. Рука поднимает с земли емкость с кровью Фаратхи, прямо сейчас она все же не понадобится. Лука стоит в водопадах отрицательной энергии и видит, что победа ускользнула из рук. — Значит, ты и так можешь. — Высшая нежить вновь надевает шлем. Сареф ничего отвечать не стал, лишь бросился в новую атаку, но противник неожиданно телепортируется. Чувства не могут ощутить его присутствия поблизости, будто он вернулся на предыдущие Пути. Возможно, это даже к лучшему, так как сначала нужно забрать жизнь Герона. Корона Штормов делится силой, а Сареф без опаски все больше вынимает меч из черной башни. В другом случае это привело бы к потере своей личности, но сейчас прародитель скован пактом, поэтому сдерживает инстинкты. Пространство на долю секунды темнеет, а после Сареф смотрит на большой каменный амфитеатр вокруг. В Золотом Граде в этом месте был главный храм бога солнца. Поэтому неудивительно, что сейчас Герон тоже находится здесь. И вот он, сгусток золотого света, что свернулся в шар размером с взрослого человека. Легион был прав, когда говорил, что Герон одновременно и вампир, и духовное существо. Сейчас в пульсирующий шар вонзен черный двуручный меч, по которому бесконечно льется отрицательная энергия. Место вокруг раны почернело, а также струится алая кровь, хоть Сареф уверен, что Герон сейчас представлен в энергетической форме, а не биологической. Оружие Могильной Мглы наносит постоянный урон, а Древний также постоянно залечивает урон. Таким образом они могут сражаться очень долго, пока у кого-то из них не кончатся силы. И что-то подсказывает Сарефу, что первым сдастся именно Герон. Бог солнца, которого почитали в центральном мире, стоит на краю гибели. Кто угодно скажет, что Герон пришел к такому результату из-за того, что действовал нерационально. Да, зачем было тратить силы на защиту мира во время второй Темной Эры? Зачем было тратить силы на замену собой солнца в течение двух тысяч лет? Зачем было тратить силы на создание отдельного мира, который оказался никому не нужен? Древний вампир своими действиями привел к себя к такому результату, но Сареф не будет его обвинять. Сейчас они смотрят друг на друга. Пускай глаз у Герона не видно, но чувства Темпкрова различают интерес, а сам бог солнца чувствует ауру собрата. А после рождаются слова. — Ты пришел убить меня? — Спрашивает Герон. — Да. — Одновременно отвечают и Сареф, и Корона Штормов. Все же сейчас они являются одним целым. — Тогда начинай. Сареф не чувствует ни капли волнения от собеседника. Древний вампир вряд ли вообще способен испытывать страх или какие-либо другие чувства, если специально не будет использовать свойство двойственности со смертными расами. Он прошел свой путь так, как хотел, поэтому не испытывает сожалений. Если бы удача была на его стороне, то он смог бы выйти победителем. Но юноша не спешит в атаку, так как Герон все еще остается опасным противником. Он лишь предложил не тратить времени, но не сказал, что не будет сопротивляться. Тем временем огромная алая луна достигает зенита на этих Путях, но одновременно усиливает и Сарефа, и Герона. Рука достает из внутреннего кармана кровь Фаратхи и подносит ко рту. В три больших глотка Сареф выпивает чудесную жидкость и снова ощущает небывалый прилив сил. Сейчас Корона Штормов и Фаратхи дают силу Сарефу и тем самым делают сильнее даже Герона. Все же два Древних всегда сильнее одного. Резко становится тяжелее дышать, кажется, что от боли горит всё тело, которое начинает испытывать невероятные нагрузки. Примерно также было, когда Сареф пытался откатывать время усиления с помощью «Реставрации» на себе во время боя с Легионом в Порт-Айзервице. Сареф в один момент оказывается рядом с противником и хватается за меч. Сейчас видит недоступные глазу формы заклятий, что скрываются в мече. Это оружие, напоенное силой распада и некромантией, не просто убивает цель, но еще передает силу куда-то на сторону. Сареф уверен, что если бы прошел по этой связи, то пришел бы к мэтру Вильгельму и Могильной Мгле. Иронично, но нежить сделала то же, что однажды Герон сделал с Темпкровом. Рука вырывает клинок, что моментально разрушается под взглядом юноши. Пускай это поможет Герону, но одновременно прекратит усиление другой стороны конфликта. Рана на теле бога солнца моментально закрывается, а золотой шар принимает облик высокого воина в золотых доспехах. Именно таким запомнил Сареф Герона в воспоминании Короны Штормов. Из-за шлема не удается увидеть лица, но вестник Темной Эры чувствует, что никого лица там нет. — Начнем. — Вдруг говорит Герон и бросается в атаку. Амфитеатр наполняется огнем и жаром. Древние каменные строения не просто разрушаются, а даже испаряются под напором такой силы. Но Сареф спокойно стоит в море огня, смотря на то, как две пламенные руки вцепляются в горло. Тем временем над городом появляются десятки копий меча-из-крови, что размером выше любой городской башни. Кровавое оружие одно за другим обрушивается прямо на голову Герона. Первые атаки рассыпаются пеплом до того, как коснутся цели, но с каждой новой атакой острие очередного меча проходит чуть больший путь. Пятнадцатый меч уже достигает шлема Герона, а потом Сареф телепортирует остальные таким образом, чтобы скопировать стиль Кастула, что может разом нанести двенадцать ударов из разных позиций. Сейчас клинки прорываются в зону разрушенного амфитеатра со всех сторон колющими и рубящими ударами. Герон пытается сбежать, юноша крепко хватает за руки, но все равно не может удержать. Рождается взрыв, а после море огня утихает, так как исчез его источник. Сареф смотрит на руки, которые разорвало по локоть, такова была сила рывка противника. Но конечности моментально восстанавливаются, даже боль не пробилась до нужного центра в мозгу. Богоубийца сразу находит ауру противника в городе и телепортируется прямо к ней. Снова продолжается бой, где взрывается и воспламеняется земля, где рушатся здания, а небо расчищается от облаков, если два вампира вдруг решат прыгнуть высоко в воздух. В этом противостоянии Сареф медленно, но верно начинает доминировать. Все же Герон потерял слишком много сил, чтобы сладить с превосходящей силой, а Темпкров делится свойством идеального хищника, что дает невероятное преимущество в бою. Благодаря силе Короны Штормов старший вампир словно видит будущее, хотя это не так. Чувствует, когда можно нанести смертельный удар, акогда следует уклоняться. Сареф не знает, что именно происходило во времена второй Темной Эры, но понимает, что Темпкров мог бы в одиночку за одну ночь понизить счетчик живых существ в центральном мире до нуля.Выжившие жители: 887.
При этом Система сообщает, что количество выживших неуклонно снижается. Кого-то из спящих зацепила схватка двух вампиров, но Сареф уверен, что где-то происходит что-то еще, что убивает других. Огненное копье стремится пронзить грудь юноши, но вампир просто отводит острие в сторону. Одновременно алый меч готовится отсечь голову противника, но разлетается кусочками сверкающих рубинов. Несмотря на то, что Герон все еще достойно защищается, но видно, что постепенно сдает позиции. А вот Сареф продолжает давить с прежней силой. Всё новые и новые раны открываются на теле воина в золотых доспехах, да и последние уже не могут толком защитить от атак. Силы у Герона даже не хватает на то, чтобы ускорить регенерацию. Любое искажение законов реальности Сареф аннулирует, любую скорость передвижения обгонит. Финал сражения уже близок. Сила Короны Штормов ловит врага в паутину крови, что уже не получится сжечь или разорвать, а сила Фаратхи создает из энергии огромного паука с семидесятью семью глазами и восемнадцатью лапами. Сареф не знает, зачем органы чувств посчитали количество конечностей и прочее, но само по себе это не живое существо, а магический конструкт, что обладает свойством вездесущности в пределах паутины. Два Древних совместили атаки руками Сарефа, и это становится концом Герона. Бесконечно кровоточащий обрубок в остатках доспехов уже не может реагировать на атаки со всех сторон, в том числе изнутри тела. Сареф легко балансирует на нитях, двигаясь к поверженному врагу. Сейчас Темпкров буквально требует свою награду, поэтому и Сареф чувствует, что должен это сделать. Во рту вырастают клыки, что вонзаются в шею бога солнца. В рот хлынул поток крови еще одного Древнего вампира, а после активируется «Кровавый пир».
Умение «Кровавый пир» активировано. Будет поглощено 99 % жизненной энергии. Проверка поглощения памяти, знаний, навыков и умений. Успех! Будет поглощено 99 % совокупного объема души.
Сила двух Древних помогает использовать умение почти со стопроцентной эффективностью. Это опасно, но Сареф не может остановиться, так как Темпкров лишь пообещал не атаковать душу Сарефа. Про поглощение других речи не было. Но во время процесса что-то происходит, когда изо рта Герона выстреливает луч света, что уносится куда-то в город. Сареф слишком занят поглощением, чтобы успеть что-то с этим сделать. После и вовсе забывает об этом, так как начинается процесс ассимиляции. Сила сразу трех Древних кружится в кровеносной системе, возбуждает нейроны и запускает пугающие реакции, на которое вампирский организм нечистокровного просто не способен. Это временно заставляет потерять сознание, и Сареф летит головой вниз в город, где пробивает собой трехэтажное строение. Падение не нанесло урона, но пока не будет завершен процесс, вряд ли юноша придет в себя. А тем временем начинают разрушаться Пути, целостность которых была завязана на жизни Герона. Исчезает алое светило, рушится город, и абсолютно всё стремится обернуться пылью звезд и энергий. А в это время в сознании Сарефа над черной башней с мечом встает яркое пылающее солнце, что закрывает собой алая луна.
Глава 18
Элин вздрагивает и открывает глаза. Над ней возвышается Элизабет и Лоренс. Разум с большой неохотой переходит в бодрствующее состояние, хочется опять закрыть глаза и дальше видеть счастливые сны. Но подруга не дает снова уснуть, тряся за плечи. — Элин, просыпайся, это колдовской сон, не поддавайся ему. — Громко говорит волшебница, а Лоренс стучит по «поющему» мечу, что издает звук, который глубоко проникает в тело Элин и вызывает дрожь. — Да-да, я проснулась. — Эльфийка встает на ноги и смотрит по сторонам. — Почему я заснула здесь? — Герон перенес на другой Путь, где погрузил в глубокий сон. — Что? Зачем? Элизабет рассказывает, что узнала от Лоренса, а на лице Элин застывает маска удивления и обреченности. В другом конце комнаты стоят Клаус Видар, Микилинтурин, Бальтазар и Йоран Тискарус. Чародейка рассказывает, что сейчас они последовательно пробуждают всех, начиная с членов Громового отряда. Эльфка смотрит в одну точку, а потом обнимает Лоренса, который все-таки выжил. Юноша выглядит уставшим, но довольная улыбка никуда не делась. Такое ощущение, что он родился с ней. А вот в мыслях Элин вновь и вновь возвращается к замечательному сну, где исполнились все её желания, где все были рядом и жили счастливо. «Жаль, что это был лишь сон». — Теперь пойдем будить Маркелуса? Я нашел его недалеко. — Говорит Бальтазар. — Нет. — Качает головой Элизабет. — Оставим напоследок. Вдруг Герон через него атакует нас? — Но если Герон или Хейден найдут нас, то что мы им сможем сделать? — Йоран задает закономерный вопрос, так как высшему и Древнему вампиру они действительно ничего сделать не смогут. Элизабет смотрит на Лоренса, который единственный, кто знает немного больше остальных. Юноша замечает интерес и кивает: — Нас наверняка убьют. И ваше пробуждение мы не сможем скрыть. Думаю, вампиры уже в курсе, что мы делаем и где находимся. Но не стоит переживать, за нами тоже стоит большая сила. Давайте отправляться дальше, теперь нам стоит разбудить всех остальных, кто сможет помочь в возможном бою. — А другие выжившие? — Думаю, будет неплохо помочь всем, насчет этого я не могу ничего сказать, так как даже мне заказчик не сообщил всей правды. По той же причине, по которой не могу всё рассказать вам. — Заказчик? — Хмурится Микилинтурин. — То есть ты работаешь на кого-то еще, кроме Манарии? — Думаю, это очевидно. — И это тоже вампир? — Мрачно смотрит воительница. — Нет, зачем мне работать на вампиров? — Смеется Лоренс. — Я все равно не имею права об этом говорить, так что давайте займемся делом. Отряд направляется дальше по подземельям, а Элин вновь пытается достучаться до кого-нибудь из духовных существ. Но ничего не получается, здешние Пути тоже отрезаны от остальных, а силы недостаточно, чтобы пробить проход. Эльфийка вполуха слушает разговоры товарищей, понимая лишь то, что Герон и Хейден на самом деле были вампирами, которые почему-то решили спасти жителей мира, но сделать это по-своему. — Эли, прости, я была рядом с твоим отцом, когда ему вдруг стало плохо. Я позвала целителя, но было уже поздно. — Тихо говорит подруге Элин. — Я ни в чем не виню тебя, — грустно улыбается девушка. — Жизнь моего отца забрал Герон, ты ничего бы не смогла сделать. Некоторое время они идут молча, а потом показывается большой зал, где находится примерно сотня человек и других рас. По всей видимости, во время штурма Золотого Града они решили спрятаться под землей, поэтому после принудительного переноса снова очутились под землей, где и заснули зачарованным сном. — Итак, сначала нужно будет разбудить воинов? — Переспрашивает Бальтазар, но никто не успевает ответить, так как поток немыслимого страха проносится по залу. Холодная волна пускает когти в разуме, заставляя мысли метаться подобно перепуганным зайцам. Все замирают и смотрят на выход из зала на противоположной стороне. Там стоит полководец Герона по имени Хейден. Золотые доспехи покрылись грязью и кровью, но высший вампир не выглядит обессилевшим. Вдруг Лоренс бьет по мечу, и рождается мелодичный звук, который прогоняет эффект ужаса. Элин часто моргает и чувствует, как начинает думать рационально. — Зачем вы будите всех? — Хейден вдруг решил поговорить. Властный тон не терпит возражений, но и не несет в себе жажды убийства. Скорее так может говорить строгий родитель. — А зачем вы всех погрузили в грезы? — Решительно спрашивает Элизабет, смотря на подходящего вампира. — Так для вас будет проще, чем если трястись от страха в реальности. — Не менее уверенно отвечает собеседник, подходя всё ближе. — О чем вы? — Эти Пути — последняя линия обороны. Враги еще не пробились сюда. И против них вы никак не поможете, так что было лучше погрузить всех в сон. Иначе вы бы страдали и волновались без толку. А когда мы бы расправились с врагами, то отвоевали бы заново предыдущие Пути и перенесли вас туда обратно, где вы бы смогли воссоздать цивилизацию. Это разумный план, разве нет? Элин не подумает встревать в разговор, но про себя отмечает, что действия вампира все же подчиняются определенной логике. Но принятие факта еще не делает их союзниками. — Может и так, но вы ведь вампиры! И вы убили множество людей! — Не сдается Элизабет. — Да, мы — вампиры. И мы скрывали истинную сущность. Но наша природа сама по себе не является преступлением. Мы всегда были на стороне центрального мира. Мой родитель Герон оказал вам всем услугу, создав религию бога солнца. Ваше общество получило силы и знания для борьбы с Темными Силами. Мы создали социальный институт, который был призван защищать человечество и другие расы. И именно Герон две тысячи лет освещал вашу землю подобно солнцу, иначе всякая жизнь уже давно бы прекратила существование. Вы выжили и находитесь здесь только благодаря вампирам. И вы еще чем-то недовольны? Хейден закончил с тирадой, и ни у кого нет желания вступать в дебаты с таким существом. Несмотря на то, что высший вампир взял под контроль ауру, но все равно Элин чувствует противный комок страха, когда смотрит на благородного воина-вампира. — Вы убили большую часть выживших! — Однако Элизабет не собирается отступать. — Потому что это было необходимо. При этом мы подошли к выбору жертв беспристрастно. Свои жизни отдали те, кто принес бы наименьшую пользу в самые трудные времена, когда бы мы только начали восстанавливать утраченное. После строительства для вас нового мира мы очень сильно ослабли, поэтому без этого было не обойтись. Вы ведь знаете, что на войне для победы требуется чем-то или кем-то жертвовать. Эта ситуация никак не отличается. Всё, что мы делали, мы делали для вас. И даже сейчас я пытаюсь вас убедить вместо того, чтобы сломить. — Вот только на обычной войне мы бы знали, на что идем, а здесь всё решено за нас… — Пробует дальше возражать Элизабет, но Элин чувствует, что ей трудно бороться с абсолютной рациональностью Хейдена. — И что с того? — Пожимает плечами полководец Герона. — Таков закон мироздания, где есть сильные и есть слабые. Генерал может и не поведать суть самоубийственного задания, отправляя один полк закрывать собой все остальные. Ничего нельзя поделать с тем, что есть более сильные и знающие. Вам остается либо бессмысленно с этим бороться или склониться перед этой силой, как пахарь склоняется перед королем, указы которого решают судьбы всех крестьян без их спроса. Истинной свободы воли не существует. Возникает тишина, нарушаемая лишь дыханием. Элин украдкой смотрит на шлем Хейдена, но через прорези не может увидеть лицо, только тьму. Даже света волшебных огоньков, что сопровождали группу, для этого недостаточно. — Я думаю, наши переговоры зашли в тупик. Обе стороны максимально уверены в собственной правоте, так что дальнейшее обсуждение бессмысленно. — Вдруг заговаривает Лоренс. — Поддерживаю. — Кивает Хейден. — Так что прошу вас прилечь. Я снова отправлю вас туда, где каждый ваш день будет наполнен счастьем и радостью. — Я не согласен. У нас другой путь. — Жестко обрывает Лоренс. — Да, у нас другой путь. — Делает шаг вперед Элизабет и поднимает волшебную палочку. — Вы осознаете собственную глупость? — Высший вампир тоже делает шаг вперед. Теперь между ним и группой менее десяти шагов. — Только что вы были недовольны тем, что кто-то за вас решает, но теперь доверяетесь другой силе, о мотивах и методах которой не имеете ни малейшего представления. Вы нарушаете собственные правила. — Мы не нарушаем, учитель. — Улыбается юноша. — Вы сказали, что возможна или борьба, или принятие чужих условий. Мы выбрали второе. Только по отношению к другой стороне конфликта. Послушайте! Лоренс вдруг начинает говорить громче, обращаясь к спутникам. — Да, я работаю на два лагеря, а самостоятельно мы уже не выберемся из этой задницы. Я предлагаю присоединиться ко мне, а не к вампирам! Да, там вы тоже встретитесь с тайнами и жестокими решениями, но наша цель — дать миру второй шанс и избавиться от всех этих высших сил. Предоставить людям и другим народам полностью самостоятельно избирать свой путь. И тогда вы сможете наяву поучаствовать в той жизни, которая вам снилась. Я клянусь. Герон и Хейден же всегда будут довлеть над вами. Даже если это будет опека, а не рабство, они все равно не позволят цивилизации делать то, что она хочет. — Я встану на твою сторону. — Твердо говорит Элизабет. — Как и я. — Отвечает магистр Видар. После каждый отвечает согласием, а последней Элин находит в себе силы, чтобы дать громкий и четкий ответ: «Согласна». Лоренс улыбается бывшему учителю, а Хейден, кажется, отвечает тем же, если судить по тону: — Надо же, в этих переговорах я оказался слабее. Мне стоило подготовиться лучше. Но тогда у меня не остается иного выбора, как убить всех вас до того, как вы разбудите еще больше людей. Вы все приняли сторону силы, которую не понимаете, лишь не признавать мою правоту. Так что будьте готовы к тому, что пятая сторона мирового конфликта может вас привести к краху. Лоренс поднимает «поющий» меч, а Элизабет — волшебную палочку. Магистр Видар выходит вперед, Бальтазар и Микилинтурин встают по бокам. Элин вместе с Йораном будут в поддержке. Время слов закончилось, теперь остается лишь кровопролитие.Глава 19
Даже решительный настрой не сможет побороть силу, что стоит намного выше любого присутствующего. Элин это понимает, поэтому со страхом ожидает начала столкновения. «Если это тот же высший вампир, что напал в столице Петровитты, то как нам с ним бороться?». — Мысль прокручивается раз за разом в голове. Остается надеяться на силу того, на чью сторону сейчас стали все. Эльфийка очень хочет узнать, на кого именно работает Лоренс и почему он так спокойно смотрит в лицо страшному противнику. Пока что лишь один факт неоспорим: Элин самая слабая в группе, поэтому ей придется по большей части наблюдать за происходящим. И вот Хейден делает первый шаг, а потом группу разбрасывает воздушная волна. Глаза эльфийки не успели увидеть, что произошло, но потом появляется новый участник сражения, что перегородил проход вампиру. Девушка с удивлением смотрит на большую спину голема Карадана, который очутился перед отрядом, словно телепортировался сюда. «Иначе как он здесь очутился?». Хейден намеревался ворваться в строй, но врезался в голема, что уже наносит ответный удар. Правая рука голема несется к голове противника, но последний легко уходит от удара и оказывается за спинами всех. Элин буквально затылком чувствует его присутствие и понимает, что не успеет обернуться перед тем, как умрет. Но Карадан вновь спасает от неминуемой гибели, также быстро переместившись назад. Элин падает на колени, где ей помогает Лоренс. Потом все отходят в другую часть зала и встают спиной к стене, наблюдая за удивительным боем. Голем лишь выглядит неуклюжим и медлительным, но каким-то образом не уступает по скорости Хейдену. Элин трет глаза, но странный зрительный эффект не пропадает. Сейчас кажется, что облик голема постоянно мерцает, одновременно перемещаясь в разные точки пространства. Вдруг Хейден разрывает дистанцию и выходит из зала, зовя за собой Карадана. Голем быстро шагает следом, а потом из коридора доносятся звуки боя. Элин смотрит на товарищей, который тоже не понимают происходящего. — Хейден не захотел драться здесь, так как могут пострадать спящие. Нельзя сказать, что он врал относительно своих и Герона планов. Они действительно стремятся помочь смертным расам, но не видят истинной картины и не хотят принять других убеждений. — Произносит Лоренс. — Элизабет, ты можешь с помощью магии видеть происходящее на расстоянии? — Да, но не на слишком большом расстоянии. — Отвечает волшебница. — Ты хочешь проследить, чем кончится схватка? Юноша кивает. Чародейка закрывает глаза, совершает пассы, а потом руками чертит прямоугольник, в котором начинает отражаться происходящее впереди. Элин внимательно смотрит на то, как Хейден и Карадан сражаются впереди, уже не сдерживая силы. Их путь отмечают разрушения: разлетаются камни, раскалываются стены и потолки, обрушиваются целые ярусы. — Разве может обычный голем противостоять высшему вампиру? — Удивляется Йоран. — Считалось, что такие слуги полезны против обычных людей, но плохо справляются со слишком быстрыми врагами. — Это необычный голем. — Отвечает Лоренс. — Все-таки мэтр Эзодор неплохо над ним поработал. Можно заявить, что это король всех големов. — Даже если его сделал господин архимаг, то это все равно очень странно. — Продолжает чародей. — Что ж, мир несколько сложнее, чем мы себе представляли. — Прерывает обсуждение Микилинтурин. — Что будем делать теперь? Мы с Клаусом могли бы помочь голему. — Нам нужно разбудить всех остальных, а потом собрать в безопасном месте. — Предлагает Элизабет, а Лоренс кивает. Впрочем, этим планам не суждено было сбыться, так как где-то над головами тоже что-то происходит. Появляется какой-то гул, взрывы, это точно не Карадан и Хейден. С потолка сыплются камни и песок, такое ощущение, что подземелье сейчас обрушится. — Что там происходит? — Спрашивает Бальтазар, но у Элизабет не получается посмотреть. Магия дальновидения и создания изображения показывает лишь высокоскоростные потоки огня и танцующие тени. Ничего конкретного увидеть на поверхности нельзя. Ясно лишь то, что такими темпами от города может ничего не остаться. Лоренс лишь пожимает плечами, так как не имеет информации о происходящем там. Тем временем Карадан продолжает кружиться вокруг Хейдена. Или это высший вампир кружится вокруг голема? Или сразу оба? Элизабет вновь настраивает изображение на более близкую схватку, пока другие начинают будить людей поблизости. Но ясно, что спящие улицах и в домах города скорее всего пострадают, если страшный катаклизм пройдет рядом с ними. Это горько признавать, но они ничего не могут сделать. Все понимают, что из подземелья лучше не выходить. Элин смотрит через плечо подруги и видит, как Карадан не просто может телепортироваться и бить огромными кулаками, но еще использует магию. Сама эльфийка не особо разбирается в магии, но Элизабет говорит, что это невероятно. Она не слышала о големах, которые могли бы применять магию. Эзодор Уньер действительно сделал потрясающего помощника, что пригодился даже после конца света. Но и Хейден не думает отступать, продолжая наносить удар за ударом. Высший вампир кажется очень уставшим после всех событий. Элин кажется, что он не врал, когда сказал о том, что он и Герон потратили почти все силы на то, чтобы спасти мир таким образом, каким считают правильным.Но даже обессиленный высший вампир продолжает с гордо поднятой головой встречать атаки каменного создания. И по боевым навыкам вампир на голову выше всех присутствующих, так как минимумом движений умудряется приносить максимум для себя пользы. Хейден уклоняется от ударов ровно настолько, сколько необходимо, даже если расстояние всего один миллиметр. И даже начинает привыкать к постоянно мелькающему в пространстве врагу, что может нанести удар из любой позиции. И все равно на огненные атаки и ледяные шипы, на барьеры и разрушительные печати. Высший вампир сводит на нет любую смертоносную атаку, а после начинает контратаковать. — Что же, я предполагал, что Карадан не справится. — Вполголоса произносит Лоренс. — Но я думал, что он выиграет намного больше времени. — Разве он проигрывает? — Спрашивает Элизабет. Несмотря на то, что с помощью магии сильно замедляет картину дальновиденья, все равно не получается успевать за всем происходящим. Возможно, она и Элин что-то пропускают. — Проигрывает. Мой бывший учитель даже в прошлом считался одним из сильнейших высших вампиров. Ровно как и Герон был первым из Древних. Элин удивленно смотрит на юношу, который утверждает, что Хейден был его учителем. «Зачем вампиру учить человека? Или подожди… Лоренс уже говорил, что его обучал известный охотник на вампиров. Значит, это был Хейден, что предал других вампиров, чтобы защитить людей и другие расы?». — Это единственное, что приходит в голову. Если развивать мысль, то можно даже заявить, что именно Хейден был у истоков охотников на вампиров в древности. Это тоже соотносится со стремлениями, которые озвучил полководец Герона. Но что-либо спросить Элин не успевает, так как подземелье начинает ходить ходуном, а они так и не успели разбудить еще кого-нибудь. Как узнала Элин, её пришлось будить почти пятнадцать минут. Они не успеют спасти всех спящих. Это понимают все, что смотрят друг на друга. Элизабет продолжает следить за боем голема и вампира, где последний уже уверенно одерживает верх. Хейден предугадывает, где окажется противник, и проносится сквозь него на недоступной человеческому зрению скорости. Это приводит к тому, что Карадан разлетается кусками камней по месту, что стало ареной для поединка. Создание из мастерской бывшего архимага Манарии проиграло, значит, сейчас Хейден снова вернется сюда. Но что-то идет не так, как ожидалось. Хейден вдруг направился на поверхность. И почему-то «океан» магии приходит в хаос, из-за чего магия дальновидения рассыпается. С потолка падают уже огромные камни, но Лоренс говорит, что бежать никуда не нужно, так как сам Путь разрушается. — Что? Почему? — Вопросы сыпятся со всех сторон, но юноша не отвечает, лишь начинает отбивать по мечу определенную мелодию. С клинка срываются волшебные волны энергии в такт звучанию, а потом рождается невероятно сильная вспышка. Элин чувствует, что падает в очень глубокую яму, а потому кричит. Но падение резко останавливается, а следом в ноздри ударяет запах свежей травы. Открыв глаза, Элин видит над собой голубое небо, а по лицу пробегают солнечные лучи. Вокруг шумят зеленые деревья, и носится теплый ветер. Это очень похоже на мир, в котором построен Золотой Град. Остальной отряд тоже находится рядом, но больше никого нет. Эльфийка находит взглядом подругу, что тоже пытается прийти в себя. — Мы перенеслись на Путь, где Золотой Град штурмовала нежить? — Спрашивает Йоран. — Да. — Тихо отвечает Лоренс. — Этот Путь все же не так сильно завязан на Героне, поэтому тут относительно безопаснее. Но где-то здесь могут быть вампиры и нежить Могильной Мглы. — Лоренс, а что случилось с остальными? — Элизабет поднимается на ноги. — Все погибли. — Пожимает плечами юноша. — Нам не хватило времени, чтобы спасти всех. Все спящие в том городе погибли вместе с разрушением Путей. Я не предполагал, что кто-то сможет уничтожить те Пути так быстро. Либо вампиры постарались, либо нежить. Все ошарашенно смотрят друг на друга. Таким образом они остаются последними выжившими центрального мира. Сотни людей погибли в один момент, но хотя бы увидели напоследок версию самой счастливой жизни, какая у них могла быть. Во всяком случае Элин на это надеется. А также эльфийка хочет верить, что Лоренс знает, что нужно делать. Именно она задает этот вопрос. — Не знаю. Я всего лишь исполнитель, решать будет заказчик. Именно он выдернул нас с тех Путей, когда я отправил сигнал бедствия. — А мы можем хотя бы узнать, кто он? — Спрашивает Элизабет. — Вы с ним знакомы. Он уже в пути. Долго ждать не пришлось. Из зарослей появляется фигура человека в просторной серой мантии и посохом в руках. Почти все присутствующие сразу узнают архимага уже несуществующей Манарии по имени Эзодор Уньер, что в свою очередь обводит глазами присутствующих.
Глава 20
Сареф плывет в какой-то безраздельной тьме, где не должно выжить ни одно живое существо. Но вампир продолжает существовать, а через некоторое время получается даже прийти в сознание. Сила Древних вампиров защищает от нахождения в пустоте, где нет Путей, хотя это не совсем можно назвать космическим вакуумом. Юноша удивлен тому, что легко может здесь находиться, но потом вспоминает, что использовал «Кровавый пир» на Героне. Совокупная мощь Темпкрова и Фаратхи помогла одолеть ослабевшего врага, и сейчас сила Герона принадлежит Сарефу. «Точнее, так говорить не совсем правильно», — корит сам себя вампир. Поглощение души еще не значит, что она не попытается уничтожить вампира, если он ослабит сдерживающее заклятье. На самом деле будет не очень хорошо, если вдруг Герон захватит тело и таким образом вернется в мир живых, хоть и не будет самим собой на 100 %. Алый меч Короны Штормов тоже полностью возвращен в башню, а временная сила Фаратхи исчезла. Разум немедленно начинает анализировать ситуацию. Многие скажут, что Сареф не особо умеет вдохновлять и проявлять видимую эмпатию по отношению к окружающим, но все в один голос скажут, что котелок у него варит. И чем сложнее встает задача, тем даже интереснее. Да, именно что интереснее, юноша не понимает, когда начал думать о таком. «Похоже, Темпкров все же повлиял на мою личность». Родоначальник Линии Крови славился тем, что являлся идеальным хищником. И как хищник, он научился получать удовольствие от охоты. А охотник может гнаться не только за дичью, но и за ответом для сложной задачи и за победой в неравной схватке. Мысли скачут от одного решения до другого, пока не приходит озарение. Сареф закрывает глаза и погружается в мысленный мир, где над мертвой равниной возвышается Мхтаранг Окула с вонзенным мечом, а на небе сияет алая луна, что закрывает собой свет солнца души Герона. Сареф начинает ослаблять цепи с двух душ одновременно. Над башней поднимается циклон, пока исполинский алый меч тянется рукоятью к небу. А над головой луна начинает смещаться в сторону, прекращая искусственное затмение. Темпкров скован пактом с Древнейшим и Сарефом, а вот Герон нет. Поэтому бывший бог солнца сразу усиливает атаку на разум носителя, чтобы наводнить своими воспоминаниями и знаниями, а также подавив своими ценностями. Это могло быть опасно, но Сареф лишь снял намордники с лютых псов, которые по-прежнему остаются в клетке. Это закономерно приводит к тому, что они начинают грызться между собой. Корона Штормов не обещал Древнейшему, что не будет атаковать другие поглощенные души. Герону же нужно сначала одолеть могущественную душу собрата перед тем, как начать завоевание Сарефа. Две великие силы начинают взаимно друг друга сдерживать, а разбрасываемую ими силу Сареф будет использовать для своих нужд. Юноша вновь открывает глаза и видит в пустоте пульсирующий алый овал. Легко узнать работу Легиона, теперь чувства действительно выходят на совершенно другой уровень. Сареф ныряет в портал и оказывается на Путях, где стоит Золотой Град. В глаза тут же ударяет солнце, а рядом возвышаются золотые здания. Даже без Герона этот мир продолжает существовать, но всего за пару лет придет к упадку, а после тоже растворится в пустоте. — Молодец. — Хватил высший вампир. — Ты не только победил Герона, но сумел еще поглотить его. Сареф встает и смотрит на выживших вампиров. Почти никто не пострадал, так как нежить после бегства Герона и Хейдена предпочла отправиться на другие Пути, где кипит еще более масштабная война. После вампир проверяет количество выживших их центрального мира:Выжившие жители: 10
Осталось всего восемь жителей центрального мира, хотя после разрушения тех Путей все должны были умереть. Хейден в одиночку бы не успел перенести их обратно на этот Путь. «Ладно, это никуда не уйдет». — Двигаемся дальше по плану или есть изменения? — Спрашивает у Легиона. — По плану. Сейчас на других Путях гремит война между духовными существами, демонами и нежитью. Пора и вампирам к ней присоединиться. — Нас осталось мало. — Демонов тоже немного, а по сравнению с духовными существами, коих на Путях миллиарды, даже Могильная Мгла кажется песчинкой. — По-настоящему боеспособных духовных существ у них не так уж много. Я переживаю насчет мэтра Вильгельма. Он чертовски умен и является стратегическим гением. Он вступил на тропу войны с подготовкой, что лучше даже нашей. — Ничего не поделать. — Пожимает плечами высший вампир. — К тому же ты стал сильнее, так что можешь попробовать скрутить его в бараний рог. — Нет, я по-прежнему остаюсь старшим вампиром. И биологически, и физиологически, и психологически. Герон и Темпкров сейчас борются внутри меня, так что я не могу использовать полную их силу. Если и стал сильнее, то все равно чуть слабее высших вампиров, хоть и намного сильнее старших. — А если запереть Герона и воспользоваться только помощью Короны Штормов, который обещал сохранность твоей души? — Я просто развалюсь. Барьер Темпкрова я возвел на фундаменте того, что создал мэтр Вильгельм. При всем желании я не могу повторить его шедевр. Барьер же вокруг Герона я создал почти что инстинктивно, а результат получился топорным. На поддержание этого барьера уходит колоссальное количество ментальных сил, поэтому я решил дать своим внутренним демонам сдерживать друг друга и освободить меня от этого занятия. — Внутренние демоны, ха! — Смеется Легион. — Ладно, я понял. Тогда еще немного отдохнем и отправимся прочь отсюда. Тебе ведь нужно время, чтобы подготовить удар? — Да. — И поговори с Кастулом, пожалуйста. Я его тоже успел вытащить. — Мне поговорить? Разве не ты его бог-отец? — Удивляется Сареф. — Он в смятении, а ты ближе к людям, чем я. Он дрался с магистром Клаусом Видаром во время штурма Золотого Града, а после был насильно перемещен на другой Путь, где заснул волшебным сном. Все же Герон не мог выбрать, кого брать или нет, так что забрал всех, кто не является вампиром, нежитью или демоном. — Думаю, я понял, что произошло. Поговорю с ним. Сареф находит грандмастера неподалеку. Мужчина сидит на крыльце одного из домов, положив гномий клинок на колени. Странно видеть, чтобы Кастул не тратил свободное время на тренировки. Грандмастер замечает Сарефа и кивком приветствует. Вампир садится рядом. — Ты в порядке? — Да, в полном. — Спокойно отвечает воин, но от былой непробиваемой уверенности не осталось ни следа. Кажется, что большая тревога поселилась в сердце. — Ты что-то увидел во сне, что напустил Герон? — Да. Там я жил совсем другой жизнью вместе с женой и дочерью. Они знали, кто я, а я их не помнил. Но потом из памяти начали всплывать воспоминания, и я вспомнил их. Возникло ощущение, что я жил с ними всю жизнь. Весело проводил дни, открыл собственную школу боевых искусств, готовился выдать дочь за достойного человека. Мне нравилось это, но это идет вразрез тому, к чему я стремился до этого. Сареф внимательно слушает. Кастул действительно пребывает в смятении, так как однажды лишился семьи. Психическое давление оказалось настолько сильным, что он предпочел забыть об этом, отдав всего себя Легиону. Высший вампир помог избавиться от этих мук, и Кастул обрел новые силы и цель. Через потерю памяти и искажение воспоминаний он восстановил душевные силы, хоть и остался эмоциональным калекой. Но вот сила Герона вновь выдернула всё это на поверхность, показав на самом деле то, что бы хотел мужчина. И сейчас есть два пути. С одной стороны можно солгать Кастулу, что это был обман Герона и хитрая иллюзия. Что на самом деле такой жизни никогда не существовало, а воспоминания ложные. Грандмастер легко поверит в эту ложь и вернется к привычному состоянию духа, так как хочет быть обманутым. Ему невыносимо испытывать тревогу над тем, что не может разрубить мечом. Другой путь сложнее и не гарантирует результат. Можно открыть товарищу глаза на собственное прошлое. Если Кастул с ним не справится, то вряд ли сможет взять в руки меч. Но если справится и переживет горе без вмешательства в психику, то ментально станет сильным под стать физическому телу. Самая главная преграда Кастула на пути к статусу величайшего воина — это он сам. Его собственная неполноценность мешает достичь цели. Сареф может даже предположить, что мечник бы проиграл Клаусу Видару, если их поединок не прервали. Вампир не знаком лично с мастером-щитоносцем, но информации от агентов верит. Магистр Видар обладает внутренней целостностью и несгибаемым стержнем. Его прошлое тоже не было безоблачным, но он никогда не бежал от трудностей и боли. Клаус Видар постоянно встречался лицом к лицу со страхами и неприятными мыслями и пропускал через щит саморефлексии. Это позволило ему стать зрелой личностью, что видит гораздо дальше. А Кастул же вел себя как ребенок. «Легион мог бы еще раз вмешаться в память воина, но решил оставить это на меня. Неужели он тоже хочет, что я рискнул пойти по сложному пути?». — Послушай меня, Кастул. Герон ничего не придумал. Каждый во сне увидел то, что основано на реальном опыте и желаниях. Ты во сне не увидел себя на вершине мира боевых искусств, потому что на самом деле хочешь вовсе не этого. — Говорит Сареф. — Ты действительно жил однажды той жизнью. У тебя была семья, а потом она погибла. Ты попросил помощи у Легиона взамен на верную службу. Он исказил твои воспоминания, но больше делать это не хочет. Голова грандастера опустилась еще ниже, так как юноша подтверждает подозрения. Сареф знает, что любой путь несет в себе эгоистичные мотивы, но ему хотелось бы, чтобы спутник смотрел на мир таким, каков он есть. Сареф этого же желал Иоганну Коулу и Маклагу Кродену. Вот только чародеи прекрасно осознавали свои мотивы, поступки и прошлое, просто уже давно сдались. Но Кастул еще может стремиться не к саморазрушению. — Кастул, что если я скажу, что следование пути до конца может принести в награду именно то, что ты хочешь. — Я не верю. Если я продолжу сражаться, то в итоге всё живое погибнет, и здесь образуется царство смерти. Я бы хотел вернуться в прошлое и всё исправить, то эта война не позволит этого сделать. Это в принципе невозможно. — Ты прав. Это невозможно. Прошлое можно увидеть, но не изменить. Но я все равно обещаю тебе награду, если ты возьмешь себя в руки и поможешь нам до конца. — Тоже погрузишь меня в волшебный сон, как делал с тем сверкающим магом? — Кто знает, пусть это будет сюрпризом. Но если ты останешься сидеть здесь, то точно ничего не изменится. И кто знает, возможно, в мире мертвых ты с гордостью скажешь родным, что стал величайшим мечником всех миров. Либо скажешь, что сидел на крылечке и мотал сопли на кулак. Кастул вдруг рассмеялся, а Сареф улыбнулся в ответ.
Глава 21
Элизабет удивленно смотрит на Эзодора Уньера. До этого считала, что архимаг погиб вместе со всем миром, так как в Порт-Айзервице его не было. «Или нет? Что если он тоже был где-то рядом? И почему Лоренс называет его заказчиком?». — Такие вопросы сейчас гуляют в голове не одной лишь волшебницы. — Приветствую. — Сдержанно произносит чародей. — Признаюсь, не ожидал, что кто-то сможет выжить. — Мэтр Эзодор, что происходит? Вас тоже Герон спас и перенес на эти Пути? — Элизабет делает несколько шагов вперед. — М? Нет, меня бы он не захотел спасать, но мне это не нужно. Неожиданно, что часть Громового отряда сумела добраться до этого этапа. Но времени отдыхать у нас нет, нам нужно срочно покинуть эти Пути. — Покинуть куда? — Спрашивает Йоран. — Мы уже проиграли войну за родной мир. — Да. И это было неизбежно. Не корите себя. — Флегматичный архимаг излучает ауру уверенности, что благотворно влияет на присутствующих. — На других Путях идет последняя война, где духовные существа, демоны, нежить и вампиры вцепились друг другу в глотки. Мы тоже примем участие. — А разве мы сможем что-нибудь им сделать? — Вдруг говорит Бальтазар. — Что мы одной группой сможем изменить? — Не стоит переживать. Главный бой я возьму на себя. Вам нужно лишь не отставать и прикрывать друг друга. — Но что именно вы задумали? Все смотрят на новую фигуру, что вдруг несет с собой новую надежду. Элизабет понимает, что действительно хочет, чтобы кто-то указал ей верный путь. Чтобы кто-то принял в такой ситуации решение за нее, так как она уже устала от этого и готова сдаться. «Может, мне всегда не хотелось такой роли, ведь даже во сне Герона я работала обычным преподавателем в академии. И может, поэтому стремилась к общению с теми, кто смело смотрит вперед», — перед мысленным взором встают образы Сарефа и Лоренса. — У нас есть возможность отправиться очень далеко отсюда. Можете назвать порталом, если хотите. — Начинает маг. — А за ним есть шанс найти новые земли, где не будет Темной Эры и прочих ужасов. — Значит, к этому порталу стремятся все остальные? — Догадывается Элизабет. — Да. Вампиры хотят вернуться в родной мир, демоны и духовные существа — просто убраться подальше, а Могильная Мгла… Её можно назвать персонификацией смерти и Темной Эры. Она просто хочет смерти всему, но не из ненависти или чего-то еще. Тот, кто сейчас носит имя Вильгельма Вигойского, хочет дать всему идти своим чередом и не сопротивляться Темной Эре, хоть это и значит гибель. — И вы уверены, что мы всех победим? — Спрашивает Микилинтурин. — Обязаны, ведь от этого зависит наше будущее. Вдруг глубоко под землей рождается толчок и доходит до ног беседующих. Следом ландшафт начинает трястись сильнее, словно землетрясение идет по их душу. — Вампиры уничтожают этот Путь. — Отвечает архимаг на вопросы. — Герон и Хейден создали великолепный мир, истинный шедевр. Как жаль, что он недолго простоял. Будь они чуточку быстрее или удачливее, всё могло бы пойти другим путем. — А разве Герон позволит вот так просто разрушить собственный мир? — Удивляется Элизабет. — Герон побежден, так что этому миру так и так конец. — За спиной мэтра Эзодора распахивается изумрудный портал на другой Путь. — Итак, нам пора выдвигаться. Я отвечу на оставшиеся вопросы, когда прибудем на временную базу. Архимаг жестом просит всех войти. Клаус Видар как обычно первым шагает в неизвестность, не проронив ни слова. Это знатно успокаивает чародейку, которая вместе с Элин шагает следом. Один за другим все заходят в портал, пока не остаются лишь архимаг и молодой рыцарь с «поющим» мечом. — Я сделал всё верно? — Спрашивает Лоренс. — Да. Хотя я не ожидал, что кто-то выживет. — И что? Бьем морду всем, прыгаем через портал в дивный новый мир и живем долго и счастливо? — Не самый плохой вариант, за который кто-то бы предпочел умереть, а кто-то — убить другого. — Звучит жутко интересно. — Улыбается юноша и шагает в портал. — Или просто жутко… — Вполголоса отвечает маг, закрывая за собой пространственный проход. В этот момент на Путях начинают происходить кардинальные изменения. Стены Золотого Града шатаются и падают, башни оседают и рушатся. То, что по задумке Герона должно было стать местом спасения и раем, безвозвратно уничтожается. А следом весь мир начинает сходить с ума из-за пробуждения сущности того, на силе которого Путь был возведен. Если Золотой Град был возведен на костях и крови Города Изумрудного Света, одного из великих духовных существ прошлого, то цементом и гвоздями самого Пути послужил Темпкров. И сейчас по приказу одного вампира он пробуждает эту свою часть, где инстинкт хищника велит отправляться за добычей. Вот только добычи на Путях уже нет, поэтому огромный циклон закрывает собой в первую очередь рушащийся Золотой Град и развеивает в пыль. Больше нет Герона, который бы поддерживал мир, поэтому следующей целью охотника становится он сам. Величайший хищник сможет поучаствовать в подобной охоте лишь раз в жизни, когда будет бороться сам с собой. Знающие скажут, что в этом акте самоубийства нет ничего странного, потому что это понятие неприменимо к Древним вампирам, что живут в плоскости бытия, где не существует понятии настоящей жизни и настоящей смерти. И эти же знающие лишь пожмут плечами на расспросы, так как сами не ведают всей правды о Ночном Народе. Чудовищные землетрясения проходят по материкам, пробуждаются вулканы, ураганы с грохотом проносятся повсюду, а затем Путь пожирает сам себя, коллапсирует в пространстве и разносится ярчайшей вспышкой по окружающему межпутевому пространству. Возможно, на каких-нибудь соседних Путях это событие озарит небеса ярким светом, а где-то лишь звездочка блеснет на небе и навсегда погаснет. Такой конец пророчат вообще любой существующей материи, но группа выживших это уже не увидит. Сейчас они с удивлением озираются, оглядывая пожелтевший камень и слушая крики чаек. Последним из портала появляется мэтр Эзодор и знакомит всех с последним пристанищем. — Это Тор-Гибалар. Великая морская крепость. Не спрашивайте, кто и когда её построил, я сам точно не знаю. Это строение старше любых народов, кроме духовных существ и демонов.Элизабет оглядывает монументальные строения, белый камень и растущий тут и там мох и плющ. Если когда-то Тор-Гибалар был прекрасным сооружением, то сейчас это напоминает древние руины. Но удивительнее то, что все находятся на верхней площади, а внизу плещется голубое море. И они не на острове, фундамент крепости уходит под воду и, кажется, плывет. — Мэтр, этот замок плывет? — Йоран тоже заметил странность. — Да. Под нам нет никакой затопленной суши. Тор-Гибалар бесконечно плавает по морям этого Пути вот уже не знаю сколько времени. Я обнаружил его случайно и решил использовать в качестве уединенного места. Пришлось кое-что отремонтировать, осушить нижние уровни от воды, наложить кучу заклятий. Теперь это наша мобильная боевая база. — А почему он не тонет? — Таким был задуман создателями, секрет строительства мне неизвестен. Мне кажется, что раньше крепость была местом встреч демонов и духовных существ тысячи и тысячи лет назад, когда людей в помине не было. А всё, что строили демоны, будет работать вечно, если специально не сломать. Здесь вы все сможете отдохнуть. Этот Путь находится в стороне от линии фронта. Еще один ваш товарищ проведет для вас экскурсию. На камни площади спрыгивает человек с луком за плечами. Магистр Венселль стоит без шлема, но половину лица закрывают бинты. Видно, что бойза Порт-Айзервиц был и для него сложным. Мастер-лучник подходит ближе. — И это все выжившие? — Магистр уже не существующей Оружейной Часовни оглядывает присутствующих. — Как видите, Аддлер. Я рада, что вы тоже сумели спастись. — Говорит чародейка. — Господин архимаг меня спас в столице перед тем, как я чуть не исчез в золотом портале. Кто бы мог подумать, что Герон был вампиром. Теперь я чувствую себя последним идиотом и худшим охотником на вампиров. — Тут нет ничьей вины, Герон знал, что и как нужно сделать. У меня есть еще дела, так что отдыхайте и готовьтесь. — Эзодор Уньер снова исчезает, но в этот раз уже без портала. Аддлер ведет всех вниз, где обустроены жилые помещения. Элизабет удивляется огромной библиотеке и лабораториям архимага. «Возможно, именно здесь он скрывался от общественного внимания». В одном зале множество алхимических приборов с кладовыми, заваленными ингредиентами. В другом зале мастерская с недоделанными големами. Значит, именно отсюда вышел однажды Карадан. Вскоре все доходят до комнат, где созданы разные удобства. Тут и кровати есть, и кухня, и ванные комнаты. Магистр Венселль рассказал о том, что архимаг притащил его сюда и немного подлатал после боя с вампирами. А потом велел ждать отправки на великую войну. Потом Элизабет рассказала о всем, что произошло в Золотом Граде и потом. — Эх, жаль, меня там не было. Я бы не упустил случая убить еще парочку вампиров. — Цедит лучник. — Но ничего, шанс пересечься с ними еще есть, когда отправимся на войну. Чародейка ничего не сказала, но про себя подумала, что сильно устала от всего этого. От неизвестности, от войны, от гибели близких людей. Но судьбе плевать на чьи-либо чувства, поэтому действительно стоит немного отдохнуть. Элин уже заснула на одной из кроватей, Бальтазар решил перекусить, а Аддлер позвал Микилинтурин и Клауса на тренировочную площадку, что есть на один уровень ниже. Элизабет завидует их выносливости, но мастера боевых искусств тратили десятки тысяч часов тренировок сквозь боль и усталость, чтобы прийти к такому результату. Элизабет вместе с Лоренсом и Йораном устроилась на балконе, откуда открывается замечательный вид на море. Снаружи снова галдят чайки, гнездящиеся на руинах крепости посреди древних сооружений и памятников неизвестным личностям. Яркое солнце дарит тепло, а ветерок приятно обдувает. — А ведь мэтр Эзодор мог перенести всех сюда до того, как на столицу напали вампиры. — Говорит волшебница. — Этот мир не пригоден для жизни, так как полностью покрыт водой. — Отвечает Лоренс. — Вряд ли тысячи людей тут долго бы протянули. — Кстати, Лоренс, а ты тоже был вместе с архимагом, раз тебя не было в Золотом Граде? — Интересуется Йоран. — Да. Меня и магистра Венселля успел вытащить наш крутой волшебник. — Но почему только вас? — Господин архимаг не спаситель, как может показаться. Несмотря на то, что даже мне он не рассказал всех подробностей, я считаю, что не все его цели или методы могут нам понравиться, но другого пути нет. Наступает тишина, во время которой все решили продолжать наслаждаться волнующимся морем, ведь скоро снова их ждут тьма, холод и кровь.
Глава 22
Темнота сменяется светом, когда вампир выходит из портала. На этих Путях Сареф никогда не бывал, так что с интересом смотрит на восемь разноцветных лун, что висят в ночном небе. Пути по сути можно назвать параллельными мирами, где среда может очень сильно отличаться от виденного ранее. При этом обострившиеся чувства замечают пока незаметные изменения, что имеют серьезные последствия. Этот Путь постепенно разрушается, так как больше нет пуповины, что связывала с центральным миром. Если главный мир уничтожен, то и Пути ждет такой же конец, иначе бы духовным существам было абсолютно все равно на Темную Эру. Юноша замечает фигуры товарищей и направляется к ним. — Все прошло гладко? — Спрашивает Кейлт, маг крови, о судьбе Путей с Золотым Градом. — Да. Мы уже отправляемся дальше? — Сареф встает рядом. — Да, ждали только тебя. — Отвечает Легион, и в этот момент распахивается переход на другие Пути, где станет намного более опасно. — Тогда отправляемся, нечего время тратить. Все по очереди заходят во Врата, после чего обстановка резко меняется. Сареф оглядывает новую местность, наполненную дымом и пожарами. Кажется, что раньше тут росли бесконечные леса, а теперь чудовищный пожар прошелся по всем массивам, оставляя за собой только золу и черную землю. На новых Путях царит день, но свет с трудом проходит сквозь многочисленные столбы дыма. — Здесь уже прошлась Могильная Мгла. Быстро работают. — Говорит Легион. — Но ведь Звездного Горизонта у них уже нет? — Спрашивает Йос. — Может, нет. Может, есть. — Может, может. Пошли уже дальше. — Кастул стоит с обнаженным мечом и рвется в бой. Сареф смотрит на него и про себя удовлетворительно кивает. Грандмастер сумел взять себя в руки и решил пройти путь до конца, даже если в конце никакой надежды. Даже если вернуть семью и прежнюю жизнь он не может, то у него еще есть шанс исполнить желание относительно воинской славы. И в этом Сареф пообещал помочь. Отряд отправляется дальше и скоро догоняет линию фронта, где сражаются сразу три стороны. Точнее, демонов не видно, но Ацет говорит, что они поблизости. Сареф с высокого холма наблюдает за легионами мертвецов, вокруг которых горит изумрудное пламя. Именно этот мистический огонь обращает в пепел всех, кто не относится к Могильной Мгле. Здешний Путь выглядит очень необычно, так как вместо неба висит другой материк, где все перевернуто вверх дном. «Но и мы с той точки тоже будем казаться перевернутыми», — размышляет Сареф и смотрит на ураган разноцветной энергии, что появляется на пути войска мэтра Вильгельма. Большая часть духовных существ не имеет привычного материального облика, поэтому именно так выглядит атака защитников Путей. Ураган огней врезается в первые ряды нежити и легко раскидывает в разные стороны. Со стороны кажется, что местные обитатели своей силой легко разрывают мертвые тела и разбрасывают ровное построение. Но Сареф уже знает, что мэтр Вильгельм легко восстанавливает тела «солдат». Продвижение урагана через полки мертвых замедляется, а после изумрудные копья поистине исполинских размеров пронзают ряды духовных существ. Юноша успел многое узнать о разных видах магии, в том числе о некромантии. Вполне очевидно, что сейчас некромант-полководец атакует магией, что иссушает духовную энергию. Это было видно в Путях, где уже прошли мертвые. Само пространство Путей атакуется силой Могильной Мглы, что убивает любую материю и энергию. Подобно гнилостному разложению эта сила проникает как в тела местных защитников, так и само устройство Путей. Идеальное оружие в тех ситуациях, когда нужно пройти огнем и мечом и уже неважно, что будет потом. Старший вампир мог бы сравнить это с ядерной бомбардировкой: если тебе важно лишь уничтожить врага, а его земли не нужны, то лучше использовать оружие массового поражения. — Они всё прут и прут. — Произносит Фриг Ройт с кривой улыбкой. — А куда они направляются? — К центру Путей, где и находится tramz arc. — Отвечает высший вампир. — Именно там нас будут ждать великие духовные существа, что еще остались в живых. Туда же движутся демоны. И нас дорога ведет в ту сторону. — Но пока мы просто идем вслед за нежитью? — Пока идем. Не стоит тратить силы на прорыв к центральным областям, когда можно просто сесть на хвост. Увы, но Пути устроены таким образом, что нельзя без подготовки переместиться из одного Пути в другой, если между ними находятся другие Пути. Всем приходится последовательно идти от одной точки до другой и так до конца маршрута. — Это духовные существа постарались? — Теперь к обсуждению подключается Белт Гуронн. — Разумеется. Они сделают что угодно, чтобы замедлить наше продвижение. Сейчас время важно для всех. Духовные существа имели доступ к Исходу отсюда, но не могли им воспользоваться до разрушения центрального мира. Теперь они попытаются это сделать, но процесс займет довольно долгое время, так как только демоны знают наверняка, что нужно делать. А они в союзе с нами.Вампиры продолжают следить издалека за баталией, в которую пока нет необходимости вступать. Победа достается мэтру Вильгельму, и это было ожидаемо, так как могущественных духовных существ здесь не было. Но после происходит еще кое-что важное: легионы мертвецов пополняются армадой призраков, что раньше были духовными существами. «Ну, раз мэтр Вильгельм или кто-то другой смогли воскресить Звездный Горизонт, то поднять неупокоенных низших духовных существ будет нетрудно». Таким образом воинство Могильной Мглы серьезно увеличилось в размере. Теперь там более трехсот тысяч воинов. Пока трудно сказать, сколько их станет к концу продвижения, где бывший наставник твердо намерен помешать планам всех «игроков». Вдруг легионы разделяются и уходят по разным маршрутам. Сразу пять огромных врат ведут полки на разные Пути. — Они разделяются! — Хором выкрикивают сразу несколько вампиров. Это действительно плохие новости, так как в таком случае они будут уничтожать сразу пять Путей. А потом на каждом снова разделятся и так дальше, пока не придут к финальному отрезку, обрушив множество Путей. Даже текущий мир начинает дрожать, так как изумрудный огонь в это время уничтожал оболочку Путей, хоть это не видно невооруженным глазом. — Может, стоит напасть сейчас, пока мэтр Вильгельм не набрал слишком много сил? — Сареф поворачивает голову в сторону Легиона. — Не знаю. Пока придерживаемся прежнего плана. Мы все равно знаем, куда именно направляются они, так что из виду не упустим. — Высший вампир пожимает плечами. В такой ситуации действительно трудно угадать верную стратегию, не зная досконально всех возможностей противника. Если духовных существ Легион заранее изучил очень хорошо, то Могильная Мгла лежала в обнимку с секретами в самой глубокой и холодной могиле. Вдруг от основных сил противника отделяется еще один отряд, что очень быстро движется в обратном направлении. Очевидно, что это по душу вампиров, поэтому все начинают готовиться к бою. По полям скачет мертвая кавалерия, бренча доспехами по костям. Мертвые рыцари с пиками и мечами неотрывно смотрят на кровопийц, что не собираются убегать от страшного врага. Мертвые кони без устали движутся вперед, поднимая копытами пыль и кусочки мертвой почвы. Сареф спокойно смотрит на сотню наездников, не видя в них большой проблемы. Мэтр Вильгельм просто решил задержать вампиров, так как сам сейчас не может тратить на это время. После того, как с Героном покончено, он решил максимально быстро занять самую выгодную позицию именно там, куда сейчас стекаются другие участники самого последнего вооруженного конфликта. Легион не успел отдать приказ, а Кастул уже понесся навстречу противникам. Высший вампир приказывает остальным оставаться на месте, чтобы сэкономить силы. Сареф того же мнения, к тому же великий воин и сам легко справится. Копья опускаются и целятся в грудь бегущего человека, но в момент столкновения Кастул легко уходит от атак и врывается в клин всадников. Сила столкновения была настолько впечатляющей, что даже земля содрогнулась, выгнулась и пошла трещинами. Подобно истинному богу войны Кастул расшвыривает всадников в разные стороны. Меч чертит самые сложные фигуры, отбивая любые атаки, а после скорость движений возрастает, чтобы нанести двенадцать одновременных ударов во все стороны в разрубанием пространства. Сарефу со стороны кажется, что там кто-то подорвал много килограмм тротила. Звучный взрыв сопровождается тучей поднятой в воздух земли, а нежить разлетается во все стороны в состоянии почти что фарша. А Кастул стоит посреди всего этого безобразия с победно поднятым мечом. Это действительно были слишком слабые для него противники, но опасность Могильной Мглы заключается не в количестве копий в армии нежити. Эта сила является сильнейшей отравой, что проникает в любые живые и неживые системы, приводя к гибели и разложению. Если бы Легион не успел накинуть магическую защиту на грандмастера, то Кастул после победы и сам бы упал замертво, так как Могильная Мгла подобно радиации легко распространяется окрест и пронзает собой почти всё. — А они снова встают. — Ухмыляется Фриг, что тоже хочет пойти поиздеваться над мертвецами. И вправду, под ногами Кастула возникает море из отрицательной энергии, что восстанавливает тела противников. Грандмастер встает в боевую стойку и только рад еще одному шансу показать мастерство. Но Сареф смотрит на Легиона с немым предложением: «Бывшему графу Вигойскому только это и нужно». Высший вампир кивает и разрешает вмешаться. Внутри продолжают бороться души Герона и Темкпрова уже без участия юноши. Сейчас вампир начинает тянуть силу богу солнца, пока он занят давним противником. Фигура Сарефа озаряется золотым огнем, теперь он может использовать священную силу, что всегда являлась противоположной вампирской природе. Огромные золотые мечи возникают над местом схватки и мгновенно пронзают каждую нежить. Вспыхивает золотой огонь, в котором сгорает даже незримая, но очень могущественная Могильная Мгла. Именно поэтому мэтр Вильгельм сначала атаковал Золотой Град, так как родоначальник Лайтроллской линии крови был одним из тех, кто мог в решающий момент всё испортить. Отрицательная энергия испаряется, а останки рассыпаются невесомым прахом, пока Кастул убирает меч в ножны. Раньше грандмастер от подобного вмешательства пришел бы в ярость, орал и топал ногами, но сейчас спокойно заканчивает бой. Он стал спокойнее и ближе к второй личности. Сареф не знает точно, что на глубинном уровне представляет из себя такое психическое расстройство, как раздвоение личности, но считает, что все же это один и тот же человек, которые придумал делить себя на две половинки. Ведущие психотерапевты из прошлой жизни могли бы поспорить, но сейчас это не является важным. Важно то, что другие силы нежити уже закончили переходы на соседние Пути, значит, им тоже пора отправляться.
Глава 23
Продвижение по Путям продолжается. Духовные существа заблокировали самые короткие маршруты, поэтому армии нежити и вампирам приходится идти окольными дорогами. Дорогами, полными разрушения и разложения. Огонь и мрак сменяются холодным светом: не найти одинаковых Путей, везде разные условия, к которым нужно приспосабливаться. Вампиры тоже разделились, чтобы проследить за каждой армией мэтра Вильгельма. Сареф и Кастул отправились за той, в которой должен находиться некромант. Это может быть опасным, но пока они не собираются нападать. По плану это нужно будет сделать, когда Могильная Мгла начнет штурм последнего бастиона духовных существ. Именно тогда всё решится. — Я бы предпочел сразиться с ними прямо сейчас. — Говорит Кастул. — Понимаю, но пока нельзя. — Отвечает Сареф. — Мэтр Вильгельм силен. К тому же у него есть полководец-лич, что смог сопротивляться Хейдену. А это невероятно. — Я помню того гнома в подземной империи. Думаешь, он выжил? — Уверен в этом. Я сосредоточился на Героне, а вот высшего вампира не встретил на том Пути. Наверняка он тоже движется параллельно нам. — А если он нападет, то мы сможем его победить? — Не знаю. Зависит от того, сколько у него сил осталось. Но нам не нужно думать об этом. Хейденом займутся Мастер и Сет. В небесах гремит гром. Здешние Пути вовсе не имеют суши или морей. Вся земля парит в небесах в виде тысяч островов, окутанных грозовыми тучами. Преодолевать такой ландшафт сухопутным войскам невероятно сложно, но мэтр Вильгельм просто открывает большие порталы в рамках одного Пути, а Сареф помогает Кастулу парить в небесах. Система с уже заметным трудом сообщает, что юноша все еще находится на ступени старшего вампира, но верить ей уже довольно сложно из-за того, что Кадуцей наложил блокировку на многие аспекты этих невероятных кандалов. Сареф уже давно не может рассчитывать на Систему и духовные силы, поэтому не доверяет слепо всему, что видит. Сейчас вообще непонятно, какое истинное место занимает в иерархии вампиров. Разумеется, он не стал Древним, но может использовать их силу. По-прежнему нечистокровный, так как человеческие гены невозможно изъять или полностью заменить вампирскими. В определенных ситуациях может быть сильнее Легиона и Хейдена, но с уникальными ограничениями. В истории Ночного Народа подобных Сарефу никогда не было. В темных грозовых облаках можно заметить силуэты драконов-нежити. Разумеется, у бывшего учителя такие помощники тоже есть. Молнии то и дело освещают силуэты крылатых монстров. Кастул вновь говорит, что с удовольствием бы попробовал сразиться в мертвым драконом, но ответ Сарефа тонет в невообразимом грохоте. Ярчайшая вспышка озаряет небеса, когда исполинский разряд молнии пронзает небеса и летучий остров, на котором двигались полки мертвецов.Вам противостоит Кователь Молний.
Система подсказывает, что духовное существо заметило не только нежить. Судя по силе удара, можно точно сказать, что это довольно сильное духовное существо. Парящий остров площадью почти в пятьдесят квадратных километров раскалывается на три части. Сареф и Кастул стоят на краю соседнего острова, но тоже ощущают силу удара. На Путях Страж Реальностей не несёт службу, поэтому духовные существа могут не стесняться бить со всей силы. Как раз в этот момент над головами наблюдателей пробегает разряд. «Мелодия мира» распознает треск готовящегося удара, и через мгновение ветвистая молния несется прямо к макушке Сарефа, но внезапно останавливается на полпути. Корона Штормов управлял понятиями покоя и движения, поэтому это же может делать и Сареф. Сейчас молния угодила в зону покоя, где не существует концепции движения, поэтому и замерла, будто на фотографии. Грандмастер рядом имеет феноменальную реакцию, но все равно запоздал с реагированием. Конечно, он сражался с Микилинтурин. Но пускай воительница является самой быстрой, скорости природной молнии она не сможет достичь. Для этого придется отбросить физическое тело, что является ограничителем. Как это сделал, например, Маклаг Кроден во время финального удара. Кастул с интересом смотрит на застывшую молнию, а потом прыгает вместе с Сарефом в другую сторону, чтобы выйти из зоны поражения. — Мы будем сражаться с духовным существом? Мне интересно, каково это. — Духовные существа не похожи на привычных для тебя соперников, так как могут находиться в форме сгустка энергии. Обычным мечом их не убить. — И что можно сделать? Вместо ответа Сареф проливает на клинок напарника собственную кровь, что распространяется причудливым узором и начинает пылать глубинным огнем. В полумраке выглядит впечатляюще. Грандмастер щупает застывшую кровь, а потом смотрит на вампира. — Одно из заклятий магии крови. — Поясняет юноша. — Сам по себе меч наносит именно физические повреждения, а яд крови Фаратхи будет опасен только биологическому телу. Но если духовное существо не принимает такой облик, то тебе нужно будет использовать энергию Духа, что смешается с этим кровавым узором. После этого меч будет наносить урон даже духовным телам. — Понял, спасибо. Вот только этот плавает где-то над облаками, мне туда не допрыгнуть. — И не нужно, пусть этим занимается мэтр Вильгельм. И некромант занимается, ведь небеса озаряются призрачным светом, похожим на северное сияние. Это отражение Могильной Мглы, в котором начинают формироваться огромные копья, сердечниками которых является сверхсжатая отрицательная энергия, а оболочка пляшет вокруг в виде изумрудного огня. Начинается небесное противостояние, в котором молнии борются с копьями. Гром теперь не прекращается, а грозовые сумерки подобны яркому дню из-за постоянных ударов молний. Кователь Молний решил, что нежить сейчас более опасна, поэтому Сареф с Кастулом могут продолжать стоять в сторонке. Хотя сам юноша готовится открывать Врата на другие Пути, не дожидаясь ухода нежити. Обычным способом здесь нельзя открыть Врата, но сила Темпкрова помогает создать концепцию движения там, где его нет. С помощью этого они смогут воспользоваться «несанкционированным порталом». Есть вероятность, что это не понадобится, но Сареф постоянно наготове, так как помнит случившееся на Путях, где была темница Короны Штормов и брат-близнец Фондаркбурга. Тогда духовные существа пожертвовали целым Путем, что разнести вдребезги вампиров со всем, что их окружало. Что же им мешает сейчас сделать то же самое? Ничего, поэтому вампир постоянно наготове. В итоге оказывается, что ждал не напрасно, так как Кователь Молний предпочел скрыться с Путей, на которые из другого места движется невозможное количество энергии. Нетрудно догадаться, что духовные существа вновь решили повторить фокус. На текущем этапе им уже не важны Пути, которые все равно будут уничтожены. Самое главное — остановить всех врагов и дать время для организации Исхода. Сареф и Кастул ныряют в портал, что уносит их на соседний Путь. Можно было бы помолиться всем несуществующим богам, чтобы грандиозный удар убил мэтра Вильгельма, но на это не стоит уповать. Некромант тоже не дурак и наверняка предвидел такой поворот событий. Кастул со всей силы рубит кусты, в которых они оказались, пока Сареф пытается прочувствовать окружающую обстановку. Теперь они ближе к центру Путей, значит, оборона духовных существ станет прочнее и отчаяннее. Обостренные чувства засекают переход армии нежити, что оказалась в пятидесяти милях по левую руку. Каким-то образом граф Вигойский тоже сумел пройти там, где нет прохода. Наверняка просто пробил стену большим молотом. Большим, тяжелым и черным, ведь смерть и некромантия часто ассоциируются именно с этим цветом. Причем так же было и в родном мире Сарефа, значит, это зависит не от культуры или генов. Может, дело в страхе темноты. Может, дело в цвете могильной земли или во мраке что застилает глаза в последние мгновения жизни. Это не столь важно, хотя бывший учитель точно бы рассказал лекцию на эту тему. Нечто неожиданное случается в тот момент, когда Сареф телепортируется вместе с Кастулом поближе к нежити. Телепортация до сих пор получается не так хорошо, как у Легиона. Вероятно, дело в возможностях мозга чистокровного вампира. Но факт остается фактом: юноша ошибается с местом прибытия в семи раз из десяти. И вот сейчас чуть не сиганули в ряды нежити вместо того, чтобы оказаться на разумном удалении. Но никто из мертвецов не обратил внимания, так как сам Путь начал дрожать и выгибаться. Это не похоже на разрушение, скорее на перестраивание. Будто находишься на корабле, который резко начинает менять курс: чувствуешь, как кренится палуба, слышишь, как скрипят канаты и иначе надуваются паруса. Нынешние вампирские чувства определяют подобное в рамках почти всего Пути. Что-то происходит извне, будто кто-то решил по-другому спутать Пути относительно друг друга. К сожалению, Сареф не может окинуть взором сразу все Пути. Но если бы получилось, то заметил, что перестройка затрагивает все Пути вокруг точки, к которой все стремятся. Это великая блокада, что призвана затруднить любое передвижение извне. Сейчас дороги закручиваются еще более запутанно, что создать грандиозный лабиринт, который намного круче того, что был использован в Петро. Целые года может занять продвижение по ним, если не знать нового верного маршрута. Старший вампир еще не знает масштабов произошедшего, но догадывается, в чем может быть дело. И пока Кастул с интересом смотрит по сторонам, ничего не понимая, юноша копается в заплечном рюкзаке. На ладони лежит Фолин Нумерик, что предприимчивый капитан Лохар вез агентам Легиона. Без помощи мэтра Вильгельма Сареф бы потратил намного больше времени, чтобы научиться им пользоваться. А без недавней помощи Ацета Кёрса не узнал бы о скрытых свойствах. Несмотря на то, что демон-мистификатор не является создателем предмета, все же смог увидеть в нем гораздо больше возможностей. Сейчас руки поворачивают грани куба в нужное положение. Система тут же пытается вывести новое сообщение об использованном гейте, но окно раз пять мигает и пропадает. Эти возможности блокировка Кадуцея тоже затронула. Сареф попробовал самостоятельно снять блокировку, но ничего не придумал, и даже Ацет лишь пожал плечами. Вероятно, оковы крепко связаны с самим Кадуцеем, и без его участия или смерти они не сдвинутся ни на миллиметр. В воздухе вспыхивает стрелка магического компаса, что указывает верное направление. Демон-арифмомант не просто запрограммировал куб на исполнение гейтов, влияющих на пространство, но еще и добавил систему ориентирования даже там, где это почти невозможно. Компас вдруг превращается в мини-карту, а Сареф вздыхает. — И что там показывается? — Интересуется спутник. — Духовные существа взяли все Пути вокруг себя и перекрутили иным образом. Все миры дальше сливаются в один. — И что это значит? — Значит, что дальше все, кто идет вперед, будут идти бок о бок. Таким образом духовные существа хотят заставить нас сражаться друг с другом. — А я и не против. — Кастул взмахивает мечом, чем вызывает улыбку.
Глава 24
Хейден шагает по выжженной траве одного из Путей, что ведет к tramz arc. Гибель родителя оказалась закономерным исходом недостатка подготовки. Высший вампир не испытывает по этому поводу печали или гнева, хоть и может их сымитировать. Герон перед поражением отправил часть своей силы и последний приказ. С учетом всего произошедшего больше нет смысла пытаться кого-то спасти, и это порождает очень сложный вопрос о том, что делать дальше. Хейден вместе с родоначальником собирался помочь тем, кому уже нельзя помочь, поэтому остается лишь уйти, но для начала нужно освободить душу из плена «Кровавого пира» заклятого врага. Этим врагом, разумеется, является Темпкров, а не Сареф. По мнению шагающего вампира вестник третьей Темной Эры перестанет быть значимой фигурой, если освободить душу Герона и уничтожить Корону Штормов. Разумеется, сделать это будет непросто, но к такому исходу высший вампир тоже был готов. Над головой кружатся драконы, хотя это обитатели текущего Пути, что заметили врага и теперь пытаются убить. Здесь нет разумных духовных существ, так что реальной опасности никто не представляет. Чувства Хейдена постоянно сообщают, что пространство всех Путей постоянно наполняет музыка, которую мало кто услышит. Это мелодия или пение заставляет всех местных жителей выходить на защиту родных мест и атаковать любого пришлого. Первый дракон складывает крылья и несется головой вниз. За духовным существом остается огненный след, все же здесь даже атмосфера создана из духовной энергии. За долгую жизнь Хейден успел поохотиться на самую разную дичь, в том числе на драконов. Вампиры, демоны, нежить, gramuru, могущественные духовные существа: еще никто не смог окончательно победить высшего вампира. И сейчас ничего у них не получится. У самой земли дракон расправляет крылья и несется параллельно поверхности в каком-то метре от земли. Огромная пасть с клыками цвета нефрита легко проглотит добычу, но именно себя Хейден считает охотником, эта роль ему очень нравиться. Даже несмотря на то, что образ идеального хищника передается как раз в Линии Темпкрова. В руке возникает меч, а после Хейден на огромной скорости бросается вперед в казалось бы самоубийственной атаке. Два чудовища сталкиваются, и победителем выходит вампир. Невозможная скорость и сила позволили буквально разрезать дракона от головы до хвоста, не обращая никакого внимания на чешую и кости. Дракон набранной скоростью в этом только помог. По некогда золотым доспехам струится драконья кровь, что медленно испаряется, превращаясь в духовную энергию, но часть вампир успевает поглотить, хоть по вкусу и питательности она уступает крови жителям центрального мира. Только Киминор Всеядный смог бы пить любую кровь и извлекать из нее максимум пользы. Хейден обращает внимание на Разрубатель Заслонов, легендарный меч, выкованный Финбулом Аккором две тысячи лет назад. Этого гномьего кузнеца так и не смог превзойти ни один из учеников на протяжении многих поколений. На мощную рукоять в виде переплетенных в танце драконов насажен серый клинок с искусной гравировкой. Но самой отличительной чертой является искусственное утолщение и утяжеление кончика меча относительно остальной части. Секрет изготовления таких мечей Финбул так и не успел передать преемникам. Таким мечом можно повреждать почти любую броню и крушить щиты словно в руках молот. При этом оружие способно выдерживать невероятные нагрузки благодаря прочным материалам и забытым технологиям. Конечно, пришлось наложить несколько зачарований, чтобы оружие было под стать силе высшего вампира. — Спасибо, Финбул. Твой подарок верно служит на протяжении двух тысячелетий. Это высшая похвала кузнецу. — Говорит мечу Хейден, что был дружен с Аккором в те далекие времена. Тем временем с небес пикируют сразу три дракона, но высший вампир снова перехватывает инициативу, разрубая шею каждого крылатого монстра во время прыжка наверх. Ноги оказываются на невидимой платформе, сейчас вампир оглядывает местность с высоты птичьего полета. Происходит что-то странное, кажется, что Путь меняет местоположение относительно других. Это может означать только одно: духовные существа устанавливают блокаду, сложив множество Путей в один где-то впереди. Логичное решение, Хейден и сам бы так поступил на их месте. Рослый воин в грязных золотых доспехах телепортируется к Вратам, что только что обнаружил. Вполне очевидно, что их охраняют духовные существа, а сами Врата спрятаны под корнями огромного дерева. Сейчас сотни существ, похожих на оживших деревьев, перегораживают путь. Они не являются серьезными противниками, а вот высокий древолюд с черно-белой корой напротив излучает большие объемы духовной энергии. Хейден опять же не тратит силы на использование вампирских умений или магии, предпочитая работать телом, что устает не так быстро, благодаря почти невозможным восстановительным процессам. Во все стороны летят ветки и сучья, вампир прогулочным шагом приближается к дереву, вращая мечом. Оружие движется быстрее, чем мог бы уследить человеческий глаз или органы чувств духовных существ, что работают немного по другим законам. Уже через две минуты рыцарь в золотых доспехах смотрит снизу вверх на древолюда. Клинок взлетает и обрушивается на кору, но такое ощущение, что пытается расколоть целую планету. Противник даже не сдвинулся, а Хейден замечает многочисленные корни, что он пустил в землю. Взор сквозь материю замечает, что корни уходят невероятно глубоко и создают собой систему циркуляции энергии, что подпитывает защитника духовной энергией со всего Пути. Таким образом древолюд может держаться под ударами высшего вампира. Ему даже не нужно бить в ответ, просто поддерживать защиту и мешать пройти к Вратам. Хейден смотрит на это с улыбкой, так как видит в этом замечательное свойство живых организмов — адаптацию. Когда тебе угрожает очень сильный враг, ты начинаешь приспосабливаться, находить новые и неожиданные решения. В дикой природе добыча может научиться быстро бегать или маскироваться на виду. А вот эти духовные существа решили нарастить непробиваемую броню. Вампир наносит один удар за другим, а броня из духовной энергии продолжает восстанавливаться. Сейчас сила бурлит не только в защитнике места, и в самом дереве за его спиной. Поэтому нельзя просто переместиться за спину древолюда и пойти к Вратам. Нужно сначала сломить сопротивление, где защитник является ключом к дальнейшем продвижению. Эту тактику духовные существа придумали очень давно. Значит, приходит время использовать не только физическую силу и скорость. Во время очередного удара Разрубатель Заслонов вдруг вспыхивает золотым пламенем и оставляет обугленный след на коре. И вот эту рану древолюд не может быстро затянуть. Высший вампир улыбается в шлеме и отводит клинок назад в позицию для колющего удара. Сейчас сила родителя бурлит в теле, Древний все же успел передать часть мощи последнему союзнику, чтобы он выполнил задуманное. Острие гномьего клинка вспыхивает подобно солнцу, а вместе с ударом огромное огненное копье оставляет почти километровую просеку, начиная с места схватки. Удар обратил древолюда в пепел, который унес с собой ветер. Атака не пощадила и древнее дерево, развалив на две дымящиеся половинки. Гул сменяется скрипом падающего ствола и шелестом листьев на ветках, а Хейден уже шагает по раскаленной земле, заставляя Врата распахнуться. В следующее мгновение фигура воителя бога солнца останавливается совсем рядом с провалом на другой Путь и оборачивается. К месту схватки быстрым шагом идет человек, что не принимает прямого участия в боях. Маркелуса Оффека высший вампир успел разбудить и вытащить из гибнущего Пути. Жрец Герона с ужасом воспринял весть о гибели бога солнца и поклялся отомстить вампирам и нежити. Сейчас человек догоняет вампира, которого считает полубогом. — Ты не устал? — Спрашивает Хейден. — Нет, святой полководец, я продолжаю чувствовать в себе силу Герона, словно даже силы Тьмы не могут заглушить свет, которым он осветил и освятил нас. — На лице жреца застыла торжественная маска. Он вправду считает, что всё это лишь испытания бога солнца, которые нужно с честью преодолеть. Хейден кивает. На самом деле можно было придумать план без участия человека, но за две тысячи лет вампир привык к общению со смертными и это ему нравится. Особенно восхищает их способность самим себе придумывать стимулы для роста, сочинять легенды и даже верить в них, несмотря на то, что большинство из них выдумка. В мире Ночного Народа подобное невозможно встретить. Однажды Герон сказал, что это следствие слишком высокой развитости вампирского мира. Чем меньше особь имеет возможностей чувствовать и понимать окружающую реальность, тем сильнее стремится заполнить пустоту чем-то надуманным. И даже если это глупо с рациональной точки зрения, эмоциональный фундамент становится настолько прочным, что вызывает восхищение у чистокровного вампира, который даже со свойством двойственности не может достичь такого уровня. — Что же, пророк, идем дальше. — Вампир первым входит в портал, а следом решительно шагает Маркелус Оффек. Сами Врата продолжают оставаться открытыми, чтобы через некоторое время закрыться самостоятельно. Примерно через двадцать минут на месте боя появляется еще один вампир, который охотится за Хейденом. Горячие ветра раздувают алый плащ, а маска мешает разглядеть эмоции, что могли бы появиться на лице. Мастер с новым мечом на поясе смотрит на Врата, потом на останки защитников, а потом снова на Врата. Приходит к выводу, что почти догнал добычу и уже на следующих Путях сможет приступить к выполнению задачи, выданной Легионом. Старшему вампиру нужно будет убить высшего, и для этого уже есть всё, что нужно. Высокие сапоги оставляют следы в горячей золе, а после фигура растворяется в бурлящих и закручивающихся потоках духовной энергии Врат. На другой стороне Путь выглядит совсем по-другому. Удивительное зрелище, ведь вампир оказался в огромном городе, что простирается до горизонта во всех направлениях. Песчаные дома под жарким солнцем чуть дрожат из-за миражей, а вот самого Хейдена или следов его движения не видно. Палящий зной словно намерен расплавить абсолютно всё, но сам город заброшен. Вампир смотрит в разные стороны, но вампирское умение различать ауру живых существ никого не может засечь. Мастер смотрит под ноги, но жаркий ветер быстро заметает любые следы. Может быть так, что Хейден заметил погоню и решил устроить ловушку. Это может быть опасно, но Мастер был бы очень рад такому исходу, так как время сейчас — самый ценный ресурс. Пока остальные заняты Могильной Мглой и продвижением вперед, старшему вампиру нужно покончить с Хейденом. Из-под плаща струится багровый туман, что делится на отдельные струи и устремляется в разные стороны. Поисковое заклятье чутко реагирует на вампиров, так что скоро охотник обязательно найдет следы высшего вампира. И действительно находит, вот только не его одного, а еще человека. — Что же, Сет, два на два? — Произносит Мастер, ускорив шаг.Глава 25
Сапоги оставляют следы на песке затерянного города. Духовным существам города не особо нужны, поэтому Мастер даже предположить не может, что именно здесь делает город и кем был построен. Кажется невероятно древним, словно однажды был кем-то перенесен на Пути из центрального мира. Но сейчас не время наслаждаться видами и создавать научные гипотезы. Цель миссии уже близко, поэтому ладонь покоится на рукояти меча. Кто-то справедливо бы сказал, что старшему вампиру не стоит лезть на высшего, но Мастер не просто так потратил время на подготовку убийства того, кто находится выше в иерархии вампиров. И главная роль будет отведена Сету, бывшему охотнику-ноклеэйту с Петровитты. Именно ради убийства Хейдена Сет согласился помочь Легиону. Мастеру по большей части плевать на мотивы человека, ставшего вампиром. А вскоре он вообще забудет что-либо, связанное с помощником. Такова цена новых возможностей, но она полностью удовлетворяет Сета, который не хотел остаться в истории какой-то значимой фигурой. Старший вампир не принимал участия в последнем штурме Порт-Айзервица, завершая подготовку вместе с Сетом. При этом у вампиров даже не было необходимости в прямых столкновениях с людьми и другими расами, когда можно было сразу активировать магические бомбы в подземельях под столицей Манарии. Вот только пролитие крови было важным для выполнения магического ритуала, и как только он был завершен, Легион отдал приказ на настоящее разрушение города. Размышления прерываются сигналом от поисковой магии, что точно определила местоположение Хейдена. Он не успел далеко уйти, а теперь и вовсе остановился. «Значит, ждет меня», — к такому выводу приходит старший вампир. Через пятнадцать минут Мастер выходит на большую площадь, напоминающую арену где-нибудь в Рейнмарке. Песок под ногами, здания из песчаника вокруг и противник перед тобой. Рука начинает вынимать клинок, и на солнечном свету показывается жуткое оружие. Меч сделан не из металла, скорее похоже на человеческую плоть, принявшую прочность стали с острыми гранями. На поверхности клинка видны вены, открываются и закрываются несколько глаз, а по центральной оси идет сильно уменьшившийся позвоночник. Именно такую форму принял Сет, чтобы победить высшего вампира. Второго такого клинка не видел свет со времен второй Темной Эры. Хейден моментально переносится на расстояние семи шагов и тоже смотрит на чудное оружие. Вампир, который решит стать мечом в чьей-то руке, больше никогда не сможет вернуться к прежнему облику, но это меньшее, чем можно заплатить за огромную и страшную силу, которой будет опасаться даже высший вампир. — Основательно подготовились. Думал, что секрет изготовления подобного давно утрачен. — Говорит Хейден. — Легион нашел и сохранил его. — Мастер отбрасывает ножны, из который вытекает ручеек крови. Больше они не потребуются. — Понятно. — Противник тоже поднимает перед собой меч, не думая срываться в атаку. — Жаль, что ты решил служить Легиону, а не мне. С тобой мы бы смогли спасти мир. Мастер отвечает молчанием, никакие слова уже не смогут ничего изменить. Остается лишь пройти путь до конца победителем или пасть в процессе. По чудовищному клинку начинает бежать алая энергия, а после два меча громогласно сталкиваются. Старший вампир неизбежно будет уступать в силе и скорости высшему, но сейчас противники держатся наравне. Стоящий в стороне Маркелус Оффек внимательно следит за поединком, но глаза не могут уследить за всеми движениями. Вампиры двигаются слишком быстро, чтобы человек мог понять, что именно происходит. Но раз бой продолжается, значит, полководец Герона не может быстро победить врага и это приводит жреца в замешательство. Золотые и алые линии вращаются в бешенном танце, постоянно сталкиваются, отлетают и снова устремляются к противнику. Мастер старательно контролирует дыхание и ускоряет регенерацию правой руки, что держит «живой» меч. С любым другим оружием он не смог бы тягаться с Хейденом в ближнем бою. Сама концепция «живого» меча в том, что мыслящее живое существо приносит себя в жертву, чтобы навсегда превратиться в оружие. И порывы, которые властвовали до этого, становятся центральными. Сет ярко ненавидел Хейдена и желал его смерти, и это стало главной движущей силой меча.Теперь именно Сет сражается с врагом, а не Мастер, который вынужден терпеть боль и сращивать кости руки, что двигается слишком быстро вслед за мечом. Сет не особо думает о безопасности владельца, порой описывая такие финты, на которые физиологически не способна рука нечистокровного вампира. Поэтому суставы то и дело норовят выскочить из положенных мест. Но и это меньшая цена за возможность победы над таким врагом. Хейден ведет себя осторожно и это не просто так, ведь он в курсе, что вовсе не в этом главная сила «живого» оружия. С клинка высшего вампира срывается золотой луч, что моментально гаснет при попытке атаковать врага, словно мощной атаки никогда не существовала. Таким образом получено подтверждение силе «живого» меча. Зрачки наполняются красным светом, за которые Хейден и получил однажды прозвище Красноглазый Монстр Весткроуда. Сейчас в сознание начинают поступать сразу две реальности: текущая и возможная. Обычному человеку было бы трудно смотреть сразу на обе и при этом продолжать бой на сумасшедших скоростях, где даже ветер за тобой не поспевает, но высший вампир с этим справляется легко. Теперь Мастеру и Сету становится тяжелее удивить противника, но Легион не мог не предусмотреть возможности устанавливать будущее. И как раз здесь пригодится пролитая в Порт-Айзервице кровь. Простейшая математика показывает, что чем больше объектов взаимодействия, тембыстрее количество вариантов будущего начинает стремиться к бесконечности. А такое количество даже мозгу чистокровного вампира обработать не получится. В левой руке Мастера вдруг возникает молот из «Высокоразмерной Темной Завесы», который начинает обрушиваться на врага вместе с «живым» мечом. Это является результатом другого редкого вампирского умения, которое можно перевести, как «Хроники, написанные кровью». Эта способность, принесенная Ночным Народом, позволяет временно перенимать способности и навыки тех, чья кровь была пролита на определенной территории. И именно Порт-Айзервиц во время вампирского штурма стал такой территорией, и кровь каждого погибшего в его пределах оставила свою страницу. И начать Мастер решает с одного из козырей, а именно с хроник про уважаемого магистра Оружейной Часовни Фридриха Онгельса. Старший вампир никогда не владел молотом так, как это делал старый магистр, но сейчас навыки достигают требуемого уровня. Мастер тренировался не только в магии и не сидел сутки напролет за рабочим столом. В свое время потратил множество лет на изучение боевых искусств, всё ради финальной войны, после которой независимо от исхода ничего не останется. Молот движется вместе со стремлением Сета уничтожить ненавистного врага, которому стало немного сложнее просчитывать вероятное будущее. Но этого недостаточно для того, чтобы заставить противника дрогнуть. Удар молота о землю заставляет последнюю расколоться, в воздух поднимается туча песка, а ближайшие дома покрываются трещинами и падают под собственным весом. Мастер никогда раньше не тренировался выпускать такие объемы внутренней энергии, но «хроники» запомнили образ магистра именно таким. Мощные и размашистые удары с колоссальной силой: именно это способность помнит и позволяет претворять в действительность. Хейден успел отпрыгнуть от удара, но Мастер продолжил напор, просто швырнув молот во врага. Вращающееся оружие, разумеется, прошло мимо цели, слишком медленный полет для скорости реакции высшего вампира. Оружие пролетает через весь район, круша каждый дом на своем пути, а Хейден уже вновь сближается для атаки. Мастеру нетрудно догадаться, почему оппонент не использует магию и другие умения. Он уже догадался о главном свойстве «живого» меча, поэтому не будет тратить силу на прямые атаки не с помощью меча. А сам старший вампир ждет, пока Сет не пробудится окончательно. Снова начинается свирепый обмен ударами, где Мастер освобожден от необходимости следить за движениями противника, этим занимается как раз Сет. Ножны, что лежат на земле, до этого держали «живой» меч в состоянии глубокого сна, чтобы главное свойство не активировалось раньше времени. Теперь же оно постепенно пробуждается, и чем больше проходит времени, тем ближе победа в бою. Мастер понимает, что время пришло, когда забыл имя того вампира, что стал основой для «живого» меча. Это может показаться глупым, но Мастер больше не помнит, что его звали Сетом, хотя уверен, что обладал таким знанием всего пару мгновений назад. Потом исчезли воспоминания о том, кем был этот вампир в бытность человеком, а после начали растворяться воспоминания о том, как Мастер помогал в ритуале. Личность с именем Сет начинает растворяться и исчезать из памяти всех живущих независимо от расстояния или степени ментальной силы. Это одно из самых страшных орудий, которое можно выдумать. Оружие, что уничтожает само существование чего-либо из реальности. Только то, что существует независимо от степени осознания себя собой же или кем-то другим, будет не подвержено этой силе. То есть Мастер не может этим мечом стереть из реальности пространство, время или песок под ногами, такие вещи будут существовать даже при отсутствии их осознания себя. Но против живых и мыслящих организмов это жуткое оружие, которое может убить даже Древнего вампира, стерев его существование из всех размерностей бытия. Мастер всего лишь старший вампир и не может почувствовать вселенную такой, какой её видит Легион или Хейден, поэтому не может оценить весь ужас ситуации, когда подобное оружие пронзает тело жертвы. Именно поэтому Хейден не пытается атаковать магией или силой Герона, так как осознает свою силу, а значит, делает уязвимой. Легион нашел идеального кандидата на роль «живого» оружия, так как ненависть кандидата к Хейдену продолжает существовать даже сейчас и инстинктивно пытается стереть всё, что с ним связано. Приходит черед действовать быстрее и решительнее, нужен всего один удар, чтобы высший вампир был стерт из полотна существования. В левой руке возникает кистень из Темной Завесы, сейчас происходит чтение «хроник» о Марте Рапон, что тоже погибла в Порт-Айзервице. Чудной кистень закручивается вокруг Хейдена и уже не дает возможности даже сбежать, но высший вампир и не собирался показывать спину, даже полностью осознавая опасность. Варианты будущего рассыпаются из-за воздействия «живого» меча. Разрубатель Заслонов тоже пропадает из руки, словно никогда не существовало. Всё, что Хейден осознает, сейчас будет исчезать из реальности. Это оружие подобно неумолимому року, где любая сила умножается на ноль. В конце концов алый меч вонзается в грудь высшего вампира, и последний просто исчезает. После рассыпается алым песком и «живой» меч. Кандидат, как называет его теперь Мастер, исполнил свое предназначение. А сам старший вампир продолжает стоять и уже не может вспомнить о том, с кем именно только что сражался. Вокруг явственные следы битвы, но память больше не содержит ни единой детали о недавнем противнике. «Кем бы он ни был, он повержен», — после Мастер замечает, что также исчез человек, что путешествовал с поверженным врагом. Но Маркелус Оффек, что стоит уже на других Путях, исчез не потому, что был задет силой несуществования. Сейчас он смотрит вдаль нового Пути, а в зрачках будто переливается светящееся расплавленное золото.
Глава 26
Отдых в морской крепости Тор-Гибалар идет на пользу всем. Элизабет подставляет лицо лучам солнца и свежему бризу. Здесь очень умиротворенное место, которое не хочется покидать, чтобы вновь окунуться в ужасы последней войны. Мэтр Эзодор уже успел вернуться и снова уйти, сославшись на то, что приготовления займут больше времени. Это дает дополнительное время на отдых, чему чародейка только рада. К тому же время на Пути течет немного иначе, чем на других. Это уже постарался сам господин архимаг, хотя девушка не представляет, с помощью какой магии это можно сделать. Волшебник рассказал, что время здесь течет медленнее, чем на других Путях. А это значит получение дополнительных возможностей за то же время. За спиной слышен звон мечей: Элин попросила Лоренса помочь в тренировке. Похоже, ей совсем невмоготу сидеть без дела. Либо это способ отвлечься от плохих мыслей. Лоренс ушел в глухую оборону, не давая клинку эльфийки пройти сквозь защиту, а потом громко сдается. — Эй, ты же ведь можешь лучше! — Возмущается Элин, думая, что ей опять подыгрывают. — Поверь, с каждым разом ты становишься сильнее и быстрее. Мне же никогда не светит мастерство в какой-либо области за исключением мошенничества. — Улыбается юноша. — Попроси Бальтазара. — Он медитирует с самого утра и просил не беспокоить. — Разгоняет внутреннюю энергию. — Авторитетно кивает напарник. — Многие адепты боевых искусств так делают, если знают, что скоро предстоит серьезное испытание. Может, тоже попробуешь? — Я еще не умею так делать. И по чужим объяснениям повторить не получилось. — Вероятно, дело в том, что тебе подойдет какая-то другая техника, что прорвать этот внутренний барьер? Элизабет подходит к беседующим и говорит: — Лоренс может быть прав. Я совершенно не разбираюсь в боевых искусствах, но попробуй спросить у Микилинтурин, если способ магистра Видара и Бальтазара тебе не подошел. Эльфийка на секунду задумалась, а потом кивнула, вложила меч в ножны и пошла искать воительницу. — Как твои дела? — Спрашивает Лоренс уже у волшебницы. — Всё хорошо. Готовлюсь к грядущим испытаниям. А ты спокоен, как и всегда. — Спокоен. — Молодой рыцарь уже несуществующего государства тоже возвращает «поющий» меч в ножны. — Но как знать, является ли это силой духа, надеждой на трюк или мои мозги просто растеряли какие-то важные шестеренки? — А что ты сам думаешь? — Скорее всего последнее, но есть еще надежда на господина архимага. Не просто так же он получил титул? — Не просто так. — Кивает Элизабет. — Правда, это произошло до моего рождения, поэтому я даже не знаю, как это происходило. Как и в целом ничего не знаю о его прошлом. Всегда считала, что так быть должно, то есть архимаг — очень важное государственное лицо, поэтому многая информация о нем должна быть засекречена. Пожалуй, я тоже возлагаю на него большие надежды… Хм. — Что такое? — Просто вспомнила твой бой с нифангом и беседу в королевском шатре. Тогда мэтр Эзодор вдруг порекомендовал тебя, и это моментально склонило чашу весов в сторону принятия тебя в Громовой отряд. Тогда я сразу об этом забыла, но сейчас увидела кое-что новое. — Ага. Он дал рекомендацию именно потому, что я нужен был ему в качестве члена отряда. — То есть ты заранее с ним договорился? — Не так, это он меня нашел и завербовал. Я просто согласился помочь. — Взамен на что? Дело было в деньгах? — Не совсем. — Уклончиво отвечает юноша. Элизабет кивает и не собирается допытываться до правды. Скорее всего после уничтожения центрального мира истинное желание Лоренса больше не имеет значения. Впрочем, это можно сказать о жизненных целях каждого выжившего. Всем сейчас приходится пересматривать приоритеты, но вряд ли кто-то чувствует достаточно уверенности, чтобы строить какие-либо долгосрочные планы в текущей ситуации. Пока происходит разговор между Элизабет и Лоренсом, эльфийка находит Микилинтурин на краю крепости. Если представить Тор-Гибалар кораблем, то эту площадь с острым углом, где раньше стояла башня, можно назвать носом судна. Воительница сидит лицом к морю и тоже медитирует. Элин решила все же не мешать, но Микилинтурин услышала приближение и повернулась. — Что-то случилось? — Нет. Я просто хотела посоветоваться. — Девушка подходит ближе. — Тогда садись рядом. Так будет удобнее. Элин не преминула воспользоваться приглашением и поведала о трудностях перехода на более высокие ступени мастерства в боевых искусствах. — В Манарии выделяют какие-то ступени? — Собеседница будто не понимает. — Нет, не слышала о таком, просто привыкла так про себя называть. Я хотела научиться раскручивать внутренний поток так сильно, как не получится с наскоку, но не могу повторить за Клаусом и Бальтазаром. А как этому обучали в вашей Школе? — А, ты имеешь в виду это… Почти все школы используют схожую технику медитации. В таком состоянии сознание перестает реагировать на внешние импульсы, а потом получается заткнуть внутренний диалог. Тогда получается выйти на новый уровень, где внутренняя энергия начнет двигаться без помех по телу. Те, кто овладеют техникой, могут за час медитации собрать огромное количество силы, которой не получилось бы так легко воспользоваться в иной ситуации. Но чем активнее её потом использовать, тем быстрее вернешься в обычное состояние. Элин слушает объяснение. На словах выходит довольно просто. Примерно так же объяснял магистр Видар и Бальтазар. — Дело в том, что я не чувствую какого-либо значимого усиления, даже если три часа просижу в медитации. — А как долго ты практикуешься? — До того, как очутиться здесь, пробовала пару раз. Микилинтурин громко рассмеялась и понятно, почему. Эльфийка не может назвать себя гением в области боевых искусств, поэтому странно желать быстрого результата там, где остальные тратят пару-тройку лет. — Я понимаю, что это закономерный исход, но у нас нет в запасе такого количества времени, поэтому я ломаю голову над тем, как стать сильнее в кратчайшие сроки. — Поспешно объясняет Элин. — Понимаю. Но боевые искусства не приемлют спешку. Если кто-то не готов положить на алтарь самосовершенствования всё свободное время, здоровье и посторонние амбиции, никогда не добьется невероятного успеха. Мой отец начал меня готовить в четыре года. В шесть я уже пробегала десять миль каждое утро и лазала по отвесным скалам. В семь меня месяцами морили голодом, заставляя медитировать в темной пещере, пока я не вышла на уровень адепта. От услышанного у Элин волосы на голове встают дыбом. — В восемь я могла одним ударом отправить взрослого воина в доспехах в полет. В десять уже овладела базовыми приемами Разрядового Поля и начала готовиться к жестокому экзамену на ступень мастера. В тринадцать впервые вышла за Черту. — Черту? — Элин никогда не слышала такого термина в боевых искусствах. — Граница человеческих возможностей. То, на что способен подготовленный человек в экстремальной ситуации. Если ты выходишь за Черту, то с помощью внутренней энергии можешь делать то, что другим покажется невозможным. Разбить скалу? Выстрелить из лука и обогнать выпущенную стрелу? Да что угодно. Но за всё приходится платить. — И чем же вы заплатили? — В первую очередь здоровьем. Возможно, прозвучит странно, ведь я образчик здорового тела, но это не совсем так. Десятки переломов после тренировок. Вывихи и растяжения вовсе не считала. Перестала чувствовать запахи. Никогда не общалась с другими детьми, не влюблялась и не целовалась. И только во взрослом возрасте поняла, что не могу зачать ребенка, словно прежний образ жизни как-то повредил мою способность иметь детей. Я даже полового влечения никогда не испытывала. Ты занимаешься недолго, но уже показываешь хорошие результаты. Лучше смотри на достигнутое. — И что вы сделали? — Ничего. — Грандмастер пожимает плечами. — Раз это никак не исправить, я перестала думать об этом и сосредоточилась на других вещах. — В обычной ситуации я бы не стала заморачиваться. Особенно с учетом того, что проживу гораздо дольше любого человека. Но сейчас этого времени нет. — Тихо говорит Элин. — Даже мой уникальный Стиль с использованием духовной энергии Путей не помогает преодолеть возникший барьер. — Есть методики, которые могут искусственно ускорить развитие, но они часто наносят непоправимый вред организму. И они не очень приятны. — Я согласна попробовать. Сейчас я готова пожертвовать здоровьем, чтобы получить результат. Если мы проиграем, то не будет никакого смысла, умру я полностью здоровой или нет. — Логично. Но не хочешь посоветоваться с другими? — Мне не нужно разрешение Элизабет или Лоренса. Я уже взрослая и сама принимаю решения. — Что же, тогда я могу кое-чем помочь. Но учти, это не сделает из тебя мастера боевых искусств. Не существует волшебных техник, которые позволят смухлевать и добиться результата в быстрые сроки. — Я понимаю. — Кивает новая ученица Микилинтурин. — Тогда иди за мной. — Воительница встает на ноги и подходит к обрыву, где внизу примерно в сорока метрах шумят волны, что разбиваются о стены крепости. Женщина неожиданно сигает с высоты и исчезает в волнах. Элин удивленно смотрит вниз и видит, как Микилинтурин выныривает и рукой призывает последовать примеру. Сердце отчаянно бьется при одной лишь мысли о том, что нужно прыгнуть с такой высоты. Элин никогда не испытывала страха высоты, но когда нужно отдаться свободному полету, тело наполняет противное чувство. «Я что же, сдамся, не сделав даже шага?», — сама себе отвешивает пинка эльфийка, но помогает не очень хорошо. Микилинтурин продолжает подзывать к себе рукой, а Элин пытается сладить со страхом. Вдруг за спиной раздаются шаги. К пропасти подходит Лоренс и с интересом смотрит на воительницу. — Решили поплавать? — Улыбается юноша. — Мне нужно прыгнуть. — Напряженно отвечает Элин. — Так прыгай. — Я не могу. — Так смоги. — Тебе легко говорить. — Возмущается Элин, которой уже дурно смотреть вниз на пляшущие волны. — Напротив, у меня у самого поджилки трясутся, но это ведь нормально. Дай руку. Элин протягивает правую ладонь, и Лоренс крепко её сжимает, словно хочет успокоить. — Закрой глаза и сконцентрируйся на моей ладони. Представь форму, температуру, ощущение контакта. Получается? Элин выполняет указание и кивает, это легкое задание. — А теперь почувствуй силу хвата. — Лоренс еще крепче сжимает ладонь девушки, будто хочет сломать руку. Элин еще раз кивает, ощущая боль в руке. — А теперь почувствуй это. — Лоренс, который и не должен был прыгать, вдруг резко отталкивается от края пропасти и тянет Элин за собой. Смех юноши и крики Элин во всех смыслах тонут в море.Глава 27
У Элин не хватает сил даже на то, чтобы кричать после падения в воду. Тело болит, словно приземление было не в море, а на землю. К счастью, инстинктивно в полете выпрямилась стрункой и вошла в воду подобно стреле. Сейчас барахтается, пытаясь унять дрожь. Во время падения успела сотню раз проклясть Лоренса, который опять выкинул дурную шутку. Но чем больше проходит времени после приземления, тем больше девушка благодарна юноше, который помог сделать самый сложный первый шаг. Сейчас Лоренс плавает на спине, смотря в небо, пока Микилинтурин продолжает наставления. Грандмастер первым делом рассказала, что такие прыжки являются обыденным делом для неофитов. Если человек не может справиться со страхом, то и в боевых искусствах ему делать нечего. Это было одной из ступеней экзамена на вступление в школу Микилинтурин. — Но сейчас это была не проверка. В экстремальной ситуации тело начинает работать по-иному, и это необходимо для того метода, которому я хочу тебя обучить. — Продолжает воительница. Элин покачивается вместе с ней на волнах, чувствуя бешено стучащее сердце и невиданный жар в теле. А еще приходит чувство уверенности и всемогущества. После прыжка кажется, что теперь сможет горы свернуть, хотя умом понимает, что сильнее от этого не стала. Вероятно, Микилинтурин было важно психологическое состояние ученицы перед началом тренировки. — Это очень древняя техника, которая применялась даже тысячи лет назад. Её использовали не только адепты боевых искусств, но даже маги. Суть в том, чтобы сломать барьеры силовым путем через переживание смерти. — Переживание смерти? — Не понимает Элин. — Да. Это никак не относится к некромантии, речь о погружении в состояние, близкое к смерти. В таком случае срабатывает инстинкт самосохранения, и ты начинаешь бороться так отчаянно, как не стала бы в любой другой ситуации. Ты уверена, что готова попробовать? Это может быть хуже пыток. — Я готова! — Решительно отвечает Элин, пока нервное возбуждение не спало. Наставница кивает и хватается за руку эльфийки. Вдруг тело Элин пронзает заряд внутренней энергии. Это оказывается чертовски больно, но ученица стоически терпит. Непонятно, что именно Микилинтурин сделала, но в теле начинается что-то странное: еще сильнее усиливается жар и увеличивается частота сокращений мышц. Теперь Элин не может унять дрожь, и если бы не морская вода, то буквально сгорела бы от жара. — Дыши глубоко и начни раскручивать внутреннюю энергию. — Приказывает наставница. Выполнить вторую часть приказа довольно трудно, так как обычно для этого требуется концентрация. Но эльфийка честно прикладывает все усилия и даже закрывает глаза, чтобы ничего не отвлекало. Через несколько минут начинает ощущать течение энергии Духа в теле, которое постепенно ускоряется. Но ничего такого, что бы раньше у Элин не получалось. — Теперь глубоко вдохни и задержи дыхание. Когда Элин выполняет, воительница неожиданно ныряет и хватает эльфийку за лодыжку. Без единого писка Элин исчезает под водой, так как не может противостоять силе грандмастера. Микилинтурин затягивает всё глубже, толща воды начинает давить сильнее. Элин не знает, как глубоко они опустились, но не собирается открывать глаза, продолжая концентрироваться на внутренней энергии. Сначала получается неплохо, но кислород быстро заканчивается. Теперь Элин понимает, что за переживание смерти предложила Микилинтурин. Мастера боевых искусств могут задерживать дыхание на большое количество времени по сравнению с обычными людьми, поэтому у эльфийки воздух закончится гораздо раньше, чем у новой наставницы, что продолжает крепко держать за ногу. Как только тело понимает, что осталось совсем немного воздуха, сразу начинается паника, ни о какой концентрации даже речи быть не может. Тело уже не просто горит, оно будто пылает магическим пламенем. Элин пытается вырваться, показывает спутнице, что ей нужно вдохнуть еще воздуха, но Микилинтурин не отпускает. Потом эльфийка начинает бороться, но всё тщетно. Изо рта начинают выходить пузыри воздуха, а внутрь поступает морская вода. В этот момент наставница снова начинает пронзать тело девушки разрядами внутренней энергии, а последняя уже потеряла все силы и не может бороться. Постепенно наступает смерть, а сознание гаснет. Открывает глаза Элин уже на камнях нижнего яруса плавучей крепости. Чувствует себя невероятно разбитой, словно только что пробежала тысячу километров без остановки. Во рту и носу гадкое чувство, а тело продолжает мелко дрожать. Над эльфийкой склонилась Микилинтурин, что приказывает встать. Девушка напрягает силы и с трудом принимает сидячее положение. Голос воительницы словно доносится издалека, голова сильно кружится, но приказ все равно понять удается: «Продолжай раскручивать внутреннюю энергию». Уже ничего толком не понимая, Элин продолжает выполнять тренировку, борясь с потерей сознания и тошнотой. Также в разных частях тела вспыхивают очаги дикой боли, словно туда воткнули раскаленные иглы. Микилинтурин отвешивает пощечину, чем немного приводит в чувство, и велит не ослаблять контроль. Элин напрягает внимание и чувствует странные метаморфозы в теле, словно энергия бежит намного быстрее и спокойнее. Возникает даже ощущение богатырской силы, будто одной рукой сможет закинуть скалу за горизонт. Разум, конечно, отметает возможность такой ситуации, но верит, что что-то изменилось. Наставница заставляла продолжать работу почти час, который показался вечностью. После этого Элин упала без сил, свернулась калачиком и поплакала вволю. Еще через час умудрилась найти силы, чтобы встать и увидеть Лоренса, что манит кусочком мяса. Девушка сумела пройти целых два шага перед тем, как вновь рухнуть на камни. Сейчас смотрит снизу вверх на юношу, что положил кусок мяса себе в рот. — Извини, но Микилинтурин запретила тебе есть до завтрашнего утра. Но пить можешь сколько угодно. — Лоренс помогает принять сидячее положение и поит из меха. Элин жадно поглощает пресную воду и чувствует после этого еще большую усталость. — Что вообще было? Я словно в тумане всё делала. — Даже говорить получается с трудом. — Она тебя чуть не убила. Вероятно, в этом и есть суть переживания смерти, почувствовать предсмертную агонию и в последний миг получить помощь. Не думаю, что сам бы вытерпел всё это. — Да, я будто реально умерла. — Так и было. Микилинтурин тебя вытащила в одном шаге от смерти и быстро откачала. Оказывается, она защитила легкие и желудок от воды с помощью пленки из внутренней энергии, а потом привела тебя в чувство. Ты чувствуешь какие-нибудь изменения? — Нет, только дикую усталость. — Тогда пошли отдыхать. — Лоренс подхватывает Элин на руки и несет на верхние уровни Тор-Гибалара. По пути девушка заснула, так что не заметила, как очутилась в кровати, на которой проснулась только на закате. В этот момент в комнате никого не оказывается, и Элин пробует встать на ноги. Мышцы сразу отзываются болью, но это уже можно терпеть. Ужасно хочется есть, но эльфийка помнит, что пить можно только воду. Вдоволь напившись воды из бочки, эльфийка идет искать остальных, и первой находит именно Микилинтурин. — Теперь давай проверим, что из этого вышло. Пойдем. — Воительница ведет на одну из площадок под открытым небом. Красивейший закат открывается взору, когда большое местное солнце, что на самом деле является просто источником духовной энергии, исчезает за горизонтом. На море танцуют тысячи огненных бликов, что завораживают ничуть не хуже магии. Микилинтурин просит вновь начать разгонять внутреннюю энергию. Элин послушно приступает к выполнению и с удивлением замечает, что процесс идет очень гладко. По телу начинает струиться энергия цвета морской волны. Девушка с изумлением рассматривает пляшущие вокруг себя волны, так как никогда в жизни не могла создать нечто подобное. — Поздравляю. Ты стала на один шаг ближе к мастерству. — Произносит Микилинтурин. — Но помни, такие перегрузки всегда оставляют след, но у разных людей последствия проявляются по-разному. Кто-то просто тем самым укорачивает жизнь, кто-то ослепнет через двадцать лет или еще что-то. — Я понимаю это. — Кивает Элин. — И согласна заплатить цену в будущем. Как думаете, а смогу ли я овладеть Разрядовым Полем? — Маловероятно. Лучше сосредоточься на том Стиле, который уже применяешь. — Большое вам спасибо, учитель. — Элин низко кланяется. — Пожалуйста. Теперь пойдем к остальным. Ваш архимаг вернулся с важными новостями. Оказывается, все уже собрались в рабочем кабинете мага и уселились за большим столом. Все приветствуют Элин и поздравляют с успехами, что вызывает большое смущение. Даже Эзодор Уньер с улыбкой кивнул, а потом продолжил рассказ: — Повторю для новоприбывших: завтра мы отправляемся на войну, но уходить нам никуда не потребуется. Продолжим двигаться с помощью Тор-Гибалара. Я потратил много времени, чтобы создать мощную оборону, так что грех будет не использовать. — Мэтр Эзодор берет паузу. — Также духовные существа установили блокаду Путей вокруг места, в которое нам нужно. Теперь все Пути слились в один, по которому будем идти не только мы. — Но и наши враги? — Да. У меня нет точной информации о текущем состоянии, но есть шанс встретиться со сторонниками Герона, Сарефа и мэтра Вильгельма. К счастью, все трое являются друг для друга врагами. — Нас они тоже атакуют, если увидят. — Произносит Йоран. — Безусловно. — Кивает архимаг. — Но это не всё. Есть еще демоны, которые объединились с Сарефом. И с этой силой придется считаться. И, конечно, сами духовные существа, что готовят Исход. Все игроки сойдутся в одной точке, и это будет невиданным сражением. — Вампиры объединились с демонами. Это отличный ход в режиме, где каждый сам за себя. Чтобы победить, нам тоже нужно объединиться. — Говорит Бальтазар. — Нам не с кем. — Отвечает Клаус Видар. — Да. Ни Герон с Хейденом, ни Могильная Мгла, ни тем более духовные существа с нами сотрудничать не будут. Но это и не нужно. У меня есть планы на такой случай. Все же победа в таких состязаниях одерживается стратегией. — Архимаг откидывается на спинку стула. — Сареф с высшим вампиром и мэтр Вильгельм пока доминируют, потому что очень хорошо подготовились. Но я тоже без дела не сидел. Сегодня ночью я открою Врата на нужный нам Путь, и мы начнем продвижение к цели. Хорошо сегодня отдохните, ведь неизвестно, когда это еще удастся.Глава 28
Туман, кажется, полностью захватил этот Путь. Сареф и Кастул продвигаются в нем довольно долгое время и пока не удается найти Врат на следующий отрезок маршрута. Вампир не удивится, если духовные существа постараются спрятать их так глубоко и далеко, как только смогут. К тому же сейчас нужно проявлять еще большую бдительность, так как этот Путь является единственным маршрутом к нужному месту, значит, все другие тоже пройдут по нему. — Ни зги не видно. — Жалуется воин рядом. Сареф пожимает плечами, с этим ничего не поделать. Но если для грандмастера это просто недостаточная видимость, но для чувств старшего вампира нечто более опасное. После получения сил Темпкрова и Герона появилась возможность кардинально улучшить все органы чувств. Сейчас юноша может просканировать округу подобно Древнему вампиру на пару десятков километров, а то и в разы больше с уменьшением точности. Но стоило вступить на этот Путь, как способность словно отрезало. Можно предположить, что дело в самом тумане, который оказывает подобное влияние. На месте духовных существ Сареф бы так и поступил, чтобы усложнить коммуникацию среди врагов. Сейчас не получается связаться с Легионом или кем-то из других старших вампиров, что не могли не прийти на этот Путь. А если нет связи, то не будет согласованности действий. Даже найти их получится только в том случае, если случайно столкнутся. А еще это идеальное место для засады, если самим духовным существам туман не мешает. Скоро это удалось подтвердить, так как из кустов леса выпрыгнул огромный духовный зверь, причем ни Сареф, ни Кастул не почувствовали его до момента атаки. Впрочем, монстру это не очень помогло, когда меч грандмастера одним ударом развалил на две половинки. После Кастул пробует разрубить туман или поднять сильный ветер, но тяжелая белая субстанция лишь перемешивается и не хочет показывать взору хоть что-нибудь лишнее. — А как мы будем искать Врата в таком месте? — Я как раз думаю над этим. — Пути ведь вполне могут быть размером с центральный мир. — Угу. — Значит, Врата могут оказаться в тысячи километрах от нас. Пока мы их будем искать, духовные существа совершат Исход. — Да. На это они и рассчитывают. Скорее всего тут постарался кто-то из великих духовных существ. — Сареф вспоминает Кадуцея, что держал на острове-в-тумане и сам выглядел «туманно», если говорить каламбурами. Это почти идеальный ход, когда нет возможности или желания встречаться на поле боя и переть стенка на стенку. В тумане гаснет любая поисковая магия, не работает дальняя магическая связь, даже сориентироваться в пространстве довольно сложно. Но при этом не закольцовывания пространства, Сареф точно чувствует, что они не ходят по кругу, но сильно легче от этого не становится. Дальше десяти шагов ничего не видно, но тело чувствует подъем на гору. Вскоре кустарники вокруг сменяются камнями, а склон становится круче. Не долго думая, Сареф решает подняться на возвышенность и попробовать оттуда осмотреться всё вокруг. И гора оказывается в полкилометра высотой с почти отвесными скалами у вершины. Но вампир просто шагает по вертикальной поверхности, немного исказив правило гравитации с помощью силы Короны Штормов, а Кастул уже наверху, пробежав по стене со скоростью ветра. Когда Сареф оказывается на вершине, то видит, что находится в местности с большим количеством подобных гор, черные верхушки которых торчат из плотного покрывала тумана у подножия. Солнце равномерно светит сквозь тяжелые облака, вызывая эффект постоянного раннего утра. Никаких интересных ориентиров или других участников гонки не видать. — Так, и куда дальше? — Спрашивает мастер-мечник. — Мы можем продолжать двигаться вперед, но с тем же успехом можем удаляться от искомых Врат. — Пока не знаю. На других Путях я мог почувствовать Врата с большого расстояния, но здесь туман из духовной энергии гасит мои чувства. — А если пробить оболочку Путей, как в прошлый раз? — Здесь она очень крепкая. Духовные существа наложили сотни Путей в один на другой, так что остается пройти до конца этого коридора. Кастул пожимает плечами, составление хитрых планов не является его сильной стороной. Но и Сареф не обладает какими-либо феноменальными способностями в этом роде. Гениальный интеллект — слишком размытое понятие, а юноша предпочитает просто планировать всё наперед и пытаться учесть все риски. Легион действует примерно так же. И высший вампир не мог не предусмотреть такой возможности, как разделение отряда и трудность поддержания связи. Сареф закрывает глаза и начинает прислушиваться к «Мелодии мира». Способность, похоже, имеет очень близкую природу к Путям и духовным существам, так как вампир постоянно слышит музыку на грани слышимости. Волны неизвестного музыкального инструмента пронизывают все Пути. Конечно, это лишь представление Сарефа, вряд ли где-то действительно есть музыкальный инструмент, музыка которого слышна в любой точке совокупности Путей. Сейчас юноша старается сконцентрироваться на каких-либо других звучаниях, чтобы попробовать определить местоположение других вампиров или хотя бы армий мэтра Вильгельма. У некроманта наверняка будет какой-то свой вариант решения, поэтому стоит продолжать слежку за ним. Но пока что не удается услышать топот тысяч мертвецов. Ближайшая округа продолжает прятаться в тумане тайны. «Стоит ли подойти с другой стороны?», — продолжает размышления юноша. Все-таки был один Древний вампир, что смог приблизиться к природе духовных существ. Вряд ли Кадуцей или еще кто-то предусмотрели такую возможность. «Они даже еще могут не быть в курсе того, что я победил Герона. Но применять свойство двойственности Лайтроллской Линии Крови на полную пока не стоит. Разве что попытаться почувствовать окружающее пространство так, как это делают местные жители». Сказано — сделано. В мысленном мире продолжается вечная борьба душ двух Древних, а Сареф тянет незримые руки к лучам солнца на небе, что пока более чем наполовину перекрывает алая луна. Впрочем, меч в башне тоже вытащен лишь на треть. Сареф никогда не пробовал применить такое свойство, но интуитивно достигает успеха, хотя за это нужно поблагодарить душу Герона, а не свои таланты. Юноша распахивает глаза и видит мир совсем по-другому: вместо тумана клубится море духовной энергии. Все скалы, воздух и земля состоят из нее, но это и так очевидно, хоть и выглядит очень прекрасно, стоит посмотреть на это с точки зрения духовных существ. Гигантские течения расходятся в разные стороны, тут и там возникают водовороты энергий, что порой напоминают черные дыры с искривлением пространства. Возникает ощущение, что находишься где-то под водой и любуешься подводными чудесами. В прошлой жизни Сареф хотел однажды побывать на каких-либо островах Океании или Австралии, и понырять с аквалангом, чтобы посмотреть на рыб, крабов, пособирать кораллы и, может, даже встретиться с акулой. Но сейчас эти мечты не имеют никакой ценности, поэтому вампир продолжает сканировать округу. Как и ожидалось, стоит на минуту стать духовным существом, хотя бы в плане органов чувств, как туман перестает как-либо мешать. Было бы странно, если духовные существа и себе подгадили в этом плане. Примерно в сотни километров удается разглядеть большое облако странной энергии, что уничтожает основу Путей. «Понятно, там находится Могильная Мгла», — приходит к выводу Сареф. У нежити такие колоссальные объемы отрицательной энергии, что видно даже отсюда. А вот разглядеть группки вампиров уже не получается. Если бы их было сто тысяч, то никаких проблем, но сейчас остается лишь продвигаться к легиону мертвецов, чтобы не упускать из виду хотя бы их. Сареф открывает глаза и смотрит на Кастула: — Я нашел нежить. Примерно в сотне километров в той стороне. — Далеко. Телепортируемся? — Я бы предпочел не рисковать в этом тумане, но другого выхода не остается. Чем больше времени потратим, тем сильнее отстанем. Напарники крепко хватаются за руки и исчезают, чуть всколыхнув туман вокруг себя. В следующее мгновение Сареф группируется для приземления, так как выбросило их в пятнадцати метрах над землей. Для обычного человека такие путешествия стали бы довольно опасной затеей, но сейчас вампир и мастер боевых искусств без каких-либо травм приземляются на берегу широкой реки. Сареф еще раз проверяет, где воинство бывшего наставника, и с удовлетворением замечает, что они всего в паре километров от передовых отрядов. Они обогнали нежить, что как раз движется в этом направлении. — Они скоро придут сюда. — Сообщает юноша. — Вступим в бой или опять будем лишь следить? — Будем следить. Их слишком много, к тому же мэтр Вильгельм и тот лич довольно сильны. Они быстро меняют местоположение, перейдя реку. Последняя хоть и широкая, но очень мелкая, так что вряд ли остановит продвижение Могильной Мглы. На другом берегу они засели на почтительном расстоянии в труднопроходимом лесу и начали наблюдение. Точнее наблюдает только Сареф, а Кастул просто стоит, прислонившись к дереву и разглядывает меч, словно ищет какие-нибудь повреждения. Несмотря на то, что оружие поучаствовало в большом количестве сражений, работа гномьего мастера не имеет ни одного повреждения. Конечно, это заслуга не только кузнеца, но и Кастула, что предохраняет клинок внутренней энергией в опасных схватках, а также знает, как наносить удары, что не влекут за собой разрушение оружия. — Что там? — Спрашивает грандмастер, которому становится скучно. — Переходят реку. И… — Сареф не успевает закончить, как ситуация резко меняется. В тумане распахиваются Врата, из которых появляются сотни духовных существ самой разной формы. Они нападают на передовые отряды нежити, и начинается жестокий бой. — Духовные существа напали на мертвых. Пытаются замедлить продвижение. Но сильных духовных существ нет. — То есть, они могут возникнуть где угодно? — Да, Пути — их вотчина. — То есть и рядом с нами? — Развивает мысль Кастул. Сареф отрывается от слежки за боем и смотрит на напарника, который просто пожимает плечами, мол, «это ведь логично». — Да, могут свалиться и на нас. — Юноша слишком сосредоточился на воинстве смерти, что забыл следить за округой рядом. И это чуть не стало роковой ошибкой, так как над деревьями без единого звука и движения возникает огромный паук, что, кажется, соткался из самого тумана. Духовные существа переходят в контрнаступление.Глава 29
Стоило лапам огромного паука коснуться веток над головой, как Кастул задирает голову и отталкивает от дерева. С одной стороны кажется, что большому пауку будет трудно как-либо напасть в густой чаще, но это все же не биологический организм, а духовное существо, что вдруг вновь растворяется в тумане. — О, исчезло. — Говорит грандмастер, вертя головой. — Еще тут, заходит со спины. — Сареф продолжает наблюдать через призму восприятия местных жителей. Мастер-мечник продолжает стоять спиной к противнику, чтобы он подобрался ближе, а когда клубы тумана вновь обрели плоть, резко разворачивается и наносит смертельный удар. Идеальный в исполнении разрез с разворотом на носках и рубящим ударом, после которого не только паук навсегда развеялся, но и деревья по линии удара обрушились. — Как-то легко. — Признается Кастул. — Это низшее духовное существо, их преимущество в количестве и своей территории. — Сареф замечает вокруг уже восемь десятков пауков. В голову против воли лезут воспоминания, когда еще считался лишь авантюристом филиала гильдии из Масдарена. Тогда с Лукой отправились сопровождать великана, а потом было ущелье с Дьявольским Ловчим… — Ух, как прут. — Кастул отвлекает от воспоминаний. Сареф чуть отклоняется от удара большой лапой, а после быстрым движением отсекает клинком из алхимических чернил. Сейчас предпочитает не тратить ману на суперзаклятья, как и не хочет демонстрировать силу Темпкрова или Герона. Против таких врагов хватит меча, пусть и не обычного, и тренированного тела. Вампир бросается вперед через густо выросшие деревья. Большим паукам здесь должно быть тяжелее перемещаться, но они тоже обладают завораживающей грацией множественных конечностей, а также легко скачут по стволам. Сначала может показаться странным их хаотичное передвижение вокруг рощи, но потом глаза замечают паутину, что подобно плотному кокону начинает окутывать место схватки. Трудно сказать, какими свойствами обладает духовная паутина, но можно с уверенностью утверждать, что враги тем самым стараются не дать сбежать. Ноги толкают туловище вверх, где Сареф запрыгивает на тело паука и рассекает его на всю длину клинка. — Кастул, следи за паутиной! — Громко предупреждает юноша, так как напарник может смотреть лишь обычным человеческим зрением. Но Кастул будто не слышит, полностью отдавшись сражению. Сейчас летает в другой стороне рощи, а страшные создания падают вокруг него. Ни один удар не может пройти сквозь клинковую защиту грандмастера, пауки слишком большие и медленные для такого мастера. Если бы на бой смотрел обычный человек, а не вампир, то он не смог бы разглядеть каждый удар Кастула, даже если туман убрался бы. Гномий клинок описывает причудливые узоры в такт размеренному дыханию. Мечник повторял эти движения тысячи, если не сотни тысяч раз. Активная физическая работа закономерно вызывает учащение пульса, но дыхание контролируется жестко. Адепты боевых искусств могут выдерживать большие физические нагрузки и даже не запыхаться. Мастера же могут вести реальный бой с частотой дыхания как при нахождении в спокойной обстановке. Дыхание грандмастера остается медленным и размеренным, тело автоматически выполняет шаги, пируэты и финты. Глаза успевают подметить каждое движение в области зрения, а слух сканирует абсолютно всё, что происходит вокруг. Паукам численное преимущество начинает вредить, так как они не могут разом навалиться на одинокого противника и мешают друг другу. Кастул делает резкий разворот с выведение клинка на секущую позицию, и сразу три паука лишаются передних лап. Грандмастер легко гасит инерцию прямо перед паутиной, что прячется в тумане. Сареф видит, что у товарища всё под контролем, так что вновь концентрируется на собственной схватке. Его стиль отличается: если Кастул накладывает одну комбинацию на другую в бесконечном танце, то юноша стоит спокойно, потом совершает рывок или мощный удар, а потом вновь замирает. Таким образом старший вампир старается экономить силы для гораздо более сложных испытаний, которые ждут впереди. Кадуцей со сторонниками вполне могут отправить тысячу меньших собратьев, чтобы измотать противников. И если нежить устать в принципе не способна, то вампиров такая участь может не обойти стороной. Размашистый удар — остановка. Укол — остановка. Прыжок в сторону — остановка, и так далее, пока все пауки не рассеиваются духовной энергией. На другой стороне рощи Кастул тоже закончил сосвоей частью. Но расслабляться рано, это мог быть лишь первый раунд из сотни или тысячи. Сареф вновь закрывает глаза и пытается увидеть, что происходит неподалеку. Оказалось, армия мертвых легко перемолола нападавших и бодрым маршем двигается вперед. Возникает ощущение, что мэтр Вильгельм точно знает, что делает. «Есть ли у него способы, чтобы отыскать Врата? Или он хочет сделать что-то другое?», — на эти вопросы пока нельзя ответить с уверенностью. Пока ясно лишь то, что нужно держаться поблизости и не отсвечивать. Легион и другие товарищи тоже могут найти нежить, значит, шанс встречи здесь выше, чем в других местах Пути. Сареф и Кастул движутся параллельно полкам нежити, а через несколько часов видят, что с двух сторон подходят остальные силы, что раньше шли по другим Путям. «Они вошли на этот Путь в разных местах, но сумели друг друга найти. Дело в их количестве?», — Сареф смотрит, как в ста метрах проходит один из отрядов. Он с Кастулом решил залезть на высокое дерево, чтобы случайно не столкнуться с каким-нибудь вражеским отрядом. Кастул покачивается на соседней ветке, легко держа равновесие без рук. Глаза замечают, что большинство в армии отдано мертвецам, что раньше были людьми. Вероятно, это жители Срединных Земель. Вторыми по численности оказываются призраки, что образовались после поднятия духовных существ. Кажется странным, что такое возможно, так как обитатели Путей не имеют душу в привычном понимании. С другой стороны Сареф никогда толком не изучал некромантию, так как не имеет предрасположенности к её использованию. Возможно, призраки могут получиться и из неразумных духовных существ, а душа в этом процессе не играет вовсе никакой роли. Тут юноша вспоминает кое о чем важном и решает про себя, что действительно ошибся насчет души. Но помимо трупов людей и призраков встречается и более редкая нежить. Вдалеке прошагали два великана высотой с дерево, а громкие хлопки в небе явно указывают на пролетающих драконов. Есть также останки зверей, например, волков, собак и медведей. Бывший учитель постарался взять на последнюю войну кого только смог. Сейчас вампир с мечником оказываются в центре передвижения вражеских сил. Это не особо страшно, так как юноша в любой момент может телепортироваться отсюда, но стоит быть начеку. «Интересно, что мне сделать, если увижу идущего мэтра Вильгельма?» — это действительно волнующий вопрос. Можно будет напасть, чтобы покончить с главной угрозой, так как Могильная Мгла не остановится, пока не пройдет дорогой разрушения, разложения и окончательной смерти всего сущего. Но это чревато провалом, ведь некромант тоже имеет тузы в рукаве. Быстро перебрав варианты, Сареф решает, что будет лучше продолжать наблюдать без активных действий. Для нападения понадобится прикрытие Легиона и других помощников. Но вместо бывшего графа Вигойского появляется еще один полководец. Лич в алом плаще и с металлическим посохом медного цвета шагает среди мертвых. Череп уступает лицу в плане запоминания и узнавания, но юноша все равно признает ту душу, что преодолела время через «Реставрацию» и на некоторое время поселилась в маге хаоса. Еще один страшный противник, который ужасает не только своей силой, которой может соперничать с высшими вампирами, но и полной неизвестностью относительно способностей, навыков и умений. Сареф даже не помнит его имени, а видел всего небольшой кусочек жизни. Этого недостаточно, чтобы заявлять о знании мотивов или понимании характера.Кастул смотрит на Сарефа, и последний качает головой. На лича тем более сейчас нападать нельзя. Если начнется бой, прибудет мэтр Вильгельм. Лучше будет устроить схватку на своих условиях, а еще лучше — предоставить легионам нежити разбиться об оборону духовных существ. Главное — успеть вмешаться в самый подходящий момент. Если он будет упущен, то отрыв уже будет не восполнить. Именно в этот момент духовные существа решают снова пойти в атаку, но теперь явно начинают с козырей. Всего в трехстах метрах от дерева, на котором находится Сареф с Кастулом, возникает шар света. На своей территории духовные существа могут распахивать порталы куда угодно, даже в глубине вражеских построений. Но сияет так даже сквозь туман не сам портал, а то, что было перенесено. Вампир прыгает и хватает напарника, а после телепортируется куда подальше. В этот момент детонирует «духовная бомба», а над областью возникает километровый купол всеуничтожающей энергии. Разумеется, духовные существа могут и не такое и пока не особо переживают из-за вторжения. У них тоже были тысячи лет, чтобы подготовиться. Сареф особо не выбирал, куда переместиться, лишь бы подальше, поэтому не удивился, когда свалился прямо в ту реку, через которую проходил не так давно. С той лишь разницей, что оказался примерно в десяти километрах от места взрыва. Впрочем, расстояния оказалось недостаточным, чтобы избежать взрывной волны. Приведенные в движение воздушные массы проносятся по округе и также поднимают тучу брызг в воздух. Тактики подкладывания бомбы под ноги выглядит довольно эффективной, но духовные существа используют не тротил, а сжатую энергию Путей. И чтобы так её сжать, приходится затрачивать кучу сил. Именно поэтому Сареф считает, что у защитников Путей нет большого количества таких бомб, так как ими нельзя запастись впрок. — Интересно, нежить там подохла? — Кастул отряхивается от воды и шлепает по направлению к берегу. — Не думаю, они уже находятся за пределами жизни. Мэтр Вильгельм легко восстановит потери. А вот нам лучше не попадать под такой удар. — Сареф направляется следом. — Но есть один плюс. Такой «бум» можно увидеть издалека. И это правда, так как другие вампиры, что блуждают в тумане Путей, замечают либо вспышку, либо звук. После сразу направляются в ту сторону. Взрыв духовной бомбы также видят и новые участники войны, но уже благодаря заклятьям Эзодора Уньера. Тор-Гибалар целиком перенесся через Врата и оказался в новом месте, полном тумана. Моря под ними уже нет, но крепость продолжает плыть по воздуху. С верхотуры летучей крепости легко можно увидеть покрытые туманом земли, а в зале совещания все смотрят на подрагивающее изображение армии нежити и возникшего моря духовного огня.
Глава 30
В зале совещаний все внимательно смотрят на магическое изображение, когда там был показан небывалый взрыв. Колоссальное количество духовной энергии уничтожило абсолютно всё в радиусе взрыва, но потом наблюдатели замечают, как над землей поднимается черный туман из отрицательной энергии. В тумане восстают останки нежити, а потом собираются в единое целое, как было до взрыва. Все пострадавшие отряды продолжают движение, словно ничего не случилось. — Некромант может восстанавливать такое количество нежити? — Удивляется Йоран. — Я никогда не изучал некромантию, но мне кажется, что на это потребуется огромное количество маны или отрицательной энергии. — Думаю, мэтр Вильгельм с таким справится, — задумчиво отвечает Элизабет. — Однозначно справится, — кивает архимаг. — Когда-то он стоял у истоков искусства магии Смерти и слушал наставления великих учителей. — Великих учителей? Кто они такие? — Те, кто превратили новое искусство в знакомую всем некромантию. Почти вся существующая магия была разработана демонами, но магия смерти была принесена в центральный мир могущественным духовным существом. — Зачем им это было делать? — Чтобы исполнители имели неотразимое оружие для уничтожения мира, — пожимает плечами мэтр Эзодор. — Логика духовных существ всегда была довольно простой: в первый раз они принесли новую ветвь магии и научили ей избранных, чтобы они принесли смерть повсеместно. Во второй раз они призвали из далеких далей существ, которые имели все шансы залить кровью весь центральный мир. Все догадываются, что маг говорит о первой и второй Темной Эре. — А что же они сделали сейчас? — Спрашивает Клаус Видар. — Нашли способ вселяться в людей без согласия? — И это тоже. — Кивает Уньер и колдует над заклятьем дальновидения. — Но основная ставка была на Вестника, что прибыл из другого мира. — Вы говорите о… — Да, Сареф. Он же Равнодушный Охотник. Элин отрывается от созерцания марширующих полков нежити и смотрит на главного чародея. — Сареф прибыл из другого мира? — Эльфийка никогда не предполагала подобного. — Да. По всей видимости духовные существа хотели сконцентрировать на нем свои стремления, но потом вмешались вампиры. Этот юноша был призван сюда только с одной целью — уничтожить мир. Оставалось неясным лишь то, на чьей стороне он выполнит задуманное. — И он выбрал вампиров, — произносит Элин. Эзодор Уньер пожимает плечами, словно не имеет по этому поводу определенного мнения. — Он выступает на стороне вампиров только потому, что сам является таковым? — Теперь интересуется Элизабет. — Нет, ему было обещано возвращение на родину при успешном выполнении замыслов. — Откуда вам это известно? — Навел справки. Дела в Манарии я мог спихнуть на мейстера Гимлерика, но в вопросе Темной Эры я не мог сидеть сложа руки. На несколько минут воцаряется тишина, где каждый думает о своем. На магическом изображении видно, как открываются новые Врата, через которые на нежить нападают большие толпы духовных существ. Местные обитатели не жалеют себя и погибают в больших количествах, и из-за этого ряды Могильной Мглы только разрастаются. — Ладно, и какой у нас план? — Спрашивает Бальтазар. — Когда мы вступаем в бой? — Скоро. Я уже нашел Врата, что ведут в нужное место, скорее всего полководцы армии мертвых это тоже сделали. Насчет вампиров не уверен, но они наверняка последуют за мэтром Вильгельмом. — А мы можем попробовать найти вампиров с помощью магии? Будет неплохо, если будем знать об их передвижении. — Можно попробовать. Скорее всего кто-то будет двигаться рядом с нежитью. — Архимаг начинает настраивать заклятье. Через несколько минут виден результат: в тумане меж деревьев неспешно идут две фигуры. У Элин сжимается сердце, так как узнает обоих. Первым оказывается воин по имени Кастул, что победил эльфийку в Срединных землях, даже несмотря на помощь теневого феникса. А вот второй сам Сареф, что нисколько не изменился за прошедшее время. Элин впервые видит юношу после расставания в Порт-Айзервице, когда он оставил вещи якобы на сохранение. Тогда и подумать не могла, что готовит будущее, где человек, которого любила как отца, окажется жестоким вампиром, что стремится уничтожить мир. Вдруг на изображении Сареф останавливается и поднимает голову, словно видит наблюдающих за собой. Дальше всё происходит очень быстро, никто кроме мэтра Эзодора, магистров Оружейной Часовни и Микилинтурин не успел среагировать. Тор-Гибалар плывет над землями, сокрытыми в тумане, а потом напротив башни материализуется огромный алый клинок. Оружие дрожит и переливается вампирической энергией, после чего стремится пронзить сооружение, где все находятся. Первый удар принимают на себя щиты магистра Видара, которые круглосуточно висят в окружающем пространстве. Но прочности не хватило, чтобы заблокировать удар. Из окна вылетает яркая линия выстрела магистра Венселля, что может пробить сразу три горы навылет, но с магическим конструктом выстрел справиться не смог. Микилинтурин собиралась встретить атаку собственной, но заклятье архимага оказалось быстрее. Острие алого меча резко отклонилось в сторону, и оружие унеслось в дали, снеся одну из верхних площадей. Летучая крепость от подобного зашаталась, но вскоре продолжила полет, словно ничего особенного не произошло. — Что это было? — Аддлер смотрит в окно, но в тумане уже ничего не видно. — Мою слежку заметили и отправили «подарок» с ясно читаемым намеком, — мэтр Эзодор говорит таким тоном, словно это самое обычное дело. — Пока что оставим в покое Сарефа, он постоянно настороже. Попробуем посмотреть на других вампиров. Поиск архимага через некоторое время дает результаты, когда все узнают Белта Гуронна и Фрига Ройта с другими вампирами. Эти вампиры никак не реагируют на магическую слежку, значит, не могут её почувствовать таким образом, каким это сделал Равнодушный Охотник. Но это лишь предположение Элин, которая ни в магии, ни в вампирах не является экспертом. — Где-то ведь должен быть высший вампир. — Напоминает Элизабет. — У нас очень могучие противники. Сареф стал… очень сильным. У мэтра Вильгельма тоже невероятные возможности. Духовные существа наверняка что-то готовят. Как мы все-таки надеемся против них сражаться? Есть ли у нас хоть какие-нибудь шансы? Этим вопросом наверняка задавались все присутствующие. Один лишь Лоренс даже не дернулся, когда магический удар чуть не снес башню. Бывший архимаг Манарии мягко улыбается и отвечает: — Разумеется, дело сложное. Но повторю: почти всю работу я возьму на себя. Ваша роль сводится к поддержке. Не думайте о далеком будущем, лучше сконцентрируйтесь на настоящем и покажите всё, чего достигли. Не все наши враги изначально были сильными, но все они приложили усилия для того, чтобы оказаться здесь и побороться за главный приз. У нас есть шансы на победу. И скажу даже чуть смелее: я уверен, что мы победим. — Откуда такая уверенность? — Хмурится Элизабет, так как не видит перспектив. — Не могу сказать. Сейчас мы находимся на вражеской территории, и даже охранные чары Тор-Гибалара не могут защитить нас от влияния Кадуцея и Водоворота Снов. Я вынужден хранить молчание, чтобы нас не подслушали. Когда придет время, я обязательно расскажу. Пока прошу довериться. — И все же, — продолжает мастер-лучник, — каковы наши ближайшие шаги? Летим до Врат и проходим через них? — Да, но пройти не сможем, так как они захлопнуты. Нам придется подождать, пока их не распахнут силой другие участники конфликта. После этого мы вступим в бой. Я намерен устранить как можно больше врагов уже на этом Пути, чтобы дальше было проще. Самый лучший вариант для нас — остаться с духовными существами один на один. — Но так, разумеется, не будет, — смеется магистр Венселль. — Нужно еще не забывать про демонов, что сами могут всех поубивать. — Могут, — кивает чародей, — но они идут своей дорогой и нетрудно догадаться, какое соглашение у них с вампирами. Последние расчищают дорогу к порталу, а демоны помогают его запустить. Потом все улетают каждый в свою сторону. Вампиры к себе на родину, Сареф возвращается домой, а демоны единственные, кто сможет высадиться на полпути. Понятное дело, на нас и духовных существ мест в этом путешествии не хватит. — А почему этот портал не может вести в большее количество мест? — Уточняет Микилинтурин. — Было бы намного лучше, если каждый мог пойти туда, куда захочет. — Понятное дело, но таковы ограничения. Можно задать не более двух точек выхода. Тут Элин приходит неожиданная идея. Она странная, пугающая и даже наглая. Но лучше спросить сейчас, чем бояться и думать об этом дальше. — Эм, если вампиры объединились с демонами, то, может, нам объединиться с духовными существами? — Громко спрашивает Элин, и все взгляды обращаются к ней. — Если духовные существа тоже могут совершить Исход, значит, смогут активировать портал и без демонов, даже если не так быстро или хорошо. Духовные существа пойдут по одному маршруту, а мы по другому. Эзодор Уньер с улыбкой слушает предложение, а после кивает со словами: — Да, разумеется, подобный план имел бы все основания для реализации. К тому же духовные существа не так зависимы от эмоций, как люди и другие жители центрального мира. Мы действительно могли бы договориться. — Но? — Нет никаких но. На самом деле я уже нашел могущественного союзника среди жителей Путей и давно попросил помогать вам. Я говорю о теневом фениксе или Плаче Забытых Народов, как его зовут. Кадуцей со своей компанией не захотели меня слушать по причине того, что им было важно убить всех жителей центрального мира. — Подождите, то есть именно вы переписали контракт на меня? — Догадывается Элин. — Да. Более того, именно я изначально передал в гильдию авантюристов контракт, который потом оказался у Сарефа, что оставил его тебе. — Вы знаете, почему он поступил таким образом? — Таково было решение самого феникса, — спокойно отвечает маг. — И ты, Элин, сыграешь в будущем сражении значимую роль, призвав на помощь феникса. На Путях Страж Реальностей никак не будет нас ограничивать, но это касается и остальных духовных существ, а также вампиров, которым служит Гаситель Света. Даже мне трудно выставить их всех в понятную иерархию силы. Элин кивает, хоть и чувствует повышающееся волнение. Кто знает, что она сможет, если Плач Забытых Народов поможет без ограничений. Но с другой стороны зачем Элин вообще тогда нужна, если они находятся на Путях? «Обязательно это узнаю», — обещает себе эльфийка. Впрочем, мэтр Эзодор говорит, что потребуется потренироваться и самолично займется подготовкой. Элин решительно кивает, постоянно учиться новому и выходить за рамки комфорта она уже умеет.Глава 31
Если продолжать измерять время привычными правилами, что существовали в центральном мире, то можно сказать, что армия идет вперед уже три дня. Трое суток постоянных нападений, этого бы не выдержала ни одна армия, но нежить терпеливо продолжает путь к Вратам, за которыми всё решится. За время марша приходилось постоянно заниматься восстановлением полков, но это самая легкая часть грядущих испытаний. Духовные существа продолжают отправлять на убой неразумных созданий, пока сами заняты подготовкой Исхода. Но они не успеют, мэтр Вильгельм в этом уверен, хоть и не знает, как именно протекает этот процесс. С другой стороны это ему неинтересно, вовсе не за спасением он пришел сюда. Настала пора прекратить дурацкие игры на выживание и сделать это можно только одним способом: прекратив игру. Даже если это потребует бесчисленных жертв со всех сторон конфликта. Тысячи лет некромант готовился к этому и теперь намерен довести задуманное до конца. Мимо проходят отряды в броне, по которой стекает отрицательная энергия. Самая сильная армия за всю историю существования центрального мира идет в последний поход, после которого никого и ничего не останется. Некромант-полководец стоит на пригорке и смотрит на туман не обычным зрением. Вместо этого в разуме смешиваются образы, что передает каждый мертвый солдат. Таким образом некромант может получать сводки со всех мест разом, словно легион нежити — единый организм с тысячами глаз. Рядом встает лич в алом плаще, что ждет известий. Помощник со времен первой Темной Эры оглядывает туман, но магические чувства настроены на отрицательную энергию, что течет под ногами и летает взвесью в воздухе. Там, где проходит воинство смерти, растекается Могильная Мгла, что убивает всё без возможности спасения. — Еще семь часов в прежнем темпе. — Говорит бывший граф Вигойский. — Осталось чуть-чуть. — Отвечает лич-полководец. — Мы откроем Врата и на нас сразу все бросятся. — Духовные существа будут ждать на той стороне. — Я про других. — Среди вампиров я опасаюсь только Сарефа. Но он один. — Есть ведь еще тот высший вампир. — Есть. — Кивает некромант. — Он хороший организатор и манипулятор, но в прямом столкновении уступил бы Хейдену. Ты без труда сможешь его задержать. К тому же они не знают, кто именно ты такой и что можешь на самом деле. Меня больше волнует кое-кто другой. Отрицательная энергия повинуется жесту и поднимается над землей. Потоки закручиваются, перетекают в иную форму и образуют сложные фигуры, чтобы при сложении образовался замок. Лич с интересом смотрит на миниатюру сооружения, а потом спрашивает, что это. — Тор-Гибалар. Крепость тоже находится на этих Путях и на ней движутся выжившие жители центрального мира. — Разве они смогут что-то сделать? — Меня беспокоит бывший архимаг Манарии. Его знают под именем Эзодор Уньер, что родом из Западных Земель. — Наш соотечественник? — Нет, это его легенда. На самом деле он из Срединных Земель. — А, понял. Тогда действительно стоит быть осторожнее. Мерный топот сотен мертвецов не думает смолкать. Подобно ручью воинство растекается на множество ветвей, что движутся параллельно друг другу. Так сделано специально, чтобы минимизировать потери в случае ударов духовных существ, что периодически через небольшие Врата оставляют духовные бомбы. Восстановить численность войск нетрудно, но это тоже трата сил и времени. И вот неподалеку начинается еще один прорыв. Сейчас свора огромных зверей самой разной формы врезается в одну из линий. Трудно бороться с противником, который может появиться в любой точке Путей, но конкретно эту армию так не остановить. Нежить тут же вступает в бой, а лич сразу туда телепортируется, исчезнув во всплеске отрицательной энергии. Мэтр Вильгельм оставит возможный прорыв на товарища, а сам продолжит следить за округой и держать в уме ориентиры к Вратам… Костлявые ноги вновь чувствуют под собой почву. Странно, конечно, что высшая нежить в принципе способна чувствовать давление земли на ступни ввиду отсутствия чувств, что были при жизни. Но магические чувства куда более совершенны, так что легко имитируют подобное. Боль они не воссоздают, но помогают ощущать окружающий мир для большего удобства. Трехметровый олень со светящимися ветвистыми рогами проносится совсем рядом. Мертвецы бессильно падают под копытами, не в силах сопротивляться силе. Рога вдруг загораются сильнее, а вокруг духовного существа рождается вихрь духовной энергии. И это не просто напор силы, а скорее хаотичное вращение сотен острейших клинков, что легко разрубают мертвые тела. С посоха лича слетает черная молния и ударяет в бок противника. Эта некромантия настолько сильная, что обращает в пепел даже собственных солдат, над головами которых пронесся чудовищный разряд. Диковинный олень пережил удар, так как постоянно несет на себе духовную броню. Однако силы удара оказалось достаточно, чтобы существо прокатилось по земле добрую сотню метров. Копья и мечи нежити вокруг пытаются пробить защиту, но сейчас пришли намного более сильные духовные существа, хоть заправилы по-прежнему прячутся в тумане. Лич чувствует присутствие силы как минимум двух таких. Один создал этот туман, в котором трудно поддерживать магическую связь, а второй постоянно подслушивает и даже пытается влезть в мысли. Но полководец помнит, кто это такой, так что знает, как защититься от этого. А еще есть хорошая защита в виде Могильной Мглы, что растекается окрест. Эта сила убивает абсолютно всё, что не является мертвым. Это касается и духовной энергии, и самого Пути. Там, где прошла нежить, остается лишь черная земля, а в море духовной энергии видна незаполняемая просека. Именно Могильная Мгла, что однажды была создана великим некромантом Соломоном для совсем другой цели, теперь служит отличным подспорьем, что сводит на нет даже силы великих духовных существ. Даже туман вынужден заполнять лишь промежутки между полками нежити. Олень снова на ногах и пригибает голову, как это сделало бы живое существо из центрального мира. Сейчас трудно сказать, животный ли мир возник по подобию духовных существ или духовные существа скопировали чужой облик. Гигантский олень несется на лича, выставив сверкающие рога. В момент столкновения гремит взрыв, что поднимает кучу земли в воздух. Даже все мертвецы поблизости оказались подняты в воздух. Лич нисколько не пострадал от такой атаки, но Пути симулируют многие физические законы центрального мира, поэтому вес играет роль. Намного более легкий полководец отлетел от тяжелого врага и прокатился по земле перед тем, как остановиться и вскочить одним движением. А земля уже подрагивает от топота духовного существа, что хочет снова повалить, растоптать, растерзать. Вдруг отрицательная энергия под ногами приходит в движение и вырастает крупный шип. Отрицательная энергия послушалась лича и сверхуплотнилась, чтобы создать огромный черный шип, на который духовное существо напоролось грудью. Олень кричит и пытается вырваться, но это оружие может убивать даже духовных существ. Через тридцать секунд духовное существо навечно распалось лоскутами духовной энергии, но лич уже не смотрел. Алый плащ отмечает путь полководца, что появляется рядом с каждым духовным существом и без лишней спешки побеждает. А поверженные солдаты быстро поднимаются и возвращаются в строй, где отряды образуют полки, что движутся к конкретному месту. Постоянные нападения все же замедляют продвижение, но не только этим стараются преградить дорогу. По Пути проходят землетрясения, что создают на маршруте глубокие провалы, а однажды сразу десять тысяч воинов провалились глубоко под землю. Но ничто из этого не могло полностью остановить продвижение, и скоро взору открывается странная гора, которую будто рассекли на четыре части огромным топором в далеком прошлом. Именно в этом месте находятся Врата на последний Путь, где духовные существа будут сражаться наиболее яростно. Мэтр Вильгельм смотрит на рассеченную гору и не может сдержать улыбки. Результат долгих трудов очень близок, осталось напрячься еще пару раз и забрать заслуженную награду. Некромант изрядно хлебнул горя в прошлом, но теперь это не имеет большого значения. Но бывали веселые и приятные моменты, о которых думать намного приятнее, но и они не столь важны сейчас. Устремления привели в это место, где решится не только его судьба, но всех тех, кто тоже придет сюда. Духовные существа, что собираются спастись. Вампиры, что собираются вернуться. Люди, что собираются надеяться. Демоны, что собираются уйти. И нежить, которая ни к чему не стремится. Разве что к окончательной смерти и заслуженному покою. «Еще совсем чуть-чуть», — убеждает себя мэтр Вильгельм, смотря на небо, где из тумана выплывает огромная полуразрушенная крепость. К бутылочному горлышку приближается второй участник сражения, а вампиры и так постоянно были рядом, хоть и прятались. Сейчас они тоже выпрыгнут с обнаженными оружием. Где прячутся демоны, некромант не знает, но уверен, что они не захотят лезть в бой. В последней войне даже демоны могут умереть, поэтому они постараются понаблюдать со стороны. Их черед настанет, когда вампиры отвоюют tramz arc. «Если отвоюют», — поправляет себя некромант. Очень старое на самом деле тело и не менее старая душа наполняются силой и задором, словно снова наступила молодость. Дело, конечно, в волнении, но подобное чувство по-прежнему приятно. В детстве некромант не имел свободы делать то, что хочет. А когда заполучил, то счастливее не стал, так как путь к независимости оказался залитым кровью. Пришел черед исполнить последний каприз. Лич-полководец снова оказывается рядом, как в старые и добрые времена. Сотни зачарованных рогов издают звуки сами по себе, ведь мертвые командиры могут приложить их ко рту, но не создать дыхание. Волшебный звук срывает с поводка заранее подготовленные заклятья, что усиляют, укрепляют и ускоряют каждого мертвого солдата в армии Могильной Мглы. — Пускай все идут сюда. Мы всё равно выйдем победителями! — Флегматичный некромант вдруг разражается кличем, хоть и считает такое поведение глупым. Лич молча поднимает металлический посох в знак согласия. Лука в черных доспехах тоже без слов обнажает возвращенный клинок из драконьей кости, хотя его интересует не успех предприятия, а новая схватка с Сарефом. Несмотря на то, что вампир с каждым разом становится сильнее, Лука всё больше пропитывается губительным воздействием Могильной Мглы. Возможно, скоро он станет с ней единым.Глава 32
Водоворот духовной энергии кружится в определенном ритме, а после уплотняется до стабильной формы Врат. Именно здесь начинается финальная дистанция великой гонки длиной в пять тысяч лет. Но еще нужно заработать право участия в последнем забеге, именно поэтому неминуемо начинается противостояние. Сареф смотрит на рассеченную гору, склоны которой частично скрывает туман. Но для зрения, симулирующего духовный взор местных жителей, это не помеха. Юноша видит, как мэтр Вильгельм стабилизирует Врата и скоро начнет ломать замок. Если бы духовные существа могли отвязать одни Пути от других, то давно изолировали бы последний Путь. Но вместо этого решили столкнуть всех лбами. Что же, это тоже хороший выбор. Старший вампир смотрит по сторонам, но наблюдает не за армией нежити, а ищет других вампиров. Они наверняка должны были засечь происходящие события. Легион — однозначно, а Фриг Ройт, Белт Гуронн и Мастер уж точно. Остальные старшие вампиры не дожили до этого момента. Но пока никого из прежнего отряда не удается отыскать. Возможно, они находятся по другую сторону от горы или еще в пути. Помимо этого юноша следит за чужим вниманием к своей персоне. С самого появления на этом Пути чувствует на себе чей-то взгляд. Сареф уверен, что это кто-то из могущественных духовных существ, что прячет взгляд в тумане. На этого невидимого наблюдателя вампиру плевать, так как все равно ничего поделать не может, да и нет у команды Легиона каких-то особенных тайн, которые можно подсмотреть. Наверняка все остальные стороны конфликта лучше всего понимают план кровопийц. Но при этом один раз появился новый наблюдатель, что действовал менее осторожно. Сареф сразу понял, что это не Легион или кто-то еще, так как узнал бы работу другого вампира. Поэтому без особых угрызений совести вычислил удаленную точку наблюдения и отправил к ней «подарок». Вряд ли бы так смог до поглощения душ Древних вампиров. После этого наблюдение сразу прекратилось. — Сейчас-то идем в бой? — Спрашивает Кастул, сидя под деревом. Они пришли к нужной точке и сейчас нужно что-то делать. — Идем. — Кивает Сареф. — Как только Врата распахнутся, мы сразу выходим и прорываемся к ним. И хотелось бы, чтобы нас поддержал Легион и остальные. Туман по-прежнему блокирует дальнюю связь, так что они тоже могут сидеть где-то неподалеку и ждать завершения работы мэтра Вильгельма. — Ладно. А в чем конкретно будет заключаться план? — Идем к Вратам, убивая всех, кто встанет на пути. Будет круто, если ты возьмешь на себя высшую нежить с алом плаще и с посохом, а я буду мешать бывшему учителю. — Сареф без опаски рассказывает о планах, так как они очевидны и без подслушивания. Пускай получилось немного туманно, но Кастулу другого не нужно. Сареф и Легион уже давно продумали все планы до самого последнего шага, их обсуждать больше нет смысла. Тем временем полки нежити берут гору в кольцо, нет, даже в два кольца. Внешнее обращено лицом наружу, чтобы отбивать атаки вампиров и других. Внутреннее смотрит на гору, так как духовные существа могут приготовить собственную армию, что войдет в распахнувшиеся Врата. Старший вампир касается большим, указательным и средним пальцем меча Кастула. По клинку начинает течь расплавленное золото силы Герона, что губительно для нежити. Свой чернильный клинок Сареф тоже усиливает подобным образом. Приходит время пускать в дело всё сэкономленное. В этот момент над расколотой горой поднимается столб света, который увидит кто угодно. Сареф и Кастул смотрят на явление и делают последние приготовления к бою. Процесс открытия Врат подходит к концу, значит, скоро нужно будет прорываться через четыреста тысяч мертвецов, окружающих гору плотными кольцами. Но замечает Сареф не только потоки энергии, но и странную летучую крепость, в природе которой не удается засечь духовную энергию. Юноша концентрирует взгляд, но заклятье дальновидения размывается охранными чарами. Это точно не Легион, так как он не говорил, что обладает передвижной летучей крепостью. Похоже на работу демонов, что могли создавать такие сооружения, но Фаратхи не будет вмешиваться в противостояние, если не станет совсем плохо. Все же прорыв вампиры взяли на себя. Земля под ногами неожиданное выгибается, а костяные отростки на длинном теле проходят в опасной близости от ног. Сареф не ощутил приближения нежити, так как Могильная Мгла пропитывает всё больше территорий, где ни вампиры, ни духовные существа не смогут разглядеть ничего, кроме тьмы. Речь, разумеется, о видении колебаний энергий. Если их нет, то любое магическое зрение увидит лишь пустоту. Грандмастер успевает ударить мечом по туловищу монстра, но смертельного повреждения не нанес. Противник исчезает под землей, а Сареф теперь начинает следить за происходящим под ногами. На «Мелодию мира» Могильная Мгла тоже действует, оказывается, так что приходится увеличивать канал совокупной силы от Темпкрова и Герона, чтобы выйти за рамки возможного для старшего вампира. На обострившиеся вампирские чувства начинает падать новая информация, что видит мир совсем в других красках, позволяя смотреть во все стороны и видеть не только отраженный от объектов свет, попадающий в глаза, или потоки энергии. Так как физиологически Сареф не становится чистокровным вампиром, то не имеет нужных органов, способных видеть форму времени или цвет гравитационных волн, как описывал это Легион. Но новых возможностей становится достаточно, чтобы смотреть сквозь землю подобно рентгену. Увиденное заставляет удивиться, так как почва кишит нежитью, как ведро с червями. Мертвые останки превратились в шестиметровых созданий, похожих на змей. У них острые клыки, а туловище покрыто костяной броней, из которых в разных местах торчат острые грани. Выходит, воинство мэтра Вильгельма намного больше. Тем временем к паре движется целая дюжина, поэтому вампир приказывает напарнику высоко прыгнуть в воздух. Мастер-мечник без лишних слов и даже раскачки прыгает вверх. Земля, что была под ногами Кастула, разошлась волнами из резко выброшенной внутренней энергии. Через секунду почва взрывается под напором мертвых существ, что не успели схватить добычу. Сареф и Кастул буквально висят в воздухе, так как вампир отменил действие гравитации, как это делают чистокровные вампиры. Потом за спинами место Врат вновь начинает сходить с ума, преобразуясь в стабильную форму. Сареф смотрит туда и видит открывающийся проход, хоть до самого места больше десяти километров. — Кастул, нам пора. Готов? — Глупый вопрос. — Грандмастер держит в руках обнаженный меч и большего ему не нужно. — Уже надоело прятаться в тумане. Юноша улыбается и начинает пространственный перенос к нужному месту. Мимолетная тьма исчезает, а пара воинов оказывается лицом к лицу с передними рядами внешнего кольца нежити. Сареф надеялся оказаться ближе к горе, но что-то помешало. Для взора вампира над местностью вращаются магические модели разнообразных заклятий, что не получилось разглядеть издали. Мэтр Вильгельм не тратил времени даром, первоначально окружив гору разнообразными чарами, одно из которых препятствует телепортации. «Он и такое умеет?» — Удивляется Сареф, но размышления на самом деле не имеют большого значения. Если нужно, они пройдут путь на своих двоих. Кастул первым вступает в бой, подумав, что так и было задумано. Широкий размах меча запускает волну яркого золотого света, где внутренняя энергия неожиданно перемешалась с силой Герона. Полукруг проходит сразу по десяти первым рядам, разбрасывая с огромной силой, а после и вовсе обращая в пепел. Над местом схватки поднимается сильный ветер, что взметнул волосы и невесомый прах. — Я за тобой! — Кричит Сареф, и Кастул устремляется вперед. В задачу не входит уничтожение всей армии, нужно лишь захватить Врата и победить мэтра Вильгельма и его помощников. Грандмастер и старший вампир напоминают метеор или комету, что несется по небосклону. Почти что натуральный золотой огонь движется напрямую к горе, не обращая внимания на любое сопротивление. Вблизи может показаться, что рассыпается само пространство из-за частых ударов меча Кастула. Грандмастер широко улыбается, так как находится в своей стихии. Ему все равно на хитроумные планы и стратегию, он лишь хочет напоследок показать себя. И победа, и поражение для него закончатся одинаково, так что выбор лишь такой: пасть на землю и свернуться калачиком или победно воткнуть меч на вершине горы из трупов врагов. Итог будет один, но полученные эмоции совершенно разные. Близкий конец снимает любые ограничения, сейчас Кастул впервые чувствует такой небывалый подъем. До этого просто нравилось доминировать в схватке и придумывать новые комбинации, но никакого долгосрочного удовлетворения это не приносило. Теперь понимает, что такая цель, как стать величайшим воином, была не совсем той, чего на самом деле хотел бы воин. И когда приходит понимание, что желаемого не достичь, но и терять больше нечего, начинает раскрываться весь потенциал мечника. Кастул ни на секунду не поверил Сарефу в том, что он может исполнить заветное желание мастера боевых искусств или дать старт чему-то новому. Кастул уверен, что Сареф без раздумий солжет, чтобы стало легче, так что не кормит себя иллюзиями. Он даже не захочет никуда уходить, если ему вдруг предложат. Кастул уверен, что эта война станет для него последней. Не потому, что его кто-то победит. А потому, что намерен навсегда бросить рукоять меча, когда абсолютно все Пути обрушатся в вечную тьму. Внутренняя энергия начинает изливаться настоящими водопадами, такого никогда прежде не было. Никогда прежде не было такого легкого вхождения в боевой транс. Никогда прежде воздух не казался таким сладким, а цель — настолько ясной. Прямо сейчас Кастул и Урхаб впервые начинают работать вместе, а личность человека на финальном отрезке жизни начинает становиться целостной. Это не имеет ничего общего с удовольствием, к которому обычно стремился грандмастер. Это не связано с бегством от боли и плохих воспоминаний. Это абсолютное принятие всего и своей роли в происходящих событиях. Точка экстремума и апогей предназначения. Мышцы приятно напряжены во время нанесения удара, а линия внутренней энергии легко пронзает тела давно уже мертвых противников. Сейчас никакая защита не способна устоять перед тем, кто может разрезать абсолютно всё. Поэтому, когда гномий клинок сталкивается с посохом цвета меди, Кастул улыбается еще шире. Перед ним появляется самый сильный противник из ранее встреченных. Лич не уступает в скорости и силе, но двенадцать одновременных ударов складываются в один. Раньше Кастул считал, что круто нанести дюжину разных ударов, но сейчас додумался сложить их в один невероятный. Странный металлический посох высшей нежити разделяется на две половинки, а потом голова скелета слетает с плеч. Сила Герона поджигает останки, а грандмастер останавливается позади противника после двенадцати штормовых оборотов. Каждое вращение заканчивалось пылающим ударом, в стороны разошелся веер немыслимых разрушений, расколотой земли, горящей нежити и обжигающего воздуха почти на полтора километра. «Потрясающе», — Сареф держался всё это время позади, но товарищу явно не нужна сейчас помощь. В этот момент чувства засекают близкое присутствие Легиона и других вампиров, а также летучая крепость начинает сверкать и подрагивать в облаке исполинских молний. Пришел черед очередного важного сражения.Глава 33
Легион стоит среди деревьев в тумане. Найти получилось почти всех, кроме Сарефа и Кастула. Высший вампир считает, что это явно проделка Кадуцея, духовное существо специально глушит сигналы, и потребуется оказаться на небольшом расстоянии, чтобы пробиться через туман. Но войско нежити найти было нетрудно, достаточно посмотреть, где Путь начинает стремительное разложение. Сареф не мог не найти мэтра Вильгельма, значит, будет где-то рядом вместе с Кастулом. Мастер, что пришел самым последним, встает рядом и отчитывается о завершенной миссии. Легион даже забыл об этом, но стоило подумать, как уже не может вспомнить, против кого они сражались и кто стал «живым» оружием. Если память об этом исчезла даже из разума высшего вампира, то дело сделано, жуткая сила несуществования вычеркнула из реальности сильного врага. Легион и сам не пережил бы такой удар. — Хорошо. — Предводитель оборачивается и смотрит на последний десяток вампиров. Это был долгий путь, но еще многие наверняка погибнут. Даже сам Легион не может быть до конца уверен, что выживет. Гамрод, Йос, Кейлт, Фриг Ройт со своей помощницей, что не любит показывать лицо, Белт Гуронн, Мастер, Донкрик, Абалам и Китара. Лишь самые сильные и удачливые добрались до этого момента. — Сейчас начнется сражение, которое закончится либо нашей смертью или победой. Но даже во втором варианте мы лишь ринемся на новое поле боя. — Торжественно говорит Легион. В момент речи его тело начинает меняться. Худой и невысокий старик начинает расти, мышцы раздуваются и наливаются невиданной силой. Кожа становится чуть синей, а клыки выглядывают изо рта. Темная Завеса струится по мускулистому телу, а после застывает черными доспехами, что выдержат даже самый жестокий удар. За спиной разворачивается сразу две пары крыльев, что указывает на чистокровность вампира и его статус. Кожистые крылья кажутся беззащитными перед ударами, но окружающие знают, что это лишь видимость. Волосы и борода полностью исчезают, уступая место плотной и подтянутой коже. Даже голос изменился, став очень низким. — Давненько я не принимал этот облик. — Высший вампир разминает плечи и пробует сделать несколько ударов. — Это настоящий облик? — Спрашивает Фриг, разглядывая двухметрового воина. — Нет. Мне потребуется потратить очень много сил, чтобы принять истинный облик за пределами родного мира. На планете, откуда я родом, совсем иные условия. Это касается и климата, и температуры, и состава атмосферы и прочих физических параметров. Когда мы впервые пришли сюда, то поняли, что придется симулировать облик, которые использовали высшие млекопитающие на тот момент. Кости там, кровь, кожа, глаза и прочее. Но это не важно. Если мы победим, и вы выживете, то сможете своими глазами посмотреть. Теперь это. Перед каждым вампиром появляется флакон. Внутри видна красная субстанция, что является кровью. В ноздри каждого ударяет сильный запах крови высшего вампира, это нельзя спутать с чем-то другим, и только кровьДревнего будет будоражить сильнее. — Я заготовил её заранее. — Поясняет Легион. — Примите мой дар. Думаю, он будет последним. А потом мы отправимся в бой. Все с почтением берут флаконы и выпивают до последней капли. Сейчас в телах товарищей бурлит настоящий пожар силы, многие из них никогда прежде не получали такой подарок и испытывают сейчас небывалую эйфорию. Только самые ценные помощники вроде Сарефа имели право получать такой дар, а сейчас Легион расщедрился для всех. — Мне бы не хотелось возвращаться в одиночку, так что прошу не только победить, но еще выжить в процессе, — улыбается Легион и надевает шлем в форме головы летучей мыши. — Если сумеем объединиться с Сарефом, то нас вообще ничто не остановит, — говорит Кейлт с горящим взором и возвращает маску на лицо. Его брат Йос молча кивает, его тело чуть подрагивает, словно готово пуститься в пляс. — Я бы не был настолько категоричным, — смеется Фриг. — Духовные существа наверняка готовят сюрприз, а нежить не захочет пропускать. — Разумеется, — кивает Легион. В руке высшего вампира зажат собственный клинок «Ёж Лагиранта». Причудливое оружие топорщится во все стороны шипами, чем напоминает шипастую дубинку, а не меч. Но Легион знает историю сотворения оружия, поэтому продолжает считать мечом. Второго такого, как и в случае любого уникального оружия, больше нет. — А это что? — Мастер показывает на парящую крепость, что тоже приближается к Вратам. — Жители центрального мира под руководством архимага Эзодора Уньера тоже хотят принять участие в нашей вечеринке, — пожимает плечами высший вампир. — Их стоит опасаться? — Спрашивает Белт. — Архимага — да, — Легион улыбается под шлемом, словно знает о нем то, чего не знают остальные. — К нему лучше вообще не лезть. Что же касается других, то Громовой отряд тоже может вставить палки в колеса. Над далекой горой происходит выброс духовной энергии. Все понимают, что это означает открытие Врат. Если и вмешаться, то прямо сейчас. Оружие обнажено, заклятья подготовлены. Все вампиры подобно хищникам смотрят на ряды нежити и мысленно подгоняют Легиона отдать приказ. Но первыми в бой вступают не они. Легион замечает движение Сарефа и Кастула с противоположной стороны горы. — Мы обречены на битву против всего мира, но на нашей стороне неизбежная судьба! — торжественно объявляет предводитель, и остальные вторят словам громким криком. «Я взял у людей гораздо больше, чем думал», — улыбается про себя высший вампир и переносит всю группу к линии обороны горы и Врат. Появление Легиона знаменуется гигантским взрывом, что разом уничтожает сотни солдат Могильной Мглы. По полю прокатываются потоки пыли, в которой происходящее скрывается ничуть не хуже, чем в тумане этих Путей. Внутри пылевого облака продолжается бой на сумасшедших скоростях. Легион быстро отрывается от товарищей, врезаясь в строй нежити. Среди сотен тысяч мертвецов высшей нежити не так много, так что меч вампира собирает невероятную жатву. По шипам оружия скачут алые разряды, которые усиливают частоту и яркость при каждом взмахе, словно рука вращает не меч, а тлеющую ветку. А вот очередной противник: с топора мертвеца стекает отрицательная энергия, а в ауре отчетливо видны нотки Могильной Мглы, что убьет даже бессмертных богов. Два оружия сталкиваются в полете, после чего топор разлетается на куски вместе с головой и туловищем противника. Ударная волна оказывается настолько сильной, что прочая нежить поблизости катится по земле. Легион замирает с довольной улыбкой. Когда две тысячи лет вынужден строить козни и придумывать планы, очень захватывающе самому вступить в настоящий бой. Ладонь в латной перчатке обращена к поднимающимся трупам, а после сразу шесть заклятий сплетаются в одно целое. Пульсирующее алой копье в полете разделяется сразу на сотню частей, что разлетаются на сто восемьдесят градусов со гулкими взрывами. Алый огонь пожирает мертвые тела, а после вновь собирается в точку взрыва, точка взрыва в осколок копья, осколки — в копье, а копье опять в руке вампира. За спинами рождается звук моря и надвигающегося цунами. Фриг Ройт открыл большой пространственный разлом на какой-то из предыдущих Путей. Приливная волна в высоту в двадцать метров несется вперед и смывает перед собой всех. На гребне волны держится большой gramuru Белта Гуронна, напоминающего жемчужного кита с многочисленными плавниками и шестью глазами. Легион смеется и переносится на спину чудовища к остальным. — И тебе не жалко тратить на такое столько сил? — спрашивает высший вампир у представителя Чангкорпской линии крови. — А что её беречь? — хохочет Фриг. «Похоже, моя кровь ударила в голову», — приходит к выводу Легион, зная, что кровь чистокровного вампира может вызвать эффект, похожий на опьянение. Но возражать нет смысла, подчиненные могут поступать, как им вздумается. На горизонте поднимаются взрывы золотого огня, в котором Легион чувствует силу Герона. Сареф и Кастул чуть опережают на пути к горе, но верхом на волнах вторая команда доберется даже быстрее. Но при этом стоит не забывать о летящей крепости, что готова обрушить собственный удар по всему этому безобразию. Древняя летучая крепость тоже достигает рядов нежити чуть в стороне, но явно не собирается тратить силы на рядовых солдат. Голубые молнии, что скачут по сооружению, набирают силу. Сверкающие извивы окружают замок, а после устремляются прямо к горе. В воздушном пространстве гремит взрыв, когда атака попадает в черный щит, что возник прямо перед копьями молний. Вильгельм Вигойский не только успевает ломать замок на Вратах, но еще и реагировать на атаки в свою сторону. Вот только когда к горе прибудут вампиры, ему станет еще тяжелее. Легион снова смотрит на парящую крепость и прикидывает, кто из них может быть опаснее. — Очевидно, что он, — без тени сомнений говорит высший вампир. Стоящий рядом Мастер вопросительно поворачивает голову, но Легион просто качает головой. Того могущественного лича не видно, значит, он перегородил проход Сарефу. Высший вампир не помнит, чтобы в армии мертвых был кто-то еще, кроме мэтра Вильгельма, кто сможет представлять для них опасность. Вся нежить сейчас внизу под толщей несущейся волны. Чем дальше пространственный разлом, тем меньше высота волны, так что Легион уже своими силами подгоняет течение, когда Фриг был вынужден захлопнуть переход. До горы еще два километра, а навстречу несется туча стрел и копий. Наконечник каждого снаряда содержит заряд отрицательной энергии, но вокруг кита появляется сияющая голубым цветом сеть. Безымянная вампирица из клана Ройта вскинула руки перед сотворением магического барьера. Если бы Легиону это было нужно, он мог бы узнать больше о личности правой руки Фрига, но это больше не имеет значения. Тем временем замок в небесах отправляет новый фронт молний, что несутся к магическому барьеру. Вдруг огромный черный щит пропадает, а за ним оказывается нежить-дракон, что несется прямо к крепости. Подобно молниеотводу мертвый дракон вбирает все заряды в себя и продолжает полет как ни в чем не бывало. По всей видимости некромант решил вместо пассивной защиты отправить в бой высшую нежить. Такое чудовище может быть довольно опасным, хотя вряд ли победит. Легион вновь смотрит лишь вперед, где из земли выросла большая башня из отрицательной энергии. Это может оказаться даже опаснее драконов.Глава 34
В вышине отчетливо видно поле битвы за Врата. Элизабет стоит на одной из крайних площадок и смотрит вниз, где легион нежити старается помешать вампирам подобраться к горе. На высоте поднимается сильный ветер, но девушка справляется с дрожью и активирует «Повелителя молний». Благодаря стараниям мэтра Эзодора, Тор-Гибалар не просто является невероятно укрепленным местом, но еще удивительным образом усиливает чары. Достаточно небольшого усилия, чтобы всё сооружение потонуло в полотне из молний. Именно Элизабет нанесет первый удар в этом сражении со стороны выживших.Рядом стоит остальной Громовой отряд, полностью готовый к бою. Все максимально сосредоточены и спокойны. Это относится и к Элин, что за недолгую жизнь успела побывать в таких ситуациях, что может не выпасть на всю жизнь обычного человека или эльфа. И, разумеется, это не могло не закалить дух подруги. Эльфийская девушка стремилась стать сильнее и полезнее, и на определенном уровне добилась этого по мнению волшебницы. Клаус Видар, Микилинтурин и Аддлер Венселль стоят рядом и включатся в сражение, когда летучая крепость достигнет горы. Или в том случае, если враги нападут первыми. Лоренс и Бальтазар тоже полностью готовы к бою и помогают Йорану начертить большую магическую фигуру на камнях. Скоро на площадке появляется и сам архимаг. Подобный титул по большей части официальный, но Эзодор Уньер по праву может носить его даже после уничтожения центрального мира. — Вампиры начали, — предупреждает мастер-лучник, чьи невидимые лучи внутренней энергии расходятся во все стороны на много километров. — Можно я кого-нибудь подстрелю? — Поберегите силы, магистр Венселль, — просит мэтр Эзодор, — у вас будет еще много шансов вступить в бой. Леди Викар, начинайте. С грохотом в сторону горы устремляются наконечники молний. Элизабет чувствует, что сейчас сможет буквально свернуть горы и уничтожить армию врагов. Возможно, это следствие особого тонизирующего зелья из запасов архимага. А может, просто решимость и влияние поддержки товарищей. Во всяком случае сейчас у них есть план, а враги вполне ясны. До этого вампиры и духовные существа действовали скрытно, устраивали засады, били в спину и вербовали агентов. Теперь же наступает момент, когда все встречаются на поле боя, и никакая больше хитрость не склонит чашу весов в их пользу. Сейчас всё решится на уровне боевого мастерства и ресурсов. Пускай трудно соперничать с такими оппонентами, но капитуляция бессмысленна, так как в плен никто их брать не будет. Первая магическая атака врезается в некромагический барьер. Было очевидно, что мэтр Вильгельм не позволит бить по себе в такой момент. Но уже раскручиваются жернова нового заклятья, в мозгу вспыхивают абстрактные модели волшебства, а тело направляет новый чудовищный разряд в сторону горы. Но в этот раз не удалось проверить барьер на прочность, так как вперед вырвался нежить-дракон. Элизабет может поклясться, что это то самое мертвое создание, что атаковало их в Срединных Землях. Тогда Громовой отряд не смог с ним сладить и был вынужден бежать, но сейчас отступать некуда. Дракон перехватывает разряды молний и продолжает полет. Очевидно, что таким способом его будет не уничтожить. Сейчас архимаг Уньер не будет вступать в бой. По плану он постарается сберечь как можно больше сил на случай, если они столкнутся с мэтром Вильгельмом, вампирами, демонами или сильными духовными существами. Значит, с этим драконом нужно будет разобраться Громовому отряду. И теперь они успели подготовиться. Йоран Тискарус в другой части площадки творит нужные пассы, чтобы создать гравитационный колодец, который может разорвать даже высшую нежить в форме взрослого дракона. Чудовищному созданию не поможет ни бессмертное тело, ни бесконечные силы, ни отрицательная энергия. Все ждут, пока дракон приблизится как можно ближе, чтобы точно не смог уйти от удара. В этом плане ключевая роль будет отдана Микилинтурин и Йорану, остальные будут лишь помогать в определенный момент. Дракон, конечно, увидит колодец в образе скрученной силы гравитации в воздухе и постарается облететь на большом расстоянии. Создать колодец невероятной силы нетрудно, но у этой версии заклятья есть определенный минус: его нужно создавать заранее и нельзя перемещать. Из-за этого нужно придумать, как заставить противника войти в опасную зону. Дракон равняется с колодцем, облетая по дуге, и в этот момент с места срывается грандмастер Разрядового Поля. Из всех присутствующих Микилинтурин самая быстрая. Путь движения мастера боевых искусств оставляет в воздухе сверкающую линию, что заканчивается прямо у морды дракона. Нежить явно такого не ожидала, хотя в принципе не должна иметь самосознания. Воительница просто пинает дракона в нос, вкладывая огромную силу. От подобного столкновения нежить переворачивается в воздухе, а Микилинтурин тем самым оттолкнулась высоко в воздух. Элизабет создает сильную воздушную волну в бок монстра, что гонит монстра прямо в гравитационный колодец. Крылатый противник быстро возвращает контроль над ситуацией и начинает противодействовать потоку, сверхсилы даже по меркам драконов ему хватает. Монстр складывает крылья, чтобы уменьшить влияние ветра и сейчас попробует спикировать ниже, пролететь под крепостью, а после подняться с другой стороны. Но все маневры были заранее просчитаны. Дракон начинает снижение и врезается в щит из внутренней энергии. Клаус Видар создал его менее чем за секунду, а Микилинтурин тем временем уже летит к земле, где приземляется на еще один щит, от которого отталкивается с невиданной силой. «Похоже, недавней медитацией очень сильно раскрутила внутренний очаг», — приходит к выводу Элизабет, так как глаза просто не смогли различить полет грандмастера. Воительница подобно настоящей молнии унеслась в небеса через туловище нежити. Возвращенное к жизни создание имеет невероятное по прочности тело, которое даже магическая сталь возьмет с большим трудом. Но Микилинтурин собой же пробила высшую нежить, оставив дымящуюся дыру в животе. Клаусу нужно было успеть убрать щит, а Элизабет резко увеличила напор ветра, превратив в ураганный с помощью волшебной палочки из сердца стихий. Пока мертвый дракон пытается выправить полет, крыло задевает край гравитационного колодца. Этого оказывается достаточно для того, чтобы объект втянуло в экстремальную зону. Академическое образование подсказывает чародейке о том, что чем тяжелее объект, тем быстрее его затащит в колодец. Дальше происходит ужасающий процесс, где тело нежити превращается в ленту. Трудно вообразить, какие силы там приходят в движение, хоть девушка помнит, как на занятиях чертила движение векторов, где сначала объект растягивается, а потом закручивается. С мертвым драконом происходит то же самое. В определенный момент нежить попросту разрывает на куски, из которых, можно надеяться, враг уже не воскреснет. Но Эзодор Уньер придерживается другого мнения и говорит, что некромант легко восстановит даже такие повреждения. Элизабет кивает и наносит последний удар, пока останки сильно не разбросало между небом и землей. Драконий огонь из сердца стихий намного свирепее любого другого пламени, поэтому нежить обращается в пыль, летя к земле горящими останками. Один сородич опосредованно положил конец существованию другого, хотя оба уже давно мертвы. — Молодцы, — хвалит архимаг. Тем временем гора уже близко, но крепость под ногами неожиданно вздрагивает. Все смотрят по сторонам, но никто не атаковал их. Мэтр Эзодор уже сканирует сооружение до самых нижних уровней с помощью магии. — Мы сейчас упадем, — спокойно говорит маг. — Что? Почему? — доносится с разных сторон. — Эту крепость построили демоны очень-очень давно. Поэтому они знают, как сделать так, чтобы она перестала выполнять заложенные функции. Сейчас нас атаковал один из демонов. — Мы можем починить? — Боюсь, технологии демонов для меня темная комната, — улыбается чародей. — Всей жизни не хватит, чтобы разобраться. Мэтр Йоран, вам знаком «Вертикальный тормоз Ван Гуда»? — Да, это одно из базовых заклятий гравмейстеров, — кивает юноша. — Заставляет падающий объект остановиться. — Примените его, пожалуйста, на всю крепость, чтобы дотянуть до горы. Будет замечательно, если получится рухнуть прямо на нее. Элизабет замечает удивленный взгляд Йорана и полностью понимает причину. «Вертикальным тормозом» можно заставить левитировать камни и книги, можно даже поймать падающего человека. Но как удержать тысячи тонн камня? Ни одному магу не хватит сил на подобное. Даже отряд волшебников вряд ли справится. — Не переживайте насчет маны. Просто создайте и поддерживайте, а я подстрахую, — спокойно объясняет архимаг. Тискарус кивает и приступает к сотворению чар. Как чародейка и ожидала, падение нисколько не замедлилось и лишь продолжило набирать скорость. Но в определенный момент что-то изменилось в местном «океане» магии. Словно он начинает помогать, окутывая строение сверкающей сеткой. Это очень странно, но помогает замедлить ход. Тор-Гибалар успел потерять почти половину набранной высоты и продолжает снижаться, но гораздо медленнее. Если так продолжится, то они смогут дотянуть до горы и мягко приземлиться. Вот только Могильная Мгла считает иначе: над горой появляются три огромных изумрудных копья, которые обращены не на вампиров, а на крепость, будто мэтр Вильгельм считает их самыми опасными. Элизабет успела поднять палочку, но архимаг жестом останавливает сотворение барьера. Похоже, это что-то более серьезное, что лучше предоставить архимагу. Копья не сразу срываются с места, а медленно наращивают скорость, будто невидимые лошади начинают тянуть тяжелую телегу. И чем больше проходит времени, тем быстрее движутся пугающие снаряды. Мэтр Эзодор же не собирается создавать какой-либо защиты. Напротив творит чары, которые Элизабет не знает. Конечно, почти весь процесс сотворения заклятья находится в голове мага, поэтому девушка может ориентироваться только на странный жест, где чародей ладонью закрыл правый глаз. Память не может вспомнить заклятий, которые требуют такого жеста. «Вероятно, что-то уникальное какой-то специализации», — волшебница снова ловит себя на мысли о том, что до сих пор не знает специализации архимага. Такое ощущение, что он хорош во всем, хотя это невозможно. Гигантские изумрудные копья тем временем летят быстрее и уже находятся в опасной близости от крепости. Йоран с огромным трудом поддерживает заклятье, но еще есть шансы долететь до горы. Вдруг одно копье просто испаряется, хотя это не похоже на разрушение заклятий. Потом Адддер показывает куда-то в стороне от горы, где видно, как копье появилось над полем боя и ударило по высокой морской волне, что появилась непонятно откуда. Следом пропадает второе копье и бьет в то же место, а третье вовсе меняет кардинально меняет направление и врезается в гору. «Он просто телепортировал снаряды в другие места!», — догадывается Элизабет. Тор-Гибалар начинает падать быстрее, так как мэтр Эзодор отвлекся от помощи Йорану. Девушка видит, как дрожат руки чародея, но тот решительно вбрасывает еще больше сил, чтобы заставить крепость пролететь последний отрезок и врезаться в гору. Уже ничто не смогло бы остановить такую махину, но все сейчас думают только о том, как удержаться на ногах.
Глава 35
Вокруг пылает огонь. Он проникает в суставы, глаза и ребра. Странное дело, но тело будто бы кричит в агонии из-за подобного пламени, что невероятно хорошо противодействует природе нежити. Высшая нежить после обезглавливания продолжает анализировать обстановку. Существование продолжится, даже если изрубить тело на мелкие кусочки. Горящее туловище падает на землю, а череп продолжает катиться в сторону горы и останавливается через пятнадцать метров. «Это сила того Древнего вампира, что прикидывался богом солнца. Он создал силу, что отлично противодействует нежити, как и сила Небесного Чертога», — пустые глазницы смотрят на оставленное тело, где отрицательная энергия тушит пожар. Следом череп проваливается под землю, чтобы появиться рядом с телом. Отрицательная энергия начинает латать повреждения, и полководец быстро поднимается на ноги. К сожалению, посох нельзя также восстановить, так что костлявые руки, покрытые тонким слоем мумифицированной кожи, бросают обломки оружия на землю. Полководец Могильной Мглы недооценил новых противников. Перед ним стоит тот самый вампир по имени Сареф, что является Вестником нынешней Темной Эры. За спиной подходит мечник, обладающий очень высокими боевыми навыками. Возможно, за прошедшие пять тысяч лет люди стали лучше разбираться в боевых искусствах. Магические чувства различают ускорение темпа ходьбы мастера-мечника, а вот старший вампир напротив обходит лича. Темный пузырь между ладонями превращается в черное копье. Лич разворачивается и направляет кончик копья из отрицательной энергии в грудь противника. Меч врага с огромной силой бьет по копью и отводит в сторону, а после оппонент делает молниеносный рывок с явным намерением вновь отсечь голову. Пытаться бороться с помощью боевых искусств бесполезно, это высшая нежить понимает. Да и вообще не может использовать искусство Духа, так как в теле нет внутренней энергии. Мертвое тело обладает сверхчеловеческими характеристиками, но одного этого не всегда достаточно. Главная сила заключается в магии и Могильной Мгле. Сверхсжатый канал магической энергии несется навстречу клинку, а потом гремит взрыв огненной магии, что отклоняет оружие в сторону. Лич вынужден показать, что владеет не только некромантией, а также без опаски может создавать такие взрывы, так как сам от них не пострадает. Вдруг облако огня резко расходится в стороны, и из пламени вылетает мечник, что вновь перерубает копье, обе руки и туловище. Снова сила Герона поджигает останки, замедляя возможности восстановления. А мускулистый воин в татуировках гордо смотрит на поверженного противника. Броня из внутренней энергии предохранила от магического взрыва. «Странно, нельзя сказать, что он сильнее и быстрее того противника», — лич понимает, что не может вспомнить, с кем сражался у стен Золотого Града. Странное и непонятное явление, но прочая память нисколько не пострадала, так что вряд ли это следствие козней врагов. Лич анализирует обстановку и видит странные колебания в воздухе. Они полностью незаметны обычному зрению, и даже магическое ничего не увидит. Но вот отрицательная энергия, что теперь присутствует везде, странно движется в такт несуществующему ветру. — Он поглотил Герона и Темпкрова, — раздается в мыслях голос мэтра Вильгельма. Похоже, некромант занят не только открытием Врат, но и слежкой за всем происходящим вокруг расколотой горы. — Что ты хочешь сказать? — также телепатически спрашивает нежить. — Корона Штормов управлял движением и покоем. Сареф чуть помогает товарищу, создавая вокруг тебя зону покоя, а вокруг мечника — движения. Теперь лич понимает, почему бой кажется намного более сложным, чем предыдущий. Вампир, что стоит неподалеку, замедляет каким-то непостижимый образом, и это не является магией, которую можно было бы «убить» с помощью Могильной Мглы. А мечник напротив становится средоточием «движения». «Непростые противники», — спокойно рассуждает высшая нежить. Весь разговор и мысленные рассуждения не заняли и секунды, а к месту схватки уже спешат сотни мертвецов, что услышали призыв лича. Они не смогут победить таких врагов, но их много и не жалко. Для отвлечения в самый раз. Ходячие скелеты натягивают луки и выпускают тучу стрел, пока другие максимально быстро приближаются с поднятым оружием. Если можно было каждого солдата в армии сделать высшей нежитью, их бы точно ничто не остановило, но мэтр Вильгельм не мог заранее создать такое количество нежити и остаться незамеченным, так что приходится работать с тем, что есть. Бывший кузнец обрушивает молот на голову вампира по имени Сареф, но через глаза нежити смотрит сам лич. Особое заклятье некромантии, что в древности называли «Замогильной дорогой», позволяет воплотиться в теле другой нежити. Разумеется, если сам некромант тоже ей является. Статный юноша нисколько не изменился в лице, когда вместо низшей нежити показался лич. Вампир легко уходит от удара, а клинок из алхимических чернил отсекает обе руки с молотом. Не каждое оружие может навредить телу высшей нежити, но сила Герона явственно чувствуется даже в оружии из странной субстанции. Следом огненный кнут из солнечного света проходит по толпе нежити, обращая в горячий прах, а лич вновь «воскресает» через мертвую оболочку очередного солдата. Таким образом лич может быстро возвращаться в бой, пока все сотни тысяч мертвых воинов не падут. Но есть некоторая странность в том, что противники нисколько не пострадали во время боя. Главное оружие вовсе не некромантия или мертвые слуги. Могильная Мгла незримо пронзает пространство во все стороны, приводя к разложению всё сущее. «Вероятно, их тела тоже предохраняет сила Герона», — пока что это единственное заключение, близкое к правде. Над полем битвы проносится воющий ветер. Лич замедляет шаг и смотрит через глаза солдата совсем в другом месте, как другие вампиры движутся на гигантской волне. Довольно трудно сражаться сразу на два фронта, а ведь еще вступила в бой летучая крепость, с которой приходится возиться напарнику. Даже если лич мог бы тяжко вздохнуть, то не сделал бы этого. Он уже прошел через чуть ли не уничтожение мира. Он страдал и заставлял страдать других. Только непосвященные думают, что иметь бессмертное тело, значит, иметь вечно бодрый дух и живой ум. Душа все равно истончается и разрушается, просто для смерти по причине «старости» потребуется не пятьдесят, а пятьдесят сотен лет или чуть больше. Потом душа в мертвом теле все равно распадется, оставив лишь пустую оболочку, которая просто будет лежать и ждать конца Вселенной. Подобную смерть высшей нежити еще никто не смог проверить на практике, так как никто не смог прожить столько, но личу кажется, что именно так и будет. И есть, пожалуй, только одно исключение, а именно некромант, что призвал в эту эпоху, чтобы положить конец Темной Эре. Сейчас он называет себя Вильгельмом Вигойским, а свое настоящее имя мог даже забыть. Сам лич тоже не горит желанием пользоваться именем, которое ему дала мать очень-очень давно в месте, от которого уже ничего не осталось. Использование имени — оковы прошлого, которые сейчас не нужны. Пусть лучше то, что осталось в прошлом, там и останется. Телу не нужно обязательное участие мыслей для сотворения магии. Обе руки синхронно поднимаются к небу, и перед волной вздымается черная башня из отрицательной энергии. Подобно волнолому она встречает напор и пытается задержать вампиров, у которых не должно быть защиты Герона от незримого воздействия Могильной Мглы. В этот момент из пространственного перехода появляются изумрудные копья Вильгельма. Лич не сразу понял, почему товарищ помешал, а потом доходит, что это дело рук мага из летающего замка, что постепенно теряет высоту. Гремит взрыв, который разметал и волну, и башню, а потом приходится отвлечься на прежних противников, что продолжают стремительно приближаться к горе, поняв, что противник куда-то вновь переместился. «Похоже, придется потратить силы прямо сейчас, хоть я пообещал Вильгельму, что поберегу их для духовных существ», — логика вполне проста: если им сейчас помешают, то уже есть риск так и не перенестись на следующий Путь, где всё решится. В разуме появляется образ лестницы, каждая ступенька несет на себе определенную руну. Абстрактная модель магии, как это называют современные маги, выглядит как длинная каменная лестница, что ведет в черную-черную пропасть. Там находятся Врата, которые являются более величественным сооружением, чем всё, что могут создать духовные существа. Кто-то скажет, что в этом подземном царстве находится мир мертвых. Если не вдаваться в подробности, это действительно так, но чтобы распахнуть гигантские бронзовые ворота, нужно сломать запоры и приложить много сил для того, чтобы сдвинуть одну из створок. Нужна хотя бы щелочка, в которую можно прошептать имя того, кого нужно вернуть в мир живых. Над этим местом властвует очень опасная сила, которая может использовать мертвых, но больше не хочет. Разумеется, она не позволит кого-то забрать из страны мертвых, поэтому способ затрачивает очень много сил. Но иначе нельзя, так как лич погиб еще во время первой Темной Эры, а значит, оставил почти все силы в прошлом. Магия Хаоса смогла перенести душу из запретного места, но пришлось долго восстанавливаться, прячась в теле вампира. А потом силой поделился Вильгельм, которому она сама очень нужна. Пришло время вернуться по-настоящему. Через щель во Вратах в мир мертвых глядят сотни зрачков. Это сила и опыт, что лич потерял после смерти. Из тьмы появляется рука скелета с шестью пальцами, и лич сразу же тянется своей. Крепкое рукопожатие на самом деле является финальной точкой строительства канала, через который высшая нежить возвращает себе то, что было в древности. Руки по-прежнему чувствуют сильное рукопожатие, которое потом трансформируется во что-то иное. Лич отвлекается от мысленного путешествия и смотрит на правую руку, что сжимает костяной посох. Это зримый результат долгих побед, где победитель забирал силу поверженных вместе с одной из костей их тел. Некромантия спаивала душу проигравших с посохом. Один демон однажды назвал посох Arkatem, что переводится как «перекресток множества дорог». В прошлом лич побеждал мастеров боевых искусств, великих магов и жрецов. Также мог переспорить ученого и переиграть полководца на поле боя. И сейчас эти души помогут выполнить задуманное. И пускай это лишь подражание той силе, но в отличие от нее высшая нежить не испытывает угрызений совести, когда нужно пожертвовать всеми остальными, чтобы достичь своей цели. Отрицательная энергия восстанавливает алый плащ за спиной, а лич вновь смотрит на противников, что уже почти добежали до горы. Один из ходячих трупов, который движется к мечнику и вампиру, вдруг останавливается. Мертвая плоть подергивается отрицательной энергией, и вот уже стоит полководец армии, а посох шепчет что-то, что предназначается только для его ушей.Глава 36
Сареф видит склон горы, которая уже совсем близко, осталось меньше двухсот метров. Лич куда-то пропал и на поле боя трудно заниматься его поисками с учетом того, что он может переместиться в тело любого солдата. Чуть впереди бежит Кастул, прорубающий путь среди мертвых защитников. Легион с остальными вампирами тоже должен прибыть к горе, где они смогут наконец воссоединиться.Выжившие жители: 10
Гора закрывает летучую крепость, поэтому юноша не знает, что там происходит, но очевидно, что последние выжившие тоже направляются к ней. Вдруг грандмастер резко останавливается, так как впереди снова вырос лич с алым плащом. Глаза вампира быстро пробегают по противнику, подмечая новое оружие в костлявых руках. Выглядит как посох, что получился путем сложения десятка костей. Материал прочно спаян друг с другом и вряд ли это просто стиль такой. Кастул заносит меч за голову и обрушивает мощный удар сверху вниз. Сареф попросил не тратить много сил, но сразу понял, что задумал товарищ. Он нацелился вовсе не на лича, а на гору. Разрез пространства может пройти по месту, где сейчас находится мэтр Вильгельм. Самим Вратам, что уже почти распахнуты, это не навредит, но некроманту может доставить неудобства. Но полководец Могильной Мглы не позволил нанести жуткий удар. Ходячая мумия вдруг срывается в ближний бой в черном потоке. Посох блокирует путь меча, и противники начинают мериться физической силой. Это выглядит впечатляюще, так как земля вокруг места столкновения тут же вздыбилась, а враги ушли почти по пояс в землю. «Странно, раньше он не так концентрировался на физическом уроне», — юноша подмечает новое поведение высшей нежити. Сражаться с наступающими мертвецами и одновременно анализировать обстановку довольно легко. Даже не нужно тратить внимание на низшую нежить, только следить за передвижениями вокруг и наносить удары клинком из алхимических чернил. Кастул и лич же продолжают схватку в ближнем бою. Грандмастер не может разрубить новый посох, что вращается с большой скоростью и атакует с разных направлений. Сареф считает себя достаточно опытным, благодаря поглощенным душам мастеров, чтобы оценить мастерство владения оружием. Высшая нежить сама выходит на уровень магистров и грандмастеров. Странно и необычно, но это действительно так. Лич будто дернул какой-то переключатель и стал докой в боевых искусствах, хотя раньше не демонстрировал ничего подобного. Вокруг мертвого тела и оружия даже кружится дымка отрицательной энергии, что заменяет собой внутреннюю. Сейчас он показывает удивительные приемы с посохом и даже заставляет Кастула пятиться. Длинное ударное оружие порхает в руках и бьет то одним концом, то другим. Потом пытается размозжить череп противника, но последний отпрыгивает в сторону. Поэтому посох ударяет в землю и создает буквально взрыв, поднимая куски почвы высоко в воздух. С каждым ударом отрицательная энергия ускоряется, сжимается, а потом выпускается. Как по законам боевых искусств. Но Кастула и Урхаба это не может смутить. Тем более сейчас, когда мастер-мечник вошел на пик собственной формы и силы духа. Даже если враг вдруг стал мастером боевых искусств, это никак не должно повлиять на результат. Они должны победить и сделать это быстро. Сареф пока не хочет вновь использовать силу Короны Штормов, так как заимствование чужой силы оказывает сильное давление. И не важно, Темпкрова это мощь или Герона. При этом юноша старается держаться на расстоянии, так как любой пропущенный удар может стать причиной поражения. Сарефа еще ждут духовные существа с Кадуцеем во главе, так что нужно экономить силы и не лезть на рожон. Юноше приходится еще дальше отойти от сражающихся, так как во все стороны летят камни, потоки сверхускоренного воздуха и энергии разной природы. Сражающихся не всегда даже видно, порой напоминают облако пыли, в котором лишь слышны частые удары оружия и взрывное испускание внутренней или отрицательной энергии. До горы всего сто метров, а Сареф не может бросить Кастула, но этого и не нужно, так как строй мертвецов вдруг взрывается, когда с неба падают Мастер и Белт Гуронн. Старшие вампиры будто телепортировались, несмотря на магическую блокаду пространственных перемещений. — Нет, нас Легион просто взял за шкирку и бросил как мячик, — флегматично пожимает плечами Белт. — Мы поможем Кастулу и догоним позже, — говорит Мастер. — Легион сказал, что будет ждать тебя в горе. Вы должны заняться некромантом и перехватить контроль над Вратами. Сареф кивает и продолжает путь к горе. — Не забудь защититься силой Герона. Вокруг некроманта отравленный воздух, — дает последнее указание Мастер и создает большое крыло из Темной Завесы. Юноша делает вдох и открывает канал силы от Герона чуть больше. На самом деле он постоянно держит его открытым, чтобы нивелировать воздействие Могильной Мглы, но теперь придется усилить защиту. И не просто усилить, но еще прикрыть старших вампиров, что пришли на выручку. Тело тем временем продолжает сражаться на бешеной скорости. Перед глазами постоянно мелькает нежить самых разных форм. Один раз мертвый великан перекрыл дорогу, но вампир просто ускорился и пробежал между ног. Во все стороны раскидываются мертвецы, и вот впереди открывается черный проход внутрь расколотой горы. Сареф без раздумий вбегает и движется в сторону Врат. Здесь магические чувства сходят с ума из-за огромных объемов духовной энергии, что испускает проход на следующий Путь. Возможно, именно поэтому вампир пропустил появление нового врага, хотя будет правильнее назвать его старым. Лука в черном доспехе и со знакомым мечом в руке набросился из-за камня и пнул с чудовищной силой. Не удалось полностью уклониться от удара, так что Сареф на полном ходу врезался в стену и отскочил от нее. Зрение перекрывают разноцветные вспышки, в которых удается разглядеть несущийся к шее меч. Рефлекторно тело приседает, а в мышцы уже вбрасывается щедрая порция внутренней энергии. Одновременно с нырком Сареф переходит к одному из приемом школы Белого Пламени, когда нужно сделать полный оборот вокруг оси тела и в конце выбросить ногу для нанесения очень мощного удара. Энергия Духа вырывается в облике белого гудящего огня и сминает черный доспех высшей нежити, отправляя в полет до противоположной стены. Жаль только, что подобный физический урон малоэффективен против такого противника. «Наверное, будет лучше навсегда разобраться с Лукой, чтобы больше не мешал», — решает старший вампир. Конечно, это будет тратой времени, но если оставить всё, как есть, то он просто последует за Сарефом и нападет во время схватки с мэтром Вильгельмом. Остается надеться, что Легион и сам продержится. Высший вампир он или кто? Тело делает рывок в сторону врага, а чернильный клинок уже готов к бою. Лука тоже готов встретить врага и обрушивает костяной клинок на голову. Возникает ощущение, что бывший авантюрист стал еще быстрее и сильнее, чем было на втором уровне Золотого Града. Происходит молниеносный обмен ударами, что болью отдаются в запястье. Сареф отпрыгивает от размашистого удара, а с меча противника срываются черные капли отрицательной энергии. Пока что они сгорают в барьере Герона вокруг тела, но очень сильно истощают защиту. «Как у него это получается? Даже тот лич так не мог», — юноша не хочет еще сильнее открывать канал к душе Герона, так как в голове начинает рождаться сильная боль. Под ногами разливается черная вода, она струится по стенам разлома и бежит ручьями. Напоминает ловушку, но это неудивительно, так как на месте мэтра Вильгельма вампир бы поступил точно так же. Вокруг поднимаются черные пары, что вызывают резкий упадок сил и головокружение. Сареф уходит в оборону и старается выйти из опасной зоны, но оказывается, что явление происходит на всем отрезке пути до самого центра горы, что скрывается за неровностями ущелья. Для противодействия нужно срочно понять, что происходит, поэтому Сареф прибегает к опасному методу. Свойство двойственности, которой славится Лайтроллская Линия Крови, является невероятной способностью. Но для её использования нужно сильнее открыть крышку люка, за которой находится борющаяся душа Герона. Чтобы хоть как-то это уравновесить, приходится больше вынуть меч из черной башни. Темпкров и Герон с удвоенной силой начинают друг другу мешать, что вызывает дикую боль по всему телу, а не только в голове. Но боль можно перетерпеть, главное — оставаться в сознании. Здесь вампирская природа хорошо пригождается, так как намного крепче человеческой. Лука начинает двигаться очень медленно, словно в киселе, так как угодил в зону «покоя», а через пять секунд Сареф прекращает дышать. Это нужно для того, чтобы принять новую природу взамен духовной. Юноша закрывает глаза, а когда их открывает, то смотрит на мир глазами нежити. Вся боль моментально пропадает, так как мертвые не чувствуют подобное. Это опасное состояние, так как Сареф не намерен умирать окончательно, только на время, пока удается задерживать дыхание. Теперь видно, как в воздухе кружится огромное количество черного снега или праха. Энергетическая субстанция, похоже, и есть Могильная Мгла, что невидимым слоем оседает на всем подряд и проникает внутрь вместе с разложением.
Раньше Сареф представлял, что Могильная Мгла работает как радиация, но текущий образ тоже довольно жуткий. И особенно волнительно смотреть на Луку, что стал буквально средоточием Могильной Мглы. Глаза Сарефа не видят его лица и тела, только плотное облако черного снега. Сразу становится понятно, почему рядом с ним возникает резкий упадок сил: бывший авантюрист добровольно сделал из себя бомбу, чтобы унести вместе с собой Сарефа. Могильная Мгла безвредна для мертвых, но если специально накапливать в себе, то даже тело высшей нежити начнет неизбежное угасание и рассеивание. Лука наверняка понимает это, но пошел на такой шаг, чтобы иметь хоть какой-то шанс исполнить желание. Скоро от его тела и воскрешенной души ничего не останется, но и Сареф постоянно находится в Могильной Мгле и симптомы грядущей гибели всё явственнее. Нужно закончить всё здесь и сейчас. Старший вампир снова начинает дышать и отменяет двойственность с природой нежити. Кислород поступает в тело, кровь начинает бежать быстрее вместе с ускорением сердцебиения. В ущелье, где они находятся, очень высокая концентрация Могильной Мглы, будто кто-то опустил исполинскую тряпку в ведро с нею, а потом начал выжимать над головами сражающихся. Чем больше проходит времени, тем быстрее приближается смерть, а Лука уже «убил» даже влияние силы Темпкрова. Сближение с ним чревато последствиями. Это как подходить к голодному аллигатору или пытаться схватить вращающиеся лопасти вертолета. Без последствий Сареф отсюда не уйдет, но бежать нельзя. Значит, придется выполнить задуманное, как бы сложно ни было.
Глава 37
Лука стремительно движется вслед за вампиром. Ему даже не нужно стремиться нанести смертельный удар, достаточно держаться близко, чтобы Могильная Мгла сделала работу вместо него. Сареф это понимает, поэтому сохраняет дистанцию и готовится нанести ответный удар. Использовать силу Древних вампиров для этого не хочется, так что остается прибегнуть к магической специализации. Магия Хаоса довольно сильна, а «Умножение чумы» остается единственным боевым заклятьем с самым высоким уровнем освоенности, что сейчас составляет 27,7 %. Юноша считает, что этого будет достаточно, чтобы ускорить разложение Луки, ведь магия Хаоса может многократно ускорить процесс распада, хоть фундаментально работает по иному механизму, нежели Могильная Мгла. «Сильный порыв» из стихийной магии Ветра отталкивает противника на несколько шагов, чем дает время на сотворение нужных пассов для «Умножения чумы». Враг видит, что старший вампир готовится что-то сделать, поэтому взмахивает клинком, с которого срывается черный разряд. Рефлексы не смогли спасти от такой атаки, Сареф даже вскрикнул, когда разряд угодил в тело. Вспышка боли, которой никогда прежде не испытывал, прокатывается по телу, почти что вводя в исступление. Кажется, что плавится кожа и перегорают нейроны. «Это однозначно магическая атака», — через боль вампир продолжает анализировать действия врага. При жизни Лука невладел магией, а в Вар Мурадот нес с собой волшебные свитки. А теперь вдруг овладел некромантией высокого уровня. Или мэтр Вильгельм знает, как дать магические силы нежити, или черная молния является результатом действия какого-то артефакта. Сверху уже летит костяной клинок и уже не до экономии сил. Сареф моментально откатывается в сторону, вскакивает на ноги и мощным ударом отправляет противника в стену. Это получилось только благодаря помощи Темпкрова, сила которого ускорила тело концепцией «движения». Это же вампир совмещает с пассами, чтобы успеть их сотворить до повторного удара. «Умножение чумы» влетает во встающего противника и принимается за исполнение страшной казни. Доспехи ржавеют и отваливаются кусками, а мертвое тело превращается в кисель, который быстро переходит в состояние песка. Невероятно быстрое разрушение материи, от которого очень трудно защититься. Лука продолжает шагать, но потом ноги отказывают, а тело падает на землю, где рассыпается прахом. Один лишь клинок почему-то не подвергся воздействию магии Хаоса. Сареф тяжело дышит. Силы стремительно покидают в этом месте, нужно как можно скорее достичь центра горы. Регенерация сильно помогает, возвращает жизнь омертвевшим местам, что соприкасались с телом врага во время ударов. Но помочь с болью от воздействия поглощенных душ не получится. Удержание в себе и Герона, и Темкрова оказывает слишком сильное давление, даже если Корона Штормов еще пытается сдерживать себя по условиям достигнутого соглашения. Герон же борется изо всех сил, и волны столкновения душ эхом боли отдаются в теле. Мысленно вампир заставляет себя встать и продолжить движение. Барьер из силы Герона опасно истончился, а именно он предохраняет от Могильной Мглы, что покрывает собой абсолютно всё вокруг. Даже Легион за две тысячи лет не смог придумать способа противодействия этой силе. Система снова пытается вывести какое-то сообщение, но интерфейс искажается цифровыми артефактами и помехами, ничего разглядеть не получается. Может, Система хотела наградить за победу над Лукой, но закручивание гаек Кадуцея не позволит этому случится. С каждым шагом всё быстрее Сареф бежит вперед и вскоре видит перед собой столб духовной энергии, что поднимается над горой. Именно там находятся Врата, которые так нужны. А вот «Мелодия мира» различает топот орд нежити, что начинают заполнять собой проходы к горе. Вероятно, мэтр Вильгельм подходит к концу работы и скоро начнет штурм следующих Путей. «Стоит ускориться», — юноша через боль и усталость заставляет тело выдать еще больше скорости. Если рядом с некромантом осталась какая-нибудь нежить, то к ней лич-полководец сможет переместиться. Может случиться так, что Сарефу с Легионом не получится навалиться вдвоем на одного. Старший вампир выбегает на площадку, вбросив больше силы Герона в барьер вокруг себя. Не хотелось бы вдыхать отраву некроманта, который стоит перед вихрем духовной энергии. Справа чувства засекают присутствие высшего вампира. Сареф поворачивает голову и видит, что как раз в этот момент Легион обрушивает шипастую дубину, что на самом деле меч, на голову большому дракону-нежити. От удара драконья голова раскалывается, а потом высший вампир взмывает в воздух, делает мертвую петлю и на полном ходу пролетает через туловище дракона подобно пушечному снаряду. Останки нежити падают на дно ущелья к остальным крылатым собратьям. «Вот что его задержало», — догадывается юноша. Следом Легион тоже влетает на площадь перед Вратами и останавливается рядом с Сарефом. — Выглядишь не очень, — смеется Легион в облике высокого и широкоплечего воина с двумя парами крыльев за спиной. — Возникли трудности, — старший вампир накидывает защиту Герона на боевого товарища, так как вездесущая Могильная Мгла подействует даже на чистокровных вампиров, пусть эффект и будет слабее. — Понятно. Тогда давай займемся твоим бывшим учителем. Сам же бывший учитель словно не замечает вторженцев, наблюдая только за Вратами. Сверхчеловеческие чувства Сарефа, подкрепленные возможностями Древних вампиров, показывают ход разных заклятий, что сейчас бурлят в центре площади. Неудивительно, что мэтр Вильгельм так сосредоточен, малейшая ошибка может серьезно замедлить работу. Легион без движений и слов активирует какое-то свое заклятье, что похоже на невидимый таран, лишь почва под магией разбрасывается в стороны. Ударное заклятье врезается в магический барьер и начинает бороться. Пространство искривляется, трещит, раздается звон, но защита все же выдерживает урон. — Крепкий, — замечает высший вампир. — Подпитывается каналом излишек энергии Врат, — Сареф смотрит по сторонам, но не видит другой нежити. — Кстати, а где другие вампиры? — Уже в пути. Прибудут в течение пяти-семи минут. Вдруг земля рядом с Вратами приподнимается, и над поверхностью показываются две костяные руки. Похоже, какая-то нежить просто спала в могиле, пока не пришло её время. Как и ожидал Сареф, это лич оставил здесь останки, через которые сможет воплотиться сквозь пространство. Значит, Кастул, Мастер и Белт Гуронн к этому моменту не одолели его. Из могилы поднимается высшая нежить в алом плаще и посохом в руках. — Сами перемещаются сквозь пространство, а нам мешают. Даже Фриг не может толком разгуляться вблизи горы, — Легион смотрит на нового противника. — Сареф, постой в сторонке и сохрани побольше сил. Я займусь ими обоими. — Уверен? — Я готовился к этому две тысячи лет, — высший вампир резко ускоряется даже для глаз Сарефа и врезается в лича. От силы столкновения высшая нежить улетает в скальную стену, которую пробивает на несколько метров. Юноша хотел было уже удивленно поднять бровь, но потом дошло, что лич сам успел размягчить место, чтобы снизить урон. Легион же делает еще один рывок и обрушивает оружие на барьер вокруг Врат. Рождается алая вспышка, в которой бегают разряды молний, а земля под ногами сильно вздрагивает. Высшие вампиры, разумеется, обладают большой физической силой, но не всегда она может помочь. Пространство пронзает посох, брошенной сильной рукой. Легион уклоняется от снаряда, а потом на площади сталкиваются заклятья. Лич и высший вампир одновременно создают барьеры и атакующую магию самых разных форм. Сареф удивленно смотрит на то, как лич легко играется самыми разными специализациями, будто они его родные. Сила самых разнообразных стихий обрушивается на высшего вампира: жаркий огонь и воющий ветер, каменный дождь и скачущие цепные молнии, а потоки воды так и норовят обернуться ледяной коркой под ногами. На всякий случай Сареф отходит подальше, а потом видит, что по ущелью, из которого он пришел, движутся отряды нежити. Скоро станет сложнее. Легион тем временем создает вокруг себя пляску оружия из крови, искажает законы реальности и магии, трансформирует Темную Завесу и накладывает множество других чар, которые без помощи Системы юноша не сможет засечь. Потом резко становится темно из-за черного облака какого-то заклятья некромантии, но в ней вспыхивает пульсирующая кровеносная система. «Легион вынужден сдерживаться, так как должен будет помочь мне и против духовных существ. А вот лич резко стал сильнее, до этого не показывал подобного. Неужели он тоже имеет доступ в мир мертвых?», — к сожалению, Сарефу остается только гадать, так как не является экспертом в подобных материях. За спиной раздается взрыв, массивный клин из золотого огня прорывает толпы нежити. Вполне ожидаемо, что грандмастер со старшими вампирами сразу бросился к горе, как только оппонент исчез. Они довольно быстро добежали и сейчас остановились рядом с Сарефом. Из другого ущелья показывается остальной отряд вампиров. Никто из прибывших не пытается влезть в бой Легиона и полководца Могильной Мглы. — Врата, вижу, уже почти открыты, — из пространственного перехода вываливает Фриг Ройт вместе с остальными. Во время прорыва никто не пострадал. — Ага, — кивает Белт. — подожди, как ты смог перенестись? — Разложил по полочкам заклятье, что держит блокаду и нашел путь, который не блокируется, — пожимает плечами представитель Чангкорпской Линии Крови, словно это плевое дело. По мнению Сарефа это потрясающий результат, требующий внимательности, аккуратности, серьезных вычислительных мощностей мозга и много везения. Фриг Ройт, конечно, постоянно прикидывается дурачком, но котелок у него варит ого-го. Да и в целом, если посмотреть на других старших вампиров, то никто не оказался здесь за великую силу. Белт Гуронн сумел скрыться в сказках Вошеля на две тысячи лет, а перед этим славился стальной выдержкой по приручению gramuru и феноменальной интуицией, которая подсказала даже то, что ему не по пути с прародителем Линии Крови, которого изначально боготворил. Мастер является ярким образчиком хладнокровия и потрясающей эрудиции. Также он великолепный лидер, хоть и не любит быть на виду у всех. Легион явно не ошибся, когда предложил ему сотрудничество. К сожалению, Сарефу неизвестна история старшего вампира. Сам Мастер говорить не захочет, а Легион будет уважать желание помощника, если эта информация действительно не окажется нужна для исполнения Исхода. Юноша уже неоднократно ловит себя на том, что во многом очень похож на Мастера. Возможно, они стали бы прекрасным тандемом, если история изначально осталась бы связанной с вампирами. Вдруг Врата вспыхивают, а после разносится гром по окружающим землям. Мэтр Вильгельм оборачивается по ту сторону барьера и смотрит на весь этот бардак. Это означает только то, что Врата открыты и готовы к переходу. «Как вас тут много. Ладно, нам пора», — по губам читает Сареф, а потом видит, как некромант поднимает руки, и барьер разлетается осколками. Это отличный шанс для нападения, но Врата резко начинают увеличиваться. Подобно куполу взрыва Врата поглощают в себе всю гору и земли вокруг нее. Сареф чувствует пространственный переход, значит, они все отправляются на следующие Пути. «Что именно там произошло, из-за чего мэтр Вильгельм решил забрать всех?», — узнать получится только по завершению перехода. На всякий случай Сареф готовится моментально вступить в бой, стоит только выйти из Врат.Глава 38
Какая-то большая сила несет всех вперед. Тор-Гибалару оставалось каких-то двадцать метров до горы, когда вся округа исчезла во вспышке духовной энергии. Элин крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела, что находится в каком-то ином месте. К счастью, остальные находятся рядом и тоже осматривают новое окружение. — Мы перешли через Врата? — спрашивает Элизабет. — Да. Мы именно там, куда стремились. Во Врата провалились все, кто находился поблизости. — Но зачем мэтру Вильгельму было делать так? — У него не оказалось другого выхода, — кажется, у мэтра Эзодора есть ответ на каждый вопрос. — Духовные существа мешали их распахнуть, так что пришлось ломать силой. Это неизбежно привело к тому, что Врата потеряли стабильную форму и начали интенсивно расширяться. Думаю, мэтра Вильгельма просто прижали с двух сторон, и он решил поступить так. — Ладно, а куда теперь? — спрашивает Микилинтурин. Это действительно важный вопрос, так как весь отряд возник в каком-то зале с четырьмя выходами в разные стороны. Элин уже вовсю разглядывает каменные стены и магические светильники, что рассеивают мрак. Каких-либо окон здесь нет. Архимаг отвечает не сразу, о чем-то размышляя с задумчивым видом. «Или он магию творит», — думает эльфийка, так как чародею такого уровня вряд ли всегда нужно творить пассы и читать заклинания, чтобы создать волшебство. Все терпеливо ждут ответа. — Духовные существа знатно подготовились, — говорит наконец архимаг Уньер. — Мы находимся в Бесконечной Башне. Реликтовое сооружение Путей в образе башни с неисчислимым количеством этажей. Сколько не поднимайся к вершине, башня одновременно будет расти с той же скоростью. Элин по этому поводу нечего сказать, разве что удивиться чудесам Путей. До этого не подозревала, что могут существовать бесконечные вещи. Впрочем, Йоран все же ставит под сомнение истинную природу места, говоря, что это может быть пространственным искажением. — Да, мэтр Йоран, это не настоящая бесконечность. Её можно обмануть или сломать. Но главная проблема не в этом. Все остальные участники последней игры тоже в Башне, где постоянно путаются ходы. Мы наверняка встретимся с нежитью, вампирами или демонами, если они были там где-то рядом. Все готовы к бою? — чародей обводит взглядом присутствующих. Эльфийка решительно кивает, пока что совсем не принимала участия. Остальные тоже отвечают о готовности. Эзодор Уньер кивает, а потом предупреждает, что здесь будут и духовные существа ожидать. Также рассказывает о том, какие есть возможности у Бесконечной Башни. Элин удивлена тому, откуда архимаг всё это знает. Вряд ли были люди, что доходили до сюда. «Или об этом ему рассказал Плач Забытых Народов?». По словам верховного мага выходит, что Башня «бесконечно» высокая и в высоту, и в ширину. К тому же постоянно меняет планировку помещений. Это идеальная защита против любых вторжений, так как пришлые могут бродить внутри сооружения слишком долго. «Это действительно духовным существам на руку. Лучше заставить врагов плутать и сражаться между собой, чем предложить встретиться на поле боя», — Элин послушно идет за группой, продолжая концентрироваться на канале с теневым фениксом. Его помощь еще потребуется. Даже архимаг не знает точного маршрута наверх, где находится портал в по-настоящему другие миры, но знает, на что нужно ориентироваться. Но препятствовать будет не только запутанность коридоров и лестниц. Впереди раздается топот ног, и за поворотом видна толпа нежити, что пытается услышать здесь зов некроманта. Мэтр Эзодор уже сказал, что стены башни блокируют любую магическую связь, так что вряд ли мертвые слуги смогут услышать новый приказ. Но сразу становится понятно, что некромант предусмотрел такое развитие событий и оставил указания на подобный случай. Нежить не просто топчется на месте, а выжидает врагов Могильной Мглы. Стоило им увидеть группу людей, как сразу же поднимается оружие, а фигуры ускоряются в сторону живых. Вперед выходят Бальтазар и Клаус Видар. Низшая нежить не самый опасный сейчас противник, так что все не будут тратить на них силы. Штормящий порыв внутренней энергии срывается с щита магистра и опрокидывает переднюю линию атакующих. Алебардист же врывается во вторую линию с мощным взмахом длинного древкового оружия. Лезвие алебарды пылает оранжевой внутренней энергией и легко перерубает мертвые тела. Элин признает, что товарищ неплохо раскрутил внутренний очаг во время подготовки. По словам самого алебардиста он сейчас находится на уровне, на котором никогда прежде не бывал. Возможно, ему не хватит таланта и усердия, чтобы в одночасье стать мастером боевых искусств, но он имел все шансы достичь этой ступени к старости. Всё же практикующие искусство Духа живут намного дольше других людей и меньше болеют. И если старость снижает доступные объемы внутренней энергии, то мастерство манипулирования ею и выбранным оружием напротив возрастает. Именно поэтому получается, что многие адепты только на закате жизни достигают ступени мастера. Сейчас Бальтазар на огромной скорости прорубается через солдат Могильной Мглы. Воздух вокруг него гудит от бешено вращающегося оружия, а лезвие оставляет медленно затухающие следы, которые потом образуют что-то похожее на сеть. Мощные удары крушат доспехи, щиты и кости, и вскоре на ногах не остается ни одного мертвеца. Для полного уничтожения желательно сжечь останки в магическом пламени, но архимаг призывает не тратить на это силы и отправляться дальше. На пути встретилось еще два отряда нежити, а потом показался зал с большой винтовой лестницей наверх. Элин теперь понимает, что Башня не просто так зовется Бесконечной. В любом другом подобном сооружении не составило бы труда дойти до противоположной стороны в пределах одного яруса, но сейчас они прошли почти два километра, а ходы уводят всё дальше и дальше. Эльфийка бы тут точно потерялась. Палец архимага показывает на лестницу, значит, им туда. Вот только на ступенях сидит какой-то человек с темно-фиолетовых шелковых одеяниях. Вместо лица у него золотая маска, а в руке серп из того же материала. Во всяком случае визуально. У Элин чувства настроены на обитателей Путей лучше всех, кроме самого архимага, поэтому сразу поняла, что это местный житель, а не вампир, демон или нежить. — Стойте! — духовное существо встает на ноги. — Вам запрещено находиться здесь. Я не могу пропустить… Эзодор Уньер сложил пальцы правой руки уточкой, а потом резко разжал с одновременным поворотом ладони к потолку. Духовное существо исчезает в потоке яркого пламени с почти что человеческими криками боли. Всего за шесть секунд от защитника остался лишь прах, а чародей даже шага не замедлил. — Будьте осторожны, — говорит архимаг. — Нам могут попасться более опасные противники. Вплоть до самых могущественных духовных существ. Элин, будь готова начать по моему приказу. — Поняла, — сразу отвечает Элин, чувствуя небывалое волнение. Именно сейчас всё может решиться. От результата будет зависеть их судьба, даже несмотря на то, что уже проиграли битву за центральный мир. Но по-прежнему хочется верить, что архимаг имеет запасной план. Мэтр Эзодор кивает и первым начинает подниматься по лестнице. Отряд поднимается сразу на несколько уровней, хотя вряд ли становится ближе к крыше башни из-за свойства бесконечности. Сейчас чародей ведет к какому-то другому месту. Пока что на глаза не попались ни вампиры, ни прочая нежить. Учитывая размеры Башни, это неудивительно. Однако во время перехода по мосту через пропасть, всё вокруг начинает дрожать. Архимаг приказывает перебежать через мост, прижаться к стене и замереть. Так все и поступают, а после мост разлетается на куски из-за длинного змеиного тела, что ползет наверх. Кажется, что огромное создание, поднявшееся из пропасти, является бесконечным, но скоро показывается хвост и исчезает на более высоких уровнях. Во время движения светильники на стенах погасли. — Это было духовное существо? — спрашивает Йоран. — Да. Гаситель Света, что служит высшему вампиру. Ни с тем, ни с другим нам лучше не встречаться, — отвечает архимаг и продолжает вести отряд по собственному маршруту. — Интересно, как они смогли пронести его сюда… Элин внимательно смотрит по сторонам, хотя Башня очень бедна на какие-либо отличительные элементы. Все комнаты пусты, вокруг лишь камень, светильники, лестницы и балконы. Огромное и пустое пространство. Эльфийка обращает внимание на Лоренса, что идет рядом. Юноша на удивление ведет себя тихо и почти не улыбается. Учитывая его хладнокровие во многих опасных ситуациях, вряд ли он сильно переживает. — Все в порядке? — шепотом спрашивает Элин. Вместо ответа юноша с улыбкой поднимает большой палец вверх. Как уже знает девушка, этот жест означает, что «всё хорошо». Чувство беспокойства не отпускает, но лезть в душу спутника Элин не может. Вскоре показывается еще одна большая лестница. Нет, даже неимоверно огромная лестница. Тысячи ступеней исчезают вдалеке, а ширина лестницы больше двухсот метров. Где-то впереди спускается чья-то фигура в шелковой мантии, как у первого встреченного духовного существа, но уже полностью черного цвета. Скорее всего это тоже духовное существо, лица которого нельзя разглядеть во тьме капюшона. Но Элин знает, что у духовного существа и не должно быть человеческого или какого еще лица, если оно само не захочет принять конкретную форму. — Это уже опасный противник, — предупреждает Эзодор Уньер. — Стойте позади и прикрывайте друг друга. Я сам займусь. Верховный чародей начинает подниматься по ступеням, а навстречу несутся потоки холодного воздуха. Элин успокаивает дрожь и начинает ускорять поток внутренней энергии в теле. И одновременно желает магу легкой и быстрой победы, хотя вряд ли так получится. Духовное существо смотрит сверху вниз на вторженцев, но нисколько не обращает внимания на огненный меч, что появился в руке мэтра Эзодора. Архимаг поднимает ногу и собирается наступить на следующую ступеньку, как вдруг нога опускается на совсем другую через пятьдесят метров. Глаза эльфийки не заметили телепортации, и теперь смотрят на дугу огня, что несется к голове духовного существа. Но кое-что оказывается быстрее даже пространственного прыжка. С вышины бежит волна мрака, что достигает подножия гораздо быстрее удара архимага. Именно поэтому Элин не увидела, удалось ли убить защитника места. Нахлынувшая стена мрака похожа на морскую волну, что несет куда-то. Эльфийка борется, пытается удержать равновесие, кто-то хватает за руку, а после возвращается свет. Элин смотрит на крепко схватившего Лоренса. Потом оглядывается и видит остальную группу, но без архимага. Да и оказались они в каком-то ином месте! Девушка встает на ноги и оглядывает зал с колоннами, которых они точно по пути не проходили. Духовные существа поступили хитро, разделив отряд с Эзодором Уньером, единственным из них, кто знал, куда идти. Все смотрят друг на друга, а тем временем вокруг возникают небольшие Врата, через которые проходят духовные существа. Было ожидаемо, что на Путях они могут переноситься в любое место. Элизабет приказывает приготовиться к бою. Сначала нужно отбиться, а уже потом думать, что делать дальше.Глава 39
Несмотря на то, что духовные существа разлучили с архимагом, Элизабет не впадает в панику. Даже вид наступающих врагов не слишком страшит. Похоже, подобное больше не может как следует взволновать девушку. Громовой отряд вместо того, чтобы встать кольцом, стремиться достичь ближайшей стены и прижаться к ней. Это получается без проблем, и теперь все готовы встретить местных воинов. Духовные существа выглядят по-разному. Некоторые напоминают людей, но с разноцветной кожей или измененным строением тела. Есть похожие на зверей, каких можно было встретить в центральном мире. А также присутствуют совсем странные и даже монструозные формы. Прямо сейчас на магистра Видара наваливается туша с шестью когтистыми лапами и пытается растерзать. Мастер-щитоносец выдерживает напор, а после резко толкает щитом. Удар выпускает такое количество внутренней энергии, что все бегущие противники опрокидываются и отлетают в другую часть зала. Магистр Венселль не тратит стрелы и обстреливает духовных существ сжатой внутренней энергией. Скорость стрельбы настолько высокая, что рождается небольшой вихрь вокруг стрелка, а враги больше не смогли приблизиться. Изрешеченные тела существ медленно распадаются на духовную энергию, а с противоположной стены и колонн сыпятся камни и песок. «Это оказалось легче», — думает волшебница, но не спешит расслабляться. Все же духовных существ очень много. Так много, что ими можно забить все проходы Бесконечной Башни, если мэтр Эзодор не шутил. Но по какой-то причине их нет, так что остается двигаться дальше, но вот куда? — Магистр Венселль, вы чувствуете господина архимага? — спрашивает Элизабет. — Мои лучи не могут пройти сквозь стены Башни. Тут я ничем не смогу помочь, — говорит мастер-лучник. — Возможно, имеет смысл подождать, пока архимаг нас не найдет? — предлагает Йоран. — Мы не знаем, сможет ли он это сделать, — качает головой Аддлер. — Да и где вообще оказались относительно той большой лестницы наверх? — Я помогу, — вдруг произносит Элин, что до этого стояла с закрытыми глазами. — Точнее, я и теневой феникс. По полу от фигуры эльфийки ползут тени, что принимают облик гигантских крыльев. Плач Забытых Народов находится за пределами Башни, но сейчас получить от него помощь гораздо проще, чем когда мешал Ограждающий Барьер вокруг центрального мира вместе со Стражем Реальностей. Сейчас великое духовное существо начинает показывать Элин верную дорогу. Еще до прилета на Пути с туманом и расколотой горой, архимаг позвал к себе эльфийку и помог установить контакт с теневым фениксом. После попросил постоянно поддерживать канал, так как помощь духовного существа им точно пригодится. Элин ждала приказа архимага, но сейчас его нет, так что приходится думать самостоятельно. — Молодец! — хвалит Элизабет и первая направляется за подругой. Элин идет с закрытыми глазами, но легко видит окружение через духовный взор. Плач Забытых Народов делится не только знанием дороги, но и возможностями видения мира через призму местных жителей. Теперь эльфийка понимает, что Башня на самом деле просто вихрь духовной энергии, что принял конкретную форму. А находятся они в центре исполинского циклона размером с центральный мир, где разные течения порождают бесчисленные ходы внутри Башни. Феникс также сообщает, что духовные существа специально сделали так, чтобы любой вторженец потратил огромное количество времени и сил, чтобы добраться до места, где находится tramz arc. Элин не поняла смысла термина, но догадалась, что это тот портал, к которому они шли. Рядом шагает Клаус Видар, готовый к любому нападению, а остальная группа идет следом. Еще несколько раз на них нападали духовные существа, но всякий раз удавалось отбиться без особого труда. Словно здешние хозяева не особо стараются убить пришлых, скорее просто пытаются задержать на хоть какое-то время. Через несколько ярусов теневой феникс вдруг трубит тревогу. Волна предостережения пробегает по телу, вызывая непроизвольную дрожь. Элин начинает дышать быстрее и с трудом держится на ногах. Товарищи обеспокоенно спрашивают о случившемся, а потом канал к фениксу вдруг схлопывается. Последнее, что поняла эльфийка из слов духовного существа: «Дорога пересеклась с территорией злой и страшной силы. Смерть вокруг…». — Тут опасно, а присутствие феникса исчезло. Давайте активируем те амулеты, что дал мэтр Эзодор, — говорит Элин. Архимаг заранее дал каждому много волшебных артефактов, что могут помочь в разных ситуациях. Одним из самых важных назвал золотую монету неизвестной никому чеканки. Чародей объяснил, что амулет временно сможет уберечь от влияния Могильной Мглы, но толком не объяснил, что это такое. Возможно, это как раз тот случай, когда стоит применить защиту. На предыдущих Путях архимаг сам защищал всех, но теперь им придется позаботиться о себе. Каждый достает монету, крепко сжимает в руке и шепчет активационную фразу. Потом Элин чувствует, что тело словно заворачивают в теплое одеяло. Очень приятное чувство, что дарует также уверенность и спокойствие. А это именно то, чего всегда не хватает в опасной ситуации. Использовав защиту, все продолжают путь. Элин сейчас ведет по памяти, но весь маршрут вряд ли вспомнит. Через сто метров отряд выходит к большому мосту, под которым раскинулся настоящий город. Каменные здания стремятся вверх острыми крышами, а пустые улицы и темные окна говорят, что здесь давно уже никто не живет. А может, никто и никогда здесь и не жил. Группа начинает преодоление моста, как вдруг Аддлер предупреждает об опасности и натягивает лук. Стрела улетает в город под ногами, где сталкивается с черной молнией, что тоже неслась к мосту. Две атаки сталкиваются лбами, вызывая взрыв. Микилинтурин приказывает всем бежать, а сама спрыгивает с моста. Элизабет срывается на бег и слышит, как остальные бегут следом. Все же грандмастер из Срединных Земель единственная, кто легко сможет нагнать отряд. Главное — не отходить слишком далеко. По пустынному городу прокатывается гром от удара Микилинтурин. Она обрушила чудовищный удар по противнику, которого первым заметил Аддлер Венселль. Сама Элизабет так и не успела увидеть, кто это был. Мост под ногами вздрагивает, а где-то в городе рушатся здания. Все останавливаются на другом конце моста в ожидании воительницы. И скоро она появляется, сверкнув молнией над городом. В один прыжок Микилинтурин догоняет отряд, но попадает в скалу над головами, после чего падает вниз и приземляется на ноги. Чародейка от такого падения переломала бы ноги, но мастер боевых искусств даже в лице не изменился. — Там высшая нежить. Очень сильная, — говорит Микилинтурин. — Я нанесла мощный удар по нему, но он легко встал на ноги. Думаю, лучше бежать отсюда дальше. Никто спорить не стал. Все переходят на быстрый бег, чтобы как можно дальше оказаться от противника, с которым лучше не встречаться без помощи архимага. Эзодор Уньер предупредил, что среди Могильной Мглы есть три сущности, с которыми лучше не встречаться без его присутствия. Во-первых, это сам мэтр Вильгельм. Во-вторых, это лич-полководец из древних времен. О третьей сущности чародей сказал лишь то, что она пока что неактивна и вряд ли появится до того, как нежить поднимется до вершины Бесконечной Башни. Коридор за спинами вдруг двигается и изгибается иным способом. Прежний проход закрывается, а новые открываются. Йоран на бегу шутит, что это похоже на тот турнир в Фернант Окула, в котором им пришлось уступить команде из Месскроуна в лабиринте. Элизабет чуть улыбается, вспоминая магический турнир. Тогда жизнь была намного веселее и светлее. Возможно именно по причине посторонних мыслей чародейка отвлеклась и пропустила появление группы низшей нежити, что бродила неподалеку. Башня за их спинами перестроилась, но большая опасность зашла с другой стороны, когда один из мертвецов, тянущих руки, вдруг исчез в облаке отрицательной энергии. Из облака гордой походкой выходит лич в алом длинном плаще и с костяным посохом в руках. Микилинтурин сразу предупреждает, что это именно тот, что только что был в городе под мостом. Высшая нежить шагает как настоящий полководец, что водил за собой миллионные армии и завоевал все империи мира. Может быть, в прошлом так и было. У Элизабет перехватывает от волнения дыхание, смотря на надвигающуюся угрозу. Разум понимает, что высшая нежить невероятно опасна, но интуиция удваивает опасность. Отсутствие у черепа щек и губ создает иллюзию ухмылки, но вряд ли лич может испытывать хоть какие-нибудь эмоции. Клаус Видар решительно выходит вперед, а по телу Микилинтурин начинают скакать разряды внутренней энергии. «Возможно, стоит дать мастерам боевых искусств связать его ближним боем, а самой приготовиться нанести магическую атаку», — размышляет Элизабет, держа в руке палочку из сердца стихий. Страшный удар посоха по щиту вызывает громоподобный звук, что подхватывает воительница со Стилем Разрядового Поля. Магистр Видар выдержал удар лича, но сдвинулся на несколько шагов, хотя далеко не каждый противник мог подвинуть щитоносца хоть на палец. Микилинтурин сверкающим веером пронеслась за спиной врага, раскидывая прочую низшую нежить, и нанесла мощный удар, сопровождавшийся вспышкой. Всё это произошло почти одновременно для Элизабет, которая никогда прежде не тренировалась в том, чтобы поспевать за чьими-то движениями. Сейчас волшебница делает то, что умеет лучше всего — готовит целый клин боевых заклятий, что обрушит на врага сразу же, как только будет готова. Лоренс, Бальтазар и Йоран прикрывают отряд с боков от остальных неупокоенных, а магистр Венселль направляет стрелу в лицо лича над плечом Клауса. Кажется, что они смогут справиться даже с таким противником, несмотря на предостережение мэтра Эзодора, если будут действовать сообща. Элизабет считает, что здесь собрались самые сильные представители уничтоженного мира, так что даже такие страшные создания могут катиться в бездну со своими планами. Элизабет намерена не просто выжить сейчас, но еще и победить. И если для этого нужно будет опустошить весь резерв маны, то эту цену готова заплатить. В этот момент щит в руке Клауса взрывается от удара посоха, а сам магистр отлетает назад, где врезается в Элизабет. Девушка подобного не ожидала, поэтому сразу потеряла концентрацию. Лич же сразу ныряет в глубину строя, пробив защиту мастера-щитоносца. Микилинтурин подобно молнии догоняет, а сверкающая дуга — траектория движения упавшей палаческим топором ноги, что врезается в правое плечо и пытается вбить тело в землю. Магистр Венселль резво выскакивает перед высшей нежитью с натянутым луком без стрелы, готовясь спустить мощный поток внутренней энергии в упор, даже если кто-то рядом может пострадать. Но лучник все равно не успеет что-либо сделать с обломком кости, что лич заранее бросил вперед себя. Острая кость вдруг начинается светиться, готовясь выплеснуть отрицательную энергию из себя, что может убить всех присутствующих. Но неожиданно опасный предмет ловит рука Элин в переливах энергии и крепко сжимает до треска. Предмет должен был взорваться, но внезапно потерял силу. А потом пространство заполнили безумные ветра от ударов Аддлера Венселля и Микилинтурин.Глава 40
Любой другой противник, попав под удары мастеров боевых искусств, точно бы отправился на тот свет. Но текущий противник и так мертв, а к тому же невероятно прочен. Древний лич упал на четвереньки, и это весь результат одновременной атаки с двух сторон. Элин выбрасывает опасный предмет далеко за спину, где он взрывается смертоносным черным облаком. Когда увидела опасную кость, тело среагировало автоматически, а внутренняя энергия разлилась по телу. Никогда прежде не удавалось достичь такой скорости реакции и скорости движения энергии Духа в теле. Похоже, последние тренировки возымели эффект. Но помимо этого эльфийка чувствует еще какое-то различие. Странный барьер блокировал канал связи с теневым фениксом, но сейчас Элин смогла его пробить, хоть и не полностью. Напоминает лишь щель, если судить по ослабевшему потоку духовной энергии, но даже это большое подспорье в схватке против высшей нежити. Все же Элин практикует Стиль, связанный со смешением внутренней и духовной энергии, а татуировки на руках пылают ярким огнем. Температура тела резко повышается, и силу нужно срочно выплеснуть. Девушка огибает Аддлера и наносит мощный удар правой рукой. Без каких-либо ухищрений, просто прямой удар в грудь лича с испусканием накопившейся энергии. Рождается воздушный поток, а мертвец улетает далеко от группы. Только потом Элин с ужасом поняла, что забыла о стоящей позади лича Микилинтурин, но воительница ярким пируэтом ушла в сторону. — Ха. Во даешь! — смеется сквозь шлем магистр Венселль. Элин и сама понимает, что сейчас вышла на уровень мастера, благодаря помощи теневого феникса. Однажды смогла сражаться с невероятно умелым мечником, хоть все равно проиграла, а теперь кажется самой себе намного сильнее. — Этого недостаточно. Он возвращается, — предупреждает Йоран и взмахивает посохом. Черная гудящая сфера несется в лича, но тот лишь вытягивает левую руку, что останавливает чудовищный объект, как несущегося быка. Миг борьбы, и магия безвредно рассеивается в пространстве. Гравмейстер бормочет что-то о разрушении заклятий, а перед строем вновь встает Клаус Видар, доставший запасной щит со спины. «Стальная выдержка», — Элин заметила, что он совсем не изменился в лице, словно ничего не произошло. В коридоре резко становится слишком ярко из-за многочисленных искрящихся молний, что бьют одновременно в нежить. Это заклятье оказалось намного быстрее, так что лич не смог на него среагировать. Элизабет уже на ногах и тоже вступает в бой. Стихийные копья гудят и вонзаются в тело противника, но не видно, что наносят большой урон. — Атакуем все вместе! — кричит Элизабет, и отряд дружно выступает вперед. Громовой отряд сразу же после формирования начал совместные тренировки, где члены команды учились сражаться в составе группы против одного и множества противников. Умение жизненно важно, так как изначально предполагалось, что им придется встречаться лицом к лицу с самыми невозможными врагами, которых можно одолеть только сообща. Сейчас мастера боевых искусств давят со всех сторон на лича, что, кажется, ничуть им не уступает по боевым навыкам. В его теле нет внутренней энергии, как и нет мышц, но скелет все равно движется очень быстро. По его костям разливается черный слой, который усиливает удары и увеличивает прочность тела. Но даже так он пока что лишь отступает. Магистр Видар постоянно давит вперед, создав запутанную систему защитных слоев перед собой. Больше у лича не получится разбить щит, если не придумает что-то новенькое. Клаус про себя удивляется тому, что никогда не думал о такой атаке, что прошла в первый раз защиту. Даже больше — это вообще было в первый раз после получения статуса мастера, когда чей-то удар так пробился сквозь защиту и смог отбросить щитоносца. Еще в детстве Клаус изучал строение разной брони, чтобы найти идеальную форму. Ходил по кузням и смотрел на результат работы бронников. Щупал кольчуги и латы, но везде находил уязвимые места. Ему было нужно создать почти что идеальную защиту, что сможет выдерживать даже удар, который превосходит мыслимые возможности. Создать просто монолитный «лист» из внутренней энергии перед собой неэффективно. Сильный и быстрый удар легко пробьет такую форму, так что требовалось кое-что другое. Однажды знакомый чародей показал панцирь одного морского обитателя. Это стало следующей ступенью в создании идеальной защиты. При ближайшем рассмотрении оказалось, что панцирь состоит из окаменелых наростов, что росли один на другом на протяжении всей жизни животного. Такая многослойная защита действительно оказывалась крепче, чем монолитный материал той же толщины. Панцирь был ударостоек и мог даже чуть изогнуться под сильным ударом, а потом легко восстановить форму. Позже Клаус всерьез изучал работы портных, узлы и швы, чтобы применить к своим техникам. Это потребовало почти два года, но скоро он мог за секунду боя «сплести» перед собой полотно из внутренней энергии. Одни узлы надежно держат соседей и сами получают поддержку от них: это казалось идеальной формой, что могла прогибаться под ударом, но никогда бы не была пробита. Уже сдав экзамен на мастера, будущий магистр сместил фокус внимания на создание множества щитов, причем не только перед собой, но и в любой точке вокруг. Это оказалось намного труднее, но в итоге и эта вершина была взята. Однажды Клаус в лесу бежал по тропинке и со всего маху влетел в паутину. Это не является каким-то необычным явлением, особенно весной, но вдохновило на создание уникальной техники. И уже со статусом магистра Клаус Видар прославился способностью создавать сотни щитов в пространстве, которые невидимы и неосязаемы. Но если что-то или кто-то проходит через них, это сразу становится известно магистру, как и пауку, если кто-то влетел в паутину. Клаус моментально мог оценить скорость, форму объекта, точное местоположение и даже ауру. Мог поддерживать даже во сне, поэтому в защите больше не было слепых или уязвимых мест. Магистр Видар мог успеть среагировать на любую атаку с любого направления, даже лежа на боку с закрытыми глазами. Но нет предела совершенству, поэтому новый опыт сразу запускает процесс анализа и творческие отделы мозга. Высшая нежить владеет техникой, что может создать почти что идеальный удар, от которого лучше всего уклоняться. Но роль Клауса в составе группы именно что принимать удары на себя, поэтому нужно срочно придумать новую технику, что сможет выдержать колоссальное давление. Клаус ловит себя на мысли, что давно не испытывал радостного возбуждения. И это волнительное чувство связано вовсе не с боем, азарт битвы никогда не привлекал мастера-щитоносца. Но в детстве ему нравилось придумывать разные варианты для своих техник и опробовать их. Добившись высот, он почти забыл об интересе и любознательности. Сейчас же есть реальная необходимость придумать что-то, и мозг моментально находит решение задачи. Волна вдохновения приходит именно из времен юности, когда Клаус в одиночку бродил по лесам. Однажды на юге Манарии он встретил особое дерево, выглядящее забавно из-за кривой формы. Оно привлекло внимание именно формой, ведь казалось, что дерево в процессе роста закручивается, словно выжимали как тряпку. Дерево было невероятно прочным, Клаус с большим трудом оторвал ветку, чтобы показать куйэрам в Порт-Айзервице. Ученые сразу сказали, что это «железный ясень» — дерево с самой прочной древесиной. Дровосеку придется потратить одну неделю и испортить примерно дюжину топоров, чтобы срубить одно такое дерево. Оно не горит в огне и не тонет в воде. Инструменты столяров не могут справиться с железным ясенем, так что ремесленники не используют это дерево в изготовлении чего-либо. Многочисленные волокна сплетаются слоями, а потом по необъяснимой причине закручиваются вместе с ростом дерева. Клаус смог это увидеть, когда заказал у кузнеца мощную пилу и с большим трудом распилил ветку. Сейчас воспоминание об этом помогает создать новую форму, что сможет выдержать любой удар. Щиты из внутренней энергии, что невидимы обычному глазу, начинают сворачиваться в трубку, а потом сжимаются до состояния волокна, которое сплетается с другими волокнами. Затраты внутренней энергии резко увеличиваются, но её у магистра с рождения очень много. Сейчас перед реальным щитом вырастает почти что лес из железных ясеней. Осталось лишь проверить, как новая техника покажет себя. Лич как раз в этот момент отводит посох назад для нанесения колющего урона навершием. Именно этот удар в прошлый раз пробил защиту, а сейчас всё будет по-другому. Магистр Видар в этом точно уверен и внимательно смотрит, как приближается кончик посоха с играющим на поверхности черным огнем. За миг до удара щитоносец сам делает рывок вперед и увеличивает количество энергии Духа перед собой. Возникает ощущение, что в тело врезалась скала, но в этот раз всё прошло иначе. Клаус не только выдержал жуткий удар, но и сам отбросил лича в стену. После этого бросается вперед на предельной скорости и тараном въезжает в мертвеца. Каменная кладка содрогается и покрывается трещинами. Щитоносец сразу отпрыгивает, и вперед вылетает Микилинтурин, что может нанести более серьезный удар. Подобно молнии она ударяет ногой в грудь лича, даже выставленный посох не до конца погасил удар. Костяное оружие издает треск, но неломается в отличии от грудной клетки высшей нежити, которую буквально впечатало в стену. Теперь уже грандмастер отпрыгивает в сторону, чтобы не мешает выстрелу Аддлера Венселля. Мастер-лучник уже с трудом удерживает тетиву, так как направил в руки и стрелу слишком много внутренней энергии. Луч света пронзает посох, лича, стену, а потом вылетает в соседнем коридоре и снова пробивает стену и улетает в таком режиме куда-то в другой район башни. Высшая нежить лишилась груди, позвоночного столба, обеих рук, но вряд ли почувствовала хоть что-то. Но на этом злоключения лича не заканчиваются. В тело ударяет поток драконьего пламени, что может спалить почти что угодно. Когда волшебная палочка Элизабет перестала извергать пламя, Элин вдруг прыгает вперед. С каждым ударом канал с теневым фениксом становится прочнее, словно именно лич был виной тому, что связь прервалась. Сейчас гигантские объемы энергии бурлят в теле эльфийки, что оказывается рядом с черным пятном, где тлеют останки. Сжатый кулак правой руки ударяет в почерневший череп и выпускает всю накопленную силу. Внутренняя и духовная энергия в парном танце кружатся в теле, а после также синхронизировано выходят из него, чтобы нанести смертельный удар. Элин чувствует, как трескается череп под кулаком, а после гремит взрыв, когда стена не выдерживает всех этих издевательств и пропускает останки лича в соседнее помещение. Еще не успевшие до конца потухнуть кости теперь пылают из-за духовной энергии, а Плач Забытых Народов призывает двигаться дальше, так как другие духовные существа с каждой минутой ближе к исполнению замысла. — Почему бы тебе не прилететь к нам? — спрашивает эльфийка. — Стены Бесконечной Башни имитируют Ограждающий Барьер, хоть и очень плохо. Я уже пробиваюсь во внутрь, но мне потребуется время. Элин говорит всем, что скоро теневой феникс будет здесь. — Тогда не будем тратить время. Нужно найти мэтра Эзодора и двигаться наверх, — говорит Элизабет, и отряд вновь продолжает движение.Глава 41
Сареф оглядывается по сторонам. Интересует и место, где он очутился, и куда пропали остальные. Это очень странно, так как до расширения Врат они стояли рядом, так что должны были на другой стороне тоже очутиться в одном месте. Но юноша стоит один в каком-то высоком коридоре, что кажется бесконечным в обе стороны. «И где это я?», — старший вампир ожидал увидеть совсем другой Путь, но духовные существа неплохо подготовились. Нитрин Деволт по-другому описывал Путь, где находится tramz arc, но сейчас вокруг лишь запутанные ходы, все секреты которых нельзя увидеть через «Мастерское чтение». Однако Легион предполагал, что духовные существа наверняка выкинут что-то подобное, так как у них не хватит ресурсов, чтобы принимать открытый бой. Если судить по хитросплетениям переходов, это чем-то напоминает Соломонов Лабиринт, что является идеальным средством защиты определенной территории. Вампир вновь применяет свойство двойственности с духовными существами и смотрит на окружающее пространство иным зрением. Теперь видно, что это цилиндрическое сооружение, похожее на башню, а где-то наверху находится главная цель. Осталось лишь туда добраться. Благодаря временному «родству» с духовными существами, Сареф видит маршруты наперед и даже замечает других гостей, а именно вампиров, нежить и Громовой отряд. Почему-то Сареф от каждой группы очутился очень далеко, но загадка не долго сохраняла таинственное молчание. Перед Вестником Темной Эры возникают небольшие Врата, которые могут распахнуть только настоящие духовные существа. И выходит фигура, частично скрытая туманом. Это Кадуцей, что снова решил поговорить, если судить по отсутствию атаки. Могущественное духовное существо смотрит на старшего вампира и словно собирается с мыслями. — Теперь что хочешь предложить? — тогда начинает Сареф. — Ничего нового. Среди духовных существ это породило множество споров и конфликтов, но я хочу, чтобы ты выступил на нашей стороне. Мы спасем и тебя, и выживших из центрального мира. Я не думаю, что ты по-настоящему верен Легиону. — Почему ты так думаешь? — Интуиция, — загадочно отвечает духовное существо. — С каждым разом ты становишься сильнее. Я даже не рискну напасть на тебя в одиночку, чтобы не тратить ресурсы здесь. Мы вложили огромные силы в тебя, а сейчас вынуждены тратить еще больше, чтобы приготовиться к последнему путешествию. Как видишь, не всё у нас хорошо. — Я это и так знаю. И я доведу дело до конца. — И даже не попытаешься спасти тех, кого еще можно? — качает головой Кадуцей. Сареф в ответ лишь пожимает плечами. В любом случае не собирается никак договариваться с существом, что стоит за прибытием в этот мир. Но Кадуцей не собирается уходить, словно у него еще есть доводы. — Даже, если я тебе предложу силу? — Можешь предлагать, что хочешь. Реальность это не изменит, — Сареф уже поглядывает по сторонам, чтобы решить, куда идти дальше. Собеседник все равно не нападет прямо сейчас, а юноша видит, что это не настоящее тело духовного существа. — Если я сниму ограничения Системы, то с душами Древних вампиров ты станешь самым могущественным существом, что когда-либо было в этом мире. — Я не стремлюсь к всемогуществу. Ты уже должен был это понять. — Да, я знаю. Ты хочешь вернуться домой. И… это предложение возмутило моих товарищей, но я все же озвучу его. Если я сниму с тебя оковы, то сможешь ли ты забрать наш народ вместе с собой? Сареф отвечает не сразу. Нельзя сказать, что предложение удивило. Напротив, это было одним из решений, к которому могли прибегнуть духовные существа, чтобы устранить конфликт. К несчастью для них, Сареф не может ответить согласием. — Не думаю, что моему родному миру нужны пришельцы в вашем лице. — Ты считаешь нас чужаками и паразитами, хотя именно мы появились раньше любых жителей центрального мира. Наш народ тоже имеет право на существование. Мы тоже создаем собственную культуру и храним воспоминания. У многих из нас нет привычных людям эмоций, но это не значит, что мы не можем испытать страх, счастье или боль. — Я не преуменьшаю значимость духовных существ как отдельного народа, — спокойно отвечает Сареф. — Я говорю, что вам не место в моем родном мире. Ты можешь дать мне какие-то гарантии, но не твои сородичи, что ради выживания пойдут на геноцид. Напомню, что вы убили больше жителей центрального мира, чем вампиры, нежить и демоны вместе взятые. Мне напомнить, как вы недавно устроили повсеместное вторжение? — Даже если мы это не сделали, это сделал бы ты. — Возможно. Но это не является оправданием. И если однажды что-то снова пойдет не так, вы приметесь за уничтожение нового мира. Ты думаешь, я не знаю, что во время первой Темной Эры вы даже не попытались найти способ спасти всех? Вы изначально думали о том, как отсоединить Пути от центрального мира, и придумали самый эффективный метод — уничтожение. — Не все считали это лучшим выходом. — Да, было как минимум одно духовное существо, что хотело спасти всех. Но вы отвернулись от него и решили, что вам это неинтересно. Вы не предупредили жителей центрального мира, не попытались найти иной выход, не захотели сотрудничать. Вы просто решили принести в жертву всех остальных. Именно вы взрастили Могильную Мглу. И именно вы призвали в этот мир вампиров. — Признаю, что какие-то наши решения могли быть неправильными, но почему ты так легко говоришь об этом, если сам принес в жертву всех, чтобы достичь своей эгоистичной цели? Ты тоже решил не посвящать в детали никого из близких тебе людей. Ты тоже решил уйти и следовать собственной дорогой, вымощенной кровью и костями жителей центрального мира. Ты ничем от нас не отличаешься. Ты убийца и подонок, — кажется, спокойный обычно Кадуцей тоже начинает распаляться. — Всё так, — кивает Сареф, — именно поэтому мы не можем сесть на один поезд, двум подонкам там не место. — Ладно, я понял твою позицию. Возможно, ты хочешь вернуться к себе один, и это твое право стремиться к подобному. Но мы будем сопротивляться. Кто-то из нас все равно достигнет своей цели. — Я рад завершению нашего разговора, — прощается юноша. Фигура в тумане пропадает, а Сареф наконец-то начинает идти к вершине башни. Духовные существа словно сорвались с поводка и продвижение становится невероятно сложным. В каждом коридоре и зале, на балконе и лестнице, где бы вампир ни показался, открываются Врата. Из них выходят разнообразные духовные существа лишь с одной целью — убить Вестника Темной Эры. Чернильный клинок порхает из стороны в сторону, а старший вампир прорезает ряды защитников места. Никто не может остановить вторжение, а великие духовные существа продолжают бросать в бой всё новых неразумных собратьев, явно не заботясь об их участи. Возможно, они считают это необходимой жертвой, и не Сарефу за это упрекать. Все же наличие бесконечно мудрых и сострадательных личностей просто невозможно. Такое бывает лишь в сказках, а настоящий мир строится обычно на зле и боли. И разница между одним или другим человеком или личностью заключается в том, какая цель преследуется. Цель обычно имеет созидательное начало, разрушение ради разрушения тоже встречается лишь в сказках. Все участники последнего конфликта преследуют свои цели, опираясь на собственные ценности и видение мира. Даже Могильная Мгла стремится просто прекратить слишком долгую игру и просто избрала своим методом убийство и разложение. Вовсе не от хорошей жизни мэтр Вильгельм пришел к такому. Сареф отвлекается от размышлений, так как замечает, что на Пути проник Гаситель Света и сейчас крушит стены перед собой. Его наверняка призвал Легион, так как больше не имеет смысла держать его про запас. Впереди будет ждать Кадуцей, Водоворот Снов и, возможно, тот, чьё имя не сохранилось в истории. Гаситель Света уже мертв, так что имеет некоторое преимущество перед другими духовными существами. Духовные чувства вампира также замечают темный крылатый силуэт, что обнимает Башню, это сооружение действительно очень похоже на исполинскую башню, что растет по все стороны сразу. Нетрудно догадаться, что Плач Забытых Народов тоже проникает внутрь, другого такого духовного существа вряд ли сыщешь. А армия нежити, что сейчас бродит вокруг, может снова призвать Звездный Горизонт, самое могущественное духовное существо, что когда-либо существовало на Путях. Оно тоже давно погибло, но некромантии это не помеха. Легион даже говорил, что на Путях было много существ, что образовались по подобию Звездного Горизонта, великого змея с зеркальной шкурой, словно это предок и потомки. Чем ближе финал, тем настойчивее все движутся вперед. Жаль, что здесь тоже не работает телепортация, так что Сарефу приходится продолжать путь бегом, чтобы нагнать вампиров, которые вот-вот могут сойтись в бою с нежитью. «Все же именно Кадуцей сделал так, чтобы я оказался вдалеке ото всех, чтобы спокойно поговорить», — думает юноша и перепрыгивает пропасть. Врата вокруг продолжают распахиваться, и на одного вампира наваливаются порой сотни духовных существ, причем некоторые из них обладают особыми способностями. Но даже так продвижение замедляют совсем на небольшое количество времени. Боевые искусства, магия и умения вампиров сплетаются воедино и становятся тараном сквозь любые заслоны. Сареф даже потерял счет поединкам в тесных коридорах и огромных залах. Сейчас бежит по длинной лестнице, пока не попадает на следующий ярус. На этом Пути постоянно происходят изменения структуры, но явно духовные существа не могут их контролировать, иначе бы заперли вторженца в каменной коробке, что находится в другой коробке и так до бесконечности. Но они могут разрушать свои владения, поэтому на следующем ярусе вдруг гремит взрыв и пол исчезает под ногами. Вампир расправляет крылья из Высокоразмерной Темной Завесы и пытается взлететь, но сверху сыпятся огромные камни, так что приходится сложить крылья и ринуться вниз, чтобы потом найти новый маршрут наверх. Наверное, если бы духовные существа могли, то вообще бы разрушили основание Путей, чтобы всё схлопнулось вместе с врагами. Но это важное стратегическое место, где готовится tramz arc, так что можно не волноваться об этом. А вот мэтр Вильгельм вполне может выкинуть что-то такое, так как единственный, кто не стремится куда-либо уходить, кроме путешествия в поисках вечного покоя на том свете. Сареф намерен нагнать своих в течение часа, а потом начнется настоящее восхождение на местный Олимп.Глава 42
Громовой отряд на полном ходу продвигается внутри Бесконечной Башни по указаниям теневого феникса. Сейчас Элин чувствует себя окрыленной в буквальном смысле. Сила Плача Забытых Народов всё увереннее вливается в тело и наполняет большой легкостью. Теперь на Путях духовное существо может делиться силами без особого труда, и это наверняка пригодится в будущем. Некоторое время проходы и комнаты встречали пустотой, но чем ближе та самая лестница, где остался Эзодор Уньер, тем чаще появляются Врата, из которых несутся младшие духовные существа. Пока что Громовой отряд выходит победителем из каждой схватки. Отступать уже некуда, так что все решительно смотрят только вперед. Примерно через полчаса наконец показывается та самая огромная лестница, но окружение сильно изменилось. Кажется, тут прошел настоящий ураган магии, что повалил колонны, разбил ступени и обвалил потолок во множестве мест. Видны почерневшие места, изморозь и странный туман болотного цвета. Нетрудно догадаться, что мэтр Эзодор принял здесь бой против духовного существа, но их самих не видно. «Возможно, они тоже куда-то перенеслись», — думает эльфийка, а теневой феникс передает, что нужно подниматься выше, а за архимага можно не беспокоиться. После небольшого перерыва все бросаются штурмовать лестницу. На следующем ярусе их ждет огромный монстр, напоминающий рысь со светящейся шкурой. Духовное существо размером с дом открывает глаза и обнажает клыки. С этим стражем будет намного сложнее, чем было раньше. Но бой начинают не мастера боевых искусств, а Элизабет и Йоран. Волшебники должны экономить ману, но сейчас дружно отправляют мощные заклятья в сторону врага. Огромная рысь тут же припадает к земле из-за сильно увеличившейся гравитации, а после яркое копье молний вонзается прямо между глаз духовного существа. Этого хватает для смерти. Элин всегда знала, что подруга необычайная чародейка и силой, и интеллектом, но сейчас удар показался намного более совершенным. Однажды дочь епископа рассказывала, что стихийная магия молний имеет свои ограничения. Разряды магии очень мимолетны и трудно заставить их принять более устойчивую форму. Но сейчас почти десятиметровое гудящее копье пронзило врага от головы до хвоста, когда молнии соединились между собой и буквально спаялись. — Магия идет так хорошо, — признается Йоран Тискарус. — Да, было достаточно небольшого усилия, чтобы сотворить сложное заклятье. — Это плохо? — озадаченно спрашивает Бальтазар. — Не знаю, — признается девушка. — Я очень много тренировалась и хорошо знаю свои сильные и слабые стороны. То, что сейчас так хорошо получилось, имеет под собой какую-то странность. Пока нельзя сказать, принесет это пользу или вред. — Я чувствую то же самое, — кивает гравмейстер. — Магическая энергия словно стала очень легкой и податливой. И… Словно сама стремится сложиться в магическую структуру, хотя энергия не может иметь подобных стремлений. А вы ничего разве не чувствуете? Остальные качают головой. Влияния на внутреннюю энергию никакого не происходит, и Элин не чувствует ничего необычного в плане духовной. Возможно, потому, что сила Плача Забытых Народов итак уже бурлит внутри и может закрыть собой какие-либо другие изменения. Отряд продолжает путь, постепенно поднимаясь всё выше и выше. Элизабет спрашивает, можно ли найти мэтра Эзодора, но Элин лишь качает головой. Теневой феникс все еще находится за пределами Башни, поэтому его помощь ограничена. — Только если наш маршрут пройдет совсем рядом с ним, то феникс его почувствует, — заканчивает Элин. Скоро восхождение превращается в натуральное преодоление лабиринта. Множество ходов манят и уводят в разные стороны, чтобы в процессе снова разделиться на множество маршрутов. И это касается не только горизонтальной поверхности яруса, но и вертикальной. Сейчас Элин задирает голову и видит, что группа находится на дне большого колодца, по стенам которого проходят многочисленные лестницы с проходами куда-то еще. И всё это с разной периодичностью перестраивается. Без помощи теневого феникса явно ничего не вышло бы, но пока что нужно разобраться с целой стаей летающих духовных существ, что пикируют на вторженцев. И снова Элизабет оказывается самой первой: цепная молния проходит по телам нападающих, обращая в черный пепел. Магическая сила подруги только продолжает расти по неизвестной причине. — Может, это подарок от господина архимага? — предполагает Йоран, который нервно переминается из-за того, что копящаяся сила требует выхода, а резерв маны кажется бесконечным. — Он бы предупредил об этом на совещании, — отвечает Элизабет. — Но с каждой минутой мне это нравится всё меньше. — Разве не хорошо, что у вас появляется сила? — пожимает плечами Микилинтурин. — Нам она пригодится наверху. — Да, это хорошо, но меня не оставляет дурное предчувствие. Если это подарок, то он с подвохом. Йоран кивает, добавляя, что это похоже на потерю контроля над своими силами. А для мага это может обернуться катастрофой. Но закончить обсуждение им не дали, так как Элин вдруг вскрикнула и упала на колени. Заботливые руки сразу помогают встать, а эльфийка пытается разобраться в чувствах. Вспышка ужаса была не её, а теневого феникса, который что-то почувствовал вблизи. «Что же это?», — лихорадочно соображает Элин, не обращая внимания на вопросы обеспокоенных товарищей. Плач Забытого Народа слабо реагировал на опасность демонов, нежити, вампиров и духовных существ, но сейчас словно запаниковал. Это может значить лишь то, что группа вошла на территорию какой-то ужасной силы, от которой лучше сбежать, как и от того лича. Но что хуже всего, так это повторная потеря связи с могущественным союзником. Элин опять чувствует упадок сил, а вместе с этим приходят в норму остальные чувства. Сейчас эльфийка ощущает, что духовная энергия здесь ведет себя странно и тем самым влияет на местный «океан» магии. — Я потеряла контакт с фениксом. И нам нужно срочно бежать отсюда! — тело колотит небольшая дрожь. — Куда именно? — спрашивает Аддлер Венселль. Эльфийка указывает на одну из лестниц, и вдруг мастер-лучник закидывает девушку на плечо со словами, чтобы она как можно скорее достучалась до могущественного духовного существа. Элин благодарно закрывает глаза и полностью уходит в себя, пока отряд бежит в указанном направлении. «Если выйти из зоны влияния этой силы, то я смогу отправить зов», — предполагает Элин, но потом приходит понимание того, что чем дальше все бегут в нужную для восхождения сторону, тем прочнее становится блокада. — Мы идем в правильном направлении, но приближаемся к опасности, — предупреждает Элин. — Значит, кто бы это ни был, он занял место, через которое мы точно пройдем. Отряд выбегает в очередной зал, и в этот момент Башня вновь начинает перестраиваться. Проход за спинами закрывается, а впереди шагает необыкновенное существо. И это не житель Путей, даже без возможности видеть или ощущать ауру каждый легко скажет, что это нежить. Но не тот лич с алым плащом и костяным посохом, а кто-то совершенно новый. Когда-то это мог быть человек, но сейчас видны кости и мумифицированная плоть. Изодранный черный плащ в пыли и грязи висит на трехметровом теле, а над черепом висит в воздухе золотая зубчатая корона. Этот предмет неизбежно приковывает внимание, так как излучает приглушенное сияние и выглядит как нечто нематериальное. Потом появляется еще один элемент, на который нельзя не обратить внимание. Из-под плаща рука лича достает клинок, что раскален ближе к кончику. Нежить поворачивает голову в сторону Громового отряда, и холодный ветер проносится по помещению вместе с отрицательной энергией. Это не просто страшно выполненный мертвец, а высшая нежить, если судить по количеству доступных сил. Элин вспоминает о том, что мэтр Эзодор запретил вступать в бой с любым из трех сторонников Могильной Мглы. Мэтр Вильгельм непонятно где, от лича-полководца они сумели унести ноги, а Элин уверена, что они не смогли убить его окончательно. Дать описание третьего страшного противника архимаг не мог, но просто попросил всегда держать в уме возможность встречи с кем-то, кто будет внушать невероятный ужас. — Это король древности, с которым без меня ни в коем случае нельзя пересекаться, — сказал во время совещания в Тор-Гибаларе мэтр Эзодор. «Похоже, это как раз он», — думает Элин, спрыгивая с плеча магистра Венселля. Сейчас новый лич перегораживает проход, который ведет к вершине Башни, значит, им придется прорываться боем. Это понимает каждый в отряде, поэтому готовит оружие и магию, чтобы убить врага или хотя бы временно вывести из гонки. Клаус Видар снова занимает позицию впереди отряда, а за его спиной готовится Микилинтурин. Магистр Венселль уже кладет стрелу и натягивает лук, пока маги готовят боевое волшебство. Они уже сумели прорваться через одного опасного противника, с которым архимаг просил не драться, так что и сейчас есть шанс выжить. Бальтазар и Лоренс прикрывают Элизабет и Йорана, а Элин не сразу решает, где ей встать. Когда сила теневого феникса вливалась в тело, она вполне могла быть в атаке, но сейчас будет лучше остаться позади. Эльфийка встает рядом с Лоренсом, что сосредоточенно смотрит на нежить, но «поющий» клинок пока «молчит». Первыми снова начинают чародеи: Йоран ловит врага в ловушку, не давая двигаться, а Элизабет наносит мощный удар. В прошлый раз это получилось без труда, и сейчас сил должно быть еще больше, но происходит что-то ужасное. Йорана вдруг отшвыривает в сторону, и даже Бальтазар не успел на это среагировать. По какой-то причине магическая энергия вдруг стала действовать по собственному разумению и ударила самого мага. Элизабет не успела остановиться, так как стремилась отправить собственное заклятье через миг после напарника. Дикий крик боли вырывается из горла Элизабет, тело которой пронзил разряд магии. Такое ощущение, что волшебство восстает против творцов. Элин подбегает к подруге и облегченно вздыхает, так как удар был не смертельным. Но это может оказаться причиной поражения в схватке. Лич переходит в атаку, но не замахивается мечом и не творит черную магию. Вместо этого над плечами высшей нежити поднимается купол тьмы, что резко увеличивается в объеме, захватывая весь зал. Абсолютный мрак в мгновение ока объял всё вокруг, а Элин чувствует, как тело куда-то тащит. Именно то же чувство было, когда тьма разделила отряд с архимагом. Значит, это было дело рук второго лича, а не духовных существ. Свет снова возвращается, и Элин оглядывается по сторонам с замиранием сердца. Внутри рождается большое волнение, так как рядом никого нет. Её выбросило отдельно ото всех в каком-то незнакомом месте. Высшая нежить явно посчитала, что будет достаточно еще больше разделить отряд, и вряд ли прогадает. Эльфийка не уверена, что справится в одиночку, а Элизабет и Йорану может понадобиться помощь. Вдруг у стены возникает овал, излучающий зеленый свет. Это не гиблое свечение Могильной Мглы, а скорее цвет жизни и растительного мира. Элин готовится к бою, но из Врат появляется Сахтеми. Две эльфийки смотрят друг на друга, одна с удивлением, а другая со сдержанным спокойствием.Глава 43
Элин осторожно осматривает наставницу, так как это может быть проделкой духовных существ, что решили запутать иллюзией. Но если это морок, то не отличить от реальной эльфийки. — Здравствуй, Элин, — по-эльфийски приветствует Сахтеми. — Не волнуйся, я настоящая. — Какое золото блестит сильнее всего? — спрашивает кодовую фразу Элин. Сама Сахтеми обучила ей на всякий случай. — Отражение закатного солнца на поверхности залива Innarylen, — безошибочно отвечает гостья, и Элин сразу успокаивается, выстреливая следующим вопросом. — Что случилось с Фрейяфлеймом? Эльфы отказались от помощи Герона, словно знали о нем гораздо больше, чем хотели говорить. Поэтому их не перенесло на Пути с Золотым Градом. До этого Элин отчаянно гнала от себя мысли о том, что эльфы полностью погибли, а она осталась последним представителем народа. — Ничего страшного не произошло, — начинает Сахтеми. — Эльфы знали о приближении еще самой первой Темной Эры, так что готовились к собственному путешествию сквозь звезды. Когда наступил решающий момент перед сожжением мира, мы подняли паруса и ушли. — Куда ушли? — Сначала на ближайшие Пути. Потом на дальние Пути, а путь наш лежит еще дальше. Архипелаг стал тем кораблем, что пронесет нас навстречу нашей новой судьбе. После демонов мы стали первым народом, кто смог создать подобное. — То есть прямо сейчас вы уходите из родного мира навсегда? — Правильно. И я пришла за тобой, Элин. Совет старейшин единогласно согласился задержаться, чтобы забрать тебя. Пойдем, — рука наставницы указывает на овал Врат. — Там тебя ждет твой народ. Элин смотрит на призывно колышущийся пространственный проход, словно он состоит из воды. Спасение пришло так неожиданно, что разум просто не может в это поверить. Но потом другие мысли обращают на себя внимание. — Но мои друзья всё ещё где-то в Башне. Давайте соберем их и отправимся дальше, — умоляет Элин, но Сахтеми лишь качает головой. — Это невозможно по двум причинам. Во-первых, этот переход не продержится столько. Во-вторых, только эльфы смогут таким образом преодолеть путь. — Почему только эльфы? — Так было задумано изначально. Великая магия, что сплеталась воедино тысячелетиями, сейчас пронизывает Фрейяфлейм и входит в резонанс с душами эльфов. Если на его землю ступит представитель другой расы, то сила архипелага может испепелить его. Дело не в том, что мы ненавидим прочие расы или не желаем спасти всех, просто эта магия работает только для эльфов. Ты последняя, кто еще не взошла на наш борт. Пришло время это исправить, — Сахтеми теперь хватает за руку и настойчиво тянет к порталу, но Элин вдруг воспротивилась. — Я не брошу Элизабет и остальных! — Это глупо. Ты погибнешь здесь вместе со всеми и никто вас не защитит. Даже тот, кого вы называете архимагом, ищет очень особенное спасение, которое мне не понять. — Он поклялся спасти нас. Даже если будет трудно или больно, каждый из нас потерпит. — Допустим, вы спасетесь. Но что будет потом? Если сейчас ты не пойдешь со мной, то больше никогда не увидишь собственный народ. Фрейяфлейм всегда был открыт для тебя, но сейчас эльфийский народ будет искать себе новый дом. Даже если захотим, мы больше никогда не сможем найти друг друга в звездной пустоте. Ты не пройдешь обряда посвящения, не узнаешь секреты родины, никогда не оставишь потомство, потому что будешь одна-одинешенька где-то там, где не будет ни одного эльфа. Это добровольное изгнание до конца долгой эльфийской жизни. Элин смотрит в одну точку и вспоминает беззаботную жизнь, когда она жила на Фрейяфлейме. У нее были друзья и родители, но теперь их лица словно сокрыты в тумане. Ей довелось пережить много страшных ситуаций, но вдали от родины у нее появилась новая семья. Сареф, Элизабет, Лоренс, Бальтазар, Ива и другие заботились о ней, стали новым домом. Эльфийка чувствует, что её одновременно тянет вернуться в настоящий дом, но уже не может бросить товарищей, даже не попрощавшись. — Вы уже два раза предлагали мне вернуться на архипелаг. В первый раз, когда мы прибыли из Фокраута и возвращались в Манарию. Во второй раз, когда вы сами возвращались на Фрейяфлейм после создания Манарийского Альянса. Оба раза я отказалась и сейчас не изменю своего решения, — Элин твердо смотрит на собеседницу. — Я останусь со своей новой семьей до конца и будь что будет. Сахтеми не показала никаких эмоций, кроме грусти, а потом кивнула и отстегнула пояс с двумя кинжалами. Потом отрегулировала длину ремня и застегнула на талии Элин. Эльфийка озадаченно смотрит на уже бывшую наставницу. — Эти кинжалы принадлежали древнему эльфийскому герою, без которого наш собственный Исход был бы невозможен. Они напоены особой магией Света и Тьмы. Думаю, они тебе пригодятся больше, чем мне. Возможно, спасут твою или чью-то жизнь в Башне до того момента, когда вы отправитесь навстречу вашей судьбе. — Ты… Ты не будешь меня отговаривать? — Я могу, но это лишено смысла. Ты приняла решение, и не мне его оспаривать. Мне осталось лишь сопроводить тебя в последний путь и пожелать удачи. Я бы даже поделилась каким-нибудь своим контрактом с духовным существом, так как в моем будущем никаких Путей уже не будет, но в этом месте это бесполезно. Элин кивает, так как сразу попробовала призвать Морока или еще кого-нибудь, когда очутилась в Бесконечной Башне. К сожалению, духовные существа не могут преодолеть стены этого Пути. Две эльфийки обнимаются, и обе не сдерживают слезы. После Сахтеми гладит Элин по голове и навсегда исчезает. Элин знает, что больше никогда в жизни не увидит свой народ… …На другом конце портала Сахтеми встречают старейшины эльфов, поддерживавшие проход. Учитывая, что чародейка пришла одна, все сразу поняли, что Элин отказалась идти вперед вместе с сородичами. Касий грустно склонил голову, пока старейшина Киленан призывает всех готовиться к отбытию. Архипелаг Фрейяфлейм окружен плотным золотым облаком, что предохраняет от любого вторжения извне и агрессивной среды. Монументальные башни энергии держат на своих плечах рукотворно созданный небосвод, а также закручивают вокруг себя прибрежные воды, если стоят не на суше. Если бы кто-то мог посмотреть на это издалека, то заметил бы, что потоки золотого вихря над облаком принимают форму призрачных парусов. Это действительно начинает напоминать исполинский корабль, паруса которого надуют космические ветра, а жемчужная дорожка будет вместо следа на воде. На островах спокойные эльфы слушают старейшин и заходят в дома. Там взрослые успокаивают детей и убаюкивают самых маленьких. Все лежат в мягких постелях для очень долгого сна. После и взрослые занимают места для далекого путешествия. Супружеская пара расположится на кровати и возьмет друг друга за руку. Воитель по привычке ляжет спать в доспехе, а в руку возьмет рукоять любимого оружия. Фермер напоследок выпустит домашних животных свободно бродить по острову, а потом зайдет домой. Ученый ляжет в рабочем кабинете поближе к стеллажам книг и недописанному пергаменту. Эльфийский маг прекратит действие любых чар и потушит магические светильники. Одновременно на всех островах пройдет эта подготовка, и после города и поселения покажутся вымершими. Только старейшины пройдут последний раз по своей территории, проверят каждую деталь и только потом отправят весть на самый крупный остров, где совет сильнейших чародеев ждет приказа на отправку. Три главных старейшины дожидаются донесений от всех поселений, даже самых маленьких, и когда все готовы, дают приказ чародеям-навигаторам. Двенадцать волшебников и волшебниц стоят в сложном магическом кругу и тянут руки к небу. Среди них стоит и Сахтеми. Сейчас разворачиваются подготовительные заклятья, что заставляют идти сияющий золотым светом снег. Каждая снежинка напоминает светлячка, что вместе с миллионами собратьев заполняют воздух, оседают на крышах домов и проникают в жилища. В этот момент начинают засыпать все. Эльфы погружаются в глубокий беспробудный сон, а частицы света собираются на их телах. Эта магия не только погружает в крепчайший сон, но еще предохранит тела спящих от влияния времени и болезней. Вскоре засыпают трое главных старейшин, а круг магов продолжает работу, стоя в заранее созданном барьере. Следом начинается более сложная часть, когда Huranan Altare, «Великий Мореход», как сейчас называется текущая форма архипелага, начинает ловить парусами потоки духовной энергии, что носятся около Путей. Сооружение покидает временную пристань рядом с Бесконечной Башней и уносится в сторону Последнего Барьера. Барьер этот не нужно пробивать, он лишь встречает холодной пустотой и показывает далекие звезды-маяки, рядом с которыми эльфы смогут найти новый дом. По тайным звездным картам, что сделали даже не эльфы, «Великий Мореход» начинает историческое путешествие, что разделит эльфийские хроники на эпохи До и После. Курс выбран, ускорение набрано, теперь нужно лишь следить за перемещением и при необходимости вносить коррективы. Это работа навигаторов, но все двенадцать соберутся вновь, когда настанет время завершения путешествия. Сейчас все выходят за пределы круга и башни, в которой находились, и поудобнее устраиваются на ложах вокруг. Вокруг них сразу начинают кружиться золотые огоньки и собираться теплыми сугробами. Первым дозор будет нести самый опытный и сильный маг, которого можно назвать архимагом, будь у эльфов такое понятие. Его служба продлится ровно сто лет, после чего он разбудит следующего, что тоже будет вести архипелаг сто лет, а потом разбудит третьего. Сахтеми в этом списке восьмая. Сейчас чародейка смотрит на гаснущее сияние Путей, Huranan Altare покинул пространство Той Стороны и теперь снова можно увидеть темный шар центрального мира, что покрывается льдом. Третья Темная Эра вряд ли когда-нибудь закончится для планеты. Четвертой уже не будет. Сахтеми мысленно еще раз прощается с Элин, а потом оглядывает окружающую обстановку. К концу путешествия погибнут все животные и насекомые. Сгниют и исчезнут леса и зеленые поля. Никто точно не знает, сколько продлится путешествие. Возможно, тысячу лет. А может, десять тысяч или все сто. Старение у спящих навигаторов будет остановлено, но с каждым циклом все будут стареть на сто лет. Разумеется, это тоже предусмотрено, но именно поэтому эльфы не могли никого другого взять с собой. Сахтеми слукавила, говоря о том, что не-эльф пострадает на территории Фрейяфлейма. На него просто не сработают чары волшебного сна и отрицания хода времени. Только эльфы смогут таким образом пережить путешествие, и когда Элин проснулась, то нашла бы лишь кости друзей, а может, даже прах унес бы ветер. Вряд ли люди прожили бы больше полугода, где только эльфы и специально защищенные чарами вещи будут находиться вне потока времени. Эльфийка занимает место на мягком ложе и смотрит на ночное небо, с которого падает золотой снег. Постепенно в мысли приходит умиротворение, после чего открывать глаза совершенно не хочется. «Надеюсь, что мне приснится что-то великолепное», — это была последняя мысль перед глубоким сном, в который действительно может забраться что-то красивое и одухотворенное.Глава 44
Элин еще постояла некоторое время после ухода Сахтеми, но после заставила себя двигаться. Сейчас вновь пытается настроить контакт с Плачем Забытых Народов, и неожиданно это получается. Тот страшный лич перенес эльфийку далеко и тем самым вывел из области своего влияния. — Тебе нужно идти, твои товарищи в опасности, — в голове рождается послание теневого феникса вместе с маршрутом. Элин срывается с места и бежит на выручку. Долгие часы тренировок не сильно повысили естественную физическую силу, но выносливость и ловкость теперь на совершенно другом уровне. Почти все адепты боевых искусств стройные и жилистые, а сверхсила объясняется внутренней энергией, а не объемом мышц. Наверное, во всех Школах учеников приучают к умеренности в еде. Высшая нежить отбросила довольно далеко, но сейчас начинает помогать феникс, вливая новые силы. Великое духовное существо говорит, что уже почти пробилось в Башню. Когда прорыв завершится, он сможет оказать прямую поддержку в бою. Но пока что в тело Элин вливаются огромные потоки духовной энергии, выводя на недосягаемый уровень. Татуировки на руках горят, как и всё остальное тело. Подобно ветру эльфийка несется вперед и даже если рядом возникают Врата, то огибает их и убегает от любого преследования. Впереди видна пропасть, а нужный ход на другой стороне. Но Элин только увеличивает скорость и в прыжке преодолевает почти десять метров над черной бездной. Ускорение оказалось таким высоким, что во время приземления ноги не удержали, и Элин покатилась по полу. Но ушибы сейчас никак не волнуют, бегунья моментально вскакивает на ноги и несется дальше. Элин не считает себя самой сильной в Громовом отряде, так что её отсутствие не должно серьезно сказаться на боеспособности. Но с другой стороны других тоже могло раскидать в разные стороны, так что лич может отлавливать всех поодиночке. Феникс продолжает корректировать маршрут, а Элин даже закрывает глаза, чтобы не слезились от слишком сильного встречного потока. Сейчас сознание тесно сплетается с теневым фениксом, поэтому можно ориентировать на духовные чувства, а не на обычное зрение. К счастью, эльфийка оказалась выкинутой не слишком далеко в масштабах Бесконечной Башни. Впереди слышны звуки боя, Элин на полном ходу вылетает из коридора и видит, как Микилинтурин мощными ударами разрывает духовных существ. Грандмастеру хватает одного удара, чтобы уничтожить любого противника. Позади стоит Клаус Видар и закрывает собой Элизабет и Йорана. Все с радостью замечают Элин и машут руками. Но эльфийка бежит не к ним, а тоже врывается в бой. Сила Плача Забытых Народов не просто окрыляет, а еще дарует чувство всемогущества и неуязвимости. Даже если это просто обман чувств, Элин вступает в бой и ударяет мерцающую многоножку. Удар вызывает взрыв духовной энергии, что отшвыривает противника, который намного больше и тяжелее девушки. Отряд поддерживает контрнаступление и скоро побеждает всех противников. Врата рядом уже закрылись сами по себе. Элин внимательно осматривает товарищей, а Элизабет обнимает подругу. — А где Лоренс, Бальтазар и магистр Венселль? — спрашивает эльфийка. — Похоже, их выкинуло в каком-то другом месте, — отвечает чародейка. — Ты сможешь их найти, как нас? Элин просит теневого феникса помочь, но пока что помощник не может почувствовать других членов отряда, поэтому предлагает просто двигаться вперед. Обратно к тому месту, где они встретили высшую нежить с короной на голове. В любом случае этого противника нужно будет одолеть или перехитрить, так как других ходов к вершине Башни нет. Всё это Элин передает товарищам. — Тогда отправляемся, — кивает бледная Элизабет. — Но, боюсь, что от меня не будет большого проку в том бою. Чем ближе мы к тому месту, тем сильнее начинают сходить с ума магические силы. Я даже не рискну использовать сердце стихий. — У меня аналогично, — говорит Йоран. — Давайте подумаем, как подойдем к этому вплотную, — прекращает обсуждение магистр Видар. — Основную ударную силу составлю я с Микилинтурин. — И к тому времени феникс сможет закончить с прорывом сюда, — добавляет Элин. На том и порешили. Уменьшившийся отряд возвращается к месту, где их ждет страшный противник. Элин издалека начинает чувствовать ауру лича, что хочет отрезать от теневого феникса, но духовное существо уже почти внутри, так что канал стал намного прочнее. «Отлично, тогда я помогу в бою», — мысленно ликует Элин и делится новостью с остальными. Было бы хорошо, чтобы отбившаяся троица не пострадала и присоединилась к ним. Начинают попадаться знакомые места, через пятнадцать минут в таком темпе они снова выйдут в зал с тем чудовищем. Но вдруг теневой феникс присылает видение боя, что происходит в совсем другой стороне. Место находится слишком далеко, чтобы можно было быстро до туда домчаться. Элин падает на землю, но ничего вокруг не видит, кроме образа далекого места… … Бальтазар водит головой из стороны в сторону, чтобы понять случившееся. Тот мертвец вдруг исторг волну мрака, что накрыла с головой и куда-то понесла. Теперь алебардист понимает, что загадочная сила вновь телепортировала куда-то. У воина нет никаких возможностей для того, чтобы узнать свое местоположение относительно товарищей. Вдруг в воздухе раздается мелодичный звон, что катится по залам и коридорам. «Это меч Лоренса!», — радуется Бальтазар и бежит к источнику звука. Скоро действительно видит давнего товарища вместе с магистром Венселлем. — Отлично, — говорит мастер-лучник. — Кто-то все же нас нашел. Подождем, может, еще кто-то придет. И они принялись ждать. Еще пару раз Лоренс бил молоточком по лезвию «поющего» меча, но никто из Громового отряда больше не пришел. — Вероятно, их выбросило в какую-то другую сторону, — говорит Лоренс. — И без Элин и теневого феникса мы тут не особо сможем ориентироваться. — Что поделать, поискать путь все равно придется, — Аддлер решительно направляется в случайную сторону. Таким образом троица пытается найти знакомые места, но в Башне часто возникают одинаковые комнаты, а также планировка периодически меняется, делая прохождение места практически невозможным. Но спокойное продвижение заканчивается, когда отряд сталкивается с новым врагом, что шел навстречу. Группа вампиров смотрит на Громовой отряд, и эта самая неудачная встреча по мнению Бальтазара, которая могла случиться сейчас. Но делать нечего, остается лишь сражаться. Впереди стоят пять вампиров. Один точно тот самый Белт Гуронн, который чуть не стал королем Вошеля. Другой слеп на один глаз и, кажется, был в Петро. Три других вампира стоят в масках. Двое из них в металлических, а один в алой из странного материала. — В алом плаще и те без масок старшие вампиры, — тихо говорит в шлеме Аддлер Венселль. — Оставшиеся обычные, но была информация, что маги. По мнению Бальтазара шансы на выживание резко уменьшились. Он никогда не охотился на вампиров в отличии от магистра и Лоренса, но даже так знает, что старшие вампиры — очень сильные противники. А если бы тут был высший вампир или Сареф, то о выживании можно было забыть. — Приготовиться к бою. Слушать мои приказы. Мне доводилось сражаться вокружении. У нас есть шансы на победу, — уверенно говорит мастер-лучник, держа излюбленное оружие наготове. — Гер… То есть спасибо судьбе, что свела меня с кровопийцами. В нотках Аддлера Бальтазар отчетливо слышна кровожадность, которая может посоревноваться с жаждой настоящих вампиров. Ни для кого не секрет, что истребление клыкастых охотников стало для магистра Оружейной Часовни смыслом жизни. Он с большой охотой вступил в Громовой отряд, чтобы однажды пронзить стрелой Равнодушного Охотника. Сам Бальтазар такого призвания не нашел и все чаще думал о том, как заживет, когда оставит алебарду на оружейной стойке в своем будущем доме. Профессия наемника была лишь способом заработать на хлеб, а под конец жизни родного мира так и не удалось найти какое-то другое занятие, которым хотел бы заниматься. Даже семьи не было. «Ну, уже точно не будет», — размышляет воин, раздувая внутренний очаг энергии. Хватает небольшого усилия, чтобы по венам, костям и коже побежал поток энергии подобно воде. Длительные медитации в Тор-Гибаларе еще оказывают влияние. Магистр резко натягивает лук и делает первый выстрел, но не в вампиров, а в пол между отрядами. Удар сжатой внутренней энергией взрывает большой участок и поднимает кучу пыли. — За мной! — приказывает Аддлер и бросается назад. Бальтазар без лишних вопросов бежит следом вместе с Лоренсом. Юноша вспотел и побледнел, словно заразился какой-то болезнью. И даже стал намного молчаливее и мрачнее. Но сейчас не время думать о таком, алебардист занимает позицию, указанную стрелком. Чуть позади располагается Лоренс. «Похоже, охотник на вампиров еще не до конца растерял разум», — думает Бальтазар, видя, что Аддлер не стал начинать схватку в неудобном месте, и отбегажал до коридора, в котором стоит множество свай. Бальтазар сейчас перекрывает единственный проход, а чтобы подойти к нему, придется петлять между подпорками потолка. Лоренс окажет поддержку при необходимости, а сам магистр запрыгнул наверх и изготовился к стрельбе. Теперь у них появилось больше шансов пережить врагов. Из-за поворота появляется старший вампир в алом плаще и маске. Аддлер выстрелил на упреждение, чтобы стрела пробила голову как раз в тот момент, когда вампир покажется в поле зрения, но ночной охотник успевает уклониться. Бальтазар мысленно присвистнул от скорости реакции старшего вампира. — Ну, подходите! — бодрит сам себя алебардист, а верное оружие пылает теперь бирюзовым светом. Если удастся попасть, то не поздоровится даже старшему вампиру. В воздухе разносится мелодичный звон «поющего» меча, а магистр Венселль начинает стрельбу на сумасшедшей скорости. Стрелы из внутренней энергии легко пронзают каменные стены, но пока ни одна не попала в цель. Вампир снова исчез за углом, словно ранее вышел только для того, чтобы оценить поле боя. «Вряд ли вампиры тоже хорошо здесь ориентируются, поэтому можно не ожидать, что они обойдут с тыла», — анализирует обстановку бородач, когда вампиры пошли в настоящую атаку. С потолка на Аддлера вдруг падает сгусток плоти с плотной кожей и серпами вместе когтей. Судя по всему, монстр был телепортирован, иначе магистр бы почувствовал своими «лучами», область действия которых теперь ограничена открытым пространством. Мастер-лучник реагирует моментально и пронзает разрывающий стрелой противника, но это был отвлекающий маневр. За спиной Бальтазара возникает тот самый старший вампир со слепым глазом. Его рука превратилась в щупальце с зубьями, а после навылет пробивает спину и грудь воина. Коварный удар с огромной физической силой не оставил ни одного шанса воину, что не успел нанести ни одного удара в своем последнем бою. Ноги подкашиваются, а боль заглушает сознание. Бальтазар падает замертво, но руки так и не выпустили алебарду из рук. В этот момент из-за угла вылетают остальные вампиры под прикрытием магических щитов… Всё это видит Элин в видении от феникса и не может сдержать слез от бессилья что-то изменить.Глава 45
Лоренс смотрит на падающее тело Бальтазара и перехватывает меч для удара. Но не по старшему вампиру, что смог телепортироваться за спину товарища, а для оглушительного удара молоточком по лезвию «поющего» меча. Времени остается всё меньше, но молодой рыцарь еще сможет показать, что не только теорию впитывал во время изучения вампиров. Любой член отряда охотников на вампиров не признал бы в Лоренсе настоящего коллегу. Да, большие знания о кровопийцах — это хорошо, но по мнению манарийских охотников нужны еще отточенные боевые навыки. Что же, когда-то юноша был сильнее, и верный клинок это еще помнит. В Бесконечной Башне возможность влиять на поле вероятности чем-то заблокирована и даже попытка посмотреть различные варианты развития событий невероятно трудна. Всё смешивается в безумный калейдоскоп событий, в котором почти ничего нельзя разобрать. Разве что смерть, кровь и тьма проглядывают в большинстве случаев. Ближайшее вероятное будущее не сулит ничего хорошего. «Поющий» клинок испускает голубую волну, а также по помещению разносится громоподобный удар, словно великан ударил железной дубинкой по огромному колоколу. Это заставляет замереть всех вампиров, даже тех, кто несся в этот момент по коридору под прикрытием магии. Аддлер Венселль замер всего на мгновение, но уже натягивает лук и выстреливает прямо в голову Фрига Ройта. Вампир не смог двинуться, но слепой глаз будто вперился в сверхсжатый сгусток внутренней энергии. В тот момент, когда заряд должен был разнести голову старшего вампира, открывается миниатюрный пространственный переход, который проглатывает «стрелу» и выпускает в совсем другом месте. Старший вампир напрягает силы, чтобы сбросить опасное оцепенение. И это у него получается лучше, чем у остальных. Основатель Чангкорпской Линии Крови был идеальным выживальщиком и мог приспособиться к любой экстремальной ситуации. Он мог купаться в драконьем пламени, как в теплой воде. Он мог спать во льдах и снегу, как на мягкой постели. В воздухе он мог отрастить крылья, а в морях — плавники. Именно это и досталось Фригу Ройту от прародителя, а именно возможность перестройки собственного тела, чтобы достичь каких-либо целей. Прямо сейчас кожа и слуховой аппарат резко уменьшают чувствительность к колебаниям волшебного меча, а вампиру кажется, что он уже видел что-то подобное. Йос, Кейлт, Мастер и Белт Гуронн тоже стоят, как вкопанные. Лоренс берег это напоследок, но применить придется прямо сейчас. Никто из вампиров не должен понять, что происходит. Единственный вампир, кто не попался бы в ловушку, был его учитель, что научил охотиться на вампиров. — Никто из моих собратьев не знает об этой слабости, так как я единственный, кто сражается против них, — говорил однажды наставник, имени которого Лоренс почему-то вспомнить не может. — Вот только всего один источник в этом мире может испустить такие волны. И он остался в единственном экземпляре. В руках наставник держал драгоценный камень в форме яйца. Удивительный свет испускал магический самоцвет, полученный то ли естественным, то ли искусственным путем. Того предмета давно не существует, но «поющий» меч сумел сохранить «музыку» кристалла. Прямо сейчас она изливается на ночных охотников, вот только ближайший противник уже почти сбросил оцепенение. Магистр Венселль не особо понимает ситуацию, но видит, что это отличный шанс для атаки, поэтому посылает еще одну стрелу в старшего вампира. Мастер-лучник натянул лук почти до конца, создав настолько скоростной поток энергии, что Фриг не успел открыть новый портал перед стрелой. — Это тебе за Порт-Айзервиц! — радуется Аддлер, когда стрела навылет пробивает грудную клетку старшего вампира. Магистр помнит, что именно этого вампира так и не смог подстрелить во время последней осады столицы Манарии. Кровопийца отлетает и врезается в стену, оставив на ней кровавый след, а в груди зияет огромная дыра. Тем временем другие вампиры тоже выбираются из волшебного плена, так что лучник открывает огонь и по ним. Стрела энергии врезается в магический щит, на который «поющий» меч не может подействовать. Гремит взрыв, и от магической защиты больше ни следа. Но это перебило звучание меча, так что вампиры тут же сорвались с места врассыпную. Лоренс с трудом удерживает в руках меч и смотрит даже не на вампиров, а на таймер обратного отсчета перед глазами. Он уже давно живет вместе с ним, и время уже максимально близко к 00:00:00. «Вставай!», — мысленно кричит сам на себя юноша. И тело слушается, хоть и приходится опираться на меч. С каждой секундой становится хуже, но прямо сейчас нельзя падать без сил. Вампиры готовили контратаку, а люди все еще в меньшинстве, но потом в конце коридора появляется новая фигура. После этого становится понятно, что уйти отсюда вряд ли удастся. Высоченный воин в доспехах и с игольчатым мечом. Это тот самый высший вампир по имени Легион, как назвал его мэтр Эзодор. Огромная волна силы прокатывается по помещению и заставляет замереть вообще всех похлеще «поющего» меча. Аддлер Венселль тоже понимает, кто подоспел на выручку вампирам, поэтому перебарывает давление чужой силы и спрыгивает на пол. — Ты еще можешь сражаться? — спрашивает мастер-лучник, словно ничего страшного не произошло. — Да. У меня остался еще один козырь в рукаве, — с трудом говорит юноша. — Очень хороший козырь? — Почти что джокер, — улыбается Лоренс, хотя собеседник не знает, что это такое. — В таком случае побереги его на потом. Уходи, а лучше беги на всей доступной скорости, — магистр срывает шлем и расправляет спутанные волосы. — Это именно тот высший вампир, на которого работали вампиры, что обратили однажды близкого мне человека. Я никогда не стремился к спасению. — Что ж, желаю свершить свою месть, — Лоренс ударяет кулаком в плечо магистра, разворачивается и бежит прочь. Он действительно хочет приберечь джокера на самый последний момент. Странно, но высший вампир словно нарочно приближается очень медленно. И никак не реагирует на бегство одного противника. Вампир в черных доспехах смотрит на охотника, что целится из лука. Теперь Аддлер решил потратить настоящие стрелы, каждая из которых несет мощные зачарования господина архимага. Про себя лучник ликует, что довелось встретить вампиров. Плевать на возможность спасения, но помешать спастись вампирам — вот что действительно важно для него. Стрела срывается в полет сверкающей линией в грудь исконного врага. Высший вампир легко отбивает стрелу своим чудовищным оружием, но это влечет за собой взрыв магической энергии, который раскидывает всех вампиров. Волна силы не пощадила и самого магистра, что успел окружить себя энергией Духа. Сейчас Аддлер заставляет себя войти в особый боевой транс, в котором нет места сожалениям, страху или неуверенности. Тело мастера-лучника взрыв отбросил довольно далеко и прокатил по пыльному полу. Впереди гудит магическое пламя, почти равное драконьему. «Архимаг знает свое дело! Такую стрелу у обычных чарователей ни за какие деньги бы не купил», — улыбается с обожженным лицом магистр Венселль. Из стены огня выходит нисколько не пострадавший Легион, но сразу останавливается, увидев, как противник выстрелил в потолок второй стрелой. Она не влечет взрыва, но влияет намного более сильнее. — Кто предоставил тебе такие чары, магистр? — спрашивает высший вампир. — Каким нужно быть умельцем, чтобы заложить «Великую блокаду миров» в стрелу? — У нас есть очень крутой маг, который хорошо учился и всегда выполнял домашние задания, — улыбается лучник, накладывая третью стрелу на лук. Охотник знает, что вторая стрела может закупорить вокруг себя пространство, из которого нельзя выбраться никаким способом. И уйти отсюда можно будет, только убив охотника. — А, тот самый архимаг Эзодор Уньер, — продолжает подходить Легион. — Мы так и не смогли до него добраться. Он действительно талантливый чародей, но совершенно двинутый. — Можешь говорить, что хочешь, — правильное дыхание начинает менять сознание, в теле уже нет ни грамма страха, даже сердце бьется вдвое медленнее, чем в спокойном обстановке. Третья стрела замирает в воздухе перед вампиром, но не потому, что так захотел враг. Сейчас всё внутри барьера замирает с помощью чего-то похожего на «Торможение вещества» Элизабет Викар. Аддлер Венселль не особо вникал в объяснения архимага в Тор-Гибаларе, просто выучил, что делает та или иная стрела. Теперь в руке появляется последний заостренный снаряд. Стрела иссиня-черная, а вместо наконечника фиолетовый кристалл. Это последняя стрела, что вокруг камня на камне не оставит. Мэтр Эзодор сказал, что высшего вампира не убьет, но магистру будет достаточно, что он получит ранения, а его прихвостни точно не выкарабкаются. Новые руны на луке ярко пылают, делая лучника исключением из области торможения. Легион улыбается, смотря на летящую стрелу. После пространство содрогается, а вместе с ним большой участок Башни исчезает в фиолетовой вспышке. После этого открывается вид на огромную полость с четко очерченной границей, где завершилось действие жуткого заклятья. Почти полукилометровая просека появилась внутри величественного сооружения, и никто не смог бы выжить внутри. Но Аддлер Венселль продолжает ощущать боль. Сейчас прислонен к колонне на границе уничтоженного участка, а над ним возвышается высший вампир. Лучник хотел было плюнуть и сказать что-то обидное, но сил на это не осталось. Все же раны были получены, и они смертельные. Жизнь быстро утекает между пальцев, а сверху возвышается фигура кровопийцы, что по прихоти вытащил охотника из опасной зоны. — Жаль, что на моей родине не существует такого понятия, как охотник на вампиров, — вдруг говорит Легион. — Было очень интересно. Несмотря на то, что я проклинал тот день, когда был призван сюда, я понимаю, что никогда бы не узнал такой жизни у себя дома. Высший вампир не наносит последний удар и продолжает восхождение. За ним появляется свита из вампиров, которые тоже не пострадали. Старший вампир в алой маске сбрасывает обгоревший плащ, под которым оказались доспехи того же цвета. Он прошел, ничего не сказав охотнику. Так же поступили два мага-вампира в металлических масках. Белт Гуронн, что обдурил их однажды в Вошельских княжествах, походя кивнул умирающему охотнику на прощание. А потом из пространственного перехода показался Фриг Ройт, грудная клетка которого почти закончила регенерацию. — Было неплохо, охотник, — говорит старший вампир. — Ты мне напоминаешь охотников древности, которые бесстрашно бросались против нас. Было круто. Аддлер Венселль хотел было сказать, чтобы вампир катился в ад со своей похвалой, но уже ничего не может сказать. Даже на неприличный жест сил больше нет. Остекленевший немигающий взгляд в последний раз остановился на верном луке с порванной тетивой, что лежит рядом. Фриг Ройт сказал что-то еще, но потом услышал прекращение сердцебиения. — Спи спокойно, охотник. И пусть тебе приснится бесконечная охота на нашего брата, хотя по-настоящему ты мечтал о более несбыточных желаниях, — вампир быстрым шагом догоняет группу. Где-то рядом остался еще один человек, но Башня вокруг снова перестроилась, так что никто не стал тратить на него времени. Сейчас время — самый ценный ресурс.Глава 46
Сареф движется вперед и вверх на большой скорости. Башня не думает облегчать путь, как и здешние хозяева. Постоянно появляются Врата, из которых на вампира набрасываются натуральные полчища духовных существ. Вряд ли кого-то останавливают так, как Сарефа. И логику духовных существ понять можно: если дать воссоединиться с другими вампирами, то сдержать станет почти невозможно без подключения самых могущественных духовных существ, что сейчас заняты Исходом. Где-то впереди уже идут бои, в которых пока что не получится принять участия. Юноша уверен, что Легион сможет дойти до конца с остальными, перестройка Башни не помешает чувствам чистокровного вампира. Как здесь будет ориентироваться Могильная Мгла, Сареф не уверен. Уже встречал пару раз отряды нежити, которые бесцельно бродят без новых приказов. Но где находится мэтр Вильгельм со своими помощниками, пока не получается узнать. Возможно, дело в том, что сила разложения уничтожает Путь, следовательно, там уже нет ничего, что можно увидеть духовным взором, а применять свойство двойственности с нежитью вампир не хочет. Слишком странный и по-своему неприятный опыт. А «пустот» на этих Путях уже хватает, значит, нежить может продвигаться с разных сторон к вершине гигантского сооружения. «Жаль, что телепортация не работает», — сокрушается про себя Сареф. Будь он настоящим локусрегендом, то смог бы как-нибудь извернуться, но самое базовое перемещение духовные существа заблокировали. Наверное, еще при создании этого места. Но еще можно сказать, что вряд ли они не сообразили, что этого будет недостаточно. На их месте Сареф придумал бы куда больше препятствий. Возникает ощущение, что Башня — это не просто хитроумный заслон против врагов. Возможно, есть еще какое-то свойство, которое важно для местных жителей. Старший вампир резко останавливается перед выходом из коридора. Глаза ничего не видят, но инстинкты Темпкрова предупреждают о невидимой опасности. Юноша разбивает кулаком стену рядом и швыряет один камень вперед. Предмет вдруг исчезает бесследно и только теперь удается понять, что это. Впереди открыты невидимые даже через духовный взор Врата, которые ведут в какое-то иное место. «Придется найти другой путь», — Сареф разворачивается и сразу понимает, что попал в ловушку. За спиной тоже появились похожие Врата, а со всех других сторон камень. Нырять в неизвестность нельзя, так что вампир выбирает участок с наименьшей толщиной стен и разбегается. Техника Школы Стальной Крови окутывает тело, которое врезается в стену. Сейчас банальной физической силы у Сарефа предостаточно, а тратить ману на заклятья и вампирские умения не хочется. Через три удара каменная стена начинает шататься, а после седьмого разламывается. И здесь Сареф допускает ошибку, вылетев из стены в соседний коридор на полном ходу. Дело в том, что там тоже оказались Врата, которые с радостью проглотили старшего вампира. Кто бы их ни поставил, он учел все варианты. Краткий миг переноса в совсем другое место, где не оказывается какой-либо видимой опасности. Если судить по глобальному расположению на Пути, то Сареф даже стал ближе к месту, где можно подняться на следующий ярус. Сейчас находится в укромной комнате, где бесконечно горят светильники, подпитываемые окружающей духовной энергией. Хотя сами тоже состоят из неё же. На каменном пьедестале стоит сундучок, а вокруг ни души. Теперь юноша понимает, почему очутился здесь, поэтому без опаски подходит к предмету и поднимает крышку. Заглянув внутрь, начинает разглядывать содержимое, но видит лишь мастерски ограненный магический кристалл синего цвета и сложенный пергамент. Быстро пробежавшись глазами по строкам, вампир взглядом поджигает бумагу, а камень кладет в карман. Стоило захлопнуть крышку сундучка, как место для хранения вещей тут же исчезает с пьедестала. «Словно взял квестовый предмет в определенном месте», — улыбается про себя Сареф и продолжает продвигаться вперед. Теперь положение выправляется, так как вампир скоро нагонит всех остальных, кто движется вперед. Духовные существа впереди создали «бутылочное горлышко» — место, где всем придется пройти, чтобы попасть на нужный ярус, где есть проход еще выше. И именно там не удается что-либо увидеть через духовный взор. Просто стена мрака, значит, путь блокирует Могильная Тьма. Возможно, сам мэтр Вильгельм или его товарищ-лич. Но в любом случае их тоже нужно победить, иначе потом они могут ударить в спину во время важного сражения с духовными существами. «Если бы мэтр Вильгельм мог бы обрушить эти Пути, то наверняка так бы поступил. Так что у него может быть немного другой план», — Сареф видит впереди огромные толпы низшей нежити. Чем ближе к нужному месту, тем больше мертвых солдат. Старший вампир предельно ускоряется, а потом взбегает по стене на потолок. Приходится снова ослабить барьеры душ, чтобы воспользоваться возможностями чистокровных вампиров по искажению законов реальности. Сейчас юноша бежит по потолку головой вниз, и ему кажется, что это нежить сейчас стоит на потолке, так как изменение силы притяжения приводит в замешательство чувство положения тела в пространстве. Пускай очень не хочется тратить даже немного сил, но нет времени, чтобы пробиваться через орду нежити. Кто-то из мертвых слуг некроманта стреляет из лука и метает копья, но ни один снаряд не попадает по очень быстрому вампиру. В этом месте Могильная Мгла обосновалась прочно, поэтому духовный взор больше никак не помогает. Придется бежать вслепую по памяти. Через десять минут старший вампир вылетает в большой зал, где в последний миг успевает уклониться в брошенного меча. Суставы отзываются резкой болью на такие выкрутасы, но это лучше, чем быть пронзенным мечом. «Потрясающая настойчивость», — мысленно хвалит Сареф противника. В зале стоит Лука, но уже в форме призрака. Отрицательная энергия струится в его теле, а Могильная Мгла искажает и разлагает всё вокруг. Бывший авантюрист все ближе к точке невозврата, когда сила разложения полностью уничтожит его. Материальная оболочка давно развеялась, но мэтр Вильгельм явно помог слуге продержаться подольше. Скорее всего в призраке не осталось больше разума, только жажда мести Равнодушному Охотнику. Очень напоминает исполнителя, которого вампиры нашли на роль убийства какого-то сильного врага. Тогда личная ненависть и кровь невинно загубленных стали основой очень сложного магического ритуала по созданию могущественного оружия. Сареф уже не помнит ни имени товарища, ни имени врага, но понимает, что Лука тоже может стать «живым» оружием. Фигура в черном с диким воплем бросается на вампира, из пасти вырывается потусторонний огонь, а глаза кажутся провалами в изумрудную бездну. Странно, но костяной клинок, какие были в моде во время Алого Террора, если верить словам Белта, по-прежнему сохраняет материальность, хоть и почернел. Призрак, несмотря на потерю плоти, по-прежнему может взаимодействовать с материальным миром и делать это очень хорошо. Еще в той книге про призраков из библиотеки Мастера в Фондаркбурге говорилось, что сильный призрак может выбить любую дверь, запустить в воздух груженую телегу и пробить каменную стену. Но его самого обычным оружием одолеть нельзя. К счастью, Сареф имеет необычное, что очень хорошо противодействует нежити. Сила Герона наполняет тело, что озаряется золотым светом, который заставляет призрака отпрянуть. Подобная защита все равно потребуется, так как Могильная Мгла опасна для любых живых организмов, а со временем даже неживое развеется прахом. Золотое пламя окутывает чернильный клинок, пока ноги ведут к врагу. Лука начинает исторгать водопады отрицательной энергии, что окутывают тело подобно черной броне. В который раз двое сталкиваются в поединке, и сейчас Сареф понимает, что Лука стал сильнее и агрессивнее. Словно дикий зверь он бросается на вампира и бьет мечом с огромной силой и скоростью. Пока что старший вампир вынужден отступать, чтобы поймать нужный момент для контратаки. Беспорядочно махать мечом слишком глупо, когда стремишься сохранить побольше сил. Нужен единственный точный удар, что станет окончательно смертельным. И нужный момент наступает. Призрак бросается вперед, но случайно цепляется кончиком меча о стену, к которой приближался Сареф. Юноша использует мимолетную паузу, чтобы нанести красочный удар. Он действительно не только смертельный, но и красивый. Мышцы выбросили внутреннюю энергию в виде белого пламени, а меч оставил солнечную петлю в воздухе. Сила броска оказалась настолько большой, что Сареф буквально перелетел через весь зал менее чем за секунду, а Луку удар попросту разорвал. Сейчас вампир внимательно смотрит, как сила Герона сжигает оппонента, а потом затухает. От бывшего авантюриста остался лишь вонзенный в каменный пол меч из кости неизвестного происхождения, а также черное облако, что медленно оседает вокруг. Сареф смотрит на это, а потом видит, что отрицательная энергия начинает бурлить. «Он же не собирается снова воскреснуть?», — вампира на самом деле уже мало чем можно удивить, но это уже будет слишком даже для высшей нежити при поддержке могущественного некроманта. Однако происходит вовсе не воскрешение, а метаморфоза. На полу вокруг меча появляется сложный магический круг, несущий на себе элементы некромантии. Такие Сареф видел у Йоса, вампира-некроманта из их команды. Следом пространство наполняет огромное количество отрицательной и магической энергии, что входят в особый резонанс. Останки Луки поднимаются в воздух и начинают впитываться в меч. На поверхности клинка загораются руны, пляшет темный огонь, а излучение Могильной Мглы повышается. Не сразу Сареф понимает, что происходит, но в конце трансформации виден знакомый паттерн волшебства. «Все-таки они это сделали». Прямо перед ним воткнут «живой» меч. Над рукоятью появляется призрачная человеческая рука, что хватает клинок и исчезает вместе с ним. Юноша готов поспорить, что это мэтр Вильгельм сотворил «живое» оружие. Прагматичный некромант до конца использует все ресурсы, и теперь Сарефу нужно быть осторожнее. Ненависть Луки могла вылиться в силу несуществования, которая легко может стереть из реальности объект мести и всё связанное с ним. Чувство опасности волнительно, но уже поздно что-то предпринимать. Сареф разворачивается и продолжает бег. Осталось немного до того места, где Могильная Мгла оставила более сильного стража, чем Лука. Где именно находится бывший наставник по магии и чем занят, выяснить невозможно, но юноша уверен, что они точно встретятся в конце и скрестят мечи.Глава 47
Все стоят вокруг и ничего не говорят. Элин закончила рассказывать то, что показал Плач Забытых Народов. Было очень трудно вещать о смерти товарищей, которым ты никак не можешь помочь. Приходится давиться слезами, но продолжать. Вампиры убили Бальтазара и Аддлера Венселля, присутствие высшего вампира сделало победу невозможной. Радует только то, что Лоренс сумел сбежать и сейчас движется туда же, куда и остатки Громового отряда. Элин решительно вытирает слезы и отстраняется от Элизабет. Сейчас не время горевать, когда на кону жизни всех остальных. Возможно, эльфийка просто привыкла к этому давящему чувству бессилия, которое можно временно заглушить активной работой. Элизабет сочувственно кивает, Йоран с усталым лицом потуже перевязывает ремень. Только мастера боевых искусств стоят со спокойными лицами. Они задолго до начала Темной Эры уже встречались с опасными ситуациями и горем, и научились контролировать эмоции. — Вместе с архимагом нас осталось семеро, — говорит Элизабет. — Мне бы хотелось, чтобы все мы добрались до портала в другие миры. Элин, теневой феникс уже готов? — Нет. Ему потребуется больше времени. — Тогда пока продолжаем движение и остановимся еще раз перед тем местом, где стоит высшая нежить. Отряд переходит с шага на бег. Элин следит за передвижением Лоренса через видение феникса и говорит, что они скоро встретятся, если Башня не перестроится. Но этот Путь постоянно меняет планировку помещений, так что юноша то приближается к отряду, то отдаляется. Но в любом случае должен будет прийти к месту, где их разделило. «Но где же архимаг, когда он так нужен?», — вопрошает про себя эльфийка. В его присутствии было очень спокойно, так как маг излучал почти мистическую ауру силы и уверенности. Элин впервые увидела верховного чародея Манарии на Путях с Золотым Градом, поэтому совершенно не представляет, что он за человек. Помнит, что Сареф рассказывал о нем, когда делилcz первыми впечатлениями о Фернант Окула. Тогда юноша сказал, что архимаг — очень скрытный человек, который крайне редко появляется на публике, да и вообще пропадает неизвестно где, хотя постоянно держит во внимании столичный округ. Подобная загадочность, конечно, подогревала тогда любопытство эльфки, что выдумывала про себя различные сказки с участием архимага, а теперь познакомилась с ним лично. Если говорить начистоту, то он совершенно не похож на то, как себе Элин представляла его. Воображение рисовало древнего старца с посохом и белоснежными волосами и бородой. Чтобы обязательно был одет в колдовскую мантию и повелевал звездами или что-то в этом духе. Но на поверку оказалось, что мэтр Эзодор — мужчина зрелых лет с уставшим взглядом. Он носит походную одежду, а магия редко видима взгляду, хотя по мнению Элизабет это что-то невероятное. И вот такой союзник сейчас где-то там. Возможно, его тоже перенесло в другую область Башни, куда взор теневого феникса не достает. Или он сражается с духовными существами уже на более высоких ярусах, чтобы расчистить путь товарищам. Никто этого не скажет вслух, но каждый бы хотел, чтобы он был здесь. Внезапно пропадает чувство контакта с Плачем Забытых Народов. Элин кажется, что духовное зрение просто накрыло плотным одеялом и стало очень темно. Значит, они снова приближаются к тому опасному врагу. Эльфийка предупреждает всех, что нужно остановиться. — Нам лучше вернуться чуть назад, чтобы ты смогла проверить прогресс духовного существа, — сдержанно говорит Клаус Видар. Группа разворачивается, и в этот момент проход, через который все пришли, закрывается. Похоже, придется искать другой путь, но потом оказывается, что уйти уже не удастся. Из коридора, что ведет к месту с врагом, вырывается черный ветер, холод которого пронизывает до костей. Элин начинает дрожать, такое ощущение, что порыв ветра с собой унес часть жизненной энергии. А потом из прохода выплывают призраки. Это не духовные существа, а именно нежить в одеянии из отрицательной энергии и ореолом убийственной ауры. Подобно королевской гвардии призраки встают по бокам коридора, по которому чинно идет тот самый лич с золотой короной и раскаленным мечом. В этот раз высшая нежить не стала ждать, пока враги сами придут, и тем самым спутала все карты. — Здесь мы уже не можем контролировать магическую энергию, — шепотом говорит Йоран Тискарус. На его лице выступил пот от напряжения. Элизабет выглядит не лучше, так как тоже лишилась своего главного оружия. — Понятно. Стойте позади, — Микилинтурин дотрагивается до браслета, что тоже является одним из артефактов из мастерской архимага. Элин помнит, что эта вещица сможет выдержать несколько сильных магических ударов, особенно тех, что построены по правилам некромантии. Клаус Видар уже пылает ураганом внутренней энергии, который начинает сжиматься до состояния множества непробиваемых щитов. Эльфийке кажется, что лич в этот раз не будет телепортировать их подальше, а попробует убить. Татуировки на руках начинают пылать, но сейчас не получится узнать, сколько теневому фениксу еще нужно времени, чтобы прийти на выручку. Высокий лич поднимает левую руку и указывает костяным пальцем на группу живых. Что-то невероятно королевское проскальзывает в этом жесте. Элин сначала подумала, что это магическая атака, но оказалось, что лишь сигнал для призраков, что обнажают дрожащее оружие и обступают плотным кольцом группу. Микилинтурин срывается с места в ярком прыжке, что прошелся сквозь строй нежити. Энергия Духа не так хорошо помогает против призраков, как магия или жреческие силы Герона, который сам оказался вампиром, но похоже, что артефакты позволяют наносить удары, будто враги имеют обычное тело. Два сильных призрака с потусторонними воплями умерли повторной смертью, а воительница уже несется на второй круг. Глаза Элин видят лишь вспышки молний, но не саму Микилинтурин. Грандмастер Разрядового Поля по праву считался самым быстрым в мире. Мечи из отрицательной энергии уже устремились в смертоносный полет, но бессильно отскакивают от многочисленных щитов магистра Видара. Сверхсжатая внутренняя энергия закрывает остальных подобно целому строю щитоносцев. А перед щитами гуляет грозовой фронт росчерками искр и потоков ветра от движения воительницы. Абсолютно все призраки уничтожены, а теперь Микилинтурин оказывается за спиной коронованного лича. Кулак в броне из молний несется в спину высшей нежити, и гремит очередной взрыв в два такта. Первый такт был от удара Микилинтурин, а второй от броска Клауса, что поймал летящее тело щитом и отбил обратно. На полу остается сверкающая дуга от движения грандмастера, который наносит чудовищный удар ногой уже в живот врага. Лич на огромной скорости влетает в стену и проламывает её. По мнению Элин любой враг от такой комбинации должен был разлететься на кусочки, но мертвец встает на ноги без каких-либо повреждений и возвращается на арену. Степенность походки словно кричит, что именно он тут хозяин положения. Ухмылка черепа и водовороты изумрудной энергии в пустых глазницах создают иллюзию веселья, словно король-лич пригласил на пир шутов, который развлекают на пределе своих возможностей. Элин не знает, почему думает обо всем этом, но не может остановиться. Присутствие высшей нежити давит на грудь подобно наковальне. Элизабет же в это время искала решение и, похоже, нашла его. Рука волшебницы указывает влево, где в боковом выходе из зала при последней перестройке Башни появился проход на балкон, под которым видна пропасть. Все сразу понимают, что предлагает Элизабет. Клаус Видар бросается вперед с выставленным щитом и врезается в лича, но не смог сдвинуть больше, чем на пару шагов. Микилинтурин тем временем заходит с правой стороны и готовится нанести очередной сверхмощный удар, но вдруг меч телепортируется из правой руки высшей нежити в левую с одновременным ударом. Скорости рефлексов воительницы хватило, чтобы за доли секунды принять меры для защиты, но этого все равно недостаточно для успешного ухода. Чудовищный клинок пробивает броню из внутренней энергии, щит Клауса и магический барьер, словно всё это было из бумаги. Микилинтурин отбрасывает в другой конец залы с алой полосой на туловище. Но грандмастер не стал бы собой, если от подобного потерял дух бойца. Лицо женщины приняло жесткое выражение, где воля побеждает боль и травмы, а потом заставляет вложиться в новый удар. Мастер-щитоносец гораздо лучше справляется с ударами меча, но при этом не может перейти в контратаку. Элин на мгновение ослепла, когда яркий режущий свет молниевого копья пронесся по помещению и вытолкнул лича из зала на балкон, а оттуда в пропасть. Элин быстро-быстро трет глаза и моргает, чтобы восстановить зрение. Оказалось, что это Микилинтурин выбросила сумасшедшее количество внутренней энергии, что оставило на каменном полу выжженный след, а волна жара как от пламени прокатилась во все стороны. Сейчас воительница стоит на коленях около выхода на балкон, и все подбегают к ней. — Насколько серьезна рана? — Элизабет с Элин принимаются помогать товарищу, пока Йоран и Клаус выходят на балкон с выбитыми перилами. Высшая нежить улетела куда-то вниз, и тем самым действительно может быть нейтрализована таким образом. Конечно, никакое падение не убьет нежить, но пока она догонит отряд, может быть слишком поздно. Сам балкон является лишь одним из многих огромного цилиндрического пространства пятьдесят метров диаметром, по стенам которого проходят лестницы и зияют проходы куда-то еще. Такие гигантские помещения отряд уже встречал. Йоран свешивается с балкона, но не видит лича. Пропасть внизу настолько глубокая, что дна не видно, а еще возвращается контроль над магией. — Значит, именно та нежить приводила «океан» магии в штормящее состояние, — заключает Элизабет, затягивая с помощью магии рану Микилинтурин, пока Элин поддерживает воительницу. — Скорее всего, — кивает Йоран и замечает, как напрягся Клаус. — Опасность! — громко предупреждает мастер-щитоносец, так как почувствовал, что нечто пересекло сигнальный щит под ногами. Чувство опасности и страх вновь вселяются в тело Элин, когда балкон взрывается колдовским огнем, а призрачное пламя проходит в нескольких сантиметрах от лица. Удар был нанесен так быстро, что только магистр Видар успел принять меры. Только благодаря его защите все не погибли сразу. Огромная сила взрыва тащит назад, но Элин ловко перекатывается и группируется, чтобы избежать ушибов. Только после остановки удается оценить ущерб. Балкона больше нет, как и стены вокруг него, а над пропастью на уровне этажа висит фигура высшей нежити с огромными черными крыльями, в которых вместо вен сетью расходятся кости. Клаус Видар падает на колени, а от его щита остался лишь обломок. Йоран Тискарус был на балконе и сильно пострадал, заработав серьезные ожоги. Элизабет рядом снова лишилась возможности безопасно использовать магию, одна лишь Микилинтурин быстро поднимается на ноги, но рана ей довольно сильно мешает. «Это бесполезно. Не зря архимаг запретил переходить дорогу таким противникам», — в разум эльфийки начинает заползать отчаяние. Ей кажется, что именно здесь они и погибнут. Но потом острый глаз замечает, что на этом же уровне, но с другой стороны пропасти появился кто-то еще. Эту фигуру и лицо она узнает всегда. Сареф появляется напротив и смотрит на уничтожение Громового отряда. Но потом его фигура озаряется золотым ореолом, а воздухе формируется солнечное копье, очень похожее на силу Герона. Новый враг сразу же отвлекает лича, который нашел себе достойного противника.Глава 48
Две силы сталкиваются над пропастью с чудовищным грохотом и светопреставлением. Копье из солнечных лучей вонзается в щит, сотканный из отрицательной энергии, а после пробивает защиту и сносит лича как раз в зал, где находится Громовой отряд. Микилинтурин подхватывает Элизабет, а Клаус — Йорана. Элин в этом плане в помощи не нуждается, хоть и не может соперничать в скорости с мастерами боевых искусств. Небольшое промедление сослужило плохую службу, так как поток ветра ударил в спину и понес кубарем вперед. Эльфийка остановилась только потому, что магистр Видар подхватил второй рукой. Лич лежит на полу посреди зала, и над мертвым телом поднимается настоящий пар. Элин быстро приходит в себя и снова против воли устремляет взор на того, кто однажды заменил отца. Сареф перешагивает через пропасть. Это действительно выглядело как шаг! Не прыжок, не полет, не телепортация. Вампир просто шагнул в пропасть, а потом пространство исказилось, извернулось и постелилось под ступню уже на другой стороне «колодца». Глаза просто не могут проанализировать произошедшее, но разум думает вовсе о другом. Впервые после прощания в Порт-Айзервице Элин снова встретилась лицом к лицу с Сарефом. Он действительно почти не изменился, ведь кровопийцы получают долголетие при достаточном «питании». На лице юноши нет никаких особенных эмоций, даже равнодушия, за которое получил свое прозвище. Разве что усталость, что скользит во взгляде. Элин часто воображала себе встречу с Сарефом и обещала себе, что обязательно убьет его. Но когда приходит черед делать дело, то тело и разум входят в ступор. Очень трудно понять, что это за чувство, но оно какое-то неестественное. Только через несколько секунд в памяти возникает картина ночной площади в Петро и гнома-вампира. Тогда одно лишь присутствие высшего вампира лишило сил и воли. Сейчас происходит то же самое, фигура Сарефа словно излучает силу, что вполне физически сковывает движение. И при этом еще атакует разум, заставляя дрожать как осиновый лист. Сейчас девушка не знает, что делать. А тем временем противостояние высшей нежити и старшего вампира входит в активную фазу. Раскаленный клинок оставляет в воздухе размытый след и блокируется черным клинком в руке Сарефа, по острому лезвию которого бежит священный огонь Герона. Лич обладает феноменальной силой, скоростью и прочностью тела, но быстро победить противника не может. Сареф не пытается соревноваться в физической силе, и наносит более изощренную атаку, заставляя пространство вокруг врага повернуться на сто восемьдесят градусов. Вместе с кусочком территории поворачивается и высшая нежить, чем открывает спину для удара. Новое солнечное копье пронзает фигуру, которая исчезает в черном облаке. Похоже, победа осталась за вампиром. Элин пытается заставить себя сделать хоть бы шаг, раскрутить внутреннюю энергию, ведь теперь предатель целого мира стоит перед Громовым отрядом. Нужно защищаться и атаковать, но сначала предстоит заставить тело двигаться. «Ну же!» — мысленно орет на себя эльфийка. Но среди товарищей есть как минимум двое, кто гораздо лучше справляется с невыносимым давлением. Клаус Видар лишился физического щита, но может использовать техники и без него. Микилинтурин начинает испускать яркие разряды внутренней энергии. Мастера вновь готовятся стать первой линией обороны против нового страшного врага. «Возможно, нам изначально было не суждено победить в этой гонке?» — Элин допускает мысли о поражении. Рядом поднимается сосредоточенная Элизабет с волшебной палочкой в руке. Раз лич пропал, то и магия вернулась. Теперь положение выправляется, и Йоран встает рядом, сложив руки в сложном пассе. Но при этом эльфийка помнит рассказ Элизабет об иллюзии некроманта, где Сареф в одиночку вырезал почти весь Громовой отряд. И несмотря на то, что это была иллюзия, сейчас фигура юноши внушает больший трепет, хотя внешне ничем не примечательна. «Стоит ли что-то сказать? Или говорить уже не о чем? Нужно попробовать связаться с фениксом», — в голове волнующейся Элин пролетают десятки мыслей о том, как действовать. Сареф смог уничтожить лича, который бы размазал всех их. Значит, он намного сильнее всех присутствующих вместе взятых. Юноша продолжает медленно шагать вперед, но кажется, что даже не смотрит на выживших жителей центрального мира. Вместо этого резко поворачивается налево, когда доходит до коридора, из которого ранее появилась коронованная нежить. От подобного у Элин все взрываетсявнутри. «Ему же совершенно плевать на нас!». Равнодушный Охотник теперь оправдывает прозвище, полностью проигнорировав готовых к бою людей, прижавшихся к дальней стене. Вампир почти исчез в проходе, как Йоран делает свой ход. Судя по искаженному лицу, его поведение Сарефа тоже взбесило. «Хотя нет, дело в другом. Он ненавидит его по более важной причине», — Элин вспоминает знакомство с чародеем и его обещание убить Сарефа. Мощное заклятье создает огромный взрыв, который легко крошит камень. Даже вампиру придется несладко, но Сареф продолжает движение, словно ничего вообще не случилось. Элизабет просит товарища остановиться, но Йоран уже не слушает. Он наконец увидел цель, ради убийства которой потратил много времени и сил. Сын герцога словно с цепи сорвался и бросился вдогонку. — Стой! — кричит чародей-гравмейстер и бежит следом. В этот момент его догоняет Микилинтурин и подсечкой опрокидывает на пол. Маг пытается вырваться и кричит, но из рук грандмастера может вырваться только другой грандмастер. И не нужно смотреть на женские руки, которыми воительница может разбивать скалы и пробивать латы. В этот момент канал с теневым фениксом восстанавливается, и в тело вливается огромная сила. Про себя Элин ликует, так как Плач Забытых Народов передает, что пробился в Башню. Вампирская аура моментально перестает оказываться воздействие, а тело переполняется жаром. Когда страх прекратил сковывать, приходит черед гнева. Теперь уже Элин бросается вдогонку, никому ничего не сказав. От нее подобного шага не ожидали, как и такой прыти. С силой теневого феникса Элин будто сама выходит на уровень мастера боевых искусств. По татуировкам на руках струится огромная сила, а впереди видна спина бегущего Сарефа. Похоже, ему тоже важно как можно скорее очутиться на вершине башни, так что бега не чурается. Но Элин про это думать не хочет. Однажды она пообещала убить Сарефа, а теперь имеет силы для этого. «Каким бы он ни был могущественным, с теневым фениксом ему не справиться!». Эльфийка ударяет воздух, а по коридору расходится волна внутренней энергии, перемешанной с духовной. Давление создает трещины в камне, а следом поток догоняет вампира. Сареф немыслимо разгоняется и успевает выбежать из коридора с мгновенным исчезновением за поворотом. В следующем зале воют ветра от удара Элин, но юноша благополучно сумел избежать опасности. В голове девушки зацикливается ярость против Равнодушного Охотника. Элин вспоминает множество погибших от его и других вампиров рук. Мэтры Эрик, Филипп и Патрик: с каждым чародеем Элин сумела подружиться. Они всегда помогали своими знаниями и магическими силами. Дорогие Ива и Бальтазар: они вместе с Лоренсом поддерживали Элин и учили уму-разуму в излюбленной манере шуток и дурачества. Также Годард, что стал первым настоящим учителем боевых искусств и дал всю необходимую основу для дальнейшего оттачивания мастерства. И Аддлер Венселль, что сначала пугал эльфийку, но потом рассказал множество интересных вещей и научил стрелять из лука. И это если не считать многочисленных жертв Фокраута, Порт-Айзервица, Петро и других мест, где прошли вампиры и собрали кровавую жатву. Глухая ярость наполняет мысли и тело, Элин даже не подозревала, что постоянно копила в себе такое количество негатива. А теперь появляется достойная цель, что выплеснуть его, а в разуме словно специально заглушаются те воспоминания, где Сареф казался Элин самым замечательным человеком на свете. И вот он стоит так близко. Меньше десяти шагов разделяет Элин и Сарефа. Юноша спокойно смотрит на противницу, что пышет яростью и не сводит остекленевшего взора. Кажется, что теневой феникс передает какое-то послание, но девушка не слушает и бросается в атаку. Тело невероятно легкое и быстрое, а удар может убить кого угодно, так себя чувствует Элин сейчас. Кулак в окружении внутренней энергии устремляет к лицу Сарефа, но тот внезапно оказывается в стороне. Элин превращается в настоящий ураган из ударов, но ни один не достигает цели. Равнодушный Охотник делает минимум движений, но уклоняется от каждого удара, словно не хочет тратить силы на этот бой. — Дерись! — подобно зверю кричит Элин. Сейчас она действительно хочет, чтобы противник вел себя серьезно, а не делал вид, что развлекает ребенка. Вдруг над плечом пролетает разряд молнии и ударяет Сарефа. Мимолетная вспышка была слишком быстрой, даже вампир не смог бы уклониться. В зал забегает Элизабет вместе с остальными. Клаус Видар и Микилинтурин бегут на выручку, готовясь обрушить всю мощь и мастерство на врага. Сареф стремительно разрывает дистанцию и меняет местоположение, чтобы бойцы ближнего боя очутились между ним и чародеями. Но он словно не знает, что Элизабет много тренировалась в чарах, в которых хороша. Молнии продолжают настигать, ловко огибая союзников, но пока гасятся магическим барьером, вспыхнувшим вокруг тела вампира. Вот только он не помогает против физического урона. Микилинтурин обгоняет в вихре атак даже Элин и наносит чувствительный удар по Сарефу, который отбрасывает его к стене. Внезапно юноша врезается в щит из внутренней энергии Клауса и отскакивает обратно под новый удар. Сейчас грандмастер из Срединных Земель целится прямо в голову, и если попадает, то может заставить череп разлететься по всему помещению. Только сейчас Равнодушный Охотник словно нехотя решает вступить в бой, из которого ему не позволят сбежать. Судя по объемам внутренней энергии и силе давления, вампир тоже вышел на ступень мастера боевых искусств. Техники Белого Пламени создают ярчайший взрыв, который отбрасывает всех. «Он почему-то не использует те вампирские силы. Возможно, есть какое-то ограничение», — анализирует обстановку Элин. Сейчас думать стало полегче, когда прошла первая волна гнева, но решимость нисколько не уменьшилась. Сареф делает еще один шаг, и пол под ногами разбивается, а в трещинах начинает гулять белое пламя. Сейчас вампир не только выдерживает сумасшедший напор Элин, Клауса Видара и Микилинтурин, но и начинает продавливать. Он словно может следить за всеми атаками сразу, а собственные без пауз складывать в бурлящие огнем комбинации. Порой Элин вообще не понимает, какой обмен ударами происходит перед ней из-за волн внутренней энергии сразу из четырех источников. Это же мешает Элизабет и Йорану продолжать атаковать магией, бойцы теперь стоят слишком близко друг к другу. Клаус перехватывает удар Сарефа и проводит блестящую контратаку, показывая, что в атаке он так же хорош, как и в защите. Одновременно нога воительницы справа от эльфийки пробивает блок вампира. В конце совместной атаки Элин вкладывает все силы могущественного духовного существа и ударяет юношу в грудь. От этого удара вампир улетает в дальний угол, а тем временем в воздухе появляется гордый облик теневого феникса. Черные перья отражают свет, на кончиках которых горит духовный огонь, чуть вспыхивающий при каждом взмахе крыла. Глаза, тоже наполненные огнем, смотрят на вампира. Одно из самых могущественных духовных существ приходит на помощь. — Помоги в атаке! — громко просит Элин, и Плач Забытых Народов открывает клюв, словно хочет что-то сказать или изрыгнуть пламя подобно дракону.Глава 49
Всё происходит слишком быстро. Сареф бросается вперед, а феникс резко взмахивает крыльями. Это высвобождает такие объемы внутренней энергии, что Элин не может устоять на ногах. Даже Клаусу Видару и Микилинтурин пришло жестко закрепиться, чтобы не оказаться сдутыми с поверхности пола. А вот Сареф просто исчез. Через несколько секунд всё закончилось. — Что случилось? — тут же спрашивает эльфийка у духовного существа. — Он теперь в другом месте, — говорит феникс прямо в разуме хозяйки. — Атака невозможна. — Нет! Как он сумел сбежать?! Разве тут можно использовать телепортацию? — Элин чувствует новый прилив гнева и раздражения. Цель была так близко и в последний момент сумела скрыться, так и не приняв настоящего боя. «Он будто потерял интерес к нам!» — продолжает возмущаться Элин. Отряд собирается вокруг и почтительно смотрит на Плач Забытых Народов, явившегося во плоти. На самом деле феникс может принять облик гигантской птицы, но в условиях Башни это доставит неудобств. Элин начинает глубоко дышать, как учили, чтобы взять эмоции под контроль. — Твоя злость ясна, — продолжает говорить теневой феникс, — но ты не хочешь в ней разобраться. — О чем ты? — поднимает голову Элин. Остальные озадаченно смотрят на это, так как слышат только эльфийку и стрекот феникса. — Добиться успеха может только личность, обладающая внутренней целостностью. Только тот, в ком нет внутреннего конфликта. Кто принял цель и уверенно идет к ней, — туманно объясняет Плач Забытых Народов. — Не совсем понимаю, — качает головой Элин. — Как это относится ко мне? — Твоя агрессия происходит из чувства обиды. Тебе кажется, что Сареф тебя предал, хотя никогда не приносил клятву верности. Но часть тебя это тоже понимает, и начинается новый виток самокопания, где ты уже злишься на саму себя за подобные чувства и пытаешься понять, в чем состоит твоя вина в его уходе. Эльфийка ничего не отвечает и смотрит в пол. — И я тебе скажу, что твоей вины в этом нет. Подними голову и признай его право на то, чтобы идти собственным путем, — продолжает речь феникс. Похоже, когда он находится рядом, то ему проще вести продолжительные беседы. — Его путь — это наша смерть. Как я могу признать это? — Признание чужого выбора и признание правоты — два разных понятия, но вы, смертные существа, постоянно путаете, — спокойно отвечает феникс. Наступает пауза, которой решается воспользоваться Элизабет: — Элин, что сказал феникс? Он знает, куда нам идти? Или какую-нибудь другую полезную информацию? — А, сейчас спрошу, — Элин заставляет себя отвлечься от посторонних мыслей. Духовное существо не стало развивать тему и ответило на новые вопросы. Как и говорил архимаг, им нужно подняться на вершину Башни, где находятся могущественные духовные существа. Туда же идет нежить и вампиры. — А демоны? — спрашивает Элин. — Демоны вне пределов Башни, так как были далеко от места прорыва Врат. Сейчас они не могут сюда войти и помочь вампирам. Но если Сареф достигнет цели, то откроет им дорогу, чтобы с их помощью начать Исход, — говорит теневой феникс. Также Элин говорит всем, что вершина Башни уже близка, а Плач Забытых Народов поможет быстро туда добраться. Но предупреждает, что другие местные обитатели сконцентрировали все силы там, поэтому будет очень трудно. — Иного выхода у нас нет, — произносит Микилинтурин. — Давайте догонять господина архимага. После небольшой передышки все идут к месту, где в первый раз встретились с высшей нежитью с короной над головой. Сейчас здесь пусто, поэтому ничто не мешает подняться на следующий ярус. Теперь все ориентируются на полет феникса, что указывает верную дорогу в хитросплетениях местного лабиринта. Скоро Бесконечная Башня меняется, маршрутов становится меньше, что указывает на приближение к нужному месту. Сейчас все изумленно смотрят на огромную полость внутри Башни, где на много километров видны одни лишь разрушения. Здесь явно кипело яростное сражение, в котором столкнулись могущественные силы. Огонь, лед и тьма прошлись магической жатвой по внутренностям Башни, обрушили множество этажей и колонн. Под ногами раскинулась огромная черная пропасть, в которой наверняка и нашли последний покой все обломки. Элин с трудом заставляет себя отвести взор от тьмы под ногами. На первый взгляд вокруг не видно ни одного целого моста или лестницы наверх. — Тут было жестокий бой, — говорит вполголоса Йоран. — «Океан» магии до сих пор бурлит от столкновения заклятий и духовной энергии. — Здесь сражался ваш архимаг и победил, — издает стрекот теневой феникс. — Сейчас я вас перенесу на другую сторону. Элин передает слова, одновременно думая, что духовное существо увеличится и позволит залезть на себя. Но этого не происходит, так как духовная энергия просто подхватывает тела и переносит над пропастью, а после аккуратно ставит на ноги. Во время полета эльфийка продолжала стараться не смотреть вниз. — Но где же сам мэтр Эзодор, если он победил? И кого именно он победил? — на бегу спрашивает Элизабет у феникса, который понимает речь людей. — Против сильных стражей духовных существ. Скорее всего он уже у вершины Башни. Вдруг всё вокруг шатается, будто началось землетрясение. Из черной пропасти за спиной появляется огромное тело мертвого змея. Черная шкура кажется высохшей, кое-где видны ребра, но смерть явно не останавливает Гасителя Света. Элин готова поклясться, что заметила на его голове человека с мечом. — Гаситель Света пробивает дорогу напрямую, — объясняет феникс. — Не стоит перегораживать ему дорогу. — Разве ты не справишься с ним? — спрашивает Элин. — Шанс победы есть, но я не хочу тратить силы на это. — Могу я задать еще несколько вопросов? Почему ты помогаешь нам? Почему согласился подписать контракт? О чем ты договорился с господином архимагом? — Прости, Элин, это дело только между мной и этим человеком. Эльфийка настаивать на ответе не стала, да и не имеет возможности что-то требовать от их единственного защитника против слишком сильных врагов. Вдруг теневой феникс резко ускоряется и исчезает во вспышке. Все резко останавливаются и удивленно смотрят друг на друга. Плач Забытых Народов без какого-либо предупреждения исчез, но вернулся очень быстро и не один. Вместе с ним во вспышке духовной энергии появляется Лоренс. Юноша выглядит очень уставшим, его лицо посерело, а дышит с явным трудом. Элин первая подбегает и помогает удержаться на ногах. — Ты в порядке? Что случилось? — все столпились вокруг. — Просто устал, — криво улыбается Лоренс, дополнительно опираясь на «поющий» меч. — А это теневой феникс, да? Юноша смотрит на духовное существо, что резко появилось рядом, схватило когтями и перенесло в другое место. — Да, это Плач Забытых Народов. Он смог пробиться в Башню и теперь помогает нам, — быстро объясняет Элин. — И мы знаем, что произошло с магистром Венселлем и Бальтазаром… — Что же, я рад, что освобожден от обязанности рассказывать об этом. Сейчас движемся наверх? Эльфийка кивает и рассказывает о последних событиях, особенно про битву против лича и Сарефа. Кажется, что юноша плохо слушает, думая о чем-то постороннем, но в конце кивает и говорит, что всё понял. Во время разговора духовное существо не тратило время даром и над чем-то колдовало. Точнее, нельзя сказать, что это именно традиционная магия, но все вдруг ощутили прилив сил, даже Лоренс выпрямился. Похоже, феникс поделился со всеми силой, но не только. Оказалось, что теперь все понимают, что он говорит, словно чей-то голос в голове переводит издаваемые звуки. — Вперед, нам нужно спешить, — говорит духовное существо. Все без лишних обсуждений бросаются преодолевать последний отрезок пути к вершине. Хватает двадцати минут для того, чтобы увидеть последнюю лестницу, на вершине которой можно заметить кусочек ночного неба. Здесь тоже повсюду следы боя, но нет трупов, значит, пострадали в основном духовные существа. Возможно, это даже хорошо, что мэтр Эзодор расчистил им дорогу. У Элин перехватывает дыхание от взгляда с вершины Башни. Великое звездное небо раскинулось над головами, мерцая десятками тысяч звезд разной величины. Дух захватывает от попытки окинуть взглядом сразу весь небосвод, сразу кажется, что тонешь в небе. Между звездами видны далекие разноцветные облака, природа которых Элин неизвестна. Ночь на этом Пути ярко освещает твердь, так что не нужно вглядываться в темноту. Но если звезды хорошо видны, то увидеть что-то конкретное на уровне глаз не получается: всё закрывает светящийся туман. Вполне очевидно, что он имеет духовную природу и может быть опасным. Теневой феникс начинает объяснять, что это такое: — Это последняя линия обороны духовных существ. За ней будут они сами с оружием в руках. Чтобы дойти до конца, нужно пройти через туман. Но он особенный: он разделит всех, и в нем вы можете встретиться с врагом. Никакая магическая связь работать не будет, вы не сможете докричаться до товарищей. Над туманом нельзя летать, и не получиться проползти под землей. — А если привяжемся друг к другу? — предлагает Йоран. — Это не поможет, — категорично отвечает феникс. — И я ничего поделать не могу. Мой народ специально готовил что-то такое, чтобы постоянно дробить силы любого захватчика. Кого-то среди себя вы можете видеть в последний раз. Плач Забытых Народов договаривает и первым ныряет в жемчужный туман. Как только духовное существо скрылось, Элин почувствовала резкий обрыв духовного канала. Помощник с Путей действительно поддержать не сможет. — Прошу всех выжить, — просит Элизабет. — Давайте вместе отправимся искать новый дом. Я больше не хочу никого терять. — Поддерживаю. Осталось еще чуть-чуть, — кивает Йоран Тискарус. — А на другой стороне нас будут ждать господин архимаг и теневой феникс. — Как и все наши враги, — хмыкает Микилинтурин, но тоже обменивается со всеми рукопожатием и второй ныряет в туман. — Будьте стойкими. Даже если покажется, что больше вы не можете, просто вспомните о новой жизни, которой мы сможем насладиться в конце. Каждый из нас имеет больше сил, чем предполагает. Каждую минуту трудностей заставляйте себя потерпеть еще одну, ведь она может быть последней перед финишем, — Клаус Видар говорит привычно-спокойным тоном, но удивительно, что он решился произнести настоящую речь. Магистр следует за Микилинтурин, а после в туман входит Йоран. Элизабет и Элин смотрят друг на друга и берутся за руки. Но стоило телам войти в туман, как ладонь чародейки исчезла из руки Элин. Эльфийка делает глубокий вдох и начинает путь навстречу новой жизни или неумолимой смерти.Глава 50
Вокруг вообще ничего не видно и не слышно. Элизабет лишь один раз попробовала негромко позвать Элин, но в ответ ничего не услышала. Издавать звуки может быть опасным, ведь их может услышать враг, поэтому чародейка пробует использовать магию. Она, к счастью, отзывается, но работает в сильно ослабленном варианте. Если по пути встретится враг, то будет очень плохо. Из слов теневого феникса Элизабет поняла, что волшебный туман разбрасывает всех в разные места. Но если можно столкнуться с врагом в тумане, то можно и с другом. Волшебница надеется, что сможет найти кого-нибудь из товарищей. Еще непонятно, насколько широка область тумана и сколько нужно пройти. Вдруг туманная зона площадью в десятки квадратных километров? Или сотни? Элизабет жалеет, что не успела уточнить это у Плача Забытых Народов. Земля под ногами твердая и гладкая, без каких-либо препятствий, а впереди не видно дальше двух шагов. Передвигаясь в жемчужном киселе тумана Элизабет постоянно держит в уме необходимость идти строго вперед. Будет очень некстати, если она начнет ходить кругами. Пока что кажется, что идет туда, куда улетел теневой феникс, так как ландшафт не заставляет сворачивать с пути. А заклятье оценки пространства говорит о том, что здесь нет чар, обманывающих чувство ориентации или искажающих пространство. На месте духовных существ Элизабет обязательно бы поместила в туман что-то подобное, чтобы никто просто так из него не смог вырваться. Но похоже, что в тумане есть другие опасности. Какой-то силуэт пробегает впереди, всколыхнув туман. Чародейка встает, как вкопанная, и держит волшебную палочку перед собой. Однако силуэта больше нет, и девушка продолжает брести в тумане, ожидая наконец-то выйти из него. Тело напряжено, а внимание постоянно следит за окружающей обстановкой. В таком тумане очень просто пропустить неожиданный удар, который может стать смертельным, поэтому Элизабет запрещает себе расслабляться. Вокруг царит необыкновенная тишина, нарушаемая лишь шагами чародейки. Такое ощущение, что туман не просто блокирует магическую связь, но и глушит звуки из других мест. Есть вероятность, что где-то идет бой, но ни один звук не достигнет ушей Элизабет. Вдруг девушка останавливается, как вкопанная, так как впереди снова замаячила чья-то фигура. Кто-то идет перед ней! Но отсюда нельзя понять, кто именно это, и даже магия тут бессильна. Элизабет решительно ускоряет шаг, выставив палочку из сердца стихий перед собой. В случае опасности она окатит врага драконьим пламенем. Красно-золотое одеяние показывается перед лицом, а рука с волшебной палочкой начинает дрожать. Элдрик Викар оборачивается и смотрит на дочь. — Здравствуй, Элизабет, — говорит отец, но дочь стремительно отходит на несколько шагов. Какой бы чудесной ни была эта встреча, волшебница знает, что отец мертв. Значит, это не более чем морок с целью запутать. Чародейка обходит по широкой дуге призрака, который не является нежитью. Бывший епископ Манарии грустно улыбается вслед дочери, но больше ничего не говорит и не пытается догнать. У Элизабет сердце кровью обливается, так как это выглядит как попытка прощания с дочерью, которая больше не желает говорить с отцом. Но в мыслях продолжает твердить, что этого не может быть, что это скорее всего ловушка. Когда расстояние становится слишком большим, фигура отца растворяется в тумане навсегда. Чем дольше Элизабет идет, тем больше видит странных фигур в тумане. И уже совсем неясно, союзник, враг ли это или очередной морок решил запутать мысли и намерения. Девушка уже почти что бежит, стремясь поскорее вырваться из тумана, и врезается в кого-то еще. Глаза не могут разглядеть черты лица или хотя бы тело, дополнительный слой тумана скрывает детали. А магические чувства трубят тревогу о том, что это духовное существо, такое же, как Плач Забытых Народов. Стена огня вырывается из палочки и накрывает цель подобно морской волне. Элизабет надеется, что такой атаки будет достаточно, чтобы убить преградившего дорогу. Но вдруг огонь пропадает, словно сам туман выпил всю его силу, а туманный силуэт продолжает стоять на месте в спокойной позе. Неожиданно рождаются слова, которых Элизабет не ожидала. Если быть точнее, то чародейка удивлена желанию поговорить. — Ты ведь из выживших жителей центрального мира? — в голосе духовного существа нет агрессии. Элизабет ничего не отвечает, лишь творит магический барьер вокруг себя. — Я жду не тебя, поэтому можешь не тратить на меня силы. Если хочешь идти вперед, то иди. Я не буду тебе мешать, — духовное существо жестом предлагает идти дальше. — Почему? — неожиданно для себя спрашивает чародейка. Возможно, дело в том, что Элизабет действительно хочет разобраться. Она уже устала от всех этих тайн и недомолвок. Каждая сторона конфликта глубоко прячет секреты и мотивы, что от этого даже становится тошно. Особенно у тех, у кого никаких особенных секретов нет. — Разве вам не нужна смерть абсолютно всех жителей центрального мира, чтобы совершить Исход? — продолжает девушка. — Кто тебе это сказал? Нам нужна была смерть мира, чтобы сбросить оковы Путей. Сами ваши жизни нам не нужны, — собеседник будто не хочет разжевывать. — Смерть каждого выжившего нужна лишь Сарефу. — Не правда. Он не стал с нами сражаться, а предпочел сбежать. — Ты действительно так думаешь? Он не сбежал. Его отправил вперед Плач Забытых Народов. Ни Вестник Темной Эры, ни теневой феникс, ни кто-либо еще не считает нужным с вами советоваться или что-то объяснять. Как и я. У меня есть важные дела, так что прошу уйти. Мне даже тратить силы на тебя не хочется, — собеседник растворяется в тумане. Элизабет попробовала найти его, но безрезультатно. Вероятно, это духовное существо здесь может ориентироваться. Но больше волнуют слова о том, что Сареф на самом деле не сам сбежал, а принял помощь теневого феникса. «Может, оно сказало так, чтобы еще сильнее запутать?», — у Элизабет нет верного ответа, но в глубине души кажется, что духовное существо сказало то, во что верило. Ноги постепенно ведут вперед, а зона тумана не думает заканчиваться. И почему-то с каждым шагом идти становится труднее. Дорога не стала сложнее, и врагов не появляется. Воздух прежний, а «океан» магии спокоен. Вокруг ничего не изменилось, но на Элизабет накатывает всё большая усталость. Доходит до такой степени, что приходится остановиться и присесть на землю. На некоторое время это помогает, Элизабет чувствует улучшение, но недомогание до конца не уходит. Потом девушка вспоминает слова Клауса Видара о том, что нужно идти вперед даже через усталость. «Еще минуту и отдохну», — убеждает себя чародейка и встает на ноги. Еще через минуту пути говорит точно так же, а потом повторяет. Это действительно помогает в определенной степени, но состояние продолжает ухудшаться. На середине очередной минуты Элизабет вдруг скручивается и припадает к земле. Возникает невероятно сильная тошнота, и из внутренностей устремляется поток рвоты вперемешку с кровью. Элизабет с ужасом смотрит на это, так как не понимает причину состояния. «Возможно, это воздействие тумана?», — других объяснений у волшебницы нет. В учебниках по магии о таком явлении никогда не говорилось, а заклятья для анализа структуры не могут приоткрыть завесу тайны. Ослабевшими руками девушка очерчивает стандартную прочную модель магии, что сможет помочь от пагубного воздействия окружающей среды. После этого поднимается на ноги и продолжает идти вперед. Но магия по какой-то причине не может защитить от воздействия тумана. Элизабет не понимает, почему теневой феникс не предупредил о таком. Сознание плывет, девушка постоянно борется с предобморочной слабостью. В таком состоянии очень трудно не только идти, но и думать о сложных вещах. В тумане то и дело появляются какие-то фигуры, но абсолютно каждая равнодушно прошла мимо. Вдруг её обгоняет фигура в алом плаще и костяным посохом. Лич, от которого они сумели сбежать, совершенно невредимый неутомимо шагает вперед. Элизабет так сильно испугалась, что упала на землю. Но высшая нежить проходит мимо, словно совсем не обратила внимание на девушку. «Да что вообще происходит?». Стук посоха о землю постепенно затихает в тумане, и Элизабет пробует вновь встать на ноги. Получается довольно плохо, но по крайней мере еще есть силы для движения. Магия постоянно укрепляет тело и облегчает движение, но путешествие через туман с каждым шагом становится всё труднее. Вдруг впереди вновь возникает фигура отца, когда он был еще молодым. Элизабет видела в поместье Сакпирита картину, где был изображен молодой епископ еще до принятия высшего жреческого сана. Элдрик протягивает руку, и теперь Элизабет готова принять помощь. Удивительно, но у призрака прошлого теплая ладонь. С помощью отца девушка вновь встает на ноги и начинает вперед, опираясь на плечо. Трудно сказать, сколько продлилось это путешествие. Для девушки кажется, что они идут целую вечность и уже прошли десятки километров. Отец рядом больше ничего не говорит, но продолжает поддерживать дочь. А у последней нет даже сил для того, чтобы спросить, куда они идут. Ведет ли отец даже после смерти к спасению или предлагает бросить всё и отправиться в мир мертвых, где точно не нужно будет так тяжко трудиться? Элизабет может сказать точно только то, что вокруг становится холоднее. Но туман постоянно поддерживает одну и ту же температуру. Это у волшебницы повышается температура тела, в теле селятся лихорадка и озноб. И когда последние силы уже были готовы оставить, а сознание уплыть в бесконечную темноту, тело вдруг пронзает границу тумана. Глаза Элизабет изумленно распахиваются, так как под ногами виден спуск с возвышенности в кратер радиусом в дюжину километров. Посреди кратера возвышается черная скала, устремившая острый конец в звездное небо. В разных местах кратера светятся духовной энергией дольмены, а потом пространство разрывается многочисленными Вратами, из которых выходят тысячи самых разных духовных существ. Местные обитатели выходят на последнюю битву, а из многокилометровой границы тумана тем временем ступают многочисленные фигуры нежити и выстраиваются в боевые порядки. — Что же стало с остальными? — Элизабет начинает чувствовать улучшение состояния. Лихорадка отступает, мысли больше не путаются. — Смотри сама, — говорит Эзодор Уньер. Оказывается, именно его она приняла за отца. Из тумана совсем рядом появляются последние члены Громового отряда: Клаус Видар и Элин. Причем эльфийку магистр Оружейной Часовни несет на руках. Не похоже, что они вступили с кем-то в бой, но выглядят паршиво. Элин упала в обморок, да и сам магистр Видар с трудом переставляет ноги, хотя единственный смог пройти путь с гордо поднятой головой. — А где же… — начинает волшебница. — Микилинтурин и Йоран Тискарус обрели покой в бою, — невозмутимо говорит бывший архимаг Манарии. Он тоже выглядит уставшим, но кажется слитком железа, твердым и уверенным. — Как же так… — Элизабет вдруг сама теряет сознание.Глава 51
Каждый шаг в тумане дается с большим трудом. Йоран Тискарус много тренировался и не чурался даже боевых искусств, хоть и не смог достичь в них хоть чего-то значимого. Тренировки с оружием он рассматривал только с точки зрения укрепления тела и выносливости. И последняя начинает подводить. Снова напоминают о себе раны и ожоги, несмотря на заклятье Элизабет. А потом появляется сильное недомогание. Пошатываясь, Йоран продвигается вперед через кажущийся бесконечным туман. Трудно дышать, появляется жар, а мысли путаются. Ни защитная магия, ни артефакты не могут защитить от воздействия странного места. Чародей даже не знает, на чем вообще построено губительное воздействие. Однако сдаваться юноша не намерен. Он прошел долгий путь и хочет дойти до финиша, даже если упадет на нем замертво. Всю свою жизнь он был доволен положением аристократа. А после отца унаследовал бы герцогский титул. Когда-то будущее казалось безоблачным, но потом всё перевернулось вверх дном за один день. Йоран Тискарус часто возвращается в памяти в тот день и никак не может заставить себя забыть об этом. Одно время даже думал использовать волшебное зелье, вызывающее выборочную амнезию, но потом накричал на себя и обозвал слабаком. По сути именно эти травмирующие воспоминания стали тем катализатором, который помог развиться до текущего уровня. Его отец Амод Тискарус оказался обвинен в пособничестве с запрещенным культом. Это послужило ударом для Йорана, который о подобном даже не подозревал, а последний раз увидел отца с кинжалом в голове. И убийцей был Сареф. Потом выяснилось, что бывший товарищ по магической академии тоже хранил жуткий секрет, а Йоран принял решение покинуть Манарию, одновременно ненавидя и Сарефа, и тех высокопоставленных лиц, что отдали приказ на задержание отца. Йоран не дурак, поэтому понимает, что в действиях отца действительно можно найти косвенные доказательства вины. При появлении охотников на демонов он решительно оказал сопротивление, а потом сам перебил отряд. Но для сына это не является доказательством вины, так как в него мог вселиться высший вампир. Мэтр Патрик говорил, что именно такой монстр вырезал отряд, и маг не имеет причины не доверять. Барон Лоуэл всегда считался добропорядочным и справедливым человеком. Все эти события и мнения наслаиваются друг на друга, и юноша так и не смог выяснить абсолютно всё досконально. И он выбрал самую простую и очевидную цель — Сарефа. Тело продолжает шагать вперед, а туман всё не кончается. Сейчас мысли беспрепятственно кружат в голове, хотя Йоран уже сотни раз возвращался к этому. После решительного ухода из Манарии он направился в Вошельские княжества, где жил старый друг отца. Именно он познакомил с будущим королем Вошеля, хоть и недолгим было его правление. Матиан Бэквок очень понравился Йорану своей строгостью и виденьем будущего. И неудивительно, что Южная Компания Вестхета стала одной из лучших наемнических организаций, а не скатилась в банду лесных разбойников. Атаман радушно принял Йорана, так как наличие волшебника серьезно повышало боевые возможности Вольницы. В Вошельских княжествах маги считаются редкостью, а сильные маги — сокровищем. И Йоран, что даже не закончил обучение в академии, стал именно таким. И всё благодаря ненависти к Сарефу. Бывали дни, когда он постоянно думал о том, как отомстит за смерть отца и другие преступления. Эмоции оказывали большое влияние на развитие, и однажды Йоран обнаружил, что стал намного сильнее. Он сразу понял, что именно внутренний огонь является источником резко скакнувшей вперед силы. В истории магов такое бывало, и Йоран знал, что подобные негативные эмоции могут поднять на вершину, но ценой здоровья. И физического, и душевного. Сколько было свихнувшихся магов в истории? Не счесть. Йоран прекрасно осознавал, на что идет, и был готов заплатить любую цену. Ненависть, страсть, обожание: любые сильные эмоции нельзя создать искусственно, в жизни чародея обязательно должны произойти потрясения, чтобы вступить на такой путь. И Сареф сам того не подозревая, дал не только повод для мести, но и силы для её исполнения. Чародей-гравмейстер продолжает шагать в тумане, предаваясь воспоминаниям. Еще не встретился ни с одним врагом или другом, поэтому постепенно уходит в себя, хоть это опасно. К тому же с каждым шагом становится сложнее идти, а дыхания не хватает. Словно кто-то пытается зажать нос и рот, пока по лицу текут капли пота из-за начавшейся лихорадки. Вдруг совсем рядом раздаются шаги, и это заставляет Йорана напрячься. Рука крепко сжимает магический кинжал из хранилища архимага, по лезвию начинают идти волны магической энергии. Со стороны источника звука жемчужный туман вдруг начинает темнеть, а потом появляется фигура в черной мантии и с мечом на поясе. Этого человека Йоран уже видел в период обучения в Фернант Окула. Перед ним предстал Вильгельм Вигойский. Некромант выглядит очень уставшим, но по-прежнему с оттенком превосходства оглядывает члена Громового отряда, а улыбка кривит губы. Говорить им не о чем, так что два боевых заклятья врезаются друг в друга и заставляют туман расходиться вокруг волнами. Теперь образовалась площадка внутри тумана, которая скоро вновь покроется белым и чуть светящимся киселем. Йоран понимает, что этого противника ему не одолеть, но и убежать не получится. «Как жаль. Я хотел бы найти смерть в бою с Сарефом», — думает маг, складывая пальцы в особом жесте. Это заклятье он берег именно на бывшего товарища из магической академии, но иного выхода нет. Мэтр Вильгельм исчезает в черной сфере, где сила гравитации настолько велика, что даже пространство и время там растягиваются до бесконечности. Это странное состояние не получится назвать ни жизнью, ни смертью, и никакая сила не сможет помочь выбраться. «Великое Заточение во Тьме» — именно так называлось древнее заклятье в старинном фолианте, а секреты борьбы с ним давно канули в лету. Но вдруг на черной сфере появляются изумрудные руны, что формируют собой магическую структуру, разрушающую стены ужасной темницы. Йоран уже стоит на коленях, так как магия забрала с собой весь резерв маны. Похоже, что некромант знает об этом заклятье, будто жил в те далекие времена, когда оно было изобретено. Коронный удар пропадает втуне, а мэтр Вильгельм подходит ближе. Его седая челка прилипла к влажному лбу, противодействие не было легким, но холодное и хищное одновременно выражение лица нисколько не поменялось. — Вы молодцы. Забрались так далеко, — говорит некромант. — Пускай и не своими силами, но я бы с большой радостью спас всех выживших, если это имело бы хоть какой-то смысл. — Зачем ты говоришь со мной? Просто убей, — отвечает Йоран с тяжелым дыханием. Только что использованная магия сильно ослабила тело. — Повторяю, в этом нет смысла. Сразу по нескольким причинам, — рука некроманта проникает во внутренний карман юноши и достает почерневшую монету. Йоран с удивлением смотрит на изменение внешнего вида защитного артефакта. — Это ведь архимаг вам выдал? — продолжает маг смерти. — Защитные чары направлены исключительно против влияния Могильной Мглы. Но вы ведь встретились с третьим моим союзником, что носит корону над головой? Йоран помнит того лича, что чуть их не убил, но ничего не отвечает. — Его сила дважды прошлась по вам, и уже в первый раз артефакт истратил все силы на ограждение от Могильной Мглы. Она всё сильнее накапливается в ваших телах и постепенно убивает. Лекарства не существует. Это одна из причин, почему тратить на вас силы бесполезно. Вы и так скоро умрете. Мэтр Вильгельм роняет уже бесполезную монету на пол, и кругляш покатился в сторону. После некромант отворачивается и собирается идти дальше, как вдруг туман выгибается, пропуская еще одного человека. Молниеносный во всех смыслах удар врезается в тело некроманта и отбрасывает куда-то очень далеко. — Ты в порядке? — спрашивает Микилинтурин, смотря на стоящего на четвереньках мага. По мнению Йорана она и сама выглядит не очень хорошо, но теперь юноша понимает, что вовсе не туман — причина недомогания. Оказывается, в их телах уже циркулирует страшнейший яд и самая жуткая болезнь, которая однозначно приведет к смерти. В этот момент последние силы покидают тело Йорана, и он падает на землю. Нет сил даже на то, чтобы извиниться перед грандмастером, что не сможет помочь в бою против некроманта, что вновь показывается впереди без каких-либо следов повреждений. Микилинтурин переводит взгляд с товарища на противника и принимает решение бежать, чтобы объединиться с другими. Воительница до сих пор не понимает, почему тело так болит, а поток внутренней энергии не удается разогнать. Возникает ощущение, что подцепила какую-то хворь, хотя подобного не случалось с раннего детства. Тела адептов и мастеров боевых искусств очень крепки не только для ударов, но и болезней, но сейчас этого оказывается недостаточно. Микилинтурин подхватывает тело Йорана на большой скорости бежит прочь. Она заставляет тело нестись хотя бы в четверть прежней скорости и этого становится достаточным для быстрого отрыва от некроманта. Для отрыва — да, но убежать от брошенного заклятья не получилось. В теле рождается вспышка боли, и Микилинтурин падает на землю вместе с товарищем. Потом поднимается и снова пытается продолжить бег, но по телу уже бегут темные линии, словно сосуды резко почернели. Вся внутренняя энергия в теле будто покрывается черным льдом, что пронзает мышцы и кожу в виде прекрасных ледяных цветов. С Йораном происходит тоже самое, что мгновенно убивает чародея. Грандмастер из Срединных Земель пытается срывать ледяные цветы, что растут прямо из тела, несмотря на режущую боль, но они вырастают вновь и вновь, словно вбирая в себя саму жизнь жертвы. Мэтр Вильгельм, появившийся неподалеку, знает, что заклятье просто вступило в чудовищную реакцию с Могильной Мглой в теле Микилинтурин и будет продолжать работу, пока не жизнь не покинет тело. Через некоторое время Микилинтурин больше не может сопротивляться, ледяные побеги вырываются из каждого участка тела. Через минуту остаются две ледяные статуи, полностью обросшие вечнохолодными цветами, похожими на пионы. Но воительница боролась до самого конца и продолжила стоять на ногах даже после смерти. Тем временем мимо этой картины проходят равнодушные мертвецы, что продолжают идти вперед. Приказ некроманта оказывается настолько сильным, что прорывается даже через туман: «Идти вперед, не обращая ни на кого внимания».Глава 52
Сареф прорывается через вязкий туман. Еще один барьер Кадуцея пытается помешать, но вместо ловушек и засад просто разъединяет каждую группу и блокирует дальнюю связь. Вампир не до конца понимает, почему могущественное духовное существо поступило именно таким образом. Самая вероятная версия заключается в недостатке сил. Чтобы совершить Исход, тоже нужны ресурсы, именно поэтому вместо прямого противостояния духовные существа предпочли отгородиться большим количеством препятствий, благо это их вотчина с незапамятных времен. Но конец уже близок, так что больше они не смогут вести пассивную борьбу, если, конечно, не успеют убраться очень далеко с помощью tramz arc. Даже в странном тумане вампирские чувства, подпитываемые Темпкровом и Героном, могут различать других идущих, но среди них нет вампиров, значит, они оказались далеко. Тысячи мертвецов сейчас идут вместе с Сарефом, порой даже показываются на расстоянии в несколько шагов, но ни один неупокоенный даже не повернул головы, значит, мэтр Вильгельм отдал приказ идти вперед и не задерживаться. Юноша ускоряет шаг и переходит на бег, но вдруг интуиция хищника заставляет остановиться, так как впереди появился кто-то новый. Хватает беглого взгляда по фигуре в тумане, чтобы узнать духовное существо. Похоже, Кадуцей вновь вышел вперед, чтобы поговорить, словно среди своего народа он обладает самыми лучшими навыками дипломата. — И снова здравствуй, Сареф, — говорит великое духовное существо. Вместо ответа старший вампир лишь кивает и расширяет канал с силой от поглощенных душ Древних. Время переговоров уже давно прошло, так что стоит сразу готовиться к бою. — Даже не поговоришь со мной? — Если ты не решил сдаться, то говорить нам не о чем. На текущем этапе мы не можем прийти ни к какому соглашению. Каждая сторона поставила всё на карту. — Хорошо. Я пообещал товарищам, что задержу тебя и других вампиров, — разводит руками Кадуцей и делает резкий взмах. В этот момент огромный шторм поднимается вокруг Сарефа и резко увеличивает радиус, заставляя туман рассеиваться и отодвигаться дальше. Вампир не знает, какими именно силами обладает Кадуцей и как предпочитает сражаться. Знает лишь то, что он имеет способности к целительству, магии разума и бог знает что еще. Жемчужный туман вокруг становится плотнее и приобретает форму купола диаметров в пару сотен метров. Внутри купола открывается взгляду площадка, где ждет оппонент. «На такой арене сражаться будет удобнее», — размышляет Сареф, смотря по сторонам. А тем временем Кадуцей начинает наращивать давлениедуховной энергии, это почувствует любой человек. Напоминает мощный поток встречного ветра, который заставляет одежду и волосы трепетать. Несмотря на то, что он множество сил вложил в Вестника Темной Эры во время призыва, а также потратился на организацию защиты Путей и подготовки к Исходу, все равно остается старым и могущественным духовным существом. Поэтому Сареф не сможет здесь обойтись полумерами. В мысленной реальности золотой диск солнца сильнее выходит из объятий алой луны, а клинок начинает подниматься над черной башней Мхтаранг Окула. Чтобы не возникало перекоса, юноше приходится одновременно ослаблять канал для душ обоих Древних вампиров. Именно для этого момента он жестко экономил силы, когда сможет сойтись в бою с главными духовными существами или мэтром Вильгельмом. Фигура-в-тумане вдруг исчезает из поля зрения, беззвучно возникая за спиной. Порыв тумана в его руке за мгновение ока принимает облик белого клинка из странного материала. Такое ощущение, что сам туман уплотнился до такой степени, что стал подобен металлу. Однако и Сареф теперь выходит за грань привычных возможностей, уклоняясь от удара из слепой зоны. Гибкое тело не чувствует никаких неудобств от резкого рывка в сторону, а после переходит в мощную контратаку. Правая рука, окруженная Белым Пламенем, резко отводит кончик меча от тела, пока левая несется на огромной скорости к предполагаемому лицу Кадуцея. На самом деле духовные существа имеют отличную от людей структуру тела. Самое уязвимое место — ядро, которое может быть в разных местах у духовных существ. Ядро подобно сердцу или мозгу, его уничтожение однозначно поставит точку в долгой жизни даже такого противника. Однако туман вокруг тела приобретает феноменальную прочность, и даже внутренняя энергия вместе с вампирской прочностью не смогла предохранить руку от переломов. Сверхрегенерация тут же принимается сращивать кости, а Кадуцей уже совершает новую атаку. От нее Сареф не успевает уклониться и летит до противоположного конца арены. Боль сверкает драгоценными камнями под солнечными лучами, сила Кадуцея просто невероятна. «Похоже, что бороться в лоб бесполезно», — спокойно размышляет юноша. Долгий боевой опыт и влияние чужих душ позволяют не терять хладнокровия в любых ситуациях. Иначе он бы даже не смог дойти до сюда, а сломался где-то на полпути. Кадуцей вновь моментально переносится к вампиру, но тот уже готов встретить врага. Тело Сарефа дрожит от переполняющего вихря силы: мощь Короны Штормов входит в резонанс с силой самопровозглашенного бога солнца. Подобное явление тело выдерживает с трудом, нужно физиологически быть чистокровным вампиром, чтобы выдержать отдачу, но иного не остается. Нельзя быть скупым в такой ответственный момент. Противник вдруг замирает, так и не успев нанести удар. Сейчас попал в зону, где отсутствует концепция движения, а его грудь уже летит золотое копье. Оружие насквозь пронзает оппонента, но кажется, что не смогло нанести хоть какой-то урон. Кадуцей не просто так считается одним из сильнейших и может игнорировать даже такой урон. Искажение законов реальности с помощью силы Темпкрова спадает от одной лишь мысли Кадуцея. Новое золотое копье пролетает сквозь туманное тело без какого-либо ущерба, а потом старший вампир чувствует свирепый удар, подкинувший в воздух как игрушку. Юноша бьется о потолок купола и падает на землю, где группируется и откатывается в сторону, чтобы избежать следующего удара. Сейчас два противника носятся на чудовищных скоростях, увидеть которые не под силу обычному человеку. Купол надежно скрывает противостояние от посторонних глаз, а твердая земля под ногами уже наполнена трещинами и ямами. Еще один удар проходит сквозь блок, и Сареф вновь улетает в другую часть арены. Похоже, что текущих сил недостаточно, чтобы победить Кадуцея, а открывать сильнее канал от душ Древних вампиров нельзя. Если выйти за границу 50 % снятия каждого барьера, то физическая оболочка и ментальная модель может не выдержать подобной сверхнагрузки. Сареф может буквально взорваться, если попробует проглотить такой большой кусок пирога. Хорошо, что он заранее знал, что просто не будет. Очередное золотое копье пытается пронзить Кадуцея, а потом еще одно. Два размытых силуэта носятся по арене, на которой то и дело вспыхивает золотой луч от брошенного копья. Вампир постепенно уступает позиции и скоро оказывается прижат к стене купола. Великое духовное существо не думает жалеть врага, как и явно не хочет тратить много сил на эффектное добивание. «Явно рассчитывает на то, что сможет просто забить кулаками. На самом деле, так и будет, но я не один в этой войне», — Сареф смотрит за спину Кадуцея, где в стене купола торчат вонзенные копья. Судя по всему Кадуцей не обратил внимание на то, что Сареф метал снаряды исключительно в одну точку, чтобы нарушить целостность барьера вокруг. И сейчас другая огромная сила прорывается внутрь, моментально меняя расклад сил. Теперь именно Кадуцею придется попотеть, чтобы выжить. Духовное существо сразу чувствует чужой прорыв и резко оборачивается. Над сражающимися раскрываются черные крылья с пылающим по краям оперением. Плач Забытых Народов набрасывается на Кадуцея и вбивает в пол. Острые когти рвут духовное тело, а клюв норовит пронзить голову или грудь. Кадуцей борется изо всех сил, но теперь еще Сареф включается в поединок, отправляя самые убийственные заклятья. Кадуцей находится на вершине иерархии Путей и является один из членов группы самых могущественных духовных существ. Но это не значит, что нет сил, которые могут оказать действенное сопротивление. С древних времен были те, кто выступал против мнения большинства. Не все дожили до текущего момента, но Плач Забытых Народов лишь наращивал силу для этого мига. Сареф может с уверенностью сказать, что один на один теневой феникс победит любое духовное существо. Это не будет легкой победой, но в результате вампир не сомневается. Вдруг Кадуцей пропадает из поля зрения. Его изорванное тело распалось на туман, после чего впиталось в землю. Большой теневой феникс издает победоносный стрекот, в котором чувствуется гордость от победы. Сареф вновь усиливает барьеры вокруг поглощенных душ. — Он сбежал? — спрашивает юноша. — Да. Он заранее сделал лазейки в этом тумане. Но теперь он сильно ослаблен, — отвечает теневой феникс. — Но нам еще нужно будет сокрушить всех остальных, чтобы исполнить наше желание. — Понятно, а где он? — Он? Тоже в тумане. Вероятно, помогает выжившим. Правда, я не совсем понимаю, зачем. Сареф вызывает системный счетчик:Выжившие жители: 6
— Их всё меньше, — говорит Сареф. — И все они столкнулись с Коронованным. Ты же заметил? — Да. Они попали под воздействие Могильной Мглы. Их смерть неизбежна. — Именно поэтому мне не нравится, что он продолжает заботиться о них даже сейчас. Зачем? Разве в этом есть логика? — кажется, теневой феникс искренне недоумевает. — Он ведь даже не вернулся за ними, когда отряд раскидало в разные стороны. — Мне трудно это объяснить. Чтобы понять, нужно мыслить, как человек. Духовные существа, демоны и чистокровные вампиры с большей охотой схватятся за логику, в то время как другие будут видеть смысл в эмоциях. Давай просто доведем дело до конца и получим каждый своё. Вместо ответа теневой феникс раскрывает крылья и разбивает стену купола в другой стороне, прихватив собой брошенный вампиром камешек. Никто не узнает, что произошло здесь благодаря установленной Кадуцеем защите. Сареф выжидает некоторое время, а потом отправляется вслед Плачу Забытых Народов. Совсем скоро открывается вид на огромный кратер с высокой скалой, устремившей острый конец в звездное небо. Вот и то место, в которое все стремились. Полки нежити, что дошли до сюда, уже начинают продвигаться вперед, ведомые тремя полководцами. С другой стороны доносится призыв Легиона, и Сареф направляется к нему. Удивительно, но все вампиры дошли до конца. Сейчас кровопийцы наблюдают за финальной точкой, где всё решится. В стене тумана виден огромный силуэт Гасителя Света, с которого спрыгивает Кастул. Высший вампир достает Фолин Нумерик, заранее собранный Нитрином Деволтом. — Ты хочешь призвать демонов уже сейчас? — спрашивает Сареф. — Да. Оборона духовных существ оказалась крепче, так что пусть тоже поборются за свое будущее. Тем временем центр кратера наполняется полчищами духовных существ, и здесь собралась одна элита. Совсем немного осталось до грандиозного сражения всех против всех.
Глава 53
Земля вздрагивает от чудовищного удара, а по поверхности бежит линия разлома. Удар Гасителя Света оказался настолько мощным, что Легиону пришлось приказать мертвому помощнику отползти от поля боя. Если гигантский змей повредит tramz arc, то всё будет насмарку. Штурм начался очень свирепо, так как ни одна сторона не намерена отступать. Особенно при условии, что отступать некуда. Миллионы самых сильных духовных существ были призваны в это место, но большинство находятся внутри многочисленных Врат и выходят из них при необходимости. Ночь ярко озаряется тысячами огней, большинство местных защитников не принимают конкретный облик, летая над полем боя в виде энергетических сгустков. Сареф смотрит на вампиров, что пока не рвутся в бой, видя ожесточенное сопротивление духовных существ. Плотность духовной энергии в кратере становится такой большой, что приобретает прочность каменной стены. Потом взгляд вампира устремляется в сторону, где маршируют полки Могильной Мглы. Нежить движется с другой стороны кратера, а ноги мертвых слуг утопают в озере из отрицательной энергии. Нужно не только победить духовных существ, но и одолеть мэтра Вильгельма с его полководцами. Два древних лича идут по бокам некроманта. Один с посохом, а другой с раскаленным мечом в руке и парящей над головой короной. Юноша знал, что не смог тогда убить окончательно противника. Коронованный, как его назвал Плач Забытых Народов, является таким же реликтом прошлого. Сареф не удивится, если это один из древних монархов, что еще при жизни добился невообразимых высот в военном искусстве и некромантии. Истинная личность каждого противника Сарефу неизвестна, мертвые неохотно рассказывают истории. В воздухе возникают колебания, исходящие от Фолин Нумерик в руках высшего вампира. В этом месте тоже установлена сильнейшая блокада пространственных перемещений, поэтому этот артефакт является единственным способом открыть дорогу демонам. Юноша так и не смог разгадать все секреты удивительного куба. Многие тайны навсегда останутся тайнами. Рядом с Легионом появляется Нитрин Деволт. — Наше соглашение было о другом, — напоминает демон, пока Сареф с интересом разглядывает новое лицо. Точнее, лицо демона скрыто капюшоном и даже вампирское зрение не может ничего разглядеть. — Я помню, но посмотри сам, — пожимает плечами Легион. Нитрин оборачивается, всколыхнув полы старого плаща. Пару секунд он смотрел на происходящее, а потом вновь обернулся к Легиону: — Я понял. Духовные существа не успели завершить подготовку к Исходу, но меня беспокоит эта нежить. Её нужно остановить. — Мы этим займемся, а вы возьмите духовных существ, — предлагает высший вампир. Нитрин Деволт кивает, и рядом с ним появляется фигура Ацета Кёрса и других демонов. Двух одинаковых демонов заметить не удается, что подтверждает слух о том, что все демоны — ярые индивидуалисты. Каждый из их народа достаточно силен, чтобы не нуждаться в таких вещах, как общество или государство. Некоторых не отличить от людей, другие же выглядят очень странно. Есть те, кто скрывает лицо. Как например, воин с глухим шлемом на голове. Сареф узнает того самого демона, с которым сражался в гильдии Масдарена. Шлемоносец даже не посмотрел в его сторону, а вампиру сейчас уже неважно, какие цели преследовал демон, атаковав гилд-холл. — Все ко мне, — приказывает Легион вампирам. — Мы займемся Могильной Мглой, а именно ударим им в спины. Демоны сделают нам одноразовый коридор. Наша главная цель — некромант по имени Вильгельм Вигойский и два его лича-помощника. Разделимся на три группы. Я в первой, Сареф во второй, все остальные в третьей. Что такое? Высший вампир заметил, что Сареф хочет что-то сказать. — Мэтр Вильгельм изготовил «живой» меч против меня, — предупреждает юноша. Фриг Ройт даже присвистнул, но остальные остались спокойными. — Тогда тебе не стоит встречаться в бою с ним, — говорит Легион. — Некроманта возьму на себя. Ты возьми одного из двух личей. Отправляемся! Легион первым входит в искрящийся прямоугольник, что создал Нитрин Деволт. Демоны настолько хороши, что смогли создать лазейку даже в кажущейся монолитной защите. Сареф ныряет следом и оказывается на другой стороне гигантского кратера. До сюда добралось в лучшем случае пятнадцать тысяч мертвецов, что кажутся каплей в море духовных существ, но недооценивать Могильную Мглу нельзя. Воинство хоть и маленькое, но бесконечно выносливое, а мэтр Вильгельм будет поднимать их снова и снова. Сареф закрывает глаза, преобразуя силу Герона, а потом фигуры всех вампиров окутывает золотой ореол. Пришлось потрудиться, чтобы сила Древнего не оказывала пагубного воздействия на других ночных охотников. Без этого идти нельзя, так как незримая отрава Могильной Мглы страшна даже вампирам. В этот момент из стана духовных существ вылетает большой отряд огромных драконов, что обрушивают потоки духовного огня на нежить, которая отвечает залпом стрел. Лук — паршивое оружие против дракона, но наконечник каждой стрелы несет на себе огромную силу распада и разложения. Даже духовные тела подвержены подобному пагубному воздействию. Над войском нежити проносится исполинская черная коса, что разрезает строй драконов. Каждое создание, что попало под удар, сейчас несется к земле, постепенно рассыпаясь на частицы духовной энергии. Сареф признает огромную силу жуткого магического удара. Потом видит, что сожженные мертвецы снова встают в вихре отрицательной энергии и возвращаются в строй. Нужно обязательно остановить мэтра Вильгельма. Даже духовные существа понимают это, так как не обращают внимание на вампиров, что атакуют войско мертвых с другой стороны. Никакого перемирия в этом, разумеется, нет, но обе стороны пришли к одному и тому же решению: уничтожить нежить и не мешать другим делать то же. В передние ряды нежити врываются вихри разноцветной энергии, что перемалывают кости и плоть в труху, но после сами распадаются на части от брошенного заклятья. Воинство смерти начинает выстраиваться клином, что собирается пронзить ряды защитников особенного места. И Сареф уверен, что на острие находятся цели для устранения. Первым делает шаг Легион и сразу же преодолевает огромное расстояние. Сареф бросается следом, а в руке уже зажат чернильный клинок, на котором танцуют языки золотого пламени. За спиной слышит, что все оставшиеся вампиры тоже бегут следом. Их осталось очень мало: Мастер, Фриг Ройт, Белт Гуронн, Йос и Кейлт. И не стоит забывать о Кастуле, что в определенный момент перегоняет даже Сарефа с умиротворенным выражением лица. «Наверняка он понимает, что это последняя схватка в истории этого мира, а значит, что и его последний бой», — юноша смотрит вслед и старается экономить силы. Он готов отдать все силы для победы, но предпочтет сохранить резервы. Легион первым достигает задних рядов и врывается в них. Гулким ударом сопровождается штурм высшего вампира, что превратился в алый метеор, который никто не может остановить. Легион несется вперед, и ему даже не требуется наносить удары, достаточно бежать вперед, чтобы как можно скорее достичь главного противника. Нежить на его пути распадается на части, а прах еще долго будет опускаться на землю. Алая просека остается в шеренгах, а вторым рядов достигает Кастул. Грандмастер взмахивает мечом и выпускает огромные объемы внутренней энергии. Целый веер одновременных ударов расходится в стороны, расшвыривая нежить, как игрушечных солдатиков. Возможно, в подобном бою далекой старины безымянный воин и достиг апогея мастерства и оставил после себя божественный свиток. Сареф не любит подобные силовые прорывы, поэтому просто прыгает в воздух и летит на головами мертвых слуг Могильной Мглы. Конечно, приходится приземляться и снова отталкиваться, но так будет куда быстрее, чем прорываться через сотни вражеских солдат. Удивительно, но Кастул не так сильно отстает, делая сначала рывок, а потом круговой удар, а потом снова рывок. Другие же вампиры поступают по примеру Сарефа, не желая тратить все силы прямо сейчас. Мастер парит на черных крыльях, Белт призвал странное бронированное, но очень быстрое существо, на спине которого движется вперед. Фриг Ройт умудряется переноситься на пятьдесят метров вперед вместе с Йосом и Кейлтом. Где-то впереди вздымается алый купол энергии. Кажется, что рвется и рассыпается само пространство от удара Легиона. В высоту почти пятьсот метров выплеснувшаяся энергия на огромной скорости расходится во все стороны. Воют ветра, изгибается и дрожит земля, и даже Сареф вынужден остановиться и прыгнуть назад, чтобы не попасть под ударную волну. Огромные тучи пыли теперь висят в воздухе, гул расходится по небу, мертвецы бряцают оружием, а Кастул неподалеку издает торжественный клич. Поле боя стремительно превращается в какой-то сумасшедший дом, где обычный человек моментально бы потерялся. Но чувства Сарефа легко держат под контролем всё происходящее. Впереди высший вампир нагнал мэтра Вильгельма и нанес мощный удар. Легиону тоже больше не нужно сдерживаться, отмеряя щепотку силы, как алхимик при изготовлении сложного зелья. Умение постоянно находиться начеку спасает и на этот раз, когда из из облака отрицательной энергии шагнул Коронованный. «Раунд номер два», — Сареф со всей силы метает золотое копье, одновременно расширяя канал от душ Древних вампиров. Раскаленный докрасна кончик меча перехватывает священное оружие и разбивает в дребезги. Как этого лича бывший наставник смог призвать, Сареф даже не представляет. Вряд ли он нашел еще одного ученика со специализацией к магии Хаоса. В другой стороне Кастул с другими вампирами столкнулся с личом в алом плаще и костяным посохом. Высшая нежить является таким противником, которого очень трудно одолеть окончательно. Пока есть доступ к отрицательной энергии или оказывает поддержку некромант, нежить может восстановиться даже из последних пылинок праха. Это мало похоже на личей, которых придумали в родном мире. В сказках и романах у таких созданий часто была филактерия с душой, уничтожив которую можно было уничтожить лича. В этом мире некромантия может создать существо без подобных изъянов. Вдруг через потоки пыли прорываются яркие лучи от огромного плывущего по небу змея с зеркальной шкурой. Как и ожидалось, Звездный Горизонт был припасен до нужного момента, и теперь у Гасителя Света появился достойный противник. Гигантский мертвый змей как раз несколько раз обернулся вокруг кратера в более чем двадцать километров диаметром, чтобы не пропустить к месту боя отставшую нежить. Сейчас настоящее облако тьмы возникает в небе, Гаситель Света является антиподом Звездного Горизонта, чешуя которого по легенде отражает свет солнца древности. Самое древнее духовное существо уступает противнику в размерах, но вряд ли в силе. Два мертвых змея обнажают клыки друг напротив друга. Один огромный поднимает голову над кратером, а второй парит над полем боя, излучая яркий свет, что несет в себе удивительный по силе заряд. Опасно создавать такое столкновение рядом с tramz arc, но духовным существам он тоже нужен, поэтому видно, как огромный барьер заключает в себе острую черную скалу. Местные обитатели поступают так, как и ожидалось. Сареф переводит взгляд с неба на текущего противника, над левой рукой которого вращается изумрудный шар.Глава 54
Элин резко приходит в себя от чудовищных звуков боя рядом. Вокруг тела колышутся серебряные нити, рассеивая ночной мрак. Под этим светом возникает чувство тепла и защищенности. Эльфийка пытается вспомнить, что произошло недавно, и в голову первыми приходят воспоминания о путешествии через волшебный туман. Их всех разбросало в разные стороны, а по пути Элин вдруг стало так плохо, что она просто упала в обморок, когда больше не смогла идти вперед. Где-то в стороне вспыхивает огромный алый купол энергии, а чудовищные ветра от него движутся во все стороны с диким воем и уже готовы повалить на землю, как вдруг бессильно разбиваются о магический барьер. Только сейчас Элин замечает фигуру архимага Эзодора Уньера, что стоит впереди и спокойно смотрит на баталию. Потом взгляд замечает Элизабет, Лоренса и Клауса, что тоже сидят в окружении нитей. Владелец «поющего» меча первым замечает, что эльфийка очнулась. Все, кроме мэтра Эзодора, тут же к ней подошли. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает чародейка. — Большая слабость. Это из-за тумана? — Нет. Еще в Башне мы попали под воздействие Могильной Мглы, защитные артефакты не справились с таким количеством от того лича. Симптомы у всех стали проявляться примерно в одно время, так как мы вместе попали под те атаки, — коротко рассказывает Элизабет. — Так сказал господин архимаг и создал эту магию для исцеления. — А где… — начинает Элин, но видит потемневшие лица товарищей и догадывается, что Микилинтурин и Йоран Тискарус не выжили. По всей видимости столкнулись с очень сильным врагом в тумане. — Магистр Видар случайно обнаружил тебя и принес сюда. Иначе ты тоже могла не выбраться, — продолжает волшебница. — Большое спасибо, — благодарит мастера-щитоносца эльфийка и получает в ответ кивок. Даже сейчас магистр предпочитает не открывать лишний раз рот. И выглядит лучше всех присутствующих, вероятно, благодаря очень выносливому телу. Свирепый вой раздается от места сражения, частично закрытого черной скалой. Но невозможно не увидеть блеск зеркального змея, парящего в вышине, и мертвое тело Гасителя Света. Два ужасных духовных существа, призванных из-за черты смерти, готовятся уничтожить друг друга. Одновременно с этим десятки тысяч духовных существ самой разной формы и цветов окружают скалу великим барьером, испускающим приглушенный свет. С другой стороны тоже начинается бой, но глаза эльфийки ничего не могут там разглядеть из-за черного облака, что ползет к линии защитников. От происходящего кругом идет голова. — Что здесь происходит? — спрашивает Элин. — Вампиры, нежить и духовные существа нас опередили? — В какой-то мере, — доносится спокойный голос мэтра Эзодора, что подошел ближе и сейчас очень пристально разглядывает каждого выжившего. — Господин архимаг, не можете подробнее объяснить, что происходит? И где теневой феникс? — спрашивает Элизабет. Только сейчас Элин вспоминает о Плаче Забытых Народов, который точно должен был преодолеть туман самым первым. Но рядом его не видно. — Он здесь, — архимаг достает из-под одежды кулон в виде синего кристалла на цепочке. Внутри камня застыла миниатюрная фигурка, похожая на феникса. — Что с ним случилось? — Элин удивленно раскрывает глаза и чувствует, что больше не может установить контакт с могущественным духовным существом. — Это часть договора между ним и мной, — загадочно отвечает маг. — Вы не хотите рассказать правду? — вдруг в обсуждение подключается Клаус Видар. — Вы же чего-то недоговариваете. — Да, прошу вас, — поддерживает Элизабет. — В тумане я встретила духовное существо, которое говорило, что именно теневой феникс помог Сарефу сбежать. Оно солгало? Элин выглядит ошарашенной, а архимаг отвечает не сразу, о чем-то раздумывая. — Мне не очень нравится держать вас в неведении, но пока жив Водоворот Снов, я не буду ни о чем говорить. По лицам слушателей можно сказать, что никто не понял, кто это и чем он мешает. — Водоворот Снов — это одно из могущественных духовных существ Путей, — продолжает мэтр Эзодор. — Оно не обладает высоким боевым потенциалом, но заключает в своих объятьях все Пути и даже может появиться в центральном мире. Ничто сказанное не ускользнет от его внимания и только могущественные силы могут без опаски обсуждать планы вслух, так как они и без того очевидны. — И что случится, если это духовное существо узнает ваши секреты? — Оно предпримет меры, с помощью которых сделает исполнение моего желания невозможным. Но пока оно не знает моего плана, то ничего не сможет сделать. И на этом нам пора прощаться. Все замирают от удивления, так как именно сейчас мэтр Эзодор вдруг решает всех бросить! Элин даже потеряла дар речи и чувствует подступающий страх оказаться один на один со всем этим ужасом. Примерно то же чувствует Элизабет, и только Клаус Видар быстро берет эмоции под контроль и просит объясниться: — Разве вы не обещали, что поможете нам добраться до портала в другие миры, чтобы мы искали новый дом? — Обещал, — кивает маг, — но на этом ваше приключение подходит к концу. — Из-за Могильной Мглы? — догадывается магистр. — Именно. То, что я сделал, просто облегчает ваше состояние. Но спасти вас я не в силах. Я хорошо знаю эту силу. Противоядия и иного противодействия не существует. Сейчас я тоже вступлю в бой, а вам придется остаться здесь. Странно, но Элин не чувствует той волны отчаяния, какая могла бы прийти раньше. Стоило прозвучать страшным словам, как наступило чувство умиротворения. Телу все равно страшно, но в душе девушка уже сдалась. И даже больше — она в тайне желала, чтобы появилась ситуация, где можно без зазрений совести опустить руки. Элин и раньше понимала, что шанс спасения катастрофически мал, так как они слишком незначительны на фоне сил, что сейчас борются в кратере. Было бы замечательно спастись, но конец у этой истории не мог быть другим. Но следующие слова архимага наносят новый удар. — Лоренс, ты готов? Нам пора отправляться. — Да, я чувствую себя не лучше, но по другой причине, — улыбается юноша. До эльфийки доходит, что Лоренса не было с ними во вторую встречу с коронованным личом, поэтому не попал под удар Могильной Мглы после уничтожения защитного артефакта. Значит, у него есть шанс уйти отсюда живым, хоть он тоже выглядит бледным и слабым. — Я был рад с вами познакомиться. Хотел бы я сказать что-нибудь еще, но нельзя, — Лоренс улыбается и смотрит на товарищей. На Элин накатывает чувство несправедливости, но она быстро его гасит. Конечно, перед лицом неминуемой гибели те, кто могут спастись, выглядят предателями, но девушка не хочет провести последние часы в черных мыслях о человеке, который многое для нее сделал. — Я рада, что хотя бы ты сможешь спастись, — улыбается Элизабет. — Я так и не узнала твое настоящее прошлое, но надеюсь, что ты обретешь счастье и покой. — Я тоже на это надеюсь, — кивает юноша. — Элин, Клаус, Элизабет, прощайте. Лоренс поворачивается и быстрым шагом догоняет архимага, что отправился без долгих прощаний. Клубок серебристых нитей начинает гаснуть, и Элин чувствует, как возвращается слабость. Возможно, её тело не проживет и часа. Эльфийка с трудом подползает к Элизабет и обнимает подругу. Они дошли до конца, но вынуждены сойти с дистанции у финиша, чтобы не задерживать тех, кто действительно может выжить. Лоренс идет не оборачиваясь и постукивает молоточком по клинку. В ответ раздаются звуки, что заглушаются великим противостоянием вокруг большой черной скалы. Юноша бросает взгляд на сосредоточенного архимага, что готовится к бою. — Мы сможем пробиться? — Сможем, — уверенно отвечает чародей. — Ты уже готов? — Да. Кстати, я так и не знаю пределов вашей силы. — Поэты прошлого бы сказали, что они беспредельны, — вдруг улыбается мэтр Эзодор, словно вспомнил что-то приятное. — В самом деле? — поднимает бровь спутник. — Конечно, нет. Но я все равно являюсь Силой, которой не посмели перейти дорогу ни вампиры, ни демоны, ни Герон, ни духовные существа, ни даже Могильная Мгла. Всё это время я являлся фигурой, которую все предпочитали обходить. Теперь такой возможности я им не оставлю. Словно в подтверждение слов фигура мага начинает излучать белый свет. Руки чародея рисуют что-то заковыристое в воздухе, а губы шепчут древние заклинания. В зрачках зарождается миниатюрный циклон изумрудного света, который будто готовится покинуть оболочку тела в виде смертоносных лучей. Под ногами начинает изливаться черная субстанция, похожая на вязкую воду. — Никогда бы не подумал, что специализация архимага Манарии — некромантия, — Лоренс сильнее бьет по «поющему» мечу, что теперь сильно вибрирует в попытках воспроизвести что-то особенное. — Необходимость выбора специализации ко мне неприменима. Мне открыта почти любая магия. Архимаг первым делает ход. Примерно в пяти километрах начинается линия фронта, где носятся духовные существа. С каждым шагом концентрация духовной энергии становится такой большой, что даже дышать становится трудно. Но Лоренс даже в ослабленном состоянии не отстает при поддержке чародея. Вдруг тысячи черных копий материализуются над головой последних бойцов центрального мира. Одной лишь мыслью мэтр Эзодор отправляет их в полет до полчищ духовных существ. Атака не приносит большого урона, но по щелчку пальцев всех копья взрываются. Полотно одновременных черных взрывов пробегает по рядам защитников, сотнями убивая духовных существ. Это моментально обращает внимание на двух человек, так что в ответ несутся потоки раскаленной духовной энергии, что поджигают здешнюю атмосферу и почву. Человеческое тело обратится в прах от соприкосновения, но барьер легко сдерживает атаку сразу многих существ. Отрицательная энергия под ногами устремляется вперед, и каждые десять метров черная волна поднимается всё выше, чтобы у первых рядов уже стать метров пятьдесят в высоту. Лоренсу на такое остается только удивленно смотреть, готовясь к собственному выступлению. При этом про себя замечает, что архимаг атакует именно духовных существ. На демонов внимания не обращает, а вампиры и Могильная Мгла находятся по другую сторону центральной скалы. Черная волна отрицательной энергии обрушивается на духовных существ и моментально убивает в себе любую жизнь и энергию. Следом вздрагивает земля, но это из-за того, что Звездный Горизонт чуть не оторвал голову Гасителю Света. Сейчас два змея бьются в вышине среди звезд и неясно, кто побеждает. Мэтр Эзодор тоже обращает на это противостояние внимание и проводит дугу пальцами перед собой. В этот момент небеса вспыхивают из-за молнии белого цвета, такой огромной, что ей вполне можно было опоясать центральный мир. Чудовищная магическая атака создает ярчайшую вспышку света, а два мертвых духовных существа несутся к земле. — С такой силой вы тут всех можете уничтожить, — замечает Лоренс. — Мне нельзя атаковать с такой силой поблизости от tramz arc. Ты готов? — Да! — Тогда активируй и покажи свой охотничий потенциал. — Но, мэтр, я же был охотником на вампиров, а не духовных существ, — в шутку спорит юноша, ударяя в последний раз по мечу. В этот момент вдалеке ото всех появляется золотой овал, и из тумана выходит фигура человека, в зрачках которого словно переливается расплавленное золото. Маркелус Оффек тоже дошел до сюда, ведомый последним пророчеством погибших богов. Он намерен отомстить всем!Глава 55
Костяной клинок и посох встречаются в полете и отскакивают друг от друга из-за огромной силы удара. Белт Гуронн сжимает губы, не обращая внимание на боль в руке, и смотрит на лича с посохом. Это действительно очень сильный противник, но старший вампир здесь не один. Высшая нежить бросается в новую атаку, но тут великого приручателя прошлого прикрывает черное крыло. Мастер вылетает из-за спины и отбрасывает врага подальше, прямо туда, где из земли вылезает один из последних сохраненных зверей. Во время второй Темной Эры у Белта был невероятно обширный зверинец, но многие из тварей не дожили до сегодняшнего дня. Даже магическая консервация помогла не во всех случаях. Теперь настало время использовать все средства. Огромная пасть червя проглатывает лича и затаскивает под землю, чтобы невероятно сильный пищеварительный сок разъел тело нежити. Белт знает, что даже металл внутри огромного червя превратится в бесполезный порошок. Но вдруг почва резко поднимается, выпуская наружу купол черного взрыва, в центре которого стоит невредимый противник. Лич указывает посохом на вампиров, и в ту же секунду на них движется огромная глыба острого льда, раздвигая пласты почвы подобно плугу, что тянет летящий дракон. Ночные охотники бросаются в разные стороны, но заклятье имеет второй уровень исполнения: когда глыба поравнялась, то взорвалась острейшими осколками. Белт успел в последний момент возвести магический барьер и пожалеть о том, что так мало времени в прошлом уделял тренировкам в магии. На противоположной стороне Мастер прикрывался Темной Завесой, Фриг Ройт покрыл тело странной броней, а Йос и Кейлт объединили усилия при создании магического щита. Высшая нежить, конечно, серьезный противник, но здесь сразу три старших вампира, так что Белт не испытывает тревоги. Нужно лишь соблюдать осторожность. Теперь первым ходит ставленник Легиона из новейшего времени: Мастер касается кольца на пальце, и в руку прыгает булава с черными острыми гранями. «Держал в магическом подпространстве?» — догадывается Гуронн, а потом в памяти всплывают подсказки насчет оружия, которое Мастер до этого ни разу не демонстрировал. Белт узнает Цветок Боли, как его называли в прошлом. Булава получила такое название из-за формы граней, которые напоминают цветок. А также по той причине, что каждый удар вызывает у жертвы сумасшедший приступ боли. Обычный человек даже при несильном ударе скорее всего умрет от боли, будто кожу сдирают десятки раскаленных лезвий, пока другие сверлят кости. Но как это применимо на нежити, что не может чувствовать боль, Белт не знает. Фриг Ройт смотрит левым глазом на Мастера, и старший вампир вдруг телепортируется за спину личу и наносит сильный удар сверху вниз. Можно было ожидать, что череп разлетится на кусочки, но лич просто падает на колени, а в следующий миг огненные ленты собираются за его спиной в форму могущественного огненного заклятья. Белт отпрыгивает подальше, но стена огня во все стороны движется быстрее. Боль проникает в сознание вместе с запахом горящей плоти. Его плоти! Старший вампир приходит в себя на дымящейся земле и поспешно сбивает пламя. Ожоги сильно болят, но вампирский организм намного крепче человеческого, что был дан при рождении две тысячи лет назад. По земле стелются извивы отрицательной энергии. Йос не является частью Могильной Мглы, но тоже изучал некромантию и смог перехватить контроль над ближайшими потоками, чтобы использовать в своих интересах. Учитывая, что все полководцы армии мертвых сейчас заняты, никто из них не сможет ударить наглого вампира по рукам. Представитель Чангкорпской Линии Крови наконец заканчивает трансформацию и несется прямо на высшую нежить, нисколько не пострадав от взрыва. Сейчас Фриг Ройт выглядит двухметровым чудищем с большой мышечной массой и очень прочной чешуей. Также отрастают когти и костяные наросты на локтях и коленях. Старший вампир причудливым образом перестроил тело, резко повысив физические характеристики. Похоже, каждый напарник припас напоследок что-то интересное. До этого Белт считал, что главной силой Ройта являются пространственные манипуляции. Сейчас вампир из Петро набрасывается на высшую нежить, не обращая внимания на магические удары, словно приобрел нечувствительность к подобному. Зная возможности Чангкорпской линии, Гуронн не удивится, если на время напарник действительно выработал у своего тела иммунитет к магии, как бы странно это ни звучало. Атаку дополняют кровавые стрелы, что отправляет в полет Кейлт, пока Йос и Мастер пытаются обездвижить врага. Белт не спешит присоединяться, так как по коже пробегает странное чувство, словно воздух электризуется. Это дело рук не Легиона и не Сарефа. Оба вампира сейчас в одиночку сдерживают других глав Могильной Мглы. Противостояние в воздухе идет с попеременным успехом, и прямо сейчас Звездный Горизонт странно изворачивается и вонзает клыки в шею Гасителя Света. Резкое движение почти отрывает голову мертвого духовного создания, но подобного урона оказалось недостаточно. Но и не это трубит сигнал тревоги в уши Белта. Нехорошее предчувствие заставляет громко предупредить товарищей, но оказывается слишком поздно. За доли секунды нечто яркое и исполинское пронзает землю в двухстах метрах. Глаза старшего вампира рефлекторно закрываются, чтобы не ослепнуть, а потом земля уходит из-под ног. Грандиозная молния обрушилась с вершины Путей, задев по пути обоих мертвых змеев. Несмотря на то, что ударила в стороне, волна магии прокатилась на многие километры вокруг. Сейчас Белт летит в воздухе как тряпичная кукла, брошенная рукой ребенка, а на поле битвы образовался новый кратер, расходящийся во все стороны от силы удара. Удивительно, но мощь оказалась такова, что Гуронн на несколько секунд даже потерял сознание и очнулся уже на земле. «Легион говорил, что великие духовные существа сейчас должны быть заняты подготовкой Исхода, поэтому не будут обращать внимание на битву, пока не станет слишком опасно. Если это не они, то кто?» — старший вампир с трудом приподнимается над землей. Огромный столб дыма и пыли закрывает место падения молнии, ничего не разглядеть. Страшный магический удар раскидал вообще всех, Белт первым делом видит братьев-вампиров, где Кейлт склонился над Йосом и что-то кричит. Странно, но приручитель gramuru не слышит, что кричит вампир, и только потом понимает, что временно лишился слуха. Из ушей течет кровь, но вампирский организм уже приступил к регенерации. Пошатываясь, Белт доходит до товарищей и видит, что Йосу уже не помочь. Был ли это разряд энергии или какой-то летящий объект, но что-то на огромной скорости прошло сквозь тело некроманта, почти что разделив на две вертикальные половинки. Подобное повреждение даже не каждый старший вампир переживет, за исключением Фрига Ройта. — Йос! Мать твою! Как же так? — слух достаточно восстановился, чтобы услышать, как Кейлт со слезами на глазах поносит погибшего брата, судьбу и вообще всех подряд. Что и говорить, они были родными братьями и заботились друг о друге еще с пеленок, даже не зная, что в будущем будут обращены. — Успокойся! — приказывает Белт, оглядывая округу. Быстро находит Фрига Ройта, что нисколько не пострадал, и Мастера, который зарылся в землю, но теперь поднимается из нее и отряхивается. Но гораздо более интересует высшая нежить. А вот и она, алый плащ снова сгорел к чертям, но в остальном мертвец не пострадал и продолжает скалиться черепом. Белт не успел придумать следующий шаг, как вдруг Кейлт начинает очень громко орать, а вокруг его тела носится багровый ураган. Нетрудно узнать заклятье из списка магии Крови. — Ты что задумал?! — кричит Белт, но вампир уже не слушает и забывает о субординации. Но старший вампир не собирается силой останавливать Кейлта, и даже напротив отбегает еще дальше. Маг Крови только что свихнулся и активировал «Воспламенение крови». Это жуткое самоубийственно заклятье, которое обязательно уничтожит тело заклинателя. Но вместе с тем имеет шансы забрать в могилу и врага. Кейлт вскакивает на ноги и несется прямиком к личу, словно именно он вызвал ту молнию. Фриг Ройт и Мастер тоже понимают, что задумал Кейлт и бросаются в разные стороны. А вот лич, похоже, не знает, что с помощью этого творили вампиры во времена Алого Террора. Кейлт добегает до жертвы с раскрытыми объятиями и получает удар в живот. Но это не останавливает вампира, сейчас его кровеносная система слетает с катушек, временно увеличивая физические данные. Посох насквозь пронзает мага, но последний все равно движется вперед и обнимает высшую нежить. В этот момент кровь в жилах сжигает весь доступный резерв маны, превращаясь в огнеопасную смесь, а скорость кровотока становится такой высокой, что даже сердце вампира начинает разрываться. — А-а-а! — просто орет Кейлт и активирует заклятье. На поле боя образуется новый кратер из-за шара взрыва после прохождения критической точки воспламенения крови. Кейлт отдает свою жизнь, чтобы нанести удар, который никогда бы в жизни не смог сотворить. Тепловая волна в одно мгновение догоняет Белта и начинает буквально испарять. Но старший вампир успевает прыгнуть в пасть очередного прирученного зверя, что появился из-под земли. Вампир прыгнул прямо в утробу в надежде снизить получаемый урон. Тем временем gramuru начинает зарываться в землю, но та стремительно испаряется. Потом тепловой ореол достигает кожи помощника, вызывает ожоги, которые убивают создание. Потом кожа сгорает, испаряются мышцы, доходит черед до внутренних органов, даже магический барьер трещит по швам. К счастью, эффект длится недолго, так что Белт сумел пережить катаклизм, не сварившись заживо. «Воспламенение крови» создает ужасающий тепловой эффект, в зоне действия которого все сгорает и плавится независимо от природы материала. Даже старший вампир может серьезно пострадать. Белт Гуронн осматривает лавовый пейзаж, где была обычная степь. Глаза не видят лича, значит, он сгорел, находясь в эпицентре. Жаль только, что главный некромант легко вернет его к жизни, если Легион все же не победит. Вскоре появляются Мастер и Фриг Ройт, что тоже выжили каждый своим способом. Почти полукилометровая окружность вокруг стала выжженной и пустынной. «Ну, теперь мы можем помочь Сарефу или…», — старший вампир не успевает закончить мысль, так как нечто появилось за спиной. Огромной силы удар пробивает спину и выходит из груди. Белт Гуронн озадаченно смотрит на костяной посох, по которому течет кровь. Следом тело разрывают черные молнии. Тлеющий мертвец стоит над поверженным вампиром, а алые вихри в его глазах не сулят двум оставшимся ничего хорошего. Они явно недооценили своего противника. Такая мысльодновременно приходит в голову каждому.Глава 56
В процессе боя Сареф переместился почти на два километра в сторону от остальных вампиров. В горячке схватки ему совершенно не до слежки за остальными. Если им повезет, то выживут и отправятся в родной мир вампиров. Если нет, то ничего не поделать. Сейчас все мысли занимает Коронованный, лич из древности, что замахивается мечом. Старший вампир уходит от удара во вспышке белого пламени, а после сам переходит в мощную контратаку. Стиль Белого Пламени разрабатывался исключительно под бой без использования оружия, но Сареф умудрился окутать огнем из внутренней энергии клинок из алхимических чернил, что оставляет пылающую рану на теле врага. Вот только высшей нежити такие раны нипочем, лич вызывает вокруг себя вихрь зеленой энергии, что трансформируется в танец острейших клинков. Жуткое заклятье, что одновременно можно использовать и для защиты, и для нападения. Юноша понимает, что нужно сохранять предельную осторожность, пока не придет время для нанесения настоящего удара. Система теперь почти бесполезна для анализа угрозы противника. Возможно, из-за самого лича или потому, что Кадуцей постарался. Даже «Мелодия мира» работает с заметным скрипом и может пропасть, словно музыкант вдруг сбивается с мелодии. К счастью, у Сарефа есть то, что оковами Системы не регулируется. В теле и разуме гуляют ураганы боли из-за столкновения душ Герона и Темпкрова. Большая часть их влияния уходит на борьбу друг с другом, так что остается лишь ловить волны их силы и использовать по своему усмотрению. Но это лишь в теории выглядит хорошо, на самом деле есть риск буквально разорваться пополам, если перестать контролировать ситуацию. А боль… Боль можно потерпеть. Это давний спутник Сарефа, на присутствие которого тело все меньше обращает внимания. Вихрь изумрудных клинков вдруг замирает вместе с великим мертвецом из-за зоны покоя Короны Штормов. Сареф змеей пробирается через защиту заклятья, а в руке дрожит золотой меч из солнечных лучей. От силы бога солнца алхимические чернила начинают плавиться, с лезвия то и дело срываются раскаленные капли, так что с ударом нельзя медлить. Золотой меч вонзается в грудь лича лишь на кончик. Сареф напрягает все силы, а после отменяет зону покоя. Когда преграда исчезает, солнечный клинок входит как по маслу в грудь высшей нежити. Следом воздух воспламеняется, и вокруг сражающихся теперь носится золотопламенная буря. Сареф не испытывает урона от силы Герона, а тело лича начинает рассыпаться до состояния горячей золы. Через несколько секунд от противника остается лишь кучка под ногами. Вампир тяжело дышит и вновь укрепляет барьеры вокруг душ. Победитель понимает, что вряд ли бы справился с таким врагом без силы Древних вампиров. Где-то ближе к горе вздымается из земли целый лес. Но не обычный, а созданный из алых клинков. Острые сооружения на огромной скорости вырываются из земли, а после по ним начинают скакать красные молнии. Это дело рук Легиона, что пытается убить мэтра Вильгельма. Несмотря на то, что времени прошло достаточно, их бой еще продолжается. Высший вампир может убить человека одной лишь аурой, но бывший наставник из Фернант Окула больше не является обычным человеком. И Сареф, и Легион уверены, что некромант не стал нежитью, физиологически он жив, но прожил почти пять тысяч лет, значит, вышел на какой-то особенный уровень существования, где есть возможность соперничать даже со сверхсуществами. При этом Сареф помнит, что Легион до прибытия юноши в новый мир победил и заточил мэтра Вильгельма в Фондаркбург, а после заставил подписать магический контракт и помочь новому Вестнику освоиться в незнакомом мире. Однако сейчас высший вампир не может победить так же легко. Либо мэтр Вильгельм раньше искусно скрывал силу, либо смог ею воспользоваться только после начала Темной Эры. Вдруг чутье Темпкрова посылает мощный сигнал тревоги, и Сареф рефлекторно ускоряется прочь отсюда. Небеса пронзает величественная молния, задевает двух борющихся змеев и вонзается в землю. Колоссальные объемы энергии расходятся во все стороны, но сейчас юноша почти что занес ногу над ступенью высшего вампира, так что смог оторваться от взрывной волны обычным бегом. Жаль только, что блокада телепортации все еще действует. Следом огромную территорию закрывает облако дыма и пыли, так что не получается увидеть, как дела у Легиона и группы старших вампиров. За спиной раздаются шаги десятков трупов из задних рядов воинства Могильной Мглы. Золотая полупрозрачная волна исходит от тела Сарефа и поджигает низшую нежить. Сразу сотни мертвецов рассыпаются прахом, пока некромант снова не вернет в строй. Для текущего уровня сил их даже противниками назвать нельзя. Старший вампир уверен, что легко сожжет даже сто тысяч. Но вовсе не низшая нежить представляет опасность. Где-то впереди Сареф чувствует мощный выплеск силы и огненный ореол. «Помогу сначала Мастеру и остальным», — Сареф решает, что Легион достаточно силен и справится без посторонней помощи. Или хотя бы продержится достаточно долго. Другая причина заключается в «живом» мече. Если Сареф попадет под его удар, то пиши пропало. Даже сила Древних вампиров не защитит от подобной атаки. Только демоны могут придумать контрмеру, но они сейчас заняты продавливанием обороны духовных существ с другой стороны кратера. Земля вздрагивает под ногами, когда приземляется голова Гасителя Света. Рядом падает и Звездный Горизонт. Эти духовные существа уже мертвы, так что та молния их разве что оглушила. Но Сареф смотрит в сторону товарищей по команде и разгоняется до предельно возможной скорости. А после создаёт вокруг себя концепцию движения и многократно увеличивает скорость. Силуэт бегущего вампира вдруг просто исчезает, а после катится кубарем рядом с отрядом вампиров. Всего за доли секунды он преодолел почти два с половиной километра благодаря ускорению Короны Штормов. Правда, на такой скорости переставлять ноги и смотреть куда наступаешь очень сложно, именно поэтому Сареф был вынужден тормозить падением, запнувшись в процессе. Когда поднимает голову, то видит, что лич пронзил и разорвал тело Белта Гуронна. Все-таки это противник, с которым обычным старшим вампирам будет очень сложно, не говоря уж о рядовых кровопийцах. Йос и Кейлт тому подтверждение. Эти братья имели все шансы однажды подняться на более высокую расовую ступень, но случиться этому не суждено. Потоки черного ветра повинуются движению посоха, но теперь в бой вступает Сареф. Сила Древних снова бурлит в теле с чувством рвущихся сосудов и трескающихся костей. Размытый силуэт теперь появляется за спиной лича и повторяет фокус высшей нежити. Золотой клинок пробивает насквозь, а после яростные солнечные лучи обращают врага в прах. Мастер и Фриг Ройт непроизвольно отступили подальше, хотя юноша контролировал направление атаки. Теперь Могильная Мгла лишилась двух полководцев, хотя пока жив мэтр Вильгельм, могут вернуться и они. — Вот спасибо, — говорит Фриг Ройт, обратившийся в какое-то чудище. — Жаль только Белта. Сареф смотрит на погибшего товарища и уже никакие силы не справятся с такими повреждениями. Белт Гуронн наконец нашел покой на поле битвы. Плакать по нему тоже никто не будет, но тут взгляд юноши начинает искать кое-кого конкретного. — Подождите, а где Кастул? Разве он остался не с вами? — Сначала был рядом, а потом побежал за Легионом, — рассказывает Мастер. Сареф кивает, так и подумав. Даже сейчас грандмастеру хочется остаться на острие атаки, ведь это место как раз для самых сильных и решительных, что войдут в историю. Даже если её будет некому рассказывать. Теперь им тоже нужно идти к Легиону и помочь навсегда остановить продвижение Могильной Мглы. Тем временем грандиозная битва кипит по всему кратеру. Гаситель Света и Звездный Горизонт вновь сцепились друг с другом, а на горизонте движется черная туча со всполохами молний внутри. Демоны уже преодолели первые заграждения духовных существ, хотя собирались принять исключительно пассивное участие в захвате tramz arc. Не всё и не всегда идет по плану, и такие древние и умные существа должны понимать это. Учитывая, как легко Нитрин Деволт принял необходимость вмешательства, с рациональными решениями у них проблем не бывает. С третьей стороны кратера движется другое облако, но уже полностью морозное. За ним остается ледяная пустошь, а пурга скрывает личности атакующих. Но вампир знает, что там находится архимаг Манарии Эзодор Уньер. Тот, с кем даже Сареф скорее всего не справится. Облако истинной зимы движется на огромной скорости, но пока отстает от прогресса демонов. — Мы идем? — отвлекает от размышлений Мастер, перехватывая булаву. Сареф лишь кивает и срывается на бег. Два старших вампира бегут следом, чтобы помочь Легиону. Несмотря на то, что по силе они уже уступают даже Сарефу, но прятаться точно не будут. Отличная психологическая подготовленность и даже зачатки рационального безумия — подспорье, что может помочь в бою даже с более сильным и умелым противником. Схватка высшего вампира и некроманта тем временем в разгаре. Законы реальности смешиваются, разрушаются, а после воссоздаются как-то иначе, но ничего из этого не помогает окончательно добить врага. Изумрудные копья движутся бесконечным фронтом и сталкиваются с алыми мечами: сейчас мэтр Вильгельм по уровню сил не уступает Легиону. К тому же вокруг фигуры некроманта не просто бурлит море отрицательной энергии, оно по всей площади выстреливает острыми лезвиями, будто кто-то пытается мечом пробить поверхность. Следом отрицательная энергия застывает, словно цемент, образуя платформу из черного отполированного камня, на поверхности которого пляшут блики от столкновения многочисленных магических атак. Следом невидимые руки расчерчивают магический круг, а следом еще один, соприкасающийся в одной точке. Постепенно пол полностью покрывается колдовскими структурами, которые некромант готовил на протяжении тысяч лет. В отличии от всех остальных ему не нужен tramz arc, поэтому в этом противостоянии он будет находиться ближе всех к победе собственным путем. Так как мэтр Вильгельм хочет прекратить игру, ему достаточно лишь разрушить последнюю возможность спасения, а именно пробить защиту великих духовных существ и расколоть чертову скалу от верхушки и до основания. Что будет потом, его совершенно не волнует. Того, кто ищет смерти, а не спасения, невозможно запугать наказанием или гневом могущественных сил. Рядом возникают водовороты, из которых появляются два помощника-лича. Сколько бы их не убивали, Могильная Мгла может возвращать в мир живых неограниченное количество раз. Кости первого лича начинают перестраиваться и сливаться с посохом, что плывет к левой руке мэтра Вильгельма. Коронованный тоже начинает исчезать, превратившись в облако отрицательной энергии, что впитывается в корону. Раскаленный клинок в руке разламывается, а невидимый ветер подхватывает искры и направляет их на символ власти. Корона вспыхивает багровым огнем и оказывается над головой некроманта, вынимающего правой рукой «живой» меч, что получился из души, тела и стремлений Луки. Вся Могильная Мгла сейчас отдает силы тому, кто готов исполнить общее желание.Глава 57
Лоренс тяжело дышит, так как последнее средство забирает довольно много сил, а ведь еще не активировалось. «Поющий» меч дрожит и вертится, поэтому приходится крепко сжимать рукоять сразу двумя руками. Волны силы слетают с клинка и рассеиваются в пространстве, пока меч готовится воспроизвести музыку давно минувших событий. Вокруг тем временем кружатся тысячи снежинок. Эзодор Уньер вызвал жуткую морозную бурю, и пока юноша не отходит от мага, холод не будет наносить урона. С двух других сторон высокой черной скалы тоже кипит невиданное побоище. По левую руку грозовая туча разряжается сотнями молний, а духовные существа направляют в ответ высокие валы из духовной энергии. Местные обитатели взяли скалу в плотное кольцо, значит, им тоже придется столкнуться с ними. По правую руку Могильная Мгла и вампиры схватились между собой, а духовные существа ждут появления победителя. «Поющий» меч вдруг издает протяжный звон, что проносится по телу Лоренса, вызывая непроизвольную дрожь. Эту возможность он берег до самого конца, чтобы принять живейшее участие в формировании финала затянувшейся на три Эры истории. Вскоре они приближаются к первой линии обороны, что стоит в одном километре от центра кратера. По словам архимага здесь собрались самые сильные духовные существа, но молодой человек не может толком разглядеть этого в светящемся барьере. На самом деле куполообразный барьер вокруг скалы является следами движения духовных существ. Их так много, что на глаз можно посчитать сотни тысяч или даже миллионы. Но при этом они держатся на небольшом объеме пространства, создавая область невероятного духовного давления. Лоренс не уверен, какая нужна сила для пробития такой обороны. Уже сейчас возникает ощущение, что идешь против сильного встречного ветра, а вблизи сила давления даже металл сплющит в блин, потом закатает в трубочку и пнет на другой конец вселенной. Без мэтра Эзодора прорыв точно был бы невозможен. Чародей шагает с гордо поднятой головой, словно имеет законное право находится здесь. На слишком спокойном лице нет и намека на тревогу или беспокойство. Либо это следствие огромной силы, либо уверенности и большого жизненного опыта. Либо и то, и другое одновременно. Когда пересечена невидимая черта, духовные существа переходят в яростную атаку. Лоренс тут же падает на колени из-за шквала силы, что проходит рядом. Сейчас господин архимаг берет противостояние на себя, но скоро и Лоренсу придется вступить в сражение согласно уговору. Морозная буря выпускает собственные когти, холодные и острые, чтобы остудить даже духовную кровь и разрывать ядра духовных существ. Настоящий дремучий лес из чистого льда вырастает вокруг, а шипы и грани пронзают несущихся во весь опор защитников скалы. Воздух наполнен разным шумом от гула потоков духовной энергии и до треска лопающегося льда. Первая атака захлебывается в морозной завесе и ледяных пиках, что крепче стали. Разнообразные духовные существа в виде энергетических шаров и причудливых созданий погибают сотнями перед тем, как вновь отхлынуть на прежние позиции. Теперь мэтр Эзодор взмахивает рукой, и ледяной дождь погребает под собой несколько квадратных километров. Лоренс так и не стал докой в магии, но все равно понимает, что обычная стихийная магия не особо эффективна против духовных существ такой силы. Однако волшебство архимага причудливым образом меняет баланс сил, продолжая сеять смерть в стане врага. Духовные существа навсегда замирают, скованные льдом, а после рассыпаются снежным крошевом. Отсюда кажется, что даже энергия застывает холодными скульптурами. «Если он продолжит давить, то не удивлюсь, если заморозит всю духовную энергию в пространстве, и тем самым заставит застыть всё, что находилось в нем. Даже магию и мысли», — по лбу Лоренса катятся капли пота из-за сильного усилия, несмотря на низкую температуру вокруг. Руки уже онемели и словно перестают слушаться, но юноша продолжает крепко сжимать «поющий» меч, что постепенно приближается к началу исполнения великой композиции. А до конца таймера, что видит только Лоренс, осталось чуть меньше пятнадцати минут. «Конец уже близко». Архимаг пробивает первую линию обороны, а следом и вторую. Сейчас они буквально летят вперед на льдине, что появилась под ногами. Вдруг мэтр Эзодор останавливает движение и поворачивает голову направо. В его взгляде Лоренс впервые увидел тень беспокойства. — Мне нужно уйти туда. Ты готов? — строго спрашивает чародей. — Да. А что там случилось? — с трудом отвечает юноша. — Мэтр Вильгельм готовится нанести удар. Мне нужно срочно вмешаться. Миг, и от мага след простыл. «Похоже, ему даже плевать на блокаду пространственных перемещений», — размышляет Лоренс, смотря на падающий снег. Он так и не узнал точно, что задумал архимаг из-за постоянного подслушивания Водоворота Снов, но чувствует, что его план принесет спасение. «Вот только спасать особо некого», — этого юноша все еще не понимает, но все равно выполнит задание до конца, чтобы получить свою награду. Молоточек в последний раз бьет по клинку и отбрасывается в сторону. Больше он не пригодится. И раз мэтр Эзодор сейчас будет занят Могильной Мглой, то Лоренсу нужно будет прорвать третью линию обороны и обезглавить здешнее «руководство». Любой, кто услышал бы мысли юноши, покрутил бы пальцем у виска. Разумеется, Лоренс не обладает силами для выполнения такой задачи, но так было не всегда. В прошлом доводилось вытворять даже более безумные вещи, и «поющий» меч помнит всё. Волшебный клинок помнит реки крови и изрубленные тела, лежащие на полях битв. Помнит чудовищные грозы и блеск чешуи ужасных созданий. Помнит алое светило и огненный диск. Помнит усталость, грязь и скорбь о гибели близких людей. Помнит вторую Темную Эру от начала и до конца. Перед юношей возникает человеческий силуэт, что обходит Лоренса и заключает в теплые объятия. После помогает подняться, прогоняя усталость и наполняя тело огромной силой. Вибрации оружия теперь настолько частые, что глаза не могут их различить. Молодой человек делает первый шаг навстречу врагам, чувствуя на плечах поддерживающее касание ладоней. Впереди вырастает рептилия с тремя головами, а клыки источают невероятный духовный яд. Но несмотря на то, что противник на пять корпусов выше, Лоренс бесстрашно переходит на бег. Вслед мечу остается дуга голубого света, что проходит сквозь тело духовного существа. Лоренс видит, как угасает сознание и жизнь в глазницах врага. Он, похоже, даже не понял, как умер. Прямо сейчас и до конца противостояния рыцаря с «поющим» мечом уже ничего не остановит. И пускай просчитать линии вероятности в таком месте невозможно, Лоренс внутренне уверен в победе. Яркой вспышкой он бросается вперед через полчища духовных существ. Пока чувствует на плечах до боли знакомое касание, он почти что непобедим. Но когда время закончится, скорее всего закончится и его жизнь. Широким размахом меч проносится перед корпусом и рождает волну света, что разрезает кого угодно на своем пути. Ограничения человеческого тела временно забыты, пока «поющий» меч напевает песнь триумфа прошлого. Молниеносные росчерки сопровождают бегущую фигуру, и никто не может остановить одинокого бойца, за которым стоит великая сила. Духовные существа стараются усилить напор, но ничего не помогает. Лоренс является темной лошадкой пятой стороны конфликта, во главе которой стоит Эзодор Уньер, которому вообще никто не соперник в настоящее время. Участие в последней битве было обговорено заранее. За исполнение своего сокровенного желания Лоренс поклялся архимагу принять участие и высвободить все свои силы, когда придет время. Вторым обещанием было оказывать поддержку Громовому отряду, пока в этом есть необходимость. Юноша считает, что сделал всё, что мог, чтобы помочь спастись хоть кому-то. Но не всегда планы претворяются в жизнь безукоризненно. Сотни духовных существ наваливаются на одинокого воина, но падают замертво под бомбардировкой яростных лучей. Лучами оказываются выстрелы лучников, что появляются в дымке за спиной. «Поющий» меч проигрывает музыку прошлого и призывает на помощь подмогу. Фигуры людей идут за владельцем меча и вынимают собственные призрачные клинки из ножен. Кавалерия готовит пики и щиты к бою, а лучники вновь натягивают луки. Из ниоткуда появляется новое воинство, что обрушивается на врага. Оно не имеет духовной или магической природы, как и не является результатом особой некромантии. «Поющий» меч работает по особым законам, затрагивая обычно скрытые процессы мироздания. Сам Лоренс лишь знает, как с ним работать, но не ведает, почему подобное возможно. Очередной взмах не просто убивает множество духовных существ, но и открывает прямую дорогу к черной скале. «Я пробился!» — радуется юноша, тело которого продолжает бить неконтролируемая дрожь. Но неожиданно он оказывается далеко не единственным, кто дошел до сюда, расчищая себе путь мечом. Черные стены возникают справа, а после пространство Путей там схлопывается с огромной силой, перемалывая всех, кто угодил в страшную область. На площадь перед скалой вырывается мускулистый воин в окружении целого моря из внутренней энергии. Лоренс сразу понимает, что это тот самый грандмастер из отряда вампиров по имени Кастул. Вероятно, его отправили вперед, чтобы пробить оборону духовных существ. Воин вертит головой в поисках нового сражения и замечает Лоренса. С довольной улыбкой делает огромный прыжок вперед, и вместе с ударом меча появляется пропасть глубиной метров в двадцать на том месте, где только что стоял юноша. В любой другой ситуации Лоренс бы моментально проиграл грандмастеру боевых искусств, но сейчас действует благословение, что временно приближает к божественной границе сил. Недостаток умения будет восполнен силой и скоростью. Два меча сталкиваются с оглушительным взрывом. Оппонент покрывает оружие плотной оболочкой из внутренней энергии, поэтому не опасается бить со всей силы. Но он вряд ли знает, что «поющий» клинок еще более крепкий и имеет скрытые возможности для атаки. Почти невозможная частота вибраций передается при каждом ударе, и после шестого столкновения меч врага разлетается осколками. Видно, как удивлен Кастул подобному исходу, ведь он впервые в жизни столкнулся с противником, который вооружен таким мечом. Но грандмастера это не может остановить. Теперь использует ребро руки, чтобы разрезать пространство и всё в нем, но волна «поющего» меча останавливает жуткую атаку. Кастул отпрыгивает и с удивлением смотрит на окровавленную руку. Только сейчас он понимает, что не существует защиты, что может уберечь от подобного. Потом переводит взгляд на сияющий голубым клинок врага. — Какое замечательное оружие! — хвалит Кастул, впервые в жизни не испытывающий негативных эмоций от поражения. Даже напротив, когда Урхаб стал полностью единым с Кастулом, финал приключения вызывает только приятные ощущения завершения сложной задачи. — Согласен! — улыбается Лоренс. Приходится говорить очень громко, чтобы перекричать рев Гасителя Света и Звездного Горизонта, что вновь вцепились в небе. Тьма и Свет над головами кружатся и пока неясно, кто именно из них побеждает. — Если бы у тебя был такой же меч, то ты бы победил! — Лоренс взмахивает мечом, чтобы нанести последний удар. Каким бы Кастул не был быстрым, лучи света бьют во все стороны разом на невозможной скорости. Падает мастер из Срединных земель уже мертвым, но улыбка подсказывает, что он настойчиво искал смерть. Дойдя до конца, у него просто не осталось больше желаний в этом мире. А следом появляется огромная волна мрака…Глава 58
Сареф и Легион обрушивают одновременные атаки на мэтра Вильгельма, причем юноша старается держаться со стороны левой руки некроманта, что сжимает посох. «Живой» меч, что несет волю Луки, блокируется игольчатым оружием высшего вампира. Оба ночных охотника вынуждены моментально разорвать дистанцию из-за черного вихря концентрированной Могильной Мглы. Вильгельм Вигойский, чье настоящее имя затерялось в веках, стоит с гордо поднятой головой. Вряд ли его испугает численное преимущество и собственная смерть. Сареф вспоминает первую встречу с кургане с призраками, а потом повторное знакомство на экзамене в Фернант Окула. Словно против воли появляются воспоминания о долгих часах занятий в черной башне и помощи некроманта с переизбытком поглощенных душ. Несмотря на то, что мэтр Вильгельм не считал себя союзником Сарефа и Легиона, а также знал, что выступит против них, но к своей части уговора с высшим вампиром подошел со всей ответственностью. Юноша получил множество знаний и уроков, которые помогли в дальнейшем пути. За это Сареф благодарен наставнику, но теперь пришла пора поставить точку в истории этого странного, несчастного и очень талантливого человека. Сейчас мэтр Вильгельм становится средоточием мощи Могильной Мглы, поэтому всё вокруг него начинает резко увядать и умирать. Некромант и сам подобного не переживет, вот только именно к этому он и стремился. Черный вихрь вокруг постамента из черных блоков убивает и живые организмы, и рассеивает магию. По сути там сейчас образуется локальный полюс Сил, где привычные законы перестают работать. «Пока что не ясно, почему он решил остановиться здесь вместо того, чтобы дойти до скалы», — думает Сареф и приходит к выводу, что для исполнения замысла ему и не нужно подходить к tramz arc. — Его нужно остановить, но ни магия, ни сила Древних вампиров не может преодолеть зону абсолютной смерти, — говорит старший вампир. — Согласен, — пожимает плечами Легион. — Однако он переиграл нас. Я договорился с Нитрином, что некромант окажется рядом со скалой, но он вдруг решил остановиться здесь. Сареф понимает, что высший вампир знал, что враг может выкинуть такой фокус, поэтому договорился с демонами о помощи. Вот только демоны сейчас заняты уничтожением духовных существ, что остались без поддержки самых могущественных. Юноша не знает, чем именно они заняты, но нетрудно догадаться, что пытаются в последний момент совершить-таки Исход. Рядом встают Мастер и Фриг Ройт, но тоже ничем помочь не могут. Любой объект, энергия и даже мысль будут убиты черным вихрем, что уже поднялся выше облаков. Даже если Легион прикажет Гасителю Света рухнуть с небес и придавить собой некроманта, то ничего из этого не выйдет, мертвое тело рассыпется прахом до того, как достигнет земли. С земли можно увидеть, как два мертвых змея огибают черный вихрь. — Не думаю, что есть повод для беспокойства, ведь сюда движется еще кое-кто, — загадочно говорит высший вампир. — Кто? — нетерпеливо спрашивает Фриг, ожидая увидеть нового врага. Ответом служит клетка с сияющими прутьями, что заключает в себе черный вихрь. После конструкция начинает сжиматься и касается губительной зоны. Сареф ожидал, что магия тотчас рассыпется, но происходит кое-что неожиданное. Черные потоки Могильной Мглы вдруг застывают во льду. Отсюда кажется, что вихрь обернулся черным льдом. — Это архимаг Манарии Эзодор Уньер, — продолжает высший вампир. — Он уже продавил оборону. Даже быстрее демонов. — И что мы будем делать с ним? — поворачивает голову Ройт. Он единственный поддерживает разговор, пока Сареф и Мастер привычно хранят молчание. — Спроси у Сарефа, — улыбается Легион. Теперь всё внимание приковано к юноше, который равнодушно пожимает плечами. — То есть ты уже в курсе, что я работаю сразу на два лагеря? — Знал это почти с самого начала, — фыркает высший вампир. — И раз не предпринял никаких действий, значит, нашел в этом выгоду, — продолжает Сареф. — Верно. Для выполнения своей задачи тебе нужна была моя поддержка, иначе ты бы тогда не согласился, не так ли? Легион намекает на их бой в Порт-Айзервице, где Сареф лишь подыграл высшему вампиру, что действительно хочет вернуться домой и готов ради это пожертвовать чем и кем угодно. — Ты подумал, что сможешь меня провести, и это почти получилось, но я все равно раскрыл тебя. Ты лишь притворялся верным исполнителем Темной Эры, но по факту преследовал собственную цель. Но раз тебе нужно было исполнить конец света, то я не стал ничего говорить и поддерживал тебя, как ни в чем не бывало, ведь это нужно было и мне. — Одно лишь мне неизвестно: что именно ты искал на этой войне? — продолжает Легион. — Каким бы умным я не был, постичь твой замысел не могу. Тебе неинтересно ни возвращение домой, ни уж точно спасение мира. Понятное дело, что ты запрятал это так глубоко, что ни я, ни мэтр Вильгельм, ни Водоворот Снов бы не вызнали. Может, расскажешь, пока твой союзник мнет бока некроманту? В этот момент лед начинает трескаться с оглушительным грохотом, и многочисленные обломки несутся к земле. Впереди происходит противостояние, в которое им можно не лезть. Мастер продолжает стоять невозмутимо, а прочесть эмоции на лице мешает маска. Фриг Ройт же криво улыбается, слушая разговор двух вампиров. — А зачем? Своих обещаний я не нарушил. Я сделал всё, чтобы помочь вампирам вернуться в родной мир. Мы сотрудничали только потому, что это был самый простой способ исполнения задуманного. — Я не спорю, просто хочу удовлетворить любопытство. Но если не хочешь, настаивать тоже не буду. Продолжить разговор они бы в любом случае не смогли бы, так как возникает купол беспроглядного мрака, что очень быстро несется вперед. Он накрыл собой большую площадь вокруг центральной скалы, и даже Легион не успел дернуться, чтобы отбежать подальше. Однако никакого урона область не наносит, значит, у этого другое предназначение. Сареф вдруг слышит мысленный зов и срывается с места. Остальные вампиры смотрят вслед удаляющейся ауре, но никто не бежит следом. Легион в любом случае получил то, что хотел, так что не против того, чтобы Сареф тоже закончил свои дела. Юноша несется в темноте и вскоре оказывается перед стеной сверкающего льда. На холодной поверхности появляются руны, которые образуют сложный колдовской рисунок, после чего появляется проход внутрь зоны, где заключен Эзодор Уньер и Вильгельм Вигойский. А вот и они: стоят друг напротив друга на черных камнях. Здесь тоже царит мрак, но лед постоянно испускает свет, так что всё видно очень хорошо. Мэтр Вильгельм погрузил «живой» меч глубоко в центр сложной магической фигуры для активации какого-то действия, так что старший вампир без опаски подходит ближе. — А, и Сареф пришел, — улыбается мэтр Вильгельм. Он в меньшинстве и потратил много сил. Инстинкты Темпкрова безошибочно определяют уровень угрозы. Но при этом не кажется, что счастье на лице некроманта напускное. Возникает ощущение, что он действительно добился того, чего хотел. — Здравствуйте, мэтр Вильгельм, — Официально приветствует Сареф, как было положено в магической академии Фернант Окула. В бою было не до этого. — Господин архимаг. Юноша также поклоном приветствует мэтра Эзодора и ждет развития событий. Не просто так архимаг ведь позвал сюда. — Я уже победил, поэтому можете делать, что душе угодно, — некромант распрямляется и победно разводит руки. — Не радуйся раньше времени, — отвечает архимаг. — Я ведь еще в академии предупредил тебя, чтобы ты не лез в дела третьей Темной Эры. — Я не боюсь тебя, — некромант поднимает костяной посох, а пламенная корона над головой разгорается с новой силой. Но перейти в атаку он не успевает, так как черная молния пронзает насквозь и отправляет в полет. Костяной посох вспыхивает черным пламенем и сгорает без остатка, а корона рассыпается искрами. Следом над телом появляется черный дым, в котором сгорает одежда и плоть, чтобы оставить после себя лишь какие-то сверкающие кристаллы. Странные предметы поднимаются в воздух и оказываются в руках мэтра Эзодара. Миг, и они просто исчезают. Сареф непонимающе смотрит на чародея в ожидании каких-либо объяснений. — Что он имел в виду? — спрашивает вампир. — Он перехитрил и меня, и тебя, — отвечает маг. — Видишь «живой» меч? Он на самом деле был создан не на воле того авантюриста, а на собственном желании мэтра Вильгельма. — Против какой цели? — Сареф начинает ощущать волнение, так как подобного варианта не рассматривал. — Против tramz arc. Я сумел его остановить, но удар все же был нанесен. Транспорт цел, но системы, что привела бы его в движение, больше нет. «Мать твою!» — мысленно ругается вампир и присовокупляет множество других ругательств и проклятий. Давненько такого не испытывал, но сейчас не время терять голову. Юноша трет лоб, пытаясь придумать какой-то выход из ситуации. С таким повреждением теперь никто не сможет совершить Исход. Ни великие духовные существа, что сейчас тоже выйдут на поле боя, ни вампиры или кто-либо еще. — Можно ли заменить это чем-нибудь? — Да, но нужна колоссальная сила, — кивает собеседник. — Есть вероятность, что я смогу задать импульс, но это перечеркнет наши планы и сделает всё бессмысленным. Мрак вокруг постепенно рассеивается, а ледяная преграда разрушается. За спиной слышен смешок Легиона, который тоже видит, куда именно был нанесен последний удар мэтра Вильгельма. Он понимает, что только что их путешествие накрылось медным тазом. — У меня сил на это не хватит, — говорит высший вампир. Две группы спокойно стоят рядом, хоть и не являются официальными союзниками. В этот момент появляется и еще кто-то, в ком Сареф чувствует силу Герона. Маркелус Оффек каким-то образом прошел через поле битвы и достиг этого места. Взгляды всех присутствующих устремлены на него, а сам жрец смотрит только на Сарефа. При этом он не видит юношу или вампира, для него фигура выглядит как клетка для души Герона. В том пустынном городе полководец Герона, имя которого Маркелус почему-то забыл, передал почти все остатки сил жрецу и дал великую миссию — освободить бога солнца! Слова пророчества звучат в ушах жреца: «И когда предстанет пред тобой Вестник Тьмы, что поглотил священный свет, надобно собраться с силами и сразить его». То же Оффек начинает громко скандировать вслух. Человеческий разум полностью покинул его, золотой огонь выжег все воспоминания, страхи и желания, оставив только последнюю волю сына божества. — Ты умрешь! — кричит обезумевший человек, из которого водопадами изливается сила Герона, переданная канувшим в небытие полководцем.Глава 59
Подобного сюрприза Сареф точно не ожидал. Словно черт из табакерки на сцене появляется Маркелус Оффек, переполненный силой Герона. Мозг тут же начинает искать решение для этой задачи и находит его очень быстро. Герон перед смертью отправил куда-то часть своей силы, и вполне ожидаемо, что получателем был тот, кого вампир больше не может вспомнить. А после получатель передал эту и свою силу человеческому жрецу, чтобы он исполнил приказ. Возможно, именно поэтому Мастер справился со своей миссией без особого труда. В глазах человека нет и капли разума, ему совершенно плевать, что он собирается перейти дорогу очень могущественным силам. «Однако им удалось меня удивить», — Сареф вдруг ощущает вампирскую ауру. Сибо бога солнца использует свойство двойственности, чтобы сделать из человека вампира. Через секунду становится так, что один Герон поглощен Сарефом, а другой — стоит перед всеми. Ни тот, ни другой не является полноценной сущностью, и ясно, зачем был послан жрец. Ситуация не успевает перейти к активным действиям, так как могущественные духовные существа тоже выходят на поле боя. Как только мэтр Вильгельм повредил tramz arc, их попытки совершить Исход стали бесполезными. Туманная фигура появляется с другой стороны, в то время как остальные духовные существа перегораживают проход демонам и ритмичному урагану странных лучей, что создает подобие музыки. Все стороны сейчас оказались в патовой ситуации, так как никто не может воспользоваться последней возможностью покинуть гибнущие Пути. По первоначальному плану должно было произойти противостояние, в котором бы решилось право владения tramz arc, но теперь нужно придумать что-то другое. И определенная идея появляется в голове Сарефа. — Легион, мэтр Эзодор, — громко говорит юноша. — Займитесь жрецом. Я буду занят Кадуцеем. Высший вампир и архимаг с интересом смотрят на предложение, а потом друг на друга. — У тебя есть какой-то план? — Спрашивает Легион. — Да. — Я понял, только сделай быстро. Гниль Могильной Мглы уже глубоко проникла в этот Путь. Бесконечная Башня под нашими ногами уже начинает разрушаться. Однако Маркелус Оффек и Кадуцей не стали ждать, пока две группы объединятся против них. Фигура жреца озаряется лучезарным ореолом, в котором начинает гореть всё подряд. Мастер и Фриг Ройт вынуждены отступить от источника силы Древнего и высшего вампира. Но Легион смело идет вперед, так как считает, что против чистокровного вампира даже такой хитрый трюк не сработает. Сареф уже несется огненной кометой в сторону Кадуцея. Несмотря на то, что духовное существо потеряло много сил, оно еще остается опасным противником, который не собирается сдаваться. Сначала можно было подумать, что повода для войны больше нет, но Кадуцей слишком умен, чтобы не догадаться, что задумал вампир. Но и бежать ему больше некуда. Чувства Древних вампиров засекают грохот множества Путей вокруг этого места. Самых дальних уже не существует. Цепная реакция уничтожения центрального мира дотягивается и до Путей. Несмотря на разрыв прямой связи эта реальность образовалась вокруг планеты и существовала благодаря ей. Как только центральный мир оказался разрушен, то начали угасать и Пути. Два противника сталкиваются друг с другом, и земля под их ногами изгибается. Мэтр Эзодор сразу понял замысел юноши, да и Легион быстро догадается. Прямо сейчас им нужно придумать выход из сложившейся ситуации, и решение Сарефа, пожалуй, самое верное. Но Кадуцей не собирается сдаваться, как и вступать в переговоры. Мощный поток духовной энергии отбрасывает вампира и катит по земле. Больше великим духовным существам не нужно экономить силы, так что противостояние теперь будет намного более жестче, чем раньше. Сареф ослабляет внутренние барьеры почти на 70 %, уже мало заботясь о собственном состоянии. Если получится достичь цели, то все проблемы станут незначительными. Если нет, то уже ничего не будет иметь смысла. Над головой появляется меч-из-тумана огромного размера. Духовная сила настолько сильно сжата, что даже совокупная мощь Короны Штормов и Герона не могут уничтожить оружие, что падает на Сарефа. А вокруг уже разливается море тумана, в котором противник подобен рыбе в воде. Бесплотные руки постоянно хватают за руки и ноги, а мглистая стена постоянно висит перед глазами, пытаясь ограничить зрение. Даже сверхчувства блокируются потоками духовной энергии, так что Сареф пропускает мощный удар из тумана и улетает почти на сотню метров. Звездный Горизонт над головами уже рассыпался сверкающей пылью, когда умер мэтр Вильгельм, но Гаситель Света не может помочь в бою, так как небеса резко превратились в грозовые, и десятки тысяч молний бьют в тушу мертвого змея. Юноша узнает то духовное существо, что повелось на провокацию на том острове посреди тумана в южном полушарии центрального мира. Вот только теперь не придет Страж Реальностей, чтобы угомонить. За черной скалой тоже гремит сражение, звуки долетают даже до сюда, духовные существа устремляют все резервы на уничтожение захватчиков, чтобы попробовать починить tramz arc в спокойной обстановке. На самом деле планы местных обитателей Сарефу неизвестны, но догадаться о намерениях нетрудно. Следом туман пронзают раскаленные лучи солнца, Маркелус Оффек неожиданно появляется рядом с Сарефом, сумев оторваться сразу от Легиона и мэтра Эзодора. — Верни Герона! — кричит обезумевший человек, который уже наполовину вампир. «Значит, ему приказали победить меня, что освободить душу Древнего вампира? Но каким именно образом?» — ответ на мысленный вопрос приходит в тот момент, когда враг оказывается очень близко. Излучаемая им и Сарефом сила бога солнца вдруг входит в резонанс, что вызывает настоящий катаклизм во внутреннем мире. Сейчас мысленная пустошь с черной башней залита золотым огнем. Кружится голова, обстановка плывет. Старший вампир слишком сильно ослабил барьеры, чтобы быстро справиться с Кадуцеем, поэтому сейчас не может быстро взять ситуацию под контроль. Ментальные модели не может предохранить даже Темпкров, который пытается потушить великий пожар. — Теперь пришло время, — словно наяву Сареф слышит голос Герона. «Он с самого начала задумал такой финт, чтобы я пронес его через все Пути и сделал за него всю работу?», — это не более чем подозрение, но иного объяснения придумать не получается. Вдруг сзади обрушивается еще один жестокий удар. Разумеется, что Кадуцей не будет биться благородно и обязательно воспользуется шоковым состоянием оппонента. Сареф сжимает зубы и пытается смягчить падение. Сейчас приходится задействовать все резервы без еще большего ослабления душ. Тело само по себе вспоминает все уроки и задействует все имеющиеся возможности. Водоворот алой энергии из Школы Стальной Крови начинает предохранять тело от следующих ударов, пока боевая магия Хаоса устремляется в Маркелуса Оффека и заставляет тело разлагаться. К сожалению, сила Герона надежно защищает смертную оболочку, так что магическая атака оказывается безрезультатной. В этот момент чудовищный пресс духовной энергии вбивает Сарефа в землю. Яркое полотно боли переливается всеми красками перед глазами, пока боль раскаленными лезвиями препарирует тело. Маркелус Оффек и Герон атакуют изнутри, а Кадуцей снаружи. Вряд ли они успели спеться, но в текущем хаосе временные союзы могут родиться на пустом месте. Если Сареф был бы один, то ничего не смог бы сделать, но тут на выручку приходит Легион и мэтр Эзодор. Неизвестно, что именно их задержало, но огромное давление тут же исчезает. Шипованный клинок высшего вампира обезглавливает жреца, но тело продолжает стоять на месте, так как уже вышло за рамки дозволенного природой. Сила Герона искажает законы реальности нужным ей образом. Пучок черных молний же отбрасывает Кадуцея, который на полном ходу влетает в магический барьер, схлопывающийся по образу медвежьего капкана. Сареф продолжает лежать на земле, пытаясь в первую очередь восстановить ментальное равновесие. Без этого в бою не победить. — Я держу его, поспеши! — доносится голос мэтра Эзодора. Понятное дело, что нанести финальный удар должен сам Сареф. Иначе есть риск навсегда распрощаться с последним шансом на победу. Приходится приложить усилия, чтобы прорваться через оцепенение мышц и мыслей. Тело с большим трудом поднимается и устремляется в сторону пойманного духовного существа. Дыхания не хватает, по телу скачет боль, но всеравно ускоряется до нужной степени, чтобы влететь в магический барьер, куда угодил Кадуцей, и вонзить клыки в шею. На самом деле у духовных существ нет шеи и крови в привычном понимании, хотя они могут принять облик живых существ. Но так как архимаг понял замысел Сарефа, то не просто поймал противника, но и насильно заставил принять «живой» облик. «Кровавый пир», подпитываемый силой двух Древних вампиров, начинает действовать, поглощая и усваивая душу Кадуцея. На самом деле юноша никогда прежде не пробовал проводить такое на духовных существах, так что остается надеяться, что уникальная способность Темпкровской Линии Крови справится. Легко ощутить, как борется Кадуцей, но при поддержке мэтра Эзодора вампир уверен, что не выпустит добычу. За спиной воет ураган золотого огня, где Герон в теле Маркелуса пробует вновь сблизиться с Сарефом, но ему отчаянно мешает Легион. Несмотря на то, что это лишь тень Герона, высшему вампиру все равно приходится трудно. Система перед глазами вновь пытается вывести информацию о результате поглощения, но постоянно рябит и пропадает. Материализованная кровь исчезает в глотке, оставляя странный привкус, который ближе к отвратному, чем приятному. Одновременно Сареф продолжает наносить удар за ударом, пока барьер сдерживает оппонента. И с каждой секундой сопротивление слабеет, пока не доходит до критической точки. Туман вокруг фигуры рассеивается, но не показывает миру лицо Кадуцея, так как истинная внешность духовного существа далека от человеческих представлений. Вместе с туманом пропадает и ядро, после чего можно заявить, что великое духовное существо, что видело множество эпох, мертво. Тело начинает усваивать полученный дар на огромной скорости. Происходят странные метаморфозы, на коже расцветают дивные узоры и быстро пропадают. Потом начинаются причудливые зрительные галлюцинации в виде потоков духовной энергии. Похоже, разум просто не может осознать полученный опыт и знания Кадуцея, но вовсе не это было нужно. Вместе с победой вампир получает, наконец, возможность снять с себя все ограничения, с которыми начал путешествие в этом мире. Перед лицом появляется информационное окно Системы, которое теперь видно ясно и четко:Вы уверены, что желаете удалить Систему? Да / Нет.
Глава 60
Этого в плане не было, так что пришлось быстро придумывать новый. И Сареф принял решение снять оковы Кадуцея, чтобы воспользоваться теми силами, что получил во время прибытия в этот мир. Многие могущественные духовные существа отдали часть могущества, сплели в единый центр и поместили глубоко в душе Вестника. Подобная сила должна была помочь призванному уничтожить мир под знаменами Путей, но история пошла иной дорогой, когда Легион сумел перехватить нового Вестника. Разумеется, Кадуцей предусмотрел такую возможность и создал Систему, что похожа на игровую, чтобы не спеша разблокировать силы через взятие новых уровней и достижений. Кадуцей многое знал и делился не только силой, но и знаниями. Именно он передавал информацию о магии или предметах, если юноша слишком внимательно их осматривал. Но когда сотрудничество стало невозможным, он вовсе заблокировал Систему, так что уже очень давно Сареф не видел так четко интерфейс перед собой. Пришло время покончить с Системой и сбросить оковы. — Да, — шепчет старший вампир и чувствует, как начинают сдвигаться неведомые пласты где-то в районе бессознательной части мозга. Характеристики, что уже давно застыли на одних значениях, теперь начинают сами по себе увеличиваться.Жизненная мощь: 99999… Стойкость: 99999… Физическая сила: 99999… Ловкость: 99999… Интеллект: 99999… Озарение: 99999…
Уровень освоенности всех заклятий и умений резко подскакивает до 100 %. Тысячи новых способностей становятся доступными, и Сареф постепенно выходит на божественный уровень. Совокупная мощь духовных существ и двух Древних вампиров творят существо силы, которого Пути еще не видели. Рождается новое божество. Юноша отправляет зов другому подобному существу, договоренность с которым он не может соблюсти. Зов погружается в «кровь души», а после достигает очень далеких уголков Вселенной, откуда приходит ответ Древнейшего вампира. — Я не могу исполнить свою часть обязательств по возвращению душ Темпкрова и Герона. Транспорт поврежден, и только я могу привести его в движение. — Да будет так, — доносится ответ. Древнейший является поистине сверхсуществом, которое понимает ситуацию без длительных объяснений. Вполне ожидаемо, что эмоции в решении вопросов он не подключает вовсе. Он принял сложившуюся ситуацию и невозможность возвращения детей. Поглощенные души последних, кстати, резко «замолчали» во время связи с Древнейшим и снизили количество колебаний до минимума. И может показаться странным, но тоже приняли новую реальность, где прежний план бесповоротно уничтожен мэтром Вильгельмом. Некромант сделал всё, чтобы прекратить игру, и она действительно останавливается навсегда. Духовные существа вновь переходят в атаку, но моментально погибают от одного лишь заклятья, что прошлось косой смерти по всему Пути. Следом из тела Маркелуса Оффека ударяет золотой луч и поглощается телом Сарефа. После тело жреца рассыпается пеплом. С разблокированной силой юноша теперь имеет полный контроль над поглощенными душами и полностью снимает все барьеры в ментальном пространстве. И раз Древнейший не против, то они навсегда становятся частью тела. Третья Темная Эра завершена. Сареф смотрит на Легиона, Мастера и Фрига Ройта. Потом переводит взгляд на мэтра Эзодора. Следом сканирует чувствами все Пути и понимает, что выживших из центрального мира осталось трое. Маркелус Оффек погиб, нашел свою смерть и Кастул. Очень многие погибли, как и было задумано. Дополнительно Сареф удостоверяется в смерти Водоворота Снов от клинка Лоренса Троуста, поэтому больше нет смысла в секретах. — Итак, что теперь? — спрашивает высший вампир. — Вы возвращаетесь в родной мир, как и хотели, — отвечает Сареф. — Tramz arc ждет вас. Рядом появляется Фаратхи, все руки которой покрыты кровью. Её или врагов. За её спиной стоит Нитрин Деволт. — Как и мы? — спрашивает демонесса-вампир. — Как и вы. Я прошу демонов подготовить транспорт к отбытию и занять свои места. — По рукам, — демоны тут же исчезают. Лучше них никто не сможет настроить предстоящее путешествие, так как именно они создали tramz arc и вычислили маршруты, где ждут новые миры. — Мастер, Фриг. Если вы захотите начать новую жизнь за пределами родного мира Ночного Народа, то я могу это устроить. Все же вы не чистокровные вампиры. — Не хочу, я уже давно определился с тем, что хочу стать настоящим вампиром, — отвечает Фриг Ройт неожиданно серьезно. — Я тоже отказываюсь. Я давно оборвал свою связь с прошлым и человеческой сутью, — вторым говорит Мастер. — Тогда прошу за мной. Нам тоже нужно занять места, — говорит Легион и подходит к Сарефу. — Жаль, что получилось именно так. Я благодарен за помощь. Это было здорово. Сареф пожимает руку вампиру и смотрит вслед. Вскоре вся троица исчезает в незаметном проходе у основания черной скалы. Мэтр Эзодор поднимает глаза на Сарефа со спокойным видом: — Нам нужно закончить уничтожение мира. — Я понимаю. Сейчас и займусь. Сареф телепортируется с архимагом в другое место, где лежит на земле Лоренс. Он еще жив, но серьезно пострадал. И не из-за атаки духовных существ, а из-за окончания срока пребывания в мире живых. Кожа стала будто фарфоровой и покрылась сетью трещин. — О, так мы победили? — Лоренс открывает один взгляд, продолжая сжимать «поющий» клинок. — Да, — мэтр Эзодор присаживается рядом. — Мое заклятье уже прекратило действие, больше времени дать не получится. — Я и так прожил слишком долго. Однако что-то пошло не по плану? — Да. Могильная Мгла сумела уничтожить важную часть Ковчега, но Сареф сможет нам помочь. Юноша переводит взгляд на вампира. — Ты хорошо поработал, и мне даже неудобно, что я исполню свою мечту, а ты нет. — Не переживай об этом. Ты тоже хорошо показал себя во время второй Темной Эры, Вестник, — отвечает Сареф. — Только я смогу сделать это. И спасибо, что был рядом с Элизабет и Элин, чтобы помогать в сложных ситуациях. — Как и договаривались. Я не смогу забрать на тот свет «поющий» меч. Отныне он твой… — последние слова вырвались еле слышным вздохом, после чего тело рассыпалось на черепки, что быстро обратились в пыль. Сареф наклоняется и поднимает удивительный клинок, после чего меч вдруг исчезает. — Я смог погрузить его в волшебный сон две тысячи лет назад и пробудить перед началом третьей Темной Эры. Однако заклятье было ограничено по времени, — объясняет маг. — Ничего страшного. Смерть в любом случае неизбежна. А теперь те трое. Я сам. — Хорошо, но учти, что времени осталось очень мало. Прощай. Вампир исчезает, а архимаг направляется к tramz arc, бросив напоследок грустный взгляд. Через миг силуэт возникает рядом с троицей, которая сумела выжить благодаря невмешательству в последнюю битву. И даже Могильная Мгла отступила из-за странной исцеляющей силы, хотя великая слабость никуда не делась. Сареф смотрит на Элин, Элизабет и Клауса, а они смотрят в ответ. — Война завершена, как и Темная Эра, — произносит юноша. — И что теперь? — мастер-щитоносец, оказывается, еще может встать на ноги. Сейчас встает между вампиром и девушками. — Вы — последние выжившие. Однако истинный финал будет достигнут только с вашей смертью, — Сареф не сразу понимает, что слишком свыкся с ролью Равнодушного Охотника, говоря такие ужасные вещи спокойным тоном. — Почему бы тебе просто не оставить нас умирать? — решительно спрашивает Элин. — Ты ведь хотел вернуться в родной мир? Так убирайся! — Нет, я никогда не стремился туда по-настоящему, — качает головой Сареф. — Я достиг цели, пожертвовав многим. Я сделал так, как посчитал нужным. — Нам неинтересно! — уже почти кричит эльфийка, голос готов сорваться на высокие ноты. — Я все равно выскажусь, так как это наша последняя встреча, а я пообещал тебе когда-то в Порт-Айзервице, что обязательно попрощаюсь. Я делал плохие вещи, чтобы их делать не пришлось вам. Судьбу Вестника я получил принудительно, но вместо слез и жалоб прошел нужным мне путем до конца. Я знаю, что вам было очень трудно, но поверьте, вам этот опыт пригодится. Над вами больше нет ни вампиров, ни демонов, ни духовных существ. Больше не будет ни Вестников, ни Темной Эры. — Больше вообще ничего не будет. Центральный мир уничтожен, Пути разрушаются, и мы канем в небытие вместе с ними, — говорит смертельно бледная Элизабет, тоже поднявшаяся на ноги. — Зачем ты нам это говоришь? Хочешь попросить прощения или что? — Да, я прошу прощения за тайны, жестокость и конец всего. И одновременно желаю удачи и счастья. Вам пора отправляться в лучший мир, как это обычно говорят. — Тогда не будем медлить, — вдруг говорит Клаус Видар. Он по-прежнему спокойно смотрит на вампира, которому ничего не сможет сделать. Однако Сареф видит в нем не просто принятие судьбы, но и даже зачатки понимания. После магистр Оружейной Часовни падает на землю уже мертвым. Девушки вздрогнули, так как Сареф не нанес удара, даже магического. Сейчас ему ничего не стоит подарить мгновенную смерть любому живому существу силой мысли. Юноша перешагивает через тело мужчины и подходит ближе. Элизабет инстинктивно шагает назад и оступается, выставив палочку из сердца стихий перед собой. Сноп искр — вот всё, что сейчас способно показать грозное оружие против кого-то уровня нынешнего Сарефа. Вампир видит рефлекторный испуг, медленно присаживается на одно колено и мягко произносит: — Будет небольно. С этого момента именно вы, — два указательных пальца указывают на девушек, — главные герои истории. Используйте полученный опыт с умом и наслаждайтесь новой жизнью. Я не могу обещать, что она будет лишена трудностей, но вы точно справитесь. — О чем ты… — не понимает Элизабет, а потом Сареф вдруг обнимает обеих теплыми руками, из которых не хочется быть выпущенной. — Я люблю вас, — произносит напоследок Сареф, а после два сердца одновременно останавливаются. Юноша продолжает сжимать в объятиях Элизабет и Элин, а после аккуратно кладет на землю. Количество выживших сократилось до нуля. Сареф никогда не был частью этого мира, а мэтр Эзодор давно потерял этот статус. Теперь точно всё. Вампир смотрит на черную скалу, на поверхности которой скачут странные огни. Демоны смогли за столь малый промежуток времени сделать то, что не смогли духовные существа. Но Ковчег частично поврежден, и без помощи с этой стороны он не сможет стартовать. Сареф делает глубокий вдох, после чего напрягает все свои невероятные силы, чтобы задать самый важный первоначальный импульс. Черная скала дрожит, паутина трещин проходит от основания до вершины, после чего каменный слой осыпается вниз. Земля в кратере начинает дрожать, а tramz arc, великое детище демонов, отправляется в свой первый и последний полет. Невероятный гул и яркий свет распространяются во все стороны после того, как причудливый объект поднимается в воздух и пронзает оболочку Путей, чтобы оказаться в космическом пространстве. Миг, и Ковчег, напоминающий фантастический космический корабль, исчезает в мертвом пространстве на скорости, которую не сможет набрать даже Сареф. Перед началом движения Ковчег успевает разделиться на две части, где один маршрут приведет вампиров в родной мир, а второй доставит мэтра Эзодора в совсем другое место. Однажды Сареф встретился с архимагом в кабинете мэтра Вильгельма, где получил информацию о том, что ждет мир. И там же принял предложение сотрудничества. Согласно ему он должен был исполнить роль Вестника как можно правдоподобнее, а после отправиться вместе с Эзодором Уньером, но теперь юноша стоит и смотрит в звездное небо, где моментально пропал след Ковчега. Демоны сконструировали такой транспорт, что может пронестись на скорости, превышающей скорость света в нарушение многих законов. Только так можно будет достичь пункта назначения. А Сареф тем временем переносится на поверхность погибшего центрального мира. Атмосферы больше нет, невероятный холод царит вокруг, но вампир теперь настолько могущественен, что даже не замечает такие неудобства. Сейчас стоит в том самом месте, откуда начал свой путь в этом мире. Сила повинуется мысли, а после начинаются изменения в пространстве. Восстанавливается гравитация, появляется привычный воздух, восстают из пепла крестьянские дома, и поднимаются в ночное небо деревья. Та самая деревня, в которой юноша очнулся после смерти и познакомился с Системой. То самое место, которое атаковали вампиры Легиона с целью похитить будущего Вестника. Рука толкает дверь в крестьянский дом.
Эпилог
На самом деле то, что видит перед собой Сареф, является искусной иллюзией. Он еще до конца не обработал полученные знания Кадуцея, но уже знает, что происходило в ту ночь. Видит перед собой воспоминание, где он читает невидимый текст Системы, очнувшись в непонятном месте. А тем временем в деревне происходит столкновение духовных существ и вампиров. И последние победили, так как жители Путей находились под надзором Стража Реальностей. Сареф смотрит на себя выбегающего из дома, а потом на попадание заклятья. Из теней от пылающих домов выходит Мастер и жестом приказывает забрать юношу. Вампиры аккуратно положили тело на носилки и направились к Фондаркбургу, а Мастер преклонил колени перед Легионом в образе старика. Потом пойдет история, которая хорошо известна Сарефу. Видение прошлого исчезает, а окружающая обстановка возвращается в прежнее мертвое состояние. После Мирового Пожара вокруг не осталось ничего сохранившегося. Исчезли города, леса, поля и водоемы. Испарились даже океаны. Теперь только пустота и холод. Юноша присаживается на камень, а в руку прыгает «поющий» меч. Клинок остался в единственном экземпляре и был оставлен Вестником второй Темной Эры. Этот меч вкусил крови духовных существ и даже Древнего вампира, но вызывает Сареф вовсе не эти истории. «Поющий» меч постоянно записывал окружение, и сейчас вокруг вампира кружатся истории, которые Сарефу пришлось пропустить. По большей части увиденное касается истории Громового отряда. Как Лоренс выступил против нифанга и проходил вместе с товарищами проверку с помощью освященной воды. Как отряд путешествовал в Фокраут, Вошель, Петро и Срединные Земли. Сила вампира позволяет наделить призрачные образы красками и звуками, так что получается почти что кино со смешными и грустными моментами. Лоренс действительно выполнил обещание, став невидимой, но крепкой опорой для Элизабет и Элин. И пускай он не обладал великими силами из-за проклятья времен Алого Террора, но все равно старался изо всех сил. Сареф с улыбкой смотрит на дурачества, которые он постоянно начинал вместе с Ивой и Бальтазаром. Вдруг юноша вздрагивает, так как процесс усвоения знаний Кадуцея подошел к концу. Сейчас в голову проникают воспоминания от лица духовного существа, где есть даже то, о чем Сареф забыл. Например, свое настоящее имя, что было дано родителями при рождении. В этом мире он просто назвался случайным именем, которое где-то слышал, а теперь может, наконец, назваться настоящим. Вот только юноша теперь — единственное живое существо на планете, поэтому это никому больше неинтересно. — Меня тогда звали Джеймс Норверт, я родился в пригороде Мадрида в семье бизнесмена, что переехал в новую страну по работе. В четыре года я с семьей снова эмигрировал уже в Америку, где и поступил однажды на археологический факультет местного университета, — непонятно, кому Сареф это рассказывает, но чувствует, будто это важный этап воссоединения с прошлым. Потом вспоминает тех, кто не дождался его дома, и настроение резко ухудшается, но силой мысли удается прогнать мысли о том, что увидеть их больше не удастся. Сареф смотрит на правое запястье, где сверкает загадочная руна. Несмотря на то, что «океана» магии вокруг больше нет, вампир содержит уже внутри себя почти такой же объем энергии, поэтому может продолжать использовать магию. Подобную руну он оставил в столице Петровитты на руке Элизабет, чтобы постоянно знать о передвижениях Громового отряда, но теперь магия ничего не способна показать. «Что же, ничего удивительного», — Сареф задирает голову к звездам, что яркими точками сверкают на ночном полотне. Где-то там остался прежний дом, и будет основан новый.* * *
Вокруг очень тепло и вставать совсем не хочется, но Элин прогоняет сонливость и поднимается на кровати. Потом быстро одевается и выходит из деревянного дома. На востоке поднимается красное, яркое и теплое солнце, заставляя пробуждаться людей и природу. В ранний час эльфийка движется к границе поселения, где уже ждет Элизабет. За прошедший год Элизабет все больше стала походить на взрослую женщину, а вот рост и старение Элин начинают замедляться. Сейчас чародейка занимает пост архимага новосозданной Манарии в дивном новом мире, а Элин стала частью Оружейной Часовни. Подруги обнимаются и идут по дороге в сторону рощи, что стала первым культурным памятником человечества на новой земле. Год назад Элин вдруг очнулась полностью нагая посреди зеленого моря трав. По бескрайним полям ходил теплый ветер, а на горизонте возвышались высокие горы. И не только она тогда пробудилась, а понять суть произошедшего все смогли только из уст Эзодора Уньера. Бывший архимаг Манарии резко постарел и умер в течение года, но ушел из жизни с довольной улыбкой на лице. Элин до сих пор не может поверить, что каким-то образом он перенес с собой души всех умерших в новый мир! Больше чародей ничего не скрывал и рассказал всем, что родился пять тысяч лет назад во времена перед самой первой Темной Эрой и был проклят особой силой привлекать к себе души умерших. Эльфийка помнит, как удивилась Элизабет и другие чародеи, когда оказалось, что под личиной архимага Манарии скрывался самый могущественный чародей за историю прежнего мира, известный как Соломон Исповедник. Величайший некромант стал по сути загробным миром для сотен тысяч или даже миллионов душ, что он хранил в себе. К сожалению, со временем души все равно разрушались, а путешествие по звездному пути пережили только те, что умерли за последние столетия, и совсем немногие из более ранних эпох. Соломон собрал в себе души погибших на всей планете, перенес внутри себя, а потом оживил, использовав знание божественного свитка «Моста-над-рекой». Элин мало разбирается в таких материях, но поняла, что Соломон не просто смог пронести в себе всех умерших, но потом вернуть к жизни, даровав прежние тела. К роще тем временем стекаются другие люди, что пришли почтить память бывшего архимага. Соломон умер во сне позавчера и сегодня на рассвете пройдут его похороны. Элин машет рукой извечной парочке, а Ива и Бальтазар тут же подходят ближе. — Лоренса не видели? — спрашивает Ива. — Нет. Разве он не с вами? — удивляется Элин. — Как видишь, — хмыкает мужчина, — думаю, он уже попрощался с архимагом, видел, как он выходил на прошлой неделе от него. — Я знаю, где он, — вдруг с улыбкой говорит Элизабет. — Он уже уехал вместе с теми людьми. Сколотили себе повозку и отправились вчера на рассвете в путешествие. Элин знает, о ком говорит подруга, и была шокирована, когда узнала о том, что Лоренс тоже родился в совсем другом мире и был призван во времена Алого Террора в качестве Вестника. Юноша в той жестокой войне тоже потерял близких и пообещал Соломону помощь во время следующей Темной Эры в обмен на воскрешение тех, кто был ему дорог. Теперь он получил то, что хотел, и отправился в новое приключение по новому миру, который еще только предстоит изучить всем народам. Как и ожидалось, народы разделились на расы и разошлись в разные стороны, чтобы основать свои государства, а в этих регионах живут люди. Пока еще никто не встретил местных жителей, но нельзя отрицать их возможное присутствие. Все же маги считают, что этот мир намного больше прежнего, так что полное его изучение потребует десятки или не сотни лет. Девушка уже стоит посреди кладбища и смотрит на присутствующих. Видит мэтра Патрика, Эрика, Филиппа и Йорана, что пришли вместе из здания нынешнего Конклава. Неподалеку беседуют Клаус Видар, Фридрих Онгельс, Марта Рапон и Годард. Аддлера Венселля нет, он сейчас находится в другом городе. Однажды мастер-лучник тоже потерял близких, а сейчас вновь их обрел и решил повесить лук на стену. В этом мире нет ни вампиров, ни демонов, поэтому больше нет нужды в отрядах охотников на подобных созданий. Вскоре появляется торжественная процессия с гробом, в котором покоится тело архимага. Вместе с Метиохом шагают Рихэб и Микилинтурин, а также епископ бога солнца Элдрик Викар. Религия бога солнца очень прочно вошла в умы многих жителей, поэтому было решено не раскрывать правды, раз больше Древний вампир никогда не появится. Он по-прежнему останется с верующими только в качестве сияющего образа. Во время похорон количество людей возросло, а после все направились обратно в город. Совсем скоро только Элин осталась вместе Элизабет. Две девушки сейчас идут в дальнюю часть рощи, где стоит черный обелиск. Официально он построен в честь событий в прошлом мире, но на самом деле возведен в честь того, без кого спасение было бы невозможным. Сареф добровольно принял на себя роль Вестника Темной Эры, чтобы уничтожить мир, так как Соломон мог пронести с собой только мертвых, а прочие живые не пережили бы то путешествие. А в конце, когда Великий Ковчег был поврежден, ему пришлось остаться в мертвом мире, чтобы своей силой запустить транспорт. Элин видит, что здесь уже кто-то есть. Узнать их удается без особого труда, хотя для большинства их личности и связь с Сарефом неизвестна. Иоганн Коул стоит рядом с внучкой и приветливо улыбается подошедшим девушкам. Рядом с ним стоит Маклаг Кроден, что вместе с перерождением избавился от тяги к куруму и теперь возглавляет строительство новой магической академии. Мускулистого мужчину, что тоже пришел вместе с семьей, можно узнать даже со спины. Однажды Элин сражалась с ним и проиграла. И меча на поясе Кастула больше нет, словно он поставил какую-то другую цель перед собой. Эльфийка слышала, что Оружейная Часовня пригласила его к себе, но он еще не дал ответа. На другой стороне от обелиска стоят еще пять человек. Они изначально были людьми, и снова ими стали после перерождения. Элин знает имена почти всех. Это Энрик, Мальт, Хунг и Рим. Совсем немногие знают, что они были вампирами, а знающие договорились со всеми присутствующими, что прежние конфликты остались в погибшем мире. Пятого человека Элин видит впервые, но может догадаться, что это настоящий облик Белта Гуронна. Они тоже любили и уважали Сарефа, поэтому имеют полное право находиться здесь. Эльфийка слышит за спиной шаги, это оказываются Бенедикт Слэн и Ганма, которые хорошо знакомы с Элизабет, несмотря на потерю многих воспоминаний. Однажды Вильгейм Вигойский сумел вытащить часть их душ из Сарефа, а после они вернулись в руки бога мертвых Соломона. Здесь не будет торжественных речей, как и прошло время для слез. Элин лишь в очередной раз клянется про себя, что найдет способ вернуть юношу, несмотря на невозможность задачи по словам архимага. Соломон сказал, что Сарефу даже с имеющимися силами понадобятся миллионы лет, чтобы достичь этого места. Даже вампир с силами Древних и духовных существ не сможет столько прожить. И даже если это вдруг получится, то уже никто не будет его здесь ждать. Разумом Элин это понимает, но в душе не принимает. Тот, кто положил на жертвенный алтарь больше всех, по итогу остался единственным, кто ничего не получил взамен. И с этим девушке трудно смириться. — Мы очутились в совсем новом мире и никто не знает, какие силы и знания тут могут скрываться. Так что шанс есть, — бормочет Элин. Элизабет рядом понимает, о чем думает подруга, и полностью разделяет её желание. С каким бы удовольствием она пожертвовала хоть собственной жизнью, но Последний Барьер таким образом не преодолеть. Волшебница сдерживает слезы и покрепче сжимает руку эльфийки. Элин в ответ тоже сжимает ладонь и чувствует присутствие духовного существа. Она впервые ощутила присутствие Плача Забытых Народов два месяца назад. Теневой феникс тоже стал подобием Соломона, но для своего народа, что теперь будет жить в том же мире, что и все остальные, а не на отдельных Путях. Вампиры наверняка успешно достигли своего мира, демоны ушли своим путем, как и эльфийский народ, а духовные существа отныне становятся одним целым с миром прочих рас. Темные и опасные времена еще могут ждать их страны, но Темной Эры в прежнем значении действительно больше не будет. Будут сложности, новые открытия и чудеса, но в будущем, а сейчас все молча стоят вокруг черного обелиска, на котором выгравированы песочные часы. Время и расстояние всегда будут самыми неумолимыми препятствиями, как и смерть. Конец шестой книги и всего циклаВиктор Тюрин Ангел с железными крыльями
© Виктор Тюрин, 2017 © ООО «Издательство АСТ», 2017* * *
Пролог
Я умирал. В некогда прочитанной книге было написано, что в такие моменты сознание словно перелистывает всю твою жизнь, словно книжку с картинками, перед глазами, но это правило, похоже, не распространялось на меня. В чем причина, мне трудно судить, но, наверное, все потому, что в нормальном мире, среди людей, я прожил недолго. Экзамены за девятый класс мне пришлось сдавать экстерном, а затем была больничная палата. Белые простыни. Белый потолок. Я ненавидел этот цвет, так же как и свою болезнь. Все мои чувства и ощущения проходили через призму боли, давая совсем другой спектр внешнего мира – от серых оттенков к черному цвету. Слова из песни «Белый снег», некогда услышанные мною, полностью отражали мое состояние: «…Господи, за что мне это, все забрал, всего лишил, душу вынул – боль вложил…» Я ждал смерть и вот сегодня, наконец, почувствовал ее приближение. Тонкая-претонкая ниточка, удерживавшая меня на этом свете, сейчас натянулась до такой степени, что дрожала от напряжения. Откуда во мне родилось это чувство, я не знал, да и знать не хотел – еще несколько мгновений, несколько секунд, может минута, и она оборвется. Если бы смог, то оборвал бы ее уже давно, но сейчас мне только и оставалось, что ждать. Мне было не привыкать. Первые несколько лет прошли в ожидании чуда, а потом… смерти. И вот сейчас все должно кончиться. Прямо сейчас… Даже сквозь быстро гаснущее сознание я услышал, как звонко лопнула, пусть даже воображаемая, последняя ниточка, соединявшая мою душу с телом, и…Глава 1
Когда мой разум, пробившись сквозь забытье, вызванное «химическим» сном успокоительных препаратов, стал пробуждаться, начиналось время перехода в реальный мир. Не открывая глаз, внутренне напрягся, ожидая появления волны боли, но… ее не было. «Я умер?!» Этот вопрос был логическим продолжением мысли, давно определившей суть моей сегодняшней жизни: я жив, пока во мне сидит боль. Раз ее нет, то… «Но тогда как я… мыслю?» Новый вопрос заставил меня открыть глаза. Мысль о смерти сразу скукожилась и исчезла, стоило мне увидеть над головой плохо побеленный потолок. Он не удивил и не испугал меня, а просто поставил в тупик своим непонятным появлением. Не двигая головы, повел глазами по сторонам, потом крепко их зажмурил, выждал какое-то время, снова открыл, после чего, приподняв голову, стал в растерянности озираться. Широкая железная кровать, стоявшая в небольшой комнатке, занимала почти треть помещения. Рядом с ней находилось окно с деревянной рамой и низким деревянным подоконником, покрытым белой, местами облупившейся, краской. Окно наполовину закрывали короткие белые плотные занавески. То, что я сейчас видел, просто не могло быть. Эта мысль промелькнула на задворках моего сознания и пропала, потому что в следующую секунду на меня навалились ощущения реального мира. Пальцы вдруг почувствовали фактуру материала, голова – плотность подушки. Сердце бешено застучало, разгоняя кровь по всему телу. Ощущение нереальности происходящего захлестнуло меня, заставив усомниться в подлинности окружающего меня мира. «Сон? Галлюцинации?» В следующий миг в носу нестерпимо зачесалось, и я, не выдержав, чихнул. Рука автоматически дернулась по направлению к носу и замерла. Уставившись на поднявшуюся руку, как на чудо, я даже не сразу понял, что она не моя. Она просто не могла быть моей! Толстое запястье, широкая и тяжелая ладонь. «Это… что же такое…? – поднял и подержал какое-то время на весу вторую руку. – Я… в чужом теле?» Вместе с этой невероятной мыслью снова вернулось ощущение нереальности, правда, сейчас мое замешательство длилось недолго. Откинув теплое одеяло, я увидел, что одет в белую просторную рубаху и кальсоны с завязками. Все, что я видел, чувствовал и ощущал, было за гранью нормального мироощущения, но даже это не могло поколебать меня. Я получил то, о чем только мог мечтать! Болезнь вместе с парализованным телом осталась там, а я здесь! Для меня сейчас только это было главным! Приподнявшись, я неловко сел, спустив ноги на пол. На деревянном полу стояли войлочные тапки серого цвета. Секунду поколебавшись, всунул ноги в тапочки, потом рывком встал. Утвердившись на ногах, сделал шаг, за ним другой. Ощущения человека, вставшего на ноги, пусть даже чудесным образом, после семи лет полной неподвижности, меня не просто захлестнули, они заставили забыть обо всем на свете. Боли нет, я здоров, я могу ходить! – пела каждая жилка, каждая клеточка моего тела. Сердце, не переставая, радостно стучало в груди, словно барабан на праздничном параде. Сколько времени я так простоял, не знаю, но в какой-то миг из-за двери послышались какие-то звуки. Я замер, словно меня поймали на чем-то непристойном, но уже спустя несколько секунд понял, что выгляжу, по меньшей мере, глупо, стоя в нижнем белье посреди комнаты. «Ну не придурок ли ты?» После этого риторического вопроса снова огляделся по сторонам, но теперь уже не вскользь, а цепко и внимательно оглядывая помещение. Без сомнения, это была больничная палата, но при этом абсолютно непохожая на стерильные и ослепительно белые помещения, в которых мне доводилось лежать. Деревянный пол с пятнами облупившейся краски. Железная кровать. Тумбочка. Табуретка. У самой двери на стене висел рукомойник со стоявшим под ним ведром, над которым висело помутневшее от времени зеркало. Не раздумывая, сразу направился к нему, после чего несколько минут вглядывался в лицо чужого человека. Это было не просто странное, это было непередаваемое ощущение. Да и как можно передать словами то, что ты смотришь на себя в зеркало, а там отражается чужой человек. Отражение показало высокого атлетически сложенного мужчину с обычным лицом и густой шевелюрой. Завернув рукав, с удовольствием покачал бицепсом, после чего задрал рубаху и какое-то время любовался мощью, слегка огрузневшего от долгого лежания тела. От этого занятия меня отвлек новый шум за дверью, заставив вернуться в реальный мир. Теперь, когда я осознал, что получил новое, здоровое тело и нахожусь, пока условно, в каком-то другом месте, то просто принял это к сведению, не став терзать мозг вопросами на тему: что со мной произошло? На данный момент меня устраивала подобная ситуация, к тому же моему внутреннему спокойствию способствовал самоконтроль сознания, ставший неотъемлемой частью меня. Когда стало окончательно понятно, что болезнь прогрессирует, передо мной встала дилемма: сдаться болезни (к этому времени мне уже было известно, что я приговорен) или хоть как-то попробовать ей противостоять. Выбрал второе. Взяв за девиз слова Карлоса Костанеды: «Человек побежден только тогда, когда он оставляет всякие попытки и отказывается от себя», я принялся бороться за себя. Сначала это были просто отчаянные попытки обуздать боль, но страх и жалость к самому себе сводили их к нулю. Тогда мне пришлось спросить себя: зачем живому трупу эмоции, вроде жалости и сострадания? Интернет предоставил мне возможность изучить различные методики психологического тренинга, после чего я занялся организацией работы мозга. Первоначально передо мной стояла задача научиться отключать боль, но позже понял, что подходил к проблеме слишком узко, и принялся учиться подавлять мешающие борьбе эмоции. Невероятно трудно стать жестоким по отношению к себе. Со стороны могло показаться, что я объединился вместе со своей болью против своего собственного «я», но это было не так. Спустя какое-то время я выиграл сначала один маленький бой с болью, затем другой. Она больше не могла опираться на расслабляющие меня эмоции и стала отступать, сдавая позиции. Так постепенно мне удалось ее контролировать, пусть не всегда и не полностью, но это была лично моя победа. Уверовав в свои силы, я решил не останавливаться на достигнутых успехах и пошел дальше. Жизнь на больничной койке научила меня выжидать и наблюдать, оставалось только научиться делать правильные выводы, и я принялся изучать науку невербалику, которая изучает жесты, позы, мимику человека. Умение работать с сознанием и жесткий самоконтроль скоро дали отличные результаты, сотни раз проверенные мною на практике. Вот и сейчас мозг перешел в рабочий режим, привычно взяв эмоции под контроль. Пробежав глазами по палате, я решил начать с тумбочки, в которой могли находиться документы и личные вещи пациента. Подойдя к ней, открыл. Ничего. Только на верхней полке лежали мыло и бритва. Взяв ее, открыл, после чего провел острым лезвием по указательному пальцу. Из надреза выступила кровь, при этом боли я не почувствовал. Просто неприятное ощущение. Я невольно усмехнулся. Просто детская сказка какая-то… Лизнув порез, ощутил солоновато-сладковатый привкус. Вкус настоящей крови. Он окончательно утвердил меня в мысли, что все вокруг меня – реальность. Сложив и положив бритву на место, я выпрямился и подошел к стоявшей у стены ширме. За ней оказался вбитый в стену крючок, на котором висел больничный халат и одежда. Тщательно обшарив все карманы, мне не удалось найти даже обрывка бумаги. Оглядел одежду. Черное пальто, костюмная пара, рубашка. Все вещи имели поношенный вид. Давно нечищенные ботинки с носками я нашел под кроватью. Выпрямившись и дотянувшись через кровать до окна, отодвинул занавеску. За окном была ранняя весна во всем своем великолепии. Солнце, яркое, густо-синее небо, ноздреватый, уже с наметившимися проталинами, лежавший на земле, снег. Пару минут полюбовавшись простой и незатейливой для взгляда нормального человека картиной, я отвернулся от окна и сев на кровать, стал анализировать. «Железная кровать, опасное лезвие, кальсоны, старорежимные фасоны пальто и пиджака. Плюс тело другого человека. Все это говорит о том, что меня куда-то забросило. Фантастика. То есть мне предложили другую жизнь. За что, интересно? Просто так ничего не бывает. Или есть какая-то высшая справедливость? Не знаю. Хочется верить… Все! Определяемся с местом, а там уже будем решать как себя вести». Поразмышляв подобным образом, я решил, что самый простой способ узнать, куда меня забросило – одеться и пойти прогуляться. К этой мысли меня подтолкнула висящая на вешалке одежда. Моя палата находилась в одном конце длинного барака, рядом с хозяйственными помещениями, а вторую его половину, как мне стало известно позже, занимал временный изолятор для инфекционных больных. Пройдя темным коридором, я толкнул дверь, а в следующее мгновение яркое солнце ослепило меня, а резкий и холодный ветер заставил поежиться. В мелкой луже возле деревянного порога, схваченной утренним морозцем, блестела корка льда. «Даже не помню, когда сам выходил на улицу. Наверное, в восемь-девять лет… А хорошо-то как!» Глубоко вдохнув в себя сырого весеннего воздуха, я сошел со ступенек. Передо мной высилось четырехэтажное каменное здание больницы в виде укороченной буквы «П», с левой стороны которого, вдоль забора, располагался мой барак. Со своего места мне был виден флигель у широко распахнутых ворот. В десяти метрах от меня два бородатых мужика разгружали дрова из телеги, стаскивая их в полуподвальное помещение центрального здания больницы. Лошадь, запряженная в телегу, скосила на меня карий глаз, потом фыркнула и опустила голову. От людей и лошади пахло как-то необычно. Уже позже я понял, что это была смесь лошадиного пота, махорки и дегтя, но сейчас смог различить лишь запах дерева. Обойдя телегу, я неспешно направился к воротам, а добравшись до середины двора, остановился и осмотрелся. Массивное здание больницы с колоннами напоминало мне, виденные в исторических фильмах барские усадьбы, украшенные лепниной и рельефными колоннами. Широкая лестница вела к большой желтой двери с медными блестящими ручками. Затем мое внимание сместилось на одноконный экипаж с кучером. Сознание сразу отметило непривычные для меня детали: густая борода, лежащая поверх длинного тулупа с большим воротником, валенки и зимнюю шапку мехом наружу. С минуту разглядывал непременный атрибут исторических фильмов, а уже в следующее мгновение мое внимание привлек человек, садившийся в этот экипаж. На нем было надето длинное пальто с широким меховым воротником и шапка, а в руке он держал саквояж. Я почему-то сразу решил, что это врач. Только он уселся, как кучер как-то особенно звонко хлопнул вожжами и вскрикнул: «Но, милая, трогай! Под цокот копыт и скрип деревянных полозьев по схваченному легким морозцем подтаявшему снегу экипаж направился к воротам. Невольно проводив его взглядом, я неожиданно подумал, что пора прекратить сравнивать виденные кадры из исторических фильмов с окружающим меня миром. «Будем исходить из того, что есть. Из фактов. Если судить по тому, что видел, то меня, похоже, угораздило попасть в прошлое России. Или ее альтернативный вариант. Вот только почему в этот период истории? Хм. Думаю, что на этот вопрос я вряд ли когда-нибудь получу ответ». Мое спокойное восприятие переноса в прошлое, которое должно было вызвать сильнейший эмоциональный шок у любого человека, было основано не только на эмоциях, находящихся под контролем, но и на прагматизме данной ситуации. В той моей жизни у меня не было будущего, и я ничего не терял там, оказавшись здесь. Вторая причина являлась основной и главной – этот мир подарил мне новое, здоровое тело, и уже поэтому я был готов его принять. Получить здоровое, полное сил тело после стольких лет неподвижного лежания на больничной койке – вот это величайшее чудо из чудес! Я радовался всему: упругой ходьбе, движениям рук, поворотам головы. Вынырнув из захвативших меня мыслей, я двинулся дальше. Обогнув еще одну телегу с дровами, въезжавшую во двор больницы, вышел на улицу. Кое-где из-под утоптанного и подмерзшего снега проглядывал серый камень брусчатки. По обеим сторонам улицы двух-трехэтажные дома. Мне они показались непривычными по виду. Глаз не режет, но чувствуется в них что-то тяжеловесное и вычурное. Гипсовые гербы, фигуры кариатид, массивное и в то же время ажурное плетение оград и ворот, завитушки на дверных ручках и дверных молотках. Людей было немного. Скользнул взглядом по двум мужчинам, идущим по противоположной стороне улицы. На них были надеты шапки, сапоги, мешковатые штаны и плотные куртки, похожие на обрезанные пальто. Вдруг неожиданно раздался звон колоколов. Женщина, шедшая по моей стороне улицы, остановившись, начала креститься на видневшиеся над домами церковные купола. Посмотрел в ее сторону. Молодая женщина с круглым, румяным лицом, одетая в приталенное пальто, которое выгодно облегало ее пышную фигуру. Выглядывавшие из-под пальто края длинного платья колыхались у самой земли. Она, видно, заметила мой интерес к ней, потому что, когда пошла дальше, то не замедлила бросить на меня быстрый кокетливый взгляд, но я не ответил на него, а развернувшись, уже шел на звуки большого города. С каждым шагом они становились все сильнее, но,только выйдя на широкий бульвар, я смог разделить их по роду местного транспорта. Стук и грохот деревянных колес телег, шуршание прорезиненных шин экипажей, ржанье и цокот копыт лошадей, сигналы клаксонов, лязг и пронзительные звонки трамваев. Мне сразу подумалось, что к подобному сочетанию звуков еще придется привыкнуть, но стоило мне пробежать глазами по идущим мимо людям, как меня заполонили новые впечатления. Зимние шапки, широкие и тяжелые пальто с меховыми воротниками, изящные женские пальто с лисьими воротниками, кокетливые меховые шапочки, женские руки, засунутые в муфты, трости в руках мужчин. Непривычно было видеть бороды и усы почти у каждого второго мужчины. В толпе также было немало людей в форме. Офицеров можно было сразу отличить по золотистым погонам, портупее и шашке, а вот люди в шинелях темно-синего и темно-зеленого цвета поставили меня в тупик, и только разглядев у них в петлицах и на кокардах эмблемы, наподобие скрещенных молоточков, предположил, что это инженеры. Проезжавшие мимо машины, дымя, оставляли за собой резкий бензиновый запах, от которого фыркали и мотали головой лошади. Вдруг неожиданно раздался резкий и пронзительный звонок, заставивший меня повернуть голову в его сторону. Как оказалось, это электрический трамвай звонком расчищал себе дорогу, которую ему преградил зазевавшийся мужик, ехавший на телеге. Какое-то время я вместе с другими зеваками наблюдал, как возчик, испуганно тараща глаза и смешно надувая щеки, нахлестывает свою лошаденку, стараясь поскорее убраться с трамвайных путей. Стоило трамваю продолжить путь, как мое внимание привлекли уличные торговцы, сновавшие в толпе. Таская подвешенные на груди лотки, они весело и задорно кричали во все горло, зазывая покупателей: – Пирожки, горячие!! С пылу, с жару!! Хватай сразу пару!! Папиросы «Пушка», «Дукат», «Заря»!! Налетай, не робей, разбирай веселей!! Нескольких минут хватило, чтобы удовлетворить свой интерес, после чего снова бросил взгляд по сторонам, но теперь внимание уделил вывескам и товару, выставленному в витринах магазинов. «Молочная торговля от финских и эстляндских ферм». Солидно звучит. «Булочная – кондитерская. Свежий хлеб, бублики, пирожки, пирожные. На все вкусы». Дальше – «Бакалея, мануфактура и прочие колониальные товары». О! Винно-водочный магазин! Только название у него какое-то нерусское. «Латипак». А! Теперь понятно. Так это сокращенное название акционерного общества… А это… – Свежие новости! Свежие новости! – пронзительный и звонкий голос мальчишки-газетчика, врезавшись в городской шум, заставил меня оторваться от чтения вывесок. – Подвиг казака Степана Тамцова!! Герой взял в плен десять германцев!! Георгиевский кавалер Сергей Долматов снова награждён Георгиевским крестом!! Выказывая пример мужества и храбрости, он уничтожил неприятельский пост!! Покупайте газету!! Самые свежие новости с фронтов!! Покупайте газету!! «Война с Германией?! То есть первая мировая война? Так-так-так. Интересно, какой сейчас год?» Подойдя к мальчишке, который сейчас брал деньги у молоденького офицера, я бросил быстрый взгляд на верхний газетный лист. Резко бросились в глаза крупные буквы: «САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКIЯ ВЪДОМОСТИ» и дата «1915 годъ». – Берете, барин?! Отрицательно покачал головой. Мальчишка резко развернулся и побежал по улице, стуча разбитыми ботинками и размахивая газетой: – Самые свежие новости с фронтов!! Подвиг казака Степана Тамцова!! Герой взял в плен…!! Каким-то образом год, отпечатанный на желтой газетной бумаге, снял с меня налет эйфории, заставив ощутить себя чужаком в совершенно незнакомом для меня мире. Страха и растерянности не было, но чувство тревоги и настороженности поставил организм на «взвод», наверное, поэтому я резко и зло среагировал на чужую руку, шарящую в кармане моего пальто. Схватив ее у запястья, резко развернулся к вору. Им оказался щуплый паренек лет двенадцати – тринадцати, с худым лицом и бегающими глазами, одетый в рваную куртку, из прорех которой торчали клочки ваты, серые бесформенные штаны и разбитые ботинки. – Пусти, дяденька! Я ничего… В следующую секунду воришка, получив полновесную затрещину, катился по булыжной мостовой. Проходившая мимо молодая женщина в сером пальто и ярком платке, повязанном на голове, увидев концовку сцены, вскинулась на меня возмущенно: – Ирод окаянный! Что ж ты над мальчонкой издеваешься! Креста на тебе нет! Молодой парень, одетый в папаху и тулуп, сидевший на телеге, стоявшей у обочины, неожиданно вступился за меня: – Чего разоралась, молодка! Это ему за дело! Крысеныш хотел у господина кошелек спереть! Женщина, смутившись, негромко сказала: – Так не бить же его в кровь, а городового надо было кликнуть. Парень засмеялся: – Так он и прибежит! Вот ежели ты юбки свои повыше задерешь, то тогда мигом примчится! Судя по вспыхнувшему ярким румянцем лицу и разом насупленным бровям, грубая шутка всерьез задела женщину: – Ах, ты ж черт бесстыжий! Ты своей женке юбки задирай, а на чужих не заглядывай! Воришка тем временем вскочил и бросился бежать под возгласы и улюлюканье уже собравшейся вокруг нас небольшой группы зевак. Стоило ему исчезнуть за углом, как внимание любопытных сразу переключилось на перепалку возчика и женщины. Я повернулся и пошел по улице. Меня уже не интересовал окружающий мир – я задумался о своей довольно жесткой реакции. «Отреагировал инстинктивно. Так, может, сработала мышечная память бывшего хозяина тела? Пусть так. Но теперь в любом случае пора ставить вопрос: что ты за человек?» Прежде в этом не было нужды, да и глупо заниматься изучением своих наклонностей человеку, чей мир был ограничен больничной койкой и не имел будущего. Только вот сейчас все изменилось. «Знания, интересы, эмоции. Все это придется проанализировать и понять, что пригодится, а что нет. Пока можно только сказать, чего у меня нет. Жизненного опыта и специальных знаний. Возможно, мне сможет помочь бывший хозяин тела. Хм. Впрочем, чего гадать на пустом месте? Будут факты – будем работать». Спустя полчаса, немного поплутав по улочкам, я наконец вышел к больничным воротам. Немногое изменилось во дворе за время моей прогулки. Разве только уехала телега, с которой разгружали дрова, да около флигеля коренастый и бородатый мужчина, одетый в штаны, заправленные в сапоги, и телогрейку, с громким хеканьем рубил дрова. В ожидании у лестницы главного корпуса стоял экипаж, на облучке которого сидел кучер в тулупе. На верхних ступеньках лестницы стоял врач в белом халате. Он курил папиросу и, видно, рассказывал нечто смешное женщине, одетой в ярко-желтое пальто, потому что с ее лица не сходила веселая улыбка. У самых ворот шаркал метлой дворник. Поверх мешковатого, явно не по росту, пальто, на нем был надет длинный передник, а на груди тускло блестела бляха. Пройдя мимо него, я направился к своему бараку. Я находился в двух шагах от входной двери, как та вдруг резко распахнулась и на порог выбежал долговязый мужчина в белом халате. Чтобы не столкнуться с ним, сделал шаг в сторону, но врач, увидев меня, на мгновение замер, затем, радостно всплеснув руками, обратился ко мне: – Сергей Александрович! Голубчик! Как вы нас напугали! Думали опять… – но наткнувшись на мой вопросительный взгляд, вдруг замолчал и стал с какой-то тревогой вглядываться в меня. – С вами что-то произошло?! Я неопределенно пожал плечами. – Вы сегодня какой-то не такой, Сергей Александрович. Сами вернулись. – Конкретнее сказать можно, доктор? – Конкретнее… Это вы мне сейчас сказали? Вы… Вы понимаете, что говорите?! Да вы…! – лицо доктора от волнения пошло пятнами. – Что вы так переживаете! Да, я вернулся и стою, здесь, перед вами. – Вы… Когда с вами случаются приступы, вы становитесь потерянным… Теперь… теперь я чувствую себя… потерявшимся. Смешно, да? Бог ты мой! Вы пришли в себя! Сергей Александрович, вы помните, что чувствовали, перед тем как прийти в себя?! Это очень ценно! Для медицины! Для науки! Вспомните, пожалуйста, голубчик! – Нет. Ничего такого не помню. А что со мной такое, доктор? Растерянность врача была настолько явной, что меня она даже несколько позабавила. У меня был богатый опыт общения с людьми в белых халатах, теперь только оставалось им воспользоваться, пустив беседу в нужное русло, и тогда информация потечет сама собой. Таким образом в свое время мне удалось выудить немало информации о своей болезни от молодого, но очень тщеславного доктора, который собрался сделать на мне диссертацию. – Вы как-то странно говорите. Где вы были?! – Гулял. От этого простого слова доктора чуть кондрашка не хватила. Он покраснел и тяжело задышал. – Погодите! Так к вам вернулась память?! «Амнезия. То, что и требовалось!» – Знаете… трудно так сказать, – я попытался изобразить на лице мучительное раздумье. – Где-то помню, а что-то… словно черный провал. Врач смотрел на меня с нескрываемым удивлением. – Странно как-то это все, – протянул он. – С подобным феноменом медицина еще не сталкивалась. По крайней мере, о таких случаях мне ни читать, ни слышать не доводилось. – Может, мы все-таки зайдем в помещение, а то вы в халате. Не май месяц, того и гляди – простудитесь. Какое-то время он ошеломленно смотрел на меня, потом словно бы очнулся и сказал растерянно: – Да. Да! Вы правы. Идемте! Мы, наверно, минут пять сидели в его кабине в полной тишине. Я пытался вспомнить, что знал о потере памяти, а врач, вглядываясь в меня, похоже, пытался понять с медицинской точки зрения, что сейчас произошло. Видно, у него это не получалось, судя по его обескураженному взгляду и словам: – Даже не знаю, что сказать. У меня такое ощущение, что мы с вами поменялись местами. Гм! Скажите, как вы ощущаете… окружающий вас мир? – Как чужой и в то же время знакомый. Чувство одиночества и какой-то размытой опасности. Мне известно, что вы доктор. На вас надет белый халат. Только вот ваше лицо вижу впервые, так же как не знаю вашего имени-отчества. Не знаю, где я нахожусь. – Этого просто не может быть… потому что, так не бывает, – произнес доктор растерянно. – Если судить по вашим словам, ваш мозг каким-то образом частично, можно даже сказать выборочно, восстановил свою работоспособность. Но это больше похоже на чудо! Не знаю… Просто не знаю, что предполагать и что думать! Какое-то время мы снова провели в молчании, затем врач меня спросил: – Когда вы пришли в себя, что вы сразу вспомнили? Или это была ассоциация с чем-то? – Да. Была тонкая-тонкая ниточка. Она какую-то секунду была натянута до предела, а затем лопнула, – это не было попыткой запутать доктора, потому что я говорил правду. Именно это ощущение было последним пронзительно-ярким воспоминанием, оставшимся от той жизни. – Ваши слова, голос, выражение лица… Вы это так сказали, что я ее тоже увидел. Она держала вас в темноте, а лопнув, вернула вас к жизни. Знаете, Сергей Александрович, такой беспомощности, как сейчас, я еще никогда не ощущал. На моих глазах случилось нечто, способное перевернуть все наши знания о мозге человека, а я это не могу объяснить. Даже просто не могу понять, что и как с вами произошло! – Извините. Вы не могли бы представиться? – Господи! Это вы меня извините. Николай Никандрович Плотников. Приват-доцент и заведующий неврологическим отделением больницы. Вы, наверное, хотите узнать о себе? Спустя полчаса мне стало известно, что артиллерийский подпоручик, воевавший чуть ли не с первого дня на фронте, в бою получил ранение головы, которое вызвало не только потерю памяти, но и непонятные приступы, заставлявшие его время от времени отправляться в необъяснимые медицинской науке путешествия. Отец, дворянин, отставной офицер и помещик, умер за два года перед первой мировой войной. Мать проживает в поместье, где-то под Тулой. Младшая сестра заканчивает здесь, в Санкт-Петербурге, институт благородных девиц. Сам же, Сергей Александрович Богуславский, пошел по пути отца, закончив с отличием Михайловское артиллерийское училище. Спустя месяц после выпуска началась война. При разрыве австрийского снаряда получил двойное ранение. В плечо и в голову. Воевал подпоручик Богуславский неплохо, раз был награжден орденом св. Анны 4-й степени. Правда, за что именно, доктор не знал, как и многое другое, но это и понятно, ведь лечащего врача больше интересовала болезнь человека, а не его биография. Это было все, что мне удалось выжать из доктора Николая Никандровича Плотникова, как я уже потом узнал, милейшего человека и истинного последователя клятвы Гиппократа. Теперь надо было разложить полученную информацию по полочкам и понять, как ей лучше воспользоваться. Доктор, закончив свой короткий рассказ, снова засыпал меня вопросами о том, что помню, как себя чувствую, но когда понял, что больше ничего нового не добьется, растерянно замолчал. Воспользовавшись паузой, я поинтересовался возможной выпиской, на что он замахал руками и сказал, что об этом еще рано говорить. Две недели стационара, как минимум, так как столь необыкновенный феномен требует тщательного наблюдения. Меня такой расклад вполне устраивал, так как давал время осмотреться в новом для меня мире. – …затем, батенька, на основании моего заключения вас должна будет освидетельствовать военно-медицинская комиссия. Никак не иначе. Вы же военный. Уж как она решит, милейший Сергей Александрович, так и будет. – У меня еще один вопрос. Скажите, Николай Никандрович: раз я офицер, то почему лежу здесь, а не в военном госпитале? – Вы там лежали до того дня, пока вам не поставили диагноз: неизлечим. Чисто случайно узнав о вашем случае, я приложил все усилия, чтобы перевести вас к нам, хотя главный врач был против. Пришлось настоять. – Спасибо вам, доктор!Всю последующую неделю я старался проникнуться жизнью человека России образца тысяча девятьсот пятнадцатого года. Читал подшивки газет, разговаривал с медперсоналом и больными. Недоумение, появлявшееся на лицах моих собеседников от моих наивных вопросов, сразу рассеивалось, стоило им намекнуть о потере памяти. Бессовестно пользуясь этим, я старался как можно больше накопить информации, при этом старательно изучая речевые обороты, а также запоминал, а то и заучивал, новые для себя понятия, выражения и слова. Когда мне хотелось расслабиться, пролистывал рекламу, которой было полно в местных газетах. С точки зрения современного человека все эти объявления были написаны настолько простодушно, с таким неприкрытым восхвалением товара, что они поневоле читались, как забавные рассказики. Первым резким диссонансом в моей новой жизни стало неожиданное появление «сестры». В воскресенье, ближе к обеду, в мою палату неожиданно вошла симпатичная девушка и села у кровати. С минуту, молча, смотрела на меня, а потом начала говорить: – Здравствуй, милый Сережа. Пришла рассказать тебе новости и передать привет от маменьки. К доктору я сегодня не заходила, но, думаю, ничего нового о тебе не расскажет, ведь ты по-прежнему лежишь на больничной койке. Посмотри, я принесла тебе твоих любимых бубликов и пирожное. Помнишь, мы их ели во французской кофейне на Невском, перед твоей отправкой на войну. Господи, как давно это было! Временами мне кажется, что вся наша веселая и яркая жизнь осталась в далеком прошлом. Почему все так случилось, Сережа?! Когда ты уходил, то сказал, что не пройдет и полгода, как вернешься домой героем. Вернулся. И кем? Как мы теперь будем жить, милый братик? Ее глаза наполнились слезами. Покопавшись в сумочке, она достала кружевной платочек и стала промокать глаза. Я напрягся, не зная, что сказать, так как мой жизненный опыт ничего не мог подсказать, манеру поведения с девушкой и к тому же с «моей» сестрой. Когда спустя несколько минут девушка успокоилась, я облегченно вздохнул. Какое-то время мы молчали, а потом Наташа продолжила: – Знаешь, Сережа, на прошлой неделе на балу я познакомилась с молодым человеком. Он такой веселый и так интересно рассказывает! Его зовут Алексей, и он служит по почтовому ведомству. Знаю, что ты скажешь! Настоящий мужчина должен быть военным. А я вот тебе так отвечу: как насчет тебя? Где тот мужчина? Ее голос перехватило, а глаза снова повлажнели. «Хм. Деваться-то некуда, надо представляться и налаживать отношения». – Может, хватит сырость разводить, сестренка? При моих словах та неподвижно застыла. С минуту смотрела на меня широко раскрытыми от изумления глазами. – Сережа? – Да, Наташа. Да. Доктор меня вылечил. Правда, частично. Памяти нет, зато все понимаю. – О, чудо! Доктор… Сережа! Сначала она задохнулась от полноты чувств, потом вскочила на ноги и бросилась обнимать меня. В этот самый момент появился доктор. – Наталья Александровна, голубушка! Что же вы ко мне сначала не зашли?! Вы на себя посмотрите! Как вы разволновались! Ну-ка глубоко вздохните, а затем медленно выдохните. Еще раз. Может, сестру позвать, пусть вам валерьянки накапает? – Нет, Николай Никандрович! Не надо! Это все чувства! Спасибо вам, дорогой наш доктор! От себя и нашей маменьки! От всей души! Не знаю даже, как мы вас сможем отблагодарить! Боже мой! Радость-то какая! – Да успокойтесь вы! Видите ли, память Сергею Александровичу до сих пор не вернулась… – Так вернется же! Как и сознание! Сережа уже все понимает и говорит внятно! Он вернулся из того мрака, в который был погружен долгие месяцы! Это главное! Я верю, что он на пути выздоровления, так же как верю в вас, славный доктор! Вы можете! Вы уже один раз доказали! В ее голосе было столько убежденности и веры, что на лице доктора появилась смущение, причем не показное, а настоящее.
После ухода сестры я стал думать о том, что мне теперь придется, как ни крути, а соответствовать роли брата. Весь мой опыт общения с девушками имел чисто созерцательный характер. Все, что мне было известно, было взято из книг или интернета, а как оно на самом деле, приходилось додумывать самому. Впрочем, первый урок в обращении с женщинами мне дали уже через пару дней. После ужина я лежал на кровати, как ко мне в палату неожиданно вошла сестра-хозяйка нашего барака. Миловидная женщина, лет тридцати пяти – сорока. Высокая грудь, мягкие, округлые руки, ямочка на подбородке. Мне уже приходилось сталкиваться с ней. Даже как-то мельком слышал, что у нее мужа недавно убили на германском фронте. Она решительно вошла, хлопнув дверью, но сделав пару шагов, вдруг неожиданно остановилась. Сев на кровати, я с недоумением посмотрел на нее, но уже в следующий момент почувствовал, как от нее сильно пахнет спиртным. Некоторое время мы смотрели друг на друга, потом она, краснея, произнесла тихим голосом: – Господи, что я делаю? Ее слова объяснили мне, зачем она здесь. Я видел, что она смущена, растеряна и уже начала сомневаться в правильности своего поступка, но упускать подобный шанс я не собирался. Мне хотелось узнать, что такое близость между мужчиной и женщиной. Я несколько замешкался. Причем дело было не в стеснительности, да и как ее может испытывать человек, чье тело в течение последних пяти лет обмывали чужие руки, а в полном отсутствии опыта общения с женщинами. Подойдя к ней, я сказал первое, что пришло на ум: – Вы красивая, Варвара Тихоновна. – Я… Чисто инстинктивно я почувствовал, если прямо сейчас не удержу ее, то она просто развернется и уйдет. – Хочу тебя. Сильно и страстно. Эта фраза была единственной, что пришла мне сейчас в голову. Я замер в ожидании ее реакции, но женщина, услышав мои слова, только тихо ахнула и густо покраснела. Не давая ей опомниться, я обнял ее и впился ей в губы долгим, требовательным поцелуем. Она напряглась, упершись руками мне в грудь, но уже спустя минуту ее тело обмякло и губы ответили на мой поцелуй. Чуть отстранившись, я скользнул губами по ее щеке и стал целовать в шею. Она чуть слышно произнесла: – Господи. Что вы со мной делаете? Пожалейте… В следующее мгновение наши губы слились в страстном поцелуе. Когда мы оторвались друг от друга, она тихо произнесла: – Вы только не подумайте… Я не такая…. – Ничего не надо говорить. Положив руку ей на грудь, я даже под плотной тканью почувствовал, как набухает сосок. Она попыталась отшатнуться, но я не дал. Спустя минуту короткий стон вырвался из ее пухлых губ, а уже в следующее мгновение, закинув руки мне на шею, она стала меня жарко целовать. У меня не сразу все получилось, чем я немало удивил женщину, видно, ожидавшую от мужчины большего опыта в любовных играх, но когда после третьего раза, мокрая от пота, она откинулась на подушки, то в ее взоре читалось нечто похожее на восхищение. Мне хотелось еще. Жадно глядя на нагое тело, я стал гладить полную грудь. Наши глаза встретились. – Саша. Сашенька, ненасытный ты мой, – повернувшись, она прижалась ко мне всем своим телом и тут же смутилась, почувствовав, как начало подниматься мое мужское естество. В эту ночь мы так и не заснули. На следующий день я пытался найти ее и вскользь поинтересовался ее отсутствием, как мне вдруг сказали, что она здесь больше не работает, а вчера приходила в больницу, для того чтобы попрощаться, так как с санитарным поездом уезжает на фронт. «Вон оно как. Жаль, конечно…»
Когда утром медсестра сказала, чтобы я явился к доктору Плотникову, у меня даже и тени сомнений не было, что разговор пойдет о выписке, но, как оказалось, интерес к моей особе был вызван совершенно другим обстоятельством. – Сергей Александрович, здравствуйте! Гм! У меня к вам… скажем так, приватная беседа. – Слушаю вас, Николай Никандрович. – Дело в том, что я вас, голубчик, долго наблюдал. Дважды вас обследовали мои коллеги, которые пришли к тому же выводу, что и я: этого просто быть не может. Вчера мы собрали консилиум и спустя несколько часов пришли к единому мнению: мы не знаем, что с вами произошло. Это выходит за пределы наших знаний о человеческом мозге, Сергей Александрович. Гм! Правда, можно еще сказать и так: чудо, господа! Кстати, так заявил вчера на нашем совещании мой коллега, Тихомиров Валентин Владимирович. Он также сделал предложение пройти у него в клинике обследование… – Извините, что перебиваю, но больше лежать не хочу! Доктор понимающе покивал головой: – Я ему так вчера и сказал. Собственно это все, Сергей Александрович. Завтра мы вас выписываем. Да-с. Погодите, что-то еще… Ага! Во вторник вы должны присутствовать на военно-медицинской комиссии, – он покопался в бумагах на столе, вытащил лист и подал мне. – Вот уведомление. Прочитайте и распишитесь. – Это все? – Да. Это все. Физически и умственно вы полностью здоровы, если можно так говорить о человеке, превосходящего силой троих людей. – Почему троих? – Тут у нас, рядом с воротами больницы, как-то телега застряла. Загородила проезд. Ни выехать, ни проехать. Послали на помощь вознице истопника и дворника. Стали втроем выталкивать телегу, а та – ни в никакую! Тут вы во дворе появились. Видно, сестра недоглядела, вот вы и отправились в свое очередное путешествие. Я как раз стоял у лестницы главного здания в ожидании извозчика и вдруг увидел вас. Сначала вы остановились и смотрели, а затем неожиданно подошли к телеге, отодвинули мужиков в сторону, после чего схватили ее за задок, подняли и переставили на другое место. Вот как! После этого случая как-то поинтересовался у вашей сестры, где вы взяли такую силушку, и она рассказала о вашем, с самого детства, увлечении французской борьбой, английским боксом и атлетической гимнастикой. Вот такой вы силач, Сергей Александрович! Выйдя из кабинета Плотникова, я отправился к себе в палату, но стоило мне открыть дверь, как увидел сидящую на кровати сестру. Неожиданность заключались в том, что воспитанницы пансиона могли покидать его стены только в воскресенье, а сегодня был четверг. «Что-то случилось? – я вгляделся в лицо девушки. Оно было взволнованным, бледным, но не заплаканным. – Значит, ничего страшного». – Здравствуй, сестренка! Что случилось? – Сережа! Мама прислала вчера письмо! Она хочет, чтобы я как можно быстрее приехала к ней! – Зачем? У нее что-то со здоровьем? Наташа отрицательно замотала головой, словно маленькая девочка, а потом тихо сказала: – Она нашла мне жениха. Ее слова поставили меня в тупик. Я смотрел в большие карие глаза девушки и просто не знал, что сказать. Это хорошо или плохо? Утешать или поздравлять? – Гм. А… ты его знаешь? – Познакомились в прошлом году, когда я приезжала на каникулы. Она замолчала. Ее поведение совсем не походило на поведение прежней жизнерадостной разговорчивой девицы. – Он что старый или уродливый? – Ему тридцать три года. Он не уродливый. Обычное лицо. Ее вид и голос говорили об одном: он ей не нравится. – Гм. Так что прямо сейчас свадьба будет? – Какой ты смешной, Сережа! Сначала будет помолвка, а уже потом свадьба! Ты что забыл: у меня выпуск только через четыре месяца! Я буду уже совсем взрослая! – она улыбнулась своим словам, но потом снова поскучнела. – Так ты сейчас едешь на помолвку? Сестра сделала несчастное лицо и сказала: – Да. Мама очень хочет тебя видеть и просила, чтобы ты меня сопровождал, если не будет ущерба твоему здоровью. – Наташа, у меня на следующей неделе военно-медицинская комиссия. Никак нельзя не явиться. – А я так на тебя рассчитывала, – девушка погрустнела еще больше. – Ладно. Но ты хотя бы меня на вокзал проводишь? – Думаю, да. Нет, точно провожу. Скажи, а ты как-то обмолвилась о молодом человеке. Ты с ним как… – я специально сделал паузу. – Как ты мог так обо мне подумать! Лицо девушки вспыхнуло красным густым цветом. – Эй! Я же ничего такого не хотел сказать! Просто хотел узнать: ты с ним видишься? Сестра опустила голову и тихо сказала: – Да. Дважды. Мы гуляли с ним по городу. – Он тебе нравится? – Не… знаю. Девушка была в явном смущении, а значит, здесь были замешаны чувства. Что делать? У меня не было ответов на подобные вопросы, потому что даже у этой девчонки было больше жизненного опыта, чем у меня, поэтому мне пришлось сделать умный вид и изобразить, что думаю над тем, как ей помочь. Наташа уже оправилась от смущения и сейчас смотрела на меня в надежде, что я помогу найти ей выход. Дальше молчать было уже неудобно, поэтому я спросил ее: – Так ты не хочешь ехать? – Не хочу, но не поехать – значит огорчить маму. – Тогда… может, тебе заболеть? – Ты думаешь, что так будет правильно? – Не знаю. Я только в одном уверен, что человек, будь он мужчина или женщина, должен быть хозяином своей судьбы. У него должен быть выбор. Наташа некоторое время изучала мое лицо, потом опустила глаза и задумалась. Ее пальцы автоматически стали разглаживать платье на коленях. Наконец она сказала: – Даже не знаю. Мама может написать письмо хозяйке пансиона, мадам Жофре, и тогда все откроется. Мне очень не хочется причинять ей хоть какую-то боль, Сережа. Ей и так трудно без папы. Я вспомнил измученные внутренней болью глаза своей матери, и у меня невольно вырвалось: – Забудь мой совет. Мама – это… святое. Еще пара минут прошла в молчании, потом сестра встала, отвернулась и некоторое время смотрела в окно. – Я еду завтра пятичасовым поездом. Приезжай к четырем часам, к пансиону. Буду ждать тебя. Сказав, она повернулась, затем подойдя ко мне, поцеловала в щеку (так она делала каждый раз) и пошла к двери. – До завтра, братик. – До завтра. Она ушла, а я продолжал смотреть на закрытую дверь, так как ее приход дал толчок моим мыслям в новом направлении. Удачное начало моей новой жизни теперь мне таким не казалось. У меня была сестра и мать. Со всеми их проблемами. И от этого никуда не деться. Встал с кровати и стал смотреть в окно. Небо было затянуто серыми тучами, из которых сыпал мелкий, противный дождик. Несколько минут неподвижно стоял и смотрел на унылую картину заброшенного сада, пока не пришел к мысли: «Не торопи события, парень. Все придет само собой».
Глава 2
Во вторник я предстал перед военно-медицинской комиссией, которую, к некоторому моему недоумению, почему-то возглавлял не военный медик, а старенький генерал – артиллерист. Согласно двум представленным комиссии медицинским заключениям, окончательный вердикт был однозначен: к военной службе подпоручик Богуславский Сергей Александрович не годен. На комиссии я был в офицерской форме. Мне нравилось ее надевать. Скрипящая кожа ремней, золото погон, блеск стали офицерской шашки. Все это давало мне возможность чувствовать себя мужчиной, умеющим самому решать свои собственные проблемы. «Пусть это не мое, – думал я, глядя на свое отражение в офицерском мундире, – но кто тебе мешает стать таким же». Вживаться в роль офицера мне в немалой степени помог Плотников, принеся книгу – своеобразный свод нравоучений офицеру, определяющий правила его поведения на службе и в общественных местах, а также подписку журналов «Офицерская жизнь» за 1913–1914 годы. Естественно, что за столь короткое время мне не удалось приобрести настоящей выправки кадрового офицера, но зато я научился разбираться в званиях и чинах, щелкать каблуками, отдавать честь, при ходьбе придерживать шашку рукой и правильно носить перчатки. Спустя неделю после комиссии мне пришло письмо-приказ: явиться в Военное министерство за официальным свидетельством об отставке. Прибыв и получив бумаги, я принялся их изучать. При прочтении заинтересовался такой фразой: «…согласно определенному военно-медицинской комиссией ранению, как второго класса тяжести, пенсия вам будет назначена в размере 60 % оклада денежного содержания». Далее я прочитал, что, поскольку нахожусь под патронажем Александровского комитета, мне полагается дополнительная пенсия в размере 225 рублей в год. Тут же быстро посчитал в уме, сколько буду иметь в месяц. Оказалось, около 55 рублей. «Здорово! А на что прикажете жить, господа хорошие?» Мой скептицизм проявился не просто так. Дело в том, что я уже успел поинтересоваться ценами на съемные квартиры в приличных районах. Они начинались от 18 рублей 50 копеек за комнату, причем платить надо было авансом за месяц вперед. «Можно, конечно, снять комнату или квартиру в пригороде. Будет почти вполовину дешевле. Или уехать к матери в имение. Так, наверное, поступил бы настоящий Богуславский. Только мне что там делать? Ладно, что у нас там еще за бумаги? О! Хорошая новость! Меня в звании повысили. Теперь я поручик! Так, а это что? Приглашение на бал для раненых офицеров-фронтовиков. Когда? Ага… в эту субботу. Отчего не сходить. Сходим». Узнав о новом звании, я сразу отправился покупать себе другие погоны, но, узнав, что они мне обойдутся в шесть рублей, решил обойтись одними звездочками. Прикрепил их собственноручно, причем получил при этом немалое удовольствие. Надел мундир, встал перед зеркалом – эх, хорош! В плечах косая сажень, высок, подтянут. Может, это звучит и по-детски, но мне чертовски нравилось быть человеком, чье отражение я сейчас видел в зеркале.Мое приглашение взял один из двух лакеев, стоящих на входе, мельком пробежал по нему глазами, потом показал рукой в правую сторону от широкой лестницы, ведущей наверх: – Гардероб там, ваше благородие. Кивнув головой, я пошел в указанном направлении. Народа в вестибюле было немного: сдающий шинель румяный подпоручик, с рукой на перевязи, и у большого зеркала стояла с матерью прихорашивающаяся девушка в розовом платье. Сдав шинель, я пошел вслед за ними по широкой лестнице, навстречу громкой музыке оркестра, играющего какой-то бравурный марш. Не успел я подняться, как ко мне подошла женщина в пышном платье желто-лимонного цвета. Большие серые глаза, рыжеватые волосы, полноватая фигура, но еще не потерявшая изящества форм – портрет женщины, которой далеко за сорок лет. – Господин поручик? – Сергей Александрович Богуславский. Прибыл по приглашению. – Мария Степановна Селезнева. Член женского комитета «Женщины – Отечеству», который организовал этот благотворительный бал. Прошу вас, идите за мной, Сергей Александрович. Она повела меня по залу, заполненному людьми. Отсветы громадной люстры, висящей под потолком, играли на золоте погон, драгоценностях дам и начищенной меди оркестровых инструментов. Продвигались мы очень медленно, потому что моей провожатой постоянно приходилось отвлекаться, здороваясь или отвечая на вопросы окружающих нас людей. Наконец мы оказались у длинного стола, стоявшего на правой стороне зала. На нем, в связи с сухим законом, стояли только бутылки с лимонадом, фруктовой водой и сельтерской содовой, в окружении множества блюд и тарелок с различными холодными закусками. Как я успел заметить, такой же стол стоял у колонн с левой стороны зала. – Сергей Александрович, сейчас я вам кратко изложу программу нашего вечера. В половину восьмого… – тут она посмотрела на изящные часики, – через пятнадцать минут краткую речь произнесет глава нашего комитета Анастасия Александровна Шумнина, затем будет молебен во славу победы нашего оружия. После чего будут танцы. Буфет с закусками перед вами. У вас есть ко мне еще вопросы? – Никак нет. – Тогда, с вашего разрешения, я буду вынуждена покинуть вас. – Не смею задерживать вас, Мария Степановна. И большое вам спасибо. Женщина мягко улыбнулась и пошла к группке женщин, которые с нетерпением поглядывали в нашу сторону. Какое-то время я осматривался. Большая часть офицеров-одиночек находились у столов с закусками, в то время как семейные офицеры, объединившись в группы, вели оживленные беседы. Сразу отметил, что офицеров, которых можно было отнести к раненым, на мой взгляд, было немного. За моей спиной неожиданно раздался мужской голос: – Поручик, вы выглядите как юнкер, попавший в первый раз на бал воспитанниц пансиона! Я повернулся. Передо мной стоял штабс-капитан, держащий в руке бокал с лимонадом. Судя по легкому румянцу и чуть мутному взгляду, тот был явно в подпитии. Я снова оббежал глазами стол, но ничего похожего на алкоголь не нашел. – А если и так? Офицер озадаченно смотрел на меня, ожидая дальнейших объяснений. Я же со своей стороны посчитал разговор законченным, после чего повернулся к столу и налил себе фруктовой воды. Отпив, стал оглядывать блюда с закусками. «Чего бы… Балычка или ветчинки? Наверно…» От выбора меня отвлекла неожиданно наступившая тишина, а затем женский голос громко и решительно произнес: – Господа и дамы! Прошу вас всех собраться в центре зала, как можно ближе к оркестру! Когда присутствующие собрались в центре зала, на возвышение взошла женщина с костистым, резко очерченным лицом, в скромном платье. После короткой, но яркой и эмоциональной речи, которая кончилась под аплодисменты и восторженные крики присутствующих, начался молебен, завершившийся государственным гимном Российской империи. За это время лакеи обновили ассортимент закусок на столах, заменили пустые бутылки и кувшины. Приглашенные окружили столы, а военные оркестранты снова заняли свои места и заиграли вальс. В центр зала стали выходить одна за другой танцевальные пары. Встав у одной из колонн, я стал наблюдать за танцующими парами, время от времени бросая взгляды вокруг. Неожиданно в поле моего зрения попала молодая и очень даже привлекательная молодая женщина. «Очень даже ничего. Попробовать познакомиться?» Но эта мысль явно запоздала, так как к ней уже подходил смазливый капитан с бокалом лимонада. Она приняла его с улыбкой и что-то ему сказала, а я опять продолжил наблюдать за танцами до тех пор, пока не наступил перерыв. Музыка стихла, и разгоряченные танцоры сгрудились у столов, чтобы утолить жажду. Отойдя от шумливых, возбужденных людей подальше, я вдруг неожиданно обнаружил, стоящую за колонной, замеченную ранее, красивую женщину. Она стояла в одиночестве, обмахиваясь веером. «Почему бы и нет?» Подойдя к ней, я спросил: – Приятный вечер, не правда ли? Некоторое время она с чуть заметным удивлением рассматривала меня, а потом спросила: – Мы знакомы? Сообразив, что нарушил общепринятые правила знакомства, сразу поспешил исправиться: – Разрешите представиться: поручик Сергей Александрович Богуславский. Она, как мне показалось, томным голосом сказала: – Вы не слишком торопитесь, поручик? Мне было непонятно, что она имела в виду, но тон и эти слова показались мне кокетством привлекательной женщины. Незаметно для себя я перешел на современный язык разговора. – Не думаю, – ответил я. – Вы красивая, я вроде недурен. Это ли не повод для нашего знакомства? – Вы за кого меня принимаете, поручик?! Ее васильковые глаза потемнели от гнева. Нетрудно было понять, что мною совершена ошибка, но в чем она состоит, понять не мог. Попытка разобраться в ситуации заставила меня задать прямой вопрос: – Что я не так сказал? – Вы мужлан, поручик! После чего окатив меня взглядом, полным злости и презрения, неспешно развернулась и ушла. Я посмотрел ей вслед и подумал: «Прямота отношений, похоже, здесь не в чести. Придется подучить правила местного этикета. Ладно. Посмотрел, теперь можно и идти». Обогнув колонну, я только направился к лестнице, как вдруг наткнулся на изучающий меня взгляд женщины. В нежно-голубом платье, с глубоким вырезом, она выглядела довольно эффектно, несмотря на то, что ее пышная, но не потерявшая стройности, фигура и чуть наметившиеся морщинки у глаз говорили о вполне зрелом возрасте. Какое-то время она пристально смотрела на меня, а затем вдруг жеманно опустила глаза. «Хм! Вроде, похоже, на нехитрое приглашение к близкому знакомству. Попытка не пытка!» Призвав на помощь скудные запасы любезных обращений, подойдя, я обратился к даме: – Извините меня, сударыня, за вольность. К сожалению, у нас нет общих знакомых, которые могли бы представить меня вам, поэтому я собственноручно рискнул исправить это недоразумение. Разрешите представиться: Сергей Александрович Богуславский. Боевой офицер. Был ранен, теперь в отставке. – Александра Станиславовна Запольская. Княгиня. Вдова. – Извините, как мне к вам обращаться? Ваше сиятельство или… – Бросьте, поручик. Вы что на дворцовом приеме?! – Гм! Как вы посмотрите на то, Александра Станиславовна, чтобы покинуть это шумное общество и познакомится поближе, скажем так… в более спокойной обстановке? – Однако, поручик. В прямоте изложения вам не откажешь. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, глядя на вашу попытку знакомства с Машей Крупининой. – Порицаете? – Вы, похоже, плохо разбираетесь в женщинах, Сергей Александрович. К каждой из нас нужен свой подход. Вот смотрите. Видите сейчас рядом с Машей смазливого офицерика? Я бросил быстрый взгляд в их сторону, а затем кивнул головой в знак согласия. – Так вот, он сейчас будет пожинать плоды ваших необдуманных действий. Вы меня понимаете? – Понимаю, княгиня, но может, вернемся к разговору о нас. Или я опять действую слишком прямо? – Скажу вам так, поручик. Я женщина прямая и открытая, а благодаря опыту двух замужеств настолько здраво оцениваю мужчин, насколько это возможно, оставив душевные нюансы институткам. Правда, исходя из моего опыта, мужчины становятся… гм… циниками в более зрелом возрасте, поэтому вы для меня пока являетесь некоей загадкой, которую будет интересно разрешить, – княгиня окинула меня оценивающим взглядом, усмехнулась краешками губ и, вздернув подбородок, сказала: – Идемте! Мы только успели спуститься по лестнице, как меня остановил резкий возглас: – Поручик, стойте! Я развернулся. Нас догонял смазливый капитан. Подскочив ко мне, он тут же выпалил: – Вы оскорбили даму! Я требую, чтобы вы прямо сейчас извинились перед ней! – Это ее просьба? – Нет, это мое требование! Этот хорошо сложенный мужчина с аккуратно уложенными волосами и ухоженными усиками, в звании капитана, представлял собой этакий вариант писаного красавца – гусара с лубочной картинки. – Вы больше ничего не хотите? – Вы забываетесь, поручик! Перед вами стоит старший по чину офицер! – Да ну? – я нагло усмехнулся. При виде моей усмешки красивое лицо капитана просто перекосило. – Ты мне сейчас за все ответишь, подлец, – сейчас он уже не говорил, а шипел наподобие змеи. Не знаю, что он собирался делать, но только успел поднять руку, как получил удар в челюсть и рухнул на пол. Его глаза закатились, а тело безвольной куклой раскинулось на полу. Я оглянулся на княгиню, ожидая ее реакции. Та перевела взгляд с распростертого тела капитана на меня и удивленным голосом спросила: – Вы дворянин, поручик? – Да. – Что ж вы тогда выясняете отношения, как мужик? – но наткнувшись на мой непонимающий взгляд, махнула рукой и произнесла: – Ладно. Что сделано, то сделано. Идемте! Наверху бал, под гремевшую музыку военного оркестра, только набирал силу, поэтому свидетелями нашей стычки стали лишь слуги. Взяв в гардеробе манто княгини, я помог ей одеться, затем надел шинель, и мы вместе пошли к дверям. Капитана тем временем один из лакеев стал приводить в чувство смоченным водой, платком. Вдоль тротуара, напротив входа, стояло полтора десятка личных экипажей, возле которых попыхивали папиросками, собравшись в кучку, кучеры. При виде вышедшей княгини один из них тут же подбежал к ближайшему экипажу и вскочил на козлы. Кучер, насколько я мог разглядеть его в неверном свете фонарей, был крепким мужчиной с простым, невыразительным лицом и аккуратно расчесанной бородой, лежавшей на груди. – Ваша светлость, карета подана! «Карета? А, по-моему, это просто рессорная коляска с откидным верхом. Впрочем, не мое это дело». Княгиня подошла к повозке и остановилась. – Поручик! Я бросил недоуменный взгляд на княгиню, но уже в следующий миг понял, чего от меня хотят и, подойдя к ней, подал руку под ее насмешливым взглядом. Таким, наверное, люди смотрят на маленьких неуклюжих щенков, ковыляющих вперевалку. Опершись на нее, женщинаподнялась, затем уселась, при этом продолжая с насмешкой смотреть на меня. Под ее взглядом мне стало неудобно уже второй раз за этот вечер, но только стоило мне сесть рядом с ней, как княгиня тесно прижалась ко мне, и в тот самый миг чувство неловкости исчезло, сметенное горячей волной будущих удовольствий. – Василий, домой! – раздался голос княгини. Экипаж качнулся, а затем зашуршал резиной шин под цокот копыт. Я не заметил, как от стены здания рванулась к дороге, ранее незаметная, мужская фигура и, подскочив к стоящей в стороне двуколке, негромко сказала к нагнувшемуся к нему человеку, сидевшему на козлах. – Пиво, живо за ним. Проследишь, затем вернешься. – А как же… – Я сказал: живо! Больше ничего не говоря, извозчик хлестнул лошадь. Легкая пролетка рванула с места и понеслась вслед за нашим экипажем.
Проснувшись утром, я удостоился от уже проснувшейся княгини довольно сомнительного комплимента: – Вы, поручик, истинный жеребец, ей-богу! Умеете доставить женщине удовольствие! Все же есть у меня к вам один интересный вопрос, Серж. Ответите без утайки? Княгиня выглядела очень сексуально и соблазнительно в свои тридцать девять лет: крупная грудь, широкие, крутые бёдра и стройные ноги. Некоторая полнота нисколько не портила её фигуру, даже наоборот, добавляла своеобразный шарм в плавные изгибы женского тела. Увлеченный разглядыванием фигуры княгини в кружевном белье, состоявшем из короткой кружевной кофточки и таких же панталончиков, которые не столько скрывали тело, сколько потакали распаленному мужскому воображению, я отстраненно сказал: – Спрашивайте, княгиня. – Не обессудьте, Серж, я человек прямой, поэтому объясните: как вы можете сочетать в себе мальчишку и зрелого мужчину, не говоря уже об остальных странностях. Поясните столь непонятный факт любопытной женщине. Я перевел взгляд с ног княгини на ее лицо. – Все дело в моем ранении, Александра. После ранения в голову я долгое время находился… м-м-м… в полубессознательном состоянии, а когда пришел в себя, оказалось, что частично потерял память. – Бедненький! И что?! – М-м-м… скажем так… одно помню, а другое не помню. Княгиня, по большей части пренебрегающая обывательской моралью и отличающаяся практичным, мужским складом ума, вначале попросту решила пойти навстречу своим естественным инстинктам и заполучить физический образчик мужского пола в постель на ночь. Ей всегда нравились большие и крепкие мужчины, но теперь где-то в глубине нее неожиданно шевельнулся материнский инстинкт. Мальчик – мужчина. О нем можно было заботиться как о ребенке и одновременно предаваться любовным ласкам со сложенным, словно античный бог, мужчиной. – О! Так ты, мальчик, получается, заново родился! – она задумалась на короткое время, затем усмешка скользнула по ее губам, и княгиня продолжила: – Теперь мне стало понятно твое… скажем так, необычное поведение. Впрочем… для меня сейчас главным является то, что твое ранение никак не сказалось на работе твоего детородного органа! Тебя не шокирует моя прямота?! Я равнодушно пожал плечами. – Вижу, что нет, – и она усмехнулась. – Впрочем, у нас еще будет время обо всем этом поговорить. Серж, вы так и будете сидеть голым на кровати или мы сходим куда-нибудь позавтракать?! После ее слов я вдруг внезапно понял, что зверски голоден. Быстро привел себя в порядок, затем оделся. Перед парадным входом нас уже ждала коляска. Не успел я помочь княгине сесть в коляску, как к нам вдруг неожиданно подскочил молодой человек в темно-синей студенческой куртке и фуражке с кокардой. – Вы хам! Мерзавец! Вы оскорбили достойную женщину и думаете, что вам все сойдет с рук! Нет! – и он яростно зажестикулировал, потрясая в воздухе сжатыми кулаками. – Вы ответите за свой низкий и подлый проступок! Несколько секунд я оторопело смотрел на него, затем, повернувшись, удивленно взглянул на княгиню, так как сразу подумал, что речь идет о ней, но когда увидел в ее глазах изумление, сообразил – она здесь ни при чем! Резко повернулся к студенту, который тут же попытался меня ударить, причем это выглядело настолько нелепо и неуклюже, что даже мне, человеку, не имеющему опыта в драках, показалось, что он сейчас играет какую-то роль. Легко отбив его удар, я толкнул студента в грудь. Тот упал, но почему-то не торопился вставать, продолжая кричать. Только я открыл рот, чтобы спросить его, что он от меня хочет, как из начавшей собираться толпы ко мне кинулось трое крепких молодцев с криками на тему: пошто маленьких забижаешь! Не ожидавший столь резкого проявления народного гнева, я все же оказался на высоте. Когда кулак одного из бандитов, на пальцах которого блестели стальные кольца кастета, взметнулся и полетел мне в лицо, я интуитивно ушел от удара, а затем ударил в ответ. Под моим кулаком что-то влажно хрустнуло, и противник, отчаянно взмахнув руками, с диким воплем рухнул на камни мостовой. Впрочем, это была бы моя первая и единственная победа в этой драке, если бы не неожиданная помощь кучера Василия и… княгини. Свист кнута – и один из налетчиков, схватившись рукой за левую щеку и завыв от боли, отскочил в сторону. Последний из нападавших уже готов был опустить мне на голову дубинку, обтянутую кожей, как вдруг из-за моего плеча к его лицу метнулось острие зонтика княгини. Бандит инстинктивно отпрянул, дав мне тем самым несколько секунд форы. Удар, пришедшийся ему прямо в челюсть, швырнул моего второго противника на булыжники, а спустя секунду, из уже собравшейся вокруг нас толпы раздался истошный женский крик: – Батюшки!! Убили!! Истинный крест!! Убили!! Не успев перевести дух, я резко повел головой в сторону кричащей женщины. Это была молодая баба в теплом платке и пальто, прижавшая руки к груди и смотревшая куда-то на землю. Проследив ее взгляд, я увидел, что бандит, которого только что ударил, лежит неподвижно, а из-под его головы натекает кровь. «Убил?» – не успела эта мысль появиться у меня в голове, как его неподвижное лицо дрогнуло, а из губ вырвался стон. Наступившая было тишина мгновенно взорвалась криками: – Да жив он!! Жив!! Вот баба – дура, только зазря крик подняла! Городовой!! На дружные крики толпы уже спустя минуту откликнулись трели полицейских свистков. Я быстро огляделся и кое-кого недосчитался. Третий бандит как в воду канул. Бросил взгляд на кучера. Тот без слов понял, что мне хотелось знать, и сразу ответил: – Убег. Как вы второго разбойника на кулак взяли, ваше благородие, так сразу и убег. – А студент? – поинтересовался я. – Тот еще раньше в толпу шмыг… и больше его не видал. – Спасибо тебе за помощь, Василий. – Да что уж там, ваше благородие. Если на чаек… – Василий, – негромко, но веско произнесла княгиня. – Я что? Я ничего, – тихо пробурчал кучер, отворачиваясь. Спустя несколько минут на место происшествия прибежали два полицейских. Шагавший первым из них городовой, с сединой на висках и в усах, пройдя сквозь толпу, сначала бросил быстрый взгляд на распростертые на брусчатке тела, а затем поднял голову и, отдав честь, вежливо поздоровался с княгиней: – Доброго вам здравия, ваше сиятельство. – И тебе того же, Николаевич. Как жена? Как дети? – Спасибо. Бог миловал. Все живы-здоровы. – Затем он повернулся к своему напарнику, громко гаркнул: – Степан! Ну-ка возьми пару свидетелей и волоки их в участок! Пусть дадут там показания! Любопытные горожане, до этого во все глаза следившие за происходящим, услышав приказ, тут же начали быстро расходиться. Молодой городовой успел схватить за рукав одного из зевак и теперь пытался тащить его в участок, но тот сразу начал кричать, что он ничего не видел. – Не видел, так не видел. Отпусти его, Степан! – неторопливо сказал седоусый. – А сам беги в участок. Пусть дежурный вызовет медицинскую карету, затем доложишь по начальству, что на госпожу княгиню было произведено разбойное нападение. Ведь так, ваше сиятельство? – Так, Николаевич. – Да, и еще. Пусть пришлют парочку постовых, потому как я узнал одного из разбойников, напавших на княгиню. Это Митька Оглобля. Он, анафема, в розыске уже год находится. Степан, давай живо! Одна нога здесь – другая там! Молодой городовой, подхватив шашку, со всех ног кинулся бежать, а Николаевич повернулся к нам: – Вынужден вас спросить, как все это произошло? Этот вопрос ни к кому конкретно не обращался, но отвечать на него все же пришлось мне, после ехидного замечания княгини: – Поручик, вы их били – вам и речь держать. Рассказав, как все произошло, я вопросительно посмотрел на городового. Судя по его задумчивому виду, он явно что-то знал или, по крайней мере, догадывался. Некоторое время полицейский молчал, неторопливо разглаживая усы, и только потом сказал: – Похоже, это шайка Ивана Хмеля. Сталкиваться с ними не приходилось, но описание этих разбойников у нас в участке есть. Вот только что странно: в них говорится, что они уличными грабежами промышляют, а тут… – А чего тут странного? – тут же поинтересовался я. – Странности аж целых две получаются, ваше благородие. Уличные грабежи, это да, но вот в чем курьез – их шайка по ночам работает. И второе. Они, по вашим словам, вроде как в драку полезли, так? – Да. – Тогда скажите мне, зачем грабителям за какого-то прощелыгу заступаться? Вот то-то! Несуразица выходит. И еще. Будь вы простой человек, а так… вы офицер. Воры остерегаются таких, как вы, трогать. Я задумался над его словами. Если все так обстоит, как говорит городовой, то логики в их действиях не было даже на копейку. Тогда в чем дело? Но обдумать мне не дал неожиданно раздавшийся голос княгини: – Николаич, подойди ко мне, любезный. Тот неторопливо подошел к коляске. – Слушаю вас, ваше сиятельство. – Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы мое имя звучало в городских сплетнях… гм… в связи с этим делом. Мы договорились? – Как скажете, ваше сиятельство. – Держи, любезный, – и княгиня протянула городовому десять рублей. – И закончи это дело сам. Объясни, что даме стало дурно и она поехала… в больницу. – Ваше сиятельство, а бумаги? Их же подписать нужно. – Ты забыл, где я живу?! – Будет сделано, ваше сиятельство! Ни по дороге в ресторан, ни во время еды меня никак не хотела отпускать мысль о столь непонятном и нелогичном нападении. «Меня с кем-то спутали? Хм! А может, это какой-нибудь отверженный любовник княгини?» Я посмотрел на княгиню и наткнулся на ее внимательный взгляд. Вытерев губы салфеткой, она откинулась в кресле и спросила: – О чем вы все думаете, Сергей Александрович? – Не выходит у меня из головы это нападение. – Серж, да бросьте вы! Они грабители! Как у них там? А! Кошелек или жизнь! – Слишком уж заумно… Сначала какой-то… мальчишка обвиняет меня в оскорблении женщины… – Может, это весточка из вашего прошлого, которого вы не помните? – Я с первого дня войны на фронте. Потом два с половиной месяца в госпитале. Выписался чуть больше недели тому назад, – я помолчал, потом спросил. – Может, этих людей нанял какой-нибудь ваш тайный воздыхатель? Несколько секунд княгиня смотрела на меня, а потом звонко рассмеялась: – Вы что меня ревнуете?! – Насчет этого не волнуйтесь, княгиня. Вы женщина приятная во всех отношениях, но… – Можете не продолжать. А в дальнейшем, милый Серж, постарайтесь не забывать, что я хоть и лишена большинства душевных нюансов, присущих легковерным дурочкам, но при этом остаюсь женщиной! – Понял. – Вот и хорошо, а насчет моих любовников не волнуйтесь. У меня нет привычки играть в любовь. Приятная интимная близость – вот что надо женщине моего типа. Не больше. Учтите это на будущее. – Учту, ваше сиятельство, – при этом я учтиво улыбнулся, стараясь, чтобы ехидство не выползло наружу. – Учтите-учтите, поручик. Кстати, силища в вас отменная. Удар – и разбойник повержен! Вы прямо богатырь земли русской! – Не без вашей помощи, княгиня. Кстати, я вас так и не поблагодарил за… – Отблагодарите меня этой ночью, и мы квиты, – и княгиня захихикала, как девчонка, потом резко оборвала смех и неожиданно спросила: – Серж, а вы как-то обмолвились, что серьезно занимались боксом и атлетикой. – Знаю об этом со слов сестры. А что? – Мне тут в голову пришла одна идея. Не хотите продолжить обучение? – Честно говоря, не думал об этом. А вот стрелять точно хочу научиться. – Отлично! Мне знаком человек, владелец спортивный зала, который называется «Атлет». – Откуда? – Какая разница. Знаю и знаю. Так вот, у него при зале есть тир. – Тир? Так это что: стрелковая школа? – Не знаю, как это все правильно называется, Серж, но там стреляют из пистолетов! Анатолий, не только спортсмен, но и хороший коммерсант. Четыре года тому назад он заключил договор с городским полицейским управлением, и теперь у него тренируются агенты полиции. Еще там есть японец. Он преподает какую-то борьбу. – Каратэ? Кун-фу? – Как-то иначе звучит. Впрочем, вы сами сможете спросить у него, если будет желание. Ну как? – Александра, я вас обожаю! Мне это очень-очень интересно. Когда мы сможем подъехать к Анатолию? Мой неподдельный интерес к физическому совершенству лежал на фундаменте из мыслей безнадежно больного человека, который мечтал стать сильным, ловким и непобедимым. Княгиня на минуту задумалась над моим вопросом, а потом сказала: – Поедемте сейчас, милый друг. Думаю, потом у меня просто не будет времени. Сегодня я обещала своей подруге, баронессе Штауфенберг, помочь с выбором платья. И на завтра у меня назначено два визита… Все! Едем сейчас!
Помещение «Атлета» находилось на окраине города. Длинный кирпичный барак и ряд больших немытых окон. Темно-красный кирпич проглядывал сквозь обвалившуюся, серую от времени и погоды, штукатурку. За ним можно было видеть подворья небольшой деревеньки. На входе в зал пахнуло смесью сырости, крепкого запаха мужского пота и еще чего-то специфического, чего разобрать мне так и не удалось. Княгиня сначала сморщила носик, потом, достав надушенный кружевной платок, закрыла нижнюю часть лица. Длинный барак оказался разбитым на помещения, разделенные кирпичными перегородками. В первом зале мы наткнулись на группу молодых парней, которые занимались с гантелями и гирями. Они нам объяснили, где следует искать хозяина зала. Анатолия мы нашли в борцовском зале, где тот, похоже, исполнял роль тренера. Три пары атлетов, одетых в синее трико, сжимали и давили друг друга в объятиях, изо всех сил напрягая бицепсы. Я имел настолько малое понятие о приемах французской борьбы, что их усилия мне ни о чем не говорили. Впрочем, тренировка разом прекратилась, стоило лишь владельцу зала увидеть княгиню. Он радостно воскликнул: – Ваше сиятельство, здравствуйте! Какой случай загнал вас так далеко от дома?! – после чего быстро подошел к ней и, низко согнувшись, поцеловал руку и, выпрямившись, замер. Одет он был в белую широкую рубаху без воротника и шаровары, но даже под этой свободной одеждой можно было наблюдать, как его тело бугрится мышцами. Его голова была наголо обрита и теперь матово поблескивала от света, излучаемого лампами в жестяных абажурах, висевшими высоко под потолком. – Здравствуй, Анатоль. Ты еще помнишь меня? – томно произнесла княгиня. – Ваше сиятельство, да как можно забыть все то, что вы для меня сделали? Я в неоплатном долгу перед вами! – В таком случае у тебя есть сейчас возможность вернуть часть этого долга. – Все что угодно, ваше сиятельство! – Дело в том, Анатоль, что господину поручику пришла блажь научиться драться. – Блажь, говорите? Что ж, посмотрим! – он повернулся ко мне и, протянув руку, сказал: – Давайте знакомиться. Масютин, Анатолий Павлович. – Богуславский Сергей Александрович. Как только наши руки соединились, он стал сжимать мою ладонь со всей силы. Я ответил ему не менее сильным пожатием. Княгиня и борцы, замерли, не дыша, наблюдая за нашим поединком. Спустя полминуты лицо Масютина напряглось и начало багроветь, и только когда у него на лбу появились капельки пота, хозяин зала разжал хват. Окинул меня удивленным взглядом и, массируя помятую кисть, сказал: – Силушки вам немало отмерено, господин поручик. Пожатие у вас, что кузнечные клещи. Вот только хочу полюбопытствовать: с чего это у вас желание такое странное появилось? Вам бы по чину пойти в фехтовальный или конный клуб, находящийся под покровительством кого-либо из членов императорской фамилии. Достойно и престижно. В его голосе чувствовалась легкая издевка. Не успел я открыть рот, как заговорила княгиня. – На это у меня есть ответ, Анатоль. Здоровяк перевел взгляд на княжну. – Сегодня на нас напали разбойники, так Серж двумя ударами уложил их обоих. – Разбойники?! Среди белого дня?! Как же это могло быть?! – Не волнуйтесь, милый Анатоль. Разбойники арестованы и сейчас в полиции. К чему все это я тебе говорю: это по моему совету мы сюда приехали. – Лестно! Даже очень! – взгляд хозяина зала стал внимательно-доброжелательным. – Чем желает заняться, господин поручик? Французской борьбой? Боксом? – Боюсь показаться привередливым, но ее светлость в разговоре со мной упомянула о японце, как об учителе рукопашной борьбы. – Да, так и есть. У нас проходят тренировки японской борьбы под названием дзю-дзюцу. Но разрешите сразу мне высказать свое личное мнение: это занятие не для благородного человека, так как я считаю, что любой поединок должен быть честным и открытым. Этим понятиям соответствует высокое искусство французской борьбы. Причем это не мое личное мнение – это всемирное признание! Но тут, помилуйте… Удушения, удары в уязвимые места… Да как так можно?! – чувствовалось по голосу, что это был крик души, вопиющей о явной несправедливости по отношению к честным видам спорта. – Мы неоднократно говорили с господином Окато о разных путях борьбы, но… – Анатоль, вы, похоже, увлеклись! – Извините, ваше сиятельство! Вы же знаете мою любовь к французской борьбе, поэтому, надеюсь, сможете простить меня. Добавлю только одно: единственное, что оправдывает Окато, так это то, что он преподает эту варварскую борьбу для полицейских агентов. Нечестные приемы против подлых людей! На этом я умолкаю. Идемте, господин поручик, я вас представлю господину Окато. Ваше сиятельство, а вы как? – Иду с вами! – Ради бога, извините меня, ваше сиятельство! Но я не думаю, что жестокость японской борьбы вам может понравиться. К тому же господин Окато… гм… своеобразный человек… Скажу прямо: он не любит присутствия посторонних людей. Вы меня простите, ваше сиятельство, но не я придумал эти правила. Княгиня нахмурилась. Ей явно не по вкусу пришлись объяснения владельца зала, но проявлять характер не стала, а ограничилась только недовольным тоном: – В таком случае доберетесь сами, поручик. До свидания, Анатоль. Серж, с вами я не прощаюсь.
Его руки и ноги рассекали воздух в самых разных направлениях. Японец, похоже, дрался сразу с несколькими невидимыми противниками. Мы простояли минут пять, наблюдая за ним, пока Окато не закончил серию ударов и не повернулся к нам. Лицо неподвижное, словно высеченное из камня. Его мощное и сильное тело, казалось, было свито из стальных канатов. Выслушав просьбу владельца зала, он подошел к нам, ступая при этом мягко и бесшумно, с грацией большого хищного зверя. Какое-то время смотрел мне прямо в глаза, а затем, не отрывая взгляда, молниеносно ударил где-то в область груди, а уже в следующее мгновение нестерпимая боль попыталась скрутить мое тело. Сила боли была такая, что заставила память на какую-то секунду перенести меня в свою прошлую жизнь, на больничную койку, во время очередного приступа. Там я боролся с невидимым противником, а здесь источник боли стоял передо мной, в своем физическом воплощении. Выбросил кулак вперед, целя ему в челюсть, но удар ушел в пустоту. Японец легко ушел от удара, играючи перехватил мое запястье, взяв на болевой прием. Попытка вырваться только увеличила боль в плече. Я не произнес ни слова, а просто замер, тем самым давая понять, что проиграл схватку. Он понял это и отпустил меня. Выпрямившись, я повернулся к нему. Желание набить морду японцу никуда не исчезло, вот только как его лучше достать? Видно, японец сумел прочитать это на моем лице, потому что неожиданно вскинул руку в примиряющем жесте и спросил: – У вас еще осталось желание изучать дзю-дзюцу? Я замер. Экзамен был сдан. – Так вы согласны взять меня? – ответил я вопросом на вопрос. Японец тонко, краешками губ, усмехнулся и коротко ответил: – Да. – Спасибо, господин Окато. – Тренировки три раза в неделю. Понедельник, среда, пятница. Оплата – десять рублей в месяц. И еще. Как у вас со временем, господин офицер? Вопрос был неожиданный, поэтому я ответил не сразу: – Как вам сказать. После ранения вышел в отставку и пока нигде не служу. Так что, могу сказать, что время у меня есть. – Ранение? Куда? – В голову. Японец насторожился: – Ваша болезнь сопровождается припадками? – Нет. Все ограничилось исключительно частичной потерей памяти. – В таком случае предлагаю вам приходить еще и по субботам. До свидания, господин офицер. – До свидания, господин Окато. Вид у хозяина спортивного зала «Атлет», пока он провожал меня к выходу, был отрешенно-задумчивый. Мне показалось, что оно было вызвано его неприятием японской борьбы, которая теперь распространялась на меня, но все оказалось не так, как я думал. – Вы меня, признаться, приятно удивили и порадовали, господин поручик. Я недоверчиво уставился на него, уж больно неожиданными оказались слова человека, еще полчаса тому назад негативно отзывавшегося о японской борьбе. – Чем же я вас сумел порадовать, Анатолий Павлович? – Все просто! Этим его ударом он укладывал всех до единого человека, кто только не приходил к нему! А вы… выстояли! Не посрамили Русь! Если надумаете настоящей борьбой заняться, милости прошу ко мне! Я из вас чемпиона сделаю! Второго Ивана Поддубного! – Спасибо за предложение, но вы мне лучше другое скажите: у вас есть тир? – Есть. Он отделен от остальных помещений. И дверь отдельная. Там полицейские агенты два раза в неделю стрельбы свои проводят. По вторникам и субботам. Только у них оружие и патроны свои. – А есть у вас человек, который может научить стрелять? – Как-то странно получается. Офицер, а стрелять не умеет. Это как? – Будто вы не слышали. Я был ранен в голову. В результате – частичная потеря памяти. – Извините меня! Точно, говорили! Приходите. Только вам придется сговориться с их инструктором. Честно говоря, это несложно. Любит он деньги. Впрочем, кто их не любит. Негоже так говорить, но при этом говорят, стрелок он от Бога. Господи, прости меня грешного! Все, дальше не провожаю. До свидания, Сергей Александрович. Ее сиятельству от меня нижайший поклон и наилучшие пожелания. – Передам. До свидания, Анатолий Павлович.
Первые две недели я ходил к Окато, пытаясь понять: нравиться мне заниматься борьбой или нет? Японец предельно требовательно и жестко подходил к занятиям, не давая своим ученикам никаких поблажек. В особенности это касалось субботних тренировок. Придя в первый раз, я несколько удивился, увидев, что группа состоит только из четырех человек, но недоумение ушло, стоило мне узнать, что они являются не просто агентами уголовной полиции, а членами летучего отряда, который являлся прообразом спецназа того времени. Их Окато тренировал на захват особо опасных преступников. Умение контролировать эмоции и боль, большая физическая сила и спортивный азарт помогали делать мне определенные успехи в дзю-дзюцу. Мне нравилось испытывать себя, подвергая предельным нагрузкам. Наливать тело силой, делать его крепче и мощнее стало для меня таким же естественным желанием, как утоление голода. Оставался только один вопрос: зачем японцу вводить меня в состав группы специальной подготовки? Спустя неделю к занятиям дзю-дзюцу я прибавил стрельбу. Мне удалось договориться с инструктором за три рубля в месяц приходить дважды в неделю, но при этом было выставлено условие, что оружие и патроны у меня будут свои. Выправить разрешение на ношение оружия, как бывшему офицеру, оказалось несложным делом. По совету Степана Петровича Плавунца (так звали инструктора) я пока остановился на нагане. Конечно, мне хотелось стрелять из парабеллума или маузера, но стоило полистать оружейные каталоги и узнать их цену, как мысль сразу исчезла, и я остановился на предложении Плавунца – офицерском револьвере системы Нагана с сотней патронов за восемь рублей. Несмотря на то, что револьвер был не новый, я был рад и такому оружию, потому что даже такая сумма пробивала в моем бюджете немалую брешь. Дело в том, что выписавшись из больницы, я пожил несколько дней в гостинице и снял комнату в доме, находящемся сравнительно недалеко от «Атлета». Она мне обошлась в месяц – 10 рублей 50 копеек, к тому же в стоимость входили завтрак и ужин. Потом пару раз пришлось сходить по магазинам и купить кое-что из одежды, так как у меня из приличной одежды только и было, что офицерский парадный мундир, а того, что осталось, по моим расчетам, мне должно было хватить на питание до следующей пенсии. Именно поэтому мне пришлось просить инструктора об одолжении: – Четыре рубля отдаю прямо сейчас, а остаток – через месяц, Степан Петрович. По рукам? Тот пару раз погладил свои пышные усы и согласился. Несмотря на свои пятьдесят лет, Плавунец был жилист, подтянут и проворен. В отличие от замкнутого на себя японца, он любил поговорить, но только на общие темы, но так ни разу и не упомянул о своем прошлом. Первое время он присматривался ко мне, но потом, видно, увидел во мне не просто любителя пострелять, а нечто большее. Именно поэтому наши занятия приняли систематический характер. Он учил меня прицельно стрелять на дистанции свыше двадцати метров. На расстоянии от десяти до двадцати метров тренировал меня навскидку и с бедра, а в стрельбе до десяти метров особенно упирал на скоротечность боя. Эта стрельба, говорил он, требует индивидуальности, интуиции и автоматизма. – Когда в мозгу ревет сигнал тревоги, у тебя включаются наработанные рефлексы и навыки, повинуясь инстинкту самосохранения. Ты выхватываешь оружие, как тебя учили, и начинаешь стрелять, – поучал меня инструктор. – Вот только, насколько ты будешь быстр и точен, будет зависеть не только от тебя, но и от того как ты усвоил мои уроки.
В свободное время я много гулял, знакомясь с жизнью и бытом России, читал книги и статьи из газет и журналов. Один раз, чисто из любопытства, зашел в синематограф, но уже через десять минут ушел. Дважды ходил в театр. Так я проводил время с понедельника по субботу, только воскресенье было отдано полностью сестре. Сегодня была среда и после тренировки я, как обычно, зашел в трактир, где имел привычку обедать. Зал был уже наполовину заполнен мелкими купчиками и лавочниками, которые, хлебая горячие щи, обсуждали свои дела. Сев за ближайший пустой стол, стоящий недалеко от входа, я заказал подлетевшему половому холодной свинины с хреном, щей и кваса. Уже через минуту кувшин стоял у меня на столе, а я, откинувшись на стуле в ожидании еды, стал прихлебывать из кружки шипучий напиток. Неожиданно мое ухо уловило обрывок разговора из-за соседнего стола: – Не трясись ты так, деревянная твоя душа! Никто не обратит на тебя внимания, а меня там знают. Смекаешь? – А ежели поймают, дяденька? Общение с агентами уголовной полиции не прошло даром, сразу дав повод заподозрить в этих словах намек на какое-то преступление, к тому же дополнительной уликой для меня стал резко оборвавшийся разговор соседей при появлении полового, который мне принес заказ. Принявшись за щи, я продолжал прислушиваться в надежде, что еще что-нибудь услышу, но смог уловить только несколько обрывков из их тихого разговора. – Закопаешь в огороде… В участок… Полиция на них думает… Их слова для меня стали намеком на приключение, которое я не собирался упускать. Почему я за это зацепился? Наверное, потому, что первые впечатления от своего чудесного воскрешения и нового мира ушли, и моя жизнь потекла в размеренном темпе. Тренировки, княгиня и воскресное общение с сестрой. Мне этого уже было мало, хотелось резкости, разнообразия, активных действий. Быстро доев, я расплатился и вышел из трактира почти следом за преступниками. Один из них был крепким бородатым мужиком, средних лет, в потертой одежде, со злыми и недоверчивыми глазами, второй – совсем молодой, вертлявый мальчишка – подросток. Спустя какое-то время эта парочка привела меня за окраину города к нескольким покосившимся от старости домишкам, стоявшим на берегу речки. Судя по полусгнившему остову лодки, лежащей на берегу вверх дном, и обрывке сети, некогда повешенной для просушки, здесь когда-то жили рыбаки. Сейчас этот поселок представлял собой жалкое зрелище. Ветхие крыши, потемневшее от сырости дерево стен, слепые окна. Жалкие полуразвалившиеся лачуги! Здесь жить невозможно! Так можно было сказать, увидев эти жилища, но эти слова сразу опровергали пьяные крики, звуки гармошки и визгливый женский смех, несущиеся из приоткрытой двери одной из развалюх. «Хм. Живут. Причем весело». Продолжая следить, я с некоторым удивлением увидел, как мужчина и мальчишка, крадучись, обошли лачугу и скрылись за обломками забора у задней стены дома. Проделав точно такой же маневр и выйдя с обратной стороны дома, я только успел заметить, как мальчишка что-то забросал землей на пустыре, а затем, согнувшись, словно солдат под обстрелом, кинулся опрометью к углу дома, из-за которого выглядывал его сообщник. «И что все это значит?» Минута замешательства не прошла даром. Когда я решил кинуться за ними следом, от преступников не осталось и следа. Чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, мне осталось пойти и вырыть то, что закопал в земле мелкий уголовник. Раскопав тайник, я увидел полотняный мешочек. Взяв его в руку и ощупав, сразу понял, что тот битком набит монетами. «Может, золото?» Даже не подумав о нелогичности подобной мысли, я отошел подальше, развязал тесьму и вытряхнул себе на ладонь несколько старинных монет, но не золотых, а медных и бронзовых. «Похоже, ворюги украли коллекцию старинных монет. Тогда какой смысл закапывать ее часть на огороде? Ведь каждая такая монета хороших денег стоит, а их здесь не менее четырех десятков будет. Непонятно. Если только не предположить, что они в нумизматике полные нули… Тогда они отобрали для себя золотые и серебряные монеты… М-да… Приключение только что превратилось в банальное воровство. А мне это надо?» Этот далеко не праздный вопрос возник у меня в голове сразу, стоило только понять, что я держу руках часть воровской добычи, а значит, автоматически становлюсь сообщником преступников. «Выкинуть и забыть? Нет. Не стоит торопиться. Так, что я имею? Эти монеты были подброшены для полиции в качестве улики, чтобы навести тех на ложный след и свалить кражу на жильцов этой лачуги». Вернувшись домой, я приступил к детальному обследованию содержимого мешочка. Как я и предполагал, в нем не было ни одной золотой или серебряной монеты. Что делать? Решение пришло быстро. Спрятав мешочек с монетами под матрас, я поехал в публичную библиотеку. Пролистав подшивки газет за две недели, я быстро нашел то, что искал. «Жестокое ограбление известного профессора Петербургского университета! Украдена уникальная коллекция монет! Так-так. Ага! Без убийства. Уже легче. Ого! Так тут премию предлагают! Три тысячи рублей! Это все меняет! Так и какие мои действия? Пойти в полицию? Нет! Деньги мне самому нужны! Для начала поговорю с профессором. Что он преподает? Ага! Русский язык и литература. Профессор, я иду!» Прикрытие для визита нашлось быстро: молодой писатель – любитель, загоревшийся желанием написать научно-фантастический роман о будущем России. Сказано – сделано. Спустя полчаса я уже подошел к дому, где проживал Иконников Антон Павлович, профессор словесности Петербургского университета. Не раздумывая, позвонил. Дверь мне открыла уже пожилая женщина с мягкими чертами лица и добрыми глазами, в темно-синем платье, поверх которого был надет белый кружевной передник. – Что вам угодно, сударь? – У меня разговор к господину профессору. – Как вас представить? – Мошанский Сергей Александрович. Литератор. Посторонившись, она сделала приглашающий жест рукой. Я прошел, снял пальто, потом отдал его вместе со шляпой прислуге. Она повесила мои вещи на вешалку, стоящую у самой двери, потом сказала: – Подождите немного, я предупрежу хозяина. Спустя несколько минут она вернулась и сказала: – Следуйте за мной, пожалуйста. Антон Павлович примет вас в своем кабинете. Не успели мы пройти через зал, как распахнулась дверь одной из смежных комнат и в коридор выбежала девушка с веселым криком: – Павловна! Я… Тут она увидела меня и замолчала, потом вымолвила: – Вы?! Передо мной стояла та красивая девушка, с которой я так неудачно пытался завести знакомство на балу. Наша встреча стала неожиданностью для нас обоих. – Я. – Как вы смели сюда явиться?! – Только потому, что понятия не имел о том, что вы здесь живете! Мою прямоту, естественно, не только не оценили, а, наоборот, приняли за оскорбление. Если у девушки от такой наглости не хватило слов, то горничная не замедлила заступиться за свою хозяйку: – Сударь! Оскорблять хозяйку в ее доме – это просто верх неприличия! Наш разговор на повышенных тонах привлек внимание хозяина квартиры. Открылась дверь, и на пороге появилась осанистая с приличным брюшком фигура мужчины. Густые, с проседью волосы, породистое лицо с аккуратно подстриженной бородкой, близорукие глаза за стеклами пенсне. Он сначала внимательно оглядел нас всех, а затем негромко спросил: – Что здесь собственно происходит? «Не я скандал поднял – не мне объяснять». Определив сам себе позицию поведения, я демонстративно промолчал. Девушка метнула в меня гневный взгляд, затем повернула голову к профессору. – Дядюшка, помните, я вам говорила про благотворительный бал? – Тот величаво и благосклонно кивнул головой в знак согласия. – Так это он! – Он? Кто он?! – Я же вам говорила. Это тот нахал! Он еще Андрею Валентиновичу тогда челюсть сломал! Профессор с минуту внимательно смотрел на меня, а потом неожиданно сказал: – А так и не скажешь. С виду вполне приличный молодой человек. Вы действительно литератор или…? Тут он сделал паузу, что дать мне объясниться, но рта мне не дала открыть девушка: – Дядюшка! Как вы можете разговаривать с ним?! Он, он… – Погоди, Машенька. Может, молодой человек пришел извиниться перед тобой под предлогом визита ко мне? – Нет! Он сам только что об этом заявил! Я так и не успел воспользоваться невольной подсказкой профессора, как раздался громкий, хорошо поставленный, преподавательский голос: – Милостивый сударь! Вы прямо сейчас должны покинуть мой дом! Степанида Павловна, проводите нежеланного гостя к двери! Надев пальто и шляпу в передней, я уже был готов перешагнуть порог, как чуть не наткнулся на паренька, тянущегося к звонку. Сначала он замер, вытаращив на меня испуганные глаза, и только спустя несколько секунд сообразил, что перегораживает мне дорогу. Отскочив в сторону, он уже был готов сбежать, как в самый последний момент его остановил громкий окрик Павловны: – Митька! Ты пошто пришел?! Тот замер на месте. Сделав вид, что не узнал воришку, пройдя мимо него, я пошел по улице. Сделав несколько шагов, я успел услышать его ответ: – Так это… Степан Митрич просил передать рисунок книжного шкафа с поправками. Как господин Иконников заказывали. – Так чего стоишь, идол! Входи быстрей! «Так он ученик столяра! Теперь понятно, почему его подельник в трактире назвал: деревянная душа. Вот кто навел воров на коллекцию… Так что, профессор? Похоже, наш разговор будет иметь продолжение». Перейдя улицу, я огляделся по сторонам лениво и вальяжно, с таким видом, словно решал, куда пойти молодому человеку, вышедшему на прогулку. Но так должно было казаться посторонним людям, а на самом деле я искал укромное местечко, чтобы иметь возможность наблюдать за дверью профессорской квартиры. Короткий обзор улицы сразу выделил пункт наблюдения – проходную арку между домами. Долго мне ждать не пришлось, Митька спустя короткое время вышел из дверей профессорской квартиры. С минуту он стоял, крутя головой по сторонам, пытаясь понять, следят за ним или нет, потом резко повернулся влево и торопливо, с оглядкой, зашагал по улице. Отпустив его на приличное расстояние, я последовал за ним, только другой стороной улицы, прячась за спинами прохожих. Настроившись на дальний путь, ведущий на городскую окраину, именно там по моим понятиям должна находиться воровская хаза, я вдруг неожиданно увидел, что ученик плотника остановился у распахнутых ворот одного из доходных домов. Кинув пару взглядов по сторонам, он нырнул во двор и быстрыми шагами направился к… поленнице, сложенной под навесом у стоявшего в глубине двора флигеля. Наблюдая за ним, я был вынужден пересечь улицу и остановиться за створкой полуоткрытых ворот. Было видно, как он идет к флигелю, но, не доходя до него, оглянулся, после чего метнулся за поленницу дров, стоявшую под навесом во дворе, где и затаился. «Ишь ты, умник! Наблюдательный пост себе устроил. А мне теперь что делать? – не успел я озадачить себя подобной мыслью, как во дворе появились новые действующие лица, появившиеся, судя по направлению пьяных голосов, со стороны полуподвала. Щель не давала полного обзора двора, поэтому в поле моего зрения только через минуту попали двое слегка покачивающихся мужчин, которые, судя по всему, тоже направлялись к поленнице. Один из них был дворником, второй, похоже, жильцом этого дома. Сделать такой вывод помогла его фраза, с которой он обратился к своему собутыльнику: – Степаныч, веришь? Заела меня, моя змеюка. Жизни никакой нет. Вот и бутылку от нее в поленнице спрятал. Подойдя к штабелю дров, оба пьяницы только успели за него сунуться, как сразу раздались крики: – Ирод! Вор! Украсть хотел! Сейчас ты у нас получишь! Но стоило им вытащить мальчишку из-за штабеля, как тот вырвался и опрометью кинулся к флигелю. Подбежав, заколотил в дверь, крича: – Дядька, пустите! Это я, Митька! Узнав, где прячутся воры, я вышел из-за ворот и быстро зашагал прямо к флигелю. По пути угомонив пьяниц затрещинами, я уже собрался схватить ученика столяра, который сейчас, вжимаясь спиной в дверь, смотрел на меня полными ужаса глазами, как вдруг дверь широко распахнулась и подмастерье, потеряв опору, просто ввалился спиной в помещение и упал на мужчину, стоявшего на пороге. Тот сумел устоять на ногах, но уже в следующую секунду после моего удара в челюсть спиной вперед улетел в полумрак. Не теряя времени, схватив за шиворот сидящего на пороге мальчишку, я рывком вкинул его внутрь, затем шагнул следом сам и замер, оглядываясь по сторонам. Давно немытое окно света давало мало, но и его хватило, чтобы уловить резкое движение и тусклый отблеск на лезвии ножа. Даже толком не разглядев нападающего, я подхватил за ножку стоящую в шаге от меня табуретку и кинул ее в метнувшуюся ко мне фигуру. В результате столкновения головы и моего метательного снаряда, бандита отбросило к печке. Треснувшись об нее затылком, он потерял сознание, тело обмякло и сползло на пол. Из разжатой ладони с глухим стуком упал на пол нож. Снова огляделся по сторонам, но теперь уже внимательно и цепко. Почти четверть помещения занимала большая печь, остальное место занимали стол, две табуретки и топчан, укрытый грубым солдатским одеялом. На столешнице были разбросаны монеты, а на окне стояла керосиновая лампа, нескольких свечных огарков и моток веревки. Мужик, которого я ударил у двери, ворочаясь на полу, глухо мычал от боли, прижимая руки к лицу. «Не мешало бы их связать». Подобранным с пола ножом я нарезал изрядные куски бечевки и сначала спутал руки и ноги у потерявшего сознание бандита, в котором узнал мужика из трактира, затем спеленал его подельника. – А ты… Митька, не стесняйся и сядь на пол рядом со своими приятелями. Кстати, вот этот мужик, с кем ты в трактире сидел, он кто? – Не знаю. Ей богу, добрый барин, не знаю! На кресте поклянусь! Не знаю! – голос мальчишки дрожал, а из глаз струились слезы. – Верю! А ты кто? – спросил я мужика с разбитым лицом. Тот зыркнул на меня исподлобья и уставился в пол. – Похоже, ты мало получил, – при этих словах тот живо поднял на меня глаза. В них сейчас клубился неприкрытый страх. – Добавить? – Не. Не! – бандит от большого испуга даже замотал головой из стороны в сторону. – Я Авдей Дмитрич Кокошкин. Из деревни Коробеевки Саратовской губернии. Крестьянин я. У меня и пачпарт имеется. Все честь по чести. Тута я случайно оказался. Зашел к приятелю, который тут по дворницкой части работает. Матвей Охримчик. А тут они. – Как насчет монет на столе? – Ни при чем. Ей-богу, ни при чем! Не знаю ничего про эти самые монеты! Ничего не знаю! Я саркастически хмыкнул, подошел к столу и только тогда увидел лежащие на самом краю стола полтора десятка пустых мешочков. С минуту смотрел, потом стал набирать горстями монеты и ссыпать в мешочки до тех пор, пока не наполнил последний из них. После чего достал из внутреннего кармана свой мешочек с монетами и поставил его рядом с остальными. Только я так сделал, как в дверь постучали. Причем условным стуком. Сначала два раза, затем пауза, потом три раза, затем еще одна пауза и снова двойной стук. Подойдя к двери, резко ее открыл. На пороге стоял плотно сбитый, невысокого роста, мужчина в костюме и шляпе. Тщательно выбритое лицо, только под носом красовались маленькие, напомаженные и тщательно завитые усы, делавшие его похожим на приказчика. Только гость открыл рот, как я бесцеремонно схватил его за плечо и резко втащил в помещение. Затемзахлопнул дверь и резко развернулся, причем сделал это весьма вовремя, так как новый посетитель флигеля оказался далеко не безобидным гостем, каким мог показаться на первый раз. Не успела его правая рука нырнуть во внутренний карман, как я схватил его за запястье и сжал со всей силы. Тот обжег меня злым взглядом, попытался освободить руку, но уже спустя десяток секунд, вскрикнув от боли, закричал: – Все! Все! Отпустите! Ваша взяла! Достаю осторожно! Под моим внимательным взглядом он осторожно, двумя пальцами, достал из кармана небольшой пистолет и протянул его мне. Я взял его и положил в карман своего пальто. Нежданный гость, болезненно морщась и потирая запястье, быстро прошелся взглядом по сидевшей на полу троице, потом повернул лицо ко мне. Взгляд злой, цепкий и настороженный, но страха в нем не было. И это было странно. – Договоримся? – и он кивнул на мешочки с монетами. – Сколько? – А в рыло не хочешь? – поднес я свой массивный кулак к его носу. – Значит, не договорились, – довольно спокойно прореагировал на мою угрозу «приказчик», затем, скользнув глазами по мешочкам, посмотрел на меня и тоном полного сожаления, сказал: – Монеты не простой товар. Ох, и намучаешься ты с ними… – Заткнись, подними руки и повернись ко мне спиной! Дважды не повторяю! После того, как он выполнил мою команду, я начал его обыскивать. Спустя несколько минут в мои карманы перекочевал нож и пухлый кошелек. – Сядь рядом с ними! – проследив за выполнением своего приказа, я стал осматривать кошелек. Никаких документов, кроме толстой пачки денег, обнаружить мне не удалось. Пересчитал. Пять тысяч пятьсот рублей. – Ого! – невольно воскликнул я при виде такой большой суммы. – Половина ваша, и я пошел, – последовало новое предложение «приказчика». – Я тебе слово давал?! Не успел я так сказать, как в дверь дернулась, а затем распахнулась. «Блин! Забыл закрыть ее на засов!» Только я успел так подумать, как в помещение ввалился полупьяный дворник и сразу закричал: – Кто мне обещался нынче три рубля дать?!! Гоните!! Душа пить просит!! Покачиваясь, он сделал еще два шага и тупо уставился на сидящую на полу четверку. Стоило ему понять, что он видит, дворник попытался сбежать, но схваченный за плечо, развернулся ко мне и увидел кулак, поднесенный к его носу. Резко побледнев, работник метлы сразу начал трезветь. – Да. Все! Понял. Я пойду. Хорошо? – Пойдешь, когда скажу! Понял? – Понял. Никому ничего не скажу! Не убивайте! Христом Богом заклинаю… – Не ной! Слушай меня! Сейчас пойдешь и приведешь сюда городового, а лучше двух. Все понял?! – Да. Да! Я живо! Так я пошел? – Ты еще здесь?! – и я скорчил злобную физиономию. Ничего непонимающий и вконец перепуганный дворник пулей вылетел из флигеля. Еще некоторое время сквозь открытую дверь я слышал дробный топот его сапог. Вдруг я заметил, как на меня с явным удивлением уставился «приказчик». – Ты чего? – Был уверен, что ты не филер. Сразу срисовал бы… Не та масть у тебя, зуб даю. Так кто ты? – Прохожий. – Слушай, прохожий, отпусти меня. Лопатник мой забирай и отпусти. Тебе же нужно было коллекцию отыскать, так ведь? Ты свое дело сделал. Премию свою заработал. Что тебе еще? – Это ты полицейским объяснять будешь, мне не надо! Теперь лови свой лопатник! – и я кинул ему бумажник, но, к моему удивлению, покупатель коллекции даже пальцем не двинул, чтобы подхватить свой бумажник, и тот просто шлепнулся на пол. – Не понял. – Это не мой бумажник. Никогда его раньше не видел. Так и скажу на следствии: ты мне его подкинул, – вдруг неожиданно с кривой улыбкой заявил «приказчик». На какие-то мгновения я оторопел от наглого заявления, но как только до меня дошло, что с помощью своего кошелька он мог меня подставить, я слегка разозлился. Подойдя к нему, я от души врезал ему кулаком в живот. По лицу мошенника словно провели кистью с сине-багровой краской, затем его глаза выпучились, и он, с глухим и надсадным стоном, стал медленно сгибаться. Я схватил его за подбородок и резко вздернул голову вверх. – В чем подвох? – но почти сразу понял по его мутным от боли глазам, что мой вопрос так и не дошел до его сознания. Попытку понять самому, в чем заключалась уловка уголовника, сорвал стук сапог, а затем громкий с хрипотцой голос, снаружи выкрикнул: – Полиция!! А ну выходь все во двор! Не подчинитесь – будем стрелять! Выложив маленький пистолет и нож на край стола, я закричал в ответ: – Эй!! Полиция!! Смело заходите! Разбойников я уже повязал! Перед входом раздался невнятный шепот, видно, полицейские решали, кому идти, после чего снова раздался тот же голос: – Вхожу, но как увижу в руке оружие – сразу стреляю! Так и знайте! У меня револьвер наготове! Наступила секундная тишина, затем раздался громкий вздох, а за ним громкий шепот: – С Богом, Степаныч… И в дверном проеме показалась грузная фигура в шинели. В правой руке городовой держал револьвер. Сделав два шага, остановился, затем огляделся и, оценив обстановку, негромко окликнул своего напарника: – Микола! Иди до мене! Спустя несколько секунд через порог перешагнул второй полицейский. Тот был помоложе и в два раза худее своего напарника. Он также огляделся, а потом спросил: – Что тут, Степаныч? – Может, лучше меня спросить? – предложил я. Худой городовой недоуменно посмотрел на меня, а толстяк, громко хмыкнув, сказал: – Ждем от вас, гражданин хороший, всяческих объяснений по этому делу. Я вкратце обрисовал им ситуацию, соврав только в одном, сказав, что увидел парнишку на улице, который странно себя вел и постоянно оглядывался, и как добропорядочный гражданин решил проследить за ним. Толстяк снова хмыкнул, но теперь уже саркастически. Видно, немало пожив на белом свете, он перестал верить в подобные сказки, но при этом ничем не высказал свое сомнение, затем повернувшись к напарнику, скомандовал: – Микола, дуй на улицу и посвисти там! Нам самим не разобраться! И оставайся там, пока начальство не придет! Второй городовой тут же выбежал на улицу, а еще через минуту воздух прорезала пронзительная трель. – Так значит, это та самая коллекция монет, за которую обещали награду? – и городовой кивнул головой в сторону стола. – Да, – подтвердил его слова я. – Как говорится, в ногах правды нет, поэтому господин хороший, давайте пока сядем. Я согласно кивнул, и мы сели – городовой на топчан, я на табуретку. Ждать пришлось долго. Приехавший следователь снял с меня предварительные показания, после чего отпустил, при этом предупредив, чтобы я явился к нему завтра, в три часа дня. Прибыв в назначенный час, я нашел хозяина кабинета в приподнятом настроении. Как оказалось, подследственные уже признались и теперь давали показания. Стоило мне услышать их полную историю, как стало понятно, что я взял не шайку закоренелых бандитов, а крестьян – лапотников, которые впервые в жизни решились на преступление. Единственный из них, главарь, в какой-то мере тянул на преступника. Бывший крестьянин был призван в армию, но по дороге сбежал и пробрался в столицу, где, как он знал, третий год проживает его двоюродный брат и односельчанин. Случайно в их компанию затесался парнишка, ученик столяра-краснодеревца. Как-то в их компании мальчишка рассказал, что в доме у одного из их заказчиков есть целая куча золотых и серебряных монет. Услышав это, крестьянские головы закружились от подобного богатства, и дезертир, которому терять было нечего, решился на ограбление, подбив на это дело двоюродного брата. Узнав, кого взял, я почувствовал себя несколько неловко, так как в мыслях считал себя в какой-то мере героем. – Так я пойду? – Погодите, не спешите! Я вам еще не все рассказал. Вы знаете, Сергей Александрович, что один из ваших задержанных, покупатель коллекции, это довольно известный в воровских кругах аферист по кличке Броня. Когда-то имел антикварную лавку. Довольно хорошо разбирается в старинных монетах, коллекционной посуде, фарфоре. Так вот, он собирался развести этих лапотников, как последних лохов. Деньги, которые у него были с собой, все как одна, фальшивки. – Фальшивки?! Хм! Сколько ему лет дадут? – Нисколько. Броня заявляет, что бумажник не его, и он о нем ничего не знает. Он жулик опытный, бумажника при нем не взяли, так что мы ему ничего объявить не сможем. – И вы его просто так отпустите? – Увы! К сожалению, никаких прямых улик по отношению к этому преступнику не имеем. – На нет, как говорится, и суда нет! Следователь, по его виду, видно хотел что-то спросить или сказать мне, но вместо этого достал часы, щелкнул крышкой, посмотрел на циферблат, а потом сказал: – Знаете, у меня для вас еще кое-что есть. Где-то… минут через десять приедет профессор за своей драгоценной коллекцией. Он очень хотел вас лично поблагодарить. К тому же вы не забыли, что вам полагается награда?! – Не забыл. За время ожидания мы успели выпить по стакану чая с сушками, которыми вперемешку с городскими сплетнями потчевал меня следователь, пока не открылась дверь и не вошел Антон Павлович Иконников. Увидев меня, он остановился в явном замешательстве. В следующую секунду из-за его спины раздался перестук легких каблучков, и в проеме двери появилась… его родственница. В воздушном белом платье, с легкой улыбкой на лице, но стоило ей увидеть меня, как улыбка сразу померкла. Следователь, вскочивший с места и собравшийся представить нас друг другу, увидев реакцию профессора и его племянницы, растерянно молчал, не понимая создавшейся ситуации. Первой вышла из оцепенения девушка. Нахмурившись, она раскрыла свой ридикюль, резким жестом извлекла из него конверт, сунула его в руки профессора, развернулась, бросила на ходу: – Я жду вас, дядюшка, в экипаже, – вышла из кабинета следователя. Затянувшуюся молчаливую паузу прервал крайне удивленный следователь: – Господа, а что собственно происходит? Я промолчал, поэтому отвечать пришлось профессору: – Э-э… Извините ее невежливость, господа и давайте вернемся к цели моего прихода, – он повернулся ко мне. – Нас так толком и не представили друг другу. Иконников Антон Павлович. Член-корреспондент, профессор. Читаю лекции в Петербургском университете по курсу словесности. Я вытянулся, щелкнув каблуками, хотя был одет в гражданское платье, затем вскинул подбородок, развернул и без того широкие плечи, а затем представился: – Богуславский Сергей Александрович. Профессор бросил на меня удивленный взгляд. – Мне кажется, когда вы приходили ко мне, то назвались… Впрочем, это неважно. Главное, что вы сделали для меня! Большое вам спасибо, Сергей Александрович. Причем даже не столько лично для меня, сколько для русской нумизматики! Вы вернули… – и он, от избытка захлестывающих его чувств, махнул рукой. Затем после короткой паузы продолжил: – Впрочем, что вам мои стариковские восхваления! Держите! Это вам! Вы заслужили! При этих словах он вручил мне конверт. – Эх, голубчик! Меня сейчас просто переполняет чувство признательности! Может, нам опрокинуть по этому случаю пару рюмочек коньяку?! Я отрицательно покачал головой. – Тогда, может, в другой раз? Скажем… как насчет вечера пятницы. – К сожалению, никак не могу. Извините меня. Профессор искренне огорчился, затем дал мне свою визитку и попросил телефонировать ему, как только найдется свободное время, после чего попрощался и ушел. Я посмотрел на следователя, а тот в свою очередь посмотрел выразительно на мой конверт, который я до сих пор держал в руках. – С прибытком вас, Сергей Александрович. По его выражению лица и хитрой улыбке было нетрудно понять, но что он намекает. – Нет вопросов. Куда и когда? – Да прямо сейчас. Время самое что ни есть обеденное. Знаю тут недалеко одно местечко, где мясо готовят просто божественно.
Дома я посчитал деньги, лежащие в конверте. Их там оказалось намного больше обещанной премии. Целых пять тысяч рублей. «Не думаю, что они перепутали. Видно, решили подобным образом спасителя коллекции отблагодарить. А мне и лучше!»
Глава 3
Утром принесли телеграмму от сестры, в которой сообщалось, что та прибывает на следующий день, утренним поездом. Выглянул в окно. Весь вчерашний день бродили из стороны в сторону хмурые тучи, обрызгивая улицы мелким, частым дождем, а сегодня на всю ширь небес сияло весеннее солнце, отражаясь в подсохших лужах. Приехав на вокзал, я только успел выйти на перрон, как издалека раздался приглушенный расстоянием протяжный свисток и люди, все как один, повернув головы в сторону сигнала, застыли в ожидании. Спустя несколько минут, когда состав стал медленно подходить к перрону, все вдруг начали суетиться, перебегая с места на место. Наконец паровоз, окутанный парами, остановился. Станционный смотритель трижды ударил в медный, начищенный до блеска колокол. Я неторопливо направился к нужному мне вагону, но только начал искать сестру глазами, как увидел, что она уже сама бежит мне навстречу. С разгона кинувшись на грудь, она уткнулась лицом мне в пальто. – Привет, сестренка! Как доехала? – сказав заготовленную фразу, я замер, так как понял, что это отнюдь не вспышка радости. Выждав немного, осторожно спросил: – В пути все нормально было? В ответ раздалось еле слышное сопение. Осторожно погладив ее по спине, я тихо сказал: – Наташа, здесь не самое удобное место для разговора. Можем поехать ко мне, а если хочешь, закинем твои вещи в пансионат, после чего посидим в кафе или ресторане. Там обо всем и поговорим. Идет? Оторвавшись от меня, она подняла полные слез глаза и, кривя рот, хотела что-то сказать, но не смогла и только кивнула головой. Я подозвал носильщика, который забрав ее вещи из вагона, пошел следом за нами к стоянке прокатных экипажей. По дороге она немного успокоилась и сказала: – Извини, Сережа. Я крепилась, а как увидела тебя, так и… – Ты так по мне соскучилась, что при виде меня от счастья расплакалась? Она попыталась улыбнуться, но потом покачала головой и с какой-то тоской в голосе ответила: – Нет, Сережа. – Так в чем дело? Наташа отвела взгляд, и некоторое время молчала, потом посмотрела на меня: – Понимаешь, Сережа… мне кажется, что я никогда не смогу его полюбить. Никогда! Дома, с тоской, я ждала его прихода и наполнялась радостью, когда он уходил. Теперь же со страхом думаю, что мне придется жить с ним бок о бок долгую-долгую жизнь. Знаешь, от этих мыслей у меня в душе все переворачивается и слезы наворачиваются на глаза. Я становлюсь просто сама не своя! Радости нет… – Ясно. А что мама? – Она за меня переживает. Я вижу и чувствую это, но при этом все время твердит, что он выгодный жених, что он станет поддержкой и опорой на моем жизненном пути… Я понимаю, что она хочет мне добра… Но я не люблю его! И все тут! Помнишь, ты тогда говорил, что у каждого должен быть выбор? – Говорил. – Так вот. Я тоже хочу, чтобы у меня был выбор. Леша говорит… – тут она резко замолчала, потом стала медленно краснеть, при этом старалась не смотреть на меня. – Так что говорит Леша? – спокойно спросил я, старясь смотреть на спину извозчика, чтобы как можно меньше ее смущать. Минуту она собиралась с духом. – Он как-то сказал мне, что надо отбросить старорежимные правила и устои, которые ставят женщину в унизительное положение рабы своего мужа. Еще он говорил, что самодержавие скоро рухнет и на его обломках будет построен новый мир, где все будут равны. Как ты думаешь, Сережа, такое может быть? – Знаешь, Наташа, не думаю, что это правильные мысли. Гм! Как тебе сказать… Идея может и неплохая, только вот ее исполнение будет настолько грязным, что после этого переворота нескольким поколениям людей придется отмываться от грязи и крови. Какое-то время она внимательно на меня смотрела, а потом вдруг спросила: – Ты не согласен с его словами? – Просто так это не объяснишь, поэтому скажу тебе по-другому: нельзя строить свое счастье на несчастье других людей. Ничего хорошего из этого не получится. Теперь понятнее? – Извини, но я в этом совсем не разбираюсь. Может, ты и прав, – какое-то время она молчала, потом сказала: – Хоть я и привыкла к тебе другому, но когда ты так говоришь, то кажешься мне совершенно чужим человеком. – Наташа, я и есть не тот человек, которым был твой брат. Пойми это. – Извини меня, Сережа, ради бога! Я… я все время забываю о твоем ранении! Ой! Господи! Какая же я страшная эгоистка! Все о себе и о себе! – и она вдруг начала копаться в своей сумочке. Наконец она извлекла конверт и протянула мне. – Там письмо от мамы и деньги. Пятьдесят рублей. Довольный от того, что мы ушли от неудобной и тяжелой темы, я залез во внутренний карман и достал пачку денег. – А это тебе. Держи. – Ой! Откуда у тебя столько?! – Все вопросы потом, а пока спрячь. – Все же, сколько здесь? – не удержалась от вопроса сестра. – Триста рублей. А маме деньги я уже отослал. Наташа тут же решила, что в пансион она поедет завтра, а сегодня ей просто необходимо пройтись по магазинам. Отвезя ее вещи в гостиницу, мы сначала поехали по магазинам, а затем пошли в ресторан. После обеда, за десертом я рассказал сестре в общих чертах, как получил премию. Когда восторги сестры утихли, я осторожно и как бы невзначай перевел разговор на ее знакомого Алексея. По нескольким обрывкам, оброненным Наташей, мне стало понятно, что ее приятель по уши влез в революционную борьбу. Дело в том, что мне нравился этот степенный, неспешный, с душой нараспашку и милым самоварным уютом мир. И не нравилось то, что будет с ним через два года. С другой стороны мне было наплевать на политику, но только если она каким-либо боком не коснется меня. Или Наташи. – Сережа, ты чего помрачнел? Ешь мороженое, пока оно не растаяло! – Да нет, все нормально. Тебе когда надо в пансион? – Завтра с утра надо будет обязательно явиться. – Значит, сегодня гуляем с размахом! – Как здорово! Сережка! Я тебя безумно люблю, братик! – Какая ты все-таки девчонка, Наташа! – Да! Я такая! – и она показала мне язык. Сейчас ее глаза искрились от радости, а сама она чуть ли не подпрыгивала на стуле от радостного предвкушения, а ведь где-то полтора часа назад ее душа страдала, а глаза были наполнены болью. «Господи, да она еще совсем ребенок!»Утром, проводив сестру до пансиона, я попрощался с ней, затем отпустил извозчика и отправился пешком домой, размышляя о том, что за сестрой придется присмотреть. Из мыслей меня выдернул пронзительный детский крик. В пяти метрах от меня верзила, с пьяным смехом, в куртке нараспашку, из которой выглядывала синяя ситцевая рубаха, выкручивал ухо щуплому мальчишке лет двенадцати. Парнишка, стоя чуть ли не на цыпочках, судорожно цеплялся за руку своего мучителя и тонко выл, на тонкой и болезненной ноте, словно щенок. Сцена издевательства происходила в двух метрах от входа в трактир, в дверях которого сейчас стояло несколько пьяных мужиков, которые веселились, глядя на происходящее, как на развлечение. У меня на этот счет было другое мнение. – Отпусти мальчишку. Мучитель поднял голову и посмотрел на меня мутными глазами. – Ты хто такой? – от мужика пахнуло сивушным запахом. – Без разницы. – Ось какой храбрый! Гляди на него! – и пьяница бросил взгляд в сторону зрителей, судя по всему, его приятелей. – Видать из благородных. Костюмчик. А туфельки, глянь, ишь как блестят! В ответ раздался смех, но негромкий и сдержанный. Несмотря на хмельной кураж, все они уже успели оценить ширину моих плеч и внушительного размера кулаки. Верзила, судя по всему, сильно надеялся на поддержку своих приятелей, наверное, поэтому он продолжил ломать комедию. – Господин, верно, добрый? А может, и богатый? Так за пять рублев я согласен оставить этого заморыша в покое. Как?! По рукам?! – По рукам! – Смотри! Ты слово дал. Если назад задумаешь поворотить, то гляди… – недоговорив, он кивнул в сторону своих приятелей. Отпустив ухо паренька, он тут же отвесил ему такой сильный подзатыльник, что парнишка, не удержавшись на ногах, просто зарылся лицом в грязь. Мужик шагнул ко мне с протянутой рукой: – Давай обещанное! Неторопливо достав бумажник, я достал пять рублей. Тот взял бумажку, затем повернулся к своим приятелям и, скорчив рожу, сказал: – И почему я такой добрый?! Ведь мог и пятьдесят рублев попросить?! – Мы в расчете? Верзила повернулся ко мне. На его губах играла глумливая улыбка. Судя по его виду, он уже решил, что здоровяк струсил. – Это ты со мной рассчитался, а моим братанам? Вон Митька и Петро стоят, – и он ткнул пальцем сначала в одного, затем другого своего брата, стоящих с ухмылками на лицах. – Да Савка со Степкой, хоть не прямые нам, но все одно родня. У тебя в бумажнике, я видел, много бумажек. Дай еще пару штук. С тебя, господин, не убудет, а нам в радость. Да, браты?! Уверовав в свою безнаказанность, он расслабился, а зря. В этот самый момент я вбил кулак ему в солнечное сплетение. Он издал хрип, словно неожиданно поперхнулся, после чего согнулся, подставив лицо под мое колено, чем я не замедлил воспользоваться, резко выбросив его вперед. Склоненную голову верзилы мотнуло вверх, и не удержавшись на ногах, он рухнул на землю. – Сам напросился. Или есть возражения? Мог бы и не спрашивать – на меня уже несся его брат Митька. Оскаленный рот, в глазах бешенство. – Убью!! – раздался над улицей его дикий крик. Словно в ответ, где-то недалеко, за моей спиной, раздался пронзительный свисток. Четко, словно на тренировке, заученным движением поймал руку отморозка еще в воздухе, затем резким движением вывернул ее, выламывая из сустава. – А-А-А!! Рука!! В следующее мгновение на меня обрушилась лавина ударов. Я пытался контратаковать, но, получив несколько довольно ощутимых ударов в лицо и живот, ушел в глухую защиту. – Отступи, дьяволы!! Кому сказал!! – неожиданно раздался резкий крик, вслед за ним сразу резко уменьшилось количество ударов, а затем они и вовсе прекратились. Я опустил руки, которыми прикрывал лицо, и огляделся. Один из нападавших на меня братьев сейчас сидел на земле, завывая и размазывая по лицу кровавые сопли, другого держал в силовом захвате городовой, с которым мы вместе тренировались в спортзале «Атлет». – О, как! Так это вы! – узнал меня полицейский. – Я. Спасибо большое. Вы вовремя подоспели, – при этом я быстро огляделся. На поле боя было четверо моих противников. Пятого не было. Городовой правильно понял, что я хотел увидеть. – Сбежал. Только пятки сверкали, – ответил он на мой невысказанный вопрос. – Как вы? – Нормально. – Что хотела от вас эта шваль? – Мальчишку били, а когда я за него заступился, предложили выкупить за пять рублей. – Дальше мне понятно. Что с этими двумя? – и полицейский кивнул в сторону главного затейника и его брата. – Получили, что положено. Хотя я бы еще добавил. А этот что на земле сидит? – спросил я его в свою очередь. – Мы тоже не лыком шиты. Давно мне уже хотелось с этими братьями Фроскиными разобраться, да они повода серьезного не давали. А тут увидел, ну и приложил от души. Вы не уходите, сейчас пристав придет. Он тут как раз посты проверяет. Надо оформить эту шантрапу, как полагается. – Не уйду. А где мальчишка, не видели? – Да я с ходу в драку полез. Не до него было, – тут он оглянулся и добавил: – Так мы сейчас узнаем. Извините, Сергей… не помню как вас по батюшке… – Зовите просто по имени. – Меня – Павел. Здешний околоточный надзиратель. Будем знакомы. – Взаимно, Павел. – Вы тогда этого мерзавца попридержите немного, а я пока с народом пообщаюсь. Задержанный попробовал у меня из рук вырваться, но, получив по ребрам, затих, а тем временем городовой обратился к высыпавшим на улицу посетителям трактира: – Эй, люди! Кто видел, где мальчишка?! – Тык убежал уже! А на што вам малец?! Он и так натерпелся! Тимофей с братьями еще те изверги, с пацаненком словно со зверьком играли! – раздались выкрики из толпы. Судя по восклицаниям братья, похоже, достали местный народ до печенок. – Это как, уважаемые? – поинтересовался полицейский. Люди, чуть ли не наперебой, стали рассказывать ему историю мальчишки. Оказывается, парнишка приблудился к этому трактиру ранней весной. Его, изможденного и голодного, нашли рано утром у двери трактира первые посетители. Среди них нашлась сердобольная душа, которая купила мальчишке тарелку горячих щей. Так он и остался. Сначала половые парнишку гоняли, но со временем хозяин увидел, что люди его все равно подкармливают, сменил гнев на милость и поставил на уборку помещения. Денег не платил, только кормил. Где он спал, никто не знал, но рано утром, с открытием трактира, он уже стоял у двери. Тимофея с братьями всегда избегал, вплоть до сегодняшнего дня, не подходил к ним, особенно когда те были пьяные. – Вот только сегодня, дурачок, повелся на сладкие пирожки, которые эти разбойники ему пообещали, а оно вон как вышло, – подвел итог истории мальчика один из посетителей, пожилой мужчина, по виду приказчик. – То, что этих аспидов побили, так это правильно. Шага человек не сделает мимо них, чтобы эти охальники не задели. И хорошо если только словом, а то и кулаком бывало. Спустя какое-то время прибыла полиция. Пристав и двое городовых. Вслед за ними приехала санитарная карета, и врач с медсестрой стали оказывать первую помощь пострадавшим. Последним приехал следователь. За это время вокруг нас образовалось кольцо из зевак, которых, несмотря на усилия трех городовых, так и не удалось разогнать. Щелкая семечки, обыватели шумно обсуждали происшествие, а некоторые из них, наиболее нахальные, даже стали давать скабрезные советы молоденькой медсестре, от которых ее щеки загорались румянцем. Следователь сначала опросил с десяток свидетелей, затем взялся за меня. Пристав, поначалу не разобравшись, хотел взять меня под стражу, как зачинщика драки, но Павел вступился за меня, объяснив, что произошло, и меня отпустили с обещанием, что завтра приеду в участок. Я дал согласие, затем зашел в трактир. Вытерев мокрым полотенцем кровь с лица и кулаков, вышел и отправился кратчайшим путем к трамвайной остановке, не желая привлекать своим видом лишнего внимания. Не успел свернуть за ближайший угол, как ко мне навстречу кинулся паренек, которого я спас от издевательств. Подбежав ко мне, он протянул пятирублевую бумажку, за которую был выкуплен у мучителя. – Вот, дяденька. Возьмите. Мне чужого не надо. Только сейчас я смог его толком разглядеть. Худой, замурзанный мальчишка, в грязной одежде с чужого плеча. Его правое ухо было опухшим и ярко-красным. – Оставь себе. Обойдя его, я уже отправился дальше, но почти сразу услышал шлепанье босых ног за спиной. Остановившись, повернулся к нему. Мальчишка тут же замер, словно зверек, настороженно следя за каждым моим движением. – Чего тебе? Но он только молчал и смотрел на меня. Выждав минуту, я сказал: – Или ты говоришь, или я ухожу. Он сделал пару шагов вперед, не спуская при этом с меня настороженного взгляда: – Я знаю, кто убил сторожа на складе Мытьева. Он сказал это настолько тихо, что я еле его расслышал. – Мне это зачем говоришь? – Я слышал, как главный полицейский говорил, что вас надо посадить под стражу. – Ничего мне не будет. – А если все же арестуют? Я пожал плечами. – Это был Тимофей с братьями. Он сам дядьку Осипа убил, а после с братьями склад ограбил. Еще я видел, куда они все спрятали. – Как ты мог все это видеть? – Так я на тех самых складах ночую. Иногда дядька Осип пускал ночевать, иногда – старик Макарыч, только тот уже вторую неделю болеет. – Гм. Так иди в полицию. – Нет, дяденька! Не пойду! Тогда меня Фроскины из-под земли достанут и мучительной смертью убьют. – Слушай, а от меня-то ты чего хочешь? Чтобы я вместо тебя в полицию пошел? – Вот и я о том. Вы им скажите, как и что. Место покажете. Вам и послабление выйдет. – Дурачок ты. Тогда меня точно в тюрьму закатают. Хм! Защитник, блин! Не хотелось мне связываться с этим делом, но речь сейчас шла не о простом хулиганстве, а об убийстве. – Тебя как зовут? – Лешкой. – Идем, Алексей. – Куда? – С одним полицейским поговорим. – Не. Вы дяденька один идите. Мне без надобности. – Неволить не буду. Бывай! Мальчишка сразу посмурнел лицом. Я уже начал разворачиваться, чтобы уйти, как он тихо сказал: – Если это вам только надо, дяденька. – Не мне, а нам обоим. Пошли! Нам повезло, околоточный надзиратель еще не ушел, беседуя с двумя женщинами. Увидев, все трое с любопытством тут же уставились на нас. – Павел, у меня к тебе дело. Городовой сначала внимательно посмотрел на мальчишку, потом только спросил: – Серьезное? – Серьезней не бывает. – Так мы пошли, Павел Васильевич? – тут же спросила городового одна из женщин. – Идите. Потом договорим. Стоило им отойти, как я повернулся к пареньку: – Рассказывай, Алексей. После его рассказа Павел минуту думал, а потом спросил: – А нож где? Тимофей Фроскин его выкинул? – Нет. Он его в землю зарыл, – ответил Лешка. – Зачем? Он что, полный идиот? – удивился я безмозглому поведению убийцы. – Как сказать, – усмехнулся Павел. – Нож отменный, с красивой, резной рукоятью. Был бы у меня такой, берег бы его как зеницу ока. Вот и он пожалел. Если он им Осипа зарезал, ему не отвертеться! Сгниет, сукин сын, на каторге! – Им, дяденька полицейский! Им! – Тогда так. Для начала я поговорю с одним сыскарем… – полицейский задумался. – А пока… Надо что-то с мальчишкой решать. Придержать его где-то, пока дело сладим. Мы одновременно посмотрели на мальчишку. Под нашими взглядами он съежился, стараясь вжать голову в плечи. Потом мы посмотрели с городовым друг на друга. Тот отрицательно покачал головой и неожиданно усмехнулся. – На меня не рассчитывай! Ни дома, ни жены, а в казарме, сам понимаешь, его не поселишь. Я вздохнул. – Ладно. Со мной побудет. Пока! – Всего хорошего! По дороге мы зашли в магазин готового платья. Затем в баню. Потом к портному. Когда мы шли к дому, у парня стал такой разнесчастный вид, что мне пришлось его спросить: – В чем дело, парень? – Дяденька, зачем вы на меня потратились? В баню сходил бы и все. А на деньги, что вы мне дали, сам бы все купил. Ей богу! – Хватит ныть. Сейчас поедим, потом я уйду, ключ тебе оставлю. Хозяйку тоже предупрежу. – Можно, я провожу вас немного? – Как хочешь.
Сегодня в спортзале «Атлет» был стрелковый день, к тому же я договорился со Степаном Петровичем, что приду пораньше и принесу, купленный на прошлой неделе, американский кольт М1911, который для того тоже был в новинку. Некоторое время он осматривал оружие, потом несколько раз разобрал и собрал пистолет и только после этого попробовал стрелять. Некоторое время мы развлекались, стреляя по мишеням, потом я начал пристреливать кольт, причем так увлекся, что не заметил, как пролетело время, и спохватился уже тогда, когда начали собираться на учебные стрельбы полицейские. После чего попрощавшись с инструктором, отправился в обратный путь. Не успел пройти и половины дороги, как вдруг из-за дерева, стоящего близко к обочине дороги, раздался детский голос: – Дяденька! Дяденька! Не ходи домой! Там тебя ждут! Резко развернувшись на голос, я увидел выглядывающего из-за ствола мальчишку. – Алексей?! Ты о ком? – Дяденька, говори потише. Они тут недалече. Их Фроскины прислали! Чтобы нас убить! – Да ну? Фроскины? Ты, парень, случаем не забыл, что они сейчас в тюрьме сидят? – Тимофей в трактире сколько раз похвалялся, что у него полно друзей среди душегубов. Вот они и пришли. – Хватит дрожать, говори толком, сколько и где они прячутся. – Двое. У одного револьвер есть. Он его из кармана куртки доставал, сам видел. Они там, где дорога заворачивает, спрятались. Там еще кривая ива растет. – Знаю. Так почему ты решил, что они пришли по мою душу? – Так они приходили в дом и стучались, а я в это время во дворе с хозяйской кошкой играл, – лицо мальчишки при этом приняло виноватое выражение. – Что еще случилось? Голова паренька опустилась. – Ну! – Они меня спросили о вас, дяденька. При этом сказали, что ваши приятели. Ну, я и сказал, куда вы пошли. – Что дальше? – Выйдя со двора, они остановились за забором и стали о чем-то спорить. Мне стало любопытно, ну и прокрался с другой стороны. Тут-то я услышал, что они говорят на воровском языке. Мне уже приходилось слышать его, дяденька. Стоило понять, что они вам не приятели, а даже наоборот, пошел за ними, а после, когда они выбрали место, побежал вперед, чтобы упредить вас. – Понял. Как они выглядят? – Один из них, чернявый такой, весь из себя прилизанный, с маленькими усиками. Второй его Красавчиком кличет. Это у него револьвер. Другой душегуб худой и быстрый. Его кликуха – Жало. – Спасибо, Алексей. На лице мальчишки от похвалы расцвела улыбка. – Значит, так. Ты остаешься здесь, а я пойду, посмотрю, какие у меня там приятели завелись. – Так, может, лучше кого на помощь позвать? – Сам разберусь. Поворот, указанный Алексеем, я знал, поэтому быстро нашел. Оба бандита прятались за сросшимися деревьями, стоящими в нескольких метрах от дороги. Место засады давало хороший обзор по обе стороны дороги. Сейчас, стоя за стволом дерева, они оба курили, поглядывая на дорогу, проложенную по мелколесью. Впрочем, даже не дорогу, а широкую хорошо утоптанную тропу. Осторожно подкравшись, я встал за деревом, в метрах семи от них. – Слышь, Жало, сколько нам тут еще мерзнуть? – спросил своего подельника бандит с приятным лицом, аккуратно подстриженными усиками и шапкой кудрявых волос. – У меня уже все нутро задубело. – Сколько надо, – негромко, но веско ответил второй бандит с худым лицом. – Слушай, а чего этого фраера нам приказали поломать? – никак не мог успокоиться его напарник. – Давай ему перо под ребро засадим… – Хорош хавальник разевать, Красавчик. Стихни, – тихо, но с плохо сдерживаемой злобой осадил бандит своего разговорчивого подельника. «Действительно. Уголовники. Убивать меня пришли». Вытащил из кармана кольт. Ни страха, ни сомнений не было, зато была холодная, злая уверенность, что, если будет необходимость, я их убью. Выскользнув из-за ствола дерева, мне удалось сделать по направлению к бандитам только два неслышных шага, но на третьем оба резко обернулись. В руке у Жала сверкнуло длинное лезвие ножа, а Красавчик уже почти выхватил из кармана куртки револьвер, как раздался щелчок снятого предохранителя. Он прозвучал достаточно громко в весенней тишине леса. Наемники сразу замерли, молча, глядя на меня. Лица жесткие, напряженные, а в глазах злость и растерянность. Не такой они видели встречу со своей жертвой. Молчание прервал Жало, попытавшись выкрутиться из сложившейся ситуации. – Мы к тебе ничего не имеем. Давай разойдемся по-хорошему, парень. – Револьвер – на землю. Нож – на землю. Голос негромкий, спокойный. В глазах и в голосе холодное равнодушие. Звериное чутье подсказало Красавчику, что они сильно ошиблись, взявшись за это дело, так как перед ними стоял не фраер дешевый, а матерый зверь. Даже понимая это, бравада и гонор бандита, замешанные на кокаине, толкнули импульсивного бандита испытать судьбу. Резким движением он выдернул револьвер из кармана, но направить уже не успел. Грохнул выстрел, и его правое плечо обожгло словно огнем. Боль на какие-то мгновения смяла его сознание, заставив невольно вскрикнуть и выронить револьвер. Отключившись на несколько секунд от внешнего мира, он даже не видел, как Жало, решив воспользоваться моментом, попытался сбежать. Новый выстрел встряхнул Красавчика, и он видел, как его подельник, захрипев, рухнул лицом вниз на мокрую, раскисшую землю, усыпанную хвоей. Судорога свело тело в последний раз, после чего хрип резко оборвался. Я подошел к раненому бандиту. Тот, болезненно кривясь, в эту самую секунду попытался зажать кровоточащую рану рукой, но видно неудачно, так как вскрикнул от боли. – Кто заказал? Он бросил взгляд на лежащий под ногами револьвер и только тогда посмотрел на меня. – Жить оставишь? – Все будет зависеть от твоего ответа. – От ответа, говоришь?! Пусть так. Это Кистень! Сашка Кистень! У него трактир за Николаевским вокзалом! За несколько секунд я выстроил логическую цепочку, в которой нашлось место всем нападениям, но главного ответа там не было. «Где я мог этому Кистеню дорогу перейти? Ума не приложу!» – Тогда ответь мне… Мой допрос прервали приближающиеся громкие и тревожные голоса людей, услышавших выстрелы. Бандит, услышав их, заметно приободрился, по его губам даже скользнула легкая ухмылка, но сразу сбежала, стоило мне вскинуть руку с пистолетом. Он уже открыл рот, как хлопнул выстрел, оборвав так и не родившийся крик. Пару секунд смотрел в его мертвые глаза и удивился сам себе из-за того, что не испытал даже секундного приступа вины или сожаления. Я даже не воспринял их как людей, а как движущиеся мишени в тире. После чего я еще минут двадцать петлял по лесу, пока звуки погони не растворились в вязкой сырости весеннего леса. «Если и верна истина, – думал я, выбираясь из лесу, – что к страху смерти нельзя привыкнуть, но это, похоже, не в моем случае, так как этим искусством я овладел в совершенстве, оттачивая его годами на больничной койке». Мальчишку я нашел в состоянии тихой паники. Услышав выстрелы, он подумал, что бандиты меня убили и сейчас его ищут. Успокоив, повел его домой, при этом думая о том, что нам надо срочно менять место жительства. Только поздним вечером, собираясь ложиться спать, я подумал о том, что со мной что-то неправильно, раз я ничего не чувствую, застрелив двух человек. Несколько минут я пытался понять, что со мной не так, но стоило голове коснуться подушки, как мысль тут же потеряла очертания и смылась из сознания наступившим глубоким сном.
Рано утром, собрав чемодан, я отдал ключ от комнаты домоправительнице и сказал, что меня не будет с неделю, объяснив это тем, что надо отвезти мальчишку его родне. Старуха равнодушно кивнула головой в черном платке, а затем, повернувшись ко мне спиной, направилась к себе. Переселились мы с Лешкой в небольшую гостиницу, расположенную в трех минутах ходьбы от трамвайной остановки. Я заприметил ее еще в то время, когда искал жилье в этом районе, но в то время она казалась мне дорогим удовольствием. Мальчишке тоже пришелся по душе переезд. На его счет у меня были подозрения, что он не сильно поверил моим объяснениям о том, что бандиты, устроившие засаду в лесу, никакого отношения к братьям Фроскиным не имеют.
Глава 4
На следующее утро, вместе с Лешкой, мы отправились в полицейский участок. Павла не застали, но стоило мне объяснить дежурному, зачем мы пришли, как нас направили к сыскному агенту, который вел дело об убийстве сторожа. Это был молодой и жизнерадостный человек, лет двадцати пяти – двадцати семи. Звали его Аристархом Степановичем Волошиным. Это был не только первый год его службы в полиции, но и первое дело, связанное с убийством. Услышав рассказ мальчишки, он просиял и чуть ли не бегом кинулся за экспертом и следователем. Спустя какое-то время, на двух пролетках, в сопровождении следственной бригады и полицейского в форме, мы отправились к месту, где было закопано награбленное и орудие убийцы. Оба тайника находились на пустыре, сразу за складами. Место, где убийцы спрятали ворованное, было хорошо замаскировано, значит, его мог найти только тот, кто знал тайник. Потом Алексей показал место, где был зарыт нож. Оно находилось метрах в сорока от первого тайника, в зарослях лопуха. Если тайник с ворованными вещами был осторожно вскрыт, то нож отрывать не стали, так как сыщикам вполне хватило представленных доказательств, что мальчишка говорит правду. Когда закрывали тайник, Волошину в голову пришла неожиданная мысль, которой он тут же поделился со следователем и экспертом. Те подумали и сказали, что это довольно необычно, но должно сработать.Тимофей Фроскин, будучи хроническим алкоголиком, не спал с самого раннего утра, мучимый жаждой, головной болью и остальными похмельными синдромами. Когда он стал стучать в дверь и требовать воды, а на его стуки никто не отозвался, в нем невольно начал расти страх. Когда наконец дверь в камеру распахнулась, вместо надзирателя в камеру неожиданно вбежали два полицейских и без каких-либо объяснений, скрутив ему руки, куда-то поволокли. Страх еще сильнее сжал сердце, когда его вывели на улицу и посадили в экипаж между двух конвойных. Он попытался с ними заговорить, но вместо этого один из полицейских ткнул ему под ребра стволом револьвером и предупредил, что при малейшей попытке к бегству тот будет застрелян. От этого предупреждения руки у убийцы затряслись, а на лбу выступил холодный пот. – Ради бога, скажите: куда вы меня везете? – На казнь, – негромко сказал второй полицейский и засмеялся. Убийца побледнел. В висках застучали молоточки. Мысли заметались подобно стае воронья, но спустя какое-то время он сообразил, что это была только злая шутка, и уже начал успокаиваться, как вдруг увидел, что пролетки свернули к складам, к месту убийства. Тут грубая шутка конвоира приобрела в его голове особый смысл, а стоило пролетке остановиться на том самом пустыре, где он увидел полицейских, стоящих около тайника с ножом, его мозг просто взорвался. Он попытался вырваться из рук конвойных, а когда не удалось, громко с надрывом закричал: – Суки!! Иуды!! Продали!! Петька, тварь!! Паскуда!! Нет!! Один не пойду на каторгу!! Все!! Все ответят!! Его исповедь длилась не более пятнадцати минут, после чего он сел на землю и заплакал. Об этом мне рассказал сияющий Волошин, вернувшийся после своего эксперимента в участок. Поинтересовавшись сроками, которые получат бандиты, я был несколькоудивлен, когда узнал, что убийце грозит срок до семи-восьми лет каторжных работ, а его братьям дадут вполовину меньше, как соучастникам. «Мягкие, однако, законы в Российской империи». Вернувшись в гостиницу, я обрадовал этой новостью Алексея. Мальчишка сначала прыгал от радости от того, что Фроскины навсегда исчезли из его жизни, а затем вдруг остановился и присел на краешек стула с унылым видом. – Эй! Что опять с тобой? – решил я поинтересоваться его столь резким переходом настроения. – Ничего, дяденька. – Говори. – Теперь я вам не нужен, да? – А, вот ты о чем! Гм. Да живи пока, а там посмотрим. Лицо мальчишки сразу просветлело. – Слушай, Алексей, а где твои родители? – Мамка умерла. Еще два года тому назад. Отец… на каторге, – голос его звучал глухо и тоскливо. – Вот оно как! За что? Паренек отвернул лицо и стал смотреть куда-то вбок. – За… убийство. – Не бойся. Сын за отца не ответчик. Как жили, так и будем жить дальше. Парнишка поднял на меня блестевшие от подступающих слез глаза, глядя на меня с каким-то обожанием. Возникшее внутри меня чувство неловкости заставило меня буркнуть: – Хватит сырость разводить. Думай лучше, куда обедать пойдем. Парнишка проглотил комок, стоящий в горле, и наконец сдавленным голосом сказал: – Спасибо вам за все, дяденька. – Пожалуйста, племянничек, – съязвил я в ответ, потом подумал и добавил: – Завтра встречаюсь со своей сестрой, не хочешь составить компанию? – Даже не знаю, дяденька. Может, я все же лучше дома посижу? К утреней схожу, матери свечку поставлю. – Одно другому не мешает. – Ну, если не стесню, то составлю. – Договорились.
Церковь явно требовала хорошего ремонта. Сквозь облупившуюся штукатурку стен проглядывал кирпич, а многочисленная ржавчина, как видно, уже не один год разъедала металлическую ограду. На мощенном камнем дворе кое-где пробилась трава пополам с сорняками. Из-за церкви выглядывал старый деревянный дом с зеленой крышей и прислонившейся к нему неровно сложенной поленницей дров. Посреди двора непонятно зачем стояла телега с запряженной в нее лошадью. Та грустно опустила голову и изредка помахивала хвостом. Быстро оббежав глазами грустно-унылую картину, я прошел через ворота во двор. «Что тут скажешь! Окраина. Фабричный район». Подойдя к церкви, снял шляпу, перекрестился, после чего мы вошли в приоткрытую дверь. Несмотря на то, что было воскресенье, народа набралось немного, по большей части пожилые люди. Перед ними с проповедью выступал молодой попик со строгим лицом и совсем несолидной редкой бородкой. По окончании службы я вышел вместе с другими прихожанами во двор. Алексей, увидев крутившегося во дворе щенка, подбежал к нему. Тот встретил его веселым тявканьем, а затем стал прыгать, приглашая поиграть. Мальчишка оглянулся на меня. В его глазах читался вопрос: можно я немного поиграю? Я кивнул. «Время есть», – лениво подумал я, глядя на игры мальчишки и щенка. Вдруг я услышал голос у себя за спиной: – Не видел вас раньше, сын мой. Так что вас привело ко мне? Я повернулся к священнику. Узкоплечий, среднего роста, со спокойными и добрыми глазами, он никак не походил на осанистых и важных попов с лоснящимися физиономиями, которых мне уже немало пришлось видеть за это время. Он отчего-то подумал, что это его я дожидаюсь во дворе. – Извините, отец… – Елизарий. – Извините меня, отец Елизарий, но у меня к вам нет вопросов. Просто мальчик так хорошо играет с собакой… – А, это! Пусть играет. Тузик любит детей. Когда те приходят учиться, так сразу начинают с ним играть. Не оторвать. А щень и рад. – Погодите. Вы сказали, что к вам приходят учиться дети? – Да. Так и сказал. А что? – Может, у вас найдется место в школе еще для одного ученика? – Да мы только рады будем с матушкой. Хотите своего сына учить наукам? – Нет. Воспитанника. Зовут его Алексей… – и я коротко рассказал историю нашего знакомства с мальчишкой. – Вот оно как. По-христиански вы поступили. Правильно. «От щедрот своих воздай ближнему своему». К этому нас призывает Господь. У многих людей есть деньги, а вот щедрости душевной – нет. Печально это видеть. Мельчает душой народ, перестает бояться отца нашего, Создателя. Вот вам пример. Посмотрите! – и священник показал рукой в сторону телеги, перейдя на гневный, обличительный тон. – Видите это непотребство?! – Гм! Не совсем понимаю ваши слова. Священнику, похоже, надо было выговориться, и через пять минут я узнал, что на этой телеге лежит било – язык колокола, который еще вчера вечером должны были затащить наверх колокольни. Подряженные на эту работу два мужика его привезли, но по неопытности священника, который дал им задаток, сразу отправились в близлежащий трактир, где напились до невменяемости. – Дело к обеду второго дня идет, а от этих нехристей ни слуху, ни духу! Что делать, ума не приложу! А ведь колокольный мастер скоро должен прийти. – Погодите. Двое ваших балбесов смогли бы занести его наверх? – Да. Для этого и подрядились. Как же иначе? – Идемте, посмотрим на ваш язык. Мы подошли к телеге. Глубоко вдавив солому, на ее дне лежал отлитый стержень с шаром на конце. Поддев его руками, я попробовал приподнять и тут же понял, что не только подниму, но и затащу на колокольню. – Тогда, батюшка, давайте займемся работой. Я несу эту железку, а вы показываете мне дорогу. Алексей! Мальчишка подбежал ко мне, а за ним примчался весело тявкающий щенок. Я снял шляпу, пиджак, жилет и отдал ему, после чего повернулся к священнику, который, похоже, не все понимал, глядя на меня округлившимися глазами: – У вас есть фартук или что-то в этом роде. Не хочется рубашку пачкать. – Погодите! Вы что хотите один отнести било на колокольню? – Так и есть! – Но вы не можете! Вы надорветесь! – Так есть у вас что одеть? – Есть. Фартук есть. Остался от богомаза, – голос молодого священника был настолько растерянный, что даже Алексей решил его пожалеть. – Да вы не волнуйтесь. Дядя Сережа очень сильный! Вы бы посмотрели, какие он железки таскает! Мне их от пола не оторвать! На отца Елизария слова мальчишки, похоже, произвели впечатление, и на его побледневшем лице снова появился легкий румянец. Он еще раз пробежал глазами по моим плечам и спросил: – Атлетической гимнастикой занимаетесь? – Есть немного. Так, я жду фартук. Доставка колокольного языка на колокольню прошла без особых приключений. Когда я спустился вниз, то рядом с батюшкой уже стояла его жена, миловидная женщина, которая в отличие от своего субтильного мужа имела пышную фигуру. – Моя супруга, Анастасия Никитична. – Рад с вами познакомиться. Сергей Александрович. Отец Елизарий только что не светился от радости. – Большое спасибо вам, Сергей Александрович! Вы так меня выручили, что просто слов нет! Теперь прошу к столу! Чем богаты, тем и рады! – Не надо! Я просто… – Не обижайте нас, – поддержала мужа супруга. – Попробуйте наше скромное угощение. Это то малое, что мы можем вам предложить за вашу работу! Пришлось идти за стол. Еда была обильной, сытной, но небогатой. Щи, вареное мясо, картошка, огурцы, капуста. Из питья – квас. За столом я поинтересовался школой, которую организовал священник. Как оказалось, на занятия, проводившиеся с понедельника по субботу, сейчас ходило шестеро местных детей. Под занятия отводилось три часа в день, правда, количество перечисленных предметов было весьма скудным. Закон Божий, арифметика, письмо и чтение. Уходя, я вручил священнику двадцать пять рублей на карандаши и тетрадки, так как в разговоре матушка случайно обмолвилась, что им приходится покупать все для занятий на свои деньги. Когда мы все четверо вышли во двор, то увидели пьяного мужика, тупо смотрящего, в пустую телегу. Увидев нас, он развернулся, покачнулся, но, ухватившись за телегу, все же сумел устоять на ногах. Глядя на нас пьяно-удивленными глазами и что-то невнятно бормоча, стал тыкать пальцем в пустую телегу. Его вид был так потешен, что сердито сжатые губы отца Елизария сами собой раздвинулись в улыбке, а попадья и Алексей просто покатились от смеха.
В моей жизни появился Алексей и почти в то же время из нее исчезла княгиня. На нашей последней встрече она сначала сказала, что через неделю уезжает в Англию на три месяца к родственнице, а потом четко и даже по-деловому сообщила о разрыве наших отношений. У меня не было возражений. Единственное, о чем она меня попросила, так это проводить ее на поезд. Просьба подразумевала демонстрацию любовных отношений перед своими подругами. Так все и произошло. Пышный букет цветов, легкие объятия и небрежные поцелуи. Традиция была соблюдена, после чего я повернулся к уходящему поезду спиной и пошел в город. Выйдя на привокзальную площадь, достал часы, щелкнул крышкой. «Времени в обрез. Надо брать извозчика, иначе не успею». Быстро пробежал глазами вокруг. Площадь была буквально затоплена шумливой и пестрой вокзальной толпой. Торговки цветами, носильщики, железнодорожные служащие, кучка веселых студентов в темно-синих фуражках, что-то оживленно обсуждавших. Недалеко от них неровным строем куда-то шла группка девочек – воспитанниц в сопровождении двух классных дам. Мальчишка-газетчик, громко крича, продавал газеты. В привокзальной толпе было много офицеров, которые легко делились на две группы. У тех, кто отправлялся на фронт, вид был помятый после прощальной попойки, а взгляд злой и какой-то отчужденный, зато другие, в парадных мундирах и начищенных сапогах, с довольными лицами, вышагивали под ручку с дамами. «Народу – море! И куда они все? Впрочем, чего это я! Ведь сегодня воскресенье!» Сегодня был особый день. Правда, не столько для меня, сколько для сестры, которая наконец отважилась познакомить меня со своим Лешей. Через месяц ей исполнится восемнадцать лет, а это значит, ее ждет выпуск из пансиона и выход во взрослую жизнь. Ей надо было на что-то решиться. Или поехать к матери и выйти замуж за человека, который был старше ее на пятнадцать лет или остаться в Петербурге с Лешей, которому она явно симпатизировала. Она боялась, страдала и не знала, что ей делать. Наконец она решила снять со своей души часть тяжелой ноши и переложить на мои плечи. Именно так она выразилась. Мы договорились, что после того как заберу ее из пансиона, мы с ней поедем в парк, где члены рабочей ячейки проводили свое собрание под видом пикника. Алексей предложил ей прийти, так как хотел познакомить со своими товарищами. Она мне все это выложила, даже не сознавая, в какое положение может поставить своего кавалера, на что я с усмешкой подумал, что тот вряд ли будет в восторге, когда увидит меня рядом с Наташей. «Впрочем, там видно будет». Сегодня Наташа выглядела особенно хорошо. Легкое весеннее полупальто с большими светло-серыми перламутровыми пуговицами вместе с белой шляпкой отлично оттеняли василькового цвета платье. Черные изящные полусапожки довершали ее элегантный наряд. Она была привлекательна и сознавала это, но стоило ей увидеть мой восхищенный взгляд и невольно вырвавшийся возглас: «Какая ты у меня все-таки красавица, сестренка!» – как она смутилась и покраснела. Окончательно вогнал ее в краску проезжавший мимо поручик – драгун, ехавший во главе конной группы из шести солдат: – Эх, хороша девица! – при этом он подмигнул и залихватски подкрутил ус. После этого громкого заявления люди, идущие по улице, тут же стали смотреть на девушку, приведя ее тем самым в еще большее смущение. Усмехнувшись про себя, я тихо сказал: – Правду не скроешь, сестричка, особенно когда она у тебя на лице написана. Она вскинула на меня глаза: – Ты! Ты бессовестный… – Причем в ее голосе почти не было возмущения, если, только, совсем чуть-чуть. Я не дал ей договорить. – Милая барышня, вы не позволите сопроводить вас в парк? Наташа сделала строгое лицо, показывая тем самым, как она на меня сердится, и сказала сердитым голосом: – Идемте, сударь. Я заглянул ей в глаза и увидел, что в их глубине пляшут веселые чертики. – Не притворяйся, я же вижу, что тебе приятно, красотка. – Ты просто невыносим, Сережка, – и на ее губах появилась лукавая улыбка. – Как был в детстве вредным, таким и остался. Как я и думал, Алексей Станиславович Луговицкий оказался совсем не рад моему появлению, а особенно, когда понял, что мне известно об их ячейке. Это был высокий, чуть сутуловатый, молодым человеком с приятным лицом. Чуть вьющиеся волосы и правильные черты лица вполне могли привлечь женщину и опытнее Наташи. Когда он узнал, кто перед ним, то растерялся, но Наташа не замечала ни его замешательства, ни его укоризненных взглядов, пытаясь понять по моему выражению лица, какое впечатление произвел на меня ее сердечный друг. Еще когда мы подходили к группе, я бросил несколько взглядов на людей, входивших в состав рабочей ячейки, и удивился, насколько она разнородна. Молоденькая еврейка, трое или четверо студентов, полтора десятка фабричных рабочих мужчин и женщин самого разного возраста. До того, как мы подошли, все они внимательно слушали молодого рыжего человека в пенсне, похожего на клерка, но стоило нам приблизиться, как сразу разбились на маленькие группки людей, принявшихся делать вид, что пришли сюда только ради природы и свежего воздуха. «Наивны, как малые дети», – подумал я, наблюдая за их маневрами. Стоило мне представиться при знакомстве с Алексеем офицером в отставке, как я увидел недоверие и настороженность в глазах революционеров. Луговицкий побледнел и неловко улыбаясь, предложил нам отойти в сторону. Наш разговор с самого начала был принужденным и скомканным. Сестра, по своей наивности, все никак не могла понять, что только что подорвала доверие соратников к Луговицкому и теперь боялась, что этот сухой и неловкий разговор означает неприязнь между братом и милым ее сердцу другом. Мне он был безразличен, но так как он имел определенное влияние на сестру, то существовала опасность, что он может втянуть сестру в свои политические игры. Именно этого мне хотелось избежать, для чего нужно было понять, что он за человек. – Так вы изволите служить по почтовому ведомству, Алексей Станиславович? – Не совсем так, Сергей Александрович. Я инженер-телеграфист. И у меня бронь. Я усмехнулся про себя, так как его последняя фраза прозвучала как оправдание перед офицером-фронтовиком. – Сестра хорошо отзывается о вас. – Мне приятно это слышать. Надеюсь и у вас сложится такое же мнение. – Тогда объясните, что привело вас к революционерам? – Почему вы решили, что я революционер? – при этом он инстинктивно понизил голос. – Знаю, но вы мне так и не ответили на вопрос. – Извините, а при чем здесь мои политические взгляды? Не вижу связи. – Да вы не волнуйтесь так. У меня нет симпатий и антипатий к различным политическим движениям, а значит, и нет предвзятости. По крайней мере, мне так кажется. – Сережа, мы пришли не для этого! – вклинилась в нашу беседу сестра. – Я просто хотела тебя познакомить с Алексеем Станиславовичем, а ты какой-то… допрос устраиваешь! – Вы тоже так думаете, Алексей Станиславович? – Я думаю, что Наталья Александровна выбрала не самое лучшее время для нашей встречи, поэтому давайте перенесем его… – он оглянулся на своих товарищей и, вдруг резко оборвав фразу, замер, глядя куда-то вдаль. Проследив за его взглядом, я увидел около дюжины людей, одетых во все черное, идущих в нашем направлении. На них сейчас смотрели все остальные члены рабочей ячейки. Я просто чувствовал, как разлившееся среди замерших людей напряжение растет с геометрической прогрессией. – Кто они? – спросил я Луговицкого. – Черносотенцы. Я должен быть вместе со своими товарищами. А вы уходите. Пожалуйста. – Идите, товарищ Луговицкий, идите. Революция в опасности. В ответ на мое ехидное замечание инженер бросил на меня возмущенный взгляд, но говорить ничего не стал, просто развернулся и быстро зашагал к своим товарищам. Дюжина плечистых и рослых мужчин с пудовыми кулаками подошли и стали напротив сбившихся в кучку революционеров. Какое-то время обе группы мерили друг друга ненавидящими взглядами, пока один из черносотенцев, некрасивый малый лет двадцати, с большим губастым ртом, не воскликнул: – О! Глянь, братцы! Жидовка! Стоящий рядом с ним осанистый мужчина с густой аккуратной бородой и решительным взглядом усмехнулся и сказал: – Так чего ты смотришь, Фадей? Хватай ее за сиськи, пока не утекла! Тот сразу оскалился во весь свой широкий рот, выставив напоказ желтые прокуренные зубы: – А чо?! И то верно! – и тут же широко зашагал к девушке. Вместо того чтобы спрятаться за спины мужчин или убежать, она замерла, глядя с ужасом на приближающегося здоровенного детину. Двое рабочих, сжав кулаки, кинулись было вперед, но их остановил окрик рыжего: – Товарищи! Не поддавайтесь на провокацию! Только один из студентов, стоящих рядом с девушкой, вышел вперед и заслонил ее, но плечистый бугай только громко хмыкнул при виде проявленного геройства, а затем, схватив его за отвороты куртки, просто отбросил в сторону. Ноги студента скользнули по траве, и он, не удержавшись, упал на землю, что вызвало громкий смех и грубые шутки со стороны «черных». Фадей тем временем схватил девушку за руку, притянув к себе, начал грубо щупать, не обращая внимания на ее крики. Напряжение достигло предела, как вдруг неожиданно раздался громкий женский голос: – Здесь есть настоящие мужчины или нет?! Как и все остальные, я оглянулся на голос. «Петербург – большой город, да и парк не маленький. И вот на тебе – опять нос к носу столкнулись!» В компании двух женщин, невдалеке от нас, стояла Мария Крупинина. Сделав шаг вперед, она четко и громко заявила губастому парню: – Убери от нее руки, хам! Громила какое-то время пребывал в растерянности, тупо глядя на богато одетую красивую девушку, но затем повернул голову в сторону своих приятелей, словно прося совета, что ему делать. Главарь, обладатель окладистой бороды, оценив обстановку, криво усмехнулся. – Вы бы, барынька, шли себе гулять куда-нибудь в другое место. Так оно лучше будет! – Я сама решаю, что для меня лучше! Отпустите девушку, или я вызову полицию! Ее угроза только вызвала громкий смех у черносотенцев. – Думаете, испугали, барыня? А вот уж нет! Мы в своем праве, так как выступаем за царя и отечество! Теперь идите, милая барышня, и не оглядывайтесь! Не про вас это дело! Да и всякое, неровен час, может случиться! Гляньте на себя! Прям наливное яблочко! А кругом мужиков много, глядишь, кто-то и захочет полакомиться! Не вмешиваясь, я исходил из принципа: каждый должен сам решать свои проблемы, но сейчас обстоятельства изменились. Местные придурки прилюдно оскорбили знакомую мне девушку. – Наташа, стой здесь и ни шага в сторону. – Сережа! – Я сказал. Стой и жди, – после чего быстрыми шагами направился к Фадею. – Эй, господин! Шли бы вы отсюда, пока бока не намяли! – предупреждающе крикнул стоящий рядом с главарем высокий и крепкий мужчина. – Свои побереги! – Мое дело предупредить! – усмехнулся он, идя мне наперерез. Вместе с ним пошли еще двое громил. Делая вид, что не обращаю на них внимания, я подошел к Фадею и сказал: – Отпусти ее. Живо! Тот, явно ободренный присутствием трех соратников, окруживших меня, нагло улыбаясь, заявил: – Становись в очередь, любитель жидов! В следующее мгновение, получив жесткий тычок пальцами в солнечное сплетение, он начал сгибаться, утробно хрипя. Почти одновременно я врезал каблуком правой ноги в пах стоявшему сзади черносотенцу. «О-о-о-ох!» – раздавшийся за моей спиной стон, возвестил меня о точном попадании в цель. Дернув головой влево, я ушел от удара кулака, летящего мне в лицо, а затем носком правой ноги, ударил бьющего между ног, но уже в следующую секунду на меня обрушилась лавина кулаков. Боль появлялась и пропадала, добавляя во мне ярости, пока вдруг в затылке будто что-то взорвалось. Я еще успел услышать донесшийся, словно издалека, крик сестры: «Сережа!!» – после чего окончательно потерял сознание. Очнулся я уже в больнице. За окном только-только начали опускаться сумерки. Сильная головная боль заставила меня ощупать голову, и когда пальцы наткнулись на плотную марлевую повязку, непроизвольно произнес: – Похоже, меня хорошо отделали. Вдруг неожиданно из легкого полумрака возникла легкая фигурка. – Сереженька, милый, я так за тебя боялась! Ты как?! – Наташа? Ты… почему здесь? – А где мне еще быть, братик? Тебе больно?! Ее голос дрожал, а в глазах стояли слезы. – Немного. Как… все закончилось? – Это было страшно! Эти люди били тебя, даже когда ты упал. Ты был весь в крови… – Наташа! – Что Наташа?! Ты зачем ввязался в эту драку?! Кто тебя просил?! А если бы тебя убили?! – Меньше эмоций. У меня и так голова болит. – Как ты можешь так говорить! Меня прямо всю колотило, когда мы в больницу ехали! – Чем все закончилось? – Женщины и я начали кричать, и к тебе на выручку наконец бросились рабочие, которые отогнали этих бандитов. Потом прибежали городовые, и народ стал разбегаться. Я… – Сестричка, извини, что испортил тебе выходной день. И дай мне, пожалуйста, воды. Напившись, я почувствовал себя легче. «Теперь пора боль на поводок брать». Пока я занимался самоконтролем, Наташа делилась своими собственными впечатлениями. – Ты так их бил… Это было очень страшно. Люди лежали, словно мертвые, и ты среди них. Везде кровь. Сережа, почему ты стал таким? Раньше ты был другой. Стихи читал. А сейчас… Может, это все твоя борьба? У тебя от нее постоянно руки сбиты и на лице синяки. – Стихи? Как тебе такие строки?
Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
Каждый выбирает для себя.
Глава 5
Перед тем как выйти, я остановился в больничном вестибюле перед зеркалом. Бровь рассечена. Подживающая ссадина на скуле. Левый глаз окружало цветное пятно уже начавшего сходить кровоподтека. В довершение этой безобразной картины – белая повязка, охватывающая голову. «Гм… Тот еще красавец». Выйдя из больницы, увидел внизу широкой лестницы ожидающую меня сестру и Алексея. Мой вид поумерил их восторги, но чувство радости в глазах обоих нельзя было не заметить. – Господа и дамы, как насчет того, чтобы отметить мой выход? Выбирать ресторан не стали, а зашли в первый попавшийся нам по дороге. Правда, у официанта, вышедшего нам навстречу, при виде моей побитой физиономии возникли законные сомнения, но демонстрация наличности в бумажнике сразу отмела их прочь. Пир удался на славу, после чего мы отвезли Наташу в пансион. Только я отпустил извозчика, как сестра протянула мне конверт. – Что это? – Возьми! Это от мамы. Почитай. Быстро пробежал глазами густо заполненный мелким почерком матери листок, затем поднял на сестру глаза. – Так что? Тебя можно поздравить? – Да, Сережа, да! Правда, не хорошо радоваться чужой беде, но… Надеюсь, ты меня понимаешь?! – Твой жених попался на воровстве. Кем он был, напомни? – Точно не знаю. Чиновник в департаменте. Какие-то поставки. – Следствие, потом суд… Все! Можешь его вычеркнуть из своей жизни. Кстати, мама хочет, чтобы ты приехала к ней. – Конечно, я поеду! Знаешь? Я решила! Скажу ей об Алексее! Я пожал плечами: – Тебе решать, сестренка. Твои восемнадцать лет не за горами, и ты станешь совсем взрослая! Кстати, а как будем праздновать твой день ангела? Я уже ожидал вороха самых необычных предложений и пожеланий, как она вдруг покраснела и несмело спросила: – Сережа, можно мне пригласить Алексея? – Почему бы и нет? Так на сколько персон мне заказывать ресторан? – Таня. Варя. Маша. Алексей. Это все. – С моей стороны еще один Лешка. Пойдешь, парень? Мальчишка покраснел, а потом буркнул: – Позовете – пойду. – Вот и отлично. – Сережа, я завтра, с Варей, еду платье забирать у портнихи. Оно такое красивое! Ты просто не представляешь! Я уже начал кивать головой, тем самым демонстрируя внимание к ее восторгам, как вдруг она неожиданно спросила: – Сережа, ты не хочешь пригласить Марию Владимировну? – Нет. – Она мне сказала, что навестит тебя больнице. Разве не приходила? – Приходила. Сестра внимательно посмотрела на меня и хитро по-женски, краешками губ, улыбнулась. – А она красивая, Сережа. – Может быть. Ну что будем прощаться?Придя на тренировку, я неожиданно узнал, что в субботу будет выпускной экзамен, а другой новостью стало то, что сдавать его мне придется вместе с ними, и это притом, что я пришел в группу на полтора месяца позже остальных. Экзамен был прост и одновременно сложен. Поединок с мастером. Закончиться победой он, естественно, не мог, но как сказал мастер, через схватку он поймет, насколько хорошо подготовлен его ученик. Испытание прошли все, после чего агенты на радостях пригласили меня, как положено, обмыть успех. Я хотел уже попрощаться с японцем, как тот вдруг неожиданно сказал ожидавшим меня у входа полицейским: – Вы идите, а я ненадолго задержу господина Богуславского. Один из агентов, Дмитрий, веселый холостяк, подмигнул мне и сказал: – Сергей Александрович, мы идем не торопясь, а если припозднишься – ты знаешь, где нас искать! С минуту мы стояли с Окато друг против друга, и все это время тот смотрел на меня, твердым, неподвижным, казалось бы, безразличным взглядом, но я знал, что это не так. Предстоял какой-то серьезный разговор. – Мне сказали, что вы схватились в рукопашной схватке с дюжиной человек. Это правда? – вдруг неожиданно спросил он. – Гм. Да. – И в результате оказались в больнице. Это очень плохо. Неужели я вас так плохо готовил? – Вы забываете о том, что я обучался у вас всего три с половиной месяца. – Речь идет не об этом, а о вас самом. У вас хорошие задатки. Невосприимчивость к боли, хорошая реакция, мощный удар. Все это надо правильно использовать, а вы не сумели. «К чему это он клонит?» – Мне сорок шесть лет. Из них девять лет я живу в России. Вы сейчас думаете, к чему я это рассказываю? – Да. Мне интересно, – не стал я отрицать свой интерес к неожиданной исповеди японца. – Гордыня и безответная любовь привели меня к поединку с родственником императорского дома. Я убил его и должен был дать ответ по всей строгости закона, но тут началась война. Мне было предложено с честью умереть на поле боя, и я дал согласие. В бою под Мукденом меня тяжело ранили. Русский солдат вынес меня с поля боя, затем врач сделал все возможное, чтобы я мог жить. Когда пришла пора выписываться из госпиталя, война закончилась. Лежа на больничной койке, я многое передумал и понял, что получил шанс начать жить заново. Может быть, поэтому ко мне пришла новая любовь к девушке – медсестре, которая ухаживала за мной. Перестав жалеть о прошлом, я стал жить настоящим. Сейчас у меня две дочери. – То есть у вас все в жизни сложилось хорошо, господин Окато? – Не могу так сказать. Жить вдали от родины и близких мне людей – тяжкое испытание, но речь сейчас идет не обо мне, а о вас, – он помолчал немного, потом продолжил. – Двадцать семь лет я изучал искусство рукопашного боя под руководством трех известных мастеров своего дела. Потом сам стал мастером и долгое время пытался привнести свое в технику рукопашного боя. Кое-что мне удалось сделать, кое-что нет. Все это время мне казалось, что рано заводить ученика, так как самому еще надо многое познать и сделать. Теперь я так не думаю. – Погодите, мастер! Ведь я и так ваш ученик. – Вы меня не поняли. Разговор идет не о самозащите, а об изучении боевого искусства, которое называется: коппо-дзюцу. – Это другой вид борьбы? – Запомните раз и навсегда! Коппо-дзюцу не борьба, а искусство рукопашного боя. – Верю вам на слово, господин Окато. Но на чем основан ваш выбор? – В вас есть внутреннее спокойствие, которое говорит о гармонии с окружающим миром. Человек, приступающий к изучению коппо-дзюцу, должен находиться в равновесии с окружающим миром и с самим собой, иначе человечество пополнится не истинным воином, а изощренным и опасным убийцей. Именно поэтому наше искусство предназначено только для избранных. – Лично мне это ни о чем не говорит. – Чтобы понять, надо познать самого себя, а для этого нужно время, – он помолчал, словно не зная, продолжать говорить или нет. – К моему удивлению, у вас уже есть то, что приобретается годами специальных тренировок. Взрывная энергия удара. Если к ней добавить ваше хладнокровие, стойкость, хорошую реакцию, то вы уже сейчас являетесь слепком сильного бойца. – Вам виднее, господин Окато. – Вы правы – мне виднее, но последнее слово все равно останется за вами. – Гм. А что собой представляет коппо-дзюцу? – Его иногда еще называют искусством ломания костей, так как основными целями являются кости и суставы. Несмотря на то, что основное направление школы мощные, поражающие человека удары, в этой технике есть большое количество специальных приемов, направленных на нервные узлы и болевые точки противника. Есть вопросы? – Мне тоже придется ее изучать… гм… годами? – Вы уже сейчас испугались трудностей? – Нет, но я не могу обещать, что изучение коппо-дзюцу станет целью моей жизни. Молчание японца продолжалось несколько секунд, но для меня они тянулись невероятно долго. В голове уже даже мелькнула мысль, что сказанное было лишним и японец передумал брать меня в ученики, как мастер неожиданно сказал: – Твоя прямота делает тебе честь. Скажу так: долгие годы изучения и совершенствования рукопашного боя – мой личный выбор. Свой выбор ты сделаешь сам. И последнее. Коппо-дзюцу сочетает в себе максимальную эффективность с простотой обучения.Кстати, это одна из причин, которая не допускает широкого распространения этого вида рукопашного боя. Правда, начинающим учебу не советуется делать скороспелых выводов, так как слова «простота обучения» в устах мастера может иметь далеко не то значение, что может подумать ученик, – выпустив «парфянскую стрелу», японец в первый раз позволил себе чуть-чуть улыбнуться. Краешками губ. Похоже, это показалось ему очень смешным, а вот мне – нет, потому что я уже успел убедиться на своей шкуре в предельно жесткой требовательности Окато на тренировках. – Еще вопросы? – Как будут проходить занятия? – Начнем с завтрашнего дня. Придете в восемь утра. Пока занятия будут проходить в утреннее время, через день. – Сколько времени будут длиться тренировки? – Сколько посчитаю нужным. Теперь идите. Потом мне не раз вспоминалась его фраза про «простоту обучения», когда я возвращался домой на негнущихся ногах с ободранными до крови кулаками.
События последних дней временно отодвинули планы по поиску таинственного врага, но стоило мне прийти в норму, как тот снова стал моей первоочередной задачей. Зная кличку бандита, мне было нетрудно выяснить его местонахождение от агентов сыскной полиции, с которыми тренировался. Оказалось, что за Николаевским вокзалом имеется местность под названием Ольховцы. Название она берет от Ольховской улицы, где находится трактир, хозяином которого является главарь этих мест Васька Кистень. Агент, рассказавший мне о нем, склонялся к мнению, что того скоро уберут. На мой вопрос, почему его должны убить, ответил, что тот был неоднократно уличен блатными в несоблюдении воровских законов и сейчас остается на своем месте только из-за разброда, царящего среди уголовников. Когда придет бандит, добавил он, представляющий определенную силу, этот день станет последним для Кистеня. Теперь, когда я узнал все, что мне надо, осталось прогуляться в те места и осторожно разведать, как можно лучше подобраться к бандиту. Мне нередко приходилось слышать от полицейских агентов, что сброду, собранному в подобных человеческих отстойниках, перерезать человеку горло, что стакан водки выпить, поэтому я решил действовать со всей осторожностью. Мы вышли из гостиницы вместе с Лешкой, который шел на уроки. Договорились, что идем вместе до церкви, а потом каждый – по своим делам, но не успели мы расстаться, как за спиной послышался топот быстрых ног. Оглянулся, так и есть – меня догонял мальчишка. Я остановился. – В чем дело? – Сегодня занятий не будет! Анастасия Никитична приболела! – Что там с матушкой случилось? – Не знаю. Отец Елизарий только сказал, что ей нездоровится, а поэтому занятий не будет. Дядя Сергей, можно мне с тобой пройтись? Хотел отослать его домой, но в последнюю секунду передумал: – Пошли. Несмотря на свой малый возраст, мальчишка столько лиха успел хлебнуть, что на три взрослых жизни хватит. После смерти матери, в восемь лет, он отправился через треть России в столицу, только потому, что соседи по деревне сказали, что в Петербурге живет его родная тетка, шесть лет тому назад переехавшая в город. По детской наивности, он решил, что непременно ее там найдет. У судьбы пути извилисты: родственницу он так и не нашел, зато встретился со мной. Спустя полчаса блуждания по улицам мы вышли к фабричным баракам и остановились у чайной. Где-то за ней, в конце улицы, должен был находиться нужный мне трактир. – Все, парень! Теперь иди домой. – Ладно. Когда вас ждать, дядя Сережа? – Часа через два. Эй! Ты чего?! Мой вопрос относился к неожиданно напрягшемуся лицу мальчишки, который замерев, сейчас смотрел куда-то мне за спину. Я резко обернулся. Судя по всему, пристальное внимание мальчишки привлекла троица крепких мужчин, среди которых особенно выделялся один богатырской статью. Они, судя по всему, только что вышли из чайной. «Встречался с кем из них раньше…» – но отгадку мне дал сам мальчишка, сорвавшись с места с истошным криком: – Батя-я-я!! Движение на улице, казалось, замерло на несколько секунд, настолько громким и неожиданным был крик Лешки. Народ, кто с любопытством, кто с потаенной тревогой, следил за бегущим мальчишкой. Идущие впереди нас мужчины, как и остальные прохожие, обернулись на крик, но уже в следующее мгновение один из них резко развернулся и замер. – Лешка. Ты? Его голос чуть подрагивал, что никак не вязалось с его мощной фигурой. Потом, в какой-то момент осознав, что это ему не видится, подхватил на руки ребенка и со счастливой улыбкой прижал его к груди под одобрительный гул зевак, уже начавших собираться вокруг них. Быстро оглядев всю троицу, я сделал вывод: матерые бандиты. Глаза жесткие, злые и полные настороженности. Именно такими взглядами они меня встретили, стоило мне подойти к ним. – Леха, он кто? – наконец обратил на меня внимание счастливый отец. – Это дядя Сережа. Он мне здорово помог, батя. – Помог, говоришь, – здоровяк поставил сына на землю, но его руку так и не отпустил, после чего внимательно и цепко стал меня оглядывать. С ног до головы. Мне не понравился его взгляд, и я сказал: – Вместо того чтобы разглядывать меня, словно товар в лавке, лучше бы спасибо сказал. Отец Алексея криво усмехнулся, но при этом кивнул головой, соглашаясь, и сказал: – Твоя правда. Спасибо тебе за сына. За то, что уберег, кормил и поил. Ежели чем могу, то помогу. «Может, и впрямь поможет…» – Кистеня знаешь? – Может, и знаю. Что у тебя к нему за интерес? Я помолчал, прикидывая за и против, а потом все же решил сказать неопределенно: – Поговорить надо. – Ты не наш, так какой у тебя может быть к нему разговор? – Уже сказал, чего повторяться. В наш разговор вдруг неожиданно влез стоявший слева от отца Алексея гибкий и жилистый, бандит: – Два Ивана, у него волына в кармане. «Приметливый, гад. И кличка у отца Лешки интересная. Два Ивана. Это же надо придумать». Второй уголовник, коротко стриженный бугай с седой прядью, тут же откликнулся на его слова: – Какой-то мутный этот фраер. Может, подсадка полицейская? – Ша, братья. Сам разберусь. Ты кто по жизни будешь, а то что-то мне невдомек? – Батя, он хороший, – попытался вступиться за меня Лешка. – Я не из полиции, насчет своего интереса скажу так: он мне кое-что должен. – Ты хоть знаешь, кто такой Кистень, паря? – с усмешкой в голосе спросил меня отец Лешки. – Знаю! – Резкий! Может, от того, что силушка в тебе играет? Ты подумай… – Уже подумал. – Ладно, парень, не кипи, – примирительно сказал главарь. – Мы тебя просто проверяли. – Проверили? – Кто ж словам верит, вот ежели бы в деле… Ты как, парень? Труса не сыграешь? Он там не один. С ним его людишки, и крови они не боятся. – Сколько с ним? – Четверо-пятеро. Так не боишься, что на перо поставят? – Мы идем или как? – Твоя жизнь. Тебе ей и распоряжаться. Ты, Леха, пока беги домой. – Батя… – Все будет хорошо, сын. Иди, потом увидимся. Спустя десять минут блужданий по извилистым грязным улочкам мы вышли к перекрестку, на котором стоял трактир – логово главаря бандитов здешних мест. Некогда золотистые буквы вывески под действием времени, ветра и дождя стали грязно-желтыми тенями бывшего великолепия, как и сам дом. Через многочисленные дыры обвалившейся и серой от потеков штукатурки грязными пятнами виднелся темно-красный кирпич. Довершали эту убогую картину валявшиеся недалеко от входа двое пьяных. Один из них, молодой мастеровой, спал, сидя, прислонившись спиной к стене, в грязной с оторванным рукавом куртке и радужным синяком на пол-лица, а в двух шагах от него, в жидкой грязи, лежал пьяный мужик в одной рубахе и подштанниках. В нескольких шагах от них стояла группка бродяг, которые скользнули по нам взглядами и снова вернулись к своему тихому разговору. Два Ивана, это прозвище, как я уже понял, было дано ему на каторге за силу, мотнул головой влево. Идем за угол. Как только мы свернули, я сразу ускорил шаг и обогнал идущих чуть позади уголовников. Так было между нами оговорено заранее. Те шли медленно и как бы стороной, я же прямиком направился к черному входу, у двери которого на страже торчал громила. Картуз, сдвинутый на затылок, пиджак, рубашка в полоску, темно-синие штаны, засунутые в сапоги. При моем приближении он бросил быстрый и настороженный взгляд, но судя по всему, я не показался ему опасным. – Гражданин, вы не подскажете, как пройти в библиотеку? – Чево?! Каку-таку билитеку… В следующую секунду, кулак, вонзившийся в солнечное сплетение бандита, согнул его пополам. Хватая ртом воздух, он упал на колени, а уже в следующее мгновение заваливался на бок от удара, нанесенного ему сапогом в висок Сивым головорезом с седой прядью. Я бросил взгляд на отца Алексея. В ответ тот криво усмехнулся и качнул головой в сторону двери. Сунув руку во внутренний карман, я выхватил револьвер, затем ударом ноги распахнул дверь и вбежал в полутемное помещение. Тусклого света, идущего от давно немытого окна и двух свечей на столе, вполне хватило, чтобы разглядеть, а главное – оценить обстановку. За столом сидели три человека, играющих в карты, а вот четвертый, подпиравший плечом стену в двух шагах от меня, был, судя по всему, еще одним охранником. Он только начал разворачиваться в мою сторону, как получил рукоятью револьвера в висок и, хрипя, стал сползать по стене. Бандиты, до этого сидевшие за столом, только и успели что вскочить со своих мест, как в помещение уже ворвался Два Ивана со своими подельниками. В результате жесткой и короткой схватки в живых остался только один игрок: заплывший жиром верзила, с черными сальными волосами, падавшими на плечи просторной рубахи. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Несмотря на бледное лицо и кровавые пятна на рубахе, в его глазах полыхала дикая злоба. Отец Лешки, стоявший в шаге от него, ткнул окровавленным ножом в его сторону: – Вот тебе Кистень. Весь этот нехитрый план нападения был его идеей. Он рассудил просто: вид у меня приличный, из местных никто не знает, а значит, особых подозрений не возникнет. Мне не были известны отношения двух уголовников, но, судя по всему, Два Ивана пришел к такому же мнению, что и полицейский агент: пришла пора скидывать Кистеня. Обойдя стол, я поднял опрокинутую табуретку, затем сел на нее. Чуть наклонившись, спросил, глядя прямо в мутные от боли и злобы глаза главаря: – Кто тебе заказал меня убить? – Кто ты? – Богуславский. – Богу… А-а-а… Было дело. – Так кто? – Пошел ты… – в следующее мгновение его лицо передернула гримаса боли, и он громко застонал. Я уже стал приподниматься с табуретки, чтобы освежить его память, как меня остановил отец Алексея: – Погоди, парень. Я повернул голову в сторону, ожидая, что он мне скажет. – Тебе здесь не след оставаться, а разговор с ним долгий будет. Поэтому так решим. Ты сейчас иди, я сам все у него узнаю… – Не знаю, что он прочел на моем лице, потому что поспешил добавить: – За мной должок, так что не волнуйся. Сделаю все как надо! – Хорошо. Когда я узнаю? – Встретимся через два дня. – Чего так долго? – Есть желание этот гадюшник немного почистить. Я усмехнулся: – Свой порядок будешь наводить? Тот вернул мне ухмылку и сказал: – Можно сказать и так. Подойдешь… – Давай в чайной, из которой вы сегодня вышли, – перебил я его. – Договорились. В семь вечера. Сивый тебя проводит до фабричной слободы. – Хорошо.
Мальчишка за эти два дня прямо извелся в ожидании назначенной встречи и сейчас, обогнав меня, замер на пороге, высматривая в зале отца, а только стоило ему его увидеть, как он опрометью бросился к нему. – Батя-я! – Сынок! Отец подхватил сына на руки, а тот крепко обнял его шею обеими руками. Несколько минут они так стояли, потом беглый каторжник опустил сына и начал расспрашивать его о жизни. Какое-то время они были настолько увлечены друг другом, что не замечали ничего вокруг себя, пока Алексей в своем рассказе не коснулся меня. Два Ивана словно очнулся. – Погодь, сын. Мне тут надо одно дело закончить. Чаю пока попей с кренделем сахарным. После чего подался ко мне и негромко сказал: – Ты не наш. Если бы сына моего не спас, в жисть не сказал бы, а так слушай. Тебя со свету хочет сжить Сашка Артист. Есть такой хлыщ, работающий по бабам. Красивое личико, изящные манеры, хорошо подвешенный язык. Люди говорят, что он даже в театре представлял. Сам по себе он ничего не стоит, но его взяли в дело серьезные люди. Они тут, в Питере, что-то проворачивают. Мне тут на ухо шепнули, что в их шобле еще Степка Душегуб и Пантюха Живодер ходят. Слышал о них? – Нет. – За ними обоими не один десяток убиенных душ будет. Их кликухи сами за себя говорят. Это все, что я узнал. Сын теперь со мной будет. Мы в расчете. Прощай! Распрощавшись с Лешкой, я шел обратной дорогой и раскладывал по полочкам полученную информацию. «Хлыщ. Работает по богатым женщинам. Княгиня? Кстати, Красавчик тогда сказал, что они начали меня отслеживать от дома княгини. Может, на нее я им перебил охоту? Хм! Да она вроде не тот человек, чтобы польститься на дешевого альфонса. Они точно не в ее вкусе. Хм! «В театре представлял…» И Мария Владимировна сказала, что ее поклонник был когда-то артистом, и зовут его Александром. Сашкой. Точно! Сашка Артист. Вот теперь все сходится. Значит, вот ты какой красавец-капитан! Так она, выходит, богатая наследница? Интересно, что эти ублюдки задумали? Впрочем, если в их банде есть два убийцы, то выводы можно сделать соответствующие… Надо срочно предупредить Машу, да и полицию поставить в известность не помешает. Гм! Дома ли она? Хм! Зато профессора я точно найду в университете!» Взяв извозчика, я поехал в университет. Мне повезло даже больше, на что я мог рассчитывать. Только подъехал, как увидел его выходящим из университета, в окружении студентов. Отпустив извозчика, дождался, когда Иконников остался один, и подошел к нему. – Антон Павлович! Здравствуйте! – О! Сергей Александрович! Здравствуйте, голубчик! Как вы поживаете? Краем уха слышал, что вы вступились за Машу и оказались в больнице. – Видите, Антон Павлович, уже выписался. Разрешите я вас немного провожу. – Ради бога! Идемте! Шустовским коньячком побалуемся. Вы как? – Извините, как-нибудь в следующий раз. Мне бы с Марией Владимировной поговорить. Она сейчас дома? – Не знаю. У нее своя жизнь. То портнихи, то балы. Она многое может себе позволить, ведь ее бывший муж миллионером был. Гремел на все Забайкалье. – Погодите, Антон Павлович, так она была замужем? – Вы этого не знали? А то, что женихи за ней толпами бегают, – тоже нет? Как-то даже странно, Сергей Александрович. – Странно что? – Знаете… просто мне показалось, что вы и Маша больше подходите друг другу, чем эта неприятная личность, ее ухажер. Он ей стихи читает, слова приятные говорит, и физиономия у него, как у херувима, но… не нравится он мне и все тут. Когда мы подошли к дому профессора, уже начало вечереть, но фонари еще не горели. Только-только начало темнеть. С самого утра хлестал дождь, превратившийся сейчас в мелкую, противную морось, да еще подул резкий и сырой ветер с Невы. Экипаж, стоящий у подъезда, первым заметил профессор: – Интересно, куда это она собралась? Мы подошли в тот самый момент, когда Мария Владимировна садилась в экипаж, поддерживаемая Артистом. – Маша, ты куда собралась? – Я скоро буду, дядюшка… – Здравствуйте, Мария Владимировна. Вы не могли бы отложить поездку? Мне срочно надо с вами поговорить. – Здравствуйте, Сергей Александрович. Извините, мне сейчас надо ехать. Давайте завтра? – Тогда поговорим прямо сейчас! – с этими словами я вскочил на подножку и посмотрел в лицо брачному аферисту. – Сашка Артист мне ничего не хочет сказать? Тот сначала растерялся, тем самым выдав себя, но затем все-таки попробовал изобразить возмущенный вид: – Как вы смеете, сударь?! Его голос при этом явно дрожал. Было похоже, что он отлично осведомлен о судьбе всех наемных шавок, которых подсылал ко мне. – Сам слезешь или тебя вытряхнуть? Раздавшийся за моей спиной легкий, шелестящий свист заставил меня замереть и насторожиться. Почти сразу раздался резкий и испуганный вскрик профессора, который заставил меня резко развернуться в его сторону. Я успел увидеть только его вскинутую руку, как огненная вспышка опалила мой правый висок, и тело сразу стало ватным и неуправляемым. Проваливаясь в темноту, я еще успел услышать испуганный женский вскрик и хриплый голос мужчины: – Пиво! Гони, мать твою!
Глава 6
В голове звенело, в горле было сухо. Хотел приподнять голову, как боль, словно ее включили, опалила огнем правый висок. «Началось». Сознание, заторможенное действием сильнодействующих лекарств, медленно и лениво просыпалось. Вдруг где-то недалеко от своей головы я услышал шорохи, а затем раздался отчетливый мышиный писк. Только хотел удивиться, откуда в больнице могли взяться мыши, как услышал тихое всхлипывание. «Мама. Но… разве она говорила, что сегодня придет…» – мысль оборвалась в тот самый момент, когда я осознал, что лежу ничком, причем не на больничной кровати, а на холодном деревянном полу. Руки и ноги я чувствовал, вот только голова… На автомате я принялся загонять боль в самый дальний угол своего мозга, одновременно пытаясь вспомнить, что со мной случилось, как вдруг раздались тяжелые шаги и послышался скрип ступенек. Я замер. Фактора неожиданности еще никто не отменял. Многократный громкий скрип дощатых половиц и внезапно смолкнувшая девушка подсказали мне, что наши похитители спустились в подвал и сейчас топчутся, осматриваясь. – Глянь, Пантюха, как труп лежит, – раздался грубый мужской голос. – Говорил же тебе: моя гирька на цепочке бьет без промаха. Ежели еще живой, то вот-вот помрет. Я по молодости как-то одному купчишке голову ей проломал, да так, что меховую шапку ни капельки не забрызгал. – Закрой хайло, Степка, – голос другого бандита был вроде спокойный, но при этом в его тоне было что-то от шипения змеи, перед тем как укусить. На некоторое время воцарилось молчание, но затем он снова заговорил, но теперь уже обращаясь к девушке: – Вы барынька, не волнуйтесь сильно и извините нас за столь плохое обхождение. Дураки они, что с них взять. Не разобравшись ни в чем, глупость сморозили большую. Если обида у вас на них большая, говорите, не стесняйтесь. Накажем дураков. – Вы, почему привезли нас сюда?! По какому праву?! Вы кто?! – Кто мы, вам знать не положено. Да и не нужно, потому что в этом случае судьба вас ждет незавидная. – Вы…! – Ну-ка, охолони, милая барышня! У меня к тебе есть вопрос, который сейчас все разрешит. Ответь правдиво и иди на все четыре стороны! Вопрос простой… – Меня уже полиция ищет! Если вы сейчас же не отпустите меня, вас сошлют на каторгу! – Не пугай! Был я уже там, а теперь, как видишь, здесь перед тобой стою. Мне нужен лист с нарисованной картой, который достался тебе от мужа. Где он?! – Вы понимаете что сделали?! Убили человека! Вас уже ищет полиция! – Не надо нас пугать, дамочка! Сами кого хочешь, испугаем! Итак, я снова спрашиваю: где карта?! – Вы совершили преступление! Вас ждет суд! – Не доводи до греха, сука! – из голоса бандита исчезла вся напускная вежливость. – Говори, как на духу! Где карта?! – Как вы смеете так со мной обращаться?! – Тьфу! Дура! Не понимаешь по-хорошему! Что ж, тебе решать! У тебя еще есть время подумать, но только до того часа, пока хозяин не начнет решать твою судьбу. Ох, и долго ты умирать будешь, деваха! Вон посмотри на Степку с Пантюхой, на их душегубские рожи, и подумай, что они могут сделать с твоим мягким, нежным телом. – Нет! Вы не можете со мной так поступить! Я… – тут ее слова захлебнулись в громких рыданиях. – Вы, парни, разберитесь с этим молодцом. Если мертв – уберите, а если жив, допытайте у него, откуда он про нас узнал. Что хотите, делайте, но узнайте имя иуды. Сам его на нож поставлю. Потом послышались тяжелые шаги, затем раздался скрип ступеней, а с ним – шорох и писк потревоженных мышей. – Ну что, Степка, проверим твоего покойника? – Чего его проверять? Как кинули, вон так и лежит. Сдвоенный стук подков сапог замер около меня. – Переворачивай. Взяли! – А тяжелый, как тот боров! Меня перекатили на спину. В нос ударила смесь из едкого пота, перегара и резкого запаха прокисшей, давно не стиранной одежды. Когда гнилая вонь ударила прямо в нос, а грубые руки прошлись на ощупь по моим карманам, я решил, что пора открывать глаза. Открылся только один, но и его хватило, чтобы увидеть нависшую надо мной голову с низким лбом и густой неряшливой бородой. В черных глазах бандита застыло удивление. Дальше все произошло чисто рефлекторно. Мощным ударом кулака я смял только начавший рваться крик вместе с гортанью. Бандит, хрипя, еще только начал заваливаться на спину, как я уже вскочил на ноги. Второй головорез, находясь в ступоре, инстинктивно отскочил в сторону, все еще тараща на меня глаза. В отличие от него, я не стал терять времени, нанеся мощный удар ногой. Толстая подошва ботинка врезалась ему в голень. Бандит с воплем согнулся, дав мне возможность нанести многократно отработанный на тренировках резкий и короткий удар в голову. Раздался хруст, и конвульсивно дергающееся тело с тяжелым шлепающим звуком рухнуло на пол. В следующее мгновение тишину прорезал истошный женский вопль, и тут же следом раздался частый стук тяжелых сапог. – Если что с девкой случится, на куски вас, аспиды, покрошу! Вы меня знаете! Последние ступеньки бандит перепрыгнул, громко стукнув сапогами в пол и тут же замер, увидев меня. Когда удивление из его глаз ушло, он уже ничего не выражающим взглядом оглядел тела двух своих подельников. Один из них был уже покойником, а второй, дергаясь в последних приступах агонии – на пути к смерти. Только теперь мне удалось разглядеть главаря. Внешним видом он походил на мелкого лавочника или купеческого приказчика. Возраст 45–50 лет. Черные сальные волосы, расчесанные на пробор, мясистый нос и пухлые щеки, наполовину закрытые густой, аккуратно подстриженной бородой. Крупное тело заплыло жиром, и только глаза выдавали его волчью натуру. Несколько мгновений мы мерили друг друга взглядами. Несмотря на его внешнюю невозмутимость в его глазах плескался страх, который он сдерживал усилием воли. Его можно было понять. Неизвестно кто, почти труп, взял и с ходу положил двух его матерых убийц. – Шустрый ты, парень, как на тебя поглядишь. Двух таких зверей завалил. Их полиция который год ищет, а ты их разом положил. Ты кто? – Конь в пальто! – Вижу, не из наших ты. Гм. Может, шпик? – он оценивающе бросил на меня взгляд – Нет. Тех насквозь вижу. Ты другой… Денег хочешь? – Нет. – Почему-то так и подумал. Что ж, каждый сам идет своей дорогой и только Господь видит его жизненный конец. Видно, пришло время проверить, чей срок длиннее. С этими словами он выхватил из-за голенища сапога нож. Я замер, затем сжал кулаки и встал в стойку боксера. «Он должен знать о боксерах или, по крайней мере, о кулачном бое. Значит, ему надо представить такого бойца». Вслед моим мыслям по губам убийцы скользнула понимающая усмешка. Похоже, он попался на мою грубую уловку. Я стал осторожно подбираться к нему, забирая немного влево. Матерый бандит стоял на месте, настороженно ожидая моей атаки. Не доходя до него двух метров, я остановился и, покачивая корпусом, сделал вид, что готовлю атаку. «Удар наноси вовремя. Жди своего благоприятного мгновения и лишь тогда вступай в бой. Если нет благоприятного стечения обстоятельств – создай их сам. Ты хитер. Отвлекай внимание противника. Затем атакуй. Молниеносно. Решительно. Без предупреждения». Последовав словам мастера, я так и сделал. Бросившись на нож, я заставил его думать о прямой атаке, а сам в тот же миг, резко отпрянув, нанес мощный удар ногой по голени. Убийца издал вопль и непроизвольно согнулся, подставившись под удар. В эту самую секунду я нанес удар ребром ладони по шее. Лицо бандита побагровело, он покачнулся и с глухим стуком рухнул на пол. – Господи. Господи. Господи, – неожиданно зачастила скороговоркой Маша. Я повернулся к ней. С остановившимся взглядом, направленным на трупы, она все продолжала бормотать: – Господи. Господи. «Шок. Некрасиво, конечно, получилось. Но что тут поделаешь?» – Мария Владимировна! Посмотрите на меня! Она резко подняла голову. В ее глазах стоял страх. Дикий и неуправляемый. «Мне только истерики не хватало!» – Все кончилось! Они мертвы и больше не опасны! – Они… мертвы? – неожиданно переспросила меня девушка. – Да! – ответил я более чем резко, так как у меня сильно болела голова, а если сказать точнее, то просто трещала от боли. Напряжение начало сходить, и боль, на какое-то время запертая на замок, теперь вырвалась на волю. Я притронулся пальцами к правому виску и ощутил плотную корку засохшей крови. – Не трогайте! Это может быть опасно! – неожиданно резко выкрикнула Мария Владимировна. – Вам надо к доктору! Я автоматически отдернул руку, а потом недовольно буркнул: – До него еще дойти надо. – У вас половина лица кровью залита. Вам больно? Я не ответил, а вместо этого стал стирать слюной засохшую корку крови, стягивающую правое веко. – Так лучше? Маша кивнула головой. – Не знаете, есть кто-нибудь наверху? – Не знаю. – А где Сашка Артист? – Они его высадили по пути. – Посидите здесь немного, пока я… – Но по ужасу, исказившему красивые черты лица, понял, что она ни за что не согласится на мое предложение. – Хорошо. Идемте со мной, только держитесь сзади. Она кивнула головой, затем поднялась, сделала два шага и остановилась около лестницы и посмотрела на меня. В ее глазах стоял страх. Мне почему-то показалось, что какая-то его часть теперь относится и ко мне. Подойдя к лестнице, прислушался. Наверху было тихо, и я стал осторожно подниматься. Выйдя наружу, быстро огляделся. Судя по большому количеству пустых полок, висящих на стенах, эта комната когда-то была кладовой. Стараясь как можно тише шагать, прошел через настежь открытую дверь. Передвигаясь из комнаты в комнату, я никого больше не нашел. Дом на окраине был убежищем только для двух убийц, что нетрудно было определить по матрацам и одеялам, лежащим на двух топчанах. «Значит, третий бандит здесь не жил». Только я направился к выходу, как вдруг понял, что упустил одну очень важную деталь, которая, вполне возможно, сможет навести меня на след, и я снова кинулся к люку в подвал. – Мария Владимировна, побудьте здесь! Я скоро! Девушка, еще не отойдя от приключившегося с ней ужаса, бросила на меня испуганный взгляд. – Я же сказал – скоро буду! – и стал спускаться. Сначала обыскал карманы убийц и ничего не нашел, за исключением мелкой монеты и пуговицы от пальто, после чего приступил к обыску их главаря. Находки меня порадовали. Около тридцати рублей монетами и мелкими купюрами в кармане штанов, которые оставил себе, затем вытащил из жилетного кармана массивные старинные золотые часы на толстой золотой цепочке. Какое-то время думал: брать или не брать, но потом решил вернуть их на место. В тот момент, когда я вкладывал их обратно, мои пальцы вдруг коснулись бумаги. Извлек ее. Это был обрывок листка бумаги, старый, сильно потертый, свернутый вчетверо. Развернул. На ней был написан корявым почерком адрес. Улица, дом и квартира. «А город? Если это не Питер, то будет очень смешно». Засунул бумажку в карман, поднялся с колен, быстро прошелся глазами по подвалу. Полумрак, пыль, мыши. Стоп! Сундук. Подойдя к нему, я откинул крышку, на дне лежало истлевшее тряпье. Перебрал его, но ничего не нашел. Захлопнул крышку и уже собрался отойти, как заметил несколько царапин на деревянном полу, рядом с сундуком. «Зачем эту рухлядь двигать? Если только там не лежит…». Отодвинув его, нашел сломанную доску, а под ней – небольшую жестяную коробку из-под леденцов. Открыл. Половину объема коробки занимали золотые монеты. Поднялся наверх. Девушка тут же вопросительно уставилась на коробку. Стало даже немного неловко под ее взглядом. – Наследство оставили… – Так вот почему мы из этого страшного дома не уходим? Вы деньги ищете? Неужели вы не понимаете?! На них человеческая кровь! «Тон какой резкий и обличительный! Теперь еще по морали пройдись, совсем славно будет!» – Уважаемая Мария Владимировна, вы внимательно слушали человека, который вам угрожал? Какое-то время она смотрела на меня, не понимая, к чему был задан этот неожиданный вопрос, но затем ответила: – Да. Слушала. К чему вы все это говорите? – К тому, уважаемая Мария Владимировна, что какому-то мерзавцу, натравившему на вас этих бандитов, нужна карта. И мне почему-то кажется, что так просто он от вас не отстанет. Сейчас я пытаюсь найти след, который сможет привести меня к нему. А это, – и я потряс в воздухе коробкой, и под глухой звон монет продолжил: – издержки моих поисков. Я доходчиво объяснил то, чем занят? – Я… Ради бога, извините меня! Не подумала! Просто этот страшный дом меня пугает до дрожи. – Без нужды мы не задержимся здесь ни одной лишней минуты. Обещаю вам. Пройдя на кухню, оббежал глазами все вокруг и уже собрался выйти, как вдруг резко обернулся. На лавке, стоявшей вдоль стены, лежал пиджак. «Блин! Точно, старый бандюган был только в одной жилетке! Как я сразу не сообразил!» Резко развернувшись, я подошел и взял пиджак. Обшарил его карманы, выкладывая их содержимое на лавку. Бумажник и… ключ. Некоторое время я изучал содержимое бумажника. Там были только деньги, около четырехсот рублей. Рассовав все это по карманам, подошел к окну. За стеклом было настолько темно, что можно было только увидеть расплывчатую черноту забора, окружавшего дом. – Вы не знаете, куда нас привезли? Девушка только покачала головой. Я достал из кармана часы. Щелкнул крышкой. Было половина десятого вечера. Спрятав часы, подошел к входной двери, осторожно открыл ее и стал вглядываться в темень. «Кто-то должен быть еще. Или он на извозчике приехал?» Порыв сырого ветра заставил меня запахнуть пиджак. Спустившись с крыльца, я уже подходил к полуоткрытым воротам, как увидел стоящую бричку. Кучер, в свою очередь, услышав шаги, повернул голову в мою сторону. Стоило нам встретиться глазами, как он замер, а затем стал быстро-быстро креститься, повторяя одни и те же слова: – Сгинь нечистая сила, сгинь нечистая сила… Только сейчас до меня дошло, что это тот самый экипаж, на котором нас сюда привезли. Я кинулся к нему, но кучер, выйдя из ступора, хлестнул кнутом лошадь и экипаж растворился в темноте. Еще с минуту был слышен затихающий вдали цокот копыт, после чего наступила тишина. Кто-то вздохнул. Я резко повернулся. За моей спиной стояла девушка. – Придется пройтись пешком, Мария Владимировна. Вы как? – Со мной все хорошо, но только, ради бога, давайте уйдем отсюда как можно скорее. Не успели мы пройти и ста метров, как ее начала бить крупная дрожь. – Накиньте мой пиджак. Она резко затрясла головой и сделала шаг в сторону. «Что это с ней?» Только теперь стало заметно, как она старается держаться от меня, как можно дальше. Впрочем, мне нетрудно было понять, что это была реакция на «гладиаторские бои» в подвале. «Интересно, а как бы ты сам отреагировал на подобное?» – задал я сам себе этот вопрос, но спустя несколько секунд понял, что для меня он не имеет смысла. – Сейчас мы поедем в гостиницу, в которой я сейчас проживаю. Она, конечно, не хоромы вашего дядюшки, но вполне сносная. Поживете там пару дней. – Зачем это?! Я могу снять номер в приличной гостинице! – Как хотите, но если вас продолжат искать, то будут искать именно в таких местах. Впрочем, это ваше дело. Вы девушка самостоятельная… – Еще раз извините меня, Сергей Александрович. Сказала, не подумав. Вы правы. – Закрыли вопрос. Так вы, оказывается, были замужем? – Вы этого не знали? – Нет. Да и зачем мне подобными вещами интересоваться? Мне вполне хватало знать, что на свете существует красивая девушка по имени Маша. – Странно. Так вы не знали о том, что я очень богата? – Нет. – Значит, там, на балу… Она замолчала. Какое-то время я ждал продолжения, но когда понял, что его не будет, продолжил разговор сам: – Я вообще странный человек, поэтому не сильно обращайте внимание на мои… гм… чудачества. Она только бросила на меня вопрошающий взгляд, но ничего говорить не стала, при этом ее лицо оставалось несчастным и задумчивым. «Ты хоть бы мозгами шевелил изредка, кретин. Это же надо такое ляпнуть! Убил трех бандитов голыми руками и назвал это чудачеством. Догадываюсь, что она сейчас про меня думает». Спустя несколько минут она подтвердила мои мысли: – Вы били их так, чтобы убить. Без жалости. И сейчас не испытываете по этому поводу никакого сожаления. Нет, она не ждала ответа, так как даже не посмотрела на меня, чтобы понять, как я отреагирую на ее слова. Просто сказала, глядя перед собой, и ее слова прозвучали словно приговор. «Благородного рыцаря из меня не получилось. Придется переучиваться на маньяка-убийцу». Так мы и шли, молча и не глядя друг на друга, пока прямо на нас из-за угла не выехал свободный экипаж. – Извозчик! Стой! – Куда прикажете ехать, барин?! – Мария Владимировна, скажите адрес вашего дядюшки, – наткнувшись на ее недоуменный взгляд, пояснил: – Успокоим профессора, а вы заодно возьмете необходимые вам вещи. Мне подумалось, что знакомая обстановка ослабит ее напряжение, но этого так и не случилось. Во время короткого разговора с дядюшкой она говорила невпопад, затем судорожно металась по комнатам, собирая вещи. Антон Павлович, когда увидел мою разбитую голову, позвонил своему приятелю врачу, и тот согласился принять необычного пациента в неурочное время, поэтому из-за всех задержек мы приехали в гостиницу только около часа ночи. Я заказал чай. В номере у меня были сушки и вишневое варенье, баночкой которого меня как-то одарила жена отца Елизария. Сели за стол. По неподвижному и бледному лицу Марии Владимировны чувствовалось, что та до сих пор находится в шоке. Да еще мысли путает непонятный человек, который пару часов тому назад совершил тройное убийство, а сейчас сидит как ни в чем ни бывало и сушки размачивает в горячем чае. Я видел, что Маша совсем запуталась, пытаясь понять, кто я такой: благородный рыцарь или подлый убийца? – Пейте чай, а то остынет. – А… Да. Спасибо. Пью, – она автоматически взяла чашку, сделала глоток и поставила ее на стол с отсутствующим видом, снова забыв о ней. – Может, вы ляжете, Мария Владимировна? И время уже позднее. – Нет. Нет! Не хочу оставаться одна, – она бросила на меня жалобный взгляд. – Давайте поговорим. Хорошо? Бедный дядюшка! У него даже голос дрожал, когда он со мной разговаривал. Вы сказали ему, чтобы он сообщил в полицию про тот страшный дом? – Да. Думаю, завтра утром полиция разберется, кому он принадлежит. – Знаете, мне давно хотелось съездить за границу, но все никак не могла решиться. Да вот несчастье помогло. Теперь поеду… – При этом она попыталась улыбнуться, но лучше бы она этого не делала. Уголки рта дрогнули, и она зарыдала навзрыд. Я просто смотрел на ее вздрагивающие плечи, на сбившиеся волосы, на лицо, спрятанное в ладонях, но делать ничего не стал. Какой смысл утешать человека, которому ты неприятен. – Мария Владимировна, успокойтесь. Все закончилось. Поедете за границу, получите много новых и ярких впечатлений, после чего сегодняшний кошмар забудется как дурной сон. Спустя какое-то время рыдания прекратились и перешли во всхлипывания, потом она убрала ладони и, глядя куда-то в сторону, стала вытирать влажные глаза платком. Встала, подошла к зеркалу, горестно вздохнула, поправила волосы, потом воротник платья, после чего вернулась и села за стол. – Вы сказали: забудется. Нет. Это на всю жизнь, Сергей Александрович. Как шрам, только не на лице, а в душе. Я даже подумать не могла, что нечто подобное со мной может произойти! – хотя ее голос подрагивал, но следов истерики в нем не было. Она подняла на меня глаза. – Господи! Я ведь вас толком даже не поблагодарила. Большое вам спасибо! – Не за что, Мария Владимировна! – Знаете, вот вы сейчас сидите и с аппетитом чай пьете, а ведь недавно вы… Скажите мне правду: вы же не собирались их щадить?! – Или я их, или они – меня. – Да! Я понимаю, вы не такой, как они! Вы убивали во имя спасения. Вы спасли мне честь и жизнь! Я это ценю и очень вам благодарна! Знаете, тогда в парке вы встали на защиту моей чести, а сейчас рисковали жизнью, чтобы спасти меня… А я… – Можете не продолжать, Мария Владимировна. Мне все понятно. Я вам нравился, вы мне нравитесь, но между нами ничего не может быть. Ни сейчас, ни в дальнейшем. Я все правильно изложил? – Да… Но вы как-то это резко… сказали. Наверное, обижаетесь на меня? Извините, ради бога! Вы спасли меня, а я… Извините меня, мысли путаются… и я просто не знаю, что говорю! – Все будет хорошо. Вы, главное, успокойтесь. Какое-то время мы сидели молча, затем, чтобы разрядить напряженную, давящую на нас обоих атмосферу, я спросил: – Не знаете, о какой карте тот тип говорил? – Не знаю. Да и завещания никакого не было. Когда его домой принесли, муж два дня пролежал, а потом умер. Как сейчас его вижу на кровати. Лицо бледное, губы синие, не дышит, а хрипит. И Библию свою в руках держит. – Богомольный был? – Какое там! Да и библия была из дешевых. Затертая такая книжка, с желтыми страницами. Какое-то время я прокручивал в голове полученную информацию, пока не выстроил цепочку происшедших событий, связавших наши судьбы – мою и Крупининой. «Артиста готовили в мужья Маше для того, чтобы тот без помех занялся поисками карты. Но зачем такая сложная комбинация? Заслать воров в дом, чтобы те все перерыли. Или устроить налет на квартиру профессора. Гм. Карта. Клад, что ли? Зарытые сокровища? Все одно непонятно». Больше у нас разговоров на эту тему не было, а если и общались несколько дней перед ее отъездом, то чисто по деловым вопросам. Последний наш разговор состоялся уже на перроне, перед самой посадкой на поезд. Сначала она долго наедине о чем-то беседовала с Антоном Павловичем, потом подошла ко мне и долго смотрела мне в лицо, после чего, наконец, сказала: – Странно сошлись наши пути-дорожки и так же разошлись. Даст бог, увидимся, Сергей Александрович. – Не грустите, все образуется, Мария Владимировна. – Я всячески надеюсь, что мир снизойдет в мою душу, – она помолчала. – Знаете… после тех событий… в том доме… Тогда в моем сознании вы словно слились с моим покойным мужем. В свое время его холодная жестокость сводила меня с ума. И мне показалось, что вы чем-то схожи. Но это не так! Вы не такой! Тогда я проявила черную неблагодарность по отношению к вам! И я хочу извиниться за свое… – Не надо лишних слов. Я все понял. Какое-то время она смотрела на меня, а глаза были грустные-грустные. – Еще я хотела сказать… Нет. Это все. Прощайте, Сергей Александрович. – Неправильно вы говорите, Мария Владимировна. Лучше – до свидания. – До свидания. После того, как поезд отошел от перрона, Иконников, обратившись ко мне, попросил приехать к нему вечером. – Что-то срочное? – Не очень, но мне хотелось бы закончить с этим делом как можно скорее. Я бросил на него вопросительный взгляд, но тот отвел глаза и продолжил: – Так я могу вас ждать сегодня вечером? – Хорошо. В семь – половину восьмого вас устроит? – Буду ждать вас, Сергей Александрович.За те несколько дней, пока Мария Владимировна готовилась к отъезду, я внимательно отслеживал все, что печаталось в газетах по поводу происшествия в заброшенном доме на окраине Петербурга. Как оказалось, полицию кто-то опередил. Полицейские прибыли туда уже после приезда пожарных, которых вызвали местные жители, под самое утро, когда огонь уже охватил весь дом. После тщательных поисков на пепелище были обнаружены восемь обгорелых трупов, причем большая часть из них, как определили эксперты, умерли давно. Золотые часы, которые я обнаружил на главаре, были опознаны и, как оказалось, принадлежали купцу Кукушкину, зарезанному в собственном доме два с половиной года тому назад. Судя по всему, в этом доме было логово банды убийц, что подтверждали опознанные трупы Степана Докукина, по кличке Душегуб, и Пантелеймона Мухина, по кличке Живодер. По одной из версий, бандиты чего-то не поделили между собой, после чего началась драка, во время которой и была опрокинута керосиновая лампа. «Дурацкая версия, но даже если полиция думает иначе, им все равно не докопаться до истины». Теперь, когда Маша уехала, я мог съездить по адресу, найденному мною в жилетном кармане главаря. Выйдя из вокзала, я обернулся и посмотрел на большие часы, висящие на здании станции. Было тридцать пять минут второго. Пошарив в кармане, достал ключ. Минуту смотрел на него, потом сунул обратно в карман и направился к стоянке извозчиков, а спустя двадцать минут уже стоял напротив нужного мне дома. Каменное пятиэтажное здание знавало когда-то лучшие времена. Сейчас часть фигурной лепнины, некогда украшавшей дом, была разрушена, а железная ограда с завитушками местами начала ржаветь. Пройдя через распахнутую настежь калитку, вделанную в ворота, огляделся. Двор был небольшой. В глубине был навес, под которым лежала в два ряда поленница, в половину человеческого роста. Парадный вход находился между двумя колоннами, поддерживающими козырек над входом. В подъезде было чисто, но и ничего лишнего: ни лепнины, ни медных блях на перилах, на потолке не люстра – обычная лампочка. Поднялся на второй этаж. Подойдя к двери, остановился и прислушался. Кругом ни звука. Впрочем, это было и не удивительно. Двери были толстые, дубовые, хорошо пригнанные. Мне почему-то подумалось, что в таких домах, как этот, доживают свой век вышедшие напенсию чиновники и служащие. По утрам пьют кофе, днем перемывают кости соседям, а по вечерам выгуливают болонок. Достал ключ и попробовал открыть замок, и… вдруг понял, что дверь не закрыта. Осторожно потянул на себя, затем несколько мгновений прислушивался, вглядываясь в полумрак прихожей, и только потом вошел, прикрыв за собой дверь. Сделав несколько шагов в глубь квартиры, ощутил какой-то странный запах. Он был слабый и плохо различимый, но при этом не имел никакого отношения к обычным бытовым ароматам. Что он собой представляет, стало понятно, когда я открыл дверь в гостиную. Он шел от трупа «студента», лежавшего в проеме двери, ведущей в спальню. Судя по всему, он лежал здесь не менее суток. Хмыкнув, я огляделся. Несмотря на то, что тяжелые плюшевые шторы на окне были раздвинуты только на треть, света хватало, чтобы увидеть: в гостиной явно что-то искали. Мебель была сдвинута с места, ящики комода выдвинуты, а вещи выброшены на пол. Осторожно обойдя тело, вошел в спальню и увидел второй труп, лежащий у распахнутого настежь одежного шкафа. Это был Сашка Артист. «Интересно, кто их так уделал?» – Что за…! Мое восклицание было чисто непроизвольной реакцией на внезапно оживший труп Артиста. Впрочем, он не совсем ожил, а только открыл глаза. Какое-то время мы смотрели друг на друга, потом Артист тихо и не совсем внятно произнес: – Ничего… не… чувствую. Руки… не… поднять. – Позвоночник перебит. – Я… умру? Я пожал плечами. В одной руке Артиста была зажата залитая кровью пачка денег, во второй он держал окровавленный нож. Рядом валялась еще одна пачка денег, а вместе с ней – полотняный мешочек. У его развязанной горловины лежало несколько высыпавшихся золотых монет. Снова посмотрел на Артиста: – Что, твари, добычу не смогли поделить? – Врача… – Кто такой Хозяин? – Нож… знал. «Значит, Нож. Круг замкнулся. Может, оно и лучше. Хм. А может… и нет». Наклонившись, взял лежащую на полу пачку денег и сунул ее в карман, затем собрал золото в мешочек и пощупал монеты через материал. «Где-то под двадцать кругляшей будет. Неплохо». Несколько секунд, раздумывая, смотрел на залитую кровью пачку денег, зажатую в руке Артиста, но затем решил не брать, после чего приступил к обыску квартиры в поисках бумаг, способных вывести на след Хозяина. Мне удалось обнаружить тайник, но увидев, что в нем, с легким чувством брезгливости, вернул сверток на место. Это были бывшие женские золотые украшения, из которых вытащили камни, а затем молотком превратили в лом. Спустя час я вернулся в гостиницу. Сосчитал добычу. В пачке оказалось три тысячи пятьсот рублей, а в мешочке – двадцать четыре золотые монеты. «Продолжать искать Хозяина? А смысл? Артист умер или умрет, а Хозяину я без надобности. Все же, что это за карта такая таинственная? Может, клад?» Через два дня прочел в газетах статью о таинственной квартире и двух трупах. Как оказалось, в квартире был еще один тайник, в котором нашли мешочек с тремя десятками драгоценных камней. «Логично. Золотой лом был, теперь нашли камни».
Глава 7
– По рюмочке коньяка, Сергей Александрович? – Спасибо, Антон Павлович, но я лучше попью чая. – Вот чайничек с заваркой, вот – сахар. Угощайтесь, а я, с вашего разрешения, коньячку выпью. Профессор взял графинчик, аккуратно налил в рюмку, затем выпил. Спустя пару секунд на его лице появилась радостная, даже какая-то блаженная улыбка, а затем он залихватски воскликнул: – Эх! Хорошо! Судя по всему, это было давно сложившейся традицией для профессора. Даже то, как он взял с блюдечка ломтик лимона, покрутил его и положил обратно со словами: «Настоящие мужчины после первой не закусывают!» – говорило о том, что проделывал он это не один раз. Мне оставалось только улыбаться, глядя на своеобразное представление. – Зря вы, батенька, отказываетесь вкусить амброзии! Зря! Хороший коньяк не только снимает хандру и тяжесть с души, он встряхивает человека, заставляя его жить и радоваться жизни! Поверьте мне! – Верю вам, но только на слово. К тому же у меня завтра, прямо с утра, тренировка. – Спорт! Это правильно! Наверное, боксом увлекаетесь? Бросил мельком взгляд на свои кулаки и не стал его разубеждать: – Вы правы, Антон Павлович. Немножко боксирую. – Знаете, мне это как-то странно. Вы, молодой человек, воспитанный, увлекаетесь таким, извините меня за прямоту, грязным видом спорта, как в Древнем Риме, где гладиаторы бились насмерть на арене. Вы мне скажите: ведь чтобы бить человека по лицу, не только сила и ловкость нужна, а особого рода жестокость требуется. Ведь так? – И это тоже, Антон Павлович. К этому можно прибавить волю, решительность, хитрость. – Даже так?! Ну-ну! А вот у народа есть такая поговорка: «Набить морду – дело нехитрое». Ладно. Тут как говорится: на вкус и цвет товарища нет, – он замолчал, некоторое время смотрел на янтарную жидкость в графинчике, потом сказал: – С вашего позволения, еще рюмочку выпью. Маленький спектакль снова повторился, правда, с небольшим изменением в финале. Профессор съел присыпанный сахаром ломтик лимона, затем выдвинул ящик письменного стола, достал из него конверт, после чего положил его на стол, рядом со мной. Я сначала посмотрел на конверт, затем на Антона Павловича: – Это что? – Это то, ради чего я вас, Сергей Александрович, позвал. Маша просила вам его передать. Я криво усмехнулся: – Дайте угадаю. Оплата услуг наемника. – Сергей Александрович! Как вы могли только подумать о подобном! – несмотря на возмущение, в нем чувствовалась какая-то фальшь. – Не надо никаких денег. Я их не приму, и Мария Владимировна могла бы догадаться, что… – Она мне так и сказала, когда переоформляла купчую! – перебил меня Иконников. – Купчая?! На что?! – На квартиру! Ей эта мысль пришла, когда она увидела, где вы живете. – Какая разница! Деньги, квартира! Не приму! – Молодой человек, может, вы все-таки меня выслушаете, не перебивая?! – Извините меня, Антон Павлович. Слушаю вас внимательно. Говорите. – Маша, когда приехала в Петербург, сразу стала подыскивать себе квартиру. Два месяца тому назад, наконец, нашла то, что ей понравилось, и купила для себя. В ней сделали ремонт, привезли мебель. Где-то, через неделю, уже думала праздновать новоселье, а тут это… Даже не знаю, как назвать, что произошло. Просто поверить не могу! Извините. Так вот, после того, что случилось, Маша заявила мне, что ее ноги больше не будет в этом страшном городе и квартира ей больше не нужна, после чего была переписана купчая. – Извините, Антон Павлович, но подачки мне не нужны. Надеюсь, мы друг друга поняли? Неожиданно профессор как-то весело и озорно, усмехнулся и сказал: – Вот такой муж Машеньке и нужен! И вы, Сергей Александрович, и она, ну просто круглые дураки! Ей-богу! – Интересные вы выводы делаете, Антон Павлович, – затем я посмотрел на конверт, лежащий на середине стола. – С этим все? – Нет, Сергей Александрович! Не все! Судя по его довольному виду, профессор получал какое-то, мне непонятное пока, удовольствие от происходящего. Когда человек чувствует, что над ним потешаются, а он не знает причины, а значит, и смысла шутки, его начинает злить подобное положение вещей. Я не был исключением. Правда, в моем случае это была не злость, а раздражение. – Объяснитесь, пожалуйста. – Ради бога, Сергей Александрович! Знаете, Маша оказалась права во всем! Да ладно, не хмурьтесь! Простите старику его спектакль! Знаете, когда столько лет общаешься со студентами, этой веселой и безалаберной молодежью, поневоле чему-то у них научишься. Заигрался! Еще раз извините меня! Теперь к делу. Так вот, эта купчая переписана не на вас, а на вашу сестру. У нее скоро день ангела, не так ли? – Мне только и осталось согласно кивнуть головой на столь неожиданный поворот дела. – В этом конверте, кроме документов, лежит письмо, адресованное Наталье Александровне Богуславской. – М-да. Переиграла меня Мария Владимировна вчистую. – Извините, а что означает только что сказанное вами? – Это… такой спортивный термин. – Понятно. Теперь пришло время для третьей рюмочки. Точно не хотите? – Нет. Спасибо. Когда профессор завершил процедуру поглощения коньяка, я спросил его: – Вы не расскажете мне о муже Марии Владимировны? – Отчего же, расскажу, что знаю. Как оказалось до пятидесяти лет об Иване Трофимовиче Крупинине практически ничего не было известно. Был такой мужик в Забайкалье, бил зверя, работал на приисках, сам мыл золото, приказчиком в лавке был, а потом – раз! – стал богатым. По слухам жилу богатую нашел, а затем очень выгодно ее перепродал. С того дня и стал богатеть не по дням, а по часам. Стал купцом первой гильдии, а со временем заимел в Забайкалье власть не хуже царской. Получил государственные подряды на лес и доски, стал поставлять пушнину в Европу. В области торговал водкой и кирпичным чаем, что приносило ему большие деньги. Купил несколько приисков. Потом начал где строить, а где перекупать гостиницы, трактиры, лавки. – Их у него было не менее десятка. И в Чите, и в Томске. Слышал краем уха, что немалые доходы приносила ему контрабанда да скупка похищенного золота с казённых приисков. Об этом мне Маша рассказывала, правда, со слов других людей. Уже потом полистал газеты и узнал, что на него даже дело завели как на фальшивомонетчика. – Деньги печатал? При его богатстве? – Нет, дело тут совсем в другом: из украденного золота он монеты штамповал. Причем монеты хоть и поддельные, но содержание драгоценного металла в них больше, чем в государственной монете. Маша привезла несколько таких монет в подарок, я, конечно, первым делом их проверил у знакомого ювелира. И знаете, что самое первое я от него услышал? «Антон Павлович, вы их продавать не собираетесь?» Ха-ха-ха! Вы представляете? И это фальшивая монета! Судя по газетам, дело тогда раскрутили серьезное. Много важных лиц в нем оказалось замешано, причем не только в Забайкалье, но и в Москве, и в Петербурге. Расследование длилось около года, но потом его прикрыли, арестовав полтора десятка второстепенных лиц. Сам Крупинин так в свидетелях и прошел все расследование. Даже обвинения ему не представили. Вот такие-то дела, Сергей Александрович. – Бывший крестьянин на старости лет сумел провернуть такую аферу? Что-то мне в это верится с большим трудом. – Мне, честно говоря, тоже сомнительно, но, судя по всему, деловая хватка у него была, да и денег много. Вы и сами знаете, как у нас делается: купил кого надо, а те прикрыли его вину. Еще люди говорят о том, что он был очень жестким человеком. – Интересно, как Марию Владимировну угораздило стать его женой? – Маша по происхождению столбовая дворянка. Из обедневшей семьи. За год до их знакомства умер ее отец, а еще через полгода тяжело заболела мать. В это самое время судьба и столкнула ее с Крупининым в Томске. Она тогда, как назло, работы лишилась, вот от отчаяния и вышла за Крупинина. Представляете, жениху шестьдесят седьмой год, а невесте только-только двадцать один исполнилось. Прожили они недолго, с полгода, потом купец ушел в очередной пьяный загул, который его окончательно добил. Пролежал дома пару дней и умер. – Богатая, красивая миллионерша! Ай-я-яй! У меня как раз в хозяйстве острая нехватка парочки-другой миллионов! – Вы действительно необъяснимый человек, Сергей Александрович. Другой бы человек на вашем месте расстроился от того, что от него уплыла красавица – жена с миллионами, а вы шутки шутите. – Я – не другой, Антон Павлович. Теперь скажите мне: вы ничего не знаете о завещании ее мужа? – Насколько я мог понять со слов Маши, то никакого официального завещания тот не оставил. Просто все, что после него осталось, перешло ей по наследству. – Погодите, а кто тогда занимается ее делами? – Тоже как-то у нее поинтересовался. Оказалось, что у Крупинина было доверенное лицо, которому он всецело доверял. Семен Маркович Макиш. Он и сейчас заправляет всеми делами Маши. Она мне сказала, что это честный и добропорядочный человек. – Ей и Сашка Артист представлялся порядочным человеком. – Не гневите Бога, Сергей Александрович. Главное, что все хорошо закончилось!Через день наступил большой праздник для моей сестры – именины. К одиннадцати часам я заехал в пансионат, чтобы забрать Наташу и ее подруг. Все они как на подбор оказались милыми и жизнерадостными барышнями, впрочем, какими им и положено быть в неполные восемнадцать лет. Все вместе мы поехали к ресторану, где нас должен был ждать Алексей. Еще несколько дней тому назад я заказал столик в отдельном кабинете, попросив его украсить, а также прикрепить за нами официанта на все время праздника. Кабинет, как и сам стол, украшенный цветами, перевитыми разноцветными лентами, выглядел ярко и нарядно. Когда после первых восторгов мы расселись, началась торжественная часть. От подруг были горячие поздравления и маленькие, пахнущие парфюмом и перевязанные бантиками подарки. Алексей преподнёс имениннице большой букет из восемнадцати роз белого и красного цвета. Я внес свой вклад в виде заказанного столика ресторана. Из приглашенных гостей не пришел только Лешка. Так как стол был девичий, то я заказал овощные салаты, телячьи котлеты, торт и фрукты, но самым главным моим сюрпризом стали две бутылки настоящего шампанского и бутылка французского вина. Вначале все имели чинный вид, но под влиянием шампанского девушки вскоре весело смеялись и перешучивались со мной и Алексеем. Так продолжалось некоторое время, пока вдруг неожиданно портьеры, отделяющие нас от зала, не раздвинулись и в проеме не показалась стройная фигурка молодой девушки. «Симпатичная, только что-то в ее лице… от куклы. Неподвижность? Бледность?» Пока я рассматривал неожиданную гостью, девчонки чуть ли не хором восторженно закричали: – Сашенька! Наша Сашенька приехала! Эта девушка явно знала себе цену, судя по важности и холодности взгляда, которым она одарила меня, правда, уже секунду спустя ее лицо озарилось милой улыбкой. – Здравствуйте, господа и дамы! Мне будет позволено присоединиться к вашей компании? Именинница первая вскочила на ноги и с криком: «Сашка! Как тебе не стыдно!» – кинулась к незнакомке, за ней следом последовали остальные девушки. Нам с Алексеем только и осталось наблюдать за горячей встречей, полной восторгов и теплых слов. Подруга Наташи оказалась не только довольно красива, но и богата. Этот вывод нетрудно было сделать из ее ответа на вопрос одной из своих подруг, как дорого стоят ее серьги и колье. – Ой, Варенька, даже не помню! Это мне муж подарил. Тысяч пятьдесят, наверно. «Хм. Так она еще и замужем». Когда мне уже начало казаться, что их восторги и комплименты никогда не кончатся, Наташа наконец вспомнила о нас. – Ой, Саша! Так обрадовалась тебе, что совсем забыла о правилах приличия! Давай, я вас представлю друг другу! Александра Владимировна Варакова! Ой, забыла, ты же сейчас… Берг! Прошу любить и жаловать, графиня Александра Владимировна Берг! Выпускница нашего пансиона и наша добрая подружка! А это мой брат! Я встал, поклонился и представился: – Сергей Александрович Богуславский. Вслед за мной встал и поклонник сестры: – Алексей Станиславович Луговицкий. Графиня слегка наклонила голову, а затем негромко сказала: – Рада нашему знакомству, господа, – после чего повернулась к моей сестре и протянула ей длинную кожаную коробочку. Та открыла ее, а в следующее мгновение из ее горла вырвался вопль восторга: «Ох!» Ее подруги, только начавшие рассаживаться по местам, не сдержав своего любопытства, тут же кинулись к Наташе. Следующие несколько минут ушли на шумные восторги, посвященные кулону на золотой цепочке, после чего все наконец расселись по своим местам. Когда восторг от прихода гостьи и ее подарка стал стихать, я решил, что пришла пора вручить свой второй подарок. Встав, торжественно произнес: – Господа и дамы, позвольте забрать чуточку вашего внимания! – Когда установилась тишина, я достал из внутреннего кармана конверт, после чего протянул его Наташе: – Большой сюрприз! С днем ангела тебя, сестренка! Все напряженно ждали, пока Наташа распечатает конверт, а затем прочитает письмо. В полном молчании прошла минута, вторая… Вдруг на ее глазах наворачиваются слезы, она вскакивает, резко отодвигает стул, а затем кидается ко мне. Такой реакции никто, и я в том числе, от нее не ожидал. Обняв меня, она зарылась лицом мне в жилетку. «Блин! Что же там эта… написала?!» – Наташа! Ты что?! – Она пишет, что ты спас ее жизнь и честь! Ты подвергался смертельной опасности?! – Ты что, глупенькая! Ничего подобного! Она просто преувеличила мои заслуги! Решила изобразить меня героем! Пустые женские фантазии! Ты лучше расскажи, что она там еще пишет! – Не уходи от разговора, Сережа! Я хочу знать, как все было, потому что она пишет, что пребывала в смертельной опасности! «Ну, писательница! Надо было сначала письмо самому прочесть! Так кто ж знал!» – Давай поговорим как-нибудь потом, а за это время я постараюсь вспомнить все подробности смертельной битвы, а то они что-то стали забываться. – Наташа только открыла рот, чтобы что-то сказать, но я не дал ей говорить. – Так что там, в письме, больше ничего не написано? – Написано! – сердито воскликнула она. – Там написано, что она дарит нам квартиру! Тишина тут же взорвалась десятками вопросов: – Наташа, где ты будешь жить?! Она большая?! Какая ты счастливая! В следующее мгновение на хмуром лице сестры расплылась счастливая улыбка. – Девочки, вы не поверите! Пять комнат! – А где?! Когда сестра назвала улицу, по кабинету прошла новая волна восторгов, после чего тут же начали строиться планы по поводу новоселья. Они даже втянули в эти обсуждения Алексея, которого хотели заставить сделать им праздничную иллюминацию. Нетрудно было заметить, что, несмотря на одинаковый у нас с Луговицким возраст, подруги сестры обращались с инженером довольно фамильярно, а вот в отношении меня придерживались четкой дистанции, словно в их компанию затесался пожилой и солидный господин. На следующий день, возвращаясь из Публичной библиотеки, я вдруг неожиданно увидел Лешку, сидевшего на лавочке возле гостиницы. Стоило ему меня увидеть, как он сразу подбежал ко мне. – Дядя Сережа! Здравствуйте! – Привет, парень! – я быстро оглядел его. Чистая рубашка. Ботинки хоть не новые, но крепкие. – Соскучился? – Нет, дядя Сережа. По делу пришел. – Так, может, пойдем ко мне, почаевничаем? – Нет. Мы сейчас по-быстрому все сладим, – с этими словами он полез в карман и вытащил тряпицу, затем развернул и показал мне. У него на ладошке лежало простенькое серебряное колечко с прозрачным камушком. – Это тете Наташе в подарок. На день ангела. – Почему не пришел, не спрашиваю, хотя мы тебя ждали, – я взял колечко, покрутил его и, припустив радости в голосе, сказал, как можно более естественно. – Наташе оно понравится. Приходи как-нибудь в обед. – Спасибочко за приглашение. Только вы не думайте ничего плохого. Колечко я у Матрены Лузгиной купил. У них лавка в Сенном переулке. Она сказала, что оно обязательно понравится. Так я пойду? – Погоди минутку. Расскажи хоть, как ты живешь? К отцу Елизарию в школу ходишь? – Не хожу. Времени нет. Иногда по делам отца бегаю. Нет, вы ничего такого не подумайте! Я работаю. Большую часть дня в «Рюмке» буфетчику Сеньке помогаю. – Вам бы уехать с отцом отсюда. Страна большая, может, и найдете себе место. – Да я сколько раз отцу так говорил, а он мне в ответ: без денег мы ничто и звать нас никак! Правда… у меня появилась надежда… – несколько мгновений он сомневался, говорить мне или нет, но в какой-то миг желание выговориться перевесило, и он продолжил: – На днях… я уже засыпал, как в дверь постучали. Отец открыл. Пришел Червонец с каким-то мужиком. Поднявшись с кровати, я прильнул к щелочке между занавесями. Второй был рыжий мужик в золотых очках. Он принес план банка и стал рассказать отцу, как его можно ограбить, а на следующий день батя мне и сказал: «Все, Лешка! Скоро заживем, как люди!» Не знаю, как оно будет, дядя Сережа, но я третий день молю Господа, чтобы все было хорошо и мы уехали отсюда далеко-далеко! Какое-то время мы молчали, потом я сказал: – Ладно, Лешка. Твоему отцу ничего желать не буду, а тебе – удачи в жизни! – Спасибо, дядя Сережа на добром слове! Ну, я побежал! «Интересно, что мне с этой новостью делать? А! Пусть все идет, как шло!»
Несмотря на сложившиеся отношения с сестрой, меня устраивала жизнь одиночки, поэтому я не торопился переезжать на новую квартиру. Хотя переезд имел свои весьма весомые преимущества. Во-первых, удобства. Ванна из полированной меди на толстых ажурных ножках с душем и теплый ватерклозет. Вторым фактором стал неожиданно прорезавшийся кулинарный талант сестры. В первый обед сваренный ею борщ оказался выше всяких похвал. Густой, душистый, наваристый. Съев две большие тарелки вкусного варева, я сказал ей: – Все, сестренка, не будет тебе никакого мужа. Не собираюсь ни с кем тобой делиться, сам буду есть твои кулинарные изыски. – Я и не говорила о замужестве! – Не говоришь, зато думаешь! Или скажешь: не так? – и я уставился с хитрой улыбкой на сестру. – Нет – не так! – резко ответила она, залившись краской. – Почему тогда щечки краснеют? Ой! Совсем красные стали. И ушки тоже! – Ты… Ты просто… невозможен! – После чего она схватила со стола мою грязную тарелку и убежала с ней на кухню. Теперь три-четыре раза в неделю я приезжал к ней обедать. Вот и сегодня приехал на разрекламированный сестрой необычайно вкусный суп с клецками. Открыл дверь, вошел, готовый к тому, что сейчас прибежит Наташа и прямо в прихожей вывалит на меня ворох свежих новостей, но вместо этого я вдруг услышал со стороны столовой тихое хлюпанье. «Так-с. Что у нас сегодня? Суп пересолен или котлеты подгорели?» Войдя в гостиную, увидел сидящую за столом Наташу с красными мокрыми глазами. А главное, стол был не накрыт, что означало: обеда может и не быть. – И что это значит? – Алексей хочет уехать. Совсем. Из города. – Что за срочность? – Это тайна. – Ты мне толком можешь сказать, что произошло?! – Не могу. – На нет и суда нет. Тогда давай будем обедать. – Ты бесчувственный человек! От тебя я никак не ожидала такого! Как ты можешь набивать живот, когда… Вдруг неожиданно послышались шаги, и из кухни появился Луговицкий. Он выглядел смертельно усталым – под измученными глазами набрякли мешки, щеки покрывала двухдневная щетина. В руке он держал скрученную газету. Я нарочито медленным взглядом обвел его с ног до головы и только затем спросил: – Вы что, в загул пустились Алексей Станиславович? – Нет… Договорить ему не дала моя неугомонная сестрица: – Он скрывается. Его ищут убийцы. Эти две фразы она произнесла каким-то ненатуральным шепотом, очевидно, переняв его из какого-нибудь спектакля, до которых, как я уже успел убедиться, сестра была большой охотницей. «Заговорщики. Великая тайна. Убийцы. Господи, чего только люди не придумают!» За мое время знакомства с поклонником Наташи нетрудно было его проанализировать и понять, что инженер-телеграфист представляет собой тип обычного русского интеллигента, который способен много говорить, но на решительные действия абсолютно не способен. – Алексей Станиславович, почему бы вам не снять пальто и не присесть к столу, как обычно делают приличные люди, приходя в гости? Луговицкий явно растерялся, никак не ожидая такого обыденного предложения, очевидно, предполагая, что я, как и Наташа, с ходу проникнусь его бедственным положением. Сестра, наоборот, разозлилась, решив, что это новый способ поиздеваться над ее ненаглядным Алексеем. Это было видно по нахмуренным бровкам и сердитому взгляду, брошенному на меня. Она уже открыла рот, как ее опередил «социалист-революционер»: – Извините меня, ради бога! Действительно, невежливо… Гм! Но мне лучше уйти. Собственно говоря, я пришел проститься с Натальей Александровной. Прошу еще раз извинить меня… – Нет, Алексей! Вы остаетесь у нас! – строгости и категоричности в голосе сестры было хоть отбавляй. – Вам надо привести себя в порядок и поесть. К тому же вы нуждаетесь в помощи! В нашей помощи! – Наташа, я не могу вас подвергать опасности! Поймите это! – Хватить разыгрывать сцену из дешевой пьесы! Бегство. Убийцы. У кого-то, похоже, фантазия сильно разыгрались. Делаем, как я скажу. Вы, Алексей Станиславович, снимаете пальто и присаживайтесь к столу, а ты, сестренка, готовь обед. Пока она будет возиться в кухне, вы мне расскажете о том, что случилось. Кстати, Наташа, ты купила мне бритву и мыло? – Когда та утвердительно кивнула головой, я продолжил: – Отлично. Значит, сейчас, господин инженер, вы идете в ванну и приводите себя в порядок. После поговорим. Кстати, оставьте мне газету. Почитаю от нечего делать. Она сегодняшняя? – Нет. Вчерашняя. – Сойдет и такая. – Там статья об ограблении банка. Внимательно прочитайте ее, я вас прошу. – Не хотите ли вы сказать, что принимали в нем участие? – Нет, но я знал о нем! – На лице «ярого революционера» снова появилось страдальческое выражение. – Хорошо, почитаю. Да идите же! – прикрикнул я на инженера, которому, похоже, очень хотелось выговориться. Спустя полчаса я, сытый и умиротворенный, откинулся на спинку стула. Оглядел несчастную парочку, которая все это время только и делала вид, что ест, после чего сказал: – Рассказывайте, Алексей Станиславович! Подробно и не торопясь. Уговаривать перепуганного инженера не пришлось. Как оказалось, неделю тому назад к ним приехал товарищ из какого-то там центра и сказал, что на основе их группы необходимо организовать боевую дружину, так как следующий, 1916 год, будет переломным для страны, а это означает, что будущей революции будут нужны подготовленные бойцы. Кроме этого, заявил он, партия нуждается в деньгах и оружии, которое кроме них самих им никто не даст. После его ухода состоялось экстренное совещание, на котором было решено ограбить банк. Путем голосования отобрали проверенных товарищей и назначили день. Грабители сумели без помех проникнуть в банк, взять деньги из сейфа, но на выходе их ждала полицейская засада. Это я уже узнал из газеты, как и то, что в перестрелке двое из пяти налетчиков были убиты, один ранен и схвачен, а еще двум удалось скрыться. С ними исчезла и большая часть захваченной суммы. – Так вы здесь при чем, если утверждаете, что не принимали в ограблении никакого участия? – Понимаете, какое дело… Я знал об этом ограблении. Знал! Хотя и был против! На том собрании, когда решался вопрос о налете, я выступил и сказал, что мы должны завоевывать сердца людей, а не убивать их! Человек должен решить сам, за кого он… – Не увлекайтесь! Значит, вы выступили против ограбления банка. Что дальше? – Мне сказали, что раз я против линии партии, направленной на вооруженное восстание, то должен уйти. Ну… я и ушел. – Вы дворянин? – К чему этот вопрос? Впрочем, да. Я дворянин, но не горжусь этим. Мои предки из польской шляхты, которые переехали в Россию и прижились. Если вы думаете, что я это скрыл от своих товарищей, то глубоко заблуждаетесь! Я все рассказал о себе! Все! Ничего не скрыл! – Что вы так волнуетесь, Алексей Станиславович! Вы же не на допросе в жандармерии. Так что успокойтесь и дышите ровно. – Сережа, при чем здесь жандармерия?! И какое отношение Алексей может к ней иметь?! В глазах Наташи снова проступил страх. – Это ты у него потом спросишь, а теперь, пожалуйста, не мешай мне. Наташа бросила на меня растерянный и недоуменный взгляд, но возражать не стала. Я повернулся к Луговицкому. – Рассказывайте дальше. – Об ограблении банка я узнал через несколько дней из газеты, а к концу работы меня вдруг вызвали на проходную. Выйдя, я увидел Розу. Она мне сказала, что вчера ночью состоялось совещание ячейки, на котором меня обвинили в предательстве и… приговорили к смерти. – Алексей Станиславович, а почему именно она пришла к вам?! – сейчас в голосе сестры звучало не любопытство, а плохо скрытое раздражение. – М-м-м… Я с ней когда-то встречался, – инженер произнес это растерянно и с неохотой, ему было неприятно говорить об этом, но уйти от столь прямого вопроса не представлялось возможным. – Но поверьте мне, Наталья Александровна! Очень вас прошу! Мы всего несколько раз с ней встречались. Это было давно! Чем угодно могу вам поклясться! Сестра приняла недовольный вид, всем своим видом показывая, что не собирается его так быстро прощать. Инженер бросил на нее пару умоляющих взглядов, затем все же продолжил свой рассказ: – Я спросил ее: как такое могло получиться? На что она ответила, что руководству ячейки стало известно о том, что я предатель и тайный агент охранки. Потом она ушла, а я вернулся на работу. Написал там заявление, что несколько дней буду отсутствовать, а затем поехал к приятелю. У него и переночевал, так как домой, на съемную комнату, возвращаться опасался. Сегодня утром я забрал из банка свои накопления и зашел попрощаться с Натальей Алексеевной, твердо решив уехать. Моя специальность везде востребована, поэтому… – А документы и вещи? Они же остались в квартире. – Я их заберу! На меня никто не подумает! Мы, вместе с Луговицким, одновременно повернули головы и уставились на Наташу. – Тебя давно не шлепали по попке, ребенок? – с ехидной ухмылкой осведомился я. В ответ сестра покраснела, словно маков цвет. – Нет, Наташа! Что вы! – торопливо и взволнованно заговорил Алексей. – Вы не должны подвергать свою жизнь… – Хватит пустых разговоров! Алексей Станиславович, кто определял выбор банка? Инженер некоторое время молчал, а затем нехотя, явно переступая через себя, сказал: – Боткин. Андрей Маркович. Он работает помощником кассира в этом банке. – Какое место в ограблении ему отводилось? – Ну… не знаю. Наверное, указать, где охрана стоит… Сигнализация… Конечно, план банка, – нехотя и неуверенно промямлил инженер. – Сам он в ограблении не участвовал? – Конечно, нет! Он должен был остаться вне подозрений. – Алексей Станиславович, почему бы вам не пойти в жандармерию и не рассказать там все? Сразу решите свою задачку! – За кого вы меня принимаете, милостивый сударь! Я дворянин! – У вас дворянство вроде бумажки с печатью. Нужно – достаете, не нужно – пусть в кармане лежит. Так, что ли? Луговицкий, смутившись, опустил глаза и некоторое время собирался с мыслями. Я ждал. – Вы не так меня поняли! Дело не в звании дворянина, а во внутренней честности человека. Просто я стараюсь быть честным! Именно поэтому на том собрании… – Ясно, – оборвал я его. – Теперь так. Сейчас мы сходим к вам на квартиру и заберем документы, затем поселитесь в гостинице. – В твоей гостинице. Хорошо, Сережа? – при этом лицо моей сестры приобрело умильно-трогательное выражение. – Хорошо. Этот банковский клерк случайно не рыжий? – Откуда вы это знаете?! – удивленно воскликнул инженер. – Вы не ответили. – Да. Рыжий. Андрей еще носит очки в золотистой оправе. – Значит, это его я видел тогда в парке? – Его! Но он здесь при чем?! Несколько секунд я раздумывал: сказать ему или нет, а потом решил не говорить. Как говорится: меньше знаешь – лучше спишь. – Пока не знаю. Разберусь – скажу. – Хорошо. Как мы теперь будем действовать? – Переложив на чужие плечи ответственность, Луговицкий разительно переменился. Исчезла бледность и нервозность. Приободрившийся «агент охранки» был готов действовать. – Идем к вам. Там видно будет. После того, как забрали документы и необходимые вещи, мы отправились в гостиницу. Узнав адрес его рыжего товарища по классовой борьбе, я приказал инженеру безвылазно сидеть в номере. Спустившись вниз, я на выходе вдруг неожиданно столкнулся с Лешкой. Вид у него был растерянный и испуганный. – Дядя Сережа! Я к вам! – Привет, парень. У меня времени мало, поэтому давай по пути поговорим. – Дядя Сережа, с вами батя поговорить хочет. – Он хочет! Вопрос: хочу ли я с ним говорить?! – Дядя Сережа! Я вас очень-очень прошу! Сопоставив имеющиеся у меня факты, нетрудно было догадаться, что Боткин, не надеясь на умения товарищей по партии, усилил их профессиональными бандитами. Ими и стал отец Лешки со своими подручными. Прокрутив все это в голове, решил, что встреча с налетчиком, к тому же находящимся в розыске, мне абсолютно не нужна. – Извини, парень, но у меня действительно нет времени. – Он ранен, – хлюпнул носом мальчишка. – Тяжело. – Я не доктор. – Он обо мне хочет поговорить. – О тебе? А ты сам объяснить не можешь? – Да я не знаю! Правда, не знаю! – Прямо сейчас? – Да. Тут недалеко. – Пошли. Идти оказалось действительно недалеко. Раненый бандит скрывался в бывшей рыбацкой деревеньке, в одном из полуразрушенных домиков. Когда-то меня к этим развалюхам привели воры, укравшие у профессора коллекцию старинных монет. Правда, сейчас никто здесь песни не орал и на гармошке не играл. «Интересно, почему он здесь прячется? – подумал я, переступая порог ветхой хижины. – Впрочем, какая мне разница!» Не успел я войти в сырой полумрак жилища, как мне дорогу заступил плечистый детина, с рожей профессионального убийцы. Раньше мне его видеть не приходилось. – Батяня, я привел дядю Сережу, – высунулся из-за моей спины мальчишка. – Кулак, пропусти. Это ко мне, – раздался хриплый голос из-за широкой спины громилы. Тот медленно отошел в сторону, открывая топчан и лежащего на ворохе тряпья Лешкиного отца. Бледное лицо, плотно сжатые губы и замотанная бинтом грудь говорили о тяжелом ранении. – Сергей… Александрыч, подойди. Подойдя, я сказал: – Слушаю вас. – Просьба есть. Возьми на время к себе моего сына. – Об этом он и сам мог сказать! – Потому что не щенок он какой-то, а сын мне! Сам хотел убедиться в твоем согласии! Вот еще, – он пошарил рукой в тряпье, на котором лежал, и вытащил небольшой тряпичный сверток. – Держи! Здесь деньги! – Из банка? – Откуда про банк знаешь? – глаза бандита сощурились, словно у зверя готового к прыжку. – Во всех газетах про ограбление банка и раненых налетчиках пишут, а тут ты с дыркой в груди лежишь. Что еще думать? – Хм! Ежели так… Что делать будешь? В этом вопросе было все – скрытая угроза, просьба, надежда. – Меня это не касается. – Пусть так. Эти деньги не из банка. Мы оттуда пустые ушли. Ну, так что – берешь? – Нет. Лешка, пошли. – Дядя Сережа, я с отцом пока посижу. Позже приду. – Держи ключ от номера. Вечером буду. Выйдя из наполовину развалившейся хижины, я сразу отправился по указанному мне инженером адресу, но на полпути остановился, достал часы. Посмотрел время и решил, что Боткин еще на работе. Изменив маршрут, я по пути принялся увязывать в одну цепочку имеющиеся у меня факты. Не было сомнений, что агентом охранки и предателем является сам Андрей Маркович Боткин и что, скорее всего, пропавшая часть денег осела в его карманах. Этот сукин сын прекрасно понимал, что в первую очередь товарищи начнут спрашивать с него, как организатора и разработчика плана ограбления. Как тут не подставить романтика Луговского? Тот великолепно подходил к роли агента охранки: сам дворянин, ухаживает за дворянкой, а у той брат – офицер и монархист. «Действительно, кому еще предателем быть? Народ простой, незатейливый, поэтому и проглотил сразу, не разжевывая». Мне недолго пришлось ждать Боткина у банка. Довольный жизнью, что нетрудно было понять по безмятежному выражению его лица, тот вышел из массивных дверей банка. Неторопливой походкой прошел до конца улицы, где зашел в кафе, перекусил, после чего отправился в трактир и два часа играл в бильярд. Судя по тому, как его приняли, кассир был там завсегдатаем. Проиграв около пяти рублей, он наконец, пошел домой, при этом вид у него был далеко не расстроенный. Этот факт только подтверждал мое подозрение – именно он взял деньги, исчезнувшие после ограбления. Я проследил его до доходного дома Войкова, где Андрей Маркович снимал полуподвальную, но зато отдельную квартиру. Об этом и многом другом я узнал после разговора с общительным татарином – дворником, после чего поблагодарил его рублем. Распрощавшись со служителем метлы, спустился по лестнице, ведущей в полуподвал, и постучал в дверь. Пару минут за дверью была тишина, потом раздался осторожный голос: – Кто там? – Андрей? – Ну, Андрей. А вы кто? – Александр. Меня ваш сосед Венька Герасимов прислал. Мы тут у него в картишки перебрасываемся. Я новенький в вашей компании, так проставляюсь. Ты как? С нами? – Гм! Чего Веня сам не пришел? – Когда я за бутылкой собрался бежать, он сказал, чтобы на обратном пути я забежал к тебе. Говорит, у меня к нему есть дело. – Да отдам я ему долг, отдам, – раздался недовольный голос хозяина квартиры. – Ладно. Скажи, приду. – Ну, пока, – и я старательно затопал по ступеням, имитируя свой уход, а сам отпрянул к стене и замер. Спустя минуту дверь, с легким скрипом, осторожно приоткрылась. Как только в проеме показалась голова, я схватился за ручку двери и дернул на себя. Вслед за широко распахнувшейся дверью вылетел хозяин квартиры и, с ходу наткнувшись на мой кулак, отправился в обратном направлении, в полумрак квартиры. Шагнув за ним следом, я тщательно закрыл дверь, после чего огляделся. Спертый воздух, в основе которого лежал ядреный мужской пот, смешанный с приторным запахом дешевого одеколона, заставил меня поморщиться. Сам вид месяцами неприбранной квартиры полностью соответствовал этому запаху. Свет, падавший через давно немытое окно, освещал только стол, оставляя большую часть помещения в полумраке. Мое внимание сразу привлекла изящная шкатулка, которая своим видом резко выбивалась из общей картины беспорядка. Подтащив кассира к кровати, бросил его на скомканное одеяло, а затем подошел к столу. Но стоило мне прикоснуться к крышке ларца, как хозяин квартиры умоляющим голосом запричитал: – Нет, пожалуйста, нет. Не трогайте. Это мое. Не обращая внимания на его нытье, откинул крышку и сразу увидел две банковские запечатанные упаковки бумажных купюр, номинал каждой составлял 25 рублей. Вытащив их, обнаружил на дне шкатулки около десятка золотых монет, после чего повернулся к Боткину. – Где остальные деньги из банка, падаль?! Два Ивана шутить не любит! Пасть порвет и глазом не моргнет! – при этом постарался изобразить на лице свирепую гримасу. – К-к-то в-вы? Ч-что в-вам от м-меня нужно?! – прошептал, заикаясь, кассир трясущимися губами. Не отвечая, я подошел к нему. – Отвечать только на мои вопросы, – схватив его за волосы, вздернул его голову вверх. – Дошло?! – Да-а. – Где деньги?! Отдашь – будешь жить! – Погодите! Вы меня с кем-то спутали! – несмотря на страх, Боткин сделал отчаянную попытку выкрутиться. – Как скажешь. Два Ивана сказал, что не отдаст деньги, – отпустив волосы предателя, я достал револьвер, – пускай его в расход. – Нет! Нет! Вы не можете так поступить! – банковский клерк побледнел как мел, но уже в следующее мгновение гримаса страха стала сползать с его лица. – Я вас узнал! Вы же тот офицер, брат девушки Луговского! О, Господи! Так это он вас прислал! Да! Это он! Я точно знаю! – Может и так, но тебе это уже без разницы, – выдержав демонстративно паузу, я взвел курок. Щелчок вышел особенно звонким в наступившей тишине. – Есть желание, молись. Боткин отпрянул и упал на кровать. Он сжался, закрыв голову руками и истерически зарыдал. – У меня их нет! Нет! Они у Смокина! Он их забрал! Меня трудно удивить, но кассиру это удалось. – Деньги… у жандарма? Каким образом?! – Вы его знаете?! – предатель поднял на меня глаза. – Как они к нему попали? История оказалась простой и банальной. Как оказалось, Андрей Маркович Боткин уже с год числился агентом охранки. Пришел в жандармерию и предложил свои услуги в качестве платного агента, когда понял, что окончательно запутался в карточных и бильярдных долгах. Он не считал свой шаг предательством по отношению к товарищам, так как для него они были одной из ступенек лестницы, по которой ему предстояло взобраться наверх и стать одним из лидеров в новом, построенном после свержения монархии, обществе. Но это все будет потом, а пока ему были нужны деньги. Много денег. И какая разница, от кого их брать. Какое-то время получаемые в охранке деньги помогали латать дыры в его бюджете, но азартная натура игрока подвела его в очередной раз. В один прекрасный день он проиграл крупную сумму денег людям, которые не любят прощать долги. Терять ему больше было нечего, и он решился на ограбление собственного банка, тем более что план был уже готов. Те люди, которым он был должен, свели его с отцом Лешки. Был уже назначен день и час налета, как Боткина охватил приступ панического страха. Он прекрасно понимал, что если что-то пойдет не так, его кураторы из жандармерии сумеют связать нападение на банк с ним самим, и тогда он станет не просто рядовым социалистом в их картотеке, а уголовным преступником. О таком раскладе ему даже думать не хотелось. Не находя выхода, он побежал к своему куратору, ротмистру Смокину, и повинился перед ним во всех грехах. Жандарм сразу учуял выгоду и быстро организовал появление товарища из центра, который был представлен рабочей ячейке ярым революционером. Как они могли ему не поверить?! С не меньшим энтузиазмом они приняли его план экспроприации богатств у кровавых капиталистов. Участие социалистов придавало политическую окраску банальному налету, предотвратив который, жандарм мог смело заявить начальству, что не зря ест свой хлеб. Все прошло, как он и задумал. В результате он получил благодарность начальства, а так же… свою долю от ограбления. Часть денег,которые не смогли унести раненые бандиты, были припрятаны Боткиным, а через день вынесены из банка и поделены со своим жандармским опекуном. Сорок тысяч забрал себе Смокин, двенадцать тысяч ушли на оплату долга, после чего на руках у предателя остались семь тысяч рублей. Услышав его историю, я задумался. Она весьма осложнялась участием ротмистра жандармерии. Смокин был сильной фигурой в сложившейся ситуации. «Этому гаду Луговицкого прижать раз плюнуть, тем более что с подачи кассира на него, наверное, уже дело в охранке заведено. Как же его устранить? Впрочем, есть одна идея!» – Садись к столу! – Зачем?! – Напишешь два письма. В одном расскажешь своим товарищам, что это ты предатель, а не Луговицкий, а во втором письме опишешь, как ты с жандармом ограбил банк. По его напряженному лицу и неподвижному взгляду было видно, что он судорожно пытается просчитать ситуацию, потом посмотрел на меня. В его глазах уже не было панического страха. – Хорошо. Напишу. Правда, ему потребовалось около десяти минут, чтобы прийти в себя и унять дрожь в пальцах, после чего он принялся писать. Закончив, он пододвинул мне два исписанных листа и тихо сказал: – Я уеду. Насовсем. Мне бы только… немного денег. На дорогу. Секунду подумав, я отсчитал ему сто рублей из его денег, которые он торопливо засунул во внутренний карман пиджака. – Чем дальше уедешь – тем лучше. – Да-да. Уеду. К тетке, в Рязань. – Приведи себя в порядок и пошли. Час ушел на то, чтобы добраться до фабричной окраины, зато никого нам искать не пришлось. Курившие рабочие, стоявшие у входа в барак, сразу окликнули его: – Андрей, здорово! Какими судьбами? Случилось чего? Лицо предателя напряглось, он кинул на меня быстрый взгляд, потом быстро подошел к окликнувшим его фабричным рабочим. – Эй! Ты чего?! Что-то случилось, Андрей?! – Это вам письмо. Там все – правда. Если сможете – простите! – и, развернувшись, предатель бросился бежать. – Ты куда?! Да что случилось, Андрей?! Может, догнать? Бросьте! Лучше, давайте читать письмо! Да не здесь же! Пошли ко мне! Вернувшись в гостиницу, я нашел в номере Лешку. Лицо заплаканное, глаза красные. – Держись, парень. – Я-то что, дядя Сережа. А вот батя… Говорил же ему: давай уедем… Эх! Не послушал меня. – К отцу Елизарию на занятия будешь ходить? – Буду. Достав из кармана деньги, я передал мальчишке 25 рублей: – Отдашь ему. Что объяснить, сам знаешь. – Знаю. Дядя Сережа, я тут колбасу и булки купил, да с коридорным Федором сговорился насчет самовара. Чай пить будем? – Еще спрашиваешь! Кстати, держи еще деньги. Это тебе на хозяйство, а теперь мне надо отойти минут на двадцать. С человеком переговорить надо. Хорошо? – Дела – в первую очередь, а то я не знаю, – солидно заявил мальчишка. – Буду ждать. Поднявшись на верхний этаж, я кратко изложил Луговицкому, что произошло за последние несколько часов. Тот внимательно выслушал меня, а затем неожиданно спросил: – А как же Андрей? – Вам-то чего беспокоиться об иуде, который вас предал? – Так-то оно так, но все равно это неправильно, Сергей Александрович. – Нет вопросов. Идите к своим товарищам и скажите, что заставили писать его письмо под дулом револьвера. Как вам идея? – Гм! Я все понимаю… Вы человек действия и все делали, как считали нужным, но… – Скажите мне спасибо, и я пойду. – Извините меня, Сергей Александрович. Ведь я даже не поблагодарил вас за то, что вы для меня сделали. Большое вам спасибо! Вы спасли мне не только жизнь, но и честь!… – Алексей Станиславович, – оборвал я его поток благодарностей, – мне действительно надо идти! – Так что мне дальше делать?! – Пару дней пересидите здесь, а потом сходите к Розе и узнайте новости. До свидания. – До свидания.
Глава 8
После этих событий прошел месяц. Казалось, жизнь вернулась в свою колею, но спустя три дня после того, как Алексей Луговицкий сделал предложение моей сестре, его нашли убитым. Два выстрела в грудь были сделаны почти в упор. Карманы вывернуты. Часы, бумажник, даже серебряная заколка из галстука исчезла. Сестра узнала об убийстве первой. Ничего не подозревающий о постигшем ее горе, как обычно, я пришел на обед и в первый миг даже не узнал ее. Лицо серое, глаза тусклые и безжизненные, словно яркий и веселый огонек, озарявший все ее порывы, притух и сейчас чадил, не давая ни радости, ни тепла. – Что случилось?! – Лешу убили. – Как убили? За что? – Ничего не понимаю. Ничего не знаю. Меня, как позвонили, словно черной волной накрыло. – Погоди! Может, это не так! – У меня еще с вечера сердце ныло, Сережа. Я как знала! Боже мой! – Собирайся, мы едем в полицию! Спустя час в участке мне рассказали все, что знали об этом убийстве, а потом попросили опознать тело. После чего мы отправились домой, где я уложил Наташу в кровать и заставил выпить снотворное, потом убедившись, что она заснула, вышел из квартиры. Выйдя на улицу, медленно пошел, пытаясь понять, что могло стать причиной его смерти. Первой пришла мысль, что это дело рук революционеров, на втором месте стояло ограбление, но две пули в грудь, выпущенные в упор, явно не соответствовали стилю работы уличных грабителей. Так мне сказал и следователь, занимавшийся этим делом. «Пойдем по очереди. Где живет Роза? Гм! Луговицкий что-то такое говорил. А! Вспомнил!» Мне повезло, и Роза оказалась дома. Открыв дверь, она с удивлением уставилась на меня. – Вы?! – Мне надо знать, кто убил Алексея Луговицкого? – Вы в своем уме?! – Повторяю еще раз, кто из ваших мог его убить? – Погодите! Алексея убили? – видно до девушки только сейчас дошел смысл моего вопроса. – За что?! Он такой мягкий и добрый человек. Как это могло произойти? Ее глаза наполнились слезами. – Мне нужен ответ! Прямо сейчас! Роза вздрогнула, словно ее кнутом ударили. – Не знаю. Правда, не знаю. Он ушел от нас. Перед этим заявил, что выходит из наших рядов. После предательства Боткина наша ячейка распалась, но я точно знаю: никто из наших не желал ему зла. Даже наоборот… – Будем надеяться, что вы сказали правду. По дороге домой так и так я раскладывал факты, но пока все сводилось к одному – к ограблению с убийством. И все равно, что-то внутри меня протестовало против этой версии. «Что-то здесь нечисто». На скамейке, врытой у входа в гостиницу, я увидел Лешку, который весело болтал с парнишкой, своим ровесником, служившим при гостинице мальчиком на посылках. Увидев меня, подбежал и радостно прошептал: – Мне отец весточку прислал. При этих словах у меня внутри что-то вздрогнуло. «Вчера убили Луговицкого, а сегодня появился гонец от отца Алексея. Совпадение?» – Весточка, это хорошо. Где он сам? – Не написал. Зато батя на словах передал, что он уже почти вылечился и скоро заберет меня. Правда, здорово? – Правда. А кто весточку принес? – Ленька Червонец. Вы его знаете, дядя Сережа. Он с батей, – мальчишка сделал таинственное лицо и уже совсем тихо добавил: – тогда в банке был. И еще. Помните, я тогда вам про рыжего говорил? В золотых очках? – Рыжего? Помню. «Вот все и стало на свои места». – Я его сегодня видел. Тут недалеко. Он по улице шел. «Теперь я знаю, кто убил Алексея. Червонец. А навел на него Боткин. Вот только почему они оказались вместе?» – Дядя Сережа, вы что? – Ничего. Задумался. Червонец еще придет? – Вечером. Мы договорились, что я письмо напишу и передам через него отцу. – Отлично. Мы его вместе встретим. Бандит пришел около восьми часов вечера. Зашел нагло, не здороваясь, мазнул по мне глазами, затем подойдя к Лешке, протянул руку: – Гони письмо, шкет. – Входя, здороваться надо! – с этими словами я шагнул к нему и с разворота ударил, зло и резко, в бок. Под кулаком что-то хрустнуло. Лицо бандита побледнело и свело гримасой боли. Отшатнувшись, он попытался выхватить нож, но новый удар в грудь бросил его на стену. Его глаза помутнели от боли, но сознания бандит не потерял. – Дядя Сережа! Что вы делаете?! – Стой и слушай! Я снова повернулся к уголовнику, который продолжал держаться на ногах только благодаря стене и силе воли. – Зачем ты убил Луговицкого? Он не предатель. Вас предал Рыжий. – Пошел ты! От тычка в нервный узел он, как подрубленный, рухнул на пол. – Это он убил дядю Лешу? – голос мальчишки дрожал, как и его тело, мелкой дрожью. – Да. Вчера вечером. – Зачем?! – Ты сам не догадываешься? – Вы хотите сказать, что ему приказал мой отец?! Это не так! – и он бросился к бандиту, который только что пришел в сознание: – Червонец! Червонец! Это отец приказал убить?! Ну, скажи! Скажи! Тот некоторое время смотрел на мальчишку, потом медленно повернул побелевшее от боли лицо ко мне. – Тебе… это… зачем? Вместе с этими словами на его губах выступила кровь. – Человек, которого ты убил, жених моей сестры. Какое-то время он смотрел на меня, потом тихо сказал: – Рыжий. Он, падла, навел. Я думал его подрезать, а Рыжий струсил. Пришлось… стрелять. Первым… я. Второй раз… Рыжий. Я его… заставил. – Где сейчас твой пахан? – Дядя Сережа! Я вас прошу! Так уж случилось! Парнишка стоял передо мной с побелевшими губами, судорожно прижимая кулаки к груди. – Просто так ничего не случается, запомни, парень. И каждый должен держать ответ. Умирающий бандит скривил окровавленные губы: – Да он тебя порвет… – Где сейчас Рыжий?! – перебил я его. – Ждет меня… в трактире. «Дубок». – Что ж. Поговорим. – Что… со мной… будет? – Ты уже мертвец. Где отец Лешки? Бандит какое-то время смотрел на меня, а потом качнул головой, дескать, нет, затем скосил глаза на мальчишку и сказал: – Малец, подойди. Тебе скажу. На ухо. Спустя пару минут Алексей выпрямился и вызывающе посмотрел на меня. – Не скажешь? – Нет, дядя Сережа! Бейте меня, режьте – не скажу! – Дело твое. Иди, держать не буду. Только не забудь ему передать: увижу – убью. Мальчишка кинулся к двери. – Погоди! Вещи свои сначала собери. И еще, – я достал бумажник, достал купюру в двадцать пять рублей и протянул Алексею. – Возьми! После того как закончил собираться, мальчишка остановился у порога, явно не зная, что мне сказать. Я посмотрел ему в глаза и сказал: – Иди. Чего встал. – Прощайте, дядя Сережа. Век буду вас помнить. Когда дверь за ним закрылась, я повернулся к умирающему бандиту. – Полиции расскажешь, что мне сказал? – Нет. – Где нож? – В сапоге. – Револьвер? – Выбросил. Достав из-за голенища сапога финку, я вложил ее бандиту в правую руку. Червонец попытался ухмыльнуться, дескать, понял, что ты хочешь сделать, но это было его последнее движение в жизни. В следующую секунду судорога пробежала по его телу, он дернулся в последний раз и замер. Выйдя из комнаты, я первым делом нашел коридорного Федора. Зная, что я жилец не жадный и не заносчивый, он услужливо вытянулся передо мной: – Что изволите, Сергей Александрович? – Несчастье случилось. На меня, Федор, прямо сейчас грабитель напал. С ножом. Тот растерянно оглядел мой мощный торс, затем выдавил из себя бледную улыбку: – Шутить изволите? – Зайди ко мне в номер и посмотри, потом полицию вызови. Я пока на улице побуду, что-то мне дурно стало, – после чего развернувшись, пошел к выходу. Нужный мне трактир находился в десяти минутах ходу от моей гостиницы. Подойдя к нему, внимательно огляделся по сторонам и только после этого открыл дверь и зашел. Зал был заполнен только на треть. Большая часть посетителей сидела за столиками вдоль стен и перегородок, в центре практически никого не было, за исключением нескольких случайных посетителей, забежавших по-быстрому перекусить. Среди них за стаканом чая сидел второй убийца Луговицкого. Стоило ему меня увидеть, как его лицо исказилось в гримасе страха. В следующую секунду он попытался вскочить, но видно ноги его не держали, и он плюхнулся обратно на свой стул. Я неторопливо подошел к его столу, затем чуть наклонился и тихо сказал: – Тебе привет от Луговицкого. Кровь от лица предателя отхлынула. Мелкие капли пота покрыли лоб. – Я… Я… не хотел. Это Червонец. Все он! Он мне в руки револьвер сунул! Я в него уже мертвого стрелял! – Но не об этом речь. Ты мне лучше скажи, иуда: зачем тебе была нужна смерть Луговицкого?! – Я… не виноват! Бандиты меня заставили! Запугали! Хочешь жить, сказали, выдай нам… человека, что нас предал. Мне куда деваться?! Нет, я понимаю, что совершил подлость! И все сделаю, чтобы искупить вину! Приму наказание! Пойду на каторгу! Было ясно, что он будет врать и изворачиваться до последнего, а правда мне и так была известна. Боткин решил отомстить Луговицкому руками бандитов, решив, что это он виновник всех его бед. – Как скажешь. В полицию, так в полицию. Пошли. Предатель, пытаясь сохранить свою драгоценную жизнь, не обратил внимания на мой холодный и равнодушный тон и поэтому не понял главного: ему был только что подписан смертный приговор. – Про их разбойничью шайку все как есть расскажу! Их пятеро… – Заткнись! Выйдя из трактира, мы пошли по улице, потом завернули в проулок и пошли среди глухих стен лабазов. Боткин стал нервно оглядываться по сторонам. – Куда мы идем?! – Путь сокращаем. – Нет! Я вам не верю! – он попытался остановиться, но я схватил его за плечо и волоком потащил за собой. Иуда почему-то даже не сопротивлялся, шел, куда его вели и только непрестанно, без перерыва, говорил, вымаливая себе жизнь. Слова из него текли потоком. Сначала я не обратил внимания, а потом понял, что они пустые. Без эмоций. Без надрыва. – Пощадите меня! Христом Богом прошу! Он же уже мертв! Не берите грех на душу! Умоляю! Что вам в моей смерти! Заклинаю всеми святыми! – его бормотание сейчас больше походило на безжизненный голос автоответчика. Мы остановились на пустыре. За спиной у меня остались купеческие склады и лабазы. В ста метрах уже начинался лес. Окраина города. Я несильно толкнул его. Он по инерции сделал шаг назад. Повернулся ко мне. У него были глаза человека, чья душа надломилась, а разум отключился, не выдержав пережитых потрясений. – Готов к смерти, иуда? Мои слова его словно встряхнули, выведя из полубессознательного состояния. Он быстро оглянулся по сторонам, затем уставился на меня. Лицо помертвело, глаза наполнились ужасом. – Нет! Не убивай! Я жить хочу! Жить! Что тебе в моей смерти?! Что?! Я сознаюсь! Пусть меня судят! Пусть на каторгу! Куда угодно… Я ударил. Предатель, хрипя, схватился за горло. Разбитая гортань еле-еле, с большим трудом, пропускала воздух. Его лицо побагровело, глаза полезли из орбит, затем он стал медленно оседать на землю. С минуту я наблюдал за ним, а затем, склонившись, тихо сказал: – Ты будешь умирать еще минут… пятнадцать – двадцать, так что, начинай отсчитывать секунды. Вначале мне показалось, что он прислушивается ко мне, но спустя несколько секунд понял, что ошибался. Это был бессмысленный взгляд в пространство, за которым стоял умирающий мозг, полностью переключившийся на мучительную борьбу за каждый, с таким трудом проникающий, глоточек воздуха, дающий ему еще несколько следующих секунд жизни. Дождавшись его смерти, я вернулся в гостиницу. Вызванный на место преступления полицейский агент уже узнал в убитом грабителя и убийцу Матвея Дувинова по кличке Червонец, сбежавшего с каторги полтора года тому назад, поэтому следователь не стал усложнять себе работу, с ходу приняв мою версию, после чего снял с меня показания и отпустил. Несмотря на то, что убийцы понесли заслуженную кару, во мне не было чувства завершенности. И дело было не в отце Лешки, который по сути дела стал главным виновником гибели Луговицкого, а во мне. Непонятное чувство вины, засевшее занозой в моем сердце, не давало мне покоя. Я словно раздвоился. Своим появлением ты вмешался в ее жизнь и тем самым взял ответственность за ее судьбу, говорил я себе, а значит, вина лежит на тебе. Но мне возражала логика: как можно отвечать за поступки других людей, действия которых ты просчитать не можешь? Нет, нельзя. Спустя три дня состоялись похороны. Венки, панихида, мертвый, застывший взгляд сестры и заплаканное, опухшее от слез, лицо матери. «Отойдет, очнется, ведь еще совсем девчонка», – успокаивал я себя до того дня, когда вдруг узнал, что сестра со вчерашнего дня стала ходить на курсы медсестер. – Тебе это зачем?! – спросил я ее. – Хочу уехать. Здесь все мне напоминает о Леше, – голос сухой, безжизненный. – Доченька, поехали со мной, – предложила мать. – Сережа присмотрит за квартирой. Отдохнешь, развеешься. Ты еще молода. У тебя все впереди. – Ты не понимаешь, мама. Мне надо вырваться из всего того, что напоминает мою прежнюю жизнь. Только теперь та поняла, что хочет сказать ее дочь. – Наташа, ты хочешь поехать на войну?! – Да, мама, я все решила: еду на фронт. Ее слова прозвучали тяжело и сухо. Мать охнула, побледнела, затем какое-то время смотрела на дочь остановившимся, безжизненным взглядом и только потом заплакала. Я, в свою очередь, сделал несколько попыток изменить ее решение, но на все мои доводы сестра отвечала одинаково: «Я все решила. Еду на фронт».Войдя в подъезд, я вежливо поздоровался с консьержкой и уже начал подниматься по лестнице, как увидел спускавшегося мне навстречу, одного из моих соседей. Этакий представительный мужчина, лет шестидесяти с небольшим хвостиком. Полное, румяное лицо, обрамленное аккуратно, коротко стриженой бородой и такими же усами. Теплые карие глаза дышали добродушием. До этого, проходя, мимо друг друга, мы только здоровались, но в этот раз он вдруг остановился и сказал: – Мы не знакомы, но я слышал о несчастье, случившемся с вашей сестрой. Молю бога и надеюсь, что эта юная, полная жизни, девушка найдет в себе силы стряхнуть с души то горе, которое на нее навалилось. – Спасибо за сочувствие…. – Миллионщиков Савва Лукич. Издатель, меценат и владелец этого дома. – Очень приятно. Богуславский. Сергей Александрович. Поручик в отставке. – Знаете, Сергей Александрович, я уже слышал о вас от нашего общего знакомого, Иконникова Антона Павловича. – А-а! Понятно. Герой-богатырь. – Ха-ха-ха! Вы правы. Где-то такой образ был им нарисован. Знаете, я очень интересуюсь Востоком. Китай. Япония. Тибет. Так вот он сказал, что вы владеете каким-то видом восточной борьбы. Это так? – Можно сказать и так. – Очень интересно. Знаете, у меня к вам есть любопытное предложение. Я и мои друзья-сподвижники собираемся устраивать вечер, посвященный Востоку. Гвоздем нашей программы будет демонстрация чайной церемонии. Так же будет выставлена частная коллекция старинного японского оружия. Поверьте мне, все будет очень красиво! Вы могли бы прийти к нам, в качестве гостя. Будут очень интересные люди. Попробуете новые сорта цветочного китайского чая! Правда, не пожалеете! Если соберетесь прийти, то возьмите с собой сестру! Надеюсь, это отвлечет ее от мрачных мыслей! «Хм! Хорошая идея! Оружие точно надо посмотреть. Да и хватит сестре дома сидеть наедине с мрачными мыслями!» – Принимаю ваше предложение с благодарностью, Савва Лукич! – Тогда жду вас в следующий вторник в шесть часов вечера в помещении карточного клуба «Пиковая дама». Мы сняли его на вечер. Я вас внесу в запись приглашенных гостей. Когда придете, назовите свои фамилии и вас пропустят. До встречи, Сергей Александрович. – До встречи, Савва Лукич. Во вторник мы с матерью чуть ли не силком заставили Наташу привести себя в порядок и отправиться со мной на вечер. Большой зал и прилегающие к нему комнаты – кабинеты клуба – были украшены китайскими фонариками и развешанными на стенах различными репродукциями из бытовых сцен Китая и Японии. Гостей собралось около сорока человек, и все они, по большей части, были степенные, пожилые люди, давно знавшие друг друга, пришедшие вместе со своими семьями. Это было нетрудно определить по тем фамильярным приветствиям и шуткам, которыми они обменивались при встрече. Савва Лукич, проведя меня по комнатам, заочно знакомил с некоторыми из них. Из его слов стало ясно, что здесь собрались богатые люди, владельцы доходных домов, магазинов, ресторанов, которых в тех или иных форматах интересовала история, искусство и культура Востока. Толстые золотые цепочки часов на груди, золотые оправы очков и сигары в зубах говорили о богатстве и солидности собравшихся гостей. Завсегдатаи, когда мы проходили мимо, окидывали нас мимолетными взглядами, чтобы тут же вернуться к своим разговорам. Савва Лукич познакомил Наташу со своей женой, полной и добродушной женщиной, которая взяла ее под опеку, а меня подвел к одной из компаний. Несколько минут ушло на знакомство, после чего продолжился разговор на тему войны. Когда стали спрашивать мое мнение о военных действиях, я тут же сослался на ранение головы и потерю памяти, поэтому после понимающих кивков и сочувствующих взглядов дальнейший разговор уже продолжился без меня. Увидев, что я не вписался в компанию, Миллионщиков взял меня под локоть и повел на противоположный конец зала, а по дороге постарался заинтриговать: – Я познакомлю вас с очень-очень интересным человеком. Поверьте мне. Не разочаруетесь! Мы подошли к небольшой группе, которая с большим интересом слушала человека с азиатской внешностью, рассказывающего им о сверхъестественном случае, которого тот стал непосредственным свидетелем. После того как меня представили, рассказ продолжился. Если я правильно уловил суть, то речь шла о предсказании китайского монаха-провидца, которое сбылось через три дня. «Думаю, что монах сам подстроил это чудо. Впрочем… Ты-то сам как здесь оказался?» Моя невольная ухмылка, предназначенная собственным мыслям, была замечена рассказчиком, который принял ее на свой счет и посчитал, что молодого скептика необходимо поставить на место: – Ваши ухмылки неуместны, молодой человек. Обычный человеческий разум не может видеть дальше реальности нашего мира, так как не все поддается пониманию, скрываясь за пеленой загадок и тайн, неподвластных уму человека. Его слова отдавали пафосом, к тому же прозвучали, как нравоучение, что не могло не повлечь за собой отпора, который вылился в следующем утверждении: – Вы, наверное, и не догадываетесь, господа, но я тоже оракул. После этого заявления я сделал несколько нелепых предсказаний, среди которых с некоторыми подробностями упомянул реальный факт, который остался в истории Первой мировой войны, как «атака мертвецов». Такое название впоследствии получила контратака защитников крепости Осовец 6 августа 1915 года при отражении немецкой газовой атаки, которая должна была произойти через четыре дня. Закончить мою речь мне не дал солидный господин в золотых очках: – Молодой человек, если хотите глупо шутить, то найдите себе для этого другое место! Предельно вежливо откланявшись, я отошел в сторону и, внутренне усмехаясь, стал представлять себе, с какими удивленными лицами эти чопорные господа сначала узнают об этом факте, а затем сами, придав таинственности и с придыханием в голосе, будут рассказывать об этом случае своим родственникам и знакомым. Даже если меня кто-то примет всерьез и начнет приставать с расспросами, то я вполне могут сказать, что это просто совпадение. И уж точно в тот момент я не думал, что это предсказание в корне изменит мою жизнь. Неспешно идя через зал и оглядываясь по сторонам в поисках сестры, я вдруг услышал, как гостей стали созывать на театрализованное представление чайной церемонии, после чего всех нас пригласили посмотреть на антикварную коллекцию японского оружия, которую представил на всеобщее обозрение один из гостей, владелец антикварного магазина господин Завадский. Гости тут же разделились на две части: мужчины окружили два длинных стола, на которых было выложено оружие, а женщины направились к столам, накрытым для банкета. Стоило прозвучать первым оценкам, как сразу началось шумное обсуждение и споры. Не являясь знатоком коллекционного оружия, но, как и любой мужчина, я с удовольствием разглядывал выставленные образцы, при этом не забывая внимательно прислушиваться к разговорам, которые касались цен. Дело в том, что у меня с некоторого времени появилась мысль сделать подарок Окато в благодарность за обучение, и им по моему мнению должен был стать старинный японский меч. Вот решил так, и все тут! Правда, цены, которые мне довелось сейчас услышать, несколько охладили мое горячее желание. «Да уж, без десяти тысяч мне, похоже, в антикварный магазин и соваться не стоит. Так, а где сестра?» Быстро окинув взглядом зал, я вдруг обнаружил новых гостей, двух японцев. Несмотря на то, что они пришли недавно, чувствовалось, что они завсегдатаями, потому что японец, шедший впереди, постоянно останавливался и вежливо раскланивался, чуть ли не с каждым из остальных гостей. Впереди шел невысокий, худенький азиат в отлично пошитом костюме, следом за ним шествовал высокого роста и мощного телосложения телохранитель. Цепкий, шарящий по сторонам взгляд, широкие плечи, выпуклая грудь, говорившие о его немалой силе, и наконец, ороговевшая кожа на костяшках пальцев, которая подсказала мне, что этот японец владеет одним из видов рукопашного боя. Судя по настороженному взгляду, брошенному в мою сторону, в отношении меня он сделал точно такое же заключение. Когда они прошли мимо меня, я наконец увидел сестру, разговаривающую в глубине зала с женой Саввы Лукича. Направившись к ней, по дороге я зацепил краем уха разговор, из которого узнал, что идущий первым японец – дипломат, к тому же признанный авторитет в области японского холодного оружия. – Ну, как ты тут, сестричка? – подойдя к Наташе, поинтересовался я. – Хорошо, Сережа. Еще минут пятнадцать и будут звать к ужину. Только я хотел продолжить разговор, как к нам подошел Савва Лукич. На его лице плавала хитрая улыбка. – Сергей Александрович, не хотите испытать силу молодецкую? – Вы это к чему, Савва Лукич? – ответил я вопросом на вопрос. – А вы посмотрите вон туда! Я обернулся и увидел японца – телохранителя, который в окружении людей сейчас демонстрировал свою силу. Сейчас он пальцами скручивал в кольцо толстый гвоздь. Меценат оглянулся через плечо, проследив за моим взглядом, а затем несколько сконфуженно сказал: – Не судите меня строго, Сергей Александрович. Обидно до глубины души. Уж который раз этот азиат показывает такие штуки, а у нас словно нет истинных богатырей! Мы как-то наняли силача из цирка. Двухпудовой гирей мог легко перекреститься, а все равно не сдюжил против япошки. Может вы? – Что он еще может, кроме того, что пальцами гвозди сворачивает? – Доску кулаком и ребром ладони рубит, а руку может так сжать, что из ногтей кровь выступит. Сам его хват испытал. У него пальцы твердые, словно из дерева выточены. Так что, Сергей Александрович, уважите общество? – Пойдемте. Японский дипломат в это время разговаривал с несколькими знатоками холодного оружия, но стоило нам подойти, как он замолчал и бросил на меня оценивающий взгляд. После короткого осмотра у него на губах появилась холодно-презрительная улыбка. «Похоже, он меня уже приравнял к цирковому атлету». Сначала мы на пару с телохранителем свернули кольца из гвоздей, потом разбили по нескольку толстых досок. К этому моменту ехидные смешки зрителей уже переросли в восторженные крики, заставив недовольно кривить губы японского дипломата. Последним испытанием стало сжатие друг другу ладоней. Мы сцепились руками, напряглись. Казалось, вот-вот у кого-то хрустнут пальцы, но ни он, ни я и не думали ослабить хватку. Нашла коса на камень… Две минуты, три, пять, а мы все стояли друг против друга, пока не поняли, что наши силы равны, тогда мы разжали захват, после чего японец, приложив руки к бокам, коротко мне поклонился. Я ответил ему таким же вежливым полупоклоном, отдавая уважение силе соперника. К этому моменту вокруг нас собрались все приглашенные гости. Меня поздравляли и трясли сразу за обе руки. Одна из молодых женщин, подскочив ко мне, расцеловала в обе щеки под одобрительные крики присутствующих. Когда восторг стих, сияющий, как начищенный самовар, Савва Лукич закричал: – Господа и дамы!! Прошу всех к столу!! Первый тост мы поднимем за русских богатырей!! Ура-а-а!! Все присутствующие поддержали его с таким воодушевлением, что у меня даже в ушах зазвенело, после чего толпа устремились к столам, где веселье продолжилось уже с чисто русским размахом.
Спустя три недели мы с матерью простились на вокзале с Наташей, уезжавшей на фронт, а на следующий день я посадил на поезд мать. Оставшись один, вдруг неожиданно подумал, что, несмотря на то, что сестра и мать уехали, ответственность, которую я несу за них, никуда не делась. Она тут, со мной. Для меня это было странно, так как возникшие между нами связи, с моей стороны, никак не подходили под понятие родственная любовь, хотя я старательно принимал участие в их жизни. «Может, просто привычка?» Так и не придя ни к какому выводу, я занялся своими привычными делами. Тренировки, тир, Публичная библиотека… Жизнь вошла в колею и, казалось, что будет катиться по ней привычно и дальше, как вдруг неожиданно пришла срочная телеграмма. Содержание ее было лаконичным: «Ваша сестра тяжело больна. Санитарный поезд выходит из Петербурга 25–26 сентября. Обратитесь к штабс-капитану Челищеву. Павленко». Стоящий на дальних путях поезд я быстро нашел благодаря пожилому солдату – санитару, дымящему самокруткой, на которого мне посчастливилось наткнуться прямо у здания вокзала. – Провожать кого собрались, ваше благородие? – напоследок спросил меня санитар. – Ежели так, то не торопитесь, мы только завтра отправляемся. – В какое время? – Не скажу. Только было всем сказано, чтоб в восемь утра были на своих местах. Папироски не будет у вас? Я достал пятирублевую бумажку и дал ему. – Благодарствую, ваше благородие! – Челищева знаете? – Как не знать! Он комендант нашего поезда. Правильный человек. С пониманием. Вы к нему по какому делу? – Где его найти? – проигнорировал я вопрос. – Найдете вагон с надписью «Аптека-Амбулатория», а рядом с ним жилой вагон, там врачи и медсестры. Там же и комендант. – Спасибо. Возле указанных мне вагонов я увидел группку из трех молодых людей, одетых в офицерские мундиры, только погоны у них были нестроевые, а серебряного галуна с зеленой выпушкой и просветами. На груди у них блестели нагрудные знаки с буквами «З.В.». Зауряд-врачи. Мне уже приходилось о них слышать. Студенты – добровольцы последних курсов медицинских университетов. Подошел к ним. – Господа, не подскажете, где можно найти штабс-капитана Челищева? Они с любопытством посмотрели на меня, потом один из них, яркий брюнет, ответил: – Второе купе от входа. Взобравшись по лесенке, я быстро нашел нужное мне купе и постучал. Спустя секунду щелкнул замок и дверь откатилась. У двери купе стоял офицер. Худощавое лицо, строгие светло-серые глаза, аккуратная короткая стрижка. Ворот гимнастерки был расстегнут, портупеи не было. На груди висел орден и крест, а на левой руке надета черная перчатка. «Инвалид. Боевой офицер». – Штабс-капитан Челищев? – Судя по всему, вы это и так поняли. А кто вы? – Богуславский. Сергей Александрович. – Что вас привело ко мне? Я протянул ему телеграмму. Он пробежал ее глазами, потом некоторое время смотрел на меня оценивающим взглядом. – Почему вы не в армии? – тон его голоса была довольно холодным. – Воевал с первого дня войны. Получил ранение в голову. Частичная амнезия. Теперь в отставке. – Звание? – Поручик. – Что же это за ранение такое? Извините за сравнение, но при таких плечах вы вместо лошадей пушку потянете и при этом даже не вспотеете. Своими словами комендант показывал, что не верит мне. Понимая и признавая за ним право говорить подобное, я решил сразу объясниться: – Можно пройти в купе? Комендант сделал шаг в сторону, не сказав ни слова. Войдя, снял шляпу и приподнял волосы с левой части головы над ухом, где находилась впадина – шрам от осколка австрийского снаряда, размером с детский кулачок трехлетнего ребенка. Капитан не только посмотрел, но и потрогал его пальцами, после чего спросил: – Так что вы от меня хотите? – Возьмите меня с собой! Челищев потер правой рукой тщательно выбритый подборок: – Поезд полностью укомплектован. Мест нет. Да и зачем вам ехать? Привезем мы вашу сестру. Через четыре-пять недель будем обратно в Питере. – Мне надо сейчас. – Я обязан Михаилу Дмитриевичу Павленко жизнью. Только поэтому вас возьму. Поедете в моем купе. Вещи? – Мне собраться, что голому подпоясаться. Когда прийти? – Поезд отойдет завтра утром в восемь тридцать. Оружие есть? – Наган и кольт, американский. – Возьмите запасные обоймы. Когда вас ждать? – Завтра, в семь утра я буду у вас.
Глава 9
Поезд пришел в Минск в пять часов утра. Несмотря на столь ранний час, санитарный эшелон уже встречали. Десятки повозок с ранеными и санитарные машины заполонили пространство вокруг вокзала. Я вышел, постоял в тамбуре, потом опять зашел в купе. Где-то спустя полчаса появился штабс-капитан. – Сергей Александрович, нужна ваша помощь. – Я готов. Следующие несколько часов я переносил раненых в вагоны и вместе с санитарами и сестрами милосердия устраивал их на полках вагонов. Стоны, скрип зубов, вид окровавленных повязок и ампутированных конечностей вместе с тошнотворным запахом гниющих ран, лекарств, потной и грязной одежды – все это, пусть даже касательно, дало мне первое понимание войны, как о некоем грязном и отвратительном деле. Наконец поток раненых иссяк. Выйдя из вагона, я спустился по лесенке. На платформе стоял пожилой санитар с наброшенной на плечи шинелью и дрожащими руками пытался закурить. Я подошел к нему в тот момент, когда ему это наконец удалось. Тот несколько раз жадно затянулся и только тогда обратил на меня внимание. – Вы молодец, Сергей Александрович. – Спасибо, Степан Дмитриевич. Теперь все? – Побойтесь Бога! Это только начало! Сейчас раненые потоком пойдут. Мы их тут будем сортировать. Кого на операцию, кому перевязки и лекарства, а увеченных солдат – комиссовать и в Минский госпиталь, на дальнейшую поправку. Вы остаетесь? – Нет. Мне надо узнать, где сейчас моя сестра находится. – Дело святое! Помощь родной душе Богу угодна, – он тяжело вздохнул. – Что ж это на свете делается?! Человек на человека смертоубийством идет. Разве так можно? Вы видели наших врачей, с которыми вместе ехали? Мальчишки сопливые совсем! И медсестры такие же! Половина из этих лекарей сегодня ходили бледные, как та простыня! А у Порошиной, медсестры, даже истерика была. Эх! Что тут говорить! Вы только сейчас не езжайте, а дождитесь сначала нашего коменданта, Сергей Александрович. Он наверняка уже что-то для вас узнал. Не успел он так сказать, как из рассветных осенних сумерек послышался голос молодого парнишки – санитара Прошки: – Сергея Александровича не видели?! – Он в соседнем вагоне вроде был. Посмотри там, – ответил ему голос старшей медсестры Анастасии Никитичны, рассудительной и уверенной в себе женщины. – Здесь я! Здесь! – откликнулся я. – Уф! Насилу отыскал вас! – он подбежал ко мне. – Его высокоблагородие вас кличет! Идемте! Спустя несколько минут я уже входил в купе коменданта поезда. Лицо капитана было суровое и напряженное. – Прошка проводит вас на вокзал. Там стоит машина, которая повезет врачей и медикаменты в ту дивизию, где возглавляет медико-санитарную часть Павленко, – тут он протянул мне вещмешок. – Это передадите Михаилу Дмитриевичу. Теперь собирайте вещи и идите. Когда я уже уходил, он мне вдруг неожиданно сказал: – Война не прощает глупостей, поручик, поэтому постарайтесь их не совершать. С Богом! Не успели мы выехать из города, как водителю пришлось снизить скорость, потому что ведущая к фронту дорога была просто забита телегами с грузами, накрытыми брезентом, санитарными повозками, отрядами солдат, которые шли неровными рядами, скользя по залитому жидкой грязью шоссе. Иногда, по полям, обгоняя тяжело катящиеся обозы, скакали отряды кавалерии. Водитель, громко ругаясь, лавировал в этой толчее, как только мог. С риском завязнуть, он обходил по краю дороги неспешные обозы, затем обогнал артиллерийский дивизион, который с металлическим лязгом медленно тащился по размытой дороге. Огромные лошади-битюги с трудом тащили за собой подпрыгивающие на неровностях пушки. Грохот орудий я услышал задолго до того, как мы въехали в город, где находился полевой лазарет. Местных жителей почти не было видно, а вот людей в шинелях и фуражках с кокардами было изрядно. Наглухо заколоченные магазины, выбитые окна, разрушенные заборы и бродячие собаки на пустынных дворах говорили о войне, разрухе и бегстве жителей из города. Где-то впереди, не переставая, гремела артиллерийская канонада. Поплутав по улицам, машина наконец подъехала к каменному зданию с фальшивыми колоннами и аляповатыми украшениями из лепнины. Над его крышей вился белый флаг с красным крестом, а перед главным входом кружился людской водоворот, состоящий из раненых, сестер и врачей. Чуть в стороне стояло около десятка телег, на которые сейчас укладывали и рассаживали раненых сестры и санитары. Машина, объехав их, остановилась напротив центрального входа. Спрыгнув с кузова, я спросил первого попавшегося мне на глаза санитара, где найти главного врача. Тот, не замедляя шага и не глядя на меня, махнул рукой в сторону госпиталя и быстро сказал: – Там спросите! Войдя в холл, я почти сразу наткнулся на группу из трех врачей. На мой вопрос откликнулся мужчина выше среднего роста, широкоплечий, с большой седой головой и резкими чертами волевого лица. – Это я. А вы кто?! – Богуславский Сергей Александрович. – Гм! Я вас не таким представлял. Вы прямо… как медведь, батенька! Вон плечищи какие! – Что с Наташей?! У нее горячка? – Тут такое дело вышло… нехорошее. Даже не знаю, как и сказать! Знаете, солдатам правду-матку режу! Говорю, как есть! Без ноги будешь или без руки, а тут… – Говорите! – Вашу сестру изнасиловали. – Кто?! – Немцы. Пятнадцатого сентября, ближе к вечеру, в Сморгонь ворвался немецкий кавалерийский полк. Наши, в спешке, начали отступать. Шесть телег с ранеными, врач и две медсестры попали в плен. Видно, ездовые, в спешке да в потемках, с дороги сбились. Спустя три дня подошло подкрепление, и в тот же день город был отбит. Тогда их и нашли. Наташа после случившегося полностью ушла в себя. К тому же простудилась сильно. Несколько дней была высокая температура, бредила, кричала. Вот я и дал телеграмму. – Где она?! – Идемте! Полевой госпиталь находился в здании усадьбы. В комнатах с высокими потолками пахло лекарствами и мочой, а на койках, стоявших почти впритык друг к другу, лежали и сидели раненые. В женском отделении, в самом дальней комнате, за отделенной ситцевой занавеской в углу стояла кровать сестры. В первый момент мне даже показалось, что это не она, а какая-то другая девушка. Свалявшиеся волосы, худое изможденное лицо, почти сошедший синяк на правой скуле. Но хуже всего были ее глаза. Они были потухшими и пустыми, словно та Наташа, которую я знал, умерла. – Сестренка! Ты как? Она словно очнулась, посмотрела на меня. Взгляд сначала был настороженным, но потом снова стал прежним, равнодушным. – Сережа. Приехал. – Как ты себя чувствуешь?! – Душа болит, – в следующее мгновение ее глаза наполнились слезами и она заплакала. Она не закрывала лицо руками, не кричала, а просто лежала, а по ее худым щекам текли слезы. Не зная, что делать, я развернулся к Павленко, но тот только пожал плечами и сказал: – Тут я помочь бессилен. Давайте лучше Людмилу Сергеевну приглашу. Она с ней вроде нашла общий язык. Он ушел, а я повернулся к Наташе. – Успокойся, хорошая моя, – я попытался погладить ее по руке, как она вдруг вскрикнула: – Не надо! Не трогай меня, пожалуйста! – Хорошо, Наташа. Хорошо. Ты, как только встанешь на ноги, мы с тобой поедем домой. Будешь варить мне борщи, и заживем мы, как прежде. – Как прежде уже никогда не будет. Никогда! Ты понимаешь – никогда! – в ее голосе звенела приближающаяся туча-истерика, которая вот-вот должна была пролиться новыми слезами. – Я не могу спать! Каждую ночь вижу их… – Наташа, здравствуй! Я обернулся на голос, раздавшийся за моей спиной. В двух шагах от кровати стояла стройная и довольно симпатичная женщина, лет тридцати пяти. У нее были внимательные и добрые глаза, но еще в них была боль. Тщательно скрываемая душевная боль, которую мне нередко приходилось видеть в глазах моей матери, когда та сидела у моей постели. Я поднялся. – Сергей Александрович. Брат Наташи. Она внимательно оглядела меня, а потом сказала: – Где-то таким я вас и представляла. Наташа рассказывала мне о вас. Говорила, что я сразу вас узнаю: в плечах косая сажень и кулаки крепче железа. Меня зовут Людмила Сергеевна. Вы выйдите пока, Сергей Александрович, и подождите меня за дверью. – Хорошо. Я стоял в коридоре и ничего не чувствовал, только в голове, как метроном, стучала одна мысль: убить, убить, убить… Видно, нечто подобное этим мыслям отразилось и на моем лице, потому что, когда врач вышла, она бросила на меня теплый, сочувствующий взгляд и тихо сказала: – Не сжигайте себя, Сергей Александрович. Судьба так сложилась, и поправить что-либо уже не в наших силах. – Я спокоен. Вы лучше о Наташе расскажите. – Хорошо. Идемте к окну. Там поговорим. Я ожидал, что она начнет говорить, но врач молчала, глядя через стекло на серое осеннее небо и мокнущие под мелким секущим дождиком голые деревья. Ее поведение показалось несколько странным, но чем оновызвано, мне стало понятно только в процессе нашего разговора. – Скажу вам прямо, – начала говорить она, продолжая смотреть в окно, – у вашей сестры сильнейший психологический надлом. Насколько мне известно, у нее два с половиной месяца назад был убит жених, теперь она сама подверглась насилию и издевательствам. Под таким грузом и более сильный человек может сломаться, а тут хрупкая девушка. Как вы могли отпустить ее на фронт? Не понимаю! – Я не уменьшаю своей вины, но скажите: как можно удержать человека, который просто игнорирует ваши слова и доводы. Силой? Закрыть на ключ? – Извините меня. Это ваши семейные дела, и я не должна была это говорить! Я не психиатр, а врач-терапевт, но при этом считаю, что по приезде в Петербург ей нужно будет лечь в больницу. В психиатрическую клинику. – Когда она сможет встать на ноги? – Через три-четыре дня, а вот насчет психики тут все намного сложнее. Для начала дам совет: не торопитесь с отъездом. В Минске, в госпитале, есть врач такого профиля. Очень хороший специалист, но ему надо будет заплатить. – У меня есть деньги. – Тогда езжайте в Минск и договаривайтесь с ним. Христофоров Сергей Осипович. Если, даст бог, все будет хорошо, через неделю вы сможете увезти ее домой. – Вы не знаете, как все случилось?! Наташа не говорила? – Нет. Подобные вопросы вызывали у нее плач и истерики, но и без нее я знаю, что произошло, – она с минуту молчала, потом продолжила: – Второй изнасилованной девушкой была моя младшая сестра. Мы с ней на фронте с февраля пятнадцатого года, поэтому она много чего видела и перенесла. У нее есть жених, поручик Мелентьев Иван Васильевич. Если хотите, можете с ним поговорить, он командует третьей ротой. – Где сейчас ваша сестра?! – С оказией отправили домой. Теперь извините, мне надо идти работать, а вы идите, посидите с ней. Я сидел у кровати сестры, пока та не уснула, затем вышел в коридор и встал у окна. Серое небо, мокрые унылые деревья. На душе у меня была такая же серая, жидкая, холодная грязь. «Где мне их искать? Немцев там тысячи… Погоди! Ведь врач назвала мне фамилию жениха своей сестры. Мелентьев. Иван Васильевич. Точно! Может, он что-то конкретное знает?!» Выйдя из госпиталя, я сразу обратился к молоденькому прапорщику, в новой, еще не обмятой, топорщащейся шинели, который куда-то спешил с деловитым видом. – Извините! Как мне попасть в третью роту? Он резко остановился, окинул меня слегка удивленным взглядом, потом спросил: – А вы кто будете? – Богуславский Сергей Александрович. Поручик в отставке. – Хм! Где-то я вашу фамилию уже слышал. Только вот не помню… – Наталья Богуславская – моя сестра. – Ах! Извините! – на его щеках появился легкий румянец. – Это настоящая трагедия! Мы все переживаем за нее! Идемте со мной! Я как раз иду в ту сторону и провожу вас. По дороге он мне рассказал, что впереди, в ста пятидесяти метрах, проходят германские окопы. Но вот странное дело: немцы первое время стреляли целыми днями, а теперь только постреливают. Видно, снаряды берегут, предположил прапорщик. В подтверждение его слов, словно щелкнули кнутом, с той стороны хлестнул одиночный выстрел, за ним вслед послышалась частая стрельба. Вслед винтовкам застучал пулемет, а за ним другой, и уже последними ударили пушки. Только мы соскочили в окоп, как в мокрую землю рядом со мной с чмоканьем впились несколько пуль, после чего стрельба начала затихать и, не успели мы пройти и тридцати метров, как совсем прекратилась. – Кто идет? – неожиданно впереди раздался голос. – Свои, братец, свои, – поспешно ответил прапорщик. Из-за угла поворачивающей в сторону траншеи появились два бородатых солдата в мятых шинелях с винтовками в руках. – Ваше благородие, а кто с вами? – Ему надо переговорить с поручиком Мелентьевым. – Так он в штабной землянке, с господами офицерами, ваше благородие. Прикажете сопроводить? – Благодарю, братец. Прапорщик повернулся ко мне: – Вас проводят, господин Богуславский. – Спасибо вам большое… – Максим Сергеевич Лещев. – Спасибо вам, Максим Сергеевич. Удачи вам. Дальше я шел, в сопровождении солдата, по окопу, полному людей с серыми, уставшими лицами, в такого же цвета шинелях, пока мы не свернули в ход сообщения, ведущий к офицерской землянке. Поручика я нашел в компании двух офицеров. Они курили и о чем-то тихо беседовали. Стоило мне войти, как разговор прервался и все трое с явным удивлением уставились на человека в гражданской одежде. – Здравствуйте, господа. Мне нужен поручик Мелентьев. – Я Мелентьев. Чем обязан? – подал голос офицер с седой прядью на виске. – Я брат Натальи Богуславской. – Извините нас, господа, – обратился к офицерам поручик. – Нам надо поговорить. Он встал, накинул на плечи шинель. – Идемте. Поговорим на свежем воздухе. Мы вышли в траншею. Несколько секунд мы вглядывались друг в друга, потом я спросил: – Расскажите, как все произошло, Иван Васильевич? Поручик говорил короткими, рублеными предложениями, тщательно скрывая эмоции. Из его слов стало ясно, что на отступавший санитарный обоз наскочил отряд конной немецкой разведки. Сразу не разобравшись, в сумерках, уланы сгоряча застрелили двух ездовых, после чего оставили несколько солдат с унтер-офицером в качестве охранников и поскакали дальше. Германцы завернули телеги и погнали их в тыл, после чего разделили. Раненых куда-то увезли, а четырех ездовых, мальчишку-фельдшера и медсестер заперли в сарай, где они просидели до вечера, пока не пришел полупьяный офицер. Оглядев всех, развернулся и ушел. Спустя полчаса пришли солдаты и отвели девушек в дом местного старосты. Там, как оказалось, праздновал свой день рождения какой-то полковник, а русских санитарок «пригласили» украсить мужской стол женским присутствием. – Потом они перепились, и тогда случилось то, что случилось. Под утро их снова заперли в том сарае, а через двое суток наши выбили германца и освободили пленных. Вот такая трагическая история приключилась. Вы-то зачем приехали? После короткого рассказа я спросил поручика: – Ваша Таня ничего не говорила о приметах… насильников? – Вам это зачем?! – недовольно спросил он. – Вдруг дорожки пересекутся? Всякое бывает. – Послушайте, Сергей Александрович, вы чисто штатский человек, поэтому ваши дорожки никогда не пересекутся. Вы по какому ведомству служите? – Не служу. Поручик в отставке. Воевал. Получил двойное ранение. Частичная потеря памяти. – Пусть так! Но это все равно ничего не меняет. У вас все? «Он явно что-то знает, но не хочет говорить». – Нет. Мне надо знать все то, что знаете вы. – Я уже все сказал, что вам положено знать, – это было сказано твердым и жестким голосом, отметающим всякие возражения. «Разозлить. Вывести из себя. Возможно, проговорится». – По вашему лицу видно, что вы сами не прочь отомстить, да видно что-то не складывается. При моих словах лицо поручика затвердело, а глаза потемнели от гнева. – У вас все?! – Вы обращались к командованию, а вам строго-настрого запретили идти в тыл германца? Я прав? – продолжал я на него давить. Мелентьев, видно, посчитал мои слова за издевательство. Ожег бешеным взглядом, рука метнулась к кобуре, но затем медленно опустилась. Смысла в дальнейшем разговоре не было, но я не хотел, чтобы мы расстались врагами, и поэтому, как только он начал разворачиваться, чтобы уйти, я сказал: – Удачи вам, Иван Васильевич! Вернувшись к госпиталю, некоторое время пытался найти место, где можно будет переночевать, пока не наткнулся на санитара, который предложил мне свою койку, так как уходил в ночь дежурить. Решив вопрос с ночевкой, пошел навестить сестру, но меня к ней не пустили, сказав, что ей дали снотворное и она сейчас спит. Рано утром, с попутной машиной, я уехал в Минск. Найдя в госпитале Христофорова, я объяснил ему ситуацию. Он согласился мне помочь, оценив свою помощь в три золотые монеты. По случайной фразе, проскочившей в нашем разговоре, мне стало понятно, что именно он наблюдал Татьяну, младшую сестру Людмилы Сергеевны. В госпитале мне удалось узнать, что после обеда в нужном мне направлении поедет машина, которая повезет вылечившихся солдат обратно в часть. Найдя шофера, я договорился с ним о месте для нас с доктором. Так как до отъезда у меня оказалось около трех часов свободного времени, я решил их посвятить знакомству с городом, в котором был впервые. Первое, что сразу бросалось в глаза, так это отсутствие нервозности в жителях города, словно фронт не проходил в пяти часах езды от Минска. Пройдясь по улицам, вышел в центр. Проходя мимо бюста Александра II в центре Соборной площади и гостиницы «Европа», вдруг увидел большие стеклянные окна ресторана. В животе сразу заурчало. Войдя, сел за столик возле окна, огляделся. Народа было немного. Официантка приняла заказ, и в ожидании, когда принесут обед, я принялся рассматривать публику. За соседним столиком о чем-то негромко говорили средних лет мужчины, облаченные в полувоенную форму с вензелями ВЗС на чиновничьих погонах. Этих типов я порядком навидался в Петербурге. «Земгусары. Об отчизне радеют. Конечно, в ресторане защищать отечество проще, чем на фронте. А ты сам разве не такой? Ты почему не на фронте? – и внутри меня появилось чувство неловкости. Чтобы отвлечься от него, снова принялся разглядывать посетителей ресторана. Через два столика от меня сидела пожилая пара, за ними группа о чем-то шумно спорящих офицеров. Неожиданно до меня донесся громкий выкрик одного из спорщиков: – Пока идет война, и враг топчет нашу землю, долг каждого настоящего мужчины – защищать свою родину! Хватит заниматься выяснением, что делать и кто виноват! Пусть этим займутся политики! Я отвернулся к окну. Когда мне принесли заказ, я быстро поел, допил минеральную воду под цветочным названием «Фиалка», а затем отправился в госпиталь. Машина уже стояла во дворе. На этот раз до передовой мы добрались сравнительно быстро. Проводив врача к сестре, я хотел остаться, но тот резким жестом приказал мне выйти. Осмотр Наташи длился около часа. Наконец доктор вышел из женской палаты. – Как она?! – Плохо. У нее ярко выраженный психоз, поэтому ей нужно лечь в клинику под наблюдение опытных врачей, и чем быстрее, тем лучше. Сделаем так. Поскольку случай очень сложный, то я прямо сейчас заберу ее в Минск. Вы согласны? – Доктор, деньги у меня есть. Скажите: сколько? – Сергей Александрович, я не собираюсь наживаться на вашем горе, но мне придется купить довольно специфические лекарства, поэтому дайте мне еще сто рублей. Все остальное я сделаю сам. Переезд в Минск оказался очень тяжелым. К тому же доктор, стоило ему увидеть реакцию Наташи на меня, сразу заявил, что сейчас я являюсь лишним раздражителем, после чего посоветовал мне не появляться в ближайшие два-три дня. Делать в Минске мне было нечего, и на следующий день, с попутной машиной, я отправился обратно к линии фронта. Меня все никак не оставляла мысль о новом разговоре с поручиком. Мне нужно было знать то, что знал он. Добравшись до расположения роты, я уже хотел начать расспрашивать о Мелентьеве, как вдруг увидел его самого. – Вы опять здесь?! Я думал… – секундная растерянность исчезла, и он зло рявкнул: – Какого черта вы делаете в расположении моей роты?! – Остыньте! Или вы сегодня не с той ноги встали, господин поручик? – Я еще раз спрашиваю… – Не надо меня спрашивать. Просто шел мимо и зашел поздороваться. Не более того. После моих слов из него словно стержень выдернули, глаза потухли, плечи опустились. – Извините. – Ничего. Как вы? Поручик кисло усмехнулся: – Вы только за этим пришли? – И за этим тоже. Какое-то время он смотрел на меня, потом спросил: – Как ваша сестра? – Плохо. За внимание – спасибо. Какое-то время мы мерили друг друга взглядами, потом Мелентьев сказал: – Извините. Налетел на вас… Ночь не спал. Вот и сорвался. Я видел, что его мучает желание выговориться, посоветоваться или просто поговорить, но он изо всех сил сдерживал себя, поэтому я решил слегка подтолкнуть его к откровенности: – Буду в расположении санитарной части еще дня три. Будет желание поговорить, найдете. – Так вы не уезжаете? – Нет. Отвез сестру в Минск. Доктор сказал, чтобы не было рецидивов, ее нужно лечить уже прямо сейчас. Значит, неделю, а то и больше, пробуду в этих краях. – Значит, не уезжаете… – поручик задумался на мгновение, а затем неожиданно спросил: – Где мне можно вас найти? – Пока нигде не остановился. Так что… – Тогда так. Связь будем держать через Люду. Как устроитесь, дайте ей знать. Хорошо? – Договорились. Вопрос с моим ночлегом решила сама Людмила Сергеевна, когда я к ней пришел. Как оказалось, в подвальном помещении вместе со всякой рухлядью были свалены старые матрацы. На них я провел следующую ночь. Наутро, только успел привести себя в порядок, как меня разыскал солдат. – Ваше благородие, вас господин поручик кличет! Столь ранний гонец дал мне понять, что у Мелентьева есть какое-то предложение ко мне, поэтому, не став терять времени, я поспешил в расположение третьей роты. Лицо у поручика было усталое и помятое, но, в отличие от вчерашнего дня, в его глазах не было лихорадочного отчаянно-злого блеска. – Здравствуйте, Иван Васильевич. – Здравствуйте, Сергей Александрович. У меня к вам есть предложение. – В чем оно состоит? – Как вы отнесетесь к тому, чтобы снова пойти на службу? В некотором недоумении я уставился на поручика, так как не ожидал именно от него подобного предложения. – В качестве кого? – Добровольцем. «Охотником». Мне сразу захотелось поинтересоваться, от чего он стал таким добрым, но вместо этого сказал: – Согласен. Что надо подписать? – Идемте со мной, там все и решим. До расположения охотников мы добирались под не вовремя зарядившим холодным секущим дождем, и, каждый раз ступая на размокшую землю, я с трудом обратно выдирал ботинки из чавкающей грязи. Поручик шел рядом и смотрел вперед, совершенно не обращая на меня никакого внимания, словно меня и не было рядом, и только подойдя к баракам, проглядывающим через серую завесу дождя, удосужился сказать одно слово: «Пришли». Подойдя к одному из них, он открыл дверь, и мы оказались в коридоре, где увидели при тусклом свете фонаря, висящего на стене, двух сидящих на скамье солдат. При виде поручика они встали, причем сделали это неспешно, не вытягиваясь картинно перед офицером. Только теперь я разглядел их погоны и лица. Один из них был седоусым гигантом в унтер-офицерском мундире, второй – ефрейтор, плотного сложения, с хитрым взглядом балагура и пройдохи. – Здравия желаю, ваше благородие, – поприветствовали они поручика, потом унтер-офицер сказал: – Господин капитан на месте. Заходите. В них не чувствовалось внутреннего страха, что, как мне уже удалось заметить, было свойственно нижним чинам, зато спокойной уверенности и чувства внутреннего достоинства – хоть отбавляй. Поручик кинул руку к козырьку фуражки, пройдя мимо них к широко открытой двери, я же задержался на секунду, чтобы поздороваться. Получив в ответ небрежное: «Здравия желаю», – зашагал вслед за Мелентьевым. Переступив порог помещения, оказался в комнате, где помимо стола и нескольких табуреток стоял, топчан, железная печка с небольшой поленницей дров и вешалка для одежды. Как только мы вошли, капитан скинул с плеч шинель и поднялся с места. У него было гибкое и жилистое тело гимнаста и цепкий взгляд решительного человека. – Здравствуйте, господа, – поприветствовал он нас. Поручик подошел к нему. Они поздоровались за руку, как хорошие знакомые, после чего Мелентьев сказал: – Дмитрий Иванович, это человек, о котором я вам говорил. – Богуславский. Сергей Александрович, – представился я. – Махрицкий. Дмитрий Иванович. Командир охотников. Присаживайтесь, – когда мы с поручиком сели, он продолжил, глядя на меня: – Давайте сразу объяснимся. Разговариваю я с вами исключительно из уважения к Ивану Васильевичу. Искренне сочувствую вашему горю, но мне нужны решительные и храбрые солдаты, но никак не герои-мстители. Надеюсь, Сергей Александрович, вы меня правильно поняли? – Правильно, Дмитрий Иванович. – Вот и хорошо. Вы умеете стрелять? – Из личного оружия. – Гм. Хорошо? – У вас на столе стоит три свечи. Разрешите показать на них? – Почему и нет? – Тогда отойдите, пожалуйста, немного в сторону. И вы тоже, Иван Васильевич. Сам я, пройдя до порога комнаты, резко развернулся, а затем, вскинув руку с пистолетом, трижды выстрелил, не целясь. Комнату мгновенно окутал полумрак. – До свечей две сажени, и я гасил пламя навскидку. Могу это проделать с трех саженей и погасить, как минимум, две свечи из трех, расставленных в разных концах комнаты. Так же могу стрелять в полной темноте, на звук. Сначала я услышал, как капитан сначала хмыкнул, а затем крикнул: – Ерошин! Свечи тащи! Капитан с минуту изучал затушенные пулей свечи при неверном, мерцающем свете, потом несколько иронично посмотрел на меня и спросил: – В цирке не пробовали выступать с этим фокусом? – Нет. Не пробовал. – Что вы еще можете? – Убить человека ударом кулака. Командир охотников бросил на меня испытующий взгляд и неожиданно крикнул: – Василий Степанович, ты как, дух из него вышибешь?! На пороге появился гигант в унтер-офицерском звании. Окинув меня быстрым взглядом, сказал: – Вышибу, ваше высокоблагородие! Только повозиться придется! Вон, какой здоровый, как тот медведь! – Вы как? – с легкой усмешкой спросил меня капитан. – Постараюсь его не сильно бить. – Вы так уверены в себе? – ухмыльнулся в ответ командир «охотников». – Может, перейдем к делу? Капитан встал, затем хлопнул ладонью по столу и неожиданно скомандовал: – Начали! Я поднялся и развернулся к силачу, который сейчас неторопливо, вразвалку подходил ко мне. Несмотря на видимую неспешность, было видно, что он уже готовиться к схватке. Тело напряглось, а шаг стал упругим. Шаг. Еще шаг. Может, он и был хорошим бойцом, но с моей молниеносной реакцией ему не тягаться. Я успел опередить его нападение, выбросив вперед обе руки одновременно – жесткий блок левой руки погасил удар в самом зародыше, а пальцами правой железной хваткой вцепился гиганту в кадык. Унтер-офицер, багровея на глазах, захрипел, попытался снова меня ударить, но в следующую секунду был просто отброшен в сторону и упал бы, если бы не стена. Повернувшись в сторону офицеров, я сказал: – В настоящем бою он бы уже лежал, корчась, со сломанным горлом. Сейчас капитан смотрел на меня так, словно видел впервые. Было видно, что моя молниеносная победа в схватке произвела на него должное впечатление. – Где вы подобному научились? – Один японец научил. – Только этому или еще и другим приемам? – Другим тоже. Могу показать, – и я многозначительно посмотрел на красного унтер-офицера, стоявшего сейчас у стены и осторожно массировавшего себе горло. Судя по выражению лица, тому явно не хотелось новой схватки. – Верю, – усмехнулся капитан. – А ты иди, Василий Степанович. Когда тот вышел, командир охотников продолжил: – Саенко сильный боец, так что скажу не таясь: поразили вы меня. Теперь скажите мне: человека сумеете убить? – Надо будет, убью. – Спокойно так сказали, без надрыва. Значит, приходилось убивать? – Приходилось. – С ножом умеете обращаться? Заряд заложить? Лежать на промерзлой земле часами? – С ножом не работал, так же как и со взрывчаткой. Насчет остального – у меня терпения и воли хватит на трех человек. Махрицкий посмотрел на поручика, потом перевел взгляд на меня. – Иван Васильевич, сказал мне, что вы поручик в отставке. Я достал из кармана документы и протянул их капитану. Тот несколько минут внимательно их изучал, потом поднял на меня глаза. – Когда вышли из госпиталя? – Четырнадцатого марта этого года. – У вас указана полная потеря памяти, но при этом вы явно не похожи на слюнявого идиота. Странно, не правда ли? – Согласен. Несколько странно. – Даже не знаю, что и сказать, – он какое-то время крутил мои документы, а потом сказал: – При всех ваших достоинствах у вас нет военного опыта. Отрицать не будете? – Нет, но думаю, что для солдата опыт дело наживное. – Вы правильно меня поняли, Сергей Александрович. Сейчас идите в штаб и подайте прошение. При этом не забудьте там сказать, что заручились моим согласием. Ерошин! – на пороге двери возник ефрейтор. – Отведи нового охотника в канцелярию. Подождешь его там, а потом поставишь на довольствие! – Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – Сергей Александрович, идите с ним. Я поднялся. – Слушаюсь, господин капитан! В ответ на мое уставное обращение Махрицкий только укоризненно покачал головой. Стоило нам с ефрейтором выйти, как тот стрельнул по мне быстрым взглядом и осторожно спросил: – Не пойму, как к вам обращаться? – По имени. Сергей. – Так-то оно так, но вы вроде бы… Я посмотрел на него: – Тебе какая разница? – Как скажете. Здорово вы приложили Саенко! Раз – и он как рак стал! Красный и глаза навыкате! Я промолчал. Ефрейтор, поняв, что новичок не имеет желания говорить, замолчал. Сначала я оформил в штабе документы, потом Ерошин привел меня в барак, где мне предстояло жить. Запах пота и несвежего белья перебивал крепкий запах солдатской махорки, зато не в пример солдатам на передовой здесь было тепло и сухо, благодаря трем железным печкам. – Парни! – сразу с порога крикнул Ерошин. – Я вам новичка привел! Все как на подбор здоровые и плечистые охотники, до этого занятые своими делами, сразу поднялись со своих мест и окружили меня. За пять минут мне довелось узнать о себе много нового. – Ну и бычара! Вон плечи какие! Поле вспашет и не вспотеет! На нем не одну оглоблю сломаешь! – Может, потом поговорим, парни?! Ночь плохо спал, отдохнуть хочу! Вперед вышел крупный, мускулистый парень. Чернявый, с шалыми глазами. Вылитый цыган. – Не торопись! Место еще заслужить надо! – Как? – Мимо меня пройдешь, значит, заслужил! – по его лицу скользнула уверенная ухмылка. Охотники вокруг меня сразу подались в стороны, расчищая место для схватки. Я оглянулся на ефрейтора. Тот пожал плечами, дескать, тебе решать. Цыган перехватил мой взгляд, но понял по-своему: – Никак забоялся?! Не бойся, сильно забижать не буду! Скажите, парни, я ведь добрый?! Охотники весело рассмеялись, с удовольствием глядя, как этот забавник ломает комедию. – Люблю, когда кругом одни добрые дядьки, – решив подыграть им, я скорчил глупую рожу. – Так, где моя койка? Под новый взрыв смеха я шагнул к цыгану. Тот попытался сделать подсечку, но я ушел в сторону, одновременно ткнув весельчака в нервный узел. Заводила взвыл от дикой боли. Шок скрутил его тело, на глазах выступили слезы боли, но он все же сумел устоять на дрожащих ногах. Смех мгновенно оборвался. Лица у охотников посуровели. Они так и не поняли, что произошло, поэтому смотрели на меня, кто настороженно, кто с опаской. – Парни, вы чего! Я добрый! Мухи не обижу! – Ага! Мы твою доброту только что видели! – криво усмехнулся один из охотников. – Мишка Цыган один против трех выходил победителем, а ты его в раз скрутил! – Так я это с испугу! – Ага! С испугу! Ударил так, словно лошадь копытом лягнула! Кое-кто засмеялся вслед этим словам, но даже этот смех прозвучал невесело. Видно, «цыган» был душой и заводилой их компании, а пришел чужак и одним ударом побил их непобедимого бойца. Неправильно и как-то даже обидно. Двое парней, подхватив под руки Цыгана, отвели его к койке, а затем осторожно посадили. Остальной народ, не глядя на меня стал медленно расходиться по своим местам. – Люди, так где моя кровать? – Вона. Тот, – и один из охотников небрежно ткнул пальцем в рядом стоящий с его топчаном деревянный лежак. Улегшись на указанный мне топчан, на котором даже лежал матрац, я укрылся своим пальто и, несмотря на суматошно-дерганый день, почти сразу уснул.Глава 10
Проснулся я от того, кто-то тряс меня за плечо. Мне даже толком не удалось разглядеть человека, разбудившего меня, как он уже повернулся ко мне спиной и пошел к двери. Уже с порога раздался его голос: – Вставай, Копыто! Тебя капитан к себе кличет! Сел на топчане. Растер руками лицо. «Уже и прозвище придумали. Шустрые ребята!» Махрицкий стоял у входа в свою избу, набросив на плечи шинель, и курил папиросу. Подойдя к нему, я встал по стойке «смирно». – Ваше высокоблагородие, явился по вашему приказанию! – Бросьте, Сергей Александрович! – поморщился тот. – Даже мои охотники передо мной не тянутся! Я зачем вас позвал! У меня к вам серьезный разговор есть. – Слушаю вас внимательно, Дмитрий Иванович. – Поступили сведения, что завтра утром немцы наступать будут. Наши генералы решили дать ему пойти в наступление, затем контратаковать и на его плечах ворваться в окопы, а в случае успеха… Впрочем, не об этом речь. Есть сведения, что в тылу у германцев стоят, не разгружаясь, несколько эшелонов. Один из них особенно важен. Там находятся аэростат наблюдения и самолеты-разведчики. Понимаете, о чем говорю? – Если немцы разовьют наступление, то эшелоны поедут дальше, если нет, то начнут строить долговременные укрепления, а также и аэродром. – Авиаразведка германцев будет у нас как кость в горле. Это понимают все. Именно поэтому командование дало разрешение на формирование особой команды из моих охотников. Восемь-десять человек. Возглавит группу поручик Мелентьев. Это он предложил вас включить в группу, хотя я был решительно против вашего участия. Вы совершенно не готовы к походу в тыл противника. Надеюсь, причины вам перечислять не нужно? – Нет. – К моему великому сожалению, он не оставил мне выбора. Идете вы – идет он. – Странно все это, – при моих словах командир охотников с нескрываемым удивлением посмотрел на меня. – Поясню. До сего дня как-то не замечал особой расположенности ко мне со стороны поручика. Это раз. Второе. Мелентьев вроде как командир третьей роты. Почему он идет во главе группы охотников, если задание дано вашей команде? – Да будет вам известно, что у нас на отряд охотников всего два офицера. Я и подпоручик Буланов, который сейчас находится в госпитале. Разрыв случайного снаряда и три осколка в плече и руке. Я сказал, что сам возглавлю группу, а мне в ответ… Короче, отругали и дали какого-то прапорщика Пашутина. Говорят, ставьте его во главе. Опытный человек, ходил в тыл германца, великолепно знает немецкий язык. Мне что с этого? Я его позавчера впервые в жизни увидел. Как я могу доверить ему своих людей? Нет. Так и сказал. А тут Мелентьев. Ну, его-то я хоть знаю, да и парни с ним охотно пойдут. Вы спросите: почему так получается? Да все потому, что согласие на отправку группы я могу получить лишь в том случае, если найду офицера на это задание. – Погодите, Дмитрий Иванович. Этот самый Пашутин – военный разведчик? – Мне что докладывали?! Просто, когда встал вопрос об эшелоне с самолетами, его на следующий день прислали ко мне для усиления группы. Из разговора с ним выяснил, что он не кадровый военный. В свое время преподавал на кафедре в университете немецкий язык. Знает несколько немецких диалектов. Дважды, еще до войны, был в Германии. Когда началась война, без вести пропала его семья. Жена и двое детей. После чего он пошел на фронт вольноопределяющимся. Недавно присвоили звание прапорщика. – И что, кроме этого прапорщика во всей дивизии не нашлось офицеров-разведчиков? – Почему нет? Есть. При штабе полка. Допрашивают пленных, разбирают документы и карты, то есть работают с тем, что мои парни из немецкого тыла притащат. – Погодите. Вы хотите сказать, что никто кроме вас в тыл к немцу не ходит? – я задал вопрос и тут же понял, что сказал лишнее, так как на лице капитана все больше разливалось выражение недоумения. – Сергей Александрович, вы что, с луны свалились?! У нас понимание подвига со времен разгрома тевтонов на Чудском озере новгородцами никак не может поменяться! В понимании русского офицера воевать нужно благородно, по-джентльменски. Ударить в спину врагу – это позор! Э! Да что тут говорить! За последние полгода я подал две подробные докладные записки о создании особых отрядов в тылу врага! И что? Даже ответа не получил! Только вот теперь обо мне вспомнили, когда подперло под самое горло! – Разве уничтожая вражеский штаб или арсенал, вы не спасаете жизни сотням наших солдат?! Разве это не подвиг? – Вы, поручик… чем-то похожи на одного человека. – На кого? – Моего хорошего друга. Он… Это произошло в конце четырнадцатого года. Подпоручик Вольский, под покровом ночи, с тремя добровольцами снял пулеметный расчет австрияков, который, находясь на высотке, не давал днем головы поднять, простреливая окопы. И что получилось в результате?! Офицеры полка вместо благодарности отказались с ним общаться, выказав тем самым презрение к его действиям, как недостойным мундира русского офицера. Он, видите ли, не сошелся с ними грудь в грудь в чистом поле, а ударил в спину, по-воровски… Эх! Да что тут говорить! Оказавшись в положении всеми презираемого человека, Миша не выдержал и застрелился. – Дебилизм в чистом виде, – почти автоматически отреагировал я на невероятную для меня историю, но, увидев удивленный взгляд командира охотников, пояснил: – Медицинский термин. Касается душевнобольных. Гм. Пока лежал в больнице, всякого нахватался. Не будучи специалистом в этом вопросе, я наивно считал, что партизанские и диверсионные отряды в тылу врага – это естественно, не говоря уже о разведгруппах, посылаемых за линию фронта, а на поверку оказывается, что в русской императорской армии ничего подобного нет и в помине. Впрочем, как и у наших врагов. – Вот и вы задумались, Сергей Александрович. Вижу, понимаете, что война – это бойня, кровавая и грязная, а потому допускает применение нечестных приемов. Вот вам еще пример. Мне как-то довелось разговаривать с полковником Генштаба. Он к нам с проверкой приезжал. Ему тоже задал вопрос: отчего не действовать в тылу германца малыми отрядами? Так он на меня посмотрел с возмущением, а потом заявил, что, у вас, капитан, неприемлемое понятие о чести офицера. Неприемлемое, вы слышите?! Впрочем, не нам с вами решать эти вопросы, поручик, поэтому перейдем к делу, по которому я вас позвал. Скажите Мелентьеву, что не хотите идти. Мне своих ребят жалко. У них без вас больше шансов будет! – Пойду и, надеюсь, помехой не буду. – Вы что не понимаете?! Из-за вашей мести могут погибнуть люди! Сорваться операция! – Если вы этого не заметили, то сейчас скажу: я всегда знаю, что делаю. К тому же у меня нет привычки, принимать необдуманные решения. Махрицкий некоторое время молчал, пристально глядя на меня, потом сказал: – Надеюсь, что все так и есть. – Разрешите идти? – В полдень, у меня, общий сбор. Идите! Спустя четыре часа я явился в избу, где квартировал командир охотников. Меня несколько удивило одно обстоятельство, что молодых добровольцев в ней было всего трое. Остальные пятеро были люди среднего возраста, в возрасте до сорока лет. – Знакомьтесь, – и Махрицкий указал на меня. – Богуславский, Сергей Александрович. Поручик-артиллерист. Воевал. Получил тяжелое ранение головы, после чего был отправлен в отставку. Владеет приемами японской борьбы, отлично стреляет из личного оружия. Вопросы есть? – У меня есть, ваше высокоблагородие! Можно? – со своего места поднялся коренастый, плотно сбитый солдат. – Давай, Лещенко. – Извините, господин, не знаю, как к вам обращаться? – обратился ко мне солдат. – Сергей. Иду в группе не как офицер, а как рядовой. Вы это хотели спросить? – И это тоже. Но мой главный вопрос в другом. Рука у вас не дрогнет, когда придется один на один германца убивать? – Мне уже приходилось убивать. – Сразу прошу извинить меня, господин Богуславский, за мой вопрос, – теперь уже подал голос прапорщик. – Наталья Богуславская ваша родственница или жена? – Сестра. – Разрешите представиться. Пашутин Михаил Антонович. Плотно сбитая фигура, массивные кулаки, короткая прическа, твердо очерченный подбородок, сердито-сосредоточенный взгляд. Он мне чем-то напомнил настороженного бульдога в человеческом образе. Правда, это было мое внутреннее впечатление, потому что его большие голубые глаза, правильные черты лица и губы, которые, казались, вот-вот расползутся в улыбке, придавали ему вид приятного человека, но даже при этом знаток немецких диалектов никак не походил на рыхлого кабинетного профессора. Наоборот. Плотного сложения фигура прапорщика с широко развернутыми плечами больше подходила борцу классического стиля. – Рад знакомству, Михаил Антонович. – Так! – Махрицкий громко хлопнул ладонью по столу, призывая к вниманию. – Слушать меня внимательно! Ставлю задачу перед группой… После того как мы досконально разобрали поставленную перед нами задачу, а также распределили обязанности, капитан неожиданно предложил: – Неизвестно сколько времени вам придется провести среди германцев, поэтому предлагаю всем переодеться в немецкую форму. После слов капитана наступило молчание. Я не сразу понял его причину и, бросая косые взгляды на разведчиков, пытался понять, что происходит. В это самое время охотники украдкой бросали взгляды на поручика Мелентьева, чтобы узнать его мнение, но тот, молча, сидел, глядя куда-то в пространство. Первым откликнулся прапорщик Пашутин: – Мне можно подобрать унтер-офицерскую форму? – Будет вам форма. Кто еще? Только теперь до меня дошло, что это было своеобразное проявление честности по отношению к врагу. «И в то же время идут в тыл взрывать эшелон. Ну, ни странно ли это?» – А мне германской шинели не найдется? – спросил я. Капитан криво усмехнулся: – Среди немцев таких здоровяков не водится, поэтому придется вам в своем пальто идти. Кстати, форму вам подобрали? – Нет такого размера. Сказали, что закажут. – Больше желающих нет? – он оглядел всех. – Что ж, никого неволить не буду. После собрания Пашутин вышел вместе со мной. – Сергей Александрович, хотя нас познакомили, хотелось бы знать больше о человеке, с которым придется идти в тыл германца. Там нам придется, без излишнего преувеличения, спину друг другу прикрывать. Мне бы… – Не волнуйтесь. У меня спина широкая – прикрою, – оборвал я прапорщика, давая тем самым понять, что не хочу разговаривать. Тот окинул меня внимательным взглядом, затем сказал: – На нет и суда нет, – после чего зашагал в сторону штаба. Этим вечером я зашел в лазарет и, найдя там Людмилу Сергеевну, сказал: – Ухожу с «охотниками» в тыл германцу, поэтому у меня к вам будет большая просьба. Если не вернусь в течение десяти дней, отправьте мою сестру в Петербург с санитарным поездом. И еще. Возьмите деньги, а здесь, на бумажке, я написал адрес нашей матери. Дайте ей телеграмму за несколько дней до отправки Наташи. – Денег не надо. – Не спорьте. – Хорошо. Все сделаю, как вы сказали. С Богом, Сергей Александрович! – Не поминайте лихом, Людмила Сергеевна! После ужина я прилег и незаметно для себя уснул. Разбудил меня рано утром унтер-офицер Саенко. – Сергей Александрович, поднимайтесь! Вашей группе с передовой приказано в тыл отбыть. – Зачем? – Если, как говорят, сегодня германец на нас попрет, то в восемь часов утра жди обстрела. Часа три, не меньше, будет утюжить наши позиции. Не ровен час какой-нибудь шальной снаряд накроет. Кому тогда к немцу идти? Так что, извольте идти в тыл, Сергей Александрович. Спустя полтора часа, без пяти восемь, ударил первый выстрел. Вслед ему ударило сразу несколько пушек. Выйдя из сарая, я увидел, как впереди, в метрах ста, в воздух с грохотом взметнулся черно-огненный столб. И это было только начало. Снаряды били не только по передовым позициям, но и в глубину. Временами я чувствовал, как дрожит земля, содрогаясь от многочисленных взрывов. Все чаще между залпами становились слышны истошные крики людей и ржание испуганных лошадей. Вслед за мной наружу вышло несколько охотников. Со злыми лицами они смотрели на вереницы носилок с ранеными, которых доставляли в раскинувший рядом с нами временный лазарет. Когда спустя три с половиной часа немецкие пушки умолкли, я тогда понял, что такое ощущение тишины на фронте. Не успел я дать определение этой невесомой хрупкости, как залпами ударили ружья, застучали пулеметы, а следом загрохотали, перекрыв все остальные звуки, русские батареи. «Похоже, немцы пошли в атаку». Вернувшись в сарай, сел на лавку и стал ждать. Только спустя шесть часов, во второй половине дня, германское командование поняло, что наступление захлебнулось, и приказало отойти на прежние позиции. Мы это поняли, когда над землей разнеслось громкое и раскатистое: «Ур-р-р-а!!!» Почувствовав, что сидение заканчивается, люди зашевелились. Кто-то вышел покурить, другие стали проверять оружие или амуницию. Люди волновались, но суеты и нервозности ни в лицах, ни в движениях охотников заметно не было. Еще спустя полчаса прибежал молодой солдат, путаясь, в большой и длинной, для него, шинели: – Охотники?! Мне нужен поручик Меленьев! До этого Махрицкий с трудом упросил поручика снять погоны с шинели, поэтому сейчас в полумраке барака тот мало чем отличался от разномастно одетых охотников. Поручик встал: – Это я. Слушаю. Солдат вытянулся. – Ваше благородие, поручено передать, что первая линия германских окопов захвачена. Вам надлежит выступать немедля. – Спасибо. Можешь идти. – Слушаюсь, ваше благородие! Не успел солдат развернуться к выходу, как все стали собираться. Поручик подождал, потом оглядел нас всех, сказал: «С богом!» – и развернувшись по-строевому, через левое плечо, зашагал к двери. Выйдя из барака, мы быстрым шагом пошли среди повозок со снарядными ящиками, санитарными двуколками и ротами солдат, стоящих наготове, в случае прорыва фронта. Когда проходили нашу первую линию окопов, по которой пришелся основной удар немецкой артиллерии, мне впервые пришлось увидеть настоящий фарш из земли, обломков бревен, металла и человеческих тел. Особенно меня поразил развороченный крупнокалиберным снарядом блиндаж. Вокруг ямы, перемешанные с землей и досками, лежали не менее десяти изувеченных тел, причем у половины из них были оторваны руки или ноги. Хватило одного мельком брошенного на них взгляда, чтобы отвести глаза, но уже спустя какое-то время стало понятно, что отворачиваться – дело бессмысленное, так как трупы, русских и немцев, лежали вперемешку по всему изрытому снарядами полю. Впереди нас продолжал громыхать бой. Было видно, как русские и немецкие солдаты стреляли друг в друга, падали раненые, ползли, вскакивали, пробовали бежать и снова падали уже замертво. В пылу боя никто не замечал ни шрапнели, ни пулеметных очередей, ни раненых и убитых. Когда всё перемешалось в смертельной схватке, боясь поразить своих, примолкли пушки с обеих сторон, и теперь был слышен только лязг железа, выстрелы, предсмертные крики, стоны. – Торопись, ребята! – торопил нас Мелентьев. – Наша цель тот лесок! За мной! Мы побежали вслед за ним по промерзшей земле среди воронок и трупов. Вдруг неожиданно с немецкой стороны заговорило сразу несколько пулеметов, скашивая всех подряд, но спустя несколько минут послышались разрывы гранат и пулеметный треск утих. Крики: «Ура-а-а!!» то затихали, то усиливались. Мы с ходу проскочили первую линию вражеских окопов, занятую русской пехотой, и теперь уже перебежками приближались ко второй, за которой в ста метрах начиналась нужная нам лесополоса. Вдруг с фланга снова застучали пулеметы немцев. Я видел, как наши солдаты падали десятками и оставались лежать на мерзлой земле. Вдруг неожиданно кто-то рядом со мной вскрикнул. Я обернулся. Двое наших охотников неподвижно распластались на земле. – Залечь! – последовала команда Мелентьева. Разобрались быстро. Случайной немецкой очередью был убит один и ранен второй охотник. Забрав у убитого подрывной вьюк и предоставив раненому самому возвращаться обратно, мы двинулись дальше, но теперь намного осторожнее, передвигаясь короткими перебежками от воронки к воронке. На наше счастье, на землю упали осенние сумерки, сгущавшиеся с каждой минутой. Несколько минут короткого отдыха в вырытой снарядом яме, а затем последовала команда поручика: «Последний рывок! Пошли!» – и мы, выскочив из окопов, кинулись со всех сил к темневшей полосе пролеска. Углубившись в лес, перешли с бега на быстрый шаг. Еще какое-то время были слышны звуки затихающего боя, но стоило им пропасть, нас словно ватой обложила кругом промозглая тишина леса. Пока еще можно было что-то различать, мы продолжали торопливо идти, но когда стало совсем темно, поручик приказал остановиться. – Надо определиться с направлением, иначе забредем не туда, куда надо. После короткого отдыха мы двинулись дальше, но уже медленно, почти на ощупь. Переход через лес запомнился мне сучьями, хлещущими по лицу, корнями, цепляющими за ноги, холодной и липкой сыростью, проникающей под одежду. Именно она разбудила меня на рассвете, не дав толком выспаться. После короткого завтрака двинулись дальше. Шли, держась по возможности леса, избегая дорог и деревень, пока не добрались до железной дороги. Переход прилично всех вымотал, и когда мы остановились, все просто повалились в мокрую, пожухлую траву. После короткого отдыха Пашутин обратился к Мелентьеву: – Господин поручик, разрешите мне отправиться на разведку. – Вам будут нужны люди? – Нет. Сначала я пойду один. Он скинул грязную и мокрую шинель и надел немецкую, которую достал из мешка, начистил сапоги, после чего зашагалв сторону железнодорожной станции. Вернулся он уже поздно вечером. Причину своего длительного отсутствия объяснил так: – На станцию прибыл новый эшелон. У германцев началась суматоха, и я решил ею воспользоваться, чтобы проникнуть на территорию станции. Оказалось, что с новым поездом прибыл инженерно-строительный батальон, который встал на соседнем пути с нужным нам эшелоном. Теперь самое главное: в этом поезде находится специальный вагон со взрывчатыми веществами. Я слышал, как лейтенант приказывал фельдфебелю установить возле него специальный пост. – Значит, германцы решили зимовать, – сделал вывод из его слов поручик. – Гм! Теперь о нашем деле. Михаил Антонович, выскажите ваше мнение. – В данный момент станция полна солдат, к тому же им подвезли горячее питание, поэтому присутствует определенный беспорядок. Но это временно, так как при немецкой дисциплине и организованности, думаю, уже завтра с утра к станции нельзя будет подобраться. Поэтому предлагаю действовать прямо сейчас. – Предлагаете взорвать вагон со взрывчаткой?! – Да! Я не видел лица поручика, но даже по той паузе, которая возникла, можно было судить, что ему не по душе это предложение. – Пусть будет так. Кто пойдет – решайте сами. Дело сугубо добровольное. Наступило молчание. Понять охотников можно было, лезть на станцию, полную немцев… – Я пойду. – Только я успел это сказать, как следом раздалось сразу несколько голосов: – Я. Я пойду. Меня считайте. – Прапорщик, вы лучше владеете обстановкой. Распределите сами людей под выполнение задачи. – Слушаюсь. Для начала мне нужен человек, который сумеет тихо, без малейшего звука, снять часовых. Он пойдет со мной. Также мне нужен человек, который сможет быстро заложить заряд. Остальные должны быть готовы поддержать нас огнем и дать возможность уйти в случае провала. Спустя короткое время мы распределили обязанности для каждого. Я шел в паре с Пашутиным. Его выбор, похоже, удивил опытных солдат, судя по их бросаемым на меня взглядам.В связи с неразберихой, вызванной приходом нового состава, появление незнакомого унтера, немузыкально напевавшего фривольную немецкую песенку, не вызвало у часового особого волнения. Он решил, что тот новичок и еще не все знает, поэтому, не сдергивая ремня винтовки с плеча, просто предупредил: – Хальт! Сюда нельзя! – О! Я понял! – тут же согласился с ним унтер-офицер и, развернувшись, пошел обратно к станции. Солдат, глядя ему вслед, только укоризненно покачал головой, дескать, откуда такой непонятный унтер-офицер взялся, что стало последним его в жизни движением. Он только начал разворачиваться, как мощный удар проломил ему височную кость, вбив осколки в мозговую ткань. Подхватив покачнувшееся тело, я осторожно засунул труп под вагон и только после этого быстро огляделся. Пашутин уже развернулся и направился в мою сторону. Подойдя, тихо сказал: – Вагон со взрывчаткой – второй от конца состава. Часовой у самого вагона и еще один в конце состава. Плохо, что они недалеко друг от друга. Малейший шум и… Сам понимаешь. Я пожал плечами, дескать, как скажешь, так и сделаю. – Идем. Обойдя состав, мы осторожно выглянули из-за последнего вагона. Часового у крайнего вагона не оказалось на месте. Отойдя от своего поста на несколько метров, он сейчас вел оживленную беседу с часовым, стоящим у вагона со взрывчаткой. Пашутин толкнул меня в бок. Я посмотрел на него. – Пойду назад и пролезу между вагонами. Увидев унтер-офицера, они тут же разойдутся. Пока я буду отвлекать часового у вагона, ты, тем временем, снимешь своего немца. Действовать надо быстро. План мне не понравился, но Пашутину было, похоже, плевать на мое мнение, так как в следующую секунду он уже развернулся и пошел. Мне ничего не оставалось, как только последовать его указаниям. Часовые, до этого мирно болтавшие, как и предположил прапорщик, тут же разошлись по своим местам. Мой немец так торопился занять свой пост, что почувствовал меня только в самый последний момент. Он повернулся, но не настолько быстро, чтобы успеть хоть как-то отреагировать. Я убил его прежде, чем он успел закончить движение, после чего осторожно зашел за спину второму часовому. Удар – и мертвое тело мешком стало оседать на землю. Пока я устраивал труп под вагоном, Пашутин добежал до крайнего вагона и трижды щелкнул зажигалкой. На вспыхнувший трижды огонек из леса сразу выбежали две черные фигуры и бросились к нему. Двадцать минут понадобилось взрывникам, чтобы поставить заряды, после чего мы все вместе, сломя голову, помчались в лес. Присоединившись к остальной группе, мы стали быстрым шагом удаляться от станции. Несмотря на ожидание взрыва, тот невообразимый грохот, который раздался за моей спиной, поразил меня своей силой и мощью. Сначала дикий сплав из скрежета, лязга и треска ударил по ушам, а уже потом мы почувствовали, как вздрогнула под нашими ногами земля. Остановившись и разом развернувшись, мы уставились на гигантский столб огня, который, казалось, своей верхушкой достиг осеннего ночного неба. – Уходим! – резко скомандовал поручик спустя минуту, и мы торопливо зашагали дальше. После совершенной диверсии мы двое суток прятались на болоте, при этом, несмотря на холод и слякоть, все казались довольными, за исключением поручика. Впрочем, это было заметно, наверно только мне. Все это время я ждал, когда поручик объяснит, для чего он взял меня с собой. В конце вторых суток, во время обсуждения, где лучше переходить линию фронта, все стало на свои места. – Наше задание выполнено. Старшим группы назначаю прапорщика Пашутина. Выйдете на рассвете, с тем, чтобы вечером оказаться у второй линии немецких окопов. Я остаюсь здесь. Объяснять ничего не буду. Солдаты с недоуменными лицами уставились на своего командира. Они знали о том, что случилось с его невестой, но подходили к этому чисто житейски, не делая из этого драму. Вот и сейчас они догадывались, что его решение связано с местью, но по их глазам было видно, что они считали это господской блажью. – Ваше благородие, а что сказать командованию? – разорвал наконец тишину голос Лещенко. – Нас же спросят. – Я передам с прапорщиком письмо. Он отдаст его командиру полка. Некоторое время все, молча, в тяжелой тишине, сидели у огня, а потом, не глядя друг на друга, стали один за другим укладываться спать. Утром, когда охотники уже были готовы выступить, я сказал: – Я остаюсь. Не успели солдаты удивленно переглянуться между собой, как подал голос Пашутин: – Я тоже остаюсь. Поручик нахмурил брови и резко сказал: – Вы что не слышали приказ, прапорщик?! – Своим отказом возвращаться, поручик, вы сняли с себя звание командира особого отряда и более отдавать приказы не можете. Или вы по-другому думаете? – это было сказано уверенным и спокойным тоном. Поручика от этих словно передернуло, на скулах заходили желваки, а рука интуитивно потянулась к кобуре. В военное время невыполнение приказа каралось смертью, и у кадрового офицера, выжившего в аду войны, рука бы не дрогнула его исполнить, но в данном случае Пашутин был прав. Мелентьев сознавал, что занявшись личным делом, он становится частным лицом, а значит, у него нет права что-либо приказывать или требовать, но отступить сразу он не мог, это было не в его характере. С минуту оба мерили друг друга взглядами, после чего поручик негромко сказал: – Так тому и быть. Ефрейтор Лещенко, вы назначаетесь старшим группы. Прапорщик, передайте ефрейтору письмо.
Мы смотрели им вслед, пока последний солдат не растворился в предрассветных сумерках, затем поручик повернулся к нам. Скользнув по мне взглядом, сопровождавшимся кривой усмешкой, он обратился к прапорщику: – С Богуславским все понятно, а вы, прапорщик, почему остались? Ведь если вам удастся вернуться в расположение наших частей… – Вы сделали свой выбор, поручик, а я свой. И готов за это ответить хоть перед командованием, хоть перед Богом. – Что ж, вы сделали свой выбор. Теперь, для начала, я вам обоим кое-что объясню. В сарае вместе с ездовыми и медсестрами был заперт мальчишка-фельдшер, который неплохо знал немецкий язык. Именно он из разговоров часовых узнал не только имя офицера, который приходил в сарай, но и имя именинника – оберста фон Краузевица, командира уланского полка. Неделю тому назад от немца, которого притащили охотники, мне стало известно, что в деревне недалеко от станции квартирует именно тот самый уланский полк. Все мои сомнения исчезли. Судьба сама привела меня сюда для свершения святой мести! При этих словах с лица поручика сошла угрюмость, на щеках появились слабые пятна румянца, а в глазах заплясали огоньки какого-то ненормального веселья. «Похоже, эта месть стала его навязчивой идеей», – но так я только подумал, а спросил его о другом: – Где они квартируют? Но вместо Мелентьева мне неожиданно ответил Пашутин: – Если я правильно уточнил наше местоположение, то полк стоит от нас в четырех-пяти километрах. Рядом с деревней находится поместье. Думаю, что именно в нем остановились на постой офицеры полка. Я прав, поручик? Мелентьев посмотрел на Пашутина с каким-то настороженным любопытством. – Правы настолько, что я просто вынужден спросить: откуда у вас такие подробные сведения о том, чего вас не должно касаться? – Ничего удивительного в этом нет, Иван Васильевич. Две недели до того, как оказаться на передовой, я находился в штабе, изучая район боевых действий. Плюс к этому у меня очень хорошая память. Вы удовлетворены? – Вполне. Так вот, господа, предлагаю отправиться туда прямо сейчас, чтобы затем, ближе к ночи, проникнуть в поместье. Пашутин сразу отреагировал на предложение поручика – поднявшись с земли, он стал завязывать вещевой мешок. Добравшись до места, мы поочередно наблюдали за поместьем в бинокль, пока окончательно не стемнело. Большое здание с пристройками, чьи крыша и обветшалые стены требовали хорошего ремонта, было окружено забором. У ворот находился флигель, в котором немцы поместили караул. Кроме офицеров в доме жили денщики и повар.
Спустя десять минут, после смены караульных у ворот, со стороны деревни появился шатающийся из стороны в сторону унтер-офицер. Когда те попытались его остановить, он начал что-то путано объяснять, а потом вдруг споткнулся и рухнул в дорожную грязь. Часовые попытались выяснить у него, как тот здесь оказался – и не заметили за своими спинами появления другого человека. Два удара – и тела, с разницей в несколько секунд, рухнули на землю со звуком, весьма похожих на падение тюков мокрого белья. Поднявшийся с земли прапорщик и подбежавший Мелентьев помогли мне убрать трупы с дороги. Следующим пунктом в нашем плане было уничтожение солдат во флигеле. Осторожно подкравшись к домику, я заглянул в окно. Унтер-офицер и солдат, со скучными сонными лицами, при свечах, играли в шашки. На топчанах, стоявших в глубине комнаты, спали солдаты. Неожиданно рядом со мной появилась фигура поручика. Заглянув в комнату, он посмотрел на меня и кивнул головой в сторону. Дескать, давай отойдем! Подошли к Пашутину, который сейчас стоял у входной двери, прижимаясь к стене. – Что там? – шепотом спросил нас прапорщик. – Ворваться не можем – шум будет, – высказал я свое мнение. – Полностью согласен, – поддержал меня поручик. – Значит, будем ждать, – подвел итог Пашутин. Впрочем, ждать нам пришлось недолго. Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел унтер с дымящейся папиросой в руке. Не успел он закрыть за собой дверь, как ему на голову обрушился страшный удар прикладом винтовки, которую Пашутин использовал как дубину. Подхватив тело, я осторожно отволок его за угол и положил у стены, после чего осторожно подобрался к окну и заглянул внутрь. Солдат, до этого игравший в шашки, продолжал сидеть за столом, но теперь он положил голову на скрещенные на столешнице руки. Выждав несколько минут, я осторожно поскреб по стеклу, но тот никак не отреагировал на звук. Я вернулся к остальным. – Пошли. Спустя пять минут в комнате, кроме нас троих, никого в живых не осталось. Втащив в помещение труп начальника караула, мы затушили две свечи, оставив только одну из трех для маскировки, а затем вышли из флигеля. Путь в поместье был открыт. В этот самый миг вдруг неожиданно вдали послышался шум двигателя автомобиля. «Неужели сюда?» – подумал я. Мы замерли. Поручик отреагировал на изменение ситуации первым: – Будем изображать часовых у ворот. Богуславский, прячьтесь за стеной! – и он бросился к флигелю. Спустя несколько минут он уже выбежал одетый в шинель немецкого солдата, держа в руках винтовку. Только успел встать у ворот, как к поместью подъехал, освещая фарами дорогу, легковой автомобиль. Сразу возник вопрос: они ехали мимо или именно сюда, в поместье? Если здесь ждут приезда гостей, то выйдут их встречать, если же нет, то вопрос будут решать при помощи начальника караула. Первым из машины вылез шофер. Открыв заднюю дверцу, солдат вытянулся в струнку. Из чего можно было сделать вывод, что он привез какого-то важного чина, звания которого я не мог различить в темноте. Одновременно с ним, с переднего сиденья, выбрался еще один офицер. Обогнув капот машины, он быстрыми шагами подошел к Пашутину и что-то ему сказал. Отдав честь, Пашутин четко отрапортовал, но что-то пошло не так, потому что уже в следующее мгновение прапорщик ударил офицера в висок. Выскочив из своего укрытия, я двумя ударами оглушил растерявшегося майора и солдата-шофера. Только я начал их связывать, как подошел Пашутин: – Обратно решил на машине ехать? – Почему бы и нет. Прапорщик усмехнулся краешками губ и кивнул головой в знак согласия. Втащив во флигель труп лейтенанта, а затем майора и шофера, мы направились к центральному зданию. Дверь была закрыта. На осторожный стук нам открыл сонный и недовольный денщик. Стремительное движение руки Пашутина солдат еще увидел, но среагировать на него не успел. Нож вошел ему в горло. Он даже захрипеть не успел, как перчатка «унтер-офицера» запечатала ему рот, а затем последовал новый удар – лезвие ножа пробило сердце. Подскочив, я помог уложить на пол сползающее по двери тело. Помимо него, при обходе первого этажа, мы обнаружили шестерых спящих солдат. Перед тем как подняться по лестнице на второй этаж, Мелентьев вдруг снял шинель без погон и бросил ее на пол, оставшись в парадной форме русского офицера. На его груди тускло блеснули два ордена. Мы с Пашутиным переглянулись и уставились на поручика, ожидая объяснений. Ответ не замедлил себя ждать: – Хватит подлых действий. Пусть германцы видят, что по их души пришел русский офицер, а не подлый убийца. Не сознавая, а может и специально, он своими словами оскорбил как меня, так и Пашутина. Я тут же мысленно пообещал себе, что, когда мы доберемся до своих, то у меня к поручику будет отдельный разговор по поводу этих слов. Немецких офицеров было восемь человек: полковник, майор, два капитана и четыре лейтенанта. Согнанные в гостиную, в наброшенных на плечи кителях и кальсонах, заправленных в сапоги, уланы, молча, таращили на нас глаза. В их взглядах был страх, смятение и удивление. Их нетрудно было понять. Перед ними стояла такая разношерстная компания: русский офицер в парадном мундире, немецкий унтер-офицер в перепачканной шинели и здоровяк в грязном коричневом пальто. В их глазах проявилось понимание ситуации только тогда, когда поручик достал из нагрудного кармана фотографию, затем сделал пару шагов вперед и на вытянутой руке показал ее им. – Помните ее?! Вижу, что помните! Это моя невеста! Теперь вы понимаете, почему я здесь?! Пашутин перевел его слова немцам, после чего последовало несколько секунд полнейшей тишины, а затем раздались выкрики. Мне даже перевода не надо было, чтобы их понять. Они понятия не имеют, о чем говорит этот русский офицер, и никогда не видели эту девушку. Мелентьев какое-то время слушал перевод Пашутина, потом натянутым, как струна, голосом сказал: – Значит, вы все утверждаете, что у нас нет доказательств?! Хорошо! Будут вам доказательства! В ночь на семнадцатое сентября вы надругались над двумя русскими медсестрами. Это случилось на дне рождении командира уланского полка Дитриха фон Клазевица. Полковник, скажите мне: когда день вашего рождения?! Тот ничего не ответил, глядя презрительно и высокомерно куда-то в пространство над нашими головами. Наступила тяжелая, тягучая тишина. – Теперь посмотрим документы господина полковника. В них написано, что он родился именно семнадцатого сентября. Очень странное совпадение. Не правда ли, господа офицеры? А приходил тем вечером в сарай обер-лейтенант Генрих Краузе. Это ты! – и поручик указал стволом револьвером на плотного немца с вытянутым лицом и кривыми ногами кавалериста. – Ты! Наш фельдшер, который сидел в сарае вместе с девушками, очень хорошо описал мне тебя! Немец, увидев направленное на него оружие, подался назад, при этом инстинктивно выбросил вперед правую руку в жесте защиты. – Думаете, откуда я все это знаю?! Все очень просто! Ваши болтливые часовые у сарая, где держали пленных, не знали, что один из них знает немецкий язык. Что вы на это скажете? – Скажу, что вы разыграли глупый спектакль, поручик! Что вы собираетесь этим добиться?! Не понимаю! – Это было сказано по-русски, причем на неплохом языке, капитаном, имеющим римский профиль, усы а-ля кайзер и жесткий взгляд врага. Попадись такому в руки, подумал я, пощады не жди. Он, полковник и еще пара офицеров выглядели относительно спокойными, что говорило об их силе воли. – Значит, вы все не совершали насилия над беззащитными девушками?! Вас так можно понять, герр капитан?! А ты?! – он ткнул стволом в молоденького лейтенанта. – У тебя тоже совесть чиста?! Обер-лейтенант Генрих Краузе, ничего не хотите мне сказать?! Капитан Мольтке, вы тоже там были! Так я слушаю вас, господа! Говорите! Оправдывайтесь! После перевода Пашутина сразу раздалось несколько выкриков, причем это были не слова оправданий, а возмущение по поводу подлого поведения русских. Я неожиданно понял, что немцы, похоже, еще не осознали ужас своего положения, и решил это исправить. Неприкрытый страх в глазах одного из лейтенантов подсказал мне его кандидатуру для психологического эксперимента, который я решил поставить прямо сейчас. Подойдя к нему, я, вытащив его из группы немцев, поставил на колени и, ткнув ему в затылок стволом пистолета, сказал: – Одно слово лжи и ты мертв! Когда Пашутин перевел мои слова, продолжил: – Кто из присутствующих был на дне рождения полковника? – Все были. – Кто насиловал девушек?! – Я был пьян! И ничего не помню! Не помню! – в его голосе звучали истерические нотки. – У тебя минута. Помолись перед смертью! – и я щелкнул предохранителем. – Нет! Нет! Я скажу! Шестеро было! Краузе, Мольтке… Только он закончил свой список, как воцарилась тишина. Тяжелая, давящая тишина. Я убрал пистолет от его затылка и, обернувшись к остальным немецким офицерам, сказал: – Вот мы и определились с актерами на главные роли в нашем спектакле. Остальные у нас будут зрителями. Теперь дело за вами, поручик. Мелентьев, до этого отрешенно наблюдавший за этой сценой, коротко кивнул мне головой и обратился к немцам: – У кого-то есть вопросы или пожелания? – Что вы собираетесь с нами делать?! – резко и зло спросил у него майор, чья фамилия была так же в этом списке. – То же самое, что мы проделали с дюжиной ваших солдат, пока не добрались до вас! – ответил я ему. Холеное лицо майора вытянулось и побледнело: – Вы не смеете так с нами поступать! Мы офицеры германской армии! – Для меня вы бесчестные и подлые люди, разбойники и насильники! – резко и зло ответил ему Мелентьев. – Я здесь для того, чтобы восстановить справедливость! Так, как мы, русские люди, ее понимаем! Око за око, зуб за зуб! После перевода Пашутина неожиданно заговорил до этого молчавший полковник: – Ваши действия не соответствуют международной конвенции о пленных. Вы можете обращаться с нами не иначе, как только с пленными. Если вы выйдете за рамки этого соглашения, то вы уже не офицер русской армии, а преступник. Подумайте над этим, поручик! Его голос был сухой, ровный и почти бесстрастный. – Тогда нам интересно знать ваше мнение, герр оберст, в отношении чести ваших офицеров, которые насиловали девушек? Пашутин сначала произнес свой вопрос на русском языке, потом перевел его на немецкий язык. – Это не вам и не мне решать, а имперскому суду! – последовал сухой ответ. – Я здесь суд, полковник! Михаил Антонович! Пашутин достал из кармана люгер, аккуратно положил его на пол и толчком ноги отправил к немцам. Оружие скользнуло по лакированному дубовому паркету и остановилось, стукнувшись о сапог капитана. Мелентьев обвел тяжелым взглядом немецких офицеров и сказал: – Это ваш шанс с честью уйти из жизни! – Это ваш шанс с честью уйти из жизни, – продублировал его слова по-немецки прапорщик. Немцы громко, чуть ли не все разом, зашумели. В их лицах, глазах, голосах был неприкрытый страх. Никто из них не хотел умирать. Неожиданно сделал шаг вперед капитан, хорошо говоривший по-русски. В его глазах была непримиримость, ненависть и еще презрение. – Перед тем, как вы совершите непоправимую ошибку, хочу вам сказать, что если наши офицеры и совершили оплошность, но не такую, за которую платят смертью, – он сделал паузу. – Мы готовы заплатить за понесенный вами ущерб. Озвучьте сумму компенсации. Мне захотелось его убить. Взять и пустить ему пулю между глаз. – Вы… Вы мерзавец! Подлец! – поручик еле сдерживался, чтобы не нажать на курок. Я уже знал, что последует за этим, и быстро вмешался: – Ты, крыса в погонах! Михаил Антонович, быстро переводи! Хочешь умереть, так я тебе, немецкая сволочь, сейчас это устрою! Тебе куда вбить пулю? В правый или в левый глаз?! Не хотите выбирать, пусть будет правый! Немцы в гробовом молчании слушали мои оскорбления, при этом искоса поглядывая на побледневшего от гнева капитана. – Вы оскорбили меня и ответите за это! Но прежде я хочу знать, кто вы?! – Дворянин и поручик в отставке! Этого достаточно?! – Я вызываю вас на дуэль, поручик! – Извольте! Здесь и сейчас! Оружие лежит у вас под ногами! Спустя несколько минут мы уже стояли на позиции. Прозвучал отсчет, и я нажал на спуск, как видно, чуть быстрее, чем мой противник. Капитан упал на спину, и все увидели на его лице черный провал вместо правого глаза. На лицах некоторых из них проступил откровенный ужас. – Кто первый? – подтолкнул офицеров к действию Пашутин сначала по-русски, а затем перевел на немецкий язык. Его вопрос вызвал новый взрыв криков: – Нет! Мы здесь ни при чем! Нас не за что убивать! – они кричали это по-немецки, но смысл их слов легко читался и без перевода на искаженных страхом лицах. «Похоже, до них дошло, что с ними не шутят». В следующее мгновение офицеры уланского полка получили новое подтверждение тому, во что им так не хотелось верить. Мелентьев, до этого стоящий впереди нас, сделал два шага назад и стал вровень с нами: – Не желаете?! Значит, вы свой выбор сделали! За действия, недостойные чести офицера, приговариваю вас к расстрелу! Переведите, прапорщик! После перевода на несколько мгновений наступила мертвая тишина, которую прервал оберст: – Вы сказали, что мои офицеры преступники, опорочившие честь немецкого мундира! А вы сами?! Кем вы будете, спустив курки?! Палачами!! Как вы будете дальше жить с таким клеймом?! Или офицерская честь русских из другого материала сделана?! – Мне недолго носить это клеймо. Мое бесчестье, так же как и ваше, будет смыто кровью. Надеюсь, я достаточно ясно выразился, господа? Он сказал это негромко, так же тихо перевел его слова Пашутин. Для меня эти слова стали неожиданностью, впрочем, как и для немцев. – Полковник Дитрих фон Клазевиц и вы, лейтенант Дитер Фанциг, отойдите в сторону. Вон туда. Лейтенант быстро сделал в указанном направлении несколько шагов и только тогда понял, что полковник остался на месте. Растерявшись, он остановился. – Полковник, не играйте в героя, – сказал я ему. – Если не пойдете сами, то я вас просто оглушу и оттащу в сторону. Когда он выслушал перевод, то посмотрел на меня с презрением, а затем что-то быстро сказал Пашутину. – Он хочет, чтобы ему дали возможность застрелиться, – перевел его слова прапорщик и посмотрел на меня. Мы оба не поверили словам полковника хотя бы потому, что тот явно был из породы хищников, которые если и умирают, то, только сжав клыки на горле своего врага, но возражать никто из нас не стал – мы просто промолчали. Командир уланского полка медленно прошелся по нашим лицам взглядом, затем наклонился, взял из руки мертвеца пистолет и выпрямился. Его движения было нарочито медленные, а главное, в них не было нервозности человека, приговорившего себя к смерти. Он сделал вид, что подносит руку с оружием к виску, но уже в следующее мгновение быстро выбросил ее в сторону поручика, только нажать на курок не успел. Пораженный двумя пулями в грудь, полковник, захрипев, повалился на пол, а уже в следующее мгновение Мелентьев рывком поднял руку с наганом и направил ствол на молодого немца, лейтенанта. Тот попытался отшатнуться, невнятно бормоча непослушными губами одно и то же слово: «Найн, найн…» – но его оборвал грохнувший выстрел. Следом за ним я нажал на спуск, а спустя минуту все было кончено. Поручик, расстреляв патроны, резким порывистым движением засунул наган в кобуру, после чего вдруг размашисто перекрестился и, склонив голову, неподвижно замер. Я бросил взгляд на прапорщика, но тот в ответ только пожал плечами. Перевел взгляд на молодого лейтенанта – улана, который сейчас смотрел помертвевшим взором на тела своих товарищей в лужах крови. – Что с ним делать? – спросил я Пашутина. – Оглушить и связать. – Так и сделаем. Закончив с этим делом, я обратился к стоящему неподвижно поручику: – Иван Васильевич, время уходит. Мелентьев поднял голову, перекрестился и повернулся в мою сторону. Лицо бледное, а взгляд нехороший, неподвижный, почти как у мертвеца. – Кто вас здесь держит, Богуславский?! Идите! – А вы что?! – резко, отрывисто бросил Пашутин. Поручик резко развернулся всем телом в его сторону. – Здесь, господа, наши дороги расходятся! – Война еще не закончена, поручик, – попытался я его вразумить. – И у вас будет возможность умереть достойно, на поле боя. – Для меня она закончена. Мне сначала казалось, что восстановлю справедливость и обрету хоть какое-то спокойствие, но это не так! Душа по-прежнему горит… Нет, я все для себя решил! – я только открыл рот, чтобы попробовать его образумить, как Мелентьев уже шагнул к прапорщику. – Михаил Антонович! Возьмите! – Он протянул Пашутину фотографию своей невесты вместе со сложенным листом бумаги: – Все это перешлите моей невесте. Прапорщик, ни слова не говоря, взял фото и письмо, затем спрятал их под шинелью. Я тоже не стал ничего говорить. Человек сам себе подписал смертный приговор. Это явственно читалось в лице, в глазах и жестах поручика. Даже в том, как он сейчас перезаряжал наган. Четкие, уверенные движения. – Прощайте, господа! Я поднял с пола сумку с документами и картами, какие мы нашли при немецких офицерах, и пошел к двери. Когда мы начали спускаться по лестнице, раздался одиночный выстрел. Пашутин задержал шаг: – Сергей Александрович! Может, он… – он не договорил. Я пожал плечами: – Если хотите. Я здесь подожду. Спустя несколько минут прапорщик вернулся. Лицо мрачное, губы сжаты. Ничего не говоря, прошел мимо меня и стал быстро спускаться по лестнице. Войдя во флигель, мы забрали воинские книжки мертвых солдат, после чего Пашутин долго допрашивал майора, который оказался офицером-инспектором из управления тыла. Спустя полтора часа на захваченном автомобиле мы выехали в сторону фронта. Шинель майора и фуражка оказались впору Пашутину, поэтому он сел на переднее сиденье рядом с шофером, а я сзади. Нас останавливали дважды, но майорская форма, командировочное удостоверение офицера тыла и безупречный акцент Пашутина – все это дало нам возможность добраться до прифронтовой полосы. Избавившись от машины, которую вместе с шофером похоронили в болотистом пруду, мы вошли в лес, через который шли восемь дней назад. Наше везение закончилось, когда мы пересекли нейтральную полосу и уже подползали к передовым окопам наших частей. Я приподнялся, чтобы посмотреть, сколько еще осталось ползти, как с нашей стороны, очевидно, заметили наше движение и дали осветительную ракету. Немцы тут же среагировали, выпустив ракеты в нашем направлении, а уже следом ударил длинной очередью пулемет. Мне в спину вдруг вонзилась огненная игла. Крик боли непроизвольно вырвался из моей груди, и я упал. Рядом вскрикнул Пашутин и уткнулся лицом в землю. Несколько минут я лежал, хрипя и хватая ртом воздух, чувствуя, как внутри меня разливается жгуче-острая боль. Скосил глаза в сторону прапорщика. Тот лежал, уткнувшись лицом в землю, и глухо стонал. Как я прополз эти полсотни метров, таща за собой раненого Пашутина, мне так и не удалось вспомнить. Просто что-то мне преградило путь. Только спустя минуту, словно сквозь вату, в мой мозг пробился вопрос: – Ты кто? Стоило мне понять, что слышу русскую речь, ответил: – Свои, – и в следующее мгновение провалился во тьму забвения и уже не чувствовал, как чьи-то жесткие руки схватили меня и потащили по мерзлой земле к окопам. Очнулся уже в госпитале. Какое-то время лежал и пытался вспомнить, как я добрался до своих окопов, но ролик воспоминаний упорно обрывался на ощущениях боли, темноты и холода, не давая при этом никакой картинки. Неожиданно я услышал рядом с собой голос: – Ой! Наш богатырь, оказывается, очнулся! Я попытался повернуть голову, но резкая боль в области груди заставила меня тихо охнуть и замереть. – Тихо-тихо, миленький! Тебе нельзя двигаться! – стоявшая передо мной сестра явно испугалась. – Часов шесть как из операционной привезли. Ты полежи пока, мой хороший. – Что… там? Ответ был неопределенный, но сестра прекрасно поняла, что я хотел спросить. Видно, уже сотни, если не тысячи раз, она отвечала на подобные вопросы. – Не знаю, миленький, но раз ты глаза открыл и спрашиваешь, значит, у тебя все хорошо. Ты не волнуйся. Врач, как только освободится, к тебе обязательно зайдет и все расскажет. Теперь, извини, мне бежать надо. Где-то через час пришел оперировавший меня хирург. Под глазами мешки. Лицо серое от усталости и недосыпания. Некоторое время осматривал меня, трогал, щупал, потом накрыл одеялом, несколько раз огладил свою бородку и только потом сказал: – Знаете, молодой человек, у вас здоровья на троих хватит и еще немного останется! К тому же вы очень удачливы. Пуля прошла в двух сантиметрах от сердца, не задев ни одной крупной артерии! Несколько дней полежите у нас, а затем поедете в Минск, в госпиталь. Выздоравливайте! А мне идти пора! – Погодите. Спасибо вам, доктор. И еще вопрос. Не знаете, как там прапорщик Пашутин? – Пашутин? – Его со мной должны были привезти. Или он умер? – Извините, у меня столько раненых, что я просто не в силах… Впрочем! Сейчас! Сестра! К нему тут же торопливо, чуть ли не бегом, подошла та самая женщина, с которой мне довелось говорить раньше. – Валентина Тимофеевна, у нас есть раненый по фамилии Пашутин? – Есть, Аркадий Валерьевич! Они вместе прибыли. Только тот в инфекции лежит. Кроме пули в плечо, он вдобавок застудил еще бронхи. В горячке, бедный, мечется. Спустя два дня врач решил, что моя жизнь в безопасности, и дал разрешение пускать ко мне посетителей. Первыми навестить меня пришли охотники, с которыми я ходил в тыл. Им повезло больше, чем нам с Пашутиным. Прошли через линию фронта, как пошутил Лещенко, словно нитка сквозь игольное ушко. Еще спустя пару часов явились два офицера из разведки, которые попытались получить от меня дополнительную информацию по документам и картам, которые мы притащили. Следом за ними пришел капитан Махрицкий. Расспросив о здоровье, он, сразу перешел к делу: – Я здесь по прямому поручению генерала. Он хочет знать, что произошло на самом деле. – Спрашивайте. – Вы с поручиком Мелентьевым нашли и убили немецких офицеров, которые надругались над вашей сестрой и его невестой? – Да. – Значит, то, что написано в письме поручика, правда? – Не знаю, не читал. – Нескольким офицерам, в том числе и мне, оно было лично зачитано командиром дивизии, с просьбой о неразглашении. В нем Мелентьев пишет, что решил осуществить святую месть, поэтому всю ответственность берет на себя. Ни о вас, ни о Пашутине в нем нет ни слова. К сожалению, содержание письма стало известно офицерам дивизии. После некоторого расследования выяснилось, что охотники просто отдали его в полковую канцелярию, а там, не найдя адреса, вскрыли. А слухи, сами понимаете… Только теперь мне стало понятно, почему обслуживающий медперсонал и больные смотрели на меня с таким нездоровым любопытством. – К чему вы клоните, Дмитрий Иванович? – Не могу одобрить убийства безоружных людей, но и судить вас не считаю вправе так, как в таких делах судьей может быть только сам Господь. К сожалению, далеко не все наши офицеры, рассуждают, так как я, при этом считая, что ваш проступок ложится позорным пятном на нашу дивизию. Они уже разузнали, что вы офицер в отставке и дворянин, поэтому часть из них требует над вами суда офицерской чести, а другие хотят, чтобы вы убрались из полка, а если не уйдете сами – извольте, милостивый сударь, к барьеру! – Не думаю, что это пойдет на пользу их здоровью. – Может быть, может быть, – сказал Махрицкий задумчиво, потом встал. – Пойду, доложу генералу. Вечером приду, расскажу, что решили. Второй раз командир охотников пришел ко мне уже поздно вечером. – Да, Сергей Александрович, заварили вы кашу. Всколыхнули вы наше офицерство, скажем так, до основания. Они уже петицию написали и генералу подали, поэтому он решил не доводить дело до крайности и отдал негласный приказ избавиться от вас и Пашутина, отправив обоих не в Минский госпиталь, а санитарным поездом – прямо в Петербург. Вам также отказано в прошении о зачислении на военную службу из-за медицинских показаний, согласно которым вы были отправлены в отставку. Истинную причину отказа, думаю, вам не надо объяснять. Теперь о хорошем. За выполнение приказа командования всю вашу разведывательную группу представили к Георгиевским крестам, так что, когда встанете на ноги, не поленитесь сходить в наградной отдел.
Глава 11
Мать встретила санитарный поезд, который привез обоих ее детей, а затем почти месяц разрывалась между госпиталем и клиникой, куда положили Наташу. Хорошо, что у меня оставались еще кое-какие деньги, так как за содержание сестры и специфические лекарства для ее лечения нужно было платить. Выписавшись из госпиталя, я вышел на улицу. Вдохнул свежий морозный воздух. Хорошо! Некоторое время постоял, потом неторопливо двинулся в сторону дома. Я специально попросил мать, чтобы не приезжала, а ждала меня дома вместе с Наташей, которую выписали еще неделю тому назад. Сестра вместе с матерью встретила меня в прихожей, но близко не подошла, поздоровавшись со мной издали. Она изменилась не только внутренне, но и внешне. Настороженно-пугливый взгляд, запавшие глаза, бросающаяся в глаза худоба. На ней было надето глухое черное платье с высоким стоячим воротничком. За столом она сидела молча, не поднимая глаз, а на вопросы отвечала сухо и однозначно. В конце обеда, отказавшись от чая и десерта, вдруг неожиданно поднялась и сказала, что идет в церковь. Я проводил ее удивленным взглядом и, только когда хлопнула дверь, спросил у матери, что ей там понадобилось. Оказалось, что еще лежа в больнице, сестра приобщилась к религии и с первого дня выписки целые дни проводит в церкви. Прошло какое-то время, и сестра заявила, что уходит в монастырь. Мать на этот раз не плакала, а только сказала ей тихим, сухим, безжизненным голосом: – Видно Бог так решил за тебя, моя деточка. Прощание вышло напряженным и скомканным. Мы с сестрой расстались, словно два чужих человека. Она даже не захотела, чтобы я ее провожал до монастыря, и уехала с матерью. На следующий день я проводил мать на вокзал, после чего переехал в опустевшую квартиру.Японец встретил меня обычным, непроницаемым выражением лица, но после моего короткого рассказа о поездке на фронт заставил обнажиться до пояса. Какое-то время осматривал рану, потом категорическим тоном заявил, что завтра мы начинаем тренироваться, а стоило мне заикнуться о врачебном запрете на физические нагрузки на ближайшие три недели, мастер снова, но теперь медленно и отчетливо повторил, что с завтрашнего дня начинаются тренировки. Правда, порядок проведения занятий Окато изменил. Во-первых, сократил время до двух часов и уменьшил нагрузки, а во-вторых, теперь наши занятия начинались с того, что японец мазал входное и выходное отверстия раны какой-то вонючей и жгучей мазью. В первую неделю было адски трудно, но потом все же постепенно втянулся, и к исходу третьей недели мы вернулись к прежнему графику тренировок. Степан Петрович, в отличие от Окато, встретил меня радушно, а когда узнал, где я пропадал, то два часа, положенные на стрельбу, ушли у нас на разговор о войне. Все как бы вернулось на свои места, только с деньгами было плохо. Все, что у меня было отложено на черный день, ушло на лечение сестры, поэтому я сейчас жил на пенсию, которую получил за три последних месяца. В конце ноября мне пришла бумага, предлагавшая явиться в наградной отдел. Я рассчитывал получить солдатский Георгиевский крест, но неожиданно узнал, что награжден офицерским орденом Георгия 4-й степени. Когда попытался выяснить, не закралась ли здесь ошибка, мне показали бумаги, согласно которым поручик Богуславский был награжден за героизм, проявленный и т. д… «Поручик? Хм! Выходит… что мое прошение в качестве добровольца благополучно похоронили, и у них осталось то, что лежало на поверхности. Поручик в отставке, который совершил подвиг. Поручик Богуславский. Что ж, орден, так орден. Я его честно заслужил». Прикрепив орден, надел мундир, встал перед зеркалом, но уже спустя минуту понял, что не испытываю ни малейшей радости, снял китель и повесил его обратно в шкаф. Только собрался сесть в кресло, как раздался звонок в дверь. Подошел, открыл. На пороге стоял солидный мужчина в хорошо пошитом пальто и начищенных ботинках. Неужели… Пашутин?! – Гостей принимаете, Сергей Александрович?! – Михаил Антонович! Рад видеть вас живым и здоровым! – Благодаря вам, мой друг! Только благодаря вам! Вы не считаете, Сергей Александрович, что это дело надо отметить?! Кстати, у меня все с собой! – и он сделал шаг в сторону. За ним я увидел переминающегося с ноги на ногу знакомого приказчика из магазина, расположенного напротив нашего дома. Тот в обеих руках держал большие свертки с продуктами. – Здорово, Федор! – поздоровался я с ним. – Здравствуйте, Сергей Александрович! Всегда рады услужить! – Заноси, братец! – скомандовал ему прапорщик. После того, как приказчик ушел, мы стали накрывать стол, потом уселись друг против друга. – Хорошо живете, Сергей Александрович. В самом центре. Дорого, небось, такая квартира стоила? – Это подарок. От одного хорошего человека. – О как! Кто бы мне такой подарок сделал! – Какими судьбами оказались в Петербурге? – вежливо поинтересовался я. – Чуть позже. Хорошо? – Как скажете. – Как рана? – в свою очередь проявил вежливость Пашутин. – Все хорошо. А вы как? – Гм. Знаете, у нас с вами какой-то не такой разговор идет. Словно два чужих человека встретились и не знают, о чем им говорить. Предлагаю разлить водочку по рюмкам, выпить, потом еще раз выпить и начать разговор заново! Вы как?! – Спасибо, но я лучше обойдусь клюквенным морсом. У меня завтра тренировка. – Та японская борьба? Удары у вас… – он покрутил головой, словно от избытка чувств, – …что надо! Так о чем это я? А! С вашего разрешения я сам буду исполнять намеченный мною план. Вы не против? – Нет. Пашутин быстро опрокинул пару рюмок, закусил, потом поинтересовался состоянием сестры, затем мы перескочили на воспоминания о вылазке в германский тыл, после чего тот стал расспрашивать о моей жизни. Кивал головой, поддакивал, уточнял и снова спрашивал, пока, наконец, я его не прервал: – Что это, Михаил Антонович, мы все время говорим обо мне. Вы как сами-то? Как здоровье? – Сам? Да все нормально. Месяц в госпитале и сейчас как огурчик! – Неловко спрашивать, но все же: как обстоят дела с вашей семьей? – Хм! Все так же. Небрежность ответа меня несколько обескуражила. Он явно не подходил человеку, который отправился на германский фронт для того, чтобы мстить за свою семью. «Собственно, что ты о нем знаешь? Только то, что о нем говорили другие люди. Преподаватель немецкого языка. И в то же время профессиональные навыки работы с ножом и пистолетом. Хм. Думаю, что подобную практику вряд ли ведут на кафедре иностранных языков». – Скажите, Михаил Антонович, вы ведь не случайно ко мне зашли? – Почему вы так решили? Ведь вы мне как-никак жизнь спасли! Если это не повод для встречи, то мне тогда вообще не понятно, для чего существует у людей чувство благодарности! – Повод. Не спорю. Но судя по вашим действиям там, за линией фронта, сдается мне, что вы свои профессиональные навыки явно не на кафедре иностранных языков оттачивали. Да и вопросы ваши больше на допрос смахивают. Чем-то я вам интересен. Ведь так? Пашутин с минуту смотрел на меня с непроницаемым лицом, потом сказал: – Знаете, я еще на фронте подметил вашу цепкость к деталям, умение подмечать мелочи и делать правильные выводы. Ваша способность далеко не рядовая даже для нормального человека, а уж для того, ктопосле тяжелого ранения потерял память, совсем запредельная. Читал я ваше медицинское заключение. Вас ждал приют для душевнобольных, а вы вместо этого сейчас сидите за столом, здоровый, вполне нормальный человек, и при этом проявляете такие умственные способности, что даны далеко не каждому. Так как насчет вашей маски? – Вы поинтересуйтесь у доктора Плотникова. Николая Никандровича. Он делал доклад на каком-то медицинском собрании о моем феномене. Там как раз и говорится об остаточной памяти, которая может проявиться у больных, подобных мне. Очевидно, именно она помогла мне восстановить функциональные основы моей памяти, – я специально ввернул специфическую фразу из тех заметок, по которым Плотников готовил свою речь и дал мне в свое время почитать. – Кстати, я кое-что почитал из медицинской литературы о работе мозга. Так там прямо сказано, что науке неизвестно, как он функционирует. Пашутин усмехнулся: – Считайте, что вы меня убедили. Правда, есть еще кое-что. Ваш высокий болевой порог и необычайная сила. Еще у меня создалось такое впечатление, что у вас полностью отсутствует понятие страха. И мыслите вы совсем по-другому, чем обычный человек. – Вы, похоже, собирали обо мне сведения. – Даже сейчас вы этому не удивились. Нет в вас ни напряжения, ни испуга. Не засыпаете меня вопросами, – Пашутин сделал паузу, потом продолжил: – Я ведь говорил о вас со многими людьми. Для многих из них вы человек-загадка. Кстати, для меня тоже. Мне очень хочется понять, что вы за человек. Может, вы сами, Сергей Александрович, мне это скажете? – Думаю, что вы подошли к своей работе настолько добросовестно, что я вряд ли смогу добавить что-либо новое. – Шутить изволите. – Какие тут шутки. Готов понести заслуженное наказание. Конвой за дверью ждет? Секунду Пашутин смотрел на меня, потом заразительно рассмеялся. Не натужно, а весело и звонко. – Ха-ха-ха! Ну, непонятный… вы человек. При этом почему-то верю вам, как никому другому. Почему так, Сергей Александрович? – Кому как не вам это знать. Это же вы меня изучали. – Ха-ха-ха! Господи, да перестаньте меня смешить. Уже живот болит. Ладно. Вы тот, кто вы есть. Теперь разрешите мне представиться. Бывший жандармский ротмистр, а ныне подполковник Пашутин Михаил Антонович, который ныне связал свою судьбу с разведкой. Пять раз ходил в тыл врага. В последний раз – с вами, Сергей Александрович. Имею три награды. Теперь насчет моей семьи. У меня она была, но не в том изложении, в котором вам пришлось слышать. И я никогда не преподавал на кафедре, но при этом владею в совершенстве тремя языками. – Вы меня не сильно удивили своей исповедью. Значит, вы разведчик, – я помолчал. – Похоже, своей наградой я обязан вам? – Только отчасти, потому как вы ее честно заслужили. – Теперь, после представления, вы можете перейти к делу, ради которого ко мне пришли. – Извольте. Вы весьма подходите к нашей работе. К тому же я вас видел в деле. Такого сочетания хладнокровия и смертельных ударов мне еще в жизни не приходилось видеть. Если к этому добавить рассудительность и умение замечать детали, то вам цены нет. Вот только иностранными языками вы не владеете. Да? – Увы! Не владею. – Как вы мыслите о том, чтобы продолжить военную карьеру в разведке? – Вы меня заинтриговали. – Вы подумайте, Сергей Александрович, подумайте над моим предложением, а я пока выпью за победу нашего оружия. – Пейте на здоровье, – сказал я, а сам подумал: «Может это начало нового пути? Да и Пашутин вроде ничего мужик. Мне почему-то кажется, что мы с ним сработаемся». – Нельзя ли поподробнее, Михаил Антонович? Пашутин прожевал ветчину, которой закусывал, и только тогда сказал: – Сначала пойдете на курсы. В их основе лежит работа с немецкими документами и картами. Там же вас научат правильно вести допросы, сопоставлять полученные факты и делать выводы. Дадут навыки по работе с населением, как и с возможными агентами. Ну и всякому такому-прочему. – Экзамены есть какие-нибудь? – Как не быть. Вот раньше у нас действительно была проверка, а сейчас… так, для проформы. Проверят политическую благонадежность, денежное состояние и физическое здоровье. Будет письменный экзамен, затем владение оружием… Чепуха, одним словом. Вы все это с закрытыми глазами пройдете. – Денежное состояние – это как понять? – Чтобы не было карточных долгов, имущества в залоге. Да мало ли что! Ведь человека, обремененного долгами подкупить проще простого! – Я подумаю. – И на том спасибо. После того, как неожиданный гость ушел, я собрал со стола посуду, затем сел и стал думать, что мне делать со столь неожиданным предложением. Мне нравилось, когда адреналин заставляет бежать кровь с удвоенной силой, нравилось рисковать. Все это мне могла дать предложенная работа. Или не могла? Судя по тому, что видел, фронтовая разведка императорской армии занималась по большей части сбором и анализом информации, но никак не заброской диверсантов или рейдами по тылам противника, но есть вероятность, что придется работать с Пашутиным. Правда, только вероятность. Ведь, если поступлю на службу, у меня кончится вольная жизнь, и я начну жить по уставу, выполняя чьи-то приказы. И кто сказал, что мне все это понравится? С другой стороны, мне нужно было определяться в этой жизни, искать свое место среди людей. Вот только, что я могу? А предложение Пашутина как раз снимало все эти проблемы. Но это было еще не все. Если в самом начале появления в этом времени я представлял собой волка-одиночку, жившего по своим законам, то последние события все изменили. Нельзя было не заметить, что моя жизнь тесно переплелась с судьбами других людей, при этом я продолжал руководствоваться своими собственными интересами, за что и расплатился несчастьем, случившимся с моей сестрой. Хотя это была не только моя ошибка, усиленная совпадением случайностей, чувство вины осталось сидеть во мне глубокой занозой, и теперь через призму роковой ошибки я по-другому стал смотреть на многие события, происходящие вокруг меня. В первую очередь на войну. Я и раньше читал сводки с фронтов, видел на улицах столицы раненых и увеченных солдат и офицеров. Однажды пришлось увидеть, как истошно кричала на улице мать, в окружении родных и знакомых, получившая на сына похоронку. Если раньше все это я пропускал мимо себя, считая привычными атрибутами войны, то постепенно все изменилось. Теперь война из абстрактного образа зла превратилась в конкретных людей: покончившегося с собой поручика Мелентьева, командира охотников Махрицкого, врачей госпиталя, мою сестру Наташу и многих других людей. Ее надо было остановить. Но не только эти соображения вынудили меня принять такое решение, но и знание будущего. Ведь, кроме меня, никто не знал, что ужасы первой мировой войны – это только преддверие ада, в котором окажется Россия после революции. Развал империи, гражданская война, голод и разруха. Мои родные, сестра и мать, неприспособленные выживать в таких условиях, погибнут одни из первых в этом хаосе. Если раньше меня вполне устраивала роль одиночки, способного решать свои проблемы, не утруждая совесть моральной стороной дела, то теперь пришло время вернуться в мир людей, из которого я добровольно изгнал себя, лежа на больничной койке. Пока я взял на себя ответственность за судьбы двух женщин и не представлял себя в качестве вершителя истории. Стоило мне об этом подумать, как у меня вдруг появилось ощущение раннего детства, когда, будучи у бабушки, я заглянул в колодец. Черная мрачная глубина, вызывающая холодок где-то внутри тебя. Нечто подобное я ощутил и сейчас, просто представив, что мне придется взять на себя решение судьбы целой державы, сотен миллионов людей. И вдруг я совершу ошибку? Не успел я прийти к подобной мысли, как вдруг зазвонил телефон, что стало для этого дома большой редкостью, после того как Наташа ушла в монастырь. С готовностью вскочил с кресла, так как звонок давал мне возможность уйти от решений, а значит, и от взятия обязательств, истинная сущность которых мне пока довольно смутно представлялась. Подойдя к телефону, взял трубку. – Сергей Александрович, здравствуйте! – раздался в трубке голос профессора Иконникова. – Сколько мы с вами не виделись? – Добрый вечер, Антон Павлович. Месяцев восемь. Как у вас дела? – Все по-старому. Да и что у меня, старика, может поменяться? Университет и моя коллекция. Этим и живу. А как вы все это время жили? – По-разному, Антон Павлович. – Впрочем, можете не рассказывать. Кое-что слышал. Как-то звонил вам и попал на вашу матушку, поэтому знаю о трагедии с вашей сестрой. Как она сейчас? – Ушла в монастырь. – Такая молодая? Да у нее вся жизнь впереди! Зачем себе жизнь… Ох! Извините меня, старика. Вечно лезу не в свои дела. Как там, в Евангелии от Матфея: «Не судите, да не судимы будете»… А вы-то как сами? – Пока все хорошо. – Вы что завтра вечером делаете? – последовал неожиданный вопрос. – Ничего. – Отлично! Завтра вечером жду вас у себя в гости! – Что за повод? – поинтересовался я. – Мне вам кое-что передать нужно. Вас семь часов вечера устроит? – Вполне.
Я оказался не единственным приглашенным в этот вечер. Был еще один гость. Хороший и добрый друг, как отрекомендовал его Иконников. Ему было приблизительно столько лет, сколько и самому профессору, где-то в районе шестидесяти лет, но при этом он выглядел намного крепче и здоровее профессора словесности. Этакий гриб-боровик. Еще он обладал редким оттенком волос – его волосы, борода и усы были пшеничного цвета. – Разреши тебе представить моего молодого друга: Богуславский Сергей Александрович, о котором я тебе уже рассказывал. А это Пороховщиков Николай Тимофеевич. Прошу любить и жаловать! Профессор химии, два десятка опубликованных работ, солидный возраст, но при этом большой любитель фантазировать. Такие проекты в его голове бродят – только держись! Встречал я в жизни выдумщиков, но таких, как наш Николай Тимофеевич, еще поискать надо! Ну-ну! Не хмурьте свои брови, профессор. Умолкаю. Что будем пить молодой человек? Или опять чай? – Чай, Антон Павлович. – Николай Тимофеевич, – профессор обратился к своему приятелю, – извините нас, извините ради бога! Мне надо поговорить с Сергеем Александровичем. Мы отойдем ненадолго. – Сколько угодно, Антон Павлович. Сколько угодно! – ответил тот. Уже входя в кабинет, Иконников начал извиняться: – Поверите, Сергей Александрович?! Опять чуть не забыл! А тогда напрочь забыл. Мне Маша отдельно наказала: обязательно передайте… – Погодите, Антон Павлович. Вы с самого начала начните, пожалуйста. – С самого начала? – профессор, подойдя к письменно столу, открыл ящик, а затем достал из него небольшую потрепанную книжку. – Вот. Держите это самое начало. Я взял ее. Это было дешевое издание Библии. – Зачем мне она? – Не знаю. Ради любопытства полистал ее, но никаких странностей не нашел. Хм! За исключением того, что на внутренние стороны обложки наклеены дешевые лубочные картинки на библейские сюжеты. Маша попросила передать ее вам сразу после своего отъезда за границу. Хотел отдать вам еще при той встрече, но забыл. – Почему тогда она сама мне не отдала? – Не знаю, а я и не спрашивал. Да вспомните те суматошные дни, до того ли было! Покушение на Машеньку, полиция, потом ее срочный отъезд… А тут на днях Маша письмо прислала и спросила, передал ли я вам сей предмет. Знаете, я полдня думал, что это может быть такое, а потом вдруг вспомнил. Точно! Библия! – Когда пришло письмо? – Три дня назад. Аккурат в среду. Хотел я его вам показать, но оно куда-то пропало. – Пропало? – Гм. Может, не пропало, а я сам его куда-то засунул, но мне кажется, что вроде оставлял… в кабинете на столе. – Что-то еще странное было? – Было, но уже давно. Стоит ли обращать внимание… – Стоит! – Ну, если вы так ставите вопрос… – профессор задумался. – Вспомнил! После нашей последней встречи приходила женщина, вся в слезах, представилась хорошей знакомой Машеньки и хотела узнать, где ее можно найти. Дескать, та пообещала ей помочь в одном щекотливом деле. Уже после ее ухода я понял, что она никакая не знакомая. Потом слежку за собой заметил. Впрочем, не я сам, а мои студенты. Они меня еще потом, в качестве охраны, с неделю провожали домой. – Что вы мне раньше не сказали об этом, а только сейчас? – Да я звонил вам пару раз, но не застал, а потом все как-то само утряслось. Гм. Сами знаете, как бывает. Лекции, педагогические советы да ученые заседания. Уже дважды за время нашей беседы я перелистал Библию и ничего странного в ней не нашел, но при этом мысль созрела и, подтвержденная профессорскими словами, окрепла окончательно: «Продолжение той истории. Однозначно. И самое интересное в этом то, что Крупинина что-то знала обо всем этом, но не сказала ни слова. Даже решила передать ее через профессора. Что тут может быть? Клад? Счета в зарубежных банках? Местонахождение золотой жилы?» Мои мысли перебил хозяин квартиры: – Сергей Александрович, голубчик. Письмо я потом найду, а теперь идемте в гостиную. Неудобно, Николай Тимофеевич ждет. – Идемте. Вернулись за стол. Профессора выпили по рюмочке, правда, каждый пил свой напиток. Иконников – коньяк, а Пороховщиков – водочку, настоянную на смородинном листе. Неспешно шел разговор о том, что делается в стране, о войне, потом как-то сам собой разговор перешел на работу, и тут Пороховщиков напомнил хозяину квартиры о книге, которую когда-то ему дал для чтения. Хозяин тут же вскочил из-за стола, а еще спустя минуту принес и подал ему книгу, при этом на его лице было нечто вроде стыдливого раскаяния. – Признаюсь честно! Пробовал читать, Николай! Но не мое это! Понимаешь, не мое! Художественный образ – это мое! Роль героя произведения – это мое! Я только предисловие и смог осилить! Уж извини! Я бросил взгляд на обложку: Н. Жуков «Алюминий и его металлургия». 1893 год. Москва. Затем перевел удивленный взгляд на профессора словесности. Уж точно не его книжка. – Да знаю я, Антон. Знаю! Просто подумал… А, ладно! Забудем! – теперь начал оправдаться профессор химии. Может, на этом разговор и закончился, если бы не выпитый коньяк, который подтолкнул Иконникова к продолжению. – Вот видите эту книгу, Сергей Александрович! Так вот, исходя из нее, наш дорогой профессор химии уверяет, что в будущем дома будут собираться на легких металлических каркасах. – Да, так оно и будет! – с ходу ввязался в спор Пороховщиков. – Такой дом можно будет легко разобрать и перенести на другое место. Вот возьмите алюминий… – Алюминий – мягкий металл, – чисто автоматически возразил я, все еще мысленно прокатывая в голове варианты с Библией, – а для ваших конструкций только дюраль подойдет. Химик резко повернул голову и удивленно уставился на меня. Не менее удивленный взгляд я поймал и от Иконникова. – Что еще за дюраль? «Странный вопрос. Вроде ошибки не должно быть. Сдавал по химии экзамен, и там был тот же вопрос. Немец придумал этот сплав в 1909 году. Хм. Может, он под другим названием у них проходит?» – Дюралюминий – сплав алюминия, магния, марганца и меди. М-м-м… – Глядя на удивленное лицо химика, я понял, что дал промашку, вот только где и как, не мог понять. Состав дюраля действительно уже открыт немецким химиком в 1909 году, но о нем не знали в России, потому что немцы засекретили его состав и технологию термообработки, так как посчитали дюраль стратегическим конструкционным материалом. Об этом я не знал. – Молодой человек, вы читали эту книгу? – и Пороховщиков ткнул пальцем в лежащий перед ним том. – Нет. Не читал. А что? – А то, что нового у нас в этой области так и не появилось. Нет тут такого сплава. Нет. «Не понимаю. Немец придумал. 1909 год. Название пошло от его родного города. Дюран. Дюрен. Где-то так. Нет! Ничего я спутать не мог!» – Алюминий. Медь – 4,5 %, магний – 1,5 процента и марганец – 0,5 процента. Сплав должен еще пройти несколько этапов термообработки, своего рода закалки. – Откуда вы все это знаете, а я, профессор химии, не знаю?! – сейчас в голосе профессора химии звучали прокурорские нотки. – Я тоже не знаю, почему вы не знаете. – Молодой человек, вы говорите о химических процессах, которые мне не знакомы. То есть вы о них знаете! Так откуда вы взяли состав этого сплава? «Откуда? Из учебника химии. Но так не скажешь. Надо врать. Вот только что? А что думать? Как обычно». – Тяжелое ранение головы, затем потеря памяти, а спустя какое-то время частичное восстановление… – я многозначительно помолчал, потом продолжил: – Что-то такое иногда проскакивает в голове… Я понимал, что несу полную чепуху, но ничего другого просто в голову не приходило. – И что дальше? – требовательно спросил меня Пороховщиков. – Это все. – Нет! Все-таки я хочу знать: откуда вы все это взяли?! Вы что, химик? Гений-одиночка?! – Без эмоций никак нельзя?! – Антон Павлович, что это за человек?! Вы его хорошо знаете?! – Да успокойся, Николай! У него действительно было тяжелое ранение головы. От этого вполне могут быть странности. Я где-то читал, что мозг человека – до сих пор загадка. Ученые до сих пор… – Николай Тимофеевич, – перебив Иконникова, обратился я – профессору химии, – чем попусту возмущаться, вы лучше проверьте мое предположение. А там поговорим. Пороховщиков бросил на меня сердитый взгляд и уже был готов разразиться очередной отповедью, но в следующую секунду, видно, передумал, потом спросил: – У вас есть рабочие записи по термообработке сплава? – Нет. – Хм! Тогда давайте вернемся к этому разговору… гм… через неделю. – Вот и отлично, – обрадовался хозяин квартиру наступившему миру. – Ну что, Николай, еще по рюмочке? Но тот не откликнулся, полностью уйдя в свои мысли, затем посмотрел на своего приятеля. – Ты что-то сказал? Впрочем, это неважно. Знаешь, мне нужно проверить кое-что, причем прямо сейчас. Извините меня, господа! – Погоди! А стол… Николай, мы же еще по третьей рюмочке не выпили, – растерянно принялся его упрашивать Антон Павлович. – Да-да! Обязательно, – рассеянно буркнул профессор химии, которого, похоже, обуял азарт гончей, почуявшей след. – Честь имею кланяться, господа. Хозяин квартиры проводил его, а когда вернулся, то спросил меня: – Вы с каждым разом удивляете меня все больше и больше, Сергей Александрович. Вы сумели с ходу озадачить милейшего Николая Тимофеевича. А он, поверьте мне, большой знаток своего дела. Причем не кабинетный мыслитель, как мы в своем большинстве. Он начинал с малого, инженером на литейном производстве. Металлургия, сплавы – это его конек! А действительно, откуда вы взяли этот сплав? – Из головы, Антон Павлович, а теперь извините меня. Я тоже вынужден откланяться. Расстроенный профессор без особых возражений, так как считал меня виновником развалившейся компании, проводил меня до двери. Выйдя на улицу, я по привычке огляделся по сторонам. На улице не было ни души. Ближайший фонарь горел в пятидесяти метрах. Холодный, сырой, пронизывающий ветер так и норовил забраться под пальто. Резкий переход из тепла на холод заставил меня передернуть плечами и снова оглянуться по сторонам, но уже в поисках извозчика. Не обнаружив ничего похожего в тусклом свете фонарей, я направился в сторону своего дома, надеясь поймать пролетку по пути. Не успел я пройти и полсотни метров, как за моей спиной послышался стук копыт и шуршание шин по промерзшей мостовой. «Экипаж. Похоже, мне повезло». Извозчик, заметив меня, подъехал, я уселся и назвал адрес. Спустя двадцать минут мы были на месте. – Приехали, барин. Не накинешь гривенник? Душа насквозь промерзла, чаю горячего просит. Получив деньги, извозчик тронул с места под традиционное выражение: – Благодарствую, барин. Сбросив ботинки и пальто, я первым делом сделал себе горячего чая и только после нескольких обжигающих нутро глотков, которые прогнали внутренний холод, приступил к осмотру Библии. Как и в первый раз, не обнаружив ничего подозрительного, я осторожно отодрал картонные картинки с обложки. Не обнаружив никаких записей или наметок под ними, вплотную взялся за картинки и почти сразу нашел, что искал. Листочки папиросной бумаги, сложенные вчетверо, лежали внутри склеенных по краям двух картонок. Осторожно развернул их и стал рассматривать. Это был грубый чертеж какого-то острова, судя по всему, находящегося посреди болота, а также очертания протекающей рядом реки и неровного ряда крестиков. Они сначала шли вдоль реки, потом резко сворачивали к болоту и там уже, судя по всему, обозначали тропу, ведущую через топь на остров. В левой части острова стоял отдельный крестик, который явно подразумевал тайник или клад. Надписей было только две, и обе короткие. Буквы корявые. Сразу было видно, что их выводила непривычная к письму рука. В конце одной стрелки, ведущей от самого первого крестика, было написано «сломанная береза», а на конце второй, указывающей на крестик у самого края болота, – «старая гать». «Где это, бог его знает, но судя по всему, должна быть вторая половина плана, и я даже знаю, что она есть у пресловутого Хозяина, который с таким упорством ищет эту карту. Какой отсюда можно сделать вывод? Это доверенный человек из ближайшего окружения Крупинина, который знал его тайну. Или случайно узнал?» Правда, тут сразу возникло множество вопросов. Почему поиски начались только год тому назад? Хозяин узнал о его тайне уже после смерти купца? И почему действует таким окольным путем? Вместо того чтобы силой выпытать из девушки сведения, он старается подсунуть ей жениха-прохвоста. Все это выглядело более чем нелогично. «Почему, узнав из письма о карте, сразу не напали на квартиру профессора и не обшарили ее сверху донизу?» Взял кружку и сделал глоток. Чай, оказывается, давно остыл. Посмотрел на часы. На них сейчас было двадцать пять минут одиннадцатого. «Так. Что я имею? Карту… и Хозяина, который, скорее всего, уже знает о карте из письма, которое явно украли, а значит, и обо мне. Под подозрением у него сейчас два человека. Профессор и я. Действовать главарю придется быстро, поэтому он пойдет на крайние меры. И, думаю, начнет с профессора. Его проще запугать, а вот со мной все намного сложнее, и Хозяин это знает. Вот только как развернутся события?» Пока я просчитывал варианты развития событий, в гостинице, расположенной недалеко от Николаевского вокзала, состоялся разговор, который как раз имел непосредственное отношение к моим мыслям. В номере, который обычно снимали купцы средней руки, было много лепнины, вроде ракушек и амфор, а тяжеловесная и помпезная мебель была украшена грубой резьбой в виде резных завитушек. Тяжелые бархатные шторы, массивные рамы развешанных по стенам картин и плюшевая обивка мебели довершали убранство номера, которое импонировало приезжим купцам, простодушно считавшим все эти детали интерьера признаками роскоши. Сейчас в этом номере, снятом на имя господина Задунайского Аркадия Ипполитовича, за столом сидели друг напротив друга два человека. Хозяин номера, одетый в костюм, пошитый явно в дорогой мастерской, курил папиросу. Его серый шелковый галстук выглядел нарядно на фоне белоснежной, отлично накрахмаленной рубашки. Три мелких бриллианта в зажиме для галстука и драгоценный камень в перстне на левой руке должны были говорить о его богатстве. Гость, в отличие от хозяина сидел в тяжелом черном пальто, застегнутом на все пуговицы. Снял только меховую шапку, которая сейчас лежала перед ним на столе. На его лице, худом и потасканном, как у человека, не знающего границ своим страстям, лежала печать злобы и жестокости. – Мы все решили, Пиво, – твердо сказал хозяин номера. – Решили, Хозяин. Адреса знаем. Не фраера, сработаем как надо! – Уже один раз сработали, и что от той кодлы осталось? – Да это все Артист. Он, видите ли, месть задумал. Да и бугай этот шустрым оказался. Теперь пусть только взбрыкнет, Солдат из пушки его враз завалит. – Этот Богуславский, ты сам говорил, что троих в подвале положил. Не мало вас будет? – Не. В самый раз. Мы теперь осторожные. У нас с Солдатом по шпалеру, а Бардым лихо с ножом работает. Правда, по мокрому делу он не ходил, но так и не в нем вопрос. Провернем дело, не сумлевайся, а теперь, Хозяин, насчет денег перетрем. Ведь мы запросто так не работаем. – Вот, как и обещал, – рука Хозяина скользнула за отворот пиджака, вытащила мешочек и бросила на стол. В нем глухо звякнул металл. Золото. Бандит взвесил мешочек на ладони и, глядя на своего собеседника, спросил: – Остальные когда? – Как договаривались. – Тогда до завтра. Выйдя из дверей с зеркальными стеклами и перейдя на другую сторону улицу, бандит покосился на гостиницу, презрительно сплюнул, затем влился в толпу и быстро зашагал к месту встречи со своими подельниками.
Утром, собираясь на тренировку, я решил, что профессора надо взять под опеку с сегодняшнего дня, так как бандитам нет смысла мудрить и затягивать с этим делом. Только как это сделать? Иконников, насколько я мог его изучить, был человеком спокойным и добродушным, но при этом крайне самолюбивым и, если решит, что охрана ему не нужна, то недовольства и упреков будет столько, что через край начнут литься. Заскочив после тренировки по дороге перекусить, я затем намеревался забежать домой, чтобы переодеться, а уже затем отправиться в университет, чтобы приступить к его охране, хочет он этого или не хочет. Но все пошло не так. Телефонный звонок раздался, когда я в прихожей уже снимал с вешалки пальто. Поднял трубку. Звонила приходящая прислуга Иконникова Анастасия Павловна. Голос дрожащий и испуганный. – Сергей Александрович! Беда-то какая! С Антоном Павловичем плохо! Он хочет, чтобы вы приехали. Прямо сейчас! Связь оборвалась. Я собрался перезвонить, но тут же передумал. Надо ехать и все разузнать на месте. Надев пальто, положил в карман наган, в дополнение к пистолету, находящемуся у меня в подмышечной кобуре, потом подошел к двери и повернул ключ. Только я распахнул дверь, как увидел стоящего на пороге мужчину, а за ним чуть сбоку второго. Пока сознание отмечало неожиданный факт появления незнакомцев, участок мозга, отвечавший за боевые рефлексы, сработал первым, вычленив главную опасность – занесенный для удара кулак с надетым на него кастетом. Спустя несколько секунд напавший на меня бандит уже падал на пол, а его подельник, не ожидавший столь быстрой и резкой развязки, инстинктивно попятившись назад, только сейчас выдергивал из кармана оружие. Ему не хватило какой-то пары секунд, чтобы направить на меня наган и нажать на спуск. Когда я затащил второе тело в квартиру, щелкнул замок у моих соседей и в проеме двери появился заспанный и зевающий во все горло генерал-отставник Багиров Валерий Сергеевич. Они с женой нередко засиживались за картами допоздна, после чего спали полдня. – Здравствуйте, Сергей Александрович. – Здравствуйте, Валерий Сергеевич. Вы чего-то хотели? – Супруга на кухню пошла и вдруг шум услышала. Меня растолкала и говорит: иди, глянь. Ничего не слышали? – Да это я. Вышел, а потом вспомнил, что забыл одну вещь. Пришлось вернуться. Ну, и с досады громко хлопнул дверью. Вы уж извините великодушно. – Так и скажу супружнице. Сила у вас немалая, а двери у нас дубовые… Осторожнее надо быть, батенька, а то ведь так весь дом ненароком развалите, – и отставник усмехнулся в пушистые усы. – Первый и последний раз, Валерий Сергеевич. Низкий поклон и самые глубочайшие извинения за причиненное беспокойство передавайте от меня Наталье Никитишне. Сосед кивнул головой, дескать, передам, и, зевнув напоследок, скрылся за дверью. Я, в свою очередь, закрыл за собой дверь. Незваных гостей я сначала обыскал, а затем примотал веревкой обоих к стульям. Оба имели по кастету и нагану. Пару минут разглядывал их бандитские рожи, после чего привел в чувство. Один из них был широкоплечий, ширококостный мужчина, лет сорока, с простым и грубым лицом. Второй был такого же возраста, но при этом жилистый и худой. Его серые навыкате глаза смотрели на меня с волчьей ненавистью. – Отвечать коротко и четко. Иначе будет очень больно. Вы меня поняли? Широкоплечий бандит, глядя мне в лицо, не разжимая губ, длинно сплюнул на пол. В следующую секунду я ткнул его фалангами пальцев под кадык. Он закашлялся, глаза побелели и вылезли из орбит. Он задергался в веревках изо всех сил, хрипя от боли и нехватки воздуха. Второй бандит с ужасом смотрел на бьющегося в судорогах подельника. – Теперь твоя очередь. Или скажешь все, или… Погоди, а я ведь где-то тебя видел. Точно. Ты ведь Пиво? – Узнал все-таки, – обреченно сознался он. – Что с профессором? – Если все как на духу выложу, отпустишь? – Нет. Таким, как ты, место на кладбище, но есть и другой вариант. Расскажешь, сдам полиции. Выбор за тобой. – Хорош выбор, – бандит скривился. – Ладно. Колюсь. Нам от тебя документ нужен. Карта, план или что-то вроде. Решили тебя по-хитрому взять. Значит, выманить из квартиры и взять в оборот. На квартиру профессора пошел Бардым. Это он заставил кухарку профессора телефонировать, а теперь ее сторожит, ждет нашего звонка. «Профессору ничего не угрожает, как и Степановне, так что время есть». – Кто Хозяин? Головорез громко сглотнул слюну. – И про него знаешь? От кого, если не секрет? – От Сашки-Артиста. – Вот же падаль продажная! Из-за него, шкуры, все так вышло! И он… Погоди, да ты меня на понт берешь! Мне потом верные люди сказали, что кончили Артиста на квартире Ножа… – тут бандит неожиданно замолк, какое-то время как-то странно смотрел на меня и потом неуверенно спросил: – Ты… его, что ли? Я промолчал. Пусть думает, что хочет. – И Шкета… там же положили. Значит, это ты их обоих. Засаду устроил. Я-то голову ломал, как оно могло так сложиться. – Тебе тогда повезло, – вскользь заметил я, ничего не утверждая, но и не отказываясь. – Вот только, думаю, насколько твоего везения еще хватит? Бандит, окончательно понявший, что нарвался на такого же зверя, как и он сам, только еще более крупного и матерого, окончательно перепугался. Юлить и обманывать не было никакого смысла, так как перед ним стоял человек, который один, почти голыми руками, расправился с целой бандой. И он действительно может себя считать счастливчиком. «По всему выходит, что лучше мне на каторгу пойти, чем потом со сломанной шеей в канаве найдут, – подвел итог своим мыслям Пиво и начал рассказывать: – Начала всего не знаю. Меня Нож нашел, когда уже Сашку-Артиста к делу пристроили в качестве жениха к Машке. Потом мне уже рассказали, что задумал Хозяин, я тогда только его кличку знал. Очень ему хотелось подобраться к документам этой самой вдовушки, вот только зачем, мне невдомек. Все шло хорошо, пока ты Артисту дорогу не перешел. Тот, видно, полностью в роль благородного вошел, вот и захотелось ему мести. Никому не сказал, падла. На стороне людей нашел, сучонок. И все пошло к чертям! Как только ты со всеми разобрался, Машка исчезла, а вслед за ней и Хозяин. Потом спустя пару месяцев меня нашли. Как оказалось, Хозяин всех нас в лицо знал. Нож ему издали нас всех показывал. И где найти, тоже рассказал. Подкинул мне денег, приказал найти пару людей и следить за профессором. Дескать, когда письмо придет или сама Машка приедет, чтобы знать дал. А сам наездами сюда приезжал, неделю-другую поживет и уезжает. Так и с письмом получилось. Я ему сразу телеграмму отбил. Потом Бардыма в квартиру профессора наладил, он то письмо нашел и мне передал. Осталось ждать. Когда ты в гости пришел, окончательно стало ясно, что ты в это дело не просто так ввязался. Вчера приехал Хозяин. Мы с ним перетерли и думали сегодня все кончить, а оно вон как обернулось. – Где его найти? – В гостинице «Купеческая», за Николаевским вокзалом. Семнадцатый номер. Он сейчас там сидит и моего звонка ждет. – Фамилия? – Задунайский. Только липовая она, а настоящей я не знаю. Подойдя к бандиту, я отвязал его. – Телефонируй Бардыму: пусть уходит. Хватит ему старуху пугать. После того, как бандит положил трубку, в его глазах снова появился страх, рассосавшийся во время разговора. Он понимал, что уже не нужен, а значит… Я увидел этот страх в его глазах и сказал: – Что обещал, то сделаю, а теперь ответь мне на несколько вопросов. Узнав, что мне было нужно, я сказал: – Садись. Привяжу. После того, как основательно его привязал, я ударил его ребром ладони под ухо, надолго приведя в беспамятство. То же самое проделал и со вторым бандитом. Проверил еще раз узлы и вышел из квартиры. До гостиницы добрался быстро. Подойдя к номеру, осторожно постучал. Ответил Задунайский не сразу, спустя пару минут после моего второго стука. – Кто? – раздался из-за двери глухой голос. – Я от Пива. – Не знаю такого! Будете еще стучать – полицию вызову! – голос за дверью стал тонкий и ломаный, явно от испуга. – Его малость покалечили. Сам не мог прийти. Просил передать: бумагу взяли. Ну, я похилял. – Погоди! Я знал, что сейчас в душе Хозяина, стоящего за дверью, боролись страх, жадность и осторожность. – Бумага с тобой? – Нет. – Где сейчас Пиво? – Лежит у подруги. Сказал, что ты знаешь, где его найти. – А что с бугаем? – Солдат его порешил, – кличку второго головореза я узнал от Пива. – Все. Хорош бадягу разводить. Мне хилять надо. – Пиво сейчас у Машки с Басманной? – Какая Машка, фраер! Там Таська борделем заправляет. У нее он. Щелкнул ключ в замке. «Похоже, проверочный тест я сдал». Не успела дверь открыться, как я сходу шагнул через порог. Хозяин номера чисто автоматически отступил назад. При виде меня в его глазах заплескался ужас. Он меня знал или, если точнее сказать, видел со стороны. Я усмехнулся, а затем неожиданным и быстрым движением ударил стоявшего передо мной хозяина номера в солнечное сплетение. Задунайского сразу согнуло пополам от жуткой боли в животе. Судорожно хватая ртом воздух, он скорчился. Повернувшись, я закрыл за собой дверь, потом вытащил ключ. Подойдя к столу, уселся за стол, а ключ положил перед собой. Какое-то время разглядывал полусогнутую фигуру, стоявшую у двери. Этот человек, лет тридцати пяти, произвел на меня двойственное впечатление. Хорошо пошитый костюм и в тон подобранный галстук великосветского хлыща и тут же напомаженные волосы и нафабренные усики, от которых откровенно несло деревенским лавочником. Закончив его разглядывать, я сказал: – Давай знакомиться, господин хороший. Вижу, ты меня знаешь, а я тебя – нет. Как-то нехорошо выходит. Задунайский с кряхтением разогнулся, затем доковылял до стула и сел. Вытер слезы на глазах. При этом он старался смотреть не на меня, а в пол, пытаясь выглядеть как можно более незаметным и безобидным. Я смотрел на него с усмешкой, так как понимал, что он сейчас пытается что-то лихорадочно придумать, чтобы оправдаться во всей этой истории. «Ну, давай, давай. Послушаем твою сказку». Бросил скучающий взгляд по сторонам. Ракушки, завитушки, плюш, бархат. Все то, что обычно любили купцы. Снова посмотрел на хозяина номера: – Ну, что Хозяин, говорить будем или мне тебе сразу начинать ребра ломать? Тот поднял голову. В глазах затаившийся страх, но чувствуется, что он уже взял себя в руки. – Мы можем договориться? – вдруг неожиданно спросил он. Я даже слегка опешил от такой наглости. Думал, что начнет плакать, предлагать деньги, говорить, что исправится, а этот оказался прожженным дельцом, сразу предложив мне сделку. Отвечать не стал, а вместо этого задал новый вопрос: – Твоя настоящая фамилия? – Вы просто не понимаете, насколько это большие деньги… – он начал говорить, но я его перебил новым вопросом: – Что тебе сломать? Он отвел от меня взгляд, снова опустил голову и глухо произнес: – Макиш. Николай Семенович. «Где-то я уже слышал…» – но додумать мне так и не дали, так как Хозяин вдруг решил сменить покаянную позу, постаравшись себе придать как можно более раскованный и уверенный вид. Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. – Мне больше нечего терять! Расскажу, все как на духу. Я единственный сын Семена Марковича Макиша, доверенного приказчика купца первой гильдии Крупинина, ныне покойного. С самых малых лет… Рассказчик из Макиша оказался плохой, потому что, несмотря на его показную уверенность, он сильно нервничал, сбивался и терял нить повествования, но даже в таком виде стала ясна суть его рассказа. Вся эта история началась с того, что Крупинин в одном из своих странствий за золотом случайно набрел на зарубки, оставленные на дереве каким-то человеком. Сначала он подумал, что их оставил какой-то старатель, причем очень давно, так как метки были уже едва заметны. Решив, что эти следы могут привести его к золотой жиле, он постепенно стал расширять круг поисков, ища другие следы. Его упорство принесло свои плоды – спустя неделю он вышел к болоту, а спустя двое суток, благодаря настойчивости и почти звериной интуиции, нашел остатки гати, ведущей в глубину болот. Почти два дня он осторожно, многократно проверял топкую тропинку, ведущую через трясину, так как большинство некогда оставленных вех давно сгнили или ушли под воду, пока наконец не вышел на твердую землю. Это оказался остров, находящийся посреди болот. Немного передохнув, золотоискатель бросился обыскивать остров и уже спустя час стоял возле обрушившейся от времени большой землянки. Взвинченный до предела, он с таким диким остервенением вкопался в землю, что уже спустя несколько часов его лопата наткнулась на прогнивший сундук. Откинув крышку, он чуть не сошел с ума от счастья. Бегал, прыгал и орал во все горло. Два дня у него ушло, чтобы полностью раскопать клад. Четыре больших сундука и около десятка ларцов различной величины, заполненных золотыми монетами, серебряной и золотой посудой, женскими украшениями и доспехами, инкрустированными золотом и серебром. Помимо этого было около двух дюжин золотых и серебряных статуй божков различной высоты. Из самых больших старатель отметил отлитую из золота статую величиной более полуметра. Прожив на острове почти неделю и поняв, что продукты на исходе, Крупинин стал собираться в обратный путь. Что с собой взял Крупинин, младший Макиш не знал, но именно с этого капитала и началось его богатство. Видно, действительно оборотистым да удачливым торговцем оказался бывший крестьянин и старатель, сумевший за несколько лет превратить то, что принес с острова, в миллионы. Он все собирался снова съездить на остров и забрать все, что там лежало, но сначала работа, а затем пьяная и разгульная жизнь так и не дали ему это сделать, к тому же денег у него и так хватало. Все метки и вехи для прохода через болото он обновил и нанес на карту, которую разделил на две части и засунул в картонные лубочные картины, а уже потом приклеил их на Библию. Никто его тайны не знал, до того момента, когда по пьяному делу он не открыл ее своему единственному другу, Семену Макишу. Раньше они были друзьями не разлей вода. Вместе зверя били, на приисках работали, а однажды Семен спас жизнь Крупинину в пьяной драке. Разбогатев, он нашел своего старого товарища и сделал своим доверенным лицом в торговых делах. Тот оказался под стать Крупинину, докой в торговых делах, но при этом остался верным, честным и надежным человеком. Спустя годы, когда Крупинин стал купцом-миллионером, он решил открыть своему давнему другу тайну. Причина была проста. Дескать, он уже в возрасте, ни жены, ни детей, а у Макиша сын растет, деловой да оборотистый. И рассказал ему о месте нахождения клада, но карты с метками не дал. Прошел год, и все изменилось. Крупинин неожиданно женился, а спустя восемь месяцев умер. Макиш был тогда в отъезде по торговым делам и не успел проститься со своим благодетелем. Мария Крупинина была официально признана владелицей всего состояния покойного, а Макиш, как был, так и остался доверенным лицом при хозяйке. Спустя какое-то время отец Николая настолько сильно заболел, что уже подумывали звать священника, но он сумел выкарабкаться. Все эти несколько дней, пока отец находился между жизнью и смертью, сын просидел у кровати отца. Именно тогда, в горячечном бреду, отец рассказал ему то, что, скорее всего, он никогда бы не узнал. О кладе, как его найти, и о карте. Мать Николая умерла рано, и он всю жизнь прожил в тени отца, властного и скорого на расправу человека. Он его как уважал, так и боялся. Его первая попытка выбраться из-под власти отца, совершенная им в двадцать лет, стала и последней. Макиш-младший тогда познакомился с девушкой и хотел на ней жениться, но в ответ на свою просьбу услышал, что отец сам решит, на ком и когда ему жениться, а чтобы слова не показались сыну пустым звуком, жестоко его избил. И вот спустя двенадцать лет, услышав о кладе, он наконец решил, что это его шанс стать независимым человеком. Он строил различные планы, как пробраться в дом и найти карту, но сам был на это не способен, а просто поговорить с Марией Владимировной не решался, так как между ними сложились хорошие, добрые отношения и он не хотел все испортить. Правда, больше всего он боялся, что разговор с Крупининой дойдет до ушей отца, и тогда… О последствиях ему даже думать не хотелось. Спустя какое-то время судьба свела его с матерым уголовником Ножом. Именно тогда план Николая приобрел реальные черты, и он же поставил жесткое условие: Машу Крупинину и пальцем никто не смеет тронуть. Нож подобрал нужных людей, где главную роль отвели Артисту. Все шло хорошо до того момента, пока наши дорожки с Артистом не пересеклись. Уже начавший работать план рухнул в мгновение ока. Узнав об уничтожении банды, Макиш перепугался так, что в течение двух последующих месяцев не показывался в Петербурге и только потом, приехав, нашел ее последнего члена – Пиво. От него он узнал, что это дело рук некоего Богуславского, знакомого Марьи Владимировны. Николай сразу решил, что это его соперник в поисках клада, поэтому он дал денег бандиту и приказалустановить за профессором и бывшим поручиком слежку. Когда от Пива пришла телеграмма, его снова охватил охотничий азарт. Наконец свершится его мечта! Он станет богатым и независимым человеком! Обуреваемый подобными мечтами, он бросил все дела и выехал в Петербург. А в результате… Результат был налицо: вместо вожделенной карты он получил визит Богуславского, который, в понимании Макиша, убил уже столько людей, идя к той же цели, как и он, что для него одним трупом больше или меньше разницы не было. Несмотря на напускную браваду, которой он пытался показать, что ему больше нечего терять, страх сжигал его изнутри. – Я все рассказал. Что со мной будет? – Не все. Где это место, указанное на карте? Услышав мой вопрос, Николай даже сумел усмехнуться, правда, гримасу, скользнувшую по его губам, назвать ухмылкой было трудно. – Позвольте узнать: вы меня как убьете? Он, видно, считал себя приговоренным к смерти, но даже при этом, пусть с трудом, но держал себя в руках. Я не знал, что ему сказать, так как шел с намерением убить настоящего главаря банды душегубов, а им оказался человек, который придумал все это, чтобы только уйти из-под опеки отца-самодура и зажить самостоятельной жизнью. Да, он мог мне соврать, но только в мелочах, потому что чувствовалась, что рассказанная им история его жизни правдива. Горечь и боль, звучавшие в его словах, шли от души, их нельзя было подделать. Какое-то время я молчал, думая над всем этим, а потом решил: пусть все останется, как есть. – Будешь жить. Рассказывай о месте, а еще лучше напиши на бумаге. Спустя двадцать минут я получил полное описание местности, нарисованной на карте, причем со всевозможными пояснениями. И тут выяснилось, что Николай Макиш дважды был в тех местах, пытаясь найти метки, оставленные Крупининым. Аккуратно сложив лист бумаги, я положил его во внутренний карман, после чего встал, взял ключ и пошел к двери. Щелкнув замком, обернулся: – Не дай бог нам снова свидеться. Второй раз не прощу.
Так я неожиданно получил наследство от Марии Владимировны Крупининой. Почему она так поступила, оставалось только догадываться. Видно, все-таки муж, будучи при смерти, рассказал ей о кладе, но только в тот момент она приняла все это за предсмертный бред, а, оказавшись у бандитов в подвале, поняла, что он действительно существует. После своего спасения, перепуганная до смерти и, не желая повторения подобных ужасов, она решила избавиться от карты, отдав ее мне, но не напрямую, а через Иконникова. Освобождаясь от карты, она видно считала, что таким образом награждает меня за свое спасение и вместе с тем навсегда избавляется от возможного преследования темных личностей. Мысль, чтобы съездить в те места и поискать клад, как появилась, так и исчезла. У меня были более важные дела, здесь, в Петербурге, которые нужно было решать как можно быстрее.
Глава 12
В начавших сгущаться сумерках зимнего вечера, возвращаясь с тренировки, я неожиданно встретил отца Елизария, с которым мы не виделись около полугода. Поначалу я даже не сразу его узнал. Щеки округлились, да и борода стала окладистее. Спасаясь от порывов холодного ветра, он кутался в длинное черное пальто, подняв воротник. – Здравствуйте, отец Елизарий. Как ваш колокол? Отбивает все что положено? – Доброго здравия и вам, Сергей Александрович. Колокол в порядке, а как вы сами? Смотрю, лицом похудели, да и глаза изменились. Вот только не пойму: в хорошую или плохую сторону? – Трудно сказать, потому что в последнее время у меня жизнь, что тот маятник. Качается то в одну, то в другую сторону. – Образно сказали. Значит, было и хорошее, и плохое. В церковь не хотите прийти, душу облегчить? – Свои личные дела не намерен ни с кем обсуждать. – Гордыня – смертный грех, Сергей Александрович. Не забывайте об этом. Я сейчас домой иду. Может, заглянете к нам? Матушка недавно о вас вспоминала. Желает одарить вас вареньем. Шесть сортов! А какое душистое! От аромата аж голова кружится! Идемте! Анастасия Никитична борщ отменный сварила! Прошу вас, не побрезгуйте! Услышав про борщ, мой желудок требовательно заурчал. – Уговорили! Спустя полчаса я с аппетитом ел наваристый красный борщ, приготовленный умелыми руками попадьи. Разговор за столом был почти семейный, спокойный и тихий. О погоде, о войне, о жизни. Поинтересовался, как идут дела в школе. – Теперь на наши занятия ходит три десятка ребятишек, – радостно сообщил мне отец Елизарий, а затем добавил: – Еще по моей просьбе нам учительницу новую прислали. Аккуратная и вежливая девушка. Ведет у нас географию, историю и арифметику. Матушка – чистописание, а я, как и прежде, веду закон Божий. – Рад за вас! Знаете, мне хотелось бы внести пожертвование на школу. Если вы не против, то я загляну к вам на днях. – Как мы можем быть против того, что угодно Богу, – несколько высокопарно произнес отец Елизарий. – Так приходите к нам в среду, Сергей Александрович, – пригласила меня Анастасия Никитична. – Щи будут из кислой капустки. Да еще думаю пирожки сделать. – Раз пирожки – обязательно буду. В назначенное время я постучал в дверь отца Елизария. Открыла мне матушка. По ее расстроенному лицу и мокрым глазам было видно – что-то случилось. – Ох! Это вы! – Я некстати? – Даже не знаю, Сергей Александрович! Ох, извините! Говорю, не подумав! У меня от всего этого прямо голова кругом идет! Да, проходите! Проходите! Вот веничек, отряхните снег! Пальто снимайте! Матушка, расстроенная и взволнованная, засуетилась вокруг меня. Раздевшись, я сел за стол. – Успокойтесь и расскажите, что случилось. Попадья замерла, прижала сложенные вместе руки к пышной груди и плачущим голосом, при этом не совсем внятно, принялась рассказывать: – Беда приключилась! Тут вот какое дело! У нас в школу мальчонка ходит. Головастый, все с первого раза хватает… Только вот родители его безбожники и разбойники! Пьют беспробудно, целыми днями, а сына своего заставляют на улице милостыню просить. Ироды окаянные! Вот и сегодня пришел на занятия без шапки, с синяком под глазом. Говорит, еле вырвался… Я его чаем горячим с вареньем отпоила, и сейчас он на занятиях. Я пожал плечами. Таких случаев сотни тысяч по всей России. В чем проблема? – Анастасия Никитична, вы ведь не все мне рассказали? Та замялась, опустила глаза. – Петенька не велел говорить. – Какой Петенька? – спросил я и только тут понял, что она назвала гражданское имя своего мужа. – Извините. А как его по батюшке? – Петр Николаевич. – Вы мне все-таки расскажите. Хуже не будет. – Вы правы, Сергей Александрович. Хуже не будет. Оказалось, что священник уже ходил к родителям мальчонки, чтобы усовестить их, и заработал там синяк под глаз. – Вы уж не говорите ему этого. Пожалуйста. Он очень гордый, хотя и пытается бороться с этим грехом. Хорошо? – Ничего не скажу. Чаем с вареньем не угостите? – Ох, господи! Совсем с этими заботами забыла о гостеприимстве! Когда я уже пробовал второй сорт варенья, пришел грустный и какой-то поникший отец Елизарий. Поздоровался и, не раздеваясь, как был в теплом пальто, сел за стол. Отодвинул в сторону чашку, поданную ему матушкой, сказал: – Пойду, наверное, я к Степану Пантелеичу. Он городом поставлен закон поддерживать! Правду я говорю?! Супруга согласно закивала головой, правда, при этом радости на ее лице не прибавилось ни капли. – Он кто? Городовой? – спросил я священника. – Да. Наш околоточный надзиратель. Я уже ходил к нему, но он только руками разводит. Они, дескать, семья. Говорит, это их дитя и как желают, так и воспитывают. Но, похоже, мне придется идти снова, так как Светлана Михайловна настроена решительно и собирается отвести его домой, чтобы поговорить с родителями. Я собрался идти с ней, но подумал, что может быть лучше, если с нами пойдет Степан Пантелеевич. – Зачем вам городовой? Я сам с вами схожу. – Нет, Сергей Александрович, не надо! Вы правильный человек, но нет у вас любви к людям, как нет в сердце сострадания, а насилие только порождает еще большее зло! – Петр Николаевич, я могу вас так называть? – Давно уже пора, Сергей Александрович. Ведь мы с вами общаемся не как духовник с верующим, а как хорошо знакомые люди. – Вот и хорошо. Тогда, Петр Николаевич, разрешите мне сопровождать вас вместе с учительницей. Ночи темные, народ нынче озорной. К тому же обещаю, что слова лишнего не скажу без вашего согласия. – Даже не знаю, Сергей Николаевич, что и сказать. Хотя… может, ваш богатырский вид устрашит иродов, и снизойдет на них страх Божий, – священник некоторое время обдумывал эту мысль, и было видно по легкой улыбке, что с каждой секундой она ему нравилась все больше. – Хорошо, идите с нами, но только очень вас прошу: не изливайте на них гнева своего. – Как скажете, Петр Николаевич. Священник даже просветлел лицом. Порывисто вскочил. – Одевайтесь, а я пойду и предупрежу Светлану Михайловну! С этими словами он вышел из комнаты. Я посмотрел на его супругу. Та мягко улыбнулась и сказала: – Вы уж там, пожалуйста, присмотрите за ними. – Не волнуйтесь, Анастасия Никитична, все сделаем в лучшем виде. Попадья при этих словах весело и как-то легко засмеялась. Одевшись, я вышел, чуть не столкнувшись на входе со священником, уже шедшим за мной, вдруг неожиданно вспомнил, зачем пришел. – Петр Николаевич, совсем забыл! Тот недоуменно смотрел на меня, пока я не достал из кармана сто рублей и не протянул ему. – Это вам на школу. Он осторожно их взял и бережно засунул во внутренний карман пальто. – Благодарю тебя, сын Божий, от лица церкви за столь щедрое подаяние. Эти деньги пойдут… – Извините, Петр Николаевич, но нас там ждут. – Да-да. Вы правы, Сергей Александрович. Идемте. На улице мы прождали недолго, спустя несколько минут из барака, где проводились занятия, вышел мальчишка в шапке, которая была ему большая, поэтому все время сползала на глаза. Вместе с ним вышла высокая и стройная девушка. Разглядеть ее толком в темноте зимнего вечера не было возможности из-за меховой шапки и шали, закрывающей половину лица. – Здравствуйте. Разрешите представиться: Богуславский Сергей Александрович. – Здравствуйте. Антошина Светлана Михайловна. Вы вызвались нам помочь? – Да. Тебя как звать, парень? – Сенька. Ну и плечи у вас дяденька! Вы, наверное, боком в дверь входите? – Смотря какие двери, Сенька! Ну, пошли! Показывай, где живешь! До двухэтажного обветшалого дома, длинного как барак, мы дошли быстро, минут за десять. Когда-то это были производственные помещения, которые со временем кто-то из изворотливых дельцов разбил на комнаты и стал сдавать внаем. Зашли в полутемный и холодный подъезд, в котором отчетливо пахло мочой, кислой капустой и чем-то только что подгоревшим. Стоило подойти к обшарпанной фанерной двери, из-за которой неслись громкие и нетрезвые голоса, как мальчишка съежился и виновато взглянул на нас. – Может, я один пойду? – Нет, Сеня, мне необходимо поговорить с твоими родителями. Ты умный и талантливый мальчик, и они должны это понять. Я скажу им… – тут учительницу перебила громкая изощренная ругань, раздавшаяся из-за двери. Она вздрогнула и, словно ища помощи, бросила на нас со священником испуганный взгляд. «Глаза у нее красивые. Да и вообще…» – только я так подумал, как она решительно толкнув дверь, вошла в комнату. Следом вошли мальчишка и отец Елизарий. Я же остался стоять у двери. Стоило им войти, как в комнате воцарилась тишина. С высоты моего роста мне все было прекрасно видно, при этом сам я оставался невидимым во мраке коридора. За колченогим столом, накрытым вместо скатерти газетой, при неровном свете свечей сидела пьяная компания, состоявшая из двух мужчин и двух женщин. В центре стола сковорода с остатками жареной картошки. Рядом с тарелкой, где лежало несколько кусков селедки, стояла литровая бутыль с каким-то мутным пойлом. Завершал натюрморт кувшин с квасом и несколько разнокалиберных стаканов. Первой нарушила воцарившееся молчание учительница: – Меня зовут Светлана Михайловна. Я учительница вашего сына и пришла сказать… Ее перебил противный скрип табурета, с которого приподнялся костлявый мужчина, одетый в черную косоворотку. Лицо худое, запавшее, а взгляд пустой, мутный. – Сенька… ты деньги принес? Или быть тебе сегодня драным… Шкуру спущу… – Вы не смеете бить и издеваться над ребенком! Он тянется к знаниям! – Ты откуда такая выискалась?! – резко и зло оборвала ее болезненно худая, с запавшими глазами, женщина, одетая в длинную черную юбку и домашней вязки растянутую кофту. – Своих нарожай, тогда и командуй! – Бога побойтесь, люди! Во что вы себя превратили?! Пока вы беса тешите, вы тем самым душу свою безвозвратно губите! Опомнитесь! – воззвал к ним священник. – Шел бы ты от греха подальше, святоша! Смотри, осерчаю как прошлый раз! – голос угрожавшего мужчины был глухой и тяжелый, идущий, словно из нутра. Да и сам он был под стать своему голосу – грузная фигура, бритая голова, массивная шея, переходящая в широкие плечи. Картину довершало грубое лицо со сломанным носом. – Ты мне не страшен. Господь мне заступник! Он не даст меня в обиду! – Это мы сейчас проверим! Похоже, бугай не привык бросать слова на ветер. Он порывисто поднялся и стал огибать стол. Учительница инстинктивно прижала к себе мальчишку и замерла. Священник, наоборот, гордо выпрямился. Только здоровяк успел приблизиться к отцу Елизарию, как я вошел в комнату, слегка отодвинув священника в сторону, затем коротко и сильно ударил под ребра замершего от неожиданности драчуна. Тот, словно поперхнувшись, захрипел и как бы нехотя, боком завалился на грязный пол. Не глядя ни на кого, я тихо развернулся и вернулся в коридор. – Вы это, что… произвол творите? – спустя минуту робко подал голос уже начавший трезветь отец Сеньки. – Не гневайтесь на Сергея Александровича, – стал извиняться за меня священник. – Он пытается найти истину Божью, но пока ходит во тьме, яко слепец, а вы Бога от себя отринули и теперь водке проклятой молитесь! Подумали, чем жизнь закончите?! Покайтесь, пока не поздно, и отриньте свои грехи! – Брось причитать, поп! – вдруг резко оборвала его женщина с опухшим, нездоровым лицом цвета муки. – Это вы вместе с кровопийцами-фабрикантами нас до такой жизни довели! Мой сосед Мишка – он социлист, все доподлинно о вас поведал! Кровь нашу пьете, паскуды! – Хотите жить на помойке – живите! Но зачем ребенка за собой тянете! Сеня – умный мальчик! Ему учиться надо, а вы ему жить не даете! – подала свой голос пришедшая в себя учительница. – Пошли из нашего дома, защитники! Мой сын! Что хочу, то и делаю с ним! Уходите!! – вдруг неожиданно закричала мать Сеньки. – Ненавижу!! Чистенькие все!! А нам дерьмо жрать!! Вон!! После ее истеричных выкриков наступила вязкая, напряженная тишина, прерываемая короткими, утробными стонами корчившегося на полу бугая. «Все бесполезно. Взывать к совести, бить. Поздно». Видно, к подобному выводу пришел и отец Елизарий. Он тяжело вздохнул, нарисовал в воздухе крест, затем сказал: «Мир вашему дому!» – после чего развернулся и вышел. За ним переступила порог учительница, окинув меня признательным, мне так показалось, взглядом. «Красивые у нее глаза. Большие, черные, словно бархатные. И стройненькая. Надо будет с ней поближе познакомиться». Как только они пошли к выходу из барака, я шагнул обратно в комнату. Причем момент выбрал удачный. В эту самую секунду отец мальчишки вставал с табурета. – Ну, Сенька, паскуда, ты у меня сейчас… В следующую секунду после удара в подбородок он отлетел в угол и там, закатив глаза, неподвижно замер. Несколько мгновений я стоял в ожидании реакции женщин, но те, бросив на меня по опасливому взгляду, сейчас старались смотреть куда угодно, но только не в мою сторону. – Не обижайте мальчишку, а то ведь могу еще раз прийти, – с этими словами я быстро вышел. Только успел выйти из барака, как попал на шумный диспут о пьянстве и несчастной судьбе русских людей, который сразу оборвался при виде меня. Священник с ходу переключился на меня: – Сергей Александрович, вы же мне обещали! Я вам поверил! – Петр Николаевич, что я вам обещал, то все выполнил. – Как же так? Вы же ударили его бесчеловечно! – Я вам что обещал? Вспомните. Не изливать гнева своего. Так я его без гнева ударил, а про кулаки у нас уговора не было. Вам и матушка подтвердит мои слова. Священник некоторое время обескураженно молчал, потом сказал: – Может, и так. Но все одно скажу: нельзя вложить силою в сердце человека правду Божию. Только добрым словом… – Извините, Петр Николаевич, но у меня на этот счет иное мнение. Теперь пойдемте. Время позднее.Спустя какое-то время мне позвонил профессор Иконников и сказал, что его друг, Николай Тимофеевич Пороховщиков, прямо рвет и мечет. – Извините, Антон Павлович, не понял, что вы сейчас сказали. – Это я так образно выразился. Судя по его возбужденному виду и нечленораздельным высказываниям, вы оказались правы. И теперь он хочет вас непременно видеть. – Зачем? – Если честно говорить, то не совсем его понял. И проще будет, если он это сам вам объяснит! Вы эту кашу заварили, вы ее и хлебайте, молодой человек! – по тону было видно, что он меня все еще не простил за тот вечер. – У меня к вам просьба есть. Не будет ли среди ваших знакомых знатока легенд, связанных с кладами. – Тут и думать нечего! Антошин. Михаил Васильевич. Он даже книгу хотел написать на эту тему, да вот все не собрался. Вам к нему. – А где его можно найти? – В его магазине. Он антиквар. У них с братом семейное дело. Владеют несколькими антикварными магазинами в Петербурге, а также в Москве и Нижнем Новгороде. Может, и еще где. Найду его телефон, а потом позвоню ему и договорюсь о встрече, а завтра, когда вы придете, скажу результат. Вас это устраивает? – Вполне. – Буду вас завтра ждать. До свидания. В назначенное время я позвонил в дверь. Открыл мне хозяин квартиры, но стоило мне войти, как я сразу наткнулся на стоящего в прихожей Пороховщикова. Усталое лицо, всклокоченная борода, да и костюм на нем был явно рабочий, судя по его заношенному и мешковатому виду. В прошлый раз профессор химии выглядел куда импозантнее, в темно-синем костюме, белой накрахмаленной рубашке со стоячим воротничком и галстуке-бабочке. – Здравствуйте, господа! – Здравствуйте, Сергей Александрович, – поздоровался со мной хозяин квартиры. – Раздевайтесь. Мерзкая сегодня погода, не правда ли? Не успел я ему ответить, как ко мне, оттеснив хозяина квартиры, протиснулся Пороховщиков и, ухватившись за лацканы моего пальто, которое я еще только расстегнул, начал возбужденно говорить: – Скажите, а режим термообработки… В этот самый момент вмешался Иконников: – Николай Тимофеевич, мы же с вами договорились! Все разговоры за столом, за стаканом горячего чая. – Договорились, договорились, – недовольно пробурчал профессор химии, отступая в сторону, с весьма недовольным видом. – Я только… Иконников замахал на него руками, и Пороховщиков, что-то бурча про себя, скрылся в проеме двери, ведущей в столовую. – Никакого с ним сладу нет последнее время. Сам на себя стал не похож. Одна надежда на вас, Сергей Александрович. Угомоните наконец этого старика. – Вы мне обещали телефон антиквара. Вы помните? – Сейчас прямо вам и отдам, а то забуду, – он порылся в кармане жилетки и протянул мне визитную карточку. – Звоните ему на работу. У него кабинет при магазине и там же хранятся все его записи. Он будет рад поговорить с вами. И идемте, наконец. Как я и предполагал, тихого чаепития не получилось. За столом говорил только один человек. Николай Тимофеевич Пороховщиков. Проведя ряд экспериментов, которые по большей части подтвердили правильность моих слов, он желал знать, откуда мне стало известно об этом сплаве. – О каком сплаве вы говорите? Ничего такого не помню! Вы точно уверены, что это я вам о нем рассказал? Тут оба профессора вытаращили на меня глаза. Сейчас они даже были у них не круглые, а квадратные, от изумления. Я же продолжал ковать, пока горячо: – Честно говоря, я об этом вам раньше должен был сказать, господа. У меня время от времени появляются провалы памяти. При этих словах я сделал самые честные глаза, на которые был способен. Первым пришел в себя Иконников: – Вы не помните того, что рассказали об этом металле… как его… – Не о металле, а о сплаве мы говорим, – подправил своего приятеля профессор химии. – Вы его еще тогда назвали дюраль, Сергей Александрович. – Тогда? Простите меня, господа, но, честное слово, не знаю о чем речь. Мне очень неловко, но вы меня премного обяжете, если мы больше не будем об этом говорить. Если Антон Павлович смотрел на меня с жалостью, то его приятель, похоже, начинал злиться. – Этому господину, видите ли, неловко! Антон, ты только на него посмотри! Он же просто увиливает от ответа! – Друг мой, не горячись ты так! А если все так и есть, как говорит, Сергей Александрович! Мозг ведь… Я встал. – Господа, извините за то, что принес вам беспокойство. Разрешите мне откланяться. – Погодите, Сергей Александрович! – вскочил вслед за мной со стула хозяин квартиры. – Не обижайтесь на нас, ради бога! Я вам искренне верю! А Николай пусть так и остается Фомой неверующим! – Я не обижаюсь, Антон Павлович. Просто говорить о том, чего не помню… – при этом я специально затянул паузу. Пороховщиков, лишенный поддержки, и уже начиная чувствовать себя виноватым, в свою очередь, сделал попытку извиниться. – Гм! У вас давно такое… происходит? – Да нет. Сцепился с разбойниками, а один меня гирькой на цепочке приголубил. – Так это тогда случилось?! – ахнул Иконников. – Голубчик вы мой! Почему вы сразу не сказали?! Пороховщиков теперь уже с удивлением посмотрел на своего приятеля. – Я же тебе об этом рассказывал! Сергей Александрович Машеньку тогда спасал! Да вспомни: ты мне еще сказал, что мне пора приключенческие романы начать писать! Затем на еще не опомнившегося Пороховщикова был обрушен энергичный и красочный пересказ хозяина квартиры про чудесное спасение его племянницы. После чего подозрительность Пороховщикова постепенно увяла и, хотя был менее доверчивым, чем его давний друг, но даже он проникся ко мне сочувствием, что было видно по его взглядам. О моем гениальном прозрении больше не вспоминали. После пространного разговора ни о чем и двух чашек чая я наконец распрощался и ушел. Придя домой, я посмотрел на часы и решил, что время не самое позднее и можно позвонить антиквару. Так и сделал, в результате чего мы договорились о встрече завтра вечером в его магазине. Укутанный в белые одежды Петербург, несмотря на холод и густой снег, стал для меня прообразом родного дома. Нет, я не воспылал к нему горячей любовью, просто стал относиться к нему как месту, куда всегда могу вернуться. На пересечениях улиц я несколько раз проходил мимо разведенных костров, которые как островки тепла, охраняемые городовыми в занесенных снегом шинелях, сулили тепло и приют бездомным и случайным прохожим. Из снежной завесы то появлялись, то скрывались за ней освещенные витрины магазинов, яркий свет ресторанов и приглушенный шторами свет, идущий из окон квартир. Проезжающие мимо экипажи и автомобили скользили темными тенями на белом фоне зимней ночи. Подойдя к антикварному магазину, я чисто автоматически оглянулся по сторонам. Только невдалеке, в снежной пелене, мелькнула фигура прохожего в шубе с поднятым меховым воротником и шапке, надвинутой на глаза. Толкнув дверь, вошел в магазин. Яркий, искрящийся свет, идущий от двух больших люстр, вместе с ощущением тепла и окружившими меня различными старинными предметами создали внутри меня на какие-то мгновения ощущение другого мира. Картины, оружие, статуэтки, шкатулки висели на стенах и стояли на многочисленных полках, в то время как напольные вазы, часы, массивные фигуры слонов и каменных идолов разместились на полу. Подошел к одной из ближайших витрин. На черном бархате были выставлены различной формы медальоны. В этот момент откуда-то сбоку раздался голос мужчины: – Сударь, вы что-то хотели? Подарок жене? Или на Рождество? Я повернулся в его сторону. Чуть в стороне от входа находилась конторка, за которой стоял невысокий, полный, с сединой в густых волосах и бороде мужчина. Лицо спокойное, открытое, но худое, а под глазами мешки. Одет он был во все черное, как приказчик из похоронной конторы: пиджак, брюки, жилетка, туфли. – Мне нужен Михаил Васильевич. – Вы с ним договаривались о встрече? – Да. Приказчик отошел к дальней стене, где я только сейчас заметил дверь, искусно скрытую портьерой, и, чуть приоткрыв ее, негромко сказал: – Михаил Васильевич, к вам пришли. – Сейчас подойду, – раздался голос хозяина магазина. Продавец вернулся на свое место и повторил: – Он сейчас подойдет. Я кивнул головой и отошел к развешанному на стене оружию. В основном это были шпаги и сабли, среди которых из огнестрельного оружия присутствовало несколько старинных пистолетов, заряжавшихся с дула. Один из них привлек мое внимание своей узорчатой насечкой, я уже хотел снять его и рассмотреть поближе, как раздался голос хозяина: – Сергей Александрович, здравствуйте! Я полностью к вашим услугам! – Здравствуйте, Михаил… Меня перебило резкое треньканье дверного колокольчика. Дверь широко распахнулась, и в магазин почти вбежал грабитель в маске и с обрезом в руках, следом за ним на пороге появился еще один налетчик в маске. Последний держал в руке револьвер, направленный на меня и на хозяина антикварной лавки. Сделав два шага, он остановился, держа нас под прицелом, в то время как бандит с обрезом подскочил к приказчику и ударил того стволом по голове. Старик со стоном упал на пол. Спустя несколько секунд дверь снова распахнулась, и в проеме появился третий налетчик. В длинном пальто, в маске и с пистолетом. Именно его я видел перед тем, как войти в магазин. Аккуратно закрыв дверь, он щелкнул задвижкой, затем неторопливо развернулся в нашу сторону. Не спеша осмотрелся, словно пришел в гости, сделал несколько шагов вперед, остановился. – Здравствуйте, господа. Просьба не волноваться! Никого убивать не будем! Это просто ограбление! Теперь займемся делом! Михаил Васильевич, пройдемте в кабинет! У меня к вам есть приватный разговор! Хозяин антикварного магазина бросил на меня жалобный взгляд. Что делать? Я ничем в этой ситуации не мог ему помочь, поэтому ограничился словами: – Делайте, что вам говорят. Главарь в ответ на мои слова осклабился: – Вот и правильно. Слушайся здоровяка и все будет хорошо! Семен, смотри в оба! Воробышек, на дверь! Налетчик с револьвером в руке, подойдя, встал в трех шагах от меня, второй бандит с обрезом занял пост у двери, а тем временем хозяин магазина под конвоем главаря скрылся за портьерой своего кабинета. Кольт, с патроном в стволе, сейчас лежал в кармане моего пальто, но попробовать его выхватить, значит, стопроцентно получить пулю в грудь. Оставалось стоять и ждать, пока какая-нибудь случайность не изменит расклад. Спустя несколько минут я услышал громкие выкрики Антошина из-за полуоткрытой двери: – У меня нет таких денег! И никогда не было! Судя по всему, это был ответ на заданный ему вопрос. В свою очередь разозленный отказом грабитель так же повысил голос: – Жирная тварь! Может, ты решил, что я тебя просить пришел! Нет! Я здесь, чтобы забрать свое! – А-А-а!! Как только раздались громкие крики боли, перемежаемые стонами, на верхних ступеньках винтовой лестницы, соединяющей первый и второй этажи, показалась фигурка молоденькой девушки. Она еще ничего не поняла и с криком: «Папочка! Что случилось?! Папочка!» – стала быстро спускаться вниз, но вдруг неожиданно увидела бандитов с оружием и застыла как вкопанная. Видно, услышав шум, в проеме двери появился главарь: – Чего там?! – Девка его! Видно, дочка! – и Семен ткнул револьвером в сторону замершей в испуге девушки. На его жест невольно отвлекся и второй бандит, стоящий у двери. Мне этого вполне хватило, чтобы выхватить пистолет и начать стрелять. Пуля, ударив в лицо Семена, развернула его и отбросила назад. Он еще только падал спиной на стенд со старинными монетами, как я выстрелил в Воробышка. Пуля пробила ему правое плечо, и выпавший из руки обрез звонко ударился о плитку, а в следующую секунду раздался дикий вопль. Налетчик даже не закричал, а заверещал как свинья, которую режут. Главарь, не раздумывая, быстро вскинул руку с оружием, выстрелил в меня и тут же скрылся за занавесью. Он промахнулся, я же побоялся стрелять, так как мог случайно попасть во владельца магазина. Продолжая держать под прицелом дверь кабинета, бросил быстрый взгляд на подстреленных мною бандитов. Семен лежал на боку, привалившись к ножке стола – витрины, среди осколков стекла и разлившейся крови. Его глаза были широко открыты и слепо смотрели в стену. Второй бандит сидел на полу, и с всхлипами и стонами баюкал свою раненую руку. Дробовик лежал в метре от него. У главаря, оказавшегося в ловушке, не выдержали нервы: – Падла, дай нам уйти!! Ведь порешу хозяина!! Мне его кончить, что полуштоф махнуть!! Ответом на его слова стал истерический плач девушки, у которой сдали нервы, а затем раздался голос ее отца: – Лизонька! Девочка! Успокойся…! – Заткни пасть, жирный урод! – сейчас в голосе главаря были хорошо слышны истерические нотки. – Девка, ты меня слышишь?! Если хочешь увидеть отца живым, скажи бугаю, чтобы бросил пистолет! Считаю до пяти!! – Папочка!! Мне страшно!! – Девка, ты что, меня не слышала?! Я убью… В этот самый момент в кабинете раздался громкий шум, затем портьера резко отлетела в сторону, и из кабинета стремглав выскочил Антошин. Бандит в горячке схватки кинулся за ним, но, оказавшись на пороге, получил пулю в плечо и выронил пистолет. Антошин, не глядя по сторонам, кинулся к дочери. Схватив ее в объятья, прижал к себе. Подойдя к главарю, я сначала откинул ногой лежащий на полу пистолет как можно дальше, а затем от души врезал ему рукоятью пистолета по зубам. Бандит, не удержавшись на ногах, упал. В этот самый миг в дверь магазина стали громко стучать. – Полиция!! Откройте! Полиция! – послышались приглушенные толстым стеклом голоса. Спрятав свой кольт, я подошел к двери и открыл ее. На меня из-за порога смотрели три ствола. Я протянул руки ладонями вверх. – Ни с места! Кто стрелял?! – спросил меня один из городовых. – Заходите и все узнаете, – пригласил я полицейских внутрь, одновременно делая шаг назад. Осторожно, с оглядкой, они вошли в магазин вслед за мной. Не успели они переступить порог, как раздался злой крик владельца магазина: – Как деньги брать на лапу, так вы тут как тут, а когда нужно – никого нет!! Бездельники!! Все сообщу вашему начальству! Все скажу! А ты, Перфильев, только попробуй прийти ко мне на Рождество за красненькой! Фиг тебе, а не деньги! Понял?! Дулю с маслом ты от меня получишь! Дырку от бублика! Полицейские, опустив глаза в пол, молча слушали кипящего от злости Антошина. Только когда тот замолчал, один из них осмелился сказать: – Михаил Васильевич, помилуйте, как мы могли знать?! Как только дворник услышал выстрелы и прибежал ко мне, так мы сразу кинулись на выручку! – Он к тебе прибежал! Так ты чего сразу сам не побежал?! Страшно стало?! За подмогой побежал?! – Гм! Налет со стрельбой… дело серьезное. Тут… думать надо, – невпопад и неуверенно промямлил городовой, понимая, что выдал себя с головой. – Он думать решил! А деньги брать…! – Михаил Васильевич! – позвал я вошедшего в раж хозяина антикварного магазина. Когда тот повернулся ко мне, я спросил. – Может, мы все же займемся делом, ради которого я пришел?! – Э-э… – возбуждение, хлеставшее через край, сейчас мешало ему адекватно воспринимать ситуацию, поэтому он несколько секунд растерянно смотрел на меня, вникая в мои слова. – Да. Да! Вы правы. Я сейчас. Лизочка, побудь пока наверху. Хорошо, девочка? Я скоро. Спустившись вниз, он остановился возле своего приказчика, все еще лежащего без памяти, и обратился ко мне: – Погодите еще немного, мне сначала надо оказать помощь Андрею Лукичу. Городовые, тем временем, уже суетились, стараясь показать служебное рвение. Быстро и ловко обыскав преступников, сорвали со всех троих маски, затем кое-как перевязали раненых, посадив их рядышком, недалеко от входа. Все трое налетчиков оказались довольно молодыми людьми, а Воробышек, так и вовсе выглядел подростком. Один из полицейских, Перфильев, пытаясь загладить свой грех, старательно помогал хозяину магазина перевязывать голову приказчику, уже пришедшему в себя, но стоило им поставить его на ноги, как тот вдруг издал крик, полный негодования: – Паршивец! Негодяй! Разбойник! Ты что наделал?! Что ж я теперь твоей матери скажу?! Все замерли, глядя на бледное, искаженное не столько от физической боли, сколько от душевной муки лицо приказчика. – Как же ты мог! Я же тебя, стервеца, на руках качал! Ты же мне как родной… – Погоди-ка кричать! – прервал его истошные вопли один из полицейских. – Он что тебе сродственник?! – Егорка?! Он мой племяш! Как я овдовел, так к сестре перебрался. У нее муж уже как девять лет помер, а у меня желудок больной, мне без хорошей пищи никак нельзя. А Антонина, она в этом деле мастерица. Бульончик там говяжий наваристый… Э! Не о том речь! Старший ее сын, Анатолий, уже давно своим домом живет, а этот, Егор, сам по себе, квартиру снимает. У матери редко является, вот только в последнее время зачастил. И вчера был. Ох! – он вдруг резко повернулся к хозяину, стоящему в двух шагах от него, и упал перед ним на колени. – Какой я дурак! Прости меня, Михаил Васильевич! Это я! Я его привел! Вчера, за чаем, сестре рассказывал, что дела неплохо идут. При нем рассказал, при гадине подколодной! Виноват! Угораздило меня на старости лет! – Андрей Лукич! Вы успокойтесь! Вставайте! – Антошин помог подняться приказчику. – Да я вас знаю больше двадцати лет! Нет у меня ни малейших сомнений насчет вашей честности! И хватит об этом! К этому времени один из городовых дозвонился до участка, и вскоре прибыла бригада сыскной полиции. Агент, прибывший с ними, мне был хорошо знаком по тренировкам у Окато. Он поздоровался со мной, потом быстро оглядел налетчиков, постоял какое-то время рядом со следователем, снимавшим показания у Андрея Лукича и снова подошел ко мне. – Как вы нам помогли, Сергей Александрович, просто сказать не могу! В одиночку взяли «банду в масках»! За ними уже три ограбления и одно убийство числятся, только тут вот одна странность имеется. До этого они ювелирные магазины грабили, а тут почему-то решили антиквариатом разжиться. – Владимир… Семенович, рад, что помог, а теперь, извините, мне надо своим делом заняться. – Погодите! Это как?! Вы же взяли налетчиков! Я собирался представить начальству соответствующий доклад, где вы… – Нет! Вы представьте доклад в таком виде: благодаря умело организованной полицейской засаде банда налетчиков была схвачена на месте преступления. – Гм! Если вы настаиваете… Было видно, что мое предложение его больше чем устраивает. Кому не хочется похвалы начальства, славы и премиальных?! – Настаиваю. – Спасибо вам большое, Сергей Александрович! Если что – обращайтесь! Помогу чем смогу и даже больше! Когда все уехали, Михаил Васильевич собственноручно закрыл дверь магазина, потом поднялся наверх, посмотрел, как там его дочь, спустился и пригласил меня в заднюю комнату. Сел в кресло за столом, я сел напротив. Хозяин магазина нагнулся, достал графинчик и две серебряные стопочки. – Спасибо, – сразу предупредил его я. – Не пью. – Вы меня извините, но мне просто необходимо. Внутри зажало. Никак не отпускает. После чего налил и выпил подряд два стограммовых стаканчика, затем откинулся в кресле и замер. Спустя пару минут сказал: – Уф! Вот теперь лучше. Налил в третий раз, но пить не стал. – Пережить такое… во второй раз мне точно не захочется. Каков подлец этот Егорка! Дядьку своего не пожалел! А вы! Вы молодец! Ей-богу! Прямо слов нет! Спасли! – и он молодцеватым движением отправил третью стопку в рот. – Теперь к делу. Он выдвинул ящик письменного стола и достал пухлую потрепанную тетрадь, затем хлопнул по ней ладонью и сказал: – Вот где мои истинные сокровища. Мечтаю книгу написать. Здесь более полусотни легенд и сказаний о кладах. Причем нередко они встречаются в семейных преданиях, что придает им больше достоверности, чем народным легендам. Могу смело утверждать, что в них больше достоверных фактов, которые подтверждаются проверкой исторических реалий по тем временам. Вот, например… Извините меня! Вы, как я понимаю, хотели узнать нечто конкретное. Так я слушаю вас. – Меня интересуют сказания и легенды, связанные с Сибирью. Собираюсь в те края, вот и заинтересовался. – Понятно. Их у меня более десятка. Вас все интересует? – Может, я сам почитаю ваши записи? – предложил я, но получил твердый отказ: – Извините, но не хочу отдавать их в чужие руки. Я лучше вам вкратце расскажу, а что вас больше заинтересует, на это сделаю выписки. – Мне не хотелось бы вас утруждать, Михаил Васильевич. – Бросьте! Я и дочь, мы вам жизнями обязаны, а это… просто мелочь. Спустя два часа для себя, мысленно, я остановился на легенде о сокровищах хана Кучума. Она во многом совпадала с теми данными, что у меня имелись. Когда я это понял, то нашел довольно вежливую причину и стал прощаться. Хозяин магазина проводил меня до двери, потом какое-то время смотрел на меня и, наконец, сказал: – Я вам поражаюсь! Вы просто невероятный человек! Спокоен! Выдержан! Как будто ничего не случилось! Что я для вас могу сделать?! – Вы уже мне помогли. – Нет! Я ваш должник! И еще. Сергей Александрович, жду вас к нам на обед, в это воскресенье. Отказа не приму! – Хорошо. Приду.
Добрался я до дома Антошиных буквально за двадцать минут быстрым шагом. Здание, насколько хватало моих знаний в архитектуре, было выдержано в стиле барокко и, несомненно, являлось одним из самых красивых домов Петербурга. «Недаром говорят, что Антошины далеко не самые бедные люди в Петербурге». Попасть в особняк оказалось не так просто. Сначала мне путь преградил дворник, стоящий у кованой калитки, а затем лакей, открывший парадную дверь. – Как прикажете доложить? – Богуславский Сергей Александрович. Холеное лицо слуги тут же расплылось в приторной улыбке. – Проходите. Вас уже ждут. Я провожу. Тщательно закрыв дверь, лакей сначала повел меня по широкой лестнице, затем через анфиладу богато обставленных комнат. Остановились мы на пороге большого зала, после чего слуга отошел в сторону, поклонился и тихо сказал: – Прошу вас. Михаил Васильевич ждет вас. Первое, что я увидел, когда вошел, это был большой стол, уставленный множеством тарелок, блюд, бутылок и графинчиков, на фоне изящных изумрудного цвета обоев. Все остальное толком мне не удалось рассмотреть, так как в этот самый миг ко мне кинулся хозяин дома: – Сергей Александрович, наконец-то! А мы вас уже заждались! Я открыл рот, чтобы поздороваться, как вдруг замер, увидев человека, которого никак не ожидал увидеть в этом доме. – Это мои любимые дочурки! Разрешите представить вам свою старшую… Хозяин дома, оборвав фразу, недоуменно обернулся, решив проследить за моим взглядом, направленным ему за спину. В следующее мгновение я уже пришел в себя. – Здравствуйте, Михаил Васильевич! Здравствуйте, Светлана Михайловна! Здравствуйте, Лизонька! Светлана Михайловна, надеюсь, вы простите мое удивление, так как я меньше всего ожидал увидеть вас здесь. Старшей дочерью Антошина оказалась та самая учительница, которую мне довелось сопровождать на прошлой неделе вместе с Сенькой и отцом Елизарием. Обстановка нищего района как-то не вязалась с роскошью этого дома, но даже не это поразило меня, а ее красота. Миндалевидный разрез глаз в обрамлении пушистых ресниц придавал ей особое очарование, а тонкий изгиб бровей делал их настоящим произведением искусства. Правильные черты лица, чуть припухшие губы, тонкая талия… Сказать, что она была красива – значит не сказать ничего! Я мысленно облизнулся. Увидев мое неприкрытое восхищение, девушка слегка покраснела. – Здравствуйте, Сергей Александрович. Вы знаете, я тоже не ожидала вас здесь увидеть, хотя о вашем подвиге уже наслышана. Хозяин дома растерянно посмотрел на дочь: – Ты мне ничего об этом знакомстве не говорила. Та перевела взгляд на отца и с укором сказала: – Папа, я уже взрослая. К тому же с Сергеем Александровичем мы только общались по делам школы. – Хорошо-хорошо, дочка. А это наша самая маленькая… – Я не маленькая! Здравствуйте, Сергей Александрович! Антошина Елизавета Михайловна. И еще! Мне нравятся большие и сильные мужчины! – Лизавета, прекрати сейчас же свои выкрутасы! У нас гость! – одернул ее отец. – Папа, я тоже, как и Света, самостоятельный человек, а значит, могу иметь свое мнение! – Здравствуйте, Елизавета Михайловна! – поздоровался я с задиристой девчонкой и спросил наугад: – Как скоро вы будете праздновать свое пятнадцатилетие? – Через четыре с половиной месяца. Считайте, что вы приглашены. – Приму за честь, Елизавета Михайловна! Михаил Васильевич оказался не только радушным хозяином, но и отменным рассказчиком. Как оказалось, он в свое время немало попутешествовал по миру, так что ему было о чем рассказать. Лиза, в свою очередь, с детской непосредственностью пробовала со мной кокетничать, веселя всех, а стоило ей заметить мое внимание к своей сестре, как тут же не замедлила наябедничать: – Сергей Александрович, вы не сильно заглядывайтесь на Светлану, у нее уже есть жених. Та сразу покраснела и тут же принялась отчитывать младшую сестру: – Что ты постоянно не в свои дела лезешь! Еще маленькая, чтобы рассуждать… – Нечего считать меня маленькой! – Девочки, перестаньте! Извините нас, Сергей Александрович! Сегодня Лиза что-то разошлась! – Хорошо, я буду паинькой, если Сергей Александрович расскажет о себе. – Хм. Да, в общем, нечего рассказывать. Детство в поместье под Тулой. Военное училище. Война. Ранение. Отставка. – А награды у вас есть? – Два креста. – Ого! Так вы герой! Много германцев убили?! – все никак не могла успокоиться юная девица. – Не без этого. – Вы на фронте научились так стрелять?! Я видела! Бац-бац – и все разбойники лежат! – Лиза, а ты помнишь, как испугалась? Похоже, отец решил приструнить свою дочь подобным способом. – И что? Я девочка, мне положено бояться. А храбрые мужчины должны нас защищать. Я правильно говорю, Сергей Александрович? – Правильно, – но тут неожиданно вспомнил о сестре и добавил: – Только не всегда так выходит. Разговор у нас перескакивал с антикварных редкостей на войну, потом на школу, где преподавала старшая дочь Антошина, затем на погоду, на театральные премьеры и все такое прочее, о чем было желание поговорить. Несмотря на роскошь и богатство, Антошины показались мне в общении простыми, добрыми и душевными людьми. Уходил я от них уже довольно поздно, провожаемый всей семьей. – Вы когда снова к нам придете? – спросила меня Лиза. – Когда пригласите, – чуть усмехнулся я. – Папа! – тут же развернулась к отцу дочь. В ее возгласе было одновременно требование и просьба. – Что папа?! Сергей Александрович – человек занятой. У него тренировки… – Ой! Папа как-то упомянул о японцах, которые могут необыкновенные вещи! Так тот кулаком здоровенную доску разбивает! Вы так можете?! – Хватит, Лиза! Дай человеку уйти домой. Уже поздно. Сергей Александрович, когда у вас найдется свободное время, позвоните. Вот вам моя визитка. Ждем вас в любое время. До свидания. – До свидания.
Не успел я раздеться, надеть домашний халат и сесть в кресло, как раздался стук в дверь. «Блин! Ну, кого еще несет на ночь глядя!» Не торопясь встал и пошел к двери, надеясь, что незваный гость сам уйдет, без излишних напоминаний, но моим надеждам было не суждено сбыться. Стоило мне подойти к порогу, как снова раздался стук. Я широко распахнул дверь. На пороге стоял домовладелец Савва Лукич. При виде меня на его лице появилась довольная улыбка. – Я уж думал, что опять впустую пришел! Слава тебе, господи! Наконец застал вас дома, Сергей Александрович! – Зачем я вам так срочно понадобился, Савва Лукич?! На новую битву с японцами зовете?! – С японцами?! Ах, вы о том вечере! Нет. Здесь все проще! Помните, я вас с Бадмаевым познакомил?! Там на вечере?! – С Бадмаевым?! Тот, который про монаха-ясновидца рассказывал? – Он! Петр Александрович! Он мне уже дважды телефонировал, а также вчера сам приезжал! Хочет срочно с вами увидеться! – Хм…! Зачем я ему понадобился? – и я принял удивленный вид. – Не говорит! – тут он порылся в кармане, затем достал и подал мне визитку. – Вот тут его адрес и телефон. Извините за беспокойство и спокойной вам ночи! Закрыв дверь, я первым делом пошел посмотреть на часы, висящие в гостиной. Стрелки показывали половину одиннадцатого вечера. «В принципе, можно телефонировать и сейчас. Зачем я ему понадобился, тоже понятно. Мое предсказание… Хм. Вот только, готов ли я сам попытаться изменить ход истории? И главное, во имя чего?» – я задумался, но уже спустя минуту ответ на все эти вопросы пришел сам по себе. Его мне подсказало чувство вины перед сестрой, до сих пор занозой сидевшее в моем сердце. «Я не могу повернуть вспять судьбу Наташи, но попытаться исправить судьбы миллионов других людей и тем самым спасти Россию обязан». Сомнения развеялись окончательно: свой выбор я сделал. Подошел к висящему в коридоре телефону, снял трубку. После того, как меня соединили, только спустя минуту мне ответил заспанный голос: – Вы знаете, сколько сейчас времени?! – Простите. Я вам лучше завтра перезвоню. – Нет уж! Раз я уже встал с кровати, то для начала хотел бы знать: с кем имею честь разговаривать? – Богуславский. Сергей Александрович. – Богуславский… погодите… Да! Точно! – из голоса разом исчезли сонно-ленивые оттенки, и он стал живым и энергичным. – Мне очень надо с вами увидеться! Если вы не против, то жду вас… во вторник. После пяти… Нет. Лучше в семь часов вечера. Диктую адрес… – Не надо. Он есть на вашей визитке. – Так вы приедете?! – Да, Петр Александрович. Спокойной вам ночи.
Глава 13
Царский лекарь встретил меня в прихожей. – Здравствуйте, Сергей Александрович! Раздевайтесь! Как там, на улице: снежок все еще идет? – Здравствуйте, Петр Александрович! Закончился. Если только излишнюю сырость убрать – вообще благодать будет! – Что тут скажешь! Кругом вода! Да вы проходите! Кстати, у меня есть водочка, настоянная на травах. При нашей погоде самое то! Вы как? – Спасибо. Не пью. Вот если только чаю предложите. Не откажусь! – И правильно делаете! – неожиданно раздался чей-то громкий голос из глубины квартиры. – Чай у Петра отменный! Обязательно надо испить! Я вопросительно посмотрел на хозяина квартиры, тот в ответ добродушно усмехнулся: – У меня там еще один гость сидит. Проходите! Пройдя в столовую, я увидел стоящего рядом со столом, на котором возвышался самовар, высокого мужика с длинными волосами, расчесанными на пробор, одетого в черную рубашку навыпуск и широкие штаны, заправленные в лаковые сапоги. Больше всего он смахивал на купеческого приказчика, разодетого по случаю какого-то торжества. Вот только рубашка на нем была шелковая, да поясок изящный, наборный. Да и взгляд никак не подходил к сложившемуся образу. Открытый и чистый, в то же самое время он настораживал притаившейся в глубине глаз цепкостью и пристальным вниманием. Словно пытался заглянуть человеку в душу. Мне не нужно было его представлять. Григорий Распутин. Он протянул руку, я пожал ее. – Сил-е-ен! – протянул царский любимец, разглядывая меня. – Наслышан о том, как ты япошку наказал! Хвалю! Отстоял честь русских людей! Кто я, тебе ведомо. Вижу. А ты, значит, тот самый Богуславский? – Тот или не тот – решать мне! Вас как по батюшке кличут? – Отца Ефимом звали. – Рад с вами познакомиться, Григорий Ефимович. – И я хорошим людям всегда рад, – он повернул голову к хозяину квартиры. – Петр, а не испить ли нам твоего знаменитого чайку?! На травах. – Как же, Гриша! Конечно, сделаю, а вы пока, гости дорогие, присаживайтесь. Варенье себе накладывайте, которое по душе придется. Не успел Бадмаев скрыться на кухне, как я негромко, глядя прямо в глаза Распутину, сказал: – Ждет вас смерть в конце этого года. Сначала вас тяжело ранят, а потом еще живого спустят под лед в Неве. Лицо у Распутина как-то сразу окаменело, а взгляд стал тяжелый, невидящий и какой-то сверлящий, словно он пытался вскрыть, а затем заглянуть внутрь моей черепной коробки. Какое-то время мы стояли друг напротив друга, глядя глаза в глаза, затем он заговорил глухим и безжизненным голосом, словно вещал: – Не вижу лжи в этих глазах. Говорит твердо, не сомневаясь, будто знает все наперед. «Транс или…» Додумать мне не дал сам Распутин, придя в себя. Сделал шаг назад, снова посмотрел на меня, словно видел впервые, и потом просто, даже как-то буднично сказал: – Похоже, ты сейчас правду мне сказал, мил-человек. Мой предварительный план заключался в том, чтобы через царского медика попасть на прием к императору и попробовать его убедить в необходимости сепаратного мира с Германией. Я понимал, что, скорее всего, мне придется столкнуться с Распутиным. Даже не столкнуться, а схватиться с царским любимцем, который всеми силами постарается избавиться от новоявленного оракула. Конкурентов никто не любит. Но все получилось с точностью наоборот. – Правду, – подтвердил я его слова. – Только не всю. Ты же не ради меня это сказал. Не так ли? Он оказался не хитрым шарлатаном или искусным лицедеем, каким мне представлялся, а волевым человеком, сильным своей верой. Вот только, из чего складывалась эта его духовная сила, я пока не мог понять, поэтому раскрывать свои планы пока не торопился. «Вроде поверил мне. Почти сразу. Как-то даже странно. Мешать мне, похоже, тоже не собирается, но в союзники его записывать пока рано». – Не ради вас, а ради будущего России. – Коли так, поведаю я тебе свое, сокровенное. Было мне видение, которое не дает покоя уже который день. Сердце щемит, как только оно снова встает перед глазами. Мнится мне, что кровавая туча нависла над Россией-матушкой. Тень ее падает на корону нашего государя, затемняя блеск ее величия. Несет от нее смертью и разрушениями неисчислимыми народу русскому. Как понять такое? – Гражданская война в России, – но уже в следующее мгновение понял, что он не понимает мною сказанного, и сразу решил исправить свою ошибку. – Это когда брат идет на брата, заливая родной кровью землю русскую. Так оно и будет, если не остановить сейчас войну с Германией. – Вон оно как, а я-то думал, что это германец нас подомнет под себя. А царь? – Не будет царя. Царский фаворит недоверчиво покачал головой. – Это хуже, чем мне даже виделось. Мы замолчали, уйдя каждый в свои мысли. Так и сидели, пока в проеме двери не выросла фигура Бадмаева с заварным чайником в руках. – Это ж надо! Гости нерадостные сидят! Ничего, сейчас чайку горячего попьем, взбодримся! Судя по тому, что Бадмаев ничего не стал спрашивать, его уход на кухню был заранее запланирован для того, чтобы дать Распутину время для разговора со мной наедине. Аромат свежезаваренного чая поплыл над столом, неожиданно напомнив запах летнего луга в солнечный полдень. Я даже не успел понять, откуда мне в голову пришла подобная ассоциация, как Распутин похвалил хозяина: – Хороший ты чай, Петр, завариваешь. Не только нутро, но и душу греет. А какой ароматный! Разливая чай и пробуя варенье, мы какое-то время перекидывались ничего не значащими фразами, словно только для этого и собрались за столом. Все, что мне надо было, я сделал, поэтому, выждав для приличия какое-то время, стал прощаться. Вслед за мной сразу засобирался Распутин. Выйдя на улицу, я предложил: – Может, немного прогуляемся. Нам, похоже, есть о чем поговорить. – Речь у вас, Сергей Александрович, необычная, слишком правильная. Вы словно учили наш язык, перед тем как прибыть из дальних стран. Мне доводилось говорить с чужеземцами, так они вроде вас говорят. Но вы русский. Я вижу. «Блин! Подметил, а главное, сделал правильное логическое заключение». – Хотите объяснений? – Нет. Мне вполне достаточно того, что я внутренним взором вижу. Странно? Для меня нет. Голос твой, лицо твое, сердце твое – все они говорят, что ты истину изрекаешь. Вот только разумом не могу понять: в чем корысть твоя? – Думаете, что я из-за денег или власти… – Думал бы так, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Тогда спрошу по-другому: во имя чего? – Не могу ответить. Не готов. – Не готов, – задумчиво повторил за мной Григорий Ефимович, потом тяжело вздохнул. – Прозревать наперед уже само трудно, а осознавать, что скрывается за завесой грядущего, неимоверно тяжело, так как по большей части оно непонятно и страшно. Хочется понять и объяснить людям, а не знаешь как. Слов нет. Смута ложиться на душу, терзает сердце… Ты-то как видишь? На этот раз я понял его сразу, так как готовился к подобному вопросу. – Сны. Одни из них ясны и понятны, другие – нет. В одних видениях мне все незнакомо и понять, что происходит – не могу, а некоторые места и люди мне известны, тогда и произошедшее могу понять. Так и с вами, Григорий Ефимович. После моих слов наступило молчание. Какое-то время мы так и шли, соблюдая тишину, пока Распутин резко не остановился и не спросил: – Кто убивать меня будет, знаешь? – Только двух из ваших убийц. Я ожидал дальнейших расспросов, но вместо этого он зашагал дальше, а я вслед за ним. Так мы шли, пока Распутин не заметил пролетку, неторопливо плетущуюся нам навстречу. Остановившись, он махнул и громко крикнул извозчику: – Эй! Ванька! Давай сюда! – потом повернулся ко мне и спросил: – Поедешь? – Прогуляюсь. Мне тут недалеко. – Как знаешь. Только вот ты мне скажи напоследок: нужна ли правда человеку, который ее знать не хочет? – Не хочет, значит, ему так лучше жить. Удобнее. – Суть изрек. Удобнее. Так мы и живем, как нам удобнее, а нет чтобы жить по правде. Ведь человек – в большинстве своем существо ленивое, живет ради хлеба насущного и зрелищ скоморошьих, а дальше ничего видеть не хочет. Трудно с этим бороться. Меня и самого эта трясина затягивает. Все бесы, проклятые, в ухо нашептывают, суля злато и другие мирские соблазны! А что человек? Он слаб… – помолчал, потом, словно нехотя, сказал: – Слыхал, небось, как я свой день ангела отпраздновал? Да что я спрашиваю? Весь город знает! И как в газетах про меня писали: «…пьянства и блуда было немерено». Эх! Не о том говорю. Ты завтра подходи к цареву дворцу. Вечером. В семь часов. Там, у входа тебя встречу.Попасть к царю оказалось непросто, даже несмотря на пропуск, подписанный начальником царской охраны, и сопровождавшего меня Григория Распутина. Слуги, дворцовые гвардейцы, даже казаки из личной охраны царя старались выказать свою нелюбовь к царскому любимцу, останавливая нас на каждом шагу и интересуясь моей личностью. Пройдя длинную анфиладу залов и комнат, мы наконец переступили порог кабинета российского самодержца. Правитель громадной империи выглядел почти так же, как на портретах и фотографиях, за исключением выражения усталости и хмурого взгляда, которых не было на страницах газет. Борода, усы, полковничий мундир. И, что меня несколько удивило, тлевшая между пальцев папироса. – Здравия желаю, ваше императорское величество! Богуславский Сергей Александрович! Поручик артиллерии в отставке! – при этом я встал по стойке смирно, несмотря на гражданскую одежду. – Здравствуйте, поручик. Да не тянитесь вы так. Не надо. Подойдите ближе. Так что вас привело ко мне? – Видения, если можно так выразиться, ваше императорское величество. После моих слов по лицу императора расплылась гримаска раздражения. Его можно было понять. Царю меньше всего сейчас был нужен новый ясновидец. – Они не всегда четки и понятны, но часть из них вполне ясно показывают на некоторые события, которые имеют место быть в будущем. То, что смог увидеть и понять, я изложил на бумаге. Могу я вам ее передать? – Давайте. Император затушил папиросу в пепельнице, затем взял и развернул бумагу. Пробежал глазами по строчкам наполовину заполненного листка один раз, второй и только потом посмотрел на меня. В его глазах не было ни страха, ни озабоченности, а вместо них читалось нечто вроде неприязни, словно они напомнили ему о том, что государь так упорно хотел забыть. Зная о завете императора Павла I, который оставил письмо своим потомкам с пометой: «Вскрыть Потомку нашему в столетний день моей кончины», я догадывался о возможной ее причине. Мне было известно, что Николай II вместе с императрицей Александрой Федоровной прочли это послание 12 марта 1901 года. О чем оно извещало – осталось неведомым, но вернулась императорская чета к придворным сильно взволнованная. Александра – бледна, Николай, напротив, красен, как вареный рак. Ни слова не говоря, монархи прошли мимо притихших придворных и удалились к себе, а вечером гатчинский истопник по секрету рассказал, что государь сжег в камине какие-то старинные бумаги. Достоверно узнать, что написал в послании к потомку Павел, пересказывая пророчества, которые поведал ему опальный монах Авель, сейчас уже невозможно. Но несколько намеков на его содержание оставило свой след в истории. Вот что записал в мемуарах приближенный ко двору литератор С.А. Нилус: «6 января 1903 года у Зимнего дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости одно из орудий оказалось заряженным картечью, и часть ее ударила по беседке, где находилось духовенство и сам государь. Спокойствие, с которым государь отнесся к происшествию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание окружавшей его свиты. Он, как говорится, и бровью не повел, а в ответ на осторожные вопросы ответил весьма странными словами: «До восемнадцатого года я ничего не боюсь». – Вы все это видели в своих снах? – Да, ваше императорское величество. – Часть того, о чем вы пишите, описано довольно расплывчато, но при этом упомянуты некоторые детали. Не кажется ли вам это странным? – Это объясняется тем, ваше императорское величество, что мои видения иной раз повторяются, принося с собой дополнительные подробности. Где мне знакомы люди, которых я вижу, то тогда нетрудно представить цельную картинку, а вот в тех случаях, когда они не известны, то, естественно, смысл предсказания остается для меня темным. В таком случае могу только сказать, что кто-то убил кого-то. И все. – Хм. У вас, когда эти… видения… проявились? – Около двух месяцев тому назад, когда лежал в госпитале с простреленной грудью. – Вы же только что сказали, что в отставке. Тогда где вы могли получить ранение? – На германском фронте, недалеко от белорусского городка Сморгонь. Ходил в тыл к немцу и по возвращении получил пулю. – А почему поручик-артиллерист ходит в тыл германцам? Пока я рассказывал ему историю своей сестры, Николай II смотрел на меня, изучая, потом сказал: – Судя по вашему рассказу, мне видится, что вы храбрый и уверенный в себе человек. Пусть даже это так, но почему я должен доверять вашим словам? Вы можете сознательно искажать истину! Как в пользу себе, так по наущению моих врагов! – Прекрасно понимаю, что доверие нужно заслужить, ваше императорское величество, поэтому не все написал. Вы уж извините меня за эту хитрость. Другими словами, я предлагаю вам способ проверить меня. Император достал новую папиросу. Не спеша прикурил, потом выпустил изо рта струю дыма и только после этого сказал: – Слушаю вас. – Я знаю, когда и где произойдет большое сражение, которое унесет очень много человеческих жизней с обеих сторон. Свыше полумиллиона. – Где и когда оно произойдет? – Оно напрямую не касается русских войск, поэтому знание о нем ничего не даст нашему главному штабу, зато благодаря этой информации вы сможете проверить меня на ложь. – Если я правильно вас понимаю, то вы хотите сообщить об этой битве сейчас, чтобы спустя какое-то время можно было бы удостовериться в истинности ваших слов? – Не совсем так, ваше императорское величество. При вас я запишу все на бумаге, запечатаю в конверт и отдам вам. Записи будут храниться у вас до назначенного времени. – Почему это не сделать прямо сейчас? – Мне хотелось бы, чтобы такой же конверт получил германский император. Государь окинул меня испытующим взглядом. – Не понимаю вас, поручик. – Все очень просто, ваше императорское величество. Чтобы не сбылись плохие пророчества, о которых вы только что прочитали, нужно исключить Россию из этой затяжной и кровопролитной войны. – Как вы это себе представляете?! – Думаю, что если ваше императорское величество найдет общий язык с германским императором, то сообща это можно сделать. – Царь-император, – неожиданно заговорил молчавший все это время Распутин, – прислушайся к его словам. Император бросил на него недовольный взгляд, ясно говоривший: не лезь не в свое дело, потом снова повернулся ко мне. – Почему вы решили, что окончание войны может изменить ваши предвидения? Может, мне с семьей просто надо будет уехать на некоторое время? – Нет. В моих предсказаниях все взаимосвязано между собой. А главное, ваше императорское величество, еще задолго до кровавой развязки вы просто уже не сможете повлиять на ожидающий вас конец. Мои слова явно не пришлись по душе государю Российской империи. Ему очень хотелось как-то меня задеть, и поэтому он задал мне неожиданный, но вполне предугадываемый вопрос: – А как насчет вашей судьбы? – Ничего не знаю, ваше императорское величество. Боюсь, что никогда так и не узнаю. Император сердито ткнул папиросой в пепельницу. Он был раздражен. – Григорий, ты знаешь, что написано на этом листке? – вдруг неожиданно спросил он Распутина, ткнув пальцем в лежащий перед ним лист бумаги. – Нет, царь-император, зато знаю, что беда большая грядет на Россию-матушку. А с германцем замириться надо, не он наш главный враг! – А кто наш главный враг? – Не мне судить, убогому, но ведь все в России есть: и умные головы, и богатство, но почему-то мы все больше нищетой прирастаем. – Опять ты о своем, Григорий, – император поморщился, потом повернул голову ко мне. – Пока я вам ничего не скажу, поручик. Теперь скажите мне: кто еще, кроме Распутина и меня, знает о ваших… пророчествах? – Никто, ваше императорское величество. – Пусть будет так и впредь. Идите. Так буднично закончилась моя первая встреча с Николаем II. Честно говоря, я ожидал более острой реакции на мои предсказания, в особенности на строчки, касающиеся расстрела царской семьи в 1918 году. Я даже вспомнил и написал, что с ними будет расстрелян личный врач Е. С. Боткин, вместе с их прислугой. Мне казалось, что будут вопросы, потребуются уточнения и детали, но ничего этого не было. Почему? Мне недолго пришлось думать над этими вопросами, потому что спустя сутки за мной приехали два человека в штатском, имевшие при этом военную выправку. На этот раз меня провели не парадным входом, а какими-то закоулками и темными коридорами. Император, как и прошлый раз, сидел за столом в кабинете с папиросой в руке, почти на том же месте стоял Распутин, но теперь в кабинете самодержца присутствовал третий человек. Его жена. Лица у всех троих были уставшие, осунувшиеся. Уже позже мне стало известно, что у царевича в эту ночь был очередной приступ болезни, но, не зная этого, я сразу задался вопросом, касающимся лично меня: «Что было сделано неправильно?» Впрочем времени на анализ супруга императора мне не оставила, накинувшись на меня сразу: – Кто вы такой?! Вы нам враг?! Если так, то скажите нам это прямо и открыто, в лицо! – Наоборот, ваше императорское величество. Я только хотел предостеречь… – Ваши предсказания пронизаны злобой и жестокостью! – не дала она мне договорить. – Почему я должна вам верить?! Сейчас в ее голосе были слышны истерические нотки. – Извините меня, ваше императорское величество, но я изложил только то, что видел и понял. Ни больше, и ни меньше. В свои слова я постарался вложить как можно больше твердости и убеждения, так как было совершенно непонятно ее столь явное проявление ко мне агрессии. Только со временем, разобравшись в хитросплетениях царской жизни, стало ясно, чем была вызвана эта вспышка. Оказалось, что Александра Федоровна сильно любила и при этом так же сильно ревновала мужа. Причем ревновала его ко всем – и мужчинам, и женщинам. Стоило государю привязаться к кому-либо – она удаляла его от двора, стоило завести длинный разговор с кем-либо, как тут же императрица находила предлог, чтобы прервать его. Постоянные роды, нетерпеливое ожидание сына-наследника престола, разговоры за спиной о том, что у нее сына не будет, волновали и делали ее несчастной. Императрица стала бояться, что ее любимый Ники может в какой-то момент от нее отвернуться. Именно тогда она ударилась в мистику. Она хотела чуда. Таким образом, у трона появился Григорий Распутин. Он стал для Александры Федоровны, и опорой, и прорицателем, и советником, а тут вдруг неожиданно появляется еще один оракул, который претендует на место ее Григория – святого старца. Надо дать ему отпор, решила она, но неожиданно не получила в своем благом порыве поддержки ни от мужа, ни от Распутина, на которую рассчитывала. Бросила взгляд на Распутина, словно ожидая от него помощи, но тот вместо этого укоризненно покачал головой, после чего императрица окончательно растерялась. Какое-то время царило неловкое молчание, и царице пришлось самой прервать его: – Григорий верит в ваш дар, но и святые старцы могут ошибаться. Так почему мы должны вам довериться?! – У меня с собой есть два письма, о которых я уже говорил вашему супругу. Они не запечатаны. Вы можете их прочесть сейчас или вскрыть после даты, написанной на конвертах. Это как вам будет угодно, ваше императорское величество. Если то, что там написано, окажется неправдой, вы можете смело считать меня шарлатаном и в дальнейшем поступить со мной, как считаете нужным. Императрица повернулась к мужу. – Я не знаю! Просто не знаю. И не верю никому. А мне так хочется верить… – тут ее голос задрожал. Государь встал с кресла и, подойдя к жене, погладил ее по плечу. – Я прошу тебя. Успокойся, милая. Александра Федоровна повернулась к мужу. Ее глаза влажно блеснули. Она хотела что-то сказать, но тут подал голос до этого молчавший Распутин: – Все в руках Божьих! А Алексею уже лучше! Не надо себя так изводить, царица! Император повернулся ко мне: – Поручик, оставьте ваши конверты на столе и можете быть свободны. О наших намерениях вам будет сообщено особо. В свое время я прочитал об этом сражении статью в интернете, чисто случайно наткнувшись на заманчивое название «Верден. Мясорубка дьявола». Начав читать, понял, что речь идет об историческом сражении между Германией и Францией в Первую мировую войну, но так как статья была написана не сухим, канцелярским языком, а живой, хорошей речью, то сначала прочитал ее до конца, а затем просмотрел документы за тот период войны. Меня не интересовала ни политические идеи, двигавшие армиями, ни тактика и стратегия сражений, а описание больших эпохальных сражений, унесших десятки и сотни тысяч человеческих жизней. Пытался понять: каково было людям умирать в мучениях? Именно тогда я пробежался по сражениям Первой мировой войны, после чего переключился на Великую Отечественную войну. Некоторые факты, цифры и даты, как оказалось, остались в моей памяти. Оставив конверты на столе, я вышел из кабинета, а где-то спустя месяц, 22 февраля, вечером, раздался телефонный звонок из канцелярии императора. Меня желали видеть. На этот раз император принял меня, не сидя за столом, а меряя свой кабинет шагами по диагонали. Стоило мне показаться на пороге, как он резко развернулся ко мне. В его лице, глазах, движениях явственно читалась растерянность и настороженность. Мне было прекрасно известно, что личная религиозность государя, и в особенности его супруги, была чем-то бесспорно большим, чем простое следование традициям. Он истово верил в Бога, а значит, был легко восприимчив к принятию различных чудес и явлений. – Здравствуйте, ваше императорское величество. – Здравствуйте, поручик. Некоторое время мы стояли друг против друга и молчали, потом император сказал: – Мне почему-то кажется, что вы знаете, о чем я вас хочу спросить? – Не знаю, ваше императорское величество, но если разговор идет о Вердене, то возьмите этот листок. Там дополнительно написано то, что я мог увидеть и понять. Царь осторожно взял протянутый мною листок, так же осторожно развернул его и стал читать. Там было написано все, что я смог выудить из своей памяти: впервые примененные в мировой войне немцами штурмовые отряды, огнеметы и газовые снаряды, падение форта Дуамон, но главное там говорилось о просьбе помощи французского главнокомандующего Жоффра – в начале марта начать наступление на русском фронте. Император внимательно изучил написанный мною текст, потом обошел письменный стол, уселся в кресло, почти автоматическим жестом он достал из коробки папиросу и уже хотел закурить, как вдруг передумал и отложил папиросу. – В том письме, что было отправлено моему кузену, говорится то, что я сейчас прочитал? – Да, ваше императорское величество. И кое-что о судьбе самого германского императора. – Что именно? – Прошу извинить меня, ваше императорское величество. Невежливо отвечать вопросом на вопрос, но я все же спрошу. Когда германский император получил письмо с моими предсказаниями? Николай II нажал кнопку электрического звонка, в тот же самый миг дверь распахнулась и на пороге появился гвардейский офицер. Он сделал шаг вперед и замер, в ожидании приказа. – Мне нужна вчерашняя телеграмма из Швеции. Спустя несколько минут на стол императора лег листок, и как только дверь за дежурным адъютантом закрылась, император пробежал глазами текст и коротко сказал: – Два дня назад вручили. – Отлично. В моем послании указано начало Верденской битвы, затем год отставки кайзера и падения германской империи. – Германская империя тоже падет?! – Да, ваше императорское величество. Вильгельм умрет в изгнании, где-то в Голландии. – Кто же тогда станет победителем в этой войне?! – Франция, Англия, Америка. Они получат все лакомые куски после развала четырех империй, – и, предваряя вопрос, сразу дополнил только что сказанное мною: – Также падут Австро-Венгерская и Османская империи. Император какое-то время смотрел на меня неверящим взглядом, а потом тихо и растеряно произнес: – Это же крушение целого мира. Задолго до этого дня внутри императора росло ощущение, которое уже не раз охватывало его с начала войны. Видения, когда, словно в кошмарном сне, он летит в пропасть, чтобы где-то там, во мраке, разбиться насмерть, стали приходить все чаще и чаще, усиливая с каждым разом его внутренний страх. Все началось спустя полгода после начала войны с Германией. Человеческие потери, отступление, противоречащие друг другу доклады генералов, невнятные донесения, в которых говорилось о заговорах против него и его семьи. Потом до него дошли слухи, что народ считает его жену немецкой шпионкой. Это было противно, мерзко, гадко. Временами хотелось спрятаться, скрыться от всех, но чувство долга заставляло его постоянно быть на виду, особенно в это тяжелое для России время. Ощущению падения способствовали предсказания монаха Авеля и приступы его сына – цесаревича Алексея. Именно поэтому императору очень хотелось чуда, которое спасет его, его семью и Россию. Он уже не надеялся на себя, а на высшее милосердие… Неужели этот сильный человек ниспослан им свыше? Император встал из-за стола, достал папиросу, прикурил, затем выдохнул дым и попросил: – Это можно остановить? – Насколько я все это понимаю, то судьба России сейчас зависит от того: выйдет она из войны или нет. Если нет, то это означает развал страны и гибель монархии. Тут есть еще один вопрос: как отреагирует кайзер на мое письмо? Мне кажется, что после моих доказательств, он даже если не поверит, то хотя бы должен прислушаться к ним, а значит, проявить интерес. Думаю, что это произойдет далеко не сразу, но так даже лучше. К моменту начала переговоров Германская империя должна в должной степени ослабнуть. А потом пусть Германия и дальше воюет с Францией и Англией, а Россия тем временем постоит в сторонке, копя силу. – Вы понимаете, что говорите?! Это предательство! Нет! Я никогда не пойду на это! Никогда! – и император стал тыкать папиросой в пепельнице, стараясь погасить ее. Движения были нервные, поэтому он не только раскидал старые окурки вокруг пепельницы, но и испачкал пальцы. Несколько секунд смотрел на них, потом достал платок и стал с каким-то ожесточением их вытирать, после чего бросил платок на стол и резко встал. – Вы свободны, поручик! Не успел дежурный офицер передать меня лакею, чтобы тот сопроводил меня к выходу, как появился Распутин. – Здравствуй, Сережа. – Здравствуйте, Григорий Ефимович, – поприветствовал я царского фаворита. – Идем со мной, – без всяких предисловий заявил Распутин. – Тебя царица-матушка видеть изволит. Я пожал плечами. – Идемте. Насколько я понял из внешнего вида, комната, куда меня провели, была нечто вроде дворцовой часовенки. Алтарь, лики святых, глядящие со стен, свечи, а воздух прямо пропитан ладаном. – Сергей Александрович, поклянитесь перед ликом нашего создателя, что все то, о чем вы говорили и писали – правда. – Клянусь, ваше императорское величество. Все мои слова – сущая правда. – Вы сегодня говорили с моим мужем. – Да, ваше императорское величество. – На нем и так лежит огромная ответственность за страну. А еще эта война! Все это вместе тяжким грузом легло на его плечи. Вы должны это понять. Ему сейчас очень трудно. – Понимаю, ваше императорское величество. – Я очень хочу мира с Германией и не потому, что немка. Просто мне хочется вернуть доброе и понятное мне время, видеть каждый день мужа прежним. Эти неудачи на войне, грязные слухи… Все это разъедает душу. Мы теряем искренность и любовь. Мы теряем сами себя. А впереди нас ждет… ужасная смерть. Господи, как это тяжело! – она какое-то время молчала, потом неожиданно спросила: – Скажите, Сергей Александрович, а помимо ваших страшных предсказаний что-то хорошее и светлое вам снится? – Ваше императорское величество, к моему великому сожалению, я вижу только такие сны и поверьте мне, не получаю от этого ни малейшего удовольствия. Просыпаться в холодном поту, среди ночи с колотящимся сердцем… – помолчав, я продолжил: – Но самое отвратительное во всем этом: не только помнить ночной кошмар, но и знать, что он сбудется. – Как это печально, – тихо произнесла императрица. – Такой сон, словно тяжело больной ребенок. Душа болит, сердце разрывается на части. Остается только надежда. А когда и она начинает таять… – не досказав, она замолчала, уйдя в себя, в свои мысли. Ее бледное лицо, казалось, потеряло последние здоровые краски. Честно говоря, мне в свое время казалось, что если поставить царственную чету перед отвратительной картиной смерти, которая их ждет, они пойдут на все, лишь бы изменить предначертанную им судьбу, но, похоже, это было ошибкой. Они не выглядели сильными и энергичными людьми, готовыми порвать судьбе горло за жизнь своих детей, наоборот, они больше походили на уставших от жизни неудачников. – Я поговорю с мужем. До свидания, Сергей Александрович. Прощаясь с императрицей, я подумал: «Все, что мог, я сделал. Моя совесть чиста».
Тяжелая дубовая дверь кабинета открылась, и на пороге вытянулась фигура дежурного адъютанта. – Ваше величество, прибыл начальник генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенгайн. – Пусть войдет. Генерал переступил через порог кабинета и остановился. В руке он держал большой конверт. Когда дверь за его спиной захлопнулась, он вздернул подборок и стал рапортовать: – Ваше величество, генерал… Император коротко махнул рукой, останавливая официальный рапорт, после чего устало произнес: – День был долгий и трудный, так что давай, Эрих, обойдемся без этого. Вы, мой товарищ по детским играм, можете обойтись и без официального доклада. И так почему вы здесь? – Не волнуйтесь, ваше величество. Мой повод для визита – вот этот конверт. Генерал сделал несколько шагов и остановился перед письменным столом хозяина кабинета. – Конверт? Что в нем? – Не знаю. Он был передан почему-то мне лично от барона фон Краузевица. Получен из России девять дней назад с условием, что я обязательно передам его в руки вашего величества вечером двадцать первого февраля. Император с возрастающим любопытством еще раз оглядел конверт, который держал в руке генерал. Теперь, вблизи, он видел, что конверт не просто залит сургучом с печатями, но и прошит суровыми нитями, а также на нем стоят два штемпеля с датами. – Я заинтригован. Что за даты стоят на нем? – Одну дату поставила моя канцелярия, после чего конверт я положил в свой сейф, а вторая дата означает, когда конверт оказался у барона. Девятого февраля. – Что все это значит, Эрих?! Объяснитесь! – Не знаю, ваше величество. Барон уже много лет работает на нас, не раз проверен в деле, да и возраст у него не тот, чтобы глупо шутить. Думаю, что там важные сведения, касающиеся завтрашних событий. – Если они важные, то почему вы их не доставили мне двенадцать дней назад?! – Потому что в зашифрованной записке, приложенной к письму, говорилось… – О, майн гот! Да просто вскройте конверт! – Слушаюсь, ваше величество. Процедура открытия конверта заняла немного времени, по выражению глаз и лица было видно, что императора переполняет любопытство. Он подался вперед, не сводя глаз с конверта. – Вы сами будете… – Нет. Прочтите мне. Генерал достал из конверта два сложенных листка. На одном была надпись «Лично императору». Начальник штаба показал надпись императору и вопросительно посмотрел на хозяина кабинета. – С ним потом. Читай сначала, что написано на первом листке. Генерал положил пустой конверт вместе со вторым листком на край стола, развернул лист бумаги и быстро пробежал по нему глазами. Затем еще раз. Потом недоуменно нахмурился. – Что там, Эрих?! Что?! – нетерпеливо воскликнул германский император. Генерал четко и медленно прочитал о секретной операции под Верденом, которая должна была начаться только завтра. О длительном и кровопролитном сражении, которое продлится почти девять месяцев и не даст никаких значительных результатов ни одной из сторон. О сотнях тысячах убитых, об огнеметах, газовых снарядах и штурмовых отрядах, которые применят германские войска. – Так об этом было известно еще две недели тому назад? Я правильно понял? – при этом кайзер гневно взглянул на своего начальника генерального штаба. – Как это могло произойти?! Император еще секунду смотрел на Эриха фон Фалькенгайна, а потом резко протянул руку и схватил сложенный листок со стола. Развернув его, он прямо впился в него глазами. Перечитав содержимое листочка несколько раз, он нахмурил брови. С минуту невидящим взором смотрел в пространство, затем очнулся, снова пробежал глазами текст и вдруг неожиданно протянул листок генералу: – Читайте вслух, генерал. Начальник генерального штаба осторожно взял листок и прочитал: – В 1916 году Германия запросит мир, но так его и не получит. 1918 год станет смертельным для Германской империи. В 1919 году Вильгельм II будет объявлен военным преступником и главным виновником мировой войны. Генерал поднял глаза и посмотрел на императора: – Что это? – Не прикидывайтесь дурачком, Эрих. Это предсказание. – Гм. Это так, ваше величество, но оно какое-то странное. Все пророчества, что мне довелось слышать, были туманными и расплывчатыми. И вообще, вся эта мистика, спиритизм, по моему мнению… – Эрих, речь идет о точном и ясном предсказании. Другой листок о начале наших военных действий под Верденом должен был их подтвердить. Вы говорите, что конверт пролежал в вашем сейфе девять дней? – Да, ваше величество. Курьер барона, обер-лейтенант Данциг, передал мне письмо из рук в руки. Печать в канцелярии ставили при мне. – Гм. Барон фон Краузевиц, насколько я помню, имел своих агентов при русском дворе? – Да, ваше величество. Именно он наладил качественный канал сведений, поступающих к нему прямо из окружения русского императора. Это письмо было получено через его людей. – Так, может, это русская хитрость? – Думаю, что это наиболее верное решение для загадки. У них сейчас дела из рук вон плохи. Могу вкратце, если желаете, изложить ситуацию на русском фронте. – Генерал, уж поверьте мне, что надо, я уже знаю, – в голосе императора появились нотки злости и раздражения. Начальник генерального штаба, знавший императора с детства, понял, что тот принял все написанное близко к сердцу и сейчас нервничает. В такие минуты его нельзя было успокаивать, потому что тогда он начинал еще больше злиться. Лучшим вариантом было помолчать и дать ему прийти в себя. Но долгое молчание так и не сняло напряжения, царящего в кабинете. Генерал видел это по выражению лица Вильгельма. Ему не хотелось говорить, но письмо требовало принятия четких и конкретных, а самое главное, немедленных решений. – Извините, ваше величество… – генерал сделал паузу, как бы спрашивая разрешения на продолжение фразы. – Говорите, Эрих. Я вас слушаю. – Мне тут в голову пришла одна мысль. Меня не зря выбрали курьером для доставки этого послания. Если это письмо действительно пришло от русских, то они знают, что я не хотел войны с Россией, отсюда легко напрашивается вывод… – Ваша мысль понятна, генерал, – голос кайзера выдавал его крайнюю задумчивость. Даже торчащие усы не придавали ему обычного грозного и залихватского вида. – Знаете, Эрих, я тут прикинул по датам, стоящим на конверте… Получается, что оно написано за три недели до сегодняшнего дня. – Ваше величество, все же я думаю, что это какая-то хитрая игра русской разведки. Правда, мне пока не понятны ее цели. – Об этом мы узнаем в течение пары недель, после нашего наступления. Нам об этом дадут знать французы. Если они не в курсе этого послания, то… надо будет все тщательно обдумать. – Вы хотите сказать, что это шаг русских к примирению? – Как по-другому можно это истолковать?! Если это так, то французы запросят помощи у союзников и, в первую очередь, у русских. Нам надо только подождать. – Если я вас правильно понимаю, ваше величество, то мне надо дать соответствующие указания нашей разведке. – Вы правильно понимаете, Эрих. Сформулируйте задание как можно нейтральнее, чтобы нельзя было догадаться о его сути. Тут есть еще одна странность. Заметили? – Попробую предположить, ваше величество. В письме нет ни шантажа, ни угроз. Кто-то, ничего не требуя взамен, сообщает нам, что произойдет в грядущем. – Что вы думаете по этому поводу? – Извините меня, ваше величество, но мои сомнения насчет подобных предсказаний никуда не делись. Мне проще допустить, что наши планы каким-то образом оказались известны русским, чем признать факт ясновидения! Кайзервстал, прошелся по кабинету, потом остановился рядом с генералом. – Эрих, мне нужно все знать об этом прорицателе. Результаты докладывать мне лично! Идите! Генерал резко развернулся и зашагал к двери. «Его голос. В нем чувствуется страх. Дьявол! А я? Что будет со мной, если Германия падет?!»
Глава 14
Весна полностью вступила в свои права. Морозы сменила противная слякоть, галоши прохожих противно зачавкали в жидкой грязи. Мелкий противный дождик сек лица горожан, заставляя их прятаться под зонтами и поднимать воротники пальто. Я стоял у окна и смотрел на серые тучи, висящие над городом, готовые вот-вот разразиться очередным дождиком на мокрую брусчатку, и лужи, которые старательно обходили прохожие. «Почти год, как я нахожусь в этом времени. Хм. Как-то странно звучит. Да и как вообще подобное заявление звучать должно? – тут начало моих рассуждений было прервано длинным, напористым звонком в дверь. Я не стал задаваться вопросом о том, кто это может быть, так как почти на девяносто пять процентов был уверен, что это Пашутин. Как-то так получилось, что мы с ним сошлись, несмотря на 14 лет разницы в возрасте. Судя по тому, что мне пришлось видеть за линией фронта, он был не только хладнокровным профессионалом, хорошо владеющим оружием, но и человеком, умеющим думать и взвешивать последствия своих поступков. При его кажущейся открытости и хорошо подвешенном языке у него была масса приятелей, но вот насчет друзей, наверное, этого нельзя было сказать. Насчет семьи я тоже ничего не мог сказать. Мне даже было неизвестно: в разводе он с супругой или просто живут порознь. Как не знал, есть ли у него дети. Мы не лезли друг другу в душу, что обоих вполне устраивало, зато новости, политику и военные действия обсуждали оживленно и с определенным удовольствием, причем все чаще приходя к тому, что наши мнения по большей части совпадают. Именно поэтому он был у меня хотя нечастым, но всегда желанным, гостем. – Здорово, Сергей! Гостей принимаешь? – Здравствуй! Заходи. Не успел я закрыть дверь как он, понизив голос, спросил меня: – Ты знаешь, что за твоим домом следят? – Нет. – Ты куда-то влез? – Что влез – знаю, а вот на счет слежки впервые слышу. Впрочем, это можно было предсказать. – Так-так, это становится интересным. Расскажешь? – тревога из глаз исчезла, сменившись любопытством. – Пока не могу. Слово дал. – А потом, значит, сможешь? Я правильно понимаю? – Правильно. – Так-так. А когда меня на допрос как уличенного в связи с тобой потащат, знаешь? – Как только выйдешь от меня. Процедура стандартная. Сырой каземат, пытки, а потом… Но ты мне вроде как друг, поэтому закину за тебя словечко. Надеюсь, что ко мне прислушаются и заменят тебе виселицу – расстрелом. – Очень смешно, но скажу тебе сразу – филеры, которые за тобой ходят, явно не рядовые. Опытные агенты. Его вторая натура разведчика, даже не столько из любопытства, а сколько чисто автоматически пыталась выжать из меня хоть какую-ту крупицу информации. Я внутренне усмехнулся и спросил: – Ты лучше скажи, каким ветром тебя ко мне занесло? Наверное, недели три прошло, как мы с тобой виделись в последний раз. – Погоди! – тут он стал шарить по карманам своего пальто, по очереди извлекая из них бутылку коньяка, лимон, три яблока, шоколадку, поочередно суя мне в руки. – Неси в гостиную. Я сейчас. Выложив все это на стол, я пошел на кухню нарезать ветчины и сыра. Спустя несколько минут появился Пашутин с лимоном. – Сыр и ветчина?! Мне и невдомек было, что ты такой хозяйственный. Строгай, строгай, только не забудь потом лимончик порезать. Спустя десять минут мы сели за стол. – По-прежнему не пьешь? – поинтересовался ротмистр, наливая себе коньяк. – Нет. – За наше с тобой здоровье! – и Пашутин залпом влил в себя сто граммов коньяка, после чего лизнул дольку лимона и положил ее обратно на блюдце. – Эх, хорошо! С минуту мы разглядывали друг друга, потом он спросил: – Так и живешь один? Не скучно? Мамзельку какую-нибудь взял бы на постой! И в хозяйстве поможет, и постель согреет. Или уже есть? В ответ я пожал плечами и в свою очередь спросил его: – Ты-то как сам? – Весело живу! Пришел нам на днях приказ: принять все необходимые меры для усиления работы разведки и контрразведки, дабы искоренить повсеместно шатание вражеских шпионов, шастающих в наших прифронтовых зонах. А к нему приложена интересная бумага: рассмотреть вопрос о создании северной школы разведчиков. Вот ты мне скажи, почему эта светлая мысль не пришла в голову нашему высокому начальству, когда война только начиналась? – Его лицо на мгновение сморщилось, словно он надкусил лимон, потом махнул рукой. – Наши почесали в затылке и отдали другой приказ: набрать людей из полиции и армии, а затем организовать для них курсы разведчиков! Ты человек со стороны, вот и скажи мне: чему можно обучить человека за три месяца, который к тому же относится к подобного рода службе с брезгливостью? – Почему именно северная школа разведчиков? – Потому что будет и южная школа. – Для Турции? – Для нее, родимой. Но это пока не скоро. – Хорошо, но ты-то здесь при чем? – Да притом! – Пашутин кисло усмехнулся. – Две недели тому назад меня срочно вызвало начальство и заявило, что хватит мне прохлаждаться – надо готовить разведчиков. Я тут же скромно так спрашиваю, а как насчет моего прошения об отправке на фронт, а мне говорят: у нас нет привычки разбрасываться опытными кадрами, поэтому извольте, господин офицер, выполнять приказ! Как тебе это нравится? – Ты что, теперь преподаешь на курсах? – Угу. Вхожу в комиссию по отбору кандидатов и одновременно преподаю на курсах! Это что-то! Ты бы видел это сборище идиотов! И при этом я ничего удивительного не вижу! Армейцы сознательно подсовывают нам тех, от которых хотят избавиться! – Сочувствую. У меня где-то жилетка была. Сейчас достану, одену, и ты в нее всласть поплачешься. – Ха-ха-ха! Ты все такой же, парень! Холодный, рассудительный, но при этом не обделен чувством юмора! Очень редкое качество! Знаешь, собственно, из-за твоих качеств я и пришел. – Никак решил меня на свои курсы затащить? – Думал. Теперь даже не знаю. Слушай, может, это не слежка, а, наоборот, охрана? – Им виднее. – Точно! Попробовать узнать? У меня есть кое-какие знакомые… – Не надо! – Как хочешь! Хм! Слушай, а чего мы сидим, словно бедные родственники, приглашенные в гости к богатому дяде?! Давай выпьем и закусим! Эй! Может, хоть раз, из уважения ко мне ты выпьешь рюмочку?! – Уговорил. Я встал и достал из буфета графинчик и стопочку, затем поставил все это на стол. При виде графинчика Пашутин всем телом подался вперед. – Это что?! – Вишневая наливка. – Хе! Я-то думал… Ладно, пей свой сладкий компот, а я по Шустову пройдусь. Подняли! Так пусть удача всегда сопутствует нашим делам! Мы чокнулись и выпили.В газетах написали, что Николай II снова отправился в Могилев. Мне, честно говоря, уже мало верилось, что царь примет мои доводы. Правда, несмотря на это, за внешней политикой и за событиями на фронтах я продолжал следить с неослабным вниманием. Так, я прочитал в газетах, что перед поездкой в ставку царь принял французского посланника и пообещал помочь своему союзнику, оказавшемуся в трудном положении. «Что ж, гражданин Романов, вы тут на хозяйство поставлены и вам решать, как дальше жить». Именно поэтому телефонный звонок, раздавшийся спустя две недели, стал для меня в некоторой степени неожиданностью. К этому моменту я уже пришел к мнению, что туманные и невнятные предсказания старца для царской четы более приемлемы, чем мои. Они указывают на какую-то неопределенную угрозу, о которой толком неизвестно: сбудется она или нет. Их можно было понять: так жить спокойнее, чем, рвя жилы, бороться за свою судьбу. – Сережа, жду тебя завтра, – раздался в трубке голос Распутина. – Приезжай к девяти утра. Встречу. – А есть смысл, Григорий Ефимович? Эти пустые разговоры ни к чему… – Царь хочет тебя непременно видеть. – Буду. Нетрудно было догадаться, что это приглашение так или иначе связано с французами. Распутин встретил меня у входа во дворец, как это бывало и раньше. На нем была голубая шелковая рубашка, поддевка, высокие лаковые сапоги. Провел в кабинет российского самодержца. Царь стоял и смотрел в окно, но стоило нам зайти, как он сразу повернулся к нам. – Здравствуйте, ваше императорское величество. – Здравствуйте, Сергей Александрович. Вы, вероятно, догадываетесь, почему приглашены? – Французы попросили помощи. – И это тоже. Так же получены сведения, что германский император проявил немалый интерес к вашим предсказаниям. Я молчал, ожидая, что он еще скажет. Царь подошел к столу, но садиться не стал. – У вас есть для меня новости? – поинтересовался он. – Нет, ваше императорское величество. – Пусть так. Зато мне есть, что вам сказать. – Внимательно вас слушаю, ваше императорское величество. – Я хорошо знаю своего царственного кузена и не сомневаюсь, что он захочет новых доказательств. – Не даете ли вы мне таким образом понять, что мои слова о сепаратном мире с Германией вы приняли благосклонно? – Александра Федоровна просила меня, чтобы я без предубеждения отнесся к вашим предсказаниям. К тому же в кое-чем я с вами согласен. России нужна передышка. Полгода, а лучше год. Но как ее получить, не поступаясь честью? Наши обязательства перед союзниками, как цепи, связывают меня. – Ваше императорское величество, разрешите вас спросить? – Спрашивайте. – Военная операция в Белоруссии, в районе озера Нарочь, была лично вами отменена? Император бросил на меня сначала удивленный взгляд, но уже спустя пару секунд понимающе ухмыльнулся сквозь усы. – А я только хотел удивиться! Да, действительно, для того чтобы оттянуть германцев, по просьбе французского командования, был разработан этот план. Наше наступление началось, как мне помнится, девятого марта, но спустя двое суток завершилось из-за непогоды. Дороги – сплошная жидкая грязь. Окопы, землянки – все залито водой. Что тут сделаешь! Стихия на этот раз победила человека. Император говорил вполне искренне, и все же, он, похоже, прислушался к моим словам. «Надо проверить». – Можно еще вопрос? Царь утвердительно кивнул головой и потянулся к папироснице. – Сколько погибло солдат во время этой операции? Николай II только хотел поднести пламя спички к папиросе, но отвел руку, затем достал папиросу изо рта и с нескрываемым удивлением сказал: – Мне докладывали, но точно не скажу. По-моему… около двух тысяч. А что? – Если бы эта операция не была вовремя остановлена, то в ходе ее погибли бы около восьмидесяти тысяч русских солдат и офицеров. Император нахмурился, потом прикурил, стараясь не смотреть на меня. После долгой паузы бросил на меня уничтожающий взгляд и сказал осуждающе: – Вы поступили бесчестно. Все знали, но ничего мне не сказали. – Во время нашей предыдущей встречи вы мне ясно дали понять, что ничьи советы вам не нужны. Я принял это как должное, ваше императорское величество, предоставив вам свободу выбора. Царь сделал подряд две глубокие затяжки, потом медленно загасил папиросу в пепельнице и, избегая встречаться со мной глазами, повернулся в сторону окна. Некоторое время смотрел на низкие, темные тучи, висевшие над городом, потом произнес, так и не повернувшись ко мне лицом: – Вы свободны, поручик. Распутин вышел вместе со мной, не сказав за все это время ни слова. Только когда я, надев пальто и шапку, был готов выйти на улицу, негромко сказал: – На днях еду домой. Вернусь ли – не знаю. Прощевай, Сергей. – Даст бог, свидимся, Григорий Ефимович. – Не знаю. Не знаю. Душу чего-то щемит. Словно навсегда уезжаю.
Не знаю, насколько повлиял наш последний разговор на правителя России, но когда в ставку прибыли французские министры с просьбой прислать русских солдат на помощь Франции, их приняли довольно сдержанно. Отголоском этого стали статьи в газетах, в которых писали, что французам и англичанам, если они хотят победить в этой войне, надо не сидеть за колючей проволокой и держать оборону, а наступать. В результате союзники уехали ни с чем. В его следующий приезд из ставки я был вызван к царю телефонным звонком из императорской канцелярии. Николай II на этот раз был улыбчив и явно чем-то доволен. Даже поздоровался со мной первым и сразу задал ставший уже привычным вопрос: – У вас есть что-либо новое для меня? – Да, ваше императорское величество. Как для вас, так и для германского императора. С чего начать? – С моего кузена. – Морская битва между флотами Германии и Англии произойдет 31 мая – 1 июня 1916 года, в Северном море близ датского полуострова Ютландия. В ней примут участие около двухсот кораблей с обеих сторон, причем ни та, ни другая сторона не добьется большого успеха. – Это все? – Да, ваше императорское величество. – Хорошо, – и он нажал кнопку электрического звонка. На пороге буквально спустя мгновение появилась фигура дежурного офицера. – Бумагу, письменные принадлежности, конверт. Да и подготовьте сургуч, чтобы письмо запечатать. Когда мое письмо было вложено в запечатанный конверт и унесено для отправки в Швецию, император снова обратился ко мне: – Порадуете чем или снова опечалите… Недоговорив, он держал паузу, выжидающе глядя на меня. – Порадую, ваше императорское величество. Луцкий прорыв, намеченный на двадцать второе мая, принесет большой успех русской армии. Наибольшего успеха достигнет армия под руководством генерала Каледина. – Я рад, что вы на моей стороне, Сергей Александрович, потому что враг из вас получился бы серьезный. А новость действительно хорошая. Даже что там – отличная! Что вы мне еще скажете?! – Ваше императорское величество, вам не хотелось бы стать народным героем? Император посмотрел на меня, будто видел впервые. – Что за блажь вам пришла в голову? – Не блажь, а принятие кое-каких мер для возвеличивания образа царя в глазах народа. – Не понимаю. Будьте любезны, объяснитесь. Неожиданный успех русской армии, по моему мнению, являлся неплохим способом подправить имидж царя в народе, который в последнее время стал сильно тускнеть. Раз появилась возможность, то просто глупо было ее упускать. – Просто нужно ваше присутствие на участке фронта, с которого начнется и будет развиваться наступление. Несколько дней. Максимум – неделя. Пару раз выступите с речью перед солдатами, уходящими на фронт. Посетите фронтовой госпиталь, поговорите с ранеными, вручите награды достойным. Еще. Если есть такая возможность, ваше императорское величество, то пусть будет вокруг вас поменьше свиты. Без ваших генералов солдаты почувствуют и поймут, что вы не где-то там, а здесь, с ними, рядом. Император задумался. Я уже подумал, что зря сказал насчет его свиты, как царь поднял на меня глаза: – Я прикажу внести соответствующие изменения в распорядок моей предстоящей поездки на фронт.
На рассвете 22 мая по всему Юго-Западному фронту загремела артиллерийская канонада. Снаряды сметали проволочные заграждения врага, уничтожали блиндажи и укрепления. Вслед за этой подготовкой началось наступление по всему Юго-Западному фронту. Войска одерживали победу за победой, захватывая пушки, пулеметы, пленных. Российский император все это время проводил среди частей, идущих на фронт, посещал полевые госпитали, беседовал с ранеными солдатами, хвалил их за смелость и стойкость. Были проведены две торжественные службы за победу русского оружия. Одна из них прошла в Минске, в госпитале, другая – на передовой, где царь, без свиты, стоял среди солдат и истово молился. Он также участвовал в награждении первых отличившихся в сражениях солдат и офицеров, но апофеозом стало его выступление перед одной из пехотных дивизий перед самой отправкой в бой. Помимо солдат и офицеров поодаль стояли толпы крестьян, пришедших из местных деревень, чтобы увидеть и послушать царя. Николай II, без свиты, сидя на коне перед строем, окруженный лишь казаками из конвойной сотни, только закончил свою речь, как какой-то, совсем молоденький, прапорщик, стоявший в первом ряду, выхватив из кобуры револьвер, выстрелил в него с криком: «Умри, сатрап!» Грохнул выстрел, и на какое-то мгновение все замерло, а затем так же стремительно пришло в движение. Казаки только рванулись вперед, выхватывая шашки, как ближайшие к прапорщику солдаты, в стихийном порыве, сбив ряды, буквально втоптали в жидкую грязь неудавшегося цареубийцу. Минута, другая… и бушующая в своем неистовстве солдатская масса дрогнула, замедлила движение и стала медленно растекаться по сторонам, открывая взору государя втоптанную ногами и вбитую прикладами в грязную землю темную фигуру, размытыми очертаниями напоминающую человеческое тело. В лицах и глазах солдат только начали проступать растерянность и страх за содеянное, как вдруг чей-то голос затянул гимн Российской империи. Солдатские лица посветлели и, обратив взгляд на царя, все как один, подхватили слова: «Боже царя храни!!» Все произошло настолько быстро, что царь, не успев даже осознать всю опасность, при виде столь явного проявления народной любви, как написали в газетах, был растроган до глубины души и слушал, как поют солдаты, украдкой вытирая слезу. Закончив петь, солдаты снова развернулись в шеренги, после чего раздались команды офицеров, и дивизия, построившись в походный порядок, торжественно промаршировала мимо императора, отправляясь на фронт. Мне стало известно об этом случае из газет, которые за последние недели написали множество хвалебных статей о государе. На фоне победоносного наступления действия царя смотрелись не хуже, чем геройские подвиги солдат и офицеров на фронте. Прямо по ходу рождались легенды, сплетни и различные истории, где император прямо являл собой символ победы русского оружия. В церквах городов и сел, под звон колоколов, наперебой шли службы во здравие царя-победителя. По его возвращении в столице прошел слух, что Гришка Распутин не сам уехал из столицы в Тобольск, а царь его туда сослал за недостойные проделки и пьяные выходки. В этом была определенная доля правды. Зная, что Александра Федоровна одно время очень сильно настаивала на возвращении старца в столицу, я попросил государя не делать этого, хотя бы в ближайшие месяцы, объяснив тем, что большая часть сплетен пристает к царской чете именно через разгульные похождения Распутина. Судя по всему, между супругами произошел разговор на эту тему, ставший затем каким-то образом достоянием чужих ушей. Мнимая ссылка Распутина с восторгом была принята двором, либеральной интеллигенцией, а главное, народом, еще больше подняв имидж правителя России. Николай II, чувствуя себя триумфатором, купался в лучах славы. После черной полосы поражений вот она – славная победа русского оружия! Это мнение в нем поддерживало и его ближайшее окружение, льстиво утверждая, что только его блестящий ум командующего сумел указать путь победы для России. Я же считал, что это пустая трата времени. Сейчас, когда в народе вновь воспрянула вера в царя-батюшку, наступало самое подходящее время для укрепления власти. Для этого сначала требовалось убрать внутреннюю оппозицию, чтобы искоренить любую возможность проявления каких-либо массовых движений с намеком на государственный переворот. Ряд жестких мер должны были не только укрепить власть царя, но и показать всем, что время игры в демократию кончилось, при этом одновременно попытаться прийти к согласию с Германией. Если все пойдет как надо, то миллион демобилизованных крестьян, вернувшихся домой, быстро пригасят разжигаемое оппозицией недовольство в народе. Получив передышку, можно начать реорганизовывать армию, исходя не только из опыта войны, но и из того, что мне было известно. Снайперы, диверсанты, железные дороги, автомобильный транспорт, моторизованные части, танки, самолеты. Усилить контроль по качеству армейских поставок. Улучшить условия рабочих и крестьян. При этом постепенно подбирать людей, которые должны были бы стать опорой для трона в настоящее время, а в будущем заложить основы нового правительства России, когда монархия, как власть, сама себя изживет. К сожалению, у моего плана был весьма существенный изъян, так как его основной двигающей силой был Николай II, а вот понимания с его стороны пока что-то не наблюдалось. Мои расчеты встретиться с ним сразу по приезде из ставки не оправдались, так как прошло уже две недели, как царь прибыл в столицу, но звонка из дворца так и не было. Было похоже, что император так до конца и не осознал особенностей складывающейся ситуации, а также ценности отпущенного ему времени. «Какими еще словами ему можно внушить…» – тут мои мысли прервал телефонный звонок. Звонили из дворца. – Господин Богуславский? – Да. Слушаю. – Вам телефонируют из личной канцелярии его императорского величества. Пропуск заказан, вам необходимо явиться к десяти утра. – Хорошо. Буду. В отличие от Распутина дворцовая охрана, конвойные казаки и слуги относились ко мне приветливо, не чиня никаких препятствий. Причину подобного отношения мне удалось узнать из чисто случайно подслушанного разговора. Оказывается, во дворце обо мне распространилось мнение как о человеке, по наущению которого император отправил всем ненавистного старца в ссылку. Поздоровавшись, я сразу заметил, что император не в настроении, и это меня несколько удивило, так как дела на фронте пока складывались неплохо. Неважно выглядела и его жена. Когда меня провели в кабинет, она сидела на подлокотнике кресла мужа. На обоих лицах лежала печать усталости и тщательно скрываемой тревоги. Глядя на них, я видел не царскую чету, сильной и властной рукой управляющую великой державой, а супружескую пару, любящих друг друга людей, к тому же замкнувшихся на собственной, домашней драме – болезни наследника, что сильно мешало им обоим воспринимать окружающую действительность. Поздоровавшись, стал ждать объяснения вызову. Ответ не заставил себя долго ждать. Александра Федоровна встала, теребя в руках кружевной платочек, потом сказала: – Сергей Александрович, Григория сейчас нет. Он был единственным, кто мог пролить бальзам на мое израненное сердце, успокоить мои мятущиеся мысли… Не договорив, она замолчала, судорожно прижимая руки к груди. Ее глаза повлажнели. – Аликс, я прошу тебя… – раздался голос императора. – Хорошо, Ники, я буду сильной. Мне уже доводилось слышать, что они так называют друг друга между собой, но при мне подобное происходило впервые. – Сергей Александрович… прошло столько времени, может, хоть сейчас вы можете сказать… о судьбе нашего сына. – До июля 1918 года он был жив. Более мне ничего неизвестно, ваше императорское величество. – Они же дети! За что их…! – императрица не договорила и, не сдерживая больше слез, заплакала, прижимая к глазам платок. – Аликс, дорогая, пожалуйста, успокойся. – Николай II поднялся и прижал жену к себе. Спустя несколько минут раздался ее подрагивающий голос: – Все хорошо, Ники. Мне уже лучше. Спустя несколько секунд императрица отстранилась, затем отняла от лица платок и посмотрела на мужа. – Ники! Царь взял ее за руки и, глядя ей в глаза, сказал: – Дорогая, что бы ни произошло, я верю, что мы встретим все невзгоды и ненастья с любовью в сердце друг к другу и нашему Создателю! – Да, Ники, да! В их словах было столько теплоты и любви, что мне стало немного неудобно, словно я случайно подсмотрел за любовной сценой. – Будь сильной, Аликс. Ради будущего наших детей. – Хорошо, дорогой. Я взяла себя в руки, – она слабо улыбнулась, после чего повернулась ко мне. – Сергей Александрович, у меня к вам есть еще один вопрос. – Я внимательно вас слушаю, ваше императорское величество. – В послании Павла Первого своему потомку, в ряде предсказаний были такие слова: «Путь твой на Голгофу будет устлан волею некоторых твоих подданных, но и заморским золотом». Вы не знаете, как понять их? – Возможно, ваше императорское величество. – Как вас понять? – напряженным голосом спросил меня царь. – В тот самый ответственный момент, когда будет решаться судьба России, многие из вашего ближайшего окружения предадут вас, причем не из личной ненависти к вам, а потому что искренне будут считать, что этой стране нужно новое правление. Другие же, купленные за английское и американское золото, будут сознательно клеветать на вас, желая вашей скорейшей смерти. – Господи, почему?! – воскликнула императрица. Сейчас в ее голосе звучал неприкрытый страх. – Мы же никому ничего плохого не сделали! Старались помогать… Не понимаю. Просто не понимаю! – Почему именно английское и американское золото? – Мне можно говорить открыто, ваше императорское величество? – обратился я к Николаю II. При моем вопросе на его лице проскочила тень раздражения, но возражать он не стал: – Мы вас слушаем. – Потому что от развала России и Германии именно эти страны смогут получить наибольшую прибыль. Начиная от политического влияния в мире и кончая заморскими владениями. Вы не представляете, сколько они золота получат, поставляя оружие, боеприпасы и товары первой необходимости в разоренные войной страны… Они, как стервятники, будут жировать на трупах павших империй. – Империй?! – воскликнула императрица, глядя почему-то не на меня, а на мужа. – Как это понять?! – Аликс, дорогая, я не хотел тебя беспокоить понапрасну. Зачем тебе знать лишнее? – Это не лишнее! Я хочу понять, что будет с нами! Мне страшно! Я не хочу жить в безликом страхе, ожидая чего-то ужасного! Ты это понимаешь?! Я хочу знать! – Хорошо. По предсказаниям Сергея Александровича падет не только Россия, но и Германия вместе с Австро-Венгрией. А еще Османская империя. – Что с ними будет? – теперь вопрос Александра Федоровна уже адресовала мне. – В Германии будет республика. Кайзер отправится в изгнание. Австро-Венгрия распадется на отдельные государства. То же самое произойдет и с Османской империей. – Боже, как такое может быть? Ники?! Царь бросил на меня быстрый взгляд, потом перевел взгляд на супругу и сказал: – Думаю, что планы относительно нашего будущего уже имеются у Сергея Александровича. – Вы знаете, что среди членов Государственной думы идут разговоры о свержении власти? – неожиданно спросил я у императора. – Хм! Да… – тот несколько смутился. – Мне докладывали о подобных настроениях. Только, поверьте мне, их разговоры не стоят и выеденного яйца. Они не изменники, а обычные болтуны с длинными языками. Во все времена на Руси принято ругать власть. Не более того. – Вы не правы, ваше императорское величество. Разговоры идут о государственном перевороте, причем ведут их люди, обладающие определенной властью и влиянием. Если не принять мер сейчас, то в дальнейшем их разговоры выльются в революцию, которая расколет Россию надвое, сведя русский народ в братоубийственной войне. – Это должно произойти в восемнадцатом году?! – вмешалась в разговор Александра Федоровна. – Раньше, ваше императорское величество. Все начнется в 1917 году. – Так скоро? – императрица растерянно и тревожно посмотрела на мужа. – Надо что-то делать! Прямо сейчас! – Успокойся, дорогая. У нас есть время. Поверь мне, мы обязательно что-нибудь придумаем! А сейчас, пожалуйста, иди к сыну. Императрица бросила сначала взгляд на мужа, потом на меня и тихо сказала: – Я верю вам, Сергей Александрович. Не бросайте нас на произвол судьбы. После того как за ней закрылась дверь, император сердито заявил: – Зачем вы лишнее говорите?! Она и так вся на нервах! У сына снова… Он раздраженно махнул рукой и замолчал. – Извините меня, ваше императорское величество. В кабинете стояла тишина, пока император сам не прервал затянувшуюся паузу: – Что будет с великими князьями и их семьями? – Здесь точно я вам не скажу. За исключением одного, кто придет в Думу и тем самым спасет себе жизнь, все остальные великие князья с семьями будут расстреляны. Или почти все, – я сделал паузу, не зная, говорить ли дальше, глядя на расстроенное донельзя лицо императора, но потом решил резать правду-матку дальше. – На союзников не рассчитывайте. Когда наступит сложное для вас и вашей семьи время, ни французское правительство, ни ваш двоюродный брат Георг Пятый не протянут вам руку помощи. Более того, английский король откажет вам в приюте на своей земле, когда над вами нависнет смертельная опасность. Император замер, глядя на меня. В глазах неверие и испуг. Своими словами я разрушал в нем то, во что он хотел и продолжал верить – преданность и верность своей родни. – Нет. Нет! Я не могу подобному верить! Ваше провидение неверно, поручик! – и он бросил на меня взгляд. В нем читался страх, недоверие, сомнение и еще… надежда. Императору очень хотелось, чтобы я как-то смягчил свое предсказание, сделал его расплывчато-туманным, чтобы можно было и дальше верить тому, что его царственный кузен – благородный рыцарь без страха и упрека. Я же просто промолчал. «Хватит строить воздушные замки, господин Романов. Принимай все как есть или оставайся наедине со своей судьбой!» Судя по неприязненному взгляду императора, ему очень хотелось сказать нечто жесткое и нелицеприятное в отношении меня, но он сдержался. Взял папиросу, поднес спичку, потом подойдя к окну, какое-то время сосредоточенно курил, глядя куда-то вдаль. – Если все так, как вы говорите, то кому тогда вообще можно верить?! – так же продолжая стоять ко мне спиной, резко и отрывисто бросил мне царь. – Людям, с которыми вы будете связаны одной идеей, одной целью, ваше императорское высочество. – Как тогда жить, если не верить людям? – словно не слыша меня, задал новый вопрос, император. Посчитав этот вопрос риторическим, я предоставил ему самому отвечать на него, может, хоть так правильные выводы для себя сделает. После еще нескольких минут молчания царь отвернулся от окна, подошел к столу, аккуратно положил затухшую папиросу в пепельницу и только потом снова посмотрел на меня. – Кто еще меня предаст? – Государственная дума. Генералы. Ваш двор. Интеллигенция. И, наконец, народ. – Не понимаю. Просто не понимаю. Россию и людей, которых, мне казалось, знал… – голос императора стал глухим и усталым, а в глазах тоска. – Вдруг все разом стали для меня непонятны. За что? Ведь я всего себя отдавал, полностью и без остатка, выполняя свой священный долг перед русским народом и Богом. Не понимаю. – А вы уверены, ваше императорское величество, что действительно знаете Россию? Ответом на мой вопрос стал гневный огонек в глазах царя. Он был готов обрушить на мою голову гром и молнию, но в последнее мгновение все же сдержался и после длинной и тяжелой паузы спросил: – Кто из великих князей… придет в Думу? – Ваш двоюродный брат, великий князь Кирилл Владимирович, с царскими вензелями на погонах и красным бантом на плече явится 1 марта в Государственную Думу, чтобы предложить свои услуги новому правительству. – Значит, это он останется жив? – Да. После моего короткого ответа император, видно автоматически, пару раз качнул головой, словно бы в подтверждение своих мыслей. Похоже, эта кандидатура на будущее предательство у него не вызвала особых возражений. Прошло довольно много времени в молчании, пока Николай II, глядя куда-то в пространство, обдумывал то, что я ему сказал. Видно привыкал к мысли о всеобщем предательстве. И делал выводы. Наверное, поэтому, вынырнув из своих мыслей, он задал мне этот вопрос. – Мое отречение… пройдет добровольно? – Можно сказать и так, ваше императорское величество. Судя по его жадному, испуганному взгляду он хотел и в то же время боялся услышать подробности своего отречения, но я ничего говорить не стал по одной простой причине. Я не знал их сам. После короткой паузы он открыл рот, явно для того, чтобы расспросить меня более подробно, но в последний момент передумал, видно, подумав о том, что мое молчание было явно не без причины. Император отвернулся от меня. Сейчас у него было лицо уставшего, измученного человека. Он будто разом постарел на десяток лет. – Я бы уехал. Отрекся, забрал семью и уехал. Но как бросить Россию в такой момент? Идет война, а впереди грядет, как вы говорите, революция, которая зальет кровью страну. Ведь я не просто русский человек, я самодержец российский, не просто отвечающий перед богом за свой народ, но и готовый разделить его судьбу, какой бы она не была. – Вы правы, ваше императорское величество, но сейчас речь идет не о вашей жертве на благо родины, а о возможности изменить судьбу. Как свою, так и России. – Во всем да будет воля Божья, и противопоставлять ей себя великий грех, – после того как я ничего не ответил, государь очевидно принял мое молчание как немое отрицание своим словам и поэтому спросил: – Вы атеист, Сергей Александрович? – Не верю в Бога в обычном понимании этого образа, но что помимо нас существует какая-то мощная, непознаваемая и необъяснимая сила – допускаю. За примером далеко ходить не нужно, взять хотя бы мои сны-предсказания. – Хм! Значит, вы признаете, что дар вам дан свыше, а Бога не желаете признавать. Вы сами себе противоречите, Сергей Александрович. – Нет, ваше императорское величество. Просто мы верим по-разному. В первую очередь, я верю в человека, в его волю и разум, а вы – в неведомую мощную силу, которая направляет вас по жизненному пути. Чувствуете разницу? – Если так, как вы говорите, то почему мы живем по законам Божьим, а не людским? – при этом он бросил на меня быстрый, острый и вопрошающий взгляд. – А вы не задумывались над тем, что все законы божьи писаны человеческой рукой, а не ангельским пером? – я сделал короткую паузу. – Извините, ваше императорское величество, но давайте больше не будем говорить на эту тему, ведь как бы, не закончился этот спор, каждый из нас все равно останется при своем мнении. – Жаль. Но, наверное, вы правы. Изложите ваши мысли, как вы понимаете, что надо сделать, чтобы изменить… – он запнулся, а потом продолжил: – жизнь Российского государства. – Основную угрозу для власти на данный момент представляют различные революционные движения. Их представители, свободно и открыто, начиная от Думы и кончая агитаторами-революционерами в рабочих бараках, болтают о свержении самодержавия, тем самым развращая человеческие умы. Их лозунги, в отличие от речей ваших министров, просты и понятны простому человеку. Власть – народу. Заводы – рабочим. Землю – крестьянам. К сожалению, эта агитация уже сделала свое черное дело и всплеск народного гнева рано или поздно произойдет, но у вас, ваше императорское величество, сейчас появилась возможность повлиять на него, уменьшить его силу, – я сделал паузу, дав царю освоить сказанное мною. – Для этого надо прямо сейчас дать больше прав Отдельному корпусу жандармов. Одновременно предельно ужесточить ряд законов, касающихся наказаний социал-демократов и радикалов всех толков. Сформировать, в первую очередь, в Москве и Петербурге, а так же в ряде крупных промышленных городов, отдельные воинские части под командованием надежных офицеров, своего рода штурмовые отряды, которые можно будет бросить на подавление любого мятежа. Одновременно с этими мерами приложить максимум усилий, для того чтобы заключить сепаратный мир с Германией. – Я не сторонник жестоких мер, несмотря на данное мне прозвище «Николай кровавый», но если сделать все то, что вы предлагаете, думаю, они придадут ему истинное значение. – Бунты и мятежи усмиряются не уступками, а вооруженной силой. Решиться на это нужно прямо сейчас, а уже в дальнейшем не отступать ни на шаг. Впрочем, решать только вам, ваше императорское величество. – Как часто я слышу эту фразу! От министров, генералов, Думы! Все почему-то думают, что только мне под силу решить все проблемы и ответить на все вопросы. Но я лишь только человек! Понимаете, Сергей Александрович, человек! Мне трудно, но я честно стараюсь нести груз ответственности на своих плечах! Честно! Я… – тут он оборвал сам себя, шагнул к столу, взял новую папиросу, прикурил. Сделав несколько быстрых затяжек, стряхнул пепел в пепельницу, снова повернулся ко мне. – Извините меня за эту вспышку. Устал. Очень хочу на море поехать. Просто сидеть, смотреть на синие волны и на своих детей, играющих на песке. Наступило молчание. Император смотрел куда-то в пространство. Судя по отсутствующему выражению его лица, он ничего перед собой не видел, полностью уйдя в себя. Я тоже стоял и думал о том, что государь, похоже, так и не воспринял масштаб опасности, нависшей над страной. Прошла минута, другая, папироса дотлела, и столбик пепла упал на пушистый ковер, только тогда государь очнулся и бросил на меня усталый, виноватый взгляд. – Давайте отложим наш разговор, Сергей Александрович. Устал я, а думать, тем более что-то решать, надо на свежую голову. Вы согласны со мной? – Да, ваше императорское величество, но перед тем как уйти, хочу вас попросить об одной услуге. – Слушаю. – Пусть с меня снимут наблюдение… или охрану, не знаю, какое название будет правильным. – Нет. И не просите. До свидания. Выйдя из дворца, я сразу отправился на рынок, так как пообещал супруге отца Елизария, будучи у них в гостях на прошлой неделе, принести в следующий раз отменных карпов. Благодаря знакомству с этой супружеской четой я теперь всегда был в курсе постов и мало-мальски известных религиозных праздников. Вот и сейчас пошел за рыбой, так как уже больше недели длился Петров пост и ничего скоромного есть было нельзя. Рыбу я купил у веселого, говорливого, под хмельком, мужичка, затем прогулявшись по рядам, купил сладких пирожков, до которых большой охотницей была Анастасия Никитична, а к чаю – печенья и связку бубликов с маком. Последнее, что купил, это были два десятка леденцов – петушков на палочке. Эти конфеты выдавались в качестве награды ученикам школы за хорошую учебу. Меня в доме священника никто не ждал, так как день моего прихода мы заранее не оговаривали, но в то же время я знал, что кого-нибудь из супругов обязательно застану. Войдя за подновленную ограду церкви, я увидел Светлану Михайловну Антошину, беседующую с женой священника. Вокруг них носились дети. «Большая перемена». В свое время я пытался углубить знакомство со старшей дочерью Антошина, но все наши встречи с ней ограничивались прогулками и легкими, ничего незначащими беседами. От нее я узнал, что помимо занятий в школе она дважды в неделю, по вечерам, вела кружок грамоты для фабричных рабочих, поэтому у нее было мало личного времени, и даже субботы и воскресенья она посвящала домашним хозяйственным делам. Насколько можно было судить по нескольким нашим встречам, я ей был не сильно интересен, поскольку романтики во мне было ровно ноль, зато рационализма – выше крыши. Только мои непредвзятые взгляды на те или иные события, людей или предметы привлекали ее внимание, и тогда мы могли долго спорить. К сожалению, я практически не знал классиков того времени, не разбирался в музыке и театре, а синематограф был мне смешон и неинтересен. Из-за всего этого я, очевидно, виделся ей узколобым прагматиком, так что теперь по большей части мы встречались у отца Елизария. Его жена оказалась отменной поварихой, и я, время от времени, забегал к ним обедать. К тому же у меня самого времени было не так уж много. Окато перенес наши тренировки на природу, доведя время занятий до шести часов в день. Визиты во дворец хоть и были редки, но при этом требовали немало времени на подготовку. Приходилось разбираться в вопросах, о которых я имел довольно отдаленное представление. Теперь мои походы в библиотеку были не просто пополнением общих знаний об окружающем меня мире, но и получением специфических сведений по конкретным предметам. Стоило женщинам увидеть меня, как обе сразу замолчали, с любопытством уставившись на меня. Ученики, бросив на меня равнодушные взгляды, продолжили свои игры, за исключением одного мальчишки по имени Семен. Тот подбежал ко мне. – Здравствуйте, дядя Сережа! – Привет, парень. Как успехи? – Меня все хвалят! – Молодец! Держи награду! – и я вручил мальчишке леденец под восхищенные взгляды остальных детей. – Спасибо! – восторженно выдохнул парнишка. – Как дома? Глаза Сеньки тут же погасли, затем он опустил голову. – Понятно. Проводить после учебы домой? – Нет. Не надо. Батька тогда еще больше злобится. Порывшись в кармане, я достал пятьдесят копеек и отдал парнишке. Тот с жалкой улыбкой осторожно взял монету. – Беги. Мальчишка сорвался с места, а я подошел к женщинам и поздоровался. – Здравствуйте, Сергей Александрович, – чуть ли не хором сказали обе и, поняв это, весело рассмеялись. – Держите, Анастасия Никитична, обещанное! – и я протянул ей купленное мною на рынке. – А карпы, какие! Великаны! Ой! Пирожки! Балуете вы нас, Сергей Александрович! Идемте к столу! Без Петеньки сегодня будем обедать. – Отчего? – Вызвали его. Старуха Анисья Лазаватина преставилась. Часа через два только он будет, не ранее. Так я вас жду. Минут через десять приходите, а я пока на стол накрою. Когда попадья, нагруженная покупками, пошла к дому, я поинтересовался у Антошиной: – Как живете, Светлана Михайловна? – Могу пожаловаться только на время. Его постоянно не хватает. – Да и у меня его, особенно в последнее время, избыток не ощущается. Как Лизонька? – Завела себе гимназиста – верзилу и вертит им как хочет. Никакого слада с ней нет. – Может, это любовь? – Упаси бог! У него, по-моему, одни мышцы, а вот разумом Бог обделил. – Точь-в-точь, как я. – Не юродствуйте, Сергей Александрович. Вы… – она на короткое время задумалась, и в этот момент я ее перебил. – Оставим это. Лучше скажите: как ваш жених? Вы говорили, что он на фронте. Жив-здоров? – Валентин уже неделю как приехал домой. – Так что вы мне сразу не сообщили эту радостную новость? – Даже не знаю. В ее глазах появилась грусть. – Что-то случилось? – Вот вы, Сергей Александрович, тоже на войне были. Скажите: вы, когда вернулись, тоже озлобились на людей, на весь мир?! – Вот оно что! Сколько времени он провел на фронте? – Десять месяцев. Из них больше месяца пролежал в госпитале. Рана была тяжелая, он до сих пор хромает. Ему на три недели отпуск выписали по случаю ранения. Но вы мне так и не ответили. – Мой пример вам ничего не даст. К тому же второй раз мне недолго пришлось быть на фронте. Приехал, получил пулю в грудь и вернулся обратно. Он добровольцем пошел? – Да. Валя с последнего курса университета ушел в школу прапорщиков, а затем на фронт. – Мне все ясно, но вот объяснить вам будет трудно. Понимаете, у людей есть стержень, на котором весь его характер держится. При сильном давлении он может согнуться, а у некоторых людей сломаться. Это в том случае, когда человек долгое время переносит день изо дня сильные физические и психологические нагрузки. Был веселым, жизнерадостным парнем, а сломавшись, становится озлобленным, мрачным типом, с какой-нибудь манией. Обычно такие люди пытаются все это объяснить… Гм. Извините, я не психиатр, поэтому на этом моя короткая лекция заканчивается. – Вы понятно и хорошо мне все объяснили. Спасибо вам большое. А это как… Излечимо? – Я не доктор, Светлана Михайловна, а теперь, извините, мне надо идти. Голодный – сил нет. – Одну секунду! Сергей Александрович, вы не хотите пойти в «Привал комедиантов»? – Куда?! – Это такой театр-кабаре. Он пару месяцев как открылся. Попасть туда – почти невозможно, но папа сумел достать три входных билета. Вы как? – Несколько неожиданное предложение. – Я собиралась идти с Валентином и подругой, но та… внезапно заболела. Теперь один билет пропадает. – Схожу. Где и когда? – Завтра вечером. Представление начнется в семь тридцать. Марсовое поле, дом семь. – Где встречаемся? – Приходите к нам в шесть. – Договорились. До свидания.
Глава 15
«К середине 1916 года почти в каждой семье люди или носят траур по своим родным, павшим на поле брани, или думают о близких, воюющих на фронтах. О скорой победе давно уже никто больше не говорит. Начальные успехи наступления Брусилова на австро-венгерском фронте были лишь временным подъемом духа народа. Англичане и французы не торопятся атаковать, зарывшись в землю. Отгородившись от немцев десятками рядов из колючей проволоки, они ничего не предпринимают, чтобы оттянуть хотя бы часть неприятельских сил с русского фронта. Атаки «в штыки» и голой шашкой против превосходящего по вооружению германца обходятся русским войскам очень дорого, так как не хватает винтовок, патронов и снарядов, не говоря уже об элементарной организации тыла, нехватке медикаментов и перевязочных материалов. Но это только полбеды, так как в тылу русских войск развернуто свое, только политическое, сражение. Здесь партии различного толка воюют за умы народа, растлевая его, толкая на борьбу. Стачки, митинги, прямой саботаж. Это притом, что русский народ, который так и не понял, зачем нужна эта война, все же воспринял ее словно бедствие, подобно большому пожару, который надо было тушить всем миром. Пришла беда – дадим ей отпор! Но бороться надо всем, как на фронте, так и в тылу, на пределе сил. Простым людям надо показать жертвенную готовность верховной власти пойти на все ради России, а что они видят вместо этого? Вялость, неуверенность и равнодушие в высших правительственных кругах и министерствах. Резкое возвышение неизвестно откуда взявшихся людей, которые занимают ответственные и важные посты в государстве, обходя знающих и уважаемых людей. Великие князья, за исключением геройской гибели князя Олега Константиновича, ничем себя не проявили, предпочитая оставаться в Петрограде и ничего не делать. В высшем придворном кругу не перестают плестись интриги за положение при дворе, за влияние и за материальные интересы. Все это создает благодатную почву для разного рода самых невероятных и в большинстве своем лживых слухов. Причем они, передаваемые из уст в уста, настолько искусно переплетены с правдой, что только наблюдательный и думающий человек мог задуматься о том, что это непросто народные выдумки, а самая настоящая агитационно-провокационная война, ведущаяся «патриотами» России. Все идет в ход. Распутин. Нехватка сахара и хлеба. Императрица – немецкая шпионка. Цель всех этих слухов и нашёптываний совершенно ясна. Расшатывание умов. Подготовка к свержению власти. Народ, подавленный поражениями на фронте, потерями родных и близких людей и нехваткой продовольствия, склонен к поискам причин своих несчастий, а социалисты всех мастей уж постараются направить его в нужном направлении. Император, вы – безвольный человек, ваши представления о людях, составляющих окружение, не соответствуют действительности. Вы верите болтунам и пустозвонам, а они вас предадут, сделают жертвенным агнцем на алтаре буржуазной революции. Да хоть бы этим кончилось, государь! Ведь ничего у них не получилось, потому что, крича с трибун «Долой самодержавие!», Гучковы и Милюковы расшатали не основы самодержавия, как считали, а всю страну. Итог сказал сам за себя. Война, трудности, разброд и шатание спровоцировали кровавый и жестокий бунт, который сумели направить в нужное русло революционеры, появившиеся в нужное время. Хм! Речь неплоха, но… неправдоподобна для слуха императора. Он по-другому смотрит и видит Россию, какой ему хочется ее видеть. Славные солдаты, желающие умереть за веру и отчизну. Добрые крестьяне, почитающие царя-батюшку. Прямо королевство кривых зеркал какое-то! Все! Хватит мыслить. Они уже выходят» Придя немного раньше назначенного времени, заходить в дом я не стал и, остановившись недалеко от входа, продолжил репетицию речи, которую готовил для императора. Следующая наша встреча, судя по всему, должна была определить, внимет царь моим доводам или останется верен своим принципам. Калитка в воротах отворилась в пять минут седьмого, пропустив сначала девушку, а за ней подпоручика. Тот слегка прихрамывал, опираясь на трость. Мне сразу показалось, что он слегка пьян. Когда они подошли, мои наблюдения подтвердились в виде мутного и злого взгляда, а также запаха. На груди парадного мундира висел крест. Подпоручик окинул меня злым, презрительным взглядом с ног до головы, а затем заявил вызывающим тоном: – Вы, милостивый сударь, почему не на фронте?! Не обращая на него внимания, я поздоровался с девушкой, после чего она растерянно представила меня своему спутнику: – Валентин, это человек, о котором я тебе говорила. Сергей Александрович. – Так вы мне так и не ответили на мой вопрос?! – не отводя от меня злого взгляда, резко выкрикнул Валентин. – Валентин, перестань сейчас же! – Погодите, Светлана Михайловна, – и я повернулся к ее жениху. – Кто вы такой, чтобы задавать мне подобные вопросы? – Я тот, кто проливал кровь в окопах, пока ты просиживал штаны в тылу! Это тебе понятно?! Крест у меня на груди и трость в моей руке дают мне право спрашивать любого шпака, почему он не на фронте! Я достаточно ясно выразился?! – Вполне. И чтобы успокоить ваш патриотизм, скажу: я поручик в отставке. Имею два креста и два ранения. Вы удовлетворены? – Вы… фронтовик?! Почему вы мне сразу не сказали?! На каком фронте воевали, поручик?! – Об этом как-нибудь потом, – я повернулся к девушке. – Мы не опоздаем? – Да-да, идемте! Хотя спектакль начинается в половину восьмого, лучше прийти пораньше. Мы сможем выбрать себе места получше. Его взгляд на окружающий мир, на который подпоручик теперь смотрел через призму войны, виделся ему черно-белым. В каждом штатском мужчине, который попадался нам по дороге, ему виделся трус и дезертир. Он говорил об этом громко, во всеуслышание, бесцеремонно отвергая робкие попытки девушки успокоить его и перевести разговор на более легкую тему. Он много говорил о патриотизме, братьях по оружию, о тяжелых условиях, которые закаляют мужчину. Слушая его, мне нетрудно было понять, что война сломала его, превратив в озлобленного, зациклившегося на войне человека. Теперь мне стало понятно, почему девушка пригласила меня пойти на спектакль, а не свою подругу. Артистическое кафе располагалось в громадном подвале, разделенном на три зала. Фрески с гротескными изображениями гуляк и трактирщиков в первом зале, такие же арлекины в другом помещении, а вот третий был полностью черным, только потолок украшен мерцающими знаками зодиака, сделанными из осколков зеркал. Вычурные и надуманные наряды у большинства присутствующих посетителей соответствовали всей этой обстановке. Декорации, как сам сюжет и роли, недалеко ушли от оформления театра. Нимфы, эльфы и какие-то непонятные звери. Впрочем, полуобнаженные героини и эротические сцены кое-как поддерживали мой интерес к спектаклю, к тому же я откровенно развлекался, бросая взгляды на Светлану во время особенно игривых сцен. Уровень красной краски иной раз просто зашкаливал на ее лице, особенно, когда при этом она ловила мои взгляды. Обратно, мы ехали на извозчике. Сначала я отвез девушку домой, потом доставил в отчий дом подпоручика. Повернув ключ и открыв дверь, я услышал трель телефонного звонка. Подошел, снял трубку. – Господин Богуславский? – Да. – Канцелярия его императорского величества. Завтра в девять тридцать вас ждут во дворце. Утром без десяти девять за вами заедут. – Я и сам могу доехать. – Передаю, что приказано, господин Богуславский. Извольте быть готовы к этому времени, – сухим и казенным голосом отчеканили на другом конце провода. – Хорошо, – ответил я и повесил трубку.Когда без десяти девять я вышел на улицу, там меня уже ждал экипаж. Поодаль стояла пролетка, в которой сидела моя охрана. Не успел я сесть, как экипаж сразу тронулся. По дороге, от нечего делать, разглядывал прохожих, вывески и различную рекламу до тех пор, пока мне на глаза не попался яркий плакат о военном займе. Агитационными плакатами различного рода был оклеен почти весь город. На одних были нарисованы карикатуры, издевающиеся над германцами, австрияками и турками, на других просили отдать все свои силы для победы русской армии, а на третьих – как этот плакат, где на фоне солдата-пулеметчика, стоящего в окопе, призывали купить облигации военного займа. Мне уже доводилось видеть подобные плакаты о займах, но с пулеметчиком увидел впервые. Я собирался отвести от него взгляд, как неожиданно вспомнил то, что раньше ускользало от моего внимания, и все, наверное, от того, что ряд прочитанных некогда статей в Интернете выходил за рамки моих обычных интересов. Когда моя болезнь находилась на промежуточной стадии, я целыми днями лазил по сети, стараясь отвлечь себя от лишних мыслей, читая обо всем, что мне казалось интересным. Тематика была самая разная, в том числе и об истории оружия. Меня не интересовали конструкторские особенности или технические характеристики, а просто было интересно читать историю создания различных видов оружия, а так же короткие биографии их создателей. Вот только в памяти почему-то только сейчас всплыли фамилии конструкторов: Василия Алексеевича Дегтярева и Георгия Семёновича Шпагина. «Еще и Владимир Григорьевич Фёдоров. Ведь тогда я отметил, что все они перед Первой мировой войной жили. И вроде… вместе работали. Или нет? Гм. Конструкторское бюро? Не помню. Изобретали они, по-моему, автоматическую винтовку. Или кто-то из них? Пулемет Дегтярева появился уже после войны. В двадцатых-тридцатых годах. А автомат Шпагина уже в ВОВ. Впрочем, автомат можно купить у американцев. Он появится у них лет… через пять. Как его… «Траншейная метла». Еще…Токарев. Пистолеты ТТ. Как я мог забыть! Федор Васильевич Токарев. Еще Калашников. Нет! Тот родился уже позже, в советское время. Для начала и этих хватит». Захваченный новой идеей, я даже не заметил, как доехал до дворца. Меня встретили и провели уже привычным маршрутом в кабинет императора. Государь, как обычно, сидел за столом. Не курил, но в пепельнице, стоявшей на столе, уже лежало три окурка. Поздоровавшись с ним, сразу отметил, что вид у него какой-то странно-взволнованный. Прямо перед ним лежала темно-вишневого цвета папка из сафьяна. «Серьезный разговор грядет?» Подтверждением этой мысли стали первые слова царя: – Тот наш разговор все никак не дает мне покоя, Сергей Александрович. Все думаю о том, как Россия отвергнет и предаст меня. Как такое может быть?! «Вместо того чтобы скрутить своих врагов в бараний рог, как и надлежит истинному правителю, он решил поплакаться мне в жилетку! Будет тебе сейчас жилетка!» – Мои слова покажутся вам резкими, ваше императорское величество, но я думаю, что они необходимы. Царь бросил на меня недоуменный взгляд. Судя по началу разговора, ему хотелось рассудительной и задушевной беседы, а не новых нелицеприятных откровений, но отступать было уже поздно после того, как он сам вызвал меня на этот разговор. – Говорите, – в его голосе чувствовалось недовольство. – Все дело в том, ваше императорское величество, что вы далеки от действительности, глядя на Россию глазами своих царедворцев, которые используют вас в своих корыстных целях. Взять хотя бы крупные поставки военной амуниции и продовольствия. Сапоги с гнилыми подошвами и консервы, где мясо с душком, – не редкость в армии. Скажите, чем заслужил солдат, идущий на смерть за веру и отечество, такое обращение?! А ведь те, кто подписывает миллионные контракты и получает свою долю, наживаясь на страданиях людей, находятся рядом с вами, ваше императорское величество! Простым чиновникам к таким большим деньгам не подобраться. Но и они воруют, только по мелочи! Теперь об армии. Не буду говорить о нехватке ружей и патронов, зато скажу об организации службы тыла. Почему не хватает санитарных пунктов и лазаретов? Я уже не говорю об острой нехватке лекарств и перевязочных материалов, а ведь это первейшая необходимость для воюющих армий. А средства гигиены? Не хватает бань и прачечных. Вы никогда не задумывались над этим, ваше императорское величество? Царь не ответил, но зато теперь недовольство выражала вся его сущность, его каждое движение. Я усмехнулся про себя и продолжил: – Теперь самое главное: солдаты, в большинстве своем крестьяне, просто не понимают, за что воюют. Вы им говорите, что нужно помочь братьям-славянам на Балканах, а простой крестьянин не понимает, зачем ему это нужно. Он вырос в деревне, и ему понятны только такие слова: земля, пашня, сенокос, жатва. Зато находящийся рядом с ним агитатор-революционер говорит ему просто и доходчиво: пойдешь с нами – получишь землю! У тебя ружье, брат. Возьми и пырни штыком в брюхо богатею – капиталисту, министру, царю. Это они сидят на твоей шее, это они загнали тебя в окопы! Это они не хотят отдавать тебе землю! И что после этого думать крестьянину, которому из дому пишут родители и жена о том, что все дорого, что у крестьян реквизируют хлеб, что без мужчины невозможно прокормить семью! – Мне не нравится ни ваш тон, ни то, о чем вы говорите! – сейчас в голосе императора звучал гнев. – Вы не подумали о том, что ваши слова ничем не отличаются от речей этих, как вы выражаетесь, агитаторов! «Правду о себе никто не любит! Теперь только осталось позвать слуг, чтобы высекли на конюшне излишне болтливого холопа!» Царь несколько секунд смотрел на меня в ожидании моей реакции, но, не дождавшись, достал папиросу, закурил. Спустя минуту, после нескольких глубоких затяжек, спросил: – Почему вы молчите?! – Вижу, что вам не нравятся мои слова, ваше императорское величество, поэтому молчу, чтобы больше вас не раздражать. – Да вы, похоже, обижаться умеете. До этого как-то не приходилось замечать за вами такого. Даже удивительно, – сейчас в его голосе чувствовалась издевка. – Извините, ваше императорское величество, но чувство обиды, как и некоторые другие человеческие эмоции, мне не доступны, – увидев в его глазах недоумение, попробовал объяснить: – Видно, сказываются последствия ранения головы. Только я подумал, что эти объяснения излишни и могут вызвать ненужные вопросы, как вдруг увидел, что Николай II как-то переменился в лице. «Что-то гражданин Романов сегодня совсем странный. Прямо сам на себя не похож. И взгляд какой-то цепкий и ищущий». Император затушил папиросу, потом, после короткой паузы, начал говорить: – То, что вы сейчас сказали, Сергей Александрович, для меня не ново. Мы принимаем меры, нещадно наказывая мздоимцев и корыстолюбцев. О недочетах в военных поставках и работе служб тыла мне постоянно докладывают из главного интендантского управления. Да, я должен признать, что мы оказались не готовы к столь кровавой и затяжной войне. Но я верю в свой народ! Крепкий, выносливый, сильный верой, он не подведет ни меня, ни Россию! – государь видно хотел продолжать в том же духе, но, заметив иронию в моем взгляде, решил резко поменять тему. – Вы говорите о вооруженном мятеже, о революционерах, подстрекающих к свержению власти, о том, что Россия похожа на кипящий котел, готовый взорваться. Так вот, смею вам заметить, что в поступающих ко мне сведениях нет той опасности, о которой вы говорите. Есть много подобных случаев, но они все разрозненны. Есть социалисты, есть анархисты… Вон в Думе – целый блок оппозиции, который именует себя прогрессивным. Они поставили своей целью сформировать новое правительство, так как, видите ли, царь и его правительство не справляются со своей работой. К чему я вам все это говорю. Вы ведь исходите только из своих снов-предсказаний, которые являются вам отдельными видениями, поэтому не можете видеть всю полноту картины, которая предоставлена мне. Донесения, что поступают ко мне, составляют люди, облеченные властью и имеющие большой опыт государственной службы. Вот вы говорите, что солдаты слушают агитаторов и настроены против меня, но позвольте мне вам не поверить. Я часто бываю на фронте, постоянно с ними общаюсь, разговариваю. Поверьте мне, солдаты любят меня. Я это чувствую. И я их люблю. Они видят это, понимают и ценят, – царь замолчал, а мне только после этой отповеди осталось тяжело вздохнуть. Похоже, я снова выстрелил холостым патроном. – Вы исходите из того видения, где в 1917 году рушится Россия. А правильно ли вы видите путь, которым она придет к великому бедствию? Нет. Вы не можете это видеть. Вы только предполагаете, как и я. Или, судя по некоторой уверенности в ваших словах, вы знаете нечто большее, но мне не говорите. Нет, упаси боже, я не подвергаю сомнениям ваши предсказания, но у меня есть подозрения другого рода. – В чем они выражаются, позвольте узнать, ваше императорское величество? – Мне хочется знать, что вы за человек. – Что именно вы хотите знать? – Не все сразу, Сергей Александрович. Давайте начнем по порядку. Доктор Плотников, лечивший вас после ранения в голову, утверждает, что вы просто уникальный случай в медицине, – он раскрыл сафьяновую папку и прочитал. – «Я не верю в чудеса, но в случае с Богуславским оно произошло, по-другому это никак назвать не могу». Это его слова. Другие врачи, обследовавшие вас, вторят ему, утверждая, что человек с подобным повреждением мозга никогда не может вернуться к нормальной жизни. А вы вернулись. Ничего не хотите сказать по поводу подобной странности? Сказать мне было нечего. Отрицать очевидное бессмысленно. Но и рассказывать правду о человеке из будущего у меня не было ни малейшего желания. Да и не имело это никакого смысла. – Наверное, меня хорошо лечили, ваше императорское величество. – Пусть так. В течение двух месяцев были опрошены десятки людей, с которыми вас, так или иначе, сталкивала судьба. Профессор Иконников считает вас истинным русским богатырем, а, по словам командира охотников, капитана Махрицкого, для него такой офицер, как вы, что большой золотой самородок для старателя. Говорили также с вашей сестрой, – тут император переложил листы в папке, потом пробежался газами по строчкам. – Вот! Суть ее слов такова: Сережа – очень хороший человек, но он совсем не похож на моего родного брата. Странно, не правда ли, Сергей Александрович, когда подобные слова говорит единокровная сестра. Николай II откинулся на спинку кресла, не сводя с меня взгляда. Некоторое время мы молчали. – Правда ли, что вы обладаете просто невероятной, нечеловеческой силой? – Силушка есть, отрицать не буду, ваше императорское величество. – То, что вы одним ударом можете убить человека, тоже правда? – Правда, ваше императорское величество. – Ничего не хотите сказать о спасении Марии Владимировны Крупининой? – Ничего, ваше императорское величество. – Странно, а ведь именно вы приняли непосредственное участие в ее судьбе. Похищение девушки произошло на глазах ее дяди, который сразу заявил об этом в полицию. В его показаниях упоминались и вы, но уже спустя пару дней он их изменил. Там же, в полицейском деле, упоминается о поджоге дома и большом количество трупов, которые нашли на пепелище. Затем, каким-то чудесным образом, Мария Крупинина оказывается дома, жива и здорова. И вы тоже. В то время как матерые преступники, за которыми полиция гонялась годами, были найдены мертвыми. Причем, все они были убиты без оружия, голыми руками, – цепкие глаза императора по-прежнему были неотрывно устремлены на меня. – Я бы сказал, что скромность украшает героя, если бы не свидетельства других людей, согласно которых вы выглядите как жестокий и хладнокровный убийца. Вы действительно участвовали в расстреле безоружных немецких офицеров? – Да, ваше императорское величество. – Ничего не хотите сказать в свое оправдание? – Нет, ваше императорское величество. – У меня в папке лежит отчет о некоем изобретении в области химии. По некоторым данным новый сплав, – тут император раскрыл папку и, найдя нужный лист, прочитал: – легкий и прочный, может быть весьма полезен в промышленности и технике. Есть мнение использовать его в конструкциях аэропланов. Николай II поднял голову и посмотрел на меня. В его глазах стоял большой знак вопроса. Его удивление можно было понять: оракул оказался мастером на все руки. – Об этом что можете сказать? – Ничего, ваше императорское величество. По лицу государя скользнула тень раздражения. Это было понятно. Такой ответ никак не мог удовлетворить самодержца России, привыкшего к тому, чтобы все перед ним выворачивались наизнанку, лишь бы ему угодить. – Вы сами видите, Сергей Александрович, насколько странно выглядит все то, что с вами связано. Вы же не станете этого отрицать? За этими словами последовал новый настороженно-испытывающий взгляд. «Хороший доклад ему состряпали. Вот только к какому итогу Романов сам придет?» Царь достал папиросу, прикурил и, сделав несколько затяжек, вдруг неожиданно сменил тему: – Аликс недавно письмо получила от Распутина, а в конце его неожиданная приписка: «Верьте Сережке, и Господь не оставит вас!» Не зная как расценивать новое свидетельство моей загадочности, я предпочел промолчать. Царь докурил, потушив окурок в пепельнице, продолжил: – Мне думается, что я хорошо знал Распутина, поэтому совершенно непонятно, как вы сумели получить над этим человеком такую власть! Что еще более странно: на призывы моей жены вернуться в столицу он отнекивается, придумывая различные причины. Это вы приказали остаться ему в Тобольске? – Нет, ваше императорское величество. – Пусть так, но мне кажется, что это все равно как-то связано с вами, – император помолчал. – Знаете, в последнее время он часто говорил, что Россию может спасти только чудо, а потом привел вас. Я снова промолчал. – Что еще более мне непонятно, так это перемена отношения моей жены к вам. Сначала она вас невзлюбила из-за вашей резкости и прямоты, а с какого-то времени вдруг неожиданно поменяла свое мнение… Император протянул руку к папироснице, но затем вдруг резко отдернул ее. Все его поведение говорило об одном: он нервничает. – На днях ей довелось присутствовать на одном спиритическом сеансе… и, как любая женщина, она, естественно, поинтересовалась своей судьбой. Вызванный графиней дух Максимилиана Робеспьера неожиданно ответил ей, что ее семье больше не грозит никакая опасность, так как у них появился ангел-хранитель… с железными крыльями. Новый испытующий взгляд. В нем явно читалось: подтверди или опровергни. «Ангел-хранитель. Причем здесь эта мистика?! Погоди… Господи! Так он…». Весь этот непонятный до этого момента разговор вдруг выстроился в полноценную логическую цепочку. В России процветали мистика и спиритизм, не обошли эти оккультные науки и двора Николая II. Мне уже приходилось слышать об этом пристрастии царской четы. «А если эту мистику наложить на их глубокую веру в Бога и чудеса, ей сопутствующие, то, судя по всему, они решили, что я послан им откуда-то свыше. Хм. Как скажете, гражданин Романов. Хотите ангела, так я вам его представлю. Вот только как?! Стоп! Ну, конечно!» Мне не надо было ни в чем убеждать самодержца. Этого он и не требовал. Ему просто хотелось получить хоть какое-то подтверждение своим мыслям. И он получил, что хотел. «Кругом измена, трусость и обман» – такую фразу в своем дневнике оставит последний русский император Николай II спустя несколько часов после своего отречения. Подготовленный документами и свидетельствами множества людей, говорящих о странных поступках и необъяснимых фактах, начиная с моего чудесного исцеления и кончая даром видеть будущее, глубоко верующий в Бога император признал за мной некую сверхъестественную сущность. Это было видно по его растерянно-испуганному выражению лица. Ему явно хотелось спросить меня: кто ты, поручик? Ангел или демон? Но он так и не решился. Спустя несколько минут натянутого, как струна, молчания император продолжил разговор, негромко спросив меня: – Вы мне ничего нового не скажите? – Битва на Сомме. Начнется первого июля. С одной стороны Германия, с другой – Франция и Британия. Будут большие потери с обеих сторон. Мое сообщение о битве, которая должна была развернуться через две с половиной недели, не произвела на императора особого впечатления. Судя по его отрешенному лицу, он еще оставался под впечатлением нашего разговора. Я же выложил свой последний козырь. Это было последнее, что мне было известно из истории Первой мировой войны. Теперь оставалось только надеяться, что он прислушается к моим словам. Если нет, что ж… «Вольному – воля, спасенному – рай!» – Как вы думаете, стоит об этом уведомить германского императора? – Думаю, что стоит. Пусть ему придет это сообщение за четыре-пять дней в невнятном изложении: битва на Сомме. Большие потери. – Хорошо. Так и сделаем, – сказал он спустя пару минут молчания и нажал кнопку электрического звонка. Когда процедура отсылки письма была закончена, император спросил: – У вас все? – Нет, ваше императорское величество, – и я изложил ему свои мысли о перевооружении армии. Государь сначала с явным удивлением, но затем уже с интересом слушал меня. Услышав фамилии конструкторов, сначала переспросил, а потом записал. Немного подумал, перечитал фамилии и сказал: – Федорова Владимира Григорьевича я знаю. Указ ему не так давно подписывал на звание генерал-майора. Насчет трех других отдам приказ выяснить. – Тогда с вашего разрешения я пойду, ваше императорское величество? – Ступайте, Сергей Александрович. Спустя два дня мне позвонили из императорской канцелярии. Генерал Федоров, Василий Дегтярев и Федор Токарев нашлись на Сестрорецком оружейном заводе, где работали над автоматической винтовкой. Я уже хотел повесить трубку, как меня неожиданно спросили: есть ли у меня желание поехать и пообщаться с ними на месте? Тут мне пришлось задуматься. Я ничего не мог им дать, ведь даже сейчас они знали намного больше меня. Сказав, что перезвоню, я достал лист бумаги и карандаш. Я видел картинки и фотографии, но почему-то более или менее четко мне запомнились детали автомата АК с откидным прикладом в разобранном виде. Как смог, так и изобразил их на листе. Посмотрев на свое художество, подумал, что у семилетнего ребенка с задатками художника получилось бы в десять раз лучше, после чего порвал свои каракули. «Нет, не мое это. Пусть сами придумывают. Они конструкторы, а значит, люди сообразительные. Им идею подбросить, да создать условия… Вот это правильно! Создать КБ и пусть усиленно работают в дружном коллективе! Вот только как осуществить все это? Обратиться к императору? Хм. Другого пути, видимо, нет. Хоть дело ускорю, а то пока еще царь раскачается». Когда меня соединили с канцелярией, я только успел обрисовать свою проблему, как мне сказали, что согласно полученному распоряжению они всячески готовы способствовать в моей поездке в Сестрорецк. А еще через три часа мне был доставлен билет на поезд вместе с сопроводительными документами, в которых я числился генеральным инспектором, откомандированным на завод по делу особой государственной важности. Курьер, привезший бумаги, так же сообщил, что на завод о моем прибытии императорской канцелярией уже доложено и меня там ожидают. В девять утра я сел в вагон, а уже спустя полтора часа меня встретили на вокзале. Похоже, они были информированы о моей негласной охране, потому что на привокзальной площади меня ждали три экипажа, из которых один был лично для меня, второй – для моих телохранителей. На третьей пролетке, впереди, поехали два заместителя директора завода, которых прислали на вокзал для торжественной встречи. Звонок из канцелярии императора, моя каменная физиономия, телохранители – все это явно нагнало на заводское начальство страху. Меня провели в хорошо обставленный кабинет директора, который судя по ничего непонимающим и испуганным глазам, пребывал сейчас в тихой панике. Сначала он робко поинтересовался: не хочет ли господин инспектор осмотреть завод, но после моего резкого отказа испугался еще больше. Нетрудно было представить ход его мыслей. Может, не доглядел и брак обнаружился? Или с немецкими шпионами что-то связанное? Время военное. Завод военный. Ведь не помилуют, загонят куда Макар телят не гонял. Вон как этот инспектор волком смотрит! Пронеси, Господи! – Господин Богуславский, не желаете коньячку с дороги? – Благодарю вас, я не пью спиртное. У вас есть удобное помещение, где я мог бы поговорить с людьми? – Э… Помещение? Так это… Мой кабинет вам подойдет? – Отлично. Пусть пригласят всех этих людей. Вот список. Прямо сейчас. – Сейчас все будет сделано. Что еще я могу для вас сделать? – Вы свободны. Спустя двадцать минут, после его ухода три человека собрались в кабинете директора завода. Если генерал смотрелся на фоне директорского кабинета естественно, то двое других в рабочей одежде выглядели черными кляксами на белом фоне. – Господа, разрешите представиться. Богуславский Сергей Александрович. Генеральный инспектор его императорского величества. При этих словах все трое застыли в напряженном ожидании. В глазах растерянность, любопытство и чуть-чуть страха. – Представляться мне не нужно, так как я уже знаю вас. Собрал вместе для того, чтобы вы сообща занялись одним делом, очень необходимым России. Вы все умные и талантливые люди. Оружейники от Бога. Кому как не вам приумножать славу российского оружия! То, чем вы сейчас занимаетесь, очень важно для победы, но то, чем вам предстоит заняться, – еще важнее! Автоматическая винтовка – это хорошо, но еще больше нужен легкий пулемет. Надежное, компактное, не боящееся грязи и непогоды оружие! Вы способны сделать! Именно вы! Я это знаю! – тут я словно почувствовал какое-то вдохновение и неожиданно сам для себя спросил: – Есть у кого-нибудь карандаш?! И где можно найти в этом кабинете бумагу? На листе я нарисовал, как помнил с картинки, пулемет Дегтярева. – Сошки – ножки, сверху диск с патронами, удобный приклад. Вот где-то так. Какое-то время смотрел на их недоумевающие лица и понимал, что они смотрят на меня как на какого-то недоумка. – Вижу. Я и сам себе сейчас дураком кажусь. Поэтому давайте перейдем сразу к делу. Господин генерал-майор, как вы думаете, если вам дадут деньги, помещение, время на станках для изготовления образцов, а к ним квалифицированных рабочих, вы смогли бы возглавить конструкторское бюро и начать работу над новыми видами вооружения? – Разрешите мне открыть вам глаза, господин инспектор. Завод работает в полную силу, почти на износ, делая оружие для армии. Часть рабочих, хороших специалистов, забрали в солдаты. И последнее. Казна не выделяет денег даже на то оружие, что прошло испытание и признано военной комиссией, а вы мне сейчас говорите… – Вы не ответили на мой вопрос, господин генерал-майор, – резко оборвал я Федорова. – Да, смог бы. Если это не будет противоречить обеспечению основных поставок для армии. Но почему вы собрали нас в таком составе? И главное, в чем будет заключаться наша работа? Первый вопрос Федорова я просто проигнорировал, а на второй ответил: – По поводу работы. Я предложил бы построить вашу работу так: одну половину дня вы отдаете своим обычным рабочим обязанностям, а вторую половину времени будете посвящать чисто конструкторской работе – разрабатывать легкий пулемет. Теперь о насущном. Денежное содержание у вас остается таким, как и прежде, но плюс к этому вы будете получать усиленные продовольственные пайки. И последнее. Все ваши идеи, получившие практическое применение, будут щедро вознаграждены. Теперь о пополнении. Скоро к вашему коллективу присоединится один молодой человек, Георгий Шпагин. Помогите ему как можно быстрее освоить профессию оружейника. Я обвел глазами троих, пока еще ничего не понимающих людей и внутренне усмехнулся. На их месте я бы тоже только хлопал глазами и пытался безуспешно понять, что сейчас происходит. «Теперь – Токарев». Оказалось, что в моей памяти нашелся еще один обрывочный клочок информации, связанный с пистолетом Colt 1911, системы Браунинга. Применив схему Браунинга для патрона 7,62´25, Токареву удалось создать необычно мощный и компактный пистолет. – Господин Токарев и вы, господа, приглядитесь, пожалуйста, к пистолету Colt 1911, – и я, достав из кармана, выложил на стол свой собственный пистолет. – На его основе вполне можно сделать отличный пистолет для русской армии. Обратите особое внимание на чрезвычайно удачную систему запирания затвора пистолета. Напоследок я сумел козырнуть этой единственной фразой, которую запомнил почему-то дословно из некогда прочитанного текста. – До свидания, господа! – До свидания, господин Богуславский! – вразнобой ответили мне настоящие и будущие конструкторы, вскочив на ноги. Выйдя, оставил их, недоуменно переглядывающихся между собой, но в еще большем страхе и недоумении остался директор, с которым я даже не простился, уехав на вокзал. Позднее его несколько успокоил разговор с генерал-майором Федоровым, но следующие пару суток тот пробыл в большом беспокойстве, не зная, что ему ожидать от посещения непонятного инспектора. Потом тревога улеглась, но ненадолго, так как спустя несколько дней он был вызван в столицу вместе с генералом Федоровым, после чего началась организация конструкторского бюро. Сначала нашли деньги и помещение, затем пришла очередь станков и рабочих. Спустя три недели на заводе стали появляться демобилизованные с фронта квалифицированные рабочие. Вся организация и подготовка бюро к работе заняла три недели. Так как я не собирался бросать на самотек такое ответственное дело, на завод была отправлена команда опытных агентов. Две недели спустя после начала работы бюро отыскался Георгий Шпагин, который будучи призван в армию, служил в полковой оружейной мастерской. Он тут же был демобилизован и отправлен на Сестрорецкий оружейный завод. Больше я ничего не мог сделать. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что моя мысль создания подобного конструкторского бюро была правильной.
Виктор Тюрин Цепной пес самодержавия
Глава 1
Свою поездку на Сестрорецкий оружейный завод, в роли вдохновителя и организатора, я оценивал ниже среднего уровня, но при этом надеялся, что моя идея по созданию конструкторского бюро со временем себя окупит. Логично было подождать результатов, но вопреки этому начал вспоминать и записывать в тетрадь, что читал о самолетах и их конструкторах. К этому направлению меня подтолкнуло мое «открытие в химии» – дюраль. К сожалению, конкретных данных у меня на эту тему было немного, просто в свое время после просмотра сериала «Истребители» я резко заинтересовался воздушными боями и действиями боевых летчиков времен Великой Отечественной войны, а заодно параллельно прошелся по истории создания самолетов в России. После некоторых копаний в памяти у меня выстроился такой информационный ряд: «Илья Муромец», Игорь Иванович Сикорский, потом истребители И-15/И-16, Поликарпов Николай Николаевич, штурмовик Ил-2, Ильюшин Сергей Владимирович, самолеты Ту, Туполев Андрей Николаевич, реактивная авиация, Сухой Павел Осипович. Если с поиском Сикорского проблем не было – это имя было на слуху вместе с его детищем «Ильей Муромцем», то где искать остальных, не имел ни малейшего понятия. После некоторых раздумий я отправился в Публичную библиотеку, где узнал, что в Санкт-Петербургском политехническом институте есть постоянные курсы воздухоплавания. Их целью была подготовка инженеров в области проектирования и постройки воздухоплавательных аппаратов и двигательных механизмов для них. Узнав об этом, сразу подумал: почему бы из них не подобрать людей для КБ? «Не торопись, парень». Последовав своему собственному совету, я расширил поиски и узнал, что в Москве есть Императорское высшее техническое училище, в котором изучают конструирование аппаратов тяжелее воздуха, и есть профессор Жуковский Николай Егорович, который возглавляет организованный им кружок воздухоплавания. Недолго думая, телефонировал в Москву, где в разговоре с секретарем училища неожиданно всплыла знакомая мне фамилия Андрея Туполева. От него мне также стало известно, что в России уже есть Аэродинамический институт, который основал Дмитрий Рябушинский в своем имении Кучино под Москвой, вместе с профессором Жуковским. «Не ожидал. М-м-м… Значит, база, оказывается, есть… осталось собрать там умников и дать им денег на эксперименты» – и я решил отправить запрос, со списком известных мне фамилий будущих авиаконструкторов, в эти учебные заведения. Чтобы ускорить дело, решил воспользоваться помощью Собственной его императорского величества канцелярии, у которой в отношении меня был личный приказ императора об оказании мне любой помощи. Выслушав меня, чиновник, – судя по петлицам, он был в ранге титулярного советника, – пожилой человек с обширной лысиной и солидным брюшком, принялся сразу за дело. Сначала протелефонировал в секретариаты обоих заведений и, представившись, попросил как можно быстрее отыскать в архивах или списках студентов людей, фамилии которых я ему дал, при этом не забыл отметить, что лица, указанные в списке, обязательно должны иметь отношение к воздухоплаванию. Положив трубку, он сразу предупредил меня: – Скоро найти их не получится, господин Богуславский, как бы мы ни хотели. Два-три дня уйдут на поиски интересующих вас лиц, потом они напишут официальные справки и пришлют нам. Так что приходите дней… через восемь. Думаю, что к этому времени ответы будут лежать у меня на столе. Это все, что вам нужно? – Да, и спасибо вам. Право же, не ожидал столь быстрой помощи, – решил я польстить чиновнику, так как действительно не ожидал такого быстрого разрешения вопроса, и уже начал оборачиваться, чтобы уйти, как чиновник негромко хмыкнул. Посмотрел на него. – Знаете что, я бы на вашем месте отправил еще запрос в жандармское управление, – неожиданно сказал он. – Зачем? – удивился я. – Молодые люди в наше время ни бога, ни царя не боятся. Свободу им подавай! Так вот студенты из них, самые что ни есть вольнодумцы! Гм! Я что хотел сказать: они, будучи студентами, могли быть отчислены за свои вольные высказывания, а в таком случае их нынешние адреса проживания в деле жандармского следователя искать следует. – Вот что значит знать свое дело! А я бы и не догадался! Чиновнику мое восхищение его деловитостью так понравилось, что он не смог скрыть самодовольной улыбки. – Вы идите. Идите, господин Богуславский. Все, что надо, я сам сделаю. Уйти просто так из дворца не удалось, видно, царю доложили о моем визите в канцелярию. Адъютант, ожидавший на выходе, проводил меня к двери кабинета, хотя теперь в этом не было нужды, так как за последний год я довольно хорошо изучил хитросплетения коридоров и залов императорского дворца. После приветствия он поинтересовался причиной моего визита в канцелярию, после чего наш разговор перешел в оживленную беседу о роли воздухоплавательных аппаратов. Николаю II, как и большинству людей того времени, была интересна идея воплощения заветной мечты человека. Мне не сложно было поразить его воображение рассказами о сверхзвуковых истребителях и о пассажирских лайнерах, перевозящих пассажиров в различные страны мира, но пока не видел в этом смысла. «Придет время – расскажу». Зная о его любви к армии, я больше упирал на военный аспект развития авиации, пытаясь доказать, что война в будущем потребует современных аэропланов и опытных авиаторов и чем быстрее мы наладим выпуск самолетов, тем больше у нас шансов на победу. После того, как император внимательно выслушал мои доводы, он поинтересовался: – А этот новый металл действительно настолько прочен и легок, что его можно будет применять в воздухоплавании? – Да, ваше императорское величество. Он станетосновным строительным материалом для само… аэропланов. – Вы сказали, что такие аэропланы будут летать быстрее, но, насколько я могу понять, в таких случаях все зависит от мощности мотора, а их мы закупаем во Франции. Кстати! Вы могли бы поговорить о развитии воздухоплавания с великим князем Александром Михайловичем. Хоть тот и имеет адмиральское звание, но при этом является шефом Императорского военно-воздушного флота. Думаю, что если вы изложите ему свои мысли, он будет рад вам помочь. – Не думаю, ваше императорское величество. Подобными делами должны заниматься профессионалы, а не дилетанты. Император бросил на меня неодобрительный взгляд, но возмущаться, как раньше бывало, не стал. Мою, мягко скажем, нелюбовь к великим князьям он со временем воспринял так же, как и негативное отношение супруги к своей матери. Просто принял как факт. – Значит, хотите организовать воздухоплавательное… гм… инженерное бюро, – император затушил папиросу в серебряной пепельнице. – Все это, конечно, весьма интересно. Да-с. Интересно. Так вы говорите, что такой сплав уже есть в Германии? – Да, ваше императорское высочество, но, судя по всему, они его засекретили. – Засекретили, – повторил за мной задумчиво император и бросил на меня новый внимательный взгляд. Похоже, он уже давно пришел к мысли о том, что мне известно намного больше, чем говорю. – Что ж, и мы так сделаем. Видел ваш рисунок аэроплана. Он очень необычен. И у меня появился вопрос: его крылья полые или отлиты полностью из вашего сверхлегкого металла? – Полые, ваше императорское высочество. – Форма корпуса аэроплана довольно необычная. Как вы тут изволили выразиться: обтекаемая. Гм, – он помолчал, подумал, потом сказал: – Только вот эти люди, которых вы хотите разыскать, они уже чем-то известны? – Это будущие конструкторы аэропланов, им только надо этому подучиться. – Подучиться, говорите? Хм! Так они не инженеры? – Нет, – я напряг свою память, но толком так ничего не удалось вспомнить, и я решил обойтись одним общим словом. – Студенты. – Ах, вот как. Тогда понятно, почему их имена еще не утвердились на поприще воздухоплавания. Вот только мне невдомек, чем вам курсы воздухоплавания не угодили? Там, как мне известно, также дают знания будущим авиаторам. – Они, как я понял, ваше императорское величество, больше готовят людей, непосредственно работающих с летательными аппаратами, то есть инженеров, которые будут заниматься ремонтом аэропланов, ну и подготовкой авиаторов. Нам же нужны светлые умы, которые могут смотреть вперед и уметь создавать летательные аппараты завтрашнего дня. – Как вы сказали? Летательные аппараты завтрашнего дня? Хорошо сказано. Только я все же думаю: пусть ваши будущие светлые умы подучаться, а тогда и будем создавать бюро, которое будет строить аэропланы будущего. Вы должны понять: идет война. Где взять денег? Будь сейчас мирное время, я, не задумываясь, отдал бы распоряжение о создании, но какой смысл заниматься этим сейчас? Ведь их работа затянется на годы, да еще неизвестно, какой будет результат. Вы об этом думали? – Да, ваше императорское величество, думал, но вот в чем причина моей торопливости: чем раньше мы начнем работы по разработке и конструированию новых аэропланов, тем быстрее получим результаты. Поверьте мне: другие страны прямо сейчас работают в области развития воздухоплавания. Если германцы засекретили дюраль, то сделали это не просто так. Полагаю, что они уже приступили к постройке цельнометаллического самолета. Я блефовал, но мне нужно было как-то вытащить из государя согласие. Он задумался. Снова закурил, и в кабинете поплыл сладкий запах турецкого табака. Какое-то время сидел, думал, время от времени затягиваясь табачным дымом, потом потушил папиросу и сказал: – Негоже давать Германии преимущество, в чем мы уже изрядно убедились. Пусть будет так! Я отдам распоряжение, чтобы подготовили указ о создании конструкторского бюро по изобретению новых видов аэропланов. Возвращаясь, я подумал, что если моя идея с конструкторским бюро окажется жизненной, то почему не пригласить поработать в Россию иностранных специалистов. На памяти у меня пока было четыре фамилии немецких авиаконструкторов и оружейников, о которых мне доводилось читать: Вилли Мессершмидт, Хуго Юнкерс, Луис Штанге, Генрих Фольмер. Правда, об их приглашении в Россию приехать прямо сейчас не могло быть и речи, но с заключением сепаратного мира с Германией многое должно измениться. Думалось, что из измотанной войной Германии их будет нетрудно заманить в Россию, посулив им спокойную и хорошо оплачиваемую работу.Все политические новости и общественные настроения, по большей части, я получал из одного источника, от Пашутина. Именно от него и услышал о крамольных разговорах в Думе, в которых нетрудно угадать наброски будущего заговора – покушения на самодержца России. Во время одного из таких разговоров я поинтересовался у подполковника о том, что тот думает по поводу подобных выступлений, на что получил ответ, который в какой уже раз подтвердил мое мнение о нем как о человеке, всем сердцем преданным родине: – Знаешь, Сергей, мои предки уже два столетия служат роду Романовых, и не мне прерывать эту традицию, но при этом считаю, что у нас много чего нужно менять, уж больно управление страной негибкое и тяжеловесное, а это есть прямая возможность для всякого вида лжи, укрывательства и казнокрадства! Императору давно пора навести порядок твердой рукой! Те речи, что сейчас с думских трибун ведутся, считаю чистой воды демагогией! Дескать, поменяем правительство и заживем счастливо. Как бы не так! Этими словами господа демократы себе путь к кормушке расчищают! Ведь в большинстве своем все они богатые люди, землевладельцы и фабриканты. Чего им сейчас не хватает? Как они и говорят: свободы. Вот только хотят они ее не для народа, а для своих шкурных интересов! Им не нужны указы государя, они не хотят больше просить, а хотят сами брать, без проса, без соизволения! А что эти самые либералы творят в Военно-промышленном комитете? Там же вор на воре сидит и вором погоняет! Только за это их можно через одного отправлять на виселицу! Я бы сам… – Пашутин вдруг неожиданно замолк, внимательно посмотрел на меня и спросил: – Тебе это все зачем, Сергей? – Для общего развития, Миша. Хочу понять, почему открыто звучат подобные речи, печатают статьи, а главное, почему власть на это никак не реагирует? – Что ж, попробую ответить. Дело в том, что наш государь по какой-то непонятной наивности искренне верит в своих генералов, верит в армию. Верит, что оппозиция не предаст его в это тяжелое время. Верит, что народ его всегда поддержит. Только вот что мне странно. Ведь ему должны регулярно докладывать о том, что творится в столице и стране. Тут, правда, сразу напрашивается вопрос: кто докладывает и в каком виде подают ему докладные записки? Может, все дело как раз в этом. Вообще, если честно, мне совершенно не понятно, что происходит вокруг. Что ни день, то новые назначения, то новые министры. Причем люди новые, не известные, не сановитые. Не один только я, все недоумевают по этому поводу. И это мы, вроде как знающие и разбирающиеся в политике, люди! А что тогда думать простому народу?! Правильно! Чем проще, тем лучше! Царица – немка, царя зельем поит, от которого он совсем разум теряет. Она немецкая шпионка, поэтому мы войну проигрываем. Что ты на меня так смотришь? Думаешь, глупости говорю?! Как тебе тогда такой пример? Недавно разговаривал со старым знакомым, подполковником – интендантом. Знаю его лет десять, не меньше. Так вот он мне на ухо шепчет: слухи появились, что из дворца налажена прямая связь с Германией. Ты понимаешь? Ведь это не приказчик какой-то, а полковник! Грамотный, знающий человек! Академия за плечами! Ты только подумай! Я вот что тебе скажу. Эти слухи-страхи не просто так появляются! Это сознательные провокации, направленные против царя и царицы! – Кто за этим может стоять? – Не знаю. Хотя догадки имеются. Я ждал дальнейших объяснений, но не дождался. Видно, Пашутин посчитал, что подобные вопросы, касающиеся государственной безопасности, даже со мной он не вправе обсуждать. Больше мы на эту тему с ним не говорили, но разговор неожиданно получил продолжение на следующий день, правда, в другом месте, в кабинете царя. Разговор начался с уже привычного вопроса: – Нового ничего не скажете? – К сожалению, ничего, ваше императорское величество. – Хорошо, – император взял из резной шкатулки папиросу, закурил. Он явно волновался, несмотря на то, что пытался держать себя в руках. В кабинете отчетливо пахло ароматным табачным дымом, а в серебряной пепельнице лежало уже три окурка. Старясь не показывать своего возбуждения, он сосредоточенно курил, при этом пытался избегать моего взгляда. Заниматься догадками не в моих правилах, поэтому я просто ждал, что скажет император. Докурив, он загасил окурок в пепельнице, потом встал, вышел из-за стола. Прошелся по мягкому ковру, из одного конца кабинета в другой. Раз. Другой. Затем неожиданно развернулся ко мне и заговорил: – Сергей Александрович, вы говорили о возможности переломить судьбу… Мы… с женой решились! – несмотря на то, что я все делал для того, чтобы услышать эти слова, но все равно это признание прозвучало для меня неожиданно. – Ради наших детей! Моя семья, мои дети… Не знаю, что произойдет со мной или с Аликс, если с ними что-то случится! Они безвинны… и не заслужили подобного… Если есть за мной грехи, мне за них и отвечать! Жена и дети не должны страдать! В любви царя к семье, мне так казалось, проскакивал некий фанатизм, наподобие его всепоглощающей и непоколебимой веры в Бога. Сейчас для меня это стало очевидным. – Вы решились, а это главное. – Сергей Александрович, надеюсь, вы понимаете, что, доверившись вам… – император сделал паузу и испытующе стал всматриваться в мое лицо, видно, в попытке понять: не делает ли он ошибки, а затем, спустя короткое время, продолжил, – мы вверяем в ваши руки не только наши жизни, а много большее – судьбу Российской державы. В его голосе не было торжественности или величавости, которая присуща речам о свершении великих дел, ведущих к процветанию и миру страны, а тревога и страх человека, который спрашивает сам себя: правильно ли поручик Богуславский понимает, какая ответственность прямо сейчас ложится на его плечи? Нервное волнение передалось от императора ко мне. Правильно ли я делаю, что пытаюсь повернуть историю? Ведь я не бог, а человек, который не застрахован от ошибок. Мне придется отвечать перед своей совестью за сломанные судьбы и гибель многих тысяч людей, так как подобные повороты истории не обходятся без человеческих жертв. Будут ли они оправданы? Стоило мне об этом подумать, как моя уверенность в том, что делаю все как надо, дрогнула. «Ведь… Все! Хватит!» Минуты мне хватило, чтобы взять себя под контроль, после чего я бодрым голосом отрапортовал: – Все будет хорошо, ваше императорское величество. Я вам обещаю. Мой голос был излишне бодр, чтобы соответствовать истине, но, похоже, взволнованный до предела император ничего не заметил, и хотя он старался держать себя в руках, но папиросу зажег только со второй спички. С минуту нервно курил, потом сказал: – Раз мы все решили, тогда давайте перейдем к делу. Вчера было получено письмо от Вильгельма. Встреча состоится в Стокгольме. Для большей уверенности он просит прислать представителем Татищева Илью Леонидовича. – Он дипломат? – Татищев был моим личным представителем при германском императоре четыре года, и Вильгельм его хорошо знает. К тому же генерал-адъютант далеко не невежда в подобных вопросах. – От решения этого вопроса зависит очень многое, если не все, и поэтому прошу вашего соизволения мне также поехать в Стокгольм. – Мне очень не хотелось бы вас отпускать, Сергей Александрович, но вопрос действительно важный, поэтому, прошу вас, будьте крайне осторожны. – Если вы не возражаете, ваше императорское величество, то мне к этому делу хотелось бы привлечь подполковника Пашутина. – У вас с ним разница в возрасте почти четырнадцать лет, но судя по всему вы, похоже, можете считаться друзьями. Сначала я недоумевал, но когда прочитал докладную его начальства, в которой говорится так: опытный и преданный своему делу офицер, но при этом склонен к излишнему риску и имеет некую авантюрность характера… Как и вы, не правда ли, Сергей Александрович? – Наверно, ваше императорское величество. – Наверно, – несколько задумчиво повторил за мной император. – Хорошо, я даю свое согласие, но при этом рассчитываю на вашу рассудительность, Сергей Александрович. Есть еще что-то по данному вопросу? – Мы с подполковником познакомимся с Татищевым, но поедем порознь, словно незнакомые люди. Так будет лучше. – Хорошо. Теперь мне хотелось бы услышать ваши предложения о том, что можно предпринять для недопущения вооруженного мятежа и восстановления спокойствия в державе. – У меня есть соображения по этому поводу, ваше императорское величество, но если позволите, я выскажу их не сегодня, позже, еще раз обдумав. К тому же мне хотелось бы пригласить к этому обсуждению подполковника Пашутина. Он в прошлом служил в жандармском корпусе и сможет помочь разобраться в кое-каких тонкостях. – Он знает о вашем даре? – Нет. Сначала мне хотелось бы получить на это ваше разрешение. – Даже не знаю, что и сказать, но судя по всему, вы, похоже, уверены в нем. – Не так как в себе, но почти. – Решайте сами, и если надумаете, то жду вас обоих завтра в семь часов вечера. Вы свободны, Сергей Александрович. Придя домой, я позвонил по служебному телефону Пашутину, который мне как-то оставил подполковник. Домашний номер он мне не дал, объяснив тем, что дома практически не бывает, а если и есть, то или пьян, или с женщиной, поэтому не имеет привычки снимать трубку. Когда барышня соединила меня, мужской грубый голос ответил, что его сейчас нет на месте. Думал я недолго: – Если у него найдется время, пусть перезвонит Богуславскому. Телефон он знает. – Будет сделано. Передам. Спустя час раздался звонок. – Только вчера виделись, а ты уже успел по мне соскучиться? – И тебе здравствуй, Миша! – Здравствуй, Сергей! Времени мало, я к тебе вечером забегу. Там и поговорим. Хорошо? – Договорились. Положив трубку, я пошел на кухню, чтобы проинспектировать свои запасы. Сыр. Немного ветчины. Сушки. Варенье. «Даже хлеба нет. Дожил». Пришлось идти в гостиную и составлять список, с которым я отправился сначала в ресторан, а затем в магазин. В обоих заведениях я считался хорошим (не жадным) клиентом, поэтому получил все, что хотел, и даже немного больше. Этим добавком стала бутылка коньяка довоенного разлива, которую мне продали, несмотря на запрет, при этом даже сделали приличную скидку, продав ее лишь по четырехкратной цене. Придя домой, я только начал раскладывать продукты, как раздался телефонный звонок. «С работы он, что ли, раньше сорвался?» – подумал я, глядя на золотистый циферблат часов в массивном деревянном корпусе, висящих в гостиной. Подойдя, поднял трубку. – Сергей, ничего, если я с приятелем к тебе подойду?! Он из Москвы. Приехал к нам по делам. Мы с ним давно с ним не виделись, поговорить охота. Ты как? «Некстати», – подумал я, а вслух сказал: – Милости прошу к нашему шалашу! – Вот что значит русский человек! Душа нараспашку! А ты, Саша, неудобно, неудобно! – судя по всему, это он говорил своему приятелю, стоящему рядом. – Сергей, жди! Мы сейчас берем извозчика и к тебе! Спустя полчаса в дверь постучали. Открыв дверь, я неожиданно для себя увидел рядом с Пашутиным жандармского полковника в парадной форме. Тот, увидев каменное выражение моего лица, принял его как холодно-презрительное отношение армейского офицера к жандарму. Выдержка у полковника была отменная. Улыбка с его лица не исчезла, но при этом приобрела вежливо-холодное выражение. Пашутин сразу понял причину заминки и расхохотался. Жандарм только успел бросить на него взгляд, полный удивления, как я сказал: – Хороший у вас приятель, господин полковник. Жизнерадостный и веселый, словно дитя малое. Не стойте в дверях, проходите. Знакомиться будем. Удивленный и озадаченный полковник вошел в прихожую. За ним шагнул Пашутин. Я протянул новому гостю руку: – Богуславский Сергей Александрович. Он с опаской покосился на мою ладонь, потом осторожно протянул мне свою руку: – Мартынов Александр Павлович. «Где-то эту фамилию мне уже приходилось слышать. Вот только где?» – Вот и познакомились. Господа, прошу к столу. – Сергей, мы не просто так пришли, – раздался за спиной голос Пашутина. – Мы с собой принесли. В ответ я саркастически хмыкнул. Пашутин вскинул голову и с некоторым удивлением спросил меня: – Своим хмыканьем ты хочешь сказать, что у тебя дома есть коньяк? – Есть. Поверишь мне на слово или показать бутылку? – Ты позвонил мне сегодня в первый раз за все время нашего знакомства, а потом вдруг оказывается, что у тебя приготовлена бутылка коньяка. Что это может значить? Может, нас ожидает Содом и Гоморра и ты решил перед смертью напиться в нашей компании?! – Напиваться – это чисто твоя привилегия. – Интересное начало. Вот только каков будет конец? – Там видно будет. Александр Павлович, милости прошу к столу. Мартынов, уже понявший свою ошибку в отношении меня и теперь с видимым удовольствием наблюдавший нашу пикировку, кивнул в знак согласия головой и направился в сторону гостиной. Я пошел вслед за ним. Замыкал нашу цепочку Пашутин с пакетом в руках. Войдя в гостиную, он остановился возле стола, окинул его взглядом, потом посмотрел на меня. Теперь в его взгляде виднелось настоящее изумление. – Коньяк. Паштет. Рыбка. Колбаска с ветчинкой. Ой, Саша! Чувствую, нас с тобой не Содом ожидает, а самый настоящий Армагеддон. – Думаю, что кое-что и похуже, Миша. Тут со стороны кухни очень даже вкусный аромат плывет, – усмехнулся Мартынов и демонстративно потянул носом. – Это не Богуславский, – дурашливо запричитал Пашутин. – Это демон, принявший образ людской! Изыди, нечистая сила! – Изыди, демон, на кухню! – подхватил его игру полковник. – И принеси нам то, что там так вкусно пахнет! После чего оба весело рассмеялись. Судя по всему, они были, как говорится в народе: два сапога – пара. Я стоял и ждал, когда они закончат веселиться. Мартынов, увидев мой взгляд, сразу перестал смеяться и виновато сказал: – Ради бога! Извините меня, Сергей Александрович! Этот старый черт кого хочешь на грех подобьет! – Да брось ты, Саша! Сергей не обиделся. Это у него обычное выражение лица. Привыкай. – Он прав, Александр Павлович. Пить с горячим будете или пока холодными закусками обойдетесь? – Что у тебя там? – поинтересовался Михаил. – Пирожки с мясом и телячьи котлеты с жареной картошкой. Из ресторана. – Сначала пару рюмочек под закусь, а потом можно и горячее. Ты как, Саша? Мартынов согласно кивнул головой, соглашаясь с приятелем. – Прошу за стол, господа. В этот момент Пашутин неожиданно спросил меня: – Сергей, разговор у тебя ко мне серьезный или до завтра подождет? «Проницательный, чертяка». – Серьезный, но может и до завтра подождать. – Господа, вы можете поговорить тет-а-тет, я подожду, – отреагировал на наш диалог полковник, но к этому времени я уже вспомнил, кто такой Мартынов. Он являлся начальником Московского охранного отделения. «Хороший приятель Пашутина. Это плюс в его пользу. Хм. Похоже, судьба мне ворожит». – Александр Павлович, думаю, вы нам помехой не будете. Сядем за стол, господа. Разговор наш, думаю, будет недолгий… если, конечно, не будет много вопросов. При этом, не сдержавшись, усмехнулся, видя любопытство, написанное крупными буквами на лицах своих гостей. – Говори, Сергей, раз начал, – не выдержав моей паузы, подтолкнул меня к объяснению Пашутин. – Нужен человек, господа, который сможет профессионально и объективно пояснить, что необходимо Министерству внутренних дел и корпусу жандармов для того, чтобы навести порядок в стране. После этих слов мои гости не просто удивились, они даже переглянулись, словно хотели выяснить друг у друга, верно ли то, что они сейчас услышали. – Сергей, ты что, собираешься в министры?! Речь для царя готовишь?! – попробовал пошутить разведчик. – Почти угадал. – Брось! Не смешно. – Это не шутка. Михаил бросил на меня недоверчивый взгляд, в котором читался вопрос: кто ты такой, бывший поручик Богуславский? Вроде неплохо тебя знал, только теперь… не так в этом уверен. – Сергей Александрович, что вы имеете в виду под порядком в стране? – как бы вскользь поинтересовался начальник московской охранки. Было видно, что до этого он расслабился, готовый кутнуть в мужской компании, но сейчас снова подобрался и смотрел на меня цепким и испытующим взглядом. – Всерьез разобраться с внутренним врагом, с так называемыми демократическими партиями. – Внутренним врагом, – повторил за мной задумчиво Мартынов. Некоторое время стояла тишина. Пашутин, бросив на меня несколько взглядов, в которых смешалась настороженность и любопытство, сейчас смотрел на полковника в ожидании, что тот скажет. Его можно было понять, я снова повернулся к нему доселе неизвестной стороной. Начальник московской охранки, видевший меня в первый раз, смотрел на меня с настороженным любопытством, пытаясь понять, что собой представляет этот атлет с каменным лицом, но так ничего не поняв, почувствовал раздражение. – Интересное сравнение. Правда, несколько жесткое, на мой взгляд, но я думаю, что соглашусь с таким определением, – наконец прервал молчание Мартынов. – Мне только вот что интересно: вам, поручику – артиллеристу в отставке, чем все эти партии насолили? – Александр Павлович, я поинтересовался каким-то государственным секретом? – ответил я ему вопросом на вопрос. Полковник только открыл рот для ответа, как вмешался Пашутин: – Если я правильно его понял, Саша, то эти разъяснения ему нужны для государя. – Господа, надеюсь, это не шутка? Я люблю розыгрыши, но только не те, что касаются моих служебных дел. – Я похож на шутника? – На шутника вы не похожи, но при этом у меня в голове просто не укладывается… Вы, политический сыск и император. Согласитесь, весьма странное сочетание, я бы даже сказал, весьма необычное, по своей сути. Сергей Александрович, позвольте вас спросить, кем при дворе государя… – Саша, это не тот вопрос, который следует задавать! – перебил его Пашутин. – Уж мне поверь: Богуславский просто так ничего не говорит. Жандарм с каким-то внимательным удивлением теперь посмотрел на своего приятеля, словно увидел в нем что-то новое для себя. – Знаешь, Саша, – снова заговорил Пашутин, видя удивление своего приятеля. – Я вот давно знаю Богуславского, а он все равно находит, чем меня удивить! Что уж про тебя тогда говорить! Следующую наступившую паузу прервал уже я: – Если вы ждете от меня объяснений, Александр Павлович, то их не будет, а теперь давайте вернемся к моему вопросу. – Не знаю, что и думать. Подполковник Пашутин сказал, что хорошо вас знает, а я привык доверять его мнению. Пусть так, но тогда позвольте вам кое-что рассказать, и вы поймете, почему именно этот разговор вызвал мое недоверие и недоумение, – полковник выдержал паузу, а потом продолжил: – Недавно, господа, я подал срочный рапорт по начальству о намечающемся заговоре членов Думы против монархии. В нем были указаны конкретные люди и даже наброски планов заговорщиков. И что же? Прошло уже восемь дней, как моя бумага ушла в Департамент полиции и никакого ответа. Вот теперь приехал по делам, а заодно думаю узнать о судьбе моей докладной записки, которая, почему-то мне так кажется, никого, кроме меня самого, не интересует. Кстати, у меня здесь с собой есть копия показаний одного тайного агента. Покажу вам только один лист. Думаю, ничего страшного не будет, если вы его прочитаете. Полковник достал из портфеля папку. Раскрыл, пошелестел бумагами, а затем вынул листок и протянул мне: – Извольте, господа. На листе был записан отрывок беседы нескольких человек. Рядом, против отдельных фраз стояли фамилии, записанные карандашом. Пробежал глазами. Судя по записи, группа людей, собравшихся в доме графини Ностиц, среди которых были Гучков и французский посол, которые обсуждали свержение Николая II. Гучков авторитетно утверждал, что готовится переворот, но главная работа, по его словам, шла в армии. К генералитету примкнули представители московского дворянства и богатое купечество. Я пробежал глазами по фамилиям купцов. Высоцкий, Морозов, Попов. «Все они, как один, хотят иметь нового конституционного монарха… Хм! В лице великого князя Николая Николаевича. Ну-ну». Прочитав до конца, я передал бумагу Пашутину, который быстро пробежал ее глазами, осуждающе покрутил головой, но, ничего не сказав, отдал ее полковнику. Тот аккуратно спрятал ее в папку, затем только спросил: – Что вы на это скажете, господа? – Подобное отношение к таким срочным и неотложным вопросам мне и хотелось бы исправить, Александр Павлович, – ответил я ему. Мартынов снова окинул меня настороженно-внимательным взглядом, потом, не отводя глаз, спросил: – Почему именно сейчас, Сергей Александрович?! Почему не два года тому назад, когда я подавал докладную записку на высочайшее имя?! – Видно, время пришло, Александр Павлович. Ты, Миша, тоже поедешь завтра с нами. – К государю? Я-то там зачем? – с явным удивлением спросил меня Пашутин. – Идите с Мартыновым. Он в этом деле дока! – Ты нужен, Миша. После нескольких секунд раздумья на лице Пашутина появилась хитрая улыбочка. – Неужели меня освободят от курсов?! – Вполне возможно, господин подполковник. – Радость-то какая! Вот за это, господа, не грех и выпить!
Назавтра, все втроем, мы предстали перед императором. Мартынов, так до конца и не поверивший моим словам, пребывал все время в легком изумлении, когда нас без излишних проволочек проводили в кабинет государя. Император, если и удивился приходу трех человек, то никак не дал это понять. После официального представления царь поинтересовался делами у обоих офицеров, после чего попросил начальника московской охранки обрисовать политическую обстановку в Москве, что тот и сделал, затем разговор перешел на докладную записку, а потом плавно – к обсуждению возможной реорганизации МВД и отдельного корпуса жандармов. Император не только задавал дельные вопросы, но и умело поддерживал беседу. После того, как я высказал свои соображения, кое-что добавил Пашутин, до этого не принимавший участия в разговоре. Закончили мы нашу беседу в тот самый миг, когда настенные часы стали отбивать одиннадцать часов вечера. Итогом беседы стало нахмуренное лицо императора и неопределенность сказанной им фразы: – Значит, вот как у нас в Российской империи обстоят дела. Николай II встал, следом мы вскочили со своих мест и вытянулись, словно на параде. Обойдя стол, император остановился перед нами: – Господа, благодарю вас всех за службу! Не скрою, что услышал от вас многое такое, что мне было неприятно слышать. Все сказанное вами, господа офицеры, будет проверено и доложено лично мне. Полковник Мартынов, вы упомянули в разговоре, что отсылали записки о рассмотрении изменений и дополнений в организации работы корпуса жандармов. Вы не смогли бы снова прислать мне ваши записи? – Будет сделано, ваше императорское величество, вот только попаду я в Москву не ранее пятницы. За субботу и воскресение у меня будет время их подправить, а в понедельник с утра вышлю их вам специальным курьером. – Больше не смею вас задерживать, господа, а вас, Сергей Александрович, на несколько минут попрошу остаться. Как только за ними закрылась дверь, император сказал: – О полковнике Мартынове мне доводилось слышать как о дельном, думающем офицере. Странно, но вы вчера не упомянули о его приходе. – Извините, ваше императорское величество. Мы только вчера вечером с ним познакомились, и я понял, что он тот, кто нужен. – Даже так? Гм. Я так понял, что он не знает ничего лишнего, кроме того, о чем говорил сегодня. – Да, ваше императорское величество. Ему дал хорошую характеристику подполковник Пашутин. Если его записки окажутся дельными, то почему бы ему самому не воплотить их в жизнь. – Хорошо, я подумаю об этом. Тут вот еще, какое дело. Мне сегодня довелось услышать много нелицеприятного о людях, которых я лично знаю. Я рассчитывал на них, считал своей поддержкой и опорой… – государь сделал паузу и осуждающе покачал головой. – Вы мне скажите, Сергей Александрович, вот есть хороший, обаятельный человек, его представляют вам как знатока своего дела, а будучи поставлен на высокий пост, сразу начинает взятки брать, близким людям протекции составлять и прочими мерзостями заниматься, но только не радеть за государственную службу, которую блюсти поставлен. Как такое может быть? – Приятность в общении и обаяние отнюдь не профессиональные качества. К тому же они нередко служат маской подлеца. – Хм! Зло, но верно. Теперь о вашей поездке. Татищев предупрежден и завтра вечером ждет вас у себя дома. На этом все, Сергей Александрович.
Вильгельм, несмотря на свои физические недостатки, доставшиеся ему с рождения, со временем сумел найти в себе силы их победить. Поверив в свои силы и окруженный придворными льстецами, которые нашептывали о его непогрешимости, как божьего избранника, император, превратился в заносчивого, надменного и эгоистичного человека. Вскоре эти черты характера переродились во внутреннюю убежденность, что Бог для достижения своих высших целей избрал германский народ, а сам Вильгельм является проводником Божьей воли и ни перед кем кроме Создателя за свои действия не отвечает. Он верил в свое предназначение до тех пор, пока в его жизни не появился русский провидец со своими предсказаниями, что дало ему основание сомневаться в том, что именно он Божий избранник. Первое, что он почувствовал, когда прочитал присланное две недели тому назад письмо, лежавшее перед ним на столе, было почти забытым с детства ощущением беспомощности. В одно мгновение он потерял свободу выбора и стал марионеткой, которая оживает, лишь, когда кто-то начинает дергать за веревочки. Прошла минута, другая, третья… Император постарался погасить в себе это чувство. С трудом, но ему это удалось. Сидевший по другую сторону стола начальник генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенхайн, приблизительно представлял, какая буря чувств разыгралась в душе заносчивого и гордого правителя Германии. Будучи товарищем Вильгельма по детским играм, он оставался преданным ему все эти десятки лет, став одним из немногих людей, которых кайзер мог назвать своими друзьями. – Что скажете, Эрих? – Сведения подтвердились, ваше величество. Это может означать только одно: при дворе русского императора действительно есть… ясновидец. – Значит, вы всему этому верите?! – Ничего другого не остается, ваше величество. Его предсказания сбылись дважды, причем с теми подробностями, на которые он указал. Наступило короткое молчание, которое прервал германский император. В его голосе прорывались ясно слышимые нотки раздражения. – Что вы о нем узнали? Генерал раскрыл папку, которую принес с собой. – Богуславский Сергей Александрович. Двадцать три года. Поручик-артиллерист. Физически очень развит и невероятно силен. На фронте получил тяжелое ранение в голову, после чего был отправлен в отставку. Судя по некоторым данным, во дворец его ввел Распутин, а сам спустя полтора месяца уехал к себе домой и до сего дня там пребывает. Когда Богуславский появился во дворце Николая Второго, точно не установлено. Сам к русскому императору не ездит, бывает у него только по приглашению. Никаких посторонних лиц при их встречах, за исключением императрицы, замечено не было. – Его образ не сочетается с личностью… прорицателя. Слишком молод. Откуда он мог получить подобный дар? Вы уверены в своих сведениях? – Нет, ваше величество. Меня мучают те же сомнения, что и вас. То, что Богуславский может быть прорицателем, основано лишь на догадках и косвенных подозрениях. Его встречи с русским императором всегда происходят один на один, потому ничего доподлинно никто не знает. Есть еще один факт. К нему была приставлена охрана месяц назад. – Погодите! Месяц назад? Но первое письмо мы получили два месяца назад! Как это понять?! – Я это тоже отметил, ваше величество. – Хм! Пьет? Женщины? – В подобных пороках не замечен, ваше величество. – Аскет? – Нет. Есть друзья. Занимается какой-то японской борьбой. – Японской борьбой? Ну, не знаю. Как-то все это не складывается. Вы так не считаете, генерал? – Считаю, ваше величество, и смею предположить, что все может быть не так, как мы видим. – То есть вы думаете, что этого русского богатыря нам специально подставили? Сделали из него ширму, за которой скрывается истинный провидец? – Да, ваше величество. Подобный дар надо прятать и охранять так, чтобы никто не мог даже близко к нему подобраться. – То есть мы ничего толком не знаем? – Да, ваше величество. Пока у нас на подозрении есть только Богуславский. – У вас есть какой-то план? – Есть, но боюсь, он не сильно понравится вашему величеству. – Я слушаю вас, Эрих. – Нам надо выйти на прямые переговоры с Николаем Вторым. Изложить наши требования, но при этом не ставить перед ним жестких условий. Предваряя ваш вопрос, сразу скажу: в 1916 году Германия запросит мир, но его не получит. Вы помните эту фразу? – Помню. Погодите! Вы думаете, что мы тогда предложили такие условия сделки, что русские сочли неприемлемыми? – Точно так, ваше величество. Иначе бы этого предсказания на том листочке не было. Германский император бросил косой взгляд на генерала. Ему хотелось перенести свое нарастающее раздражение на кого-нибудь другого, но при этом он понимал, что если и выплескивать его, так это на самого себя. Он настолько был загипнотизирован двумя последними фразами, что на фразу о перемирии не счел нужным обратить внимание. Почему он упустил это? И тут же сам себе ответил: он уже тогда поверил. Легкий холодок страха поселился в его сердце с того самого дня, когда он прочитал это проклятое предсказание русского оракула. Он пытался не верить, говорил сам себе, что это чепуха, но страх, занозой сидевший в его сердце, был прямым доказательством, что это не так. «Верден. Ютландское сражение. Война растягивается на неопределенное время, и это притом, что еще англичане не вступали в войну по-настоящему. Нет сомнения, что после пары значительных успехов на их стороне выступит Америка. К тому же Австро-Венгрия показала себя слабым союзником. Будь на ее месте Россия… Попробовать предложить Николаю II мир? Вот только условия…» – Эрих, надо поработать над условиями возможного мира с Россией. Найдите надежных людей, которые могли бы проработать все возможные детали такого договора. Пока мы не убедились в правильности наших выводов, необходимо все держать в строжайшей тайне. – Понимаю, ваше величество. – Вы свободны, генерал. Выходя от императора, Эрих фон Фалькенхайн думал о том, что если переговоры и пройдут, то они будут необычайно трудными. «Вильгельм слишком упрям и своенравен, а у русского царя нет практичности, зато в голове полно всякой славянской чепухи. Но это надо сделать! Или иначе меня ждет незавидная судьба!» Прибыв на место службы, генерал первым делом вызвал подполковника Дитриха фон Лемница, свое доверенное лицо, и после двух часов совещания за закрытыми дверями тот срочно выехал в Берлин. Потом произошел прорыв генерала Брусилова на Восточном фронте, и все дела отошли на другой план, но окончательно забыть о нем не дал телефонный звонок, раздавшийся через три недели утром, когда генерал только сел завтракать. На пороге возник дежурный адъютант со строгим выражением лица: – Звонок из личной канцелярии его императорского величества, господин генерал. – Соедините с моим кабинетом. После звонка генерал снял трубку. – Здравствуйте, генерал. – Здравствуйте, ваше императорское величество. – Как продвигаются наши дела? Генерал сразу понял, что речь идет не о положении на фронте, так как император регулярно получал сводки о положении дел, поэтому ответил обтекаемой фразой, суть которой могла быть понятна только кайзеру: – Еще неделя, ваше императорское величество и у вас будут все необходимые документы. – Не затягивайте, генерал. Начальник Генерального штаба повесил трубку и сразу подумал о том, что беспокойство Вильгельма в таких делах обычно ему несвойственно. «Он боится. Боится! Больше ничем это не объяснишь. Дьявол всех раздери! Эти предсказания невольно заставляют думать о себе словно о пешке. Кто-то играет, а ты стоишь на доске и ждешь своей участи», – он посмотрел на остывающий завтрак и резко отодвинул от себя тарелку. Есть уже не хотелось. Неделя пролетела как один день. Неожиданный прорыв русских дивизий спутал все планы германского командования, но, несмотря на это, рано утром на пороге кабинета кайзера появилась подтянутая фигура генерала Эриха фон Фалькенхайна. – Ваше императорское величество, генерал… – Здравствуйте, Эрих! – оборвал его кайзер. – Вы довольно раннее время выбрали для визита. Что-то случилось? Докладывайте! – Пришло новое послание, ваше величество. Этим и объясняется мой столь ранний приход к вам. Оно пришло три дня назад, но я узнал о нем только вчера, так как был с инспекцией в войсках. – Дайте мне письмо! Кайзер не стал на этот раз рассматривать конверт, а сразу его надорвал. Достав листок, торопливо его развернул и впился в него глазами. Дважды пробежал по тексту глазами, затем протянул бумагу генералу. Начальник генерального штаба, охваченный в равной мере, как любопытством, так и нетерпением, чуть ли не выхватил ее из рук императора и быстро прочитал вслух текст. – Битва на Сомме. Большие потери. Гм! Сомма. Англичане и французы готовят наступление? – задумчиво задал сам себе вопрос генерал. – Это я должен задать этот вопрос Главному штабу! – Для меня это не новость, ваше величество. Мне уже докладывали о скоплении артиллерии и подходе новых английских дивизий. Да-а… Значит, они все решились. Пусть идут, нам есть чем их встретить. – Вы так уверены, Эрих? – Ваше величество, наши позиции обороны достигают в глубину до семи-восьми километров, система опорных пунктов… – Генерал! – Извините меня, ваше величество! Мне только хотелось… – но увидев легкую гримасу раздражения на лице своего императора, Эрих фон Фалькенхайн на мгновение запнулся, но решил продолжить: – Раньше я бы с легкостью в душе сказал вам, что уверен в надежности линии обороны, стойкости и храбрости германских солдат, но теперь, с появлением этого оракула, ни в чем уже не уверен. Словно кукла-марионетка, которую дергают за ниточки…. Извините меня, ваше величество. Вильгельм, который последнее время нередко приходил к подобным мыслям, бросил на генерала сочувствующий взгляд. Эрих фон Фалькенхайн не смог по достоинству оценить его, так как, изучив характер кайзера за многие годы, вообще не предполагал наличия у него чувств, подобных этому. Император, которому подобная ситуация нравилась еще меньше, словно наказывая себя за секундную слабость, отдал приказ резким тоном: – Генерал, по возвращении в ставку принять немедленные меры! Вы поняли предстоящую перед вами задачу?! – Будет выполнено все в точности, ваше величество! – Присядьте, Эрих. Как говорят русские: в ногах правды нет. Вам что-то удалось узнать о русском провидце? – Ничего особенного, за исключением одной поездки. Богуславский ездил на Сестрорецкий оружейный завод. Пробыл там в общей сложности два часа, потом уехал. Что он там делал, выяснить не удалось. – Что может делать прорицатель на оружейном заводе? – Никогда не сталкивался с ясновидцами, поэтому не представляю, на что они способны. – Непонятно и запутано, – задумчиво произнес германский император. – Может, это просто отвлекающий маневр русских, ваше величество? – Возможно, а теперь мне хотелось бы услышать ваше мнение по поводу нового предсказания. – Очевидно только одно, ваше величество. Предсказание малопонятно из-за чувства союзнического долга. Русские нам как бы говорят: мы знаем о том, что произойдет, но подробности вам раскрывать не будем. Еще, мне так кажется… что этим они дают нам понять, чтобы мы поторопились с договором. – Почему вы так решили, Эрих? – Мне кажется, что все эти три предсказания, словно вехи, указывают нам путь, ведущий к перекрестку. Когда мы его достигнем, нам предстоит выбрать путь. Император с некоторым удивлением посмотрел на своего начальника штаба. – Что-то раньше подобных выражений я от вас не слышал, Эрих. Генерал замялся. – Не хотел об этом говорить, ваше величество… Гм. Вся эта круговерть с оракулом и предсказаниями настолько сбила меня с толку, что, будучи в Берлине, я решился пойти к одной известной ворожее… Понимаю, что это все звучит глупо, но сделать с собой ничего не могу: невольно начинаю во все это верить. – Не вы один, Эрих, – не смог удержаться от признания германский император, но сразу ушел от скользкой темы. – Интересно, как там мой кузен Ники? – Вы думаете, что с ним происходит то же самое? – То же самое или другое, но и так понятно, что он еще в большей степени, чем мы, зависит от них! – с нарастающей злостью воскликнул германский император. – Его толкает страх! Это очевидно! Иначе что могло его подвигнуть на переговоры! Ведь неуверенность, слабость и вялость характера – в этом весь мой кузен! Всю свою жизнь он изображает из себя рыцаря без страха и упрека, но все видят, что это только защита для того, чтобы скрыть слабость и неуверенность в себе. Кайзер сейчас выплескивал из себя злость и раздражение этими словами. Генерал слушал и радовался тому, что все эти чувства и слова обрушились не на него, а на русского царя. Неожиданно кайзер оборвал сам себя и резко спросил: – Полагаю, что папка у вас вруках – это наши требования к русским? – Да, ваше величество. Девяносто шесть листов. – Изложите основные пункты. – Прошу покорнейше простить меня, ваше величество, но мне эти документы были переданы перед самым отъездом, поэтому мне не удалось их изучить настолько основательно… – Оставьте ее мне! – оборвал его извинения кайзер. – Сам посмотрю. Вы мне лучше скажите: сколько мы сможем снять дивизий с русского фронта в случае заключения перемирия? – До двадцати дивизий, ваше величество. Думаю, это даст нам возможность окончательно сломить сопротивление англо-французской обороны, а возможно, даже закончить войну в начале следующего года. – Надо еще подумать, под каким предлогом мы можем объяснить германскому народу заключение мира с нашим врагом? – Думаю, что наша пропаганда придумает достаточно веское объяснение, но если вы хотите знать мое личное мнение, то мне кажется народ Германии примет ваше волеизъявление без лишних вопросов. Наши люди не какие-нибудь там славяне, а истинные тевтоны! Порядок и дисциплина у нас в крови, ваше величество! – Вы, конечно, правы, Эрих, но нам не нужны лишние разговоры за спиной. Впрочем, этот вопрос вас не касается. – Понимаю, ваше величество. – Мне еще хочется узнать ваше личное мнение, генерал, на реакцию наших союзников. – Австро-Венгрия оказалась слаба и настолько увязла в войне с Россией, что ей ничего другого не остается, как последовать нашему примеру и попытаться заключить с ней мир. Вот только в отличие от нас ей придется заплатить за него частью своих территорий и главным камнем преткновения подобных переговоров, думаю, станут Сербия и Черногория, так как Россия просто помешана на идее славянского единства. М-м-м… Турция… исконный враг России. Будет драться до последнего, но при этом наши военные советники в один голос утверждают, что ее оборонные линии растянуты и слабы, а солдаты ленивы, ненадежны и слабы духом. К тому же русский царь, как мне известно, давно уже заглядывается на черноморские проливы. Только услышав намек на возможное благоденствие Российской державы, император снова стал злым и колючим. Генерал чертыхнулся про себя, ведь он прекрасно знал о болезненной ревности кайзера к русскому царю. – Нам не нужна сильная Россия! Разделив наших врагов этим миром, мы сначала сломаем хребет французам и англичанам, а потом… мы заставим русского царя подписать новый договор! Ему он сильно не понравится, вот только помощи уже будет ждать не от кого! – Ваше величество, вы забыли о русском провидце. – Действительно. Хм! Этот вопрос придется как-то решить, но об этом мы поговорим позже, после переговоров. Кто поедет в Стокгольм? – Могу предложить подполковника Дитриха фон Лемница, тем более что он уже введен в курс дела. – Думаете, справится? – Он опытен, осторожен, а главное, очень мне предан. – Хорошо. С русской стороны пусть пришлют нам генерала Татищева. Я знаю, что он бесконечно предан моему кузену, поэтому если приедет он, значит, переговоры ведет русский император. На этом все, генерал! Генерал вскочил с кресла: – Ваше величество, разрешите отбыть к месту назначения?! Сразу по прибытии начальника генерального штаба в ставку германская разведка получила приказ нащупать возможные направления прорыва противника, но не успела, так как уже спустя двое суток началась артиллерийская подготовка со стороны противника, продолжавшаяся семь дней и тем самым давшая начало наступательной операции англо-французских войск против германцев на реке Сомма.
Глава 2
Я готовил себе незатейливый ужин, когда зазвонил телефон. Поднял трубку. – Здравствуй, Сергей. Просьба к тебе есть, – голос у Пашутина был энергично-деловой, чем он меня сразу заинтриговал. – Здравствуй. Слушаю тебя. – У нас на курсах инструктор по стрельбе заболел. Ты не мог бы подменить его на пару-тройку дней? – Ты хочешь сказать, что во всей славной императорской армии нет замены инструктору по стрелковой подготовке? – съехидничал я. – Хоть бы и так. Поможешь? – Что, у господина подполковника нет других забот, как искать инструкторов по стрельбе? – Ты, милый друг, кажется, забыл, что я состою в должности заместителя начальника курсов, в чьи обязанности входит… – Все понятно! – оборвал я его. – С утра у меня тренировка, а после часа могу подойти в любое время. – Отлично! Подходи завтра, к двум дня. Пропуск будет тебе выписан. – Договорились. Прибыл в назначенное время. Меня встретили и провели к тиру, где уже дожидались курсанты, девять человек. Все офицеры, в званиях начиная от подпоручика и кончая штабс-капитаном. Быстро прикинул про себя: молодых среди них нет, все в возрасте от тридцати и до сорока пяти лет. Мне было уже известно со слов Пашутина о том, что, отсылая офицеров на эти курсы, армейское командование подобным образом избавляется от ненужных ему, по тем или иным причинам, людей. Подойдя к ним, наткнулся на любопытно-пренебрежительные взгляды. Что здесь делает здоровяк, без малейшего следа военной выправки? Классическая штафирка. – Добрый день, господа. Меня попросили заменить инструктора по стрелковой подготовке на пару дней. Разрешите представиться. Богуславский Сергей Александрович. – Вам бы, господин Богуславский, судя по ширине ваших плеч, силовую гимнастику преподавать, а не из пистолета учить стрелять, – с ехидцей в голосе заметил жгучий брюнет, капитан интендантской службы. – У меня и то и другое очень даже недурственно получается. – Значит, стреляете хорошо, господин Богуславский. Ха! С вашим богатырским здоровьем и навыками стрельбы вам самое место на войне быть. Или вы так не считаете? – не скрывая издевки, спросил меня поручик-драгун с холеным породистым лицом аристократа. – Уже был. Получил ранение, после чего признали негодным к строевой службе, а теперь давайте закончим с вопросами и приступим к занятиям, господа. – Погодите! Так вы тот самый Богуславский?! – вдруг воскликнул светловолосый капитан – пехотинец с намечающимся брюшком. – Степан Васильевич, ты это о чем? – спросил его интендант. – Это не мне отвечать, а господину Богуславскому, – ушел от ответа пехотинец, после чего внимание переключилось на меня, и я снова оказался в перекрестье девяти пар глаз. Этот кусок прошлого касался только меня, и я не собирался обсуждать его с кем-либо, поэтому сказал: – Господа, время уходит. Прошу вас пройти за мной в тир. Я уже развернулся, как за спиной раздался голос поручика-драгуна: – Мне так думается, господа, что эта таинственность имеет под собой нечто такое, о чем стыдно рассказывать в приличном обществе. Судя по всему, поручик-драгун явно был из породы задир и любил, чтобы последнее слово оставалось за ним. «Похоже, сам по себе он не успокоится», – с этой мыслью я развернулся к нему. – Перед тем как высказываться, вы бы для начала представились, поручик. Или мама вас не учила в детстве элементарному этикету вежливости? – Извольте. Граф Бахметьев-Кречинский, – в глазах поручика сверкнули злые искры. – Так мы вас слушаем, милостивый сударь. – Погодите, граф, не торопитесь. Я тоже человек, а значит, любопытен и, со своей стороны, хочу поинтересоваться: вы сами как здесь оказались? Реакция на простой вопрос оказалась не просто резкой – лицо графа буквально перекосило, но спустя несколько секунд он сумел взять себя в руки и только губы скривились в злой ухмылке. «Что-то нечисто с этим типом». – Из-за дуэли. Вас устраивает такой ответ? – в его голосе звучал вызов. Мне не хотелось подводить Пашутина, но и спускать наглые выходки не собирался, поэтому ответил поручику в его тоне. – В моем случае – личная месть. Вас устраивает такой ответ? – Не устраивает! – Похоже, поручик, вы собираетесь свести все к новой дуэли. Я прав? – Вы испугались?! Я усмехнулся: – Похоже, вы так просто не уйметесь! Хорошо. Тогда поступим так: идемте в тир и там решим наши разногласия. Граф несколько растерялся. Завуалированный вызов на дуэль не произвел на здоровяка никакого внимания. Другие офицеры, видно, хорошо зная нрав поручика-драгуна и видя, к чему он ведет, заволновались. Неужели дуэль? Несколько секунд стояла тишина, которую первым нарушил капитан-интендант: – Как вас понимать, господин Богуславский?! – Понимайте это как приглашение на практические занятия по стрельбе, господин капитан. Ну, а граф мне в этом поможет. Вы готовы мне в этом помочь? – и я повернулся к Бахметьеву-Кречинскому. Тот явно не понимал, что у меня на уме: то ли инструктор испугался и, таким образом, хочет уйти от опасности, то ли это своеобразное согласие на дуэль. – Называйте, как хотите, а мне только нужно, чтобы цель была видна, – задира, взяв себя в руки, усмехнулся. – Осталось разрешить один вопрос: вы дворянин? – Да. – Отлично! Тогда я к вашим услугам, господин Богуславский! – Господа! – обратился я к остальным офицерам. – Мы и так уже потеряли много времени. Идемте быстрее. – Вы что, собираетесь стреляться? – уже напрямую спросил меня капитан-пехотинец. – Господа, время уходит! Извольте идти за мной! Мои слова оказались ушатом холодной воды, вылитой на голову каждого из курсантов. Они разом замолчали и начали переглядываться друг с другом с недоумением. Как понять этого инструктора: или умом тронулся, или настолько уверен в себе? Но стоило мне направиться к дверям тира, как все дружно последовали за мной. В помещении тира было просторно, сухо и светло. Офицеры настороженно замерли, ожидая услышать, что им сейчас скажут, при этом бросая неприязненные взгляды на графа. – Господа, давайте представим себе, что находимся на поле боя, а перед тобою враг. Теперь перейдем к условиям схватки. Граф, становитесь на позицию. Поручик, – обратился я к поручику-артиллеристу, – отмерьте, пожалуйста, пятнадцать метров от него. Когда тот выполнил, я встал на указанное место. Все это было проделано в полной тишине. – Теперь нам нужен человек, который подаст команду к началу практической стрельбы. Господа, прошу вас! – Первый раз вижу подобного рода водевиль, так почему бы не сыграть в нем роль, – вдруг заявил с веселой ухмылкой поручик-кавалерист. – Приготовьтесь, господа! Начинаем на счет «три»! Раз! Два! Три! Долгие и упорные тренировки, как в коппо-дзюцу, так и в стрельбе, заложили в меня программу холодной сосредоточенности и мгновенного реагирования на любого рода опасность в любой обстановке, вот и сейчас мой мозг и тело были «заряжены» на успешное выполнение задачи, поставленной передо мной. Пуля ударила по револьверу графа в тот самый момент, когда он только начал жать на курок. Он невольно вскрикнул, когда револьвер, выламывая пальцы, вылетел из его руки и тем самым приковал внимание зрителей, но только на мгновение, чтобы убедиться, что тот не ранен, а затем все уставились на меня. Так маленькие дети, смотрят на фокусника, после того как тот на их глазах достал из шляпы кролика. – Господа, вам был сейчас продемонстрирован пример стрельбы, приближенной к боевым условиям. Поручик, я вам признателен за то, что вы помогли демонстрации наглядного урока, который без сомнения всем вам пойдет на пользу. Вы со мной согласны, граф? Поручик, массажируя руку, ничего не сказал, только на губах появилась кривая усмешка, зато злорадные ухмылки, появившиеся на лицах остальных офицеров, были совсем другого рода. Все они явно получили удовлетворение от унижения графа, которого, теперь это было ясно видно, недолюбливали. Я повернулся к ним. – Какие выводы можем сделать из всего этого, господа? – я сделал небольшую паузу, привлекая еще большее внимание к своим словам. – Чтобы успешно владеть личным оружием, нужно самообладание плюс постоянные тренировки и хорошо развитая или природная реакция. Это и есть три составляющие, на которые должен опираться хороший стрелок. Так какие приемы стрельбы вам показывал господин Маркин? – Уж точно не такие, как вы, господин Богуславский, – с восхищением в голосе ответил офицер в звании штабс-капитана. – Где вы так научились стрелять, господин Богуславский, позвольте узнать? – Извините, но у нас и так ушло много времени на пустые разговоры. Приступим, господа, к стрельбе по мишеням, после чего я постараюсь указать вам на возможные ошибки. Закончив занятия, я вышел из тира последним и сразу наткнулся на поджидавшего меня графа. Его поза и лицо выражали вызов, но при этом нетрудно было заметить, как из-под этой маски гордой непринужденности просачивался страх. – Мне не нужна милостыня, господин Богуславский! – Вы горды и самолюбивы безмерно, а это грех. Так бы сказал мой один знакомый священник, но только не я. – Что вы хотите этим сказать? – Только то, что уже сказал. Граф хотел ссоры, но в то же время опасался меня. Хладнокровие и мастерство этого человека прямо указывало на то, что ссора с ним опасна, но будучи азартным игроком, поручик уже не мог остановиться и был готов довести дело до конца. – Извольте объяснить свои слова, сударь или… – Это вы зря, граф, – неожиданно перебил его знакомый голос, раздавшийся за моей спиной. – Извините, господа, что нарушил вашу беседу, но лучше сделать это сейчас, прежде чем дело дойдет до взаимных оскорблений. Пашутин встал рядом со мной, поглядел нас обоих, а затем сказал: – Судя по всему, господин поручик, вы опять стали причиной очередной ссоры. Я прав? – Как всегда, господин подполковник, – с оттенком вызова ответил ему граф. – Вы чересчур самолюбивы и кичливы, господин Бахметьев-Кречинский, – граф горделиво вскинул подбородок и только открыл рот, как подполковник опередил его: – Не торопитесь мне дерзить, я еще не все сказал. Так вот. Из-за этих вздорных качеств вы попали в очень неприятную историю, которая вполне могла закончиться уголовным следствием и несмываемым позором для всего вашего рода. С великим трудом это дело удалось замять. При вашем поступлении сюда меня ознакомили с ним и просили хранить его в тайне. – Вы мне угрожаете, подполковник?! – Помилуй бог, граф. Наоборот. Спасаю вас от смерти. – Мне не нужно ни вашей и ни чьей-либо снисходительности! Я всегда сам решаю, как себя вести и что мне делать! Я доступно объяснил?! Пашутин поморщился. Похоже, что эта выходка у графа была далеко не первая. «И не последняя. Чего он его терпит? Гнал бы в шею!» Подтверждение моим мыслям было озвучено подполковником сразу, стоило мне так подумать. – Господин поручик, у нас здесь не воспитательное учреждение, а военные курсы, но, похоже, тот, кто определил вас сюда, не видел в этом никакой разницы! Так я это исправлю! Прямо сейчас вы пойдете со мной в канцелярию, где я прикажу выдать вам документы на отчисление с курсов по состоянию здоровья. Следуйте за мной, поручик!Татищев в Стокгольм поехал не один, взяв с собой секретаря-референта из Министерства иностранных дел, которого знал с того времени, когда пребывал в Берлине в качестве личного представителя императора. Фонарин Леонид Феоктистович должен был запустить механизм встречи с немцами, явившись в русское посольство по прибытии в Стокгольм, к тому же в дальнейшем опять же через него должна была осуществляться связь с российским посольством. Татищев оставался единственным человеком, который непосредственно войдет в контакт с германцами. Это было сделано для того, чтобы в случае срыва переговоров или серьезной утечки информации никто не мог обвинить Россию в том, что она ведет переговоры за спиной союзников. Мы расположились в соседнем купе и вели дежурство, одновременно приглядываясь к секретарю, полному и начавшему лысеть, лет тридцати восьми – сорока, чиновнику. Леонид Феоктистович, несмотря на свой длинный нос, брюшко и намечавшуюся лысину, имел волнующий тенор и хорошо подвешенный язык, благодаря которым быстро нашел себе компанию из двух дамочек бальзаковского возраста, с которыми и провел почти все время нашего путешествия. Для меня поездка оказалась довольно скучным занятием. Пили, ели, а в промежутках развлекали себя игрой в карты и пустопорожними разговорами. По прибытии в шведскую столицу Татищев с секретарем направились в гостиницу, которую ему посоветовал Фонарин, ранее неоднократно бывавший в Стокгольме по делам министерства. По совету Пашутина мы не стали селиться в этом отеле, а сняли номер в маленькой гостинице, расположенной в полусотне метров от места проживания наших подопечных. На следующее утро Фонарин отправился в русское посольство, а еще через три часа к окну своего номера подошел Татищев и стал любоваться видом на улицу. Он простоял так ровно три минуты, после чего развернулся и отошел от окна. Это был условный знак, означавший, что ему звонили немцы и назначили встречу. Пашутин сразу перезвонил ему и узнал о месте встречи. Им оказался небольшой ресторан, где хозяином был агент германской разведки, живший в Стокгольме уже более десятка лет. Сопроводив Татищева на небольшую прогулку, а затем в ресторан, спустя пару часов мы вернулись обратно и сидели за столиком в кафе, витрина которого выходила на отель, где жил Татищев со своим секретарем, как вдруг раздался звон разбитого стекла. Выбежав на улицу, увидели разбитое окно в номере Фонарина. Что произошло? Войдя следом за Пашутиным в отель, я быстро огляделся. В глаза сразу бросился мужчина, одетый в светлый чесучовый костюм и желтую щегольскую шляпу, разговаривавший с портье. За ними, в глубине зала сидело двое пожилых мужчин в мягких креслах, с явным удовольствием куривших сигары. Между ними стоял столик, на котором, кроме пепельницы, стояли две пузатые рюмки с коньяком. Судя по их слегка осоловевшим взглядам и повышенным тонам, эти рюмки были у них не первые. В следующее мгновение двери лифта начали раскрываться, заставив нас напрячься, но тревога оказалась ложной. Из лифта вышла супружеская пара с двумя детьми, и они неторопливо пошли к выходу. Пашутин только зашагал к лифту, как вдруг неожиданно остановился. Проследив его взгляд, я сразу понял, кто вызвал особый интерес разведчика. Служащий отеля был явно чем-то встревожен и сейчас пытался скрыть свое состояние за искусственно натянутой улыбкой. Резким контрастом его поведению выглядело нарочито спокойное поведение мужчины в желтой шляпе. Обменявшись короткими взглядами, мы направились к стойке портье. Дальнейшие действия Пашутина меня несколько удивили, так как тот не приступил к допросу служащего, а вместо этого нанес весьма чувствительный удар по ребрам «желтой шляпы» стволом пистолета, заставивший его дернуться всем телом от неожиданной и резкой боли. Стоило ему развернуться к подполковнику и открыть рот, как получил новый удар, уже в солнечное сплетение, после чего согнулся, хватая ртом воздух. При виде этой картины портье, с мучнисто-белым лицом, замер, почти не дыша. Загородив Пашутина своей широкой спиной от любителей коньяка и сигар, я стал с интересом наблюдать, как тот культурно просит портье поделиться с ним информацией. Тот попытался изобразить непонимание, что от него хотят, что было видно и без знания английского языка, поэтому я решил взять процесс переговоров в свои руки. Сделал зверское выражение лица, после чего попросил разведчика: – Скажи портье, что я ему прямо сейчас сломаю руку. Не успел подполковник перевести ему мои слова, как портье отпрянул от стойки, словно собрался бежать, а затем, не сводя с меня испуганного взгляда, принялся говорить. Уже спустя минуту Пашутин удовлетворенно кивнул головой: – Желтая шляпа, наш клиент. – Спроси, где у них черный вход? Пашутин не стал строить удивленные глаза, а быстро спросил у портье, после чего перевел его ответ мне: – За лифтами. По коридору налево. – Пошли. В следующее мгновение «желтая шляпа» сделал попытку вырваться, но после легкой болевой терапии проявил готовность следовать за мной. Я уже заворачивал за угол, как из лифта вышли Татищев и Фонарин. Пашутин, остановившись, бросил: – Иди. Я догоню. Пройдя полутемный коридор, мы с англичанином вышли в небольшой дворик, позади отеля, заставленный по большей части мусорными баками. Подтащив его к стене, я спросил: – По-русски понимаешь? Тот сделал бессмысленное лицо. – Тебе же хуже. Мгновение, и лицо агента исказилось от жуткой боли, глаза полезли из орбит, затем пришла очередь тела. Скрученный судорогой, он упал на бок и стал биться о пол так, словно у него начался припадок эпилепсии. Когда спустя какое-то время хлопнула дверь черного хода, на пороге появился подполковник. Подойдя, он с минуту наблюдал, а потом спросил: – Долго его так будет колотить? – Еще пару минут. – Они похитили копию договора. – Ясно. Спустя какое-то время напряженное тело выгнулось в последний раз и, обмякнув, замерло, мелко дрожа. Вздернув агента за плечи, я посадил его спиной к стене, придерживая за руку ватное тело, так как оно постоянно норовило завалиться на бок. Пашутин присел на корточки рядом с ним, затем, взяв агента за подбородок, приподнял ему голову. У британца было совершенно белое, мучнистого цвета, мокрое от пота лицо. Глаза слепо смотрели в пустоту. Мозг и нервы, пораженные болевым шоком, еще только начали приходить в себя от боли. Наконец, зрачки дрогнули. – Можешь беседовать. – Что, мистер, теперь говорить будешь? – Я… Нет. Не буду. Услышав перевод Пашутина, я сказал: – Если ему понравилось, могу повторить. Услышав мои слова, британец бросил на меня затравленный взгляд, потом постарался вжаться в стену, а когда не получилось, заговорил. Быстро, торопливо, скороговоркой. Когда закончил, Пашутин поднялся, несколько секунд смотрел в мутные глаза агента, затем его рука змеей скользнула за борт пиджака, а уже в следующее мгновение ствол пистолета с силой уперся в переносицу англичанина. Подполковник что-то рявкнул на английском, явно желая получить подтверждение полученной информации. Агент, глядя выпученными от страха глазами, стал быстро, но при этом сбивчиво, от крайнего волнения, говорить. Замолчав, «желтая шляпа» обвел нас молящим взглядом, при этом стараясь не смотреть на ствол пистолета. – Похоже, он рассказал все, что знал, – задумчиво сказал Пашутин, отводя ствол от лица британца. – Адрес есть. – Тогда чего стоим? Рукоять пистолета Пашутина взметнулась в воздух и тут же стремительно упала на голову англичанина. – Ты прав, нам стоит поторопиться. Уже по дороге я узнал, что, когда Татищев отсутствует, документы хранятся у Фонарина. Пока Татищева не было, в комнату Фонарина явилась симпатичная горничная. Она заламывала руки, изображая страдания на лице, и, в конце концов, сумела вытащить дипломата в коридор на какое-то время, а за время его отсутствия портфель с документами был похищен. – Шляпу зачем оставили? – Для выявления и по возможности отслеживания других русских агентов. – Быстро ты его раскусил. – Интуиция, Сергей. Было в нем что-то фальшивое… Ну не знаю, как объяснить. – А портье? – За две бумажки, десять фунтов каждая, его попросили ничего не видеть, не слышать и поддерживать разговор. Указанный адрес мы нашли быстро. Ударом ноги я выбил дверь. Сидевший в коридоре охранник только и успел вскочить на ноги, после чего его затылок с глухим треском врезался в стену, а уже в следующее мгновение я ворвался в комнату, готовый ломать, крушить и стрелять. Мой план только-только вошел в основную фазу и допустить, чтобы он провалился из-за каких-то паршивых английских воришек, этого нельзя было допустить. Видно, неожиданность и оружие в моей руке сыграли свою роль, заставив на какие-то мгновения замереть всех троих мужчин, находящихся в комнате. Если двое продолжали смотреть на меня с нарастающим удивлением и страхом, то третий – плотно сбитый мужчина с пышными усами – видно, решил проверить мою реакцию. Его рука мягко скользнула к карману брюк, но уже в следующее мгновение застыла на полпути, стоило ему увидеть направленный на него ствол пистолета. Быстро окинул взглядом двух других англичан. Сидевший в кресле толстяк, полный, с отвисшими щеками на мясистом лице, чем-то напоминал бульдога. «Точно. Английский бульдог». Рядом с ним стояла его полная противоположность – худой английский джентльмен, с длинными черными усами, переходящими в короткую аккуратную бородку. В руках он держал большую папку в сафьяновом переплете. До этой секунды мне не довелось видеть подготовительные документы, но догадаться, что это были украденные у нас бумаги, было несложно. – Ты их совсем запугал, Сергей. Разве так можно? Господа англичане могут плохо о нас подумать, – сказал небрежным тоном появившийся на пороге комнаты Пашутин. В руке он держал пистолет. – Это никуда не годится. Положение нужно срочно исправлять, а иначе союзники перестанут нас любить. С этими словами он сделал несколько шагов, затем неожиданно и резко ударил британца, держащего в руках тетрадь, рукоятью пистолета по голове. Тот коротко вскрикнул и мешком завалился на пол. – Вы тут что-то уронили, сэр! – с этими словами подполковник неторопливо наклонился и, подобрав тетрадь, быстро пролистал несколько страниц. – Хм! Странно. Ни одного слова по-английски, только на русском и немецком языках, – задумчиво протянул он с недоуменным видом, но уже в следующую секунду резко повернулся к толстяку и зло рявкнул: – Говорить будешь, мистер?! Или тоже в лоб хочешь?! Старший агент все еще никак не мог прийти в себя от неожиданного появления русских головорезов. Операция была хорошо спланирована и проведена на должном уровне. Ничто не предвещало провала, к тому же его люди заверили, что за ними не было слежки. Тогда, дьявол их раздери, что случилось?! Его судорожные попытки понять, что же все-таки произошло, были прерваны неожиданным вопросом на отличном английском языке. Надо было что-то срочно предпринимать, поэтому, изобразив гнев, он закричал: – Это грубое насилие! Произвол! Это частная квартира! Я консультант английского посольства по продовольственным закупкам! Вы за это ответите! Я буду жаловаться! Услышав эти вопли, Пашутин расплылся в улыбке, вот только радости в ней было столько, сколько в оскале хищного зверя. – Почему-то я так и думал. Не может продовольственный агент интересоваться чужими секретами! Конечно, не может! Зачем ему это?! – в следующее мгновение улыбка исчезла, а дуло браунинга с силой уткнулось в лоб британцу. – Даю минуту. Расскажешь – будешь жить, не расскажешь… Короче, тебе выбирать. Все было понятно и без перевода, стоило лишь посмотреть в полные злобы и страха глаза агента. Несколько секунд он молчал, потом что-то тихо сказал, напряженно-хриплым голосом. – Говорит, стреляй, ничего не скажу. Хм! – перевел его ответ подполковник, после чего убрал пистолет. На лбу англичанина остался красный отпечаток дула, обрамленный капельками пота. Пашутин повернулся ко мне: – Может, ты попробуешь? – Не выдержит. Умрет. Подполковник перевел взгляд на второго англичанина. Какое-то время смотрел на него, затем что-то быстро спросил его по-английски. Получив ответ, разведчик с хитрецой посмотрел на меня и сказал: – Говорит, что пришел к приятелю. Просто поговорить. – Поговорить с ним? – Чем черт не шутит. Давай. Подойдя к пышноусому британцу, я обыскал его. Кроме маленького револьвера у него в карманах обнаружился кастет. – Что, мистер, готов пострадать во имя Англии? – спросил я его, не рассчитывая на ответ. Тот только начал что-то бормотать на английском, как в следующую секунду его тело свела судорога боли. Дыхание прервалось, глаза выпучились от непереносимой боли. Еще через несколько секунд агент скрутился на полу, хрипя от боли. Пашутин только хмыкнул при виде мучений британца, потом посмотрел на меня и сказал: – Посмотри в спальне. Может, найдешь что-либо похожее на веревки, а я пока здесь пошарю. Веревок не было, но их заменителем стали две простыни, которые я нарезал на длинные и широкие ленты и привязал ими «английского бульдога» к креслу. Пашутин тем временем занимался обыском в гостиной, вытаскивая ящики из шкафов и простукивая стенки. В стене за комодом ему удалось обнаружить секретную панель, из-за которой он извлек деньги, пару пистолетов и несколько блокнотов. Перелистав один из них, тихо присвистнул. Поймав мой взгляд, быстро сказал: – Нам крупно повезло, – после чего взял портфель и сложил в него все найденные бумаги, документы и оружие, затем нагнулся над усатым агентом, уже пришедшим в себя, и спросил что-то по-английски. Тот зло и хрипло ему ответил. Подполковник выпрямился и перевел мне его ответ: – Говорит, что ничего не знает. – И что дальше? – Да черт с ними! Потом разведчик отошел в сторону, какое-то время любовался багровым и мокрым от пота толстяком, привязанным к креслу, в окружении трех, лежащих на полу, связанных тел и вдруг неожиданно рассмеялся. Весело и заразительно. Я удивленно на него посмотрел: – Чего тебя так разобрало? – Да я уже давно мечтал дать хорошего пинка под зад заносчивым бритам!
Чарльз Локкерти, уже три десятка лет служивший тайным целям Англии, не помнил подобного провала, а уж тем более не мог подумать, что подобное случится с ним самим. Он уже понял, что провалить их явку мог только агент Джон Богард, оставшийся в отеле. Только как они смогли выйти на опытного и не раз проверенного в деле разведчика? Что они с ним сделали, чтобы он заговорил? Или обошлись так жестоко, как сейчас с Эдвардом Райли? «Скорее всего, так оно и было. Но что мне теперь сказать в Лондоне? Эти головорезы нашли мои записи. Список информаторов, денежную книгу, по которой им платились деньги, инструкции… Это не просто провал! Это настоящий разгром, после которого остается только один способ стереть позор – застрелиться!» Кровь ударила британцу в голову. Виски заломило, перед глазами поплыли цветные пятна, а в ушах зашумело, но неожиданно раздавшийся смех привел его в чувство. Наглый русский бандит смеялся, потом он похлопал по портфелю с бумагами и спросил на чистом английском языке: – Как вам такое понравится, мистер?! Это будет очень большой дипломатический скандал! Не скоро вы, островитяне, отмоетесь от этой грязи! Ох, нескоро! – Вы дикари. Тупые, грязные дикари, – старший агент даже не сказал, а устало процедил сквозь зубы эти ругательства. У него просто не было сил на проявление каких-либо эмоций, и поэтому, чтобы подчеркнуть свое исключительное презрение к этим бандитам, он произнес эти слова по-русски. – Вот как ты заговорил, брит! Интересно! Тогда кто вы в таком случае? Впрочем, можешь не отвечать, мне и так все понятно! Вы, просто наглые воры! Или ты так не считаешь, мистер? Отрицать очевидное не было смысла, поэтому Локкерти только и оставалось, что изобразить всем своим видом презрение и надменность по отношению к наглым русским бандитам, хотя на душе у него бушевал самый настоящий шторм. Выйдя из конспиративной квартиры английской разведки, мы шли, пока не увидели извозчика. Не успел кучер остановить лошадей у гостиницы, как из дверей с вещами вышли Татищев и Фонарин, после чего мы, со всеми мерами предосторожности, переехали в новый отель, расположенный в противоположной части города. За неделю, пока шли предварительные переговоры, мы меняли место жительства еще дважды. Когда наш поезд отходил от станции, мне в глаза бросились остроконечные шпили с крестами какой-то церкви, и я вдруг подумал, что, пробыв почти две недели в столице другого государства, толком так ничего и не видел. Здесь, в Стокгольме, мне, наверно, много раз пришлось проходить мимо исторических мест и старинных соборов, имевших многовековую историю, но у меня на это просто не было времени, хотя бы потому, что его не было даже на нормальный, полноценный сон. Я был занят только тем, что следил, охранял, прятался.
Вместе с другими встречающими лицами на вокзале нас неожиданно встретил Мартынов, причем уже в звании генерал-майора. – Господа, у меня для вас хорошие новости. – Пока я вижу, что хорошие новости коснулись только самого господина Мартынова, – пробурчал несколько уязвленный неожиданным повышением своего приятеля Пашутин. – Миша, я тебя не узнаю! Ты завидуешь?! – хитро улыбаясь, спросил его Мартынов. – А ты как думал! Мне тоже хочется ничего не делать, сидя в генеральском кабинете и поплевывая в потолок! – Думаю, господа, что всем нам теперь не скоро выпадет такое время! – посерьезнел лицом Мартынов. Увидев наши вопросительные взгляды, вдруг неожиданно предложил: – Знаете что, едемте прямо сейчас к Сергею Александровичу. Там я вам все расскажу. – Ко мне? – несколько удивился я подобному предложению. – К вам, так как у вас нам будет удобнее всего. И не волнуйтесь насчет продуктов, все, что надо, у меня здесь, в машине. Мы переглянулись с Пашутиным. Что тут еще скажешь? – Поехали! Новости действительно оказались хорошими. Оказывается, когда мы сели в поезд, едущий в Стокгольм, в этот самый день, в Петербург, по вызову государя, прибыл Мартынов. Его предложения по изменению работы политического сыска настолько понравились царю, что в столице его ждало новое звание, а к нему – новая должность вице-директора департамента полиции. – Новые инструкции и наставления уже прорабатываются специальным комитетом при Министерстве внутренних дел. При этих словах я тяжело вздохнул. Мартынов сразу напрягся. – Что-то не так, Сергей Александрович? – Вы мне скажите, сколько времени пройдет, пока комитет все утвердит? – Хм! Месяца три, я думаю… – протянул генерал-майор, но уже в следующую секунду на его лице появилось настороженное выражение. – Вы что-то знаете… Что-то должно произойти?! Да?! – Скажу одно: у нас мало времени. – К сожалению, не в моих силах ускорить подобную процедуру. Если только государь… – Хорошо. Этот вопрос я решу сам. Слушаем вас дальше. – Помимо инструкций и наставлений, как мне стало известно, юристами прорабатываются дополнения к ряду законов, направленных против деятельности политических движений, с целью ужесточения мер наказаний. Это вы к этому делу руку приложили, Сергей Александрович? – Я. А мое предложение о частях особого назначения как-то решается? – Ничего не могу сказать. Это не мое ведомство. – Понятно. «Нельзя каждый раз по любому делу обращаться к Романову, но и терять время нельзя. Нужны помощники. Чем больше, тем лучше». – Сергей. Сергей, очнись! – словно сквозь вату донесся до меня голос Пашутина. – Ты что? – Ничего. Задумался. – Брось, Сергей! Выкладывай, что там у тебя на душе накопилось?! – не отставал от меня подполковник. – Как ты думаешь, Миша, а не приобщить ли к нашему братству Александра Павловича? – Вот ты о чем подумал, – усмехнулся тот. – Почему бы и нет?! Доверительный разговор с Пашутиным состоялся у меня еще в Стокгольме. Я рассказал ему о своем «даре» и о видениях, которые привели меня к царю, но только в определенных рамках, касаясь общих изменений в России, но не личности самого царя и его семьи. Он мне поверил, но скажем так, на три четверти, так как по своему складу ума был циником и реалистом, а значит, интуитивно ставил под сомнение все то, что находил для себя непонятным. – Александр Павлович, у меня есть сведения о том, что если прямо сейчас не заключить мир с Германией, то спустя какое-то время в Российской империи сложатся условия, при которых будет возможен военный переворот. Извините за невнятность фразы, но никакого другого объяснения пока дать не могу. Мартынов какое-то время смотрел на меня. Он был прагматиком и смотрел реально на окружающий мир, так как благодаря своей работе знал, что движет людьми, знал низкие и высокие стороны человеческих душ. Причем не просто знал, а умел на них играть. Вот и сейчас он пытался понять, что движет мной. Зачем отставному поручику играть роль защитника России? – Не понимаю я вас, Сергей Александрович. Ей-богу, не понимаю. Простите, буду откровенным. Вам-то какая корысть от этого? – Думаю, со временем вы получите ответ на свой вопрос, но это произойдет не сегодня. – Скажу честно, Сергей Александрович, я навел о вас кое-какие справки. Уж не обессудьте, натура у меня такая, да и работа обязывает – совать нос в чужие дела. Как оказалось, на вас уже собирали досье, которое почему-то оказалось в одном экземпляре, а потом таинственно исчезло. Документов, правда, не осталось, зато остались люди, которые их собирали, поэтому мне кое-что удалось узнать, но стоило начать складывать факты, как стало понятно, что слухи об ангеле-хранителе с железными крыльями появились не на пустом месте. Он замолчал, глядя на меня испытующе: что скажете, господин Богуславский? Так как я молчал, Пашутин после этих слов оглядел нас обоих, словно видел впервые, и спросил: – Я что-то пропустил, господа? – Пустое, Миша. Просто слухи, – и я повернулся к Мартынову. – Это касается и вас, господин генерал. Теперь давайте вернемся к нашему вопросу. Не могли бы изложить свои соображения по поводу сепаратного мира, Александр Павлович, в свете мною сказанного. – Сразу скажу: меня не радует мир с германцами, потому что я всегда считал, что начатая война должна идти до конца. До победы или до поражения! Теперь о возможной связи между народными волнениями и сепаратным миром. Мне трудно представить бунты и мятежи, которые могут охватить всю Россию, даже исходя из большевистских книжечек, где пишется о диктатуре пролетариата и свержении монархии. Но это все только слова! У них нет той силы, которая сможет всколыхнуть всю матушку Россию. Просто нет! Заметьте! Все их лидеры, вместо того чтобы работать в России, подстрекая рабочих и крестьян к бунту, сидят за границей! Там же пишут свои статьи, там же издают газеты. Вот вся их деятельность. В свое время были народовольцы, которые боролись с властью бомбой и револьвером, потом были боевые дружины, нападавшие на жандармов и городовых. Так их больше нет. Они по большей части расформированы самими лидерами этих движений. Единственное, с чем я могу согласиться, то это с масштабными бунтами, подстрекаемыми агитаторами различных партий, так как экономическое положение в стране тяжелое и с каждым днем становится все хуже. Есть еще опасность мятежей в воинских частях, среди распропагандированных солдат и матросов. При этом, господа, подчеркну, подобное может произойти в различных губерниях Российской державы, но так, чтобы пламя всенародного бунта охватило всю империю… Извините, но в это мне трудно поверить. – Теперь представьте себе, что весь ближайший год Россия будет терпеть неудачи на фронте. С транспортом, продуктами, горючим будет становиться все хуже, а цены на продукты и товары, а с ними людское недовольство, будут расти с каждым днем. Генералитет, придворные, а к ним еще добавить думские фракции и купечество, окончательно придут к мысли о смене царя. Голод, холод, развал власти ввергнут страну в хаос, пока не придет день, когда государя заставят отречься, а власть в руки возьмет Временное правительство, но так и не сумеет удержать ее в руках. Ее подхватят большевики, и… Россия зальется кровью. Брат пойдет против брата, а сын против отца. Хаос, голод, разруха… Как вам такая картина, господин генерал? Широко открыв глаза, Мартынов смотрел на меня, не отрывая взгляда, пока я говорил. В его глазах было недоверие, удивление и только где-то в самой глубине затаился страх. – В ваших словах была такая убежденность, что даже я, считая себя прожженным циником, смог себе представить этот ужас. В таком случае, вот мой ответ на ваш вопрос: подобного нельзя допустить! Ни в коем случае! – Что ж будем считать, что мы с вами пришли в этом вопросе к обоюдному согласию. Мир с Германией должен снять напряженность в обществе и не дать зайти политическим и гражданским противоречиям слишком далеко. Иначе говоря, мы выиграем время и собьем с толку наших политических противников. – Сколько у нас времени? – Полгода. Работать придется жестко, без сомнений и колебаний. Привыкайте, Александр Павлович, к своему новому девизу: «Кто не с нами, тот против нас!» – Даже так? – покрутил головой новый вице-директор департамента полиции. – Вы так говорите, словно нам придется на врага в атаку идти. Я усмехнулся: – Время покажет, а теперь я набросаю вам в общих чертах план, который мы с Мишей придумали, после чего выслушаем ваше мнение. Изложил я коротко, больше времени ушло у Мартынова на уточнения и замечания. Когда вопросы иссякли, я сказал: – Теперь, господа офицеры, мне хотелось бы, чтобы вы составили списки лиц, которым можно было доверять и знать, что они сделают на совесть то, что им поручат. В большей степени это касается вас, Александр Павлович. Вам нужно собрать вокруг себя как можно больше проверенных и надежных людей. Генерал кивнул головой, а Пашутин не удержался от шутки: – Что, Сергей, настало время, как истинным царедворцам окружить себя нахлебниками и лизоблюдами? – А ты как думал! Мне самому, что ли, перетаскивать мешки с деньгами домой из государственной казны?! – поддержал я его шутку. – Теперь у меня к вам будет еще один вопрос. На основе какого действующего департамента можно быстро создать контролирующее военные поставки ведомство? Это первое. Если в состав проверяющей комиссии войдет офицер-фронтовик, как это будет выглядеть? Это второе. Что еще? А! Вспомнил! До каких пределов можно расширить полномочия подобных комиссий?
Спустя месяц после этого разговора первая инспекция по контролю за качеством военных поставок отправилась на фабрику Бабрыкина. В ее состав вошли офицер – фронтовик, специалист-производственник, которым придали пару военных чиновников для надлежащего оформления бумаг, а также придания комиссии официального статуса. Состав членов сформировали в самый последний момент. Чиновники, не понимая, к чему такая срочность, метались как ошпаренные, так как новое руководство требовало от них моментального решения всех вопросов, связанных с отправкой инспекции. Недоумевали не только чиновники, но и армейские генералы, которые никак не могли взять в толк, что делать боевому офицеру на фабриках и лабазах, но жесткие приказы с самого верха напрочь отбивали желание не только возражать, но дажеинтересоваться подобными вопросами. Если раньше о подобных проверках владельцы заводов и фабрик заранее оповещались прикормленными чиновниками, то теперь комиссии возникали словно ниоткуда. Сначала на гнилой подкладке попался фабрикант – поставщик солдатских папах, а спустя пару недель – заводчик на собачьем мясе, которое добавлялось в выпускаемые его предприятиями мясные консервы. Если раньше все кончалось крупными взятками членам комиссии и небольшими штрафами, наложенными на предприятие, то теперь проворовавшимся промышленникам было предъявлено обвинение по статье о крупных хищениях государственных денег. Влиятельные знакомые обвиняемых фабрикантов в Петербурге только разводили руками, в то время как дорогие адвокаты составляли слезные прошения на имя его величества. Хотя дела не дошли до суда, но суммы штрафов, наложенные на мошенников, впечатлили фабрикантов и заводчиков настолько, что слова одного из богатых лесопромышленников: «Три-четыре таких штрафа, и я с протянутой рукой по миру пойду!» – стали популярными по России среди определенного круга людей. Если оба эти дела и привлекли внимание людей, то только промышленной элиты, зато третий случай прогремел на всю Российскую империю, сумев привлечь к себе внимание практически всех слоев общества. Очередная комиссия, прибывшая на предприятие, которое занималось поставками сухарей в армию, вскрыла наугад один из полотняных мешков, приготовленных к отправке, и неожиданно обнаружила в нем червей. Владелец мукомольных заводов, государственный подрядчик Затокин только открыл рот для оправданий, как поручик Чердяев, две недели как прибывший с фронта, выхватил револьвер и с криком: «Предатель! Солдаты за тебя жизни кладут на фронте, а ты, сволочь, сидишь тут в тылу…» – всадил ему две пули в живот. Пока все в испуге и страхе смотрели на офицера, тот подошел к корчащемуся от дикой боли купцу, плюнул ему в лицо, затем спокойно засунул наган в кобуру и стал дожидаться приезда полиции. За этим случаем пристально следила вся Россия. Либеральная общественность, газеты, народ – все были на стороне поручика. Казалось, что все просто и ясно: офицер-патриот выстрелил в зажиревшего и обнаглевшего от своей безнаказанности фабриканта, но речь сейчас шла уже не о судьбе конкретных людей, а о добре и зле, сошедшихся в поединке. Кто победит? Не успел начаться всенародный сбор денег для найма Чердяеву лучшего адвоката, как вдруг приказом государя его освобождают из-под стражи, понижают в звании до подпоручика и переводят на Кавказский фронт. Газеты писали, что сотни людей встречали офицера у ворот тюрьмы, а затем провожали до вокзала ликующими криками, как истинного героя. Для многих людей неожиданное проявление царской милости, а что это так, поняли многие, стало лучом света, пробившимся сквозь мрачные тучи, висящие над головой. Этот случай многих заставил посмотреть с надеждой на императора, ведь простой народ до сих пор хранил в глубине своих сердец веру в царя-батюшку. Может, царь не отворачивался от народа? Словно в подтверждение этих надежд в газетах появляется речь Николая II, в которой было прямо сказано, что тот не потерпит предателей, которые подло вонзают нож в спину русскому народу, в то время, когда тот изо всех сил борется с врагом. В этой речи были слова, которые особенно понравились простому народу: «Твердо уповая на милость Божию, Мы ожидали от трудов заводчиков и промышленников блага и пользы для страны в это трудное время, но своими воровскими действиями некоторые из них подорвали Наше доверие. Да будет же всем ведомо, что Мы не допустим никакого своеволия или беззакония и всею силою государственной мощи приведем ослушников закона к подчинению нашей Царской воле, кем бы они ни были». Газеты с этой речью расхватывались людьми так же, как в то время, когда в них печатались материалы о Брусиловском прорыве. Теперь, идя по улице или сидя в общественном транспорте, нередко можно было услышать подобные рассуждения и споры: – Не верите?! Так в газете прямо указано: «кем бы они ни были»! Справедливость – она на всех одна! Государь так прямо и говорит!
Глава 3
Министры, депутаты, царедворцы уже давно разбились на группы, боровшиеся между собой за власть. Больше власти – больше денег. Займы и ссуды, получаемые под военные заказы, просто разворовывались. Крупные армейские поставки отдавались нечистым на руку подрядчикам, которые поставляли гнилье, не забывая при этом делиться прибылью со своими благодетелями. Спекуляция, взятки, банковские аферы, организации фальшивых фондов – все это достигло в России неимоверных размеров, а положение в стране тем временем ухудшалось с каждым днем. Неудачи на фронте несли новое разочарование в народ. Перегруженная транспортная система то и дело выходила из строя, и как следствие – резкие перепады подвоза продовольствия, а за ним – рост цен. На заводах, работавших на оборону, начались забастовки, а в деревнях начали волноваться крестьяне, переживая из-за бессмысленной гибели своих сыновей и мужей в солдатской форме. В это мрачное время у простых людей единственным огоньком, согревавшим их души, была только вера в Бога, и вдруг снова появилась надежда. Царь-батюшка! Он видит, что народу плохо. Он должен помочь! Вон как с фабрикантами-толстосумами разобрался! Словно в подтверждение народных помыслов газеты напечатали монарший указ о созыве всероссийского крестьянского съезда. В нем простыми и понятными для простого человека словами говорилось, что император хочет поговорить с крестьянами, хочет услышать от них самих об их бедах и нуждах. Простой народ, читая эти строки, ликовал в душе, зато оппозиция, которая до этого на всех углах кричала о реформах и лучшей жизни для народа, наоборот, ошарашенно примолкла, не понимая, что происходит. Вслед за ними насторожилось окружение государя, не понимавшее, что происходит с императором: то ли блажь, то ли нечто большее, что ускользает от их внимания. Затем последовали попытки воззвать к здравомыслию государя, убедить его, что заигрывания с народом только приведут к падению престижа русского самодержца, но когда они провалились, среди царедворцев началась тихая паника. Государь стал неуправляем! Даже доверенные люди, к чьему мнению император прежде нередко прислушивался, разводили руками, когда их спрашивали, что случилось с царем. После некоторых раздумий в ход пошел запасной вариант – были отправлены знатные «ходоки» к императрице, чтобы та повлияла на супруга, но и тут ничего не удалось сделать. Александра Федоровна более мужа была подвержена мистике и поэтому полностью, до самой глубины души, уверовала в предназначение посланного им ангела-хранителя с железными крыльями. Именно из ее слов двор и ближайшее окружение Николая II наконец сумело сделать выводы и соединить редкие появления во дворце поручика в отставке со столь резкими, а главное совершенно непонятными, изменениями внутренней политики державы. Поручик был вне круга интересов внимания царского окружения до этого времени по двум причинам. Во-первых, не соответствовал в глазах придворных и знати образу царского любимчика, а во-вторых, мало ли было в Зимнем дворце различных юродивых, «блаженных» и других предсказателей судьбы или будущего. Матрена-босоножка, Митя Козельский и другие, пока их всех не сменил Григорий Распутин. А теперь вместо него появился еще один юродивый, поручик Богуславский. «Ангел с железными крыльями». Растоптать его, смешать с грязью! При дворе поползли грязные сплетни о царском шуте Богуславском, но стоило их услышать Александре Федоровне, как вдруг некоторые придворные, ранее охотно принимаемые при дворе, теперь оказались в списках нежелательных визитеров. Царская опала мгновенно отрезвила императорское окружение, наконец заставив их понять, какую власть набрал над императорской четой «ангел-хранитель». Если раньше до меня доносились отголоски грязных сплетен, распространяемых за моей спиной, то теперь меня заваливали визитными карточками и приглашениями на приемы, затем начались «случайные» встречи и разговоры по душам, а когда все это не сработало, ко мне стали приходить посредники с предложениями взаимовыгодного сотрудничества. Я проявил вежливость в отношении одного просителя, второго, третьего, а когда понял, что простых человеческих слов они не понимают, то уже четвертый просто вылетел из моей квартиры, словно пробка из бутылки шампанского. Но даже этого оказалось недостаточно. Меня продолжали осаждать, но только до того момента, когда я прилюдно оскорбил одного из назойливых просителей, оказавшегося дворянином и офицером в отставке. Оскорбленный, он вызвал меня на дуэль, а спустя сутки по столице пополз слух о том, что поручик Богуславский прострелил своему противнику плечо с хладнокровием и непринужденностью завзятого бретера, после чего поток визитеров сразу иссяк. Негибкий, неумный и жесткий человек – именно такая характеристика была дана мне в высших кругах столицы, которая скоро переросла в презрительную кличку «юродивый поручик». Затем по столице поползли слухи, что я слуга дьявола, и многие из бывших моих просителей стали вполне серьезно утверждать, что святостью от этого человека даже не пахнет, а скорее, наоборот, от него воняет серой. Правда, подобные заявления делались тихо, с глазу на глаз, а говорили при этом шепотом.В течение месяца собирались выборные крестьянские представители со всех концов России. Для них в столице был забронирован ряд простых, непритязательных гостиниц, где их не только бесплатно поселили, но и кормили, а под проведение съезда организаторы отвели помещение Государственной Думы. В громадном зале, где раньше заседали депутаты, сейчас робко рассаживались крестьяне, с ощущением смутного страха косясь на лепные потолки и декоративную отделку стен. При этом все они старались выбрать себе места, как можно дальше от трибуны. В отличие от них, приглашенные на съезд представители оппозиционных блоков и партий занимали первые ряды, с покровительственной усмешкой косясь на притихших депутатов. Между ними своеобразной прослойкой стали журналисты, стремительно передвигающиеся туда-сюда по залу и терзающие своими не всегда понятными вопросами крестьян, вгоняя их в краску и смущение. Кроме них в зале присутствовали кинооператоры, которые расположили свою громоздкую аппаратуру в центральном проходе. В отличие от своих суетливых и шумных коллег, они вели себя важно, с удовольствием ловя на себе благоговейные и уважительные взгляды простодушных селян. Легкий шум, стоявший в зале, мгновенно смолк, когда появился император. Тишина, пока он произносил приветственную речь, стояла такая, что казалось, запищи комар, его будет слышно во всех концах громадного зала. Закончив свое выступление под шумные овации, государь попросил задавать ему вопросы. Сначала стояла тишина, прерываемая редким перешептыванием и толканием соседа в бок: чего молчишь? Ты же хотел высказаться, вот и говори. В передних рядах уже стали слышны смешки, когда, наконец, один из представителей крестьян, набравшись смелости, не начал говорить. Стоило только ему получить свои ответы, как будто лавина с гор, со всех сторон зала посыпались вопросы и жалобы осмелевших крестьян, которые поняли, что их здесь действительно выслушают. Сидя в зале, я с невольным уважением отметил, что император довольно прилично разбирается в сельской жизни, видах на урожай и прочих других вопросах, смысл которых мне был недоступен. Около четырех часов император отвечал на вопросы, одновременно с этим по рядам ходили специальные люди и принимали у депутатов жалобы и прошения, написанные на бумаге, при этом делая пометки, от какой сельской общины или деревни она подана. Второй день и половину третьего дня с крестьянами работала комиссия по уже поданным ранее жалобам и пожеланиям крестьян. В самом конце работы съезда снова приехал государь. Крестьяне, в отличие от первого дня, приветствовали его не просто шумно и радостно, а с каким-то благоговейным восторгом. Он их понимал, и они это чувствовали. После того как восторженные крики стихли, царь сделал несколько шагов вперед и неожиданно для всех присутствующих громко спросил: – Крестьяне, соль земли русской, вы хотите мира и земли?!! Желаете, чтобы в семьи вернулись сыновья и мужья, ушедшие на фронт?!! Это так?!! Секунду-две стояла тишина, а потом крестьяне, вскочив со своих мест, сначала вразнобой, а потом начали вместе скандировать: – Желаем, государь!! Когда крики стали затихать, царь взмахнул рукой, и в одно мгновение в зале воцарилась тишина. Император простыми и ясными словами пообещал, что приложит для этого все свои силы, а в конце попросил делегатов еще немного потерпеть ради России. Когда крики восторга утихли, началась раздача памятных подарков, после чего состоялся торжественный молебен. На следующий день жители столицы прочитали в газетах о восторге, с которым восприняли крестьяне Российской державы слова императора. Простой народ, читая об этом, не уставал повторять: «Вот он, какой наш император! Он не оставил нас своей милостью, как пришла трудная година! Воистину наш он, народный, царь!» Удар по оппозиции был нанесен неожиданный и точный. Если раньше народ прислушивался к агитаторам, в надежде на лучшее будущее, то теперь он услышал о реформах и улучшениях жизни и быта крестьян, причем, что немаловажно, не из казенных документов, а из уст самого императора. Зато правящая верхушка государства, двор и министры, как и оппозиция, все они посчитали крестьянский съезд дурным влиянием на государя поручика Богуславского, который решил таким дешевым способом поднять имидж царя в народе. Так даже лучше, решили они, ведь свои обещания еще выполнить нужно, а кто их будет претворять в жизнь? Точно не мы. Когда подобное случится, до народа еще быстрее дойдет, что трон занимает слабый и никчемный правитель, которого нужно сменить. Такого же мнения держались в верховных кругах во Франции, Англии и Америке, за исключением германского кайзера, который понимал, что действия российского императора диктуются, скорее всего, предсказаниями оракула. Не успели затихнуть все эти разговоры, как в газетах появилось сообщение о встрече императора с рабочими столицы. Теперь вслед за землевладельцами заволновались промышленники, а заводские и фабричные районы столицы пришли в крайнее возбуждение, готовясь к встрече с государем. По сравнению с крестьянством, рабочие представляли собой более тяжелый материал для прямого разговора, поэтому мы решили его разбавить выступлениями князя Шаховского, министра торговли и промышленности и нескольких депутатов Думы. К тому же надо было определить и обеспечить дополнительные меры безопасности, так как среди рабочих вполне могли затесаться неадекватные личности, которые могли бы попытаться покончить с самодержавием в лице Николая II. Эта встреча состоялась в том же большом зале Думы. После короткой приветственной встречи государя начали выступать рабочие, которые, в отличие от крестьян, намного меньше робели перед императором, поэтому жалобы и предложения нередко перемежались жесткими и иной раз высказанными в ультимативной форме требованиями рабочих активистов. Царю пришлось выслушать немало упреков со стороны рабочих, но, несмотря на несколько напряженную атмосферу, диалог между властью и рабочими прошел сравнительно мирно. В этом немало помогли спокойствие и сдержанность правителя России, к тому же у государя было особое умение слушать. В его молчании собеседники чувствовали неподдельное внимание, сочувствие и поддержку, что помогло в немалой степени успокоить возбужденных людей. В конце собрания государь встал, и в зале воцарилась тишина. – Я выслушал вас, ваши жалобы и чаяния, а теперь прошу выслушать меня! – И в течение получаса он, кратко и понятно, изложил то, над чем работали специалисты целый месяц. В его короткой речи не было общих слов и пустых обещаний, зато прозвучали конкретные предложения по облегчению труда рабочих. В основу легло сокращение обычного рабочего дня на производстве на два часа, а в субботу – на три часа. Перечислялись и социальные льготы. В конце своей речи он сказал: – Многое из этих положений было узаконено ранее, но если ранее они так и оставались на бумаге, то теперь так не будет! Это я вам обещаю! После его последних слов воцарилась просто неестественная тишина. Люди просто не могли поверить, что их основные просьбы и требования будут удовлетворены, но только стоило им понять, что это было подтверждено прямо сейчас самим императором, как зал взорвался радостными криками. Только успели по стране разлететься радостные вести, как вслед за ними по городу поползли страшные слухи: на царя совершено покушение! Что с царем?! Он жив, ранен?! Кто поднял руку на Божьего помазанника?! Ведь многих простых людей, которые уже начали считать, что стоит немного потерпеть, и жизнь наладится, эта весть поразила их, словно это был удар ножа. Напуганные и встревоженные люди кинулись к близким и соседям, пытаясь понять: где правда, а где ложь? Запутавшись в слухах и предположениях, полные тревоги и сомнений, люди только начали стекаться к царскому дворцу в поисках правды, как пронесся новый слух: покушение было, но царь-батюшка только ранен. Собравшаяся у дворцовых ворот громадная толпа тихо гудела, в ожидании, что им скажут. Спустя какое-то время к ним вышел гвардейский офицер и подтвердил слухи о ранении царя, при этом добавив, что ранение легкое и его жизни ничего не угрожает, после чего попросил разойтись. Весть о покушении на жизнь императора и его легком ранении почти мгновенно облетела всю страну. В столице, в связи с покушением на государя, были введены особые меры. На вокзалах, площадях и перекрестках появились усиленные полицейские и жандармские, как пешие, так и конные, наряды. Все выезды и въезды в город были перекрыты войсками.
Хозяином кабинета, в который провели жандармского подполковника Мерзлякина, оказался сорока пяти – пятидесяти лет генерал-майор, со значком академии генерального штаба. Раньше им не приходилось встречаться, но судя по двум боевым орденам из пяти наград, висящих на груди генерала, отметил жандарм, что их обладателю приходилось бывать на полях сражений. Холодный взгляд, которым тот встретил жандармского полковника, был хорошо тому известен. Он уже не раз за свою службу сталкивался с пренебрежительным и в какой-то мере брезгливым отношением со стороны кадровых военных, поэтому обычно подобные взгляды жандарма не задевали, но сейчас в нем вдруг вспыхнула злость. «Чистоплюй! Сидит здесь и распоряжения подмахивает! Как до дела дошло, так ко мне прибежал, а сам-то ручки боится замарать! Помогите, дескать! Так я не гордый, помогу, потому, как ты деньги мне стоящие даешь». Подполковник бросил короткий взгляд на сидевшего в кресле, уже знакомого ему генерала Обнина Илью Давыдовича. На его погонах были императорские вензеля, говорившие о том, что тот принадлежит к свите его величества. Именно Обнин вовлек его в тайное общество, когда заговорщикам понадобилось выйти на боевую группу революционеров или анархистов. Подполковник сделал несколько шагов и вытянулся: – Ваше превосходительство! Хозяин кабинета резко поднялся со своего места и коротко махнул рукой, прерывая полковника. – Отставим чины, Андрей Валерьянович! Обращайтесь ко мне просто: Сергей Андреевич. Присаживайтесь. С Обниным, вы уже знакомы. Курите? – Никак нет, ваше прево… гм… Сергей Андреевич. – Тогда не будем терять времени, господа. Андрей Валерьянович, вы приглашены для осуществления плана, который должен способствовать спасению России. Нам стало доподлинно известно, что император через генерал-адъютанта Татищева, втайне от всех, ведет переговоры с Германией. Судя по поступившим на днях от наших союзников сведениям, предварительные переговоры прошли успешно, а значит, официальное заключение мира дело полутора-двух месяцев. – Извините меня! Но я правильно понял вас?! Сам государь решил заключить мир с германцами?! Это как-то… Гм! – Понимаю вас. Когда сам услышал эту новость, долго не мог прийти в себя. Это предательство по отношению к погибшим на войне, к их семьях, к раненым и увеченным солдатам и офицерам! – он вдруг замолчал и, судя по плотно сжатым губам и желвакам на скулах, сейчас старался взять себя в руки. – Извините. Не сдержался. Так вот, мы рассматриваем два возможных пути. Думаю, вы уже знаете о появлении возле царя нового советника, некоего господина Богуславского. Все, что сейчас идет от государя – его рук дело, вот только как он получил такое влияние на царя, никто не знает. Мы поинтересовались его личностью, но все те сведения, что собрали о нем, слишком противоречивы и запутаны. Может быть, с вашей спецификой работы вы лучше разберетесь с этим Богуславским. Впрочем, судите сами. Боевой офицер, который после тяжелого ранения потерял память и был отправлен в отставку. По определению врачей – инвалид до конца жизни, и вдруг каким-то чудом он излечивается. Сам по себе большой физической силы человек зачем-то начинает заниматься силовой гимнастикой, какой-то борьбой и стрельбой в тире. Не пьет, не курит, не играет в карты. Публичные дома не посещает. Нами получены сведения, что Богуславский специально поехал на германский фронт, чтобы отомстить за надругательства над его сестрой. Также известно, уже из надежных источников, что именно он помог полиции раскрыть два уголовных дела, связанных с убийствами. К царю попал через Распутина, который затем уехал в Тобольск. Выглядит это так, словно он освободил Богуславскому свое место возле трона государя. Это все, что мы о нем знаем. Есть вопросы? – У него есть приятели? Любимая женщина? – Из близких знакомых отмечен только подполковник Пашутин Михаил Антонович. Из разведки. Изредка встречаются. – Ни приятелей, ни женщин, по ресторанам не ходит, в карты не играет. Аскет какой-то. Может, он из староверов… или сектант какой-нибудь. Впрочем, что гадать, его прощупать надо. Недели две за ним следом походить да соседей разговорить, глядишь, и поймем, чем этот господин дышит. Есть у меня парочка людей. Надежные. Проверенные. Проследят, людишек расспросят. Как вы на это смотрите, Сергей Андреевич? – Нет у нас столько времени! – сухо и зло бросил хозяин кабинета. – Нет! Это была невольная реакция на противную и скользкую, по мнению генерала, полицейскую манеру говорить, но уже спустя минуту взял себя в руки и тихо сказал: – Извините меня, Андрей Валерьянович. Нервы. Жандарм не совсем понял вспышку генерала, но, тем не менее, отнес к той брезгливости, которую генерал к нему явно испытывал, при этом тщательно стараясь ее скрыть, но он уже справился с собой и теперь пытался понять, в чем будет состоять его работа, ради которой его пригласили в этот кабинет. – Я вас понимаю, Сергей Андреевич. Такие новости, которые вы мне преподнесли, кого угодно заставят занервничать. Значит, нет у нас времени. Ладно. Тогда как вы предлагаете действовать? – Богуславский – это прямое воздействие на царя. Вот только чем его можно привлечь? Тот вывод, что мы имеем, неутешителен: замкнут, в пороках не замечен. Нам кажется, что единственный способ на него как-то повлиять – это запугать, сломать его! – Вы упомянули о его сестре. Где она сейчас? А родители? – Как способ повлиять на него? Нет. Ничего не выйдет. Сестра в монастыре. Дала обет и на люди не выходит. Мать живет в имении под Тулой и здесь не бывает. Вы это хотели знать? – Именно это, ну да бог с ними. Теперь о том, чтобы его сломать… Ведь мне про него и раньше слышать приходилось. Поручик Богуславский, он сейчас в столице фигура известная, а после того, как вы мне его описали, выскажу свое мнение: его надо убить! – Это первое, о чем мы подумали, – раздался голос до этого молчащего Обнина, – но уж больно соблазнительно взять его на короткий поводок. Да что тут говорить, вы сами все прекрасно понимаете. – Может, мы действительно все усложняем, – задумчиво проговорил генерал-майор, но тут же себе возразил: – Нет. Илья Давыдович прав. Мы должны попробовать! Ваши люди могут это сделать? – Это не мои люди! Это шайка отпетых мерзавцев, без чести и совести, которая оказывает всякие грязные услуги тем, кто им платит. – Думаю, это то, что нам надо! Но обязательно доведите до них: пусть не усердствуют! Не надо калечить! Если увидят, что не поддается на уговоры, пусть лучше сразу убьют. Насчет денег можете сразу им передать: сделают работу – получат вдвойне! Теперь перейдем к основному делу, ради которого мы здесь собрались. Андрей Валерьянович, надо найти группу боевиков для покушения… на царя! Мои слова вас не приводят в ужас? – Не смотрите на меня так пытливо, Сергей Андреевич. Мне всякое доводилось слышать, причем от самых разных людей. К тому же Илья Давыдович намекнул мне, в общих чертах, так что если бы у меня были какие-либо сомнения, то просто не пришел бы, но я здесь, сижу перед вами. – Мне говорили о вас, как о прямом и практичном человеке, и ваши слова только что подтвердили это мнение. Я рад, Андрей Валерьянович, что мы в вас не ошиблись. Что ж, тогда перейдем к условиям нашей сделки. Мы со своей стороны готовы прямо сейчас положить пятьдесят тысяч золотом на указанный вами счет. Остальные сто пятьдесят тысяч вы получите в случае успешного окончания дела. Ведь именно такая сумма была обговорена вами с Ильей Давыдовичем. Так? – Все правильно, Сергей Андреевич. Теперь, я так понимаю, моя очередь доложить об услуге, которую вы хотите получить за свои деньги. Вас моя прямота не шокирует? Подполковник просто не смог удержаться, чтобы не подколоть генерала, несмотря на всю серьезность ситуации. Генерал оценил его выпад кривой усмешкой, скользнувшей по его губам. – Продолжайте, Андрей Валерьянович. – Два месяца тому назад у нас в разработке оказалась боевая группа некоего товарища Арона. На ее след вышли чисто случайно, что весьма удивительно при ее бурной и кровавой деятельности. Причина их неуловимости заключалась в следующем. Полиция ловила их как шайку грабителей и убийц, а на деле оказалось, что это боевая революционная дружина. У них своя, специфическая среда, и пока их ловили по воровским малинам, те отсиживались на явочных квартирах. – Погодите! Вы сказали, что это грабители и убийцы?! Но как в таком случае они могут быть революционерами?! – С вашего разрешения, я разъясню этот нюанс чуть позже. По нашим данным, их возглавляет Трофим Сидорович Степашин, убивший жену из ревности, после чего он был отправлен на каторгу, где сошелся с анархистами и стал идейным товарищем. Насколько нам стало известно, в его группе сейчас насчитывается девять человек. Четверо из этих висельников, как и их главарь, прошли по уголовным делам, связанным с грабежами и убийствами. Один из членов его группы – женщина. Это вам, господа, рассказал для общего представления образа так называемых революционеров. На их след мы вышли совершенно недавно, а окончательно удостоверились в их деятельности, когда к ним из Москвы, для подкрепления, было направлено два боевика. За ними москвичи отправили «хвост», который и дал нам возможность окончательно понять, что собой представляет группа Арона. Теперь вернемся к вашему вопросу, Сергей Андреевич, – жандарм выдержал паузу, затем продолжил: – Если обобщить сведения полиции и наши, то за этой шайкой головорезов числятся налет на банк, взлом и ограбление ряда магазинов и лабазов, а также вымогательство денег у купцов. На двух из дел, в которых они, возможно, замешаны, лежит человеческая кровь. Охранника банка и сторожа одного из складов. Кроме этого, у нас есть подозрение, что именно они виновны в убийстве ротмистра Вольянова и городового Швенцова. Теперь смотрите, каков их расклад. Они отдают половину награбленного в свой центр, где украденные товары и продукты идут семьям товарищей, которые сейчас, по их терминологии, являются «узниками царизма». Партийные вожаки в курсе их дел, но закрывают на это глаза, потому что их уголовные преступления обеспечивают постоянный приток денег в партийную кассу. В то же время, я так мыслю, их специально держат особняком, чтобы в любой момент от них можно было откреститься. Очень удобная позиция. Уголовники и убийцы никак не вписываются в картину политической борьбы, а вот деньги, оружие и материальная помощь очень даже нужны в борьбе за светлое будущее России. – Если за ними водится столько преступлений, так почему их сразу не взяли?! – У нас в корпусе, как и везде в России, процветает либерализм, господа. Сначала надо связи выявить да доказательства собрать, и взять их надо не просто так, а на горячем. Уже поверьте мне, господа, это дело долгое и хлопотное. Пусть даже доведем дело до суда, так ведь нет, наша интеллигенция, так любящая играть в защитников свободы, равенства и братства, сразу начинает собирать деньги на адвокатов, которые в свою очередь выставят их перед народом героями, борющимися за народные идеалы. Потом в газетах напишут кучу статей в поддержку этих товарищей, которые просто вынуждены так поступать. Их, видите ли, власть толкает на подобные подвиги! Извините, ради бога! Накипело! – Не вы один такой, Андрей Валерьянович! Всех нас уже достала, извините за простоту слов, наша вялая и никчемная власть! России нужна сильная рука, способная взять за глотку весь этот сброд! Их вешать надо! Вешать, а не!.. Извините! – с минуту хозяин кабинета молчал, собираясь с мыслями, потом спросил: – Теперь вы мне скажите вот что: если они у вас под наблюдением, то как в таком случае их можно использовать? – Они у меня под наблюдением. Понимаете? Лично у меня. В управлении о группе Арона ничего не знают, потому что мы не заносили их в нашу картотеку и пока, кроме нескольких докладов агентов наружного наблюдения, на них ничего нет, да и те лежат в папочке, которая находится в ящике моего стола. – Погодите, но раз вы о них знаете, наружные агенты знают, значит, об этой банде если не знают, то наверняка догадываются другие сотрудники вашего управления! – не выдержав, вмешался в их разговор Обнин. – Не может быть, чтобы об этом знали только вы один! – Вы правильно думаете, Илья Давыдович. Не я один. Есть пара агентов и мой доверенный офицер, но филеров я уже снял с наблюдения и перебросил на другую работу. Для них это привычное дело. Зато мой помощник – в курсе, но только немного, в пределах самого необходимого. Вы должны сами понимать, господа, что раскрываться перед ним в таких делах у меня нет ни малейшего резона. Его непосредственная работа – это связь с группой Арона через информатора. Вас такой расклад устраивает, господа? – Если вы уверены в своем офицере, то устраивает, – согласился с ним генерал. – А какие у вас есть мысли по использованию этой, так называемой, боевой дружины? – Скажу сразу: прямо ими управлять не могу, и вы это должны понимать, но я неплохо изучил Арона и думаю, что смогу его подтолкнуть в нужную нам сторону. Кратко поясню свою мысль. Арон просто помешан на славе великого революционера, о которой он страстно мечтает. Ему хочется всенародного признания! Хочет, чтобы его чествовали как великого героя! К чему я это вам все рассказываю, господа. Если ему подкинуть несложный план покушения на государя и дать все для его исполнения, то Арон из шкуры вылезет, но попробует его осуществить. Пока хозяин кабинета, молча, обдумывал сказанное жандармом, в разговор снова вступил Обнин: – Все хорошо, вот только уверенности нет и все из-за того, что приходится, в таком великом деле полагаться на немытое быдло! Эти слова не понравились сразу обоим его собеседникам. Мерзлякину в этих словах показался упрек: деньги берешь, а хорошей, качественной работы не обещаешь. Хозяина кабинета они заставили снова сомневаться в лояльности жандарма. «Наемник. Скользкий тип. Одно слово, жандарм. Ведь если что пойдет не так, этот иуда, из страха или жадности, продаст нас. Не задумываясь. М-м-м… Придется подумать о том, как его можно будет убрать». Тяжелое молчание разорвал тот же Обнин, который, наверно, единственный не понял некой двусмысленности собственной фразы. – Андрей Валерьянович, а когда начнут… гм… работать с Богуславским? – Как прикажете. Здесь я только в качестве исполнителя. – Не прибедняйтесь, Андрей Валерьянович, – неискренне возразил ему генерал-адъютант. – Впрочем, спорить не буду. Просто скажу, это вы сейчас так смотритесь, а потом – раз! – и герой отечества! Такая мысль не приходила вам в голову?! – Не приходила, потому как исхожу из реалий российских: от сумы и тюрьмы – не зарекайся! – Годами вы вроде не стары, батенька, а уже скептицизма полны! – шутливо заметил Обнин. – Работа у меня такая. Оптимизма не прибавляет, Илья Давыдович. – Вы можете решить вопрос с Богуславским через пару дней? – задал уточняющий вопрос хозяин кабинета, которому надоела бессмысленность их пустого разговора. – Думаю, через два-три дня, вы получите результат.
Рано утром я вышел из дому, отправляясь на тренировку. Мне нравилось именно это время суток, когда меньше суеты, сутолоки, городского шума, который уже через час захлестнет город и будет звучать в ушах навязчивой мелодией до глубокой ночи, а сейчас было слышно только шарканье метлы дворника, доносившееся откуда-то с улицы, да звонкий цокот копыт приближающегося экипажа. Остальные жильцы дома, люди зажиточные и по большей части пожилые, поднимались намного позже, поэтому меня несколько удивил автомобиль, стоящий рядом с подъездом. Водитель и два пассажира. Кого-то ждут, решил я, но уже в следующую секунду выяснилось, что они приехали по мою душу. – Господин Богуславский, – окликнул меня пассажир с переднего сиденья. – Мы вас ждали. – Я спешу. Изложите, что вы хотите, и как можно короче. – Сергей Александрович, если вы спешите, то мы вас подвезем и заодно поговорим. Вы не против? – обратился ко мне худощавый, плечистый мужчина. У него были аккуратные пшеничного цвета усики, под стать его цвету волос. Светло-серый костюм, такого же оттенка шляпа на голове. Сначала я подумал, что у него какое-то малоподвижное лицо, но уже спустя несколько секунд понял, что он напряжен. – Или говорите, в чем дело, или езжайте своей дорогой. – Все же я постараюсь уговорить вас, господин Богуславский. – Его рука быстро скользнула под пиджак. Нетрудно было догадаться, что я сейчас увижу. Как и ожидалось, спустя пару секунд на меня смотрел вороненый ствол револьвера. Звонко щелкнул взведенный курок. Я спокойно смотрел на бандита. – Что дальше? – Дальше вы сядете в машину, – криво усмехнулся белобрысый бандит, держа меня под прицелом. Мне оставалось только пожать плечами и делать то, что мне приказывали, хотя бы потому, что с заднего сиденья на меня смотрел второй ствол. Не успел я сесть рядом с ним, как оружие, переместившись, уткнулось мне в левый бок. Его держал плотного сложения человек со слегка обрюзгшим лицом и выпяченными губами. Он был одет в черный костюм и такую же шляпу, из-под которой на плечи падали иссиня-черные, с сальным блеском, волосы. Лицо невыразительное. В глазах злорадство и издевка. – Так что, прокатимся, Сергей Александрович? – со смешком спросил меня пассажир с переднего сиденья. – Вы меня так хорошо упрашивали, что я не в силах отказаться, – усмехнулся я в ответ краешками губ. – Пантюха, езжай, – приказал пассажир с переднего сиденья водителю, крепкому мужчине с массивной шеей и покатыми плечами. Тот, ни слова не говоря, вывел машину со двора и погнал по улице, увеличивая скорость. Моя охрана, находясь на улице, так и не сообразила, что их объект увозят в неизвестном направлении, а если и поняли, то автомобиль, набрав скорость, уже скрылся за углом. Когда бандитам стало понятно, что за ними погони нет, главарь повернулся ко мне и, с явным одобрением в голосе, сказал: – Вы хорошо держитесь, господин Богуславский. – Как мне вас называть? – Я бы вам представился, но думаю, в это нет никакого смысла, но если хотите, можете звать меня Седым. Скажу только одно: я занимаюсь решением вопросов весьма деликатного свойства. Вот и к вам такой вопрос появился у некоего господина, который попросил меня помочь в удовлетворении его любопытства. – Слушаю. Говорите. – Не торопитесь так, господин Богуславский. Для нашей беседы необходима спокойная, умиротворяющая обстановка… После этих слов водитель издевательски хрюкнул. – Не обращайте на него внимания. Обделен хорошими манерами, зато как водитель просто незаменим. На этом наш разговор закончился, а еще через пятнадцать минут мы остановились на окраине города, на пустыре. Впереди были кусты, за ними рос лес. В этих местах мне не приходилось бывать, но для чего меня привезли в такое глухое место, понять было нетрудно. Допросить и убить. Сейчас у меня был шанс, но стоило мне выйти из машины, он сразу исчезнет. Не успел ко мне с переднего сиденья развернуться главарь, как я опередил его: – Извините, но когда волнуюсь, у меня страшный зуд в голове начинается. Это после ранения. Можно почесать голову? – Ради бога! Но только без фокусов! – и он продемонстрировал револьвер. Я неторопливо поднял руку к голове, благодаря чему локоть оказался сверху над пистолетом, сидящего рядом бандита. – Так что у вас за вопрос ко мне, господин хороший? Задавайте! – И в этот самый миг я ударил левым локтем вниз, по руке с пистолетом, а правой рукой резко и сильно влепил белобрысому главарю костяшками вторых фаланг согнутых пальцев между глазом и ухом. Почти одновременно с ударом левой рукой прижал к сиденью кисть с пистолетом сидящего рядом головореза и тут же кулаком правой сломал ему нос, а уже на отмашке ребром ладони нанес удар шоферу в основание черепа. Шейные позвонки бандита хрустнули, голова дернулась вперед и упала боком на руль. Бросил быстрый взгляд на убийцу, который сейчас держался за нос обеими руками. – Поговорим? Сверкнув бешеным взглядом, он попытался меня ударить, но, получив тычок в нервный узел, скрутился на сиденье и заверещал от боли. Открыв дверцу с его стороны, я сильным толчком выкинул его из машины, после чего бросил внимательный взгляд на главаря. Его невидящий взгляд смотрел в пустоту. «Мертв», – решил я и вылез из автомобиля, держа наготове пистолет. Стоя возле бандита, корчащегося на земле, мне пришлось несколько минут выжидать, пока тот не придет в себя. – Отвечать! Кто, зачем и почему? Его попытка отмолчаться стоила ему простреленного колена, после чего он, между воплями и стонами, стал рассказывать все, что знал. Но знал он, к моему сожалению, очень мало. Он и водитель работали тупыми исполнителями под руководством Седого, занимаясь для своих клиентов любой грязной работой: шантажом, вымогательством, пытками, не брезговали и убийствами. Особенно, когда за них хорошо платили. – Значит, ничего не знаешь? – Не знаю! Это все Седой! Он вел дела! Я делал только то, что мне приказывали! Христом заклинаю, пощадите! – Слушай, ты мне надоел! – и я направил ствол пистолета ему в лицо. – Погодите! Погодите! Вспомнил! Только пообещайте… – Не торгуйся! – Седой вчера с каким-то чином из жандармов встречался! Насчет вас! Точно! – Фамилия! Адрес! – Не знаю! Клянусь! Они на Фонтанке встретились. На мосту. Видел его один раз и то издалека! Рожа такая мясистая! – Описать сможешь?! – Смогу! Только не стреляйте! Я жить хочу! Жить! При этом его глаза забегали. По всему было видно, что он больше ничего не знал и сейчас только тянул время, чтобы придумать и соврать. – Все хотят, но не все этого достойны, – менторским тоном произнес я и пустил ему пулю в голову. Пистолет засунул в карман, решив выкинуть его по дороге, после чего принялся обыскивать трупы в попытке найти хоть какие-то объяснения моему похищению, а после бегло осмотрел машину. Револьверы, кастеты, два ножа, утяжеленная дубинка и несколько пакетиков с кокаином. Единственным предметом, представлявшим интерес, стал бумажник главаря. В нем было с десяток визитных карточек и две непонятные записки, причем одну из них явно писала женщина. «Все! Это все на потом!» – с этой мыслью я бегом кинулся на поиски извозчика или ближайшей трамвайной остановки. В определенный момент я должен был сам себе признаться, что коппо-дзюцу не просто вошла в мою жизнь, а срослась со мной, став ее неотъемлемой частью, и, наверно, тогда мое отношение к Окато выросло за рамки «мастер-ученик», несмотря на то, что вне занятий мы не общались. Я выказывал ему свое уважение и послушание почти как отцу, если, конечно, это слово могло подойти к жесткому, педантичному и скупому на эмоции японцу. К тому же все, что могло, уже случилось, а значит, какие-либо переживания не имели смысла, именно поэтому покушение как-то само собой отошло на задний план и сейчас меня больше волновало, как я буду выглядеть в глазах мастера. Объяснять ему я ничего не стал, а просто в стандартных выражениях попросил простить меня за опоздание и уже по выражению глаз мастера понял, что сегодня полностью изопью чашу недовольства Окато. После тренировки сделал анонимный звонок в полицейский участок и сообщил о трех трупах, а затем телефонировал на работу Пашутину, после чего мы договорились с ним встретиться. Встреча состоялась в трактире «Дубок», куда в последний раз я заходил, чтобы найти там иуду Боткина. При виде меня губы Михаила сразу растянулись в веселой улыбке: – Вид у тебя, Сергей, еще тот. Опять Окато над тобой измывался? – Угу, – буркнул я, не желая вдаваться в подробности. – Слушать будешь? – Рассказывай! После того, как рассказал ему во всех подробностях о попытке похищения, я достал из кармана и передал подполковнику бумажник главаря. Тот осмотрел все отделения, пересмотрел визитки, оглядел каждую денежную купюру, после чего приступил к запискам. Минут пять он потратил на каждый бумажный лоскуток, потом положил их в бумажник и покачал головой: – Да-а! Шарада. Одну писала женщина, причем грамотная. Училась в каком-то пансионе. Смотри, какие заковыристые завитушки на заглавных буквах. Раз не забыла, значит, недавно закончила учебу. Молодая еще. Встреча в том же месте. В 19.00. Подписи нет. Мог бы предположить свидание, так нет! Заметь, нет ни инициалов, ни имени. Влюбленные женщины так не пишут. Чисто деловая записка, правда, написана кокетливым почерком. А вторая писулька, сам видел.Вообще несуразица! Теперь насчет личности Седого. Тут я думаю, мы быстро все узнаем и потянем ниточку, вот только боюсь, что не приведет она нас к тому жандарму. И последнее. Если бы они хотели тебя убить, Сергей, то сделали бы это еще во дворе дома, отсюда вывод: Седой хотел с тобой поговорить. Вот только, по чьему приказу, мы теперь можем лишь догадываться. – Я это понял. Только поздно, – буркнул я недовольно. Впрочем, это недовольство касалось меня лично. Не смог правильно оценить вполне просчитываемую ситуацию. – Для начала тебе надо срочно менять квартиру, пока новые незваные гости к тебе не пожаловали. – Не спорю, надо. – Есть у меня на примете одна симпатичная модисточка. Обожает крупных мужчин! Так… – Нет. Если так обстоит дело, то мне лучше вернуться в свою старую гостиницу, тем более что она находится в двух шагах отсюда. – Как прикажете, господин поручик, – дурашливым голосом, имитируя лакея, сказал Пашутин. – Со всем нашим удовольствием, только прикажите! К моему удивлению, номер, в котором мне довелось жить раньше, оказался свободен. Знакомый коридорный, увидев меня, обрадовался как родному брату, впрочем, в не меньшей степени он обрадовался полтиннику, вложенному ему в руку, что сразу побудило его к действию: нам был предложен свежий чай с домашним вареньем и баранками. Отказавшись от предложения, я закрылся в комнате с Пашутиным. – Что делать будем, Миша? – Думаю, что те, кто прислал убийц, сильно испугались. Ведь они не знают, что бандиты могли рассказать тебе перед смертью, а значит, им сейчас любой ценой надо тебя убрать. Вот только почему именно ты, Сергей? Или это как-то связано с государем? – Именно с ним, Миша. Думаю, что это была попытка добраться до него через меня. Ты прав, они сейчас в панике и поэтому в самое ближайшее время следует ждать от них новых решительных действий, причем направленных не только против меня. Пашутин испытующе посмотрел на меня. – Ты говоришь о покушение на государя?! Это кто ж на такое осмелится? – Те, за чьей спиной стоит Франция и Англия, которым сепаратный мир – это нож у горла. Ты сам успел убедиться в этом, еще в Стокгольме. Для них это самый простой выход: убрать государя, а затем посадить на трон марионетку. – Это государственная измена! – Ты сам мне в свое время говорил, что у английского и французского послов в окружении царя есть много единомышленников. Так вот они, пока еще у власти, пойдут на самые крайние меры, лишь бы сорвать подписание сепаратного мира. – Да-а… Так далеко зайти… Возможно, что ты можешь оказаться прав, хотя мне трудно в это поверить. – В убийство государя? – В измену людей, дававших присягу! – Слушай, Миша, через восемь дней состоится крестьянский съезд, поэтому займись вплотную охраной государя. Насчет твоих полномочий я все решу. И еще. У меня есть план, но нужно твое участие. – Слушаю. Говори. – План называется «Ловля на живца». – Так ты у нас еще и рыбак оказывается. Ну-ну. Рассказывай, не томи. – Завтра я делаю вид, что тайно возвращаюсь домой, чтобы забрать, скажем, необходимые вещи и деньги. – Я бы в это не поверил. Любой нормальный человек, боясь покушения на свою жизнь, спрятался бы во дворце, за тройным кольцом охраны или, вообще, сбежал из города. – Судя по тому, что они подослали ко мне бандитов, они меня совсем не знают. К тому же, как ты сам говоришь, они готовы на все, лишь бы покончить со мной как можно быстрее. Так? – Ну, так, только к чему ты клонишь? – Думаю, если они обо мне хоть что-то знают, то в их представлении я должен выглядеть, как странный и замкнутый человек. По ресторанам и девкам не шляюсь, приемы не устраиваю, взяток и подношений не беру. К царю езжу редко и только по его вызову. Отсюда они сделают вывод: человек не от мира сего, как и все юродивые, и расставят своих людей во всех известных им местах. У тренировочного зала, у дворца, у квартиры. Это их шанс, и упускать его они не станут. Как тебе? – Подтверждаю: по ресторанам и девкам не шляется, – с легким смешком заявил Пашутин. – Аскет. Пустынник. Ну, ладно, говори дальше, что придумал. – Слушай… На следующий день я приехал к своему дому на наемной пролетке и, заплатив извозчику вперед, приказал ждать, пока не вернусь. Бросая осторожные взгляды по сторонам, нырнул под арку, ведущую во двор, затем быстро огляделся и вошел в подъезд. Поздоровавшись с консьержем, поинтересовался: не приходил ли кто ко мне? Получив отрицательный ответ, поднялся по лестнице в свою квартиру. Мои постоянные оглядывания и нарочито суетливые движения должны были сказать наблюдателю, что человек приехал по острой необходимости и, скорее всего, скоро покинет квартиру, что по нашему мнению должно заставить наших врагов начать действовать быстро и решительно. Выглядело это представление несколько наивно, но если исходить из торопливости и страха неизвестных врагов, то в их положении они должны были скорее рискнуть, чем затаиться. «Ну, а если не придут, то хоть помоюсь толком, да во все свежее переоденусь», – с этой мыслью, усевшись в кресло в гостиной, стал ожидать незваных гостей. Не прошло и двадцати минут, как из прихожей раздались тихое лязганье и металлические щелчки. Если бы я действительно занимался сбором вещей в спальне, то вполне мог их и не услышать. Место, где можно было спрятаться в квартире, было мной уже давным-давно определено – это была свободно висящая тяжелая и плотная штора в гостиной. Не успел я за ней спрятаться, как из прихожей послышались чьи-то легкие и осторожные шаги. Два… нет, три человека вошли в комнату. Замерли, оглядываясь. Вдруг из спальни раздался негромкий мужской голос: – Там кто-то есть? Мне не было видно незваных визитеров, но по легким звукам движений было нетрудно определить, что гости разом развернулись в сторону в голоса. Пора! Мягким осторожным движением отодвинул штору в сторону. Ко мне спиной стояли трое: женщина, кряжистый, крепкий мужчина и невысокого роста мужичок с узкими плечами. В руках у девушки был легкий браунинг, а у мужчины – наган. Единственное, что невозможно было спланировать, так это бесшумность нашей операции, а вот она-то была нам нужна больше всего. У убийц наверняка был свой человек на улице, который должен был проконтролировать со стороны их работу, а значит, при удаче, мы могли взять его или проследить за ним, ухватившись за кончик ниточки, – размотать весь клубок. В следующую секунду из спальни раздались какие-то приглушенные звуки, потом что-то шумно упало и покатилось по полу. Убийцы напряглись и замерли, видимо не зная, что делать: врываться в спальню или дождаться хозяина квартиры здесь, но я не оставил им выбора, неожиданно возникнув за их спиной. Сначала отправил в беспамятство мужчину с наганом, посчитав его главным исполнителем, а когда женщина уже начала поворачиваться ко мне, резким ударом выбил из ее рук оружие. Несмотря на неожиданность нападения и боль в руке, она показала свою неукротимость, попытавшись ударить мне растопыренными пальцами в глаза. Легко, словно на тренировке, перехватил ее запястье и резко вывернул руку, заведя ей за спину. Она терпела, сколько могла, но, не выдержав нарастающей боли, вскрикнула, и только тогда я ослабил хватку. Третий из их компании, благообразного вида мужичок, с самого начала схватки предпочел нейтралитет. Отскочив в сторону, он замер, всем своим видом старательно показывая, что не намерен оказывать ни малейшего сопротивления. Пегие сальные волосы, потертый пиджачок, невзрачное лицо. Из общего простого и непрезентабельного вида выбивались легкие теннисные туфли на прорезиненной подошве и хитро-цепкий взгляд жулика и вора. «Уголовник». В этот момент из спальни вышел Пашутин, держа в руке пистолет. – Кто тут у нас? Так-с. Целых три злодея. Недурной улов для первой рыбалки. Сергей Александрович, ну как так можно обращаться с девушкой? – при этом он довольно усмехнулся. Я отпустил ее руку. Та резко выпрямилась и, осторожно потирая руку, окинула нас обоих гневно-презрительным взглядом. Она не была писаной красавицей, но, проходя мимо, любой мужчина обязательно остановил бы на ней взгляд. Симпатичное лицо, большие серые глаза, стройная фигура, вот только глаза… В них сквозила такая дикая злоба, что без следа растворяла то приятное впечатление, которое она производила, и я невольно подумал, что так может смотреть только дикий зверь, попавший в капкан. Пашутин, быстро, но внимательно оглядел всех троих, а затем спросил: – Сергей, этот громила как скоро очнется? – Думаю, минут через пять. Он кивнул мне головой, дескать, принял к сведению, после чего скомандовал: – Вы оба! Сели за стол! И руки положить так, чтобы я их видел! Мужичок сразу проделал все, что было сказано, после чего снова замер. Девушка, игнорируя приказ, окинула нас обоих испепеляющим взглядом, а затем громко, но при этом чувствовалось, как в ее голосе клокочет ярость, произнесла: – Цепные псы самодержавия! Ненавижу вас! Ненавижу! Она действительно нас ненавидела. Зло. Яростно. Казалось, еще секунда и она бросится на Пашутина. Разведчик усмехнулся, глядя ей прямо в глаза, и тихо сказал: – Выполняй, что приказано, иначе… – он не договорил, но в его взгляде и тоне было нечто такое, темное и злобное, что не давало сомневаться в его, пусть даже недосказанных, словах. Не выдержав его взгляда, революционерка отвела глаза, а затем села, положив руки на стол. После сцены укрощения строптивой я подобрал с пола ее пистолет, затем обыскал и связал лежащего без памяти здоровяка. Когда вытаскивал у него из-за пояса второй пистолет, тот очнулся и, увидев меня, попытался вскочить, а когда не получилось, зло ощерился. Не обращая на его гримасы внимания, рывком вздернул его на ноги, подтащил к стулу и посадил, после чего встал за его спиной. – Теперь все в сборе. Желания первым сделать добровольное признание ни у кого не возникло? – обратился к ним Пашутин. После минуты молчания, продолжил: – Желающих нет. Ладно. Теперь скажу вам неприятную вещь. Мы не полиция, а сами по себе, так что руки у нас законом не связаны. – Бить будете? – хрипло поинтересовался мужичок, внимательно оглядывая нас обоих цепким взглядом. – Нет. Пряниками покормим и отпустим, – съязвил я. – Говорите не так. Гм. Действительно, не полиция, но и на жандармов не похожи. Так, чьи вы будете? – поинтересовался уголовник. – А что ты хочешь узнать, шпынь каторжный? – спросил его с угрозой Пашутин. – Насколько вы сурьезные люди, хочу знать. – Раз хочешь, – сказал, подходя к нему, подполковник, – значит… получишь. Сильным ударом сбил уголовника со стула, после чего деловито, с размеренной жестокостью, стал избивать его ногами. – Все! Все! Хватит! Вижу – сурьезные люди! Мне с политическими не расклад в одной упряжке идти. Скажу как на духу! – когда Пашутин отступил на шаг, он спросил: – Так я сяду? – Сиди, где сидишь, а то кровищей скатерть испачкаешь! – Как скажешь, начальник, – легко согласился мужичок, вытирая кровь тряпицей и морщась от боли. – Я домушник. Мое дело вскрыть дверь, так что тут я ни при делах. – Кто нанял? – Не нашего они закона, так что я перед своими чист, – и уголовник мотнул головой в сторону связанного детины. – Он. Мы с ним в свое время на пересылке познакомились. – Как его звать? – Афоня. – Дурачком прикидываешься. Ладно. Поучу тебя еще немного. Жесткий удар ноги по ребрам не только опрокинул сидевшего уголовника на бок, но и заставил взвыть от боли. – Все! Хватит! – домушник начал приподниматься, как резко дернулся всем телом и застонал. – А-а-а! Начальник, ты мне ребра сломал. Как я… – Наверно, не все, если так живо языком болтаешь? – ласково-угрожающим тоном спросил его Пашутин – Так ты попроси! Мне для доброго человека ничего не жалко. – Афоня Хруст. Шел за ограбление плотницкой артели. У него на доверии людская касса была, так он с ней в бега подался. Теперь вишь, сицилистом заделался. Насчет дамочки ничего не скажу. Впервые вижу. Пашутин бросил на меня вопросительный взгляд. В ответ я легонько кивнул головой, соглашаясь с ним. Уголовник – пустой номер, надо браться за других членов компании. Афоня, несмотря на свой грозный вид, на поверку оказался слюнявым трусом. Захлебываясь словами и кровью, он только начал говорить, но был остановлен Пашутиным: – Спокойно и по порядку, Афоня! – Предатель! Иуда! Подлец! – девушка, вскочив, сделала попытку кинуться на своего напарника, но я живо усадил ее на место. – Мне дурно. Воды принесите, – вдруг неожиданно потребовала она. Я посмотрел на подполковника, в ответ тот пожал плечами, и я отправился на кухню. Не успела она взять стакан в руку, как вдруг с силой бросила его в лицо своему бывшему товарищу. Удар, пришедшийся по носу, заставил того сначала вскрикнуть от боли и неожиданности, а затем он попытался ударить девушку. Перехватив его руку, на несколько секунд я выпустил ее из поля зрения, на что, видимо, она и рассчитывала. Сделав вид, что пытается уклониться от удара, она сумела выхватить откуда-то из-под юбки маленький пистолет, но на этом ее удача, впрочем, как и наша, закончилась. Хотя мне удалось выхватить у нее из руки оружие, но она при этом все же успела нажать на спусковой крючок, и пуля разбила оконное стекло вдребезги. Операция провалилась. Тот, кто находился снаружи и контролировал ход операции, теперь был предупрежден. – Что есть, то есть, – сказал я для Пашутина, у которого на лице появилось выражение, словно он прямо сейчас надкусил лимон, а затем поторопил товарища революционера. – Живее говори, парень. – Как я уже говорил, приехали мы в Питер из Москвы, две недели тому назад. Нас, вместе с Лисой, прислали на усиление боевой группы Арона. Нас встретили, а после поселили на явочной квартире, а еще через пару дней от него пришел человек. Назвался товарищем Василием и сказал: пройдете проверку кровью, значит, примем. Дал оружие и патроны. Сегодня он приехал на извозчике и привез нас сюда. – Куда должны были идти, если бы все получилось? – Э-э… Об этом разговора не было. Товарищ Василий сказал, что заберет нас, – на какое-то время замолк, но когда новых вопросов не последовало, продолжил свой рассказ. – У дома нас высадили. Зашли мы во двор, а у подъезда стоит Пролаза. Мы с ним действительно когда-то на пересылке познакомились. Это… все. Я бросил взгляд на уголовника, и что удивительно, особого испуга на его лице не было, хотя и на прямой лжи поймали. – Начальник, не кипишуй! Объясню! Доволен будешь! Я с сомнением покачал головой, но говорить ничего не стал. Еще придет его очередь. – Что вы должны были сделать? – спросил его Пашутин. – Ну, это… убить того, кто находится в квартире. Только я не собирался стрелять! Поверьте мне! Это Лиса, она фанатичка! Она все время… – Заткнись! – потом повернул голову к Пашутину. – Миша, телефон у тебя за спиной. Телефонируй в управление. После того, как жандармы, записав показания Афанасия Трешникова и забрав обоих боевиков, ушли, домушник попытался ухмыльнуться, но сразу охнул от боли в разбитом лице. – Настроение поднялось? – зло поинтересовался у него недовольный нашим провалом Пашутин. – Так я тебе его враз опущу! – Вижу, вы люди деловые, хотя и непонятно мне, какой масти, поэтому давайте так сделаем. Я вам кое-что шепну, без записи, а вы мне – волю даете. Договорились? – Говори! Там видно будет! – Мы в очко играли у Машки Портнихи, туда и заявился фраерок. Его привел Венька Хлыст. Вот между ними и прозвучала кликуха Арон. – Арон, говоришь. А Венька, значит, взял и просто так привел на малину фраера? – словно бы с ленивым равнодушием спросил Пашутин, но ощущение создалось такое, словно из мягкой лапы хищника вот-вот покажутся когти. Уголовник это почувствовал и сжался, инстинктивно прикрыв голову руками. – Начальники, истинную правду говорю! От его развязности не осталось и следа. – Тот, кого привели, был товарищ Василий?! – Не знаю, но он точно из блатных. Раньше никогда его не видел. Зуб даю! Зато Венька его точно знает! – Представишь нам Хлыста и можешь идти на все четыре стороны! – Выбора у меня, похоже, нет. – Почему? Есть! – усмехнулся Пашутин. – Не согласишься, припишем тебя к революционерам-боевикам и закончишь ты свою жизнь на эшафоте. – Ты чего, начальник?! Какая виселица?! – Тебя, кстати, как зовут? Только по-человечески скажи, а не свою собачью кличку. – Макар Савельич Пролазин. – Ты, похоже, так и не понял, во что вляпался, Макар Пролазин. Те, для которых ты вскрыл дверь, замешаны в покушении на жизнь государя. Как тебе такой поворот?! Лицо домушника мгновенно побледнело, а на лбу мелкими крапинками выступил пот. – Нет. Нет! Чем хотите, поклянусь, но не умышлял я смертоубийства царя! Вы же сами все видели! – он оглядел нас округлившимися от страха глазами. – Сдам я вам Веньку! Сдам со всеми потрохами! Чтоб он сдох, паскуда! С него, висельника, спрашивайте, не с меня!
Глава 4
Искали мы Веньку Хлыста три дня, подключив к поиску всех полицейских, агентов, информаторов, перерыли все злачные места города, но тот как в воду канул. Параллельно начались поиски, пока через архивы и картотеку политического сыска, группы Арона. Там ничего не нашлось. Ни самой группы, ни боевика под такой кличкой. Это могло показаться странным, если бы мы не знали о существовании офицера-жандарма, которому вполне по силам прикрыть их деятельность от постороннего внимания. Время уходило, поэтому мы передали Макара Пролазина полиции, с тем, чтобы они продолжали поиски Хлыста, а сами занялись охраной царя. К немалому удивлению государя, я настоял, чтобы лично сопровождать его во всех передвижениях по городу, а Пашутин, тем временем, занялся организацией императорской охраны. Хотя он постарался исключить всех лишних людей, знающих о маршрутах движения императора, избежать полностью утечки информации мы не могли, но о последней линии обороны, так шутливо звал Пашутин свою группу, которую составляли полтора десятка боевых офицеров-монархистов, никто не знал. Он их отобрал, как однажды выразился, по своему образу и подобию, и по его замыслу именно они должны были дополнить на наиболее уязвимых точках царских маршрутов выставляемую по пути следования государя охрану. Только автомобиль, снизив скорость, стал поворачивать, как раздался бешеный стук копыт и на дорогу вылетела пролетка. В ней сидел жандармский полковник с дамой. Судя по громкому смеху, невнятным выкрикам и яркой шляпке, ее нетрудно было отнести к женщинам легкого поведения. Наверно, не одному человеку, кто их сейчас видел, пришла в голову одна и та же мысль: «Ишь как кучеряво гуляют!» – но уже в следующий миг извозчик натянул вожжи и остановил лошадей в десятке метров от автомобиля. Шофер притормозил, а два передовых казака из царского конвоя, наоборот, пришпорили лошадей, чтобы разобраться с гуляками, как вдруг в руке «шлюхи» оказался пистолет. Выстрелы, сделанные почти в упор, с расстояния нескольких метров, не дали промаха. Мир на какие-то мгновения замер, но прошла секунда, и он снова заполнился звуками, но не прежним гулом городского шума, а криками, стонами, командами и ругательствами, в которые диссонансом вписалось жалобное ржание случайно раненной лошади. Полицейские, агенты и казаки конвоя только сейчас поняли, что это покушение на царя, как открыл огонь ряженый полковник и принялся стрелять в казаков конвоя, которые, огибая автомобиль, сейчас неслись на пролетку, выхватывая оружие. Последним из бандитов к стрельбе присоединился кучер, выхвативший наган. Развернувшись на облучке, он вогнал пулю в городового, который еще только торопливо расстегивал кобуру. Вторым выстрелом был ранен филер, выскочивший из-за афишной тумбы. Я уже был готов выскочить из автомобиля, но в этот момент снова выстрелила террористка, теперь уже метившая в шофера. Не попала, зато разнесла лобовое стекло вдребезги, и тогда я нажал на спусковой крючок. Пуля ударила женщину где-то под прищуренный глаз, в тот самый миг, когда она, держа обеими руками револьвер, целилась в шофера. Секунды растерянности прошли, и по пролетке уже стреляли со всех сторон, полицейские и казаки. Боевик, одетый жандармом, отстреляв все патроны и резко развернувшись к вознице, успел только крикнуть: «Гони!» – но уже в следующее мгновение, нелепо взмахнув руками, выпал из начавшей набирать скорость пролетки. Частые хлопки выстрелов городовых и филеров смешались с громкими и испуганными криками разбегавшихся во все стороны людей. Несколько конных полицейских и казаков, нахлестывая лошадей, кинулись за пролеткой в погоню. Где-то совсем рядом истерично, с надрывом закричала женщина. Развернувшись к шоферу, я только хотел ему крикнуть: «Гони вперед!» – как снова раздались выстрелы. На этот раз вылезти из машины мне помешал конвойный казак. Он почти притер свою лошадь к боку автомобиля, прикрывая ею и собой нас, и сейчас в кого-то стрелял, но в следующую секунду вскрикнул и ткнулся головой в гриву лошади, роняя папаху на брусчатку. Его лошадь, испуганно дернувшись, подалась вперед, освободив дверцу автомобиля. Только я успел распахнуть дверцу, как раздался взрыв. Словно чья-то невидимая рука подкинула автомобиль, заставив его подпрыгнуть. В звонкий треск разлетевшихся стекол резким диссонансом вписался металлический лязг и дребезжание. Страх, как ножом, полоснул по сердцу, и я резко обернулся назад. Государь имел бледный вид, но, на первый взгляд, казался живой и невредимый. Не удержав вздоха облегчения, я спросил: – Вы как?! – Как видите, еще живой, – тут он дотронулся до шеи сбоку, отнял руку, посмотрел. – Задело, но не сильно. – Надо вас осмотреть, – с этими словами я выскочил из машины. Стрельба уже закончилась. Глаза автоматически отпечатали в памяти картину побоища, устроенного боевиками. Несколько городовых и агентов, стоявших у тел боевиков, лежащих на брусчатке. Молодой полицейский, стоящий на коленях и прижимавший руки к расползавшемуся темному пятну у себя на животе. В шаге от него лежало ничком тело человека в штатском. Судя по зажатому в руке нагану, это был филер. В нескольких шагах от него билась на земле и дико ржала раненая лошадь. Возле нее лежал, раскинув руки, мертвый казак с залитым кровью лицом. Рванув на себя заднюю дверцу, я наклонился к императору. – Разрешите? Тот убрал руку. Кусок стекла или осколок бомбы нанес глубокую царапину на шее, но артерии не были задеты. – Ничего опасного. Просто зажмите рукой. Еще есть ранения? – Плечо. Левое плечо. Было не совсем хорошо видно, но пальцы быстро нащупали разрывы на одежде и липкость ткани в области плеча. – Рука двигается? Кровь идет? – Да, но боль только в движении. – Едем во дворец! Я закрыл заднюю дверцу и выпрямился. У машины уже стоял командир конвоя, подъесаул, и с нескрываемой тревогой посмотрел на меня. – Легко ранен. Нужно быстро доставить во дворец, – тихо сказал я. – Как тут? – Пятеро убиты, Сергей Александрович, а за шестым вдогонку пошли! – он пожал плечами. – Тут как бог даст. – А живьем никого взять не смогли? Подъесаул виновато отвел глаза. План покушения на государя был почти безукоризненный. Все говорило о том, что его разрабатывали специалисты своего дела с учетом информации, полученной от предателя из окружения царя. Они учли все: действия казаков конвоя, полицейских и филеров. Нетрудно было понять, что задержка движения пролеткой была только первой частью плана покушения. Тройка боевиков должна были задержать движение автомобиля и отвлечь внимание охраны, после чего в действие вступала другая тройка боевиков. Двое из них, выхватив оружие, начали стрелять с обеих рук, почти сразу убив и ранив трех городовых и агента в штатском. Под их прикрытием в дело вступил бомбист, который выхватил из саквояжа пакет, размахнулся… и вдруг получил пулю в спину от штабс-капитана Воронина, одного из отобранных Пашутиным телохранителей. Бомба, брошенная дрогнувшей рукой, летит и падает не у задней дверцы, рядом с императором, а левее, за багажником разворачивающейся машины. Осколки в двух десятках мест пробили автомобиль, разбив в дребезги заднее стекло, но основной удар принял на себя казак царского конвоя, огибавший в эту секунду автомобиль со стороны багажника. Большая часть осколков – рубленых гвоздей – попала в него, буквально разодрав на части всадника и лошадь. Из шести убийц в живых остался только один. Извозчик. Будучи раненым, он спрыгнул из пролетки на ходу и попытался скрыться во дворах, но был схвачен конными полицейскими. Боевик оказался крепким орешком и, несмотря на интенсивность допроса, спустя только час стал давать показания. Отряды захвата, получив адреса и проверив две явочные квартиры и подвал-мастерскую, где хранились запасы взрывчатки и изготовлялись бомбы, вернулись с пустыми руками. После прибытия раненого императора во дворец начался переполох, который вскоре утих, когда все узнали, что это легкие ранения и не представляют реальной угрозы для его жизни. Передав императора на руки лейб-медикам, я уточнил детали покушения у конвойных казаков, после чего поехал в жандармское управление. Мне хотелось поговорить с захваченным террористом. Проезжая по городу, видел везде – на улицах и площадях – толпившихся людей с возбужденными и тревожными лицами. Слухи о покушении мгновенно разошлись и теперь множились, разрастаясь самыми невероятными подробностями. Это можно было понять из обрывков громких разговоров людей, высыпавших на улицы. Сейчас, когда император стал утверждаться в сознании людей как их защитник от всяческих бед и невзгод, сегодняшнее покушение еще больше утвердило их в мысли о царе, как о народном заступнике. Логика мышления людей была проста и незатейлива: царь-батюшка за простой народ стоит, не дает разным богатеям помыкать и издеваться над ним, поэтому его и хотели со свету сжить! Слухи и догадки о врагах царя начали десятками плодиться и расходиться не только в столице, но и по всей стране. Сейчас людей это занимало намного больше, чем неутешительные сводки с фронтов, вздутые цены на продукты, перебои с керосином. Горожане рассчитывали узнать о подробностях из вечерних газет, но те почему-то ограничились только описанием самого покушения со слов очевидцев. Народ недоумевал. Подобная недосказанность постепенно стала превращаться в умах простых людей в какую-то страшную тайну. – Не зря молчат! – говорили на улицах, рынках, в купеческих конторах и заводских цехах. – Говорят, известнейшие богатеи в этом замешаны! Поперек стал им царь-батюшка, вот и хотели извести его эти ироды. Ей-богу! Сгустившееся над столицей напряжение ранним утром следующего дня разорвали пронзительные крики мальчишек – газетных разносчиков. – Злодейский план сицилистов раскрыт!! Готовилось зверское убийство царской семьи!! Такие крики заставляли горожан просто выхватывать газеты из рук продавцов, и уже спустя полчаса вся столица забурлила, ошеломленная невероятной, а от того еще более страшной, новостью, которую они узнали из газет. На улицах становилось все больше возбужденных людей. Они собирались в кучки и группы, спорили, обсуждали, ругались. Одни нахмурив брови, сжимали кулаки, готовясь дать бой подлому врагу, другие раз за разом перечитывали статью, не понимая, как такое могло случиться, третьи, затаив страх в душе, понимали, что удар направлен против них. Тем временем телеграф разнес по всей России то, что напечатали газеты: революционеры не только готовили покушение на царя, но и на его семью. События последних четырех месяцев, так или иначе, осторожно подводили умы людей к мысли об образе доброго царя-батюшки, благочестивого христианина, отца большой семьи. Так, оказывается, хотели не только его убить, но и его супругу с детьми! И кто?! Социалисты и революционеры! Простому человеку доказательств больше не требовалось, так как покушение на божьего помазанника уже состоялось. Враг был обозначен. Причем он не сидел за стенами дворцов, за высокими коваными воротами, охраняемыми стражей, а находился среди них, был соседом и приятелем. Ваньки, Петьки, Машки! Они шли с ними на работу, сидели на лавочке, куря папироски, стояли в очереди за керосином, но при этом именно они рассказывали, какая без царя жизнь хорошая будет и, как теперь оказалось, этими подлыми речами они пытались народу глаза отвести, а сами точили ножи на деток царевых! Атмосфера в городе начала постепенно сгущаться, подобно тучам в грозовой день, а уже на следующий день ударил гром, предвещая бурю, – в газетах появилось новое, сенсационное, сообщение. – Полиция напала на след подлых убийц!! – снова заголосили на улицах мальчишки-газетчики. – Государевы сыщики нашли тайный дом сицилистов с бомбами!! Что было самым удивительным в этих газетных сообщениях: в них был указан конкретный адрес этого дома. Может, кто и высказал сомнение, что, дескать, это неспроста сделано, но большинство людей просто приняли это к сведению, а кто-то решил посмотреть на логово царских убийц своими глазами. За короткое время в указанном месте собралось множество людей, глазам которых открылась картина настоящего штурма подпольной мастерской по изготовлению бомб. Охранка уже несколько дней тому назад получила от информаторов сведения об этом месте и уже собрались их брать, но отложили. Именно для такого момента. Когда городовые и жандармы начали ломать дверь, изнутри вдруг раздались выстрелы. Один полицейский, закричав от боли, схватился за простреленное плечо, у второго лицо было в крови из-за щепок, отколотых пулями от двери. Разъяренные сопротивлением полицейские и жандармы чуть ли не вынесли двери, а затем ворвались в дом. Внутри глухо ударило несколько выстрелов. Народ, уже заряженный до предела злой, не находящей выхода, энергией, напряженно ждал развязки. Когда в доме наступила тишина, в тот же миг шум человеческой толпы, стоявшей на улице, стих. Такая напряженная, давящая тишина обычно бывает в природе перед грозой. Наконец, жандармы стали выводить с заломленными руками и окровавленными лицами разбойников и душегубов, под гневные крики толпы. Вдруг среди злых выкриков раздался чей-то громкий голос: – Люди добрые, глядите!! Это же Серега Кимитин с нашего дома! Они с брательником все хаяли царя! А Мишки, брата его, здесь нет! Люди, я знаю, где он! Айда, за мной! Мы этого сицилиста живо в бараний рог скрутим! Ответом ему стал рев возбужденной до предела толпы. Его призыв стал подобен спичке, брошенной в бензин, и мгновенно вспыхнувшее пламя гнева, охватив людей, подтолкнуло их к настоящему бунту. Неудачи на фронте, похоронки на родных и близких, дороговизна, нехватка товаров – все эти беды и несчастья подвели людей к последней черте, но до этого им не хватало конкретного врага, на которого можно обрушиться со всей своей неистовой силой. К тому же сейчас им показали истинное лицо чудовища, готового пролить кровь не только царской семьи, но и простых полицейских, а значит, готового убивать любого, кто идет против них, против революционных идей. Толпа, набирая силу и ярость в своем единстве, сначала шла по улице, постепенно обрастая все новыми людьми, но, со временем уже перестав умещаться, стала растекаться по боковым улицам. Крики сливались в рев, народный бунт набирал силу, обрастая новыми вожаками, за которыми шли возбужденные и негодующие массы людей. Они вламывались в квартиры, доходные дома, общежития, вытаскивая, несмотря на пол и возраст, людей и начинали их избивать. Иногда это заканчивалось смертью, но чаще всего избитых подбрасывали к дверям полицейских участков с криками: – Забирайте сицилиста! На царя-батюшку злоумышлял! Хотя полицейские и жандармы были подняты по тревоге и выведены на улицы города, но при этом получили приказ не вмешиваться в расправы над социалистами, зато нещадно пресекать убийства, случаи воровства и мародерства. Народ, видя такое попустительство, еще более убеждался, что делает благое дело. Нередко полиция получала ценные сведения, прямо с пылу, с жару. Примечателен был случай, когда перед жандармами, стоявшими на посту у центрального входа, группа мужчин под предводительством старухи вытолкнула двух сильно избитых молодых парней. Пока жандармы хлопали глазами, выступила вперед старуха: – Вот Митька, христопродавец! И его дружок Петька Бакин! Они богопротивные слова на царя-батюшку говорили! Вот, служивые, возьмите! У них за стенкой еще много таких листков спрятано! Жандарм, автоматически взявший сложенный лист, развернул его. Это была листовка, в которой говорилось о свержении самодержавия. Спустя пару часов на указанной квартире жандармами была найдена подпольная типография. Когда в городах всплеск народных волнений стал стихать, охота на революционеров-агитаторов продолжилась в российских деревнях. Новости туда доходили намного позже, к тому же не сразу их воспринимали крестьяне, но когда из города к родственникам приезжал Петька или Мишка, то они первым делом рассказывали, как гоняли сицилистов, которые покушались на царя и его деточек. Зарезать их изверги хотели! На царя богоданного покушались! Крестьяне охали и ахали, слушали подобные рассказы, запивая их от избытка чувств самогоном, после чего шли «обчеством» к активистам, вытаскивали их из домов, били до бесчувствия, после чего отливали водой, просили прощения, связывали и посылали нарочного в полицию. Если бы покушения не было, его надо было придумать самому. Правда, к такому выводу я пришел, когда оно уже произошло. Дальше все пошло по ранее разработанному мною плану. Когда мне впервые пришлось изложить его Мартынову и Пашутину, жандарм и разведчик, посмотрели на меня так, словно видели впервые, затем Михаил присвистнул, а генерал покачал головой, но никто из них не торопился со своими высказываниями. – Несколько цинично, господа? – поинтересовался я. – Несколько – не то слово. Натравить людей… Даже не знаю, как тебе такая подлость в голову могла прийти, Сергей. – Оправдываться не собираюсь. Скажу только одно: у нас нет времени, чтобы искать другой путь! Если по Пашутину было видно, что мое предложение ему явно не по душе, то жандармский генерал оказался более практичен: – Нелицеприятно, зато, как мне кажется, действенно. Если план сработает, то мы за три-четыре месяца очистим Россию от социалистической скверны, и, что самое главное – народ выступит против этого сброда вместе с нами. Суть моей провокации заключалась в том, чтобы поставить народ перед выбором. Кто им дороже: царь-батюшка, заступник народный, или революционеры, подстрекающие их к кровавому бунту. Исконная вера в царя, помазанника Божьего, имела более глубокие, многовековые корни, пронизывающие все российское общество насквозь, а этим однозначно не могли похвастать революционеры. К тому же император, сумевший за полгода вернуть любовь русских людей и стать их кумиром, выиграл войну за сердца и умы русских людей, и теперь только осталось выпустить наружу народный гнев, копившийся последние два года, да направить его в нужную сторону. После того, как народ проявит себя в стихийных бунтах, полагалось начать всероссийскую масштабную операцию, с привлечением всех сил жандармерии, полиции и воинских гарнизонов, по выявлению, задержанию и аресту всякого рода социалистов и революционеров. Полученные жандармами права и полномочия, а также вышедший ряд законов, которые предельно ужесточали наказание за политическую деятельность, давали сыску отличную возможность искоренить любую подрывную деятельность внутри Российской державы. Так оно и случилось. Под крики «За царя-батюшку!!» люди сами кинулись вырывать с корнем проросшие ростки революционного движения, а в последующие несколько дней волна народного негодования прокатилась по всем крупным городам России. К сожалению, не обошлось без погромов и мародерства, но тут уж ничего нельзя было поделать. За день до того, как народ узнал, кто их враг, во все жандармские управления России поступило секретное распоряжение – разрешение, подписанное министром внутренних дел, на любые действия против политических движений, которые представляли собой опасность для верховной власти и страны. Отдельным пунктом было сказано, что высокий чин, должность и звание не являются препятствием для задержания, ареста и ведения следствия, если к этому имелись веские причины. Через день, как только схлынули народные волнения, в Главное жандармское управление были вызваны представители оппозиционных партий и блоков. Собранных в зале либералов поставили в известность, что домашние аресты остаются в прошлом, и теперь за порицание государственной власти им грозят более суровые меры. Жандарм – подполковник, услышав по окончании чтения новых положений издевательские реплики и смешки, понял, что его слова прошли мимо большинства ушей господ демократов, но, только провожая взглядом спины последних представителей, выходящих из зала, он позволил себе саркастическую ухмылку. Видно, не поверив, что власть сможет решиться в отношении их на столь жестокие меры, на экстренное совещание уже на следующий день собралось полтора десятка членов прогрессивного блока. Не успели они осудить новые «кровожадные» законы царизма, как были арестованы и препровождены в жандармское управление. По пути следования горожане, видя, что везут конвоем людей, с ходу решили, что это поймали новых злодеев, умышлявших убить царя. Хватило одного крика: «Смотрите! Это они царя убить хотели!», чтобы народ пришел в волнение. Разлетевшиеся по городу слухи быстро собрали громадную толпу у управления жандармерии, куда привезли испуганных либералов. Сначала она только возмущенно гудела, но по мере того как росла и увеличивалась, люди смелели, и все сильнее становились крики: – Сюда их давайте!! Сами с этими извергами разберемся!! На деток малых покушались, душегубы!! Мы их сами судить будем!! Ротмистр Сакуров, в кабинет которого доставили задержанных оппозиционеров, подошел к окну, некоторое время наблюдал за разбушевавшейся толпой, после чего развернулся к либералам и неожиданно сказал: – Знаете, господа, не буду я принимать к вам никаких мер. Идите с богом! В воздухе повисло растерянное молчание, были только слышны за окном приглушенные крики разъяренной толпы. Только спустя минуту раздались отдельные голоса, в которых явственно звучал страх: – Вы не посмеете, ротмистр! Нет, вы не можете так с нами поступить! – Почему, господа? – и следователь сделал удивленное лицо. – Вы же заодно с народом! Вот я приглашаю всех вас объединиться в едином порыве с простыми русскими людьми! Они там вас уже заждались! Идите, господа, идите! – Вы нас хотите убить руками этой черни?! У вас это не выйдет! Мы будем жаловаться государю! – Сколько угодно, господа! – нагло усмехнулся ротмистр, стоя под большим портретом Николая II, висевшим над его рабочим столом. Нарисованные глаза государя России смотрели сверху на либеральную интеллигенцию зло, жестко и издевательски. Именно таким виделся испуганным господам либералам его взгляд. Только сейчас до них дошло, что все услышанное вчера являлось не пустой угрозой, как и предложение ротмистра выйти на улицу к разъяренной толпе не казалось уже издевательством. Ведь он может так сделать, читалось в затравленных взглядах. Жандарм с немалым удовлетворением какое-то время наблюдал за нарастающим страхом в глазах бывших депутатов Государственной Думы, а потом вдруг сказал: – Если позволите, господа, я вам дам маленький совет. – Мы слушаем вас! Говорите! – Уезжайте подобру-поздорову из России. И дорогу сюда забудьте! – Вы не смеете так говорить! Это произвол! Мы будем жаловаться! – Мое дело сказать, ваше дело решать! На этом разговор закончен! У меня много работы! Извольте выйти в коридор! – ротмистр подошел к двери, приоткрыв ее, подозвал командира конвоя. – Прапорщик! Эти господа свободны! Не препятствовать им! – Слушаюсь, господин ротмистр! Гм! Только народ там собрался… Как бы чего не вышло! Ротмистр усмехнулся: – Ладно! Так и быть, осторожно выведите этих господ черным ходом. После этого случая на вокзале Петербурга можно было нередко увидеть «спасителей России», уезжающих за границу. Ситуации, подобные этой, сотнями происходили по всей России. Начиная от Москвы и крупных губернских городов и кончая уездными городками на границах России, везде шли обыски и аресты. Информация, накопленная за последние несколько месяцев слежки, подкрепленная рапортами филеров и информаторов, сейчас вся, без остатка, шла в дело. Жандармы и полицейские врывались в подпольные типографии, на заседания рабочих ячеек, в квартиры, служившие складами для листовок и оружия, в мастерские для изготовления бомб. Конвейер задержаний не останавливался ни на минуту, находясь в движении круглые сутки, и тут неожиданно выяснилось, что подавляющее большинство задержанных были не в курсе появления новых законов, ужесточивших наказания за политическую деятельность. Многие из арестованных, узнав об этом при задержании, по-другому начинали смотреть на свою роль в политическом движении, поэтому все чаще становились диалоги, проходящие в подобном ключе: – Не стращайте меня попусту, господин следователь! За мои, как вы утверждаете, противоправные действия мне грозит, от силы, два года поселения! Уж я-то законы знаю! – Знаешь? Ну-ну. Мы с тобой уже второй раз видимся, товарищ Василий. Или как будет правильнее, крестьянин села Атемар Саранского уезда Пензенской губернии Трофим Степанович Васильчиков. Я не ошибся? – Не ошиблись, господин следователь. – Первый раз за распространение листовок и сопротивление полиции ты был отправлен в Томскую губернию на поселение. На год. Так? – Так. Вот только не пойму к чему вы все клоните? – Сейчас все поймешь, Васильчиков. Видишь лежащую передо мной книгу? Молодец. Ты у нас грамотный, поэтому читай, что написано на обложке. – Уголовное уложение. 1916 год, – автоматически прочитал название арестант. – Теперь смотри, – следователь придвинул книгу и открыл ее на страницах, заложенных четвертушкой листа бумаги. – Подзаголовок. Государственные преступления. Вот твою статью я подчеркнул. Бери-бери! Читай! При этих словах на лице следователя проступило неприкрытое торжество. Он смаковал этот момент,которого так долго ждал. Революционер, наоборот, растерялся при виде радости следователя. Он еще не понимал, что произошло, поэтому пока не испытывал никакого страха, а только растерянность и нарастающую тревогу. Все же он постарался не потерять лицо революционера, закаленного борьбой с псами царизма, и с натужной улыбкой спросил: – Так теперь меня на поселение не на год, а на два отправят? – Ты не разговаривай, а читай! Арестант осторожно взял в руки том и пробежал глазами подчеркнутые карандашом строки. Раз, другой, все еще не веря своим глазам, и только когда окончательно понял, что ему грозит, растерянно посмотрел на следователя. – Как тебе, Васильчиков, четыре года каторги?! В Нерченском остроге, вместе с ворами и убийцами?! Внутри у подпольщика похолодело, но он все еще не мог поверить тому, что прямо сейчас прочитал. Положив книгу на край стола, он какое-то время собирался с духом. – Вы не можете так со мной поступить, – при этом голос, несмотря на все его усилия, задрожал. – Не только могу, но и сделаю. Уж поверь мне! Поселения для вас кончились, господа революционеры, остались только тюрьмы и каторги, причем меры наказания, извольте заметить, предусмотрены вплоть до виселицы. Краем уха арестант слышал о новых законах, но мельком, и уж тем более не примерял их к себе. Ведь ему только двадцать шесть лет. Вся жизнь впереди, а стоило только представить себя в кандалах, среди воров и убийц… «А Маша? Как она? Дождется ли? Ведь четыре года каторги. Да и вернусь ли я сам? Господи! Даже голова закружилась! За что такое жестокое наказание?» – А почему четыре? Там написано от года до четырех лет… за призывы к насильственному изменению государственного строя. Почему вы ко мне такие строгости применяете, господин следователь? – Я сегодня добрый, Васильчиков, поэтому все тебе объясню. У тебя уже был один суд, где ты был обвинен в подстрекании к свержению царизма. Так? – Так, господин следователь. – Сейчас тебя взяли за распространение листовок, которые потом были найдены в твоей комнате. В твоих листовках что написано? Долой самодержавие. Значит, ты уже второй раз идешь по одной и той же статье. Значит, ты кто у нас?! – Тут следователь поднял вверх указательный палец, а затем резко наставил его на Васильчикова, как бы обличая его этим жестом. – Рецидивист! То есть закоренелый преступник, подрывающий основы государственной власти! К тому же есть у нас специальная инструкция, в которой черным по белому написано, что не вставшим на путь исправления полагается применять максимальную меру наказания. Теперь последнее. Сейчас идет война. Ты, как ни крути, у нас государственный преступник, а значит, мы можем рассматривать тебя и по другим статьям. Как изменника родины или шпиона, а тут и до виселицы недалеко. Как вам такой поворот, господин революционер? Васильчиков облизал пересохшие губы. Под горло подступил сухой, колючий комок. Сердце неожиданно сорвалось с места и заметалось где-то внутри грудной клетки. Это был страх, а вместе с ним осознание того, что его жизнь сейчас полностью зависит от человека в мундире, сидящего за письменным столом, напротив него. Не будет суда, где он выступит с обличающей прогнивший режим речью, ни воодушевляющих криков его товарищей, ни сверкающих глаз девушек, бросающих призывные взгляды на героя революции. «А там каторга. Убийцы, разбойники, душегубы. Я там просто не выживу! И дня не продержусь!» – Чего молчишь, революционер?! Помнишь, как ты два года назад в этом кабинете «Марсельезу» пел? Спой! Я прошу! Не хочешь? Ты утешайся тем, дурья башка, что ты будешь страдать за правое дело! За народ! – Перестаньте издеваться, господин следователь! – Вы все не так поняли, товарищ революционер! Я просто радуюсь! Теперь на моей улице праздник! Понимаешь! Праздник! – Я отказываюсь с вами говорить! Отправьте меня обратно в камеру! – Вот тут ты прав, товарищ! Нам с тобой больше не о чем говорить, так как для приговора суда вполне хватит тех доказательств, которые у меня есть. – Погодите! Какого приговора?! Еще ничего не доказано! – Мне теперь ничего доказывать не нужно! Тебя, товарищ Василий, с листовками на руках взяли, поэтому я закрываю это дело и передаю его в суд. Так что теперь мы с тобой не скоро увидимся. Конвойный! – Погодите! Что… Что вы предлагаете? – с трудом протолкнул через горло сухой комок слов уже бывший товарищ Василий. Вследствие пересмотра жизненных позиций из многих людей, примкнувших по тем или иным причинам к революционному движению, начинали сыпаться новые фамилии и явки, ведущие к новым арестам. Параллельно с работой политического сыска среди населения начали работу специальные комиссии по выявлению революционной деятельности в армии и флоте. Здесь перечень процессуальных наказаний был намного жестче, так как внутренний подрыв армии и флота согласно новым законам рассматривался как измена родине, за что в военное время полагалась смертная казнь. На фоне всех этих событий началась, если это можно так назвать, миграция всех видов оппозиции. Какая-то часть из них уехала за границу, другая просто кинулась в бега, растворившись на просторах родины, и только третья, самая малочисленная, ушла в глубокое подполье. Газеты, раньше бойко печатающие порочащие власть статьи, теперь предпочитали обходить молчанием опасную тему, а народ, не слыша подстрекателей, с молчаливым одобрением наблюдал за решительными действиями властей. Неудачное покушение на государя говорило о слепом везении, но никак о нашем профессионализме. Если Пашутин сумел хоть как-то проявить себя, подобрав из офицеров телохранителей и определив опасные точки по пути следования, то я выглядел во всей этой истории никчемным дилетантом. Впрочем, мне было не до самокритики, так как все говорило о том, что наши враги готовы действовать быстро, решительно и предельно жестко, и что хуже всего, а это стало предельно ясно, среди ближайшего окружения царя есть предатели. Мои попытки ввести дополнительные меры безопасности, в частности, носить на выезды бронежилет или уменьшить количество выездов, хотя бы на какое-то время, наткнулись на жестокий отпор со стороны государя. Время шло, а мы все топтались на одном месте. Арон сейчас был для нас тем единственным кончиком нити, которая могла привести нас к заговорщикам, но при этом мы не могли за нее ухватиться. Мы знали о существовании Арона, жандарма и предателей в окружении царя! Но кто они?! Все полицейские и жандармские «стукачи» получили приказ: искать днем и ночью, не покладая сил, любые следы, которые могли привести к боевой дружине Арона. За информацию, которая сможет привести к банде Арона, была обещана большая награда – 25 000 рублей. Первого «успеха» добилась полиция в поисках Хлыста, обнаружив его тело на окраине города, после чего у нас в руках оставался только один кончик – жандармский офицер с мясистой рожей. Его поисками уже занимались, но очень осторожно, чтобы не привлекать излишнего внимания, а это еще больше замедляло его розыск. Трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы нам не помогла человеческая жадность, помноженная на трусость и подлость. Ротмистр Неволяев Андрей Николаевич, довольно видный мужчина, тридцати двух лет, любил красивую жизнь, но, будучи сыном далеко не богатых родителей, всю свою сознательную жизнь учился и служил, экономя каждую копейку. Еще с детства он познал истину: деньги и власть – основа жизни. Вот их-то как раз у него не было! Так бы и жил ротмистр, кляня свою злосчастную судьбу, если бы у него не появился новый начальник, подполковник Мерзлякин. Будучи специалистом своего дела, он хорошо умел разбираться в человеческих пороках и поэтому без особого труда выделил из числа своих сотрудников Неволяева. Проверив его на паре неблаговидных дел, подполковник стал использовать его в своих махинациях и аферах. Именно поэтому облаченному начальственным доверием ротмистру был передан на связь информатор по кличке Бурлак, благодаря которому осуществлялся негласный надзор над боевиками Арона. Сам Бурлак, Кукушкин Николай Тимофеевич, начинал свою карьеру вором, но, отсидев два срока, понял, что статьи для политических куда мягче, и подался в революционеры. В группу Арона не входил, но был на доверии, осуществляя связь между боевиками и уголовниками. Через него боевики получали наводки на склады и магазины, помощь в виде профессионалов по вскрытию замков и сейфов, да и сам Бурлак не чурался, по старой памяти, участвовать в грабежах. Получая свою долю, Кукушкин считал, что хорошо устроился, пока не произошло покушение на государя. Ему было известно о подготовке группой Арона какого-то политического акта, но что и как, он просто не знал. Будучи профессиональным «стукачом», он еще раньше догадался, что жандармы затеяли какую-то непонятную игру с группой Арона, но не сильно насторожился, так как знал, чтобы ни случилось, его не тронут. Вот только его неприкосновенность не касалась покушения на царя, здесь, кто бы ни был, участник или соучастник, одно наказание – виселица, и Кукушкин это хорошо понимал. Он уже был готов бежать из города, но стоило ему услышать о награде в 25 000 рублей, он вдруг понял, каким образом сможет заработать себе деньги на первое время. Напрямую предать Арона он опасался, во-первых, знал, что если о его предательстве узнает воровской мир, ему не жить, а во-вторых, вместо награды он мог угодить на виселицу за прямую связь с Ароном, а вот жандармов можно было взять на испуг и сорвать с них куш. «Их сейчас страх за горло взял, поэтому и дергаться не будут! Заплатят, никуда не денутся – жизнь дороже. Вот только времени у меня нет. Могут подобраться ко мне в любой момент! Хм! Но если исчезнут Хлыст и Пролаза, то до меня ни одна полицейская сука не докопается». Первым, найдя Хлыста, Кукушкин напоил, а затем убил его, а вот с Пролазой у него так не получилось. Найти его не составило проблем, только тот вдруг оказался под плотным наблюдением полиции. Какое-то время Бурлак разрывался между жадностью и здравым смыслом, но жадность, в конце концов, победила, и стукач позвонил ротмистру по телефону, который был дан ему в свое время для экстренных сообщений. Сразу про деньги своему куратору он говорить не стал, а вместо этого закинул наживку, сказав, что знает о местонахождении Арона, чем перепугал Неволяева до полусмерти, который наполовину знал, а наполовину догадывался о своем участии в покушении на императора. Еще когда задумывалась комбинация подполковником Мерзлякиным, тот счел нужным посвятить ротмистра в кое-какие детали, при этом обещав последнему, если все пройдет хорошо, то тот не только получит хорошие деньги, но и будет представлен к следующему чину. Когда он узнал о покушении, то бросился к своему начальнику и тот подтвердил самые худшие подозрения ротмистра, при этом пригрозив ему за отступничество виселицей, как пособнику царских убийц, а затем успокоил, сказав, что на группу Арона официальных документов в жандармской картотеке нет. Несмотря на это, несколько дней у Неволяева в голове стоял туман под названием страх, и только он начал рассеиваться, как позвонил Кукушкин. Звонок Бурлака еще больше подстегнул страх преступников в жандармской форме, но, в какой-то мере, и порадовал. Теперь них появился шанс оборвать единственную ниточку, связывающую их с боевиками Арона. Именно с этой мыслью и револьвером в кармане пришел ротмистр в условленное место, но вместо информатора он обнаружил записку, в которой было написано: пятнадцать тысяч рублей, или в жандармское управление придет письмо с подробным описанием, как было организовано покушение на государя. Срок – один день. Ротмистр вдруг почувствовал, как его шею обвила веревка. Стало душно. Рука рванула ворот мундира, но это не помогло – призрачная петля все сильнее сжимала его горло. Его прошиб холодный пот, в глазах потемнело, сердце, словно сумасшедшее, заколотило в грудную клетку. Спустя несколько минут ему немного стало легче, но только физически, так как разум его продолжал находиться на грани панического ужаса. Отдать требуемую сумму было не проблемой, но кто даст гарантию, что Бурлак, получив деньги, не отправит письмо. Упустить такой случай, чтобы убрать человека, который тебя держит за горло… Неволяев, будучи с ним одной подлой породы, прекрасно это сознавал, и случись ему оказаться на месте стукача, он бы так и поступил. Но это была только одна сторона дела. Другой стороной был его начальник. Ротмистр не сомневался, что стоит подполковнику узнать про шантаж, как Неволяев сразу станет кандидатом в покойники, так как тот не остановится ни перед чем, если почувствует, что над его жизнью нависла опасность. Оказавшись между двух огней, Неволяев понял, что у него оставался только один выход: закончить жизнь самоубийством. Вот только эта мысль ему не просто не нравилась, она внушала ужас. Пошатываясь, он побрел по улице, ничего не видя перед собой. Состояние животного страха настолько сковало его, что сейчас в голове перекатывалась только одна мысль: жить! Жить во что бы то ни стало! Жить! Прошло какое-то время, и он словно очнулся. Оглянулся по сторонам. Перила. Мост. Вода. Как он попал сюда, ротмистр даже не мог вспомнить, но дикий, животный страх, сковавший его разум и сердце, отступил. Какое-то время он просто осознавал, что жив, над головой светит солнце, а в канале плещется вода. Пусть страх не отступил полностью, но в голове уже началась лихорадочная работа в поисках выхода. «Мерзавцы! Подлые ничтожества! Вы меня предать собрались, жизни лишить?! Нет! Я так просто не дамся! Я вас сам… – и неожиданно его подлая натура нашла выход там, где нормальный человек и не подумал искать. – Предать… Боже! Как я сразу об этом не подумал. Они ищут, а я… им помогу. Ведь они еще не нашли Арона, а я приду к генерал-майору Мартынову и все расскажу! Про Мерзлякина, сволочь старую, расскажу! Про Кукушкина! Потом буду умолять его! Скажу, что осознал! Он должен поверить! Идти надо немедля! Прямо сейчас!» Ротмистр огляделся по сторонам, определил направление и быстро зашагал в направлении Главного жандармского управления. Его пытались не пропустить, но Неволяев, понимая, что счет его жизни, возможно, уже определяют не дни, а часы, чуть ли не силой прорвался в кабинет Мартынова. Какое-то время тот слушал его сбивчивые объяснения, а когда понял, что перед ним один из заговорщиков, отдал приказ замолчать, после чего вызвал офицера-стенографиста. Неволяев, несмотря на подступающий к горлу страх, рассказывая о своем участии в заговоре, старался представить себя наивным офицером, который из-за большой веры в своего начальника был им сознательно введен в заблуждение. После того, как была закончена исповедь, каждый лист показаний был подписан, а стенографист отослан, генерал-майор какое-то время смотрел на поникшего, теперь уже двойного, предателя, сидящего перед ним, и как ни старался, все не мог изгнать из себя чувства гадливости. Он не имел ни капли жалости к этому человеку и, наверно, если не с радостью, то с немалым удовлетворением, увидел бы его на эшафоте, но не признать своевременности прихода и важности сказанного не мог. – Вы вовремя пришли ко мне и тем самым, думаю, спасли себе жизнь, но при этом, даже если действовали бездумно, согласно приказам своего начальства, полного прощения не ждите. Со своей стороны, могу обещать: сделаю все, что в моих силах, чтобы вам сохранили жизнь. Мне думается, что для вас сейчас это самое главное. Теперь перейдем к делу. Вы прямо сейчас поедете и скажете Мерзлякину, что убили Бурлака. Пусть успокоится. Теперь по поводу информатора. Сегодня вечером пойдете в условленное место и положите ему записку, в которой напишете, что согласны на его условия. Теперь идите! Уже спустя час после этого разговора мы с Пашутиным узнали о роли в заговоре ротмистра Неволяева, подполковника Мерзлякина и «стукача» Бурлака. За подполковником сразу были пущены самые изощренные и опытные филеры, а жандармы, полиция и информаторы получили приметы, имя и фамилию человека, который проходил среди политических под кличкой Бурлак, при этом был отдан жесткий приказ: следить и докладывать, а если брать, то только наверняка и обязательно живым. Спустя какое-то время записку Неволяева с указанием места встречи забрала замурзанная девчонка-нищенка, и сразу по ее следам пошли агенты. Аккуратно проследив за ней, они сообщили адрес дома, и мы сразу выехали. Это оказался старый, просевший, с облупившейся штукатуркой и дырявой крышей дом-ночлежка. После короткого совещания с городовыми и сыскными агентами, знавшими это место, как и его обитателей, нам стало понятно, что оцепление этой развалины, с последующей облавой, ничего не дадут. Слишком много было здесь ходов-выходов, и Бурлак вполне мог ускользнуть каким-нибудь, неизвестным местным сыщикам, подземным лазом, поэтому было принято решение: ждать. Решение оказалось верным. Спустя какое-то время из дома выбежала все та же замурзанная девчонка и, добравшись до условленного места, положила под камень новую записку. Читать ее не стали, а просто установили засаду. Спустя полчаса после девчонки появился нищий и расположился на довольно приличном расстоянии, но так, чтобы с его места был виден тайник. Время нас поджимало, поэтому через пару часов на условленном месте появился Неволяев. Оглянувшись по сторонам, он достал записку, прочитал и сразу направился к нищему. Достав из внутреннего кармана плотный пакет, аккуратно положил его в шапку, лежащую перед ним на земле, развернулся и пошел прочь. Судя по поведению ротмистра, это был не Бурлак, а совершенно незнакомый ему человек. Какое-то время бродяга сидел в прежней позе, поглядывая по сторонам, потом встал, переложил пакет из шапки в котомку и не торопясь пошел по улочке. Филеры осторожно, чтобы не спугнуть, потянулись за ним следом. Спокойным оказалось только начало слежки, после чего нищий, оказавшийся прытким и увертливым типом, начал кружить по улочкам и проходным дворам, но, в конце концов, привел нас к частному дому, стоящему на окраине. После нескольких минут совещания решили, что будем использовать фактор неожиданности. Осторожно подкравшись к входной двери, я ударом ноги выбил замок и влетел в комнату. При виде меня Бурлак, сидевший за столом и пересчитывавший деньги, вскочил с места и, выхватив нож, кинулся на меня, но, получив прямой в челюсть, отлетел к стене. «Нищий», стоявший в стороне, инстинктивно отпрянул в сторону и присел в испуге, прикрывая голову руками. Еще через минуту оба лежали на полу, а жандармы, ворвавшиеся вслед за нами, деловито обыскав их, поставили на ноги. Все найденные при обыске вещи были выложены на стол. Поручик, руководящий задержанием, подошел к Пашутину, который официально руководил операцией, и, вытянувшись, доложил: – Господин подполковник, в результате обыска были изъяты: наган, браунинг, два ножа, а также деньги – пять тысяч рублей. Разрешите препроводить задержанных? – Заберете Бурлака чуть позже. У нас к нему есть пара вопросов, а пока подождите с вашими людьми за дверью. Когда все вышли, оставив нас с информатором наедине, Пашутин подошел к нему и спросил: – Где Арон? Кукушкин был бледен как мел, в его глазах плескался животный страх, но при этом он попытался сыграть роль обманутого и преданного начальством человека, совсем как его бывший куратор Неволяев перед генералом Мартыновым. – Я секретный агент, ваше высокоблагородие! Моя агентурная кличка Бурлак, и господин ротмистр Неволяев это может подтвердить! – Твой ротмистр уже покаялся в своих грехах! Теперь очередь за тобой! – Может, я что-либо противозаконное и сделал, но при этом не ведал, что творил! – голос «стукача» дрожал, но он продолжал гнуть свою линию. – Я человек подневольный, что приказывали господа начальники, то и делал! И на суде так скажу! Хоть режьте меня, но я своего держаться буду! Пашутин усмехнулся и достал из кармана лист бумаги. – Грамотный? – Есть немного. Что это? – На! Читай! Это показания бывшего ротмистра Неволяева. Он там пишет, что ты, иуда, чуть ли не в первых помощниках у Арона ходил. Услышав эти слова, Бурлак помертвел лицом, хотел что-то сказать, но только громко сглотнул, причмокнув при этом губами, и только потом взял лист бумаги. Несколько минут он читал, шевеля при этом губами. За это время лицо Кукушкина еще больше побледнело и осунулось, а бумага в его руках начала дрожать. Когда он закончил читать, руки его бессильно упали, и так он стоял какое-то время, глядя остановившимся взглядом куда-то в пространство. Его состояние легко можно было понять – он только что зачитал себе смертный приговор. – Кукушкин! Где Арон?! Резкий голос подполковника вывел предателя из прострации. Он вздрогнул, словно его ударили, какое-то время тупо смотрел на Пашутина и вдруг рухнул на колени и торопливо зачастил срывающимся голосом: – Не губите, ваше высокоблагородие! Христом богом прошу! Умоляю! Я жить хочу! Жить! Что хотите, сделаю! Все подпишу! Что скажете, то и подтвержу на суде! Только жизни не лишайте! – Где найти Арона? – повторил вопрос подполковник, при этом брезгливо морщась. – Арон? Ваше высокоблагородие, скажу! То есть… думаю, что он там! Только прошу вас, ваше превосходительство, замолвите за меня словечко! Пусть вечная каторга! И там люди живут… – Говори, падаль! – Сразу за окраиной! Рядом со сгоревшими конюшнями! Там, где раньше пожарная часть была! – речь Бурлака постепенно становилась все более внятной. – Там развалины, а под ними подвал. Они там хоронятся! – Где именно?! – На Охте. За складами купца Стопкина. – С нами поедешь! – Так я там ни разу не был, ваше высокоблагородие! – Тогда откуда ты это место знаешь?! – Так это… Бабы, ежели их хорошо ублажать, не просто становятся мягкие да шелковые, но и на язык легкие. Вот и Лизка из таких была, царство ей небесное. Все мечтала стать героиней революции, а оно вон как повернулось… – Заткнись! – уже зло рявкнул на него Пашутин, а затем крикнул в сторону двери: – Поручик! Забирайте! Не успел первый жандарм переступить порог, как Бурлак дико завыл: – Я вам любые показания дам!! Все сделаю, как скажете!! Только замолвите за меня словечко, ваше высокоблагородие!! Жить хочу!! Жить!!Глава 5
Я поежился. Осенний холодок тянул от пустынной Невы. Здесь, на городской окраине, особенно остро пахло сыростью, прелым листом, тяжелой и вязкой землей. «Лучше уж мороз, чем эта промозглая сырость», – поежился я и покосился на Пашутина, разъяснявшего цель нашего задания только что прибывшему, со взводом солдат, подпоручику Звягинцеву. Офицер был немолод, близорук, но при этом выправка у него была отменная. Он явно был из офицеров запаса. Рядом с ними стоял моложавый, подтянутый жандармский ротмистр Коробов, с весьма недовольным видом. Стоило ему узнать, что в захвате цареубийц будут участвовать солдаты, он тут же обратился к Пашутину с просьбой отменить это решение, дескать, хватит и его людей. Понять его было несложно, ему ни с кем не хотелось делить славу и награды. В пяти метрах от офицеров, под охраной двух жандармов, стояли два человека. Один из них, суетливый небольшого роста человек, лет сорока пяти, с ухоженными усами, кончики которых лихо торчали вверх. Одет он был в длинное потертое пальто с «кошачьим» воротником и сапоги и работал кладовщиком на складе купца Стопкина, который имел здесь два склада и когда-то торговал исключительно водкой и прочими горячительными напитками, а теперь сдавал помещения в аренду. За одним из этих складов, где мы прятались, где-то в ста пятидесяти метрах находились нужные нам развалины, за которыми сейчас вели наблюдение два жандарма. Звали кладовщика Сидор Евстратович Малый. Как он охарактеризовал сам себя: «человек тверезый и работящий». Рядом с ним стоял сторож с этих складов, плотно сбитый мужчина, со злыми, недоверчивыми глазами, одетый в длинный бараний полушубок и добротные валенки с галошами. Представился он нам Николаем Пешкиным. Их привели жандармы, которых послали прочесать ближайшие склады. На вопрос: не видели ли они здесь подозрительных людей, или может, слышали что-либо, в ответ отрицательно замотали головами, а затем начали клясться, что ничего и никого подозрительного не наблюдали. После допроса кладовщик попробовал заикнуться, что его ждет работа, но показанный ему ротмистром кулак сразу заставил его согласно закивать головой, наподобие китайского болванчика, и жалко пробормотать: – Понимаем-с, ваше высокоблагородие. Ждем-с. Когда мы прибыли на место и определились с возможным местом укрытия боевиков, то сразу стало ясно, что дюжины жандармов для оцепления этого места будет явно мало. Во-первых, остатки стен по периметру здания достигали до полуметра, представляя собой идеальное укрытие, и если боевикам придет в голову отбивать атаку снаружи, то мы понесем большие потери уже на подступах, не говоря о том, чтобы взять штурмом подвал. При спуске вниз, в узком, хорошо простреливаемом пространстве, они перебьют массу людей, а если у них еще и бомба имеется, то… Во-вторых, местность вокруг была открытая и хорошо просматривалась. Правда, здесь росло много кустарника, но он уже облетел и представлял собой пучки голых ветвей, за которыми сможет спрятаться только ежик, да и то, если не будет топорщить колючки. Только одно направление давало возможность незаметно подкрасться – это был обугленный, завалившийся угол некогда сгоревшей конюшни, который находился где-то в пятидесяти шагах от развалин пожарной части. Еще пара десятков обгоревших обломков бревен и досок различной длины была раскидана по черному пепелищу. Все вместе это смотрелось как грязно-черное пятно на фоне желтой пожухлой травы. В моем понимании, место для укрытия было выбрано Ароном крайне неудачно. Стоит открыто. Ведь выходят они когда-то наружу, пусть даже ночью. Хоть это дальняя окраина города и склады, по большей части, стоят пустые, но места здесь не безлюдные и один случайно брошенный взгляд ночного сторожа мог выдать их место укрытия. – С транспортом постоянно перебои, потому и с подвозом товаров плохо, – пожаловался нам на здешнее запустение кладовщик Малый, но сразу добавил. – Пусть не прежние времена, но даже так работаем: днем приезжают подводы, грузят товар, развозя его по лавкам и магазинам, а ночью сторожа с колотушками обязательно обход делают. Но не это было моим главным сомнением, а то, что за два часа светлого времени никто не смог обнаружить даже намека на люк, и это притом, что один из наблюдателей был оснащен мощным морским биноклем. Правда, остатки стен резко урезали общую картину осмотра развалин, кроме того, они были сильно замусорены принесенными ветром, жухлой листвой и сломанными ветками. «Все равно. Что-то здесь не так». Я поделился своими соображениями с Пашутиным, и тот со мной согласился, но в чем именно содержится подвох, не имел ни малейшего понятия. Предложенный ротмистром прямой штурм был отброшен нами сразу, так как боевикам терять нечего, а ярости и отчаяния хоть отбавляй, к тому же они были нужны нам живыми. Только живыми. После некоторых раздумий решили дождаться сумерек, затем подползти как можно ближе и затаиться до того времени, пока цареубийцы себя не проявят, а затем попробовать их взять. Когда Пашутин остановился на этом плане, было решено вызвать подкрепление. Я не принимал участия в обсуждении планов, предоставив это дело военным, а вместо этого в который раз прокручивал полученную информацию, но что-то явно ускользало от меня, беспокоя и раздражая, как надоедливая муха. Видимо, это невольно отразилось на моем лице, поэтому первая фраза, которую сказал подошедший ко мне Пашутин, была вопросом: – Ну, что надумал? – Ничего, – ответил я ему. – Что-то здесь неправильно. Только что? – Знаешь, а мне вот почему-то кажется, что их здесь нет. Или вообще никогда не было. – Может, и так. – Проверить все равно нужно, – он щелкнул крышкой часов. – Через полчаса окончательно стемнеет, тогда и начнем. – Кто спорит, – согласился я с ним. – Ждать, так ждать. – Господа хорошие, – неожиданно подал голос сторож в тулупе, – вы нас как, отпустите или нет? Нам ведь хозяин не за красивые глаза платит, а за работу. – Ты еще поговори у меня, морда каторжная! – окрысился на него ротмистр. – Сказано: стоять! Стой! Или в каталажку хочешь?! – Господа офицеры, будьте добры подойти ко мне, – неожиданно позвал офицеров Пашутин, а когда те приблизились, сказал: – Сейчас, пока светло, сделайте рекогносцировку местности, так как потом вам придется расставлять своих людей почти в полной темноте. И еще, господин подпоручик. Выделите десяток солдат и поставьте их парами между ближайшими к месту развалин складами, тем самым отрезая возможность прорыва и дальнейшего бегства. По два человека на пост. Пароль: сорока. Отзыв: галка. – Сейчас этим и займусь. Только у меня есть один вопрос, господин подполковник, – поинтересовался подпоручик. – Сколько этих разбойников там может быть? – Точно не известно. Но согласно тем данным, что нам дали: не более четырех-пяти человек. А этих, – уже негромко сказал Пашутин, обращаясь к жандарму, – вы, господин ротмистр, отправьте на склад под охраной жандарма. Пусть кладовщик работает, а сторож с ним за компанию посидит. После их отпустим. Вы свободны, господа. – Так точно. – Будет сделано. Офицеры откозыряли и отправились к своим людям. Пашутин повернулся ко мне: – Набираемся терпения и ждем. Подполковник щелкнул крышкой часов. Жандарм, стоящий рядом с нами, сдвинул заслонку тайного фонаря и, чуть подняв его, осветил циферблат. – Двадцать минут шестого, – тихо сказал он, затем щелкнул крышкой и спрятал часы в карман. Жандарм, бросил вопросительный взгляд на меня, а потом на Пашутина. Когда начнется? По его закостеневшему лицу было видно, что он промерз до самых пяток и сейчас мечтал только об одном, как можно быстрее оказаться дома, в тепле, с чашкой горячего чая в руке. «Мне бы тоже хотелось…» – только я так подумал, как послышался торопливый топот сапог. Мы, все трое, повернулись на шум шагов. Подбежав, жандарм вытянулся и отрапортовал Пашутину: – Ваше высокоблагородие, разрешите доложить?! – Давай! – Наблюдатели доложили, что темно и они ничего не видят. Пашутин обернулся к офицерам и сказал: – Ротмистр, пусть ваши люди снимут шашки. – Будет сделано, господин подполковник. – Соблюдать тишину! Ни слова, ни звука! Еще раз напомните об этом своим людям! Теперь вам, господа офицеры! Не забывайте о том, что боевики нам нужны живыми. Что хотите, делайте, но брать живыми! С богом, господа. Спустя минуту офицеры во главе своих людей словно растворились в темноте, а нам снова оставалось ждать. Какое-то время мы стояли и молчали, вслушиваясь в топот множества тяжелых сапог. Когда он затих, стало слышно лишь шумное дыхание да легкое топтание за нашими спинами жандарма, оставленного в качестве посыльного. Так прошло какое-то время, как вдруг раздался негромкий и неуверенный крик: – На помощь! На помощь! Развернувшись, мы бросились со всех ног. Спустя пару минут мы стояли у широко распахнутых дверей склада, освещаемых фонарем, висевшим на крюке, над самым входом. Именно в нем должны были находиться кладовщик со сторожем, но вместе них в круге неяркого света топтались двое испуганных солдат. Услышав топот наших ног, они, резко развернувшись, выставили штыки. – Стой! Стоять! Пароль! – но стоило им увидеть офицера, как они сразу вытянулись во фронт, испуганно тараща глаза на подполковника. – Чего кричали, болваны?! – сердито спросил их Пашутин. – Я… кричал, ваше высокоблагородие, – ответил одетый в длинную не по росту шинель, совсем еще молодой солдат. – Там это… мертвяк лежит. У мешков… Обойдя солдат, мы быстро вошли в помещение склада. В глубине на одной из опор висел второй фонарь, свет от которого давал возможность увидеть, что склад на треть был завален какими-то мешками, а перед ними лежало неподвижное тело. Подойдя к нему, я увидел жандарма, лежащего в луже крови. Наклонившись над ним, увидел, что у того разрублена голова, а рядом лежит окровавленный топор. Быстро огляделся вокруг. Никого и ничего. Ко мне подошел Пашутин. Бросив взгляд на мертвое тело, нахмурился, затем, ничего не говоря, резко развернулся и быстро зашагал обратно к двери, я вышел вслед за ним. Остановившись рядом с жандармом, который продолжал стоять около двери вместе с солдатами, приказал: – Остаешься здесь. Никого не пускать. Вы двое! На свой пост! Живо! – Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – отрапортовал вытянувшийся жандарм. – Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – повторили за ним солдаты, а затем, сорвавшись с места, побежали на свой пост. – Идем, Сергей! – позвал меня Пашутин и сам торопливо зашагал в темноту. Мы шли к месту засады, вот только зачем? Только миновали помещение склада и вышли на пустошь, как услышали быстрый топот. Остановились, выжидая. Из темноты выросла фигура жандарма. Узнав нас, он вытянулся. – Ваше высокоблагородие! Господин ротмистр прислал узнать… – Оцепили? – резко оборвал его подполковник. – Так точно, ваше высокоблагородие. – Идем, проводишь. – Слушаюсь! Не успели мы пройти и половины пути, как вдруг темноту прорезала яркая вспышка, а затем раздался грохот. От неожиданности мы, все трое, замерли на месте, вглядываясь в темноту и пытаясь понять, что произошло. Раздавшиеся впереди крики вперемешку со стонами и выстрелами ясности не прибавили. Жандарм, шедший с нами, выхватил из кобуры револьвер и смотрел на нас в ожидании приказа. Вдруг издали раздались громкие команды подпоручика: – Отставить! Прекратить стрельбу! Зажечь фонари! Около десятка фонарей вспыхнули, сразу обозначив в темноте человеческие фигуры. Теперь было видно, что кто-то из них наклонился над ранеными, другие настороженно вглядывались в темноту, поводя оружием. «Ловушка… Может, они где-то…» – мысль не успела толком созреть, как вдруг раздались выстрелы со стороны сгоревшей конюшни. Выпустив с десяток пуль в освещенных фонарями солдат и жандармов, боевики вызвали среди них панику и переполох, заставив одних бессмысленно метаться, а других залечь, вжавшись в землю или спрятавшись за остатками стен. Кто-то дико закричал от боли. – Потушить фонари! – раздались новые приказы подпоручика. – Первое отделение ко мне! В шеренгу! Приготовиться к стрельбе в сторону сгоревшего здания! – Ложитесь, а то они и нас заодно подстрелят, – шепнул я и сам подал пример, падая на мокрую, холодную траву, а уже в следующую секунду громыхнул нестройный залп, перекрывая отдельные револьверные выстрелы. «И это распланированная операция. Бардак, да и…» – тут мои мысли оборвал приближающийся к нам топот ног. Их почти сразу заглушил новый винтовочный залп, но на фоне ярких вспышек на миг стали видны две бегущие на нас темные фигуры. Десять метров. Пять метров. В следующее мгновение я вскочил на ноги и нанес два молниеносных удара. – Подпоручик, отставить стрельбу!! – закричал в темноту вскочивший на ноги Пашутин. – Оцепить… Договорить ему не дал громкий крик одного из часовых, оставленных на складах: – Стой! Пароль! Стрелять… Его крик оборвал револьверный выстрел, раздавшийся у складов. «Все-таки прорвались, суки!» – только я успел так подумать, как в том же месте ударила винтовка, а за ними раздался дикий крик смертельно раненного человека, который резко оборвался. – Подпоручик!! Оцепить сгоревшие конюшни!! – снова закричал Пашутин. – Я к складам, Миша. – Иди! – бросил он мне уже на бегу. Жандарм кинулся за ним вслед. Я побежал обратно, к складам. Уже подбегая к посту, я вспомнил про пароль и закричал: – Сорока! Сорока! В ответ раздались совсем невоенные, сбивчивые крики часовых: – Он здесь! Ваше благородие! Здесь он лежит! Стрелками оказались старые знакомые, молодые парни, поднявшие шум в первый раз. Сейчас они мялись, переступая с ноги на ногу, с испуганно-несчастными лицами. Еще в первый раз я обратил внимание на то, что эти молодые парни, похоже, были только-только призваны в армию. – Что случилось? Только кратко. – Так это, ваше благородие, он бежит… а я ему кричу: пароль! Он стрельнул, ну а я в него… стрельнул. – Ясно. Подойдя к телу, лежащему навзничь, я нагнулся. Молодой мужчина, лет тридцати, с худым лицом, смотрел в темноту невидящим взглядом. На светлой рубашке, выглядывавшей из-за короткого расстегнутого полупальто, было видно большое темное пятно. В правой руке был зажат револьвер. – Ваше благородие, я ведь по приказу… – раздался за моей спиной робкий голос солдата, который первый раз в жизни застрелил человека и теперь сильно переживал по этому поводу. – Вы все сделали правильно. Как зовут? – Степан… Рядовой Кувалдин, ваше благородие! – Отметим тебя, рядовой. И твоего товарища. – Рады стараться, ваше благородие! – Отнесите его на склад и возвращайтесь на пост, – с этими словами я развернулся и пошел к пепелищу. Там горело множество фонарей, стонали раненые, перекликались солдаты, были слышны команды. Уже подходя, увидел, как в сторону складов пробежало несколько солдат. Возле начавшего разгораться костра я увидел три мертвых тела. Два жандарма и молодой парень с искаженным предсмертной мукой лицом. Не успел я отвести от них глаз, как услышал протяжный стон и чей-то негромкий голос произнес: – Ваше благородие, чуточку потерпите. Сейчас дохтур придет. Ко мне подошел Пашутин: – Что там? – Часовой на посту, по фамилии Кувалдин, убил боевика. – Кувалдин. Запомню. Идем, кое-что покажу. – Погоди, – я кивнул головой в сторону снова прозвучавшего стона. – Ротмистр? – Он. Дурак. Вместо того чтобы выжидать, решил героя изобразить, ну и полез с двумя жандармами искать ход в подвал. Вот и нарвался на бомбу. Хитро придумали, сволочи. Бомба рванет, суматоха начнется, а они тем временем в бега подадутся. – Жить будет? – Не знаю. Глаз вытек, а на лице живого места нет. Ладно, пошли к их берлоге. Мы подошли к чудом сохранившемуся углу сгоревших конюшен. Среди обломков обгоревших бревен за откинутой крышкой люка темнел провал в земле. Над ним сейчас стоял подпоручик в окружении троих солдат, державших на вытянутых руках фонари, и вглядывался в темноту. – Ну и что там? – спросил я, подходя к офицеру. Тот выпрямился, затем повернулся ко мне: – Считаю, что нужно вызвать саперов. Один раз рвануло, так и второй раз рвануть сможет. – Осторожность не повредит, – согласился я с ним, затем отошел в сторону. Ко мне подошел подполковник. Даже слабого света хватало, чтобы увидеть злость и неудовольствие на его лице. Погибли люди. Есть раненые. Пусть даже в этом больше вина ротмистра, но ответственности с Пашутина, как старшего, никто не снимал. К тому же было видно, что он сердцем переживает за гибель людей. – Есть еще раненые? – спросил я его и тут же увидел, как Пашутин нахмурился. – Два солдата и жандарм. Осколочные ранения и пуля в плече. – Так мы всех взяли? – А я знаю?! – зло буркнул в ответ подполковник. – Два трупа. Двоих ты ранил. Допросим их – будем знать. – И чего мы ждем? – Когда их в чувство приведут. Несколько минут мы простояли в ожидании, пока двое жандармов не притащили одного из пленных боевиков. – Очнулся? – спросил одного из конвоиров подполковник. – Так точно, ваше высокоблагородие! Даже дергаться пытался! Я вгляделся в его лицо, и оно мне почему-то показалось знакомым. Не выдержав моего взгляда, боевик отвернулся и стал смотреть куда-то за мое плечо. – Дайте сюда фонарь, – попросил я. Пашутин посмотрел на меня, но ничего не сказал. Подошел солдат с фонарем. – Свети ему в лицо! Минуты мне хватило, чтобы разгадать загадку, и я довольно усмехнулся. – Похоже, одну… нет, даже две загадки я решил. – Может, в таком случае поделишься? – спросил меня все еще недовольным голосом Пашутин. Правда, сейчас в нем немало было и любопытства. Услышав мои слова, к нам подошел подпоручик и вежливо спросил: – Я не буду лишним, господа? – Тут нет никакой тайны. Вы слышали, что на складе убили жандарма? – Да. Краем уха. И что сторож сбежал, тоже слышал. – Этот парень, что стоит перед вами, прямой родственник сторожа по фамилии Пешков. Он был глазами, а заодно охраной этих уголовников. Посматривал по сторонам: нет ли кругом подозрительных людей. Еду приносил, газеты, рассказывал о том, что делается в городе. Думаю, это он в свое время нашел подвал, после чего сообщил о нем своему родственнику, а тот, я так понимаю, рассказал Арону. Так и появилось у них тайное место. За это сторож имел хорошие деньги и не интересовался их делами, пока здесь не появились мы. Стоило ему узнать, что те не просто грабители, а цареубийцы, сразу сообразил, что ему теперь прямая дорога на виселицу. Терять ему было нечего, и он пошел на убийство. Кладовщик, мне так думается, просто испугался и сбежал. Пока это все. Пашутин, до этого стоящий в стороне и внимательно меня слушавший, сделал несколько быстрых шагов к боевику и какое-то время зло и цепко смотрел тому прямо в лицо. – Ты Пешков?! Отвечай! – Убью, сволочь полицейская!! – Лицо боевика исказилось в дикой злобе, и он рванулся из рук жандармов, но те, сноровисто заломив ему руки, заставили опуститься на колени. – Загрызу!! Горло порву!! – продолжал орать и рваться из рук конвоиров Пешков. Подполковник, не обращая внимания на дикие вопли, с брезгливостью провел перчатками, которые держал в руке, по гладко выбритой щеке и подбородку. – Оплевал, мерзавец, – пожаловался он, потом повернулся к разгоревшемуся костру, вокруг которого начали собираться солдаты и жандармы, и крикнул: – Унтер-офицер Муховец, ко мне! Когда жандарм вытянулся перед ним, подполковник сказал: – Поедешь в управление с моим устным приказом. Передашь дежурному: срочно отыскать купца Стопкина и узнать все про сторожа Николая Пешкова и кладовщика Сидора Малого. – Запомнил, ваше высокоблагородие! Купец Стопкин, Николай Пешков, Сидор Малой! – Молодец. Как только у купца возьмут их адреса, пусть сразу отправят туда наряды. Брать всех! И в управление, на допрос! Вопросы есть? – Никак нет, ваше высокоблагородие! Разрешите идти?! – Иди! Неожиданно раздался топот ног и голоса. Бросиввзгляд, я увидел подходивших двух военных фельдшеров и солдат с носилками. Врачи прибыли вместе с армейским взводом, но до этого времени сидели в санитарной карете, стоявшей за складами. Пашутин с минуту смотрел, как врачи осматривают раненых, потом сказал жандармам, держащим боевика: – Этого увести. Глаз с него не спускать. И давайте следующего. Когда жандармы поставили перед Пашутиным второго боевика, тот оглядел нас и криво усмехнулся. Расстегнутая теплая куртка, из-под которой виднелась синяя косоворотка, широкие штаны, заправленные в сапоги. Обычное лицо. Русые волосы. Стандартный вид рабочего с окраины. Вот только взгляд у него был, как у матерого волка, злобный, тяжелый, кровожадный. – Ты Арон? Ответом было презрительное молчание. – Отпустите его, – обратился я к его конвоирам. – Так он буйный, ваше благородие, – предупредил меня один из них. – Не волнуйтесь. Был буйный, станет тихим. Шагнув, я встал напротив него. Жандармы, отпустив пленника, отступили на шаг. – Мне вот что интересно, Арон. Почему ты сам не пошел убивать, а других направил? Испугался? – Я не боюсь ни смерти, ни вас, царские прихвостни! – Поэтому ты весь из себя такой храбрый стоишь здесь, а твоих приятелей уже закопали. Честно говоря, я его специально провоцировал на драку. Мне очень хотелось получить хоть какое-то моральное удовлетворение за напряженное ожидание всех этих дней, за томительное блуждание в потемках и поиск еле видимых ниточек, которые могли привести к преступникам. У меня не было таланта гениального сыщика, не было планов или идей, так же как и озарений. Выжидать – это все что мне оставалось, но это было очень тяжело. Теперь мне надо было получить свое – избить его так, чтобы он катался по земле и выл от боли, но стоило мне шагнуть к нему, как он это понял и, перестав корчить из себя героя, испугавшись, быстро отступил назад, спрятавшись за спинами конвоиров. Пашутин это тоже заметил, поэтому предостерегающе крикнул: – Сергей! Не надо! Внутри меня в последний раз вспыхнула и погасла холодная ярость и сразу навалилась усталость. – Я поеду домой. – Погоди. Вместе поедем, – сказал Пашутин, после чего стал отдавать команды: – Унтер-офицер Бабахин! Этих двух бандитов под усиленным конвоем доставить в жандармское управление! Головой за них отвечаете! Подпоручик! Организовать охрану подвала до прихода саперов и следователя! Затем все изъятое доставить в управление! – Так точно, ваше высокоблагородие! – Будет исполнено, господин подполковник! Разбудила меня трель дверного звонка. Я чертыхнулся, встал, набросил халат и пошел открывать дверь, а по пути глянул на часы, висевшие на стене. Стрелки показывали пять минут седьмого. На пороге, в чем у меня не было сомнений, стоял Пашутин. Он был небрит, глаза запали. Спрашивать о его виде не стал, так как знал, что подполковник эту ночь провел в жандармском управлении. – Ну что? – А ничего! – зло и резко ответил он мне. – Ничего не сказали! – Погоди! Как… – Дай пройти, или ты собрался меня на пороге держать! – Он был зол и не сдерживал себя. Я посторонился, пропуская подполковника в прихожую. Закрыв дверь, я спросил: – Есть будешь? – Еще как! У Сашки Мартынова кроме чая и коньяка ничего нет! Мы вошли в комнату. Я внимательно посмотрел на него. Пашутин нахмурился под моим взглядом, потом отрицательно покачал головой и нехотя произнес: – Нет и не было никакой связи у Арона с какими-либо жандармами, хотя спрашивали их… в достаточной степени профессионально. План, оружие и деньги на подготовку они получили из своего центра. – Какого центра?! – Мне бы тоже хотелось это знать! Сегодня ночью прошлись по трем адресам, что из них вытрясли. И что? Хозяева божатся, что, дескать, сдавали комнаты чужим людям, но те сейчас съехали. А! Проклятье! Все впустую! – Ладно, не переживай. Садись, сейчас принесу тебе чего-нибудь перекусить. – Насиделся уже! – недовольно буркнул он и отправился вслед за мной на кухню, рассказывая о том, что удалось узнать во время проведенного следствия. – Знаешь, что меня сильно удивило: оружие у наших революционеров, на удивление, отменным оказалось. У городового такое не отнимешь и даже на обычном армейском складе не найдешь. Представь себе: новенькие немецкие маузеры и бельгийские браунинги, а к ним приличный запас патронов. Кстати, в подвале были обнаружены деньги, тридцать две тысячи рублей, а к ним, в тайничке под лестницей, был найден мешочек с тремя десятками золотых монет. Как тебе такой поворот, Сергей? – Интересно, конечно, но не в этом суть. Их хозяев мы так и не нашли. Это очень плохо, Миша. – Какой-никакой, а результат есть. Бандитов все же взяли. Да-с. Вот только, что мы с Мерзлякиным делать будем? Ему на виселицу не резон идти, да и человек он опытный. Упрется на допросах: дескать, ни к чему непричастный, а ротмистр Неволяев, подлый человек, хочет меня оболгать. С Бурлаком он вообще никаких дел не имел. Вот и попробуй, докажи обратное! – Придется мне с ним лично поговорить. Другого выхода пока не вижу. – Это не выход, Сергей. Видел я, как ты вчера смотрел на Арона. Готов был его с грязью смешать! Нет! Тут надо думать. Крепко думать! Вот только, чем его можно запугать, чтобы он дал показания?! – Запугать? Да виселицей. Каждый человек смерти боится, так что… Хм. Интересная мысль. Знаешь… Не успел я договорить, как затрезвонил телефон. Звонил Мартынов. Он сообщил, что Мерзлякин срочно выправил себе отпуск по состоянию здоровья. – То есть решил удрать, – подытожил я его слова. – Когда он собирается в этот самый отпуск? – Через два дня. Предваряя ваш вопрос, скажу: направление его на лечение подлинное. Камни в почках, сердце, язва. Так что… – Спасибо, Александр Павлович. Мартынов явно хотел услышать от меня не эти слова и, видно, поэтому некоторое время выжидал, что я еще что-нибудь ему скажу, но не дождался. – До свидания, Сергей Александрович. Голос у него был расстроенный. След, ведущий от Арона к заговорщикам, на который возлагалось столько надежд, оказался ложным. Он, как и мы, знал, что заговорщики, а это вполне возможно, могут прямо сейчас готовить новую акцию. И для разнообразия начать с генерала. – До свидания, Александр Павлович. Повесив трубку, я сел за стол. – Что нового тебе сказал Мартынов? – Мерзлякин уходит в отпуск по здоровью. Через два дня. – Сбежать задумал, мерзавец! Так что ты там хотел сказать? – У тебя случайно нет знакомой старушки по имени Смерть? Она любит гулять в саване, с косой на плече. Таких больших и удивленных глаз у Пашутина мне еще не доводилось видеть. Если раньше Мерзлякин старался поддерживать физическую форму и по возможности шел домой пешком, то последние три недели он ездил только на извозчике, причем с револьвером в кармане. Зачем он перекладывал каждый раз револьвер в карман шинели, а затем всю дорогу сжимал потной ладонью рукоять оружия, он и сам не знал, так как не собирался отстреливаться и уж, тем более, кончать жизнь самоубийством при аресте. Просто в какой-то момент он решил, что так ему будет спокойнее, но уже в следующую минуту понял, что это ничего не дает, а привычка все равно осталась. Кроме этого, за определенную мзду он договорился с местным приставом, и теперь днем и ночью перед воротами дома, где снимал квартиру подполковник, дежурили городовые. С того момента, как он узнал о провале покушения на царя, в нем поселился страх. Бессонные ночи сменялись кошмарными снами, выматывающими душу, натянутые до предела нервы заставляли вздрагивать его каждый раз, когда начинали резко и громко стучать в дверь его кабинета. Временами страх срывался с поводка, и тогда он начинал видеть в сослуживцах или в прохожих на улице агентов, готовых его схватить и арестовать. Все чаще ему снился безликий палач, надевающий ему веревку на шею, которая сама собой начинала сжиматься, и тогда он просыпался в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем. Раньше он с равнодушием относился к погоде, а сейчас нависшие над головой сизые тучи его угнетали, усиливая тем самым его внутреннюю тревогу. Все это вместе давило на него, натягивая до предела нервы, не давая нормально жить, поэтому он все чаще стал прикладываться к бутылке, стараясь заглушить алкоголем растущую внутри него тревогу. Он не мог не видеть, что находится на подозрении, но при этом знал, что против него ничего нет, кроме тех показаний, что даст ротмистр. Но они голословны. Нет ни конкретных улик, ни обличающих документов. С другой стороны, он знал методику допросов… Именно поэтому он выбил себе отпуск по состоянию здоровья. Сначала поедет в Финляндию, на молоко и творог, как предписал ему его врач, а затем, через пару дней, тайный переход в Швецию – и прощай, Россия! По окончании рабочего дня он только начал собираться домой, как вдруг раздался неожиданный звонок: его срочно хотели видеть в кабинете генерал-майора Мартынова. Силы хватило, чтобы ответить адъютанту: «Буду!» – и положить трубку. Страх, который он держал на поводке, сорвался и теперь рвал его мысли, туманя мозг. Его вызвали, чтобы арестовать! Подстегнутый страхом инстинкт самосохранения заорал во все горло: «Бежать! Надо бежать!» С большим трудом подполковнику удалось взять себя в руки. Он был готов к самому худшему исходу, но оказалось, что от него требуется написание служебной характеристики на его сотрудника, ротмистра Неволяева. Генерал хотел получить ее к десяти часам утра. Выйдя из кабинета Мартынова, он даже не шел, а брел, потому что внутри у него все дрожало, а ноги подкашивались от внезапно накатившей слабости. Он уже знал об аресте Арона, и вот теперь взялись за ротмистра. Теперь Мерзлякин не сомневался, что следующим возьмут его, после того, как расколят ротмистра. Что делать?! Бежать прямо сейчас?! Мерзлякин растерялся и просто не знал, что ему делать. Добравшись до кабинета, он вытянул полный стакан водки и спустя какое-то время сумел взять себя в руки. «Что они могут мне предъявить? Да ничего! Никаких бумаг, связывающих меня с Ароном, нет. Бурлак – покойник. Показания Неволяева? Так он оговорить меня решил, шельма! Буду стоять на своем – ничего мне не будет!» – но его уверенность, как новогодняя петарда, вспыхнула и сразу пропала. Вернулся страх. Дело близилось к развязке, и подполковник не мог этого не видеть. «Если я на подозрении, а оно, скорее всего, так и есть, то мне скоро конец. Господи! Зачем я только связался с этими заговорщиками?! Все жадность проклятая!» Домой он ехал, несмотря на влитый в себя второй стакан водки, совершенно упавший духом. Пальцы с силой сжимали рубчатую рукоять нагана. «Завтра меня арестуют. Господи, помоги мне! Все эти клятые деньги на храмы пущу, только заслони меня, Господи, от врагов моих!» Пролетка вынырнула из-за угла дома и остановилась у ворот. Увидев его, городовой взял под козырек. Жандарм, расплатившись с извозчиком, как-то неуверенно ступил на тротуар. Быстро оглядевшись по сторонам, Мерзлякин сразу приметил на противоположной стороне улицы идущую парочку: студента в зеленоватой шинели путей сообщения с громко хихикающей девицей. С противоположной стороны, приближаясь к нему, торопливо шел невысокий, плотный господин в черной шляпе и таком же пальто. Мерзлякину не понравилось выражение его лица – злое и напряженное. «Агент? Не по мою ли душу? Только почему один?!» – и рука подполковника сама по себе нырнула в карман за оружием. – Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – неожиданно рявкнул городовой, очевидно считая, что тот полез в карман за вознаграждением. Жандарм вздрогнул и невольно повернулся к нему, а уже в следующее мгновение, как гром среди ясного неба, ударил выстрел, за ним другой. Мерзлякин только начал разворачиваться на звуки, как краем глаза увидел, что городовой, схватившись за грудь, захрипел и стал валиться на землю. Обуявший его страх толкнул подполковника в спину, и он, вжав голову в плечи и забыв про револьвер, со всех ног кинулся к дому. Следом ударил третий выстрел. Ему даже показалось, что пуля просвистела рядом с головой. Вдруг дико закричал дворник. Его крик словно толкнул в спину Мерзлякина, ускоряя его бег. Он уже ничего не соображал, так как страх съел его заживо, превратив в загнанное животное, которое сейчас инстинктивно стремилось укрыться в своей норе. Вбежав в дом, с трудом, трясущимися руками, открыл дверь съемной квартиры, затем, захлопнув ее, щелкнул замком и засовом, после чего замер у двери, прислушиваясь. Прошла одна томительная минута, затем другая… «Жив! Живой! Господи! Я жив!» Затем, словно очнувшись, кинулся к телефону, но тот не работал. Новая волна страха обволокла его сердце, превратив его в липкий и холодный трясущийся комок. Жандарм, закрыв на ключ дверь кабинета, отодвинул кресло к стене так, чтобы можно было следить за окном и дверью, уселся с револьвером в руке. Около часа, сжигаемый страхом, он ожидал появления убийц. Даже когда появилась полиция и на улице собралась любопытная толпа, он все медлил, спрашивал, уточнял через дверь у полицейских, боясь покинуть безопасное место. По дороге в жандармское управление его неожиданно начало трясти. Кружилась голова, в висках стучали маленькие, надоедливые молоточки. По прибытии, увидев, в каком он состоянии, ему сначала пригласили врача, который, осмотрев его, заставил проглотить пару порошков, а затем категорически потребовал для подполковника как минимум час для отдыха. Вернувшись в свой кабинет и чувствуя себя в относительной безопасности, Мерзлякин сумел, наконец, справиться со страхом и начал думать. «Это заговорщики! Мерзавцы! Сволочи! Больше некому! Узнали об аресте Неволяева и моем вызове в кабинет вице-директора полиции, после чего решили убить!» Все было настолько очевидно, что подполковник даже не стал рассматривать другие причины. Они его приговорили к смерти, но он не хочет умирать! Не хочет! Только что улегшийся страх снова поднялся из глубины души, но теперь у подполковника уже не было сил его усмирить. «Это конец! Господи! Я не хочу умирать! Господи, пожалей меня! Господи Иисусе Христе, помоги грешному рабу Андрею справиться с жизнью тяжелой, душа моя стонет, душа моя грешная помощи просит. Помоги мне, Отец мой Небесный, дай силы мне…» – Мерзлякин только начал исступленно молиться, как вдруг неожиданно дверь без стука распахнулась и в кабинет вошел подполковник Пашутин, а за ним Богуславский. При виде их его сердце словно оборвалось, а в голове образовалась пустота. Жандарм замер, следя за ними взглядом, словно кролик перед удавом. Разведчик, подойдя к столу, за которым сидел Мерзлякин, остался стоять, а Богуславский сел на стул для посетителей. – Издалека разговор заводить не буду, да и незачем. Просто расскажите нам все. Слова Пашутина не давали выбора, но и умирать он не хотел. Подсознательное желание жить заставляло лихорадочно кружить его мысли, ища выход из тупика, в который он себя загнал. «Рассказать? Тем самым подписать себе смертный приговор? Нет. Нет! Надо было сразу уезжать! Сразу! Плюнуть на все! Дурак! Денег захотелось! Вот тебе! Получил. Все сполна получил! Как быть?! Жить… А если рассказать?! Вдруг помилуют?!» Неожиданно хаос в его голове был оборван словами Богуславского: – Поздно призадумались о своей судьбе, Мерзлякин. Говорите. Мы слушаем. – Сейчас. Одну минуту. Соберусь с мыслями. Неожиданно он снова почувствовал себя плохо. Заломило нещадно затылок. Боль накладывалась на боль, в глазах замельтешило, в висках застучали молоточки. – Мне дурно. Стакан воды, господа. Пожалуйста. Выпитый жадными глотками стакан воды, словно какое-то чудодейственное лекарство, как-то странно обновил его сознание. Мысли сразу перестали метаться в голове, будто стая вспугнутых ворон, а потекли вяло и равнодушно. Он словно разом осознал бесполезность своего сопротивления, отдав себя на милость врагу. Жизнь в одно мгновение поменяла свои яркие краски на скучный и серый цвет, но при этом пришло какое-то удовлетворенное спокойствие. Словно он достиг какого-то конца и больше ему не надо ни суетиться, ни нервничать, ни испытывать мучительные приступы страха. Даже появилось желание выговориться, рассказать о том, что терзало его душу все последние недели. – Ну, вы и выдумщики! – этим восклицанием подполковник Пашутин подвел итог исповеди бывшего подполковника особого корпуса жандармов. Вызванная охрана обыскала уже бывшего подполковника, после чего увела к следователю на допрос. Стоило за ними закрыться двери, как на лице Пашутина расцвела довольная улыбка. – Ну, ты, Сергей… Знаешь, слов не нахожу! Мне бы и в голову не пришло такое придумать! А как сцену разыграли, мерзавцы! Подлый злодей с пистолетом, умирающий городовой! И ведь без единой репетиции! – Мне особенно понравилась смерть городового! Как актера звать? Данила… – Данила Шумский. Хороший актер, вот только пьет много, собака! Его поэтому на вторых ролях и держат. Гришка Саватеев тоже хорош! Убийца в черном пальто! Кстати, помимо гонорара мы им обещали ресторан и непременно с водочкой. Помнишь? – Да помню я, помню, а теперь идем к Мартынову, он нас там уже заждался. Еще спустя полчаса генералу принесли подписанные Мерзлякиным показания. После короткого совещания сразу были отправлены две группы жандармов с жесточайшим приказом взять тихо и без шума генерал-майора Обнина и заместителя начальника управления тылового снабжения, генерал-майора Старицкого. Стоило командирам групп узнать, кого им придется задержать, на их лицах появилось выражение крайнего удивления, правда, при этом все свои мысли они оставили при себе. Спустя полтора часа оба заговорщика были доставлены в главное управление жандармерии, а на их квартирах были оставлены люди, чтобы исключить любую утечку информации. С задержанными сразу принялись работать самые опытные следователи управления. В кабинете Мартынова царило тревожное ожидание. Говорить не хотелось, только перебрасывались отдельными ничего незначащими словами и пили крепкий чай с лимоном. Так продолжалось до того момента, как открылась дверь и на пороге показался растерянный адъютант: – Господин генерал, там к вам… гм… рвется следователь, поручик Валерьянов. Причем ничего не хочет объяснить. – Рвется?! Пусти его! В кабинет торопливо вошел следователь. Он был бледен и до предела напряжен. – Господин генерал-майор! В ходе допроса были получены мною от генерал-адъютанта Обнина Ильи Давыдовича… вот эти показания, – тут его голос дрогнул. – Прошу прочесть их. Мартынов взял листы, пробежал их глазами, потом негромко сказал: – Об этом никому ни слова, поручик, иначе горько пожалеете. Из управления не уезжать. Вы меня поняли?! – Так точно, господин генерал-майор! – Можете идти. Когда за офицером закрылась дверь, Мартынов, ничего не говоря, протянул мне листы допроса. Прочитав, в свою очередь, я отдал их Пашутину. – Не ожидал, честно говоря, господа, такого богатого улова. Думал, рыбка будет куда… мельче. Тут только одних генералов одиннадцать человек, – и подполковник постучал согнутыми пальцами по лежащим на столе листам допроса. – Военное министерство, Генштаб, Ставка. – Сергей Александрович, теперь дело за вами, – обратился ко мне Мартынов. – Езжай, Сережа, – поддержал его Пашутин. – Время не ждет. Время приближалось к полуночи, но, несмотря на поздний час, я настоял на том, чтобы обо мне прямо сейчас сообщили государю. Тот, похоже, еще не ложился, потому что уже через двадцать минут принял меня. – Что случилось? – спросил меня встревоженно царь. Вместо ответа я, молча, протянул ему показания Обнина и Мерзлякина. Пробежав мельком первую страницу, он поднял голову, и я увидел его ошеломленное лицо: – Что это?! – Письменные показания вашего, наверно, уже бывшего, генерал-адъютанта, ваше императорское величество. Какое-то время император смотрел на меня растерянным взглядом, потом снова принялся читать, с первой строчки. Закончив чтение, он выкурил подряд две папиросы и снова пробежался глазами по записям. Было видно, что он все еще не мог поверить. Не глядя на меня, вызвал дежурного офицера и приказал, чтобы к нему из жандармского управления тотчас доставили Обнина. С ним он разговаривал наедине, и только после того, когда бывшего генерал-адъютанта увели, меня снова пригласили в кабинет. Государь, до крайности взволнованный, не мог усидеть на месте и сейчас непрерывно ходил по кабинету взад-вперед, пока наконец вдруг не остановился передо мной и не спросил растерянно: – Что делать? – Арестовывать, допрашивать и вешать… Императора прямо передернуло от моей прямоты. – Другого пути у вас нет, ваше императорское величество. Помилуете их – им на смену придут другие, которые примут ваше великодушие за слабость. – Сергей Александрович, мне известно, насколько вы жесткий и сильный человек, что вы не боитесь крови, но жизнь человека священна. Так завещал нам Господь, поэтому я хочу, чтобы следствие велось беспристрастно, а к людям, чьи фамилии находятся в этом списке, необходимо с должным уважением отнестись. И еще. Вы с подполковником Пашутиным проведете только предварительное следствие, после чего это дело перейдет в руки прокуроров и судей. Соответствующие распоряжения о ваших полномочиях вы получите в канцелярии. Теперь я хочу остаться один. Ступайте, Сергей Александрович. Ночь и все утро шли аресты, правда, не обошлось и без промахов. В Петербурге и в Ставке двое заговорщиков сумели застрелиться из-за элементарного почтения офицеров к их высоким чинам и должностям, четверо, как оказалось, еще ранее отъехали за границу. Одновременно с арестами начали проходить тщательные обыски рабочих кабинетов, квартир, домов и дач заговорщиков в поисках бумаг, доказательств и свидетельств их причастности к заговору. Были допрошены близкие, прислуга, коллеги по работе. Внезапность и одновременный арест изменников скоро дали свои плоды. Были выданы арестные листы еще на трех заговорщиков, ранее нам неизвестных. Все это время мы с Пашутиным спали и ели урывками, но именно благодаря нашей оперативности уже через трое суток я смог привезти императору не только часть уличающих заговорщиков показаний, но даже некоторые из документов тайного общества, именуемого ими «Защитник отечества». Самой главной уликой среди них стали бумаги, изобличающие связи посольств Франции и Англии с тайным обществом. Император, осунувшийся за эти дни, просмотрел все это, затем брезгливо отодвинул папку с бумагами от себя. Закурил и, не глядя на меня, спросил: – Все у вас? Вместо ответа я протянул ему два листа бумаги со списком лиц, сочувствующих заговорщикам. Пятьдесят три фамилии. Царь взял его с той же брезгливой миной на лице и стал читать: – Полковник гвардии. Ротмистр. Генерал. Чиновник Министерства иностранных дел. Камергер. Князь. Полковник-интендант, – не досмотрев до конца список, он поднял на меня глаза. – Это тоже заговорщики? – Они знали о существовании заговора, ваше императорское величество. – Вы их тоже предлагаете повесить? – со злым сарказмом поинтересовался у меня государь. – Нет, так как их прямая вина не может быть доказана, но, тем не менее, меры в их отношении необходимо принять. Император покачал головой. Своим жестом он как бы подчеркивал свое сомнение в правильности моих слов. – Среди них есть носители известных аристократических фамилий, которые стоят у трона Романовых две сотни лет, и мне сомнительно, что они способны на предательство! «Причем здесь это? – недовольно подумал я. – Суть в их предательстве, пусть даже не прямом, а не в родовитости. Разве это не очевидно?» Император с явным недовольством посмотрел на меня и медленно произнес: – Нельзя осуждать людей только за неосторожно высказанные слова! – Вы забываете, ваше императорское величество, что целью заговорщиков было убийство лично вас, а значит, они были соучастниками этого преступления. Как это ни назови, но это то же самое предательство. – Вы хотите, чтобы в отношении этих людей началось расследование? – Хотелось бы, но вы ведь не разрешите? – Нет! – излишне резко ответил на мой вопрос император. – Если у вас есть что сказать – говорите! – Во власти таким людям не место! Император обреченно вздохнул и сказал: – Говорите. Я слушаю. После того, как я поведал государю о своем плане, он какое-то время обдумывал мою мысль, но потом, явно нехотя, дал свое согласие. Спустя несколько дней пятьдесят три человека были собраны в зале Главного жандармского управления. Из них было только шесть женщин, остальные представляли мужскую половину человечества. Я подозревал, что многие перед этим успели попрощаться с семьей и родственниками, а кое-кто из них, не ограничившись этим, вполне возможно, даже составил завещание. Когда они входили в зал, то, встретившись со знакомым, здоровались друг с другом тихо и осторожно, словно повстречались на похоронах, а на других, незнакомых им людей бросали исподтишка взгляды, а если случайно встречались с ними глазами, то сразу их отводили. Страх и напряжение просто витали в воздухе. Наконец, спустя двадцать минут, полных тревожного ожидания, двери открылись, и в зал вошел генерал Мартынов с папкой в руке. Вместе с ним зашли два жандармских офицера, которые закрыли дверь и с самым мрачным видом встали по ее бокам. Тревожная атмосфера сгустилась до предела. Генерал вышел к небольшой трибуне. Положил на нее папку, потом ее открыл. Поднял глаза, оглядел суровым взглядом присутствующих. – Не буду затягивать наш с вами разговор, хотя бы потому, что он мне весьма неприятен, поэтому просто зачту выдержки из показаний изменников, которые непосредственно касаются присутствующих здесь лиц. Итак, начнем! Следующий час он читал выдержки с указаниями фамилий, места действия и сути разговора, который тогда велся между заговорщиками и лицами, присутствующими сейчас в зале. В зале стояла гробовая тишина, только изредка с легким шорохом поднималась чья-то рука с платком, чтобы вытереть со лба пот. Закончив читать, Мартынов минуту оглядывал зал, а потом громко спросил: – Вы ничего не хотите сказать, господа?! – Это все пустые слова! У вас нет доказательств! – раздался голос полковника гвардии. – Какие вам еще нужны доказательства?! – громко спросил его Мартынов. – Что вам непонятно?! Все это только ваши слова! Слова! И не более того! В зале поднялся легкий шум, но не в поддержку полковника, а наоборот, это было недовольство людей, которые предпочитали не накалять обстановку, но гвардеец, судя по его ухмыляющейся физиономии, похоже, считал себя героем, который сумел поставить на место жандармского генерала. Мартынов только усмехнулся на столь агрессивное выступление гвардейца, после чего четко и громко сказал: – Да, вы не можете быть привлечены к ответственности по законам Российской империи, но как приспешники заговорщиков все вы уже завтра будете смещены с должностей или отправлены в отставку без права когда-либо продолжать службу в армии или государственных учреждениях. Все вы будете уволены без пенсии и почета! Кроме этого, на всех вас заведены отдельные дела, и теперь ваши фамилии будут храниться в нашей картотеке. – Это неслыханно! Это произвол! Над нами будет надзор?! Я буду жаловаться государю! – раздались в зале негодующие крики отдельных лиц, но большая часть присутствующих предпочла молчать. – Как вам будет угодно, господа! – тут Мартынов поднял руку, привлекая внимание. – Теперь последнее, что мне хотелось вам сказать! Его императорское величество великодушно предоставил вам шанс! Второго у вас не будет! Следующий раз, когда вы окажетесь в этом здании по подобному поводу, то выйдете отсюда только под конвоем! Советую хорошо подумать над моими словами, господа! После этих слов, при полной тишине, не прощаясь, он вышел из зала. Мрачно-брезгливое выражение не сходило с лица Николая II уже более получаса, пока он читал заключительный отчет. Закончив чтение, он закурил. Папиросы ему хватило на пять хороших затяжек, после чего та оказалась в пепельнице. Взяв новую папиросу, закурил, пару раз затянулся, затем стряхнул пепел и только тогда начал говорить: – Как же так, Сергей Александрович? Ведь эти люди изменили своей присяге, которую давали государю и России. Их ведь не обходили ни чинами, ни наградами… Личная неприязнь? Не понимаю! И все тут! Император ткнул погасшей папиросой в пепельницу, резко вскочил и, обойдя стол, стал ходить туда-сюда по кабинету. Так продолжалось несколько минут, пока он вдруг не остановился напротив меня: – А ваши сны-видения?! Почему они не предупредили вас?! – Я вам и раньше говорил, ваше императорское величество, не зная конкретных людей, трудно понять их действия. – Значит, вы что-то такое видели, но понять не смогли. Да-да, помню. Вы мне говорили об этом, – государь отошел к окну, бросил взгляд, потом снова повернулся ко мне. – Как сейчас ваши видения? Посещают? – Нет, ваше императорское величество. – Хотелось бы понять: это плохой или хороший знак? – Для меня хороший знак, ваше императорское величество. Устал я уже от этих кошмаров, – снова соврал я. – Понимаю. Ох, как хорошо понимаю, потому что вот это сродни вашим кошмарам! – и император показал рукой в сторону папки, лежащей на его столе. – Надо что-то решать, но что?! – Если вы хотите знать мое личное мнение, то надо придать этому делу широкую огласку. Пусть народ увидит, что закон един для всех, ваше императорское величество! Пусть их судят всех вместе. Заговорщиков и боевиков группы Арона. – Полагаете, что их всех надо приговорить к смертной казни? – У меня к убийцам и предателям пощады нет, но вы, ваше императорское величество, последняя инстанция, которая вправе решать: жить им или умереть. – Да, это так. Мне решать, – император помолчал. – Только вы не представляете себе, Сергей Александрович, как трудно осудить на смерть людей, особенно тех, кого, как мне казалось, я хорошо знал. Спустя месяц после этого разговора состоялся суд и был оглашен приговор, подобного которому давным-давно не случалось в Российской империи. Двадцать семь человек были признаны судом виновными «в приготовлении, по соглашению между собою, к посягательству на жизнь священной особы государя-императора», за что и приговорены к смертной казни через повешение. Царь, которого сами царедворцы считали слабым и безвольным монархом, вдруг неожиданно предстал перед ними совсем другим человеком, волевым и жестким. Ни прошения о смягчении приговора с перечнем заслуг перед отечеством, ни слезные просьбы близких и родственников, ни знатность и деньги – все, что раньше действовало, помогая избегать наказания, теперь не дало никакого эффекта. Если простой народ просто ликовал, окончательно уверовав в справедливость царя-батюшки, то генералитет, царедворцы и аристократия, до этого считавшие себя в неприкосновенности, поняли, что жестокость приговора является для них своеобразным предостережением. В кулуарах поговаривали, что императора о смягчении наказания просили лично кое-кто из великих князей, но и тем наотрез было отказано. Где прежняя мягкость царя? Почему он позволяет управлять собой этому кровавому палачу Богуславскому? Так спрашивали друг у друга вельможи и царедворцы на великосветских визитах и приемах, но никто не знал ответа, хотя при этом многие стали осознавать, что эпоха вседозволенности уходит в прошлое. Изменение политики царя, в свою очередь, ощутили и союзники России. Русскими послами официально были вручены ноты министрам иностранных дел Франции и Англии, в которых говорилось о грубом вмешательстве во внутренние дела суверенного государства глав дипломатических ведомств этих держав. Удар оказался серьезным и болезненным еще и оттого, что помимо документально подтвержденных показаний самих заговорщиков дали свидетельские показания три сотрудника посольств Англии и Франции, уличая своих руководителей в связи с тайной организацией. Покушение на русского царя сразу вылилось в международный скандал, который получил громадный резонанс во всем мире. Возмущенные политическим терроризмом этих стран журналисты свободных изданий Европы с удовольствием печатали статьи о ходе процесса по делу международного заговора с целью покушения на императора России, нередко приправляя их саркастическими комментариями. В ответ официальные газеты Англии и Франции писали, что Россия, прибегая к массовым казням, скатывается к временам варварства, при этом они старательно игнорировали связь иностранных дипломатов с заговором против российского императора. Их недомолвки исправили российские газеты, которые, получив негласное разрешение властей, расписали в таких мрачных красках злодейства английских и французских дипломатов, что народ, читая, только диву давался, почему тех только выслали, а не собираются вешать вместе с остальными цареубийцами. После ряда подобных статей в Министерство иностранных дел России стали поступать протесты от аналогичных ведомств союзников, в которых выражалось недовольство недружественному поведению русской прессы. Ответ не замедлил. Правда, совсем не тот, на который рассчитывали дипломаты этих стран.Глава 6
Преподаватель мужской гимназии Василий Николаевич Распашин вышел на улицу, но, не пройдя и сотни метров, увидел на углу возбужденную толпу. Будучи преподавателем с двадцатилетним стажем, он умел хорошо различать оттенки человеческих голосов, поэтому легко уловил преобладание недоумения и возмущения в возбужденных криках людей. – Господа! Господа! Как это понимать?! Это все евреи в правительстве мутят! Да предательство это, и говорить тут нечего! А царь?! Ведь это он подписал! Так это что: войне конец?! «Что еще такое свалилось на наши бедные головы?» – с этой мыслью преподаватель латинского языка подошел к толпе и поинтересовался у полного мужчины в пенсне, что происходит. – Предательство! Вот что происходит! Это я вам прямо скажу, без обиняков! – его голос прямо подрагивал от еле сдерживаемого возбуждения. – Купили нас германцы! – Извините, но я не в курсе происходящего и хотел бы знать… – Манифест! Заключен мир между Россией и Германией! Сначала государь отказался от польской короны, потом вышли указы об изменениях наших границ, а теперь еще и это! Зачем? Я хочу знать! – Если я вас правильно понял: наш государь заключил мир с Германией. Да? – Да! Вы правильно его поняли! – вмешался в их разговор молодой мужчина, с внешностью банковского клерка. Коротко подстриженные усы, светло-коричневое легкое пальто, трость, брезгливая ухмылка. – Зато мне непонятен тайный смысл этого мира! Воевать надо до победы! Иначе, какой в этом смысл?! Толстяк, резко понизив голос, ответил ему: – А про немецкое окружение царя во дворце забыли? Их работа – поверьте мне! – Да бросьте вы! Тут надо смотреть, кому это выгодно! – Да таким, как ты, болтунам, это выгодно! – в их спор неожиданно вмешался подошедший к ним человек в офицерской шинели, но без погон. – На фронте не бывали, а смысл ищете! Василий Николаевич, увидев, что страсти накаляются, при этом будучи несмелым и богобоязненным человеком, больше не слушая никого, обойдя возбужденную толпу, направился знакомой дорогой в гимназию. Мир так мир! Какая разница! Сейчас его больше заботил вчерашний приступ внезапно обострившейся язвы и визит будущего жениха – аптекаря, который должен был прийти сегодня, к семи часам вечера, чтобы посвататься к его старшей дочери, но при этом Распашин не преминул задержаться на несколько минут, чтобы пробежать глазами текст манифеста, увидев его на афишной тумбе. «Божьей милостью Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский… Объявляем всем верным нашим подданным, что Нами заключен мир с Германской империей. В это тяжелое время жизни России Мы почли долгом совести… Трудности на фронте и тылу вынуждают Нас… Дорожа кровью и достоянием наших поданных… На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою подписано: НИКОЛАЙ». «Может, теперь с хлебным подвозом все наладится. И с керосином. А то ведь эти очереди уже до самых печенок достали» – подумал Распашин. Народ читал строчки царского манифеста с каким-то невнятным смущением в душе. Главный враг, германец, в один момент перестал быть таковым! Как так? Вон еще и плакат на стене висит, на котором русский солдат нанизывает на штык германца, австрияка и турка. С другой стороны, мир с Германией означал конец войны, а ведь именно с ней у людей было связано все самое плохое – смерть родных и близких, нехватка продовольствия и топлива, резкое вздорожание цен. Да и самих целей войны народ толком не знал. Говорили о Византии, о восстановлении третьего Рима, о каких-то проливах, о славянах, которых надлежало спасать, а для всего этого надо было сначала победить кайзера, но какая была связь между этими непонятными объяснениями и необходимостью умирать простому русскому человеку в сыром окопе, мало кто мог себе уяснить. Только одно было понятно всем – так приказал царь. Царь повелел воевать – солдат воевал, повелел заключить мир с германцами – так тому и быть. У людей сейчас было одно мерило – прежняя сытая и тихая довоенная жизнь, поэтому заключение мира с германцем стало для большинства людей шагом к прежней жизни. С не меньшей радостью восприняли манифест бывшие рабочие и крестьяне, одетые в серые шинели. Правда, так восприняли документ далеко не все. Часть офицерства, генералитет, союзы ветеранов, чиновники и подрядчики, наживающиеся на военных заказах, посчитали это предательством, причем не столько по отношению к союзникам, сколько по отношению к ним. Война до победы! Именно с этими лозунгами выступила на улицы городов оппозиция. Робкие попытки революционеров, сумевших уйти от разгрома, подтолкнуть народ к выступлениям ни к чему не привели. Крестьяне, и раньше предпочитавшие жить по заветам дедов и отцов, были мало подвержены тлетворному влиянию агитаторов. Основами их мировоззрения была земля, вера в Бога и царя. Рабочие были больше подвержены влиянию революционной агитации, но стоило выйти фабричным законам, как большая их часть сразу перестала поддерживать революционные партии. В немалой степени этому помогло принятие новых жестких законов, запрещающих революционную деятельность. Последнюю точку поставила казнь заговорщиков, а затем прогремевшие на всю страну ряд процессов по делам крупных чиновников, заводчиков и генералов, которые показали всем восстановленную царем справедливость. Одним из таких случаев, получивших широкую известность, стал недавний арест крупного сибирского золотопромышленника. В Томске, в одном из ресторанов, находясь под солидным градусом, промышленник начал поносить фабричные законы, называя их царской блажью и другими непозволительными словами, которые порочили имя императора. Так было записано в протоколе жандармского следователя со слов свидетелей, после того как полицейские скрутили промышленника на глазах притихшего зала, затем под конвоем привезли в жандармское управление. Золотопромышленнику крупно не повезло, так как в зале этого ресторана жандармский ротмистр праздновал день рождения своей дочери. Год тому назад обладателю тугого кошелька никто бы и не подумал предъявить подобные обвинения, зная, что связи и деньги надежно прикрывают его от закона, а ротмистра, посмевшего раскрыть рот, сослали бы в какой-нибудь глухой угол для несения дальнейшей службы. Вот только не учел господин миллионер перемен и в итоге оказался в следственной камере, где провел четыре месяца. Так как он шел по политической статье, где его вина была подтверждена десятком свидетельских показаний, то быть бы золотопромышленнику на каторге, несмотря на его миллионы, если бы за него не вступилось общество сибирских купцов. Только благодаря его усилиям, сумевшим доказать, что промышленник является немаловажной фигурой в освоении природных богатств Сибири, его выпустили, ограничившись громадным штрафом в пользу государства. Этот случай стал не столько очередным предупреждением для людей с мошной, сколько своеобразным толчком для быстрого внедрения социальных льгот рабочих. Новообразования добрались и до крестьян. Уже с месяц в деревнях и селах работали землеустроительные комиссии, продолжившие столыпинские преобразования в сельском хозяйстве. Крестьяне получали наделы – одни в своих родных местах, другие, получив льготы и подъемные деньги, переселялись в Сибирь и на Дальний Восток. Народ, видя, что жизнь меняется в лучшую сторону, остался стоять в стороне, когда на улицы вышли офицеры-фронтовики, члены земских союзов и ветеранских организаций. Плакаты, колыхавшиеся над толпой, были практически все одного содержания. «Война до победного конца», «Мир с германцем – предательство родины». Городовые, расставленные по маршруту движения демонстрантов, а также конные разъезды на перекрестках, сумели отрезвить наиболее горячие головы, поэтому в столице особых инцидентов не произошло, зато в ряде других городах, в особенности в Москве, полицейские силы не сумели справиться с начавшимися беспорядками. Были срочно введены войска, и только стоило солдатам услышать крики «Война до победного конца!», как на их лицах проявилось горячее желание: вбить прикладом обратно в рот митингующим их лозунги. Демонстранты не сразу оценили уровень исходящей угрозы, и, когда солдатам был отдан приказ очистить улицы, те приложили к его выполнению настолько большое усердие, что люди стали разбегаться с криками: «Полиция! Убивают!» За границей намного более бурно и жестоко отреагировали на мир России с Германией. Газеты всего мира запестрели сенсационными сообщениями, предоставляя людям либо изумляться, либо страшиться последствий столь невероятного поворота событий. Пресса Англии и Франции набросилась подобно стае бешеных собак на демарш русского царя, но предшествующий ему международный скандал, связавший покушение на императора с работниками посольств этих стран, в какой-то мере сгладил волну возмущения. Утром следующего дня после появления манифеста министру иностранных дел послами союзников были вручены дипломатические ноты вместе с вопросом: почему Россия, разорвав договор в одностороннем порядке, пошла настоль недружественный шаг по отношению к своим союзникам? К их немалому удивлению, официальный ответ они получили сразу, причем в таком объеме, что иностранным дипломатам оставалось только гадать, что за документы могут находиться в толстенных папках весьма внушительного вида. Засев за чтение, чиновники посольств неожиданно поняли, что полученные ими документы имеют не столько оправдательный, сколько обвинительный характер. Согласно этим записям получалось, что Российская империя, не получая достойной поддержки союзников, полтора года одна несла бремя войны на своих плечах, что окончательно подорвало ее военную мощь, привело к разрухе и спаду в экономике и сельском хозяйстве. Неурожайный год, а также массовое дезертирство солдат, нехватка оружия и устаревшее заводское оборудование на военных заводах только усугубили это положение. Несмотря на то, что именно невыполнение союзниками своих обязательств в полном объеме привело к весьма печальному положению страны, а значит, фактически вынудило Российскую империю пойти на мир с Германией, та при этом от своих обязательств в отношении военных действий против Австро-Венгрии и Турции не отказывается. Австрияки и турки, в свою очередь, возмутились вероломным шагом германского императора, но сделать ничего не могли, как и правительства Англии и Франции, которые оказались в схожем положении. Единственным практическим действием стало официальное заявление финансовых кругов Франции: русское золото, лежащее во французских банках, там и останется, в качестве компенсации за предательство. Английские банкиры, вторя им, стали угрожать миллионными долгами за поставленное оружие, при этом суля обобрать Российскую империю до нитки. Хуже всех перенесли этот удар французские и английские генералы, которых просто поставили перед фактом выхода России из войны. Прекрасно понимая, что теперь им придется воевать самим и за колючей проволокой уже не удастся отсидеться, они со страхом ждали прибытия новых германских дивизий, которые будут должны перебросить с Восточного фронта. Но как, когда и где? Ответа на эти вопросы у них не было, к тому же действительность оказалась намного хуже, чем они ожидали. Оказалось, что немецкие генералы еще за полторы недели до заключения сепаратного мира начали отводить свои дивизии, сначала с австрийского, а затем с русского фронта, на переформирование. В тыл ушло, в общей сложности, около тридцати дивизий, а вместо них жидкой цепочкой вдоль линии русского фронта растянулись запасные батальоны. Это был большой риск, но он стоил мощного и внезапного удара, способного не только переломить ситуацию на французском фронте, но и стать первым шагом к победе в этой войне. Весть о выходе России из войны испугала не только генералов, но и солдат, вызвав у тех уныние и страх. Вопрос: почему мы должны воевать, если русские вышли из войны? – сразу появился в солдатских головах и не способствовал поднятию духа. Положение еще больше осложнялось из-за недавних солдатских выступлений во французских и английских частях против плохой пищи и санитарных условий. Последнюю точку поставила французские разведка, которая не заметила прибытия новых немецких дивизий, а генеральный французский штаб, основываясь на ее данных, не сумел вовремя подтянуть резервы. Немецкие пушки загрохотали в пять часов утра. После шести часов непрерывного обстрела артиллерия замолчала, и в брешь развороченной снарядами обороны нескончаемым потоком хлынули германские солдаты. Неожиданность и мощь удара сыграли свою роль – в первые несколько часов были захвачены две линии окопов и тыловые коммуникации, разорвав связь между французскими частями. Закрепляя успех, в прорыв было брошено три уланских полка. Внезапное появление германской конницы в тылу вызвало волну паники у части солдат, которые, бросая оружие и амуницию, кинулись бежать. О контратаке, которая должна была закрыть брешь в обороне, можно было забыть, а на утро немцы, усиленные двумя новыми дивизиями, снова пошли в атаку, расширяя линию прорыва, и во второй половине дня французское командование, опасаясь окружения, отдало приказ частям отходить. В этот самый момент германский штаб бросил в бой еще четыре уланских полка, которые ударили в спину торопливо отступающим полкам и дивизиям французов, вызвав новый приступ паники у солдат. Следующие два дня германские дивизии, пополняемые все новыми свежими силами, продолжали идти вперед, рвя в клочья французскую оборону. Потеря связи между войсками и нескоординированные действия не дали французским генералам объединить усилия, чтобы хоть как-то противостоять стремительно наступающему противнику. Судорожные попытки закрепиться в обороне временами срывали сами французские солдаты, которые, не понимая, что происходит и не верящие своим офицерам, начинали отступать, только завидев приближающегося врага. Германское командование, видя смятение в рядах противника, кинуло на деморализованные части еще несколько кавалерийских полков. Хаос, паника, разрыв коммуникаций, противоречивые приказы командования – все это заставляло войска союзников откатываться назад снова и снова. Ярким примером стало беспорядочное отступление нескольких полков французской пехоты под натиском германской кавалерии, когда они с ходу наткнулись на две свежие дивизии из резерва, идущих на помощь, что вызвало неразбериху и хаос и в конце заставило обратиться в бегство. Беспорядочность отхода противника дала возможность германским частям беспрепятственно захватывать все стратегические пункты обороны противника, включая мосты и железнодорожные пути, а также запасы продовольствия, фуража и склады с боеприпасами. На пятые сутки противник остановился, и французские генералы решили, что растянутые коммуникации и оторванность от тыла оборвали их стремительный рейд, но при этом опять просчитались. Немцы только сделали вид, что остановились и закрепляются на захваченных рубежах, а сами воспользовались тем, что связь между союзниками благодаря стремительному наступлению была полностью оборвана, неожиданно ударили во фланг позиций англичан. Удар оказался ошеломляющим. Зажатые с двух сторон британцы, стоило им только это понять, в панике, бросая оружие, побежали. Уже знавшие о разгроме и отступлении союзников, упавшие духом англичане морально были готовы к поражению, что и привело их к бегству сразу после первого удара германцев. Двойной разгром армий союзников в течение недели подорвал уже не только веру солдат в победу, но и их генералов. Неожиданное отступление англичан сорвало и без того слабые попытки французов контратаковать противника. Союзные генералы и не подозревали, что эти удары, обрушившие англо-французский фронт, являются началом германского генерального плана по захвату и оккупации Франции под кодовым названием «Парижская прогулка». В эти сумбурные дни я неожиданно получил письмо – приглашение на день ангела Елизаветы Михайловны Антошиной. В конверт была вложена плотная картонная рамка типографского исполнения, изукрашенная сердечками и маленькими ангелочками, а в нее был вставлен текст, написанной рукой самой именинницы. Прочитав приглашение, я тяжело вздохнул. Мне очень не хотелось провести день в окружении любвеобильных мам и их дочек, а с другой стороны нельзя было нарушить обещание. Вместе с приглашением передо мной встала новая проблема. Что дарят девушкам – девочкам в день их рождения? «Так что ей подарить? Хм! Если не знаешь, попроси совета у знающего человека. Только у кого? – мысленно перебрав всех своих немногочисленных знакомых, понял, что только императрица, мать четырех дочерей, может мне в этом помочь. – Вот только она не тот человек, к которому можно так запросто обратиться с подобным вопросом. Впрочем, можно позвонить Светлане. Кому как не ей знать заветные мысли сестренки». До дня рождения оставалась неделя, а так как поиски подарка могли затянуться, я начал действовать прямо сейчас, но к телефону подошла горничная, которая сказала, что Светланы Михайловны нет дома и обещала она быть только к вечеру. Светлана Антошина мне нравилась. Чувства, которые я к ней испытывал, нельзя было назвать любовью – скорее, большим увлечением. Мне было интересно ее слушать, разговаривать и спорить с ней. В иные моменты, когда она в азарте начинала спорить, я смотрел в ее горящие от возбуждения глаза и думал, что страстности этой девушке, похоже, не занимать. При всем этом она была настоящей красавицей. «Да, она интересный человек, и… великолепна как женщина. А что дальше? – обычно на этом мои мысли обрывались. – К тому же у нее есть жених». Хотя сам-то я знал, что не это было препятствием, а ее довольно прохладное отношение ко мне. Ей, судя по всему, был интересен образ сильного и храброго человека, но не более того, да и нетрудно было видеть, что мой прагматизм ей чужд. Ей были нужны романтические встречи, театральные премьеры, поэтические вечера и жаркие споры о вечных ценностях. Мы были разными людьми, и винить тут было некого. Не успел положить трубку, как раздался телефонный звонок. Звонили из канцелярии его величества. Разговор у нас пошел о нововведении, которое мне хотелось внедрить в систему государственных заказов. Я предложил создать комиссию, которая будет вырабатывать требования и условия на необходимые государству заказы, а затем доводить до производителя через официальный печатный орган. Тот из соискателей, кто представит наиболее выгодные условия, получает государственный заказ. При этом оформление контрактов должно тщательно проверяться и только затем регистрироваться. Император заинтересовался моей идеей. Какое-то время мы еще говорили, потом государь посмотрел на часы и сказал: – Извините, Сергей Александрович, но мне надо идти. Пришло время выполнять отцовские обязанности. Дочери хотят продемонстрировать мне какие-то необыкновенные наряды. – Разрешите откланяться… – только я это сказал, как вспомнил о подарке. – Извините меня, ваше императорское величество, но можно вам задать один вопрос? Император кинул на меня любопытный взгляд. – Слушаю вас. – Что может понравиться девочке в пятнадцать лет в качестве подарка? – Она из состоятельной семьи? – поинтересовался государь. – Лиза Антошина. Братья Антошины, имеют несколько магазинов в Петербурге и Москве, торгуют антиквариатом. – По-моему, я слышал о них. А ваша головная боль, – он усмехнулся и нажал кнопку звонка, – лечится весьма просто. Когда на пороге вырос дежурный офицер, император сказал: – Телефонируйте в ювелирный магазин Фаберже. Скажите, что к ним сейчас приедет господин Богуславский. У него есть заказ. Когда адъютант вышел, император сказал: – Езжайте, Сергей Александрович, вас туда прямо сейчас отвезут. – Не знаю, как вас благодарить, ваше императорское величество. Экипаж уже ждал меня на выезде. Не успел я сесть в коляску, как кучер хлопнул кнутом, и лошади рванулись с места, а спустя какое-то время мы остановились у большого ювелирного магазина Карла Фаберже. Зайдя в магазин, я только успел представиться, как меня сразу препроводили в кабинет известного ювелира. После короткого знакомства мастер сказал, что у него в мастерской есть два изготовленных яйца, которые он будет рад мне предложить. – Они были изготовлены для высокопоставленных лиц, но по определенным обстоятельствам их не смогли забрать. Скажу сразу, что они не столь затейливы и изящны, как те, что делаются под заказ нашего государя, но при этом, осмелюсь вас заверить, имеют свою особую красоту. Разрешите вам их показать, Сергей Александрович? Когда их принесли, я, не раздумывая, выбрал яйцо в нежно-голубых тонах, оплетенное серебряными ажурными нитями. – Теперь мне хотелось бы услышать ваши пожелания по поводу сюрприза, спрятанного внутри яйца. – Вы сможете сделать и поместить внутрь серебряную фигурку девочки – ангелочка? – Удачное решение вопроса, Сергей Александрович. Как мне стало понятно из ваших слов, вам нужен подарок к воскресенью? Я кивнул головой. – Сделаем. Прошу вас прийти за заказом в пятницу. Часам… м-м-м, к шести-семи вечера. – Карл Густавович, озвучьте, пожалуйста, цену. Хотя бы приблизительно. – Извините, милейший Сергей Александрович, не могу, – он бросил на меня хитрый взгляд и добродушно усмехнулся. – Никак не могу, так как это подарок вам от государя-императора. Мне ничего не оставалось делать, как только откланяться. Ювелир лично проводил меня до входной двери. Приехав в назначенное время забирать подарок, я не смог удержаться от похвал мастеру, когда, открыв яйцо, увидел маленькую точеную фигурку ангела, которая, казалось, излучала свой особый, теплый свет. Некоторое время он с довольной улыбкой выслушивал мое искреннее восхищение работой, а затем сказал: – Помните, вы тогда спрашивали у меня про цену? Так вот, что я вам скажу, милейший Сергей Александрович: ваша искренняя благодарность, ваше восхищение намного превышает цену этой изящной безделушки. Яйцо было уложено в небольшой ящичек из красного дерева, крышка которого была инкрустирована плоской копией ангелочка, тоже выполненного из серебра. С большой осторожностью я поместил его во внутренний карман. Полдела было сделано, теперь осталось как-то пережить дамский праздник в компании полудюжины матрон и их дочерей. «Вот именно пережить. Господи, сделай так, чтобы мой поход в гости сорвался». В этот момент я не знал, что мое пожелание окажется пророческим, как не знал, что почти в это самое время на квартире капитан-лейтенанта Штапеля собрались офицеры. Восемь человек. Трое из них сидели на тахте, а остальные разместились на стульях и табуретках, собранных по всей квартире. Шестеро были одеты в морскую офицерскую форму, другие – в гражданской одежде, но, несмотря на пиджаки, жилеты и стоячие воротнички под ними легко угадывалась военная выправка офицера. Лица у всех серьезны, в глазах – волнение и отрешенность. «Как у истинно русских людей, которые отринули все мирское, готовясь пойти на славный подвиг ради отчизны. Это хорошо. Это правильно. Страха в них нет и не должно быть», – так думал, глядя на них, капитан первого ранга Валентин Владимирович Сикорский, являвшийся одним из основателей тайного офицерского движения «Честь и родина». После потери двух сыновей на войне, а затем внезапной смерти жены от сердечного приступа, его желание видеть Германию поверженной стало навязчивой идеей… и вдруг неожиданно выходит царский манифест. «Нет. Такой царь нам не нужен», – решил он и стал искать единомышленников. Найти себе подобных труда не составило, и тайное общество за несколько месяцев пополнилось семью десятками приверженцев войны до победного конца, и это при самом жестком отборе. Организованный штаб, проработав несколько вариантов, принял предельно жесткий план, в основе которого лежал захват царя и его семейства в качестве заложников. Много было споров, что делать дальше с ниспровергнутым монархом, когда на трон взойдет новый правитель, поэтому в зависимости от переговоров с Романовым было разработано несколько вариантов развития ситуации. Кандидатура нового правителя также многократно обсуждалась между членами тайного общества, после чего большинством голосов решили, что надо короновать царевича Алексея, что и было решено, но только пять человек, составлявшие штаб общества, знали, кто станет настоящим наследником престола. Сегодня был последний сбор командиров отрядов перед началом военного переворота. Правда, сам Сикорский считал свержение царя восстановлением исторической справедливости. – Господа офицеры, вы собраны для следующего сообщения: план нашим штабом утвержден окончательно. Мы выступим в это воскресение. В восемь часов утра. Значит, на подготовку у нас осталось два дня. Вчера вечером было получено очередное подтверждение, что в расписании семьи Романовых нет никаких изменений. У кого-то есть вопросы или возражения? Глаза морского офицера пробежали по лицам присутствующих. Взгляды, в которых нет и тени сомнения. Уверенные лица. – Хорошо! Александр Казимирович! Со своего места вскочил и вытянулся коренастый, плотно сбитый мужчина в сером костюме. – Вы вместе с капитан-лейтенантом Степанчиковым и лейтенантом Фоминым поведете отряд матросов к арсеналу, затем к дворцу. Идти в строю. Не допускать никаких вольностей. В чем состоит ваша задача, вы уже знаете. Вопросы есть? – Задача ясна, господин капитан первого ранга! Захватить оружие, ворваться во дворец и арестовать семейство Романовых, а потом держаться изо всех сил до подхода подкрепления. Теперь хотелось бы знать: что за подкрепление и когда оно подойдет? – Сразу после захвата дворца к вам на помощь подойдет ударный офицерский отряд. В количестве шестидесяти двух человек. Это все, что на данный момент я могу вам твердо пообещать. Но не это главное! Вы должны сами понять и убедить других, что ваша сила не в количестве бойцов, а в заложниках! – Вы правы! Разрешите сесть?! – Садитесь! Василий Степанович! – когда вскочил и вытянулся поручик-пехотинец, моряк продолжил: – Ваш полк в нашем плане самое слабое место. Насколько мне известно: среди офицеров Екатерининского полка у нас нет приверженцев. Или что-то изменилось за эту неделю? – Никак нет, господин капитан первого ранга! Все мои попытки оказались бесполезны. Эти господа, в отличие от меня, всю войну грели свои задницы в тылу, и понятие, что такое офицерская честь, имеют только понаслышке! Поэтому сейчас могу сказать только одно: жизни своей не пожалею, но постараюсь сделать все, чтобы оружие оказалось в наших руках! – Предлагаю направить с вами, поручик, группу из нескольких офицеров, которые помогут вам нейтрализовать сопротивление часовых и караула при оружейной полка. – При всем уважении к вам, господин капитан первого ранга, мне кажется, что это будет неправильно. На меня и так косятся, а если я еще приведу группу незнакомых офицеров на территорию полка, то могут легко заподозрить неладное. Думаю, двух, в крайнем случае, трех офицеров будет достаточно. Скажу: сослуживцы. Прибыли только что с фронта, заехали навестить. – Гм. Пусть будет так. Поручик Ржевский. Штабс-капитан Долинин. Вы пойдете с поручиком. Не церемоньтесь! Нужно – применяйте оружие! И еще. Группа из восьми офицеров будет находиться поблизости от ворот полка. Дайте сигнал, и они придут к вам на помощь. Капитан Швырин, вы назначаетесь командиром этой группы! Господа! Вы должны понимать, что нам жизненно необходимо оружие. В особенности пулеметы. Вам все понятно?! – Так точно! – Садитесь, господа! Как вы знаете: после захвата царского дворца и оружия в Екатерининском полку вы все становитесь командирами отдельных отрядов. Планы действий вами уже получены, поэтому повторяться не вижу смысла. Добавлю только одно: вольницы не допускать. Пресекать все попытки мародерства и бандитизма путем расстрела на месте! Это всем понятно?! – Так точно! – раздался разноголосый хор голосов. – Вопросы есть?! – Есть, господин капитан первого ранга! С Романовым все ясно. Или подпишет отречение, или… Но до сих пор непонятно, что будет с остальной его семьей? – Пока Россия не утвердится в новой власти, они будут в заложниках. Еще вопросы, господа?! – он обвел глазами заговорщиков. – Нет?! Тогда на этом все! С Богом, господа! Капитан первого ранга соврал. Приговор отцу и сыну Романовым был фактически подписан и, как только новый император даст согласие взойти на трон, будет сразу исполнен. «Чтобы не дать погибнуть империи, надо идти на жертвы, пусть даже это будет мальчик. Сначала я принес в жертву своих сыновей, теперь очередь за Романовым». Еще он знал, что не только эти слова были ложью. Матросы и офицеры, которые должны были захватить оружие в Екатерининском полку, были своего рода приманкой. Они должны были отвлечь внимание городских и военных властей от мятежников, которые захватят дворец и возьмут царскую семью в заложники. Все это внесет смуту и разлад, а главное, даст время для переговоров с будущим императором России. «Да какие, к черту, переговоры! – и капитан первого ранга вернулся мыслями к разговору, который состоялся у него с преемником Николая II две недели тому назад. – Все уже решено! Даже если и так! Пусть снова обман, пусть заговор, пусть новый царь! Все это было в российской истории не один раз! Главное не в этом, а в спасении России! Именно новая, обновленная Россия поставит германцев на колени! Благо целой страны ничто перед гнусным преступлением одного человека!» Командир крейсера тяжело вздохнул. Уж он-то знал, что пафосными словами собственную совесть не обманешь. К тому же все чаще он стал приходить к мысли, которую старался сразу отогнать, а вдруг его на это страшное преступление толкает не любовь к России, а простая человеческая месть. За погибших в море сыновей, за жену, которая в одночасье умерла от сердечного приступа, узнав о смерти второго сына. В такие минуты он начинал думать о пистолете, поднесенном к виску. Когда позволяло время, я старался передвигаться по городу пешком, поэтому, отправляясь на день рождения, вышел на полтора часа раньше, рассчитывая, что к одиннадцати часам буду у дома Антошиных. Закрыв дверь, я начал спускаться вниз по лестнице, когда раздался телефонный звонок. Телефон звонил, не переставая, около трех минут, пока на другом конце провода не поняли, что хозяина квартиры нет дома. Пока я шел неспешным, прогулочным шагом по городским улицам, заговор начал разворачиваться в полную силу. Вооруженный отряд из двухсот матросов и восьми морских офицеров скорым маршем выступил по направлению к дворцу. В их задачу входил только захват дворца и арест царя с семейством. Члены ударного офицерского отряда, которые должны были закрепить успех, напряженно ждали сигнала, чтобы выступить. Второй отряд мятежников почти в то же время начал движение в сторону Екатерининского полка, который находился в трех кварталах от особняка Антошиных. Идя прогулочным шагом, я пытался придумать благовидный предлог, который бы позволил мне, вручив подарок, сразу удалиться. Уйдя в свои мысли, я шел по улицам среди гуляющих людей, окруженный привычным городским шумом. Звенели трамваи, стучали копыта лошадей, рычали моторы автомобилей. На перекрестках несли службу городовые, голосили мальчишки-газетчики, им вторили разносчики с лотками. Без десяти одиннадцать свернув за угол, я вышел на улицу, на которой был расположен особняк Антошиных. Медленно идя, шутливо посетовал на свою убогую фантазию, которая так и не смогла мне подсказать достойной причины сбежать с празднества. Не успел я подойти к распахнутым воротам, у которых стоял дворник-сторож Кузьмич, как подъехала коляска. Из нее вышла пышная женщина, лет сорока, сопровождаемая дочерью – подростком, которая несла красивую подарочную коробку, перевязанную ярко-желтой лентой. Вежливо поклонившись, я пропустил их вперед. Дама кивнула мне в ответ, и я думал, что она сейчас пройдет, но та вдруг остановилась и неожиданно спросила: – Извините меня, ради бога, но вы ничего не слышали? – Что именно? – удивленно спросил я ее. Только теперь я заметил неестественную бледность и страх в ее глазах. – Мы слышали стрельбу в городе. И крики. – Где именно? – Да тут недалеко. Где-то за два квартала отсюда. Бух! Бух! И так подряд несколько раз. Еще толпа что-то кричала, но я не разобрала. Вы не знаете, что это может быть? – Нет. А вы их видели? – Мы по соседней улице ехали, поэтому только слышали крики и выстрелы. Я так волнуюсь. – Не переживайте. Все будет хорошо. – Это вам мужчинам хорошо, – дама уже сменила тревогу в голосе на кокетство. – Вам к войне не привыкать, а у нас с Варенькой сердечки так и заекали, стоило нам услышать эту пальбу! – Не волнуйтесь. Все будет хорошо, – снова повторил я и задумался о том, что это может быть. Заговор генералов и покушение на государя были еще свежи в памяти, поэтому сообщение я воспринял вполне серьезно. На вопрос, что делать, ответил сам себе почти сразу: поздравить именинницу, отдать подарок, затем позвонить из кабинета хозяина дома. Тут входная дверь открылась, и на пороге показалась горничная. – Идемте, а то нас уже, похоже, хозяева заждались, – и я сделал приглашающий жест рукой в сторону дома. – И то верно, у нас еще будет время поговорить, – тонко намекнула мне дама на продолжение флирта, после чего, взяв дочь за руку, пошла к входной двери. Кузьмич, вытянувшись перед ней чуть ли не по-военному, только укоризненно посмотрел вслед прошедшей мимо него женщине. Я усмехнулся: – Держи, – и протянул ему рубль. – Благодарствую, Сергей Александрович! Сейчас Тамара Михайловна с дочерьми приедут, и все! Сядете за стол. Проходите, Сергей Александрович. – Кузьмич, ты ничего такого не слышал? – не удержался я от вопроса. – Или не видел чего странного? – Да вроде ничего… Хотя, коляска пронеслась с барыней Хотяевой. Да так быстро, что я удивился. Они всегда так важно едут, а тут прямо галопом… – Откуда она ехала? – перебил я его. – Да оттуда, – и он показал рукой в сторону, где, по словам дамы, стреляли. – Ох, ты ж, господи! Так не случилось ли чего?! Я остановился, не зная, что делать: звонить или пойти самому посмотреть, что там происходит, как вдруг увидел бежавшего сломя голову по улице городового. Одной рукой он придерживал фуражку, а другой – шашку. На топот его сапог обернулся и Кузьмич. Увидев полицейского, он стал быстро креститься и негромко бормотать: – Отведи напасть от нас грешных, матушка-заступница, царица небесная. Не дай пропасть… Я заступил дорогу бегущему полицейскому. Он остановился. Бледный, губы прыгают, а в глазах – страх. – Не подходи! Стрелять буду! – крикнул он мне дрожащим голосом, но при этом даже не сделал попытки достать оружие. В эту секунду из-за моего плеча раздался голос Кузьмича: – Степан, ты чего?! Белены объелся?! Это же барин, Сергей Александрович! Увидев сторожа, он как-то сразу обмяк, потом снова посмотрел на меня уже более осмысленно. – Что видел, говори! – Так это… Они там толпой шли. А мы что… – Они – кто? Толком говори! Не знаю, что он увидел на моем лице, но подтянулся, словно при виде начальства, и стал рассказывать: – Так точно, ваше благородие! Мы с квартальным надзирателем стояли, разговаривали, а вдруг шум раздался. Вроде как толпа народа идет. Мы за угол, а там матросы. Николай Власьевич им навстречу и с вопросом: кто такие? А его в кулаки. С ног сбили. Я револьвер выхватил, а мне говорят: шумни только и мы тебя пристрелим, а сами в меня целят. Потом револьвер забрали и говорят: беги, пока цел. – Эх ты, заячья душа! Сразу в бега! – не удержавшись, съязвил Кузьмич. – И Власьича бросил. Э-эх, ты! Городовой повесил голову. Только теперь я увидел, что это совсем молодой парень. – Куда они шли? – Не знаю, ваше благородие. – Остолоп, мать твою! – уже не сдержался я. Дело, судя по всему, было серьезное и счет, возможно, шел уже на минуты. Надо было что-то решать. «Но что происходит? Мятеж? Так почему Мартынов…» – Там это… – еле слышно пробормотал городовой. – Светлану Михайловну… – Говори! Что с ней?! – Ее шайка Фомки Нехвестова схватила. У доходного дома Маркотиной. Я по другой стороне улицы бежал. Краем глаза видел. – Видел и не вмешался?! – Так это… Их много, а я без револьвера, а шашка… – Покажешь! Живо! – Слушаюсь, ваше благородие! Городовой развернулся и припустил что было сил. Я помчался за ним. Улицы, по которым мы бежали, были пустыми, видно, слухи уже разнеслись в этой части города и народ попрятался по домам подальше от беды. Я расслышал вдалеке выстрелы, но в этот самый момент городовой остановился. – Вон туда. Там, – и полицейский показал рукой в глубь двора. – Исчезни! Скользнув во двор дома, я сразу увидел притулившийся к забору флигель, а у его двери крутившегося парнишку. Видно, оставленный за сторожа, тот, вместо того чтобы охранять, приоткрыв дверь, сейчас прислушивался к тому, что делается внутри дома. Он настолько был увлечен своим занятием, что почувствовал чужое присутствие за своей спиной уже в момент своей смерти. Хрустнули перебитые шейные позвонки, и тело стало мягко заваливаться на бок. Оттолкнул его в сторону и, широко распахнув дверь, быстро вошел внутрь. Двое насильников, зажав девушке рот, сдерживали бьющееся в судорожных движениях тело, распростертое на деревянном топчане. Платье было задрано по пояс, открыв молочно-белые ноги. Третий бандит со спущенными штанами в этот самый миг пытался взгромоздиться на девушку. – Светлана Михайловна, это я, Богуславский! Закройте глаза и расслабьтесь, а вы, господа, получите удовольствие! Первым умер насильник со спущенными штанами, только успевший соскочить с топчана. Нанеся добивающий удар ногой по оседающей фигуре, я с разворота левым кулаком раздробил висок второго бандита, отправив его грязную душу в ад. Третий, даже не помышляя о сопротивлении, попытался проскочить мимо меня к двери, но будучи схваченным за ворот, отлетел к стене. Шагнув к нему, я нанес сокрушающий удар в грудь – и конвульсивно изгибающееся тело мешком рухнуло у моих ног. Быстро развернулся к Антошиной. Девушка, как только ее отпустили грубые руки, сжавшись в комок, прижалась к стене. Ее бил озноб. Подойдя к топчану, я сказал: – С вашего разрешения, Светлана Михайловна, возьму вас на руки, – и тут увидел, как она открыла глаза и заплакала. – Успокойтесь. Все закончилось. Вынеся ее на улицу, осторожно поставил на ноги. Она, словно не веря в то, что происходит вокруг нее, оглядела пустую улицу, потом посмотрела на меня. В ее больших, мокрых от слез глазах гнездился дикий страх. – Я ничего… не могла… сделать. Я кричала… Они тащили меня. Они… – она словно с силой проталкивала слова сквозь перехваченное страхом горло. – Да успокойтесь вы, ради бога! Все страшное уже позади! – Нет! Вы не понимаете! Их липкие пальцы… Они хватали меня везде… Это было так страшно! Я… – Она была уже готова взорваться плачем, забиться в истерике, как я крепко прижал ее к своей груди и тихо сказал на ушко: – Ваши стройные ножки выглядят просто жуть, как соблазнительно, Светлана Михайловна. Несмотря на шоковое состояние, до нее все же дошел смысл моих слов. Она замерла, осмысливая сказанное, потом уперлась кулачками в грудь и оттолкнулась от меня. Несколько секунд смотрела на меня сквозь слезы, а потом прерывающимся, ломким голосом тихо спросила: – Что вы сейчас сказали? – Об этом мы потом поговорим. Теперь нам надо идти, Светлана Михайловна. Гости ждут, – и я, взяв ее под руку, повел по улице. Какое-то время мы шли, и было видно, что она идет, ничего не замечая вокруг себя, находясь во власти недавно пережитого кошмара. Это стало очевидно, когда она, спустя пару минут, отреагировала на мои слова, воскликнув: – Какие гости?! Вы не видите, что вокруг происходит?! – Вижу, Светлана Михайловна, поэтому хочу побыстрее передать вас с рук на руки отцу, а затем мне надо будет уйти. Вы даже не представляете, какой я сейчас злой! – Вы злой? Нет! Вы очень хороший… вы замечательный человек! Вы не представляете… – ее губы задрожали, а в голосе снова появились истерические нотки. – Не надо лишних слов, Светлана Михайловна, а то я начну смущаться и говорить всякие глупости, – всеми силами я пытался отвлечь девушку от пережитого ужаса. – И вообще, давайте вас снова на руки возьму, а то вы, смотрю, совсем еле ноги переставляете. Не дожидаясь ответа, подхватил гибкую фигурку на руки и быстро зашагал по улице. Ничем, не проявив своего неудовольствия, она доверчиво прильнула к моей груди. Только когда мы подходили к кованой ограде ее дома, она тихо спросила: – А что с… ними?.. – Вам честно сказать или соврать? Она посмотрела на меня, по-детски доверчиво, большими жалобными и влажными глазами и неуверенно сказала: – Даже не знаю. Решив не нагнетать обстановку, я ответил нейтрально: – Сами виноваты. А теперь извольте мне ответить на один вопрос: почему вы шли одна? Видели же, что творится на улицах! Вам надо было где-нибудь пересидеть. У подруги там…. – Я не одна шла. С Валентином… Сергеевичем. – Погодите! Вы хотите сказать, что эта мразь… – Нет! Что вы! Нет! Когда мы столкнулись с колонной матросов и он услышал, что они кричат, вдруг неожиданно выхватил из кармана револьвер и закричал: «Смерть предателям России!» Из толпы раздались одобрительные крики, а затем его позвали. Они хотели, чтобы Валентин присоединился к ним. Он посмотрел на меня, а в глазах… тоска смертная, потом сказал: «Или сейчас, или никогда. Прости меня, Света». И ушел… с ними. – То есть он вас бросил, – сказал я, а сам подумал, что подпоручику здорово повезет, если он переживет сегодняшний день. – Наверно. Слово должно было означать сомнение, но в ее глазах легко читалось осуждение его поступка. – Все! Мы уже пришли! Совет напоследок: напейтесь и попробуйте заснуть! В этот момент к нам подбежали Кузьмич и городовой. Полицейский при этом опустил голову, стараясь не встречаться со мной взглядом. Только они успели войти в ворота, как выбежал хозяин особняка. – Дочка! Светочка! Что с тобой, девочка?! – Не пугайтесь, Михаил Васильевич! Устала ваша девочка. А я, как истинный джентльмен, предложил ей свою посильную помощь, – я осторожно поставил девушку на ноги. – Извините, но мне надо срочно телефонировать! Поднявшись в кабинет, я позвонил в жандармское управление, но наткнулся на дежурного офицера, который на мои требования и угрозы отвечал как заведенный: – Не могу знать! Приму к сведению! Бросив трубку, я застыл как вкопанный, пытаясь понять, что происходит. Позвонил Мартынову, но того не оказалось дома. Тогда я позвонил в канцелярию его императорского величества. Меня не смогли соединить, объяснив, что нет связи. – Как нет связи?! Вы в своем уме, барышня?! Это канцелярия императора! – Не могу ничего сделать, нет соединения, – твердо и холодно ответила она мне, но в конце не удержавшись, добавила. – А вы могли бы быть и повежливее. Следующий мой звонок наконец оказался удачным, и спустя минуту меня соединили с дежурным офицером батальона Махрицкого. Командира охотников я вытащил из армии еще четыре месяца тому назад. Сначала он был недоволен своим откомандированием из действующей армии, но стоило ему узнать, что командовать будет не простой частью, а специальным подразделением, как он и хотел, обрадовался и сразу принялся за дело с большим энтузиазмом. Уже спустя две недели по прибытию в столицу он получил звание подполковника и принял батальон. Вот сейчас мне предстояло проверить на практике мое нововведение. Я нередко бывал в расположении батальона и многих там знал, как офицеров, так и солдат. К тому же благодаря мне батальон имел личный транспорт – два грузовых автомобиля. Дежурный офицер, узнав меня, сообщил, что подполковник только что звонил, сообщив, что уже едет и приказал поставить батальон под ружье. – Степашин, у нас нет времени! Грузите два пулемета и взвод солдат в автомобили! – Но господин подполковник… – Когда приедет, то подтвердит приказ! В команду включите как можно больше унтер-офицеров! Кто поедет старшим?! – Думаю… поручик Донской. А что случилось?! – Отряд направьте к царскому дворцу! Прямо сейчас! Я буду их ждать рядом… Выйдя из кабинета под удивленными и встревоженными взглядами гостей, я быстро подошел к Антошину, вышедшему мне навстречу, и коротко сказал: – Извините меня, ради бога! Мне нужно уйти! Объясню все потом!Глава 7
Идя по улицам среди белого дня я испытывал ощущения человека, внезапно ослепшего и теперь не знающего, что делать и куда идти. Страха не было, но ощущение тревоги росло с каждой секундой. Идя в сторону дворца, я оглядывался по сторонам в поисках извозчика и понимал, что если что-то сейчас и происходит, то эта опасность не затронула большей части города. Улицы, как в обычный воскресный день, были заполнены гуляющим народом, не было встревоженных лиц, никто не собирался в толпы. «В чем дело?!» Пройдя квартал, я наткнулся на извозчика и вскоре был на назначенном месте. Только здесь увидел встревоженные лица и разговоры: – У дворца царского стреляют. Веселье какое? Непонятно. «Стреляют, это хорошо. Намного хуже, если бы затихли. Но где полиция, жандармерия, армия?! Что, черт возьми, происходит?!» Рев двигателей я услышал загодя. Офицер, ехавший в передовой машине, выскочил из кабины, стоило ей затормозить. Это был поручик Донской. Я быстрым шагом подошел к нему. Из-за бортов на меня смотрели с удивлением, недоверием и затаенным страхом солдаты. Я спросил его: – Когда уезжали, новых сведений не поступало?! Тот растерянно помотал головой. – Нет. А вы что, Сергей Александрович, не в курсе происходящего?! – В курсе, – соврал я, – но подробностей не знаю. Офицер смотрел на меня в ожидании объяснений, но вместо этого я развернулся к солдатам. По большей части это были унтер-офицеры, ветераны, что радовало, так как знал, что именно они воспримут мои слова ближе к сердцу, чем молодежь. – Солдаты, прямо сейчас убивают царя и его семью!! И именно от вас зависит его судьба, а значит, и судьба России!! – Жизнь положим, ваше благородие, а царя спасем!! – прогремело над машинами. – В машину, поручик! – не успел тот захлопнуть дверцу, как я вскочил на подножку. – Езжай быстрее! Жми на полной скорости! – скомандовал я водителю. Спустя пять минут две машины со страшным ревом выехали перед распахнутыми воротами, у которых в качестве караула стояло около трех десятков матросов во главе с пехотным офицером в чине подпоручика. При виде нас он выскочил вперед и замахал руками, крича: – Стой! Стой! – Притормози, – сказал я водителю. – Вы из Екатерининского полка?! Нам в помощь?! – Огонь!! – скомандовал я, одновременно стреляя подпоручику в голову. Из-за бортов загремели выстрелы. Ошеломленные неожиданным нападением, расстреливаемые почти в упор матросы несколько секунд стояли, словно мишени в тире, а затем вдруг кинулись бежать врассыпную, бросая винтовки. – Жми, шофер! – снова скомандовал я. – Остановишься у входа! Ставь машину боком! Не успели машины остановиться, как раздались громкие и отчетливые приказы поручика Татищева: – Из машин – долой! Спрятаться за бортами! Перезарядить винтовки! Огонь на поражение! Меня удивило, что у парадного входа во дворец никого не было, но только успели солдаты спрыгнуть на землю и стащить пулеметы, как в дверях появилась группа мятежников. Человек двадцать. Несколько офицеров и матросы. Судя по тому, что сразу не стали стрелять, они были в явной растерянности, что и караул у ворот. Используя их замешательство, Донской громко скомандовал: – Солдаты, слушай мою команду! По цареубийцам огонь! Из-за машин грянул залп, за ним второй. Несколько человек рухнули на мраморные ступени, заливая их своей кровью, другие заговорщики сразу заметались, ища укрытия и пытаясь отстреливаться. Кое-кто из матросов, спрятавшись за колонны, принялся кричать: – Братки!! Не стреляйте!! Мы же за народ и волю!! Их крики перекрыл новый приказ поручика: – Пулеметчики! На позицию! Прицел четыре, целик два! По мятежникам огонь! Стоило мятежникам увидеть тупые рыла двух станковых пулеметов, готовых к стрельбе, как среди матросов началась самая настоящая паника. Кто-то кинулся обратно во дворец, другие, выскочив из-за укрытий, кинулись бежать в глубь сада, но пулеметные очереди оборвали их бег, окропив пожухлую траву горячей человеческой кровью, и только несколько человек, укрывшихся за массивной дверью и колоннами, пытались отстреливаться. Я прислушался. Стрельба во дворце не стихала. Я посмотрел на Донского, стоящего рядом со мной и негромко сказал: – Командуйте: штурм. Тот согласно кивнул и только открыл рот, как в следующее мгновение из дверей хлынула лавина матросов. Выбежавшие из дворца матросы при виде трупов своих товарищей, винтовок, торчащих из-за бортов машин, а главное – устремленных на них стволов пулеметов, замерли, все еще не понимая, что происходит. В этот момент один из офицеров-мятежников, стреляя из-за колонны, громко закричал: – Товарищи, братья!! Огонь по врагу!! – Пулеметчики!! Огонь!! – во все горло заорал поручик Татищев, перекрывая крик своего противника. Его приказ еще висел в воздухе, как затрещали пулеметы, сея вокруг себя смерть. Толпа матросов в панике заметалась, закричала, в попытке укрыться они стали бросаться в разные стороны, наталкивались друг на друга, падали, вскакивали, чтобы снова упасть и больше не подняться. О сопротивлении никто из них даже не помышлял. Еще минута, и все было кончено. Выскочив из-за машины, за которой укрывался, я закричал: – За отечество!! За государя!! Вперед!! – кинулся вперед. Я успел сделать только несколько быстрых шагов, как мне под сердце ударил железный кулак, выбив из меня дух, а с ним и сознание. Первое, что я увидел, очнувшись, так это склонившееся надо мной озабоченно-испуганное лицо унтер-офицера Забродова. Его я знал, как и многих других солдат и офицеров батальона Махрицкого. Вздохнул, и сразу ребра пронзила острая боль, которая оказалась настолько резкой и неожиданной, что, не сдержавшись, я охнул. – Ранило, Сергей Александрович? Где? Крови не видать! – Еще не знаю. Долго я так лежу? – Не могу знать. Уже как вы лежали, увидел, а пока подбежал, вы как бы и очнулись. Помочь? – Да. Только начал подниматься при помощи унтер-офицера, как боль снова вонзила свои острые зубы в левую сторону груди, но при этом мне все же удалось встать на ноги. – Это в вас офицер стрельнул. Из револьвера. Вон он там, у колонны лежит. Я автоматически посмотрел в ту сторону, куда указывал унтер-офицер. Посмотрел на неподвижное тело в офицерской шинели, огляделся вокруг и только сейчас понял, что, кроме лежащих кругом трупов, никого нет. Прислушался. Во дворце все еще продолжалась стрельба. – Дырка-то есть. У вас там, небось, фляжка, – глядя на мое пальто, предположил Забродов и уточнил: – Во внутреннем кармане. Не совсем поняв, о чем он говорил, чисто автоматическим движением сунул руку во внутренний карман пальто и вытащилнаружу деревянный ящичек с пулевым отверстием в верхней крышке. Откинул защелку, открыл. На голубом шелке лежало пробитое пулей пасхальное яйцо, которое я собирался подарить Лизе Антошиной. – Жалость-то, какая. Красивая, видно, была вещица, – с откровенным сожалением сказал Забродов. – Да и ларец отменный. – Подарок, – буркнул я. – Судьба, она такая. Где подножку подставит, а когда жизнь спасет, – философски изрек унтер. – Теперь вы должны беречь ее, эту игрушку. Она вам жизнь спасла. – Это уж точно, – не мог не согласиться с ним я, после чего торопливо сказал: – Идемте быстрее, Тимофей Денисович. Я шел по желто-багряной листве к парадной двери дворца, обходя трупы и кривясь от боли. Не успели мы подойти к лестнице, как из-за дворца показалась группа солдат, возбужденных, не остывших от боя, под командованием унтер-офицера, которые подгоняли прикладами с полдюжины матросов, при этом ругая их на чем свет стоит, а в следующую секунду вдруг затихла стрельба во дворце. Я даже не успел понять: хорошо это или плохо, как из дверей выскочил один из солдат Татищева и с ходу заорал: – Эй! Шофер! Васька! Грей свою машину! Поручик приказал! Раненых повезешь! В следующую секунду увидев меня, он вытянулся: – Виноват, ваше благородие! – Как там, Федоскин?! – Царь жив! И детки его целы! – радостно заулыбался солдат. – Ну и, слава богу! – воскликнул, крестясь, стоящий рядом со мной Забродин. В этот момент из дверей вынесли на носилках Пашутина. Лицо бледное, глаза закрыты. Я кинулся к нему. – Что с ним? – Сказали, дважды его ранили, ваше благородие. Видно, много крови потерял, вон как с лица спал. – Несите быстрее! Грузите на машину и в госпиталь! – скомандовал я солдатам, несшим носилки. Вслед за Пашутиным вынесли еще четверо носилок с ранеными солдатами. Пропустив их, я быстрыми шагами направился в глубь дворца. Несмотря на то, что все закончилось хорошо, у меня на душе лежал камень. «Плохо работаю. Отвратительно. Обещание Романову, что все будет хорошо, дал, а оно вон как сложилось». Несмотря на уверения солдат, что все хорошо, меня словно в спину подталкивало желание самому, лично, убедиться, что с императором и его семьей ничего не произошло, поэтому я почти бежал по анфиладе комнат дворца, мимо трупов, следов от пуль на стенах и взломанных дверей. Остановился только возле караула, выставленного поручиком Татищевым. – Где государь?! – резко спросил я солдат. – Не можем знать, ваше благородие. Только баяли, что он жив. Я быстро зашагал дальше, в глубь дворца, пока не наткнулся на двух офицеров из группы Пашутина, которым посчастливилось остаться в живых. Взгляд у обоих тяжелый, злой, еще не остывший после смертельной схватки. – Что здесь произошло, господа? – с этим вопросом обратился я к ним. Как оказалось, все началось с предательства среди гвардейцев, стоявших на охране дворца. Руку на государя они не осмелились поднять, зато дали себя разоружить и связать. Именно благодаря этому мятежники сумели беспрепятственно проникнуть во дворец, но кто-то из верных императору людей чуть ли не в последнюю минуту поднял тревогу. Попытки связаться по телефону с полицией и жандармерией оказались безуспешны, и тогда казаки императорского конвоя вместе с оставшимися верными государю гвардейцами начали отстреливаться. Сколько минут они смогли бы продержаться, трудно сказать, если бы не офицеры – телохранители отряда Пашутина с ним во главе. Все решили два легких пулемета, которые каким-то образом Пашутин сумел протащить во дворец. Забаррикадировавшись, они сумели дать достойный отпор мятежникам. К тому же бросившиеся в атаку матросы, потеряв два десятка человек, сразу потеряли напор и рассеялись по дворцу, только офицерский отряд продолжал атаковать, не считаясь с потерями. После этого короткого, нервного и злого разговора я почти понял, что произошло, а из этого несложно было сделать вывод: заговор возглавил какой-то очень влиятельный и близкий к императору человек, сумевший каким-то образом воздействовать на дворцовую охрану и обеспечить полную изоляцию семейству Романовых на целых два часа от внешнего мира. «Это первое. Второе. Офицерский отряд, члены которого готовы умереть, но захватить или убить Романова и его семью. Военный переворот. И третье. Как такой хорошо организованный мятеж не смог распознать Мартынов? Неужели и он?» Мне не удалось сразу увидеться с императором, так как его семьей прямо сейчас занимались лейб-медики. Когда он вышел, то сразу стало ясно, что обычно сдержанный и в какой-то мере флегматичный государь сейчас с трудом сдерживал себя. На вопрос о самочувствии императрицы и детей он сначала кинул на меня гневный взгляд, но при этом ровным голосом ответил, что им уже лучше, потом попросил меня предельно лаконично рассказать все, что уже известно о мятеже. После моего короткого доклада, не задавая вопросов, отпустил меня, чтобы как можно быстрее вернуться к семье. Вышел я от него с ощущением закипающей ярости в душе, и этому чувству было достаточно причин. Несмотря на обещание, данное государю, охранять и беречь его и семью, я опять чуть не подвел. Моего единственного друга Михаила Пашутина тяжело ранили, но главным стало осознание того, что дело, которому было посвящено столько времени и которое сейчас шло к логическому завершению, чуть не было погублено кучкой зарвавшихся фанатиков. «Урою гадов! Пощады не ждите!» – с этой мыслью я вышел из дворца. Огляделся. Прямо перед лестницей, ведущей во дворец, стоял усиленный караул, с пулеметом, чуть дальше несколько солдат грузили трупы на автомобиль. Посмотрел в сторону ворот – их охраняли не менее взвода солдат, во главе с офицером. «Вроде порядок». Только я успел так подумать, как увидел идущего ко мне подполковника Махрицкого. Лицо у него было злое и расстроенное. – Сергей Александрович, как такое могло произойти?! Ведь это же уму непостижимо! На государя и его семью… – Разберемся и покараем! – Дай бог! Со мной прибыли две роты. Наружные посты я расставил, вот только что с внутренней охраной дворца делать?! – Взять под стражу! Гвардейцев в первую очередь! Также слуг, горничных, истопников! Всех! На внутренние посты своих выставьте, но только самых проверенных и опытных солдат. Никого не впускать, никого не выпускать до особого распоряжения, господин подполковник! – Будет исполнено! Я выставил пулеметные заслоны перед дворцом и послал патрули по внешней стороне ограды. На всякий случай! – Хорошо! Что еще? – Что с пленными делать? Среди них есть немало раненых. – Пленными я буду сам заниматься. Да вот что еще. Трупы надо убрать из дворца. – Уже отдал приказ. – Ладно, командуйте дальше, Дмитрий Иванович, а я пойду. Где пленные? Подполковник обернулся к стоящему неподалеку десятку солдат под командованием унтер-офицера. – Савкин! Ко мне! – когда унтер-офицер подбежал к нам, сказал ему: – Поступаешь со своими солдатами в распоряжение Сергея Александровича. А пока сопроводи его к пленным. – Слушаюсь, ваше высокоблагородие! За неимением другого места пленных мятежников согнали в парке, в одну кучу. Еще подходя к ним, прикинул на глаз количество: «Пятьдесят человек. Не менее». Вокруг них стояло два десятка солдат, направив на них стволы с насаженными на них штыками. Лица охранников решительные, злые и хмурые. Я не сомневался – отдай приказ, солдаты начнут стрелять, не задумываясь, ведь перед ними сейчас были не люди, а тати, смевшие покуситься на жизнь помазанника Божьего. Мятежники стояли, сбитые в кучу, и только некоторые из них, раненые, сидели, несмотря на холод. Подойдя к ним, обвел взглядом. Усмехнулся про себя – у многих лица разбиты в кровь. «Без сомнения, солдаты расстарались». Мысленно рассортировал мятежников. Пять морских офицеров. Они стояли отдельной группой и все, как один, были ранены. Два мичмана, два лейтенанта и капитан-лейтенант. Они старались держаться гордо и независимо, но страх внутри себя так и не смогли вытравить. Еще час тому назад, готовые отдать жизнь за отчизну, они чувствовали себя героями, а сейчас, когда мятеж провалился, стали понимать, кто они есть на самом деле. Преступники, которых обвинят в государственной измене и казнят. Не будет торжеств в их честь, ликующих толп, восхищенных взглядов девушек… Ничего не будет. Только смерть. Это все прекрасно читалось в помертвевших взглядах молодых мичманов, но даже они оживились вместе с остальными, когда к ним подошел неизвестный тип, вместо какого-нибудь жандармского офицера с расстрельной командой за плечами. Эти люди, опустошенные морально и физически, сейчас обратили на меня взгляды с тревогой и надеждой. Кто такой? Не жандарм, уже хорошо. Может, он что-то прояснит в их судьбе? – Среди вас нет никого, кто хочет облегчить свою душу чистосердечным признанием? – громко спросил я насторожившихся мятежников, после того как обвел их, мягко говоря, неласковым взглядом. Ответом стало тяжелое молчание, а вот взгляды, устремленные по большей части в себя, теперь изменились. Надежда исчезла, остались страх и ненависть. – Вы кто будете, сударь? – после тягучего и липкого минутного молчания, наконец, спросил меня один из лейтенантов с ярко-рыжей всклокоченной шевелюрой. – Богуславский. Сергей Александрович. Матросам моя фамилия ничего не сказала, но офицеры явно обо мне слышали. – Господа, к нам пришел сам господин царский палач, – раздался голос второго лейтенанта с забинтованной шеей, – чтобы выбрать себе жертву. Веревка с собой, палач? – В вашем случае, лейтенант, она не нужна. Ваш длинный язык ее вполне заменит. Значит, желающих нет? – Среди нас нет предателей, сударь, – резко и надменно ответил мне рыжий лейтенант. – А предательство по отношению к государю, а также к данной вами присяге?! Или это вы уже предательством не считаете, господа мятежники?! – в моем голосе сейчас звенели отголоски недавней ярости. – Грех большой, не скрою, – теперь отвечал мне уже капитан-лейтенант, теперь ненависть была не только в его глазах, она звучала в его голосе, – но как жить, глядя, как медленно умирает сила и слава Российской державы! Тут не только честью, но и жизнью пожертвуешь, только чтобы дать России вырваться из тупика, куда ее загнала жадная и подлая правящая клика с никчемным и безвольным правителем! – Браво, господин революционер! Так вы за то, чтобы отдать власть народу?! – Нет! Конституционная монархия – вот что нужно новой, свободной, святой Руси! – И кого вы прочите новым монархом? – Как кого? Конечно, истинного сына России! – при этом капитан-лейтенант язвительно улыбнулся, дескать, ты меня совсем за дурака, что ли, держишь. Так я тебе все и рассказал! Вдруг неожиданно загомонили матросы, а следом раздался чей-то злой голос: – Братцы! Вы его слышали?! Эти господа втирали нам в уши, что за народную волю идут биться, а сами хотели нам нового царя на шею посадить! Гул недовольства среди них становился все громче. – Вот оно даже как! – я громко усмехнулся. – Так вы взяли с собой матросов, чтобы их трупами выстелить дорогу во дворец новому избраннику! Вы истинные патриоты, господа! Не успел я это произнести, как литой кулак одного из матросов врезался в висок стоящего рядом с ним мичмана. Тот, охнув, стал заваливаться на бок. Следующим пришла очередь одного из лейтенантов, который, получив удар в челюсть, покатился по жухлой траве. – Стоять!! Сволочи!! – истошно заорал растерявшийся начальник караула. – Прекратить драку!! – Савкин! – отдал я приказ унтер-офицеру, стоящему рядом со мной. – Живо вытащить из драки офицеров, пока их не убили! – Слушаюсь, ваше благородие! Отойдя в сторону, я какое-то время смотрел, как солдаты прикладами и штыками оттеснили от офицеров рассвирепевших матросов. Когда их подвели ко мне, я насмешливо оглядел арестованных, затем сказал: – Теперь, господа офицеры, мы пойдем с вами искать уютное местечко для обстоятельного разговора. Начал я с мичманов. Молодые люди, несмотря на внешнюю преданность идее, были в душе романтиками, и поэтому разговор с ними было проще вести, чем с полным фанатичной ненависти капитан-лейтенантом. В ходе бесед кое-что уже начало прорисовываться, как в какой-то момент раздался настойчивый стук в дверь, хотя у дверей стоял караул со строгим приказом: никого не пускать. «Дьявол! Видно, что-то срочное!» Открыл дверь. На пороге стоял подполковник Махрицкий. – Слушаю вас, Дмитрий Иванович. – Сергей Александрович, вы нужны. У ворот гости. Нетрудно было догадаться, что невнятные слухи уже разбежались по городу и достигли ушей ряда важных персон, которые не замедлили явиться во дворец. – Понял, Дмитрий Иванович. Сейчас выйду. Еще на подходе к воротам мне стали видны не менее трех десятков экипажей и автомобилей, стоявших поодаль от караульного взвода. Испуганные министры и царедворцы, видя нахмуренные лица солдат и оружие в их руках, в большинстве своем предпочли остаться сидеть в своих экипажах, и только небольшая часть из них, собравшись в кучку, что-то живо обсуждали, но сразу замолкли и повернулись в мою сторону, стоило мне выйти за ворота. Чуть в отдалении от них, возле двух автомобилей, стоял генерал Мартынов в окружении своих нескольких подчиненных. Мое появление на фоне вооруженных солдат стало для большинства генералов и царедворцев весьма неприятным сюрпризом. Ведь, чтобы ни произошло во дворце, им навстречу вышел не гвардеец или придворный, а «царский палач» Богуславский, в сопровождении никому неизвестного подполковника. Что он сейчас им скажет? Быстро пробежав глазами, я отметил среди приехавших сановников министра юстиции, полицмейстера, военного коменданта. Военного министра не было, но он был представлен двумя генералами, своими заместителями. Гвардейский полковник. Пара человек из свиты императора, несколько придворных. В их глазах был страх. Сейчас они боялись всего. Меня. Неопределенности. Солдат караула. Подойдя к ним, я сказал: – Прежде всего, успокойтесь, господа! Государь в полном здравии, как и его семья! Все остальное вы узнаете на совещании у государя-императора, поэтому постарайтесь набраться терпения, а теперь, извините, господа, мне надо работать! Ошеломленные не тем, что было сказано, а как было сказано, сановники и царедворцы теперь по-другому смотрели на меня, не как на приближенного на время царского любимчика, а как на лицо, облеченное властью, данной ему государем. В их глазах прямо сейчас я перешел в категорию влиятельного и опасного человека, сравнявшегося с ними по силе и власти. Усмехнувшись, я почувствовал себя в какой-то мере победителем в моем давнем противостоянии с царским окружением. – Честь имею, господа, – с этими словами я направился к Мартынову. Он еще толком не знал, что произошло, но при этом прекрасно осознавал, что это касается его лично. Причем не столько его работы, сколько его жизни. Именно об этом говорило его напряженное лицо, а в глазах вопрос: что произошло? «Если он играет роль, то сыграно великолепно. Или он действительно ни при чем?» – Господин генерал, вы и ваши люди идете со мной, – мой голос звучал сухо и ровно. На полпути к дворцу я остановился. – Господа! – обратился я к жандармским офицерам. – Подождите нас у входа во дворец. Нам надо поговорить с господином генерал-майором наедине. Когда офицеры отошли достаточно далеко, я негромко, но твердо его спросил: – Что вы мне можете сказать, господин генерал-майор? – Не понимаю, как такое могло произойти! Просто не понимаю! Не замешан я ни в чем, богом клянусь! Вам придется принять мои слова на веру, Сергей Александрович, пока я делом не докажу свою непричастность! – Мне так и сказать государю?! – Точно не знаю, но догадываюсь, что здесь могло произойти, и понимаю, что это только мой промах! Только мой, не отрицаю! Но я приложу все усилия! Верьте мне! Сделаю все! Обещаю! То, как он говорил, тон, взгляд, все говорило о его искренности, правда, в немалой степени замешанной на страхе. И это тоже можно было понять. – Что смогу, то сделаю в вашу защиту, а теперь слушайте, что мне удалось узнать, – рассказав ему все то, что узнал, я закончил разговор словами: – Ваша жизнь – в ваших руках, Александр Павлович! Идите! Теперь, когда мятежниками занялись профессионалы, я направился с докладом к царю, но попасть к нему оказалось непросто – дорогу мне преградили врачи. Спустя какое-то время мы пришли к соглашению, что разговаривать с государем я буду, но не более двадцати минут. Увидев императора, решил, что врачи несколько поторопились со своим диагнозом. Вид был, конечно, не цветущий, но вполне здоровый, только взгляд выдавал его внутреннее напряжение. – Ваше… – Поручик, теперь вы можете мне сказать, что это такое было?! – Ваше императорское… – Отставить, поручик! Говорить коротко и по существу! – сейчас в его голосе звенел металл. – Группа офицеров-мятежников, при поддержке роты матросов, пыталась захватить дворец. Их целью были вы и ваша семью. Насколько я мог узнать, у матросов не было намерения вас убивать. Они хотели установить в России всеобщую власть народа, а вас временно держать в заточении, чтобы, по их словам, генералы их в порошок не стерли. Короче, их план – бред идиота. Если с их идеей мне все ясно, то с офицерами наоборот – много непонятного и противоречивого. По одной версии, извините, буду говорить прямо, вас намеревались убить, а на трон возвести царевича Алексея. Но есть и другое предположение. М-м-м… Только оно… – Поручик! – Это, правда, было выкрикнуто в виде угрозы, но слова говорят сами за себя: вырежем под корень род Романовых. Я так понимаю… – тут я осекся, так как при этих словах на лице императора неожиданно проступило выражение той варварской жестокости, при которой древние правители мановением руки сотнями отправляли своих врагов на казнь. Сажали на кол, сдирали кожу, вешали. Видно, сейчас ему хотелось сделать нечто подобное, но государь превозмог себя, выдержал паузу пару минут и только затем тихо процедил сквозь зубы: – Вот, значит, как. Что ж… Продолжайте, поручик. Он замолчал, прикурил папиросу и сделал глубокую затяжку. Его руки заметно подрагивали. – Сейчас прибыли следователи генерала Мартынова. Они занимаются допросом… – Мартынов?! Где он был раньше?! Почему допустил подобное?! Это был скользкий момент, так как государю прямо сейчас нужно было на ком-то выместить свой гнев, а генерал Мартынов, возглавляющий политический сыск, был сейчас самой подходящей кандидатурой. – Ваше императорское величество, я верю в непричастность генерала Мартынова. Я сказал это довольно твердо и без раздумий и сразу заслужил неприязненный взгляд царя. Любимчиков покрываешь? Минуту висела тягостная пауза, затем государь сумел взять себя в руки. – Разрешите, я продолжу? – получив согласие кивком головы, продолжил: – Судя по тому, что мне стало известно, в офицерской организации была жесточайшая конспирация и все, кто был в нее отобран – все, как один, фанатики. – Вы можете мне прямо сейчас сказать: кто стоял во главе мятежа?! – Нет, ваше императорское величество, так как выяснил пока немного. Это тайное общество под названием «Честь и родина» появилось на свет около трех месяцев тому назад. Своих членов они отбирали очень тщательно, из кадровых, боевых офицеров, воевавших на суше или на море. У меня пока это все. – Значит, хотели убить… А моя супруга, дочери?! – Вашу жену и дочерей намеревались сослать в какую-нибудь глушь или заточить в монастырь, но все это пока неточно, ваше императорское величество. – Неточно! Чем вы тогда занимались все это время?! Было видно, что император до сих пор не может успокоиться, прийти в себя. Понять его состояние было нетрудно. Несколько часов назад его могли убить. «Думаю, к угрозе своей смерти он бы отнесся проще, а тут речь идет о его семье… – только я так подумал, как понял, почему император находится в таком состоянии. – Семья. Конечно! Страх за семью! Ведь она для него все!» – Пытался узнать истину, ваше императорское величество. – Хм. Пусть так, – тон государя утратил резкость. – Теперь мне хотелось бы знать, что вы намерены предпринять? – По нескольким адресам уже отправлены группы, сформированные из солдат и офицеров батальона Махрицкого. Так как мои возможности ограничены, ваше императорское величество, поэтому я хочу предложить пригласить в ваш кабинет людей, которым положено этим заниматься. – Кого именно? – Министра внутренних дел, начальника столичного гарнизона, генерала Мартынова и начальника полиции. Пусть доложат, что происходит в городе, а с остальными… можно и завтра разобраться. И еще, ваше императорское величество. При разговоре с ними отдайте приказ: пусть примут все меры к аресту дежурных нарядов, несущих службу в полиции, жандармерии и комендатуре. Также пусть арестуют смену на городской телефонной станции. – Чем вызваны ваши, более чем странные, подозрения? – Дежуривший офицер из жандармского управления никак не отреагировал на мой звонок. Как мне уже стало известно, то же самое произошло, когда граждане телефонировали в военную комендатуру, и кем-то была приведена в негодность телефонная связь с дворцом. – Вы кого-то подозреваете?! Если да, то говорите прямо сейчас! – Мне неизвестны эти люди, но они своим бездействием помогли мятежникам, а это значит, что они с ними в сговоре! Думаю, что сегодня к вечеру у генерала Мартынова будет больше сведений, ваше императорское величество. – Мартынов! Это его ошибка! Он недоглядел! – снова вышел из себя император. «Блин! Ляпнул, не подумав! Хотя… Гм. Как бы император параноиком не стал. Того и гляди…» – Ваше императорское величество, давайте отложим наш разговор до вечера. К тому времени… – Вы и только вы, Сергей Александрович, будете заниматься этим делом! – резко оборвал меня царь. – Все полномочия по ведению дела о мятеже будут отданы вам! Об этом я прямо сейчас распоряжусь! – Как прикажете! – Сергей Александрович… я доверяю сейчас только вам, – при этом он пристально смотрел мне в лицо, словно пытаясь понять, правильно я его понял. – Понимаете? Только вам. – Понимаю и ценю это доверие, ваше императорское величество. – Поэтому вы будете председательствовать на этом совещании, Сергей Александрович! – Как прикажете, ваше императорское величество. Пока шло совещание, царские адъютанты сбились с ног, отдавая все новые и новые приказы и распоряжения. Не прошло и трех часов после совещания, как город оказался под жестким контролем. Заставы были перекрыты солдатами, а на улицах появились усиленные пешие и конные патрули полицейских и жандармов. Одновременно с введением мер безопасности в городе, войска столичного гарнизона блокировали стоянку военных кораблей и казармы флотского экипажа, а еще спустя час жандармы начали производить обыски и допросы на кораблях и в казармах. При малейшем подозрении арестовывались и отправлялись под конвоем на допрос к следователям Главного управления как офицеры, так и матросы. Захват арсенала в Екатерининском полку мятежникам не удался. Офицеры и группа матросов, приданная им для усиления, наткнувшись на жесткий отпор и потеряв с десяток человек, попытались выйти на переговоры, но вскоре, судя по всему, узнали о провале штурма дворца и просто разбежались. Большинство горожан так и остались в неведении, что произошло в императорском дворце, зато широко расползлись слухи о перестрелке в Екатерининском полку, но даже они были такие неопределенные и противоречивые, что для большинства людей так и остались досужими выдумками. Газетам и другим изданиям было отдано жесткое распоряжение: не поднимать эту тему в печати, и когда люди не получили печатное подтверждение услышанному, то даже такая новость, как стрельба в городе, вскоре перестала интересовать горожан. Мой «рабочий» день прошел в тяжелом и кропотливом труде. Я сначала фильтровал всю информацию, которую получали следователи из допросов мятежников, ища совпадения и складывая факты, затем, придя поздно вечером домой, переработал полученные мною сведения и на их основе подготовил докладную записку государю. Лег спать уже во втором часу ночи, поставив будильник на половину восьмого, но поднял меня с кровати снова телефонный звонок. Встал, посмотрел на часы. Десять минут восьмого. Тяжело вздохнул и снял трубку. Это звонил Мартынов. – Сергей Александрович, насколько мне известно, вы сегодня утром едете к государю на доклад. – Вы заходите издалека, лучше переходите сразу к сути. – Мне надо с вами срочно поговорить. Я вышлю за вами автомобиль. К какому времени он должен за вами подъехать? – Через полчаса. – Хорошо. Нетрудно было догадаться, что Мартынов получил важную информацию, которую боится показывать царю. Он очень боялся совершить еще одну ошибку, так как понимал, его положение настолько шатко, что один неверный шаг и его самого запишут в мятежники. Несмотря на короткий сон, я чувствовал себя бодрым и свежим. Всю дорогу я смотрел по сторонам, пытаясь понять, как народ реагирует на вчерашние события, но судя по всему, столица без каких-либо осложнений вернулась к привычной жизни. На улицах шелестели метлами дворники, звонко кричали мальчишки-газетчики, перекрикивая торговцев развесного товара, зашумели рынки, на улицах стучали копыта лошадей и ревели моторы машин. Наверно, было больше читающих газеты людей, желавших узнать, что вчера произошло, да встретилось несколько группок горожан, которые, судя по обрывкам фраз, обсуждали вчерашние события. Солдаты, стоявшие у ворот, при виде подъезжавшего автомобиля насторожились, но стоило мне выйти, сразу расслабились. Поручик Дворецкий, один из офицеров батальона Махрицкого, высокий, атлетически сложенный мужчина, большой приверженец вольной борьбы, при виде меня вытянулся точно перед большим начальством, затем четко отдал честь. При этом его физиономия стала хитрая-хитрая, а в глазах запрыгали смешинки. Мы были неплохо знакомы и даже пару раз мерились силой в спортивном зале. – Здравствуйте, Павел Дмитриевич. Сегодня вы на внешней охране? – Здравия желаю, ваше высокоблагородие! Ой, не признал вас, Сергей Александрович! – Шутить изволите, господин поручик?! – Рад бы, вот только спать очень хочется. Как проклятый всю ночь караулы обходил! Вот вы, в отличие от меня, совсем неплохо выглядите. Нежились, небось, в теплой постельке… – Извините, поручик, – перебил я его. – Меня, похоже, заждались! Вон уже руками машут! Дворецкий автоматически обернулся, потом повернулся ко мне и усмехнулся: – А я-то думаю, что этот жандарм у дверей торчит! Даже мысль закралась: может, нашу службу проверяет. Все! Больше не смею вас задерживать! Идите! Подойдя к Мартынову, я ожидал его объяснений, но вместо этого тот сунул мне в руки папку. – Читайте, Сергей Александрович! Что непонятно – спрашивайте! На первых трех листах были напечатаны фамилии людей, разбитых на два столбца: 109 и 21. – Матросы и офицеры? – Да. Столько на данный час арестовано и находится под следствием. Смотрите дальше. Отложив списки в сторону, я приступил к чтению следующего документа. В нем чьим-то аккуратным почерком офицерское тайное общество было уже разбито на таблицы по принадлежностям к родам войск, частям и подразделениям. Быстро пробежав глазами списки, я понял, что основу общества составляли морские офицеры, но даже не это было главным, а другое – около половины из них являлись офицерами императорского гвардейского экипажа, которым командовал великий князь Кирилл Владимирович. Я поднял глаза на Мартынова. Теперь мне была понятна причина его нежелания являться перед грозными очами самодержца российского. Я усмехнулся. – Свиты Его Императорского величества контр-адмирал, великий князь Кирилл Владимирович. Думаете, к нему ниточки ведут, Александр Павлович? – Вы так спокойно говорите об этом, Сергей Александрович, что мне только этому остается удивляться. – Что вы так осторожничаете? Это только косвенная улика, причем никак не указывающая на прямую причастность великого князя к мятежу. – Еще бы мне не осторожничать, ведь меня вчера на совещании и так виноватым во всех грехах сделали. Если бы не вы… – У вас все, Александр Павлович? – Нет, – тут он на секунду запнулся и при этом автоматически поморщился, что говорило о том, что ему не сильно хотелось сообщать мне эту новость. – Группа жандармов, посланная по адресу, пришла арестовать капитана первого ранга, а там – труп с простреленной головой. Все бы ничего… если бы не его предсмертная записка. Возьмите и делайте, что хотите! Говорю сразу: о ней ни в каких официальных документах не упомянуто! Я взял половинку оторванного листа бумаги, на котором неровными буквами было написано следующее: «Грех тяжелый я взял на душу, грех предательства. Сколько мог, сдерживал себя, пытаясь доказать себе, что поступаю правильно, но Бог, видя неправедное дело, покарал убийц. Я, один из них, решил, что не достоин дальше жить. Дав клятву, я не могу назвать имен, поэтому скажу только одно: бойся, государь, родной крови. Прощения не прошу, ибо деяния мои не искупят вины моей ни перед Богом, ни перед людьми». – Кто такой? – Валентин Владимирович Сикорский, командовал крейсером… – Неважно! Что еще?! – Еще три самоубийства за эту ночь. Гвардейский подполковник, генерал, капитан второго ранга. При них записок не было. – Спасибо, Александр Павлович. Я пошел. Спустя десять минут я входил в кабинет императора. Тот выглядел уставшим, но уже намного более сдержанным и спокойным, чем вчера. Наш разговор, как я и думал, начался с мятежа. – Какие у вас новости по вчерашним событиям, Сергей Александрович?! – Вот папка, которую мне передал генерал-майор Мартынов, а это моя докладная записка. Ко всему этому приложена предсмертная записка одного из руководителей мятежа. Вы посмотрите сейчас? – Предсмертная? Зачем вы ее мне принесли? – Почитайте и вы все поймете, ваше императорское величество, – сказал я, а сам подумал: «Если, конечно, захотите все правильно понять». Спустя двадцать минут папка была захлопнута, а лицо у государя стало задумчивым. Достал папиросу, прикурил. Какое-то время смотрел в пространство, пуская дым, и только потом заговорил: – Не понимаю, Сергей Александрович! Сначала – генералы, теперь – боевые офицеры. Почему именно те люди, которые должны стоять на страже трона российского, идут против своего государя?! Я знал, что император питал самые теплые чувства к своей армии. Умел разговаривать с солдатами и офицерами, уважал и ценил генералов, а тут – два заговора подряд, в основе которых стоят именно военные. Хотя в последнем случае он должен был понять мятежников, ведь война до победного конца еще недавно была и его лозунгом. – И вот вам другая сторона. Именно офицеры спасли жизнь мне и моей семье. Офицеры подполковника Пашутина оказали мне неоценимую услугу – спасли жизни моей семье. – Ваше императорское величество, у вас намного больше преданных вам людей, чем вы думаете, – поспешил я его успокоить. – У меня нет в том сомнений, вот только… – он неожиданно замолчал, а потом продолжил, но уже о другом: – Я уже распорядился. Семьи восьми погибших офицеров получат полуторную пенсию и всяческие привилегии. Заслуга остальных офицеров и солдат, принимавших участие… в этом деле, также не будет мною забыта. Какое-то время мы молчали, потом император раскурил новую папиросу, несколько раз затянулся и неожиданно сказал: – Из всего этого мне, наверно, следует сделать вывод о том, что мой двоюродный брат, великий князь Кирилл Владимирович, мог быть заодно с мятежниками. Да? – Прямых показаний против него нет, ваше императорское величество. Царь задумчиво посмотрел на меня, потом положил потухшую папиросу в пепельницу и какое-то время смотрел на посмертную записку Сикорского, лежавшую сверху папки с бумагами. Снова поднял на меня глаза и сказал: – Знаете, а я отлично помню все ваши предсказания. Почти дословно. Ведь именно он, по вашим словам, явится 1 марта 1917 года в Государственную Думу во главе Гвардейского экипажа, чтобы предложить свои услуги новому правительству. Видите, как все складывается, Сергей Александрович? В его словах не было даже намека на угрозу, но она была слышна в его тоне. Похоже, пережитый страх за свою семью у императора перешел в иное качество, но пока трудно было сказать, как оно скажется на самом государе. Какое-то время мы молчали, затем царь тихо, словно проговаривая мысли вслух, произнес: – За то время, когда мятежники пытались до нас добраться и мы не знали, останемся живы или умрем, я в своей душе пережил тот жуткий ужас… который, наверно, жил во мне в день расстрела нашей семьи, в июле восемнадцатого года. Причем страх не за себя, а за сына, дочерей, жену. Я их очень люблю. Очень… – эти последние слова он произнес с каким-то особым значением, после чего наступило новое молчание, прерванное императором: – Вы все правильно сделали, Сергей Александрович. Идите, отдыхайте. Спустя четверо суток дело о мятеже можно было считать закрытым. За все это время, хорошо, если мне удалось поспать часов двадцать. Допросы, чтение показаний, обработка и анализ документов – на все это уходила львиная доля времени, но, несмотря на это, у меня нашлось время навестить в госпитале Пашутина. Тот, увидев меня, даже пошутил насчет моего вида, что, лежа в больнице, он выглядит лучше, чем я, здоровый. Вечером пятого дня мне неожиданно позвонили из канцелярии дворца и сказали, что завтра с завершающим отчетом к царю по Кронштадтскому мятежу (таким стало его официальное название) вызван генерал Мартынов. Облегченно вздохнув, я положил трубку. Мне уже порядком надоело играть роль главного следователя Российской империи. Продолжая жить своей прежней жизнью, я постарался как можно быстрее выбросить все это из головы, тем более что государь в разговорах со мной больше не поднимал этот вопрос. Это было несколько странно для него, потому что именно по таким вопросам он обычно со мной советовался. Уже намного позже мне стало известно, что матросов, принимавших участие в мятеже, сослали на бессрочную каторгу, а офицеров повесили, но даже не это было самым странным, а то, что семьи офицеров-мятежников были лишены дворянства, всех привилегий и сосланы на отдаленные окраины России. По некоторым слухам, дошедшим до меня, мне также стало известно, что многие семьи, имеющие пусть самое дальнее родство с мятежниками, в срочном порядке покидают столицу. Великий князь Кирилл Владимирович, видно, взял с них пример, так как вскоре уехал в Англию. Неожиданно меня, вместе с остальными солдатами и офицерами, в том числе и погибшими, представили к награде. Пашутин и двое его подчиненных, подпоручик Дворов и штабс-капитан Маркин, а также возглавлявший штурмовой отряд поручик Донской были повышены в званиях. После процедуры награждения у меня состоялся отдельный разговор с государем. – Я и моя семья благодарны вам за все, что вы для нас сделали, Сергей Александрович. Вот только как мы ее можем выразить? – Думаю, что у меня есть все, что мне нужно, ваше императорское величество. – Вы так думаете? Но не уверены, ведь так? – Так кто знает, что завтра будет? Может, рубль найдешь, а может, сам червонец потеряешь. – И это говорите вы, провидец? – император весело усмехнулся. – Или правильно: оракул? – Ко мне это уже не относится, ваше императорское величество. Но вы мне напомнили, что я хотел у вас попросить. – Вы меня просто заинтриговали, Сергей Александрович. Говорите. – Как вы смотрите на то, если полиция сменит свои уставные сабли на дубинки. Император бросил на меня долгий взгляд, потом в две быстрые затяжки докурил папиросу, после чего аккуратно положил окурок в пепельницу. – В немалой степени очень странная просьба. Вы не находите? Зачем вам это нужно? – Не мне, а городовым. Им эти шашки нужны так же, как зайцу пятая нога. – Как вы выразились… Как сравнили… Ха-ха-ха! – отсмеявшись, государь сказал: – Я подумаю. Что еще? Я залез во внутренний карман и достал изуродованный пулей деревянный ящичек с яйцом. – Могу я попросить ваше императорское величество помочь мне с еще одним подарком. Император взял деревянную коробочку, посмотрел на пробитого пулей ангелочка на крышке, открыл, взял в руки то, что было когда-то пасхальным яйцом. Внутри раздалось металлическое бряканье. – Что там? – Пуля и то, что осталось от серебряной фигурки девочки-ангела. – Пуля попала в пасхальное яйцо, когда вы схватились с мятежниками? – Да. Подарок я сунул во внутренний карман пальто, где он принял на себя пулю, выпущенную из револьвера. Император бросил внимательно-осторожный взгляд на сломанную игрушку, а потом неожиданно сказал, уже глядя на меня: – Серебряный ангел спас вам жизнь. Вам это ничего не говорит? – Говорит, но только о счастливой случайности, ваше императорское величество. – Как сказать, Сергей Александрович, как сказать. По задумчивому выражению лица государя мне стало понятно, что он уже связал пулю, серебряного ангелочка и «ангела с железными крыльями» воедино. Император положил исковерканное пасхальное яйцо на стол, а затем нажал кнопку электрического звонка. На пороге появился дежурный офицер. – Исполните все, что вам скажет Сергей Александрович. Идите, – как только адъютант скрылся за дверью, император вдруг неожиданно обратился ко мне строками из Библии: – Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. – Это что? – удивленно спросил я его. – Это? Это строки из Нового завета. От Матфея, – пояснил он мне, но увидев, что до меня опять ничего не дошло, мягко улыбнулся и сказал: – На сегодня все, Сергей Александрович. Идите. Какое-то время я пытался понять, что может означать цитата из Библии, но, несмотря на многочисленные попытки переложить церковное изречение на нормальный язык, они не принесли успеха. Не успел я прийти домой, как раздался звонок. Поднял трубку. – Сергей Александрович, здравствуйте! – раздался в трубке голос отца Светланы. – Вы тогда так таинственно исчезли. И не телефонируете. – Здравствуйте, Михаил Васильевич! Извините. Поверьте, были дела, причем весьма серьезные. – Верю. Извините меня великодушно, если, возможно, отрываю вас от важных дел, но мне очень хотелось бы знать, что тогда произошло со Светой. Все эти дни она вся на нервах, напряжена и молчит. Понимаете, я ее отец, и мне просто необходимо знать, что происходит с моей дочерью! – Ничего страшного, Михаил Васильевич. Вы же знаете, что за день был тогда. Стрельба какая-то недалеко от вас была. К тому же ее бывший жених бросил ее на улице в разгар этого хаоса. Она вам говорила об этом? – Да. Только… вскользь. Гм. Валентин… Вы знаете, что его тело нашли то ли в казармах, то ли рядом с местом, где располагался Екатерининский полк, где, как вы говорите, стреляли. Какое горе для родителей! Я ведь его отца с детства знаю! Мы еще… Извините! Так вы считаете, что дочь просто так сильно испугалась? – Думаю, да, – несколько туманно выразился я. – Даже не знаю… Если только дело в этом… Но вы мне правду говорите? У меня душа не на месте, как-то все тревожно. – Не волнуйтесь вы так! Скоро все придет в норму. Еще день-два… – Знаете, Сергей Александрович, вы толком так ничего и не сказали, а на сердце уже легче. Тогда у меня к вам еще один вопрос есть. Вы сказали: стреляли тут у нас, а среди людей слухи ходят, что моряки из Кронштадта на царя пошли? Нельзя было удержать в полной тайне, что произошло, так как об этом знало слишком много людей. Начиная с прислуги во дворце и кончая солдатами и офицерами батальона Махрицкого. Несмотря на жесткие запреты, слухи о группе матросов-анархистов, решивших заставить царя отречься от престола, все же расползлись по столице, но – ничем не подтвержденные (газеты молчали) – скоро потеряли свою актуальность и затихли. То, о чем сейчас спрашивал Антошин, были своего рода отголосками тех слухов. «Вот только почему он спросил у меня об этом? Знает или только догадывается?» – Откуда мне знать такие подробности, Михаил Васильевич? Помилуйте, где император, а где я! Вы лучше скажите: как там именинница? Михаил Васильевич хмыкнул. – Этой егозе все нипочем! Подарки. Подруги. Это мы, взрослые, все переживаем, что да как, а дети к жизни проще относятся. – Подарок за мной. – Ну, раз все хорошо… Господи! Чуть не забыл! Я еще чего звонил! Вы когда к нам в гости придете?! Без отказа, Сергей Александрович, иначе не будет мне жизни в собственном доме! – Как скажете, так и приду, Михаил Васильевич. – Тогда я с дочками посоветуюсь и вам перезвоню. Договорились? – Жду звонка. Не успел я положить трубку, как телефон снова залился трелью. – Слушают вас. – Мне нужен господин Богуславский. Сергей Александрович, – раздался в трубке незнакомый мужской голос. – Это я. С кем имею честь говорить? – Слепаков Вениамин Степанович. Заведующий отделением вкладов и кредитов в Русском банке для внешней торговли. Беспокою я вас вот по какому поводу, господин Богуславский. К нам сегодня поступила крупная сумма денег, хозяином которых назначены вы. Откуда появились деньги, догадаться было несложно. Благодарность императора. Несколько секунд размышлял: отказаться или принять? Потом решил, что деньги у меня почти на исходе, да и как-то невежливо будет отказаться. «Раз шубу с царского плеча не попросил, значит, деньгами брать придется», – подвел я итог и спросил: – Какая сумма? – Если пожелаете, мы можем прислать вам на дом клерка с выпиской, господин Богуславский, – ушел от ответа заведующий отделом. – Но лучше будет, если вы назначите день и время своего прихода к нам. К тому же так будет проще уладить нам с вами некоторые бумажные формальности. Поверьте, это не займет много времени. – Буду у вас через два часа. Устроит? – Замечательно! Адрес: Большая Морская улица, дом номер восемнадцать. При входе назовете свою фамилию, и вас ко мне проводят. Ждем вас, господин Богуславский. Приведя себя в порядок, в назначенное время я вошел в помещение банка. Неуспел назвать свою фамилию, как меня со сладко-приторной улыбкой, взяв аккуратно под локоток, проводили в кабинет заведующего. Заведующий оказался осанистым мужчиной, аккуратно постриженным, с холеной густой бородкой и такими же ухоженными усами. Хорошо сидящий коричневый в полоску, пошитый у дорогого портного, костюм, золотая заколка с бриллиантом и тонкий запах французского одеколона – все это говорило о том, что этот человек придает особое значение своему внешнему облику. Не успел я переступить порог кабинета, как он, обогнув стол, торопливо пошел мне навстречу, сияя ослепительной улыбкой. – Еще раз здравствуйте, господин Богуславский. Присаживайтесь! Курите? Нет. Хорошо. Чай? Кофе? М-м-м… К кофе, если желаете, могу предложить рюмочку… – Благодарю вас за заботу, но я бы предпочел перейти сразу к делу. – Как скажете! – он нагнулся к столу и подтянул к себе черную, из тисненой кожи, папку. На ней золотыми буквами было напечатано «Для бумаг». – Вот здесь все ваши документы. Прошу! Я перелистал бумаги. «Ого! Четверть миллиона золотом. Расщедрился, царь. Мне этой суммы до конца жизни хватит». – Где нужно расписаться? – Здесь. Здесь. И вот здесь. Еще тут. Эти бумаги в двух экземплярах. Закончив формальности, я вернул папку банковскому служащему. Тот аккуратно переложил их, потом достал два листа и передал мне. – Это ваши экземпляры, господин Богуславский. Какие у вас будут пожелания? – увидев вопрос в моих глазах, продолжил: – Назначите дни посещения нашего банка? Будут ли оговорены суммы, которые вы будете снимать? Как изволите получать? В золоте или ассигнациях? – Двадцать пять тысяч переведите на счет Богуславской Валентины Михайловны. Дайте бумагу, я напишу ее адрес, – закончив писать, отдал заведующему бумагу, после чего, немного помедлив, сказал: – Теперь насчет одного женского монастыря… Знаю его название, но не знаю, имеет ли он банковский счет. – Назовите его. После того, как я произнес название монастыря, заведующий позвонил, а еще спустя пять минут прибежал банковский служащий с бумагами. Слепаков быстро пробежал их глазами, потом повернулся ко мне. – Да. Мы можем это сделать. Вы какой хотите сделать перевод? Именной или общий? – Именной. На имя Богуславской Натальи Александровны. Двадцать пять тысяч рублей. – Оформление всех бумаг займет некоторое время, господин Богуславский. Савкин, проводите господина в комнату отдыха. Банковский служащий быстро подошел к двери и предупредительно распахнул ее передо мной, а спустя какое-то время меня снова проводили в кабинет заведующего. После оформления и подписания всех документов я поднялся. Вслед за мной поднялся со своего места хозяин кабинета. На его лице снова расцвела улыбка. – Всего вам хорошего, господин Богуславский. Помните, мы все готовы сделать для наших уважаемых клиентов! На улицу я вышел уже богатым человеком. Основная проблема, которая имела привычку время от времени появляться, похоже, исчезла навсегда. Подозвав извозчика, сел, сказал адрес, а сам стал думать, куда мне потратить деньги. Уже на подъезде к дому, пришел к неутешительному выводу: ничего такого, что мне просто необходимо в жизни, оказывается, не было. В голове преобладали совсем другие мысли, простые и обыденные. Купить себе маузер. Докупить патронов. Закатить шикарный ужин в ресторане для Пашутина. Пожертвовать денег отцу Елизарию. Костюм пошить светлый, для лета. «Вроде все… Ох, ты! Чуть не забыл! Еще пятьдесят… нет, семьдесят тысяч надо перечислить в Аэродинамический институт и тридцать – конструкторскому бюро при институте. Завтра протелефонирую в Москву и узнаю, куда перевести деньги, а заодно предупрежу: если финансы уйдут не по назначению – откручу головы. Пусть знают… – щелкнув замком входной двери, я вновь услышал в глубине квартиры телефонный звонок. – Да что за день такой сегодня!» Не раздеваясь, подошел к телефону. Снял трубку. – Слушаю! – Здравствуйте, Сергей Александрович! – Здравствуйте, Светлана Михайловна. Извините за внезапное исчезновение, но, к сожалению, я не всегда волен над своим временем. Как ваше самочувствие? – Хорошо. Когда отец сказал, что нашел вас, я решила вам позвонить. – Судя по всему – меня ждет приглашение в гости. Я прав? – Правы. Ведь я вас так и не поблагодарила, Сергей Александрович. Все думаю, какие слова найти… – Извините, что перебиваю, но не ломайте над этим голову. Не стоит. Вы себя хорошо чувствуете – и я рад. – Вы, как всегда, идете прямо к цели, Сергей Александрович. Пусть так. Приходите к нам в субботу. В шесть вечера. Вам удобно? – Договорились. До свидания, Светлана Михайловна. Спустя день, в назначенное время, я подошел к дому Антошиных. Кузьмич открыл мне ворота и сразу отрапортовал: – Доброго вам дня, Сергей Александрович. Михаил Васильевич еще не приехали. Дома только барышня Светлана Михайловна. – А Лиза? – Ее тоже нет. На танцах младшая барышня еще пребывает. У нее сегодня урок. «Странно. Мы же вроде ее праздник догуливать собрались. Или я не так все понял?» Постучал во входную дверь. Мне открыл лакей. – Проходите, господин Богуславский. Светлана Михайловна ждет вас в гостиной. Когда я вошел, она стояла у окна. Девушка сразу повернулась ко мне, застыла на какое-то мгновение. Мне показалась, что она немного смутилась. – Здравствуйте, Светлана Михайловна. – Здравствуйте, Сергей Александрович. Присаживайтесь. – Если вы не против, постою с вами у окна. Михаил Васильевич еще на работе? – Он будет позже. Я вас просила приехать несколько раньше, так как хотела поговорить с вами. Один на один. – Слушаю вас внимательно, Светлана Михайловна. – Несмотря на ваши возможные возражения, мне хочется лично поблагодарить за то, что вы для меня сделали. Не знаю, чтобы со мной было, если бы не вы! Все что произошло… Нет! Не так! Моя жизнь с того дня как бы разделилась надвое. Мир, в котором я жила, в одночасье стал детским и наивным. Я ведь верила людям! Теперь я… начинаю их бояться. Зачем им делать такое?! Это противно и мерзко! Извините, я, наверно, сумбурно говорю. Но вы понимаете меня?! – У нашего с вами мира, Светлана Михайловна, тысячи лиц. Они все разные, есть радостные, есть довольные, спесивые, ханжеские, счастливые. А есть уродливые лица. Поэтому просто считайте, что мир на какое-то время повернулся к вам своей уродливой ипостасью. Глянула она на вас и пропала, растворившись во множестве своих обличий. – Вы очень необычно говорите, Сергей Александрович. Мне как-то пришлось быть на творческом вечере, там нечто подобное говорили декаденты-символисты. – Мне даже слышать о них не приходилось. – Даже как-то странно слышать от вас такие яркие и необычные слова. Обычно вы прямой и резкий в своих суждениях. Знаете, мне кажется, я начинаю вас понимать! – Это в вас говорит чувство благодарности ко мне. Мы разные люди. Это… – Это вы так считаете, Сергей Александрович?! – голос у нее был режуще-ясный и холодный, как зимнее морозное утро. Я даже несколько оторопел от подобного тона и неожиданного намека на признание. Вот только кто его знает: признание ли это? – Вы… вы не человек, а ледокол, который раздвигает льдины! Он тоже большой и мощный. И помогает людям. За это ему все благодарны! Но это громадный пароход, а если таков человек? Честно говоря, мне так и не удалось понять ее аналогии. Прусь вперед, как тот ледокол, и не обращаю ни на кого внимания? Или именно на нее? – Гм! Разное приходилось о себе слышать, но сравнение с ледоколом явно для меня что-то новое. Девушка покраснела. – Господи, что я говорю! Извините меня, пожалуйста! Я пыталась сказать… Просто извините меня! Все никак не могу отойти от того ужаса! – Ничего страшного. Знаете, я хорошо понимаю вас, потому что, в свое время, мне пришлось пережить не менее страшный кошмар. Причем он длился не минуты или часы, а… Знаете, давайте поговорим о чем-нибудь другом, более приятном. Хорошо? Некоторое время она испытующе смотрела на меня, явно желая слушать продолжение, но потом вдруг сказала: – Вы не поверите, но я вам в какой-то мере завидую. – Мне? Почему? – Вы, с вашей волей и внутренней силой, не стали бы сутками бороться с этим кошмаром, а задушили бы его в мгновение ока, – немного помолчав, добавила: – Пожалуйста, не обижайтесь на меня за то, что я сравнила вас с ледоколом. Просто не знаю, что на меня нашло! – Ледокол – это нечто громадное и гудящее в тумане, – я решил сказать какую-нибудь глупость, надеясь если не развеселить, то хотя бы отвлечь девушку от мрачных мыслей. – Даже как-то странно нас сравнивать, тем более что обычно я кажусь себе большим, добрым, плюшевым медведем. Правда, есть сходство? – Вы?! Похожи… на игрушечного медведя? – удивление прошло, и в ее глазах загорелись веселые огоньки. – Плюшевый медведь?! Ой, не могу! Ха-ха-ха! Закончив смеяться, она расслабилась и уже с каким-то лукавством в голосе спросила: – Вы когда ворвались туда… то крикнули нечто странное, но эти слова мне почему-то врезались в память. «Светлана Михайловна, закройте глаза и постарайтесь расслабиться! А вы, господа, получайте удовольствие!» Почему вы так странно сказали? Теперь у меня появилось желание засмеяться, и я с трудом подавил готовый вот-вот вырваться смешок. – Гм! Да просто… случайно вырвалось. Не спрашивайте, потому что уже сам не помню, к чему это все сказал. Не объяснять же девушке начала двадцатого века смысл пошлого анекдота из будущего, каким-то образом всплывшего у меня в памяти в тот самый момент. Все же женским чутьем она уловила скрытую подоплеку в моем оправдании, естественно, приняла ее на свой счет и смутилась. Мне как галантному кавалеру снова пришлось прийти на помощь. – Как ваша школа, Светлана Михайловна? – Сегодня второй день как пошла на занятия, а так сидела дома, – при этом было видно, что она отвечает мне автоматически, явно думая о чем-то другом. – Как поживает отец Елизарий? – Хорошо, – ответила она, а уже в следующую секунду неожиданно спросила меня: – Вы же тогда… видели меня? При этом вопросе ее щеки стали наливаться краской. «Так вот в чем дело. Видел ли я ее стройные ножки?» – Отрицать не буду, – постарался я ответить как можно более официальным тоном, без какого-либо намека на игривость. – Вы потом ту фразу сказали…уже на улице. Наверно, хотели ободрить меня, дать прийти в себя. Да? – Конечно, мне хотелось вас встряхнуть, но при этом я не мог не подчеркнуть совершенства вашей фигуры. Несмотря на изящную обтекаемость фразы, девушка покраснела, как маков цвет, и опустила глаза. «А ведь мог остановиться на первой половине фразы. Что теперь ждать?» Ответ на мой мысленный вопрос оказался неожиданным. Девушка резко подняла голову, посмотрела мне прямо в глаза и вдруг сказала: – Ведь я вас толком так и не поблагодарила! – затем приподнявшись на цыпочках, неожиданно закинув мне руки за шею, обняла, поцеловала, потом также порывисто и резко отступила на два шага, не поднимая глаз. Несмотря на быстроту и неожиданность, я все равно мог поклясться, что, когда наши взгляды встретились, в глубине ее зеленых глаз плясали озорные бесенята. «Ух, ты! Не ожидал!» Только я так подумал, как внизу громко хлопнула дверь и раздался громкий голос хозяина дома: – Аглая! Я пришел! Как там наш ужин?! Девушка, услышав голос отца, занервничала и торопливо сказала: – Извините меня, Сергей Александрович. Вы с отцом пока поговорите, а я позже приду. – Хорошо, Светлана Михайловна. Буду вас ждать. Она развернулась и пошла, слегка покачивая бедрами с чисто женским изяществом, заложенным самой природой. «И дети у нее будут такие же красивые, как их мама», – глядя ей вслед, подумал я и вдруг почувствовал нечто похожее на смущение, чувство, которое у меня уже давно атрофировалось. По крайней мере, я так считал до этой секунды.Глава 8
Наши отношения с государем после Кронштадтского мятежа внешне не претерпели никаких изменений, но при этом получили какую-то внутреннюю крепость. Я искренне переживал за него и его семью и работал как проклятый, чтобы хоть как-то исправить свою ошибку. Император понимал это и старался всячески показать, что по-прежнему доверяет и ценит меня. Первым доказательством этого стало увеличение моей охраны, теперь, насколько я мог судить, за мной ходило не менее трех-четырех агентов наружного наблюдения. Отметил это мельком, так как если раньше, с непривычки, меня тяготило их присутствие, то теперь я не замечал их, как в упор не видишь дворовую скамейку, проходя мимо нее в трехсотый раз. Второй новостью для меня стал особый циркуляр, вышедший из дворцовой канцелярии и предписывающий городским и военным властям столицы оказывать в случае необходимости любую помощь в действиях поручику Богуславскому Сергею Александровичу. Узнав о подобном документе, я только пожал плечами, так как не видел в нем особого смысла. По-прежнему я приезжал во дворец только по вызову государя, причем не для того, чтобы разрешить острый или неприятный вопрос, как бывало раньше, а по большей части для обсуждения той или иной проблемы, причем, как выразился однажды Романов, его в подобных случаях интересовал «мой необычный взгляд на обычные вещи». Император, похоже, не особенно горевал, что утратил оракула, так как его, похоже, вполне устраивала моя роль в качестве «ангела-хранителя». В отличие от государя, определившего меня на роль советника, я сам был полон внутренних сомнений, так как не в таком ракурсе представлял свою дальнейшую жизнь. К тому же все, что задумал, было выполнено, поэтому передо мной нередко вставал вопрос, на который я до сих пор не знал ответа: мне что, до конца жизни быть привязанным к престолу, время от времени подталкивая Романова по тем направлениям в науке и технике, которые получат ведущее положение в будущем? «Кто я есть? – в который раз снова спросил я себя. – Советник? Отчасти, так как царь и сам прекрасно с государственными делами справляется. Телохранитель из меня тоже никакой. Была уже возможность убедиться. Правда, некоторые господа определили меня на должность царского палача, но и с этим не согласен, причем категорически. Гм. Подумаем… – и я стал перебирать в памяти, что мне удалось сделать за последний год. – Два конструкторских бюро и кое-какие социальные улучшения в жизни народа. Ну… еще с десяток нововведений. Основная моя заслуга… гм…. Если ее можно таковой считать – разгром революционного движения в России и подавление двух военных мятежей. Инициатор нескольких десятков крупных уголовных процессов по особо крупным делам и возврат государству около тридцати миллионов рублей. Что еще? А, вспомнил! Основатель карательного органа, наподобие немецкого гестапо, созданного из российской политической полиции. Если посмотреть с этого ракурса, то я выгляжу при царе… каким-то злым гением. Нет, в этих словах слишком много пафоса! Думаю… что больше похож на свирепого пса, охраняющего хозяйский дом, а если взять поправку на революционную терминологию, то на цепного пса самодержавия». Неожиданно зазвонивший телефон прервал мои размышления. Подобные вечерние звонки стали уже привычным атрибутом моей жизни. Он мог означать только одно – завтра мне надо быть у государя. Подняв трубку, я выслушал предложение прибыть завтра в 16:00 во дворец. Уведомив чиновника, что прибуду в назначенное время, повесил трубку на рычаг и вдруг неожиданно почувствовал, что желание размышлять на тему о том, как мне жить дальше, пропало. Впрочем, такое со мной нередко бывало и раньше. Пошел на кухню, где заварил себе крепкий чай с лимоном, после чего вернулся в гостиную, где меня ждала кипа газет, которые теперь я старался покупать каждый день. Через них я старался понять, что делается в стране, как идут изменения и нововведения в жизни людей, в промышленности, в сельском хозяйстве, постепенно учась читать сквозь строки, что в какой-то мере помогало понять и разобраться в жизни Российской империи. Заодно взял для себя за правило делать самому для себя краткий аналитический обзор того, что происходит в стране и за ее рубежами. Меня мало интересовали вести с фронтов, а еще меньше светская хроника. Иногда, чтобы отвлечься, просматривал рубрику различных, в том числе и брачных, объявлений. После того, как я быстро пробежал глазами по передовицам, стало понятно, что германские войска, оккупировав треть Франции, наконец остановили свое продвижение. Причем, это было очевидно, остановка наступления германцев была вызвана не яростным сопротивлением противника, а подтягиванием тылов, которые просто не успевали за стремительными ударами германских армий. Уже сейчас многие журналисты писали о формировании временного правительства в Париже, которое, возможно, станет мостиком для будущих переговоров о мире. Взял новую газету. В глаза сразу бросился заголовок: «Быть или не быть Австро-Венгрии?» Читать не стал, так как знал ситуацию на австрийском фронте. Ни для кого новостью не было, что Австро-Венгрия делает всяческие попытки выйти из войны с Россией путем переговоров, хотя при этом все знали, что они просто обречены на провал, так как Николай II, отдав Прибалтику и Польшу, собрался заставить Франца-Иосифа расплатиться за понесенные потери. И тот прекрасно это понимал. Несмотря на то, что никаких военных подвижек на русско-австрийском фронте последние недели не наблюдалось, австрийские генералы прекрасно знали, что как только дивизии, некогда стоявшие на Восточном фронте, будут переформированы и оснащены, положение на фронте может измениться в один миг. Пробежав глазами по газетным строчкам и наткнувшись на военный обзор о состоянии русской армии, с удовлетворением отметил, что на сегодняшний день около семисот тысяч солдат были демобилизованы. Россия, если можно так представить, сейчас выглядела, как человек, который долго болел, но сильный организм наконец сумел преодолеть болезнь, и сейчас тот быстро шел на поправку. Утвердилась и прочно встала на ноги монархическая власть, так как после большой чистки в рядах оппозиции сейчас некому было раскачивать трон и подстрекать народ к возмущениям. Да и доверия у людей к революционерам больше не было, после того, как они, на поверку, оказались самыми, что ни есть «врагами народа». Вместе с этим народ почувствовал царскую справедливость, не говоря уже о знати, военной и промышленной элитах, которые получили весьма веские доказательства, что как перед Богом, так и перед царским судом теперь все равны. Все крупные контракты, военные или гражданские, теперь шли не на откуп отдельным лицам за взятки, а были выставлены через конкурсы, где соискатель должен был предложить наиболее выгодные условия сделки. Раньше этим нередко пользовалась царская родня, отдавая большие и выгодные заказы за хороший куш, но теперь этот путь для них был закрыт. К тому же продолжали действовать контрольные комиссии по проверке закупок для нужд армии. Моя первичная идея обрела официальный статус и продолжала работать в качестве отдельного департамента, получившего название контрольных ревизий. Скользнув глазами по разделу светских новостей, бросил беглый взгляд на колонку криминальной хроники и уже собирался перевернуть лист, как взгляд зацепился за небольшую статью. В ней писали о завершении судебного процесса по делу военно-промышленного комитета. К этому делу я тоже приложил руку. Пробежал вскользь по строчкам. «Хм. Семь его членов были приговорены на различные сроки тюремного заключения за хищения и взятки. Ну и ну, господа судейские. Такое дело проср… Да посади из этой банды хоть двадцать человек, и то мало будет! Эх ты, российское правосудие, вороватое и неповоротливое!» Впрочем, мое недовольство было больше показным, так как, запустив уголовный процесс, я больше рассчитывал на его резонанс в народе, что люди, прочитавшие это, будут радоваться, считая это очередным проявлением царской справедливости. Если раньше они без особой надежды говорили: Бог их накажет, то теперь уверяли друг друга, что царь им всем пропишет ижицу – будут знать, как воровать. На последних полосах обычно были напечатаны короткие заметки, реклама и различные объявления. Иногда они были забавны, иногда откровенно смешны, поэтому я нередко просматривал их. Вот и сейчас пробежал по некоторым из них глазами: «„Ваньки“ окончательно взбесились. Нет в Петрограде жителя, который не плакался бы и негодовал на извозчичье засилье. Завидев в руках нанимателя хотя бы пятифунтовый пакет, так требуют рубль за полуверстное расстояние, а три рубля – на Балтийский или Варшавский вокзал из центра города и три с полтиной на Финляндский или Приморский. Всякое усовещание вызывает у них лишь наглую усмешку». «В кофейнях Филиппова еще на пятачок подняли цену на стакан чая. Теперь стакан чая уже стоит 20 копеек. Нужно же им как-то заработать 400 процентов». «Кривые и уродливые носы могут быть исправляемы и улучшаемы у себя дома! Без боли хирургической операции вы можете исправить себе фасон носа. Моя носовая машинка построена на научных основах, действует аккуратно и вполне соответствует своей цели. Она применима ко всем носам. Высылается с подробными инструкциями наложенным платежом за 5 рублей». «Милый друг! Серьезно и искренне зову к красивой семейной жизни чуткую женщину со средствами. Лета, наружность, национальность безразличны, но сердечность, стремление ко всему хорошему, светлому и радостному – обязательны. Цель – брак. Я провинциал, 28 лет, сейчас живу в Петрограде, совершенно одинок, круглый сирота, интересной внешности, ласкового, задушевного характера…» Когда я зашел в кабинет после доклада адъютанта о моем прибытии, император оторвал взгляд от бумаги, которую читал и попросил: – Сергей Александрович, присядьте. Я скоро. Мне было известно, что император крайне тщательно относился к своей работе, если так можно назвать управление государством. Будучи человеком аккуратным, он выполнял свои обязанности со всей тщательностью и даже педантичностью, хотя и считал это весьма утомительным занятием, как он мне когда-то признался. Личного секретаря Николай II не имел, предпочитал делать все сам, внимательно читая и изучая все бумаги и документы, попадавшие на его стол. Закончив читать, он положил бумагу и закрыл папку. – Сергей Александрович, как вы думаете, император Франц-Иосиф… – Он умрет 21 ноября 1916 года! – неожиданно и резко оборвал я его. Это было не только прямым нарушением придворного этикета, но и довольно грубо по отношению к человеку, как своему собеседнику, но мне сейчас было не до правил вежливости, так как я пытался понять, почему эта дата смерти пролежала у меня в голове столько времени, не подавая о себе никаких вестей. Во время своей болезни мне приходилось читать много и без всякой системы, так что, скорее всего, я обладал более обширной информацией по этой эпохе, и не только в плане сражений Первой мировой войны. Только я пришел к этой мысли, как ее тут же перебило громкое и удивленное восклицание Николая II: – Как вы это узнали?! – Честное слово! Даже не знаю, как это получилось! В моем голосе было столько откровенного удивления, что император мне сразу поверил. Он задумался на какое-то время, а потом попытался внести свой вклад в объяснение этого факта: – Гм! Может, ваш дар себя так… по-новому, проявляет? Я пожал плечами. Это было новое прямое неуважение к государю Российской империи, но мы оба этого не заметили, так как пытались каждый сам по себе разгадать неожиданно возникшую загадку. Я пытался вспомнить, что мне еще известно об Австро-Венгерской империи, а он, очевидно, думал о новых возможностях «ангела-хранителя». Какое-то время мы провели в молчании, пока, наконец, император не произнес задумчиво: – Гм. Осталось две недели до его смерти. Надо этим воспользоваться… Вот только как? – Наследники у него есть, ваше императорское величество? – Прямых нет, так что думаю, им станет эрцгерцог Карл. – Если его умыкнуть на какое-то время, то наступит безвластие и страна сама по себе развалится как карточный домик. – Сергей Александрович, мне уже давно известно, что у вас нет уважения к родовитости и титулам! Но всему есть предел! В жилах эрцгерцога течет кровь Габсбургов! А вы… – Он ожег меня гневным взглядом, но уже в следующий миг резко оборвал себя. Видимо, моя каменная физиономия, напомнила, что говорить мне о таких вещах бесполезно. Достал папиросу, закурил, после чего продолжил: – Больше не хочу от вас ничего подобного слышать. Слышите: никогда! У вас что-нибудь есть ко мне? – Вы начали говорить об императоре Австро-Венгрии, а затем прервались, ваше императорское величество. – Ах, да! – По лицу императора скользнула тень недовольства. – Не будем сейчас об этом. Тут надо подумать, а пока у меня к вам есть другой вопрос. Мне подало прошение… скажем так… торговое сообщество на разрешение вести торговлю с Германией. Как вы на это смотрите, Сергей Александрович? – Что вас смущает, ваше императорское величество? Боитесь поранить нежные чувства бывших союзников? Если так, то могу вас успокоить: Англия на протяжении всей истории была врагом России, просто время от времени прячется под маской вечной дружбы! Франция… несколько другое дело, но в данном случае мы с ней по разные стороны баррикады, поэтому будем исходить из того, что есть. – Вы слишком резки в своих суждениях! Рубите с плеча, забывая о том, что мы первыми поступили нечестно, заключив тайный договор с Германией! Они вправе упрекать нас! Они… Хорошо, оставим это. Значит, вы считаете подобные отношения непредосудительными? – Нет. Насколько я могу судить, это ведь не военные, а продовольственные поставки. Да? – Германцы хотят зерно, муку, фураж, металл. – В таком случае пусть дают нам вагоны, паровозы, станки, автомобили и к ним запчасти… Вот что еще! Скажите, а мы не могли бы каким-нибудь образом попросить переехать в Россию некоторых немецких инженеров? – Сергей Александрович, вы меня временами просто поражаете! А германцы нам зачем? – Скажу прямо. В будущем некоторые из них станут ведущими военными инженерами аэропланов и оружия в Германии. – Исходя из ваших слов, я должен понять, что вы продолжаете прозревать будущее? – Нет. Просто некоторые старые видения мне стали понятны только сейчас. Император какое-то время испытующе посмотрел на меня. Он давно уже понял, что я не все ему говорю. Вот только почему? И опять его мысли возвращались к версии «ангела с железными крыльями». Может, все, что делает Богуславский, является частичкой Божьего промысла, которого человеческим умом и понять никак нельзя? Если так, то пусть все остается по-старому. После того, как я проиграл в голове возможный вариант столь пристального внимания государя к своей особе, длинная пауза завершилась вопросом: – Вы знаете их фамилии? – Вилли Мессершмидт, Хуго Юнкерс, Луис Штанге и Генрих Фольмер. – Вы считаете, если мы сумеем уговорить перейти их на нашу сторону, то они создадут свое оружие у нас? – Надеюсь на это, ваше императорское величество. В Германии потом найдутся новые талантливые конструкторы оружия, но в любом случае России от этого будет только польза. Император на мои слова только утвердительно кивнул головой, после чего нажал кнопку электрического звонка. На пороге вырос дежурный адъютант. – Запишите фамилии, которые сейчас вам продиктует Сергей Александрович. После того, как офицер сделал записи в блокноте, император приказал: – Выяснить все про этих людей через наших агентов в Германии. Тайно. Пока нужно узнать, насколько возможна вероятность переезда этих людей в Россию. Идите. Когда дверь за адъютантом закрылась, император поднял на меня глаза и спросил: – Кстати, как продвигаются поиски будущих инженеров аэропланов? – Найдены трое: Поликарпов, Туполев, Ильюшин. Пока зачислены техниками-стажерами в Аэродинамический институт, а с нового учебного года будут учиться в Московском императорском техническом училище. Кстати, хочу похвастаться. В Москве сейчас совершенно новый образец аэроплана собирают. – Такой, как на вашем рисунке был, Сергей Александрович? – По телефону много не узнаешь, ваше императорское величество. Им бы еще денег немного выделить, так они бы развернулись по-настоящему. – Сергей Александрович, вы сами должны прекрасно понимать, какое сейчас положение. Министр экономики говорит, что нужно, по крайней мере, три года, чтобы вернуть промышленность в прежнее русло. Ваши аэропланы сейчас только образцы, и когда их запустят – неизвестно, а России прямо сейчас нужно восстанавливать промышленность и поднимать сельское хозяйство. А затраты на войну? Вы обо всем этом не думали? – Как ваше императорское величество смотрит на то, чтобы вернуть государству торговлю водкой? Император бросил на меня хитрый взгляд, смысл которого стал ясен сразу после вопроса: – Это ваше личное мнение, или вы просите по чьей-либо просьбе? – Из вашего вопроса становится понятным, что просители у вас уже были. Нет, я ни за кого не прошу, просто считаю, что продажа казенной водки – это наиболее простой и действенный способ наполнить казну. – А вот министр финансов Петр Львович Барк так не думает. – Любому финансисту известно, что наибольшее пополнение в казну идет от продажи водки. Если он так не думает, значит, он дурак или скрытый враг. – Нет. Только не это. Петр Львович умный и знающий человек, просто у него есть твердые принципы, которыми он руководствуется в своей жизни. «…и которые он навязал вам, гражданин Романов!» – добавил я мысленно к этой фразе, после чего сказал: – Человек, занимающий такой пост, должен руководствоваться интересами державы, а не своими принципами. Ваше императорское величество, государству нужны деньги и рабочие места, а выпуск казенной водки даст нам и то и другое! Государь какое-то время думал, потом кивнул головой, соглашаясь: – Хорошо, Сергей Александрович. Сегодня будет отдан приказ канцелярии подготовить указ. У вас еще что-то есть? – В батальоне Махрицкого по случаю награждения собираются устроить маленькое торжество… – я умышленно затянул паузу, надеясь, что император продолжит ее. Тот хитро посмотрел на меня, потом фыркнул в пушистые усы, дескать все понятно, и сказал: – Да-да. Помню наш разговор и глубоко ценю то, что солдаты и офицеры сделали для меня и моей семьи! Вы правы, Сергей Александрович, они заслуживают хорошего праздника! Я буду на награждении! – Подполковник собирался по этому поводу сделать показательные выступления солдат и офицеров, которые проявят свое мастерство, – я припустил некую таинственность в голос и сразу увидел явную заинтересованность в глазах императора, после чего продолжил: – У него есть люди с довольно интересными способностями. Сам видел, как один из его солдат метает ножи. На расстоянии шесть метров он может пробить яблоко, которое лежит на голове другого человека. Несколько человек мастерски стреляют на звук с завязанными глазами, а один так метает с помощью пращи свинцовые шары, что за двадцать метров… – А что вы можете показать? – неожиданно перебил меня император. – Я? – удивился неожиданному вопросу я, так как себя ни в какой роли на подобном представлении не видел. – Вы! Ведь, насколько мне известно, вы отлично стреляете, а также обладаете смертоносными приемами какой-то японской борьбы. Говорят, толстые доски разбиваете ударами кулака. Это так? – Так, ваше императорское величество. – Так, может, вы продемонстрируете эти ваши способности? Я приеду с сыном. Этими словами он как бы заявил, что возражения не принимаются – будь готов выступить и потешить сына царского. «Не все же уступать ему, надо и мне чем-то поступиться». – Постараюсь что-нибудь придумать, ваше императорское величество. – Вот и отлично, Сергей Александрович. Есть у вас еще что-нибудь? – Нет, ваше императорское величество. Разрешите идти? – Идите, Сергей Александрович. Выйдя из дворца, я нашел извозчика и отправился к отцу Елизарию, которому давно приготовил подарок, да все времени не было навестить. Но тут была одна проблема. Я собирался подарить им пять тысяч рублей, но при этом мне было известно, что священник человек с принципами и запросто может отказаться от денег или отдать в церковную кассу. Впрочем, мысль у меня была, но опять же, как на нее батюшка посмотрит. Хоть убей, но понять характер некоторых его поступков я был просто не в силах. Его попытки быть добрым и справедливым для всего мира казались мне легким помешательством. Думаю, что и в отношении меня у него была такая же проблема, впрочем, все это не мешало нам оставаться в добрых, приятельских отношениях. В их дом я всегда приходил с удовольствием, потому что знал, меня там примут искренне, с теплотой, по-домашнему. К тому же хотелось переброситься несколькими словами со Светланой. После того неясного полупризнания у нее дома мы встретились несколько раз и то урывками, из-за того, что после мятежа у императора случилось нечто похожее на приступ маниакальной подозрительности. Он мне не говорил об этом, но догадаться было нетрудно, после того, как он попросил меня находиться во дворце, дежуря с офицерами-телохранителями из людей Пашутина. На внешнюю охрану дворца снова поставили гвардейцев, но внутренняя охрана осталась за солдатами Махрицкого. Такое неожиданное решение принял сам император. Все этому удивились (кроме меня), но промолчали. На три дня были отменены все выезды, он старался больше времени проводить с семьей, а вот режим работы не изменил, но принимал только по важным вопросам, требующим его непосредственного вмешательства, но прошло полторы недели – и все вернулось в прежнее русло. На внутренние посты вернулись гвардейцы, а вместе с ними и прежний распорядок дня, вот только меня это не коснулось, я все так же целыми днями пропадал во дворце или сопровождал его в поездках. Именно тогда я заметил в нем изменения. У меня уже не было ни малейшего сомнения в том, что это связано с пережитым за семью страхом. Для окружающих его людей он остался прежним, по характеру и привычкам, человеком, но только мне было известно, что это не так. Указ о смертной казни для офицеров, наказании, бессрочной каторге для матросов, лишение всех прав и высылка семей офицеров-мятежников на самые дальние окраины России был составлен им и им же подписан. Это была самая настоящая месть, но не за себя, а за свою семью, за то, что им довелось пережить. Когда мне в последний раз довелось говорить со Светой по телефону, она сказала, что на занятия ходит через день, так как сильно простудилась младшая сестра, поэтому шансов встретиться с ней в школе было немного. Дом и церковь и в более хорошую погоду выглядели неважно, а осенние холодные дожди вытащили наружу даже то, что в более благоприятное время года было скрыто от взгляда. Сырые разводы на стенах, затекший угол дома от протекавшей крыши, а к этому можно добавить все то, что уже давно требует ремонта: покосившаяся дверь, пятна ржавчины на ограде, кирпичи, торчащие из-под штукатурки… «Ничего. Сделают капитальный ремонт – дом, как новенький, будет и еще сто лет простоит!» Супругов я увидел сразу, как только вошел во двор, как видно, им привезли дрова, которые они сейчас складывали в поленницу. Увидела меня первой Анастасия Никитична, на секунду замерла, а потом радостно и громко закричала, несмотря на то, что священник был в пяти метрах от нее: – Петенька! У нас гость! Отец Елизарий, стоя ко мне спиной и старательно укладывающий ряд на уровне своей груди, даже вздрогнул от громкого крика, после чего резко, не выпуская полена из рук, развернулся, но стоило ему увидеть меня, как теперь он, в свою очередь, радостно воскликнул: – Гость в дом – Бог в дом! – Здравствуйте, Петр Николаевич! Здравствуйте, Анастасия Никитична! Как жизнь?! Как здоровье?! – Доброго вам дня, Сергей Александрович! Живем – не жалуемся! – быстро ответила матушка, тут же скосив глаза на объемистый пакет в моих руках. – А вы, как всегда, не с пустыми руками к нам пришли! По дороге я зашел в кофейню и прикупил сладкого к чаю, так как знал, что попадья безумно любила сладкую выпечку и пирожные. – Здравствуйте, Сергей Александрович! В гости пожаловали или в общении с Богом душу облегчить хотите? – поинтересовался священник, все еще не терявший надежды приобщить меня к вере. – Только в гости. Примете? Священник бросил на меня чуть растерянный взгляд, но я уже понял, в чем проблема, поэтому сунул пакет его жене, взял полено у него из руки и спросил: – Поработаем? Пока священник подбирал ответ, матушка, быстро среагировав, заявила: – Как закончите, приходите, – после чего направилась к дому. Мы с батюшкой переглянулись, потом рассмеялись и взялись за работу. Когда поленница была уложена, мы вошли в дом, помыли руки и сели за стол. Потянув носом, я спросил: – Никак, щи? Они у вас отменно удаются, Анастасия Никитична! Попадья неожиданно покраснела, а потом, словно оправдываясь, сказала, что щи у них сегодня пустые, а уже в следующую секунду стала хвалить соленые грузди, квашеную капусту и огурцы. Дескать, удались на славу! Оглядел я обоих и усмехнулся. Смущение на лице попадьи и нахмуренное лицо отца Елизария сразу сказали о том, что у супружеской четы неприятности. После моего прямого вопроса священник как-то странно закашлялся и стал смотреть в стол. Попадья слегка порозовела, но, несмотря на укоризненные взгляды супруга, все же рассказала, что у них случилось. Все дело оказалось в речи священника на каком-то поповском собрании или съезде, в которой он выступил с инициативой о материальной помощи бедной части населения столицы, за что его там немного морально попинали. – Людям надо не только помогать найти дорогу к Богу, но и помочь насущными, земными благами, особенно в это тяжелое время. У многих семей из припасов на зиму, кроме картошки и квашеной капусты, больше ничего нет! – посетовал священник. – Вот я и сказал об этом… – Так вы поэтому сидите без мяса? Все, что могли, отдали голодным? Хм. Благородно, нечего сказать! Вот только, сколько по Питеру бедных и голодных? Тысячи! Десятки тысяч! Вы что, собираетесь своей семьей увеличить их количество?! Ну, ответьте мне, Петр Николаевич! Священник нахмурился: – Вам бы любви к ближнему да доброты сердечной прибавить, Сергей Александрович, так цены вам бы не было! – Это вы не мне, а вашим отцам-настоятелям скажите! Пусть мошной тряхнут, авось простому человеку и легче станет. Священник отвел глаза, потом тихо и явно нехотя произнес: – Сказал уже. У матушки при этих словах лицо стало несчастное, а глаза повлажнели – вот-вот заплачет. «Похоже, в церковном семействе скандал был. И немалый! Гм. Ай, как я вовремя зашел!» Достав из кармана пачку денег, я выложил их на стол. – Это что? – осторожно спросил меня священник, переводя взгляд с денег на меня. – Деньги. Пять тысяч рублей. – А зачем вы их принесли? – уже с недоверием и немалой толикой удивления снова спросил меня отец Елизарий. Попадья, в свою очередь, перевела взгляд с денег на меня. В ее взгляде читалось удивление и недоумение. – Вы же сами только что сказали, что людям надо помогать не только словом, но и земными благами! Вот я и воплощаю ваши слова в жизнь! Какое-то время священник смотрел на деньги, а потом тихо спросил: – Вы, наверно, хотите эти деньги пожертвовать во благо церкви или в пользу бедных? – Еще чего! – после моих слов взгляды супругов снова скрестились на мне. – Это лично вам деньги. На жизнь. Священник хотел что-то сказать, но сразу не нашел нужных слов и поэтому сделал вид, что у него запершило в горле, после чего громко закашлялся, а вот зато на лице матушки после моих слов заиграла блаженно-счастливая улыбка. Женщина уже представила себе, как ходит по магазинам и покупает новые вещи. А купить было надо многое, глядя на застиранные занавески на окнах и убогую скатерть на столе. Про мебель и говорить не приходилось. На дрова и в печку! – Мы не можем принять эти деньги, Сергей Александрович. Мне понятно ваше хорошее расположение к нам, но это против моей совести. Не могу я пользоваться благами, когда кругом нищета произрастает! Заберите их! Не успел он так сказать, как улыбка матушки исчезла, она сразу поскучнела и, опустив глаза, стала выводить пальцем какие-то узоры на ветхой, застиранной скатерти. «Значит, в ход идет план Б. Поехали!» – Извините, Петр Николаевич, но я еще не все высказал. Эти деньги я разделил на три части. Из них три тысячи рублей дарю лично Анастасии Никитичне ко дню ангела, который, если я не ошибаюсь, случится через три дня. При моих словах матушка сначала округлила от удивления глаза, а потом смущенно и радостно заулыбалась. – Еще тысяча шестьсот рублей выделяю на ремонт церкви, дома и школы. Суммы распределите сами. Триста рублей пойдут на учебники, тетрадки, дрова. Короче все, что нужно для работы школы. Оставшиеся сто рублей на ваше разумение, – после чего пододвинул стопку денег к его супруге, умышленно давая понять этим жестом, что их распорядителем назначаю именно ее. Пока священник с явным удивлением смотрел на меня, словно видел впервые, матушка, взяв деньги, вскочила… и вдруг забегала по дому. Некоторое время я с удивлением смотрел за ее метаниями, пока она не заметила, что за ней наблюдают, и не остановилась. Мучительно покраснев, тихо и неуверенно сказала: – Вы не смотрите на меня так, Сергей Александрович. У меня отродясь не было таких больших денег, вот и боюсь за их сохранность. Спрятать хочу… но не знаю куда. Меня эта наивная прямота, честно говоря, сильно позабавила. Под моей ухмылкой и улыбкой своего мужа женщина покраснела еще больше и теперь стояла растерянная, чуть ли не плача. – Чем прятать, Анастасия Никитична, вы лучше сначала отложите сумму на покупки. Ведь не выдержите, завтра и пойдете покупать. Не так ли? Она кивнула головой, потом подошла и присела к столу: – И не говорите, Сергей Александрович! Нам столько много надо купить, что вы просто не представляете! Пете пальто пошьем хорошее, с бобровым воротником. Мне шубу купим. Потом белье постельное… еще занавески надо сменить, скатерть… Самое главноезабыла! Дверь входную обязательно заменить! На честном слове держится, а щели в ней такие, что ладонь просунуть можно. Да и мастера надо пригласить, чтобы печь подправил и дымоход почистил. Еще я наволочки на подушки видела с розовыми и голубыми цветочками… – И одеяло пышное, купеческое. Возляжете вы, Анастасия Никитична, на новые простыни с мужем, укроетесь новым пышным одеялом… Лицо матушки снова залилось красной краской. «Ну и что я такого сказал!» Отец Елизарий тоже, похоже, смутился, потому что сразу последовал вопрос, уводящий от постельной темы: – Сергей Александрович, откуда, если не секрет, у вас такие большие деньги появились? – Петр Николаевич, вы что, мне не верите? – Э-э… Не в том вопрос. Вы сами как же? Вам что деньги не нужны? – Мне почему-то так и подумалось, что без этой бумаги я не обойдусь, – я достал из кармана выписку из банка и положил на стол перед священником. – Читайте. – Господь с вами, я вам верю… – Читайте, Петр Николаевич, и пусть ваша совесть будет чиста. Отец Елизарий взял документ и внимательно его прочитал. Дважды он отрывался от чтения и смотрел на меня, потом аккуратно сложил бумагу и подал мне. – Гм. Извините меня. Но, право дело, не стоило… – Когда ремонт думаете начать?! – перебил я его извинения. – По весне и начнем, только дверь входную сейчас заменим. В этом моя супруга права. – И печь тоже, Петенька, а то дыма у нас иной раз полная горница. Не продохнуть. – Вот и славно. На второе у вас что, Анастасия Никитична? Попадья, словно очнувшись, посмотрела меня, ойкнула и снова, в третий раз, покраснела: – Извините меня, ради бога, я совсем из-за этих денег голову потеряла! Сейчас! Сейчас все принесу! – Щедрой вы души человек, Сергей Александрович, но и хитрый. Вон как все повернули. – А вы что думали? Это вы у нас без хитрости, поэтому щи пустые хлебаете. – Нельзя меня этим попрекать! Как я буду людям в глаза смотреть… – Как другие попы да священники смотрят, так и вы смотрите! Но я не это сейчас хотел сказать! Вы мне лучше скажите, Петр Николаевич, а вы никогда не мечтали о том, как вас когда-нибудь посвятят в архимандриты или там, в архиереи, и вы в кафедральном соборе, в золотой митре, выходите на амвон и осеняете собравшийся народ, а хор детей за вашей спиной поет ангельскими голосами: «Святый боже…» А вы весь из себя такой важный, толстый, с золотым крестом…. – Нет, Сергей Александрович, не об этом мечтать нужно, а об укреплении веры Божьей в сердцах человеческих. Да и, если честно сказать, мы с моей Настей простые люди и рассчитывали получить приход где-нибудь в большом селе, вот только вышло не по-нашему… Знаете, мне иногда представляется, как в жаркий летний день иду по пыльной дороге вместе с крестным ходом. Мужики впереди несут хоругви, а бабы – иконы, за ними мальчишки – певчие, а сзади пылит толпа. Певчие поют, а на лицах людей истинная радость разлита… Ох! Не скоро это сбудется… если вообще сбудется. При этих словах на лице священника проявилась затаенная тоска. У меня была мысль двинуть его наверх с помощью государя, но после этого разговора понял, что с его правдолюбием и честностью ему там делать нечего, а тут и матушка поставила на стол тарелки с жареной картошкой, тушеными и солеными овощами, прервав наш разговор. – Кушайте, Сергей Александрович, на здоровье! Перед тем как начать есть, я поинтересовался у священника: – Сегодня, как я вижу, занятий в школе нет? – Светлана Михайловна предупредила меня, что до конца этой недели ее не будет. Болезнь сестры ее младшей затянулась, и она решила побыть с ней, так что вы ее дома ищите. – Так и сделаю. Возвращаясь домой из гостей, я вдруг вспомнил лихорадочные метания матушки по дому, невольно усмехнулся и неожиданно вспомнил о вручении другого подарка человеку совершенно иного склада ума и мироощущения. Рано утром, как обычно, я пришел на тренировку. Мастер, уже начавший разминку, кинул на меня обычный для него недовольный взгляд, который обозначал только одно: «Ты пришел вовремя, но мог бы прийти и раньше», но когда увидел, что я не стал раздеваться, а вместо этого направился к нему, нахмурился. Встав перед Окато и чуть наклонив голову, я подал ему сверток на вытянутых руках. – Мастер, примите этот подарок в качестве моего признания и уважения. Он взял сверток в руки. Я поднял голову. Уже догадавшись, что ему поднесли, японец развернул сверток. Разорванная упаковка упала на мат. Стоило Окато взять меч, как сквозь его бесстрастность пробилось какое-то чувство, схожее с волнением. – Откуда у вас этот меч?! Вопрос прояснил значение его взгляда. Он видел этот меч не впервые и, скорее всего, знал когда-то его хозяина. Пришлось коротко рассказать ему все то, что мне удалось узнать от хозяина антикварного магазина об этом мече. Когда я закончил рассказывать историю этого меча, Окато какое-то время, молча, смотрел мимо меня неподвижным взглядом, а потом, словно очнувшись, неуловимым движением выхватил клинок, пробежал глазами по лезвию, потом таким же быстрым и ловким движением вернул его в ножны. – Не думал, что именно таким образом узнаю о смерти своего врага. Это определенно знак судьбы! При этом в его словах и голосе не было радости, а какая-то скрытая печаль. Внутренние чувства мастера за все время нашего знакомства мне так до конца и не удалось постичь, поэтому мысль, появившаяся у меня в голове, была самой простой: мастер сожалеет о том, что не сам убил этого гада. Естественно, комментировать его я слова не стал и ожидал продолжения. Окато склонил голову в коротком поклоне, затем сказал: – Ценю и принимаю уважение, которое вы хотели выказать этим подарком, но не сам меч. Он будет отослан семье погибшего! – с этими словами он аккуратно положил оружие на край мата, после чего резко выпрямился и уже жестким, командным тоном приказал: – Начали разминку! Наступил день вручения наград в батальоне. Махрицкий, неоднократно ходивший за линию фронта, награжденный именным оружием за храбрость, сейчас волновался как мальчишка. Он никак не рассчитывал на появление государя, а стоило ему узнать об этом, как не замедлил высказаться о моем мальчишеском легкомыслии в соответствующих выражениях. Волновался и я, ведь моя идея о создании сил специального назначения была как никогда близка к своему завершению. Весть о том, что в батальон приезжает государь, быстро распространилась среди личного состава, лихорадя от возбуждения не только солдат и офицеров, которых должны были торжественно наградить, но и всех остальных. Кроме того, выступления на празднике, по задумке подполковника, должны были стать также примером для нового пополнения, прибывшего в батальон пару месяцев назад. Приезд царя и наследника престола не стал неожиданностью, но зато ею стала старшая дочь, прибывшая вместе с отцом. Молодая, красивая девушка только добавила азарта и бесшабашности в праздничные выступления. Начались они с гимнастических упражнений, а затем были показаны поединки на ружьях со штыками и рубка на саблях. Казаки императорской конвойной сотни, не выдержав, попросили разрешения у императора принять участие в выступлении, тем самым еще более подстегнули усердие солдат Махрицкого. Второй частью выступлений стали специальные дисциплины, которые входили в программу подготовки бойцов. Начались они с метания ножей и стрельбы с завязанными глазами. Упор был сделан на то, чтобы продемонстрировать возможности бойца специального назначения. Присутствие дочери императора придало особый привкус празднику, заставив молодых, здоровых парней выкладываться в полную силу, чтобы только увидеть на лице молодой царевны одобрение, а на губах улыбку. Зато сын Николая II, в силу своего юношеского возраста, более живо и эмоционально реагировал на выступления солдат, чем его старшая сестра. В третьей, заключительной, части была разыграна сцена «снятие часового», проходившая в полной тишине, затем было несколько схваток с применением приемов рукопашного боя, что особенно понравилось царскому наследнику, а затем сыграли маленькое театрализованное представление под названием «русский часовой», где я выступил в главной роли. Сюжет был весьма прост: русский парень, часовой, стоит на посту. Одетый в солдатскую форму, с винтовкой, я стоял и делал вид, что оглядываю окрестности, затем спустя минуту появляются турки и при виде часового, начинают осторожно подкрадываться. Все они были в красных коротких куртках, на головах черные фески, при этом у каждого приклеена черная борода, а в руке – кривая сабля. Подкравшись, перед тем как напасть, главный турок показал жестом, проводя несколько раз рукой по горлу, что они сейчас русского будут резать. При этом жесте его солдаты начинают злобно ухмыляться, после чего, напав со спины, сбивают меня с ног и отбирают винтовку, затем, заламывая руки, ставят на колени. Главный турок взмахивает саблей, чтобы отрубить мне голову… и в этот миг, когда сцена достигла высшей точки, полностью приковав внимание зрителей, богатырь показывает, на что способен русский солдат. Приемы коппо-дзюцу эффективны и смертельны в бою, но совсем не смотрятся при демонстрации, поэтому во время схватки упор был сделан на броски, удушающие приемы и подсечки, а для пущего эффекта было добавлено несколько молодецких ударов, от которых турки с криками и стонами валились на землю. В финале, когда последний турецкий солдат падает на землю, на меня с саблей кидается офицер. Поднырнув под удар, я перехватываю кисть и выкручиваю ее так, что турок поневоле становится на колени, после чего обрушиваю ему на голову мощный удар. Всю последнюю неделю мы с полной отдачей тренировали этот бой, и, судя по восторженным выкрикам и аплодисментам, наши тренировки не прошли даром. Этим представлением завершился праздник, после чего перешли к торжественной его части. Медаль за отвагу, полученная из рук императора, – это награда вдвойне! Впрочем, награда действительно оказалась двойной, причем она коснулась уже не отдельных солдат и офицеров, а всего батальона. Перед выстроенным личным составом государь еще раз поблагодарил людей за их ратный труд, после чего был зачитан указ, в котором говорилось, что батальон развертывается в полк и при этом получает официальное название: Первый императорский полк особого назначения. И сразу над плацем прокатился мощный троекратный русский победный клич: Ур-ра-а-а!! После отъезда императора со свитой Махрицкий затащил меня на обед в офицерское собрание и, сидя за столом, поведал мне о своей мечте: о создании школы, где будут готовить особые отряды, специально для действий в тылу. Я с ним согласился и предложил включать в такие отряды снайперов. Тут же разгорелся спор, так как часть офицеров считала, что снайпер в окопе – это солдат, но в тылу врага, по их мнению, он выглядел бы как подлый убийца. Мы вообще много спорили, но при этом не отстаивали тупо каждый свою позицию, а пытались понять друг друга, но самым главным для меня стало то, что все офицеры нового полка, как на подбор, оказались гибкими, умными людьми, имевшими свой взгляд на будущее российской армии. Возвращался я домой в приподнятом настроении, довольный и несколько расслабленный, думая о том, что именно такими офицерами русская армия станет мощной, сильной и непобедимой. Пребывая в состоянии легкой эйфории, что мне обычно не свойственно, я слишком поздно обратил внимание на маневр машины, которая резко вывернула из-за угла и, осветив меня фарами, вдруг замедлила ход. Мозг еще не успел оценить степень опасности, но наработанные навыки заставили тело напрячься, а руку резко нырнуть в карман пальто, нащупывая оружие, но то необходимое, драгоценное время, за которое можно было что-то предпринять, было упущено. Бах! Бах! Как-то необыкновенно громко прозвучали выстрелы в вечерней промозглой тишине, царящей в готовящемся отойти ко сну городе. Огненная игла вонзилась мне в грудь, заставив отшатнуться. Бах! Бах! В следующий момент меня сильно и больно что-то рвануло за плечо, и в этот самый миг я выхватил пистолет из кармана. Направив ствол в сторону машины, не целясь, я дважды нажал на спусковой крючок. Снова раздались выстрелы, но ослепленный болью мозг не сразу сообразил, что на этот раз стреляли не в меня, а в моих убийц. Только когда пули с каким-то сухим, особенным скрежетом стали рвать металл и с треском вылетело заднее стекло машины, я понял, что это открыла огонь моя охрана. Один из убийц, сидевший на заднем сиденье, вскрикнул, выронил оружие и завалился куда-то в глубь салона. Выпавший из его руки пистолет с глухим звуком ударился о брусчатку. Снова загремели выстрелы, затем неожиданно, резко и мощно взревел двигатель, и машина начала набирать скорость. Ей вслед ударили новые выстрелы. Судя по тому, что машина, резко вильнув, выскочила на тротуар и остановилась, ударившись в стену дома, одна из пуль нашла свою цель. Стоило опасности исчезнуть, как адреналин схлынул, выпустив боль. Накатила такая страшная слабость, что рука не сумела удержать оружие, и пистолет с громким стуком упал на тротуар. Мир стал терять очертания и наливаться чернотой, ноги сделались ватными, и я упал бы, если бы меня в этот момент не подхватили. – Сергей Александрович, вы как?! – спросил меня чей-то голос откуда-то сбоку. Я с трудом повернул голову. Это был какой-то незнакомый мне парень, который помог мне устоять на ногах. – Хреново, – с трудом вытолкнув из себя слово, я почувствовал, что земля подо мной качнулась. – Степан!! – заорал у меня за спиной чьей-то голос. – Тарантас живее давай!! Ляксандрыч тяжело ранен!! Вокруг меня что-то происходило, были слышны различные звуки и голоса, но я не понимал ничего, так как все они звучали для меня отстраненно, глухо и невнятно, пробиваясь в мое сознание, словно через толстый слой ваты, которым обмотали мою голову. Все мои силы уходили на чисто инстинктивные попытки бороться с болью, но, видно, вышло плохо, так как после громкого крика: «Давай, родная!!» – лошадь рванула вперед, тарантас дернулся, а вместе с ним и я. Мое сознание, прошитое очередным разрядом дикой боли, исчерпав весь запас выдержки, не выдержало и отключилось.Глава 9
Несмотря на то, что император уверял меня, что питает чуть ли не братские чувства к эрцгерцогу Карлу, массированный удар русских армий был нанесен рано утром 20 ноября, за день до смерти императора, прорвав оборону австрийцев в двух местах. На следующий день должно было начаться контрнаступление, чтобы вернуть утраченные позиции, но в последний момент оно было сорвано неожиданным отказом венгерских войск идти в наступление. Каким-то образом узнав о смерти императора, венгры расценили это как шанс выйти из состава империи, попутно задав себе такой вопрос: зачем им нужно умирать за чужую страну? Угрозы со стороны австрийцев силой принудить их наступать лишь привели к тому, что венгерское командование пообещало в случае вооруженного принуждения вообще отвести войска с линии фронта в тыл. Именно поэтому новое наступление русских войск 21 ноября не только не встретило отпора, а наоборот, заставило стремительно отступать австрийские дивизии, так как венгерские части начали самовольно отходить, оголяя фланги. Когда примеру венгров последовали некоторые чешские части, австрийский генеральный штаб был вынужден отдать приказ отступать по всей линии фронта. Преемник Франца-Иосифа Карл I не успел вступить на трон, как оказался перед перспективой полного развала армии, но только он это успел понять, как вспыхнуло восстание в Будапеште, поддержанное венгерскими частями, и теперь перед ним встала более страшная опасность – раскол империи. Попытки остановить наступление противника ничего не только не дали, а только усугубили положение. Планомерный отход стал постепенно превращаться в беспорядочное отступление, а временами и в паническое бегство, при котором войска бросали артиллерию, оружие, боеприпасы, фураж. Карл I понимал, что если ничего не предпринять прямо сейчас, то через пару недель у него не будет ни армии, ни империи, поэтому в Петербург был срочно отправлен специальный посол, но было уже поздно – парламент Венгрии расторг унию с Австрией и провозгласил независимость страны в Будапеште. Чешские войска хоть и остались верны присяге, но при сложившейся ситуации уже не могли считаться австрийскими генералами благонадежными, а значит, рассчитывать приходилось только на своих солдат. Понимая бессмысленность сопротивления, австрийцы отходили в глубь страны, а русские армии тем временем стремительно растекались по территории Австро-Венгерской империи. Развал в экономике, поражения на фронте и выход из состава империи Венгрии заставили скрытое недовольство чехов вырваться наружу, что приводило в чешских войсках к открытым бунтам, подталкивая остатки империи к окончательному разрушению. Не видя иного выхода, наследник Франца-Иосифа отдал приказ своему полномочному представителю заключить мир с Николаем II на любых условиях. Спустя сутки после подписания соглашения о мире российский главный штаб получил приказ: прекратить наступление. Капитуляция стоила Карлу I Галиции, Буковины, а также половины Словакии, и это не считая выплаты большой денежной компенсации. Россия радостно и торжественно чествовала победу над Австро-Венгрией грохотом пушек и звоном колоколов. Народ, как и царь, был счастлив, рад и горд за свою армию. Несмотря на то, что сепаратный мир с Германией оказался удачным выходом для России, он до сих пор висел тяжелым грузом на совести императора, и вот теперь, после молниеносного разгрома и капитуляции Австро-Венгрии, он как-то признался в этом, сказав, что его совести теперь будет легче жить. Я понял, что он хотел сказать, несмотря на шутливость фразы. Если российские газеты и свободная европейская пресса открыто и непредвзято откликнулись на победу русских армий, то журналисты Англии, Франции и Америки, стараясь приуменьшить военные заслуги, писали лишь в одном ключе: доставшаяся России легкая победа – это плата Германии за ее предательство. «Думайте, что хотите. Победителей не судят, – сразу подумал я, прочитав это в одной из газет, лежа в госпитале. – Хм. Все же Романов прислушался ко мне, хотя при этом сделал по-своему. Впрочем, главное – результат». Лежа в госпитале, мне только и оставалось, что развлекаться чтением газет и приемом посетителей. Несмотря на то, что пуля, попавшая в грудь, прошла навылет, рана оказалась плохая, тяжелая, поэтому несколько дней я провел в горячке. Мне казалось, что я снова лежу, прикованный к кровати неизлечимой болезнью, и медленно умираю. Вырываясь из забытья, я понимал, что это только горячечный бред, успокаивался, чтобы опять провалиться в черную глубину кошмаров. Только на третьи сутки я наконец пришел в себя и смог познакомиться со своим лечащим врачом. Леонид Львович Полонянин, несколько полный мужчина, имел грустные и все понимающие глаза святого с иконы, красивую окладистую каштановую бородку, ухоженные усы а-ля Николай II и чеховское пенсне. Спокойный, неторопливый, как в мыслях, так и в действиях, он обладал большим практическим опытом и не менее большим грузом знаний, впрочем, иначе ему вряд ли доверили лечить генералов и прочих высокопоставленных чинов. Осмотрев рану и убедившись, что температура спала, он как бы невзначай спросил значения некоторых слов, которые, судя по всему, я выкрикивал в бреду. Пришлось снова врать, сваливая все на ранение головы. Спустя еще пару дней ко мне стали пускать посетителей, и первым появился в моей палате император, что стало для меня приятной неожиданностью. Сначала он спросил о моем здоровье, потом передал освященную иконку и пожелания здоровья от всей его семьи, после чего попенял, напомнив мне, как я возражал против охраны. Мне оставалось только повиниться. Воспользовавшись представившимся случаем, я попросил царя наградить агентов, несущих мою охрану в тот вечер, затем мы какое-то время беседовали, перескакивая с темы на тему, и уже перед уходом царь вдруг поинтересовался моей версией покушения. Мне нечего было сказать, так как я действительно не знал, кто подослал ко мне убийц. Дважды приходил следователь, которого тоже интересовала моя версия покушения, а также хотел получить список лиц, которые могли желать мне смерти. Неожиданными посетителями стали мои охранники, которые пришли с благодарностью за премию и пожеланиями здоровья. Несколько раз навещали меня Пашутин, генерал Мартынов, подполковник Махрицкий, а также кое-кто из его офицеров, с которыми у меня установились приятельские отношения. Когда приходил бывший командир охотников, то мы непременно с обычного разговора переходили к спорам о том, как должна выглядеть армия будущего. Взгляды этого умного, отчаянно смелого человека отдавали каким-то джентльменством по отношению к врагу, и это несмотря на то, что он имел передовые взгляды для этого времени. Если взорвать артиллерийские склады в тылу врага, то, в его понимании, это проявление доблести, а, переодевшись в мундир врага, убить вражеского генерала и похитить его портфель с секретными документами – это подлость. Спорили мы также о введении новых дисциплин в полку. Здесь у нас у обоих, по большей части, были общие взгляды. В последний его приход мы окончательно решили вопрос об обязательных занятиях рукопашным боем для всех без исключения солдат и офицеров. Окато, с которым у меня был разговор на эту тему, уже дал предварительное согласие на постоянной основе вести этот курс. Когда мне стало лучше, я позвонил Светлане Антошиной, но только успел сказать: «Здравствуйте…» – как меня оборвал ее взволнованный крик: – Сергей Александрович, вы живы! Господи, какая радость! Я так волновалась! В газете написали, что вы были тяжело ранены! Я искала вас по всем больницам, но никак не могла найти! Что с вами?! Как вы?! «Какой-то журналист – прохвост за пару рублей развязал язык полицейскому! Только вот как он узнал мою фамилию?! Ну, акула пера! Узнаю, кто ты есть, быть тебе битым». – Сергей, почему вы молчите?! Вам плохо?! Я сейчас приеду! Где вы находитесь?! Звоня Светлане, я хотел ей сказать, что меня неожиданно отправили в командировку по одному важному делу и буду нескоро, а теперь как оказалось, из-за какого-то прохиндея из паршивой газетки бедная девушка целую неделю мучилась в сомнениях, не зная, жив я или нет. «Нет, я его не бить, а медленно и мучительно буду пытать, перед тем как убить!» Моя ложь насчет командировки провалилась, и теперь надо было срочно перестраиваться на ходу, но придумать с ходу ничего не удалось, и я попробовал выиграть время. – Светлана Михайловна… гм… у меня сейчас процедуры… – Скажите, где вы?! – Не надо приезжать! Меня завтра-послезавтра должны выписать, и я сразу приеду к вам, – предпринял я еще одну попытку выкрутиться из создавшегося положения. – Вы не хотите, чтобы я приезжала?! – сейчас в ее голосе была слышна обида. – Очень хочу! Но сейчас приезжать не нужно. Давайте завтра. Хорошо? – Хорошо, Сергей Александрович, – ответила она упавшим голосом. – Вам что-нибудь принести? – Светлана Михайловна, ничего не надо. У меня все есть. Знаете, я очень скучал, не видя вас. Часто вспоминал ваши глаза. Они очень у вас красивые, а когда в них светится радость, они становятся, как маленькие яркие звездочки…. – и я принялся сыпать любезностями, полагая, что мои нежности хоть как-то скрасят мое непонятное, а значит обидное, нежелание ее увидеть прямо сейчас. Дело было не в том, что мне не хотелось пугать девушку своим бледным видом, а совсем в другом, что мне трудно было объяснить, не соврав. Как ей объяснить, почему отставному поручику отвели отдельную палату в госпитале для высокопоставленных армейских чинов, у дверей которой к тому же стоит пост из агентов. Если все мои посетители знали о моей второй ипостаси – советнике царя, то Светлана до этого времени не имела ни малейшего понятия. Если честно говорить, мне не хотелось говорить ей пока об этом, так как считал, что слухи обо мне, противоречивые, страшные, замешанные на мистике, могут оттолкнуть ее от меня. «Одни мои прозвища чего стоят. Душитель свобод или… царский палач». Сначала я попробовал договориться с врачом, чтобы тот дал мне возможность на полчаса спуститься вниз для встречи с девушкой, на что получил категорический отказ, а на добавку – пятиминутную лекцию о вреде физических нагрузок при моем состоянии. – Покой и только покой, Сергей Александрович, – с этими словами он удалился. Затем я хотел договориться с охраной, чтобы они не стояли прямо у моих дверей, а устроились где-нибудь в стороне, а еще лучше, чтобы сделали вид, что пришли кого-нибудь навестить. Старший агент, услышав мое предложение, вытянулся, а затем четко отрапортовал: – Никак нет, Сергей Александрович, не положено! У нас приказ не спускать с вас глаз ни днем, ни ночью! – Всего на полчаса, Степан Кузьмич. Никто и не заметит. – Извините, но у меня семья. Двое детей. А у Сашки Дементьева так даже четверо. Да вы и сами должны понимать, что мы люди служивые, подневольные. Что приказано, нам исполнять нужно. После отказа у меня возникла мысль предложить им денег, но судя по твердому взгляду старого служаки, я понял, что нет смысла даже пробовать. – Да понял я, понял. Идите. Как я и думал, отдельная роскошная палата и охрана – все это стало настоящим шоком для сестер Антошиных. Судя по их растерянным и удивленным лицам, скромный поручик в отставке теперь представал перед ними в виде нового графа Монте-Кристо. Елизавета, в силу своей еще детской непосредственности, отошла от удивления быстрее сестры и приступила к самому настоящему допросу: – Кто вы такой, господин отставной поручик?! – Здравствуйте, милые девушки! Впрочем, слово «милые» к вам не подходит, потому вы обе самые настоящие красавицы! Надеюсь, вы не будете со мной спорить? – Не надейтесь, что ваша лесть собьет меня с толку! – продолжила Лиза свою атаку. – Вы не ответили на мой вопрос, господин инкогнито! – Вы бы присели, Светлана Михайловна. И вы, Елизавета Михайловна. – Сергей… Александрович, здравствуйте, – наконец вступила в разговор Светлана, которая была взволнована явно больше своей сестры. – Как вы себя чувствуете? У вас очень бледный вид. Вам нетрудно говорить? – У меня все хорошо, Светлана Михайловна. Я вас давно не видел, поэтому у меня накопилась куча вопросов. Как вы? Как школа? – Как Лиза выздоровела, так я, чтобы нагнать пропущенные уроки, решила увеличить время на занятия, – она отвечала явно автоматически, очевидно еще не придя в себя толком. – Так что с вами такое случилось? – Вооруженному грабителю моя шапка понравилась. Он же не знал, что я не из пугливых… Вот как-то так. Не волнуйтесь, Светлана Михайловна, в жизни всякое бывает. Елизавета до этого момента пыталась делать вид, что она обиделась за игнорирование ее вопросов, но ее хватило ровно на пять минут, так как известно, любопытство – страшная сила, а женское любопытство… – Ага, так мы вам и поверили, господин поручик. Пока мы добрались до вашей палаты, нас дважды останавливала охрана. Они и сейчас стоят за вашей дверью. Так, может, вы перестанете играть с нами в кошки-мышки и скажете… – Елизавета, веди себя прилично! – резко оборвала ее старшая сестра, при этом окинув ту сердитым взглядом. – Сергей Александрович – это тебе не твои приятели-гимназисты! К тому же он ранен. Вы ее простите, пожалуйста! Она себя ведет так из-за своего неумеренного любопытства, хотя меня, честно говоря, тоже весьма озадачила ваша охрана. Вы случайно не побочный сын какой-нибудь коронованной особы, проживающий инкогнито? На этот вопрос у меня уже был заготовлен ответ, это единственное что я мог подготовить в этой ситуации. – Не сын, но к коронованной особе имею некоторое отношение. Состою, гм… неким образом, при дворе государя. Видно, обо мне сложилось хорошее мнение, только этим возможно объяснить некое благосклонное внимание государя. Это было скользкой полуправдой, но по моим расчетам этого должно было хватить, чтобы объяснить роскошную палату и охрану. – Вы?! При дворе?! – невольно вырвалось у Светланы. Ее недоумение было понятным. Этот человек просто никак не мог соответствовать образу царедворца. Прямолинейный по характеру мужик с широченными плечами и железными кулаками никак не походил на пожилого надушенного франта в камергерском мундире или яркого, лощеного гвардейца с адъютантскими аксельбантами. По лицу девушки было видно, что та пытается понять, чем может заниматься при дворе императора такой человек, но судя по растерянности, которая осталась в ее глазах, она так и не смогла определить мое место или должность. «Сейчас она спросит. И что ответить?» Мне не хотелось говорить о себе правду из-за слухов. Они были разные. По большей части это были злобные сплетни, которые шли в одной связке с искренне-нелепыми сказками, завязанными на мистике и слепой вере. Меня радовало только одно, что все они имели хождение в высшем свете Петербурга, не расползаясь дальше. Сейчас передо мной стоял вопрос: сопоставит она меня с этими слухами или нет? Неожиданный разговор у нее дома и последовавший за ним поцелуй перевернули мое мнение о наших отношениях. Пара последующих встреч только подтвердила мои выводы. Светлана странным образом сочетала в себе качества свободной и уравновешенной женщины и девическую незащищенность, но что мне нравилось в ней больше всего, так это полное отсутствие кокетства, которое, честно говоря, раздражало меня в других женщинах. Без сомнения, она мне очень нравилась, но при этом я признавал, что строить семейные отношения был пока не готов. Еще я понял прямо сейчас, что скоро мне придется честно объяснить девушке о моей второй ипостаси, потому, что ее искренняя натура не примет полуправду и может оттолкнуть ее от меня. Мои надежды и сомнения разрушила в одно мгновение пятнадцатилетняя непосредственность: – Так это вы ангел с железными крыльями?! Ее прямой вопрос оказался настолько неожиданным и точным, что я замялся с ответом на несколько секунд, что стало невольным подтверждением тому, что к этим слухам я имею самое прямое отношение. Если на лице Светланы смешалось недоумение и удивление, то в глазах Лизы засветилась ликующая радость. Она узрела чудо. Оправдываться не имело смысла, к тому же это вызвало бы кучу ненужных вопросов, поэтому я решил отложить этот разговор на будущее, а сейчас дать понять, что эта тема мне неприятна. – Я не ангел. У меня нет железных крыльев, – тихо и раздельно сказал я. – Я обычный человек. И, прошу вас, давайте об этом больше не говорить. Мои слова и мой тон дали сестрам понять, что мне не хочется об этом говорить, наверно, поэтому наш дальнейший разговор оказался скомканным и неловким. Пока радовало только одно, что Светлана понятия не имеет, в отличие от своей младшей сестры, об этих нелепых россказнях. Когда они ушли, я неожиданно подумал, что засиделся в царских советниках и, по-видимому, пришла пора пожить для себя. Попутешествовать по стране, выкопать клад, съездить в Америку… Мои размышления прервал пришедший Пашутин. Он был весел, бодр, румян с мороза. – Здравствуйте, Сергей Александрович! Как болеем? – Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, – в тон ему ответил я. – Отлично болеем. Только к чему так официально? Мне звание генерала присвоили? – Никак нет, господин поручик в отставке. Просто получили мы кое-какие данные по твоему делу. – Не томи, рассказывай. – Расскажу. Только с одним условием. Что за девушки тебя посещали? Говорят, одна краше другой. Так что махнем наши истории баш на баш?! Я покачал головой: – Охрана называется. Болтуны. Кстати! Ты знаешь, что в газете напечатана заметка о покушении на меня? – Нет. Кто это у нас такой шустрый оказался?! – Пашутин с удивлением посмотрел на меня. – Погоди! А откуда он узнал о тебе? – Вот и я о том. Весьма странно. Журналист, который словно случайно оказался на месте преступления и откуда-то знал фамилию и имя человека, на которого было совершено покушение. – Что за газета? – Черт! Не спросил у Светланы! – Значит, одну из девушек зовут Светлана. А вторую? – Ты бы лучше журналистом интересовался, а не девушками, тем более что вторая тебе в дочери годится. Ей пятнадцать лет недавно стукнуло. – А-а, так это были сестры Антошины! – Ты-то откуда про них знаешь? – Тоже мне тайна! Ладно, раз с девушками все выяснили, насчет журналиста и газеты не сегодня-завтра узнают, я расскажу тебе кое о чем действительно интересном. Покушение на тебя организовал не кто-нибудь, а германская разведка. Сказал и замолчал, при этом хитро улыбаясь. Знает же, чертяка, что не выдержу и спрошу. – Миша, считай, что ты меня заинтересовал. Рассказывай. – Твои неудавшиеся убийцы, оказывается, были в свое время активными боевиками и согласно жандармской картотеке состоят на их учете с 1908 года. Агитация против власти, распространение листовок, сопротивление полиции, незаконное хранение оружия. Неоднократно задерживались, ссылались. Года три тому назад, когда на них пало подозрение в убийстве полицейского стукача, они сумели избежать ареста и скрылись. По некоторым данным, двое уехали за границу, что только сейчас окончательно подтвердилось. Последние два года они жили в Швейцарии. – Как двое? А шофер? – Шофера с машиной им уже здесь дали, как и оружие. – Интересно, что они в Швейцарии делали, без знания языка? Или их партия кормила? – Всех подробностей не знаю, да они и неинтересны. Пусть их прошлым Мартынов занимается. Кстати, он уже выделил человека, который работает по архивам и их старым связям. – Не думаю, что в этом направлении надо искать. Они уже три года… – Может, ты меня все-таки дослушаешь? – и только дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил: – Эти двое бывших дружинников были взяты полицией Берна при налете на банк, а так как при этом был тяжело ранен охранник, то им грозил приличный срок. Спустя неделю к ним в тюрьму пришел один господин и предложил сделку. Они убивают человека, которого им покажут, а за это получают свободу и некоторое денежное вознаграждение. Не раздумывая, они дали свое согласие, а спустя две недели уже были в Питере, где их встретили и определили на квартиру, а на следующий день им показали тебя и твою охрану. Еще через сутки за ними приехала машина, ну, а концовку этой истории ты знаешь лучше меня. Остальное найдешь на этом листе, – с этими словами он протянул мне лист бумаги, сложенный вчетверо. – Читай! Я развернул его. Это была выписка из допроса. Пробежал глазами текст. Буряков Петр Дмитриевич. Партийное прозвище – Буря. Его напарник, как оказалось, был из рижских немцев. Генрих Швабе. Последние десять лет и до самой смерти он проживал под фамилией и кличкой Никотин. Отличается только ударением. Дмитрий Вальдемарович Никотин. Еще в самом начале своей подпольной деятельности Швабе сменил фамилию, но не из-за конспирации, а из-за того, что подпольщики подозрительно относились к его немецкому происхождению. Именно поэтому он скрывал свое знание немецкого языка. Оба хорошо стреляли, знали взрывное дело. Тот господин, что сделал им предложение, хорошо говорил по-русски. Акцент был практически незаметен, только неправильное ударение в некоторых словах выдавало в нем иностранца. Предположение, что их вербуют немцы, сделал Никотин, когда вернулся после допроса в камеру. Он рассказал Бурякову, что при нем чисто случайно выругался охранник, который водил его на допрос. Причем выругался не просто на немецком языке, а с явным баварским акцентом, который Швабе прекрасно знал, так как его отец сам был родом из Баварии. Закончив читать, я поднял глаза на Пашутина. – Ты уверен, что он не врет? – Что не врет – точно. Потрошили обоих основательно, но… есть сомнения в окончательных выводах. Те же англичане вполне могли навести нас на ложный след. Хотя если никто не знал, что этот Швабе немец… Короче, тут можно думать и додумывать сколько угодно! – А тот тип, что показал на меня. Про него что известно? – Их было двое. Один из них привез убийц с вокзала в снятую квартиру. Невзрачный мужичок с помятым, словно с перепоя, лицом. И дух от него шел соответствующий, перегарный. Случайный человек. Пообещали бутылку и попросили встретить, а затем проводить до квартиры. Мне так думается, что за ними наблюдали, следили, все ли чисто и нет ли хвоста. Потом появился второй. Описание самое общее. Пальто с бобровым воротником. Шапка, надвинутая на самые брови. Густые усы и окладистая борода на пол-лица. Пенсне в золотистой оправе. Сбреет бороду, подравняет усы, снимет пенсне – и все. Другой человек. Вот он и показал им тебя. – А машина? Шофер? – Шофер мертв, единственное, что может пролить на него свет, так это то, что на него заведено дело полиции или жандармерии. Если нет – пустой номер. Ты мне лучше, Сергей, скажи: не появились ли у тебя свои соображения по этому делу? – Если здесь действительно замешана Германия, то, похоже, Вильгельм решил, что русский провидец слишком опасен и пора его убрать. – Почему сейчас? А не раньше? – Не знаю, а гадать не хочу. – Надо принимать какие-то меры, Сергей. Если это так, то он от тебя так просто не отвяжется. – Будем думать. Спустя несколько дней после этого разговора ко мне пришли уже двое: полковник Пашутин и генерал Мартынов. – Здравствуйте, господа, – официально поприветствовал я их. – Судя по вашим серьезным лицам, у нас, похоже, намечается серьезный разговор. – Здравствуйте, Сергей Александрович, – поздоровался со мной Мартынов. У меня с генералом установились хорошие отношения, но не приятельские, как с Пашутиным. Несколько раз он был у меня дома, чай пили, говорили, но это было не столько дружеское застолье, сколько деловая беседа. Правда, последний раз сидели вместе в ресторане, где Пашутин давал банкет по случаю получения им звания полковника и ордена. – Здравствуй, Сергей. Ты прав: пришли по делу. Саша, ты первый говори. – Мы подняли все архивные документы, но помимо уже известных нам данных по обоим боевикам ничего не нашли, зато подполковник Смокин… – Смокин Илья Степанович? – уточнил я. – Вы его знаете? – Когда-то имел честь его знать. Эта фамилия задела в моей душе до сих пор сидевшую занозу. Сестра. Наташа. Пусть косвенно, но именно он дал добро на ограбление банка, хотя мог его предотвратить, а значит, был виновным в гибели Алексея Луговицкого. К тому же он поступил бесчестно по отношению к званию офицера, ограбив банк с помощью Боткина. «Такое не забывается и не прощается». – Судя по вашему тону, друзьями вы не стали. – Да, Александр Павлович. Память мгновенно перенесла меня в прошлое. Все, что было связано с моей сестрой, до сих пор лежало тяжелым и горьким осадком в моей душе. Да, я допустил главную ошибку в своей жизни, отпустив сестру на фронт, но именно эта сволочь, Смокин, дал начало трагической истории, которая закончилась смертью жениха Наташи. Нет, такое простить нельзя! Оскорбить и вызвать его на дуэль? Много чести для этой твари! «Подлеца надо бить его же подлостью», – эта мысль стала окончательным приговором жандарму, после чего я коротко, но емко, рассказал об ограблении банка и исповеди Боткина. У Пашутина во время моего короткого рассказа словно окаменело лицо, что было признаком высшей степени отвращения, так как, несмотря на свои довольно вольные высказывания, он был ревностным поборником офицерской чести. Мартынов, услышав об ограблении банка, непроизвольно сморщился, словно надкусил лимон. Он совершил очередную ошибку. Его сотрудник, подполковник, оказался подлецом высшей пробы. – У вас осталась эта бумага? – поинтересовался Мартынов. – Да. – Я разберусь с этим делом, Сергей Александрович, – в этих словах было твердое обещание выполнить мою невысказанную просьбу. – А пока я продолжу. По некоторым данным нашей заграничной агентуры в Берне резко активировались революционеры – эмигранты. В учебном центре в окрестностях Берна, точного местонахождения мы не знаем, проходит боевую подготовку большая группа боевиков. Сразу появляется вопрос: откуда у них появились на это деньги, господа? После того как они практически потеряли влияние в России, их финансовая поддержка западными странами практически свелась к нулю. Именно по этой причине ими была совершена попытка ограбить банк. Отсюда несложно сделать вывод: есть кто-то влиятельный и богатый, который имеет какие-то свои тайные цели, используя для этого революционеров-боевиков. И, похоже, этот кто-то начал с вас, Сергей Александрович. У меня все. – Разрешите начать доклад, господин главный советник его императорского величества? – не удержался от шутливого, но ехидного заявления полковник. Пришлось подыграть ему, важно кивнув головой: – Разрешаем. Только четко и ясно. И не мямлите, господин полковник, как в прошлый раз, а то тогда говорили, словно кашу жевали. Мартынов, не удержавшись, усмехнулся шутке. – Есть не жевать кашу! – шутливо отрапортовал с улыбкой на лице полковник, а затем его лицо приняло серьезное выражение. – Сначала по журналисту. Полиция выяснила его личность и допросила. Его просто наняли. Сказали место покушения и фамилию и дали десять рублей, чтобы написал и поместил заметку в газете. Он никогда не видел и не знает этого человека, но приметы дает те же, что и убийца. Шапка, надвинутая почти на глаза, окладистая борода, пенсне. Есть предположение, что это сигнал кому-то, находящемуся далеко, а так – тупик. Теперь другие новости. По нашей линии поступило интересное сообщение. Есть предположение, что на нашего посла в Швейцарии готовится покушение. Что, где и как, пока уточняется. Возможно, что новость, принесенная Сашей, насчет школы подготовки боевиков имеет нечто общее с покушением на посла. Некоторое время мы обсуждали эту ситуацию, пока не пришли к выводу, что, не имея больше фактов, предположений и версий можно строить сколько угодно, после чего Пашутин поделился со мной личной новостью. – Можешь меня поздравить, я вернулся обратно в свое ведомство. Мне было известно, что он был официально откомандирован из разведки в охрану государя, как и то, что ему прочили пост начальника царской охраны, а это генеральская должность. И вот на тебе! Отказался. Впрочем, это был вполне ожидаемыйотказ, так как Пашутин по складу ума и характера был человеком острого ума, своевольным и дерзким, поэтому дворцовая служба, представлявшаяся мне самому рутиной, просто не могла привлечь полковника. Мне до сих пор было памятно его искреннее удивление, стоило ему узнать, что я имею какое-то отношение к царскому двору. – Нашел себе замену? – Подполковник Игнатьев Аркадий Степанович. Умный, жесткий, образованный офицер, беспредельно предан династии Романовых. Лично знаю его более десяти лет. В свое время даже дружили семьями. Кстати, Саша его тоже хорошо знает. – Значит, он тоже из жандармов? – вопрос был уже адресован генералу. – Тоже, – хитро усмехнулся Мартынов и повернулся к Пашутину. – Вот скажи мне, Миша, как другу: когда ты угомонишься? Тебе сорок один год, полковник, в особой милости у государя, а все в казаки-разбойники норовить играешь! – Натура у меня такая беспокойная, Саша. Да ведь и сам это знаешь, чего спрашиваешь? – Знаю. Как не знать, а также вижу, что вы, с Сергеем Александровичем, приятели душевные, потому что натуры у вас схожи. Любите горячить кровь, ходя по лезвию ножа. Еще спустя две с половиной недели меня выписали из госпиталя. Светлана встретила меня в вестибюле. Одета она была во все белое. Шубка, шапка, муфта, ботиночки. Изящные черты лица. Черная прядь, выбившаяся из-под зимней шапки. Большие изумрудно-зеленые глаза. Девица-красавица, одним словом! – Вы прямо как снегурочка из сказки, Светлана Михайловна. – Такая холодная? – Нет, красивая. – А вы бледный. Вам бы еще полежать надо да настойки лечебные, на травах настоянные, попить. – Увольте. Належался на полгода вперед. – Шарф поправьте, а то он у вас сбился. Сегодня мороз минус двенадцать градусов. Хорошо, хоть ветра нет, – она говорила, но сама думала о чем-то другом, так как в глазах читались тревога и ожидание. Было видно, что хотела что-то спросить, но не решалась. – Вы что-то хотели спросить? – М-м-м… Да. Я что хотела вас спросить… Ответьте, только честно! В вас стреляли из-за того, что вы советник при царе? Врать не имело смысла, поэтому я ответил прямо и лаконично: – Да. – Так вы в постоянной опасности! – в ее голосе звучала неподдельная тревога. – Из-за этого у вас охрана! Вдруг она бросилась ко мне и прижалась к груди. Проявление чувств было настолько неожиданно, что я даже опешил. Неловко обнял ее. Лицо она спрятала у меня на груди, но при этом чувствовалось, что ее спина вздрагивает. – Светлана Михайловна, милая вы моя, хорошая, не надо. Это просто была случайность… теперь все будет хорошо. Обещаю. Хлюпнула носом, но вроде притихла, потом, не отрывая лица от моей груди, сказала глухим голосом: – Не обещайте, чего не можете. Охрана за вами… зачем ходит? – Скажем так, это не охрана, а… знак признательности за мои заслуги перед государем. – Признательности… Врать вы совсем не умеете, Сергей Александрович, – она отстранилась от меня и тут же отвернулась, пряча мокрые глаза. – Пожалуйста, не смотрите на меня. И идемте отсюда, а то неловко, на нас люди смотрят. Мы вышли на улицу. Это был один из тех редких зимних дней, когда не было сырого, пронизывающего ветра с моря и светило яркое солнце. Мороз, искристый, хрустящий под ногами снег, что еще надо для хорошего настроения. Я шел, щурясь от яркого солнца и искристого снега, ощущая кожей пощипывание мороза, и радовался жизни, тому, что здоров и что у меня есть будущее. Это было похоже на отголоски той радости, которую я ощутил, оказавшись в 1915 году, в самый первый день. – Светлана Михайловна, как вы отнесетесь к тому, если мы перейдем на имена, без отчеств. – Хорошо отнесусь, – девушка улыбнулась. – Сергей, мне хотелось бы узнать о вас как можно больше. Вы почему от меня скрывали, что вхожи к императору? – Мне казалось, что вам это не понравится. Вы девушка широких демократических взглядов, и поддерживать знакомство с одним из советников сатрапа вам будет неприятно. Я внимательно смотрел на нее, пытаясь понять, как она отнесется к моим словам. Это была проверка, которой я придал шутливую форму. – Вы ошиблись во мне. По сути, я обычная мещаночка, которая очень любит своего отца и сестру. Мне хочется, чтобы все были веселы, добры и счастливы, именно поэтому я учу детей и взрослых. Ужасно боюсь всяких народных волнений и революций и не хочу менять свою жизнь, но при этом мне хочется, чтобы все жили хорошо и счастливо. – Я тоже этого хочу, и поверьте мне, государь тоже этого хочет, просто кроме пустых разговоров мы пытаемся что-то сделать, а это не все понимают, а другим это очень не нравится. – В вас из-за этого стреляли? – В какой-то мере, – был вынужден признать я. – Знаете, я говорила о вас с Настей, думала, может, она что-то расскажет. Она вас очень хвалит. Сергей Александрович такой, Сергей Александрович сякой! А подарок, говорит, сделал такой, что у меня от счастья до сих пор голова кружится. И вот мне хочется знать, что вы ей такого сумели подарить?! – Настя – это Анастасия Никитична? – Ну да! – Подарил ей на день ангела деньги. – Деньги?! Почему?! Пришлось объяснить, почему не преподнес ей красивый платок или отрез на платье, а подарил деньги, которые им просто необходимы для благоустройства и ремонта дома. Они люди хорошие, так пусть живут в нормальных условиях. – Да. Да! Вы правильно поступили, Сергей! Петр Николаевич, человек светлой души, но он такой непрактичный! – она помолчала. – Знаете, я им от души завидую. Они не просто любят, они созданы друг для друга! В ее глазах появилось мечтательное выражение. Какое-то время мы шли и молчали, потом она вдруг резко, без всякого перехода, спросила: – Иногда полуправда хуже самой лжи! Вы со мной согласны?! – Гм. Да. – Так кто вы на самом деле, Сергей? – и после короткой паузы тихо и жалобно добавила: – Поверьте, мне это очень нужно знать. – Света, вы о моей жизни уже знаете, поэтому смогу добавить немного. Советником царя я стал неожиданно для себя. Просто так сложились обстоятельства, – это было наглой ложью, но если исходить из фразы: «все, что ни делается, лишь бы на благо», то ничего страшного она собой не представляла. – Мои советы понравились царю… Вот в принципе и все. – Остановитесь, – неожиданно сказала девушка, после чего, встав напротив меня, испытующе посмотрела мне в глаза. – Скажите, Сергей, это вас называют душителем свобод российской демократии? – Еще я «царский палач» и «цепной пес самодержавия», – при этих словах ее глаза широко открылись, – а также «юродивый поручик», «демон во плоти» и «ангел с железными крыльями». – Царский палач? Юродивый поручик? Вы?! – Да. Это все я. Сколько людей – столько и мнений, но при этом каждый видит свое, исходя из своих идеалов и понятий о жизни, но при этом хочу сказать: во всех этих слухах есть доля правды. Я не оправдываюсь перед вами, так же как и хирургу нет нужды оправдываться перед родными больного, которому удалили пораженную недугом часть тела, спасая его от смерти. То, что мне приходится делать, можно назвать и так: жестокая необходимость. Российской державе сейчас нужна сильная и жесткая рука – и это абсолютная власть монарха. И последнее. Все свои силы, ум и знания я отдаю на то, чтобы Россия стала могучей и непобедимой державой! – Как вы резко и даже зло сказали! Вы весь в этих словах. Даже как-то сразу отдалились от меня. Видно, для вас это много значит. Да? – Много, вы правы, Света. Знаете… иной раз мне кажется, что это мое предназначение. – Последнее слово я произнес с какой-то даже непонятной для меня уверенностью. Может, не надо ничего выдумывать, а взять и принять как единственно верный ответ на вопрос: почему я получил второй шанс? Но мысль тут же исчезла, стоило мне взглянуть на задумчивое лицо девушки. Она что-то решала для себя, и это было хорошо видно по ее отсутствующему выражению глаз. Мне не хотелось, чтобы она сейчас решила, что я не тот, кто ей нужен. Секунду спустя взгляд изменился. – Я верю вам! Вы хороший человек, Сережа, только моментами какой-то непостижимый, но какой вы ни есть, вы мне нравитесь. – Если бы вы могли знать, Светлана Михайловна, как вы мне нравитесь! Она легко и озорно улыбнулась, при этом бросив на меня взгляд, который можно было бы назвать многообещающим, будь в ней кокетство. При этом она чуть-чуть покраснела и, стоило нам встретиться глазами, как сразу отвела взгляд. «Не означает ли это приглашение к действию…» – дальше мне додумать не дал ее неожиданный вывод: – Вы все-таки ангел, Сергей. Причем с железными крыльями. Это я сужу по вашему грозному виду. И тут, в очередной раз удивив своей непредсказуемостью, скорчила рожицу и показала язык, словно девчонка, после чего весело и звонко рассмеялась, глядя на мое растерянное лицо. Правда, в следующую секунду моя растерянность испарилась, и я шутливо пригрозил: – Ай-яй-яй! Придется вас отшлепать, плохая девчонка. – Ой! Сударь! Я вас ужасно боюсь! – ответила она мне тонким голосом девочки-подростка, при этом в ее глазах было озорное кокетство женщины, причем она даже сама не осознавала, что играет в древнюю любовную игру, начавшуюся со времен Адама и Евы, будоража мое мужское начало. Перебрасываясь шутками и дурачась, мы незаметно оказались возле моего дома, потому что девушка настояла, что проводит меня домой, так как мне просто необходим отдых. Как истинный джентльмен я пригласил ее на чашечку чая, просто так, не рассчитывая, что она согласится, и вдруг неожиданно услышал: что она замерзла и с удовольствием попьет горячего чая. Все началось в прихожей, когда я стал ей помогать снимать пальто. Это стало прелюдией к тому, что мы оказались лицом к лицу, на очень близком расстоянии друг от друга. Я припал губами к ее губам, и они оказались мягкими и неожиданно огненно-горячими. На мгновение Светлана напряглась, потом с тихим вздохом обняла меня, ответив на поцелуй. Я ощущал ее всю – ее горячее и упругое тело. Дыхание девушки было частым и горячим. Скользнув губами к шее, пощекотал ее кожу языком, затем поцеловал в мочку уха, осторожно покусывая, чувствуя при этом, как по ее телу каждый раз прокатывается волна дрожи, и, наконец, из горла вырывался чуть слышный, полный желания стон. Я снова впился в ее губы, и ее пальцы сжались в моих волосах, притягивая к себе. – Сережа… – ее отрывистый шепот вырвался у нее непроизвольно и был, скорее, похож на неуверенную просьбу, чем на протест. Чуть отстранившись, я спросил: – Ты хочешь, чтобы я прекратил? Глядя мне прямо в глаза, она чуть качнула головой, и улыбка на ее губах стала чуть виноватой. – Я, наверно, просто… боюсь, – с этими словами она плотно прижалась ко мне всем телом, словно давая разрешение продолжать ласки. Мир закружился, сливаясь очертаниями, и уменьшаясь в размерах, превращаясь в особенное место для двух бьющихся в унисон сердец, затем произошло то, что происходит между мужчиной и женщиной. Мы оказались в кровати, где прошло ее посвящение в женщину, через кровь и боль, смущение и страсть. Не обошлось у нас и без нюансов. В какой-то момент, начав издавать сладострастные стоны, она вдруг резко замолчала. Когда я деликатно поинтересовался, что сделано не так, после минуты мучительных сомнений, мне было тихо сказано, что она испугалась своей страсти, испугалась показаться непозволительно распутной, после чего мне с трудом удалось подавить готовый вырваться у меня смешок. Несколько часов пролетели как одна минута. Потом она долго приводила себя в порядок, а затем мы пили чай. Почти по-домашнему. Внешний мир снова исчез, оставив круг теплого оранжевого цвета, льющийся от абажура, аромат свежезаваренного чая, тиканье настенных часов и нежную улыбку самой красивой девушки на свете. В этой тихой, умиротворяющей обстановке было нечто хорошее, доброе, уютное. Всю обратную дорогу Светлана молчала и, только когда мы оказались у ворот ее дома, сказала: – Сережа, я просто не могла подумать, что ты можешь быть таким ласковым, добрым и чутким. – Света, ты мое чудо. Мне было очень хорошо с тобой. В ответ она мягко улыбнулась и произнесла: – Мне надо идти. Поцелуй меня на прощанье. Новый, 1917, год я встречал в семействе Антошиных. Мое опасение, что будет много гостей, рассеялось сразу, стоило только переступить порог дома. Не было слышно ни шумного веселья, ни выкриков, ни громкого смеха – обычных компонентов многолюдного праздника, а был слышен невнятный шум двух или трех голосов, негромкий смех и музыка. Кто-то играл на рояле и пел. Голосок был молодой и звонкий, но пел с душой, добавив слезинку в голос. Я прислушался.Гори, гори, моя звезда,
Гори, звезда приветная!
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда.
Сойдет ли ночь на землю ясная,
Звезд много блещет в небесах,
Но ты одна, моя прекрасная,
Горишь в отрадных мне лучах.
– Лизавета Михайловна, – уточнила горничная, заметив, что я прислушиваюсь. – С чувством поют. Позвольте вашу одежду, сударь. Отдав пальто, шапку и перчатки, я поднялся наверх. Переступил порог гостиной, и первое, что мне бросилось в глаза, – пушистая елка, сиявшая праздничными свечами. Ее ветви были щедро увешаны самыми разнообразными игрушками, между которыми висели мандарины, блестели яркими обертками конфеты и матово отсвечивали сладкие марципановые фигурки. На самой верхушке сверкала большая серебряная звезда. Увидев меня, первой с кушетки вскочила Светлана, за ней поднялся хозяин дома. Лиза, сидя за роялем ко мне спиной, обернувшись и увидев меня, ударила несколько раз сильно по клавишам, вызвав мощные и громкие звуки, потом вскочила и подбежала ко мне с криком: – Дед Мороз! Дед Мороз! Он подарки нам принес! – Здравствуйте, Елизавета Михайловна! Вот вам подарок, который не успел подарить к вашему дню ангела! – Ой! Спасибо! Под хруст разворачиваемой бумаги я поздоровался с отцом и его старшей дочерью: – Добрый вечер, дорогие хозяева! Принимаете гостя?! Только я успел перехватить радостно-счастливый взгляд Светланы, как раздался восторженный крик ее сестры: – Папа! Света! Вы только посмотрите, что мне подарили! – Какая прелесть! – воскликнула Света, прижимая руки к груди, а хозяин только крякнул, глядя на пасхальное яйцо, усыпанное серебряными цветочками, где на каждом листике лежала капелька росы – бриллиант. – Папа, подержи! – она сунула футляр отцу и, открыв яйцо, снова закричала: – Ой! Смотрите! Какая красота! Внутри – серебряный ангелочек! – Фаберже? – с явным удивлением в голосе спросил Антошин. Я согласно кивнул головой и только сейчас понял, как сильно его озадачил. У меня не было сомнений, что младшая дочь уже поделилась с папой своими впечатлениями после того, как навещала меня со Светланой в госпитале, но если до этого у Михаила Антоновича были определенные сомнения, ведь Лиза – известная выдумщица и болтушка, то теперь он получил весомое подтверждение ее словам. Внутренне усмехнувшись, глядя на несколько растерявшегося хозяина, я спросил его: – А что, больше гостей не ждете? – На этот раз нет. Обычно Новый год мы встречаем с моим братом. Один год он к нам с семейством приезжает, а на другой – мы к ним едем, а тут перед самым праздником его младший сын подхватил простуду и поделился ею с папой, поэтому будем встречать, так сказать, в тесном семейном кругу. Девочки, – при этом он бросил укоризненный взгляд на дочерей, которые все еще продолжали восхищаться красотой подарка, – может, хватит восторгов! У нас, если вы не забыли, еще гость не накормлен! – Ой! Сережа, извини! – бросила на меня смущенный взгляд Светлана. – Сергей Александрович, вы мой самый-самый дорогой мужчина, – кокетливо и одновременно шутливо произнесла Лиза. – Большое вам спасибо! Я… – Все, хватит разговоров! – прервал ее отец. – Прошу к столу, гость дорогой! Потом был роскошный, уставленный яствами, стол с шампанским, вином и коньяком. К этому великолепию прилагался праздник, состоящий из смеха, тостов, пожеланий, шуток и красиво расцвеченный бенгальскими фейерверками и салютами, запускаемыми с балкона. Для меня наступивший 1917 год был более знаменательным и волнительным годом, чем для большинства жителей России, ведь с его началом пошел отсчет новой истории Российской империи. В начале третьего ушла спать Лиза, а еще через какое-то время – Михаил Антонович. Мы со Светой остались вдвоем.
Глава 10
Окато не считал, что праздники – это серьезный повод пропускать занятия, поэтому со второго января мы приступили к тренировкам за одним-единственным исключением – взаимно пожелали друг другу счастья в новом году. Придя домой, я только успел выйти из ванной, как раздался звонок в дверь. Открыв, увидел на пороге Пашутина. – Ты чего в ванной отмокаешь? Неужели вчера так набрался? – Окато, – лаконично ответил я, не дав ему договорить. – Проходи! – Вот изверг! С Новым годом тебя, Сергей! Счастья, здоровья и удачи во всех делах! – И тебе, Миша! С какими хитрыми новостями пришел? – поинтересовался я у приятеля, переступающего порог моей квартиры. – Что, просто так прийти поздравить уже не могу? – с хитрой улыбкой спросил он меня. – Можешь, но тогда бы ты с собой коньяк принес. – Ну, ты и язва! – весело ухмыльнулся он, снимая шинель. Когда он прошел в гостиную и уселся за стол, я спросил его: – Чай будешь? – Варенье есть? – Вишня и малина. – Смотрю, ты так и живешь благодеяниями попадьи. – Я хороший человек. Она хороший человек. Так почему одному хорошему человеку не помочь другому хорошему человеку? – Ты так сказал, что мне сразу подумалось: может, между вами есть еще что-либо помимо варенья? – Значит, чай с вареньем ты не будешь? – Буду. Заваривай, потом поговорим. Кстати, я вишню буду. Мы сели за стол. По комнате распространился аромат свежезаваренного чая. Пашутин подтянул к себе розетку с вишневым вареньем и принялся пробовать его, причмокивая языком, при этом делая вид, что его больше ничего не интересует. – Ты пришел варенье есть или как? – не выдержал я. – Спасибо, что напомнил, а я-то думаю: чего к тебе пришел? – съехидничал полковник. – Мы ведь с тобой почти две недели не виделись. Так? Как ты знаешь, вернулся я обратно в свой родной департамент и к начальству с докладом: прибыл! Принимайте с распростертыми объятьями! А те в растерянности хлопают глазами и так невинно заявляют: дескать, мы тебя не ждали. У вас, полковник Пашутин, вроде должность завидная, генеральская, во дворце образовалась, что вам тут делать. Их растерянность я прекрасно понял! У них и раньше со мной сложности были, но теперь я не просто полковник, а любимчик его величества! Меня так просто голыми руками не взять! Значит, стою перед ними весь из себя довольный, как мне вдруг такое предложили, что тут же и подумал: не ослышался ли я? Потом стал удивляться, как с их жалкими умишками они смогли до этого додуматься, пока не узнал всей правды. Оказалось, что где-то с месяц назад начальник Генерального штаба представил доклад военному министру по изменению работы внешней агентурной разведки. Суть его проста: создать особые разведывательные группы, которые будут постоянно находиться в стране, работая под прикрытием. Получать задания они будут через военных агентов или дипломатические миссии. Так вот, меня вызвали перед самыми праздниками… – …и предложили возглавить группу. – Как вы догадливы, поручик, даже не скажешь что в отставке! Да, поздравь меня! Я еду в Швейцарию. В Берн. – Когда? – Недели через три, не раньше. Дело совершенно новое, людей надо подобрать… Правда, задача уже передо мной поставлена. – Так ты приехал, чтобы предложить мне съездить в Берн. Я прав? – Да. Есть у меня одна задумка, и ты как раз подходишь для ее исполнения. Правда, только в том случае, если начальство соизволит одобрить мой план. Ты как? – Желание есть, вот только что государь скажет? – Извини, тут только тебе решать, – сразу заявил Михаил с хитрой ухмылкой, – но, насколько мне известно, умение настоять на своем – твой конек. – Я подумаю, Миша. Светлана постепенно входила в мою жизнь, заполняя ее, становясь необходимой для меня. Она словно стала второй половинкой моей души, сразу преобразив окружающий нас мир, делая его большим, объемным и красочным. Мне хотелось думать, что я тоже нашел место в ее сердце. Впрочем, мои сомнения были чисто теоретическими выкладками, так как ее глаза говорили только одно: люблю. Мы много времени проводили вместе. Ходили на выставки, в синематограф, в театр. Раз в две недели я обязательно бывал в гостях в семействе Антошиных, пока еще на правах близкого друга семьи. Нередко сопровождал ее, по большей части, с учебы, по вечерам, но сегодня, при встрече, она неожиданно попросила поехать меня на вокзал, так как хотела проводить свою хорошую подругу, которая надолго уезжала в Москву. Выйдя на перрон, я сначала скользнул глазами по составу в полтора десятка вагонов «Петербург – Москва», затем пробежал глазами по шумящей, галдящей, суетящейся толпе. Кондуктора в поте лица сортировали толпящихся перед вагонами суетливых и торопящихся занять свои места пассажиров. В различных направлениях бородатые носильщики, сияя начищенными бляхами, несли и везли багаж, понукаемые торопящимися пассажирами. В окнах многих вагонов уже видны головы пассажиров, которые добрались до своих мест и теперь взглядами и знаками прощались с теми, кто их провожает. Если из окон вагонов третьего класса видны армяки, грубые лица с бородами лопатой да закутанные платками головы женщин, то из окон второго и первого класса выглядывали женские лица в кокетливых меховых шапочках и солидные лица мужчин в пальто с бобровыми воротниками. Мы подошли и остановились недалеко от трех вагонов первого класса, расположенных в начале состава. Пока Света выглядывала свою подругу, я с ленивым любопытством смотрел по сторонам, при этом невольно прислушиваясь к вокзальному шуму. С минуту наблюдал за каким-то купчиком, который с красной и потной физиономией метался из стороны в сторону, держа в одной руке дорожный баул, а в другой – корзинку с продуктами. После чего взгляд упал на жандарма в унтер-офицерском звании, ловко прокладывающего себе дорогу сквозь галдящую толпу, но при этом не забывающего окидывать суетящийся вокруг него народ цепким и внимательным взглядом. Я усмехнулся, когда он подошел к одному из моих охранников, но после короткого разговора взял под козырек и отправился дальше, а уже в следующую секунду меня привлекла несуразная парочка, прошедшая в нескольких шагах от нас. Высокий и упитанный бородатый монах в клобуке, а рядом с ним семенила небольшого росточка худенькая женщина в теплом пуховом платке и в шубке с заячьим воротником. Мне был слышен их разговор: – Передайте поклон Петру Захаровичу, благочестивой Настасье Тимофеевне и чадам их, а Платону Семеновичу скажите, что ему за его вклад на том свете будет мзда великая, а в здешней жизни воздастся сторицею. – Передам, батюшка, обязательно передам… – слезливо отвечала ему женщина. Проводив их глазами, только повернулся к Свете, чтобы спросить, видит ли она свою подружку, как неожиданно откуда-то сбоку раздался громкий оклик: – Сергей! Богуславский! Я резко оглянулся, вслед за мной повернулась Светлана. В нескольких шагах от нас стоял бравый артиллерийский капитан. Лицо открытое, симпатичное, в глазах озорные огоньки. Аккуратно подстриженные усы. Плечи развернутые, широкие. Хорошо пригнанная по фигуре шинель, скрипящие ремни портупеи, шашка. «Судя по простецкому отношению и пушкам в петлицах, это мой бывший сослуживец», – эта мысль сразу мелькнула, стоило мне только увидеть его форму. За его спиной стоял носильщик с чемоданом. Пока я рассматривал его, он уже кинулся ко мне, но в последний момент замер, наткнувшись на изучающий взгляд. – Ты что?! Нет! Это точно ты, Сергей! – он сделал несколько шагов ко мне и остановился в некоторой растерянности, не видя ответной радостной реакции. – Погоди! Значит, то, что мне написал Сашка Буковский, правда?! Ты потерял память, да?! Ты не помнишь меня?! По словам и поведению чувствовалось, что у офицера живая, открытая, непосредственная натура. – К сожалению, нет. Я пришел в себя, но прошлое так и не смог вернуть. Поэтому, господин капитан, нам придется знакомиться заново, если у вас еще есть такое желание. – Да как ты можешь такое говорить! – с возмущением воскликнул он. – Ты-то у меня в памяти остался! Разрешите представиться: Волин Валерий Дмитриевич! – Так как мне представляться не надо, то разрешите представить мою спутницу Антошину Светлану Михайловну. – Извините меня за избитый комплимент, Светлана Михайловна, но вы больше похожи на богиню, сошедшую на землю, чем на просто красивую женщину. Видя его искреннее восхищение, Светлана несколько смутилась, при этом ее щеки чуть порозовели. – Мне необычайно приятно слышать подобные слова от храброго офицера. Вы, судя по вещам, прямо с фронта? – Так точно. Только с поезда. – Вас кто-то встречает? – в свою очередь вежливо поинтересовался я. – Сергей, брось выкать! На вопрос отвечаю: меня никто не встречает. Я специально не писал о том, что приезжаю, чтобы сделать своим родным сюрприз! Танюха уже, наверно, невестой стала! Ох! Извини! Не сразу я к этому привыкну! Светлана, тем временем, быстро оглянулась по сторонам, а затем обернулась ко мне: – Сергей! – Ты нашла ее? – Да. Вы уж извините меня, но мне надо отойти, – увидев вопросительный взгляд капитана, пояснила: – Подруга уезжает в Москву, возможно навсегда, хочу ее проводить. Сергей, стой здесь, я скоро. Капитан какое-то время смотрел ей вслед, потом повернулся ко мне и с плохо скрытой завистью спросил: – Невеста? Я не примерял это слово по отношению к Светлане, поэтому оно застало меня врасплох. – Точно не могу сказать. – Так у меня есть шанс, Сергей? – У каждого есть шанс, Валера, вот только не каждому дано им воспользоваться. – Черт! Сергей! Ты никогда так не говорил! Так это ты или не ты? Я тебя помню совсем другим! Сашка писал, что после ранения в голову ты стал совсем плох, никого из окружающих не узнаешь, и вдруг на тебе! Вижу тебя, сильного, здорового, под ручку с писаной красавицей. Так что с тобой произошло? – Тебе прямо сейчас, среди вокзальной толпы, рассказывать? – Гм! Ты прав! Слушай, а поехали прямо сейчас ко мне! Со Светланой Михайловной! Ведь тебя мои родители давно знают и любят, как родного! Давай, Сергей! – Извини, Валера, но прямо сейчас не могу. – Понимаю. К тому же ты меня совсем не помнишь. Хорошо. Запоминай адрес… Он продиктовал мне адрес, в ответ я протянул ему свою визитку, с адресом и телефоном. – Жаль, что мне не удастся попрощаться со Светланой Михайловной. С превеликим удовольствием заглянул бы еще раз в ее большие зеленые глаза. Так когда мне вас ждать? – Извини, но конкретно я тебе сейчас ничего не скажу. – Понял, но ты учти, в столице буду только десять дней. До окончания отпуска. – Отпуск? – Нашу дивизию на переформирование отправили. Вот и отпустили часть офицеров… Ну, об этом потом, в другой раз поговорим. Так я жду тебя к себе в обязательном порядке, как одного, так и со Светланой Михайловной! Сейчас передавай ей глубокий поклон и скажи, что ее обворожительный образ навечно запечатлен в моем сердце! Ну, все, я поехал. Сил нет, как хочу увидеть родные лица! Два года их не видел! Понимаешь, два года! Смерти за это время сколько раз в глаза смотрел… Все, Сергей! Не прощаюсь, так как надеюсь тебя вскоре увидеть! Как он сказал, так и произошло, причем уже на следующий день. Вернувшись с тренировки, я неожиданно застал капитана, вышагивающего взад – вперед перед подъездом моего дома. На лице отчаяние, тревога, боль. Стоило ему увидеть меня, как он сразу кинулся ко мне. – Валера, что случилось?! – Сергей, ты мне нужен! Как секундант! У тебя сейчас есть время?! Я хочу эту гниду похоронить как можно быстрее! – Погоди! Давай зайдем ко мне, и ты мне все объяснишь по порядку. – Нет! Идем со мной! Я все тебе расскажу по дороге! – Мне надо переодеться, к тому же полчаса, мне кажется, ничего не изменят. Сейчас мы идем ко мне. Капитан хотел возразить, но, бросив на меня сердитый взгляд, видно понял, что я от своего не отступлюсь, и утвердительно кивнул головой. Когда мы пришли в квартиру, мне пришлось чуть ли не насильно усадить его за стол. – Дай мне десять минут, чтобы привести себя в порядок. Когда я вернулся в гостиную, то сел за стол, напротив него. – Рассказывай. По возвращению домой капитана встретила буря восторгов со стороны близких. Они засыпали его вопросами, а он рассказывал, как жил, воевал, про своих боевых товарищей и так увлекся, что не сразу заметил, на его вопросы родные отвечают довольно скупо, но стоило ему упомянуть про случайную встречу со мной и очень красивой девушкой, как тут все и случилось. – Стоило мне сказать, что девушка Сергея похожа на богиню и я почти влюбился, как с сестрой случился истерический припадок. Мать сразу увела ее в спальню, и только позже, когда сестре стало лучше и она заснула, родители поведали мне о страшной правде. Так, оказывается, называл ее эта сволочь… А потом бросил… Таню. Даже среди родных говорить о подобном тяжело и больно, поэтому трудно представить, что делается в душе человека, когда ему приходится выкладывать подробности семейной трагедии чужому человеку. Лицо каменное, на скулах желваки играют. Костяшки даже побелели, до такой силы были сжаты пальцы в кулаки. Я смотрел на него, не зная, что и сказать, несмотря на то, что пережил нечто похожее. – Да! Да! Черт возьми! От меня все скрыли! Сейчас… у меня только одно желание – убить этого мерзавца! Только после этого я смогу посмотреть в глаза сестре и брату! Только так! – Почему брату? Валера, ты мне лучше расскажи с самого начала. Только кратко. – Кратко? – он какое-то время смотрел мимо меня отсутствующим взглядом, видно, собираясь с силами. Семейные трагедии больно ранят сердце и душу, оставляя на них грубые, рваные раны, которые не заживают долгие годы. Люди стараются не бередить их, держа в глубине себя, за семью печатями. – Хорошо. Сестра была на последнем курсе, когда встретила этого подлеца, который закружил ей голову. Рестораны. Шампанское. Галантное ухаживание. Она, наивная дурочка, повелась на сказку о любви с первого взгляда, а потом была… спальня, а спустя два месяца он ее бросил. Она сделала попытку покончить с собой, и тогда обо всем узнали родители, а потом и брат. Он – не я, но поступил как настоящий мужчина. Найдя этого мерзавца, при свидетелях назвал его подлецом и потребовал извинений, тогда эта сволочь вызвала его на дуэль. Гришка пистолета в руках никогда не держал. Два раза перед дуэлью сходил в тир для тренировки, а потом пошел стреляться. Представляешь? Потом полтора месяца лежал в больнице с простреленной грудью. С трудом выжил. Пока он лежал, родители подали бумаги в полицию, по месту службы этого сукина сына и прошение императору. Видно, где-то что-то сработало, потому что от его семейства пришли и предложили деньги, и родителям, скрепя сердце, пришлось их взять. Гришка только-только начал выздоравливать, а Татьяна, узнав о брате, опять попала в больницу. Родителей не виню, они оказались в безвыходном положении. Дело замяли, этого мерзавца вышвырнули из гвардии и перевели в простой кавалерийский полк. – Кто он? – Поручик Бахметьев-Кречинский. – О, как! Старый знакомый. – Откуда?! – Какая разница! Важно другое: у нас с ним есть один неразрешенный спор. При этом скажу тебе, Валера: этот мерзавец не достоин дуэли… зато вполне созрел для виселицы. – Нет! Я не пойду в полицию и не буду писать прошение государю! Я просто убью его! Застрелю, как бешеного пса! – Он хладнокровный и опытный стрелок, Валера, а ты весь на нервах. Так, может, мне… – Нет! Не отомстив лично, я покрою себя позором, а если погибну, так позор мне уже не будет страшен! – В таком случае, если ты его не убьешь, это сделаю я, с превеликим удовольствием. Не знаю, что Волин услышал в моих словах, но, несмотря на свое состояние, он удивленно посмотрел на меня, словно видел впервые и сказал: – Ты меня прости, но тот, кто сейчас сидит напротив меня, и Сережа Богуславский, которого мне когда-то довелось знать, совершенно разные люди. Он был большим, сильным, храбрым, но в глубине души очень мягким и добрым человеком. Твои слова не наигрыш. Ты сейчас говорил то, что думал. Я это чувствую. Ты… – Об этом мы можем поговорить и потом, если будет желание, Валера. – Ты прав. Идем. Мы столкнулись с графом, когда он выходил из офицерского клуба, в компании двух офицеров. Его довольное выражение лица сползло при виде меня, но он взял себя в руки и, криво усмехнувшись, спросил: – Что привело к нам господина Богуславского, новоявленного старца нашего государя? Я не успел ничего сказать, как Волин сделал шаг вперед и, вперив в него взгляд, полный ненависти, сказал: – Вам ничего не говорит имя Татьяны Волиной, поручик? Лицо графа передернулось, тело напряглось. – Вам какое до этого дело, капитан? – Она моя сестра! – И что вы хотите? – Я вызываю тебя на дуэль, мерзавец! – с этими словами Волин снял перчатку и кинул ее с силой в лицо Бахметьева. Глаза поручика вспыхнули от дикой злобы, а лицо перекосила гримаса, но он почти сразу взял себя в руки и уже спокойным тоном обратился к офицерам, которые стояли рядом с ним, удивленно наблюдая за неожиданно разгоревшейся ссорой: – Господа! Как вы видите, меня вызвали на дуэль. Готовы ли вы стать моими секундантами? – Извините, граф, но нам сначала хотелось бы знать, в чем, собственно, дело? – спросил его штабс-капитан. – Оскорбления вам мало, капитан? – Мало, граф. Особенно, если идет речь о чести девушки. Бахметьев-Кречинский скривился, словно надкусил лимон, и сказал: – Я, кажется, немного поторопился, предложив вам стать моими секундантами. Забудьте, господа, о моей просьбе. Прощайте. Штабс-капитан и поручик-гвардеец, молча и холодно, откозыряли и ушли, не оглядываясь. Я посмотрел им вслед, затем повернулся к графу: – Какая же ты наглая сволочь, Бахметьев, и как тебя еще… а вспомнил, Кретин… ский. Лицо графа сначала побледнело, а затем пошло красными пятнами. Он смотрел на меня бешеными глазами, раздувая ноздри, но не сделал ни одного движения и только процедил сквозь зубы: – Ты мне жизнью ответишь за это, Богуславский. – Да ну? – наигранно удивился я. – И как? Подстережешь ночью и в спину выстрелишь? Волин, до этого, молча и хмуро, наблюдавший за разговором, наконец не выдержал: – Сергей, это недопустимо так оскорблять офицера. Пусть мужики подобным образом выясняют отношения, а ты… – Как скажете, господин капитан. Замолкаю, дав вам возможность продолжить вашу «благородную» беседу. Капитан только покосился на меня, после чего перевел взгляд на графа и сухо сказал: – Пусть ваши секунданты обговорят условия с поручиком Богуславским. От меня единственное условие: организовать нашу встречу как можно быстрее. – В этом наши желания совпадают, капитан. Пришлю секундантов прямо сегодня по адресу, который мне укажут, – сейчас голос графа звучал сухо, ровно, без малейшего следа эмоций. Услышав адрес, поручик небрежно козырнул и пошел по улице. Волин некоторое время зло смотрел ему вслед, потом тяжело вздохнул и посмотрел на меня: – Сергей, ты никогда таким не был. Что с тобой случилось? – Ты не забыл, что у меня проблемы с памятью, Валера? – Дело тут не в памяти, ты внутри изменился. Со стороны смотрю и не верю, что это ты. Словно в тебя, Сережа, втиснули чужую душу. – Может, и так, но что это меняет? У капитана при моих словах широко открылись глаза. – Теперь давай по домам. Как только мне будет известно об условиях поединка, я тебя извещу. Капитан несколько мгновений вглядывался мне в лицо, словно пытаясь что-то найти, и только потом ответил: – Хорошо. Буду ждать. С нетерпением. Не прошло и трех часов, как раздался звонок в дверь моей квартиры. Подошел, открыл. На пороге стояли два офицера. – Господин Богуславский? Кивнув согласно головой, я жестом предложил им пройти в квартиру. Подпоручик – кавалерист, совсем еще молодой человек, видно недавно выпущенный из училища, причем явно из богатой семьи, о чем говорила пошитая на заказ шинель, ухоженные усы, запах дорогого одеколона. Сейчас он всем своим видом старается показать, какой он отчаянный вояка, а у самого в глазах светилось детское любопытство. – Подпоручик Батюшкин, – он щелкнул каблуками сапог и склонил голову в коротком кивке. Вторым секундантом был штабс-капитан, лет сорока, с большой стриженой головой и правильными чертами лица, которое несколько портили сросшиеся мохнатые брови. Еще он отличался хриплым армейским басом, которым передал мне место и условия поединка. – Штабс-капитан Левский, – представился он, при этом небрежно и коротко кивнул головой. – Мне поручено передать, что завтра, в восемь утра, граф Бахметьев-Кречинский будет иметь честь стреляться с капитаном Волиным. Выбор оскорбленной стороны – револьверы. Дуэльная дистанция – тридцать шагов. По команде «Начинай» сразу стреляют оба противника. Стрелять не более трех раз. У вас есть возражения к условиям дуэли, господин Богуславский? – Нет. – Отлично. Теперь о месте встречи. Я предлагаю… После того как мы уладили вопрос о месте встречи, штабс-капитан неожиданно спросил меня, причем тон его был наглый и напористый: – Милостивый сударь, вы сегодня посмели грубо оскорбить моего друга. Вы же не будете этого отрицать?! – Нет, – ответил я и с усмешкой посмотрел на капитана, так как подобный способ отомстить как раз был в духе графа. – Отлично! Так как граф уже дерется на дуэли, то он попросил меня не оставить без внимания столь дерзкую выходку. Я вызываю вас на дуэль! – Сколько он вам пообещал? – вдруг неожиданно и в упор спросил я Левского. Тот еще только начал багроветь и открыл рот, как подпоручик опередил его гневным выкриком: – Вы не смеете говорить в подобном тоне с офицером императорской армии! Немедленно извинитесь! – Свои извинения, господин подпоручик, завтра утром я пошлю господину штабс-капитану вместе с пулей. Теперь, простите, господа, у меня есть и другие дела. Капитану, видно, очень хотелось сказать нечто резкое и оскорбительное в мой адрес, но мое спокойствие, а он не мог не видеть, что оно не наигранное, заставило его ограничиться только завуалированной угрозой: – Завещание торопитесь писать? Это правильно. Оно вам пригодится, господин Богуславский, – после чего развернулся и чеканным шагом направился к двери. Вслед за ним поспешил юный подпоручик, обжегший меня напоследок гневным взглядом. С самого раннего утра, первым делом, я стал решать вопрос со своей охраной. Подойдя к филерам, которых за эти месяцы знал не только в лицо и по именам, но и как живут, семья, дети и все такое прочее, обратился к старшему агенту: – Васильевич, у меня к вам дело есть… После того как он меня выслушал, лицо старшего филера приняло жалобное выражение: – Нет! Нет и еще раз нет! Сергей Александрович, ради бога, заклинаю вас, не втаскивайте нас в вашу… как ее… авантюру! Моя забота, чтобы с вами никакой беды не приключилось, а вы дуэль затеваете! Мы не можем этого допустить! Прямо сейчас и пошлю во дворец человека с донесением! И больше слышать ничего об этом не желаю! – Это не авантюра, это дуэль. Меня вызвали. Как я могу отказаться? Или вы хотите, чтобы я прослыл на всю столицу трусом?! – Посмотрел бы я на того, кто вас в лицо трусом назовет! Но дуэль?! И не просите! Знаю, нам вас не удержать, но… – Васильич, вы меня сколько времени знаете?! – начал давить я на филера. – Вот заметьте, я ведь подошел к вам и честно предупредил. Хотя мог тихо уйти! Потом нашли бы мой хладный труп на окраине города и чтобы вы тогда делали?! А так осторожно поедете и проследите, чтобы все было со мной хорошо. Но только из-за кустов! – Да вы поймите, Сергей Александрович! С нас же головы снесут, ежели с вами… Спустя десять минут, используя метод кнута и пряника, мне все же удалось уговорить старшего агента, при этом я твердо пообещал ему не дать себя убить, а он, со своей стороны, – держаться незаметно и по мере возможности ни во что не вмешиваться. Когда мы подъехали, сумерки уже начали рассеиваться. Было промозгло, слякотно и сыро, как и все последние два дня. Впрочем, иной погоды и не могло быть, при температуре плюс три градуса. «По новому календарю, сегодня, наверно, первое или второе марта, – подумал я, вылезая из возка. – Не погода, а мерзость какая-то». На месте дуэли уже стояло два экипажа. Граф, двое его секундантов, военный медик и двое слуг, стоявших поодаль. Сам граф встретил нас холодным, ничего не выражающим выражением лица. «Это сукин сын умеет держать себя в руках», – невольно отметил я хладнокровие противника, зато штабс-капитан, стоящий рядом с ним, откровенно нервничал, что было видно по его напряженному выражению лица и закушенной губе. Подойдя к ним, я сказал: – Господа, у меня мало времени, поэтому давайте сразу приступим к тому, ради чего собрались. Мой спокойный вид и небрежный тон, которым были произнесены эта слова, несомненно, произвели впечатление на всех присутствующих, но в большей степени они повлияли на штабс-капитана. Не удержавшись, он даже бросил взгляд на графа, в котором я прочитал вопрос: – Во что ты меня втравил, приятель? Подпоручик, которому поручили вести официальную часть дуэли, был горд оказанной ему честью, но при этом сильно волновался. Сделав пару шагов вперед, оглядел собравшихся и произнес: – Господа офицеры, правила поединка требуют спросить: никто из вас не намерен решить это дело миром?! В ответ оба противника только отрицательно покачали головами, после чего был произведен отсчет шагов и были обозначены места для дуэлянтов. – Господа, прошу к барьеру! Когда поручик и капитан стали на свои места, молодой распорядитель, волнуясь, поднял руку, а затем, промедлив несколько мгновений, резко бросил ее вниз, с криком: – Начинайте! В следующее мгновение грянули выстрелы. Как яи предполагал, нервы подвели капитана, и он на какую-то долю секунды промедлил с выстрелом, а вот у графа, завзятого дуэлянта, проводившего немало времени в тире, реакция оказалась отменной. Все же Волин, будучи раненным в грудь, нашел в себе силы выстрелить, но пуля, посланная ослабевшей рукой, лишь сорвала погон на шинели поручика. Второй раз капитан нажать на курок не успел, вторая пуля, посланная графом, ударила его в плечо. Вскрикнув, он пошатнулся и упал на спину. Перед тем как кинуться к нему, я бросил взгляд в сторону военного фельдшера, но стоило мне увидеть, что тот бежит к лежащему на земле телу, быстрым шагом поспешил к Волину. Лицо его было мертвенно-бледное, но при этом он был в сознании. – Как ты? – я наклонился над ним. Тот изобразил улыбку, более похожую на жуткую гримасу. – Не могу умереть… пока эта сволочь… ходит по земле. – Отойдите! Мне надо его осмотреть! – сердито и отрывисто воскликнул подошедший к нам фельдшер. В этот самый миг подпоручик громко и четко произнес: – Господин граф, если вы признаете свою честь удовлетворенной, то предлагаю считать поединок завершенным! Бахметьев-Кречинский еще несколько мгновений смотрел на раненого Волина, потом произнес с пафосом: – С ним мы закончили. Несколько минут я наблюдал за работой врача, потом спросил: – Как он? – Пока жив, но его надо срочно перевязать и отвести в госпиталь. Промедление смерти подобно. Развернувшись, я сначала посмотрел на графа, стоявшего с торжествующей улыбкой на губах, потом перевел взгляд на своего противника, штабс-капитана, а затем сказал: – Господа, я буду в вашем распоряжении, как только отправлю капитана Волина в госпиталь. Надеюсь, вы не будете против на какое-то время отсрочить вашу смерть, капитан Левский? Слова были сказаны не просто спокойно, а равнодушно, даже с некоторой ленцой, словно разговор шел о решенном деле. Капитан вздрогнул, словно его хлыстом перетянули по спине, лицо резко покраснело, и было видно, что он растерялся, но уже в следующую секунду взял себя в руки и несколько севшим от волнения голосом ответил: – Да вы никак себя действительно в ангелы записали, коль посчитали себя бессмертной личностью, господин Богуславский. После того как медик обработал и перевязал раны, я отнес капитана к пролетке. Извозчик, равнодушный пожилой мужик с окладистой бородой, только вопросительно посмотрел на меня, после того как я осторожно усадил раненого на сиденье. В ответ на его немой вопрос я сунул ему пять рублей, тот посмотрел на деньги, степенно кивнул и сказал: – Благодарствую, господин. Куда едем? Вместо ответа я повернулся к фельдшеру: – У меня тут еще дела, господин доктор, которые без меня никак решить нельзя, поэтому у меня к вам большая просьба: как можно быстрее доставьте раненого в больницу. Вот возьмите! Тот автоматически взял всунутую ему в руку банкноту в пятьдесят рублей и растерянно воскликнул: – Погодите! Мне никак нельзя уезжать! Ведь… – Поверьте мне на слово, здесь вам уже больше нечего делать. Тот бросил на меня ошарашенный взгляд, затем спросил: – Почему нечего делать? Как так? Вы мне должны объяснить! – Езжайте! – уже с нажимом повторил я, после чего развернулся и направился обратно к месту поединка. Меня встретило напряженное молчание, которое первым нарушил подпоручик: – Господин Богуславский, почему вы отпустили врача?! – Потому что капитан Волин в нем нуждается больше, чем кто-либо из присутствующих здесь лиц. Я понятно объяснил? – Вы слишком много себе позволяете, Богуславский! Вам так не кажется? – с неприкрытой угрозой в голосе спросил у меня граф. – Хорошо, что вы о себе напомнили. Не волнуйтесь, до вас еще дойдет очередь. Если я не ошибаюсь, у нас остался еще один незаконченный разговор. Не так ли? Поручик напрягся. Он прекрасно понимал всю опасность дуэли с Богуславским, но дикая ненависть, горевшая в нем холодным пламенем к этому человеку, а также образ первого задиры и записного дуэлянта, с которым намертво срослась его личность, даже не допустили мысли об отказе от поединка. – Готов его продолжить, когда вам будет угодно, господин Богуславский, – небрежно произнес Бахметьев-Кречинский, сопровождая свои слова шутовским поклоном. – Значит, вы не против, граф, разрешить его прямо здесь и сейчас? – уточнил я. – Согласен. Здесь и сейчас. – Отлично! Капитан Левский, я весь к вашим услугам! – с этими словами я отправился к месту, где до этого стоял Волин. Растерянный подпоручик, не понимая, что стоит за нашим разговором, инстинктивно чувствовал, что ситуация обостряется, выходит за рамки обычных человеческих отношений. По нашему диалогу он уже понял, что судьба на этой дуэли столкнула еще двух, судя по всему, заклятых врагов. Неужели, еще одна дуэль? Не успел он так подумать, как Богуславский, став на место с оружием в руке, выжидающе посмотрел на него. Левский, все так же продолжал стоять на своем месте с каким-то скорбным и отстраненным выражением лица, словно уже сам себя приговорил к смерти. Впрочем, так оно и было. В тот вечер, когда согласился оказать дружескую услугу графу и вызвал на дуэль какого-то штатского типа по фамилии Богуславский, он пошел в Офицерское собрание, где случайно услышал рассказ о необычной дуэли графа с каким-то инструктором стрельбы. Он бы прошел мимо, если бы не услышал знакомую фамилию. Прислушался, потом стал задавать вопросы и понял, с каким человеком ему предстоит завтра стреляться, но назад хода не было, так как дружеская услуга графа оценивалась в две с половиной тысячи рублей, а именно такую сумму составлял его карточный долг, который ему предстояло выплатить уже через два дня. Возможности достать деньги и отдать их в срок у него не было ни малейшей. Если до этого момента он подбадривал себя мыслью, что удача не должна оставить его, ведь он везучий, то теперь ему вдруг показалось, что он подошел к своей жизненной черте, и теперь просил бога помочь ему выжить в этом поединке. Именно от мольбы его оторвал громкий голос Батюшкина: – Господа офицеры, правила поединка требуют спросить: никто из вас не намерен решить это дело миром?! – Нет! – резко ответил я. Левский замялся, хотел что-то сказать, но после того как наткнулся на мой взгляд, понял, что выбора у него нет. – Стреляемся, – выдавил из себя штабс-капитан и медленно пошел к своему месту. Он сейчас напоминал человека, идущего на казнь. Дождавшись, когда Левский встанет на свое место, Батюшкин, поднял руку, затем, промедлив несколько мгновений, резко опустил, крикнув: – Начинайте! В следующее мгновение я уже нажал на спусковой крючок. Пуля попала капитану прямо в сердце, и он умер, даже не успев этого понять. Он упал ничком, и спустя несколько секунд стало видно, как вокруг него стал резко темнеть талый снег, смешиваясь с кровью. Все произошло настолько быстро, что произвело большое впечатление не только на еще не искушенного жизнью юного подпоручика, но и на графа, которого, в свою очередь, кольнула в сердце игла страха. Ему вдруг стало страшно. Если до этого дня каждый раз, становясь к барьеру, он считал дуэль своего рода игрой в рулетку, дескать, поставил на кон не деньги, а свою жизнь, но при этом считал себя готовым к смерти в любую секунду, то прямо сейчас, в первый раз жизни, ему не хотелось играть. – Граф, к барьеру! – мои слова разорвали тишину не хуже пистолетного выстрела. Подпоручик вздрогнул от громко сказанных слов, заставивших оторвать взгляд от тела и посмотреть на Богуславского непонимающими глазами. Только через секунду до него дошел их смысл, и ему вдруг показалось, что он смотрит не на человека, а на палача, только что казнившего человека и требующего себе новую жертву. «Точно, палач. Так мне про него и сказал поручик Маевский». Эта мысль привела его еще в большую растерянность. Не зная, что сказать или сделать, он бросил растерянный взгляд на графа, которого считал идеалом настоящего офицера и всячески старался подражать ему, но сейчас вместо уверенности в глазах и улыбки победителя он увидел напряженное лицо испуганного человека. Все это вместе так поразило юного офицера, что все вопросы, которые он хотел задать, застряли в его горле, но Бахметьев-Кречинский уже шел к барьеру, не дожидаясь официального приглашения к дуэли, но, не доходя до места, остановился. Ему мешал труп капитана, о котором как-то все сразу забыли. Граф какую-то секунду смотрел на труп, потом, не поворачивая головы, коротко бросил слугам: – Осип! Гришка! В экипаж его! Живо! Встав на место, граф попытался улыбнуться, но это ему плохо удалось, улыбка вышла настолько кривой, что могло показаться, он вот-вот заплачет. Всегда уверенный в себе, сейчас, в эти самые секунды он боялся, как никогда в жизни, из последних сил держа себя в руках. У меня почему-то не было сомнений в том, что он прямо сейчас взывает к Богу, а может и к дьяволу, чтобы тот сохранил его грязную душу. Любой ценой. Теперь пришла моя очередь усмехаться. – Что, страшно тебе, Бахметьев? Он, видно, хотел что-то сказать в ответ, но передумав в последнюю секунду, сжал губы так, что те побелели. Молодой подпоручик, с бледным, растерянным лицом, комкая от волнения перчатки, пытался понять, что ему делать, ведь нарушены все правила Дуэльного кодекса, но при этом прекрасно понимал, что, несмотря на все его возражения, дуэль все равно состоится. Это соображение все и решило. Он медленно поднял правую руку, тем самым давая шанс остановить дуэль, потом еще несколько секунд помедлил, а затем резко бросил ее, вниз, громко крикнул, с каким-то надрывом: – Начинайте!! Выбросив руку вперед, я выстрелил. На месте левого глаза графа образовалась черная дыра, а в следующую секунду его тело глухо шлепнулось в кроваво-грязную жижу, разбрасывая брызги. Не успел он рухнуть на землю, как к нему кинулись слуги с истошными криками: – Ой, батюшки!! Да как же это?! Убили!! Насмерть убили!! Я опустил оружие. Батюшкин какое-то время смотрел на меня, потом перевел взгляд на труп графа и несколько секунд смотрел, как его слуги, стоя на коленях перед его телом, рыдали в голос, потом медленно, словно нехотя, зашагал в их сторону. Подойдя, застыл, словно в каком-то оцепенении, но при этом было видно, как его губы двигались, шепча молитву. Когда, закончив молиться, он трижды перекрестился, я посчитал, что правила приличия соблюдены и, подойдя к ним, спросил: – Надеюсь, вы не откажете подвезти меня до города? Взгляд, которым меня прямо ожог подпоручик, можно было считать вызовом на дуэль, но слова так и не были сказаны, а после нескольких мгновений, полных тяжелого и злого молчания, последовал его резкий кивок головой. За всю дорогу мы не произнесли ни звука, если не считать тихих всхлипываний слуги, правившего лошадьми. По поводу последствий я не сильно волновался, зная о положительном отношении Николая II к дуэлям, который считал, что подобное решение проблем должно повысить моральные качества в офицерской среде, зато скорость реакции отца Бахметьева на дуэль стала для меня, в некоторой мере, неожиданностью. Мне было известно, что его отец богат и влиятелен, но попасть к государю без предварительной записи не каждый министр мог. Уже на следующий день, когда я возвращался после тренировки домой, меня перехватил курьер от государя с приказом немедленно прибыть во дворец. «Почему немедленно?! Что-то случилось?!» Быстро собравшись, я приехал и только попросил в приемной доложить обо мне государю, как от одного из адъютантов вдруг неожиданно узнал причину вызова: несколько часов тому назад у государя побывала группа придворных во главе с камергером двора его величества графом Бахметьевым-Кречинским. Мне захотелось выругаться. Император встретил меня недовольно-хмурым взглядом. С минуту курил, потом сухо спросил: – Вы мне ничего не хотите сказать, поручик? – Что вы хотите услышать, ваше императорское величество? – В прошении, поданном сегодня на мое имя графом Бахметьевым-Кречинским, вас называют убийцей! – Это была дуэль. Мой товарищ, капитан Волин, пригласил меня быть его секундантом, на что я дал свое согласие. Когда ко мне пришли секунданты от его противника, мы обговорили условия, и при этом один из офицеров оскорбил меня. Я вызвал его на дуэль, а на следующее утро мы стрелялись. – Пусть так, но вы застрелили, кроме штабс-капитана, сына графа. У вас с ним ссоры не было. Или что-то было? – Ваше императорское величество, я вам все объясню, но чтобы не быть голословным, прикажите найти и прибыть к вам подпоручика Батюшкина. Он был вторым секундантом графа. За то время пока мы ожидали, я рассказал, как происходила дуэль, но при этом ни словом не упомянул о трагедии семьи Волиных, потом попросил не наказывать мою охрану. Государь, зная меня, кивнул, соглашаясь. Наконец на пороге кабинета появился подпоручик Батюшкин. Он удивился моему присутствию в кабинете государя, но затем, несмотря на волнение и некоторую сбивчивость рассказа, подтвердил сказанное мною. Стоило ему закончить, как я обратился к государю с вопросом: – Ваше императорское величество, что вы знаете о трагедии семьи Волиных? – Волины? Интересно, что я должен о них знать? «Что и требовалось доказать. Меня выставили убийцей двух славных офицеров, а о подоплеке дела, позорной странице из жизни Бахметьевых-Кречинских предпочли не упоминать. Логично. Если об этом узнают в обществе… Скандал будет… На пол-России слухи разнесутся». – Капитан Волин, вызвавший на дуэль графа, защищал честь своей семьи… – начал я, затем кратко изложил рассказ о двойном горе, постигшем семью Волиных. Подпоручик, услышав о «подвигах» графа, занервничал, а затем и вовсе опустил глаза в пол, словно набедокуривший мальчишка, которого застали на месте преступления. У императора уже на середине моего рассказа исчезло злое раздражение, оставив вместо себя досаду. Стоило мне замолчать, как он ткнул потухшую папиросу в пепельницу, резко встал и, ни слова не говоря, обойдя стол, остановился у окна. Несколько минут стоял неподвижно, глядя в окно, потом резко обернулся ко мне и сердито спросил: – Почему они не обратились непосредственно ко мне?! – Все очень просто, ваше императорское величество. Их запугали, а затем купили. Кто они, а кто камергер его императорского величества двора Бахметьев-Кречинский? Последнюю фразу я произнес со скрытой издевкой. Императору не понравились мои слова, что было заметно по тени раздражения, мелькнувшей на его лице, но он сделал вид, что ничего не заметил, и только спросил: – Если такое понадобится… они будут согласны предстать перед судом и дать показания? – Да, ваше императорское величество. – Хорошо! Теперь я хотел бы вам заметить, поручик… – как вдруг резко оборвал фразу, словно только теперь заметив Батюшкина, и тут же отпустил его: – Вы свободны, подпоручик! Стоило за офицером закрыться двери, как император, при этом было видно, что он сдерживает себя, резко стал мне выговаривать: – Пусть это объясняет и даже по большей части оправдывает… гм… ваши действия, поручик, но решать подобные дела частным порядком неприемлемо! Недопустимо! Все должен решать офицерский суд чести! И только он! Вы противопоставили себя офицерскому обществу и нарушили правила Дуэльного кодекса! Здесь граф прав! Негодование государя было оправдано его личной жизненной позицией. Несмотря на внешнюю мягкость характера, император Николай II весьма положительно относился к самому факту существования дуэлей. Известны случаи, когда поединки совершались с его разрешения, как, например, дуэль, состоявшаяся в 1908 году между генерал-лейтенантами К. Н. Смирновым и А. В. Фоком. – Пусть так. Вот только насчет слова «убийца» я не согласен, пусть лучше будет «палач». В ответ император только досадливо поморщился, так как понял, что все его возмущенные высказывания прошли мимо моего сознания, при этом зная меня, развивать эту тему не стал, а затем поинтересовался: – Капитан Волин… Как его раны? – Выздоравливает, ваше императорское величество. Ему бы отпуск по здоровью… – Выпишут! Будет ему и отпуск, и деньги! – этими словами он выплеснул из себя остатки раздражения и вернулся к своему обычному состоянию. – Сергей Александрович! Вам надо будет на какое-то время уехать из столицы. Нам не нужны лишние сплетни, а главное – поводы для новых дуэлей! Гм! Я знаю графа и могу с определенностью сказать, что сын пошел в отца. Надеюсь, вы поняли меня, поручик? – Понял, ваше императорское величество, и полностью с вами согласен. Государь бросил на меня слегка удивленный взгляд, как-то больно быстро упрямый и в какой-то мере дерзкий поручик согласился с ним. Нет ли тут подвоха? – Вот и отлично. Куда думаете отправиться? – Поеду с полковником Пашутиным в Берн. На три-четыре недели. Император бросил на меня косой взгляд. Он явно чувствовал себя обманутым, причем при этом сам загнал себя в ловушку. – Вы нужны мне здесь! – но сразу понял, что противоречит сам себе, поморщился и спросил. – Зачем вам это? Впрочем, к чему я это спрашиваю? Ведь ответ на подобный вопрос мне уже как-то дал полковник Пашутин. В ответ на предложение возглавить мою охрану, он ответил так: на мое место (в разведке) нет желающих, не говоря уже об острой нехватке профессионалов своего дела, а на место начальника охраны найдутся сотни людей, желающих занять подобную должность. Хм! Так и вы. Я решил промолчать, не желая вызывать новый всплеск раздражения государя. Тот закурил, и какое-то время мы молчали, пока он не сказал: – Бог вам судья, Сергей Александрович. Решили так решили. Идите. Не успел я миновать караульных у ворот, как вдруг неожиданно увидел подпоручика Батюшкина. Судя по его белому, застывшему лицу тот явно замерз, поджидая меня. Увидев, быстро подошел ко мне и чуть хрипловатым от волнения голосом сказал: – Приношу вам свои самые искренние извинения, господин Богуславский! Мне ничего не было известно о том, что произошло в семье капитана Волина. Граф рассказал нам совсем не то… Поверьте, для меня это будет уроком на всю жизнь! Я вот что хочу сказать… и пообещать. Сегодня в Офицерском клубе я всем расскажу о подлости Бахметьева-Кречинского! – Вы не думаете, что за этим может последовать вызов на дуэль? Его глаза сразу стали злыми и колючими. – Я офицер, сударь! Честь имею! Он резко и четко приложил руку к козырьку фуражки, затем по-уставному повернулся и зашагал, прямо держа спину и придерживая левой рукой шашку. «Пойду и я. Навещу раненого». Переступив порог больничной палаты, я, чтобы не нарушать традиции, сразу спросил: – Ты как? Несмотря на свой бледный вид, он заставил себя усмехнуться: – Неплохо. У тебя как дела? – Это не я лежу на больничной койке, а значит, мои дела лучше, чем твои. Кстати, у меня есть для тебя подарки. Держи. Вот тебе газета с некрологом одному графу. Кривясь от боли, он неловко взял газету левой рукой, потом несколько раз пробежал глазами по странице, пока не нашел нужное место. Прочитал некролог один раз, за ним другой, и на его лице разлилось удовлетворение. Осторожно положил газету на кровать, потом поднял на меня глаза: – Даже не знаю, как могу тебя отблагодарить, Сергей. Ты так много сделал для всей нашей семьи, что… – Забудь. Вот тебе еще один подарок, – и я положил на газету пачку денег. – Нет! Убери! Я и так должен тебе по гроб жизни! Убери их… – Примешь. Если не тебе, то твоим родителям они понадобятся. Пусть свозят в Крым Гришку и Таню. Вчера мне довелось разговаривать с твоей матушкой, и она мне поведала, что у твоего брата после ранения появились проблемы с легкими, так что свои возражения оставь при себе, а сам подумай о родных. И еще. Насчет своей службы не волнуйся. Тебе дадут отпуск по ранению и выпишут деньги. Какое-то время мы молчали, потом Валера неожиданно сказал: – Знаешь, Сергей, тебя мне, наверно, сам Господь Бог прислал. Его слова заставили меня внутри усмехнуться и подумать о том, что, услышав подобные слова, император получил бы дополнительное подтверждение моему мистическому происхождению, но вслух сказал: – Не думаю, а теперь извини, Валера, мне надо идти. Но стоило только мне подняться с табуретки, как он воскликнул: – Ты мне только скажи: как он умер? – Ему было страшно. Очень страшно, поверь мне, – несмотря на то, что это было только полуправдой, эти слова не вызвали внутри меня отторжения. Ведь я только не сказал всей правды. – Мне бы очень хотелось увидеть глаза этого мерзавца перед смертью, но теперь хотя бы я могу это себе представить. – Выздоравливай, Валера! Пашутин, услышав, что я получил разрешение царя ехать с ним в Швейцарию, неожиданно отреагировал бурным всплеском веселья. – Ты так не радуйся, я ведь еще не все сказал. Со мной поедет личная охрана. Рота гренадеров и две пулеметные команды. Кстати, едем мы не в международном вагоне, а на бронепоезде. Это так, для большей безопасности. И, вообще, скажи мне спасибо, что с нами едет только рота. Ведь когда мы с государем начинали разговор об этой поездке, он что-то начал говорить о дивизии, которую был намерен послать вместе со мной, в качестве охраны. Пашутин несколько секунд удивленно смотрел на меня, а потом начал даже не смеяться, а ржать, как застоялый жеребец. Наконец, спустя какое-то время, он успокоился, но при этом все же не преминул осторожно меня спросить: – Что, разговоры об охране серьезно были? – Нет. Это была шутка. Теперь рассказывай, во что ты хочешь меня втравить? – Хочу тебе предложить поехать со мной в качестве… циркового атлета. – Ты серьезно? – Более чем. Мы выезжаем в качестве труппы русских артистов, приехавших по приглашению самого крупного театра-варьете Берна! Это не должно вызвать пристального внимания швейцарской разведки, так как из разоренной войной Европы много всякого разного народа едет в тихую и сытную Швейцарию, чтобы выжить в эти смутные дни. Вот только с английской разведкой обстоит не так уж хорошо, там наши обличья известны, да и ты фигура приметная, но я исхожу из того, что операция, ради которой приглашен, продлится от силы неделю, после чего ты уедешь обратно. Думаю, за это время к тебе даже присмотреться не успеют. Я же человек опытный, знаю свое дело и всегда укрытие себе найду, а со временем налажу связи… В общем, ты меня понял. – Послушай, если мне придется выступать на сцене… – А кто сказал, что ты будешь выступать? Я, согласно своим новым документам, по национальности австриец, работаю помощником импресарио. Моя работа заключается в том, чтобы найти для представления артистов, достойных выступить на сцене прославленного театра-кабаре. Я тебя привожу, представляю, а тебя не берут, говоря: ты нам не подходишь. В итоге: с вами не заключают контракта, сударь, и вы уезжаете обратно в Россию, как там говорят русские: не солоно хлебавши. Все ясно? – Теперь ясно. – Раз тебе все ясно, то тогда прямо сегодня займемся делом. На все тебе отпущена неделя. За это время тебе сошьют костюм для выступления, помогут придумать сценическое имя, напечатают афиши. Также освоишь пару-тройку силовых трюков…ну и тому подобное. Завтра утром к тебе подойдет молодой человек. Дмитрий Аркадьевич Сухоруков. Год учебы в технологическом университете, потом ускоренный выпуск школы прапорщиков, ранение. В тот день, когда его выписали из госпиталя, был подписан мир с Германией. Он, как и многие, посчитал это крушением империи и чуть было не совершил… гм… нечто плохое. Чисто случайно в тот самый момент я оказался рядом с ним, поддержал, потом определил к нам на курсы. У парня неожиданно оказались хорошие способности к языкам и слежке. Он до этого самостоятельно изучал немецкий язык, а сейчас так и вовсе очень даже неплохо говорит на нем. Он подойдет к тебе завтра днем, когда ты придешь со своей борьбы. Уже позже я узнал, что чувство глубокой признательности и почтительности бывшего студента, потерявшего своих родителей еще в юности, он перенес на Пашутина, считая его своим благодетелем, и тот стал ему вроде опекуна, держа при себе и доверяя несложные дела. Несмотря на легкий характер и молодость, Дмитрий оказался дельным организатором. Сначала он отвез меня к портному, который шил для цирковых артистов, после чего мы поехали на окраину города, где в одном из грязных и обшарпанных доходных домов он представил меня хозяину одной из сдаваемых там комнат. Кем тот был ранее, нетрудно было догадаться по обилию афиш, висевших на стенах, где был нарисован богатырь, демонстрирующий свою силу. Сейчас заплывший жиром человек, стоящий передо мной, мало чем походил на силача, изображенного на афишах. Если только пышными и длинными усами. Бывший цирковой силач обошел вокруг меня, потом несколько раз провел пальцами по усам, приглаживая их, после чего сказал: – Вот стать, так стать! Просто богатырская стать! Ну-ка, парень, давай на руках сразимся! Посмотрим, на что ты способен! Подойдя к столу, стоявшему у окна, мы сели по обе его стороны на табуретки, поставили локти на стол и сцепили ладони. Мне не доставило особого труда уложить его руку три раза подряд. Бывший атлет раскраснелся, на его лбу выступили бисеринки пота. Помяв кисть после третьего поражения, он с восхищением посмотрел на меня и сказал: – Первый раз вижу такую силищу. Ты меня как ребенка…. Хм! Как тебя звать, парень? – Сергей. – Ты меня зови Васильевич! Я покажу тебе, как надо вести себя на арене, а затем мы с тобой освоим несколько простых силовых номеров, которые всегда имели успех в цирке. Для начала возьми этот двухпудовик и покажи, как ты умеешь креститься. Следующие дни я только и делал, что рвал цепи, ломал подковы и завязывал металлические пруты узлом. Несмотря на то, что все это было нужно только для одной-единственной демонстрации руководству театра-варьете, мне не хотелось даже в малейшей степени подвести Пашутина. Дмитрию, как оказалось, тоже отводилась роль в моем номере, своего рода клоуна, неуклюжего помощника атлета. Глупо и невпопад шутить, дурашливо тужиться, пытаясь поднять гирю или натыкаясь на меня с разбегу, падать с испуганными криками, к тому же это соответствовало его веселому и дурашливому характеру. Через пару репетиций у него это стало выходить настолько естественно, весело и забавно, что я ему в шутку предложил подумать о карьере в цирке. – Ваше величество, прибыл начальник генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенхайн. – Пусть войдет. Адъютант сделал шаг назад и отступил в сторону, скрывшись из виду. Из-за двери послышался его громкий и отчетливый голос: – Господин генерал, его императорское величество вас ждет! Генерал переступил через порог кабинета и остановился. Когда дверь за его спиной захлопнулась, он встал по стойке смирно и принялся рапортовать: – Ваше императорское величество, генерал… Император выслушал его, затем сказал: – Проходите, генерал, и сразу садитесь, так как у нас с вами будет долгий разговор. Генерал прошел и сел на стул с высокой спинкой. Даже в положении сидя, фон Фалькенхайн умудрялся смотреться так, словно стоял навытяжку по стойке «смирно». Несмотря на то, что Вильгельм знал генерала с детства, почему-то подметил он это только сейчас. В другое время он, возможно, мог бы пошутить по этому поводу, но сейчас предстоял слишком серьезный разговор, чтобы начинать его с шутки. – Как дела на фронте, генерал? – Позиционная война, ваше величество. У генералов противника нет ни дерзости, ни смелости для наступательных действий, их солдаты просто запуганы и не верят своим командирам. Генеральный штаб ждет только вашего приказа, ваше величество. План, что был нами разработан, вами одобрен, но приказа к наступлению мы так и не получили. Будет ли мне позволено узнать, чем вызвана эта задержка? – Для этого я вас и вызвал, Эрих. Дело в том, что несколько дней назад о встрече с нашим послом в Берне попросил представитель английского короля Георга. Заметьте, не от имени парламента или совета министров, а от английского короля, который является не более чем символом монархии, но никак не реальной властью в стране. Как вы думаете, генерал, зачем он приехал? – Британцы – хитрые и изворотливые торгаши. Если переговоры сорвутся, то они здесь будут ни при чем, а если получится договориться, то они будут первыми при разделе пирога. Не сомневаюсь, что за свое предательство они хотят нового раздела колоний. – Вы правы, генерал, они согласны закрыть глаза на оккупацию Бельгии и части Франции, а взамен хотят получить французские колонии в Африке. Британцы прекрасно понимают, что обессиленная Франция будет не в силах их удержать, и в то же время они опасаются нашего усиления в Европе. Об этом говорят их переговоры с американским правительством. Если мы продолжим наступление на французов и тем самым покажем всему миру, что готовы идти до конца, то Америка, которая сейчас нейтральна, может выступить на стороне наших противников. Теперь вы понимаете, чем вызвана задержка наступления? – Да, ваше величество. Но все же осмелюсь задать вопрос: вы не боитесь, что это просто уловка, чтобы дать время до подхода подкреплений из Англии и формирования новых французских дивизий? – Весь последний месяц мне на стол ложатся доклады о настроениях в Англии. Они говорят только об одном: англичане не хотят воевать. После того, как за них перестали умирать русские мужики, призыв добровольцев сократился более чем вдвое. Пару недель назад в Лондоне и в ряде крупных городов прошли массовые протесты против войны, на которые их подвигло выступление в парламенте представителей оппозиционных партий, потребовавших сменить правительство и выйти из войны. Они испуганы, Эрих! И это только начало! Начальник генерального штаба резко вскочил со стула и вытянулся, словно ему только что отдали команду «смирно»: – Железный кулак наших армий раздробит хребет любого врага! Только прикажите, ваше императорское величество! При виде такого явного проявления веры и преданности кайзер с гордостью подумал: «Мы не можем не победить, ибо Бог и провидение за нас!» – Да, Эрих, так и будет! Господь не оставит своей милостью германский народ, ибо наша нация есть не что иное, как проводник его священной воли! – Воля Господа и ваш гений приведут нас к победе, ваше императорское величество! Вильгельм окинул одобрительным взглядом вытянувшегося в струнку генерала: – Садитесь, Эрих, наш разговор еще не закончен. Когда начальник штаба снова сел, император продолжил: – Как вы могли понять: на мировой арене сейчас складывается не самая простая ситуация и мне сейчас очень бы пригодился талант русского провидца. Генерал с некоторым удивлением посмотрел на правителя Германии. Принимать советы от какого-то грязного славянина? Зачем, если и так все очевидно?! Окончательно раздавить Францию, после чего Англия сама станет на колени. Потом придет очередь Америки. Император понял состояние генерала и позволил себе иронически улыбнуться: – Что засомневались в своем кайзере, генерал? – Как вы могли подумать такое, ваше величество! – Все просто. Он мне нужен только на один раз! Вот посмотрите! – и Вильгельм придвинул генералу лист бумаги, лежащий перед ним. Спустя несколько минут начальник генерального штаба осторожно положил отчет германской разведки обратно на стол. – Англичане спланировали покушение на Богуславского, но так, чтобы подозрение пало на нас. Изворотливые лисы! Извините, ваше высочество! Но чем он им досадил? Или они знают, кто он на самом деле? – Судя по всему, не знают, но и без этого он, как говорят русские, им изрядно насолил. – Насолил? А! Испортил еду! Это, как я догадываюсь, видимо, связано с покушением на русского царя? Газеты тогда много писали. – Со вторым покушением тоже, хотя об этом почти не писали, – съехидничал кайзер. – Было еще одно покушение? Не знал. М-м-м. Так зачем Богуславский едет в Швейцарию? – Помочь своему приятелю, полковнику Пашутину, разобраться с этим делом. – Извините, ваше величество, но я не совсем понимаю, зачем ему это надо? – Какая разница. Главное, что он через неделю будет в Берне. Наша разведка нейтрализует англичан. Но это не ваша забота, генерал. Напомните фамилию вашего офицера, кто занимался Богуславским? – Подполковник Дитрих фон Лемниц, ваше величество. – Так вот. Вы лично отдаете ему приказ. Когда Богуславского возьмут в Берне, то его передадут с рук на руки вашему офицеру. Тот привезет его в Берлин. Еще. Для нашей разведки он русский советник, обладающий секретными сведениями. И только. – Все будет исполнено в точности, ваше величество. – На этом все. Идите, генерал.Глава 11
Поездка в Швейцарию вылилась в долгое и нудное путешествие, с многочисленными пересадками и ожиданиями на вокзалах. Еще только поезд подходил к перрону столицы, как Пашутин сказал: – Инструкции на крайний случай вы получили, а сейчас действуем, как договорились. Я выхожу отдельно. Вы ищете гостиницу. Идите пешком, извозчика не брать, таким образом, следуя за вами, я попробую отследить возможные хвосты. Если что будет, дам вам знать, если нет – у вас четыре часа свободного времени. После чего возвращаетесь в гостиницу и ждете меня. Так мы и сделали. Сняли номер, но только для себя. Погуляли, пообедали в маленьком кафе, после чего вернулись и стали ждать полковника. Прошло не менее часа, как раздался стук в дверь. Открыл. На пороге стоял полковник. Аккуратно прикрыв за собой дверь, щелкнул замком, потом прошел в комнату. Подойдя к окну, посмотрел наружу, осторожно выглядывая из-за занавески, довольно кивнул, а затем повернулся к нам: – Пока все в порядке. Теперь о вас. Я договорился насчет вас, завтра с утра пойдете на просмотр номера. Полчаса, и вы свободны. На этом ваша официальная миссия будет закончена. Все хорошее я вам рассказал, теперь поговорим о плохом. Нам надо прикрыть агента при получении секретных данных от чиновника из Министерства иностранных дел одного из государств. И вот тут начинаются странности. – Какие именно? – поинтересовался я. – Для такой работы берут своих людей, а не вызывают группу черт знает откуда. А если брать, то опытных агентов, знающих страну и местную специфику. И последнее. Почему меня, полковника разведки, направленного сюда для создания разведывательной сети, решили задействовать как простого агента? – То есть тебе это все не нравится? – снова спросил я. – Нравится – не нравится! Приказ получен – выполняйте! – в ответ недовольно буркнул разведчик. – Так что вы предлагаете делать, Михаил Антонович? – спросил его Дмитрий. – Пока не знаю, Дима. Снестись с нашими в срочном порядке я могу только через наше посольство, но мне туда доступ закрыт. – Тогда, может, мне сходить? – предложил я. – Ты сам подумай, о чем ты говоришь! Кто с тобой там говорить будет?! Ты для нашего министерства никто и звать тебя никак! – Пашутин с минуту думал, а потом продолжил говорить: – В общем так! Приказ у нас есть, поэтому будем действовать, как нам приказано, но при этом настойчиво прошу: будьте предельно осторожны и при малейшем подозрении докладывайте мне. Если угроза будет явной – уходите! Бросайте все и по возможности уезжайте из страны! Вы меня поняли?! Мы с Сухоруковым синхронно кивнули головами в знак согласия. – Никого из вас в детали посвящать не буду. Это ненужные, да и опасные для вас знания. И последнее. Мне сообщили, что наше оружие прибыло и лежит на почте, в ячейке номер сто двенадцать. Вот ключ. Как мы будем работать дальше, объясню завтра. Я пошел. На следующий день мы с Сухоруковым поехали на просмотр нашего номера. К нашему удивлению, мы не провалились. Нас очень хорошо приняли и предложили выступать два раза в неделю. Пришлось сделать вид, что сильно обрадовались, и со счастливыми лицами заявить, что прямо с самого утра приедем подписывать контракт. Выйдя, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. – Если мы, как агенты, провалимся, то пойдем работать на сцену, – пошутил я по поводу нашего неожиданного зачисления в труппу театра-варьете, на что Сухоруков весело расхохотался. Снова побродили по городу, потом пообедали, вернулись в гостиницу и стали ждать Пашутина. Пару часами позже – стук в дверь и новая неожиданность. Полковник, прямо с порога заявил, что мы идем на вечернее выступление в один из кафешантанов Берна. – Ур-ра! Идем по девочкам! – весело заорал Сухоруков. – Если бы, – пробурчал разведчик. – Посидите пару часиков, выпьете по кружечке пива… и посмотрите на особу, которую с завтрашнего дня нам придется охранять. – Кто такая? – спросил я. – Мария Леопольдовна Закревская. Певица. В подобном заведении мне пришлось побывать впервые. Плюшевые портьеры, полтора десятка столиков, небольшая сцена. Интерьер сразу не понравился – все выдержано в свете модернизма. Стены были изрисованы разноцветными квадратами, кругами и ромбами, но хуже всего смотрелся, по моему мнению, розовый занавес, закрывавший сцену, с нарисованными на нем синими квадратами. Воздух этого заведения был просто пропитан смесью табака, дешевых духов и алкоголя. Димке, в отличие от меня, здесь очень нравилось. – Знаешь, Сергей, в этом месте есть нечто порочное и притягательное. А тебе как? В ответ я только пожал плечами. После нескольких номеров конферансье, выйдя в очередной раз на сцену, объявил: – Наконец вы дождались своего часа, господа и дамы! Для вас сейчас будет петь несравненная мадемуазель Мими! Зал тут же взорвался овациями. В следующую секунду занавес раздвинулся, и нашим глазам предстала молодая женщина. У нее были большие глаза, пухлые губы и детская непосредственность девочки-подростка, но стоило мужскому взгляду скользнуть по глубокому вырезу ее высокой груди, крутым бедрам или стройным ножкам, как мысли сразу начинали стремительно скользить в греховном направлении. Певица, в которой сочеталось очарование девочки и порочно-красивой женщины, легко срывала аплодисменты, а уж от восторженных криков дрожал в зале воздух. Дмитрий, так тот прямо купался в этой игриво-сексуальной атмосфере, поэтому мне с большим трудом удалось его оттуда увести. Мозг еще находился во власти полузабытья, но часть сознания уже проснулась. Этому фокусу я научился еще в той жизни, лежа в палате, готовясь к отражению боли, которая должна была скоро пробиться через барьер обезболивающих лекарств, но она не пришла, как и не было больничной койки. Вместо нее был мягкий диван в купе, а к нему – перестук вагонных колес. Скованные руки и негромкий разговор на немецком языке – все это дало мне понять, что меня куда-то везут в качестве пленника. Прокачал свои ощущения. Виски и затылок прилично давило, во рту было противно и сухо, но, в общем, особых проблем не было. В том, что с нами произошло, догадаться было несложно. Нас усыпили, добавив снотворное в завтрак, который мы заказали в номер. По крайней мере, как я ел, помню, а вот дальше… «Что у нас получается? Хм. А получается у нас предательство. Пашутина посылают в Швейцарию. Он берет с собой меня, и нас на третий день накрывает немецкая разведка. Судя по тому, что целью стал я, капкан был поставлен именно на меня. Но как они могли знать, что я поеду с Пашутиным? И самый главный вопрос: зачем немцам подсылать ко мне убийц? – еще пару минут я поразмышлял над этой головоломкой, но в голову ничего так и не пришло, поэтому пришлось ограничиться невнятным выводом. – Что-то тут не вяжется». На тему, что случилось с Сухоруковым и Пашутиным, я просто не стал думать, так как моей первоочередной задачей стало избавление от охраны и возвращение обратно в Берн. Оставалось выждать момент. «Жди момента. Дай противнику почувствовать свое превосходство и, когда он утратит бдительность», – атакуй, – вдруг вспомнилось мне одно из выражений моего японского наставника, и я стал ждать, продолжая неподвижно лежать с закрытыми глазами. Спустя какое-то время в дверь купе постучали условным стуком. Один из немцев встал и открыл специальным ключом дверь. Кто-то вошел, закрыл за собой дверь и что-то сказал. Судя по тону, он отдал какой-то приказ. В ответ один из охранников коротко и лаконично отрапортовал. Тут было два варианта развития событий. Охранник либо сообщил, что все в порядке, либо, что он все выполнит. После того, как его начальник покинул купе, дверь была снова закрыта, но охранник не сел, а вместо этого подойдя к столику, начал что-то делать. Еле слышный металлический лязг, какой-то неясный шум, и вдруг раздался характерный хруст стекла, который все мне объяснил – мне собирались ввести новую дозу снотворного. Один из охранников откинул плед, затем наклонился надо мной и… Внезапность нападения и секундная растерянность охранников свели на нет все их преимущества, а вот с соблюдением тишины вышло не совсем хорошо, так как второй охранник умер не сразу. В любом случае ему надо сказать спасибо, он тоже пытался соблюдать тишину и захрипел уже в бессознательном состоянии, будучи в агонии. Последующие несколько минут я выворачивал карманы охранников, ища ключ от наручников, который нашелся в жилетном кармане второго охранника. Только я успел освободить руки, как раздался условный стук в дверь. Резко распахнув дверь, я увидел, стоящего в полном замешательстве человека. Секунды его растерянности мне хватило, чтобы молниеносно втащить его в купе. Закрыв дверь, обыскал его, но ничего для себя интересного не обнаружил. – Где мои вещи и документы? Он ответил мне на немецком языке, при этом пожимая плечами, дескать, он не понимает, что от него хотят. – Нихт ферштеен? – уточнил я. – Я. Я, – ответил он мне снова на немецком языке. – Значит, не понимаешь русского языка, – подвел я итог нашему диалогу. – Что ж, придется приступить к его ускоренному обучению. Окато в поисках своего стиля в искусстве рукопашного боя, как оказалось, много времени посветил юби-дзюцу – искусству поражения болевых и шоковых точек пальцами и теперь постепенно передавал мне эти знания. «Вот тебе и практика». Несколько тычков пальцами, и тело немца, судорожно задергавшись, начало медленно сползать на пол. Его рот был открыт, но из парализованного горла не доносилось ни звука. Спустя время я наклонился над ним и по зрачкам определил, что он еще находится в шоковом состоянии, но ужеможет слышать и понимать меня. – Ты можешь ответить мне на несколько вопросов или умереть. Выбирать тебе. Он еще не пришел в себя окончательно, но сумел кивнуть головой, невольно выдав себя этим жестом. Я усмехнулся. – Где мои вещи и документы? – В моем купе. В саквояже, на багажной полке. – Вставай. Идем. С моей помощью он утвердился на ногах, после чего мы перешли в его купе. Первым делом я убедился, что педантичные немцы оставили все мои вещи на месте, затем засунул в карман документы и сел напротив немца. Быстро оглядел его: крепок, жилист, подтянут, костюм от хорошего портного, и пахло от него хорошим одеколоном. В глазах страх и растерянность. Слишком резко и неожиданно все произошло для Дитриха фон Лемница. Целью его жизни была успешная служебная карьера, и это поручение должно было стать новой ступенькой к продвижению, к тому же, как сказал его начальник, император умеет быть благодарным. «Вот только мне никто не сказал, что этот человек – хладнокровный убийца». – Даю вам шанс, при этом сразу говорю: мне не нужны военные тайны, так что никакого урона ваша честь не понесет. Хочу знать только то, что касается лично меня. Так как, наш разговор состоится? Ему было больно и страшно, судя по его бледному и напряженному лицу, по бисеринкам пота, выступившим на лбу. – Спрашивайте, – ответил он хриплым от еще не отпустившей его боли голосом. – Где мы? – Мы еще в Швейцарии и сейчас подъезжаем к границе. – Вас здесь кто-то встречает? – Нет, – сразу ответил он. – Вы меня везли к императору? – Да, – ответил он, сразу, не колеблясь. – Кто еще знает обо мне? – Только его величество и начальник генерального штаба Эрих фон Фалькенхайн, мой непосредственный начальник. – Еще есть охрана в вагоне, кроме вас? – Нет. Разрешите, я достану платок? Мне надо вытереть пот. – Ради бога, – я подождал, пока тот промокнет свой лоб, и снова начал спрашивать: – На меня в Петербурге было совершено покушение. Ваша работа? – Не знаю, о чем вы говорите. Судя по всему, он не врал… или просто не знал. – Где остальные русские? – Кто? – он сделал наивные глаза. – Ваш шанс выжить уменьшается прямо на глазах. – Кроме вас, мне никто не известен. Мне только вас передали. И все. Поверьте мне! Я внимательно и цепко следил за его глазами: ни в его тоне, ни в них не было даже намека на ложь. – Пока верю. Мария Закревская ваш человек? Вопрос оказался неожиданным, в его глазах что-то мелькнуло, но он все же предпочел соврать. – Мне неизвестна эта женщина. – Вы нагло врете. Остатки гордости заставили его вскинуть подбородок, но, наткнувшись на мой жесткий взгляд, он смешался и отвел взгляд. – Мне довелось слышать эту фамилию. Но это все, – почти выдавил из себя признание немец. – Давно она работает на Германию? – Не могу знать. – Место вашей службы? – Главный генеральный штаб. Офицер по особым поручениям, – на этот раз он ответил четко, без запинки. – Странно. Почему вам, офицеру штаба, поручили похищение человека? Ведь это дело разведки. – Так получилось, – ему не хотелось отвечать, но, вновь наткнувшись на мой настойчивый взгляд, понял, что объяснить придется, и продолжил: – Будучи доверенным лицом начальника генерального штаба, я с самого начала был привлечен к этому делу. К тому же знаю русский язык. – Благодарю вас. Это все, что мне хотелось узнать. Передавайте привет Вильгельму. Надеюсь, он поймет. После моих слов в его глазах появилась надежда, но ей было не суждено сбыться. Я встал, при этом делая вид, что собираюсь выходить, а в следующее мгновение моя вальяжная неторопливость сменилась стремительностью смертельного удара. Фон Лемниц умер прежде, чем понял, что его жизни пришел конец. Тело медленно завалилось на бок и уже начало сползать с дивана, как я поддержал, уложив его на диван, а затем придал положение спящего человека и накрыл его пледом. Снова перебрал свои вещи в саквояже. Все три глушителя к пистолету оказались на месте. С их изготовлением была целая история. Мастер, которому я их заказал, здорово намучился с их изготовлением. Внутреннюю схему глушителя я помнил с картинок в Интернете, но толком объяснить не мог и сумел только кое-как нарисовать. Только с пятой модели получилось нечто путное, но и здесь была закавыка: почему-то глушители выходили из строя после пяти-шести выстрелов. Именно поэтому пришлось взять несколько штук про запас. Один из них положил во внутренний карман пиджака, остальные вернулись в саквояж. Туда же положил два браунинга с четырьмя запасными обоймами, взятыми у охраны. «Вроде, все. Теперь мне надо попасть в Берн. Выйду на станции, предварительно закрыв купе. Когда состав уйдет, я тем временем сяду на обратный поезд. Ну, а дальше по обстоятельствам». Определившись со своими действиями, я стал смотреть в окно, а спустя короткое время, поезд, резко сбавив скорость, стал подъезжать к станции. В окне мимо меня проплывали домики местных фермеров, поля и огороды, а еще спустя несколько минут сельская идиллия сменилась на городской пейзаж. Надев пальто, стал дожидаться полной остановки поезда. Под звон станционного колокола, крики носильщиков и голос проводника, что-то громко объявляющий толпящимся у вагона пассажирам, я вышел из купе. Сойдя на перрон, стал неторопливо пробираться через суетливую и многоголосую толпу к небольшому зданию вокзала, как вдруг неожиданно почувствовал на своей спине чей-то чужой взгляд. «Соврал немец. Они там не одни были». Войдя в здание вокзала, резко свернул и подошел к большому окну, выходившему на перрон. Несколько минут наблюдал, но ничего подозрительного не заметил. «Неужели показалось? – но уже через секунду мое мнение поменялось. – Не показалось». Из вагона выскочил проводник. Мужчина с длинным носом и пышными усами. Его бледное лицо и выпученные от страха глаза говорили о том, что он или работал на германскую разведку, или был просто куплен, но так или иначе, увидев меня выходящим из вагона, забеспокоился, открыл купе и обнаружил трупы. Несколько секунд он стоял, дико озираясь, но стоило ему увидеть полицейского, как сразу кинулся к нему со всех ног. Я, в свою очередь, развернулся и, не торопясь, чтобы не привлекать излишнего внимания, вышел из здания железнодорожного вокзала. Идя по улице, я пытался придумать оптимальный вариант своего возвращения в Берн. Самый простой способ – это возвращение на вокзал и покупка билета на обратный поезд, но он уже был нереален. Проводник меня опишет полиции, и первым под наблюдение попадет вокзал и близлежащие улицы, а затем патрули и филеры начнут прочесывать город. Следовало искать другой способ. Уже, когда я шел по центральной улице городка, мне стало понятно, что здесь мне не укрыться. В нем проживало семь-восемь, ну, может, десять тысяч жителей. К тому же они тут все друг друга знают, а значит, чужак, особенно моих габаритов, здесь будет на виду. «Надо как-то исчезнуть». Время у меня пока было, так как от Пашутина я знал, что местные службы неторопливы и педантичны в своих следственных действиях, но он же и предупредил, насколько цепко и внимательно они ведут поиски преступника. Меня не готовили как разведчика, к тому же у меня не было богатого опыта Пашутина, так что приходилось что-то выдумывать прямо на ходу. «Надо убраться из города. Вот только как? Вокзал отпадает. Может, у них есть какое-то транспортное сообщение с другими городами? Или просто уйти из города, а там по дороге уже искать попутную машину? Эх. Знал бы язык, насколько все было бы проще». Единственное, с чем мне пока везло, так это с погодой. Наступили сумерки. Моросил мелкий, нудный дождь, и казалось, что воздух насквозь пропитался влагой. Уныло обвисли ветви деревьев, а пожухлая трава аккуратных газонов стелилась по мокрой земле. Редкие прохожие, подняв воротники теплых пальто, не глядя по сторонам, торопливо спешили по своим делам. «В отель идти нельзя, их проверкой займутся в первую очередь. Попробовать снять комнату, а рано утром уйти? Хм. Вот только как объясниться?» Среди моих вещей в саквояже был русско-немецкий разговорник, но даже с ним у меня было мало шансов найти жилье в незнакомом городе. Я уже начал склоняться к тому, чтобы найти в пригороде какой-нибудь сарай для ночевки, как вдруг услышал громкие крики. Они резким диссонансом вписывались в вечернюю тишину провинциального городка, где, похоже, даже собаки не имеют привычки громко лаять. Мысль о том, что мне безразлично куда идти, заставила меня свернуть в сторону шума. Вывернув из-за угла, понял, что источником громких звуков была какая-то старуха, стоявшая на пороге дома. Ее голос был хриплый и каркающий, словно одна из здешних мокрых ворон неожиданно обрела человеческий облик. Спустя мгновение мне стало понятно, что она кричит на молодую женщину, стоявшую по другую сторону маленького заборчика, окружавшего небольшой цветник перед домом, в окружении двух обшарпанных чемоданов, большой корзины и маленькой девочки, которая прижимала к себе куклу. Что произошло, понять было нетрудно. Эту женщину по какой-то причине выставили из дому, но она местная, а значит, знает, где можно устроиться на ночлег. «Ей, похоже, тоже надо где-то ночевать. Так, попробуем решить эту проблему вместе», – не успел я так подумать, как старуха с грохотом захлопнула за собой дверь. Пару минут я наблюдал за женщиной, надеясь, что она куда-то пойдет, но она по-прежнему продолжала стоять, глядя куда-то в пространство. Тогда я решил действовать сам. Подойдя к ней, я остановился напротив нее, но она словно не видела меня, в отличие от дочери, которая сразу спряталась за спину матери. – Фрау! Вас ист… Помощь… нужна?! – спросил я ее, мешая русские и немецкие слова. Женщина вздрогнула и уставилась на меня. Отчаяние ее было настолько глубоко, что она настолько ушла в себя, что ничего не видела вокруг, но спустя несколько секунд словно очнулась и с испугом уставилась на меня. – Фрау… Черт! Как же с тобой говорить?! Она робко спросила меня что-то по-немецки, на что я ответ покачал головой: – Нихт ферштеен. Страх из ее глаз исчез. Она на какую-то секунду задумалась, потом спросила меня: – Руски? – Я! – ответил ей по-немецки, а затем добавил: – Русский. Стоило ей понять, что перед ней иностранец, как она снова растерянно замолчала, не понимая, что тому от нее надо. Пришлось мне снова продолжить разговор. Я сначала показал на нее пальцем, потом на себя, после чего сказал: – Хаус. Снять квартиру. Фюр ди нахт. На ночь, понимаешь? Когда она никак не отреагировала на мои слова, я ткнул пальцем в нее, а затем в себя, после чего достал бумажник. Этим я хотел сказать, что деньги есть, осталось только найти жилье, но, как и должно было случиться, женщина все поняла по-другому. Это было видно по ее залившемуся красной краской лицу, но уже то, что она не закричала и не попробовала меня ударить, давало мне определенную надежду. В наступивших сумерках трудно было что-то разглядеть на ее лице, но спустя минуту она кивнула головой в знак согласия, при этом даже попыталась улыбнуться, видимо, старалась начать играть роль шлюхи, но судя по чуть подрагивающим губам, она охотнее бы сейчас зарыдала во весь голос. «Дура швейцарская!» – подумал я, а вслух сказал по-немецки: – Идем. Где? Женщина с минуту думала, потом взяв за руку дочку, а в другую руку – корзину, посмотрела на меня, а потом на чемоданы. Я взял ее багаж, и мы пошли, петляя по улочкам, пока спустя какое-то время не подошли к двери двухэтажного дома. Она постучала, а через минуту на пороге показалась плотная, высокого роста женщина. После короткого разговора, во время которого хозяйка дома не раз бросала в мою сторону любопытные взгляды, нас пригласили в дом. Я поставил вещи, затем поздоровался с хозяйкой по-немецки: – Добрый вечер, фрау. Она мне ответила и замерла выжидающе. «Все правильно. Швейцарцы – люди практичные, поэтому надо начать с оплаты. Это должно произвести впечатление и сгладить ненужные шероховатости». Достав бумажник, я вытащил пачку денег, тем самым демонстрируя перед женщинами свою состоятельность. При виде денег губы у хозяйки растянулись в холодно-вежливой улыбке. Ей, судя по всему, понравился мой деловой подход. Зная покупательную способность местных денег, я отделил банкноту в десять франков и протянул ее хозяйке. Та быстро сунула ее в большой карман на переднике и, растянув губы в вежливой улыбке, показала на лестницу, ведущую наверх. Взяв вещи, я направился к лестнице. Комната оказалась спальней, в которой стояла большая двуспальная кровать, зеркало-трюмо, пара стульев и кушетка. Хозяйка коротко переговорила с моей попутчицей и ушла. Та уже начала расстегивать пальто, но, заметив мой взгляд, замерла и покраснела. Нервничая, несколько раз обвела взглядом комнату, после чего начала снимать пальтишко с дочки, которая стояла посреди комнаты с удивленным и непонимающим лицом. Девочке, наверно, было лет пять, но, на удивление, она не капризничала и почти ничего не говорила. Только когда мать посадила ее на кушетку, она что-то ей сказала, после чего та сразу посмотрела на меня. Поймав ее вопросительный взгляд, я спросил по-немецки: – Что? Она сказала, но сразу увидела, что я ничего не понял, показала жестом, что ест. Я согласно кивнул головой, достал бумажник и спросил: – Кафе? Услышав знакомое слово, она поняла, что я хотел сказать, и начала говорить, но сразу спохватилась и стала тыкать пальцем в пол, а потом показала жестом, что ест. Хозяйка пригласила нас на ужин. Я так и не понял: входит ужин в оплату жилья или нет, но решил, что надо расплатиться с женщиной за ее помощь, и пусть она понимает, как хочет, после чего протянул ей пятьдесят франков. При виде банкноты она вздрогнула, словно ее хлыстом ударили, жутко смутилась, покраснела, но деньги взяла и, опустив голову, стараясь не смотреть на меня, неловкими, судорожными движениями стала снимать с себя пальто. Она была молода, довольно мила и имела неплохую фигуру, правда, ее светло-коричневое платье, купленное на какой-то дешевой распродаже, сидело на ней бесформенной массой, по большей части скрывая все то, что дала ей природа. Сняв пальто, я повесил его в шкафу, после чего подошел к трюмо и стал рассматривать семейные фотографии. Хозяйка и ее муж, большой и крупный мужчина. На двух фото он был снят одетым в мундир. Ткнув пальцем, я спросил по-немецки: – Солдат? Она подошла, затем отрицательно покачала головой и повторила несколько раз: – Нет. Не солдат. Нет. – Ладно, бог с ним. Как тебя зовут? – и показал пальцем на нее. Она, видно, поняла мой вопрос, в очередной раз покраснела и сказала: – Магда, – потом подошла к девочке, сидящей на кушетке и играющей с куклой, погладила ее по голове и сказала: – Эльзи. Я ткнул себя пальцем в грудь и сказал: – Сергей. Она натянуто улыбнулась. В этот самый миг пришла хозяйка с постельным бельем и пригласила нас к столу. Ужин прошел почти в полной тишине, не считая нескольких фраз между Магдой и хозяйкой дома. Встав из-за стола, я на несколько секунд задержался у фотографии ее покойного мужа, судя по траурной ленте, висевшей на ней. Хозяйка, стоя у стола, назвала его имя и что-то добавила по-немецки. Я не понял, и она, видя это, подошла к фото и ткнула пальцем в погоны его формы. Я пожал плечами. Секунду она соображала, а потом поманила меня к лестнице. Зайдя в спальню, она подошла к шкафу, достала откуда-то из глубины мундир своего покойного мужа, и только теперь я, разглядев петлицы, понял, что тот когда-то был почтовым служащим. – Почта? – спросил я. Видно, она уловила что-то знакомое в слове, так как закивала головой и несколько раз сказала: – Да. Да. Мне больше ничего не оставалось, как сказать «Гут» и тем самым завершить наш разговор. Хозяйка ушла, и мы остались одни. Магда стала играть с дочкой, а я, сев на стул, стал прокручивать в голове пришедшую мысль, а когда они вышли, сразу подошел к шкафу. Сбросив пиджак, примерил мундир, но он оказался мне мал, зато шинель, если ее надеть прямо на рубашку, оказалась мне впору, так же как и зимняя шапка с кокардой. Пока я переодевался, Магда, молча, бросила на меня пару удивленных взглядов, но на этом все закончилось. «А больше мне ничего и не надо. Если бы только Магда согласилась поехать. Хм. Почтовый служащий вместе с женой и дочерью едет в Берн». Потом женщина с дочкой спустились вниз, и их какое-то время не было, а когда вернулись, Магда принялась укладывать девочку спать на кушетке, но я, подойдя к ним, жестами объяснил ей, что они обе будут спать на кровати, а мне оставят диванчик. Женщина, наверно с минуту, удивленно смотрела на меня, потом взяла дочку и перенесла ее на кровать. Когда девочка заснула, Магда в некоторой растерянности сидела на кровати, искоса бросая на меня взгляды. Пришло время рассчитываться, но как? Я приложил палец к губам, а затем поманил ее к себе, жестом показывая, чтобы она села рядом. Со смущенным и красным лицом она неловко села рядом, опустив глаза. Я достал разговорник и под ее удивленным взглядом стал составлять фразы. – Магда. Ехать в Берн. Со мной. Она начала говорить, но опомнилась и ограничилась короткой фразой, которую мне удалось понять, найдя нужные слова в разговорнике: – Согласна. У меня родная сестра в Берне. Снова перелистал разговорник и выдал следующую фразу: – Мне нужна одежда, – после чего ткнул пальцем в фотографию. Она недоуменно на меня посмотрела, но когда я добавил, что хочу купить, она удивленно посмотрела на меня, но тут же закивала головой, дескать, поняла. «Надеюсь, что ты действительна поняла». Она начала говорить, но в следующий момент оборвала сама себя и ткнула пальцем в пол: схожу, узнаю. Я согласно кивнул головой. Владелица дома оказалась практичной женщиной и без всяких вопросов назначила цену в семьдесят франков. Я отрицательно покачал головой и дал ей банкноту в пятьдесят франков. Хозяйка взяла ее, при этом не смогла сдержать довольной усмешки. Судя по всему, она явно не прогадала. Мы снова остались одни. Магда, сидя на кровати, бросила на меня пару смущенных взглядов, в ответ я встал, прикрутил лампу, а затем прилег на диванчик и демонстративно отвернулся. После чего шорохи и скрип пружин сказали мне, что она легла. Выждав десять минут, повернулся и сел, при этом невольно бросил взгляд на кровать, но что-то увидеть под пышной периной на необъятной кровати было трудно. Сняв рубашку и брюки, остался в нательном белье. Только начал снова устраиваться на диванчике, как со стороны кровати раздались шорохи, а затем послышался звук еле слышных шагов. Я приоткрыл глаза. Магда стояла передо мной, в ночной рубашке. Керосиновая лампа света давала мало, но и его хватало видеть, как ходит от волнения ее грудь. – Сергей. Когда прозвучало мое имя, стало понятно, что она не мимо проходила, а пришла отдать долг вежливости. Если это можно так назвать. Мой взгляд невольно остановился на низком вырезе, из которого виднелась ложбинка меж двух высоко стоящих упругих грудей. Неожиданно мне захотелось их потрогать, почувствовать их упругость. Увидев мой жадный взгляд, женщина напряглась и снова, как девочка, покраснела, но, переломив себя, слабо улыбнулась, а затем, резко опустив руки, схватила за подол ночной рубашки и резко задрала ее, желая снять. Не знаю, насколько она сознавала красоту своего тела, но задранный подол обнажил отлично сложенное, а от этого еще более соблазнительное, женское тело с бесстыдно торчащими грудями. Я вскочил, даже не зная, чего хочу, но ночная рубашка уже упала на пол, а ее руки легли на мои плечи. Ночь, как мне вначале думалось, оказалась не длинной, а наоборот, удивительно короткой, и все благодаря пылкой страсти Магды, у которой, судя по всему, давно не было мужчины. Посадка на поезд прошла без малейшей заминки. Я поймал на себе несколько внимательных и цепких взглядов полицейских, но никто из них так и не смог до конца поверить в то, что почтовый чиновник, идущий по перрону с женой и маленькой дочкой на руках, и есть разыскиваемый убийца. Спустя четыре с половиной часа мы прибыли в Берн. Я помог Магде устроиться в маленькой гостинице, расположенной недалеко от вокзала, оплатив трое суток, после чего отдал ей еще сто франков, за что удостоился нежного объятия и поцелуя. Мы оба помогли друг другу, оба выполнили друг перед другом обязательства, как это понимали, а теперь могли быть свободны. Выйдя из отеля, я оглянулся по сторонам и, завидев кофейню, зашел в нее. Если у Магды ее трудности шли к концу, то у меня они только начинались. Надо было решать, что делать дальше. Впрочем, план, в общих чертах, определился у меня в голове еще по дороге. В его основе лежал визит к шпиону-двойнику – Марии Леопольдовне Закревской, адрес которой мне был известен, вот только шансы, что она будет на месте, были пятьдесят на пятьдесят. Если немецкая агентура в курсе, что мне удалось бежать, то ее уже переселили в другое место, а меня в номере ждала засада, а если нет, то у меня был шанс прояснить судьбу моих товарищей. Я не знал, что проводник вагона являлся внештатным сотрудником немецкой разведки. Ему платили за то, чтобы он, не вмешиваясь, чисто визуально контролировал доставку груза или человека. Если что-то шло не так, он должен был сразу позвонить и сказать кодовую фразу – своего рода пароль, означающий, что операция провалена. Так он и сделал, поэтому германский резидент в Берне уже спустя час знал, что «посылка» до Берлина не доехала, после чего сам позвонил своему начальству. Не успел он сообщить о провале, как на его голову посыпались угрозы, а на его попытку оправдаться, что это не его вина, ему предложили выбор: или он найдет Богуславского за тридцать шесть часов, или по истечении этого времени пустит себе пулю в лоб. Спустя три часа вся германская агентурная сеть была поставлена на ноги, все полицейские и швейцарские спецслужбы, состоящие на зарплате у германской разведки, получили приметы человека по фамилии Богуславский и принялись за его поиски. Все места, куда он мог прийти, начиная с номера отеля Закревской и кончая центральным вокзалом Берна, были перекрыты. Я не знал, что Магда с дочкой снова отвели от меня подозрение местной полиции, как только мы прибыли на вокзал, в Берн. Моя атлетическая фигура и незнание языка могли выдать меня в любую секунду. При этом понимая, что играю с огнем, я все же решил не мудрить, а идти напролом – прямо в отель к Закревской. Шел к отелю, петляя в узком лабиринте улочек и старательно избегая людных мест, хотя при этом дважды заблудился, но вышел к гостинице сам, никого не спрашивая. Уже на подходе к парадной двери отеля я вдруг заметил, что внимание большинства людей, идущих по улице, обращено на кого-то, кто шел впереди меня. Чуть ускорив шаг, я догнал идущую впереди необычную парочку. Первым шел юноша-курьер в униформе, несущий корзину цветов, при этом сама корзина и ее ручка были оплетены цветными лентами, а за ним важно вышагивал щеголеватый молодой человек, в желтом пальто, белом в черную клетку шарфе и белой кепке-букле. Только я подумал: «Куда этот расфуфыренный павлин направляется?», как курьер, а за ним «желтое пальто» свернули к двери отеля. Теперь я знал, куда они идут. Это был, похоже, очередной воздыхатель несравненной мадемуазель Мими с цветами и признанием в любви. Пристроившись рядом, я изобразил на лице веселую улыбку, при этом старательно делал вид, что мы идем вместе. Войдя в отель и зайдя в кабину лифта вслед за «павлином», я напрягся. Если меня ждут наверху, у двери лифта, то при желании просто расстреляют в две секунды. Лифт загудел, поднимая нас на третий этаж, а затем, лязгнув, в последний раз остановился. Когда мы вышли, то молодой человек, увидев, что я иду вместе с ними, секунду соображал, а потом нахмурился. Угадать его мысли было нетрудно: конкурент. У меня тоже исчезли сомнения в том, куда идет этот франт. Мы обменялись презрительными взглядами, но конкурент, очевидно, оценив ширину моих плеч, ничего не сказал, решив ограничиться громким хмыканьем. Агент, находившийся в вестибюле отеля, увидев меня, сразу позвонил наверх, вот только с ходу он не мог понять, я один или эти двое составляют мое прикрытие. Немец, несмотря на то, что не знал русской пословицы: кашу маслом не испортишь, решил сказать, что наверх поднимается группа, а там сидящие в засаде пусть сами разбираются. Паулина Вайс, изображавшая горничную, была на хорошем счету у резидента немецкой разведки в Берне, и не только потому, что какое-то время они были любовниками. Она имела хорошую внешность, точеную фигурку, но этим ее достоинства не ограничивались, помимо этого она умела хорошо работать головой, метко стрелять, а совести у нее было не больше, чем у отпетого рецидивиста. Стоило нам выйти из лифта и пойти по коридору, как она сразу покатила нам навстречу тележку с принадлежностями, необходимыми горничной для работы. Ей предстояло определить, являются ли сообщниками русского агента франтоватый мужчина и курьер? Если «да», то дважды стукнуть в соседний, рядом с Закревской, номер и сказать условную фразу: «Господин, вы просили разбудить!», которая означала: требуется поддержка. В этом номере находились двое боевиков, предназначенных для силового захвата противника. Для захвата меня у нее в кармане белоснежного передника лежал специальный пистолет, стреляющий капсулами со снотворным. В принципе снотворное она собирались использовать, как только русский постучится в номер Закревской, но стоило ей увидеть, что вся троица остановились у номера певицы, то решила не рисковать и вызвать поддержку. Остановившись у соседней двери, «горничная» дважды стукнула, после чего произнесла условную фразу. Курьер только занес руку, чтобы постучать, как из соседнего номера выскочили два плечистых молодых человека с оружием в руках. Все, кто был в коридоре, на какое-то мгновение замерли, одни от испуга и неожиданности, другие – оценивая обстановку, перед тем как действовать. Паф! Паф! Паф! Хотя на стволе моего пистолета был глушитель, звуки все равно были достаточно громкими, и я не стал ждать, когда выскочит кто-нибудь еще, а вместо этого помчался к лестнице, а по ней вниз, к выходу. Все произошло настолько неожиданно и быстро, что курьер и франт в каком-то оцепенении несколько секунд смотрели, как сползают по белоснежным стенам, оставляя за собой красные дорожки, мертвецы с простреленными головами. Потом почти одновременно заорали и кинулись бежать. Услышав их вопли, два агента германской разведки, мужчина и женщина, находившиеся в номере певицы, выскочили в коридор. Стоило им увидеть трупы своих коллег, они, в свою очередь, кинулись на крики, хотя ничего не понимали, кроме одного, что, возможно, операция провалилась. Не успел я сбежать по лестнице, как перешел на спокойный шаг, чтобы не привлекать излишнего внимания. Я уже пересекал вестибюль, как стали слышны крики, которые мгновенно привлекли внимание служащих и гостей отеля. Воспользовавшись этим, я вышел, а затем, свернув за ближайший угол, стал кружить по улицам и проулкам города, проверяясь, нет ли за мной хвоста, как учил Пашутин. Ходил я так не менее часа, пока не решил, что за мной никто не идет следом, а затем зашел в первую попавшуюся на глаза кофейню. – Кофе, пожалуйста, – попросил я по-немецки у подошедшей официантки. Сидя с чашечкой дымящегося кофе, я стал смотреть сквозь стекло на улицу и думать, как мне поступить дальше. Передо мной стоял единственный и в то же время жизненно важный вопрос: ЧТО ДЕЛАТЬ? Оставшись один, без знания языка, в чужой стране и имея на хвосте немецкую разведку, я с каждым часом терял шансы на выживание. Попытка выяснить судьбу своих товарищей провалилась, и не по моей вине. Обвинить себя в том, что ничего для их спасения не предпринял, я не мог, но Пашутин в этой еще непривычной для меня эпохе неожиданно стал для меня первым (и пока единственным) другом. Как его можно бросить на произвол судьбы? К тому же оставался еще один, пусть слабый, шанс. На подобный случай мы, с Сухоруковым, получили от полковника соответствующие инструкции, которые требовалось применить только потеряв связь с другими членами группы. Причем сам Пашутин скептически отнесся к этой инструкции, заявив, что в случае прямой угрозы надо брать руки в ноги и бежать в сторону границы, а там добираться до России. Суть ее состояла в следующем: при потере связи или контактов агент должен был с двенадцати до часа дня находиться у входа в артистическое кафе под названием «Грустный Арлекин». Ожидать встречи он должен был два дня подряд, а если никто за это время не явится, рассчитывать только на самого себя. «Сегодня я опоздал. Значит, пойду завтра, а пока надо найти жилье на сегодняшнюю ночь и разведать обстановку возле „Арлекина“».Глава 12
Нужное мне кафе под необычным названием «Грустный Арлекин» нашлось в двадцати минутах неспешной ходьбы от центра города, на небольшой площади – перекрестке четырех узких и извилистых улочек. Еще на подходе были слышны взрывы смеха, а стоило подойти поближе, увидел источник столь громких звуков – пестро одетую группу подвыпивших актеров, очевидно, завсегдатаев этого места. Сейчас один из них что-то громко и оживленно рассказывал, при этом подчеркивая наиболее яркие и острые моменты мимикой и жестами, что вызывало веселые выкрики и смех его слушателей. Об этом кафе Пашутин сказал так: излюбленное место художников и артистов, которые звезд с неба не хватают. Они забегают сюда выпить кофе, опрокинуть рюмочку-другую, обменяться новостями или отпраздновать какое-либо торжество. Уже проходя мимо, я увидел, как распахнулась дверь заведения и на пороге показались две слегка покачивающиеся мужские фигуры. «Хорошо набрались», – только я так успел подумать, как вдруг один из них резко остановился, сдернул с головы шляпу и, подняв лицо к темно-серым тучам, висящим над головой, затянул какой-то заунывный монолог. Веселой компании это явно не понравилось, и они, тут было ясно и без перевода, предложили отправляться солисту ко всем чертям. Приятель, видно, более трезвый, осознав опасность, резко дернул за рукав чтеца-декламатора, который от его рывка чуть не упал и сразу заткнулся, после чего потащил его за собой от греха подальше. «Хм. Интересно, каково здесь живется местным жителям при таких сольных выступлениях?» Эта мысль мелькнула у меня в голове и тут же пропала, пока я шел по улице, отмечая в памяти расположение магазинов, арок и проходов между домами, при этом мысленно рисуя для себя схему, где отправной точкой стал перекресток улиц перед кафе. Через дорогу напротив «Грустного Арлекина» расположилось сразу несколько лавок, где торговали зеленью, мясом и мелкой бакалеей. На противоположной стороне маленькой площади находились магазины другого рода, рангом повыше, но в какой-то мере связанные с миром искусства. Первым от угла шел букинистический магазин, за ним антикварный, а дальше всех – ювелирный. Пройдясь по улочкам, я попытался наметить наиболее подходящие пути отхода, а также выстроить план своих действий на завтра исходя из местности, а кроме того, кое-каких предположений. Я исходил из того, что германская разведка уже знает, что я приехал в Берн и стараюсь выйти на своих товарищей. Если Пашутина и Сухорукова взяли, то из них могут вытащить сведения о месте встречи, чтобы поставить мне новую ловушку. Так проще и надежней, чем искать наугад человека в городе. «Приведут, скорее всего, одного. Не будут рисковать, к тому же немцы тоже просчитают ситуацию, но при этом они знают, что сила на их стороне. Значит, надо как-то уравнять силы. Вот только как? Я ведь не профи в подобных делах. Место открытое и скрытного пункта наблюдения здесь найти невозможно. Если только не купить лавку целиком, что просто нереально. Конечно, можно пригрозить хозяину оружием… Хм. Оружием… Ограбление! Вот что мне надо! Только не лавки, а ювелирного салона! Он, насколько я знаю, находится от „Арлекина“ дальше всех остальных магазинов, и поэтому ставить там агента для наблюдения немцам нет смысла. Ха! Похоже, я нашел решение проблемы!» Когда я снова вышел к ювелирному магазину, наступили сумерки. Витрина магазина была ярко освещена, а сквозь стекло видно, как продавец, льстиво улыбаясь, показывал колье супружеской паре. Второй продавец, со стороны, со скучающим видом наблюдал за ними. Неожиданно в глубине магазина шевельнулась темная фигура, которая чуть позже вышла свет. Это был охранник. «То, что надо! Вхожу в магазин, изображаю ограбление, а затем иду на встречу. Думаю, пяти минут продавцам хватит, чтобы позвонить в участок и вызвать полицию. Хм. А если нет? Вообще-то это дело нельзя пускать на самотек… Надо самому. Над этим вопросом надо будет хорошенько подумать. Кстати, надо еще прикинуть, что у меня с оружием… и защитой. Погоди-ка! Я же видел оружейный магазин, когда искал отель. Вот куда мне надо заглянуть!» Весь вечер, а также утро следующего дня у меня были предельно заняты подготовкой к встрече. Она была единственным шансом как-то исправить положение, а любая ошибка в моем плане могла мне стоить жизни или плена. Даже неизвестно, что хуже. Всего предугадать невозможно, но, тщательно подготовившись, можно рассчитывать на удачу, так как победы в моем положении не предвиделось. Почему? А где это видано, чтобы победители спасались бегством от противника? А так оно, скорее всего, и будет! У меня мелькнула мысль прийти перед встречей на место и оглядеться, но подумав, решил этого не делать. К сожалению, рост и ширина плеч очень сильно выделяли меня из толпы, а значит, меня могли заметить и проследить. У меня и сомнений не было, что немцы, организовывая засаду, посадят агентов и боевиков во все более или менее скрытные места, вокруг «Арлекина». Без десяти двенадцать я подошел к ювелирному магазину. Зайдя в магазин, повернул табличку на двери с «Открыто» на «Закрыто», после чего оглушил кулаком охранника, затем достал пистолет и загнал в дальний угол магазина покупательницу и двух продавцов. – Где телефон?! – спросил я по-немецки у продавцов. Один из них робко указал на противоположную стену. На ней висел солидный ящик, украшенный завитушками и массивной трубкой. Взяв упирающегося продавца за плечо, я подтащил его к телефону и дважды повторил: – Ограбление! Полиция! Звони! Все эти слова я вчера почерпнул у своего портье, который чуть с ума не сошел, пока не понял, что мне от него надо. Продавец сначала вытаращил на меня глаза, пытаясь понять, правильно ли он меня понял или нет, но когда я повторил в третий раз, при этом выразительно качнув стволом пистолета, он схватил трубку, потом стал повторять как попугай, с испугом глядя на меня: – Полиция! Ограбление! Полиция! Потом еще с минуту отвечал на вопросы дежурного полицейского, но стоило ему продиктовать адрес, как я вырвал из его руки трубку и бросил ее на рычаг, после чего улыбнулся ничего не понимающему продавцу и сказал: – Гут! Шнель! Комм! Отправив ничего не понимающего продавца в угол к остальным заложникам, я убрал пистолет в кобуру, достал часы и щелкнул крышкой. Без минуты двенадцать. Спрятав часы, я повернулся к заложникам и снова улыбнулся. – Гут! Зер гут! Но заложники, несмотря на мою улыбку и успокаивающие слова, не торопились расслабляться, очевидно, приняв меня за сумасшедшего. Подойдя к двери, выглянул наружу. Кругом было тихо и спокойно. Несколько минут постоял, а потом медленно пошел к месту встречи. «С богом, Сергей Александрович!» – только я успел так подумать, как увидел фигуру Пашутина, стоявшего недалеко от входа в кафе. Лицо его было бледным и напряженным. Стоило ему увидеть меня, как он отвел глаза и сделал вид, что не узнает. Я продолжал шагать по улице, неторопливым размеренным шагом, а сознание, тем временем, отмечало возможные очаги опасности. Вот из овощной лавки вышла молодая женщина и направилась ко мне. В одной руке у нее была открытая сумочка, в которой она что-то искала, но не было покупок, а стоило появиться из-за угла двум молодым парням, смеющимся какой-то шутке, я сразу понял, что это игра, так как им не было весело, судя по напряженным взглядам и словно приклеенным улыбкам. Где остальные? Словно отвечая на мой вопрос, из кафе вышли двое атлетически сложенных мужчин, которые довольно ненатурально попытались изобразить выпивших людей. Каждый шаг приближал меня к Пашутину, с каждым шагом росло напряжение. Время внезапно стало тягучим, а минуты тянулись и тянулись, растянутые длинными-длинными секундами. «Где эта чертова полиция?!» – не успел я так подумать, как услышал приближающийся рев моторов. Пришла пора действовать! Вдруг неожиданно сработала моя интуиция, сыграв тревогу. Выхватив пистолет, я резко и неожиданно рванулся с места, держа курс прямо на Пашутина. Спустя секунду раздался отдаленный звук выстрела, и в то же самое мгновение у меня за спиной противно взвизгнула пуля, ударившись о брусчатку и уйдя в рикошет. Мысль о снайпере появилась и мгновенно исчезла, так как сейчас все окружающее меня пространство сместилось на мушку моего пистолета. Мишени были помечены, осталось только жать на спуск. Первая пуля досталась молодой женщине, которая только успела выхватить из сумки пистолет. Краем глаза я видел, как пуля отбросила ее к витрине лавки, слышал крик, а уже в следующее мгновение, выбросив на бегу руку, начал стрелять в сторону «смешливых молодых людей». Один из парней резко дернул головой, словно пытаясь вытряхнуть попавшую в ухо воду, и, обмякнув тряпичной куклой, повалился на мостовую. Второй агент успел еще раз выстрелить в меня и, тут же меняя позицию, отскочил в сторону. Я успел выпустить в его сторону две пули, заставив его инстинктивно пригнуться, и в этот самый момент снова кинуться в сторону, когда раздался быстро приближающийся рокот моторов. Я закричал: – Пашутин, ходу! В этот самый момент ударило сразу несколько выстрелов. Стреляли явно прицельно, «усатый» агент со своим напарником. Две пули больно ударили мне в спину, а одна пробила рукав пальто. Я метнулся пару раз в сторону, сбивая прицел. Снова засвистели пули, но в этот момент на перекресток с ревом выскочили две полицейские машины. Стрельба сразу прекратилась, и я благополучно достиг намеченного мною угла здания. Замедлив бег, оглянулся. Пашутин, очевидно, решил поставить рекорд по скорости, так что почти уже настиг меня. Рассыпавшиеся полицейские кого-то начали преследовать, при этом не обратили на нас особого внимания, видно, посчитали за местных жителей, спасающихся от перестрелки. Исчезнув из поля зрения представителей власти, я перешел на быстрый шаг, и теперь горожане, идущие по своим делам, видели во мне человека, спешащего по срочному делу. Вскоре ко мне присоединился Пашутин. Какое-то время мы петляли по узким, кривым улочкам Берна, пока одна из улиц не привела нас к парку. – Погоди, Сергей. Этот район я неплохо знаю. Тут недалеко есть небольшой отель. Если там прежний хозяин, то мы можем у него остановиться на ночь и решить, что делать дальше. – Идем. Я повернулся, чтобы идти, как он неожиданно воскликнул: – Погоди-ка. Это у тебя что?! Я только хотел повернуться, как он сказал: – Стой так. Раз. Два. И еще третья дырка в рукаве. Это как понять? Ты у нас пуленепробиваемый, что ли?! – А ты как думал?! – ответил я и неожиданно для себя расхохотался, все-таки напряжение давало о себе знать. Расстегнув пальто, я продемонстрировал ему немецкий нагрудник Sappenpanzer образца 1916 года. Он мог одеваться и сзади и спереди, поэтому я приобрел сразу две штуки, превратившись на короткое время в средневекового рыцаря. Пашутин оглядел его, затем пощупал и спросил: – Где взял? – Купил. Почти все деньги, что со мной были, отдал за этот железный наряд. – Гм. Сколько же оно весит твое украшение? – Скромно. Полтора пудика. Он восхищенно покачал головой: – Да ты с таким грузом бежал так, что не любая лошадь за тобой угонится! – Это ты, что ли, та самая лошадь? – Ха-ха-ха! – теперь уже развеселился Пашутин. – Хватит смеяться. Пошли! Подавив очередной смешок, полковник сказал: – Извини. Это от нервов. – Ну как ты? – спросил я его. – Так просто и не скажешь. По дороге мы завернули в магазинчик, купив немного колбасы, сыра и пива. Хозяин маленькой гостиницы, узнав Пашутина, тут же без лишних слов поселил нас в номер. Какое-то время, ничего не говоря, мы просто сидели и жадно пили пиво. Есть не хотелось. Вдруг полковник как-то резко откинулся на спинку стула и стал смотреть на меня, словно что-то искал только ему известное, потом тихо сказал: – Знаешь, я ждал тебя и в то же время боялся, что ты придешь. Ты был моей последней надеждой, Сергей. Я пожал плечами в ответ. Это лирическое начало, похоже, было следствием эйфории, когда человек, приговоренный к смерти, начинает понимать, что каким-то чудом спасся. – Вот только одного не могу понять, зачем тебе так рисковать?! – продолжил он свой монолог. – Другой бы на твоем месте трижды подумал, перед тем как пойти… почти на смерть. Да это самое натуральное самоубийство! Я же человек, который хочет жить, ты это понимаешь?! Вот почему ты сейчас не радуешься жизни?! Ты ведь совершил подвиг, спас жизнь товарища и при этом остался живой! Вот прямо сейчас ты сидишь, пьешь пиво и ухмыляешься. Вот и все твои эмоции! А как ты стрелял! Ты хладнокровно и расчетливо расстреливал германцев, словно те изображали мишени в тире! Я усмехнулся, видя, каким способом этот волевой и сильный человек выплескивает свой накопившийся за эти дни страх. – Ему смешно! Именно поэтому ты мне иногда кажешься отлитым изо льда. – Миша, к чему весь этот разговор? – Не знаю. Просто иной раз хочется убедиться, что ты живой и нормальный человек. – Убедился? Еще один взгляд и ответ-вопрос: – Может, мне, Сергей, пора начинать верить в ангела с железными крыльями? – Это лично твое дело, – недовольно буркнул я, так как разговоры на эту тему меня раздражали. – Да мое. Лично мое, – словно в какой-то задумчивости проговорил полковник, глядя куда-то мимо меня. Он как-то неожиданно сник, и мне было ясно, что его недавний всплеск эмоций не был своеобразной реакцией на освобождение. – Что с тобой, Миша? Он посмотрел на меня. У него был взгляд предельно уставшего человека. – Знаешь, Сергей, вчера ночью я только под утро забылся. Сон был короткий, но яркий и четкий. Митька приснился. Студент был живой, веселый икакую-то мне веселую историю рассказывал. Я внимательно посмотрел на Пашутина. – Он мертв? – Меня взяли утром на выходе из номера, я даже толком не успел понять, что происходит, как получил порцию хлороформа, а очнулся уже спустя несколько часов, в подвале, рядом с телом Дмитрия. Лицо, руки… Его пытали. Вот тогда мне стало по-настоящему страшно. Спустя несколько часов ко мне в камеру пришел глава немецкой разведки в Берне фон Крауф. От Дмитрия он знал о месте встречи и теперь предлагал мне в обмен на свободу сдать им тебя. Услышав его предложение, я сразу дал согласие, потому что из того положения, что я оказался, это был единственный выход. У меня не было желания медленно умирать под пытками, а такой вариант давал мне шанс для побега или пулю, которая намного предпочтительнее медленного и мучительного конца. К тому же я считал, что тебя в Швейцарии уже нет, и был настолько в этом уверен, что стоило мне увидеть тебя, я даже в первый момент не поверил своим глазам. – Ты знал о снайпере? – Еще бы! Его посадили из-за меня, а меня предупредили: только дернись… Погоди! Ведь он стрелял в тебя! Но почему? – Думаю, что они решили сначала ранить меня, а уже потом брать. Думаю, из-за страха, что так со мной не справятся. – Вон оно как, – протянул Пашутин. – А я-то думал, как они тебя упустили. Ты, значит, наделал трупов и сбежал. Сколько положил? – Троих. – Силен. И сегодня двоих. Так ты скоро всю германскую разведку переведешь. – Будем считать, что мы сторицей отплатили за Сухорукова. – Нет! Это ты расплатился, а я – нет! Перед тем как уйти, я поклялся перед телом Дмитрия, что если останусь жив, приду и убью этих тварей. Всех до одного! Его взгляд изменился, стал тяжелым, злым, давящим, а руки, лежащие на столе, сжались в кулаки, да так, что побелели костяшки пальцев. – Тогда чего мы сидим? – спросил я его. Пашутин бросил на меня недоуменный взгляд, словно не веря в мои слова. – Ты предлагаешь пойти прямо сейчас? Я согласно кивнул головой. Он как-то по-особому посмотрел на меня, потом зло усмехнулся и воскликнул: – Око за око, зуб за зуб! В его словах не было пафоса, а только неутоленная ярость. Сейчас он напоминал не человека, а палача, готового пролить сколько угодно крови для утверждения справедливости. – Тогда давай готовиться. Публичный дом мадам д'Оранже был похож на праздничную елку из-за обилия цветных лампочек, развешанных гирляндами на фасаде здания. Пройдя мимо дома, Пашутин свернул за угол, после чего провел меня к арке проходного двора, расположенного наискосок дежурного входа в бордель. Нам хорошо было видно, как под неяркой лампой в жестяном абажуре, висевшей на козырьке над дверью, стоял охранник, засунув руки в карманы пальто. Его лицо выглядело бледной размытой тенью из-под полей шляпы, но я не сомневался, что он настороже и внимательно наблюдает за всем происходящим на улице. Время от времени он оглядывался по сторонам, переступал с ноги на ногу и ежился, поводя широкими плечами под толстой тканью пальто. Ветер, гуляющий по проулку, был холодный, сырой и резкий, пронизывающий до костей. Спустя какое-то время охранник достал часы и посмотрел время. Как мне рассказал по дороге полковник, публичный дом является штаб-квартирой немецкой разведки. По его мнению, это был наилучший вариант для встречи с агентами и осведомителями, которые приходили сюда под видом клиентов. Здание почти целиком было отдано под публичный дом, только черный ход вел к отдельной части дома, куда не было хода никому. Отсюда имела начало лестница, ведущая в глубокий подвал, расположенный под домом. Немецкая разведка приспособила его для своих тайных нужд. Комната для допросов, две камеры для заключенных, а также кабинет для особо тайных, приватных бесед. Всего это Пашутин не знал, но ему нетрудно было догадаться, когда его проводили мимо них. Некоторое время мы наблюдали за охранником. Темное покрывало зимнего вечера надежно скрывало нас не только от глаз агента, но и от любого другого постороннего взгляда. Весь расчет был на бесшумность оружия и отравленные пули, которые должны были обеспечить тихую смерть часовому и его сменщику. Теперь нам оставалось только ждать. Вот охранник снова достал часы и посмотрел на время, затем спрятал их, после чего развернулся к двери и стукнул несколько раз. Я ожидал, что дверь откроется, и приготовился стрелять, но вместо этого в двери открылось маленькое окошечко на уровне головы. Оно выделилось ярким квадратом на фоне темной двери. Охранник перекинулся с кем-то короткими фразами, после чего окошко закрылось, а спустя минуту распахнулась входная дверь. Охранник, стоящий на улице, немного посторонился, и я увидел темную плотную фигуру в проеме двери. Не раздумывая ни секунды, я поднял пистолет и произвел два выстрела. Две фигуры охранников какую-то секунду стояли неподвижно, а потом медленно и беззвучно стали заваливаться на землю. Выскочив из-под арки, мы кинулись к открытой двери. Есть еще там кто-нибудь или нет? Нам повезло, больше никого не было. Мы быстро втащили охранника внутрь и закрыли дверь. Теперь я смог оглядеться. Короткий и широкий тамбур, в котором стоял диван и урна. Пол закрывала грязная дорожка, тянущаяся к двери, расположенной на противоположной стороне коридора. Бросил взгляд на охранников, чьи лица сейчас напоминали посмертные маски-слепки. – Куда нам дальше? – спросил я Пашутина, который, как и я, рассматривал покойников. – Здесь недалеко вход в подвал. Когда меня выводили, вся дорога заняла несколько минут. Перед входом в подвал стоял еще один охранник, – с этими словами он осторожно подошел к двери, ведущей в общие помещения, и осторожно потянул за ручку. Та поддалась. Увидев, что дверь открывается, я быстро поднял руку с пистолетом, но оказалось, что дверь снаружи замаскирована тяжелыми шторами. Пашутин осторожно их раздвинул и посмотрел в щелку, потом повернул ко мне голову и приложил палец к губам. Я бросил на него вопросительный взгляд, на что он мне ответил жестом: подойди! Подойдя, я посмотрел и увидел еще одного охранника. Его могучую фигуру обтягивал темно-синий с отливом костюм. С левой стороны пиджака была видна выпуклость. Пистолет. Он стоял перед стеной, задернутой такими же плотными и тяжелыми шторами. Неожиданно послышались голоса двух мужчин, которые шли в нашу сторону. Смена? Пашутин положил руку мне на плечо: отойди! – после чего сам приник к щели. Спустя пару минут по спокойствию полковника мне стало понятно, что мужчины проходят мимо, но в следующую секунду он резко отпрянул и шепнул: – Убери охранника. Быстро. Не понимая, что он задумал, я резко отодвинул штору и выстрелил навскидку прямо в широко раскрытые глаза немца, который, услышав шорох, развернулся в мою сторону. Спустя пару минут мы затащили в коридор третий труп. Закрыв дверь, подошли и остановились у входа в подвал. Судя по всему, эта часть здания была искусственно отгорожена от остальных помещений, а соединяла их с борделем только дверь, через которую только что вошли двое мужчин. Пашутин с минуту раздумывал, а потом сказал: – Дай мне твой пистолет, а сам стой здесь и изображай охранника. Сними только пальто. Не волнуйся, если услышу звуки стрельбы, то пойму, что надо выбираться наверх. Но лучше будет, если мы обойдемся без лишнего шума. С Богом! Стоять мне пришлось долго, не менее часа, когда наконец за шторой, закрывающей вход в подвал, послышался легкий шум. Рука сама нырнула за обшлаг пиджака. Резко шагнув в сторону, я развернулся, готовый выхватить пистолет. Штора пошла в сторону, и в проеме показался Пашутин. Лицо белое, глаза блестящие, дикие. Он посмотрел на меня, потом поставил на пол основательно набитый саквояж, судя по его раздувшимся бокам, и глухим голосом сказал: – Продержись еще минут двадцать. Хорошо? – и исчез за шторой. Эти двадцать минут растянулись на все сорок. Я уже был готов спуститься в подвал сам, когда он появился. Лицо бледное, напряженное, глаза блестят, при этом он нервными движениями, раз за разом, вытирал руки платком, заляпанным кровью. Какое время он так и стоял, глядя мимо меня куда-то в пространство, а потом вдруг неожиданно заговорил звенящим от возбуждения голосом: – Митька мне чем-то сына напоминал. Такой же чернявый, худой, долговязый. Думал из него человека сделать! И сын умер, и Митька… И оба перед смертью мучились! Сын в горячке метался… Придет в себя, пить попросит… Так четверо суток… И второй… Мальчишку-то зачем пытали, твари?! Зачем?! Палачи, мать вашу! Я не Господь, прощать не буду! – Все! Идем, Дмитрий! Об этом потом поговорим! Он посмотрел на меня. В его взгляде была дикая смесь ярости и душевной боли: – Никогда мы не будем об этом говорить, Сергей! Слышишь! Никогда! При этом он сделал рубящий жест рукой и, видно, только сейчас увидел зажатый в кулаке окровавленный платок, который тут же, с явным отвращением и брезгливостью, отбросил в сторону. – Уходим! По прибытии в Петербург Пашутин был снят с должности начальника группы и отстранен от работы в связи с расследованием исчезновения (смерти) агентов Дмитрия Сухорукова и Марии Закревской при невыясненных обстоятельствах. Меня дважды вызывали на допрос по этому делу, где мне только и осталось подтвердить историю, которую выдумал мой хитроумный друг. Как оказалось, резидент немецкой разведки в разговоре с полковником позволил себе некоторую откровенность, очевидно, считая, что тот полностью в его руках. Именно тогда и всплыла фамилия советника в посольстве Станислава Игоревича Вахрушева, завербованного немецкой разведкой еще полтора года тому назад – это ему поставили задачу: вытащить меня в Швейцарию через Пашутина. В свое время он представил начальству свою любовницу Закревскую в качестве завербованного им агента, для получения дополнительного заработка. Когда он получил задание от германской разведки, то решил разом убить двух зайцев: убрать надоевшую ему любовницу, но предварительно использовать ее в операции в качестве подсадной утки. Для начала он отправил лживое сообщение, что «певица» вышла на контакт с высокопоставленным офицером Генштаба и ему нужны дополнительные люди и средства. Судя по всему, он очень хорошо кого-то знал из военного министерства, раз в Берн отправили именно Пашутина, а за ним уже потянулся и я. Вахрушев ничего не терял в случае провала, так как собирался свалить все на Закревскую, объявив ее двойным агентом. Вот только он никак не думал, что Пашутин выйдет из этой передряги живой да еще документы прихватит из тайной штаб-квартиры. Эти документы, подтвержденные неожиданным исчезновением русского советника из посольства, дали возможность закрыть дело. При этом полковника не преминули попенять за авантюризм и неумеренный риск, после чего временно прикрепили к Петербургскому контрразведывательному бюро. О бойне, устроенной нами в штаб-квартире, естественно, в рапорте разведчика не было сказано ни слова. Об этом он мне рассказал, когда мы сели за стол. Правда, в этот раз Пашутин изменил себе и принес водку. – Вот так-то, Сергей! Так мы и служим! Мы шпиона выявили в нашем посольстве, а мне говорят… Впрочем, о чем я говорю! Кругом только пустая болтовня и больше ничего! Все кругом говорят высоким стилем: Отчизна, защитим, грудью встанем! А сами… Все! Молчу! – Он замолчал и посуровел лицом. Какое-то время мы молчали, потом он налил себе и мне водки. Посмотрел на меня. – Плохо мне, Сергей. Не уберег я парня. Думал, ничего сложного, пусть немного опыта наберется, язык лучше освоит… а оно вон как обернулось. Знаешь, всю дорогу сюда он мне почти каждую ночь снился. И не мертвый, а живой, – он тяжело вздохнул. – По приезде я в четырех церквах заказал молитвы за упокой и наказал им, чтобы сорок дней читали. Денег дал… А! Бери стопку! Подняли! Ну! За упокой раба божьего, Дмитрия Сухорукова! Мы опрокинули стопки. Не удержавшись, я поморщился. Он криво усмехнулся и снова разлил водку. – Гадость! Больше не буду. – За это выпьешь, Сергей. Без возражений. Мы выпьем за тебя. Ведь ты мне не просто жизнь спас, а мою бессмертную душу! Мне там, – и он ткнул пальцем в потолок, – в райских кущах без нее никак нельзя! За тебя! Он опрокинул в рот стопку, затем дождался, пока я выпью, и протянул наколотый на вилку крепкий соленый огурчик. Некоторое время мы ели, потом он откинулся на спинку стула и неожиданно сказал: – Знаешь, Сергей, я ведь к тебе с вопросом пришел. – Задавай. – Скажи, только честно, есть доля правды в этих слухах об ангеле с железными крыльями? – Ты же только что сам сказал: это слухи! И давай больше не говорить об этом! Надоело! – После того, что произошло в Берне, даже не знаю, что и думать. Там, в камере, меня сначала душила дикая ярость, хотелось убивать, а затем пришла тоска смертная. В голове мысли одна мрачнее другой… потом вдруг появляешься ты – и я на свободе! Так это еще не все! Ты помогаешь мне выполнить мою клятву: отдаешь мне в руки Димкиных палачей! Как тут не думать о Божьем провидении! – Мы уже говорили об этом. Тебе не надоело? Какое-то время он молчал, потом сказал: – Ладно, не хочешь об этом говорить, Сергей, не надо. А жаль. Будь ты ангелом, был бы бессмертен, а так… Кайзер от тебя не отстанет. Ловушка, устроенная нам в Берне, это только начало. – У тебя есть что-либо конкретное? – Честно говоря, я на тебя рассчитывал, хитроумный Одиссей. Твои мысли бывают временами настолько оригинальны и экстравагантны, что только диву даешься, как они тебе в голову приходят. – Есть, но надо только все хорошо обдумать. – Я так понимаю, она не сразу сработает? – Две-три недели. – Хорошо бы тебе исчезнуть из столицы на пару-тройку месяцев. – Есть у меня одно дело. В Забайкалье. Как раз на два месяца. – Отлично! Кстати, государь в курсе того, что произошло в Швейцарии? – Я был у него, но никаких нареканий в отношении себя не услышал, хотя, не сомневаюсь, что твое начальство уже снабдило императора соответствующим рапортом. Пашутин хмыкнул: – То есть тем, что им скормил я. – Думаю, так и есть. Окружение царя за последнее время резко изменилось и, как следствие, изменились приоритеты в экономике, внутренней и внешней политике Российской империи. Вернулся к прежней должности министра путей сообщения талантливый и умный человек, большой сторонник законности Рухлов Сергей Васильевич, которого незаслуженно сместили из-за наветов завистников. Управляющий военным министерством, министры финансов и внутренних дел в течение одной недели написали прошение об отставке, которые незамедлительно были приняты императором, после чего на их места сели профессионалы, умные, деятельные, знающие свою работу люди. Хвостов Александр Алексеевич, будучи в опале, вернул себе свой портфель министра юстиции, а также должность генерал-прокурора. Корпус жандармов, в чьи ряды за последний год влилось почти три тысячи человек, перестал быть просто политической полицией, взяв на себя расследования по крупным экономическим, финансовым и военным преступлениям. Кодекс политических преступлений, ранее заключенный в три главы Уголовного уложения, теперь имел пять глав, к тому же был основательно изменен и расширен, что дало жандармам возможность преследования и ареста почти любого человека в стране, кем бы он ни был и на какой бы должности не сидел. Исключение касалось только царской родни. Тут я был пока бессилен, зато знать и промышленная элита, те, кто считал себя выше закона, имея влиятельные связи или деньги на хороших адвокатов, получили хорошие уроки, из которых несложно было сделать вывод: неприкасаемых в Российской империи больше не существует. Это были десятки крупных судебных процессов, где фигурировали их хорошие знакомые, родственники, компаньоны, которых вместо того, чтобы с гордым видом покинуть зал суда во главе свиты адвокатов, выводили, с опущенной головой, солдаты конвоя, причем их ждали не условные сроки и поселения, а этапы, тюрьмы и каторги. Высший свет Петербурга только ахал, читая в газетах, что такой-то генерал получил шесть лет тюрьмы, а князь такой-то – четыре года каторги. Такие милые, душевные люди! За что их?! При этом люди, имеющие власть и деньги, прекрасно понимали, что за всем этим стоит не генерал Мартынов, или, как его прозвали в газетах, «Карающий меч империи», а отставной поручик Богуславский. Большинство из них сейчас проклинало себя, что не могло предвидеть того времени, когда из никому неизвестного поручика Богуславского вырастет всесильный «царский палач». Как-то Мартынов показал мне картинку. На ней был изображен палач, стоящий на эшафоте и держащий в руках топор. На нем была красная маска, а с плеч спускался такого же цвета длинный плащ. Ни обозначений, ни подписей на картинке не было. – Как вам это художество? – с хитринкой в голосе спросил он меня. – Это изображен, так полагаю, я? – Вы, Сергей Александрович. Вы. Пояснить вам суть некоторых символов, на которые делает намеки эта картинка? – Зачем? Они предельно ясны. Палач, рубящий головы демократическим свободам, а заодно истинным патриотам России. Красный цвет – пролитая им кровь. Все верно? – Почти. Вот только меня вы забыли. – Вас? – я озадаченно посмотрел на генерала. – Топор в ваших руках, которым вы рубите означенные головы, это отдельный жандармский корпус. Без нужды я не лез в государственные дела, так как мало что в них смыслил, но иной раз обстоятельства заставляли лезть в те области, куда бы и ни подумал сунуть свой нос. После того, как раскрутилось дело Военно-промышленного комитета, как-то вдруг сразу в судебном производстве оказалось более ста дел о взятках, казнокрадстве, хищениях и растратах. Казалось бы, в России всегда воровали, что тут такого? Ан, нет! Уверовав в народного царя, люди решили, что пришла пора всеобщей справедливости, и стали писать письма, разоблачая воров, взяточников и казнокрадов. Львиная доля этих писем, проходя через руки чиновников, естественно, терялась, но кое-что сумело попасть по назначению. Факты, изложенные в письмах, послужили поводом завести уголовные дела, но когда во время следствия стали всплывать высокие должности и фамилии известных людей, следователи, от греха подальше, стали отправлять подобные дела главному прокурору, после чего, те оказались на столе императора, а затем очередь дошла и до меня. – Садитесь, Сергей Александрович. Читайте. Здесь выписки из дел, по которым мне хотелось бы знать ваше мнение. Пока я просматривал бумаги, он сидел, бросая на меня время от времени взгляды, и курил, но без нервов, спокойно. Читая, я автоматически прикидывал объемы и сумму украденного имущества и денег. В конце быстро посчитал и присвистнул. Общая сумма украденного имущества и денег достигала сорока миллионов рублей. В конце лежал лист со списком лиц, замешанных в преступлениях. Быстро пробежал глазами по званиям, должностям и фамилиям и сразу понял, почему эти дела оказались на столе государя. – Не пора ли вернуть старые законы, ваше императорское величество, по которым воров и казнокрадов колесовали и рубили им руки? – Если уже сейчас в Европе пишут о возрождении средневековых жестокостей в России, то, что тогда скажут о предложенных вами способах пресечения мздоимства и казнокрадства? – Пусть сначала со своими ворами и аферистами разберутся, а потом дают советы. – Не соглашусь с вами. Нам надо жить в мире и согласии с другими странами, а не попрекать друг друга, – он внимательно посмотрел на меня и продолжил: – Так как вы это сказали не всерьез, то мне хотелось бы узнать ваше истинное мнение. – Крупных казнокрадов, имеющих высокие звания и чины, прямиком на каторгу, там им, среди воров и разбойников, самое место. – Пусть так. Давайте сюда документы! Я протянул ему папку с бумагами. Он ее открыл и на первом листе – рапорте генерального прокурора – начертал: наказывать согласно закону, без оглядки на чины и звания. Николай II. Посмотрел на меня, потом вдруг неожиданно спросил: – Мне доложили, что вы передали в дар Московскому императорскому техническому училищу пятьдесят тысяч рублей. Это так? – Российской державе нужны знающие и умные специалисты. – Похвально, Сергей Александрович, похвально, – государь неожиданно усмехнулся. – Знаете, вы настолько жестоки и последовательны в своей принципиальности, что мне временами становится неловко за мои колебания и сомнения. Я бы вскоре забыл об этом разговоре, но спустя пару недель мне о нем неожиданно напомнил генерал Мартынов. – Сергей Александрович, у меня к вам приватное дело. – Слушаю вас, Александр Павлович. – Вы не найдете для меня пару часов из вашего свободного времени? Мне хотелось бы вас познакомить с генеральным военным прокурором, если вы, конечно, не возражаете. – Приезжайте ко мне сегодня к семи вечера, а заодно разрешите вас поздравить с должностью директора департамента полиции. Теперь вы полновластный глава политического сыска Российской империи. Как звучит? – Красиво звучит, Сергей Александрович, вот только времени на радости жизни не оставляет. А за поздравление спасибо. Сначала прокурор говорил обтекаемо, выбирая слова и выражения, но после того, как ему было предложено говорить все как есть или убираться, он перешел прямо к делу. Как оказалось, дело военных интендантов только начало раскручиваться, как в ход расследования вмешались чиновники военного министерства, предпринимая попытки выгородить преступников. Из дальнейших объяснений стало ясно, что некоторые чины, занимающие высокое положение в военном министерстве, стали давить на следователей и прокуроров и все потому, что служба военных прокуроров почему-то оказалась в непосредственном подчинении военному министерству. Выслушав его, я предложил написать прямо сейчас рапорт государю о неправомерных действиях чиновников военного министерства, при этом сказав, что передам государю лично в руки и кое-что добавлю от себя. Спустя три дня после нашего разговора указом его императорского величества военная прокуратура была выведена из-под подчинения военному министру, а чиновники военного министерства, пытавшиеся препятствовать следствию, были с позором уволены со службы. В итоге, по окончанию следствия, тридцать два вора и казнокрада, начиная с генеральских погон и кончая фельдфебельскими лычками, были лишены должностей, званий, привилегий и отправлены гнить на каторгу на очень большие сроки, а в государственную казну были возвращены украденные деньги. В связи с этим делом была создана правительственная комиссия для проверки Управления тыла, а спустя несколько недель было заведено еще девять новых дел, в которых фигурировало два десятка фамилий, после чего посыпались прошения об отставке. Откладывать поездку не имело смысла, причем в меньшей степени из-за угрозы нового покушения, а больше – из-за элементарного любопытства. Мне давно хотелось просто попутешествовать, посмотреть страну, поговорить с различными людьми, а то ведь за исключением короткой поездки на фронт и двух вояжей за границу моя жизнь проходила исключительно в Петербурге. «Теперь, когда вроде все наладилось, тьфу-тьфу-тьфу, можно взять заслуженный отпуск. Только надо согласовать его с императором и… Светой. Месяца не прошло, а уже снова уезжаю. Гм. Вот только надо придумать для нее такую качественную причину, чтобы не беспокоилась понапрасну». Не откладывая, я позвонил в личную канцелярию его величества, и спустя два часа мне сообщили о назначенном времени визита. Войдя в кабинет, я увидел, что у государя хорошее настроение, и это сразу выразилось в словах: – Надеюсь, вы не хотите меня чем-то озадачить, Сергей Александрович? – Озадачить? Может – да, может – нет. Смотря, с какой стороны смотреть, ваше императорское величество. – Загадками говорите. Уже интересно. Я вас внимательно слушаю. По мере того, как я излагал ему историю с картой и кладом, было видно, как менялось лицо царя. Уже к середине моего рассказа оно стало удивленно-любопытным, как у мальчишки, который грезил тайнами и приключениями. Несмотря на то, что я неважный рассказчик, государь, судя по многочисленным вопросам, получил немалое удовольствие от моего рассказа. – Вот, значит, какая подоплека была в этой истории с купчихой Крупининой. Однако! Разбойники, значит, через нее искали клад, – сказал он по окончании моего повествования, после чего стал рассматривать копии карты. – Хитро придумано! Хоть приключенческий роман пиши. Красавица, разбойники и сокровища! Вам можно только позавидовать! – Вот привезу сокровища, тогда и можно будет завидовать, а сейчас чего? – Так вы считаете, что там спрятаны богатства хана Кучума? – Предполагаю, ваше императорское величество. Судя по рассказу Макиша да некоторым легендам, которые мне довелось услышать, это, думается мне, они. – Так вы хотите поехать за ними, Сергей Александрович? – Да, ваше императорское величество. Займет это месяца два, по моим подсчетам. – Еще одно настоящее приключение переживете. Бескрайние просторы, тайга, дикие звери. А охота, говорят, там такая! – сказал император с ноткой легкой зависти и вздохнул. Мне было известно о его любви к охоте. – Когда ехать собираетесь? – Как только с билетом на поезд решу, так и поеду. – Вы там поберегитесь, Сергей Александрович, не лезьте на рожон. Края дикие, да и люди лихие попадаются. Да еще сокровища немалые… Хоть вы человек сильный и смелый, а беречься не забывайте! – Не волнуйтесь, ваше императорское величество. Я человек осторожный. При этих словах император бросил на меня лукавый взгляд и с хитрецой в голосе неожиданно спросил: – Как в Берне, Сергей Александрович? От неожиданности я даже не сразу смог ответить. – А что в Берне? – с некоторой заминкой переспросил я, при этом лихорадочно пытаясь придумать возможные оправдания на случай обвинения. – Мне доподлинно неизвестно, что вы там с полковником Пашутиным натворили, но под слово «осторожность» ваши действия никак не подходят. Да-с! Никоим образом не подходят! Надеюсь, подобное не повторится и впредь! Вы меня поняли, Сергей Александрович? – его голос был строг и решителен. Наверно, таким тоном отцы внушают сыновьям, как надо правильно жить. Ничего удивительного в этом не было – эти полтора года, наполненные сомнениями, тревогами, страхом, смертью и пролитой кровью, спаяли нас намертво. – Да, ваше императорское величество. Понял! – и я принял виноватый вид. Император сделал тоже вид, что поверил: – Именно поэтому власти по пути вашего следования будут уведомлены и получат соответствующие указания вам во всем помогать. Вы один поедете? – Один, ваше императорское величество. – В таком случае мне только остается пожелать вам счастливого пути, Сергей Александрович. – Спасибо. Разрешите идти? – Идите. Выходил я из его кабинета со смешанным чувством. Меня, вопреки всем моим опасениям, государь отпускал настолько легко и спокойно, что это не могло насторожить, так как после покушения на меня он стал излишне ревностно относиться к моей безопасности. Помимо усиления личной охраны, на улице, перед моим домом, установили полицейский пост, состоявший из пары городовых. Их я приметил сразу, как только они стали дежурить напротив моего дома. С их появлением у меня состоялся один забавный разговор. Впрочем, смешным он был, наверно, только для меня. Приказчик Федор из магазина, расположенного на противоположной стороне улицы, был разбитным малым, любителем языком почесать. Каких только новостей и историй из городской жизни от него мне не приходилось слышать, приходя что-либо прикупить из еды. Захожу в очередной раз в магазин, а Федор, стоило ему меня увидеть, вдруг сделал таинственное лицо, а затем, быстро обслужив покупательницу, подкатился ко мне и так негромко спросил: – Сергей Александрыч, я вам секрет скажу, не выдадите? Я усмехнулся про себя, уж больно серьезное выражение лица было у приказчика. Всегда улыбчивый, с душой нараспашку, он просто представлял собой эталон русского рубахи-парня, только гармошки не хватало, а тут весь из себя такой серьезный и таинственный! – Нет, Федор. Друзей не выдаю. – В том, что скажу, обмана нет, так как своими ушами слышал. Городовые, что стоят у вашего дома, истинно вас охраняют. – Да ну? – притворно удивился я. – Истинный крест! – приказчик перекрестился. – Слышал прямо от них. Один из них, Данила Трофимыч, второго дня зашел к нам в магазин. В тот день дождь хлестал немилосердно. Говорит мне: постою у вас немного, уж больно сильно хлещет. А мне что? Стой. Тот у витрины встал и на улицу смотрит, на ваш дом. Так как покупателей из-за дождя не было, мы с ним, слово за слово, и разговорились. Ну, я его и спросил: мол, важного кого охраняете? Он мне так серьезно и говорит, что от начальства приказ дан, и заявлять о своей службе не должен, но сразу добавил, что тут даже и мальцу видно, что пост выставлен, поэтому особой нужды скрывать не вижу. Живет в доме напротив здоровый такой верзила. Так мы его охраняем. Я тут же сразу о вас подумал! – Это все? – Нет. Самого интересного вам еще не рассказал. Данила Трофимыч, вот и говорит, как увидел я его первый раз, так меня удивление пробрало: разве ж это важная персона? Ведь он обличьем сущий варнак, такого встретишь где-нибудь вечером в переулке, так ему и говорить ничего не надо – сам все с себя снимешь и отдашь, без принуждения. – Так и сказал? Ха-ха-ха! – рассмеялся я.Глава 13
Алексея Мефодьевича Сохатого я увидел сразу, стоило мне со Светланой протолкаться сквозь привокзальную толпу и направиться к вагону. В отличие от рядовых филеров, которые все время менялись, за мной были постоянно закреплены три опытных агента, являвшиеся старшими смены. Всех троих я неплохо знал, но общался только по служебной необходимости, а вот с Сохатым, когда мне довелось лежать в госпитале, мы как-то нашли общий язык и несколько вечеров провели вместе, беседуя на различные темы. Вот тогда он и рассказал мне о своей жизни. Коренной петербуржец, отслужил в армии и пошел в полицию. Благодаря увлечению боксом и атлетической гимнастикой, проявил себя в нескольких громких делах и был переведен в «летучий отряд», некое подобие будущего спецназа, а уже оттуда попал в царскую наружную охрану. Сейчас этот крепкий мужчина стоял у вагона первого класса, изображая пассажира, но при этом ненавязчиво наблюдал за людьми на перроне: пассажирами, провожающими их друзьями и родственниками, железнодорожниками, грузчиками. У меня и сомнений не было, что его подчиненные сейчас находятся где-то рядом. «Сейчас произойдет смена караула. Пост „Богуславский“ сдан – пост „Богуславский“ принят», – невольно подумал я и усмехнулся, при этом скосил взгляд на Светлану. Ее очень расстроил мой отъезд, и мне не хотелось давать ей каких-либо лишних поводов волноваться. «Она может подумать, что я радуюсь отъезду, хотя врать не буду – радуюсь!» Чтобы не давать ей излишних поводов для страхов, я ничего не стал говорить о кладе, который надеялся выкопать где-то в глухой части Сибири. Соврал, что император отправляет меня для инспекции работы сибирских властей. Трудно было сказать: поверила она мне или нет, но, на мой взгляд, стала выглядеть спокойнее. Какое-то время мы стояли, глядя друг другу в глаза, пока не раздался звук колокола и пассажиры, обменявшись последними поцелуями с провожающими, не принялись рассаживаться по вагонам. В этот момент Светлана прильнула ко мне, положив голову на грудь, я ее нежно обнял. – Сережа, я не хочу, чтобы ты уезжал! – Надо, Светик, надо. Поручение императора. – Сережа, ты не обманываешь меня? Ты действительно едешь в Сибирь с проверкой? – вдруг резко подняв голову, неожиданно спросила меня девушка, глядя прямо в глаза. – Что-то на сердце у меня неспокойно. – Не волнуйся. Приеду в Тобольск, проверю там, все ли хорошо, и сразу обратно. – Будь осторожен, Сережа. Очень тебя прошу. Там каторга, тайга, дикие звери… – Все будет хорошо, Света. До свидания, моя хорошая. – До свидания, Сережа. Ее большие зеленые глаза повлажнели. Я поцеловал девушку, затем осторожно отстранил ее и повторил: – Все будет хорошо, – и, подхватив дорожный саквояж, не оглядываясь, вошел в вагон. Проводник, взглянув на билет, указал мне купе. Войдя, быстро огляделся. Сразу отметил огромный мягкий диван с поднимавшейся спинкой (она играла роль полки для второго пассажира), кресло и зеркало. У окна был столик со скатертью, на котором стояла лампа с абажуром. «Поеду, как самый настоящий буржуй». Поставив баул на багажную полку, подошел к окну. Светлана продолжала стоять на том же месте, но, стоило ей увидеть меня в окне, как невольно сделала движение вперед, словно хотела броситься ко мне, но в последнюю секунду замерла. Стоило привокзальному колоколу ударить во второй раз, как она достала платочек и приложила к глазам. Паровоз дал свисток, вагон дернулся и медленно поплыл мимо перрона. Махнув любимой на прощание рукой, я повесил пальто и выглянул в коридор. Сейчас он был пустой, так как пассажиры устраивались на своих местах и знакомились с соседями, и только в двух шагах от меня, у окна, стоял плечистый мужчина. Бросив на меня короткий взгляд, он продолжил смотреть в окно. Подойдя к соседнему купе, я постучал в дверь. Она распахнулась почти сразу. Передо мной стоял старший филер, Алексей Сохатый, с добродушной улыбкой на лице. – Доброго вам здоровьица, Сергей Александрович. И всех благ. Я уже давно понял, что это только маска ретивого, недалекого умом служаки, готового выполнить любой приказ начальства, под которой скрывался человек, имевший большой практический опыт, смекалку, хитрость, не говоря уже о полицейской хватке. – И вам того же, Алексей Мефодьевич. Как вы тут устроились? – и, заглянув через его плечо, увидел еще одного своего знакомого. Дмитрий Ракита. Именно он был одним из трех охранников, когда в меня стреляли на улице. Увидев меня, он резко вскочил с места и заулыбался, так же как и его начальник. – Здравия желаю, Сергей Александрович. – Здравствуйте, Дмитрий Степанович. Как поживаете? – Хорошо. Премного вам благодарны за то, что вступились тогда за нас. Начальство бы нас… – Не отвлекай Сергея Александровича пустыми разговорами, – оборвал его старший агент. – Разрешите представить вам нового человека. Решетников Илья Ефимович. Мужчина, стоящий у окна, вытянулся, словно солдат на параде. – Здравствуйте, Илья Ефимович. Кто я, вы знаете, так что будем считать, что знакомы, – и я снова повернулся к старшему филеру. – Теперь в двух словах поясните, что меня ожидает. – Сергей Александрович, с вашего разрешения, я хотел бы сказать вам об этом наедине. Может, пройдемте в ваше купе? То, что рассказал мне Сохатый, только подтверждало мои догадки. О моей поездке в Тобольск теперь знала половина России и Сибири. Причем не только городские власти, полиция и жандармерия Тюмени и Тобольска были предупреждены о приезде, но и железнодорожное начальство всех крупных узловых станций по пути следования. Подвел итог своего короткого доклада старший филер словами: – Все они уже оповещены и должны всячески содействовать вашему продвижению и охране. – Бронепоезд впереди нас не пустили? – не удержавшись, съязвил я. Сохатый позволил себе усмехнуться, но отвечать или как-либо комментировать мои слова не стал. – Разрешите идти? – Идите. Какое-то время я смотрел в окно, потом стал читать газеты. Спустя некоторое время мое чтение прервал вежливый стук. Открыл. На пороге стоял проводник. – Не желаете чаю? – Нет, спасибо. – Вагон-ресторан откроется ровно в 14:00, но до этого времени можно получить легкие закуски, – я еще только начал осмысливать его предложение, как он продолжил: – В нашем экспрессе имеется вагон, где находится библиотека, а также гостиная для совместного препровождения времени пассажирами. Там же музыкальный уголок, где стоит пианино, и желающие могут музицировать. – Спасибо, любезный, – поблагодарил я проводника, после чего сунул ему в руку полтинник. – В ресторан обязательно пойду, а вот на рояле играть точно не буду. Изобразив на лице вежливую улыбку, проводник удалился. Устроившись на диване, я стал смотреть в окно. Неожиданно для самого себя, мне стало как-то необычно легко и спокойно, словно по душе елей разлили, по выражению отца Елизария. Это чувство умиротворения не отпускало меня и все последующие дни поездки. Видно, не одного меня охватили подобные чувства, и хотя я не стремился к новым знакомствам, так уж получилось, что к вечеру невольно перезнакомился с половиной пассажиров своего вагона. Легкие, ничего не значащие разговоры переплетались с душевными беседами, и с каждым часом я все больше убеждался, что люди этого века более открыты и искренни в своих чувствах и поступках. Особенно это подтвердилось вечером второго дня, когда в вагон-ресторан во время ужина зашел чиновник в черном мундире почтово-телеграфного ведомства. Остановившись у входа, он поднял руку и громко крикнул: – Господа!! Дамы!! В зале установилась тишина. Возбуждение горело на его лице красными пятнами, отсвечивало искорками в его глазах. – Разрешите вас поздравить с блестящей победой русских солдат на Кавказском фронте!! В зале сразу поднялся шум, градом посыпались вопросы. Чиновника я раньше не видел, так что можно было предположить, что он сел на ближайшей станции. – Господа! Мне известно немного! Эта весть только-только пришла по телеграфу! Если дословно, то она звучит так: русские войска захватили неприступную турецкую крепость «Пик орла» и прорвали линию обороны! Турки бегут! Слава русскому оружию! Зал взорвался торжествующими криками: – Слава!! Урр-а-а!! Даешь Стамбул!! Да здравствует русское православное воинство!! Урра-а!! В одно мгновение все эти люди, до этой секунды каждый из которых имел свой взгляд на мир, свои интересы и понятия, слились в единую семью. Поздравления, шутки, радостные выкрики летели от стола к столу. Когда шум немного поутих, встал плотный, крупный мужчина с ясными синими глазами. Густые усы переходили в аккуратно подстриженную бороду. Дорогой костюм и золотая цепь на груди завершали образ богатого сибирского промышленника. В руке он держал рюмку с водкой. – Официанты! Всем налить того, что присутствующие господа и дамы желают! Какое-то время только было слышно хлопанье пробок да торопливые легкие шаги официантов. – Господа и дамы! Выпьем во славу русского оружия!! Урр-а-а!! Стоило поезду на следующий день подойти к станции, как мужчины, все как один, кинулись покупать свежие газеты, и я в том числе. Вернувшись в купе с пачкой газет, тут же развернул первую попавшуюся и прочитал заголовок, набранный большими жирными буквами: «НЕБЫВАЛОЕ БЫВАЕТ». Быстро пробежал глазами текст. Отложив, взял другую газету, потом третью. В основе статей лежало вчерашнее сообщение чиновника-телеграфиста, но при этом была масса подробностей, из которых более объемно вырисовывалась картина сражения. Мне было известно, что Кавказский фронт отличался от фронтов западного театра военных действий тем, что здесь русские войска не знали поражений. В любое время года тут велась не окопная позиционная война, как в иных местах, а шли активные боевые действия с обходами, охватами, окружениями и решительными прорывами. Здесь не было сплошной линии окопов, рвов, заграждений, боевые действия сосредоточивались вдоль перевалов, узких трактов, горных дорог, часто даже козьих троп, где размещадась большая часть вооруженных сил сторон. Такой была горная крепость «Пик орла», которая закрывала вход в ущелье, и тем самым перекрывала единственную дорогу в этом районе. Благодаря двенадцати дальнобойным крепостным орудиям, а также пяти артиллерийским батареям, турки, без проблем, контролировали как дальние, так и ближние подступы к своей крепости. Как в свое время заявил комендант крепости, если русские сунутся в ущелье, то оно станет для них громадной могилой. И тут на тебе! Русские солдаты за одну ночь захватывают эту неприступную крепость. Неожиданно краем глаза ухватил знакомую фамилию. «Ба! Господин полковник Махрицкий Дмитрий Иванович. Ну, как же без него! О! И подполковник Камышев тут как тут! Рад за вас, господа, а еще больше рад за самого себя! Доля вашего успеха и мне причитается. Как-никак, я все же немало приложил стараний при формировании ваших частей». Мысли тут же повернули вспять, в прошлое. Около двух месяцев назад на Кавказский фронт, если выразиться на современный лад, была отправлена «экспериментальная» дивизия. Кроме укомплектования новым оружием, скорострельными винтовками и легкими пулеметами, разработанными бюро генерала Федорова, она получила два новых подразделения. Роту разведки (куда входили диверсанты и снайперы) и штурмовой батальон. Подполковник Камышев, командир штурмовиков, которого я не имел чести знать, но много о нем слышал, был под стать командиру охотников. Умный, хладнокровный, но при этом отчаянно смелый офицер. Когда он предложил в своем рапорте о необходимости создании штурмовых отрядов, поданном командованию, его чуть не завернули с его предложением, если бы об этом новшестве не узнал Махрицкий. От него о штурмовых батальонах узнал я, после чего император подписал указ о создании новых подразделений. Мне было известно, что в состав дивизии входит рота из полка Махрицкого, но что тот сам окажется на фронте, стало для меня новостью. Как ему это удалось, оставалось только догадываться. «Вот вам и новое ведение войны, господа генералы. Такой успех никак не спрячешь, от него не отмахнешься, а значит, подобные подразделения станут необходимым атрибутом русской армии». Тобольск с его деревянными тротуарами, с сотней каменных домов, десятком церквей с золотыми куполами и двумя тысячами деревянных изб и строений широко и привольно раскинулся на высоком берегу Иртыша. Погода в день моего прибытия была по-настоящему весенней, яркой и солнечной, но, несмотря на начало весны, везде лежал толстый слой снега, который не торопился таять. Ветер на реке был резок, по-особому пронзителен и насквозь пропитан сыростью. Из-за холода и пронизывающей сырости большинство пассажиров, в отличие от меня, сейчас сидело в каютах, предпочитая смотреть на город через иллюминаторы, к которомумедленно подгребал наш колесный пароход. Причалил он ровно в полдень, и в тот самый миг, когда трап соединил берег и борт парохода, ударили колокола нескольких церквей. Перезвон не показался мне шумной разноголосицей, а наоборот, слаженной, звонкой и в то же время певучей мелодией. На минуту или две все замерло – люди остановились, развернулись в сторону золотых крестов и стали креститься. Еще когда только пароход медленно подходил к причалу, я увидел выезжающую из города кавалькаду из дюжины колясок, в сопровождении десятка конных. Как только пароход, лавируя, начал приближаться к причалу, пассажиры, высыпавшие на палубу, оживленно загудели, тыкали пальцами в их сторону, при этом громогласно пытались понять, кого городские власти встречать вздумали. – Во-во, гляди! И полицмейстер здесь! Мать честная! Гляньте, сам губернатор едет! Чего это они тут?! Встречают кого важного?! О, глянь, казаки! Не иначе высокие чины из столицы приехали! – крутя во все стороны головой и выискивая причину появления городских властей, народ с шумом и гомоном стал стекать на берег. У кого были деньги, тот брал извозчика, которые при виде большого начальства сейчас вели себя тихо и не кричали, как обычно, наперебой зазывая пассажиров, но большинство пассажиров забрасывало свой скарб на плечи и шло своим ходом. Как только пароход опустел, на палубу выбежали солдаты конвоя, раздались крики команд, затем металлический лязг возвестил, что люк трюма открыт. Одним из последних я уходил с парохода, поэтому успел услышать сквозь резкие и злые окрики конвойных звон цепей и глухие голоса заключенных, поднимающихся из трюма. Еще при посадке, в Тюмени, мне довелось наблюдать, как порядка тридцати арестантов свели в трюм парохода. Их ждала Тобольская каторжная тюрьма, которая считалась одной из самых жестоких и страшных тюрем царской России. Сойдя на землю, я неторопливо, в окружении охранников, направился к высокому начальству, которое, образовав небольшую группку, сейчас с тревогой и беспокойством наблюдало за мной. Их состояние нетрудно было понять. Всесильный советник царя, о котором так много ходит различных слухов, приехал сам в Тобольск. Зачем? Что ему здесь понадобилось? Впрочем, меня тоже интересовал тот же вопрос: «Зачем они здесь? Проворовались? Вину чувствуют?» Городское начальство стояло в окружении дюжины человек в чиновничьих и военных мундирах, а уже за их спинами выстроились в ряд экипажи с кучерами на козлах. Чуть впереди группы стояли два человека в богатых шубах и шапках. Вице-губернатор со своим заместителем. Обоим далеко за пятьдесят. Важные от сознания неограниченной власти, их лица казались надутыми и самодовольными, впрочем, если не подходить предвзято, это могло быть следствием излишнего веса. В отличие от них, подполковник-жандарм обладал отменной фигурой, несмотря на то, что седина на висках и усах говорила о том, что ему, по крайней мере, под пятьдесят. Полицмейстер, стоящий рядом с ним, оказался молодым, румяным молодым человеком, лет тридцати. В паре шагов от него стоял, судя по мохнатой папахе, казачий офицер. Цвет суконного колпака папахи был желтый, как и его лампасы, хотя я был не силен в казачьих званиях, но уже узнал, что желтый цвет являлся отличительным для сибирского казачества. Чуть позже, во время официального представления, я узнал, что это есаул Ворохов Кузьма Степанович, который командовал в Тобольске двумя сотнями казаков Тобольского конного полка и оказался среди «отцов города» только потому, что именно его казаки должны будут сопровождать меня в путешествии. Помимо него был еще подполковник, командир запасного пехотного полка, стоящего в городе, – толстый мужчина, с толстыми губами и одутловатым лицом. Не обошлось и без представителя местного духовенства, стоявшего по правую сторону от губернатора, осанистый и рослый муж с большой и густой бородой. Нагрудный золотой крест, видневшийся в проеме небрежно запахнутой шубы, ярко блестел на солнце. Не прошел я и двадцати шагов, как от свиты городского начальства отделился представительный мужчина в фуражке и шинели с погонами коллежского секретаря и торопливо поспешил мне навстречу. – Не вы ли являетесь господином Богуславским? – поинтересовался он, подойдя ко мне. Только он успел задать этот вопрос, как у меня по бокам выросли три плечистые фигуры, заставив его попятиться. – Господин Богуславский, собственной персоной, – издевательски и сердито буркнул я, так как весь этот картинный выезд с первыми лицами города мне все больше напоминал гоголевского «Ревизора». – Разрешите представиться. Коллежский секретарь Осмоловский Игорь Сергеевич. Разрешите проводить вас, господин Богуславский, – при этом чиновник, почувствовав мое недовольство, вытянулся как солдат на смотре и стал «есть глазами начальство». – Куда тут уж деться. Идемте. Краем глаза я видел, что последние пассажиры, проходившие мимо, сейчас смотрели на меня с беспокойством и тревогой. С некоторыми из них, познакомившись на пароходе, я беседовал, интересовался их жизнью. Сейчас, судя по их лицам, они думали: не наболтали они чего лишнего этому типу? Ведь выспрашивал все, окаянный, интересовался, а он оказывается – вон в каких чинах! Небось, притворялся и выведывал, подлая его душа, чтобы потом в тюрьму или на каторгу упечь! В сопровождении чиновника и охраны я подошел к вице-губернатору и его свите, после чего последовало официальное представление, правда, в ускоренном темпе, так как стоять на морозе и пронизывающем холодном и сыром, дующем с реки, ветре ни у кого не было ни малейшего желания. Знакомясь и перебрасываясь общими фразами, я одновременно пытался понять, что представляет собой местная власть. Ведь никакая характеристика или прочая бумажка не скажет о человеке столько, сколько его лицо. Взгляд. Линия губ. Сведенные брови или наморщенный лоб. Лицо большинства людей – это зеркало их эмоций. Другие, умеющие прятать свои эмоции под непроницаемой маской, все равно выдают свои чувства, но уже через взгляд. Здесь надо уметь их читать. Страх, тревога, любопытство – смесь всех этих чувств легко читалась, в разных вариациях, почти во всех глазах, но были и исключения. Сильный, волевой, несгибаемый взгляд оказался у есаула, профессиональный, внимательно-цепкий – у жандарма и спокойный с примесью любопытства – у Божьего пастыря человеческих душ. Похоже, казак происходил из той когорты профессиональных военных, которым были посвящены строки Лермонтова: «Полковник наш рожден был хватом, слуга царю, отец солдатам». Было в нем нечто честное, верное, надежное. Уверенность жандармского подполковника явно зиждилась на том, что он знал больше, чем все здесь присутствующие, причем, судя по тому, как держался, можно было предположить, что находится на доверии у своего начальника, генерала Мартынова. Про священнослужителя и говорить не приходилось, власть церкви над людьми была настолько всеобъемлющей, что трудно было даже представить ее границы. После официального представления вице-губернатор предложил мне поехать на своем экипаже. Я не стал отказываться. Сначала губернатор расхваливал здешнюю рыбалку и охоту, но потом не выдержал и спросил: какие дела могли оторвать блестящего молодого человека от высшего столичного общества и забросить в эту глухомань? Я его успокоил, сказав, что приехал по личным делам и он может не беспокоиться. Сказал, как думал, но губернатор не только не успокоился, но еще больше разволновался. Не поверил. Неожиданно, как снег на голову, приезжает человек, за которым не зря закрепилось прозвище «царский палач», с личной охраной, а перед этим еще приказ пришел из канцелярии его величества о всестороннем оказании ему помощи. Ну и как все это можно соотнести с его словами: приехал по личному делу. Не хочет прямо говорить, значит, что-то у него на уме. Другому бы взятку дал, а этот не берет, черт его дери! Что делать? Глядя на мучения губернатора, я от души веселился. В душе, конечно. Все его переживания легко читались на его лице, но, несмотря на свои душевные терзания, он кратко, но довольно живо и красочно стал рассказывать о достопримечательностях города. Закончить свой рассказ ему не удалось, так как мы подъехали к гостинице, которую определили мне для проживания. Массивное трехэтажное здание, богато украшенное лепниной и гипсовыми фигурами. – Так мы вас ждем, Сергей Александрович. Ресторан, вон он, видите, – и губернатор показал на здание на противоположной стороне улицы. Посмотрев в указанном направлении, я увидел здание с большими окнами, за которыми виднелись полуоткрытые белоснежные шторы, а над входной дверью золотом горело название ресторана «Пале-Рояль». – Мне нужно привести себя в порядок. Буду через двадцать минут. – Не задерживайтесь, мы будем вас ждать. Сняв пальто в гардеробе, в сопровождении свиты из трех охранников, метрдотеля и двух официантов, я прошествовал мимо шести больших зеркал в позолоченных рамах и вошел в зал. Свет, идущий от шести больших люстр, дробился на искорки, дрожащие на гранях хрустальных фужеров и стопочек, отражался на начищенном столовом серебре, драгоценностях дам и золоте офицерских погон. К моему некоторому удивлению, зал ресторана оказался пуст, за исключением одного стола, стоящего посредине, за которым сидело два десятка человек, мужчин и женщин. Часть близлежащих столов были сдвинуты в сторону. Моя охрана расположилась за столом, стоящим в углу, у самого входа. Когда мы обменялись быстрыми взглядами с Сохатым, по его довольной ухмылке можно было легко догадаться, как его радует отсутствие людей в ресторане. Я уже был на полпути к столу, как вдруг где-то у меня за спиной раздался грохот, шум и крики. «Драка? Здесь?» Интерьер ресторана выглядел, пусть несколько пышно, благодаря лепнине и картинам в массивных рамах, но при этом настолько благочинно и солидно, что, глядя на все это, даже в голову не могло прийти, что здесь могут устраивать мордобой. Остановившись, я обернулся, глядя на входную дверь, полузакрытую светлыми, в тон шторам, тяжелыми портьерами. Охрана, вскочив на ноги, уже сунула руки за борта пиджаков, готовая при малейшей опасности выхватить оружие. В ожидании, как развернутся события, я невольно прислушивался к выкрикам гостей, собравшихся на банкет. – Федор Тимофеевич! Голубчик! Где ваши полицейские?! Опять эта морда купеческая буйствует! Вызовите городовых! Кто этого бугая пьяного в ресторан пустил?! Шум в вестибюле ресторана тем временем усиливался с каждой минутой. Вопли, крики, минуту спустя к ним прибавился звон разбитых зеркал, затем в проем тяжелых портьер спиной вперед вылетел официант и только успел приземлиться на пятую точку, как сразу отполз и спрятался за стол. При виде этой сцены одна из женщин за моей спиной взвизгнула, другая заохала и громко попросила воды. Неожиданно рядом со мной оказался жандармский подполковник. – Не волнуйтесь, Сергей Александрович. Купец Саватеев гуляет, как здесь принято. С битьем зеркал и морд. – Традиция, говорите? Интересно. А что власти… – договорить мне не дал появившийся на пороге мужчина. Мне еще не доводилось видеть медведя, лишь только читал о них, но теперь легко можно было представить зверя, вставшего на задние лапы. Не меньше чем два метра ростом, мощный бычий загривок, переходящий в широкие плечи, литые мускулы рук и пудовые кулаки. «Прямо Илья Муромец. Без коня и доспехов». Красно-кумачовая шелковая рубашка облегала широкую грудь и была заправлена в широкие штаны, а на ногах, с голенищами гармошкой, сидели, как влитые, лаковые сапоги. На плечах атлета лежала широко распахнутая богатая шуба. В один из ее рукавов сейчас вцепился городовой с красным, багровым от напряжения лицом, тянувший гиганта назад. Форменной шапки на нем не было, да и физиономия полицейского с левой стороны уже начала опухать, принимая несколько асимметричный вид. Купец появился не один, а в компании с официантом, которого тащил с собой, ухватив его могучей лапищей за шиворот. При этом он громогласно втолковывал ему, что таких гостей, как он, нельзя не пускать. Голос у него сильный, раскатистый, словно корабельный гудок. – Как ты смеешь, вошь ползучая, говорить, что мне нельзя сюда пройти!! Какой-такой приказ?!! Нет для меня приказов!! Купцу Саватееву везде можно!! Всех вас куплю и продам!! Остановившись, он тупо огляделся, потом стряхнул с рукава полицейского, да так, что подбитые подковками сапоги городового сверкнули в воздухе, затем отпустил испуганного и бледного официанта, развернул его к себе лицом и заорал: – Чего стоишь, халдей!! Водки тащи мне!! Живо!! Как только официант развернулся и неуверенно побрел в сторону кухни, великан вдруг увидел Сохатого с агентами, стоящего в двух метрах от него. Какое-то время всматривался, а затем требовательным тоном спросил: – Кто такие?! Почему не знаю?! Старший агент бросил на меня взгляд, в котором читался вопрос: что делать? Пьяный великан, имевший пудовые кулаки, был настроен по-боевому, а значит, драки и увечий не избежать, да и последствия для самого купца могли оказаться плачевными, так как царская охрана – это тебе не пьяные задиристые мужики в трактире, поэтому я остановил агентов жестом, а сам шагнул к незваному гостю. Сразу наступила тишина, которую прорезал голос жандарма за спиной: – Сергей Александрович, не надо! Мы разберемся сами! – Долго собираетесь, – буркнул я недовольно в ответ и подошел к купцу. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, потом я сказал: – Будь другом, иди домой, проспись. – Ты хто такой, чтобы мне, Саватееву, указывать?! – его голос был полон угрозы. – Да я тебя… Объясняться с ним дальше не имело смысла, поэтому я ударил пьяного буяна в челюсть. Купец, получив мощный удар, рухнул на пол так, как опрокидывается оловянный солдатик, если щелкнуть того по голове. Стоило его затылку с глухим стуком приложиться к полу, как снова воцарилась тишина. Первым ее нарушил городовой, который с трудом поднялся на ноги и сейчас стоял, морщась и держась за ушибленную челюсть. Вторым встал жандармский подполковник, подойдя ко мне. – Кое-что довелось мне слышать о вас, Сергей Александрович, но, как говорится, слышать это одно, а вот видеть… – но договорить ему не дали громкие ликующие голоса за спиной. Развернувшись к столу, я увидел, как все сидящие за столом мужчины встали. Губернатор сделал шаг вперед и восторженно воскликнул: – Слов не нахожу, но при этом восхищен вашей силой и удалью! Вы, Сергей Александрович, прямо богатырь земли русской! – не успел он так сказать, как раздались громкие аплодисменты пополам с восторженными женскими криками: – Браво! Браво, Сергей Александрович! Вы наш герой! Когда восторги поутихли, губернатор резко развернулся к полицмейстеру: – Федор Тимофеевич! Вы что же сидите! Живо давайте сюда своих городовых! Пусть хватают этого ирода необузданного и волокут в участок! Хватит! Мы, сколько могли, терпели его выходки, но всему есть предел! Полицмейстер подскочил как ужаленный со стула и выскочил из зала, а через минуту на улице раздалась переливчатая трель полицейского свистка. – Господа! Дамы! – губернатор обратился к присутствующим. – Теперь, когда все эти безобразия закончились, мы можем приступить к чествованию нашего не просто дорого гостя, но и сильного и мужественного человека, господина Богуславского! Господа и дамы, наполните бокалы! Поэтому предлагаю тост… Если он хотел взять меня на лесть, то сильно просчитался. Недаром жандарм то и дело ухмылялся в свои густые усы во время многочисленных и восторженных восхвалений высокого столичного гостя. Все пили, ели, шутили, спрашивали меня о столице, рассказывали о себе, таким образом я кое-что узнал о купце Саватееве. Оказалось, что купец-миллионер кулачным боем занимался с малолетства, выступал призовым бойцом. Несмотря на свой возраст, сорок девять лет, на масленице, он вышел один против десятерых кулачных бойцов и всех уложил. При этом все, чуть ли не в один голос, утверждали, что, когда он трезвый, то сам по себе человек не злой и богобоязненный, много денег тратит на благотворительность и на благоустройство города, но вот когда напьется, то просто беда, начинает буйствовать. Застолье тем временем стало резко набирать силу. Пили за все. За мужскую силу, при этом тосте женщины начинали смущенно хихикать. Пили за русское оружие и за здоровье царя. Рюмки и бокалы все чаще наполнялись и с такой же скоростью опрокидывались, так что уже через полтора часа пьяные крики, здравицы и тосты звучали со всех четырех углов праздничного стола. Насытившись, я некоторое время цедил бокал легкого вина, а когда посчитал, что вежливость соблюдена, встал и, сославшись на усталость, вышел из-за стола. Меня провожали до дверей ресторана чуть ли не всей толпой. Когда, попрощавшись с каждым по отдельности, я вышел на улицу, вслед за мной шагнули двое – жандарм и есаул. Подполковник спросил: – Сергей Александрович, могу ли я рассчитывать на нашу встречу? – В этом есть необходимость, Леонид Андреевич? – Нет. Просто меня предупредили… – и он сделал паузу, как бы этим намекая, что не может говорить все при постороннем лице. – Я понял, – ответил я, – но не вижу в этом необходимости, господин подполковник. – Как вам будет угодно, Сергей Александрович. Как только жандарм откланялся и ушел, есаул, открыто и широко улыбнувшись, сказал: – Ну, вы прямо удалец! С одного удара! Саватеев один на стенку хаживал и крепких мужиков по сторонам расшвыривал, как будто котят шкодливых! Сразу скажу: он это дело просто так не оставит! Не такой он человек! – Его дело. Пусть приходит. – Как-то вы просто к этому относитесь, а ведь он действительно сильный боец. За последние лет двадцать его никто осилить не мог. – Разберемся как-нибудь. Вы мне лучше, Кузьма Степанович, скажите, как и что с моим походом будет? – Все сделаем в лучшем виде. Не беспокойтесь. Вы же слышали, что вице-губернатор говорил? Кивнул головой, соглашаясь, и одновременно с этим жестом в памяти всплыли слова выпившего градоначальника, сказанные мне недавно за столом: – Уж не обессудьте, Сергей Александрович. Приказ такой поступил: обеспечить вашу сохранность любой ценой. И приказ непростой, а его императорского величества. Причем в нем прямо сказано: что не должностями мы ответим за свой недосмотр, а головой. А мне моя голова дорога, поэтому скажу вам со всей прямотой: уж не знаю, с какой вы целью к нам приехали, но уже жду не дождусь того дня, когда поедете обратно. – Так вот, – продолжил есаул, – мне приказано выделить вам для охраны дюжину самых надежных казаков во главе с урядником. – Зачем столько? Человека четыре, еще понятно, но столько людей, по-моему, это перебор. Меня и так охраняют три человека. – У меня приказ, Сергей Александрович, и как офицер я должен его исполнить и доложить. Теперь у меня к вам вопрос. В какие края вы собираетесь направиться? – Вам название Змеиный распадок что-нибудь говорит? – Нет. Мест с такими названиями в Сибири раскидано невесть сколько. Это вам надо с местными охотниками говорить. Завтра же пришлю вам братьев Дементьевых. Ефима и Фому. Намедни видел их в городе. Им в этом краю ведомы все стежки-дорожки. – Вот за это спасибо, Кузьма Степанович. Когда увидимся? – Вы как, рано встаете? – Думаю часов в семь-полвосьмого на пробежку выйти. – То-то я гляжу, не пьете. Английским боксом увлекаетесь? – Можно сказать и так, – ушел я от прямого ответа. Есаул комментировать мои слова не стал, не хочет человек говорить, это его право, только сказал: – Договорились. Ждите нас поутру. Утром я вышел на пробежку, а вслед за мной вывалилась заспанная охрана, чертыхаясь и поеживаясь от мороза. – Все. Ждете меня здесь. – Сергей Александрович, как же так! Мы сейчас насчет возка договоримся и вслед за вами. Займет всего… – Не успели, значит, опоздали. Я… Договорить мне не дал неожиданно раздавший стук копыт и скрип полозьев в утренней морозной тишине. Сквозь серые сумерки на нас несся на полном ходу резной возок. Я уже был готов отпрыгнуть в сторону, как возница натянул вожжи и остановил разгоряченного и раздувающего ноздри рысака, чуть ли не в метре от нас. На месте кучера сидел широкогрудый, плечистый парень, сейчас довольно скалившийся, видно, радуясь своей лихости. – Шутник, значит, – недобро сказал Сохатый. – Так мы тоже шутить любим. Он уже сделал шаг вперед, как из возка выпрыгнул вчерашний купец. Быстро оглядел нас и довольно буркнул: – Эк-ка я удачно заехал, Прошка! Что скажешь?! – Так и скажу, Антип Степанович, очень даже удачно, – осклабился кучер. – Что, не ждали меня, господа хорошие?! А вот он я, Антип Саватеев! Кто из вас будет господином Богуславским?! – Я и есть Богуславский. Сергей Александрович. К вашим услугам, господин купец. – Значит, вы тот самый, из столицы. Хм. Ко мне уже поутру пристав прибегал и грозился всякими карами, ежели чего позволю в отношении вас. Все равно, думаю, съезжу, хоть посмотрю на человека, кто меня вчера с ног сбил. Несмотря на следы загула на его лице, купец выглядел довольно бодро. Большой мясистый нос, в нескольких местах переломанный и слегка расплющенный, портил все впечатление от довольно симпатичного лица. Если по лицу судить, то мужик – задира, а в глаза глянешь, впечатление об этом человеке сразу меняется – они у него умные, цепкие, внимательные. Вчерашняя богатая шуба на плечах, а вот рубашку сменил, теперь она была ярко-зеленого цвета. – Не холодно? – с усмешкой спросил я, кивая на шелковую рубашку под расстегнутой шубой. – Я же исконный сибиряк. Отец и дед тоже сибиряками были, а вот прадеда сюда неволей привезли. В кандалах. Гм. А вы, значит, царев советник. – Вроде того. Ну что, закончили свои смотрины? – С виду вы крепкий, а вот каков в настоящем деле, не скажу. Не видел, – с ухмылкой ответил мне купец. «Вот же характер. Пока по полной не наваляешь, не успокоится». Только я хотел свои мысли озвучить вслух, как раздался приближающийся топот копыт, а спустя минуту из-за угла вывернули конные полицейские. Офицер и четверо городовых. Пристав, натянув поводья, махом соскочил с лошади и быстрым, пружинистым шагом с напряженным лицом подошел к купцу. – Ежели господин Богуславский прямо сейчас на тебя пожалуется, то ты, Антип Степанович, пойдешь кандалами греметь! Не сходя с этого места! Я тебя предупреждал! Вот тебе крест, пойдешь! – Помилуйте, господин пристав, – вмешался я. – Антип Степанович просто приехал поздороваться. Так что езжайте, с богом. Пристав, мужчина средних лет, крепкий, плечистый, резко повернулся ко мне и, вытянувшись, замер, словно солдат на плацу. – У меня строгий приказ… – Знаю, господин пристав. Знаю. Но со своими делами сам привык разбираться. Вон посмотрите, – и я показал себе за спину, на филеров. – Это моя охрана, а больше мне без надобности. Пристав растерялся, не зная, что ему теперь делать. Он получил два взаимоисключающих приказа, а я, тем временем, повернулся к купцу, который с довольной ухмылкой наблюдал за происходящим: – Антип Степанович, я тут прослышал, что вы на кулаках мастер драться. Может, попробуем? Тот бросил взгляд на побледневшего при моих словах пристава и с хитрой ухмылкой спросил: – А как насчет кандалов? – в его вопросе не было слышно страха или опасения, а только злой азарт. Да и так было видно, что купец из тех, кто любит риск и легко ставит на кон свою жизнь. – Ничего не будет. Слово свое даю. Давайте, сбрасывайте шубу, а то я еще пробежаться хотел. В этот самый миг снова раздался стук копыт, и из-за угла гостиницы выскочило два всадника. Это были казаки. Остановившись возле нас, есаул поздоровался: – Здравия желаю, Сергей Александрович! Похоже, я не опоздал! – И вам того же, Кузьма Степанович! Извините меня, но мне нужно сначала разрешить наш спор с господином купцом, а потом мы займемся нашими делами. – Не волнуйтесь, Сергей Александрович. Мы подождем, с немалым нашим удовольствием. Саватеев сбросил шубу. Зеленая рубашка облегала широкую грудь и могучие плечи купца первой гильдии. Его тело напряглось, готовое к броску, мощные кулаки сжались, глаза цепко улавливали каждое мое движение. Я решил не затягивать схватку и сделал шаг вперед, тем самым подталкивая купца к атаке. Ему очень хотелось отомстить за вчерашний удар, да и хмель еще окончательно не выветрился из головы, поэтому, отбросив осторожность, он ринулся в атаку. Саватеев был опытным, сильным, а главное, неустрашимым бойцом. Сбитый с ног, морщась от боли, он вставал и снова шел в бой, пока я не оглушил его ударом в висок. Он рухнул как подрубленное дерево, широко раскинув руки на утоптанном снегу. Только я повернулся к приставу: – Вы его к врачу… Договорить мне не дал спрыгнувший с козел здоровенный детина, который был за кучера у Саватеева. Сбив с ног двух городовых, пытавшихся его задержать, он уже хотел кинуться на меня, но его перехватил Сохатый. Ловко сделав подножку, тут же навалился на барахтающегося в снегу кучера. Полицейские во главе с приставом только растерянно смотрели, как филеры сначала сноровисто скрутили, а затем поставили на ноги парня. При этом не удержались и дали ему пару раз по ребрам, для острастки, когда тот начал их ругать и вырываться. – Хватит. Отдайте его полиции. Полицейские, забрав кучера, в свою очередь, выразили свою злость тем, что вывернули ему руки так, что парень застонал, а затем отвели в сторону. Ко мне шагнул пристав с несчастным лицом, которое говорило: почему вечно мне достается самое плохое? – Господин Богуславский, ради бога… – Ничего страшного не произошло, так что не волнуйтесь. Вы и ваши люди достойно несли свою службу. Если меня спросят, так и изложу вашему начальству. Полицейский офицер после моих слов даже посветлел лицом. Взяв под козырек, радостно отчеканил: – Рады стараться! Затем, шагнув в сторону, скомандовал своим подчиненным: – Обоих в возок! Степанов, ты за кучера! В участок едем! Полицейские, пыхтя и отдуваясь, с трудом уложили бессознательного Саватеева в возок, а следом усадили кучера под охраной городового, после чего вскочили на лошадей. – Только сильно не наказывайте парня, он ведь своего хозяина кинулся защищать. И обязательно врача купцу вызовите, – попросил я пристава, когда тот уже сидел в седле. – Не изволите волноваться, господин Богуславский, будет все исполнено в точности! – четко отрапортовал повеселевший пристав, явно довольный исходом дела. Не успел полицейский отряд, вместе с возком, скрыться из вида, как казаки спешились и подошли ко мне. – Много всего довелось видеть, но такого… еще нет. Призового бойца, как ребенка… – есаул от избытка чувств закачал головой. – Где вы так научились драться, Сергей Александрович? – Один добрый человек научил. Вы не представите меня своему спутнику? – Извините, ради бога! Ваш бой совсем меня с толку сбил. Разрешите вам представить урядника. Сабля Николай Тимофеевич. Храбрый, опытный офицер и хороший таежник. Он поедет старшим над казаками. Урядник был уже в годах, об этом говорила обильная седина на висках и в бороде, но при этом чувствовалось, что сила и гибкость его тела даст фору многим молодым парням. Лицо, чуть побитое оспой. Движения, как я отметил, у казака были плавные, взгляд спокойный и даже где-то сонный, но при этом в его облике было что-то от крупного хищника, сидевшего в засаде. – Да не храбрый-то я особо, а так, исполнительный, можно сказать. Но, конечно, опытный, – прокомментировал похвалу своего начальника урядник. Несмотря на то, что на его лице была разлита невозмутимость, в его ярко-синих глазах плясали смешинки. Я улыбнулся, а есаул рассмеялся. – Вот такой он у нас, Николай Тимофеевич. Что с врагом рубиться, что на пиру плясать – везде первый. Именно поэтому я и решил отправить его с вами. – Богуславский Сергей Александрович. Рад нашему знакомству, Николай Тимофеевич. – А как я рад! Очень боялся, что нам подсунут столичного щеголя, и возись потом с ним, сопли подтирай. Гм. Удар у вас отменный, Сергей Александрович! Знаете, нечто подобное я у китайцев видел, – и он вопросительно посмотрел на меня. Развивать эту тему у меня ни малейшего желания не было, да и мороз начал прохватывать, так как оделся я легко, для бега, а не для долгой прогулки, поэтому сразу перешел к сути дела. – Господа офицеры, извините меня, но я вышел на пробежку. Если вы не против, подождите у меня в номере и закажите себе, что хотите. Прислуге скажите: пусть запишут на мой счет. Алексей Мефодьевич, проводите господ офицеров в мой номер, – обратился я к старшему агенту, потом снова повернулся к казакам: – Еще один вопрос: когда ждать ваших охотников, Кузьма Степанович? Вместо него мне ответил урядник: – Нашли их вчера. Сказали, что с утра будут. – Отлично! Уже подбегая обратно к гостинице, увидел стоящих возле зеркальных дверей двух человек. Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять – передо мной братья. Лица у обоих были красными и обветренными, какие бывают у людей, много времени проводящих на свежем воздухе. Еще большее сходство им придавали одинаковые меховые шапки-треухи. Остановившись возле них, спросил: – Дементьевы? Ефим и Фома? – Да, господин, – ответил мне один из них, и оба выжидающе уставились на меня. – Не господин, а Сергей Александрович. Мне нужны проводники. Пойдете? – Только как с деньгами? Сколько положите? – почти одновременно спросили они. – Сколько скажете, столько и дам. Устраивает? – Ага. А куда идем? – Змеиный распадок знаете? – тут порыв резкого холодного ветра заставил меня поежиться в моей легкой спортивной форме. – Впрочем, идемте в гостиницу. Там поговорим. Те переглянулись и смущенно заулыбались. – В чем дело?! – заметив их смущение, спросил я. – Мы как-то решили туда зайти, но нас оттуда… – начал говорить один. – Вытолкали взашей! – закончил за него другой. – Идите за мной и ничего не бойтесь. Проведя заробевших братьев мимо неодобрительно глядящих на них швейцара и портье, мы поднялись в номер. Спустя пятнадцать минут, пока я приводил себя в порядок, подали завтрак, явно приготовленный для высокого гостя. Уже после еды, за чаем, сели обсуждать поход, и тут неожиданно выяснилось, что именно братья были проводниками Макиша-младшего в тех местах, два года назад, но что он искал, они не знали. Казаки многозначительно переглянулись, а простодушные братья только удивились такому совпадению. После того, как мы определились с дорогой и составом людей, я попросил совета, как у знающих людей, что мне надо приобрести для похода. Ответил мне урядник. – Чтобы все прошло без большого обмана, сам с вами схожу, – поймав мой удивленный взгляд, пояснил: – Иные наши торговые гости, не удержавшись при виде заезжего господина, да еще при деньгах, сжульничать могут. – Тогда вроде все решили. Или нет? – Извините меня, ради Христа, господа хорошие, – раздался робкий голос одного из братьев, – но как столоваться будем? Не понимая сути вопроса, я обвел вопросительным взглядом своих гостей. На него ответил есаул. – Сергей Александрович, тут такое дело. Казакам от казны деньги на питание идут, а на приварок они сами скидываются. А уж с братьями вам самим решать надо. – А как лучше? Офицеры замялись, а проводники смотрели куда угодно, только не на меня. – Да говорите как есть, – прервал я затянувшееся молчание. – Еда у нас простая, Сергей Александрович. А ежели какие разносолы, так это не по нашей части, – урядник, высказавшись, выжидающе уставился на меня. Я усмехнулся про себя. Роскошный завтрак дал о себе знать. – Не волнуйтесь. Есть буду то, что и все. Дам деньги на продукты за себя и за проводников. Теперь вы говорили о приварке. Что это такое? Ответил мне снова Николай Тимофеевич. – Помимо того, что нам выдается от казны, мы между собой сбрасываемся на приварок к котлу. Сальца там прикупить, чтобы в кашку добавить. Или, к примеру, сушек да сахарка к чаю, да и так, что по мелочи. – Сколько за меня и проводников, вместе с приварком? – спросил я, доставая бумажник. Урядник задумался на несколько минут, а потом сказал: – Рублей тридцать – тридцать пять, думаю, хватит. – Возьмите пятьдесят, – я протянул ему банкноту. – Еще чего, может, прикупите на всех. На следующее утро, вернувшись с пробежки, я увидел стоящего в фойе гостиницы плотного, кряжистого мужика с широкой рыжей бородой. Проходя мимо, быстро пробежал по нему взглядом. Соболья шапка, богатая шуба. Сделал вывод: богатый купец. «Постоялец, что ли?» Ответ на свой мысленный вопрос я получил уже через несколько секунд. – Господином Богуславским будете? – Да, это я. А вы кто, уважаемый? – Лежалов. Фрол Тимофеевич. Главным приказчиком у Антипа Степановича буду. Глаза внимательные, умные. От него так и веяло уверенной, спокойной, вдумчивой силой. – Что вас привело ко мне, Фрол Тимофеевич? – У меня там, на улице, подарок вам стоит. Посмотрите? – От кого? – спросил я чисто автоматически, хотя ответ и так был очевиден. – От купца первой гильдии Антипа Степановича Саватеева! Я уже заметил известный мне возок на улице, когда возвращался в отель. Мне приходилось встречать таких людей, как купец, прямых и открытых душой. Не приму – смертельно обидится. – Идем. Остановились у возка. Жеребец, покосившись на меня, всхрапнул и переступил ногами. Главный приказчик вдруг низко поклонился, а затем сказал: – Это вам подарок с низким поклоном от моего благодетеля! – Возок? – Антип Степанович, узнав, что вы в тайгу собираетесь, решил вам его подарить. Он был специально для него сделан. Внутри весь мехом отделан. В нем удобно спать. – Гм. Спасибо, конечно… но мне он только на две недели нужен. Что мне потом с ним делать? – Что хотите, господин, – сказал он таким твердым тоном, что я понял, от подарка мне никак не отвертеться. – Передайте Антипу Степановичу мое самое искреннее уважение. И большое спасибо за подарок. Хочу спросить: не в обиде ваш хозяин на меня? – Да что вы, господин! Вы же его честно побили! А это он страсть как уважает! Там под меховой полостью есть еще кое-что для вас. Взгляните! Подойдя, он отстегнул полость, и я увидел три ящика. С шампанским, каким-то вином и коньяком. – Это вам, господин Богуславский, от меня лично. От меня и моей супруги, значит! Не побрезгуйте, господин Богуславский! – увидев мой непонимающий взгляд, объяснил: – Это Прохор, мой младший сын, на вас с кулаками кинулся. – Хм. С ним все хорошо? – Пров Никодимович, наш пристав, мне сказал так: если бы не вы, то еще бы неизвестно, как все для моего дурака закончилось. Это только подумать надо: на господина царского советника с кулаками кинулся! – Надеюсь, это для него будет уроком, Фрол Тимофеевич. – Будет! Еще как будет. Отстегал его так… Не о том говорю. Примите нашу благодарность, от меня лично и от супруги моей, Татьяны Матвеевны. Большое вам, господин, человеческое спасибо! – Не за что. – Мне можно идти, господин? – Идите. До свидания, Фрол Тимофеевич.Глава 14
Ранним утром третьего дня, по хорошему морозцу, мы выехали из города. Обязанности моего кучера неожиданно взял на себя Сохатый, поэтому ехал я со всеми удобствами в возке-подарке, укутанный в шубу и наброшенной поверх полостью, сделанной из медвежьей шкуры. Несмотря на начало апреля, зима в этих краях только-только начала отступать. Выехали мы еще в полной темноте, но спустя пару часов уже начало светлеть, а затем над нами раскинулось голубое чистое небо, которое таким прозрачно-синим может быть только весной. Если в городе уже были видны черные проталины, сквозь которые проглядывала мерзлая земля, то здесь, куда ни погляди, лежал, скованный морозом, плотный слой снега, как на почве, так и на деревьях, которые казались закутанными в белоснежные шубы. Когда мы отдалились от города, в первое время нам изредка встречались избы с дымящимися трубами, но стоило съехать с тракта и выехать на лесную дорогу, как мир мгновенно сузился до обступивших нас стеной деревьев. Первое время я восхищался лесными гигантами, чьи верхушки, казалось, упирались в самое небо, но вскоре мне это наскучило, и я стал прислушиваться к разговорам казаков. До этого утра с рядовыми казаками, назначенными мне в охрану, видеться не пришлось, поэтому знакомство вышло общим и коротким. – Здравствуйте. Меня зовут Богуславский Сергей Александрович. – Здравия желаем, ваше благородие! – грянуло в ответ. Теперь, слегка покачиваясь в седлах, они ехали, переговариваясь между собой, а время от времени бросали на меня настороженные – начальство упредило, чтобы не болтали лишнего, – и вместе с тем любопытные взгляды, так как о моем бое с Саватеевым в городе не слышал только глухой. Но больше всех их интересовал один, самый главный вопрос: зачем царский советник едет в этот медвежий угол? Помимо возка в нашей походной колонне ехали трое саней-розвальней, где за возчиков были братья-проводники и казак, на которого возложили обязанности повара. Добродушный и веселый дядька, который постоянно балагурил, отпуская грубоватые, но веселые шутки. Если двое саней определили под припасы для людей и животных, то на третьих стояло два больших сундука, под которыми лежало полдюжины крепких, прошитых двойной нитью, мешков, что еще больше подстегивало любопытство как казаков, так и моей охраны. Чтобы попусту не дразнить любопытство людей, уже на первой ночной стоянке я рассказал, зачем мы едем: дескать, получил карту с описанием от верного человека и решил поехать. Не успел я закончить, как у костра наступила тишина. Если Сохатый с подчиненными смотрел на меня с откровенным изумлением, так как считал меня жестким и деловым человеком, то казаки, не особенно скрываясь, весело ухмылялись в бороды. Важный человек, царский советник, проехал половину России из-за какой-то сказки о несуществующих богатствах хана Кучума. Вот умора! Некоторые, постарше, досадливо хмурились, считая, что все это господская блажь: оторвать людей от дела ради пустого баловства. Когда чувство неловкости сгустилось до предела, тишину прервал урядник: – Сергей Александрович, не в обиду будет сказано, вы действительно уверены, что это настоящая карта? – поинтересовался у меня Николай Тимофеевич. – А в чем дело? – спросил я, несколько задетый насмешливыми взглядами казаков. – Да эти богатства ищут который век, а все найти не могут. Хотя есть люди, которые утверждают, что их давно нашли. Вон Сапрыкина Александра Ерофеича все знают. Человек он кристально честный, ни болтунов не любит, ни сам лишнего слова не скажет, а его историю половина Тобольска знает. Так вот он утверждает, что когда в юности работал в лавке у Сидора Афанасьевича Пышнева, так, тому старатели как-то мешок с барахлом притащили. Пышнев, человек осторожный, так Сашку Сапрыкина при себе оставил. На всякий случай. Старатели – народ необузданный, да и люди среди них разные. Так вот, зашли они с мешком в заднюю комнату и стали выкладывать различные вещи. Сабля кривая и два кинжала, проржавевшие до основания, а рукояти все в золоте, серебре и драгоценных камнях. Перстни, золотая нагрудная пластинка на цепочке, изображающая летящего сокола, и несколько жменей монет. Посуду еще принесли, золотую и посеребренную. Сапрыкин говорил еще о каких-то вещах, но я уже сейчас просто не помню. Когда их Пышнев спросил, откуда такое богатство, они ему ответили: нашли сокровища хана. – Судя по предметам, они нашли могилу знатного воина, – возразил я ему. – Может – да, а может, и нет, – и урядник пожал плечами. В этом его жесте мне показалась снисходительность взрослого человека по отношению к ребенку, которому нечем заняться, и он отвлекает взрослых людей от настоящего дела. Не считая этой, как они считали, бредовой идеи, казаки относились ко мне с уважением. Будучи сами воинами, умевшими ценить силу и храбрость, когда видели это в другом человеке, то относились к нему с почетом и уважением. Особенно прониклись они после того, как на одной из дневных стоянок я уложил подряд, одного за другим, трех казаков, которые считались не последними бойцами в рукопашном бое. Оценили казаки и простоту общения важного сановника из стольного города Санкт-Петербурга, будучи при этом сами открытыми, приветливыми и рассудительными людьми. Молодежь шутки и розыгрыши любила, а среди казаков постарше было двое отменных рассказчиков. Герои их рассказов выходили как живые. Каких только самых разных историй я не наслушался темными и холодными не по-весеннему вечерами, но и мне пришлось выступить в этой роли, так как казаки проявили немалый интерес к жизни в столице, а в особенности к тому, как живет царская семья. Их интересовало все: как живут, что едят и пьют, куда ходят развлекаться. Каждый вечер подобные вопросы сыпались на меня, словно из рога изобилия. Какие цены в магазинах, что подают в ресторанах, а как это видеть на экране фильму и многое другое. Меня, наоборот, интересовало, как живут в этом краю люди, что их интересует, что не нравится. Правда, на мои такие вопросы казаки отвечали несколько уклончиво, при этом бросая косые взгляды на урядника, но зато охотно рассказывали о том, как люди богатели за один день, а потом за месяц проматывали свое богатство и, одолжив денег, снова уходили в тайгу искать золото. Довелось мне услышать про убийц, бежавших с каторги, про людоедов, про лесных разбойников, поджидающих на дорогах купцов. Столкнулся я и с открытой неприязнью со стороны двух казаков, которые были из староверов и людьми в возрасте. Прямо мне в лицо не говорили, но между собой обсуждали, что в городских людях мало осталось веры Божьей, заражены они всяческими пороками, разлагающими душу человеческую. Особенно их напрягала моя каждодневная утренняя гимнастика. Как-то, не выдержав, один из них – Силантий Грошев – в разговоре со своим закадычным приятелем Данилой Опушкиным выразился так: – Словно бес непотребный его дергает в разные стороны. – Ага. Стыдоба и только, – согласился тот. В отличие от них все остальные казаки, кто с усмешкой, кто с немалым интересом наблюдали за мной во время тренировок. Прибыв на место, мы разбили лагерь, после чего я с проводниками началискать места, отмеченные на карте. Двое суток ушло, пока мы не вышли на край болота и не нашли корявое деревце, на коре которого была грубо вырезана стрела. С этого места начинался путь к острову на болотах. Перебравшись сюда, я оставил казаков и сани, а сам с братьями начал искать путь через болото. Шли очень осторожно, внимательно глядя под ноги, и уже спустя час обнаружили полусгнивший деревянный кол, почти весь провалившийся в болото. Если бы сейчас было лето, то мы могли пройти около него десятки раз, но так и не найти, а вот на снегу, хоть и не сразу, его заметили. Дальше было проще, так как теперь я точно знал, что карта не врет, а значит, где-то там действительно лежит остров с сокровищами хана. Когда мы принесли эту новость в лагерь, народ обрадованно оживился. Неужели? Вечером пошли всякие разные разговоры о кладах и о духах умерших, которые их охраняют, о смертельных заклятьях, наложенных на сами сокровища. На следующий день я с братьями и Сохатым, который неотступно сопровождал меня во всех поисках, углубились в болото. Вскоре мы наткнулись еще на одну веху, затем после долгих поисков был найден третий кол, а уже за ним наткнулись на остатки гати из прогнивших бревен, торчащих из-под снега. В основном здесь рос камыш, сейчас насквозь промерзший и ломкий, нередко встречались участки зарослей мелкого кустарника и корявых, кривых деревцев, пока, наконец, не увидели иву, ствол у которой был раздвоен, как указано на плане. Это была наша цель. «Остров! Пришли!» – сразу мелькнула мысль, и сердце неожиданно забилось чаще обычного. – Глядите, Сергей Александрыч, вон то дерево, про которое вы говорили, – показал на иву один из братьев, тем самым подтвердив мой вывод. Остров оказался небольшим, поэтому искать место, обозначенное на карте, нам долго не пришлось. К тому же я знал, где искать – место, обозначенное крестиком на карте, находилось в его левой части. На первый взгляд место, где хранились сокровища, выглядело, как бугор из ноздреватого, весело искрящегося под ярким весенним солнцем снега. Даже не видя каких-либо примет, что здесь зарыт клад, мои последние сомнения вдруг почему-то исчезли, теперь я был просто уверен, что клад лежит здесь, под землей. Сделав шаг, я топнул ногой и, повернувшись, сказал Фоме, который нес завернутые в мешковину инструменты: – Это здесь! Давай лом! Железо пробило слой слежавшегося снега и звонко ударило в замерзшую землю. За ним последовал второй удар, третий, десятый… Не знаю, на каком ударе, но лом вдруг провалился, чуть не выскользнув у меня из рук. Пустота, образовавшаяся из-за неровно насыпанной земли, которая, со временем, местами просела. Пошатнувшись, я чертыхнулся, но не зло, а радостно и возбужденно. Искать клады оказалось очень увлекательным делом. Оставив лом в пробитой дыре, я снял перчатку, вытер с лица пот и огляделся. – Неужели нашли? – вопрошающе прошептал Сохатый, глядя на мое довольное лицо. – Сейчас увидим! – воскликнул я и снова взялся за лом. Снова зазвенел металл, раскалывая на куски промерзшую насквозь землю, но, несмотря всю свою силу, вскоре я почувствовал, что устал. Сохатый сменил меня, а я, тем временем, отправил одного из братьев за казаками, после чего с другим проводником мы определили место для временного лагеря на острове. Спустя несколько часов на острове появилось четверо казаков во главе с урядником, с запасом продовольствия и инструментами. Остальные остались в лагере, чтобы присматривать за лошадьми, в ожидании нашего прихода. Не успели казаки освободиться от груза, как сразу подбежали к выбитой нами яме, с горящими от любопытства глазами, после чего посыпались вопросы: – Это здесь?! А где видно, что здесь?! Так вы еще ничего не нашли?! На следующий день мы наконец сняли промерзший слой земли и взялись за лопаты. В тот миг, когда острие лопаты врезалось в деревянную крышку сундука, над островом разнеслось дружное: – Урра-а!! К вечеру мы откопали и вытащили из земли пять сундуков, шесть кожаных мешков и двух золотых идолов, каждый из которых весом был не менее пуда. Оба были похожи друг на друга, только у одного вместо глаз были вставлены крупные изумруды, а у второго – рубины. Каждая такая находка вызывала крики радости, но больше всего мне запомнился тот самый первый момент, когда мы извлекли самый первый сундук со сбитыми замками. С немалым волнением откинув крышку, я увидел лежащие внутри продолговатые кожаные мешочки. Люди, стоявшие вокруг меня, в ожидании затаили дыхание. Я взял самый верхний из них. На ощупь он был холодный, сырой и тяжелый. Развязал завязки, а потом перевернул мешочек вверх дном, вытряхивая содержимое обратно в сундук. Из него посыпались кольца и перстни, которые, упав, мягко перезванивались, сталкиваясь друг с другом. «Господи, сколько же здесь всего!» Взял в руки одно из колец, которое выделялось среди остальных своей массивностью и камнем. Это был большой, невероятной чистоты бриллиант, имевший форму капли. Полюбовавшись, положил кольцо обратно и взял другой мешочек, явно легче по весу. В нем оказались драгоценные камни. Потом были мешочки с цепочками, кулонами, тяжелыми золотыми браслетами. Я оглянулся на притихших людей. – Ну что, господа хорошие, кто тут говорил, что клад хана Кучума детские сказки?! – Так это… гм… кто ж такое знал, – неуверенным голосом ответил за всех урядник, после чего снова наступила тишина. Люди смотрели на золото и драгоценности как зачарованные, не веря своим глазам. Наверно, с минуту длилось это молчание, пока в полной тишине не раздался негромкий и удивленный голос одного из братьев, Фомы: – Это все что – настоящее золото? После его нелепого, почти детского вопроса все разом засмеялись. Причем так, что слезы на глаза наворачивались. Сказалось накопившееся нервное напряжение. Когда все было вытащено наружу, я произвел полную ревизию найденных сокровищ. Два небольших сундучка были наполнены до краев монетами. Из них где-то две трети золотых монет, остальное – серебро. Еще два были, скорее всего, не сундуками, некогда красивыми резными ларцами, сейчас сильно испорченными из-за долгого лежания в земле. В них лежали золотые и серебряные женские украшения, брошки, серьги… В четырех кожаных мешках была золотая и серебряная посуда – тарелки, блюда, бокалы, подсвечники. Еще в одном оказался лом драгоценных металлов. Эфесы шпаг, мечей, ножей, два десятка слитков золота и серебра. В шестом – золотые статуэтки и диковинные фигурки, выполненные из золота и серебра. Вечером народ, несмотря на усталость, ел без особого аппетита, бросая косые взгляды на сундуки и мешки, сложенные в кучу. Несомненно, у всех на языке вертелся один и тот же вопрос, но задал мне его молодой и смешливый Трофим Казанец: – Теперь, вы, стало быть, богач, Сергей Александрович? – В какой-то мере, Трофим. Все эти сокровища пойдут в государственную казну, там их опишут, положат в государственную казну, а затем мне выплатят какую-то часть. – А если бы вы сами по себе приехали, то как? – спросил меня один из братьев-проводников. – Честно говоря, не знаю. Скажу только одно, к богатству я, скажем так, равнодушен. – Эх, а я бы гульнул на них так, чтобы люди долго вспоминали о том, как гулял казак Семен Шкандыба! – тут же высказался один из казаков. – Не, деньги надо с толком тратить! – неожиданно возразил ему Трофим. – Я бы свадьбу сыграл… царскую! Я повернулся к нему: – Когда свадьба, казак? – Скоро, Сергей Александрович! Согласие родителей Насти получил, день венчания назначен, осталось только с холостой жизнью распрощаться! Вот приедем домой, соберемся в трактире и отметим это дело! Правильно я говорю, братья?! Кругом засмеялись, послышались поздравления и шутки. Я смотрел на лица казаков, слушал их и вдруг понял, что в этих людях, простых и открытых, не было зависти. Нет, они завидовали моей удаче, но черной зависти, отравляющей сердца, у них не было. Как и у проводников. Перед тем как ложиться спать, ко мне подошел урядник. – Сергей Александрович, надо охрану выставить. Предлагаю в три смены ставить пары: одного казака и одного из ваших охранников. Вы как? – Добро, Николай Трофимович. Спал я, видно, крепко, так как проснулся не сам, а меня разбудили. Раскрыл глаза. Возле меня стоял урядник с Трофимом Казанцом. Лица у обоих напряженные и строгие. Поднялся. В лагере уже никто не спал, и что хуже всего, люди разделились на отдельные группы, бросая друг на друга неприязненные взгляды. Что, черт вас возьми, произошло?! Неожиданно сердце екнуло: «Сокровища!» Бросил взгляд на сундуки и мешки. Вроде все нормально. – Слушаю вас. – Тут такое дело, – тихо сказал урядник. – Вор у нас объявился. – Кто? Что украл? – Ваше золото. Монеты, – ответил мне Казанец, глядя мне прямо в глаза. – А кто… не знаем. – Гм. А это что означает? – и я кивком подбородка показал на две группы за их спинами. – Скажу прямо, – урядник посмотрел мне прямо в глаза. – Кто-то из ваших людей взял. – Откуда такая уверенность? – Как мы и решили: ночью дежурили три группы по два человека. Под утро заступил Трофим, а через час с лишним пошел, чтобы справить малую нужду. По возвращении проходил мимо сундуков. Вдруг глянь, в снегу что-то блеснуло. А это вон что, – и он протянул мне золотую монету. – Где? – В паре шагов от сундука, – уточнил молодой казак. – Гм. Что вы предлагаете? Взгляд урядника стал мягче. – Значит, доверяете, Сергей Александрович? – уточнил он. – Доверяю. – Тогда мы вот что сделаем, – урядник наполовину развернулся и позвал братьев, которые сейчас сидели у костра с непонимающими лицами. Когда те подошли, подозревая что-то недоброе, обратился к обоим: – Из сундука пропало золото. Вы… – Николай Тимофеевич! Вы же нас с детства знаете! Батю нашего знаете! Мы не в жисть чужого не возьмем! – раздались голоса братьев, в которых переплелись испуг и обида. – Молчать! Оба! Не о вас речь! Попробуйте найти, где вор золото спрятал. Думается мне, что он набил монетами карманы, а затем поблизости закопал. Ведь он не дурак – при себе держать не станет. – Так это… Чего не попробовать… Монеты были найдены через полчаса. Их зоркие глаза нашли тщательно затертый след. – Вот, – и Фома протянул мне туго набитый полотняный мешочек с завязанными на горловине ремешками. – А обувка похожа… – Неожиданно он замолчал и опустил глаза. – Говори, как есть. – У вашего… Вон того, – и он показал в сторону Ильи Решетникова. – У него задники каблуков сильно стоптаны. Все уставились на агента. Казаки с осуждением, охотники с жалостью. Сохатый, недолго думая, схватил своего подчиненного за грудки и, яростно сверкая глазами, заорал: – Говори, сучий сын!! Правду говори!! – Так я… ничего! Не брал я!! Пусть докажут! Он попытался оторвать руки Сохатого, но не смог. – Уже доказали, урод!! – Ничего не доказали!! И не докажете!! – в голосе филера были страх и ярость. Когда ему наконец удалось вырваться из рук Сохатого, он отскочил на два шага назад и попытался выхватить оружие, но был сбит с ног казаками, которые заломили ему руки, заставив встать на колени. Пару минут он дергался, пытаясь вырваться, а потом вдруг разом обмяк, поник и опустил голову. Я спросил его: – Ты украл? – Бес попутал, – не поднимая головы, тихо ответил он. – Ты только что вылетел со службы, но это не все. Алексей Мефодьевич, – подозвал я старшего агента. – Что делать будем? – Воля ваша, господин Богуславский. Вам решать. Старший агент, несмотря на внешнее спокойствие, был разъярен и зол. Ведь Решетников не только сломал этим поступком свою жизнь, но и поломал карьеру старшего агента, который отвечает за своих подчиненных. С минуту я думал, а потом сказал: – Как только мы возвращаемся в Тобольск, ты, Решетников, пишешь рапорт по начальству об уходе. Причину сам найдешь, а Сохатый проследит за этим. И последнее. Уйдешь без послужного списка, так что как ты будешь зарабатывать на хлеб – думай уже сейчас. Только сейчас бывший филер понял, что его ожидает, и поднял голову. – Ваше благородие, господин Богуславский, вы же меня на голодную смерть обрекаете. Я же больше ничего не умею. Кем же… – Тебе было уже сказано: думай. На это все! Теперь давайте завтракать, а затем начнем собираться! Когда после завтрака я укладывал свои вещи, ко мне подошел старший филер и тихо сказал: – Спасибо вам большое, Сергей Александрович. Век не забуду вашей доброты. По прибытии в Тобольск я озадачился мыслью, где хранить сокровища до прихода парохода, но потом решил, раз городских властей озадачили по поводу мне повсеместной помощи, так теперь это время настало, и отправился к губернатору, но оказалось, что тот занемог, зато вице-губернатор Гаврилов Николай Иванович без малейшего промедления меня принял. Стоило мне изложить свою просьбу, как вопрос сразу был решен. – Сергей Александрович, а как насчет хранилища банка? Подойдет? – Вполне. Спасибо. – А теперь не томите душу, расскажите о ваших приключениях! После короткого рассказа последовал вопрос: нельзя ли хоть одним глазком поглядеть на легендарные сокровища? Отказать было как-то невежливо человеку, только что решившего мою проблему, и я дал согласие. Выйдя на улицу, я подошел к казакам, охранявшим сани с ценным грузом, и сказал: – Сейчас доставим груз в банк, и вы свободны, но расставаться просто так с вами не хочу. Хорошие вы люди, душевные, поэтому хочу вам, казаки и охотники, уважение оказать. Как насчет того, чтобы посидеть одной компанией за столом в трактире или ресторане, который укажете? – Да! Это дело! Согласны! – сразу послышались веселые голоса со всех сторон. – Я плачу и никаких возражений по этому поводу не принимаю, но при этом есть просьба: выделите человека от общества, чтобы помог мне со столом. – Да тут и выбирать нечего! Толкунова! Ваську! – разом загомонили все. – Он у нас главный обжора! Урядник довольно усмехнулся в усы, видно, и ему по душе пришлось мое предложение, после чего скомандовал: – Отставить разговоры! Едем! На следующее утро я отправился в банк и принялся за работу. Сначала сам лично переложил все сокровища в предоставленные мне тяжелые сундуки с навесными замками, а заодно составил общую опись. Не успел закончить работу, как стало прибывать городское начальство с женами для осмотра сокровищ. Жены и дочери отцов города громко ахали и шумно восторгались богатствами хана, при этом их супруги откровенно косились на своих мужей, но те, замечая их взгляды, виновато опускали глаза и разводили руками, означая тем самым, что сделать ничего не могут. Это не обычный старатель, которого можно запугать, а затем содрать три шкуры, а доверенный советник самого царя. Если у большинства в глазах горела только алчность при виде золота и драгоценных камней, то для меня большим и неожиданным исключением стал жандармский подполковник. Быстро пробежав глазами по содержимому остальных сундуков, он остановился у одного, куда были ссыпаны монеты, после чего извлек из кармана лупу и стал изучать монеты, с таким старанием и вниманием, что я заподозрил в нем коллекционера. Он настолько увлекся этим занятием, что даже не заметил, как остальные приглашенные собрались уходить. Отвлек его от этого занятия полицмейстер, который, подойдя, громко сказал, подтвердив мое предположение: – Все! Пропал наш коллекционер! Вон как влюбленно разлюбезные свои монетки рассматривает! Тот словно очнулся, оглянулся и, когда увидел, что все уже уходят, сказал: – Извините, господа! Никак не хотел вас задерживать! Идемте! Я стал прощаться со всеми, а когда дошла очередь до подполковника, неожиданно спросил: – Леонид Андреевич, а вы случаем Иконникова не знаете? – Профессора Иконникова? Антона Павловича? Кто же его из коллекционеров не знает? Его коллекция на весь мир прогремела, а представленный в его коллекции период Древнего мира выше всяких похвал! Такого подбора… – Извините, что перебью вас, но не могли бы вы помочь отобрать для него наиболее интересные монеты. Мы с профессором хорошо знакомы, поэтому мне хотелось бы его порадовать. – Сочту за честь! Расстались мы весьма довольные друг другом. Он мне помог отобрать два десятка наиболее ценных, по его мнению, в историческом плане, монет, но и сам не остался внакладе, когда я предложил ему отобрать несколько монет для своей коллекции. Вечер я провел вместе с казаками и братьями Дементьевыми в трактире под названием «Казачий курень», так как на спиртное уже был снят запрет, поэтому среди уставленного едой стола стояли бутылки с вином и казенной водкой. Мне не хотелось выглядеть боярином, раздающим награду слугам, поэтому, перед тем как сесть за стол, я подошел к уряднику. – Николай Тимофеевич, можно вас на минуточку. – Слушаю вас, Сергей Александрович. – Вот возьмите, – и я сунул ему в руки пачку банкнот и мешочек с монетами. – Вам и всем остальным – по пятьдесят рублей и золотой монете на память от меня лично. Еще сто рублей на свадьбу Трофиму Казанцу. И последнее. Дарю вам всем, или, как вы говорите, обществу, коня и возок. – Вы что! Не надо… – Это подарок! Делайте с ним, что хотите! Так мне ответил старший приказчик купца Саватеева, теперь то же самое я говорю вам. Все! Идемте к столу. На следующий день, по приходе парохода, я загрузился с сундуками на борт, но мои заботы, по большей части, закончились только тогда, когда я загрузил опломбированные сундуки в специальный охраняемый вагон, а сам сел в купе второго класса. Огляделся и облегченно вздохнул. Тепло. Хорошо. Все, вернулся в цивилизацию! Скоро буду дома! Беспокойство и хлопоты, связанные с хранением и перевозкой, закончились. На душе стало спокойно, и мысли в голове остались только радостные или, как сейчас говорят, «благостные». «Эх, хорошо! Скоро приеду домой. Увижу Свету…» Какое-то время, наслаждаясь наступившим умиротворением в душе, смотрел в окно, на суету людей, пока паровоз не отошел от перрона, затем сладко потянулся и вдруг понял, что здорово устал за последние три недели. Пусть не физически, но постоянное нервное напряжение – тоже немалая нагрузка, а именно оно не отпускало меня все это время. «Подремать? Или дождаться обеда?» – тут взгляд упал на ворох газет, купленных мною на вокзале, и я воскликнул: – Вот что мне надо! А то ведь совсем оторвался от цивилизации! Ну-с, посмотрим, что с Россией за три недели моего отсутствия произошло! Первые страницы почти всех газет пестрели сенсационными сообщениями с Кавказского фронта. Оказалось, что войска генерала Юденича, усиленные новыми частями, которые были укомплектованы солдатами и офицерами, прошедшими германский и австрийский фронты, три дня тому назад перешли в наступление по всему фронту. Противостоять широкомасштабному наступлению потрепанные турецкие части просто не смогли, начав отступать. Германские военные советники делали все, чтобы спасти положение, но в той ситуации, в которой оказалась Турция, их советы были просто бесполезны, так как турецким генералам, прежде всего, требовались свежие силы, которые просто негде было взять. Германия, не сумев закончить войну в Европе молниеносным ударом, увязла в фортификационной войне и не была способна чем-либо помочь своему союзнику. Русские солдаты, в противовес турецким аскерам, воевали бодро и зло, зная, что эта война последняя и, закончив ее, большинство из них окончательно вернется домой, к мирной жизни. Николай II ждал этой победы не меньше своих солдат, так она воплощала в себе две вековечные мечты российских правителей: освобождение от власти мусульман города-колыбели православия Византии и захват проливов Босфор и Дарданеллы. Как оказалось, два дня тому назад турки попытались переломить ситуацию и решились на большое сражение, но были разбиты наголову и позорно бежали, преследуемые русской кавалерией и казаками, что окончательно подорвало боевой дух турецкой армии, и над страной навис призрак нового военного переворота. Хотя султан Мехмет V оставался главой османского государства, фактическая власть в стране принадлежала трем военным и политическим лидерам младотурок – Энвер-паше, Талят-паше и Джемаль-паше. После этого разгрома говорить о каком-то сопротивлении было не только бессмысленно, но и опасно, так как триумвират понимал, что продолжение войны просто оттолкнет от них большинство генералов и политиков, которые их до этого времени поддерживали, что означало: их головы станут новым украшением стены султанского дворца. Чтобы спасти то, что осталось от армии, а также свои драгоценные жизни, триумвират запросил мир. О чем сейчас и писали газеты. В Персии происходило то же самое, что и в Турции. Корпус генерала Баратова, получив значительное подкрепление из казаков, пехоты и артиллерии, стал единственной серьезной силой в стране, невзирая на военное присутствие англичан, которым оставалось тихо радоваться, что их здесь еще терпят. Последней точкой, поставленной на европейском фронте, стало полное освобождение Румынии и остановка русских армий на границе с Болгарией. После поражения Австро-Венгрии болгарские войска предпочитали отступать, не вступая в бой с русскими солдатами. Сейчас в столице, со дня на день, ожидали приезда членов болгарского правительства с предложением мира. Несмотря на то, что военным победам России в газетах уделялось намного больше места, чем остальным публикациям, мне все же удалось найти для себя в куче других новостей о внешней политике интересное сообщение. Правда, было не совсем ясно: это в действительности происходит или просто досужие выдумки журналистов. Новость касалась поднятой темы тайных переговоров о заключении мира Германии с Францией и Англией, а в основе их лежало плохое экономическое положение Германии, которое вместе с постоянно растущим ростом революционных выступлений в стране подрывало способность страны продолжать войну до победного конца. Отложив последнюю прочитанную газету, я вдруг подумал о том, что во всем том, что мною прочитано в газетах, есть немалая толика и моего труда. Это чувство гордости сформировало следующую мысль о том, что я, похоже, состоялся как человек и как личность. «Появившись в этом мире, я многого сумел достичь, как для себя, так и для России. Интересно, это я похвалил себя или просто элементарная констатация фактов? Гм. Если со мной, так или иначе, ясно, то вот насчет державы… еще далеко не все определено. Сделано, конечно, немало, но сколько начатых и незавершенных дел! Только и радости, что успел…» Мысли скользнули дальше, и я стал перебирать в уме все те изменения, что произошли в России за последний год, пропустив их через призму только что прочитанных газетных статей. «Самым первым и личным достижением можно считать то, что мне удалось удержать корабль по названию „Россия“ на прежнем курсе, не дав ему сбиться с пути и не затонуть, наткнувшись на рифы междоусобной войны, при этом сохранив самодержавие и род Романовых. Да! Чуть не забыл! За что и получил три прозвища: царский палач, душитель свобод, а также почетное звание ЦЕПНОГО ПСА САМОДЕРЖАВИЯ… – Я усмехнулся. – Продолжим перечисление достижений. Начнем… Внутренняя политика, проводимая государем, была направлена на постепенное улучшение жизни простого народа, что было видно невооруженным глазом. Фабричные законы, так и привилось это название в народе, были приняты и работали во всех крупных промышленных городах России. Теперь принимались меры, чтобы принять их повсеместно, во всех уголках империи, именно поэтому всяческое противодействие промышленников этим законам стало караться крупными штрафами и судебными расследованиями, причем откупиться, как раньше, стало практически невозможно, так как чиновники, читая и слыша о судебных процессах, понимали, если что, им такой же доли не избежать. Пусть улучшения условий жизни рабочих и крестьян шли медленно, но они все равно менялись, при этом неуклонно и повсеместно становясь стандартом новой, лучшей, жизни. Исчезли длинные очереди, прекратились перебои с продуктами и топливом, а значит, вернулись прежние цены, снова четко и бесперебойно стали работать железные дороги. Всеобщему воодушевлению и подъему в народе в немалой степени способствовали победы русской армии. Разгром и капитуляция Австро-Венгрии, освобождение Румынии, разгром турецких армий на Кавказском фронте – все это способствовало вере народа в путь, избранный царем. К тому же благодаря быстрым и решительным действиям особого корпуса жандармов, новым жестким законам и „народной политике“ царя, было покончено с оппозицией, которая своими действиями подрывала основы и миропорядок вековых устоев империи. Параллельно с демобилизацией солдат, количество которых сейчас перевалило за миллион, полным ходом шло увольнение офицеров, в первую очередь выпускников военного времени. Именно они, по большей части, являлись в армии агитаторами и зачинщиками беспорядков. Солдаты, в основе своей крестьяне, читая письма от родных и близких, начали понимать, что жизнь меняется к лучшему, и переосмысливать то, что им вбивали в головы революционеры. Если процесс в армии шел сравнительно легко, то на морском флоте все оказалось намного сложнее. Корабли, экипажи которых были укомплектованы, по большей части, рабочими, были замкнутыми на себя группами, а значит, более закрытыми для агентов охранки, что и продемонстрировал мятеж офицеров и моряков в Кронштадте. Несмотря на запрет деятельности различных партий и повсеместные аресты революционеров, подавляющая масса народа так и осталась в неведении особых прав жандармов, так как эта сторона их работы просто не коснулась, даже больше того, люди ее одобряли. Была еще одна сторона деятельности особого корпуса, которую можно было определить выдернутым куском текста из секретных инструкций, полученных жандармскими управлениями: „имеют право задерживать и вести следственные действия в отношении любого человека, невзирая на чин и должность“. Это уложение не осталось на бумаге, как в прежние времена, а было подтверждено сотнями уголовных процессов, которые дали понять богатым и правящим классам, что на их шеи надели поводки, а если понадобится, то они в любую минуту могут превратиться в удавки. Из действительной армии были отозваны и возвращены на прежнее место службы части и подразделения корпуса пограничной стражи и отдельного корпуса жандармов. Помимо этого указом императора с 1 января 1917 года отдельный корпус пограничной стражи был выведен из-под руководства министра финансов, став отдельным родом войск. Новые порядки коснулись армии и флота. В 1915 году во время большого отступления среди солдат получило распространение явление „самострела“, поэтому была введена смертная казнь „самострельщикам“, а за неисполнение приказа – телесное наказание розгами. Теперь указом императора они были отменены. На поток было поставлен выпуск нового оружия. Пистолет для офицерского состава, который в ближайшем будущем должен был сменить наган, легкие пулеметы и автоматические винтовки КБ Федорова. Проверка новых видов оружия в боевых условиях еще раз показала, что не перевелись еще на Руси оружейники. Сейчас, насколько мне было известно, в конструкторском бюро под руководством генерала Федорова полным ходом шла разработка тяжелого пулемета и двух типов пистолетов. На этом же заводе был налажен выпуск снайперских винтовок и глушителей под пистолеты. Правда, пока в небольших количествах. Первый полк особого назначения стал первым ростком, из которого, я так надеялся, вырастут войска специального назначения. Немалой поддержкой им должна стать первая в России школа диверсантов и снайперов, первый выпуск которой с успехом показал себя на Кавказском фронте. Появился в армии совершенно новый род войск. Штурмовой батальон. Они отличались от обычных подразделений новым оружием, большим количеством пулеметов, подсумками с гранатами и немецкими касками „Stahlhelm“, которые были тайно закуплены в Германии в количестве пяти тысяч штук. Мне также было известно, что русские конструкторы вели полным ходом работы по созданию своей каски, на основе германского шлема. Шлем просто необходим армии, и почему император так долго сопротивлялся этому новшеству – просто не понимаю. Кстати, вспомнил. Прямо перед моей поездкой телефонировал генерал Федоров и просил приехать, чтобы присутствовать на первых испытаниях тяжелого пулемета. Хм. Все-таки сработала моя идея. И результаты получились отменные. Но, главное, люди! Не за страх, а за совесть работают!» Насколько мне было известно, нечто подобное сейчас происходило при создании работы конструкторского бюро воздухоплавания. Там взял на себя бразды правления Игорь Иванович Сикорский. Он был немало удивлен, когда ему предложили дополнительное финансирование, помещение, а также новый металл – дюралюминий, как основной материал для строительства будущих аэропланов. Если КБ Федорова получало в полном объеме государственную поддержку, то на развитие воздухоплавания давались довольно ограниченные средства, поэтому я, как мог, поддерживал авиастроителей своими деньгами. Из тех последних известий, которые время от времени получал, мне было известно, что разработана совершенно новая модель и теперь КБ воздухоплавания на ее основе вплотную занялось разработкой истребителя. В какой-то мере успехи русских конструкторов я мог считать своей заслугой. Убрав бюрократические препоны и бытовые заботы, дал умным и талантливым людям нормальные условия и средства, чтобы они могли заняться тем, для чего созданы. Спокойно творить, изобретать, экспериментировать. Таким образом, я невольно стал шефом воздушного флота Российской империи. В придачу к этому меня, наверно, можно считать родоначальником танковых войск. Несколько раз я вел разговоры с императором о выделении денег на создание новой, мощной, броневой машины – танка, пока тот, наконец, не уступил мне и не подписал указ о создании КБ для разработки новых типов боевых машин. Тут мне в какой-то мере повезло. Я только начал ломать голову, кому поручить организацию такого инженерного бюро, как вдруг с делегацией, отправленной в Америку для переговоров с Фордом, приехал американский инженер Дж. Уолтер Кристи. В свое время я просил инженеров, которые поехали в составе этой делегации, поискать специалистов в области бронетехники, желающих работать в Российской империи. Кристи прельстила не столько щедрая оплата его услуг, сколько открывающиеся перед ним громадные возможности в области конструирования бронетехники. В итоге, первое в империи инженерное бюро по конструированию танков возглавил американец. В империи не было подобных ему специалистов, и я боялся, что у нас некому контролировать его работу, к тому же он мог оказаться аферистом, ищущим легких денег, но, увидев, спустя семь месяцев, выезжающий из ангара танк, пусть даже мало схожий с современной машиной, я успокоился. К тому же, к моему удивлению, испытания показали, что эта машина имеет хорошие скоростные и маневренные характеристики, но при этом очень слабо вооружена. На ней был установлен тяжелый пулемет разработки КБ Федорова. Несмотря на многочисленные недостатки, выявленные в ходе испытаний, БМ-1 (боевая машина, такое она получила официальное название) представляла собой определенный прорыв в области танкостроения для этого времени. Не знаю, удивлялся бы я или просто посмеялся тому обстоятельству, если бы узнал, что именно с двух прототипов танка Кристи, купленных советским правительством у этого американского инженера в 1930 году, началось их серийное производство в Советском Союзе. Основательный толчок был дан и развитию железных дорог. Мне в свое время стало известно, что еще перед войной, в 1913 году, был составлен план развития железных дорог, по которому намечалось построить две новые железнодорожные магистрали, усилить пропускную способность стратегических участков, увеличить паровозный парк. Эти работы подлежали выполнению в две очереди, но из-за недостатка финансирования нередко прерывались и в своем большинстве оказались незаконченными. Так как вероятность новой войны с Германией никуда не исчезла, то сейчас требовалась достройка стратегических линий, уже находящихся в процессе сооружения. Вместе с министром путей сообщения мне удалось уговорить императора выделить из казны денег на достройку стратегических линий и продолжение строительства Мурманской железной дороги. Если на железные дороги мне пришлось выбивать деньги, то вопрос о возрождении автомобильной промышленности решился сравнительно легко и быстро. Первая мировая война стала показательным примером, выявив острую потребность русской армии в автомобилях, и царь об этом прекрасно знал. В апреле 1917 года царским правительством были выделены средства на строительство трех заводов, два из них должны были быть построены в центральной части страны и третий – на юге России. Для создания этих заводов полного цикла производства – от добычи руды и выплавки металла до выпуска готового автомобиля – были приглашены инженеры Генри Форда. За основу собирались брать его самый современный завод в автомобильной промышленности – хорошо освещённый и вентилируемый «Хайленд парк» с конвейерным производством. Вместо проворовавшегося военно-промышленного комитета было организовано Военно-промышленное общество. Оно было представлено следующими направлениями: военная амуниция, автомобильный транспорт, авиация, бронетехника, военный флот и связь. Предварительно было разослано приглашение ста тридцати промышленникам, фабрикантам и банкирам, из которых прибыло чуть больше половины. Остальные, очевидно, решили посмотреть со стороны, что из этого всего получится. Каждый из прибывших гостей являл собой хитрого, увертливого и умного дельца, при этом и они имели свои слабости. Несмотря на богобоязненность, многие банкиры и фабриканты, особенно из бывших купцов, имели непомерную гордыню и тщеславие: «Мои пароходы везут по рекам России муку и лес! На моих заводах работают тысячи рабочих! Всего этого я сам всего добился!» На многие начатые работы и проекты нужны были деньги, и немалые, поэтому я решил сыграть на их слабостях. Именно поэтому первое торжественное заседание правления открыл император, а чтобы бывшие купцы и фабриканты прониклись, что военно-промышленное общество – это вам не абы что, были созданы красивые памятные значки, блокноты, а к ним авторучки, копии фирмы «Паркер», но уже с зажимом на колпачке, которые были розданы им в качестве сувениров. Корпуса ручек были изготовлены из серебра, а на одной стороне колпачка было красиво выгравировано имя и фамилия владельца. Все они, умные люди, поняли, что им оказывается подобный почет не за красивые глаза, но оказанный им торжественный прием сыграл, как оказалось в дальнейшем, свою роль. С докладами перед промышленной элитой выступило несколько человек из промышленников и банкиров, представлявших Военно-промышленное общество, а также начальники КБ генерал Федоров и Сикорский. В основе всех речей и докладов открыто выраженная просьба: дайте деньги на подъем оборонно-военного комплекса сейчас, а года через три, когда опытные образцы пойдут в производство, вы получите военные государственные заказы на много лет вперед. Многие сидевшие в зале скривились. Еще бы! Вкладывать деньги в разработку опытных образцов, а там еще неизвестно, что из этого получится! Правда, то, что было сказано о льготах, слушали внимательно и с интересом. Государственные субсидии в размере пятидесяти процентов предлагались тем, кто займется авиацией и бронетехникой, как самыми непопулярными среди купцов и промышленников направлениями. К закрытию заседания на лицах у многих я видел скептические улыбки. Вкладываться в то, что будет давать деньги лишь в далекой перспективе, мало кому могла понравиться, поэтому на второй день пришло меньше половины из вчерашнего состава. Если вчера они только слушали, то сегодня приступили к конкретной реализации проектов. Переговоры с промышленниками продолжались еще два дня, и в результате на заводах Сибири и Урала появились три новых КБ. Затянувшаяся война постепенно разрушала экономику, торговлю и сельское хозяйство воюющих держав. В отличие от них, в России благодаря нововведениям в деревне и появлению свыше миллиона демобилизованных крестьян сельское хозяйство получило существенный скачок. Согласно данным комиссии по переселению уже около пятидесяти тысяч крестьянских семей дали свое согласие на переезд и, получив документы на льготы и подъемные деньги, поехали осваивать сибирские просторы. Все больше заводов стали переходить на производство продуктов и товаров для нужд народа, а следом стала расти доля и внешней торговли. Восстановились торговые связи с Германией и Австрией. От них мы стали получать станки, паровозы, вагоны, запчасти для автомобилей, а в ответ отправляли зерно, фураж, продукты питания и металл. Зная об отношениях союзников к России, я с некоторым удивлением прочитал, что в Петербург приехала делегация французских торговцев и промышленников. Экономика Французской республики в результате разрушительной войны находилась в шаге от катастрофы, и поэтому правительство пошло на столь непопулярный и отчаянный шаг. Растерянные и испуганные беженцы, бросая дома на оккупированных немцами территориях, пополняли ряды безработных. После захвата немцами части территории Франции многие промышленные связи оборвались, заводы и фабрики начинали работать с перебоями, а то и вовсе останавливались. Плохо было с топливом, керосином и транспортом. Немногим лучше обстояло дело с сельским хозяйством. К тому же год оказался неурожайным. Именно поэтому французской торговой делегации было нужно многое, начиная от продуктов питания до металла и винтовок. Естественно, что самым первым условием восстановления торговых отношений стало возвращение русского золота, находящегося во французских банках. Отдавать то, что уже считалось своим, французам явно не хотелось, но приближающийся экономический коллапс просто не дал им выбора. Не успели французские торговцы освоиться, как в Петербург прибыла делегация из Австрии, что заставило французов резко пойти на уступки. Они не знали, что австрийцы прибыли с тайной миссией: просить военной помощи у России. Карл I хотел принудить Венгрию вернуться в состав империи при помощи русских штыков, в чем ему было отказано, хотя при этом царь искренне переживал за австрийского императора, очевидно, в душе продолжая верить, что монархи – это члены какого-то высшего общества с особой кровью, которые обязаны друг другу помогать. Французы почему-то считали, что как только решится вопрос с золотом, Россия должна сразу удовлетворить все их запросы, но они просчитались. Поставки продовольствия и стратегических материалов в ближайшие полгода обещали быть очень скромными, причем не из-за политических разногласий, а по одной простой причине: экономика России только-только начала набирать силу.Глава 15
По прибытии в Петербург меня встретил воинский конвой, присланный для сопровождения драгоценного груза. Народ на перроне с явным любопытством наблюдал за разгрузкой, не забывая при этом высказывать свое мнение о том, что может находиться в этих сундуках. В большинстве своих догадок они были правы. Несметные богатства. Помимо офицера с солдатами приехал представитель казначейства, надворный советник Боровский, чтобы официально оприходовать найденные сокровища, но стоило ему увидеть составленную мною опись на коротком листочке, как сразу схватился за сердце. – Это как вас понять, господин Богуславский?! За номером один – сундук с монетами. Номер четыре – ларец с женскими украшениями. Что это?! Где реестр?! Где указано количество? А описание предметов? И главное, где акт с подписями комиссии? – Господин Боровский, это клад, который был найден и откопан в Сибири. Вы это понимаете? Клад! – Я не могу принять у вас все это без официальных документов! Просто не имею права! Не такой встречи я ожидал по прибытии и уже был готов высказать чиновнику, что о нем думаю, как в наш разговор вмешался поручик, начальник конвоя: – Извините меня, господа, за то, что вмешиваюсь в вашу беседу, но у меня приказ: сначала все привезти во дворец. Так же как и вас, господин Богуславский. – Мне надо сначала привести себя в порядок. – Вас ожидают во дворце, – в его голосе была непреклонность. – Машина у вокзала. Мой солдат вас к ней проводит. Он выполнял данный ему приказ, поэтому спорить с ним было бессмысленно. – Благодарю вас, господин поручик. – Э-э-э… И все же… Так не положено… – И вам всего хорошего, советник, – с этими словами я взял вещи и отправился вслед за солдатом. Стоило мне войти в приемную, как адъютант сразу сообщил: – Вас уже ждут, Сергей Александрович, – и поспешно открыл передо мною дверь. Изменения коснулись не только страны, но и царской четы. После того, как довлевшее над ними страшное предсказание исчезло, что в корне изменило их жизнь, они изменились даже внешне. У императора и у его супруги посветлели лица, исчезла внутренняя напряженность, они чаще стали смеяться и шутить. Если когда-то царь казался мне вялым и безразличным человеком, то теперь в нем клокотала энергия, в характере появилась твердость, а при необходимости – жестокость. Кронштадтский мятеж был тому явным примером. Даже не сам мятеж, а пережитый страх за жизни жены и детей закалил характер императора, в какой-то мере изменив его уклад жизни и привычки. Это, прежде всего, сказалось на доверии к людям, ранее состоявшим в его окружении. Значительно сузив круг своих советников, теперь все свои совещания он проводил в краткой, деловой форме. Резко уменьшилось количество парадных выходов и торжественных приемов, зато государь стал больше проводить времени с семьей. Ближайшие родственники тоже ощутили на себе перемены в императоре, когда государственная казна на треть сократила выплаты на их содержание. С Александрой Федоровной я встречался намного реже, но с каждым разом убеждался, что она становится более живой и раскованной. Ее изменения имели очень вескую причину. Почти в одно мгновение она из Золушки превратилась в прекрасную принцессу, куда-то исчезла подлая немка-шпионка, а вместо нее появилась императрица – мать четырехпрелестных дочек и наследника престола. Ощутив любовь народа и перестав бояться за свою судьбу, императрица занялась тем, к чему стремилась ее душа – своей семьей, детьми и мужем. – Вы не представляете, как мы вам благодарны, Сергей Александрович! Ко мне вернулся мой прежний Ники, – доверительно сказала она мне как-то, мягко улыбаясь. – Вы вернули спокойствие и мир в наши сердца. Вы наш ангел-хранитель! И не смейте со мной спорить! – Не спорю, ваше императорское величество. – Ники сказал мне, что вы не верите в свое предназначение, но поверьте мне, это ничего не значит. Скажу вам как на духу: Божьи покровы, окутывающие нас, никто не может снять, кроме самого Создателя, поэтому вы даже не можете знать, что выполняете Его волю! – Пусть будет так, как вы говорите, ваше императорское величество. Я знал, что, ощутив к себе отношение народа, она взяла под свое покровительство два солдатских госпиталя. Под ее председательством было организовано общество помощи солдатам-инвалидам, где принимали жалобы и прошения увечных солдат не только сама государыня, но и ее дочери. Пусть это выглядело не так естественно, как у ее мужа, но зато она работала практично и действенно, как настоящая немка. – Как съездили, Сергей Александрович? – Успешно, ваше императорское величество. Но судя по газетным статьям, у вас тоже все хорошо. – Вы о Турции? – И Турция, и французская делегация, приехавшая с протянутой рукой, и болгары с предложением мира. Все они вдруг захотели дружить с Россией! Похоже, мы идем в правильном направлении, ваше императорское величество! – Вы хотите, чтобы я вас похвалил? – с усмешкой спросил меня император. – Ни в коем случае, иначе я зазнаюсь, – отшутился я. – Не буду. Вот только то, что мы оказались в центре внимания иностранных государств, создает массу вопросов и проблем, на которые надо найти ответы и решения. Так что вы приехали вовремя! – Надеюсь, вы не прямо сейчас собираетесь это делать? – уже серьезно спросил я, в душе надеясь, что срочный вызов к государю не связан с решением какой-нибудь назревшей политической проблемы или чего-то в этом роде. – Не волнуйтесь, Сергей Александрович, – успокоил меня император, видно, поняв мои душевные переживания. – Все дело в моих детях. Последние несколько дней у них только и разговоров, что о вашем кладе. Просто нет никакого покоя в семье. – Только он так сказал, как открылась дверь, и на пороге показался адъютант: – Ваше императорское величество, вы приказали доложить, когда будет все готово. Ее императорское величество уже знает… – Спасибо. Можете идти, – как только за адъютантом закрылась дверь, император, повернувшись ко мне, объявил: – Два дня вам на отдых, Сергей Александрович, а затем вы мне будете нужны. – Как прикажете, ваше императорское величество. – Не могу вам приказывать, так как вы не состоите у меня на службе, а только просить, Сергей Александрович, – эти его слова, я не мог этого отрицать, были мне приятны. – А теперь идемте, вас там уже с нетерпением ждут. Дети государя, вместе с матерью, уже осматривали выставленные, правда, в некотором беспорядке, сокровища хана Кучума. Каждая из дверей зала, где проходил осмотр, находилась под охраной двух гвардейцев. Кроме царской семьи сокровища рассматривали около десятка фрейлин, пришедших с царицей. Не успел я появиться, как меня настолько дружно забросали вопросами, что я даже растерялся, не зная, на какой из них отвечать первым. Фигурки божков и различных зверей, отлитые из золота и серебра, женские украшения, украшенные драгоценными камнями, передавались из рук в руки с восторженными и восхищенными восклицаниями. Государя и наследника, как я заметил, больше заинтересовало холодное оружие и монеты, а дочерей и жену – золотые фигурки и женские украшения. Только золотая и серебряная посуда не произвела на них почти никакого впечатления. Когда восторги, а вместе с ними и вопросы пошли на убыль, я был приглашен на обед, после чего было чаепитие, во время которого мне пришлось подробно рассказывать о своем путешествии по Сибири. О том, что видел, как нашел клад, о людях, которые мне помогали. Уехать из дворца мне удалось уже ближе к вечеру, и уже из дому я сделал звонок Антошиным. Трубку взяла Лиза. Я успел от нее только узнать, что дома, кроме нее, никого нет, после чего был погребен под лавиной вопросов. Отвечать по второму разу у меня не было ни малейшего желания, поэтому я быстро попрощался, пообещав скоро приехать в гости. На следующий день, прямо с утра, я отправился в мастерскую-магазин Фаберже. Меня принял сам хозяин. Когда я разложил перед ним то, что отобрал в качестве подарков из сокровищ хана, он округлил глаза от удивления. – Господи! Откуда у вас эти бесценные вещи?! Хм! Это колье, если не ошибаюсь в своей оценке… итальянских мастеров. Да и серьги тоже. Какое тонкое ажурное плетение! Превосходная работа! А эти кубки… Вы что, Сергей Александрович, откопали клад?! – Вы угадали. Мне хотелось бы привести их… в порядок. Причем в самое короткое время. Очень вас прошу. – Клад?! Вы действительно откопали клад?! Я хочу услышать! Мне снова пришлось рассказывать, правда, в самом коротком варианте. По окончанию своего рассказа, я спросил: – Когда можно будет подъехать? – Через день. Раньше, хоть убейте меня, никак не получится. Уж больно тонкая работа! К тому же не хотелось бы из-за ненужной торопливости что-либо испортить. Вы меня понимаете? – Понимаю. Спасибо. Значит, завтра после обеда, я буду у вас. Договорились? – Да, договорились. Я рад, что вы меня поняли! И еще. Знаете, я получу немалое удовольствие от работы с этими, не побоюсь сказать, истинными произведениями искусства. Вы просто не представляете… Ох! Извините меня. До свидания, Сергей Александрович, и жду вас завтра. Вернувшись домой, позвонил Светлане, и мы с ней договорились встретиться вечером, после чего я поехал в университет, к Иконникову. Дождавшись конца лекции, я подошел к нему и вручил ему мешочек с монетами. – Господи, Сергей Александрович, где вы все это время пропадали?! Совсем забыли старика! – Здравствуйте, Антон Павлович. – Здравствуйте, голубчик. Что это? – Подарок. Стоило ему достать только первую монету, как он просто исчез из этого мира. Два раза к нам подходили студенты, он им кивал, улыбался, даже что-то отвечал, но при этом было видно, что его мысли продолжают кружиться возле с монет. Он перебирал, осматривал и крутил монеты. Щуря глаза, он пытался читать наполовину стертые надписи на монетах, при этом он просто светился от счастья. – Господи, голубчик, где вы достали эти бесценные монеты?! Вот видите этот динар… – Клад откопал, – невежливо перебил я его, но при этом сделал это намеренно, так как знал, что разговор на эту тему может вылиться в многочасовую лекцию. – Клад? Погодите! Тот самый клад?! – он словно очнулся, став самим собой. – Какой вы молодец, Сергей Александрович! Вы просто не представляете, какое счастье мне только что доставили! Знаете… Тут неожиданно проходивший мимо нас мужчина в форме служителя громко воскликнул: – Антон Павлович, как же так! Вы тут стоите, а там вас студенты ждут! – Иду! Уже иду! Не успел служитель отойти, как на лице Иконникова появилось скорбное выражение: – Что вы наделали, несчастный?! – Я?! – удивленно переспросил я его. – У меня еще четыре часа лекций, а я уже сейчас думать ни о чем больше не могу из-за ваших монет! – но уже в следующее мгновение выражение лица профессора в который раз изменилось, приняв виноватый вид. – Ой, извините старика! Ведь я вас так и не поблагодарил! Спасибо вам огромное! Если бы вы только знали, сколько счастья вы своим подарком мне доставили! Жду вас ко мне в ближайшие дни! Всенепременно жду! Подарки получили и мои наставники. Окато я подарил кинжал из булатной стали, на удивление хорошо сохранившийся, в ножнах с серебряной и золотой насечкой и рукоятью, усыпанной драгоценными камнями. Мне было с самого начала понятно, что он просто посчитает это дорогой игрушкой, но… главное было не в золоте и серебре, а в оказанном уважении ученика к своему наставнику. Японец все правильно понял. Он принял подарок, а в качестве благодарности принялся за меня с удвоенным усердием. Ему очень не нравились перерывы в тренировках, а так как он предпочитал словам действие, то свое недовольство он доводил до меня через усиленные нагрузки и предельно жесткие тренировочные бои. С моим инструктором по стрельбе Степаном Петровичем Плавунцом все было намного проще. Придя в тир, я просто одарил его, помимо оплаты за занятия, сторублевой банкнотой, так как знал, что деньги для него самый лучший подарок. Он не знал причину моего двухмесячного отсутствия, поэтому удивился столь щедрому подарку, но, будучи практичным человеком, спрашивать о причине не стал, а просто поблагодарил и спрятал деньги в карман. На свидании со Светланой я получил официальное приглашение на «торжественный» ужин в дом Антошиных, куда и явился на следующий день. Стоило мне переступить порог, как на лицах встречавших меня девушек я увидел столько радости и восторга, что мне даже стало как-то неловко. Увидев их лица, я вдруг подумал, какие странные люди сейчас живут. Люди, умеющие любить, прощать и ненавидеть, причем делают это прямо и открыто. Они завещали это нам, но этот дар был потерян в суете бесконечных социалистических строительств, в поисках придуманных врагов и навязанных идей, смысл которых скрывался в тумане утопического светлого будущего. Тряхнул головой, выбрасывая ненужные в этот миг мысли, и весело провозгласил: – Гостей принимаете?! И тут вдруг Лиза с визгом бросилась мне на шею. Чуть позже я сообразил, что это была реакция людей, для которых я перестал быть гостем, а стал своим родным, близким человеком. Если отношение Светы ко мне было понятно, то бурный восторг Лизы и нескрываемая радость хозяина дома стали для меня своего рода открытием. «Словно вернулся домой». – Лизка, ты что? – по-домашнему одернула ее Света, когда та чмокнула меня в щеку. – А ничего. Просто соскучилась, – с невинным и вместе с тем хитрым видом произнесла Лиза, глядя на свою старшую сестру. – И я тоже скучал. – Очень-очень? – тут же уточнила неугомонная егоза. – Очень-очень, – повторил я. – А саквояж вам зачем? – снова не удержалась от вопроса Лиза. – Сначала я поздороваюсь с твоим батюшкой, а потом… – Ой! Да что же мы в прихожей стоим! – всполошилась Света. – Сережа, идем скорее! Мы прошли в гостиную, где нас встретил хозяин дома. – Ага, вот и наш путешественник! Теперь мы вас, Сергей Александрович, нескоро отпустим, пока все нам подробно не расскажете! – Здравствуйте, Михаил Васильевич. Расскажу. Обязательно расскажу и даже кое-что покажу. – Здравствуйте, Сергей Александрович. Зная вас, у меня даже сомнений не было, что вы придете не с пустыми руками. Как вам наша Сибирь? – Папа! – теперь Света одернула своего отца. – Может, за столом поговорим? – Погодите! – воскликнул. – Сначала подарки! – Да-да! – поддержала меня Лиза с радостной улыбкой на лице. – Сначала подарки! Первый подарок я сделал Светлане, преподнеся ей большой футляр. Стоило ей его открыть и увидеть ювелирный гарнитур, состоящий из серег, кулона и кольца, она с минуту не могла оторвать глаз от изящных изделий, а когда подняла, то в ее глазах было столько радости, восхищения, восторга, что мне стало радостно и одновременно как-то неловко. На белом атласе золотая ажурная вязь вкупе с изумрудами действительно смотрелась великолепно, но мне больше нравились большие изумрудно-зеленого цвета глаза девушки. – Это мне, Сережа? – тихо спросила девушка. – Тебе. – Даже не знаю… Это такое чудо! У меня нет слов! Такое! – у нее от сдерживаемого восторга перехватил голос. – Просто скажи: спасибо. Светлана только открыла рот, как вдруг внезапно громко и восторженно закричала ее младшая сестренка, до этого завороженно смотревшая на игру огоньков на гранях изумрудов: – Какая прелесть!! Чудо!! Ой! Я посмотреть хочу поближе! Сережки, какие красивые! Узор, просто воздушный! Света! Можно я кулон померяю?! – Лиза, тебе тоже подарок есть, – и я протянул ей маленький футляр, затянутый в темно-синий бархат. Девчонка просто выхватила у меня из рук коробочку и открыла, а в следующее мгновение у нее глаза стали такие же большие и радостные, как у сестры. – О-о-о-х! Какие они красивые! Света, посмотри! Правда, как живые?! Папа, ты что-либо подобное видел?! Оно старинное?! Красота ведь неописуемая!! Кольцо, что я подарил Елизавете, представляло собой настоящее произведение искусства: две сплетенные телами в кольцо змеи. У одной, вместо глаз были вставлены маленькие бриллианты, а у второй змеи – рубины. Пока младшая сестра прямо цвела от восторга, Светлана пришла в себя и теперь смотрела на меня таким обольстительно-многообещающим взглядом, что мое либидо в предвкушении стало глупо и счастливо улыбаться, но спустя несколько секунд ее улыбка стала виновато-просительной. – Сережа, папа, мы отойдем с Лизой… ненадолго. Хорошо? Отец улыбнулся и снисходительно кивнул головой в знак согласия. – Не понравилось? Плакать пойдете? – пошутил я. Две сестры одновременно бросили на меня недоуменные взгляды, а когда я изобразил легкую улыбку, расхохотались от души, потом бросились меня целовать и благодарить, после чего убежали. Хозяин дома все это время только удивленно смотрел то на подарки, то на меня. – Диву вам даюсь, Сергей Александрович. Такие дорогие подарки… – и он укоризненно покачал головой. – Вам, Михаил Васильевич, сейчас вручить или потом, когда все семейство Антошиных снова будет в сборе? – Вручайте, Сергей Александрович! Я не меньше своих дочек любопытен! После вручения он какое-то время внимательно крутил в руках мой подарок – золотое кольцо-печатку с чьим-то изящно выгравированным гербом и обвивавшей его непонятной надписью. Было видно, что оно его заинтересовало, причем настолько, что он даже на какое-то время забыл о своем госте. Своей увлеченностью старинными предметами он напомнил мне профессора Иконникова. – Нет, так не разобрать, пойду за лупой и посмотрю, – и он уже начал разворачиваться под моим удивленным взглядом, как вдруг остановился. – Что это я, ей-богу! Извините меня, ради бога! Огромное вам спасибо за такой подарок! Не знаю, как вам сказать, но моя истинная страсть даже не в поисках самих старинных вещей, сколько в поисках их происхождения или истории. Мне нравится смотреть, если можно так выразиться, в глубь веков, а этот перстень с гербом одного из венецианских торговых домов мне очень интересен. Вы мне сделали более чем щедрый подарок, поэтому примите мою самую искреннюю благодарность, Сергей Александрович! – Да не за что, Михаил Васильевич. Пришел, откопал, подарил. Хозяин дома усмехнулся, а потом неожиданно спросил у меня: – Вы хоть представляете себе ценность предметов, что вы принесли нам в качестве подарков, Сергей Александрович? – Не задумывался. К чему этот вопрос, Михаил Васильевич? – Вы сильны, дерзки, храбры, приближены к царской особе, но при этом… вы другой. Вы смотрите по-другому… Гм! Мне трудно объяснить… но я попробую. Вот вы сейчас принесли антикварные вещи на десятки тысяч рублей и считаете их красивыми безделушками, годными лишь для подарка. Это видно по вам. Понимаете, что хочу сказать? Хм. Вижу, нет. Ну… это словно вы подарили маленьким девочкам по кукле, при этом проявив благодушное снисхождение взрослого человека. Понимаете, мы разбиты на сословия, где немалую роль играет знатность и богатство, ведь именно они определяют место человека в обществе. В вас этого нет. Вы словно вне всех этих правил и условностей. Да-с. – Извините, но мне не совсем понятны ваши доводы. – Да я и сам толком ничего не понимаю! Хочу объяснить, а слов нет. Просто таких людей, как вы, мне еще не приходилось встречать! Елизавета мне все уши прожужжала о ваших достоинствах, а Светлана… вы ей очень нравитесь. М-м-м… Собственно, к чему я этот разговор завел. Мне бы очень хотелось понять, что вы собой представляете как человек. У дочери была пропасть самых разных поклонников, ей присылали цветы и всевозможные подарки, но она их всех отвергла! Да, она всегда была своевольной девушкой. Я пытался ее воспитывать, но для всяческих жизненных нюансов подрастающей девушке нужна женщина, а я… м-м-м… мужчина. Вот так и получилось, что она сама себя воспитала. Теперь вот Лиза… по ее стопам идет. Вы поймите меня правильно, Сергей Александрович! Успокойте душу, объясните мне, ради бога, кто вы такой будете? – Нелегкая эта задача, Михаил Васильевич. А знаете почему? Потому что, что бы я ни говорил, вы будете на меня смотреть, как сквозь очки, через все эти россказни. Вам говорили обо мне, что я царский палач? Хозяин дома явно не ожидал такого прямого вопроса, изменился в лице, закашлялся и промямлил: – М-м-м. Не без этого… – Поверили? Только честно! Антошин тяжело вздохнул, видно, он сейчас и сам был не рад, что затеял этот разговор: – Не то чтобы поверил… но как же без сомнений. Это же не один человек, это разные люди говорят… – Судя по всему, вам об этом говорили люди, которых вы хорошо знаете и в какой-то мере уважаете, поэтому отбросить их слова просто так не могли. Я прав? – М-м… Да, – несколько неуверенно подтвердил мне хозяин дома. – Насчет ангела-хранителя вам тоже говорили? – Да. Слышал, – уже более уверенно подтвердил Антошин. – Среди революционеров меня прозвали «цепным псом самодержавия». Михаил Васильевич на какое-то время задумался, потом сказал: – Не знаю, что и думать. Вы для меня непостижимы, как и раньше. – Вы мне лучше скажите другое. В России жить сейчас стало лучше, чем год назад? – По себе так сразу и не скажу, но если судить по народу, то легче. Война ушла, вместе с ней исчезли очереди на продукты и керосин, да и люди стали более спокойные и радостные. Матрена, наша горничная, целый год с женихом свадьбу откладывали, ждали, пока пройдет лихое время, и вот теперь решились. Двенадцатого июня пойдет под венец заждавшаяся невеста. Так что я действительно могу сказать, что люди стали жить лучше. – Вот к этому я и стремлюсь. Антошин внимательно и цепко посмотрел на меня, потом перевел взгляд куда-то в пространство и какое-то время о чем-то думал, потом, словно очнувшись, спросил: – Светлана вам очень верит. Не обманите ее доверие. Ей будет очень и очень больно. И еще. Она знает обо всем этом? – Кое-что знает, а об остальном, думаю, догадывается. Антошин немного подумал, потом задал новый вопрос: – Вот вы, если можно так выразиться, царский советник, а каково ваше официальное положение при дворе? – Нет у меня ни звания, ни титула. – Значит, вы имеете большую силу и власть, а по сути своей – никто. Видите, даже в этом вы остаетесь верны себе. Вы сам по себе. Неужели вам совсем ничего не нужно? – Как обычному человеку, но не более того. – М-да… Вы очень хороший человек, спору нет! И вы мне нравитесь! Гм! Ладно! Давайте оставим это! Господи! Да что мы с вами не по-людски как-то, все на ногах стоим! Прошу к столу, Сергей Александрович! Вы садитесь, а я пойду, подгоню своих красавиц, а то они так полвечера перед зеркалом просидят! Единственным человеком из всех, кто попытался отказаться от подарка, стал Пашутин. Ему был предназначен набор из шести изящных серебряных кубков, украшенных орнаментом из грифонов, единорогов и других мистических животных. В глазницы существ были вставлены драгоценные камни. Поставив на стол массивный футляр, я гордо откинул крышку. – Владей! – Из клада? – лаконично поинтересовался Пашутин. – Из него, – коротко ответил я. – Как тебе Сибирь? – Большой и богатый край. Люди мне там очень понравились. – Люди, говоришь? Ну-ну. Он взял один из бокалов, повертел его в руках, рассматривая, после чего вернул его на место. – Красивые. Сколько им лет, как ты думаешь? – Может, тристи… или пятьсот. – Ха! Так из них, возможно, рыцари пили. – Теперь ты, Миша, будешь пить. – Извини, Сергей, не возьму. Не хозяйственный я человек. Такие красивые и старинные вещи должны дома стоять, глаз радовать, а у меня съемная квартира. Пропадут почем зря. Не возьму. – Без возражений, Миша. Это подарок, – секунду подумав, я добавил: – От чистого сердца. Он некоторое время смотрел на меня, после чего пошел на компромисс: – Они остаются у тебя, а пить из них буду только я. – Забирай… – Нет! Увидев, что полковник уперся, я решил больше не настаивать: – Как хочешь, но кубки твои. Заберешь, когда захочешь. Теперь расскажи, как воплотилась в жизнь моя идея? – Просто отлично, Сережа! Записка с твоим предостережением появилась у него на столе, словно по мановению волшебной палочки. Кайзер утром приходит в свой кабинет, а там, на столе, лежит лист бумаги. Хотелось бы мне посмотреть на его лицо в тот самый момент! Ха-ха-ха! – отсмеявшись, он продолжил: – Как мне потом рассказали, во дворце такой шум поднялся, что только держись. Дворец окружила рота охраны. Выставили усиленные караулы и целый день допрашивали всех находящихся во дворце, невзирая на лица. Мне еще сказали, что кайзер заперся в кабинете и отменил все визиты в тот день. – А твой знакомый как? Вывернулся? – Это такой прохиндей… Э! Да что о нем говорить. Сделал и сделал. – Все-таки интересно, на какой крючок надо посадить человека, чтобы он на такой риск пошел? – Он еще больше рисковал, если бы отказал мне в этой услуге. Пашутин вроде бы добродушно усмехнулся, но мне показалось, что я увидел оскал крупного хищника. Император дал мне отдохнуть, как обещал, два дня, после чего последовал вызов во дворец. Что разговор пойдет о Турции, у меня и сомнений не было, но, как оказалось, речь пошла не только о ней. – Ваш клад вызвал большой интерес у историков, Сергей Александрович. Ряд предметов уже сейчас объявлены исторической ценностью, так как нигде ранее не были описаны. Сейчас Академия наук послала запросы по этим предметам своим иностранным коллегам. Эти сокровища, как они утверждают, стали неоценимым вкладом в историю, и поэтому вас хотят наградить памятным дипломом. – Ненужные хлопоты, ваше императорское величество. – Что вы так скажете, у меня даже сомнений не было. Теперь об оценке клада. Мне доложили, что самая приблизительная стоимость привезенных вами сокровищ составляет не менее двух миллионов рублей. Окончательно обещали подсчитать через неделю, и тогда казна определит точную сумму вашего вознаграждения и переведет вам в банк. Вас так устроит? – Устроит, ваше императорское величество. – Теперь, Сергей Александрович, давайте перейдем к насущным делам, – взяв лежавшую перед ним папку, он протянул ее мне. – Хочу услышать ваше мнение об этих бумагах. Пожалуйста, читайте, не торопитесь. Я открыл папку, а царь, тем временем, достал папиросу и стал прикуривать. В бумагах были изложены условия капитуляции Турции. Там было много всего написано, но суть я уловил: согласно всем пунктам будущего соглашения Россия помимо Проливов и Константинополя получала всю Юго-Западную Армению и часть Северного Курдистана. – Что скажете? – спросил меня император, когда я закрыл папку. – Вместе с турецкими Проливами предлагаю забрать у Болгарии и Румынии морское побережье, после чего переименовать Черное море в Русское озеро. Да из Петербурга в Константинополь ближе ехать будет. Царь настолько удивился моему шутливому предложению, что даже забыл про папиросу, которую уже поднес ко рту: – Вы что, это серьезно? – Шутка, ваше императорское величество. Император укоризненно покачал головой. – Не ожидал от вас подобного мальчишества, Сергей Александрович, по столь важному для нас вопросу. Так каково будет ваше мнение? – Не мне давать советы в подобных делах, но Проливы – дело хорошее. Они дадут нам торговать бесперебойно по еще одному морскому пути. К Мурманску сейчас железнодорожный путь прокладывается. И оттуда, как его завершим, торговля пойдет. Да и Сибирь с Дальним Востоком надо сильнее и шире осваивать. – Сергей Александрович, вы не о том говорите! Вы просто не представляете, что для нас, царей православных, представляет собой утерянный Царьград! Сотни лет Россия двигалась к этой цели! Ради этого заселялись земли Дикого Поля, шли кровопролитные войны с язычниками! Царьград – это духовный центр для православных всего мира! Русский народ – народ-богоносец, а Россия – это преемница Византии, ведь именно она после падения Константинополя стала оплотом православия. С самого покорения Константинополя весь огромный христианский Восток обратил свой молящий взгляд на нашу землю, так как видел в ней будущее могущество. Россия, не колеблясь, приняла знамя Востока и поставила царьградского двуглавого орла выше своего древнего герба и тем как бы приняла обязательство перед всем православным миром: хранить его и все народы, его исповедующие, от конечной гибели… «И конечно, в этом случае русский царь станет наместником Бога на Земле! Почетная должность, кто бы спорил!» – подумал я, на какое-то время отвлекшись от возвышенной и, как мне показалось, не в меру горячей речи царя. – …Мне временами это даже снится. Представляете! Крестный ход с патриархом во главе. Сергей Александрович, как вы смотрите на то, что русский царь первым ступит на земли древней Византии? – Надеюсь, вы это не серьезно говорите, ваше императорское величество? Адъютант открыл дверь, но, наткнувшись на недовольный взгляд обедающего начальника Генерального штаба Эриха фон Фалькенхайна, сразу вытянулся по стойке «смирно». – Господин генерал, вас просит к телефону его императорское величество! Начальник штаба отложил вилку, затем снял и отбросил салфетку. Ничего не предвещало подобного звонка, а значит, что-то случилось. Где-то внутри, под сердцем, появилось и сразу начало расти липкое и холодное чувство тревоги. «Что?! Что, черт возьми, случилось?!» Войдя в свой кабинет, он поднял трубку. – Я слушаю вас, ваше императорское величество. – Час тому назад я нашел на своем столе в кабине лист бумаги. На нем начертана одна фраза… – кайзер говорил вроде спокойно, но в его голосе звучало свитое в тугую спираль напряжение. – Грядет год одна тысяча девятьсот восемнадцатый, а следом три восклицательных знака. Мысли генерала заметались. Опять этот русский оракул! Еще в прошлую встречу с кайзером, когда они обсуждали неудавшееся похищение Богуславского и пришли к выводу, что он опасен не только своими предсказаниями, но и сам по себе, тогда он хотел посоветовать императору забыть о русском оракуле, но не смог и даже не из-за того, что знал, как не любит кайзер, когда ему противоречат, а из-за вбитой внутрь его сознания безграничной веры в своего императора. Он лучше знает! Он лучше понимает! Только теперь, в связи с событиями на фронте и внутри страны, начальник генерального штаба уже не был так убежден в проницательности и гениальности своего императора. Почему оракул снова напомнил о себе, было понятно. Это месть за его похищение. Он говорит о том, самом первом, предсказании. 1918 год. Отставка кайзера и падение Германской империи! Вот только восклицательные знаки… Мысли генерала отчаянно заметались, пытаясь понять, что они означают. Внезапно его озарило. Это намек на… Нет! Восклицательные знаки – это прямое указание на беду! Вернее, на катастрофу! Он знает, что может остановить ее, но не скажет! Проклятье! Генерал успел все это прокрутить у себя в голове за минуту-полторы и уже собрался изложить свои мысли, как до него дошло, что письмо само оказалось на столе императора. Но ведь все письма до этого шли только через него! Письмо пришло прямо к императору. С явной угрозой! Причем именно ему! Теперь понятно его волнение… – Ваше величество! А кто принес письмо?! – Никто. В течение последнего часа были допрошены все, кто находился во дворце. Все, без исключения! Кроме того, это не письмо, а просто лист бумаги с одной строчкой. Генерал сначала растерялся, а затем неожиданно испугался. Неизвестно, откуда в кабинете кайзера появился лист бумаги, а затем неизвестно откуда прилетит пуля… – Ваше императорское величество, отдайте приказ об усилении мер охраны! – Уже приняли, но спокойным я себя почему-то не чувствую. – Разрешите мне вам кое-что сказать, ваше величество? – Для этого и звоню, Эрих. Мне нужен твой совет. «Это его почти дружеское обращение говорит о том, что он не только крайне взволнован, но и испуган». – Ваше величество, может, дать ему понять, что мы не хотели ничего плохого. И попросить… гм… его совета, чтобы избежать… – генерал чувствовал себя неловко за просительный, столь несвойственный ему тон, но поделать с собой ничего не мог. – Генерал, вы понимаете, что говорите?! – перебил его слова и мысли раздавшийся в трубке, резкий и злой голос императора. – Извините, ваше императорское величество! Такое больше не повторится! «Напыщенный и самоуверенный индюк!» – вдруг неожиданно подумал генерал, который раньше старательно не допускал подобных мыслей, и сейчас ему от этого стало легче. В следующую секунду трубку на другом конце провода положили. Генерал, уже не сдерживая себя, швырнул трубку на рычаг, потому что внутри него все ходило ходуном. «Только о себе думает, этот надутый фазан! А о том, что произойдет в следующем году, кто подумает?! Кто, спрашивается?! Майн гот! Если русский прав, то о том, что случится с Германией, знают только два человека! Если император ничего не предпримет, то… всему конец! Империя рухнет! Надо что-то придумать. Но что?! Мне нужен совет! Нужен хороший совет!» Вдруг генерал вспомнил слова из разговора со своим давним другом, генералом кавалерии Генрихом фон Далленом, с которым судьба свела его пару месяцев тому назад в Берлине. Тот намекнул ему тогда, что Германию, возможно, ждут великие перемены, но Эрих фон Фалькенхайн старательно сделал вид, что не понял намека. «Я верю, что скоро настанет время, Эрих, когда за нас перестанут думать и мы будем решать свою судьбу сами. Ты веришь, мой друг, в великую Германию? Ты умный человек. Нам именно такие и будут нужны. И помни, если в твоей душе появятся сомнения и будет нужен совет, вспомни обо мне». – Да, мне нужен совет, – прошептал он вслух, даже не заметив этого. – Возможно, ты и прав, Генрих. Может, действительно пришло время думать и решать самим.Эпилог
Я стоял на краю летного поля и смотрел, как истребитель выделывает в воздухе фигуры высшего пилотажа. Стоявший рядом со мной штабс-капитан Роднин, командир воздушного отряда, не удержавшись, уже во второй раз похвалил своего летчика. – Молодец! Молодой, а авиатор из него… Талант у него к этому делу, Сергей Александрович! Вон, какие петли рисует! Просто загляденье! Бросив искоса взгляд на крепкую и жилистую фигуру офицера, ветерана, прошедшего германскую и австрийскую войну, имевшего два ранения и две награды за храбрость, я незаметно усмехнулся его по-детски восторженному выражению лица, с каким он наблюдал за показательным полетом. Несмотря на сорок два года и обильную седину в волосах штабс-капитан был истовым фанатиком воздухоплавания. – Спорить не буду, Павел Андреевич. Ваш подпоручик – авиатор, скажем так, от бога, – я повернулся к нему. – Когда едете? – Аэропланы мы приняли, бумаги все подписаны. Вы просто не представляете, какие мы машины получили! Легкие, быстрые! Сказка, а не аэроплан! Вы бы только видели… – но, увидев мой насмешливый взгляд, смешался и сменил тему. – Сегодня показ закончим, день на отдых и вылетаем к месту службы. – Обратно к себе? – уточнил я. – К себе. Будем на Дальнем Востоке узкоглазых обезьян пугать! – при этом он хитро усмехнулся и скосил глаза на толпу иностранных дипломатов и военных атташе. Я улыбнулся в ответ, так как знал, что он имел в виду. Японцы. Именно из-за недавнего пограничного конфликта, который мог перерасти в войну, сейчас проходила демонстрация военно-воздушных сил Российской империи. Когда военная авиация стала только формироваться, я подкинул императору это название. Оно ему понравилось и в дальнейшем было официально закреплено указом. История, на которую намекнул Роднин, заключалась в следующем. Где-то с полгода тому назад повадились, причем с завидной регулярностью, японские рыбаки ловить рыбу и краба в российских водах. Иногда они успевали уйти, а иногда – нет. В конечном результате, на причале рядом с таможней через какое-то время стояли три рыболовецких судна, а их команды работали на общественных работах, разбирая свалки и подметая городские улицы. Японский посол во Владивостоке, как положено, заявил, что это наглое нарушение прав японских граждан, и потребовал, чтобы не только рыбаков, но и их суда вернули на родину с извинениями и компенсацией, в противном случае Япония сама предпримет соответствующие меры. Когда японцам стало понятно, что их требования не нашли никакого отклика, в русских пограничных водах появился японский легкий крейсер, который, несмотря на предупреждение катера пограничной стражи, обстрелял не только пограничников, но и российское рыболовецкое судно, находившееся поблизости. Командир крейсера знал, что, как только на горизонте покажутся русские военные корабли, он легко уйдет в нейтральные воды, но то, что на помощь пограничной страже придет военный самолет, никак не ожидал. Ему было положено разбираться в военной технике потенциального врага, и он определил его, как истребитель, так русские называли свои быстрые аэропланы, предназначенные для воздушного боя с противником. Стоило ему узнать тип самолета, как он издевательски замахал ему рукой, дескать, проваливай, мы не боимся, после чего истребитель улетел под насмешливые выкрики японских матросов. Время уже шло к обеду, и командир корабля решил спуститься в свою каюту, чтобы отдохнуть, но не успел пройти и половины пути, как его нагнал испуганный вестовой. – На подходе русские аэропланы! Невозмутимость и высокомерие сразу слетели с лица японца, стоило ему увидеть на подлете к кораблю три русских истребителя. Выйдя из стопора, командир крейсера только начал отдавать команды, готовя корабль к бою, как сердце его на мгновение замерло, а потом застучало быстро-быстро, стоило ему увидеть, что истребители резко нырнули вниз, заходя на корабль, словно для атаки, но вместо того, чтобы открыть огонь, они вдруг что-то сбросили. – Бомба! – раздался на корабле чей-то предупреждающий крик, и сразу загрохотали по металлу палубы тяжелые башмаки – это матросы бросились искать укрытие от сброшенной русским пилотом бомбы. В следующий миг на палубе что-то громко лязгнуло, затем загрохотало и покатилось… но, ко всеобщему удивлению, не взорвалось. Спустя пару минут матросы набрались храбрости и подкрались к брошенному предмету. Им оказалось ведро, наполненное дерьмом, которое сейчас растекалось по палубе, при этом сильно воняя. На самом ведре была сделана свежая надпись на японском языке: «Мы предупредили». Только японские матросы успели разразиться гневными криками и воплями, как сигнальщик с катера пограничной стражи начал передачу флажками. Несмотря на то, что моряк передавал русским алфавитом, командир крейсера, правда, с третьей попытки, понял сообщение – вопрос: «Бомбить?». Только командир корабля подумал, что русские блефуют, как раздался крик впередсмотрящего: – Русские аэропланы! Заходят с востока! Командир корабля взбежал на мостик. На корабль шли тяжелые четырехмоторные бомбардировщики. Он знал об успехах русских в области разработки и строительства аэропланов, но до сих пор ему не приходилось видеть эти мощные машины. Командир крейсера вдруг почувствовал свою беззащитность перед смертоносным грузом, который несли боевые самолеты, поэтому на какие-то секунды испугался и растерялся. Он никак не ожидал, что наивные и безалаберные русские так быстро и жестко отреагируют на выпад Японии. Этим походом Страна Восходящего Солнца должна была показать, что с ней шутить не стоит и уж тем более игнорировать ее требования, но на такой ответ они явно не рассчитывали. Злобно выругавшись про себя, японец отдал приказ уходить, так как, несмотря на горячее желание преподать наглым русским урок, ему не хотелось умирать, пусть даже героем. Об этом инциденте много говорили и писали. Правда, в западной прессе писали исключительно о наглости русских агрессоров, игнорируя тот факт, что японский легкий крейсер находился в русских водах. Теперь, когда Роднин снова мне напомнил о нем, я невольно перевел взгляд на группу из дипломатов и военных советников иностранных посольств. Ведь это я предложил императору провести демонстрацию военной авиационной техники на испытательном полигоне под Петербургом. Царь, знавший об этом инциденте, понимающе усмехнулся на мое предложение и ответил согласием. Сегодня, в этот солнечный майский день, на полигоне собрались представители одиннадцати стран. Сначала дипломаты были удивлены подобным приглашением, но к середине выступлений стало понятно, что в демонстрацию военно-воздушных сил Российской империи заложен простой и ясный смысл хорошей русской пословицы: «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет». Нередко можно было увидеть насмешливые взгляды свиты императора, а также глаза дипломатов, полные тщательно скрываемой, но той же насмешки, когда смотрели на представителей Японии, стоявших отдельной группкой с непроницаемыми лицами. Японцев было четверо, и все они очень внимательно следили, как сейчас выписывает в небе петли русский ас. Несмотря на их каменные лица, несложно было понять, что они обескуражены, как и другие дипломаты, военной мощью российской державы. Впрочем, об этом они стали догадываться еще раньше, с полгода назад, когда произошли две стычки на новой границе между Российской империей и Германией. Началось все с нападения на российских стражников, делавших обычный обход, вдоль пограничной полосы. В результате перестрелки было убито два пограничника, но третий, легкораненый, сумел поднять тревогу, в результате чего нападение было отбито. Не успело русское МИД подать ноту протеста, как было совершенно второе нападение, но теперь уже на пограничную заставу и большими силами. После жестокого боя пограничникам пришлось отойти. Немцы не стали их преследовать и вскоре ушли на свою сторону, забрав своих раненых и убитых. Об этом случае писали в газетах, но как-то робко и неуверенно, стараясь обходить острые углы. Пока русское МИД официально требовало прекратить агрессию, в одно прекрасное утро в немецкой пограничной зоне поднялась паника. Ночью кто-то бесшумно вырезал наряд германских пограничников, а затем – в полном составе штурмовой взвод, который участвовал в захвате российской пограничной заставы. Прибывшее германское начальство немедленно засекретило этот факт, впрочем, как и наша сторона. Я узнал об этой операции уже на следующее утро, а спустя неделю услышал от непосредственного участника событий, полковника Махрицкого, подробный рассказ. Больше инцидентов, вплоть до сегодняшнего дня, на немецко-русской границе не наблюдалось. Я усмехнулся, глядя на тихо гудящую толпу иностранцев: «Ну как вам, господа хорошие, лапотная Россия? Везде вас русские обставляют! Что авиация, что гонки!» Это я вспомнил о прошедших месяц тому назад международных автомобильных гонках, где автомобиль русской сборки стал победителем, обойдя машины четырнадцати стран. Вдруг что-то громко крикнул и показал рукой на небо молодой, импульсивный французский советник, являвшийся пресс-атташе при посольстве Франции. Он был одним из немногих здесь присутствующих гостей, кто искрение восхищался успехами русских летчиков. Я обратил на него внимание еще в самом начале, когда послам продемонстрировали бой аэроплана нового типа, под названием «штурмовик», против наземных войск. Его голос тогда звучал громче всех. Затем над головами иностранцев на бреющем полете пролетели грозные машины – тяжелые бомбардировщики, а вот теперь дипломатам демонстрировали свою летную выучку русские асы. Снова обежал взглядом иностранцев, при этом с немалым любопытством отмечая детали их поведения не столько по отношению к нам, русским, сколько друг к другу. Взять для примера австрийских и венгерских дипломатов, которые не только старались держаться поодаль, но и нередко бросали неприязненные взгляды друг на друга, правда, пытаясь при этом их тщательно маскировать. Еще недавно они были врагами, хотя при этом больших военных действий не велось, так как военные силы обеих стран были измотаны до предела прошедшей войной, на австро-венгерской границе постоянно проходили вооруженные стычки, и только в самом начале весны они затихли. Рядом с австрийцами стоял румынский дипломат, молодой надушенный франт, которому сначала было интересно, но уже последние полчаса он явно скучал, не зная, чем себя занять. На этот пост он попал благодаря своему папаше – премьер-министру, но так как за этим хлыщом уже числилось несколько громких и скандальных случаев, в которые неприлично попадать даже обычному человеку, а уж тем более дипломату, его должны были со дня на день отозвать. Французский и английский послы, стоя вместе, глядя на виражи, выписываемые пилотом в небе, одновременно о чем-то тихо говорили между собой. Французам настолько сильно досталось на мировой войне, что даже заключенный с Германией мир не мог их по-настоящему обрадовать, но еще больше французских и английских политиков и промышленников не радовала растущая день от дня военная и промышленная мощь Российской империи. В отличие от них, немец, желчный и худой, вместе со своим военным атташе жадно и внимательно следил за полетами русских военных самолетов. Кому, как не им знать, что в них вложили свои силы и мысли бежавшие в Россию авиаконструкторы, их соотечественники. Война и так измотала Германию, а, когда на стороне Англии и Франции неожиданно выступила Америка, высадив экспедиционный корпус во Франции и отправив военные корабли к берегам Германии, которая и так изнывала от морской блокады британским флотом, это стало последней каплей для германского народа. Стоило узнать о вступлении в войну Америки,немецкий народ словно очнулся, и по стране волной прокатились стачки, забастовки, демонстрации. Ответом кайзера, который считал, что страх и пуля – лучшее лекарство от демократии, стали виселицы и расстрелы. По его мнению, это должно было привести в чувство германский народ, вернуть к дисциплине и покорности, но все получилось с точностью наоборот. В Гамбурге и Дрездене чуть ли не одновременно вспыхнули вооруженные восстания. Если в портовом городе с рабочими плечом к плечу встали военные моряки, то в Дрездене к городскому люду примкнули солдаты запасного полка. Спустя неделю эти мятежи были жестоко подавлены войсками, но народ, истерзанный войной и голодом, не хотел успокаиваться. В ответ репрессиям забастовали рабочие сталелитейной промышленности, а за ними шахтеры. Германская империя с каждым днем все глубже опускалась в пучину хаоса, но кайзер, несмотря на доводы своих советников и приближенных, ничего не желал слушать, продолжая фанатично верить в то, что Германия станет победительницей в этой войне, а значит, хозяйкой мира. Единственным способом успокоить германский народ, а затем сесть за стол переговоров с противниками, было низложение германского императора. Это и было сделано в октябре 1918 года группой генералов, после чего ими же было организовано Временное правительство, в которое, для успокоения народа, ввели представителей левых сил. Несмотря на все поблажки и подписанный мир, Германия продолжала напоминать кипящий чайник. Правые и левые, коммунисты и анархисты до сих пор воюют между собой за власть, как на трибунах, так и на поле боя. Нередко случалось так, что города самовластно, без оглядки на правительство, выбирали себе власть. Весь этот хаос заставил бежать из страны ученых, промышленников и финансистов за границу, в том числе в сытую и благополучную Россию. Неожиданно мое внимание привлекли восторженные крики, и я повернул голову в ту сторону. Радостные возгласы раздавались от группы пилотов и механиков, которые стояли в воротах громадного ангара, рассчитанного на шесть самолетов и сейчас распахнутого настежь. Его, как и взлетное поле, окружал высокий забор, поверх которого была намотана колючая проволока. Будка с часовым у ворот, вышки с солдатами по углам. Это был полигон – аэродром для обкатки самолетов, выпускаемых вторым авиационным заводом России, расположенным в окрестностях Петербурга. Его корпуса можно было разглядеть за забором полигона. Чуть дальше от пилотов, под навесом, сидел телефонист, рядом со своим аппаратом. Около него, в тени, стояли и о чем-то разговаривали прапорщик охраны и один из летчиков. Роман Горов был в кожаной куртке, которую расстегнул по случаю теплой погоды. Это он, командир звена штурмовиков, начал демонстрацию сил военно-воздушного флота Российской империи перед царем и сопровождавшими его послами. Гордый вид молодого летчика неожиданно вернул мои мысли к событиям полуторагодичной давности, когда по-настоящему начала зарождаться военная мощь России, и самым удивительным было то, что для развития военной техники, новых родов войск и вооружения не потребовалось больших усилий. Российской оборонной промышленности во все времена просто не хватало двух элементарных вещей: хорошей и четкой организации дела и денег, так как энтузиастов и светлых умов у нас всегда было в изобилии. Спустя пять месяцев работы в инженерном бюро воздухоплавания прошел испытания новый авиационный двигатель, имевший два больших плюса: большую мощность и сравнительно небольшую массу, по сравнению со старыми конструкциями. Именно его поставили на первую партию истребителей. Спустя несколько месяцев в его конструкцию были внесены существенные изменения, и из авиаконструкторского бюро вышла новая двухмоторная модель, для военных и гражданских нужд. Позже были построены тридцатишестиместный пассажирский самолет и штурмовик с двумя мощными пулеметами и бомбовой нагрузкой. Со своей стороны, я внимательно следил, чтобы деньги, направленные на разработку новой техники, никоим образом не уходили на сторону, причем это касалось не только авиации, но и бронетехники, не говоря уже об автомобильной промышленности. Уже третий месяц как были запущены два из трех запланированных автомобильных заводов, построенных с помощью американцев. Мои мысли снова были оборваны, но на этот раз радостными криками свиты, окружавшей Николая II, которыми они сопровождали стремительную и в то же время изящную посадку истребителя. Их подхватили, явно из вежливости, в группе послов и военных советников. Бросил на них косой взгляд. Не нравится господам. Ох, как не нравится! Особенно японцам, которым совсем недавно указали на их место. Стоило мне о них вспомнить, и я снова невольно бросил взгляд на японского посла. Тот сейчас что-то сердито выговаривал своему атташе, а советник в ответ, как заведенный, коротко кивал головой. Неожиданно сквозь стихающий шум пробился звонок полевого телефона, который мгновенно приковал мое внимание. Телефонист рывком снял трубку, с минуту слушал, потом вскочил и начал рапортовать офицеру, стоявшему перед ним, затем все трое, вместе с пилотом, повернулись в мою сторону. Сердце дрогнуло. Неожиданно Роман что-то сказал прапорщику, а сам быстрым шагом направился в мою сторону, тут я не выдержал и пошел ему навстречу. – Сергей Александрович, с вас бутылка! – громко и весело сказал он, подходя ко мне. – У вас сын родился! Своим поведением и громким голосом он неожиданно привлек к нам все внимание, но мне было наплевать. – Что еще сказали?! – нетерпеливо выкрикнул я. – Да я… не знаю, – медленно протянул пилот. – Вроде телефонист только это сказал. Я махнул рукой, дескать, что с тебя возьмешь, и сразу подошел к императору: – Ваше императорское величество, не могу ли я отбыть, с вашего разрешения? Император знал, что моя жена должна вот-вот родить, и сразу догадался о причине моей неожиданной просьбы. – Кто, Сергей Александрович?! – Сын. Михаил. – Рад за вас! Поздравляю с наследником! Езжайте! С Богом! Меня принялись поздравлять в свите императора, пожимать руку, но я быстро откланялся и торопливо пошел к стоящим вдалеке автомобилям. Водители стояли кучкой, но при моем приближении от них отделился человек и сразу направился к автомобилю. Уже полгода как за мной был закреплен персональный автомобиль с шофером. – Сергей Александрович, кто? – сразу спросил меня подошедший водитель, молодой крепкий парень. – Сын, Степан, сын! Едем быстрее! – Мигом доставлю! Не сомневайтесь! Я сел рядом с ним. Взревел мотор, а я подумал: «Как там Света? Все ли хорошо у нее прошло?» Водитель, он же мой телохранитель, словно прочитав мои мысли, сказал: – Все хорошо будет. Не волнуйтесь, Сергей Александрович. Хотя без переживаний тут никак не обойдешься. По себе знаю – у самого двое по лавкам сидят. Мне не хотелось говорить, поэтому я только кивнул головой. Шофер понял и замолчал. Я попытался понять, что сейчас чувствую, но кроме тревожного любопытства ничего не ощутил. «Ребенок. Сын. Мишка. Михаил Сергеевич Богуславский. Сегодня хороший день! Двенадцатое мая тысяча девятьсот девятнадцатого года. Стоп! Погоди! Так я же тоже родился двенадцатого мая… только в том времени. Вот так совпадение!»Виктор Тюрин Чужой среди своих
Пролог
Клубок человеческого сознания, который состоял из миллиардов нитей, отвечающих за умственное, душевное и телесное здоровье, стал разматываться, раскидывая в разные стороны обрывки. Человек умирал, и нити, раньше скрепленные и переплетенные воедино, сейчас, судорожно подергиваясь, разлетались в неведомом пространстве, где непонятным образом слилось все вместе – жизнь и смерть, пространство и время. Одни из них, отмершие, отваливались от клубка мертвыми кусками, другие, еще живые, просто распускались на всю длину. В какой-то момент одна из таких нитей случайно коснулась другого, трепыхавшегося на невидимом ветру, конца из клубка другого сознания умирающего человека. Так случилось почти невозможное. Невообразимо маленький, почти призрачный шанс дал возможность слиться двум разумам – наложить отпечаток чужой личности на мозг другого человека.Глава 1
Это был очень странный сон… Перед моими глазами прошла жизнь человека, юноши семнадцати лет, с мельчайшими деталями и подробностями, и это притом, что сны в своей жизни я видел редко, а когда просыпался, то уже не помнил, что в них было. Какое-то время, не открывая глаз, я пытался понять, как такое может быть. Это было более чем странно, так как воспоминания юноши не исчезали в дымке истаивавших поутру сновидений, они плотно сидели у меня в памяти. Особенно его последнее воспоминание: наглая прыщавая рожа какого-то верзилы. Замах тяжелого кулака. Резкая вспышка боли, земля, уходящая из-под ног, кусок ярко-голубого неба, промелькнувшего перед глазами и… темнота. «Словно и не сон…» Не успел я так подумать, как услышал легкий храп. «Погоди! Так, где это я?» Не успел вопрос возникнуть в голове, как я вспомнил о том, как забравшись на стремянку, укладывал на место старое уголовное дело. Уже начав спускаться, неловко повернувшись, перенес вес тела на искалеченную ногу, чего делать ни в коем случае было нельзя, так как собранная по частям врачами нога имела дурную способность в самые неожиданные моменты разрождаться вспышками сильной боли. Невралгия, мать ее! Обычно я старался присесть или перенести вес тела на другую ногу, что я и сделал почти автоматически, но неустойчивость положения, в котором я находился, меня подвела. Резко дернувшись, я пошатнулся, затем было падение с двух метров, сильная вспышка боли в голове и… темнота. Стоило всему этому всплыть у меня в голове, как пришла догадка: «Так я в больнице. Видно, сильно меня приложило. Хорошенькое сотрясение мозга получил, раз такие долгоиграющие сны снятся». Чтобы окончательно удостовериться, открыл глаза. Несмотря на то, что за окном была ночь и в помещении было темно, глаз легко различил спинки кроватей на белом фоне стен. Больничная палата. Я приложил руку к голове. Плотно намотанный вокруг головы бинт окончательно подтвердил правильность моего вывода. Вроде все было правильно и логично, но внутренняя тревога не хотела рассеиваться, даже наоборот, она все больше усиливалась, словно хотела предупредить меня о чем-то. Причиной непонятной тревоги мог быть только яркий и ничем не объяснимый сон. «Всё этот сон. Странный и непонятный сон…» – постарался я себя успокоить, но в следующее мгновение взгляд уперся в спинку моей кровати. Она была металлическая и выкрашена белой краской. В этот самый момент луна пробилась сквозь тучи, и ее тусклый свет проник в палату. Снаружи где-то глухо залаяла собака, заставив меня автоматически повернуть голову к окну. Деревянная рама, выкрашенная в белый цвет. Вместо штор была белая занавеска, висевшая на веревочке и закрывавшая только нижнюю половину окна. И… открытая форточка. За окном было лето. Я слышал шелест листвы за окном, а затем легкий теплый ветерок, ворвавшись в палату из приоткрытого окна, принес с собой легкий и сладкий аромат трав и цветов. Сердце обмерло. «Этого не может быть. Просто не может быть. Сейчас зима! Зима! Сегодня 16 февраля!» Рука сама откинула одеяло, и я рывком сел на кровати, но, похоже, делать мне этого не следовало. Резкие движения подняли тяжелую волну боли в голове. В глазах потемнело, а уже в следующую секунду меня вырвало. Сквозь боль и спазмы, сотрясавшие тело, я словно сквозь вату услышал из-за спины чей-то мужской крик: – Сестра! Никитична! Мальчишке плохо! Послышалось тяжелое и быстрое шлепанье тапочек, открылась дверь, и вспыхнул свет. Все это я воспринял отстраненно, так как кружащаяся голова и накатывающая волнами тошнота поглощали все мое внимание. – Паренек, ты как?! Очнулся, слава тебе господи! И зачем встал?! Ложись! Быстро ложись! – но, видно, увидев следы рвоты на моих подштанниках и на полу, сразу переменила свое решение. – Погоди! Сейчас вызову врача и уберу! Ты только сиди и не двигайся! Семенов! Пригляди тут за парнем! Я живо! Последние слова донеслись уже из-за двери. Потом помню таз на полу у моих ног, суету рук, снимающих с меня нижнее белье и обмывающих тело и лицо, а спустя какое-то время я оказался лежащим под одеялом, а надо мной склонилось лицо врача. Сознание сразу отметило белую шапочку на его голове, круглые очки на носу и небольшую курчавую бородку. Лицо напряженное. Было видно, что человек растерян и волнуется. – Как ты себя чувствуешь?! Голова кружится? Тошнит? – Не-ет, – медленно ответил я, прислушиваясь к своим ощущениям. – Пока все нормально. Спать только сильно хочу. Голова слегка кружилась, но не это меня сейчас волновало, а то, что вокруг меня происходит. – Хорошо. Спи. Если станет плохо, зови сестру. Врач ушел, сестра поправила на мне одеяло, потом выключила в палате свет и осторожно закрыла за собой дверь. Наступила тишина. Я закрыл глаза. Несмотря на довольно смутное восприятие окружающей действительности, понятно было одно: я – это не я, а если выразиться точнее, находился я сейчас не в своем теле. Этот факт настолько не укладывался у меня в голове, что я несколько раз провел пальцами по местам, где должны находиться шрамы. Никаких следов. Худое тело юноши. «Сон. Тело. Хм. Может, это просто бред? Горячечный бред». Простая мысль, возникшая в затуманенном состоянии, расставила немыслимые факты по своим местам и дала отмашку сознанию успокоиться, наверное, поэтому я неожиданно для себя уснул. Проснулся от слегка дребезжащего мужского голоса, который громко вещал об ударных темпах сбора урожая. «Какого черта радио на полную мощь включили?! Это что, больница или хрен…» В следующую секунду я резко открыл глаза. Сердце замерло, а потом застучало сильно-сильно. Ночной кошмар вернулся, но теперь уже наяву, при свете дня. Какое-то время я тупо смотрел на слегка выцветшие плакаты, висящие на стене, напротив моей кровати. Один из них изображал Ленина и Сталина на фоне трудящихся масс и красных флагов со словами: «Вперед к победе коммунизма!» Рядом висел плакат с фигурами Сталина и Ворошилова на фоне военного парада на Красной площади. Внизу надпись: «Да здравствует рабоче-крестьянская Красная Армия – верный страж советских границ!» Сталин был в фуражке, а Ворошилов – в буденовке, с шашкой и кучей орденов на груди. Какое-то время я перебегал взглядом с одного плаката на другой, тупо перечитывая надписи на них, а потом посмотрел на свои руки, лежащие поверх грубого солдатского одеяла. Это были руки юноши семнадцати лет от роду, Кости Звягинцева. И я всё знал о его жизни. Всё! «Это не бред. Но как подобное могло произойти?» Страха не было, а вот напряжение, растерянность и скованность в мыслях присутствовали в полной мере. Не отрывая головы от подушки, медленно и неторопливо обежал глазами палату. По сторонам и над головой – плохо выбеленные стены и потолок. Шесть металлических разномастных кроватей. По углам палаты стояли две тумбочки, очень похожие на табуретки на длинных ножках, только в их верхней части были вделаны выдвижные ящички, а на третьей, стоявшей посредине помещения, между двух кроватей, красовался горшок с каким-то цветком. Не успел я все это оценить как следует, как наткнулся на любопытные взгляды еще двух обитателей палаты. – Оклемался, парень? Али как? – спросил меня мужчина с худым, изможденным лицом, на котором довольно странно смотрелись пышные буденовские усы, торчащие в разные стороны. – Не знаю, – неуверенно произнес я, причем мой тон касался не столько моего физического, сколько душевного здоровья. – Не знаю, – насмешливо повторил он за мной. – Глянь на него! Не знаю! Да ты радоваться должен, что выжил, паря! Давай знакомиться! Тебя же Костей кличут? А меня зови Михалычем. Мужчина был тем Семеновым, который ночью вызвал медсестру. Спустя десять минут я знал, что тот воевал с германцем, потом дрался с белыми генералами, а теперь работает в котельной истопником и попал в больницу с очередным обострением язвы. Это был худой, болезненного вида мужчина, но с живыми и хитрыми глазами. Сейчас он сидел на кровати в белой нательной рубахе и кальсонах, держа в одной руке очки, а в другой – газету, а рядом, на соседней кровати, сидел, не отрывая от меня любопытного взгляда, мощного сложения молодой парень с широким лицом и носом-картошкой, который представился Дмитрием. От силы ему было лет двадцать пять. Его левая рука была в гипсе и висела на груди, на перевязи. Работал он в механических мастерских, где при ремонте какого-то пресса произошел несчастный случай. Оба просто пожирали меня глазами, изнывая от любопытства. Им явно хотелось услышать какую-нибудь страшную историю, но так как я молчал, Михалыч решил подтолкнуть меня к разговору. – Когда тебя привезли и положили, я подумал, что не жилец ты, паря, на белом свете! На лице ни кровинки. Лежишь весь белый, не шевельнешься, только дышишь. Три дня так лежал. И вот на тебе! Живой! – радостно поделился с нами своими переживаниями истопник. – Три дня? – вопрос должен был подразумевать удивление, но мне было абсолютно все равно, сколько я здесь лежу. Три дня или три недели. Так как на данный момент это был самый незначительный странный факт из тех, что осознал мой ошеломленный мозг. – Точно! Лежал. Михалыч правду говорит, – подтвердил Дмитрий. – Только стонал изредка. А так, как труп, даже не шелохнувшись ни разу. Как тебя угораздило, парень, так головой стукнуться? Я перевел на него взгляд и тихо сказал: – Не помню. Слесарь-ремонтник переглянулся с истопником, потом оба уставились на меня с явным сочувствием. – Тебе что, парень, память совсем отшибло? – наконец поинтересовался Михалыч. Отвечать я не стал, а вместо этого спросил: – Какое сегодня число? – Семнадцатое августа, – тут же отозвался слесарь-ремонтник. – А год… какой? Мне был известен год, но мне нужно и важно было подтверждение со стороны того, что я и так знал. Вернее, знал Костя Звягинцев. Зачем мне это было? Честное слово, не знаю. Просто хотел услышать от постороннего человека. – Сороковой год, – задумчиво протянул Михалыч, вглядываясь в меня, и, немного помолчав, добавил: – Знаешь, парень… Был такой случай у меня. Помню, в девятнадцатом году нашему комэску в бою под Красным так дали по голове, что он только через сутки в себя пришел и тоже, как ты, сидел полдня и, словно дурень, глазами хлопал. Истопник, по-видимому, ожидал, что этот интересный случай вызовет вопросы, но так как никакой реакции не последовало, наступила неловкая тишина, к тому же, отведя взгляд, я уставился в потолок, всем своим видом показывая нежелание продолжать разговор. Михалыч, пожав плечами, надел круглые очки и принялся читать газету. Дмитрий еще какое-то время поглядывал на меня, потом встал и, подойдя к распахнутому окну, сел на подоконник и стал слушать музыку духового оркестра, которая неслась из громкоговорителя, подвешенного где-то снаружи. Попытки понять, как такое могло произойти, я отбросил сразу. Не мое это, да и ни с чем подобным не только сталкиваться, к тому же даже слышать о подобных фактах не приходилось. В чудеса не верил, так же как в бога и черта. Переселение души? Хотя факт был налицо, но все равно мне почему-то казалось, что к этому мой случай никакого отношения не имеет, хотя бы потому, что имеется факт наличия двойной памяти. Это настораживало, так как невольно подталкивало к мысли, что у хозяина тела еще есть шанс возвратиться… Впрочем, новое тело и прыжок в прошлое я был вынужден признать как факт, от которого никуда не денешься, и сделал соответствующий вывод: будем жить с тем, что есть… Вот только как уложить жизненный опыт и привычки взрослого человека с образом юноши, лишь вступающего во взрослую жизнь? Настолько разный жизненный опыт, что и говорить об этом не приходится, не говоря уже о привычках и вкусах. Ведь чтобы полностью перевоплотиться в юношу, требовалось определенное актерское мастерство, которого у меня даже на грош не было. Опекаемый родителями, Костя был наивен, а во многих чисто житейских вопросах даже глуп, подменяя реальную жизнь своими юношескими фантазиями, но это если судить с точки зрения взрослого человека. При этом обладал очень цепкой зрительной и умственной памятью и имел, по тому времени, отличное образование, в чем была немалая заслуга его родителей, высокообразованных и интеллигентных людей. Именно они привили сыну любовь к книгам и изобразительному искусству. Кроме того, он почти в совершенстве владел двумя иностранными языками, хорошо играл в шахматы и пытался писать стихи. «Талантливый паренек, не то что я, разгильдяй…» – И память автоматически перескочила на страницы моей собственной биографии, как бы сравнивая прожитые мною годы с неполными семнадцатью годами угловатого юноши, который только-только взял старт во взрослую жизнь. В отличие от талантливого парня у меня были свои достижения в жизни, хотя их далеко не каждый человек так назовет. Конечно, можно сослаться на такие слова, как «присяга», «служебный долг», «выполнение приказов командования», и это будет правильно. Я получал приказы и старательно их выполнял, но если заглянуть в Священное писание, то большинство заповедей мною были нарушены. Причем неоднократно. Так уж сложилось, что моя жизнь разделилась на две неровные части. Первая часть моей жизни началась с детского дома. Первые несколько лет я мечтал о том, что вот-вот придут мои родители и заберут меня домой, но уже в двенадцать окончательно понял, что о них можно забыть и жить надо не мечтами, а реальной жизнью. Идти учиться в техникум или институт не было ни малейшего желания, поэтому результатом выбора стало ПТУ. Во время учебы ходил в секцию бокса, но спустя год с лишним меня отчислили, так как не всегда получалось сдерживаться и драться по правилам. Затем был выпуск и направление на завод. Заводское общежитие мало чем отличалось от детского дома, вот только теперь я считал себя взрослым, а значит, надо гулять по-взрослому. Пьяные компании, девочки, драки. Парень я был не по годам крепкий, к тому же не умел отступать, так что сидеть бы мне в тюрьме, да участковый оказался настоящим человеком, сумел найти к строптивому и своевольному парнишке подход. Узнав, что я занимался боксом, устроил меня в секцию самбо, а спустя год я ушел в армию. Степан Петрович Козарев, наш участковый, стал единственным человеком, кто пришел проводить меня в армию. Казарма практически ничем не отличалась от детдомовской спальни и койки в общежитии, поэтому особых проблем для меня армейская жизнь не представляла, а вот дисциплина напрягала. Полгода учебки в десантно-штурмовой роте – и здравствуй, Афганистан! Многие из моих однолеток были умнее и образованнее меня, но зато, в отличие от них, я обладал звериной интуицией, хитростью и изворотливостью, а если к этому прибавить смелость, хладнокровие и жестокость, то получится идеальный боец. Мой командир оказался хорошим воспитателем и сумел привить необходимые для войны навыки. Основной предмет «как стать сильнее страха», без которого трудно выжить, я постоянно сдавал на пять баллов. Не все из солдат оказались готовы к подобным экзаменам, но, в отличие от многих, я смог стать достойным учеником своего учителя. Эти годы закалили меня, научили как отчаянной смелости, так и осторожности и терпению, но главное – умению разбираться в людях. Уже позже я понял, как мне повезло с командиром. Волевой, хладнокровный и жесткий офицер стал для меня примером. Именно от командира, великолепного мастера ножевого боя, на всю оставшуюся жизнь у меня осталась страсть к холодному оружию. За время службы у меня в голове сложилась мысль посвятить себя армии, но командир, похоже, лучше знавший меня, чем я сам себя, не сразу, а постепенно доказал мне, что служба в Афганистане по большей части является работой наемника, но никак не солдата. Все, что я вынес из Афганистана, помимо богатого боевого опыта, были старшинские лычки и три медали. С другой стороны, доказал себе, что я крутой мужик, а значит, живи дальше, работай, заводи семью, вот только спустя какое-то время я понял: окружающий мир без войны для меня не существует, поэтому об обычной работе не могло быть и речи. Следующие полтора года я кидался из стороны в сторону, работая то охранником, то вышибалой, но это была не та жизнь, к которой я стремился. Мне не хватало риска, ярости смертельных схваток и адреналина, кипящего в крови. Жизнь с каждым днем становилось все более серой и блеклой. Что делать? Оставался криминал, но от этой ошибки меня спас бывший командир. Он вспомнил обо мне, так как в это время собирал команду для «командировки» в одну банановую республику. На вопрос «что там будем делать?» он ответил коротко и по существу: работать по специальности и с хорошей оплатой, на что я с большой радостью согласился. Следующие одиннадцать лет, переходя от одной войны к другой, я воевал зло и жестко, придерживаясь только двух правил: не предавать интересов Родины и не воевать против своих, пока не получил тяжелое ранение в бедро и не превратился в инвалида. Моя профессия наемника не исключала подобный вариант, но человек всегда надеется на лучшее, а это в моем понимании означало быструю смерть. Пуля в голову или в сердце. «Что случилось, то случилось», – подведя этими словами итог своей прежней жизни, я снова, в очередной раз, стал делать попытки найти себя в гражданской жизни. Неизвестно, как бы сложилась моя дальнейшая судьба, если бы не одна моя странность. Мне всегда нравилось посещать художественные музеи и картинные галереи. Тихие, прохладные залы, увешанные картинами, были спокойным и уютным местом, противовесом моей бурной, полной боевого азарта и риска, жизни наемника. Словно тихая пристань для корабля, который, стремясь уйти от бури, укрывался в спокойной гавани. При моем характере и образе жизни это можно было объяснить только генами, заложенными во мне одним из моих предков, видимо каким-то образом связанным с искусством. Именно там, в одном из художественных музеев, случай свел меня с женщиной, которая спустя год стала моей женой. Это был в моей жизни сложный, непонятный и очень неприятный (и это мягко сказано) период, и только Лена стала тем единственным человеком, который поддержал меня в то трудное время. Она не жалела меня той бабьей, надрывной жалостью, с причитанием и слезами на глазах, а отогрела и вернула в люди своей особой душевной теплотой. Девизом нашей совместной жизни вполне могли стать слова из песни: «просто встретились два одиночества». До нашей встречи у Лены была одна-единственная любовь и страсть: ее искусство. В сорок три года она уже была признанным международным экспертом-искусствоведом по искусству эпохи Возрождения, имела ряд научных работ, докторскую степень. В какой-то момент к ней пришло прозрение: годы, когда люди сходятся, обзаводятся семьей и заводят детей, прошли, и тогда произошла наша случайная встреча. Наверное, это была высшая предопределенность или, проще сказать, судьба. Вместе мы прожили семнадцать лет. Год назад ее не стало. Этот период я считаю своей второй половиной жизни. Она совершенно противоположна первой части, но со временем я приобрел к ней вкус и перестал сожалеть о прошлом. Экспертом в области искусства я, конечно, не стал, но определенные знания и опыт в этой сфере получил. Работая в архиве МВД, со временем я заинтересовался историей советской милиции. Это стало моим вторым увлечением. В свободное время, насколько это было возможно, я старался как можно чаще посещать тир и зал ножевого боя. Естественно, что схватки на ножах для инвалида были противопоказаны, но мне никто не мешал там оттачивать, доводить до совершенства метание ножа в мишень.Теперь, в этом времени, мне, судя по всему, снова придется учиться жить. Уже в третий раз. Я еще только пытался приноровиться к мысли о новой жизни, как дверь открылась, и в палату вошли два врача, сопровождаемые медсестрой. Внешний вид медиков был для меня непривычен. У мужчин и женщины были одинаковые длинные белые халаты, которые завязывались сзади на тесемочки. Кроме того, у сестры волосы прикрывала белая косынка, делавшая ее похожей на монахиню. Один из врачей мне был уже знаком по ночному визиту. Незнакомый доктор первым подошел к моей кровати. – Здравствуй, Константин. Меня зовут Михаил Аристархович Поливанов. Я заведующий отделением. Как ты себя чувствуешь? – Не знаю даже, – тихо ответил я на его вопрос. – Вроде неплохо. – Хм. Для человека, трое суток пролежавшего без сознания, ты действительно неплохо выглядишь. Теперь давай подробней. Голова кружится? В течение какого-то времени он меня трогал и ощупывал, одновременно задавая мне вопросы о самочувствии. По мере осмотра его лицо принимало все более задумчивое выражение, и когда он подвел итог, в его голосе явно чувствовалась неуверенность: – Гм. Честно говоря, ничего не могу сказать на данный момент. Если исходить из вашего состояния, то у вас, молодой человек, все как бы в порядке. Гм… но это для человека, который получил обычное сотрясение мозга, но тогда сразу возникает вопрос: что могло вызвать у вас столь длительное состояние комы? Причем… Впрочем, я не специалист. М-м-м… Хорошо бы вас показать… Ладно. Пока полежите у нас, молодой человек, а мы вас понаблюдаем. Гм. Так что до завтра. Судя по тому, что он неожиданно перешел на «вы», его голова сейчас была занята разгадкой необыкновенного случая в медицинской практике. Если на меня потратили определенное время, то с двумя другими пациентами нашей палаты врачи разобрались быстро. Дмитрий, оказывается, попал в больницу вчера поздно вечером, поэтому его решили оставить до утра и сегодня после короткого осмотра выписали из больницы, при этом сказав, что ждут его через две недели на осмотр. Он тут же стал одеваться с помощью молоденькой сестры. У кровати Михалыча они тоже долго не задержались, и спустя пять минут дверь за ними закрылась. После того как они ушли, истопник ехидно заявил, что это не врачи, а коновалы, и какое-то время негромко ругался, но высказать свое возмущение до конца ему не дал приход «моих» родителей, после чего состоялся мутный, бестолковый, суетливый разговор. Мама плакала навзрыд, отец, было видно, тоже сильно переживал, но крепился, стараясь не показывать своих чувств. Судя по их состоянию, вид у меня был не сильно бодрый, поэтому я постарался успокоить, пусть и дежурными словами: – Папа, мама, все уже хорошо. Не волнуйтесь вы так, я почти здоров. Когда они наконец ушли, я облегченно вздохнул, так как довольно трудно было исполнять навязанную мне роль сына, но как оказалось, визиты на этом не закончились. После обеда пришел младший лейтенант милиции. На фуражке пятиконечная звезда с извечным серпом и молотом, гимнастерка белого цвета, в голубых петлицах три кубика, портупея с кобурой и планшет, из которого он сразу вытащил блокнот и карандаш. Меня удивило только одно: мужику лет сорок, а то и более, а он все в младших лейтенантах ходит. После короткого представления он пожелал узнать, как я оказался лежащим с пробитой головой на улице Парижской Коммуны. Пришлось ему объяснить почти теми же словами из фильма «Бриллиантовая рука», что я шел по улице, подвернулась нога, упал, а дальше – больница. – Гм. Значит, шел, затем оступился и упал. Все так и было? Ничего не путаешь, парень? – с явным недоверием спросил лейтенант. – Все так, как я сказал. – Хм! Пусть так, – в его голосе чувствовалось явное сомнение, – но ты потом, когда выздоровеешь, зайди ко мне. Авось что-нибудь и вспомнишь. Договорились? – Хорошо, – соврал я, зная, что не приду к нему. – Выздоравливай, Костя. До свидания. Михалыч, все это время делавший вид, что читает, а сам внимательно прислушивавшийся к нашему разговору с милиционером, отложил газету, после чего лег, повернувшись к стенке, и уже через несколько минут захрапел. Для меня наступило время обдумать мою будущую жизнь. Новое тело и новое время я уже признал как факт, а вот линию поведения предлагалось продумать и выработать. «Слишком большая разница лет, да и характеры, считай, две противоположные величины». У нас был настолько разный жизненный опыт, что и говорить об этом не приходилось, не говоря уже о привычках и вкусах. Исключением из правила можно было назвать любовь к картинам, но даже здесь искусство было целью и смыслом жизни Константина Звягинцева, а у меня оно стояло на втором месте, являясь своего рода хобби. Опекаемый родителями, Костя был еще по-детски наивен, а во многих чисто житейских вопросах даже неразумен. Несмотря на внешнее благополучие, в их семье была «страшная» тайна. Его родители с молодых лет посвятили свою жизнь борьбе за счастье народа, став профессиональными революционерами, но, как оказалось, и у них были причины бояться за себя и за сына. Если раньше они с восторгом и энтузиазмом относились к свершениям революции, то теперь их радость сменилась настороженностью и опаской. Дело в том, что родители матери имели дворянское происхождение, а это означало, что она в любой момент могла не пройти проверку классовой благонадежности и автоматически становилась «врагом народа». Именно поэтому Кирилл Иннокентьевич Звягинцев, имея пост начальника отдела в комиссариате народного образования, в 1937 году перевелся из столицы в небольшой подмосковный городок на должность заведующего отделом народного образования, а его жена, Мария Евгеньевна, стала директором школы. Переезд был совершенно неожиданным для их сына, но через какое-то время совершенно случайно ему удалось узнать правду из разговора родителей. Он был тогда мал и не придал этому большого значения, но в памяти разговор все равно отложился. Суть этого разговора, который мне достался по наследству, заключался в следующем: начались чистки среди руководящих работников, и к их семье стали присматриваться. Растворившись в глубинке, его родители благополучно пережили «большую чистку». Благодаря усидчивости и отличной памяти Константин в июне 1940 года, в возрасте шестнадцати лет и десяти месяцев, окончил среднюю школу им. С. М. Кирова, получив аттестат, соответствующий нынешней золотой медали, что дало возможность поступить без экзаменов в один из престижных вузов страны – в Московский институт философии, литературы и истории, на факультет истории искусства. За два дня до того, как Костя попал в больницу, он ездил в Москву и узнал, что зачислен в институт на первый курс.
Проснулся от матюгальника, так я успел обозвать черный четырехугольный рупор, висевший на столбе, рядом с нашим домом. Тот захрипел, пытаясь пропустить через себя звуки какого-то марша, выдуваемого духовым оркестром. «Дура громогласная, мать твою!» – невольно выругался я. Первым делом посмотрел в сторону буфета, на часы. 8:03. Настенных часов у семьи Звягинцевых не было, а вместо них был будильник, стоявший в спальне родителей, и бронзовые каминные часы с двумя ангелочками по обеим сторонам циферблата, стоявшие на буфете. Откуда эти часы появились, прежний хозяин тела не знал – просто они всегда были в их семье. Я поднялся и сел на кровати, оглядывая комнату. Смотрел так, словно видел впервые, хотя для моей второй памяти вся обстановка квартиры была хорошо знакома. Несмотря на то, что наши памяти каким-то образом переплелись, никакого дискомфорта я не испытывал. Прислушался. Где-то плакал маленький ребенок. Память Кости тут же подсказала: это у Надеждиных, их младшая дочка Танька разревелась. Мой отец, когда получил квартиру в ведомственном доме, по приезде сошелся с начальником механических мастерских Дмитрием Михайловичем Надеждиным и главным инженером Евгением Тимофеевичем Степаненко. Для тогдашнего школьника Кости они были, да и сейчас оставались, дядей Дмитрием и дядей Женей. Чуть позже к их компании присоединился Степан Иванович Обойников, председатель Облшвейсоюза, одной из организаций Промкооперации, в который входили пошивочные артели и ателье городка. Родители уже ушли на работу. Было тихо, но спустя пару минут издалека послышались далекие голоса. Веселые, звонкие и пронзительные детские голоса. «Компания собралась. Идут на речку купаться». Весь вчерашний вечер, проведенный с родителями, для меня был чем-то похож на пересечение минного поля. Зрелый мужик, как я ни контролировал себя, моментами проступал из Кости Звягинцева, и поэтому успел поймать несколько тревожно-недоуменных взглядов матери. Отец ничего не заметил. Впрочем, я не удивлюсь, что потом мать поделилась с ним своей тревогой по случаю неадекватного поведения сына. Ни память, ни знание привычек родителей – ничто не могло заменить естественных реакций и эмоций ребенка, которые в памяти никак не могли быть отпечатаны. Вот эту самую импровизацию чувств не могло не заметить любящее сердце матери. Правда, пару раз, как бы невзначай, я пожаловался на боли в голове и звон в ушах. Об этих симптомах, которые могут проявляться какое-то время, меня при выписке предупредил лечащий врач. Встал, подошел к массивной деревянной конструкции, к буфету (особой маминой гордости). Его верхняя часть была застеклена, там стояла посуда – сервиз на шесть персон и с десяток разномастных тарелок, стаканов и кружек. Сервиз доставали редко. В дни больших государственных праздников и семейных торжеств. За стеклом сейчас стояли три открытки, присланные в свое время нам какими-то родственниками. Сталин на фоне Кремля, самолетов и танков, а внизу надпись: «Сталинским духом крепка и сильна армия наша и наша страна». Рядом открытка – поздравление с Новым годом. На ней изображены две пары на коньках, показанные на фоне Кремля и красных звезд, державшие друг друга под руки. У каждого из них на груди была красная цифра, а вместе они составляли число – 1940. Судя по очкам летчика на шапочке одной из девушек, она олицетворяла собой авиацию, а по буденовке парня можно было понять, что тот представлял Красную армию. Кто были остальные двое? Некоторое время, глядя на них, пытался угадать, но никакой догадки так и не пришло на ум. «Да и фиг с ними, другое непонятно: почему поздравительная открытка сделана в три цвета? Денег на краски нет или решили, что и так сойдет?» Третья открытка представляла собой репродукцию картины Васнецова «Богатыри». Память чисто автоматически выдала информацию по картине: над созданием этой картины художник работал почти тридцать лет. В 1871 году был создан первый набросок сюжета в карандаше, и с тех пор художник увлекся идеей создания этой картины. В 1876 году был сделан знаменитый эскиз с уже найденной основой композиционного решения. Работа над самой картиной длилась с 1881 по 1898 год, а уже готовая картина была куплена Петром Третьяковым, основателем Третьяковской галереи. Отвернулся и подошел к зеркалу, чтобы посмотреть на себя. Отображение показало угловато-худое тело юноши с узкими плечами и выпирающими ключицами. Уже в который раз смотрелся в зеркало, привыкая к своей внешности, и каждый раз не мог удержаться от кривой усмешки. Ну не нравился я сам себе, и все тут! «Ну что, скелет ходячий, придется вплотную заняться твоим физическим воспитанием…» – дав себе это обещание, снова оглядел комнату. Она была гостиной, столовой и одновременно Костиной спальней. Диван, на котором спал Костя, соседствовал с этажеркой, стоявшей у входной двери. На ней стоял патефон, а внизу на двух полках лежали пластинки. Одну из стен занимал массивный буфет с завитушками. В нем хранилось главное достояние семьи Звягинцевых – художественные альбомы известных художников, отпечатанные еще в царское время. К ним в семье относились как к малым детям – осторожно, бережно и ласково. Посреди комнаты стоял стол, накрытый светло-коричневой плюшевой скатертью с бахромой, маминой гордостью, а на нем ваза. В день рождения мамы и на праздник Восьмое марта в ней всегда стояли цветы. Вокруг стола расположились четыре стула с высокими спинками. В комнате была еще одна дверь, которая вела в спальню родителей. Там стояла кровать, одежный шкаф и письменный стол, заваленный тетрадками учеников, методическими пособиями и словарями. Им попеременно пользовались родители. Мама на нем готовилась к занятиям по немецкому и французскому языку, а отец (по большей части поздно ночью) готовил справки и доклады по работе РОНО. Из этических соображений я учился в другой школе, так как родители считали неправильным учить сына в школе, где его мама преподает и работает директором. У обоих родителей помимо любимой ими педагогической работы было еще одно страстное увлечение – страсть к живописи. От них заразился и Костя. Все свое свободное время юноша предпочитал проводить наедине с книгами и художественными альбомами. Была у него еще одна страсть – коллекционирование старинных монет. Костя не то чтобы сторонился компаний мальчишек, он просто считал это пустым времяпрепровождением, поэтому редко ходил с ребятами на речку или в лес. Несмотря на некоторое отчуждение со стороны ребят, он никогда не отказывал в помощи по школьным предметам, а также позволял списывать контрольные. Но ни литературные викторины, ни олимпиады по физике и математике, на которых он занимал первые места и выигрывал призы, никак не прибавляли ему уважения со стороны одногодок. С другой стороны, он был активным комсомольцем, участвовал в подготовке школьных праздничных вечеров, редактировал школьную стенгазету, и даже одно время вел кружок по истории живописи.
Городок я хорошо знал по памяти бывшего хозяина тела, но теперь решил пройтись по улицам, посмотреть на него другим – своим – взглядом. Дома по большей части были деревянные и ветхие. Прошел мимо булочной и мастерской сапожника, и вдруг где-то сбоку раздался непонятный стук и лязг. Резко развернулся, а это был лишь мальчишка, который гнал перед собой железный обруч крючком из толстой проволоки по булыжной мостовой. Прошел мимо пивной будки, а по-другому ее и не назовешь. Сверху была прибита вывеска, на которой красной краской, уже потрескавшейся и немного облупившейся от времени и непогоды, были выведены два слова: «ПИВО. РАКИ». Вырезанное в передней части ларька окошко было распахнуто, и в проеме, правда, смутно, виднелось полное лицо продавщицы. В двух шагах торчали грибами-поганками три потемневших от времени столика, за которыми сейчас пили пиво несколько человек. Один в белой рубашке, белых штанах и легкой соломенной шляпе, держа подмышкой папку, сейчас запрокинув голову, с жадностью пил пиво. Судя по его мокрому лицу, жара советского служащего окончательно достала. Трое мужиков, расположившихся у соседнего столика, похоже, устроились основательно, так как около них уже стояло по пустой кружке, и сейчас они вливали в себя вторые, а может и третьи порции. Да и горка рыбьей чешуи на середине стола подтверждала, что стоят уже давно. На вид они смотрелись босяками. Этим словом я обозначал в своей прежней жизни личностей, которые были готовы пить что угодно и с кем угодно. Они мало чем отличались от тех персонажей из моей прошлой жизни. Серые рубашки, мятые штаны и такие же мятые физиономии. Раньше из-за таких типов Костя Звягинцев обходил подобные места по другой стороне улицы, я же шел прямо к пивному ларьку с желанием опрокинуть кружечку, но уже в следующую секунду вспомнив, кто есть на самом деле, резко свернул в сторону. Мужик в соломенной шляпе не обратил на меня никакого внимания, так как, судя по легкой задумчивости на его лице, все еще решал: не выпить ли ему еще пива? Зато один из босяков, стоящий ко мне лицом, заметил мой маневр и с любопытством проследил за мной взглядом. Завернул за угол и медленно прошел мимо школы, в которой учился Константин Звягинцев, и городской библиотеки. Отметил то, что для Кости было привычно, а мне резало глаз. Обилие плакатов и лозунгов. «Комсомол – верный помощник партии», «Готов к ПВХО. Приобретайте билеты 14-й лотереи Осоавиахима!», «Нарпитовец, повышай свою квалификацию». Последний плакат висел на стене столовой. Выйдя из тени столовой, я вдруг почувствовал на себе чей-то чужой взгляд. Чувство опасности встряхнулось, словно пес после сна, и настороженно замерло. Я мог только догадываться, кто за мною следит. Чтобы это проверить, я как бы случайно забрел в одно тихое, но излюбленное место мальчишек-подростков. С одной стороны глухая стена склада ПОТРЕБСОЮЗА, с другой стороны заброшенный пустырь, где сгрудились полуразвалившиеся клетушки сараев, земля была завалена ржавыми кусками железа, разбитыми ящиками, досками, кучами битого кирпича. Здесь, подальше от взгляда родителей, мальчишки играли в орлянку или в карты, курили и дрались. Моя догадка оправдалась на все сто процентов. Вслед за мной на пустырь вышел Семен Жигун по кличке Гвоздь. Худое, костистое лицо парня было под стать его длинной, неуклюжей фигуре. Синяя линялая рубака с засученными рукавами, обтрепанные штаны неопределенного цвета, грубые ботинки. Мелкий хулиган, изображавший отъявленного уголовника, имел несколько приводов в милицию за мелкое воровство и драки. Нередко с компанией таких, как и он, подонков Гвоздь устраивал засады на школьников, забирая у тех еду и деньги. Несколько раз подобное случилось и с Костей, за исключением их последней встречи. Их встреча тогда была случайной. Гвоздь был пьян. Перегородив юноше дорогу, потребовал от него денег, а когда тот ему отказал, разозлился и ударил, а результатом стало неудачное падение подростка виском на осколок кирпича. – Выжил, падла, – криво ухмыльнулся хулиган. – Я-то думал, что ты тогда копыта откинул. Так вот, у меня к тебе вопрос нарисовался. Ты чего мусорам меня не заложил? – А что, надо было? – в свою очередь ухмыльнулся я. – Ты только хорошо попроси, так прямо сейчас и пойду. Тот чуть ли не целую минуту переваривал мой ответ, глядя на меня удивленными глазами. Не таких слов он ожидал от этого труса. Ведь он специально выслеживал Звягинцева именно для того, чтобы вытрясти из вчерашнего школьника, как обстоят дела. Раз дело на него не завели, даже участковый не приходил, то это могло означать только одно: Звягинцев настолько его боялся, что так ничего и не сказал в милиции, иначе бы Гвоздь давно сидел в кабинете следователя. Трус он и есть трус! А тут такой наглый ответ. Что-то он больно храбрый стал, так я ему сейчас напомню… Вдруг он неожиданно вспомнил, как его тогда охватил страх. Дикий, панический страх сжал его сердце, стоило ему увидеть неподвижное тело на земле и растекающуюся кровь вокруг головы Звягинцева. Моментом протрезвев, он помчался сломя голову прочь от места преступления. «Убил! Убил!» – эта мысль каталась и билась в его голове, отдаваясь многократным эхом. Он не помнил, как забрался в сарай за домом, в свое потайное место, где его вырвало. Как он не спал ночь, трясясь в ожидании, что за ним вот-вот придут, и только к обеду второго дня узнал, что Звягинцев уже сутки лежит без сознания. Спустя какое-то время разнесся слух, что сын заведующего отделением народного образования не жилец на этом свете, и только тогда Гвоздя отпустил страх, но, как оказалось, ненадолго. На третьи сутки среди жителей городка пронеслась весть, что мальчик очнулся, и тогда Семен Жигун снова ударился в панику, кинувшись собирать вещи, чтобы уехать до приезда милиции. Окольными путями, крадучись, он пробрался к железной дороге, чтобы сесть на товарняк до Москвы, но тут на его подозрительное поведение обратили внимание бойцы железнодорожной охраны. После грозного окрика он снова потерял голову от страха и сломя голову кинулся обратно в городок. Двое суток Гвоздь ночевал в каких-то развалинах на окраине городка, вздрагивая от каждого шороха. Еда, которую он захватил с собой, быстро закончилась, и он, отчаявшись, решил пойти сдаться сам, но на подходе к милиции случайно наткнулся на одного из своих дружков, от которого узнал, что его никто не ищет. В один миг страх сменился изумлением, а затем дикой злобой. Он тут мучился, переживал… Но спустя какое-то время все обдумав, он остыл и решил, пусть все идет, как идет, вот только любопытство застряло в нем занозой. Ему до смерти хотелось понять, почему все так получилось. Вот только когда они встретились, этот трус как-то неправильно себя повел. Он должен был бояться Семена, как и раньше, вот только теперь в нем нет страха. Как это понять?! Он с ним встретиться решил, почти пожалел, а этот сучий выродок вон как заговорил! Смелый! Ничего! Сейчас он ответит за все его страхи! На коленях будет стоять и молить о пощаде! Он за все ответит! Семен успел только размахнуться, как Звягинцев стремительно перехватил его руку и… Гвоздь оказался на земле, лицом в пыли. Он был настолько удивлен тем, что с ним произошло, что не только забыл про боль, но даже не вскочил сразу на ноги, а только поднял голову и посмотрел на Звягинцева. Тот весело скалил зубы. Он ничего не понимал, да и не хотел понимать, так как тупой мозг хулигана был полностью поглощен двумя чувствами – унижением и яростью. Эта взрывоопасная смесь заставила его вскочить на ноги. – Все! Умри, падла! Выхватив заточку, он кинулся на Костю, а уже в следующую секунду Гвоздю показалось, что его правая рука попала в железные тиски. Он охнул от боли, и на его глазах показались слезы. Ничего не соображая от дикой злобы, Семен рванулся всем телом, пытаясь вырваться из захвата, и наткнулся боком на острый стальной штырь. Огненно-острая боль опалила его изнутри словно огнем. – Ты, сука… А-а-а! – но уже в следующую секунду дикая боль, задавив в нем все чувства, заставила его громко и хрипло застонать. Он бросил взгляд вниз и увидел кровавое пятно, расползающееся по рубашке, и свою руку с заточкой, торчащей в боку. Гвоздь хотел вырвать ее, но тело уже не слушалось. Сначала он упал на колени, а затем завалился на бок. Он даже не сознавал, что умирает. Последнее, что его мозг отпечатал в своей памяти, это были белые парусиновые туфли, находящиеся в шаге от его лица. Тело в агонии дернулось в последний раз и замерло на горячей от полуденного жаркого августовского солнца земле.
Я быстро огляделся по сторонам. Никого не было. Так оно и должно быть, что здесь делать мальчишкам в полуденную жару, когда рядом речка. «Свидетелей нет. Ну и славно». Обогнув тело, я быстро зашагал по залитому жгучим августовским жаром пустырю, заросшему чертополохом и лопухами. Поплутав по улочкам, нашел скамейку в тени дерева и уселся. Кое о чем следовало подумать, так как у меня и в мыслях не было доводить дело до подобного финала, но это случилось, а значит, в чем-то был мой просчет. Теперь требовалось понять, в чем ошибка, чтобы не допустить подобную оплошность в следующий раз. Сделано было все правильно. Тактически верно провел прием, исходя из тщедушного сложения Кости Звягинцева, фактора неожиданности и четкого знания приема. Вывернув Гвоздю руку, хотел ткнуть подонка носом в пыль, затем сломать руку, чисто в воспитательных целях. Вот только прошло все не так. Причина могла быть только в одном: мои рефлексы, навыки и опыт рукопашного боя вступили в противоречие с физическими возможностями доставшегося мне тела.
Труп спустя несколько часов нашли мальчишки, и вскоре новость облетела весь городок. Власти и население три дня лихорадило, искали убийцу, но судя по слухам, которые стремительно разлетались среди жителей, милиция его вряд ли когда-нибудь найдет. К тому же в одном из вариантов народных новостей злостный хулиган Семен Жигун по кличке Гвоздь фигурировал как самоубийца, убивший себя собственной заточкой. Естественно, что следствие такой вариант даже не рассматривало, так как эксперты определили совершенно точно, что тому помогли умереть. Это также подтверждали следы другого человека, найденные у трупа. Вот только эта улика никак не могла помочь следствию: в таких парусиновых туфлях на резиновом ходу ходили две трети городка, как мужчины, так и женщины. Кроме того, не было у следователя Дмитрия Вадимовича Степанкова и мотива преступления, поэтому тот решил остановиться на одной-единственной версии, которая должна была всех устроить: Гвоздь перешел дорогу кому-то из блатных, и тот, как говорят уголовники, «поставил его на перо». Сейчас следователь сидел в кабинете и в уме формировал заключение по этому делу, но додумать окончательно ему не дал зазвеневший на его столе телефон. – Следователь Степанков слуш… Да, товарищ начальник! Так это… я дело Жигуна сейчас оформляю. Семен Жигун по кличке Гвоздь! Куда засунуть? А! Понял! Закрыть и забыть! Так точно! Сейчас выезжаю! Следователь положил трубку, потом посмотрел в окно, за которым разгулялась гроза, и поморщился. Меньше всего ему сейчас хотелось выходить на улицу, под проливной дождь, но был прямой приказ начальника, тем более что пострадавший, получивший ножевое ранение в пьяной драке, являлся членом партии. При этой мысли следователь снова поморщился. Он очень не любил вести дела с политическим оттенком. Хотя времена «большой чистки» вроде прошли, но то, что следователь Дмитрий Вадимович Степанков пережил за те годы, оставило в его душе неизгладимый отпечаток страха, который нет-нет да и начинал шевелиться, отравляя ему жизнь.
Глава 2
Махнув рукой родителям в последний раз из-за плеча проводника, я прошел в вагон, положил чемодан на багажную полку, сел и облегченно выдохнул воздух. «Теперь не скоро их увижу. И это радует». Чувства к ним у меня были смешанные. Они были хорошими людьми, и я старался делать все, чтобы их не огорчать, но с другой стороны, общение с ними давалось с таким трудом, что к вечеру появлялось ощущение, аналогичное тому, словно целый день ходил по минному полю с завязанными глазами. Со стороны выглядит вроде все хорошо. Ты знаешь привычки, жесты, любимые словечки этого юноши, но сочетать их вместе со своими привычками, которые так и рвутся из тебя, очень и очень сложно. Недаром мама нередко бросала на меня испуганные взгляды, когда ее сын временами становился чужим и непонятным. Спустя четыре часа поезд прибыл в Москву. Доехав до Сокольников, где находился институт, я отправился в секретариат, где занялся оформлением документов и получением койки в общежитии. Вновь прибывшие студенты с возбужденно-радостными лицами бегали туда-сюда, суетились, задавая все новые и новые вопросы. Я снисходительно смотрел на них с высоты своего солидного возраста и внутренне усмехался. Быстро оформил нужные документы, после чего отправился в общежитие. Вошел в комнату на первом этаже, которая станет отныне моей на ближайшие четыре года. Стоп! На один год. Дальше война… Огляделся. Большая комната с одним-единственным окном, соответствующим помещению, таким же огромным, шириной где-то два с половиной метра. Восемь железных кроватей, расставленных вдоль стен, и рядом с каждой – низенькая тумбочка. Посредине стоял длинный голый стол и невзрачные, расшатанные стулья, а с потолка свисали три лампочки без абажура. Оглядев комнату, подумал, что к такому спартанскому набору мне не привыкать, почти та же казарма, хотя в душе хотелось комфорта, к которому я успел привыкнуть за свою вторую половину жизни. Не успел я выбрать себе кровать, как в комнату вошли трое парней. Первый, плотного сложения парень с густой гривой волос, быстро обежав меня снисходительным взглядом, подошел и протянул руку. – Давай знакомиться! Дмитрий Егошин! – Костя, – я осторожно пожал грубую и крепкую ладонь сокурсника. – Звягинцев. – Что, Звягинцев?! Будем строить новую, пролетарскую культуру?! Ты как, с нами? – Там видно будет, – усмехнулся я. – Нет! Так не пойдет! Ты или с нами, или против нас! Советским людям нужно свое искусство! Свои писатели и поэты! Маяковский и Горький – это наши маяки, на которые мы должны держать направление! Они заложили основу пролетарского искусства, а нам нужно как можно больше развернуть поднятое ими знамя рабоче-крестьянской культуры! Именно нам, молодежи страны Советов, предстоит внедрять комсомольско-коммунистическую культуру в народные массы! Только так мы… «Самодовольный и наглый ублюдок. Бедная культура…» Больше не слушая его болтовню, я направился к двум парням, стоявшим посредине комнаты с ехидными улыбками на лицах, при этом с удовольствием констатируя, что пламенная речь за моей спиной резко оборвалась. Один из ребят, с рыжими кудрями и веселыми глазами, поставил чемодан на пол и, больше не сдерживаясь, весело рассмеялся. Похоже, на нем уже опробовал свое ораторское искусство носитель новой пролетарской культуры. Не успел я подойти, как он протянул руку. – Петр, – представился он. – Мой дед и отец – речники. Вся их жизнь с Волгой связана, а я вот в литераторы решил податься. Внештатным корреспондентом целый год работал. Писал под псевдонимом Товарищ Речник, а фамилия моя – Трубников. – Рад знакомству. Костя. Буду изучать историю искусств. – Александр Воровской, – представился второй юноша, подтянутый, спортивного вида. – Тоже буду изучать историю искусств. – Костя Звягинцев, – в очередной раз представился я. В следующую секунду дверь снова открылась, и вошли новые жильцы нашей комнаты. После того, как все перезнакомились, мы толпой отправились на поиски столовой, а пока шли, я прокручивал в голове цифры. «Родители дали мне с собой четыреста рублей, стипендия – сто сорок рублей, обед в студенческой столовой стоит, как говорят ребята, тридцать пять копеек, так что с голода точно не умру. Три рубля в месяц за общежитие. Сюда входит пользование душем, кухней и смена белья два раза в месяц. За еду и крышу над головой можно не беспокоиться. Правда, быт уж больно спартанский, а я как-то привык к хорошей жизни. Ладно. Там видно будет». Прошло две недели. Учеба не напрягала, так как Костя Звягинцев имел основательный запас знаний. Из ребят по комнате я ближе всех сошелся с Александром Воровским. По трем причинам. Во-первых, это был спокойный и немногословный парень. Как и я. Во-вторых, мы оказались с ним в одной группе, а третьей и главной точкой соприкосновения стало знание немецкого языка. Дело в том, что огромный недостаток обучения иностранным языкам в институте заключался в том, что оно не предполагало необходимости живого контакта с носителями изучаемого языка, и студенты умели свободно читать на иностранном языке, но при этом разговорная речь у них изрядно хромала. Саша, как оказалось, отлично владел немецким разговорным языком, причем с ярко выраженным берлинским акцентом. Как я узнал намного позже, он был сыном одного из работников посольства в Германии и прожил там ни много ни мало шесть лет. Спустя какое-то время его отец был уличен в любовных связях с другой женщиной, одной из секретарш посольства. Скандал по этому поводу поднимать не стали, а вместо этого всех выслали обратно в Союз. Спустя полгода его родители развелись. Мать стала работать преподавательницей немецкого языка в одном из московских институтов, а еще спустя год вышла замуж за одного из профессоров. Прошло еще какое-то время, и до них дошло страшное по тем временам известие: его отца, работника МИДа, объявили врагом народа и дали восемь лет лагерей. Жизнь за границей сделала Сашу Воровского строгим и сдержанным на слова, несмотря на его детский возраст. Когда он повзрослел, этому стало способствовать его прошлое: отец – враг народа. Многие из студентов, не зная его толком, считали это надменностью – пережитком прошлого и барскими замашками. Даже как-то на одном комсомольском собрании ему поставили это в вину, заявив, что настоящий комсомолец должен быть простым и открытым в общении. За время скитаний в прошлой жизни я стал неплохо изъясняться на английском языке, да и моя жена его отлично знала, так что разговорный язык был у меня на хорошем уровне. В этом времени, благодаря Костиным родителям, я знал немецкий и французский языки. Это был немалый плюс. Здесь знание нескольких языков уже само по себе было хорошим заработком, дававшим заработать не только на бутерброд с маслом, но и на толстый слой красной икры. Когда выяснилось, что из нашей комнаты только двое владеют иностранными языками, мы с Воровским частенько разговаривали на немецком языке, на зависть остальным студентам. Имея приличный багаж знаний, которых мне должно было хватить на первый год обучения, я собирался все свое свободное время посвятить как общей физической, так и специальной подготовке. Основы бойцовской практики и наработки у меня были, так что дело осталось за малым – усиленно тренироваться. Другой мир, другое тело, а цель – одна. Стать сильным, выносливым и ловким. Стать снова хищником. Парк и лес, простиравшийся сразу за институтом, стали отличным полигоном для моих тренировок, а чтобы иметь партнеров по спаррингу, я стал ходить на тренировки по боксу и самбо. При этом сильно уставал, но вот только отдохнуть или лечь пораньше в студенческом общежитии было практически невозможно. Буквально каждый вечер шло обсуждение последних новостей, выливаясь в споры и дискуссии. Обсуждение мировых новостей, радость успехам передовиков производства и сельского хозяйства, критика и осуждение нравов капиталистического мира, яростные споры о будущем страны Советов – все это мне было абсолютно неинтересно, но при этом надо было поддерживать имидж советского студента, а значит, участвовать. Со стороны института на меня пытались навесить общественные нагрузки, заставляли ходить на политучебу и выполнять поручения комсомольской организации. Так как они покушались на мое личное время, я всячески старался избегать подобных поручений, но при этом нередко было смешно, когда я читал очередной плакат-объявление, в этот раз зовущий на собрание в поддержку угнетенных народов Африки. Я уже был на полпути к выходу, как мне дорогу перегородила Маруся Стрекалова, краснощекая, пышная телом, секретарь нашей комсомольской организации. – Звягинцев, ты куда направился?! – На тренировку. – Как ты можешь свои личные интересы противопоставлять общественным! Каждый советский студент должен осудить звериную сущность капиталистического отношения к угнетенным народам Африки! Или ты, Звягинцев, другого мнения?! – Ты мне лучше, Маруся, скажи другое: ты хоть одного живого негра видела? – Нет! Но это не значит, что я не должна бороться за их свободу и независимость! И скажу тебе прямо, Звягинцев, как комсомолец комсомольцу, от твоих слов попахивает гнилым индивидуализмом! Мне уже не раз докладывали, что ты нередко избегаешь общественных мероприятий и отказываешься от нагрузок! Ты комсомолец, Звягинцев, и живешь в советском обществе! Ты не можешь… Я не стал ничего говорить, а вместо этого быстро и неожиданно протянул руку и легонько ущипнул ее за крупную грудь, которая просто распирала ее кофточку, при этом был готов отскочить, если она попытается ударить меня, но вместо этого она неожиданно ойкнула и густо покраснела. Воспользовавшись замешательством девушки, я быстро обошел ее и продолжил свой путь. После этого случая Маруся на ближайшем собрании поставила вопрос о моем махровом индивидуализме, и мне стало понятно, что от меня просто так не отцепятся, после чего я принялся изображать активную деятельность. Все это заставило меня задуматься о том, что необходимо найти более спокойное место для проживания, но самый лучший вариант: снимать комнату или квартиру, что в перенаселенной Москве обходилось очень дорого. «Пора искать способ для получения денег, – решил я. – Причем не откладывая».Всю первую неделю гулял по Москве. Город казался… Нет, не чужим, но очень непривычным для моего глаза. Много старых домов с обвалившейся лепкой и потрескавшимися стенами, церквушки, превращенные в мастерские; угловатые и скучные, словно по линейке выстроенные стояли современные здания. На улицах было непривычно мало транспорта, зато они были полны народа. У магазинов покупатели звенели молочными бутылками и металлическими бидончиками, из дверей вкусно пахло свежим хлебом, а витрины были заставлены пирамидами консервных банок. Странно и непривычно смотрелись деревянные кабинки телефонов-автоматов и тележки с мороженым. И опять плакаты. Они были повсюду. Нередко с ликом Сталина. Их можно было найти почти во всех витринах магазинов, причем все они были отобраны строго по тематике. На продовольственном магазине красовался плакат, на котором седоусые колхозники вручали вождю плоды своего труда, снопы пшеницы и корзины с фруктами. Промторг был украшен плакатом, где вождь ласково улыбался детям, а в витрине книжного магазина великий мыслитель склонился над столом с ручкой в руке, где фоном была обложка книги «Сталин. Марксизм и национально-колониальный вопрос. Сборник избранных статей и речей». Разбавляла изобилие ликов всенародного вождя реклама, приглашающая есть крабов, покупать облигации государственных займов и туалетное мыло «Рекорд». «В сберкассе денег накопила – путевку на курорт купила», – повторил я про себя слоган рекламы, висящий на стене дома, мимо которого сейчас проходил. На большом плакате была нарисована женщина с довольным лицом и со сберкнижкой в руке, а за ее спиной красовался кусок черноморского побережья. «Насчет денег… надо серьезно подумать, – в который раз я вернулся к этому больному для меня вопросу. – То, что нам дают в студенческой столовой, едой можно назвать с большой натяжкой. Мне лично, чтобы запихнуть в себя их обед, надо три дня поголодать. Не меньше. Только как быть с деньгами?» Планы, как добыть деньги, у меня были, причем конкретные, только вот время для осуществления моих проектов еще не настало. Дело в том, что, работая в Госархиве МВД, я иногда держал в руках уголовные дела и, естественно, время от времени заглядывал в них. Всю эту информацию, которая осталась в памяти, я около недели перекладывал на бумагу, потом долго и тщательно сортировал. Из всех этих обрывков мне удалось собрать три эпизода, которыми я мог воспользоваться, вот только первый из них станет возможным 4 декабря 1940 года, а другие и того позже. Был у меня еще один привлекательный и простой способ разжиться деньгами. Взять на гоп-стоп инкассатора. Так как официальная идеология страны Советов гласила, что преступность порождается социальными условиями, которых при Советской власти нет, а значит, с ней вот-вот будет покончено, ни в газетах, ни в журналах, ни в книгах – нигде не упоминалось о работе милиции. Да и чего о ней писать, если в советском обществе остались только хулиганы, дебоширы и пьяницы: наверное, поэтому по городу так спокойно сновали между отделениями госбанков и предприятиями инкассаторы, имея в кобуре револьвер, а за спиной мешок денег. «Прямо как Дед Мороз с мешком, виноват, портфелем, полным подарков, – подумал я, глядя вслед невысокому полному мужичку в очках, шляпе и револьвером на боку, который пару минут назад вышел из отделения госбанка и сейчас неторопливо шел в свою организацию с набитым деньгами портфелем. – Ладно. Это пока не критично. Есть и другие дела». Несмотря на свое язвительное отношение к окружающей меня реальности, я уже несколько раз приходил на Красную площадь, смотрел на красный флаг, на высокие стены и окна дворца, возвышающиеся над зубчатой стеной, и думал о том, что можно сделать в этой ситуации. «Война неизбежна, но есть время хоть частично исправить последствия ужасной катастрофы. Попробовать пробиться к Сталину?» Эта мысль мелькала у меня не раз, но реального воплощения так и не получила по ряду причин. Из того, что мне довелось видеть и слышать в этом времени, нетрудно было сделать кое-какие выводы, проанализировав которые, можно получить возможный вариант исхода подобной встречи. Предположим, что я попаду на прием к высшему руководству и расскажу историю развития государства строителей коммунизма. Предположим, что мне поверят. Вот только какому из партийных бонз сможет понравиться этот рассказ? Тут и сейчас за менее крамольные высказывания дают десять лет лагерей, да еще без права переписки. Да что там далекое будущее?! Если им рассказать правду о войне, которая через год начнется, то меня через пять минут расстреляют, потом выкопают и снова расстреляют. Единственный шанс что-то исправить в этой ситуации – это только личный разговор со Сталиным. Только он все решал в этой стране. Если он и поверит мне, то постарается получить информацию лично для себя, чтобы в дальнейшем использовать к своей выгоде. Да и зачем великому вождю и учителю народов человек в его окружении, который знает больше него? После того как источник информации иссякнет, он станет ненужен. Это логично, а главное, правильно. Ведь если я останусь в живых, автоматически расширится круг людей, знающих о пришельце из будущего, со временем этот круг будет становиться все шире и шире, а значит, в народ может просочиться вредная для него информация, идущая вразрез с линией правящей партии. Как солдат я им не нужен. Мои знания в сфере развития сельского хозяйства и экономики равны нулю. Если только конструирование оружия. Материальную часть оружия, начиная с автомата Калашникова и заканчивая известными иностранными марками, я знал досконально, как знал их сильные и слабые стороны. Тогда, возможно, на год, от силы на два, продлится мое существование. Если реально смотреть на вещи, то я им нужен так же как зайцу знак «стоп». Нет человека – нет проблем. Сталин и его окружение уже получили и еще будут получать информацию о нападении Германии на Советский Союз. А прислушались они к ней? Нет. Вот и ответ на мой вопрос. Так что живи спокойно, советский комсомолец Костя Звягинцев, потому как совесть твоя чиста. Только я успел так подумать, как заметил двух людей, которые целенаправленно двигались в мою сторону. Странно. Стою, смотрю, никого не трогаю. В чем проблема? То, что это люди из охраны Кремля, я определил еще на расстоянии. Крепкие, плечистые. От них исходил запах опасности, как от диких зверей. Уходить было нельзя. Зачем поднимать волну лишних и ненужных подозрений? Пока один подходил ко мне, второй сотрудник, сдвинувшись влево, остановился и застыл от меня в трех шагах, держа руку в оттопыренном кармане пиджака. Сотрудник госбезопасности, подойдя ко мне, спросил: – Гуляешь, парень? В его голосе не было ни намека на угрозу, только ленивый интерес, но так может показаться только постороннему человеку, но не мне. В глубине его глаз сидят внимательность и настороженность, которые ловят каждое мое движение, как лица, так и тела. – Гуляю. Мне нравится по Москве ходить. К чему этот вопрос, товарищ? – Не первый раз здесь гуляешь? – он просто отмел мой вопрос, не считая нужным отвечать на него. – Третий, – растерянным голосом произнес я. – А в чем дело, может скажете наконец? – Вот и мы заметили, что ты зачастил сюда. Стоишь и словно что-то высматриваешь. – Не высматриваю, а просто смотрю. Мне нравится тут бывать. – Нравится, – повторяет он за мной и начинает быстро и ловко похлопывать меня по бокам, затем по карманам куртки. – Зачем вы это делаете? – воскликнул я, при этом делая наивно-растерянное лицо. – В портфеле что? – Учебники, конспекты… – Студент? Документ с собой есть? – Да. Есть, – теперь я придал себе испуганный вид. – Вот. Он быстро пробежал глазами мой студенческий билет, потом вернул его мне. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, пока он насмешливо не сказал: – Чего стоишь?! Беги! Учись, студент! – Спасибо. Я пошел. Развернувшись, быстро зашагал. Я шел и чувствовал на своей спине взгляд кремлевского охранника.
Выйдя из института, я отправился прогуляться, так как до тренировки было больше двух часов. Чисто автоматически изучал и заносил в память карту района: улицы, проходные дворы, тупики, скверы, при этом отмечая наиболее выгодные места засад, пути отхода. Все это проходило у меня между делом, совершенно не мешая мне радоваться свежему по-осеннему ветерку и теплому солнечному дню. Идя, смотрел по сторонам, при этом внимательно оглядывая фигурки наиболее симпатичных девушек. Женским вопросом я тоже собирался заняться, но только в порядке очереди. Только я свернул в проулок, как меня обогнал парень в модной двухцветной спортивной куртке. Мне его доводилось видеть в институте. Он учился на нашем факультете, только в другой группе. Симпатичный, веселый парень, вечно окруженный смеющимися девушками. Скорее всего, он был москвичом, так как в общежитии я его ни разу не видел. «Мне бы тоже такая курточка не помешала», – только я так подумал, как из полутемной арки показались представители местной приблатненной шпаны, идущие наперерез владельцу симпатичной куртки. Судя по тому, что они шли парню наперерез, их посетила такая же мысль, как и меня. На головах у них, по последней бандитской моде, кепочки-малокозырки, на ногах – «прохоря» с голенищами гармошкой. Судя по перстню, наколотому на пальце идущего впереди босяка, тот уже отбыл один срок по малолетке. У всех троих лица слеплены словно по одному трафарету: наглые, с прищуром, глаза, в уголках губ примятые папироски, а на передних зубах поблескивают металлические фиксы. Было около двух часов рабочего дня, поэтому народу в переулке было немного, на что, очевидно, и рассчитывали грабители. Главарь остановился перед студентом, загородив ему дорогу. – Кореша, глянь, какой у пацана клифт богатый. Один из его подельников тем временем зашел за спину жертве, а третий остался стоять за спиной главаря. Студент попытался развернуться, чтобы уйти, но был остановлен грубым тычком в спину и замер, оглядываясь по сторонам в поисках помощи. Вот только рассчитывать на нее не следовало. Солидный мужчина с портфелем, шедший впереди меня, стоило ему только увидеть эту троицу, сразу резко ускорил шаг и сейчас был далеко впереди, на выходе из переулка. Стайка студенток, под залихватский свист босяка, стоявшего за спиной главаря, еще раньше перебежала на другую сторону дороги и быстро, не оглядываясь, зашагала прочь. Только старик в старомодном пенсне продолжал медленно идти по другой стороне, опираясь на палку, и, похоже, ничего не замечал вокруг. Получалось, что один я неправильно отреагировал на сложившуюся обстановку, продолжая идти, но при этом старался выглядеть как можно более безобидно, вжимая голову в плечи и смотря в землю. Судя по их ухмылкам и пренебрежительным взглядам, роль труса мне вполне удалась. «Хорошо. Неожиданность присутствует, вот только против троих не потяну. Значит, надо их выбивать по одному. К тому же у главаря нож». Нож появился несколько секунд назад, так как жертва категорически отказывалась отдавать куртку, и теперь главарь, угрожая им, пытался затащить парня в темень арки. Я услышал, как он в притворной ярости, чтобы окончательно запугать жертву, угрожающе зашипел: – Ты че, сучонок? Враз попишу! Рука не дрогнет! В тот момент, когда я проходил мимо них, грабитель, стоящий за спиной главаря, решил, что пора как-то проявить себя, и шагнул мне навстречу: – Ты, шкет дохлый! Чего здесь шляешься?! Ну-ка живо чеши отсюдова! При этом он замахнулся, ожидая, что я сейчас втяну голову в плечи и рысью помчусь от них подальше, но вместо этого носок моего ботинка впечатался ему между ног. Только он открыл рот, чтобы закричать, как получил широко открытой ладонью сильный удар в лоб и покатился по мостовой. Главарь, до этого не обращавший на меня внимания, резко развернулся в мою сторону, но больше ничего не успел сделать – мой локоть вошел в соприкосновение с его челюстью. Я еще успел услышать хруст сломанной кости, как его сразу перекрыл вопль боли босяка, который сейчас лежал на земле, скорчившись и держась за причинное место. Своим криком он словно привел в чувство третьего налетчика, который до этого ошеломленно замер, широко открыв глаза от удивления, но только я успел шагнуть в его сторону, как он кинулся бежать. Я быстро посмотрел по сторонам. Никого не было, только старик стоял на противоположной стороне и подслеповато щурил глаза на лежащие тела. Вслед за ним я тоже обежал их взглядом. Главарь, хорошо приложившись затылком о брусчатку, лежал, потеряв сознание. Второй грабитель тихо выл, глядя на меня испуганными глазами. Я нагнулся и подобрал нож, выпавший из руки главаря. Быстро оглядел. Ничего особенного, но в хозяйстве может пригодиться. Сунул его в сумку, а затем повернулся к студенту, все еще стоявшему на том же месте и ошеломленно глядящему то на меня, то на своих грабителей. – Чего зенки пялишь? Пошли отсюда быстрее! Тот, еще только приходя в себя, несколько раз автоматически кивнул головой, затем осторожно обошел лежащее на земле тело главаря и поспешил вслед за мной. Идя, я начал мысленно анализировать схватку, заодно ставя оценки своей подготовке. К этой драке меня подтолкнули не благородные побуждения, а желание изучить в действии реальные возможности своего тела. Переулок тихий, народу практически нет, да и противники были равны мне по силе – ну как тут не соблазниться такой возможностью. Не успели мы свернуть за ближайший угол здания, как парень вдруг сбивчиво заговорил: – Слушай, а я тебя знаю! Видел в нашем институте. Все произошло так неожиданно… Ты здорово дерешься! Бац, бац – и готово! Я никогда… – Скажи мне спасибо. И будь здоров. – Да погоди ты! Я ведь тебя даже толком не поблагодарил! – Тогда быстрее благодари и разбежались. – Послушай! Так будет не правильно. Не по-человечески. Давай хотя бы познакомимся. Меня зовут Костя, – и протянул мне руку. Я усмехнулся и пожал руку. – Здорово, тезка. Теперь пришла его очередь улыбаться. – Предлагаю отметить наше знакомство. Ты как? – Нет. Мне сегодня идти на тренировку. – Так ты боксом занимаешься?! – Вроде того. – Жаль, – он на несколько секунд задумался, потом его лицо просветлело, и он почти выпалил: – Слушай, а приходи к нам сегодня вечером домой! – Зачем? – Чаю попьем, – и тезка хитро, словно с намеком, усмехнулся, – с бутербродами. Есть мне хотелось постоянно и желательно вкусно, а так как в институтской столовке кормили скудно и по большей части невкусно, аргумент показался достаточно веским, чтобы сходить в гости. – С бутербродами, говоришь? Уговорил! Давай адрес. Как оказалось, жил он недалеко отсюда, в трех трамвайных остановках от института, в старом доме еще царской постройки. Жил тезка хорошо, даже, можно сказать, богато, если исходить из того факта, что у его отца была трехкомнатная квартира, и это в Москве, где более семидесяти процентов населения ютились в коммунальных квартирах, в которых проживало от трех до семи семей. В прихожей висело на стене длинное зеркало в ореховой раме. В углу стояла вешалка, опирающаяся на три массивные ноги. Переступив порог, я вошел в гостиную и сразу обратил внимание на большой, солидный, темно-вишневого оттенка, с красивыми резными цветочками на дверцах буфет. В центре комнаты стоял стол, накрытый плюшевой скатертью темно-вишневого цвета с бахромой. Обивка четырех стульев полностью соответствовала цвету скатерти. Над столом свисала с потолка лампа в оранжевом матерчатом абажуре и такой же бахромой. В одном углу на широкой тумбе стоял громоздкий и квадратный по форме радиоприемник, подмигивающий зеленым глазком, в другом – патефон с набором пластинок. Стандартная обстановка зажиточной семьи, если не считать хозяйки квартиры. У нее, совершенно точно, была нестандартная, яркая и живая внешность. В лице и фигуре, если брать по отдельности, нетрудно было заметить некоторые излишества, но все вместе это смотрелось настолько привлекательно и соблазнительно, что я внутренне облизнулся. И так несколько раз. Большие пухлые губы. Огромные черные глаза. Тугие покатые бедра. Целую минуту я пытался понять, кто она и что здесь делает. Что это была не сестра Костика, это и ежу ясно. Хотя по годам красавица недалеко от него ушла. – Что? Гадаешь? – усмехнулся Костя, который, видно, каким-то образом сумел прочитать мои мысли. Не успел я ничего сказать, как это небесное создание подошло ко мне и томно протянуло свою нежную ладошку. – Олечка. Она так странно отрекомендовалась, что я на пару секунд растерялся. – Звягинцев. Костя. Потом, неожиданно для себя, взял ее ручку и, чуть склонившись, поднес к губам. Поцеловал. Отпустил ее руку и, глядя ей прямо в глаза, сказал: – Вы очень вкусно пахнете, Олечка. Та усмехнулась: – Интересный комплимент. Ребята, вы пока поговорите без меня, а я схожу на кухню. Надо же проявить себя хоть немного хозяйкой. Не успела она уйти, как я сразу уставился на тезку вопросительным взглядом. Костя весело улыбнулся и негромко сказал: – Посмотрел бы ты на себя со стороны. Впрочем, почти все так реагируют на Олечкины прелести. Стоят столбом и жадно пожирают ее глазами. – Это твоя… – Не моя, а моего папаши. Его жена. Почти пять месяцев. Все понятно? – Гм. Понятно. А ты как? – Нормально, – пожал плечами тезка. – Я… В эту минуту в комнату вплыла с тарелкой бутербродов Олечка. – Ну что, мальчики, успели обсудить меня? Или вам дать еще время? Ее улыбка была мягкая, нежная и какая-то трогательная. Я невольно почувствовал, что начал таять под ее обволакивающим взглядом. Потом мы пили вино, ели бутерброды, слушали музыку и весело болтали. Олечка умела слушать, непринужденно говорить на различные темы, весело и заразительно смеяться. Через пару часов я стал прощаться, так и не дождавшись отца Костика. Тезка неожиданно вызвался проводить меня до остановки. – Как тебе супруга моего папаши? – спросил он меня, стоило нам выйти из подъезда. Костик не умел пить и сейчас выглядел охмелевшим. Это чувствовалось по не совсем твердому шагу и такой же речи. – Студентка, комсомолка, спортсменка, наконец, она просто красавица! – ответил я ему фразой из фильма, который выпустят еще лет через тридцать. – Почему спортсменка? – Просто так сказал. Не обращай внимания. – Насчет студентки ты угадал, – сообщил он. – А твоя мать где? – Ушла от отца шесть лет назад. Надоели ей любовницы моего папаши. Я сначала с ней жил, но потом она вышла замуж и… уехала в другой город. Пришлось переехать к отцу. Полтора года прожили вместе, а потом появилась она. Окрутила его настолько быстро, что он, наверное, это понял, когда они зарегистрировались. Как я узнал позже, его мать действительно вышла замуж за директора какой-то базы, но прожили они вместе недолго. Спустя год или полтора ее мужа обвинили в воровстве и дали четыре года с конфискацией всего имущества, и как следствие, у них появились трудности, как с жильем, так и с деньгами, после чего мать отправила Костика к отцу. – Сколько ей лет? – Месяц тому назад двадцать два исполнилось, а папаше моему вот-вот сорок пять стукнет. – Какое-то время он молчал, потом снова заговорил: – Умеет она себя подать. Да? – Нелегко тебе приходится, Костик, – усмехнулся я. – Никак к ней не подступиться? А ведь пробовал! Да? – В точку, – пьяно усмехнулся тезка. – Все сразу понял. – Кстати, а кто у тебя отец? – Профессор в Московском педагогическом институте. Занимается научной подготовкой аспирантов на кафедре марксизма-ленинизма. Куча печатных работ. Окончил в свое время Институт красной профессуры. Неожиданно он остановился. – Знаешь, наверное, я домой пойду. Не обижаешься? – Нет. Пока. Свежий, но не холодный ветерок приятно обдувал лицо. Вино слегка шумело в голове, давая некоторую воздушность мыслям, поэтому, секунду подумав, я решил продлить свое умиротворенное состояние и пройтись пешком. Одну остановку. Правда, не вдоль извилистого трамвайного пути, а надумал срезать угол и идти напрямик. Сначала улица шла между двухэтажными бараками, которых полно на окраине города. В окнах горел свет. Через открытые форточки были слышны голоса, смех, музыка вперемешку с шипением патефонных пластинок. Где-то в глубине дворов раздавалось шальное, залихватское пение под гармошку. С другой стороны улицы, из-за домов, послышался дребезжащий электрический звонок трамвая, идущего по маршруту. Скоро дома закончились, и показались развалины какого-то заводика или цеха. Проходя по пустырю, среди россыпей битого кирпича и обугленных бревен я пошел осторожно, напряженно вглядываясь под ноги. Того и гляди ногу подвернешь! Городской гул как-то сам собой отдалился, стал тихим и невнятным – наверное, поэтому я услышал тихий плач. «То ли женщина, то ли ребенок», – определил я и направился в сторону звуков. Как ни старался осторожно идти, все равно нашумел. Выйдя из-за частично развалившейся стены, я обнаружил маленький костер и что-то типа лежанки, собранной из двух обломков досок, на которых лежало какое-то тряпье. Огляделся, но никого не заметил, зато сразу почувствовал, что за мной наблюдают. – Выходи. Не бойся. Ничего тебе не сделаю. В ответ тишина. Тут я вспомнил, что перед моим уходом хозяйка дома, Оленька, сунула мне в портфель бутерброды. Сел на доски, открыл портфель и достал сверток. Развернул. Понюхал, после чего изобразилблаженную улыбку и сказал: – Ох, и вкусно пахнет! – Выждал минуту и снова сказал: – Если есть будешь – поделюсь. За обломком кирпичной кладки кто-то зашевелился, потом поднялась маленькая фигурка, но подойти так и не решилась. – Как хочешь. Уйду, голодным останешься. Фигурка сделала несколько шагов, потом еще несколько. Теперь я разглядел хозяина ночлега. Это был мальчишка лет девяти-десяти. Под его левым глазом лиловел синяк. – Ничего я тебе не сделаю, – я протянул ему бутерброд. – Бери. Он сделал шаг вперед, выхватил у меня из руки бутерброд и сразу отскочил назад, после чего впился в него зубами и стал быстро жевать, не отрывая от меня взгляда. Я подложил немного обломков досок в огонь, после чего спросил: – Вкусно? Парнишка согласно закивал головой. – На! Держи еще. И садись к огню. Паренек взял второй бутерброд, сел и сразу принялся за еду. Прожевав последний кусок, уставился на мой портфель. Я усмехнулся. – Извини, парень. Больше у меня нет. Давай знакомиться. Меня Костей зовут. А тебя? – Миха. – Михаил, значит? Он опять закивал головой. Я уже оглядел его и составил о нем свое мнение. Он был не беспризорником, так как, несмотря на дешевизну и грязь, одежки были явно не на помойке подобраны. Да и по размеру подходили. Очень бедная семья или… детдом. Если бы семья, то он бы здесь не ночевал. – Сбежал из детдома? Он приподнялся, хотел вскочить, но так как я остался неподвижен, сел обратно. – Ну, сбежал. – Я сам когда-то жил в детдоме. Было и плохое, и хорошее. Ничего, вырос, человеком стал, – сказав это, сразу понял, что не то сказал. Это подросток может что-то понять, а но передо мной еще совсем малыш. По моим меркам. – Тебе за что глаз подбили? Крысятничал? – Я? Да никогда в жизни! Ни крошки ни у кого не взял! Зуб даю! – он прямо вскинулся, глаза заблестели. – Верю. Верю. Так за что фингал получил? – спросил я его, но сразу добавил: – Не хочешь – не говори. – Нас с Тимой, Серегу и еще других ребят Змей с парнями заставлял просить у прохожих деньги. – Это взрослые парни? – Старший отряд. В следующем году в фабрично-заводское училище будут поступать. – Ты отказался, и они, чтобы запугать остальных, тебя избили. Так? – Сказали, что каждый день бить будут, если не соглашусь просить. Я задумался. Пойти и набить морды? В этом я не видел проблемы, но парнишке за мое заступничество потом прилетит еще больше. Вот если как брат… – У тебя есть кто-то из родных? – Мама. – Погоди! А чего ты тогда в детдоме? У мальчишки сначала заблестели глаза, потом он захлюпал носом. Я дипломатично молчал, зная по себе, что в его годы мальчишки считали позором «распускать нюни», особенно перед чужими людьми. Немного успокоившись, сдавленным голосом тот все же объяснил ситуацию. Оказалось, что его мать вышла замуж во второй раз и уехала строить новую жизнь, где-то на Урале. Обещала, как только устроится на новом месте, то обязательно заберет своего любимого сына к себе. Прошел уже год. Из родственников в Москве была тетя Зина, старшая сестра его матери. Она его навещала раз в месяц, приносила гостинцы. – У нее дети есть? – Два сына. Костя и Сергей. Еще Катя. Она тоже большая. – Ее сыновья приходили к тебе? – Нет. Зачем? Они же взрослые. – Знаешь, где живет тетя Зина? – Нет. Ни разу у них дома не был. – Нет так нет. Завтра я тебя отведу в детдом и представлюсь твоим двоюродным братом. После чего поговорю со Змеем. Мальчишка закрутил головой. – Не. Так еще хуже. Ты, дядя, потом уйдешь, а меня… Вешать на себя мне эту историю не хотелось, но любое дело надо доводить до конца. Это было одно из моих немногих жизненных правил, которые я никогда не нарушал. – Навещать буду. Обещаю. – Я немного подумал и добавил: – Раз в неделю – точно. Мишка повеселел, потом немного подумал и согласился. Забрал мальчишку, и мы поехали в общежитие. Увидев паренька, студенты засыпали меня и его вопросами. Узнав его грустную историю, собрались завтра всей комнатой идти бить морду Змею и его дружкам. Я успокоил их, сказав, что сам все решу. Поэтому утром, вместо лекций, поехал с парнишкой в детдом. Там меня радостно встретили, поблагодарили за найденного воспитанника, после чего я отправился искать Змея. Нашел во дворе, в компании еще двух парней. Культурно представился, после чего пояснил, что мне от него надо, а в ответ меня обозвали разными непечатными словами, но так как о педагогике я не имел ни малейшего понятия, то просто сломал Змею руку. Спустя минуту то же самое проделал с другим шустрым мальчиком, приятелем Змея, который попытался ударить меня самодельным кастетом. Третий малолетний хулиган решил не искушать судьбу и сбежал с поля боя. Кастет я забрал. На всякий случай. Пришел через три дня. Мишка обрадовался мне, как родному. – Как Змей? Угрожал? – Нет. Только от него приходили. Сказали, что со мной разберутся. – Хорошо. Придется снова поговорить. Снова нашел Змея и пообещал сломать ему ногу и затем все остальные конечности по очереди, если у него и дальше будут претензии к Мишке. Судя по его испуганному виду, он воспринял мои слова серьезно, при этом клятвенно пообещал, что ничего подобного больше не будет. – Остальных это тоже касается, – с этими словами я пробежал глазами по лицам стоящих рядом со Змеем парней. Те, старательно избегая моего взгляда, только кивали головами в знак согласия.
Глава 3
Жизнь шла своим чередом. Ходил на лекции. Тренировался. Вот только возможностей заработать деньги, кроме как на разгрузке вагонов, не подворачивалось. Как ни странно, помог мне в этом деле, сам того не желая, Мишка. Воспитанников младших отрядов из детдома отпускали только в том случае, когда за ними приходили родственники, но у Мишки был лучший друг, Тима-Тимофей, которого раз в две недели забирала бабушка. Вместе с ним она иногда забирала и Мишку. Когда я пришел в очередной раз навестить паренька, то вдруг узнал, что тот лежит в медпункте детдома. Быстро сделав выводы, я уже начал искать Змея, как увидел, что навстречу мне летит Тима, лучший приятель Миши. Мы с ним были хорошо знакомы, да и историю со Змеем он хорошо знал. – Дядя Костя! Дядя Костя! Мне с вами поговорить надо! – Погоди! Сначала я кое с кем поговорю, а уже… – Да не он это, дядя Костя! Не Змей! – А кто тогда? Мальчишка хоть сбивчиво, но вполне понятно разъяснил, что случилось на самом деле. Оказалось, что в прошлое воскресенье они с Мишкой гостили у его бабушки Авдотьи. Придя, неожиданно увидели во дворе ее дома молодого мужчину, мывшегося во дворе над тазом. Середина октября месяца, а он моется и довольно улыбается. Увидев мальчишек, подмигнул и насмешливо спросил: – Чего уставились, парни? – Не холодно вам? – спросил его Мишка. – Нет. Отец с детства приучил. В гости к бабушке? – Ага, – оба закивали головами. – Это хорошо, что я еще не ушел. Он вылил воду, потом насухо вытерся и ушел в дом. Бабка, до этого молча стоявшая, неожиданно сказала: – Это мой новый постоялец, мальцы, а теперь идите в дом. Кормить вас буду. Мальчишки, гадая, что могут значить слова мужчины, пошли вслед за бабушкой Авдотьей. Только успели раздеться, как квартирант, уже одетый, вышел из своей комнаты. В одной руке он держал чемоданчик, а в другой – бумажный кулек. – Это вам, пацаны. В кульке были леденцы, которые парнишки тут же по-братски разделили. После обеда они отправились гулять и, как обычно, зашли на маленький рынок, где продавалась всякая всячина. Походили какое-то время, а затем остановились около женщины, которая продавала фарфоровых собачек. Мишке они так сильно нравились, что он никак не мог от них оторваться, а Тимофей, стоя рядом с приятелем, крутил головой и вдруг неожиданно заметил бабкиного постояльца. Тот остановился, поставил чемоданчик на землю и о чем-то начал оживленно разговаривать с мужчиной, который чем-то торговал. Вдруг Тимка увидел, как торговец откуда-то из-под прилавка достал такой же чемоданчик, что был у квартиранта, и стал его расхваливать. Дескать, купи, не пожалеешь! Тот достал деньги, протянул продавцу и забрал чемоданчик, а тот, что принес с собой, так и остался у продавца. Тимофей попытался объяснить Мишке, что случилось, но пока до того дошло, постоялец уже ушел с рынка. Они несколько раз прошлись мимо продавца, но чемоданчика так и не увидели. Решили, что тот его спрятал. После чего еще немного погуляли и уже собирались идти домой, как по дороге встретили Степку, приятеля Тимофея, жившего через дом от его бабушки. Разговорились, затем стали играть в ножики. В это время на улице появился квартирант. Проходя мимо, он улыбнулся, кивнул головой ребятам и пошел дальше. Чемоданчика в его руках не было. – Я его у чертовых развалин вчера видел, – вдруг неожиданно сказал приятель Тимофея. – Чертовых? Это где? – спросил Мишка. – Да есть тут такие, – ответил ему Тимофей. – Дом большой каменный стоял, а потом взял и сгорел. Бабушка говорит, что хозяин дома был очень богатый, но богатство получил от черта, а когда тот пришел за ним, тот не захотел идти. Черт тогда разозлился и сжег его вместе с домом. – Люди туда не ходят. Боятся, – подтвердил эти слова его приятель. – Говорят, что там иногда по ночам огоньки горят. Мать говорит, что это души незахороненных мертвецов. – Далеко… развалины? – заинтересовался Мишка. – Сейчас светло. Давайте сходим, посмотрим! – Не, не пойду, – сразу отказался Степка. – Мать узнала, что я вчера туда ходил, уши надрала. – Если только посмотреть, – нехотя согласился с другом Тимофей. Развалины подтвердили свое название. Мишка хотел забраться на стену, чтобы рассмотреть все сверху, но, забравшись до половины, сорвался. Просто чудо, что ничего себе не сломал, но сильно расшибся. – Значит, живой? – Живой, дядя Костя. Наш врач сказал, что через пару дней его выпишет. – Веди, посмотрим на больного. Посидел у его кровати, передал друзьям два небольших кулька. Один с повидлом, другой с конфетами-подушечками. Немного поговорили, и я ушел. Идя в общежитие, стал в уме прокручивать рассказы мальчишек. «Прямо шпионская история. Если все так, то это работа для госбезопасности, а не для меня. Им за это деньги платят. Гм. Деньги… Интересный момент. Насколько я могу судить, то заброшенных агентов всегда снабжали большими суммами денег. То, что мне и нужно. Теперь надо продумать, как к нему половчее подобраться. Опыта подобной слежки у меня нет, и если он профи, то вычислит меня на раз. К тому же частный сектор, где все друг друга знают, и я буду здесь, как на ладони. К тому же в лицо его не знаю. М-м-м… Если только пойти в этом деле… не от шпиона, а от его чемоданчика. Ведь судя по словам мальчишек, можно предположить, что чемоданчик спрятан где-то в развалинах. Шпион сначала их осмотрел, нашел место для тайника, а на следующий день принес и спрятал чемоданчик там. Вот только будут ли там деньги? Найду, а там вместо денег динамит или радиостанция. Хотя нет, радиостанции сейчас большие, а чемоданчик, по словам ребят, небольшой. Может, оружие? Тоже неплохо. А что дальше? М-м-м… Шпиона – в расход, а остальное меня не волнует. Решено. Начинаем с чемоданчика». На следующий день я отправился на рекогносцировку местности. Обойдя жилые дома стороной, осторожно подобрался к развалинам. Несколько минут понаблюдал за местом и решил, что это пепелище когда-то было усадьбой, окруженной парком. Дом сгорел и развалился, а парк со временем зарос, превратившись в лес. Осмотрев развалины более внимательно, решил, что лучшее место для тайника – это чудом сохранившийся кусок второго этажа в левом углу здания, ближе всего расположенного к деревьям. Вот только как на него забраться? С моего места забраться на него было нереально, поэтому решил сменить пункт наблюдения. Обойдя по широкой дуге, зашел с другой стороны и, став за деревом, стал наблюдать уже со стороны парка. «Забраться можно. Вот только какой смысл в таком тайнике? Быстро не достанешь. Если только положить на длительное хранение? Хм. А почему я решил, что чемоданчик там? Может, он его здесь, в лесу, закопал или в россыпи кирпичей запрятал. Хотя… может, подвал тут есть?» Разгоряченный подобными мыслями, я невольно поддался авантюрному желанию найти чемоданчик прямо сейчас, хотя для первого раза планировал просто осмотреться на местности. Подобравшись к развалинам, замер на какое-то время и стал прислушиваться. Окружающая тишина успокоила меня, после чего я стал взбираться по стене. Один раз нога сорвалась, и я с трудом удержался на стене, повиснув на руках. Добравшись до площадки, я был мокрый от пота, хоть выжимай. Но интуиция не подвела. Чемоданчик оказался здесь, как я и предположил. Внимательно осмотрел его на предмет возможной ловушки, после чего взялся его открывать. Замки щелкнули. Откинул крышку, и мое лицо расплылось в довольной улыбке. Мечта сбылась! Оружие, деньги, документы, карты, как чистые, так и с пометками. На самом дне, в углу, лежал продолговатый бумажный сверток. Осторожно его развернул. Золотые царские десятки. Пересчитал: семнадцать штук. Вот это улов! Взялся за деньги. Четыре пачки номиналом пять рублей и две пачки номиналом три рубля. Пересчитал и принялся изучать оружие. Пистолет с глушителем немецкого производства. Несколько пачек патронов. Стоило мне взять в руку рубчатую рукоять, как у меня словно кровь по венам быстрее побежала. Усмехнулся про себя. «Черного кобеля не отмоешь добела». Последними я осмотрел две запечатанные пачки папирос «Беломорканал». «Яд или наркотик. Все в цвет, только монеты никак не вписываются в набор шпиона. Нет, это хорошо, что я сюда зашел». Искать новый тайник долго не стал. Нашел раскидистое дерево в гуще парка, забрался на него и повесил чемоданчик на одном из верхних суков. Спустился. Посмотрел. Скрытый за только начавшей желтеть листвой, чемоданчик был незаметен. В кармане лежала пачка пятирублевок, грея душу. Шел через рынок. Сначала приценился к сапогам. У следующего торговца спросил цену на табак-самосад. Немецкий агент стоял на своем месте, торгуя овощами. Картошка, капуста, свекла. Посмотрел на его руки. Пальцы грубые, крестьянские. С заусеницами и черными ободками грязи на ногтях. «Крестьянин. Причем овощи явно с его огорода. Значит, местный, – тут у меня возникла новая мысль. – Смотрится как настоящий колхозник. Неужели так в образ вошел? Как-то не так я представлял себе шпионов. А так мужик сам по себе крепкий. В лоб даст, мало не покажется». С этими мыслями я прошел мимо него и направился к выходу из рынка. Спустя день я снова приехал, но уже под сумерки. Рынок сворачивался. Покупателей не было. Торговцы складывали свои товары и поодиночке разбредались в разные стороны. Дождался, когда шпион выкатит свою тележку с нагруженными на нее мешками, и последовал за ним. Спустя пятнадцать минут мне стало известно, где он живет. Собаки не было, но тут было все понятно. Зачем ему пес, который своим лаем перебудит всех соседей, когда к нему наведается ночной гость. Выждал еще какое-то время, потом зашел к дому сзади. Забор был ветхий, того и гляди, что рухнет подо мной. Но обошлось без шума. Осторожно подкрался к светящемуся окну и заглянул в щелку между занавесками. Хозяин закусывал. На столе была миска, из которой тот пальцами доставал капусту и кидал ее в рот. Рядом стояла открытая банка тушенки и лежал нарезанный ломтями хлеб. Довершала этот натюрморт бутылка водки со стаканом. Шпион прекратил жевать, налил полстакана водки и махом влил в себя, после чего взял ломоть хлеба с намазанной на него тушенкой и стал жадно, откусывая большими кусками, пожирать бутерброд. Я проглотил накатившую слюну и продолжил наблюдение. Торговец, пока я за ним наблюдал, словно завороженный, смотрел в одну точку. Лицо не выражало ни одной мысли, а взгляд был словно стеклянный. Судя по тому, что я сейчас наблюдал, он никак не тянул на резидента шпионской сети. «Нет не он. Даже на полноценного шпиона не тянет. Скорее всего, это мальчик на посылках у немецких агентов». Наблюдал за ним, до тех пор, пока хозяин дома не допил бутылку и не встал из-за стола. Вскоре погас свет. Вернувшись тем же путем, я пошел к трамвайной остановке. Несмотря на то, что промерз, что ехать мне, по меньшей мере, час, а там еще идти пешком, настроение было бодрым. Спокойная жизнь – это, конечно, хорошо, но когда начинает кипеть адреналин и кровь быстрее бежит по жилам, мне нравилось больше. Несмотря на то, что трамвай дрожал, дребезжал и звенел, сев, я полностью ушел в обдумывание плана. Решать все надо было быстро, пока они не хватились чемоданчика. Тогда их ищи-свищи. «Отловить агента-квартиранта и провести допрос или понаблюдать за торговцем?» Прикидывал, пытался анализировать, но ни к какому решению так и не пришел. Устал, да и мало было исходных данных. Утром сходил на лекции, потом забежал на фабрику-кухню пообедать, просидел несколько часов в библиотеке и снова отправился ловить шпионов. Потратил почти два часа, наблюдая издали за торговцем. Никто из подозрительных типов к нему так и не подошел. Проводил его домой, затем подобрался прежним путем к окну и стал снова наблюдать, как тот пьет и закусывает. «Алкаш поганый. Ублюдок хренов, – ругал я его всяческими словами, сглатывая очередной раз слюну. – Чего я здесь забыл? Лучше бы на тренировку поехал, вместо того чтобы здесь…» Додумать мне не дало рычание двигателя грузовика. Я прислушался. Машина ехала сюда. Как только грузовик, последний раз рыкнув двигателем, затормозил напротив дома торговца, хозяин сразу сорвался с места и бросился в глубь дома, к входной двери. Стараясь как можно тише ступать, я обогнул дом и услышал, как заскрипела дверь, затем затопали его тяжелые сапоги по лестнице. Осторожно выглянул из-за угла дома, но, к своему сожалению, смог только рассмотреть темные фигуры у забора. Перебросившись несколькими словами, они втроем пошли к машине. Сгрузив с кузова ящик и два мешка, потащили их в дом. Им явно было тяжело. Это было видно по согнувшимся фигурам и кряхтению, когда они взбирались по отчаянно скрипевшим ступеням. «Вот агенты обнаглели. На машине приехали. Динамит мешками носят. Ни бога, ни госбезопасности не боятся», – но с минуту подумав, решил, что у них наверняка есть какое-нибудь официальное прикрытие. Например, приехали представители какого-нибудь торга закупать овощи. Я угадал. Спустя какое-то время гости вышли с двумя мешками, которые были небрежно закинуты в кузов. Шофер остался у машины, а второй гость вернулся в дом. Я вернулся на место наблюдения, но что они делают, подсмотреть не удалось, так как занавески были плотно задернуты. Что делать? Не успел я задаться этим вопросом, как из-за дома послышались шаги. Заметили? Можно было махнуть через забор, но без шума это быстро не сделаешь. Присел, прижавшись спиной к стене дома. Рука сама собой выхватила нож. Фигура вышла из-за угла и, вместо того чтобы шарить по двору, целенаправленно двинулась в дальний угол. Только спустя несколько секунд я сообразил, что шофер шел к деревянному туалету, стоящему в дальнем углу двора. Скользнул в противоположный угол двора и затаился. Спустя какое-то время двигатель взревел и машина уехала. Несколько минут я обдумывал ситуацию, а потом решил, что такого момента мне может больше не представиться. Они привезли много всего, а значит, есть вероятность того, что в этих мешках могут оказаться денежные знаки, причем в большом количестве. Теперь осталось решить, как взять хозяина дома без шума. Судя по его крепкому сложению и толстым запястьям, он обладает немалой силой, поэтому в прямой контакт вступать с ним рискованно, а ударить со спины самое то! Достал из кармана кастет, который отобрал у хулигана из детдома. Место для засады определил быстро – сзади дворового туалета. Настроился на долгое ожидание, но просидел относительно недолго. Не больше часа. Сначала услышал, как заскрипела входная дверь, потом ступени крыльца, потом раздались приближающиеся тяжелые шаги. Скрип закрываемой двери туалета дал мне возможность неслышно оказаться за спиной торговца, когда он разворачивался, чтобы вернуться в дом. Рука с кастетом резко взметнулась вверх и почти в то же самое мгновение рухнула вниз. Шпион упал как подкошенный. Пока я его тащил по двору, а затем в дом, то проклял все на свете. Закрыл дверь, после чего нашел веревку и связал хозяина дома. Быстро осмотрелся. По внешнему виду это было словно не жилое помещение, а временное убежище. Везде грязь, с потолка свисает паутина. Рядом со столом стояло с десяток пустых водочных бутылок. Прошелся по дому. Скоро нашел люк, ведущий в погреб. Откинул его. Пахнуло плесенью и холодом. Снова прислушался. Тишина. Бросил быстрый взгляд на хозяина квартиры и успел заметить, как у него дрогнули веки. Очнулся, голубчик. Подошел к нему. – Очухался. Это хорошо. Значит, поговорим. Подтащил стул. Сел. – Глаза открывай. Говорить будем, – несколько секунд подождал, потом резко пнул его ногой в бок. Раз. Второй. Тот выдержал минуту, затем открыл глаза и заерзал по полу, пытаясь освободиться. – Ты кто? – Конь в пальто! И запомни. Вопросы здесь задаю я! Ты только отвечаешь! Понял? – Да. Кричать и звать на помощь он не стал, но честно говорить отказался, врал и изворачивался, поэтому, чтобы не тратить время, мне пришлось вспомнить кое-какие методы, широко практикуемые при допросах в полевых условиях. Осознав свою ошибку, хозяин дома сразу стал отвечать быстро и без запинок. Назвался Мефодием Архиповым, но было ли это его настоящее имя, меня абсолютно не волновало. Бывший кулак, который отсидел свои пять лет. Когда возвращался после отсидки, то случайно познакомился с человеком, который предложил ему помощь, но не безвозмездно. Бывший кулак, злой на Советскую власть, не раздумывая, дал согласие, а спустя какое-то время получил новые документы, прописку в Москве и деньги на покупку дома. Это было почти два года тому назад. Долгое время к нему никто не приходил, и он почти успокоился, вот только зря. Три месяца тому назад к нему пришел человек и назвал пароль. С этого дня его дом стал шпионской явкой. Передает, что ему поручено, держит у себя различные грузы, иногда у него день-два живут незнакомцы. Он чуть ли не со слезами на глазах рассказывал мне, как ему страшно, и сообщил, что даже решился сбежать куда глаза глядят, но от страха перед своими хозяевами не решился этого сделать. Да и вообще, он хороший и пушистый, как маленький беленький кролик, вот только если судить по тем яростным огонькам, которые горели у него в самой глубине глаз, было видно, что стоит развязать ему руки, как он тут же попытается меня убить. – Сочувствую. Так что тебе на этот раз привезли? – Не знаю. Ей-богу не знаю. – Я не гордый. Сам посмотрю. Спустился в подвал. Нашел в углу мешки и ящик. Раскрыл первый мешок, потом второй. Вскрыл ящик. «Что мы имеем? Рация. Несколько комплектов батарей. Три офицерские формы. Одна железнодорожника. Документы. Бланки. Динамит. Капсюли. Оружие. Боеприпасы. Ракетницы. Два финских ножа. Добра много, а толку мало. Где деньги, мать вашу?» Прихватив пистолет, несколько коробок патронов и ножи, я, сильно разочарованный, вылез из подпола. Теперь оставалась только надежда, что удастся что-нибудь вытрясти у хозяина дома. – Где деньги храните? Только не говори, что в сберегательной кассе. Тот, уже придя в себя, нагло рассмеялся: – А если и так? – Зря ты это… – сказал я укоризненно, затыкая ему рот. – Я же по-хорошему хотел. Спустя десять минут его тело непроизвольно затряслось мелкой дрожью, а в широко открытых от боли глазах застыл ужас. Я поинтересовался: – Еще? Он закрутил головой. Я вытащил кляп. Чередуя стоны и слова, он выложил мне, где хранит свои личные сокровища. – Речь не б этом! Меня интересует место, где ваш главный хранит деньги. Адрес. Понял? Если прямо сейчас не скажешь, возьмусь за тебя по-настоящему. При моей угрозе его лицо прямо посерело от страха. – Не знаю! Христом Богом клянусь, не знаю! Человек время от времени приходит, передает для меня деньги и «посылки», как он их называет. Чемоданчик-посылку я должен передать человеку, назвавшему пароль. Это все, что знаю! Поверьте мне! Чем хотите поклянусь! Я задумался. В его словах была логика. Деньги, как основной инструмент управления, действительно должны быть только у резидента. – А кто ваш главный? – Не знаю. Истинный крест, не знаю! – Знаешь, я тебе начинаю верить. Найдя его тайник, выудил оттуда четыре пачки пятирублевок и около десятка царских золотых монет. Вернувшись к пленнику, спросил: – Золото откуда? Что-то мелькнуло в его глазах, но после моего покачивания головой, означающего, что если соврет, только хуже будет, он быстро ответил: – Мне месяца два тому назад приказали найти человека, через которого можно будет доставать золото и драгоценности. У Соньки Завирухиной, из шестого дома, есть брат. У него есть двое сыновей. Один из них работает в комиссионном магазине. Она сама хвасталась своим племянником. Тот, говорила, живет, словно сыр в масле катается. Про золото она, конечно, не говорила, но догадаться можно было. Идти мне к нему было не с руки, поэтому я просто передал адрес комиссионки, а также имя и фамилию племянника. – Почему не с руки? Ты же честный советский труженик. М-м-м… «Денег я накопил – мешок золота купил». Как тебе? – Теряюсь я в этом проклятом городе. Улица на улице, где что – не поймешь. Люди непонятные. Бога забыли! Тьфу, нехристи! – Адрес и фамилия продавца! Он сказал. – Ручка и бумага есть? Нашелся чистый лист и карандаш. Четкими, почти печатными буквами я вкратце изложил на бумаге все то, что мне рассказал Архипов. Практически он мало что знал. Дописал адрес второго агента, квартирующего у бабушки Тимофея. Отложив листок, встал из-за стола, подошел к Архипову. Достал нож. – Ты чего, паря?! Я тебе все как на духу рассказал! Не бери грех на…Я проехал несколько остановок, пока не увидел на углу деревянную будку телефона. Спрыгнул. Набрал номер. Сонный голос дежурного произнес: – Милиция. Дежурный… Не дав договорить, перебил его: – Дом двенадцать по Домогаровскому переулку! Там человека хотят убить! Срочно езжайте! Дом двенадцать! Домогаровский переулок! Вернулся в общежитие уже за полночь. Дежурный вахтер, тетя Клава, перед тем как меня впустить, целую лекцию прочла о шалавах. Дескать, пока еще молодой, сначала жизнь свою правильно выстрой, специальностью обзаведись, а вот когда выучишься, человеком станешь, тогда и по девкам можно шастать. Как можно вежливее поблагодарил ее за наставления и отправился в свою комнату. Ребята уже спали. В темноте осторожно подобрался к своей кровати и вдруг увидел, что какая-то наглая свинья на ней спит! Резко схватил за плечо и развернул лицом к себе. «Так это Костик! Чего он тут? А запашок… Перегар на гектар!» Присел на край кровати, потряс за плечо. Тот чего-то буркнул, не открывая глаз, и опять повернулся на бок. Выхода не было, и я лег рядом. Как лег, так и уснул. Разбудил меня Сашка Воровский. – Идешь на лекции? Я помотал головой, просыпаясь. Тот стоял у моей кровати уже одетый. Смотрел с усмешкой. – Что уже? – тупо спросил я. – Уже. Так идешь? – Позже. – Как знаешь. Когда ребята ушли, я растолкал Костю. – Вставай, пьянчуга! Тот приоткрыл один глаз и какое-то время смотрел на меня. Потом подскочил на кровати и оглянулся по сторонам. Я с интересом наблюдал за ним. – Это что? Я в общаге? – Ты с чего так нализался? С радости или с горя? – Ох! Голова как болит. – Пить надо меньше! – Тебя бы из дому выгнали, ты бы еще не так запил! – Не понял. Тебя из дому выгнали? – Не тебя же, – буркнул тезка, морщась и потирая виски. – Сколько времени? – Время в институте на лекциях сидеть. – Сам чего там не сидишь? – Ну ты и нахал. Сначала узурпировал мою кровать, а сейчас на лекции гонишь! – Извини. Просто поздно было, и я не знал, куда ехать. – У тебя что, подруг мало? – Так мне посоветоваться надо было! Черт! Как в горле пересохло! У тебя попить ничего нет? – Водка. Костю передернуло. – Ну и шутки у тебя. И так тошно, а… Я достал задвинутую под кровать сумку и вытащил оттуда буханку хлеба, три банки тушенки, сало, завернутое в тряпицу, и бутылку водки. Все эти продукты я реквизировал у немецкого шпиона, полагая, что мертвецу они не понадобятся. – Верю. Не шутишь, – скривился Костя. – А чай есть? – Все есть. И даже какао с коньяком, – я на секунду задумался. – Черт с тобой! Заодно и сам поем. Одевайся, умывайся и пойдем. Пока тезка приводил себя в порядок, я думал, что делать с оружием. Расставаться с ним не хотелось, словно ребенку с любимой игрушкой. «Возьму с собой». К удивлению Кости, я повел его не в студенческую столовую, а в кафе. Тот сначала залпом выпил два стакана яблочного сока и только потом принялся есть омлет, запивая горячим чаем. Свою порцию я съел быстро и теперь смотрел, как тот нехотя доедал омлет. – Рассказывай, что ты там натворил. Оказалось, что вчера вечером его отец пришел злой и совершенно неожиданно приревновал сына к своей молодой жене. Оленька и Костик клялись и божились, что ничего между ними не было и быть не может. Папа Костика выслушал их, потом заперся в своем кабинете и, как истинный интеллигент, начал пить горькую. Оленька все это время плакала навзрыд под его дверями, а Костик сидел в своей комнате тихо-тихо, изображая мышь под веником. Ближе к ночи папа вывалился из кабинета, затем пришел в комнату сына и патетически заявил, что змея, которую он согрел на своей груди, больше не может жить в его доме. – Так и сказал? Змея? – Да. Так и сказал. А что? – Ты же он, змей… – Змей! Змея! Какая разница! Главное, что он выставил меня за дверь! Правда, сын ушел не просто так, а сумел прихватить с собой бутылку вина, выдержанного марочного портвейна. Половину бутылки выпил на улице, а с остатком приехал в общежитие и стал меня ждать, а так как ребята от вина отказались, он и прикончил бутылку в одиночку. – И что дальше будет? – поинтересовался я. – Может, он так спьяна зверствовал, – предположил Костик. – Считаешь, передумает? – Не знаю, – помрачнел тезка. – А причина есть? – Поверь! Мне-то тебе зачем врать! Не было у нас с ней ничего! Не было! – Чего ты кричишь? Не было так не было. В общем так. Тебе надо выяснить свои отношения с отцом сегодня. Сегодня! Койка одна, и я не собираюсь ее с кем-либо делить. Встретимся часов… В четыре. В общаге. Позже не получится. У меня сегодня тренировка. Деньги есть? – Ну… – Держи, – я отсчитал ему несколько бумажек. – Здесь двадцать рублей. – Спасибо. Не знаю, как тебя… – Обойдусь. В институт идешь? Он покачал головой: – Настроения нет. Обдумать все это надо. – Тогда в четыре.
Комната была почти пустая, не считая Костика, сидевшего на моей кровати с гитарой в руках. На грифе инструмента был повязан шикарный красный бант. Он что-то негромко напевал, аккомпанируя себе. Причем, судя по его физиономии, похоже, не грустил. Увидев меня, выдал замысловатый аккорд и запел во весь голос:
В вечерних ресторанах,
В парижских балаганах,
В дешевом электрическом раю
Всю ночь ломаю руки
От ярости и муки
И людям что-то жалобно пою!
Спустя две недели. Где-то на Лубянке. Кабинет комиссара государственной безопасности третьего ранга – Что ты мне принес, майор? – Хозяин кабинета ожег подчиненного злым взглядом. – Решил красиво расписать о своей выполненной работе?! А может, уже дырку в кителе для ордена проколол?! Майор никак не ожидал гневной вспышки от начальства. Довольное выражение лица мгновенно увяло, в глазах притаился страх. Неужели узнал?! – Дугин, ты где был три месяца тому назад?! Я тебя спрашиваю! Где был, когда они начали работать! Тут под боком у тебя окопались! Ты думал, я не узнаю! Праздничную рапортичку он мне написал! Раскрыта и арестована шпионская сеть! – Хозяин кабинета перевел взгляд на лежавшие перед ним бумаги. – Как ты тут пишешь?.. Ага! «Благодаря тщательно скоординированной и проведенной операции под кодовым названием „Ответный удар“ нам удалось выявить и пресечь подрывную деятельность шпионской группы в составе шести немецких агентов!» Захвачено то-то и то-то! Только где тут у тебя написано, что они уже три месяца вели свою подрывную деятельность?! Почему об этом ты забыл упомянуть! Забыл?! Отвечай! – Виноват, товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга! – вытянулся в струнку майор. – Виноват! Тебе, наверное, майор, надоело в Москве служить! Так выбирай! Урал или Средняя Азия?! Там постоянно работников не хватает! Будешь радовать своими рапортами местное начальство! Что молчишь?! Язык проглотил?! – Виноват… – Знаю, что виноват! Тебе просто повезло, что я уже начальству доложил и что операцию вы провели чисто, никого не упустили! – Комиссар сбавил тон. – М-м-м… Как там с убийством Архипова? Ты обещал разобраться с этим еще три дня назад! – Не Архипов он, а Иван Сенин. Бывший кулак. Получил пять лет. После отсидки исчез и вот выплыл уже в Москве с поддельными документами. Только вчера получили на него данные. Теперь об убийстве. Взятые нами агенты утверждают, что к его смерти отношения не имеют. Заварзин и Клямов подтверждают, что привозили к нему в тот вечер груз, но при этом в один голос говорят, что почти сразу уехали. Исходя из показаний арестованных агентов, ни у одного из них не было никаких разногласий с убитым. Да они с ним особо и не общались, считая темным, забитым крестьянином. Таким образом, у нас осталась только одна версия. Убийцей является тот мужчина, который звонил дежурному. Вот только его никто не видел. – Прямо невидимка какой-то! Кто он, майор, как ты думаешь? – Не знаю, что и думать, товарищ комиссар. С одной стороны, он выдал нам шпионскую сеть, оставив письмо, содержащее сведения, полученные им после допроса Сенина. С другой стороны, найдены следы пыток на теле убитого, и кроме того, сам факт убийства… Исходя из этого, можно сказать, что это хладнокровный, опытный, не боящийся крови человек, при этом обладающий специальными навыками. К нам, в госбезопасность, не обратился. Боится… или не доверяет. Склоняюсь к последнему варианту. Мне лично кажется, что убийца, ранее осужденный как «враг народа», вышел на свободу и случайно наткнулся на немецких агентов. Если это так, то с его подготовкой вся эта история легко объясняется. Да и то, что он взял, говорит о его опытности. Ничего лишнего, только деньги и часть оружия. – Что именно? – Из чемоданчика – браунинг с глушителем и три пачки патронов. Из подвала дома Сенина – пистолет ТТ. Три пачки патронов. Два финских ножа. – Хм. Из бывших, говоришь, а теперь еще и с оружием…
Глава 4
Отец Костика, Павел Терентьевич Сафронов, которого мне удалось увидеть впервые в тот день, когда тезка пригласил меня помочь с перевозкой вещей на новую квартиру, представлял собой тип импозантного мужчины с приятными чертами лица и хорошей фигурой. Когда мы знакомились, он имел такой барственно-вальяжный вид, что я ему с ходу дал кличку «Павлин ряженый». Профессор детально расспросил меня о моих родителях, а когда узнал, что мой отец заведующий отделом народного образования, а мать – директор школы, он важно покивал головой и с ноткой удивления в голосе похвалил тезку: «А ты, сын, умеешь выбирать друзей», – а затем отбыл в свой кабинет. Спустя пару недель совместного проживания с Костиком я решил, что пословица «яблоко от яблони не далеко падает» верна на все сто процентов. Девушки вокруг него так и вились, как пчелки над пахучим цветком. Правда, далеко не всегда доходило до постели, да и надо отдать тезке должное, он не ставил целью уложить каждую из своих подруг в кровать. Меня его любовные приключения волновали мало, даже можно больше сказать: его легкий и немного шумный образ жизни устраивал меня на сто десять процентов. Мой хороший приятель всегда жил одним днем и умел радоваться жизни, как никто другой. Ему не хватало храбрости, еще он был излишне импульсивен, но это были его главные и единственные недостатки, зато достоинств у него было море. Не жадный, готовый поделиться последним, с хорошим чувством юмора и отлично подвешенным языком, этот большой любитель женского пола к тому же недурно рисовал, имел неплохой голос и отлично играл на гитаре. Было еще одно немаловажное обстоятельство. Он сильно напоминал моего хорошего приятеля, с которым мы впервые познакомились в учебном подразделении, потом неожиданно для нас обоих оказались не только в составе десантно-штурмового батальона, но и даже в одном взводе. Такой же, как Костик, веселый, живой, бойкий парень, он за словом в карман не лез. Отличный был парень, вот только разорвавшейся мине было все равно, какой он человек. В монахи я не записывался, но бессистемные связи меня не устраивали, сказывалась моя взрослая натура, и я на данном этапе своей жизни решил обзавестись любовницей. Олечка, супруга профессора, мне для этого вполне подходила. У нее было удивительное свойство (впоследствии мне не раз пришлось в этом убедиться): в какой бы компании она ни находилась, почти сразу становилась своей. Умела поддержать разговор, засмеяться в нужном месте, пошутить, а если надо – потупив глазки, мило покраснеть. Но это была только внешняя сторона, а на самом деле ей нельзя было отказать как в уме, так и в практичности. Супруга красного профессора любила посещать магазины, рестораны, получать дорогие подарки и ходить в гости. Встретиться с ней наедине не составило особых проблем. Когда я пригласил ее в ресторан, она только сделала удивленные глаза, а на самом деле уже давно ловила мои влюбленные взгляды. Немного замявшись для приличия, она согласилась чуть-чуть посидеть в ресторане, потому что ей немного скучно. Не знаю, что она ожидала от студента, но когда я предложил ей выбрать в меню то, что она желает, у нее невольно округлились глаза. Украдкой заглядываю в глубокое декольте. Взгляд пробегается по рельефным прелестям, едва прикрытым тонкой преградой платья. Олечка не прекращает улыбаться, и мое сердце колотится в два раза быстрее. От ее красоты звенит в ушах, звучит божественная мелодия. К мелодии добавляются удары моего сердца. Я стараюсь изо всех сил, чтобы выглядеть в нее влюбленным, то говорю ей комплименты, то упираюсь взглядом в скатерть и неуверенно ёрзаю на стуле, как бы в смущении. – Какой ты застенчивый, Костя, – легким движением она прикасается к рукаву моего пиджака. – Иметь такого приятеля-бабника и не научиться обращаться с девушками… – Девушки – это одно, а ты – та единственная… – И дальше из меня потоком полились цветастые комплименты. Вечер в целом удался, что легко можно было заметить по блеску в глазах Олечки и по легкой улыбке на ее губах. – Может, ко мне? – говорю я неуверенным голосом, когда мы выходим из ресторана. Она смотрит на меня долгим, томным взглядом, решая, что со мной делать. Она любит такие минуты, полные безраздельной власти над мужчинами. Какой интересный мужской образец, думает она, вот только как бы он потом дров не наломал. Влюбится. Будет потом за мной, очертя голову, бегать. В любви признаваться, цветы дарить. Чего доброго еще муж узнает. Сомнения есть, но почему бы с ним один вечер не провести. К тому же непонятен я ей. У него есть деньги, своеобразное обаяние, немного детской наивности. Он словно мальчик и мужчина в одном лице, а женское любопытство – страшная сила. Именно на него я и делал упор. – И что мы у тебя делать будем? – В программе шампанское, вино и конфеты, – говорю я срывающимся от напряжения голосом. – И еще один маленький сюрприз. – Сюрприз? Почему маленький? Хочу большой сюрприз! – говорит она голосом капризной девочки, но при этом в ее глазах все больше разгорается интерес. Делаю вид, что смущен и говорю: – Как пожелаете, моя королева. Ей нравится, как я говорю. Это видно по довольной улыбке, скользящей по ее губам. – А где этот шалун Костик? – Уехал надачу к своей любимой девушке. Она смеется: – К которой по счету? Смеюсь вместе с ней и заглядываю ей в глаза. Ты согласна? Красавица видит, с каким я нетерпением жду, что она скажет, и специально тянет с ответом. Наслаждается. Изо всех сил изображаю преданно-влюбленный взгляд, а сам думаю: «Чего резину тянешь? Ведь согласна!» – Хочу сюрприз, – наконец говорит она. – Поехали. Свидание с восторженным и влюбленным студентом (она так думала) как-то сразу пошло не так, и вместо долгого галантного ухаживания Олечка как-то неожиданно для себя быстро оказалась под ним с широко раздвинутыми ногами. Если до этого она считала себя достаточно опытной женщиной в любовных утехах, то этот мальчик, неизвестно, как и когда, сумел достичь таких вершин в интимных ласках, о которых она до сих пор и не подозревала. – Не ожидала от тебя такого, мальчик. Нет, ты не мальчик, ты самый настоящий мужчина! Мой любимый мужчина! Твоя мужская сила… – Это и был мой маленький сюрприз, солнышко. – Сюрприз? Ах, да! Ты говорил, а я уже забыла. Знаешь, не такой уж он и маленький твой сюрприз, – и она провела рукой по простыне в том месте, где та прикрывала мое мужское достоинство. – Еще, мне нравится, как ты меня называешь. Зови меня так всегда. Хорошо? – Хорошо, солнышко. У меня было намерение продолжить наши любовные игры, но Олечка оказалась не только страстной и любвеобильной, но и практичной девушкой. Получая удовольствие, она при этом не теряла головы. – Милый мой мальчик, мне было с тобой так хорошо, так хорошо… – Только мне уже пора бежать к мужу под крылышко, – продолжил я за нее. – Надеюсь, ты не обижаешься на меня, Костя. Ты умный мальчик и должен понимать, что в сложившейся ситуации… – Олечка, не бери лишнего в свою красивую головку. Меня вполне все устраивает. После моих слов Оленька какое-то время смотрела на меня с удивлением, потом уже оценивающе, и это было совсем не похоже на томный и ласкающий взгляд в постели. Потом она наконец сказала: – Ты не так прост, мальчик, каким стараешься казаться. «Расслабился, идиот. Ну что тебе стоило поиграть в любовь!» – Оленька, солнышко мое!.. – Не переигрывай, Костя. И еще скажу твоими же словами: меня тоже вполне все устраивает. Мне только и оставалось, что пожать плечами на подобное заявление. Загрузка у меня была полная. Институт, библиотека, тренировки. Своей физической подготовке я отдавал львиную долю времени. Несмотря на плохую погоду, каждое утро постоянно наматывал круги по небольшому парку, который обнаружил недалеко от нового места жительства, а когда выдавалось свободное время и обязательно каждое воскресенье уезжал в Сокольники и там по нескольку часов в лесу тренировался с ножом. Я точно знал то, о чем только подозревали 99 процентов жителей страны Советов – грядет война. Страшная, тяжелая, с мучительными и большими потерями война. Мне нужно было быть готовым к ней. При этом я никак не мог понять, почему о ней не говорят прямо? Почему замалчивают правду о грядущей войне, которая как тесто, когда поднимается, лезет изо всех щелей? Сталин и его приближенные в моем понимании сейчас напоминали композицию из трех обезьян, закрывающих лапами глаза, уши и рот, а надпись под ней лаконично и объективно комментировала их позицию: «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нем, то я защищен от него». День шел за днем, выстраиваясь в недели и месяцы. Жил я сравнительно неплохо. Слегка обновил свой гардероб, а на вопросы любопытных студентов отвечал, что это родители мне денег подкинули. Теперь я нередко навещал Мишку и его приятеля Тимофея с подарками, балуя ребят бутербродами с колбасой, свежими булочками и конфетами. Иногда водил их в кино, угощал мороженым и ситро. Так продолжалось до конца октября, когда я пришел как обычно, а вот Мишки в детдоме не оказалось. Его забрала неожиданно приехавшая мать. Отдал все подарки, что принес, Тимофею, потом подарил ему на прощание червонец и ушел. Деньги имеют привычку рано или поздно заканчиваться, поэтому я стал готовиться к операции, чтобы пополнить карман. Еще только оказавшись в Москве и столкнувшись с денежной проблемой, я сразу стал думать, как ее разрешить. Из всех вариантов самым многообещающим стали мои воспоминания об уголовных делах, которые я видел, когда работал в архиве МВД. Изредка, приводя в порядок старые уголовные дела, я пробегал их глазами, а иногда те, которые казались мне наиболее интересными, даже прочитывал. Правда, опять выбирал наиболее интересные моменты. Я потратил не менее двух недель на описание этих отрывочных данных. В конце концов, я смог выделить только три эпизода из множества уголовных дел, которые произошли в Москве с 1940-го по 1947 год. Нет, запомнил я намного больше, но в одних случаях не хватало точной даты, в других – адреса. Все эти мелочи просто не уложились в памяти, хотя дела (убийства, хищения, подлоги и налеты) я помнил. Самый первый по времени эпизод из трех восстановленных воспоминаний должен был состояться в ночь на четвертое декабря. Это был второй или третий «разгон» банды, состоявшей из четырех человек. (Разгон – вид мошенничества, когда преступники, одетые в милицейскую форму, изымают ценности.) Сколько раз в общей сложности налетчики ограбили обывателей, мне было неизвестно, но в деле вроде говорилось о пяти эпизодах. В памяти осталась еще одна деталь. Когда их брали, в перестрелке был тяжело ранен один из оперативников, который позже скончался в больнице. Даты и адреса я, естественно, не помнил, кроме одной, оставшейся в памяти по одной простой причине. День и месяц рождения моей жены странным образом совпали с датой ограбления, к тому же сама дата совпала с номером дома, а название улицы отложилось чисто автоматически. Номер квартиры не запомнил, но это, по сути дела, было неважно, так как мне их надо было только дождаться. Подъедет машина, выйдут трое в милицейской форме. Побудут час-полтора в доме, затем появятся с награбленными драгоценностями и деньгами, а тут и мой выход. Мне было неизвестно, что налетчики возьмут, но при этом точно знал, что те, кроме денег и драгоценностей, ничего другого не брали. Вот только драгоценности мне были не нужны, так как любая попытка продать их давала ниточку-след ко мне, и кто за эту ниточку потянет, мне было неизвестно. «Ладно, проблемы будем решать по мере их поступления», – подумал я и занялся подготовкой. Больше недели я изучал пути отхода, близлежащие проходные дворы, переулки и тупики. Долго думал и планировал, как лучше провести операцию, какое взять оружие. Использование ножей против трех человек с оружием, да еще в темноте, не давало мне полной гарантии, и я решил остановиться на немецком пистолете с глушителем, хотя и сознавал, что его использование представляет для меня определенную опасность. Если этим делом заинтересуются органы госбезопасности, то сразу всплывет пистолет с глушителем, пропавший из чемоданчика немецкого агента. В итоге меня будут искать уже два ведомства.На всю операцию у меня ушло два с половиной часа. С начала приезда машины и до финального расстрела. Меня до самой последней секунды грызло сомнение, но увидев подъехавшую машину, а затем вышедших из нее троих людей в милицейской форме, я сразу успокоился. Теперь оставалась «самая грязная» часть работы. Я стал ждать… Грабители, выйдя из подъезда, быстро огляделись по сторонам, а затем торопливо направились к машине, но не успели сделать и двух десятков шагов, как за их спинами вырос темный силуэт, а затем раздались глухие хлопки. Один. Второй. Третий. Услышав глухой стон, я быстро подошел к раненому бандиту. Еще один глухой хлопок, и стон резко оборвался. Оглянулся по сторонам, после чего подошел к мертвецу, рядом с которым валялся саквояж, поднял его и быстрыми шагами направился к проходному двору, а затем ранее намеченным и проверенным маршрутом отправился домой. Вернулся я в четыре часа утра. Костика еще вчера вечером я предупредил, что, возможно, останусь ночевать у одной знакомой девушки. Осторожно закрыл дверь, прошел в комнаты. Мой тезка спал у себя беззаботным сном ребенка. Я сунул саквояж под кровать, поставил будильник и сразу завалился спать. Утром поднялся первым, приготовил на скорую руку завтрак на нас обоих, что было для меня привычным делом, так как Костик, словно маленький ребенок, просто не был способен просыпаться вовремя. Перед этим я быстро просмотрел содержимое саквояжа и недовольно поморщился, так как добыча, скажем, на четверть, меня не устраивала. Драгоценности. «А так весьма неплохо. Сорок восемь тысяч рублей. Двадцать две золотые царские десятки».
Какое-то время я мучился вопросом, как оправдать свои траты, пока не наткнулся в газете на объявление «Первый Московский ипподром. Ленинградское шоссе, 25. БЕГА. Трамваи № 1, 6, 7, 13, 23, 25. Автобусы № 4, 6, 8, 19, 21. Начало…» «Вот и решение проблемы». Целый месяц, по субботам и воскресеньям, я ходил на ипподром. Даже познакомился с некоторыми постоянными посетителями скачек. Суетился, спрашивал совета у профессионалов, делал ставки, кричал со всеми, когда к финишу приходил фаворит. Для большего правдоподобия взял пару раз с собой на ипподром тезку. Как и все, делал ставки и как бы дважды выиграл, по-крупному, а если сказать проще, то купил у настоящих счастливчиков их выигрышные билеты, так что теперь в случае необходимости я мог их предъявить. Тем временем жизнь в стране Советов налаживалась. Отменили карточки, в продовольственных магазинах появились колбаса, мясо, копчености, сыр, конфеты, а в промтоварных – промышленные товары. Людей тянуло к красивой и хорошей жизни, но несмотря на то, что в Москве увеличилось количество магазинов, везде, куда ни глянь, стояли длинные очереди. Тратить время впустую не входило в мои интересы, поэтому этот вопрос надо было срочно решать. Только как? Тут мне помог Костик, который время от времени встречался с отцом и кроме денег иногда приносил кое-что вкусное из продуктов. Обычно меня это не интересовало, принес и принес, а тут спросил: – Что у нас там сегодня? – Папаша дал банку красной икры и полпалки колбасы. Я развернул бумагу, покрутил колбасу, понюхал: – Сервелат? – Да. Он в буфете взял, у себя в распределителе. В стране Советов, которая жила под лозунгом «все для народа», великолепно прижилась система закрытых магазинов-распределителей, в которых избранные получали более качественный вариант «пайка». Качество и ассортимент товаров и продуктов, продаваемых там, зависели от категории прикрепленных к ним людей. Вот и папаша Костика, относящийся к профессорскому сословию, был прикреплен к одному из таких распределителей. Обо всем этом я знал, но о буфете услышал впервые. – Погоди-ка. Буфет? Так там за деньги можно купить? – Конечно, можно. Папаша от жадности две палки взял, и все потому, что ему буфетчица шепнула на ухо, что такая колбаса идет исключительно по кремлевским заказам. Вот он и решил вкусненького прикупить, а заодно и сына порадовал. – Интересно. А тебе он может там покупать? – Может, но по талонам у них одна цена, а за деньги совсем другая выходит. Папаша, купив эту колбасу, талоны дня за три, наверное, ухнул. – В чем проблема? Ты что, забыл про мой выигрыш на бегах? – Точно! Завтра с ним поговорю. – М-м-м… Ты можешь его заинтересовать, чтобы ему было выгодно нам покупать в своем буфете? – Ты просто моего дорогого папашку не знаешь. Даже если он на Северном полюсе окажется, то и там себе подругу и выгоду найдет. Я рассмеялся, потом сходил в свою комнату и принес пачку денег. – Отдай ему, но только не забудь объяснить, откуда они у меня. Чтобы лишнего не думал. Пусть время от времени подкидывает нам продукты. Спустя пару дней Костик пришел нагруженный продуктами. Колбаса «Московская», красная икра, сыр, севрюга горячего копчения, белый хлеб, несколько пачек отличного печенья, в довершение всего – большая подарочная коробка шоколадных конфет «Красная Москва». – Конфеты зачем? – Брось, тезка. К нам девочки ходят! Почему не угостить? – Ну-ну.
Как-то вечером я сидел дома, читая конспект, который взял у Сашки Воровского, как услышал – хлопнула входная дверь. По звукам, раздававшимся из прихожей, было ясно, что Костик пришел один. Войдя ко мне в комнату, он поставил на стол портфель, в котором обычно носил продукты. – Что вкусного принес? – поинтересовался я. – Балык. Папаша сказал, что очень вкусный. Еще колбаса… А! – он махнул рукой. – Потом сам посмотришь. Кстати, у меня для тебя новость есть. – Какая? – Он с тобой встретиться хочет. – Кто? – не понял я. – Павел Терентьевич Сафронов. – Деньги на буфет закончились? – Не в этом дело. Ректору или проректору института, где трудится мой папаша, скоро должно стукнуть пятьдесят лет, а тот, как оказалось, большой любитель живописи… Я перебил его, продолжив предложение: – …поэтому твой отец хочет подарить ему нечто необычное, чтобы тот его не забывал при раздаче должностей и премий. Вот только откуда Павел Терентьевич знает, что я увлекаюсь живописью. А? – Откуда? От Олечки. Вот она откуда знает? – И он хитро посмотрел на меня. «Прокол. Женский язык – это нечто». – Когда мы были на дне рождения твоей мачехи, я немного рассказал ей о своем увлечении. Причем только в общих словах. – Брось! – беспечно махнул рукой Костик. – Все нормально. Вот только она, похоже, представила папаше тебя как знатока живописи, так что завтра, в семь часов вечера, тебя ждут в семье Сафроновых. – А сам что, не пойдешь? – Сегодня там был. Хватит. Иди один. На ужин были вкусные котлеты с макаронами, а к основному блюду хозяйка дома выставила отменную закуску. Бутерброды с красной рыбой, квашеная капуста, грибочки и соленые огурчики, но не просто так, а в приложении к графинчику с водочкой. Сама она пила вино. Хорошо покушав, мы сели пить чай, во время которого и состоялся разговор, ради которого меня пригласили. – Константин, мне сказали, что вы весьма неплохо разбираетесь в живописи. – Извините, Павел Терентьевич, я неплохо разбираюсь лишь в отдельных направлениях живописи. И заметьте, не хорошо, а только неплохо. Я не эксперт, которым меня изобразила ваша супруга. – Ладно-ладно, пусть так, но вы в отличие от меня в этом деле хоть как-то разбираетесь. Мне нужно выбрать в подарок миниатюру. Желательно действительно старинную вещь. Понимаете меня? – Понимаю. Вот только я о миниатюрах знаю, как вам сказать, понаслышке. Не занимался ими вплотную. – Но вы можете хотя бы определить ее подлинность? Век там? Художника? – Вы еще не сказали, какие миниатюры вам нужны? Книжные, портретные или камеи? – Точно! Портретная. Оленька, душа моя, тебе в комиссионном магазине как сказали? – Оценщица сказала, что у них появилась портретная миниатюра. Вроде восеминадцатый век. Только, Паша, – она повернулась к мужу, – надо решить все завтра, до закрытия магазина, потому что Клавдия Петровна сказала: только сутки будет держать, а потом выставит на продажу. – Хорошо. Так как вы, Константин? – Ничего обещать не буду. Завтра подъеду в комиссионный магазин и посмотрю на вещь, а затем – в институт, в библиотеку. Посмотрю литературу и каталоги. Когда вы собираетесь за покупкой, Павел Терентьевич? – Я освобожусь к пяти часам. Минут сорок – сорок пять уйдет на дорогу… Поэтому давайте встретимся в магазине в восемнадцать часов. – Договорились. Спустя неделю после покупки состоялся юбилей, на котором и была преподнесена эта миниатюра, а через пару дней профессор Сафронов был приглашен в кабинет ректора, где тот еще раз поблагодарил своего подчиненного за подарок. – Мой супруг после этого был просто на седьмом небе от счастья, – сказала мне Олечка, когда мы лежали с ней в постели. – Так что мы тебе оба благодарны, милый. – Оба? Пока я чувствую благодарность только с твоей стороны, солнышко. – Я постараюсь, мой хороший мальчик, и за него. Ты не будешь в обиде.
Новый год я решил отметить, как мне хотелось. Отдаться безрассудному пылу молодости мешали несколько десятилетий прошлой жизни, поэтому все доводы Костика провести праздник вместе в одной веселой компанией прошли мимо моих ушей. Мне хотелось хоть пару дней пожить как взрослому человеку, а не играть роль молодого повесы-студента, поэтому за три недели я зарезервировал на новогодний вечер столик в ресторане, а с женской компанией мне помогла Олечка, познакомив со своей деловой подругой, товароведом одного из магазинов. Ею оказалась Светлана Рябова, милая, с хорошей фигурой, женщина двадцати восьми лет. Встретил ее у дома, посадил в такси. Всю дорогу, пока мы ехали, она с любопытством косилась на пакет, который я держал в руках. Загадка разрешилась только тогда, когда официант проводил нас к столику, где я снял бумагу и поставил на середину стола миниатюрного деда-мороза. Посетители за ближайшими столиками с интересом наблюдали за моими манипуляциями, а когда увидели игрушечного деда-мороза, даже захлопали в ладоши. После чего, пусть несколько театрально, я под завистливые взгляды женщин, сидевших за соседними столиками, подарил Светлане золотой кулон, который она сразу захотела надеть. После того как помог застегнуть цепочку на ее шее, был вознагражден горячим поцелуем, но теперь уже под завистливые взгляды мужчин. Посетители, сидевшие за столиками, были веселые, красивые, нарядные. Многие из них были в масках и бумажных карнавальных шляпах. Радостный гул голосов изредка прерывался бабаханьем хлопушек и вылетающими пробками из бутылок шампанского. Над головами летали цветные бумажные ленты и сыпались конфетти. Со сцены весело и задорно пела певица под музыку джазового оркестра. Пять часов пролетели почти незаметно, затем я взял такси, и мы поехали ко мне. Костик мне клятвенно обещал, что появится только к вечеру следующего дня, поэтому я рассчитывал провести время, как говорится в одной классической комедии, «с чувством, с толком, с расстановкой». Тезка оказался человеком слова (он появился дома только поздним утром третьего января), а я не обманул ожиданий Светы. Не успел я закрыть дверь и снять пальто с женщины, как она прижалась ко мне всем телом. В штанах сразу стало тесно. Она почувствовала это и, лукаво улыбаясь, спросила: – Нравлюсь я тебе, Костик? – Нравишься, Светик, – в тон ответил ей я. Она весело рассмеялась, потом мы целовались, как подростки, горячо и жадно. Мои руки бесстыдно шарили по ее телу до тех пор, пока она не начала тихонечко постанывать. В какой-то момент она оторвалась от меня и быстро сказала: – Идем, миленький. Идем скорее. Я больше не могу. Раздевались мы словно в лихорадке, порывисто, быстро, будто боялись куда-то опоздать. Оказавшись в кровати, я только успел ее обнять, как Светлана застонала и изогнулась всем телом, тут же жгучее желание охватило меня, взвело тело, как тугую пружину. Женщина оказалась резвой, чувствительной и весьма любвеобильной особой: она вскрикивала, стонала, содрогалась всем телом на пике получаемого удовольствия, тем самым подстегивая мою страсть. Оставшуюся часть ночи и все время до обеда мы то дремали, прижавшись, друг к другу, то занимались любовью. Поднялись только для того, чтобы перекусить, а затем снова оказались в постели. Вечером мы пошли гулять, по дороге зашли в кафе, после чего я проводил Свету домой.
Спустя пару недель, уже со слов Костика, я узнал, что чета Сафроновых была приглашена, с подачи ректора института, в один из ресторанов, где Новый год праздновал московский полусвет. Тогда я пропустил его слова мимо ушей, так как предположить, что они коснутся непосредственно меня, никак не мог. Этим вечером мы с Костиком сидели дома и готовились к экзаменам, как вдруг неожиданно раздался звонок в дверь. Стоило нам открыть дверь, как мы удивленно переглянулись, а затем уставились на нежданных гостей. Перед нами стояла супружеская чета Сафроновых. – Может, пригласите, или мы так и будем через порог говорить, – несколько ворчливо нарушил общее молчание Павел Терентьевич. – Здравствуйте. Извините. Проходите, пожалуйста, – я отступил в сторону. – Тезка, чайник ставь! – Нет. Не надо! – махнул рукою профессор, проходя в прихожую. – Мы буквально на пять минут. Нас ждет такси. – Мы ненадолго, – подтвердила его слова супруга. – Павел и так уступил моей просьбе, когда мы мимо проезжали. Дело в том, что я познакомилась на новогоднем вечере с одной прелестной девушкой. Мы разговорились, обменялись телефонами, и вот сегодня она мне позвонила с просьбой помочь. Мне очень не хочется тебя опять напрягать, Костя, но, к сожалению, другого выхода у меня нет. Во всем виноват только мой длинный язык. Извини меня. Я знаю, что у тебя сессия, экзамены… Извини. – Ох, эти женщины, – нарочито тяжело вздохнул профессор. – Вечно их язык на полкорпуса голову обгоняет. – Объясните мне толком, что от меня требуется? – недоуменно спросил я. – Ты еще не понял?! – влез в разговор тезка. – Так ты теперь в семье Сафроновых числишься официальным экспертом в области искусства! – Мы как-нибудь обойдемся без твоих ехидных замечаний, Константин! – тут же осадил сына «папаша». – Олечка, а ты не молчи. Излагай свою просьбу, а то мы так до глубокой ночи здесь простоим. – Этой девушке надо помочь в выборе картины. Ты поможешь, Костя? – Когда? – Завтра, Костя. – С утра у меня зачет. Освобожусь, если пойду одним из первых, к одиннадцати. Не раньше. – Ой, как хорошо! Тогда давай подъезжай к двенадцати часам. Вот адрес, – и она подала мне бумажку. – Мы тебя там будем ждать! Только очень прошу тебя: не опаздывай! Я подошел к комиссионному магазину за десять минут до назначенного времени. Магазин должен был работать, но на входной двери висела табличка с надписью «Спецобслуживание». «Что это значит?» Оглянулся по сторонам, но стоило мне увидеть недалеко от входа большую черную машину, в кабине которой сидел водитель, как все стало на свои места. Я усмехнулся. «Партократия приехала». Постучал в дверь. На стук выглянул продавец. Он быстро оглядел меня и, видно, принял меня за обычного посетителя, так как пренебрежительно хмыкнул, а затем ткнул пальцем в табличку: – Гражданин, вы читать умеете?! Вот табличка висит! – Я могу уйти, вот только тебе потом за мной вдогонку придется бежать! – И я нагло усмехнулся. Продавец сразу в лице изменился. В глазах заплескался страх, а на лице появилась подобострастная улыбка. – Извините, товарищ! Я не знал! Мне просто никто ничего… – Веди давай! – Проходите, пожалуйста, товарищ! Войдя, сделал несколько шагов и невольно остановился. В большом зале среди старинной мебели, напольных часов и напольных китайских ваз, на полках и витринах стояли фарфоровые фигурки людей и животных, лежали шкатулки, медальоны. Я стоял и крутил головой, рассматривая эти осколки семейного счастья и признаки былой роскоши. «Эх! Выставить бы это на современный аукцион и можно денежки лопатой грести…» Голос Оленьки оторвал меня от грез и вернул в действительность. – Костя! Иди сюда! Быстрее! Я повернулся на голос. Она стояла в глубине зала и призывно махала мне рукой. Подойдя, я увидел на ее лице тщательно скрываемый страх, но только я открыл рот, чтобы спросить, как она меня подтолкнула к двери с табличкой «Директор»: – Заходи быстрее! Я тебе потом все объясню. Открыл дверь, затем вошел. Кабинет был большой, но из-за массивной мебели и тяжелых занавесок из коричневого плюша мне показалось, что его словно сжали изнутри, оставив мало свободного места. Стол, перед ним два массивных деревянных стула с широкими, удобными спинками. В углу – здоровый, старинный сейф с металлическими завитушками. С левой стороны стены висело несколько застекленных рамок с грамотами за отличное обслуживание, а над ними висел красный вымпел с надписью «За ударный труд!». С другой стороны комнаты висел портрет великого вождя, товарища Сталина. У стены, рядом с грамотами, стояла, чуть ли не навытяжку, женщина. Она, судя по всему, была директором магазина. Соломенного цвета волосы, пышные телеса, затянутые в оранжевое платье с широким вырезом и безрукавкой с цветным орнаментом, красные меховые полуботинки. Некогда красивое лицо сейчас обрюзгло и поблекло, а в глазах светился страх. Его источником, несомненно, являлся мужчина ярко выраженной восточной наружности, вальяжно расположившийся в кресле директора магазина. Ему было лет где-то тридцать пять. Правильные черты лица. Одет не просто хорошо, а изысканно. Кожаное пальто с меховой подкладкой, пушистый шарф в черную и белую полоски, а на столе перед ним лежала черная шляпа. С того самого момента, как я вошел в директорский кабинет, он стал рассматривать меня оценивающе и пренебрежительно, как важный покупатель, которому продавец расхваливает товар, но тот задирает нос и кривит губы, как бы говоря: угождай мне, угождай хорошо, тогда, может, я и куплю у тебя. Быстро скользнув по нему взглядом, я все свое внимание обратил на красивую девушку, сидящую на одном из двух стульев. Густые черные, вьющиеся волосы обрамляли нежный овал лица, на котором особенно выделялись большие черные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами. «Еврейка? Хм. Нет. Восточный тип. Смесь кровей присутствует. Эх, хороша! Выглядит прямо как красавица из восточной сказки». Если у Олечки (кстати, в девичестве ее фамилия была Бертгольц) была яркая и эффектная, словно выставленная напоказ, красота, то у незнакомки она была спокойной и утонченной. При этом, как я заметил, девушка никак не подчеркивала ее с помощью искусственных женских ухищрений, да и взгляд у прелестной незнакомки был прямой, открытый, искренний, без игры глазами и кокетства. – Здравствуйте! – поздоровался я со всеми присутствующими. – Здравствуйте, – откликнулась только одна прекрасная незнакомка, так как директор магазина просто кивнула головой. – Э! Ты чего ждать себя заставляешь! – буркнул недовольно «сын гор», так я его уже мысленно окрестил. Ситуация была неясная, поэтому я просто промолчал, ожидая, что последует дальше, но Олечка быстро использовала паузу, представив меня: – Вот, Давид Надарович, это и есть специалист по картинам. Студент. Учится в институте. – Вах! Молодой больно! – опять недовольно фыркнул восточный человек. – Э! Надо профессора, человека опытного! А это кто? Я сделал рассерженное лицо. – Не напрашиваюсь. Надо, ищите опытного! Всего хорошего! – Стоять! Фамилия?! Имя?! – Вам это зачем? – при этом я постарался изобразить на лице растерянность. – И кто вы сам такой? – Я?! Татьяна, посмотри, этот человечек спрашивает: кто я?! – Он правильно спрашивает, Давид! Его право! Ты сейчас не на своей работе, чтобы допросы устраивать! – неожиданно резко отчитала его прекрасная незнакомка. «Так он из госбезопасности. А она, значит, грузинка с чисто русским именем Таня. Хм. Хорошее сочетание. Мне нравится». «Сын гор» бросил на нее свирепый взгляд, но уже в следующую секунду заулыбался: – Ты права! Это все работа! Все на нервах! Ладно, не будем спорить, не будем горячиться, а лучше пойдем, посмотрим, ради чего мы здесь собрались. Около получаса мы выбирали картину для подарка. За это время «сын гор» достал меня своими хамскими выходками. Если сначала мне хотелось просто дать ему в морду, то к концу поисков у меня появилось желание свернуть ему шею. После того как картину упаковали, Таня с Оленькой отошли в сторону и принялись о чем-то говорить, «сын гор» подошел ко мне и сказал: – Наш разговор еще не закончен, студент. – Вы это о чем? – испуганно-удивленным тоном спросил я его, при этом представляя, как прямо сейчас сворачиваю ему шею, как хрустят, ломаясь, его позвонки, как тяжело упадет на пол тело и как он уставится слепыми, невидящими глазами на изливающую яркий свет люстру. Он усмехнулся, так как по-своему понял мое застывшее выражение лица. – Не дрожи, студент. Вот, возьми, – он подал мне бумажку с адресом. – Завтра ровно в одиннадцать должен прибыть по этому адресу. – Погодите! У меня в институте в это время… – Опоздаешь или не придешь – пеняй на себя. Найду, пожалеешь, что на свет родился! – Он резко отвернулся от меня и крикнул: – Таня, я жду тебя в машине!
Я пришел вовремя. Постучал. Дверь мне открыла нестарая женщина с больным и измученным лицом. Серая вязаная кофта, мешком сидевшая на ней, и длинная – из черной плотной ткани – юбка делали ее больше похожей на старуху. – Вам кого, молодой человек? – Мне дал этот адрес и сказал сюда прийти Давид Надарович. Стоило мне назвать это имя и отчество, как ее передернуло, при этом она одновременно отпрянула от меня, словно ей сейчас в лицо сунули жабу. – Вы вместе с ним работаете? – Нет. Меня зовут Константин, я студент. Учусь в ИФЛИ. – Студент. Ой, как хорошо! – ее лицо сразу посветлело. – Проходите, пожалуйста! У меня есть чай и сухарики! Не успел я сделать несколько шагов в глубь квартиры, как за спиной раздалась пронзительная трель звонка. – О господи! Это он! – В ее голосе было полно страха и ненависти. «Сын гор» вошел, как к себе домой. Прошел мимо хозяйки квартиры, словно мимо пустого места, по пути бросил на меня взгляд, и уже из гостиной послышался его голос: – Эй! Студент! Чего там стоишь, иди сюда! Я прошел в гостиную. – Иди сюда! За мной! Мы прошли через спальню хозяйки, судя по широкой металлической кровати, и оказались в дальней комнате, практически пустой, за исключением двух здоровых, уже вскрытых деревянных ящиков и нескольких картин, выставленных у стен. – На них смотри! «Ни фига себе! Он что, в Эрмитаже их спер?!» – не успел я так подумать, как снова раздался гортанный говор «сына гор»: – Потом туда смотреть будешь! Сейчас на меня смотри и слушай, что я скажу! Список всего этого сделаешь! Художники там и прочее! Чтобы все написал правильно! Понимаешь?! – Мне что, составить опись этих картин? – Опись-мопись! Не знаю, но чтобы все правильно было! Художник там! Сколько стоят! И не только про картины! Вот здесь еще смотри! – и он рукой указал на ящики. Я подошел к ящикам. Моим глазам предстала мешанина из тщательного упакованного старинного фарфора, древних фолиантов и других предметов антиквариата. «Точно! Спер, гад! Поэтому не стал искать специалиста, а студентом решил обойтись. Хм. Тогда интересный вопрос напрашивается: что потом с этим студентом будет?» – Чего смотришь! Меня слушай! Перепиши, потом цены поставь! Понял?! Три дня тебе на все! – Три дня?! За это время еще с картинами, наверное, можно определиться, а насчет ящиков сразу скажу, мне на них и двух недель будет мало! Не разбираюсь я в старинном фарфоре… – Ты не говори! Ты давай работай! Делай свою опись, а цены поставь – какие знаешь! Теперь последнее. Смотри сюда! – он достал из кармана удостоверение сотрудника госбезопасности. – Слово лишнее кому скажешь – поедешь на Колыму! Знаешь, как у нас в управлении говорят: был бы человек, а статью мы всегда найдем, – сказав, он весело, от души, засмеялся, потом посмотрел на меня: – Что, не смешно? – Не смешно. «Сын гор» смерил меня недовольным взглядом, хотел что-то резкое сказать, но, видно, передумал: я ему еще был нужен. – Ладно. Теперь еще. Если здесь хоть что-то пропадет и я узнаю… Лучше сразу вешайся! Понял, студент?! – Понял. – На все тебе десять дней! Все! – он сделал небрежный жест рукой, словно барин, подгоняющий своего слугу. – Иди, работай! Больше не обращая на меня внимания, он пробежал глазами по содержимому ящиков, потом бросил взгляд на картины, стоящие у стены, и вышел из комнаты. Спустя несколько минут я услышал, как хлопнула входная дверь. Какое-то время я стоял, разглядывая все эти произведения искусства, и думал о том, что, продав на аукционе, на всем этом можно неплохо заработать. «Мысль неплохая, но для начала надо прояснить ситуацию», – и я пошел искать хозяйку. Нашел я ее на кухне. Вот только стоило мне ее увидеть, как стало понятно, что разговора не получится. Блестящие глаза, побледневшее лицо, рука, прижатая к сердцу, стакан воды, стоящий на столе рядом с каким-то порошком, – все это говорило о том, что женщине плохо. – Сердце? – Да. Не волнуйтесь, сейчас… пройдет. Я лекарство… приняла. Я прислонился спиной к раковине, в которой лежали две немытые тарелки и ложка, и приготовился ждать. Спустя несколько минут ее лицо порозовело и глаза ожили. – Краем уха я слышала, как он с вами разговаривал, – женщина посмотрела на меня в ожидании моей реакции. Я только хмыкнул в ответ. – Я понимаю вас. Скажу вам честно: сама его жутко боюсь. – Извините, как мне вас звать? – Наталья Витальевна. – Наталья Витальевна, скажите мне, пожалуйста, откуда в вашей квартире произведения искусства? Она ничего не ответила. Просто закрыла лицо руками и заплакала. Тихо, горько, безутешно. Спустя несколько минут, я понял, что разговора не будет. – До свидания. Я к вам завтра приду. На следующий день я пришел не с пустыми руками. Принес бутылку вина, бутерброды с колбасой, печенье и немного сливочного масла к чаю. Увидев продукты, она сделала вид, что обрадовалась, но я-то видел, что у нее в глазах стоял страх. Она боялась меня, боялась моих вопросов. Сначала мы разговаривали на нейтральные темы. Говорили о нехватке продуктов, о больших ценах, о длинных очередях в магазинах, о том, что на ее зарплату ткачихи в 420 рублей можно было прожить только впроголодь. Хотя разговор шел как бы неспешно, но при этом чувствовалось, что женщина с каждой минутой все больше нервничает. Чтобы успокоиться, она даже махом выпила полстакана крепленого вина, но, похоже, ей это не помогло, и она, не выдержав, спросила: – Скажите мне, Костя, что вам рассказал этот человек обо мне? – Ничего не сказал. Но согласитесь со мной, Наталья Витальевна, что это вопрос напрашивается сам собой. Она грустно качнула головой. – Понимаю я. Еще как понимаю, молодой человек. Вы боитесь. Но раз вы здесь, значит, ему тоже чем-то обязаны и поэтому исполняете его указания, иначе бы вы во второй раз сюда не пришли. Мы некоторое время молчали, потом хозяйка продолжила: – Вчера весь день оплакивала свою судьбу, потом ночь не спала, все думала… и решила: чем так жить – лучше умереть. Ее заявление меня несколько озадачило, хотя бы потому, что от хозяйки веяло какой-то черной безысходностью, а в глазах стоял страх. «Похоже, хозяйка до ручки дошла». Тут же изобразил тревогу и озабоченность на своем лице. – Вы это… бросайте, Наталья Витальевна! Вам еще жить да жить! – Да не могу я больше жить как хочу! Только смерть теперь в моей власти! – Погодите! Может, вы мне объясните… Она будто не слышала меня. Вино, смешавшись со страхом и распаленным воображением, на какое-то время отключило ее от реального мира. – Ею он теперь распоряжается!! – тут она резким жестом ткнула рукой в сторону входной двери. – Он хозяин моей жизни! Захочет, выбросит меня из квартиры на улицу! Захочет, в лагеря отправит! Захочет, жизни лишит! Мне пришлось с силой хлопнуть ладонью по столешнице, чтобы прекратить зарождающуюся истерику. Она вздрогнула, замолчала, испуганно глядя на меня. – Извините меня, но так будет лучше, – я налил ей еще половину стакана вина. – Выпейте. И успокойтесь. История ее жизни вначале была стандартной, и только в последние годы переросла в самый настоящий кошмар. Двадцать лет тому назад она познакомилась с советским служащим Владимиром Бушинским. Сыграли свадьбу. Бушинский показал себя хорошим специалистом и со временем вырос до начальника отдела какого-то главка. Выступал на совещаниях, что-то распределял, подписывал важные бумаги. В доме появились продукты, вино, конфеты. Из комнаты в коммуналке они переехали в однокомнатную квартиру. У него появились новые знакомые, но при этом он стал стесняться ее, простой ткачихи, стараясь ходить в гости без нее. Со временем стал приходить поздно, отговариваясь тем, что у него много работы, но при этом она стала замечать, что от одежды мужа пахнет духами. Женскими духами. Будучи женщиной прямой и открытой, она прямо спросила мужа о другой женщине в его жизни. Тот не стал отрицать, и вскоре они развелись. Она переехала к своей матери в коммунальную квартиру и думала, что навсегда выкинула его из своей жизни, но оказалось, что она ошибалась. Где-то спустя полгода бывший муж снова появился на пороге ее комнаты. Он пришел в тот момент, когда ее мать сильно заболела и ей были нужны дорогие лекарства. Бушинский помог не только достать, но и оплатил их, а в качестве ответной услуги попросил изредка бывать в трехкомнатной квартире, которую купил. На вопрос, откуда у него такие большие деньги, сказал, что у него теперь важная и ответственная работа, после чего исчез и месяца четыре не появлялся. В следующее его появление Бушинский принес бумаги на квартиру, которые собирался оформить на ее имя. Она отказывалась, но он так настойчиво просил «во имя их прежней любви», что женщина не выдержала и сдалась на его уговоры. После оформления бумаг он повез ее на квартиру, где показал два деревянных ящика и несколько завернутых в плотную бумагу картин. Объяснил их присутствие он так: в Государственном музее сейчас идет реорганизация, поэтому часть предметов достали из запасников, но для них не оказалось места, куда их поставить. – Мне, как ответственному работнику, разрешили какое-то время держать народные ценности у себя. – Погоди, но какое ты имеешь отношение к этим вещам? Ты что, сейчас в музее работаешь? – Нет. Не работаю. Просто меня, как ценного и ответственного работника, временно привлекли в государственную комиссию. Ее, кстати, одно время возглавлял великий пролетарский писатель Максим Горький. Вот так-то! Да не волнуйся ты так! Полгода не пройдет, как эти ценности заберут. Ей пришлось согласиться, так как Бушинский опять дал ей денег и сказал, что всегда готов помочь с лекарствами для ее матери. Эта их встреча была последней, а спустя десять месяцев ее мать умерла. Оставаться в месте, где все напоминало о смерти матери, она не хотела и переехала в квартиру, которую оставил ей Бушинский. Из ее слов мне стало понятно, что ее бывший муж в свое время состоял в оценочной комиссии, которая отбирала ценности, продаваемые за границу. Именно во главе ее какое-то время стоял Максим Горький. Измена мужа и смерть матери сделали женщину замкнутой и безразличной ко всему. Работа – дом – работа. Так она и жила последние три года. Сначала ее удивляло, что не появляется Бушинский или кто-то из сотрудников музея не пришел за этими вещами. Даже хотела сходить к нему на работу, но вспомнила, что представления не имеет о его новом месте службы, а потом привыкла и больше не обращала на внимания на эти предметы. Из пустого, безразличного состояния ее вывела случайная встреча со знакомой женщиной, женой сослуживца по работе ее бывшего мужа, с которой она не виделась уже несколько лет. – Здравствуй, Клава. – Здравствуйте, – ответила она холодно и резко, что бедная женщина даже подумала, что, возможно, ошиблась и это не ее знакомая. – Клава, вы что, меня не узнаете?! – Может, раньше и знала, а теперь знать не хочу! – и та начала разворачиваться, чтобы уйти. – Погодите! Почему?! – Интересно, а вы почему на свободе?! – Я? Как почему? Что за вопросы такие странные? – женщина совсем растерялась. – Ничего не понимаю! Клава, увидев наивное и непосредственное удивление старой знакомой, поняла, что Наталья действительно ничего не знает. – Наташа, так вы совсем ничего не знаете?! Погодите! Вы когда видели мужа в последний раз? – Даже… не помню. Мы с ним уже больше четырех лет не живем вместе. – А! Я-то думаю! Так ты просто счастливица! – Тут женщина сделала таинственное лицо. – Ты просто не представляешь, как тебе повезло! Твой бывший оказался крупным расхитителем народного имущества. Его собирались арестовать, а он взял и из окна прыгнул. Вот так. – Он… расхититель? Как же… Он умер?! – Конечно! С пятого этажа спрыгнул, как мне мой Петя сказал. – Когда это произошло?! Где его похоронили?! Где мне об этом узнать?! – Ты что, полная дура? Да ты следом за ним пойдешь, как только начнешь о нем расспрашивать! Тебя не тронули только потому, что вы давно с ним расстались! А вот если ты сейчас придешь и начнешь говорить, что его жена, пусть бывшая, тебя точно в лагеря упекут! Даже не думай! – Что мне теперь делать, Клава? – глаза Натальи наполнились слезами. – Ничего. Живи, как раньше жила. Детей же у вас не было? Давясь слезами, Наталья только отчаянно замотала головой. – Бедная ты. Брось. Нашла по кому слезы лить! Не стоит он того! Все они козлы! И мой тоже! Мы им всю себя отдавали, свою жизнь молодую, а они только и норовят под чужими юбками шарить! Хорош реветь! Все! Иди домой, Наташка, и забудь обо всем этом, как о страшном кошмаре! Побегу я! – До свидания, – пробормотала ошарашенная женщина, глядя вслед своей знакомой. Идя домой, она сначала горевала о своем Володе, потому что даже при всей его подлости у нее остались к нему какие-то чувства, но в какой-то момент неожиданно вспомнила о квартире, ящиках и картинах. Внезапный страх охватил ее душу. «Боже мой! Он же расхититель… Наворовал и здесь спрятал. Как же это? Что мне делать? Бежать надо! Уехать! Мне надо уехать! Куда угодно, только подальше отсюда! Хорошо, что Клаву встретила! Господи! Надо уволиться. Завтра подам заявление! Да, так и сделаю! К сестре уеду в Кострому! Закрою эту чертову квартиру, и никто меня не найдет! – Но пришедшая ей в голову новая мысль задавила радость в зародыше. – Ой, нет! Господи! Нет! Найдут. Точно найдут. Ведь эту квартиру этот сукин сын на меня записал. Найдут и расстреляют. За хищение социалистической собственности. Никто не будет разбираться! Никто! Квартира на мое имя. И вещи в ней, значит, мои. Господи, помоги! Я всегда в тебя верила! Спаси и сохрани, Господи!» С этими мыслями она и жила какое-то время. Приходила после работы, ела и запиралась на ключ. Ее жизнь, словно муха, запуталась, а затем повисла в паутине страха. Осталось только дождаться паука, который не замедлил появиться. – Пришел ко мне, сел напротив, а затем положил тоненькую папку. Сказал: читай. Там все про Володю. Как и с кем…. Что я ему могла после этого сказать? – Непонятно. Он жеразбился, как же… этот узнал про квартиру? – Не знаю. Может, приводил сюда кого-то, только это в показаниях свидетелей всплыло. Он так мне сказал. – А сами показания свидетелей вы видели? Читали? – Нет. Да и зачем? Я задумался. «Наивная женщина. К ней пришли, сказали, что она виновата, а та уже готова в петлю лезть. „Сыну гор“ нужна была квартира, а заодно он решил бесхозные „народные ценности“ прибрать. Вот только как он собирался это провернуть? Придется узнать, как у них тут дела на квартирном фронте. С кем бы посоветоваться?» Из раздумий меня вывел голос хозяйки квартиры: – Знаете, Костя, меня родная сестра зовет к себе. Я бы уехала, да цепью тяжелой прикована к этой проклятой квартире. Дура я старая! – Да не старая вы! Вам, если не секрет, сколько лет? – Уже не секрет, Костик. Сорок восемь скоро будет. – Где сестра живет? – В Костроме. Я прикинул в уме. Война не докатится, в тылу будет жить. Мне надо было все это обдумать, поэтому я быстро завершил нашу беседу, отговорившись тем, что у меня сегодня много дел. Следующие два дня у меня ушло на изучение квартирного вопроса. Ушло бы куда больше времени, если бы я не додумался позвонить Олечке. Так я узнал, что в столице существует рынок так называемых фиктивных браков для получения московской прописки. После чего, если у тебя есть деньги, можно менять квартиры с доплатой, или взять ссуду и построить собственный дом. «Хм. Фиктивный брак. Прописка и квартира. Вот только это все сможет стать для меня реальностью, если помочь „сыну гор“ исчезнуть». – Скажите, Наталья Витальевна, если у вас все сложится хорошо, вы останетесь в Москве жить? – Нет. Нет! Сразу уеду! К сестре. Даже квартиру продавать не буду. Будь она проклята! Жизнь мою сгубила! Ненавижу!! Ее лицо неожиданно приняло синеватый оттенок, она откинулась на спинку стула и, закрыв глаза, тяжело, учащенно задышала. Я принес ей лекарство и воду. Спустя десять минут, когда ей стало легче, она устало улыбнулась: – У меня уже все хорошо. Вы идите, Костя, идите. Приходите завтра. Вечером этого дня я встречался с Олечкой, и наш случайный разговор в постели неожиданно подтолкнул меня к действию. – Знаешь, я тут встречалась с Давидом. – В постели или так? – Фу, противный. Ничего тогда тебе не скажу. Сурового молчания хватило ровно на три минуты, после чего мне стало известно, что Давид Надарович занимает пост начальника отдела в Управлении государственной безопасности, а красавица по имени Таня, которую мне довелось видеть в кабинете директора комиссионного магазина, его невеста и младшая дочь комиссара третьего ранга государственной безопасности. «Невеста? Этого „сына гор“?» Некоторое время я осмысливал эту информацию, а Олечка, глядя на меня, поняла затянувшуюся паузу по-своему. Что это такое? Ушел в себя, а на меня ноль внимания! Срочно исправить! – Костик, – она кокетливо повела глазами, – а Давид, в отличие от некоторых мужчин, умеет красиво ухаживать за девушками. – На меня намекаешь? Исправлюсь! Давай махнем в среду в ресторан… – Нет! В среду меня Давид пригласил! Давай… в субботу. Мой хороший мальчик, ты же не обижаешься на свое солнышко? – Не обижаюсь. Куда идете? – В «Арагви»! Я так мечтала в нем побывать! Знаешь, в этот ресторан так просто не попадешь! Там обедает и ужинает элита Москвы! – Ух ты! Этак ты скоро двери в Кремль ногой открывать будешь! – Может, и буду! Время покажет! – И она весело засмеялась. – Ох, проказница! А как супруг узнает? – Ему сейчас не до меня. У него там новая аспирантка завелась, так они теперь по вечерам вместе работают. Вместе науку двигают. – Так ты тоже от него не отстаешь. Вон, теперь Давид у тебя появился. – Костик, миленький, не ревнуй меня, пожалуйста. – Успокойся. Не ревную я тебя, солнышко. Так что там твой Давид еще говорил? – Не мой. Ты понял? Не мой! Я несколько раз покаянно кивнул головой, соглашаясь, что он не ее любовник, а просто хороший знакомый. – А что он говорил?.. Говорил, что у него через две недели новая квартира будет. Большая, трехкомнатная, недалеко от центра. Обещал мне ее показать. Говорил, что ему надоело жить на съемной квартире. Переулок назвал… А! Вспомнила! Старостремянный, дом номер семь. Правда, странное название у… «Мне дал десять дней. Ей пообещал показать квартиру через две недели. Может, он действительно собирается выписать хозяйке и мне командировку на тот свет? Что ж, посмотрим». – Костя, ты опять меня не слушаешь. – Девочка моя, просто мне это не интересно. Нам что, больше говорить не о чем? Ты посмотри, какие чудные вишенки растут в этом саду, – и я чуть-чуть прикусил темный набухший сосок. – О-о-ох! Милый мальчик, что ты со мной делаешь…
Спустя три недели я пришел проводить Наталью Витальевну на поезд. По старому русскому обычаю мы присели на дорожку. Я достал из кармана пачку денег и положил на стол перед ней. – Здесь пятнадцать тысяч рублей. Возьмите. – Вы что, Костя! Я не буду брать! Вы так много для меня… – Берите. Хоть едете к родной сестре, но все равно на новое место. Там обживаться надо будет, да и племянницам чего-нибудь купите. – Ой, Костя! Уже жду не дождусь, когда их увижу! Знаете, до сих пор не могу поверить, что я свободна! Ведь жила в этой проклятой квартире, как в тюрьме! Знаете, с тех пор как вы мне сказали, что его выгнали с работы и отдали под суд, я будто снова начала жить! Еще раз вам большое спасибо, что сдали художественные ценности в музей. Они у меня на душе просто тяжелым камнем висели. Костя, вы столько для меня сделали! Просто не представляете! А тут еще и деньги дарите. Вы просто не знаете, какой вы добрый и щедрой души человек! Я смотрел на ее доброе и восторженное лицо, сияющие радостью глаза и думал: «Господи! Бабе под пятьдесят, а она настолько наивная и простая, что до сих пор продолжает в детские сказки верить. Вывез ящики и картины, показал ей липовую квитанцию с печатью про сданные ценности. Святая наивность! Под суд отдали… Хотя тут, возможно, присутствует доля правды, если на небесах, конечно, есть суд. Впрочем, все это издержки производства, потому что в итоге: фиктивный брак, московская прописка и квартира. Что ни говори, а овчинка выделки стоила». – Наталья Витальевна, идемте. Поезд нас ждать не будет. Где ваш чемодан?
Глава 5
Поколение, к которому принадлежала молодежь тридцатых годов, видело романтику в огненных всполохах гражданской войны, глядя на прошедшие события через рассказы своих отцов, через газеты, книги и фильмы, такие как «Красные дьяволята» или «Чапаев». Кожаные комиссарские куртки, маузеры и всепобеждающие конные лавы армии Буденного – вот что тревожило мальчишеские души, заставляя втайне желать повторения подвигов их отцов. Когда началась война, их мечты вдруг стали реальностью. К тому же большинство из них считало, что война займет от силы несколько месяцев, поэтому было необходимо успеть принять участие в смертельной схватке с фашизмом, причем непременно приехать с войны непобедимым героем, с полной грудью орденов и медалей. По этой самой причине мои однокурсники чуть ли не бегом устремились в военкомат, а вместе с ними я, чтобы не выделяться из общей массы, но там нас быстренько развернул пожилой капитан с буденовскими усами, на прощание сказав: – Без вызова больше не появляться! Понадобитесь, вызовем повестками! Народ, возмущенный несправедливым отказом, выйдя из военкомата, тут же стал решать, кому писать гневное письмо на произвол военкома, который мешает молодым строителям коммунизма отправиться на борьбу с фашистской гадиной. После долгих споров наконец решили пойти в партком института. Там нас обязательно поймут и направят на войну, но в парткоме было не до нас, и нас направили в райком комсомола, а так как время было уже позднее, дружно постановили пойти туда завтра с утра. В райкоме нам сказали: это просто здорово, что мы пришли, а после того как узнали, что среди нас есть будущие журналисты и писатели, предложили участвовать в оформлении, написании и распространении агитационной литературы. Так как это устроило далеко не всех, то предложили прийти через несколько дней и осторожно, словно открывали нам военную тайну, сказали, что, возможно, скоро начнется формирование боевых дружин из комсомольцев и партийной молодежи. Студенты вышли, воспрянув духом. Боевая дружина – это звучит гордо! Большая часть студентов сразу разбежались по своим делам, а некоторые присоединились к группе людей, стоявших у стенда с газетами и громко обсуждавших свежую «Сводку главного командования Красной Армии за 23 июня 1941 года». Из прошлой жизни у меня были только самые общие понятия о Великой Отечественной войне, но кое-какие цифры остались в памяти, как и то, что только за 1941 год Красная Армия потеряла около двух миллионов человек. Эта сводка напомнило мне бессовестное вранье, которое приходилось слышать от черномазых генералов в их речах или военных сводках, будучи наемником. Когда я слышал подобное, то точно знал, что где-то мятежники опять поставили раком правительственные войска. – «…На Шауляйском и Рава-Русском направлениях противник, вклинившийся с утра в нашу территорию, во второй половине дня контратаками наших войск был разбит и отброшен за госграницу; при этом на Шауляйском направлении нашим артогнем уничтожено до трехсот танков противника». Вы слышите, товарищи! До трехсот гитлеровских танков! Представляете… – Не отвлекайся, сынок! – прервал восторженные восклицания парня, читавшего вслух сводку с газетного листа, крепкий, поджарый старик с седыми усами. – Давай читай дальше! – «…В воздушных боях и огнем зенитной артиллерии в течение дня на нашей территории сбит пятьдесят один самолет противника; один самолет нашими истребителями посажен на аэродром в районе Минска. За двадцать второе и двадцать третье июня нами взято в плен около пяти тысяч германских солдат и офицеров…» Ура, товарищи! – Ура-а!! «Интересно, до какого времени здесь народ подобным враньем пичкали? Впрочем, мне какая разница!» – Да не грусти, Костя! Мы успеем еще попасть на войну и надрать немцам задницу! – крикнул мне сокурсник Ваня Сушкин, неправильно истолковав выражение моего лица. Он все это время стоял недалеко от меня. – Успеем, Ваня! Еще как успеем! – И я быстренько изобразил восторг на своем лице. – Кто, как не мы! Трусом я никогда не был и от опасности не прятался, но бежать на войну, сломя голову, не собирался. Мой боевой опыт не разовый товар, поэтому в окопе ему делать нечего, решил я для себя, но при этом предпринял некоторые меры предосторожности, чтобы избежать возможных обвинений в трусости со стороны товарищей. Записался в пожарную дружину. Нахожусь на виду, занимаюсь общественно полезной деятельностью, а в военкоматы бегать перестал, потому что на все нет времени. Мне хорошо запомнилось мое первое ночное дежурство на крыше, наверное, потому, что я снова почувствовал себя почти как на войне. На бульваре, напротив дома, между деревьев и скамеечек, расположилась зенитная батарея, а на углу крыши рядом стоящего дома были оборудованы зенитчиками две счетверенные пулеметные установки. Дальше, в некотором отдалении от зенитчиков, через каждые сто пятьдесят метров стояли лебедки, при помощи которых днем стальными канатами притягивались к земле, а ночью отпускались и поднимались на большую высоту похожие на китов заградительные аэростаты. Когда сквозь кольцо зенитной обороны города прорывались немецкие бомбардировщики, по сигналу «Тревога!», под завывание сирен, гудков заводов, пожарных машин, одни из нас бегали по этажам, звонили в квартиры, будили жильцов, другие поднимались на крышу. В ту ночь, видимо, прорвалось несколько немецких самолетов, один из которых летел в мою сторону. Сотни прожекторов ловят его на мгновение, выхватывая его из черноты ночи, а затем сотни разноцветных трассирующих пулеметных очередей разрывающихся снарядов бьют в окружающее его пространство, пытаясь нащупать и уничтожить самолет. Вот забила зенитная установка в скверике, ей вторят пулеметные установки. Грохот такой, что даже под сводами черепа отдавался эхом, а в глазах шла рябь от мелькания прожекторов и разноцветных трасс пулеметных очередей. Неожиданно раздались вперемешку мужские и женские крики: – Зажигалки летят! Тушите! Зажигалки! Суетливо, мешая друг другу, мы кинулись к ящикам с песком и, зачерпнув его лопатой, побежали к огненным шарам. Бросаем на них песок, а затем бежим обратно за песком, и так до тех пор, пока не погасим. Так повторялось почти каждую ночь. В четыре-пять часов утра, после отбоя тревоги, я спускался с чердака и шел в общежитие, где заводил будильник и мгновенно засыпал. Через три часа вставал и шел в институт. После лекций где-нибудь ел, затем спал пару часов, после чего шел на тренировку. Было трудно, но человек ко всему привыкает. История Сашки Воровского частично повторяла мои хождения по военкоматам, только до определенного момента, так как неожиданно для нас он сумел получить направление в школу младших командиров при артиллерийско-минометном училище, находящемся в Костроме. Из случайно оброненных слов, я понял, что он его получил благодаря своему отчиму, который занял какой-то важный пост в Политуправлении. За день до отъезда, гордый и радостный, Воровский пришел к нам попрощаться. Я смотрел на него и думал, что через полгода Сашка, получив звание, окажется в самом настоящем аду. Что с ним будет? Выживет ли парень? Может быть, поэтому разговор у нас получился какой-то неловкий и скомканный. Мой тезка, Костик, не сильно стремился попасть на фронт, поэтому выбрал для себя наиболее безопасный участок для борьбы с фашистско-немецкими захватчиками. Будучи неплохим художником и немножко поэтом, он стал заниматься оформлением листовок и плакатов, а также сочинять тексты для плакатов, посвященных войне, в отделе агитации и пропаганды при райкоме партии. Со временем у него было проще, чем у меня, поэтому, дав денег, я возложил на него работу по заготовке продовольствия, помня о скором вводе продовольственных карточек. К нашему общему с тезкой сожалению, несмотря на жесткую пропускную систему, в Москву сумела приехать дальняя родственница хозяина квартиры, после чего нас попросили съехать. Я вернулся в общежитие, а Костик – домой, так как его отец уже «сидел на чемоданах», собираясь в ближайшее время уехать вместе со своим институтом в теплый Ташкент. Так моя жизнь продолжалась до того дня, пока меня неожиданно не вызвали в райком комсомола и вместе с тремя десятками моих сокурсников предложили пойти на четырехмесячные курсы военных переводчиков при Военном факультете западных языков. Я сразу дал свое согласие, так как ночи на крышах были для меня далеко не самым лучшим времяпрепровождением. Выйдя на улицу, парни и девушки, которые вместе со мной получили направление, чуть ли не прыгали от радости. Они пойдут на войну! Они будут бить фрицев! Смущало новоявленных бойцов с фашизмом только одно обстоятельство – что за четыре месяца может закончиться война и тогда они не успеют стать героями. Не откладывая, мы сразу, шумной толпой, пошли в институт, где написали заявления о приеме, а еще через пару дней нас вызвали на приемную комиссию, которая должна была определить уровень знания немецкого языка. После успешно сданного экзамена я стал «слушателем» военного вуза, но не успели мы проучиться и пары недель, как меня и еще несколько человек вызвали к начальнику курсов, который сообщил нам, что нас выделяют в особую группу. На многочисленные вопросы коротко ответил, что это приказ свыше и обсуждению не подлежит, но единственное, что он может нам сказать: упор в нашей учебе будет сделан на два новых курса: «Немецкие диалекты» и «Техника ведения допроса военнопленного», а в конце добавил, что новый срок окончания курсов – два с половиной месяца. При этом известии у курсантов радостно округлились глаза, ведь то, что им сейчас сказали, предполагало работу в разведке. Их пошлют в тыл врага! Не меньшую радость доставила новость о сокращении срока учебы, так как теперь они точно знали, что попадут на войну раньше остальных и будут бить фашистов. Прошел месяц учебы, как вдруг, одного за другим, прямо среди занятий, стали вызывать курсантов в кабинет начальника курсов. Все, кто возвращался, делали таинственные лица, а на все вопросы приятелей отвечали одно: – Сами узнаете. Пришла и моя очередь. В кабинете помимо начальника курсов сидел лейтенант госбезопасности. – Курсант Звягинцев по вашему приказанию прибыл, товарищ начальник курсов! – четко отрапортовал я. Руководитель курсов только кивнул мне головой, а затем сказал: – С вами хочет поговорить представитель НКВД. – Здравия желаю, товарищ лейтенант государственной безопасности! – Здравствуй, Звягинцев. Комсомолец? – Да. – Мне было сказано, что ты хорошо владеешь немецким языком. Сейчас я хочу в этом убедиться! Он перешел на немецкий язык, на котором мы какое-то время говорили на самые разные темы, затем снова стал говорить по-русски, но теперь его интересовало, как я усваиваю курс «Техника и методы ведения допроса», а в конце он посоветовал мне не робеть перед «грубыми» методами. – Воевать надо зло! Никакой жалости к врагам! Теперь у меня к тебе вопрос, комсомолец Звягинцев: готов ли ты к борьбе с немецко-фашистскими захватчиками?! В ответ я бодро и радостно отрапортовал: – Да! Готов прямо сейчас выполнить любое задание! – Молодец, комсомолец! Затем лейтенант рассказал, что начинается формирование отрядов, отправляемых в тыл врага, и катастрофически не хватает людей, владеющих немецким языком. Я подумал, что мне дадут день-другой, чтобы обдумать предложение, но вместо этого он предложил прямо сейчас написать заявление. Когда я закончил писать под его диктовку, он внимательно прочитал то, что я написал, затем положил бумагу себе в планшет, затем встал и торжественно произнес: – Товарищ Звягинцев, вы должны быть готовы к тому, что в любой момент можете нам потребоваться! Подчеркиваю! В любой момент! Считайте себя с этой секунды призванным в армию! Вскочив вслед за ним, я громко сказал: – Служу трудовому народу! – Теперь последнее, товарищ Звягинцев. Крепко запомните: о нашем разговоре никому ни слова! Вы поняли? – Так точно, товарищ лейтенант государственной безопасности! Вернувшись в группу, я вел себя так же, как и все остальные: делал таинственное лицо и отмалчивался. Мне было о чем подумать. В отличие от этих ребят, я прекрасно представлял всю сложность и смертельную опасность будущей работы в тылу. Вдруг за несколько дней до окончания спецкурса нас неожиданно мобилизовали на строительство оборонительных укреплений, и мне стало ясно, что командование пока решило подождать с немецким тылом по одной простой причине: немецкие армии рвались к Москве. Наша работа по подготовке укреплений начиналась рано утром. Сначала мы жгли костры, прогревая промерзшую землю, а потом начинали работать ломами и кирками. Пробив верхний слой земли, мы начинали углублять траншеи и противотанковые рвы и только дважды в день отрывались от работы, чтобы поесть горячую жидкую кашу. Спали в землянках. Газет никто не приносил, поэтому свежих новостей мы не знали, пока сами не оказались на фронте. Неожиданно рано утром, перед самым началом работы, приехал грузовик, из которого выскочил военный инженер. Он подбежал к нашему лейтенанту и что-то коротко ему сказал, после чего нас быстро построили. – Товарищи! Нужны добровольцы-мужчины! Шаг вперед! Когда две шеренги разом шагнули, командиры переглянулись, усмехнулись, и тогда вышел вперед приехавший военный инженер. – Нужны крепкие, сильные мужчины, из тех, кто хорошо владеет оружием! Я шагнул одним из первых, как выходил из строя раньше, в Афганистане, когда выбирали добровольцев для особо опасных заданий. Почему я так сделал? Наверное, исходил из понимания фразы, которую когда-то слышал: жизнь радует, пока не становится слишком пресной. Может, именно это стало причиной, толкнувшей меня на такой поступок? Или просто захотелось снова пройти по лезвию ножа? Если честно, то мне и самому непонятно было, что меня толкнуло на этот шаг. Отобрав полтора десятка человек, нас посадили в грузовик и повезли, так толком ничего не объяснив, но куда мы ехали, было понятно всем. Машина ехала на звуки канонады, которые становились все громче. Приехав, мы выгрузились. Прямо перед нами лежали наполовину отрытые траншеи, в которых лихорадочно работали бойцы вперемешку с гражданским населением. Получив инструмент, мы сразу принялись за работу. Можно было считать, что мы находились на фронте, так как бой шел где-то в километре от нас. Грохот и черные огненные фонтаны взрывов в первое время заставляли оборачиваться, но спустя какое-то время я перестал обращать на них внимание, как и на сами звуки боя. К часу следующего дня вместо полевой кухни к нам неожиданно примчалась полуторка с солдатами. Из нее выскочил командир в ватнике, перетянутом портупеей. Из-под ворота расстегнутой телогрейки выглядывала петличка с одной шпалой. Подбежав к военному инженеру, руководившему работами, он громко сказал: – Немцы прорвались! Отсылайте гражданских! Тем временем его бойцы принялись стаскивать с машины длинноствольные неуклюжие противотанковые ружья и пулеметы максим. – Машину дать не могу. Она сейчас пойдет за подкреплением, поэтому уходите пешком, – продолжил говорить капитан. – Идете назад, вдоль опушки! Обогнете кромку леса, там дорога. Расстояние до нее три с половиной – четыре километра! Народ вылез из траншей и столпился в ожидании дальнейших приказов. Спустя минуту к нам подошел военный инженер. – Товарищи! Я с вами не пойду! Я военный, и мой долг защищать Москву! Семицкий! Из толпы вышел пожилой мужчина в треухе и ватнике. – Постройте людей! Спустя несколько минут мы выстроились в две шеренги. Военный инженер встал перед строем. – Товарищи! Спасибо вам большое за ваш важный и нужный в столь трудную минуту для Родины труд! Теперь вы пойдете домой! Направление вам указано! Уходите быстро, немец скоро будет здесь! Семицкий, командуйте! Люди начали строиться в колонну. С десяток студентов неожиданно отделились от толпы и подошли к командиру. Я смотрел на них и пытался понять, что мне надо делать. Правильно было уйти и использовать свои специфические знания по назначению там, где я принесу больше пользы. Это было логично. Вот только я сейчас почувствовал то, что со временем подрастерял за то время, пока служил наемником. Чувство собственного достоинства. Сделав свой выбор, я подошел к группке студентов, которые остались. – Люди мне нужны, товарищи, спорить не буду, но при этом мне нужны бойцы, умеющие держать оружие в руках! Если есть хоть малейшее сомнение… – Сейчас командир смотрел на меня. Его можно было понять. Он видел, что я подошел последним, и со стороны могло показаться, что я колеблюсь. – Лучше уходите сразу! Нянек для вас тут нет! С того самого момента, как вы поступите под мою команду, вы бойцы рабоче-крестьянской Красной Армии! Обратного пути у вас не будет! Не передумали?! Хорошо! Сейчас приедет пополнение. Найдите старшину Обломова. У него получите оружие. У разбитного старшины нашлось не только оружие, но и ремни, ватники, кирзовые сапоги. Правда, все в небольшом количестве. А вот касок не было, да и оружие было не новым. Вытертое воронение, ложи были кое-где треснуты, кое-где выщерблены. – На вас, товарищи бойцы, выделен один пулемет Дегтярева, – сказал нам старшина. – Кто обращаться с ним умеет? Я подошел к старшине. – Давайте мне. И пистолет. – Ты смотри, знаешь, – удивился просьбе старшина. – Все правильно. Первому номеру личное оружие положено. В кабине возьми, там несколько штук наганов лежит. В кабине полуторки я взял брезентовую кобуру с наганом, затем из коробки насыпал патронов в карманы ватника. Пока я осваивал пулемет, машины привезли пушки – сорокапятки и снаряды. С артиллеристами приехали связисты. Так на нашем участке появился оборонительный рубеж. Вечером приехала легковая машина, и нас тут же построили. Перед строем вышел генерал, сопровождаемый нашим капитаном. – Товарищи! Бойцы! Ваша задача проста и в то же время неимоверно трудна! Вам предстоит удержать гитлеровцев на этом участке фронта! Удержать свои позиции до двух часов дня! Там, за вашей спиной, идет разгрузка новых, свежих дивизий! Им нужно это время, чтобы занять позиции! Я понимаю, вас мало! Но я прошу вас, товарищи, сделать все возможное и невозможное! Помните, за вами столица нашей Родины Москва! Мы не можем… Утром следующего дня ударили немецкие пушки, вот только теперь они били по нам. Снаряды рвались почти рядом, обдавая нас комьями мерзлой земли. Взрывы и свист разлетающихся осколков давил на уши, резкий запах сгоревшей взрывчатки лез в нос, глаза постоянно приходилось протирать от мелкой пыли. Прошло немного времени, и вслед за взрывами, где слева, где справа, стали раздаваться человеческие крики и стоны. Неожиданно канонада прекратилась, а вместо нее, где-то издалека, со стороны немцев, послышался тяжелый гул. Он шел, нарастая, заставляя сердце биться все чаще, а руки сильнее сжимать оружие. – Приготовиться к атаке!! – разнеслось у нас за спиной. Вдоль окопа бежал наш капитан. – Приготовиться к атаке!! Неожиданно командир остановился. – Не бойтесь, парни! Фашист сам боится! И вас, и смерти! Вам надо только выстоять, парни. Понимаете?! Надо!! По местам! А ты, Звягинцев, слушай и запоминай с первого раза, потому что повторять уже некогда. Твоя первостатейная задача: отсекать пехоту от танков. Кого не убьешь, того мордой в землю надо положить! Понял?! – Понял, товарищ капитан. – Не подведите меня, бойцы! Очень я на вас надеюсь! Сказал и побежал дальше. Мы не могли знать, может даже и капитан этого не знал, что танки противника, прорвав нашу оборону, сейчас растекались в разные стороны, громя тылы разбитой и отходившей нашей армии, поэтому командование срочно организовало эту вторую линию, мобилизовав для этого всех, кто мог держать в руках оружие. Капитан это знал, но не понимал, как можно удержать пятьсот метров своего участка сотней бойцов, собранных по всему тылу, с шестью пулеметами и тремя пушками, но он был кадровым командиром, знавшим, что такое приказ, и у него было всего два выхода – удержать немцев на рубеже или погибнуть. Третьего не дано. Кроме того, он, как военный человек, прекрасно понимал, что будет, когда немецкие танковые клинья со всей силы ударят на вновь прибывшую дивизию, которая еще не успела закрепиться на новом рубеже. Если до этого меня била внутренняя дрожь, то только стоило установить пулемет на бруствере, утопить сошники и прижаться щекой к холодному прикладу, как я вдруг успокоился. Так у меня бывало и раньше. Страх не ушел, но он больше не управлял моим разумом. Теперь его место занял холодный расчет, сосредоточив окружающий меня мир в узкой прорези прицела. Танки были видны и раньше, только сейчас можно было разглядеть сидевших на их броне людей. После того как звонко и отрывисто ударили наши сорокапятки, немецкие пехотинцы резво посыпались с машин на землю. Танки не задержались с ответом, на башне одного сверкнула вспышка, потом у другого, у третьего. Рядом с окопами вздыбилась земля. Тяжелые машины, стреляя с ходу, шли на наши окопы. Сощурив глаза, я пытался понять, насколько опасна ситуация. Внезапно впереди идущий танк дернулся и из него повалил дым. Он еще проехал какое-то время и остановился. Люк откинулся, из него полезли танкисты. Перевел прицел на них, нажал на спусковой крючок. Короткая очередь сняла двоих из них. Вторая машина, обогнав подбитого собрата, вырвалась вперед, идя прямо на нас. Вспыхнуло белое пламя у его ствола, я невольно вжал голову в плечи, но снаряд упал где-то за моей спиной. «Сейчас по нам, сука, вдарит». Только я так подумал, как где-то рядом ударило противотанковое ружье. Не знаю, куда целил стрелок, но попал в гусеницу, и танк со скрежетом резко остановился. Его башня только пришла в движение, как рявкнули, одна за другой, наши пушки. Один снаряд пролетел мимо, зато другой ударил прямо в башню, после чего танк окончательно замер, превратившись в отличную мишень, чем не замедлили воспользоваться наши артиллеристы. Угроза была устранена, и теперь я мог уделить все свое внимание серым фигуркам пехотинцев, которые, стреляя из винтовок, быстро расползались по полю. «Давай, твари, давай. Ближе. Ближе!» Били пушки, глухо кашляли противотанковые ружья, стучали пулеметы, но я ничего не замечал, снимая короткими, аккуратными очередями по два-три гитлеровца. Плотный огонь из винтовок и пулеметов заставил немецкую пехоту дрогнуть. Где-то откатиться назад, где-то залечь на землю. Видя, что атака срывается, немецкое командование решило исправить положение и послало не менее двух взводов солдат для удара нам во фланг. Расстреливая атакующих фрицев, я не мог видеть этого маневра, поэтому, когда рядом со мной оказался капитан, из-за плеча которого выглядывал связной, я только бросил на него быстрый взгляд, как бы спрашивая: «Зачем пришел?» – Звягинцев, быстро за мной! Не раздумывая подхватив пулемет, я сразу продублировал команду второму номеру: – Андрей! Бери диски и за мной! Мы бежали вдоль окопа, спотыкаясь. Тяжелый пулемет уже в первые минуты бега отбил мне все плечо. Задыхаясь, мы добежали до края обороны. Только я успел поставить пулемет на бруствер, как стало понятно, для чего нас сюда перебросили. С фланга на нас набегала рассыпавшаяся цепь немецких солдат с винтовками. Здесь наших бойцов, за исключением пятерых солдат, не было. Причем они стреляли не прицельно, а для того чтобы сдержать немцев, заставить их залечь. Стоило гитлеровцам заметить пулемет, как они перенесли весь огонь на меня, но я уже стрелял, скашивая длинными очередями фрицев. Рядом со мной отрывисто били винтовки бойцов, но теперь уже не наобум, а выискивая цель. Потеряв половину подразделения в первые несколько минут, гитлеровцы не выдержали и начали отходить, а потом просто побежали. От остального боя у меня в памяти остались только картинки. Новая волна атакующих гитлеровцев. Грохот танков и орудий. Протяжные стоны раненых. Тонкой ниточкой стекающая из дырочки на виске моего второго номера кровь. Разрыв снаряда, бросивший меня на дно окопа, после которого я на какое-то время оглох на правое ухо, а перед глазами плавала серая муть. Потом чьи-то сильные руки поставили меня на ноги и, придав скорости толчком в спину, погнали вперед. Сначала бежал, автоматически переставляя ноги, потом, когда в голове прояснилось, понял, что мы просто бежим толпой, сломя голову. Вдруг неожиданно раздался чей-то хриплый выкрик: – Не могу больше! Хоть пристрелите! Мы все разом остановились, словно раздалась команда «Стой!». Люди просто попадали на землю, где стояли. Со всех сторон слышалось хриплое, тяжелое дыхание. Капитан с почерневшим лицом обошел всех людей, выделил по глотку из фляжки. Подошел ко мне. – Ты как, студент? – Отлично. Отступаю на заранее подготовленную позицию, товарищ командир. Моя шутка ему не понравилась, но он смолчал, только ожег недобрым взглядом. Я пересчитал оставшихся людей: вместе с командиром и его связным в строю осталось двенадцать человек. Потом мы встали и шли до тех пор, пока окончательно не стемнело. За ночь я дважды просыпался от холода, но потом снова засыпал. Меня растолкали в темноте, после чего двинулись дальше. Скоро стало светлеть, и мы увидели, что подходим к околице какой-то деревни. Здесь нас покормили и определили на постой в какой-то сарай. Отогревшиеся и сытые, мы вскоре все заснули. Разбудил меня связной нашего капитана. – Вставай, там генерал приехал! – И что мне с того? Несмотря на явное нежелание вставать, нас растолкали и заставили построиться. Сапоги, ватники, все в грязи, лица мало чем отличаются от одежды, но, что удивительно, все стояли в строю с оружием. – Равняйсь! Смирно! Товарищ генерал… – Отставить! Потом была короткая речь о том, что мы совершили подвиг, который никто и никогда не забудет. «Брось, генерал. Уже забыли». Генерал прошелся вдоль строя, оглядывая людей, потом бросил через плечо своему адъютанту: – Круглов, принеси портфель. После этой фразы последовала раздача наград. В числе прочих я получил медаль «За отвагу», с чем и отбыл в тыл, несмотря на намеки капитана типа, что из тебя выйдет отличный боец, товарищ Звягинцев. «Пошла на хрен такая война, – подумал я, садясь на полуторку, уходящую в тыл. – Впрочем, сам виноват, что ввязался. Следующий раз головой думать будешь». Приехал в город, который не видел больше месяца. Теперь Москву было не узнать. Война преобразила ее так, как меняет штатского человека армейская форма. Все, что раньше светилось, теперь было закрашено темно-синей краской, но еще больше стало защитного цвета. Он был практически везде. Везде, куда ни посмотри, взгляд упирался в стволы зенитных пушек и пулеметов, шинели бойцов, военные грузовики, а подними голову – в небе висели заградительные аэростаты. На улицах стало много людей в военной форме, два раза мне на глаза попались конные патрули, а вместо подтянутых постовых движение теперь регулировали девушки в красноармейской форме. Много было разрушенных и поврежденных зданий, кое-где зияли воронки от авиабомб. Стекла окон были заклеены крест-накрест, на улицах – противотанковые рвы, надолбы и ежи, баррикады из мешков с песком, а в воздухе висел непрерывный грохот далекой орудийной канонады. Сойдя с трамвая, я увидел на заборе плакат, еще мокрый от клея, где солдат в развевающейся шинели поднимал высоко вверх винтовку: «Отступать некуда – за нами Москва!» Первым делом я поехал к Костику, так как наши продовольственные запасы хранились у него на квартире. Мне повезло, что я застал его дома. Помылся и даже частично переоделся, одолжив кое-что из гардероба тезки. Насколько я мог судить по его внешнему виду, Костик после отъезда отца очень даже неплохо жил. Он с ходу предложил переехать к нему, но я отказался. Разговаривали долго, вспоминая знакомых. Немного выпили. Потом он мне показал письмо, которое прислал Сашка Воровский из училища, я в свою очередь рассказал ему, что мне тоже немного пришлось повоевать, в двух словах упомянув о полученной медали. Он мне не поверил, тогда пришлось показать ему наградной документ, который носил с собой. – А медаль?! Ты медаль покажи! Дал ему коробочку с медалью. – Ух ты! Здорово! За отвагу! Константин Кириллович Звягинцев, да вы у нас просто настоящий герой!! – А ты у нас, парень, просто пить не умеешь. Не кричи больше. Ты Сашке ответ написал? – Нет. Вот теперь напишу! Теперь есть о чем писать! Пусть завидует! Наш разговор прервал звонок в дверь, это пришла очередная пассия Костика. Я ушел, как он ни уговаривал меня остаться. Устроить загул было бы неплохо, но сейчас мне больше всего хотелось нормально, чисто по-человечески отдохнуть и все как следует обдумать. «Это надо было быть полным кретином, чтобы сунуться в ту бойню, – я все никак не мог определиться с сутью неожиданного проявления своего героизма. – Но вопреки логике и здравому смыслу, посчитал, что так нужно сделать. Только почему? Это была самая тупая и кровавая мясорубка из всех, что мне пришлось пережить! Так зачем нужно было туда лезть?!» Спустя какое-то время я все же пришел к странному для самого себя выводу: вопреки моему цинизму, основанному на деловом подходе к делу (оплате за работу в твердой валюте), во мне, глубоко внутри, похоже, всегда жил русский человек, душой болеющий за свою родину. В общежитии сейчас было безлюдно и тихо. Из ребят в нашей комнате никого не было, кроме меня. Те, кто не уехал вместе с институтом в эвакуацию, воевали на фронте. Одна из вахтерш мне даже сказала, что идут разговоры об устройстве здесь госпиталя. Два дня отдыхал и отъедался, а когда решил, что хватит отлеживать бока, ко мне вдруг пришел секретарь комсомольской организации нашего института Антон Степашин. Его визит меня сначала удивил, но уже через минуту стало понятно, что тот пришел из-за полученной мною медали. Вчера он случайно встретил Костю в райкоме партии, и тот, конечно, не удержавшись, рассказал, что Звягинцев получил медаль за оборону Москвы. Сейчас он явился для того, чтобы пригласить меня выступить на общем собрании комсомольцев института и рассказать о своем подвиге. Услышав все это, я тут же мысленно пообещал себе, что Костика все равно убью, но перед этим он у меня будет долго мучиться, после чего стал лихорадочно придумывать правдоподобную отговорку, как Степашин вдруг неожиданно сказал: – Не волнуйся, Костя, время еще есть. Собрание будет в пятницу. Ты, главное, подготовься. Расскажи о людях, с которыми воевал. Может, тебе какой момент запомнился. Или… – Антон! Я два дня воевал. Только два дня! Что тут рассказывать?! – Медаль ты получил? Получил! Вот и расскажешь комсомольцам, за что ее получил! Я обреченно кивнул головой. – Вот еще что… Ты сходи в наш секретариат. Там твоя фамилия в каких-то списках упоминается. Пока, Костя.На подходе к институту меня неожиданно окликнули. Это был знакомый студент, с которым мы учились на курсах немецкого языка, пока меня не выделили в спецгруппу. – Привет, Семен! – Здорово, Костя! – Что у нас слышно? – Ты про институт? – Я кивнул головой. – Сейчас полным ходом формируют группу к эвакуации. В сто четвертой аудитории идет запись. Говорят, в Ташкент повезут… или на Урал. Точно не скажу. Кстати, ты Сашку Калелина знал? – Так. Мимоходом. А что? – Погиб при обороне Москвы. И Ваня Марков. Пичугин Лешка… Проклятые фашисты! Они за все нам ответят! Мы им покажем кузькину мать! Дадим так… – При этом он энергично потряс крепко сжатым кулаком в воздухе. – Помнишь, как Сталин в своей речи на параде сказал: разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны победить немецких захватчиков! – Помню. – Так и будет! Победа будет за нами! Вот увидишь! Ничего, скоро они у меня попляшут, эти фашистские сволочи! Я… – Погоди, ты что, в армию идешь? – Черт! Заболтался тут с тобой! Я же в военкомат иду! За назначением! Шесть раз к военкому ходил, но своего добился! – На его лице расплылась довольная улыбка. – Думаю, через несколько дней, максимум через неделю, буду на фронте! – Здорово! И куда тебя направили? – Не знаю. Сегодня обещали сказать. Все! Надо бежать! Встретимся в Берлине, Костя! – Удачи тебе, Сеня! Мы пожали друг другу руки и уже собрались идти, как мой однокурсник неожиданно воскликнул: – Костя, погоди! Тебя же тогда тоже перевели на спецкурсы по немецкому языку? – Да, – подтвердил я. – А в чем дело? – Извини. У меня уже времени нет. Зайди в секретариат, там тебе все объяснят! – И он торопливо зашагал. «Если это то, о чем я думаю… Ладно. Посмотрим». Войдя в институт, я сразу направился в секретариат. Открыл дверь, вошел. Седая голова женщины, склоненная над бумагами, никак не отреагировала на мое появление. – Здравствуйте, Мария Семеновна. Мне тут сказали… Ответственный секретарь резко подняла на меня глаза, внимательно всмотрелась, потом четким и ровным голосом, словно излагала какой-то отчет, сказала: – Помню. Наш студент. Первый или второй курс. – Второй. Мне тут про список сказали. Моя фамилия Звягинцев. Костя. – Быстро! Вчера только звонили, а он тут как тут! А! Так ты Семена Фимкина, наверное, встретил? Я кивнул головой. – Значит так, Звягинцев. Звонили из Народного комиссариата внутренних дел. Ты должен явиться в ближайшие дни по адресу… Как мне еще сказали, чем быстрее ты там появишься, тем лучше. Все понял? Адрес запомнил? Я кивнул головой. – Отлично! Так может, ты знаешь про ребят, которые у меня в списке? Их фамилии я тебе сейчас зачитаю. – Не надо, Мария Семеновна. После курсов большинство из них не видел, поэтому могу сказать только про троих. Про Степашина, Кудряша и Маевского. Я вместе с ними рыл окопы, но потом меня перебросили на другой участок. Больше их я не видел. Секретарь аккуратно пометила для себя эти три фамилии, а потом посмотрела поверх очков и сказала: – Все, иди, Звягинцев. Я тут одна, и у меня еще полно работы. А тут еще этот список… – Последние слова она произнесла, уже склонившись над какой-то бумагой. – До свидания! – Еще пару секунд я подождал ответа, а затем понял, что она снова с головой ушла в бумаги, развернулся и вышел.
У основания широкой лестницы, по обеим ее сторонам, стояли два массивных бюста – Ленина и Сталина, – задрапированные красным кумачом. В шаге от Ленина стоял стол, за которым сидел сержант госбезопасности. В данный момент он негромко, но, судя по всему, очень доходчиво что-то говорил грузному мужчине в драповом пальто, потому что тот ежеминутно вытирал платком блестевшее от пота лицо. У толстяка было собачье, заискивающе-виноватое выражение лица, только что хвостом не вилял. В двух шагах от нервничающего посетителя в короткой очереди ожидали еще двое мужчин. Я только собрался пристроиться в хвост очереди, как увидел еще одного дежурного, рядового НКВД с кобурой на поясе. За его спиной маячил солдат с винтовкой на плече. Сейчас он с сердитым выражением лица что-то втолковывал женщине, стоявшей перед ним. Когда я к ним подошел, то услышал окончание разговора: – Я вам уже все объяснил, гражданка! А теперь уходите! – Мне только сказать… – Уходите, вам сказано! – он посмотрел на меня. – Вам что, товарищ?! В нескольких словах я объяснил причину своего появления. Он мотнул головой в сторону стола и сказал: – Ждите своей очереди. Сержант НКВД внимательно изучил мой студенческий билет, потом сверил фамилию со списком, лежащим перед ним, и только после всего снял трубку телефона, стоявшего на столе. – Сержант Нефедов. Товарищ лейтенант, тут парень – студент – пришел… Звягинцев Константин! Так что… – замолчав, он стал слушать, а спустя несколько секунд бодро отрапортовал: – Так точно! Вас понял! Положил трубку и сказал: – Подожди. Сейчас за тобой придут, а пока отойди в сторону. Я протянул руку за студенческим билетом, на что получил сухой и короткий ответ: – Потом получишь. Спустя какое-то время по лестницеспустился тот самый лейтенант, который брал у нас расписки. Быстро и цепко обежал взглядом людей и почти сразу выделил меня. Подошел. Три с половиной месяца назад, когда я впервые его увидел, он выглядел явно лучше, чем сейчас. Синева под запавшими глазами перекликалась с синевой на выбритом подбородке. Глаза в красных прожилках, усталые, злые и настороженные. Несколько секунд внимательно вглядывался в меня, а потом сказал: – Узнал. Ты где сейчас? – Еще три дня назад окопы рыл, товарищ лейтенант государственной безопасности. – Ясно. Сутки тебе на сборы, Звягинцев. Затем приедешь по адресу… – Он назвал адрес. – Там обратишься к товарищу Сливе Ивану Петровичу. Он о тебе будет знать и все подробно объяснит. Все понятно, товарищ Звягинцев? – Так точно, товарищ лейтенант. – Не подведи меня, комсомолец. – Не подведу. Я получил обратно свой билет у сержанта госбезопасности и ушел, а еще через день оказался в тренировочном лагере Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД (ОМСБОН). «Может, по родной специальности удастся поработать, – сразу подумал я, стоило мне услышать название части. – По крайней мере, в чистое поле с одной гранатой против трех немецких танков не погонят. Если так, то уже хорошо». Младший лейтенант Иван Петрович Слива оказался заведующим канцелярией. Возрастом за сорок лет, но при этом имел подтянутый и щеголеватый вид. Оглядев меня с ног до головы, почесал в затылке и спросил: – Кроме немецкого языка, что еще умеешь? По воинской специальности? – Не служил. – Как со стрельбой? – Стрелял из винтовки, пулемета и нагана. – Очень хорошо. А с парашютом прыгал? Спортивные разряды есть? – Не прыгал. Разряды есть. По самбо и боксу. – Неплохо. Студент? – Студент. Институт литературы и истории. – Литературы и истории, говоришь? Гм. Задачку ты мне задал, – озадаченно произнес он, потом еще раз скептически окинул мою долговязую фигуру и вдруг неожиданно заявил: – Ничего, парень, мы из тебя еще орла сделаем! Меня обмундировали, поставили на довольствие и представили командиру учебного взвода. Новый оценивающий взгляд и новое ободряющее напутствие: – Трудно в ученье – легко в бою! Кто сказал? – Александр Васильевич Суворов. Русский полководец. – Правильно, боец! Запомни эти слова. Никаких поблажек не будет! Ты должен будешь отдать весь себя подготовке! Понимаешь? За три месяца ты обязан стать полноценным бойцом, а значит, если тебе придется умереть, так должен уйти не один, а прихватить с собой на тот свет хотя бы десяток фашистов! – Так точно, товарищ лейтенант! Буду стараться! – На сегодня свободен. Можешь идти, боец.
Нас учили методам сбора разведывательной информации, стрельбе, чтению топографических карт, ориентированию на местности, работе с парашютом, также немало времени уходило на общую физическую подготовку, куда входило освоение азов рукопашного боя и умения владеть ножом. Я старательно учился, но при этом показывал только треть своих способностей и умений, поэтому на фоне успехов моих товарищей – спортсменов, перворазрядников и мастеров спорта – мои достижения выглядели не так внушительно, но при этом меня несколько раз хвалили перед строем. Дескать, старается парень! Не хочет быть обузой для своих будущих товарищей, бойцов-разведчиков! Поскольку я был специалистом, меня не стали подключать к изучению радио- и взрывного дела, а направили на занятия по углубленному изучению немецкого языка, который преподавал немецкий коммунист, бывший учитель, берлинец Карл Мютке. Кроме того, нашу группу учили работе с немецкими документами и картами. Занятия шли с раннего утра и до позднего вечера, прерываясь только для принятия пищи. Я сильно уставал и засыпал раньше, чем голова касалась подушки. По окончании подготовительного курса началось комплектование групп. Вот тут мне, что называется, не повезло. Мне достался тот тип командира, который я и раньше не любил. Не солдат в полном понимании этого слова, а администратор. Им стал старший лейтенант-пограничник. Его перед самой войной отправили учиться в Москву на курсы повышения квалификации, но при сложившейся обстановке курсы прикрыли, а командиров отправили воевать. Этому повезло, он попал не на фронт, а в партизаны. Видно, учитывали специфику его службы и то, что он служил на Дальнем Востоке. Я познакомился с сержантом из канцелярии, который, как и я, учился в ИФЛИ, только на третьем курсе. От него мне удалось узнать, что наш будущий командир служил не на самой погранзаставе, а в штабе, на бумажной должности. А так все было при нем. Командир-пограничник. Дальневосточник. Коммунист. Отличная кандидатура для должности командира разведывательно-диверсионного отряда. Вот только, к сожалению, красивая упаковка не всегда является залогом качественного товара. Из двенадцати человек, если считать всех вместе с командиром, четверо из нас были специалистами. Радист, взрывник, военфельдшер и переводчик. Радист и военфельдшер были девушками. Наташа Васильева, при ее красоте, имела тонкую талию, красивую тугую грудь, округлую попку и изящные длинные ноги. Она, как и я, в прошлом году закончила школу. Поступила в Педагогический институт по специальности русский язык и литература, а затем, на волне всеобщего патриотизма, пошла с двумя подружками на курсы радистов, по окончанию которых записалась в добровольцы. Аня Макарова, студентка четвертого курса медицинского института, была привлекательной девушкой лет двадцати пяти – двадцати шести. При небольшом росте она была крепкого телосложения. Длинные каштановые волосы она зачесывала за уши и стягивала на затылке резинкой. Ей было далеко до Наташи с ее яркой внешностью, но большие серые глаза с радостно-удивленным взглядом и пухлые губы делали ее похожей на девочку-подростка с несколько большим бюстом и широкими бедрами, что невольно привлекало мужские взгляды. Впрочем, она, похоже, не сильно унывала из-за своей фигуры, имея веселый и легкий характер. В нашу группу входили три крепких молодых парня, рабочие с завода «Серп и молот». Они были закадычными друзьями и вместе пришли по комсомольским путевкам. Еще четверо – из спортсменов, имевших первые разряды. Два борца, лыжник и бегун на длинные дистанции с препятствиями Леша Крымов, стройный, симпатичный и веселый парень, который быстро сдружился с девушками, а в особенности с Наташей. Они смотрелись очень красивой парой. Вот только взрывник выбивался из нашего молодежного коллектива. Градов Николай Николаевич. Насколько я успел узнать от приятеля-сержанта, лейтенант по окончании военного училища сразу попал на финскую войну, где заработал тяжелое ранение и медаль. После полугода, проведенного в госпитале, его, признав ограниченно годным, направили на работу в военкомат. После того как написал четыре заявления об отправке на фронт, он наконец получил направление к нам, по своей воинской специальности – сапер, и был единственным бойцом из нас, кто имел военный опыт. Не считая меня.
Глава 6
Двенадцатого мая 1942 года нас привезли на аэродром. Уже темнело. После того как мы выгрузились, нас встретил и провел к двухмоторному «Дугласу» пожилой старшина с голубыми петлицами. – Будьте здесь, товарищи, – сказал он нам, после чего ушел вместе с нашим командиром. Какое-то время мы осматривались, разглядывая летное поле, самолеты и ангары. Парни и девушки разговаривали тихо и натянуто, словно мы уже высадились в тылу и враг находится где-то неподалеку. Не успели мы освоиться, как снова приехал пожилой старшина, стоя на подножке полуторки. Спрыгнул, подошел к нам: – Двое – в кузов! Забирайте парашюты! Какое-то время мы занимались прилаживанием мешков и надеванием парашютов. У кого получилось быстро, а кое-кому пришлось помогать. После чего Градов нас выстроил, затем старшина всех внимательно осмотрел, кое-где подправил, что надо, подтянул. Одобрительно кивнул, после чего подойдя к заместителю командира отряда, вытянулся, четко отдал честь и доложил: – Товарищ командир, осмотр группы закончен! Нарушений нет! Старшина Синица! – Нет, и хорошо. Старшина открыл планшет, висящий на боку, и достал из него какую-то бумагу. – Товарищ командир, распишитесь вот здесь. Когда старшина ушел, Градов нас распустил, но уже спустя десять минут пришли мотористы и сняли брезент с моторов, а за ними появились летчики вместе с нашим командиром. Я посмотрел на часы. Было ровно девять тридцать вечера. – Ну что, бойцы, готовы к подвигам? – спросил один из летчиков, проходя мимо нас. – Готовы! – подтвердило вразнобой несколько голосов. – Тогда грузитесь! – приказал он, забираясь по трапу в самолет. Только мы забрались внутрь, как инструктор-парашютист хлопнул тяжелой дверью, отрезав нас от внешнего мира. Громкий щелчок хлопнувшей двери подогнал нас, заставив торопливо рассесться на узких металлических скамьях вдоль бортов. Спустя минуту из кабины пилотов вышел летчик. Его инструкция о правилах поведения на борту самолета была предельно лаконична. – Всем все понятно, товарищи?! – Так точно! Да! Понятно! Он кивнул головой и вернулся в кабину. Спустя пару минут заработали моторы, набирая обороты, взвихрились винты. Самолет легко оторвался от взлетной дорожки. Мы все сразу прильнули к иллюминаторам и стали смотреть, как сливаются с темнотой пятна жилых кварталов и полосы пригородных улиц, а спустя еще пару минут, когда самолет набрал высоту и за стеклом разлилась чернильная темнота, мы развернулись, бросая друг на друга испытующие взгляды. На потолке самолета зажглась синяя лампочка, тускло осветив лица моих «товарищей по несчастью». Впрочем, так считал я сам, вкладывая в эти слова иронию и понимание того, что нас там ждет, исходя из своего опыта, а в их глазах легко читались страх, волнение, гордость и отчаянная радость, что именно им доверили такое ответственное и опасное задание. Опыт партизанской войны у меня был, правда, не в условиях болот и лесов Беларуси. Афганские горы, джунгли Африки… Впрочем, основа есть, а остальное, как всегда бывало, приобретается со временем. Командир нашей группы, похоже, тоже понимал, что нам предстоит, и, наверное, поэтому сидел неестественно прямо, с неподвижным лицом. Его заместитель, подрывник, сидевший рядом с ним, напряженно морщась, разглядывал карту, лежавшую у него на коленях. Дмитрий Богатырев, крепкий и плечистый парень, кандидат в мастера спорта по вольной борьбе, сидевший напротив, бросил на меня ободряющий взгляд. Дескать, все нормально, парень! С ним, Лешей Крымовым и девушками у меня установились почти дружеские отношения, а вот остальные парни нашей группы, крепкие и сильные, относились ко мне, в целом, неплохо, но при этом чувствовалось легкое пренебрежение. Не рабочий парень, как они, студент, да и специальность у него не сильно воинственная: переводчик, поэтому и разговоры за моей спиной были соответствующие. «Ну и что, если он знает немецкий язык?! Там воевать надо! Не языком трепать, а бить врага! А если с немцем врукопашную придется схватиться, насколько силы и воли у этого студента хватит?» Мне об этих пересудах по секрету рассказала Наташа, которая слышала это от Леши Крымова. Все эти неувязки складывались из-за того, что нас объединили в группу всего за несколько дней до вылета, поэтому толком мы друг друга не знали, да и то, что все они были молодые, от семнадцати до девятнадцати лет, с еще не сложившимися, полувзрослыми понятиями о жизни, накладывало свой отпечаток. Я их не осуждал. Еще молодые и зеленые. Пусть опыта наберутся, тогда и разговор будет. Правда, сколько их останется в живых к тому времени, наверное, и сам господь бог не знает. Аня, сидевшая между мной и Наташей, то и дело вздрагивала, хватаясь за меня или за подругу, когда самолет проваливался в воздушные ямы. Спустя какое-то время в висках часто и отчетливо застучала кровь и заложило уши. Давала себя чувствовать большая высота. Нервы у всех натянулись, но при этом мы изо всех сил старались казаться спокойными. Неожиданно луна вынырнула из-за туч, и в иллюминаторы потек мертвенно-белый свет. – Ой, луна! – неожиданно громко воскликнула Аня, вызвав своим восклицанием снисходительные улыбки молодых парней, как вдруг самолет ощутимо тряхнуло, мгновенно стерев ухмылки с лиц. В глазах появилась растерянность и страх. После чего нас встряхнуло еще раз, за ним другой и третий. Растерянность прошла, и все сразу прильнули к иллюминаторам. Внизу я увидел вспышки орудийных залпов, отдаленное зарево, разноцветные пунктиры трассирующих пуль и бьющие в нас лучи двух немецких прожекторов. Они нас засекли, и теперь вражеские зенитки открыли огонь по «Дугласу». Вдруг пол самолета ушел из-под ног, да так резко, что захватило дух, – это пилот повел самолет на снижение, а в следующую секунду вышел штурман и объявил, что самолет приближается к месту выброски. Не успела за ним закрыться дверь, как инструктор громко скомандовал: – Приготовиться! Все торопливо вскочили и подтащили грузы к люкам, затем построились: шесть человек, друг другу в затылок, к левому люку, пять – к правому. Инструктор распахнул дверцы бортовых люков, и вместе с ураганным шумом ветра в кабину ворвался оглушительный рев моторов. Медленно, словно резиновые, потянулись одна за другой секунды ожидания. У люка замерцал зеленый огонек: сигнал «приготовиться». Напряжение внутри меня достигло высшей точки. – Груз пошел!! – крикнул во весь голос инструктор. – Второй пошел!! Пошли!! Быстрее!! Во рту пересохло, ноги словно налились свинцом, но все это прошло, стоило мне оказаться перед люком. Встречный поток ветра ударил мне в лицо, когда я прыгнул в темноту. Приземлился я удачно, на самой опушке леса, не зависнув на дереве. Выкарабкавшись из-под полотнища, я огляделся. За спиной стоял подлесок, а за ним темная полоса деревьев. Впереди шли заросли кустарника, а за ним поле. «Где наши? Когда я приземлялся, то видел пару блекло-белых пятен парашютных куполов совсем недалеко отсюда. Вроде… они должны быть несколько левее». Неожиданно ветер принес оттуда болотные запахи и кваканье лягушек. «Так там не поле, а болото. Вот высадили так высадили». Отстегнув парашют, я только снял с груди вещевой мешок, как услышал чей-то негромкий голос: – Ребята! Наташа! Тут есть кто?! Это был голос Ани. – Я тут! Костя! – отозвался я. Сразу за мной подал голос Семен Шкетов, лыжник-перворазрядник: – Не шумите! Стойте на месте! Я сейчас подойду! Когда мы собрались втроем, я увидел, что Шкетов мокрый и грязный. Только открыл рот, как Аня меня опередила с вопросом: – Что с тобой, Сеня? – Да тут рядом болото, будь оно проклято! Хорошо, что сел с самого края. Как вы? – Нормально, – отозвался я. – Может, кто-то из наших попал в болото и им требуется помощь, – встревоженно предположила девушка. – Надо идти их искать. – Кто спорит, вот только парашюты надо спрятать, – согласился с ней Семен. Недолго думая, мы утопили их в том месте, где утонул парашют Шкетова. Какое-то время совещались, определяя направление наших поисков, а потом двинулись вдоль болота. Спустя десять минут быстрой ходьбы мы наткнулись на нашу группу, стоявшую на краю леса. Встретили они нас каким-то зловещим молчанием, а когда мы подошли, так же молча расступились. На земле лежал Вася Потапов, один из заводских ребят, наполовину закрытый парашютным шелком. Его голова была неестественно вывернута, а глаза широко открыты. Скользнул взглядом по дереву, рядом с которым лежал мертвец. По обломленным сучьям было видно, что парашют не зацепился за дерево, а только скользнул по сучьям. – Ой! – громко воскликнула Аня. – Что с ним?! Командир, поморщившись, негромко сказал: – Несчастный случай. Видно, приземлился прямо на дерево, а затем упал на землю… Еще пару минут прошло в гнетущем молчании. Никто из молодежи не ожидал, что наша миссия, еще даже не успев начаться, обернется человеческой жертвой. – Нам надо идти. Скоро светает, и нам надо как можно скорей дальше уйти от места выброски, к тому же нам надо найти грузовые тюки, а так как Потапова мы похоронить по-человечески не можем, поэтому его тело надо где-то спрятать, – заместитель командира проговорил это твердо, глядя нам по очереди в глаза. – Это война, товарищи, – выступил следующим командир, – и без жертв она не бывает. Вася Потапов навсегда останется в наших сердцах. Звягинцев и Крымов, займитесь телом. «Похоже, наш командир только речи толкать умеет. Хотя… Время покажет». Тело Потапова было решено похоронить в болоте, потому что на большее у нас просто не было времени. Меня и Крымова отрядили на эти «своеобразные» похороны, а остальные разошлись на поиски тюков. Спустя полчаса все снова собрались. Из трех тюков нашлись только два. – Выступаем. – После этой команды мы быстрым шагом пошли вдоль болота. Никто не говорил, так как неожиданная смерть товарища на всех наложила свой горький отпечаток. Шли мы скрытно и по мере возможности бесшумно. Сначала мы пересекли затопленную луговину, чтобы сбить со следа собак, если враги пойдут по нашему следу, а затем углубились в лес. Насколько я мог понять, наши командиры старались избегать открытых мест, таких как просеки и лесные тропы. Идти было тяжело. Спустя пару часов вещевой мешок и самозарядная винтовка Токарева казались мне просто неподъемными. Пот заливал глаза, а корни деревьев словно специально лезли под ноги, заставляя спотыкаться. Свою первую короткую стоянку мы сделали только через три часа. Остановившись, все просто повалились на траву, вытягивая гудящие ноги. Первые десять минут мы лежали, восстанавливая дыхание и вытирая пот с лица. Спустя какое-то время командир привстал, оглядел наши усталые и невеселые лица и начал говорить: – Товарищи бойцы, мы сейчас находимся на территории Беларуси. Где-то, приблизительно… в семидесяти-восьмидесяти километрах от города Могилева. Сразу хочу отметить, что все прошло не так плохо. Да, нелепая гибель товарища Потапова омрачает наши умы, но мы отомстим за его смерть, и поэтому, чтобы она не была напрасной, должны с честью выполнить поставленные перед нами задачи. Теперь о самих задачах. Как вы уже знаете, по прибытии в указанный район мы в первую очередь должны будем организовать базу, после чего приступить к организации партизанского движения, привлекая и используя местных жителей, красноармейцев и командиров из окруженцев. После создания партизанского отряда нашей основной задачей станет борьба с немецко-фашистскими оккупантами. Мы должны внести панику в наступающие части противника, взрывая мосты, уничтожая вражескую технику и водительский состав. Второй, не менее важной задачей можно считать разведывательные действия… – Он говорил сухим, казенным языком, словно делал доклад на собрании, не понимая, что сейчас этим ребятам, как они ни храбрятся, нужно человеческое участие, а не казенные слова. – Теперь я предоставлю слово товарищу Граду. Перед самой отправкой нас предупредили, что на время, проведенное в тылу врага, мы должны обращаться к нашим командирам по прозвищам, которые были взяты от их фамилий. Командир – товарищ Зима, а его заместитель – товарищ Град. Встал Градов. – Вы молодцы, ребята. Прыгнули хорошо, кучно, тем более что у всех это был первый прыжок в тылу врага. Да и собрались быстро. Молодцы. Теперь я хочу поговорить с вами о том: кто чем будет заниматься. Все эти дни я присматривался к вам, а еще поговорил о каждом из вас с вашими преподавателями и сделал для себя выводы, после чего посовещался с товарищем ко… Зимой. Для начала мне будет нужен помощник по взрывному делу. Я знаю, что трое из вас изучали его на курсах подрывников, но пока возьму только одного. Это боец Белов. С ним я буду заниматься отдельно. Трое – боец Звягинцев, боец Васильева и боец Макарова – первое время будут работать только на базе, а там посмотрим. Всем остальным бойцам будут время от времени ставится задачи по тем пунктам, которые перечислил товарищ Зима. И еще. Всем соблюдать тишину. Все, отдых закончен. Мы выходим. Второй раз мы остановились, когда начал накрапывать дождик. Забравшись под развесистую ель, мы уселись на траву, укрывшись плащ-палатками. Небо затянуло тучами, и дождь усилился. Несмотря на потоки воды, льющиеся с неба, мы все молча блаженствовали после тяжелого перехода, время от времени бросая беспокойные взгляды в сторону командиров, которые тихо совещались, водя пальцами по карте. Неужели снова погонят под проливным дождем? Спустя какое-то время тучи ушли и дождь прекратился. Лишь изредка порывы ветра стряхивали дождевую воду с деревьев. Все изредка переглядывались друг с другом и были готовы услышать приказ: «Выступаем», – как нас неожиданно обрадовал заместитель командира. – Мы посоветовались с товарищем Зимой и решили здесь остановиться на ночевку. Объясню. Прошел сильный дождь и скрыл наши возможные следы. К тому же нам все равно нужно становиться на ночевку, так почему не сейчас? Но сразу хочу предупредить: огонь не разжигать. Сегодня обойдемся сухим пайком. – А покурить? – спросил его Сергей Демин, доброволец, пришедший по комсомольской путевке от завода. – Курите, но осторожно. С постами будем разбираться ближе к вечеру. Заводские парни сразу закурили, с удовольствием затягиваясь папиросами. Закурила и Аня. Некурящие спортсмены начали потрошить свои вещевые мешки, доставая продукты. Потихоньку завязались разговоры. Я прислушался к словам Наташи, которая сейчас делилась своими впечатлениями, сидя с Крымовым. – Честно говоря, я не так все представляла. Мне виделось поле с убитыми и разбитой военной техникой. Гитлеровцы, которые везде. Фашистская речь, стрельба… А тут лес тихий и спокойный. Мы даже ни одного выстрела не слышали. – Ты, Натка, радоваться должна. Мы же не на передовой воюем, а будем тайные диверсии совершать. Нас фрицы не должны не видеть и не слышать, – в голосе Крымова слышались снисходительные нотки. – Все так, Леша, но все равно как-то странно. Словно мы сидим в Измайловском парке… – договорить ей не дала вдруг неожиданно донесшаяся откуда-то издалека пулеметная очередь. Разговоры сразу смолкли, заставив всех насторожиться. Какое-то время все молчали, но так как выстрелов больше не было, люди снова расслабились, но разговоры стали вести заметно тише. Я стал думать о том, как выжить, участвуя в боевых операциях в составе этой «смертоносной» диверсионной группы. Весь состав группы – молодежь, еще не нюхавшая пороху, хотя заводские ребята хвалились, что в составе рабочего батальона участвовали в обороне Москвы. «Вот Градов – это солдат и, судя по всему, дело знает, да и с людьми умеет говорить. А командир… Дай бог, если я ошибаюсь в нем. Дай бог. Еще оружие. Не могли автоматами всех снабдить. Два ППШ на группу и легкий пулемет. Смешно. У остальных винтовки СВТ, гранаты и финские ножи. Боевого опыта нет ни у кого, зато все имеют звание старшины, – я усмехнулся, вспомнив, как за два дня до отправки нас выстроили, а затем торжественно зачитали приказ о присвоении всем старшинских званий. – Сколько потом радости было. Сущие дети. Ладно. Время покажет, кто на что способен, а сейчас уж очень есть хочется». Залез в мешок. Круг копченой колбасы, три банки тушенки, банка сгущенного молока, сало в вощеной бумаге, несколько пачек концентратов, сухари. Без раздумий впился зубами в ароматно пахнущую колбасу. На следы войны мы наткнулись уже на вторые сутки нашего похода, когда вышли к краю леса, чтобы определиться на местности. На лесной поляне, среди густого малинника, лежали трупы. Майор, старший политрук и пять красноармейцев. Майор лежал на самодельных носилках с забинтованной головой. Судя по положению тел, они приняли здесь свой последний бой, защищая раненого командира. Оружия не было, только десятка три винтовочных гильз, разбросанных вокруг тел, говорили о последнем бое. Судя по состоянию разложившихся тел, над которыми к тому же поработали звери и птицы, с момента смерти воинов прошло много времени. Девушки от трупов шарахнулись, как овечки от дикого зверя, и спрятались за спинами парней, тяжело дыша и громко сглатывая слюну. Ребята выглядели бодрее, но и по ним было видно, что эта картина их нервирует. Командир, похоже, растерялся, не зная, как правильно отреагировать на ситуацию. Выручил его Градов, выйдя вперед со словами: – Прощайте, товарищи! Вы с честью исполнили свой воинский долг, не склонив головы перед фашистской нечистью! Родина вас не забудет, а мы отомстим за вас! Все! Уходим! Все с великой поспешностью покинули кладбище непогребенных бойцов. Даже никто не заикнулся, что тела надо похоронить. Наткнувшись на проселочную дорогу, определили, что по ней довольно часто ездят, поэтому командиры решили устроить засаду, чтобы окончательно уточнить наше местоположение. Могли пройти и сутки ожидания, но нам повезло – уже спустя несколько часов послышалось тихое ржание лошади, а затем стали слышны топот копыт и скрип телеги. Градов еще раньше определил места для людей, поэтому нам только и оставалось, как занять свои позиции. Командир не вмешивался ни во что, заняв непонятную мне нейтральную позицию. Я встал в указанном мне месте, приготовив оружие. Когда телега подъехала, я осторожно выглянул. В телеге сидели два бородача. На одном была надета прямо на рубаху брезентовая куртка, а другой был в пиджаке и синей рубашке в белую полоску. На дорогу вышел наш борец вольного стиля Дмитрий Богатырев. Увидев впереди человека, возчик натянул вожжи. Телега остановилась. Я осторожно выглянул. Сидевшие на телеге мужчины спрыгнули и теперь с любопытством рассматривали мощную фигуру парня, ставшего у них на дороге. Ни один, ни другой не сделали ни одного лишнего движения. Потом переглянулись, и тут я заметил скользнувшую по губам улыбку одного из мужчин. Он и начал разговор. – Это вас, хлопец, третьего дня сбросили? – напрямую спросил он десантника. – Вы кто сами будете? – не отвечая на вопрос, поинтересовался Богатырев. – Местные жители, товарищ. Давайте сюда вашего старшого. Есть у нас к нему разговор. – Мужчина говорил открыто, но при этом твердо и напористо. – Какого-такого старшого? – несколько растерянно спросил Богатырев. – Вот он выйдет, и мы узнаем, какой у вас старшой, – уже с насмешкой сказал мужчина. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, из-за дерева вышел командир, держа наготове автомат. Увидев его, «бородачи» снова переглянулись и замерли в ожидании. – Я старший. Слушаю. – Мы из отряда Липатова, а о вас нам рассказали местные жители. Они слышали самолет, а кое-кто даже утверждает, что видел, как спускались парашютисты. – Глазастые у вас жители, ничего не скажешь. Значит, вы о парашютистах слышали, а вот мне про вас ничего неизвестно. – Рации у нас нет, поэтому и неизвестно. Да и сформировались мы, как отряд, месяца четыре тому назад. Моя фамилия Гнатенко. Степан Трофимович. Был председателем сельсовета. – Костин Макар Данилович. Агроном, – представился второй бородач. – Вернее, был агрономом. Командир себя не назвал, только сказал: – Ладно. Идемте с нами. Уже на месте стоянки он показал свой мандат – узкий тонкий листок бумаги, с печатями и подписями, выданный ему в наркомате, где значилось, кто он такой и каковы его полномочия. Партизаны, похоже, до этого имели определенные сомнения теперь откровенно обрадовались. Начались рукопожатия, объятия, раздались радостные слова. Для меня встреча с партизанами произошла хоть и неожиданно, но при этом как-то легко и буднично, словно две компании туристов встретились в лесу. В течение часа партизаны о чем-то тихо говорили с нашими командирами, после чего мы загрузили наши вещи на телегу и отправились в лагерь партизанского отряда. База меня поразила. И не меня одного. В глубине леса стояло пять больших срубов, вокруг которых теснились сараи. «Просто маленькая деревня, а не партизанский лагерь», – сразу подумал я. Впрочем, так впоследствии и оказалось. Из объяснений местных старожилов стало ясно, что это было место проживания нескольких семей местных крестьян-староверов во время Первой мировой войны. Они ушли в лес, когда их деревню сожгли, а построились на этом самом месте из-за ручья, который здесь нашли. Он бежал, огибая левую окраину лагеря. Потом, спустя несколько лет, староверы вернулись в большой мир, а поселение в лесу осталось. Много лет прошло, и только немногие старики знали о его существовании. Один из них и указал партизанам это место. Встретили нас в отряде радостно, но при этом тревоги и настороженности в глазах людей было хоть отбавляй. Они сразу проявились в вопросах, которыми нас забросали. Почти всех в первую очередь интересовало отношение Большой земли к партизанам, а в особенности к бывшим военнопленным и окруженцам. Слухи о расстрелах предателей докатились и до них. – Мы не трусы и не предатели, – сказал за всех командир отряда Тимофей Васильевич Липатов, младший лейтенант Красной Армии. – Если у советской страны есть в нас сомнение, то мы своей кровью докажем обратное, а если надо, то и своей жизнью! – Товарищи! Давайте не сейчас будем решать этот вопрос, тем более что у вас будет время подкрепить свои слова делом! Сейчас нам надо будет заняться организацией партизанской базы и на ее основе развернуть разведывательно-диверсионные действия! Товарищи! Нам… – Командир умел толкать речи. Говорил доступно, ярко, как говорится, «с огоньком». «Надеюсь, это не одно его достоинство», – опять с легкой неприязнью подумал я. Не нравился он мне, и я ничего не мог с этим чувством поделать. После его речи снова взял слово командир партизанского отряда. Он больше говорил о трудностях, чем об успехах отряда. Из его слов стало понятно, что большая часть бойцов и командиров, выходящих из окружения, наталкиваясь на их отряд, уходили, надеясь добраться до Красной Армии и влиться в ее ряды. Местные жители не только не желали партизанить, но даже неохотно контактировали с партизанами, так как продналог и колхозы, в которые их насильно загоняла Советская власть перед войной, не нашли достаточной поддержки в народе. Номинально командиром считался младший лейтенант Липатов, но фактически все вопросы решал совет из четырех человек, в который входили полковой комиссар Здолбнев, сержант Стукашенко, возглавляющий разведку, и наш знакомый Степан Гнатенко, отвечавший за снабжение отряда. Как уже позже стало известно, командование партизанского отряда было готово сразу сложить с себя обязанности и передать бразды правления нашему командиру. Такое решение объяснялось просто. За эти четыре месяца они мало что сделали, если не считать обстрела немецких автомашин на дорогах да уничтожения пары десятков полицейских. Правда, была у них одна, скажем так, крупная победа. Узнав от местных жителей, что немцы собрали с нескольких сел продовольствие и должны были отвезти его на сборный пункт для отправки в Германию, они, устроив засаду, подстерегли обоз на дороге. Продовольственный обоз охраняли с пяток немцев и десяток полицейских. Уничтожив охрану, партизаны захватили продовольствие. Треть раздали по селам, а остальное оставили себе. Мы также узнали, что в этих краях было еще два партизанских отряда, но в контакт с ними здешний отряд не входил, поэтому не знал их месторасположение. Радость не сходила с лиц партизан, а в особенности у бывшего командира отряда, младшего лейтенанта Липатова. Теперь, когда прибыла специальная диверсионная группа из Москвы с кадровым, опытным командиром, люди считали, что у них все будет хорошо, а Липатов был жутко доволен, что переложил ответственность на чужие плечи. После взаимного представления и собрания командиры ушли в штаб совещаться, а нас шумно, весело и гостеприимно принялись устраивать на место жительства. Особое внимание партизаны уделили нашим девушкам, которых до этого в отряде не было, что заставило хмуриться Лешу Крымова и Володю Богатырева, который, как я успел заметить, был неравнодушен к нашему врачу Ане. Когда Наташа развернула рацию в штабе и начала работать, чтобы сообщить в центр о начале работы разведгруппы, вокруг сруба, где располагался штаб, сразу собрался весь лагерь. Люди радостно улыбались, тихо перешептываясь: – Девушка-радистка с Москвой говорит. Со столицей. Может, про нас что скажут. Их радость можно было понять. Оторванные от страны, они питались от слухов и не знали, как обстоят дела на фронтах, как живет страна Советов, не знали, что их ждет в будущем, но Москва их не забыла! Теперь все будет хорошо!Первые два дня в лагере мы обживались на новом месте, а командиры тем временем формировали состав отряда и строили планы будущих сражений с фашистскими оккупантами. На третий день был объявлен общий сбор. Были зачитаны по фамилиям составы боевых групп и их командиры, затем объявлен командный состав партизанского отряда. Товарищ Град, как я и думал, стал заместителем командира отряда и одновременно замом по диверсионной работе. Сержант Антон Стукашенко остался, как и прежде, отвечать за разведывательную деятельность. Он, как мне стало известно позже, был белорусом, правда, не из этих краев. При его назначении почему-то только сейчас выяснилась одна интересная деталь: как оказалось, он был не просто сержантом, а сержантом государственной безопасности, и помимо разведки ему было поручено отвечать за внутреннюю безопасность. Меня не вписали ни в один из боевых отрядов, то ли решили не рисковать ценным специалистом, то ли не посчитали полноценным бойцом, которого можно сразу бросить в бой, а вместо этого временно закрепили за складом, который одновременно являлся арсеналом. Впрочем, без работы по специальности меня не оставили, засадив за разборку немецких документов и карт, которые были взяты у убитых солдат и офицеров. Складом заведовал Митрич, суровый, неулыбчивый мужчина, инвалид. У него было что-то с коленом левой ноги. Воевал с первого дня войны. Получив ранение, попал в госпиталь, который был разбомблен на третий день после того, как он в него попал. Ушел в лес, долго скитался и голодал, пока не примкнул к группе Липатова. Он прямо горел желанием мстить гитлеровцам и при этом понимал, что в армию его не возьмут, отправят в тыл, поэтому остался в партизанах. Складом, как и арсеналом, этот сарай можно было назвать с большой натяжкой, так как вещей и оружия в нем почти не было, а то, что лежало, требовало хорошего ремонта. Правда, присмотревшись внимательнее, я наткнулся на несколько комплектов немецкой формы. – Это здесь зачем? Кладовщик бросил брезгливый взгляд на форму. – Стукашенко как-то притащил. Несколько комплектов. Они машину интендантскую остановили, еще в начале весны. Там и было. Сапоги разобрали, кое-кто штаны взял. Хм. А эти… у них размер малый. Словно на пацанов сшиты. Так и лежат. – Интересно. Попробую примерить. Скинул гимнастерку и надел френч. Не то что бы он сидел как влитой на мне, но выглядел нормально. – Как? – Дерьмово, – скривился Митрич. – Не. Сидит неплохо. Только смотреть гадостно на фашистскую форму. – Здесь только френч и штаны. А ремень и головной убор есть? – Тебе это зачем, парень? – Вдруг нужно будет к немцам прогуляться. Разведать… – Ты? – Митрич весело ухмыльнулся. – Не смеши! Какой из тебя разведчик! Давай, Костя, снимай с себя эту гадость и займись подсчетом консервов, а то наш повар мне всю плешь проел. Сколько всего? Сколько там банок? На следующий день по лагерю поползли слухи о том, что готовится боевая операция, в которой собираются использовать всю боевую силу отряда. Наши ребята-десантники ходили довольные и важные. Вот это настоящее дело! Им будет чем гордиться! Даже Леша Крымов не преминул похвастаться передо мной своим участием в предстоящем бою. Как я узнал позже, командир и штаб спланировали операцию по уничтожению фашистских прихвостней – начальника полиции и бургомистра большого села. В отряде еще до нашего приезда знали, что через три дня, в субботу, у начальника полиции села Дудушки день рождения. Исполняется круглая дата, сорок лет. Вот он и решил отметить ее с размахом, собрав у себя дома всех местных предателей. Липатов, когда еще был командиром отряда, не решился начать войну с двумя десятками полицейских, а когда прибыли москвичи, сразу предложил этот план. Его можно было понять. В отряде стало на десяток больше бойцов, да и возглавляет сейчас их теперь опытный командир-пограничник. Захват, а затем показательная казнь предателей на глазах жителей села должна была показать местным жителям, что народные мстители – не просто слова, а реальная сила. В субботу ранним утром партизаны выступили в поход. Атака и захват пленных планировались ближе к вечеру, когда полицейские хорошо напьются. Разведчики, которые наблюдали за селом еще со вчерашнего дня, доложили, что кроме обычных часовых у управы и полицейского участка по окраине села ходит усиленный патруль из трех полицейских. Правда, по их нетрезвому виду можно было понять, что они не остались в стороне от общего веселья. Часовых и патруль сняли без шума, не потеряв ни одного человека, а вот пулеметную точку на чердаке дома начальника полиции не смогли обнаружить. Только партизаны кинулись на штурм дома, как с чердака застучал пулемет, скосив первой очередью несколько человек. После такого сигнала тревоги в доме начался переполох. Часть полицейских, потеряв голову, выскочили из дома и сразу попали под пули. Другие, закрывшись в доме, принялись ожесточенно отстреливаться. Партизаны, попав под яростный огонь, залегли, и тогда начальник разведки, рискуя жизнью, подполз к самому дому и бросил гранату в окно. Не успел прогреметь взрыв, как разъяренные потерями партизаны кинулись в атаку. Ворвавшись в дом, раненых полицаев добивали без всякого сожаления, поэтому планировавшаяся казнь предателей не состоялась из-за отсутствия последних. Во время штурма погибло три человека, в том числе младший лейтенант Липатов, а еще пятеро бойцов было ранено. Из них двое были нашими десантниками. В доме бургомистра и начальника полиции, а также в полицейской управе забрали все, что только можно было взять. Вещи, одежду, продукты, оружие. Наши ребята не забыли про девушек и привезли в отряд большое зеркало, которое висело на стене дома старосты. Большинство партизан было расстроено гибелью Липатова, который командовал ими четыре месяца. Они считали его хорошим человеком и командиром, да и сам поход, хоть и закончился нашей победой, не сильно их радовал. Бойцы втихомолку высказывали между собой свое недовольство новым командиром отряда. Повел на штурм дома младший лейтенант Липатов, бросил гранату в окно Стукашенко, а где был командир отряда товарищ Зима? Один был убит, другой легко ранен, а чем таким отличился командир? Об этих пересудах на следующий день мне рассказал Митрич. Единственным плюсом для всех нас стал поминальный стол. Ели мы обычно за двумя длинными столами, стоящими под навесом, рядом с кухней. За эти несколько дней, находясь в отряде, я в полной мере ощутил на себе слова ныне покойного Липатова, когда он жаловался на трудности с продовольствием. Хлеба практически не было, не говоря уже о яйцах, твороге, сыре и тем более колбасе. Ели, по большей части, пустые капустные щи, борщи, супы с крупами, картошкой и морковью, вторые блюда с полужидким картофельным пюре, пшенную и перловую каши. Из третьих блюд чаще всего подавали простой, лишь слегка подслащенный чай или компот из сухих фруктов. Зато на этот ужин было выставлено все то, что партизаны захватили у врага. На столах лежали порезанный кусками хлеб, колбаса и сало, а главным блюдом стола стал гуляш из гречневой каши с мясной подливкой.
Следующие две недели наши ребята знакомились с местностью, ходили с партизанами в разведку и за продовольствием. В один из таких походов напросился и я. Невмоготу стало в лесу отсиживаться, и я подошел к Стукашенко. – Товарищ командир, вы отвечаете за разведку. Пошлите меня в поиск. Надоело уже в этом лесу сидеть! Начальник разведки хитро прищурился. – Знаешь, Костя, мне вот тоже непонятно, чего тебя определили на склад. Молодой парень. Стреляешь, наверное, неплохо, а как ножи бросаешь, сам видел. Не у каждого так получится. Да не смотри на меня так. Ты же не скрывал свои тренировки, а мне по должности положено знать, кто и чем занимается. Немецкий язык хорошо знаешь? – Отлично, товарищ командир. – Хм. Об этом у нас с тобой отдельный разговор будет, а с командиром я поговорю. Думаю, отказа не будет. – Спасибо, товарищ командир. Вечером этого дня я узнал, что завтра иду в разведку. Пошли вчетвером. Двое партизан местного разлива, я и Семен Шкетов, спортсмен-лыжник. Один из бойцов нашей четверки, Николай Давыдько, в одной из близлежащих деревень имел подругу, к которой время от времени захаживал для получения информации о том, что делается в местности. Первой поставленной перед нами задачей было получение от его подруги, то бишь агента, свежей информации, после чего мы должны были направиться в другую деревню и там казнить местного старосту. Как нам было сказано начальником разведки, когда он нам ставил задачу, эта гнида уже лишний год землю топчет. Добрались мы до деревни еще засветло. Часа полтора понаблюдали и, как только легли сумерки, осторожно пошли по направлению к избам. Где-то в другом конце села залаяла собака, за ней подала голос другая псина. Гавкали не зло, даже как-то лениво. Осторожно прокрались к избе. Давыдько тихо постучал в полуоткрытое окно. В проеме показалось женское лицо, увидев Николая, расплылось в улыбке. Затем последовал приглашающий кивок головой. Партизанский информатор оказался довольно приятной женщиной лет сорока с весьма аппетитными, пышными формами. Хозяйка закрыла окно, задернула занавески, выкрутила фитиль лампы, и сразу в горнице стало светло и уютно. Налила молока. Дала по ломтю хлеба с салом. Пока мы ели, она рассказывала последние новости. Об угоне молодежи на работу в Германию, о том, что немцы собираются прислать солдат для поимки лесных бандитов. Показала листовку, которые были расклеены по селу. В них был призыв к гражданам оккупированной Беларуси не помогать никоим образом лесным бандитам, а вместо этого сдавать их оптом и в розницу немецким властям. В самом низу были напечатаны суммы, которые немецкие оккупационные власти дадут за простого партизана, комиссара икомандира отряда. Когда поток информации иссяк, наш старший, хитро усмехнувшись, сказал, что хочет еще раз допросить своего агента, но теперь уже с пристрастием. – Вдруг она какие-нибудь ценные сведения вспомнит. – Конечно, вспомнит, – усмехнулся его приятель, Семен Глушко. – Я даже скажу тебе, где их искать надо. Под юбкой. Партизаны захохотали, а хозяйка сделала вид, что застеснялась, и, потупив глаза, тихо сказала: – Что же вы такое говорите, Семен. После чего мы втроем пошли спать в сарай, расположенный за домом, а рано утром, только начало светать, ушли. По дороге я поинтересовался, какими такими зверствами отличился староста, которого мы должны казнить, и есть ли там полиция? Оказалось, что староста ни в чем таком отмечен не был, но по своей сути он предатель. А предателю первая пуля положена. И полицейские там есть, но ими займутся Давыдько с товарищами, а на мне казнь старосты. – Я? Один? – не поверил я. Было странно, что необстрелянного парня (о своей двухдневной войне под Москвой я никому не рассказывал и медаль не носил) собираются поставить на такое кровавое дело. Первый раз убить человека, причем глядя ему в глаза, это очень трудно. Мне это было известно по собственному опыту. – Это приказ, Звягинцев! – твердо сказал Давыдько. – Костя, ты сам попросился на боевое задание! – следующим высказался Шкетов. В его тоне чувствовалось осуждение и негодование. – Ты боец, а это приказ командования! К тому же не забывай, что ты советский комсомолец и должен оправдывать это высокое звание! Пришлось сделать вид, что слова товарищей меня убедили. – Я сделаю это! Не подведу! – Вот и славно, хлопчик! – довольным голосом подбодрил меня Давыдько и неожиданно добавил на белорусском языке: – Ня бойся, усё будзе добра. План был простой. Меня оставляют в засаде у дома старосты, а сами, втроем, идут убивать полицейских. На звуки стрельбы и крики староста должен был выскочить из избы, а я тем временем взять его на мушку и нажать на курок. Ничего сложного. Когда фигуры моих товарищей растворились в темноте, я решил действовать по-своему. Осторожно прокравшись к двери, я осторожно поднял лезвием ножа щеколду, затем тихо потянул ее на себя. Заскрипит или нет? Ни звука. Осторожно шагнул в сени, держа наготове винтовку. Постоял, пока привыкали глаза. Сделал шаг, второй, третий. Переступив порог, оказался в горнице и понял, что попал в засаду. Хоть занавески были задернуты, но тонкий лунный лучик сумел просочиться сквозь щель и скользнул по вороненому стволу автомата, который держал в руках человек, стоящий у печки. В следующее мгновение мне в лицо ударил яркий луч фонарика, который держал в руке второй человек, а до этого я успел заметить третью человеческую фигуру, сидевшую на топчане, стоявшем в углу. Я почти ослеп, но, несмотря на безвыходное положение, сдаваться не собирался. Вот только у меня был лишь один выстрел, а потом меня… нашпигуют свинцом. – Зачем пришел, хлопчик? – это был голос человека, сидящего на топчане. Хрипловатый, надтреснутый, старческий. Староста. – А вы как думаете? – вопросом на вопрос отвечаю я. Тяну время, сколько можно, одновременно пытаясь понять, как выкрутиться из этого положения. Получить пулю очень не хотелось. Сразу не убили, значит, живьем я им интересен. Но кроме винтовки у меня два ножа, причем спрятаны совсем не в тех местах, где их обычно прячут. «Может, наши подойдут, – мелькнула надежда и сразу исчезла. – Их тоже, скорее всего, прихватили. Интересно, кто нас сдал?» – Винтовку положи на пол, а то не ровен час выстрелит, – посоветовал мне староста. – Осторожно клади. Без резких движений. Я осторожно положил винтовку. Хозяин дома встал, чем-то там чиркнул, подкрутил фитиль, а затем поднял лампу, в тот же миг фонарик погас. Теперь я смог хорошо рассмотреть всех троих мужчин. Бородач, стоявший с автоматом в руках, напряженно и зло глядел на меня. Сомнений не было в том, что стоит мне неправильно себя повести, как он всадит мне в грудь полрожка. Высокий, плечистый мужчина, державший в одной руке фонарик, а в другой пистолет, сейчас наблюдал за мной с легкой усмешкой. Староста хоть и старик, а наган, который он держал в руке, не дрожал, да и глаза смотрят не подслеповато, а настороженно. – Мне так думается, что пришел меня убить. Иначе зачем тебе винтовка? – Да ты что, дед, такое выдумываешь! Эту винтовку я рядом с твоим домом нашел. Думаю, не иначе как хозяин потерял. Верну ему и табачка попрошу за свою услугу. Заодно водицы попью, а там, может, добрый хозяин сала кусок отрежет. – Стоит под стволом, а как складно брешет! И главное, голос ни разу не дрогнул, – с усмешкой прокомментировал мои слова мужчина с пистолетом, при этом внимательно и цепко ощупывая меня взглядом. «Если им сейчас помощь подойдет, мне окончательно кранты! Сейчас! Прямо сейчас…» Нож скользнул из рукава в руку. Я напрягся, готовый действовать, но что-то мне мешало начать. Да и интуиция моя молчала. Не била в набат. Дед, видно, что-то почувствовал, потому что быстро сказал: – Не дури, парень. Здесь свои. – Свои, говорите… Тогда, может, я к вам в следующий раз зайду. Мужчина с хозяином дома переглянулись. – Опустите оружие. Пусть он уходит, – вдруг неожиданно сказал мужчина. Дед опустил оружие, следом опустился ствол автомата. Подобных слов я никак не ожидал. Значит, не полиция. Тогда кто? Блин! Какой же я тупица! Это же партизаны! – Знаете, я передумал. Тепло тут у вас. Да и в животе чего-то бурчит. – Вот наглый хлопчик, – покачал головой дед, а затем буркнул: – Садись. Покормлю. Хозяин дома положил наган на стол, затем подошел к печи, при этом отодвинув в сторону автоматчика, стал что-то доставать. Потом, не поворачиваясь, неожиданно спросил: – Ты, хлопчик, небось, из этих – парашютистов? – Ага. Полчаса тому назад парашют у тебя в огороде закопал, а рацию и динамит в курятнике спрятал. Дед засмеялся в голос, а за ним заулыбались партизаны. – Винтовку можно взять? – спросил я, бросив взгляд на бородача с автоматом, все еще не спускающего с меня настороженных глаз. – Бери и садись за стол. Сейчас твоих товарищей приведут. Меня зовут Николай. Хозяина – дед Кондрат. Он, – тут мужчина кивнул головой в сторону автоматчика, – Дмитрий. Мы из отряда Старика. Слыхал? – Константин, – в свою очередь представился я. – Нет, не слышал.
Глава 7
Бабье лето. В этом году оно пришлось на вторую декаду сентября. Вот только никого не радовала теплая погода, хотя до этого у нас все складывалось неплохо. За эти четыре месяца наш партизанский отряд хорошо поработал. Был пущен под откос немецкий эшелон, разгромлен крупный гарнизон и взорваны склады в селе Коржавы, совершено удачное нападение на временный лагерь, в который сгоняли молодежь для отправки в Германию. Освободили более полусотни юношей и девушек. Все это не считая обычной, повседневной работы, в которую входили засады на дорогах и уничтожение полицейских и предателей. Только официально была подтверждена смерть восьмидесяти трех гитлеровцев и пятидесяти семи пособников фашистов, а вот теперь у нас закончилась полоса удач и пошла черная полоса неудач и смертей. Когда местное начальство поняло, что у них под боком появился активный, боевой отряд партизан, гитлеровцы решили принять меры. Сначала в нашем районе появился батальон солдат, которые в течение нескольких дней прочесывали окрестные деревни и леса, но ввиду неэффективности их действий их вскоре убрали, а вместо них пригнали два взвода карателей с вспомогательным отрядом из полусотни полицейских. Если с солдатами вермахта военных действий мы не вели из-за их численного превосходства и отсиживались в лесу, то карателям решили показать, кто хозяин на этой земле. Объединенный отряд, составленный из партизан Старика и наших бойцов, заманив гитлеровцев в засаду, дал самый настоящий бой. Каратели и полицаи, потеряв около тридцати человек только одними убитыми, позорно бежали. Но в начале сентября все изменилось. Сначала пропала группа партизан из отряда Старика, отправленная за продуктами. Прошло время, и по их следам были отправлены люди, но неожиданно наткнулись на засаду фрицев. В результате неожиданного, скоротечного боя партизаны потеряли двух человек, после чего отступили. Такое было и раньше, вот только никогда немцы не устраивали засад в лесу, в который без особой нужды старались не соваться. Спустя еще несколько дней исчезла группа наших разведчиков. Четыре человека, в том числе и Леша Крымов. Два дня ушло на их поиски, пока мы не наткнулись на место боя. Судя по выбранному месту, на наших разведчиков напали люди, которые не просто хорошо знают тактику партизанской войны, но и умело применяют ее на практике. После этих потерь командование обоих отрядов устроило совместное совещание, но оно мало что дало, так как о подобных немецких подразделениях никто не слышал. По лагерю пошли гулять слухи, что немцы прислали какую-то секретную группу для борьбы с партизанами. Все это не давало повода для радости, так как до этого времени лес партизаны считали своей вотчиной, а тут на тебе! – оказывается, у фрицев есть свои партизаны, не хуже отечественных. «Спецподразделение. Что мне о них известно? Да ничего! Только про отряд „Брандербург“ краем уха слышал, но там вроде другая специализация. Диверсии в тылу врага. Эти же, судя по тому, как действуют, разбиты на небольшие разведывательные группы, и, судя по всему, их целью является получение координат месторасположения партизанских отрядов. В обоих случаях произошли быстротечные бои. Отсюда можно сделать вывод: если и взяли кого-то из партизан живыми, то только ранеными. В таком случае допрос они проводили в полевых условиях. Но трупов нет. Зачем им тащить их с собой? Разведчики Старика погибли пять или шесть дней назад. А когда пропал Лешка Крымов? М-м-м… Еще и трех суток не прошло. Так… Если бы за это время они узнали нечто конкретное, то нас бы уже обложили. Значит, пока ничего не знают». Проанализировав имеющуюся информацию, я пошел к Стукашенко, чтобы изложить все в упрощенной форме, языком партизана-комсомольца. Мне он нравился. Оказался хорошим мужиком, честным, храбрым, при этом старался разобраться в людях и не имел привычки навешивать на них ярлыки «враг народа», только потому, что ему так показалось. «Не кабинетный чекист, а самый настоящий боец, к тому же умный и хваткий». Заместитель командира отряда по разведке меня выслушал, какую-то минуту смотрел на меня, а потом сказал: – Думаешь, ты один такой умный, Звягинцев? Рассмотрели мы все это. Именно в таком плане, как ты говоришь. Вот только как узнать, так ли это на самом деле. На носу зима, и если мы сейчас уйдем в другое место, то нам очень плохо придется. Здесь мы неплохо обжились, а там, на новом месте… Скажу прямо. Мы с отрядом Старика решили объединиться и остаться здесь. Да ты и сам понимаешь. Вода есть. Расположение хорошее. Только вот теперь все наши планы под угрозой оказались. Мы какое-то время молчали, потом Стукашенко снова заговорил: – Сейчас мы делаем упор на разведку. Нам позарез надо знать, откуда эти фрицы появляются. Их наверняка кто-то видел. Нам надо узнать о них хоть что-то, мать их! А так ходим, как слепые котята! На следующее утро на разведку было отправлено пять групп партизан. Строго-настрого было приказано идти осторожно, с оглядкой, отмечать все подозрительное. Я вошел в одну из троек. Наш маршрут был проложен по двум деревням – Панкратовка и Соломино. До Панкратовки идти было относительно недалеко – километров семь, причем большей частью – лесом. В селе был верный человек, у которого мы собирались получить информацию, переночевать, а потом пойти дальше. Обычно все старались выходить так, чтобы иметь возможность понаблюдать за деревней час-полтора, а уже затем, в сумерках, добраться до избы своего человека. Так и мы сделали. К тому же место знали укромное и проверенное. Уже два раза там останавливались. Полчаса лежали, разговаривали, потом меня стало ко сну тянуть. Я предложил тянуть соломинку, но Василий Ухов, который шел в нашей тройке старшим, сказал, что спать не хочет и будет дежурить. Третьим в нашей группе был Матвей Дужко, но все звали его в отряде почему-то Митяй. Парень обладал завидной мускулатурой и немалой смелостью, но вообще-то это был простой, неграмотный крестьянин, все свою жизнь проживший в глухой деревеньке. В Бога верил, возраста своего не знал, врать не умел и понятия не имел, что в мире творится. Оказавшись в отряде, он словно снова учился жить. Дужко, ни слова не говоря, накрыл голову полой куртки и спустя пару минут ровно засопел носом. Я лег в шаге от него. Заснул не так скоро, как Митяй, а минут через десять. Сон был скользкий, неровный, крадущийся по краю сознания, наверное, поэтому какой-то негромкий звук сумел пробиться в мое сознание. Интуиция неожиданно ударила в набат, разбудив меня. Тело напряглось, готовое взорваться атакой, но в следующую секунду в голове словно раздался взрыв и сознание погасло. Очнулся я уже от сильного удара по ребрам. – Шнель. Поднимайся, лесной бандит, – это было уже сказано по-русски, но с сильным акцентом. Приподнявшись, встал, осторожно тронул разбитую часть головы, всем своим видом показывая, как мне плохо, а сам тем временем пытался оценить ситуацию. Судя по умело проведенному захвату, противник был опытен и тренирован, причем явно специализировался по борьбе с партизанами. Немцев было четверо. Крепкие, плечистые, тренированные парни. Обратил внимание на одежду. Нестандартные куртки, с серо-зелеными разводами, свободные, легкие, с капюшонами. На головах мягкие кепи с козырьками. Глаза жесткие, злые и… безразличные. Мне уже приходилось видеть подобные взгляды. Для них мы уже не были людьми, а расходным материалом, которому осталось жить до тех пор, пока он нужен. Бросил быстрый взгляд на своих товарищей по несчастью. Ухов, держась за бок, с перекошенным от боли лицом, тупо смотрел куда-то в землю. «Минус один», – щелкнуло автоматически в подсознании. Митяй, наоборот, стоял набычившись, глаза злые, готов броситься в драку, и это притом, что его лицо и левая рука были в крови. «Минус два». Шансы на спасение падали все ниже и ниже. Под охраной из трех автоматных стволов один из немцев быстро обыскал нас всех, по очереди. Провел руками по одежде, проверил пояса и голенища сапог. Из-за голенища сапога Ухова вытащили нож и бросили его к винтовкам. – Всем идти, – и переводчик качнул стволом автомата, показывая направление, затем добавил: – Всем молчать. Больше не задерживаясь, фрицы торопливо погнали нас сквозь лес. Нетрудно было понять, что, заполучив столь ценную для них добычу, они постараются убраться из партизанского леса как можно дальше. Шли они по лесу легко и мягко, как ходят звери, и в отличие от обычных солдат вермахта, эти гитлеровцы явно не боялись леса. Так шли мы около часа, и как только оказались на окраине леса, немцы немного расслабились, хотя до этого контролировали каждый наш шаг. Это было видно как по выражению их лиц, так и по движениям. Спустя еще полчаса мы подходили к балке, которая лежала на пути в деревню Горелое. «Они отлично ориентируются на местности…» – только я так подумал, как запнулся, и, чтобы удержать равновесие, шагнул вбок, при этом столкнувшись с немцем. Тот коротко выругался и врезал мне стволом автомата по ребрам. Терять мне было нечего, и я зло выругался, сказав, что если бы у меня в руках был нож, то я тебя, немецкую свинью, зарезал бы в мгновение ока. Если до этого мы шли в полном молчании, то сейчас моя короткая, но выразительная речь прозвучала довольно резко. Немец удивленно посмотрел на меня, не понимая, что я ему сказал, но его сразу просветил знаток русского языка. В его голосе было веселье. – Вилли, этот русский сказал, если ты ему дашь нож, он зарежет тебя, как свинью. При этом разведчики, все как один, стали ухмыляться. После этого перевода я ожидал, что немец бросится на меня и будет избивать, но, к моему удивлению, ничего такого не произошло. Он только бросил на меня взгляд, полный гадливого презрения. Так, наверное, смотрят на таракана, которого собираются раздавить. Дойдя до ручейка, мы остановились. Тепло бабьего лета сделало свое дело, лица немцев лоснились от пота. – Сесть на землю! – последовала команда. Немцы, по двое, обмылись в ручье. Пока одна пара мылась, двое других не спускали с нас настороженных глаз и автоматных стволов. Вдруг неожиданно заговорил Вилли: – Эта русская свинья нанесла мне оскорбление. Как мне лично, так и моему мастерству. К тому же я считаю, что двух партизан нашему лейтенанту будет вполне достаточно, а этот, – тут последовал небрежный кивок головой в мою сторону, – будем считать, был убит при попытке к бегству. Было видно, что этот атлетически сложенный немец был не только старшим по положению, но и, как видно, обладал непререкаемым авторитетом среди солдат, потому что ему не только никто не возразил, а даже наоборот, на их лицах появлялись довольные ухмылки, словно они предвкушали какое-то зрелище. Когда один из них сделал недвусмысленный жест, резко проведя рукой по шее, у меня по спине и по шее побежали холодные мурашки. «Он что, собирается зарезать меня, как свинью?!» Сказав это, Вилли снял и положил на землю автомат, скинул с широких плеч куртку, потом снял ремень с подсумками, предварительно вытащив из ножен отличный клинок. Судя по тому, как он обращался с ножом, можно было понять, что передо мной мастер ножевого боя. Сам того не ожидая, я задел профессиональную гордость мастера. «Так вот в чем дело, – я внутренне усмехнулся. – Я его оскорбил, и теперь он желает смыть моей кровью нанесенное ему оскорбление». Стоило мне это понять, как мозг лихорадочно заработал, пытаясь прокачать складывающуюся ситуацию. Шансов выжить было ничтожно мало, но и умирать просто так не хотелось. – Пауль! Один из гитлеровцев, услышав свое имя, понимающе кивнул и передернул затвор автомата, показывая этим, что готов начать стрелять при малейшей опасности. Пока мастер ножа делал разминку, остальные немцы начали заключать между собой пари на время, которое я могу продержаться в схватке. – Минута! Две минуты! Ставлю пачку сигарет! Стакан шнапса! Полторы минуты! Я ставлю свою зажигалку! Вилли какое-то время их слушал, потом сказал: – Ганс, дай ему нож, тот, что мы забрали у той грязной твари. Переводчик достал нож и подошел ко мне. Я изобразил испуг и стал отползать, упираясь ногами в землю. Видя мой испуг, немец сделал зверское лицо и стал махать ножом, делая вид, что меня зарежет. – Не надо! Пожалуйста! Не надо! – мой испуганный вид и жалобный голос сделали свое дело. Немцы заулыбались, расслабились и стали мне показывать жестами, проводя большими пальцами по горлу, что меня сейчас зарежут. Комедию прекратил старший группы. – Ганс! Делай, что я тебе сказал! Немец перестал корчить рожи, после чего ловко воткнул нож в землю передо мной и объяснил по-русски: – Бери нож и режь Вилли, как обещал. – Зачем? – Я снова сделал испуганное лицо. – Я сгоряча так сказал. Понимаете? Я хочу извиниться. Можно? Как только Ганс перевел, что я ему сказал, фрицы дружно рассмеялись. Даже по губам Вилли скользнула кривая усмешка. Я приложил руку к голове, к месту удара, потом потрогал шею, медленно встал и в ту же секунду почувствовал, как метательный нож скользнул по рукаву мне в ладонь. Немцам было весело смотреть на трусливого партизана, который тянул время. Да это просто цирк, читалось на их лицах, а этот русский клоун не чета им, крепким, сильным, уверенным в себе парням, способным одним движением свернуть шею не одному такому партизану. – Этот русский бандит от страха даже про нож забыл! – сказал по-немецки один из разведчиков. Гитлеровцы снова засмеялись. Я реально смотрел на сложившуюся ситуацию. Шансы выжить у меня были, вот только составляли они ничтожное количество процентов. Реально у меня была возможность убить двоих врагов, а вот дальше… Молниеносный взмах рукой, и лезвие метательного ножа вошло Паулю в глаз. Немец стал заваливаться на спину, и палец, лежащий на спусковом крючке, в судороге агонизирующего тела сжался, и по счастливому стечению обстоятельств пули веером пошли в сторону гитлеровцев. Выдергивая из земли нож, я успел увидеть удивленные глаза мастера ножа и расплывающееся темное пятно на его груди. Остальные немцы инстинктивно присели при звуке просвистевших рядом с ними пуль. Все это дало мне несколько драгоценных секунд, за которые я успел сократить расстояние между нами. В следующее мгновение нога русского партизана с поразительной, нечеловеческой быстротой взметнулась вверх и прошла по дуге, чтобы впечатать подошву в лицо переводчика. Тот даже не почувствовал боли, так как сразу провалился в темноту беспамятства, но на этом мой лимит неожиданности исчерпал себя. Попытка с ходу ударить ножом последнего гитлеровца провалилась, немец резво отскочил, передергивая затвор, и тогда я просто бросил нож ему в лицо. Он сумел увернуться, но в этот самый миг раздался тяжелый топот ног и рев Митяя. Гитлеровец, готовый стрелять, на секунду, чисто инстинктивно, скосил глаза на новую опасность. Ее мне хватило, чтобы бросится ему в ноги, и почти сразу у меня над головой ударила очередь. Не успел он упасть, как я прыгнул на него. Его смерть – моя жизнь. Другого было не дано, так как килограммов на двадцать немец был меня тяжелее, и это был не жир, а тренированные мышцы. Он сразу рванулся, пытаясь стряхнуть меня, затем ударил обеими руками в лицо, но когда я, вцепившись в его горло, принялся душить, сумел выхватить нож и ударил меня. Мой бок словно огненная игла пронзила. «Убьет!..» – но додумать мне не дал Митяй, прижав руку немца к земле. Жутко хрипя, гитлеровец сделал последнюю попытку ударить меня в лицо, но его рука упала на половине замаха, а в следующее мгновение тело забилось в смертельной конвульсии. С трудом оторвав свои руки от шеи мертвеца, я попытался выпрямиться. Боль в боку резанула так, что в глазах потемнело. Митяй только сейчас сообразил, что я ранен, помог мне подняться. Бок горел огнем. Я бросил злой взгляд на Ухова, который стоял, глядя на меня с потерянным видом. – Митяй, посмотри, что с тем фрицем, которого я оглушил. Парень не только посмотрел, а даже от великого усердия притащил его и положил рядом со мной. Лицо Ганса было все в крови. – Свяжи ему руки. Пока Митяй занимался пленным, я пытался понять, как далеко от нас немцы. Если они слышали выстрелы, то мне точно хана, так как раненый я далеко не уйду. – Ухов, мать твою, что стоишь! Посмотри вокруг! Тот подхватился, вскочил, поднявшись по невысокому склону, и, полускрытый кустами, стал наблюдать за деревней, которая была от нас относительно недалеко. К этому моменту очнулся пленный, стал дергаться, но после того как Митяй, от избытка чувств, врезал ему по голове, сразу затих. – Ухов, ну что?! – Никого нет. – Спускайся. Митяй, не стой столбом, собирай вещи! – Ухов, посмотри у немцев аптечки. Мне нужна перевязка. Да живее ты! Пока Ухов меня перевязывал, Митяй трудился в поте лица. Он вычистил карманы немцев не хуже пылесоса. Губная гармошка, расчески, носовые платки, сигареты, семейные фотографии. Все это он запихал в два вещевых мешка, где уже лежали консервы, аптечка, фляги. Потом стащил в одну кучу подсумки и оружие. Быстро оглядевшись, подскочил к одному из фрицев и стал стаскивать с него сапог. Быстро примерил, стянул второй сапог, надел и расплылся в довольной улыбке, но тут же вскочил и с деловым видом стал вытряхивать трупы из курток. Потом подошел к одному, примерился и начал его раздевать. – Митяй! – прикрикнул я на него, но тот даже не оглянулся. Быстро стянул с немца китель и брюки, запихал в один из мешков и только потом подошел ко мне. На поясе немецкий ремень с подсумками и ножом, на шее автомат, а сверху еще висел бинокль. На голове надето немецкое кепи. Оглядевшись по сторонам, он нахмурился. «Барахольщик хренов». – Жетоны сними с фрицев. – Жетоны? А! Бляхи, что на шее висят? Так это я разом! Еще спустя десять минут мы вышли в обратный путь с пленным и картой с пометками, единственным документом, который нашли при немцах. Митяй, несмотря на то, что нагрузился вещами по самые брови, не только бодро шагал, но при этом помогал мне идти. Ухов конвоировал немца. Какое-то время мы шли молча, потом я спросил у Ухова: – Ты спал, когда нас немцы взяли? – Э-э… Нет! Они, гады, подкрались незаметно… Не спал! Точно говорю! Подкрались… Чем хочешь поклянусь! – При этом его глаза воровато забегали. – Ганс, вы взяли нас спящих? – спросил я по-немецки разведчика. Тот бросил на меня мутный взгляд, так как все еще не мог прийти в себя, пару секунд соображал, потом сказал: – Да. Я повернул голову к Ухову. – Так ты думаешь, что тебе в отряде поверят? Он догадался, что я спросил у немца, и понял, что тот ответил. Теперь он старался не встречаться со мной глазами. Путь до леса мне дорого дался. Держался я из последних сил. Стоило нам немного углубиться в лес, как мы устроили привал. Немец тоже неважно себя чувствовал. Его по дороге дважды рвало. – Митяй. Ухов. Идете вместе в лагерь за помощью. Немца оставите со мной. У него, судя по всему, сотрясение мозга, – я подтянул к себе автомат, передернул затвор и направил ствол на Ухова. – Ты чего, парень?! За последние несколько часов этот человек сильно изменился, и я это чувствовал. Глаза как у загнанного зверя, злые, опасные. По себе знал, как критические ситуации ломают человека, а тут у него двойной стресс. Сначала попасть в плен к немцам и ожидать, что тебя скоро повесят, потом получить свободу и снова оказаться в подобном положении. – Ухов, пойдешь без оружия. Клади его на землю. Медленно. – Ты что, мне не веришь?! Да я с самого начала в партизанском отряде! Жизнью своей рисковал, пока ты в своей Москве сидел! – в его выкриках явственно звучали истерические нотки. – Митяй! Забери у него оружие! Ухов внезапно отскочил в сторону и уже взял винтовку наизготовку, как я спокойно сказал: – Дернешься, убью. Партизан, с яростью глядя на меня, застыл, понимая, что так и будет, как сказал этот студент. Моя схватка с гитлеровцами произвела на него сильное впечатление. Этот убьет, рука не дрогнет. Именно поэтому единственным проявлением его злобы стала с силой брошенная на землю винтовка. – Снимай подсумки. Нож из-за голенища достань. Глаза у Ухова потухли, стали безразличными. Он, уже не возражая, снял подсумки, затем вытащил и воткнул в землю нож. – Митяй, он арестован. Доведешь его до лагеря и сдашь Стукашенко. Попробует сбежать – стреляй! Ты все понял? – Понял. Так мы пошли? – Идите. Пришел я в себя только на вторые сутки. Когда открыл глаза, то увидел рядом со своим топчаном Наташу, которая спала, свернувшись клубочком на соседней лежанке. Лицо у нее было расслабленное и спокойное, такой я ее уже давно не видел. Когда все окончательно удостоверились, что наши разведчики погибли, Наташа просидела в девичьей землянке почти сутки, плача навзрыд, потом вышла, но теперь в ней трудно было узнать веселую, задорную девушку. Заплаканные глаза, растрепанная прическа, тоскливый, как у побитой собаки, взгляд. Аня, я и другие ребята пытались ободрить, хоть как-то ее расшевелить. Даже ежика ей притащили, ничего не помогало. Я лежал и смотрел на нее. Сколько так времени прошло, не знаю, как дверь открылась и на пороге появилась Аня. Увидев, что я очнулся, обрадовалась и закричала: – Костик! Какой ты молодец! Слушай, как ты нас напугал! Просто жуть! От ее громкого, звонкого голоса проснулась Наташа и сразу захлопотала вокруг меня. – Костик! Как ты?! Бок сильно болит? Может, ты пить хочешь? Потом пришли командиры. Товарищ Зима пробыл недолго. Спросил про здоровье и сказал маленькую речь о комсомольцах – героях нашего времени, после чего отбыл. Его боевые заместители взялись за меня более основательно. Сначала потребовали от меня детального рассказа о том, что произошло. После того, как я им все подробно рассказал, некоторое время сидели и обдумывали мои слова. Потом Градов рассказал мне то, что они узнали от немецкого разведчика. Оказалось, что это были немецкие егеря, которые последние две недели рыскали по местности в поисках партизан. Им поставили задачу выяснить расположение партизанских отрядов. Две партизанские разведывательные группы наткнулись на фрицев и были уничтожены. Трупы они забрали с собой. Их должны были вывесить в назидание в соседних деревнях. Дескать, так немецкие власти поступают с пойманными лесными бандитами. Короче, пропаганда! – Ладно, Костя, не думай лишнего. Теперь это наша задача, как с ними управляться, – Градов поднялся. – Ты лучше давай, скорее выздоравливай! Как только за ним захлопнулась дверь, я сказал: – Честное слово, товарищ командир, мне больше нечего добавить по этому делу. – С Василием Уховым нам и так все ясно. Говорил с ним, потом разговаривал с Матвеем Дужко. Да и фриц сказал, что вас сонных взяли. Все против него, а этот мерзавец все одно пытался врать, выкручивался, но потом все же сознался. Просил простить. Да и черт с ним! Не из-за этого я хотел поговорить с тобой, Костя. «Началось. Буду врать». – Слушаю вас внимательно. – Да ты не напрягайся. У меня к тебе ничего нет, даже больше скажу: ты у нас на хорошем счету. Командование отряда тобою довольно, и товарищи твои все в один голос говорят: боевой партизан! Мне другое удивительно: как ты сумел расправиться с четырьмя специально подготовленными гитлеровцами? Ты пойми меня правильно, Звягинцев. Просто понять хочу, чисто по-человечески. – Не знаю даже, как объяснить. Просто какая-то ярость во мне вспыхнула. Метательный нож словно сам собой в руке оказался, и я подумал в тот миг: умру, но и вас, гады, тоже достану! Вот… и все. – Как нож метаешь, сам видел. Мастер. А как у тебя со спортом? – Вторые разряды по самбо и боксу. При этом меня неоднократно хвалил наш инструктор по рукопашному бою, когда нас готовили в Химках. – Вот оно как… – с некоторым удивлением протянул Стукашенко. – А на вид так и не скажешь, что богатырь. Ладно, Костя, больше вопросов к тебе не имею. Ты давай, парень, быстрее выздоравливай. Судя по всему, мои ответы его удовлетворили. Затем стали приходить ребята, интересоваться моим здоровьем и подробностями поединка. Исходя из их восторженных восклицаний и какой-то детской радости, с какой был воспринят мой рассказ, эта схватка с гитлеровцами надолго станет предметом разговоров. Пришел ко мне и Митяй. К моему удивлению, с вещевым мешком за плечами. – Здорово, Костя! – Привет. – Это я тебе принес, – гордо заявил он и стал выкладывать из мешка различные вещи. Спустя пару минут передо мной лежали куртка немецкого разведчика, фляга, нож в чехле и полплитки шоколада. Не успел я все это оглядеть, как партизан снял свою куртку и вывернул ее наизнанку. «Опа! Так она двухсторонняя. Весна-лето!» – Во, гляди, Костя! И так, и так можно носить! – Спасибо тебе, Митяй. Уважил ты меня, брат! На простодушном лице молодого партизана появилась широкая улыбка, потом он взял флягу и протянул мне. – Что это? – Шнапс ихний. Чуть-чуть попробовал. Гадость противная… – При этом его лицо смешно скривились. – Сейчас не хочу. Расскажи лучше, как ты добрался до лагеря. Его рассказ уложился в несколько минут, после чего он сразу переключился на то, что ему было более интересно: на вещи, которые были взяты у егерей. Открыто и шумно, почти по-детски, радовался, какие ему достались добротные вещи. Куртка, штаны, кепи и сапоги. В конце пожаловался, что большую часть вещей у него забрали и положили на склад. Особенно жалел бинокль, который у него отобрали командиры. Потом достал из кармана губную гармошку и спросил меня: – Костя, ты умеешь на ней играть? – Нет. – Вот, и никто не умеет, а я хочу научиться. Знаешь, я на гармони немного умею играть. Мне нравится…В середине октября меня вызвали в штаб. Там сидели товарищ Град и товарищ Стук, так теперь именовался заместитель командира отряда по разведке и внутренней безопасности. В углу за занавеской, где был отгорожен угол для рации и обычно сидела Наташа, никого не было. «Сейчас мне сообщат какую-то военную тайну», – подумал я, глядя на их серьезные лица. – Вызывали, товарищ Град? – Садись, Костя, – он помолчал, разглядывая меня так, словно видел впервые. – Нам нужна твоя помощь. – Я слушаю. Я приготовился его слушать, но начал разговор почему-то Стукашенко. – Два дня назад мы разговаривали с начальником разведки Старика, Николаем Глыбой. Еще не забыл его? – вдруг с хитрой усмешкой спросил он меня. – Забудешь такое, – в свою очередь усмехнулся я, вспомнив, как стоял под тремя стволами в хате деда Кондрата. – Ты садись, Звягинцев, – и Градов указал на лавку. – Разговор будет долгий. Я сел на край лавки. – Тебе надо будет съездить в Могилев. – Так он у черта на куличках, товарищ командир. Сами же говорили, что до него восемьдесят километров. – Не восемьдесят. Мы тогда ошиблись. Видно, летчики тогда сбросили нас раньше, чем было назначено. Ошибка произошла. Сейчас мы находимся где-то в сорока пяти километрах от города. И вообще, все вопросы потом, а сейчас слушай меня внимательно. У отряда Старика есть связь с городским подпольем. Так вот, Глыба нам сказал, что подпольщики вышли на связь с немецким офицером, который готов передавать сведения советскому командованию. Вот с ним тебе нужно встретиться и поговорить. – Почему мы? Почему не сами подпольщики? Или партизаны Старика? В разговор снова вступил Стукашенко. – Объясню, но сам понимаешь, все это с чужих слов. В городе идут одна за другой облавы, и немецкий офицер, снимающий квартиру у семейной пары, вдруг внезапно съезжает, но при этом предупреждает хозяев квартиры об их аресте. Они послушали его и спрятались у дальних родственников на окраине города, а спустя сутки узнали, что в их квартиру с обыском нагрянуло СД[202]. Естественно, что подпольщики заинтересовались этим немцем, и оказалось, что он работает в управлении тыла немецкой армии и, что самое интересное, у него есть друг-приятель, который работает в СД. Тогда подпольщики решили поговорить с этим обер-лейтенантом, устроив ему как бы случайную встречу с бывшим хозяином квартиры, который неплохо знает немецкий язык. Немец рассказал, что его отец был коммунистом, но после прихода Гитлера к власти умер. Потом сказал, что в городском подполье есть предатель. Имени его он не знает, но тот работает в железнодорожном депо. И последнее. У него есть интересные для советского командования документы, но при этом с подпольем он категорически отказался работать, так как среди них могут найтись и другие провокаторы, поэтому ему нужна отдельная связь, причем напрямую с Москвой. Мы передали все эти сведения по рации командованию и получили приказ: войти в контакт с немецким офицером. Я доходчиво все объяснил? – Да, товарищ Стук. Но почему я? – Да потому что у нас в двух отрядах есть только один человек, который хорошо знает немецкий язык. К тому же ты смелый, умный и находчивый боец, которому можно доверить любое задание. – Мы верим в тебя, товарищ Звягинцев! – добавил к этим словам свою похвалу Градов. «А куда деваться груздю, которого не спросили, хочет он этого или нет, а просто в корзину засунули?» – Сделаю все как надо! Не сомневайтесь! – Я снова вернулся к образу патриота-комсомольца. – Теперь о самом задании. Ты заберешь у немца документы и договоришься с ним о связи. Мы понимаем, задание сложное, но мы верим в тебя, Костя. Да ты и сам должен понимать: иметь в стане врага такого шпиона дорого стоит. – Понимаю. Постараюсь не подвести, товарищи командиры. Когда отправляться? – Сегодня готовься, а завтра мы тебя переправим в отряд Старика. Честно говоря, я подозревал, что это игра немецких спецслужб, уж больно нагло и выпукло все это дело выглядело. В Москве посчитали так же и решили закинуть немцам приманку в виде разведчика, и приказ партизанам дали соответствующий: найти для этого задания молодого, интеллигентного парня, со знанием немецкого языка. Желательно москвича. Впрочем, как оно было на самом деле, мне не было известно, вот только моя интуиция сердито ворчала, а я ей привык доверять. В прошлой жизни мне пришлось попробовать и испытать многое, но в роли шпиона из фильма, с явками и паролями, бывать не пришлось. Когда не знаешь – готовься к худшему. С таким настроением я отправился на задание. Документы у меня были почти настоящие. Справка. Печать. Подлинные фамилии и подписи бургомистра и начальника полиции. Липой в них было только то, что я не был полицаем села Горелое и не имел в городе Могилеве родной тетки. Вечером того же дня связной Старика свел меня с представителем городских подпольщиков. От него мы узнали, что немец правильно указал на место работы предателя. Подпольщики сумели за эти дни вычислить иуду, а после допроса его казнили. После этого случая доверие к немецкому офицеру сразу выросло. Вспомнив парочку просмотренных шпионских фильмов, попросил, если есть, очки с простыми стеклами. Для маскировки. К моему удивлению, мне пообещали их принести. Ближе к вечеру за мной пришел человек. Нахлобучив кепку и надев очки, вместе с сопровождающим меня подпольщиком, пошел к месту встречи, кинотеатру «Луч». Народу было немного. Спустя десять минут после начала сеанса рядом со мной сел мужчина в гражданской одежде. – Головы ко мне не поворачивайте. Смотрите на экран, – первым делом произнес он тихо по-немецки, а затем спросил. – Что вам велено мне передать? – Нужны документы, которые подтвердят вашу искренность. Только после их проверки мы сможем говорить о дальнейшей работе. – Разумно. Встречаемся завтра в букинистическом магазине в час дня. У меня в руке будет книга. Я оставлю ее на прилавке, а вы ее возьмете. И простите мое любопытство. Вы говорите как истинный берлинец. Откуда…. – Где находится этот магазин? Вы не назвали адрес, – бесцеремонно перебил я его. – Он единственный в городе. В следующую секунду я встал и пошел к выходу. С моей интуицией мы подружились в Афганистане, после чего жили с ней душа в душу, и сейчас ей очень не понравился этот тип. И я был с ней полностью согласен. Этот человек, несмотря на неподвижное лицо, не казался таким напряженным, как я, что было весьма странно, ведь он должен был бояться, причем даже больше меня. Попади он в руки гестапо… Выйдя из кинотеатра, свернул за угол и неторопливо пошел сквозь парк, делая вид, будто гуляю. Откуда-то сбоку вынырнул подпольщик, обогнал меня и пошел впереди меня, показывая дорогу. Мы шли вечерними улицами, петляли, пока не добрались до развалин, тут подпольщик резко прибавив в скорости, вдруг неожиданно исчез в провале разбитой стены. Чего-то такого я и ожидал, после чего, перейдя на бег, кинулся за ним. Как я не сломал ноги при бегстве во мраке среди обломков и разрушенных стен, просто не знаю. Повезло. Честное слово, повезло! Проскочив с ходу развалины, мой проводник углубился в густые заросли кустов. Проскочив их, мы оказались у двухметровой стены. Перебравшись через нее, я увидел несколько длинных бараков. Явно какие-то мастерские. Были. В прошлом. Уже не спеша, но с оглядкой пройдя мимо них, мы оказались на небольшой улице. Сразу видно, окраина. Два ряда потрепанных временем деревянных домов. В некоторых окнах горел свет. Тусклый. Такой свет дает керосиновая лампа. Остановились около последнего дома. Подпольщик некоторое время внимательно и цепко смотрел на меня, потом сказал: – Сегодня переночуем здесь, но как завтра уйдешь, то сразу забудь про это место. Укрытие на самый крайний случай. Понял? – Понял. На следующий день я забрал книгу с вложенными в нее секретными документами и отправился обратно в отряд. Кроме них была отпечатанная на пишущей машинке записка о том, что этот букинистический магазин предлагается использовать для дальнейших встреч. По крайней мере, на первое время. «Страхуется немец. Действительно, не доверяет он подпольщикам. Может, я действительно зря на него бочку качу? Ладно. Время покажет». Честно сказать, я много страха натерпелся за эту командировку. У меня всегда было что-то в запасе, как нож в рукаве, а здесь, в чужом и незнакомом городе, я оказался словно на арене цирка. Весь свет на меня падает, я всем виден, а те, кто сидят за границей освещенного круга, мне не видны, а значит, с какой стороны ждать опасность, непонятно. Все это жутко нервирует, натягивая нервы до предела. Вернувшись в лагерь, отдал документы, а сам пошел отсыпаться. Честно сказать, в городе мне паршиво спалось. Сказывалось постоянное напряжение. «Похоже, отвык ты, парень, от постоянной опасности», – был я вынужден признаться сам себе. Спустя несколько дней Наташа рассказала мне по большому секрету, что к нам летят люди из Москвы. Командованию отряда велено найти и обозначить место высадки в кратчайшие сроки, а еще спустя два дня наши разведчики привели в лагерь троих человек. Еще вечером, до прибытия, им выделили комнату в бараке, который у нас считался госпиталем. Люди рассчитывали на новости, хотели узнать из первых рук, что происходит на фронтах, как живет страна, а вместо этого всему составу было строго приказано: в разговоры с новыми людьми не вступать и держаться от госпиталя подальше. Ели они вместе со всеми, но этим общение и ограничивалось. Вызов в штаб рано утром меня не удивил. Ведь москвичи были сброшены сюда ради немецкого офицера, с которым только я общался. В штабе сидели командир отряда, Стукашенко и три «чекиста», прибывших из Москвы. Так я их, для себя, решил пока именовать. – Садись, Звягинцев, – сказал мне командир отряда, когда я представился. – У товарищей… есть к тебе ряд вопросов. – Костя, – обратился ко мне один из них, мужчина с цепким и внимательным взглядом, – опиши нам этого немца, и как можно подробнее. Может, есть особые приметы… Их интересовало все. Жесты, детали его поведения, мимика, как он ставит фразы. Вопросы сыпались из чекистов, как из рога изобилия, пока я не стал повторяться. Когда они это поняли, разговор подошел к концу. – Место встречи тебе подпольщики дали? – Да. – Немец, ты говоришь, напрочь отказался работать с подпольщиками? Так? – Так точно. Старший группы какое-то время думал, потом изложил нам свой план: – С подпольем на контакт мы не пойдем, а связь с ними через тебя будем держать. На первую встречу с немцем пойдешь тоже ты, ну а мы тем временем понаблюдаем за немцем со стороны. Если все пройдет хорошо, подпольщики проверят место встречи и на этом, Звягинцев, твоя работа будет закончена. Все остальные подробности мы обговорим с тобой, когда будем в городе. На этом все. Сразу по прибытии в город я занялся подготовкой встречи. Все шло как и было намечено, а единственной неожиданностью для меня стали немецкие мундиры и отличный немецкий язык чекистов. Холодная надменность лица старшего группы даже на меня произвела впечатление. Истинный ариец. Когда вся подготовительная часть работы была закончена, я спросил: – Я больше не нужен? – Костя, как у тебя с документами? Вопрос был неожиданный, поэтому я замялся на секунду. – Вроде нормальные. – Это хорошо. Место встречи ты знаешь, пойдешь впереди нас. На всякий случай. – А потом? – Дойдешь до нужной нам улицы, сразу уходи. Над головами висели тучи, из которых шел с какими-то непонятными перерывами мелкий противный дождь. До этого несколько дней шли проливные дожди, поэтому на улицах стояла непролазная грязь. Лица у людей, под стать погоде, хмурые и раздражительные. Горожан на улице почти не было, а те, что шли, только изредка бросали равнодушный, скользящий по мне взгляд. Война наплодила столько проблем, что для лишнего любопытства у людей не оставалось ни сил, ни желания. Так же скользнули по мне взгляды двух немецких солдат, вынырнувших из-за угла и быстро зашагавших дальше по своим делам. Был бы патруль, сразу бы остановил молодого парня, хотя справка у меня была настоящая, с подлинной печатью и подписями. Я шел, подняв воротник теплой куртки на ватине, и думал о том, что в случае необходимости смогу использовать только один из своих ножей, который спрятан в рукаве. В руке у меня был зажат кусочек бумаги, на которой была написана фамилия и адрес дома, в котором как бы проживает моя тетя. Дойдя до нужной улицы, я остановился и стал крутить головой, делая вид, что ищу название улицы или нужный мне номер дома. Спустя пару минут из-за угла дома вышли чекисты. При виде немецкой формы я придал себе испуганный вид, отпрянул в сторону и замер, пропуская их мимо. Моя работа на этом закончилась, и я мог уходить, но что-то в общей картине меня насторожило. Череда войн, через которые мне пришлось пройти, выработала во мне поистине звериное чутье на опасность. Мне многое довелось пережить, и в том, что я выжил, есть определенная заслуга моей интуиции. Я попытался проанализировать обстановку. Слишком тихая улица? Нет. На улицах оккупированного города, вблизи окраины, всегда тихо и пустынно. Что именно, мать вашу? Может, дело в домах? Улица состояла из частных подворий и деревянных двухэтажных домов. Окна? Я сделал вид, что рассматриваю еле видимый и наполовину стертый номер дома, при этом держа бумажку на виду. Со стороны должно было казаться, что я ищу нужный мне адрес. Растерянно оглянулся по сторонам, заодно мазнув глазами по окнам. Вот оно! На втором этаже дома, расположенного почти напротив места встречи, ветерок качнул занавеску! Слегка, чуть-чуть, было приоткрыто окно. Какой идиот будет держать открытое окно в такой холод? В этот момент мимо меня торопливо шла пожилая женщина в пальто и наброшенном на него брезентовом плаще. Я остановил ее. – Извините, где тут дом номер восемь? – Ты ж, хлопец, перед ним стоишь! – И она ткнула рукой в здание. – А Фросьеву Анастасию Степановну вы случаем не знаете? – Даже не слыхала о такой, – уже на ходу ответила мне женщина. Я не сомневался, что если там находится засада, то немцы, наблюдавшие за улицей, видели мой разговор с женщиной и ее жест рукой, показывающий в сторону дома, а значит, стрелять сразу не станут. В подъезде было сыро, пахло чем-то кислым и затхлым. Достал ножи. Бритвенной остроты лезвия. Где-то внутри меня стал разгораться огонек боевого азарта. Я был снова в деле! Эти минуты, полные опасности, вместе с предельным напряжением тела и нервов, когда кровь, смешавшись с адреналином, кипит, были для меня одним из тех моментов, ради которых я стал наемником. Стал подниматься по скрипучей деревянной лестнице. Только я ступил на площадку, как дверь нужной мне квартиры резко распахнулась. На пороге стоял толстый фельдфебель, держа направленный на меня автомат. Нечто подобное я и ожидал увидеть, поэтому испуганно отпрянул и втянул голову в плечи, после чего залепетал, путая немецкие и русские слова: – Их… ищу meine Tante. Штрассе… Э-э-э… Болотная улица. – Die Hände nach oben, партизан! – Я не партизан! Ищу тетю! Мeine Tante! Из глубины квартиры послышался мужской голос: – Макс, тащи его сюда! Немец отступил в сторону и качнул головой в сторону квартиры: – Коммен! В следующее мгновение лезвие ножа описало короткий полукруг и рассекло горло и трахею автоматчику. Он еще только начал хрипеть, заваливаясь, как я уже проскользнул в квартиру. Молниеносный взмах руки, и солдат, стоящий у окна с винтовкой в руках, стал медленно оседать с ножом в шее. Обер-ефрейтор, сидевший на стуле и держащий винтовку между колен, как завороженный уставился на меня. Нож вошел ему в левый глаз, оставив на его лице уже посмертное выражение удивления. Быстро втащив в комнату труп фельдфебеля, я закрыл за собой дверь на замок. Огляделся. Печка. У стенки маленькая поленница дров. Этажерка. Металлическая кровать. Два стула. И три мертвых фрица. Вытащив из трупов ножи, я тщательно их вытер, затем быстро подошел к окну и осторожно выглянул. В доме, где проходила сейчас встреча, пока стояла тишина. Быстро оглядел арсенал, который мне достался в наследство, и несколько удивился тому, что увидел. Одна из винтовок была явно не немецкого производства, а что самое удивительное – имела глушитель. «Зачем им глушитель?!» – задал я сам себе вопрос, но ответа не получил. Просто не знал. Вторым предметом, вызвавшим у меня удивление, стала лежавшая под окном сумка с тремя гранатами. Ну, немцы! Ну, педанты! Хмыкнув, стал разбираться с автоматической винтовкой, имевшей глушитель. Спустя несколько минут снял кепку и заменил ее на кепи немецкого солдата, так как голову в окне кто-нибудь обязательно увидит, а все остальное должна скрыть занавеска, после чего застыл у окна в ожидании. Мне ничего не было известно о порядке встречи, поэтому приходилось исходить в сложившейся ситуации только из одного чисто русского варианта под названием «авось пронесет». Как и не было мне известно, что около двух часов тому назад в кабинете начальника службы СД Карла Мюллера состоялся разговор следующего содержания: – Вилли, может, ты не пойдешь на встречу с русскими разведчиками? Ты уже выполнил свою задачу: заманил их в ловушку. Теперь только и осталось, что захлопнуть ее. – Дорогой дядя, я и так вам многим обязан, но при этом я немец, офицер, и мой долг… – Ты уже столько раз рисковал собой, что доказал всем свою храбрость и преданность рейху! Ты этим просто проявишь осторожность! К тому же моя сестра, а твоя мать просила приглядывать за тобой! Твой отец погиб во Франции, как герой. Прошло почти три года, а она до сих пор не может прийти в себя, и если с тобой что-то случится, она просто не переживет этого! Ты должен это понять, Вилли! – Принимаю вашу заботу обо мне, но не забывайте, я уже не мальчик, господин оберштурмбаннфюрер! – Ну-ну, племянник. Не горячись! К тому же я с тобой полностью согласен. Женщинам – их слабости, а нам, как мужчинам и истинным арийцам, – войны и покорение народов! – Я рад, что вы понимаете меня, дядя. – Это потому, мой мальчик, что вижу в тебе самого себя. Все, хватит лирики. Как ты уже знаешь, только вы возьмете русских агентов, сразу начнется операция «Удавка» по разгрому городского подполья. Наш успех станет отличным подарком для Гиммлера, а заодно мы щелкнем по носу бахвала Мольтке, нашего коллегу из гестапо! – Извините, дядя, но мне уже нужно идти. Надо переодеться перед встречей с русскими шпионами. – Все, Вилли. Больше не задерживаю тебя! Иди и возвращайся с победой!
До последнего момента во мне теплилась надежда, что разведчиков выпустят, а им вслед пустят агентов, чтобы проследить за ними и выявить всю группу, но вместо этого ситуация развернулась по самому плохому варианту. В доме началась стрельба, затем треснуло и разлетелось вдребезги одно из стекол. Как только раздался первый выстрел, тело пришло в боевую готовность, готовое реагировать на любые изменения в окружающей обстановке, а мозг автоматически принялся просчитывать варианты возможного боя. Нетрудно было догадаться, что немцы со всей своей дотошностью и педантичностью постараются просчитать все возможные ходы противника, поэтому, стоило мне услышать треск мотоцикла и ровный гул мощного двигателя, который приближался с каждой секундой, как сразу стало понятно, что к фрицам приближается подкрепление. Я открыл окно и осторожно высунулся. Разбрызгивая грязь, к дому подлетел мотоцикл с коляской. Водитель и сидевший сзади солдат сразу соскочили и встали у калитки с автоматами наготове, а пулеметчик, сидевший в коляске, направил ствол на дом. К этому моменту стрельба перешла во двор за домом. Несложно было понять, что разведчики сделали попытку уйти через задний двор. «Вот только, похоже, не получилось». В подтверждение этого вывода входная дверь распахнулась настежь и из нее, пригибаясь, выскочили два разведчика, с пистолетами в руках. Немцы, стоявшие у калитки, дали несколько коротких очередей, стараясь прижать русских диверсантов к земле. В ответ раздалось несколько пистолетных выстрелов. Первым я взял на прицел пулеметчика. Тело гитлеровца дернулось, откинулось назад и застыло с бессильно опущенными руками. Водитель мотоцикла, что-то услышав, обернулся и растерянно уставился на труп пулеметчика. Окончательно понять, как такое могло случиться, ему не дала пуля, ударившая под обрез каски. Затем я перевел ствол на второго солдата и нажал на спусковой крючок. Тот упал, разбрызгивая жидкую грязь, на землю и замер, широко раскинув руки. В этот самый миг на улицу въехал открытый грузовик с шестью солдатами. Не успел он остановиться, как вниз одна за другой полетели три гранаты. Автомобиль подпрыгнул, заскрежетав своими железными внутренностями, расшвыривая вокруг себя куски дерева, железа и человеческой плоти. «Вроде все…» – я бросил последний взгляд на улицу и замер. Оба разведчика кинулись не на улицу, а обратно в дом. Если «чекисты» рассчитывали, что я буду и дальше их прикрывать, то они ошибались. У меня не было желания записываться в мертвые герои. Скинув немецкое кепи, надел кепку, прихватив с пола автомат, побежал к двери. Быстро спустившись по лестнице, я осторожно приоткрыл дверь подъезда, замер, держа наготове автомат. Где-то вдалеке слышался рев машин и выстрелы. Убедившись, что прямой опасности нет, выскочил из дома и помчался со всех ног как можно дальше от этого опасного места, где через пять-десять минут будет по солдату на один квадратный метр. Я еще успел услышать, как взревел двигатель мотоцикла. «Чекисты? Своего забрали? На них немецкая форма, немецкий мотоцикл. Соображают», – вся эта логическая цепочка автоматически выстроилась у меня в голове за пару секунд и сразу исчезла, так как мне нужно было думать о себе, о том, как вырваться из города. «Бросить автомат? Нет. Рано», – мелькнула следующая мысль и пропала, пока я бежал по пустынным улицам, стараясь уходить как можно дальше от рева двигателей, выстрелов и криков. Проскочил несколько дворов, остановился, чтобы перевести дух и сориентироваться. Мне повезло. С моего места хорошо просматривалась водокачка, а значит, в той стороне находилась железнодорожная станция, со стороны которой я входил в город. Мне надо было взять немного левее от нее, вот только именно в этом направлении прямо сейчас началась стрельба. Пока я раздумывал, что мне делать, как услышал быстрый топот чьих-то ног. Быстро огляделся. Единственным укрытием был подъезд двухэтажного деревянного дома, в двух десятках метров от меня. Я еще только вслушивался и раздумывал, как поступить, как совсем рядом раздались выстрелы. Судя по неровному интервалу выстрелов, кто-то стрелял на бегу. В ответ протарахтела короткая очередь, за ней другая. Кто-то вскрикнул. Снова ударил пистолетный выстрел. Больше не раздумывая, я кинулся в подъезд и только успел спрятаться за полуоткрытой дверью, как в нее спустя минуту сунулся один из беглецов. – Пошел отсюда! – рявкнул я на немецком языке, направив на него автомат. Молодой парень, даже не разглядев меня толком, кинулся, сломя голову, обратно из подъезда. Снова раздались крики, топот множества ног и выстрелы. Какое-то время выжидал, затем осторожно выглянул из двери. Снова прислушался. Никого. Только неподалеку ревел двигатель грузовика и где-то на соседней улице немецкий офицер, надрывая горло, отдавал приказ перекрыть улицу. Снова какое-то время бежал, но теперь уже налегке, выбросив автомат по дороге. Дважды буквально чудом ускользнул от патрулей, наводнивших город, но сумел вырваться на окраину. Забравшись в какие-то развалины, первые несколько минут я пытался отдышаться и прийти в себя, потом просто сидел, вслушиваясь в окружающее пространство. Здесь было тихо, только мелкий дождик барабанил по остаткам крыши, под которой я сейчас сидел. Меня била мелкая противная дрожь. Пока метался по городу, то ничего не замечал, накачанный по уши адреналином, но теперь на меня навалились усталость, холод и сырость, а спустя какое-то время к ним присоединился голод. Я поднялся на ноги, немного размялся и отправился на место нашей последней стоянки, так как там «чекисты» сделали небольшой тайник. На всякий случай. Об этом месте никто, кроме нас четверых, не знал. Добрался я до места сравнительно быстро, потом какое-то время наблюдал. Не обнаружив ничего подозрительного, вскрыл тайник, но оставаться в этом месте не рискнул, хотя бы потому, что прописную истину «Береженого бог бережет» никто не отменял. Уложил в мешок продукты и медикаменты, накинул на себя плащ-палатку и ушел. Заночевал я в нескольких километрах от города, в балке, накрывшись плащ-палаткой. Утром, сориентировавшись по местности, двинулся дальше. Ближе к вечеру, предельно уставший, я достиг опушки нашего леса и тут, к своему немалому удивлению, неожиданно наткнулся на брошенный немецкий мотоцикл. «Значит, сумели не только вырваться из города, но и добраться до леса. Что тут скажешь. Молодцы». Из быстрого осмотра мотоцикла стало ясно, что один из них ранен, причем тяжело. Об этом говорили окровавленные тряпки, лежавшие на мокрой земле. Так как с раненым они далеко не могли уйти, я осторожно стал описывать круги, пытаясь выйти на их след, и спустя какое-то время увидел огонь. Осторожно подкрался. Два человека лежали на нарубленном лапнике, а один сидел у костра, глядя в огонь. Вдруг кто-то из раненых завозился, потом раздался глухой, протяжный стон. Разведчик у костра резко вскинул голову и повернулся в сторону звука. В этот момент я вышел из-за дерева. – Не стреляйте. Это я. Костя Звягинцев. – Ты?! – удивление старшего группы было настолько большое и неподдельное, что он секунд десять молчал, не сводя с меня взгляда. – Как ты нас нашел? Я пожал плечами: – Нашел. У меня с собой продукты и медикаменты. Чекист удивленно покрутил головой и негромко сказал: – Чудеса, да и только. К моему удивлению, одним из двух раненых был офицер СД. По крайней мере, мне так объяснил «чекист». «Это они за ним тогда вернулись. А третьего „чекиста“, значит, все же кокнули». Спрашивать я ничего не стал, удовлетворившись тем, что он мне сказал. Через час перевязанных и накормленных раненых устроили под навесом из плащ-палатки. Я присел у костра, наслаждаясь тишиной и спокойствием, но когда в меня уперся тяжелый взгляд чекиста, сразу подобрался, так как понял, сейчас начнется допрос. Позволить этого я не мог, так мне сначала нужно было все основательно продумать, чтобы не выпасть из роли комсомольца-добровольца, и поэтому сделал ход первым. – Товарищ командир, я сильно устал, поэтому давайте поговорим в лагере. Хорошо? Он какое-то время внимательно смотрел на меня, потом сказал: – Хорошо. Утром ты пойдешь в лагерь и приведешь помощь. – Так точно, товарищ командир. Уже к обеду следующего дня я вернулся с помощью, и вскоре «москвичи» вместе с пленным были в лагере. Гитлеровец, в чине офицера СД, поднял в лагере немалый шум. Меня пытались спрашивать, что и как произошло, на что я отвечал: военная тайна. Когда суматоха улеглась, я отправился на склад и расположился возле горячей печки-буржуйки. Сюда я приходил только в тех случаях, когда мне хотелось остаться одному или о чем-то подумать. Я услышал, как кто-то вошел, но сделал вид, что дремлю на лавке, откинувшись на стену. Это пришел разведчик. Честно говоря, я никак не ожидал, что он явится сюда прямо сейчас, так как надеялся увидеть его только завтра утром. – Ты один? Я встал: – Так точно, товарищ командир. – Сиди, чего вскочил. Он взял чурбан, который мы использовали вместо табурета. Подтащил его поближе, потом уселся. С минуту смотрел на пляшущее в печке пламя, потом спросил: – Что своим командирам сказал? – Сказал, что военная тайна и я не могу ее разглашать. Если что интересует, то у товарищей из Москвы спрашивайте. Какое-то время он смотрел, как я поленья в печку подкладываю, и только потом спросил: – Почему про свой подвиг не рассказал? Как нас спас. – Зачем, товарищ командир? – спросил я его. Он посмотрел на меня с явным удивлением, потом спросил: – Тебе сколько лет? – Девятнадцать. Скоро исполнится. – Хм. Какой-то ты у нас серьезный и хваткий, парень. Совсем не по возрасту. – Да нет, совсем обычный, – постарался я оправдываться. – Просто много перенести за это время пришлось. Злоба на фашистов внутри накопилась, а она по-другому, по-взрослому, на жизнь заставляет смотреть. – Я не о том хотел сказать. Как ты смог вычислить немцев, сидящих в засаде? – Чистая случайность, товарищ командир. Или можно сказать, слепая удача. Случайно заметил мелькнувшее лицо фрица в окне и подумал, что это неспроста. Да и страх за вас был, – продолжал я врать. – Их там двое было. Расположились вольготно и сидели с винтовками. Я их там ножом… Вот и все. – Я тут говорил с товарищем Стуком, так он сказал, что ты с ножом неплохо умеешь обращаться. Вот только у тебя все больно просто получается. Заметил. Убил. Да еще ножом. Если бы ты их в горячке боя застрелил – другое дело, а ножом работать… тут определенная сноровка нужна. И ведь не врешь, я это чувствую, но при этом явно чего-то недоговариваешь. Я пожал плечами, что тут говорить. Профессионал, он и в Африке профессионал. – Ладно. Не хочешь об этом говорить, тогда расскажи мне о себе. – Зачем это вам, товарищ командир? Или вы меня в чем-то подозреваете? – Чудак человек, ты нам жизнь спас, как я могу тебя в чем-то подозревать? Просто хочу понять, что ты за человек. «Так я тебе и поверил», – подумал, после чего изложил коротко свою биографию. – Студент. ИФЛИ. Известный институт. Слышал о нем. – А затем вдруг неожиданно сказал: – Знаешь, Костя, когда я тебя первый раз увидел, то почему-то сразу подумал о том, что ты парень из интеллигентной семьи. М-м-м… Тут мне еще рассказали, что ты, будучи в плену, трех гитлеровцев положил, а четвертого в плен взял и при этом своих товарищей спас. Было такое? – Было, но не совсем так. Он ждал продолжения, но я молчал, тогда он сам продолжил: – Причем, как оказалось, это были не простые солдаты, а немецкие егеря. Встречаться мне с ними лицом к лицу не доводилось, а вот слышать о них слышал. Матерые звери. Особенно отличились в борьбе с партизанами в Чехословакии и Франции. – Знал бы, что они такие страшные, уж точно не стал бы с ними связываться, товарищ командир, – пошутил я. – Шутишь. Это хорошо, – он сказал это так, словно решил закончить разговор, но вместо этого последовал новый вопрос, но уже на немецком языке. – Warst du schon mal in Berlin? Следующие пятнадцать минут мы говорили на немецком языке. – Какие еще языки знаешь? – Французский. – Хорошо. Очень хорошо. Эти слова он произнес уже задумчиво, глядя не на меня, а на огонь. Какое-то время просто сидел и смотрел на пламя, потом словно очнулся, посмотрел по сторонам и сказал: – Тихо-то как, словно и войны нет. Ладно. Пойду я. Я долго сидел после его ухода, пока не прогорели полностью дрова в печке. Все думал о нашем странном разговоре. В целом «товарищ из Москвы» мне понравился. Спокойный, сдержанный, вдумчивый, но при этом рисковый и отчаянной смелости человек. «Не кабинетный чекист», – подвел я итог своим мыслям и отправился в свою землянку.
В следующее утро я дал себе поспать, так как прилично вымотался за последние несколько дней. Только поднялся с топчана, надел штаны и вбил ноги в сапоги, как в землянку влетел Семен Шкетов. – Звягинцев, я тебя по всему лагерю разыскиваю, а ты тут на ухо давишь! Подъем! – Сема, чего шумишь? Что случилось? – Тебя командир срочно хочет видеть! Там у него «товарищ из Москвы» сидит. – Пусть сидят, они свои командирские дела решают. Я-то им зачем понадобился? – Так они мне и доложились! Короче, одна нога здесь, другая там, – он развернулся, чтобы уходить, но в дверях неожиданно обернулся. – Сегодня суп будет. С мясным приварком. – Здорово! А то эта овощная болтушка у меня уже в печенках сидит! С едой в отряде было неважно, да к тому же экономили во всем, так как впереди была долгая и холодная зима. Стоило мне войти, как сразу наткнулся на испытующий взгляд московского чекиста. За столом, кроме командира, сидели товарищ Град и начальник разведки. – Старшина Звягинцев по вашему приказанию… – Садись, старшина. Я сел на лавку. – Хвалят тебя. Я изобразил смущение, пожал плечами. Командир неожиданно поднялся: – За самоотверженные действия и помощь в выполнении задания, а также уничтожении предателя, внедрившегося в ряды городского подполья, вам, старшина Звягинцев, от лица командования отряда выносится благодарность! Несколько ошарашенный подобной трактовкой моих действий, я подскочил с места и вытянувшись, воскликнул: – Служу трудовому народу! – Молодец! Так и дальше служи! – удовлетворенный моим энтузиазмом подвел итог командир. – Товарищ Сазонов, вы что-то хотели сказать? Теперь я знал, что у «товарища из Москвы» есть фамилия. Правда, липовая. – Хотел. И скажу, – при этом он посмотрел на меня и чуть краешками губ улыбнулся. – Хорошие у вас бойцы, товарищи командиры! Правильно вы их воспитываете, но при этом не надо забывать отмечать их боевые успехи, поэтому мне хотелось бы попросить вас представить товарища Звягинцева к награде. Товарищу Зиме его слова явно не понравились, и я его понимал, так как слова москвича прозвучали скорее как приказ, чем как просьба. – Идите, Звягинцев, – отпустил меня командир отряда. Я вышел. «Вот только почему предатель? Что-то не понимаю я логики товарища Сазонова». На следующий день меня в составе группы отправили на новое задание: перехватить немецкий автомобиль с мукой и консервами. Машина, которую мы остановили, подходила под все те приметы, которые нам дали, вот только оказалось, что вместо продовольствия она везла связистов, к тому же фрицы оказались воинственными, принялись отстреливаться да еще гранату бросили. Два человека, в том числе и я, получили осколочные ранения. Так я снова попал в лазарет. Само извлечение осколков было довольно болезненной процедурой, и, когда все закончилось, я неподвижно лежал, с радостью чувствуя, как уходит из тела острая боль, одновременно болтая с Аней. Моя разговорчивость шла от действия легкого наркоза (сто граммов выпитого спирта). Вдруг неожиданно прибежала Наташа, то ли чем-то озабоченная, то ли грустная, коротко поинтересовалась моим здоровьем, но дальнейшую беседу не поддержала и почти сразу ушла. Я с удивлением посмотрел ей вслед, затем перевел взгляд на Аню, но та сделала вид, что ничего не поняла. Разговор сам собой скомкался. – Ладно, Костя. Отдыхай. Я к тебе через пару часов забегу. Спустя какое-то время после ее ухода ко мне неожиданно пришел Стукашенко. С некоторым удивлением я посмотрел на начальника разведки. – Как здоровье, Костя? – Нормально. Вы чего пришли? – Что, просто так уже зайти не могу? – вопросом на вопрос ответил он мне, при этом хитро улыбаясь. – Можете, но не заходите, а сейчас пришли. – Ладно. Зато я первым расскажу тебе то, что все и так скоро узнают. К нам этой ночью прилетает самолет из Москвы, – если он и ожидал какой-то моей реакции на свое сообщение, о так и не дождался, так как даже Митяю было ясно, для чего он прилетает. – Вижу, тебя не удивило мое сообщение. Ну, это мы сейчас поправим. Тебя тоже отправляют в Москву. Он меня действительно удивил, да так, что я приподнялся на топчане и сразу скривился от боли. – Я?! В Москву?! Зачем?! – Ишь ты! Удивился! – развеселился Стукашенко. – Глаза вон какие большие! А я думал, тебя уже ничем не проймешь! – Вы так и не сказали, почему меня отсылают в Москву. – Да я и сам не знаю, парень, – озадаченно заявил мне начальник разведки. – Как так? – Вот так, – теперь уже сердито заявил товарищ Стук. – Нас просто не поставили в известность. Единственное, что могу предположить, так это за тебя просили «товарищи из Москвы». Скажи честно, ты с ними по этому поводу не говорил? – Нет. Не говорил. – Верю, так как хорошо тебя знаю, Костя. Вот тебе еще одна новость. С тобой в Москву улетает наша радистка. – Наташа? Почему? – Ты же парень догадливый, Звягинцев! Не разочаровывай меня! «Так вот почему ко мне приходила Наташа, но ничего не рассказала. Она беременна!» – Понял. – Вижу, что понял. А к нам летит ее замена, новый радист. Я еще тебе, Костя, вот что хочу сказать. Чем-то ты сильно заинтересовал товарища Сазонова. Он про тебя у многих людей спрашивал, – при этом он внимательно посмотрел на меня, мол, как я отреагирую на его слова. Я только хмыкнул в ответ. Да и что тут сказать? – Ну, ладно, парень. Пойду я. Стукашенко поднялся и пошел к выходу. Я, осторожно, стараясь не тревожить раны, лег и уставился взглядом в потолок. «Интересно, зачем я ему понадобился? Своих крутых ребят не хватает?» Даже не зная, что происходит за кулисами советских спецслужб, я в своих размышлениях неожиданно оказался очень близок к истине. Настоящих профессионалов, опытных разведчиков страна Советов за предвоенные годы рассовала по лагерям, а кое-кого поставила к стенке, но теперь, когда позарез стали нужны квалифицированные кадры, ей пришлось их срочно вытаскивать. Меня выдернуть было проще, так как я сидел не за колючей проволокой, на Севере, а все лишь в партизанском лагере, да и клейма «враг народа» на мне пока не было.
Глава 8
После деревянного топчана партизанского лазарета оказаться на настоящей больничной койке было не просто здорово, а замечательно! После холода и сырой промозглости землянок, землисто-серого белья, которое мы, не снимая, таскали месяцами, однообразного варева партизанского котла, после сырого леса и раскисших полей, где часами приходилось лежать, зарывшись в грязь, – после всего этого белые простыни и обязательный распорядок вместе с трехразовым питанием показались мне преддверием рая. Раны у меня были несерьезные, что нельзя было сказать про мысли, бродившие у меня в голове. «Что меня хотят захомутать в какую-то спецслужбу, ясно. Хм. Почему хотят? Они тебя уже захомутали, забрав в Москву. Теперь, небось, сидят и думают, какой кнут надо использовать, чтобы лошадка качественно работала. Ладно. Чего гадать. Поживем, как говорится, увидим», – решил я и стал ждать хода с их стороны. Врач, которая меня приняла, сказала, что у меня все хорошо заживает и через неделю меня можно будет выписывать, поэтому мне пока больше ничего не оставалось, как регулярно питаться, ходить на процедуры, болтать с ранеными и читать газеты. Через три дня меня пришла навестить Наташа Васильева. Сначала она сильно смущалась, ведь я знал ее тайну, но потом постепенно разговорилась. Вспоминали свою жизнь в партизанах, товарищей, ну и конечно, Лешу Крымова. Тут девушка не могла удержаться от слез. Больные и медработники, сновавшие по коридору, сразу стали бросать на меня неодобрительные взгляды. Что за парень такой, который заставляет красавицу плакать? После ее ухода соседи по палате забросали меня вопросами. Кто да что. Мужики, одним словом. Слюной исходят. Еще бы! Такая красивая девушка. Объяснил, что она не моя девушка, а невеста моего хорошего друга, который погиб на войне. Подробностей объяснять не стал, да и… Ведь другом моим он не был, просто хорошим приятелем. Честно говоря, мне даже этого не надо было рассказывать, потому что слухи пошли по госпиталю, и как мне потом сказали соседи по палате, когда она пришла во второй раз, ее у входа уже поджидал находящийся на излечении офицер-летчик. Какое-то время они разговаривали, потом он проводил ее до ворот госпиталя. На следующий день летчик сам меня нашел. Молодой, крепкий, статный парень. Про таких людей говорят: кровь с молоком. Немного смущаясь, попросил рассказать ему о девушке. А что рассказывать? Мне и самому о ней известно было немного. Училась в институте, потом ушла на войну. Радистка в партизанском отряде. Это я ему и рассказал. В самом кратком варианте.Выписывали меня в пятницу. Забрав свои вещи, отправился в канцелярию госпиталя, чтобы получить документ о выписке, но мыслями я уже был в гостях у Костика. Мне очень хотелось как следует оторваться. Душа просто требовала загула. Суток на трое. Подошел. У двери стояло несколько бойцов, в шинелях и с мешками за плечами. – За кем буду? – За мной, – только так успел сказать молоденький солдат, как дверь канцелярии открылась и оттуда выглянула тоненькая женщина – врач с большими усталыми глазами. – Есть тут Звягинцев Константин? – Я Звягинцев, – тут же откликнулся я. Бойцы, ждавшие своей очереди, на меня только покосились, но никто своего недовольства вслух высказывать не стал. – Проходите. Войдя вслед за ней в помещение, я увидел стоящего возле стола франтовато одетого молодого человека. На нем было новое пальто темно-синего цвета, кепка-букле и зимние ботинки на толстой подошве. Шею скрывал бело-синий шарф. Лицо у него было симпатичное, вот только глаза уж больно хитрющие, даже с каким-то налетом наглости. Он быстро и внимательно ощупал мою костлявую фигуру сверху донизу, после чего спросил: – Ты Звягинцев? – Я Звягинцев, – ответил я. – Пойдешь со мной. – А кто вы такой будете, неизвестный мне гражданин? – с издевательской ноткой в голосе поинтересовался я. Говорить он ничего не стал, а просто достал удостоверение сотрудника государственной безопасности. – Вопросы еще есть? – Нет вопросов, – буркнул я и мысленно выругался: «Блин! Чекисты! Такой кайф обломали! Мать вашу!». Ехали мы долго. На дребезжащем трамвае заехали на окраину города, а сойдя, еще минут десять блуждали в лабиринте частных домов, длинных бараков и складов, пока не уперлись в зеленые металлические ворота с нарисованными на них красными звездами. Даже после того как мой проводник предъявил свое удостоверение, меня отказались пускать на территорию части, и только после двух сделанных звонков по телефону удалось пройти через контрольно-пропускной пункт. – Вот так мы и живем, – при этом мой проводник вдруг неожиданно по-приятельски подмигнул мне и улыбнулся. – Пошли, партизан, в столовую. Есть хочется, сил моих нет. Не знаю, как кормили солдат этой части, но щи и гуляш, что поставили передо мной, были отменные. Поел, что называется, от души. Впрочем, мой провожатый тоже не жаловался на аппетит. Выйдя из столовой, мы отправились к временному месту жительства или, как выразился мой проводник, домой. Этим домом оказался барак, стоящий позади столовой. Расположение казармы было выбрано с умом. Здание столовой скрывало наше расположение от основных узловых точек скопления людей – плаца, штаба полка, солдатских казарм. В светлом помещении (четыре окна) вдоль стен стояли двухъярусные кровати, тумбочки и три печки-буржуйки. В противоположном конце казармы, возле одной из них, сейчас шумно возился солдат, подкладывая в печь дрова. Кроме него в помещении никого не было. – Вот эти и еще эти койки свободны, – показал мне на них мой проводник. – Выбирай. Я кинул вещевой мешок на ближайшую кровать. – Сегодня и до завтрашнего утра ты свободен. Спи, приводи себя в порядок. Подъем в шесть утра. Все вопросы к дневальному. Коробкин! – Я! – солдат вскочил и вытянулся. – Объяснишь этому товарищу, где у нас что. Понял? – Так точно, товарищ командир! – Теперь давай знакомиться! Фамилия моя Смоленский. Звать Лешей. Пока ты не зачислен официально в группу, все остальное тебе знать не положено. – Звягинцев. Костя. А что мне знать положено? – Вопрос к командиру. – Мне что теперь здесь полдня сидеть? – Поспи. Потом ребята придут, познакомишься. На ужин сходишь. Чем плохо? – Скучная программа. Спортзал здесь хоть есть? – Есть! Гм. А это мысль! Там прямо сейчас наш Васильич из молодых и зеленых пыль выбивает! – Пыль, говоришь? А посмотреть можно? Смоленский сначала замялся, а потом махнул рукой и рассмеялся: – Все равно дальше фрицевского тыла не пошлют! Пошли, Костя! Спортивный зал был небольшой. Шведская стенка, турник, козел, маты. Но было и исключение. В дальнем углу зала, у самой стены, стояли два массивных щита, на которых были нанесены контуры двух человеческих тел, испещренные ножевыми отверстиями. В середине зала сейчас шла рукопашная схватка, где один матерый дядя выбивал пыль из двух молодых и зеленых парней, как образно выразился Леша Смоленский. Третий, молодой парень, сейчас сидел на сложенных матах, смотрел на схватку и ждал своей очереди. Их шинели, фуражки, гимнастерки и сапоги небольшими аккуратными кучками лежали на соседнем мате. Пробежал глазами по знакам различия. Лейтенант и три младших лейтенанта. Сразу заострил внимание на лейтенанте. Хорошо развитая мускулатура и толщина запястий – все это говорило о недюжинной силе этого человека, но при этом он двигался по матам легким, скользящим шагом. Стойка, стремительно-плавные движения, отточенные до миллиметра захваты и блоки – все это говорило о мастерстве этого человека. Его противники, молодые и горячие парни, явно злились за свои неудачи. Это было видно по их резким, ломаным и неуверенным движениям. Парень, который сидел, сначала внимательно оглядел меня, потом снова стал смотреть на схватку. При этом он насмешливо улыбался, глядя, как раз за разом шлепаются на маты тела его коллег. Долго мне смотреть на избиение детей не дали, так как спустя пару минут лейтенант остановил схватку. Потом за несколько секунд внимательно оглядел меня и спросил: – Звягинцев?! – Так точно, товарищ лейтенант! – Раз пришел, так подходи поближе! А ты, больной, топай отсюда! – неожиданно резко он прогнал моего проводника. – Чтобы в следующий раз я увидел тебя только со справкой от врача! Тот без малейших возражений быстро скрылся за дверью. Подойдя, я остановился у края матов. – Прямо из госпиталя, боец? – Так точно!.. – Не тянись. Пока я для тебя Владимир Васильевич, а там видно будет. Говорил мне о тебе командир. Ты как насчет рукопашного боя? – Если только в половину силы, Владимир Васильевич. – Скидывай свою одежку, Костя, – как-то по-домашнему обратился ко мне лейтенант. – Посмотрим, что ты умеешь. Я снова бросил быстрый взгляд, еще раз оценивая противника. Он был чуть выше меня, но при этом почти вдвое шире в плечах, с мощными, литыми кулаками и тяжелее килограммов на тридцать. «Сейчас он размажет меня по матам, как масло по хлебу», – от этой съедобной аллегории у меня почему-то сразу забурчало в животе. Спустя пару минут я был вынужден признать, что лейтенант настоящий мастер и мне против него не выстоять. В свое время я немало времени отдал рукопашному бою, да и практики хватало, не раз использовал приобретенные навыки в борьбе за собственную жизнь, но если у меня была возможность выбирать, предпочитал кулакам нож. Стремительные атаки мастера следовали одна за другой, заставляя уходить меня в глухую защиту. Скоро мои ноги стали ватными, а удары и блоки потеряли жесткость. Когда я второй раз оказался распластанным на матах, лейтенант остановился и поднял руки: – Все! Пока хватит! Поднимаясь, я только кивнул головой, тяжело переводя дыхание. – У кого и где тренировался? – М-м-м… Сначала по книжке про джиу-джитсу, еще дома, с мальчишками… Потом в Москве занимался самбо и боксом в обществе «Крылья Советов», а последние три месяца перед отправкой в тыл тренировался рукопашному бою у Спиридонова Виктора Афанасьевича. – В своем ответе я перемешал правду с ложью, в надежде, что он ее проглотят, не разжевывая. Впрочем, на это сильно рассчитывать мне не приходилось – как-никак, а он из профессионалов. – Ты, парень, кому-нибудь другому дури голову. У тебя хорошо наработанные комплексы и связки, которые ставят годами, а ты мне говоришь, что с мальчишками… Неожиданно от двери раздался голос «товарища из Москвы»: – Судя по всему, Владимир Васильевич, ты уже попробовал его взять, как любишь говорить, на излом. И как? Он быстро подошел к нам, остановился. «Чекист» имел звание капитана государственной безопасности. – Неплох парень. Совсем неплох! Только физически подтянуть надо! С удовольствием поработаю с ним в спарринге, вот только он утверждает… – Краем уха мне удалось услышать твои слова, так что не повторяйся. Об этом мы с тобой потом поговорим. Значит, экзамен он тебе по рукопашному бою сдал? – Так точно! – Как остальные? – капитан кивнул на стоящих навытяжку младших лейтенантов. В полураздетом виде они выглядели довольно забавно. – Их учить и учить надо! – с недовольным лицом резко махнул в их сторону рукой мастер. – Особенно Дубинина и Зябликова! Вон, Звягинцев только пришел, а поставь его против них, уложит обоих за милую душу! Капитан остановил свой взгляд на двух молодых парнях, красных от смущения. – Товарищи командиры, слабая подготовка может зачеркнуть ваше участие в очередном задании. Подумайте над этим! – Товарищ капитан, мы!.. – С этим к лейтенанту Мирошниченко! – резко оборвал его капитан. – Это ему решать! Затем он повернулся ко мне. – Мы так толком и не познакомились. Камышев Владимир Артемьевич. Можешь не представляться. Все, что мне надо, я о тебе знаю, – при этом он усмехнулся, затем повернулся к лейтенанту. – Владимир Васильевич! Надо проверить новичка в ножевом бою! – Может, пусть отдышится, товарищ капитан? – Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу лейтенанту! – обратился я к капитану. – Обращайтесь! – Товарищ лейтенант, может, тогда используем те щиты, – и я указал на массивные деревянные щиты. Мирошниченко бросил взгляд на капитана, и тот утверждающе кивнул головой. На полу, рядом со щитами лежал сверток, который я сразу не заметил. Когда лейтенант указал на него, я подошел, развернул и отобрал из кучи три метательных ножа. Потом несколько раз, не целясь, только меняя дистанцию, бросил их в щит, после чего повернулся к командирам, спросил: – Начнем? Лейтенант коротко бросил: – Шея. Сердце. Запястье левой руки. Три быстрых коротких замаха, и ножи поразили указанные места. – Отлично, – коротко прокомментировал мой успех Мирошниченко, а капитан одобрительно кивнул головой. – Можно мне глаза завязать? Те недоуменно переглянулись, после чего лейтенант достал из того же свертка несколько длинных тряпок. За десятки лет тренировок в прошлой жизни у меня выработалось особое чутье к пространству, с закрытыми или завязанными глазами я «видел» не только щит, но и центр мишени. Я встал на выбранную мною дистанцию и попросил завязать глаза, после чего метнул оба ножа, один за другим. Снял повязку. Посмотрел. Ножи почти впритирку торчали рядом с центром мишени. – Тебе с этим номером в цирке надо выступать, парень, – лейтенант был откровенно удивлен. – Не ожидал, – с таким же удивлением покачал головой командир. – Слышать-то слышал, но увидеть своими глазами… Молодец, Звягинцев! Теперь осталось посмотреть, как у тебя ножевой бой поставлен. Провели две схватки. Окончательный счет – 1:1. Мирошниченко повернулся к Камышеву с довольным выражением лица: – Не знаю, где он всего этого набрался, но скажу так: мастер он в этом деле! – Вот и хорошо. Значит, берем его на довольствие, – довольным голосом сказал командир. Вопрос о том, где я научился так владеть ножом, ни один, ни другой так и не задали. Даже потом… Скрывать мои способности было бессмысленно, так как от них теперь зависела моя жизнь, будь то рукопашная схватка или ножевой бой. К тому же эти два человека были профессионалами, и обмануть их, как удавалось в партизанском отряде, было практически невозможно. Позже я узнал, почему оказался в этом спецподразделении НКВД. Из истории мне было известно, что перед войной многие опытные сотрудники НКВД-ГБ были репрессированы, и это не могло не сказаться на качестве подготовки диверсантов, забрасываемых в тыл врага. К началу войны уцелело лишь небольшое количество опытных довоенных сотрудников, да и то потому, что большинство их в это время воевало в Испании. Вот что мне было неизвестно, так это то, что недостаток качества подготовки диверсантов, продолжительность которой в условиях военного времени была сильно сокращена (от полугода до одной-двух недель), пытались компенсировать увеличением количества обучаемых диверсантов, обесценивая этим ценность человеческой жизни. Мне также не было известно, что Камышев за девять месяцев, когда встал во главе группы, потерял во время выполнения заданий в фашистском тылу четырнадцать человек убитыми и ранеными. Все они были молодыми парнями, горячими и неопытными, имевшими только зачатки знаний и подготовки для такой работы. Их надо было готовить к практической работемедленно и постепенно, но перед группой командование ставило задачи прямо сейчас, и выполнять их надо было без промедления. Именно поэтому командир ухватился за почти готового профессионала, закрыв глаза на мои, непонятно откуда взявшиеся, таланты. Камышев был не просто мастером своего дела, он любил свою работу. Прямота, честность и принципиальность великолепно сочетались с аналитическим мышлением, хладнокровием и жестокостью в его характере. Начальство его ценило как специалиста высокого класса, но при этом старалось держать подальше от себя, из-за прямоты его взглядов и резких слов, которые далеко не всем нравились. Только благодаря этому он пережил большую чистку рядов в 1937–1939 годах, так как все это время занимался организацией и подготовкой диверсионных отрядов в Испании. Поэтому, когда Камышев попросил перевести меня в его группу, его просьба в отношении неизвестного партизана была сразу удовлетворена. Если Камышев был кадровым военным, то Мирошниченко был призван в армию, воевал с финнами, а затем остался на сверхсрочную службу. Потом окончил шестимесячные курсы подготовки младшего командного состава. Как я потом узнал, он был из древнего рода казаков-пластунов. В отличие от командира, женатого на своей службе, он был человек семейный, имевший двух дочек-подростков и сына-первоклассника. Капитан, удовлетворенный моими успехами, ушел, после чего Мирошниченко отправил меня отдыхать, а сам продолжил тренировку. Я вернулся в казарму. Какое-то время мы болтали с дневальным Коробкиным Михаилом, который был постоянно закреплен за нашей казармой. Белье, баня, почта, печи, дрова и многое другое – все это лежало на солдате. Ближе к вечеру, по одному, по два человека, стал подтягиваться народ. Про меня, похоже, все уже знали. Подходили, знакомились. Все они были молоды и имели одно и то же звание – младший лейтенант государственной безопасности. Позже я узнал, что все они закончили спецшколу НКВД, куда были направлены по комсомольским путевкам. Последними пришли усталые и угрюмые новички Иван Дубинин и Федя Зябликов. Как мне уже рассказали, они пришли в группу только две недели тому назад. Пришедший вместе с ними с тренировки Павел Швецов не успел войти в помещение, как его лицо сразу расплылось в хитрой улыбке. Народ, только увидев его, сразу стал приветствовать радостными криками. Сразу стало ясно, что Швецов из тех парней, которых называют душой компании. – Парни, вы такое когда-нибудь видели! Я, точно, нет! – с ходу заявил он, встав посредине казармы. – Васильич сам сказал! Лично! Сказал, что Звягинцев отличный боец! Своими ушами слышал! – Паша, ты Паша! Язык без костей! Уж я-то Владимира Васильевича как облупленного знаю! Он… – Ты мне не веришь, Сашка?! Так Дубинина или Федьку Зябликова спроси! При них это было сказано! Все посмотрели на сидящих на своих кроватях парней, которые говорить ничего не стали, зато красноречиво закивали головами в знак согласия. – Вот вам! А то сразу: Пашка трепло! Вы бы посмотрели на ножевой бой Васильича со Звягинцевым! А как Костя ножи бросает! Да еще с закрытыми глазами! Все, и даже новички, которые при этом присутствовали, окружили меня и засыпали вопросами. Я отвечал коротко и уклончиво, а так как от меня отставать не захотели, решил отвлечь внимание: – Погодите, парни! Хочу вам кое-что показать! Достал вещевой мешок, развязал и вытащил оттуда куртку и нож немецкого егеря. – Здорово! Ребята, глянь! Она двойная! И так, и так можно носить! Нам бы такие! А клинок! Ты посмотри, какая сталь! Где взял?! Откуда, Костя?! – Взял на время у немецкого егеря. – Ребята, у нас, кроме Пашки, еще один шутник появился! Брось, Костя! Ты серьезно расскажи, как дело было! – Шел, значит, я по лесу, а мне навстречу крадется фриц. Я к нему… – Встать! Смирно! – раздалась команда от двери. От меня сразу отпрянули, разворачиваясь к неожиданно появившемуся командиру. За его спиной виднелась массивная фигура Мирошниченко. Младший лейтенант Сашко, вскинул руку к козырьку: – Товарищ капитан… – Вольно! – Вольно! – Чего вы все на Звягинцева набросились? – поинтересовался капитан. – Уж больно интересно он рассказывает, как у фрица вот эту куртку одолжил, товарищ капитан, – ответил ему Швецов. – Ну и как? – Не успели дослушать, товарищ капитан. – Потом дослушаете! – Тем временем начальство сняло шинели, и я увидел на груди капитана орден и две медали, а на груди его заместителя – орден. – Командуйте, товарищ лейтенант! Мирошниченко вышел вперед. – Товарищи командиры, становись! Равняйсь! Смирно! Товарищ капитан, личный состав группы построен! Младший лейтенант Смоленский болен и согласно вашему приказу находится дома, на излечении! Заместитель командира группы лейтенант Мирошниченко! – Товарищи командиры! – выступил вперед капитан. – Сегодня старшина Звягинцев был официально зачислен в наш отряд! Но это еще не все! Ему присвоено воинское звание сержант государственной безопасности! Приказ подписан! Держи! – И он подал мне петлички с двумя квадратиками. – И это еще не все! Владимир Васильевич, давай! Стоявший за его спиной лейтенант встал рядом. В руке он держал синюю коробочку. Открыв ее, достал медаль «За отвагу». – Сержант государственной безопасности Звягинцев, выйти из строя! Я вышел. – Товарищ сержант государственной безопасности, вы награждаетесь медалью «За отвагу» за героизм, проявленный в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками! – торжественно объявил он. – Служу трудовому народу! После вручения мне сначала торжественно пожало руки мое непосредственное начальство, после чего последовала команда: – Вольно! Разойтись! Затем меня обступили ребята, посыпались шутки и радостные возгласы. В ответ я тоже пошутил: – Когда меня отправляли в тыл к фрицам, то дали звание старшины, а теперь понизили до сержанта. В ответ раздался взрыв смеха. – Все! Отдыхайте, товарищи! – раздался нестрогий голос командира. – Сашко! Когда командир вытянулся перед ним, строго сказал: – Чтобы отбой был минута в минуту! Не как в прошлый раз! Вы меня поняли, товарищ младший лейтенант? – Так точно, товарищ капитан! Камышев и Мирошниченко стали надевать шинели, но в какой-то момент командир вдруг повернулся в мою сторону и спросил: – Кстати, Звягинцев, а почему вы не носите свою вторую медаль «За отвагу»? Смех разом оборвался. Снова взгляды скрестились на мне. Повисло неловкое молчание. Неожиданно для ребят только что пришедший новичок обошел их не только в рукопашке и ножевом бою, но и по наградам, так как, кроме меня, только у трех членов нашей группы было по медали.
Все они были хорошими, открытыми ребятами, которые последнюю рубашку с себя снимут и отдадут, если потребуется, но в них не было той яркой индивидуальности, которой обладал Сашка Воровский или Костик. В них, одна на всех, жила твердая убежденность в совершенстве и справедливости устройства первого в мире социалистического государства. Все определено мудрым руководством, а значит, так и должно быть: одни – враги народа, другие – пламенные революционеры. Они были горды уже одним тем, что несут службу в НКВД, который является карающим мечом уже не партии, а именно товарища Сталина. Он был для них всем: отцом, матерью, вождем, руководителем. Он за них думает и решает, как им жить. И это считалось нормальным. При этом никто из них не думал о карьере, о личных выгодах, они были преданы общему делу, интересы партии были для них единственными. Они не понимали и удивлялись, почему я с пеной у рта не спорю о сроках наступления мировой революции или о выполнении планов очередной пятилетки и почему сорвался, захохотал, когда услышал от Лени Мартынова, единственного среди нас колхозника, рассказ об истреблении сусликов – врагов советской власти. Он как-то рассказывал о своей пионерской юности и вспомнил такой эпизод: – К нам в школу приехал комсомольский работник и рассказал, что суслики – это самые что ни есть вредители, поэтому мы не должны остаться в стороне, а быть как все – на передовой линии борьбы за урожай! Мы даже транспарант сделали, с такою надписью: «Советские пионеры и комсомольцы! Все как один на борьбу с коварными врагами молодых колхозов и советской власти – сусликами!». С ним и выступили в поход. Вы не поверите, сколько в нас было энтузиазма, когда мы шли отрядами в поле с ведрами, наполненными водой. Мы помогаем нашему народу, нашей советской власти наравне со взрослыми! Увидев нору, мы присаживались у нее, затем один из нас колечком складывал пальцы руки у кромки норы, другой лил туда воду. Вскоре мокрый, жалкий грызун вылезал на поверхность. Я его хвать за горлышко – и душить! Суслик, подрыгав ножонками, затихал. Один готов! Сколько радости у нас было, когда наше звено победило, вы просто не представляете! Я представил судорожно сучащего лапками коварного врага советской власти и, не удержавшись, засмеялся, чем вызвал недоуменные взгляды остальных слушателей, для которых это звучало не как шутка, а как обыденная реальность страны Советов. В отличие от моих хороших приятелей – студентов, имевших более живое, не замусоренное социалистическими догмами сознание, эти парни являлись винтиками государственной машины, имея стандартное мышление, даже сами этого не сознавая. Я прекрасно понимал, что это не их вина. Когда в школе им давали на завтрак бублик и конфету, то говорили, что Сталин недоедает, а все отдает детям. Сталин был везде. Он создал и командовал самой лучшей армией в мире. Он построил могучую индустрию. Благодаря вождю, комбайнеры собирали с полей небывалые урожаи, а шахтеры выдавали рекорды по добыче угля. В кинотеатрах шли хроники с его участием, газеты печатали его речи, народ рукоплескал и трепетно внимал ему на выступлениях. Сталин был непогрешим. Народ верил ему безоговорочно, наверное, поэтому стали возможны «враги народа», массовые репрессии, расстрелы и лагеря. Слушая и общаясь с парнями, я старался не выделяться из коллектива, принимая участие в обсуждении последних сводок Информбюро, с интересом слушал рассказы об их жизни, проявлял немалую активность в рассуждениях и спорах о девушках, о любви и прочих человеческих страстях. Впрочем, моя пассивность в обсуждениях политических и экономических тем сглаживалась успехами на спецзанятиях и в спортзале. Кроме того, две медали на груди человека говорили сами за себя. Настоящий боец Красной Армии! О своей будущей работе я получил короткую, но предельно емкую информацию от Мирошниченко: – Спецкурсы у нас проводятся по расписанию. Тренировки – каждый день. Скучать не придется. Стрельба из любых видов оружия. Немецкий язык. Методики допроса, работа с картой, вождение, как нашего, так и немецкого транспорта. Есть и отдельные лекции. Например, по знакам отличия, наградам и особенностям ношения гитлеровской формы. В общем, сам все узнаешь. Помимо тренировок по рукопашному бою, как парторг, я провожу занятия по политучебе и политинформации. Присутствие обязательно! Заниматься по всем предметам ты, Звягинцев, должен с полной отдачей! Сам должен понимать. От этого зависит наша жизнь. Что еще? М-м-м… Ага! Кроме обычных тренировок буду с тобой заниматься индивидуально. Сразу говорю: пощады не жди! Ты меня понял? – Так точно, товарищ лейтенант! – Теперь дам общий расклад по нашей работе. Вначале наша группа была создана для проверки состояния работы агентов, оставленных в тылу и разведывательных групп в районах Западной Беларуси, но где-то с полгода тому назад все изменилось. Время тогда было сложное, да ты и сам должен понимать. Бои под Москвой. Оставлен Севастополь. Не смогли прорвать блокаду Ленинграда… И тогда нас перебросили на диверсии в тылу у гитлеровцев, а потом задания у нас пошли самые разные. Время у нас редко ограниченно, но бывает всякое. Теперь о порядке нашей работы. По возвращении с задания мы получаем неделю отдыха, а затем начинаем готовиться к следующему заданию. И последнее. Ошибок в нашем деле быть не должно. Нам за них приходится кровью расплачиваться и, что хуже всего, жизнью своих товарищей. Этого тебе никто не простит. Запомни это раз и навсегда, Звягинцев! Учиться тайным премудростям, необходимым для разведчика и диверсанта, мне нравилось. Поскольку я был человеком войны, многое мне было знакомо, правда, по большей части из практики, а то, о чем приходилось слышать впервые, схватывал на лету. Со своей стороны, за меня взялся Мирошниченко, который принялся меня тренировать по своей индивидуальной, предельно жесткой программе. Как сломать человеку позвоночник или шею одним движением, пробить пальцами кадык, ударить ножом так, чтобы он не смог даже вскрикнуть, мне и ранее было известно, но при этом смог немало почерпнуть из рукопашного боя казаков-пластунов. Несмотря на массивность тела, Мирошниченко поражал меня легкостью и плавностью движений, своими молниеносными и смертельными ударами. Мое появление в группе стало для него своеобразной отдушиной, возможностью реализовать себя, работая в полную силу. Вот только долго мне учиться не дали. Уже спустя полторы недели Камышев собрал нас всех и рассказал о сути нового полученного задания. Перед нами было поставлено три задачи. Наладить связь с местным подпольем, если такое существует, выяснить тайну исчезновения трех групп разведчиков, сброшенных в этом районе за последние четыре месяца, и установить местонахождение школы по подготовке абверовских агентов. Специфика этих задач прибавила нам новые занятия. Мы изучали карту района, план города, расположение улиц и домов, маршруты отхода, запоминали явки, пароли и фото людей, оставленных на подпольной работе.
Только нас сбросили, как пошел снег. Спускаясь на парашюте, я успел разглядеть большое черное пятно на белой земле. Судя по размерам – это когда-то была деревня Соломатово, теперь сожженная дотла. Проследил взглядом за грузовым парашютом. Он упал удачно, на самой кромке леса. Да и группа быстро собралась. На этом наша удача закончилась, так как второй контейнер нам пришлось искать полтора часа, и нашли его, можно сказать, чисто случайно. Когда определились с местом временной стоянки, командир с заместителем ушли на разведку. Мы тем временем принялись обустраивать временный лагерь. Тишина в лесу стояла идеальная, только время от времени раздавался мягкий хлопок. Это падал с ветвей елей тяжелый, липкий снег. Насколько нам было известно, в этом районе Западной Беларуси было полно лесов и болот, но сравнительно мало населенных пунктов, а в довершение ко всему не было ни одного действующего партизанского отряда, о котором бы знали в штабе партизанского движения. Командиры как-то неожиданно быстро вернулись, причем явно встревоженные. Одновременно с их появлением на грани слуха я уловил размытый, непонятный, сливающийся из-за большого расстояния шум. – Немцы устроили охоту, – начал говорить командир, но стоило ему увидеть тревогу в наших глазах, усмехнулся и разъяснил: – На зверя, кабана или оленя, охотятся. Издали их видели. Две грузовые машины с солдатами и две легковушки. Четыре-пять человек – офицеров. Егеря с ними, похоже, из местных жителей. И собаки. Тут еще вот что. Они же не просто так приехали, а на зверя, которого егеря должны были обнаружить. Что это означает, товарищи разведчики? – Нашу высадку могли видеть. Могли слышать самолет, – послышались голоса. – Увидеть… вряд ли. Темно и шел снег. А вот услышать самолет – слышали и сразу могли подумать насчет десанта! Так как охота была запланирована заранее, то немцы-охотники ничего не знали, а сейчас им сообщат. Тут два варианта. Немцы, испугавшись, уедут обратно, а к полудню здесь будет рота, которая начнет прочесывать этот участок леса. В этом случае нам надо сворачиваться и уходить как можно дальше. Теперь второе: немцы просто плюнут на это сообщение. Десанта никто не видел, а что самолет пролетел, да мало ли их сейчас в небе летает. Мы тут с замом по дороге пораскинули мозгами и решили, что прямо сейчас ничего предпринимать по переносу лагеря не будем, а отправим разведчиков узнать, что там у фрицев делается. Володя, – он повернулся к заму, сидящему на кучке лапника, – пойдешь вместе со Звягинцевым. Будьте предельно осторожны, так как с ними местные охотники, которые знают эту местность как свои пять пальцев. Спустя полчаса мы вышли на то место, откуда командиры наблюдали за появлением охотников. Я разглядел два грузовика и два легковых автомобиля, кроме них недалеко стояло трое саней-розвальней. Рядом с машинами были разбиты две палатки, из которых торчали трубы, а из них валил дым. Рядом ходили, поеживались от мороза, с поднятыми воротниками шинелей, два часовых с автоматами. – Остались. Хм. Быстро обустроились, гады, – негромко сказал Мирошниченко, глядя в бинокль. – Все остальные фрицы, наверное, набились в палатку и сейчас греются у печки. Здесь, на опушке, было заметно холоднее, чем в глубине леса, к тому же чувствовался легкий ветерок, который заставлял нас ежиться, совсем как немцев-часовых. Вдруг где-то заливисто залаяли собаки, затем раздался выстрел, за ним другой, третий. Потом до нас донеслись крики. Часовые насторожились и прислушались. На звуки выстрелов из одной из палаток сразу вывалились шестеро фрицев, которые настороженно уставились в сторону леса. Один из часовых что-то сказал им, а затем для пущей убедительности махнул рукой: идите, ничего страшного. Негромко переговариваясь, те снова исчезли в палатке. – Отойдем обратно в лес, а затем обойдем по дуге. Направление мы знаем, – предложил я план действий. – Так и сделаем, – подтвердил лейтенант. Пока мы осторожно пробирались по лесу, мое ухо делило звуки надвое. Первые – шум охоты: стрельба, крики и лай собак; вторые – лесные звуки: вроде шороха падающего с веток пласта снега, стука дятла или треска коры. Вдруг Мирошниченко поднял предостерегающе руку и замер. Я настороженно прислушался. Ничего. Только повернул голову, чтобы спросить, в чем дело, как до меня донесся запах табачного дыма. Кто-то недалеко от нас курил. «Видно, солдат, стоящий в оцеплении…» – но мысль сразу сбилась, стоило мне услышать легкие шаги в нашем направлении. Мы сразу присели, наполовину прикрытые широкими лапами ели. Наши белые маскхалаты сливались со снегом, лежащим плотным слоем на земле и деревьях. До определенного момента мне была не видна фигура немецкого солдата, пока тот не появился в просвете между деревьями. «Хм. А это, собственно, кто такой?» Тулуп, валенки, треух. Если бы в довершение картины он держал дробовик, то я бы сразу подумал, что это охотник, приехавший с немцами, но у него на поясе болтался немецкий подсумок, а с плеча свисала немецкая винтовка. «Партизан?! Здесь?!» Можно было подумать и так, вот только он шел не крадучись, а довольно уверенно, и только изредка оглядывался по сторонам. Остановился, затем с минуту стоял, прислушивался, потом последний раз затянулся и, бросив догоревшую самокрутку в снег, зашагал в сторону охоты. – Полицай? – шепотом спросил я. – Похоже, – с явным сомнением в голосе ответил мне Мирошниченко. – Но все равно как-то странно. Полицаи леса как огня боятся, а этот… гм… как дома себя чувствует. Выждав несколько минут, мы осторожно двинулись за ним, останавливаясь и замирая при малейшем звуке. Остановились, только когда увидели в просвете деревьев серо-зеленые шинели немецких солдат, стоящих в оцеплении. Выстрелов не было, лай собак затих, они теперь только изредка тявкали, зато были слышны громкие голоса подвыпивших немцев, которые хвастались друг перед другом своими охотничьими успехами. Как стало понятно из разговоров, продолжение банкета должно произойти в палатке у машин, где повар должен был приготовить им какое-то особое блюдо из подстреленного ими оленя. Спустя полчаса офицеры-охотники, в окружении солдат, двинулись в обратный путь. Среди всей этой словесной шелухи мы уделили серьезное внимание только одному короткому разговору немецкого майора и полицая. Он привлек нас еще тем, что немец свободно говорил по-русски. – Галушкин! – Слушаюсь, господин майор! – Передашь Гоноровскому, чтобы был у меня в десять утра. – Так точно, господин майор! Передам всенепременно пану Стефану! – Свободен! Когда мы передали содержание разговора командиру, тот думал недолго. – Судя по всему, это ягдкоманда. Каратели. Стефан Гоноровский. Запомню. Здесь, в Западной Беларуси, много поляков. Также можно предположить, что этот отряд и есть причина гибели наших разведгрупп. Как ты думаешь, Володя? – Вполне возможно, командир. Среди них хватает националистов и врагов Советской власти. Этот пан точно из таких! Не успели мы устроиться на ночь, как началась пурга. Снег даже не падал, он многочисленными вихрями крутился среди деревьев. Укрытые с ног до головы парашютами, мы спокойно и даже в тепле провели эту ночь. Правда, утром пришлось откапываться и вытаптывать площадку. С деревьев то и дело на голову падали пласты снега, и было только слышно, как трещат на морозе деревья. Увязая в снегу по колено, подобрались к большаку. Нам нужен был язык. Им стал крестьянин, ехавший в санях. Назвался Михасем Бурко. Перепуганный до смерти, сбиваясь с русского на белорусский язык, мужик рассказал нам, что немцев в деревнях нет, но при этом в районе они крепко держали власть в своих руках, благодаря карательному отряду пана Стефана. Они появились около года тому назад. Сначала их было полтора десятка, но уже сейчас стало намного больше. Точного числа карателей крестьянин, ясное дело, не знал. С самого начала они расстреляли всех тех, кто имел хоть какое-то отношение к советской власти, потом, по слухам, уничтожили в лесах две небольшие группы партизан и каких-то парашютистов. У Гоноровского в каждой деревне свои люди есть. Зверствуют они не так чтобы сильно, но если в чем-то провинился, то пощады не жди. Пытают, мучают, а потом расстреливают, как самого виновника, так и всю его семью. Получив первичную информацию, мы отпустили крестьянина, при этом предупредив, что за длинный язык пытать мы никого не будем, а вот пулю пустить в лоб – это запросто сделаем. Теперь нам нужен был транспорт. Мы настроились на долгое ожидание, но удача не покинула нас. Благодаря «отряду Гоноровского», уничтожившему партизанское движение в зародыше, немцы здесь оказались непуганые и легко поддались на простейшую уловку под названием «патруль на дороге». Трупы солдата-водителя и фельдфебеля-связиста скинули в овраг и забросали снегом, потом погрузились в машину и поехали. Спустя полчаса показалась деревня, которую нам надо было объехать, но накатанный путь лежал именно через нее, а ехать по снежной целине (до этого дня снег шел не переставая и теперь лежал на земле толстым слоем, скрывая все неровности почвы) было опасно и тактически неправильно. Что это за чокнутые фрицы, которые по нормальным дорогам не ездят? Въехать мы въехали, но неожиданно в центре села наткнулись на толпу местных жителей. Люди, увидев машину с немцами, бросали на нас угрюмые взгляды, а потом переводили их на двух мужчин, женщину и двоих мальчишек-подростков, стоящих у крыльца большого дома. Все они были сильно избиты. За их спиной, на крыльце, стоял в белом расстегнутом полушубке мужчина в окружении трех вооруженных людей. Между пленниками и местными жителями находилось еще восемь охранников, с винтовками в руках. Нетрудно было понять, что это те самые каратели, о которых рассказал нам крестьянин. Я думал, что мы проедем мимо них, но вдруг неожиданно наша полуторка остановилась. Боковая дверь машины открылась, и на снег спрыгнул в форме обер-лейтенанта Камышев. – Унтер-офицер Димиц!! – раздался его громкий крик. Спрыгнув с машины, я подбежал к нему и вытянулся в струнку, как и полагается настоящему немецкому солдату. – Работаем тихо. Главаря – живым, – негромко, но по-немецки произнес командир. «Зачем?! Это не наше дело», – подумал я, но вместо этого бодро и громко отрапортовал: – Яволь, герр обер-лейтенант! Затем четко развернувшись, побежал к ребятам, сидевшим в кузове, под тентом, как и положено дисциплинированным немецким солдатам. – Выходи!! – заорал я командным голосом. Из-за машины нас не было видно, поэтому я кратко пояснил суть предстоящей операции: – Стрелять аккуратно. Кругом люди. Главаря брать живым. Тем временем Камышев медленно подошел к толпе, которая сразу подалась от него в разные стороны. Дойдя до охраны, он встал, расставив ноги, и медленно, лениво произнес по-немецки: – Что здесь происходит? – Господину лейтенанту вряд ли это будет интересно, – с некоторой издевкой произнес главарь бандитов на неплохом немецком языке. – Единственное, что могу добавить: казнь пособников красных комиссаров проходит по прямому указанию начальника СД Гельмута Краузе. Офицеры вермахта предпочитали не связываться со спецслужбами, тем более что это был прямой приказ начальника СД. По мнению главаря, лейтенант, услышав фамилию майора СД, должен был быстро убраться, но все получилось с точностью наоборот. – Димиц! – рявкнул обер-лейтенант, выхватывая из кобуры парабеллум. В этот момент я уже стоял около одного из бандитов, от которого прямо несло свежим перегаром. Он ухмыльнулся и подмигнул мне, как своему приятелю. Это было последнее, что он сделал в своей жизни. Резкий взмах рукой, и стоящий передо мной бандит захрипел перерезанным горлом. Новый взмах, и бандит, стоявший в трех метрах, получив нож в горло, стал медленно заваливаться на утоптанный снег. В ту же секунду ударили короткие, скупые очереди разведчиков, скашивая остолбеневших карателей. Дважды коротко и сухо ударил парабеллум командира. Народ, до этого находившийся в состоянии шока, очнулся и с криками пустился врассыпную. Наша атака оказалась настолько неожиданной для бандитов, что практически никакого сопротивления нам оказано не было. Да это и понятно. На них подло и вероломно напали их хозяева, которым они так преданно служили. Только один из бандитов, стоящих на крыльце, пригнувшись, кинулся в дом, но на пороге получив пулю в спину, упал, раскинув руки. Главарь успел только откинуть полу и кинуть руку на кобуру, как тут же с криком схватился за плечо. В нем торчал нож. В следующую секунду раздалась команда командира по-немецки: – Двое в дом! Остальным занять позиции по периметру! Первым делом я подбежал к двери дома и крикнул: – Ахтунг! Гранатен! – Не взрывайте! Мы сдаемся! – раздались из избы наперебой мужские и женские голоса. – Выходим! Выходим! Не стреляйте! Спустя полминуты на пороге показался пожилой, но еще крепкий мужик с поднятыми руками. Из-за его спины была видна женщина в возрасте, видно его жена, и две раскрашенные девки. – Сторожи их! – кинул я Сашко, а сам, пригибаясь, как солдат при налете, вбежал в дом. Быстро огляделся. Для деревенского дома он был обставлен богато и несколько странно. Буфет, за стеклом которого была выставлена разнокалиберная посуда, был явно привезен из города и неуместно смотрелся на фоне деревянных стен, так же как и трюмо, стоящее в углу. Посредине комнаты стоял накрытый стол. Видно, после казни бандиты собирались хорошо попировать. Я уже собирался выйти, как глаз зацепил сбитую на сторону дорожку на полу, возле печки. Осторожно подошел, затем сапогом отбросил ее в сторону. Под ней оказался люк. В этот момент в избу вошел командир с Сашко, который конвоировал хозяев дома и стонущего главаря. – Герр обер-лейтенант, – обратился я к командиру, – мною найден люк в этом партизанском логове. Услышав немецкую речь, сникший главарь сразу встрепенулся: – Герр обер-лейтенант! Произошла страшная ошибка! Я Стефан Гоноровский, начальник карательной команды! У меня есть жетон! Он висит у меня на шее! Я агент СД! Камышев, не обращая внимания на выкрики, скомандовал по-немецки: – Димиц! Проверить! – Яволь, герр обер-лейтенант! – вытянулся я, продолжая играть роль дисциплинированного служаки. Вдруг неожиданно подал голос главарь: – Там Семен Пашко! Мой адъютант! Я повернулся к главарю: – Прикажи ему вылезти, или бросаем гранату! – Сейчас-сейчас, – заискивающе пробормотал тот и подошел к люку, морщась и держась за плечо. Приподняв крышку, он крикнул: – Пашко! Это твой командир! Выходи! Из глубины сначала раздались отборные ругательства, а затем уже слова: – Ты что, совсем мозги потерял, сявка базарная?! Это же падлы красные! В этот момент, оттолкнув бандита, я бросил вниз гранату и захлопнул крышку. Раздался приглушенный взрыв. Пол под ногами явственно качнулся. В серванте зазвенела посуда. А уже в следующую секунду я рывком откинул крышку и спрыгнул вниз. Там было темно, но мне хватило даже того света, что падал через открытый люк, чтобы увидеть ноги, одетые в сапоги, которые торчали из-под груды ящиков и картонных коробок. Горький запах тротила был густо перемешан с ядреным запахом самогона. Разбираться, жив или мертв бандит, не стал, а просто дал по нему короткую очередь из автомата. Огляделся. Помимо традиционных крестьянских запасов, подпол чуть ли не на треть был забит ящиками и коробками с надписями на немецком языке. Глаза уже привыкли к темноте, и я различил в углу лужу, в которой лежало стеклянное крошево, все, что осталось от бутылей с самогоном. Нашел лесенку, приставил к стене и вылез. – Там продуктов столько, что взвод… – начал я говорить, но командир кивнул головой, типа все понял, и продолжил в быстром и жестком темпе допрашивать «пана Стефана». Командир, в прямом смысле этого слова, выбивал из него правду. Мне даже показалось, что в этой жестокости есть что-то свое, личное. Староста, его жена и две бандитские шлюхи сидели на лавке у печки с побледневшими лицами и глазами, полными ужаса. Спустя полчаса вернулись трое наших парней, посланные, чтобы прочесать деревню. Они никого не обнаружили, потому что, если и были такие, то забились по щелям, словно тараканы. Мы засветились, причем так, что догадаться о русской диверсионной группе гитлеровцам не составит никакого труда. Правда, жители деревни видели немцев и слышали только немецкую речь, но то, что приехавшие солдаты уничтожили группу карателей, говорило только об одном: что это были русские диверсанты. Я не мог знать, что на столь непрофессиональный шаг командира толкнула обычная человеческая месть, так как не знал, что во второй группе десантников, уничтоженных карательным отрядом Гоноровского, был младший брат Камышева. Кроме того, командиром одного из погибших отрядов разведчиков был его большой друг, с которым он воевал еще в Испании. Если теперь мы точно знали, как погибли три группы наших разведчиков, то время нашей «невидимости», конечно, скоро истечет, после чего на нас откроют настоящую охоту. После допроса командир встал, оглядел всех и только потом сказал по-немецки: – Нам нельзя оставлять следов, а я это правило нарушил. Моя вина, и мне ее исправлять. Сашко, смени на посту Мартынова, пусть быстро поест, а остальные начинайте отбирать продукты и грузить в машину. Услышав эти слова, Гоноровский, кривясь от боли, вдруг неожиданно сказал: – Есть у вас такая поговорка: сколько веревочке не виться, а все равно ей конец будет. Да, комиссар? Командир ничего не ответил, только мазнул по нему яростным взглядом. Мы принялись за погрузку. Когда закончили, Камышев сказал: – Идите, парни. Ждите в машине. Разведчики с виноватыми лицами быстро вышли. Они понимали, что убрать свидетелей необходимо, но сами в душе были рады, что это дело не поручили никому из них. Одно дело убивать гитлеровцев и их пособников в бою, а здесь гражданские люди, к тому женщины. Парни ушли, а я остался стоять. Камышев бросил на меня косой взгляд, но ничего не сказал, только поднял руку с пистолетом, готовясь стрелять. – Не убивайте, люди добрые! – вдруг заголосил староста. – У меня деньги! Золото! Все отдам, только не убивайте! Никого не убил! Крови на мне нет! Бога побойтесь! – Где? – быстро спросил я. – В подполе. За бутылями с самогонкой. Кирпич надо вынуть. Он у самого низа! Там… – Я в деле, командир. Камышев не сразу понял, что я хотел этим сказать, и промедлил, а я уже нажал на спусковой крючок автомата. В следующую секунду в автоматную очередь вплелись сухие и короткие выстрелы из пистолета. Спустя минуту все было закончено, после чего командир, не глядя на меня, пошел к выходу. Я задержался буквально на пять минут. Любопытство замучило. Есть там тайник или нет? Когда я забрался в кузов, меня встретило неловкое молчание. Мое участие в «грязной работе» здорово смущало ребят. В другой раз они бы обязательно меня спросили, почему я задержался, но сейчас никто из них не произнес ни слова. Несмотря на то, что трое из пяти сидящих рядом со мной парней имели на своем счету как минимум по десятку убитых гитлеровцев и их пособников, они оставались теми, кем и были. Двадцатилетними парнями, не знающими толком жизни. Смотрели на окружающую реальность простыми, по-детски чистыми взглядами. Сталин – хорошо, Гитлер – плохо. Война не учила их жизни, она учила их убивать. Командир, тот другое дело. Возможно, он видел во мне себя, только более молодого и жестокого, но при этом не понимал, откуда этот парень столько много знает о войне. Слишком много Звягинцев знал из того, что сам Камышев, прошедший Испанию от звонка до звонка, потом и кровью собирал четырнадцать лет. Боевой опыт.
Глава 9
В этом районном городке у нас имелись две явки, но появляться на них без предварительной и тщательной проверки было категорически запрещено жесткими правилами агентурной работы, да и связи с ними не было с самого начала войны. Вот только сейчас нас поджимало время, командир прекрасно это понимал, поэтому решил ускорить процедуру. К тому же группу людей в небольшом городе не спрячешь без помощи подполья. Правда, немцы, как отъявленные педанты, в первую очередь будут искать людей в немецкой форме, поэтому мы снова переоделись в гражданскую одежду. Вот только что делать с машиной и где жить все это время? На эти вопросы у нас не было ответов. К городу мы подъехали около четырех часов утра, после чего выехали на разбитую окружную дорогу, чтобы избежать проверки на контрольно-пропускном посту. Ехали по таким колдобинам и ямам, что мне временами казалось, что машина вот-вот развалится, так она тряслась и скрипела. Спустя некоторое время наткнулись на развалины какого-то заводика. Остановились. Разбежавшись по сторонам, довольно быстро нашли одно довольно укромное местечко: частично развалившийся корпус бывшего цеха. В него вполне можно загнать машину. О том, что это место необитаемо, нам сказали два трупа, которые мы нашли лежащими у погасшего костра. Может, эти люди замерзли, может, умерли от голода, об этом нам было трудно судить, но судя по состоянию тел, умерли они явно не вчера. Мы разожгли небольшой костер, плотно позавтракали, а затем командир выделил две группы, в каждой по два человека, которые пойдут по явочным адресам. – Прежде всего осторожность. При малейшем намеке на опасность уходите. Мне мертвые герои не нужны! Вы меня поняли? – спросил он нас. – Поняли, командир. Все ясно, командир, – вразнобой ответили мы. – Все, бойцы. Идите! Сразу, при выходе из развалин, мы разделились и пошли в разные стороны. Мы отправились на пару с Пашей Швецовым. Он шел впереди, а я – сзади, на расстоянии пятнадцать-двадцать метров. Сначала мы прошли сквозь несколько рядов частных домов, вышли на улицу Красная, которая теперь имела совсем другое название, но ее нетрудно было узнать по стеклянной витрине кафе «Весна», расположенного на углу. Оно, к моему легкому удивлению, продолжало работать, да и название не поменяло. «За углом улицы должен был находиться рынок», – промелькнуло в памяти. Завернув за угол, я увидел небольшую площадь, вот только на фото, которое нам давали, рынок выглядел по-иному. Из двух больших павильонов сохранился только один. На нем сейчас висела вывеска «Пивная». От второго остались только обгорелые стены да чудом уцелевшая закопченная, облупившаяся, проржавевшая вывеска «Овощи. Фрукты». Кроме них стояло два киоска, на одном из которых, как я помнил, раньше была вывеска «Табак». Теперь новые владельцы определили их под мастерские. На одной киоске висела явно рукописная вывеска «Ремонт обуви», на втором – ничего не было, но судя по женщине, которая вышла из двери с кастрюлей в руках, здесь занимались ремонтом металлоизделий. Посредине стояло два десятка столов под навесами, где и велась основная торговля. Кроме них еще десятка полтора продавцов ходили по рынку, продавая с рук предметы домашнего обихода. Здесь продавали все: немецкие консервы, квашеную капусту, вязаные вещи, шали, одежду, папиросы поштучно, вот только народа было немного и большинство из них толкались около продавцов продуктами. Кругом слышалась русская, белорусская и польская речь. Двое немецких солдат торговались со старушкой, продававшей теплые носки. Подошел к прилавкам. Приценился к совсем новеньким сапогам, потом постоял рядом со старичком, торговавшим старыми часами. По легенде, женщина-агент должна была заняться при немцах частной торговлей. Для этого ей были оставлены продукты и мануфактура, поэтому наиболее вероятным местом ее работы должен был стать именно этот рынок. К тому же здесь, в толпе народа, агента можно было легко отследить, а затем за ней понаблюдать. Так нам советовали специалисты. Вот только лица женщин-торговок даже близко не походили на фотографию агента. Во время хождения по рынку я время от времени бросал взгляды в сторону Швецова, пока тот не показал легким кивком головы в сторону павильона с надписью «Пивная». Судя по скучному лицу Паши, нашего агента и он не нашел. Войдя в помещение, с удовольствием отметил, что здесь теплее, чем на улице, и уже потом заметил печку-буржуйку недалеко от стойки. Из мебели в пивной стояло лишь два деревянных грубо сколоченных стола с лавками. В воздухе висел стойкий запах перегара, кислого пива и табачного дыма. В самом углу, на дальнем краю одного из столов сидела блатная компания. Оценив по очереди взглядами, они посчитали нас неопасными и продолжили о чем-то тихо говорить. Кроме них здесь был еще мужичок с мутными глазами и оплывшим от пьянства лицом; он медленно цедил пиво из кружки. Недалеко от него расположилась еще одна шумная компания, состоявшая из трех мужчин и двух женщин. Судя по тулупам и валенкам, это были торгаши с рынка. Все они были в приличном подпитии, что было видно по раскрасневшимся лицам, а также громкому смеху, мату и выкрикам. Подходя к стойке, возле которой уже стоял Паша, я подумал: «Им бы тут лозунг повесить „Пиво без водки – деньги на ветер“. Было бы в самый раз». Глянул на бабищу, которая стояла за прилавком, изображавшим пивную стойку. Та куталась в черное мужское пальто, при этом довольно красноречиво на нас поглядывала. Чего, дескать, стоите? Или пиво берите, или валите отсюда на все четыре стороны! Задерживаться нам здесь было не с руки, но надо было срочно обсудить ситуацию. Дождавшись, когда я подойду к стойке, буфетчица глухо буркнула: – Пиво. Водка. Ну? – Как положено, красавица. К кружечке прицеп – сто грамм, а нас, как понимаешь, двое, – сказал ей Паша. Женщина хмыкнула, потом перевернула стоящие на мокрой тряпке верх дном две кружки и одну сразу поставила под кран, затем то же самое проделала со второй кружкой. Потом наклонилась под стойку, чем-то булькнула и поставила перед нами стакан, судя по запаху, наполненный самым настоящим первачом. Мы расплатились и сели за стол. Быстро выпили по половине кружки пива и сделали по глотку из стакана, при этом сделали довольный вид и, наклонившись друг к другу, стали быстро обмениваться наблюдениями. В результате сошлись в одном: на рынке искомого лица нет. Даже близко никто не подходил по фотографии. – Значит, идем на адрес, – подвел итог Швецов. Теперь нам оставалось допить пиво, осторожно вылить оставшуюся самогонку под стол и уходить. Перебрасываясь для вида словами, я невольно прислушался к пьяному разговору веселой компании. Мужчина-торговец уже при нас сходил к стойке и принес новую бутылку, которую они почти сразу опустошили. Видно, от неумеренных возлияний у одной из торговок совсем поплыли мозги, так как та вдруг стала громко и матерно ругать какую-то шалаву. Поневоле прислушавшись, в какой-то момент я понял, что она ругает свою собственную дочь. – Эта сучка вместо того, чтобы помочь родной матери, которая ее кормила и воспитывала, выгнала торговать на рынок! В дикий мороз! А ведь я без мужа ее растила! Сама не доедала, а ей лучший кусок отдавала! А она что сделала, тварь этакая! Родную мать, в мороз, на рынок выгнала! Торгуй, значит, мама! Верка, видишь, какая у меня заботливая дочка! – Варвара! Брось! – стала возражать ей подруга. – Хоть она и непутевая девка, прости меня господи, но тебе она дочь и негоже так про свою кровинку говорить! Да и с голоду, как половина города, ты не умираешь. – Продукты она тебе дает?! Дает! Ты их продаешь и через них хорошо живешь! Правда, люди? – следующим вступил в разговор мужик в полушубке и треухе. – Ты, Варвара, погодь такими словами насчет своей Томки бросаться, – заговорил другой мужчина. – Вдруг кто услышит? Хахаль-то у нее особенный! Он в нашем городе любого в порошок сотрет. Но пьяной вдрызг мамаше уже было море по колено. – Что, Адам? Думаешь, она меня сдаст?! Или, может, ты, паскудная душонка, меня сдашь?! – Тут ее, по-видимому, основательно переклинило, потому что она неожиданно стала выкрикивать угрозы: – Да я всех в этом паршивом городишке урою!! Всех в порошок сотру!! Только дочке скажу, так ее Гельмут!.. – Варвара! Хватит! Хорош тебе языком молоть! Договоришься тут! – испуганный мужик в треухе вскочил из-за стола. – Верка, подмогни! Женщина тяжело поднялась из-за стола, после чего они подхватили под локти окончательно опьяневшую Варвару и потащили ее к выходу. Так как все внимание сейчас было обращено на пьяную компанию, мы вылили самогон под стол, а затем вышли следом. – Что ты об этом думаешь? – спросил я его по дороге. – Что тут думать… – с нотками брезгливости в голосе ответил Паша. – Ее дочь-шлюха греет постель офицера, а тот ее продуктами снабжает. Часть мамаше отдает, а та уже их на рынок тащит. Все просто и незатейливо. – Ты не думал, что здешнего начальника службыбезопасности зовут Гельмут Краузе? Гельмут. Кстати, ты заметил, что они не на шутку испугались, когда услышали это имя? Швецов прокрутил все это в голове, а затем спросил: – Что ты предлагаешь? – Мысль есть, но ее еще обдумать надо, а пока давай прогуляемся за пьяной компанией. – Хм. Пошли. Идя следом за пьяной троицей, мы услышали еще одну интересную подробность, которая придала еще больше реальности моему плану. Пройдя мимо дома, куда они свернули, мы прошли, внимательно отмечая особенности улицы, затем свернули за ближайший дом и отправились искать местожительство агента. Если до этого как-то удавалось избегать контакта с гитлеровцами, то теперь нам дважды пришлось скрываться от патруля. Прибыв на место, какое-то время наблюдали за домом с разных точек, потом сошлись, обсудили и решили, что наружного наблюдения явно нет, а вот засада внутри дома – это вопрос. Чтобы узнать, как обстоят дела, надо было идти и спрашивать. После короткого колебания Павел решил рискнуть и пошел к дому, а я остался его страховать. С моего места было видно, как дверь ему открыла какая-то пожилая женщина. «Ее мать?» Несколько минут они говорили, после чего Швецов распрощался и пошел назад. Шел спокойно и знаков тревоги не подавал, но так знал я его хорошо, то было видно, что он злой как черт. Пропустил его вперед и только потом последовал за ним издали, при этом постоянно отслеживая возможный «хвост». Как только мы добрались до окраины города, он остановился и подождал меня. – Ну что? – Сволочь она! – он был уже не зол, а разъярен. – Самая настоящая сволочь! Тварь продажная! – Толком объясни! – Что тут объяснять! Эта сука собрала вещички и удрала в неизвестном направлении! Предала нас! Гадина! – бросил он на меня злой взгляд, но увидев мой встречный укоризненный взгляд, сбавил тон: – Помнишь, что нам про нее сказали? Продукты ей оставили и кое-какие товары. Так она все это загрузила на машину, забрала мать и уехала перед самым приходом немцев. А ведь она кандидат в партию! Кто она после этого?! Вот ты скажи, Костя?! «Мальчишка. Как есть мальчишка. Прямо герой-пионер», – подумал я, но вместо этого сказал веско и проникновенно: – Полностью с тобою согласен, Павел. Полностью. Так не может поступить советский человек. Покружив немного для очистки совести, мы вернулись в развалины уже в наступивших сумерках. Продрогли до основания, а голодные были словно звери. Только мы начали свой доклад, как пришла вторая группа. Как они могли уточнить, хозяин явочной квартиры был схвачен сразу после прихода гитлеровцев в город. Больше его никто не видел. Камышев заинтересовался моим планом, но только потому, что другого варианта у нас практически не было. Если бы сохранилось подполье, то опираясь на них, мы могли бы провести более детальную разведку района. А теперь… Вот только слишком рискованный был план. Я и сам это знал. Да и все это понимали. Осуществить его нам придется практически без подготовки, на одной наглости. Захватить начальника местной службы СД в плен, а затем допросить. Ни маршрута передвижения, ни состава охраны мы не знали, как и места, где он живет, просто на эти уточнения у нас не было времени, зато пьяная мамаша по дороге обмолвилась, что утром дочка приедет на автомобиле своего любовника. Через личного шофера начальника СД мы собирались выйти на его хозяина. Если, конечно, повезет. Камышев долго советовался со своим заместителем, но потом все-таки дал согласие на проведение операции. Попасть в дом специально подготовленному специалисту несложно, особенно когда входную дверь закрывает пьяная хозяйка. Правда, без сюрприза не обошлось. На широкой кровати спали двое. Хозяйка дома с каким-то мужиком. Когда мы их растолкали, те с минуту тупо смотрели на нас мутными глазами, и только потом хозяйка поинтересовалась: – Я вас не знаю. Что вы в моем доме делаете? Ей быстро объяснили, кто мы такие и что нам надо, после чего кое о чем спросили, затем обоих связали и стали ждать. Засада была двойной, в доме и на улице, где мы поставили грузовик. Машина – с ковыряющимся в двигателе немцем-водителем – не должна была вызвать подозрение шофера Краузе, и, если Мирошниченко подойдет к машине, чтобы попросить закурить, это тоже не должно насторожить личного шофера начальника СД. По крайней мере, мы исходили из этого варианта. Не знаю, как бы оно получилось на самом деле, но свои коррективы в наш план внес сам Гельмут Краузе. По плану я работал в паре с Мирошниченко и должен был его страховать, сидя в кузове грузовика. Тент мною был разрезан так, чтобы его можно было легко отбросить. Прошло около двадцати минут, пока мы не услышали рев приближающегося автомобиля, а вместе с ним… рокот мотоцикла. Я осторожно выглянул. К нам ехал легковой автомобиль, вот только впереди него двигался мотоцикл с охраной. Для коррекции операции у нас просто не было времени, и нам приходилось импровизировать на ходу. Машина остановилась напротив калитки дома. Дверца открылась, и из нее вышла красивая стройная девушка в зимнем пальто с воротником из чернобурки. Она сделала несколько шагов, толкнула калитку, затем повернувшись, помахала рукой своему любовнику и быстро пошла к дому. В следующую секунду мотоцикл тронулся с места, а следом, взревев двигателем, двинулся автомобиль. Водитель мотоцикла неспешно выруливал, обходя стоявший на дороге грузовик, когда я дважды метнул нож. Мотоциклист, дернувшись всем телом, тяжело навалился на руль, после чего тот резко вильнул и врезался в борт нашего грузовика. Машина начальника СД, идущая следом, резко затормозила, чтобы избегнуть удара о мотоцикл, а уже спустя несколько секунд Мирошниченко, до этого изображавший шофера, оказался у дверцы водителя. Дернув ее, открыл, после чего нанес мощный удар шоферу по голове, а в следующее мгновение из совершенно неудобного положения сумел блокировать Краузе, попытавшегося выхватить пистолет. Тем временем, спрыгнув на землю, я ударом ножа добил раненого пулеметчика и сразу кинулся Мирошниченко на помощь. Из дома к машине уже подбегали наши ребята. Трупы охранников и пленных были быстро закинуты в кузов, после чего мотоцикл, «хорьх» и грузовик, набирая скорость, помчались к окраине города. Вел мотоцикл Швецов, в то время как я сидел в коляске, изображая пулеметчика. Выехав на окружную дорогу, наша маленькая колонна свернула в сторону развалин, где мы перелили все горючее в бензобак грузовика и сразу уехали. Командир исходил из того, что первым делом фрицы будут искать личную машину Краузе с мотоциклом или без него, а уже потом грузовик. Мне не было известно, что происходило в городе после нашего отъезда, но, к нашему большому счастью, немцы всполошились только спустя час после похищения начальника СД, что дало нам возможность избегнуть прямой погони. Оказывается, за день до своего похищения обычно пунктуальный Краузе предупредил своих подчиненных, что приедет на службу на час позже, так как вечером в ресторане будет праздновать свой день рождения, но когда прошел час и он не прибыл, его подчиненные всполошились. Спустя полчаса им стало известно о похищении начальника СД группой неизвестных лиц. Сразу были подняты по тревоге две роты солдат вместе с подразделениями СС и СД, которые приступили к поиску майора, а еще спустя час на окраине города была обнаружена легковая машина с трупами охранников и мотоцикл. Загадка дерзкого похищения разрешилась только спустя несколько часов, когда им стало известно о расстреле карателей во главе с их командиром Стефаном Гоноровским. Только сейчас немцам стало ясно, что это работа русской диверсионной группы. Захват майора стал для нас двойной удачей. После допроса майора и его шофера мы не только получили довольно подробную информацию о работе немецких спецслужб в этом районе, но и неожиданно узнали о точном местонахождении абвершколы. Как оказалось, Краузе и заместитель начальника школы знали друг друга еще с времен обучения в гимназии. У меня дома, в том времени, хранилась зарубежная коллекция из шести наград, снятых с трупов офицеров, начиная от майора и кончая генералом. Вот и сейчас мелькнула мысль о том, что неплохо бы начать здесь собирать подобную коллекцию, для начала взяв себе на память железный крест майора. Правда, обдумав ее как следует, решил пока обойтись без коллекции. Ведь если кто-то случайно увидит у меня железный крест, то потом может сочинить донос о том, что Звягинцев с почитанием относится к гитлеровским наградам и хранит их у себя дома. Но даже не в этом было дело. Так как им ни перед кем не похвастаешься. Своими орденами и медалями можно, а немецким крестом ни-ни – пропаганда фашизма. Ночевали опять в кузове машины, под тентом, потом полдня ехали, а когда закончился бензин, мы спрятали машину в лесу. Дальше двигались пешком, избегая дорог и людей. Нас уже искали, и поэтому любая допущенная нами оплошность наводнит эти места гитлеровцами, которые сразу начнут на нас охоту. Уже где-то днем на вторые сутки мы наткнулись на комплекс зданий, окруженных высокой каменной стеной с колючей проволокой. – Вот где, оказывается, фрицы устроили себе логово! В бывшей тюрьме! – удивленно воскликнул Камышев. – Там им самое место, – буркнул его основательно замерзший заместитель. Мы наблюдали за немецкой разведывательной школой сутки, чтобы до конца убедиться, что это действительно она, но никаких признаков работы, указывающих именно на такой род деятельности, так и не обнаружили. Конечно, хорошо бы взять языка, но пропажа сотрудника школы сразу привлечет внимание, и тогда нам снова придется вернуться к нежелательному варианту: охотники и волки. На следующее утро мы увидели, как к воротам подъехала телега. Мы уже знали, что в трех километрах отсюда есть небольшое село. Первой на землю спрыгнула женщина, а уже за ней возница – мужчина. Оба нагрузились ведерками, крынками, узлами и двинулись к воротам, где их остановил часовой. Произошел короткий разговор, после которого явился начальник караула и проводил их на территорию бывшей тюрьмы. Спустя час с лишним мужчина и женщина вышли, что-то неся в руках, после чего сели в телегу и поехали обратно. – Может, они, командир? – спросил Мирошниченко. – Что они могут знать? И так видно, что привезли продукты на продажу, и потому, как легко прошли на территорию, понятно, что проделывают это часто. Меняют деревенские продукты на товары. Продолжаем наблюдать. Чтобы проникнуть на территорию, не могло быть и речи. Часовые на вышках, колючая проволока по всему периметру забора и сторожевые псы. Когда подбирались ближе, мы изредка слышали их лай. Уйти без окончательного подтверждения мы не могли, поэтому все были раздражены из-за постоянного пребывания на морозе и неопределенности положения. Лично мне эта ночь, проведенная в лесу, показалась самой холодной за все время. Почему? Бог его знает. Утром мы разделились. Нас с Пашей командир отправил в деревню. Вдруг что-то найдется там, что подтвердит факт нахождения на территории бывшей тюрьмы абверовской школы. Остальные разведчики продолжили наблюдение за двумя дорогами, ведущими к школе. Вплотную подобравшись к окраине деревни, мы устроились рядом с дорогой, проходящей через деревню. Стояла глубокая тишина. Деревня словно вымерла, только над трубами шел дым. Даже собак не было слышно. Какое-то время, с завистью, я смотрел на дым из ближайшей трубы и думал о том, как это здорово – сидеть в теплой избе и есть горячие, густые щи с мягким ноздреватым хлебом. Только успел сглотнуть набежавшую слюну, как ухо уловило нарастающий со стороны дороги звук. Прислушался, посмотрел на Пашу. Тот слегка кивнул и шепнул: – Немецкий грузовик. Спустя какое-то время действительно показалась полуторка, но она, к нашему удивлению, вместо того чтобы проехать через деревню, остановилась на окраине, метрах в двадцати от нас. Из кабины и из кузова выскочили четыре солдата, которые быстрым шагом отправились к ближайшему дому, при этом оживленно, радостно и громко тараторя. Из их разговора нетрудно было понять, что их машина была отправлена в абвершколу с ближайшего аэродрома, и все благодаря тому, что у какого-то Вальтера сломался грузовик, поэтому их послали, чтобы забрать группу русских шпионов и привезти на аэродром. Благодаря этой удаче, они купят у бабки Насти хороший самогон и достойно отпразднуют день рождения их друга Ганса. Мы переглянулись с Пашей и радостно заулыбались. Задание, можно сказать, было выполнено.Переходить линию фронта было еще то удовольствие, несмотря на то что нам была дана для сопровождения группа разведчиков. После того как немецкий передовой пост был вырезан, у нас было не больше часа, чтобы добраться до своих окопов. Сначала мы осторожно ползли, и только потом, когда немецкие окопы остались далеко за спиной, был сделан стремительный бросок через нейтральную полосу. По-видимому, в какой-то момент фрицы что-то услышали, потому что неожиданно вразнобой ударили немецкие пулеметы, и мы попадали, вжимаясь всем телом в снег. Несколько минут фашисты стреляли и пускали ракеты, заливавшие все окружающее пространство мертвенно-белым светом, а потом снова наступила долгожданная тишина. Какое-то время выжидали, пока не последовала тихая команда старшего группы разведчиков: «Вперед!» На передовой нас уже ждали. Камышев сразу ушел в сопровождении майора, начальника особого отдела дивизии, на пункт связи для доклада в Москву, а нас повели в теплое помещение. В качестве сопровождающих (или конвоиров) нам дали двух автоматчиков во главе с сержантом, которые всю дорогу косили на нас настороженными взглядами. Подойдя к бараку, солдаты пропустили нас вперед и только потом зашли сами и сели у двери, не выпуская из рук оружие. После нескольких дней, проведенных на морозе, стоило нам попасть в теплое помещение, как мы, скинув шапки и стянув перчатки, сразу обступили две раскаленные докрасна печки-буржуйки, протягивая руки к огню. Не знаю, как остальные, а я сейчас просто физически впитывали тепло своим телом. Так мы наслаждались, пока не бухнула дверь и в помещение не вошли два солдата с контейнерами и посудой. Почти выхватив миску и ложку из рук солдата, я с жадностью набросился за горячую еду. Ели, просили добавки и снова ели. Когда солдаты, забрав грязную посуду, ушли, мы сытые, разомлевшие и сонные, держались из последних сил в ожидании командира. Снова бухнула задубевшая дверь, и на пороге появился наш командир с младшим лейтенантом, который пришел забрать солдат. Только они ушли, как капитан улыбнулся и обрадовал нас: – Все хорошо, парни! Нашу работу приняли. Теперь домой! Мы нацелились на долгий путь домой, как вдруг командир порадовал нас сообщением о том, что с аэродрома, расположенного рядом с дивизией, через сутки в Москву улетает транспортник, на который нас согласились взять. Москва нас встретила заснеженными улицами. Правда, было видно, что перед этим хорошо поработали дворники, и тротуары были по большей части свободными от снега. Даже если не приглядыватся, было видно, как изменился облик города. На улицах появилось больше народа, причем было много людей в гражданской одежде. Из витрин магазинов убрали мешки с песком, и больше нигде не было видно крест-накрест заколоченных дверей. Вместе с ними исчезли противотанковые ежи с улиц, а зенитки и пулеметы – из скверов. – Парни, смотрите! – неожиданно воскликнул Леня Мартынов и стал тыкать пальцем в стекло. – Что?! Где?! – сразу раздалось несколько голосов, но первым то, что хотел нам показать Мартынов, увидел Паша Швецов. – Ребята, у него на плечах погоны, – с каким-то тихим восхищением в голосе произнес он. – Здорово! Смотрите, они как серебряные! – по-детски обрадовался Федя Зябликов. – Ребята, а когда мы такие получим?! – Получим! – убежденно заявил Швецов. – Может, даже завтра. – Ребята, смотрите, вон кафе работает! – Точно! Работает! – Эй, я мороженого хочу! – неожиданно заявил Паша под общий хохот. – А я пива! – заявил Леша Смоленский под новый взрыв смеха парней. Младший лейтенант госбезопасности, встретивший нас на аэродроме и теперь сидевший рядом с водителем специального автобуса, на котором мы ехали, негромко, но внушительно сказал: – Это все благодаря победе под Сталинградом, товарищи. Теперь погоним немца так, что побежит он до самого Берлина без остановки. В газете «Правда» так и сказано, что битва под Сталинградом стала переломным моментом в войне. После этого заявления парни бросили смотреть в окна и переключились на обсуждение Сталинградской битвы. Командир, Смоленский и Мирошниченко вышли, не доезжая части, на трамвайной остановке. Смоленский был коренной москвич и торопился обрадовать свою мать. Командир и Мирошниченко снимали квартиры. Все остальные, хоть уставшие, но довольные, в предвкушении долгожданного отпуска, отправились прямо по прибытии в баню, после чего – на ужин. Только вернулись в казарму, как все сразу окружили дневального, который стал выдавать нам письма от родных и близких. Не успел последний из нас получить свои письма, как Коробкин, хитро улыбнувшись, потряс в воздухе газетой, привлекая наше внимание. Убедившись, что мы смотрим на него, он развернул газету и стал громко читать указ о переаттестации и введении новых званий. Не дослушав, парни тут же забрали у него газету и, столпившись, стали сами читать. Когда каждый лично убедился, что он теперь старший лейтенант, их восторгу не было предела. Было в них столько детской радости, что на ум невольно пришло ироническое выражение из двадцать первого века: «Детский сад. Штаны на лямках». Вместе с ними я тоже изображал радость, получив новое звание, только младшего лейтенанта, но при этом невольно закралась мысль: «Интересно, как бы они отреагировали на то, что у меня когда-то было звание капитана. Правда, на черном континенте, но это не суть важно». Был у меня в военной биографии такой факт. Президент одной африканской страны присвоил нам, группе военных инструкторов, звания капитанов гвардии, но этим фактом я никогда не козырял, потому что во время мятежа одной из частей нам пришлось участвовать в расстреле пленных солдат и офицеров, сдавая тем самым экзамен на верность правящему режиму. К тому же другого варианта у нас не было. Или они, или мы. Впрочем, мы были не одни. С нами в одном ряду стояли и стреляли генералы и полковники правительственной армии. Спать легли поздно, так как мечты о красивых серебряных погонах, с тремя звездочками еще долго перебивали сон возбужденных парней. Утром явился Леша Смоленский, но только стоило ему узнать о новом звании, как он радостно заорал во весь голос: – Чего сидим?! Кого ждем?! Поехали!! Под его оглушительные вопли мы оделись и помчались на вещевой склад, готовые с боем, если не дадут так, получить новое обмундирование. Начальник вещевого склада, лейтенант, уже щеголял в новой форме. Парни, ворвавшись к нему в кабинет, несколько секунд завистливо разглядывали его новую форму, с иголочки, и только затем изложили свою просьбу. Начальник, похоже, был доволен произведенным на них видом, поэтому сразу нашел вещевые аттестаты, которые на нас были уже выписаны, а затем собственноручно написал на каждом из них: «Выдать немедленно», а затем поставил свой закрученный автограф. Старшина, заведующий складом, когда до меня дошла очередь, быстро обежал меня взглядом, потом, ни слова не говоря, прошел к полкам, где были разложены гимнастерки и брюки. Отобрал несколько комплектов формы и положил передо мной. Потом принес шапку и шинель. – Примерьте, – посмотрел на мои ноги, спросил: – Сорок второй? – Да. После ответа развернулся и ушел в глубину помещения. Вернулся с ремнем, портупеей и сапогами. – Примеряйте. Потом отошел к столу, где стал сравнивать мой аттестат с накладной, лежащей на столе, при этом что-то невнятно бормотал. После чего открыл один из ящиков стола, пару минут шуршал бумагой, после чего вернулся и протянул мне бумажный пакет вместе с маленьким кулечком. Я не стал их открывать, так как уже знал, что в пакете лежало несколько пар погон, а в кулечке – звездочки. Придя в казарму, все дружно занялись пришиванием погон, подшивкой воротничков и чисткой сапог. Еще полчаса примеряли форму, убирали складки и, выпячивая грудь, гордо смотрелись в зеркальце Лени Мартынова. Я тоже надел форму, нацепил медали и посмотрел на себя в зеркальце. «Мне еще нашивку за ранение, и я буду выглядеть стопроцентным героем-фронтовиком». Отдав зеркальце хозяину, я только сейчас заметил, с какой завистью на мои медали смотрели Федя Зябликов и Ваня Дубинин. Забрав в канцелярии приготовленные на нас отпускные документы, продовольственные аттестаты и деньги, шумной толпой, мы двинулись к КПП. Нас ждали удовольствия большого города. О «родителях» я не волновался, прочитав вчера полученное от матери письмо, хотя отправила она его еще три месяца тому назад. В нем она писала, что сейчас находится на Урале, в большом промышленном городе, работает учительницей, а где отец, я знал еще раньше. Получив звание старшего политрука, он теперь работал в отделе пропаганды одной из армий Белорусского фронта.
Первым делом я отправился на свою квартиру. Ящики и картины после отъезда Натальи Витальевны вернулись обратно в квартиру и теперь лежали в той самой комнате, откуда я их забрал, с той разницей, что теперь она закрывалась на крепкий и хитрый замок. Входную дверь тоже укрепил, обив ее металлом изнутри, а заодно поставил еще один дополнительный замок. Управдому в свое время я показал оформленные и заверенные нотариусом бумаги, а позже, когда у меня появилось удостоверение сотрудника госбезопасности, пришел к нему еще раз. Мужик в возрасте, с густыми седыми усами, до этого вальяжно сидел на стуле, но стоило ему увидеть мой документ, он вскочил и вытянулся по стойке смирно. – Все будет в порядке, товарищ сотрудник государственной безопасности. Никакого ущерба вашей квартире не допустим! Сам! Лично! Прослежу! Соседи у меня, насколько я знал, по большей части были старики, родители людей, которые занимали определенное положение в вертикали власти. Они не лезли в мои дела, видно, вполне удовлетворенные тем, что хозяином квартиры стал сотрудник государственной безопасности. К тому же видели они меня довольно редко, поэтому все наши случайные встречи ограничивались кивками и словами приветствий. Убедившись, что в квартире все в порядке, принял ванну, переоделся и отправился к тезке. Звонить в дверь пришлось долго, и я уже собрался уходить, как за дверью раздался недовольный голос: – Ну, кого там принесло?! – Открывай! – крикнул я, а сам подумал, что, наверное, обломал парню секс, но все оказалось более прозаично, так как он просто спал. – Здорово, тезка! – Это ты?! Откуда? О! Погоны! Так ты уже младший лейтенант! Звягинцев, стоит тебе на какое-то время исчезнуть, как ты постоянно что-то новое… Даже не знаю, как сказать! Тогда медаль, сегодня товарищ офицер, а через пару лет парад на Красной площади принимать будешь! Будешь, тезка? Костик смеялся, вот только не было в его глазах прежней искренней радости. Что-то гасило ее в нем. Вот только что? – Не волнуйся, я тебя приглашу, когда маршальские звезды обмывать будем. И папаху дам поносить. Ты один? – Папаша через две недели приезжает. Да ты проходи! Раздевайся! Я снял шинель. Костя снова изумленно распахнул глаза. – У тебя вторая медаль «За отвагу»? Или у меня в глазах двоится? – Вообще-то я герой всем героям, правда, очень скромный. На этом все про меня. Как ты? – Нормально. Да ты проходи! Вошел в столовую. Все как прежде, но не совсем. Меня насторожила стоявшая у дивана пустая водочная бутылка. Костик вообще не пил водки. Я сел за стол и смотрел, как тот суетится. Открыл шкаф, достал оттуда бутылку вина, поставил на стол, потом снова пошел к шкафу, но теперь уже за фужерами. Поставил на стол и собрался идти на кухню за закусками, как я его остановил: – Садись, тезка. Давай сначала выпьем за встречу! Бутылка была початая. Костя, наливая вино, опять изменил своим привычкам не наливать полностью, сразу налив до краев. – За встречу! Чокнувшись, мы выпили. – Ты чего днем спишь? – сразу поинтересовался я. Это был элементарный вопрос, но Костик как-то сразу сник. Нет, на лице радость от встречи с другом, а вот глаза… – Так я с ночи пришел. Теперь пришла моя очередь удивляться. – Ты работаешь? – Я и забыл! Ведь я устроился на работу в конце января, и тебя уже тогда не было! А! Все это ерунда! Так где ты был, Костя? Откуда погоны и вторая медаль? Не томи, рассказывай! – Ты мне так и не сказал, где работаешь? – снова спросил я, игнорируя его слова. – М-м-м… На складе. Охранником-стрелком. – С какого перепугу ты там оказался? История оказалось простой. Месяц тому назад Костик наткнулся в коридоре на секретаря институтской организации, и тот прямо в лоб его спросил: «Почему ты, советский комсомолец, в такие трудные дни для Родины не на фронте?» Тот растерялся и, не придумав ничего другого, заявил, что через несколько дней выходит на работу, где ему дадут бронь, после чего кинулся на почту и отбил отцу срочную телеграмму. Дескать, спасай! Вернулся домой, а спустя пару часов ему в дверь стучит участковый. Сразу вопрос: молодой, здоровый, почему не на фронте? Снова соврал, сказал, что устраивается на оборонное предприятие. – А тот мне в ответ: если через три дня не представишь мне соответствующие документы, то я самолично отправлю тебя на фронт. При этом он добавил: «Ты у меня впереди паровоза побежишь и лбом светофоры открывать будешь». – Так и сказал? Круто! Надо запомнить! – Тебе смешно, а мне каково тогда было? В отличие от некоторых товарищей, я честно признаюсь… – Я не трус, но я боюсь. Ладно, рассказывай дальше. – Отец прислал телеграмму. Там был номер телефона и фамилия. Позвонил я этому человеку, представился, потом подъехал, и меня сразу взяли стрелком в вооруженную охрану. – И тебе, крепкому парню, не стыдно? Там ведь одни столетние деды и инвалиды! Костик криво усмехнулся. – Если бы так было, я бы просто прыгал от радости. – А ты не прыгаешь? Почему? Костик налил остатки вина в фужер и залпом выпил. Потом встал, подошел к шкафу, достал еще одну бутылку. Это был коньяк. Ни слова не говоря, открыл его, плеснул себе треть фужера и уже собирался выпить, как я резко сказал: – Хватит пить! Рассказывай! Тот какое-то время смотрел на меня, держа фужер на весу, потом поставил на стол и насмешливо сказал: – Ты что, решил на мне командный голос отрабатывать?! – Рассказывай, что случилось. Коротко и четко. Устроил его отец действительно на теплое место. Стрелком на склад, который обслуживал военные госпитали и санитарные поезда, причем большая часть медикаментов была представлена американскими и английскими лекарствами, медицинским оборудованием и инструментами, поставляемыми нашими союзниками по ленд-лизу. Вот только оказалось, что на складе пригрелась шайка. Наладив отношения с заместителями главврачей по хозяйственной части, воры передавали им только девяносто процентов медикаментов, а остальное уходило на черный рынок, после чего полученные деньги, продукты и драгоценности делились между всеми. Костик знал только тех, с кем непосредственно работал в охране. Начальника караула и одного из охранников. Именно с ними он два раза ночью грузил украденные медикаменты на машину. – Сколько ты там работаешь? – Месяц. Или около того. – С чего ты решил, что они воры? – Погоди. Лучше я расскажу с самого начала. Спустя неделю после того как я пришел на работу, меня наш начальник караула Вельяминов пригласил на день рождения. Там была очень красивая… – А через два дня, лежа с тобой в кровати, она стеснительно призналась, что ее мать смертельно больна и ей нужно лекарство или деньги, чтобы его купить. Ты поделился своим горем с товарищами по работе. Те долго вздыхали, а потом сказали, что надо помочь, и дали тебе это самое дефицитное лекарство. Ты говорил им, что заплатишь по частям, что будешь работать в три смены и тому подобное, а они в ответ говорили, что друзья должны выручать друг друга. Потом они тебя попросили о дружеской услуге. И тогда ты понял, что влип. Все правильно? Тезка тяжело вздохнул и с убитым видом кивнул головой. – Ты почему-то всегда все знаешь, Костя. Да. Почти все так и было, как ты сказал. Только это не мать, а ее младшая сестра. Но Катя действительно меня к ней водила, и девочка выглядела очень больной. Хотя… теперь, после твоих слов… Даже не знаю. Запутался совсем. – Сколько тебе лет? Услышав мой вопрос, он криво усмехнулся. – Через три недели двадцать будет. Ты, наверное, хочешь этим сказать, что когда я выйду через десять лет из тюрьмы, то у меня впереди будет еще долгая жизнь? – Нет. Другое. Тебе двадцать лет, а развели тебя как десятилетнего ребенка. Делай выводы, парень. Он посмотрел на меня тоскливыми глазами, неожиданно встал, прошел в кабинет отца, а спустя минуту вышел оттуда с листом бумаги, который положил передо мной. Я пробежал текст глазами. Это было его заявление на имя военкома с просьбой отправить на фронт. Посмотрел на Костика. – Это все? – Ты считаешь, что я должен пойти в милицию?! – Как каждый советский человек и комсомолец ты должен… – Костя, брось! Я не знаю, как жить дальше, а ты тут еще издеваешься! – он бросил на меня сердитый взгляд, потом посмотрел на фужер с коньяком, минуту сидел, молчал, думая о чем-то, потом тихо сказал: – Я собирался написать письмо в милицию… но хотел его подкинуть дежурному, когда все решится с моей отправкой на фронт. – Ты полный идиот, тезка. Не знаю, что он захотел от меня услышать, но этих слов явно не ожидал и ошарашенно уставился на меня. – Вижу, ты не понимаешь меня. – Нет, – продолжал он растерянно смотреть на меня. – Ваш склад, работая на военные госпитали, думаю, каким-то боком прилеплен к Министерству обороны, а сейчас идет война. Работают законы военного времени, а это значит, что за особо крупные хищения, да еще в составе банды, получить вышку или двадцатку лагерей можно без особых проблем. Понимаешь, к чему я клоню? Побледневший Костик рывком схватил фужер с коньяком и опрокинул его в рот. Выпил как воду, даже не поморщился. Какое-то время переваривал мои слова, потом криво улыбнулся: – Умеешь ты успокаивать людей, Звягинцев. Видишь, мне уже не страшно, так что говори дальше. Я тебя слушаю. Несмотря на сжимавший его сердце страх, он держал себя в руках. Какое-то время я смотрел на красивого парня, любителя девушек и модных песен, и подумал, что в нем есть что-то от настоящего мужика. В разведку бы я с ним не пошел, но не всю жизнь мне воевать, надо когда-то и отдыхать культурно, и вот тогда придет время таких людей, как Костик. – После того как тебе подпишут в отделе кадров заявление на увольнение, твоя жизнь копейки не будет стоить. Твои подельники просто зарежут тебя в каком-нибудь темном углу в тот же вечер. – Ты думаешь? – спросил он дрогнувшим голосом, но по его виду можно было понять, что если подобные мысли его и посещали, то только вскользь. Сейчас он напоминал человека, который спокойно шел и вдруг в какой-то момент времени неожиданно осознал, что стоит на краю пропасти. – Им тебя отпустить, значит, самим добровольно встать к стенке. – Тогда я пойду в милицию! Прямо сейчас! – Никогда не торопись, парень, когда у тебя есть время подумать. Для начала ты мне вот что скажи…
Двоих мужчин, которые вышли из проходной вслед за Костиком, а затем последовали за ним в отдалении, он мне показал днем раньше. Это были начальник караула и охранник, с которыми Костя работал. Вчера какое-то время я наблюдал за ними и пришел к выводу, что оба сидели за колючкой, но так как наколок у них на пальцах не было, можно было предположить, что отбывали они свой срок не по уголовным, а хозяйственным статьям. То, что они будут действовать нагло, грубо и не откладывая, предсказать было нетрудно, слишком неожиданной оказалась для них подача заявления на увольнение Кости Сафронова. Наглые и уверенные в себе, они до последнего считали, что этот молодой дурак плотно сидит у них на крючке, а тут на тебе… Такой неожиданный фортель выкинул! Сколько-то времени они шли, выдерживая расстояние, но в какой-то момент начали быстро нагонять Костика, а потом окликнули. Тот оглянулся и остановился, даже мне было видно, как на его лицо словно набежала тень. Короткий разговор, что произошел между ними, мне был не слышен, но в самом его конце мой тезка не удержался и бросил быстрый взгляд вокруг себя, хотя я его предупреждал, чтобы тот не искал меня глазами, но воры, к счастью, не обратили на это внимания, посчитав за простое беспокойство. Не найдя меня, Костик помрачнел и нехотя пошел вместе с ними. Так они шли несколько минут, о чем-то негромко говоря, а потом охранник махнул рукой в сторону арки. Дескать, так быстрее! Костик дернул головой, по-видимому, хотел оглянуться, но в последний момент сумел сдержаться и пошел с ними. Не успели они скрыться в темноте арки, как я пересек дорогу и быстрым шагом вошел под свод, вслед за ними. – Ты, падла, ментовке решил нас заложить?! – это первое, что я услышал, успев сделать несколько шагов. В темноте зимнего вечера я с трудом смог разглядеть смазанные, но в то же время резкие движения нескольких темных фигур, стоящих у стены. Сделав еще пару шагов, я вдруг понял, что бандитов не двое, а трое. Интуиция противно взвыла, и я кинулся вперед. Мне сразу навстречу выдвинулась темная фигура. – Тебе что, фраер, жить надоело?! Канай отсюда! Двойной удар заставил начальника караула захрипеть и согнуться. В следующее мгновение резко выброшенное колено разбило ему лицо и швырнуло спиной на снег. Костик, прижатый к стене, сообразил, что пришла долгожданная помощь, и начал отбиваться. – Режь его, Кот! – вдруг со злым отчаянием заорал один из напавших. – А-а-а! Крик Сафронова, наполненный болью, заставил меня рвануться вперед. Один из бандитов, кинулся мне наперерез, чтобы спустя секунду от резкого и сильного удара кулаком снизу в подбородок, взмахнув руками, рухнуть на спину. – Не подходи, падла! Завалю! – испуганно заорал третий бандит, видя, как я легко расправился с его подельниками. В его вскинутой вверх руке тускло блеснула сталь. – Уверен, козел? – внешне спокойно спросил я, после чего резко выбросил левый кулак навстречу вооруженной руке противника. С глухим звуком на натоптанный снег упал нож, а в следующее мгновение начавший рваться из горла бандита крик остановился от рубящего удара ребром ладони по шее. У бандита подкосились ноги, после чего он почти беззвучно опустился на землю. В следующее мгновение уже я кричал: – На помощь!! Человека убили!! В ответ сразу послышались крики, затем раздалась трель милицейского свистка, а еще спустя несколько минут в арку вбежало сразу несколько человек. Потом появилась милиция. На мое счастье, одна из женщин, прибежавшая на мои крики, оказалась врачом. Вскоре приехала машина скорой помощи, которая увезла Костика. Не успела машина уехать, как у арки затормозил милицейский автобус с оперативной группой. Милиционеры, быстро разобравшись в ситуации, принялись сразу, по горячим следам, работать с бандитами. Следователь сразу подошел ко мне, так как я оказался единственным свидетелем совершенного преступления. – Попрошу ваши документы, товарищ. Я достал и предъявил свое удостоверение сотрудника государственной безопасности. – Спасибо, товарищ младший лейтенант. Теперь расскажите, что вы видели. Кратко и четко я описал нападение на гражданина с целью убийства, потом добавил, что человек, на которого они напали, похоже, шел в милицию. Наверное, с заявлением. – По крайней мере, это можно было понять из их криков, – предположил я. Неожиданно один из бандитов, по кличке Кот, пришел в себя. Какое-то время смотрел на меня, потом вдруг оттолкнул оперативника и кинулся ко мне с дикими криками: – Падла!! Сука!! Глотку порву!! На лоскуты порежу!! Не успел он сделать и двух шагов, как оперативники сбили его с ног, дав для острастки пару раз по ребрам, и уже потом снова поставили на ноги. Следователь подошел к нему, с минуту смотрел ему в лицо, потом негромко сказал: – А я тебя знаю, Котов. Сволочь ты знатная. Проходил по статьям грабеж и вооруженное нападение. Даже сейчас при всей совокупности ты мог получить, если, конечно, парень выживет, свои десять лет и отправиться валить лес, вот только в военное время у тебя есть шанс встать к стенке. – Меня не запугаешь, сука ментовская! – И не буду. Тобой, Котов, было совершено вооруженное нападение на сотрудника государственной безопасности. Стоило бандиту понять, под какую статью попал, как он стал рваться из рук милиционеров: – Падлы!! Суки!! Волки позорные!! Следователь только укоризненно покачал головой, но ничего не сказал. Я нетерпеливо посмотрел на следователя, тот уловил мой взгляд, но не понял его сути. – Не обращайте внимания! Все эти уголовники одинаковы! Грозят, потом на жалость бьют, а в конце истерики закатывают! – Когда я могу идти? – Сейчас закончу заполнять бланк, и вы распишетесь, а пока возьмите это, – он подал мне квадратик бумаги. – Здесь мой рабочий адрес и телефон. У меня к вам просьба – в течение двух ближайших дней связаться со мной. Вы единственный свидетель… – Понял. Обязательно свяжусь. Утром следующего дня я был в больнице. Будь я обычным гражданином, меня бы, наверное, долго расспрашивали, кто такой и зачем пришел, но предъявленное мною удостоверение мгновенно привело меня к кабинету врача, который подробно рассказал о самочувствии Костика. – У него проникающее ранение кишечной полости. Еще вчера вечером ему была сделана операция, которая прошла весьма успешно. Потом он рассказал о приезде милиции и о том, что ее сотрудники осматривали вещи раненого. Теперь я знал все, что мне нужно было знать. Поблагодарив врача, я ушел. Во-первых, меня ждала новая работа из разряда «экспроприация экспроприаторов», а во-вторых, афишировать наше знакомство не входило в мои планы. Операция, которую я спланировал, прошла успешно, за исключением ранения Сафронова. В кармане Костика лежало заявление, которое честный советский комсомолец написал и нес в милицию, стоило ему узнать о хищениях на складе медикаментов. Даже если его бывшие коллеги по работе будут на него давать показания, то суд их вряд ли будет рассматривать, так как в их основе лежит погрузка ночью машин, но при этом, кроме самих преступников, других свидетелей нет. Значит, выглядеть это будет просто как оговор, месть преступных элементов честному человеку.
Костик вышел из больницы спустя три недели. Мне удалось вырваться к нему домой буквально на пару часов, так как через сутки должна была состояться заброска в тыл. Вид у хозяина квартиры был бледный, к тому же он постоянно держался за бок. – О, Костя! Привет! – и он расплылся в улыбке при виде меня. – Я все думаю: когда его лучший друг навестит несчастного больного? – Здорово, уголовник! Ты чего без конвоя? – Очень смешно. Не стой в дверях! Проходи! – Пойдем пива попьем, – предложил я. – Ага, вот прямо так с тобой и пошел, – скривился тот. – Мне доктор два дня тому назад сказал, чтобы ближайшие три месяца крепче куриного бульона я ничего не употреблял. Да не стой, проходи уже! Я переступил порог, потом закрыл за собой дверь. – Извини, времени совершенно нет, так что рассказывай здесь. – Знаешь, про меня в газете написали! – не удержался и сразу похвастался тезка. – Еще меня обещали грамотой наградить. – С чего бы это? – я удивленно покосился на него. – Корреспондент из газеты ко мне в палату приходила, сказала, что они сейчас собирают материалы на ряд очерков о подвигах комсомольцев Москвы, причем не только совершенные на войне, но и в гражданской жизни, а неделю назад эту статью напечатали. – Значит, ты у нас, выходит… уголовник-герой. Так, что ли? – Он еще и издевается, – и Костик с притворным огорчением покачал головой. – Что ж смейся дальше. Спустя пару дней после выхода статьи ко мне пришли из райкома комсомола навестить. Ну, и сказали, чтобы пришел к ним, когда встану на ноги. Они мне там собираются торжественно вручить грамоту. – Ладно. Как дальше жить думаешь? – Пока не знаю. Время есть – подумаю. Ты же мне так в свое время сказал. – Думай. Теперь вот еще что. Все равно будешь болтаться без дела, поэтому держи карточки и деньги. Бери самое вкусное, а то вдруг у меня появится возможность заскочить, а у тебя ни красной икры, ни сухой колбаски для гостя нет. Чем закусывать будем? Он взял карточки и пачку денег. – Ух, ты! Толстая! – Поднял на меня глаза. – А сам чего? – Времени нет. Совсем нет. – Ты мне так и не сказал, Костя, чем занимаешься? Появляешься. Потом исчезаешь… – Я работаю в управлении тылового обеспечения, поэтому постоянно в командировки езжу. Ревизии и все такое прочее. Тезка внимательно посмотрел мне в глаза и хитро усмехнулся. – Конечно-конечно. Я так и вижу тебя за столом, заваленным папками с бумагами. Кругом одни только справки, доверенности и накладные. Мне вот только одно интересно: ты на этих своих бумагах удары и приемы отрабатываешь? – Не веришь? – Я достал из внутреннего кармана аккуратно сложенную бумагу и протянул ему. – Тогда посмотри на мое командировочное удостоверение. Развернув лист, он быстро пробежал по отпечатанным на машинке строчкам, посмотрел на фиолетовые печати и растерянно уставился на меня: – Так ты что? Не соврал? Я забрал у него бумагу, положил в карман, потом нахмурил лицо и обиженным тоном заявил: – Как я, простой советский гражданин, могу соврать другому советскому гражданину?! Да ни в жисть! Мамой клянусь! Зуб даю, что все правда! – Верю. Вот теперь верю! – И Костик рассмеялся. – Вот и отлично! Теперь мне пора. – Погоди! Спасибо тебе большое, дружище! Ты не представляешь, что для меня сделал! Ты меня спас… – Брось. Пока!
Бывший заместитель директора базы сидел на табурете и погасшим взглядом смотрел на следователя, который сейчас перебирал бумаги его дела. Нашел нужный лист, пробежал по нему глазами, а потом посмотрел на арестованного. – Значит, вы, гражданин Голованов, утверждаете, что, подойдя к машине с чемоданом в руке,получили удар по голове и больше ничего не помните. Так? – Да, гражданин следователь. Зачем вы опять меня об этом спрашиваете? Я уже три раза рассказывал вашим сотрудникам об этом нападении. Следователь насмешливо посмотрел на арестованного. Он видел, да что там, почти знал, что проходящий по делу о крупных хищениях лекарств на складе № 17/1 Голованов Ипполит Захарьевич нагло врет. Вот только с какой целью? Когда дежурная группа прибыла по вызову на место происшествия, то увидела картину полного разгрома в комнатах и пьяного хозяина дачи. Увидев милиционеров, он стал кричать, что его ограбили. Оперативники и эксперты, внимательно осмотрев дом, решили, что все выглядит настолько неестественно, что слова хозяина о ворах, устроивших разгром, сочли, мягко говоря, сомнительными. С другой стороны, врач, прибывший на место происшествия, заверил сотрудников милиции в том, что гражданин Голованов был действительно оглушен и какое-то время находился без сознания. Но был еще один факт, свидетельствующий не в пользу хозяина дома. Когда прибывшие сотрудники милиции начали его опрашивать об обстоятельствах нападения, он заявил, что нес к машине чемодан и саквояж. Тогда его слова слышали несколько человек, но уже при составлении протокола он изменил показания. В них остался только один чемодан. – Что за вещи были в чемодане, гражданин Голованов? – Я уже говорил. Старое пальто. Ватник. Сапоги. Валенки с калошами. Все ненужное. Хотел продать. Сложил все это в чемодан, подошел к машине и только поставил чемодан на заднее сиденье, как в голове, словно бомба взорвалась. Очнулся уже дома, на полу. Все перевернуто и разбросано. Видно, воры ценные вещи искали. – Когда к вам на дачу приехала милиция, вы заявили, что кроме чемодана у вас был похищен саквояж. – Нет. Нет! Я тогда напутал, гражданин следователь. Кроме чемодана с вещами, у меня в руках ничего не было! Мне тогда плохо было. От удара голова кружилась, вот я и обмолвился. – Пусть так. Это ограбление выделено в отдельное дело, если, конечно, впоследствии не удастся связать его с вашей преступной деятельностью на складе. На этом все. – Следователь снова покопался в папке с бумагами и вытащил несколько листочков с машинописным текстом, которые он придвинул бывшему заместителю директора базы. – Теперь смотрите! – Что это? – Это акт ревизионной комиссии, проведенной после проведения проверки на складе. Смотрите на эти итоговые цифры. Там проставлена сумма. Видите? – Да. Вижу, – голос был тихий и дрожащий. – Вы понимаете, что это для вас значит? – Не… совсем, гражданин следователь. Подождите! Вы же не хотите сказать, что за это полагается… расстрел? – Я не суд, гражданин Голованов, а следователь. Мне нужны ваши чистосердечные показания, на основе которых суд уже вынесет вам приговор.
Глава 10
С заданием нам на этот раз сильно повезло, и мы уже через три недели были в Москве. Весна. Солнце грело ярко, правда, не жарко. Набухшие почки только-только стали превращаться в маленькие клейкие зеленые листочки. Весело и звонко щебетали и пели птицы. Проезжая по улицам столицы, я сейчас думал не о весне, не о том, что снова остался живой и здоровый, и не о том, что меня ждет отпуск. Просто за обратную дорогу я кое-что проанализировал, а теперь подвел свои размышления к итоговой черте и окончательно решил, что мне просто повезло попасть именно в группу Камышева. Пусть мои действия были ограничены определенными рамками, но самостоятельности и свободы действий вполне хватало, как и адреналина в крови, чтобы чувствовать себя, как и прежде, вольным стрелком. Командир принял меня, какой я есть, не навязывая мне условий социалистической морали и пропуская мимо ушей недовольство нашего парторга Мирошниченко, который считал, что я халатно отношусь к занятиям по политучебе, что нет во мне живой активности как в обсуждении вопросов работ Ленина – Сталина, так и в их конспектировании. – Ты разгильдяй и лоботряс, Звягинцев! – кричал на меня в таких случаях раздосадованный парторг. – Мы какую работу Ленина последний раз разбирали?! – «Государство и революция». Эта работа Ленина датирована семнадцатым годом. Книга создана в период подготовки социалистической революции, когда вопрос о государстве приобрел для большевиков особую важность… – Нечего мне демонстрировать свою память! И так знаю, что она у тебя хорошая! – перебил он меня. – Где твоя тетрадь?! – Вот. Он пошелестел страницами, затем, подняв глаза, сердито посмотрел на меня. – Где выписки?! Где ссылки из текста?! – Не успел, товарищ капитан. – Почему твои товарищи все успевают, а ты нет? Вот ты мне прямо ответь на мой вопрос! – Виноват, товарищ капитан. – Ты мне зубы не заговаривай! Ты боец, каких еще поискать надо, а в политподготовке в хвосте плетешься! Почему не берешь пример со своих товарищей?! Сашко уже полгода в кандидатах ходит! Швецов на днях заявление на прием в партию подал! А ты? – А что я?! Считаю, раз вы меня ругаете, значит не дорос я еще до настоящего строителя коммунизма, вот и не подаю заявления! – Ты мне зубы не скаль, Звягинцев! Не будь ты отличным бойцом, я бы с тобою по-другому поговорил! Как ты понять не можешь, что политическая учеба – это не просто необходимые для нашей борьбы знания, это наше оружие с буржуазными идеями! Только досконально зная диалектику марксизма-ленинизма… Вообще-то я неплохо вписался в коллектив, за исключением некоторого отчуждения, к которому, впрочем, ребята уже давно привыкли, считая это моей чертой характера. Но было еще одно «но», которое с точки зрения моих товарищей, может, и выглядело мародерством, но я всегда исходил из фразы: «Что с бою взято, то свято». Вот и на этот раз у немецкого майора я реквизировал отличные швейцарские часы и изящную фляжку с коньяком, украшенную то ли графским, то ли баронским гербом, посчитав, что мертвецу эти вещи без надобности. Камышев смотрел искоса на мое приобретательство, но ничего не говорил, зато Мирошниченко, как только выдавался момент, сразу начинал доставать меня на эту тему. Когда мы возвращались, он прочел мне очередную лекцию о том, что советскому человеку и комсомольцу не к лицу заниматься подобным делом. На что я ему ответил, что у меня, как у человека искусства, страсть к изящным вещам. – Это мародерство, Звягинцев, как ни назови. Знаю, что ты хочешь сказать: не я один такой! Я и сам видел подобное на передовой, причем неоднократно, в финскую войну. Так там простые люди, солдаты, а ты офицер! К тому же студент! В столичном институте учишься! Тебе партия и народ поручают ответственные задания особой важности! Как ты не понимаешь, что мы должны быть чисты в своих мыслях и делах! – Товарищ капитан, обещаю, что теперь буду это делать незаметно. Вдали от посторонних глаз. Он посмотрел на меня тяжело, потом укоризненно покачал головой, после чего сказал: – Что ты за человек такой, Звягинцев, никак тебя понять не могу! Я промолчал. Мирошниченко какое-то время внимательно смотрел на меня, а потом снова заговорил: – Тут я недавно беседовал о тебе с командиром. Знаешь, что он мне ответил? Он сказал: принимай его, Володя, таким, какой он есть! Я снова промолчал, тогда Мирошниченко попытался сломать меня взглядом, но вскоре сдался: – Ты не боец Красной Армии, а самый настоящий махновец! Исчезни с моих глаз, Звягинцев! По возвращении, пройдя все процедуры и формальности, затем получив отпускные документы, я отправился домой. Приняв у себя дома ванну, переоделся и отправился в гости к Сафроновым. Дверь мне открыл Костик в солдатской форме. Если он при виде меня расплылся в радостной улыбке, то у меня лице явно читалось удивление. – Здорово, тезка! – Привет. Слушай, а ты чего так вырядился? Или в столице мода пошла на солдатские гимнастерки с погонами? – Все потом! Ты давай, проходи! Я посмотрел через его плечо в глубь квартиры. – Погоди, малыш, а что ты меня один встречаешь? Где, скажи на милость, твои папа и мама? – Едут, дяденька. Через двое суток будут в Москве. – Как едут?! Когда мы виделись в последний раз, ты сказал, что они через пару недель будут. Они что, окольными путями добираются, через Дальний Восток? – Все просто, тезка. Мой папаша перед самым отъездом умудрился заболеть. Ну и с билетами у них не сразу получилось. – Ясно. Я вошел, огляделся. Все по-прежнему. Костик поставил на стол бутылку вина и бутылку водки, потом притащил пару банок консервов, хлеб, небольшой кусок копченого сала и половину кольца «Краковской». Я придал себе недовольный вид. – Это что? И все? А где мясное ассорти и заливная осетрина? К моему удивлению, тезка вдруг потерял чувство юмора, приняв мою шутку всерьез. – Извини, Костя, но половину твоего продовольственного аттестата я отдал соседке. У нее двое маленьких детей и муж, вернувшийся с фронта без ноги. Тяжело ей сейчас. «Что-то Костик быстро меняться стал. То как мотылек порхал…» – Отдал так отдал. Давай рюмки. Как там Сашка? – Уже воюет наш лейтенант Воровский. Пару дней тому назад от него письмо пришло. Потом дам почитать. Ты надолго на этот раз? Или опять на пару часов? – Дней пять буду. Гуляем? – Гуляем! Выпили. Закусили. Снова выпили. – Так чего ты гимнастерку надел, тезка? – Неделю как зачислен на курсы телефонистов-релейщиков. Мне туда направление дали от райкома комсомола, после моего выступления на собрании. Так что через полтора месяца – на фронт. – Ты не подумал о том, что эту войну и без тебя выиграют? – Знаешь, не подумал! Зато до сих пор помню, как ты на меня тогда смотрел! Думаешь, не понял? – Ты мне загадками не говори! – Помнишь, прошлый раз, когда я тебе сказал, что испугался армии и попросил отца сделать мне бронь, ты тогда презрительно на меня смотрел! Дескать, что ты за мужчина! Война идет, а он в тылу отсиживается! Скажешь, не так? – Было такое. Отрицать не стану. Только к чему ты клонишь? – Знаешь, у меня было время подумать. Несмотря на твое такое отношение, ты меня тогда не бросил! Помог! Еще как помог! Из такого болота вытащил! Вот я и решил, что меня твоя снисходительность не устраивает. Какая у нас может быть дружба, если ты в героях ходишь, а я трусом в твоих глазах выгляжу! Да и сам хочу доказать себе, что я мужик! Понимаешь?! Настоящий мужчина! «А Мирошниченко говорит, что я только плохие примеры подаю. Услышал бы он сейчас эту пламенную речь, наверное, прослезился бы от радости». – Что ж, ты выбрал свою дорогу. Тебе по ней и идти. – Пойду! Не сомневайся! Знаешь, я тут пару раз наведывался в институт. Видел кое-кого из сокурсников, со многими разговаривал. Парня из нашей группы встретил, Сергея Крупинина, он воевал на Украинском фронте. Инвалидом стал. Сказал, что левую кисть руки осколком бомбы как острым ножом обрезало. У самого лицо спокойное, а глаза неподвижные и смотрятся так, словно из стекла вырезаны. Несмотря на то что они у него были сухие, у меня осталось такое ощущение, будто его душа плачет… – говоря это, Костик нервно передернул плечами, но продолжать не стал, а вместо этого неожиданно произнес тост: – Давай, Костя, выпьем за тех, кто никогда не вернется домой! Выпили. Снова какое-то время говорили, пока мне в голову не пришла мысль поменять обстановку. – Не пойти ли нам в ресторан, друг мой Константин? – Действительно! Почему не пойти двум советским людям в ресторан, в свободное от войны время? – Только ты в гражданку переоденься, товарищ рядовой телефонист. – Так точно, товарищ младший лейтенант! Пока он переодевался, я выпил на посошок, закусил и вдруг подумал о том, что часть моего гардероба должна висеть в шкафу Костика. – Эй, друг! Ты мои вещи еще в ломбард не заложил? Тот выглянул из своей комнаты, засмеялся и, ничего не говоря, махнул рукой, подзывая. Войдя к нему, я посмотрел на висевший в открытом шкафу костюм. Совершенно новый. Надел его после того, как пошил, только один раз. Стал переодеваться, одновременно глядя, как Костик крутится возле моей гимнастерки с медалями. – Слушай, дай мне одну на время! Пофорсить! – Все! Больше Константину Павловичу не наливать! Пошли! – Эй! Почему мне нельзя медаль поносить? – Да потому что есть указ 2/43, согласно которому за незаконное ношение награды могут отвесить до года тюрьмы. Хотя для такого матерого уголовника, как ты, такой срок… просто плюнуть и растереть! – Все! Больше ни слова! – резко махнул рукой Костик. – Идем! – Погоди! – Я подошел к зеркалу. Костюм, сидевший на мне как влитой, был шоколадного цвета. Рубашка из крученого шелка. Ботинки тупоносые, простроченные. Ну и, конечно, шляпа темно-коричневого цвета с широкой темной лентой на тулье. Сдвинул шляпу чуть наискосок: – А вот теперь пошли! В ресторане я не был с памятного 1941 года. Как и тогда, ярко светили громадные люстры под потолком, на столах лежали белоснежные скатерти, а в зале неспешно работали официанты, разнося блюда и принимая заказы. Несмотря на то, что вечер еще только наступал, в зале было довольно много народа. В своем большинстве, офицеры. Солидная купюра, с ходу врученная официанту, помогла нам сесть за столик на двоих, у самой стены. Музыка еще не играла, а сами музыканты, сидя на сцене, только настраивали свои инструменты. Присмотрелся. Фронтовиков было немного. Усмехнулся про себя. За последние полтора года я легко научился отличать боевых офицеров от тыловиков. Официант с ходу принес два заказанных графинчика, по триста граммов. С вином и водкой. Вечер еще только начинался, поэтому разгон надо было набирать постепенно. – Что будем заказывать? Ассортимент у нас сейчас небогатый, время такое, сами понимаете, но предложить кое-что можем. Из закусок рекомендую: буженина, колбаса сырокопченая, горбуша слабосоленая, соленые огурчики и грибы… Я согласно кивнул головой и сделал подтверждающий жест рукой: давай. – Из горячего могу посоветовать: котлеты с жареной картошкой с лучком и на сале… – То что надо! – перебил я его. – Горячее через час принесите. – Как скажете. Костя уже прошелся взглядом по ближайшим столикам, в поисках подходящих кандидатур женского пола для дальнейшего знакомства. Вскоре пришел официант и поставил на стол тарелки с закусками, затем пожелал приятного аппетита и удалился. Заиграла музыка. Мы выпили, потом приняли по второй и с аппетитом принялись за закуску. Перекусив, я стал слушать музыку, а Костик пошел знакомиться с какой-то девушкой. Музыка, легкое опьянение, легкая и веселая атмосфера как-то неожиданно быстро растопили во мне холодный комок напряжения, который нередко оставался внутри меня еще долгое время после выполнения задания. Ушли, растворились где-то в глубине меня холодные, промозглые ночи, белесые от ужаса глаза немецкого майора, увидевшего занесенный над ним нож, белый, мертвый свет осветительных ракет на нейтральной полосе. Я снова вернулся в мир, где продается газировка с сиропом за три копейки, веселые люди пьют шампанское, девушки улыбаются молодым людям, а в воздухе звучит веселая и жизнерадостная музыка. Неожиданно, словно пробившись сквозь какую-то завесу, до меня донесся голос Костика: – Ты что, спишь с открытыми глазами? Говорю тебе… – Я слушаю тебя. – Ты не слушай, а смотри чуть левее от эстрады. Вон там, около колонн, столик на шесть персон. Там компания сейчас рассаживается. Я нашел глазами тот столик, о котором он говорил и… замер от неожиданности. – Вот так номер! – неожиданно вырвалось у меня. – Ты что, их знаешь? – сразу заволновался Костик. – Вон ту тоже? Красавицу из восточной сказки? – Вот ее как раз и знаю. Зовут Таня. – Познакомишь?! – Сам подходить не буду и тебе не советую. Так как ты все равно не отстанешь, сразу скажу: у нее папа в комиссарах госбезопасности ходит. – Ну почему так? Как красивая девушка, так папа обязательно… комиссар. Ладно! Тогда посмотри туда. Девушки сидят. Одна в зеленом, другая в синем платье. Начнутся танцы, подойду, познакомлюсь. Ты как сегодня настроен? – Время покажет, – я усмехнулся. – А пока давай махнем. Через час зал наполнился до предела. На эстраду вышла певица. Видно, ее хорошо знали, так как в зале сразу захлопали. Ее стройная фигура была затянута в длинное белое эстрадное платье с серебристыми блестками, а на голове, в тон платью, надета серебристая чалма, украшенная длинным ярко-синим пером. Молодым и звенящим голосом она пела простые, задушевные, лирические песни. Временами хлопало открытое шампанское, звучали разнообразные тосты, слышался женский смех. Вечер набирал обороты. Кавалеры приглашали женщин и девушек и кружились с ними в танце. Костя уже трижды водил в танце подруг, которых себе наметил. Правда, не обошлось без конкурентов. Майор, с голубыми просветами на погонах и двумя орденами, несмотря на свой зрелый возраст, довольно лихо отплясывал и за словом в карман не лез, заставляя смеяться девушек. Другой был старший лейтенант с медалью «За боевые заслуги», которую он, судя по всему, заслужил за канцелярским столом. Уже в этом времени я научился танцевать, и вроде получалось неплохо, но это было сделано мною для того, чтобы наиболее полно соответствовать роли советского студента. С Таней мы встретились глазами, синхронно кивнули головами в знак того, что узнали друг друга. И на этом все. Она была с компанией. Еще две девушки и трое мужчин сидели за столиками. Они немного пили и много танцевали. Расстояние между нашими столиками было сравнительно большое, поэтому только изредка слыша отдельные фразы громко произнесенных тостов, можно было догадаться, что там празднуют день рождения одной из девушек. Сначала я принял их за компанию отпрысков облеченных властью товарищей, но судя по обстановке, царящей за столом, через какое-то время поменял свое мнение, так как один из тостов, услышанных мною, был поднят за клятву Гиппократа, а значит, часть из них работала где-то в больнице или госпитале. Как только начинала играть танцевальная музыка, к Тане то и дело подходили мужчины с приглашением потанцевать. Чаще она отказывала и танцевала с кем-нибудь из мужчин своей компании. «Интересно, отказала бы она мне?» Мне почему-то захотелось получить ответ на этот вопрос. Тогда я задал себе вопрос: может, мне эта девушка нравилась больше, чем я считал? Нет, тут же ответил сам себе, на данном этапе жизни мне нужны надежные и безотказные, как трехлинейки, подруги. Вроде Оленьки. После чего продолжил слушать музыку, есть горячее и пить водку, но скоро заметил, что недалеко сидящая от врачей компания хорошо одетых молодых парней, явно перебрав, потеряла чувство меры и стала проявлять слишком пристальное внимание к девушкам с соседнего столика, причем его львиная доля доставалась Тане. Не только мне не понравилось их поведение, но и тройке офицеров-фронтовиков, сидевших за соседним с ними столиком. Они быстро вразумили пьяную молодежь. Те сразу затихли и только изредка исподтишка бросали на них злые взгляды. Приближался комендантский час, зал постепенно стал пустеть, люди расплачивались и уходили. Ушли и офицеры, осадившие зарвавшуюся молодежь. Я посмотрел на часы. Без десяти девять. «Надо выдвигаться. Пока дойдем…» – только я так подумал, как увидел, что пьяная четверка, рассчитавшись с официантом, подошла к столу с восточной красавицей и, что-то негромко им сказав, а вернее, пригрозив, направилась к выходу, слегка пошатываясь. Что это была угроза, стало видно по испуганным лицам девушек и нахмуренным – у молодых людей. Хотя они старались сделать вид, что ничего не произошло, и даже подняли бокалы под еще один тост, но сейчас даже со стороны их веселье выглядело искусственным. Когда-то в той жизни, в юности, я походил на этих пьяных парней, был таким же наглым и задиристым, но прожитая мною жизнь быстро расставила все на свои места. Люди пришли отдыхать, так зачем им портить настроение? Тем более такой красивой девушке. Решение я принял быстро. – Костик, – сказал я другу, тот как раз вернулся к нашему столику после танца с девушкой, – десять минут тебе на то, чтобы окончательно договориться с подругой. Шляпу мою возьми, а затем жди меня метрах в пятидесяти от входа в ресторан. В направлении остановки. Все понял? – Что произошло? Не отвечая, я кинул деньги на стол и пошел к выходу. Проходил мимо столика врачей в тот момент, когда они рассчитывались с официантом, и не заметил, как мне вслед посмотрела Таня. Пьяная компания стояла недалеко от входа, подальше от яркого света, падающего из ресторана. Они чему-то смеялись, когда я подошел к ним. – Курить есть, мужики? Двое из них как раз курили. Один из них буркнул, что нищих в Москве что-то много развелось, а второй кинул недокуренную папиросу на землю и небрежно, сквозь зубы, процедил: – Вон там лежит. Можешь взять! Их смех еще звучал в воздухе, когда доморощенный юморист, получив удар ногой в низ груди, сильно дернулся всем телом, перед тем как тяжело рухнуть на землю. В следующую секунду, стремительно сократив расстояние, я резко ткнул кончиками пальцев в основание глотки второго парня. Пока тот, хрипя, оседал на землю, я разбил ребром ладони переносицу третьему и затем, уже со срывом дистанции, заехал локтем в челюсть последнему отморозку. Он еще падал, когда я, развернувшись, торопливо зашагал к остановке, держась темной части улицы. Народ быстро сбежался на их стоны и крики. Кто-то пытался оказать им помощь, кто-то кричал, что надо вызвать милицию. Я наблюдал за всей этой суматохой в отдалении, дожидаясь Костю, который задерживался. Когда донжуан московского разлива появился в окружении двух девушек, я ехидно поинтересовался: – Что так долго? Никак выбрать не мог? – Это мы с Верой виноваты. Задержали Костю, чтобы посмотреть, что там случилось, – пояснила стройная брюнетка с вздернутым носиком и большой грудью. – Там хулиганы кого-то избили! И никто ничего не видел! Вы когда проходили… – Извините меня, милые девушки! На фронте я совсем отвык от элементарных правил приличия! Меня зовут Костя. И не смотрите на меня так. Это мы не специально придумали. – Мы уже знаем. Меня зовут Наташа, – в свою очередь представилась брюнетка.На место происшествия первым приехал милицейский наряд на мотоцикле, за ним спустя какое-то время подкатил милицейский автобус почти одновременно с автомобилем «скорой помощи». При виде прибывшей милиции народ стал быстро расходиться, а спустя час, после обхода свидетелей и работников ресторана, один из оперативников подошел к следователю и уныло сказал: – Никто ничего не видел! Ничего странного, ничего необычного! В ресторане было тихо, вот только эта четверка, перепив, начала приставать к людям, но офицеры-фронтовики их быстро на место поставили, после чего вскоре ушли. Так как время шло к комендантскому часу, народ стал уходить из ресторана. Швейцар говорил, что слышал, как кто-то пару раз вскрикнул, а затем все стихло. Посчитал, что парни между собой выясняли отношение. Видимо, не поделили девушку. Весна. Кровь молодая играет. – Ты мне давай тут без лирики! Время? Когда это было? – Это не я говорю, а слова швейцара передал. Это произошло где-то в начале десятого. Точно он не помнит. Так что, если кто мельком и видел, что произошло, так они уже по пути домой. – Просто отлично, – буркнул следователь. – Никто ничего не видел и не слышал, вот только четверо парней остались лежать на земле. Этот неизвестный или неизвестные весьма хороши в рукопашном бою, не так ли, Грошев? – За несколько минут так отделать четырех крепких парней – это уж точно надо умельцем быть. А где у нас такие специалисты есть, Василий Константинович? – Ты думаешь… Нет, только не это. Хотя, с другой стороны, если это каким-то боком касается государственной безопасности, то у нас это дело могут забрать. М-м-м… Что было бы весьма неплохо. Хм. Кстати, Грошев, где твой Симченко? Пусть документы потерпевших… В следующую секунду следователя перебил взревевший двигатель мощной машины, которая вынеслась из-за угла на полной скорости и затормозила прямо перед рестораном. Тонко и противно взвизгнули покрышки, когда автомобиль резко затормозил. Передняя дверца распахнулась в тот же миг, как машина остановилась. Из нее выскочил капитан-порученец и подскочил к задней дверце, затем распахнул ее и замер навытяжку. Из темноты салона наружу важно вылез незнакомый милиционерам человек в папахе, с генеральскими звездами на погонах. Оперативник при виде его негромко усмехнулся: – Никак сынку генеральскому приложили. Следователь недовольно посмотрел на него: – Чему радуешься, Грошев? Если это так, то теперь мы пахать будем двадцать четыре часа в сутки, не разгибая спины, пока не найдем этого драчуна.
Спустя два дня мы с Костиком поехали на вокзал, чтобы встретить чету Сафроновых. Павел Терентьевич действительно имел нездоровый вид, несмотря на то, что прошло столько времени с начала его болезни. Приехали к ним домой, где немного посидели за столом, а потом я стал прощаться, так как путешественники настолько устали, что даже этого не скрывали. Зевали во весь рот и терли слипшиеся глаза. Распрощавшись, поехал к себе домой. Дни летели быстро, несмотря на выматывающие тело тренировки и занятия по специальным дисциплинам. За май и два с половиной летних месяца нас три раза забрасывали в немецкий тыл. Круговерть заданий, тренировок и занятий просто захлестнула. Мне еще никогда не приходилось воевать так долго и с таким напряжением сил и нервов. Даже моя натренированная годами войны (множеством перенесенных нагрузок, немыслимых для обыденной мирной жизни) психика была на пределе. За это время погибли Ваня Дубинин и Леня Мартынов, а с ними двое новичков, только пришедших к нам в группу. Были легко ранены Мирошниченко и я, но нам даже не дали нормально долечиться. Всем нам нужна была серьезная передышка. Камышев это прекрасно сознавал и пытался исправить положение, но ему каждый раз отвечали: – Люди на фронте каждый день гибнут тысячами, а вы что, отдыхать собрались? Когда вся страна в едином порыве… Единственным плюсом от этого непрерывного круговорота были отправляемые Камышевым на нас наградные листы, которые подписывались высоким начальством без промедления. Так к моим медалям прибавился орден Красной Звезды. Последнее задание было очень тяжелым. Почти сутки пришлось уходить от погони, а затем два дня, без еды и воды, отсиживаться на болоте. Именно там, в зеленой жиже, мы похоронили еще одного новичка, получившего тяжелое ранение, а при переходе линии фронта был тяжело ранен сам Камышев. Не знаю, как остальные, но стоило мне узнать, что командир будет жить, я обрадовался, причем не столько заверению врача, сколько тому, что мы наконец получим долгожданный отдых. Исходил из того, что нашему командованию сначала придется подбирать полноценную замену командиру, которому еще потом придется принимать на себя обязанности и срабатываться с коллективом. Значит, по моим расчетам, наша группа могла, как минимум, рассчитывать дней на десять-двенадцать отдыха. По прибытии в часть мы узнали, что Камышева транспортным самолетом уже доставили в Москву, в спецгоспиталь ГБ, где ему сделали операцию. Узнав об этом, сразу решили, что на следующий день пойдем все вместе и навестим командира. Госпиталь встретил нас запахом карболки, хлора, специфическим шумом, состоящим из стуков костылей и шуршания колесиков носилок, словами и фразами, которые просто неотъемлемы для подобных учреждений. – Иванов, Сапожков, Урманов, живо на перевязку! Колоть два раза в день! По два кубика внутривенно! Татьяна Васильевна, срочно готовьте Тяпнева из шестой к операции! Ефимов! Ты чего здесь?! Живо в процедурную! Вся наша группа носила темно-красные нашивки за ранение, за исключением Феди Зябликова, от которого, как шутил Паша, пули бегали. Имея круглое краснощекое лицо и курносый нос, он вообще не походил на парашютиста-диверсанта, у которого за плечами три выброса во вражеский тыл и десяток убитых фашистов. Сейчас он шел среди нас с гордо выпяченной грудью, на которой висел недавно полученный им орден Красной Звезды. Дошли до офицерского отделения, где сестра выдала нам халаты и направила к лечащему врачу, закрепленному за палатой, где лежал подполковник Камышев. Его мы нашли на половине дороги, в коридоре, где он разговаривал с… Таней. Девушка была в медицинском халате, на ее голове была белоснежная шапочка, а на шее висел стетоскоп. «Она работает врачом, и это при папаше-комиссаре? Чудеса, да и только». – Извините, что вынужден прервать ваш разговор. Нам сказали, что вы доктор Моргулин, – обратился к нему Мирошниченко. – Да. Это я, товарищи. Танечка, извини, пожалуйста, потом договорим. – Ничего, Иван Сергеевич. Я пойду. Врач развернулся к нам: – Чем могу быть полезен? Девушка сделала несколько шагов, потом остановилась рядом со мной, улыбнулась и сказала: – Здравствуйте. Я вас не сразу узнала. Вы в форме совсем по-другому выглядите. – Здравствуйте. Зато я вас везде сразу узнаю. Хоть в вечернем платье, хоть в медицинском халате. Хотя… – я сделал паузу, – честно говоря, не ожидал вас здесь увидеть. Девушка чуть-чуть нахмурилась. – Тогда где, в вашем понимании, мне место? – Вы зря обижаетесь. В моих словах… – Костя! Звягинцев! Идем! Скорее! – Вот так всегда. Не дадут поговорить с красивой девушкой. Извините меня, но я спрошу прямо: вы не хотите встретиться со мной сегодня вечером? – Не могу. У меня сегодня дежурство, – это было сказано быстро и резко, так что ее слова я посчитал за отказ. «У нее, наверное, таких предложений с десяток за день». – Извините. Рад был вас увидеть. До свидания. – До свидания. Я быстро догнал парней, которые сразу забросали меня вопросами. Откуда знаешь? Где познакомился с красавицей? Счастливчик! Повезло человеку! Но вопросы, на которые я не собирался отвечать, сразу прекратились, стоило нам оказаться за порогом палаты. Так как это был четвертый день после сложной операции, нам дали на разговоры всего двадцать минут. – Как чувствуете себя? – первым делом поинтересовался Мирошниченко. Командир слабо усмехнулся: – Отлично. Как все… прошло? Капитан коротко отчитался, затем ребята наперебой стали рассказывать, что все отлично, на улице лето, ходят девушки в красивых открытых платьях, а командир еще холост. А это непорядок! Да еще где-то фашисты недобитые бегают, поэтому пусть командир прекращает валяться в кровати. На радостях парни так сильно расшумелись, что прибежавший на шум врач состроил сердитое лицо и принялся нас отчитывать: – Вам тут что, товарищи офицеры, цыганский табор, что ли?! Вы бы еще тут пляски устроили! Ваши голоса через три палаты слышно! Тут тяжелые больные лежат! Им покой нужен! Все! Свидание окончено! Уходите! Выйдя из госпиталя, мы разбежались в разные стороны. Мирошниченко – к жене и детям, Леша Смоленский пошел или к матери или к невесте, а Дима Сашко и Паша Швецов – к своим девушкам. У остальных ребят тоже были свои дела. Много дел. Им, приехавшим из глубинки, столица до сих пор казалась миром чудес, которые непременно надо увидеть, пощупать, попробовать. Я, как и в прежней жизни, продолжал оставаться одиночкой. К тому же у меня своих дел хватало, и в первую очередь по домашнему хозяйству. Я давно собирался купить мебель для спальни и столовой своей квартиры, а также несколько комплектов постельного белья. Нужны были полотенца, скатерть… Так что неделя за всеми этими хлопотами пролетела незаметно. За сутки до сбора мы должны были звонить дежурному части, где квартировали, и узнавать, нет ли для нас какого-нибудь срочного приказа. Я рассчитывал, что дадут отбой и у меня будет еще несколько дней для отдыха, но мои расчеты не оправдались. Наше руководство поступило хитрее. Командование прекрасно понимало, что полноценную замену Камышеву в короткие сроки найти нельзя, а для разведки и диверсии командиром сойдет и его заместитель Мирошниченко. Они были правы. По знанию людей и планированию тонких комбинаций Камышев был на две головы выше своего заместителя, зато как разведчик и диверсант тот шел с командиром наравне. Прибыв в нашу казарму, я вдруг неожиданно увидел, кроме наших парней, трех незнакомых офицеров. Полковник с седыми висками и озабоченным хмурым видом… Недалеко от него стояли два старших лейтенанта. Обоим лет под тридцать. Крепкие, плечистые парни, и взгляд соответствующий – жесткий и цепкий. На груди у обоих офицеров были нашивки за ранение, ордена и медали. Моя интуиция при виде этих людей тихо взвыла. «Военная разведка. Им чего здесь надо?» – недовольно подумал я, затем подойдя строевым шагом к старшему по званию, кинул руку к фуражке: – Товарищ полковник… Тот просто отмахнулся от меня, не прерывая тихий разговор с Мирошниченко. Я отошел к нашим ребятам. Тихо спросил: – В чем дело, парни? Получив ответ, что ничего неизвестно, приготовился ждать. Скоро вслед за мной пришли Паша Швецов и Дмитрий Дольский, из новичков. Теперь вся наша группа была в сборе. Мирошниченко, увидев, что все собрались, встал. – Товарищи офицеры, разрешите представить вам товарища полковника, Рокотова Илью Владимировича, из разведывательного управления. Он изложит нам суть предстоящего задания. – Товарищи офицеры! – Полковник встал. – Буду говорить кратко. На ближайшее время намечено наступление наших войск. Направление определено, войска стянуты и находятся на позициях, вот только неожиданно к нам поступили сведения о какой-то перегруппировке в тылу противника, причем именно в направлении нашего главного удара. Об этом нам сообщили партизаны, действующие в тех местах, после чего их рация замолчала. Мы сразу подключили авиаразведку, но ничего нового, за исключением обычных передвижений в немецких тыловых частях, она не показала. Тогда было принято решение сбросить через линию фронта три группы разведчиков. Одна из них вышла на связь сразу при приземлении, но потом замолкла. В следующую ночь – вторая, которая просто бесследно пропала. Самолет с третьей группой был подбит при подлете к цели, часть разведчиков успела выпрыгнуть, но судьба их нам неизвестна. Одновременно с ними через линию фронта командование отправило одну за другой четыре группы пеших разведчиков. Задача у них была одна: захватить офицера, но все попытки оказались неудачными. К чему я вам это говорю, товарищи офицеры?! Вы должны проникнуться всей важностью поставленной перед нами задачи и подойти со всей ответственностью к ее решению! Сейчас именно на вас возложены наши надежды! Именно от вас зависит, насколько сильным и неожиданным будет наш удар! Помните, что успешное выполнение вами задачи спасет десятки тысяч жизней наших солдат! Дальнейшее выступление я пропустил, пытаясь разложить по полочкам полученную мною информацию. «Армейская разведка облажалась по полной программе. Сроки прошли, докладывать нечего, начальство рвет и мечет. Вот только почему мы? Непонятно, зато понятно другое. Из нас решили очередных смертников сделать. Вот только хрен им!» – …теперь о сроках! Вам дано два дня на подготовку и три дня, это предельный срок, на выполнение задания! После его слов наши парни стали переглядываться. Никогда у нас такого не было. Нормальное время подготовки – от двух до трех недель, правда, в последнее время, его урезали до двух недель. Но два дня?! Полковник видел, какое впечатление произвели его слова, поэтому обвел нас всех глазами и только потом продолжил: – Да, это предельно жесткие сроки! Командование это прекрасно понимает, поэтому усилило вашу группу двумя армейскими офицерами, опытными разведчиками! С вашей группой еще пойдут два радиста. Вопросы есть? – Товарищ полковник, разрешите обратиться? – поднялся Швецов. После кивка полковника он продолжил: – Новые люди. Нам надо с ними сработаться – и два дня… – Товарищ старший лейтенант, эти сроки определил не я, а верховное командование! Это приказ! Вы все – советские офицеры, комсомольцы и коммунисты! Вам оказал доверие народ и коммунистическая партия! Это налагает на вас… Когда он закончил, пришла моя очередь спросить: – Товарищ полковник, разрешите обратиться? – Обращайтесь! – Почему в этот поиск идем именно мы? Ведь это стандартная задача для армейской разведки! Мирошниченко, стоящий чуть позади полковника, бросил на меня злой взгляд, но этого показалось ему мало, и он мне показал кулак. Дескать, пусть только он уйдет, ты у меня получишь! Мой вопрос был задан с тайным умыслом. Полковник должен был, следуя элементарной логике высокого начальства, задать мне прямо в лоб вопрос: что, лейтенант, струсил?! На что у меня уже был готов ответ: как все нормальные люди, хочу жить. После чего, я так надеялся, меня отчислят из состава группы, как не оправдавшего доверия, а уже затем, исходя из обстоятельств, буду думать, как жить дальше. После заданного мною вопроса наступила тишина, и я оказался в перекрестье взглядов. Кто смотрел на меня осуждающе, у кого в глазах стоял вопрос: как ты умудрился такое ляпнуть, Костя? Мне было плевать, что обо мне думают, я напряженно ожидал реакции полковника. Вот только она оказалась неожиданной для всех и в первую очередь для меня, так как к такому варианту ответа я оказался совершенно не готов. – Вопрос был задан правильный. Мне не хотелось говорить об этом, но прямо сейчас понял, что вам, товарищи, надо знать правду. Мы подозреваем, что за нашими провалами стоит немецкий шпион. Именно поэтому операцию передали вашему управлению. Еще вопросы есть? Нет? Тогда на этом все, товарищи офицеры! Когда полковник ушел, ко мне подошел Мирошниченко и тихо, со злостью в голосе, сказал: – Я тебе, Звягинцев, это еще припомню! Мои неизвестно откуда взявшиеся бойцовские качества и боевой опыт не давали парторгу покоя, о чем нетрудно было догадаться. К тому же я отличался своим поведением от остальных парней нашей группы, как ни старался это скрыть. Это тоже сильно раздражало Мирошниченко, который считал, что все мы, как один, должны соответствовать образу строителя коммунизма, и то, что я в него не вписывался, его сильно беспокоило. Он изо всех сил старался переделать меня, выкорчевать из меня те пережитки прошлого, которые мешали мне (он так считал) стать сознательным гражданином, верным идеям коммунистической партии. Следом подошел Паша Швецов, который сменил погибшего Мартынова на посту комсорга: – Если бы я тебя не знал, Костя, то подумал, что ты отъявленный трус. Это, конечно, не так, но сразу тебе говорю, этого я так не оставлю! Вернемся после задания, и я сразу поставлю вопрос о твоем безответственном поведении, порочащем имя советского офицера, на комсомольском собрании! – Вернемся – отвечу, – раздраженно буркнул я в ответ. – Товарищи офицеры! – раздался голос Мирошниченко. – Подойдите! Мы собрались возле висящей на стене карты. – Задача перед нами стоит простая и в то же время очень сложная. Нам надо пройти по двум этим квадратам. Смотрите! Показываю на карте, – капитан тупым концом карандаша обвел два серо-зеленых квадрата. – Основа нашего задания заключается в следующем: захватываем пленных, развязываем им языки, а полученные данные передаем командованию. Действовать нам надо будет быстро, а поэтому передвигаться будем на захваченной у врага технике. Командование особенно интересует… Спустя двое суток в нашем бараке появились два последних члена нашей группы. Радисты. Сержант-разведчик Миша Кораблев. За плечами у него было четыре ходки в тыл врага и медаль «За боевые заслуги». И девочка Маша. Так я ее назвал про себя из-за маленького роста, стоило мне ее только увидеть. Своими большими синими глазами она мне напомнила Наташу Васильеву. У Маши Урусовой не было той красоты, зато было очень милое и хорошее лицо. Родом она была из Ленинграда и буквально на днях узнала о смерти своих родителей и младшего брата. За плечами у нее была трехмесячная работа в тылу врага в составе разведывательно-диверсионной группы и тяжелое ранение. Новички, которые были приданы нашей группе, были опытными, смелыми и решительными людьми, но этого было мало, надо понимать друг друга с полуслова, знать, как поведет себя твой товарищ в экстренной ситуации. Вот этого мы не знали. Был еще один минус. Так как нам придется действовать в непосредственной близости от противника, то мы собирались действовать под видом фрицев, а к форме необходимо знание немецкого языка. Из группы могли сойти за настоящих немцев только я и Камышев. Еще могли сойти за фрицев, при простом и непродолжительном разговоре, Мирошниченко, Леша Смольский, Швецов и Сашко. Зябликов и Дольский знали язык в объеме средней школы. Теперь к ним можно было причислить еще троих – радистов и армейского разведчика Гришу Мошкова. Второй, старший лейтенант Саша Ветров, выгодно отличался от них, но это стало ясно, когда мы узнали, что у него за плечами школа военных переводчиков. Потом приехал капитан из шифровального отдела. Василий Владимирович Никольский. В нем сразу чувствовалась интеллигентность. Да и внешность была по стать какому-нибудь профессору – преподавателю столичного университета. Лет под пятьдесят, лицо строгое, на носу очки. Со всеми он познакомился обстоятельно и, что удивительно, запомнил наши имена и фамилии с первого раза. Как мы потом убедились, память у него была просто фотографическая. Не теряя ни минуты, он сразу посадил нас заучивать наизусть таблицу кодов и детально изучать карту местности, на территории которой нам предстояло действовать. Она была разбита на восемь квадратов, каждый из которых получил название какого-либо дерева. Ольха, береза, дуб… В свою очередь, эти «деревянные квадраты», как мы их сразу окрестили, были разбиты еще на четыре квадрата. Всем родам войск, танковым частям, артиллерии, пехоте, штабам были присвоены цифровые коды. – Теперь вы, Звягинцев, – он тыкал указкой в карту. – В этом квадрате вы обнаружили штаб двадцать первой немецкой танковой дивизии. Что вы передадите радисту? – Береза-три. 11-21-ТД. – Хорошо. Садитесь. – Сашко! Вы обнаружили пехотный полк… С радистами он работал отдельно. Перед самым вылетом мы узнали, что позывным нашей группы стало слово «рассвет». При подлете к цели неожиданно выглянула из-за туч луна. Гул самолетных двигателей немцы, видно, засекли давно, но не стреляли, так как самого самолета невидели, а тут его им подали, как говорится, на «блюдечке с голубой каемочкой». Зенитные батареи не заставили себя долго ждать. Транспортник тряхнуло раз, второй, третий. Быстро повернувшись, мы приникли к иллюминаторам. В воздухе вокруг нас замелькали облачка разрывов зенитных снарядов. Вдруг пол резко ушел из-под наших ног, самолет пошел на снижение. Спустя пару минут из кабины выглянул штурман и крикнул, что самолет приближается к месту выброски. Не успела за ним закрыться дверь, как инструктор громко скомандовал: – Приготовиться! Мы сразу выстроились в цепочку. Стоило инструктору распахнуть дверцу бортового люка, как по ушам сразу ударил оглушительный рев моторов. Время словно остановилось. Наконец, над кабиной пилотов замерцал зеленый огонек. – Первый пошел!! – крикнул во весь голос инструктор. – Второй пошел!.. Когда пришла моя очередь, я уже был готов шагнуть в темный провал люка, но в этот самый миг транспортник сильно и резко качнуло, одновременно по обшивке застучали осколки разорвавшегося рядом зенитного снаряда. Меня сильно шатнуло, и только с большим трудом удалось удержаться на ногах. «Время! Скорее вниз!» – этой мыслью я рванулся к люку и прыгнул в темноту. Сброс парашютистов должен был занять минимально короткое время, чтобы люди не разлетались далеко друг от друга, а значит, быстрее собрались на месте высадки. Сегодня это жесткое правило, пусть случайно, при непредвиденных обстоятельствах, было нарушено. Я попытался отследить с высоты спускающиеся купола парашютов наших разведчиков, но так и не смог ничего разглядеть. Теперь надо было рассчитывать только на то, что они нас видят, а собравшись, направятся как можно быстрее в нашу сторону. Грузового контейнера у нас не было. Форма, оружие и маскхалаты – все это было немецкого образца. Кроме того, у каждого был сухой паек на три дня и запасные батареи для раций. Приземлился я очень удачно, на самой опушке леса, а из-за задержки во времени у меня был шанс повиснуть на дереве, а то и вовсе, скользнув по ветвям, со всей дури грохнуться об землю. Выкарабкавшись из-под полотнища, сразу посмотрел вверх и засек только два опускающихся парашюта. Где еще один? Быстро огляделся. За спиной стоял, погруженный во мрак, лес. Впереди шли заросли кустарника, а за ним расстилалось поле; что было там дальше, скрывала темнота. Начал быстро скручивать полотнище парашюта, время от времени подавая сигналы фонариком. Спустя полчаса рядом со мной собрались те, кто прыгал после меня: радист, армейский разведчик Григорий Мошков и Паша Швецов. Судя по всему, разрыв во времени разрубил нашу группу на две части. – Как будем действовать? Не успел вопрос Швецова повиснуть в воздухе, как издали послышался нарастающий рев двигателей грузовиков. Машины двигались в нашем направлении. Мы переглянулись. Всем сразу было понятно: это за нами. Значит, надо уходить, причем срочно. Вот только куда? – Судя по тому, что смог рассмотреть сверху, мы приблизительно находимся где-то здесь, – я подсветил карту фонариком, а затем ткнул пальцем в точку на карте. – Я определил наше местонахождение по характерному повороту дороги. Вот он. Если все правильно понимаю, то мы сейчас где-то в километре от нашей группы. У кого какие мысли? – Фашисты как-то чересчур быстро появились, – негромко сказал радист. – Считаю, что полковник был прав, когда сказал про «крота», – подтвердил его невысказанное обвинение армейский разведчик. – Нам прямо сейчас уходить надо, пока немцы не начали разворачиваться в цепь. – Согласен, Костя, – поддержал меня Павел. – Уходим в глубину леса. Только мы начали движение, как над лесом стали взвиваться осветительные ракеты, потом послышался приглушенный расстоянием лай овчарок. Мы остановились и с минуту прислушивались. Вдруг ударил пулемет, за ним другой, следом зачастили автоматы. – Вперед! – скомандовал я. Если до этого мы могли еще думать, что немцы бьют наугад, простреливая лес перед собой, то когда раздался взрыв гранаты, никто из нас уже не сомневался, что там идет бой. Схватка не на жизнь, а на смерть. Я не знал, что у капитана Мирошниченко был особый приказ. Именно на такой случай. В случае обнаружения нас фашистами разбить разведгруппу на две части. Одна должна взять на себя погоню, пока вторая группа будет выполнять задание. Именно поэтому были выделены две рации. Вот только он не думал, что подобная ситуация произойдет сама по себе. Командиром группы, которая должна была отвлечь немцев, он намеревался назначить меня, так как капитан считал, что группа во главе со Звягинцевым сможет долгое время уходить от преследования. Мы быстро двигались по лесу, при этом стараясь держаться параллельно дороге. Шли в противоположную сторону от тех мест, куда нам надо было двигаться по плану армейской разведки. Спустя какое-то время звуки ночного боя пропали, только осветительные ракеты продолжали висеть в той части леса. Выбрали участок в двухстах метрах от дороги. Спали, как говорится, вполглаза, поэтому слышали, как несколько раз, там, за деревьями, проезжали машины и мотоциклы. Окончательно проснулся я от того, что на меня кто-то смотрел. Не успел повернуть голову, как мелькнула рыжая тень и исчезла за стволами деревьев в предрассветных сумерках. Небо только начало светлеть, а лес уже наполнился звуками, шорохами и птичьим щебетанием. За лесом между поредевшими стволами деревьев чувствовался простор, пока еще не видный глазу из-за стелящегося по земле рассветного тумана. Постепенно проснулись все остальные разведчики. Я и Гриша Мошков сходили к дороге, чтобы осмотреться. То, что мы увидели, ни мне, ни ему не понравилось. За дорогой раскинулось большое поле с редким вкраплением кустарников. В ста метрах от нас у небольшой рощицы стояли две большие палатки, охраняемые часовыми. За ними виднелся грузовик и полевая кухня. По левую сторону от нас, уже на самой дороге, стоял мотоцикл. Водитель помахал немного руками, разминаясь, а затем стал толкать в плечо задремавшего в коляске пулеметчика. Тот стал ругаться, говоря, что Ганс дурак и мог бы дать ему поспать еще минут двадцать, так как эти лентяи, Вилли с Альфредом, придут заступать на пост, как обычно, на десять минут позже. Солдат, когда вылез из коляски, со стонами и вздохами стал разминать застывшую спину, при этом недовольно бурча, что они тут делают, раз русских диверсантов уже взяли. Мы осторожно отползли обратно. Вернулись, рассказали Паше и радисту, что лес практически блокирован. По крайней мере в нашем направлении. Наш шанс выжить – это выкинуть рацию и спрятаться в глубине леса, но это было мое личное мнение. Выскажи я его, меня сразу посчитают трусом и предателем. У нас не было времени, чтобы внести изменения в план или как-то его откорректировать, к тому же мы пропустили один сеанс связи. Следующий должен был состояться через полчаса. Если мы не ответим, то могут послать еще одну или даже несколько групп разведчиков, а выйдем на связь – обозначим себя, после чего за нами будут гоняться все, кому не лень. Все это понимали, поэтому мой вопрос «что будем делать?» поняли правильно. – Передаем кодовую фразу и быстро уходим в глубь леса. Запутываем следы, а затем следуем в направлении, согласно поставленному перед нами плану. Достигнем этого места. Здесь кончается лес и начинаются болота, – Гриша показал на карте место и закончил: – и где-нибудь пробуем проскочить. Я прекрасно знаю, как немцы не любят болота, и пару раз пользовался этим, отсиживаясь. Не боись, прорвемся, парни. Ну как, согласны? «То есть подставляем себя фрицам и одновременно пытаемся выполнить приказ командования или посмертно стать героями. Хороший план. Дальше некуда». Паша и радист почти синхронно кивнули головами в знак согласия. Может, это и было правильно, но то, что при этом наши шансы на выживание резко уменьшались, в расчет, похоже, никто не брал. Мне это сильно не нравилось, но разногласий в подобной ситуации быть не должно, поэтому следом и я кивнул головой. На скорую руку перекусили, после чего Кораблев вышел на связь и передал условленную фразу: «Рассвет встает». Теперь там, на Большой земле, знали, что разведгруппа начала работать. В дальнейшем выходить на связь мы имели право только в случае получения нами проверенной информации. Еще до отправки нам сказали, что несколько радиостанций будут постоянно на приеме, ожидая наших сообщений. Согласно утвержденному командованием плану, нам нужно было двигаться в направлении небольшого городка, который одновременно являлся узловой станцией и сейчас находился где-то в семидесяти километрах от нас.
Машина генерала Рихтера остановилась в трех метрах от затормозившего мотоцикла охраны. Следом за машиной генерала остановился грузовик. Адъютант генерала, выскочивший из машины, подбежал к задней дверце, открыл ее и, вытянувшись, замер. Стоило генералу выйти из машины, как тут же к нему направился полковник Зайдель, в сопровождении майора Хольца и капитана Вернера. Чувствовалось, что все три офицера сильно волнуются, это было видно по их напряженным лицам. Генерал Рихтер, отвечающий за безопасность тыла группы армий, слыл жестким и непреклонным человеком. Слухи о нем ходили самые разные, но были и общеизвестные факты. Три виновных, по его мнению, офицера закончили жизнь самоубийством, а еще около десятка были разжалованы и отправлены рядовыми на Восточный фронт. Его сухое, аскетическое лицо с глубоко сидящими глазами и тонкими, бесцветными губами напоминало обтянутый кожей череп. «Череп». Так его звали за глаза и произносили эту кличку всегда шепотом. – Господин генерал… Оправдательная речь полковника, которую он готовил последние полтора часа, была прервана небрежным жестом генеральской руки. Тот оглядел стоящих перед ним офицеров пустым, ничего не выражающим взглядом, и от этого их сердца, и так колотящиеся от страха, забились еще сильнее. – Полковник, два часа тому назад вы сказали, что с русскими диверсантами все покончено. Группа уничтожена, а рация захвачена. Это ваши слова? – Так точно, господин генерал, – полковник побледнел еще больше. – Потом вы снова позвонили и сказали, что на связь вышла русская рация. Это как понять? – Господин генерал, мы не знали численности русских парашютистов. Как и не знали, что группа будет состоять из двух самостоятельных отрядов, каждый из которых будет иметь рацию. Мы это не учли, но район высадки до сих пор блокирован двумя армейскими батальонами и ротой СС, а на место выхода русского радиста уже отправлена мобильная группа капитана Фуллера. С минуты на минуту мы ждем от него сообщений. Капитан Вернер! К ним шагнул капитан, держа в руках карту. Не успел он ее протянуть, как Рихтер остановил его движением руки, затем чуть повернул голову и отдал приказ своему адъютанту, стоявшему у него за спиной: – Капитан! Шнитке, ко мне! Спустя пару минут из кабины грузового автомобиля гибко и легко выпрыгнул высокий, атлетически сложенный офицер в маскхалате, который легким и пружинистым шагом приблизился к группе офицеров. Не успел он встать по стойке смирно, как генерал представил его: – Господа офицеры, перед вами обер-лейтенант Шнитке, командир специального подразделения «Призраки». Он и его люди отлично зарекомендовали себя в Чехии, Голландии и Франции. Сейчас они прибыли к нам, на Восточный фронт, вместе с 27-й гренадерской дивизией из Бургундии. Я не ошибся, обер-лейтенант? – Никак нет! Все точно, господин генерал! – Именно им я поручаю закончить эту операцию! Полковник, вы меня поняли? Поиск русских будет проводить группа Шнитке, а значит, рота капитана Фуллера переходит в его распоряжение! Теперь… – генерал прервался, глядя на подбежавшего к ним лейтенанта-связиста. Наткнувшись на холодный взгляд Рихтера, связист резко затормозил и перешел на четкий, печатающий шаг. – Господин генерал… Новый резкий нетерпеливый жест генерала прервал начавшего по всей форме доклад офицера. – Капитан Фуллер только что передал, что его люди вышли на след русских диверсантов, господин генерал! – выпалил одним махом лейтенант и замолк, преданно глядя на Рихтера. Тот, уже не обращая внимания на стоящего по струнке связиста, бросил быстрый взгляд на командира спецподразделения. – Берите своих людей, обер-лейтенант, и немедленно отправляйтесь! – Слушаюсь, господин генерал! – И еще. Оставьте здесь пару-тройку своих людей. Пусть походят по лесу. На всякий случай! – Слушаюсь, господин генерал! – Теперь вы, господа! – генерал повернулся к стоящим навытяжку офицерам. – Вы прекрасно знаете, что наша первоочередная задача сохранить тайну операции «Железный кулак», поэтому по моей просьбе генерал Рунг выделил вам еще две роты СС. Полковник, мне нужна крупномасштабная карта! – Господин генерал, пройдемте к моей штабной машине! – с нескрываемым облегчением предложил полковник Зайдель, надеясь, что для него все еще, может, и обойдется.
Глава 11
Мы шли по самому краю леса, пытаясь найти щель в устроенной на нас облаве, при этом готовые при любой опасности нырнуть в чащу и раствориться среди деревьев. Спустя два часа мы наткнулись на следы пребывания фашистов. Клочки газет. Смятая пачка от сигарет. Помятая трава. Со стороны дороги были слышны звуки: рев двигателей машин, гул множества голосов и резкие, отрывистые команды офицеров. Как только мы слышали подобный шум, то сразу уходили в чащу леса. Очередное свидетельство, что блокада плотная и в этом месте нам лучше из леса не высовываться. Единственное, что нас частично успокаивало, так то, что в этой части леса, где полночи прочесывали все частым гребнем, не должно было быть немецких солдат, поэтому надеялись проскочить этот участок без проблем. За все это время мы уже дважды подходили к окраине леса, но постоянно натыкались на открытое пространство, вроде лугов, которое нам никак не пересечь из-за немецких блокпостов и мобильных патрулей на дороге. Решив уйти подальше от дороги, мы снова углубились в лес, но и здесь везде были следы пребывания немецких солдат. Потом Паша, шедший в голове группы, неожиданно поднял руку. Мы сразу замерли, настороженно следя за ним. Спустя несколько секунд он сделал движение рукой: подойдите. Стоило мне подойти, как я понял, почему мы остановились. На этом месте, возле старого сухого поваленного дерева, был самый настоящий бой. Осколки, торчащие в стволах деревьев, россыпи стреляных гильз, черные опалины на месте разрывов гранат, срезанные пулями и осколками ветки деревьев, но ни тел, ни вещей, ни оружия не было. Мы медленно обошли место схватки и пошли дальше.Немецкие егеря увидели нас первыми, но так как группа русских парашютистов была на одного бойца больше и сильно растянута, они устроили нам, как они думали, хитрую засаду, вот только в их план неожиданно вмешалась случайность. Наш радист, замыкавший группу, устал и случайно оступился, но стоило мне услышать легкий шум у себя за спиной, как тело мгновенно напружинилось, готовое к действию. Резко пригнувшись, я моментально оглянулся и замер. Все делалось помимо сознания, на одних боевых рефлексах. Именно во время своего разворота, краем глаза, я поймал чужой взгляд. Не разглядел ни фигуры, ни лица, а только чей-то короткий взгляд. «Нас выследили и ведут». Выпрямившись, дал знак Кораблеву, следующему за мной, двигаться и осторожно пошел вслед ушедшей вперед паре наших парней. Если бы немцы почувствовали опасность, то просто расстреляли бы нас, а так была возможность попробовать их переиграть. Вот только как предупредить парней?
Унтер-офицер Карл Лямке насторожился, когда русский присел и исчез из его поля зрения. Судя по всему, парашютист оглянулся на шум своего неуклюжего радиста, а не из-за того, что заметил врага. На этот счет он мог дать голову на отсечение. Значит, тот должен был быстро осмотреться, понять причину шума, успокоиться и следовать дальше. Снова увидев русского диверсанта, подававшего знак к движению, он с удовлетворением подумал, что бы там ни говорили, а эти русские разведчики ничем не лучше, чем чешские или французские партизаны.
В отличие от гитлеровца, я сейчас лихорадочно прокачивал ситуацию, пытаясь понять, что немцы задумали. «Где-то впереди засада? Нет. Они просто следуют за нами. Выслеживают? Если у них есть радист, то тогда они вроде ищеек, идущих по следу. И главное, сколько их? М-м-м… Если не бросились сразу вязать, значит, немного. Три… от силы пять человек». Дело шло о моей жизни и смерти, значит, мне необходимо сделать все, чтобы я жил, а мои враги умерли. Мне еще неизвестно было, какую тактику я изберу, но при малейшей опасности я был готов стрелять или бежать, но ни в коем случае не дать себя убить. Как у меня всегда бывало в подобных случаях, тело и мозг, отбросив все лишнее, собравшись, приготовились к проявлению любой опасности. И она грянула. Простучав впереди меня дробной, длинной автоматной очередью. Я уже падал на землю, с коротким вскриком и шумом, когда фашист, целившийся в меня, нажал на спусковой крючок. Пули просвистели мимо, с глухим стуком врезаясь в стволы деревьев. Уже лежа на земле, я услышал крик, переросший в протяжный стон, затем шум драки, вскрик радиста: – Сволочь фашистская! Все это завершилось новым стоном и шумным падением тела Кораблева. Под этот шум я быстро отполз в сторону от места своей предполагаемой гибели (так должен был считать немецкий егерь) на десяток метров, потом переполз корневища громадной сосны и укрылся за ее стволом. С минуту стояла тишина. План их засады стал предельно ясен, как и их количество. Мы не шли компактной группой, а несколько растянулись, что очень неудобно для нормальной засады, но даже из этого опытные фашистские вояки извлекли выгоду. Один из фашистов срезал из автомата первую пару разведчиков, второй должен был убить меня, ну а третий – захватить в плен радиста. «Если срежу очередью одного из них, Кораблев сразу умрет. Немец не будет рисковать. Прошьет одной очередью пленного и рацию, после чего два оставшихся гитлеровца не будут играть в героев, а быстро смотаются из леса за помощью. Нет, господа фашисты, теперь мы будем играть по моим правилам». Мой план строился на стандартном поведении стрелявшего в меня немца. Он в любом случае должен был убедиться, что убил меня. Это были логически правильные действия для профессионалов, так как иначе они в любой момент могли получить пулю в спину. Гитлеровец появился из-за дерева бесшумно и неожиданно. Сейчас он стоял боком ко мне, настороженно прислушиваясь к шуму леса и почти слившись с листвой дерева в своем камуфляже. Последующие события произошли в течение долей секунды. Резкий взмах руки с ножом. Бросок. Немец-егерь успевает уловить краем глаза движение и уже начинает разворачивать оружие в мою сторону, как лезвие входит ему в шею. Захрипев, он упал на колени, а в следующую секунду ткнулся головой в землю. И неподвижно замер. «Есть Бог на свете. Не выстрелил», – облегченно выдохнул я и осторожно двинулся в ту сторону, где слышал шум схватки, но шел не прямо, а по дуге, стараясь зайти вбок фрицу. Еще шаг, за ним второй, третий… Осторожно выглянул из-за дерева. Немец, спрятавшись за стволом дерева, настороженно вглядывался в ту сторону леса, где последний раз слышал шум. Он не знал, что произошло, но тишина его явно настораживала. Он только на секунду оглянулся назад и бросил взгляд на пленного. Как он там? Я был на расстоянии восьми-девяти метров от него, и то, что мне удалось подобраться так близко к нему, можно было считать большой удачей. Вот только что с ней, этой удачей, делать? Малейшее неосторожное движение привлечет его внимание, а перестрелка в мои планы не входила, к тому же мне неизвестно, где сейчас находится второй гитлеровец. Тут нельзя было рисковать. Мне надо убить его сразу, иначе он убьет Кораблева. Прошло несколько минут, и по его поведению стало видно, что фашист растерян и испуган. Непонятная тишина давила на немца, который пытался понять, что пошло не так в их плане. Я продолжал напряженно выжидать, надеясь хоть на небольшую ошибку егеря. Наконец, тот на что-то решился: резко развернувшись, он тем самым невольно подставился под мой автомат. Один короткий шаг в сторону, и в ту же секунду мой палец нажал на спусковой крючок. Так как мне была видна только часть его плеча и бок, я не пожалел патронов и всадил в гитлеровца почти половину магазина. Тот дернулся, пошатнулся, негромко вскрикнул, привалился спиной к сосне, но уже в следующее мгновение его тело склонилось набок, а затем с глухим шлепком упало на землю. Сразу сменив место укрытия, я перебежал к другому дереву. Вжавшись спиной в ствол, настороженно замер, готовый открыть огонь на любой звук. Медленно потекли вязкие и тягучие секунды, полные до краев напряженного ожидания. Где третий, мать его? Рывок к другому дереву. Тело невольно напряглось в ожидании выстрелов. Снова замер, просеивая сквозь себя звуки леса, и только убедившись, что прямой опасности нет, быстро оглядел радиста. У Кораблева была разбита голова, но он был жив. Пробежал взглядом по рации. На первый взгляд она была в порядке. Снова затаился за стволом сосны, вслушиваясь в напряженную, бьющуюся по нервам тишину. «Где третий гад? Скорее всего, чешет из леса. Если так, то нам хана – не свалить. До дороги здесь… Метров шестьсот по прямой, а значит…» – Тут мои мысли прервала короткая автоматная очередь, в которую вплелся крик боли, и почти сразу ударила новая, но теперь длинная, очередь. Ситуация была неясна, но в любом случае тем, кто сейчас стрелял, было не до осторожности, и я кинулся вперед на звуки, скользя между деревьями и перепрыгивая через корневища. Остановился только когда услышал характерное лязганье металла. Кто-то недалеко от меня сменил обойму. Пригнулся, осторожно выглянул из-за дерева. В шести метрах от меня третий гитлеровец, перезарядив автомат, с перекошенным от боли лицом сейчас пытался зажать рану в бедре, одновременно нащупывая в сумке бинты. Только он их достал, как я вышел из-за дерева и тихо сказал на немецком языке: – Автомат в сторону отложи, а то так неудобно делать перевязку. Немец вздрогнул, отбросил бинт и попытался схватиться за оружие, но уже в следующую секунду шмайсер был выбит у него из рук, а в переносицу уперся ствол. Он попытался отпрянуть, но получив сильный удар по голове, упал на спину, раскинув руки. Забрав автомат, я вытащил из его кобуры пистолет и засунул себе за пояс, после чего быстро подошел к нашим парням, лежавшим где-то в десяти метрах от немца. Судя по всему, он срезал их одной очередью, но почему-то остался на месте, то ли ожидая сигнала, то ли не был уверен, что убил их. Когда он услышал выстрелы, видимо, занервничал и каким-то образом подставился под пулю. Гриша Мошков неподвижно лежал на земле, уткнувшись лицом в землю. Я насчитал у него на спине три пулевых отверстия. Паша Швецов лежал на спине, в нескольких шагах от него, в луже крови. Пули пришлись ему в бок и в живот, поэтому он был еще жив. Я присел на колено. В его глазах что-то мелькнуло: он, похоже, узнал меня. – Надо… выполнить… Приказ… Его последних жизненных сил хватило лишь на то, чтобы вытолкать через сухие, потрескавшиеся губы эти три слова. Несколько секунд я смотрел в его мертвые глаза, потом встал, вернулся к немцу, связал, а затем тщательно перевязал его рану. При взгляде на окровавленные бинты и на его маскхалат мне в голову неожиданно пришла мысль. Вернулся за Кораблевым и рацией. Плохо соображающего радиста мне пришлось почти тащить на себе. Посадил его недалеко от пленного немца, затем перевязал ему голову. Бледное, без кровинки, лицо. Мутные глаза. – Ты как? – Не знаю, Костя. Я задумался. По логике, нам нужно было брать ноги в руки и пробираться в район болот, только там у нас был шанс оторваться от собак и егерей, которые уже идут по нашим следам. У меня ни малейших сомнений не было, что через пару часов, максимум, они будут здесь, но с Кораблевым, в его теперешнем состоянии, оторваться от них будет невозможно. Проще будет самому застрелиться. Другой вариант предполагал избавиться от радиста и уходить одному, вот только подлой сволочью я никогда в жизни не был. Бросил быстрый взгляд в сторону лежащего без сознания немецкого егеря, потом на Мишу и сделал свой выбор. – Посиди пока, парень, а я с фрицем за жизнь потолкую.
Очнулся унтер-офицер Густав Берг от резкой и пронзительной боли в паховой области. Он был сильным и волевым человеком, но увидев перед собой молодое, жестокое лицо с холодными безразличными глазами, почувствовал ледяной комок под сердцем.
У меня была не такая большая практика в проведении допросов в полевых условиях, но работу специалистов видеть приходилось, хотя потом хотелось сразу и навсегда это забыть. Этот немец стоял между мною и моей жизнью, как только понятие укрепилось в моем сознании, эмоции ушли, растворились без следа. Теперь для меня он уже не был человеком, и все, что с ним делал, выглядело так, словно я строгал острым ножиком кусок простой деревяшки, и стоило ему это понять, как он сразу сломался. Стоило мне увидеть, что в глазах гитлеровца поселился панический страх, замешанный на острой, всепожирающей боли, я прекратил пытку и сказал: – Расскажешь все – умрешь быстро. Он не сразу понял меня. Пришлось повторить ему несколько раз, пока смысл дошел до затуманенного болью сознания. – Да. Все… скажу. Около часа я вел допрос, спрашивая, потом переспрашивая, уточняя, пытаясь поймать его на лжи, и только потом убил. Обыскивая трупы, нашел несколько банок консервов, аптечки, фляги с водой, карту с пометками и жетоны. Металлические бляхи мы с Кораблевым повесили себе на шею, а карту я засунул за пазуху. Наши маскхалаты и оружие ничем не отличалось от обмундирования немецких егерей. Последним штрихом нашей маскировки стали окровавленные бинты, которые я намотал на себя и Кораблева. К этому моменту он немного пришел в себя и уже мог, правда, с трудом, самостоятельно идти. – Миша, я намотал тебе на шею бинт, поэтому на все вопросы, которые будут тебе задавать, ничего не говори, а хватайся за горло и хрипи. Понял меня? – Понял. А дальше? – Дальше… Живы будем – хрен помрем. Шагал он тяжело и неуверенно, несмотря на то, что теперь я все нес на себе. К счастью, идти нам пришлось недалеко и спустя какое-то время мы вышли из леса где-то в пятидесяти метрах от немецкого блокпоста. Гитлеровцы при виде нас настороженно замерли и еще только смотрели удивленными глазами, как я заорал во все горло: – Группа «Призраки»!! Командир обер-лейтенант Шнитке!! Рейн!! Последним я выкрикнул пароль, и сердце мое при этом сжалось. Если унтер-офицер соврал… Нет. Все правильно. Солдаты кинулись к нам с оружием в руках, но явно не для того, чтобы брать в плен. Двое из подбежавших солдат подхватили Кораблева, который прямо обвис у них на руках. Еще один подхватил рацию. – Унтер-офицер Густав Берг. Кто у вас старший? – Командир блокпоста унтер-офицер Фридрих Зейдлиц, господин унтер-офицер! – вытянулся передо мной солдат. – Врач есть? – Никак нет, господин унтер-офицер! Подбежавший ко мне командир блокпоста оказался мужчиной лет сорока и при этом имел огненно-рыжие волосы. Вытянувшись передо мной, отрапортовал: – Командир блокпоста унтер-офицер Фридрих Зейдлиц! Не дав ему опомниться, я резким и требовательным тоном потребовал от него врача и рацию, так как у меня ценная информация для генерала Рихтера. Услышав фамилию генерала, унтер-офицер явно опешил и растерянно доложил, что рации у них нет, зато есть мотоцикл, с которым можно послать курьера. – У меня раненый, унтер! Какой, к черту, курьер! – придав себе разозленный вид, заорал я на него. – Бездельники! Вам бы здесь только брюхо жратвой набивать! Сам доставлю! На мое счастье, отделение Зайдлица прибыло на смену два часа назад, поэтому солдаты знали о прибытии специального подразделения «Призраки». Ошеломленный неожиданным появлением раненых егерей из специальной группы, унтер окончательно растерялся и без разговоров выделил мотоцикл разъяренному егерю. Сейчас он молил Бога об одном, чтобы этот бешеный «лесной призрак» не наговорил ничего лишнего генералу, иначе из роты охраны он мгновенно окажется в окопах передовых частей.
Спустя десять минут мы уже мчались по большаку, оставив за спиной блокпост. – Куда мы теперь? – усталым и тусклым голосом спросил меня Кораблев. Я бросил мельком взгляд на него. Радист был неестественно бледный. Губы сухие, потрескавшиеся. Глаза тусклые и больные. – Пока не знаю. Сначала попробуем выжить. Кораблев ничего не ответил. Я и в самом деле не знал, что мне теперь делать. Мы чудом проскочили, и сколько у нас осталось времени до того момента, когда на нас начнут охоту, наверное, сам Бог не знал. Везде, куда ни кинь взгляд, были немцы. Впереди нас шла колонна машин и два бронетранспортера. Я решил не рисковать и свернул на проселочную дорогу, которая вела к небольшой деревне, но проехать через нее не рискнул, так как увидел среди домов грузовик с солдатами, которые, судя по крикам местных жителей, реквизировали у них продовольственные запасы. Только я объехал деревню, как спустя несколько минут сзади нас появилась легковая машина. Шофер подал сигнал, требуя освободить дорогу, но вместо этого я затормозил, перегородив автомобилю дорогу. Выскочивший из машины водитель уже спустя пару секунд судорожно скреб руками землю недалеко от машины. Перескочив через его тело, я подбежал и направил ствол автомата на сидевших на заднем сиденье двух офицеров. Пожилой полковник и упитанный, круглолицый майор смотрели на меня испуганно и непонимающе, не сразу осознав ужаса сложившейся ситуации. – Господа, нам нужно поговорить. Выходите из машины и держите руки подальше от пистолетов. Немецкая форма, довольно вежливая просьба, сказанная на чистом немецком языке, и направленный на них автомат – все это ввергло офицеров в еще более глубокий шок. Первым опомнился полковник, бросив руку на кобуру, но уже в следующую секунду ствол автомата с силой ударил его в лицо, заставив закричать от резкой боли. Так как майор, находясь в шоковом состоянии, все еще продолжал таращить на меня испуганные глаза, я решил воспользоваться ситуацией. Резко открыв заднюю дверцу, схватил за плечо полковника и с силой выдернул из автомобиля. Тот шлепнулся лицом в дорожную пыль, мне под ноги. Я отпрыгнул назад и повел стволом автомата: – Майор, вылезай! Тот, не спуская с меня глаз, словно слепой, судорожно и неловко цепляясь за сиденья, вылез из машины. Он лишь открыл рот, как получил удар в солнечное сплетение – немцу показалось, что из него выпустили кишки, но только он сложился пополам, как последовал удар автоматом по голове, после чего его сознание провалилось в пустоту. Обезоружив, а затем связав немецких офицеров, я кивнул Кораблеву головой: подойди. Пока тот следил за пленными, я загнал мотоцикл, а затем и машину в лес, предварительно загрузив в нее труп водителя и двух пленных. Полковник оказался начальником штаба танковой дивизии, а майор был его сослуживцем, заместителем командира танковой дивизии по тылу. Оба ехали с совещания, на котором были поставлены задачи, возлагавшиеся на их дивизию при вступлении в действие плана германского командования «Железный кулак». Полковник Фурц сначала пытался молчать, но к жесткому методу допроса явно был не готов, после чего заговорил. Майор, в отличие от него, оказался трусом и сразу стал просить сохранить ему жизнь на основании того, что он всего лишь военный инженер и на его руках нет крови русских солдат. – Заткнись, сволочь! Мне нужны лишь ответы на мои вопросы! – рявкнул я на него, изобразив на лице свирепую гримасу. Майор вмиг покрылся холодной испариной. – С-сп-прашивайте, – заплетающимся языком пролепетал он. В течение получаса он подтвердил большую часть сказанного полковником. Больше они мне были не нужны. Убив их, я тщательно вытер нож и пошел искать радиста. Тот ушел сразу, стоило мне приняться за полковника. Нашел Кораблева за машиной, сидящим на траве. Подойдя к нему, спросил: – Миша, ты как? Сумеешь передать, что мы узнали? – Да. Сумею. В машине, в папке полковника, я нашел подробную карту с пометками, которые подтвердили полученные данные, чистую бумагу и карандаш. Зашифровал и записал на бумагу полученную информацию. Спустя десять минут шифрованное сообщение было отправлено, и через какое-то время мы получили подтверждение. «Вот и все. Остальное не мое дело. Теперь пора валить. И быстро». Ни форма, ни машина нам не подходили, так как были слишком приметными, поэтому, оставив трупы и автомобиль, мы двинулись дальше на мотоцикле, по направлению к лесу, отмеченному на нашей карте. Этот большой массив находился где-то в двенадцати-четырнадцати километрах от нас и мог укрыть до прихода наших войск. Удача не покинула нас на ближайшие полчаса, и мы добрались до границы леса без приключений. Утопив рацию и батареи в омуте ближайшей речки (противнику не надо знать, что мы теперь без связи), я загнал мотоцикл как можно дальше в лес, после чего мы неторопливо двинулись в глубину леса. Продукты и оружие я нес на себе, так как радисту явно было плохо и с каждой минутой становилось все хуже. Я понимал, что ему надо отлежаться, но нам нужно было уйти как можно дальше. Ближе к ночи пошел сильный проливной дождь, чему я мог только радоваться. Теперь никакая ищейка не возьмет наш след.
Я дремал, прислонившись спиной к сосне, так как ночью мне толком так и не удалось выспаться. Сильный дождь, который шел не менее двух часов, хоть и скрыл наши следы, но вместе с этим промочил лес, а заодно и нас. Насквозь мокрая одежда, несмотря на усталость, долго не давала мне согреться и уснуть. Рядом со мной, в забытьи, лежал Миша Кораблев, с грязным и распухшим от комариных укусов лицом. Вдруг неожиданно рядом с нами раздался чей-то голос: – Глянь, Николай, чудо дивное. Фрицы в лесу прячутся. Остатки сна слетели мгновенно, но вскакивать я не стал. Зачем лишний раз нервировать вооруженных людей? Открыл глаза. На меня из-за деревьев настороженно смотрели два серьезных бородатых мужика и совсем молодой паренек. В его взгляде легко читалось удивление. Партизаны. Радость от встречи была, но какая-то бесформенная, придавленная зверской усталостью. – Сам ты фриц, пенек бородатый. Мы разведчики, и нам срочно нужна помощь. Партизаны удивленно переглянулись. – Какие такие разведчики? – спросил меня подошедший поближе ко мне мужик, пока остальные держали меня на мушке. – Нам о вас ничего неизвестно. – Как неизвестно? Неужели наш главный маршал товарищ Ворошилов (он руководил партизанским движением) не передал вам лично радиограмму о нас? Непорядок! Паренек засмеялся, а партизан насупился в бороду. – Ишь ты, какой разговорчивый, вот только форма на вас фрицевская. Говори: кто ты есть такой?! – Погоди, Федор, – подал голос второй партизан. – Мы почти сутки как из лагеря вышли. Мало ли что за это время случилось? – Так что будем делать? – несколько растерянно поинтересовался у него Николай. – Как что? В плен нас берите! – изобразил я возмущение, под новый смех паренька. Партизаны коротко посовещались, после чего молодой парень остался с Кораблевым, а меня бородачи отконвоировали в лагерь. Когда мы вышли на большую поляну и я увидел шалаши вместо обустроенного лагеря, то сразу вспомнил слова партизана о походе. «Куда они, интересно, топают?» Но спрашивать не стал. Надо будет – расскажут. Нет – значит, мне не надо знать. При виде человека в немецкой форме отдыхавшие партизаны, почти все как один, стали оборачиваться в мою сторону, шушукаться, подталкивая друг друга локтями, а затем со всех сторон послышались вопросы и шутки. – Эй, Федор! Там еще много фрицев осталось?! Или этот последний?! Николай! Откуда немца достали?! Мои конвоиры ничего не отвечали, придав себе важный вид. Не просто так по лесу ходили, вот немца привели, пока вы тут лежали и языками чесали. Они подвели меня к группе из трех человек, сидевших на поваленном дереве. В центре – плотный, коренастый мужчина с пышными усами и окладистой, но аккуратно подстриженной бородой, одетый в кожанку, перетянутую портупеей. Сначала он внимательно оглядел меня и только потом спросил партизан, которые меня привели: – Откуда вы этого фрица взяли? – Так это, товарищ командир… Мы их в лесу нашли. – Нашли. Они что, грибы? – сердито усмехнулся плечистый здоровяк, сидевший по правую сторону от командира, одетый в гражданскую одежду, но на голове у него была офицерская фуражка. На его боку висела деревянная коробка маузера, а из-за поясного ремня торчали две немецкие гранаты. – Как докладываете?! Мой конвоир, мужчина лет сорока, по обличью вылитый крестьянин, недобро зыркнул на него и уже четко, но при этом явно сердитым голосом пояснил: – Производили разведку, согласно приказу командира отряда, и наткнулись на двух человек в немецкой одежке. Один из них раненый, остался там под присмотром Степки, а этого мы с собой привели. Говорит, что разведчики. – Разведчики… И что вы тут в лесу делаете? – здоровяк, пристально вглядываясь в меня, усмехнулся. – Насколько нам известно, отсюда до фрица километров десять-двенадцать будет! Вот и хотелось бы мне знать, что вы тут разведываете? – Об этом можно и потом поговорить! У меня товарищ ранен. Ему помощь нужна! Прямо сейчас! – Человек правильно говорит, – неожиданно вступил в разговор третий мужчина с худым, нездоровым лицом. Несмотря на теплую погоду, он сидел в ватнике и курил объемистую трубку, выпуская клубы вонючего дыма. Лицо простое, а вот глаза умные, только усталые. По его гражданскому виду я решил, что он комиссар партизанского отряда. – Николай Иванович! – Командир отряда хитро прищурился, кивнул согласно головой и сказал бойцам, которые привели меня: – Берите нашего доктора с носилками. Еще Ваню Ступкина и Воронова. Скажите им, я приказал. Принесете раненого сюда. Когда партизаны ушли, командир спросил меня: – Ну, рассказывай теперь, мил человек, как вы в лесу оказались? – Я разведчик. Наша группа была сброшена в тыл врага со специальным заданием. Моя фамилия Звягинцев. Позывной нашей разведгруппы «Рассвет». – Чем подтвердить можешь? – деловито спросил меня здоровяк, все еще продолжая сверлить меня взглядом. – Документ или что другое есть? – Если есть рация, то передайте мою фамилию вместе с опознавательным паролем, который я сообщу, а также позывной нашей группы и там вам все подтвердят. – Все так, мил человек, вот только выступили мы неожиданно, в спешке, ну и наш радист вчера не доглядел, замочил батареи. Подсевшие они теперь. Так что наша радиостанция только на прием сейчас работает, – виноватым тоном неожиданно сообщил мне командир отряда. – Мать вашу! – зло выругался я. – Мы от своей рации только вчера избавились. Знать бы… – Чего сейчас об этом говорить… – только начал говорить комиссар, как закашлялся и замолчал. – Этот Мошкин у меня под суд пойдет, если что не так получится!! – вдруг неожиданно взорвался начальник разведки. – Под трибунал его, сукина сына, подведу! – Остынь, Тимофей! – строго сказал командир отряда. – Мы уже говорили об этом. Нам сначала надо дело сделать, а уже потом судьбу радиста будем решать! Я хмыкнул. – Значит, буду с вами. Вот еще, – я достал из внутреннего кармана карту. – Держите. Взял с немецкого полковника. Теперь следующее… – После чего я коротко изложил партизанским командирам всю полученную от фрицев информацию. Меня внимательно выслушали, а затем, развернув карту и все трое склонившись над ней, принялись ее изучать. Спустя какое-то время командир поднял голову и крикнул: – Сашка! К нам подошел стоявший недалеко молодой партизан. – Накормите человека. И пусть отдохнет. Уже вечерело, когда меня растолкали и привели к командиру отряда. – Мы тут карту твою внимательно посмотрели, да и данные, что ты нам дал, сравнили. Все соответствует, поэтому решили, что тебе можно доверять. Поэтому хочу суть задачи, перед нами поставленной, тебе объяснить. Мы в этом лесу не просто так оказались. Командование дало нам приказ пройти быстрым маршем и ударить в спину фашистам… – Погодите! С какой такой радости вы будете бить регулярные немецкие части? Или вам жить надоело? В этот момент к нам подошел комиссар. Услышав мои вопросы, он улыбнулся: – Николай Иванович, ты же ему главное не рассказал. Так вот, Звягинцев, уже сутки идут, как Красная Армия перешла в наступление. На наш левый берег был высажен десант, который должен захватить мост. Закрепиться на берегу наши бойцы сумели, вот только развить наступление дальше не получилось, и поэтому нам приказали срочно выдвинуться, чтобы ударить фашистам в спину. – Стоп. Стоп! Там же регулярные части. Артиллерия, самоходки… А вас от силы семь десятков будет! И вы воевать собрались? Или… вы идете на объединение с другими отрядами, чтобы потом вместе ударить? Партизанские командиры переглянулись. – Нет. Мы предложили дождаться подхода отряда «Непобедимый» из Сосновского леса, но как только командование узнало, что те смогут подойти лишь через сутки, нам было приказано немедленно выступать. – То есть вы одни будете прорывать немецкую оборону?! – Я не смог сдержать своего удивления. – Одни?! – Почему одни? И ты пойдешь с нами, – кисло усмехнувшись, сказал комиссар, после чего сразу закашлялся. «Отсиделся в лесу, называется. Молодец. Какой я молодец…» – со злым сарказмом подумал я. – А Кораблев? Как с ним? – Возьмем с собой. У нас в отряде есть сестра и врач. Присмотрят. Говорить им, что они идут на верную смерть, было бесполезно, так как они и так об этом знали. Плохо было другое – они собирались положить меня вместе с собой в одну братскую могилу. «Дезертировать, что ли? Все равно они там все полягут. А если нет? Снова влип!» Прокрутил в голове сложившуюся ситуацию, спросил: – Как думаете действовать? Командир невесело ухмыльнулся, показывая большие, желтые от никотина, зубы: – Ты, мил человек, не торопись. На место придем, а там видно будет. – Спасибо, что сразу не расстреляли, – сердито пошутил я. В ответ раздался дружный смех партизанских командиров, а спустя час отряд снялся с места и двинулся через лес. Партизаны шлимолча, без обычных шуток, только изредка тихо переговаривались. За несколько часов, проведенных в лагере, из разговоров между партизанами мне стало известно, что фашисты заметили переправу наших войск, сумели подтянуть резервы и не дали расширить захваченный плацдарм. Сейчас там шел жестокий бой. «Регулярные части нашей славной армии ничего не могли сделать, а партизанский отряд в семьдесят рыл придет и немцам пинков надает?! Мать вашу!»
Рассвет еще не наступил, но на востоке небо уже начало светлеть, когда мы вышли к окраине леса и уперлись в стоявший в ста пятидесяти метрах от леса минометный взвод. Быстро обежал взглядом две большие палатки, затем снарядные ящики, лежавшие аккуратными штабелями и накрытые брезентом. Рядом с ними вышагивал зевающий в полный рот часовой. Чуть дальше и левее от него я заметил окопчик с пулеметным расчетом. Возможно, были и другие посты, но полуторка, стоявшая рядом со складом боеприпасов, сильно ограничивала обзор. Еще дальше, впереди, с большим трудом проглядывались пехотные части, залегшие в неглубоких окопчиках. Ситуация была совсем невеселая. Шанс на призрачную победу и прорыв сквозь немецкую оборону нам давала неожиданность, но только в том случае, если мы бесшумно достигнем гитлеровских пехотных порядков, вот только для этого необходимо снять часовых и вырезать обслугу минометного взвода. Минут двадцать я наблюдал за немцами, а потом с кислой мыслью «а оно тебе надо?» пошел искать командира отряда. Нашел его вместе с комиссаром. Они оба сейчас наблюдали за немцами. До моего прихода они тихо переговаривались, но стоило мне подойти, как оба сразу умолкли и стали на меня вопросительно смотреть: чего, мол, пришел? – Надо попробовать снять часовых, а потом вырезать минометную обслугу. – Мы сейчас об этом и говорили. Вот только если что-то пойдет не так и гитлеровцы поднимут тревогу, мы потеряем самое главное, что мы имеем: фактор неожиданности. – Они нам тогда просто из леса носа не дадут высунуть. Перед нами стоят минометы, пулеметы, а чуть дальше рота, а может и больше, пехоты. И это только то, что у нас перед глазами, – следующим высказал свои сомнения комиссар. – Настаивать не буду. Вы начальники, вам и решать. – Так-то оно так, – вздохнул командир отряда, – вот только как нам продержаться, пока наши подойдут, не представляю. Пять пулеметов – вся наша огневая мощь. Вот тут и думай. – Ты же не так просто пришел? – спросил меня комиссар. – Если что есть, говори, разведчик. – Я уже все сказал, чего повторяться. – Ты так в себе уверен? – кинул на меня косой взгляд комиссар. – Их там десятка два, не меньше. – Это шанс выжить. И вам, и мне. – Выжить, – как-то задумчиво повторил за мной командир отряда, потом посмотрел на комиссара. – Ты как, Василий Игнатьевич? Тот перехватил его взгляд, потом внимательно и цепко какое-то время смотрел на меня. – Вижу, ты человек рисковый, разведчик. Глаза у тебя шальные и злые. Может, что и получится, – медленно, словно нехотя произнес комиссар. – Значит, рискнем, – полувопросительно произнес командир, глядя соратнику в глаза. Тот согласно кивнул головой. «Конечно, согласны. Куда вам деваться. Не выполните приказ, вас точно наши к стенке прислонят, а так есть шанс. Пусть один из ста, но он есть». – Так тому и быть, – подвел итог командир отряда. – Что тебе надо? – Ничего. И еще. Услышите шум, тогда уже действуйте сами по обстановке. Спустя десять минут я уже лежал на мокрой от росы траве, за ящиками с минами. Часовой подошел к краю штабеля, скрытого под брезентом, со вкусом зевнул, зябко поежился и только развернулся идти в обратную сторону, как в следующую секунду я оказался у него за спиной. Заученным движением левой рукой поймал фрица в захват, рванул на себя и немного вверх и тут же с силой ударил ножом чуть ниже ребер. Вырвал клинок и для верности ударил еще раз. Осторожно опустил труп на землю и замер, прислушиваясь. Кругом было тихо. На мне все еще была немецкая форма, правда грязная и измятая, но в предрассветных сумерках это было не сильно заметно. Потратил несколько минут, чтобы снять с трупа ремень с подсумками. Поднял с земли автомат, надел на голову каску и вышел из-за снарядных ящиков. Второго часового я увидел сразу. Он стоял у ближайшей палатки и смотрел куда-то в сторону реки. Только в последнюю секунду он успел заметить чужое присутствие и начать поворачивать голову, как его рот оказался зажат, а в следующее мгновение острая сталь перечеркнула его горло. Короткое время, но мне оно показалось часами, пока я держал дергающееся в агонии, тяжелое, остро пахнущее потом тело, зажимая рот, потом осторожно, словно оно было стеклянное, положил на землю, настороженно вслушиваясь в храп солдат за тонкой тканью, а затем, пригибаясь, двинулся в сторону пулеметного расчета. Осторожно подкравшись, увидел, что фрицы решили спать по очереди, что и решило их судьбу. Первый номер еще что-то успел услышать и даже попробовал повернуть голову, но больше уже ничего не успел – длинное лезвие вошло ему под левую лопатку, насквозь пробив сердце. От такого удара умирают мгновенно, не успев даже понять, что произошло. Второй номер умер во сне, так и не проснувшись. С минуту я прислушивался, осторожно оглядываясь по сторонам, и только потом двинулся в сторону палаток. Там меня ждала «грязная» работа. Сообщать, что работа сделана, мне не пришлось, это было и так видно, правда, только внимательному наблюдателю, да и то такому, который знает, куда надо смотреть. Партизаны с большой осторожностью перебрались на немецкие позиции и какое-то время даже изображали часовых, нахлобучив на головы каски. Пока шло распределение людей по новым позициям, меня нашли командир отряда и начальник разведки. – Не ожидал. Ты нам так помог… – командир от избытка чувств покачал головой. – Спасибо тебе большое от всех наших бойцов. Ты нам не одну жизнь спас. – Молодец, разведчик! Как свиней их резал! Сколько ты фашистских гадов на тот… – Тимофей! – Уже иду, Николай Иванович. Командир отряда проводил глазами начальника разведки, потом повернулся ко мне: – Что скажешь, разведчик? – Ничего. Свое дело я сделал. А дальше… – я пожал плечами. – Понятно, – вздохнул партизанский командир и кивнул вбок головой. – Нам опять повезло. Вовремя утренний туман поднялся. – Почему опять? – не понял я. – Потому что сначала нам с тобой повезло, – усмехнулся в усы командир, потом посмотрел на часы. Тяжело вздохнул. – Время. Пора идти к рации. Спустя пятнадцать минут, согласно полученному от командования приказу, партизаны открыли бешеный огонь по ничего подозревавшим гитлеровцам. Вырванные из сна, полуодетые немцы в панике метались, сталкиваясь друг с другом, падали, пронзенные пулями, чтобы больше никогда не подняться. Спустя какое-то время я сквозь выстрелы и стоны услышал громкий крик: – За Родину!! За Сталина!! Обернувшись на крик, увидел сквозь бледный, рассеивающийся туман поднявшегося с земли командира отряда. Воздев вверх руку с пистолетом, он кинулся вперед с криком: – За мной, товарищи!! За ним, где-то на левом фланге, раздался сильный и громкий голос Тимофея: – Бей фашистских гадов, мужики!! Вслед за своими командирами вскакивали с земли и бежали партизаны, прошивая перед собой пространство автоматными очередями и винтовочными выстрелами, подбадривая себя криками: – За Родину!! Бей немецких гадов!! У-рр-а-а!! Смерть фашистам!! Полусонные, растерявшиеся немцы были практически расстреляны в упор. Перемахнув через линию окопов, мы кинулись вперед, навстречу заметавшимся в траншеях фигурам немецких солдат, но фактор неожиданности полностью исчерпал себя, и на стволах немецких автоматов и пулеметов, развернувшихся к нам, заплясало белесое пламя. Люди, бежавшие рядом со мной, стали падать. Одни из них потом поднимались, что-то крича на ходу, другие оставались лежать, кто неподвижно, кто со стонами или матерной руганью. Немцы, так и не отойдя от растерянности, совсем не хотели вступать в рукопашный бой с неизвестно откуда взявшимися бородатыми партизанами и стали поспешно отступать. Я упал на дно плохо вырытого, неукрепленного окопа и решил, что здесь не так уж плохо. В любом случае, тут было намного лучше, чем бежать по открытому, простреливаемому пространству, каждую секунду ожидая получить вражескую пулю. По обе стороны от меня расположились партизаны, выставив над бруствером оружие. Они, как и я, жадно глотали воздух, хрипя и матерясь сквозь зубы. Боевой азарт у них уже прошел, и сейчас они пытались понять, что их ждет впереди. Умирать никому не хотелось, особенно сейчас, когда ты живой, сидишь в окопе, прикрытый от пуль. К тому же поднимать в атаку этих людей сейчас было некому. Мне не была известна судьба начальника разведки и комиссара, зато своими глазами я видел, как пулеметная очередь срезала командира отряда. «Если немцы сейчас ударят, то нам всем хана!» Так думал не только я, но и все остальные партизаны, выжившие после этой сумасшедшей атаки. Вдруг неожиданно загрохотали расположенные где-то далеко впереди нас орудия, и среди позиций немцев стали вздыматься черно-огненные столбы. Спустя какое-то время черные фигурки фашистов заметались, перебегая с места на место. – Слушайте, так это, похоже, наши бьют, – раздался чей-то неуверенный голос. – Точно! Вон как драпают фрицы! – поддержал его кто-то недалеко от меня, а потом вдруг неожиданно партизан закричал в полную силу. – Браточки, точно, драпают!! Мы получили шанс выжить, и тяжелое, напряженное молчание, висевшее над нами, стало рассеиваться. Стрельба все продолжала усиливаться, и мы увидели, что немцы, не выдержав, начали отходить по всему пространству, после чего услышали пусть негромкий, из-за большого расстояния, но мощный и раскатистый рев сотен и тысяч голосов: – Урр-ра!! Теперь стало понятно, почему немцы отступили и оставили нас в покое. Там, на берегу реки, наши войска пошли в наступление. Фашисты стали отступать все быстрее, и как только оказались от нас на дистанции выстрела, партизаны сразу открыли по ним огонь. Фрицы сначала отстреливались, забирая правее, но потом просто побежали, и я подумал, что, возможно, мне еще удастся вылезти из этой кучи дерьма, как мою преждевременную радость быстро притушила немецкая артиллерия. За нашими спинами неожиданно стали рваться снаряды. Земля задрожала, вскидывая вверх веера черной грязи. Партизаны, увлеченные стрельбой, не сразу сообразили, что нам грозит, но я-то все сразу понял. – Немецкая артиллерия!! На дно окопа!! – заорал я и сполз вниз, вжимаясь в стенку окопа. Ремешок немецкой каски жестко передавил подбородок, причиняя боль, но я этого не замечал, так как сознание и тело застыли в напряженном, мучительном ожидании боли. Вздрогнула земля, и вместе с грохотом в небо ударил фонтан из земли, травы, глины. Спустя минуту – новый взрыв, потом еще один. И еще. Немцы пристрелялись, и вскоре снаряды рвались по обе стороны траншеи. Со всех сторон сыпалась земля, не давая открыть глаз, со свистом и скрежетом летели осколки, дико кричали люди. Новый взрыв, прогремевший совсем рядом, сотряс меня всего, бросил на бок, а затем обрушил край окопчика, почти полностью засыпав землей. Потом на меня что-то упало, чем-то твердым больно ткнув меня в лицо, и я почувствовал, как потекла кровь. Открыл глаза, но сразу закрыл их от режущей боли, тогда я на ощупь попытался отодвинуть то, что на меня свалилось. Только успел приподняться, как в следующую секунду мне словно железным молотком кто-то с размаха врезал по каске. Я даже боли не почувствовал. Земля стремительно рванула мне навстречу, и… я потерял сознание.
Армейские части, удерживающие плацдарм, получили шанс. Красноармейцы кинулись в этот прорыв, с бесстрашием обреченных, у которых вдруг появилась возможность выжить. Визг мин и грохот разрывов немецких снарядов смешались со стонами и криками боли, но красноармейцы, невзирая на потери, рвались вперед. Спустя какое-то время наступающим частям пришла на помощь авиация. Штурмовики, пикируя, расстреливали фрицев из пулеметов и скорострельных пушек, а израсходовав боезапас, круто взмывали в небо, чтобы дать место следующему звену. Не успели они улететь, как пришла очередь бомбардировщиков. Тяжелогруженые самолеты с красными звездами на крыльях, раз за разом сбрасывали свой смертоносный груз на головы отступающих и растерянных немецких солдат, а затем ложились на обратный курс. Оказавшись под массированным ударом русской авиации, гитлеровцы дрогнули и стали быстро отступать. Гремели разрывы, стреляли пулеметы и винтовки, с громким топотом пробегали мимо солдаты, где-то дико кричали раненые, но все эти звуки боя сливались в моей голове в невнятный, но громкий гул. Я почти не воспринимал окружающую действительность, пока в какой-то момент не стало тяжело дышать. Инстинкт самосохранения заставил меня задергаться, и спустя какое-то время я смог освободиться от навалившейся на меня тяжести. Открыл глаза и увидел труп партизана. Это его бросило на меня во время очередного разрыва снаряда. Лица у него не было. Меня вырвало, и я снова потерял сознание. Снова очнулся уже от жесткого толчка в грудь, а затем услышал чей-то громкий голос: – Тут фриц живой! Очнувшись, ощутил на губах вкус крови и рвоты, а в верхней части груди – огненно-острую боль. Не сдержавшись, застонал. – Товарищ сержант, сюда идите! – снова раздался тот же голос. Я попытался разглядеть крикуна, но стоило повернуть голову, как перед глазами поплыла муть, и сознание снова провалилось в пустоту. Когда я очнулся в очередной раз, то увидел, что лежу на носилках, в каком-то полутемном бараке. Кругом стоял шум, и все почему-то говорили по-немецки. Меня мутило, думать ни о чем не хотелось. – Смотрите, наш унтер глаза открыл, – раздался чей-то голос. «Кто унтер?» – спросил я сам себя, но так и не получил ответа, губы сами по себе прошептали по-немецки: – Пить. Кто-то поднес мне кружку с холодной водой. Стоило мне напиться, я сразу закрыл глаза, чтобы избежать лишних вопросов, а затем сам для себя незаметно провалился в сон. Следующий раз очнулся уже где-то утром, когда мои носилки грузили в машину. Когда кузов заполнился ранеными, грузовик тронулся. Кругом опять были немцы. – Как ты? – вдруг кто-то спросил меня по-немецки. Я скосил глаза на солдата, задавшего мне этот вопрос. Осунувшееся лицо, тоска в глазах, двухдневная щетина и перевязанное плечо явно не красили этого молодого немецкого парня. – Я… не знаю. – Тебя в голову ранило. И в грудь, – неожиданно сообщил мне немец. – Куда… мы едем? – В сборный лагерь для военнопленных, так сказал старший нашей охраны. Название какое-то странное… М-м-м… – это ответил мне уже немецкий солдат с перевязанной головой и задумался, вспоминая название. – Синельниково, – подсказал ему кто-то из раненых с запинкой, из дальнего угла. Сказанное по-русски название пункта прибытия неожиданно заставило заработать мозг и спустя пару минут, мне стало понятно, в какой нелепой ситуации я оказался. Попытался вспомнить, как оказался в бараке для немецких раненых, но память наотрез отказалась мне в этом помочь. Остальное все отлично выкладывалось в логическую цепочку. Когда меня нашли, на мне был мундир унтер-офицера, а на голове немецкая каска, поэтому нетрудно было предположить, что именно это сыграло решающую роль. Привезли нас уже к вечеру. Распределили по баракам, и я еще одну ночь провел в качестве военнопленного среди других немецких раненых, собранных в одном помещении. Утром в барак пришел лейтенант – переводчик. Я поманил его рукой. Он подошел, потом сухо и быстро спросил по-немецки: – Имя? Фамилия? Звание? – Константин Звягинцев. Младший лейтенант. Четвертое управление НКГБ, – тихо сказал я, стараясь не привлекать внимание других немцев. Лейтенант, услышав мои слова, замер, не веря своим ушам. – Как вы здесь оказались? – наклонившись ко мне, так же тихо спросил лейтенант. – Может, мы в другом месте поговорим? – Хм. Вы ходить можете? – Давно не пробовал, но когда-то все равно начинать надо. Так что… Я попробовал сесть, потом, опираясь на спинку кровати и руку лейтенанта, встал под изумленные взгляды пленных немцев. Спустя час, когда я уже лежал на кровати в отдельной палате, так называемом изоляторе, ко мне пришел старший лейтенант из СМЕРШа. Беседовали мы с ним долго и подробно, особенно в той части, что касалось обстоятельств моего выхода из немецкого тыла. О задании, с которым мы были направлены в тыл врага, я говорить отказался, мотивируя данной мною подпиской о неразглашении государственной тайны, после чего сообщил ему свою фамилию, звание, место службы и личный цифровой пароль. По окончании разговора я попытался выяснить у него судьбу нашей группы, но единственное, что он смог мне сообщить: никто из разведгруппы, кроме меня, не вышел в расположение наших частей. – А Кораблев? Как он? – Погиб. Кроме вас, в том бою выжило девять партизан. Трое из них, как и вы, сейчас в госпитале. – Повезло. Выжили. Их на смерть послали, а они наперекор ей выжили, – глядя ему прямо в глаза, сказал я. Неделя, проведенная между жизнью и смертью, подточила мою осторожность и хладнокровие. Говоря о партизанах, я имел в виду не столько их, сколько нашу разведгруппу, которую точно так же послали на смерть. – Не на смерть, а на подвиг они пошли! За Родину свою смерть приняли! – Что совой об пень, что пнем по сове – ей все едино конец, – произнес я это уже равнодушно, без капли эмоций. С минуту особист внимательно смотрел на меня, потом сказал: – Крепко тебе, Звягинцев, досталось. Понимаю. Ничего! Подлечишься, в себя придешь, – неожиданно в его взгляде и в голосе я уловил сочувствие. Потом он похлопал меня по плечу и встал: – Ну, бывай, разведчик! Спустя сутки меня перевезли в госпиталь.
На полуразрушенной железнодорожной станции по воинскому литеру я получил билет на поезд, пожал руку сопровождающему меня офицеру из местного территориального отдела НКГБ, после чего закинув за плечо «сидор» с сухим пайком, двинул в сторону платформы, где уже попыхивал паром локомотив с десятком обшарпанных вагонов. В своей плацкарте я был первым, что позволило мне занять место у окна, а еще через несколько минут подтянулись попутчики. Поздоровавшись и перебросившись с ними несколькими дежурными фразами, я стал смотреть в окно. Скоро раздался гудок, и мимо меня медленно поплыл назад железнодорожный вокзал с перроном и тянущимися вдоль дороги пакгаузами. Где-то под полом вагона дробно простучали выходные стрелки. По мере того как паровоз набирал скорость, районный городок со всеми пригородами быстро остался сзади, а навстречу мне уже бежали луга и рощи. Картинка за вагонным стеклом показалась неинтересной, и мысли неожиданно свернули в новое русло. «Раньше мне часто снился Афган. Пыльные дороги, натужно ревущие грузовики, горы, остовы обуглившихся танков и бронетранспортеров, погибшие друзья. Потом как отрезало. Если что и снилось, то, просыпаясь, этого просто не помнил. Это, кстати, очень странно, ведь потом я столько лет воевал… Теперь почему-то снова пришли сны. Лес. Мертвые тела. И главное, непонятно, кто убит. Стоит присмотреться, но черты лица сразу расплываются. К чему это?» – додумать мысль я не успел, как почувствовал, что меня кто-то тронул за плечо. Вскинувшись, я развернулся, но сразу замер, глядя на испуганно-удивленные лица попутчиков. Похоже, я настолько ушел в свои мысли, что не сразу понял, что мои соседи по плацкарте пытаются обратить на себя мое внимание. – Извините меня, но у вас такое мрачное лицо было. Вот я и подумал… – начал оправдываться мой сосед по вагонной полке. – Это вы меня извините. Задумался, – при этом я изобразил виноватую улыбку и одарил ею попутчиков, – и сразу не представился. Звягинцев Константин. Еду после госпиталя домой, на побывку. – Я так и подумала, – жалостливо улыбаясь, сказала сидевшая напротив меня женщина с добрыми и усталыми глазами. – Молодой, а с лица осунулся. Вон уже прядь седая на виске. Тяжело пришлось, сынок? – Нелегко, – честно ответил я. – С какого года воюешь, боец? – поинтересовался, как я узнал чуть позже, ее муж. – С мая сорок второго. Мне не хотелось лишних вопросов, не хотелось врать или что-то придумывать, поэтому я сам стал расспрашивать попутчиков. Так узнал, что семейная пара Бирюковых ехала забирать своего младшего сына из госпиталя, находившегося где-то под Москвой. – Мы с мужем сына младшего, нашего Сашеньку, из госпиталя едем забирать, – объяснила мне Варвара Николаевна сразу после знакомства. – Врачи говорят, что у него со зрением после ранения стало плохо, но мы узнали, что в Москве, вроде в специальной клинике, нам смогут помочь. Мы очень на это надеемся. Пожилой, худой мужчина с запавшими глазами, инженер-технолог, ехал в столичный наркомат решать вопросы с поставками каких-то редких добавок для металла. Он имел пышные черные усы с обильной сединой и живые глаза. Рядом с ним лежало с десяток газет, которые до этого он внимательно читал. Когда его об этом спросил супруг Варвары Николаевны, инженер ответил, что у него просто времени ни на что не хватает. – На сон еще выкроишь шесть-семь часов, а все остальное время уходит на работу. Даже ем на ходу. Вот и решил воспользоваться командировкой, чтобы хоть немного отоспаться да почитать газеты. Соседи, видно, уже успели кое-что рассказать о себе, и теперь им хотелось побольше узнать о попутчике, который о чем-то сильно задумался. – Может, для скрепления компании тяпнем по рюмочке, – неожиданно предложил супруг, при этом кося глазом на жену. – Поддерживаю! – повеселел технолог. – У нас в запасе тоже кое-что имеется! Он кинул газету, которую читал, на стол и встал, чтобы достать с верхней полки небольшой чемоданчик. Только я начал разворачиваться к своему сидору, лежавшему у меня за спиной, как при этом случайно мазнул взглядом по раскрытой странице. И замер. «…За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками… Наградить посмертно… капитана Мирошниченко Владимира Васильевича… старшего лейтенанта Швецова Павла Ивановича… старшего лейтенанта Смоленского Алексея Сергеевича…»
Виктор Тюрин Свой среди чужих
© Виктор Тюрин, 2019 © ООО «Издательство АСТ», 2019ГЛАВА 1
– Ну, здравствуй, лейтенант. – Здравия желаю, товарищ подполковник. Он внимательно посмотрел на меня, после чего сказал: – Похоже, у нас с тобой будет нелегкий разговор. Я промолчал. – Садись. В ногах, как говорится, правды нет, – и он сел, положив рядом с собой объемистый пакет, который держал в руке. Вслед за ним опустился на кровать и я. – Из рапортов мне известно, как погибли ребята. Ты ничего не хочешь добавить? – Что добавлять? Бумаги написаны с моих слов. – Ясно. К этому могу только добавить одно: найдены, опознаны и похоронены тела только трех человек. Михаила Кораблева. Павла Швецова, Григория Мошкина. Насчет остальных разведчиков можно предположить, что гитлеровцы закопали их тела просто в лесу, – подполковник помолчал, потом продолжил: – Судя по твоему каменному лицу, несложно догадаться, о чем ты думаешь, Звягинцев: опытных и проверенных людей взяли и послали на смерть. Так? – Разве не так? Вы сами прекрасно знаете, что у нас свои задачи, отличные от армейской разведки. И на своей работе мы принесли бы намного больше пользы, чем просто по-дурному умереть. – Выбирай выражения, лейтенант! Сейчас идет война! Тяжелая, суровая, на истребление, требующая от нас всего, без остатка! Или ты до сих пор этого не понял?! Взгляд у подполковника потяжелел, а голос стал злым. Слушая его, в свою очередь, я тоже почувствовал злость, так как давно убедился, что командир имеет собственный взгляд на окружающую действительность, и рассчитывал на его понимание, но вместо этого он стал мне высказывать прописные истины. Из-за этого мне захотелось его поддеть, уколоть побольнее. – Войну мы будем вести наступательно, с самой решительной целью полного разгрома противника на его же территории. Это выдержка из полевого устава РККА. А вот еще одна, из того же устава. В любых условиях и во всех случаях мощные удары Красной Армии должны вести к полному уничтожению врага и быстрому достижению решительной победы малой кровью. Как-то они не сочетаются это с вашими словами, товарищ подполковник. Почему? Сказал и сразу подумал о том, что зря сказал. Эмоции до добра не доводят, да и тема скользкая. «Сейчас командир понесет на меня. И будет прав». Я уже приготовился к лавине гнева, который обрушится на мою голову, но к моему удивлению, Камышев сумел быстро взять себя в руки и продолжил разговор, как будто ничего не случилось. – Знаешь, Костя, как человек, который родился и воспитывался в стране Советов, ты ведешь себя так, словно не понимаешь простых вещей, которые советский человек впитывает с молоком матери. Я бы еще понял твои умственные завихрения, если бы ты воспитывался в буржуйской семье, но оба твои родителя настоящие, проверенные временем, верные делу партии коммунисты. Я даже знаю, что твой отец еще при царском режиме в тюрьме сидел, а ты… Ну не знаю, как тебе еще сказать! Понимаешь… Сейчас у нас не может быть ничего своего личного, так как я, ты и миллионы других людей – мы представители советского народа. Мы все идем вперед, вместе шагаем к светлому будущему, и ты идешь с нами, вот только почему-то… не в ногу с остальными людьми. У тебя все как-то по-своему. Ты и с нами, и в то же время… – сам по себе. – Какое-то время он молчал, глядя на меня и пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова, но, не дождавшись никакой реакции, продолжил: – Ладно. Не о том я хотел сказать. Сейчас идет война, Костя, и наши жизни не имеют той ценности, как в мирной жизни. Все, весь советский народ, отдаем самих себя для победы, в том числе и свои жизни, так как мы защищаем светлое будущее, и не только нашей страны, а всего мирового пролетариата! Понимаешь ты это? – Если отбросить лишние слова, товарищ подполковник, то из сказанного вами можно сделать один простой вывод: люди в этой войне используются только как расходный материал. Я снова не удержался, но мне давно хотелось это сказать, к тому же я знал, что дальше Камышева мои слова не пойдут. Взгляд подполковника снова потемнел, ему явно хотелось ответить резкой отповедью дерзкому лейтенанту, от слов которого так и веяло застенками Лубянки, вот только он был настоящим профессионалом, который, пройдя Испанию и Финляндию, видел много того, что расширило его сознание и дало свое, более правильное понимание советской действительности. Он не мог не признать, что немалая доля правды в словах этого лейтенанта есть, хотя они выглядели предательской клеветой на военную политику партии и правительства. К тому же он знал и ценил Звягинцева, несмотря на все его странности, как хладнокровного, смелого и опытного бойца, отлично показавшего себя в деле. Именно поэтому, несмотря на провокационные слова, от которых отдавало предательством, подполковник понял, что они были вызваны не трусостью или предательством, а той частью Звягинцева, которую он до сих пор не мог понять. Он понимал, что Костя по-своему видит этот мир. Вот только почему он его так видит, было для него загадкой, как и необыкновенные военные таланты Звягинцева. – Чтобы подобных слов я никогда не слышал! Ты понял меня, лейтенант Звягинцев?! Теперь в его словах звучали точно отмеренный гнев и негодование, то есть то, что необходимо выразить коммунисту и офицеру, который услышал подобные слова. – Так точно, товарищ подполковник! Камышев какое-то время смотрел мне в глаза, потом, отведя взгляд, долго молчал. Я тоже молчал, так как высказал личное мнение о бессмысленной гибели ребят, которые своей жизнью заплатили за чужие ошибки. Наконец командир снова заговорил: – Знаешь, не у меня одного сложилось такое мнение о тебе. Васильич в свое время сказал мне про тебя так: «Звягинцев, он вроде свой и в то же время как бы чужой нам человек». – Это вам мешает? – Мешает. Сильно мешает! Как я могу быть полностью уверен в тебе, Костя, если не могу до конца понять, кто ты есть на самом деле! Ты воюешь так, словно уже прошел такую, как эта, войну. Иначе по-другому никак не объяснить твой боевой опыт. Тебя прямо сейчас поставь на мое место, и ты отлично справишься с этой работой, а тебе еще и двадцати лет нет! – К чему этот разговор, товарищ подполковник? Опять пристальный взгляд, который спустя несколько секунд потух и стал сонным и равнодушным. Я просто физически почувствовал, как устал этот человек. Душою и сердцем устал. – Ни к чему, Костя. Просто выговориться захотелось. Теперь о тебе. Я выбил для тебя у начальства отпуск на две недели, но перед этим ты в обязательном порядке пройдешь полное медицинское обследование в госпитале. – Это еще зачем? – Сдержаннее надо быть, лейтенант, в своих словах, и тогда никто не усомнится в состоянии твоего душевного спокойствия. «Особист. Из-за тех слов. Видно, приложил к рапорту свое особое мнение». – Понял, товарищ подполковник. – Хорошо, если понял. А это тебе. Держи, – и он протянул мне темно-коричневую коробочку, которую достал из кармана. Я взял. Открыл. На подушечке из бархата лежал орден Красного Знамени и две звездочки. Закрыл крышку и поднял на него глаза. – Мне лейтенанта дали? – Правильнее сказать: присвоили воинское звание. Я криво усмехнулся: – А почему без торжественного строя и развернутых знамен? – Тебе это надо? – Нет, – я подкинул в руке коробочку. – И это мне… тоже не нужно. Мне хотелось так сказать, но я оборвал фразу на половине, потому что иначе мне назначат дополнительное обследование уже не в госпитале, а в психбольнице. Камышев только бросил на меня внимательный взгляд, но ничего говорить не стал, а вместо этого стал разворачивать сверток. Спустя минуту на табуретке, прикрытой бумагой, стояли стаканы, бутерброды с салом и колбасой, а рядом с ними краснели боками четыре крупных помидора. На кровати рядышком лежали две бутылки водки. – Эх, соль забыл, – скользнув взглядом по помидорам, раздосадованно буркнул Камышев, распечатывая бутылку. Быстро разлил по полстакана водки. – За наших товарищей, за наших боевых друзей. За тех, кто уже не вернется, но всегда останутся в наших сердцах. Мы выпили. Закусывать не стали, только посмотрели друг на друга, а затем отвели глаза в сторону. Командир разлил остатки водки. – За нашу удачу, Костя. Опрокинув стакан в рот, я только сейчас почувствовал вкус водки. Взял бутерброд. Какое-то время мы закусывали, потом Камышев сказал: – Я новую группу принял. У них командир недавно погиб. Хорошие парни. Опытные. Через неделю уходим. – Куда? – Западная Украина. – Почему не в Беларусь? – Приказы не обсуждают. – Там вам удача точно не помешает. – Открывай! Я распечатал вторую бутылку, но только разлил по половине стакана, как подполковник сказал: – Разливай все. Награду обмоем. Достав из коробочки орден и звездочки, я бросил их в стакан с водкой, затем опрокинул его в рот. Поставив стакан на табуретку, взял бутерброд с салом и стал медленно жевать. Камышев выпил вслед за мной, потом впился зубами в помидор, какое-то время аппетитно его ел. Вытерев руки о газету, он как бы невзначай сказал: – Не вижу в тебе радости, Звягинцев. Или ты не рад? – Почему? Рад. Только устал я сильно за это время, товарищ подполковник, вот поэтому она как бы незаметна. И не столько физически, сколько душою, – оправдывался я чисто автоматически, при этом прекрасно понимая, что он мне не поверит. В ответ Камышев криво усмехнулся: – Вот-вот. А ты говоришь: зачем тебе обследование? Он встал. Я вскочил за ним следом. – На сегодня всё. Документы на тебя и направление в госпиталь лежат в канцелярии. Вопросы есть, товарищ лейтенант? – Никак нет, товарищ подполковник.Оказавшись в госпитале, я первым делом поинтересовался у своего лечащего врача, сколько мне предстоит лежать. – Вы куда-то торопитесь, товарищ Звягинцев? – с легкой улыбкой поинтересовался у меня Валентин Сергеевич. У него было лицо героя-любовника с правильными чертами лица, ухоженными усиками и аккуратной прической. Еще от него излишне сильно и резко пахло одеколоном. – Не тороплюсь, но хотелось бы знать. – Неделю. Потом вас осмотрит психиатр, профессор Думский, и даст свое заключение. – А раньше он меня не может осмотреть? – У него другое место работы и очень загруженный график работы, поэтому к нам он приезжает раз в неделю, именно для таких консультаций. – Ясно. Еще один вопрос. У вас работает врач по имени Таня. Где ее можно найти? – Она у нас больше не работает. – Почему? – я настойчиво и испытующе посмотрел на доктора, которому явно не хотелось отвечать на мой вопрос. – М-м-м…. Ее отца осудили, – его глаза забегали, он не хотел встречаться со мной взглядом. – Где она сейчас? Валентин Сергеевич пожал плечами: – Не интересовался. Извините, мне надо идти. Полно дел.
Спустя девять дней я покинул госпиталь с заключением военно-медицинской комиссии: здоров. Никаких отклонений не обнаружено. Годен к военной службе. Выйдя за ворота госпиталя, я прищурился на солнце, вылезшее из-за тучи, и с удовольствием подумал о том, что у меня впереди две недели отпуска. «Погода вроде неплохая. Самое время загулять, душу порадовать». С деньгами у меня проблем не было. Только с последней экспроприации я взял около ста двадцати тысяч рублей, к тому же за последние полгода моей службы должно было накопиться прилично денег по одной простой причине: времени, чтобы их тратить, у меня просто не было. Теперь оно у меня появилось, а значит, пора начинать их тратить. Дойдя до ближайшего телефона-автомата, позвонил на квартиру Сафроновых. Мне никто не ответил. Повесил трубку. «Костик, наверно, на своих курсах, – решил я, так как насчет Олечки даже не задавался подобным вопросом. Та жить не могла без компании, предпочитая проводить все свое время, сидя в кафе с подругами, устраивать шоп-туры по магазинам или принимать ухаживания очередного кавалера. – Может, зайти в институт? Посмотреть, кто сейчас учится». Мысль мелькнула и почти сразу исчезла, так как институт и все связанное с ним было жизнью настоящего Кости Звягинцева, которую я честно отрабатывал. Только в самом начале мне было интересно, но уже к концу первого года учебы я откровенно стал тяготиться ролью студента-первокурсника. Соответствовать образу жизни советского комсомольца было нелегко, причем не из-за учебы, а политической мишуры, которая здесь называлась общественной жизнью. Для этого нужно было получить соответствующее воспитание и иметь сознание маленького, одного из миллионов, «винтика», встроенного в государственный механизм социалистического строя, а я всегда был сам по себе. Хотя я очень старался выглядеть советским студентом Костей Звягинцевым в этом мире, но жить двойной жизнью, как оказалось, делом было очень нелегким. Мне помогали выживать, сами того не зная, мои приятели: Сашка Воровский и Костик. Они стали для меня своеобразной отдушиной. Хотя оба были детьми своего времени, но при этом представляли собой самостоятельные личности, которые избежали политического зомбирования и поэтому имели свою жизненную позицию по самым спорным вопросам. Если Воровский прожил около пяти лет за границей, и ему было с чем сравнивать советскую действительность, то Костик, по причине своего разгильдяйского характера, вообще плевал на политическую сторону советского бытия. Если я сознательно отделял себя от советской жизни, то парни, сами не зная того, жили двойной жизнью, даже не подозревая, что противопоставляют себя государственной политике страны. Я знал, придя в институт, что сразу пойдут разговоры о войне, о тех, кто погиб, и кто где воюет, вот только мне это было неинтересно, так как ребята понимали эту войну по-своему, не так как я. Да, она была моим призванием. Я не раз думал на эту тему. Почему именно мне интересно сеять вокруг себя смерть? И ведь не маньяк. Кровь понапрасну проливать не буду. Рейды, зачистки, засады – все это было, но при этом я не перешел границу, не стал убийцей, получавшим удовольствие от пролитой крови. Я умел наслаждаться жизнью в полной мере, но мне, как и наркоману, были нужны мгновения натянутых до предела нервов, кипящая от адреналина кровь, копошащийся внутри страх, придававший большую остроту… и, наконец, радость победы над врагом. На втором месте стояла достойная оплата моего тяжелого и кровавого труда, так как любой контракт рано или поздно заканчивался, и тогда начиналась полоса мирной и спокойной жизни, для которой нужны были хорошие деньги. «Наверно, я уже родился наемником, или жизнь, найдя подходящую заготовку, выточила из меня человека войны». Дальше подобных мыслей я так никуда и не пришел в той жизни, а сейчас я вообще об этом не думал, а просто воевал в силу своих умений и способностей. Меня далеко не все устраивало, но при этом надо было откровенно признать, что мне очень здорово повезло с Камышевым. Командир оказался не только отменным бойцом, но и настоящим человеком. Я уже не раз думал о том, что из него получился бы отличный «вольный стрелок». «Впрочем, не о том думаю. Да и неинтересно мне с моими однокурсниками, а если честно говорить, их детские понятия о жизни меня уже задолбали. Вот с Сашкой Воровским я бы поговорил. А так…» Я покрутил головой. Оглянулся на ворота госпиталя, из которых только что вышел, увидел во дворе белые халаты медперсонала и неожиданно вспомнил о Тане. Пока я лежал в госпитале, за это время успел познакомиться кое с кем из женщин-врачей. В разговорах мимоходом упоминал о враче Тане, с которой случайно познакомился, когда навещал здесь пару раз своего раненого командира. Одни из врачей сразу и резко уходили от разговора, дескать, ничего общего с дочерью «врага народа» они не имели, а поэтому ничего о ней не знают, да и знать не хотят. Другие жалели ее, говорили, что она добрый и отзывчивый человек, и хотя всего год работает, но показала себя, как хороший специалист, вот только не повезло ей с отцом. Именно из объяснений ее подруг мне стало известно, что девушке в какой-то мере сильно повезло. Четыре года тому назад ее отец получил назначение в столицу, а к нему – новую высокую должность в НКВД. Подруги Тани не знали подробностей, но спустя пару лет после переезда в столицу ее родители развелись, поэтому арест отца не затронул по большому счету ни его детей, ни жену. Несмотря на это, ее матери, заведующей одного из столичных магазинов, как и дочери, пришлось уволиться с работы. По собственному желанию. Затем я вспомнил о нашей неожиданной встрече два дня назад. После нескольких сумрачных дней с постоянно моросящим дождиком, от вида которого вполне можно впасть в депрессию, неожиданно разошлись тучи и выглянуло солнце, засверкав в лужах и каплях на стеклах окон. Все ходячие больные, кто с папиросами, кто так, сразу устремились во двор. Сестры пытались загонять их в палаты, но все без толку. Правдами и неправдами те просачивались на улицу, несмотря на все угрозы и предостережения. Я тоже вышел. Сначала какое-то время стоял недалеко около главного входа и дышал сырым и свежим воздухом, временами щурясь на солнышко. Чуть позже, когда лестницу оккупировали курильщики и воздух пропитался табачным дымом, я чуть поморщился и пошел вглубь двора, осторожно обходя лужи. Остановился, оглядываясь по сторонам. Неожиданно мимо меня пробежала медсестра Маша из нашего отделения. Я уже хотел ее окликнуть, но проследив взглядом направление, не стал, а вместо этого неторопливо пошел за ней. У ворот стояла Таня. Она не сразу заметила меня, оживленно говоря с Машей, а стоило увидеть, оборвала разговор на полуслове, сердито и недовольно посмотрев на меня. – Здравствуйте, Таня. – Здравствуйте, – довольно сухо поздоровалась со мной девушка. – Не хочу перебивать ваш разговор. Только один вопрос. Вы не уделите мне потом несколько минут вашего внимания? В ее глазах появилось недоумение, но видно, для себя что-то решила, потом кивнула головой и сказала: – Хорошо. Я отошел в сторону метров на пять и отвернулся от продолжавших разговор девушкек. Какое-то время я стоял в перекрестии любопытных взглядов раненых. Большинство из них сейчас думали обо мне, как о шустром парне, которому стоило увидеть красотку, и он сразу решил за ней приударить. – Так что вы хотели мне сказать? – раздался голос у меня за спиной. Я повернулся. Она смотрела на меня настороженно, но при этом с каким-то вызовом. Я усмехнулся про себя. – Хотел сказать, что рад снова вас увидеть. Еще хотел сказать, что знаю о случившемся с вашим отцом. Сочувствую. И последнее. Как насчет того, чтобы сходить в кино и поесть мороженого, после того как меня отсюда выпишут? Девушка, видно, ожидала от меня других слов, потому что было видно, как она растерялась. – В кино? – В кино, – подтвердил я. – Почему красивой девушке и молодому парню не сходить в кино? У меня будет две недели отпуска, после того, как меня выпишут из этой богадельни. Так что в любое время. – А вы не боитесь… – Если вы про отца, то не боюсь. Или вы о чем-то другом хотели сказать? Извините, что перебил. Так как все-таки насчет кино? Она какое-то время растерянно смотрела на наглого парня, идущего напролом, потом улыбнулась краешками губ и сказала: – Хорошо. Когда вас выписывают? – Завтра меня должен принять профессор Думский, и тогда… – Если все будет хорошо, то вас выпишут на следующий день после его осмотра. М-м-м… Тогда… сделаем так. Четверг вас устроит? – Меня все устроит. Время и место скажите. – Давайте… Двенадцать часов. Вот вам адрес… Все запомнили? – я кивнул головой. – До свидания. – До свидания, Таня. Несколько секунд смотрел вслед стройной фигурке девушки, потом повернулся и медленно пошел к главному корпусу госпиталя, провожаемый завистливыми взглядами раненых. Все эти воспоминания быстро пронеслись у меня в памяти, затем снова улеглись на свои места. «Все лишние мысли прочь. Думаем только окультурно-развлекательной программе на ближайшие две недели», – с этой мыслью я пошел по улице.
Найдя улицу, я стал высматривать номер нужного мне дома. Нашел. Дошел до подъезда, посмотрел на часы. До того как девушка должна спуститься, оставалось еще пятнадцать минут. Номера квартиры она мне тогда не сказала, а попросила подождать у подъезда. Я не простоял и нескольких минут, как стал накрапывать дождик. «Совсем некстати, – с этой мыслью я шагнул в полумрак подъезда и чуть не столкнулся с выходящей на улицу парой, мужчиной и женщиной. Сделал шаг назад, и понял, что это Таня вышла с офицером. Подполковник-летчик. – Здравствуйте, Костя, – поздоровалась она, увидев меня. – Здравствуйте, Таня. – Познакомьтесь. Это Вениамин Александрович. Подполковник оказался хорошо сложенным, моложавым мужчиной лет сорока. От него сильно пахло одеколоном, словно он только что вышел из дверей парикмахерской. Выражение лица подполковника при виде меня не изменилось, но судя по выражению его глаз, в его друзьях мне точно не придется состоять. Если, конечно, прямо сейчас не попрощаюсь, а затем не развернусь и не уйду. – Костя, – я протянул ему руку. – Вениамин, – он попытался с силой сжать мою руку, но спустя несколько секунд почувствовав, что его ладонь словно сжали клещами, сразу ослабил хватку. Возникло некоторое напряжение. Женщины очень хорошо чувствуют подобные вещи, поэтому Таня попробовала разрядить ситуацию: – Вы знаете, Костя, Вениамин Александрович приехал в Москву для награждения. Ему вчера в Кремле вручили звезду Героя Советского Союза. И орден Ленина. – Поздравляю вас, – при этом я постарался изобразить на лице улыбку. – Спасибо, – сухо ответил поклонник девушки. В этом у меня уже не было сомнений. Его взгляды, которые он бросал на меня, которого, судя по всему, уже определил в конкуренты, и на девушку, говорили о том, что подполковник ревнует. – Мы с Костей собрались погулять. Вы не хотите пойти с нами? – Спасибо за приглашение, но отпуск короткий, а у меня еще много дел. Все же, Таня, мне не хочется с вами прощаться, поэтому я очень надеюсь, что вы примете мое приглашение. – Большое вам спасибо, Вениамин Александрович, но я свое решение менять не буду. Извините. – И все же… – До свидания, Вениамин Александрович, мы пойдем. – До свидания, – попрощался он, при этом обжигая меня злым взглядом. «Старая истина права: красота женщины выбивает у мужиков мозги почище пули», – подумал я. Мы сходили в кино, потом посидели в кафе. В разговоре с девушкой я случайно узнал, что она усиленно изучает французский язык и мечтает когда-нибудь поехать в Париж. Пришлось ее удивить знанием французского языка. Говорила она плохо, но очень старалась. Время пролетело незаметно, и уже спустя пять часов мы подходили к ее подъезду. Напротив я увидел стоящую машину. Такси. Девушка тоже ее увидела и нахмурилась. Не успели мы подойти к подъезду, как распахнулась задняя дверца такси, и из машины вышел подполковник. Краем глаза я успел заметить, что кто-то сделал попытку его удержать, но тот стряхнул руку и решительно направился к нам. Он был выпивший, но не пьян. Следом за ним из машины вылез плотный и кряжистый майор – летчик, и зашагал вслед за своим приятелем. Подполковник загородил нам дорогу. Делая вид, что меня здесь просто нет, летчик сразу обратился к девушке: – Таня, вы простите меня за мою настойчивость, но я не мог не увидеть вас снова. Дело в том… Понимаете, как какой-то мальчишка, я похвастался перед своими боевыми товарищами, что познакомлю их с самой красивой девушкой Советского Союза, а так как я из тех людей, что раз слово дал, то это навсегда, поэтому прошу войти в мое положение и… – Извините меня, Вениамин Александрович, но я уже вам сказала. Я не пойду. Подполковник заводился все больше и больше. – Не могу я принять от вас отказа, Таня! Вы… – Идите с вашим приятелем к машине, Вениамин Александрович, и уезжайте! Очень прошу вас! И вы, Костя, тоже идите. Спасибо вам большое за урок французского языка. Несмотря на то что у подполковника на лице читалось явное желание врезать мне в челюсть, он сумел каким-то образом сдержаться. Как-никак боевой офицер. Все же сдаваться он не желал, но только снова открыл рот, как девушка нанесла ему последний удар, расставив приоритеты своего отношения к обоим мужчинам: – До свидания, Костя. Прощайте, Вениамин Александрович, – при этом она внимательно и пристально посмотрела на подполковника. Тот бросил на меня свирепый взгляд, потом перевел взгляд на девушку и сказал: – До свидания, Таня, – и развернувшись, пошел к машине. Вслед за ним потопал майор, подарив мне напоследок злой взгляд. Таня посмотрела на меня и сказала: – За меня не волнуйтесь, идите, – после чего вошла в подъезд. Развернувшись, я зашагал к остановке трамвая, но не прошел и ста метров, как впереди, у тротуара, в метрах десяти, остановилось такси. – Стой, лейтенант! Разговор есть! Я остановился, ожидая, когда парочка приятелей вылезет из такси. Подполковник почти вплотную подошел ко мне, в то время как его приятель остановился за его спиной, в нескольких метрах от меня. – Слушаю. – Ты чего к ней липнешь, лейтенант?! Других баб тебе мало?! Их в Москве вон сколько! – Ты бы ехал, подполковник, в ресторан. Там тебя дружки и водка ждут. – Не тебе мне указывать, сосунок, что мне делать! Меня вчера лично сам товарищ Калинин наградил в Кремле! Мне уже было понятно, что подполковник от меня так просто не отстанет, поэтому решил сократить время нашего разговора до предела. Уж очень не хотелось выслушивать оскорбления, которые в конечном счете приведут к драке. – Ты мне надоел. Подотри радостные сопли и иди, куда шел! – Да за эти слова! Я тебя, крыса тыловая!.. – и он попытался выхватить из кобуры пистолет. – Веня! – раздался за спиной подполковника предупреждающий крик майора, но ревность и злоба, замешанные на водке, сделали того слепым и глухим к любым доводам. Я был готов к подобному повороту событий, и стоило подполковнику расстегнуть кобуру, как он получил тычок пальцами в горло, после чего, захрипев, рухнул на колени. Майор, до этого ни словом, ни делом не принимавший участия в событиях, кинулся на меня с кулаками. Судя по его рывку и бешеным глазам, он сейчас напоминал тупого быка, летящего на красную тряпку. В последнюю секунду уйдя с линии атаки, я ударил его ребром ладони пониже уха. У летчика словно ноги отнялись, и он с глухим шлепком упал на мокрый тротуар. Повернувшись, я махнул рукой водителю такси, который все это время, стоя у дверцы машины, наблюдал нашу стычку с открытым ртом. Через десять минут, с помощью шофера, погрузив незадачливую парочку в такси, я пошел к трамвайной остановке. Немногочисленные жители столицы, в большинстве своем женщины, которые видели нашу стычку, даже испугаться толком не успели. Никто не издал ни звука, ни крика. Они только таращили большие от удивления глаза.
Я находился в кабинете начальника отдела уже минут пятнадцать, после того как доложил о драке. За это время полковник выкурил две папиросы и сейчас доставал третью из коробки. Прикурил. Затянулся, выпустил струю дыма. – Натворил ты дел, Звягинцев. Кстати, мне уже звонили. Твоя драка в комендантскую сводку попала, а значит, прокуратура это дело без внимания не оставит. То, что ты пришел и рассказал, это правильно, но если бы ты вообще без драки обошелся, было бы еще лучше! Ведь ты не просто так вышестоящему офицеру в морду дал, а Герою Советского Союза, который получил награду из рук самого товарища Калинина. Кое-кто может преподнести это как политическую провокацию. Ты это понимаешь? – Понимаю, товарищ полковник. – Что мне теперь с тобой делать, лейтенант? Ведь буквально месяц тому назад мы с Камышевым о тебе говорили. Перед самым его отъездом. Хвалил он тебя. Сказал, что ты смелый, хладнокровный офицер, который никогда не теряет голову в минуты опасности… Мы даже думали со временем тебя на командира группы ставить. И старшего лейтенанта дать. Вот где было во время драки твое хладнокровие?! А?! Нет, ты мне ответь, глядя прямо в глаза?! – Честное слово, товарищ полковник, я был совершенно спокоен. Два выпивших дурака… – Какая разница, какие они были, лейтенант! Был бы ты при девушке, то еще можно было понять твое рукоприкладство, а так нет! Не понимаю! Ты, Звягинцев, советский комсомолец и боевой офицер! Орденоносец! Как ты мог опуститься до уличной драки?! – Мне что, их надо было пристрелить? Или вы считаете, что надо было убежать? – Пристрелить! Убежать! Что ты как мальчишка?! Ты что, не понимаешь, что допустил важнейшее нарушение армейской дисциплины?! Ударил вышестоящего по званию офицера! – Так не просто так, а за дело. Глаза полковника стали злые и жесткие. – Товарищ лейтенант! Я подскочил со стула и стал навытяжку. – За грубое нарушение воинской дисциплины – трое суток ареста! – Есть трое суток ареста! Полковник испытующе посмотрел на меня, но я смотрел на него честно и преданно. Мои актерские способности за эти годы значительно выросли, и теперь я, наверно, мог играть любые роли в заштатном театре какого-нибудь провинциального городка. Если он мне поверил, но только наполовину, так как был профессионалом, но когда начальник отдела продолжил говорить, то в его голосе уже не было стали: – Сидеть будешь не на гауптвахте, а в казарме. Я отдам распоряжение, чтобы тебя там, в части, на довольствие поставили. Свободен, лейтенант! Я не знал, что после моего ухода начальник отдела срочно попросился на прием к начальнику управления. Как и не знал, что на следующий день, ближе к вечеру, состоялся разговор, который стал новой поворотной точкой в моей судьбе.
– Товарищ комиссар, прибыл по вашему вызову, – выйдя на середину кабинета, вытянулся начальник отдела, вглядываясь в усталое лицо хозяина кабинета, при этом пытаясь понять, что он услышит. Хорошие или плохие новости его ждут? – Садись, Степан Тимофеевич, – после того как полковник сел, хозяин кабинета тяжело вздохнул. – Тяжелый день сегодня выдался. Два совещания, а потом еще к наркому пришлось идти. Да. Да! Из-за твоего Звягинцева! Занозистый, скажу я тебе, оказался вопрос с твоим лейтенантом. Вроде бы все просто, тем более что сразу выяснилось, а затем подтвердилось, что не твой лейтенант драку начал. Вот только тот подполковник получил в Кремле самую высокую награду нашей Родины из рук товарища Калинина. И это еще не все! Он, оказывается, ходит в друзьях его сына, Василия Сталина! Как только об этом узнали некоторые излишне бдительные товарищи, то сразу попытались перевести обычную драку в акцию с политической подоплекой. Именно поэтому мне пришлось идти и лично просить товарища наркома за Звягинцева. Расписал его как героя. Рассказал, что он один из всей разведгруппы уцелел и ценные сведения передал командованию, за что лейтенанта к Красному Знамени представили. Он меня выслушал, а затем спросил: почему ваши люди по Москве болтаются? У нас что, война закончилась, и больше дел нет? Я ему говорю, что лейтенант только что вышел из госпиталя, а мне в ответ, причем сердито так: раз он такой герой, то ему место на фронте, пусть там подвиги совершает. Затем, идите, говорит. Только я вышел, как в приемной мне его порученец бумагу дает. Беру, а это уже готовый приказ: в течение суток вывести лейтенанта Звягинцева из состава сотрудников Четвертого управления НКГБ и отправить в распоряжение отдела кадров Западного фронта. Вот такие дела. Ну, чего смотришь?! – Зачем, товарищ комиссар?! Зачем опытного разведчика отправлять на передовую, если он и так рискует жизнью в тылу врага? Ведь еще неизвестно, где хуже! – Твоя правда, вот только с ней теперь к наркому пойдешь ты сам. Полковник покачал головой. – Не пойду, товарищ комиссар. Вот только жаль из-за пустяка такого человека терять. Для нас такие люди на вес золота, если можно так выразиться. – Сделать ничего не могу. Я уже отдал приказ в кадры. Вопросы есть? – Никак нет, товарищ комиссар!
К концу второго дня ареста меня в спортзале нашел дневальный и сообщил, что мне надо подойти в канцелярию. – Зачем, Коробкин? – Сообщение у них для вас есть, товарищ лейтенант. Сполоснулся, затем оделся и неторопливо отправился в канцелярию. – Для вас телефонограмма, товарищ лейтенант, – вытянулся до этого сидевший за столом сержант. – Давай. Взял листок. Прочитал: «Лейтенанту Звягинцеву. Вам завтра надлежит прибыть в отдел кадров, к 9 утра. Начальник отдела». «Отдел кадров? Неужели… перевод?!» Мысли по поводу моей дальнейшей судьбы у меня были разные, но подобного варианта развития событий даже не рассматривал, почему-то считая, что начальство меня отстоит. Без излишнего самодовольства я считал себя ценным сотрудником, да и начальник отдела в своем разговоре со мной дал это понять. Вот только почему-то на следующее утро я оказался ненужным здесь человеком, о чем говорило полученное мною направление в 33-ю армию Западного фронта.
ГЛАВА 2
Над головой начальника отдела контрразведки СМЕРШ 33-й армии Западного фронта висел портрет Сталина. Полковник был не один. На одном из стульев, стоявших по другую сторону стола, сидел майор. Перед обоими стояли стаканы с чаем и раскрытая коробка с папиросами, а рядом с ней пристроилась пепельница, сделанная из гильзы снаряда. Перед начальником отдела контрразведки армии поверх других бумаг картонная папка. Это, как нетрудно было догадаться, было мое дело. Войдя, вскинул руку к козырьку фуражки. – Товарищ полковник, лейтенант Звягинцев прибыл для продолжения службы. – Молодец, что прибыл. Знакомься. Это старший оперуполномоченный, майор Брылов. Он твой непосредственный начальник. Майор встал. Он был среднего роста, но при этом имел мощные плечи и широкую грудь, на которой висели орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». Лет навскидку сорок – сорок три. Глаза спокойные, но при этом цепкие и внимательные. На лице шрам, переходящий с щеки на подбородок. «Боевой дядька», – почему-то сразу подумал я. – Степан Трофимович, – представился он, протягивая мне ладонь. – Звягинцев Константин Кириллович. Руки мы жали явно не для знакомства, так как, судя по силе, с которой старший оперуполномоченный сжал мою ладонь, это была своеобразная проверка. Судя по всему, Брылов подобный прием уже не раз применял, потому что полковник, явно знакомый с таким испытанием, сейчас с интересом наблюдал за мной. Рука майора была словно из железа, поэтому мне пришлось очень сильно постараться, чтобы противостоять его нажиму и не дать расплющить мне пальцы. Спустя полминуты майор отпустил мою руку, и, удовлетворенно кивнув головой, с явным удовольствием сказал полковнику: – Ничего не скажешь, крепок-то молодец. Сколько ему годков? Хозяин кабинета усмехнулся и, не заглядывая в мое дело, сказал: – Двадцать. Майор неспешно сел, достал из коробки папиросу, закурил, а полковник тем временем кивнул головой на стоящий стул, сказал: – Садись, лейтенант. Говорить будем. Судя по всему, эти офицеры хорошо друг друга знали, уж больно домашняя обстановка была в кабинете. Вполне возможно, что они даже были хорошими друзьями, потому что полковник был такого же возраста, что и майор, только, может, чуть постарше. Лицо интеллигентное, умное. На груди два ордена. «Красная Звезда» и «Отечественной войны». – Рассказывай, Константин Кириллович, как ты у нас оказался. Судя по твоему делу, ты хорошо воевал, да и награды сами за себя говорят. Характеристику тебе, скажу я так, отменную дали. Просто кладезь всяческих достоинств. И вдруг – раз! – отправляют в действующую армию. Что смотришь удивленно? – полковник постучал пальцем по папке с моим делом. – Тут говорится только о том, что ты избил двух вышестоящих офицеров из-за женщины. Подполковника и майора. Причем оба, насколько можно судить по бумагам, выгораживать себя не стали и признали себя зачинщиками. Хм. Обычно такое дело кладут под сукно и забывают о нем навсегда, а от тебя решили избавиться. Так в чем там было дело, лейтенант? – Не избивал я их. Ударил по одному разу. Это первое. Подполковник был Героем Советского Союза и получил награду в Кремле из рук товарища Калинина. Это второе. Но это вы, наверно, уже знаете, а вот то, что подполковник был другом Василия Сталина, этого в деле нет. Это третье. Об этом мне стало известно в беседе с начальником отдела, к которому я пошел, перед тем как явиться в отдел кадров. Услышав об этом, полковник и майор переглянулись, почти одновременно ухмыльнулись, но уже в следующую секунду их лица приняли прежнее выражение. «Точно. Друзья-приятели», – сразу подумал я. – Теперь понятно, а то мы гадать уже начали… Хм. Раз все ясно, поговорим об основных задачах, стоящих перед войсковой контрразведкой. Они заключаются в одной фразе: всемерно оказывать помощь командованию для обеспечения победы над врагом. Более конкретные задачи вам поставит товарищ майор, а заодно расскажет о вашем новом назначении. – Обо всем мы поговорим, лейтенант, у меня, а вот насчет твоего направления скажу прямо сейчас. Ты направляешься на должность оперуполномоченного отдела контрразведки СМЕРШ по обслуживанию 174-й отдельной армейской штрафной роты. Снова внимательные взгляды. Как отреагирует на эти слова наглый лейтенант, избивший вышестоящих офицеров? «Все же сумели сунуть меня в дерьмо», – с некоторой обидой подумал я, после чего как можно равнодушнее поинтересовался: – Что это значит: по обслуживанию? – Это значит, что ты в постоянный состав офицеров штрафной роты не входишь, а являешься прикомандированным, хотя и будешь состоять в ней на всех видах довольствия. Ясно? – Так точно, товарищ майор. – В твоем деле отмечено, что ты владеешь двумя языками. Немецким и французским. Как хорошо? – Немецкий язык – в совершенстве, французский – средне, так как у меня не было хорошей языковой практики, – секунду подумав, добавил: – Немного знаю английский язык. Сам его изучал. – Да ты у нас знаток иностранных языков. Молодец! Теперь иди к полковнику Калите Трофиму Степановичу. Он у нас главный по политчасти. Ты комсомолец? – Так точно, товарищ майор. – Тогда к комсоргу загляни… Впрочем, Трофим Степанович сам тебя направит. Когда закончишь со всеми делами, жди меня у входа. Иди. Я вскочил. – Разрешите идти, товарищ полковник?! – Идите. Помимо обстоятельного разговора с подполковником, который явно знал, как я здесь оказался, мне пришлось выслушать много всего, но в основе его речи можно было выделить жесткое предупреждение: если нечто подобное повторится, то быть мне не офицером при штрафной роте, а рядовым в этой самой роте. – Надеюсь, товарищ лейтенант, вы меня поняли в достаточной степени?! – Так точно, товарищ подполковник! Разговор с секретарем комсомольской организации был слабой копией с заместителем по политической части, после чего я был направлен в отдел политпропаганды, где получил кипу листовок и газет двухдневной давности, а затем отправился на вещевой склад. Нагрузившись полученным по аттестату обмундированием, я еще минут сорок сидел в ожидании майора и все думал о том, что жизнь меня качает словно маятник, из стороны в сторону. Неожиданно вспомнил о нашем разговоре с начальником отдела, когда тот обмолвился, что за меня просили на высшем уровне, но как видно… не судьба. Плетью обуха не перешибешь. «Ладно. Что есть, то есть. Так, что я про штрафные роты знаю? Да почти ничего. Постоянный и переменный состав. Политзаключенных не брали. Уголовники? Вроде тоже нет. А так…. Самострельщики. Дезертиры. Предатели?.. Стоп. Как я сразу не подумал. А где прежний особист? На повышение пошел или…» – Чего пригорюнился, лейтенант?! Я вскочил. Передо мной стоял майор Брылов. – Горюю о своем пропавшем отпуске, товарищ майор. Из двух недель всего лишь один день отгулял. – Сочувствую, лейтенант. И сразу вопрос: за что тебе такой роскошный подарок сделали? Я, например, за последние два года о нем только слышал, но ни разу не видел. – Удалось как-то живым вернуться из немецкого тыла. Ну и начальство на радостях наградило и дало отпуск. – Так за это тебе «Красное Знамя» дали? – Так точно. – Хм. Пошли к госпиталю. Там полуторка нас ждет. По дороге в госпиталь он мне рассказал, что уже неделю на их участке фронта не ведется никаких военных действий, что штрафная рота расположена в полуразвалившемся кирпичном заводике на окраине небольшого городка, и ее командир, капитан Чистяков, в общем, неплохой мужик. В расположение дивизии мы поехали на полуторке, которая везла медикаменты и перевязочные материалы. Майор, как и положено большому начальнику, сидел в кабине, а мы со старшиной медицинской службы – в кузове. Когда машина остановилась, я спрыгнул, после чего старшина передал мне мои пожитки. – Сейчас пойдем ко мне. Поужинаем. Чаю попьем. К себе завтра с утра пойдешь. Вернее, поедешь, – майор иронически оглядел все мои вещи, – а то, не дай бог, надорвешься. Заодно со старшим лейтенантом Васиным познакомлю. Через него шло формирование штрафников. Хоть молодой парень, да толковый, глядишь, чего и подскажет. Мы уже пили чай, когда пришел старший лейтенант. Лет двадцать пять. Подтянутый, стройный, жилистый. Лицо серьезное. На груди две медали «За боевые заслуги». Четко, по уставу, кинул руку к фуражке: – Здравия желаю, товарищ майор! – И тебе не хворать. Садись, Саша. Чай будешь? – по-домашнему встретил его Брылов. – Спасибо, Степан Трофимович. Только чуть позже. Я так понимаю, что нового товарища надо в курс дела ввести? – Правильно понимаешь, товарищ старший лейтенант. Знакомьтесь. Я встал, протянул руку: – Костя. – Саша. И чего тебе, Костя, в Москве не сиделось? – спросил как бы просто так, а в глазах любопытство так и плещет. – Меня просто попросили сюда приехать. Сказали, что товарищ Васин с работой не справляется. Надо ему срочно помочь. Я что? Надо, значит сделаем. Вот и приехал, – я сказал это с таким серьезным видом, что Васин невольно бросил взгляд на майора, а когда увидел на его лице улыбку, понял и расхохотался. – Шутник. Посмеялись, после чего Брылов сказал: – Теперь по делу говорить будем. Начну я. То, что он рассказал, мне совершенно не понравилось. Как оказалось, моей основной задачей была вербовка стукачей. На роту, по его словам, на основе полученного опыта по вербовке, мне должно хватить десятка информаторов, но чем больше удастся их навербовать, тем будет лучше для дела. Правда, тут же отметил он, главное не переборщить, выслушивая доносы. – Нельзя сразу верить тому, что тебе говорят, а поэтому надо обязательно проверять сказанное по другим источникам. Это будет твоей первоочередной задачей, Звягинцев. Если ты будешь знать, что думают солдаты, то тогда сможешь вовремя пресечь противоправные действия. Теперь второе. Не сторонись, общайся с людьми. Говори с ними, интересуйся их делами. Хоть за ними и вина большая есть, но они наши, советские люди, так что помни об этом всегда, лейтенант. Еще вот что. У тебя там особый, тяжелый народ, поэтому спуску не давай, но при этом соблюдай меру. Понимаешь? – Иначе могут в спину выстрелить? – Соображаешь. Было и такое. Теперь третье. Это членовредительство. К сожалению, «самострелы» у нас, пусть не так часто, но встречаются, поэтому после боя ты лично должен осмотреть раненых. В основном это касается ранений в конечности. Так что только после твоего заключения врачам разрешается обеззараживать раны и накладывать повязки. – Хорошо хоть, в задницу заглядывать не придется. Васин рассмеялся, а майор усмехнулся краями губ, но глаза остались строгие, тем самым говоря, что шутку он принял, но сейчас не дружеские посиделки, а служебный разговор. – Отставить смешки. Старший лейтенант, поясните своему товарищу, что ему надо знать о переменном составе штрафной роты. Старлей оказался внимательным, дотошным и цепким к мелочам контрразведчиком, при этом он умел коротко и четко обрисовать характер человека. Так я узнал, что большая часть штрафников прибыли из различных армейских частей Западного фронта. По большей части они попали сюда из-за пьянок и драк, по меньшей части – за воровство и трусость. Среди них оказалось четверо разведчиков. Трое из них не смогли вытащить из «поиска» своих убитых и раненых товарищей и поэтому пошли под трибунал. – А один разведчик, старшина Самохвалов, попал под трибунал за то, что его послали в тыл, получать «наркомовские». Получил тот канистру с водкой, а на обратном пути заглянул к знакомой санитарке из медсанбата. Пока они там шуры-муры разводили, канистру кто-то и увел. Должностное преступление налицо, но при этом Самохвалов разведчик заслуженный, «языков» не раз притаскивал, награды имеет. По этому случаю даже специальное заседание трибунала состоялось: лишать его орденов или их оставить? Решили оставить. Или взять Сошкина Илью Трофимовича. 49 лет. Колхозник. Служил в обозе артиллерийской бригады. Стоял на посту и, видно, задремал, а какая-то паскуда взяла и свела коня. Есть еще в роте полтора десятка узбеков из 97-го стрелкового полка. Когда их подняли в атаку, они просто попадали на землю, руками головы закрыли – и все! Как их ни пытались поднять, пинками и угрозами, ничего не получилось. Командир полка, недолго думая, прислал всех к нам. Есть еще бывший курсант авиационного училища Кузькин Максим. Пока учился, все эти полгода воровал у своих ребят, пока эту суку за руку не поймали. Из особого дерьма – пяток воров и с десяток дезертиров. У меня на них всех бумаги есть. Там все расписано. Фамилия, краткие данные и состав преступления. Завтра поедешь, я тебе ее отдам. М-м-м… В общем и целом – это всё. Свое отношение к будущей службе я мысленно выразил одним словом: дерьмо! – Спасибо, – поблагодарил я Васина, а сам подумал, что мне надо отсюда делать ноги. Вот только, как и куда, об этом надо было хорошо подумать. – Тут вот еще какое дело, Костя, – снова заговорил майор. – Ваша штрафная рота через трое суток уйдет на передовую, так что времени на знакомство у тебя в обрез. Командир роты – хороший мужик. Фронтового, как и пехотного, опыта у тебя с гулькин нос, поэтому первое время держись его и понапрасну не геройствуй. А то был тут до тебя один… Николай Ястребков. Молодой, горячий, вот его и потянуло на подвиг. Один из взводных погиб в самом начале атаки, так он людей возглавил и получил… две пули в живот. Еще живого в госпиталь привезли. Уже там умер, на операционном столе. – Какой из меня герой, товарищ майор… – А ордена и медали за что тогда получил? – перебил меня Васин, усмехаясь. – За красивые глаза? – Да я даже не знаю. Может, и за красивые глаза. Я же все это время в тылу отсиживался. – Как в тылу?! – старший лейтенант резко повернул голову к майору. – Вы же мне сами сказали, Степан Трофимович, что присылают боевого офицера! У того сначала губы задергались от смеха, потом он не удержался и рассмеялся во весь голос. – Он… правду… Ха-ха-ха! Говорит… Только он… в немецком тылу сидел! Ха-ха-ха!Не успел я прибыть в расположение и доложиться командиру роты, как тот меня с ходу огорошил: – Вовремя прибыли, лейтенант. Мы уже завтра выступаем. Чистяков Николай Васильевич. – Звягинцев. Константин. Уже завтра? Мне сказали, что через трое суток… – Вчера вечером я тоже так думал. Что у вас за тюк? – В политотделе дали. Листовки и газеты. – Замполиту Семечкину отдадите. Он сейчас придет. Садитесь. Расскажите о себе. Во время моего короткого рассказа капитан несколько раз кивал головой, словно отмечал наиболее важные для себя детали. Так оно и было на самом деле. – Вот что я скажу тебе, лейтенант. Фронтового опыта у тебя нет, да тебе он вроде как и не нужен. В атаку тебе не ходить, а вот с людьми постарайся найти общий язык. Это тебе необходимо, поверь мне. Народ у нас тут разный, дерганый и резкий, с пол-оборота завестись может, поэтому гайки закручивай по всей строгости, но только не сорви резьбу. Помни постоянно, что они наши советские люди, которым Родина дала еще одну возможность искупить свою вину. Кровью. А кому и смертью. Ты, в первую очередь, об этом должен помнить. Жаль, что времени у тебя на знакомство с людьми совсем нет, а с другой стороны и хорошо! Никто на тебя зла не затаит. Вот вроде и все. Штрафники сейчас на занятиях, а вечером построение будет, я им тогда тебя и представлю. – Я тут кое-что для знакомства захватил. Вы как? – Узнаю руку Степана Тимофеевича, – усмехнулся капитан. – Вот где настоящий мужик! Кстати, он родом из сибирских казаков. Не знал? А насчет застолья придется погодить… Хотя у тебя что, водка или самогон? – Водка. – Тогда ничего. Тогда можно. С офицерами роты, за исключением политработника – старшего лейтенанта, которому передал агитационную литературу, я познакомился только вечером, когда они вернулись с учебных занятий, проводимых с солдатами. Все командиры были молодыми парнями, правда, в большинстве своем успевшими прослужить кто полгода, кто год. Из необстрелянных было только два младших лейтенанта, выпускников ускоренной школы командиров. Саша Капустин и Вася Сысоев, прибывшие в часть неделю назад, купились на льготы, которые им пообещали по прибытии в дивизию. Один месяц службы – за шесть (в обычных строевых частях месяц – за три), двойной денежный оклад, досрочное присвоение званий и много всего другого. Сначала разговор крутился вокруг меня и моих наград, потом, когда приняли по третьей, перешел на женщин, а уже затем все принялись обсуждать самую животрепещущую для них тему. Куда их бросят? Мне кое-что уже было известно о положении, в котором находились войска Западного фронта. Несколько сорванных наступлений и понесенные при этом большие потери говорили о многом, а значит, и о том, что мест, где надо выправлять положение, много. Именно поэтому, сидя за столом, разомлевшие от водки офицеры сейчас говорили (гадали) о том, куда нас пошлют. Направлений было столько, что даже опытный командир роты Чистяков не знал, куда их бросят, хотя при этом большинство из них почему-то было уверено, что нас бросят на штурм большого села. Синявино. Именно там фрицы за последние три дня уже две атаки наших войск отбили. Мы бы сидели и дальше, благо у лейтенанта Овсянникова оказался в заначке спирт, но командир разогнал всех спать. Трещали подброшенные поленья в печках-буржуйках, и едва было слышно, как шумели на ветру сосны. В офицерском бараке установилась тишина. Несмотря на выпитую водку и усталость, сразу заснуть мне не удалось. Не нравилось мне мое положение – и все тут! До этого времени моя жизнь в большей или меньшей степени меня устраивала. Работа в группе Камышева давала определенную свободу действий и возможность проявить инициативу, да и методы ведения войны были несколько схожи с теми, что мне пришлось вести в свою бытность наемником. К тому же война не напрягала, так как была для меня своего рода работой, которую я знал и умел хорошо и качественно выполнять. Еще мне здорово повезло с командиром, который, в отличие от многих других офицеров, был самым настоящим профи, успевшим повоевать в Испании и Финляндии. Вот только все разом поменялось, и я оказался на передовой, причем вынужденный заниматься не своим делом. Хотя некоторые товарищи считали, что я еще хорошо отделался, мне самому так не казалось. Устав никто не отменял, но отправлять профессионала на фронт, а я считал себя таким, было то же самое, что забивать микроскопом гвозди. Обычно я держал эмоции в узде, но теперь чувствовал, что сложившаяся ситуация больно ударила по моему самолюбию. «В принципе, со мной сейчас сделали то же самое, что и с нашей группой. Если там нас, профи, послали на смерть под видом совершаемого подвига, то теперь из меня хотят сделать… нечто вроде… ассенизатора при куче отбросов. Обидеть меня нелегко, а вот разозлить… А! Как был чужим среди своих, так им и остался. Ладно, сначала осмотримся, а потом буду решать, что делать».
Хотя хмурые, черно-серые тучи висели прямо над головой, дождя не было. Не выспавшийся, так как не мог долго заснуть, я стоял и смотрел на штрафников, ежившихся на сыром и холодном ветру, при этом ловя на себе их ответные взгляды. – Строиться!!! После команды штрафники наспех делали по две-три короткие и быстрые затяжки, и торопливо становились в строй, возбужденно перешептываясь, гадая о том, куда их пошлют. – Отставить разговоры! – послышалась команда. Спустя десять минут капитан Чистяков, получив рапорты командиров подразделений об их готовности, подал отрывистую команду: – Справа по четыре! Вперед – марш! Колонна тронулась. Обогнув развалины кирпичного заводика, рота вышла на залитую жидкой грязью проселочную дорогу. Все время нас гнали ускоренным маршем, и только дважды были сделаны короткие остановки. Люди шли, оскальзываясь в жидкой грязи, тихо чертыхались, а когда ударил проливной дождь, уже я принялся материться. Про себя. Когда мы прибыли на место, многие штрафники, особенно люди в возрасте, после команды «Стой!» просто садились на мокрую землю, хрипя и тяжело дыша. Не успел я оглядеться по сторонам, как увидел, что в сгущающихся сумерках к нам со стороны бараков идет группа людей. Только когда они подошли поближе, стало видно, что это два офицера и несколько сержантов. К ним навстречу сразу пошел наш капитан, а после короткого разговора, повернувшись, скомандовал: – Командирам подразделений развести людей по землянкам, после чего собраться в штабном бараке! Лейтенант Звягинцев, идите сюда! Сержанты-квартирьеры, не теряя времени, повели подразделения штрафников к месту их расположения. Как мне потом стало известно: с жильем нам сильно повезло. Оказалось, что до недавнего времени эти землянки занимала войсковая часть, два дня тому назад ушедшая на передовую. В чахлом мелколесье и кустарниках по обе стороны дороги прятались рубленые служебные бараки и добротные солдатские землянки, которые теперь использовались для размещения подтягивавшихся к фронту подразделений. Я подошел к офицерам. Майор и капитан. Только я кинул ладонь к фуражке, как майор заговорил первый, не дав мне отрапортовать: – Костромин, забирай своего лейтенанта, а я с командиром роты – в штаб. Перед входом в барак мне была вручена длинная щепка, которой я счистил со своих сапог полкилограмма жидкой грязи, после чего капитан показал мне на стену, где была прибита доска с крючками. Вешалка. С большим удовольствием снял вслед за хозяином тяжелую, отсыревшую шинель и повесил ее на крючок. Только успел развернуться, как наткнулся на удивленный взгляд и неожиданный вопрос: – Тебя откуда перевели к нам, лейтенант? – Четвертое управление НКГБ. – М-м-м… И каким ветром такого героя-орденоносца к нам занесло? – Попутным, товарищ капитан. Тот покачал головой: – Ну-ну. Значит, я так понимаю, в нашем деле ты ни ухом, ни рылом. Курсы? – Нет. Прямо направили в действующую армию, а затем в штрафную роту. – Я так понимаю, что ты по немецким тылам ходил. – Вроде того, – неопределенно ответил я. – Понятно. Тебя хоть немного просветили, чем заниматься будешь? – Со мной беседовали майор Брылов и старший лейтенант Васин. – Тогда будем считать, что курсы переподготовки ты прошел. Я так понимаю, что немецкий язык ты знаешь? – Знаю. Капитан задумался, потом вскинул на меня глаза, словно впервые увидел: – О, черт! Не представился. Заместитель начальника контрразведывательного отдела дивизии. Костромин Сергей Васильевич. – Звягинцев Константин Кириллович. – Садись, лейтенант. Сейчас чай пить будем и разговоры разговаривать. С наслаждением сел, радуясь теплу и сухости. Хозяин быстро залил заварку горячим кипятком, придвинул один из стаканов мне, потом достал из стола блюдечко с колотым сахаром и две пачки печенья, после чего крикнул: – Коломиец! Дверь открылась, и на пороге вырос солдат. – Ужин тащи лейтенанту. – Есть! Спустя несколько минут передо мной стояла полная миска каши с тушенкой и толстый ломоть хлеба. При виде еды я чуть слюной не захлебнулся. Капитан чуть улыбнулся, увидев, с какой скоростью я замахал ложкой, после чего сказал: – Ты ешь-ешь, а я тебе пока про обстановку расскажу. Когда он закончил краткий рассказ, начиная с нюансов моей новой службы и кончая положением на фронте, я все съел, допил чай с печеньем и стал чувствовать себя, если можно так сказать, довольным жизнью человеком. – То, что ты прямо сейчас прибыл, это хорошо. Надо оформить передачу трех твоих штрафников в дивизионную разведку, под ответственность начальника дивизионной разведки, майора Ершова. – Разве так можно? – удивился я. – Нет. Но… Лучше я тебе все расскажу, меньше вопросов будет. Ершов у нас язвенник. Ну и скрутило его недавно, попал в госпиталь. А его заместитель, бывший штабной офицер, в свое время окончил курсы переподготовки и был направлен к нему замом, остался за него. Именно он отправлял разведчиков в поиск, которые потом у тебя в штрафной роте оказались. Когда поиск сорвался, он испугался, взял и бумагу на разведчиков накатал. Дескать, они виноваты, товарищей на нейтралке бросили, а сами сбежали. Дело у следователя вопросов не вызвало, так как разведчики свою вину признали, и поэтому их сразу сунули в штрафную роту. Через несколько дней Ершов вернулся в дивизию. Узнал про эту историю, первым делом набил морду своему заместителю, потом попробовал вернуть своих разведчиков. Вот только у нас вход – копейка, а выход – рубль. Может, этим дело и закончилось бы, только вот наше командование готовит наступление, а у немцев неожиданно были замечены какие-то хитрые перемещения в тылу. Срочно понадобился «язык», причем не унтер с передовой, а офицер из штаба. Узнав об этом, майор Ершов пошел к комдиву с рапортом, в котором сказано: дескать, «языка» с него требуют, а в поиск отправлять некого, так как трое его самых опытных разведчиков сейчас находятся в штрафной роте. На его счастье, в это время в штабе находился член военного совета фронта, прибывший к нам с инспекцией. Узнав об этом, он дал разрешение: взять трех штрафников-разведчиков в поиск, а если сумеют притащить нужного «языка», то это дело им зачесть и вернуть в свою часть. – Ясно. Так что за бумагу писать нужно? – Да я уже написал. Тебе осталось только переписать своим почерком и подпись поставить. Теперь следующее. Знай, что ответственность, если что-то пойдет не так, ляжет на всех. – Почему?! За них теперь майор Ершов будет отвечать. – Да потому что есть особый циркуляр, согласно которому отправлять штрафников в тыл врага категорически запрещено. Вдруг сбегут? Кто отвечать будет? В первую очередь, конечно, майор Ершов, но при этом нас с тобой точно не забудут. – Так вроде все согласовано наверху? Или я что-то не понимаю? – Похоже, не понимаешь. Если эти трое не вернутся, то майор Ершов первым пойдет под трибунал, но следователи, которые будут заниматься этим делом, обязательно спросят меня: если вы знали про циркуляр, то почему допустили подобное? Как вы, опытный контрразведчик, не сумели разглядеть в них врагов? И так далее. То же самое ждет тебя, лейтенант. Те же вопросы. Так что ты уже сейчас думай, как на них отвечать будешь. «Интересное дело, получается…» – но додумать мне не дала неожиданно открывшаяся дверь. В комнату вошел подполковник. Капитан нахмурился, но уже в следующую секунду вскочил, вытянулся, а за ним следом я стал по стойке «смирно». Судя по застывшему лицу капитана, гость был незваный и… опасный. – Товарищ подполковник… – начал докладывать он, но сразу был остановлен небрежным жестом, после чего тот прошел к столу, на ходу осмотрелся, потом прошелся быстрым и цепким взглядом по капитану, а потом по мне. Неожиданно взгляд задержался на моих наградах, при этом что-то мелькнуло в его глазах. В свою очередь, я насколько мог, попробовал проанализировать его личность. Лет сорок. Подтянутый, плечистый. Лицо каменное, глаза холодные, ничего не выражающие, словно у змеи. Его уверенность говорила о больших полномочиях. Вывод: опасный во всех отношениях человек. Подполковник повернулся к хозяину кабинета, достал красное удостоверение СМЕРШ. – Подполковник Быков. Из ОКР наркомата внутренних дел. Вам, капитан, должны были обо мне доложить! – Так точно, товарищ подполковник! Получил приказ оказывать вам всяческую помощь! – Вот и хорошо. А вы кто? – вдруг неожиданно повернув ко мне голову, спросил меня подполковник. – Лейтенант Звягинцев. Назначен оперуполномоченным ОКР СМЕРШ в отдельную армейскую штрафную роту. – Орден Красного Знамени за что получил? – За успешное выполнение боевого задания в тылу противника! – отчеканил я. – Четвертое управление? – Так точно! – Когда прибыли в расположение дивизии? – Вместе со штрафной ротой, товарищ подполковник. Час назад. – Свободны, лейтенант! – Есть! Натянув сырую шинель, я вышел под моросящий дождик в кромешную темноту. С трудом нашел барак, который определили для офицеров штрафной роты. К моей большой радости, в нем было так же сухо и тепло, как у капитана-контрразведчика. По углам стояли две печки-буржуйки, раскаленные докрасна, а в шаге от двери лежали заготовленные дрова, сложены в небольшую поленницу. Парни, собравшись в группу, сейчас что-то оживленно обсуждали. Стоило им увидеть меня, как раздались веселые возгласы. Только успел снять шинель и отчистить от грязи сапоги, как вспомнил, что не забрал бумагу, которую мне надо переписать. «Хрен с ним! Всё завтра!» – Звягинцев! Костя! Есть новости?! Чего тебе твое начальство сказало?! Я присел на топчан, сделал серьезное лицо и сказал: – Трех штрафников, которые разведчики, переводят обратно в разведку. Если на остальных лицах проступило явное удивление, то командир роты только усмехнулся. Он, похоже, уже эту новость знал, но промолчал. Не его это дело, понятно. Сразу посыпались вопросы, на которые я быстро ответил, затем спросил сам: – А у вас какие новости? У парней было две новости. Штурмовать рота будет поселок Синявино, как они и раньше думали. Меня удивило только одно: им в смертельный бой идти, а они радуются этой новости, но спустя какое-то время понял, что неновости радуются, а какой-то непонятой мной определенности в их судьбе. «Какая вам, к черту, разница, где вас убьют. Под Синявино или какой-нибудь другой деревне». Зато вторая новость стала для меня неожиданностью, хотя бы потому, что в первую очередь ее было положено знать мне по роду службы, а не офицерам штрафной роты. Оказывается, прошедшей ночью был вырезан передовой дозор. Следы двух человек от окопов вели на нейтральную полосу, в сторону немцев. «Хм. Теперь понятно, почему здесь появился подполковник из ОКР. Но зачем присылать человека из Москвы? Своих, что ли, мало? Или это дело… не их масштаба. Как-то слишком быстро он здесь появился, словно по их следам шел. М-м-м… Значит, произошло что-то крайне важное. Впрочем, не буду себе этим голову забивать. Не мое это дело. Не мое». Вскоре усталость взяла свое, и я заснул почти сразу, как только голова коснулась изголовья топчана. Вот только выспаться всласть мне не дали, так как я очнулся от того, что меня кто-то тряс за плечо и тихонько бубнил одно и то же: – Товарищ лейтенант. Товарищ лейтенант. Товарищ… Открыл глаза. Передо мной стоял Коломиец, ординарец капитана-контрразведчика, с фонариком в руке. – Здесь я, – зло буркнул я. – Чего надо? – Вас капитан Костромин к себе требуют. – Сколько времени? – Около часа ночи. Я матерно выругался, правда, про себя. Сел, после чего натянул сапоги, надел так и не просохшую шинель, после чего вышел вслед за солдатом в сырую и холодную темень. Пока мы шли, с меня слетели остатки сна, после чего я стал анализировать неожиданный и срочный вызов. Так как меня здесь знали считанные люди, то я остановился на подполковнике из Москвы, из-за его непонятного внимания к простому лейтенанту. Не постучавшись, толкнул дверь, но стоило мне переступить порог, как понял, что мои предположения оправдались на сто процентов. Капитана не было, а за его столом сидел подполковник Быков. Напротив него оседлал табурет незнакомый мне старший лейтенант с тонкой папочкой в руке. Оба в упор смотрели на меня. – Товарищ подполковник… – Проходи, лейтенант. Времени нет, поэтому перейдем сразу к делу. Садись. Я сел на свободную табуретку. – Ты знаешь, что прошлой ночью двое предателей ушли к немцам? – Так точно. Знаю. – Их надо найти. Его слова заставили меня лихорадочно просчитывать неожиданное задание, которое мне собрались поручить. «Найти! Легко сказать. А как это сделать? И почему я? Впрочем, чего гадать? Посмотрим, что он дальше скажет». Подполковник, видимо, ожидал моего удивления и вопросов, которыми я его должен был засыпать, но, не дождавшись, невольно переглянулся со старшим лейтенантом и снова посмотрел на меня. – Вы не удивлены? – Удивлен. Просто жду объяснений. – Ваша выдержка соответствует данной вам характеристике по прежнему месту службы. Очень хорошо. То, что вам будет поручено, является важной государственной тайной. Я прибыл сюда по личному распоряжению наркома внутренних дел товарища Берии, – этими словами он предупредил меня, что я теперь буду делать только то, что он прикажет, и это без каких-либо возражений. – Мошкин. Старший лейтенант открыл папку, достал лист бумаги и, ни слова не говоря, протянул мне. Я быстро пробежал глазами текст. Это была подписка о неразглашении государственной тайны, в конце которой стояла сноска, говорившая о том, что если я нарушу запрет, то меня поставят к стенке. Когда я подписал бумагу и положил перед ним, взгляд у подполковника Быкова, которым он смотрел на меня, был холодный, безразличный и смертельно опасный. Такой бывает взгляд у снайпера, глядящего на цель через оптический прицел. Вдруг в дверь постучали, после чего на пороге появился незнакомый мне человек в маскхалате. – Товарищ подполковник… – Проходи. Знакомься. Вот с ним в тыл пойдешь. Незнакомец был крепок и широк в плечах. Взгляд внимательно-изучающий. Подошел ко мне. Я встал. – Василий. – Костя, – в тон ему ответил я. Мужчина усмехнулся, потом бросил взгляд на подполковника. Тот коротко бросил: – Садись. Мошкин. Старший лейтенант достал из папки две фотографии и подал мне. – Это фотографии предателей. Смотрите и запоминайте, – впервые я услышал голос старшего лейтенанта. – Запомнил, – но только успел отдать фото, как он мне вручил еще одну фотографию. С нее на меня смотрел полковник немецкой армии. – Это полковник абвера Густав фон Клюге, – прокомментировал этот снимок уже подполковник. – Именно с ним предатели должны встретиться. Теперь о задаче, которая перед вами стоит, лейтенант. Вам необходимо сопровождать и выполнять приказы товарища Василия. На все время задания он становится вашим командиром. – Приказ понял, товарищ подполковник. – Прямо сейчас вас переправят через линию фронта. Что вам нужно? – Немецкая форма и соответствующие документы. Товарищ Василий знает немецкий язык? – Знает. Идите. Вас проводят. За дверью меня ждал незнакомый мне сержант, который уверенно повел меня в темноте по липкой, жидкой грязи, которую я уже начинал ненавидеть. Спустя час, переодетый в немецкую форму и маскхалат, с немецким автоматом за спиной, я вместе с товарищем Василием стоял в траншее рядом с группой разведчиков. Кроме них был командир роты Сапелов и начальник дивизионной разведки майор Ершов. С ними меня познакомил капитан Костромин, стоявший вместе с ними, а вот Быкова среди них не было, зато был старший лейтенант Мошкин. Командир разведчиков, который, так же как и я, получил неожиданный приказ: умереть, но доставить этих двух человек в тыл фрицам живыми и невредимыми, был излишне напряжен. Его можно было понять. Просто так, без подготовки, взять и перевести людей через нейтральную полосу. Подойдя к нам, он сразу спросил: – В поиск раньше ходили? Мы оба покачали головой. Нет. Не ходили. Было видно по его глазам, что наши ответы не сильно порадовали офицера-разведчика. – Ладно, – сердито процедил он сквозь зубы. – Тогда скажу вам одно: слушать мои приказы беспрекословно. Выступаем.
Переход через нейтральную полосу был для меня не в новинку, но все это касалось только сознания, а не тела, которое автоматически напрягалось, стоило взлететь осветительной ракете или немецкому пулемету дать отрывистую, лающую очередь. Все это заставляло меня вжиматься в мокрую землю и дрожать каждым нервом от холодного и липкого внутреннего страха, накатывающего каждый раз. В какой-то момент немцы то ли заметили нас, то ли это была случайная очередь немецкого пулеметчика, но она достигла цели. Непроизвольный вскрик получившего пулю разведчика сделал свое дело. В небо полетели осветительные ракеты. – Назад! Уходите! – закричал нам офицер-разведчик. – Мы прикроем! Мы, не раздумывая ни секунды, кинулись бежать. Немцы, сосредоточив огонь на разведчиках, не сразу поняли, что от группы отделились два человека, которые сейчас бегут к своим траншеям. Именно эта минута или полторы дала нам возможность избежать пули в спину. Разведчикам повезло намного меньше. Как я узнал позже, из шести разведчиков только двое, раненые, приползли к нашим окопам спустя два часа, остальные остались лежать на нейтральной полосе. Не успел я оказаться в окопе, как меня и товарища Василия сразу потащили по ходу сообщения, уводя из опасной зоны. Пули то и дело свистели над нашими головами, а спустя еще десять минут мы сидели в блиндаже командира роты. Начальника дивизионной разведки здесь не было, зато был один из тех, кто организовал эту авантюру. Старший лейтенант Мошкин. – Как вы? – спросил он. Я пожал плечами, а товарищ Василий ответил вопросом на вопрос: – Быков знает? – Так точно. Он ждет у себя, а вас, лейтенант, мне приказано определить на ночлег, до особого распоряжения товарища подполковника. «Это понятно. Меня, как хранителя военной тайны, сейчас фиг куда выпустят. При себе держать будут». – Мне надо переодеться. – У меня приказ. Идемте.
– Полковник, вы допустили непростительную ошибку! Вы должны были взять этих людей! Взять сразу, как только они покинут Москву! Что вы можете сказать в свое оправдание?! – хозяин кабинета уперся бешеным взглядом в своего подчиненного. – То, что говорил раньше, товарищ комиссар! У нас в управлении сидит предатель! Они были предупреждены, после чего поменяли маршрут. К тому же их вели люди Берии. Столкновение с ними сразу бы нас выдало. – Люди Берии? Вы мне об этом не докладывали. Почему? – Только вчера мне стало это окончательно ясно, товарищ комиссар! Потом надо было проверить, так ли это. В этом деле нам нельзя ошибаться. – Да! Ошибаться нельзя! Но и времени у нас нет! Если хотя бы часть документов… Ты что, не понимаешь, что произойдет, если всплывут эти документы! Не понимаешь, да?! В самый разгар войны! – Прекрасно все понимаю, товарищ комиссар, вот только спешка ни к чему хорошему не приведет. К тому же не мы одни в таком подвешенном состоянии. – В подвешенном состоянии? Как ты изящно выразился! Да нас не только подвесят, но и распнут, как того Христа! Хозяин кабинета, находясь в крайнем возбуждении, сначала резко вскочил, но спустя секунду снова сел, наклонился, задвигал ящиками стола, затем поставил на столешницу початую бутылку коньяка и стакан. Набулькал сначала половину стакана, секунду подумал и долил, потом взял стакан и одним махом опрокинул себе в рот. Пару минут сидел, потом поднял глаза на своего заместителя: – Коротко расскажи мне, как обстоят дела на сегодняшний день. – Я думаю, что ни американцы, ни англичане архива не получат. Те, у кого сейчас архив, предложили бумаги американцам, видимо, только с одним расчетом: узнать его цену. Они прекрасно знали, что сделку им до конца не довести, так как каждый посольский работник у нас под строгим надзором. Еще один шаг – и они бы засветились, и они решили затаиться, а теперь вот снова выплыли, но уже в связи с немецкой разведкой. Этот вариант был нами просчитан, хотя, честно говоря, я в него не сильно верил, но судя по всему, немцы сумели им предложить столько, что те откинули всякий страх. К этому могу еще добавить следующее. Люди Берии активно занимаются этим делом и идут на шаг впереди нас. Не сегодня, так завтра к этому делу подключится контрразведка. Переход, а затем прибытие людей Берии – все это было у них на виду, поэтому обязательно заинтересуются. – У Берии кто этим вопросом занимается? – Подполковник Быков. – И как у них дела? – Собирались отправить в тыл к немцам по горячим следам майора Васильева, доверенное лицо Быкова, и лейтенанта Звягинцева. Он наш бывший сотрудник. Но судя по последним данным, заброска в тыл по горячим следам им не удалась. – Этот Звягинцев, он что теперь… – хозяин кабинета сделал многозначительную паузу. – Нет, товарищ комиссар, не переметнулся. Насколько я могу судить о сложившейся ситуации, лейтенант оказался там чисто случайно. Его как оперуполномоченного СМЕРШа придали штрафной роте. – За что? – лаконично спросил хозяин кабинета. – Набил морды подполковнику и майору. Судя по полученным сведениям, лейтенант прирожденный диверсант и разведчик, только поэтому его не отправили рядовым в штрафную роту. – Хм. Мы его можем использовать? – Скорее нет, чем да. Вполне возможно, что он обижен на свой перевод. Парень молодой, к тому же, судя по его характеристике, у него независимый и упрямый характер, при этом хладнокровен, не теряет головы в опасных ситуациях, не боится крови. – Да-а, – задумчиво протянул хозяин кабинета, – так мы и теряем специалистов, а потом кричим, что нет профессионалов. Ладно. Что мы можем сделать, чтобы повернуть ситуацию в свою сторону? – У нас сейчас осталось две зацепки, товарищ комиссар. Вычислить предателя у нас в управлении и попробовать действовать через него. Еще можно попробовать через штаб партизанского движения связаться с партизанским отрядом… Хотя нет. Так мы проявим себя. Комиссар задумался. Может, плюнуть на все и выйти из игры? Еще не поздно. Вот только он твердо знал, что под него копают. Причем давно и глубоко. Исчезновение двух его агентов говорило о многом, зато если он найдет и представит хоть часть этого архива Сталину, то ему никакие враги будут не страшны. «Правда, есть и другой вариант. Меня очень быстро уберут. Но кто мне мешает в этом случае подстраховаться?» – Ищи крысу! Даю добро на ВСЕ твои действия! Ты меня понял?! – Так точно, товарищ комиссар!
ГЛАВА 3
Немецкая разведка не зря ела свой хлеб. Сначала немецкая артиллерия довольно точно ударила по дальним объектам – танковому корпусу и двум пехотным дивизиям, которые были сосредоточены в ближнем тылу для прорыва, нанеся технике и человеческому составу армейских частей серьезные потери, после чего стала основательно перепахивать две передние линии обороны. Здесь к пушкам присоединились минометы, после чего немецкая пехота, под прикрытием танков и бронетранспортеров, кинулись в атаку, и вскоре в первой линии траншей закипел рукопашный бой, который продолжался недолго, сыграли свою роль неожиданность и мощный артобстрел. Уже с большим трудом была захвачена вторая линия обороны, после чего немецкие танки и пехота под прикрытием артиллерии, продолжавшей обстреливать наши тылы, ударили по нашим войскам. Потеря связи между частями, случайная гибель командира и ряда офицеров пехотной дивизии (один из снарядов угодил прямо в штабной барак) внесли хаос и сумятицу в полки и подразделения. Сейчас был не 41-й год, когда бойцы и командиры бежали в панике, а конец 1943-го, поэтому даже сейчас, находясь в невыгодном положении, фашистам преградили путь. Ценой крови, мужества и силы духа русских людей, которые бросались с гранатами под танки, выкатывали пушки на прямую наводку, стреляя в упор по вражеской бронетехнике, отстреливались до последнего патрона, но не отступали. Видя это, немецкие генералы кинули в прорыв свежую моторизованную дивизию и полк самоходных артиллерийских установок, благодаря которым германские войска вырвались на оперативный простор, сумев углубиться где на десять, где на двенадцать километров, сведя к нулю все разработанные планы по наступлению на этом участке фронта. Бесполезную попытку остановить гитлеровцев попробовал командир бригады, стоявшей в резерве, но был просто смят и раздавлен ударом железного кулака. Авиация бездействовала уже несколько дней по причине плохой погоды, поэтому рассчитывать на ее поддержку не имело смысла, как и на дальнобойную артиллерию. Чтобы остановить немецкие части, были срочно переброшены и вступили в бой резервы от соседей. После ожесточенного боя на новой линии обороны установилось шаткое затишье. Обе стороны, не теряя времени, лихорадочно закреплялись на захваченных позициях, при этом настороженно следя за действиями противника. Наш главный штаб и разведывательное управление, проводя совещания, пытались понять, как немцы сумели не только прорвать нашу оборону, но и сорвать тщательно планируемое наступление. Из Ставки для проверки была быстро сформирована и послана комиссия, чтобы разобраться на месте с теми, кто мог допустить подобный провал.Дикий грохот не только разбудил меня, но и заставил мгновенно вскочить на ноги. По нашим позициям била немецкая артиллерия. Напротив меня судорожно пытался попасть в сапог старший лейтенант, спавший напротив меня. Я его прозвал «битюг». Длинное лицо, напоминавшее лошадиную морду, широкие плечи и выпуклая грудь, говорящие о большой силе. Он был один из трех офицеров в помещении, куда меня определили на постой, а вернее – под охрану. Кроме «битюга» здесь ночевали Мошкин и еще лейтенант, из команды Быкова. Сейчас все трое лихорадочно одевались, мне же нужно было только надеть сапоги, так как вчера, уставший до предела, я улегся спать, почти не раздеваясь. Надевая сапоги, я одновременно пытался понять, что это: просто артиллерийская пристрелка или предвестник наступления. Среди московской группы царила растерянность, сейчас она хорошо отражалась на их лицах. Они не понимали, что происходит, впрочем, так же как и я. – Что это?! – спросил Мошкин. – Немцы стреляют, – подал голос лейтенант, натягивая шинель. «Битюг» тем временем уже бежал к выходу, на ходу застегивая ремень. – Звягинцев, может, ты… В этот самый момент фашисты перенесли огонь, и один из снарядов разорвался где-то недалеко от нас. Мошкин прервался на полуслове и кинулся к распахнутой настежь двери. Если сначала разрывы снарядов были слышны вдалеке, то сейчас они стали рваться рядом с нами. Я замер. Спустя какое-то мгновение я услышал свист, затем раздался взрыв, и… послышались дикие крики раненых и умирающих людей. Несколько ударов сердца – новый свист и новый разрыв. Земля закачалась под ногами, а с потолка посыпалась земля. Снаружи вперемешку с разрывами были слышны крики и стоны. Новый разрыв снаряда, упавший совсем рядом с бараком, заставил меня пошатнуться, так как земля снова попыталась уйти из-под ног. Страх сжал мое сердце, уж очень не хотелось умирать. Я рванулся к двери. Новый свист снаряда был какой-то особенный. Он словно парализовал меня, пригвоздив меня к месту. Ударившая по глазам вспышка черно-красного огня, вместе со страшным грохотом, сначала ослепила и оглушила меня, а в следующую секунду что-то тяжелое и острое ударило в грудь, сбив с ног. Сознание погасло прежде, чем я упал на землю. Я не слышал и не чувствовал, как новый снаряд, разметав угол барака, обрушил крышу и похоронил меня в развалинах. Не слышал, как ревели моторами танки и бронетранспортеры, рвались снаряды и строчили пулеметы. Не слышал, как стонали, кричали от боли и умирали люди. Очнулся я от пронзительно-острой боли в левом боку и, не удержавшись, застонал и только секундой позже понял, как кто-то за моей спиной, упираясь и пыхтя, пытается вытащить меня из-под обломков. При этом голова зверски болела, а в ушах словно били колокола. Я хотел послать этого спасителя по матушке, как вдруг услышал немецкую речь: – Отто, помоги, черт бы тебя побрал! Чего стоишь, как истукан! – Ты его еще немного подтащи, чтобы я мог ухватиться! Вот! Все! Схватил! Новый рывок, и боль прошила меня, словно разряд тока. Я застонал. – Ты не дергай так! Смотри, бревно крениться стало! Давай разом! Раз! Два! Три! После этих слов последовал новый рывок, затем что-то заскрипело и рухнуло. Меня положили на землю. – Уф! Тяжелый, какой! – надо мной наклонился рядовой вермахта с широкими плечами и с широким грубым лицом. – Ты кто, парень? – Дитрих. Димиц. Сказал, а в голове, несмотря на неожиданную ситуацию, все же промелькнула мысль, причем с откровенной издевкой в отношении самого себя: «Добрался я все-таки до немецкого тыла». – Из двадцать седьмого батальона, что ли? – Из двадцать седьмого, – повторил я за ним, надеясь, что он не потребует у меня документы. – Вас тут порядочно полегло. Тебе еще повезло, унтер. Живой. – Вы как, господин унтер-офицер? – поинтересовался моим самочувствием второй солдат. По сравнению со своим напарником, крепким и плечистым парнем, он выглядел как вчерашний школьник. Худой, долговязый, в очках. В глазах страх и жалость. – Не знаю, – при этом я усиленно прислушивался к ощущениям. Плечо жгло, но терпимо. Не мутило, но голова кружилась. – У вас осколок в плече сидит и голова разбита. Сидите пока, я сейчас за санитаром схожу. Санитаром оказался пожилой фельдфебель с большим красным носом, с брезентовой сумкой через плечо и белой повязкой с красным крестом на рукаве. – Ну, что тут у нас? – добродушно прогудел он, осматривая меня и вдруг неожиданно для меня, ухватившись за осколок, с силой рванул. Я заорал как от боли, так и от неожиданности. – Ну-ну. Всё. Хватит кричать! Я его уже вытащил. Что стоите! Раздевайте его живо! Сейчас рану почищу и дезинфекцию проведем. После всех этих процедур мне помогли одеться, после чего санитар занялся моей головой. – Чем это тебя приложили? Или ты на прочность лбом русскую броню пробовал? – Может, и пробовал. Не помню. Ай! – морщась, ответил я. – Да не дергайся ты, славный солдат вермахта! – Да я… – Господин фельдфебель Вангер! – закричали откуда-то со стороны. – Там тяжелораненый! Срочно нужна помощь! Я узнал голос. Это кричал солдат, похожий на школьника. – Вот так всегда, – недовольно буркнул санитар, а затем крикнул: – Иоганн, иди сюда! Живо! Когда солдат прибежал, санитар сунул тому конец бинта: – Домотай! И смотри мне! Аккуратно! Куда идти? – Туда! – он махнул рукой, показывая направление. – Там Пауль! После перевязки он помог мне подняться. – Я вам помогу… – Не надо. Куда мне идти? Бывший школьник, а нынче солдат вермахта, рукой показал мне направление. – Туда идите, господин унтер-офицер! Там лазарет! Большая палатка… – Спасибо, приятель. С этими словами я потихоньку двинулся в указанном мне направлении. По тому месту, где я шел, прошел сильный бой. Громоздились сгоревшие остовы танков и бронетранспортеров, стояли искореженные пушки, рядом с которыми лежали грудами ящики из-под снарядов, валялись пробитые осколками каски и разбитое оружие. Все что могло, здесь уже сгорело. Мертвецов, на мое счастье, было не так и много, видно благодаря немецким похоронным командам. Правда, встречались места, при виде которых начинал ворочаться желудок. Одним из таких мест была воронка от снаряда, сразу у входа в землянку. Бревенчатый накат у входа завалился вместе с поддерживающими его стенками, обрушив первую треть блиндажа. Мешанина из человеческих тел, земли и обломков бревен заставила меня отвернуться, заставив пару раз сглотнуть подкатывающий к горлу комок. Кругом была слышна немецкая речь. Двое фрицев-связистов раскручивали с катушки телефонный провод, но при этом вместе с ними двигался солдат – охранник, который постоянно оглядывался по сторонам, держа наготове винтовку. Проехали четыре бронетранспортера. Один из пулеметчиков по-приятельски помахал мне рукой. Я помахал ему в ответ. За ними двигалась пехота. Не меньше батальона. Фрицы с завистью косили на меня глазами. Впереди их ждал страх и боль, а я уже отвоевался, иду в тыл. Документы немецкого унтер-офицера у меня были настоящие, вот только участвовал мой полк в этом наступлении, мне было неизвестно. Даже более того. За это время (две недели, как эти документы попали к нашим контрразведчикам) полк могли отвести на переформирование. «Что-то надо делать с солдатской книжкой. Только что?» Я надеялся, что санитар и его двое солдат-помощников обо мне быстро забудут, так как у них, похоже, и без меня забот хватает, поэтому я собрался свернуть где-нибудь в сторону по пути в медпункт. Там меня ждала обязательная проверка документов. Вот только плохо, что я не знал этой местности, так как пробыл здесь все ничего – двое суток. Увидев с левой стороны развалины, я стал намечать, как мне до них добраться, как раздался крик, полный страха и отчаяния: – Нет!!! Не стреляйте! Не… Длинная автоматная очередь его резко оборвала. «Кого-то шлепнули. Нет. Мне туда точно не надо», – но только я так подумал, как услышал ломаную русскую речь: – Шнель! Бистро! Русский свин! Строись! Цвай шеренг! Эти приказы прозвучали из-за разбитого, наполовину обрушенного сарая, стоявшего слева от меня. В нем раньше хранили сено. Это было видно по трухе, перемешанной с грязью. Идти там мне не следовало. Меня могли узнать. Я замешкался, пытаясь понять, что мне делать дальше. В этот миг, нарастая, послышался глухой рев двигателей каких-то тяжелых машин, движущихся мне навстречу. Пока я раздумывал, в какую сторону пойти, показались грузовики с солдатами, за которыми двигалась колонна тяжелых машин с прицепленными к ним пушками. Я остановился, пропуская их, одновременно анализируя ситуацию. Дело в том, что вместе с немецкой формой, документами и оружием мне дали только общую информацию. Причем сообщил ее мне Василий в короткой, лаконичной форме, в траншее, перед отправкой в тыл. По его словам, за линией фронта, в 22 километрах, есть небольшая деревня Аховка, где староста является ставленником партизан. Именно он должен был свести нас с партизанским отрядом. После чего мы должны были совместно с народными мстителями захватить предателей и немецкого полковника, который прилетает для встречи с ними на какой-то местный аэродром. Откуда он все это знает, мне было неизвестно, но информация явно заслуживала уважения. Деревню я знал. Пароль тоже. Дорогу найду. Приду, после чего партизаны выведут меня на цель. И что дальше? При неудачной операции – меня расстреляют. Если все пройдет хорошо, то тут возможны варианты. Может быть, даже смогу войти в команду подполковника Быкова и укатить вместе с ним в Москву. Вот только в этом было одно «но». Носитель важной военной тайны, который неизвестно сколько времени болтался в немецком тылу. Чревато неприятными последствиями. Сразу вспомнят дело об избиении вышестоящих офицеров… Так что выбора особого у меня не было. Так и сделаем. «Напрягаться не буду, а просто изображу активность». Все эти мысли ходили по кругу у меня в голове и никак не могли упорядочиться, пока я провожал взглядом военную колонну. Замыкающим в колонне проследовал легковой автомобиль в сопровождении охраны. Водитель-мотоциклист и пулеметчик были в черных прорезиненных плащах и защитных очках. «Мне бы такой транспорт, – сразу подумал я, стоило мне его увидеть. – Живо бы до леса домчался». Не успел я так подумать, как вдруг неожиданно раздался чей-то громкий голос, назвавший знакомую мне фамилию: – Товарищ Мошкин!!! Какая встреча! Вы не рады меня видеть?! От удивления я даже застыл на пару секунд на месте. Это как понять? Обойдя сарай, я покрутил головой по сторонам и только после этого осторожно выглянул. У входа в деревянный барак, неизвестно каким образом оставшийся целым, стояло два немецких офицера (капитан и лейтенант) и мужчина в наброшенной на плечи немецкой шинели. Его я узнал сразу. Это был один из двух предателей, фотографии которых мне показал тогда Мошкин. Эта троица сейчас стояла напротив пленных, выстроенных в две шеренги, которых окружало около десятка солдат, вооруженных винтовками и автоматами. Еще два автоматчика стояли поодаль. За ними в грязи, раскинув руки, лежало три трупа. Два офицера и солдат. – Выходи! Выходи вперед, Мошкин! Не стесняйся! Поздоровайся с господами офицерами! – затем предатель повернулся к капитану и сказал: – Господин капитан, этот офицер работает в СМЕРШе. Он человек Берии. Приехал из Москвы. Лейтенант перевел это капитану. Тот какое-то время изучал пленного с ног до головы. Причем взгляд у него был колючий и оценивающий. У меня даже мелькнула мысль, что тот оценивает Мошкина сразу в двух вариантах: как человека и как мишень. Девяносто процентов я бы поставил на то, что фриц был сам контрразведчиком. Капитан отдал команду, после чего фельдфебель рявкнул, и один из солдат с автоматом подбежал к первому ряду и вытолкал стволом человека. Да, это был он, старший лейтенант Мошкин, собственной персоной. Неожиданно пошел дождь, и капитан, бросив кислый взгляд на небо, развернувшись, вошел в барак, за ним следом шагнул лейтенант, а последним – предатель. Пока охранники строили пленных в колонну по четыре человека, чтобы гнать дальше, Мошкина тем временем фельдфебель и солдат завели в барак. Второй солдат остался стоять у двери. Мне было интересно, о чем они там говорят, но еще интересней была мысль о том, что выведи я этого иуду и Мошкина к нашим частям, то у меня был шанс стать героем. Вот только это было нереально. Тут самому бы выкрутиться, а уж с такими довесками… Бок уже не так сильно жгло. Неожиданно захотелось есть. Горячего наваристого супа. Я проглотил слюну. Вещмешок с продуктами остался в разбитом сарае, как и автомат. Из оружия – пистолет на поясе да ножи. Опускались сумерки. Ливень превратился в мелкий холодный дождик. Еще раз обдумал свое положение. Идти в сторону наших позиций – самое настоящее самоубийство. Что немцы, что наши после этой кровавой бойни настолько озверели, что спрашивать не будут, а просто пустят пулю в лоб. Да и линии фронта четкой нет. Нет, надо идти к немцам в тыл и попробовать выйти на партизанский отряд. Был еще один вариант. Где-то спрятаться, а затем дождаться нашего наступления. Не оставят же наши генералы такую ситуацию. На фига им клин, вбитый в нашу оборону, а значит, будут выправлять линию фронта. Вот только как пережить второй раз этот дурдом? Значит, вперед! Стоп! Документы! Я достал из внутреннего кармана солдатскую книжку, затем пролистал ее. Хм. Похлопал по карманам, выудил зажигалку и поджег книжку с краю, после чего вывалял ее в грязи, а затем почти то же самое проделал с шинелью и кителем. Дрожа от холода, я оделся, после чего направился в сторону немецкого лазарета. Как я и рассчитывал, несмотря на хваленый немецкий порядок, около полевого госпиталя был самый настоящий хаос. Две большие палатки были битком набиты ранеными, которые стонали, кричали и ругались. Еще в одной палатке шли операции. Врачи и фельдшеры просто не успевали принимать раненых. Подойдя к группе легкораненых солдат, я без особого труда выудил у них сведения, которые были мне нужны. Раненых было много, поэтому только спустя два часа меня осмотрел врач, а затем отправил на перевязку. Там же сидел пожилой и усталый фельдфебель, который потребовал мою солдатскую книжку. Он взял ее двумя пальцами, затем брезгливо перелистал ее, после чего записал в журнал, без лишних вопросов, мои данные, причем по большей части с моих слов. После перевязочной меня отправили в одну из двух больших палаток, где к этому времени оказалось несколько свободных мест. Меня покормили и оставили отдыхать. На вопросы соседей я почти не отвечал, ссылаясь на сильную головную боль. Еще спустя какое-то время прибыли три закрытые машины, куда положили тяжелораненых, а так как санитаров не хватало, то легкораненым предложили ехать в качестве сопровождающих. Несколько солдат, и я в том числе, дали свое согласие. Мне надо было отсюда срочно убираться. В дополнение к своей испорченной солдатской книжке мне дали справку с фиолетовой печатью. В ней говорилось, что согласно моим ранениям я отправлен в тыловой госпиталь на излечение. Я поинтересовался, куда мы едем, а когда получил ответ, обрадовался. Населенный пункт назывался Кондратьево. Карты у меня с собой не было, но на зрительную память я никогда не жаловался, поэтому хорошо помнил название ряда деревень и их соотношение к Аховке. От Кондратьево до Аховки было четыре-пять километров. Просто отлично! В госпитале задержался на сутки, а потом просто сбежал, прихватив на кухне три банки консервов и буханку хлеба. Спустя три часа я был у цели, вот только то, что мне довелось увидеть, совсем не понравилось. Стоило мне выглянуть из-за дерева, расположенного на опушке леса, где-то в трехстах метрах от деревни, как я зло выругался. Надо мной словно злой рок висел. На фоне трех десятков домов стояли два грузовика, толпа крестьян, мужиков и баб, окруженные дюжиной немецких солдат. Крестьяне смотрели и слушали немецкого лейтенанта, который что-то им читал по бумаге. Рядом с ним стоял мужчина в пальто, с белой повязкой на рукаве, который переводил сказанное офицером. После того как лейтенант закончил читать, он повернулся к большому сараю, стоявшему на окраине деревни и громко крикнул: – Donnerwetter!! Живее!! В следующую секунду из-за сарая показались два солдата с канистрами в руках, которые время от времени плескали бензин на его стены. Несколько женщин из толпы жалостно заголосили. У мужчин лица напряженные, хмурые, злые, а пальцы сжались в кулаки – они бы уже кинулись в драку, вот только в руках у немецких солдат – винтовки. Как говорится: плетью обуха не перешибешь, и все равно нашлись две совсем отчаянные головы. Сначала из толпы на солдат кинулся мужик в драной телогрейке, из которой торчала вата, но получил стволом винтовки в живот, утробно застонал и, согнувшись, упал на колени. Второго ударили прикладом в лицо, и он рухнул на землю как подкошенный, а тем временем поджигатели отбежали от сарая. Один из них понюхал свои ладони, затем тщательно вытер их об отсыревшую шинель и только после этого достал спички. Чиркнул и бросил горящую спичку на бензиновую дорожку. Все это происходило в гробовом молчании, и только тогда, когда огонек побежал к сараю, люди закричали. Только когда огонь полностью охватил сарай, лейтенант дал какую-то команду. Немецкое оцепление рассыпалось, и фрицы как ни в чем не бывало принялись собираться. Несколько женщин и мужчин кинулись к лежащим на земле сельчанам, но большинство так и осталось стоять, глядя, как пламя пожирает сарай. Стоило мне увидеть, что несколько солдат грузят туши свиней в одну из машин, то окончательно понял, что происходит, хотя до этого уже знал о подобных мерах из инструкции по умиротворению оккупированных районов № 9 от 15 октября 1942 года. В свое время (в группе Камышева) мне нередко приходилось изучать подобные документы. Выдержка из этой инструкции гласила: «Уничтожение отдельных партизанских отрядов не решает проблемы ликвидации партизанского движения в целом, ибо практика показывает, что это движение возрождается снова, как только карательные части меняют дислокацию. Только полное уничтожение материальной базы в труднодоступных, в силу природных особенностей, районах может отнять у партизан способность к возрождению новых отрядов. Ввиду этого охранным частям предлагается произвести изъятие и вывоз продовольствия из всех труднодоступных районов. Продовольствие, которое в силу тех или иных причин не может быть вывезено, должно безжалостно уничтожаться. Не может быть пощады в отношении кого бы то ни было! Только коренное истребление материальной базы приведет к умиротворению территории. Населению должно быть разъяснено, что виновником его бедственного положения является контакт с партизанами». Немцы не спеша загрузили ящики, корзины и мешки на машину, после чего расселись и уехали. С откровенной злобой я проводил глазами машину с гитлеровцами. «Вот же сволота фашистская! Из-за вас меня крестьяне голыми руками разорвут, стоит только показаться в этой форме им на глаза! И сразу вилами! Два удара – восемь дырок! Мать вашу! Охренеть, как мне весело живется!» Люди тем временем бросились к сараю и попробовали тушить пламя. С одного угла им удалось его сбить, и они сразу стали разбирать и оттаскивать обгорелые бревна и доски. В толпе радостно закричали, стоило им увидеть, что мужчинам удалось вынести несколько мешков, но только они успели это сделать, как обвалилась прогоревшая крыша. Пламя взлетело чуть ли не до небес, и колхозники отхлынули в разные стороны, но затем снова стали вилами и граблями разгребать и растаскивать бревна, пытаясь спасти то, что еще не сгорело. «Это надолго, – подумал я, после чего, отломив от буханки кусок, стал с аппетитом жевать, а затем вскрыл ножом банку консервов. За едой продолжал внимательно наблюдать за колхозниками и только поэтому вовремя заметил, как крепенький дедок отозвал одного из подростков, что-то ему сказал, после чего тот быстро зашагал в сторону леса. К тому моменту, как я прикончил тушенку, он добрался до леса. Я сразу двинулся за ним. Подросток быстро шел, но при этом соблюдал осторожность. Несколько раз останавливался, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к лесным звукам. Было видно, что даже в сумерках он легко ориентируется, но при этом было видно, что по лесу толком ходить не умеет. Пару раз оскальзывался, а один раз споткнулся, да так, что только чудом не упал. Когда он в очередной раз резко остановился и стал внимательно вглядываться в полумрак, я понял, что мы пришли к границам партизанского лагеря. Паренек тихонько свистнул пару раз, потом после короткой паузы еще раз свистнул. Раздался легкий шорох, затем негромкий голос спросил: – Сенька, ты? – Я, дяденьки. В деревне беда. Дед меня прислал. Немцы приехали… – Давай сюда, парень. Здесь расскажешь. Мне незачем было прислушиваться к разговору, и я осторожно стал обходить дозор сбоку, настороженно оглядываясь по сторонам. Что, если у них кроме постов, секреты расставлены? Так оно и оказалось. Партизан, сидевший в секрете, в метрах тридцати от места, шевельнулся, видно повернулся, прислушиваясь к разговору. Вычислив его местонахождение, я подкрался к нему, затем точным ударом в висок отправил его в бессознательное состояние. Аккуратно положив тело на землю, а рядом с ним винтовку, я двинулся в сторону лагеря. Вскоре деревья расступились, и я оказался в партизанском лагере. Землянки. Три деревянных сруба. Чуть дальше поляна, где под навесом кроме грубо сделанных столов и лавок стоял нахохлившийся часовой. Рядом стояла военная полевая кухня. Только я успел все это рассмотреть, как дверь одного из бараков распахнулась, вырезав в темноте светлый прямоугольник. В проеме показался парень, который побежал к одной из землянок. Часовой встрепенулся и перехватил его на бегу вопросом: – Гришка! Чего там случилось?! – Да Аховку фашисты разграбили! – Вот суки фашистские! – с чувством выругался, услышав эту новость, часовой. Спустя пару минут из землянки, куда нырнул посланец, выскочило два человека, на ходу надевая телогрейки, и быстрым шагом направились к бараку. «Начальство собирается. Совещаться будут». Часовой, сонное и скучное существование которого было резко нарушено новостью, вместо того, чтобы по всем правилам нести караульную службу, стал с каким-то настороженным вниманием следить за дверью партизанского штаба и поэтому не заметил, как за его спиной возникла темная фигура. Засунув его под стол, чтобы не сильно бросалось лежащее на земле тело, я подошел к срубу и открыл дверь. Зашел. При свете двух ламп-коптилок, сделанных из латунных гильз, сидело четверо мужчин и парнишка из Аховки. Трое из них сидели за столом, а еще один командир вместе с парнишкой сидел на лавке, стоящей у стены. Все пятеро сейчас таращили на меня удивленные глаза. Перед ними стоял самый настоящий фриц. – Здравствуйте, товарищи. Послан в ваш партизанский… – Ты, гад, откуда здесь взялся?! – вскинулся на меня, приподнимаясь с места, плотный, ширококостный мужчина в армейской шинели без знаков различия, перетянутой портупеей, сидевший на лавке, при этом его рука уже расстегивала кобуру. – Погоди, Мирон Иванович! – перебил его сидевший за столом мужчина в свитере домашней вязки и надетой поверху телогрейке. – Дай человеку сказать! – Расскажу. Только вы своих часовых смените. В секрете и на внутреннем посту. Не дай бог застудят парни свои мужские достоинства на сырой земле, а потом девушки их любить не будут. После этих слов меня обожгло сразу несколько злых взглядов. – Мирон Иванович, распорядись, – отдал приказ командир отряда, продолжая смотреть на меня внимательным и цепким взглядом. – А вы садитесь. У нас с вами, похоже, долгий разговор будет. Усевшись на лавку, я коротко изложил свою историю, главным козырем в которой был пароль к старосте деревни. Командование отряда, в общих чертах, знало о готовящейся операции, поэтому после короткого разговора-допроса меня довольно вежливо попросили сдать оружие, потом накормили и определили в землянку под охрану. На следующее утро я снова предстал перед партизанскими командирами. То, что мне сразу вернули оружие, говорило о том, что моя личность полностью подтверждена нашим командованием, после чего сразу пошел разговор о деле, при этом теперь для партизан я был товарищем Константином, человеком из Москвы. Стоило мне это услышать, как сразу понял, что там, за линией фронта, считают сложившуюся ситуацию прямо по пословице. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Меня решили использовать по полной программе, полностью возложив на меня всю ответственность. Мне это не понравилось, но ничего сказать я не успел, как мне в руки сунули бумагу. – Товарищ Константин. Вот, возьмите радиограмму. Это то, что мы получили ночью из центра. Прочитайте. Смысл текста был прост и незамысловат: захват полковника фон Клюге проведут партизаны, а товарищ Константин отвечает за документы. Головой отвечает. Мне оставалось только покачать этой самой головой. После чего мне сразу подумалось о подписанной мною расписке с расстрельной статьей. Цела бумажка или где-то лежит, втоптанная в грязь? Знать бы наверняка! Уж очень не хотелось иметь дело с секретом особой важности. Уже то, что начальство разом плюнуло на все секретные циркуляры и приказы, в которых определялось отношение к военнослужащим, вышедшим из немецкого плена, говорило о том, что полковник и документы представляют собой важную государственную тайну. Ведь будь по-другому, я должен быть арестован и допрошен в соответствии со всеми положенными инструкциями, и если бы партизанским командирам показалось, что я вру и увиливаю, то меня бы тут и шлепнули бы, как немецкого шпиона. А вместо этого не только не арестовали, но и решили доверить секретные документы! Чудо чудное, диво небывалое! Все это я прокрутил в голове, потом отдал радиограмму. – Что от меня требуется? – Место для засады мы уже определили. Людей подобрали. Вы, товарищ, в бой не лезьте. Ваше дело разобраться с документами и пленными, которых мы захватим, – он немного помолчал. – Теперь нам остается только ждать, когда наш человек с немецкого аэродрома знак подаст. Сами видите, уже третьи сутки тучи сплошные над головой висят. Никаких полетов нет. Поэтому пока отдыхайте. Мы вам одежду приготовили. – Я пойду в немецкой форме. – Почему? А впрочем, это ваше дело! Людей я предупрежу.
Засаду партизаны приготовили грамотно, со знанием дела, вот только как всегда бывает, неожиданно выплыли детали, которые никакими точными планами и детальными разработками не учтешь. Вместо легкового автомобиля с охраной на дороге оказалась колонна из четырех автомобилей и мотоцикла с пулеметчиком, но хуже всего было то, что одной из машин оказался полугусеничный бронетранспортер с двумя пулеметами. Метко брошенная граната буквально перевернула мотоцикл, выбросив фрицев на дорогу, а с другой стороны затрещал пулемет и ударили винтовки, прошивая борта и кабину ехавшего сзади тентованного грузовика. Пулеметчика сняли сразу, но на его место мгновенно встал другой, а в добавление к пулеметам поверх бортов транспортера застрочили автоматы солдат, но неожиданность сыграла свою роль, иоборона фрицев была сломлена уже спустя несколько минут. Сначала противотанковая граната сорвала гусеницу, лишив путей отхода, а прилетевшая следом пара метко брошенных гранат довершили дело. Из всей колонны только легковой автомобиль выглядел более или менее достойно, не считая нескольких пулевых отверстий, спущенных шин и пары стекол, разбитых случайными осколками. Когда его водитель понял, что их не расстреливают на месте, он сделал все для того, чтобы остаться живым. Открыл дверцу и с диким криком «Не стреляйте!! Я сдаюсь!!» – мешком вывалился наружу. Вот только зря он старался, так как во время короткого боя партизаны понесли существенные потери. Позже мне стало известно, что в этой засаде погибло четверо партизан и еще трое получили ранения, именно поэтому они выскочили на дорогу злые как черти. Глаза бешеные, пальцы застыли на спусковых крючках. Им очень хотелось отомстить, добив до конца всех гитлеровцев, а тут еще строгий приказ: всех в автомобиле захватить живыми, во что бы то ни стало! – Суки фрицевские, бросай оружие! Сдавайтесь, гады! – раздались со всех сторон крики. После такого приглашения дверцы автомобиля почти разом распахнулись, и на землю полетело оружие. – Выходи, фашисты! Живо, суки! Три немецких офицера вылезли из машины и сейчас неподвижно стояли и со страхом смотрели на приближающихся партизан, но стоило партизанам приблизиться, как обер-лейтенант, чья левая рука была до времени прикрыта дверцей, вдруг вскинул ее и стал стрелять. Как оказалось, он был левшой и имел второй пистолет. Он просто высадил обойму в подходивших к машине партизан, за что получил несколько пуль в грудь и свалился в дорожную грязь. – Не стрелять!! Мать вашу!! – сразу заорал командир отряда, прекрасно понимая, чем для него чревато невыполнение приказа высшего командования и кинулся вперед. – Это приказ!! Не стрелять!! Живыми брать! Я видел, как он при этом бросил мельком взгляд на партизан, лежащих на земле, и заскрипел зубами от злости. Один из них лежал на спине, смотря в небо пустым взглядом, второй умирал, хрипя и булькая, с простреленной грудью. Третий, стоявший поодаль, со злым и кривым от боли лицом, держался за простреленную руку. Он, а за ним комиссар, который подбежал к машине, практически закрыли собой немецких офицеров. Только это спасло немцев от немедленной расправы. Партизаны, матерясь сквозь зубы, медленно опустив оружие, стали расходиться, как неожиданно раздалось несколько выстрелов. Все, как один, мгновенно повернули стволы в сторону звука, но уже в следующую секунду стало все понятно: кто-то из партизан пристрелил забытого на какое-то время немца-шофера. То, что случилось на дороге, меня не удивило. Кому как не мне знать, что дисциплина в большинстве партизанских отрядах хромала на обе ноги. Настороженные и злые партизаны принялись осматривать трупы и собирать трофеи, а двое бойцов под присмотром комиссара тем временем обыскали обоих немецких офицеров, после чего подвели их к командиру. Стоя рядом, я внимательно оглядел немцев. Офицеры удивленно косились на мою немецкую форму, но при этом благоразумно помалкивали. Полковника абвера я сразу узнал, а вот второй офицер, в звании подполковника, был мне незнаком. Только я открыл рот, чтобы его спросить, как раздался крик молодого партизана, залезшего в бронетранспортер. – Эй! Сюда! Тут наш! На его крик кинулось сразу несколько человек, подбежавших к бронетранспортеру. Командир отряда, до этого разглядывавший немцев, повернул голову в его сторону: – Что там за наш, Сашка?! – Не знаю. Один в нашей форме. Пленный, что ли… У второго немецкая форма, но без погон, – неуверенно ответил молодой парень. Стоило мне услышать эти слова, как я быстро зашагал к бронетранспортеру. Мозг быстро связал полковника абвера и старшего лейтенанта Мошкина, так как оба они имели прямое отношение к тайне. Если Мошкин хоть и стал для меня в какой-то степени неожиданностью, но все равно не такой большой, как мертвец в военной форме без знаков различия. Им был предатель с фотографии, который несколькими днями ранее опознал старшего лейтенанта в группе пленных. «Почему их вместе везли? Или один был под охраной, а для предателя другого места не нашлось? Но почему они тогда в бронетранспортере, а не в грузовике с солдатами. Хм. А куда фрицы второго предателя задевали?» Долго ломать голову над этими вопросами я не стал, так как все эти загадки были не для моего ума. У меня было свое, четко очерченное задание. Спрыгнув на землю, я подошел к пленным немецким офицерам. Командир, все это время стоявший рядом с фрицами, бросил на меня вопросительный взгляд, собираясь узнать у товарища из Москвы его особое мнение. В ответ я сделал многозначительное лицо, мол, потом поговорим, после чего обратился к немцам: – Господа, здравствуйте. Насколько я понимаю, вы господин Густав фон Клюге? – Вы хорошо осведомлены, господин русский разведчик, – ответил мне немецкий полковник. – Может, вы для начала представитесь? – Вам это не нужно. Где документы? – Какие документы? – при этом полковник усмехнулся краешками губ. Он уже понял, что засада была организована именно на него и его не убьют прямо здесь, на грязной лесной дороге, поэтому вспыхнувший в нем страх смерти почти погас и теперь только тлел где-то глубоко внутри него. Он им нужен живой. Его повезут в Москву. А там видно будет. – Вам лучше знать. Вы же ради них сюда приехали. – Не знаю, о чем вы говорите. – Пусть так, – и я повернул голову к стоящему рядом с ним подполковнику. – А вы кто будете? – Барон фон Болен. – Вы имеете какое-либо отношение к полковнику? – Нет. – Значит, вы для меня бесполезны. Подполковник вздрогнул. Он видел бросаемые на него время от времени взгляды партизан и понял, что в эти самые секунды решается его жизнь, но при этом повел себя как мужчина. – Моя смерть ничего вам не даст. Эта фраза из уст человека, почти приговоренного к смерти, была достойна уважения. В его глазах клубился страх, но при этом у него хватало силы воли держать себя в руках. «Ничего мужик, крепкий», – подумал я, а вслух сказал: – В лагере разберемся. Руки обоим связать. Заберем с собой. – Обоих? – сразу уточнил командир отряда. Я его понимал. Ему очень хотелось отдать на расправу своим парням этого лощеного гитлеровца, чтобы они как-то могли поквитаться за убитых товарищей. – Обоих. Все найденные документы и бумаги, кроме военных книжек, должны быть переданы мне, Никита Семенович. А сейчас… – Эй! Народ! А он дышит! Точно, еще живой! Я обернулся на крик. Оказалось, что когда партизаны стали тащить из бронетранспортера тела Мошкина и предателя, старший лейтенант вдруг неожиданно застонал. Быстро подойдя к телу, я склонился над ним. Сейчас он смотрел прямо на меня, но, похоже, ничего не видел, потом снова закрыл глаза и провалился в забытье. Партизан, исполняющий роль санитара, вопросительно посмотрел на меня. – Чего смотришь?! – зло бросил ему я. – Окажи ему помощь! Тот коротко кивнул головой и принялся за дело. Я обернулся к командиру отряда. – Никита Семенович, подойдите. Подойдя, тот бросил взгляд на тела, лежащие на земле, потом посмотрел на меня. В его взгляде читался вопрос: что еще? Я ткнул пальцем в труп предателя. – Это человек, которого мы искали. Запомните его лицо. Возможно, потом вам придется давать показания. Партизанский командир скривился, словно у него неожиданно заныл зуб, бросив на меня неприязненный взгляд. Зачем меня в свои дела вмешиваешь, говорил он глазами, но вслух ничего не сказал, только кивнул. Я его понимал. Его отряд понес весьма ощутимые потери в людях, а тут еще вешают на шею обязательства, связанные с важной государственной тайной. И как потом все это для него обернется? – А что второй? – спустя несколько секунд спросил он. Стоило мне увидеть тело Мошкина, то я сразу решил его не признавать, вот только теперь, когда оказалось, что тот может выжить, передо мной снова встал тот же самый вопрос: признать или нет? Колебался до последней секунды и все же решил сказать: нет. Если что, решил я, скажу, что не хотел светить контрразведчика перед партизанами. Ведь неизвестно, с какой миссией он оказался в тылу врага. То ли пленного, то ли разведчика. – Не знаю этого человека, – после чего пошел к автомобилю и стал внимательно, с особой тщательностью, обыскивать его под неприязненными взглядами партизан, которых к машине не подпускал комиссар. Единственным результатом поисков стали два портфеля из кожи, желтого и коричневого цвета, лежавшие на заднем сиденье. Забрав их, подошел к командиру отряда: – Мы можем идти. Сразу после того, как мы вернулись на базу, командир составил шифровку, но отсылать ее не стал, а почему-то показал мне. Текст короткий: задание выполнено. Полковник захвачен. – Вы ничего не хотите добавить к тексту? – Нет. – Воля ваша. Будете допрашивать немцев? – Фон Клюге – нет, а вот с другим, подполковником, поговорю. У вас есть человек, знающий немецкий язык? – Сейчас никого нет. Девушка была. Учительница. Только ее в начале лета убило. – Ясно. Сейчас я исходил из одного мудрого правила: меньше знаешь – крепче спишь. Мне нельзя было влезать еще глубже в это дело, от которого явно попахивало дерьмом. Меня по-любому будут крутить на допросах, так зачем давать следователям лишние шансы утопить меня. Именно поэтому портфели пленных немецких офицеров и все бумаги, которые были найдены, были сложены в мешок при командире и комиссаре, и теперь все это находилось в штабе, под охраной часового. Подошло время ужина. Я только вышел из землянки, чтобы похлебать горячего, как ко мне подбежал совсем молодой партизан, почти мальчишка, с лицом, полным важности, видно от оказанного ему доверия, передал приказ: – Командир отряда приказал вам срочно прибыть в госпиталь! – Куда? – невольно спросил я, озадаченный подобным распоряжением. – В госпиталь! Срочно! – в следующий миг, наткнувшись на мой недовольный взгляд, сбросил с себя важный вид и уже совсем по-детски попросил: – Идемте быстрее, дяденька! Никита Семенович очень ждет! В землянке, отведенной под госпиталь, стояло шесть топчанов. На двух дальних топчанах лежали раненые партизаны, которые сейчас спали, сладко похрапывая. На третьем лежал старший лейтенант Мошкин. Рядом с ним стояла женщина-врач, вытиравшая ему лицо влажной тряпочкой, а на соседнем топчане сидели двое: командир отряда и его заместитель по политической части Тихорук Василий Александрович. Только я хотел спросить, ради чего меня сюда позвали, как Мошкин, до этого лежавший молча, вдруг заметался, а затем вдруг заговорил… на отличном немецком языке. Я замер, удивленно глядя на него. У меня были хорошие учителя и богатая языковая практика, как во времена своего студенчества, так и в тылу у немцев, поэтому со временем изучил особенности нескольких немецких диалектов и, к примеру, мог отличить берлинца от австрийца. Именно поэтому спустя несколько минут, слушая невнятный бред контрразведчика, мог дать голову на отсечение, что старший лейтенант ГБ Мошкин является жителем Берлина. Или очень долгое время там прожил. Я удивленно уставился на партизан: что это такое происходит? Командир при виде моего явного удивления усмехнулся: – Вижу, товарищ Константин, что вы тоже удивлены. Хм. Просто загадка какая-то. Одет в нашу форму, а говорит по-немецки. Мы чего вас позвали, товарищ. Вы послушайте его, может из его слов хоть что-то станет понятно. – Хорошо. «Мошкин» то выдавал скороговоркой слова и обрывки фраз, то вдруг начинал метаться и тогда резко замолкал. Сначала мне ничего не было понятно, но со временем удалось выделить из его бреда четыре слова, повторяющихся с бессистемной периодичностью. «Третий этаж». «Архив». «Мое». «Не отдам». После коротких раздумий я постарался сложить обрывки предложений, после чего можно было сделать только один вывод: он где-то хранит какой-то архив и не собирается его никому отдавать. «Может, подтолкнуть его к откровению? В бреду – может и выболтать», – но потом покосился на партизанских командиров и решил на время отложить эксперимент. – Так что он говорит? – перебил мои мысли комиссар. – Бормочет про какие-то три документа, которые должен сохранить, – выдал я собственную импровизацию перевода. – Точно, – подтвердил мои слова командир отряда. – Все время тройку повторяет. – Так он что, немец? – поинтересовался комиссар. – Я не специалист, но, похоже, что так, – со специально добавленной ноткой неуверенности сказал я, потом повернулся к женщине-врачу: – Как он? – Шесть осколков. Крови много потерял. Два из них вытащила, а остальные побоялась доставать. Слабый он очень. Не выдержит боли, умрет. Внимательно посмотрел на «Мошкина». Сейчас тот лежал неподвижно с закрытыми глазами, только пальцы жили своей отдельной жизнью, комкая одеяло. На фоне его бледного и мокрого от пота лица два багрово-красных пятна на щеках смотрелись особенно ярко. Я снова задумался. «Неужели он немецкий шпион? Хм. Если так, то тогда ясно, почему он ехал в бронетранспортере с иудой. Вот только почему он тогда оказался среди пленных? Или он, как и я, в бессознательном состоянии попал в плен. А чего? Вполне годная версия. Погоди! А почему его предатель опознал как человека Берии? Или они не связаны? Да и фиг с ними. Не мое это дело». Пока я думал, командир с комиссаром сидели молча, наверняка думая о непонятном человеке, пока комиссар неожиданно не сказал: – Он их постоянно повторяет, а значит, для него они очень важны, Никита Семенович. Ты не думаешь, что они заключают в себе важную государственную тайну? – и он посмотрел на командира, потом на меня. Увидев кислое выражение наших лиц, осознал свою ошибку и решил исправить положение, сменив тему. – Марина Васильевна, вот вы медицинский работник. Что вы скажете насчет того… М-м-м… Насколько можно верить словам раненого в таком состоянии? – поинтересовался политрук. – Вы же знаете, Василий Александрович, что я не настоящий врач, а только фельдшер. Могу только сказать, что в горячке больной чаще всего говорит о том, что его тревожит или он чего-то боится. Вот только это могут быть разные воспоминания. Недавние или давно прошедшие. Например, три года назад. И вообще, здесь хороший специалист нужен. Командир отряда встал. За ним поднялся комиссар. – Бред, он и есть бред, – утверждающе сказал командир, но при этом выжидающе посмотрел на меня. Что скажу? Я пожал плечами. – Вы остаетесь? – поинтересовался он. – Посижу, послушаю. Может, что-то пойму. Командир кивнул и пошел, сопровождаемый замполитом, к выходу. Я присел на топчан, где до этого сидели товарищи командиры, и задумался о том, что вся эта история попахивает еще хуже, чем я думал. – Товарищ, вы здесь еще побудете? – неожиданный вопрос врача вырвал меня из мыслей. Я поднял глаза. – Могу побыть. – Я отлучусь ненадолго. Дождитесь меня, пожалуйста. – Хорошо. Спустя минуту после ее ухода я нагнулся к Мошкину и негромко сказал по-немецки: – Отдай архив. Мое. Его воспаленный мозг не сразу, а спустя какое-то короткое время откликнулся на них: – Мой архив! Интернациональная улица… Третий этаж… Мой! Никому не отдам! Мой! – его отрывистая и бессвязная речь в очередной раз оборвалась. В течение получаса он еще дважды бредил, но то, что говорил, представляло собой повторение ранее сказанного, после чего, дождавшись врача, я ушел. Весь вечер я раскладывал по полочкам, что мне случайно удалось узнать, после чего подвел итоги. «Мошкин – это хорошо законспирированный немецкий агент. Непосредственно он не связан с перебежчиками, так как в противном случае тот бы его не сдал фрицам. Работал Мошкин по делу… м-м-м… Скажем, назовем его для простоты “Архив”. Этот архив, предположительно, лежит в одном из домов на улице Интернациональная. Город? Девяносто процентов из ста, что это Москва. Что там? Хм! Проявленный интерес к нему немцев… Секретная документация, схемы, чертежи? Скорее всего, что нет, чем да. Иначе бы он отснял все на микропленку и отправил бы обычным путем, с каким-нибудь курьером. Нет. Здесь что-то другое. И еще… Почему он постоянно упоминает третий этаж?» На следующий день мне стало известно, что «Мошкин», так и не придя в сознание, умер около часа ночи. Узнав, я откровенно обрадовался этому факту, особенно после разговора с командиром и комиссаром. – Так ничего и не выяснил, товарищ Константин? – Как вы сказали, Никита Семенович, это был бред умирающего человека. – Полностью с вами согласен, товарищ. Вот и наш комиссар тоже такого же мнения. Правда, Василий Александрович? – Да. Согласен, – кивнул заместитель по политической части. – К тому же он умер, и все непонятное ушло вместе с ним. – Согласен. Забыли, – поставил я точку в нашем разговоре. Партизанские командиры, услышав мой вердикт, даже повеселели. Вопрос решен! И теперь это непонятное дело, от которого явственно пахло допросами у следователя госбезопасности, было полностью закрыто. Выйдя из штаба, я направился к землянке, где держали под стражей пленного подполковника. Просто интересно было с ним поговорить, к тому же все равно делать было нечего. – Здравствуйте, господин подполковник. – Здравствуйте… – он сделал паузу в надежде, что я представлюсь, а когда понял, что ответа не будет, продолжил: – У вас отчетливо прослеживается берлинский акцент. – Мне уже не раз говорили. У вас, кстати, тоже не чисто немецкое произношение. – М-м-м… Скажем так. Швейцарский вариант немецкого языка. Я родился и вырос… Впрочем, это неважно. Могу сказать только одно: у нашей семьи много родственников в Швейцарии. – Вам повезло. Будет где отсидеться, когда закончится война. Впрочем, не о том разговор. Мне нужно знать все о вашей служебной деятельности. Коротко, четко и понятно. Сразу говорю, что мне не надо секретов, вроде подготовки покушения вашими генералами на Гитлера. Надеюсь, вы… Я шутил насчет заговора, намекая на то, что все, что не касается его военной деятельности, и даром не нужно, а нужна только четкая и конкретная информация, и именно от нее будет зависеть его жизнь, вот только от моих слов подполковник неожиданно дернулся, словно я его наотмашь хлестнул ладонью. Я даже сразу не понял, что случилось, и только спустя несколько секунд сообразил, что этот фриц сам, лично, участвует в заговоре генералов, пик которого придется где-то на лето 1944 года. Хотя я сам с некоторым опозданием откликнулся на его неожиданное, пусть и не прямое, признание, но сразу решил, что хуже не будет, и решил изобразить знающего человека. – Удивил вас, подполковник? Да знаем мы про заговор, знаем, но мешать не будем, так что пусть все идет, как идет. Немец уже пришел в себя, хотя и понял, что выдал себя, но так же, как и я, попытался исправить положение: – О чем вы говорите?! Какой заговор?! – Вы знаете. Я знаю. И хватит об этом. Теперь мы будет говорить о том, что ценного вы можете нам предложить в обмен на вашу жизнь. – Я пленный. Вы не можете меня расстрелять. – Партизанский отряд потерял четверых бойцов. У каждого из них остались друзья-приятели, а возможно, и родственники, которые хотят вашей смерти, и то, что вы сами никого не убили, для них ничего не значит. – Вы меня решили запугать? – Нет. Мне это не нужно. Просто мне нужны сведения, которые помогут сохранить вам жизнь. В противном случае я скажу командиру отряда, что вы не имеете никакого отношения к нашей операции, и тогда уже он будет решать вашу судьбу. Пару минут немец думал, потом заговорил: – Как я уже говорил ранее: я – барон Арнольд фон Болен. Сын и зять немецких промышленников и финансистов. Наша семья богата и влиятельна, – при этих словах я усмехнулся: немец решил купить меня. Стоило подполковнику это понять, как он резко сменил тему. – Я служу в Управлении тыла и прибыл сюда с инспекцией… После короткого разговора-допроса, вместе с изученными ранее документами, я понял, что немец оказался в одной машине с фон Клюге совершенно случайно. Как и полковник, он собирался лететь в Берлин, где было его основное место службы. Из того, что он мне рассказал, стало понятно, что ничего интересного она для меня не представляет, и уже собирался завершить нашу беседу, как фон Болен с улыбкой на губах заметил, что каштаны в Париже ему нравятся больше, чем елки в русском лесу. После моего вопроса оказалось, что этой осенью барон провел почти месяц во Франции, в служебной командировке. В той жизни мне не раз довелось бывать в этой стране, и мне стало интересно, как живут французы сейчас. Немец оказался хорошим рассказчиком, интересно и живо описывая парижские кафе и французских девушек. При этом он ввернул фразу по-французски, я ему ответил, после чего, довольные друг другом, мы перешли на французский язык, а спустя какое-то время разговор случайно коснулся живописи, и я обнаружил в его лице неплохого знатока картин. Разница во взглядах по направлениям в живописи вылилась в горячий спор, после чего наша беседа затянулась надолго, и к концу мы уже болтали словно старые приятели, если не считать того, что были офицерами вражеских армий.
ГЛАВА 4
Всю следующую неделю мне пришлось провести в партизанском отряде, и все из-за того, что на нашем участке фронта начались затяжные бои. Советские войска восстанавливали статус-кво, то есть выбивали немцев с захваченных позиций, а кое-где даже продвинулись вперед. Все это пространство на десятки километров представляло сейчас собой жуткое зрелище: сожженные дотла деревни, позиции, несколько раз переходящие из рук в руки, постоянный рев артиллерийских орудий и сотни неубранных трупов, оставшихся лежать на изрытой снарядами и минами земле. Ко всему добавились авиационные налеты, так как временами небо очищалось от туч, и тогда в ход шли штурмовики, истребители и бомбардировщики, пока вдруг в какой-то день не наступила тишина. Отдельные разрывы и отзвуки далекой стрельбы в счет просто не шли. Через день командиру отряда пришел приказ: подготовить место для высадки десантной группы. Ни он, ни я этому не удивились, так как цель всей этой операции сводилась к одному: доставить полковника и его портфель в Москву. В том, что полковника не рискнули перевозить самолетом, был определенный смысл, так как партизанский отряд находился недалеко от линии фронта, а зенитная артиллерия у фрицев действовала весьма эффективно. Следующим вечером группа партизан была направлена для подготовки сигнальных костров, а уже утром они вернулись с двенадцатью десантниками и шестью грузовыми контейнерами. В большей степени это были боеприпасы, медикаменты и продовольствие для отряда. Все население партизанского лагеря вышло их встретить. Все десантники были одеты в теплые ватные комбинезоны и белые маскировочные халаты, так как уже неделю лежал снег. Парашютисты были вооружены автоматами ППШ и двумя легкими пулеметами Дегтярева. У каждого имелся нож и гранаты. Их лица были мне незнакомы, за исключением одного человека. Это был товарищ Василий, с которым меня пару недель тому назад отправляли в тыл врага. Его появление меня не столько удивило, сколько насторожило, так как он мог оказаться, как и «Мошкин», немецким шпионом, а спустя несколько часов меня уже вызвали на допрос. В землянке кроме товарища Василия был еще один человек. Мужчина лет сорока пяти, с простым лицом и седыми висками. Взгляд внимательный и цепкий. На столе стояли два портфеля, а рядом выложенные из них документы, которые сейчас внимательно просматривал контрразведчик. Знаков различия у них не было, поэтому я просто сказал: – Здравствуйте, товарищи. Оба в ответ кивнули. – Садитесь, лейтенант, – предложил мне незнакомец. Как только я сел, он сразу продолжил: – Я следователь. Зовут меня Василий Терентьевич. Нам с товарищем майором необходимо знать, что случилось с вами за все время вашего нахождения в немецком тылу. Я рассказал им почти все, умолчав только о Мошкине. Не зная, кто он, они вряд ли сильно им заинтересуются, тем более что командир отряда и комиссар тоже должны молчать. В крайнем случае, если спросят, скажу, что человек нес какой-то бред, который я толком так и не понял. Судя по всему, они о нем уже знали, но не заострили на нем своего внимания и ограничились только одним вопросом: – Вы хорошо помните людей на показанных вам в свое время фотографиях? Это точно не был второй из предателей?! – Нет. Это был неизвестный мне человек. Кстати, если у вас есть эти самые фотографии, то можете показать их партизанам. Они подтвердят мои слова. – Не надо нам указывать, что нужно делать! – неожиданно зло бросил мне следователь. – Лучше ответьте: вы заглядывали в портфель полковника фон Клюге? – Нет. Его портфель все это время находился под охраной часового в штабе. К этому добавлю, что полковник по прибытии в партизанский лагерь был еще раз обыскан, и все бумаги, найденные при нем, были помещены в портфель. Все это может подтвердить командование партизанского отряда. – Всему свое время, лейтенант, а пока идет разговор о вас, поэтому мы вернемся снова к вопросу: что вы делали в тылу у немцев почти двое суток?! Затем я снова и снова рассказывал, как очнулся под завалом, затем прятался, и как потом вышел к партизанам. – Пусть так, как вы рассказываете, вот только почему я должен вам верить? – Ваше право. – Право мое, а жизнь ваша, – усмехнулся следователь. – И вы должны это понимать, лейтенант! – Понимаю, но ничего добавить не могу, только замечу, что за двое суток сделать из человека немецкого агента невозможно. – При желании все можно сделать, особенно если все как надо изложить на бумаге, – снова усмехнулся следователь. – Теперь мне хотелось бы узнать: о чем советский комсомолец и офицер может разговаривать с фашистом? Причем, как утверждают свидетели, вы дважды вели с гитлеровцем разговоры. Это была моя ошибка, но отказать себе в двух разговорах с умным человеком, который к тому же неплохо разбирается в живописи, я не мог. Уж больно тоскливо было сидеть в холодном и промозглом лесу. – Я студент второго курса. Собираюсь свою жизнь связать с искусством, а подполковник, как оказалось, неплохо разбирается в живописи. А больше ни о чем мы с ним не говорили. Следователь переглянулся с товарищем Василием, и только когда тот кивнул головой, сказал: – Свободен, лейтенант. Вечером того же дня меня неожиданно перевели на жительство в землянку, отведенную для парашютистов. Этот факт был напрямую связан с продолжавшимися весь день допросами, начиная от командира отряда и кончая женщиной-врачом. Мое обособленное положение в отряде и немецкая форма держали от меня партизан поодаль, на расстоянии, а если к этому приплюсовать два продолжительных разговора с фашистом, то вполне смогу сойти за крайне подозрительного типа. Только мне было понятно, что все эти допросы нужны были контрразведчикам для выяснения возможной утечки информации, а людям же было невдомек, из-за чего их допрашивают, и они по простоте души решили, что дело во мне. Именно так я понял бросаемые на меня косые взгляды партизан. Еще спустя сутки группа стала готовиться к переходу линии фронта. Детали мне были неизвестны, но из обрывочных фраз десантников стало понятно, что место намечено и нас с той стороны ждут. К тому же нам пообещали огневую поддержку, а при необходимости – атаку штрафной роты. Вот только фронт на участке перехода был нестабилен, а значит, немецкие позиции не были толком разведаны, поэтому шанс натолкнуться на врага, где ты его не ожидаешь, рос в геометрической прогрессии. С другой стороны через такую линию фронта пробираться проще – есть много сквозных «дырок» в немецкой обороне. Партизанские разведчики не только вывели нас из леса, но и частично разведали немецкие позиции. Я присутствовал вместе с остальными бойцами при разговоре командира десантников с партизанами, которые более десяти часов наблюдали за немецкими позициями. Несмотря на нарочитую уверенность, написанную большими буквами на лице командира разведчиков, в его глазах читалось нечто противоположное. Его можно было понять. Не имея понятия о секретах и минных заграждениях в полосе противника, ему только и оставалось идти вслепую, надеясь на собственную интуицию и удачу. – Так… – говорит он, ставя крестик. – Что на дороге? – Две колонны грузовиков проследовали, товарищ командир, а как стемнело – никого. Вот только у села Вилкино, что наполовину сожгли, фашисты устроили пулеметный пост. Три солдата там постоянно находятся. Надо обходить их по дуге или пробовать снять. Вот только правее немецкие танки и бронетранспортеры стоят… Еще там стоят два бензозаправщика. – А левее, на проселочной? – Там немецкие пехотные части окопались. – По всему выходит, товарищи, идти нам придется через сожженную деревню. Другого пути, похоже, у нас нет. По показаниям нашей разведки, которые получили по рации несколько часов назад, в деревне Вилкино расположены наблюдательный пост и два пулеметных расчета. Возможно, сидят снайпера. Если все так, то у нас есть хороший шанс пройти незамеченными, – командир десантников провел на карте карандашом жирную черту, потом обвел всех взглядом. – Обстановка всем ясна? Вопросов нет? Тогда приказ: всем соблюдать полную тишину. Да и вы все сами прекрасно понимаете, что только в этом случае у нас есть хороший шанс проскочить через немецкие порядки. Сашко и Казачков! – перед командиром встали два десантника. – Головой отвечаете за пленных! – Так точно, товарищ командир! – одновременно ответили бойцы. Потом пошло распределение бойцов на время движения. В арьергарде шли пулеметчик и два автоматчика. Мне, как товарищу Василию и следователю, командир определил место сразу за головным дозором. За нами шли пленные, в сопровождении двух бойцов.Мы вышли в четыре часа утра. Не успели мы подобраться к пулеметной точке, как неожиданно натолкнулись на полевую кухню, где старательный повар (на моих часах было пятнадцать минут пятого) начал стряпать для солдат завтрак при свете фонарей. – Иоганн, где этот бездельник Брейгель? Вчера ему говорил, причем дважды, чтобы с утра у меня был запас дров! Где дрова? – Не кипятись, Клаус! Сейчас я его найду, и он живо натаскает тебе целую поленницу. – Если он через пять минут не будет здесь с дровами, я его так отделаю поленом, что, как говорят русские, родная мать не узнает! Партизанские разведчики ничего о кухне не говорили, а значило, что та приехала сюда в полной темноте, уже поздним вечером. Если немецкий пост через полчаса должен был смениться и тогда, после того как он будет снят, у нас была бы фора в полчаса, то теперь придется убирать повара с его кухонными работниками. Они, конечно, могли ничего и не заметить, но рисковать в таком деле не стоило. Командир коротко объяснил четырем бойцам их задачи, после чего те бесшумно растворились в темноте. Нам оставалось только ждать, вслушиваясь в громкое бурчание повара. Вскоре появился пропавший помощник, на чью голову вылился поток ругани, после чего полилась вода в емкость, что-то грузили, размешивали. Вскоре до нас донесся дымок из трубы кухни. Где-то впереди пролаял немецкий пулемет и в небо полетели осветительные ракеты. Мы вжались в снег. Спустя десять минут послышались глухие звуки, которые моему уху были хорошо знакомы. Наши парни резали фрицев, вот только в какой-то момент что-то пошло не так. Глухой удар, короткий вскрик и протяжный стон, правда, сразу прервавшийся. Тело напряглось, готовое действовать при малейшей опасности. Вернулись все четверо, вот только один из них теперь не боец. Половина его лица была обварена кипятком. Он с трудом сдерживал стоны. Разбираться не стали, а отослали его назад, к партизанам, а сами сразу двинулись дальше. Мы вошли в деревню и стали осторожно пробираться мимо пепелищ и обугленных остатков изб. Добрались до половины деревни, как впереди ударил черно-огненный взрыв, сопровождающийся криком боли. Дозор напоролся на мину! Мы замерли. Мозг отчаянно работал, просчитывая ситуацию. Единственный выход из этого положения – срочное отступление. Разворачиваться и бегом назад. Часть из нас сумела бы прорваться, пока немцы находились в растерянности. Вообще-то правильнее было идти по окраине деревни, рядом с немецкими позициями, так там точно не должно было быть мин, но теперь было поздно об этом думать. Назад! Срочно назад, на прорыв! Моя интуиция громко завыла, требуя от меня немедленных действий. Прошло несколько секунд, и над сожженной деревней повисли осветительные ракеты, где-то сбоку ударила короткая пулеметная очередь. Свет ракет осветил закаменевшие черты наших лиц. Я видел, что командир бросил быстрый взгляд на товарища Василия, а затем стал отдавать приказы: – Зимин! Осадчук! Проверьте, что там впереди, с парнями, а затем пойдете дозором впереди! Меняем маршрут. Идем по краю деревни. «Все же решил идти вперед. Идиот». Спустя несколько минут немцы подняли тревогу. Судя по крикам, кто-то наткнулся на трупы. После чего послышались команды офицеров, а затем неожиданно для меня тяжело взревел танковый двигатель. Секунды хватило, чтобы понять, что немцы собираются нас просто расстрелять из пушки. Выбора больше не было, как и шансов выжить. Впереди нас ждали два пулеметных расчета. Пусть их было немного, с десяток, вот только теперь они знали о нашей группе. Правда, нам немного повезло. За минуту или две до поднятия общей тревоги наши разведчики первыми сумели обнаружить один из пулеметных расчетов и расстрелять его из автоматов, но уже в следующее мгновение над деревней повисло сразу три осветительных ракеты, залив мертвенно-белым светом обугленные остатки деревни. Ударила пушка танка. Снаряд разорвался где-то впереди нас. Не успела осесть от взрыва земля, как короткими очередями забил немецкий пулемет, заставив нас прижаться к земле. Новый свист снаряда, и снова вздыбилась земля, мешая белый снег с черной промерзлой землей, и полетели в разные стороны вырванные из нее мерзлые комки вперемешку с осколками. До наших позиций оставалось, наверно, метров триста-четыреста. Вроде близко, а на самом деле очень далеко. Успеешь несколько раз умереть, пока добежишь. Пуля она такая, самого быстрого бегуна легко догонит. Зажглась еще одна осветительная ракета; опускаясь, она осветила белым мертвым светом передний край обороны немцев. – Осадчук! Климкин! Подавить пулемет! – отдал команду командир десантников; не успели выдвинуться названные бойцы, как он повернулся к товарищу Василию. – Как только пулемет замолкнет – уходите! Мы вас прикроем! Новый грохот разрыва снаряда. Он ударил впереди нас, а вслед за ним смешались пулеметные и автоматные очереди. Последовал взрыв гранаты, потом второй, чей-то вскрик разрезал воздух, а затем раздался хриплый и полный боли голос одного из десантников: – Командир, фрицам хана! Командир приподнялся, повернул голову, видно хотел что-то сказать, но тут совсем рядом с нами разорвался новый снаряд, выпущенный из танка, а уже в следующую секунду коротко вскрикнул и ткнулся лицом в снег. Рядом с ним кто-то глухо и протяжно застонал. Все это время я держался чуть в стороне от группы, лежа за обгорелым бревном и пытаясь лихорадочно понять, что мне делать. Не успела вздрогнуть земля от нового разрыва танкового снаряда, как за нашей спиной раздались топот множества ног и короткие, лающие команды немецких офицеров. «Вот и все, Костя Звягинцев. Как говорится, приплыли…» Мои похоронные мысли перебило непонятное движение одной из фигур, до сих пор неподвижно лежащей на снегу. Та вдруг неожиданно ожила и покатилась по снегу в мою сторону. Присмотрелся. «Ха! Так это наш барон в бега подался!» С шипением взлетели две осветительные ракеты, и почти сразу ударила пушка танка. Следом ударили немецкие автоматы – немцы старались прижать нас к земле. Все снова вжались в снег, явно не понимая, что делать дальше. Барон, демонстрируя удивительное хладнокровие, не обращая внимания на свист осколков, приподнял голову, скользнул взглядом вокруг себя и снова перекатился, затем еще раз, и оказался где-то рядом со мной. Снова приподнял голову и только тогда увидел меня. Я не видел выражения его глаз, но даже в этот момент ощутил его испуг, разочарование и… надежду. Только теперь я понял, как ему удалось уйти от своих охранников. Один из бойцов, поставленных охранять пленных, раскинув руки, лежал в неестественной позе. За ним виднелось еще несколько замерших человеческих тел, только непонятно, живых или мертвых. В этот самый миг опомнилась наша артиллерия, и по немецким позициям ударили наши пушки и минометы. Воздух наполнился свистом снарядов и шипением мин. Десятки близких разрывов, ударивших по ушам, заставили сначала сжаться, а потом дико заколотиться сердце. Дикий грохот от разрывов бомб, снарядов и мин заполнил воздух. Взрывы следовали один за другим. Неожиданный артиллерийский налет заставил немцев за нашей спиной зарыться в землю. Нам дали шанс! Надо уходить! Прямо сейчас! С трудом преодолев инстинкт самосохранения, который с силой прижимал мое тело к земле, я заставил себя оторваться от земли, подползти к подполковнику, а затем достал нож и разрезал веревку на его руках, а после чего подтолкнул: давай двигай, фриц, к своим собратьям. Немец быстрым движением вытащил кляп изо рта, кивнул мне головой, после чего неловко, дергаясь всем телом, как паралитик, пополз в сторону своих позиций. Несмотря на то что прошло всего несколько минут, мне казалось, что я лежу на снегу долгое-долгое время. «Надо драпать!» – и я быстро пополз вперед, к десантникам, которые только-только начали подниматься и осматриваться. – Товарищ командир, надо уходить! – привстал на колени один из десантников, опираясь на пулемет. – Уходим! – отдал приказ товарищ Василий. – Пленных… Где второй?! В это время я наклонился над немецким полковником. Тяжелое, судорожное дыхание. В левой части груди на белом балахоне расползлось темное пятно. Глаза закрыты. Поднял голову: – Оберст ранен! – Мать твою! – выругался товарищ Василий и, бросив на меня бешеный взгляд, приказал: – Тащи его, лейтенант! Как хочешь, но тащи! Головой отвечаешь! Помогите ему! Вперед! Уходим! Разрезав веревку на руках фон Клюге, мы с одним из двух оставшихся в живых десантников поставили немца на ноги, после чего, забросив его руки нам на плечи, поволокли бессознательное тело по снежному полю. Сзади нас, прикрывая спины, торопливо шел пулеметчик. Перед нами, уже далеко впереди маячили темные фигуры следователя и контрразведчика. Мы успели проскочить около ста метров, как в воздух взвились новые осветительные ракеты, залив все вокруг белым светом. Я тут же рухнул на землю, потянув за собой раненого, а за ним и десантника. Следом за нами шумно плюхнулся в снег, тяжело отдуваясь, пулеметчик. С немецких позиций сразу ударило несколько пулеметов, пересекаясь в воздухе очередями трассирующих пуль. Только спустя несколько секунд мне стало понятно, что внимание немецких пулеметчиков сосредоточено на не успевших вовремя упасть бежавших впереди контрразведчиках. Осторожно чуть приподнял голову. В следующую секунду погасли ракеты. Рывком встал на колени, потом на ноги, поддерживая находящегося в бессознательном состоянии полковника. Быстро переглянувшись с десантником, который поддерживал немца с другой стороны, мы двинулись вперед ускоренным шагом. Где скользя, где увязая в снегу, мы спешили как только могли, так как на кону стояли наши жизни. Лицо мокрое от пота, сердце колотится по ребрам, мышцы словно налились свинцом, а ты спешишь, торопишься, потому что хочешь жить. Даже несмотря на то, что мир сосредоточился на самом себе и цели, черной линии окопов, я успел заметить, что из пары упавших на землю контрразведчиков на ноги вскочила только одна фигура и побежала вперед. Кто это был, из-за бесформенного белого балахона было не разобрать, да мне в этот момент это было неинтересно. Пулеметы фрицев били не переставая, расчерчивая темноту белыми полосами трассеров. Второй наш забег закончился где-то в семидесяти метрах от наших окопов. Дальше мы уже ползли, волоча полковника за обе руки. В окопы нас уже втянули солдаты. Только я привалился к стенке окопа, как меня вдруг внезапно охватил какой-то непонятный страх, от которого внутри словно обдало холодом. Стало знобить. Страх за свою жизнь, долго сдерживаемый внутри, наконец, выполз наружу. «Отходняк пошел». Со мной это было уже много раз, так что симптомы мне были известны, как и то, что спустя пять-десять минут приду в норму. В очередной раз коса смерти прошла над моей головой. Я слышал вопросы, но не отвечал на них. Вместо меня отвечали десантники. Спустя минуту сквозь солдат, окруживших нас, пробились офицеры. Мне было плевать, кто из начальства там прибыл, поэтому даже не повернул головы в их сторону. К этому же напряжение уже стало спадать, но ее место сразу заняла усталость, тяжелым грузом навалившаяся на мои плечи. Захотелось спать, глаза слипались, и я слышал голоса, как сквозь вату. – Где немецкий полковник?! – раздался чей-то голос. Ему указали на тело в белом маскхалате, прислоненное к стенке окопа. – Чего рты раззявили, мать вашу?! – заорал прибывший начальник на солдат. – Его срочно в медсанбат! Лейтенант Тараторкин! – Я, товарищ майор! – Лейтенант, головой отвечаете за пленного! Вы меня поняли?! – Так точно, товарищ майор! Среди солдат началась легкая суматоха, которая всегда бывает при неожиданном появлении начальства. – Макеев! Возьми людей и сопроводи разведчиков на КПП! – Слушаюсь, товарищ майор! Меня потрясли за плечо, а потом, когда встал на ноги, какое-то время вели по траншеям и переходам. Оказавшись в теплом помещении, я почти заснул, как меня растолкали и сунули в руки миску с парящей кашей и кружку с горячим чаем. Второй раз меня разбудил какой-то сержант. – Товарищ. Товарищ, просыпайтесь. Вас там вызывают. Мне очень хотелось послать его подальше, но я пересилил себя, встал, а затем вышел за ним в темноту. Спустя минут пятнадцать мы, наконец, добрались до барака, где жили контрразведчики. В помещении было тепло и сухо, благодаря двум железным бочкам, стенки которых отсвечивали багрово-вишневым цветом. В углу барака лежала приличная поленница дров. Четыре топчана, стол и два стула. В стенку вбитонесколько гвоздей, изображавших вешалку. Освещение барака составляли две коптилки и отблески огня из самодельных печек. В тусклом, колеблющемся свете сидело двое незнакомых мне офицеров. Капитан и младший лейтенант. До моего прихода о чем-то оживленно говорившие, при виде меня они встали. – Лейтенант Звягинцев, – представился я. Я чертовски хотел спать, поэтому не собирался придерживаться всех правил субординации, только вот капитану это явно не понравилось, и он только открыл рот, чтобы начать воспитывать меня, но наткнувшись на мой жесткий взгляд, похоже, передумал. – В отношении тебя, Звягинцев, у меня строгий приказ. Из этого барака – ни ногой. Только по нужде. Еду будут приносить тебе сюда. Младший лейтенант Васильев будет находиться постоянно с собой. Все ясно, лейтенант Звягинцев?! – Так точно, товарищ капитан! А что с формой? Или мне так и ходить в немецком обмундировании? Капитан на секунду задумался, а потом отчеканил: – Разберемся. – Как скажете. Тогда я ложусь спать. Какой топчан свободный? Следующие три дня я только и делал, что спал, ел, отвечал на вопросы следователя и играл в карты с младшим лейтенантом Васильевым. Товарища Василия, а вернее майора Васильченко, как он мне представился, видел только раз, на самом первом допросе. Он немного послушал, а затем ушел. Следователь сухо и по-деловому вел допросы. В большей степени его интересовали два момента. Мое нахождение в немецком тылу, что я там делал, а также где находился в момент бегства второго пленника. То, что получил врачебную помощь и находился в немецком госпитале, я скрыл, рассказывая, что прятался от немцев и шел двое суток к деревне, где жил староста – партизанский связной. – Насчет побега пленного могу сказать только то, что говорил раньше. Так как нас обстреливали со всех сторон, я лежал, как и все, лицом в снег. – Вы, опытный разведчик, так себя вели?! Не верю! – Не верите мне, товарищ лейтенант, спросите у других товарищей. Все они тоже опытные разведчики. – Спросили и знаем, что вы неоднократно вели дружеские беседы с гитлеровским подполковником, который каким-то образом сумел сбежать. Нетрудно свести эти два факта вместе. Или вы так не думаете? – Слово «неоднократно» здесь не проходит, так как мы с ним говорили только два раза. И говорили с ним только о французском Лувре и о картинах. – О чем? Каком-таком лувре? – Лувр – это художественный музей в Париже. После моих слов лейтенант ожег меня злым взглядом. Шибко умный? Ничего! В его глазах читалось: дали бы мне тебя обработать по-настоящему, часа так на два, и ты бы у меня в ногах валялся, прощения просил со слезами на глазах! – И вы дважды говорили с ним о его посещении музея?! Да это просто смешно! – Мы говорили с ним о картинах и художниках. – Ах, о картинах и художниках?! Ну, тогда понятно, – с издевкой произнес следователь. – Тогда мне интересно знать, почему вы в таком случае не стали разговаривать с фон Клюге?! Хотя бы о тех же картинах. – Зачем? Чтобы вы меня сейчас спрашивали: о чем я говорил с немецким военным разведчиком? Я улыбнулся, а лейтенанта просто перекосило от злобы. – Не рассуждать!! Отвечать только на поставленные вопросы!! – заорал он. Я промолчал, продолжая улыбаться. В этот момент в барак зашел Васильев. – Идет допрос!! Выйдите, младший лейтенант!! – заорал на него выведенный из себя следователь. – Мне что, свои папиросы даже забрать нельзя? – спокойно спросил он. Следователь понял, что зашел несколько далеко, и поэтому уже спокойнее сказал: – Васильев, забирай свои папиросы и проваливай! Видишь, я работаю! Тот неспешно подошел к своему топчану, достал из-под подушки пачку папирос, потом повернулся к следователю и сказал: – Что ты работаешь – не вижу, зато слышу, – после чего пошел к двери. Дверь за младшим лейтенантом закрылась. Следователь с минуту смотрел на раскрытую папку с бумагами, потом помял несколько раз руками лицо и сказал уже спокойным голосом: – Расскажите мне, что вам рассказал немецкий подполковник. Все подробно, до мелочей. Я слушаю. За все время я подписал девять протоколов допросов. Самые большие сомнения, как я мог понять, у следователя вызывало мое нахождение в тылу у немцев, хотя при этом он сам прекрасно понимал, что завербовать человека за двое суток, а затем снова забросить его уже агентом практически невозможно. Когда, в конце концов следователь понял, что ходит по кругу, допросы прекратились. На четвертый день утром вместо следователя пришел майор Васильченко. Так уж случилось, но я впервые увидел его без головного убора. У него оказалась гладковыбритая голова, придававшая ему строгий вид. Майор, усевшись за стол, некоторое время пристально смотрел на меня, потом сказал: – Скажу сразу: непонятный ты мне, лейтенант. Весь твой послужной список говорит о тебе как об инициативном и боевом офицере. И награды твои боевые сами за себя говорят. Только вот за последнее время тебя словно подменили. Какой-то ты стал равнодушный, без огонька в душе. Все время стараешься в стороне держаться. Это, кстати, отметил и наш следователь, который допрашивал тебя в партизанском лагере. Почему так? – Никак нет, товарищ майор. Я не равнодушный, а просто дисциплинированный офицер, который четко выполняет приказы командования. Приказали мне добраться до партизан, я добрался. Приказали мне сохранить документы и полковника фон Клюге – я сохранил. То, что не стал проявлять инициативу во время перехода линии фронта, так для этого во главе группы был поставлен соответствующий офицер. Или я чем-то не прав? – Дисциплинированный… Ну-ну. Именно из-за своей дисциплинированности ты и оказался на фронте. «Интересно, что ему от меня надо?» – Свою ошибку я понял и осознал. Можете мне поверить, товарищ майор, больше подобное не повторится. – Осознал, говоришь. Это хорошо. – Наступила короткая пауза, за которой последовал неожиданный вопрос: – И как тебе в новой должности? – Да я в ней и двух дней не пробыл, так что сказать мне просто нечего, – с показным равнодушием ответил я, до сих пор не понимая цели этого разговора. – И то верно. Вот только мне странно, как такой интеллигентный парень, студент, стал опытным диверсантом? И в разведке отличился. Из трех заброшенных разведгрупп ты единственный, кто умудрился остаться живым. У тебя что, талант прорезался? – У меня хорошие учителя были, товарищ майор. К тому же я комсомолец и советский человек, а значит, слова «Родина в опасности» понимаю как приказ, согласно которому надо сделать все для уничтожения врага! При этом я заметил, что мои пафосные слова не произвели на майора особого впечатления, скорее всего, он даже пропустил их мимо ушей. Его интересовала моя реакция. Вот только на что? – Наслышан я о твоих подвигах, Звягинцев, наслышан. Имеешь два ордена и две медали. Все знаю. Вот только затем офицер-орденоносец вдруг раз и превратился в особиста, прикомандированного к штрафной роте. Какой резкий поворот судьбы! Вопроса в его словах не было, поэтому я только пожал плечами, дескать, всякое в жизни бывает! Тот с понимающим видом покивал головой, а затем задал новый неожиданный вопрос: – На что вы рассчитывали, лейтенант, когда избивали офицеров старшие вас по званию? Этот вопрос неожиданно подтолкнул меня к мысли о вербовке. Похоже, майор подталкивал мое сознание к совершенной по отношению ко мне несправедливости, чтобы затем посмотреть мою реакцию. Получив направление, в сторону которого мне надо было двигаться, я включил образ обиженного молодого человека, который героически воевал, а вместо признания заслуг его засунули в штрафную роту. – Передо мной тогда были не старшие офицеры, а подвыпившие мужики, нарывающиеся на драку! Что я должен был – ждать, пока они мне наваляют?! – это должно было прозвучать по-мальчишески, с легкой обидой на случившуюся со мной несправедливость. За что со мной так поступили? Я честно заслужил лейтенантские погоны. Полгода в партизанах. Шесть ходок за линию фронта. Два ордена и две медали. Я не прятался за чужие спины и бил врага не жалея своей жизни. Я тоже считаю себя героем. При этом мне, то есть Косте Звягинцеву, сейчас 20 лет и два месяца. Он еще совсем молодой парень, а значит, он имеет полное право обидеться, пусть даже несколько и по-детски. Если я все правильно рассчитал, то контрразведчик должен был понять, что лейтенант Звягинцев обижен таким несправедливым решением командования, а своей подчеркнутой дисциплинированностью и официальностью старается это подчеркнуть. Как интеллигент. Именно так. Он же из интеллигентной семьи. Лейтенант решил теперь делать только то, что ему приказали, и ни шага в сторону. Пусть так все и выглядит. Если это действительно так, то я убью сразу двух зайцев. Сниму с себя ненужные подозрения и укачу отсюда обратно в Москву. – Лейтенант Звягинцев! Вы, прежде всего, советский офицер, а значит, должны блюсти свою честь! К тому же перед вами были не подвыпившие мужики, а старшие по званию офицеры, один из которых Герой Советского Союза! Да, я знаю, что не вы первым начали эту драку. Только благодаря тому, что подполковник Митин оказался честным и принципиальным человеком, с вас не сняли погоны, лейтенант! Вот только это не оправдывает вас! Вы, боевой офицер, поступили, как сопливый мальчишка! – Зачем вы все это мне говорите, товарищ майор государственной безопасности? – при этом я постарался набычиться, придав лицу недовольное и упрямое выражение. – Я уже свое наказание понес. Буду честно воевать здесь, на фронте. – Мне нужно понять, насколько глубоко вы осознали свою ошибку. Вы понимаете меня? – Вам-то лично это зачем? – прикинулся я недоумевающим дурачком. – Вас ведь не устраивает такое положение?! – ответил он мне вопросом на вопрос, который должен был прозвучать для меня неожиданно, поэтому пришлось сделать вид, что растерялся. – Что-то я вас не понимаю, – но совсем ничего не соображающим придурком выглядеть было нельзя, поэтому моя растерянность быстро исчезла. – Впрочем… догадываюсь. Вы хотите меня взять к себе. Так? Майор удовлетворенно кивнул головой. Он так и думал, что амбициозный молодой человек, считающий, что его предало собственное начальство, клюнет на его предложение, как голодная рыба на приманку. В нем есть сила, воля, жестокость. Он научился убивать, и в то же время глубоко внутри него сидит интеллигент. Сейчас он считает, что его, героя, незаслуженно обидели, кинули в грязь. Если такому в нужный момент подать руку помощи, то он будет готов за вас хоть с чертями в аду сражаться. – Я согласен, – сказал я, а сам подумал: «Клюнула рыбка. Клюнула!» Майор мало знал меня, поэтому сделал выводы исходя из моего дела и из того, что видел. То есть видел он молодого человека, студента, сумевшего за два года превратиться в разведчика-профессионала. Вот только сам Звягинцев из интеллигентной семьи, что для майора Васильченко было показателем слабости человека. Он считал, что у таких людей нет железного стержня, а значит, из него никогда не получится настоящего борца за счастье народа. Нет, такие люди тоже нужны для строительства коммунизма, но на самом острие борьбы могут стоять только такие люди, как он сам. Сам по себе майор был неплохим человеком, прошедшим через голодное, безрадостное детство. Затем была бурная молодость в годы Гражданской войны. Вернувшись в родной город, пошел на завод. Был членом партийного бюро родного предприятия. В органы его направили по партийному набору, когда Берия стал во главе наркомата НКВД и началась очередная чистка кадров. Получив первый опыт борьбы с японско-германскими шпионами и врагами народа, он понял, что в первую очередь надо отринуть малейшие сомнения в своей работе и безоговорочно верить проводимой партией и правительством политике. Иван Павлович Васильченко был примерным семьянином, любил жену и детей, считал себя опытным работником и искренне верил, что его работа приближает светлое будущее всего человечества. Преданность и работоспособность Васильченко высоко ценил его начальник, подполковник Быков Илья Иванович. Он почти полностью доверял ему, но при этом ему не хотелось, чтобы разговор с лейтенантом проводил майор, так как тот был излишне прямолинеен и мог наломать дров, но и откладывать беседу было нельзя. Звягинцев понравился подполковнику своим ненатужным спокойствием еще тогда, в первую их встречу, а он доверял своей интуиции. Два осколка, полученные от разрыва снаряда, не вовремя уложили его на больничную койку, но не это его волновало, а то, что он не выполнил данное ему поручение. Сначала он не смог перехватить предателей, которые сумели ускользнуть от него, перейдя линию фронта, а затем сорвалась отправка в тыл майора Васильченко. Он понимал, что его ничего хорошего не ждет, когда он выйдет из госпиталя, и тут вдруг неожиданно узнает, что лейтенант каким-то образом сумел добраться до партизанского отряда и готов выполнить порученное ему дело. В положении подполковника это было просто чудо! Он ухватился за Звягинцева, словно утопающий, который готов ухватиться за соломинку, лишь бы выжить, а спустя еще трое суток получает еще один царский подарок. Полковника фон Клюге. И сведения, что один из предателей мертв. Спустя неделю его доверенное лицо, майор Васильченко, подтвердил всю эту информацию. После чего подполковник дал свое разрешение на разговор с лейтенантом Звягинцевым. К тому же за это время сотрудники Быкова собрали всю нужную ему информацию о Звягинцеве. Все говорило о том, что, несмотря на молодость, Звягинцев – опытный, решительный и жесткий человек, не теряющий головы в сложных ситуациях, а главное, не боящийся проливать чужую кровь. Если такого человека привязать к себе и влить в свою группу… К тому же лейтенант знал маленький кусочек тайны, и это тоже был немаловажный повод, чтобы держать его при себе. Если его как следует приласкать, как думал подполковник, Звягинцев станет его личным ручным волкодавом. Он будет есть из его рук и рвать горло тому, на кого Быков укажет.
В отличие от Быкова у меня был свой план, и его первая часть, похоже, начала реализовываться. Я возвращаюсь в Москву, где постараюсь показать себя как можно лучше по службе, а это значит, буду делать то, что прикажут. То, что меня собирались использовать в качестве волкодава, не вызывало ни малейших сомнений. Вопрос заключался только в том, в кого мне придется стрелять.
ГЛАВА 5
В тылу армий и дивизий был свой мир, устроенный и уютный, в отличие от передовой. Здесь тебя кормили, одевали, а за это требовали только работу по специальности. Ты не мерз в передовом окопе, не ползал в маскхалате по снегу под немецкими пулями, не совал голову в землю при разрывах снарядов и авиабомб. Здесь тебя никто не пытался убить. Жизнь была тихая и размеренная. Все это я узнал из рассуждений Степы Васильева, который, несмотря на молодость, оказался рассудительным и спокойным человеком. Вот только при отбытии на фронт, прощаясь со своей девушкой, он пообещал ей вернуться героем, с орденами и медалями на груди, а для этого ему надо совершать подвиги, но вместо этого на него повесили составление всех служебных документов. Дело в том, что, к своему несчастью, парень имел великолепный почерк и по неосторожности проявил умение грамотно и правильно составлять документы. Он по-хорошему завидовал мне, так как считал меня настоящим героем, и был откровенно рад, когда для меня все закончилось хорошо. Вот и сейчас, когда мое заключение в бараке закончилось, он сам по своей инициативе решил мне показать, где что есть. – Вон смотри, Костя! В этом бараке у нас сидят пропагандисты. Они вместе с немцами-антифашистами выезжают к передовой и агитируют немецких солдат. Вон тот барак наш. Там сидит начальство, следователи и шифровальщики. Левее – то место, куда мы сейчас с тобой идем. Лазарет. Там дальше редакция, которая тискает как листовки для немцев, так и сочиняет передовицы в дивизионную газету для наших бойцов. Еще дальше, отсюда не видно, – узел связи, а за ним ремонтные мастерские. Я шел, слушал его, а сам думал о том, что тыловики считаются, как и мы, на фронте, имеют военные звания, форму, а кое-кто медали и ордена, а в то же время живут здесь почти гражданской жизнью. Едят, пьют, заводят романы, устраивают пьянки по различным поводам. Нет, я понимал, что тыл необходим для армии, но при этом чувствовал легкую обиду, хотя при этом понимал, что сам бы не смог так сидеть. Без кипящего в крови адреналина и перехватывающего дыхание риска мне война не война. Сегодня был первый день, как оказался на свободе после домашнего ареста, так я называл свое трехдневное заключение в бараке. Только сегодня утром транспортным самолетом Васильченко улетел в Москву. Все это время он сидел здесь вместе с полковником фон Клюге, ожидая, пока врачи не дадут добро на перевозку. Мне он ничего об этом говорить не стал (о его отлете стало известно от Васильева), а только сказал, чтобы я ждал вызова. Это было понятно. Из Москвы сначала должен прийти официальный запрос, и только после этого последует перевод. Теперь мне нужно было вернуться в свою часть и отбыть там какое-то время. Неделю или две. Так как попутка отправлялась только на следующий день утром, то мне дали день, чтобы привести себя в порядок. Первым делом я собирался отправиться в баню, но вовремя вспомнил про повязку, которую мне наложили в партизанском лагере. – Где тут госпиталь? – спросил я Васильева. – Мне надо снять повязку. – Я тебя провожу! – живо откликнулся на мой вопрос Степа и кинулся к вешалке за шинелью. – Тебе что, делать больше нечего? – лукаво спросил я его, хотя прекрасно знал, почему его туда тянет. Мне уже довелось от него слышать, что в дивизию прибыла красивая врачиха, и теперь туда совершает ежедневное паломничество чуть ли не треть всех офицеров дивизии. – Прогуляюсь хоть немного, а то засиделся за бумагами, – при этом молодой парень даже немного покраснел. Я постарался скрыть усмешку. Мне нравился этот прямой и открытый парень. Одевшись, мы отправились с ним в госпиталь. Пока шли, мне показалось, что людей кругом как-то уж слишком много. Когда я спросил об этом лейтенанта, тот ответил, что сегодня в дивизию прибывает пополнение, вот и прибыли офицеры со всех подразделений. Еще через несколько минут мы подошли к большому бревенчатому бараку, над крышей которого из двух торчащих труб белесыми клубами тек густой дым. У входа несколькими группками толпились, поеживаясь в наброшенных на плечи шинелях, раненые. Они, торопливо затягиваясь, курили, потом бросали окурки в снег и бежали обратно, в тепло. – Вот мы и пришли… Голос Степы неожиданно перебил раздавшийся за моей спиной громкий и веселый крик: – Костя!! Звягинцев!! Стоило мне обернуться на крик, как я сам восторженно заорал: – Сашка!! Воровский!! Мы подбежали друг к другу, несколько секунд пристально вглядывались друг в друга, затем крепко обнялись. – Ты как здесь?! Ты откуда?! – почти одновременно спросили мы друг друга и тут же рассмеялись. – Ого! Так ты у нас, Сашка, уже старший лейтенант! – первым начал говорить я. – И наградами, наверно, полгруди завешено! Ну, рассказывай, парень, как ты дошел до такой жизни! – Нет! Это ты рассказывай! Уже лейтенант! Ты где? Неужели в нашей дивизии?! Нам козыряли проходившие мимо солдаты, улыбались или бросали удивленные взгляды офицеры – мы никого не замечали, пытаясь рассказать друг другу в нескольких словах то, на что ушло два года нашей жизни. Первым это понял я и предложил перенести нашу встречу в более уютное, а главное, теплое место. – Костя, ты прав! Мне прямо сейчас надо быть у заместителя командира дивизии по тылу, – тут он задумался на какое-то время. – Вот что! Приходи… Погоди, ты знаешь, где узел связи?! – Приблизительно знаю. – Я ему покажу, – влез в наш разговор Степа. – Извини, Саша. Это Степан Васильев. Скажем так, сослуживец. А это Александр Воровский, мой большой друг. Мы с ним вместе учились в институте. – Рад знакомству, – Воровский и Васильев пожали друг другу руки. – Слушай, давай подходи к четырем часам. Там командиром лейтенант – связист Цадель Семен. Если буду опаздывать, извини, друг, дел много, он тебя примет. Он мой хороший приятель. Всё! Побегу! – Знаешь, Костя, – Васильев задумчиво посмотрел вслед моему другу, – я тоже хочу поступить в институт. Вот только пойду учиться на геолога. Это самая настоящая мужская профессия! Представляешь, тайга, горы, степи! Быть там, где еще не ступала нога человека… – Это ты уже загнул, парень! – Я имел в виду необжитые места! Разговаривая, мы подошли к входу и, открыв дверь, пошли по коридору. Судя по всему, здесь когда-то была школа. По коридору сновали сестры и врачи в белых халатах, медленно брели раненые бойцы. Дальше я пошел один. Васильев остался в коридоре у входа, недалеко от ординаторской. – Извините, а где здесь перевязочная? – спросил я младшего лейтенанта медицинской службы, крепко сложенную женщину лет сорока пяти с приятным лицом, на котором выделялись добрые синие глаза. Взгляд мягкий, добрый и отзывчивый. Увидев его, так и хочется, прослезившись, упасть ей на грудь и поведать о своих детских шалостях. По крайней мере, мне так сейчас подумалось. – Предпоследняя дверь. Там помещение разделено на два отделения. Одно из них – перевязочная. – Спасибо. В бараке было тепло. По дороге я снял вязаные перчатки и расстегнул шинель. Толкнув дверь, вошел. Большая комната была перегорожена и разбита на несколько помещений своего рода занавесками. Здесь, как я понял, располагались перевязочная и процедурная. На лавке, стоящей вдоль стены сидело два офицера и несколько солдат, дожидаясь своей очереди. Трое раненых солдат, морщась и кривясь от боли, сейчас медленно одевались у самодельной вешалки, натягивая на себя кто гимнастерку, кто шинель. – Следующие двое! – скомандовала медсестра, выглядывая из-за занавески. В ожидании своей очереди я разделся, потом сел на край лавки. На меня поглядывали с интересом, но спрашивать никто не стал. Я слышал, как солдаты между собой говорили о пополнении, которое должно к ним прибыть, и одновременно гадали о том: сколько новых солдат получит дивизия. Спустя полчаса мне сделали легкую повязку, затем сказали, что у меня все нормально заживает и больше приходить к ним не надо. Одевшись, я ушел. В половину четвертого подошел к избе, которая именовалась узлом связи. Узнав, что я друг Воровского, лейтенант Семен Иосифович Цадель принял меня с распростертыми объятиями. Он оказался большим любителем книг, но еще больше любил стихи. Мне здорово повезло, что лейтенант Васильев оказался непьющим человеком и у него оказалась в запасе бутылка водки, которую он мне пожертвовал, так что я пришел в гости не с пустыми руками. Сеня оказался веселым, говорливым и жизнерадостным человеком. Говорили обо всем, только тему войны он избегал и говорил лишь о той, мирной жизни, которая осталась у нас за спиной. Рассказывал о своей семье, о прогулках, о мороженом, о Волге, о разных смешных случаях, случившихся с ним или его многочисленными родственниками. Он был умелым рассказчиком, за его словами вставали живые образы людей. Он и к своим девушкам-радисткам хорошо относился, старался их опекать и защищать, насколько это было возможно. Вот только защитник из него получился плохой, как он сам признавал, потому что был излишне интеллигентен и мягок характером. В этом он мне признался, после того когда мы опрокинули внутрь по сотке спирта и закусили рыбными консервами с галетами. Вскоре пришел Воровский. Вид у него был предельно уставший. Скинув шинель, он минут пять стоял у печки, отогревался, рассказывая, как принимали пополнение, а Семен тем временем готовил закуску для стола. Две банки тушенки, хлеб, три больших соленых огурца, полфляжки спирта и бутылка водки. Воровский, удивил нас, притащив приличный кусок соленого, с чесночком, сала. На вопрос, откуда взял, просто отмолчался. Сели за стол, выпили, а потом рекой потекли вопросы и рассказы о двух годах военной жизни. Воровский возмужал, раздался вширь. На левой стороне его широкой груди висел орден, две медали и золотистая нашивка за тяжелое ранение. Я ткнул в нее пальцем. – А этим тебя за что наградили? Сашка замялся, а потом усмехнулся и ответил: – Не сейчас. После войны расскажу. Договорились? – Как скажешь. Вот только до ее конца нам с тобой дожить надо. – Доживем, Костя. А твои где награды? – Два ордена, две медали. Две красные нашивки. Почему не на груди? – я усмехнулся и повторил Сашкины слова: – После войны тебе расскажу. Мы весело рассмеялись. Насчет остальных вопросов о службе отвечал уклончиво. Дескать, по немецким тылам время от времени шастаю. Лейтенант-связист с моим приятелем понимающе переглянулись и больше вопросов не задавали. Два часа, что были отпущены Воровскому, пролетели незаметно. Как нам ни хотелось расставаться, но пришлось, так как Сашке надо было ехать в свое подразделение с пополнением, а на следующее утро мы с сопровождающим меня лейтенантом Васильевым отбывали в расположение моей дивизии. Странно, но в дивизии меня не ждали, хотя с ними связались и дали знать, что я живой. Вот только после исчезновения лейтенанта Звягинцева и по сей день я официально считался без вести пропавшим, так как дивизия никаких официальных бумаг на мой счет не получила, поэтому когда я оказался в кабинете майора Брылова, на его лице было весьма удивленное выражение, стоило ему меня увидеть. Войдя, вскинул руку к козырьку фуражки. – Товарищ майор, лейтенант Звягинцев прибыл для продолжения службы. – Вот те раз! Я уже и не думал, что тебя, Звягинцев, снова к нам направят! Майор встал из-за стола, затем перевел взгляд на Васильева. Тот сделал шаг вперед, отдал честь. – Младший лейтенант Васильев. Сопровождал лейтенанта Звягинцева к месту службы. Вот сопроводительные документы, – и он передал тоненькую папку майору. – У вас еще что-то есть, лейтенант? – Никак нет, товарищ майор. Разрешите идти? – Идите! Не успела за лейтенантом закрыться дверь, как Брылов обошел стол и какое-то время смотрел мне в глаза, затем присел на столешницу. – Ну, рассказывай, где тебя все эти три недели носило? – Товарищ майор, там, в бумагах, все есть. – Мне не бумаги важны, а человек. Рассказывай. Пришлось коротко рассказать ему о моих странствиях. По окончании рассказа он неопределенно хмыкнул, потом уселся за стол и буркнул: – Прямо хоть роман приключений пиши. Ладно, садись, а я бумаги полистаю. Листал он их довольно долго. Прочитав, он снова возвращался к прочитанному тексту. Потом сложил бумаги в папку, закрыл ее и хлопнул по ней ладонью. – И что мне с тобой делать? – спросил он. – Как что делать? – недоуменно переспросил я. – Я здесь, что уже не служу? – Не служишь, так как до сих пор числишься пропавшим без вести, поэтому, несмотря на эти бумаги, тебя придется проверить. – Проверяйте, – легко согласился я. – Только медленно и очень тщательно. После моих слов он внимательно на меня посмотрел, затем, видно, что-то сообразил, хмыкнул, потом неожиданно спросил: – Кое-что краем уха слышал. Тебя в Москву, что ли, обратно забирают? – С чего вы так решили, товарищ майор? – теперь уже с некоторым удивлением поинтересовался я у него. – Тут официальный запрос на тебя пришел, как обычно, а я отписал, как положено. Вот только в таких случаях, как твой, бумагу одну не присылают, вместе с ней следователь приезжает, чтобы на месте уточнить, что за человек. Да и вид у тебя больно спокойный. Обычно после таких дел люди нервные становятся, а ты, наоборот, выглядишь довольным жизнью. – Точно не скажу, потому что сам толком ничего не знаю, – неопределенно ответил я. Контрразведчик понимающе усмехнулся: – Зато мне, лейтенант, все ясно.Четыре следующих дня, можно сказать, я отдыхал. Следователь, предупрежденный майором, допросы проводил с ленцой и по времени долго их не затягивал. На пятый день, утром, пришел приказ о моем переводе. Получив паек на дорогу и проездные документы, я сел на попутку, после чего поздним вечером, сменив три машины, добрался до вокзала. Тут мне крупно повезло и с отправлением и с билетом, так как уже спустя час я сидел в поезде, идущем на Москву. Без пересадок. Поезд был переполнен, поэтому место нашлось только в общем вагоне. Правда, проводница клятвенно обещала перевести меня, как только освободится лежачее место. Судя по тому, что я видел, пройдя половину вагона, большинство людей ехали из эвакуации домой. Было много вещей и детей. Большинство пассажиров или спали, или просто лежали, глядя в потолок. Кое-кто из пассажиров ел, разложив скудную еду, другие перебрасывались в карты или просто разговаривали. В вагоне было накурено, душно, был слышен плач детей. Я присел с краю на скамейку, а сидор поставил под ноги. Соседи, кто не спал, только равнодушно покосились на меня, но с вопросами не лезли. Было видно, что ехали люди издалека и уже устали от долгой дороги. Где-то далеко за спиной был слышен отборный мат и шлепанье карт. «Блатота едет», – подумал я, проваливаясь в сон. Не знаю, сколько проспал, но разбудил меня чей-то крик. Где-то минуту спросонья соображал, что за крики, пока не понял, что кто-то из картежников смухлевал и его теперь за это били. Народ в вагоне притих. Я тряхнул головой, прогоняя сон, и вдруг неожиданно для себя разозлился. Человек отдыхает, а эти твари расшумелись. Вскочил на ноги. Пройдя больше половины вагона, я добрался до источника шума и, остановившись, усмехнулся. «Вот же сука эта проводница. Мест у нее нет». Вместо забитого вещами и людьми купе сидело четверо уголовников. При виде меня двое уголовников бросили бить своего подельника и злобно уставились на меня. Еще один урка, сидевший в углу, у окна, до этого с кривой усмешкой наблюдавший за избиением, в свою очередь перевел взгляд на меня. На столе стояла бутылка, наполовину заполненная мутным первачом, стаканы, закуска, деньги и разбросанные карты. – Чего тебе, служивый?! – с усмешкой спросил меня уголовник, сидевший у окна. Под распахнутым пальто виднелись рубашка и пиджак, но при этом брюки были заправлены в хромовые сапоги, а во рту тускло блеснула золотом фикса. «Я тут в тесноте сижу, а эти твари как белые люди едут». – Пасти заткнули, шавки! И ни звука тут! – я специально провоцировал их на драку. В светлых, серо-стального оттенка глазах уголовника, только что бившего своего собрата по профессии, плеснулась ярость, а в следующую секунду в его руке блеснул нож, выхваченный из голенища сапога. Он даже не сказал, а прошипел: – Ну, падла, тебе не жить, – и ударил. Вернее, попытался ударить, так как его удар ушел в пустоту, а сам уголовник захрипел, синея лицом, получив удар по горлу. – Порву, сука! – с криком на меня бросился второй уголовник, но уже в следующую секунду отлетел назад, крича от боли, и рухнул на подельника, которого избивал пару минут тому назад. Нижняя часть его лица была залита кровью, обильно струившейся из сломанного носа. На крики боли прибежала проводница, несколько мужчин, среди которых было трое солдат-фронтовиков. Женщина побледнела, увидев залитых кровью и хрипящих уголовников. Бросив на меня испуганный взгляд, виновато пробормотала: – Я что… Я ничего… Думала, они как люди… – Мне плевать, что вы думали, когда сажали этих уродов. Когда ближайшая станция? – Скоро! Через… пятнадцать минут, товарищ офицер! Я повернулся к четвертому уголовнику, продолжавшему сидеть: – Своими ногами уйдете, или вас отсюда вынесут. Выбирайте. Того просто передернуло из-за моих слов. Его взгляд, направленный на меня, был полон дикой злобы. – Тебе не жить, сука. – Чего разговаривать с этой уголовной мордой, товарищ лейтенант! Набить ему рожу и выкинуть с поезда! – зло выкрикнул из-за моего плеча солдат. Пассажиры тут же поддержали его гневными криками. – Зря ты так сказал, парашник, – усмехнулся я, глядя в глаза урке. – Вставай! Мы с тобой в тамбуре этот разговор закончим. Бандит попытался изобразить на лице наглую усмешку, но это ему плохо удалось. Он видел, что этот лейтенант только что проделал с его подельниками, и прекрасно понимал, что его ждет. Он медленно встал и только сделал шаг по направлению ко мне, как сильнейший удар в солнечное сплетение, выбив из легких воздух, сложил его пополам. Вытаращив глаза и кривясь от боли, он просипел: – Ты же сказал… в тамбуре… – Я передумал, – бросил я ему, нанося мощный удар в челюсть, который распрямил бандита, бросив его обратно на вагонную полку. После чего я повернулся к толпившимся за моей спиной мужчинам: – Товарищи! Не в службу, а в дружбу! Выкиньте это дерьмо в тамбур, а затем на станции из вагона! – Это мы мигом, товарищ офицер! Хватай их, мужики! Довольные пассажиры, которым уже до смерти надоели уголовники, с матом и грубыми шутками поволокли избитых и растерянных уголовников по проходу. Я огляделся. Поморщился, после чего повернулся к побледневшей и растерянной проводнице, которая прибежала на крики и шум. – А вы чего столбом стоите? Приберитесь здесь! Живо! – Да! Сейчас! Все сделаю, товарищ офицер! – женщина с каждым словом кивала головой, наподобие китайского болванчика, а затем, сорвавшись с места, побежала к своему купе. Не успел поезд остановиться на станции, как я закрыл глаза и, вытянувшись во весь рост на нижней полке освободившегося купе, закрыл глаза и почти сразу провалился в сон.
В столицу поезд пришел поздно вечером. К вечеру мороз еще больше усилился. Пока я прошел вокзал и привокзальную площадь, меня дважды останавливал военный патруль. Приходилось снимать перчатки, расстегивать шинель и лезть во внутренний карман за документами, теряя драгоценное тепло. Если честно сказать, то меня эти задержки не раздражали, так как меня все это время не покидало чувство удовлетворенности от того, что я добился, чего хотел – вернулся в Москву. Теперь мне надо было устроиться здесь так, чтобы снова не оказаться на фронте. В свою нетопленную квартиру я не пошел, а остановился на сутки в гостинице. Переночевав, прямо с утра отправился в управление. Большая часть дня у меня ушла на представление начальству и оформление документов. Меня не только поставили на вещевое и денежное довольствие, но и дали неожиданный, но очень приятный бонус: один день на устройство личных дел, который полностью ушел на генеральную уборку квартиры, закупку продуктов и приведение себя в порядок. На следующее утро мой непосредственный начальник, майор Иван Павлович Васильченко, официально представил меня сотрудникам, моим будущим коллегам, и тут выяснилось, что за неделю до меня в группу майора вошел еще один новичок – капитан Быстров Вячеслав Антонович. Бывший командир взвода пешей разведки. Остальные трое оперативников были в звании старших лейтенантов. Молодые, веселые, задиристые парни. На фронте из всех троих воевал только один из них – Максим Тарасов. Он, как и капитан Быстров, служил в полковой разведке, но был тяжело ранен. После госпиталя был неожиданно для себя направлен на курсы, а затем сюда. Имеет две медали. «За отвагу» и «За боевые заслуги». Один из лейтенантов оказался «потомственным чекистом». Так себя назвал Боря Матвеев. Как оказалось, отец у него еще с Гражданской войны в ЧК работал. Третий оперативник, Матвей Прохоров, начинал работать в милиции, но после совместной операции с ГБ по задержанию банды уголовников, среди которых затесалось двое немецких агентов, был направлен на курсы, а затем сюда, на Лубянку. Несмотря на их молодость, опыт работы у всех троих парней был солидный и боевой. Им не только доводилось вступать в схватки с немецкими парашютистами, но и выслеживать внедренных к нам вражеских агентов. После знакомства Васильченко объяснил мне задачи, которые решала контрразведка НКВД СССР. Как оказалось, что ее задачи во многом схожи с контрразведкой СМЕРШ НКО. Интересоваться, зачем нужно дублировать задачи двумя военными ведомствами, не стал. Не мой уровень. После короткой лекции расписался в нескольких бумагах о сохранении военной тайны. После чего мне, опять же под расписку, вручили несколько методических пособий, такие как «Инструкция по организации розыска агентуры разведки противника» или «Материалы по распознаванию поддельных документов». Затем нашел комсорга и встал на учет в комсомольской организации. Заплатил взносы. Опять, уже в который раз, встал вопрос об общественной нагрузке. Сказал, что обязательно над этим подумаю, и ушел. Вернулся в комнату к оперативникам, где мне выделили стол. Некоторое время просто разговаривали. Парней больше всего интересовало, за что я получил свои награды, после чего каждый занялся своей работой. Я решил, пока есть время, почитать инструкции, но не успел добраться даже до середины брошюрки, как меня вместе с капитаном неожиданно вызвал к себе Васильченко. – Садитесь, товарищи офицеры. Ставлю перед вами задачу… Суть задания на первый взгляд была проста. На подходах к Москве сутки назад был расстрелян армейский патруль, пытавшийся задержать группу неизвестных лиц, а сегодня, пару часов назад, лесник из подмосковного лесного хозяйства позвонил в местное отделение НКВД и сообщил о трех подозрительных типах. Он их приметил во время своего обхода возле заброшенного дома, стоящего на самом краю леса. – Как вы видите, район один и тот же. Да и расстояние между ними вполне подходит, – он провел пальцем по карте. – Где-то около двадцати километров. Сколько их точно и кто они, вам и предстоит узнать. Выезжаете прямо сейчас. Брать живьем. Стрелять на поражение в случае крайней необходимости. Капитан Быстров, вы назначаетесь старшим. Вам будет придана местная милиция и взвод солдат. Машина ждет. Вопросы есть? – Дом рядом с лесом или поодаль? – поинтересовался капитан. – Поодаль. Там вырубка была. – Маскхалаты и ватники нам не помешали бы, товарищ майор, – заметил я. – Там, наверно, кругом чистое поле. – Сейчас позвоню – получите. Еще вопросы? Мы с капитаном переглянулись, затем Быстров сказал: – Больше вопросов нет, товарищ майор. Разрешите идти? Догадаться было несложно, что начальство этим заданием хотело посмотреть, как новички поведут себя в настоящем деле. Спустя три часа мы были на месте сбора, в деревне Шлыково, где нас встретил начальник местного отделения НКВД, старший лейтенант, вместе с двумя своими сотрудниками. Перезнакомились, после чего были представлены майору милиции. Пока перебрасывались общими фразами, приехал крытый брезентом грузовик. Из кабины машины ловко выпрыгнул армейский старший лейтенант. Подошел к нам. Кинул ладонь к козырьку: – Здравия желаю! Старший лейтенант Ведерников. Прислан для огневой поддержки операции. – Сколько с тобой солдат, лейтенант? – поинтересовался Быстров. – Двадцать два бойца, товарищ капитан. – А у вас, товарищ майор? – поинтересовался Быстров у милиционера. – Семь человек, вместе со мной. Двое оперативников, остальные – постовые милиционеры. – За домом кто-нибудь следит? – Мой сотрудник сейчас наблюдает за домом, – ответил старший лейтенант НКВД. – Пошлите к нему человека. Пусть узнает: что да как? Лейтенант отошел к своим людям, чтобы отдать приказание, а Быстров между тем обратился к леснику, который стоял немного поодаль: – Товарищ, подойдите поближе. Когда тот подошел, спросил: – Как вас звать-величать? – Кондратий Иванович Хвостев. – Скажите, Кондратий Иванович, дом насколько близко к лесу стоит? Лесник какое-то время подумал, а потом уже обстоятельно ответил: – Метров сто там будет до леса, товарищ командир. Только там не лес, а молодая поросль растет. За ней ну никак вы не укроетесь. Так что голое место там вокруг избы, как моя коленка. Вот ежели стемнеет, то тогда да. Подкрадетесь. – Ясно. А сколько вы людей видели? – Трех. Хотя… может, и боле будет. – А когда стемнеет, как думаете? Лесник задумчиво посмотрел на небо, потом сказал: – Часа через полтора, товарищ командир. Капитан отвернулся и обратился к стоящим рядом с ним офицерам: – Где-то в полутора километрах от нас, за лесом, в заброшенной избе прячется группа немецких агентов. Если это те гады ползучие, кто вчера расстрелял армейский патруль, то отстреливаться они будут до последнего. Вот только плохо, что мы до сих пор точно не знаем: сколько их там? Теперь хочу услышать ваши предложения, товарищи офицеры. Начнем с вас, товарищ майор. Милицейский начальник помялся, потом неуверенно сказал: – Думаю, нужно дождаться темноты. Людей можем зазря положить, если сейчас их штурмовать будем. Армеец рассуждать не стал, а лихо отрапортовал: – Как прикажете, так и будем действовать, товарищ капитан! Быстров посмотрел на начальника местной НКВД, затем на меня и с еле уловимой усмешкой спросил: – А вы что скажете, коллеги? Я уже прикинул наши возможности, поэтому сразу сказал: – Я бы попробовал взять их, как столько стемнеет. Только не штурмом, а в одиночку. – Даже так? – усмехнулся Быстров, оценивающе глядя на меня. – Впрочем… почему бы не попробовать. Майор милиции и оба старших лейтенанта удивленно на меня уставились. Никак не могут понять: с чего это этому лейтенанту героя из себя корчить? То ли у молодого парня это самое геройство в заднице играет, то ли он действительно специалист в подобных делах? Вот только понять по его каменной физиономии ничего нельзя. Майор, опытный сыскарь, успевший повоевать, после тяжелого ранения снова вернувшийся на свое прежнее место, после некоторого раздумья решил, что парень совсем непрост. Быстров какое-то время задумчиво меня разглядывал, а потом сказал: – Решено. Идем вдвоем. – Не доверяете, товарищ капитан? – усмехнулся я. – Думаю, лишним не буду. Как-никак два года оттрубил в дивизионной разведке. У меня на личном счету было одиннадцать «языков», пока меня… Впрочем, это неважно. Значит, так, товарищи офицеры. Ждем результатов от нашего наблюдателя, а затем мы с лейтенантом выдвигаемся к цели. Ждать пришлось около двадцати минут, но ничего нового мы так и не узнали. Никаких новых лиц не было замечено. Решили, что как начнет темнеть – начать окружение дома, а до этого никакого движения. С расстановкой сил командирам определиться самим, но упорсделать на лес, так как если агенты будут прорываться, то только в сторону леса. Пока мы переодевались, смеркалось. Сначала двигались осторожно, пригибаясь к самой земле, а потом поползли по-пластунски. Направление выбрали на ту сторону дома, где окно было заколочено досками. Человека на чердаке я заметил не сразу, а просто сначала уловил какое-то неясное движение. Замер. За мной замер Быстров. Проследив мой взгляд, чуть заметно кивнул головой. Он тоже что-то заметил. Несколько минут наблюдали за чердаком. В какой-то момент мы даже заметили бледное пятно лица. Тот, подавшись вперед, как-то уж пристально вглядывался вдаль. Заметил или ему просто что-то видится? Быстров нахмурился, и я его понимал. Если они что-то заметили, то прямо сейчас будут прорываться в лес. Вот только как там дело с нашими? Замкнули кольцо окружения или нет? Впрочем, чего гадать! Нам надо как можно быстрее доползти до дома. Оказавшись под бревенчатой стеной, замерли, прислушиваясь. Было тихо. Неужели уже сбежали? Но тогда почему стоит тишина? Осторожно приблизились к выбитому окну и сразу услышали обрывок негромкого разговора. – Какого хрена мы здесь затихарились, Клин? Или ты думаешь, что нас не ищут? – Понятное дело, что ищут. Вот только не в тех местах. – Гм. Что ж, тебе виднее, Клин. – Хорош бока греть! Вылезай да осмотрись кругом, потом хавать будем. «Если это агенты, то почему говорят как урки?» Вопрос как возник, так и исчез, стоило мне услышать тяжелые шаги. В вязкой от напряжения тишине было слышно, как потрескивали дрова в костре. Скользнув под заколоченным окном, я подобрался к углу избы, держа в руке нож. Стоило заскрипеть двери, как тело автоматически напряглось в преддверии схватки. Сейчас он переступит порог. Сделает шаг, другой… В следующее мгновение послышался шум. Это с чердака спрыгнул наблюдатель. – Слышь, Клин, нас, похоже, засекли. Плохо видно, но вроде там, – судя по еле заметной паузе, агент указал направление рукой, – какое-то движение. Братва, надо срочно рвать отсюдова! На его слова первым откликнулся тот, кто стоял у двери. В его голосе прозвучали панические нотки: – Клин! Я же тебе говорил! Надо… – Заткнись, падла! – резко оборвал его главарь. – Еще слово вякнешь – урою! Гадом буду! Теперь так. Игла, ты не стой у двери, а выйди и осмотрись. Шпалер держи наготове. Мы с Быком сейчас затушим костер и соберем жратву. Снова в лес пойдем. Там отсидимся. Под ногами предателя заскрипел снег. Шаг, второй, третий. Секунды его растерянности при виде внезапно возникшей перед ним белой фигуры мне вполне хватило. Он еще только открывал рот для крика, как нож вошел ему в шею, вот только все равно раздался выстрел. Громкий, неожиданный, резко ударивший по ушам звук. Да и что тут сделаешь, если эта тварь держала палец в напряжении на спусковом крючке. В два прыжка я оказался стоящим сбоку у двери, с пистолетом наготове. – Клин, менты!! – раздался вопль. – Заткни пасть, сука! Рядом со мной уже стоял Быстров, держа в руке пистолет. – Похоже, это обычные уголовники, лейтенант, – тихо, почти прошептал капитан. – И мне так кажется. – Эй, гниды! Бросай оружие и выходи наружу с поднятыми руками! Даю минуту! После чего забросаем гранатами! Неожиданно со стороны раздался шум. Мы с капитаном почти одновременно повернули головы в сторону леса. В нашу сторону, ломаной и редкой линией, тяжело переваливаясь в снегу, бежали солдаты со своим бравым командиром. – Всё! Время прошло! – крикнул капитан. – Начальник! Мы сдаемся! Не шмаляйте! Мы выходим! – на два голоса завопили бандиты. Когда первый из них оказался на пороге, Быстров закричал ему: – Три шага вперед! Мордой в снег, сука фашистская! Со вторым бандитом разобрался я. Тот получил рукоятью пистолета по лицу и рухнул в снег с воплем: – За что, начальник?! – Кто забросил?! С каким заданием?! Живо колись, падлы фашистские! – стал сразу допрашивать Быстров своего пленника, при этом тыча ему в голову стволом пистолета. – Молчать не советую! Мне и одной фашистской гниды хватит! А второго я в расход пущу! – Начальник, погоди!! Гадом буду, только я честный вор!! 58-ю мне не шей!! – дико заорал Клин, понявший, что их приняли за немецких агентов. – Побег на себя возьмем! И только! Мы переглянулись с Быстровым. Все-таки это уголовники. Спустя несколько минут подбежал лейтенант со своими солдатами. Несмотря на то что все они здорово запыхались, вид у всех был боевой. – Взяли?! Ух, здорово! – воскликнул лейтенант, затем развернулся к лежащему на земле зэку с разбитым носом. – Все, гад фашистский, отпрыгался! Теперь к стенке тебя, шкуру продажную, поставят! Быстров бросил быстрый взгляд на разошедшегося лейтенанта и отдал приказ: – Лейтенант, пусть твои солдаты обыщут дом. От подпола до чердака. Да пусть еще огонь разожгут. Погреться не мешало бы. Дом и зэков быстро обыскали. В подтверждение слов бандита, ничего из шпионских атрибутов не было найдено. Ни документов, ни карт, ни батарей к рации. Вот только оружие у всех троих было неплохое. Три пистолета ТТ и три хороших ножа. К ним два рюкзака, набитые продуктами. Галеты, сало, крупа, консервы. Причем они были явно не из ограбленного по дороге деревенского продмага, хотя при этом на них были старые, рваные и прожженные во многих местах ватники, потрепанные треухи и кирзачи. Одежда беглого зэка. После сигнальной ракеты, отменяющий облаву, к нам подошли майор милиции и начальник местной НКВД. Стоило начальнику милиции посмотреть на вражеских агентов, как он весело, от души рассмеялся. Мы с Быстровым недоуменно на него посмотрели: что смешного он в них углядел? Но непонятная ситуация длилась недолго. – Ха-ха-ха!! Фомкин, ты что, в немецкие шпионы подался?! Масть решил сменить?! – Начальник! Ты же меня знаешь! – заблажил чердачный наблюдатель. – Скажи им! Я честный вор! Побег на себя возьму! И это всё! О побеге группы заключенных начальник местного отделения милиции уже знал, так как получил ориентировку на Фомкина, бывшего жителя одной из местных деревень, а ныне дважды осужденного за кражи государственного имущества. Знал и самого уголовника, так как, будучи еще старшим лейтенантом, взял его на месте преступления, после чего тот получил свой первый срок. У Фомкина Михаила здесь жила мать, известная на всю округу самогонщица. Вот он и решил с двумя своими подельниками какое-то время пожить у нее, пока все не утихнет. Так они оказались в этих краях. С оружием и продовольствием тоже все решилось просто. Чисто случайно они наткнулись на шпионский грузовой контейнер, который распотрошили. Все, что могли, взяли с собой, а остальное бросили. – Что там было?! – Документы разные. Все чистое, незаполненное. Форма офицерская. Карты. Продукты. Оружие. Патроны. Отвечали беглые зэки охотно, так как прекрасно знали, что за побег им добавят по два-три года, а за предателей родины могут и к стенке поставить. – Место показать можете? Уголовники переглянулись, но ответил один Клин, бывший у бандитов за главаря: – Врать не буду, не знаю, начальник. Где-то ближе к окраине леса, но точно не скажу. Если только вот, Фома. Он местный. – Ты знаешь, где контейнер?! Тот шумно глотнул, потом спросил: – Начальник, а снисхождение нам за это будет?! Все-таки помощь… После сильного удара в лицо уголовник, оказавшись на земле, торопливо заговорил: – Начальник! Ты чего! Я же только спросил! Конечно, проведу, начальник! Я помню это место!
Спустя сутки мы вернулись в управление. Без шпионов, зато с грузовым контейнером. Почему агенты не подобрали его, был только один ответ. Не смогли найти. Я так и не узнал, что в ходе облавы, где-то в километре от обнаруженного груза, было найдено три спрятанных парашюта. Переночевав дома, я пришел в управление и сел писать отчет о проделанной работе. Сидеть в теплом кабинете после двух суток, проведенных на морозе, было приятно, вот только взгляд на бумаги, лежащие передо мной, не давал ощутить полное удовлетворение. Впрочем, уже буквально через два часа меня вызвали в дежурную комнату, где собиралась следственная группа, которой было поручено дело по ограблению склада с оружием в одной из воинских частей, где был убит солдат, стоящий на внутреннем посту. Появился я в управлении уже только через неделю. Работы было много, причем не только оперативной, но и бумажной. Время от времени приходилось выезжать на «проверки». Так мы называли звонки от людей, которые просили проверить того или иного человека. Среди них было немало «пустышек», но именно по такому звонку мы с Максимом Тарасовым взяли власовца, который каким-то образом сумел добраться до Москвы и решил отсидеться у матери. Приехал он под видом сержанта-фронтовика. Участкового вполне убедил шрам на животе и бумага из госпиталя, в которой говорилось, что боец получил множественные осколочные ранения живота, согласно которым был комиссован. Вот только не сумели мы эту сволочь взять живьем. Каким-то звериным чутьем тот понял, что мы пришли по его душу, и начал отстреливаться, а последний патрон пустил себе в висок. Следующие два дня меня не трогали. Все это время я приводил свои бумаги в порядок, потому что майор Васильченко строго заявил: если прямо сейчас не приведу бумаги в порядок, то буду иметь бледный вид. К вечеру второго дня я озверел, закопавшись в бумагах. На третий день утром пришел Быстров, но садиться не стал. Я только поставил чайник. Мы с ребятами собирались завтракать. – Чай пить будешь? – спросил я его, при этом понимая, что он неспроста стоит и не раздевается. – Нет. И ты тоже не будешь, – с ехидной улыбкой сообщил он мне. – Пять минут на сборы. Нас машина ждет. – Куда едем? – В область! Собирайся! – коротко бросил капитан и зашагал к двери. Уже по пути он просветил меня по этому делу. На военный грузовик с продовольствием было совершено нападение. Водитель и солдат-охранник были убиты. Причем это было уже второе нападение. Уже на подъезде к хутору мы услышали выстрелы. – Тормози! – скомандовал Быстров шоферу. Мы вылезли из машины и пошли разбираться, кто тут в войну играет. Понять, что происходит, для нас, имеющих большой военный опыт, не стало проблемой. Солдаты (около взвода) с дюжиной милиционеров окружили хутор, где засела вооруженная банда. Прямо перед тем, как мы появились, очевидно, прошел неудачный штурм. Солдаты во главе с лейтенантом кинулись в атаку, но тут с чердака ударил немецкий пулемет МГ-34. Пулеметчик оказался опытным стрелком. Несколькими короткими очередями сумел срезать лейтенанта, сержанта и трех солдат. Их трупы сейчас четко смотрелись на окровавленном снегу. Потеряв командира, бойцы в спешке отступили и залегли. Из офицеров остался только младший лейтенант милиции, причем совсем зеленый. – Лейтенант, подойдите, – позвал милиционера Быстров. Увидев красное удостоверение с тиснеными золотыми буквами СМЕРШ, он побледнел и вытянулся в струнку, после чего четко отдал честь. – Младший лейтенант Лысенко, товарищ капитан государственной безопасности. Милиционер был растерян и испуган, хотя старался держаться молодцом. – Что тут произошло, лейтенант? Где старшие офицеры? Тот, несколько комканно, рассказал нам, что дежурный в отделении получил звонок о частой стрельбе в стороне хутора. После чего он позвонил в местное отделение ГБ. Там сказали, что знают об этом, и люди выехали на вызов. Потом его начальник, капитан Лисковец, приказал ему брать полуторку и постовых милиционеров, а затем выехать к хутору. Когда они приехали, здесь уже был армейский взвод из воинской части, расположенной в пяти километрах отсюда. Почему лейтенант начал атаку, ничего сказать он не смог, а судя по неподвижному телу лейтенанта, лежащему на снегу, мы никогда об этом не узнаем. Решил героем себя показать? Медаль заработать? Может быть. – А что твой капитан сам не приехал? Младший лейтенант милиции пожал плечами: – Третьего дня банду брали, так ему плечо прострелили. В госпиталь он идти наотрез отказался. Вот… – Ясно. А почему нас не дождались? – спросил я. – Не знаю, товарищ лейтенант государственной безопасности. Нас для оцепления вызвали. – Идиот! Видно, в героя решил поиграть! – в сердцах высказался Быстров об армейском лейтенанте. – Мало того что сам по-дурацки погиб, так еще людей положил. – Сколько их там? – спросил я. Младший лейтенант виновато сказал: – Не могу точно знать. Трое, а может, и четверо бандитов. – С другой стороны хутор кто-нибудь прикрывает? – недовольно спросил Быстров, продолжая смотреть на трупы, грязно-серыми пятнами выделявшиеся на снегу. Я его понимал. Стружку за проведение операции командование будет снимать со старшего офицера. – Так точно! Там, с другой стороны, сержант. И отделение солдат. – Надеюсь, он не такой быстрый, как лейтенант? – Никак нет, товарищ капитан. Тот сержант, сразу видно, дядька самостоятельный. – Будем надеяться, – невесело усмехнулся капитан. Я уже обдумал сложившуюся ситуацию и понял одно, что бандиты просто так не сдадутся, а значит, будут еще трупы. Вот только мне среди них быть не хотелось. Если их там четверо или пятеро, то с какой стороны ни штурмуй – потерь не избежать. – Что будем делать, Звягинцев? – Надо отвлечь пулеметчика, а затем подобраться поближе и забросать гранатами дом. Другого выхода не вижу. Капитан громко хмыкнул, потом бросил невеселый взгляд на трупы и неожиданно сказал: – Знаешь, лейтенант, скажу тебе так: что там, на фронте, что здесь – идет самая настоящая война. Знаешь, когда меня после госпиталя в Москве оставили, я думал, что все как-то по-другому будет. – Решил, что как на службу ходить будешь. В 9 часов пришел, а в 6 часов с работы ушел. Так, что ли? – съехидничал я. – Нет, конечно, – усмехнулся Быстров, но спустя несколько секунд, бросив взгляд на хутор, помрачнел. – Ладно. Все это лирика. Он развернулся и посмотрел на лейтенанта милиции. – Ты, лейтенант, бери своих и солдат, после чего начинайте обстреливать чердак. Да так, чтобы эта сволочь головы не могла поднять. Команду стрелять даст этот офицер, – и Быстров кивком головы указал на меня. – Задание понял? – Так точно, товарищ капитан! – бодрым голосом отчеканил он. Теперь, когда ответственность взял на себя старший по званию офицер, милицейский лейтенант выглядел бодрым и где-то даже веселым. – Вот и хорошо. Пришли мне сюда солдата с гранатами. Выполняй. Когда милиционер ушел, я спросил у Быстрова: – Сам решил пойти? – А кого еще посылать? Сам же видишь! Все, как один, птенцы необстрелянные! – Вижу. Я прикрою. У солдата, который принес гранаты, я забрал винтовку, после чего, спрятавшись за деревом, стал высматривать пулеметчика в полумраке чердака. Сейчас ни его, ни пулемета не было видно. Для меня было странным, что бандиты никак не отреагировали на перемещение солдат. Ни одним выстрелом. Я бросил взгляд на напряженное лицо Быстрова, потом повернул голову в сторону и крикнул: – Бойцы! Огонь по чердаку!! Загрохотали выстрелы, в одно мгновенье взорвав тишину. В ту же секунду Быстров рванулся вперед. Не успел он сделать и двух десятков шагов, как в чердачном окне появился ствол пулемета. Бандит явно нервничал под градом пуль, так как успел дать две коротких очереди, но они взбили снежные фонтанчики левее и сзади бежавшего к дому капитана. Я прицелился и выстрелил в серую темноту чердака над самым пулеметным стволом. Вдруг неожиданно ствол пулемета резко дернулся и задрался в небо, а еще через минуту капитан, добежав до дома, бросил в разбитое окно, одну за другой, две гранаты. Дом содрогнулся. – За мной, в атаку!! – заорал я и помчался к хутору. Из дома в ответ выстрелили всего три или четыре раза. Недалеко от меня кто-то крикнул от боли, но я рвался вперед. Перемахнув забор, винтовку я бросил еще раньше, с пистолетом в руке я уже подбегал к дому, как увидел в проеме разбитого окна чье-то перекошенное, залитое кровью лицо. Несколько раз выстрелил прямо в него, и спустя несколько секунд в доме грохнул третий взрыв. «Сука! Он же, гнида, хотел гранату в меня бросить!» – пришла ко мне запоздавшая мысль, когда я уже прижался к бревнам стены. Сердце колотилось так, словно хотело выбраться наружу. В горле пересохло. – Быстров, ты где?! – закричал я, так как упустил его из виду во время атаки. – Не боись, лейтенант! Меня так просто не убьешь! – весело закричал откуда-то из-за дома капитан. – И не спи там! Давай дело быстрей заканчивать! Вот только заканчивать было нечего. Когда капитан ворвался в дом с группой бойцов, то нашел только трупы. Как оказалось, бандит с гранатой, которого я убил, оказался последним. Всего в доме насчитали пять трупов. Чуть позже нашли хозяина с женой в подполе, сизых от холода. – Кого мы теперь будем допрашивать? – спросил я с кривой усмешкой капитана. Тот в ответ досадливо поморщился, понимая, что теперь связать нападения на военные машины и банду будет намного труднее. Правда, огорчались мы недолго, до допроса хозяев хутора. Оказалось, что бандиты уже несколько раз наведывались к ним за самогоном и соленьями, рассчитываясь с ними армейскими консервами. Нетрудно было сличить маркировку и понять, что можно с полной уверенностью объединять эти два дела в одно. Через пару дней мы передали собранный материал местным органам НКВД и отправились в Москву.
ГЛАВА 6
С командировками и дежурствами у меня смешались дни и недели. Приезжал домой, отсыпался и снова ехал в управление, где меня ждали отчеты о проделанной работе, которые было необходимо сдать еще на прошлой неделе, новые командировки, выезды в составе опергруппы, тренировки в спортзале и тире. В коридоре как-то столкнулся с комсоргом, который с ходу потребовал от меня заметку в стенгазету и пятьдесят рублей в фонд помощи, который собирает наша комсомольская организация, то ли в пользу безработных, то ли беспризорных. Отдав деньги и клятвенно пообещав, что заметка будет готова к концу недели, я уже собрался идти дальше, но оказалось, что у комсорга есть ко мне еще претензии. Оказалось, что я пропустил подряд два занятия по политической грамотности, и теперь он собирается поставить вопрос о моей политической незрелости на ближайшем комсомольском собрании. Я разозлился. – Послушай, Васюков. Я работаю! Прихожу на работу к восьми и ухожу в лучшем случае в семь-восемь вечера, а то и в полночь! За последние две недели дважды был на выезде. Не было меня в управлении в это время. Понимаешь? Не было! – Это не оправдание! Чтобы победить на идеологическом фронте – нам нужно учиться! Каждый день! Как говорил товарищ Ленин: учиться, учиться и еще раз учиться! Мне очень хотелось сказать ему, что тот, вместо того, чтобы заниматься делом, занимается хренью и при этом отвлекает от дела занятых людей, но вместо этого пришлось покаянно пообещать, что как только разгребу самые важные дела, то сразу займусь своим политическим образованием. После этого разговора я пошел по коридору в нашу комнату и почти сразу наткнулся на своего непосредственного начальника. При виде меня Васильченко как-то нехорошо улыбнулся. По крайней мере, мне так вначале показалось, но уже спустя пару минут заулыбался и я. – Отдохнуть, Звягинцев, не желаешь? – Желаю, товарищ майор. Еще как желаю. Вот только… – Завтра у тебя выходной день. – Вы это серьезно? – не сразу поверил я своему счастью. – Серьезно, лейтенант. В комнате я посмотрел на отрывной календарь. Первый выходной день у меня пришелся на вторник. К тому же я ушел с работы рано, еще семи не было. Тарасов, сидевший за отчетами, оторвал взгляд от бумаг и завистливо сказал мне на прощание: – Счастливчик. А мне тут разгребать эту кучу до самой ночи. Эх! Иди уже, Костя, не трави душу. Первой новостью стало письмо, которое я нашел в своем почтовом ящике. Судя по штемпелю, оно пролежало около двух недель. В нем была копия заключения о смерти Натальи Витальевны Скворешиной в результате сердечного приступа. Секунд пять не мог понять, какое отношение имеет ко мне смерть этой женщины, и только брошенный взгляд на адрес заставил меня вспомнить. Калуга. Умерла бывшая хозяйка этой квартиры – моя фиктивная жена. Теперь ее больше не было, осталась только эта бумажка. Нетрудно было догадаться, что заключение о смерти прислала ее сестра. Заглянул в конверт. Больше никаких бумаг в нем не было. «Теперь я официальный холостяк», – усмехнулся я и выбросил смерть уже незнакомой мне женщины из головы. Сейчас меня больше волновала горячая ванна. Приведя себя в порядок (почти полчаса отмокал в ванне), я пожевал тушенки, запил ее горячим чаем и завалился спать. Проснулся и вспомнил, что у меня впереди целый день отдыха. Сердце приятно заныло от предвкушения грядущего праздника. Пожалел, что в Москве нет ни Костика, ни Сашки Воровского, после чего решил составить программу отдыха. В нее входило обязательное посещение ресторана и женщина. Мельком подумал о Татьяне, но почти сразу отмел ее кандидатуру. Красивая и умная девушка, но за ней ухаживать надо, а мне нужна страстная, горячая женщина, поэтому я, недолго думая, позвонил на квартиру профессора. Хозяин дома должен быть на работе, в своем институте, а Олечка, возможно, будет дома. Вот только мои ожидания не оправдались. Трубку снял профессор. – Кто звонит? – голос резкий, недовольный. – Костя Звягинцев. Не забыли меня? – Помню! – зло вскричал профессор. – Еще как помню! Я тебя в своем доме принимал, а ты… ты с этой сучкой, моей женой, спал! Теперь ты еще имеешь наглость звонить… – Стоп! Я только с фронта приехал, а вы мне такое заявляете! – приврал слегка я, лихорадочно вспоминая, когда мне в последний раз довелось видеть Олечку. «Четыре месяца назад я… встречался с Костиком, а с ней…» – но додумать мне не дал возмущенный вопль профессора. – Этот капитан тоже так заявил, когда я его застал в своей постели! Эта тварь, шлюха, которую я ввел в свой дом… – Я четыре месяца не был в вашем доме! Это вам понятно?! – при этом я добавил в голос командного тона. Какое-то время ничего не было слышно, кроме громкого сопения разгневанного профессора, и мне стало понятно, что тот до конца не уверен, был ли я любовником его жены или нет. – Так что вам надо, Звягинцев? – наконец недовольно буркнул он. – Меня интересует Костик. Где он сейчас? Если он в армии, тогда дайте номер его полевой почты. – Какая-то зенитная… или пулеметная дивизия, – сухо буркнул профессор. – Подождите. Сейчас посмотрю, где его письмо, и продиктую адрес полевой почты. Пока тот искал письмо, я подумал: «Если он у зенитчиков, то ему повезло. Все-таки не на передовой. Гм. Интересно, а где теперь Олечка обитает?» Записав адрес полевой почты, я положил трубку. Ситуация несколько осложнилась. Я был немного знаком с парой ее подруг, но их телефоны уже давно потерялись, кроме Светы, с которой мы несколько раз встречались. Набрал ее домашний номер, но телефон не отвечал, и тогда я позвонил на работу. На месте ее не оказалось, но девичий голос сказал, что Светлана Николаевна сейчас на заднем дворе – товар принимает. – Надолго? – Не знаю. Может, еще минут двадцать,… а может, и полчаса. – Спасибо, – сказал я и положил трубку. Выходить на улицу мне жутко не хотелось. Я достаточно намерзся за эти недели, но и есть консервы не было никакого желания, так как основным продуктом у нас в командировках была эта самая тушенка. Правда, перебирая банки, я нашел какие-то рыбные консервы, но и они не вызывали желания питаться дома. Хотелось жареной картошечки, сочной горячей отбивной, соленых огурчиков и прочих прелестей ресторанной кухни. Да так хотелось, что дважды слюну проглотил. «Что-то надо делать. Время около одиннадцати. Гм, – я задумался на минуту. – Все. Решено. Иду обедать. Все остальное будем решать… после сытного обеда». Я уже слышал, что в начале этого года открылось несколько коммерческих ресторанов и один из них, под названием «Аврора», находился не так далеко от моего дома. Спустя полтора часа сытый и довольный жизнью, потягивая коньяк, я наблюдал за клиентами ресторана. Их было немного в будний день, к тому же деньги, что мне пришлось выложить за обед, составляли почти половину лейтенантского жалованья, так что далеко не каждый мог позволить себе ресторан. Первым делом внимание привлекла компания из трех молодых офицеров. Быстро жуя, они негромко, но очень оживленно что-то обсуждали. Не фронтовики, сразу определил я. В их глазах не было злой бесшабашности и глухой тоски, которая сразу выдавала человека, прибывшего с фронта. Вообще в зале сидело два десятка человек. Для большого зала ресторана это было почти ничтожное количество посетителей. «Может, мне просто подъехать к Светлане на работу? Пообщаюсь, заодно узнаю, что там случилось с Олечкой. М-м-м… Решено. Так и сделаю». Расплатившись по счету, я прошел через зал. Забрав у гардеробщика свою шинель, неторопливо надел ее, потом стал у зеркала, чтобы надеть шапку. Неожиданно хлопнула входная дверь, и в зеркале отразилась фигура подтянутого капитана, который быстро прошел в зал. «Не раздеваясь поперся. Чего… – не успел я так подумать, как понял, что мне его лицо несколько знакомо. – Где-то я его видел… Вот только где?» Стоило мне убрать мысленно с лица усы, как я сразу вспомнил это лицо. На фото. Это было лицо второго предателя, чью фотографию показывал мне Мошкин месяца полтора назад. И теперь этот иуда находится в Москве. В этом самом ресторане. «Идти за ним в зал?» Не успел я поставить перед собой этот вопрос, как капитан снова показался в вестибюле. Скользнув по мне внимательно-настороженным взглядом в тот момент, когда я протягивал гардеробщику гривенник, он быстро прошел мимо. Брать в одиночку я его не рискнул, так как было совершенно очевидно, что он настороже и готов стрелять при малейшей опасности. Об этом говорила его правая рука, находящаяся в кармане шинели. «Что делать?» Слепой случай свел нас вместе. Чего мне сейчас меньше всего хотелось, так это приключений на свою задницу, а они будут, подсказывала мне интуиция. Может, плюнуть… Мысль возникла и сразу исчезла, так как я не тот человек, чтобы предателя родины просто так отпустить. Планов по его захвату у меня, естественно, не было, кроме одного: если будет дергаться, пристрелить его нафиг! Выйдя из ресторана, я почти сразу увидел иуду, который сейчас стоял на углу и наблюдал за входом в ресторан. Он явно кого-то ждал и хоть внешне держал себя в руках, мне было заметно, что он нервничает. Правда, сейчас он вытащил руку из кармана и, греясь, похлопывал руками в перчатках. Я оглянулся по сторонам с видом никуда не торопящегося человека, и тут мне в глаза бросилась огромная очередь около продмага, находящегося на другой стороне улицы. Вот только тянулась она не из дверей, а со двора, и что меня в ней удивило, так это большое количество стоящих в ней мужчин. Неторопливо подойдя к хвосту очереди, я стал так, чтобы видеть краем глаза немецкого агента. – За чем стоим? – поинтересовался я у женщины, стоящей в хвосте очереди. – Водку без талонов дают, – буркнула женщина, не поворачивая ко мне головы, закутанной в пуховой платок. – Сколько она сейчас стоит без талонов? – Вы что, с неба свалились? – обернулась ко мне женщина и, увидев перед собой молодого офицера, устало усмехнулась. Лицо у нее было сравнительно молодое, но при этом худое и изможденное. – Вы, похоже, недавно в Москве. Тридцать рублей бутылка. По две бутылки в руки дают. – Действительно дешево! Мне приходилось и по пятьсот за бутылку платить. – Так у нас на рынке столько же стоит. Вставайте, товарищ офицер. Очередь быстро идет. – Уговорили, – в свою очередь усмехнулся я. – Постою. Не успел я простоять и трех минут, как за мной выстроилось несколько человек. Один из них инвалид. Левый рукав его солдатской шинели был заткнут за ремень. Не успел встать, как сразу обратился ко мне с вопросом: – С какого фронта, лейтенант? – С Центрального. – Ну и как там? – Воюем, – и я криво усмехнулся. – Довоевались уже. Так довоевались, что дальше некуда, – зло буркнула стоящая за инвалидом старая женщина. После ее крамольных слов разговоры в конце очереди сразу примолкли, зато дальше народ просто бурлил новостями, стараясь как можно быстрее поделиться со стоящими рядом с ним людьми. Кто-то из женщин хвалился, как ей удалось в этот месяц хорошо карточки отоварить, другая рассказывала о том, как они с мужем в деревню ездили без пропуска менять вещички на картошку, третья сетовала на горькую судьбу соседки. Та на днях сразу две похоронки получила – на мужа и на сына. Где-то впереди какая-то женщина громким визгливым голосом ругала колхозников за сумасшедшие цены на рынках… За мной уже выстроилось человек двадцать, когда предатель посмотрел на часы, после чего развернулся и пошел по улице, в обратную сторону от ресторана. Мне только и оставалось, что следовать за ним следом, так как пока ничего другого в голову не приходило. – Нет. Не буду стоять, – словно сожалея, протянул я. – С другом договорился встретиться. По времени не успеваю на нашу встречу. – Так если вы быстро обернетесь, мы очередь подержим. Правда, бабоньки? – неожиданно предложил инвалид, стоявший через два человека после меня. Я ничего не успел ответить, как из очереди торопливо вышел незаметный мужчина в черном мешковатом пальто и шапке-ушанке, до этого стоявший далеко впереди меня, и торопливо пошел по улице вслед уходившему капитану. – Мужчина, вы вернетесь?! – раздался голос одной из женщин. Но тот даже не обернулся на крик. Народ с некоторым недоумением проводил его взглядами. Водка дешевая, а он не хочет стоять. – Спасибо. Если получится – вернусь, – с этими словами я вышел из очереди и пошел по улице, держа в поле зрения черное пальто. Кое-какие навыки слежки у меня были, вот только практики кот наплакал. Засаду устроить или часового снять – это мое, а незаметно кого-то преследовать, тем более по городским улицам – не мой профиль, особенно если это человек, натасканный для подобных дел. Когда преследователь в черном пальто неожиданно резко свернул за угол, я сразу последовал за ним. Народу было немного, только поэтому я отметил вышедшего из телефонной будки приземистого, плотного мужчину, одетого в телогрейку и треух, а его брюки были заправлены в кирзовые сапоги. Вроде ничего необычного, вот только переглянулись они с мужчиной в черном пальто. Не просто скользнули друг по другу рассеянным взглядом, а именно переглянулись так, словно передали друг другу невидимый пароль – опознание. Только теперь мне стало понятно, что я чуть было не вмешался в секретную операцию, которую проводили наши контрразведчики. «Ловите, парни, ловите. Теперь это не мое дело», – с этой мыслью я резко поменял направление. Увидев впереди сквер, я вдруг неожиданно вспомнил это место. Здесь недалеко была пивная, в которую мы ходили, будучи студентами. В первый раз меня сюда привел Костик, а потом мы нередко приходили сюда уже компанией. Сашка Воровский, Костик и я. Как я помнил, раньше в этом заведении вкусно и дешево кормили. Да и пиво было тогда здесь не «балованное». С водочкой, да под бутерброды с колбасой и жирную селедочку, посыпанную лучком, шло оно просто замечательно. «Водочки, грамм сто для снятия стресса приму, а после этого к Светлане поеду». Пивная была открыта. Мазнул глазами по названию «Павильон-закусочная № 27», подошел, толкнул дверь. Не успел сделать и пары шагов, как понял, что война и здесь наложила свою лапу. Исчезла куда-то Зинаида Ивановна, пышная и румяная, приветливая хозяйка этого заведения, нередко отпускавшая студентам в долг, а вместо нее теперь стоял за стойкой мордатый мужик с вороватыми глазами. Подойдя к стойке, брезгливо огляделся. Раньше за спиной буфетчицы стояла пирамида из банок с крабами, которая теперь исчезла, а на витрине, некогда радовавшей глаз свежими и разнообразными закусками, теперь лежали кучками тощие бутерброды с серой, непонятно из чего сделанной колбасой, вареная картошка и нарезанная крупными кусками селедка. Посредине павильона, у стены, появилась железная печь. Раньше здесь было весело и шумно, правда, иногда и скандалили, но потом мирились, заливая мир водкой и пивом. Обежал глазами помещение. Сейчас, в дневные часы, людей здесь было немного. За длинными столами сидели три компании, и одна из них блатная. Гуляла компания молодой шпаны. Говорили по «фене», стараясь показать всем, что они – солидные уркаганы. Смятые папироски в зубах. Нож, воткнутый в стол. Если из других посетителей никто на меня не обратил особого внимания, то шпана проводила меня подозрительными взглядами. Откуда он, такой гладкий, здесь взялся? Взяв у буфетчика водку и тарелку с нарезанной селедкой и двумя тоненькими кусочками хлеба, я сел за стол, заваленный обрывками бумаги, рыбьих костей и свернутых кульков с окурками, которые служили пепельницами. Уселся напротив двух крепких мужичков рабочего вида. Обоим было лет за пятьдесят. На ногтях черная, несмываемая кайма въевшейся за десятки лет работы грязи. Один из них в этот самый момент разливал шкалик водки в пиво. – Привет, мужики! – поздоровался я. – Здорово! – вразнобой ответили они, с любопытством оглядывая меня. Не обращая больше на них внимания, опрокинул в себя водку, которую занюхал кусочком хлеба. Посидел пару минут, чувствуя, как разливается во мне тепло, и только затем стал прокручивать сложившуюся ситуацию в голове, пока не пришел к выводу, что все сделал правильно, кроме одного. Мне надо было сразу сообщить об этом своему начальству, так как дело этих предателей было в ведении отдела подполковника Быкова. Да и эти товарищи, интересно, из какого управления? Прокрутил их в голове. Нет. Точно никого из них я раньше никогда не видел. «Мой выходной накрылся медным тазом, – эту грустную мысль я сопроводил быстрым взглядом в сторону буфетчика. – Раз так, может, напоследок еще сто граммов принять? А смысл?» Недовольный, я поднялся из-за стола и только направился к выходу, как один из работяг живо повернулся ко мне и спросил: – Вы что, совсем уходите, товарищ офицер? – Совсем. – А это как? – задал он новый вопрос, при этом его приятель жестом показал на тарелку с кусочком хлеба и селедкой. – Это все вам. – О, как подвалило нам, Петрович, – тут же высказался мужичок, до этого разбавлявший пиво водкой. Когда я уже выходил, за моей спиной кто-то пьяным голосом пропел:Посмотрела на часы —
Половина третьего.
Капитана проводила,
А майора встретила…
Операция «Архив» получила свое название еще полгода назад. Ее разработкой с самого начала стал заниматься отдел подполковника Быкова. Все началось с того, что в один прекрасный день генерал из ведомства Абакумова получил некую информацию: найден архив, который содержал компрометирующие материалы на высокопоставленных лиц Советского Союза. Ниточка слухов и предположений о возможном существовании подобного компромата тянулась из далеких тридцатых годов. Все эти слухи были связаны тем или иным образом с Бокием Глебом Ивановичем, начальником СПЕКО (Спецотдел). Этот отдел занимался радиоперехватом, дешифровкой, разработкой шифров, охраной государственных тайн и многим другим. Несмотря на то что Бокий был только начальником отдела, он, исключение из правил, подчинялся непосредственно только Центральному Комитету партии. Уже в те далекие годы ходили слухи, что компроматы на всю партийно-правительственную верхушку заносились в специальную «черную книгу», которая хранилась у Бокия. Когда началась большая чистка, начальник спецотдела был арестован, несколько месяцев находился под следствием, а затем особая тройка НКВД вынесла ему «расстрельный» приговор, приведенный в исполнение в тот же день, вот только «черная книга» так и не была найдена. Неожиданно она снова возникла, словно феникс из пепла. Обладатели архива, долгие годы державшие в тайне эти документы, собрались продать ее фашистам. Долго искали подходы, пока, наконец, не вышли на немецкую разведку. Основным звеном в этой цепочке стал старший лейтенант Мошкин или немецкий разведчик Пауль Гроссер. Проживший в России более шести лет, Гроссер, более чем кто-либо, понимал, что война Германией проиграна. Будучи весьма практичным человеком, он все чаще задумывался, что ему дальше делать, если Рейх рухнет, пока на него не вышли хозяева этих самых документов. Стоило ему понять и убедиться, какое мощное оружие попало ему в руки, он приложил все силы, чтобы выйти на настоящих хозяев архива. Спустя два месяца, наконец, он сумел выйти на них, и после того, как узнал, где находится архив, зачистил всех, кто хоть в какой-то степени был посвящен в эту тайну. Затем он отправил двух своих агентов через линию фронта с образцами компрометирующих материалов, якобы полученных им от неких высокопоставленных лиц, которые хотят продать архив. Гроссер преследовал две цели. Давал Германии оружие, которое могло внести такой хаос и развал в верховные ветви власти советского государства, что по его действию оно было сравнимо с секретным оружием победы, которое Гитлер обещал немцам. При этом немецкий разведчик не собирался забывать о себе, так как деньги, полученные за архив, он собирался присвоить. Да и новое звание с Железным крестом в придачу не помешает. Когда полковник абвера фон Клюге прилетел из Берлина, чтобы лично удостовериться в подлинности доставленных документов, то уже спустя сутки он составил и отослал шифрованное донесение своему шефу, адмиралу Канарису. Германской армейской разведке был предоставлен отличный шанс отыграться за все свои неудачи, вот только нелепая случайность спутала все карты. Партизанская засада и внезапное исчезновение Гроссера и полковника фон Клюге заставили Канариса действовать быстро, чтобы попробовать исправить ситуацию. Второй агент, перешедший линию фронта с образцами архива, по фамилии Шмыглов, уже через несколько дней был сброшен в Московской области. Ему была поставлена задача как можно быстрее выйти на след владельцев архива. Одновременно с армейским СМЕРШем к разработке операции «Архив» приступили контрразведчики Лаврентия Берии. Они получили эти сведения от своего высокопоставленного информатора, служившего в ведомстве Абакумова. До того самого дня, когда судьба столкнула меня с немецким шпионом, успехи поисков контрразведчиков обоих управлений были мало результативными из-за того, что старший лейтенант Мошкин, играющий немалую роль в операции «Архив», был немецким агентом. Большим успехом, как посчитали люди Берии, стал захват полковника фон Клюге, которому хватило четырех дней плотной физической обработки, чтобы рассказать все, что он знал, следователю. Они считали, что уже находятся в шаге от завершения операции, вот только это короткое расстояние стало для них непреодолимым из-за того, что Пауль Гроссер в разговорах с полковником подал информацию в частично искаженном виде. Во-первых, архив «Мошкин» считал своей собственностью и не собирался делиться ею до того самого момента, пока не получит за него деньги. Во-вторых, у него в тайнике-квартире хранилось кое-что еще, доставшееся ему во время чистки внутри НКВД в 1937-38 годах. Это время потом в истории назовут Большим террором. Именно тогда у него появилась очень дорогая и ценная коллекция старинных монет, а также ряд ценных предметов искусства, которые со временем он продавал, а на деньги покупал бриллианты. Это был своеобразный билет в лучшую, безбедную жизнь, и он не собирался никому его отдавать. Он скрыл это ото всех, вот только не от меня. А дальше все было просто. Армейские контрразведчики сумели вычислить Шмыглова, который был у них в разработке, но брать его не стали в надежде, что тот их выведет на архив. Все шло по плану, пока я не появился. Сначала они приняли меня за немецкого агента, но когда на поверку человек оказался сотрудником конкурирующей стороны, то это могло означать только одно: люди Берии подобрались к архиву настолько близко, насколько это возможно. Другую версию контрразведчики Абакумова просто не рассматривали, хотя бы потому, что времени на анализ сложившейся ситуации у них просто не было. Майор Сиротин, созвонившись с начальством, получил прямой приказ: срочно форсировать события. Скоропалительность и непродуманность действий контрразведчиков привели к гибели немецкого агента и провалу операции. Когда был найден чемодан, Быкову стоило только приоткрыть его, как он понял, что они нашли то, о чем уже долгие годы ходили смутные слухи. У него, человека с железными нервами, вдруг неожиданно и резко заколотилось в груди сердце, при этом одновременно он почувствовал, как по спине побежали холодные мурашки. Он прекрасно представлял, что эта куча невзрачных картонных папок может легко привести к пуле в затылок. Ему пришлось приложить немалое усилие, чтобы подавить чувство внезапно поднявшегося в его душе страха и осторожно, словно это была ядовитая гадюка, вытянуть одну из картонных папок. Нескольких секунд подполковнику хватило, чтобы убедиться в подлинности документов, после чего он закрыл папку и бросил ее в чемодан. Быков выпрямился и замер. Теперь он отдаст приказ, и больше ничего от него не будет зависеть. Там где-то наверху будут решать: жить ему или умереть. Наткнувшись на непонимающий взгляд Быстрова, который не знал, что они ищут, неожиданно разозлился на себя, на свою неуверенность и страх: – Капитан! Срочно пошли людей на улицу! Пусть проверят подходы и сразу доложат! После полученного доклада о том, что ничего подозрительного не замечено, последовал новый приказ: – Капитан, оставишь засаду, а сам берешь еще одного человека и едешь со мной! Спустя полчаса Быков уже входил в кабинет наркома внутренних дел. Лаврентий Берия молча выслушал доклад подполковника, потом бросил на него острый, испытующий взгляд и только потом спросил: – Быков, ты в папки заглядывал? – Только в одну, товарищ Берия. И только затем, чтобы убедиться, что мы нашли то, что искали. – Хорошо. Иди. Еще через час автомобиль Берии понесся по ночным улицам столицы. Он был в курсе, что Абакумов уже был у Сталина с докладом. Несмотря на то что именно его люди довели операцию «Архив» до конца, всесильный нарком волновался. В этих папках лежала бомба замедленного действия, которая могла взорваться в любой момент. Не успел он приехать, как его сразу провели в кабинет вождя. – Рассказывай, Лаврентий. – Товарищ Сталин, может, сначала нам сюда папки с документами принесут? – Хорошо. Пусть несут. Дежурный офицер охраны внес чемодан и вышел. Берия открыл замки, а затем откинул крышку. Сталин покосился на папки, уложенные в два ряда, и вдруг неожиданно произнес: – Значит, он все-таки собрал. При этом он покачал укоризненно головой, а затем обратился к наркому: – Говори, Лаврентий. Внимательно выслушав наркома, Сталин неожиданно поинтересовался: – А как вышли на немецкого агента? Берия смешался, так как торопился и не выяснил всех подробностей операции, но фамилию лейтенанта запомнил со слов Быкова. – Лейтенант Звягинцев, товарищ Сталин. Он выследил немецкого агента. Служит в отделе подполковника Быкова. – Так это я про него слышал от Абакумова? – Наверно, товарищ Сталин. – Почему так неуверенно говоришь, Лаврентий? – Я ведь не знаю, что вам говорил генерал Абакумов, – с тщательно скрываемым волнением ответил нарком. – Верно. Не знаешь, – хитро усмехнулся Сталин, внимательно смотревший в это время на наркома внутренних дел. – Да не волнуйся так, Лаврентий. Я тебе больше верю в этом деле. Берия облегченно выдохнул воздух. Сталин некоторое время молчал, потом спросил: – Теперь скажи мне: как много людей знает об этих папках? – Из моих: только подполковник Быков, товарищ Сталин. – Что он знает? – Он заглядывал только в одну папку, чтобы убедиться в подлинности… – Хорошо. Иди, Лаврентий. Не успел нарком дойти до двери, как его неожиданно остановил голос Сталина: – Ты, Лаврентий, этого лейтенанта переведи из управления куда-нибудь. Подальше. Берия развернулся к вождю, пытаясь понять, что могут значить эти слова, как хозяин кабинета снова заговорил: – Он молодец. Свое дело хорошо сделал. Нашей советской стране нужна такая боевая молодежь.
ГЛАВА 7
На следующее утро я прибыл со всеми бумагами в Первое Управление НКГБ СССР или Управление внешней разведки. Дежурный, внимательно посмотрев на документы, сначала сверил мою фамилию со списком, лежавшим у него на столе, и только потом отправил меня в отдел кадров. Мне там дали ворох анкет, которые я только начал заполнять, как прибежал какой-то сержант. Уточнив мою фамилию, он сразу потащил меня по этажам наверх. Мы вошли в приемную и, пройдя мимо нескольких офицеров с папками, сидевших в ожидании приема, остановились у письменного стола, где сидел капитан-порученец и что-то писал. Стоило нам подойти к его столу, как капитан поднял голову. Сержант только вскинул руку к козырьку и собрался докладывать, как дежурный офицер коротко бросил ему: – Свободны, сержант. Скользнув по мне ощупывающим взглядом, порученец уточнил: – Лейтенант Звягинцев? – Так точно! – Проходите, лейтенант. Вас ждут. Я открыл дверь и вошел. В глаза сразу бросился большой портрет Сталина, висящий на стене, в массивной раме. Под ним стоял большой письменный стол, к которому примыкал стол для заседаний, по обе стороны которого стояло по три стула. Один из них сейчас занимал плотно сбитый мужчина с крупным, солидным носом и бурыми, прокуренными усами. Хозяин кабинета, обладавший несколько грубыми чертами лица, смотрел на меня цепким прищуренным взглядом уверенного в себе человека. Вызов к руководителю внешней разведки не известного никому лейтенанта был для меня по меньшей мере неожиданным. Уже потом я догадался, что такому приему был обязан предварительному звонку Лаврентия Берии. – Здравия желаю, товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга. Лейтенант Звягинцев прибыл для прохождения дальнейшей службы! – Проходите и садитесь, лейтенант Звягинцев. Для начала давайте я вас сразу познакомлю. Майор Карпов Вячеслав Иванович. Он будет какое-то время курировать вас, лейтенант. Он же обрисует задачи, стоящие перед нашим управлением. Мне же просто хотелось поговорить с вами. Узнать, что вы за человек. Расскажите о себе. Для изложения автобиографии и службы в армии мне хватило десяти минут. – Со второго курса института ушли? – Так точно. – Доброволец. Очень хорошо, – неожиданно похвалил он меня. – Награды сами за себя говорят. И три иностранных языка. Немецкий, французский и английский. Отлично. Как вам, Вячеслав Иванович? – Сначала проверю, а потом уже выскажу свое мнение, товарищ комиссар, – рассудительно ответил ему майор. – Вот и забирайте его, – закончил нашу встречу хозяин кабинета. – Проверяйте. Инструктируйте. Вводите в курс дела. В кабинете майора была открыта настежь форточка, несмотря на приличный мороз, не опускавшийся ниже пятнадцати градусов последние две недели, вот только это не придавало особой свежести атмосфере кабинета. Казалось, что каждый сантиметр этого помещения, от пола до потолка, источает ядреный табачный дух. Не успел он сесть за стол, как сразу выдвинул ящик, достал початую коробку папирос, потом покосился на меня и спросил: – Куришь? – Нет. – Вот и хорошо, – заключил майор, после чего закурил, пару раз хорошо затянулся, выдохнул дым и продолжил: – Я с Гражданской курить начал. Несколько раз бросал, но так и не смог. Ладно. Это к делу не относится, а теперь давай, лейтенант, излагай мне все снова и очень подробно. Так сказать, все основные факты автобиографии. После моего рассказа майор некоторое время задумчиво молчал, куря уже четвертую папиросу подряд. – Студент. Комсомолец. Доброволец. Партизан. Диверсант. Орденоносец, – начал наш разговор с перечисления майор. – А еще, возможно, будущий сотрудник нашего ведомства. Вроде все правильно. Вот только одно мне непонятно, Звягинцев: почему ты до сих пор в партию не вступил? Я сделал вид, что замялся, потом сказал: – В партизанах, товарищ майор, было не до того. Уверенности не было. Ведь я там только учился воевать. Все боялся, вдруг где-то ошибку допущу, а мне товарищи потом скажут: мы ему доверие оказали, в партию приняли, а он нас подвел. Потом, когда попал в группу подполковника Камышева, наш парторг Мирошниченко говорил со мной о приеме в партию, но, честно говоря, я не торопился с этим. Все считал, что слишком мало сделал, чтобы заслужить звание коммуниста. А потом… группа погибла. – Хм. Ясно. Потом ты избил двух стоящих выше по званию офицеров, и тебе, Звягинцев, уже было не до вступления в коммунистическую партию. Как говорил мой отец: не до жиру – быть бы живу. Только вот что мне интересно. Судя по всему, ты, лейтенант, выглядишь как человек, не теряющий головы в опасных ситуациях. А тут что? Кровь в голову ударила? – И на старуху бывает проруха, товарищ майор. Так говорит мой отец. – Что ж, от ошибок и случайных порывов никто не застрахован. Тебе сколько лет, Звягинцев? – Двадцать лет и четыре месяца, товарищ майор. – Может, твоя молодость и сыграла с тобой злую шутку. Первый день отпуска. Расслабился. Ладно, это дело прошлое. Теперь вопрос по существу. Хорошо стреляешь? – Хорошо, товарищ майор. Также неплохо владею ножом и знаю приемы рукопашного боя. – Радиодело знаешь? – Нет. Мое – это мост взорвать или часового снять. Я ожидал и дальше подобных вопросов, но майор вдруг неожиданно спросил меня на беглом немецком языке, где ему найти женщину по имени Вильгельмина Годфрид, которая должна жить на этой улице. Я сразу включился в игру и ответил ему, что такая женщина у нас не проживает, а затем поинтересовался, не имеет ли он в виду Аннели Годфрид, известную всему району шлюху. Майор хитро усмехнулся и задал новый вопрос. Какое-то время, минут пятнадцать, мы с ним говорили на немецком языке, пока он не сказал: – Язык вроде знаешь. Французский и английский языки на таком же уровне? – Французский более-менее. Английский хуже. – Но объясниться сможешь? – Да. Я пойму и меня поймут. – В общем, для себя я все уточнил, а сейчас иди и оформляй документы. Я вскочил. – Разрешите идти?! – Иди. Спустя несколько часов, потраченных на заполнение анкет и оформление документов, меня снова направили к Карпову. На этот раз сесть он мне не предложил, а, наоборот, сам встал. – Лейтенант Звягинцев, вы получаете направление в западноевропейский отдел. Кто, что и зачем, вам объяснит ваш непосредственный руководитель. Вы с ним встретитесь завтра утром. Теперь слушайте и запоминайте: вам предстоит подъехать…Условия и обстановка в разведшколе оказались чем-то схожими с загородным санаторием. Школа размещалась в лесу в трех добротных деревянных двухэтажных домах. Помимо них было несколько деревянных строений для подсобных нужд. Территория была огорожена высоким забором. На верхнем этаже дома располагались пять спальных комнат, душевая и туалет, на нижнем – два учебных класса и столовая. Спальные комнаты были сравнительно большие. В них находились два стола для занятий, две кровати и два шкафа для одежды. Перед кроватями – коврики. Военную форму и оружие мне пришлось сдать в первый день нашего приезда. Вместо этого я получил добротное пальто, зимнюю шапку, костюм, ботинки и три рубашки. Свою настоящую фамилию и какие-либо автобиографические данные категорически запретили называть кому-либо из курсантов и преподавателей. Вместо этого я получил новое имя и фамилию. Коля Казанцев. Даже спецпредметы, которые мы изучали, имели не названия, а шифры: СП-1, СП-2… Общение друг с другом нам разрешалось, но только на посторонние темы. Когда мне сказали, что обучение будет длиться год, то я возликовал в душе. Не успею закончить учебу, как войне через пару месяцев придет конец. «Хм. Есть шанс, что попаду за границу. Впрочем, не буду загадывать». Годичная программа включала в себя изучение иностранных языков, специальных дисциплин, марксизма-ленинизма, страноведения. Ежедневно шесть часов занятий. Обычно первые три урока отводились иностранным языкам. У нас было три группы слушателей, которые изучали английский, французский и немецкий языки. Сначала я занимался исключительно немецким языком, но спустя пару недель меня неожиданно подключили к занятиям по английскому языку. Кроме изучения обязательных предметов, у нас два раза в неделю проводили факультативы, где мы дополнительно изучали литературу, историю и культуру стран, в которых нам придется работать. Мне опять досталась двойная нагрузка – Германия и Швейцария. Сначала мы готовили обзорные работы по этим странам, а потом защищали их, отвечая на самые разные вопросы. Темы были различные: от повседневной жизни горожан какой-то страны до выстраивания политической структуры мэрии небольшого городка. Меня не включили в группу парней, которых готовили на разведчиков-радистов, что меня немало порадовало. Их учили находить и устранять неисправности в передатчиках. Много часов у них отводилось обучению работе на телеграфном ключе и приему на слух цифрового и буквенного текста по азбуке Морзе. Основным методом нашего обучения были беседы, которые проводили с нами сотрудники разведки и контрразведки. На общий курс теории разведывательного дела нам отводилось около пятидесяти часов, где давались основы ухода от наружного наблюдения, вербовки, работы и организации связи с агентурой. Спустя какое-то время руководство по результатам различных тестов и, исходя из физических данных курсанта (немалую роль играет его внешность), окончательно определилось с нами, после чего, помимо общих занятий, мы стали работать по индивидуальным программам. Единственный предмет, которым почти все курсанты занимались с удовольствием, являлось автодело. Мы не только изучали теоретическую и материальную часть, как наших, так и зарубежных моделей автомобилей, но и занимались их вождением. После трех месяцев занятий в школу вдруг неожиданно приехал майор Карпов. Об этом я узнал, когда меня срочно отозвали с занятий. Когда я зашел, в кабинете находился майор и преподаватель, отвечавший за мою индивидуальную подготовку. – Здравствуйте, товарищ Карпов, – вежливо поздоровался я, так как на территории школы никто не ходил в военной форме, даже охрана. – Здравствуйте, товарищ Звягинцев. Приехал узнать о ваших успехах. Я усмехнулся уголками губ. Ага! Держи карман шире! Нужен я тебе зачем-то! – Будете экзаменовать? – поинтересовался я. – Нет. Все, что нужно, мне уже рассказали. Преподаватели отзываются о вас хорошо, чему я очень рад. – Я же бывший студент. Так что учиться для меня привычное дело. – Дмитрий Николаевич, не оставите вы нас вдвоем? – Я и сам собирался идти. Дел по горло, – с этими словами преподаватель вышел из кабинета. – Садитесь, Звягинцев. Сам Карпов сел за письменный стол, достал коробку папирос, положил на столешницу, но уже в следующую секунду спрятал их обратно в карман и, криво усмехнувшись, пояснил: – Меня очень просили здесь не курить. Ладно, перетерплю. В общем, так… Вам, лейтенант, придется срочно выехать в Берн. Нынешняя спокойная жизнь меня вполне устраивала, так как последние два года судьба изрядно помотала меня по городам и весям. Правда, изучение предметов по шесть часов в день, семинары и практические занятия отнимали львиную долю времени, но это было намного лучше, так считал я, чем сидеть в окопе на передовой. К тому же выходной никто не отменял, а Москва под боком. Я уже настроился, что просижу здесь до конца войны, и на тебе – не успел как следует выучиться, а уже работу по специальности предлагают. С другой стороны, если говорить честно, сидение в школе мне прилично надоело. Хотелось настоящего, живого дела, хотелось риска и адреналина в крови. Вот только говорить об этом я никому не собирался. – Так я вроде только учиться начал, товарищ Карпов. – Меня заверили, что с языком у вас не просто все хорошо, а отлично, товарищ курсант, так же как и физическая подготовка. Ее оценили на пять с плюсом. Да и ваш куратор похвалил вас и сказал, что вы на «отлично» усвоили основные правила разведки. Так что теперь самое время проверить ваши знания на практике. Или выне уверены в своих силах? «Да что там, в этом самом Берне случилось, что срочно понадобилось присутствие курсанта-недоучки?!» Впрочем, свое недоумение я оставил при себе, а вместо этого натянул на лицо маску добровольца, готового погибнуть за дело Ленина – Сталина прямо сию минуту, после чего отчеканил: – Никак нет, товарищ Карпов! Готов выполнить любой приказ! – Так-то лучше, Звягинцев. Теперь вопрос. Вам что-нибудь говорит фамилия фон Болен? При ее упоминании меня словно холодом обдало. Тело напряглось. Сразу возникла мысль: «Неужели барона опять взяли в плен и тот проговорился?!» Бросил цепкий взгляд на Карпова, пытаясь прочесть по его лицу, что стоит за его вопросом. На первый взгляд, майор не был напряжен, а значит, не ловит меня на этот вопрос. Тут что-то другое. Или все-таки играет со мной в кошки-мышки? Разведчик как-никак, мать твою! «А! Куда тут денешься с подводной лодки!» – Говорит, товарищ Карпов. – И что она вам говорит, Звягинцев? – с некоторой ехидцей спросил меня Карпов. Именно эта нотка ехидства успокоила меня. Я прислушался к себе. Интуиция молчала. – Меня уже пытались обвинить в том, что я вел разговоры с врагом, с этим самым бароном Арнольдом фон Боленом, товарищ Карпов. Потом пытались завести на меня дело о том, что я якобы отпустил его при переходе разведгруппой линии фронта. Вы из-за этого приехали? – И из-за этого тоже, – как-то туманно и частично подтвердил майор мои опасения, после чего выдержал паузу и продолжил: – Знаете, лейтенант, мне тоже непонятно, зачем вам понадобилось разговаривать второй раз с немецким подполковником. Может, объясните? – Случайно выяснил в первом разговоре, что его, как и меня, интересует живопись. Именно об этом мы и говорили с ним второй раз. – Хм. Не понимаю я этих увлечений… ну да ладно. Теперь проверим твою сообразительность. Попробуй связать все факты воедино и изложи свою версию. Окончательно успокоившись, я стал раскладывать в голове цепочку из известных мне фактов. Что именно произошло в Швейцарии в феврале-марте 1944 года, я просто не знал. Заговор немецких генералов должен произойти где-то в первой половине лета. Так как могли быть связаны швейцарская столица и барон? Единственным связующим звеном была его многочисленная швейцарская родня. – Насколько мне известно, у него в Швейцарии есть многочисленные родственники. Вот только где они проживают и какие посты занимают – не знаю. Именно это должно связывать Арнольда фон Болена и Берн. – Молодец. Почти с ходу решил задачу наполовину, а насчет второй половины я сейчас просвещу. Из его короткого рассказа мне стало известно, что в феврале 43-го года в столице Швейцарии американский разведчик Аллен Даллес встретился с князем Гогенлоэ, фельдмаршалом Браухичем, генерал-полковником Цейтцлером, которые выступали на этой встрече от имени германских промышленников и правых социал-демократов. Тогда обсуждались вопросы возможных путей завершения войны и послевоенного устройства Германии и Европы в целом. Речь шла о том, что Германия может согласиться на мир, если западные державы не допустят советской оккупации Германии. Если тогда переговоры не привели к успеху, то в апреле уже этого, 1944 года, немцы сделали новую попытку: в Берн прибыл представитель от заговорщиков-генералов. Спустя два дня он отбыл назад, но о чем шла речь, нашей разведке установить не удалось. Когда об этой встрече было доложено Сталину, то она вызвала у него негодование по поводу возможного предательства союзников и, как следствие, последовал жесткий приказ в самое ближайшее время разобраться с этим делом. Теперь нетрудно было догадаться, что в этой истории оказался замешан барон. Только каким образом? Ответ мне стал известен через минуту. Оказалось, что вместе с эмиссаром на переговоры прибыл барон Арнольд фон Болен, оказавшийся дальним родственником семьи, чье поместье было предоставлено для переговоров Аллену Даллесу. – Уяснили задачу, лейтенант? – Так точно, товарищ Карпов. Нужно встретиться с Арнольдом фон Боленом и узнать о результатах встречи с Даллесом. – Все правильно. Вот только барона сейчас в Швейцарии нет, но спустя месяц его снова ожидают в Берне. Как раз к этому времени ты там будешь! Проклятье, как курить хочется! – и он сердито посмотрел на меня, словно это я запретил ему курить в кабинете. – На этом всё! На сборы пятнадцать минут. Машина стоит у ворот.
Переход через границу по тайной тропе контрабандистов прошел буднично, без особых проблем. К концу перехода я был выжат как лимон, так как пришлось идти быстрым шагом шесть часов, ночью, да еще по горной местности. Заплатив вторую половину оговоренных денег проводнику, я переночевал у его родственников, после чего отправился в столицу Швейцарии. Еще при отправке меня предупредили, что никаких контактов с нашими разведчиками в Швейцарии я иметь не буду, так как моя миссия носила разовый характер: попробовать наладить контакт с бароном и узнать все, что можно, о встрече Даллеса с представителем генералов-заговорщиков. Расчет моего начальства был прост: если недоучившийся курсант провалится, то никого за собой потянуть не сможет. Те люди, которые отправляли меня на это задание, не знали моей подоплеки отношений с бароном, но даже при этом я оценивал успешность своего задания в отношении тридцати-сорока процентов из ста, так как в человеческое благородство уже давно не верил. Думаю, что мое начальство так же оценивало мои шансы. Добрался я до Берна без особых проблем. Деловая, но не суетливая жизнь столицы Швейцарии сразу поразила меня своим внутренним спокойствием. Будто и нет войны, охватившей всю Европу, словно не прямо сейчас умирают солдаты на поле боя, не горят печи концлагерей, не страдают люди, лишенные родного дома или получившие похоронку на близкого человека. Горожане шли по своим делам, гуляли, сидели за столиками в кафе или играли с детьми в парках. Война прошла мимо них. Они знали ее только из газетных статей. Я словно попал в другой мир. Впрочем, подобные чувства мне уже приходилось испытывать раньше, в той жизни, когда, возвращаясь домой, я словно переступал невидимую границу, разделявшую мир и войну. Тело и разум, еще не привыкшие к тишине и покою, автоматически продолжают просеивать окружающее пространство в поисках потенциальной опасности. При этом я знал, что пройдет время и все пойдет своим чередом, или, как говорится в Библии, «все возвращается на круги своя». После того как вселился в отель, я пошел на почту и получил конверт. В письме было только несколько строчек, отпечатанных на пишущей машинке. Местожительство барона и места, где чаще всего его можно увидеть. Письмо уже само по себе являлось знаком, что тот находится в Берне. Просмотрев короткий список, выбрал ресторан, где барон обычно предпочитал обедать. Для посторонних лиц, которые могли наблюдать за нами, встреча должна выглядеть случайной. Встретились два приятеля, которые давно не виделись. До этого мне не приходилось бывать в Берне, поэтому всю вторую половину дня ходил по городу, заодно изучил подходы к ресторану, в котором должна была состояться наша встреча с бароном. Остаток вечера я провел в кафе, находящемся рядом с моей гостиницей. Плотно поужинав, сидя с чашечкой кофе, я долго смотрел, как опускается на город ночь, пока не почувствовал, как внутри меня растаял ледяной комок тревожного напряжения. Впервые за долгое время я не изображал советского студента Костю Звягинцева, а стал, пусть на короткое время, самим собой. На следующий день я отправился на встречу с бароном. Плана разговора из-за скудности сведений у меня не было, а только наброски, которые дали мне наши аналитики при отправке в Швейцарию. Основным стимулом для его принуждения к работе с советской разведкой должны были стать угрозы. Дескать, он, находясь у партизан, спас свою жизнь тем, что выдал им секретные сведения. Я не считал, что они смогут принудить барона работать с советской разведкой, зато хорошо знал, какие доводы подполковник воспримет в достаточной степени серьезно. Быстро обежал глазами зал. Народа было немного. Барон не заметил меня, так как прямо сейчас просматривал меню, принесенное официантом. Дождавшись момента, когда тот отпустит официанта, быстро направился в его сторону. Не успел я подойти к столику, как он поднял глаза и замер, увидев меня. – День добрый, господин барон. – Вы? Здесь? – Если разрешите, я присяду, и мы сможем, как культурные люди, поговорить. Он бросил растерянный взгляд по сторонам, потом неуверенным жестом указал мне на стул: – Садитесь. Какое-то время мы сидели и смотрели друг на друга. Я давал ему время оправиться от удивления и начать думать. Насколько мне удалось изучить подполковника, тот был волевым и рассудительным человек, а значит, безрассудных действий от него ждать не приходилось. – Мне, кажется, я догадываюсь, зачем вы здесь, – наконец сказал барон. – Знаете, еще две недели тому назад я не знал, что мне придется вас когда-нибудь увидеть. И еще скажу, правда, вы мне сейчас просто не поверите. Я рад предоставленной мне возможности вас видеть. – А я вас – нет! И это тоже правда! – в глубине его глаз зажглись огоньки гнева. – В вас сейчас говорят эмоции, а не рассудок. Барон с минуту испепелял меня взглядом, но потом пару раз глубоко вздохнул и взял себя в руки. – Интересное начало… Кстати, как мне вас называть? – Отто Шнитке. Сразу хочу задать вопрос… – начал я говорить, но сразу оборвал фразу, так как подошел официант с салатом и супом для барона. Заказав у него чашку кофе, я продолжил: – Как вы видите себя после окончания войны? Фон Болен посмотрел на меня, как на сумасшедшего: – Я вас абсолютно не понимаю. Чего вы от меня хотите? «Неправильно начал разговор. Надо продумать и сменить направление беседы». – Разговор у нас не для лишних ушей, поэтому давайте перенесем его на свежий воздух. Вы пока ешьте, а я попью кофе. Обед барону я явно испортил. Он поковырялся в салате, быстро съел суп, явно не задумываясь над его вкусом, потом быстро выпил кофе. Мы вышли на улицу, а затем, свернув в близлежащий сквер, какое-то время шли по аллее. Постепенно успокоившись, барон первым начал разговор: – Я человек деловой и поэтому хотел бы сразу внести ясность. Кто вы, мне известно, а вот зачем я вам – не понимаю, поэтому скажу сразу: я весьма далек от планов Генерального штаба. Может, теперь вы расскажете, чем я мог заинтересовать… вашу разведку. Подполковник был сильным и уверенным в себе человеком. Вот и сейчас, как тогда в партизанском лесу, он снова показал себя настоящим мужчиной, расставив все точки над «i». – Я все объясню, но для начала хочу задать вам один вопрос личного свойства. Что вы выберете, когда на одной чаше весов будет лежать верность Германии, а на другой – ваше личное благополучие, жизнь ваших дорогих и близких людей? Фон Болен резко остановился. В глазах – гнев, пальцы сжались в кулаки. Ему очень хотелось кинуть мне в лицо оскорбление, а еще лучше ударить меня, но он сдержался. – Я был о вас лучшего мнения. Угрожать жизни моих близких… это такая низость, что я даже выразить… – Бросьте. Никто не собирается им угрожать. Призовите свой разум, барон, обдумайте еще раз, что я вам сказал, а затем попробуйте снова ответить на мой вопрос. Это был не просто вопрос, а проверочный тест. Насколько я мог судить о немце, то в первую очередь тот был бизнесменом, любящим мужем и отцом, а только во вторую очередь патриотом. Впрочем, я мог и ошибаться. Если он сейчас скажет, что все отдаст во имя Германии, то на нем можно будет ставить крест как на будущем компаньоне. Именно так. Пока я добирался до Швейцарии, у меня было много времени обо всем подумать. О своей жизни и о том, что меня ожидает в будущем. Строить жизнь в Стране Советов во время правления Сталина мне совсем не улыбалось, и я решил: хватит плыть по течению. К тому же такого удачного стечения обстоятельств может больше и не быть. У меня были кое-какие знания из будущего, а у немца – большие деньги и весьма широкие связи в деловом мире. Если это объединить, то можно организовать неплохой бизнес. Вот только надо выяснить: кто он? Фанатик или делец? – Я немец и люблю Германию, мою родину, но мои близкие для меня – это всё, – четко и твердо ответил барон после нескольких минут напряженного обдумывания ответа на мой вопрос. – Именно это мне и хотелось от вас услышать, господин барон. Теперь я поясню свой вопрос. Мне хотелось говорить с деловым человеком, а не фанатиком фашизма, потому что только так мы сможем найти общий язык. – Это вряд ли! У нас может быть общее мнение в отношении искусства или… семейных ценностей, но какие, помилуй бог, могут быть общие цели у немецкого офицера и русского коммуниста? – Не разочаровывайте меня, господин барон. Обычно деловые люди интересуются предложениями, которые им делают, а уже потом делают выводы. Или вы не такой? – Если я правильно вас понимаю, то вы хотите предложить мне какое-то общее для нас дело? – Как ни удивительно, но у меня есть очень неплохие предложения. Вот только с этим пока не будем спешить. Мне просто хотелось бы знать, что если мое предложение будет выгодно для вас, вы сможете отбросить политическую чепуху и будете рассуждать, как практичный человек. – Не сомневайтесь. Я практичный человек. Если у вас будет деловое предложение, выгодное для меня, то я его приму, – подполковник сделал паузу. – Давайте не будем ходить кругами, а перейдем к делу. Чего вы от меня хотите? – Мне нужно все знать о переговорах представителя генералитета с Алленом Даллесом. Мы знаем, что такие переговоры были, и вы при этом присутствовали. Барон какое-то время смотрел на меня, потом вдруг неожиданно спросил: – Как вы собираетесь использовать эти сведения? Этим вопросом он поставил меня в тупик. Я думал, что он начнет говорить о долге и совести, а он… – Даже не знаю, что вам ответить. Хм. Думаю… что командованию нужны эти сведения, чтобы убедиться в лояльности или предательстве союзников. Вы что, смотрите на это в другом разрезе? – Да. Я хочу убедиться, что с моими товарищами ничего не случится. – Ничего точно не могу сказать, но думаю, нас нисколько не интересует кучка генералов-заговорщиков, а вот планы союзников насчет заключения союза с Германией очень даже интересны. – Хорошо. Именно в таком ключе я вам расскажу о состоявшихся переговорах. Только предупрежу сразу: никаких документов в их процессе не было составлено или подписано, так как они полностью провалились. Теперь слушайте… Спустя двадцать минут он закончил и сказал: – Вкратце это всё. Никаких записей при встрече не велось, никаких бумаг не было подписано, поэтому никаких письменных свидетельств предоставить вам не могу. Я задал ряд вопросов, уточняя детали, а заодно откладывая в памяти главные узловые моменты переговоров, после чего сказал: – Мне нужно от вас две вещи. Первое. Вы как можно быстрее выходите из рядов заговорщиков. Второе. Найдите для меня другой источник информации, который может вас заменить. Теперь барон уже оторопело уставился на меня. – Послушайте… как вас… Шнитке! Вас что, в самом деле заботит мое благополучие?! Вы ведь только что получили, что хотели! Что вам еще нужно? – Господин барон, господин барон. Вы уже забыли, что я вам говорил о возможных деловых предложениях? А я нет! Мне не нужен в компаньонах мертвец. – Почему мертвец? – сразу насторожился барон. – Скажу коротко: останетесь в рядах заговорщиков – станете мертвецом. Объяснять не буду. Пока не буду. Барон замотал головой, словно хотел таким образом привести в порядок свои мысли. – Не понимаю я вас! Вы опять говорите какими-то загадками! – Со временем, господин барон, – усмехаясь, успокоил я его, – вы все узнаете. – Мне нужно знать все прямо сейчас! – Я уже вам все сказал. Какое-то время он испепелял меня взглядом, но потом сдался и буркнул: – Даже если все так, как вы говорите, что я должен сказать своим товарищам? – В таких делах я не советчик, но еще раз повторю: чем быстрее покинете их ряды, тем больше у вас и вашей семьи будет шансов уцелеть. – Я должен понимать ваши слова… – Еще раз подумайте о вашей замене. – Я и сам не стремлюсь с вами сотрудничать, – раздраженно заявил подполковник. – Зачем вам это надо, тут я могу догадаться. Хотите таким образом снять меня с крючка? – Вот видите. Когда хотите, вы можете логично мыслить. После чего мы договорились с ним о встрече через две недели. Именно через это время у него будет возможность снова приехать в Берн. Изложив все, что услышал от барона на бумаге, я оставил письмо на почте. Кроме этого, дал самую плохую характеристику на барона, которую только мог выдумать. Высокомерен, ненадежен, импульсивен, возможны срывы психологического характера. Такая характеристика говорила о немалом риске работы с ненадежным информатором, что автоматически исключало его из надежных и постоянных источников информации.
Спустя двое суток, снова наведавшись на почту, получил новые указания: продолжить с максимальной осторожностью разработку барона, когда тот вернется в Швейцарию, а пока мне было приказано заняться изучением контактов человека, адрес и приметы которого мне указали в письме. Им оказался крепко сложенный человек средних лет, журналист, аккредитованный при американском посольстве. Джеймс Нортон. За все время, пока я за ним наблюдал, он только дважды посетил пресс-центр, организованный специально для иностранных журналистов, зато рестораны и шлюх посещал часто и с большой охотой. Кроме этого, он довольно часто наведывался в кафе возле здания кантонального правительства, которое служило излюбленным местом встреч представителей многочисленных секретных служб. Случались и такие казусы: один и тот же секрет становился достоянием англичан, американцев и швейцарцев. Все зависело только от ловкости продавца. Местная полиция не трогала завсегдатаев кафе, так как здесь нередко бывали люди из контрразведки швейцарской Конфедерации. Как я сумел убедиться за время слежки, знакомств у американца хватало. Умение расположить к себе собеседника и неплохое знание немецкого языка были неплохим подспорьем в его шпионских делах. Слишком много и часто он общался с совершенно разными людьми, поэтому мне удалось установить только один его постоянный контакт. Он предпочитал один и тот же столик в ресторане «Нарцисс», причем каждый раз его обслуживал один и тот же официант. Если сказать честно, то самого факта получения или передачи информации я не видел. Впрочем, передо мной такую задачу и не ставили, да и понятно, ведь у меня не было ни опыта, ни достаточной квалификации. Иностранные журналисты все были на виду, как у швейцарской секретной службы, так и у разведок других государств. Особенное внимание уделяли тем, кто имел прямую связь с посольством, так как лучшего способа хранения и передачи секретной информации и пожелать было нельзя. Ни для кого не было секретом, что американские и английские корпорации, которые продолжали вести дела с нацистами в течение всей войны, пользовались услугами своих дипломатов, которые находились в нейтральных странах. Для немцев все было проще. В Швейцарии во всех крупных городах на улицах пестрели вывески филиалов берлинских, мюнхенских и прочих немецких фирм, которые, и это ни для кого не было секретом, являлись прикрытием германских спецслужб. Все, что сумел собрать по журналисту, ушло письмом через почту. То, чем мне приходилось сейчас заниматься, не вызывало во мне большого воодушевления, но теперь я трудился на благо своего будущего, а значит, мне требовалось показать себя с хорошей стороны, так как довести свой собственный бизнес-проект «Барон» до победного конца можно было, только находясь здесь, в Швейцарии. Кое-какую теорию по методике слежения за объектом в городских условиях я получил еще в разведшколе и теперь отрабатывал и шлифовал полученные данные на практике. В итоге я знал наперечет все бордели и кабаки в Берне, но стоящей информации так и не получил. Мне было непонятно, зачем американец был нужен нашей разведке, пока в Берне снова не появился барон фон Болен. Направляясь к ресторану, месту нашей встречи, я сразу отметил автомобиль, стоящий прямо у входа. Не такси. Машина имеет мощный мотор. Зачем она стоит прямо у входа в ресторан? Водитель кого-то ждет? Но почему именно сейчас? Стоило мне это перебрать в своей голове, как моя интуиция тихо взвыла. Швейцарцы? Немцы? Американцы? Дойдя до газетного киоска, стоящего на перекрестке, я стал медленно перебирать свежую прессу, одновременно перебрасываясь словами с продавцом. Со стороны должно было казаться, что горожанин, прогуливаясь, решил купить свежую газету, а заодно поинтересоваться свежими новостями у продавца. Выдерживая свою роль обычного гуляки, спустя пять минут со свежей газетой в руках я перешел улицу и двинулся дальше, вот только не в ресторан, а мимо него. По другой стороне улицы, рядом со стоящей у входа машиной, шла довольно миловидная девушка. Делая вид, что заинтересовался ей, я скользнул глазами по автомобилю. За рулем сидел… официант из ресторана «Нарцисс». «Человек Нортона. А я-то гадал. Хм. Получается, что журналист как-то связан с бароном? Или тот… работает на американскую разведку?» Пройдя вперед, дошел до сквера и сел так, чтобы боковым взглядом видеть автомобиль, после чего развернул газету и сделал вид, что читаю. Это место я приметил еще раньше: хороший обзор входа в ресторан. Так я просидел минут двадцать, а барон так и не появился. Я уже встал, собираясь уходить, как вдруг увидел его выходящим из ресторана, а в следующую секунду обе двери автомобиля с правой стороны одновременно распахнулись. Судя по всему, барон приехал намного раньше и сидел в ресторане, обедал, а когда понял, что время встречи вышло, решил уйти. Вот только далеко уйти ему не удалось. «Официант» обратился к нему с каким-то вопросом. Похоже, спросил насчет дороги, так как немец протянул руку, показывая ему направление, и в этот самый миг второй агент, плечистый и рослый малый, подойдя почти вплотную к барону, нанес барону короткий и точный удар в солнечное сплетение, после чего тот согнулся пополам, беззвучно открыв рот. Когда я подошел к ним, бравые заокеанские ребята уже затолкали моего барона на заднее сиденье машины. «Официант» уже готовился сесть за руль, как увидел меня. Видно, и у него была хорошо развита интуиция, так как он сразу сунул руку за борт длинного плаща, но выдернуть ее не успел, захрипев после сильного тычка в горло. Верзила, уже успевший сесть в машину рядом со своей жертвой, попробовал выскочить, но, получив резкий удар в лицо ногой, завалился обратно. Мне хватило несколько минут, чтобы привести обоих в бессознательное состояние, после чего закинуть «официанта» в машину и уехать под испуганными взглядами немногочисленных прохожих и посетителей за столиком, стоящим у окна. Место для разговора с кем-нибудь по душам я нашел еще в первые дни своего пребывания в Берне. На всякий случай. Теперь оно мне пригодилось. Сомнений в том, что меня скоро будет искать местная полиция, не было, так как добропорядочные швейцарцы уже наверняка сделали звонок в местное полицейское отделение. Это усугубляло и без того мое шаткое положение нелегала. Единственным плюсом в этой ситуации было то, что в этом ресторане я еще не был. Приехав на место, я обыскал обоих агентов и машину, и нашел два пистолета, один из которых был с глушителем, запасные обоймы к ним, кастет, короткую дубинку, три пачки презервативов, початую бутылку с фруктовой водой, три сотни швейцарских марок, две пары наручников. При этом не нашел ни одного документа. Барон к этому времени пришел в себя и теперь молча наблюдал за моими действиями. Я повернулся к нему. – Мы имеем двух американских агентов, которых привели именно вы. Вопрос. Отчего вы, дорогой господин, стали интересны американской разведке? Задав вопрос, я стал внимательно наблюдать за лицом барона, пытаясь уловить возможные проявления лжи, но кроме растерянности и недоумения на нем ничего не было. – Не знаю. Честное слово, не знаю. Я повернулся к агентам, которые сейчас сидели на земле, скованные друг с другом. – А вы что скажете мне на этот счет, господа из-за океана? «Официант» оказался сообразительным и сразу попытался выкрутиться: – Вы нас не за тех людей приняли! Нас наняли для того, чтобы получить у этого господина долг. Он задолжал деньги. Мы ничего не знаем. Нас наняли. Это всё. В какой-то мере это объясняло наличие оружия, свинчатку и дубинку. Вот только меня такое объяснение не устраивало. Мне был нужен тот, кто послал их на дело. Но что делать с этими янки? Слишком было много свидетелей, и когда полиция найдет их трупы, то уже будет искать убийцу. Мне только этого для полного счастья не хватало! С другой стороны, если оставить их живыми, уже мне придется бежать и как можно дальше, так как американцы не простят мне эту выходку и будут искать меня не только сами, но и с помощью местной полиции. Впрочем, ответ отыскался сразу, стоило мне взглянуть на пистолет с глушителем, который я держал в своей руке. – Дергаться не советую, – при этом я выразительно качнул стволом пистолета, после чего подошел к барону. – Мне нужен адрес, по которому я смогу вас найти сегодня вечером. Тот негромко, почти прошептал адрес, а затем коротко объяснил, как добраться до загородного поместья его родственников. – Теперь уходите. Когда фон Болен ушел, я вернулся к своим пленникам, которые внимательно наблюдали за мной. – Господа, как вы находите мой английский? – спросил я их на английском языке. Оба агента сделали вид, что не поняли меня. – Не понимаете. Тогда, может, вы швейцарцы? – вопрос был задан уже на немецком языке. «Официант» сразу радостно осклабился. Такой вариант развития событий его устраивал. – Да. Мы швейцарцы. Нас наняли для… – Кто нанял? – Мы… работаем через посредника. Поступает заказ… – Всё! Можешь дальше не продолжать, – я усмехнулся. – Раз не хотите по-хорошему… В прежней жизни, будучи наемником, мне не раз приходилось сталкиваться с американцами. Так вот они, в большинстве своем, почему-то пребывали в непонятной для меня уверенности, что все остальные народы чуть ли не обязаны им всем, а вот они – только Господу Богу! Вот и сейчас эти двое заокеанских господ, налитые до бровей своим превосходством, пытались изобразить из себя героев, но уже спустя пятнадцать минут после начала допроса превратились в обычных запуганных мужиков, которые, роняя слезы и сопли, наперебой стали рассказать мне все, что знали. Эта история началась совсем недавно, в конце апреля 1944 года, когда обер-лейтенант Люфтваффе Вильгельм Йохнен со своим экипажем в воздушном бою сбил два английских бомбардировщика и в погоне за третьим пересёк границу Швейцарии, но при этом его истребитель был поврежден и совершил посадку на швейцарской авиабазе Дюбендорф. Дело в том, что ночной истребитель был оснащён секретным радиолокатором «Лихтенштейн SN-2» и пушечной установкой «неправильная музыка» на борту. Немцы сначала вознамерились совершить диверсионный рейд на швейцарский аэродром, чтобы уничтожить истребитель, но стоило начальнику внешней разведки бригаденфюреру СС Вальтеру Шелленбергу узнать об этой операции, как он срочно решил вмешаться. Воспользовавшись хорошими личными контактами с руководителем швейцарской разведки бригадиром Массеном, Шелленберг добился взаимовыгодной сделки: Германия согласилась продать Швейцарии 12 ночных истребителей, а швейцарская сторона в присутствии немецких представителей должна была уничтожить самолёт Вильгельма Йохнена. Американцы узнали об этой сделке несколько дней назад и попробовали договориться со швейцарцами, но те наотрез отказали. Одновременно с полученной информацией они узнали, что буквально на днях в Швейцарию приедут германские представители, для того чтобы лично наблюдать за уничтожением самолета. По чистой случайности в один вагон вместе с людьми Шелленберга сел барон, и надо же было такому случиться, что один из эсэсовцев из комиссии оказался его хорошим знакомым. По приезде, когда представителей встретили и повезли в гостиницу, барон не отказался от приглашения и поехал вместе с ними. Американский агент, следивший за встречей, сделал правильные выводы в отношении барона. Очень хороший знакомый. О чем и доложил своему шефу. Об этой сделке кроме американских спецслужб, естественно, узнали и представители американских корпораций. Как они могли упустить такой лакомый кусок пирога? И тогда американскому разведчику Джеймсу Нортону было сделано завидное предложение: сто тысяч долларов в обмен на секретный радиолокатор «Лихтенштейн SN-2». Тот прекрасно понимал, что шансов у него мало, но громадная сумма притягивала агента как магнитом, так как американский разведчик несколько дней тому назад крупно проигрался в карты и теперь на нем висел долг, который ему нужно было отдать через три дня. Где взять деньги, он даже не представлял, а тут был шанс. Нортон исходил из ошибочного варианта, считая, что немцы снимут все секретное оборудование с самолета и увезут с собой. Такой вывод он сделал из-за наличия в германской комиссии авиационного инженера. Еще он понимал, что времени у него мало, раз немцы уже прибыли в Берн, но чтобы что-то предпринять, срочно нужна была информация. К людям Шелленберга ему не подступиться, так как сразу по приезде те оказались под охраной швейцарской секретной службы. Единственным источником возможной информации оставался этот немец. Американец сомневался, что тот имеет отношение к ведомству Шелленберга, но кое-что он все же может знать. Из объяснений мне стало понятно главное: американский разведчик повелся на деньги и стал действовать по собственной инициативе, а значит, связать его с бароном, а уж тем более со мной практически невозможно. Взяв с собой «официанта», я оставил другого пленника в наручниках. Спустя двадцать минут «официант» позвонил из телефонной будки своему боссу и назначил встречу, после чего занял заднее сиденье, правда, уже в бессознательном состоянии. Приехав в условленное место, я стал дожидаться прихода американца. Джеймс Нортон появился несколькими минутами позже и, увидев знакомый автомобиль, сразу направился к нему, но не успел сделать и нескольких шагов, как остановился, увидев за рулем незнакомого человека, а уже в следующую секунду на него смотрели два пистолетных ствола. В тишине переулка, расположенного на окраине города, раздалось несколько выстрелов. Прошитое пулями тело американского разведчика еще только падало на землю, как автомобиль сорвался с места и исчез за ближайшим углом. Вернувшись на место, где оставил второго пленника, я разрядил пистолеты, после чего заставил американцев оставить свои отпечатки на их рукоятках. Демонстративно опустил оружие в бумажный пакет, после чего сказал: – Ваш босс, Джеймс Нортон, был убит полчаса тому назад из этих самых пистолетов, на рукояти которых отчетливо зафиксированы ваши отпечатки пальцев. Я вас обрадовал? Нет? Тогда у меня есть для вас еще одна радостная новость. Через два дня эти пистолеты с вашим описанием окажутся в главном управлении полиции Берна. Надеюсь, вы правильно меня поняли? Если так, то время пошло!
ГЛАВА 8
Уже два дня я жил в поместье одного из родственников барона, расположенном в пяти километрах на юг от Берна, в местности, где множество деревьев напоминали естественные рощицы. Дом был явно не новый, уже имеющий свою историю. У калитки висел старый уличный фонарь, правда, модернизированный, со вставленной внутри электрической лампочкой. За калиткой начиналась дорожка, выложенная булыжником, которая вела к вилле, сложенной из красного кирпича, а над черепичной крышей гордо вздымался выкованный из железа петух. Дорожка вела и дальше вокруг дома, к гаражу, домику для гостей, подсобным помещениям, за которыми раскинулся сад, а уже за ним темно-зеленой полосой росли ели, а между ними, как белые вкрапления, тянулись в небо стройные серебристые березки. В самый первый вечер, после нападения, я рассказал барону в общих чертах историю, в которую тот оказался поневоле замешан. Тот несколько минут ее обдумывал, потом искренне поблагодарил меня, при этом заявив, что такого рода услуга останется в его памяти навсегда. Это было естественной реакцией благодарного человека на оказанную ему услугу, вот только слова, мне так показалось, были не казенные, а искренние, идущие от самого сердца. В ходе дальнейшего разговора мне стало понятно, что его опасения и настороженность ко мне, как к большевику-фанатику, как-то сами по себе отошли в сторону, и когда в процессе дальнейшего разговора была затронута тема искусства, мы неожиданно сами для себя горячо заспорили о достоинствах и недостатках голландских мастеров живописи шестнадцатого-семнадцатого веков. На следующий день, вечером, он уехал, но перед этим мы посетили еще одного его родственника, оказавшегося немалым чином в полицейском столичном управлении. Барон представил меня как немецкого солдата, его дальнего родственника, дезертировавшего из армии Рейха, после того, как его семья погибла во время налета американской авиации. В результате этого разговора мне был обещаны настоящие швейцарские документы. Если честно сказать, это я попросил барона достать мне надежные бумаги для проживания в стране. Мне это было нужно, чтобы задержаться как можно дольше в Швейцарии. Следующим моим шагом было письмо, в котором я сообщал, что получил возможность легализоваться. В то время получить документы на жительство в Швейцарии было неимоверно трудно, поэтому ответ, как я и ожидал, пришел положительный. Теперь мне нужно было отладить постоянную передачу информации своему начальству, и тогда можно будет заниматься своими делами. В следующий свой приезд Арнольд фон Болен представил мне свою замену. Он и сам прекрасно понимал, что, работая на чужую разведку, все глубже сажает сам себя на крючок, и поэтому постарался как можно быстрее найти человека, на которого можно будет переключить внимание советской разведки. Им оказался Карл Лемке, чиновник министерства иностранных дел, который, как оказалось впоследствии, часто бывал в Берне по служебным делам. Лемке при нашей первой встрече находился в подавленном состоянии и сразу, с первых минут, поделился со мной своим горем. Оно заключалось в тяжелой болезни его единственной дочери. В этот приезд он получил ответ из специализированной клиники, расположенной в Цюрихе, который подарил ему надежду, но при этом одновременно ее лишил. Швейцарские врачи посмотрели медицинскую карту его дочери, а затем сказали, что у них есть хорошие шансы поставить ее на ноги, вот только на такое лечение нужны очень большие деньги. Находясь в отчаянном положении, несчастный отец был готов продать душу дьяволу, чтобы только получить нужную ему сумму, что уж тут говорить о продаже секретных сведений. Спустя неделю дочь Карла Лемке перевезли в Швейцарию и положили в клинику. Таким образом, я получил источник постоянной и ценной информации, которую разбавлял время от времени сведениями, полученными от барона. После того как я легализовался и получил работу сторожа в одном из пригородных имений опять же одного из родственников барона, командование решило расширить направления моей деятельности и дало указание следить за лицами, которые на данный момент интересовали советскую разведку. Какое-то время я жил обычной жизнью жителя Берна, совмещая ее с разведывательной деятельностью, пока не наступило 20 июля 1944 года, день неудавшегося покушения на Гитлера. Несмотря на то что барон так и не поверил до конца моим словам, он все же вывез семью в Швейцарию, а сам на время покушения находился в служебной командировке на севере Германии. Передовицы швейцарских газет были полны сообщений о заговоре. На улицах и в кафе горожане только и говорили о неудавшемся перевороте. Не меньше разговоров вызвали казни и репрессии заговорщиков, прокатившиеся по Германии. Мне даже приходилось слышать о том, что счастливое спасение Гитлера – это предзнаменование того, что Германия снова воспрянет, словно феникс из пепла, и уничтожит всех своих врагов. Впрочем, большинство здравомыслящих людей прекрасно понимали, что это одно из свидетельств агонии Третьего рейха. «Как там барон? Не потянули его с собой бывшие соратники?» – каждый раз думал я, читая очередные новости из Германии. Только на исходе третьей недели мне удалось встретиться с фон Боленом. Выглядел он как человек, который выздоровел после долгой и тяжелой болезни. При виде меня сразу ухватился за мою руку и долго ее тряс, при этом непрестанно благодаря. Так неожиданно я узнал, что 39-летний промышленник и финансист не чужд обывательской сентиментальности. Как позже рассказал мне барон, ему пришлось все же давать свидетельские показания и участвовать в очных ставках, и то, что он увидел в тюрьме, его долго мучило как наяву, так и в ночных кошмарах. Он каждую минуту боялся, что за ним придут, но ничего не произошло. Все это время он вставал и ложился с идущей от всей души молитвой к Богу, чтобы тот его защитил. – Я понял. Понял, что вы мне очень благодарны! Теперь успокойтесь, и мы просто поговорим о наших делах. – Извините меня. Я редко бываю излишне эмоционален, но не поблагодарить вас от всего сердца просто не могу. Вы для меня сделали… – Лучше давайте выпьем, господин барон, за ваше второе рождение! – перебил я его. – Да! Обязательно! Прямо сейчас! Что будем? Коньяк? Виски? – Коньяк. После приличный дозы коньяка подполковник успокоился, и я решил, что это самый подходящий случай, чтобы поговорить о будущем. – Это все осталось в прошлом, а теперь нам надо подумать о будущем. Барон стер с лица улыбку и уже деловым тоном поинтересовался: – Если я все правильно понимаю, то вы хотите озвучить какие-то конкретные предложения? – Вы все правильно понимаете, господин барон. – Для вас, мой дорогой Отто, я теперь только Арнольд. – Тогда, с вашего разрешения, Арнольд, я вернусь к старому вопросу: кем вы себя видите после войны? – Сложный вопрос. М-м-м… то, что война закончится не в пользу Германии, уже стало очевидным. Последний шанс что-то изменить для нашей страны был упущен 20 июля, так что германскую экономику… ожидает крах. Мы, промышленники и финансисты, видим это, и уж поверьте мне, предпринимаем все что можем. Кем я себя вижу? Пока не могу сказать, но думаю, что нашей стране по-прежнему будет нужен металл и уголь. Так что, когда все утрясется, снова вернусь в сталелитейную и угольную промышленность. Но в любом случае первое время буду жить здесь, в Швейцарии. У меня есть здесь поместье, недалеко от Цюриха. Кстати, давайте купим вам здесь дом. Как вы на это смотрите? – Спасибо за предложение, но мне сейчас не об этом надо думать. – Понимаю. Гм. У вас есть… как это лучше выразиться… обязательства перед своим командованием. Вообще, как-то странно получается. Я говорю с вами, со своим врагом, и при этом не испытываю никакой ненависти, а даже наоборот, все большую признательность. Кстати, давно хотел вас спросить. Скажите, Отто, а что эти янки собирались со мной сделать потом? Вы меня понимаете? – Понимаю. Скажу сразу – убивать они бы вас не стали, а вот избить или сломать руку вполне могли. Гм. Потом… могли заставить вас написать нечто вроде расписки – согласия о работе на американскую разведку. – Вы так просто об этом говорите. Избить. Сломать руку. Написать расписку о работе на Америку. Черт возьми! Вот только сейчас я это мысленно представил, и у меня сразу мурашки по коже побежали. Хоть я нахожусь в звании подполковника германской армии, но при этом я глубоко гражданский человек… – Еще добавьте: добрый католик, любящий муж и отец. – Может, вам и смешно, Отто, но я действительно такой, чуточку старомодный и немножко сентиментальный немец.Теперь, когда у меня появились постоянные источники информации, мне дали канал связи для передачи срочных документов. Им стала пожилая женщина, немка Клара Мольтке. В 38-м году, после ареста мужа-антифашиста, она бежала в Швейцарию, где ее сестра содержала маленькую гостиницу. Уже потом, спустя полгода, она узнала, что ее мужа повесили. Через нее я не только передавал документы и другую срочную информацию, но и получал указания, в каком направлении вести работу, а вся остальное шло через специально оборудованный тайник. Несмотря на то что работал в одиночку (наверно, поэтому моим псевдонимом и стал «Одиночка»), по характеру специфики получаемых указаний мне стало понятно, что меня включили в состав какой-то разведгруппы. Вот это мне совсем не понравилось. Ведь чем больше о тебе знает людей – тем легче провалиться, или, как говорят немцы: Was wissen zwei, wisst Schwein[203]. Стоило мне это понять, как я усилил бдительность и стал как можно тщательнее проверяться, идя к месту встречи. Кроме этого, заранее стал внимательно изучать назначенное место встречи. Агент, как меня учили в школе, должен непрерывно изучать окружающую обстановку и оценивать степень опасности: обращать внимание на запасные выходы в людном ресторане или за секунды продумывать план бегства. Так и я отмечал в своей памяти проходные дворы на случай бегства. Дома, скверы и подъезды, подходящие для засады. Вместе с этим помечал в своей памяти людей, которые работали рядом с местом встречи (табачный или газетный киоск, бакалея, парикмахерская). Сегодня должна была состояться моя четвертая встреча с курьером. В этот раз у меня с собой были документы, которые никак не могли попасть в чужие руки, так как при их анализе господам из германской контрразведки будет совсем несложно вычислить источник. Вывернув из-за угла, я придал себе вид гуляющего молодого человека, одновременно начав анализировать окружающую обстановку. Сразу бросилась в глаза женщина-цветочница, которой еще вчера не было на этой улице. Конечно, ее вчерашнее отсутствие не показатель. Причин много. Здоровье, дети и все такое. Вот только она неправильно выбрала место. В нескольких шагах от входа в кафе. Правильнее было бы стать на перекрестке, метров двадцать левее, где проходит основной поток народа. Идя неторопливым, прогулочным шагом, изредка бросал ленивые взгляды по сторонам, всем своимвидом изображая молодого человека, у которого масса свободного времени. В какой-то мере так оно и было, так как я пришел за час до назначенного времени встречи. Вот бакалея, которую вчера отметил. Хозяйка, стоя на пороге, о чем-то живо болтала с покупательницей, как видно своей старой клиенткой или подругой. С табачным киоском тоже было все в порядке, как и сам продавец газет, маленький, щуплый мужчина с острым носом, стоявший на своем месте. Вчера он постоянно крутил головой, разглядывая прохожих и изредка здороваясь со знакомыми, но теперь, проявляя явное любопытство, время от времени бросал взгляды на цветочницу. «А она, похоже, здесь чужая», – как только эта мысль сформировалась в моем сознании, я не пошел дальше по улице, а свернул за угол, где, как уже знал, находилась парикмахерская.
За последние несколько месяцев у меня был накоплен большой практический опыт в наблюдении за объектами. Анализировал, сравнивал, обобщал и в результате научился автоматически вычислять людей, которые не вписывались в обычную картину уличной жизни. Агенты криминальной швейцарской полиции и секретной службы отлично играли роли горожан, дворников или продавцов, но при этом действовали всегда группой. Не знаю, кто писал для них методику по слежке, но при определенной наблюдательности, швейцарцев нетрудно вычислить по коротким взглядам, которые те время от времени бросали на своих коллег. Сидит такой тип и пьет за столиком кофе и читает газету. Ничего особенного. Но если к нему присмотреться, то можно увидеть, как тот изредка бросает взгляд на угол улицы, где сидит чистильщик обуви, в нескольких метрах от входа в отель. Чем ему интересен простой чистильщик обуви? Да тем, что он должен подать сигнал, когда объект выйдет из гостиницы. Стоит внимательному и опытному глазу нащупать такую цепочку, то тогда вычислить всю остальную группу не составит большого труда. Швейцарцы внимательны, аккуратны и стараются обложить объект так, чтобы у того не оставалось ни малейшего шанса оторваться от слежки. Немцы такие же аккуратисты, как их швейцарские коллеги, но при этом не имеют таких возможностей, поэтому часто прибегают к услугам сотрудников полиции или агентов секретных служб, которым платят более чем щедро. Вот только нередко среди таких агентов появлялись ликвидаторы. Эти профессионалы работают жестко, не боясь последствий, убивая и похищая людей. Американские и английские шпионы старались все делать чужими руками, но при необходимости действовали нагло и напористо, зная, что все им сойдет с рук. Ничего в этом удивительного не было, ведь за их спинами стояли транснациональные корпорации, связанные через швейцарские банки с немецкими фирмами и предприятиями. Под звон входного колокольчика я толкнул дверь в парикмахерскую. Отсюда нельзя было контролировать вход в кафе, но зато можно было видеть часть стеклянной витрины, а через нее несколько столиков и людей, сидящих за ними. – Что вам угодно, молодой человек? – Подравняйте меня немного. У меня через час свидание с девушкой, – добавил я доверительно. – Эх, молодость, молодость, – вздохнул пожилой парикмахер. – Садитесь. Не волнуйтесь, молодой человек! Я мастер своего дела и постараюсь сделать вас настолько красивым, что не только ваша девушка, но и другие молодые особы не смогут от вас отвести глаз. Под болтовню парикмахера и стрекот его машинки я стал внимательно наблюдать за кафе. Мой взгляд сразу привлекла молодая пара, сидящая за столиком прямо у окна. Молодые люди сидели напротив друг друга, держались за руки и о чем-то шептались, обмениваясь нежными улыбками. Прямо голубки. В другой момент я бы так и подумал, если бы молодой человек, сидевший лицом к окну, не бросал иногда быстрый и цепкий взгляд на цветочницу. «Засада. А кто “крыса”? Клара? Или кто-то другой нас сдал?» – я задумался. Клара как человек мне нравилась. Спокойная и приветливая женщина. «Вот только плохо, что она знает меня в лицо. При этом совершенно ясно, что она под контролем, иначе откуда бы здесь взялась цветочница и эта сладкая парочка. Швейцарцы, похоже, решили проследить цепочку. Интересно, они будут меня отслеживать или сразу брать? Впрочем, это зависит от того, что им обо мне известно. М-м-м… Привезут они ее сюда под охраной. А вот где остановятся? Думается мне… что где-нибудь поблизости. На параллельной или рядом лежащей улице. Швейцарцы, как и немцы, педантичны, так что надо искать черные машины, у которых задние стекла закрыты шторками». – Как вам понравилось то, что вы видите в зеркале, молодой человек?! Ведь вы только что получили новое, красивое, мужественное лицо! – парикмахер прямо рассыпался в лестных эпитетах, рассчитывая на хорошие чаевые. И не прогадал. Выйдя из парикмахерской, я сразу стал прочесывать близлежащие улицы и буквально спустя пятнадцать минут наткнулся в тенистом переулке на два черных автомобиля. Со стандартными шторками на задних стеклах. Оба водителя, прислонившись к капоту одной из машин, о чем-то негромко говорили. Стоило мне их увидеть, как исчезли последние сомнения. Укрывшись за афишной тумбой (старательно делая вид, что заинтересовался репертуаром столичного драматического театра), я пытался понять, что мне следует делать дальше. Бросил взгляд на часы. До встречи оставалось пятнадцать минут. Осторожно выглянул из-за тумбы и сразу понял, что мои предположения полностью оправдались. Дверцы второй машины распахнулись, и двое агентов не спеша повели дворами Клару Мольтке по направлению к месту нашей встречи. Выглядела она неплохо, вот только если раньше у нее было веселое, улыбчивое лицо, то теперь… Один из сопровождавших ее агентов шел чуть впереди, а второй охранник шел рядом с Мольтке. Крепкие, сильные молодые мужчины в хорошо пошитых костюмах. Какое-то время следил за ними взглядом, а потом, выдержав расстояние, пошел следом. План моих дальнейших действий сложился в голове почти сразу, стоило мне бросить взгляд на крайний подъезд близлежащего дома, мимо которого они только что прошли. Быстро обведя взглядом двор, я направился к выбранному месту засады. Я почти не сомневался, что эти педанты будут возвращаться тем же путем. Подойдя к подъезду, еще раз бросил взгляд по сторонам. «Очень даже неплохо. Эти деревья отлично закрывают обзор для близлежащих домов. Будем ждать». Ниточка, которая тянулась ко мне, должна быть оборвана. Это решение пришло ко мне не сразу, а после того, как я проанализировал сложившуюся ситуацию. Курьер представляла для меня определенную угрозу. Если меня все-таки возьмут, то очной ставки с Мольтке мне не миновать, а там… Короче, ничего хорошего. Прошло не меньше часа, когда я увидел, что курьер, сопровождаемая охранниками, идет обратно. В тот самый момент, когда они все втроем прошли мимо подъезда, я толкнул дверь и вышел, одновременно вскидывая руку с пистолетом. Не успел ствол совместиться с головой агента, шедшего рядом с Кларой, как я нажал на спусковой крючок. Он краем глаза отметил мое появление, но отреагировал на мое появление как-то неправильно. Я снова нажал на курок. Клара только и успела издать слабый вскрик, перед тем как упасть на землю. Агент, шедший чуть впереди и уже начавший разворачиваться, одновременно выхватывая оружие, свою пулю поймал виском и без звука упал, широко раскинув руки. Быстро подойдя, я сделал еще по одному выстрелу по распростертым на земле телам, после чего быстро вышел со двора, а затем долго петлял по городу, уходя от возможного преследования. Только убедившись, что слежки нет, я уселся на скамейку в первом попавшемся сквере и стал обдумывать то, что мне показалось странным. Охранник не насторожился при виде меня, а среагировал только на оружие. Отсюда мог быть только один вывод: курьер дала неправильное описание моей внешности. «Значит, у швейцарцев на меня вообще ничего нет. Это не просто хорошо, а здорово. Молодец, Клара! Извини меня, подруга, но другого выхода просто не было. Пусть земля тебе будет пухом!» Если в этот раз для меня все сложилось хорошо, то это было не поводом для радости, а зарубка на память о том, что безопасность в моем положении – есть понятие размытое и неопределенное. Моя мысль насчет «крысы» была неверной. Просто муж сестры Клары оказался тайным осведомителем полиции и спустя какое-то время написал на нее ложный донос, так как считал себя патриотом, а ее предательницей интересов Рейха. Швейцарские полицейские со всей тщательностью проверили его донесение и, найдя некоторые странности в поведении Мольтке, решили, что это не их дело, а контрразведки. Таким образом, курьер попала в поле зрения спецслужб. Тайник я решил пока не вскрывать, а воспользовался аварийным вариантом, предназначенным на самый крайний случай, поэтому в ближайший вторник в половине первого подошел к урне и бросил смятую коробку из-под папирос определенной марки. В ней лежала одна сломанная папироса, в мундштуке которой находилось мое зашифрованное послание, в котором сообщалось, что пропал курьер. Спустя два дня придя на почту, я получил письмо с приказом срочно сменить квартиру и затаиться на неделю, пока они будут разбираться со сложившейся ситуацией, и только потом снова прийти за письмом. Спустя неделю я открыл письмо с новыми инструкциями, а когда расшифровал их, то мне сразу захотелось послать всех куда подальше. Число знающих меня людей, как человека, имеющего отношение к советской разведке, росло в геометрической прогрессии. Новое задание заключалось в том, что мне нужно было в течение двух дней прибыть в условленное место на границе, а затем дождаться перебежчиков из Рейха. Мужчина, женщина и ребенок. Вот только когда они появятся, только бог знает. Может, через день появятся, а может, и три дня пройдет. Но приказ есть приказ. Получил – выполняй. Спустя два дня я приехал в местечко, находящееся в четырех километрах от границы. При мне были две удочки, объемистый рюкзак и свернутая палатка. Все это снаряжение я взял, стоило мне узнать, что те места славятся отменной рыбалкой. По пути меня подвез старик-управляющий одного из близлежащих поместий, который всю дорогу учил меня, как надо правильно ловить рыбу. Он был из тех людей, которые любят болтать и совсем не интересуются чужим мнением. Подобное поведение мне было только на руку, поэтому я старательно делал вид, что внимательно его слушаю. Спустя минут сорок он остановил свою кобылу и показал рукой в сторону небольшого леска, сквозь который проглядывала голубая лента реки. – Тебе туда, парень! Удачной рыбалки! – Спасибо, господин Мейстер, за советы! Теперь точно наловлю много рыбы! Хорошего вам дня! Управляющий махнул рукой, прощаясь, затем тронул вожжи, и лошадь, стронувшись с места, неспешно побрела дальше. Помахав еще раз рукой на прощанье, я повернулся и торопливо пошел к реке, с видом человека, старающегося не потерять ни одной минуты из будущего удовольствия. Пройдя лесок, спустился по обрывистому берегу к реке. С деловым видом поискал место для ночевки, а когда нашел, пошел и нарубил лапника. Поставил палатку. Достал снасти, котелок, плед. Следующие несколько часов старательно изображал рыбака, полностью захваченного своим любимым делом, хотя никогда рыболовством не увлекался. За всю свою жизнь был на подобных мероприятиях с десяток раз, и всегда в теплой компании приятелей. Ближе к вечеру развел костер. Сварил уху, поел и лег спать. Так должна была выглядеть обычная картина «человек ловит рыбу» для чужого взгляда. Поспал четыре часа, после чего осторожно вылез из палатки и двинулся в сторону границы. Вышел с запасом времени, так как дорогу представлял слабо. Добравшись, сориентировался и стал наблюдать за местностью. Было уже совсем светло, когда я двинулся в обратный путь. Если говорить честно, то я давно так хорошо, расслабившись, не отдыхал. Загорал, купался, хотя вода в реке была довольно холодной. В обед для лучшего аппетита выпил немного водки. Потом был ужин, сон и новый поход к границе. На этот раз я пришел не зря. Только начало светать, как в серой предрассветной мгле увидел четыре фигуры. Три взрослых человека и ребенок. Встав, быстро пошел вперед, при этом нахлобучив шляпу на самые глаза. Подойдя к группе, помахал рукой в знак приветствия и назвал пароль: – Родственники тети Марты? После моих слов повисла настороженная тишина, и только спустя десяток секунд один из мужчин хриплым от волнения голосом сказал: – Да. Извините, что так поздно. Телега сломалась. – Ничего. У меня недалеко своя повозка стоит. Доберемся быстро. После этого мне показалось, что они все дружно и с облегчением выдохнули. Один из мужчин, проводник, ни слова не говоря, сразу развернулся и пошел к деревушке, как я знал, расположенной где-то в километре отсюда. «Ночевать к родственникам пошел», – подумал я, а вслух спросил: – С вещами помочь? Мужчина отрицательно мотнул головой, но его жена все же решила попросить помощи: – Если можно. Пожалуйста. Взял корзинку из ее рук, и мы пошли в ночь. Никто из них, даже их дочь, девочка лет двенадцати, за все время пути не произнес ни слова. На рассвете мы пришли на место моей стоянки. Я внимательно осмотрелся, но ничьих следов пребывания, кроме своих, не обнаружил. Разогрел вчерашнюю уху, достал пару банок консервов, колбасы, хлеба и накормил беглецов, после чего отправил их спать. Проснулись они уже ближе к вечеру. Поели каши с тушенкой, после чего я достал из рюкзака еще одни резиновые сапоги и мешковатую брезентовую куртку. – Одевайтесь. А это ваша удочка. Тот понятливо кивнул головой и сказал: – Понятно. Рыбаком буду. Когда мужчина переоделся, я протянул ему документы: – Читайте и запоминайте. Они с женой минут пятнадцать внимательно изучали их, а затем спрятали в одежде. – Теперь мы собираемся и идем на станцию. Билеты я уже купил. Идти от силы полчаса. Не доезжая до Берна две остановки, сойдем. Я доведу вас там до хутора. Дальше не моя забота. Мужчина только согласно кивнул, а его жена, прижав руки к груди, тихо поблагодарила: – Спасибо вам большое. И удачи вам в этом благородном деле. Вещи из чемодана, который нес мужчина, перекочевали в мой вместительный рюкзак, поэтому выглядели мы почти обычно. Двое рыбаков. Жена одного из них с большой корзиной и девочка, у которой на коленях стоит котелок, где плавают три маленькие рыбки. Полицейский патруль, проходя по вагонам, удостоил нас только мимолетного взгляда. До хутора мы добрались еще засветло. «Мужик явно хозяйственный», – подумал я при виде большого дома с постройками, окруженного двухметровым забором. Постучал в ворота. Спустя несколько минут левая створка ворот отошла в сторону, и мы увидели на фоне хозяйского дома пожилого, но крепкого мужчину в сопровождении двух парней. Меня сразу насторожил один из них, так как ни лицом, ни фигурой он не вписывался в семейный ансамбль. Лицо вроде доброжелательное, на губах легкая улыбка, а в глазах – холодная настороженность. После обмена паролями хозяин представился. – Меня зовут Марк, а это мой сын. Давид. Это племянник. Его зовут Леон. В шпионских делах родственные чувства мало что значат. Что он тут делает? – Вы не волнуйтесь, – заметив мою настороженность, попытался успокоить меня хозяин. – Леон нам давно помогает. – Хорошо. Я свою задачу выполнил. До свидания. – Вы разве не останетесь ночевать? Время позднее. – Не волнуйтесь за меня. У меня палатка. В кои веки вырвался на природу, поэтому хочу на утренней зорьке с удочкой посидеть, а уже завтра поеду в город. – Удачи вам! До свидания! Отойдя метров двести от хутора, я нашел заросли кустов. Спрятавшись за ними, стал настороженно вслушиваться в июньскую ночь. Трещали цикады, стрекотали кузнечики, какой-то зверек прошуршал в кустах. Мое поведение объяснялось одной-единственной причиной, которая называлась племянником Леоном. Его взгляд, холодный и настороженный, резко отличался от испуганно-растерянных взглядов отца и сына. К тому же он обладал атлетическим сложением, в отличие от приземистых и кряжистых фигур хуторян. Впрочем, была еще одна причина, правда, косвенная. Я успел бросить взгляд на часть двора за спиной хозяина. Там рядом с домом, недалеко от входной двери стояла будка, а собаки не было. Конечно, та могла помереть от старости, а могли и… прирезать. Чужие люди. К тому же непонятно, зачем хозяину брать с собой сына и племянника? Но все становится на свои места, если этот племянник является чужим человеком и находился вместе с ними для контроля действий и слов хозяина, а его сын был взят для сглаживания общей картины. Но это я так думал, а ведь все могло обстоять по-другому, поэтому мне нужно было проверить свои сомнения. К тому же если после пропажи курьера что-то случится с беглецами, то именно меня могут в этом обвинить. Сначала курьер, а затем и это. Появится сомнение, а потом могут и в предательстве обвинить. А оно мне надо? Не успел я все это обдумать, как услышал шаги двух торопливо шагавших человек. Чуть приподняв голову из-за кустов, я увидел в густеющих сумерках две фигуры. «Племянника» и шагавшего вместе с ним незнакомого мужчину. Оба крутили головами по сторонам, без сомнения, выискивая меня. Я пропустил их, затем вскочил и метнул нож в спину чуть приотставшего врага. Тот не сразу понял, что произошло, почувствовав тупой удар в спину, и только через секунду, когда боль стала огнем разливаться по спине, хрипло закричал. «Племянник», выхватив пистолет, почти мгновенно развернулся в его сторону, но ему потребовалась еще одна секунда, чтобы увидеть в сумерках меня, своего противника. Именно это мгновение расставило все по своим местам – кому жить, а кому умереть. Клинок вошел гитлеровцу в мягкую ткань горла, пронзив трахею и распоров яремную вену. Крика не было, только глухое бульканье – это умирающий, захлебываясь собственной кровью, не в состоянии был вымолвить ни звука. Подойдя, склонился сначала над одним телом, а затем над другим. К моему сожалению, оба были мертвы, хотя одного я намеревался только ранить. «Совсем распустился ты, парень. Когда последний раз тренировался?» – укорил я сам себя. Информацию мне получить не удалось, зато настроение немного улучшило найденное у фашистов оружие. Хорошие, качественные боевые ножи и пистолеты с глушителями. Это улучшало мое положение, но отнюдь не сделало радостным. Идти напролом, ничего не зная – это не мое! Пустым геройством я уже давно не страдал. Еще с начала службы в Афганистане. Потом жизнь наемника научила автоматически анализировать все происходящее, отфильтровывая малозначительные детали, выискивая признаки возможной опасности, и просчитывать все возможные риски. Именно эта постоянная настороженность и готовность к бою помогала мне выжить все те годы. Больше двадцати лет в той жизни было посвящено войне, а я все оставался в живых. Мало того, меня за это время ранили только трижды, и только последнее ранение поставило окончательную точку на военной карьере. Спрятав рюкзак, удочки и резиновые сапоги в кустах, я направился к хутору. Подобравшись к забору, я увидел, что в доме горит свет, но при этом занавески были задернуты. Некоторое время прислушивался. Сейчас во дворе должен был находиться часовой. Вот только где он, сука, затаился? Если бы луна не светила так ярко, то можно было попробовать перелезть через забор, а так я сразу окажусь на виду, и поэтому стал терпеливо ожидать, пока противник себя не проявит. Спустя какое-то время открылась входная дверь дома и на пороге появилась темная фигура на фоне тусклого света. Он сделал несколько шагов, огляделся и сделал приглашающий жест рукой. В следующую секунду от навеса, где была сложена поленница дров, отделилась еще одна темная фигура и пошла к дому. В руках у него был автомат. «Ликвидаторы, – неожиданно пришла догадка. – Зачищают всех под ноль». Слышал я о них, а вот видеть не приходилось. Это открытие подтолкнуло меня к немедленному действию. Пригнувшись, я прошел вдоль забора и вышел к тому навесу с поленницей, где до этого прятался гитлеровец. Здесь я находился вне их поля зрения, после чего перемахнул через забор и замер, вслушиваясь. Нож держал в руке, готовый воспользоваться им в любую секунду. Спустя пару минут послышались еле слышные шаги. Фриц выбрал хорошее место. Навес, под которым он прятался, давал глубокую тень, и его практически не было видно. Потом негромко хлопнула входная дверь. Гитлеровец прошел мимо колоды с торчащим из нее колуном и остановился в трех метрах от меня. Сначала скользнул беглым взглядом по поленнице и забору, и только потом развернулся ко мне спиной, став наблюдать за воротами и двором. Сделав короткий шаг и выйдя из-за поленницы, я метнул нож в тускло белеющую шею фрица. Часовой словно всхлипнул, затем пошатнулся и упал на колени. Несколько секунд он так стоял, пока сознание цеплялось за жизнь, и только потом упал лицом на землю. Подкравшись, я первым делом выдернул нож, тщательно вытер его о куртку мертвеца, после чего оттащил тело за поленницу. Осторожно подкравшись к дому, я притаился у входной двери, приготовив пистолет. Теперь все зависело от слепой удачи. Прошло несколько минут. Стоявшая вокруг тишина вызывала во мне только тревожное ощущение. Она словно укрывала собой где-то совсем недалеко прячущуюся опасность. Впрочем, ощущение опасности щекотало нервы не только мне. Чуть скрипнула дверь, и на пороге показалась фигура гитлеровца с оружием в руках. Я дважды нажал на спусковой крючок. Пум! Пум! Тело дернулось, навалилось на дверь и, широко распахнув ее, с глухим шумом упало с крыльца. Застыв в ожидании, я был готов стрелять в темный проем двери и в окно, если там кто-то покажется. Мое положение было намного более выгодным, чем у моих врагов, засевших в доме, так как я имел широкое пространство для маневра, а они были ограничены стенами. Наступившая тишина меня все больше настораживала. Из дома не доносилось ни звука. Мой противник должен был хоть как-то отреагировать на исчезновение четырех человек. Или я уже всех положил? Бросил взгляд на часы. На все, начиная от первого броска ножа и кончая двумя выстрелами на пороге дома, у меня ушло около двадцати минут, так что вполне возможно, что ликвидаторы, оставшиеся в доме, еще просто до конца не осознали смерть своих коллег. Рыбак далеко успел уйти или свернул на какую-нибудь тропу… Эти мысли в какой-то мере внесли ясность в сложившуюся ситуацию, и я стал осторожно подкрадываться к двери, замирая на каждом шагу и пропуская сквозь себя малейшие звуки окружающего меня пространства. Несмотря на то что я почти предугадал судьбу хозяев хутора, мне не раз пришлось проглотить стоявший у горла комок, когда увидел четырех людей, лежавших в самых неестественных позах. Особенно жутко было смотреть на мертвых детей. Юношу и девочку, лет десяти. Наверно, с минуту стоял, приходя в себя, и только потом огляделся. Где беглецы? Не успел этот вопрос возникнуть у меня в голове, как я увидел в полу люк. Гитлеровцы загнали беглецов в подпол, после чего разделились. Одни остались убивать хозяев, другие отправились за мной в погоню. Подошел. Откинул люк и сразу услышал чье-то тихое всхлипывание. – Живо вылезайте! У нас совсем нет времени! Следующие три дня, проведенные с семейством, находящимся на гране нервного срыва, были для меня жестоким испытанием, сродни тропическому болоту, в котором мне как-то пришлось просидеть несколько часов, скрываясь от преследования, в мою бытность наемником. После того, как я передал семью беглецов с рук на руки, мне было приказано перейти на запасную квартиру и не искать контактов, пока не разберутся, что произошло на хуторе. Моим словам поверили с трудом, и то только потому, что их подтвердили живые свидетели. Случай с пропавшим курьером, а теперь засада на хуторе. Причем все это связано непосредственно со мной. Естественно, что со стороны все это смотрелось весьма подозрительно. Убивать меня не будут, а отправят обратно в Союз, где уже на месте со мной будут долго и тщательно разбираться компетентные органы. Мое предположение подтвердилось тремя днями позже. Мне было предложено передать контакты с моими информаторами другому человеку, в течение двух недель. «Вот оно как. Значит, время пришло. Пора исчезать».
Официальной датой моей смерти, зарегистрированной в полицейских протоколах, стало 7 августа 1944 года. Дежурному в полицейский участок около десяти часов утра поступило около десятка звонков от граждан, сообщивших о стрельбе в одном из домов на Кенигштрассе. К месту происшествия сначала приехала полиция, а спустя какое-то время приехала специальная машина и увезла два тела в морг. «Скорая помощь», прибывшая чуть позже, оказала первую помощь раненому, которого обнаружили на месте преступления, а затем в сопровождении полицейского отвезла его в больницу. После того, как все произошло, около дома, где произошла перестрелка, собралась приличная толпа, так как в благонамеренном и деловом городе Берне такие события случались крайне редко. Близко к дому их не пустили полицейские, перекрывшие подходы с обеих сторон улицы. На все вопросы любопытных горожан они коротко отвечали: – Ничего не знаем. Следствие разберется. Люди отметили, что помимо полиции были еще люди в штатском, которые, предъявив специальные жетоны дежурившему полицейскому, вошли в дом. В толпе сразу пробежал слушок, что дело совсем не простое, раз приехали агенты секретной службы. В ходе расследования было составлено несколько протоколов со слов свидетелей. Позже к ним приложили отчеты и фотографии эксперты. После чего неспешно началось следствие, которое в итоге ни к чему не привело, а еще через пару месяцев дело сдали в архив. Как и было запланировано, так как вся эта история на семьдесят процентов была хорошо разыгранным спектаклем в двух действиях, куда входила инсценировка перестрелки и моя смерть. Помимо настоящих полицейских, все остальные роли играли специально нанятые актеры. Все это провернуть, как оказалось, совсем несложно, благодаря связям барона и моим деньгам. Конечно, проще было бы исчезнуть, но тогда меня запишут в предатели, что скажется на моих родителях, а возможно, и на людях, с которыми мне приходилось сталкиваться в жизни. Мое убийство товарищи из разведки сразу свяжут с исчезновением курьера и нападением на хутор, после чего снимут с Кости Звягинцева обвинения и начнут искать в своих рядах «крысу».
Еще года полтора тому назад, после долгих и осторожных поисков, мне удалось найти в Москве канал сбыта. Если деньги хоть как-то тратились, то золото и драгоценности, полученные в результате акций, лежали у меня мертвым грузом. Саквояж бывшего заместителя директора базы Голованова увеличил количество хранившихся у меня драгоценностей больше чем в два раза. А это были улики. Очень опасные улики, от которых мне нужно было как можно быстрее избавиться. Именно тогда я стал искать точку сбыта в криминальной среде и вышел через вора-домушника Тимоху на Михаила Артемьевича Думского. На вид это был совсем ветхий старичок с седыми, нависшими над глазами бровями, начинавший работать с антиквариатом еще при царе. Как мне туманно объяснил тогда вор, что старик давно завязал с воровским миром, но иногда помогает хорошим людям. Правда, в определении хороший ты или плохой человек, добавил Тимоха, все зависит от самого Думского. Как бы то ни было, у нас с ним все сложилось, и за все время нашего сотрудничества старик ни разу не подвел меня. Через него ушли картины, антиквариат, драгоценности и накопившаяся за эти годы большая часть денег, а взамен я получал бриллианты. Стоило мне узнать о командировке в Швейцарию, как сразу мысленно похвалил себя за такую предусмотрительность, хотя подобным обменом я заранее готовился к денежной реформе, которая должна была состояться осенью 1947 года. Я не боялся, что останусь без денег, так как в 1946 году собирался провернуть еще два налета на подпольных миллионеров, которые должны были мне принести как минимум полмиллиона рублей. Данные по этим двум архивным делам, записанные мною по памяти, сейчас лежали в тайнике моей квартиры, и я надеялся, что акты экспроприации пройдут не хуже, чем мое самое первое дело. Вот только с коллекцией монет какое-то время не знал, что делать. Для начала показал ее Думскому, но тот сразу заявил, что покупателя на столь редкий товар ему придется искать долго, и я встал перед дилеммой: спрятать здесь или все же попробовать забрать с собой. Даже по тем любительским знаниям по нумизматике, что достались мне от хозяина тела, я смог выделить из полутора сотен монет порядка четырех десятков, которые уже сейчас имели большую стоимость. Обдумав все еще раз, я выбрал третий путь: забрал только самые дорогие монеты, стоимость которых смог найти в специализированных каталогах, а остальные спрятал в надежном месте. В Швейцарию я приехал состоятельным человеком, имея при себе мешочек с бриллиантами и второй, намного тяжелее и больше – со старинными монетами и орденами. Все это было положено на сохранение в один из столичных банков. Когда во время очередной встречи с бароном я предложил ему деловое сотрудничество на паях, Арнольд фон Болен какое-то время молча глядел на меня, а потом, хитро улыбнувшись, спросил: – Если я вас правильно понял, то вы собираетесь вложить в общее дело свою долю денег? Его интонация и улыбка говорили сами за себя: откуда у русского коммуниста могут быть деньги? Это просто смешно! До этого я не говорил напрямую о деньгах, но уже в следующую нашу встречу построил маршрут нашей прогулки так, чтобы тот проходил недалеко от банка, где находилась моя ячейка. Когда наш разговор снова коснулся совместного бизнеса, я сказал, что готов представить ему доказательства своей платежеспособности. – Что, прямо сейчас и предоставите? – улыбнувшись, поинтересовался барон. – Вы сомневаетесь, господин барон? – вернув ему не менее хитрую улыбку, в свою очередь, спросил его я. – У меня нет привычки, особенно в таких делах, верить кому-либо на слово. – Я на это и не рассчитывал. Вон видите – здание банка? – когда барон утвердительно кивнул головой, я продолжил: – Давайте зайдем. Хочу вам кое-что показать. Фон Болен сразу перестал улыбаться и как-то по-новому посмотрел на меня. Неужели этот коммунист не шутил? Именно такой вопрос читался в его взгляде. Когда клерк, сопровождавший нас в отделение банковских ячеек, ушел, я вставил ключ, замок щелкнул. Выдвинув ящик, я подозвал стоящего в отдалении барона. Когда тот подошел, я достал замшевый мешочек. Развязав, осторожно вытряхнул часть содержимого себе на ладонь. При свете ламп камни вспыхнули, словно усыпанные брызгами ослепительного белого света. – Как вам? – поинтересовался я, глядя на вытянутое от удивления лицо барона. – Мой бог! Не ожидал! Просто не ожидал увидеть нечто подобное! Думал, какие-то военные секреты… – Так вы думали, что я планами советского Генерального штаба буду торговать? – Ну-у-у… – замешкался барон, явно не зная, что сказать. – Возьмите один камешек. На выбор. Проверите у местных ювелиров. Фон Болен осторожно взял один камень двумя пальцами из россыпи бриллиантов и так же осторожно опустил его в жилетный карман. Ссыпав бриллианты в мешочек, я достал второй, объемный и увесистый, мешочек. При виде него в глазах барона засветились огоньки любопытства. Развязал тесемки и достал монету. – Это все старинные монеты? – несмотря на очевидность, уточнил барон. – Очень старинные монеты и ордена. У меня есть несколько фотографий. Я их вам отдам. Проверьте, но вот насчет этой монеты, что сейчас держу в руке, могу сказать сразу: ее сестренку в 1941 году продали за 4250 долларов. Это американский серебряный доллар 1804 года. Еще имейте в виду, что с каждым годом эти монеты будут только прибавлять в цене. Спрятав мешочек в стальной ящик, я достал оттуда несколько фотографий монет и орденов, после чего протянул фон Болену: – Возьмите. Поинтересуйтесь у специалистов. Выйдя из здания банка, мы какое-то время шли молча. Немец был в легком шоке и теперь пытался понять, как ему относиться к этому сразу ставшему таким непонятным русскому. До этого было все просто. Коммунист. Русский шпион. Один из тех, кто собирается утопить истинный миропорядок в крови капиталистов. А теперь? Кто перед ним? Я понимал, что немецкому промышленнику трудно будет сломать сложившийся в сознании стереотип, поэтому не торопил его. Наконец барон заговорил: – Вы меня удивили… Нет! Неправильно! Вы меня поразили своим деловым подходом! Да и как можно нечто подобное ожидать от коммуниста с их лозунгом: грабь богатых и раздавай бедным! От вас я такого точно не ожидал! – Это еще не все, дорогой барон. Наибольшее удивление у вас еще впереди. – Вы меня и так поразили – дальше некуда. Я ему коротко описал, что будет с ним и его семьей, если он останется в рядах заговорщиков. Его очень расстроили мои слова, но он постарался не подавать вида. – Зачем вы мне это говорите? – Хочу уберечь от смерти своего будущего компаньона. – Откуда вы можете это знать? – в его голосе чувствовалось явное раздражение. Он сомневался в моих словах и в то же время был готов поверить в них, так как русский уже показал себя весьма непростым человеком. – Сейчас отвечать не буду, но вот это письмо, которое вы вскроете через три месяца, подтвердит все только что сказанное мною сейчас. – Я вас не понимаю! – Вы же знаете выражение: всему свое время. Так что наберитесь терпения и приготовьтесь ждать.
Спустя три с половиной месяца мы с фон Боленом снова оказались в кабинете его двоюродного брата, в сейфе которого хранилось письмо. – Доставайте и читайте. Тот достал конверт, потом посмотрел на печать, которую он еще тогда, три с половиной месяца назад, оттиснул на сургуче, запечатав им конверт. Пожал плечами, надорвал конверт и развернул сложенный вдвое листок. Текста там было совсем немного, так как у меня в памяти об этом событии сохранились лишь отрывочные сведения, но барон просто прикипел глазами к листку. Несколько минут он читал и снова перечитывал шесть строчек, написанных от руки широким размашистым почерком. Он просто не мог поверить своим глазам. – Как? – спросил он меня, подняв глаза, сиплым, севшим от волнения голосом. – Теперь я могу вам ответить, так как доказательство того, что вы услышите, сейчас у вас в руках. У меня есть дар предвидения. Мои мать, бабка и прабабка ведьмами были, видно, от них мне передался дар, хотя по мужской линии до этого ничего подобного не было. Теперь хотите – верьте, хотите – нет. – Я бы не поверил, вот только это письмо… – немец, не договорив, потряс листком в воздухе, – полностью подтверждает ваши слова! Вы непонятный, загадочный и непредсказуемый человек! Не знаю… Нет! Вы мне дважды спасли жизнь, поэтому я должен благодарить бога, что мы встретились в этой жизни! Уже это переполняет меня благодарностью… – Не будем тратить на это время, а лучше давайте вернемся к нашим делам. Как я говорил раньше: я хочу предложить вам совместное предприятие. Хотя оно лежит далеко от ваших профессиональных интересов, но мне думается, что предложение будет вам не менее интересно. В моей прошлой жизни я много чего почерпнул из истории картин. Особенно меня заинтересовали те, что стали дорогими и известными всему миру художественными произведениями. Провалившись во времени, у меня появилась возможность приобрести картины художников, чьи имена впоследствии станут известными на весь мир. За эти годы все, что мог, я вспомнил и записал. Картины. Аукционы. Цены. Прямо сейчас у меня в кармане лежал список картин и фамилий еще неизвестных художников, которые через десять-тридцать лет будут стоить сотни тысяч долларов, а затем и десятки миллионов, но это был список только одного из четырех направлений, которыми я собирался заняться в будущем. Неторопливо сунув руку во внутренний карман пиджака, я нашарил листок, потом достал его и расправил. Так как я заранее готовился к этому разговору, то изложил все довольно быстро и лаконично. Все это время барон внимательно слушал, не проронив ни слова, а потом минут пять молчал, мысленно укладывая в голове полученную информацию. – Знаете, Отто, я не раз думал о том, чтобы перевести свое хобби на крепкую деловую основу, но так и не собрался. Так что по большому счету меня даже убеждать не нужно. Сам прекрасно понимаю, что это очень хорошее вложение денег! Так мы с вами компаньоны?! – Вы еще в этом сомневаетесь, Арнольд? – Теперь уже нет. М-м-м… Знаете… среди моих знакомых есть полковник СС Вильгельм Модлиц. У него диплом искусствоведа. Образованный, начитанный, по-своему умный человек, далекий от политики. В свое время с воодушевлением принял идеи Гитлера, но судя по всему, в последнее время в них разочаровался. Вилли по интеллекту гораздо выше любого армейского офицера. Вот только со временем он привык красиво жить и сорить деньгами. Почему я о нем сейчас вспомнил? Он одно время занимался произведениями искусства, привезенными из Европы, и даже кое-что помог мне приобрести… по сходной цене. Правда, последние полтора года наши пути не пересекались, но мне думается, что надо попробовать с ним поговорить. Как вы смотрите на это, Отто? – Не называйте меня больше Отто, Арнольд. С новыми документами я получил новое имя – Александр Бурш. – Поздравляю! За это дело надо выпить! Ваш фужер, Александр! А теперь… Прозит! Пригубив фужер с коньяком, я поинтересовался: – А он точно не фанатик? – Одно время мы с Вилли довольно часто общались. Иногда он ставил меня в тупик резкими отзывами о некоторых руководителях рейха, но при этом никогда не трогал фюрера. М-м-м… В общем и целом у меня о нем сложилось впечатление как о трезвомыслящем человеке, хотя при этом, не сочтите за каламбур, он любитель выпить. Да и в карты не прочь поиграть. – Это его проблемы, а как с ним можно связаться? – Попробую найти его телефон, но для этого вам придется подождать. Барон поставил фужер с остатками французского коньяка на сервировочный столик, после чего встал и подошел к письменному столу. Какое-то время перебирал бумаги, потом нашел записную книжку. Полистав ее, снял трубку, а спустя несколько минут я услышал: – Добрый вечер, Вилли. Ты еще не все деньги спустил за карточным столом? После короткого разговора, к которому я почти не прислушивался, Арнольд повернулся ко мне и сказал: – Думаю, что Вилли все правильно понял. Мы договорились с ним встретиться. – Если вы с ним договоритесь, то пусть начинает подыскивать для нас картины. В первую очередь нас интересует коллекция картин во дворце Иммерхоф. Особенно картины Густава Климта. Они сгорят в 1945 году. – Несмотря на то что я вам верю, мне очень странно слышать подобные слова. – Привыкайте, дорогой барон, привыкайте. Кстати, нам нужно будет определиться с местом хранения произведений искусства. – Насчет этого не волнуйтесь. Вы, надеюсь, не забыли о моей вилле под Цюрихом. Именно там хранится моя коллекция картин. – Отлично! В таком случае я на днях еду в Лондон. Думаю за тысячу фунтов купить там две картины пока еще неизвестного миру художника. – Желаю удачи! И все же… – барон замялся. – Говорите, Арнольд. – Вы знаете, когда закончится война?! – Знаю, но не скажу. Объясню это так: нельзя простому человеку знать тайное, начертанное небесами, – при этом я помрачнел лицом, придав ему таинственное выражение. Немец, услышав подобные слова, чуть ли не в струнку передо мною вытянулся. Что тут скажешь? Подтвержденный мною мистический дар предвидения и впитанная с молоком матери вера в Бога перебороли трезвость ума и практичность дельца.
ГЛАВА 9
В который раз я начал жить снова, с чистого листа. Оказавшись в другом времени, первое время мне пришлось идти со всеми в ногу, лишь потому, что нужно было врастать в чужую жизнь. Казалось бы, родная страна, но жизнь в ней по большей части оказалась для меня такой же непонятной и необъяснимой, как Африка в свое время. Моя практичность, индивидуальность и внутреннее неприятие политики Страны Советов сделали меня изгоем чуть ли не с первых дней пребывания в новом времени. Мне пришлось выживать, как в чужой стране, чему помог немалый опыт человека, воевавшего в различных точках земного шара. Стоило мне освоиться, как я окончательно понял, что хочу идти своей дорогой, а не общим строем вместе со всеми, навстречу утопическому будущему под названием коммунизм, а знание иностранных языков явно подталкивало к тому, что пора искать свое счастье за рубежом. Теперь, когда благодаря счастливому стечению обстоятельств я оказался за границей, мне нужно было найти способ остаться здесь, при этом ни в коем случае не запятнать имя Кости Звягинцева, что мне, в конце концов, удалось сделать. Теперь, когда Костя Звягинцев умер, а вместо него появился гражданин Швейцарии Александр Бурш, я стал строить свою жизнь исходя из своего опыта, пожеланий и способностей. Первым делом из Берна переехал в Цюрих, где стал совладельцем антикварного магазина, после чего уехал в Англию. Вернувшись, стал вживаться в роль антиквара и добропорядочного обывателя, одновременно начав подыскивать нужных мне для будущих дел людей. От них мне требовалось беспрекословное подчинение, умение владеть оружием и знание языков. В Швейцарии, где население использует три языка: немецкий, французский и итальянский, найти полиглота было несложно, зато людей, не боящихся проливать свою и чужую кровь, пришлось поискать. Найти я их нашел в конце концов, хотя такое определение можно оспорить, так как наша встреча стала делом слепого случая. Да и как по-другому можно назвать встречу двух грабителей со своей жертвой, которую они подстерегли на темной улочке. Когда мне дорогу перегородил широкоплечий верзила, держащий в руке нож, я уже не сомневался, что у меня за спиной сейчас нарисовались фигуры одного или двух его подельников. Что могли увидеть грабители? Молодого мужчину, щеголевато одетого и довольного жизнью, судя по его сытой роже. Скорее всего, они решили, что я служащий одного из крупных банков, который отдаст все сам, стоит лишь его хорошо припугнуть. Вот только они не знали, что у этого молодого человека боевой опыт составляет почти три десятка лет, а тело в моменты опасности превращается в боевой механизм, крушащий все на своем пути. Первой неожиданностью для грабителей стало то, что их жертва, вместо того чтобы слезно просить его не убивать, сама напала на них. Резкосократив расстояние, я нанес мощный удар ногой. Подошва ботинка с жесткими краями рантов врезалась в голень державшего нож бандита. Тот с воплем согнулся. Нанеся сокрушительный удар другой ногой по оседающей фигуре, я резко ушел влево, уходя от бросившегося на меня второго грабителя, держащего в руке короткую дубинку. Я атаковал его сбоку, подбивая руку с дубинкой вверх и одновременно нанося хлесткий удар по печени свободной правой рукой, тем самым заставив налетчика с натужным стоном сложиться пополам. Дубинка, выпавшая из ослабевшей руки бандита, громко стукнула, упав на брусчатку. Громила с трудом, но сумел подняться и сейчас, глядя на меня со звериной ненавистью, был уже готов броситься на меня, как я поднял обе руки вверх и, нагло улыбаясь, заявил: – Парни, а вам случайно работа не нужна? Так я нашел себе подручных, которые, как оказалось, не были профессиональными уличными грабителями. Швейцарец Курт и немец Вальтер. Так они назвались при знакомстве, хотя при этом нетрудно догадаться, что это были не их настоящие имена. Судя по блатному жаргону, жестам и повадкам Курта, почти сразу стало понятно, что тот связан с криминальным миром, и только намного позже я узнал его историю из пьяной исповеди. Оказалось, что последние восемь лет он входил в одну из групп контрабандистов, которая несколько месяцев тому назад при переходе границы наткнулась на засаду германских пограничников. Имея связи среди пограничной охраны с обеих сторон границы, швейцарцы почти всегда проходили границу без проблем, но на этот раз все пошло не так. Началась стрельба, в ходе которой контрабандисты, потеряв двух человек и товар, все же сумели оторваться от преследования и уйти. Уже потом они узнали, что один из немецких пограничников скончался от раны, полученной в перестрелке, а спустя какое-то время прошел слух, что на трех контрабандистов, оставшихся в живых, немцы открыли охоту, то есть, если они попадутся на глаза пограничной страже, сразу будут стрелять. Естественно, что их коллеги после этого заявления стали избегать их словно прокаженных. Действительно, кому охота подставляться под пулю из-за каких-то неудачников. Швейцарец был молод, года на два постарше меня, при этом имел хорошо подвешенный язык и обладал умением найти подход почти к любому человеку. В разговоре умел придать себе заинтересованный вид и настолько живо реагировал на то, что ему говорили, что собеседник невольно начинал ему верить, хотя тот был просто талантливый актер. Он не учился мастерству перевоплощения, ему это дала матушка-природа, как ядовитые клыки змее. Вот только внутри он был гнилым, как иной раз бывает с фруктами. Гладкий, румяный бок, а стоит надкусить, как внутри оказывается горькая гниль. Жадный, беспринципный, он являлся своего рода своеобразным примером уголовника. Вальтер был человеком другого плана. Мужчина около сорока лет, мощного телосложения. Мрачный и неразговорчивый. Если суть швейцарца для меня не стала загадкой, несмотря на его актерскую игру, то немца я долгое время не мог раскусить, особенно после того, как тот случайно или нарочно проговорился, что до середины сорок третьего года служил в криминальной полиции Гамбурга в чине криминаль-инспектора. Лейтенант уголовной полиции. Вот только то, что заставило его бежать из Германии, бросив семью, мне так никогда не довелось узнать. Имеет жену и двоих детей, которых очень любит, и ничего не зная об их судьбе, очень сильно переживал за них. Когда спустя несколько месяцев, после долгих поисков, мне удалось их найти, а потом переправить их в Швейцарию, немец торжественно заявил мне, что он мой должник до конца жизни. Мое внутреннее чутье сказало мне, что его слова правдивы и искренни до последнего слова. Когда я объяснил, что мне от них требуется, то по их спокойной реакции сразу понял: именно такие люди мне и нужны. Еще спустя несколько дней я с ними выехал в Берлин, чтобы лично познакомиться с Вильгельмом Модлицем. Перед тем как встретиться, предварительно встретился с бароном, который за это время собрал о полковнике СС кое-какие сведения. Модлиц, как я потом убедился, имел арийскую внешность, вот только рост не позволял ему стать стопроцентным образчиком арийской расы. Имеет хорошо подвешенный язык, диплом искусствоведа и большое желание разбогатеть. Начинал он работать в Австрии, когда его прикрепили к одной из специальных команд по изъятию ценностей. Так он оказался в ведомстве Розенберга. Модлиц показал себя не только хорошим специалистом, но и человеком, умеющим ненавязчиво угождать начальству. Умение услужить и выбрать правильный подарок дало ему возможность без особого труда шагать по служебной лестнице вплоть до звания штандартенфюрера СС. До того, как осесть в айнзацштабе Розенберга в Берлине в должности начальника отдела, он два с половиной года работал представителем этого штаба в Голландии и Франции, при этом сумев добавить в свою личную коллекцию немало ценных произведений искусства. Получив назначение в Берлин, он возглавил один из отделов управления, которое занималось произведениями искусства, свозимых в Германию из оккупированных территорий. Помимо своей основной работы, он нередко выступал экспертом в комиссиях, которые отбирали предметы искусства из награбленных сокровищ для личных коллекций первых людей Рейха. Человек по своей сути слаб, вот и Модлиц быстро пристрастился к хорошей жизни. Вот только за удовольствия надо платить. Если раньше он мотался по захваченным Рейхом территориям, где оценивал и отправлял в Германию произведения искусства, не забывая при этом самого себя, то теперь у него таких возможностей стало намного меньше. К тому же, став начальником отдела, он имел теперь дело в большей степени с отчетами и экспертными справками, чем с произведениями искусства. Его возможности заработать деньги уменьшились, а соблазны большого города слишком глубоко проникли в его душу, забирая львиную долю его зарплаты. Карточные долги и неумеренные траты на женщин и шикарные рестораны все чаще ставили его перед вопросом: где взять денег? Именно поэтому штандартенфюрер СС Вильгельм Модлиц с особым вниманием отнесся к звонку, а затем и к встрече с бароном. Из этого разговора он вывел для себя, что барон, имея обширные связи, каким-то образом вышел на заокеанских представителей антикварного бизнеса и собирается торговать произведениями искусства. Полковник СС сразу сообразил, что у него появился шанс неплохо заработать, к тому же за последнее время ослаб непосредственный контроль над их работой. В последнее время гитлеровские армии отступали на всех фронтах, что заставляло отправлять эшелонами произведения искусства с бывших оккупированных территорий в Германию. Какое-то время верхушка Рейха думала над тем, что делать с награбленными вещами, пока не решила создать сеть тайников, в которых должны были храниться валюта, золото и произведения искусства, которые в будущем должны будут стать основой для возрождения новой Германии. Для этого начали формироваться специальные группы, в состав одной из которых вошел полковник СС Модлиц. Он и его люди занимались составлением документов, экспертных справок, комплектованием и сохранностью груза вплоть до момента его отправки. В связи с этим он получил непосредственный доступ к хранилищам с теми произведениями искусства, которые до этого ему были недоступны. Наша встреча состоялась в маленьком кафе. Меня, на расстоянии, сопровождал Курт вместе с Вальтером. Их задачей был контроль нашей встречи, а в случае необходимости обеспечение отхода. Я прекрасно понимал, что Германия сейчас представляла собой громадную пасть, которая пожирала каждый день сотни людей, которые хоть как-то не соответствовали политике Рейха. Именно поэтому здесь надо было каждый шаг контролировать и взвешивать, иначе в любой миг он мог стать последним. Легко узнав штандартенфюрера СС по описанию, я подошел к его столику. – Здравствуйте, господин… Модлиц. Или вы предпочитаете другое имя? – Здравствуйте. Меня устраивает мое собственное имя. Господин Бурш, если я не ошибаюсь? – Да. Александр Бурш. Вы не против чашки хорошего кофе и рюмки французского коньяка? – Еще как не против. Но вы же не думаете найти их в этой забегаловке? – и он бросил взгляд, полный отвращения, в сторону кухни кафе. – Все это и даже немного больше есть в квартире, которую для меня снял мой хороший друг. – Хочу сразу вас предупредить, что все иностранцы сразу по переходе границы передаются под наблюдение специальных служб. – Я уже знаю об этом. Не волнуйтесь. У меня репортерское удостоверение одной из цюрихских газет, а также официальное задание от редакции. Я прибыл официально и прошел официальную регистрацию в Управлении берлинской полиции, а также аккредитацию в Берлинском журналистском центре. – Даже так? – в его голосе было отчетливо слышно удивление. – И какова тема вашего задания? – Народ Германии и искусство Европы. Начало приблизительно такое: германский народ в полной мере оценил усилия фюрера… – Я понял. Понял! – перебил он меня. – Давайте не будем терять время, господин Бурш. Идемте. После пустой болтовни, выпитой наполовину бутылки коньяка и четырех опустошенных чашек с кофе наш разговор перешел в деловую фазу. – Меня интересуют имеющие международное признание произведения искусства, числящиеся в официальных каталогах. При этом желательно их доставка на территорию Швейцарии. Оплата в швейцарских марках, долларах, английских фунтах. Модлиц не собирался отказываться от сотрудничества, что сразу было ясно из его ответа. – Что бы вы себе ни думали, я не работаю кладовщиком на складе с картинами! – при этом на его лице появилась ехидная ухмылка. – Уж вы-то должны понимать, что подобные произведения искусства находятся на особом учете. – Если я не ошибаюсь, то этот учет вы же сами и ведете. Разве не так? Эсэсовец скривился. Ему не удалось набить цену. Он мысленно проклял барона, которому в свое время он об этом рассказал. Он был тогда в подпитии и, не удержавшись, похвастался перед приятелем. – Не все так просто… – начал он говорить, но наглый швейцарец резко его перебил: – Я уже в курсе того, что вам сейчас везут произведения искусства и антиквариат со всех бывших оккупированных территорий, а вы складываете все это в одну большую кучу. Вы уже сейчас не справляетесь, а дальше будет еще хуже. Вы уже забили все запасники музеев и картинных галерей, и теперь не знаете, куда складывать новые поступления. В глубине души полковника СС поднялась новая волна раздражения. Откуда этот пронырливый швейцарец знает? Всего лишь две недели тому назад айнзацштаб Розенберга в Берлине получил приказ, в котором говорилось о том, что все предметы искусства, антиквариат и раритеты, не представляющие высокой ценности, нужно срочно начать продавать через сеть ломбардов, антикварных и комиссионных магазинов. Изнемогающей Германии срочно были нужны деньги на войну, а старинным фолиантом не накормишь солдата, так же как картиной не выстрелишь по врагу. Эсэсовец рассчитывал, что с помощью этой схемы он сможет манипулировать швейцарцем, вот только этот пронырливый и хитрый тип знал и об этом. «Дьявол! Если у него есть еще источники получения данных, то значит, этот хитрый швейцарец разговаривал не со мной одним. Отсюда можно сделать только один вывод: он рассчитывает покупать товар у моих конкурентов! Проклятье!» Немец прямо физически почувствовал, как будущие деньги словно песок просачиваются через его пальцы. Нет, этого он допустить не мог. И все же надо проверить. – Вы давно в Германии, господин Бурш? – Да уже четыре дня. А что? – Просто время впустую уходит. – Не знаю, как вы, а я время впустую не терял, – небрежно ответил швейцарец, тем самым подтвердив самые худшие подозрения полковника СС. «Нельзя его упускать! Нельзя!» – Знаете что… я тут подумал и решил, что смогу отправлять нужный вам товар к границе Швейцарии. Лучше это будет какой-нибудь городок, расположенный недалеко от швейцарской границы. Ничего другого по доставке товара я не могу вам предложить… но зато смогу выделить в личное пользование машину со специальным пропуском. Учтите, что у нас сейчас бензин для автомобилей личного пользования жестко лимитирован, но у вас с этим проблем не будет. – Автомобиль. Это просто здорово. Спасибо. Вот только не покажется ли кому-нибудь странным, что швейцарский журналист раскатывает по стране… – С тем пропуском, что вы получите, ни у кого вопросов не возникнет… – тут он сделал паузу, тем самым привлекая мое внимание, – так как он будет за печатью и подписью самого Розенберга. Я быстро принял восхищенно-удивленный вид, чтобы польстить Модлицу: – У меня просто слов нет, господин Модлиц. Вы умеете удивить! Эсэсовец расплылся в довольной улыбке: – Господин Бурш… – Бросьте! Для вас с этой минуты я просто Алекс. Ведь мы только что стали партнерами, не так ли? – Отлично! Тогда для вас я Вилли! Алекс, теперь давайте выпьем за наше тесное сотрудничество!Схема работы нашего нелегального предприятия получила шуточное название «Грабь награбленное». Впрочем, я только следовал ленинскому лозунгу «грабь награбленное», появившемуся в первые годы власти, когда большевики в массовом порядке осуществляли поголовную конфискацию (экспроприацию) частной собственности у их владельцев. Вместе с Вилли мы оценили объем работы, после чего я решил, что лишних людей привлекать не стоит. Модлиц стал главной шестеренкой в нашем механизме. Он находил картины или другие предметы искусства, имеющие определенную ценность, затем делал их переоценку, после чего они направлялись в антикварные, комиссионные магазины и ломбарды Берлина, но не доходили до прилавка. Во время Второй мировой войны в Германии наблюдался небывалый подъем антикварной и комиссионной торговли, вызванный громадным предложением награбленного товара, поэтому в неразберихе такая операция просто терялась среди множества других покупок. Курт взял на себя контакты с таможней и пограничной стражей. Он же наладил контакт с контрабандистами, с которыми мы переправляли часть товара. Вальтер, который до сих пор числился в розыске на территории Рейха, стал принимать груз по другую сторону границы. Я взял на себя сопровождение груза до границы, а наиболее ценные предметы искусства сам лично доставлял в дом барона. Обратно ехал не с пустыми руками. Коньяк, сыр, сигареты и кофе. Половина из них шла Вилли в качестве дополнительной благодарности. За два первых месяца работы мы перебросили в Швейцарию около восьмидесяти предметов старины, из них сорок семь картин. Все они имели свою цену в международных каталогах. С Модлицем мы даже немного подружились. Для него я стал человеком, с которым можно было поговорить по душам, выложить свои страхи и сомнения, не опасаясь, что тот донесет на тебя в гестапо. Когда он перебирал лишку, то оставался у меня ночевать, и тогда мне приходилось выслушивать его пьяно-философские взгляды на жизнь. Правда, нередко среди них проскакивала довольно интересная информация. Так мне стало известно, что гитлеровцы начали формировать грузы специального назначения для сверхсекретных тайников во всей Германии, где должны были храниться слитки драгоценных металлов, валюта, произведения искусства и антиквариат для будущих поколений нацистов. В соответствии с планом «Закат солнца» с конца лета 1944 года на юге и востоке Германии, в Австрийских Альпах и Рудных горах в Чехии началось сооружение и обустройство глубоких бункеров и естественных тайников. Входы в них подлежали тщательной маскировке – как правило, их замуровывали или взрывали. Строили хранилища по проектам немецких инженеров под надзором СС военнопленные, по окончании работ они подлежали ликвидации. Степень секретности была такой, что по завершении строительства хранилищ особого назначения ликвидировались не только работавшие там военнопленные, но и (в особых случаях) солдаты строительных частей вермахта и проектировщики. По мере приближения конца войны эта программа получала все больший размах, и в нее включалось все больше объектов. К началу 1945 года это были уже любые места (замки, поместья, особняки, хозяйственные постройки, монастыри, церкви, бомбоубежища), где можно было спрятать сокровища. Наращивалось и строительство подземных хранилищ, предназначенных для особо значимых документов и ценностей. На следующий вечер у нас состоялся разговор. – Вилли, вы вчера похвастались, что занимаетесь формированием и отгрузкой ценностей, которые должны в будущем помочь восстановлению нового Рейха. А почему вы об этом раньше молчали? Или мы не друзья? Эсэсовец скривился так, словно надкусил лимон, потом налил себе виски полстакана и сразу опрокинул себе в рот. Кинув в рот ломтик сыра, какое-то время жевал, потом глухим, недовольным голосом проговорил: – Алекс, давайте сразу договоримся, что мои служебные тайны не будут являться товаром для торга. Я немец и верю в будущее возрождение Рейха! Вам, швейцарцу, этого просто не дано понять! – Ой! Только не надо мне говорить об арийской расе и ее высшем предназначении. Оставьте это вашей пропаганде. Теперь насчет тайны. Я согласен увеличить ваш гонорар на десять процентов за то, что вы будете мне давать координаты этих тайников. По-моему, это хорошее предложение, к тому же выполнить такую работу для вас не составит особого труда. – Вы просто не понимаете, что мне предлагаете! Меня не просто убьют! Я испытаю все муки ада… – Послушайте, Вилли. Мы с вами деловые люди, и то, что сейчас делаем, уже тянет на десяток лет тюрьмы. Разве не так? Так что давайте пойдем дальше. К тому же давно хотел спросить у вас: чем собираетесь заняться после войны? – Я… М-м-м… Честно говоря, много думал, но так ни к чему и не пришел. Мне нравится такая картинка: я сижу за столиком уличного кафе. Передо мной рюмка конька и чашка кофе, а на душе спокойствие и умиротворение. И никакого страха. Вы даже не представляете, как трудно выживать в атмосфере страха и отчаяния! – Вот видите! Вам нужно спокойствие. А как оно достигается? Хорошим счетом в банке! Если вы проследите за логической цепочкой моих умозаключений, то поймете, что я вам тоже желаю спокойной и счастливой жизни. Штандартенфюрер СС снова налил себе виски. Выпил, потом алкоголь сделал свое дело, и он, пьяно махнув рукой, заявил: – Дьявол с вами! Попробую. Вот только координаты секретных мест сказать вам не смогу. Сразу поясню, чтобы не было лишних вопросов. В мои обязанности входит составление и упаковка груза. Причем формирую я его, исходя из габаритов и объемов транспорта, которым должен был быть отправлен груз. – Но вы же доставляете его… предположим, на вокзал? – Нет. Этим занимаются особые команды. Они забирают упакованный груз, а затем сопровождают его в пути. М-м-м… – Вилли задумался, потом изобразил на лице сомнение: – Но кое-что, наверно, все же можно разузнать. Только… – Только прибавь мне, Алекс, еще пять процентов. Вы это хотели сказать, Вилли? – Почти. Только не пять, а десять процентов. Оно того стоит, Алекс, поверьте мне! – Погодите! Еще пять минут назад вы говорили, что у вас нет никакого выхода на тайники, а теперь вы утверждаете, что узнаете места их расположения. По-моему, вы собираетесь меня обмануть! – Нет! Все не так! Просто я кое-что вспомнил! Понимаете, до этого момента меня не интересовал этот вопрос! Дело в том, что среди командиров конвоев есть мой хороший приятель. Когда идет приемка и погрузка груза, мы с ним за дружеской беседой успеваем выпить по паре-тройке рюмок коньяка. С Конрадом мы познакомились во Франции. Эх, хорошее было время! Париж, коньяк и красивые девушки! Как мы с ним гуляли! Вы… – не договорив, он замолчал, предавшись сладким мечтаниям. – Вилли! Вы где? – спустя минуту с усмешкой спросил я своего компаньона. – Здесь я. Здесь. Мне уже сорок два года, а я еще толком не пожил. Все! Все, Алекс! Воспоминания закончены! Гм. Теперь к делу. Последний раз он начал рассказывать, куда едет, но я его оборвал, а на этот раз все будет по-другому. – Что нужно? Коньяк? Виски? Кофе? – Коньяк и кофе – это то, что нужно! А теперь, Алекс, давайте выпьем… за наше спокойное будущее!
Ждать пришлось недолго. Уже спустя несколько дней, во второй половине дня, ко мне ввалился прилично выпивший Модлиц. – Алекс! Дружище! – закричал он с порога и попытался меня обнять, но я ловко уклонился, при этом мне пришлось его поддержать, чтобы он не упал у меня прямо в прихожей. Я хотел отвести его сразу в спальню, но тот принялся упираться и требовать выпивку. Пришлось идти с ним в гостиную. Не успел я выставить перед ним коньяк, лимон и сыр, как он сразу налил себе половину фужера конька и выпил. – Вилли, ты что, куда-то торопишься? – Совесть, Алекс! Совесть! Она проснулась и требует… От новой дозы алкоголя лицо полковника СС резко побагровело, а глаза подернулись мутной пленкой. – …чтобы ты пошел в гестапо и покаялся, – продолжил я его фразу. – Я тебя правильно понял? – К дьяволу такие шутки! У меня сегодня Конрад был. – И что? Эсэсовец начал слепо шарить по карманам черного мундира, пока, наконец, не выудил небольшой свернутый листок. – Держи. Я взял бумажку, развернул. – Ну… с местностью вроде понятно. А это что за название? – Конрад сказал, что там какие-то бывшие копи есть. Уголь, что ли, когда-то добывали? Или что-то подобное. – Хм. Так там этих шахт может много быть. Где искать? – Не знаю, – тяжело мотнул головой полковник. – Всё. Я спать. – Погоди! Когда уехал твой Конрад? Вилли отдернул рукав мундира, затем какое-то время пьяно смотрел на часы мутными глазами и только потом сказал: – Полтора часа тому назад. Всё, Алекс… – Не всё! Позвони в гараж! Мне нужна машина! Несмотря на все свои сомнения и немалый риск, мне все же удалось отследить место захоронения секретного груза. Так на моей «карте сокровищ» появилась первая отметка. За следующие три месяца я выследил еще два таких конвоя. Точного места этих тайников я, конечно, не знал, но и того, что стало известно, вполне должно было хватить для поисков, кроме того, у Вилли, за дополнительную плату, я получал дубликаты списков вещей, заложенных в тайники. Все шло неплохо, вот только в последнее время Модлиц стал меня сильно беспокоить. Если раньше он был предельно осторожен в отборе предметов искусства, то по мере приближения советских армий к границам Германии в нем все больше рос страх (это мне было понятно), но вместе с этим в нем стала проявляться непонятная мне торопливая жадность. Так я назвал этот симптом, когда стал получать от него «посылки» в два, а то и в три раза больше объемом. Во мне все больше укреплялось мнение, что он стал просто красть, стараясь как можно больше накопить для своей будущей жизни. Это меня беспокоило по двум причинам. В Рейхе была хорошо развита система тотальной слежки, и донос мог последовать в любой момент, а если факты подтвердятся, то ему не поможет ни звание штандартенфюрера СС, ни то, что его лично знает руководитель внешнеполитического управления НСДАП Альфред Розенберг. Я пробовал поговорить с ним на эту тему, но он остался глух к моим доводам. Вторая причина заключалась в том, что начиная подобное дело, мне даже не могло прийти в голову, что оно примет такие широкие обороты, а значит, возрастут и траты. К тому же вкладывая деньги сейчас, я собирался получать дивиденды только через пять-десять лет, поэтому мне надо было в ближайшее время что-то придумывать по возмещению своих убытков. Вот только не имея ни нормальных документов (удостоверение швейцарского журналиста не являлось защитой для германских спецслужб), ни людей, планировать какую-то крупную акцию не имело смысла. У китайцев есть поговорка, которую я никогда не понимал: «Если кто-то поступил с тобой дурно, не пытайся ему отомстить, сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо тебя по воде проплывет труп твоего обидчика». Именно так я сейчас и делал. Тянул время, ожидая, что все разрешится как-нибудь само собой, без моего участия, и, к моему удивлению, так оно и произошло. Началось все с прихода Вилли. Он пришел ко мне выпивший, что стало последнее время для него стандартом, и пригласил в ресторан. Идти не хотелось, но мой компаньон оказался на этот раз настойчив, к тому же пообещав нечто особенное. По дороге я узнал, что это благотворительный вечер для армейских офицеров, организованный комитетом вдов и матерей офицеров, погибших на войне. Вечер проходил в ресторане, в котором мне еще не доводилось бывать. Тяжелые занавески, массивные люстры, свисавшие с потолка, строгий вид официантов – все это говорило о том, что ресторан придерживается старых порядков. Публика меня несколько удивила тем, что среди офицерских мундиров было немало гражданских людей. Офицеры были представлены в званиях не ниже майора. Черных мундиров не было. Шума и пьяных выкриков, которые сопровождали обычные вечера в ресторанах, здесь тоже не было. Посетители тихо переговаривались, чинно, глоточками, попивая вино. Вилли попросил у официанта графинчик коньяка, но тот только огорченно покачал головой, а затем дал нам программку вечера, к которой было приложено меню. Из алкогольных напитков в нем было указано только шесть сортов сухого вина. Не успели мы сделать заказ, как на сцене появились музыканты в черных фраках и с музыкальными инструментами в руках. Один из них сел за рояль, а еще спустя несколько минут мимо столиков к сцене пошла несколько грузноватая женщина в длинном черном платье с блестками. Ее руки закрывали длинные ажурные перчатки. При ее появлении народ оживился и дружно захлопал. Вилли шепнул мне, что это популярная в Германии оперная певица. Ни балета, ни оперы я не понимал, поэтому тихо, но недовольным тоном спросил его: – Какого дьявола ты меня приволок сюда? – Ты не любишь оперу? – удивленно спросил он у меня. – Нет, – сердито буркнул я. – Я думал, что человек, близкий к искусству… – Он, видите ли, думал… – начал я его отчитывать, но договорить мне не дали негодующие взгляды окружающих нас участников вечера, сидевших за соседними столиками. Больше я ничего говорить не стал, вместо этого начав разглядывать собравшихся здесь любителей оперы, и вдруг неожиданно мое внимание привлекла молодая и красивая женщина. Сначала меня привлекла ее строгая и вместе с тем изящная красота, но уже спустя минуту у меня появилось ощущение, что я ее уже где-то видел. Все первое отделение вечера я усиленно пытался понять, где мог видеть эту женщину, которую раньше вроде не видел, но так и не мог вспомнить, что добавило еще раздражения в мое настроение. Когда наступил перерыв и певица села за один из столиков, как видно ее больших поклонников, потому что сразу полилось вино и стали произносить громкие тосты за ее здоровье и творческие успехи, которые весь зал подхватывал, поднимая бокалы за своими столиками. Оркестр на сцене заиграл нечто медленное. Пары стали выходить на середину зала перед сценой и медленно кружиться в такт музыке. Одну из этих пар составила эффектная красотка вместе с моложавым полковником. Стоило ее изящной фигуре закружиться в танце, как я сразу вспомнил, где ее видел. «Точно! Картина! Это ее я видел на картине пару дней назад. Еще тогда подумал о ее изысканной красоте, которая неплохо бы смотрелась в моей постели. И тут она… С нее писали. А вообще-то странно, – я напряг память, пытаясь вспомнить детали картины. – М-м-м… Лицо. Глаза. Очень похожи, вот только там она старше выглядит. Раза в два. Высокая грудь. Белое платье. Красная роза на груди. Она выглядела невестой… Зачем… Впрочем, сейчас все узнаю». – Вилли, ты видишь ту молодую женщину? – Если ты имеешь в виду красавицу графиню Шварц-Зельде, то я ее не просто вижу, а откровенно ей любуюсь, как истинным произведением искусства. Ее большие серые глаза… – Стоп. Кто она? – поинтересовался я личностью молодой женщины. Тот посмотрел на меня с хитрой усмешкой: – Что, и ты, Брут? Ничего. Не ты первый, не ты последний. Из влюбленных в нее мужчин, наверно, батальон можно составить. – Кто она? – снова спросил я. – Польская графиня, в которую по уши втрескался граф Фридрих фон Шварц-Зельде. Он ее чуть ли не девчонкой привез в свое имение, вот только его счастье оказалось недолгим. Генерал вскоре погиб. Где, как – не знаю. Осталась вдова. Кто только к ней ни подкатывался… Остальные слова я пропустил мимо ушей, так как объяснение Вилли не дало толковых объяснений, но одно я знал твердо: картина и молодая женщина связаны между собой, но загадка вполне могла подождать. Бросив последний раз взгляд на польскую графиню, я сказал: – Все, Вилли. На сегодня с меня хватит. Я пойду. – Ты бы знал, какая у этой генеральши коллекция картин. Граф в свое время из Австрии и Польши привез. И не только картины. – Ты откуда знаешь? Сам видел? – заинтересовался я. – Сам – нет! Зато один из моих людей, он каталогами занимается, когда-то составлял для генерала опись его коллекции. Вот от него и услышал. – Ладно. Это у них, а у нас свое, – оборвал я его. – Я пошел. – Тоже пойду. Меня уже, наверно, в клубе заждались. – Давно не проигрывал? – усмехнулся я. – Сегодня мой день. Я это чувствую, – с какой-то непонятной мне патетикой ответил он мне. Рано утром меня разбудил длинный, резкий, пронзительный дверной звонокк. Для порядка выругался, потом набросил халат и подошел к двери. – Кто? – Алекс, это я! – раздался за дверью голос Вилли. Я распахнул дверь. Хотя запах от него шибал в нос так, что хоть иди на кухню и закусывай, но при этом выглядел не сильно пьяным, к тому же его лицо было бледным и взволнованным. «Ревизия нагрянула на его склады?!» – это была первая и единственная мысль, которая пришла мне сразу в голову, стоило мне увидеть его состояние. – Что случилось? – Я войду? Разрешишь? Я посторонился. Он сразу прошел через гостиную в кухню. Не успел я переступить порог кухни, как он умоляюще посмотрел на меня, а потом на дверцу шкафа, где хранилось спиртное. Я достал початую бутылку виски и стакан, который поставил перед ним. Он налил треть стакана, одним махом выпил, достал пачку сигарет. – У меня не курят. – Извини, Алекс. Совсем забыл. Ночь просто сумасшедшая была, – и он неловко, торопливыми движениями спрятал сигареты во внутренний карман пиджака. – Опять проигрался? Он только обреченно кивнул головой и снова налил в стакан виски, но выпить я ему не дал. – Потом. Рассказывай. Коротко и ясно. После короткого, несколько сумбурного рассказа стало ясно, что полковник сумел проиграть свою зарплату за полгода вперед. Оставив в клубе все наличные деньги, что были при нем, он написал расписку, что выплатит карточный долг в течение десяти дней. – В чем проблема, Вилли? У тебя сейчас на швейцарском счету лежит в десять раз больше денег. – Да. Да! Но эта жирная свинья посмеялась надо мной! Этот спесивый индюк Рольф заявил во всеуслышание, что я его личный кошелек! Он еще… – Кто такой Рольф? – Это страшный человек, Алекс. Такой убьет и глазом не моргнет. Слышал, как он как-то хвалился, что его французское Сопротивление к смерти приговорило, а он не испугался и продолжал выполнять свою работу. Смеялся, что не одну дюжину лягушатников на корм лягушкам и ракам отправил. Сволочь! – Ну, посмеялся. И что? А ты над ним посмейся. – Ага! Посмеешься над ним! Ты его не видел. Сам здоровый, а глаза, когда выпьет, бешеными становятся. И руки толстые и волосатые, словно у гориллы. К тому же он состоит в личной охране Розенберга. – Тогда не ходи в клуб. – Не пойду! Долг отдам, и всё! Всё! С игрой покончено! А Рольф пусть идет в ад! Чтоб его поезд с рельс сошел! – Поезд? – Да, поезд! Эта свинья в последнее время зачастила в Швейцарию. Он, видите ли, теперь дипломатический курьер! Ха-ха-ха! Тупой мужлан! Скотина! – Зачем? – А ты как думаешь? – рассмеялся искусствовед и потыкал пальцем в потолок. – От них возит. Они тоже понимают, что скоро бежать, а там деньги нужны. И хорошие деньги! Я задумался. «Курьер с ценным грузом? Да это то, что надо! Небольшой объем означает только одно: валюта». Вилли тем временем влил в себя содержимое стакана и налил еще. Лицо немца стало краснеть, а глаза осоловели. – Если ты знаешь, когда он поедет, то бомбу под поезд сунь. Бах! И нет твоего врага, – плоско пошутил я. – Завтра. Завтра едет! Свинья! Ненавижу! И чего его французы не шлепнули?! Знаешь, мне как-то с ним пришлось однажды ехать. Так вот… – Ты тоже, что ли, курьер? – Нет! Я сам по себе ехал. По своим делам. Иду к своему вагону, а он на перроне стоит, а вокруг него охрана. Бросил тогда на меня взгляд и сделал вид, что не узнал! Сволочь! – Брось. Не расстраивайся ты так из-за какого-то придурка, – посоветовал я ему. – Достал он меня своими насмешками! – Вилли как-то разом опьянел и теперь смотрел на меня мутными глазами. – Проклятый Рольф Деггер! Пью за то, чтобы ему скорее сдохнуть! Модлиц влил в себя новую порцию виски, а спустя минуту пьяно покачал головой и сказал: – Меня… кажется, здорово… развезло, Алекс. – Останешься у меня. Здесь тебя Рольф не достанет. – Скотина жирная…. Хвастался, что через два дня снова будет в Берне, где его ждет такая красотка… Какая сволочь, а?! Ему всё, а мне… Подтащив компаньона к дивану, я помог ему лечь, а спустя пару минут уже раздался гулкий храп. Я сел в стоящее рядом кресло и стал прокручивать в голове полученную только что информацию. «Что имею? Рольф Деггер. Курьер. Завтра вечером едет в Берн. Везет ценный груз. Едет не один. Очень хорошо. М-м-м… Вот только два дня на подготовку. Придется поднапрячься. Всё. Рискнем!»
За десять минут до появления пограничной охраны и таможенников проводник обошел купе и предупредил пассажиров, чтобы те открыли двери, приготовили свои документы и ждали на своих местах прихода представителей власти. Не успел проводник добраться до своего купе, как получил удар по голове и потерял сознание. Очнулся он в своем купе только тогда, когда его уже растолкали полицейские. Пассажиры, дисциплинированные жители Третьего рейха, продолжали сидеть в вагонах до прихода пограничников и таможенников, которые обнаружили трупы курьеров и оглушенного проводника. Поиски убийц по горячим следам ничего не дали. Операцию по изъятию ценностей я подготовил и провел вместе с бывшим лейтенантом полиции по-военному: быстро и четко. Уложились ровно за пять минут, расстреляв из пистолетов с глушителями, почти в упор, трех человек и забрав ценный груз. Открыв дверь тамбура вагона с обратной стороны универсальным ключом, мы соскочили на землю и побежали, перепрыгивая через запасные пути к зданию депо. Это было самое опасное звено нашей операции. Мы бежали по открытому месту. Если бы кто-то стал по нам стрелять, то мы бы там оба и остались. Нас видели пассажиры поезда, после чего с их слов были составлены портреты двух убийц и переданы в Главное управление полиции. Так и было мною задумано. Фальшивые очки, усы и бакенбарды, сделав свое дело, уже спустя двадцать минут после начала операции были выброшены в мусорный ящик. Вот с чемоданчиками нам пришлось повозиться. Они имели не только усиленные замки, но и были укреплены изнутри стальными полосами. Стоило последнему замку открыться, как я указал Вальтеру на входную дверь. – Ты сейчас иди. Придешь завтра утром. Получишь свой процент. А Курту ничего не говори, не надо ему лишнее знать. Закрыв за ним дверь, я начал разбирать добычу. Как я и предполагал, это была американская и английская валюта, золото и драгоценности. Насчет происхождения колец, серег и других золотых украшений я старался не думать. Пересчитав деньги, довольно усмехнулся: только этой суммы мне хватит на три года безбедной жизни. Весь следующий день я занимался тем, что открывал денежные счета и прятал золото по банковским ячейкам, после чего выехал в Берлин. По приезде сразу направился к Модлицу домой и застал его на пороге, выходящим из дому. – Алекс! Как я рад тебя видеть! – на лице эсэсовца расцвела довольная улыбка. – И тебе хорошего вечера, Вилли. У тебя какой-то праздник?! – У меня в душе праздник, мой друг! Мы просто обязаны выпить с тобой… – Погоди! – перебил я его. – Я только с поезда! А зашел к тебе, чтобы отдать деньги, которые… – Алекс, мой друг, нет больше никакого долга! Бог снизошел к моим мольбам! Рольфа Деггера убили! Вот так-то! Я сделал непонимающее лицо: – Погоди! Когда ты пьяный явился ко мне утром, то… действительно говорил про жирную свинью по имени Рольф, что он тебя извел насмешками. И что с ним случилось? – Точно не знаю! Хочу как раз это в клубе выяснить! Так ты как насчет того, чтобы выпить? – Не хочу. Устал. – Тогда до завтра. На следующий день штандартенфюрер СС Вильгельм Модлиц явился ко мне трезвым, аккуратно причесанным и пахнущим дорогим одеколоном. – Алекс! – прямо с порога заявил он мне. – Теперь я точно могу сказать, что есть Бог на небе! Он прислушался к моим мольбам и ниспослал небесную кару на этого подлого негодяя! – Да и черт с ним! Ты мне лучше скажи: та партия картин, которую мы смотрели на прошлой неделе, еще не ушла в магазины? – Нет. А что? – Хочу приобрести одну картину для себя лично. Ты как? – Пожалуйста. Но что это за картина? – В твоем списке она отмечена как «Женщина в белом платье с розой». Из какой-то там семейной коллекции. – М-м-м…. Честно говоря, не помню ее. А что с ней? – Хочу ее купить. Себе купить. – Хм! Как хочешь. Плати деньги и забирай картину. Бумаги купли-продажи уже сегодня оформят мои люди. Полдня у меня ушли на осмотр и отборку, после чего меня нашел молоденький лейтенант-эсэсовец, за которым шел солдат, тащивший завернутую в бумагу картину. – Господин штандартенфюрер СС просил передать вам бумаги и картину. – Благодарю вас, господин лейтенант. Дома я развернул картину и стал внимательно изучать лицо изображенной на полотне женщины. Впрочем, уже с первой минуты было ясно: оно имело определенное сходство с вдовой генерала. На следующее утро я подъехал на машине к дому графини. Попасть к ней оказалось действительно непросто. Дворецкий взял мою визитку, внимательно ее прочитал, после чего снисходительно-вежливым тоном объяснил, что графиня не имеет привычки принимать подобного рода гостей. – Нет так нет, – легко согласился я, ничуть не расстроившись, так как на другой ответ и не рассчитывал. – Тогда примите подарок. Дворецкий, уже собравшийся закрывать массивную дверь, удивленно вскинул на меня глаза. – Подарок? – Картина. Ей она понравится. Заноси! Мое последнее слово было обращено к шоферу, который достал картину из машины и теперь стоя ждал моих указаний. Отступив в сторону, я подождал, пока водитель не поставит ее около дворецкого, после чего сказал: – Передайте мое почтение госпоже графине. С этими словами сошел с широкой лестницы, и пошел по дорожке к литым воротам с фамильными гербами графов Шварц-Зельде. Полдня меня не было дома, но стоило мне переступить порог, как по ушам ударил пронзительный телефонный звонок. Снял трубку. – Вас слушают. – Александр Бурш?! – женский голос просто звенел от напряжения. – Да. С кем имею честь говорить? – Картина! Откуда она у вас?! – Скажем так: досталась по случаю. Увидел ее, потом увидел вас, решил, что вы очень похожи. Это всё. – Вы не ответили на мой вопрос! – сейчас в ее голосе звучали повелительные нотки. – А вы уверены, что я обязан отвечать на ваши вопросы? На той стороне конца провода воцарилось молчание. Потом женщина шумно выдохнула и уже спокойным голосом сказала: – Извините меня. На этой картине изображена моя мать. Картина была написана за два года до ее смерти. У меня не было возможности ее забрать. Она осталась в нашем имении… а потом мне сказали, что все погибло в огне. – Сочувствую. – Спасибо. Если вы не против, то мне хотелось бы с вами встретиться. – Не против. Когда и где? Через полтора часа мы встретились в кофейне. Изящная, очаровательная и в то же время очень грустная молодая женщина. В больших серых, очерченных пушистыми ресницами глазах таилась боль. Я придал лицу выражение сочувствия. «Она моложе, чем я думал. 22–24 года. М-м-м… Дьявольски красива. Ей бы живости в лице, а то… выглядит, словно собственный призрак». С полминуты мы рассматривали друг друга. – Мы с вами где-то встречались? – неуверенно начала разговор графиня. – Благотворительный вечер в ресторане. Там еще выступала некая оперная певица. На ее выступление меня пригласил один приятель, любитель оперного пения. Там я вас и увидел. – Судя по вашим словам, вы не любитель оперного пения. – Не понимаю ни оперы, ни балета, зато люблю живопись, госпожа графиня. – Кто вы, господин Бурш? – Мужчина. Швейцарец. Владелец антикварной лавки. Знаю французский и английский языки. Для первого знакомства, думаю, хватит. – Мне кажется, вы очень уверены в себе, господин Бурш, – эти слова были сказаны на отличном французском языке и без малейшего намека на кокетство. – Жизнь такая, госпожа графиня. Или ты, или тебя, – ответил я ей на том же языке. – Хотя меня воротит от подобной философии, но в ней, надо признать, есть большая доля правды, – чуть помолчав, она вздохнула и тихо добавила: – На себе испытала. – Еще немного, и я стану таким же грустным, как и вы, госпожа графиня. Поэтому предлагаю поменять тему разговора. Так вы хотите знать: откуда у меня эта картина? – Да! Очень хочу! – Я расскажу, но радости вам от этого будет немного. У меня есть знакомый. Называть его имя я вам не буду. Так вот, он один из множества людей, кто ведет учет художественных ценностей, которые Германия стаскивает к себе со всей Европы. Те предметы искусства, имеющие высокохудожественную ценность, идут в личные коллекции первых людей Рейха или в музеи Германии, а те, которых нет в международных каталогах, продают через комиссионные и антикварные магазины. Именно таким образом ваша картина оказалась у меня. – Значит… это просто чистая случайность, – полным разочарования голосом произнесла молодая женщина. – Точно так. Только одно могу вам пообещать: если у вас есть список и описание семейной коллекции, то, разыскиваяинтересные вещи для себя, я буду иметь в виду и ваши интересы. – Извините. Об этом я как-то сразу не подумала. Мне же надо рассчитаться с вами за эту картину. Сколько я вам должна? – Ничего. Считайте, что я сделал одной молодой грустной леди подарок в расчете на то, что она хоть раз улыбнется. Она удивленно посмотрела на меня: – Вы какой-то странный торговец. – Согласен. Так когда будет готов список и описание вещей, госпожа графиня? Она вдруг робко и неуверенно улыбнулась. Я в ответ усмехнулся: – Так вы смотритесь намного лучше. – Вам не кажется, что вы слишком вольно себя ведете, господин торговец?! – Считайте, что вы только что поставили меня на место. Приношу свои извинения. Молодая женщина попыталась нахмуриться, но у нее это плохо получилось. Похоже, я все же поднял ей настроение. – Я передам вам все… через пару дней. Только я еще хотела кое-что узнать, – она замялась. – Даже не знаю… Можно ли узнать у вашего знакомого, каким путем эта картина попала к нему. Дело в том, что мне сообщили, что наше имение сгорело. А тут картина… – Я понял. Постараюсь узнать, но ничего не обещаю. Теперь мне можно задать вам пару вопросов? Лицо графини вновь стало напряженным и сердитым. В следующую секунду я поднял ладони вверх, показывая своим жестом, что сдаюсь на милость победителя: – Всё. Всё, госпожа графиня. Понял. Никаких вопросов. Разрешите мне откланяться. Ее лицо как-то разом изменилось, словно она срочно сбросила надоевшую ей маску, и приняло виноватое выражение: – Извините меня. Вы для меня так много сделали, а я… – Ничего страшного не произошло. Сделаем так. Вы оставьте список у вашего дворецкого, а я на днях загляну и заберу. Договорились? Мой простой вопрос, к моему удивлению, снова заставил ее заколебаться. «И о чем тут думать?» На мой мысленный вопрос спустя несколько секунд я получил ответ: – Так будет неправильно. Я передам его вам сама. До свидания, господин Бурш. – До свидания, ясновельможная пани, – попрощался я с ней по-польски. Разворачиваясь, чтобы уйти, я еще успел заметить, как широко раскрылись от удивления ее большие серые глаза.
ГЛАВА 10
До конца войны оставалось чуть больше четырех месяцев. С большим интересом я следил в прессе за успехами наших войск, хотя швейцарцы даже в газетах старались придерживаться нейтралитета, выдерживая ровный тон статей. Читая новости с фронтов, нередко вспоминал о своих друзьях-приятелях. Они были единственной ниточкой, которая связывала меня со Страной Советов. «Как там Сашка Воровский с Костиком? Живы ли ребята?» – так думал я каждый раз, вспоминая их, но заботы быстро вытесняли подобные мысли из головы. Несмотря на солидное прикрытие и налаженность дела, проблемы существовали, правда, только чисто технического характера, поэтому быстро разрешались, кроме одной, которая называлась штандартенфюрером СС Вильгельмом Модлицем. Дело в том, что с появлением на границах Рейха советских войск среди германского народа все больше нарастала атмосфера панического страха. Запуганные пропагандой, подтачиваемые изнутри страхом, что им придется расплачиваться за все то, что они творили во время войны, немцы теперь всюду видели врагов. Доносы потекли полноводной рекой, заставляя все быстрее крутить кровавые жернова гестапо и СД, которые перемалывали врагов Рейха. Именно теперь, когда надо было проявлять крайнюю осторожность и осмотрительность, Модлиц набирался храбрости в алкоголе, при этом совершая совершенно необдуманные поступки. Он стал вкладывать в наши «посылки» такие предметы искусства, о которых раньше думать боялся. За короткое время через мои руки прошла богатейшая коллекция миниатюр шестнадцатого века, ряд картин голландских и фламандских художников семнадцатого-восемнадцатого, несколько широко известных полотен французских и испанских живописцев, много других антикварных вещей. На мои многочисленные уговоры проявлять крайнюю осторожность он никак не реагировал, и тогда я его избил. После этого случая не видел его три дня, но когда мы встретились снова, Вилли снова был пьян. Он сразу потребовал от меня извинений, но стоило мне пообещать, что я сначала изобью его до полусмерти, а затем плюну на все и уеду обратно в Швейцарию, он испугался и сказал, что с пьянством завязывает. Я ему не поверил. Если бы Модлиц смог взять себя в руки, то мы, по моим подсчетам, могли бы еще поработать месяц-полтора, то есть до того времени, когда советские войска перейдут границу Германии. Я смутно помнил, что крупное наступление начнется где-то в конце января или начале февраля 1945 года. Как оно разворачивалось и с какой скоростью мне было неизвестно, поэтому был шанс оказаться в зоне военных действий. Зачем мне нужен лишний риск? В принципе, я достиг, чего хотел, тем более что за последнее время на моей «карте сокровищ» появились еще две отметки. Все это я обдумал не один раз и решил, что лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе. Правда, жалко было сворачивать отлаженное дело, и поэтому решил не сразу рубить концы, а поработать еще пару недель. В связи с концом нашего делового сотрудничества мне следовало решить, как поступить с Вилли Модлицем. Самый надежный и простой способ предполагал убить его по окончании дела и тем самым обрубить за собой все концы. Этот вариант появился не только из чисто практических соображений, но и из-за того, что он мне прилично помотал нервы за последнее время. Все же я его отбросил, так как, несмотря на то что Модлиц сейчас представлял собой мину с часовым механизмом, которая могла взорваться в любой момент, все эти месяцы он тянул один всю основную работу. «Надо дать ему шанс», – наконец, после долгих раздумий решил я. – Говорю только один раз. Еще раз почую от тебя запах алкоголя – сделаю инвалидом. Это первое. Теперь второе. Я решил завершить нашу работу. Две недели максимум, и всё! – Что-то случилось, Алекс?! Говори! Не трави душу! – он мгновенно протрезвел, а в его голосе просто заплескался страх. – Я решил, что две недели ты еще продержишься, а там делай что хочешь! – Алекс, я же тебе только что пообещал… – В который раз? В десятый?! – Погоди! Я все понял! Больше не буду пить. Веришь?! – я ухмыльнулся. – Прошу тебя! Давай хотя бы еще месяц поработаем! Я поясню! Мне дали допуск к спецфондам. Ты не представляешь, что это значит! Там хранятся произведения искусства мирового значения! Мы озолотимся! Мы… – Ты что?! С ума сошел?! И думать не смей! – Я обещаю тебе, что буду предельно осторожным! Клянусь! – Попробую поверить, но в спецфонд не лезь. Я ему говорил и сам видел, что тот меня практически не слушает. По его лихорадочно блестящим глазам, по возбужденному состоянию было видно, что он уже завтра засунет обе руки в специальный фонд. Я не мог его контролировать, что меня несколько бесило. «Может, действительно уехать прямо сейчас? Он, похоже, уже не контролирует себя. Капнет кто-нибудь из его сотрудников, и всё! Ведь у этого придурка все на виду. Внаглую гребет». – Алекс, ты что-то слышал? Так скажи! – Извини. Отвлекся. Ты о чем? – О наступлении красных. Ты что-то слышал?! Они войдут в Германию?! – при этом Модлиц не удержался и бросил быстрый взгляд по сторонам. Я усмехнулся про себя: совсем немцев запугали. Даже штандартенфюрера СС. – Ты что, веришь в то, что русские солдаты остановятся на границе и дальше не пойдут? – Нет, конечно. Вот только ходят слухи, что кое-кто хочет договориться с янки, – тихо, почти шепотом, произнес штандартенфюрер СС. – Если там, наверху, сумеют достичь соглашения, то красным комиссарам будет не до нас. – Не будь дураком, Вилли. Когда разъяренный русский медведь встает на дыбы, остается только одно: бежать, причем как можно быстрее и дальше. Тот, кто первый это поймет, имеет шанс остаться в живых. – Мой бог! Неужели все так плохо, Алекс? – Вилли, оторви голову от своих накладных и экспертиз, а потом посмотри вокруг! Что ты видишь? – Но фюрер обещал народу… – но сразу умолк, увидел мой небрежно-презрительный жест. В глубине души он и сам знал, что это пустые обещания, но при этом боялся признаться самому себе. Сейчас в его жизни был один-единственный человек, которого он боялся и в то же время доверял. Я был для него той самой соломинкой, которая поможет ему выползти из топкого болота. Ведь, несмотря на звание штандартенфюрера СС, Модлиц так и не сумел стать настоящим полубогом, попирающим сапогами покоренные народы, как и прежде оставаясь в глубине души ученым-искусствоведом. Вот и сейчас его истинная суть, которую он тщательно скрывал за черным мундиром эсэсовца, вылезла наружу: страх обывателя, неуверенность кабинетного ученого, растерянность обычного человека. – Неужели это всё? Конец всему?! – Хватить страдать. Я тебя предупредил. – Тогда я… Я уйду с тобой! – Уверен? – Да! Но если честно… Не знаю. Сам до конца не уверен. Страшно, Алекс. Если я попадусь… Я постарался придать своему лицу как можно более мягкое и доброжелательное выражение. Мне нужно было его хоть как-то подбодрить, чтобы он окончательно не расклеился. – Вилли, о чем ты говоришь! Все будет нормально. Да и чего тебе бояться? Документы для тебя готовы. В банке у тебя приличный счет в швейцарских франках. Твоя коллекция переправлена и ждет тебя на новой родине. Да и еще деньги будут! Так что живи и радуйся жизни! Штурмбанфюрер СС слабо улыбнулся. – Надеюсь, что так и будет. «Еще пару месяцев, и крысы толпами побегут с тонущего корабля, а ты будешь только первой из них». Не знаю, что Модлиц увидел в моем взгляде, но вдруг в нем снова появился страх. – Алекс, ты же не предашь меня? – Нет, – ответил я, вложив как можно больше уверенности в голосе. – И как ты мог такое подумать? Хотя мысли у меня такие были. Врать не буду. Но только мысли. – Извини, Алекс. Даже не знаю, откуда она взялась, – он нервно передернул плечами. – Просто приступ какого-то непонятного страха. – С завтрашнего дня никакого риска. Вилли, ты меня понимаешь? – Да понимаю я, понимаю, – недовольно проворчал искусствовед.На следующий день я встретился с графиней. Она меня приняла холодно, но вежливо. – Могу я вам предложить кофе? – Если из цикория, то лучше не надо. – Нет, – на ее красивом лице появилась бледная улыбка. – Самый настоящий бразильский кофе. – В таком случае с удовольствием. Кстати, я пришел к вам не с пустыми руками, – с этими словами я открыл портфель, из которого достал бутылку шоколадного ликера и коробку шоколадных конфет. Поставив все на стол, виновато улыбнулся, после чего добавил: – От всего сердца. Надеюсь, что не нарушил этим какого-нибудь параграфа дворянского этикета. Вдруг она улыбнулась, и мне вдруг показалось, что из-под маски надменности и высокомерия выглянул совсем другой человек, с теплым и застенчивым взглядом. – Не нарушили, – сказала и сразу помрачнела. – Хотя бы потому, что подобное нарушение было бы самым ничтожным после того, что уже произошло в моей жизни. Мне не понравились ни ее слова, ни ее настроение, и я решил перевести наш разговор на нейтральную тему: – С вашего разрешения, госпожа графиня, я открою ликер? Молодая женщина как-то неуверенно посмотрела на меня, а потом сказала: – Даже не знаю. Теперь пришла моя очередь растеряться. «Странная какая-то женщина. Настроение каждую секунду меняется. Теперь вот…» – А, давайте! – вдруг с какой-то лихостью заявила графиня, перебив мои мысли. – Аннет! На ее голос спустя пару минут в гостиную вошла горничная. – Принеси коньяк, сыр, кофе. Я жду, – в ее голосе снова появилась властность. – Слушаюсь, госпожа графиня. Спустя десять минут мы уже сидели за накрытым столом. Я налил ей ликеру, себе – коньяк. – За прекрасных дам! – провозгласил я и опрокинул в рот рюмку. Она кивнула, отпила половину, прислушалась к ощущениям, потом допила. – Неожиданно приятный вкус. Всю ту свою жизнь, даже будучи в юношеском возрасте, я всегда относился к женщинам с сугубо практической стороны. Нет, увлечения были, но все они проходили быстро, без налета романтики. Вот и сейчас ее изящная красота возбуждала меня, как мужчину, но если говорить честно, в этот момент меня в равных долях интересовала как хозяйка дома, так и ее коллекция. «Интересно, что она собирается делать со своей коллекцией?» Разговор первое время шел пустой и неопределенный. Говорили о перебоях с горячей водой, о том, как трудно сейчас достать хорошие продукты, потом я заинтересовал ее своими рассказами о разных странах. – Вы такой молодой, а столько уже видели! – Какой же я молодой, когда мне уже двадцать два года стукнуло! Лучшая часть жизни позади! – Тогда я уже совсем старушка, так как старше вас на целых полгода! После трех рюмок ликера она раскраснелась, оживилась, повеселела и повела себя уже не как взрослая женщина, а как большой ребенок. Нет, это было не кокетство взрослой женщины, а игривость девочки-подростка, но стоило мне взглянуть на глубокий вырез ее высокой груди или пройтись глазами по крутым бедрам, как голова сразу начинала наполняться грешными мыслями. Стоило ей заметить мои совсем не платонические взгляды, как она смутилась и покраснела. Только сейчас я подумал о том, что все до этого было маской высокомерия, за которой та скрывает свое настоящее лицо. «Так кто ты, госпожа графиня?» Наш оживленный разговор как-то неожиданно прервался, и чтобы больше не смущать хозяйку дома, я перевел разговор на тему искусства, потом попросил показать коллекцию её покойного мужа. Осматривая картины, слегка намекнул, что мог бы поспособствовать ей с реализацией этих произведений искусства, но она словно пропустила мои слова мимо ушей. Вечер подошел к концу. Я уже собирался откланяться, как вдруг неожиданно для себя спросил: – Что вы собираетесь делать, когда сюда придут русские солдаты? Она растерянно посмотрела на меня и тихо сказала: – Не знаю. И очень этого боюсь. – Вы молоды и красивы. Возможно, богаты. Так почему бы вам не уехать прямо сейчас? Ее глаза наполнились слезами. – Я не знаю… куда ехать. Меня нигде не ждут. – Извините меня, госпожа графиня, за то, что вызвал у вас печальные воспоминания. Мне искренне жаль вас, поверьте, но вам надо решить, как жить дальше. Спасибо за гостеприимство. Я пойду. – Погодите! Вот список. – Глядя на вас, я совсем забыл, зачем приходил. По губам молодой женщины скользнула застенчивая и легкая улыбка. Маска была окончательно сброшена. – До свидания, господин Бурш. Вероятность того, что я достану картину из этого списка, была близка к нулю, но мне почему-то хотелось снова увидеться с этой девочкой-женщиной. Чем-то она меня задела, и дело было не в ее женской красоте. После очередной поездки к границе с грузом я вернулся домой. Несмотря на то что внешних признаков опасности не было, меня охватило непонятное чувство беспокойства. «Может, уже параноиком становлюсь. Ведь уже полгода, как тут кручусь. Нервы, однако». Придя на съемную квартиру, заварил себе крепкого чая с лимоном, затем налил в бокал коньяку, но пить его не стал, а попытался проанализировать свои чувства. Интуиция меня редко подводила, но в каком направлении меня может поджидать опасность, она подсказать не могла. В гестапо и СД работали профессионалы, и если их заинтересовала моя личность, то вполне возможно, что за мной ведется слежка. Правда, мой опыт и звериное чутье ничего мне об этом пока не говорили. Оставался Вильгельм. «Может, бросить все к чертовой матери?» – в очередной раз пришла мысль, но ее сразу оборвал пронзительный телефонный звонок. Бросил взгляд на часы. Девять часов вечера. Резко подскочило чувство тревоги. «Гестапо звонит в дверь, а не по телефону», – попробовал я себя подбодрить. Поднял телефонную трубку. – Да. – Квартира господина Бурша? – осведомился незнакомый мужской голос. – Я вас слушаю. – Госпожа графиня приглашает вас завтра вечером к себе. Какое время вас устроит? – М-м-м… В 19 часов. Если можно. – Я передам госпоже графине. До свидания, господин Бурш. Положив трубку, я залпом выпил коньяк, после чего сел за стол и стал прихлебывать чай, думая о новой встрече с графиней. Ее приглашение не застало меня врасплох, так как уже в последнюю нашу встречу я почувствовал к себе интерес. «Что тут скажешь. Природа. Женщине нужен мужчина». С утра до обеда следующего дня занимался делами, после чего принялся приводить себя в порядок. Сходил в парикмахерскую, потом принял ванну, а затем приготовил и упаковал подарки. В эту нашу встречу с Карлом он передал мне набор продуктов, присланный из Швейцарии, так что мне было чем порадовать графиню. Вино, чай, печенье в красивой подарочной упаковке. В эту встречу мы разговаривали, как уже хорошо знакомые люди, шутили и смеялись. Чувствовалось, что она была рада моему приходу. Вот только один вопрос оказался для меня неожиданным: – А где вы родились, господин Бурш? При этом неожиданном вопросе я чуть не подавился ломтиком сыра, которым закусывал коньяк. – Почему вас это интересует, госпожа графиня? – Извините меня, – неожиданно смутилась та. – Это был бестактный вопрос. Еще раз извините. – Ваша догадка не лишена основания. Я только последнее время живу в Швейцарии. – Знаете, вы совершенно не похожи на немца или швейцарца, и уж тем более на торговца антиквариатом. – С чего вы сделали такой вывод? – У вас нет хитроумной убедительности, скрытой под слоем лести, которая есть у прожженного дельца. Когда вы пришли в первый раз, то тогда вас интересовали картины. Теперь, мне так кажется, вас интересую я. – Ваша прямота мне нравится, госпожа графиня. Поэтому тоже скажу прямо: вы мне очень нравитесь. Молодая женщина потупила глаза, а ее щечки покрыл густой румянец. – Вы были военным? – Был. Есть. И буду. – У меня отец был военным, поэтому я это… как бы чувствую в мужчинах. Мне трудно выразить это словами… Про таких, как вы, мой отец говорил: их ни согнуть, ни сломать невозможно. – А где теперь ваш отец? По ее лицу пробежала тень. – Он умер. – Несмотря на вашу молодость, вы, похоже, пережили много горя, госпожа графиня. После чего решили спрятаться от людей, надев маску высокомерия и неприступности. Она посмотрела на меня открыто и в то же время внимательно. – Маску? Не знаю. Может быть. – Маски удобны, они позволяют защитить душу от уколов совести и жалости, при этом дают возможность жить так, как тебе хочется. Вот только со временем они становятся частью нашей сущности, подменяя собой то хорошее, честное и искреннее, что изначально было заложено в нас, – я посмотрел, как мрачнеет лицо графини, и решил, что меня не туда занесло. – Извините меня, ради бога! Это просто мои измышления… – Нет-нет. Вы все правильно сказали. Вот только если вы сумели увидеть, значит, не так хороша моя маска, – с какой-то легкой печалью произнесла молодая женщина. – Может, ради меня вы ее чуть-чуть приподняли? Мой завуалированный вопрос должен был дать ответ, который позволил бы узнать основную причину моего приглашения в гости. – А давайте еще выпьем! – резко и неожиданно ушла от ответа графиня. – Давайте выпьем за наше более тесное знакомство! – мой тост прозвучал двусмысленно. Она это поняла, потому что лицо ее еще больше покраснело, но при этом она не отвела своего взгляда. В эту ночь я понял только одно: ей очень хотелось человеческого тепла, ласки и сочувствия, наверно поэтому мы любили друг друга неистово, пылко, самозабвенно. В женщине не было ни малейшего изъяна, но вместе с тем присутствовала одна странность. Молодая женщина просто фонтанировала страстью, при этом имея детское понятие о любовных играх. Возвращаясь рано утром домой, я чувствовал себя, как мальчишка, который в первый раз в жизни добился своего от подружки и стал мужчиной. Это было странно. Дело в том, что в прошлой жизни я прошел мимо чувства под названием любовь. Да, у меня была жена, но мы встретились с ней как уже два взрослых, сформировавшихся человека и стали жить вместе. Любви не было, а только уважение и понимание друг друга. С графиней у меня было совсем другое. Наверно, мое отношение к ней можно было назвать чувством, вот только в этом до конца я сам не был уверен. История ее замужества, которую она мне рассказала, была проста и печальна. Она вышла замуж за немецкого генерала, который был намного старше нее, только для того, чтобы спасти отца, попавшего в плен. Он был одним из немногих польских военных, которые отважились дать бой немецким оккупантам. Ее муж сдержал слово, и спустя пять месяцев ее отца отпустили. Она увиделась с ним перед отъездом в Германию и пришла в ужас. Ее некогда подтянутый, молодцеватый отец выглядел истощенным, больным стариком. С болью в сердце она оставила его на попечении их дальней родственницы, а спустя полгода получила письмо: ее отец умер. Тогда она просто замкнулась в себе, отгородившись от ненавистного ей Рейха. Ей повезло, что спустя год противного ей мужа убили где-то во Франции.
После нескольких лет затворничества графиня Анастасия Мазовецкая вдруг неожиданно почувствовала, что человек, который неожиданно ворвался в ее жизнь, ей нравится, а чуть позже поняла, что он для нее стал кем-то более значимым, чем просто любовником. Потерявшаяся в чужой и ненавистной ей стране женщина вдруг поняла, что нашла родного ей человека, который своим внутренним содержанием напоминал отца, и теперь ей было страшно его потерять. Несмотря на этот страх, она старалась держать себя в руках. Ей это удалось. Ее любовь ко мне была спокойной и ненавязчивой, она ничего от меня не требовала, а только хотела быть рядом. Я это не сразу понял, как и то, что и меня тянет к ней, но стоило мне разобраться в себе, как при очередной нашей встрече я предложил ей уехать со мной. – Я хочу, чтобы ты уехала в Швейцарию, причем в ближайшее время. – Хорошо, Алекс. Когда нужно будет ехать? – Как соберешься. Что ты собираешься с собой брать? – Моего тут ничего нет, за исключением картины матери, Алекс, – тон, какими были сказаны слова, и твердый взгляд говорили о том, что она не уступит. Я уже успел убедиться за эти пару недель, что ласковая и нежная кошечка, когда надо, умела превращаться в тигрицу, становясь сильной, независимой и прямой в своих суждениях женщиной. Как это в ней сочеталось, я никак не мог понять. – Как скажешь, Настя. На следующий день я отвез очередную партию груза и договорился с Карлом, чтобы тот все решил с переходом границы моей хорошей знакомой. По возвращении в Берлин я назвал Гансу, водителю машины, адрес, который находился в двух кварталах от дома графини. Выйдя из машины, втянул в себя воздух и тут же, скривившись, закашлялся. В столице было очень плохо с топливом и в ход шло любое горючее и низкие сорта угля, поэтому городской воздух представлял собой взвесь гари, окалины, выхлопных газов, которые царапали глотку и затрудняли дыхание. Подняв воротник пальто, я пошел по улице. Везде были видны следы бомбежек. Огромный город чуть ли не каждую ночь вздрагивал от ударов авиации Советской армии и союзников. Дойдя до перекрестка, автоматически бросил взгляд на группу истощенных людей, которые разбирали завал на соседней стороне улицы. Пленных охраняли два пожилых солдата, вооруженные винтовками. Разбитые витрины и окна домов темными провалами пустых глазниц уныло смотрели на улицы, правда часть из них была скрыта фанерными щитами с изречениями Гитлера, призывавшими бороться до полной победы. При виде одного из таких плакатов не удержавшись, усмехнулся. Прикрепленный к фасаду разрушенного дома плакат гласил: «Мы приветствуем первого строителя Германии – Адольфа Гитлера». Прошел мимо газетного киоска, на стенах которого висели различные рекламы и объявления, обложки журналов с полуобнаженными девицами и солдатами, а также большой плакат, на котором изображен человек в темных очках и шляпе, с поднятым воротником пальто, поднесший палец ко рту. Обогнув киоск, завернул за угол и увидел, что напротив ее дома стоит большая черная машина. «Поклонник?» – мелькнула у меня сразу мысль, но сразу отпала, так как в следующую секунду дверь особняка распахнулась, и на пороге показался тип в кожаном пальто, который бросил внимательный взгляд по сторонам. С его появлением взревел мотор автомобиля. Моя интуиция взревела дурным голосом, забив тревогу. Пока мозг прокручивал в голове еще не совсем понятную ситуацию, тело уже начало подготовку к схватке. Рука автоматически выхватила пистолет из подмышечной кобуры, а пальцы тут же привычно накрутили на ствол глушитель. Мои манипуляции никто не заметил, хотя сумерки еще только надвигались, но людей на улице было совсем мало, так как мокрый снег, выпавший пару часов назад, превратил землю в грязное месиво. Берлинцы, как мужчины, так и женщины, больше не смотрели по сторонам, как было раньше, а торопливо шли по своим делам с хмурыми и напряженными лицами, старательно закрыв их от сырого и холодного ветра поднятыми воротниками. Город больше не радовал их, а наоборот – пугал руинами, черными провалами разбитых окон и воронками от бомб. У меня еще теплились надежды, что это, возможно, телохранитель сановитого гостя, заехавшего на чай, и теперь он собирается уезжать, поэтому я только расстегнул пальто и спрятал руку с оружием под полу, застыв в ожидании, но стоило на пороге своего дома показаться Насте, как я увидел бледное и растерянное лицо молодой женщины. Оно мне все сказало и все решило. Я вышел из-за угла и пошел к машине. Следом за ее спиной в проеме дверей показалась мощная фигура второго охранника. Оба гестаповца видели меня, но привыкшие к безнаказанности и окружавшему их страху, потеряли звериный нюх на опасность. Голова вдруг стала пуста, эмоции и мысли куда-то испарились, оставив внутри меня только боевые рефлексы, отточенные десятками лет участия в самых различных войнах. Пока гестаповцы пытались понять про себя, что за человек идет в их сторону, я успел приблизиться, остановиться и начать стрелять. Первым получил пулю в переносицу здоровяк, идущий за спиной Насти, так как если бы ему удалось укрыться за спиной пленницы, то моя операция по ее освобождению могла сразу считаться проваленной. Верзила еще только начал падать назад, как ствол моего пистолета уже совместился с головой второго агента гестапо. Он уже выхватил пистолет, когда я нажал на спусковой крючок. Только когда его голова резко дернулась вбок и он стал заваливаться, вскрикнула Настя. Следующие два выстрела я сделал в фигуру водителя. Несколько прохожих, находившиеся в этот момент на улице, бросились врассыпную, как только сообразили, что негромкие хлопки и падающие фигуры людей взаимосвязаны. Графиня, так и не сделав ни одного движения, все так же продолжала стоять, глядя на меня широко раскрытыми глазами. – Идем быстрее! Мой окрик словно сорвал ее с места, и только тогда, обежав вокруг машины, она бросилась ко мне. Схватив ее за руку, я почти потащил ее за собой. Она ничего не говорила, шумно дышала, и только спустя несколько минут, когда мы скрылись за углом ближайшего дома, всхлипнула и тихо заплакала. – Все кончилось. Успокойся. – Я уже с жизнью попрощалась. Мне было так страшно, я даже не знаю… как сказать. Я молила Бога, чтобы он мне помог, и тот прислал тебя на помощь. Я хмыкнул. Много кем я был, но никогда не играл роли посланца божьего. – Зачем приходили? – Я даже толком не поняла, но с самого начала они интересовались тобой, Алекс. Что ты сделал? – Об этом потом. Нам надо уезжать из Берлина. Только сделаем это чуть позже, так как мне сначала надо кое-что проверить. Теперь идем, и пока, пожалуйста, помолчи. Сейчас мы шли на мою запасную квартиру, которую я снял три месяца тому назад. Я, как зверь, умел путать следы и рыть запасные выходы, а мой боевой опыт только подтверждал правильность такой тактики. Моя запасная нора находилась в трех кварталах от основной квартиры. В ней находился запасной пистолет с двумя обоймами, новые документы на имя торговца недвижимостью, жителя Бремена Лео Баумгольца, кое-какая одежда и запас еды на три-четыре дня. Я специально выбрал длинный и извилистый путь, который вел через развалины и проходные дворы, чтобы быть в точности уверенным, что за нами нет слежки. Войдя в квартиру, провел Настю в гостиную, где молодая женщина упала в кресло и заплакала навзрыд, вытирая слезы обеими руками, словно маленький ребенок. Какое-то время я стоял рядом с ней и гладил ее по голове, а потом сказал: – Извини, но мне надо идти. Я буду… – Нет! Я пойду с тобой! Я одна не останусь! – Спорить не будем. Сиди здесь. Скоро буду. Мне нужно было выяснить окончательно, что произошло. У меня не оставалось сомнений, что штандартенфюрера СС Модлица взяло гестапо, так как только он знал, что я был знаком с графиней. Я как-то обмолвился об этом в разговоре с ним несколькими словами, еще не зная, что между мной и Анастасией возникнут отношения. Но был еще один вариант. Нас мог сдать водитель Модлица. Ганс. Думая о сложившейся ситуации, я мысленно порадовался своей предусмотрительности: ни Модлиц, ни водитель лично не знали Карла. Подойдя к телефонному автомату, огляделся по сторонам. Город словно вымер. Ни людей на улицах, ни полоски света в окнах. Советская авиация и союзники давно уже приучили немцев соблюдать светомаскировку. Да и погода не благоприятствовала прогулкам. Снова пошел мокрый снег. Зайдя в будку, я набрал номер. Спустя минуту я услышал в трубке голос Вилли. – Алло? – Привет, Вилли. Почему ты сегодня трезвый? – Я… Э-э… Заболел, Алекс. Голова болит. Наверно, температура. – Эта болезнь легко лечится, Модлиц. Пулей в голову. Он сорвался. У меня и сомнений не было, что это произойдет. – Это ты, Бурш! Ты, сволочь, во всем виноват! Ты меня в это дело втянул! Чтоб ты… – его тон мгновенно изменился, стал визгливым и истерическим, но уже в следующее мгновение оборвался, и в трубке зазвучал новый голос: – Бурш, тебе никуда не деться! Лучше… – Пока 3:0 в мою пользу, – с этими словами я повесил трубку и вышел из телефонной будки. Всю дорогу до квартиры я думал, что делать. Вот только в голову пока ничего не приходило, так как все наброски планов отхода касались только меня самого. Стоило мне переступить порог квартиры, как Настя бросилась мне на шею. – Я так боялась! – Чего? Скоро мы уедем, и ты все забудешь, как страшный сон. Она подняла на меня большие серые глаза и прямо спросила: – Ты стрелял тогда. Почти в меня. Не боялся, что можешь попасть в меня? – Нет. Я хорошо стреляю. Ты хочешь есть? – Не знаю. Наверно… все-таки хочу. Где у тебя лежат продукты? Ужин был скромный, состоящий только из нескольких банок мясных консервов и чая с сухарями. После чего мы легли спать. Несмотря на сумасшедший день, Настя, в отличие от меня, скоро заснула. Мне же еще нужно было решить проблему. Каким-то образом уехать из Берлина и при этом надеяться, что гестаповцы не сразу выйдут на Карла. Что выезды из города уже перекрыты, у меня не было сомнений. «Значит, мне нужна машина с пропуском, которую знают и не будут задерживать на блокпостах. Хм. Если?..» Идея, пришедшая в голову, была из разряда сумасшедших, и, наверно, поэтому я ее не отбросил сразу. Именно такие, несмотря на их внешнее безумие, давали неплохие шансы на выживание. Особенно если все хорошо продумать. Впрочем, тут мне надо было больше рассчитывать на удачу. Главным в моем плане было то, что никому из гестаповцев не придет в голову подобная безумная мысль. Мне был известно, что у Ганса, водителя автомобиля, с которым я постоянно ездил, была своего рода традиция. Когда он выезжал из гаража, то первым делом заезжал в кафе, где покупал одно пирожное, которое съедал с большим удовольствием во время одной из наших остановок. Что тут скажешь! Совсем еще мальчишка, восемнадцати с половиной лет от роду. Гестапо будет допрашивать всех, кто работал в связке с Модлицем, а значит, в первую очередь Ганса. Так что водитель сейчас в застенке или… продолжает работать. Второй вариант был мне особенно интересен. Около девяти утра я подошел к кафе. Новые документы и новый облик (очки, усы и нелепая шляпа) делали меня на какое-то время «невидимкой». Идя по улице, я сейчас думал не о патрулях, а о том, приедет Ганс или не нет? Минуты тянулись медленно. Три минуты. Пять минут. Неужели все… Как вдруг из-за угла вынырнул знакомый черный автомобиль и затормозил рядом с кафе. Шофер вышел. Да, это был Ганс. Он скользнул взглядом по сутулому горожанину в очках, старом, выцветшем пальто и нелепой шляпе. Пройдя в десяти метрах от меня, вошел в кафе, а спустя какое-то время вышел, держа в руке аккуратно завернутый пакетик. Не успел он сесть, как я, рванув дверцу, оказался на заднем сиденье за его спиной, а еще через секунду ствол пистолета ткнулся ему в шею. Он замер, боясь вздохнуть. – Как жизнь, Ганс? – Это… вы, господин Бурш? – чуть ли не заикаясь, спросил меня шофер. – Я. Куда собирался ехать? – Мне нужно заехать за господином штандартенфюрером СС Шпеером. Прямо сейчас. Меня к нему прикомандировали, потому что… – Я не отниму у тебя много времени. Ты отвезешь меня в одно место, а затем можешь быть свободен. Не бойся, я тебе ничего плохого не хочу, потому что знаю: это Модлиц меня предал. Звучало это по-детски, но парню было восемнадцать лет и ему очень хотелось жить, а значит, верить в мои слова. «И как я эту гниду вовремя не распознал?» – Спасибо за доверие, господин Бурш. Я вас не выдам. – Я знал, что тебе можно доверять, Ганс. Вот адрес… Спустя полчаса, оставив труп шофера в развалинах, я подрулил к своей тайной квартире, где забрал Настю. Спустя какое-то время мы без задержки пересекли черту города и помчались по направлению к швейцарской границе. На половине дороги я бросил машину, и мы пересели на поезд, чтобы снова сойти на станции, но уже перед самой границей. Мое внеплановое появление, к тому же вместе с женщиной, стало неожиданностью для Карла. Впрочем, это никак не сказалось на его деловых способностях, он тут же договорился с контрабандистами, и уже спустя сутки мы уже были в Швейцарии. Распрощавшись с проводником, мы вышли на дорогу, где нас ожидал автомобиль, за рулем которого сидел Вальтер. – Вот и все, милая. Все твои страхи кончились. Ничего не говоря, Настя спрятала свое лицо у меня на груди и тихо сказала: – Алекс, ты даже не представляешь, как мне было все это время страшно. Всю дорогу до Берна она сидела, тесно прижавшись ко мне и держа меня за руку. Всю следующую неделю мы наслаждались каждой минутой неспешной, спокойной жизни, как только могут воспринимать ее люди, недавно избежавшие смертельной опасности. Гуляли, ходили по магазинам, покупая женские вещи, так как у Насти, кроме одежды, что на ней, совсем ничего не было. Спустя пару дней ко мне пришел Карл, который, в отличие от нас, уехал поездом, через сутки после нашего перехода. Он рассказал, что спустя несколько часов после нашего ухода прибыли гестаповцы, которые явно шли по нашим следам. В конце недели неожиданно приехал барон. Случайно узнав о печальной судьбе Модлица, он сразу приехал узнать обо мне. – Я очень рад, Алекс, что тебе удалось бежать. – А я как рад, Арнольд! Он засмеялся. После чего его лицо приняло печальное выражение, и он рассказал мне о том, что узнал о судьбе Вильгельма Модлица. Как ему сказали, бывший штандартенфюрер СС после ряда допросов сознался во всех своих преступлениях и был повешен в тюрьме. – Жаль, что все так для него закончилось. В общем, он неплохим человеком был… – Был, Арнольд, а нам жить дальше. – Да-да. И все же… Ладно. Не будем о грустном. Кстати, у него очень неплохая коллекция была собрана. Жаль, если она пропала. – Она здесь. Мы в свое время перевезли ее в Швейцарию. – Так ты теперь его наследник. Поздравляю! Когда Арнольд уехал, я сделал для Вилли то единственное, что было в моих силах. Пошел в католическую церковь и заплатил там деньги за то, чтобы там до конца года упоминали его в молитвах «за упокой». Мне было даже как-то странно, но меня тянуло к Анастасии. Мы почти все время проводили вместе. Гуляли, ходили на выставки, на спектакли, ужинали в хороших ресторанах. Как-то утром я проснулся, и первое, что увидел, это были большие серые глаза Анастасии, которые прямо светились нежностью и любовью. – Доброе утро, моя графиня. – Доброе утро, милый. Как тебе спалось? – Как в раю, мой ангел. – Какие у тебя на сегодня дела? – Надо будет сделать кое-какие перестановки в магазине. Думаю, это займет пару часов. – У тебя будет время пройтись со мной по магазинам? – Найду. Обедать мы пошли в ресторан. Бульон с бриошами, эскалопы по-французски, а на десерт кофе с пирожными. Выйдя, мы не спеша пошли по улице, пока мой взгляд случайно не зацепился за вывеску «Ювелирный магазин». Не знаю, что на меня нашло, но я сказал: – Давай зайдем. Она посмотрела на меня с легким недоумением, затем пожала точеными плечами: – Давай. Войдя в магазин, остановились у витрины, где были выложены кольца. Продавец, мужчина в возрасте, умевший навскидку определять платежеспособность клиентов, сияя доброжелательной улыбкой, быстро подошел к нам. – Что пожелаете? Не обращая на него внимания, я обратился к графине: – Настя, давай купим тебе колечко. Она бросила на меня удивленный взгляд, потом провела глазами по витрине и ткнула пальчиком: – Мне вот это нравится. Продавец, улыбка которого стала еще шире, тут же открыл витрину и достал кольцо. – Отличный выбор! У вас, госпожа, замечательный вкус! Бриллиант шестнадцать карат! Вот, пожалуйста, примерьте! Я взял у него кольцо, затем надел его Насте на палец и по какому-то наитию, неожиданно для себя, сказал: – Графиня Анастасия Мазовецкая, выходите за меня замуж. Она вздрогнула, но уже в следующую секунду на ее щеках расцвел румянец, а в глазах заискрилась радость. Прошло несколько долгих для меня мгновений, пока она не произнесла: – Я люблю тебя, Алекс. Выйдя из ювелирного, мы сразу направились в сторону нашего дома, и, только один раз отклонившись от маршрута, зашли в магазин, где я купил две бутылки шампанского, а спустя неделю мы поженились. На радость Анастасии я взял ее девичью фамилию, тем самым безумно обрадовав ее, хотя в первую очередь исходил из чисто практических соображений. Во-первых, считал, что у моих будущих детей должна быть настоящая фамилия, а не фальшивая, а во-вторых, было не лишне еще раз замести за собой следы. Свадебным подарком моей жене стал дом, купленный мною в пригороде Цюриха. Хотя по жизни я был прагматиком и циником, не оставляющим ничего на волю случая, неожиданное признание в любви и последующая женитьба поставили меня перед фактом, что, оказывается, я все же был способен на безумные поступки. Когда моя «медовая» неделя пролетела, я приступил к осуществлению второй половины своего плана, назначив встречу в одном из многочисленных кафе Цюрих своим «работникам». Вальтер, теперь мне было известно его настоящее имя – Отто Шульц, пришел первым. Свежевыбритый, благоухающий одеколоном, в модном пальто, он являл собой тип гангстера средней руки. Несмотря на то что он столько лет стоял на страже закона, тесное общение с криминальным миром наложило на его внешность свой отпечаток. Даже его флегматичный, немного сонный вид не мог прибавить его чертам лица той доброжелательности, которая свойственна горожанину и семьянину. Поздоровавшись, он заказал бокал пива и стал терпеливо ждать, что я скажу. После того как он соединился с семьей, я пару раз приходил к нему в гости на семейные ужины. Нетрудно было увидеть, что жена и дети его любят и они вместе очень счастливы. Несмотря на то что их пути с Отто на какое-то время сошлись, швейцарец был его полной противоположностью. Вот и на встречу он пришел с помятым лицом и легким запахом перегара. В отличие от немца-семьянина, Карл не терял времени, предаваясь радостям жизни, тратя деньги на пьяные загулы и бордели. Карл был уголовником по жизни и смотрел на окружающий его мир только с точки зрения вора и контрабандиста. В отличие от Вальтера, с которым я собирался работать и дальше, это был ненадежный и подлый человек, поэтому рано или поздно я собирался с ним расстаться. – Парни, у меня для вас новость. Как ее воспримете – дело ваше. Я иду добровольцем в американскую армию. Оба моих сообщника быстро переглянулись, а затем снова уставились на меня, пытаясь понять по выражению моего лица, что это босс такое говорит. Шутка? Или он это всерьез? – Это прикрытие для нового дела. Если все у нас получится, то мы сможем заработать хорошие деньги. Карл посмотрел на Отто, который спокойно прихлебывал пиво, словно этот разговор его совсем не касался. Тогда он решил уточнить: – Это то, чем мы до этого занимались? – Все подробности – на месте. – У меня нет желания идти на войну. Я слышал, что гитлеровцы недавно надрали задницу как американцам, так и англичанам. Нам точно не придется стрелять, Алекс? – Не смеши. Как я могу такое обещать? – Мне все это не нравится. Ты как, Отто? Тот оторвался от пива и с усмешкой посмотрел на швейцарца. – Ты что, трусишь? – Нет, но умирать в свои молодые годы не собираюсь. Мне и тут неплохо. Думаю, остальное вы уже обсудите без меня. Я пойду. – Запомни на будущее: лишнее сболтнешь – убью. – Запомню. Я проводил его взглядом, потом повернулся к немцу: – Ты как? Тот пожал широкими плечами: – Я с тобой, Алекс.
ГЛАВА 11
Спустя три недели мы с Вальтером уже числились рядовыми в транспортной роте 7-й американской армии. Чтобы не попасть рядовым на фронт, а именно в то подразделение, которое мне было надо, пришлось кое-кому заплатить неплохие деньги. Одним из них, которому я дал взятку, был капитан Алек Карпентер, который стал нашим командиром. Это был человеком с бледным худощавым лицом, тонкими бесцветными губами и колючими глазами. До войны он служил в материально-техническом управлении военно-воздушных сил США, но попался на воровстве, и чтобы избежать тюрьмы, ему пришлось дать согласие отправиться на войну. Под стать ему был сержант Питер Браннел, который достал свое собственноеначальство постоянными доносами. От него решили избавиться, и в результате тот оказался в Европе. За несколько месяцев совместной службы мне ни разу не удалось увидеть сержанта в хорошем настроении. Он был постоянно раздражен и всем недоволен. Из солдат нашего взвода я больше всех сошелся с капралом, механиком Томасом Мазетти, американцем во втором поколении. Это был разбитной, веселый парень с густой шевелюрой. Чуть позже мне стало известно, что послужило второй (и основной) причиной нашего зачисления в автороту. Знание немецкого языка. Когда нам устроили своеобразный экзамен, меня в свою очередь удивил Отто, показавший довольно неплохое знание английского языка. Он объяснил это тем, что Гамбург, его родной город, являлся международным портом, где швартовались корабли со всего мира, а так как по службе ему приходилось часто иметь с иностранными моряками, то поневоле научился говорить. – И сколько лет ты работал в полиции? – спросил я его. – Семнадцать. Также могу качественно ругаться еще на четырех языках, – добавил он со смешком. Через пару дней нас с Вальтером вызвал капитан и представил лейтенанту Джефу Питерсу, который являлся заместителем командира роты и одновременно снабженцем. С первых слов капитана я понял, что это те люди, которые мне нужны. – Парни, я думаю, вы не против немножко подзаработать, – начал свою речь капитан, при этом бросив на нас с Шульцем внимательный взгляд: как мы отреагируем на его слова. – Нам интересно, – согласился с его словами я. – Тогда у меня к вам будет деловое предложение. Дело в том, что у нас есть то, что очень интересно немцам, а вам, парни, нужно будет искать то, что будет интересно нам. Вы знаете немецкий язык, а значит, будете посредниками в нашем бизнесе. Каждый из вас, кто будет участвовать в сделке, получит десять процентов. Говорю сразу: это честно. С вами будет ездить сержант Браннел. Нам интересны золото, женские украшения, различные старинные вещи из золота и серебра. Сержант в свое время работал в ювелирном магазине и неплохо разбирается в подобных побрякушках. Вы свою задачу поняли? – Да, сэр! Со временем мы узнали подоплеку этого бизнеса. Как оказалось, у лейтенанта Питерса родной дядя, имея высокий чин, сейчас сидел в управлении снабжения продовольствием американской армии, и как оно бывает у снабженцев, накопил некоторые излишки, которые был готов поменять на золото и драгоценности. Так как сам заниматься этим из осторожности не стал, то вместо этого решил возложить торговые операции на своего племянника. Следующие два с половиной месяца, вплоть до 9 мая 1945 года, мне пришлось заниматься противной и унизительной для меня работой, но так как это было нужно для дела, я исправно выполнял то, что от меня требовали. Единственным плюсом было полное освобождение от дежурств, что не замедлило вызвать неприязнь со стороны солдат нашей роты, на что мне было, собственно говоря, плевать. Наша рота располагалась примерно в двадцати километрах от зоны оккупации советских войск. На границе зон находился небольшой немецкий городок, где организовался рынок, на котором торговали все, у кого был товар. Мы с сержантом Браннелом постоянно ездили туда для ведения торговых операций. Я был водителем и переводчиком, а сержант занимался непосредственно оценкой товара и торговлей. Остановив «виллис» в тридцати метрах от городской площади, рядом с ратушей, я остался в машине сторожить привезенный нами товар для обмена, а сержант привычно ввинтился в круговорот из торговцев и покупателей, воришек, нищих, проституток и вездесущей детворы. Немцы на этот воскресный рынок съезжались со всех окрестностей, чтобы обменять то, что представляло хоть какую-то ценность, на продукты. Если русское командование ответственно подошло к жизни местного населения, наладив горячее питание, организовывая комитеты местного самоуправления и налаживая производство, американцев заботили лишь их собственные интересы, предоставив немцам выкручиваться самим. Задачи американской администрации ограничивались лишь соблюдением комендантского часа и патрулированием местности, да военная полиция время от времени устраивала облавы на мародеров и бандитов. Вот и сейчас на другой стороне площади находился грузовик, рядом с которым стояло трое военных полицейских в белых шлемах с надписью МР (Military Police). Все они были крупными, плечистыми парнями с квадратными подбородками. Еще четверо «белых касок» сейчас ходили по рынку в поисках продавцов вещей, которые являлись имуществом американской армии. Бензин, медикаменты, консервы – составляли самые лакомые позиции в местной торговле. За них немцы в основном расплачивались золотыми украшениями или ценными старинными вещами, которые передавались в семье из поколения в поколение. При этом военная полиция делала вид, что в упор не видит сделок сержанта Баннера. Наверно, потому, что обычно перед самым отъездом (правда, не каждый раз) он благодарил сержанта Коннерса, который обычно возглавлял патруль военной полиции, двумя бутылками виски. Помимо американской военной полиции здесь нередко можно было видеть патрули Советской армии и немцев, с белыми повязками на рукавах. Это были представители отряда местной самообороны, организованной советским комендантом. Толпа шумела, галдела, спорила, ругалась. Из рук в руки переходили ручные часы, фонарики, фотоаппараты, одежда, обувь, консервы. Пожилая пара выложила перед собой на старой скатерти несколько фаянсовых фигурок и сервиз на шесть персон, рядом с ними стояла немка, торговавшая вышивкой, чуть подальше находился спекулянт, у которого на лотке лежало полтора десятка ручных часов. В данный момент он торговался с русским солдатом. В нескольких метрах от них два американских солдата, молодые парни, слушали музыкальную шкатулку, которую завел для них крепкий дедок с длинными седыми усами времен императора Вильгельма. При этом янки с радостным смехом тыкали пальцами в движущуюся фигурку балерины под испуганными взглядами старого немца, который явно боялся, что эти бравые парни из-за океана могут сломать его хрупкую вещь. Облокотившись на капот машины, я лениво наблюдал за человеческим круговоротом, пока мое внимание не привлек молодой немец с жадным и наглым взглядом, который бросал на меня взгляды. Стоило ему увидеть, что я на него смотрю, как он откинул полу своего пиджака, и я увидел с изнанки торчащие из специальных карманов порнографические открытки. Когда я отрицательно покачал головой, он подошел ко мне и спросил по-американски: – Кокаин? Девочки? При этом качнул головой влево. Я невольно бросил взгляд в ту сторону и увидел двух молоденьких немок. Судя по их размалеванным лицам, они были профессионалками. – Ничего не надо. Сутенер пожал плечами, отвернулся и стал выглядывать новых клиентов, которые не заставили себя долго ждать. Это были три американских солдата, которые только что пришли и теперь вертели головами, бросая по сторонам любопытные взгляды. Сутенер подбежал к ним, что-то сказал, а потом показал на своих подопечных. Один из солдат довольно улыбнулся, хлопнул немца по плечу и отправился вместе с ним к проституткам. Я проследил за ним взглядом, а затем снова стал смотреть на двигающуюся на городской площади толпу людей. Спустя какое-то время из толпы вынырнул и подбежал ко мне мальчишка тринадцати лет. Худой и долговязый парень по имени Гельмут. С ним мы познакомились здесь, на рынке, месяца полтора назад, когда он предложил мне, смущаясь и мямля, в обмен на продукты… свою старшую сестру. Это сейчас здесь было какое-то подобие порядка, а в то время царил первозданный хаос, а сами немцы, привыкшие к порядку и организованности, напоминали овечье стадо, которое неожиданно осталось без пастухов. Вот и семейство часовщика Клауса Шранке, который сложил свою голову на Восточном фронте, оказалось в непонятном и диком для них мире. Хотя военные действия прошли мимо них, они слышали рев самолетов и выстрелы пушек, видели, как мимо их городка шли войска победителей Германии. Вместе с другими жителями городка они около недели прятались в лесу, а когда окончательно оголодали и вернулись, то увидели, что их дом разграблен. Их мать которая еще раньше простудилась, при виде постигшей их беды, слегла в горячке. После двух суток голодного существования и боясь, что умрет мать, Аннель решилась продать свою невинность, но идти одна побоялась и взяла в качестве охраны младшего брата. Им просто повезло, что они наткнулись на меня. В тот день мы с сержантом впервые приехали на рынок в этот городок. Услышав, что предлагает мне худой долговязый паренек с голодными глазами, я бросил взгляд на его сестру, молоденькую, но уже довольно фигуристую немку. Мысль о том, что ей все равно кто-то раздвинет ноги, мешалась с пришедшим на ум вопросом: почему этим человеком буду не я? Вот только тут как бы сами собой всплыли слова Насти, сказанные мне напоследок: у нас будет ребенок. Алекс, ты кого хочешь – мальчика или девочку? После этих слов, всплывших в памяти, мне невольно подумалось, что эта девушка тоже чья-то дочка. Я мысленно выругался. В той и этой жизни у меня не было обязательств ни перед кем, кроме самого себя, а теперь… мне придется считаться с моей женой. С Настей. Мои колебания окончательно оборвал подошедший Браннел, у которого я, после короткой перепалки, отжал шесть банок консервированной колбасы и десять пачек сигарет, которые отдал мальчишке. – Из своего процента отдашь, Алекс! – раздраженно буркнул мне сержант и снова отправился на поиски покупателей своего товара. Паренек сразу и не понял, что получил консервы и сигареты просто так, поэтому повернулся к молоденькой немке, стоявшей невдалеке, и позвал: – Аннель! Лицо у подошедшей к нам девушки стало пунцовым. Она опустила глаза и часто-часто задышала. – Успокойся, милая. Мне от тебя ничего не надо. Продукты ваши, так что можете идти домой. Только после моих слов девушка подняла глаза, не зная, что сказать. Она явно была в растерянности, но брат уже все понял и радостно затараторил: – Большое спасибо, господин солдат! Большое спасибо! Вы нам очень помогли! У меня сестра не такая! Она хорошая! Просто наша мать больна, и мы не знали, что делать! – Бегите. Да с сигаретами не продешевите, – напоследок посоветовал ему я. В следующее воскресенье мы встретились снова, и я узнал, что парень сменял шесть пачек сигарет на лекарство для матери, которой сразу стало легче, а сестре через пару дней удалось устроиться к русским солдатам на кухню. Я дал ему две банки консервов и шоколадку, и теперь, стоило мне появиться на рынке, как Гельмут обязательно меня находил. – Привет, Алекс! – воскликнул он, а затем хлопнул своей чумазой ладошкой по моей ладони. – Как дела?! – Привет, парень! Как сестра? Как мать? – Неплохо. – Держи, – и я достал из-под сиденья сверток, который протянул мальчишке. – Спасибо, Алекс! Ты говорил со своим начальством насчет меня?! Парень в прошлый раз попросил меня, чтобы я переговорил со своим командиром насчет того, чтобы ему вступить в американскую армию. Когда я спросил, откуда у него появилась такая дурацкая идея, то в ответ услышал, что он видел у русских своего сверстника в солдатской форме и с медалью на груди. – Говорил, – соврал ему я, – но они и слышать не хотят о том, чтобы мальчишку взять в армию. – Я уже достаточно взрослый, Алекс! Я могу за себя отвечать! Когда надо будет стрелять, я нажму на курок! Не сомневайся! – Ты не забыл, что война закончилась, парень? – Меня поэтому не хотят брать в армию?! – И поэтому тоже. – Ну и пусть! Я все равно отсюда уеду! – Брось, Гельмут. Через пару лет здесь все наладится и вы будете жить, как прежде. – Я хочу мир посмотреть! В Америку хочу! Чтобы поменять надоевшую мне тему разговора, я спросил его: – Как дела в сигаретном бизнесе? – Да так себе, – недовольно протянул он. – За всю неделю только десять долларов и заработал. Дело в том, что в их городок вернулся один из горожан, который исчез несколько месяцев тому назад. С собой он привез станочек для набивки сигарет и папиросную бумагу. Оставалось достать только табак, и для этого дела он подрядил несколько мальчишек, которые находили ему окурки. За сто пятьдесят окурков он давал мальчишкам пять долларов. Из них, по словам Гельмута, выходило двадцать сигарет, которыми сигаретный делец торговал поштучно на рынке. По словам парнишки, местный бизнесмен выручал за двадцать сигарет девять-десять долларов. – Как с едой в семье? – Сестра вчера вечером принесла полный котелок с гречневой кашей, политой маслом. Мы добавили в них банку твоих мясных консервов. Такая вкуснотища получилась! – паренек от приятных воспоминаний даже зажмурился. При этом у него была такая умильная физиономия, что я не смог удержаться и улыбнулся, но при виде подходившего к нам незнакомого мне старшего лейтенанта Советской армии насторожился. Сразу обратил внимание на его совершенно новую форму, при этом у него было лицо человека, который мало проводит времени на открытом воздухе. «На кадрового не похож. Хотя кто его знает. Скорее всего, переводчик или мелкая шишка из СВА[204]. Из какого-нибудь технического отдела». – Гельмут, здравствуй, – поздоровался русский офицер. Паренек повернулся к нему и заулыбался: – Господин офицер! Здравствуйте! Это мой приятель, Алекс. – Староват он для твоего приятеля, Гельмут, – на хорошем немецком языке, при этом улыбаясь, сказал лейтенант, после чего представился: – Николай. Я пожал протянутую руку: – Алекс. Мне было интересно поговорить с ним, вот только этого нам не дал сделать сержант, не вовремя вернувшийся. Он пришел с каким-то немцем. Покосившись на русского лейтенанта, буркнул: – Алекс, надо с одним немцем поговорить. – Николай, извините, дела. Гельмут, иди. Может, позже увидимся. Немец оказался настоящей находкой для нашего бизнеса. Являясь владельцем антикварной лавки, герр Хорц сумел часть своего товара спрятать и теперь был готов обменять его на продукты. Мы сели в машину и поехали смотреть, что может предложить антиквар. Этот день не отпечатался бы у меня в памяти, если бы не состоялась новая, а главное, совершенно неожиданная, встреча со старшим лейтенантом. В тот день Мазетти праздновал свой день рождения. Я тоже получил приглашение. Мы собрались в мастерской после отбоя и пропустили уже по паре стаканчиков, как в ночной тишине раздался рев двигателя грузовика, потом услышали громкий окрик часового, а следом прозвучал голос начальника караула. Когда поняли, что это приехало не высокое начальство с какой-нибудь инспекцией, то больше уже не обращали на них внимания, вот только нас все равно потревожили. В дверь ангара вдруг неожиданно застучали. Деваться было некуда, и нам пришлось открыть ворота. На пороге показался злой капрал из второго взвода, который был начальником внутреннего караула. Ему была обещана выпивка за то, что он не будет нарушать наш покой. – Парни, вам пять минут, чтобы свалить в казармы! Без разговоров! – Погоди! А стол как же? – жалобно поинтересовался именинник. – Мы же не можем… – Знать ничего не желаю! Живо исчезли! Если что – пеняйте на себя! Вы теперь сами по себе! Капрал развернулся и исчез, оставив нас в полном недоумении. Будь какая-то инспекция из штаба, то он бы так и сказал, а тут непонятно что происходит. К тому же по лицу капрала было видно, что он всерьез встревожен. – Том, извини… С этими словами солдаты потянулись к выходу, так как никому не хотелось нарваться на неприятности на пустом месте. Мазетти был упрямым всегда, сколько я его знал. Вот и сейчас он стал хватать открытые консервные банки, заодно зацепив кольцо домашней колбасы, которую он неизвестно где достал. Я только открыл рот, чтобы извиниться и уйти, как услышал: – Алекс, бери виски. Остальное сунь под стол. Давай быстрее! Пожав плечами, я выполнил то, что он просил, и сразу понял, в чем заключается план механика. Нагруженный закуской, он направлялся к комнате, где у нас хранился сварочный аппарат и баллоны. Это была небольшая комната, расположенная в углу ангара, а самое главное, она имела отдельный выход. Закрывшись изнутри, мы стали раскладывать выпивку и закуску, одновременно прислушиваясь к внешним звукам. Мы успели дважды наполнить свои стаканы, как услышали, что ворота ангара заскрипели, а затем в него въехал грузовик, после чего ворота снова закрыли. Потом был топот ног, слышались негромкие голоса, и, наконец, кто-то подергал дверь в сварочную комнату, запертую нами изнутри. – Нет здесь никого, – послышался из-за двери чей-то незнакомый голос. – Ты же сам видел, что здесь кто-то пьянствовал. Причем недавно. – И что? Это же механики. А они пьют, как лошади. У меня приятель… – Заткнись и смотри в оба, особенно за русскими! Приказ понял? – Так точно, сэр. «За русскими? Не понял». Шаги удалились. Я оглянулся в сторону именинника. Томас, начавший праздновать свой день рождения еще в обед, уже совсем опьянел и теперь спал, сидя у стола, положив голову на руки. «Янки провокацию какую-то задумали? М-м-м… С них станется». Я уже совсем собрался разбудить Мазетти и отвести его в казарму, но что-то помешало мне это сделать. Наверно, шевельнулась где-то глубоко в душе частичка, которая заставляет не забывать, что ты русский человек, и неизменно бежать на помощь, когда раздается крик: «Наших бьют!» Виски тоже сыграло свою роль, ослабив мою вечную прагматичность и настороженность, и я решил выяснить, что здесь происходит. Отодвинув задвижку, я только приоткрыл дверь, как услышал: – Сэр! Никаких… Солдат резко оборвал доклад, видно повинуясь жесту командира. – Где сержант?! – В кабине грузовика, сэр! – Давай его… – Я здесь, сэр! Разрешите доложить… – Как пленники? – Что с ними сделается, сэр? Сидят в кузове, в наручниках. – Мне надо поговорить с ними. Давай их по одному. – Так точно, сэр! Рядовой Джекобс! Давай к капитану одного из русских! – Есть, сэр! Мне со своего места все хорошо было слышно. Так я узнал, что американский спецназ, проникнув в советскую зону, похитил немца-профессора, а остановились они в расположении нашей автороты только потому, что у профессора от волнений и переживаний прихватило сердце. Во время этой операции американцы прихватили вместе с ним двух русских офицеров, старший лейтенант и капитана, а также ученика профессора. Одним из захваченных офицеров, по случайному стечению обстоятельств, оказался старшим лейтенантом по имени Николай, с которым я познакомился несколько дней тому назад на рынке. Еще я узнал, что оба офицера оказались физиками-атомщиками. Сразу стало понятно, что за профессор, которого они умыкнули. Еще интересным было то, что профессор поехал с американцами своей волей, а вот его ученик, как и русские офицеры, очутились в американской зоне насильно. – Вы можете негодовать, товарищ Кольцов, сколько угодно, но сделанного уже не изменить, – уговаривал капитан, прилично говоривший по-русски, старшего лейтенанта. – Еще через пару дней в наших газетах промелькнет, что два русских офицера сбежали от тирании Сталина в наш свободный мир. И что вас обоих тогда ждет по возвращении домой? Только подвалы Лубянки! – Нам поверят! – зло выкрикнул незнакомый мне капитан по фамилии Кольцов. – А вот вашей лживой прессе – нет! – Знаете, капитан, а вам же самим хуже будет, если вы откажетесь давать интервью нашим журналистам. Я не запугиваю вас, а просто предупреждаю. Вы нам не нужны, а поэтому можете просто исчезнуть. Понимаете? Исчезнуть совсем, без следа. Хотя бы потому, что нам не нужны свидетели. Советую хорошенько подумать, капитан. Сержант! – Да, сэр! – Засунь его обратно в кузов! – после того, как сержант отдал приказания, сказал: – Отойдем в сторону. Разговор есть. Они остановились где-то в пяти метрах от меня. – Я завтра возвращаюсь в русскую зону. Заберешь пленных и профессора, а затем отвезешь их к полковнику. Что сказать, знаешь. – Так точно, сэр! Если не секрет, зачем вы возвращаетесь, сэр? – Да это все чертов профессор! Не доверяя нам до конца, он оставил свои записи дома, – при этом он хмыкнул. – Да еще в интересном месте. В запаянной банке, у самого слива сточных вод. – Вот дерьмо! – Действительно, самое настоящее дерьмо. Это всё, сержант. Через час вас сменят. Я пошел. Я воспользовался тем, что американцы расслабились. Кому как не мне знать подобное состояние, когда ты оказываешься среди своих друзей после трудного и опасного задания. Вот и сейчас эти парни, оказавшись в расположении своего воинского подразделения, не столько несли охрану пленных, сколько отдыхали, чем я и воспользовался. Убивать американцев не стал, так как если побег окажется неудачным, то пленникам не жить, поэтому только оглушил, после чего, найдя ключ от наручников в кармане у сержанта, подошел к тентованному грузовику, кинул его в кузов и сказал: – Снимайте наручники. Когда вылезете из машины, то через ворота ангара бегите по прямой к забору. Там есть несколько сломанных досок. Времени у вас от силы сорок минут. И еще. Записи профессор спрятал в запаянной банке, рядом со своим домом, возле сливного отверстия. Не сегодня-завтра там будет ваш знакомый капитан. Время пошло. Несколько секунд царило молчание, потом раздался глупый вопрос: – Вы кто? Так как я на него не ответил, раздались звуки, по которым можно было понять, что пленники ищут ключ. Вскоре поиски завершились коротким восклицанием: – Вот он! Посчитав свою задачу выполненной, к тому же не желая, чтобы они меня видели, я ушел в сварочную комнату. Вышел сразу после их ухода, после чего сковал наручниками оглушенных охранников и вставил им кляпы в рот, а затем, забрав из ангара Томми и бутылку виски, отправился в казарму. Старательно изображая пьяного, вместе с дежурным я сначала уложил Томми, потом выпив полстакана виски и, оставив дежурному остальное, завалился спать. Как я и думал, долго спать нам не дали. Вскоре нас всех подняли по тревоге и бросили на поиски беглецов. Расследовать это дело, как я и думал, никто не стал, уже потому, что эта история касалась только специальных служб, проводивших эту операцию. К тому же немалую роль сыграло то, что охранники не были убиты, а отделались только головной болью. Я боялся только одного, что беглецов найдут, и тогда эта история, возможно, будет иметь продолжение. Пару дней у нас в роте шли разговоры об этом непонятном случае, а потом все забылось. Хотя об атомном проекте я имел довольно поверхностные сведения, но понять, что произошло на самом деле, было несложно, слушая допрос пленных. Немецкий профессор, физик-атомщик, решил пересидеть плохие времена дома, при этом прихватив ученика, своего земляка. Не учел он только одного, что его имя известно в научном мире, а значит, рано или поздно его будут искать. Так и случилось. На него почти одновременно вышли русские и американцы. Вот только янки оказались более наглыми и пронырливыми, чем их советские коллеги. Они послали спецназ, который устроил налет на дом профессора, даже не постеснявшись присутствия там двух русских офицеров, которые в тот момент общались на научные темы с хозяином дома. Сумев незамеченными покинуть русскую зону, они уже ехали на свою базу, как у немца-профессора прихватило сердце из-за излишних переживаний, и группе захвата пришлось остановиться в первой попавшейся воинской части, где был врач. Даже я посчитал, что похищение людей, в том числе двух русских офицеров, в советской зоне являлось большой наглостью, но откуда мне было знать, что этот налет был лишь каплей в море того бесстыдства, беспринципности и хитрости, которые проявили американцы в погоне за атомным оружием. Мне просто было неизвестно, что в середине апреля 1945 года американские войска первыми ворвались в саксонский Штрассфурт, который, согласно ялтинским договоренностям, должен был перейти под советский контроль. Прибывшие чуть позже представители Советской армии так и не получили внятных объяснений присутствия союзников, однако увидели длинные колонны грузовиков, вывозящих что-то в плотно закрытых кузовах с территории соляных шахт, находившихся в окрестностях города. Лишь спустя несколько дней стало известно, что из соляных шахт исчезло более одной тысячи тонн урановой руды. Нечто похожее американцы также проделали во французской зоне оккупации. Чтобы опередить французов, янки провели операцию «Убежище». Усиленный корпус (одна десантная и две бронетанковые дивизии) пошел французам наперерез и раньше них вышел в район г. Эхингена. Городок был захвачен 22 апреля, за 18 часов до вступления туда французских частей. За это время американцы вывезли оттуда большую физическую лабораторию, все оборудование, документацию и группу немецких ученых-атомщиков. Я не знал, что немец-доцент и ученик профессора был родом из этих краев и сравнительно неплохо ориентировался на местности. Он вывел беглецов на небольшую деревушку, где те сумели реквизировать у одного из местных жителей велосипед. После чего старший лейтенант сел на двухколесный транспорт и во весь опор понесся в сторону зоны русских войск. Контрразведка уже знала о похищении двух немецких ученых и двух русских офицеров и приняла меры к их поиску. На один из таких поисковых патрулей и наткнулся беглец-велосипедист. Стоило ему сказать, что он один из двух пропавших офицеров, как его сразу посадили в машину и доставили в контрразведывательный отдел, где за лейтенанта сразу взялись следователи. Хотя тот сам считал, что его история звучит странно, но при этом рассказал как есть и от своих слов отступаться не стал, как на него ни давили. – Ровцев, бросьте рассказывать мне сказки о том, как вас освободил неизвестный американец. Самому не смешно?! – Я говорю правду, товарищ капитан. – Ладно, лейтенант. Пока пусть все так и остается. Проверим, и тогда мы снова вернемся к нашему разговору. Часовой! Отвести его обратно! Да покормите там! Еще через два часа поисковые группы вышли на двух других беглецов, чьи рассказы подтвердили слова старшего лейтенанта Ровцева. К этому времени уже была найдена и вскрыта запаянная банка с рабочими дневниками профессора, что окончательно подтвердило показания беглецов. Старший лейтенант Ровцев был выпущен, а в кабинете начальника контрразведывательного отдела состоялось совещание, на котором стоял один вопрос: кто такой этот самый американец? Глубоко законспирированный советский разведчик или просто человек, сочувствующий советскому народу? Правда, эти вопросы так и остались без ответа. Вечером того же дня оперативникам удалось задержать две подозрительных личности, которые проникли во двор дома профессора. Правда, это были не американцы, а местные уголовники, которым посулили хорошие деньги два человека, если они найдут и принесут им спрятанную во дворе банку. Они описали внешность своих работодателей, и одно из них совпало с описанием капитана американского спецназа, полученным от бывших пленников. На место встречи, где уголовники должны были передать товар и получить обещанную половину денег, никто не пришел. Контрразведчики не сильно удивились этому, так как предполагали, что американцы проследили за своими посланцами и видели, как их взяли.Я готовил машину к поездке, как ко мне подбежал Мазетти в замасленном комбинезоне, вытирая грязные руки ветошью. – Алекс, ты слышал?! – Что именно? – Русские Берлин взяли! – Здорово! Молодцы! – Русские – парни что надо! – согласился со мной Томас. – Это дело надо отметить! Ты как? – Согласен, но только когда приеду. – Забили! Мазетти ушел, а я невольно задумался. Это была и моя война. Бой под Москвой. Партизанский отряд в Беларуси. Рейды по немецкому тылу в группе Камышева. Как бы я ни относился к политическому строю, отнять моего маленького вклада в общую победу никто не мог. Я был горд за наших людей и за страну. Вслед за радостью появилась легкая горечь от мыслей о тех, кто не дошел. И сразу вспомнил тех, о судьбе которых мне ничего не было известно. «Где сейчас Воровский? Костик? Камышев?» Потом наступил день победы. Когда мы узнали, что Германия капитулировала, я вместе с американцами радовался, стрелял в небо и пил виски. К этому моменту у меня была еще одна причина для радости. Я нашел место первого из тайников, отмеченных на моей «карте сокровищ». В тридцати километрах от расположения нашей роты. Судя по внешнему виду захоронения, тайник не вскрывали, что меня немало порадовало. Теперь мне нужно было поговорить с капитаном о нем, так для меня одного это была совершенно неподъемная задача. Я уже успел составить свое мнение о Карпентере. Не боец, но при этом это был жесткий, хитрый и практичный человек, который не упустит ни малейшей выгоды. Сержант Браннел, с которым он состоял в приятельских отношениях, был вылеплен из того же теста. Третьим в их компании был лейтенант Джеф Питерс, который попал на это тепленькое местечко благодаря своему дяде-полковнику. Он ничего особенного собой не представлял. Просто являлся молодым, здоровым увальнем, большим любителем выпивки и женщин. Шахта, где хранились спрятанные фашистами сокровища, была завалена взрывом, поэтому нужны были солдаты и техника, чтобы до них добраться. Вторым не менее важным условием был грузовик, так как в списке были указаны 56 ящиков, общим весом около трех тонн. «Сколько дать капитану? Думаю, что Карпентер потребует как минимум пятьдесят процентов. Делец, этого у него не отнимешь. Вот только другого выхода нет. Придется рискнуть». Я пришел к нему вечером, когда тот был один. – Что тебе, Алекс? – скучным голосом спросил меня капитан, как бы намекая на то, что нечего отвлекать своего командира от отдыха в его свободное время. – Сэр, у меня к вам есть деловое предложение. Тут он бросил на меня заинтересованный взгляд, потом посмотрел на треть налитый стакан с виски и спросил: – Что там у тебя? – От одного немца мне удалось узнать, где гитлеровцы закопали какие-то ящики. Предлагаю их выкопать и поделить. Как вам, сэр? – А что в ящиках? Может, там снаряды для пушек! – усмехнулся Карпентер, но я уже видел по жадному огоньку в его глазах, что он проглотил наживку. – Немец сказал, что их закапывали глубокой ночью. – Где этот немец? Давай его сюда! Я покачал головой и хитро улыбнулся: – С немцем, как положено, я рассчитался, так что теперь дело вы будете иметь только со мной. – А ты не подумал, Алекс, что это могут быть секретные документы, которые нам и даром не нужны? – Нет так нет. Я пошел. Сам что-нибудь придумаю. Я уже начал разворачиваться, как Карпентер меня остановил: – Погоди, Алекс. Так дела не делаются. Далеко место? – Точно не скажу, сэр. Думаю, около тридцати километров. – Значит, ты там уже был. И копать пробовал? Я не стал отпираться. Карпентер немного подумал и сказал: – Возьму сержанта, и поедем, посмотрим. – Сэр. Если мы там найдем нечто ценное, то делим все пополам. Договорились? – Там видно будет, – ушел от прямого ответа капитан. – Не пойдет, – твердо заявил я. – Или вы зовете сюда сержанта и при нем соглашаетесь на мои условия, или мы никуда не едем. Карпентер зло посмотрел на меня. Дескать, кто я такой, чтобы ему еще условия ставить, но вслух ничего такого не сказал. Спустя десять минут пришел Браннел. Услышав от капитана о кладе, так окрестил место капитан, он задумался, но спустя пару минут посмотрел на капитана и кивнул: мы согласны. – Значит, пополам? – уточнил я. – Пополам, – подтвердил капитан. Спустя полтора часа мы были на месте. После осмотра заваленной шахты капитаном был вынесен вердикт: – Место глухое. Может, действительно фрицы закопали нечто ценное. На следующий день в нашей роте появился сапер, с которым мы поехали на место. Тот все внимательно осмотрел, потом порадовал нас словами: – Сделаю все как надо. Половину гонорара сейчас, остальное после дела. Солдатам, которых капитан отрядил на рытье, было сказано, что тут находится немецкий архив. Спустя сутки, когда они добрались до ящиков, приказал всем уехать, так как выемкой секретных документов будет заниматься секретная служба, которая должна скоро приехать. Не успел грузовик с солдатами скрыться из виду, как мы достали из ямы первый ящик. Это был самый острый и непредсказуемый момент в моем плане. Как отреагируют американцы на доставшееся им богатство? Увидев золотые слитки, они переглянулись. Хотя я предупредил Отто заранее и сам был настороже, но не рассчитывал, что так быстро начнут разворачиваться события. Сержант и капитан почти одновременно выхватили оружие и направили на нас с Вальтером. Спустя несколько секунд выхватил свой пистолет лейтенант, после чего неуверенно направил ствол на меня. По его удивленным глазам, похоже, тот не в курсе происходящего и не совсем понимал, что происходит. – Делиться не хотите? – поинтересовался я, хотя и так знал ответ на свой вопрос. – Ты прав, парень. Но ты не бойся. Убивать мы вас не будем. Просто решили, что так до вас обоих лучше дойдет пересмотр нашего договора. – Это нечестно, Карпентер. – Честно, нечестно, это все слова, парень. Просто вся жизнь, Алекс, состоит из шансов, больших и маленьких, которые тебе подбрасывает тебе жизнь. Вот и у нас с Питером появился шанс ухватить хороший куш. Ты не обижайся на нас, потому что такого шанса у нас уже не будет, а ты еще молодой. Свое еще возьмешь. Не понимаешь, в чем дело? Объясню. В возрасте, парень. В нашем с Питером возрасте. Мне через месяц сорок два стукнет, Браннелу скоро сорок. Годы летят быстро, поэтому мы решили побеспокоиться о своей счастливой старости уже сейчас. – То есть вы все забираете себе. Я правильно понимаю? – Нет. Два ящика мы вам отдаем. – Жадность до добра не доводит, Алекс. – Это ты мне говоришь, парень?! Да это мы сделали всю работу! Ты палец о палец не ударил! Да, ты узнал об этом тайнике! Спорить не буду! Вот за это ты получаешь свои два ящика! Я считаю, что мы с тобой поступили честно! Он, наверно, сейчас гордился собой, изображая благородного шерифа из голливудского вестерна. – Это нечестно! – возмутился я. – Дайте нам хотя бы четыре ящика! Это было наигранное возмущение, для того чтобы усыпить их настороженность и отвлечь внимание, тем самым показывая им, что я не боец, а такой же торгаш, как они. Ведь до этого все они видели во мне обычного парня, который ничем не отличался от других солдат своей роты. – Обойдешься, Алекс! – поддержал своего приятеля сержант. – Получишь ровно столько, сколько тебе дает капитан. – Кстати, забыл тебе сказать, – капитан явно расслабился, считая, что раз я начал торговаться, значит сдался. – Ты, вместе со своим приятелем, двое суток просидишь под арестом. – Это еще зачем?! – Чтобы лишнего не болтали! – сказал как обрубил капитан и повернул голову к лейтенанту. – Джефри, ты так и не сказал: твой дядя договорился насчет самолета? – Все о’кей, сэр. Транспортник летит послезавтра. Так что мы все успеем. И довезти, и загрузиться, и даже отметить мой отпуск. – Удачно с твоим отпуском получилось, лейтенант. По пути за нашим грузом присмотришь, а то… Капитан отвлекся на разговор с лейтенантом, а сержант, видя, что я не проявляю никакой враждебности, опустил ствол пистолета. Они были не столько солдатами, сколько дельцами, именно поэтому я не ожидал нападения, но теперь пришла моя пора их попугать, и как следует. Последовал молниеносный взмах рукой, и сержант, заполучив несколько дюймов остро заточенной стали в правое плечо, дико заорал. Этого вполне хватило, чтобы привести в шоковое состояние двух других американцев, а спустя минуту оба, обезоруженные, лежали на земле. Капитан и его подручные никак не ожидали, что солдаты, которые до этого случая ничем особым не выделялись, оказались крутыми парнями, обученными не хуже спецназовцев. – Лейтенант, возьми аптечку в машине и перевяжи сержанта. Отто, проследи. – Аптечка? Э-э… Да. Уже иду. Лейтенант, опасливо поглядывая на немца, от которого только что получил прямой в челюсть, осторожно поднялся и пошел к грузовику. Капитан проследил за ними взглядом, потом повернул лицо ко мне. – Ты что собираешься с нами делать? – спросил он. – Пока не знаю. Хотя, если честно говорить, я бы просто закопал вас, всех троих, в этой яме. Я ему не угрожал, не сверлил свирепым взглядом, а сказал обычным будничным тоном, но капитан, это было видно по его побледневшему лицу, сразу проникся моими словами. – Ты не можешь этого сделать! – Почему? – Нас будут искать! – Если только ближе к ночи, а к этому времени мы уже будем далеко, – продолжал я пугать капитана. Это была моя месть за попытку ограбления. К этому моменту вернулся лейтенант, который сразу занялся перевязкой стонущего сержанта. Он был настолько испуган, что его пальцы заметно дрожали, и при этом старался не смотреть в мою сторону. – Я истекаю кровью. Мне срочно надо в госпиталь, – неожиданно плачущим голосом заныл сержант. – Заткнись! – рыкнул на него Отто. С минуту я смотрел на съежившегося под моим взглядом Карпентера, при этом делая вид, что раздумываю над его судьбой. – Ладно, Алекс. Живите. Я даже оставлю вам три ящика, но за это мне потребуется от тебя услуга, капитан. После того как я изложил свои условия, лейтенант с сержантом сели в «виллис» и двинулись в сторону госпиталя, а мы, прихватив капитана, поехали на грузовике в противоположную сторону. Лейтенант и сержант были предупреждены о полном молчании, причем не мной, а Карпентером. Я хорошо изучил капитана и не удивился, когда он просил своих сообщников молчать, причем делая упор не на сохранение своей жизни, а на три ящика с сокровищами, их доли, которой они могут лишиться. Спустя четыре часа мы уже были на железнодорожной станции, где сравнительно быстро договорился с железнодорожным начальством, после чего грузчики сноровисто погрузили ящики на отходящий через час поезд. Все это время капитан просидел в местной гостинице под охраной Отто. Свое слово я сдержал и оставил ему три ящика, но зная их содержимое: янки было оставлено только то, что не представляло собой большой художественной ценности. Например, содержимое одного из ящиков составлял старинный столовый сервиз из серебра на тридцать персон.
Через пару месяцев был вскрыт второй тайник фашистов. Здесь мы действовали под видом сотрудников швейцарского Красного Креста, которые получили информацию о том, что в этих местах немцы спрятали бациллы какой-то страшной болезни. Американское командование не стало вникать в подробности и дало разрешение на создание санитарной зоны, где мы без всяческих помех занялись раскопками. Бригада немцев, которых мы наняли, довольно быстро сумела добраться до тайника. Загрузив добычу на два грузовика с красными крестами, мы уже спустя три дня были в Швейцарии. Три других места, отмеченных мною на «карте сокровищ», за это время были найдены оккупационными войсками. Меня это абсолютно не расстроило, так как я считал, что мне и так все это время везло. Следующие несколько месяцев, если можно так выразиться, я разбирался с тем богатством, что вывез из Германии. Не считая предметов высокой художественной ценности, у меня набралось валюты, в американских долларах и английских фунтах, почти на полмиллиона. К ней можно было добавить почти сто двадцать килограммов золота, извлеченного из двух тайников. Все это можно было хоть завтра вкладывать в дело, чего нельзя было сказать о картинах и антиквариате. Из них только треть предполагалось пустить в продажу, а остальное должно было долго храниться, ожидая своего времени и своей цены на международном аукционе. Арнольд фон Болен, временно оставшийся не у дел, решил заняться моим обучением, став учить умению правильно вкладывать деньги, или, если перевести на современный язык, я стал изучать под его руководством основы бизнеса и менеджмента. К этому времени Настя подарила мне дочь, после чего мне пришлось параллельно сдавать экзамен на звание отца. Только спустя год мы с бароном, который по большей части восстановил свои связи, принялись строить наш совместный бизнес. Разоренная войной экономика Европы только поднималась, а вместе с ней развивалась и наша компания. Деловые и международные связи барона, мои специфические и профессиональные умения быстро разрешать конфликты скоро обеспечили нашей компании имя в деловом мире.
ЭПИЛОГ
Давно отгремела Вторая мировая война, а я все мотался по миру, развивая и укрепляя транснациональную компанию, которую мы создали вместе с бароном Арнольдом фон Боленом. Мы занимались всем. Металл и нефть, финансы, оружие – все входило в сферу наших интересов. Наивысшей точкой нашего подъема стали 1960-е годы. Именно тогда Африканский континент стал одной громадной горячей точкой. Рухнули колониальные режимы, хоть как-то сдерживавшие межплеменные противоречия, и Африка погрузилась в бесконечную череду войн, государственных переворотов и революций. Десятки чернокожих лидеров и вождей рванулись к власти, а так как они не знали другого способа, кроме как вооруженный переворот, то мое появление в качестве профессионала и продавца оружия им пришлось в самый раз. В прошлой жизни, около пятнадцати лет, я служил наемником на черном континенте, где научился неплохо разбираться в психологии местных претендентов на президентское кресло, что теперь давало мне немалое преимущество в борьбе с конкурентами. Если к этому добавить отличное знание почти любого вида оружия, а также личное мастерство, которое я демонстрировал на испытательных полигонах, то спустя какое-то время мы стали одним из крупнейших поставщиков оружия на рынки Азии и Африки. В качестве оплаты мы получали лицензии на разработку месторождений золота, алмазов, газа и нефти, после чего я уходил в сторону, предоставляя организацию производства барону и двум его взрослым сыновьям. Мы не только поставляли оружие, но и людей, умевших держать его в руках, создав частную военную компанию. Лично мне довелось участвовать в подготовке нескольких переворотов, а также в уничтожении парочки зарвавшихся президентов, которые, не желая платить деньги, в одностороннем порядке попытались разорвать с нами контракты. Одно время я снова началколлекционировать ордена, но потом посчитал это мальчишеством и бросил. Несколько раз за эти годы я был на волосок от смерти, но судьба хранила меня. Следующим шагом в развитии нашего бизнеса должен был стать компьютер. Только мне было известно, как он изменит мир, поэтому я считал, что только наша компания должна стать вместе с американцами у истоков его создания. Именно поэтому уже год, как старший сын барона жил в Америке, занимаясь внедрением в эту отрасль промышленности. Немалый доход нам с Арнольдом приносила торговля картинами и антиквариатом, но теперь она уже представляла собой далеко не самую доходную статью в нашем бизнесе. За все это время я ни разу не был в Советском Союзе, так как считал, что все хорошее заключалось в том времени, когда я был студентом, а также в двух моих друзьях. Вот только дело в том, что именно их война как раз и не пощадила. Судя по тому, что мне удалось узнать из многочисленных запросов в военные архивы: Саша Воровский погиб где-то в Германии за два месяца до окончания войны, а Костик пропал без вести во время нашего наступления в Венгрии. Правда, спустя многие годы мне пришлось убедиться в одной истине: от прошлого так просто не уйдешь, надо будет, оно само тебя найдет.Пять минут неспешной ходьбы отделяли меня от моего любимого кафе, в которое я заходил каждый раз, будучи в Париже. Отличный кофе со свежевыпеченной сдобой, рюмка коньяка и прекрасный вид на Эйфелеву башню – что еще нужно человеку для того, чтобы отдохнуть душой после успешных, но при этом очень напряженных переговоров? Если к этому добавить щедрое июньское солнце, цветочный аромат и женские кокетливые улыбки, как бы намекающие на успех возможного свидания, то можно сказать, что мое настроение приближалось к состоянию полной идиллии. В этот самый миг меня неожиданно окликнул женский голос: – Костя?! Голос был мне знаком, и я повернул голову в его сторону, а уже в следующую секунду резко остановился, словно наткнулся на невидимую стену, и удивленно уставился, как до сих пор считал, на тень моего прошлого. На скамейке сидела… Таня с маленькой девочкой, лет трех, которая с явным удовольствием уплетала мороженое. На коленях ребенка, чтобы не запачкать платьице, лежала большая салфетка с вышитым на ней смешным медвежонком. Несколько мгновений я просто не мог поверить своим глазам, так как эта встреча больше походила на чудо. Если бы мы встретились в Москве, это было вполне объяснимо, но в Париже… – Как вам сказать, мадам. М-м-м… С одной стороны, вы меня должны знать, но с другой стороны, я теперь совсем другой человек, которого сейчас зовут Александр. Теперь, может быть, вы представитесь? – Меня, как и раньше, зовут Татьяна, только фамилия другая, месье Александр. А история моего появления здесь проста, – и она коротко рассказала, как оказалась во Франции. Встреча с ее будущим мужем произошла в один из дней проходящего в Москве Всемирного фестиваля молодежи и студентов в 1957 году. Таня входила в состав группы добровольцев-переводчиков, работавших с иностранными делегациями. Ее будущий муж был одним из руководителей французской делегации. Он полюбил русскую красавицу с первого взгляда, а спустя несколько дней сделал ей предложение. Она, смеясь, сказала, что подумает, но спустя три месяца настойчивый француз снова приехал в Москву, с новым предложением руки и сердца. В этот раз она не смогла ему отказать. – Вот и вся моя история. А как вы здесь оказались? Несколько секунд ушли на раздумье: врать или нет? Все же решил сказать правду. – Если коротко: остался и не стал возвращаться на родину. Неплохо устроился и живу себе помаленьку. – Знаете, Костя, прожив во Франции четыре года, я теперь совсем по-другому смотрю на жизнь. Мир, до этого казавшийся черно-белым и разделенным надвое, оказался совсем не таким, как я когда считала. Он на самом деле многогранный и яркий… – начав высказывать свои мысли, она неожиданно смутилась и несколько секунд молчала, а потом поменяла тему: – Вы живете здесь? В Париже? – Нет. Здесь я… скажем так, по делам фирмы. Если она ожидала от меня истории жизненного пути, подобной тому, что рассказала мне, то я ее разочаровал. – Извините меня, Таня. Рад был вас увидеть, но надо идти. Дела. – Знаете, Костя, а я вас ждала. Думала, вы найдете меня, когда закончится война, – вдруг неожиданно сказала она. – Даже не знаю, что вам ответить на ваше столь неожиданное признание. Надеюсь, что сейчас вы уже нашли душевное спокойствие, – при этом я выразительно посмотрел на ее дочку. – И да, и нет, – ответила она, перехватив мой взгляд, – но как бы то ни было, я рада, что вы остались живы. И очень рада, что увидела вас. Вы счастливы, Костя? – У меня жена. Дочь и сын. И мне хорошо с ними. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. В ее взгляде читались печаль и нежность, но я уже перевернул эту страницу жизни и не собирался ее снова перечитывать. – Я рада за вас. Всего вам хорошего… Хотя погодите секунду. Вот только сейчас вспомнила. У вас был такой симпатичный и веселый приятель. Ваш тезка. В прошлом году с дочкой я навещала мать и случайно встретила его в Москве. Он, видно, тоже не знает, что вы живы. Я удивленно и с недоверием посмотрел на нее. – Вы не путаете? Вы уверены?! Мне сообщили, что Костик пропал без вести в Венгрии! – Вот и не пропал. Жив-здоров ваш Костик. – А где он? Кем работает? – Дочка тогда капризничала, поэтому мы с ним перебросились всего лишь несколькими фразами. Сказал, что окончил институт. Работает научным сотрудником… где-то в музее, – она задумалась на мгновение, потом виновато улыбнулась. – Извините, но это всё. – Спасибо вам большое, Таня, за эту весть. Всего вам хорошего. – И вам, Костя. Спустя три дня мне стал известен адрес и место работы своего старого приятеля, который неожиданно для меня воскрес из мертвых. Кандидат наук. Холост. Знает английский язык. Теперь мне только осталось найти повод для встречи и каким-то образом вытащить своего приятеля из страны, находящейся, как писала западная пресса, за железным занавесом. Впрочем, думал я недолго над этим вопросом. Имея обширные связи в мире искусства, мне нетрудно было устроить выставку картин русской живописи в одном из парижских музеев. Собственно, ничего особенного в этом не было, если бы французский музей в знак дружбы и признательности не решил подарить Советскому Союзу несколько картин, украденных фашистами во время Великой Отечественной войны. Причина для приезда сотрудников Государственного музея была более чем уважительная, а включить в состав делегации кандидата искусствоведения Константина Павловича Сафронова было несложным делом. Несмотря на то что на родине я не был давно, деловые связи у меня там были, причем на довольно высоком уровне. Первый день для членов делегации прошел в торжественных мероприятиях и был завершен банкетом, устроенным для гостей хозяевами встречи. По завершении ужина московских гостей отвезли в отель. Когда мне сообщили об этом, я вызвал автомобиль и сразу выехал. Вместе со мной поехала жена, которая очень хотела увидеть друга моего детства. Спустя несколько лет после того, как мы поженились, я признался ей в том, что являюсь русским. Естественно, что женское любопытство проявило себя в полной мере. На меня сразу посыпались вопросы, которые, впрочем, скоро прекратились, стоило ей понять, что у меня нет желания говорить на эту тему, и вот теперь, стоило ей узнать, что мне предстоит встреча с другом моих студенческих лет, сразу изъявила желание его увидеть. Она, очевидно, считала, что сможет немного приподнять завесу тайны надо мной, познакомившись с моим другом. Уже когда мы подъезжали к отелю, где остановились гости из Советского Союза, в машине раздался телефонный звонок. Мне сообщили, что искомый объект ушел из гостиницы и сейчас сидит в кафе, расположенном недалеко от отеля. Я дал водителю новый адрес, а спустя пять минут машина притормозила у входа в кафе. Выйдя, я мимоходом бросил взгляд на окно кафе и вдруг увидел за стеклом Костика, сидящего за столиком у окна. За те семнадцать лет, что мы не виделись, он явно прибавил в весе, но при этом его располагающее к себе симпатичное лицо практически не изменилось, несмотря на очки в тонкой золотистой оправе и аккуратно подстриженную бороду-эспаньолку. Перед ним стояла чашка с кофе, рюмка коньяка и тарелочка с нарезанным сыром. Он смотрел на вечернюю улицу каким-то задумчиво-мечтательным взглядом. Ни в той, ни в этой жизни я не отличался особой чувствительностью, но сейчас меня изнутри словно окатила радостно-теплая волна. – Это он? – тихо спросила меня жена, проследив мой взгляд. Я только кивнул головой и пошел к входу. Открыл дверь, пропустил жену и вошел следом. Людей было немного, и половина мест пустовала. Мы подошли к столику, за которым сидел Костик, но он не обратил на нас внимания, продолжая наблюдать за ярко освещенной улицей. Остановившись рядом с его столиком, я сказал жене: – Настя, я давно хотел тебя познакомить со своим старым другом. Костя резко повернул голову в нашу сторону. Его взгляд скользнул по мне, потом остановился на моей супруге, а затем снова метнулся ко мне и замер. Его глаза расширились. Он узнал меня, но поверить вот так сразу в подобное чудо был просто не в состоянии. Жена, при виде удивленного и растерянного лица моего приятеля, не сдержавшись, хихикнула, вслед за ней рассмеялся и я. Только тогда Костик очнулся и почему-то почти шепотом, запинаясь, сказал: – Звягинцев… ты… здесь… Как? – Мимо проходили. Смотрим, ты здесь сидишь и коньяк в одиночку давишь. Ну и решили составить тебе компанию. Он мгновенно вскочил на ноги, при этом чуть не опрокинув стул. – Как так может быть… Я тебя искал! Мне сказали, что ты погиб. – Мне тоже сообщили, что ты пропал без вести. Где-то в Венгрии. – Сволочь ты, Звягинцев! Где ты пропадал столько лет?! – при этом глаза Костика Сафронова подозрительно заблестели. – Об этом потом, а теперь разреши представить тебя моей жене. Анастасия Мазовецкая. Графиня. Очень древний род. Только представь себе: семь поколений графов. Это тебе не фунт… – Алекс, сейчас же перестань! – шутливо нахмурилась моя жена. – Всё, дорогая, перестал. Я к чему это сказал тебе, Костя. Ты теперь можешь к ней по-свойски обращаться. Ваше сиятельство или просто госпожа графиня. Настя снова рассмеялась и сказала, обращаясь к Костику: – Это он так шутит. Мне муж о вас рассказывал. Очень приятно. Настя. И еще. Вы очень хорошо говорите по-английски. Ловелас и дон-жуан по жизни, Костик неожиданно смутился: – Ради бога, извините меня, Анастасия. Я действительно растерялся. Голова просто кругом идет. Да и как тут не… Еще раз извините. Константин Сафронов. А можно просто Костик. Мне тоже очень приятно. Может быть, присядем… – Конечно, присядем, Костик. Только не здесь. Мы с Настей знаем одно уютное местечко, которое тебе должно понравиться. Хорошая музыка. Отличное вино. Отменная еда. А уж красивую девушку ты сам себе найдешь. Надеюсь, за прошедшие годы твои вкусы и пристрастия не изменились, дружище?
Виктор Тюрин Профессионал
© Виктор Тюрин, 2021 © ООО «Издательство АСТ», 2021 Серия «Попаданец»* * *
Благодаря сочетанию трех факторов: некоторые азиатские признаки во внешности (в нашем роду были китайцы), отец – директор охотхозяйства на Дальнем Востоке и мои спортивные достижения – после армии я оказался в спецшколе. Честно говоря, совсем туда не стремился, так уж получилось. Потом были семнадцать лет работы за границей и… смерть. Казалось, на этом можно закончить, как вдруг оказывается, что это не конец жизни одного человека. Думаете, что это какой-то хитрый оборот речи? Нет. Просто кто-то дал мне еще один шанс прожить новую жизнь в новом теле и другом времени.ГЛАВА 1
За свою жизнь я испытал много оттенков боли, и эта, терзавшая сейчас мою черепную коробку, тянула на шесть баллов из десяти по моей личной шкале, но уже в следующее мгновение пришло понимание того, что я жив. Только успел это осознать, как почувствовал какое-то несоответствие. Мозг, несмотря на разламывающую левый висок боль, привычно произвел анализ и выдал результат: я не умирал, лежа на асфальте скоростного шоссе в одной азиатской стране, а почему-то лежал на полу закрытого помещения, причем относительно здоровый. Как такое может быть?! Открыл глаза. Комната. Спальня. Странного вида приемник, стоящий на тумбе. Ночник с матерчатым абажуром на прикроватной тумбочке. «В стиле ретро», – мелькнула мысль и исчезла, так как послышались приближающиеся тяжелые шаги грузного человека. Я закрыл глаза чисто инстинктивно. Не доходя до меня, человек остановился, и сразу раздался тяжелый металлический стук. «Он что-то тяжелое поставил на пол, – тут мой нос учуял резкий запах бензина. – Собирается меня сжечь?!» Тело автоматически напряглось, готовое к схватке. Приоткрыв глаза, увидел странно одетого мужика, склонившегося над канистрой с бензином. В руке у него был пистолет с глушителем. Следующей появилась мысль, что полученные мною тяжелые ранения что-то сдвинули в моих мозгах, иначе откуда здесь взяться полутемной спальне и мужику в дурацкой шляпе и в костюме в полоску. На удивление ушло пару секунд, после чего мозг заработал в привычном режиме, оценивая обстановку и степень опасности. Незнакомое мне лицо европейца. Странного пошива костюм. Шляпа. Пистолет с накрученным глушителем. Канистра. Вывод: меня собирались убить. Все это мозг автоматически обработал, сразу заострив внимание на оружии. Обезоружить. Завладеть. Убить. В этот момент мужчина распрямился, скользнул по мне взглядом и замер, явно удивленный. – Так ты еще жив, сучонок?! – он так это сказал, словно плюнул в меня. Его реакция на меня была более чем странной, но мне сейчас было не до подобных рассуждений, так как на кону в который раз стояла жизнь. Мозг, не теряя ни секунды, принялся просчитывать варианты. Стоит от меня в двух шагах. В руке пистолет. В моем положении, лежа на полу, у меня нет ни малейшего шанса. Вот только мужик повел себя совсем непрофессионально. С идиотской ухмылкой он подошел ко мне, положил пистолет на стоящий рядом стул и принялся расстегивать ширинку. Сознание просто не могло не откликнуться на совершенно сумасшедшую ситуацию. «Что здесь, черт подери, происходит?!» – Знаешь, что я сейчас сделаю, крысеныш? Поссу на тебя, а потом… пущу тебе пулю в живот! – при этих словах на лице бандита появилась глумливая ухмылка. – Хотя нет! Я сделаю еще лучше! Я… Договорить ему не дал чей-то грубый голос, донесшийся из соседней комнаты: – Фрэнки, чего возишься! Нам надо уходить! – Да сейчас! Погоди! – буркнул мужик, все еще возясь с застежкой. Тренированная психика подавила мои эмоции. Сотрудник моего профиля должен быть холоден и невозмутим, как сытый удав, в любой ситуации. При этом он должен четко и быстро реагировать на любую опасность. Это аксиома. Иначе просто не выжить. Резкий удар по ноге заставил расслабившегося бандита отшатнуться и отступить на шаг, что дало мне время вскочить, схватить пистолет и нажать на спусковой крючок. Две пули, ударившие бандита в грудь, отбросили его к двери. Уже падая, он издал нечто похожее на хриплый вопль. На его крик последовала соответствующая реакция: сразу раздался торопливый топот чьих-то ботинок, а через секунду в проеме открытой двери показалась фигура еще одного бандита в костюмной паре, в шляпе и с пистолетом в руке. – Фрэнк! Ты?.. – тут он увидел меня и замер в растерянности. Причем, похоже, я ошеломил его даже больше, чем лежащий у его ног, залитый кровью, хрипящий напарник. Не раздумывая, я снова дважды нажал на спусковой крючок. Два громких хлопка глушителя слились в один в тот самый миг, когда второй головорез, придя в себя от неожиданности, вскидывал оружие. Бандит, завопивший от боли, еще заваливался в проеме двери, а я уже бросился к полуоткрытому окну, отбросил в сторону занавеску и прыгнул, сразу уйдя в перекат. Упал на мягкую землю, в цветы, которые заботливо выращивали хозяева этого дома. Не вставая, бросил взгляд вокруг, после чего замер. Стояла глубокая ночь. Окна рядом стоящих домов были темны. Ни звука. Даже собаки не лаяли. Инстинкт самосохранения сразу начал толкать меня в спину, при этом истошно вопя: «Беги! Беги!» – но я легко справился с ним, так как далеко не в первый раз попадаю в опасную ситуацию. Прислушался. Кругом было тихо, только слышны невнятные крики из глубины дома, да где-то на соседней улице проехала машина. «Вперед!» Подстегнув сам себя, я приподнялся, потом вскочил на ноги, при этом не поднимаясь в полный рост, кинулся бежать. На скорости обогнул подстриженный кустарник, одним махом перепрыгнул невысокий забор, пробежал мимо мусорных баков, после чего перебежал улицу. Дикая ситуация не становилась более понятной по мере моего удаления от дома. Здания напоминали мне американский пригород большого города, вот только нигде не было тарелок спутникового телевидения, зато везде торчали столбы с телефонными проводами. Резко сбавив скорость, оглянулся, явной погони не было, а значит, решил я, незачем привлекать к себе излишнее внимание, поэтому перешел на быстрый шаг. В очередной раз обежал взглядом по сторонам. За мной сейчас следили только темные слепые окна коттеджей и звезды с черного небосвода. Вдруг неожиданно где-то рядом затявкала собака. Ее лай, словно выключатель, разом отключил боевые рефлексы, которые в очередной раз выручили меня из беды, оставив только настороженность, мою постоянную спутницу в работе и жизни. Меня начало слегка потряхивать, что опять же для меня было привычно в подобных ситуациях, только вместе с уходом адреналина пришла боль и усталость. Теперь я почувствовал даже солидную тяжесть пистолета, который все это время находился у меня в руке. Лунного света вполне хватило, чтобы рассмотреть оружие. Это был американский «Кольт» M1911. 45-й калибр. При моей работе мне нередко приходилось иметь дело с самым разным оружием, поэтому я хорошо знал эту модель. В голове у меня уже начала складываться фантастическая версия всего произошедшего со мной, но мне, как человеку практического склада ума, она совсем не нравилась, так же как детские, совсем не похожие на мои, руки, которые сейчас крутили пистолет. Засунув пистолет за пояс, я принялся изучать себя, после чего мне пришлось сделать печальный для себя вывод. «Да я в теле парнишки, лет четырнадцати-пятнадцати…» Мои судорожные попытки оспорить этот факт, в очередной раз наткнувшись на руки подростка, которые просто притягивали взгляд, сдались, после чего сознание выдало вердикт: что есть, то есть. В подкорку моего сознания еще со времен обучения в специальной школе вбивали, что если ситуация уже сложилась, то ее надо принимать такой, какая она есть, и не поддаваясь эмоциям, правильно расставлять приоритеты. Именно так сейчас и случилось. Эмоции схлынули, мысли обрели ясность, и я стал самим собой. Придя к подобному соглашению, мозг занялся анализом, сводя подробности и детали, которые успели запечатлеться в моей памяти, в одну логическую цепочку. «Костюмы. Шляпы. Английский язык. Кольт. Нет спутниковых антенн. Хм. Головные уборы в Америке носили все поголовно, если я не ошибаюсь, в сороковых-шестидесятых годах прошлого столетия. Да и кольт… Стоп! – память мне услужливо подсказала запечатленную ею как бы второстепенную деталь. Приемник в комнате! Он очень похож на старый ламповый приемник! Если все так… то вдобавок ко всем чудесам я еще и во времени провалился. Только почему именно Америка? Ведь мой профиль Китай и Юго-Восточная Азия. Хотя, впрочем, в Америке мне тоже пришлось пожить. Вообще, все сложилось неплохо, хотя бы потому, что я жив! И мне предстоит долгая-долгая жизнь, а со всем остальным я как-нибудь разберусь. Моих специфических навыков вполне хватит, чтобы наладить себе приличное существование. Правда, для этого придется выяснить, что это за бандиты и чем им мог насолить мальчишка. Нет. Здесь, скорее всего, произошло убийство целой семьи, а значит…» Додумать мне не дал громкий треск, раздавшийся за моей спиной. Резко обернувшись, я увидел ярко вспыхнувшее пламя, и сразу мне на память пришла канистра, которую принес бандит. Несмотря на то, что я уже прилично отдалился от места преступления, даже здесь были слышны крики испуганных людей, а уже спустя минуту к ним присоединился нарастающий звук сирены. Развернувшись, я быстро зашагал в противоположную сторону, стараясь как можно дальше оказаться от пожара, при этом прячась от света уличных фонарей. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь меня видел в таком состоянии, да еще с пистолетом за поясом, а шум вокруг горевшего дома уже поднял на ноги часть поселка. Спустя пару минут до моих ушей донесся пронзительный звук новой сирены. Трудности, которые обязательно возникнут, как ни странно это звучит, абсолютно меня не волновали, потому что вся моя бывшая работа была сплошным решением различных проблем. Меня также больше не интересовало мое прошлое. Оно ушло, осталось в будущем, как ни странно это звучит. Мне пришлось сыграть в той жизни множество ролей, поэтому я потерял собственное лицо. Теперь я здесь, это мое время, и я просто начну жить. Для себя. Определившись со своей позицией в этом мире, сразу подумал о роли подростка, которую мне придется играть. «Будут определенные сложности, – решил я после короткого обдумывания проблемы, – а пока надо пройтись по основным позициям, от которых мне придется отталкиваться в первое время. Имя и фамилия. Это надо будет узнать. Дальше. Нападение на дом бандитов. Поджог. Что в остатке? Мальчишка остался жив, а у них два покойника. Если я иду по этому делу свидетелем, то меня будет разыскивать как полиция, так и эти головорезы. Вывод: надо бежать. И как можно дальше. Вот еще… Интересно, у парня есть родственники? Хотя какая, к черту, разница! М-м-м. Интересно, как местная полиция отнесется к двум трупам, оставшимся лежать в доме… Впрочем, не вариант. Скорее всего, бандиты забрали покойников с собой. Зачем им оставлять подсказку полиции? Следующее. Что делать с пистолетом? На нем два трупа, и это как минимум. Подумаем, а пока надо решить в срочном порядке, как привести себя в порядок и хоть немного поспать». Окна зданий, мимо которых я шел, были темны, да и звуки, несущиеся со стороны горящего дома, здесь были еле слышны. Узкая улица неожиданно вывела меня на довольно широкий бульвар. Он был безлюден, окна домов тоже были темны, только горели фонари и кое-где светильники над входными дверями. Спальный район, одним словом. Бросил быстрый взгляд по сторонам и только тут увидел стоящие рядом с домами несколько легковых автомобилей. Они были широкими, с плавными разводами крыльев. Даже не будучи историком, нетрудно было понять, что обводы этих легковых автомобилей не соответствуют моему времени. Еще одно подтверждение моей версии в какой-то мере принесло мне легкое удовлетворение. Идя по тихой улице и глядя на сонные дома, я неожиданно, как-то резко, захотел спать. Мысли о сне плавно перетекли на номер в отеле. Мягкая кровать, а утром душ и плотный завтрак. Я даже усмехнулся своим мыслям: «Мечтать не вредно. Мечтай дальше, парень. Денег-то все равно нет». Так оно и было. В карманах, которые я успел проверить раньше, помимо носового платка и перочинного ножа больше ничего не обнаружилось. Единственной ценной вещью в моем хозяйстве оставался пистолет, но от него мне надо было избавиться как можно быстрее. Торопливым шагом пересек перекресток, так, чтобы со стороны было видно, что паренек торопится домой, идя с позднего свидания. К этому времени я уже определился с направлением своего движения. Оставив с левой стороны город с его центром, небоскребами и яркой рекламой, я шел, стараясь как можно быстрее выбраться из пригорода, судя по всему, рассчитанного на средний класс. Мне приходилось жить в таких спальных районах – в меру чистенько и спокойно. Именно здесь меня начнут завтра искать, а значит, мне надо как можно быстрее исчезнуть из этого района и добраться до окраины города, где будет проще всего укрыться. Еще спустя пятнадцать минут стало понятно, что я пересек невидимую границу. Здесь вместо отдельно стоящих особняков тянулись длинные дома-бараки из красного кирпича с тяжелыми решетками, закрывающими входные двери и витрины магазинчиков, находящихся на первом этаже. Здесь, кроме того, в отличие от спального района, погруженного в сон, несмотря на глубокую ночь, чувствовалась ночная жизнь. В доме, напротив которого я остановился, несмотря на позднее время, кое-где горел свет. Откуда-то с верхнего этажа были слышны пьяные голоса и смех. Я огляделся по сторонам. Судя по тому, что по левую от меня сторону была тишина и темнота, только слегка подсвеченная редкими фонарями, я определил ее как производственно-складскую зону, зато на правой стороне была видна разнообразная реклама, слышен шум автомобилей и невнятный человеческий гул. Судя по всему, место, куда я вышел, являлось своеобразным разделом между жилым и производственным районом окраины. Стоя возле разбитого фонаря, рядом с закрытой решеткой витриной магазина, я пытался продумать свои следующие шаги. Пистолет можно было выбросить в ближайшую кучу мусора, после чего дойти до какого-нибудь бара, а потом, надавив на жалость к мальчику, которому хулиганы чуть не проломили голову, попросить умыться и поесть. Вот только такого мальчишку запомнят десятки людей, а затем наведут на мой след. Нет. Этот вариант мне не подходил. Тогда… В этот момент я услышал шум шагов нескольких человек. Быстро осмотрелся. Из прохода между магазином и домом доносился приторно-сладкий запах сгнивших отходов. Приглядевшись, я увидел кучу мусора, основу которого составляли картонные и разбитые деревянные ящики. «Но там, вполне возможно, тупик…» Четверо молодых парней вывернули из-за угла магазина, отрезав мне отступление в жилой район. При виде темной фигуры они на какое-то время замерли, пытаясь понять, кто я такой и что делаю в темноте, а затем, ни слова не говоря, довольно профессионально стали охватывать полукольцом. Насколько можно было их разглядеть в полумраке, это были латиноамериканцы, а скорее всего, мексиканцы. До этого я стоял к ним боком, поэтому пистолет, торчащий за поясом, они не могли заметить. Судя по ломику в руках одного из них, они здесь были не ради прогулки, и сейчас, когда парень, державший его, приподнял, это стало оружием. В руке другого тускло сверкнуло лезвие ножа. – Доллар, кто это у нас тут? – ехидным голосом спросил один из парней. Тот, у кого было денежное прозвище, ответил своему приятелю, издевательски подражая детскому голоску: – Маленький мальчик. Он потерялся и… В другой раз я бы с усмешкой отметил, что столько интересных встреч у меня произошло за одну ночь, но на данный момент появление молодежной банды вызвало у меня только прилив раздражения. Резко повернувшись к ним лицом, я одновременно выхватил из-за пояса пистолет. Только сейчас они в свете луны толком рассмотрели покрытую засохшей кровью левую часть головы подростка. Ее потеки виднелись на лице и рубашке, и тем страшнее выглядел пистолет в его руке. Даже в свете луны я увидел, как на лицах парней проявился страх. Заметив их реакцию, сразу понял, чем это вызвано и что надо сделать. Изобразив зверскую гримасу, я громко зашипел: – Кр-рови-и хочу-у-у! Это стало последней каплей для ошеломленных и испуганных молодых бандитов, видимо, больших любителей фильмов ужасов. Живое воображение представило меня в глазах парней как какого-то кровавого монстра, дикий страх отключил мозги, оставив только инстинкт самосохранения. Больше не думая ни о чем, кроме того, чтобы убраться от этого ужаса подальше, парни бросились бежать со всех ног. Их реакция рассмешила меня, убрав раздражение, но усталость и желание спать никуда не делись. Развернувшись, я побрел в сторону производственной зоны, окончательно придя к мысли переночевать на каком-нибудь складе и заодно поглядывая по сторонам, ища место, где можно надежно спрятать пистолет. Вскоре пошли проволочные заборы, за которыми находились темные приземистые помещения – склады, вот только ни сторожей, ни собак при первом приближении не наблюдалось. Здесь тоже горели фонари, но их было мало, да и по большей части они освещали подъездные пути и ворота складских территорий. По дороге наткнувшись на мусорные контейнеры, я решил, что это то самое место, где можно избавиться от пистолета. Найдя среди мусора тряпки, сначала тщательно вытер оружие, потом, завернув его в наиболее чистую ветошь, засунул в щель между стеной и мусорным ящиком, после чего пошел дальше, выглядывая место, где можно перелезть, как вдруг неожиданно почувствовал на себе чужой взгляд. – Ты чего тут, парень, шляешься? – раздался мужской голос, и в следующую секунду меня осветил луч фонарика из-за забора. Охранник стоял по ту сторону ограды. Фонарик ослепил меня, поэтому я отвернулся, но охранник успел заметить мою разбитую голову и не замедлил спросить: – Кто тебя так отделал, паренек? На подобный вопрос у меня уже был готовый ответ, который придумал, пока шел: – Отец. Пришел сильно пьяный. Ну и… Договаривать я не стал, сделав многозначительную паузу. Пусть додумывает сам. – Знакомо. Что думаешь делать дальше? – Домой не вернусь, – буркнул я, отыгрывая озлобленность подростка. – Погоди! А мать? – Нет у меня матери. Умерла, – я поник головой, изображая грусть. – Угу, – охранник явно о чем-то задумался. – Можно у вас умыться? – Умыться-то можно, – протянул мужчина задумчиво, с сомнением в голосе, – вот только не положено чужих на территорию пускать. – Тогда я пойду. – Погоди. Спустя полчаса, после того как привел себя в порядок, я сидел за столом в будке охранника и с жадностью ел бутерброд. Сторож оказался пожилым мужчиной с грубо вылепленным лицом, седыми висками и приличной лысиной. Начав меня расспрашивать, он наткнулся на мои односложные ответы, но не обиделся, а вместо этого переключился на рассказ о себе. Рассказывал о своей жизни, много и с подробностями, как и любой другой человек в подвыпившем состоянии, вот только для этого у него была веская причина. Ему сегодня исполнилось шестьдесят лет. Я вежливо поздравил его, что ему очень понравилось. Ему просто нужен был собеседник, а тут как раз я подвернулся. Умывание в прохладной воде меня немного взбодрило, только поэтому я выдержал его довольно пространную речь о тяжелой жизни честного человека. Узнал, что его зовут Джимми Бармет, что два года назад умерла его жена, а единственная дочь, жившая с мужем и двумя детьми в Аризоне, даже не приехала на ее похороны. Помимо некоторых подробностей жизни Бармета мне теперь было известно, что нахожусь я в Америке, в 1949 году. В городе Лос-Анджелес. Несмотря на интересную информацию, усталость взяла свое. Сторож, стоило ему это заметить, с трогательной заботой предложил мне свой топчан. Я заснул чуть ли не раньше, чем моя голова коснулась подушки. На улице было уже светло, когда Бармет разбудил меня. Невыспавшийся, я с трудом заставил себя встать и плеснуть холодной воды в лицо. – Сейчас народ начнет собираться, парень. Нельзя, чтобы тебя здесь увидели. Отчаянно зевая, я согласно кивнул головой. – Держи вот пятьдесят центов и кепку. Сначала я удивленно посмотрел на него, потом перевел взгляд на старенькую кепку, которую тот протянул мне. Впрочем, мое удивление длилось недолго, так как та оказалась на размер больше и почти съехала мне на уши, закрыв рану на голове. Поправив сползший на глаза козырек, я постарался вложить как можно больше уважения в голос: – Сэр, даже не знаю, как смогу вас отблагодарить. Вы для меня так много сделали. Даже родной отец… – Не надо, Майкл. Ты неплохой мальчишка. Просто, скажем так, тебе сейчас немного не повезло. Знаешь, как говорят: жизнь у человека состоит из белых и черных полос. Думаю, что твоя черная полоса скоро закончится. Я верю, что у тебя все еще наладится в жизни. М-м-м… Если хочешь, то можешь подождать меня в кафе «Мистер Пончик». Оно в десяти минутах отсюда. Иди прямо по улице. Я освобожусь минут через сорок. – Да, сэр. Обязательно дождусь. Кафе я нашел быстро. Только сидеть там не стал, чтобы не светить свою физиономию, а вместо этого, купив пончиков, нашел укромное место и, пережевывая вкусное пышное и прожаристое тесто, обильно посыпанное сахарной пудрой, приступил к обдумыванию полученной информации. Америка. 1949 год. Что мне известно об этом времени? Да по большому счету ничего! «Мои навыки весьма специфичны, и я всегда найду себе работу, вот только мой облик никак не сочетается с моими талантами. К тому же мне придется сначала врастать в эту жизнь. Хм. Придется над собой поработать». Кем я был в прошлом? Оперативником. Чем занимался? Кое-что перевозил, кое-кого охранял, а кое-кого приходилось убивать. Где работал? Китай, Гонконг, Филиппины, США. Что умею? Входить в доверие, располагать к себе людей. Неплохо разбираюсь в человеческой психике, имею аналитический склад ума, владею методами детективного расследования. Умею хорошо водить машину, отлично стрелять и убивать голыми руками. Не хваля себя, скажу: я был хорошим и в меру инициативным сотрудником. Романтики во мне никогда не было, зато любовь к риску присутствовала в полной мере, сколько я себя знаю. Теперь внутри мальчишки сидит полностью состоявшийся мужчина, причем далеко не честный, местами циник, где-то параноик, а в какой-то части – хладнокровный убийца. В детстве и юности я был неплохим охотником благодаря отцу – директору охотничьего хозяйства – умел читать следы и бить пушного зверя в глаз. В более зрелом возрасте стал не менее опытным охотником за людьми и чужими секретами. Всю мою сознательную жизнь меня учили хладнокровию, выдержке, терпению. В спецшколе говорили: проявляй искренний интерес, говори вежливо, смотри льстивыми глазами, играй на самолюбии врага, соперника, собеседника. Ты должен влезть ему в душу, учили меня, узнать сокровенные мысли, заставить человека поверить тебе, чтобы ты мог использовать это для блага своей родины. По большому счету все зависит от самого человека, от его психологической и моральной закалки. Мне всегда трудно было сказать: нравится или не нравится мне эта работа. Единственное, что можно было сказать однозначно, я с ней сжился, хотя бы потому, что реально приносил пользу своей родине, вот только чтобы хорошо делать свою работу, чтобы достичь поставленной цели, все средства хороши. Где-то здесь проходит грань между благородным разведчиком и подлым шпионом. Вот только как ее уловить? Потом было семнадцать лет тяжелой и опасной работы, где нередко приходилось ходить по лезвию ножа, но я был удачлив, нередко находя выход из самых опасных положений. Только не в тот день. Судя по всему, госпожа Удача тогда отвлеклась на какого-то другого счастливчика. Мы с напарником перевозили груз, видно очень ценный, если кто-то решил рискнуть и наложить на него свою лапу. Маршрут просчитывался не раз, поэтому мы знали, что здесь, на трассе, время от времени выставлялся полицейский пост, но только это делалось в вечернее время, когда поток машин сильно возрастал. У меня на часах было шесть часов пятнадцать минут утра, когда из будки вышли двое полицейских и знаками потребовали от нас остановиться. Машин на дороге в этот час практически не было. Мозг по привычке стал анализировать выражение лиц, жесты, форму, оружие. Стоп! Оружие! Из открытой кобуры торчала рукоять дорогого пистолета модели Glock пятого поколения. У простого полицейского просто не может быть такого оружия! Моя интуиция взвыла не хуже пожарной сирены. Полицейские только разделились, начав обходить нашу машину с двух сторон, как я заорал: «Засада!!», одновременно выдергивая из-под цветастой рубашки навыпуск пистолет. Липовые полицейские только схватились за оружие, как в следующее мгновение двери полицейского поста резко распахнулись, выплюнув наружу еще двух наемников, но уже в форме цвета хаки, с автоматами в руках. Все четверо нападавших явно были хорошими профессионалами, но пару секунд форы, которые подарила нам моя интуиция, стоили жизни двум фальшивым полицейским. В следующее мгновение загремели выстрелы. Если оба полицейских проиграли с нами дуэль, то автоматчики хорошо знали свое дело. Мой напарник был убит почти сразу, а я, несмотря на мою специальную подготовку, сумел прожить всего на пару минут дольше, успев вывалиться из машины. Как бы ни была отточена моя реакция, но что-то сделать против двух автоматов, поливающих тебя свинцом, я ничего не мог. Только успел вскинуть руку в направлении одного из стрелков и нажать на спуск, как в следующую секунду грудь словно опалило огнем, глаза затянуло мутной пеленой, и мир в одно мгновение потерял реальные очертания. Задумавшись о прошлом, я только в последний момент увидел подходившего сторожа. «Что-то я совсем расслабился. Новая беззаботная жизнь, что ли, действует? Хм. Может и так», – ответил я сам себе. – Чего задумался, парень?! Не вешай нос! – Бармет ободряюще улыбнулся. – Я знаю, все у тебя будет хорошо! – Спасибо вам, сэр, за заботу. – Да ладно. И не зови меня «сэр». Хорошо? Я простой рабочий человек, – дождавшись моего кивка головы, он продолжил: – Вот еще что. Я тут подумал… Ты можешь пока пожить у меня. Как на это смотришь? – Не знаю даже, что и сказать. Вы так добры ко мне… – Кончай, парень. Я же вижу, что тебе сейчас плохо. Поживешь у меня какое-то время, а за это время у тебя с отцом все наладится. – Я согласен. Спасибо. – Вот и отлично. Тогда пошли домой. Только сначала зайдем к врачу. – Сэр, я себя хорошо… – Не бойся. Дороти – хорошая женщина и ничего не сообщит полиции. Дом, где жил Джим, был еще тем гадюшником. И это только своим видом. Потеки на стенах, отлетевшая штукатурка. Нет, в той жизни мне приходилось находить убежище в самых разных местах, среди которых были и такие, что по сравнению с ними этот дом вполне тянул на звание «Дом образцового содержания». Вот только нормальных, уютных мест в моей памяти было больше, именно поэтому я выдал такую оценку. С другой стороны, где еще мог жить ночной сторож? Но Бармет объяснил мне еще по дороге, что ему здорово повезло, так как его жилье находилось в получасе ходьбы от работы и не надо тратиться на транспорт. Доротея оказалась добродушной и полной негритянкой, работавшей медсестрой в местной больнице. Обработав рану на голове, она быстро и умело сделала повязку, не забывая ругать извергов, которые так сильно избили бедного мальчика, но при этом не стала задавать ненужных вопросов, хотя, судя по любопытным взглядам, ей было интересно узнать подробности. На прощанье шлепнула меня по плечу и удовлетворенно заявила: – Вот и все. Дня через четыре, малыш, придешь на перевязку. И больше постарайся не нарываться на неприятности. Идите, а то мне надо еще собраться и выспаться… – Увидев мой удивленный взгляд, пояснила: – Мне сегодня на дежурство, на сутки заступать. Жилье Джима представляло собой «хрущевскую» однокомнатную квартиру, находившуюся почти в самом конце длинного коридора. Маленькая кухня. Совмещенный санузел и крохотная прихожая. – Не волнуйся, парень, поместимся, – усмехнулся сторож, заметив, что я оглядываюсь по сторонам. – В кладовой у меня есть матрас и постельное белье. Как раз для такого случая. Чего смотришь? Когда-то у меня был приятель. Так мы с ним частенько пиво пили до полуночи, после чего он нередко оставался у меня ночевать. Вот только с год как его не стало. Сердце, будь оно неладно. Да не стой столбом, Майкл, присаживайся. Сейчас я разогрею нам мясо с тушеными овощами, а заодно мы подумаем, как тебе жить дальше. Толком мы так ничего не решили, потому что после еды хозяина квартиры разморило, и он улегся спать, а у меня опять появилось время подумать над моей дальнейшей жизнью. Я уже успел рассмотреть себя в небольшом зеркале, висевшем в прихожей, поэтому представлял свою внешность. Довольно симпатичный мальчишка, четырнадцати-пятнадцати лет, крепкого, спортивного телосложения. Снова подошел к зеркалу. Было довольно странно смотреть на самого себя в образе подростка с чужим лицом. Отошел, сел за стол. Операция «Внедрение» прошла успешно. Поставленную задачу я выполнил в кратчайшие сроки: обрел временное жилье и прошел частичную адаптацию в новом для меня мире. Теперь надо было решать вопрос с деньгами. Плюс мои навыки. С этим набором я мог исчезнуть, раствориться в этом мире, да так, что меня никто до скончания века не найдет. «Ладно, об этом через несколько дней подумаю, когда информации больше накоплю. 1949 год. Интересно, как сейчас там, в России? Впрочем, чего гадать. Разруха, продовольственные карточки и усатый вождь мирового пролетариата. Не хрен мне там делать. Дед еще сидит за колючкой. Его, дай бог памяти… в пятьдесят первом году выпустили, а после смерти Сталина реабилитировали. Только толку от этого! Столько лет… Да и черт с ними! Мне теперь не там, а здесь жить!» Затем какое-то время пытался хоть что-то вспомнить, но за исключением войн в Корее и Вьетнаме, а также даты убийства американского президента Джона Кеннеди, в голову ничего не пришло. Меня всегда мало интересовала история, да и моя работа, связанная с постоянными командировками и переездами, мало способствовала вдумчивому изучению этого предмета. Из точных наук мне ближе всего была анатомия тела человека, знание болевых точек, а как своеобразное приложение – нетрадиционная восточная медицина. Да, я знал про микроволновую печь, про кондиционер, про пиво в жестяных банках, про запуск спутника в космос, про компьютер, но что я мог сделать, не владея технической стороной вопроса. Оставалось только знание языков. Я отлично говорил на английском и китайском языках, причем знал пару разных диалектов. Немного, в пределах спецкурса, знал немецкий язык. Обдумав это хорошенько, я все же решил, что ничего из этого не поможет мне заработать прямо сейчас денег. На данный момент пока было одно предложение. В разговоре Джим обмолвился, что его приятель как раз ищет парнишку для постоянной работы, если только никого не нашел за прошедшую неделю. «Теперь попробуем разобраться с парнем, в чьем теле я нахожусь. Начнем с пожара. Там была куча людей, пожарные, полиция, врачи и журналисты. В таком случае есть шанс, что в вечерних новостях появится заметка. Да и полиция должна дать объявление о розыскемальчишки. Дадут приметы и все такое прочее. Три-пять дней, а потом кто-нибудь да меня узнает. Изменить внешность не могу, как и сбежать. Нужны деньги. К тому же меня уже должны искать бандиты. Как-никак я свидетель, да еще положил двух их людей. Думаю, что пару дней у меня есть в запасе». После того как Джим проснулся, мы с ним пообедали остатками мяса с овощами, после чего он стал собираться идти к владельцу газетного киоска. Я был готов идти, как он неожиданно сказал: – Посиди пока дома, Майкл. Вид у тебя какой-то бледный, нездоровый. Да и рубашка требует капитальной стирки, поэтому сделаем так: я сам схожу и договорюсь с Фредди. Если мы с ним все решим, то пойдем к нему завтра, с раннего утра. И еще. Мне надо зайти в магазин за продуктами, так что буду нескоро. Сидеть просто так было скучно, включил радио, но там шла какая-то радиопостановка, выключил, зевнул и решил немного поспать. Разбудил меня уже Джим. С ходу сказал, что обо всем договорился с приятелем, и завтра мы пойдем устраиваться на работу. Весь оставшийся вечер я слушал историю жизни простого американца, который всю жизнь честно трудился, но в итоге так и не смог даже заработать себе на старость. Оказалось, что до Великой депрессии они с женой держали ресторанчик и сами готовили блюда. – Когда этот проклятый день наступил, мы потеряли всё! Я всю жизнь трудился, Майкл. Чужого цента сроду не брал. Вот только в нашей стране честный человек не может быть богатым, парень! Кто у нас богачи? Продажные политики, гангстеры и кинозвезды! Кто владеет заводами и фабриками? Воры! Все они – политики, полиция, газеты – куплены и проданы не по одному разу! Все они продажные сволочи! Ему явно нужно было выговориться, поэтому я делал вид, что внимательно его слушаю, когда нужно поддакивал, временами задавал вопросы. Так продолжалось до того времени, пока по радио диктор не объявил, что переходит к спортивным новостям. Джим сразу умолк, прибавил громкости и стал внимательно слушать диктора. Непроизвольно шепча или кивая головой, Бармет с головой погрузился в мир спорта, забыв о своих проблемах, обо мне, обо всем на свете. В отношении хозяина квартиры я уже сделал свой вывод: неудачник. Когда кризис заставил свернуть его дело, он не нашел в себе сил начать все с начала и покатился под откос. Вот только большинство таких людей озлобляется, а Джим сохранил в себе доброту и любовь к людям. Мне больше не хотелось слышать о трудностях жизни, поэтому я быстро разложил матрас, постелил белье и улегся. Потянувшись, невольно подумал: «Все-таки хорошо быть живым и здоровым». С этою мыслью я уснул.ГЛАВА 2
На следующее утро вместе с Джимом я направился к будущему месту работы. Пока шел, всё крутил по сторонам головой. Интересовало все: люди, автомобили, реклама. Америка конца сороковых годов выглядела непривычно для меня, но не более того, так как в свое время меня изрядно помотало по миру, и я сейчас отнесся к переносу во времени как к очередной командировке. Да, было необычно видеть мужчин, поголовно носящих шляпы и кепки, женщин в смешных шляпках и непривычных глазу юбках, излишне пафосную, на мой взгляд, рекламу и непривычные формы автомобилей. Все это пройдет со временем. У меня такое уже бывало не раз в каждой новой стране, где мне приходилось бывать. Добравшись до места работы, я оценил выгодность расположения магазинчика, торгующего газетами и журналами. Располагаясь на перекрестке двух торговых улиц, точка оказалась довольно бойким местом. Кругом были магазины, рестораны, бары. Газетчик был одних лет с Барметом. В остальном они были совершенно разные. Если Джим был худым и жилистым мужчиной, то его приятель был небольшого роста, с приличным пивным животиком и словно приклеенной улыбкой на лице. – Доброе утро, Джим. Ну что, привел? Вижу-вижу! Крепкий парнишка! А что у него с головой? Ты про это вчера ничего не сказал. – Привет, Фред. Мальчишки они такие! Бежал, оступился да и рассадил голову. Ты что не знаешь, как бывает по молодости лет. – Уже забыл. Как-никак шестьдесят три года через полтора месяца стукнет. Ладно, оставляй парня. Тебя как зовут? – Майкл, сэр. – Ты, паренек, тут осмотрись пока, а я в это время с Джимом поболтаю, – газетчик повернулся к своему приятелю. – Слушай, как тебе результаты матча… Пока мужчины, перебивая друг друга, спорили о подачах и пропущенных мячах, я стал просматривать глазами заголовки статей в газетах, выложенных на прилавке. В них не было ни слова о пожаре и убийствах. Может, где-то на последней полосе? Пробежался по датам. Точно! Здесь были выложены вчерашние газеты, а значит, нужно подождать сегодняшнюю прессу. Тут я неожиданно уловил слово «пожар», произнесенное моим работодателем. – Джим, ты про вчерашний пожар слышал?! Говорят, полыхало так, что зарево на полнеба было! – Я же тебе уже говорил, что вчера дежурил. А где горело? – Да дом в спальном районе. Недалеко от нас. Говорят, поджог. Бензином за милю воняло. – Из-за страховки, что ли, подожгли? – Нет. Один человек мне сказал, что там было жуткое убийство. – А ты откуда знаешь? Хотя нет! Не говори! Сам догадаюсь! Келли Магнус приходил! – Точно. Он в ту ночь в патруле был. – Уличная шпана, небось?! – Он сам толком не знает, но убить целую семью… Извини меня, на такое пойдет не каждый. Я тебе вот что скажу… Заинтересовавший меня разговор прервался приветственным криком развозчика свежей корреспонденции. Перетаскав связанные в тюки газеты и журналы, еще пахнущие типографской краской, я принялся за сортировку прессы под чутким руководством Фреда, а Джим тем временем, попрощавшись с продавцом газет, ушел. На время, пока мы работали в поте лица, хозяин повесил табличку «Не стучать. Прием прессы». Время – деньги. Руки газетчика так и мелькали, привычно раскладывая газеты, журналы, комиксы и книжки в бумажных обложках по прилавку. Торговая улица начала оживать, и людям нужны были свежие новости к стаканчику с кофе или легкому завтраку. Закончив раскладывать, Фред снял табличку и принялся обслуживать покупателей, одновременно обсуждая с ними новости последних суток. В отличие от Бармета, он читал в газетах не только спортивные новости, поэтому неплохо разбирался в политических и финансовых проблемах, что и демонстрировал своим покупателям, при этом обладал хорошим литературным языком и чувством юмора. Клиентов было много, но для каждого Фред находил острое словцо или интересную новость. Он легко перескакивал с обсуждения международных новостей на криминальную хронику. Я тем временем закончил раскладывать отдельные экземпляры газет и журналов на раскладном стенде у входа, после чего сел рядом с входом на складной стульчик, наблюдая за посетителями. Когда наплыв утренних покупателей схлынул, Фред дал мне тридцать центов и отправил в ближайший ресторанчик за бутербродами и кофе. Затем мы разложили специализированные журналы и газеты, которые заказывали постоянные клиенты, после чего я сложил их в сумку, как у почтальона, и отправился разносить корреспонденцию по адресам. Вернувшись и отчитавшись перед хозяином о проделанной работе, я отдал деньги, после чего был отпущен им до вечера. За то время, пока хозяин работал с клиентами, я успел просмотреть несколько газет и, к своему большому удивлению, ничего не нашел, за исключением двух коротких заметок в криминальной хронике о гибели семьи на пожаре. Американские журналисты всегда были шустрыми и ловкими ребятами, которые влезут в любую задницу, причем без мыла, а тут такая кровавая драма развернулась, а в итоге две блеклые заметки. Это мне совсем не понравилось. Идти мне было некуда, а болтаться по улицам просто так не хотел, поэтому я решил убить время стандартным способом: купив себе пару бутербродов и бутылку фруктовой воды, я пошел в кино, благо получил от Бармета тридцать центов. Мысль о кино пришла мне тогда, когда разносил корреспонденцию и наткнулся на кинотеатр. Убив таким образом несколько часов, я снова отправился на свое новое рабочее место. Пришел я раньше того времени, которое мне было назначено, и снова сел на складной стульчик в углу. Фред обозначил мое прибытие коротким кивком головы, продолжил разговаривать с клиентом. Они обсуждали политику США, а заодно перемывали косточки нынешнему президенту, Гарри Трумэну. Вечером работы было намного меньше. Мы не спеша приняли немногочисленную вечернюю почту, потом разложили ее, затем я убрал пару опустевших стендов с улицы в лавку, после чего хозяин газетного киоска отпустил меня, дав мне за работу пятьдесят центов. Я отправился домой, думая о том, что перед тем как уехать из города, было бы неплохо напоследок покупаться в океане, но при этом мозг автоматически отслеживал фигуры, лица, жесты, которые можно было отнести к подозрительным или опасным факторам. Вдруг моей сторожевой системе в фигуре идущего за мной мужчины что-то показалось подозрительным, и я резко остановился у витрины оружейного магазина, как бы невзначай бросил взгляд в ту сторону, откуда он шел. Он прошел мимо меня, даже не повернув головы. Быстрым взглядом, искоса, я пробежался по его фигуре. Оружия у него не было. Всегда, первым делом, я так зрительно проверял любого человека, который хоть чем-то вызывал у меня подозрение. Неважно, кто он был: мужчина, женщина, подросток или старик. «Вроде чисто». Привычка отслеживать потенциальных преследователей, путать следы и постоянная настороженность – это были необходимые атрибуты моей прежней работы. Влившись в толпу людей, я только двинулся дальше прогулочной походкой, как меня неожиданно окликнули: – Эй, ты! Раненный в голову! Чего шляешься по нашей улице?! Остановившись, обернулся на голос. В узком проулке между домами стояло четверо мальчишек. Все они были примерно моего возраста. Быстро прикинул, что от них можно ожидать. «Взгляды злые, видно, настроились уже на драку, а значит, мирных переговоров не получится. Жаль, но попробовать все же надо». – Иду и иду, вам-то что? Слушайте, парни, мне не нужны неприятности, поэтому давайте разойдемся мирно. – Слышь, Колин, этот придурок как в кино говорит, – обратился крепкий телом подросток к другому парню, очевидно, главарю. – «Мне не нужны неприятности!..» Скажи сразу, засранец, что зассал! – Зря ты так сказал, – спокойно ответил я на наглые оскорбления подростка и уже был готов преподать ему урок, как вдруг вспомнил, что я такой же, как и они, мальчишка, значит, надо вести себя соответственно возрасту. – Надеюсь, мы один на один будем драться, или вы как девчонки на меня всей толпой кинетесь? Главарь, крепко сколоченный парень с короткой стрижкой, зло усмехнулся: – Один на один. Тебе, ушибленный в голову придурок, одного Кабана за глаза хватит. Он тебя отделает… – Хватит трепаться, – оборвал я его. – Раньше начнем – раньше закончим. Только, парни, давайте подальше отойдем. Мне не хотелось, чтобы кто-то из взрослых увидел мои необычные способности. Зайдя в глубь тупика, подростки перекрыли мне выход, после чего Кабан кинулся на меня с кулаками, а спустя минуту уже катался по земле и стонал от боли. Главарь, кипя от злости и обиды, не выдержал и следующим кинулся на меня с кулаками, после чего улегся на пару, вместе с приятелем. Двое других мальчишек теперь уже с растерянностью и страхом смотрели на меня. – Кто-то еще хочет подраться? Говорите сразу, а то я домой тороплюсь. Оба, ничего не говоря, торопливо отошли к стене, открывая мне дорогу и тем самым признавая свое поражение. Выйдя из тупика, я пошел дальше, но теперь мысли изменили направление, и я занялся подсчетами, прикидывая цены, и в конце концов, пришел к выводу, что для того чтобы уехать отсюда и прожить первое время, мне понадобится как минимум четыреста-пятьсот долларов. Тут был еще один нюанс, который требовалось учесть. Если я уеду куда-нибудь, а там мне может понадобиться подтверждение моей личности. Под чьей фамилией жить дальше? Лучше, конечно, было бы жить под своей фамилией, так как я прекрасно понимал важность подлинной биографии, которую власти могут легко проверить. Так и не придя ни к какому выводу, решил отложить решение этого вопроса на будущее. Вернувшись на квартиру Джима, я рассказал ему, как прошел мой день. По лицу пожилого человека было видно, что ему действительно интересно то, что я рассказываю. – Сейчас будем ужинать, – хозяин квартиры встал, но, чуть поколебавшись, снова сел. Лицо его стало хмурым и серьезным. – Тут вот какое дело, Майкл. Мне тут Фил, сосед с третьего этажа, рассказал, что на улицах появились копы в форме и штатском, которые ищут подростка четырнадцати-пятнадцати лет. Имя – Майкл. Они не просто спрашивают, но и раздают листовки с его портретом. Ты мне ничего не хочешь рассказать? «О как! Ведь только сутки прошли. И еще одна странность. Я ведь случайно выбрал себе имя». – Я в жизни ничего плохого не сделал, сэр, – сказал я, при этом глядя в глаза Бармету честными глазами ребенка. – Эх, парень. Жизнь я прожил долгую, людей разных повидал и думаю, что вряд ли обознался. Думаю, что ты честный и хороший человек, Майкл. Кстати, Фил еще мне сказал, что мальчишку ищут, потому что он пропал, а не сделал что-то плохое, – какое-то время он молчал, ожидая от меня ответа, а, не дождавшись, продолжил: – Только это не самое плохое, парень. За его местонахождение копы обещают награду. Пятьсот долларов. – Вы меня им отдадите? – Именно так должен был спросить испуганный подросток в моем понимании. – Нет. Даже мысли такой нет, Майкл. Живи у меня, сколько хочешь, вот только ведь люди разные бывают. Есть такие, что ради денег мать продадут, а уж тебя и подавно сдадут полиции. Тот же Фил. Этот алкоголик за пять долларов мать продаст. – Не волнуйтесь, сэр. Завтра утром я уйду. Большое вам спасибо… – Погоди. Погоди. Не торопись. Это, конечно, не мое дело, но может быть так, что это твой отец подал в розыск? – Нет. Тут другое… – я замялся, не зная, рассказать часть правды этому человеку или нет, но потом решился, так как видел, что Джиму действительно небезразлична моя судьба. – Я связан с тем пожаром. Вот только что-то случилось с моей памятью. Даже пожара не помню, пришел в себя уже бегущим по улице. Еще в голове остались только какие-то обрывки из прежней жизни. Вспомнил свое имя, а фамилии не помню. – Вот оно как с тобой случилось. Действительно, беда, – в глазах у ночного сторожа появилась искренняя жалость. – Дай бог, чтобы твоя память вернулась. Теперь я понимаю, почему ты тогда на складе отмалчивался. Что ты сразу мне не сказал? Мы бы с тобой сразу в больницу пошли. – Боялся. И сейчас боюсь, – при этом я постарался придать себе испуганный вид. – Все будет хорошо, Майкл, а теперь дай мне подумать, – хозяин квартиры закрыл глаза и несколько минут так сидел, потом открыл и сказал: – Сделаем так. Ты завтра идешь к Фредерику, днем посидишь в кино или еще где, деньги я дам. Вернешься как можно позже, а я за завтрашний день постараюсь кое-что разузнать про тебя. На этом все, парень. Ешь и ложись спать. Утро я отработал как обычно, в ускоренном темпе, а днем, чтобы не болтаться попусту, по совету Джима сходил в кино. Посмотрел два фильма подряд «Дик Трейси» и «Дом Дракулы». На ужастике даже придремал немного. Никогда не любил гадать и все время старался делать выводы, исходя из подробного анализа собранных мною фактов и деталей. Именно поэтому, когда я вернулся на квартиру и увидел сидящего за столом, вместе с Джимом, чужого человека, пытался подметить черты и детали незнакомца. Восточный разрез глаз говорил, что у него в родне были китайцы. Костюм, бежевая рубашка. Одежда явно богаче, чем у Бармета. Кажется, что мужчина просто сидит, а в теле чувствуется напряжение. Не полиция. В нем не было властности, которая просто прет наружу у американских копов. Бандит? Оружия под пиджаком нет. И при этом он явно не рядовой гражданин. Журналист? «Эх, Джим! Старый ты простофиля! Привел-то его сюда зачем?!» – Здравствуйте, – я вошел в комнату и остановился, прикидывая варианты для бегства или нападения, в зависимости от того, как будет складываться ситуация. – Майкл, познакомься. Это сын моего покойного друга. Он частный детектив. Зовут его Гарри Синг. Теперь я более внимательно его оглядел. Американец китайского происхождения. Долговязый, худой, но при этом крепкий и жилистый мужчина. Лет тридцати пяти. Внимательный и цепкий взгляд. Ранняя седина на висках. – Не напрягайся, парень, – скупо улыбнулся детектив, заметив мой настороженный взгляд. – Я знаю Джима с детских лет, так что можешь доверять мне. Все, что ты скажешь, останется внутри меня. Так как, разговор у нас состоится? «Частный детектив. Хм. Пусть не бандит, но откровенничать я с тобой не собираюсь, а уж тем более верить, что бы ты там ни говорил». Такое понятие, как «вера к человеку», у меня давно отмерло в силу профессиональной ненадобности. К тому же ситуация, в которой я сейчас оказался, сильно напомнила мою прежнюю работу, когда за тобой охотятся, чтобы поймать и выпотрошить. В той жизни. И, похоже, это снова повторяется в моей новой жизни. – Честно говоря, мне больше нечего добавить, если Джим все вам рассказал. – Пусть так, Майкл. Тогда я расскажу, что мне удалось узнать. После разговора с Джимом я позвонил одному знакомому журналисту, и тот мне под большим секретом рассказал кое-какие подробности, которые им запретили освещать в прессе. Он же мне сказал, что на пожар вместе с полицейскими приехали ребята из ФБР, а это может означать только одно, твоя семья числится по их ведомству. Это первое. С такой жестокостью, с какой бандиты расправились с несчастной семьей, а затем сожгли дом, могут действовать только люди Микки Коэна. Он, если ты не знаешь, некоронованный король преступного мира этого города. Правда, есть еще Джек Драгна, но тот слабоват в коленях, поэтому я не думаю, что это он мог подобное совершить. Это второе. В доме, где был пожар, жила семья по фамилии Швертинг. Муж, жена, сын и две дочери… Плакать по заказу я не умел, поэтому сделал что мог, придал своему лицу тревожно-взволнованное выражение. – Их сына звали Майкл. Отец семейства работал в банке на хорошей должности, а мать была домохозяйкой. Я запоминал сказанное, делая упор на фактах и фамилиях, чтобы потом разобраться «кто есть кто» в этом городе, а когда детектив закончил говорить, скривил лицо в жалобной гримасе, показывая этим, как сильно взволнован. Впрочем, мое внутреннее волнение было не показным. Хоть до этого мне не приходилось иметь дела с мафией, зато с китайской триадой был знаком не понаслышке, а эти две преступные организации, получившие мировую известность, как известно, два сапога – пара. Продолжая играть роль подавленного и испуганного мальчишки, я с трудом выдавил из себя: – С моей памятью что-то не так, я ведь даже не помню лиц своих родных. Не помню, как их зовут! – Крепись, Майкл, – решил подбодрить меня простодушный Джим. – Мне кажется, что сейчас так даже лучше для тебя. Меньше страданий. А память, дай бог, к тебе когда-нибудь вернется. Какое-то время мы молчали, потом детектив сказал: – Не хотел говорить, но судя по тому, как ты держишься, парень, думаю лучше, чтобы ты это знал. Кроме полиции тебя ищут гангстеры, и если я все правильно услышал, то они решили, как и полиция, назначить за тебя цену – две тысячи монет. Поэтому скажу сразу: здесь они тебя скоро найдут. Очень скоро. – А если я уеду? Далеко уеду! – Может быть, ты где-то спрячешься, но только на какое-то время. Потом тебя обязательно найдут, так как, судя по всему, ты важный свидетель. Ты, по своей молодости, просто сейчас не можешь этого понять, но поверь, жить, постоянно оглядываясь за спину, это самая настоящая пытка. Но если ты решишь бежать – беги прямо сейчас. – Может, вы можете что-то посоветовать, сэр? – с надеждой спросил я, глядя на детектива честными и испуганными глазами. – Могу. Вот только, насколько это будет правильно, я не знаю. Можно пойти к федералам и сделать то, что они попросят. В этом случае они возьмут тебя в программу по защите свидетелей. Ты получишь временную защиту, документы, а потом после слушаний или суда тебя отдадут в какую-нибудь семью. Будешь жить в другом городе, в другом штате, под чужой фамилией. Вот только в этом случае о тебе станет известно куче людей, которые будут придумывать тебе биографию, оформлять документы, и кое-кто из них может соблазниться на деньги мафии. Я снова сделал взволнованное лицо и быстро спросил: – Так что мне теперь делать?! – Честно говоря, даже не знаю, что посоветовать, – ответил Синг. – Нужно собрать больше сведений, а для этого необходимо время. – Гарри, парня нужно спрятать. Не сегодня-завтра его отыщут у меня. Ты можешь приютить его у себя на время? Детектив задумался на какое-то время, а потом сказал: – Пока я буду узнавать о Майкле, меня могут заподозрить и выследить, но зато я знаю, где его точно никто не будет искать. В китайском квартале. У меня там есть хорошие знакомые. Я вопросительно посмотрел на Джима. Тот не то чтобы обрадовался этим словам, но возражать не стал: – Может, ты и прав, Гарри. – Китайский квартал? Это же недалеко от газетного киоска мистера Фредерика? – спросил я, за время прогулок уже немного изучивший район своей временной работы. – Да. Там, – подтвердил детектив. – Сейчас уже поздно, а завтра с самого утра мы можем пойти к моему знакомому. Несколько дней поживешь там, а к тому времени, может, что-нибудь и прояснится. Согласен, парень? Всем своим видом я изобразил крайнюю растерянность и сомнение, что поступаю правильно, а сам тем временем прокачивал только что полученную информацию. «Китайский квартал очень неплохое место, чтобы спрятаться от мафии. Туда они сунутся в последнюю очередь, так же как полиция и ФБР. Вот только круг людей, знающих меня, существенно расширится. Ситуация… Надо рискнуть!» Как только я определился, то сразу кивнул головой, давая свое согласие. – Только как мне быть с работой? – Хм. Думаю, что будет лучше, если ты несколько дней просто посидишь дома, у моих знакомых. – Да! Так будет лучше, Майкл. С Фредом я сам поговорю. И деньги дам, – несколько суетливо и взволнованно влез в разговор Джим. – Нет, сэр. Я сам поговорю с мистером Фредериком. Скажу, что у меня появились сильные головные боли и врач мне посоветовал какое-то время побыть дома. – У тебя хорошо варит голова, парень, – похвалил меня частный детектив. Утром, после разговора с Фредом, который искренне пожалел, что лишился такого хорошего и исполнительного работника, как я, мы с Гарри отправились в китайский квартал. Подобный тип общины мне был хорошо знаком по моей прежней работе, представляя собой отдельный азиатский ареал в этом районе. Как и все восточные общины, расположенные в европейских и американских городах, был замкнут сам на себе. Китайцы, вьетнамцы, индонезийцы ели в своих ресторанах, покупали товары в своих лавках, стриглись у своих парикмахеров, создавали семьи, по большей части со своими земляками. Старый китаец, которому меня представил Гарри Синг, был сухопарым, довольно старым мужчиной, с густой сединой в волосах. Можно было подумать, глядя на его морщины, что это китаец-старичок на пенсии, если бы не пристальный и холодный взгляд хищника, но уже в следующее мгновение на его лице появилась улыбка, чуть собрав морщинки возле глаз, и передо мной сразу предстал ласковый дедушка, который был бесконечно рад моему появлению. Вообще-то у меня сразу появились соображения насчет его персоны, когда я заметил знаки особого уважения, которые детектив оказывал старому китайцу, но пока еще рано было делать выводы. – Здравствуй, мальчик. Я уже знаю, что тебя зовут Майкл. Меня внуки зовут дедушка Ли, но я не твой дедушка. Я взял паузу, делая вид, что соображаю, а потом выпалил: – Я вас понял, сэр. – Вот и хорошо. Зови меня мистер Вонг, мальчик. – Гарри, – он обратился к Сингу, – ты можешь идти. Когда за детективом закрылась дверь, старик присел в плетеное кресло, стоящее у низенького черного резного столика, отделанного перламутром, после чего жестом предложил мне сесть. На столике лежал серебряный колокольчик. – Ты не хочешь рассказать о себе, мальчик? Не бойся, твоя тайна будет навсегда сохранена в глубине моего сердца. Почему я спросил тебя об этом? Да потому что мне так легче будет тебе помочь в твоей беде, – голос китайца был настолько липкий и сладкий, что, будучи материальным веществом, шел бы наравне с медом. «Китаец, вижу, в теме. При этом ему, похоже, от меня надо то, что нужно гангстерам и ФБР. Хм. Мафия с триадой никогда не ладили, но и до открытой войны не доводили. Так, мелкие стычки. ФБР? Не думаю. Ладно, поиграем». – Мистер Вонг, я не знаю, как правильно сказать, но у меня совсем плохо с головой. Когда я пытаюсь хоть что-то вспомнить из своей жизни, она начинает сильно болеть. А помню себя только с того момента, когда весь окровавленный бежал по улице. – И все? Я кивнул головой. – А у врача был? – Нет, мистер Вонг. Голову мне перевязала медсестра, знакомая Джима. – Хорошо. Ты устал, мальчик. Много волновался, но теперь ты можешь успокоиться и ничего не бояться. Сегодня или завтра тебя осмотрит доктор. Старый китаец взял со столика серебряный колокольчик и позвонил. Переливчатый звон разлился по комнате, а спустя несколько секунд в комнату вошла молоденькая китаянка. Склонила голову и застыла в ожидании приказа. Даже не повернув головы в ее сторону, старик коротко сказал: – Проводи мальчика. Китаянка вывела меня на улицу, и мы несколько минут шли до дома, в котором весь первый этаж занимал магазин. Поднялись на второй этаж. Девушка открыла дверь одной из комнат. Только мы вошли, как она на ломаном английском языке сразу предупредила меня, чтобы я ни в коем случае не подходил днем к окну. – Сиди тут. Лежи. Радио слушай. Еду принесут, – с этими словами она ушла. Прошло совсем немного времени, и пришел мальчишка, младше меня на пару-тройку лет, очевидно, один из многочисленных родственников Вонга, по имени Чан. Довольно жизнерадостный паренек, бойко говоривший по-английски. Сначала он принес мне кипу потрепанных комиксов, а потом с разрывом в шесть часов – обед и ужин. Большую часть времени я провел лежа на узкой кровати, время от времени обводя взглядом комнату. Стол, стул и старенький приемник. Окно комнаты выходило на улицу, а внизу находился магазин. Над его входом был натянут на каркасе матерчатый тент, закрывавший его от палящего солнца. Лежа на кровати или сидя за столом, я невольно прислушивался к голосам китайцев, доносившимся с улицы. В большинстве своем они принадлежали женщинам – покупательницам магазина. Хотя сейчас у меня появилось время все хорошенько обдумать, строить версии я не торопился, так как было слишком мало исходной информации, к тому же она поступила из непроверенных источников. Вечером послушал по приемнику радиопостановку с детективным сюжетом, затем десятичасовые новости и лег спать. Проснулся, как и планировал, в три часа ночи. Мой внутренний будильник меня никогда не подводил. Встал, подошел к окну, раздвинул легкие занавески. Китайские рестораны и кафе закрывались в районе часа ночи, после чего на улице воцарялась тишина. Быстро пробежал глазами вокруг и уже потом внимательно отследил все окна дома напротив. Не заметив ничего подозрительного, перегнулся через подоконник, бросил взгляд по обе стороны улицы. Убедившись в отсутствии людей, осторожно перелез и, крепко держась за подоконник, попробовал прочность крепления тента. Ноги ощутили под собой трубчатый каркас. Отлично! Скользнуть по тенту, свеситься, а там высота три метра, так что спрыгнуть отсюда не составляет особой проблемы. Определив для себя путь отхода, сразу подумал: «В принципе, при определенной ловкости, можно будет таким же путем забраться сюда». С этой мыслью подтянулся и снова залез в окно. Какое-то время наблюдал за улицей, пока не потянуло в сон. Утром пришла девушка, которая определила меня на ночлег, и привела с собой доктора – китайца. Тот снял повязку, осмотрел внимательно голову, потом продезинфицировал рану и наложил свежий бинт. Задавал разные вопросы, на которые я знал правильные ответы, именно поэтому доктор ушел с пониманием того, что у пациента было сильное сотрясение мозга, а значит, вполне возможно присутствие временной амнезии. Потом пришел Чан с завтраком. Как любой ребенок, он был не прочь поболтать и прихвастнуть. Когда я попросил его научить меня китайским словам, вместо этого он обучил меня нескольким ругательствам, и когда я с умным видом их повторял, паренек весело и заливисто смеялся, чуть ли не катаясь по полу. Ли Вонга в этот день я так и не увидел, как видно, доктор убедил его, что память не вернулась, поэтому я принялся разрабатывать свое новое тело по специальной методике. Скоро от напряжения по телу градом катился пот. Дав себе небольшой отдых, начал бой с «тенью», нанося удары и ставя блоки. Мысленно рисуя перед собой различные сценарии боя, я осторожно увеличивал скорость и динамику выполнения приемов. Спустя час решил, что на первый раз хватит. Вторую ночь я опять сидел у окна, бездумно глядя то на небо, то по сторонам и при этом наслаждаясь свежим ветерком. Так продолжалось до тех пор, пока боковым зрением я не уловил легкое, почти незаметное движение в одном из окон напротив стоящего здания. «За мной наблюдают, или просто кому-то не спится?» Я не стал срываться с места, а остался сидеть как ни в чем не бывало. Зачем нервировать человека, если тот действительно за мной наблюдает? Пусть думает, что мальчишка ничего не заметил. Продолжая смотреть по сторонам, я старался уловить новое движение в окне, чтобы окончательно утвердиться в своем предположении. Так я сидел минут десять, как вдруг неожиданно услышал приближающийся рокот двигателя автомобиля. Мой слух мгновенно выделил именно этот шум мотора из общего городского шума. Даже такое неопределенное сочетание двух малозаметных деталей, как тень в окне и автомобиль, неожиданно вызвало во мне чувство неявной опасности. Моя прежняя работа давно уже приучила доверять своему внутреннему чутью, и сейчас я пытался понять, что во мне вызвало чувство опасности. Ведь в принципе все могло оказаться проще. Машина, которая движется сюда, проедет по улице, а затем растворится в большом городе, а тот, кого я принял за наблюдателя, просто окажется проснувшимся китайцем, которому захотелось сходить в туалет, а перед тем как лечь в постель, он выглянул на улицу. Да и заметить на темном фоне мою фигуру не так-то просто, если только не наблюдать за моим окном долго и внимательно. Вот только внутреннее чутье меня не подвело. Фургон для оптовой развозки товаров подъехал и остановился у грузового входа бакалейной лавки, расположенной наискосок от магазина Ли Вонга. Лавка, в отличие от магазина, не имела освещения витрины, но луна и недалеко стоящий фонарь давали мне возможность в достаточной степени рассмотреть происходящее на улице. Мне уже приходилось встречать на улицах города эти тупоносые машины с эмблемами различных фирм. Они развозили по магазинам небольшие партии груза. Молочные продукты, овощи-фрукты, соки и прочий товар. Водитель заглушил мотор, погасли фары. Я попытался спрогнозировать линию поведения подростка в подобном случае. Ему скучно. Он сидит у окна. Как себя должен вести подросток, которому скучно? Естественно, что он должен заинтересоваться машиной. Что я и сделал. Изображая любопытного паренька, высунулся из окна и, не скрываясь, стал смотреть, как из фургона выгружают ящики и коробки, отмечая подробности и детали ночной разгрузки. Неожиданно для меня, кроме водителя в машине оказался грузчик, вот только насколько я видел, в фургонах подобного типа находится обычно только шофер. Хотя, может, по ночному времени, так принято, подумал я, но тут же увидел, что из магазина быстрым шагом вышло три человека. Двое из них сразу приступили к разгрузке фургона, вытащив наружу достаточно большой и тяжелый ящик. На помощь им пришел водитель грузовика, а в это время третий китаец стал что-то тихо говорить человеку, который был ошибочно принят мною за грузчика. Они говорили обо мне. Конечно, я не мог слышать их разговор, просто знал. Интуиция вместе с паранойей нашептали мне, что я сильно влип. «Не поэтому ли меня предупредили, чтобы я не подходил к окну? Явно привезли что-то незаконное, а если судить по весу ящика, то, скорее всего, оружие. Похоже, моя догадка по поводу старика Вонга нашла свое подтверждение». Придав напоследок своему лицу скучающий вид, я отошел в глубь комнаты. Я собрался, словно прямо сейчас мне предстоит схватка. Исходя из того, что я видел, нетрудно было понять, что моя жизнь теперь не стоит и цента, если за всем этим стоит Ли Вонг. Решение было принято быстро: надо уходить. У меня в кармане лежало пять долларов бумажкой, подарок Джима, и около доллара мелочью. Машина уедет, все успокоится, а через час меня уже здесь не будет. Разбираться со мной китайцы будут уже с утра. Я снова прислушался к звукам, доносившимся с улицы. Было странно, что фургон, разгрузившись, никуда не уезжает. Нет. Заработал мотор. Вот только машина никуда не едет. Почему? Я напряженно пытался понять, что прямо сейчас происходит на улице, как вдруг услышал негромкие звуки, доносящиеся со стороны окна. Ко мне лез незваный гость. Судя по скорости принятия столь радикального решения, как убийство, у меня появились сомнения в том, что тайную операцию проводили люди старого китайца. «Кому надо, обо мне знают в окружении Ли Вонга. Да и сам способ ходить в гости через окно посреди ночи мне кажется несколько экстремальным. Тут что-то не то. Как бы то ни было, надо принять дорогого гостя, как полагается». Как у меня всегда бывало в подобных ситуациях, эмоции и мысли куда-то испарились, освободив сознание бойца. Теперь я был готов убивать, вот только надо было учесть специфику своего нового тела, которое могло меня подвести в любой момент, а значит, мне нужно было найти то, что могло это компенсировать. Скользнув взглядом по комнате, я уже спустя пару секунд знал, что мне надо сделать. Нырнув под обеденный стол, я затаился. Легкий шорох. Секунда, другая, третья прошли в напряженном ожидании, и только китаец перебросил тело через подоконник, как на него обрушился рядом стоящий стол, сбив его с ног. Убийца изначально сделал большую ошибку, определив свою цель как подростка, а не серьезного противника, поэтому мне было чем его удивить. Резким толчком убийца откинул стол и только начал подниматься, как получил точный и выверенный удар, нанесенный в определенную точку на шее, который не дал моему противнику ни единого шанса. Тело китайца только раз дернулось в предсмертной агонии, а затем замерло в неподвижности. Шум должны были услышать и прибежать, чтобы узнать, что случилось. Как объяснить, что произошло? Вот только вместо перепуганных женщин спустя пару минут в комнату вбежали два крепких китайца. Судя по мягкости и стремительности движений, оба были мастерами восточных единоборств. Когда сам занимаешься подобными видами спорта около двадцати лет, то автоматически замечаешь принадлежность человека к какому-либо виду рукопашного боя. Первый китаец, вбежав в комнату, сразу включил свет, второй остановился на пороге, перекрыв выход. Затем оба, не двигаясь, какие-то мгновения оценивали обстановку. Перочинный нож в моей руке тоже не был обойден вниманием. Потом тот, кто стоял у двери, подошел к трупу, быстро посмотрел ему в лицо, затем выпрямился и негромко сказал по-китайски: – Это человек Фаня. Надо прямо сейчас доложить. Только в этот момент до меня дошло, что оба китайца были полностью одеты, а не только что вылезли из своих кроватей. Попытался предположить, что это могло значить, как стоявший посредине комнаты китаец спросил меня на английском языке: – Что здесь произошло? Голос у китайца был ровный и холодный, а на лицо словно гипсовая маска надета. «Человек Фаня. Враждебная группировка? Если так, то Ли Вонг будет рад заполучить оружие своего врага. Причем надо действовать быстро, пока они его не унесли в другое место. Значит, будем ковать железо прямо сейчас!» – Мне надо прямо сейчас увидеться с мистером Вонгом, – сказал я. Китайцы переглянулись. В их глазах читалось удивление. Я снова повторил: – Прямо сейчас. Это срочно. Не знаю, о чем они подумали, но задавать вопросы не стали. Чуть ли не бегом мы спустились по лестнице, затем быстрым шагом прошли по улице, а еще спустя несколько минут я стоял перед старым китайцем. За это время я отметил две детали. Уехала машина, которая привезла оружие, и у китайцев случилось нечто такое, что заставило полтора десятка крепких парней с каменными лицами стоять в коридоре перед кабинетом старика. Они тут же расступились, проводив меня тяжелыми взглядами. Мои последние сомнения, что Ли Вонг имеет немалый чин в местной триаде, развеялись. Большая комната была отделана чисто в китайском стиле, но без особой роскоши. Старый китаец сидел в своем кресле, прикрыв глаза, и о чем-то думал. Стоило мне остановиться перед ним, как тот открыл глаза и посмотрел на меня. Его взгляд не сулил мне ничего хорошего, если старый китаец посчитает мои слова пустой болтовней. Нет, на его лице ничего не отражалось, но я-то видел это сквозь каменную маску на его лице и поэтому решил не затягивать разговор, начав его с неожиданного вопроса: – Я убил вашего врага? Похоже, я его удивил, потому что Ли Вонг посмотрел на меня так, словно видел впервые, и при этом, похоже, он не знал, что мне сказать. В комнате наступила тишина. Чтобы прервать паузу и подтолкнуть его к правильному ответу, я сказал: – Скажите правду, уважаемый Вонг. – Да. Это был враг, – при этом его голос ничего не отражал. По пути мне хватило времени, чтобы продумать, о чем мне стоит говорить, а о чем лучше промолчать, поэтому мой рассказ уложился в несколько минут. Видно, мои сведения имели особый смысл, так как после того, как я закончил говорить, старик принялся сыпать командами. Спустя пару минут шестеро китайцев понеслись проверять мою информацию, остальным был приказ перекрыть улицу с двух концов, а самому Вонгу принесли телефонный аппарат, и он коротко, на китайском языке, пересказал своему собеседнику на другом конце провода все, что услышал от меня. Я не мог слышать его собеседника, но судя по ответам старика, он получил одобрение сверху на все свои действия. При этом я отметил, мое имя ни разу не было упомянуто. Закончив разговор, старик повернулся ко мне и сказал: – Сядь пока на этот стул, мальчик. У меня к тебе потом еще будет разговор. Судя по времени, события развивались очень быстро, так как уже спустя двадцать минут в дверь постучали, а затем в кабинет торопливо вошел китаец, который первым ворвался в мою комнату. Мне было уже известно, что его зовут Вэй. Он сначала бросил быстрый взгляд на меня, а потом на старика, как бы спрашивая разрешения говорить. – Говори, – разрешил тот. – Мальчишка оказался прав, господин. Мы нашли Мэй. Госпожа одурманена, но жива и здорова. «Это совсем уже интересно. Не оружие было в том ящике, а женщина, которую похитили. Можно сказать, завязка для приключенческого романа». – Хорошо, – с явным облегчением произнес старый китаец. – Очень хорошо. Кого взяли? – Извините, – китаец склонил голову, – никого. Черты старика закаменели, а в глазах появилось пустое и холодное выражение, как у наемного убийцы, перед тем как нажать на спусковой крючок. Я, сидя в углу кабинета, растерянно хлопал глазами, делая вид, что ничего не понимаю. Старик хотел сказать что-то резкое, но скользнув глазами по мне, сменил тон, и в его голосе сейчас чувствовалось только раздражение: – Об остальном я с тобой потом поговорю, а сейчас забери мальчишку и отведи его в мою гостевую комнату. Потом вернешься. Когда мы выходили, я слышал, как старик набирает номер на телефоне. Оказавшись в комнате, я разделся и лег на кровать, но не для того, чтобы спать. Мне нужно было срочно принять решение. Несмотря на то, что мне удалось хорошо помочь Ли Вонгу, это совсем не говорило о том, что он кинется мне на шею с изъявлениями благодарности. Совсем нет. Дело в том, что главной чертой национального характера китайцев считается рационализм. К этому надо добавить приверженность к традициям и личным связям, а если еще вспомнить, что вся история Китая построена на хитрости и вероломстве, то можете себе представить, из чего состоит их менталитет. Европейцу очень трудно понять китайца, но попробовать можно, особенно если вы долго жили среди них. Я приподнял самый краешек тайны китайской триады, самой закрытой криминальной организованной группировки во всем мире. Пусть я мальчишка, пусть не знаю китайского языка, а значит, не могу знать, что произошло, но если Ли Вонг посчитает, что я, пусть маленькая, но угроза его безопасности, меня очень быстро похоронят на ближайшей свалке. С другой стороны, он должен был по достоинству оценить мои возможности, которые я успел ему этой ночью продемонстрировать. Если я его заинтересую, то…ГЛАВА 3
Проснулся я уже днем, но только успел встать, привести себя в порядок и одеться, как дверь открылась, и зашла девушка. – Сейчас принесу тебе поесть. – Хорошо. После обеда она проводила меня к старику. Старик-китаец при виде меня сделался подчеркнуто дружелюбным, улыбнулся, правда, только краешками губ, но при этом не забывал следить за мной холодными и очень внимательными глазами. Сидел он в кресле у небольшого лакированного столика, исполненного в китайском стиле. На нем стоял чайничек, чашки и вазочки с печеньем и конфетами. – Садись, Майкл, – старик за все это время в первый раз назвал меня по имени. – Пей чай. Бери конфеты, печенье. Не стесняйся. Несколько минут в полном молчании мы пили чай. Потом он поставил свою чашку на столик, а следом за ним – я. – Хочу с тобой кое о чем поговорить, но перед этим скажу тебе одну старую китайскую поговорку: если ошибся дорогой, то можно вернуться; если ошибся словом – ничего нельзя сделать. Подумай об этом, мальчик. – Я понял вас, мистер Вонг. Мое будущее будет зависеть от того, что я скажу. В глазах китайца появилось удивление. Такой точный и прямой ответ он никак не ожидал услышать от простого мальчишки. – Очень хорошо, если ты это понимаешь, Майкл. Значит, ты должен понять и принять правду, какой бы тяжелой она ни была. Твоя память еще невернулась? На его вопрос я отрицательно покачал головой. – Тогда слушай. Твой отец украл у своих хозяев большие деньги, а когда это вскрылось, испугался и побежал в Федеральное бюро расследований за помощью. Он поступил не как мужчина, а как пес, укусивший хозяина, который его кормил. Запомни! «Крыс» нигде не любят, и поэтому предатели не доживают до старости. Гибель твоей семьи было показательной казнью для всех тех, кто вздумает ступить на скользкую дорожку предательства. Теперь те, кто убил твою семью, хотят твоей смерти и даже готовы заплатить за это хорошие деньги. Скажу тебе так: ты мне никто, мальчик. Сегодня я тебя видел, а завтра уже забыл о тебе. Его слова прозвучали смертным приговором, но китайцы ничего не говорят и не делают просто так. Они рационалисты, а значит, в этих жестоких словах скрыт еще один смысл, который требуется понять. Общая подоплека его слов была мне понятна: нагнать на мальчишку страх, запугать до полусмерти. Или он хочет что-то от меня? В таком случае это проверка на прочность. – Ты молчишь. Ты боишься, мальчик? – вопрос старика был настолько скользкий, что на нем можно было запросто упасть и сломать себе шею. Теперь мне надо было быстро решать: играть роль испуганного мальчишки или заинтересовать старика новым обликом. Его многим можно было удивить, но ни в коем случае нельзя было перегибать палку. – Вы только что осуждали предательство. Тогда как можно понять ваши последние слова? Новый внимательный и пристальный взгляд старика, словно он что-то одному ему понятное пытается во мне рассмотреть и понять. – Ты умеешь мыслить, Майкл. Это мне нравится, только ты не учел одного: предательство твоего отца поставило тебя вне закона. Сейчас ты не человек, ты – цель. Это была новая попытка сломать меня, но уже на несколько ином уровне. «Старый черт, к чему ты ведешь?» – Мне нечего ответить на ваши слова, мистер Вонг, – слова были произнесены сухо и ровно. Старик был озадачен реакцией четырнадцатилетнего подростка, хотя и старался не показать вида. – Хорошо, тогда я продолжу. Твое настоящее имя Майкл Валентайн, хотя последние несколько месяцев ваша семья жила под фамилией Шверинг, которую вы получили вместе с домом по программе защиты свидетелей. Через несколько месяцев тебе исполнится пятнадцать лет. Ты почти два года занимался боксом, поэтому для своих лет хорошо физически развит. Теперь о твоей потере памяти. Все, с кем ты общался последнее время, знают об этом с твоих слов, – таким образом, старик снова высказал мне свое недоверие. – Может, и я этому поверю, если ты сумеешь меня убедить. Я промолчал. Теперь мне точно было известно, что Ли Вонг меня провоцирует, испытывает на излом. Хотя если судить по реакции старика, наш разговор, похоже, идет в правильном направлении. – Джим Бармет вспомнил, что ты у него спрашивал: где ты находишься и который сейчас год. Хм. Может быть, ты и вправду частично потерял память? – он немного помолчал, потом ласково улыбнулся и продолжил: – Может, твоя потеря памяти – не самая плохая утрата? Ведь она забрала у тебя душевную скорбь и сердечную боль невосполнимой потери. Ты согласен со мной, Майкл? – Полагаюсь на вашу мудрость, мистер Вонг, – чуть склонив голову в неглубоком поклоне, ответил я. В глазах старика появилась растерянность. Так ответить мог только взрослый и опытный человек, причем знакомый с китайскими традициями, но никак не мальчишка. Именно сейчас он в первый раз подумал, что говорит с пареньком словно со взрослым мужчиной, причем с сильным духом мужчиной-воином. Телом – мальчик, а действия и ум – настоящий боец. Может, в тело этого подростка вселился дух воина? Родившийся в конце прошлого столетия, в семье темных и неграмотных крестьян, Ли Вонг на всю свою жизнь сохранил веру в духов. Именно поэтому в его голову пришла неожиданная мысль: может, в этого мальчишку, забрав часть памяти, вселился дух-защитник? Это легко объясняло все странности, которые просто не поддавались практическому складу ума старого китайца. – Мне лестно слышать подобные слова, мальчик, но все же давай вернемся к нашему разговору. Мне хотелось, чтобы ты мне кое-что прояснил. Начнем с нападения на ваш дом. Мне известно, что ты сумел застрелить двух убийц своей семьи, а потом убежать. Врач, который тебя осматривал, предположил, что при этом ты был сильно контужен. Пару секунд размышлял, а потом решил не отрицать этот факт, так как старик и так об этом знает. – Да, так и было. Убил и убежал. По лицу старого китайца неожиданно скользнула тень одобрения. Нетрудно понять ее суть: настоящий мужчина должен уметь постоять за себя. Для взгляда европейца оно оставалось непроницаемым, но я за столько лет общения научился читать малейшие нюансы на лицах азиатов. – Прошлой ночью ты убил еще одного человека. Китайца. Я знал его как сильного бойца. Если там ты стрелял из пистолета, и это можно было отнести к твоему крайне возбужденному состоянию, то здесь нанес только один удар ножом. Только мужчина-воин способен на такое, а ты мальчишка. Ты понимаешь, что не должен был выжить в этой схватке, но вместо этого продолжаешь дышать воздухом и радоваться жизни, а он – нет. Как такое могло произойти? – Я сначала сбил его с ног столом, а потом… – Столом?! – В моей комнате стоит простой обеденный стол. Когда он поднимался ко мне, я залез под стол, а стоило пришедшему спрыгнуть на пол комнаты, как резко вскочил и опрокинул на него стол. Для него это было неожиданно, поэтому он не оказал мне сильного сопротивления. Потом я сильно ударил его перочинным ножом в шею. Старик задумался. Ведь и такое возможно. Этот мальчишка просто мог случайно ударить в смертельную точку. Вот только эта хитрость со столом. Как это объяснить? Как-то он слишком быстро сообразил, и с фургоном, и с убийцей. А его отношение к смерти? Ведь он убил не просто трех человек, а наемников, боевых псов, натасканных на убийство. Неужели в нем действительно живет дух мужчины-воина? Старый китаец все никак не мог отделаться от этой мысли, да ведь по-другому никак и не объяснишь ум и действия этого странного подростка. – Почему тогда не закричал? Не позвал на помощь? – Слишком неожиданно все произошло. – Неожиданно. Очень даже неожиданно, – повторил китаец. – Хочешь еще чаю? Нет? Тогда посиди тихо. Мне надо подумать. Старый китаец задумался. Ему было о чем подумать. У нынешнего главы преступного общества, под чьей рукой он был, уже давно появился враг. Китайско-вьетнамская банда. Город большой, и до определенного времени у них не было точек соприкосновения, пока дело не коснулось двух портовых терминалов. Уж больно лакомый был кусок. Им удалось подмять под себя кусок порта, но в этой войне обе стороны понесли большие потери, сильно ослабив обе группировки. Сам Ли Вонг потерял на ней своего старшего сына. Какое-то время все было тихо, а затем произошло неудачное покушение на самого главу, затем похищение его любимицы – внучки. Их враги каким-то образом сумели заслать к ним шпиона. Кто он? Подозрения у него были, но как их предъявить, если нет фактов. Ли Вонг со своим младшим сыном отвечали за безопасность, и для них жизненно важно было в скорейшие сроки выявить шпиона. Сегодня ночью была упущена еще одна возможность, и он не знал, как подступиться к «крысе», пока не появился мальчишка. «Он мне нужен, чтобы схватить змею, которую мы пригрели у себя на груди», – окончательно решил старик. – Не сильно заскучал? Понимаю, общество старика не сильно интересно для такого живого и умного мальчика, как ты. – Я понимаю важность нашего разговора, мистер Вонг. Снова внимательный и цепкий взгляд старого китайца. Теперь я знал, что он пытается понять: что я собой представляю? – Хорошо, Майкл, если ты это понимаешь, поэтому скажу сразу: ты нам помог, а значит, мы тоже должны помочь. Ты должен это понять, Майкл, что в этом случае мы берем на себя большую ответственность. «Пытается посадить меня на крючок под названием ”ты нам должен”. Как-то больно примитивно. Хотя, с другой стороны, его предложение, возможно, будет временным решением моих сегодняшних проблем. Пока я им буду нужен, китайцы пылинки с меня сдувать будут. Вот только когда он скажет, что ему от меня нужно? А давай-ка мы его подтолкнем!» – Может, я еще могу чем-то помочь вам, мистер Вонг? Старый китаец настолько опешил от прямого вопроса, что на несколько секунд превратился в статую. Впрочем, быстро вернув себе уверенность, он спросил: – Как тебе могло подобное прийти в голову, Майкл? – Честно говоря, не знаю. Просто предположил. – Предположил, – повторил старик с непонятной усмешкой. Он только что окончательно уверовал, что в подростке живет дух воина. Не мог обычный мальчик так вести беседу. При этом у него появилось предчувствие, что он все делает правильно. – Хорошо, Майкл. Ты, действительно, мне нужен для одной весьма деликатной работы. – В чем она заключается, мистер Вонг? – Нужен защитник для девочки. Тут пришла моя очередь сильно удивиться. Триада, самое тайное, самое закрытое преступное сообщество, нанимает боевика со стороны для охраны ребенка. К сожалению, я не знал истории развития китайской преступности в Америке, поэтому не мог сказать точно, что собой представляет собой именно эта преступная группировка. – Я не ослышался? Для девочки? – Именно так, Майкл. Ты подросток, и она подросток. Вы будете вместе учиться, в одном классе. Она хорошая девочка, и ты должен будешь с ней подружиться. Это и будет твоя работа. – Ей грозит опасность? – Да, ей грозит опасность, поэтому ты станешь ей и другом, и защитником. – Когда все закончится, что тогда будет со мной? – сразу поинтересовался я. – Ты получишь хорошую награду и сможешь уехать, куда тебе вздумается. – Хорошо. Кого мне нужно опасаться? – Этого я не знаю, Майкл. Если бы знал, ты бы не был нужен. Так ты согласен? – Сделаю что в моих силах, мистер Вонг. – Вот и хорошо. Сегодня ты ночуешь у меня, а завтра переедешь в другое место. Обо всем более подробно мы поговорим позже. Сейчас иди к себе. Операция, что задумал старый хитрец, была мне более или менее понятна. Правда, не в деталях, а в своей сути. Через неделю начинается учебный год, и девочка пойдет в школу. Это значит, что она будет передвигаться по городу, где ее можно будет похитить, а потом диктовать свои условия. Как мне представлялось, дело тут, скорее всего, в дележке территорий. Вот Вонг и собирается ловить на нее, как на живца, своих врагов. Правда, он очень здорово рискует при такой комбинации, но, похоже, у него нет иного пути. Или время поджимает. Похоже, я очень удачно попал к китайцам. К тому же меня никто не знает, кроме семьи самого Вонга. Вот только что я буду иметь в случае удачного исхода операции? «Думаю, что старик выполнит свои обещания, а потом предложит поработать на их банду. Влезать в их разборки… Не думаю, что это правильно, но в любом случае для старта в будущую жизнь денег немного заработаю».Школа Мэй находилась в пятнадцати минутах езды на машине от ее места жительства. Если провести линию от школы до ее дома, то моя новая квартира окажется где-то в середине. Район, где находилась моя новая квартира, был сравнительно безопасным, заселенным в основном банковскими и конторскими служащими, так как соседствовал с финансовой зоной, где довольно кучно высились небоскребы шести крупных и с дюжину мелких банков, а рядом с ними расположились несколько десятков финансовых и страховых компаний. Обстановка квартиры соответствовала мечте среднестатистической американской домохозяйки. Нет, ничего шикарного в ней не было, но холодильник имел место быть. Вместе с квартирой мне предложили женщину, но не для постельных утех, а чтобы вести работы по хозяйству. «Обойдусь без шпионов», – решил я, после чего получил на расходы сто долларов. Честно говоря, у меня до последнего времени не очень хорошо получалась роль подростка, то и дело я сбивался на поведение и тон взрослого мужчины. Хотя в прошлой жизни мне приходилось осваивать разные профессии, но перед этим со мной работали эксперты в той или иной области, а здесь придется самостоятельно отыгрывать роль подростка – школьника. Для этого мне нужно было иметь багаж из предпочтений и знаний не только по школьной программе, но и по музыке, спорту, а также личным интересам. А как относиться к девочкам? Я никогда не учился в американской школе и уж тем более не имел понятия о жизни школьников в 1949 году. Подумав, решил изобразить немногословного парня, живущего по основному правилу: меньше слов – больше дела. Составлением образа я занимался вечерами, а все остальное время проводил в частном спортивном зале, привыкая к своему телу. На очереди у меня стояло изучение и вождение машин и мотоциклов. Из предложенного китайцами оружия я выбрал себе Colt Model 1908, карманный пистолет, разработанный для скрытного ношения. Исходил из того, что мне нужно оружие для ближнего боя. Так в моей школьной сумке появилось специальное отделение для пистолета. В свой первый день занятий я встал утром и неожиданно понял, что немного волнуюсь. «Хм. Совсем как школьник, который идет в первый раз в незнакомую школу». Приведя себя в порядок, сложил тетради и учебники, потом встал перед зеркалом в прихожей. Кареглазый паренек, довольно крепкого телосложения, с нормальным лицом. Кто ни посмотрит на меня, скажет: обычный подросток. «И очень сильно ошибется», – с усмешкой подумал я и состроил рожицу своему отражению.
Это была закрытая, привилегированная школа. Здесь не было негров и латинос, а вот азиаты присутствовали, правда, в очень небольшом количестве, но уже это было удивительно, потому что в эти годы белые американцы меньше всего думали о демократии и толерантности. Родители посылали своих детей в частные школы именно для того, чтобы отделить их от людей второго сорта. Честно говоря, мне было непонятно, почему китайскую девушку родные определили в подобную школу. Правда, здесь была охрана, да и сама территория школы была окружена высоким забором, только, я так думал, для похитителей это вряд ли станет серьезным препятствием. Класс, в который мы пришли, был уже сложившимся коллективом. Если школьники и были разделены, то только по интересам и симпатиям. Часть подростков имела свои прозвища. Одни были обидные, как Поросенок Питер, или соответствовали каким-то качествам, как Клубничка Бэс. Девочку так называли, потому что она имела привычку краснеть, причем из-за сущих пустяков, а Питера Красли называли так за пухлую, неспортивную фигуру и толстые щеки. Он был сыном какого-то финансиста, но при этом являлся добродушным и довольно флегматичным парнем и если как-то реагировал на свое прозвище, то не внешне. Имелся в классе и лидер. Вирджил Дигман. Парень был довольно красив, имел фигуру атлета, привлекая внимание девочек. Когда-то он занимался боксом, а потом переключился на плавание. Кроме этого, как мне говорили, вместе с отцом – яхтсменом – он каждый год участвует в большой регате. Нас представили классу, после чего первые два урока мы провели под шепотки и любопытные взгляды одноклассников. Все дело заключалось в Мэй. Будь она белой девушкой, с ней бы уже познакомились, но она была китаянкой, а значит, человеком второго сорта. Вместе с ней стали игнорировать и меня, потому что на первой же перемене я с ней заговорил. Не успел прозвенеть звонок, зовущий на третью перемену, учитель хлопнуть дверью, выйдя из класса, как лидер класса Дигман решил проявить себя. – Мэй! – окликнул он ее, а когда она обернулась, сказал: – Недавно нам домой привозила белье прачка из китайской прачечной! Точь-в-точь как ты! Это не твоя сестра была?! Парень, сидевший за соседней партой с Вирджилом, громко засмеялся. Мэй отвернулась, покраснела, уткнулась глазами в свою парту. Ее глаза стали влажными, вот-вот заплачет. В классе кое-где раздались смешки. Мне надо было приниматься за свою работу. Я встал и пошел в конец класса, к столу, за которым сидел Дигман. Остановившись, стал его разглядывать. Тот насмешливо посмотрел на меня, потом с явной пренебрежительностью сказал: – Я тебя не звал. Чего хотел? – Чтобы ты заткнулся, Дигман, – спокойно ответил я. После моих слов в классе наступила тишина. Напряженная, тягучая тишина. Ленивая поза Вирджила исчезла, парень разом подобрался. Ему бросили вызов. Он готов ответить, вот только почему этот парень так спокоен? – Я делаю, что хочу, и мне никто не смеет указывать. Запомни это! Ты новенький и поэтому еще этого не знаешь, а теперь можешь идти. Или надо еще что-то добавить? Бак! Бак Динкфильд, его правая рука, угодливо рассмеялся: – Если только пару раз по шее. Чтобы лучше дошло. В классе все замерли в ожидании, чем закончится разговор между странным новичком и лидером класса. – Хорош языком болтать, – заявил я, сделав скучающее лицо. – Есть в школе место, где можно по-мужски поговорить? Я заметил, что на верхней губе Бака выступила испарина. Он сейчас то и дело переводил взгляд со своего приятеля на слишком уверенного в себе новичка. Что ему делать? Дигман в свою очередь занервничал, что было заметно по бегающим глазам, но только он открыл рот, чтобы ответить, как прозвенел звонок и в класс вошла учительница истории. На следующей перемене никто из класса не вышел, так как все ожидали продолжения разговора, вот только за время урока я продумал свое поведение и понял, что повел себя неправильно. Мне не нужна была излишняя популярность в школе, и я решил переиграть линию своего поведения. Переложить роль задиры на Дигмана. Прошла пара минут, а я все сидел за своим столом и листал учебник. Когда школьники поняли, что продолжения не будет, все потихоньку начали заниматься своими делами. Если мне было все равно, то парню, чье лидерство оспорили, нет. Подойдя к моему столу в сопровождении Бака, Дигман с угрожающим видом заявил: – Мы еще не договорили. – Слушай, не мешай. Видишь, читаю. – Ты что, урод, не понял, что я с тобой разговариваю! – и он попытался захлопнуть учебник, нависнув над моим столом. В следующее мгновение я распрямился как пружина, нанеся Дигману удар в челюсть открытой ладонью. От неожиданного и резкого удара парня отбросило, и, не удержавшись на ногах, он с грохотом рухнул на пол между партами. Вскочив на ноги, я бросился на его приятеля. Динкфильд был настолько ошеломлен моей атакой, что даже не смог оказать никакого сопротивления и оказался на полу, на пару со своим приятелем. Стоя над ним, я насмешливо спросил: – Бак, тебе еще отвесить пару раз по шее или хватит? Тот, держась за челюсть, что-то пробурчал неразборчиво. – Я так понял, что ты сейчас извинился передо мной. Тот вскинулся, хотел что-то сказать, но наткнувшись на мой не предвещающий ничего хорошего взгляд, только согласно мотнул головой. Унижать парней я дальше не стал и вернулся на свое место. Обоим парням помогли подняться на ноги одноклассники, а еще спустя пару минуту прозвенел звонок. За урок оба парня пришли в себя, и когда мы стали собирать сумки, чтобы перейти в химическую лабораторию, Дигман дождался, когда большая часть класса выйдет, подошел ко мне и угрожающе заявил: – После уроков мы тебя так отделаем, что родной папаша не узнает! Я только усмехнулся, глядя ему в лицо. Его это окончательно взбесило, но полученный недавно урок и моя непонятная ему уверенность заставляли инстинктивно остерегаться меня. Он с большим трудом сдерживал свою ярость, и как только ему на глаза попался один из немногих оставшихся в классе школьников, а это был Питер Красли, он не выдержал. – Поросенок, ко мне! Питер, как загипнотизированный, подошел к нему, и Дигман небрежным жестом сунул ему свой портфель, после чего заявил приказным тоном: – Отнесешь в лабораторию! – Питер, кинь его портфель на пол! – неожиданно резко скомандовал я. Секунду поколебавшись, Красли, с опаской глядя на меня, осторожно опустил портфель Дигмана на пол и выпрямился в ожидании нового приказа. – Чего встал?! – обратился я теперь к Дигману и принял угрожающий вид. – Быстро забрал свой портфель и топай в лабораторию, а то опоздаешь! Ну! Пошел! Унижение, которому я его сейчас подверг, заставило парня потерять голову и кинуться на меня, за что он и поплатился, налетев на элементарный прием, после которого оказался стоящим на коленях с вывернутой назад рукой. Подросток еле сдерживался, чтобы не застонать. Его приятель Бак только напрягся, собираясь броситься на меня, как я его предупредил: – Одно твое движение, и я ему сломаю руку. И в этом именно ты, Динкфильд, будешь виноват. У меня не было цели ломать репутацию лидера класса, поэтому решил не затягивать этот спектакль, так как я добился, чего хотел. Показал всем, что я крутой парень, а значит, китаянка, с которой общаюсь, находится под моей защитой. Она, кстати, присутствовала при этой сцене и, кажется, одна из немногих поняла, в чем ее суть. Отпустив руку лидера, я взял свою сумку и сказал стоящим в полном ступоре оставшимся одноклассникам: – Ребята, пошли быстрее, а то опоздаем на занятия. В этот день я Дигмана больше не видел. Он пришел на занятия только на следующий день. Пару дней обо мне в классе еще говорили, кое-кто даже попытался записаться в мои друзья, но так как я держался отчужденно, то все общение со мной заключалось в нескольких словах: «Привет. Как дела? Хорошо. Пока». Да и кому интересно обсуждать новости или сплетни с человеком, который выслушивает тебя с каменным лицом, а потом уходит, ни слова не говоря. Подросток из меня получился довольно странный, но передо мной не стояла задача подружиться с классом, а только с Мэй. Свою задачу я выполнил. Несколько дней класс лихорадило, так как привычный расклад нарушился, и теперь все считали, что лидером в классе станет новичок, но так как я продолжал вести себя, как обычно, то одноклассники поняли, что тот ни на что не претендует. Стоило всем это понять, как все почти, за небольшим исключением, вернулось на свои места. Пока большая часть класса, оставшись верными Дигману, старалась держаться от нас на расстоянии, то другие ребята, кто временами становился объектом насмешек своих одноклассников, неожиданно записались в друзья к моей китайской подружке. Таким образом, они считали, что находятся под моей защитой. В принципе, так и было. Особенно после того случая на перемене, когда парень из параллельного класса решил показать себя героем перед приятелями и сильно толкнул Питера с криком: – Дорогу, свинья! К его несчастью, я оказался рядом, после чего обидчику стало очень больно. Трое его приятелей, до этого весело смеявшихся над грубой шуткой, резко заткнулись, глядя, как корчится на полу от боли их друг. Несколько секунд я смотрел на них, но подростки только отводили глаза, стараясь не встречаться со мной взглядом. Так как это произошло в коридоре во время большой перемены, то слухи об этом быстро разошлись по всей школе, и Питер, неожиданно для себя, стал другом крутого парня. Естественно, что к моим одноклассникам, поддерживавшим дружбу с Мэй, в школе стали относиться без особой симпатии, но при этом старались не только их не задирать, но и даже обходить стороной. Сама Мэй была симпатичной (на китайский вкус), стройной и энергичной девушкой, с неплохими задатками лидера. Она со вкусом одевалась, обладала чувством юмора, хорошо рисовала и неплохо пела, тем самым все больше привлекая внимание своих одноклассников. Как-то раз, когда мы выходили из школы, Мэй неожиданно спросила, где я живу, и откровенно обрадовалась, когда поняла, что мы оба живем в одном и том же направлении. Она тут же решила, раз мы друзья и нам по пути, то теперь мы будем ездить вместе. Мои вялые возражения она отмела сразу, после чего я мог честно сказать, что выполнил все, что мы наметили с Ли Вонгом. Точка на маршруте, где я сходил, вполне могла быть использована для нападения на Мэй, поэтому она была учтена в плане. Мне также было известно, что за машиной, которую вел ее личный шофер-телохранитель, неприметно следовала еще одна машина с четырьмя хорошо вооруженными боевиками, да и маршрут ее автомобиля был проложен так, что проходил по большим оживленным улицам. Вариант, что нападение произойдет в центре города, где полно полицейских патрулей, было маловероятно, хотя он тоже учитывался. Пошел уже третий день, как мы с Мэй стали ездить вместе. Наше общение проходило в основном в школе, потому что в машине она молча сидела и думала о чем-то своем. Впрочем, ничего удивительного в этом я не видел. У китайцев свой менталитет, свое мировоззрение и свои отношения между людьми. Именно поэтому все десять минут нашей совместной езды до места, где выходил, я спокойно смотрел в окно. Мне до сих пор было интересно смотреть на этот мир. Просто так случилось, что водоворот событий, захлестнувший меня с самой первой минуты пребывания в этом мире, был настолько силен, что у меня не было времени, чтобы свыкнуться с местной жизнью. Мы ехали в первом ряду, у самого тротуара. Как всегда, я сел с правой стороны, чтобы сразу выйти, когда машина остановится. «Через две минуты будет перекресток», – отметил я в голове, следя за людьми на тротуаре, при этом автоматически оценивая их на возможную опасность. Вдруг впереди на перекрестке, который мы обычно быстро проскакивали, неожиданно раздался резкий визг тормозов, скрежет сминающегося металла, звон лопнувшего стекла, и сразу закричали люди. Движение резко замедлилось, и сразу раздались автомобильные гудки недовольных водителей. Наша машина проползла еще полтора десятка метров и остановилась. Водитель затормозил перед темно-красным «линкольном», потом, высунув голову и подавшись вперед, попытался рассмотреть, что делается впереди. Мэй автоматически подалась вперед, наклонившись к переднему сиденью. Воспользовавшись тем, что девушка отвлеклась, я достал из сумки маленький кольт и незаметно переложил его в карман брюк. На перекрестке и близлежащих тротуарах возникла толчея людей, которые шумели, выплескивая наружу эмоции и делясь с окружающими своими впечатлениями. Только успел подумать, что мы застряли здесь надолго, как позади нас раздался взрыв, а вслед за ним послышались пистолетные выстрелы. «Все подстроено. Авария, теперь они расстреляют наше сопровождение и скроются в толпе. Выдернуть девушку из машины и попробовать скрыться? – Я пытался найти выход из создавшейся ситуации, глядя в окно, как мечутся по тротуару люди. – Так, может, налетчики именно этого и ждут? Перехватят нас в этой неразберихе и спасибо не скажут. Где эта, мать ее, полиция?!» Бросил несколько взглядов по сторонам, пытаясь оценить обстановку. Дверца автомобиля со стороны Мэй была заблокирована стоящим рядом автомобилем. Мельком отметил, что там ехала семья. Отец со старшим сыном на переднем сиденье, а мать с дочкой на заднем. Сейчас все они скорчились на своих сиденьях, закрывая руками головы. Со всех сторон слышались истерические крики перепуганного народа: – Полиция!! На помощь!! Наш водитель не выдержал, выхватил пистолет и попытался выскочить из машины, но стоило ему только открыть дверцу, как откуда-то ударило два выстрела, и он, хрипя, стал заваливаться обратно на сиденье. Кто и откуда стрелял, мне не удалось заметить в общей суматохе. Мэй вскрикнула и прижалась ко мне, дрожа всем телом. – Сядь между сиденьями. Живо, – прошептал я ей. Только она так сделала, как откуда-то сбоку раздался рев мощного двигателя, и на тротуар выскочила полицейская машина, резко затормозившая напротив нас в десятке метров. Из нее выскочили три полицейских с пистолетами в руках. Если водитель, настороженно вертя головой, остался у автомобиля, то остальные двое сразу кинулись к нам. «Полицейские?! Откуда? Я не слышал полицейской сирены. Почему бегут именно к нам, а не к месту, где был взрыв? Причем бегут свободно, словно не ждут опасности. Они что, не видят труп водителя? Маскарад? Стрелять? А если это настоящие копы?» Сомнение не дало мне окончательно утвердиться в мысли о лжеполицейских, а значит, время для стрельбы было упущено, к тому же у обоих полицейских в руках были пистолеты, которые они были готовы пустить в ход. Пришлось срочно работать по другому варианту: испуганный подросток. Приняв решение, согнулся к свернувшейся в клубок девушке и прижался к ней со словами: – Все будет хорошо, девочка. Полицейский, подбежав к нашей машине, открыл заднюю дверь и, увидев две сжавшиеся фигурки подростков, громко спросил: – Здесь есть девушка по имени Мэй? Услышав вопрос, я теперь точно знал, что это ряженые полицейские, вот только стрелять было поздно. Второй «полицейский», заняв позицию в двух метрах, четко контролировал меня. Мэй, отодвинув меня, приподняла голову, и стоило ей увидеть полицейского, как ее губы тронула робкая улыбка. – Да. А что случилось? – Офицер Джексон. Патрульно-постовая служба Лос-Анджелеса. Нас послали за вами. Пожалуйста, пройдите в нашу машину. Кто рядом с вами? Его напарник, стоя в двух шагах за его спиной, прикрывал его, но даже при этом можно было удивиться выдержке наемника. Лицо, как и тон его голоса, было спокойно и серьезно, как и положено настоящему копу. – Мик Доноган. Мы учимся в одном классе. Я без него не поеду, – решительно заявила девушка, уже немного оправившись от испуга. Полицейский слегка скривился, но больше ничем себя не проявил. – Хорошо. Только быстрее. Здесь опасно. Делая вид, что совсем потерял голову от страха, я со всех ног помчался к полицейской машине, совсем не обращая внимания на Мэй. Только успел забраться на заднее сиденье, как хлопнула дверца, это полицейский-водитель сел на свое место. Пистолет, который я при посадке в машину успел выдернуть из кармана и сейчас держал в руке, был прикрыт школьной сумкой. Мэй быстро вскочила в машину вслед за мной. Не успели оба наемника почти одновременно хлопнуть дверцами, как автомобиль сорвался с места и помчался по опустевшему тротуару. Водитель только начал набирать скорость, как послышался приближающийся рев сразу нескольких моторов и нарастающий звук сирен. Головы двух лжеполицейских автоматически повернулись на звуки, и только водитель, сосредоточенно глядя вперед, выкручивал руль, поворачивая за угол, что дало мне возможность относительно незаметно вытащить свой пистолет. Резким рывком выбросил руку с пистолетом, одновременно отталкивая голову Мэй назад и нажимая на спусковой крючок. Голова фальшивого полицейского резко дергается вместе с выстрелом, а уже в следующее мгновение раздается новый выстрел, и тело наемника с простреленной головой, сидящего на переднем сиденье, заваливается вперед. Девушка, у которой нервы были и так на пределе, не выдерживает и истошно кричит. Словно в ответ, откуда-то с улицы раздались крики, и было непонятно, касаются они нас или это все еще отголоски трагедии на перекрестке, так как мы совсем недалеко уехали. Мне видно, что водитель нажал на газ, увеличивая скорость, при этом с силой вцепился в баранку руками. Он был готов уже резко повернуть, чтобы попробовать таким образом изменить ситуацию в свою сторону, но не успел. Горячий ствол уткнулся ему в шею, а затем спокойный голос за его спиной негромко сказал: – Хочешь жить, не дергайся. От этого холодного спокойствия веяло смертью, и у наемника, имевшего за спиной человеческий труп и тюремный срок в два с половиной года за вооруженный грабеж, по спине пробежали холодные мурашки. Судорожно сглотнув, бандит, сбавив скорость, хрипло сказал: – Понял. Я бросил быстрый взгляд по сторонам. Мы уже вырвались из центра и, судя по постройкам, въехали в один из спальных районов города. Увидев телефонную будку, я скомандовал: – Сверни в этот проулок. Теперь сюда. Сбрось еще скорость и медленно заезжай туда. Когда наемник заехал в глухой тупик, расположенный между магазином и какой-то редакцией, похвалил: – Молодец. Тормози. Теперь медленно достань оружие и передай мне. Забрав пистолет и, не сводя глаз с водителя, я спросил у девушки: – Мэй, ты как? Она уже перестала кричать и теперь сидела с напряженным и бледным лицом. – Тебе плохо? Она коротко кивнула головой. – Эй, ты, – я ткнул стволом водителя в шею, – медленно открой дверь со своей стороны и, не вставая на ноги, боком вываливайся из машины. Как упадешь, сразу раскинешь руки и ноги в разные стороны. Проконтролировав действия бандита, я только успел выйти из машины, как за мной, стрелой, выскочила Мэй и еле успела отбежать в сторону, как ее начало рвать. Найдя наручники, быстро застегнул браслеты на руках бандита, после чего засунул его в багажник. Теперь мне надо было что-то срочно решать. Несмотря на то, что машина стояла в глухом тупике и не видна, если не обращать на нее пристального внимания, но по улице ходит разный народ и мало ли кому в голову придет посмотреть, что делает здесь патрульная машина и стоящий рядом с ней пятнадцатилетний мальчишка. Вариантов было два. Один простой и надежный. Прострелить бандиту голову и уехать с девушкой, поймав такси или на автобусе. Второй был сложный и рисковый, но я решил выбрать его, именно он давал мне шанс закончить свою работу на китайцев. Только я успел определиться с выбором, как на меня набросилась с криком девушка: – Ты что наделал, тупой придурок! Это же полицейские! А ты их убил! Нас посадят в тюрьму на много лет! Нам надо бежать отсюда! – Быстро успокойся. Это не полиция, это бандиты, которые должны были тебя похитить. Ты видела телефонную будку тут недалеко? Мы проехали мимо нее. – Ты дурак! Мне было плохо! Я ничего не видела! Это какой-то кошмар! – голос ее подрагивал и звенел от пробивающихся в нем истерических ноток. – Успокойся, пожалуйста. Все плохое уже позади. Я порылся в кармане и достал мелочь. – Держи. Телефон-автомат находится на этой стороне улицы. Свернешь за угол и там увидишь. Позвони своим. Скажи, чтобы сюда прислали людей. Да не забудь у прохожих узнать название улицы и района, где мы находимся. Когда она ушла, я огляделся по сторонам, дождался, когда вблизи не будет прохожих, более компактно уложил трупы, чтобы не были так видны со стороны, после чего перезарядил свой пистолет, а оружие бандита проверил и положил в школьную сумку, свисавшую у меня с плеча. Да, я принял решение рискнуть и остаться, хотя логичнее было пристрелить наемника, а затем найти такси и доехать до безопасного места. Вот только в этом случае все концы опять будут оборваны, а так есть шанс получить нужные сведения от пленного наемника. Время в ожидании я решил занять разборкой сложившейся ситуации. Надо было признать, что план у наемников был дерзкий и смелый до отчаянности. Подстроенная авария, расстрел телохранителей одной группой наемников и вторая группа – ряженые полицейские. Кстати, маскарад, что они устроили, хорошо вписывался в этот план. Как отреагируют до смерти испуганные подростки, увидев полицейских? Естественно, с радостью бросятся им на шею. При этом куча народа будет видеть, что девочка сама села в полицейскую патрульную машину. Были там китайцы? Да никаких китайцев и рядом не было! Закончив анализ, посмотрел на часы. Мэй не было минут пятнадцать, и я уже начал беспокоиться, когда девушка наконец появилась. – Скоро приедут, – тихо сказала она, а потом неожиданно спросила: – Ты кто?! – Твой друг, Мэй. – Тебя, мальчика, наняли меня охранять? – в ее голосе звучало удивление. – И это тоже, – несколько туманно выразился я. – Что теперь будет? – при этом она выразительно посмотрела на машину с двумя трупами. – Не думай об этом. Не прошло и получаса, как прибыла помощь. Три машины и девять боевиков во главе с Вэем, средним сыном Ли Вонга. Он выслушал меня, затем внимательно осмотрел машину, потом его люди вытащили из багажника наемника. Я предложил выжать из пленника информацию прямо сейчас, так как мы могли упустить время. Впрочем, Мэтью Клабер, так звали наемника, не сильно упирался и поставил только одно условие: он согласен указать место, куда они должны были привезти Мэй, если его отпустят живым и здоровым. Это было очень своевременное предложение. Ведь еще никто не знает, что операция провалилась, а причина задержки может быть любой, то есть у китайцев появился шанс расправиться со своими врагами прямо сейчас. Вэй понял все правильно, после чего отобрал семь человек и уехал, а мы с Мэй и пленным в багажнике поехали в свою сторону. Один из китайцев был оставлен, чтобы зачистить следы нашего пребывания в этой машине. Сначала мы отвезли домой девушку, потом шофер отвез меня и пленника к Вонгу. Наемника забрали сразу, а мне предложили пока пообедать. После еды меня провели в гостиную и предложили подождать хозяина здесь. Здесь я еще не был. С интересом осмотрелся. Пол закрывал мягкий темно-зеленый ворсистый ковер. Шесть стульев, стоящих вокруг стола, имели такого же цвета обивку, как и абажур торшера, разместившегося в углу, в окружении двух кресел. Между ними стоял круглый лакированный столик, инкрустированный перламутром. Искусная резьба украшали подставку торшера, столик и застекленный шкаф, стоявший у стены. На стенах висело несколько картин с сюжетами из китайской истории. Под потолком висела люстра с шестью плафонами салатового цвета. Пробежав глазами по комнате, сел в одно из кресел, рядом с торшером, и приготовился ждать. Если все пройдет так, как я предполагал, то, возможно, смогу уже прямо сейчас выставить старику счет за свою работу. Прошло какое-то время, я уже успел задремать, как дверь открылась, и вошел старик-китаец. Из уважения к возрасту я встал и чуть наклонил голову. В ответ он коротко мне кивнул. – Мы тебе очень благодарны за спасение нашей девочки, Майкл. Я понимаю, ты сильно устал, поэтому тебя сейчас отвезут домой. Внизу стоит машина. – Значит, моя работа не закончена? – А ты считаешь, что все уже закончилось? – с легкой улыбкой спросил он меня. – По крайней мере, надеялся на это, – ответил я. – Мне бы тоже хотелось так считать, – как-то неопределенно сказал он и, помолчав несколько секунд, добавил: – Не опоздай завтра в школу.
ГЛАВА 4
На следующий день, с утра, за мной заехала Мэй, и мы вместе отправились в школу. В этот раз ее лицо не оживились при виде меня, и на мое приветствие девушка ответила холодным кивком. Теперь она явно меня сторонилась, хотя в школе старалась этого не показывать. Нетрудно было догадаться, что я перестал быть ее приятелем и одноклассником, а вместо этого стал предателем, который обманом вкрался к ней в друзья. Да еще мерзким и противным убийцей. Может, это было и не совсем так, но ее каменное выражение лица говорило о том, что теперь как друг я для нее не существую. Впрочем, меня это не задевало, я все так же весело махал ей рукой на прощанье, когда она, не обращая на меня внимания, с каменным лицом смотрела куда-то вперед. Как только машина трогалась с места, я начинал свой путь домой, причем каждый раз возвращался другой дорогой. Прекрасно понимая, что зная исходную точку высадки-посадки, вычислить меня – дело несложное, поэтому начинал петлять по улицам, шел проходными дворами, а кое-где перелезал через заборы, неоднократно при этом проверяясь. Чувство постоянной настороженности у меня было как у дворовой собаки, которая, учуяв чужого, сразу бы подала голос. Квартиру на втором этаже, которую мне оплатили на два месяца вперед китайцы, я выбрал себе сам, исходя из соображений безопасности. К тщательному выбору места проживания и изучению района меня приучила моя прежняя работа. За все то время, что там жил, дважды, по ночам, спускался на улицу из окна. Пути дальнейшего отхода были мною так же внимательно и тщательно изучены. Вместе с оружием я попросил у китайцев отмычки, чем опять их удивил. В моем обширном багаже умений и навыков была весьма полезная способность отлично открывать замки, а также определенный опыт в этом ремесле. Замки квартир на моем этаже были, за небольшим исключением, стандартными, мало чем отличаясь от замков ящиков письменного стола. Съемщики квартир, похоже, не утруждали себя такой заботой, как собственная безопасность. Впрочем, единственной ценностью в квартирах этого дома можно было считать радиоприемник или патефон с набором пластинок. В этом я убедился, применив на практике свою способность, которой владело небольшое количество людей, такие как воры-домушники. Я побывал в четырех квартирах, но только две из них мне подошли, потому что их владельцы уходили с утра и появлялись лишь вечером. Это было сделано не ради грабежа, а для того, чтобы дать вспомнить рукам прежние навыки, а также чтобы использовать их в качестве запасного укрытия, если моя квартира станет местом повышенной опасности. В одной из двух квартир, которые присмотрел в качестве временных убежищ, я спрятал High Standard HDM – американский пистолет двадцать второго калибра с интегрированным глушителем. Его использовали во время тайных операций американские агенты и спецназовцы. Этот пистолет, а также новый карманный кольт, который был постоянно со мной, я получил от китайцев. Старый Colt Model 1908, из которого были убиты похитители Мэй, разобранный на части, сейчас валялся на одной из свалок. Мне не нужно было лишних неприятностей. Убил – оружие сбросил. Кроме карманного пистолета, дома находился боевой нож и набор из двух вещей: небольшая картонная коробка с денежной мелочью и полотняный мешочек с двумя тесемками, которые быстро и легко затягивались на его горловине. Насыпаешь в него мелочь, завязываешь, и получается отличный кистень. Да и опыт работы у меня с ним был. Особенные меры предосторожности я предпринимал, уходя из квартиры, оставляя тайные охранные знаки на окне, двери и пороге, а когда возвращался, аккуратно и тщательно их проверял. Три дня прошло со дня нападения на нас, но старик молчал. Из чего можно было сделать однозначный вывод: операция китайцев в очередной раз провалилась. Об этом я сейчас думал по дороге домой из школы. Вылез из машины Мэй. Попрощался, помахал рукой и быстро пошел по намеченному мною на сегодня маршруту. Первый раз проверился, зайдя в магазин с мужской одеждой, некоторое время наблюдая за улицей через витрину, второй раз на подходе к дому, выпив в кафе молочный коктейль, а затем, дождавшись, когда официантка отвлечется, сделал вид, что пошел в туалет, а сам выскочил через черный ход. Оглядевшись по сторонам, залез на мусорный контейнер, а с него на забор, огораживающий мусорку. Какой прохожий, увидев там мальчишку, подумает о нем что-нибудьподозрительное? Да никто! Зато отсюда хорошо просматривалось окно моей квартиры. Я вам не говорил, что параноик? Теперь вы это знаете. Скажу честно, тут нечему удивляться. В этом мире нахожусь только две недели, а меня уже ищет полиция, мафия и ФБР, а еще я хожу в школу и работаю на китайскую триаду. Ну как тут не станешь параноиком, если к тому же был им в прошлой жизни. Обычно я наблюдал за окном около двадцати минут, но сейчас мне хватило половины этого времени. Неожиданно для себя я засек смутную фигуру незваного гостя в глубине квартиры. Скатившись с забора, быстрым шагом обошел дом по большой дуге и добрался до магазинчика, из-за угла которого хорошо просматривался вход в здание, а также небольшая парковка, находящаяся с левой стороны дома. К вечеру она полностью заполнялась автомобилями, но сейчас на ней стояло только пять автомобилей, и только в одном из них на водительском сиденье сидел человек. Европеец. Мужчина лет двадцати восьми – тридцати. Из того положения, как он сидел, понять, есть у него оружие или нет, у меня не было возможности. «Мафия? Хм. Они могли появиться здесь только в том случае, если меня сдал старый китаец, вот только ему это сейчас невыгодно делать. Квартиру выбирал я сам, а люди Ли Вонга лишь оформили договор. Напрашивается интересный вывод. Сдал меня тот человек, который мог знать этот адрес. Человек в близком окружении старика сдает меня… мафии. Почему он это сделал?» Попытка понять мотив ничего не дала, так как мало было исходных данных. «Черт с ним, с мотивом! Так что, позвонить старику? Нет! Если это гангстеры, разбираться мне надо самому». Заскочив в магазинчик, я купил жвачку, а выйдя, стал разворачивать пачку, причем делая вид, что увлекся и не замечаю ничего вокруг, но при этом, проходя мимо автомобиля, инстинктивно напрягся, ведь водитель мог достать оружие и попытаться убить меня. Чуть расслабился я только тогда, когда за мной закрылась дверь подъезда и сразу раздались три отрывистых автомобильных гудка. Все правильно. Сообщник просигналил, что цель на подходе. Поднявшись на второй этаж, прошел по коридору, щелкнул замком и вошел в квартиру… соседа. Достал спрятанный пистолет двадцать второго калибра с глушителем, после чего вышел, аккуратно закрыв дверь. Подойдя к своей квартире, щелкнул замком, а затем резко, с размаха, ударил в нее ногой. Вопль боли, раздавшийся из-за двери, показал мне, что та со всего размаха припечатала прятавшегося за ней убийцу. Из комнаты на шум выскочил второй убийца с пистолетом в руке, но получив две пули в грудь, а одну в голову, рухнул на пол. Я сделал шаг назад и замер напротив двери, держа пистолет двумя руками. Боль в разбитом лице и внезапная смерть напарника захлестнули сознание наемника, заставив сделать ошибку. Боевик попался на элементарную уловку, кинувшись вслед за мной, но стоило ему выскочить из-за двери, как он наткнулся на темную фигуру, стоящую в коридоре, и безжизненный зрачок ствола, смотрящий ему в лицо. Секунда-другая ушли на то, чтобы осознать, что его провели, и начать вскидывать оружие, но я быстрее – уже жму на спусковой крючок. Пуф! Пуф! Две пули, одна за другой, ударили убийцу в плечо и руку, в которой он держал оружие. Пистолет с громким стуком падает на пол. Влетаю в квартиру и бью стволом пистолета по разбитому в кровь носу наемника. Тот со стоном отшатывается, но наткнувшись на труп подельника, падает на пол. Выдергиваю из руки трупа пистолет, отбрасываю его к стене, после чего подхожу к двери, закрываю ее на замок, а затем возвращаюсь к пленному и начинаю допрос. У меня нет времени для долгих бесед, поэтому неожиданно и резко бью по раненому плечу и одновременно левой рукой зажимаю ему рот. Отслеживаю реакцию. Глаза мутные. Лицо даже не бледное, а серое. Сильный болевой шок. Убираю руку. – Говори. С трудом сдерживая стон, он хрипит: – Ты все равно меня убьешь. – Убью, – спокойно согласился я с ним. – Только есть большая разница, как ты умирать будешь. Если понадобится, я сделаю так, что твоя теперешняя боль покажется тебе райским наслаждением. – Ты же мальчишка! Ты не можешь… – Значит, не поверил. А так? Взвыть от дикой боли ему не дала моя рука, заткнувшая рот. Он был на грани обморока. Выждав пару минут, я задал новый вопрос: – Твой приятель, который сидит в машине, что должен сделать? – Уехать, если что-то пойдет не так, – из-за сильной боли он не мог говорить четко, больше хрипел. – Кто вас навел на эту квартиру? – Позвонил человек и сказал, что по этому адресу можно найти того, кто убил наших братьев. – Вы братья? – я с удивлением посмотрел на убийцу. – Не так, как ты подумал. Мы все воевали в Европе, а потом организовали армейское братство. – Так вы здесь для того, чтобы отомстить мне? – Да. – Сколько вас всего? – Вначале было восемь человек. Двое из нас погибли еще раньше. Теперь если я умру, останется только один человек. – Теперь главный вопрос. Тот, кто позвонил вам и указал на эту квартиру, откуда он вас знал? Несмотря на боль, губы раненого расползлись в ухмылке, и он чуть кивнул головой в сторону трупа: – Ты его об этом спроси. У нас Стив всегда работал с заказчиками. Я встал, подошел к телефону, набрал номер и попросил позвать срочно Ли Вонга. Когда услышал в трубке его голос, сказал: – У меня в квартире была засада из двух человек. Сейчас один из них труп, а второй раненый. Их навел человек, которому известен мой адрес. Старик с минуту молчал, думал, потом коротко сказал: – Жди. Достав аптечку, я перевязал раненого, потом перезарядил пистолет, собрал оружие боевиков, затем сел на стул и приготовился ждать. Раненый какое-то время смотрел на меня, потом спросил: – Тебе действительно пятнадцать лет, как нам сказали? Или ты так только выглядишь? Я пожал плечами, не желая говорить. Прошло минут десять, как он снова меня спросил: – Что со мной будет? – Ничего хорошего, – недовольно буркнул я, глядя на испачканный кровью пол и думая о том, что мне придется делать сегодня большую уборку в квартире.Спустя час приехал Вэй со своими бойцами. Открыл им дверь, а сам отошел к стене, не выпуская оружие из руки. Сын старика, в сопровождении двух своих людей, быстро прошел в квартиру. Вошедший последним китаец захлопнул за собой дверь и остался стоять у двери, второй боевик быстро пересек комнату и встал у окна. Вэй, пройдя в комнату, остановился у лежащих на полу тел, демонстративно не обращая внимания на пистолет в моей руке. Несмотря на то что у китайцев в руках не было оружия, я невольно напрягся, так как быстрота действий и выбор позиций говорили сами за себя. Вэй повернулся ко мне, изобразил легкую улыбку на губах, после чего сказал: – Расслабься, Майкл. Мы нашли предателя. Мой отец хочет с тобой поговорить. – Сегодня? – уточнил я. – Сейчас! – отчеканил он, затем, повернув голову к боевику, стоящему у двери, скомандовал: – Коробки! Быстро! Китаец, открыв дверь, живо выскочил за дверь, а уже спустя пять минут я наблюдал, как четверо китайцев шустро засовывают труп и пленного в большие упаковочные коробки, после чего обратился к Вэю, который с каменным выражением лица следил за действиями своих людей: – Здесь хорошая уборка требуется. И еще. Если я отсюда уезжаю совсем, мне кое-что нужно забрать. – Уберут. Оставь ключи, а что нужно, забери с собой прямо сейчас, – с этими словами он вышел из квартиры. Пока я собирал вещи в сумку, вошел китаец и молча ждал, пока я закончу укладываться. Сунув ему в руку ключи, я вышел из квартиры. Было, похоже, что моя работа на Ли Вонга подошла к концу.
Кабинет хозяина был отделан в светло-зеленых тонах. Обои и шторы в комнате были цвета свежей весенней листвы, и только плюшевая обивка кресла и стульев была более темного оттенка. Вэй проводил меня в кабинет отца, но не ушел, а остался. Старик, сидя в кресле, показал нам на стулья, стоящие напротив письменного стола. – Садитесь. Чай? – поинтересовался он у меня. – Спасибо, мистер Вонг. Не надо. – Мне очень жаль, что так получилось, Майкл. Тебе за эти дни пришлось нелегко, но ты сумел показать себя настоящим мужчиной. Даже я, зрелый годами и умудренный жизненным опытом старик, не перестаю удивляться тому, с какой силой и упорством ты преодолеваешь препятствия, стоящие на твоем пути. – Спасибо, мистер Вонг, за хорошие слова. Я вижу, что они идут от чистого сердца, и поэтому вдвойне приятны, – решил я ответить вежливостью на слова старика, хотя мне хотелось как можно быстрее перейти к конкретике. – Майкл, ты сделал для нас большое дело, помог найти «крысу», поэтому мы благодарны тебе за помощь и хотим, чтобы у тебя все было хорошо. Надеюсь, что ты хорошо окончишь школу, а потом поступишь в один из лучших и престижных университетов. В этом ты всецело можешь рассчитывать на нас. Мы во всем поможем тебе. Мы верим в тебя, Майкл, и надеемся, что ты ответишь нам тем же! Что скажешь? – Я так далеко не загадывал, мистер Вонг, поэтому мне трудно что-то сказать прямо сейчас. Думаю, сначала мне надо определиться с моей сегодняшней жизнью, а потом идти дальше. – Понимаю тебя, Майкл. Тебе обязательно надо подумать, вот только где ты найдешь такую поддержку и защиту, как у нас? Ты же не забыл, что тебя ищут плохие люди? – Я еще не решил: буду жить здесь или уеду отсюда навсегда. Теперь, мистер Вонг, мне хотелось бы узнать о награде, которую вы мне обещали за выполненную работу. – Надеюсь, твои слова не были упреком, высказанным мне за то, что я не сразу начал об этом наш разговор. Просто мне казалось, что если мы проявим заботу о тебе и твоем будущем, это и станет тебе достойной наградой. Или я ошибался? «Старый лис! Не хочет отпускать меня! Нет! В наемные убийцы, как ни проси, не пойду!» – Нет ошибки в ваших словах! Вот только я не готов прямо сейчас вам ответить. У меня просто не было времени разобраться в том, чего я хочу. По лицу старика мелькнула тень разочарования. – Хорошо, пусть пока будет так, Майкл. Так что ты хочешь? Я много раз обдумывал то, что мне необходимо в первую очередь. Мысли о том, чтобы сменить имя и фамилию, в конце концов, я отверг. Мало ли что может случиться на моем длинном жизненном пути, поэтому лучше иметь натуральную биографию, а не ее жалкое подобие. Дело в том, что я решил остаться пока в городе и уже определился со своей ближайшей целью, поэтому мои слова, сказанные старому китайцу, были неправдой. Цель была намечена, но вот как ее осуществить, я пока не знал. Самое интересное, что я нашел ее при прочтении одной статьи в газете, которая подтолкнула мою память, оживив то, что до этой секунды лежало мертвым грузом. – Мне нужны деньги и точная информация о тех людях, которые желают моей смерти. Чем подробнее, тем лучше. И последнее, – я замялся, так как до последнего момента не знал, озвучивать мне это желание или нет. – Мне нужен помощник. На время. Только не китаец, а европеец. Надеюсь, вы понимаете, чем это вызвано? Ли Вонг с каждым разом все больше утверждался в мысли, что в подростке живет дух настоящего мужчины. Об этом говорит его хладнокровие, сильная воля и практичная жестокость. Старику нравились такие люди, поэтому он никогда не приближал к себе людей, не умевших даже в малой мере владеть своими эмоциями, какими бы верными они ни были. Такой человек, потеряв голову, может подвести в любой момент, забыв свои обязанности или данный ему приказ, в отличие от этого мальчишки. Его рассуждения отличались здравым смыслом и логикой, а умение задавать точные вопросы и давать правильные ответы временами вызывало восхищение даже у Ли Вонга, имеющего большой опыт внутреннего потрошения людей. «Мне бы такого внука! Нет. Надо удержать его возле себя, не дать ему уйти». – Майкл, Майкл, ты совсем не хочешь слышать прожившего долгую жизнь старика, который желает тебе только хорошего. Ты, похоже, хочешь умереть намного раньше, чем тебе предназначено природой. Мне не дано знать, что у тебя в голове, но если ты задумал мстить за свою семью – это глупо. Они уже мертвы, к тому же твой отец заслужил это наказание, как я уже тебе говорил… – После этих слов наступила пауза. Старик, как всегда, ловил меня на реакцию сказанных им слов. Это у него получалось автоматически. Ли Вонг хорошо читал мимику, выражение глаз и жесты людей, получая подтверждение правдивости сказанного или лживости человека. Сейчас китаец пытался вытащить из меня мотивы, толкающие на войну с мафией. Он исходил из двух вариантов. Месть за семью, исходящая из чувств самого подростка. Старик понимал его чувства, при этом считая, что это возраст дает себя знать, несмотря на жившего в нем духа воина. В этом случае его можно отговорить. Хуже, если подросток созрел для мысли, что, устранив для себя главную опасность, он получит свободу. Паренек с его способностями может много полезного сделать для триады, а значит, никак нельзя допустить его ухода. В свою очередь, я все это прекрасно видел и понимал. Мы с ним играли, вот только он этого не знал и поэтому всегда был в проигрыше. Его можно извинить, он просто не знал истинной сущности человека, с которым играл. – Против этих людей ты пустое место, Майкл, – не успокаивался старик. – Ты даже близко к ним не подойдешь. Запомни, мой мальчик, жизнь дается только один раз, но пока ты под нашей защитой, тебе нечего бояться. Ты помогаешь нам, мы помогаем тебе. Ты же не раз задумывался о будущем? Да? – Да. Думал. Но сейчас не об этом… – Нет, об этом! – резко перебил меня старик, его уже начало охватывать раздражение. – Ты просто сам не знаешь, чего хочешь! «Зато знаю, чего хочешь ты! Сделать из меня приложение к спусковому крючку. Нет, старик! Уж как-нибудь я сам со своим будущим разберусь». – Спасибо, мистер Вонг. Вы очень добры ко мне, но мне хочется жить спокойно, не оглядываясь за спину. – Сейчас ты ведешь себя, как маленький мальчик, который капризничает. Уперся и говорит: хочу, хочу! Но ты же не такой, Майкл? Или я тебя плохо знаю? Послушай совета старого и опытного человека: ничего хорошего из твоей мести не получится. – Чтобы идти по жизни легко и свободно, надо сначала расчистить себе дорогу, иначе можешь запнуться и упасть, разбив себе голову. Старый китаец, наверное с минуту, смотрел на меня с таким видом, словно видел впервые. – Очень мудрые слова для мальчика, но при этом я никак не могу понять: это в тебе говорит глупое упрямство или упорство взрослого мужчины? Я промолчал, тем самым говоря, что на беспредметные темы больше говорить не буду. Возникла пауза. Когда старик понял, что ответа не будет, он тяжело вздохнул и продолжил: – Ты знаешь, наверное, я могу тебя где-то понять. Только ты пойми одно: убьешь одного, другого, а потом уже тебя будут гонять как бешеного пса, пока не убьют. Против них ты – ничто! У них в кармане власть, полиция и газеты. Их слово здесь закон! – Перед тем как найти, надо сначала знать, кого искать. Не так ли? Сейчас я ступил на очень скользкую дорожку. Отказавшись от заманчивых предложений, я дал понять, что собираюсь идти своей дорогой. Я знал, как старик сейчас думает: Майкл получает договоренную награду и начинает войну с мафией, с которой у нас негласное перемирие. Это значит, что рано или поздно они выйдут на нас и посчитают, что это мы его подтолкнули к мести. Так не проще ли раз и навсегда покончить с неудобным мальчишкой? Именно поэтому здесь сидит Вэй, а за дверью, ни секунды не сомневаюсь, сейчас стоит пара-тройка его людей с оружием наготове. Это даже будет не предательство по отношению ко мне, нет, это просто проявление практицизма, который у них в крови. «Пока они еще окончательно не решили, что со мной делать, их надо заинтересовать». – Насколько мне известно, в городе идет война между Микки Коэном и Джеком Драгна. Ведь так? Господин Вонг был недоволен сложившимся разговором, поэтому не удостоил меня ответом, а только слегка кивнул головой, соглашаясь. – Вам с кем из них было бы интересно сотрудничать? – С Джеком Драгной. Он слабый, жалкий, никчемный ублюдок, – неожиданно заговорил сын старика. – Мы могли бы… – Вэй! – резкий оклик старика оборвал слова сына. – Продолжай, Майкл. – Насколько я мог понять, мою семью убили люди Микки Коэна? Так? – Допустим, – с некоторой задержкой согласился со мной старик – Тогда у меня есть план, который вам и мне будет выгоден, но он требует уточнений, кое-каких деталей, помощника и денег. Старик и его сын переглянулись, потом некоторое время жестко и внимательно смотрели на меня, при этом понимая, что не этот подросток, а они сейчас выбирают свой путь. Каким он окажется: длинным и прибыльным или коротким и страшным? – Говори, Майкл. – Как легче убить врага? – начал я с вопроса, а затем сразу, не ожидая ответа, продолжил: – Когда знаешь о нем всё. Где живет, привычки, наклонности. Но еще лучше, когда ты знаешь его планы, что он собирается делать, куда пойти, с кем встретиться. Тогда можно найти место, где он будет меньше всего ожидать опасности, и убить его без особых проблем. – На Коэна уже было совершено несколько покушений, а он все еще жив. Или ты умнее всех? – по губам Вэя проскочила ехидная улыбка. – Умнее, и я это докажу. Вот только для этого мне понадобится кое-какая техника. – И я вкратце объяснил, в чем суть моего плана, при этом не раскрывая деталей, после чего спросил: – Так что, мне можно рассчитывать на вас? – Ты действительно так можешь? – с Вэя разом соскочила вся невозмутимость. – Но откуда ты все это знаешь? – Знаю. Этого достаточно. – Отец! – в голосе сына была невысказанная просьба. Старик даже не посмотрел на сына. – Хорошо. Попробуем, – подтвердил наш устный договор старый китаец, потом посмотрел на сына и сказал: – Вэй, у тебя много работы. Иди. Когда дверь закрылась, старик некоторое время молчал. – Ты сильный и мужественный человек, Майкл. В тебе живет дух настоящего воина, но этого мало для дела, которое ты задумал. Тут нужна хитрость и осторожность, потому что твоя малейшая ошибка может привести к большой беде. – Не волнуйтесь, мистер Вонг. Я буду предельно осторожен, и если мне суждено умереть, то сделаю это в одиночестве. – Хорошо, что ты это понимаешь. Теперь о деле. Ты нам помог, поэтому мы поможем тебе. Дадим человека, который много знает и умеет. Он частный детектив. У него свои счеты с твоими врагами, но только помни: воевать ты будешь сам, на свой страх и риск. – Меня это вполне устраивает. Теперь я хотел бы решить вопрос с деньгами и оружием. – Тысячу долларов ты получишь прямо сейчас, – старый китаец открыл ящик стола, достал перевязанную веревочкой стопку банкнот и положил ее передо мной. – Насчет услуг детектива не волнуйся, мы с ним решим этот вопрос. Он тебе также поможет с оружием. И последнее. У нас больше не будет встреч. Ты меня понял? – Ценю вашу заботу, мистер Вонг. Не волнуйтесь, у вас не будет из-за меня проблем. И еще. Я человек, который помнит добро. – Это я и хотел от тебя услышать… – Старый китаец помолчал какое-то время, а потом добавил: – Мне хотелось бы увидеть тебя снова, Майкл. – Сделаю все возможное, уважаемый мистер Вонг, чтобы эта встреча состоялась.
Мальчишка ушел, а старик все еще не отрывал задумчивого взгляда от закрытой двери. Ему нравился Майкл, и только теперь он понял, что не хочет, чтобы мальчишку убили. «Надо приглядеть за мальчиком. По молодости лет он может допустить маленькую ошибку, которая может стать причиной его смерти, а это для нашего общего дела не нужно. К тому же, когда он поймет, кто ему помог, он опять будет нам должен. Майкл правильно воспитан и помнит зло и добро одинаково хорошо, а значит, правильно оценит наш шаг в его сторону».
ГЛАВА 5
Макс Ругер оказался крепким мужчиной, с широченной грудью и крепкими кулаками. Я прикинул, что лет ему, видимо, за сорок, но не больше сорока пяти. Аккуратно подстриженные каштановые волосы придавали ему моложавый вид. Черты его лица были несколько грубоваты, но приятны. Женщины с уклоном в романтическую поэзию, сказали бы, что его черты излучают мужество и силу. Не знаю насчет остального, но взгляд мне его понравился. В нем чувствовалась открытость и уверенность в себе. Встретились мы с ним на нейтральной территории. В кафе. Надо же приглядеться друг к другу. Войдя, я быстро огляделся по сторонам. В десяти метрах от меня, за столиком у окна, сидел отец семейства с женой и двумя детьми, все они с явным удовольствием поедали бургеры. Через столик от них сидели две женщины среднего возраста, которые оживленно и весело о чем-то говорили. Перед ними стояли чашки с кофе, а в тарелочках лежали пирожные. Судя по объемистым пакетам, лежащим рядом с ними, и хорошему настроению, они здесь отмечали удачный поход по магазинам. В глубине зала, у входа на кухню, стояла худенькая официантка и о чем-то говорила с мужчиной в белом переднике. Тот, кто мне был нужен, сидел в конце зала и прямо сейчас жадно расправлялся с бургером, запивая его соком. Судя по посуде, стоящей перед ним на столе, бургер был у него явно не первым. Я подошел к столу. Мужчина скосил на меня глаза и, не переставая жевать, кивнул головой в сторону сиденья напротив. Только я успел сесть, как он, быстро прожевав очередной кусок, поздоровался: – Привет, парень. Извини, со вчерашнего вечера толком не ел. Все это чертова работа! Сейчас доем и поговорим. – Добрый день, сэр. Ешьте. Не торопитесь. Заметив нового клиента, к нам подошла официантка с блокнотом в руке. Я попросил у нее стакан апельсинового сока, а мужчина – кофе. Убрав со стола, она буквально через пару минут вернулась с нашими заказами. – Макс Ругер, – представился здоровяк. – Частный детектив и бывший коп. Это все, что тебе надо обо мне знать. Зови меня Максом. Ты – Майкл. Считай, познакомились. Тебе сколько лет, парень? – Скоро будет пятнадцать. – Здорово! Так ты у нас большой взрослый мужчина, – при этом на его лице появилась издевательская ухмылка, – а значит, сам решаешь, что тебе делать. Я так понимаю, что у тебя совсем скучная и унылая жизнь, парень, раз ты решил умереть в свои неполные пятнадцать лет. – Раз вы согласились на встречу, то мне показалось, что мой возраст не станет проблемой. Или это не так? – Во-первых, мне хотелось посмотреть на такого странного парня. Во-вторых, я уже успел убедиться в способности нашего общего знакомого разбираться в людях. В-третьих, решил, что хуже мне от этой встречи не будет. Теперь выскажу свое мнение о тебе. На вид ты крепкий и упрямый паренек, вот только мне кажется, что ты не совсем представляешь, за что берешься. Надеюсь, что ты не насмотрелся фильмов, где один герой разбирается с кучей бандитов, потому что в жизни все совсем не так. Впрочем, я тебе не папаша и советы, как жить, давать не собираюсь. Ты твердо решил? – Я знаю, что делаю, а теперь давайте перейдем к делу, ради которого мы встретились. Что вы можете мне предложить? – Хм. Говоришь ты, как мужчина. Еще наш общий знакомый сказал мне, что ты им сильно помог. Старик так просто говорить не станет. М-м-м… Может, ты действительно какой-то особенный… Хорошо! – детектив обернулся и помахал рукой, подзывая официантку.Офис частного детектива располагался на втором этаже, над магазином-пекарней, и в открытое окно вместе с теплым воздухом проникал вкусный запах свежевыпеченной сдобы. На входной двери висела табличка «Макс Ругер. Частный детектив». Мы прошли через маленькую приемную. Стол и два стула. Комнатка сейчас пустовала, и было видно даже невооруженным взглядом, что за столом давно уже никто не сидит. На пишущей машинке, на папке для бумаг и телефоне лежал слой пыли. Открывая дверь в свой кабинет, детектив коротко пояснил: – Моя секретарша уволилась. Пока никого не взял. Переступив порог, я быстро огляделся. Картотечный шкаф, металлический ящик-сейф, прикрученный к полу, письменный стол, стул для посетителя. Кресло, стоящее у стены, на противоположной стороне стола, было предназначено для хозяина кабинета. На стене, над креслом, в рамке висела какая-то официальная бумага с печатями. Подходить не стал, решив, что это лицензия частного детектива. Письменный стол был девственно чист, за исключением стоящей на нем настольной лампы с темно-красным матерчатым абажуром и телефона. Под потолком белели лопасти большого вентилятора. Закрыв дверь, я подошел к окну и, по старой привычке, встал сбоку от оконной рамы. На противоположной стороне улицы тянулся ряд жилых домов из красного кирпича, монотонность которых разнообразили своими вывесками и рекламой парочка магазинов, овощная лавка, бар и кафе. Улица по случаю рабочего дня была немноголюдна. Большую часть прохожих составляли женщины-домохозяйки, так что никого из тех, кто подошел бы под описание «подозрительное лицо», я не увидел. Отойдя от окна, сел на стул. Хозяин кабинета тем временем включил потолочный вентилятор, после чего уселся в кресло. Мотор тяжело зашумел, вращая широкие лопасти. – Здесь мы можем говорить свободно. Скажу сразу, что наиболее ценные документы я здесь не храню, поэтому нам придется еще раз встретиться, но уже в другом месте. Да, еще, в моем офисе желательно не встречаться. У меня есть особое место для подобных встреч. У тебя хорошая память, Майкл? – Не жалуюсь. Макс тут же продиктовал мне номер своего рабочего телефона в офисе и адрес квартиры для конспиративных встреч. – Теперь ты хочешь понять, для чего я тебя сюда привел? По глазам вижу, что так. Слушай. Сначала я обрисую тебе обстановку в городе, чтобы ты понял, какую огромную кучу дерьма хочешь разворошить. Ты, похоже, парень, решил, что тебе сам дьявол не брат, если сумел пристрелить пару бандитов и при этом не блевануть, так, поверь мне, что это не так! – Похоже, наш общий знакомый через вас решил сделать еще одну попытку отговорить меня. Я прав? Детектив усмехнулся: – Ладно-ладно, я верю, что ты крутой парень и у тебя стальные яйца. Только помни, что ты сам напросился, и поэтому слушай меня внимательно, а заодно посмотришь кое-какие бумаги и несколько фото, которые у меня остались с тех времен, когда я еще служил в полиции. Все это время, пока давал мне информацию, он внимательно следил за выражением моего лица, надеясь найти страх или хотя бы брезгливость. Когда я внимательно посмотрел пару фотографий жертв гангстеров со следами пыток, видно, ими он хотел меня испугать, я спокойно заметил, что даже звери такого себе не позволяют. Он умолк и с определенной толикой удивления, смешанного с уважением, какое-то время молча смотрел на меня, потом сказал: – Ты самый странный пятнадцатилетний парень, которого я когда-либо видел. После того как Макс закончил рассказывать, я в достаточной степени представлял расклад в криминальном мире Лос-Анджелеса. Главную силу в городе представлял собой Микки Коэн. Бывший боксер и наемный убийца возглавлял самую сильную группировку в городе, которая занималась рэкетом, торговлей оружием и наркотиками, а кроме этого, он создал сеть тайных букмекерских контор, которая по своему размаху вполне тянула на подпольную империю. Вторым криминальным лицом являлся Джек Драгна, хотя и являлся боссом мафиозной семьи Лос-Анджелеса, но при этом оказался никчемным руководителем, и с ним мало кто считался. Люди мафиозных семей Чикаго и Нью-Йорка чувствовали себя в Лос-Анджелесе, как дома, совсем не считаясь с интересами Драгны. В то время семья Лос-Анджелеса частенько называлась «Мафией Микки Мауса» из-за того, что была плохо организована и не умела решать дела на своей собственной территории. Имя мышонка в английском языке часто употребляется как синоним чего-то несерьезного. Это в очередной раз подтвердилось, когда наемные убийцы, которые должны были убить Коэна, каждый раз умудрялись что-то сделать не так, как надо, и поэтому все закончились неудачей. В отличие от Драгны, Микки Коэн имел реальную власть и силу в городе, но, не будучи боссом, был вынужден считаться с другими мафиозными кланами, и только поэтому Драгна был жив. Боссов других кланов вполне устраивало его жалкое правление, которое давало им возможность делать деньги на чужой территории. Китайцы, по словам детектива, тоже еще не представляли реальную силу, которая могла бы противостоять мафии. Дело в том, что триада испокон веку занималась рэкетом и грабежом в основном только своих сограждан и не лезла на чужие территории, зато активно продвигала бизнес, постоянно стараясь его расширить. Во всем остальном триада мало чем отличалась от мафии, занимаясь проституцией, торговлей оружием и наркотиками. Негритянских банд еще не было и в помине, и только кое-где, на окраинах, встречались малочисленные молодежные группировки из латиноамериканцев, которые в основном воевали друг с другом, но без применения огнестрельного оружия. Ножи, цепи, дубинки. Узнал, что у Микки Коэна есть странность, он боится микробов и моет руки при первой возможности. Особенно интересной мне показалась информация о том, что Коэн напрямую связан с мафией Лас-Вегаса. Я попробовал уточнить подробности, но Макс эту сторону деятельности мафии плохо знал из-за того, что она ему была не интересна, так как выходила за рамки города. Из слов Макса стало также понятно, что Джек Драгна является крупнейшим в городе ростовщиком. Его люди сначала ссужали независимым торговцам или букмекерам деньги, после чего от него приходили другие бандиты и заставляли идти под их «защиту». Помимо этого Драгна контролировал профсоюзы прачечных и компаний – импортеров одежды. Правда, было у обоих главарей кое-что общее. У мафиозного босса Джека Драгны и Микки Коэна были свои карманные копы в отделе шерифа округа Лос-Анджелес. Рассказывая детали и называя некоторые фамилии коррумпированных полицейских, Макс едва не скрипел зубами от злости. Я так понял, что это его больное место. «Он что, такой суперчестный полицейский? Или в свое время его коллеги по работе подставили? Хотя чего гадать, к тому же это совершенно не мое дело». – Это все, что я хотел тебе рассказать, Майкл. Уже потом мы поработаем более подробно с документами и моими записями. Что тебе еще надо? – Винтовка. Пистолет. Все – с глушителем. Детектив посмотрел на меня, словно увидел впервые. – Что вы на меня так смотрите, Макс? У меня что, рожки растут? Или хвост сзади вырос? – Знаешь, парень, пока с тобой общался, все пытался понять, с кем я все же говорю. Перед глазами сидит мальчишка – подросток, а по разговору и уму – взрослый мужчина. Ты ничего не хочешь мне сказать? – Нет. – Дело в том, что я тебя сразу узнал. Ты – Майкл Валентайн. Твой отец должен был дать показания на Микки Коэна в обмен на программу по защите свидетелей. Поясню свои слова сразу. Я не участвовал в твоих поисках, просто наш общий знакомый попросил меня навести о вашей семье справки в полиции, где у меня остались связи, а потом я прочитал полицейский отчет и поговорил со своими ребятами за стаканчиком виски, от которых узнал кое-какие подробности, которые остались вне отчета. Один из соседей, пожелавший остаться неизвестным, рассказал полицейским, что убийцы вынесли из дома два тела. Тогда я не очень поверил, что мальчик сумел убить двух гангстеров и сбежать. Хм. Теперь думаю, что это похоже на правду. И еще. Старый китаец сказал мне, что ты частично потерял память. Это так? – Да. Но уверяю, это не будет препятствием для нашей работы. Детектив помолчал, потом сказал: – В общем, это все, что я хотел сказать. Вставай. Поехали.
Макс толкнул дверь заведения, над входом которого висела вывеска «ЛОМБАРД», и над нашими головами сразу зазвенели колокольчики. Только я успел войти, как мой взгляд сразу привлек деревянный прилавок с оригинальной защитой. Начиная от прилавка и кончая потолком, была натянута мелкоячеистая сетка. За ней находилось бронированное стекло. Посредине этой защиты было проделано небольшое окошечко, закрывавшееся изнутри дверцей. Над ним было просверлено с десяток отверстий, как я понял, для разговора с закрытым окошечком. «Сразу видно, что заведение не раз грабили, и не удивлюсь, если у продавца под прилавком целый арсенал лежит». Витрину закрывали металлические жалюзи, но три мощные лампы под потолком давали вполне достаточно света, чтобы хорошо рассмотреть выставленные за прилавком полки с самыми разнообразными вещами, каждая из которых была снабжена картонной биркой. За закрытым окошечком сидел продавец, который сейчас увлеченно читал какую-то книгу. Это я так решил, потому что ни на звон колокольчиков, ни на шаги посетителей он никак не отреагировал. За его спиной был виден массивный кассовый аппарат. Он соизволил поднять на нас глаза, только когда мы подошли к самому окошечку. Сначала его взгляд был хмурым, но уже спустя секунду, стоило ему узнать моего спутника, как черты лица посветлели, а на губах появилась улыбка. В следующую секунду окошечко распахнулось настежь. – Ругер! Старый черт! Это ты?! Где тебя носило?! Год не виделись! Или больше?! Рассказывай, как живешь, дружище! Бэт о тебе совсем недавно вспоминала! Где ты, как ты! А я что могу сказать?! Бросил старого приятеля! Пропал! Макс, ты!.. На нас просто обрушился нескончаемый поток громких и коротких фраз, которые извергал мужчина. – Я тоже рад тебя видеть, приятель. Ты же знаешь, что я стараюсь забыть о том, что произошло, а вы с Бэт – очень хорошее напоминание о моей прошлой жизни. Так что, прости меня, если можешь, Стив. – Это ты извини меня, дружище! Черт! Как несправедливо с тобой обошлась эта сука – жизнь! Ты был достоин… Ладно-ладно, парень! Но все равно, раз пришел, то теперь ты никуда не денешься, расскажешь мне, как живешь. Твои вкусы не изменилось, старый бродяга?! Пьешь… – Стив, все потом, – снова перебил своего говорливого приятеля детектив. – И поговорим, и выпьем, но сначала познакомься. Это – Майкл. – Привет, Майкл. Я – Стив. Если ты еще не знаешь, я являюсь закадычным дружком этого здоровяка со школы. Сколько мы с ним… Да не смотри так на меня, Макс! Умолкаю! Так вы зачем пришли? – Мне нужно хорошее, качественное оружие, желательно с глушителем. Хозяин ломбарда теперь уже внимательно, без улыбки, посмотрел на меня: – А ты знаешь, парень, о том, что есть специальный закон о регистрации в полиции оружия с глушителем? – Стив, ты как думаешь, если я уже не коп, то циркуляры и законы напрочь позабыл? – насмешливо поинтересовался у приятеля Ругер. – Так это ты, а он – мальчишка. – Со временем я исправлю этот недостаток, а теперь, Стив, давайте вернемся к моему вопросу. – Я все правильно понял, Макс? – при этом хозяин ломбарда бросил вопросительно-озабоченный взгляд на своего старого приятеля. – Помоги ему, Стив, – подтвердил мою просьбу детектив. – Хм. Ладно. Есть у меня кое-что… – он сделал паузу, на секунду задумался, потом продолжил: – Сделаем так! Хоть до закрытия магазина еще два часа, но ради таких гостей – закроюсь! Спустя двадцать минут мы уже сидели в подсобном помещении ломбарда, которое сочетало в себе комнату отдыха и склад. Стол, стул, кушетка, электрическая плитка и кофейник обозначали место отдыха, а металлические ящики и сейфы, расставленные вдоль стен, очевидно, хранили в себе наиболее ценные вещи. Стив первым делом поставил кофейник на плиту, потом развернул сверток, лежащий на столе. В нем оказались бутерброды. – Это женушка мне собрала, – с явной гордостью пояснил он. Нетрудно было понять по его тону и словам, что у него все хорошо в семье, а вот по лицу Ругера пробежало хмурое облачко. Стив это тоже заметил, после чего на его лице появилась виноватая улыбка, но при этом ничего говорить не стал, а вместо этого подошел к одному из металлических шкафов, достал из него бутылку с виски и два стаканчика. Вернувшись, поставил все это на стол. Налил кофе в кружки, потом алкоголь в стопки. – За встречу! – провозгласив тост, он опрокинул свой стаканчик в рот. Я поддержал тост стаканом с кофе. После того, как мы дружно закусили, хозяин ломбарда сказал: – Не будем терять время. Подойдя к широкому металлическому ящику, занимавшему треть стены, он несколько минут возился с двумя замками, а затем распахнул его дверцы настежь и сделал шаг в сторону. Моему взгляду представилось металлическое нутро, разделенное на несколько секций, где хранилось не менее двух десятков видов самого разнообразного оружия. Взвод не взвод, а пару отделений им вполне можно было вооружить. В глаза сразу бросился немецкий автомат MP-40, который соседствовал с помповым гладкоствольным винчестером модели M97 и пистолетом-пулеметом Томпсона. На мгновение мне показалось, что я нахожусь в музее военной истории, а затем сразу пришла мысль: «А чего ты хочешь? Ведь Вторая мировая война закончилась только четыре года тому назад». Пока я любовался историческими экспонатами (в моем понимании), хозяин из ящика вытащил винтовку с коротким и толстым стволом. Подойдя к нам, похвастался: – Вы такое, парни, наверное, никогда не видели? – В первый раз вживую вижу бесшумный карабин Де Лизла, – признался я, глядя на начавшую вытягиваться от удивления физиономию Стива. – Сорок пятый калибр. Обойма – семь патронов, дальность стрельбы – сто восемьдесят – двести метров. Но это так приблизительно. Точные цифры не помню. Оружие являлось одним из основных атрибутов моей службы, поэтому в свое время я внимательно (и не один раз) просмотрел ряд книг и альбомов по историческому и современному оружию. Это было не только познавательно, но и немало интересного я там нашел. – О как! Знаток! – отойдя от удивления, изрек хозяин ломбарда, а потом посмотрел на детектива. – Интересного ты себе приятеля нашел, Макс. Тот в ответ только хмыкнул. – Как насчет патронов к нему? – спросил я. – Есть упаковка, но я знаю место, где они есть. – Еще есть что-нибудь? – поинтересовался я. – Есть, как не быть, – с этими словами он снова вернулся к шкафу и, покопавшись, принес пистолет с глушителем. – Вот. Держи. Его мне продал парень, который привез эту игрушку из Европы. Это был совершенно новый на вид полицейский «Вальтер» РРК с удлиненным стволом и креплением для глушителя. С такой моделью мне еще не приходилось сталкиваться. – «Вальтер». Хорошая немецкая работа. Похоже, новый? – Совершенно новый. Парень, что его принес, сказал, что взял несколько штук прямо из ящика на немецком военном складе. К нему есть две упаковки с патронами. – А глушитель? – Есть и глушитель, – при этом Стив снова посмотрел на своего приятеля. Тот усмехнулся и пожал плечами. – Беру. А это что стоит у вас там в углу? Не пулемет MG-34? – Парень, ты откуда знаешь столько про оружие? Нет, если ты мне сейчас скажешь, что воевал в Европе, то, возможно, я тебе поверю. Да. Это немецкий пулемет. Отличная штучка и в хорошем состоянии. К нему у меня цинк патронов есть. – Может, у вас и гранаты есть? – Не надо больше лишних вопросов. У меня все есть, а если нет, то мне известно, где это можно достать. – Вы отличный бизнесмен, Стив, – от моих слов у хозяина ломбарда появилась довольная улыбка. – Назначайте цену за пистолет с глушителем. Насчет карабина я еще подумаю. Деньги заплачу прямо сейчас, но при этом у меня к вам будет просьба: пусть мои покупки полежат у вас какое-то время. И еще. Хотелось бы пристрелять оружие. Как это можно устроить? – Это совсем просто. Через квартал есть оружейный магазин, так его хозяин мой хороший приятель. Кстати, Макс хорошо знает Бада. Так вот на заднем дворе его магазина есть тир. Только это обязательно сейчас? – на простой физиономии владельца ломбарда появилось просительное выражение. – Просто я давно не видел своего старого приятеля… – Понял. Давайте рассчитаемся, и я пойду, а на днях к вам наведаюсь, и мы тогда сходим в тир. Хорошо? И еще. Мне интересна снайперская винтовка. – Ты с кем воевать собираешься, парень? – С плохими людьми. – Ну да, ну да, конечно. И зачем я задаю глупые вопросы? – в его голосе звучало неприкрытое ехидство. – Хорошо. Поспрашиваю. Если что – дам знать. – Тогда все. Макс, завтра я буду занят. Позвоню через день, с утра. Уходил я, провожаемый удивленными взглядами двух взрослых мужчин. Я не высказал мальчишеских восторгов, которые просто обязательны в подобном возрасте, зато показал знание иностранного оружия, а если к этому добавить мой спокойный и деловой тон, то все вместе взятое поставило в тупик не только хозяина ломбарда, но и детектива, который уже потихоньку стал привыкать к странностям подростка. Проведя ночь в дешевом отеле, утром я отправился к Джиму Бармету. Во-первых, надо было навестить старика, во-вторых, вернуть ему долг, а в-третьих, он должен был сыграть роль моего отца при съеме новой квартиры. Мальчик, снимающий себе квартиру – очень хорошо запоминающаяся личность. О нем можно рассказать знакомому или подруге, а там пошли гулять слухи. Смотришь, и до местной полиции дойдет, а те возьмут и посмотрят листы со списком разыскиваемых людей и преступников. Мне это надо? Добираться пришлось долго, с двумя пересадками, да еще по своей привычке проверился по дороге несколько раз и только тогда вышел к дому Бармета. «Три недели прошло, когда я его видел в последний раз», – подсчитал я, поднимаясь по лестнице. Поднявшись на этаж, неожиданно столкнулся с торопившейся куда-то Доротеей. Еле-еле успел отскочить в сторону от летевшего на меня большого пушечного ядра, затянутого в цветастое платье. Она узнала меня, только когда уже промчалась мимо. Резко затормозила. – Ой! Майкл! Ты откуда?! Ты так неожиданно пропал! Я уж думала, что больше тебя не увижу! Тебе кто-то сказал?! Да?! «У старика неприятности. Из-за меня?» – У Джима что-то случилось? – Случилось! Еще как случилось! После того как ты исчез, через день или два пришла полиция, а потом эти сволочи, бандиты! Это все этот подлый гад, Фил! Чтоб ему сдохнуть, твари проклятой! – Доротея, погоди. Может, зайдем к Джиму и там поговорим? – Ой! Нет-нет! Извини меня, Майкл, мне надо бежать! Я и так на работу опаздываю! Что мне доктор Белл скажет, даже представлять не хочу! Ты иди-иди! – негритянка чмокнула меня в щеку и уже на бегу бросила: – Пока! Не забывай! Заходи! Мне даже попрощаться не удалось. Несколько секунд стоял, вслушиваясь в быстрый топот ее туфель, потом пошел к квартире старика. Не стучась, резко открыл дверь и сразу услышал голос Бармета: – Дороти, ты что-то забыла?! Бросил быстрый взгляд по сторонам, затем перешагнул порог, закрыл дверь на замок и только послеэтого вошел в комнату. Джим сидел на кровати. Хотя следы побоев уже сошли, но бледный вид, свежий шрамик на подбородке и палка, прислоненная к кровати, говорили сами за себя. – Ты?! – в его глазах было изумление. – Я, сэр. Не прогоните? – Майкл, мальчик, как ты можешь такое говорить! Я весь изволновался, не зная, где ты и что с тобой?! Ты не голоден? Дороти тут принесла… – Большое спасибо, я не голоден. Джим, коротко расскажите, что случилось. Только без утайки. – Ты садись. Садись. Ты лучше скажи, где ты был все это время?! – Мне все-таки хотелось знать, что с вами произошло. Обо мне мы еще поговорим. – Тут все просто. Сначала пришли люди в штатском. Сказали, что они из полиции, предъявили жетоны, а затем показали твою фотографию. Я им сказал, что встретил тебя на улице, после чего ты пожил у меня два дня, а затем ушел, а куда – не сказал. Не думаю, что они мне поверили, но после того, как все записали, ушли. М-м-м… А на следующий день, уже к вечеру, когда я собирался на работу, пришли уже бандиты. Я им рассказал то же самое. Они мне тоже не поверили, а затем избили меня, а на прощанье сказали, если узнают, что соврал, вернутся и убьют. Это все, парень. – Кто рассказал бандитам про вас и меня? – Не знаю, Майкл. Честное слово, не знаю, – при этом глаза Бармета забегали, а голос дрогнул. «Не умеешь ты врать, старик. Совсем не умеешь. Ладно, сам разберусь». – Как у вас с работой? – С работой? Да никак. Уволили меня. Но ты, Майкл, себя не вини! К тому же я как раз завтра собирался пойти устраиваться на новую работу. – Джим, у меня есть к вам предложение. Как вы насчет того, чтобы пожить со мной вместе какое-то время? Деньги на первое время у меня есть. Так как? – Я… даже не знаю. Нет, я рад! Только зачем тебе такая обуза, как я?! Нет, понимаю, чувство благодарности и все такое. Только этого не надо, Майкл. Я крепкий мужик и привык отвечать сам за себя. – Рад за вас. Вы можете ходить, или вам очень трудно передвигаться? – Как раз собирался в магазин идти. – С магазином сам решу. Список дайте. Приду, мы еще поговорим. «Месть. В моей практике не было ничего, что можно было отнести к этому слову. Как-то в одном из споров, в той жизни, мне сказали, что моя работа вполне подходит под определение ”восстановление справедливости”. Только тогда я посмеялся над такой формулировкой, но теперь думаю, это название подойдет к данному случаю». Вышел из дома и вернулся с осторожностью, возведенной в квадрат. Хозяина квартиры нашел на кухне, Джим уже приготовил чай и ждал меня. После того, как выгрузил на стол продукты и медикаменты, мы долго пили чай с пончиками. Джим еще какое-то время упирался, но потом, поддавшись на мои уговоры, дал добро на переезд. – Все. Я пошел. Приду завтра. Одна просьба: закройте дверь и никому, слышите, никому не открывайте. – Майкл, может, не надо ко мне пока приходить? Ведь бандиты могут в любой момент вернуться. Давай подождем какое-то время. А? – Все будет хорошо. Верьте мне. Выйдя на улицу, я отправился в больницу, где работала Доротея. С доносчиком я собирался решить вопрос прямо сейчас, так как второй такой обработки Джим мог просто не выдержать. Предлог для разговора с медсестрой был прост: поговорить о здоровье Бармета, при этом у меня даже сомнений не было, что у толстой болтушки язык развяжется сам собой, и я узнаю, что мне надо. По дороге зашел в магазин, где купил сок, гамбургеры, пару пачек миндального печенья, конфеты и пончики. Больница представляла собой приземистое, угловатое здание серого цвета. У приемного покоя стояли две санитарные машины, а рядом с ними курило пять человек, водители и санитары. Зайдя через главный вход, оказался в фойе, среди сумятицы, которую можно увидеть в любой больнице мира. Больные, их сопровождающие, медсестры, врачи – представляли собой непонятный разуму вариант какого-то упорядоченного хаоса. У меня ушло почти сорок минут на то, чтобы найти и вызвать Доротею. Когда та подошла к справочному, мне показалось, что она как-то внутренне изменилась. Белый медицинский халат и белая шапочка сделали ее стройнее и выше, а вот лицо приобрело строгое и непроницаемое выражение, но стоило ей увидеть меня, как она ускорила шаги, причем деловое выражение сошло с ее лица, сменившись на тревогу. – Майкл, ты что здесь делаешь?! Что-то случилось с Джимом?! – Ничего, кроме того, что с ним уже случилось. – Все этот паскудный, вонючий ублюдок! Фил Макри, чтоб ты сдох, тварь безродная! – глаза негритянки прямо горели огнем ярости. – Фил Макри? – я сделал удивленное лицо. – Это кто?! – Пьянь подзаборная, сволочь и подлец! Вот он кто! Никакой жизни от него нет! Зачем мне господь дал мне эту поганую сволочь в соседи! Да еще поселили дверь в дверь! Был бы у меня пистолет… Теперь, когда я все узнал, надо было резко сбить разговор, после чего перевести на другую тему. – Доротея, ради бога, успокойтесь! Лучше посмотрите, что я вам купил. Негритянка прямо выхватила у меня из рук пакет, заглянула в него: – Ой-ой! Майкл, ты такой милый мальчик! Я все-все это очень люблю! Спасибо тебе! Покажу Терезе, она увидит и ахнет! Ура! У нас сегодня будет праздник! Дороти с такой легкостью меняла темы, что следить за ходом ее мыслей с непривычки мне было трудновато, поэтому я решил, что пора заканчивать разговор. – Я почему пришел… – Да! Ты так и не сказал, зачем пришел! Отвлек женщину вкусными вещами! Говори! Говори быстрее, я слушаю. – Хотел узнать у вас, как у специалиста, что у Джима со здоровьем? Может, какие-то специальные лекарства нужны? – Сейчас у него все нормально. А вот видел бы ты его две недели назад… Б-р-р! У него такой вид был! Жуть! Лекарства… Нет! Не надо! Все, что ему надо, так это хорошее питание и… работа. Ты уже знаешь, что его со старой выгнали? Ответить на вопрос я не успел, так как к нам подошла хрупкая и стройная женщина, лет сорока, с приятным лицом, в белом халате: – Дороти, вот ты где! А я тебя обыскалась, толстушка! Быстро скажи, кто этот хорошенький мальчик? – Хороший знакомый моего соседа. Зовут его Майкл. А это моя самая большая подруга – Тереза. Ты только посмотри, что нам этот мальчик принес! Краткий осмотр пакета принес новую порцию восторженных восклицаний Терезы. – О! Как тут все вкусно! Печенье! Бургеры! Какой заботливый мальчик! Спасибо! Ты очень-очень вовремя! Дор, я чего тебя искала. У нас есть минут двадцать свободного времени, так как доктора Белла вызвали на какое-то совещание. Он мне сказал, чтобы мы его ждали в кафе, и просил купить ему пару бутербродов с ветчиной и сыром. – Там, в пакете, три бургера. На всякий случай взял, – сообщил я. – Обойдется! Кому-кому, но только не этому рабовладельцу! – с напускной сердитостью воскликнула Тереза. – Он над нами измывается, а мы его кормить должны! Нет и еще раз нет! – Точно! – поддержала свою подругу Доротея. – Пара вчерашних бутербродов с засохшим сыром и мясом нашему извергу будут в самый раз! Мне не хотелось здесь больше торчать, поэтому я снова спросил: – Так я пойду? – Не так быстро, малыш! Мне очень любопытно, откуда ты знаком с нашей славной толстушкой? – поинтересовалась Тереза. Мне очень не хотелось, чтобы чужие люди знали обо мне лишние подробности, но и отмолчаться было бы подозрительно, а врать я не мог, так как здесь присутствовала Доротея. Оставалось надеяться на благоразумие медсестры-толстушки, и она, верно поняв мое молчание, не подвела. – Приходила навещать Джима Бармета, там его и увидела. Помнишь, я тебе рассказывала о беде, которая со стариком приключилась? – Да, жалко человека. Бандиты! Честным людям от них прохода нет! Ублюдки! – только начала она их ругать, как вдруг увидела кого-то за моей спиной. – Изабель! Иди сюда! Я обернулся. К нам подходила тоненькая девушка с большими черными глазами и черной гривой волос. Симпатичное личико, вот только очень бледное и усталое, а в глазах вселенская печаль. Когда-то в той жизни я любил девушку с такими большими, влажными и чуточку грустными черными глазами. Правда, у нас так и не получилось большой любви, но зато остались хорошие воспоминания. – Здравствуйте, – сказало изящное, но очень грустное создание. – Иза, познакомься с этим чудным мальчиком. Он принес нам такие вкусные вещи… Ах! Просто вкусняшки! Будешь хорошей девочкой, мы с тобой поделимся. – Спасибо, – девушка мило покраснела. – Я потом… – Еще чего! – вступила в разговор Дороти. Теперь она изображала строгую мамашу. – Тут на троих хватит! Майкл, будь джентльменом, пригласи девушку с нами в кафе. – Если только кофе… – несколько опешив от неожиданного приказа, пробормотал я. – Разрешите представиться – Майкл. – Изабель. – Очень приятно. Приглашаю вас пойти с нами. Девушка только открыла ротик для нового возражения, но тут с категорической речью выступила Тереза: – Мальчики и девочки, шагом марш в кафе! Не хочу остаться без сливок, как в прошлый раз! Вперед! После этого напутствия обе медсестры, развернувшись, так быстро и решительно пошли куда-то в глубь больницы, что мы с Изабель на пару шагов от них отстали. – Как вам тут работается? – поинтересовался я. – Трудно. Много работы, но я не жалуюсь. – Вижу. Вам, похоже, сегодня досталось. – Сутки на ногах. Это очень трудно. Теперь, слава святой деве Марии, все закончилось. Поеду домой спать. В кафе оказалось не так много народу, как я думал. Две подруги, с ходу заняв столик у стены, погнали меня и Изабель за кофе, а сами занялись сервировкой. Когда мы вернулись, стол был накрыт, а две подружки перемывали косточки какой-то Саре. Потом я пил кофе, а три работника больницы с большим аппетитом ели бургеры. Меня несколько удивила Изабель. Она старалась есть аккуратно, но у нее это плохо получалось, потому что была просто зверски голодна. Это наконец заметили подруги, которые до этого были увлечены очередным спором, теперь уже по поводу какого-то больного. – Изабель, ты опять сегодня ничего не ела? – взялась за нее Тереза. – Дор, ты смотри на эту негодную девчонку! Она хочет получить язву! – Девочка, прекрати себя морить голодом! Ты ссохнешься, станешь, как щепка, и перестанешь интересовать мальчиков! Вот ты мне скажи, только честно, сколько раз за смену тебя пытались ущипнуть за твою упругую попку наши мужчины? Бедная девушка смутилась настолько, что даже есть перестала. – Ешь, не обращай на нас внимания, – смягчилась Тереза. – Эту пачку печенья с собой заберешь своим обормотам. Ну и родители тебе достались. Боже упаси! Дам я тебе добрый совет: убеги от них и как можно дальше! – В точку, подруга! Найди себе парня и живи отдельно! Тебе семнадцать лет, а ты даже на свидание ни разу не бегала! Брось все и живи как тебе нравится! – Большое всем спасибо. Я, наверное, пойду, – робко сказала девушка, пряча глаза. – Иди уж, – вздохнула Тереза. – Все равно наши слова, как обычно, мимо ушей пропустила. – Майкл, будь джентльменом, проводи девушку домой! – не замедлила скомандовать Доротея. – Я хотел это предложить, но как-то не удавалось слово вставить в ваш разговор. – Что это было, подруга? Нас с тобой болтуньями обозвали? – весело поинтересовалась Тереза у толстушки, но та, к моему удивлению, не поддержала разговор, а вместо этого быстро пробормотала: – Все. Все. Бегите, молодежь. Уже вставая из-за стола, я понял, почему так быстро свернулся разговор. – Тереза, задраить люки и приготовить пушки к бою. На горизонте – доктор Белл. Мы с девушкой вышли в фойе. – Большое вам спасибо, Майкл. Мне еще надо переодеться. Вы идите. – Буду ждать вас у выхода, – сказал я и, не дожидаясь ответа, пошел сквозь всю эту больничную толпу. Спустя двадцать минут она вышла с пакетом в руке. Если в больнице она была одета в серый бесформенный халат, то сейчас на ней было приталенное платье, которое выгодно выделяло аппетитные выпуклости ее стройной фигурки. Мой взгляд невольно отразил мои нескромные мысли, потому что ее щечки вспыхнули красным цветом. Подойдя, взял пакет у нее из руки. Килограмма два – два с половиной. – Довольно тяжелый. – Это… для моей семьи. Она не стала уточнять, а я не стал спрашивать. Мне и так было ясно, что здесь то, что остается на кухне после больных. Мы шли пешком, потому что семейство Родригес жило в том же районе, что и Джим, но только двумя кварталами дальше, там, где жили латиноамериканцы. К середине пути мне кое-как удалось развеселить девушку, и я увидел, как с ее лица, наконец, сползла печальная маска. За время разговора мы как-то незаметно перешли на «ты». Неожиданно она остановилась. – Все, Майкл. Спасибо. Дальше я сама пойду. – Как скажешь, девочка. Пока. Но она не ответила, глядя испуганными глазами мне за спину. – Карлос, зри чудо! У нашей монашки приятель появился! Я повернулся. В трех метрах от меня стояли два крепких парня. Мексиканцы или латиноамериканцы. Лет по восемнадцать или чуть старше. Судя по их ухмылкам, было похоже, они нашли себе объект для развлечения. Меня. – Он мне просто помог донести пакет! – попыталась выгородить меня Изабель, став рядом со мной. – Ага! Пай-мальчик! Берегись, монашка, такой сначала пакет донесет, а потом юбку задерет и раком поставит. Его приятель громко засмеялся. Слегка повернув голову к девушке, я сказал: – Уходи. Быстро. Она посмотрела на меня с явным удивлением и что-то хотела сказать, но я повторил: – Быстро. Двое парней медленно подошли ко мне и, к своему удивлению, не обнаружили на моем лице страха. Мальчишка смотрел на них уверенно и нагло, а такое нельзя спускать. Один из них резко шагнул вперед, сокращая дистанцию, и только взмахнул кулаком, как я провел серию из трех ударов. Удар в солнечное сплетение, после чего противник сгибается и наклоняется вперед, подставляя подбородок под второй удар – локтем той же руки, от которого его голова откидывается назад, открывая горло для завершающего удара – ребром ладони из верхней точки дуги, описанной рукой. Из горла молодого бандита вырвался хрип. Торопливо идущая девушка, услышав страшный звук, не выдержала, оглянулась и замерла, не веря своим глазам. Один из банды «Крестов» уже валялся на земле, а затем последовало резкое и молниеносное движение руки Майкла, и второй бандит свалился на землю, словно был тряпичной куклой. Секунд десять она не могла отвести глаз от корчащихся на тротуаре тел, а когда поняла, что случилось, Майкл, не оборачиваясь, уже быстро шел по улице, удаляясь от нее. «Святая дева Мария, спаси и пощади Майкла! Теперь вся банда ”Крестов” будет его искать, чтобы искалечить!» Она хотела броситься за ним, но он так быстро и решительно шагал, что девушка в этот миг подумала: такому сильному парню, как он, вряд ли нужна чья-то помощь. Даже за время короткого знакомства она на уровне подсознания поняла, что внутри этого мальчика находится взрослый мужчина. То, о чем он говорил, резко отличалось от разговоров ее сверстников, и вот прямо сейчас все это было только что подтверждено быстрой и решительной расправой над двумя бандитами. Мне было понятно, что повезло наткнуться на членов молодежной банды, и в другое время я постарался бы избежать конфликта, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, но только не сейчас. То, что не люблю спускать с рук подобное наглое поведение, наверное, говорить не стоит. Но дело не в этом. Просто в течение двух-трех дней меня уже не будет в этом районе, а так как город большой, то мои пути вряд ли когда-нибудь снова пересекутся с мексиканцами. Вот только у девочки могут образоваться проблемы, но так как я местных братков даже не покалечил, а просто сделал очень больно, поэтому претензий к ней не должно быть. Просто разборки парней между собой. Мысль о Изабель появилась и исчезла.
ГЛАВА 6
Наступили сумерки. Я прекрасно помнил слова Джима о своем соседе: «…мне тут Фил, сосед с третьего этажа, рассказал…», как и слова толстой медсестры, что ее квартира дверь в дверь с этим типом. Теперь мне надо только узнать одно: дома этот урод или нет, а тогда будем действовать исходя из обстоятельств. Подойдя к квартире, достал отмычки. Три минуты, и простенький, стандартный замок открылся. Стоило мне только открыть дверь, как в нос ударила вонь помойки. Брезгливо поморщившись, вошел, закрыл за собой дверь, после чего приступил к осмотру квартиры. Грязная посуда с остатками еды, стаи тараканов, пустые бутылки и как завершение экспозиции – грязное и вонючее белье на кровати, сбитое в большой серый ком. Мне пришлось ждать на этой помойке два с лишним часа, пока не появился хозяин квартиры в пьяном виде, что намного упростило мою задачу. То, что мне никогда практически не доводилось заниматься подобными делами, ничего не меняло. Будучи универсальным орудием своего государства, в любой момент я мог получить подобный приказ и без малейшего сомнения в душе выполнить его, так как это было бы сделано во благо родного социалистического государства. Правда, в последнее время у меня появились мысли о том, что мои учителя и наставники несколько перестарались, и вместо боевого пса, стоявшего на страже хозяина, вырастили хищника, который только уже по инерции выполнял команды дрессировщика. Убивать Филиппа Макри я изначально не собирался, а только хотел преподать ему урок на всю оставшуюся жизнь. После того как я закончил и ушел, хозяин квартиры остался лежать, привязанный обеими руками к спинке массивной металлической кровати. Дикая боль шла от раздробленных коленей, разрывая его мозг на части, несмотря на принятую им убийственную дозу алкоголя. Попытки кричать Филу ничего не дали – мешал забитый в рот кляп. Жестоко? Хладнокровно? Поломал дарованную Богом человеческую жизнь? Возможно. Я знаю только одно – совесть за то, что сделал, мучить меня не будет. Осторожно выглянул, но никого не увидев, быстро зашагал по коридору, оставив чуть приоткрытую дверь. Время было уже позднее, и весь рабочий люд уже видел второй сон, наверное, поэтому ни на лестнице, ни возле дома я не встретил никого из жильцов. Некоторое время покружил по ближайшим улицам, затем убедившись, что слежки за мной нет, сел в автобус и доехал до отеля, где заночевал, при этом постарался предпринять все возможные меры предосторожности. Конечно, я понимал, что в данном случае это чистой воды паранойя, но просто так отбросить привычки, благодаря которым выживал много лет, было не так легко. Утром, приведя себя в порядок, позвонил Максу из уличного телефона-автомата и сказал, что мне нужен еще один день для устройства личных дел, после чего отправился по адресам сдаваемых квартир. Список был составлен из объявлений, данных в нескольких газетах. Я уже настроился потерять полдня как минимум на поиски квартиры, но мне повезло с самого начала. Квартира, которую предложили, находилась на третьем этаже и подходила мне как нельзя лучше. Дело в том, что дом, в котором сдавались квартиры, находился в частичном ремонте и, судя по некоторым деталям, длился он уже довольно долго. Мне было на это наплевать, а вот строительные леса, находящиеся со стороны наемной квартиры, являлись отличным путем отхода. К тому же соседей – из-за того же ремонта – было относительно немного. Консьержку, которая показывала мне квартиру, я предупредил сразу, что как только опишу ее отцу, он сразу приедет и заключит договор. На вопрос, почему сам не приехал, ответил, что у того как раз сегодня разболелась нога. Уехал я не сразу, так как надо было осмотреть местные окрестности на предмет путей отхода. Взяв такси, я свозил Джима на квартиру, где тот заключил с агентом, который к тому времени приехал, договор на три месяца аренды. Вернувшись, мы пообедали, после чего Джим лег отдохнуть, а я потихоньку начал паковать его вещи, но долго поработать мне не дали. В дверь забарабанили. Выхватив свой карманный кольт, я осторожно подошел к двери. Встал сбоку и прислушался. – Майкл, открывай дверь, или я ее сломаю!! Ты просто не знаешь, как я на тебя зла! – кричала Доротея, стуча в дверь кулаками. – Но сейчас узнаешь! Открывай!! Спрятал пистолет и открыл дверь. Толстая негритянка влетела в квартиру, схватила меня за отвороты рубашки и принялась трясти. Ничего не предпринимая, я просто дергался всем телом вслед ее толчкам. – Ты подлец! Не знаю, кем ты вырастешь, если ты уже сейчас законченный негодяй! Ты!.. Договорить ей не дал появившийся в проеме двери, ведущей в комнату, Джим. – Дороти! Ты совсем с ума сошла! Оставь мальчика в покое! – Нет! Я сначала вытрясу душу из этого мелкого негодяя! Всю вытрясу! Уф! Когда стало понятно, что Дороти выдохлась, как физически, так и морально, я подал голос: – А что, собственно, случилось? – Ты что сделал с Изабель?! – Я?! С Изабель?! О чем вы говорите?! Мое удивление не было наигранным, и она это видела. Она отпустила воротник моей рубашки, отступила на шаг и спросила: – А почему девочка прибежала ко мне и ревет в три ручья? – Эй! Она вам так и сказала, что это я во всем виноват? – Нет! Она ничего не говорит! Но ведь она с тобой ушла?! – Ушла. Я ее проводил, но к нам пристали два хулигана. Сказал ей, чтобы уходила, после чего набил им морды, а сам пошел по своим делам. Это все. – Погоди! Все так и было, как ты сказал?! – Да. Если вы спросите Изабель, то она вам подтвердит мои слова. Какое-то время Доротея растерянно смотрела на меня, потом перевела взгляд на Джима, который только пожал плечами в ответ на ее взгляд. – Хм. Может, я действительно погорячилась, но девочка пришла ко мне с распухшей щекой и заплаканными глазами. При этом молчит как рыба. Ну что я еще могла подумать?! Я никого не хотел впускать в свою жизнь, пока не освоюсь в этом времени, но, к сожалению, это оказалось невозможно. Джим. Как его бросишь? Теперь Изабель. Как ей помочь? Пару минут думал, потом спросил Джима: – Когда заканчивается аренда твоей квартиры? – Она оплачена до конца месяца. – Значит… еще полторы недели. Так? Он кивнул головой, и я продолжил: – Пусть Изабель переедет сюда на несколько дней. Может, у нее дома проблемы? Спросил я на всякий случай, хотя сам так не думал, так как первым пунктом в моем списке ее обидчиков стояли те два подонка. – Не знаю! Я же говорю: она молчит. Вот иди и сам ее спроси! – Хорошо, сам с ней поговорю. Джим, я приду, и мы продолжим собирать вещи. Идемте, Доротея. Изабель при виде меня снова ударилась в слезы. Доротея кинулась к ней утешать, но я сказал: – Потом слезы утирать будешь! Сначала мне нужно знать, кто так грубо прикоснулся к хорошенькому личику. Изабель, это были те двое подонков? – Они… Они из банды «Кресты». Сидящая рядом с ней Дороти испуганно охнула. – Извини меня, девочка. Я не знал, что так обернется. – Не надо слов, Майкл. Настоящий мужчина знает, что делает. Ее слова отозвались чем-то в моей душе, а еще эти влажные большие черные глаза, наполненные печалью, которые сейчас смотрели на меня, как тогда, в той жизни. Я далеко не праведник, неоднократно нарушал основные христианские заповеди и считал себя законченным циником и параноиком, поэтому никак не ожидал, что старые воспоминания отзовутся в моей душе грустно-хрустальным звоном. Может быть, потому, что сейчас и здесь шла речь не о политических или экономических интересах государства, а о судьбе одной молоденькой девушки. – Иза, они тебе угрожали? – не утерпела с вопросом толстуха. – Толстый Рамирес сказал, что мне придется плохо, если я не скажу, где ты живешь, Майкл. – Толстый Рамирес у них главарь, – сразу пояснила толстуха. Судя по всему, она вообще не умела молчать. – Та еще сволочь! Собрал два десятка уродов, и теперь они ходят и вышибают деньги у мелких лавочников и владельцев маленьких магазинчиков. Все они сволочи и трусы! У этих засранцев храбрости хватает только на то, чтобы беззащитных девушек обижать! «Эх! Надо было их основательно поломать», – с легким сожалением подумал я, после чего достал из кармана деньги, отсчитал пятьдесят долларов и положил на стол: – Изабель, несколько дней ты поживешь в квартире Джима, никуда не выходя. Доротея купит тебе продуктов. За это время я решу твою проблему. Обещаю! – Знаешь, Майкл, – глядя на меня во все глаза, с немалым удивлением в голосе, сказала толстая медсестра, – ты как-то здорово изменился. Был симпатичным мальчиком, а потом раз! – и неожиданно стал мужчиной! Эх! Был бы ты лет на десять старше, парень! Обязательно тебя в кровать уложила. Ха! Иза, ты чего сидишь и хлопаешь глазами! Лучше покрути перед ним своей упругой попкой и сделай ему глазки. Смотри, дурой будешь, если упустишь такого парня! Я невольно усмехнулся словам неугомонной толстухи, которая без всякого перехода занялась сводничеством, окончательно смутив девушку. Лицо Изабель сейчас не просто покраснело, оно пылало багровым цветом. – Мы все решили! – сказал я, вставая со стула. – Теперь мне надо идти. Мы окончательно упаковали вещи с Джимом, после чего он занялся готовкой, и это, надо было признать, у него здорово получалось, а я начал составлять план на завтрашний день. Первую половину дня я был намерен посвятить переезду, а во вторую – встретиться с Максом, а затем, если останется время, пострелять в тире. Только я успел свести в таблицу намеченные назавтра дела, как в нашу дверь снова постучали. Конечно, это была не та барабанная дробь, которую недавно выбивала кулаками на нашей двери негритянка, но при этом стук был изрядный. Полиция? Мафия? Осторожно подойдя, встал сбоку от двери, сунул руку в карман, нащупал пистолет и только после этого спросил: – Кто? – Майкл, это я! Открывай! Голос толстой чернокожей медсестры спутать было ни с чем нельзя. Но мало ли что? Не выпуская из пальцев рукоять пистолета, щелкнул замком. Не успел открыть дверь, как Доротея, проскочив мимо меня, быстрым шагом направилась на кухню, и только тут я заметил, что она пришла не одна, а с бутылкой виски. Закрывая дверь, я услышал ее ликующий крик: – Есть бог на свете!! Джим, Фил Макри, эта бешеная собака, считай, сдох! Вот ты мне только скажи, Джим, почему эту тварь не добили?! Я бы с большой радостью сплясала на его могиле! Эту тварь!.. Подойдя, я остановился в проеме двери, ведущей на кухню. – Не кричи, а толком объясни, что произошло, – недовольно проворчал Джим, который очень не любил, когда ему мешали готовить еду. – Это просто праздник какой-то! Джим, я тут выпивку принесла! Мы должны с тобой выпить! Этот гад паршивый тебе и мне чуть жизнь не сломал! За это вовек его не прощу! По возбужденному виду и блестевшим глазам стало ясно, что Доротея уже под градусом. Когда она начала рассказывать, что случилось с Филом Макри, я решил, что мне это неинтересно, поэтому сказал: – Пойду, пройдусь. – Через час все будет готово. Не опаздывай, – предупредил меня Джим, затем повернулся к Дороти, которая, поставив бутылку на стол, доставала из шкафчика стаканчики. – Продолжай, толстуха. Мои поиски еще продолжались, но уже не с такой интенсивностью, как раньше. В этом деле я был специалистом, так как еще в спецшколе прослушал полный курс по этому предмету, не говоря уже о многочисленной практике, закрепившей теорию в полудюжине стран. Так как прошло три недели без особых результатов, значит, как мафия, так и полиция отозвали своих людей с улиц, рассчитывая теперь только на осведомителей. Мои фотографии, некогда показанные многим людям, сейчас уже стерлись из их памяти, к тому же в этом районе народ в основном работящий, а остальные, если не алкаши и наркоманы, заняты своими проблемами и не рыскают специально по улицам в поисках мальчишки. Остается только одна реальная опасность: наткнуться на полицейский патруль. Вот они мое лицо, вывешенное на доске, видят у себя в участке если не каждый день, то через день точно им напоминают, когда ставят задачи перед патрульными полицейскими. Выйдя на улицу, прошел, проверяясь, квартал, пока не увидел телефон-автомат и, понадеявшись на удачу, позвонил Максу. К моему удивлению, тот оказался на месте. – Что-то случилось? – сразу спросил он, только услышав мой голос. – Ничего. Завтра приеду, как договаривались. Просто вопрос у меня к тебе есть: тебе не нужна секретарша? – Озадачил. Хм. Конечно, нужна. Мне клиенты звонят в течение дня, а значит, кому-то нужно отвечать им по телефону. Вот только с деньгами у меня сейчас неважно. – Сколько ты ей платил? – Пятнадцать долларов в неделю. – То есть, если я завтра приеду с девушкой и привезу сто двадцать долларов, ты возьмешь ее на два месяца? – Так не пойдет. Сначала я с ней поговорю, а там видно будет. А кто она? – Обо всем поговорим завтра. Пока. Я пошел обратно к Джиму, но перед этим зашел к Изабель. Открыв дверь, она пригласила меня войти. – Я на пару минут. Скажи: ты сможешь работать с документами и отвечать на звонки посетителей? Она сначала замерла, не веря своим ушам, а потом прямо просияла: – Да! Да! Я окончила трехмесячные курсы делопроизводителей! Умею хорошо печатать на машинке! Неужели ты мне работу нашел?! – Позвонил одному человеку. Ему нужна секретарша, но он возьмет тебя на работу только после собеседования. – Он хороший человек? – вдруг насторожилась девушка. – Приставать не будет. Я завтра за тобой зайду. Пока. На ужин я слегка запоздал, но этого никто не заметил, потому что сладкая парочка, прикончив три четверти бутылки, сейчас оживленно сплетничала о соседях. Впрочем, если говорить правду, говорила только толстушка-медсестра, а роль Джима заключалась в поддакивании и разливании виски по стаканчикам. К счастью, алкоголь не повлиял на кулинарные таланты бывшего повара. Жареная картошка с лучком и тушеным мясом в густой подливе была достойна самой высшей похвалы.Утром, загрузив фургончик пожитками Джима и взяв с собой Изабель, мы поехали на новое место жительство. Разгрузившись, я оставил Джима разбираться с вещами, а сам отправился с девушкой к детективу. Пока они беседовали в его кабинете, я сидел в маленькой приемной и пытался представить, на каком техническом уровне может находиться современная техника прослушивания. К сожалению, в той жизни на эту тему я в исторические экскурсы не вдавался, поэтому не знал, человечество уже изобрело транзистор или еще нет. Неожиданно открылась дверь и из кабинета выбежала девушка с радостной улыбкой и сияющими глазами. – Майкл, спасибо тебе большое. Ты даже не представляешь, что для меня сделал! Я так рада! Так рада! – Знаешь, как говорили в одной стране: спасибо в карман не положишь. Так что жду от тебя горячего, прямо пламенного поцелуя. Давай! – и я смешно выпятил губы Девушка зарделась, словно мак, оглянулась на Макса, который сейчас стоял в проеме двери, сделала робкий шажок ко мне и клюнула меня губами в щеку. По-другому такой поцелуй назвать было нельзя. – Нацеловались, голубки, – произнес он насмешливо, – а теперь оба принялись за работу. Закрыв дверь в свой кабинет на ключ, он положил его в карман, а второй отдал Изабель со словами: – Это от нашего бюро. Уходить будешь, закроешь. Мы пошли. – Мистер Ругер, а что мне сейчас делать? – Обживайся, – буркнул детектив. – Если будут звонить, записывай, что тебе скажут. Со всем остальным потом будем разбираться. Этот день у меня прошел весьма плодотворно. Мы с Максом уже во всех деталях обсудили мой план, после чего я поехал отстреливать купленное оружие в тир, а он – на фирму, которая сдавала в аренду специальное оборудование. Перед ним стояла задача: найти и взять в аренду спецкомплект для тайного прослушивания. Встретиться мы договорились уже на его конспиративной квартире. В тире я провел часа полтора, а затем какое-то время сидел у Стива и перебирал его арсенал. Когда я приехал к Ругеру, меня ждал не только он, но и комплект прослушки. Как я и предполагал, он оказался довольно громоздким, но меня больше удивило другое: все оборудование было немецкого производства. Как оказалось, специалист, который демонстрировал его работу в офисе, сказал Максу, что это устройство подслушивания вместе с остальным шпионским оборудованием было захвачено в одном из немецких посольств в Латинской Америке. Наверное, предположил Макс, он хотел этим подчеркнуть, что это не какая-нибудь дешевая поделка, а непревзойденное немецкое качество. Несмотря на то что я был готов к большим размерам аппаратуры, ее габариты резали глаз. Чувствительный микрофон, который должен был быть самым незаметным элементом из всего оборудования, по своим размерам был чуть меньше серебряных карманных часов – луковицы, которые я видел у своего деда. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы разобраться в работе этой техники, и все это время за мной с напряженным вниманием следил Макс. Отложив инструкцию по эксплуатации, я поднял голову и встретился с напряженным взглядом Макса. – Ты чего так уставился? – Он еще спрашивает?! Дьявол! Кто ты такой, Майкл? Откуда ты знаешь, как это все работает? – Ты же принес инструкцию, а я при тебе ее прочитал. – Прочитал, это сильно сказано. Ты ее пробежал глазами. И все. Потом проверил оборудование. Причем не наобум, а зная, что к чему! Ты ведь не мог со специальной техникой раньше работать! Или тебя еще с пеленок завербовала наша разведка?! Кто ты?! – Мальчик, Макс. Которому скоро стукнет пятнадцать лет. Тот с минуту смотрел на меня пристально и зло, потом недовольно буркнул: – Черт с тобой! Не хочешь – не говори. Что теперь делаем? – Мне нужен план второго этажа клуба «Фламинго», и хорошо бы поговорить с человеком, который там бывает и может рассказать, что там и как. Тут губы детектива неожиданно для меня растянулись в довольной ухмылке: – Хорошо, когда люди думают в одинаковом направлении. – Если я правильно все понял, то у тебя все это есть. – Есть. И детальный план, и нужный человек, – он встал с кресла. – Погоди. Сейчас принесу. Полчаса я уточнял у Макса детали, водя пальцем по плану, потом подвел итог: – Нас могут интересовать только две комнаты. Кабинет управляющего и комната отдыха для дорогих гостей. В какой из них могут вести приватные беседы бандиты? – Чего не знаю, того не знаю, – пожал широкими плечами Макс, – но кое-что можно уточнить у моего осведомителя, Мака Дезире. Он работает официантом в ресторане клуба, поэтому иногда носит напитки и закуски наверх. Только сразу говорю, он немного знает, хотя… возможно, сможет что-нибудь подсказать. Давай сделаем так: я поговорю с ним, а потом мы снова вернемся к нашему разговору. Майкл, у меня еще кое-что есть. Когда я забирал на фирме секретную технику, мне предложили человека, который может помочь нам с ее установкой. Может, воспользоваться его услугами? – Ни в коем случае! Все сделаем сами. – Хорошо, – он посмотрел на часы. – Тогда я поехал в офис, а то через полтора часа клиент должен подъехать. Выйдя на улицу, я незаметно осмотрелся, потом направился к остановке автобуса, который шел в район, где был расположен клуб Микки Коэна. Дневная жара спала, и улицы были заполнены любителями развлечений. Бары, рестораны, клубы, стриптиз-шоу – любой каприз за ваши деньги! Название клуба «Фламинго» с двух сторон было обрамлено двумя стилистическими изображениями этих птиц и светилось бледно-розовым цветом в окружении ярких разноцветных звездочек. В наступивших сумерках светящаяся надпись невольно привлекала взгляд даже среди яркой рекламы других заведений. У центрального входа, охраняемого двумя вышибалами, оживленно и шумно толкался народ. Я быстро прошелся по противоположной стороне улице, стараясь не привлекать особого внимания, несмотря на сумерки и массу народа на тротуарах. Всегда есть шанс, что тебя узнают, пусть он и мизерный. Дойдя до перекрестка, перешел на другую сторону улицы, потом свернул в ближайший проулок и так шел, пока не подобрался к задней стороне «Фламинго». С тыльной стороны клуб подпирался магазином поддержанных автомобилей. На огороженной стоянке перед магазином стояло два десятка автомобилей различных марок. Над самой площадкой в различных направлениях висели разноцветные флажки, частично подсвеченные лампочками. Сам магазин имел плоскую крышу, на которую можно было легко забраться с забора. Рабочий день уже давно закончился, и за большим стеклом-витриной магазина было темно. Подойдя к стыку забора и магазина, я сначала подтянулся, потом встал на заборе, держась рукой за крышу, и замер, вслушиваясь. Ничего подозрительного, только шум большого города. Еще раз подтянулся, и вот я уже стою на крыше магазина. Подойдя к краю, оценил расстояние между двумя зданиями в семь-восемь метров, хотя мог ошибаться из-за сгустившейся темноты. Между ними торчал телефонный столб с десятком телефонных проводов, идущих в разные стороны. «То, что надо. Поставил на крыше аппаратуру, потом кинул провода на столб и веди их куда хочешь. Так, что у нас дальше. Клуб выше этой крыши… метра на четыре. Значит, нужна лестница… метров на десять. Не меньше. Впрочем, можно сначала забраться на крышу магазина, а потом…» Додумать мне не дали донесшиеся до меня невнятные звуки. С минуту настороженно вслушивался, потом присел на корточки и замер. «Идет человек. Двое. Нет, трое. Неужели… грабители? Сюда идут. А зачем? Автосалон грабить?» Судя по трудному дыханию и тяжелому шагу, чувствовалось, что они идут хорошо нагруженные, хотя при этом стараются ступать очень осторожно. Я ловко и осторожно спустился на землю, прижался к забору и сразу цепко огляделся по сторонам, насколько это позволяла темнота. Заметить меня нельзя было, если только не подойти вплотную. Спустя пятнадцать минут мне стало понятно, что эти люди пришли сюда с той же целью, что и я. Мне не нужно было подбираться к ним ближе, вполне хватило тихих реплик и звуков, а все остальное дополнил мозг, анализируя их работу. Втроем они поставили лестницу, затем один из них залез на крышу и уже с нее что-то втащил наверх. «Что? Что именно?! Оружие? Взрывчатку?» – я решил рискнуть. Оторвавшись от забора, осторожно, контролируя каждый свой шаг, пошел в их сторону. То, что я увидел на фоне ночного неба, заставило меня мысленно грязно выругаться. У человека, который сейчас поднимался по лестнице, на спине была катушка с телефонным проводом. Они сейчас делали то, что собирался сделать я. «Опередили, значит. Только кто? Конкуренты Коэна? Нет. Для бандитов это слишком сложно. Тогда полиция или ФБР. Скорее всего, второе. Те более продвинуты в подобной технике. Интересно, будут они провода тянуть или оставят пост на крыше? Хотя, если у них есть записывающее устройство, то могут просто время от времени наведываться и снимать данные. Естественно, по ночам. Но думаю… все-таки нет. Слишком муторно. М-да… Как всегда тьма вопросов и ни одного ответа. Оттолкнемся от фактов. Оборудование… Сейчас они его установят, а затем будут налаживать. Кстати. У них там есть пробитое отверстие, или они его еще будут сверлить? По-любому, это не быстрый вопрос, а, значит, могу съездить домой и поужинать». Как наметил, так и сделал. Поужинал, сменил рубашку, после чего сказал Джиму, что мне надо помочь человеку, подменив его на дежурстве. Похвастался, что за это мне обещали заплатить целых десять долларов. Получив бутерброды в промасленной бумаге и почти отеческое напутствие, я отбыл на «ночное дежурство». Вместе с едой положил в сумку мешочек – кастет и вальтер с глушителем. На всякий случай. В половине двенадцатого ночи я заступил на дежурство и убедился в том, что мыслил в правильном направлении. Техники тянули временную линию в магазин подержанных автомобилей. «Все логично, вот только я остался с носом. Тут еще один вопрос нарисовался. Чего они прямо сейчас засуетились? У Коэна наклевывается какая-то крупная сделка? Или просто так все совпало? Как бы то ни было, но мой хитрый план, похоже, накрывается медным тазом. Раз так, надо думать, – и я стал прикидывать возможные варианты, пока не остановился на возможном ответе на свой главный вопрос. – Судя по тому, что они сейчас делают, на крыше не будет постоянного поста, а значит, можно будет залезть с наушниками и слушать Коэна, параллельно с ФБР. Вот только, как это сделать? Лестница отпадает. Не таскать же ее туда и обратно… Да-а-а… Это проблема. Пока остается только выжидать». У техников ушло полночи, чтобы все сделать и завести провода к зданию автомагазина, а оставшееся время они потратили, чтобы их замаскировать, после чего, забрав оборудование, убрались. Осторожно проследив за ними, я видел, как они садятся в неприметную машину, которая ждала на параллельной улице. Дождавшись пока они уедут, бросил взгляд на темное небо, которое вот-вот начнет светлеть, и пошел обратно. Быстро забрался на крышу магазина и увидел то, что хотел. Лестницу. «Все верно. Снизу практически не видна. Даже если кто и залезет на крышу, никак не свяжет телефонные провода, клуб ”Фламинго” и этот магазин. Молодцы. Хорошая работа». Спустившись во двор магазина, я нашел распределительный щиток – металлический ящик, висевший на стене, куда техники подвели провода. Снова перебравшись через забор, я пошел вдоль здания клуба в поисках нужного мне места. Просто кинуть провод с крыши и оставить его болтаться было нельзя. Его мог заметить любой человек и поинтересоваться, зачем тот висит. «Правильно говорят люди: кто ищет в нужном направлении – всегда найдет то, что ему нужно», – похвалил сам себя я, оглядывая металлический козырек над черным входом. Плафон, подвешенный над входом, освещал маленькую площадку, короткую лесенку и перила, их ограждающие. Отсюда выносили мусор и отходы, здесь курили и сплетничали работники ресторана. «Можно сделать отвод линии сюда, на козырек, да и забраться на него можно без проблем. Вот только здесь время от времени появляются люди. Это, как говорится, ненужный риск». У меня оставалось только два варианта. Либо как-то подсоединиться к телефону ФБР, либо сделать отвод, сбросив аккуратно провод на металлический козырек. Спустя час стало совсем светло, а это значит, что мальчишка, который болтается рядом с клубом, становится очень приметной фигурой. Мне нужно было уходить. Прошагал два квартала, сел на автобус и поехал домой отсыпаться. После обеда позвонил в бюро Макса и передал тому, через Изабель, что перезвоню около пяти часов вечера, если тот не будет занят. После чего снова поехал в сторону клуба. Решил при свете дня осмотреть при возможности электрощит, расположенный во дворе магазина.Мне было интересно узнать, есть ли у ФБР какая-либо договоренность с владельцем магазина для использования прослушки. Сам щиток висел на глухой стене магазина, которая выходила на забор. Если там, на площадке, было оживленно, были слышны голоса продавцов и покупателей, то сюда специально вряд ли, кроме электрика, кто зайдет. Еще раз осмотревшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, я залез на забор, находящийся в десятке метров от распределительного ящика. Никаких дополнительных отводов от щитка не появилось, да и лестница лежала на прежнем месте. Спрыгнув на землю, я пошел изучать место, где собирался сбросить провод. «Днем его легко будет заметить, но только в том случае, если специально отслеживать. Но в любом случае это плохо, – потом стал оценивать обстановку. – За мусорными баками можно спрятаться. Хорошо бы понаблюдать здесь вечерок, вот только времени у меня нет». Пройдя квартал, позвонил из телефона-автомата Максу. К моей радости, тот оказался на месте. – Хочу забрать у тебя кое-что. Провод, инструменты и там по мелочи. Когда мы можем встретиться? Желательно ближе к ночи. – Думаю… что к девяти часам освобожусь. Если меня не будет, тебе придется подождать. – Договорились. Вернувшись на квартиру, поел, после чего сказал Джиму, что сегодня опять иду на дежурство. Тот расстроился от того, что он, старый пень, сидит дома, а мальчишка работает. Пришлось успокоить. Сказал, что лишние деньги не бывают, да и работа несложная, к тому же через пару-тройку дней она закончится. Поспал три часа, после чего отправился на очередное дежурство. Ждать Ругера мне пришлось около часа, но это не стало для меня проблемой, так как в моей прежней работе нередко приходилось ждать намного дольше и далеко не в таких условиях. При встрече с детективом я обрисовал ему обстановку, а также рассказал о прокладке телефонного кабеля до магазина подержанных автомобилей. – Ты хоть кого-нибудь из них толком разглядел? – вдруг неожиданно поинтересовался он. – Нет. – Ну и хорошо, а то тут слухи прошли, что создали специальную полицейскую группу, которая займется главарями гангстеров и продажными копами. Хотя сколько в этих словах правды, даже не знаю. – Интересные дела, – задумчиво протянул я. – Хм. Кстати, тут такое дело. Мне может понадобиться твоя помощь, ты как? – Надо, значит, помогу. Вот только энтузиазма в его голосе я не услышал. Впрочем, и так было видно, что он не сильно верит в мой план. Слишком тот был сложен для бывшего копа, который вершил закон с помощью кулаков, пистолета и сети осведомителей, да и до конца он так и не смог поверить в серьезность намерений пятнадцатилетнего юнца. Да, парень умный, неожиданно много знает из того, что ему не положено знать в его возрасте, но при этом он, что ни говори, подросток. Нет у него ни силы, ни большого жизненного опыта. Добравшись до места, мы первым делом вышли на улицу, где прошлой ночью стоял незаметный автомобиль техников. Его на месте не оказалось, хотя по времени они уже должны быть здесь. «Уже одиннадцать часов. Когда они собираются приехать? Под утро, что ли? Что делать?» – несколько минут прикидывал, что предпринять, а потом решил подождать еще полчаса. Время прошло, но так никто и не появился. Я не знал, что специальная полицейская группа, которая организовала прослушку, в этот вечер была занята – накрыла одну из крупных тайных букмекерских контор Микки Коэна. Рискну, решил я наконец, после чего задвинул в самый дальний угол сознания свою осторожность и занялся тем, ради чего сюда приехал. Сначала спустил с крыши лестницу, которую мы с Максом приставили к зданию клуба, после чего забрался на крышу. Место, где полицейские установили микрофон, нашел легко. От него змеился провод, который шел в серый металлический ящик, спрятанный за одной из множества вытяжек, торчащих на крыше. Приподняв ящик, я увидел аппаратуру плюс подобие магнитофона, подключенного к микрофону. Мой план опять провалился. Магнитофон мог означать только то, что они сюда еще не раз вернутся, а это значит, что мой план провалился окончательно. «Больше мне здесь делать нечего», – задумался я, но в последний момент решил проверить, как работает микрофон, но только стоило мне подсоединить свои наушники, как сразу услышал чей-то мужской голос. – Твои люди пересчитали деньги, которые я привез? – Да. Все точно. – Отлично, Микки. Теперь осталось добавить к ним те, что ты собрал, и можешь лететь в Лас-Вегас. Как прилетишь, сразу позвони. – Так и сделаю, Майер. – Ты сказал, что отправишь деньги самолетом, так? Надеюсь, что с ними ничего не случится. – Мне уже приходилось летать несколько раз с этим пилотом. Он – человек опытный и надежный. К тому же со мной мои парни, поэтому нет повода для волнения. – Помни, что ты отвечаешь за эти деньги головой. Если мы не провернем эту сделку в течение недели, Руди Бергман соскользнет с нашего крючка. Ты представляешь, что будет тогда с тобой?! Да и мне не поздоровится! – Все будет хорошо, Майер. Кстати, как решили назвать наш будущий отель-казино? – Рано загадывать. И еще. На Бергмана, если тот вдруг заартачится, не сильно дави, а то мне твои методы известны. Возьмешь и закопаешь где-нибудь в пустыне… – И говоривший тихо рассмеялся, потом смех резко оборвался и человек задал вопрос: – Когда ты вылетишь? – В понедельник. С самого утра. – Тогда на этом всё. Веди, угощай гостя. Послышались шаги, потом хлопнула дверь. Сняв наушники, я мысленно воскликнул: «Спасибо вам, госпожа Удача, что вы обо мне не забываете!» Этот короткий разговор дал мне редкий шанс быстро добраться до намеченной мною цели. Отсоединив наушники, я осмотрел магнитофон. Тот был выключен и ничего не писал. Я облегченно выдохнул воздух, так как ни с кем не собирался делиться своей тайной. Забрав провод и наушники, спустился вниз, после чего мы затащили лестницу обратно, на крышу магазина подержанных автомобилей. – Ну что? – спросил меня Макс, когда мы сели в его машину. – Не получилось, – отстраненно ответил я, не зная, можно с ним поделиться тем, что узнал, или нет. – Не огорчайся, парень. В следующий раз получится, – в его голосе слышались снисходительные нотки. – Зато я кое-что услышал. Гангстеры собираются перевозить крупную сумму денег. – И ты, конечно, сразу решил их ограбить. Решил стать таким же, как и они, бандитом. Я прав? – Мысль такая есть, – не стал я уклоняться от истины. – Брось, Майкл. Не уподобляйся этим подонкам. Ты неплохой парень, вот им и оставайся. – Спасибо за мою оценку. Скажи, у Микки Коэна есть самолет? – Есть. Легкий самолет. Он его держит на частном аэродроме, который находится в двух километрах от городской черты, – детектив помолчал, а потом вдруг спросил: – Коэн сам повезет деньги? – Да, – ответил я, бросив при этом косой взгляд на детектива. У того было лицо глубоко задумавшегося человека. Какое-то время мы ехали молча, потом он сказал: – Приехали. Дальше ты уже автобусом. – Спасибо. Приехав домой, я двигался так осторожно, что Джим даже не проснулся. Уже лежа на кровати, подумал о странном поведении детектива. Почему он не ухватился за возможность отомстить бандитам? У меня даже тени сомнений не было в том, что он искренне их ненавидит, но он почему-то проявил интерес только к Коэну, правда, лишь в конце разговора. В чем тут дело? Если на это ответа у меня не было, зато появился реальный шанс выполнить то, что я себе наметил. Вся эта история началась с того момента, когда я случайно наткнулся в газете на статью о Лас-Вегасе, которая неожиданно стала толчком, подняв наверх мои некоторые завалившиеся куда-то вниз воспоминания. В 1949 году Лас-Вегас еще был только в начале пути развития игрового бизнеса. Пройдет еще немного времени, и цены на земли там вырастут в геометрической прогрессии. Эту и другую информацию я взял из рекламной брошюрки одного из отелей, когда мне довелось некоторое время жить в Америке. Еще тогда я в шутку подумал, что не отказался бы иметь в личной собственности отель-казино в столь популярном для игроков городе. Сейчас у меня появилась возможность осуществить подобную мечту, но чем больше я думал о подобной операции, тем меньше у меня оставалось шансов ее осуществить. Самой главной проблемой было отсутствие сплоченной команды, с помощью которой можно было провернуть подобное дело, ну и конечно, оружие. Нет, я привык рассчитывать только на себя, но здесь складывалась такая ситуация, про которую можно однозначно сказать: один в поле – не воин. Да и не был я специалистом в организации подобных засад, хотя общие принципы знал, да и на своей шкуре пришлось испробовать, несколько раз уходя из капканов, устроенных мне нехорошими людьми. Конечно, эту информацию можно продать старому китайцу, но тогда следует навсегда распрощаться с мыслью стать владельцем отеля-казино. Пустого риска я всегда избегал, но риск, который сможет оправдать себя, как в этом случае, невольно будоражил мне душу. «Мечтать вредно, особенно в этом случае, когда у тебя нет ни надежной команды, ни нужного для операции оружия. Единственный вариант по которому я хоть что-то смогу получить – это слить информацию Ли Вонгу. В этом случае я выполню свою часть договора, отдав китайцам их главного конкурента и получив за это малую толику денег. Возможность убить Коэна и заполучить большие деньги он вряд ли упустит. Хотя пойдет ли старый лис на прямую конфронтацию? Уж больно китайцы большие любители жар чужими руками загребать. Хм. Тогда… можно попробовать по-другому. Пусть найдет мне пару наемников и снабдит оружием… А что! Мысль очень даже неплоха, вот только как бы эти парни не решили от меня потом избавиться. А скорее всего, так и будет. Плохо, очень плохо, когда не можешь все контролировать».
ГЛАВА 7
Утром я встал рано. Так со мной бывало всегда, когда мне предстояло какое-то сложное дело. Тогда времени на сон трачу мало, но весь день хожу бодрый, зато после завершенного дела могу спать хоть двенадцать часов подряд. Вот и сейчас проснулся полностью отдохнувшим. После плотного и вкусного завтрака я сидел с Джимом на кухне и пил кофе. Тот мне рассказывал о ценах и продуктах, но я слушал в половину уха, обдумывая начавший формироваться в моей голове план. – Майкл, ты что, меня совсем не слушаешь? – в голосе старика чувствовалась обида. – Нет! Просто я тут начал считать расходы и решил, что мне надо вам больше денег оставить на хозяйство, – выкрутился я. – Ты и так много даешь. Нам… – У меня молодой растущий организм, мне надо хорошо питаться. Когда Джим посмотрел на меня с некоторым удивлением, я сразу решил пояснить сказанное: – Эту фразу я в одном журнале прочитал. – Согласен. Вот это они правильно написали, – согласился со мной бывший ночной сторож, который в газетах, кроме спортивных колонок, ничего не читал. Я достал из кармана сорок долларов и положил их на стол, потом встал и сказал: – Все было очень вкусно, Джим. Спасибо. Тот расплылся в довольной улыбке: – Тебя когда ждать? Я хочу на рынок сходить, а потом на обед отбивные сделать. С картофельным пюре. Знаешь, когда мясо с пылу с жару, то имеет свой сочный вкус, а разогретое – уже не то. Поверь мне на слово. – Верю. Постараюсь успеть к обеду, но обещать не буду. Выйдя на улицу, я пошел к автобусной остановке, но не прямо, как все люди ходят, а только понятными мне зигзагами, отслеживая возможное наружное наблюдение за собой. Когда я добрался до ломбарда Стива, то сразу увидел его, открывающего магазин. – Привет, Стив. Он обернулся: – А! Это ты! Привет! Пришел купить или, наоборот, продать? Ладно. Сам скажешь! Кофе будешь? А есть? – Нет, Спасибо, я для начала хочу с тобой поговорить. – Ну, говори. – Не здесь, лучше в магазине поговорим. Тот, к моему удивлению, загадочно улыбнулся, а затем выдал совершенно неожиданную для меня фразу: – Макс так и сказал: жди, обязательно придет. – Когда сказал? – удивленно спросил я хозяина ломбарда. – Утром! Когда еще?! Он позвонил мне утром домой. При этом еще сказал, чтобы ты его дождался. – Макса? – А кого еще?! Конечно, нашего славного детектива Макса. У него, похоже, к тебе разговор есть. Только вот одного не пойму, чего вы сразу не договорились о встрече? Вы же вроде как вместе. Или я что-то не так понимаю? – Я вот тоже пока ничего не понимаю, – недовольно буркнул я, пытаясь понять, что же изменилось за ночь у Макса. Спустя два часа появился Макс. К этому времени я уже основательно успел поработать с немецким пулеметом и решить, что эта машинка вполне подойдет для операции. – Всем привет! Что, Стив, я угадал?! – не успел его приятель ответить, как детектив обратился ко мне: – Надеюсь, ты не собираешься втягивать в свое дело Стива, парень? – начал разговор Макс. – Пока серьезно над этим не думал, а значит, не предлагал, – начал я выкручиваться, хотя вначале собирался поговорить с хозяином ломбарда на эту тему. – Я с тобой поеду, – он сказал, словно припечатал. – К тому же те места мне неплохо знакомы. Когда-то на этом аэродроме мы брали Багси Сигела. Он помолчал, потом повернулся к хозяину ломбарда: – Чего уши греешь?! Иди, работай! – Погоди, Макс! Может, я… – Иди уже давай! – зло рявкнул детектив. Когда за обиженным Стивом закрылась дверь, Макс сразу определил рамки нашего сотрудничества: – Стрелять не буду. Поведу машину. Ты, я вижу, уже определился с оружием. – Да. Пулемет, – ответил я, а сам подумал: «Погоди! Не буду стрелять. И как мне это понимать?» – Как хочешь, – сказал, как отрезал. Я, было, открыл рот, чтобы уточнить, что за такое интересное условие он мне поставил, но наткнувшись на злой и напряженный взгляд, решил, что это, скорее всего, связано с прошлой жизнью, и промолчал. «Смертник хренов!» Детектив подошел к пулемету, стоявшему у стола, потом посмотрел на меня и сказал: – Ты полон сюрпризов, парень. Значит, все же решил пощипать бандитов? Ситуация складывалась более чем непонятная, особенно при таком дурацком раскладе. – Я-то решил, а вот ты почему… – Если не хочешь, чтобы я врал или отмалчивался, не задавай ненужных вопросов. Договорились? Я молча кивнул головой, соглашаясь. – Теперь поговорим о деле. Наиболее подходящее место для засады это участок дороги, ведущий от трассы до аэропорта. Только там, насколько я помню, было голое поле. – Это будем решать на месте. Мне надо сначала определиться с людьми. Нужен как минимум один человек. – Ничем не помогу. За себя я уже решил, а других подставлять под пули не буду. – Хорошо, тогда я сам найду одного или двух человек. Детектив криво усмехнулся: – Пойдешь к китайцам? – У тебя есть другое предложение? – поинтересовался я. Макс покачал головой, потом сказал: – Поедем смотреть место завтра с утра, так как сегодня у меня встреча с клиентом. Где тебя подобрать? Мы договорились о месте встречи, я попрощался со Стивом и ушел. Отойдя подальше от ломбарда, нашел телефон-автомат. Набрал номер старика-китайца. После приветствий я его спросил: – Могу я встретиться где-нибудь с вашим сыном? У меня есть что вам предложить. И еще. Мне нужен человек для одного дела. Старик некоторое время думал, потом медленно и четко объяснил, как добраться до автомастерской, расположенной на задворках китайского района. – Когда придешь, назови себя. – Понял. Это был тот же китайский район, но место, где находилась автомастерская, располагалось в его самом глухом углу, среди развалин. Судя по всему, здесь когда-то стоял небольшой заводик, как видно, давным-давно заброшенный. Таких небольших предприятий, брошенных своими разорившимися хозяевами во время экономического кризиса 1929 года, в стране было бесчисленное множество. Помещение, судя по всему, когда-то было заводским складом, а теперь китайцы приспособили его под ремонт автомобилей. Ворота мастерской были закрыты, а у проделанной в них калитки слонялся крепкий китайский парень. «Автомастерская. Ага. Так я вам и поверил». Только я подошел к охраннику, как тот сразу напрягся. – Мне нужен Вэй. – Как тебя зовут? – Майкл. – Проходи. Тебя ждут. Не успел переступить порог, как меня перехватил другой охранник: – Иди за мной. Я шел, стараясь не глядеть по сторонам, но и так было понятно, что здесь идет переделка и разборка ворованных автомобилей. Кроме того, часть помещения была определена под склад. Китаец довел меня до конторки, где раньше, как видно, сидело складское начальство, и указал на дверь, после чего остался стоять. Войдя, я увидел сидящего за столом сына старика Вонга, а в углу – полукровку, наполовину – китайца, наполовину – не пойми что. – Здравствуй, Майк, – ровно, без эмоций, поздоровался со мной Вэй. Сын, как и отец, являлись ответственными за силовые меры и безопасность в своей организации. Он не верил, как его отец, что в меня вселился дух воина, но при этом ценил подростка как умного и сильного бойца. Он, как и Вонг, также был бы не прочь иметь такого боевика под своей рукой. Европеец. Подросток. Как шпион и убийца тот был бы просто незаменим в их работе. – Здравствуйте, мистер Вонг. – Познакомьтесь. Это Микки По. Я повернулся к нему. Наемник был невысокого роста, имел худое и жилистое тело, вот только лицо у него было испитое, а взгляд – мутный и злой. «Он что, алкаш?» – сразу подумалось мне. – Майкл. Тот встал со стула с таким видом, словно сделал мне одолжение, презрительно осмотрел меня с ног до головы, потом повернулся к Вэю и сказал ему по-китайски: – Это ты с ним мне предлагаешь работать? Это же дите сопливое! А задницу ему не надо подтереть? – Скажу, так ты языком ему все вылижешь. Ты нам должен! Забыл?! – тон был ровный и холодный. Наемнику явно хотелось выругаться, но он промолчал, только зло сверкнул глазами. Я стоял с видом ничего не понимающего человека, переводя вопросительный взгляд с одного на другого китайца. – Извини, Майкл. У По сегодня плохое настроение, но это сейчас пройдет. Полукровка мне не понравился, от слова совсем. Его спесивую наглость надо было сбить прямо сейчас, чтобы в дальнейшем не иметь с ним проблем. – Стрелять он хоть умеет или только способен виски жрать? Моя кривая усмешка и слова сработали как надо, приведя затуманенный алкоголем мозг в состояние агрессии. Я был готов к нападению, отслеживая каждое его движение, поэтому, когда тот быстро шагнул ко мне, ткнул его в нервный узел, поднырнув под кулак. Результат последовал незамедлительно: наемник с диким воплем рухнул на пол. Я посмотрел на Вэя, но тот продолжал сидеть с невозмутимым лицом, будто ничего не произошло. Болевой шок у наемника был притуплен алкоголем, поэтому ему хватило нескольких минут, чтобы прийти в норму. Только лучше бы он не вставал, потому что я решил довести его воспитание до конца, после чего тот снова рухнул на пол, хрипя. Вэй продолжал сидеть в той же позе и, похоже, получал немалое удовольствие от того, как я избиваю его человека. – Надеюсь, ты ему ничего не повредил? – только это он и спросил, продолжая смотреть на корчащегося от боли боевика. – Я умею соразмерять силу удара. В глазах у китайца мелькнула тень одобрения. – Ты хороший боец, Майкл, но он тоже хорош в своем деле. Отлично стреляет из любых видов оружия. Два года воевал в Европе, в специальном подразделении. Так что ты хотел нам предложить? Перед тем как ответить, я мотнул головой в сторону уже сидящего на полу и массирующего горло боевика. – При нем говори спокойно. – Хочу наконец выполнить то, что обещал уважаемому мистеру Вонгу. – Мы рады это слышать. Что для этого нужно? – Секунду, – и я повернулся к наемнику, который уже перебрался на стул, но все еще продолжал массировать горло. – По, ты действительно хорошо стреляешь, как говорят? Тот злобно сверкнул глазами, но памятуя полученный им урок, коротко ответил: – Да. – Автомат, винтовка, пистолет? – Без разницы. – Отлично. Тогда, – я повернул голову к Вэю, – подготовьте для него автомат и пистолет. Когда определюсь окончательно, позвоню. Как мне можно будет связаться с По? – Когда он тебе будет нужен? – спросил Вэй. «Не удивлюсь, что они приставят своих людей, чтобы следить за нами или даже убрать меня», – подумал я, а сам ответил: – Воскресенье – понедельник. Точного времени пока не скажу, еще сам не знаю. Я соврал. У меня уже был план, как оторваться от хвоста, только пока он не приобрел еще четких очертаний. – Позвонишь по номеру… – и Вэй продиктовал мне ряд цифр. – Здесь постоянно дежурит человек, поэтому звони в любое время. – До свидания, мистер Вонг. Уже подойдя к двери, я услышал, как даже не сказал, а прошипел по-китайски наемник: – Я убью этого выродка. Клянусь. «Списываю ублюдка при любом раскладе», – подумал я, открывая дверь.Снова долго крутился по городу, пока не сбросил со следа двух китайцев, посланных узнать, где я живу. Мне нетрудно было вычислить топтунов, а затем уйти от них, и если честно говорить, то мне это даже понравилось. В моей прежней работе мне приходилось сбивать со следа настоящих профессионалов, а этим любителям было далеко до них. С другой стороны, мне же нужно поддерживать форму, поэтому тренировка пришлась кстати. Еще пару раз проверился, так, на всякий случай, и только после этого поехал к Стиву. Мы договорились с ним встретиться и пойти в тир, где я провел четыре часа, изучая и пристреливая пулемет, после чего отправился домой. Следующим утром перед уходом Джим грузил меня едой и одновременно втолковывал мне прописные истины о правильном и регулярном питании, которые он, по-видимому, прочитал в каком-то журнале. Мои странности только слепой мог не увидеть, но он продолжал закрывать на это глаза, считая меня за подростка, и не собирался менять своего мнения, даже несмотря на мое явно не детское поведение. Меня вполне устраивало, что он не давал мне никаких советов и не лез в мои дела. Выйдя из дому и привычно проверяясь, я доехал до места встречи с Максом. Только глянув на него, понял, что настроение у детектива какое-то, скажем так, невеселое. – Что-то случилось? – А! Ерунда! – но видя, что я не свожу с него вопросительного взгляда, пояснил: – За женой одного своего клиента полночи следил. Эта стерва… Извини. Так уж получилось, что не поужинать толком не смог, не поспать, а вдобавок еще и не позавтракал, так как чуть не проспал встречу с тобой. Может, заедем по дороге, я хоть кофе попью с бутербродами? Открыв сумку, я просто стал перечислять ее содержимое: – Термос с кофе. Холодные отбивные. Салат. Бутерброды… с чем – не знаю. Хлеб. Домашнее печенье. Кстати, очень вкусное. – Все! Все! Хватит! Давай все это мне скорее, пока я слюной не захлебнулся. Затормозив у обочины, Макс следующие десять минут ел так, как говорится, что за ушами трещало. Практически он съел все, что мне положил Джим, оставив только немного печенья в коробке. – Как вкусно! Мне такие отбивные давно уже есть не приходилось. Ты, по-моему, говорил, что Джим бывший повар? Я согласно кивнул головой. – Передай от меня ему благодарность. Обязательно передай. Кстати, ты был у Вонга? – Дали человека. Микки По. Вэй сказал, что он отличный стрелок. – Это не человек, это наемный убийца. Он работает на Вонга с того дня, как вернулся с войны в Европе. По слухам, он убил одиннадцать человек, но я думаю, что его жертв было больше. Думаю, что перед ним поставили задачу убрать тебя, а значит и меня, если все пройдет хорошо. Ты и я – след, который ведет к китайцам. – Ну, если у него это получится. – Ладно, поехали. До этого я уже в голове представлял дорогу от трассы до аэродрома, со слов детектива, и когда мы проехали по этому участку пару раз, мне пришлось согласиться с планом Макса. Нападение на трассе, как один из вариантов, мы откинули с самого начала. Много машин, а значит и свидетелей, да и полиция не заставит себя долго ждать. Поставить машину посреди дороги, значит, сразу насторожить бандитов, которые достанут из багажников помповики и автоматы и дадут нам жару. Можно было захватить аэродром, но велик шанс, что местные работники, а к ним надо еще добавить пилота самолета, увидят наши лица, а убивать этих людей мы не хотели. Выход – надеть маски, но мало ли кто за это время захочет воспользоваться услугами аэропорта, так как, по словам детектива, в ангаре, когда тот был там последний раз, стояло четыре легких самолета. Мы прикидывали так и этак, пока не остановились на одном из вариантов: засечь движение гангстерских машин, свернуть за ними на дорогу к аэропорту, а затем набрать скорость и расстрелять их в движении. Честно говоря, этот вариант мне не нравился, потому что в такой операции гангстерам отводилась роль деревянных манекенов, которые будут тупо смотреть, как какая-то машина станет их нагонять. Думаю, они сразу насторожатся и будут готовы к нападению. В течение следующего дня мы изучали движение на трассе в утренние часы, намечали пути отхода и, конечно, снова и снова искали наилучшее место для нападения, наиболее незаметное, как с трассы, так и из аэропорта. Причем исходили из количества противника, помещающегося в три-четыре машины. Макс остановил машину на дороге в аэропорт. Мы вышли. В который раз начали осматриваться. Мазнув рассеянным взглядом по аэропорту, я вдруг увидел то, что каждый раз пропускал мимо своего сознания. Вышка. Мы с Максом уже знали, что обслуживающий персонал маленького аэропорта состоит из трех человек в возрасте, которые совмещают в себе кучу профессий, начиная от начальника аэропорта до уборщика помещений. Большую часть времени все трое сидят в небольшом здании, которое совмещало в себе администрацию и радиостанцию, и пьют кофе пополам с виски. Помимо этого здания на территории аэродрома было еще два объекта: самолетный ангар с мастерской и небольшая вышка. – Макс! Тот повернулся ко мне. – Как ты думаешь, с вышки далеко видно? Тот провел взглядом от вышки до еле видневшейся трассы, немного подумал и сказал: – Предлагаешь, засечь их с вышки и выехать навстречу? – Да. И кроме того, предлагаю себя в качестве рекламы безопасности нашей операции! – Не понял. Поясни. – Представь, ты за рулем, а тебе навстречу едет автомобиль, где из окна торчит мальчишка, весело скалит зубы и приветливо машет тебе рукой. Что ты почувствуешь? – Ты знаешь, парень, это может сработать! Очень здорово ты придумал! Так и сделаем! Макс подогнал автомобиль как можно ближе к аэропорту, но встал так, чтобы увидеть его было нельзя, затем я, словно разведчик, проникший на вражескую территорию, осторожно прокрался к вышке, затем залез наверх. «Отлично! Надо будет захватить бинокль, но уже и так все ясно». Вернувшись к машине Макса, я сел и сказал: – Нужен бинокль. – Думаю, что найдем его у Стива. – Поехали к нему, а вечером заберем Микки По. Макс ничего не сказал, только кивнул головой: дескать согласен. Еще вчера я рассказал детективу, как планирую избавиться от слежки, когда мы будем забирать наемника. Для подобных дел у меня было разработано три маршрута, где ключевую позицию играли сквозные проходы. Все они представляли собой небольшие кафе. Выбирал я подобные места обычно таким образом: делал заказ, потом спрашивал у официантки, где туалет. Обычно тот соседствовал с черным ходом, но в некоторых случаях в него можно было попасть только через кухню. Этот вариант я сразу отсеивал и тогда искал следующее место. Выйдя черным входом, изучал, насколько удобна для меня окружающая территория, как возможные пути отхода. Обычно на разработку такого маршрута у меня уходило пару дней. Предварительно позвонив по телефону, который дал мне Вэй, и, сообщив о времени своего приезда, я выждал нужное время, затем взял такси. Забрав наемника, поехал по адресу, который дал таксисту, а вслед за нами, как и предполагал, увязалась машина. Еще в такси я предупредил По, чтобы тот не задавал никаких вопросов, а просто следовал за мной. Мы вошли в кафе и, быстро пройдя через зал мимо удивленной официантки и равнодушных взглядов немногих посетителей, выскользнули черным ходом, а затем по узкой улочке быстрым шагом вышли на параллельную улицу, где нас ждал в машине Макс. Только мы сели в машину, как я скомандовал: – Сначала прямо, потом, на перекрестке, налево и до самого конца улицы! Около двадцати минут мы кружили по городу, и каждый раз, когда сворачивали за угол, я оглядывался назад, ища взглядом преследователей. Наконец, удостоверившись, что хвоста нет, мы поехали в небольшой пригородный мотель, где остались на ночь. Спали в половину глаза, так как приходилось следить за наемником. Встали рано утром, потом позавтракали в придорожном кафе. Когда мы добрались до съезда с шоссе, уже совсем стало светло. Макс подогнал машину к тому месту, где стоял в прошлый раз, после чего заглушил двигатель. Осторожно прокравшись на территорию аэропорта, я забрался на вышку и лег на пол, так как определил, что в таком положении человека с земли не видно. Сейчас мне только надо было ждать. Периоды такого ожидания в той жизни я называл «медленным временем», когда оно становится как бы вязким и тягучим, но терпения мне было не занимать, поэтому я просто ждал, когда появится моя цель. Первая машина из трех еще только начала заворачивать с трассы, как я слетел с вышки, почти не касаясь перекладин лестницы. Спрыгнув на землю, сразу помчался со всех ног к автомобилю. Только успел хлопнуть задней дверцей, как Макс дал газ, выезжая на дорогу, и только затем последовал вопрос: – Сколько? – Три машины. Наемник сидел с неподвижным лицом, словно его это совершенно не касалось, держа на коленях пистолет-автомат STEN, оружие британских коммандос. С той самой минуты, как мы встретились, кроме короткого слова «привет», мы не услышали от него больше ни слова. Минуты мне сейчас казались отлитыми из резины, растягиваясь чуть ли не до бесконечности. Рев моторов раздавался все ближе. Передняя машина была уже в ста метрах от нас, как я высунулся из окошка и, весело улыбаясь, помахал рукой крепким дядям с настороженными взглядами. По моему мнению, это должно было заставить их расслабиться. Кто будет брать с собой мальчишку, когда собираешься организовывать засаду? Из передней машины гангстеров требовательно прогудели: с дороги, тупой ублюдок! Макс, изобразив испуганное лицо, притормозил и стал сворачивать, освобождая путь. При этом делал все так неловко, что существенно притормозил идущие нам навстречу автомобили. Еще с минуту я продолжал изображать на своем лице радость, а потом убрал голову. Стоило Максу, съехав в сторону, затормозить, пропуская головную машину бандитов, как пулеметный ствол лег на окно задней двери, при этом краем глаза я успел заметить, каким ловким и быстрым движением наемник выставил свой STEN в окошко и нажал на спусковой крючок. Вслед ему мой пулемет завибрировал, выплевывая горячие гильзы, которые со стуком разлетались по салону, а на стволе весело заплясал хвост огня. Я стрелял свободно, раскованно, наверное, поэтому все мои пули ложились точно в цель. В такие минуты во мне не бывает страха и нет той внутренней зажатости, которая ограничивает человека в движениях и мыслях. Эмоции загнаны в самый дальний угол, мозг отслеживает цели, расставляя приоритеты, а палец жмет на спусковой крючок. Мне были слышны дикие крики гангстеров, полные боли и страха, треск лопающихся стекол, скрежет металла, но звуки проходили сквозь мое сознание, абсолютно не задевая меня, так как сейчас я решал поставленную перед собой задачу: убить всех! Пули прошивали насквозь дверцы автомобилей, рвали человеческие тела, дробили кости, застревали в обшивках сидений. Я не мог всего этого видеть, но судя по тому, что со стороны гангстеров стрельба стихла чуть ли не в первую минуту схватки, можно было судить об эффективности моей стрельбы. Несмотря на сосредоточенность, я автоматически отмечал все то, что могло повлиять на исход схватки. Сознание вскользь отметило, что Макс вывалился из машины еще в самом начале перестрелки, а спустя какое-то время голова наемного убийцы дернулась, а затем упала ему на грудь, а еще спустя десяток секунд стало понятно по отсутствию сопротивления, что враг проиграл схватку. Бросив пулемет торчать в окне, я схватил пистолет и быстро выскочил через другую дверцу из машины. Бросил быстрый взгляд на Макса, который сейчас лежал на земле, укрываясь за колесом автомобиля. Тот показал мне большой палец. Все нормально. Привстал, пригибаясь, обошел машину, а затем осторожно выглянул. Машины гангстеров стояли, сбившись в кучу. Дверцы их автомобилей со стороны обстрела были закрыты и местами напоминали решето из-за множества пулевых отверстий. С моего места была видна пара окровавленных голов шоферов, но судя по их неподвижному положению, они принадлежали уже не живым людям, а трупам. Резко рванув, проскочив расстояние между нашей и машиной гангстеров, затем я снова осторожно выглянул. У двух машин были раскрыты дверцы, а на земле лежали три неподвижных тела. Только два из них лежали в пыли дороги, а третье свисало с переднего сиденья одного из автомобилей. Из салона третьего, самого дальнего от меня, автомобиля неожиданно послышался негромкий хриплый стон. Суду по звуку, человек стонал в беспамятстве. Быстро накрутив глушитель на ствол, я подобрался к распахнутой дверце, осторожно заглянул в салон. Стонал, навалившись на труп своего подельника, гангстер на заднем сиденье. Палец нажал на спусковой крючок – пух! – и я занялся неторопливым осмотром автомобилей, время от времени поглядывая по обе стороны дороги. Дорогие салоны автомобилей с разбитыми стеклами, с дырками от пуль, заляпанные мозгами и кровью, сейчас потеряли весь свой лоск. Не найдя ничего похожего на деньги, я только подошел к одному из багажников, как ко мне присоединился Макс. Только он не осторожничал, как я, а вместо этого быстро осмотрел салоны, после чего вернулся ко второму автомобилю, распахнув вторую дверцу, и подтащил к себе завалившийся на сиденье труп. Схватив за волосы, поднял ему голову. – Иди сюда, Майкл, – дождавшись, пока я подойду, продолжил: – Это Микки Коэн. Из-за него погибла моя дочь. Из-за него закончила жизнь самоубийством моя жена. – Он отдал приказ убить твою дочь? – Нет. Он даже не знал, что существует на свете такая девочка. Она случайно погибла в уличной перестрелке бандитов. Я ждал продолжения, но Макс словно застыл, глядя в мертвые глаза бандита. Спустя минуту я сказал: – Макс, нам надо заканчивать и уезжать отсюда. После моих слов тот словно очнулся, отпустил волосы покойника, затем достал из кармана платок и с каким-то остервенением стал вытирать руки. – Ты прав. Он помог мне достать из багажников машин два больших чемодана. Я открыл один из них, он был набит зелеными бумажками. Там были пачки с десятью-, двадцатью- и пятьюдесятьюдолларовыми купюрами. Взял одну из пачек пятидесятидолларовых банкнот с физиономией Улисса Гранта, перехваченную толстой резинкой, пошелестел ими, потом кинул обратно в чемодан и щелкнул замком. Денег было много, на такую сумму я никак не рассчитывал. Макс, стоявший рядом со мной и равнодушно смотревший на это богатство, неожиданно спросил: – Теперь ты доволен? – Еще не знаю, – пожал я плечами. Детектив удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Тело По мы забрали с собой, так как мне было поставлено жесткое условие: ни в коем случае не оставлять его труп. Это было понятно: наемный убийца, работающий на триаду – прямой путь к Ли Вонгу. Один чемодан и труп По мы загрузили в багажник, а второй чемодан затолкали на заднее сиденье, после чего осмотрели машину Макса и насчитали на корпусе семь пулевых отверстий. Плюс разбитое лобовое стекло. Затем тщательно собрали все гильзы, которые нашли в салоне, после чего сложили их в мешочек, чтобы затем закопать на какой-нибудь свалке. Дорога так и осталась пустынной до самой трассы. Я лег на заднем сиденье, так как мужчина в машине с разбитым лобовым стеклом не так остается в памяти, как в компании с мальчиком. Выехав на шоссе, детектив поехал в условленное место, где нас с фургончиком должен был ждать Стив. Как Макс не хотел, чтобы его приятель участвовал в операции, но ему все же пришлось дать согласие, чтобы тот помог нам в заключительной стадии операции. Стив, стоило ему увидеть подъезжающий автомобиль, выскочил из кабины и сразу побежал к нам. – Как вы?! Макс в ответ пожал плечами, а я буркнул: – Нормально. Владельцу ломбарда явно хотелось узнать подробности, но ему пришлось довольствоваться только быстрым осмотром автомобиля своего друга и выразительными взглядами, стоило ему увидеть пулевые отверстия на автомобиле Макса. Он ничего не знал, мог только догадываться и переживать за нас, а тут они приехали и молчат. Он попытался нам высказать свои претензии, типа того, что товарищи так не поступают, как детектив заставил его вытаскивать чемодан с заднего сиденья, а сам тем временем быстро достал второй чемодан из багажника, после чего быстро захлопнул его. Он это сделал потому, что не хотел, чтобы Стив увидел труп. После того как мы перегрузили оружие и чемоданы в фургончик, Макс снял фальшивые номера, потом мы облили бензином машину детектива изнутри и снаружи, после чего подожгли и уехали. Стив всю дорогу ехал молча, показывая своим видом, что ему не так уж все это интересно. Добрались мы до магазинчика Стива без особых проблем. Разгрузившись, сели отдыхать, а хозяин принялся накрывать на стол. Вскоре на столе стояла бутылка виски и разнообразная закуска. Мне ни пить, ни разговаривать не хотелось, а есть даже очень хотелось, поэтому я с ходу налег на салат, приготовленный женой Стива, и бутерброды с ветчиной и зеленью. Макс пару раз ткнул вилкой в салат, а затем просто пил со Стивом. Хозяин просто изнемогал от желания забросать нас вопросами, но каждый раз наткнувшись на взгляд детектива, быстро отводил глаза и разливал следующие порции виски по стаканчикам. Утолив первый голод, я неожиданно вспомнил, что так и не отдал деньги за аренду пулемета и патроны. Достал из кармана отложенные пятьсот долларов, положил их на стол. – Стив, возьми. Тот взял в руки банкноты, потом вопросительно посмотрел на меня: – Тут пятьсот. Мы вроде на сто пятьдесят договаривались? – Остальные – в подарок хорошему человеку по имени Стив. – Здорово! – он улыбнулся, забрал деньги, потом перевел взгляд на Макса, тяжело вздохнул и сказал: – Хорошо сидим, ребята, но мне надо магазин открывать. И так припозднился. Если что, вы знаете, где меня найти. Как только дверь за Стивом закрылась, я посмотрел на Макса и сказал: – Ты мне ничего не хочешь сказать? Я не из глупого любопытства спрашиваю. Поверь мне. – Тебе верить? А кто ты такой? Тебе нет и пятнадцати лет, а людей убиваешь, словно тараканов давишь. Полтора часа назад ты убил девять человек. И что? Только устал. Ни переживаний, ни жалости. Ничего! Разве такое может быть?! Наверное, я еще мог бы понять, будь ты мальчишкой с окраины, у которых из детских игрушек – нож да кастет. Так нет! Ты жил в семье, окруженный любовью и достатком. Спортсмен, боксом занимался. А твои специальные навыки, твое поразительное знание оружия?! Вот ты мне ничего не хочешь сказать?! К этому разговору я был готов давно. Макс, как человек, хорошо подходил для моих дальнейших планов, и мне очень не хотелось его терять. К тому же он был для меня полномочным представителем в мире взрослых людей, куда я со своей мальчишеской физиономией никак не вписывался. «Если замкнусь, он мне просто в один определенный момент перестанет доверять, а если поверит… А!» – Скажу. Старик Вонг был прав, предположив, что в тело подростка вселился дух воина. – Да это просто глупое суеверие старого китайца! И ничего больше! Макс, несмотря на то что все закончилось как нельзя лучше, был весь на нервах, даже выпитое виски, похоже, его не расслабило. – Я тебе ответил, а ты понимай, как хочешь, – спокойно сказал я. Он внимательно и цепко всмотрелся в меня: – Ты хочешь меня уверить в том, что в теле Майкла… другой человек? – Да, дорогой Макс Ругер, да. Произошло переселение душ. Как? Понятия не имею. Произошло это в тот самый момент, когда убивали Майкла. Детектив смотрел на меня, но поверить просто так в чудо никак не мог. Он пытался осилить сказанное мною, но все, что он видел и знал в этой жизни, весь его опыт отрицал подобное, вот только перед ним сидел настолько необычный подросток, что объяснить все его странности нормальным образом было просто нельзя. Зато его слова все объясняли. – Даже не знаю, что сказать. Знаешь, я верю и не верю. Ты знаешь, как уходить от слежки, можешь работать с прослушивающей аппаратурой, знаешь марки и характеристики иностранного оружия, умеешь решать серьезные проблемы и хладнокровно убивать людей. Слишком много специфических умений в одном человеке, никакой обычный подросток на такое не способен. Так если ты не Майкл Валентайн, то тогда кто ты? – Был мужчиной примерно твоего возраста. Мне многим приходилось заниматься, как ты уже успел убедиться, а в том числе и убивать. Думаю, что остальные подробности излишни. Детектив какое-то время думал, а потом вдруг неожиданно высказал довольно верную догадку: – Ты случайно не был тем, кого называют «полевыми агентами»? – Можно сказать и так, – несколько туманно ответил я. – Тебя… там убили? – Да, – сухо ответил я, показывая, что дальнейший разговор нежелателен. – А откуда ты? Где ты жил? – не выдержал Макс. – Где я жил, там меня уже нет, – уже недовольно ответил я. – И на этом мы закончим. Макс покрутил головой, как видно от полноты чувств, взял бутылку, налил себе, выпил. Потом снова налил себе, а потом словно вспомнил обо мне, спросил: – Будешь? – Давай. Выпили, помолчали, потом Макс несколько раз качнул головой и сказал: – День сегодня какой-то особенный. Увидел смерть бандита и убийцы, о которой мечтал с той самой секунды, когда узнал о смерти своей дочери. Потом ты. После твоего признания у меня появилось такое чувство, словно к чуду приобщился. Ладно, раз ты передо мной открылся, то и я буду откровенным. После смерти дочери прошло уже около года. Жена все это время очень сильно переживала ее смерть, места себе не находила, просила меняуйти из полиции. Я сказал, что уйду сразу, как только найду этих бандитов, что убили нашу девочку, и посажу в тюрьму. Этот разговор произошел в день рождения нашей дочери. Тогда она, со слезами на глазах, просила меня бросить все прямо сейчас и уехать из этого проклятого города. Больше я не мог видеть, как она страдает, и дал ей слово, что сдам пистолет и жетон прямо сегодня, но так получилось, что именно в этот день мне дали наводку на одного из бандитов, которых я так долго искал. Для меня тогда весь мир исчез, осталось только одно желание – посмотреть этому подонку в глаза… перед тем как его убить, но я вытянул пустой номер. Это был какой-то приезжий бандит. Пока разобрался… В общем, приехал я домой уже под утро, а там… Ее больше не было. Она застрелилась, оставив записку со словами: «Я так больше жить не могу». Она никогда не любила и даже боялась оружия, поэтому просила, что когда я уйду из полиции, то больше никогда не коснусь пистолета. Дал ей слово, но не сдержал. Я так думаю, что застрелившись таким страшным для нее оружием, она дала мне это понять. В то утро я положил жетон и пистолет на стол капитана и, несмотря на уговоры, ушел из полиции. Это было четыре года тому назад. Ну вот, в принципе, это все. – Тогда почему ты стал частным детективом? – Да пробовал я найти себе другую работу, пока, в конце концов, не понял, что больше ничего не умею. Это… скажем так, компромисс между данным мною словом и моей совестью. Да, я ношу пистолет, но он у меня никогда не заряжен и нужен только для демонстрации клиенту. Кто наймет детектива, у которого нет большой пушки? – Понятно. – У тебя была жена, дети? – Нет. – Тогда тебе ничего не понятно, парень со стальными яйцами! Ладно. На этом все. Мне надо идти. Работа ждет, – детектив встал и сделал шаг по направлению к двери. – Погоди. У меня к тебе предложение… – Деньги не предлагай. – И не собирался. Мне эти деньги нужны для покупки отеля-казино в Лас-Вегасе. – Отеля-казино?! – Макс развернулся ко мне. В его глазах плескалось удивление. – Тут ты меня удивил, парень. Хм. Ну так покупай, или тебе для этого дела нужно мое благословление? – Мне будет нужен хороший начальник службы безопасности. – Широко шагаешь! А споткнуться не боишься? – Нет. – Даже не знаю. М-м-м… У тебя, я так понимаю, есть уже мысли по этому поводу? – Есть, – и я рассказал все подробности подслушанного мною в клубе разговора между Микки Коэном и незнакомцем. – И последнее. У нас очень мало времени. – У нас? Я что, дал согласие? Я проигнорировал его вопрос: – Мы можем прямо сейчас собрать данные по Руди Бергману? Макс какое-то время смотрел на меня, потом покачал головой и с усмешкой сказал: – Ох, и упертый ты, Майкл! Значит, так. Я еще ничего не решил, но постараюсь узнать об этом Бергмане через своего приятеля в полиции Лас-Вегаса. Я ему сегодня позвоню. После пяти буду у себя в бюро, может, уже что-то прояснится. И еще. Стива больше в наши дела не впутывай. С этими словами он ушел, хлопнув дверью.
ГЛАВА 8
После его ухода я проверил, защелкнулся ли замок, затем задумчиво посмотрел на чемоданы. Я стал богатым человеком. «Не знаю сумму, но миллион здесь точно есть. Странно, что радости не испытываю, только усталость. Кстати, а где хранить эти деньги? Пятнадцатилетний мальчик не может просто так прийти с двумя чемоданами денег в банк. Да и стоит ли их куда-нибудь класть? Если все хорошо сложится, то через пару-тройку дней они мне могут уже понадобиться. Ладно, пока Макс не разобрался с Бергманом, этот вопрос можно отложить. Теперь надо сделать звонок китайцам». Встал, но тут кое-что вспомнил. Подошел к чемодану, щелкнул замком, потом приподнял крышку. Нашел пачку двадцаток, сунул их в карман, после чего запер чемодан. Подойдя к двери, ведущей в магазин, открыл ее, увидев Стива, читающего книгу, спросил: – Клиентов нет? – Днем они вообще редко бывают. В основном подтягиваются ближе к вечеру. – Я тебя хочу спросить… – Хочешь узнать, где можно спрятать чемоданы, которые вы притащили? – с веселой усмешкой на лице спросил хозяин ломбарда. – Угадал. – Пошли. Мы снова вернулись в заднюю комнату, только я остался стоять посредине, а он подошел к тумбочке, в которой стояли банки с кофе и чаем, бутылка виски. На остальных полках стояла разномастная посуда: чашки, блюдца, тарелки, стаканчики. Повернувшись ко мне, язвительно спросил: – Так и будешь столбом стоять или все-таки поможешь? Мы с ним приподняли и перенесли тумбочку в сторону, после чего Стив оттащил в сторону обеденный стол, затем взялся за край затертого до дыр ковра и отвернул. В полу оказался приличных размеров люк. Стив выпрямился и с довольным видом посмотрел на меня. Я покачал головой, показывая тем самым свое удивление и восхищение. – Откуда он здесь? – Откуда-откуда! Тебя еще на свете не было, когда он появился! Про бутлегеров слышал? Я кивнул головой. – Так здесь когда-то был магазин, владельцем которого был мой дядя. Так вот, во времена сухого закона он приторговывал алкоголем. Немного, но на жизнь ему хватало. Он нагнулся, схватился за кольцо, с силой рванул, и моим глазам открылся черный квадрат, заполненный тьмой. От края в темноту вела широкая и крепкая на вид лестница. – Он большой? – Сюда влезала половина грузовика с виски, – похвастался хозяин ломбарда. Наклонившись над люком, я сразу почувствовал на своей коже прикосновение холодного воздуха. – Там сыро? – Да вроде нет. Потащим? Спустя пятнадцать минут ковер, а за ним стол и тумбочка вернулись на свои места. Стив налил себе стаканчик, выпил, а потом сказал: – Майкл, я вижу, что с тобой что-то не так, но это только твое дело. Я хотел тебе сказать про Макса. Слушай, ему и так в жизни много бед пришлось пережить, поэтому не надо его ни во что втягивать. – То же самое он сказал о тебе. – Обо мне?! Почему?! – на круглом лице Стива появилось удивление. – Наверное, потому, что вы очень хорошие друзья. Настоящие. Теперь я на некоторое время уйду, а потом вернусь и почищу оружие. В магазин могу зайти. Что-нибудь купить? – В магазин? Тогда купи свежего хлеба, яиц, помидоров и ветчины. Сделаю отличную яичницу. Пальчики оближешь! Макс не говорил, когда придет? – Нет. Сказал только, что после пяти будет у себя в бюро. Я пойду. Автоматически проверяясь, я отошел от ломбарда на приличное расстояние, а затем, найдя телефон-автомат на небольшой улочке, где было мало народа, набрал номер старого китайца. – Здравствуйте, мистер Вонг. – Здравствуй, мальчик. У тебя все хорошо? – Да. Все удачно получилось. Вот только с моим помощником не совсем хорошо получилось. Извините, если можете. Также я выполнил то, о чем меня просил ваш сын. – Спасибо. Я верил, что у тебя все получится. Наша жизнь – это длинная и извилистая дорога, на которой ты то и дело встречаешь путников, а затем теряешь их навсегда. Когда все закончилось? Я посмотрел на часы. – Точно не скажу, а так… около трех часов назад. – Ты мне нравишься, Майкл, поэтому мне хотелось бы снова тебя увидеть, если, конечно, тебе будет интересно поболтать со стариком, а заодно выразить тебе нашу благодарность. – Спасибо вам, мистер Вонг. Ваше участие в моей судьбе согревает мое сердце. С удовольствием поговорю с вами, но только не в ближайшее время. Вы меня понимаете? – Думаю, что понимаю. Хорошо. Буду ждать твоего звонка. Выйдя из телефонной будки, сначала на автомате цепко и внимательно осмотрелся по сторонам, после чего пошел искать продуктовый магазин. К ломбарду подошел осторожно, с оглядкой, затем какое-то время наблюдал за входом и, только не заметив ничего подозрительного, зашел. К тому моменту, как я закончил с чисткой оружия, подоспела яичница. Под горячее блюдо мы выпили по парочке стаканчиков, и тут я заметил, что крепкий мужчина Стив прилично захмелел. Предложил ему пойти домой, на что тот, немного подумав, согласился и только пожаловался, что его жена ругать будет за пьяный вид. – Купи ей цветы, – предложил я выход из положения. – Не, лучше ей коробку пончиков по дороге куплю. Я так обычно делаю, когда возвращаюсь под этим делом. Очень она это дело любит. – А сама чего не покупает? Стив неожиданно рассмеялся: – Она у меня на диете сидит. Фигуру бережет. Я внимательно проследил, как он закрывает двери, потом немного проводил по дороге домой и только потом свернул к автобусной остановке. Покружив немного по городу, затем пару раз проверился на наличие возможных преследователей и только после того направился к офису детектива. Его самого не оказалось. Изабель, вышедшая из-за стола, была одета в белое простое платье, но при этом смотрелась как самая настоящая королева. В тот день, когда мы с ней познакомились, она была уставшая, грустная и подавленная, а сейчас она выглядела совсем по-другому – глаза сияли, а на губах искрилась улыбка. Белый цвет платья выгодно не только оттенял ее золотистый загар, но и придавал ее фигуре особое изящество. – Изабель, девочка, ты ли это? Нет, это не та девушка, это богиня, которая спустилась на землю, чтобы радовать взор своих обожателей! Можно мне упасть на колени и обнять ноги моей несравненной богини?! Девушка тут же вспыхнула, как маков цвет. – Нет, Майкл, нет! – воскликнула она испуганно и отступила назад. Отлично проведенная операция, молчаливое согласие Макса на будущее сотрудничество и чуточку виски сделали свое дело, заставив немного расслабиться и дать волю хорошему настроению. Обычно я четко контролирую свои эмоции, но именно сейчас мне захотелось попробовать хоть на короткое время стать самим собой. «Ведь я уже другой человек, так почему бы мне окончательно не измениться. Когда-то я был другим, совсем другим человеком», – подобные мысли стали приходить мне в голову в последнее время. Правда, в своих намерениях измениться я очень сильно сомневался, так как мне, честно говоря, нравилось быть тем, кто я уже есть. – Нет так нет. Привет, Изабель. – Привет, Майкл. Мистера Ругера сейчас нет, но он звонил, сказал, что будет после пяти. Ты будешь кофе или чай? – Спасибо. Пока не хочу. Просто подожду Макса. Посижу на этом диванчике. – Ой, как хорошо! – обрадовалась девушка. – У нас людей совсем мало бывает. Придут, спросят детектива и уходят, так как я почти никогда не знаю, где он, что делает и когда придет. Может, он мне просто не доверяет? Она села со мной на диванчик. Стоило платью облепить красивые бёдра и круглые коленки, как я неожиданно почувствовал прилив мужской силы. Я даже слегка растерялся, так как в теле Майкла Валентайна со мной это произошло впервые. Резко выпрямившись, положил руки на низ живота, надеясь, что она не обратит внимания на мои неуклюжие телодвижения. Вдруг неожиданно она воскликнула: – Майкл, ты пил?! В ее голосе чувствовалось как возмущение, так и удивление. Я уже и не помнил, когда со мной так говорили, поэтому неудивительно, что несколько растерялся. – Слегка. Я тут… временно на дежурство устроился, а там взрослые мужчины работают. У одного из них сегодня как раз день рождения случился. Мы и… – Они что, не понимают, что ты ребенок? – Слушай, давай без проповедей. Я вполне достаточно разбираюсь в жизни, чтобы понять, что для меня плохо, а что хорошо. Большие черные глаза, окаймленные длинными и пушистыми ресницами, сразу стали грустными. – Извини меня. Но то, что ты с ними пил, все равно неправильно. – Лучше скажи: как тебе работается? – Просто отлично. Мистер Ругер, – она это произнесла с некоторой гордостью, – очень добрый и отзывчивый человек. Представляешь, он мне положил восемьдесят долларов в месяц. Папа и мама очень довольны. «Восемьдесят? Вроде на шестьдесят договаривались. Хотя… У него дочка была, и тут эта девочка. Понятно». – Надеюсь, ты им отдаешь не все деньги? Девушка опять погрустнела: – Половину. – Эй. Эй! Ты что делаешь? – возмутился я. – А из чего ты собираешься платить за квартиру и покупать еду? – Я собираюсь переехать к родителям. – Ты хочешь сказать, что с «Крестами» все уладилось? Она нахмурилась, тяжело вздохнула и сказала: – Нет. Они уже дважды приходили ко мне домой. Избили отца, угрожали. – Погоди, Толстый что, тебя давно домогается? – Да. Ему Родригес не давал это сделать, а сейчас его сильно ножом ударили в какой-то драке, и он лежит в больнице. Недавно его навещала, и мне там сказали, что у него плохое ранение. «Как все некстати. Разобраться бы с ублюдками, да времени совсем нет». – Родригес, это кто? – Мы живем в одном доме, и даже в одном подъезде. У него тоже… своя компания, но он хороший человек. – Понял. Когда у тебя рабочий день кончается? – В шесть. Через полчаса. – Ты никуда не торопишься? – Нет. А что? – в голосе появился кокетливый интерес. Тут открылась дверь, и в приемную вошел Макс. – Воркуете, голубки? Изабель покраснела, вскочила и отрапортовала: – Мистер Ругер, пока вас не было, никто не приходил. – Вот и отлично. Все, на сегодня ты свободна. – Спасибо, но я хочу Майкла подождать. Макс пожал плечами, бросив при этом на меня красноречивый взгляд, после чего прошел в свой кабинет. Усевшись в свое кресло, он снова посмотрел на меня. Не отводя глаз, я сказал: – Успокойся, Макс, девочке ничего не грозит. С моей стороны. – Ты хочешь сказать, что какие-то придурки проявляют к ней интерес? Я коротко рассказал ему ситуацию, сложившуюся с бандой «Кресты». Судя по его нахмуренному виду, он принял судьбу девушки близко к сердцу, что стало понятно по его ответу: – Хорошо. Я разберусь с ними. – С этими уродами потом разберемся, а сейчас сделаем так. Дом, в котором я снимаю с Джимом квартиру, стоит полупустой из-за вечного ремонта, поэтому квартиры там дешевые. Сейчас мы с ней поедем… – Зачем далеко ездить? Можно задешево снять квартиру в этом доме. – Не вопрос. Так и сделаем. Есть новости из Лас-Вегаса? – Нет. Мы с Джеймсом договорились на завтра. На десять утра. Придешь? – Обязательно. Когда с квартирой вопрос решился, я поехал домой.Руди Бергман оказался крупным мужчиной, вроде Макса, но если детектив представлял собой груду мышц, то этот больше походил на гору жира. Потеющая, тяжело дышащая гора жира. Если Бергман был далеко не атлетом, но при этом голова у него очень и очень неплохо работала. Трудился Руди на ниве строительства и, по словам людей, работающих в этом бизнесе, являлся успешным строительным подрядчиком. Кроме этого, он умел договариваться с кем бы то ни было, будь это власти, производители строительных материалов или клиенты. Ведя строительство двух объектов в Лас-Вегасе, он выкупил для себя по хорошей цене пару участков земли и на одном из них начал вести строительство своего собственного отеля-казино. Он все рассчитал, вот только его подвела неумеренная любовь к женскому полу, роскошной жизни и не вовремя проснувшаяся страсть к азартным играм. Именно все это помешало его долгосрочным планам, и ему пришлось влезть в долги. Положение выправилось, и он только собирался рассчитаться с долгом после сдачи одной из строек, но стройка, по вине поставщиков стройматериалов, неожиданно затянулась. Ему через пару недель нужно отдавать деньги, а взять их неоткуда, и тогда он решил в срочном порядке продать половину акций своего отеля. Так он мог решить целых три задачи: отдать долг, закончить строительство казино и сдать его заказчику вовремя, а также продолжить строительство своего собственного отеля. Бергман в свое время поднял свои связи и неожиданно узнал, что деньги через подставную фирму ему ссудила мафия и именно благодаря гангстерам недопустимо затянулась сдача казино. Чтобы не повторить новой ошибки, через верных людей он нашел покупателя из Чикаго, который согласился купить пятьдесят процентов его строящегося отеля-казино, вот только Руди не знал, что это были снова бандитские деньги. Приятель Макса из полиции Лас-Вегаса, конечно, всего этого не знал, но хватило и того, что он нам рассказал, а остальное было нетрудно додумать. Выходило, что мы просто вырвали Бергмана, причем даже не самого, а его отель-казино, из лап мафии. После полученной информации мы с Максом стали думать, как лучше подойти к этому делу. Вернее, думал я, а детектив ждал, что придумаю. Мне многим приходилось в жизни заниматься, но только не подобными сделками, да еще такого масштаба. – Слушай, Макс. Мы отдаем подрядчику деньги и получаем пятьдесят процентов будущего отеля. Из этих денег Руди оплачивает свой долг бандитам с процентами, а мы с ним становимся полноправными партнерами и смело смотрим в будущее. Я ничего не упустил? – По-моему, нет. Вот только ждет он эти деньги не от нас, а от фирмы, с которой у него заключен контракт. Тут как? – Да, это проблема, – я хмыкнул. – Пока не знаю, но что-нибудь обязательно придумаю. Какое-то время сидел и пытался что-то придумать под насмешливым взглядом детектива, пока тот не сказал: – Слушай, парень! У тебя есть деньги, так почему бы не нанять юридическую фирму в Лас-Вегасе, которая, мне так кажется, лучше разбирается в таких вопросах. – Точно! Макс, ты молодец! – Кто бы в этом сомневался? И еще. Если я все правильно понимаю, то его партнером предстоит стать мне. – Правильно понимаешь. Кто всерьез примет подростка? Кстати, твой приятель Джеймс, он кто? – Джеймс Маккартни – лейтенант в отделе убийств. Только ты на него сильно не рассчитывай, он неплохой парень, но уж больно любит деньги. – Так это хорошо. Пусть он сведет тебя с толковым и надежным юристом, знающим все лазейки в законодательстве. И еще. Было бы хорошо, чтобы этот юрист знал Бергмана. Слушай, позвони ему прямо сейчас и скажи, что денежную благодарность мы ему гарантируем. Обязательно скажи это, не забудь, Макс. При моих словах о деньгах Макс слегка поморщился, но сразу позвонил своему приятелю и стал объяснять, что ему от Маккартни нужно, а я тем временем стал думать о том, как бы провернуть нашу сделку в быстром темпе, пока бандиты находятся в растерянности. Микки Коэна нет, а это значит, что гангстеры в первую очередь начнут разбираться между собой, ища «крысу», не забывая при этом делить власть и город, и только когда они с этим покончат, начнут разбираться, что не так с этой сделкой. «Сумма там немаленькая, так что вернутся они к этому вопросу обязательно. Значит, к этому времени у нас должно быть все готово. Кстати, а сколько в этих чемоданах денег? Черт! Забыл я как-то про это!» Когда Макс положил трубку, я вопросительно на него посмотрел. – Чего смотришь? Ты же слышал. Договорился. Есть у них такой юрист, вот только стоит он хороших денег. Джеймс сказал, что прямо сейчас ему позвонит. – Нам стоит ожидать его звонка или юриста? – Юриста, и только в том случае, если наше дело его заинтересует. Спустя двадцать минут прозвучал телефонный звонок, а вечером мы с Максом вылетели в Лас-Вегас. Я поехал в той одежде, что на мне была. Что с меня взять, мальчишка есть мальчишка, а вот Максу мы приобрели солидный, темно-коричневый костюм, пару галстуков, полдюжины рубашек, туфли и шляпу, затем поехали к Стиву и три часа пересчитывали деньги в чемоданах. Если на меня сумма, составившая полтора миллиона долларов, не произвела особого впечатления, то для Макса она должна была представляться целым состоянием. Впрочем, как и для любого среднего американца, когда новый автомобиль престижной марки из автосалона стоил в среднем 2200 долларов, а сборный типовой дом (площадью семьдесят квадратных метров, один этаж, две спальни) где-нибудь в пригороде крупного города – 7990 долларов. В одной из газет даже писали так: «Мы построим вам отличный дом, а при желании и небольшой доплате сделаем все для вашего удобства. Вам только останется поставить свои тапочки у кровати». Время от времени я бросал на детектива взгляды, но при этом не заметил даже намека на алчность. Он считал деньги с таким видом, как какой-нибудь кассир, который делает свою нудную и осточертевшую за долгие годы работу. Впрочем, как и для меня, деньги, никогда не были самоцелью, а только средством для достижения определенной цели на ближайшее будущее, как например отель-казино. «Он, кстати, так и не дал мне официального согласия на наше партнерство, но при этом активно помогает. Может, хочет разом оборвать все нити и начать жизнь с чистого листа?»
Прилетев в Лас-Вегас, поселились в отель, потом поужинали в ресторане, а так как время было позднее, легли сразу спать. Утром взяли такси и поехали в юридическую фирму к назначенному нам времени. Нас встретил мужчина-секретарь, имеющий благородный римский профиль и весьма ухоженную внешность. После того как мы представились, он сверился с записью и, найдя имя Макса, предложил нам пройти в приемную, где сидела девушка за столом с пишущей машинкой и стопкой папок. Узнав, кто пришел, она прошла в кабинет главы фирмы и уже спустя минуту вышла: – Мистер Ругер, пожалуйста, проходите, а ты, мальчик, можешь посидеть на этом диванчике. – Он пойдет со мной. Секретарша пожала плечами, дескать, как хотите, и показала рукой, что мы можем войти. В кабинете сидела элегантная и весьма симпатичная женщина лет тридцати пяти – сорока. Я посмотрел на Макса, так как мне показалось, что он вроде как договаривался с мужчиной, да и он, судя по его лицу, был несколько удивлен. Поздоровались, при этом я поймал на себе ее недоуменный взгляд: что здесь делает этот подросток? – Мистер Ругер, изложите, пожалуйста, свое дело. – Э-э… По телефону я разговаривал с мужчиной. – Вам отвечал мой помощник, который отвечает за предварительную оценку дела и размер оплаты моих услуг. Меня зовут Ева Нельсон. Я глава юридической фирмы и, наверное, будет лучше, если начну первой. Вы не возражаете? – она дождалась кивка детектива и только тогда продолжила: – Если я все правильно поняла, то вы хотите выкупить половинную долю в строящемся отеле-казино у Руди Бергмана. Все верно? – Да, мисс. – Вы знаете детали сделки, которую вам предлагает Бергман? – Нет. Дело в том, что у него договор с другим покупателем, а обо мне он еще ничего не знает. Она удивленно вскинула на Макса глаза: – Погодите! Вы хотите предложить Бергману контракт, и это притом, что он уже имеет подобные документы на руках. Это так? – Да, мисс Нельсон. Вот только у меня есть сведения, что прежний контракт будет разорван. Думаю, что это произойдет в ближайшую пару дней. – Пока тот контракт не будет аннулирован, разговор о заключении нового контракта я считаю бессмысленным. Мы предполагали подобное развитие событий, поэтому подготовили пару возможных вариантов выхода из подобной ситуации. Я считал, что нужно дать деньги и наша проблема сдвинется в нужную сторону. Макс бросил косой взгляд на меня, я открыл свою школьную сумку, достал пачку банкнот, перехваченную резинкой, и положил на стол перед Евой Нельсон. Она была настолько удивлена моим поступком, что несколько раз перевела взгляд с меня на Макса, потом на деньги и обратно на детектива. – Что это? – Деньги, – ответил ей уже Макс. – Три тысячи долларов. – Не понимаю. Объясните, пожалуйста. – Когда я разговаривал с вашим помощником, он сказал, что вы возьмете тысячу долларов аванса. Я вам предлагаю три тысячи в качестве аванса, что, естественно, увеличит общую сумму оплаты ваших услуг. Еще я хочу вам предложить премию в три тысячи долларов, если мы заключим контракт в течение пяти дней. Для этого вам будет нужно пойти к Руди Бергману и сказать ему, что до вас дошли слухи о срыве договора по займу денег. Он начнет уточнять и когда удостоверится, что это правда, вы предложите ему меня в качестве нового партнера. Причем мне хочется, чтобы у него и сомнений не было в моей искренности и порядочности. Мне кажется, мисс, что вы способны убедить любого мужчину в чем угодно. – Вы думаете, что говорите?! Вы толкаете меня на преступление! – при этом в ее голосе было не столько возмущение, сколько сомнение. Она не знала нас, и это было самым главным пунктом в списке ее сомнений. Только вот деньги… Ведь мы ей предлагали за не столь сложное дело очень хорошие деньги, поэтому жадность и сомнения сейчас рвали ее на части. – То есть вы не согласны? Я вас правильно понял, мисс? – подтолкнул ее к окончательному ответу Макс и после короткой паузы добавил: – Вы уже наверняка знаете, что это мой хороший приятель Джеймс Маккартни вас рекомендовал, но в то же время не знаете, что при этом он назвал нам еще одну фамилию. Юридическая контора «Бригас». Братья Мэтью и Мэтт Бригас. Не знаю, что тут сыграло роль: лейтенант полиции, как гарант, или конкуренты, к которым может уйти выгодное дело, но она согласилась. – Хорошо, я согласна, но только с одним условием. Если Руди Бергман не отменит предыдущую сделку, аванс в три тысячи останется у меня. – Нет. Только оговоренный ранее аванс. Тысяча долларов. Остальные деньги вы мне вернете, – Макс сказал, как отрубил. – Хорошо, – на удивление легко согласилась Ева Нельсон. – Какие еще подробности заключения сделки мне необходимо знать? – Скажу вам об этом через пару дней, когда Руди Бергман узнает, что сделка сорвалась. Если вы поедете к нему прямо сейчас, то мне так кажется, он узнает об этом еще раньше. Только вышли мы из здания, как я спросил Макса: – Как тебе эта мадам? Внешне очень даже ничего. Жаль, не видел ее нижнюю часть. Детектив неодобрительно посмотрел на меня: – Нормальная деловая женщина. Главное, чтобы она свою работу хорошо знала. – Не будь меня в кабинете, она бы пригласила тебя сегодня на ужин. Точно-точно! Да она просто раздевала тебя глазами. – Не болтай ерунды! Так куда пойдем? – спросил меня Макс. – Куда скажешь, туда и пойдем, – ответил я, продолжая вертеть головой по сторонам. Улица была полна машин, людей и рекламы. На мой взгляд, здесь было излишне шумно. – Я обещал Джеймсу позвонить, как приеду. Ты как? – Сначала с тобой, а потом видно будет. Только вот что с деньгами делать будем? – и я кивнул головой на сумку, висящую у меня на плече. Детектив задумался. В сумке у меня лежало еще семнадцать тысяч наличными на всевозможные расходы. – Идем тогда сначала в банк. Положив львиную долю денег в банковскую ячейку, мы вышли, потом нашли телефон-автомат. Макс позвонил, но его приятеля на месте не было, он был на выезде. – Позже позвоню, а сейчас идем обедать. В ближайшем ресторанчике мы заказали два бифштекса с печеной картошкой и жареным луком, пару салатов, а на сладкое взяли яблочный пирог, мороженое и кофе. По городу решили просто так не болтаться, а зайти в ближайшее казино и посмотреть, как работает персонал. Походили по залам, сыграли с «однорукими бандитами», потом поменяли деньги на фишки и стали за столом с рулеткой, где проиграли около пятидесяти долларов. Время от времени обменивались мнениями, но особенного профессионализма у сотрудников мы не заметили, впрочем, это заведение, как мы потом узнали, по меркам Лас-Вегаса было ниже среднего уровня. – Пошли стройку посмотрим, – предложил я Максу. – А где она находится? – Спросим. Кстати, вон там впереди идет какое-то строительство. Спустя двадцать минут неспешного шага мы оказались на месте. Окликаем ближайшего рабочего, и неожиданно оказывается, что это и есть наша цель. Были возведены два этажа, и уже сейчас можно было представить, как будет смотреться отель после окончания строительства. Макс подозвал ближайшего рабочего, дал ему пару долларов и стал расспрашивать о стройке. Тот знал немного, но рассказал, что отель будет иметь шесть этажей и на данный момент у него самое большое по размерам помещение, отведенное под казино. – А бассейны есть? – поинтересовался я, так как мальчишку обязательно должен интересовать подобный вопрос. – Один точно будет. Большой хороший бассейн, – успокоил меня рабочий, улыбнувшись. – Отстроимся, поселишься здесь, парень, и тогда вволю наплаваешься. – Спасибо, – поблагодарил его я, старательно изобразив вежливого мальчика. – Хороший у вас сын, мистер. Вежливый. Извините, мне идти надо. Не успел он повернуться к нам спиной, как мы с Максом, встретившись взглядами, весело засмеялись. Рабочий, услышав наш смех, не оборачиваясь, помахал нам рукой. Еще через пару часов мы, наконец, встретились с лейтенантом полиции. Он был плотным, крепким мужчиной, но до горы мускулов детектива явно не дотягивал. Когда мы встретились, он был злым, как черт, из-за каких-то неприятностей по работе, но стоило ему получить маленький подарок в виде стодолларовой банкноты, то сразу повеселел, а когда узнал, что для нас в хорошем ресторане заказан ужин, мгновенно превратился в веселого и жизнерадостного мужчину средних лет. Все попытки узнать, что привело Макса в Лас-Вегас, вежливо отклонялись. Причина проста: конфиденциальное дело. Впрочем, у него с Максом было что вспомнить, поэтому их разговор был полон воспоминаний и смешных случаев. Правда, ближе к концу вечера, сильно перебрав, лейтенант несколько скис и опять стал жаловаться на чертову работу. Когда мы его сажали в такси, он обнял детектива и сказал, что если Максу повезло в жизни, то пусть тот не забудет своего старого приятеля, при этом добавил, если что-то надо будет сделать и это будет в его силах, он в лепешку разобьется, но обязательно сделает для друга. Когда тот сел в машину, я сунул ему в руки пакет с дорогим виски двадцатилетней выдержки. – Спасибо, мальчуган, – поблагодарил он меня, после чего хлопнула дверца, но только такси начало набирать скорость, как до нас донесся его крик: – Макс!! Не пропадай!! Помни, я твой друг!! – Ишь ты, как заговорил, почуяв запах денег! – усмехнулся Макс, глядя вслед влившемуся в поток машин такси. Утром встали поздно. Позавтракали и пошли гулять. Около двух часов позвонили в юридическую фирму. Не успел Макс назвать себя, как его переключили на кабинет главы юридической фирмы. Детектив только успел поздороваться, как сразу получил предложение от мисс Нельсон приехать к ней на работу. Войдя в кабинет, мы только успели сесть, как она сразу перешла к делу: – Все получилось так, как вы сказали, но при этом я очень надеюсь, что срыв контракта произошел не по вашей вине. Ведь так? – Все так. Просто мы с некоторым опережением получили эти сведения, а так как у нас на руках оказалась подходящая сумма, то решили воспользоваться моментом. – Вы гладко говорите, мистер Ругер, но я должна быть уверена, что вы тот человек, за кого себя выдаете. У вас есть компания, финансовая фирма или банк, с которым вы тесно сотрудничаете? Бергман вас не знает и хочет, чтобы за вас кто-то, кого он знает, поручился. Если поручителем будет моя юридическая фирма, то я хочу опираться на соответствующие документы. Вы можете мне их представить? Мне стало ясно, что она уже договорилась с Бергманом и теперь пытается выбить из нас как можно больше денег. – В какую сумму вы оцениваете свое поручительство перед Бергманом? – резко спросил я, не дав Максу открыть рот. Она перевела на меня изумленный взгляд и сейчас пыталась понять, стоит ли отвечать какому-то мальчишке, но тут вступил в разговор Макс: – Ответьте ему, пожалуйста, мисс Нельсон. – Как вы смеете! Никто не может… – Вы получите еще пять тысяч сверху. За поручительство. Это мое последнее слово. Если вы сейчас скажете: нет, то мы уйдем. Глава юридической конторы наконец справилась со своими эмоциями и лицом, на котором читалось крупными буквами: вы меня только что оскорбили и унизили, грубые мужланы. «Действительно, что может противопоставить сильным мужчинам слабая и беззащитная женщина, если только не забрать у этих наглых мужиков еще пять тысяч долларов», – подумал я, глядя ей прямо в глаза. Не знаю, что она прочитала в моих глазах, но только отвела вгляд и, уже глядя на Макса, сказала: – Хорошо. Завтра с утра я еду к господину Бергману и под свое поручительство предложу ему заключить с вами сделку. Теперь у меня есть ряд вопросов, на которые хочу получить от вас, господин Ругер, четкие и однозначные ответы. – Слушаю вас внимательно, мисс Нельсон. Следующие пять дней были заполнены совещаниями, консультациями с независимыми экспертами и поездками на строительство. Одновременно прорабатывался контракт, и было видно, что Руди Бергман заинтересован в его заключении даже больше, чем мы. Об этом говорило его быстрое согласие почти на все наши условия и дополнения. Я даже насторожился по этому поводу, после чего целый вечер изучал окончательный вариант контракта с приглашенным со стороны независимым экспертом – юристом. Если говорить честно, денег на независимых экспертов мне было не жалко, так как сам я почти не разбирался в подобных вопросах, а про Макса и говорить было нечего. Посоветовавшись с детективом по этому поводу, мы решили единогласно: мафия взяла Руди за глотку. Итог нашего контракта можно было выразить двумя цифрами: восемьсот тысяч долларов являлись стоимостью пятидесятипроцентной доли прав на владение землей и отелем-казино и триста тысяч долларов – наш вклад в строительство отеля и благоустройство прилегающих к нему территорий. В итоге мы с Максом получали отель, построенный под ключ. Расчеты и сроки по строительству отеля, которые должны были быть приложены к договору, я возложил на двух экспертов, так как, снова повторюсь, ничего в этом деле не понимал. Макс последние пару дней морщился словно от зубной боли, стоило ему услышать о графиках работы или о стоимости тех или иных стройматериалов, и уж тем более ненавидел сидеть на консультациях вместе с экспертами и слушать их советы. Наконец, все закончилось, контракт был заключен и деньги выплачены. Но что удивительно, Ева Нельсон, когда Ругер предложил ее фирме стать официальным посредником при покупке отеля, дала согласие и не стала с нас требовать дополнительные деньги, а вместо этого вежливо намекнула Максу, что не прочь с ним поужинать. Наверное, решила, что это неправильно, когда просто так болтается симпатичный, богатый, а главное, холостой мужчина. Правда, затем мы с Максом с немалым удовольствием наблюдали за ее удивленным лицом, когда она услышала о распределении долей будущих партнеров. Девяносто пять процентов оказались долей странного подростка, чье присутствие на совещаниях и переговорах она до сегодняшнего дня считала непонятной блажью своего клиента. Произведя окончательный расчет с юридической фирмой и забрав документы, мы перед самым отъездом наняли частного детектива, которого нам посоветовал лейтенант Маккартни, для присмотра за Руди Бергманом.
ГЛАВА 9
Джим встретил меня роскошным обедом. Пожилой и одинокий человек, который просто жил по инерции, вдруг неожиданно обрел «сына», а вместе с ним новый смысл жизни. Он видел, что со мной что-то не то, но просто принял мои странности как само собой разумеющееся. Джим никогда не спрашивал меня, откуда я беру деньги или где пропадаю ночами. Его опека была ненавязчивой, что я особенно ценил в наших отношениях. Стоило мне поинтересоваться, что произошло в городе нового, как Джим рассказал мне, что около Лос-Анджелеса случилось громкое убийство босса мафии. – Ты же знаешь, я почти не читаю газет из-за их наглого вранья, но тут с кем ни заговоришь, сразу начинают обсуждать убийство этого бандита Микки Коэна. Поневоле заинтересуешься. В газетах написали, что бандитские машины расстреляли из пулеметов. Представляешь, Майкл! Из пулеметов! У нас что, война уже началась?! Куда смотрят эти гребаные власти?! Еще мне Фредди сказал, что к нам приехала специальная бригада из Нью-Йорка. Полиция. ФБР. А зачем, Майкл? Он же просто бандит! С чего такая честь? Убили, туда ему и дорога! – Согласен. Спасибо большое. Было очень-очень вкусно. – Я рад, что тебе понравилось. Майкл, я тебя прошу, будь, пожалуйста, осторожен на улицах. Мне консьержка на днях сказала, что в городе вроде как началась война между бандитами. Да и в газетах пишут, что в перестрелках гибнут простые люди. – Я маленький, в меня не попадут. – Не шути, я серьезно тебе говорю. – Хорошо, а пока пойду, отдохну. Придя в свою комнату, я прилег на кровать. Сразу подумал, что мой расчет оказался верен. В городе творился криминальный бардак, шла переделка сфер влияния и территорий. Судя по рассказам Джима и газетам, которые я успел прочитать, в город вернулись тридцатые годы, когда шла война всех против всех. Джек Драгна схватился с преемниками Коэна за самый главный приз – сеть тайных букмекерских контор, а китайцы и прочие городские банды взялись резать сладкий пирог, некогда принадлежавший Микки Коэну. Незаметно для себя я задремал и проснулся от того, что услышал какие-то непривычные звуки. Посмотрел на часы. Стрелки показывали без двадцати девять. Вышел из своей комнаты и увидел странную картину. Обычно к этому времени Джим садился к радиоприемнику, чтобы слушать вечерний выпуск спортивных новостей, а вместо этого он сейчас стоял, разглядывая себя, у зеркала, причем одетый в новый костюм, купленный ему буквально на днях. На мой удивленный взгляд, чуть помявшись, он виноватым голосом сообщил, что этажом ниже живет леди, которая полностью разделяет его любовь к спорту, и он уже третий день ходит к ней слушать спортивные новости. – Джим, если ты сегодня не придешь, то я нисколько не обижусь, – пошутил я. – Она очень приличная женщина, Майкл. Мы только… – Ты не опоздаешь?На следующий день я поехал в бюро Макса. Никаких особых дел у меня к нему не было, так как мы все оговорили еще в Лас-Вегасе, просто надо было определиться с банком, где мы будем хранить бумаги. Немного удивительно, но мы подошли к дому, где располагался офис детектива, с Максом почти одновременно. Поздоровались, после чего зашли в пекарню, где Макс купил коробку с пончиками. Зайдя в приемную, мы увидели грустную Изабель. Правда, в следующую секунду она так нам обрадовалась, что выскочила из-за своего стола и кинулась на грудь Максу. Со мной она не стала обниматься и разрешила только поцеловать в щечку. Причину грусти девушки мы выяснили, не сходя с места. Оказалось, Толстый каким-то образом узнал, что Изабель одно время жила у Доротеи, и послал к ней своих людей, чтобы те узнали, где сейчас девушка. Бандиты напугали негритянку до такой степени, что та две следующие ночи ночевала в больнице. Вчера девушка решила ее навестить и только тогда узнала о визите бандитов. Выслушав эти новости, мы прошли в кабинет Макса, оставив Изабель готовить кофе. – Девочке надо помочь. Ты как? – начал разговор детектив. – Согласен. Только я не знаю, где находится их штаб-квартира, сколько людей в банде, как они вооружены. Короче, ничего не знаю. У своих приятелей в полиции ты не можешь все это выяснить? – Не могу, но если бы даже мог, то не стал. Ты должен понять, что если с Толстым и его людьми что-либо случится, я первый попаду под подозрение. – Верно. Как-то не подумал об этом. Впрочем, мне кажется, я знаю, у кого можно получить такие сведения, – встал, подошел к двери. Открыл. – Изабель, радость моей души, скажи мне: тот парень, кажется Родригес, твой сосед, жив? Несколько секунд она растерянно хлопала глазами и только потом сообразила, о ком я ее спрашиваю. – Да. Я была у Родригеса два дня назад. Его скоро выпишут, – сообщила она нам с радостью в голосе. – Ты не возражаешь, если мы сходим к нему? – Зачем? – в ее голосе послышалась тревога. – Не задавайся лишними вопросами. Так как? – Хорошо. Пойдем. Закрыв дверь, я вернулся на свое место, после чего объяснил недоумевающему Максу, что бандит, лежащий в больнице, является прямым конкурентом Толстого. Тот все сразу понял и только спросил: – Когда пойдем? – Сейчас и пойдем, вот только я тут подумал, что в этом деле ты мне не помощник. – Погоди, парень. Ты же не хочешь никого из них убивать? – Хорошо. Мы с тобой их немножко побьем, после чего те полежат в больнице, а затем выйдут. Да, они дадут обещание, что никого больше трогать не будут, особенно после того, как мы им сломаем по паре ребер. Вот только ты веришь в то, что они сдержат свое обещание? Как бывший полицейский, Макс знал криминальную изнанку жизни большого города, как никто другой. Он знал, что я прав. Он прекрасно знал, что люди, подобные Толстому, ничего не знают и не умеют, кроме как запугивать, избивать и грабить, а при случае могут и убить. Когда он был полицейским, он старался жить по закону, насколько это было возможно, но это было до того, как его дочь погибла. Именно поэтому он был сейчас согласен идти и ломать ребра и челюсти парням из Мексики, но убивать их просто так бывший полицейский не мог. В его сердце еще жил закон, который поддерживала клятва, данная им жене, но при этом он прекрасно понимал, что если что-то не сделать, бандиты запросто, походя, сломают Изабель жизнь. И он решился на компромисс. – Если только главаря, Майкл. И еще. Я пойду с тобой. – Нет, Макс. Во-первых, тебя запомнит этот парень, которого ты будешь расспрашивать в больнице, поэтому тебе не только нельзя появляться в этом квартале, но и надо иметь на это время твердое алиби. Где и с кем, не мне тебя учить. Теперь второе… Дверь открылась, и вошла Изабель с двумя кружками кофе. – Вам, Макс, черный, а тебе, Майкл, со сливками. Сейчас принесу еще печенье. Мама мне передала. У нее такое вкусное печенье получается, что пальчики оближете. Спустя минуту она вернулась с тарелкой, полной печенья. – Кушайте, – она развернулась, чтобы уйти, но в следующую секунду снова повернулась к нам. – Вспомнила! Знаете, когда я навещала Родригеса, к нему пришел его приятель. Они с детства дружат. Так вот из их разговора я поняла, что на Родриго напали бандиты Толстого и он, как только выпишется, собирается им отмстить. – Так они при тебе и говорили? – язвительно поинтересовался я. – А если правду сказать? Изабель мгновенно покраснела и опустила глаза. – Я случайно… подслушала. – Значит, они тебя не видели. Так? – спросил ее Макс. – Не видели, – не поднимая глаз, ответила девушка. – Когда это произойдет? – просил я. – Сегодня. – Стоп! Так Родриго лежит в больнице! – Его ребята привезут на машине, на пару часов… – Ясно, создает себе алиби, – подытожил Макс. – А насчет времени они что-то говорили? – В час собираются убоксерского зала. – Тогда мы к твоему Родриго не пойдем. А он тебе сильно нравится, Изабель? – я решил уйти от скользкой темы, тем более то, что надо, мы уже узнали. Девушка покраснела. Я думал, она опять застесняется и убежит к себе. Оказалось, нет. – Он хороший человек. И да! Он мне нравится! – и она, вскинув голову, гордо вышла из кабинета. Как только дверь за ней захлопнулась, Макс повернулся ко мне и сказал: – Планы меняются. Похоже, они там сами разберутся. Мне так не казалось, но говорить с ним ничего на эту тему не стал. Дело надо доводить до конца, по-другому я никогда не работал. – Раз с этим решили, то когда в банк пойдем? – Майкл, извини, у меня через… – детектив посмотрел на часы, – полчаса встреча с клиентом. Давай ближе к вечеру. Хорошо? – Договорились.
Приблизительно я знал, что боксерский зал находится где-то на границе двух районов, один из которых являлся латиноамериканским. Нашел это место быстро. Здание больше напоминало коробку от обуви, чем спортивное сооружение. Огляделся вокруг в поисках места, где мог бы без помех дождаться приезда Родригеса и посмотреть, как у того пойдут дела. Плана у меня не было, чисто из-за нехватки времени, что создавало неопределенность для моей операции. Мне никогда не нравился подобный подход к делу. Нет, импровизировать нужно, но это нужно делать уже в рамках спланированной операции. Сейчас я шел на это, потому что у меня совсем не было никакого выбора. Взгляд остановился на небольшом кафе, расположенном на перекрестке. Заказал кофе, яблочный пирог и присел за столик. Увидел, как сразу подошли к условленному месту две небольшие группки парней. Посмотрел на часы: до сбора было еще полчаса. Постепенно начали подтягиваться и другие. Сквозь витрину кафе мне было хорошо видно, что парни нервничали. Коротко перебрасывались словами с напряженными лицами, затягивались сигаретами глубоко и часто. На исходе назначенного времени я насчитал семнадцать человек. Еще где-то через десять минут подъехала машина, из которой вышел главарь с еще двумя парнями. Это был жилистый, мускулистый парень с крепкими кулаками, который был выше меня на полголовы. «Может и правда, что Изабель имеет чувства к этому парню. Довольно симпатичный мужик». При виде главаря парни сразу оживились, окружили его, приветствуя. Когда тот что-то негромко стал им говорить, явно поднимая боевой дух, я заметил, что все, как один, уважительно и внимательно его слушали, не перебивая. Я неплохо разбирался в людях, и по тому, что сейчас видел, он действительно был настоящим лидером, умеющим увлечь людей. Расплатившись, вышел из кафе и направился к боксерскому клубу со спортивной сумкой, всем своим видом изображая человека, идущего на тренировку. В сумке у меня ничего не было, кроме пистолета и глушителя, завернутого в груду старого тряпья. Когда проходил мимо банды, мне были слышны обрывки разговоров, но так как я испанского языка не знал, ничего не понял, зато увидел, как трое парней отделились от группы и направились куда-то между домами. «На разведку? Так и я следом». Идти прямо вслед за ними я не мог, так как обязательно привлек бы к себе излишнее внимание, поэтому пройдя вперед, только тогда изменил направление. Естественно, что упустил мексиканцев из вида, к тому же они здесь знают каждый камень, а я нахожусь здесь впервые, поэтому пришлось идти «на ощупь». Пройдя мимо нескольких жилых домов, я обошел по большой дуге какое-то подобие сквера, а дальше уже пошли развалины и кучи мусора, над которыми витали тошнотворные запахи. При этом я старался придерживаться направления, в котором ушли парни Родригеса. Шагал быстро, но осторожно, с оглядкой, нередко останавливаясь и прислушиваясь. Судя по всему, здесь когда-то была производственная зона, теперь заброшенная и безлюдная. Похоже, это было очередной памяткой, оставшейся от Великой депрессии, экономического кризиса, прокатившегося по Америке в тридцатые годы. Он длился более десяти лет и закончился только в 1941 году. Мне уже начало казаться, что я иду не туда куда надо, как вдруг услышал чьи-то приглушенные расстоянием многочисленные голоса. Вытащил из сумки пистолет и глушитель. Накрутив глушитель на ствол, стал медленно, с предельной осторожностью, продвигаться на звуки. Наткнувшись на развалины одного из бывших цехов, где некоторые из окон нижнего этажа были закрыты порванной и проржавевшей проволочной сеткой, почти на цыпочках подошел к проему, который был когда-то дверью, и осторожно выглянул. То, что я увидел, стало для меня некоторой неожиданностью. Просто не ожидал увидеть здесь засаду. А она была. Под двумя окнами прятались, скорчившись, двое парней, причем у одного в руке был пистолет. «О как! Засада. Только кто на кого?» – только успел так подумать, как за окнами по другую сторону здания голоса начали звучать все громче и злее. Мне не были видны те, кто там кричал, но я чувствовал, как молодые мужские голоса с каждой секундой наливаются дикой, необузданной яростью, пока, наконец, все они не слились в единый рев, больше похожий на рычание хищников. Еще секунда – и раздался тяжелый топот множества ног, а к воплям озверевших людей прибавились крики боли и хриплые стоны. Вслушиваясь в гул массовой драки, я внимательно наблюдал за парочкой парней, сидевших в засаде. Те занимались тем же, чем и я, внимательно вслушивались в дикие крики и вопли, несущиеся с той стороны здания. Тот, кто держал в руке кольт, был явно старше своего напарника, худого, жилистого парнишки. Это был мужчина плотного сложения, лет тридцати пяти. «Наемник. Вот только кто его нанял?» В какой-то момент парнишка чуть-чуть приподнял голову над оконным проемом и стал наблюдать за побоищем, потом что-то быстро сказал, при этом я смог уловить только имя: Родригес. Стоило наблюдателю произнести это имя, как следом привстал мужчина с оружием и тоже стал смотреть. Парнишка снова что-то быстро протараторил, после чего киллер резко вскочил, выбросил руку с пистолетом… и получил пулю в затылок. Его напарник умер, даже не поняв, что произошло. Быстро подскочив к окну, я встал в проеме, а затем осторожно выглянул. Толпа в три десятка бандитов бегала, дико орала, махала ножами, дубинками и металлическими прутьями, а у них под ногами лежали сбитые на землю люди с колотыми ранами и проломленными черепами. Родригеса я увидел сразу, как и его конкурентов, трех здоровых мексиканцев, которые довольно ловко орудовали дубинками и металлическими прутьями, одновременно прикрывая друг друга. Было видно, что у них давно отработана подобная тактика. Один из троицы, здоровый как медведь, кинул бешеный взгляд в сторону дома, где я укрылся. «Значит, это ты Толстый! Ну, здравствуй, парень!» Выскочив из своего укрытия, словно чертик из табакерки, я четыре раза нажал на спусковой крючок. Пуф! Пуф! Пуф! Пуф! Две пули были посланы в главаря, и по одной – его двум подельникам. Уже разворачиваясь, я краем глаза успел заметить, как стал заваливаться Толстый. «Это тебе за Изабель, паскуда!» Уже не осторожничая, быстрым шагом я покинул развалины. Гул голосов за моей спиной существенно изменился. Боевой рев сменился на азартные крики победителей. Догадаться, что там сейчас происходило, труда не составило. Когда на землю рухнула туша Толстого, то его банда сразу обратилась в бегство. Такой вывод было несложно сделать только потому, что именно Толстый нанял убийцу. Он не верил, что может победить честно, а значит, не верил в себя и свою власть над людьми. Задачу, которую поставил перед собой, я посчитал выполненной. Обратная дорога у меня уже лежала в памяти, как хорошо сделанная карта, поэтому спустя пятнадцать минут, не сбившись ни разу, вышел к боксерскому клубу. От пистолета избавился еще по пути, найдя мусорную кучу, где разобрал его на части. Посмотрел на часы. Время на всю операцию ушло около часа. Пройдя квартал, сел на автобус, проехал две остановки, сошел, проверился и только потом пошел на нужную мне остановку. Все это я проделал, как обычно, чисто в автоматическом режиме, ничуть не напрягаясь. Ну затратил я лишние сорок минут, но если посмотреть на это под другим углом зрения, то, что собой представляет этот короткий отрезок времени по сравнению с длинной жизнью, которую, может быть, я сейчас сохранил. Времени до вечера у меня было много, поэтому я посвятил его отдыху. Погулял по набережной, поел в небольшом ресторанчике, потом дошел до порта, какое-то время смотрел на корабли. Мысли у меня в голове были самые разные, но по большей части приятные, так как собирался уйти в отпуск. Правда, пока короткий, так как у меня еще были незавершенные дела. Насмотревшись на океан, нашел телефон-автомат и позвонил в офис детектива. – Изабель, Макс на месте? – Нет его и, судя по всему, будет не скоро. Что ему передать? – Ничего. Позвоню ему уже завтра. Пока. Утром с аппетитом позавтракал, поболтал с Джимом на разные темы, после чего пошел звонить детективу. По дороге купил пару газет и сразу наткнулся в криминальной колонке на сообщение о массовом побоище двух мексиканских молодежных банд. Журналисты обеих газет, что один, что другой, с какой-то извращенной радостью писали о выбитых зубах, проломленных черепах и лужах крови. Пробежав глазами текст, я выловил нужную мне информацию, хотя при этом она несколько расходилась в количестве убитых и раненых, но при этом никаких имен или кличек не было названо. Выкинув газеты в урну, я подумал: «Если в числе убитых окажется Толстый, то тогда могу считать, что время было потрачено не зря». Подойдя к телефонной будке, незаметно огляделся по сторонам и только потом набрал номер детективного бюро. – Привет, Изабель. Как?.. Больше я не успел ничего сказать, так как на меня обрушалась лавина слов, каждое из которых было заряжено сплавом различных восторженных эмоций. Мне оставалось только слушать и вылавливать из моря слов нужную мне информацию. Из ее слов узнал, что Толстый был убит, его банда разгромлена, а победа, как полагается, досталась хорошему парню Родригесу, поэтому у нее все замечательно, душа ее поет… Вдруг неожиданно поток слов оборвался, и я услышал в трубке голос Макса, полный злой иронии: – Как вчера тебе отдыхалось, Майкл? Не хочешь поделиться впечатлениями? Жду тебя с большим нетерпением. Когда я приехал к Максу, Изабель снова попыталась поделиться со мной своей радостью, но дверь в кабинет открылась, и я увидел на пороге излучавшую недовольство фигуру детектива. – Потом поговорим, Изабель. У твоего босса тоже есть новости, и ему явно не терпится со мной ими поделиться. Правда, Макс? – Хватит болтать! Заходи! – зло буркнул тот в ответ, после чего, резко развернувшись, вернулся в кабинет. – Садись, чего стоишь! – после того, как я сел, он какое-то время зло смотрел на меня, потом продолжил: – Все никак успокоиться не можешь! Ничего не хочешь мне сказать?! Сейчас в его голосе было столько яда, что не у каждой гадюки столько будет. – Ты вроде и так все знаешь, – сухо ответил я, не понимая причину его недовольства. – Я знаю, что ты заварил кровавую кашу, которую расхлебывать придется полиции! Шесть трупов, и это притом, что сейчас в больницах лежат семеро тяжелораненых, не считая еще полутора десятков сильно избитых парней. Что ты на это скажешь?! – Сколько там было трупов с пулевыми ранениями? – Три. Еще два человека получили огнестрельные ранения средней тяжести. – Их всех можешь записать на мой счет. И это все. – Ты мне лучше сначала скажи: зачем ты вообще туда пошел?! – Мы решили, что Толстому не жить. Так? А если я берусь за дело, так довожу его до конца! Запомни это на будущее, Макс Ругер! Значит, по твоим словам, я все это устроил? Так? Специально собрал на пустыре четыре десятка молодых мексиканцев, потом раздал им металлические прутья и ножи, после чего заставил драться? Нет, ты так не думаешь! Но почему-то вину за побоище решил возложить на меня! Почему? Я догадываюсь. Даже нет, знаю! Ты не смог предотвратить драку и считаешь себя в этом виновным! Поэтому ты злишься! Хотя ты сам прекрасно понимаешь, что дело не в тебе или во мне, а в этих самых молодых парнях, которые не представляют свою жизнь по-другому! Ну что, успокоился? Нет?! Тогда еще кое-что скажу: если бы не мое вмешательство, жертв было бы больше! Макс криво усмехнулся: – Так ты у нас, оказывается, герой! Слушай, а давай я похлопочу за тебя в Департаменте полиции, пусть тебе медаль выпишут за твои подвиги! – Ты знал, что Толстый нанял убийцу? – спросил я его, не обращая внимания на его сарказм. – Что?! Какого еще убийцу?! – недоуменно уставился на меня детектив. – А! Так тебе приятели-копы еще не все рассказали! Или они теперь не сильно хотят делиться своими секретами с бывшим полицейским? Глаза детектива зло сверкнули, желваки на скулах напряглись, но он постарался подавить вдруг вспыхнувшую ярость. Сдержавшись, какое-то время молчал, обдумывая мои слова, потом сказал: – Хорошо, расскажи, что там произошло. Коротко обрисовал ему картину того, что мне удалось увидеть. Макс какое-то время обдумывал то, что я рассказал, потом задал несколько уточняющих вопросов, еще немного подумал, а потом сказал: – Извини, я погорячился. Просто, когда утром прочитал газеты, мне показалось, что именно ты заварил эту кашу, потом позвонил хорошему знакомому, тот кое-что добавил… но, видимо, я не так все понял. – Извинения приняты. Хочу сообщить тебе, что ухожу в отпуск. Буду отдыхать, потому что на протяжении нескольких месяцев трудился не покладая рук. – Отдыхай, заслужил. Вот только как тебя найти, если ты вдруг понадобишься? Ни телефона, ни адреса твоего я так до сих пор не знаю. – Буду время от времени звонить. Пока.
По поводу секса у сознания взрослого человека и четырнадцатилетнего тела были явные расхождения. Как взрослый мужчина я понимал, что мне надо решать эту проблему, но раз эротика не туманила мозг и не отвлекала от работы, я считал, что с этим делом можно немного подождать. Да и сердце у меня не стучало от задорных взглядов девушек, так как разум прекрасно понимал, что ничего нового для себя не откроет в женском теле. Странно, но у меня в той жизни так и не случилось большой любви. Мать умерла рано, и меня воспитывали дед и отец, поэтому в детстве и юности были чисто мужские увлечения: охота, тренировки по стрельбе, восточные единоборства. За год до армии стал серебряным призером области по стрельбе из винтовки по мишени «Бегущий кабан». Вместе с этим показал очень неплохие результаты в не основном для себя виде спорта, на соревнованиях в стрельбе из малокалиберного пистолета, где занял пятое место. В те годы я даже не осознавал того, что жил по особому расписанию. Подъем, пробежка, специальная гимнастика, школа, тренировки. Уже потом, намного позднее, я понял, что дед был педагогом от бога. Он сумел сделать так, что я не рвался куда-то на сторону, требуя личной жизни, потому что меня все отлично устраивало и так. Только время от времени я выбирался в кино с приятелями или посидеть в кафе. Часть свободного времени проводил в интернете. Да и не компанейский я был парень – не курил, не пил, лихо выплясывать не умел, да и попусту не любил говорить, больше отмалчивался. Потом была армия. Только после моей жизни на гражданке она не казалась мне суровой. Если там у меня было жесткое расписание, то здесь армейская дисциплина. Вот только хотел попасть в ВДВ, очень хотелось попрыгать с парашютом, а вместо этого попал в спецназ ГРУ. Коллектив был хороший, сплоченный, но и люди там разные собрались, поэтому была водка и были девочки. Нет, я не ударялся в крайности, но кому в молодости не хочется попробовать все и сразу. Вот и сейчас я оказался в похожем положении, правда, теперь я знал, чего хочу. Поднявшись утром, я решил составить экскурсионный план и первым пунктом вписал в него экскурсию в Голливуд, которая называлась «Волшебный мир кино». Сказано – сделано. Приехал, приобрел билет и стал ждать, пока соберется группа. Пока ждал, присматривался к будущим попутчикам, а еще точнее, к молоденьким попутчицам, так как решил во время своего отпуска поработать над образом настоящего мужчины, который в американском исполнении состоит из трех составляющих: оружие, виски и красотки. С оружием и виски у меня было все в порядке, а вот девушки до сих пор не было. Непорядок. Вот только среди семейных пар среднего возраста с кучей отпрысков и молодежи с фанатическим блеском в глазах, готовых приобщиться к миру американской мечты, ничего приличного не наблюдалось. Наконец дождался, когда из экскурсионной конторы выйдет гид. Им оказался молодой разбитной парень, который должен был провести нас по миру грез и иллюзий. Он кратко описал сегодняшнюю программу, затем нас разместили на экскурсионном паровозике и повезли по павильонам Юнивёрсал-студии, где можно было видеть такие спецэффекты, как нападение динозавра, землетрясение или появление громадной обезьяны Кинг-Конга. Он показывал нам декорации к фильмам с пришельцами и историческим фильмам. Из них мне больше всего понравился совсем маленький кусочек Дикого Запада, построенный в одном из павильонов. Парень много и довольно интересно рассказывал о снимающихся фильмах, о звездах кино, их жизни и привычках. Почтенные матроны и девочки-подростки восторженно ахали, когда слышали о подробностях жизни их любимых актрис или актеров. Мужчины, от которых существенно попахивало алкоголем, больше интересовались сексуальными предпочтениями звезд. После двух с половиной часов показов и рассказов нас привезли в бар, в котором, по словам экскурсовода, отметилась вся плеяда киношных знаменитостей, причем наш гид с ходу назвал любимые марки выпивки и коктейли звезд. Экскурсанты тут же облепили барную стойку, заказывая выпивку, как у звезд. Далее по расписанию у нас был час свободного времени, согласно которому мы могли глотнуть виски в баре, купить в сувенирных магазинчиках подарки на память, а также попробовать счастья в агентствах по найму актеров. Американцы даже из этого сделали бизнес, который был прост и рассчитан на наивных дурачков. Ты приходишь в агентство с кучей своих фотографий и деньгами, после чего заключаешь договор и платишь деньги, затем агент берет твои фото и вкладывает их в специальные кармашки на страницах больших и толстых альбомов. После всех этих процедур, которые занимают около десяти минут, у тебя появляется шанс стать звездой кино, потому что все эти альбомы любят просматривать известные режиссеры, когда подбирают артистические кадры для своих фильмов. По крайней мере, так нам объяснил экскурсовод и затем подтверждал агент, с довольной улыбкой пряча деньги в карман. Именно поэтому наша группа разделилась на две части. Папы и мамы оккупировали бар, а их дети, зажав в одном кулаке пакет со своими фотографиями, а в другой десятку, кинулись в сторону агентств, на бегу мечтая о мировой славе в области кинематографа. Бар и сувениры меня не интересовали, поэтому я не торопясь пошел вслед за подростками, хотя бы потому, что надо было куда-то идти. Если говорить честно, то мне уже стало скучно и хотелось отсюда уехать. Сейчас я шел и смотрел по сторонам, просто убивая время. Около одного такого агентства я заметил кафе и решил посмотреть местное меню, так как после почти трехчасовой экскурсии разыгрался аппетит. Заглянув, увидел, к своему удивлению, что народа здесь было совсем мало. Пока шел к стойке, успел заметить за одним из столиков девушку и сидящих напротив нее двух приторно красивых парней, явно сутенеров. Лицо девушки с первого взгляда поразило меня не яркой, а какой-то изящно-тонкой красотой. В нем ничего не было от стандартного образа красоты современной американки. Она была другая и в то же время выглядела более женственной и сексуальной, чем любая красотка из американской рекламы. Неожиданно пришла мысль, что она, как и я, попала сюда из другого времени. Нет, мое сердце не дрогнуло, просто чисто по-человечески стало жалко ее свежесть и красоту, потому что скоро ее будут иметь все, у кого есть деньги на проститутку. Еще я отметил, что перед ней стояла пустая чашка из-под кофе, а у красавчиков – по начатому дорогому коктейлю. Дойдя до стойки, попросил стакан яблочного сока и бутерброд с ветчиной и сыром, после чего сел за столик, рядом с этой троицей. Ветчина и сыр оказались сочными и вкусными, а главное, отлично сочетались друг с другом. Специально я не вслушивался в их разговор, но не затыкать же уши, когда в трех метрах от тебя, за соседним столиком, как потом будут говорить в будущем, нагло вешают лапшу на уши. Сутенеры, не стесняясь, врали, что их знакомый, очень известный режиссер, как раз ищет девушку подобного плана, только вот беда, он всегда очень сильно занят, но эту проблему можно решить, так как сегодня вечером они приглашены на вечеринку, где будет море шампанского, а самое главное, там будет этот режиссер. Я специально сел так, чтобы видеть лицо девушки, но только сейчас заметил, что у девушки совсем не радостное лицо, а наоборот, грустное или печальное, при этом она не столько слушает этих проходимцев, сколько, похоже, думает о чем-то своем. Даже сейчас, исходя из того немногого, что мне удалось услышать, нетрудно было догадаться, что привело ее в объятья сутенеров. Скорее всего, она была одна из тех романтических натур, которые, насмотревшись голливудского ширпотреба, слетались сюда со всей Америки, чтобы стать очередной звездой, стать похожей на слезливых героинь из их любимых мелодрам. Все эти девушки в моем понимании походили на ночных бабочек, которые летели на огонь, чтобы в нем сгореть. Посмотрел на часы, но так как время еще было, то решил взять еще один бутерброд, который мне так понравился, хотя цена на него была здесь вдвое больше, чем в обычном городском кафе. Когда я снова вернулся за свой столик, девушку явно лихорадило: ее разум сейчас метался между призрачными мечтами, где она становиться величайшей актрисой всех времен и народов, и страшными рассказами, которых успела наслушаться по приезде в Голливуд. Не знаю, что меня дернуло, но я решил немного поломать этот спектакль, уж больно наглые рожи были у сутенеров. А чего? Я же мальчишка! – Слышь, дурочка, ты что их слушаешь! Врут они тебе все! Им бы только под юбку тебе залезть! В зале после моих громких слов установилась тишина. Девушка вскинула лицо, ее большие зеленые глаза удивленно раскрылись при виде мальчишки, которого она только что заметила, заставив вынырнуть из своих мечтаний, страхов и сомнений. Одновременно с ней в мою сторону повернулись оба сутенера. Вот на их лицах растерянности не было, а вместо этого читалась откровенная злоба. Пока один начал говорить обо мне всякие плохие слова, второй не стал размениваться на ругательства, а вместо этого вскочил на ноги. Подскочив к моему столику, схватил меня за шиворот, затем рывком выдернул из-за стола и потащил к выходу. Народу в кафе было немного, и только какой-то мужчина, сидевший у входа, сделал попытку вступиться за меня: – Эй, парень, ты чего на мальчишку взъелся? Но вдруг он услышал от меня: – Не волнуйтесь, мистер. Я сейчас приду… Мужчина, больше не говоря ни слова, с оторопевшим видом проводил меня взглядом. Вытащив меня на крыльцо, сутенер развернул меня к себе лицом и только раскрыл рот, как я с силой вбил ему кулак в солнечное сплетение, после чего тот согнулся с выпученными глазами, подставив свою челюсть под удар локтя. Удар получился знатный, его голову сильно откинуло, громко клацнули зубы, и, не устояв на ногах, он с размаху шлепнулся на спину. Народ, в это время проходивший по улице, остановился и принялся обсуждать драку, при этом тыкая в меня пальцами, причем дошло до того, что кто-то из людей признал во мне каскадера: – Парнишка – каскадер! Точно-точно! Я его в одном фильме видел! Сдержав смешок, я дурашливо поклонился собравшейся толпе и под жидкие аплодисменты вернулся обратно в кафе. Прошел к своему столику под удивленными взглядами персонала и немногих посетителей, сел за столик и вонзил зубы в недоеденный бутерброд. Только я успел сесть, как из-за стола выскочил второй сутенер и кинулся к выходу. Мне хватило нескольких минут, чтобы расправиться с бутербродом и допить сок. Бросил взгляд на девушку, которая теперь смотрела на меня, не отрывая глаз. В ее взгляде была целая гамма чувств, вот только ни радости, ни восторга по поводу моего поступка в нем точно не было видно. Поставив стакан на стол, я встал и только сделал пару шагов по направлению к выходу, как девушка резко поднялась со своего места и загородила мне путь с негодующим криком: – Ты!! Ты все разрушил!! Все!! Ты понимаешь!! Несмотря на всю трагикомичность положения, мне, честно говоря, было ее немножко жалко, так как прямо сейчас она считала меня виновником всех бед, несмотря на абсурдность ее обвинений. Мне не было известно, что она уже полгода жила в Лос-Анджелесе почти впроголодь, отдавая половину своего нищенского заработка за уроки актерского мастерства, зато смог уловить в ее голосе столько душевной боли и отчаяния, что нетрудно было понять, она уже была согласна на все, лишь бы что-то изменилось в ее жизни. Несмотря на то, что понимал ее состояние, слушать ее истерические выкрики я был не намерен. – Что я разрушил, девочка?! – резко перебил я ее. – Девочка?! Это ты, наглый, трепливый мальчишка!! Ты виноват!! Все из-за тебя, злобный маленький паскудник!! – она кричала мне прямо в лицо, но свою злобу сейчас выплескивала не на меня, а на мир, который оказался по отношению к ней, хорошей и доброй девочке, злым и жестоким. Она не заслужила этого! Она лишь хотела стать великой актрисой! Как взрослый мужчина, я снова пожалел маленькую девочку. Стоял и просто смотрел, ожидая, когда она наконец утихомирится. Крикнув в последний раз, она посмотрела на стоящего перед ней мальчишку и вдруг поняла, что гнев, переполнявший ее, куда-то исчез, оставив вместо себя пустоту и осознание того, что от хрустального замка ее мечты остались одни лишь развалины. Ее охватила жалость к себе. Ей хотелось даже не кричать, а выть во весь голос. Нетрудно было догадаться, что сейчас произойдет, а я и так уже привлек к себе лишнее внимание. К тому же надо было срочно прекратить зарождающуюся истерику, но дать ей пощечину, значит, будет скандал и дело может дойти до полиции, поэтому я, сделав шаг, так резко и сильно схватил девушку за руку, что она чуть вскрикнула, потом сказал: – Пошли. Она посмотрела на меня сквозь наворачивающиеся на глазах слезы и тихим безжизненным голосом спросила: – Куда? – На кудыкину гору, – негромко буркнул я по-русски, недовольный тем, что ситуация вышла из-под контроля, и потащил ее к выходу. Она, похоже, даже не услышала моих слов и безропотно пошла за мной, глядя куда-то в пространство. Толпа перед входом уже рассосалась, только двое сутенеров стояли поодаль. У одного из них, которого я пару раз больно стукнул, вид был немного бледный. Будучи слегка на взводе, я надеялся, что они что-то скажут, но те лишь проводили нас глазами, но выразить свое возмущение так и не решились. Плюнув на продолжение экскурсии, я потащил новоявленную подругу к стоянке такси, в которое девушка села с тем же безучастным видом. Шофер подозрительно на нас посмотрел, но стоило мне помахать перед ним банкнотой в пять долларов, как он снова стал смотреть вперед. – Куда тебя отвезти? – спросил я девушку. – Куда хочешь. Голос полностью соответствовал ее взгляду, такой же пустой и безжизненный. Я недовольно покосился на нее. Такой вариант мне не нравился. «Истеричка», – недовольно подумал я, а сам спросил: – Тогда скажи, где ты живешь? – На улице. Со вчерашнего дня. Снова посмотрел на нее. Взгляд потухший, безжизненный. «Мать вашу! Помог, называется. Отпущу, так ведь в петлю же, дурочка, полезет». Поймав очередной нетерпеливый взгляд таксиста, тихо вздохнул и назвал адрес ресторана, находившегося на расстоянии квартала от моей второй квартиры. Даже сейчас я не хотел, чтобы мой адрес узнал посторонний человек. Эту квартиру я снял для встреч с любовницей, которую собирался завести. В моем понимании это должна была быть молодая женщина, лет двадцати трех – двадцати пяти, умеющая подать себя в постели. Пришла-ушла, и на этом все. Ехали долго, такси дважды застревало в пробках, что не прибавило мне хорошего настроения. Расплатился с водителем, мы вышли и пошли пешком. Девушка шла рядом, с таким же безучастным видом. «Теперь придется поселить у себя это инфантильное создание», – с этой мыслью я открыл дверь и жестом показал ей входить. Она прошла в квартиру, я закрыл дверь и вошел в комнату вслед за ней в гостиную. – Пока поживешь… – начал я только говорить, как меня оборвали. – Где спальня?! – неожиданно и резко спросила девушка и, не дожидаясь ответа, быстро прошла в другую комнату. – А, вот она! Если до этого момента она следовала за мной, изображая собой безмолвную статистку, находящуюся где-то на заднем плане, то сейчас наши роли поменялись, теперь я стал статистом в непонятном для меня спектакле, настолько быстро произошел скачок ее настроения – от полной безучастности к истерической активности. Пройдя за ней, я остановился на пороге спальни, наблюдая за ее действиями. Она остановилась у изножья кровати, несколько секунд смотрела на нее, затем резко повернулась ко мне… и принялась раздеваться. Первой из ее одежды полетела в сторону кофточка, затем на пол упала юбка. Сеанс эротики сопровождался выкриками: – Ты же мужчина! Ты же этого хотел! Смотри! Наслаждайся! «Фигура богини», – прокомментировал я мысленно, когда моим глазам предстала изящная фигурка девушки в нижнем белье. Красивое лицо, маленькие изящные ладони и стройные ножки довершали эту прелестную картину. Второй частью эротической программы стало снятие чулок со стройных ножек. В моих штанах сразу стало тесно. – Как я тебе, нравлюсь?! – Нравишься, – спокойно ответил я. – И что дальше? Честно говоря, я думал, что вот-вот сработает эффект стыдливости, но ответом на мой вопрос стал полетевший на пол бюстгальтер и вызывающе выставленные напоказ крепкие, упругие груди с торчащими коричневыми сосками. – А теперь?! В этот самый момент я вдруг подумал: «А почему бы и нет?» Только я принялся раздеваться, как она покраснела, но осталась стоять с независимым видом, вот только стоило мне к ней приблизиться, как девушка юркнула под одеяло. Экзамен в постели проходили мы оба: я испытывал свое новое тело, она получала новые ощущения. Понимая ее возбужденное состояние, я старался делать все предельно аккуратно, предварительно разогреть, и в какой-то момент ее тело откликнулось на мои ласки, до этого казавшееся безучастным. Стоило мне откатиться в сторону, как сразу наткнулся на взгляд девушки. Она смотрела на меня большими и круглыми глазами, а при ее короткой стрижке она сейчас была очень похожа на японских анимешных героев – девочек. С ней случилось то, о чем она мечтала и боялась, но почему это произошло в постели у какого-то мальчишки, которого увидела сегодня впервые в жизни? Сейчас она лихорадочно вспоминала все, что с ней сегодня произошло, одновременно пытаясь понять, как такое могло вообще произойти. Уже пару дней ее не отпускало нервное напряжение после того, что она решила переступить через себя и отдаться красавцу-кинорежиссеру во имя великой любви к искусству. Именно таким образом она думала воплотить в жизнь девиз театральной студии «Через тернии к звездам», в которой училась. Сегодня она окончательно решила, что должна отбросить свои пустые страхи, которые мешают ей стать звездой экрана! Вот только все пошло не так, и вместо брутального красавца-кинорежиссера, о котором ей говорили его ассистенты, в кровати лежит этот мальчишка. И она еще такое устроила! Стоило ей вспомнить, как она себя вела, ее окатила огненная волна стыда. Да, она его к этому подтолкнула, но он не должен был так делать! Он же видел, что она не в себе! Попытка вызвать злость к этому парню получилась какой-то вялой, и чтобы оживить ее, она начала вспоминать, что тот с ней проделывал в постели, и вдруг неожиданно поняла, что занятие любовью с ним не вызвало у нее отрицательных эмоций. Да еще ее проснувшееся женственное начало внутри нее шептало, что этот мальчик был с ней мягок и нежен. Девушка со смущением была вынуждена признать, что он совсем не походит на глупых мальчишек с их дурацкими выходками и нелепыми ужимками. Мне тоже было о чем подумать. Честно говоря, мой неожиданный порыв выглядел детской выходкой для понимания взрослого мужчины, каким себя считал. То, что я не сдержался, было спровоцировано мужским либидо и нестандартным поведением этой подруги, но даже это не объясняло моего поведения. Пытаясь объяснить самому себе, что произошло, я не сразу понял ее устремленный на меня взгляд. – В ванную? – спросил я ее. – Да. Хочу, – робко сказала она, глядя на меня, словно мышь на кота. – Чего тогда сидишь? Беги. – Отвернись, пожалуйста! Мне хотелось сказать, что ничего нового я для себя не открою, даже если буду разглядывать ее тело через лупу, но вместо этого молча отвернулся. После того, как уже я, в свою очередь, вернулся из ванной и залез под одеяло с намерением продолжить любовные игры, она вдруг неожиданно спросила: – Ты кто? Только тут я вспомнил, что мы так и не познакомились. Со мной это произошло впервые. Мне с трудом удалось подавить смешок. – Майкл. А тебя как зовут? – Татьяна. Таня. – А фамилия? – Барышникова. Я русская. А что будет дальше? «Теперь я понял, почему меня тогда поразило ее лицо. У нее наша спокойная, чисто русская красота, без малейшего намека на вульгарный американский эталон женщины». – Дальше – это сейчас или дальше – это в будущем? Впрочем, лучше сразу отвечу на оба вопроса. Сейчас мы займемся любовью, – при этом я с удовольствием наблюдал, как заалели ее щечки. – Насчет будущего тоже просто. Буду тебя поить, кормить и воспитывать, пока не станешь взрослой. Если ты, конечно, согласна на такие условия. После моих слов ее глаза снова округлились от удивления. – Я…. Я не знаю. – Послушай, девочка, я не требую от тебя немедленного ответа. Скажешь, когда решишь. Впрочем, ты можешь одеться и уйти прямо сейчас… От моих слов она сразу поникла, а глаза стали влажными. – Не дурак, понял, что тебе некуда идти. Снимала квартиру, затем кончились деньги, ты отчаялась… – Да. Да! Я убежала от родителей! Я работала как проклятая, чтобы заработать деньги на театральную студию! У меня здесь нет ни одной подруги, потому что все девушки, с которыми я пыталась завести знакомство на курсах, считали меня соперницей! Мне не предлагали здесь ни участия, ни дружбы, а только все хотели от меня чего-то! Мужчины – моего тела… – Я прямое тому доказательство. Она какое-то время грустно смотрела на меня, а потом тихо сказала: – Знаешь, я не такая, какой могла тебе показаться. Поверишь, я даже не знаю, что на меня такое нашло. Я… словно вынырнула из черного омута и… вдруг оказалась в этой постели. И ты… Ты… говоришь и ведешь себя, как взрослый мужчина. Но ты же мальчик? – Не девочка, это точно. К чему вопрос? – Нет, я не так сказала. Ты ведь уже раньше был… с девочками? – Слушай, сколько тебе лет? Только не ври! – я прибавил в голос строгости. Девушка опустила глаза и очень тихо сказала: – Восемнадцать… скоро будет. – Скоро – это когда?! – Через семь месяцев, – эти слова она почти прошептала. «О, мой бог! Да она совсем девчонка!» – Ты дура. Полная дура. Родители хоть знают, что ты жива? – Да. Я им каждый месяц открытку отправляла. – Хоть что-то правильно сделала. Что ты хотела спросить? – Это твоя квартира? – Нет. Взял в аренду на полгода. – Ты здесь живешь? – Нет. И давай обойдемся без глупых расспросов. Мне кажется, нам и без этого есть чем заняться. Когда наши тела слились, девушка пыталась удержать маску равнодушия на лице, но стоило ей подойти к пику оргазма, как она превратилась в сексуальную маньячку. Правда, потом с головой забралась под одеяло и свернулась в клубочек, как котенок, повернувшись ко мне спиной. Отвернув край одеяла, я спросил: – Что с тобой? – Мне… стыдно. – Этим ты потом займешься, когда останешься одна, а сейчас придвигайся ко мне. Продолжим учиться расслабляться и получать обоюдное удовольствие.
Откинув одеяло, встал и подошел к своей одежде, лежащей на стуле. Взял часы, посмотрел, сколько сейчас времени, потом повернул голову к лежащей под одеялом девушке. Взгляд у нее сразу стал напряженный и боязливый. – У тебя есть то, что надо забрать из старой квартиры? Документы, ценности, одежда? – Нет, – голос был такой же, как ее вид, дрожащий, почти плачущий. – Тогда вставай, девочка, пойдем в магазин. Купим тебе все необходимое. Жить будешь здесь, – при моих словах ее глаза засветились радостью. – Кстати! Ты готовить умеешь? – Умею! Моя мама очень хорошо готовит, и она меня многому научила. – Отлично, а то у меня молодой и растущий организм, которому нужно качественно и вкусно питаться. Теперь… – Майкл, а тебе сколько лет на самом деле? – Много, и все мои. Составь список, что тебе понадобится в первую очередь. Зубная щетка, халат, тапочки, платье… Блокнот и карандаш лежат на столе. Сейчас она смотрела на меня с удивлением, большими зелеными глазами, не понимая, кто же все-таки перед ней: взрослый и опытный мужчина или все же подросток? Так и не придя ни к какому выводу, просто кивнула головой и сказала: – Поняла. – Тогда вставай. – Отвернись, пожалуйста. Выйдя из дома, мы направились к универсальному магазину, но проходя мимо небольшого ресторанчика, я заметил, как она сглотнула слюну, глядя на жующих людей за стеклом. «Детский сад, штаны на лямках», – усмехнулся я про себя, но вместо этого обратился к девушке с предложением: – Слушай, мне есть захотелось. Ты как? – Хочу! Очень! Я заказал нам по телячьей отбивной с жареной картошкой и салатом. Затем мы пили чай с яблочным пирогом, но Тане оказалось мало, и она заказала еще порцию пирога, а на десерт взяла себе клубничное мороженое. Следующие полтора часа мы провели в универсальном магазине. Она делала покупки с таким счастливым лицом, что мне в какой-то момент даже стало неловко за себя. По сравнению с ней я выглядел надутым буржуем с карманами, набитыми деньгами. «Эх, молодость, молодость, ты всегда красива и непосредственна, – с долей взрослой снисходительности подумал я, глядя на крутящуюся перед зеркалом Таню в новой кофточке, но стоило в зеркале отразиться моей физиономии, как я едва успел задавить в себе смех. – Ты тоже иногда бываешь таким… непосредственным, паренек». Вернувшись на квартиру, поставили покупки на пол. – Майкл, я так тебе благодарна! Если бы не ты… – Подожди! Это еще не все, – оборвал я ее. – Нам с тобой еще надо сходить за продуктами. Вернувшись во второй раз, мы сразу прошли на кухню, где девушка начала раскладывать продукты: консервы и специи по полкам шкафов, а свежие продукты в холодильник. Я просто сидел и наблюдал за ней, про себя ухмыляясь, когда она в очередной раз подносила ладошку ко рту, когда зевала. Все было понятно. Вместо дешевых, грязных квартир у нее появилось уютное пристанище. То, чего она боялась, уже произошло, и все оказалось не так страшно, а местами даже понравилось. Мальчик оказался несколько странным, но не грубым, а заботливым. В нем было что-то от ее отца, который был такой же правильный и всегда знал, что надо делать. Кошмар последних месяцев закончился, и даже жившая в ней мечта о славе великой актрисы как-то потускнела, оттененная чувствами и приятными переживаниями сегодняшнего дня. Она успокоилась, переживания и напряжение последних дней свалились с ее плеч, а вместо них пришла усталость. Закончив с продуктами, она спросила: – Будешь чай с бутербродами? – Нет. Я сейчас уйду. – Когда ты снова придешь? Я встал, положил на стол три банкноты, каждая по двадцать долларов: – Это тебе на хозяйство. Она удивленно посмотрела на деньги, потом на меня: – Извини, но не могу не спросить: у тебя богатые родители? – Я сирота. – Ой! Прости! Я так тебе сочувствую! Теперь мне понятно, почему ты такой… – У тебя еще есть вопросы? – перебил я ее. – Извини меня, пожалуйста. Но что будет дальше? – Там видно будет. – Майкл, зачем ты так сделал? – Лишил тебя невинности? Щечки заалели, глаза в пол: – Нет, почему ты для меня все это сделал? – Честно говоря, даже не знаю, что сказать.
ГЛАВА 10
Теперь, когда у меня появилась официальная любовница, я стал жить полноценной жизнью взрослого мужчины, при этом предоставил ей самой решать, как жить, не навязывая своих привычек или интересов. Свободное время она посвящала театральным курсам, кулинарии, походам в кино и по магазинам. Несмотря на свою молодость, Таня оказалась хорошей хозяйкой, сумев создать милую и уютную атмосферу в квартире. Девушка словно проснулась после затянувшегося полугодового кошмара, стала веселой и игривой, как молодая кошечка. В свою очередь, я снова приступил к тренировкам, которые запустил последнее время, параллельно начав ходить на автомобильные курсы и в тир, где проводил не менее двух часов в день, оттачивая навыки стрельбы. Проходя как-то мимо книжного магазина, я вспомнил о своей будущей собственности, зашел и купил пару книг-руководств по управлению персоналом. Убил целый вечер на их изучение, но зато понял, что это не для меня, после чего закинул книжки в шкаф. Много времени гулял по городу, один или с Таней. Центр города, набережная, рестораны, бары, но при этом нередко утыкался в ограничение – свой возраст. Увидев на прогулке по набережной круизные лайнеры, поинтересовался в туристическом офисе возможностью отправиться в путешествие, на что мне было сказано, что сначала им надо поговорить с моими родителями, чтобы получить разрешение. Вопрос с моими документами так и висел до сих пор, вот только я пока решил не торопиться, потому что нужно было сначала убедиться, что мафия окончательно забыла обо мне. Это им сейчас не до меня, но потом обо мне могут вспомнить, поэтому я попросил Макса через своих приятелей – полицейских узнать, что если что-то всплывет, то сразу бы дали ему знать. Еще надо было решить как-то вопрос с ФБР. Сейчас я был никем для этого мира, и мне нужно было как можно дольше оставаться невидимкой. Дом, в которомнаходилась съемная квартира, не был никому известен, как и квартира, где сейчас жила Таня, к тому же я планировал через пару недель сменить адрес основной квартиры. Не знаю, как отнесется к этому Джим, который сейчас с удовольствием играет роль моего отца, но у него сейчас закрутился роман с леди, проживающей на третьем этаже, так что была вероятность того, что мы скоро расстанемся в полном согласии друг с другом. На пятый день отпуска, проходя мимо телефона-автомата, я вспомнил свое обещание время от времени звонить Максу и набрал его номер. Рассчитывал услышать голос Изабель, так как детектив редко сидел на месте днем, но мне неожиданно ответил сам Макс. – Очень хорошо, что ты мне позвонил, Майкл! – И тебе здравствуй. Что нового? – Новость для тебя только одна: со мной больше никаких встреч! Даже близко не приближайся к моему бюро! – Погоди! Объясни толком, что случилось? Спустя пару минут мне стало известно, что из тюрьмы бежал особо опасный заключенный, которого в свое время арестовал сержант-детектив Макс Ругер. Он посвятил этому делу много времени, собрал множество улик, позволивших засадить преступника на двадцать два года. Вот только не досидел убийца и насильник до окончания срока четырнадцать лет, сумел сбежать, при этом убив двух конвоиров. Еще на суде он поклялся отомстить судье, следователю и полицейскому за несправедливость, которую те учинили в отношении него, невинного и беззащитного гражданина Америки. Теперь в полиции считали, что в скором времени тот появится в городе, чтобы отомстить. Об этом Ругеру сказали в полиции, затем посоветовали уехать из города и спрятаться в каком-нибудь тихом месте на то время, пока власти не поймают беглого преступника. – Не волнуйся, еще вчера утром отпустил Изабель, – предупредил мой вопрос детектив. – Тебе дали правильный совет, Макс. Уезжай. Даже скажу куда. В Лас-Вегас. Денег подкинуть? – Не надо. Знаешь, у меня тоже такая мысль возникла, вот только сегодня утром мне позвонил судья, который его посадил, и предложил стать его телохранителем на то время, пока преступник не будет пойман. Еще он сказал, что департамент полиции выделил ему патрульную машину, которая будет нести круглосуточное дежурство у его дома. – А твой судья знает, что ты дал клятву жене не убивать? – Думаю, на этот раз моя Дженни меня простит. Теперь у меня в пистолете не пустая обойма, и если этот мерзавец попробует заявиться в наш город, то пусть себе заранее закажет отходную молитву. – Может, ты теперь в полицию вернешься? – Нет. Не вернусь. – Знаешь, мне кажется, что он сейчас забился в какую-нибудь дыру и сидит там, поджав хвост. – Ошибаешься. В полиции мне сказали, что эта сволочь после своего побега, помимо конвоиров, уже успела убить еще двух человек. Один из них был фермер, который, судя по месту преступления, просто подвез голосующего пешехода, за что и поплатился своей жизнью. У него было перерезано горло. Второй жертвой стал патрульный полицейский, который ехал после смены домой. Его нашли спустя двое суток со следами жестоких пыток в собственной квартире. Преступник забрал полицейскую форму, оружие и деньги. Затем его следы потерялись, но в полиции не сомневаются, что уже есть новые трупы, просто их еще не нашли. Надеюсь, ты понял, почему от меня надо держаться подальше. Этот больной ублюдок спокойно убьет тебя, стоит ему только увидеть рядом со мной. И последнее. Я дал согласие судье Милзу и уже с сегодняшнего вечера начну свое дежурство в его доме. – Пока есть время, сходи в тир, потренируйся. – Не волнуйся, я еще не забыл, как жать на спусковой крючок, да и сам судья парень не промах. Мне доводилось слышать, что он неплохо стреляет из револьвера. Так что будем вдвоем держать оборону. – Удачи тебе, Макс. Пока. Положив трубку, я подумал, что Макс Ругер настоящий служитель закона и работа в полиции его настоящее призвание, вот только клятва, данная его жене… «Вот судьба у человека. Не позавидуешь». Еще некоторое время я думал о детективе, потом вспомнил, что собирался съездить в магазинчик Стива, тот вроде нашел мне замену пистолета. «Значит, в магазин… Стоп! Точно! Я же собирался пойти посмотреть себе куртку! Все, хватит тянуть, иду прямо сейчас!» Собственно говоря, я мог бы пойти с Таней, но так как не любил хождение по магазинам и по собственному опыту знал, что присутствие женщины увеличивает время подобного похода как минимум вдвое, то решил пойти один. Вообще-то в магазины я заходил, но только в качестве экскурсанта. Из чистого любопытства зашел в магазины грампластинок и радио- и телеаппаратуры, а вот в оружейные магазины и автомобильные салоны, исходя из своих личных интересов и предпочтений, заходил довольно часто. Чтобы узнать адрес ближайшего магазина одежды, остановил и спросил молодую мамочку, которая шла по улице с двумя дочками-подростками. Мне чуть ли не в три голоса подробно объяснили, куда надо идти, после чего я отправился по указанному маршруту. Это был большой универсальный магазин одежды, расположенный на трех этажах. Войдя, нашел указатель, показывающий, что «отдел детской одежды» находится на втором этаже, после чего я поднялся наверх. Молоденькие продавщицы проводили меня насмешливыми взглядами, когда я отказался от их услуг и сам стал выбирать себе одежду. Девушки, видно, посчитали, что подросток решил поиграть во взрослого мужчину. Несмотря на дневное время, к моему удивлению, в магазине оказалось достаточно много народа. На втором этаже в основном были родители с детьми. Присмотрел себе куртку и пару рубашек, только отложил их, решив заняться носками и трусами, как услышал за своей спиной громкий и хриплый мужской голос: – Всем стоять, сучки!! Кто дернется, сразу пулю схлопочет!! Обернулся и с некоторым удивлением уставился на крепкого мужика с бешеными глазами и уродливым оскалом на лице, стоявшего в пяти метрах от меня. В каждой руке у него было по кольту М1911. Несколько секунд продолжалось молчание, а потом тишина взорвалась лавиной воплей, истерических криков и детского плача. – Живо заткнулись, суки!! – заорал он. – Не заткнетесь – буду стрелять!! Сразу успокоить истерически кричащих и плачущих детей было нереально, поэтому террорист резко вскинул пистолет и на глазах у всех выстрелил в голову стоящего ближе всех к нему мужчине. Грохот выстрела и падение тела совпали с его криком: – На пол, суки!! На пол!! Всем лежать или пуля в голову!! После его приказа, подтвержденного трупом, лежащим в луже крови, оцепенение у людей быстро прошло и мы все упали на пол. Матери прикрывали телом своих детей, словно наседки цыплят, упрашивая тех не плакать. Девушки-продавщицы тихо всхлипывали, прикрывая головы руками. «Вот влип! И что дальше? Наверное, потребует миллион долларов, килограмм кокаина и самолет». Я так думал, но на самом деле в этот момент мне было совсем не смешно, а страшно, так как прямо сейчас я никак не мог контролировать ситуацию. Даже быстрого взгляда хватило, чтобы понять, что у этого типа совсем поехала крыша, а значит, он в любую секунду может взять и выстрелить мне в затылок. Усилием воли свернул свой страх в маленький шарик и откатил его в самую глубь сознания. Теперь только осталось выждать удобный момент, но при этом я понимал, что лежа лицом в пол и находясь в пяти метрах от психически ненормального убийцы, это будет не так легко сделать. – Ты, овца в синей кофте, живо встала!! – раздалась команда. – Нет!! Нет!! Вы не можете меня убить!! – чувствовалось по ее звенящему и дрожащему голосу, что еще немного, и девушка сорвется на истерику. – Заткнись, падаль! Я не собираюсь тебя убивать! Ты мне еще живой нужна! В этот момент у входа в отдел появился запыхавшийся охранник: – Что здесь проис… В следующую секунду раздался выстрел, и охранник с простреленной головой рухнул на пол. – Сука, чего лежишь!! Вставай!! Будешь моим голосом!! Чего лежишь?! На счет три – стреляю! Раз… Я слышал всхлипывание, потом раздались легкие шаги. – Встала у двери на колени! Живо, сука! Сейчас будешь повторять мои слова! Громко! Орать будешь! Если мне не понравится, прострелю тебе башку!! Все поняла?! Девушка-продавщица, ставшая на колени у двери, ведущей в отдел, всхлипнула: – Да. Да! – Сообщение для полиции! Если увижу хоть одного копа, начну убивать заложников! Повтори! Ну, живо! Девушка стала громко кричать, повторяя слова террориста. Проанализировав ситуацию, я стал продумывать варианты, чтобы выбрать из них наиболее оптимальный. Исходил из обычного стандарта. Если ему нужен миллион долларов, он сначала выдвинет свои условия, а значит, даст время для их исполнения и уже тогда, когда сроки пройдут, примется отстреливать заложников. В таком случае шансы у меня есть, причем неплохие, так как со своим карманным кольтом я никогда не расставался, а значит, только надо будет дождаться удобного момента. Вот только есть во всем этом один толстый минус – этот урод настолько непредсказуем, что у меня был реальный шанс словить пулю раньше, чем я что-то успею предпринять. К тому же маньяк выбрал тактически правильную позицию, чтобы контролировать заложников и живой рупор, стоящий на коленях у двери, а труп охранника, которого пуля отбросила от двери, являлся серьезным аргументом для ведения переговоров. – У меня двадцать один заложник! Я требую, чтобы сюда привезли трех гнусных мерзавцев! Это поганые ублюдки: детектив-сержант Макс Ругер, судья Роберт Милз и следователь Патрик Вильямс! Даю два часа, чтобы их сюда привезли! Голос девушки эхом раздавался у двери, повторяя сказанное убийцей. Теперь я знал, кто тут у нас этот маньяк, но от этого как-то лучше не стало. – Если они не будут стоять передо мной через два часа, я начну убивать заложников! Никаких отговорок! И пусть все знают, что те, кого убью, погибли из-за этих трех гребаных уродов!! Они во всем виноваты! Это они затеяли эту бойню!! Я только карающая их длань!! Смерти детей будут на их совести!! Судя по его почти истерическим воплям, мне стало понятно, что если даже он убьет этих трех людей, то вряд ли успокоится, пока не превратит весь магазин в братскую могилу. Вот только как достать пистолет, когда с тебя не сводят глаз? – Кричи, дура!! Чего замолкла?! – Что кричать?! – истерически выкрикнула девушка. – Вопи во все горло, что Макс Ругер, Роберт Милз и Патрик Вильямс – гребаные твари, пидоры и поганые ублюдки! Кричи так все время! Кричи, сучка, или мозги вышибу! Под эти крики прошло минут двадцать. Бедная девушка почти хрипела, выкрикивая оскорбления. – Сука!! Тварь!! Громче, я кому сказал!! Громче!! – заорал этот псих. Но вместо выполнения приказа девушка неожиданно истерически разрыдалась, а следом раздался выстрел, после чего плач резко оборвался, и теперь хорошо были слышны в наступившей тишине еле сдерживаемые всхлипыванья распростертых на полу людей. Чуть повернув голову и скосив глаза, мне удалось увидеть лежащее на полу в луже крови тело девушки. В этот момент раздался голос, усиленный рупором: – Ваши требования услышаны!! Необходимо время, чтобы они приехали!! Мы выполним все ваши требования, только отпустите детей!! Убийца в ответ на требование только грязно выругался в адрес полиции и выкрикнул: – Ты, мужик в сером пиджаке и баба рядом, в пестрой жакетке! Пошли к двери и встали на колени! Теперь кричите! Макс Ругер… Когда пара разноголосо стала выкрикивать оскорбления, сумасшедший убийца какое-то время хохотал, потом замолк, и вдруг я услышал какой-то непонятный, странный звук. Чуть приподнял голову и увидел, как преступник, засунув один из пистолетов за пояс, достал правой рукой из кармана плаща коробочку, откинул крышку и поднес ее к носу. Моя ладонь уже лежала рядом с карманом куртки. В следующую секунду пальцы скользнули и выхватили из кармана пистолет. Убийца, нюхавший кокаин, заметил резкое движение моей руки, вот только не успел вовремя среагировать. Выбросив руку, я трижды нажал на спусковой крючок, а так как мне пришлось стрелять снизу вверх, к тому же он начал поворачиваться ко мне, то все пули ушли ему под челюсть. В последний момент он успел нажать на спусковой крючок, но пуля прошла у меня над головой, еще я успел заметить кровь, заливающую ему грудь, после чего быстро сунул пистолет в карман и уткнулся лицом в пол. Звуки выстрелов двадцать второго калибра прозвучали не так уж громко, поэтому никто из совершенно испуганных людей никак не среагировал на них, к тому же в десяти метрах от нас два взрослых человека голосили во все горло. Вот только раздавшийся выстрел, а затем падение тяжелого тела и стук выпавшего из руки пистолета, по-видимому, привлекли чье-то внимание. Прошла какая-то минута, как одна из женщин вдруг громко закричала: – Он убил себя!! Сначала все, лежа на полу, осторожно приподнимали головы, но стоило им увидеть труп убийцы, окончательно приходили в себя, вскакивали на ноги, бледные, еще окончательно не верящие в свое освобождение. Не исчезнувший до конца страх, трупы и потеки крови на полу не давали повода для радости, поэтому родители хватали своих детей, закрывали им глаза руками и бежали с ними к двери. Никто не обращал ни на кого внимания, все хотели только одного: быстрее убраться с места кровавой бойни. Наверное, из всей толпы бывших заложников, выбежавших из отдела, я был самый радостный, так как, похоже, никто не заметил, что именно этот мальчик стал причиной их освобождения. Выбежав из отдела вместе с другими заложниками, я увидел, что с двух сторон по этажу дорога была заблокирована полицией, вооруженной пистолетами и карабинами. Ничего не понимавшие полицейские даже не пытались нам помешать, пропустили мимо себя и снова сомкнули свои ряды. Стоявшие за оцеплением детективы в штатском попытались узнать, что случилось, но неожиданно нарвались на оскорбления нескольких крайне возбужденных матерей, которым срочно нужна была разрядка. К ним добавился плач детей, но при этом, стоило детективам понять, что бандит убит, как тут же последовал приказ, и полицейские бросились вперед. Все это вместе создало временный хаос. Воспользовавшись этим, я пристроился к матери с плачущей дочкой на руках. Находясь рядом, я изобразил хорошего мальчика и сделал пару попыток успокоить ребенка, за что заслужил благодарный взгляд матери. – Хотите я ее понесу? А то вы, мадам, какая-то очень бледная. – Я так перенервничала, что до сих пор прийти в себя не могу! Ноги просто подгибаются! Просто ужас какой-то! Зайчик, ты пойдешь к мальчику на ручки? Трехлетняя девочка, которая уже перестала плакать и с интересом смотрела на подростка, кивнула головой. Взяв ребенка на руки, я вместе с женщиной стал медленно спускаться по лестнице. Мать, идя рядом, не переставая говорила о том, как ей было страшно и как ей жить дальше с этим ужасом в душе. Мимо нас то и дело пробегали полицейские в форме и гражданской одежде. Только мы спустились на первый этаж, как к нам подбежала женщина – медсестра в белом халате. – Как вы себя чувствуете? – Плохо! – Женщина еще не отошла кошмара, и поэтому в ее словах звучали отголоски истерики. – Как я еще могу себя чувствовать после этого дикого ужаса! – Пожалуйста, не волнуйтесь. Идемте со мной. Мы окажем вам любую необходимую помощь. Мы прошли мимо стоящих у входа двух полицейских в форме, которые только проводили нас взглядами, ничего не сказав. На улице перед входом в универсальный магазин стояло несколько полицейских машин и два десятка копов в оцеплении, которые сдерживали все увеличивающуюся толпу любопытного народа. Невдалеке стояли пожарная машина, труповозка и три машины «скорой помощи». Если пожарные стояли отдельной компактной группой, блестя на солнце своими касками, то медики в белых халатах были видны везде. Они стояли и успокаивали плачущих родственников, которые уже знали о смерти их родных. Проходя мимо, я слышал, как они требовали, чтобы их пропустили, но детектив в штатском, с виноватым видом, просил их немного подождать, потому что там сейчас работают эксперты. Рядом с одной машиной «скорой помощи» на носилках лежала женщина. Рядом с ней хлопотала медсестра. Еще два врача, возможно психиатры, работали с бывшими заложниками, часть из которых прямо сейчас опрашивали по горячим следам следователи. Ну и, конечно, здесь крутились журналисты. Некоторые из них разговаривали с полицейскими, другие ждали, пока следователи допросят бывших заложников, чтобы взять у них интервью, третьи – фотографы – делали снимки. Естественно, что на нас многие обратили внимание, но как на женщину с двумя детьми. Журналисты бросали на нас взгляды, но подходить пока не торопились. Медсестра подвела нас к одной из машин «скорой помощи». Женщину посадили на раскладной стул, и тут же появилась врач, которая стала задавать ей вопросы по поводу ее самочувствия. Тут она неожиданно расчувствовалась, всплакнула, дочка поддержала ее плачем, при этом потянув ручки к матери. Я с радостью отдал женщине ее ребенка и начал искать способ, как бы незаметно отсюда исчезнуть, как в этот самый момент какой-то полицейский начальник решил сделать заявление для прессы. Все внимание толпы и журналистов сразу было направлено к нему, чем я и воспользовался, зайдя за машину «скорой помощи». Наткнувшись на полицейского, стоящего в оцеплении, скороговоркой объяснил ему, что там, в толпе, стоят мои родители, которые очень волнуются за меня, после чего проскользнул мимо него и ввинтился в толпу. «Вроде все прошло удачно», – только я так подумал, как за спиной раздался знакомый голос: – Привет, Майкл. Как жизнь? Я остановился, затем не торопясь обернулся. Передо мной стоял детектив. – Привет. До этого момента она была, скажем так, довольно паршивой, но сейчас вроде стала налаживаться. Что, так и будем стоять? – Пошли. А ты куда идешь? – Гуляю я тут, разве не видно?! – огрызнулся я, так как меня начало колотить внутри. Начался так называемый «отходняк». – Слушай, я понимаю, что тебе там досталось… – Еще как! – оборвал я его. – Вот только одного не пойму, почему этому уроду срок дали, а не посадили на электрический стул?! Впрочем, можешь не отвечать! Вон бар! Зайдем, виски возьмешь. За свой счет. Ты мне должен. В помещении было совсем немного народа, да и те посетители, которые здесь находились, сейчас столпились у радиоприемника, стоящего недалеко от стойки, и слушали репортаж с места кровавых событий. Мы сели за дальний столик у стены, чтобы не было видно с улицы, после чего Макс принес два стакана виски. Убедившись, что на меня не смотрят, я одним махом влил в себя полный стакан, потом просто сидел какое-то время, выжидая, пока алкоголь снимет напряженность с тела и души. Макс, изредка прихлебывая, крутил свой стакан, ожидая, пока я ему расскажу, как все произошло на самом деле. Чуть захмелев, я рассказал, что произошло в отделе детской одежды, и признался в том, что мне давно так не было страшно. Детектив все это время сидел с виноватым видом. Мне это надоело, и я сказал: – Хватит сидеть с похоронным видом! Смотреть противно! – Ты мне жизнь спас. Понимаешь ты это, парень? Он бы нас просто там… – Хватит. Если тебе больше нечего сказать, я пойду домой. – Знаешь, я тут успел переговорить кое с кем, так вот, мне сказали, как только эксперты определили, что Мэтью Скотт был застрелен из пистолета двадцать второго калибра, который так и не нашли, а сам он был вооружен кольтами М1911, все сразу впали в глубокий ступор. Сейчас следователи будут снова всех трясти, кто там был. Так как становится очевидным, что этого ублюдка убил кто-то из заложников. Тут сразу напрашивается вопрос: почему тот решил скрыться, так как по любым меркам совершил подвиг? Ты нормально ушел? – Вроде да. Меня запомнила только одна из женщин и полицейский из оцепления. – Я следил за тобой с того момента, как ты вышел из магазина. Особого внимания ты к тебе не привлек. Пистолет с тобой? – Да. – Придется избавиться. – Да ты у нас прямо капитан Очевидность! – съязвил я. – Кто?! – Забудь! – Ладно, слушай дальше. Под это дело выделят специальную бригаду, в которую войдут лучшие детективы, поэтому тебя быстро вычислят, вот только для прямых доказательств им нужны свидетели и оружие, из которого был убита эта тварь. Оружия у них нет и не будет. Теперь что касается свидетелей. Это то, что я успел узнать прямо сейчас. Все они в один голос заявляют, что не видели стрелка. Исходя из своего опыта, скажу, что кто-то из них обязательно видел движение твоей руки, но все их мысли тогда были скованы страхом, а потом вдруг наступило внезапное освобождение. Улавливаешь мою мысль? – Ты хочешь сказать, что все эти сильные эмоции стерли на какое-то время из их памяти все мелкие и ненужные детали, которые когда-нибудь могут вернуться. – Да. Ты правильно все сказал, парень. Именно поэтому, когда их допрашивали, они прямо и откровенно говорили, что ничего такого не видели. Уже потом, может быть, кто-то вспомнит о резком движении мальчишки, лежавшего на полу рядом с ним, но только так, мельком, а затем просто выкинет из головы. И последнее. Наши парни настолько благодарны человеку, который застрелил эту мразь, что готовы его неделю поить. Про меня и судью и говорить нечего. Мы тебе жизнью обязаны, Майкл. – Погоди, а где следователь? – Патрик Вильямс умер полгода тому назад. Ты, похоже, не представляешь, что ты для всех нас сделал! Тут случилась бы такая кровавая бойня, что после нее нашим парням долго пришлось бы отмываться! Ты знаешь, что у этого ублюдка в карманах было шесть снаряженных обойм? Он бы всех, до кого смог дотянуться, утащил бы с собой в могилу! – Просто я оказался в нужное время в нужном месте. – Знаешь, вроде немного тебя знаю, но наступает момент, когда начинаешь понимать, что ты, оказывается, совсем другой. Сначала мне казалось, что ты из тех деловых парней, которых интересуют только деньги, но теперь ты вроде как герой. – Жить захочешь – героем станешь, – я невольно усмехнулся.Следующий раз мы встретились с Максом уже спустя неделю. Когда я позвонил ему, Изабель сказала, что у мистера Ругера для меня есть новости. Уточнив у девушки, когда можно ждать детектива, я отправился в частный спортивный зал, расположенный неподалеку от дома. Выйдя после тренировки, снова перезвонил. На этот раз Макс был на месте. Войдя в приемную, поздоровался с девушкой, выслушал ее последние новости, затем поинтересовался, как там живет ее семья, после чего прошел в кабинет детектива. Стоило мне сесть на стул, как тот достал из стола несколько газет и бросил их на стол. – Читал?! – спросил он меня с ходу, даже не поздоровавшись. – Читал, – ответил я и сел на стул. – Привет, Макс. – Привет! Газеты пару дней жевали тему о кровавой бойне в магазине, а потом все затихло, зато до сих пор печатают статьи о стрелке-невидимке. Журналисты подкидывают людям различные версии, а те в ответ им звонят и пишут письма, где рассказывают о своих соображениях. Причем обращаются не только в газеты, но и в полицию. Мне один мой знакомый из отдела убийств, который дежурил на телефоне… – Что это за дежурство? – Есть такое. На вызовы не ездишь, просто сидишь на телефоне и отвечаешь на звонки всяких полоумных типов, а вечером с чугунной головой идешь в бар и пьешь до тех пор, пока все их бредовые идеи не утонут в виски. Обычно эту работу выполняют новички или провинившиеся детективы. Все понял? Я кивнул головой. – Отлично. Идем дальше. Так он сказал, что такого бреда он не слышал за двадцать лет своей службы. Сплошные инопланетяне, супермены, люди-невидимки и люди-роботы. – Все это интересно, но я-то тебе зачем? Или есть новости? – Есть. Одна хорошая и одна плохая. Микки Коэн убит, поэтому интерес к тебе со стороны ФБР резко упал. Теперь если ты даже сам к ним придешь, они просто не будут знать, что с тобой делать. Так что про них можешь забыть! Теперь о плохом. После смерти Коэна один из его помощников, Джерри Батман по кличке Бык, быстро сообразил, что ему делать. Собрал людей в команду и подмял под себя почти целый район. Впрочем, это я ему польстил насчет мозгов, ведь он и так сидел на этой территории, будучи человеком Коэна. Так вот, недавно он высказал кое-кому свои соображения, что пропавший мальчишка Майкл Швертинг решил отомстить за семью и завел Коэна в полицейскую засаду. Представляешь? – Что за бред? – Не сказал бы. Насчет полиции он, скорее всего, знает от продажных копов. Ведь на место расстрела Коэна первой прибыла именно полиция. Тот, кто пытался узнать для бандитов эти сведения, должен был в первую очередь подумать именно о такой версии, потому что следствие по этому делу до сих пор находится в тупике. Бык знал, что тебя разыскивают, и решил объединить эти два случая. Тут сразу напрашивается вопрос: зачем ему это надо? Ответ только один. Он знал о деньгах, что вез Коэн, и, наверное, рассчитывает их найти. – Где он сидит? – Устроил штаб-квартиру в своем собственном баре. Минут пять я думал, глядя куда-то в пространство. Макс уже знал за мной подобное поведение, поэтому уселся поудобнее в своем кресле и стал листать газеты, время от времени саркастически хмыкая. – Макс, у тебя нет приятелей среди пожарных? – неожиданно спросил я его. Он поднял глаза и с интересом посмотрел на меня поверх газетного листа. – Что ты собираешься поджечь? – Бар этого Быка. Правда, что это будет именно так, я окончательно не уверен. – Майкл, я понимаю, что ты парень со стальными яйцами и что тебе по большей части наплевать на законы, но всему есть предел. Поджог дома карается… – Погоди, Макс. Я не собираюсь забрасывать его заведение бутылками с зажигательной смесью… Слушай, а около бара есть стоянка автомашин? – Назвать стоянкой это не назовешь, но машины там стоят. – Тогда мы не будем поджигать сам бар, а вместо этого взорвем пару-тройку машин бандитов. – Хм. А при чем здесь пожарные? – Приедут, начнут тушить, а я тут как тут. Иду в костюме пожарного в бар с криком «Пожар!». Дальше, думаю, и так все понятно. Теперь задумался детектив. Немного подумает, глянет на меня, снова подумает, пока, наконец, не решил изложить свои мысли. – Изложу твой план, если я правильно его понял. Ты поджигаешь машины и одновременно вызываешь пожарных, чтобы в суматохе убрать Джерри Быка. Вот только ты, похоже, не подумал, что баре могут быть обычные люди! Что пожар может перекинуться на соседние здания! – А пожарные на что? Или они только приедут полюбоваться на огонь? Еще мне нужна форма пожарного. Брезентовая роба, каска. Что там еще? – Я согласен, если только это будет пожар, где немного огня и много дыма. Договорились? Я кивнул головой. – Хм-м. У Майки Коллинза брат пожарный. Неплохой парень, вот только в голове ветер гуляет. Хотя… нет. Мы сделаем по-другому. В городе есть специализированный магазин, который торгует такого рода костюмами. Там можно купить, в принципе, любую униформу и любого размера. – То что надо! Только форму пожарных должен купить кто-то посторонний. На всякий случай. Может, Стив? – Ну не знаю. Мне не хотелось бы его сюда вмешивать. – Брось! Ты же сам понимаешь, что это лишь предосторожность. – Ладно, поговорю, – тут Макс замялся. Видно, он хотел что-то спросить, но не решался. – Да говори ты уже, – подтолкнул я детектива. – Неудобно просить, но мне нужна твоя помощь, парень. Дело, которое у меня на руках, требует для обеспечения наблюдения двух человек как минимум. Человек, которого время от времени я нанимаю в качестве помощника, один просто не справится. – В чем заключается работа? – Подожди, сначала суть дела расскажу. У одного богатея, графа, приехавшего из Европы, в доме появился призрак. Не спеши смеяться! Самому стало смешно, когда в первый раз это услышал, вот только спустя несколько дней мне уже было не до смеха. Дело в том, что в дом кто-то проникает и что-то там ищет. Да-да! Это не привидение, это человек, но для меня он сейчас ничем от него не отличается. Я просто не могу понять, как он это делает, хотя, похоже, облазил дом этого графа сверху донизу. Дом большой, в три этажа, но окружен высоким забором, а по ночам еще дежурят два охранника. Чуть ли не каждые пятнадцать минут обходят его по периметру. – А если собак завести? – У хозяйки на них аллергия. Или она просто их не любит. Первый раз этого человека случайно увидела кухарка, которая живет вместе с ними. Последнее время у нее, как она выразилась, появилось стеснение в груди, которое проявляется в основном вечерами или ночью. В таких случаях она пьет прописанное ей лекарство и садится у открытого окна. Посидит, подышит воздухом, а когда становится легче, возвращается в постель. Как-то ложась спать, она только хотела взять лекарство, как вспомнила, что днем его пила, а затем положила в карман передника, который сейчас висел на кухне. Встала, накинула халат, вышла в коридор… и неожиданно увидела темную фигуру, которая почти сразу растворилась в темноте. Кухарка себя тогда неважно чувствовала, поэтому так и не поняла, был в конце коридора кто-либо, или это ей просто показалось. Она выпила свое лекарство, потом обошла дом, проверяя окна и двери. Все было закрыто. Утром рассказала своему хозяину о своем видении. Граф подошел к делу серьезно: вызвал полицию, но никаких следов взлома найдено не было, после чего ему дали мой номер телефона. За все время мы с напарником дважды дежурили в доме, а в другие дни располагались около особняка, перекрыв к нему все подходы. Сначала я пришел к выводу, что это просто бредни пожилой женщины с больным сердцем, как вчера, наблюдая за домом с улицы в бинокль, неожиданно заметил слабый луч фонарика, скользнувший по шторе в кабинете хозяина. Там действительно ходил кто-то чужой. Бежать и шуметь не имело смысла, так как мне стало ясно, что вор исчезнет, спрячется так, что мы его никогда не найдем. – Почему ты так решил? – Просто за эти дни кое-что понял. Жена графа, бывшая певичка, моложе мужа лет на двадцать. К тому же мне кажется, что у них не все так хорошо, несмотря на показную любовь и привязанность друг к другу. Мне думается, что у жены графа есть дружок, который исполняет в постели обязанности ее мужа. Вот только где он прячется в этом доме, не могу понять. Не может же он там жить постоянно?! – Гараж стоит отдельно или составляет часть дома? – Ты думаешь, я не рассмотрел эту версию? Подумал, так же как и о багажнике ее машины. Она могла его увозить и привозить. – Тогда в чем дело? – А в том, что когда на следующий день я пришел к графу, тот оказался пьян. Внешне он выглядел очень даже ничего, но в какой-то момент, не дослушав меня, выскочил из своего кабинета и кинулся в спальню жены. Сначала все разбросал, роясь в ее шкафах, а когда та потребовала от него объяснений, накинулся на нее с кулаками. Попытался его успокоить словами, да куда там. Пришлось применить силу, после чего хозяин дома указал мне на дверь и стал кричать, что не заплатит ни цента. Ушел, решив перезвонить вечером, когда он немного протрезвеет, но вместо него мне ответила жена, нагло заявив, что их семья в моих услугах больше не нуждаются, после чего бросила трубку. – Так я не понял, что требуется от меня? – Единственное, что я не успел сказать графу, так о своем личном подозрении. Ведь любовник или вор там не просто так, он явно что-то ищет. Мне кажется, что когда он это найдет или уже нашел, то сразу убежит. Почему? Очень просто. За домом теперь никто не наблюдает, так как хозяин прогнал нерадивых сыщиков! Ему больше нет смысла там задерживаться. Вот только сегодня я не могу быть там, так как мне нужно помочь хорошим ребятам поймать одного подлого типа. Без меня там никак не обойдется, потому что наводку на эту погань дал мой личный информатор, который ни с кем, кроме меня, не хочет работать. Ты как, парень? – С тебя форма пожарного и участие в моем непревзойденном шоу «Яркое пламя над Лос-Анджелесом». По лицу Макса было видно, что ему не понравилось мое слишком легкое отношение к нарушению законов. Это недовольство просквозило даже в его голосе: – Свяжешься с таким… – Не ворчи, лучше расскажи мне все, что ты знаешь о доме и его охране.
Как только стемнело, я устроил себе наблюдательную вышку на дереве, которое росло как раз напротив особняка графа. Очень неудобно, зато отличный обзор на часть двора с гаражом и на окна обоих спален и кабинета хозяина дома. Я сразу подумал, что Макс не зря оставил за собой эту часть дома. Другая сторона особняка находилась под наблюдением его помощника. При первом наступлении темноты зажегся фонарь над главным входом в дом, а затем спустя какое-то время во двор вышли два охранника, вооруженные дубинками. Как мне сказал Макс, поверх забора шла примитивная проволочная сигнализация. Стоило ее задеть, как сразу должна была включиться сирена и загореться прожекторы, залив двор ярким светом. Прошло еще два часа, свет в окнах особняка погас, и сразу охранники, которые до этого бегали вдоль забора, словно овчарки, резко сбавили темп. Прошло еще сорок минут, и они, бросив пару быстрых взглядов на темные окна, достали сигареты и принялись о чем-то болтать, стоя у центрального входа. Уже в который раз я поменял положение тела, сидя на суку, при этом одновременно мысленно ругая Макса, себя, свое согласие и возможного вора, который по ночам шатается по этому дому, но при этом не забывал постоянно прикладываться к биноклю, стоило чему-либо показаться мне подозрительным. Взгляд в очередной раз скользнул по гаражу, и мне показалось, что там, где дорожка смыкается с воротами гаража, появилась щель. Я сразу напрягся и схватился за бинокль. Сначала ничего не было, но потом стало видно, что металлические ворота пошли очень медленно вверх. «Похоже, Макс прав. Это не просто любовник, а вор. Поймаю падлу, и Максу все выплатят». Спустя пять минут расстояние между дорожкой и низом ворот оказалось настолько широко, что там вполне мог пролезть человек. Следом показалась голова вора и замерла. Он явно прислушивался, пытаясь понять, где находятся охранники. В этот самый миг я начал спускаться с дерева. Только успел подбежать к забору, как завыла сирена, двор окутался ярким светом, а уже затем послышались растерянные крики охранников. Дикий рев сирены чисто инстинктивно заставил меня прижаться к стене, а в следующий миг на то место, где я только что стоял, спрыгнул человек. Не успел он выпрямиться, как получил резкий удар в спину и, не удержавшись, упал лицом на землю. В следующее мгновение я уже сидел на нем, прижав к затылку пистолет с глушителем. – Холод затылком чувствуешь? Так это пистолет с глушителем, а сейчас руки давай. Модные браслеты на тебя надевать буду. – Слушай, если ты меня прямо сейчас отпустишь, клянусь, через неделю заплачу тебе двадцать, нет, тридцать тысяч долларов! – Давай уже сразу мне пообещай полцарства и принцессу… – Чем хочешь, поклянусь! У тебя есть шанс разбогатеть! – В голосе незнакомца была такой силы убежденность, что невольно хотелось ему поверить. – Что ты такое там украл, что тысячами раскидываешься? – Все объясню! Только давай отсюда как можно быстрее смотаемся! – Очень интересно, – я рывком поднялся. – Вставай, но не оборачивайся. Сразу говорю: попробуешь убежать – стреляю. Теперь вперед. Да не по улице, придурок, а вдоль забора. Так незаметнее. Пошел! На фоне забора мы были не так заметны для любопытных соседей, темные фигуры которых были видны у окон и входных дверей. Вот только они могли видеть непонятную возню двух темных фигур, а потом их быстрое бегство. К тому же у меня на голове была бейсболка, которую я надвинул на самые брови. Спустя пять минут быстрого бега мы остановились у машины, которую мне одолжил Макс. Я быстро открыл багажник. – Эй! Ты что… – договорить он не успел, так как потерял сознание. Надев на него наручники, с некоторым трудом забросил тело в багажник. Щелчок замка совпал с заревевшей вдалеке полицейской сиреной. Быстро залез на водительское сиденье, двигатель взревел, и я, потихоньку набирая скорость, поехал в противоположную сторону от нарастающего рева сирены. Правда, пришлось немного поплутать, так как в темноте проехал нужный мне поворот, поэтому пришлось вернуться, но вскоре я выехал на знакомую мне дорогу. Еще пятнадцать минут езды, и я оказался в районе заброшенной стройки, недалеко от своего дома. Джим меня сегодня не ждал, так как я ему сказал об очередном ночном дежурстве. Причем в этот раз я ему почти не соврал. Остановив машину у проломанного забора, огораживающего вечную стройку, достал из бардачка бумажный пакет, вышел и подошел к багажнику. Прикрыв нижнюю часть лица носовым платком, открыл багажник и выхватил из-за пояса пистолет. – Слушай! Не убивай меня! Прошу тебя! У меня сейчас нет с собой таких денег! Но они будут! Будут! Чем хочешь поклянусь! Я заплачу тебе тридцать тысяч баксов! – завел шарманку вор. – Хватит ныть! Голову давай, пакет надену! Вор не только подставил голову, но даже перед этим закрыл глаза. Вытащив его из машины, поставил на ноги. – Так за что ты мне хотел подарить такую кучу денег? – поинтересовался я. – Ты мне только поверь! Прошу! Мне обещали за эту вещь много денег! Я готов с тобой поделиться! Все честно! – Значит, не хочешь говорить. Стой ровно. Дернешься, будет очень больно. И пока больше ни слова. Убрав носовой платок в карман, начал его обыскивать. Первичный осмотр не дал никаких результатов. Если до этого он дышал тяжело и часто, то теперь его дыхание выровнялось. Сразу стало ясно, что не там ищу, иначе чего бы ему становиться спокойнее. Зато во второй раз я нашел, что искал. У него на шее висела веревочка, и я предположил, что у него под одеждой висит крестик, вот только это оказался мешочек, а в нем – большой драгоценный камень. – Значит, алмаз. Дорогой? – Послушай! Ты в этих делах совершенно ничего не понимаешь! Тебя просто обманут и ты не получишь той суммы, что я могу выручить! Хорошо! Пусть будет пятьдесят на пятьдесят! Ты только подумай – пятьдесят тысяч долларов! Красивые девочки, виски, лучшие отели – это все будет твоим! Ты пойми… – Пасть закрой и молча радуйся, что остался живым, а я пока подумаю, что мне делать. Мне было наплевать как на вора, так и на хозяина драгоценного камня, а вот кто меня серьезно беспокоил, так это Макс. Что он скажет, когда вся эта история выплывет наружу? Впрочем, это зависело от того, как ему преподнести эту историю. Его помощник ничего не видел, а услышав рев сирены, смотался оттуда, зато его друзья-полицейские, прибывшие на вызов, смогут рассказать больше, поэтому мне придется отталкиваться от их информации. Если граф пожалуется на кражу камня полиции, то детектив, узнавший об этом, в первую очередь во всей этой истории заподозрит меня, а затем потребует вернуть камень владельцу. Меня такой вариант не устраивал. Может, это и цинично, но, похоже, камень стоит больших денег, а мне они больше нужны для строительства новой жизни, чем какому-то графу. С другой стороны, мне с Максом очень не хотелось ссориться. Надежный и верный человек, таких, как он, днем с огнем не сыщешь! Наконец решил, что буду исходить из обстоятельств, после чего оглушив вора, снял с его головы бумажный пакет, с рук – наручники, сел в машину и поехал домой. Сделав круг вокруг дома и не заметив ничего подозрительного, заехал на стоянку, где так же внимательно осмотрелся и только тогда отправился спать. «А сегодняшнее дежурство удалось», – подумал я, перед тем как провалиться в сон.
ГЛАВА 11
Утром встал поздно, поэтому Джима уже дома не застал. Он уже три дня, как работал контролером в кинотеатре, куда его пристроила знакомая леди с третьего этажа, которая работала в этом самом кинотеатре администратором. Он был в восторге от новой работы, о которой рассказал мне в первый же вечер. Нетрудно было заметить, что «отец» изменился, как внешне, так и душой, после того как стал встречаться с Элизабет. Теперь у него была своя жизнь. Я привел себя в порядок, с аппетитом позавтракал и принялся изучать вчерашнюю добычу. Что это был брилллиант, я убедился еще вчера, проведя уголком камня по лобовому стеклу автомобиля. Сегодня повторил эту операцию, и на оконном стекле появилась тонкая, как волосок, полоска. Честно говоря, для меня деньги никогда не были самоцелью, а только средством платежа, поэтому прикидывать, сколько может стоить этот камень, который по версии вора оценивается в сто тысяч долларов, не стал, да и сам светло-жёлтый алмаз не вызвал во мне особого интереса, за исключением своеобразной окраски. Оглядев его со всех сторон, положил камень на блюдце и стал обдумывать варианты. «Если это просто алмаз оригинального желтого оттенка, то его можно выгодно продать, но если он имеет свою историю, его надо закинуть в старую коробку, затем засунуть ее под кровать и на время забыть о его существовании, а когда мне понадобятся деньги, тогда и думать о его реализации. Пока у меня есть дела более важные». Все утро я провел в тире, где на меня уже давно перестали бросать удивленные взгляды. Возвращаясь, я автоматически проверялся и, когда остановился у витрины одного из магазинов, вдруг понял, что это ювелирный магазин, и сразу вспомнил о камне. «Почему бы не найти здесь ответ на свой вопрос?» – подумал я и толкнул дверь магазина. Зашел я очень удачно, так как за исключением продавца-еврея, смотревшего на меня грустным взглядом представителя народа-мученика, в магазине не было ни одного покупателя. Изобразив растерянность, с самым нерешительным видом, какой только мог изобразить, я подошел к прилавку. – Здравствуйте. Я хотел… купить маме подарок. – Какой хороший мальчик! Ты правильно решил! – воспрянул духом грустный продавец. – Что ты хотел подарить своей маме? – У меня семь долларов… Радостная улыбка продавца сразу увяла, и он снова стал грустным человеком. – Извини, мальчик, но на такие большие деньги ты сможешь купить подарок для своей мамы только в магазине за углом. Там есть отдел «Бижутерия», – съязвил продавец. – Я там был, – соврал я. – У них нет больших желтых камней, какие мне нужны. – Большие желтые камни? Не понял, объясни, пожалуйста. – Я видел такой в одной книжке про драгоценные камни. Он такой бледно-желтый. И большой. Вот мне такой и нужен. – Хм. Книга… А, понял! Там на картинке, скорее всего, был нарисован Австрийский жёлтый бриллиант, мальчик. И ты его хочешь купить за семь долларов? Продавец,оказался вежливым и во все горло смеяться не стал, но зато весело захихикал. Я сделал обиженное лицо. – Не обижайся, мальчик. Знаешь что, я тебе сейчас расскажу историю об этом алмазе, чтобы ты больше не искал большие желтые камни. Первое имя бриллиант получил «Флорентиец», так как впервые его видели во флорентийской сокровищнице герцогов из дома Медичи. Дальше… История алмаза, честно говоря, меня совсем не заинтересовала, за исключением ее финала. Так я узнал, что после Первой мировой войны и падения Австро-Венгерской империи камень был перевезен свергнутой императорской семьей в изгнание в Швейцарию, после чего был украден человеком, близким к семье. Затем, уже по слухам, его видели в США. Расстались мы с продавцом довольные друг другом. Я получил нужную мне информацию, а продавец теперь мог рассказать своим близким смешную историю, в которой мальчик решил купить за семь долларов исторический Австрийский жёлтый бриллиант. Выйдя из магазина, я по привычке внимательно и цепко огляделся по сторонам, после чего пошел искать телефон-автомат. Теперь я знал, что говорить Максу. – Макс, привет. Странно, что застал на месте. Или ты ожидал моего звонка? – Привет, парень. Угадал с первого раза. Мне с самого утра звонит граф и требует объяснений по поводу этой ночи, в противном случае он заявит на меня в полицию. Ты мне ничего не хочешь сказать? – Каких объяснений этот тип хочет от человека, от услуг которого он отказался? – Точно не знаю, только он требует, чтобы я немедленно приехал к нему. – Докладываю. Вчера через забор перелез какой-то мужчина во всем черном, нарушив при этом сигнализацию. В это время я сидел на дереве и наблюдал за домом. Заметил его, когда тот выбрался из гаража. Перехватить не успел, так как слезть с дерева, сам понимаешь, дело небыстрое. Это все. – У него с собой что-то было? – Нет. Это точно. Ни сумки, ни свертка, ничего подобного, если только он что-то в карманах унес. – Помощник мне позвонил и сказал, что ничего не видел. Уехал сразу, как только включилась сигнализация. И еще. Где в этот момент находилась охрана? – Стояли недалеко от главного входа. Курили и болтали. – Ладно, Майкл. Спасибо тебе, теперь я поеду разбираться с графом. Я вышел из будки, автоматически бросил внимательный взгляд вокруг себя, после чего пошел по улице прогулочной походкой. Все получилось как нельзя лучше, да и с графом было все ясно. Раз тот не стал заявлять в полицию о краже алмаза, значит, он и есть тот человек, который умыкнул бриллиант у императорской семьи, а Макса сейчас вызвал для того, чтобы отдать должок и попробовать нанять его снова, но теперь уже для поиска вора. «Камень с историей, значит, его просто так не продашь и на аукцион не выставишь. Наследники сразу заявят на него свои права, – некоторое время я прикидывал различные варианты, пока не понял, что не знаю, как поступить в этом случае. – Не знаю. Совсем не знаю. Впрочем, хлеба камень не просит, так что пускай валяется». Определившись с этим вопросом, я перешел к делам, которые наметил на сегодня. Следующим пунктом у меня был разговор с Ли Вонгом, который больше нельзя было откладывать. Старик может посчитать это оскорблением, а мне не резон было с ним ссориться. Найдя телефон-автомат, набрал номер. – Добрый день, уважаемый Вонг. К сожалению, мне пришлось уезжать на несколько дней в другой город, поэтому не смог вас навестить раньше. Прошу не посчитать мое долгое молчание за неуважение к вам. – Здравствуй, Майкл. Теперь у тебя есть время, чтобы меня навестить? – Да, поэтому и звоню. – У меня есть чем тебя порадовать, мальчик. Кстати, Мэй о тебе недавно вспоминала. – Наверно, нехорошими словами, – усмехнулся я. – Нет. Она поняла свою ошибку и сейчас очень жалеет, что лишилась своего защитника. – В школе проблемы? – Да какие там проблемы?! Так, ерунда. – Похоже, вы подводите наш разговор к другим серьезным проблемам, мистер Вонг. – К моему великому сожалению, ты прав, Майкл. Когда тебя ждать? – Приеду в течение часа. – Буду ждать тебя, мой мальчик.В кабинете хозяина дома ничего не изменилось с того момента, когда я был в нем последний раз. Резной шкафчик, инкрустированный перламутром. Картина, висящая над головой Вонга, с изображением двух сплетенных телами драконов, выполненная тушью. Да и сам хозяин, поджарый седовласый китаец с жестким и цепким взглядом, ничуть не изменился. – Садись, Майкл. Чаю хочешь? – Спасибо, но мне бы очень хотелось узнать о том, что печалит ваше сердце, уважаемый Вонг, – этими словами я намекал, что давайте не будем отвлекаться от разговора, ради которого пришел. – Хорошо, – его рука нырнула в ящик стола, и передо мной легли две пачки долларов. При виде денег сразу мелькнула мысль: «Старик сразу решил взять быка за рога». – Большое спасибо, мистер Вонг, но мне кажется, здесь очень много. – Это не деньги, Майкл, а выражение нашей большой и искренней признательности. – Ценю ваше хорошее отношение ко мне, мистер Вонг, – при этом я склонил голову в коротком поклоне, – и постараюсь помочь, если это будет в моих силах. – Хорошие и правильные слова, мой мальчик. Мне совестно беспокоить тебя, но так сложились обстоятельства, что мне вновь приходится обременять тебя новой просьбой. Я знаю, как ты хочешь начать новую, независимую жизнь, но в нашем несовершенном мире, поверь моему большому жизненному опыту, это очень трудно осуществить. К моему великому сожалению, сейчас независимость можно получить только через очень большие деньги. Раньше люди копили духовные ценности, строили свою жизнь в гармонии с природой, а сейчас их душами все больше овладевает жажда денег. Не смотри на меня так, Майкл, я тоже не избежал этой болезни. Да-да. Вот только мне хотелось бы, чтобы ты, начиная с юных лет, старался избегать на своем жизненном пути двух драконов – безверие и алчность, – а после этих слов, к моему удивлению, на стол легли еще две пачки. – Не смотри на меня так. Я понимаю, что противоречу сам себе, но как еще я могу выказать свое хорошее отношение к тебе. Эти деньги не плата. Нет. Мне хотелось бы, чтобы они помогли тебе, не торопясь, выбрать правильный путь, а не метаться из стороны в сторону, совершая ошибки. Еще мне хотелось бы, чтобы ты понял и запомнил эти слова: настоящие дружеские отношения не купишь за деньги. «Щедрое и своевременное предложение от китайца. Хм. Мне действительно скоро понадобится твоя помощь, старик». – Ваши слова лаконичны, но в то же время полны мудрости, уважаемый Вонг, – я на несколько секунд склонил голову в поклоне, тем самым говоря, что принял и ценю его предложение о сотрудничестве. Старику явно нравилось мое почтительное отношение к нему. Он даже сумел проявить это внешне: слабой улыбкой, появившейся на его губах. – Ты умный мальчик, Майкл, и все понимаешь, – этой фразой он скрепил наше будущее сотрудничество. – Теперь перейдем к делу. Нам сильно досаждает один человек. Джерри Батман. Услышав знакомое имя, я еле сдержал ухмылку. Моя догадка получила подтверждение. Дело в том, что район, где он был доверенным человеком Коэна последние несколько лет, блюдя интересы своего босса не хуже цепного пса, граничил с азиатским районом, где жили выходцы в основном из стран Юго-Восточной Азии. Он, как и все остальные главари банд, не теряя времени, принялся за расширение своих территорий, только тут его интересы столкнулись с китайцами, которые тоже претендовали на азиатский район, граничивший с китайским кварталом. Китайцы имели запас во времени, так как о смерти Коэна гангстерам стало известно только во второй половине дня, но почему-то промедлили с захватом, тем самым дали возможность людям Батмана захватить оставшуюся территорию. В результате банды разделили азиатский квартал на две части. Обе стороны это ни в коей мере не устраивало, но и прямой войны сейчас никто не хотел, так как главари прекрасно понимали, что после нее они станут легкой добычей других гангстерских группировок. – Даже не знаю, что и сказать, – разыграл я некую растерянность, правда, сделал это чисто автоматически, впрочем, как и китаец, который продолжал разыгрывать роль доброго дедушки, но при этом оба знали, что это лишь наши маски, которые мы надели с самого начала нашего знакомства. – Майкл, я очень надеюсь на тебя. – Сделаю все что в моих силах, только как быть с оружием? – Сегодня придешь по тому же адресу, который давал тебе раньше. Поговоришь с Вэем. Он поможет тебе со всеми вопросами. Старый китаец позвонил в колокольчик, дверь моментально распахнулась, и в комнату вошла девушка с бумажным пакетом, который она, ни слова не говоря, протянула мне. Я встал, сложил пачки денег в пакет и только собрался попрощаться, как китаец сказал: – Не надо тебе идти по городу с такими деньгами. Тебя отвезут куда надо. – Спасибо. До свидания. Сев в машину, поджидавшую меня, я назвал адрес кафе, расположенного в трех кварталах от китайского района. Это кафе являлось сквозным, после чего мне оставалось следовать разработанному мною маршруту, на котором я мог провериться на наличие за мной слежки. Закончив петлять и убедившись, что за мной никого нет, я отправился в банк, где у меня в ячейке хранились бумаги на отель, алмаз и львиная доля денег, доставшихся мне в наследство от покойного Микки Коэна. Оставив полученные от китайца деньги в банке, я отправился осмотреть бар Батмана и прилегающую к нему местность или, как говорится на военном языке, провести рекогносцировку местности. Внешний вид бара не соответствовал его напыщенному названию «Три короны». Обычная забегаловка, куда приходят люди, чтобы опрокинуть пару стопок виски по дороге домой. Таких заведений, наверное, с сотню в городе. Проходя мимо, я посчитал: у входа сейчас стояло восемь машин, рядом с которыми болталось два бандита, видно изображавших охрану. Под их плохо пошитыми пиджаками с левой стороны угадывалось оружие. Стараясь не привлекать внимание гангстеров, осторожно, с оглядкой, обошел бар вокруг. Все что мне надо было, я увидел. Мы два дня с Максом наблюдали за баром в разное время, а потом пришли к единому мнению: нормальные граждане если когда-то ходили в это заведение, то это было в далеком прошлом, а сейчас это просто была бандитская штаб-квартира. Особо было отмечено, что состав автомобилей возле питейного заведения ни разу не поменялся за двое суток, то есть приезжали и уезжали одни и те же люди. К этому времени у меня уже был костюм пожарного, китайцы обеспечили оружием, а сам я изготовил три коктейля Молотова. Вечером третьего дня я начал боевые действия. Только стали наступать сумерки, как неожиданно для гангстеров вспыхнули и загорелись одна за другой три автомашины, стоящие перед баром. Выбежавшие на улицу бандиты с бешеными глазами и дикими криками забегали в поисках злодеев, покусившихся на их имущество, при этом держась подальше от горевших машин. Языки пламени с жадностью лизали крыши, капоты, багажники автомобилей. Вдруг внезапно одна из машин исчезла в огненном смерче. Взрыв был такой силы, что бандиты кинулись врассыпную, закрывая головы руками. Их ругательства и угрозы были, наверное, слышны половине квартала. Пожарная команда прибыла быстро, потому что после звонка Макса она уже была на половине пути к пожару. Не успела показаться на улице пожарная машина, как я уже стоял за углом бара, переодетый в костюм пожарного. В тот самый момент, когда пожарные рассыпались по двору, разматывая шланги, я выскочил из-за угла бара и сразу побежал к входу, где по моим приблизительным подсчетам должно было оставаться не более четырех человек, так как остальные бандиты сейчас находились во дворе, ругаясь на чем свет стоит. К моему удивлению, зал был пуст, даже за стойкой бара никого не было, поэтому, не теряя времени, я быстро поднялся по лестнице на второй этаж, крича на бегу: – Пожар!! Эвакуация!! Не успел я подняться, как мне дорогу перегородил верзила с криком: – Куда прешь, урод! У меня даже мысли не было вступать в единоборство с громилой под сто двадцать килограммов весом, поэтому я выхватил из-под брезентовой куртки пистолет с глушителем и дважды выстрелил тому в голову и шею. Пока бандит, хрипя и булькая кровью, заваливался на пол, я выбежал в центр помещения, где большую часть пространства занимали игровые столы – кости, рулетка, блэк-джек и покер. Здесь, как оказалось, был тайный игорный зал. Вдоль правой стены тянулась небольшая барная стойка, расположенная точно над баром на первом этаже. С левой стороны я увидел дверь, где находился – это мне уже было известно – кабинет главаря. Быстро подошел к двери, открыл ее и громко закричал: – Живо на выход!! Эвакуация!! Бар горит!! На меня тут же уставились две пары глаз бандитов. Один из них, которого я узнал сразу, был главарь местной группировки по кличке Бык. Бандиты четко отреагировали на резкое открытие двери, вскинув оружие, но при виде пожарного уже начали его опускать, вот только больно странным показался им пожарный с лицом мальчишки, при этом подозрительно держащий правую руку за спиной. Мне хватило пары секунд их сомнений, чтобы выбросить вперед руку и начать стрелять. Паф! Паф! Паф! Паф! Бандиты еще заваливались на пол, как я перешагнул порог, затем быстро запер дверь на замок и только тогда подошел к столу, на котором помимо настольной лампы, лежала кипа каких-то бумаг, а рядом с ними стоял раскрытый саквояж. Держа наготове оружие, я медленно обошел сбоку стол, затем внимательно оглядел два мертвых тела. Один из них был Джерри Бык, а второй бандит был его личным телохранителем, а по совместительству палачом. Я спрятал пистолет под куртку, заглянул в открытый настежь сейф. Он был пуст. После чего заглянул в открытый саквояж и довольно подумал: «Это я удачно к вам в гости зашел». После чего закрыл его, щелкнув замком. Схватив саквояж, подошел к окну, распахнул, затем перелез через подоконник и стал спускаться по приставной лестнице, которую удерживал Макс, одетый так же, как и я, в костюм пожарного. Только я спустился, как детектив убрал лестницу, положив ее на землю. Затем мы обошли бар с другой стороны, чтобы не встретиться с настоящими пожарными, и вошли в узкий переулок, где грудой лежали ящики от выпивки и стояли мусорные баки. Здесь мы сняли форму пожарных и засунули в мешок, который Макс взвалил себе на плечо, после чего быстрым шагом пошли к автомобилю детектива, стоящему на соседней улице. Когда мы садились в автомобиль, были еще слышны крики бандитов и шум мощных струй воды. – Все прошло, как я тебе и обещал, Макс, – так я ответил на вопросительный взгляд детектива. – Убиты три бандита и сгорело несколько бандитских машин. Город не понес никакого урона. Детектив только недовольно покачал головой на мои слова, он все еще не хотел мириться с моим ведением подобных дел. Уже прилично отъехав от бара, Макс, до этого сердито смотревший вперед, наконец бросил взгляд на саквояж, который лежал у меня на коленях: – Что там? – Понятия не имею, но мы сейчас это исправим, – открыв саквояж, я стал перебирать его содержимое: – Две трети наркотики, а одна треть – деньги. Как делить будем? – Наркотики надо уничтожить, а деньги забирай себе. – Насчет наркотиков полностью с тобой согласен, а вот насчет денег – нет. В прошлый раз мне с большим трудом удалось всунуть тебе две тысячи на покупку новой машины. И что? Изабель теперь получает сто долларов в месяц. Нет, я не против. Девочке деньги нужны. А ты-то сам как? За все время, как мы с тобой познакомились, у тебя было четыре удачных дела, причем это с учетом, что граф тебе заплатил. Кстати, он тебе заплатил? И сколько? – Заплатил. Триста долларов. – Из них одну треть ты заплатил помощнику. Правильно? Детектив ничего не ответил, только еще больше нахмурился. – За аренду помещения своего бюро платишь? Мне почему-то кажется, что у тебя там образовалась солидная задолженность. – Уже нет, – раздраженно буркнул он. – И за машину тоже все выплатил? – добавив ехидства в голос, спросил я. – Нет. – Судя по краткости твоего ответа, твои финансовые дела обстоят весьма неважно. – Это мои дела! Понял! Только мои! И не суй свой нос! – Сейчас же перестаньте кричать на ребенка! Не то я обижусь на тебя, дядя, и больше не буду с тобой дружить! Макс на какое-то время замер с открытым ртом, несколько секунд молчал, переваривая сказанное мною, а потом засмеялся. – Так-то лучше, – заметил я и, открыв бардачок, стал перекладывать туда пачки денег. – Вот не надо смотреть так на меня. Делим пополам. Твоя доля… Раз, два, три, четыре пачки. Это сорок тысяч долларов. Как сказал мне недавно старик-китаец, деньги – зло, вот только без них плохо и неуютно жить на белом свете. – Он так прямо и сказал? – теперь в его голосе слышалось ехидство. – Не совсем так, но близко по смыслу. Тормози! Макс подвел машину к тротуару, вопросительно посмотрел на меня. – Извини. Срочно позвонить надо. Хорошо, что вспомнил. Подойдя к телефону-автомату, я набрал номер. – Мистер Вонг, здравствуйте. Это Майкл. Я выполнил, что вы просили. – Уже знаю. Спасибо, мальчик. Спасибо. – Все никак не могу забыть ваши слова о дружбе. Они греют мне сердце, – решил я напомнить ему его слова. – Надеюсь, у тебя ничего не случилось? – Нет. Но кто знает, что нас ждет впереди? – Ты очень правильно думаешь. Нельзя жить сегодняшним днем. – Согласен. До свидания, мистер Вонг. Вернулся, сел в машину, рядом с водителем. Улыбнулся. – Макс, я снова в отпуске. Слушай, а поехали к Стиву? – А давай! Только сначала в магазин заедем.
Немного посидев в компании двух друзей, я стал прощаться. Стив пытался меня задержать, но видя, что приятель его не поддерживает, наконец отступился. Найдя на улице такси, я поехал к Тане. Обычно я проводил с ней три-четыре дня в неделю. Девушка окончательно освоилась в роли любовницы и проявляла недюжинные способности в изучении любовных игр. Мы ходили в кино, в театр, по магазинам, обедали в ресторанах. Обо мне почти не говорили, потому что Таня уже поняла, что бесполезно задавать снова и снова вопросы, на которые не получаешь ответов, зато я все знал о ней и ее семье. Наконец, она написала родителям подробное письмо и получила ответ, выдержки из которого мне даже зачитала. Пару раз мы с ней говорили о том, как ей жить дальше, говорил, что я временный этап в ее жизни, в ответ она обижалась, плакала, но ничего конкретного мне так и не удалось от нее услышать. Впрочем, была у меня одна мысль по поводу ее будущего. Лас-Вегас. Отель. Если, конечно, у нее проявится интерес к этому делу. Если в отношениях с девушкой у меня складывалось все нормально, то Джим меня несколько удивил. Как-то вечером он заявил, что хочет представить меня Элизабет. – Зачем? – Дело в том, Майкл, что мы с ней решили пожениться, после чего я перееду к ней. Ты как к этому относишься? – Нормально. Желаю вам обоим счастья. Спустя пару недель мне пришлось побывать на официальном бракосочетании, посидеть за праздничным столом, где я поздравил молодоженов. Перед этим у меня состоялся разговор с Джимом. Я не знал, что дарить, и решил узнать об этом у самого виновника торжества. В разговоре выяснилось, что молодожены собираются съездить в свадебное путешествие: недельный круиз на теплоходе. – Джим, вы выкупили путевки? – Еще нет. А что? Я выложил перед ним пачку банкнот: – Здесь десять тысяч. Купите себе путешествие на пару недель в каюте класса «люкс». Тут хватит на шампанское, сувениры, женские причуды и многое другое. Это мой вам свадебный подарок. И последнее. Скажи своей будущей жене, что это твои деньги. Скажем так, ты их держал в банке, ничего не говорил, потому что хотел сделать ей сюрприз. Про меня ни слова. – Я не могу…. – Можешь. И примешь. Ты мне тогда помог в трудную минуту, теперь моя очередь.
Мой отдых неожиданно прервался, когда я в очередной раз позвонил Максу. – Привет, детектив. Где Изабель? В отпуск отправил? – Здорово, Майкл. Отправил. Нам надо срочно встретиться, причем не в моем офисе. У нас проблемы. – А без них никак нельзя? – Пока не получается. Где встречаемся? Дал ему адрес «сквозного» кафе с испано-мексиканской кухней, назначил время и предупредил, что могу опоздать на встречу минут на пятнадцать-двадцать. Он прекрасно понял, что этим я хотел сказать: Майкл хочет отследить хвост, если таковой увяжется за детективом. Нет, я не спорю, он в таких делах тоже разбирается, но всякое бывает. Насколько я мог судить, исходя из своего профессионального опыта, слежки за детективом не было, но даже при этом решил не рисковать, зайдя в кафе с черного хода. Быстро прошел в зал, на ходу сканируя посетителей. Никаких подозрительных лиц я не заметил. Макс сидел так, что мог отслеживать вход и половину зала. Подойдя, я уселся за столик. – Вкусно? – спросил я, глядя, как детектив поглощает тако с весьма довольным видом. – Угу, – невнятно ответил Макс, жуя мексиканскую еду. Я заказал апельсиновый сок, а детектив – новую порцию традиционного мексиканского блюда. Как только официантка отошла, он негромко сказал: – Звонил Маккензи. Дальше говорить или уже догадался? Я знал, что мафия рано или поздно вернется к вопросу об исчезнувших деньгах. Полтора миллиона долларов и потерянная выгода в виде отеля-казино являлись веской причиной для боссов, чтобы найти и примерно наказать подлых негодяев, покусившихся на собственность мафии. Вот только я знал об этом и начал готовиться к противостоянию с того самого момента, как был подписан договор. У меня был кое-какой опыт подобной войны, правда, не в таких масштабах, так я и не собирался воевать один. Для того чтобы начать военные действия, мне были только нужны определенные люди. – К Бергману приезжали? – Не угадал. Они были у Евы Нельсон. – Тогда почему она сама не позвонила? – Она исчезла, – в его голосе чувствовалась тревога. – Когда это произошло? – насторожился я. – Вчера днем. – То есть у них есть твой адрес? – Адрес и телефон, и фамилия. И наверное, копия договора с Бергманом. – Ты не звонил Вилли Дугласу? – поинтересовался я о частном детективе, которого мы наняли для наблюдения за нашим компаньоном. – Сразу. Он сказал, что никаких контактов за последние дни у Бергмана не было. Дом, работа, выпивка, бабы. К тому же ты должен понимать, что он же не двадцать четыре часа в сутки за ним ходит. Мог чего-то и упустить. Хм. Могу только предположить, что мафия сейчас идет по нашему следу. – План действий такой. Ты исчезаешь из города, – я посмотрел на его сразу нахмурившееся лицо. – Да пойми ты! Не нужен ты мне здесь. Советую, как вариант: садишься на теплоход и уезжаешь в круиз. Впрочем, решать тебе. Единственное, что от тебя требуется, ключи от твоего бюро и кабинета. Хотя нет. Мне еще твоя помощь понадобится в одном случае: ты должен один раз появиться в своем офисе. Сегодня вечером. На этом всё. – Кто ты такой, чтобы за меня решать?! Никуда я не поеду. У меня было время еще раз все продумать, и я решил, что моей Джейн вряд ли бы понравилось, если меня убьют просто так, – детектив с усмешкой посмотрел на меня. – Сейчас в моем пистолете семь патронов, а в кармане – запасная обойма. С того самого дня, когда ты застрелил того паршивого ублюдка в магазине одежды, я хожу в тир. Тренируюсь. – Рад, что ты со мной. Честное слово, рад! Тогда слушай…
Отдых – дело хорошее, вот только полностью расслабиться я не мог, так как знал, что впереди у меня была серьезная война с мафией. Пока на данном этапе я смог опередить их, перехватил сделку и выиграл время для подготовки. Начал я свои военные действия, как и в прежней жизни, со сбора информации о своих возможных противниках. В этом деле мне хорошо помог старик Вонг, выйдя через каких-то своих знакомых на человека из ФБР. После чего некто, работавший в архивах лос-анджелесского филиала ФБР, подготовил мне обширную справку, в которой были ответы на мой длинный список вопросов. Пять листов секретных сведений, отпечатанных на пишущей машинке с двух сторон, обошлись мне в тысячу долларов, и еще половину этой суммы я передал моему старому знакомцу, частному детективу Гарри Сингу для старика в качестве благодарности за услугу. На основе полученной информации я подробнейшим образом изучил все статьи по гангстерам в газетах, которые нашел в общественной библиотеке, вылавливая в них подробности и детали дел, описания привычек боссов, после чего делая выписки и пометки для себя. Марки машин, количество охраны, любимые рестораны, привычки и любовницы, как и многое другое, оказались в моем блокноте. Около недели у меня ушло на общий анализ структуры мафиозных семей, после чего, зная обстановку в Лос-Анджелесе от Макса, смог предположить, что в отель в Лас-Вегасе могли вложиться деньгами мафиозные семьи Чикаго или Нью-Йорка. У тех и других были интересы в Лос-Анджелесе, но изучив связи и людей, которые представляли эти два города, пришел к выводу, что это одна из нью-йоркских семей. Об этом говорила ее прямая связь с двумя людьми, которые непосредственно работали в Лос-Анджелесе. Багси Сигел, который был убит наемным убийцей в 1947 году. Именно он был в Лос-Анджелесе представителем от семьи Гамбино из Нью-Йорка в течение десяти лет. В немалой степени благодаря Сигелу мафиозные семьи Нью-Йорка прочно оседлали кинобизнес, подмяв под себя профсоюз киномехаников и заставив крупнейшие кинофирмы Голливуда «Твенти сенчури Фокс», «Парамаунт» платить гангстерам деньги. Вторым таким человеком был Микки Коэн, правая рука Сигела. Именно он остался в Лос-Анджелесе управлять всеми делами после смерти босса. Одновременно со сбором информации через китайцев я искал нужных мне людей, обладавших определенными талантами. Отсеивая одного за другим, постепенно набрал группу из четырех человек, но при этом непосредственного контакта у меня с ними не было, а все указания и распоряжения передавались через посредника, Гарри Синга. Среди этих четырех наемников были снайпер и взрывник. Их умения я тщательно проверил, правда, издалека, наблюдая за ними в бинокль. Даже если кто-то из них попадет в руки мафии, никто не сможет выйти на меня. К тому же у меня и тени сомнений не было, что Ли Вонг, в свою очередь, принял меры безопасности, нанимая боевиков через ряд посредников. За это время Стив нашел по моим заказам нужное мне оружие. Все я испытывал сам, в тире или за городом. Из трех видов гранат выбрал Ф-1, так как она мне показалась наиболее надежной. Много времени я проводил за рулем автомобилей различных марок, но еще больше гонял на мотоцикле. Кстати, в той жизни, я провел немало времени в седле двухколесного друга.
ГЛАВА 12
Когда Макс вечером подъехал к зданию, где снимал помещение, его уже ждали. В ста метрах от офиса, напротив уже закрывшейся туристической конторы, стояла машина, в которой сидели два бандита и Ева Нельсон. Третий бандит прогуливался по улице, недалеко от здания, где расположилось детективное бюро, в ожидании, когда ему подадут знак. После разговора с Максом я через посредника поставил наемников под ружье, так как окончательно отобрал людей только неделю назад. Двое из них, Мак и Дейв, воевали в Европе. Именно оттуда они привезли свои новые специальности – снайпера и взрывника. Остальные двое, два родных брата – техасца, были не просто головорезами, но и отличными стрелками. Все четверо, получив аванс в пятьсот долларов, в ожидании настоящей работы постоянно тренировались. Всем им я нашел место для тренировок. Если техасцы и снайпер проводили время в тире, то Дейву я нашел место для тренировки на кладбище автомобилей. За определенную плату мне удалось получить разрешение взрывать негодные автомобили, чем взрывник и занимался всю последнюю неделю. Мы заняли свои позиции уже через три часа после моего разговора с детективом, а еще через два часа появились гангстеры. Фотографии Ругера и Нельсон наемники получили и теперь знали, кому они должны помочь. Вычислить машину с мафиози не было большой проблемой, после чего стали ждать появления детектива. Теперь мне стало понятно похищение главы юридической фирмы. Сейчас она сидела на заднем сиденье и внимательно смотрела на людей, входящих или проходящих мимо здания, где снимал офис Макс. Возможно, бандиты решили, что она станет свидетелем в очной ставке, на случай, если детектив станет выкручиваться и врать. Макса, несмотря на его желание ринуться в бой, я не собирался полностью посвящать в свои планы. Мы с ним оба понимали, что его излишняя приверженность закону будет только помехой четкости и быстроте их выполнения, а именно на это я и сделал основной акцент в своей операции. Ошеломить врага внезапной атакой, заставить делать ошибки, а затем, улучив момент, ударить в тот самый миг, когда он этого совершенно не ждет. Причем не обязательно было убивать, достаточно лишь заставить босса «потерять лицо», так как для гангстера потеря авторитета даже хуже, чем смерть. Стоило детективу вылезти из машины, как сразу напряглись гангстеры, сидящие в машине, видимо Ева указала на детектива, и уже в следующую секунду раздался короткий, отрывистый гудок, это сидящий на водительском сиденье бандит подавал сигнал своему напарнику, дежурящему на улице. Гангстер, прогуливающийся по улице, оглянувшись на своих напарников, увидел выходящего из машины водителя и его жест рукой, показывающий на идущего к входу здания Макса. Кивнув головой, что понял, он отправился за детективом, а следом за ними быстро зашагал водитель. Сидя на заднем сиденье, я чуть нагнулся вперед и тронул за плечо Гарри Синга, частного детектива, сидящего на водительском месте: – Можно начинать. Тот помигал фарами автомобиля, давая нашим наемникам понять, что операция началась, а уже в следующую секунду из двух припаркованных на противоположной стороне улице автомобилей неторопливо вылезли четверо крепких мужчин. Они сразу разделились: двое из них пошли к машине с Евой Нельсон и охраняющим ее бандитом, двое других направились к зданию, где находился офис детектива. Несмотря на сумерки, на улице было довольно оживленно, поэтому действовать приходилось максимально осторожно. Особо были предупреждены техасцы, которым только дай дорваться до драки или до стрельбы. Гангстер, сидевший на заднем сиденье, рядом с женщиной, оказавшись под прицелом, оказывать сопротивления не стал и вышел из машины. Теперь со стороны казалось, что около автомобиля стоит группа из трех оживленно разговаривающих мужчин. Так продолжалось до того момента, пока из здания не вышел Макс. Подойдя к автомобилю гангстеров, в котором продолжала сидеть Ева Нельсон, он сказал ей несколько слов, после чего женщина вышла, и они вместе направились к машине детектива, а еще спустя пять минут уехали. Мы выждали время, пока окончательно не стемнело, и тогда из здания вышел Дейв. Он подогнал машину к входу здания, после чего они с Маком загрузили в нее одурманенных наркотиками гангстеров. Вскоре две машины наемников уже ехали к окраине северной части города, где в трех километрах от городской черты стояла заброшенная ферма. Мы с Гарри Сингом какое-то время неторопливо ехали за ними, а потом остановились, съехали с дороги и стали ждать. Когда спустя полчаса мимо нас проехали в обратную сторону два автомобиля с наемниками, я высадил детектива и дальше сам повел машину. Пусть моя секретность выглядела смешно, но так у меня больше шансов уцелеть или выиграть время для бегства, если мафия каким-то образом выйдет на мой след. Сейчас передо мной стояла задача в точности узнать, кто именно их послал, а значит, с кем мне вести войну. Я не собирался воевать с армией наемных убийц, а конкретно разобраться с верхушкой одной из нью-йоркских семей. К тому же, если все пойдет и дальше в соответствии с моим планом, то у меня, возможно, будет шанс навести мафию на ложный след. В сарае, где когда-то держали скот, сейчас стояли стулья, к которым были прикручены за руки и за ноги три бандита. Луна то и дело уходила за тучи, и когда я, войдя, закрыл приоткрытую створку ворот, в сарае стало совсем темно. Достал фонарик. Включил. Провел лучом по лицам. Не выдержав резкого света, все трое, закрыв глаза, разразились ругательствами. Я стоял и молча ждал, пока они выговорятся. – Ты не понимаешь, с кем ты связался, урод! Тебя на куски порежут… Так продолжалось несколько минут, пока наконец один из них не спросил: – Вы люди Джека Драгны?! – Рты закрыли и больше ни слова. Говорить будете, когда я спрошу. На меня снова обрушилась лавина ругательств и угроз. Достал пистолет, после чего подсветил фонариком колено сидящего посредине бандита и выстрелил. Дикий вопль раненого сразу оборвал крики гангстеров. На несколько секунд наступила тишина, не считая стонов. – Откуда приехали? Кто послал? Зачем послали? Бандиты продержались недолго и рассказали мне все, что знали. Попутно я узнал от них кое-какие детали жизни их боссов, которые меня особенно интересовали. Мне давно хотелось произнести одну фразу, и теперь у меня появилась такая возможность. – Ничего личного, парни, это просто бизнес, – после чего я несколько раз нажал на спусковой крючок. Выйдя, я сел в машину, доехал до Гарри Синга, после чего пересел на заднее сиденье, и мы поехали в город. Теперь, когда мой план оброс деталями и подробностями, его можно было начинать приводить в действие. Утром мы с Сингом и четверкой наемников вылетели в Нью-Йорк. Летели мы порознь, так как для наемников был арендован частный самолет, в который они погрузили оружие и взрывчатку. Наемники еще до отъезда получили подробные инструкции и фотографии. Для всех были сняты номера в трех отелях и арендованы три автомобиля. Времени на более тщательную подготовку не было, и я решил обойтись заготовленными вариантами, которые дополнил полученной от гангстеров информацией. Устранение главы мафии Винсента Мангано я решил взять на себя. Следующие сутки ушли на поиск и определение мест для засады.Водитель увидел в боковом зеркале приближающийся мотоцикл. Он пренебрежительно относился к двухколесному виду передвижения, считая, что тот годен только для курьерской службы. Как только мотоцикл приблизился, он увидел перекинутую через плечо сумку у сидящего на нем человека, усмехнулся. Так и есть, курьер! Фирменная куртка! Кроме шлема и больших очков, закрывших половину лица, он ничего не успел рассмотреть, так как впереди показался перекресток, зеленый свет светофора несколько раз мигнул, и впереди едущий автомобиль неожиданно резко притормозил, на что водитель негромко выругался и стал притормаживать. Загорелся желтый, а за ним красный фонарь светофора. Поток машин замер. Водитель только начал поворачивать голову в сторону затормозившего рядом мотоциклиста, как вдруг заметил резкое движение его руки, затем что-то мелькнуло перед его лицом, ударилось с металлическим стуком о водительскую баранку, после чего упало на пол. Водитель, ничего не понимая, только проводил взглядом рванувшийся вперед мотоцикл, а в следующее мгновение услышал истошный крик телохранителя Дуга Гранта: «Граната!!» – и тут грянул взрыв. Люди, сидящие в стоящих рядом автомобилях, испуганные взрывом, треском разбитых стекол, скрежетом металла, пробитого осколками, выскакивали из своих машин и бежали как можно дальше. В этот момент дали зеленый свет, и часть машин, стоявших в отдалении от места взрыва, сразу рванулись вперед, чтобы как можно быстрее оказаться от страшного места. Другие автомобили, брошенные хозяевами, перегородили дорогу, создав пробку. Только спустя пятнадцать минут на место происшествия прибыли патрульные машины, но и те не сразу сумели добраться до места происшествия, окруженного брошенными машинами. Добравшись до места происшествия, полицейские только качали головами, рассматривая салон взорванного автомобиля. Несколько десятков свидетелей показали, что сразу после взрыва на красный свет проехал курьер на мотоцикле, резко завернул за угол и исчез из поля зрения. Вот только эти показания не дали ничего следователям. Куртка, шлем, очки. К тому времени, когда объявили розыск мотоциклиста, я уже избавился от курьерской формы и ехал в автобусе, собираясь доехать до следующего места, где запланировал следующее нападение. Здесь я сделал упор на бешеную атаку техасцев. Этим человеком должен был стать Фил Мангано, брат и помощник главы босса. Он был весьма пунктуален, приезжая в ресторан в одно и то же время, поэтому планировать его убийство было намного проще. Техасцы должны были изобразить посетителей, дожидаясь момента, когда объект войдет в сопровождении трех телохранителей и сядет за стол. Только тогда они должны начать стрелять. После чего, воспользовавшись паникой, техасцы должны были выбежать из ресторана и свернуть за угол, где их ждал автомобиль с Дейвом за рулем. Правда, уверенности в том, что все произойдет, как я планировал, не было, уж слишком боевыми были горячие техасские парни. Как я ни торопился, все равно не успел, все уже закончилось. Первым делом я увидел толпу, которая стояла на улице, на противоположной стороне от ресторана. Перед самым входом в ресторан стояли три полицейские машины и шестеро полицейских в форме, которые, разделившись, закрыли этот участок улицы с двух сторон, никого не пропуская. Быстро пробежавшись взглядом по сторонам, неожиданно среди любопытных горожан я увидел взрывника, и мне сразу стало понятно, что братья из ресторана не вышли. Гадать не стал, просто остался стоять, ожидая дальнейшего развития событий. Спустя несколько минут приехали с разрывом в несколько минут две машины «скорой помощи», за ними труповозка и еще одна полицейская машина, но уже с полицейским начальством. Если врачи и санитары с носилками бегом кинулись внутрь ресторана, то начальство прошло в ресторан с явной неохотой и напряженными лицами, так как они считали, что эти убийства подразумевали войну мафиозных кланов. Толпа при виде их примолкла, а затем снова зашумела, когда стали выносить раненых, которых сразу загрузили в машины «скорой помощи», после чего те, взревев сиренами, помчались по улице. Среди них техасцев не было. Еще некоторое время постоял, глядя, как выносят носилки с накрытыми простынями телами, потом ушел. Мне сегодня еще предстояло одно дело. Поздно вечером к воротам одного из особняков подбежал мальчишка. После сегодняшних событий, которые практически обезглавили верхушку мафиозной семьи Мангано, охрана была усилена, поэтому кроме обычного охранника, постоянно дежурившего у ворот, теперь рядом с ним стоял гангстер с дробовиком в руке. При виде паренька оба сразу насторожились, так как буквально час тому назад, перед вступлением на пост, получили строжайшее указание: враг не дремлет – смотреть в оба! Охранник включил фонарик и направил луч на мальчишку. Тот от режущего глаза света заслонил лицо рукой. Оба, сторож и бандит, настороженно уставились на паренька с грязным лицом и такой же грязной кепкой, которая была явно на пару размеров больше, потому что козырек буквально нависал над его глазами. – Дядя! Дядя! Не свети в глаза! – Чего тебе, сучонок, здесь надо?! – неприязненно буркнул гангстер, оглядывая парнишку, одетого в великоватую ему рваную куртку. – Вот! – ответил тот, после чего подойдя вплотную к решетке, протянул сквозь прутья желтый конверт. – Что это?! – невольно спросил охранник, автоматически протягивая руку за письмом. – Письмо. Один дядя просил передать, – заявил мальчишка, передавая конверт. – Какой дядя?! – насторожился бандит, в свою очередь, подходя к решетке. Охранник направил на конверт свет фонарика, видно в поисках адресата, и тем самым невольно привлек взгляд гангстера. Стоило на пару секунд охране отвлечься от стоящего по ту сторону решетки мальчишки, как раздались глухие выстрелы, словно кто-то одну за другой открывал бутылки шампанского. Пуф! Пуф! Пуф! Пуф! Мальчишка внимательно оглядел лежащие за коваными воротами тела. Охранник лежал навзничь. В его мертвых глазах отражался свет луны, а желтый луч фонаря, который он так и не выпустил из руки, расплескался по земле. Бандит оказался более живучим, он хрипел, скребя толстыми пальцами по земле. Паренек укоризненно покачал головой, затем приподнял ствол на уровень головы и нажал на спусковой крючок. Глядя на светящиеся окна трехэтажного особняка, он автоматическим движением открутил глушитель, сунул его в карман, а затем и пистолет исчез под рваной курткой.
Спустя полтора часа я сидел в своем номере и, жадно откусывая куски от пиццы, читал вечерние выпуски газет, выуживая из них нужную мне информацию. Журналисты уже успели объединить убийства двух братьев Мангано в одно целое, и теперь заголовки «Курьер смерти», «Кровавая месть» и прочие подобные названия заполнили первые листы всех крупных газет. Мне хватило пролистать пару газет, дальше уже можно было не читать. «Свою задачу я выполнил. Теперь надо дождаться, как отреагирует их родственник, будущий босс мафии, на мое письмо. Судя по скудной информации, этот ничем не примечательный молодой человек вряд ли поймет, кто грохнул его родственников, но, по крайней мере, должен понять, что ему только что расчистили путь к трону. Хм. С другой стороны – родственные чувства. Что ж, посмотрим, какая чаша весов перетянет».
В это самое время, как немного затих шум в особняке, поднятый после найденных у ворот двух трупов, приехал будущий глава семьи. Джино Риккардо действительно имел реальные шансы им стать, так как был ближайшим родственником Винсента Мангано. Ничем особенным он себя не проявил, хотя и занимал определенный чин в иерархии семьи. Его власть распространялась на два городских квартала. Рэкет, наркотики, проституция. До этого дня у него даже в мыслях не было бороться за власть в семье, и вот вдруг неожиданно она сама свалилась ему в руки. Перед своим приездом ему три часа пришлось просидеть на срочно созванном совещании мафиозных семейств Нью-Йорка, отвечая на самые различные вопросы. Никто из присутствующих не скрывал своей растерянности, слишком быстрым и смертельным оказался нанесенный неведомым врагом удар. Это признавали все присутствующие, при этом думая про себя, что каждый из них может стать следующей целью. Вот только кто этот враг, осмелившийся поднять руку на всемогущую мафию? Несмотря на подозрительность по отношению друг к другу, главы мафиозных семейств не могли понять причинуэтих убийств, так как между покойником и ими никаких взаимных трений и разборок по серьезным вопросам не было, а значит, ни у кого не было причин убирать соперника. В конце концов, ничего не решив, боссы решили сначала собрать больше сведений, а уже потом снова собраться, но при этом будущему боссу посоветовали как можно быстрее разобраться со всеми последними делами, которые вел Винсент Мангано. Всю обратную дорогу Джино Риккардо пытался понять, что же произошло на самом деле, но только стоило переступить порог дома, как ему сообщили о двух трупах у ворот и найденном при них письме. Ему хотелось прямо сейчас открыть конверт, но он сдержал первый порыв и прошел в свой кабинет. Вместе с ним вошли в кабинет два его доверенных человека и Энцо Мареччо, который был кем-то вроде секретаря и архивариуса при покойном боссе. Джино с большим трудом сейчас удерживал себя в руках. Ведь, возможно, этот конверт содержит ответ, где искать убийц своих родственников. Сев в кресло, он вскрыл конверт и развернул чуть дрожащими пальцами сложенный вдвое лист бумаги. Пробежал глазами короткий текст, состоящий из двух фраз, один раз, затем второй и третий. Вот только раз от разу он не становился яснее. Эти две фразы, отпечатанные на пишущей машинке, просто не давали ему каких-либо внятных разъяснений. – «У тебя, Джино, прямо сейчас есть выбор: жить или умереть. Прими правильное решение», – в четвертый раз, уже вслух, произнес кандидат в боссы. – Дьявол! Как это понять?! Эй, Энцо! Бывший секретарь прекрасно понимал, что с утверждением нового босса ему придется уйти с теплого места, и сейчас он думал о том, кому может предложить свои услуги. Именно поэтому, в отличие от двух возбужденных и нервных помощников Джино, он выглядел относительно спокойным. Как только его позвали, он повернул голову и вопросительно посмотрел на Риккардо. – Что у нас по последним делам дяди?! У нас были с кем-то проблемы в последнее время?! – Убийство Микки Коэна, потеря полутора миллионов и отеля в Лас-Вегасе, – сухо доложил Энцо. В его голосе не было ни намека на какую-либо эмоцию. – Ты хочешь сказать, что все это дело рук старого пердуна Джека Драгны?! – На днях Винсент послал в Лос-Анджелес трех человек. Прошло три дня. От них до сих пор нет известий, – голос Мареччо прозвучал сухо и равнодушно. Наследник не смог сдержаться и бросил на Энцо злой взгляд. Он знал, что секретарь его дяди-покойника не верит в него как в босса, и это при том, что сам Джино прекрасно понимал, пока он не найдет убийц своих родных, ему не встать на верхнюю ступень власти. Эти мысли заставили его руки сжаться в кулаки, автоматически сминая листок бумаги. «Убью! Раздавлю! Вы у меня, ублюдки, еще пожалеете, что родились на свет!» Спустя пару минут, когда ярость схлынула, Риккардо стал думать о том, как найти своих врагов. Неожиданно его мысли свернули в сторону угрозы. Враги доказали, что они не шутят. Девять человек из их семьи были убиты за один день. Хотя… – В полиции выяснили, кто были убийцы Фила Мангано?! Ответом было молчание. – Дуг, – обратился наследник к одному из своих людей, – завтра узнай все про них у копов. – Сделаю, Джино. – Ты, Майк, поедешь в Лас-Вегас. Все, что есть по этому делу, возьми у Энцо. К Драгне пока не суйся. Как что раскопаешь, сразу звони. Все. Можете идти.
В своих предположениях я исходил из того, что если Джино Риккардо не послушает моего доброго совета, то первым делом его люди засветятся в Лас-Вегасе. Лейтенант Маккензи обещал нам присмотреть за Евой Нельсон, да и частный детектив, приглядывающий за Бергманом, получил новые инструкции и деньги. Если от кого-то из них будет звонок, то это может означать только одно – война продолжается. Вот только я ошибся в своих предположениях, так как первым делом гангстеры появились в Лос-Анджелесе, но работать тонко они, похоже, не умели, поэтому слежку за собой Макс обнаружил почти сразу. Опыт работы полицейским в течение семнадцати лет так просто не пропьешь. Он, конечно, не я, с моей паранойей и излишней настороженностью, но последний месяц спокойным не назовешь, так что поневоле будешь настороже. Так как он не был посвящен в мои планы, поэтому о том, что произошло в Нью-Йорке, знал только из газет. На эту тему мы с ним просто не говорили. Он не хотел участвовать в моих, по его мнению, противоправных действиях, и мы решили просто обойти этот вопрос молчанием. Спустя пару дней, теперь я ему звонил утром и вечером, он мне сказал, что заметил за собой слежку. Вычислить место жительства людей, отслеживающих детектива, мне не составило труда, так как бандиты оказались довольно самоуверенны, а значит, не особенно скрывались. Мне хватило суток, чтобы узнать, что трое парней поселились в пригороде, в частном доме, а еще двое бандитов остановились в отеле. Макс напряг свои связи в полиции, и спустя сутки мы уже знали, что все пятеро имеют непосредственное отношение к Джино Риккардо. «Ладно, Джино, это твой выбор, – подумал я, после того как отправил Гарри Синга вместе с Маком в Нью-Йорк. Они должны были определиться с местом для работы снайпера. Взрывник остался в Лос-Анджелесе. У него было свое, особое, задание. Я же занялся охраной детектива. Убивать приезжих гангстеров не имело никакого смысла, так как на их место пришлют других бандитов, а вот с их помощью перевести стрелки на Джека Драгну, босса лос-анджелесской мафии, было бы неплохо. План у меня был, вот только он казался мне несколько сложным, и я подумал, что в разговоре с Максом, возможно, мне удастся устранить его некоторые шероховатости, для этого я приехал к нему домой. Он, так же как и я, снимал квартиру в большом доме. Конечно, можно было просто прийти к нему, но я решил подстраховаться и пришел к детективу с «отцом». Джим с радостью согласился сыграть эту роль. После того, как я их познакомил, Джим, чтобы нам не мешать, пошел в другую комнату и сел у приемника со стаканом виски, налитым щедрой рукой детектива. – Пить будешь? – поинтересовался у меня детектив. – Если только сок, – усмехнулся я. Он налил мне стакан апельсинового сока, себе в стакан плеснул немного виски. – Какие новости у тебя, Макс, кроме приезда бандитов из Большого Яблока? – поинтересовался я у хозяина квартиры. Тот неожиданно для меня вдруг заулыбался: – Хочешь расскажу, какое несчастье случилось вчера с Джеком Драгной? – Очень хочу! Рассказывай! – поторопил я детектива. – Джека обнесли на десяток фунтов отборного героина и на сумму сто тысяч долларов. Правда, здорово?! Каким-то образом о сделке между оптовыми поставщиками наркотиков и людьми Джека Драгны узнали какие-то люди и напали на них. В придорожном отеле, где проходила сделка, нашли семь трупов. Правда, полиция приехала, когда убийц и след простыл. Как тебе новость? Услышав ее, я сразу понял, что мне надо сделать, и тут же в уме подкорректировал свою операцию по устранению угрозы. Теперь она выглядела простой и в то же время намного более эффективной, чем мой старый план. Теперь на моем лице расплылась довольная улыбка: – Отлично! Макс, ты только что поднял наши ставки до максимума! Детектив при виде улыбки на моем лице, наоборот, нахмурился. – Что-то мне не нравится твое довольное лицо. Ну давай, рассказывай, что ты там еще задумал? – Ничего особенного, просто хочу, чтобы про нас забыли навсегда, а для этого нужно, чтобы бандиты схлестнулись между собой. – Как ты себе это представляешь? – настороженно поинтересовался бывший коп. – Макс, ты мне ничего не хочешь сказать о своей работе в специальной полицейской группе? – я сделал паузу. – Не смотри на меня так. Если ты не забыл, я не мальчишка, у меня есть определенный опыт в подобных делах, поэтому мне хватило твоих нескольких случайно оброненных фраз, чтобы построить логическую цепочку, а уже та привела к разгадке. – Да ну? – Макс придал своему лицу удивленное выражение. – Я проговорился? Ну-ка, ну-ка, поделись, что ты сам себе придумал? – Помнишь, как ты спросил, запомнил ли я кого-нибудь из техников в лицо, и при этом упомянул про специальный отряд полиции. Именно с этого момента ты попал под подозрение. Потом было несколько раз, когда мы не могли встретиться, и ты объяснял это тем, что друзья из полиции попросили тебя помочь по старой дружбе. А тот случай, когда ты наотрез отказался мне помогать в засаде на дороге на аэродром, а потом вдруг неожиданно передумал? Ты ведь тогда посоветовался со своими парням, и те дали добро на убийство Микки Коэна. А твоя осведомленность? Как только что-то случается в городе, ты уже в курсе дела! И еще. Перебирая подшивки газет, я наткнулся на несколько непонятных криминальных разборок, случившихся в городе. В них писалось, что какие-то неизвестные люди разгромили несколько нелегальных игровых притонов и сожгли пару-тройку тайных букмекерских контор. Газеты списали их на бандитские разборки. Я бы понял, что это случилось, если бы был жив Микки Коэн. Так нет, все это произошло после смерти Микки, когда босс мафии Лос-Анджелеса уже наложил лапу на бизнес покойника. Странно, правда? Насколько я могу понять, это работа твоих парней из специальной группы. Если так, то они, похоже, не размениваются на слова, предпочитая работать кулаком и пистолетом. Совсем как я. Макс все это время смотрел на меня с какой-то почтительной серьезностью, потом покачал головой и сказал: – Тебе бы в полиции работать с твоей наблюдательностью. Я ехидно улыбнулся. Говори-говори, а правда все равно за мной. – Ладно-ладно. Чего уж там! Парни предложили мне сразу войти в специальный отряд, только он начал создаваться. Они знали мое отношение к бандитам, кроме того, у меня осталась сеть информаторов, да и кулаками махать еще не разучился. Еще меня подкупило в отряде то, что нам дали такие большие полномочия, о которых раньше мечтать не приходилось. Неофициально группа получила название «охотники на гангстеров». Название это не совсем верно, так как перед нами стояла и другая, не менее важная, задача – выявлять продажных полицейских, замеченных в связях с мафией. Все шло как надо, пока не появился ты, такой странный паренек. Честно говоря, я не знал, что о тебе думать, но при этом сообщил о тебе старшему нашего отряда, и он предложил мне присматривать за тобой, но после того, как мы открылись друг другу, я… как тебе сказать, стал считать тебя неофициальным членом нашей группы. – Значит, ты рассказал о нашей засаде на Коэна своим тайным полицейским, потом вы все обдумали, помозговали и решили дать добро на ее проведение. Так? Макс согласно кивнул головой. – Теперь у меня к тебе вопрос: почему у меня деньги не отобрали? Ведь вы, как истинные бойцы по борьбе с преступностью, должны были конфисковать украденное гангстерами, чтобы вернуть все государству. Макс усмехнулся: – Мои парни ничего не знали о деньгах. Да-да. Не смотри на меня так. Я им ничего не сказал. Для них Микки Коэн просто летел по своим делам в Лас-Вегас. – Теперь все стало понятно, а я-то голову ломал. Ваше начальство, не столь щепетильное, как честный парень Макс Ругер… Детектив зло сверкнул глазами: – Хватит дурацких шуток! Наша цель – очистка города от бандитов всех мастей, а не набивание карманов начальства! Я не горжусь этим! Да, коррупция в полиции процветает… – Макс, я все понял, – перебил я его. – Успокойся, и давай лучше продолжим наш разговор. Хорошо? – Хорошо, – сердито буркнул он. – Что ты предлагаешь? – Помнишь, мы взяли наркотики у Джерри Быка? Ведь я их так и не уничтожил. Да не напрягайся ты так, я не собирался ими торговать, а просто припрятал на всякий случай. Теперь смотри. Эти наркотики вдруг неожиданно оказываются в доме, который сняли под жилье парни из Нью-Йорка, и об этом, чисто случайно, узнает Джек Драгна. Ему же могут намекнуть, что это те наглые бандиты, которые убили его людей и забрали его товар. Что он сделает? Правильно. Он сейчас в бешенстве, поэтому долго не будет разбираться, а просто пошлет туда своих головорезов, чтобы показать всем, кто в этом доме хозяин. Понятно, что там словами не обойдется и бандиты возьмутся за пушки. Как ты думаешь, полиция… – Что ты мне как ребенку объясняешь?! Вот только все, что ты сейчас предлагаешь – это противозаконно. Ты это хоть понимаешь?! – Значит, послать нас на смерть – это законно? Ведь в перестрелке с бандитами Коэна нас могли пристрелить в два счета! Или твои тайные полицейские прятались где-то рядом, чтобы в последний момент нам помочь?! Нет? Тогда я скажу так: у твоих парней довольно гибкая совесть! А ты так не думаешь?! Я ожидал, что детектив разразится очередной гневной тирадой, но к моему удивлению, Макс отвел глаза и промолчал. Видно было, что он тоже не совсем одобрял методы работы специального отряда. – Ладно, забыли об этом. По-моему, здесь тебе не о чем волноваться. Что тут такого? Бандиты, как обычно, немного постреляют друг в друга, а спустя несколько минут на месте происшествия появится полиция, потом твоему специальному отряду начальство плюсик поставит за своевременные сведения. Продолжу… Так вот, приедут копы, задержат кучу вооруженных бандитов и обнаружат крупную партию наркотиков в доме. Кстати, могу дать бесплатный совет. Пусть бравые полицейские пригласят с собой двух-трех журналистов, которые будут вести репортажи прямо с поля боя. Как тебе это? Как я и думал, Максу понравился мой план. Нахмуренное лицо детектива разгладилось. – Неплохо придумано. Слушаю дальше. – Раз тебе понравилось, продолжу. Когда про задержание гангстеров во всех красках напишут в газетах, а продажные полицейские сольют засекреченные сведения местным бандитам, Джек Драгна неожиданно узнает, что у этих парней из Нью-Йорка нашли большое количество наркотиков и много денег. Его подозрения окончательно подтвердятся. Как ты думаешь: о чем он сразу подумает? – Что его сделку сорвали наглые парни из Нью-Йорка, после чего он быстро узнает, из чьей семьи эти люди, позвонит и обвинит их главу в краже, требуя вернуть то, что они украли. Как тут нашему Джино Риккардо выкрутиться? Глаза у детектива загорелись. Было видно, что ему все же нравится задуманная мною операция. – Ему там трудно придется, но потом, когда снимет с себя это обвинение, сразу пошлет бандитов в Лос-Анджелес, чтобы узнать, кто его подставил. Ты понимаешь, что это значит? – спросил я детектива. – Нетрудно догадаться. Джино пошлет своего доверенного человека к Драгне, чтобы договориться с ним о сотрудничестве, а с ним приедет группа наемных убийц. – Правильно! Только нам такого развития событий совсем не надо, потому что те могут начать стрелять, не разбираясь. Именно поэтому тебе, Макс Ругер, придется напрячься и узнать, когда они приедут. Это очень важно. Ты мне можешь в этом помочь? – Майкл, что ты, черт тебя бери, задумал?! – Хочу немного пошутить над парнем по имени Джино Риккардо. – До этого я тебе ничего не говорил по этому поводу, Майкл! Но всему есть предел! Твои шутки, парень, и так всех в Нью-Йорке на уши поставили! И мафию, и полицию! Я сколько раз… – Макс, ты сам прекрасно понимаешь, что нам надо довести это дело до конца. Думаю, это будет в последний раз. И еще. Мне бы очень хотелось, чтобы об этом никто не узнал. Никто! Детектив тяжело посмотрел на меня, вздохнул, но по нему было видно, что он смирился с моим планом. Он, как и я, прекрасно понимал, что останавливаться нам на полпути нельзя. – Никто. Обещаю. – Очень хорошо. Теперь к делу. Может, к тебе приставить пару человек? На всякий случай. – Не надо. Знаешь, мне уже, честно говоря, все это стало надоедать. Одни следят, другие охраняют. Пока с тобой не встретился, у меня жизнь была намного спокойней, даже в то время когда работал в полиции. – Она у тебя такой будет, когда выйдешь на пенсию. Кстати, как там Ева Нельсон поживает? Мой простой вопрос неожиданно смутил Макса, или мне это показалась. Что за черт?.. – Все у нее нормально. Не волнуйся. Он ответил как бы равнодушным тоном, но я видел, что это не так. – Да я и не волнуюсь. Спросил ради приличия. Так что решил по поводу моего плана? – Прямо сейчас и буду звонить. – Мне подождать? – Я быстро. Иди пока, посиди с Джимом. Спустя полчаса мы с «отцом» вышли из дома. Машина бандитов все еще стояла. По дороге подвыпивший Джим не переставал хвастаться свадебным путешествием, рассказывая, как они красиво отдыхали на теплоходе, не забывая при этом меня благодарить за такой роскошный подарок. Честно говоря, мне все это быстро надоело, и я был рад, когда мы с ним расстались. Аренда жилья в одном доме с Джимом скоро заканчивалась, но уже сейчас я здесь редко ночевал, так как снял для себя новую квартиру.
Спустя два дня в спокойном пригороде Лос-Анджелеса, где проживал средний класс, неожиданно произошла перестрелка между двумя бандитскими группировками. Как утверждали жители близлежащих домов, в ход пошли не только пистолеты, но и дробовики. На этот раз полиция поразила город своей оперативностью, прибыв на место происшествия уже спустя пять минут после того, как раздался первый выстрел. Не успели гангстеры сменить обоймы, как дом был окружен тремя десятками полицейских, которые с ходу предложили им сдаться. Растерявшиеся бандиты, при виде превосходящих сил противника, предпочли сложить оружие. К тому же все это произошло на глазах почти десятка приглашенных журналистов, что не могло не отразиться в похвалах об оперативности работы полиции в вечерних выпусках газет. После ареста гангстеров в доме произвели обыск, во время которого обнаружили большое количество наркотиков, оружие и деньги. Так написали газеты, но при этом никаких конкретных цифр озвучено не было, но даже этого хватило, чтобы у Джека Драгны создалось впечатление, что именно эти бандиты его ограбили. Никто не сомневался, что босс лос-анджелесской мафии, услышав об этом, потеряет голову и выскажет нью-йоркской мафии все, что о них думает, поэтому я вечером вылетел в Нью-Йорк для завершения операции. К сожалению, мне не были известно, что происходит на самом деле, потому что мог только исходить из собранной информации и надеяться, что логика вкупе с анализом меня не подвели. На самом деле, после двух разговоров по телефону на повышенных тонах между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом было достигнуто временное перемирие, но при этом каждый из боссов остался при своем мнении. Джино Риккардо теперь твердо уверился, что криминальный босс Лос-Анджелеса хочет прикрыть свою расправу над Микки Коэном и похищение полутора миллионов долларов. К тому же вернувшиеся два человека, живших в гостинице, заявили, что о наркотиках не имеют ни малейшего понятия. Их слова только подтвердили подозрения босса нью-йоркской мафии, вот только сделать какие-то свои выводы из сложившейся ситуации он не успел, так как вечером того же дня, когда состоялся второй разговор, Джино вдруг неожиданно узнал, что машина Джека Драгны взлетела на воздух вместе с шофером. Сам босс лос-анджелесской мафии, в этот момент подходивший к своему автомобилю в окружении трех телохранителей, был ранен и контужен. Помимо шофера погиб один из охранников, шедший впереди. Узнав эту новость, Риккардо не мог усидеть в кресле, вскочил и заметался по кабинету. Что делать?! К кому посылать убийц?! Кто стоит за всем этим? Джек Драгна?! Он был почти в этом уверен, но теперь он понял, что его кто-то специально подставляет. «Если не Драгна, то кто?! Еще это письмо! Кто эта сволочь?!» Сколько раз он пытался понять, что происходит, думая о неведомом враге чуть ли не каждую минуту. Из-за этого он не мог ни нормально есть, ни спать. Ночные кошмары не отпускали его ночью, а днем его мучил страх. Только это был не просто страх смерти, а страх от собственного бессилия. Он не понимал, кто его враг и откуда последует его следующий удар. Неожиданно зазвонил телефон, стоящий на его столе. Этот номер знали только доверенные люди, а также боссы остальных семейств. Он с ненавистью посмотрел на аппарат. Неужели этот проклятый невидимка нанес еще один удар?! Или звонит старый придурок Драгна, чтобы снова высказать ему свои претензии?! Риккардо поднял трубку. – Джино, ты слышал новости из Лос-Анджелеса? – раздался голос босса клана Луккезе. – Да. Хотя еще не знаю подробности, – ему очень пришлось постараться, чтобы его голос прозвучал ровно и спокойно. – Драгна в больнице. Погибли два его человека. Нам не нужны проблемы. Ты это понимаешь? – Понимаю. Поверьте мне, я стараюсь… – Мой совет: постарайся решить свою проблему как можно быстрее. Это в твоих интересах, Джино… – И на том конце провода повесили трубку. Риккардо уже был на грани срыва, с трудом сдерживая себя. С ним только что разговаривали, как с сопливым мальчишкой. – «В твоих интересах!..» Он учит меня! Ему очень хотелось выплеснуть на кого-то свою злобу и страх, но при этом Джино не мог показать свои чувства подчиненным, так как могли пойти слухи, что он при малейшей опасности впадает в истерику, а это первый шаг к потере авторитета. Нет, это ему сейчас совсем не нужно. Его взгляд остановился на баре. «Вот что мне нужно», – подумал Джино, подходя к бару. Спустя полчаса он был пьян. Страх ушел, но дикая злоба, наоборот, выросла в несколько раз. Пусть только этот невидимка появится, он сам порвет его голыми руками! – Убью тварь!! На крюк за ребра подвешу!! Сам на куски резать буду!! А то, что останется, скормлю псам!! У него и раньше были приступы бешенства, но при людях Риккардо старался держать себя в руках, вот только сейчас в кабинете он был один. Одним движением он скинул на пол бумаги, папки, подставку для ручек и карандашей. Несколько раз ударил кулаками по столешнице. Ему хотелось дико кричать и стрелять, стрелять и еще много раз стрелять в своих врагов. Их надо убивать!! Одурманенный алкоголем, он окончательно потерял над собой контроль, выхватил из ящика стола пистолет и подбежал к окну. С минуту возился с задвижками, мешал пистолет, но, наконец, ему удалось распахнуть окно. Он никуда не целился, просто выбросил руку вперед и несколько раз нажал на спусковой крючок. В этот самый миг стрелок, расположившийся на крыше дома, расположенного в двухстах метрах от цели, поймал в оптический прицел голову человека, стоящего у окна, чуть напрягся, мысленно сравнивая фото с лицом. «Он!» Затаил дыхание и, как только перекрестье прицела совместилось с его переносицей, плавно нажал на спусковой крючок. Одновременно с ударившей в плечо отдачей изображение смазалось, а когда вернулось – человек, стоящий в проеме окна, уже падал. Снайпер, неторопливо скрутил глушитель, потом вместе с винтовкой спустился по лестнице на землю, затем, подойдя к машине, стоящей во дворе особняка, положил оружие в длинную подарочную коробку, украшенную большим бантом. Засовывая коробку на заднее сиденье, он с усмешкой подумал: «Ну и фантазия у заказчика. Подарок для покойника». Открыл ворота, потом выехал, вылез из машины и закрыл ворота. Стрелок был доволен, что уезжает из этого дома, так как за полторы недели непрерывного сидения тот успел ему изрядно надоесть. Выехав на улицу, он поехал в сторону особняка Риккардо, но, не доезжая до него, остановил машину, вылез и прогулочным шагом пошел к станции метро, чтобы доехать до вокзала. Пройдя два квартала, снайпер снял тонкие кожаные перчатки и выбросил в мусорный контейнер. У наемника было отменное настроение. В кармане у него лежал билет на поезд до Лос-Анджелеса, где его ждали пять тысяч долларов – награда за удачный выстрел. После смерти Джино Риккардо мафия Нью-Йорка выказала свое недовольство мафии Лос-Анджелеса, но никаких решительных мер принимать не стала, так как главы четырех семейств сами до конца не верили, что все эти убийства дело рук трусливого Джека Драгны. Боссы криминального мира Нью-Йорка какое-то время ломали головы над тем, кто мог так быстро и жестоко расправиться с верхушкой одной из пяти мафиозных семей, пока не появились невнятные сведения о специальном отряде полиции, сформированном в Лос-Анджелесе для уничтожения гангстеров. Спустя какое-то время, когда эти сведения подтвердились, криминальные боссы решили окончательно забыть об этом деле.
Спустя три дня я немного покрутился по городу, автоматически проверяясь, и только тогда, найдя уличный телефон, позвонил. – Здравствуй, Изабель. Свадьба скоро? – Здравствуй, Майкл. Какая свадьба? У меня еще и жениха нет. Вот если… Неожиданно звонкий девичий голос сменился мужским баритоном: – Хорошо, что ты позвонил, Майкл. Мне тут звонили из Лас-Вегаса. Руди Бергман собирается продавать один из своих земельных участков. – А мы здесь при чем? – удивленно поинтересовался я. – У мисс Нельсон, похоже, неприятности, – дополнил свою новость Макс, но при этом яснее мне не стало. – Может, ты мне все-таки объяснишь, в чем дело?! – Бергман поручил ей продать земельный участок. Она нашла покупателя, вот только тот в последний момент неожиданно отказался, а на нее теперь давят какие-то бандиты. – И после этого ты хочешь сказать, что ты к ней абсолютно равнодушен? – Давай на этот раз обойдемся без твоих шуточек. Женщина попала в беду, и мы должны ей помочь. – Для этого есть полиция. Мы здесь при чем?! Напряги своего лейтенанта! – Хорошо, объясню тебе снова. Наш Бергман продержался четыре месяца и… сорвался. Завел роман с какой-то красоткой, которая тянет у него из кармана баксы не хуже, чем пылесос собирает пыль. Сейчас ему срочно понадобились деньги для того, чтобы закончить строительство нашего отеля. Так вот… – Стоп! С этого момента поподробнее. По графику строительства здание отеля должно быть сдано через две недели. Он что, совсем идиот?! Он что, не понимает, что может вообще лишиться отеля! Погоди! А где Вилли Дуглас?! – Ты меня не дослушал. Я уже позвонил Маккензи насчет девочки Бергмана. Он узнает все про нее, а заодно и насчет Дугласа, так как с детективом вообще ничего не понятно, ведь он должен был позвонить нам самым первым. Думаю, что нам надо туда ехать и разбираться на месте. – Надо, значит, поедем. Лас-Вегас встретил нас своим вечным шумным и ярким весельем. На этот раз мы приехали в город раздельно, на этом я настоял. Деньги в Америке решают всё, поэтому я спокойно поселился в отеле, несмотря на свой возраст. Моя дверь была напротив двери номера Макса. Разложив вещи и приняв душ, оделся и вышел из номера. С десяток секунд изучал коридор и только тогда, когда никого не было, подошел к номеру детектива и постучал. Макс открыл дверь. Как оказалось, он уже успел позвонить Маккензи, но того, как обычно, на месте не было, и тогда Макс позвонил Еве. Глава юридической фирмы находилась на работе и была готова встретиться с детективом в любое время. Посовещавшись, мы решили, что сначала нам все же надо поговорить с Маккензи, и детектив снова стал названивать своему приятелю, я тем временем вышел во вторую комнату и стал смотреть в окно, по своей старой привычке изучая окружающую обстановку. Чисто автоматически, чтобы не поколебать занавески, отодвинул лишь их край и стал смотреть на улицу. Оценил обстановку как нейтральную, но при этом отметил автомобиль, стоящий на противоположной стороне улицы. Рядом с ним стоял мужчина и, судя по всему, разговаривал либо с водителем машины, либо с пассажиром. Все бы ничего, только время от времени он как бы случайно проводил взглядом по улице, но при этом его глаза на какую-то секунду останавливались на окнах номера Ругера. Я вошел в комнату, где по телефону все еще разговаривал Макс. Увидев меня, он торопливо попрощался и спросил: – Что-то случилось?! – За тобой следят. Впрочем, я могу и ошибаться. – Только не ты. Дай-ка сам посмотрю, – он подошел к окну, осторожно выглянул, потом повернул голову ко мне. – Машина стоит, только людей в ней уже нет. – Идут к тебе. Если не возражаешь, я послушаю. – Куда от тебя денешься, – детектив усмехнулся, но я чувствовал, как он напрягся. Через несколько минут в дверь постучали. Детектив подошел, открыл. Я сунул руку в карман, пальцы коснулись рукояти карманного кольта. – Здравствуйте. Разрешите нам войти? – Здравствуйте, господа. Чем обязан? – У нас к вам деловое предложение, мистер Ругер. – Так сразу с порога и деловое предложение? Интересно. Проходите. Хотя я находился в другой комнате и не мог видеть незваных гостей, зато все хорошо слышал. – Садитесь, господа, – послышался голос Макса, когда гости прошли в гостиную. – Так что вас привело ко мне? – Разрешите представиться: Джордж Маклинн. Представляю юридическую контору «Маклинн и сыновья». Нахожусь здесь как юридическое лицо, представляющее интересы мистера Ван-Дайка. – Николас Ван-Дайк. Я пришел, чтобы сделать вам одно выгодное предложение. Вы готовы меня выслушать? – голос говорившего был резкий, с нотками надменности и высокомерия. Такой оттенок голоса свойствен очень удачливым людям, у которых со временем неимоверно вырастает самомнение и чуть ли не в геометрической прогрессии раздувается уверенность в том, что они ни делают, это всегда выгодно, а значит, правильно. – Вы уже знаете, как меня зовут, поэтому представляться нет смысла. Говорите, я слушаю вас, мистер Ван-Дайк. – Мы узнали, что мистер Бергман решил продать земельный участок и хотим его приобрести. Он решил оформить сделку через юридическую фирму Евы Нельсон, и когда мы попытались договориться с ней, она заупрямилась, хотя ей были предложены хорошие деньги. Еще мы узнали, что вы, мистер Ругер, партнер Бергмана, а значит, у вас есть возможность повлиять на него. – Очень хотелось бы знать: откуда вам стало это известно? – голос Макса был спокойный, но такое спокойствие бывает перед грозой. – Это коммерческая тайна, мистер Ругер. Мы предлагаем вам двадцать тысяч долларов за то, что вы склоните мистера Бергмана к согласию о продаже нам земельного участка. – Почему вы не хотите поговорить с ним сами? – Мы конкуренты с мистером Бергманом в строительном бизнесе. Надеюсь, вы поняли, что я хотел этим сказать? – Думаю, понял. Теперь мне осталось узнать мнение мисс Евы Нельсон и Руди Бергмана, после чего мы вернемся к этому вопросу. – Нам очень нежелательно, чтобы вы общались с мистером Бергманом. У нас с ним есть определенные разногласия в одном вопросе, отсюда и взаимная неприязнь. Думаю, вы поймете все правильно, мистер Ругер, к тому же двадцать тысяч долларов на дороге не валяются. А с мисс Нельсон, пожалуйста, поговорите. Думаю, она вам объяснит истинную суть положения вещей. – Даже так? – делано удивился Макс. – Хорошо. Так и сделаю. – Мне бы очень хотелось надеяться на наше сотрудничество, мистер Ругер. Очень. После чего последовало вежливое прощание. Как только за непрошеными гостями закрылась дверь, я вышел из спальни. – Очень… Это что, угроза? – Похоже. Поедем к Еве? – Позвони сначала Маккензи. Может, он нам хоть что-то прояснит? На этот раз лейтенант оказался на месте. Узнав, кто звонит, он так заорал в трубку, что даже я, находясь в нескольких метрах от телефона, спокойно мог услышать: – Макс!! Дружище!! Как знал, что сегодня напьюсь!! Где встречаемся?!! – Здорово, дружище! Судя по голосу, ты здоров и трезв. Не волнуйся, мы это скоро исправим, но до этого мне хотелось бы кое-что прояснить сразу, пока ты не сбежал с работы. Что по девочке, которая спит с Бергманом? И по Вилли Дугласу? Я развалился в кресле и приготовился ждать, что скажет Макс, так как лейтенант «выключил громкую связь». Когда детектив положил трубку, он повернулся ко мне: – Любовница Ругера не местная проститутка, поэтому у здешней полиции на нее ничего нет. А Дугласа, похоже, перекупили. Думаю, что все это подстроил Ван-Дайк. Я договорился встретиться с Маккензи через три часа в том же ресторане, где были в прошлый раз. Пойдешь? – Нет. Сейчас едем к мисс Нельсон? – Поехали.
Мисс Нельсон никак не могла понять, почему мистер Ругер таскает с собой своего племянника. Мальчишка явно не вписывался в нужную тему разговора с мужчиной, который ей нравился, но при этом она охотно поделилась своими соображениями, а также переживаниями из-за порученной ей сделки по земельному участку. Как выяснилось из ее слов, земельный участок был местом судебных разбирательств и юридических исков еще восемь месяцев назад, но тогда дело выиграл Руди Бергман. Теперь он опять залез в долги, и перед ним стал выбор: либо он срывает сроки строительства и попадает на большой штраф, либо быстро продает земельный участок. Так как, по словам мисс Нельсон, он почему-то считал Макса Ругера бандитом и именно поэтому не стал с ним вести переговоры о новом займе, а стал искать деньги на стороне. Так как эта история все же касалась нас, пусть даже вскользь, она решила позвонить Максу, к тому же на нее пытались надавить с помощью местных бандитов, как и еще на одного покупателя земельного участка, который давал за него хорошие деньги, но его запугали подкупленные Ван-Дайком бандиты. Спустя два дня, с помощью лейтенанта, мы уже знали все о двух головорезах, нанятых конкурентом Бергмана, при этом Маккензи, который теперь частично находился в курсе наших дел, намекнул Ругеру, что за небольшую денежку может существенно помочь в решении этой проблемы. – Что будем делать? – спросил у меня детектив, предварительно рассказав о предложении своего приятеля из полиции. – Есть три варианта. Самим навестить Ван-Дайка, нанять кого-нибудь для этой работы или заплатить твоему приятелю за услугу. Кстати, сколько он просит? – Семь тысяч. – Хм. У твоего приятеля хороший аппетит. Что мы будем иметь за эти деньги? Макса даже перекосило от моего вопроса, так ему была неприятна эта тема. Бывший полицейский от души ненавидел своих продажных коллег, а теперь ему самому предложил помочь коррумпированный полицейский. Да не просто помочь сведениями или покрыть какое-то мелкое нарушение закона, а предоставить услуги бандитов, работающих в одной связке с полицией. «Думается мне, что если бы на месте Евы была другая женщина, ты бы предоставил решение этого вопроса официальной полиции», – подумал я, глядя на мучившегося сомнениями детектива. – Вывезут в пустыню троих, привезут одного. Понять, что он сказал, было несложно: «Вернется Ван-Дайк с трудовыми мозолями на руках после рытья парочки могил, при этом очень сильно благодарный нам за то, что разрешили ему жить дальше». – Макс, ты пойми, по-любому эту ситуацию не разрешим. Если ты прислушаешься к своему разуму, а не к своей совести, ты поймешь, что это правильно. Ван-Дайк уже перешел грань! И по справедливости, его самого надо закопать в пустыне, а не этих бандитов. Детектив резко махнул рукой, типа заткнись, затем встал и подошел к бару. Налил себе полстакана виски и одним махом выпил. Постоял минуту, потом снова налил, но уже на треть. Сделал глоток и вернулся со стаканом, снова сев в кресло. «Говорить с ним нет смысла. Пусть сам решает», – подумал я, решив оставить все на усмотрение детектива. – Пойду, прогуляюсь. На следующий день, рано утром, Макс уехал, поэтому я не знал, какое тот принял решение, а встретились мы с ним уже ближе к вечеру. Мне даже без слов уже было понятно, что детективу пришлось переступить через себя, так как вид у него был, мягко сказать, злой и нервный. – Я решил вопрос! – сказал, как отрезал, детектив, но при этом сразу отвел глаза. – Маккензи? – уточнил я. – Да. Сейчас еду в юридическую фирму. Поедешь со мной? – Зачем? – Как хочешь! – резко бросил он мне, после чего развернулся и ушел. Я смотрел ему вслед и, честно говоря, не понимал, как бывший полицейский, который вершил закон с помощью кулаков и пистолета, может быть таким щепетильным. Когда он вернулся, я не знаю, но когда утром мы встретились, Макс протянул мне пачку банкнот. – Это еще что такое? – поинтересовался я. – Ева… Мисс Нельсон благополучно завершила сделку с продажей земельного участка, после чего покупатель решил выказать ей свою благодарность. Она посчитала, что без нашей помощи не справилась бы с этой задачей, и решила отдать нам эти десять тысяч. – Конечно-конечно. Храбрый рыцарь на белом коне прискакал на помощь прекрасной даме, а так как та была женщиной современной, то вместо надушенного платка со своим вензелем, дала ему за услугу деньги. В глазах детектива зажглись злые огоньки. Было видно, что ему очень хотелось кинуть пачку денег, которые до сих пор держал в руке, мне в лицо, но он сдержался. – Знаешь, Майкл, мне иногда очень хочется разбить твою наглую морду в кровь. Да так, чтобы брызги во все стороны летели! – Дяденька, разве ты не знаешь, что маленьких обижать – это большой грех, – произнес я детским писклявым голосом, при этом скорчив плаксивую физиономию. Макс с минуту крепился, но когда я изобразил, что вытираю слезы руками, не выдержал и засмеялся во весь голос.
Я позвонил в дверь, хотя у меня был ключ. Дверь распахнулась настежь, и у меня на шее повисла Таня. Она с такой силой прижалась ко мне, что я ощутил все изгибы и выпуклости ее тела, и у меня штанах сразу стало тесно. Жаркие объятия, несколько поцелуев, потом она отходит на пару шагов и распахивает свой халатик. – Смотри, что я купила?! Правда, красиво?! – в ее голосе столько откровенного, почти детского, кокетства, что я очередной раз удивился ее милой непосредственности. – Сногсшибательно! – заявляю я, а сам смотрю на ее полуобнаженное тело так, что щечки девушки начинает заливать румянец. Тут она сразу быстро запахивает халатик и уже спокойно говорит: – Я по тебе скучала, Майкл. Почему ты постоянно исчезаешь и мне ничего не говоришь? Теперь в ее голосе чувствуется обида. Не наигранная, настоящая. – И тебе привет, девочка. Я тоже по тебе скучал, но был очень сильно занят. Знаешь, я сегодня не просто так пришел, а с большим-большим подарком. Девушка невольно сделала шаг вперед, при этом бросив на меня вопросительный взгляд, дескать, где этот большой подарок? – У тебя есть какое-нибудь большое желание? – Есть, – девушка неожиданно смутилась. – Хочу родителей увидеть. Сестру с братиком. Ее желание, честно говоря, оказалось для меня несколько неожиданным, но вполне понятным для молоденькой девушки, не видевшей полгода свою семью. – Так в чем дело? Денег я дам. Купишь подарки, билет и вперед! – А ты? Воспроизведя в уме сцену, когда она представляет своим родителям кавалера пятнадцати лет от роду, я не выдержал и рассмеялся во весь голос. Девушка обиженно надула губы. «Какая же ты все-таки девчонка, Танюшка».
Эпилог
В блестящий и грешный Лас-Вегас – так писали о городе газеты – я приехал вместе с Максом Ругером, который, как официальный партнер мистера Бергмана, был приглашен для предварительного осмотра отеля, решения ряда вопросов по поводу назначения руководящего персонала, а также для обсуждения церемонии открытия. Судя по предварительной информации, уже сейчас номера нового отеля были забронированы на полтора месяца вперед, и все потому, что в свое время я не пожалел денег на рекламу. Моя рекламная брошюрка обещала постояльцам в день открытия громадное шоу с выступлением известных артистов, праздничный фейерверк и бесплатное шампанское. К неравнодушным и удивленным взглядам взрослых на подобных совещаниях мне было не привыкать… Я научился изображать скучающего мальчишку, а вот, что действительно удивило многих, так это назначение Макса Ругера на должность начальника безопасности отеля. Целых два дня ушло на непрерывные совещания и согласования. На третий день, когда все было утверждено и подписано, все присутствующие лица были приглашены на официальный обед, с которого мы с Максом быстро ушли. Детектив, уже не скрывая своих отношений с Евой Нельсон, созвонился с ней и уехал, а я остался, предоставленный самому себе. Какое-то время гулял по городу, изредка заходя в казино, потом вернулся в отель. Я стоял на балконе третьего этажа отеля «Фламинго» и смотрел вниз, на залитую огнями улицу, а над головой светила полная луна в окружении миллионов звезд, заливая землю белым светом. Внизу, подо мной, была ярко раскрашенная городская ночь, полная разноцветной рекламы, света, льющегося из окон отелей, ресторанов и казино, горевших фар проезжающих автомобилей и маленьких огоньков на концах сигарет и сигар. Вместе с льющимся со всех сторон светом до меня доносился шум моторов, человеческие голоса, музыка, смех, но они совершенно не мешали думать о странном повороте в моей судьбе. Как-то так сложилось у меня, что ни в старой, ни в начале новой жизни просто не хватало времени, чтобы можно было спокойно подумать о том, как построить свое будущее. В прошлой жизни я следовал приказам, а здесь мне чуть ли не с первых секунд пришлось, в полном смысле этого слова, выживать, а это не то состояние души, которое способствует спокойному течению мысли. То ли сегодняшний вечер был какой-то особенный, то ли так совпали звезды, но сегодня я нашел время, чтобы подвести итоги тому времени, что провел в Америке. Первым моим достижением можно считать то, что я выжил и закрепился как в новой жизни, так и в новом для меня времени. Вторым своим успехом с полной уверенностью можно считать партнерство с Руди Бергманом. Никогда не думал, что стану совладельцем отеля-казино. «Если рассудить, то все очень просто получилось. Сначала здесь прочитал статью в газете, после чего на память пришла брошюрка, которую случайно прочитал в той жизни, остановившись на ночь в американском отеле. Как там было написано? А! “Условно историю развития казино в Вегасе можно разделить на три эпохи: 1945–1960 – получение национальной известности; 1961–1988 – золотой век казино; 1989–2012 – известность на мировой арене”. Еще там был описан ряд отелей с современной инфраструктурой. Благодаря своей хорошей памяти именно оттуда я почерпнул те существенные дополнения, которые потом внесли в строительство нашего многофункционального комплекса. Нет, даже не комплекса! Автономного курорта! Точно! Два больших бассейна с вышками, спортивный зал с массажным кабинетом, два ресторана, один из которых имеет специальную площадку для выступления приезжих музыкальных групп. Шикарные номера с телевизорами. Все это, не говоря уже о казино, оборудованное по последнему слову современной техники». Подобные мысли были для меня внове, неожиданно подняв во мне чувство гордости, смешанное судовлетворением. Мне стало чертовски приятно, но минуту моего триумфа неожиданно перебил раздавшийся телефонный звонок. Еще раз скользнув взглядом по залитому светом городу, посмотрел последний раз на темное здание моего отеля, видневшееся в трехстах метрах от меня, и ушел с балкона. Подойдя к столику, взял трубку. Это звонил помощник администратора ресторана, сообщивший, что стол накрыт, а концертная программа вот-вот начнется.Виктор Тюрин Профессионал. Не ради мести
© Виктор Тюрин, 2021 © ООО «Издательство АСТ», 2021* * *
Пролог
Из дверей филиала банка «Wells Fargo» в Майами вышли четыре человека. Первой вышла женщина, Ева Нельсон, владелица юридической конторы в Лас-Вегасе. Светло-коричневое платье с поясом и белой отделкой на карманах и отложном воротником отлично подчеркивало ее высокую грудь и талию. Двухцветная сумочка и такие же туфли коричневых оттенков отлично дополняли ее наряд. Тот, кто очень хорошо ее знал, сразу заметил бы на ее лице плотно сжатые губы, говорившие о том, что она чем-то сильно недовольна и озабочена. Следом за женщиной вышел довольный, это было видно по его лицу, мужчина, в сопровождении телохранителя. Его прекрасно сшитый тропический костюм, белоснежная рубашка с высоким воротником, ручной работы галстук, индивидуального пошива туфли – стоимость всего этого составляла полугодовой заработок рабочего на конвейере автомобильного завода в Детройте. По одежде можно было предположить о нем как о преуспевающем банкире с Уолл-стрит, вот только его загорелое и обветренное лицо явно указывало на то, что он – человек, привыкший больше бывать на свежем воздухе, чем корпеть над бумагами в офисе. Смелый взгляд уверенного в себе мужчины и шляпа «стетсон» довершали облик одного из богатейших людей юга Америки – миллионера Роберта Райана, заработавшего свое громадное состояние на военных контрактах во время Второй мировой войны. Последним из дверей банка вышел я. Пятнадцатилетний подросток, который мало чем отличался от обычного юноши его возраста, если не считать широких, налитых силой плеч, мозолей на костяшках рук и взгляда, который мог меняться в зависимости от сложившейся ситуации. Скучающий взгляд отметил прохожих, парочку клерков с портфелями в руках, полицейского, стоящего на тротуаре. Закончился осмотр двумя машинами, стоящими у тротуара. Интуиция промолчала: опасности не было. Выйдя, все остановились и прищурились. Яркое солнце с непривычки резало глаза, привыкшие за четыре часа к мягкому свету банковских люстр. – Ну что, мисс Нельсон, дело завершено? – повернувшись к женщине, спросил Роберт Райан. Женщина в ответ, мягко улыбнувшись, чуть кивнула головой. – Вот и отлично! Пользуясь случаем, хочу выразить свое восхищение вашей красотой и деловым складом ума. Извините за прямоту, но это редкое сочетание для женщины. К тому же вы еще и заботливая тетя. Племянник вон какой у вас вымахал, с годовалого бычка. Услышав эти слова, я опустил глаза, чтобы скрыть невольную улыбку. Кому как не мне было известно, насколько Ева не любит, когда ее называли «тетей». За время совершения сделки мне пришлось ее несколько раз так называть, поэтому новое напоминание не доставило ей ни малейшего удовольствия. Ева Нельсон никогда бы не достигла своего положения, если бы не умела скрывать свои чувства, именно поэтому на ее лице осталось такое же безмятежное выражение. – У вас и ранчо есть, мистер Райан? – Есть. Нефтью я зарабатываю на жизнь, а ранчо у меня для души. Вы бы только знали, как у нас хорошо! Воздух! Дышишь – и надышаться не можешь! А закаты у нас какие! Клянусь чем хотите, мисс Нельсон, вы таких закатов никогда в жизни не видели! Стоит вам один раз увидеть, и вы уезжать не захотите! Ну как? Принимаете приглашение? – Я бы с радостью, – тут женщина бросила взгляд на меня, – вот только, к сожалению, у меня, как у любой деловой женщины, есть свои дела и обязательства. – Очень-очень жаль. Тогда как вы смотрите на то, чтобы сходить сегодня вечером в ресторан? Любой, на ваш выбор, – при этом миллионер с удовольствием оглядел статную фигуру спутницы. – Извините, мистер Райан, но никак не получится. И поверьте мне, к моему большому сожалению… – при этом Ева подарила обольстительную улыбку техасцу. – Нет так нет. Я пробуду здесь еще четыре дня. Вот моя визитка… – он протянул женщине бумажный квадратик. – В любое время. Днем и ночью. Только позвоните, и я у ваших ног. – Спасибо, – Ева взяла визитку, открыла сумочку и аккуратно ее туда положила. – Только вряд ли мне удастся воспользоваться вашим предложением. Скорее всего, я улечу уже завтра. – Да. Вы мне говорили, что живете в Лас-Вегасе. Кстати, там мне еще не приходилось бывать. Все времени нет. Даже сюда, бросив все, приехал только из-за выставки. Мне было приятно иметь с вами дело, – техасец коснулся пальцами края шляпы. – До свидания, мисс Нельсон. Пока, парень. – До свидания, мистер Райан, – в голосе женщины чувствовалось легкое сожаление. – До свидания, мистер Райан, – как эхо, повторил я вслед за Евой. Миллионер кивнул нам головой в знак прощания и стал быстро спускаться по ступеням в сопровождении телохранителя. Мы вместе с Евой наблюдали, как мужчина легко несет свое жилистое и мускулистое тело, перескакивая со ступени на ступеньку. Вот он сел в машину. Хлопнула дверца за севшим впереди телохранителем, после чего мощный и дорогой автомобиль, оторвавшись от тротуара, плавно влился в поток машин. Ева резко повернулась ко мне: – Откуда он тебя знает?! – Познакомились как-то. Кстати, неплохой парень этот техасец. А?.. Тетя Ева, ты ему явно приглянулась. Глаза женщины недобро сверкнули. – Я тебе не тетя! Понял, Майкл Валентайн! Не зли меня больше! Не хочешь говорить правду, черт с тобой! Встреча с Робертом Райаном, процедура долгой экспертизы бриллианта, длительный расчет наличными – все это заставляло ее волноваться и нервничать. Я это прекрасно понимал, поэтому ничего говорить не стал, только ожег Еву злым взглядом. Женщина на пустом месте заработала кучу денег и еще чем-то недовольна. Да, риск был, так и процент от сделки она получила солидный. Впрочем, одного моего взгляда хватило, чтобы она пришла в чувство. Извиняться не стала, просто приняла вид, который говорил, что она женщина слабая, импульсивная, а это всего лишь нер вы, поэтому такие вспышки мужчины должны просто прощать. – Ты пойми, Майкл, так серьезные дела не делаются. Если клиент легко согласился заплатить… – Понял. Запомню на будущее, – оборвал я ее. – Только еще раз напомню: Максу об этом не стоит знать. – Не надо – значит, не будет знать, – уже легко, без всяких вопросов, согласилась Ева и вдруг счастливо улыбнулась. Только сейчас женщина полностью осознала, что за свое разовое посредничество она получила столько денег, сколько бы не заработала за четыре года. Теперь она другими глазами смотрела на окружающий ее мир. Не выдержав рвущейся из нее радости, она спросила: – Майкл, ты как? – Не понял… – я посмотрел на светившуюся от радости женщину. – Ты же только что заработал кучу денег! Я бы, получив такую сумму, наверно, прыгала, как девчонка, и орала от восторга. Я лукаво усмехнулся: – Хорошая идея, Ева. Стоило ей услышать эти слова, как улыбка женщины стала гаснуть, ведь кому как не ей знать, что собой представляет этот сумасшедший подросток. Так оно и случилось. Неожиданно парень сорвался с места, пройдясь колесом сначала в одну, потом в другую сторону, после чего стал прыгать и махать руками, при этом дико крича. Случайные прохожие, клиенты банка, клерки останавливались и искали глазами нарушителя спокойствия, но стоило каждому из них понять, что это просто дурачится какой-то мальчишка, отворачивались и шли дальше. Исключение составил полицейский, стоявший у подножия широкой лестницы. Крутанув в руке пару раз дубинку, он нахмурился, выразив тем самым свое отношение к нарушению порядка на вверенном ему участке, после чего стал неторопливо подниматься по лестнице, давая время расшалившемуся подростку убраться куда подальше. Ева Нельсон сначала растерялась, глядя на мое представление, потом все же не выдержала и весело рассмеялась. – Все, Майкл, все! Верю, верю, что ты доволен! Пошли отсюда. Перестав прыгать и кричать, я придал своему лицу такое важное и напыщенное выражение, что Еве пришлось прикусить губу, чтобы снова не рассмеяться. Полицейский, удивленный мгновенным преображением подростка, замер на месте, не зная, как на это реагировать. Так он и остался стоять, провожая нас недоуменным взглядом до тех пор, пока мы спускались по лестнице.Глава 1
Утро каждого дня у меня начиналось со специального комплекса упражнений в номере, потом был душ, затем я одевался в соответствии с тем, чем собирался заниматься: тир, частный спортивный зал или бассейн, после чего спускался вниз. На тренировки у меня обычно уходило пять-шесть часов в день. Ближе к обеду я обычно встречался с Максом, если у того не было срочных дел, и тогда мы вместе обедали или просто обменивались новостями. Бывший детектив полностью погрузился в свою работу и с таким усердием осваивал основы новой профессии, перенимая опыт у своего заместителя, настоящего профессионала, что я решил: еще полгода, и он переплюнет своего учителя. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, так как Макс проводил в казино по десять-двенадцать часов в день, не давая спуску ни себе, ни своим подчиненным. Глядя со стороны, как он несет свою службу, я понял, что Макс Ругер своей принципиальностью и жесткостью вряд ли заслужит любовь персонала отеля и казино, а вот уважать и бояться его будут. Сильный и волевой человек, умеющий разбираться в людях, бывший коп сумел сколотить из своих сотрудников за короткое время вполне сплоченную команду. Двух человек он привез с собой из Лос-Анджелеса, остальных ему помог подобрать уже здесь его заместитель, работавший в сфере безопасности более десяти лет. Его взяли по совету лейтенанта Макензи, и пока, насколько я мог видеть, Ругер был им доволен. Макс не только изучал тонкости своего ремесла, но и налаживал дружеские отношения с отделами финансов и персонала, которые находились в ведомстве управляющего отелем Льюиса Стинга, назначенного на эту должность нашим компаньоном. Тот показал себя опытным администратором и неплохим психологом, сумевшим подобрать нужных людей на ключевые посты, вот только как человек он был самым настоящим дерьмом, общаясь по-хамски со своим персоналом. Еще при заключении партнерского договора я отметил этот стандартный пункт. Если владельцев двое, то один из них назначает управляющего, второй – начальника службы безопасности. Управляющий отелем имел больше власти, так как все отделы и службы, за исключением казино, находились под его рукой. Мне удалось бы пробить это место для Макса, вот только тот наотрез отказался от этой должности. Стинг почему-то решил, что он здесь всем управляет, хотя в казино есть свой администратор, он все же попытался влезть в его дела, вот только после столкновения с Максом, пообещавшим сломать ему челюсть в двух местах, быстренько отступил. Вопрос был закрыт, но о нормальных отношениях можно было забыть. Положение надо было исправлять, и я поставил перед собой задачу: со временем убрать этого упыря. Вот только для этого надо было сначала найти такого же профессионала, только без дурных замашек, да и сделать все нужно было аккуратно, чтобы Макс даже не посмотрел в мою сторону, когда все это произойдет. С переездом в Лас-Вегас наши пути с Максом разошлись в разные стороны, чего, впрочем, и следовало ожидать. Был отдельный промежуток времени, когда мы нуждались друг в друге, но теперь Ругер стал жить своей жизнью. Я временно поселился в отеле, а бывший детектив снял квартиру, но насколько мне было известно, жил по большей части у своей возлюбленной Евы Нельсон. Правда, официально сходиться они не торопились, но, судя по довольному виду Макса, им вместе было хорошо. Мне, как человеку, совершенно незнакомому с работой отеля и казино, одно время было интересно наблюдать за функционированием этих заведений как бы изнутри. Я ведь мальчишка, а значит, мне обязательно надо совать везде свой нос. Изображая веселого и добродушного паренька, спустя какое-то время я завел себе кучу друзей из обслуживающего персонала отеля и казино. Правда, люди все же относились ко мне с определенной долей настороженности, так как я считался «племянником» начальника службы безопасности (такова была официальная версия наших с Максом отношений), а значит, старались не откровенничать, говоря со мной только на нейтральные темы. Впрочем, это им не мешало жаловаться друг на друга, изливать свои обиды, а также просить меня выполнить несложные поручения. Когда служащие убедились, что паренек не задирает нос, несмотря на то, что является родственником второго по величине босса в здешней иерархии рангов, то мужчины стали относиться ко мне по-дружески, а женщины, в зависимости от возраста, кто по-матерински, а кто шутливо с примесью кокетства. В последних случаях, так как краснеть у меня не получалось, я застенчиво опускал глаза, что приводило в восторг молоденьких девушек. Наблюдая за жизнью отеля и казино, мне только оставалось радоваться, что все мои нововведения, которые я в свое время предложил, отлично сработали, приводя гостей в восторг. Наш отель на данный момент считался самым комфортабельным отелем Лас-Вегаса. Казино, отличная кухня, телевизоры и кондиционеры в номерах, концертный зал, два бассейна с вышками и баром, парикмахерская и массажный кабинет являли собой замкнутый цикл для гостей, приехавших сюда за удачей и развлечениями. Все это было создано для того, чтобы гостям отеля не хотелось тратить деньги в других заведениях. Когда наступал вечер и гости отеля желали развлекаться, на сцене, предназначенной для выступления звезд эстрады, начинали вращаться зеркальные шары, на которые были направлены с различных сторон цветные прожекторы. Мужчины и женщины, сидящие за столиками, как и танцующие пары, каждый раз были в восторге, когда начиналось радужное шоу. В ресторане, тоже с моей подачи, время от времени стали устраивать ужины, посвященные кухне различных стран мира. Если была турецкая кухня, то официанты носили фески, а в вечерние выступления вставляли музыкальные и танцевальные номера, традиционные для этой страны. Все это вносило новую, живую и оригинальную струю в жизнь гостей отеля, заставляя их крутиться в круге наслаждений. Днем – ресторан, бассейн, телевизор, массажный кабинет, а вечером гостей отеля ждало выступление артистов, изысканный ужин в ресторане, игра в казино. Несмотря на высокие цены, отель был забит полностью. Впрочем, что для миллионера стоимость номера в сто долларов, если за вечер он проигрывал тысячи долларов в казино. Несколько вечеров, ради удовлетворения своего любопытства, я наблюдал за игроками, глядя на их раскрасневшиеся лица и блестящие от азарта глаза. Большинство из них не скрывало своих эмоций, когда выигрывали или проигрывали. Выигрыш здесь отмечался традиционным заказом шампанского, а крупный проигрыш запивался бесплатным виски. Проявления эмоций у людей были самые разные, причем здесь немало зависело от самой игры. По моим наблюдениям, самые шумные и зрелищные столы были там, где играли в кости. Я нередко наблюдал, как игроки, приходя в крайнее волнение при выбрасывании костей, начинали визжать, хлопать в ладоши и кричать в зависимости от удачи. В отличие от них, люди, часами самозабвенно дергающие рычаг игровых автоматов, не видели вокруг себя ничего, кроме быстро вращающихся барабанов, отвлекаясь только на то, чтобы кинуть монеты для продолжения игры. Даже за то короткое время, что я прожил в отеле, мне пришлось столкнуться с нестандартными «развлечениями» богачей. Прошла неделя после открытия отеля, как один богатый тип из Канзаса, много выпив, решил искупать своих подружек в шампанском. Ванны в номере ему показалось мало, и он заказал самую большую ванну в магазине, торгующем сантехническим оборудованием, которую должны были доставить в отель и установить посреди гостиной. Грузчики с ванной, пытавшиеся пройти в отель, сначала были переправлены к черному ходу и оставались там до тех пор, пока миллионер не заплатил отелю две тысячи долларов за установку ванны в его номере, как за дополнительную услугу. После того, как он дал согласие, ванна была доставлена в его номер. О том, как канзасец мыл в шампанском своих подруг, долго ходили легенды среди обслуживающего персонала. Другой миллионер, напившись, заявил, что выкупает один из бассейнов отеля в свое личное пользование на все время своего проживания. Ему сказали: ваше желание – закон, после чего ему было предложено заплатить сто тысяч долларов. Он неожиданно обиделся на предложение и съехал из номера. Были и оригинальные развлечения. Компания богатых молодых людей, в меру упившись, решила устроить соревнование под названием «мамочкино молоко». Своеобразное шоу началось около шести часов вечера, рядом с одним из бассейнов, собрав немало народа. Суть состязания была проста: кто останется стоять на ногах после выпитой бутылки виски. Казалось бы, что тут интересного, вот только само исполнение оказалось довольно оригинальным. Четверо парней полулежали на шезлонгах, запрокинув головы, а над ними стояли девушки с обнаженной грудью, по которым они лили виски прямо в рот «спортсменам». Отсюда и название: «мамочкино молоко». Девушки сами были прилично пьяны, постоянно и беспричинно смеялись, визжали и кричали, что им щекотно. От этих дерганий струйка алкоголя не только попадала в рот, но и растекалась по всему лицу. Стоило виски попасть в глаз одному из парней, как тот завизжал, подскочил и с разгона, расталкивая столпившихся вокруг них зрителей, кинулся в бассейн. Следом за ним под смех и шутки зрителей остальные «спортсмены», а за ними девушки прыгнули в воду. Веселье закончилось, и народ стал медленно расходиться. К этому моменту появился Макс с одним из охранников, который прочитал молодым балбесам короткую лекцию о правилах поведения в общественных местах. Все бы так и закончилось, но кто-то вызвал полицейский патруль, заявив, что в отеле происходит сексуальная оргия при большом скоплении народа. После того, как приехавшие полицейские узнали от Ругера причину вызова, они громко смеялись и жалели, что им не удалось посмотреть на столь необычное шоу. Мои попытки проникнуться местной жизнью, прочувствовать азарт и жгущее сердце желание игрока победить казино провалились с треском, впрочем, это не стало для меня открытием. Здесь не было разыгранной противником смертельно опасной комбинации, не было того чувства риска, от которого закипает в крови адреналин и холодеет под сердцем, – всего того, что мне нередко приходилось испытывать в той жизни. А как тонко начинаешь чувствовать все прелести жизни, когда выходишь победителем над хитроумным противником… Пытаясь хоть как-то заполнить свою жизнь, я решил помочь людям Ругера. За две недели сумел выявить горничную-воровку и бармена, который довольно вольно обращался с запасами спиртного, наливая подвыпившим клиентам дешевый алкоголь, разлитый в бутылки из-под дорогого виски. Сэкономленные таким образом элитные марки виски он отдавал за полцены своему приятелю, работавшему в винном магазине. Когда воры были схвачены за руку на месте преступления, им было предложено на выбор: тюрьма, большой штраф или они становятся личными информаторами Ругера. Нетрудно было догадаться, что они выбрали, так как жители Лас-Вегаса почти на восемьдесят процентов составляли обслуживающий персонал отелей, казино и ресторанов. Зато с вором, которого поймали в казино, начальник службы безопасности поступил намного жестче. Взяли его аккуратно, ведь недаром два приятеля Макса, которые приехали с ним из Лос-Анджелеса, были настоящими профессионалами. Жилистые, подтянутые, с невыразительными лицами, бывшие полицейские, никак не афишируя себя, скользили серыми тенями между гостей, вылавливая жуликов, воров и мошенников, а для прикрытия их работы Ругер нанял несколько массивных качков, которые толкались в зале казино, изображая службу безопасности. Вора привели в комнату охраны, где его ждал Макс с «палачом». В этой должности у Ругера состоял Стив Маккартур, бывший полицейский, которого принял на работу «дядька» по рекомендации своего приятеля-лейтенанта. Судя по некоторым слухам, именно за жестокое обращение с людьми его убрали из полиции. Макс сказал вору пару слов о том, что воровать нехорошо, после чего Маккартур сломал ему один за другим пальцы правой руки, а затем охрана вышвырнула его вон. Делать из этого тайну Ругер не стал, считая, что эта проявленная жестокость должна была стать своеобразным предупреждением всем, кто попробует покуситься на какую-либо собственность отеля-казино или его гостей.Вернувшись в номер после очередной тренировки в тире, я сходил в душ, затем вышел на балкон, сел в легкое кресло, стоявшее в тени, и в очередной раз задумался над тем, как дальше жить. Я сумел выжить в этом, чужом для меня, времени. Теперь у меня были официальные документы на имя Майкла Валентайна, а у Макса Ругера – оформленная по всем правилам бумага на мое опекунство. Эта бумага появилась на свет благодаря связям Ругера в полиции, а также его репутации, но даже в этом случае на взятки ушло две с половиной тысячи долларов. Обо мне, как о человеке из другого времени, знал только Макс Ругер. Частично догадывался о том, кем я являюсь, старый китаец Ли Вонг, возглавляющий филиал триады в Лос-Анджелесе, но у него было свое, мистическое, представление о мальчике, в которого вселился дух воина. Возможно, что он поделился своими мыслями со своим сыном, но судя по тому, что я видел, у Вэя было практическое мышление американца, так что, скорее всего, он посчитал его откровение за стариковские бредни. Еще обо мне знали Ева Нельсон и Стив, друг детства Ругера, но в их глазах я выглядел довольно странным подростком с повадками взрослого мужчины. Все остальные люди, с которыми мне пришлось столкнуться в начале моего появления в этом времени, обо мне ничего не знали, да и связи у меня с ними сейчас были оборваны. На данный момент я являлся владельцем половины акций отеля-казино «Оазис». В банковской ячейке, в Лос-Анджелесе, у меня оставалась приличная сумма наличных денег, так что я, по американским меркам, считался богатым человеком. Вот все это было хорошо для человека другого склада, так как эта «сиропная жизнь» меня абсолютно не устраивала. Я не знал точно даты открытия военных действий, но при этом мне был известен год начала войны в Корее. Самое время искать подходы к военным, а затем заняться поставками военного снаряжения и оружия. Мне также было известно, что в Америке еще нет сети «Макдоналдс», как и нет парка развлечений «Диснейленда». Это тоже были хорошие направления для вложения денег. Но! Мой возраст отметал мое участие в этих и других подобным им проектах. Я был лишь пятнадцатилетним подростком! Кто поверит ему на слово, да и кто будет делать бизнес с мальчишкой?! Даже если выйти на таких людей с помощью Евы Нельсон, как я смогу контролировать больший бизнес? Меня просто обманут, а потом выкинут из дела. К тому же я не разбирался в бухгалтерии, у меня не было экономических знаний, а главное… не было желания всем этим заниматься. Работать по своему профилю? Конечно, можно пойти к дедушке Вонгу, который с радостью примет меня, но мне претила работа наемного убийцы в чистом виде. На данный момент у меня отличное прикрытие и официальный статус, но только стоит мне выйти из-за него, как я окажусь на виду у многих людей, большинству из которых буду казаться легкой добычей. Конечно, это не так, но я человек и в любой момент могу совершить ошибку, которая приведет к трагическим последствиям. Я никому не говорил, что параноик? Так вот теперь знайте: я параноик в квадрате. У меня привычка подозревать всех и вся, автоматически проверяться по пути следования, постоянно оценивая обстановку и возможную степень опасности, исходящую от окружающих меня людей. Например, входя в кафе, я оцениваю сидящих там людей, затем сажусь так, чтобы контролировать вход и большинство посетителей. Для обычного человека это сложно и неудобно, но для подготовленного профессионала является таким естественным действием, как человеческий вдох-выдох. Мне была нужна моя прежняя работа, и пока в ином качестве я себя не видел. Уехать в Россию и там легализоваться под чужим именем? Не пойдет. Ближайшие шесть-семь лет там появляться не стоит. Через три года умрет Сталин, и в России опять начнутся разборки. Подрасти и стать здесь полевым агентом? Вот только для этого надо иметь армейскую подготовку и закончить специальную учебку. Убить столько лет на то, что я и так знаю? Не хочу. «Эх, вернуться бы обратно к той, моей прежней жизни, – подумал я, присовокупив к этому вздох сожаления. – Как было бы хорошо». Посмотрел на часы. Мне пора было идти на встречу с Евой Нельсон, с которой мы уже больше недели не виделись. Отношения у нас с ней были прохладные: не враждовали, но и общаться друг с другом не стремились. Эта встреча была ее инициативой. Насколько я мог судить со слов Макса, вчера утром в ее конторе появился клиент с интересным предложением, после чего Ева передала через него желание со мной встретиться. Ругер сразу ухватился за него, так как прекрасно видел, что мне здесь скучно. Он прекрасно знал, что я представляю собой бомбу замедленного действия, которая может взорваться в любой момент, и ему, конечно, очень этого не хотелось. Переехав в Лас-Вегас, бывший частный детектив, считал, что закончил прошлую главу своей жизни и начал новую. К тому же ему нравилась его нынешняя жизнь и совсем не хотелось никаких перемен. Выйдя из номера, я вызвал лифт. Лифтер, совсем еще молодой парень в красно-черной униформе отеля, зная, что я родственник начальника службы безопасности и у меня свой номер в отеле, сразу подтянулся: – Какой этаж, мистер Валентайн? – Первый, – сказал я равнодушно, а про себя невольно усмехнулся. «Совсем еще зеленый, а значит, пока полон почтения и служебного рвения». В фойе отеля, благодаря кондиционерам, царила легкая прохлада, что позволяло богатым дамам направляться в казино или на концерт приглашенной знаменитости в вечерних нарядах, отороченных мехами. Быстро и привычно огляделся, оценивая обстановку и людей. Два портье, со служебными улыбками на лицах, пытались справиться с вопросами десятка гостей отеля, толпившихся у стойки. На мягких диванчиках сидели люди, которые разговаривали между собой, читали газеты или просматривали рекламные брошюры, курили. В левой части фойе, расположенный как можно дальше от служебной стойки, находился бар. Сегодня там было довольно шумно. Прислушавшись к голосам, понял, что в «Оазис» въехала какая-то большая компания, решившая сразу отметить свой приезд. Почти сразу мою догадку подтвердил донесшийся оттуда, громкий мужской голос, произнесший короткий тост: – За отдых! Направляясь к выходу, я неожиданно почувствовал какое-то легкое беспокойство. Что-то во всей этой картине было неправильно. Но что? Ответ пришел в ту же секунду, стоило мне снова оббежать взглядом фойе. Для этого времени здесь был явный излишек людей. «В честь чего у нас такое столпотворение? – мысленно спросил я сам себя и тут же увидел спешившего куда-то мальчишку – посыльного, моего ровесника, с большим желтым конвертом в руке. – Эй, парень! – окликнул я его. Увидев меня, он замер на секунду, затем с фальшивым почтением на лице и завистью в глазах подошел ко мне. Он прекрасно знал, кто я, но судя по взгляду, считал, что на моем месте мог оказаться и он. Вот только не повезло ему с родителями или звезды не так сложились. – Да, мистер Валентайн? – Откуда здесь столько народа, Дон? – Так сегодня первый день, как в нашем концертном зале выступает Ава Гарднер! В его голосе прозвучали возмущенные нотки. Дескать. вот же тип! Совсем зажрался! Даже не знает, что сегодня выступает известная певица и актриса, обладательница «лица ангела и тела богини», как про нее писали в «Нью-Йорк Таймс»! – Спасибо. Теперь все понятно. Мальчишка побежал по своим делам, а я направился к двери. Большого роста усатый индус – швейцар с хитроумно закрученным тюрбаном на голове – распахнул передо мной дверь. После кондиционированной атмосферы отеля горячий воздух казался вдвойне неприятным, несмотря на то, что было около семи часов вечера. У нас было два швейцара и оба индусы. Васу и Виджай. Один из них, Васу, своим красивым и смуглым лицом, ростом и широкими плечами привлекал взгляды, а может и не только, дамочек бальзаковского и выше возраста. Виджай был чуть поменьше ростом своего коллеги, при этом имел такие же широкие плечи, правда, в отличие от своего напарника, кроме усов имел густую черную бороду, что придавало его лицу разбойничье выражение. «Ему бы кистень в руки и на большую дорогу», – подумал я сразу, стоило мне в первый раз увидеть индийца. С Васу, стоявшим сейчас у двери, мы уже сегодня виделись, поэтому тот только улыбнулся и подмигнул мне в ответ на короткий кивок головой, но стоило ему перевести взгляд на улицу, как улыбка сразу сбежала с его лица. Я сразу проследил за его взглядом. В этот момент длинный лимузин, шурша шинами, остановился у входа. Швейцар кинулся к машине, поспешил открыть заднюю дверцу и помог выбраться пожилой даме в вечернем платье, с ожерельем из натурального жемчуга, и мужчине во фраке. Дама была пьяна, а ее попытки выглядеть трезвой и манерной слегка позабавили меня. Сделав шаг, женщина пошатнулась и, возможно, упала бы, не поддержи ее швейцар, но при этом она громогласно заявила, что не нуждается ни в чьей помощи. Мужчина во фраке с одной стороны и швейцар с другой подхватили даму под руки и почти волоком втащили ее в отель. Не успела машина отъехать, как подъехал другой автомобиль. Такси. Из машины вылезло семейство. Отец, мать и девочка-подросток. За то время, что глава семейства рассчитывался с таксистом, через дверь выбежал бой в красно-черной форме отеля, сбежал по ступенькам. Забрав из открытого багажника два чемодана, он пошел в отель, а вслед за ним двинулась семья, с восторгом глядя на «Оазис». Я довольно ухмыльнулся. Мне понравились их восхищенные взгляды. При этом я шутливо подумал, что это, наверно, во мне просыпается чувство собственника. Стоило мне подойти к краю тротуара, как сразу подъехало такси. Таксисты старались ладить с персоналом отелей, понимая свою выгоду, а также и то, что если на них придет жалоба, здесь они больше не получат заказа. Обо мне водители знали из разговоров со служащими отеля, которые не преминули рассказать о пятнадцатилетнем парне, имеющем свой номер в шикарном отеле, а также дядю – начальника службы безопасности, а это, считай, второй по величине босс в заведениях подобного типа. Только я сел на заднее сиденье автомобиля, как шофер поздоровался со мной, из чего можно было сделать вывод, что он обо мне уже знает. Я назвал ему адрес конторы Евы Нельсон, и мы поехали. Большая часть пути пролегала по Лас-Вегас-стрит, главной улице города, где выстроились отели и казино с фантастическими башнями и куполами, светящиеся неоновым огнем торговые центры, кафе и рестораны, свадебные часовни. Яркая навязчивая реклама, слепящая глаза, уличный шум, рвущаяся из ресторанов и концертных залов музыка, бьющая по ушам, все это не должно отвлекать клиентов казино от игры. Именно поэтому в казино нет ни окон, ни часов. Странно, но об этом я узнал, только оказавшись в этом времени. Здесь можно выиграть тысячи долларов в игровом автомате или мгновенно разбогатеть, раскрутив рулетку или бросив кости, вот только такое бывает очень редко. В отличие от счастливчиков, проигравших игроков здесь намного-намного больше, именно поэтому в этом городе нередко можно встретить табличку, подобную этой, которую я пару дней назад увидел на бензоколонке: «Аспирин и сочувствие – бесплатно». Таксист довез меня до места и сразу поинтересовался, не подождать ли ему здесь? – Спасибо. Нет. Сдачи не надо, – и я вручил ему два доллара, на что он ответил довольной улыбкой. – Удачи, парень, – и шофер кивнул в сторону вывески юридической фирмы. Я улыбнулся в ответ. Мне было известно отношение простых американцев к таким конторам. В своем большинстве они считали, что все юристы – это жулики и мошенники, которые так и стараются вытащить как можно больше денег из своего клиента. Войдя, я сразу оказался в приемной. Секретарша, молодая девушка, стоило ей увидеть меня, улыбнулась: – Хелло, Майкл. – Хелло, Ада. Когда свадьба? – Какая свадьба? У меня и парня нет. – Обижаешь. А я? Такой видный и красивый жених. Секретарша засмеялась: – Иди, жених. Мисс Нельсон тебя уже ждет. Ева для меня существовала в двух ипостасях. Глядя на довольное лицо Макса, когда речь заходила о его подруге, мне сразу становилось понятно, что он нашел в ней то, что искал в женщинах. С другой стороны, мне прекрасно была известна ее жесткая деловая хватка и циничное умение манипулировать клиентом, раскручивая его на деньги. Приятная внешность, хорошая, чуть полноватая, фигура, умение вести беседу на любую тему, а главное, неплохое знание человеческой психологии, являлось отличным подспорьем в ее бизнесе. Вот и пойми: какая она настоящая? В отношении меня она держалась настороженно, но так как была женщиной, а значит, очень любопытна, то не удивительно, что пыталась узнать обо мне как можно больше, сначала у меня, а когда не получилось, у Макса. В отличие от других людей, она, к моему сожалению, знала обо мне намного больше, чем это нужно, вот только благодаря Еве, владелице юридической фирмы, мне удалось остаться в тени, при этом являясь вторым владельцем отеля-казино «Оазис». Было видно невооруженным глазом, что ей непонятны наши отношения с Максом, которые не вписывались в рамку «дядя» – «племянник», не говоря уже о самом поведении этого самого «племянника», поступки и действия которого никак не походили на поведение подростка его возраста. Когда она сошлась с Ругером, то решила поставить на место, как ей показалось, слишком зарвавшегося его племянника, но тот быстро поставил ее на место, жестко и лаконично объяснив ей, куда не надо совать свой любопытный нос. Сначала она обиделась, списала на обычное мальчишеское хамство, а затем пожаловалась Максу, чтобы тот приструнил своего малолетнего родственника, вот только тот довольно неожиданно отреагировал на ее слова: – Не лезь к Майклу, и все будет хорошо. Ева Нельсон умела просчитывать желания, интересы и действия своих клиентов, что немало помогало ей в бизнесе, вот только этот мальчишка был закрыт для нее, к тому же от него веяло опасностью. И чем больше она общалась с ним, тем сильнее это чувствовала. Была еще одна тайна, которую ей очень хотелось открыть. Почему не у Макса, а у этого подростка столько денег? Она осторожно попробовала узнать об этом у своего любовника, но снова наткнулась на жесткий ответ: не задавай лишних вопросов. Именно поэтому ей пришлось ограничиться только тем, что она видела, а вот понять, что она видит, уже была не в силах. За все время нашего общения мы с Евой пришли к негласному соглашению, состоящему из двух пунктов: не надоедать друг другу с какими-либо вопросами, если те не касаются рабочего момента, и перейти на нейтрально-приятельские отношения. – Хелло, Майкл, – женщина улыбнулась. – Хелло, Ева, – ответил я ей встречной улыбкой. – Загорел-то как! Прямо негр! Наверно, все время в бассейне проводишь? Как я тебе завидую! Молодость! Никаких забот! А главное, совсем не думаешь ни о возрасте, ни о весе, который начинает тебя… Впрочем, тебе об этом еще рано думать. – Еще лет двадцать, и я стану как все – взрослым и озабоченным жизнью, – недовольно буркнул я, так как свой возраст считал самой большой помехой в своей нынешней жизни. Ева покачала головой. – По-моему, ты уже сейчас достаточно взрослый. Иногда даже слишком. Женщина взяла паузу в ожидании моей реакции, но, не дождавшись, окинула меня взглядом, но стоило ей увидеть мои руки, как она воскликнула: – Что с твоими кулаками?! Майкл, ты что, дрался? Неожиданно для себя я уловил в ее голосе тревожную нотку. Никогда не проявляла обо мне заботу и даже сторонилась, а тут проявила какое-то непонятное волнение. – Я же боксом занимаюсь. На тренировках и не так приходилось кулаки разбивать. – Зачем тебе этот бокс? Этот жесткий вид спорта только уродует человека. Другое дело теннис или гольф. – Мне нравится бокс. На этом все, – ответил я довольно жестко, дав понять, что не собираюсь обсуждать свои личные предпочтения. – Давай лучше перейдем к сути дела, из-за которого я здесь оказался. Лицо владелицы юридической фирмы уже в следующую секунду стало деловым и серьезным. – Что тебе сказал Макс об этом деле? – Ничего толком не сказал, кроме того, что у Евы есть интересное предложение. – Тогда начну с самого начала. Один бизнесмен, Фрэнк Магон, построил ресторан под названием «LaRue» на выгодном месте, но спустя четыре месяца понял, что неверно оценил ситуацию. Люди, приезжавшие сюда отдыхать, предпочитают получать все удовольствия в одном месте. Да ты и сам это понимаешь. – Понимаю, – согласился я с ней. – Сегодня в «Оазисе» только первый вечер будет выступать Ава Гарднер, а уже сейчас народу – не протолкнешься. – Эй, я тоже хочу ее послушать, – сразу заинтересовалась женщина. – Макс обещал меня сводить. Ты ее уже видел? Она действительно настолько красива? – Еще не видел, но надеюсь, что рекламные плакаты не врут. – Майкл, ты мне скажи, а правда, что скоро в ваш отель приедет Фрэнк Синатра? – Правда. Вот только когда точно – не скажу. – Я его так люблю! Его голос так сексуален! Мне… – но стоило ей наткнуться на мой иронический взгляд, как Ева сразу сменила тон и тему: – Извини, я немного отвлеклась. Так вот, когда Магон понял, что ресторан сам по себе не принесет прибыли, то решил сделать себе игровую лицензию. Не знаю почему, но ему в ней отказали, причем наотрез, после чего он решил продать ресторан, а для этого обратился ко мне. Об этой продаже мало кто знает, но еще день-два и появятся многочисленные желающие купить, причем не ресторан, а именно этот участок земли. Рядом с ним расположен большой торговый центр и самый большой концертный зал Лас-Вегаса. – Предлагаешь построить еще один отель? – Майкл, это даже не смешно. Откуда у меня такие деньги! А вот купить прямо сейчас эту землю, а затем спустя какое-то время перепродать, вполне возможно. Думаю, что на перепродаже можно будет заработать от двадцати до тридцати процентов вложенных денег. – Сколько нужно? – Он хочет за участок и ресторан двести тысяч. Можно, конечно, попробовать сбить цену на пять-десять тысяч… Но я, честно говоря, в этом не уверена, – в его голосе чувствовалось сомнение. – Я не разбираюсь в подобных делах, поэтому мне придется полагаться только на твое знание этого вопроса. У тебя есть возможность проверить этого человека? Женщина в который раз поразилась деловой хватке этого подростка. Взвешенные фразы, спокойный тон и цепкий, внимательный взгляд взрослого, опытного мужчины. Еще в нем была какая-то жесткая уверенность в себе, в своих силах. Она, как женщина, очень хорошо это чувствовала в мужчинах. Если для Макса, взрослого и опытного мужчины, это было естественно, то появление таких чувств в отношении подростка вызвало у нее новый приступ настороженности. – Его уже проверяют, но даже те бумаги и рекомендации, которые он предоставил, вполне внушают доверие. Да, я понимаю, что эта торопливость вызывает подозрение, поэтому сама решила участвовать в этой сделке. Хочу вложить свои личные сорок пять тысяч. Ты не против иметь меня в компаньонах? – Как я могу отказать столь очаровательной женщине. Когда мы сможем получить прибыль? – Тут трудно что-то сказать. Может, через неделю, может, через месяц. Главное, не спешить и дождаться выгодного предложения. И еще… – она задумчиво посмотрела на меня, не решаясь продолжать. – Я скажу тебе кое-что, только ты Максу не говори. Хорошо? – Раз так, то и слышать не хочу. Вы тут друг с другом сами разбирайтесь. – Да я ему уже говорила, а он даже слышать об этом не хочет! – недовольно воскликнула владелица юридической фирмы. – У меня есть еще одно предложение, Майкл. Рядом с рестораном можно построить казино. Земельный участок это позволяет. Думаю, что мне удастся получить игровую лицензию. Как тебе такое предложение? – Ева, ты и так неплохо зарабатываешь. Ты создала себе имя, у тебя есть клиенты и уважение. Зачем тебе еще это ярмо на шею? – Разве непонятно?! За год казино принесет мне столько денег, сколько я не заработаю, сидя на этом стуле, за пять лет! Я даже название ему придумала: «Волшебная лампа Аладдина». В детстве это была моя самая любимая сказка. – Единственное, что мне здесь нравится, то это название, все остальное – нет. – Нет так нет, – сейчас на ее лице было написано откровенное огорчение. – Но покупку ресторана одобряешь? – Купим, но только перед сделкой я хочу предварительно ознакомиться с бумагами, а затем лично присутствовать при заключении договора. – Майкл, ты что, мне не доверяешь? – Отвечать не буду, лучше расскажу анекдот. Стоит мужчина в ванной, стирает свои обосранные трусы и грустно размышляет: никому верить нельзя. Никому. Даже себе. Я же только пукнуть хотел. Несколько секунд она удивленно смотрела на меня, а затем, закинув голову назад, начала весело хохотать, причем явно от всей души. – Ой! Не могу! Ха-ха-ха! Я только… ха-ха-ха! Пукнуть хотел! Ха-ха-ха! Насмешил! Успокоившись, уже серьезно сказала: – Я тебя поняла, Майкл. Приходи завтра, к десяти утра. Придет клиент, с ним мы все и обсудим.
Я вернулся в отель, когда концерт Авы Гарднер уже начался. «Посмотреть на этого ангела одним глазком, или не стоит? – я задумался на пару секунд, а потом решил, что еще успею. – Впереди целая неделя, успею насмотреться». Пройдя к лифтам, поднялся к себе. Войдя в номер, переоделся, вышел на балкон и подумал о том, что сейчас весь народ на концерте или в казино, а значит, в бассейне должно быть свободно. Сказано –сделано. Спустившись вниз, прошел к бассейнам. Фонари, расположенные по периметру, позволили рассмотреть полтора десятка человек, плавающих или лежащих на шезлонгах возле воды. Раздевшись, прыгнул в воду. Пятьдесят раз проплыв двадцатипятиметровую дистанцию, я вылез из воды и сел на бортике, наслаждаясь минутами тишины и спокойствия, которые так редко бывают в большом отеле. Прошло несколько минут, как я заметил идущих от отеля в мою сторону двух мужчин. Пиджаки они держали в руках, рукава их белых рубашек были закатаны, а галстуки торчали из карманов брюк. Судя по слегка качающейся походке, оба были хорошо выпивши. Дойдя до выстроенных в ряд шезлонгов, они сели друг напротив друга, кинув пиджаки рядом. – Как ты, Джеймс? – поинтересовался один из них самочувствием приятеля. – Все отлично, дружище. За исключением одного. – Чего? – Наш отпуск кончается через два дня. – Брось, Майкл. Когда отъезжать будем, тогда и будем грустить. – Тоже верно. – Кстати, сегодня читал в газете, что через неделю в Майами открывается выставка-продажа драгоценных камней и ювелирных изделий. Страховые акулы со всей страны туда обязательно сплывутся. Представляешь, какие сделки там будут проворачивать! Не то что мы с тобой! – Ты это правильно сказал, дружище: акулы. В точку попал. А почему?! – Почему? – поинтересовался его приятель. – Потому что мы с тобой знаешь кто? – продолжать нагнетать интерес его собеседник. – Кто? – Кильки! По сравнению с ними мы кильки! – Килька Майкл Смитсон и килька Джеймс Болларди! Ха-ха-ха! – пьяно и заливисто засмеялся один из мужчин, как я уже понял, страховой агент. – Ха-ха-ха! – подхватил смех его приятель. – Мы, кильки, слишком мелко плаваем! Ха-ха-ха! Стоило мне услышать пьяный разговор служащих страховой компании, как сразу пришел на память желтый бриллиант, хранящийся в банке Лос-Анджелеса, после чего я сразу решил, что еду в Майами. «Чем не причина? К тому же меня здесь ничего не держит. Барбара и та вчера уехала. Решу вопрос с рестораном, и в путь».
Глава 2
Вокруг отеля собралась громадная толпа, глядя на красавиц в причудливых нарядах, актеров, переодетых в костюмы зверей и сказочных животных, и большой оркестр, который играл марши один за другим. У входа вместе со швейцаром стояла пара охранников. Чуть дальше, на углу отеля, стояла патрульная машина, с двумя одетыми в форму копами. Сейчас оба полицейских, вместо того, чтобы стоять на страже порядка, с таким жадным вниманием разглядывали полураздетых красоток, что только слюни не роняли. Все ждали, когда из парадной двери выйдут несколько человек, затем один из них, заместитель мэра, скажет несколько приветственных слов, после чего начнется парад, который станет началом торжественного открытия отеля-казино «Оазис». Я только что подошел и, сейчас стоя в толпе, не знал, что мне делать. Дело в том, что я собирался приехать на полчаса раньше, чтобы спокойно проскочить в отель до того момента, когда соберется толпа, но на тренировке забыл про время – и вот вам результат: забитая народом улица. Конечно, можно было пройти через центральный вход, но мешала вбитая в меня привычка из той жизни, согласно которой я должен был как можно меньше привлекать к себе внимание. Идти через черный ход, это значило, что мне придется пройти окружным путем, но для начала мне нужно было выбраться из толпы. Только я начал разворачиваться, как меня толкнула в плечо какая-то девчонка, при этом было нагло заявлено: – Ты чего толкаешься, противный мальчишка! Резко развернулся на голос, желая высказать все, что я думаю, тупой дуре, которой почему-то взбрело в голову, что ее толкнули. Вот только несоответствие внешности и содержания этой подруги заставило меня промолчать и попытаться разобраться в этом феномене. «Фигурка девочки. Одета как школьница. Хм. Молодая женщина, а одета, как девчонка. Все ясно. А личико симпатичное. И грудки ничего так. Наливные яблочки». – Извини, девочка. Честное слово, не хотел тебя обидеть. А где твои родители? Как они могли бросить такую маленькую беззащитную девочку! Кругом грубые мужики, которые так и норовят залезть маленьким девочкам под юбку. – К мужчинам ты не относишься, так что тебя это не касается. Тебе мама, похоже, только-только бросила вытирать сопливый носик. – Будешь меня обижать, маме пожалуюсь, – и я скорчил обиженную физиономию. Она уже более внимательно посмотрела на меня, затем открыла рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент заиграла бравурная музыка. Толпа зашевелилась, девушки, участвующие в параде, начали выстраиваться в колонны. «Школьница» мгновенно встрепенулась: – Черт! Сейчас парад начнется! Из-за тебя, малолетнего сосунка… У меня давно не было женщины, к тому же мне нравилась роль, которую она довольно искусно играла, да и за словом в карман не лезла, поэтому я решил продолжить наше знакомство. Посмотрел на часы. – Не волнуйся, девочка. Парад начнется еще… минут через пятнадцать. Сейчас из центрального входа выйдут толстые дядьки и скажут пару коротких речей. У нас с тобой еще есть время, – при этом я оценивающе посмотрел на высоко торчащую грудь «школьницы». – Слюни подбери, малыш. Я не для… – Так ты хочешь увидеть сегодняшний праздник? Увидеть парад? Побывать на концерте? Попить шампанское? Решай живее, потому что я сейчас уйду. Мои резкие слова и уверенный тон сбили ее с толку, заставив изумленно вытаращиться на странного подростка. Дело в том, что она не могла понять: шутит он или говорит серьезно? Она считала, что знала о мужчинах все… вот только до этого момента. Странный подросток. Неожиданное предложение. Она просто растерялась. – На концерте? Я… Да. Хочу. – Тогда пошли быстрее. Иначе они начнут без нас. – Куда идти? – девушка была в растерянности. – Погоди. Парад же… Я не стал отвечать, просто схватил ее за руку и потащил за собой. В отель мы проникли с черного хода. Отельный детектив, Нильс Баррет, скользнув по нам глазами, усмехнулся, затем сделал вид, что не заметил. Лифтер, в свою очередь, при виде нас сделал серьезное лицо, но при этом глаза его смеялись. – Мистер Валентайн, пятый этаж? – даже зная меня, он спросил, потому что этого требовали правила отеля. – Да. Насчет парада я говорил ей правду, так как балкон – терраса моего номера, выходил на улицу, на место проведения парада. Девушка оказалась умненькой, так как всю дорогу молчала, только делала круглые глаза, пытаясь понять, что происходит и почему их никто не останавливает. Когда я буквально втащил ее в свой номер, она резко остановилась, изумленно обводя взглядом богатую обстановку. – Ух ты! И телевизор есть! А это что? – Кондиционер. В ответ она кивнула головой, но было видно, что не знает значения этого слова. – Ты здесь живешь? – Папа! Мама! Я жену привел! Выходите познакомиться! – неожиданно закричал я. Девушка невольно сделала пару шагов назад к двери, бросая испуганные взгляды в сторону двери, ведущей в спальню. Глядя на ее растерянное лицо, я просто не смог удержаться от смеха. – Ха-ха-ха! Ты бы… видела себя! Ха-ха-ха! Она только сейчас поняла, что ее разыграли. Разозленная девушка бросилась на меня, замахнувшись сумочкой. Увернувшись, я схватил ее за талию, резко прижал к себе и впился в ее губы. Она на мгновение замерла, потом стала яростно вырываться, отталкивая меня руками. – Дурак! Ты просто сумасшедший! Сейчас же отпусти меня! Стоило мне ее отпустить, как она отскочила от меня, тяжело дыша и глядя на меня злыми и удивленными глазами. – Что ты на меня так смотришь?! Да ты просто сексуальная маньячка! Вон как набросилась на меня, маленького мальчика! – продолжил я издеваться над ней. – Я?! Ах ты, маленький паршивый мерзавец! Я тебя!.. – сейчас ее глаза метали молнии. Этот свиненок нагло издевается над ней. Ничего не получится! Она и не таких обламывала! Я почувствовал, что наступил момент, когда разъяренная девушка сейчас может сказать такое, что поломает наши отношения в самом начале, поэтому решил резко сменить тему. – Ой! А как же парад?! Он вот-вот начнется! Или ты уже не хочешь смотреть?! – Ах ты!.. – но мой вопрос сбил ее с тона, пригасив гнев. – Парад?! Да! Конечно, хочу! – Пошли на балкон. Только мы успели выйти, как внизу оркестр выдал очередной бравурный марш, который, правда, сразу оборвался, после чего мы увидели вышедших из отеля людей. Трое из них мне были известны: мой компаньон, управляющий отелем и мой друг-приятель Макс Ругер. Помимо них было еще три человека. Представители ассоциации отелей и администрации города. Первым толкнул короткую речь заместитель мэра. Он коротко рассказал собравшемуся народу, как хорошо, что в их славном городе появился такой красивый, современный и вообще самый замечательный отель в мире. За ним выступил мой компаньон, который заверил толпу, что их всегда ждут в этом отеле. За это время девушки в экзотических костюмах выстроились в колонну, по обеим сторонам которой расположились клоуны и артисты, одетые в костюмы мультипликационных и сказочных героев. Впереди колонны выстроились, образовав четкий квадрат, музыканты. «Вот же скука», – с этой мыслью я развернулся, подошел к стоящему в углу легкому плетеному креслу, сел и принялся детально изучать фигурку девушки. «Проститутка. Лет… Гм. Где-то за двадцать. „Школьница”. А что? Вполне может быть интересно». Пока я так размышлял, девушка жадно смотрела вниз, где уже начало раскручиваться яркое, цветастое представление. Спустя пять минут, не отрывая взгляда от уходящей колонны, она вдруг сказала: – Может, хватить пялиться на мою попку? – Она мне более интересна, чем та толпа клоунов и размалеванных девок, на которых ты так восхищенно таращишься. – Так ведь красиво! Смотри! Смотри! Там кот Том с мышонком из мультфильма! Они гоняются друг за другом! Вон великан шагает! Клоун сам себе подножку подставил и упал! Ха-ха-ха! В ее голосе было столько радости и детского восторга, что я даже на секунду усомнился в ее возрасте. Наконец, она повернулась ко мне. – Ты же мальчишка! Тебе что, это совсем не интересно? – Мальчишки не любят то, что нравится девчонкам, но при этом мальчишки очень любят самих девчонок. Она ничего не ответила на мое по-детски оформленное, но при этом практически доказанное, жизненное наблюдение, глядя на меня. – Странный и богатый мальчик, живущий один в шикарном номере, – при этом она внимательно и цепко вглядывалась в меня. – Хотя насчет мальчика могу и ошибаться. Глаза у тебя… Хм. Взгляд, оценивающий и внимательный, как у битого жизнью мужчины. Да и разговариваешь ты не как мальчишка, а как взрослый. Вот только лицо… Нет. Меня не обмануть. Тебе пятнадцать… или шестнадцать лет. Никак не больше. Вот только руки грубые, мозолистые. Настоящие мужские руки. Даже не знаю, что и сказать, кроме одного: таких, как ты, мальчиков-мужчин, мне еще не доводилось встречать. – И не встретишь. Я чудо-мальчик. Вундеркинд, – сейчас в моих словах проскочила усмешка, которая касалась только меня. – Знаешь такое слово? Девушка чуть ли не покровительственно усмехнулась: – Представь себе, знаю. Меня так называл один немецкий господин. Чудесное дитя. После этих слов девушка заинтересовала меня еще больше. – Не ожидал. Зовут меня Майкл. А тебя? – Меня? – молодая женщина усмехнулась и задумалась на мгновение. – Барбара. Я простая девушка. – Сколько тебе? Двадцать один? Двадцать три? – Тебе мама разве не говорила, что спрашивать у девушек… – Не говорила. У меня вообще не было мамы, а только противная, злая мачеха. Я бедный, несчастный сирота. Голодное детство. Деревянные игрушки. Не хочешь пожалеть меня? – Ну да, ну да, – девушка усмехнулась, принимая мою игру. – Конечно. Откуда мне это знать, я ведь росла, как принцесса, во дворце. Ни в чем мне не было отказа. Еду подавали только на золоте и серебре. Вот только ты почему-то живешь в шикарном номере отеля, а я… Впрочем, это неважно. – Что ты торгуешь своим телом, я понял на второй минуте нашего знакомства, так что можешь по этому поводу не волноваться. Так сколько ты берешь за сутки? Девушка закусила губу и, растерянно глядя на меня, задумалась. На вид это был просто наглый подросток, играющий во взрослого мужчину, вот только ее женское начало видело в нем сильного и уверенного в себе мужчину. В ее жизни вполне хватало опасности, поэтому она умела быстро оценивать любую ситуацию, но при этом привыкла верить своей интуиции. Решившись, она сказала: – Только не сутки. Мне завтра работать… – Разберемся. – А на концерт мы пойдем? Или ты это просто сказал, чтобы затащить меня в постель?У двадцатитрехлетней девушки было много имен и прозвищ. Имена себе старалась подобрать, как она считала, звучные и несложные. Барбара. Кристина. Анели. А вот прозвищ у нее было намного больше, чем имен. Малышка. Ангелочек. Маленькая принцесса. Фея. Проказница. Несмотря на возраст, она по-прежнему выглядела шестнадцати-семнадцатилетней девчонкой. Сохранить девичий вид ей помогал маленький рост – чуть больше пяти футов, и тонкая кость. У нее были большие зеленые глаза и каштановые волосы, к тому же для ее роста у нее было великолепно пропорциональное тело с красивыми коническими грудями, тонкой талией и широкими бедрами. Как-то разоткровенничавшись, она мне рассказала, что торговать своим телом начала с четырнадцати лет, при этом не испытывая терзаний и душевных мук по поводу своей старинной профессии, так как ее мать была проституткой. Просто работа. Вот только, в отличие от большинства других проституток, она имела мечту и все делала для того, чтобы воплотить ее в жизнь. Она копила деньги, чтобы в тридцать лет уйти из грязного бизнеса и обосноваться где-нибудь в пригороде большого города, купив кафе или мотель, затем найти себе мужчину, стать матерью и женой. Первые пять лет она использовала свои внешние данные в полной мере, отдаваясь богатым старичкам и старухам, любителям детской плоти. Она не употребляла наркотики, почти не пила алкоголь и не злоупотребляла косметикой, а когда позволяло время, посещала спортивные залы, стараясь поддерживать фигуру. За эти годы, как я смог понять, она сумела неплохо заработать, тем более что работала сама на себя. Последние годы играть роль невинной девочки становилось все сложнее. Возраст, да и сама работа оставляли на лице и на теле свои знаки, несмотря на все ухищрения молодой женщины. Жизненный путь привел ее в Лас-Вегас. Сначала она работала с одним сутенером, а потом ушла под руку к Мамаше Кро, пообещавшей ей более выгодные условия. Несмотря на обычную работу, у нее были свои, особые, клиенты. Это были пожилые мужчины, с животами и лысинами, частенько заходившие в заведение Мамаши Кро, чтобы поиграть в игру «папа и непослушная дочка». Несмотря на свою профессию, Барбара оказалась довольно умной и живой собеседницей, имела чувство юмора и живой язычок, интересовалась кино и театром, так что мы с ней неплохо поладили. Ходить в бордель мне мешал возраст, поэтому пришлось снимать номера в различных мотелях, которых было с избытком в окрестностях Лас-Вегаса. По этой же причине я не приводил ее в отель. Даже одного случая хватило для того, чтобы обо мне заговорил персонал отеля, а «дядя» прилюдно, чтобы показать, что у него нет любимчиков, прочитал мне лекцию о недостойном поведении. Мы встречались с Барбарой уже около трех недель, как она вдруг пригласила меня к себе домой. Так она решила компенсировать мне следующую неделю, в течение которой будет занята с особым клиентом. Оказалось, что два раза в год ее арендует у Мамаши Кро один очень пожилой мужчина, который не способен на постельные игры, зато очень любит одевать и раздевать свою маленькую девочку, причем в специально сшитые наряды, которые он каждый раз забирает с собой. В конце по сложившейся традиции он ведет ее по магазинам, где она выбирает себе подарки. Уезжая от нее, я спросил: – Когда увидимся в следующий раз? – В следующую субботу. Приезжай ко мне домой к часам шести… Нет, лучше к половине седьмого. Так вернее. Я тебя жду, мой милый мальчик, – девушка пылко поцеловала меня. – Все. Иди. В субботу, вернувшись с тренировки в спортивном зале, я двадцать минут провел в душе, переоделся, потом спустился вниз, в ресторан. Со вкусом пообедав, отправился на поиски Ругера, так как не видел его уже двое суток. Один из охранников сказал, что пять минут тому назад видел своего босса в баре. Войдя, увидел, как «дядя» о чем-то негромко говорит с барменом. Стоило мне сесть рядом с Максом на стул, как разговор сразу прекратился. – Хелло, «дядя». Хелло, Джим. Можно мне стакан апельсинового сока? Первым откликнулся бармен: – Хелло, Майкл. Сейчас налью. Ругер сначала оглядел меня и только потом поздоровался: – Хелло, парень. Как жизнь? – Разве это жизнь, – усмехнулся я. – Ясно. Что-то уже придумал? Мы говорили с ним полунамеками, при этом прекрасно понимая друг друга. – Есть мысль, но пока еще над ней думаю. – Не забудь меня предварительно поставить в известность. – Конечно, «дядя». Непременно. – Может, ты, наконец, выберешь время и поужинаешь с нами? – Думаю, вам и без меня хорошо. – Кстати, вспомнил. Спасибо тебе за то, что не поддержал Еву. Я имею ее идею с казино. – Жениться не собираетесь? – негромко спросил я его, когда бармен отошел к клиенту. – Если, конечно, у вас все серьезно. – Не лезь не в свои дела, – недовольно пробурчал Ругер. Судя по недовольству, скользнувшему по его лицу, подобный разговор у них, похоже, был. Насколько я мог судить, Ева видела себя деловой и свободной женщиной, считая, что женитьба – это покушение на ее свободу. Макс, наоборот, стоял за брак и семейное счастье. – Все. Молчу. – Ладно, пойду, у меня еще куча дел. А! Мы сегодня с Евой идем на концерт Пегги Ли. Не присоединишься? – Нет. У меня встреча. – С той малышкой? – неожиданно поинтересовался Макс, который до этого не интересовался, как я провожу время. – Угу, – и я потупил взгляд, делая вид, что стесняюсь. Все это было сделано для бармена, который, обслужив парочку клиентов, сейчас мыл стакан, при этом явно прислушиваясь к нашему разговору. – Удачи тебе, парень, – усмехнулся Ругер и встал. – Если все же надумаешь, ты знаешь, где нас вечером найти. В четыре больших глотка я выпил сок, поставил стакан и кивнул бармену. Тот в ответ залихватски подмигнул мне правым глазом: дескать, знаю, ты к девчонке идешь. Удачи тебе, парень!
Отпустив такси за квартал до дома Барбары, я неторопливо пошел по улице, не забывая оценивать окружающую обстановку. Даже после того, как я стал официально гражданином Америки Майклом Валентайном, моя настороженность никуда не делась. Она, как и прежде, сидела у меня в подсознании, работая в автономном режиме. Подходя к дому, взглянул на часы. Так как стрелки показывали шесть часов пятнадцать минут, я замедлил шаг, чтобы прийти точно к назначенному времени. Прошел мимо витрины небольшого универсального магазина, похоже, торговавшего всем, начиная от дешевой обуви и одежды и кончая бумажниками из фальшивой кожи и носовыми платками. Здесь, на окраине, не было ни шумных туристов, ни яркой рекламы, так как по большей части жил персонал, который обслуживал отели, казино и рестораны. Именно поэтому на улице было мало народа. Нежно воркующая молодая парочка, две мамочки с малышами и мужчина с большим бумажным пакетом в руках, только что вылезший из машины. Неожиданно спокойную картину городской улицы нарушило резко вывернувшее к тротуару такси. Остановившись где-то в пятидесяти метрах от меня, машина невольно заставила обратить на себя внимание, а когда из такси поспешно выскочила Барбара и опрометью кинулась к своему подъезду, я насторожился. Испуг на ее лице читался крупными буквами. Я сразу подумал на шофера, который мог неуважительно себя проявить к девушке, но судя по его недоуменному и растерянному лицу, явно не он был причиной такого поведения. «Что-то случилось с ее „папочкой”? Может быть, убила и ограбила? Да нет. Ерунда в голову лезет. Чего тогда стоишь? Иди и узнай». Трехэтажный дом, в котором жила девушка, явно требовал капитального ремонта. Покосившиеся двери подъездов, темные потеки на стенах, несмотря на жару. На трети открытых настежь окон под слабым ветерком тихо колыхались занавески. Подходя к подъезду, я отметил, что окно Барбара так и не открыла, хотя делала так каждый раз, приходя домой. Поднялся я по лестнице быстро и удачно, никого не встретив из жильцов. Подойдя к двери, оглянулся по сторонам, затем приложил ухо к двери. Несмотря на то, что дверь была тонкая и хлипкая, никаких звуков я не услышал. Значит, девушка находилась в дальней комнате, в своей спальне. Я негромко постучал, затем снова приложил ухо к двери и сразу уловил осторожные шажки, а потом частое и прерывистое дыхание взволнованного человека. Она прислушивалась, стоя по ту сторону двери. – Барби, это я, – негромко сказал я. – Ты зачем пришел? – послышался вопрос после некоторого молчания. – Как зачем? Мы же договаривались. В субботу, в половине седьмого. – Ты один? – Ты что, с ума сошла? Что за дурацкий вопрос? Дверь приоткрылась. Судя по ее испуганному лицу и большим глазам, в которых плескался страх, у нее были большие неприятности. – Быстро заходи, – она схватила меня за руку и втащила в квартиру. Тщательно закрыла дверь, потом спросила: – Ты ничего подозрительного на улице не видел? – Ничего. А что случилось? – Что случилось! Меня хотят убить! – Кто? – Молчи! Не мешай! Я собираюсь! – это даже были не слова, а истерические выкрики. Последние слова раздались уже из спальни, где, судя по звукам, она лихорадочно собирала свои вещи. Расспрашивать ее в таком состоянии, значит, вызвать истерику. «Подождем…» – подумал я, затем провел рукой по карману, в котором лежал малокалиберный кольт, после чего подошел к окну, выходящему на улицу. Чуть отодвинув занавеску, стал смотреть. Несколько минут ничего такого, что могло вызвать внутри меня беспокойство, не происходило, до тех пор, пока к бровке тротуара, напротив дома, не подъехал серый «бьюик». Стоило мне увидеть, как из него вышел человек, до этого сидевший на заднем сиденье, моя интуиция забила тревогу. Надвинув светлую шляпу на самые глаза, мужчина решительно зашагал к подъезду. – Похоже, к тебе гости, Барби, – негромко сказал я. Девушка стремительно выскочила из спальни и подбежала к окну. Стоило ей увидеть мужчину, шагающего к дому, как ее губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Из последних сил она попыталась удержать слезы, но, не сумев сдержаться, заплакала навзрыд. Схватив девушку за плечи, я пару раз резко ее встряхнул. Ее голова мотнулась несколько раз, и хотя страх во взгляде никуда не исчез, но уже больше не заслонял собой реальный мир. Девушка вцепилась в мою рубашку обеими руками и быстро забормотала: – Майки, миленький, хорошенький, не бросай меня. Я все, что хочешь, для тебя сделаю. Только… – Живо в спальню. Закричишь или заплачешь вполголоса, только когда он выбьет дверь и войдет. Запомни: вполголоса. Не хватало еще, чтобы соседи услышали. Все поняла? В этот самый момент послышался громкий стук в дверь. Девушка, бросив на меня умоляющий взгляд, кивнула головой и кинулась в спальню. Пригнувшись, я присел за устаревшей моделью большого и громоздкого радиоприемника, стоявшего у окна. На какое-то время установилась тишина. Похоже, мужчина, стоявший под дверью, сейчас прислушивался. Спустя несколько секунд последовал удар ногой в дверь, пониже замка. Раздался хруст ломающегося дерева. Нового удара хлипкая дверь не выдержала и с треском распахнулась, а спустя несколько секунд в комнату ворвался незнакомец. Не успел бросить взгляд по сторонам, как в спальне заплакала девушка. Мужчина тут же направился прямо к двери, ведущей в спальню, одновременно выхватив из кармана нож. Щелчок – и солнечный луч весело скользнул по выскочившему клинку. С того момента, как убийца оказался в квартире, я напряженно вслушивался и теперь был уверен, что он пришел один, а его подельники сидят и ждут его в машине. Не успел убийца шагнуть в сторону спальни, как за его спиной раздался молодой и задорный голос: – Куда-то торопишься, приятель? Бандит от неожиданности чуть ли не подпрыгнул на месте, резко развернулся и удивленно уставился на меня. – Ты кто? – непроизвольно спросил он меня, но сразу поправился: – А! Мне без разницы! Он видел перед собой то, что обычно видели все, глядя на меня: крепко сбитый парнишка, который каким-то образом оказался в квартире девушки. Ему, Тимоти Хэнку, убийце и грабителю, имеющему за спиной два срока, было без разницы, оставит он за собой один или два трупа. Именно так он подумал, бросаясь на паренька с ножом. В следующее мгновение нож пропорол воздух, где только что стоял подросток, а еще через несколько секунд убийца вдруг почувствовал, как его рука оказалась в жестких тисках. Хруст сломанной руки отдался резкой болью в его голове, но он даже не успел застонать, как резкий удар ребра ладони перебил его шейные позвонки. Он умер, даже не поняв, что за ним пришла смерть. Острота настоящей схватки – не на жизнь, а на смерть – дала мне уже подзабытое чувство боевого азарта. Я кинулся к окну. Подельники убийцы продолжали сидеть в машине. Правда, теперь водитель непрерывно смотрел в сторону подъезда, а его пальцы нервно барабанили по рулю. Глядя на них, я понял, что надо делать дальше. Быстро подбежав к широко распахнутой входной двери, я только смог прикрыть ее, так как замок наполовину вывалился. – Ты как? – спросил я в пространство, повернувшись лицом к дверному проему, ведущему в спальню. – А где он? – раздался дрожащий голос Барбары откуда-то из глубины спальни. – В аду. – Ты… – Быстро сюда. Выскочив из спальни, она резко затормозила на пороге, с ужасом глядя на неподвижное тело убийцы. – Не стой. Взяли и потащили. – Я? – Ты жить хочешь? – Хочу. – Тогда живей! Только мы успели затащить труп в спальню, как я сказал Барбаре: – Сейчас я спущусь вниз и приведу сюда его приятелей. Как только мы войдем в квартиру, начинай тихо стонать. Сразу. Как только войдем. Это важно. Все поняла? – Майкл. Майк, не бросай меня, пожалуйста, – ее лицо жалобно скривилось, на глазах снова выступили слезы. – Ради бога. Я прошу… – Все будет хорошо, подруга. Я тебе обещаю. Теперь иди в спальню. Я скоро. На улицу я вылетел с таким перепуганным лицом, словно за мной гнался сам дьявол. Резко крутанув головой по сторонам, бросил взгляд на машину. Наткнувшись на злой и цепкий взгляд водителя, посветлел лицом и кинулся со всех ног к автомобилю. – Помогите! Там женщина стонет! И дверь выбитая! Третий этаж! Быстрее идите! – я быстро и лихорадочно выплевывал слова, подчеркивая тем самым, что очень взволнован. – А я за полицией побегу! Тут было два варианта развития событий. В первом случае бандиты могли просто испугаться и уехать, но я более склонялся ко второму варианту, где бандиты должны были подняться наверх и узнать, что случилось с их подельником. Так оно и произошло. – Эй! Погоди, парень! Не надо полиции. Мы крепкие парни, сами справимся. Да, Том? – и водитель глянул на своего напарника, имевшего жесткий взгляд и сломанный несколько раз нос. – Сделаем на раз, Джек! – слишком быстро, без раздумья, подтвердил «сломанный нос». – Так я пойду? – неуверенно спросил я у водителя, который уже вылез из машины. – Не спеши, парень, – остановил меня Джек Харви, сутенер и грабитель, впервые севший в тюрьму в восемнадцать лет. – Хочешь заработать пятерку? – Кто же не хочет, мистер? – изобразил на своем лице искренний интерес. – Что надо делать? – Просто покажи нам квартиру, а потом сам пойдешь по своим делам. С деньгами в кармане. – Здорово, – воскликнул я. – Так идемте быстрее! Выйдя из машины, бандиты быстро и решительно зашагали за мной. Быстро поднялись по лестнице, потом зашли в квартиру. – Эй! Тут есть кто?! – воскликнул Джек Харви, сделав несколько шагов вперед и остановившись на середине комнаты. В ответ раздался приглушенный стон из-за прикрытой двери спальни. – Я быстро… – сказал Харви, затем бросил выразительный взгляд на своего подельника и направился к спальне. В следующее мгновение у меня в руке был кольт. Легкие хлопки двух выстрелов заглушили звонкий щелчок от выскочившего лезвия ножа в руке «сломанного носа». Бандит, получив две пули в шею, глядя на меня удивленными глазами, еще только начал хрипеть, как Харви уже разворачивался в мою сторону, а его рука скользнула под куртку за пистолетом. Уложив две пули ему в бедро и колено, я решил, что ему этого хватит, но головорез даже не подумал сдаваться. Не обращая внимания на боль, он сделал попытку кинуться на меня, но раненая нога подломилась, и убийца, неуклюже взмахнув руками, завалился на пол. Он мне был нужен живой, вот только никак не хотел сдаваться, сделав новую попытку достать оружие. Не успели его пальцы сомкнуться на рукояти пистолета, как я резко и сильно ударил его ногой по голове, словно пробил по футбольному мячу. Та резко дернулась в противоположную сторону и с глухим стуком упала на пол. Я быстро наклонился. Убийца был мертв. «Черт с ним», – подумал я, после чего замер, вслушиваясь в окружающие меня звуки. Ни громких криков, ни приближающейся полицейской сирены я не услышал, поэтому позвал девушку: – Барби, выходи. Когда та выглянула из спальни, то при виде новых двух трупов ее бледное лицо приобрело зеленоватый оттенок. Ее надо было срочно отвлечь, поэтому я быстро сказал: – Нам срочно нужны две пары перчаток. Тащи быстрее! Она захлопала глазами, потом открыла рот, но наткнувшись на мой злой взгляд, развернулась и исчезла в спальне. Спустя несколько минут вернулась с двумя парами перчаток. Серые и белые. – Эти подойдут? Ни слова не говоря, я выхватил у нее серые перчатки и натянул их, хоть и с некоторым трудом. «Хоть здесь с возрастом повезло. Руки пятнадцатилетнего парня – это не лапы взрослого мужика». – Свои пока не надевай. Наденешь, когда скажу. Вещи собрала? Девушка кивнула головой. – Тогда бери чемодан и выходи на улицу. Дойдешь до овощной лавки, там, рядом, стоит телефонная будка. Зайдешь в нее и сделаешь вид, что звонишь. Да и голову пониже держи, чтобы людям твой бледный вид в глаза не бросался. Когда будешь стоять и звонить, сделай вид, что пот с лица платочком вытираешь. Это для маскировки. Чем меньше твое лицо люди увидят, тем лучше. Все поняла? – Майкл, ты меня не бросишь?! – Ты совсем дура?! Ждешь меня там. Давай, иди! Стирать свои отпечатки пальцев в квартире, где уже был и раньше, было бессмысленно, поэтому я только обыскал труп водителя. Найдя ключи от машины, переложил их в свой карман, после чего достал свой карманный кольт, тщательно протер и вложил маленький пистолет в руку водителя, тщательно зафиксировав его пальцы, а его пистолет забрал с собой. Глупо? Пусть так, зато оружие убийства осталось на месте. Еще раз оглядевшись, подобрал и надел шляпу шофера, после чего выбежал из квартиры. Неторопливо подойдя к машине, сел, завел двигатель и осторожно отъехал от тротуара. Свернув за угол, затормозил напротив стоящей в телефонной будке девушки. Не торопясь вылез, после чего, подойдя к ожидающей меня девушке, взял чемодан и отнес к машине. Открыл багажник и наткнулся на… инкассаторские сумки с пломбами. На секунду остолбенел, потом захлопнул багажник и бросил злой взгляд на стоящую возле меня Барбару. «Кто-то мне сейчас все объяснит». Открыв заднюю дверь автомобиля, я засунул чемодан на заднее сиденье. Быстро огляделся по сторонам. Тем редким прохожим, что шли в этот момент по улице, были больше интересны свои собственные дела и проблемы, чем молодая пара, садящаяся в машину. – Надень перчатки, – после того, как торопливыми и неловкими движениями она надела свои перчатки, бросил: – Теперь залезай! Только она села, как я включил зажигание, мотор взревел, и мы поехали. Как только мы влились в автомобильный поток на дороге, я спросил: – Откуда деньги? Ее лицо, только начавшее приобретать естественный цвет, снова побледнело. Хотя рассказ получился путаным и эмоциональным, его суть я уловил. Барбара, расставшись с «папочкой», решила еще сама пройтись по магазинам. Выходя из универсального магазина с покупками, на пороге столкнулась с двумя охранниками-инкассаторами. Те сначала пропустили ее, после чего сами вошли в магазин. Посмотрев на часы, она решила ехать домой, чтобы успеть к нашей встрече. Подойдя к краю тротуара, стала высматривать такси, как в этот самый момент услышала хриплый крик-стон, а затем из-за бронированного инкассаторского фургона выскочил мужчина, которого она сразу узнала. Это был ее бывший сутенер, Джек Харви. Она работала на него в самом начале, когда только приехала в Лас-Вегас. Встретившись с ней глазами, он сразу узнал ее и выхватил пистолет. Завизжав от страха, девушка бросилась бежать. Это все, что она видела, а уже потом, спустя какое-то короткое время, раздались выстрелы. Наконец, поймав такси, она поехала домой. – Почему сразу не обратилась в полицию? – Испугалась. Я была… как в тумане. В голове билась только одна мысль: спрятаться, убежать, чтобы он меня никогда не нашел. Еще перед глазами стояли его глаза. Они были жестокие и безумные. А что с нами теперь будет? – Интересный вопрос, – я задумался на какое-то время, затем спросил: – Как можно быстро уехать из Лас-Вегаса в это время? – Автобус. Они очень часто ходят. – Ты сможешь указать дорогу к автобусной станции? – Попробую. – Тогда показывай, куда нам ехать.
Нам повезло. Мы приехали за сорок минут до отправки автобуса на Лос-Анджелес. Девушка купила билет, затем мы отошли в сторону от группы пассажиров, выстроившись для посадки в автобус. Барбара уже пришла в себя, насколько это возможно после такого потрясения. – Вот все и закончилось. Забудь и никогда не вспоминай, что произошло с нами, девочка. Помни: никому ни слова. – Я уже взрослая девочка, Майкл, так что мог бы этого и не говорить. Я уеду как можно дальше, но ведь меня все равно полиция будет искать. Меня в этом доме многие знают. Я снимала эту квартиру… – Не волнуйся. Я все устрою. Полиция еще сегодня, по горячим следам, раскроет это страшное преступление. – Как?! Я не понимаю! – Все очень просто. Как только город вернет себе украденные деньги, у властей сразу пропадет стимул пинать полицейских. В то же самое время копы получат грабителей, пусть даже мертвых. Ты думаешь, они станут кого-то искать, если есть возможность закрыть дело? Да у них своих проблем по горло. Поверь мне, через пару недель дело об ограблении инкассаторской машины будет лежать на полке в архиве. – Ты так спокойно и уверенно об этом говоришь, что если мне сейчас закрыть глаза, я легко смогу представить себе большого и уверенного в себе мужчину с крепкими кулаками и добрым сердцем. Пусть ты еще не большой мужчина, Майки, но в моем сердце ты именно такой, – она помолчала немного, потом продолжила: – Все-таки ты очень странный, Майки. Странный мальчишка. – Когда мы были с тобой в постели, ты ничего такого не говорила. За все это время на бледном лице Барбары в первый раз прорезалась слабая улыбка. – Ты очень хорош в постели. Ты настоящий жеребец. – Иго-го, – изобразил я ржание лошади. Девушка подошла ко мне вплотную, взяла мое лицо обеими ладонями, прильнула губами к моему рту и, чуть приоткрыв губы, вонзилась в меня горячим влажным языком. Замерла на какое-то время, потом уронила руки и сделала шаг назад. Ее лицо пылало от возбуждения, ноздри затрепетали. – Я тебя никогда не забуду, мой храбрый мальчик. Большое тебе спасибо. Без тебя меня, скорее всего, убили бы. Все, молчу. Пожалуйста, не делай такие страшные глаза. У тебя точно не будет неприятностей? – Не будет. Все, иди, а то автобус уйдет без тебя. Махать рукой и посылать воздушные поцелуи я не стал, просто проводил ее взглядом. Отъехав от автобусной станции, не торопясь, перегнал машину к полицейскому управлению, оставив ее на соседней улочке, потом покружив некоторое время, нашел телефонную будку в соседнем квартале. Снял трубку, набрал номер дежурного, и через платок, сложенный в несколько слоев, сказал: – Срочно дайте мне лейтенанта Маккартни из отдела убийств. После нескольких щелчков в трубке раздался незнакомый мне голос какого-то детектива: – Вас слушают. – Пошел к черту! Давай лейтенанта. Срочно! Прошло несколько минут, пока в трубке не раздался знакомый мне голос лейтенанта: – Маккартни! – Машина с деньгами стоит недалеко от полицейского управления на улице… Три трупа грабителей лежат в квартире по адресу… На его быстрый вопрос: «Кто говорит?!» – ответом стали длинные гудки. Уже поздним вечером, слушая по радио в выпуске новостей репортаж о сегодняшнем ограблении, мне удалось, наконец, полностью сложить картину ограбления инкассаторского фургона. – Когда инкассаторский автомобиль остановился у универсального магазина Уимбли, который был концом их маршрута, двое охранников, выполняя все предписанные им действия, пошли за выручкой в магазин, а в закрытой машине остался шофер, Тим Филби. Именно у него находились ключи от задней двери фургона, – выразительно вещал диктор, меняя интонации голоса в зависимости от разворачиваемого сюжета. – Не успели оба охранника скрыться в дверях магазина, как перед бронированным инкассаторским фургоном, споткнувшись, упал на мостовую слепой старик. На нем были зеленые очки. Тросточка выпала из его руки и покатилась по земле. Наверно, это было жалкое зрелище! Из самых лучших побуждений Филби выскочил из кабины, чтобы помочь подняться несчастному слепому, но вместо благодарности он получил от грязного преступника два подлых удара ножом. Умирающий охранник хотел схватить своего убийцу, но его сил хватило только, чтобы сбить с преступника очки, после чего Тим рухнул на землю. Подлый убийца склонился над ним, быстро срезал с его пояса ключи и кинулся к задней части фургона. Для злодея сейчас была дорога каждая секунда. Стоило ему оказаться у задней части инкассаторского фургона, как сразу из стоящей недалеко машины ему на помощь выскочило еще два преступника. Один из них кинулся помогать убийце, открывающему заднюю дверь фургона, а другой тем временем встал на страже, держа в руке револьвер… Когда репортаж радиожурналиста дошел до этого момента, я подумал: «Теперь мне понятно, почему убийца не стал тогда стрелять в Барби. Его выстрел привлек бы раньше времени инкассаторов, а им была дорога каждая секунда».
Глава 3
Утром я встал в бодром, приподнятом настроении. Вчера, даже не зная сути дела, мне удалось правильно оценить ситуацию, сработав на опережение противника. Там, где обычному человеку приходится выживать, я «работал». Большой опыт оперативной работы, отработанные навыки, молниеносные рефлексы, отличное физическое состояние. К этому надо добавить анализ, быстроту мышления, хладнокровие. Это все всегда при мне. Вот только мне не хватает остроты чувств, бурления адреналина в крови, сжимающего сердце страха, а главное – чувства победы над противником, а как это получить, плавая в приторном сиропе, который здесь называется полнокровной жизнью. Сделав специальную зарядку, я спустился вниз, к бассейну. Сейчас было половина восьмого утра, а это значит, что оба бассейна были практически пусты. За несколько недель я прекрасно изучил жизнь своих (что ни говори, а я владею половиной «Оазиса») постояльцев. Основная часть гостей отеля, вернувшись после бурно проведенной ночи в свои номера, только начинала видеть вторые сны, а меньшинство, те, кто приехал сюда с женой и детьми для того, чтобы потом была возможность похвастаться в кругу друзей и родственников об элитном отдыхе, только проснулись. Подбежав к большему бассейну, где я обычно плавал, быстро огляделся по сторонам. Вокруг бассейнов по дорожкам прогуливались два десятка пожилых людей, любителей утреннего моциона, да влюбленная парочка ворковала о чем-то на сдвинутых рядом лежаках, возле малого бассейна. Раздевшись, нырнул в бассейн. Отплавав свой ежедневный норматив, вылез из воды, вытерся и сел на шезлонг, чтобы окончательно высохнуть, а заодно продумать предстоящее путешествие. «До Лос-Анджелеса автобусом, а потом самолетом. Интересно, авиабилеты надо заказывать заранее? Заодно надо узнать, какая там погода в это время года, а то непонятно, что из одежды брать с собой? К тому же отель надо еще забронировать, – вопросы в голове появлялись один за другим, а вот с ответами было негусто, поэтому, сделав очевидный вывод, что без интернета все же плохо, я стал собираться. Вернулся в номер, переоделся и пошел искать Макса, чтобы поставить его перед фактом. Лавируя между столами и рядами игральных автоматов, я двинулся в глубину казино в поисках Макса. Несмотря на то, что игроков в залах почти не было, если не считать трех десятков наиболее азартных человек. Как однажды высказался Макс про утреннее время в казино: тихо и благопристойно, почти как на церковном собрании. Сейчас я вспомнил его слова и усмехнулся. Действительно, сейчас громадные залы выглядели пустынно и скучно, но пройдет какое-то время, как они постепенно начнут наполняться народом. Снова закипят страсти, раздадутся радостные крики счастливчиков и ругань проигравших, женский визг и смех переплетутся с хлопаньем вылетающих пробок шампанского и звоном стаканов с виски – все это и есть казино. Краем глаза я заметил сидящую за одним из столов компанию из двух официанток из утренней, только что заступившей смены и сонного охранника по прозвищу Малыш. Девушки о чем-то весело щебетали, но Фрэнки Бостону, бывшему футбольному полузащитнику, игравшему за команду университета штата Невада, похоже, хотелось только одного: сдать смену и свалить спать. Я уже думал подойти к ним, как увидел Марго, девушку-крупье. – Хелло, детка, – насмешливо я поздоровался с девушкой. – Как прошла ночь? – Хелло, мальчик. Ночь была еще та. Устала, как грузчик. Мне бы сейчас только добраться до кровати. – А моя постель тебя не устроит, Марго? Главное, идти далеко не надо. Марго обычно веселая и смешливаядевушка, одна из тех, что за словом в карман не лезет. Мы с ней дружим и, когда случайно встречаемся, постоянно посмеиваемся друг над другом, вот только сегодня у нее был предельно усталый вид. По ее лицу скользнула усталая улыбка и сразу погасла. – Подрасти сначала, малыш. Все, я пошла. Пока, – и девушка пошла к выходу. – Пока, Марго, – ответил я, задумчиво глядя на плавное покачивание хорошо очерченных узкой юбкой женских бедер. Отведя взгляд, с минуту крутил головой по сторонам, пока не увидел Ругера, идущего от зала с рулетками и о чем-то разговаривающего с управляющим казино, Франком Терри. Управляющий, обладая невысоким ростом, семенил рядом с ним, приноравливаясь к широкому шагу начальника службы безопасности. Я не стал подходить к ним, давая им закончить разговор. Отметив, что у начальника службы безопасности было уставшее, но спокойное лицо, решил, что ночь прошла без особых происшествий. Терри первым заметил меня, попрощался с Максом, кивнул мне издалека головой и направился к выходу, а Ругер неторопливо пошел ко мне. – Хелло, «дядя». – Здравствуй, «племянник», – усмехнулся Макс. – Если ты не пошел на тренировку, а стал с самого утра искать меня, значит, мне от тебя надо чего-то ждать. Не томи, скажи сразу. – «Дядя», я хочу съездить в Майами, – в голос я подпустил просительные нотки для девушки-официантки, которая сейчас проходила мимо нас. – Майами? Зачем? – сейчас в его голосе звучала подозрительность. – Как зачем? Пожить в раю для миллионеров! Покупаться в океане. Может, познакомлюсь с дочкой миллионера, а потом женюсь на ней. Нам же лишний миллион в хозяйстве не помешает, «дядя»? Я шутил, а вот Максу, судя по его серьезному лицу, было не до шуток. Он пытался понять, что за дело появилось у этого более чем опасного человека, скрывающегося под маской подростка. Ругер незаметно оглянулся вокруг и, удостоверившись, что поблизости никого нет, негромко сказал: – Вы, как я понял, собираетесь с Евой покупать ресторан. Или я что-то путаю? – Сегодня купим, если с продавцом не возникнет проблем. К чему эти вопросы? – Как к чему? Им же заниматься надо. Это же серьезное дело. – Ничего серьезного. Мы, в принципе, покупаем не столько ресторан, сколько земельный участок, чтобы потом его перепродать. Это все. Деньги вложены общие, но заниматься продажей участка будет сама Ева. Она профи в этих делах, так что стоит ли мешаться у нее под ногами такому мальчишке, как я. – Мальчишка. Ну-ну, – усмехнулся Ругер. – Ладно. Причину ты мне все равно не скажешь. Бог с тобой. Так когда ты собираешься лететь? – Завтра или послезавтра. Как только выясню насчет билетов. Послушай, может, ты позвонишь и закажешь мне гостиницу и билеты? – Гостиницу забронирую, а билеты на самолет сам купишь. – Где купить? – В аэропорту. Или ты знаешь другое место? – в голосе бывшего детектива послышалось ехидство. – Пришел, купил билет и полетел. Так? – Так. – Спасибо за разъяснение. Я пойду. – Погоди. Пошли в комнату охраны. Мне тебе кое-что надо сказать. Когда мы вошли, он закрыл дверь на защелку, потом развернулся ко мне и сказал: – Я заключил сам с собой пари: насколько тебя хватит? И проиграл сам себе. – Сколько я выиграл? – сразу поинтересовался я. – Нисколько. Ты мне лучше скажи: чего тебя туда несет? Что Калифорния, что Флорида, там и там – пляж и океан! Или ты думаешь, что в Майами песок мягче? – Ты прекрасно все понимаешь. Ты тут работаешь. У тебя здесь любимая женщина. А что я здесь забыл? Мои слова настолько возмутили бывшего детектива, что он на десяток секунд онемел, зато потом просто выплеснул на меня поток своего возмущения: – Вы посмотрите на него! Этот парень обнаглел до крайности! Это твой отель! Твое казино! Теперь еще будет ресторан! Ты миллионер! Живи и радуйся! Нет, он, видите ли, не может спокойно жить! Ему, видите ли, риск подавай! – Да, Макс, я такой. У меня нет цели стать мультимиллионером, мне не нужна власть, я не горю желанием встать на защиту какой-нибудь политической идеи или строя. Мне нужен риск, азарт боя, чувство победы, а если к этому добавить хитроумную комбинацию, я буду просто счастлив. Или ты считаешь, что я ненормальный? Тогда так и скажи. – Если считать так, то я тоже где-то ненормальный. Только ты мне тогда вот что скажи: зачем тебе был нужен этот отель?! – Не горячись, Макс. Комбинация с отелем, что мы провернули, сама просилась в руки. Упустить такой шанс было нельзя. К тому же мне было интересно потягаться силой со страшной американской мафией. Насчет отеля скажу тебе так: уже начал жалеть, что он мой. – Он жалеет. Нет, вы посмотрите на него! Ты что, ребенок? Поиграл с одной игрушкой, надоела, хочу новую. Так, что ли? У тебя есть деньги. Есть свой бизнес. Самое время начинать строить свою жизнь! – сейчас в голосе Макса звучало плохо скрытое раздражение. – Как? Прикупить еще один ресторан или начать спекулировать землей? – А почему нет?! Или тебе милее болтаться по стране и наживать врагов?! – Макс, что ты мне проповеди читаешь? Или ты забыл, кто я? – Профессионал, – недовольно буркнул бывший детектив, – который человеческие жизни, как спички, тушит. Разве не так? – А кого я убивал? Тех, кого ты сам считаешь тварями и подонками, которым не место среди людей. Так? – Только это тебя и оправдывает. – Вот оно что-о, – насмешливо протянул я. – Ты боишься, что там, в Майами, ты не сможешь меня контролировать. То-то я думаю, почему это «дядя» Макс Ругер завел разговор о бизнесе. Ему очень хочется посадить меня на привязь. – На привязь… – повторил бывший частный детектив. – Как смешно. Брось дурака валять, «племянник», ты все решал сам и сам делал. Так что помолчи насчет контроля. Да, я тебе помогал и изредка советовал, как лучше поступить. Но это все. К тому же я хорошо знаю, чем заканчиваются твои дела. Скажи мне честно: хочешь расширить местное кладбище? – Клянусь, Макс. Здесь совсем не то, что ты думаешь. – Раз так, почему ты мне не скажешь: зачем тебе эта поездка? Только не говори, что ты едешь отдыхать и крутить романы с местными девчонками – Насчет девчонок ты почти угадал, Макс. – Слово «почти» портит все впечатление от твоего ответа, парень. – Ладно. Я скажу, а ты мне просто поверь. У меня там намечается одна сделка. Чисто бизнес и ничего более. Ругер с минуту изучал мою каменную физиономию, потом тяжело вздохнул, и сказал: – Черт с тобой! Мне остается только надеяться, что ты сейчас сказал мне правду. И последнее. Мне очень не хотелось бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось. – Судя по этим словам, я не такой уж и плохой мальчик. – Скажу так: меня устраивает моя работа, и мне не хочется так просто взять и потерять своего работодателя. Все, идем. Я устал и хочу спать. Только мы вышли из комнаты, как увидели лейтенанта Маккензи с одним из своих детективов, разговаривающим с одним из охранников. Увидев нас, он махнул рукой, приветствуя нас. Шагая к нему, я удивленно спросил у Макса: – У нас что-то случилось? Тот пожал плечами и ответил: – Сейчас узнаем. К лейтенанту я относился спокойно, но Макс, который продолжал поддерживать с ним дружеские отношения, как-то сказал мне, что Макензи сильно изменился, причем в плохую сторону. Лас-Вегас не зря называют городом грехов, он легко нащупывает слабости у любого человека, предоставляя тому все виды разврата, были бы только у клиента деньги. Ругер тогда сказал мне, что лейтенант стал слишком легко брать деньги. У бандитов, бизнесменов, проституток. Он уже этого не скрывает, а в пьяном состоянии даже хвастается. Я не стал ему напоминать, что нам он тоже оказал услугу, причем довольно специфического характера, просто спросил его: – Он что, один такой в управлении? Думаю, у них каждый второй полицейский берет взятки. У вас, в Лос-Анджелесе, что, по-другому было? – Да! Есть у нас коррупция! Но всему есть пределы! Бери деньги, но зачем хвастаться? – Макс, ты как ребенок. Он же считает себя твоим другом, вот и хвастается. К тому же ты уже давно не работаешь в полиции. При этом ты мне сам говорил, что он дельный полицейский. Ведь так? – Он хорош в своем деле. Начальство его ценит. Голова у него хорошо работает, да и в смелости ему не откажешь, за чужими спинами никогда не прятался. Сейчас, когда мы шли к лейтенанту, я почему-то вспомнил наш тот разговор с Максом. – Привет родственникам! – с явно искусственной радостью поздоровался с нами лейтенант, так как по лицу было видно, как он устал. – Как жизнь, парень? Ты-то чего так рано вскочил? – Рано лег, сэр. Вы-то сами чего к нам с самого утра пришли? – в свою очередь поинтересовался я. – Привет, дружище, – поздоровался со своим приятелем Ругер. – Ты с чем к нам пришел? – Да все как обычно. Труп. Да не смотри на меня так, Макс! Не у тебя, а рядом зарезали, у ресторана «Ацтек». К тебе заглянул, чтобы ты своих парней немного напряг. Свидетельница утверждает, что убийца был, похоже, невменяемый. Может, наркоман или просто сумасшедший. Если так, то он и к вам прийти может. Кстати, познакомьтесь, – лейтенант хлопнул по плечу стоявшего рядом с ним смуглого мужчину испанского или мексиканского происхождения. – Этот хороший парень, мой детектив, Тони Торрес. У него есть приметы убийцы. Макс, пусть он побеседует с твоими парнями, а также с ночной сменой работников отеля. Сделай так, дружище, чтобы твои парни не формально, а честно отвечали на его вопросы. Ты же сам знаешь нашу работу. – Знаю. Дэнни! – окликнул он старшего охранника, стоявшего неподалеку и с неприязнью разглядывавшего копов. – Подойди сюда. Быстро втолковав ему, что требуется от охранников, Ругер отпустил его, потом повернулся к Маккензи: – Ты как насчет кофе? – Крепкий черный кофе с рюмочкой коньяка – то, что мне сейчас надо, Макс, чтобы встряхнуться после бессонной ночи. – Сэр, можно вас отвлечь на минуту? – обратился я к лейтенанту. – Что у тебя, Майкл? – Сэр, я слышал по радио об ограблении инкассаторской машины… – А, это! – лейтенант усмехнулся, при этом пренебрежительно махнул рукой. – Деньги найдены, а грабители… Считай, что дело закрыто. Теперь усмехнулся Макс: – Слили их, что ли? Лейтенант ничего уточнять не стал, только кивнул головой, а потом спросил Ругера: – Так мы идем? Тот еще не успел ответить, как я напоследок решил напомнить Максу о его обещании: – «Дядя», ты только насчет отеля не забудь. – Майкл, ты куда-то едешь? – сразу заинтересовался Макензи. – Мне интересно. Так куда, если не секрет? – В Майами. – В Майами, – повторил он за мной. – Ты смотри! Парень едет валяться на пляже и тискать девчонок, а я не могу у своего начальства неделю отдыха выбить. Ты счастливчик, Майкл. Отдохни там и за меня! Стоп! Ты же в Майами едешь?! Вот это совпадение! Туда на днях собирается ехать один отличный парень. Томас Райт. Он у нас четыре с половиной года проработал. Только вчера с ним разговаривал, наверно, поэтому и вспомнил. К чему я все это говорю. Он сам из Майами и теперь возвращается домой. У него с отцом совсем плохо, поэтому он решил вернуться домой. Если ты, парень, не против хорошей компании, то давай-ка езжай с ним. Он местный, так что тебе все там покажет и расскажет. Так как, познакомить? – Если хороший человек, почему бы нет. Вдвоем веселее в дороге будет. – Вот и отлично. Я поговорю с ним, и если он согласится, то тогда тебя найдет, – лейтенант повернулся к Максу. – Слушай, совсем забыл. Мне еще нужно поговорить с отельным детективом. Так что давай сначала сходим к нему, а потом уже пойдем кофе пить. Хорошо? – Сейчас пойдем, – Макс бросил на меня взгляд. – Майкл, ты иди. Все сделаю, как обещал. – Хорошего отдыха тебе, Майкл, – попрощался со мной лейтенант. – Спасибо, сэр. День прошел вполне стандартно, за исключением некоторого количества времени, потраченного на поездку в банк, изучение бумаг и оформление документов в юридической конторе Евы Нельсон. Вышел я уже оттуда совладельцем нового земельного участка. Понимание того, что я занимаюсь бизнесом, как истинный американец, мне радости не прибавило, а наоборот, еще больше утвердило во мнении, что это не мое призвание. Когда вечером вернулся в отель, то проходя мимо стойки, услышал, как меня окликнули: – Мистер Валентайн! Вам тут записку оставили! Подойдя, взял аккуратно сложенный листочек бумаги и поблагодарил портье: – Спасибо, Джерри. Развернув листик, прочитал. «Завтра, в десять утра. Кафе-мороженое на углу… Томас». «Наверно, исходя из моего возраста, – подумал я, – он назначил местом встречи кафе-мороженое».На встречу я пришел раньше. Заказав стакан яблочного сока, уселся за столик, в ожидании экс-полицейского и неожиданно подумал, что почему-то меня все время судьба сводит с бывшими копами. «С Максом Ругером мне реально повезло. Интересно, как будет с Райтом?» – только я так подумал, как открылась дверь и в кафе вбежала стайка детей десяти-двенадцати лет. Они облепили стойку, толкаясь, и перебивая друг друга, компания в несколько голосов начала заказывать себе мороженое. Зазвенела мелочь, падая из детских кулачков и ударяясь о стойку. Получив свой сок, я успел сделать только пару глотков, как в помещение вошел крепкий мужчина лет двадцати пяти – двадцати семи, аккуратно одетый. Бросил взгляд на галдящих детей, усмехнулся, после чего подошел к моему столику. Уверенный, открытый взгляд. – Хелло, Майкл, – поздоровался бывший полицейский, садясь напротив меня. – Здравствуйте, мистер. – Брось, парень! Если мы подойдем друг другу, то я для тебя Том. Ты как? – после моего кивка головой, продолжил: – Знаешь, а я тебя уже раньше видел. В тренировочном зале. Мне понравилось, как ты разделался с придурком, который вообразил себя крутым парнем со стальными яйцами. Вот только ты его бил на ринге не только руками, но и ногами, словно жеребец копытами. Последний удар у тебя красивый получился. Так врезал ему ногой в грудь, что его бы точно из ринга вынесло, если бы не канаты. Я помнил этот случай. В зал в первый раз пришел крупный мускулистый парень, который с первой минуты повел себя неправильно. Одна его грубая шутка надо мной обошлась недалекому боксеру сломанными ребрами и разбитой головой. – А ты как там оказался? – У меня там приятель время от времени тренируется. Договорились встретиться у входа в зал, но я пришел немного раньше, вот и зашел в тот самый момент, когда ты его добил. Никогда не видел ничего подобного. Приятель мне потом сказал, что это вроде как из какой-то китайской или японской борьбы. Ты где так научился? – Пришлось пожить какое-то время в китайском квартале, – уклончиво ответил я, – а до этого боксом занимался. – Да уж, на мальчика из церковного хора ты точно не похож, – Том усмехнулся. – Тебе хоть сколько лет? – Пятнадцать. – Лейтенант сказал, что ты едешь в Майами отдыхать. Это так? – В общем, да. Покажешь там что и как? – Не волнуйся, парень. Я покажу тебе Майами так, как никто не покажет, хотя и не был дома семь лет, – тут в его глазах мелькнула грусть. К нам подошла официантка, достала из кармана передника блокнот и карандаш: – Что-нибудь будете заказывать? – Нет. Спасибо. Мы пойдем. Только вышли на улицу, как Том сказал: – Пива захотелось. Пошли туда. Здесь за углом есть бар. Мы сели в кабинке. Том заказал себе пиво, а я – сок. Начало нашего разговора было комканое и рваное, как обычно бывает у людей, которые встретились впервые в жизни, но потом мы разговорились и поняли, что у нас вполне достаточно общих тем для разговора. Неожиданно я узнал, что Том два года воевал в Европе. Когда я попросил его рассказать немного о войне, он отказался, только сказал: – Не хочу себе настроение портить. Поверь мне, парень: там ничего хорошего нет, только грязь, кровь и смерть. Вместо этого охотно рассказал о своей семье, при этом было видно по его потеплевшему взгляду, как он сильно скучает по родным людям. Узнал от него, что Том отправился воевать за океан из-за того, что сильно поругался с отцом. Причину он говорить не стал, но по тому, как при этом нелестно себя обозвал, его поступок я бы оценил народной цитатой: «отморожу уши назло бабушке». Впрочем, в то время ему не было и девятнадцати лет, только это в какой-то мере его оправдывало. Его упрямства хватило еще на четыре года после того, как он демобилизовался. Вернувшись в Америку, он вместо того, чтобы поехать домой, отправился в Лас-Вегас, где стал полицейским. Все это время он переписывался только с сестрой, так как мать умерла спустя полтора года после его отъезда, когда он еще воевал в Европе. Только вот на днях он получил от сестры письмо, в котором говорилось, что отец очень плох и, если Томас хочет застать его в живых, ему надо приехать домой как можно скорее. Затем пришла моя очередь отвечать на вопросы. Я немного рассказал о себе, не вдаваясь в подробности. – Да, парень, тебе тоже пришлось много чего пережить. В твои годы потерять родителей – это большое горе… – он помолчал, подчеркивая свое сочувствие, потом продолжил: – Знаешь, Майкл, когда приедем, я тебя обязательно познакомлю со своими родными. Даже с теми, которых еще в глаза не видел. Что так смотришь? Я о племянниках говорю. Одному уже пять, а второму – три с половиной года. Да и отцу ты должен понравиться. Он у меня твердый характером, как железо. Ни сломать, ни согнуть… Вот мы тогда и столкнулись… Эх! Я смотрел на расстроенное лицо молодого мужчины, который сильно и искренне переживал за ту ошибку, которую совершил семь лет назад. Пришла моя очередь подбодрить его. – Брось, не расстраивайся, Том. Или ты думаешь, что он тебя не примет? – Думаю, что примет, потому что, в отличие от меня, мой отец умный человек. Но… все равно внутри меня гложет беспокойство. Ладно, давай наши проблемы пока отставим в сторону. Хорошо? Я согласно кивнул головой. – Мне тут сказали, что ты племянник начальника службы безопасности самого крутого отеля в Лас-Вегасе? – Угу. – А точно, что твой дядя бывший коп? – Это ты мог бы узнать у лейтенанта Маккензи. Ведь он с моим дядей когда-то раньше вместе служил в Лос-Анджелесе. – Принял к сведению. Теперь скажи мне: как ты собирался добираться до Майами? – Автобусом до Лос-Анджелеса, а потом самолетом. – Извини, парень, но для меня это слишком дорого. Я уже узнавал: билет на самолет «Пан Американ» до Майами стоит сто тридцать долларов. Несмотря на наступивший «золотой век», как писали американские газеты об экономическом буме в послевоенный период, средний американец предпочитал путешествовать машиной или рейсовым автобусом, что было намного дешевле, чем лететь на самолете. Я помнил жалобы темнокожей толстушки Доротеи на свою зарплату медсестры в сто сорок долларов и то, как сияла от счастья Изабель, когда Ругер стал платить ей сто долларов в месяц. – Погоди, Том. Дядя сказал, что все оплатит, – при моих словах молодой мужчина нахмурился. – К тому же тебе надо срочно. Сам же говорил про отца. – Так-то оно так, вот только нет у меня такой привычки – жить за чужой счет. Так что извини, парень. «Блин! Да это второй Ругер! Еще один честный и принципиальный! Ну, мне везет!» – Подожди. Ты же посчитал, сколько тебе надо потратить на дорогу, не так ли? – Вся дорога с едой – пятьдесят пять долларов. И что? – Ты вкладываешь эти деньги в авиабилет, а на остальные устроишь мне шикарную экскурсию по Майами, – это все, что я мог придумать на данный момент. По выражению на его лице нетрудно было видеть, как его мужская гордость сейчас борется с желанием увидеть как можно быстрее больного отца. Чтобы переломить чашу весов в свою пользу, я решил добавить еще один весомый аргумент в копилку. Придав своей физиономии мальчишеский восторг, добавил: – Знаешь, Том, я никогда не летал на самолете! Как ты думаешь, паровоз с такой высоты будет выглядеть как игрушечный? Лицо Райта разгладилось, он уже смотрел на меня снисходительно: вроде парень рассуждает по-взрослому, а детство возьми и выскочи наружу. Что тут скажешь: пятнадцать лет. – Ладно, Майкл, считай, ты меня уговорил, но деньги я тебе потом обязательно верну. Кстати, мне тоже никогда не приходилось летать на самолете, так что насчет паровоза ничего не могу сказать, зато в журнале недавно прочитал, что компания «Пан Американ» выбирает своих стюардесс через особый конкурс. Пишут, что они все, как одна, красавицы с тугими попками, – глаза бывшего копа загорелись, не удержавшись, он весело мне подмигнул. – Вот мы и проверим, правду ли пишут в наших журналах. Добрались мы до Лос-Анджелеса утром, выехав ночным рейсовым автобусом. У меня было четыре часа перед отлетом самолета, которые я собирался использовать с максимальной пользой. Вручив Тому деньги, я отправил его покупать билеты на самолет, а сам пошел по своим делам. Первым делом зашел в банк, где взял немного денег и четыре фотографии желтого бриллианта, хранившиеся вместе с камнем в банковской ячейке, после чего побывал в книжном магазине, где приобрел энциклопедию по драгоценным камням. Взяв такси, я отправился в аэропорт. После громадных конструкций из стекла-металла-бетона из будущего (мне при моей работе довелось видеть множество аэропортов) лос-анджелесский аэропорт выглядел даже слишком просто. Не успел я войти в здание аэропорта, как раздался голос диктора: – Совершил посадку самолет рейсом из Сан-Франциско. Повторяю. Совершил посадку… Прошелся, осматриваясь по сторонам и отмечая все плюсы и минусы современного, по нынешним меркам, аэропорта. Зал ожидания, бар, сигаретные автоматы. Как я успел заметить, глядя на отправляющихся к самолетам пассажиров, никакого досмотра багажа, а также самого пассажира, здесь и в помине не было. Все просто. Покупаешь билет, сдаешь багаж и топаешь в самолет. С Райтом, как и договаривались, мы встретились у стойки регистрации. За спиной служащих было нечто вроде школьной доски, на которой мелом были аккуратно выписаны рейсы и время вылета. – Ну что, парень, успел сделать все свои дела? – Успел. Мы не опоздаем? – я придал лицу озабоченное выражение. «Подросток, да еще летит в первый раз, – отразилось на лице молодого мужчины. – Волнуется». – Не волнуйся, Майкл, – Том снисходительно улыбнулся. – У нас еще есть с полчаса. Билеты у меня. Самолет «Boeing 377 Stratocruiser». – Отлично. Пойдем, купим что-нибудь почитать на дорогу. Мы только успели купить в газетном киоске пару журналов, как услышали объявление диктора о посадке в самолет, летящий до Майами.
Меня обычно трудно удивить, но самолету компании «Пан Американ» это удалось сделать. Роскошный двухпалубный салон с люксовой мебелью и спиральной лестницей, ведущей в бар-салон, расположенный на нижней палубе, был не просто шикарным и просторным помещением, он создавал элегантную атмосферу роскошного заведения. В баре с разрисованными на воздушные темы стенами пассажиры могли пообщаться и выпить бокал вина или стаканчик-другой виски после ужина. Если к этому прибавить широкие мягкие кресла, способные превратиться в кровать и не имеющие ремней безопасности, обед из шести блюд на фарфоровой посуде, то можно было сказать, что это не самолет, а «воздушный отель». Меня, правда, немало удивило, что все пассажиры самолета были одеты так, словно пришли на официальный прием. Мужчины в хорошо сшитых костюмах, женщины в нарядных платьях. Золото, ювелирные драгоценности, меха. Нетрудно было сообразить, что пассажирами были людьми далеко не бедные, раз могли заплатить за билет месячную зарплату медсестры, поэтому считали, что это своего рода «выход в свет», а значит, ему надо соответствовать. Не успел самолет взлететь и лечь на курс, как пассажиры стали ходить по салону, знакомиться, курить. Кто-то пошел в бар, другие читали журналы или играли в карты. Новое оживление среди пассажиров вызвали стюардессы, когда начали разносить напитки, холодные и горячие закуски. Вместе с ними девушки предлагали обеденное меню, где пассажиры отмечали для себя блюда, которые они хотели бы получить на обед. Первое время я изображал восторженного мальчишку, глядя в иллюминатор, после чего с детской непосредственностью стал изучать «воздушный отель». Единственное, что мне не удалось, так это пробраться в кабину пилотов. Когда мне надоело играть роль подростка, я вернулся на свое место, удобно устроился и стал читать энциклопедию по драгоценным камням. Том, в отличие от меня, пребывал в приподнятом настроении с самой первой минуты нашего полета. С удовольствием пил и закусывал, потом нашел себе интересную собеседницу за тридцать, которая впервые летела в Майами, а стоило ей узнать, что Том прожил там большую часть своей жизни, сразу засыпала его вопросами. Как я успел заметить, ехала в основном солидная публика, состоящая по большей части из бизнесменов, летящих на отдых. Одиночки были редки, в основном ехали компаниями и семьями. Исключение составляла пара военных, полковник и генерал, и группа веселых, разбитных, молодых людей, судя по экстравагантным костюмам и обрывкам фраз, работающих в одной из кинокомпаний.
Когда в одиннадцатом часу вечера самолет пошел на посадку, нашим взорам в иллюминаторах открылась панорама одного из самых известных курортов Америки. Внизу под нами в лунном свете промелькнула буйная зелень субтропиков, белая паутина улиц и мостов, перекинутых через воды Бискайского залива, залитые неоновым огнем ночные улицы и бульвары. В одиннадцать часов вечера такси доставило нас в отель «Николь» на Майами-Бич. Когда Том узнал, сколько стоит номер за сутки, он только покрутил головой, выказывая тем самым свое неудовольствие такому мотовству. Наши номера были рядом друг с другом. Перед тем, как разойтись, мы договорились встретиться утром, в восемь часов, чтобы пойти вместе позавтракать. Встал я, как всегда, рано, поэтому успел не только сделать свою каждодневную зарядку, но и немного пройтись по бульвару. Я уже успел съесть пару кусочков поджаренного хлеба с беконом, когда Райт подошел к моему столику. Судя по его виду, я бы не сказал, что он выглядит как отлично выспавшийся человек, но ничего говорить не стал, просто поздоровался. В свою очередь Томас поздоровался со мной, сел, какое-то время смотрел, как я ем, потом сказал: – Что, дерьмово выгляжу? Да я и сам это знаю. Просто мне сейчас как-то не по себе. Беспокоюсь: как отец меня встретит? – Брось, Том. Все будет нормально. Ты ешь давай. – Слушай, а ты не мог бы сходить со мной? Я его понимал. Он боялся этой встречи, поэтому ему была нужна хоть какая-то поддержка. – Конечно, схожу. Поедим и пойдем. После моих слов Томас даже повеселел и принялся намазывать поджаренный хлеб маслом, а я тем временем принялся за яичницу, только что принесенную официанткой. Нам пришлось проехать половину города, прежде чем мы добрались до родительского дома Томаса. Встреча отца и сына хоть и была вначале напряженной и несколько скомканной, но при этом закончилась благополучным воссоединением блудного сына с семьей. Когда меня попытались оставить на торжественный семейный обед, я с мальчишеской непосредственностью заявил, что уже столько времени в Майами, а пляжа до сих пор не видел. Под дружные предложения от всех членов семейства заходить в любое время я попрощался и вышел на улицу. Поймав такси, поехал в отель, где переоделся и направился на пляж. Иначе зачем я сюда приехал? Впрочем, поездка в Майами была только внешней стороной моего путешествия. Не говоря уже о том, что у меня в печенках сидел Лас-Вегас со своим вечным праздником, я решил посмотреть новые места, попробовать поискать себе какое-нибудь дело, соответствующее моим способностям, а заодно пристроить какому-нибудь любителю-коллекционеру, если, конечно, у меня это получится, камень. Еще в Лас-Вегасе я собрал какую только можно информацию о выставке-продаже драгоценных камней. Неожиданно оказалось, что это мероприятие будет настолько масштабным, что на него собираются съехаться коллекционеры из девяти стран, помимо американцев. Канада, Германия, Франция, Гонконг… В программе выставки даже был шикарный банкет, который собрались устроить ее учредители для ее непосредственных участников. Также предполагался аукцион в последний день выставки. На данный момент особый интерес у участников вызывал большой бриллиант из коллекции маркиза Франсуа Де Витри, который наследники собирались выставить на продажу. К моему великому сожалению, цена на камень не разглашалась. Особый, профессиональный, интерес, помимо коллекционеров и ювелиров, проявили страховые компании, которые собираются отправить своих представителей на это мероприятие, написал журналист в той же статье. На выставке мне предстояло изобразить юного энтузиаста-любителя, именно поэтому весь полет я усиленно изучал энциклопедию, да и то время, что оставалось до выставки, собирался потратить на изучение подобной литературы. Не то чтобы мне так срочно нужны были деньги, но рано или поздно пришлось бы что-то решать с бриллиантом, так почему не разобраться с ним сейчас, раз выдалась такая возможность. В банковской ячейке в Лос-Анджелесе у меня оставалось еще около семидесяти тысяч (не менее тридцати тысяч ушло на торжественное открытие отеля-казино и еще сто пятьдесят тысяч на покупку ресторана). Я как-то поинтересовался у Евы, сколько буду иметь от отеля и казино, на что она ответила, что моя партнерская доля составит (за вычетом всех расходов) порядка семидесяти-восьмидесяти тысяч долларов. Зарплата за год квалифицированного врача, обладающего хорошей практикой, составляла в эти годы порядка тридцати – тридцати пяти тысяч в год, а опытные пилоты гражданской авиации, работающие в солидных компаниях, получали сорок – сорок пять тысяч долларов.
Большинство отелей в Майами-Бич, построенных до войны, были маленькими и уютными, в сорок-шестьдесят номеров, вот только все они имели один большой недостаток: в них не было кондиционеров. Только настольные вентиляторы. Среди отелей нередко можно было встретить виллы богатых людей, которые были похожи на маленькие дворцы с башенками, колоннами и античными двориками. Бассейны и густая зелень были непременным атрибутом этих домов миллионеров. Отели Майами более поздней постройки представляли собой многоэтажные здания самой разной архитектуры, вздымавшие свои этажи над песчаной полосой пляжа. Местный пляж меня тоже удивил. На первый взгляд, он напоминал собой автомобильную стоянку, столько здесь стояло разных машин. Американцы приезжали прямо на пляж, так как никаких стоянок не было, затем сами шли поближе к воде, купаться и загорать. Масса загорелых тел мешалась с белыми вкраплениями вновь прибывших туристов. Кто приезжал сюда семьями, кто компаниями. Одиночек, как я, здесь практически не было. Небольшой отель «Николь», где я поселился, не был предназначен для больших туристических групп. Скорее всего, его можно было назвать домашним отелем, так как подавляющее большинство посетителей составляли семьи или небольшие группы хороших знакомых. После двух дней пребывания в отеле я стал замечать на себе любопытно-осуждающие взгляды некоторых родителей. Подросток, без родителей, обеспеченный, раз может себе позволить отель для среднего класса. Впрочем, ко мне никто не лез, что меня вполне устраивало. Правда, даже в подобном варианте мне это не нравилось, так как я не любил привлекать чужое внимание. Первые два дня я вел себя как настоящий турист, совмещая пляж и океан с экскурсиями. За это время успел немного посмотреть город, слетать на гидроплане в Ки-Уэст, самый южный город Америки, расположенный на острове, совершить морскую поездку на катере. Мне понравился вечерний Майами-Бич. Дома, стоявшие вдоль моря, были расцвечены огнями неоновых реклам. Потоки разноцветного света падали на многочисленные толпы идущих по улицам людей и проезжавшие автомобили. Рокот океана сливался с шумом бурлящего города. Наступало время, когда многочисленные туристы, которые большую часть дня проводили на пляжах, наводняли улицы, спеша ухватить свою часть удовольствий. Здесь всякий человек, готовый платить, мог осуществить любой свой каприз. Алкоголь, девочки, наркотики, азартные игры. В одной туристической компании даже присмотрелся к круизной поездке на Карибы и на Кубу, но тут опять препятствием стал мой возраст. Путешествие только в сопровождении сопровождающего взрослого. Никакие другие варианты просто не рассматривались. Следующим пунктом моего плана были собачьи бега, которые проводились по четвергам, в пригороде города. Если на ипподроме мне приходилось бывать и раньше, то собачьи бега были для меня нечто новое. Жгучий азарт игроков, будь то лошади или рулетка, был мне не свойствен. Собирался съездить только для того, чтобы знать, что это такое. Еще оставалась ночная жизнь Майами, но ее я собирался изучать при помощи местного гида – Тома Райта. Утром третьего дня, выйдя из номера и спустившись по лестнице вниз, я по привычке быстро и незаметно огляделся. Ничего подозрительного. Пара семей с детьми и веселая компания молодежи, которая ожидала опаздывающую пару, Монику и Генри. Об этом можно было судить по их веселым выкрикам и шуткам. В креслах, среди пальм в кадках, сидели только что приехавшие две пожилые пары. Они осматривались вокруг с любопытством, пытаясь составить впечатление об отеле. Три молодые девушки, судя по их легким и ярким нарядам, шли на пляж, но задержались и сейчас стояли у стойки и рассматривали образцы открыток. Все отели успешно торговали этой продукцией. На такой открытке был изображен отель, в котором вы отдыхали, естественно, в самом выгодном ракурсе, а на обратной стороне открытки вы могли написать, как вам здесь хорошо, и отослать ее друзьям и родственникам. Не успел я подойти к стойке портье, как разом закричала молодежь, приветствуя опоздавшую парочку, после чего все они, шумно и весело укоряя на ходу заспавшуюся парочку, сразу двинулись к двери. – Майкл, привет, – поздоровался со мной портье, с которым я успел познакомиться и зарекомендовать себя компанейским парнем. Это был молодой парень, старше меня лет на пять. Большой любитель комиксов и итальянской пиццы. С его напарником, Карлом, мужчиной в возрасте, общего языка я не нашел. Видимо, многочисленная семья и язва желудка концентрировали все его внимание на себе, мало оставляя внимания для окружающего его мира, а его льстивая услужливость и приклеенная к губам улыбка нужны были для того, чтобы иметь возможность заработать лишние пару баксов. – Хелло, Сэм. Только заступил? – Угу-у, – молодой парень зевнул во весь рот. – Извини. Не выспался. Мать с отцом опять полночи ругались. Слушай, тут тебе звонили. Карл записку для тебя оставил. Держи. Развернул листочек бумаги. На нем было написано: «Буду с семи до восьми вечера. Обязательно дождись. Том». Из содержания я сначала ухватил суть: Том собирается выполнить свое обещание и показать мне Майами во всей красе, вот только было в ней нечто неправильное, но почти сразу я понял, что меня насторожило: деловой тон. «Хм. Мы же вроде гулять собрались или что-то изменилось?» – Когда был звонок? – поинтересовался я. – Не знаю. Но это же не срочно? Карл бы предупредил. – Нет. Не срочно. Ладно, пойду. – Ты сейчас на пляж? – Сначала на пробежку, а потом окунусь пару раз. Что, завидно? – Честно сказать? – он сделал паузу и, только когда я кивнул головой, продолжил: – Завидно. Даже очень. Все, иди. Меня работа ждет. Отмотав пять километров в хорошем темпе, я сбавил скорость и побежал обратно в сторону пляжа. Сгореть на солнце я не боялся, так как солнце Лас-Вегаса сделало из меня настоящего негра. Кинул на песок белые спортивные туфли, которые до этого держал в руке, затем стянул с себя полотняную, пропотевшую насквозь рубашку с короткими рукавами, а следом упали шорты. Автоматически оглянулся по сторонам, оценивая отдыхающий народ, при этом отметил несколько заинтересованных взглядов девушек и женщин. Хорошо сформированная фигура молодого человека поневоле привлекала внимание женской половины этого кусочка пляжа, причем взгляды дам бальзаковского возраста были отнюдь не материнские, а цинично оценивающие. Как и положено пятнадцатилетнему подростку, я отводил глаза от прямых взглядов и только изредка косился на стройные ноги или грудь какой-нибудь загорелой красотки. Если первый день мне было смешно смотреть на закрытые купальники, сравнивая их с бикини своего времени, то теперь я просто не обращал внимания. После пары заплывов, быстро высохнув под уже начавшим раскаляться солнцем, я отправился обратно в отель. Через пару дней открывалась выставка-продажа драгоценных камней и ювелирных изделий, и именно сегодня я хотел подойти к распорядителям выставки и узнать, как она будет проходить. Вместе с этим меня весьма интересовали возможные консультации, которые, по всей вероятности, будут давать посетителям работники выставки. Именно у них я собирался узнать приблизительную цену желтого бриллианта. Для этого случая я оделся модно и дорого. В Лас-Вегасе у меня было время посетить пару ателье и пройтись по модным магазинам одежды, так что за последний месяц я обзавелся приличным гардеробом. Легкие белые брюки и светлые туфли великолепно сочетались со светло-кофейной рубашкой, которая имела мою монограмму на нагрудном кармане. Я решил, что для разговора с солидными людьми нужен достойный вид, способный расположить их к откровенной беседе. Подойдя к вилле Виская, где должна была пройти выставка-продажа, я увидел, что дверь широко открыта. Зайдя в здание, заметил, что здесь полным ходом идет работа и монтаж стендов, на которых будут выставлены драгоценности. У одного из столов две женщины сосредоточенно сортировали таблички с названиями и краткими описаниями будущих экспонатов. Пока я искал глазами человека, который мог бы ответить на мои вопросы, мимо меня двое грузчиков в синих комбинезонах с логотипом фирмы на спинах, красные от натуги, тяжело отдуваясь, проволокли кадку с пальмой. – Поставьте ее в тот угол! – скомандовал им мужчина лет сорока, одетый в летний элегантный костюм, затем он развернулся, оглядываясь по сторонам, и тут заметил меня. Двинувшись в мою сторону, по пути он спросил женщину, которая разбиралась с грудой кусков разноцветной ткани, которую, как видно, собирались использовать для драпировки стендов: – Жаннетт, что с отдельными кабинетами? – Два из них уже в полном порядке, мистер Барнетт, – четко отрапортовала молодая женщина, повернувшись к нему лицом, – а в третий сегодня привезут кресла. – Обязательно сама проследи за этим. – Все сделаю, мистер Барнетт. Остановившись передо мной, мужчина быстро окинул меня взглядом, профессионально оценив мою одежду и возраст, после чего выбрал соответствующую форму обращения и спросил: – Здравствуйте, молодой человек. Чем могу быть вам полезен? – Добрый день, мистер… – Барнетт. – Извините, что отвлекаю вас, мистер Барнетт, но не могли бы ответить мне на пару вопросов. – Я вас слушаю, – в его тоне появилась снисходительность. – Так как я интересуюсь драгоценными камнями, то пришел заранее узнать о работе выставки. Мне интересно, будут ли лекции на эту тему? Или на время выставки будут работать консультанты, способные дать ответ на любой вопрос? При этом я постарался придать себе вид юного любителя-энтузиаста, который увлекается историей драгоценных камней. Когда на губах управляющего заиграла легкая усмешка, я понял, что роль удалась. – Молодой человек, вы обратились не к тому человеку. Я администратор и занимаюсь только подготовкой, а директор и организатор выставки – господин Бронсон. Адриан Бронсон. Ваши вопросы нужно адресовать ему. Он будет завтра, в десять часов утра. Еще чем-нибудь могу вам помочь? – Большое спасибо. Вы мне здорово помогли, мистер. Я подойду завтра, к десяти утра. До свидания. – До свидания, молодой человек… Удостоившись величественного кивка администратора, я направился к выходу. Приехав в отель, снова переоделся и направился на пляж. Проведя пару часов, решил, что и здесь отдых мне начинает надоедать. Моя энергичная и предприимчивая натура требовала серьезного дела, а вот его-то как раз и не было. «Да я так всю квалификацию потеряю, проводя так время», – с этой мыслью я отправился прогуляться. До встречи с Томом оставалось еще много времени, поэтому я решил пройтись и посмотреть, чем торгуют местные магазины. Выйдя на набережную, сделал вид, что меня заинтересовала роскошная витрина магазина «Пасифик энд Ориентал», и как бы невзначай скользнул взглядом в ту сторону, откуда шел, не обнаружив ничего подозрительного, снова зашагал вдоль ярко освещенных магазинов. Товары, выставленные в витринах, завлекали покупателей неплохими ценами и широким ассортиментом. Здесь можно было найти абсолютно все: от фирменных швейцарских часов до самой изысканной французской парфюмерии. Второй раз проверился, сделав вид, что загляделся на симпатичную девчонку и посмотрел ей вслед. Подобные проверки проходили почти в автоматическом режиме, став частью моего поведения. Возвращаясь, не стал доходить до отеля, остановившись у витрины сувенирной лавки, расположенной от входа в «Николь» в тридцати метрах. Здесь стояло много разных предметов, которые могли заинтересовать подростка, поэтому моя задержка выглядела естественно и оправданно, но главное заключалось в том, что с моего места хорошо просматривался центральный вход отеля. Придав своему лицу подобие восторга, я сделал вид, что внимательно рассматриваю выставленные на витрине вещи. Чучело большого попугая соседствовало с подзорной трубой, невольно навевая мысли о путешествиях в далекие страны. Статуэтка балерины соседствовала с ярко размалеванной африканской маской, а отряд оловянных солдатиков маршировал рядом с медным узорчатым кувшином с узким и длинным горлом. Спустя несколько минут рядом со мной остановилась молодая пара, которая стала шумно восторгаться выставленным «антиквариатом». Людей на бульваре становилось все больше. Они потоком выливались из отелей и растекались по ресторанам, клубам и другим увеселительным заведениям города. Со всех сторон были слышны голоса и смех. Отойдя от сувенирной лавки, посмотрел на часы. Стрелки показывали семь часов пять минут. Прошелся мимо входа вотель, после чего остановился у витрины цветочного магазина, развернулся и только сейчас увидел, как из такси высаживается Том. Вместо того чтобы пойти ему навстречу, я замедлил шаг, спрятавшись за спинами идущей впереди меня компании молодых людей. Почему я так сделал? Из-за напряженного и взволнованного лица Райта. «Отец умер? Тогда бы он просто позвонил в отель или не пришел. Похоже, у самого парня проблемы». Я наблюдал, как Том пару минут покрутил головой по сторонам, после чего решительно зашагал к входным дверям отеля. Не успел Райт скрыться в дверях, как из подъехавшего автомобиля, притормозившего напротив отеля, выскочил мужчина и торопливым шагом последовал за моим приятелем. Уже только то, что он отправился за Томом один, говорило о том, что это любитель, а не профессионал. Любой человек, знакомый с оперативной работой, прекрасно знал, что для слежки такого рода нужны два человека. Один из них должен был следовать дальше за объектом, а другой должен был сесть на хвост тому, с кем у объекта была назначена встреча. Сам мужчина, рядившийся под туриста, ничего особенного собой не представлял. Острые черты лица, соломенная шляпа, цветастая рубашка навыпуск. Вот только когда он выбирался из машины, то чисто автоматически поправил то, что у него торчало за ремнем, скрытое рубашкой. Это был пистолет. «Мне уже стало интересно», – подумал я, провожая взглядом непонятного пока для меня типа.
Глава 4
Я проследил за ним взглядом, потом запомнил номер и личность шофера автомобиля, который сейчас стоял в пятидесяти метрах от отеля. Свет фонаря давал возможность рассмотреть плотного, широкоплечего мужчину с квадратным подбородком, который курил сигару, не отрывая взгляда от входной двери отеля. Судя по первому впечатлению, это были местные бандиты. Вот только что могло произойти за двое суток, пока я не видел Райта? Встречаться с Томом, пока за ним наблюдают, я не хотел. Попасть под наблюдение, не зная, что происходит, это надо быть полным идиотом. Что делать дальше – мне было понятно: отследить этих парней, а затем встретиться с Райтом. Там мы уже решим, что делать дальше. Народу на бульваре с каждой минутой становилось все больше. Оживленные разговоры, веселые крики, смех неслись со всех сторон. Наступало время другой половины развлечений, ради которых люди приезжают в Майами. Если первую часть курортной программы составляли пляжи, солнце и океан, то сейчас их ждали рестораны, ночные клубы, концертные залы и бордели. Благодаря скоплениям народа на улицах, мне не трудно было следить как за входом в отель, так и за автомобилем преследователей. Спустя какое-то время из дверей отеля вышел Райт. Постоял несколько минут, покрутил головой, на минуту задумался, затем резко развернулся и снова исчез в отеле. Бандит за рулем явно напрягся. «Надеюсь, они не собираются устраивать стрельбу, – неожиданно в голове мелькнула подобная мысль, но я сразу себя успокоил: – Если не полные отморозки, то не будут. Во-первых, интенсивное движение, на машине не уйдешь, а во-вторых, слишком много свидетелей». Предугадать, что произойдет в ближайшие десять минут, не составило труда. Том, не найдя меня, поедет домой, значит, мне срочно нужно было свободное такси. Быстро огляделся по сторонам – машины поблизости не было. На мое счастье, Райт задержался в отеле, что дало мне возможность найти такси. Автомобиль притормозил и остановился у бровки тротуара, высадив молодую и веселую пару. В следующее мгновение я уже стоял у такси. – Свободны, мистер? – Свободен, парень. А ты шикарно одет. На свидание собрался? – Не угадали, мистер. Решил в шпионов поиграть. – Ты мне тут шутки не шути. Мне работать… – но стоило ему увидеть банкноту в пять долларов у меня в руке, как он сразу заткнулся, потому что одна эта банкнота составляла для таксиста три поездки по городу вместе с чаевыми, а значит, с этим лощеным парнишкой надо считаться. – Если поймаем шпиона, пять долларов будут вашими, мистер. Таксист хмыкнул: – Как скажешь. Пусть будут шпионы. Только я сел на пассажирское сиденье, рядом с водителем, как из отеля вышел Том, а еще спустя пару минут показался и следящий за ним бандит. Райту в отличие от меня повезло сразу. Не прошло и двух минут, как он поймал такси. Стоило гангстеру убедиться, что его цель собирается уезжать, как он резко рванул с места, добежал до своего автомобиля и сел на переднее сиденье, рядом с водителем. Оба бандита сразу начали оживленно говорить. Стоило машине с Райтом отойти от тротуара, как я показал таксисту на автомобиль гангстеров, сказал: – Как только машина поедет, следуйте за ней, только не сильно к ней прижимайтесь. Водитель недовольно покосился на меня, но заветная бумажка в пять долларов позволила ему отбросить ненужные сомнения. Для того чтобы снять напряжение, возникшее между нами, я стал расспрашивать его, чисто по-детски, прямо и непосредственно, о его жизни. Ведь каждый человек – это своя отдельная история, со своими особенностями, характерами, амбициями, поэтому надо уметь создать некую атмосферу общения, чтобы ему было с вами комфортно. Для этого много не нужно – улыбочка на лице и проявление искренней заинтересованности, поддерживаемое в нужных местах вопросами и восклицаниями. Лицо таксиста разгладилось, и я узнал, что сам он из Айовы, но при этом служил во время войны в Европе, здесь, в Майами, где формировались и тренировались подразделения армии США, а затем, после демобилизации, остался тут. Его зовут Генри Крейг, он женат и имеет двух отличных парней, из которых старшему на прошлой неделе исполнилось четыре года. Жизнь у него неплохая, да и на заработки грех жаловаться, вот только работа немного нервная, так как время от времени больно странные клиенты попадаются. При этом, но уже с хитрой улыбкой, он покосился на меня. Главное – найти в разговоре темы, которые будут твоему собеседнику интересны, после чего того уже не нужно подталкивать, он сам расскажет тебе все что нужно, через наводящие вопросы. Впрочем, с первых слов стало ясно, что для Генри главное в жизни – его семья, поэтому поддакивая рассказу о проделках его сыновей, я как бы отвлекал его, не давая правильно оценивать обстановку. К тому же вид пятнадцатилетнего парня никак нельзя было связать с каким-нибудь серьезным делом. Так, за живым разговором мы пересекли город и переехали на другую его сторону, где дома и бунгало выходили уже на залив Бискейн. Судя по маршруту, которым мы ехали, у меня не осталось сомнений, что мы едем к дому Райтов. Машина гангстеров притормозила метрах в пятидесяти от такси, из которого вылез Том и вошел в дом. Водитель бросил на меня вопросительный взгляд, но я прямо сейчас пытался понять, что мне делать: дождаться, пока эти типы уедут, и пойти поговорить с Томасом или последовать за ними, чтобы понять, зачем была организована слежка за Райтом. К тому же меня еще насторожило то, что машина преследователей уже несколько минут стоит на месте. Только я подумал, что те, возможно, собираются дежурить здесь всю ночь, как из одного припаркованного дальше, в пятидесяти метрах, автомобиля вылез мужчина и направился к машине с бандитами. Как только тот подсел к парочке гангстеров, мне пришлось воспринять ситуацию с Томом как некое довольно серьезное дело. «Да его обложили, как зверя. Что же Том такое натворил за последние сутки?» Такого продолжения вечера я точно не ожидал. Впрочем, мне давно надо было встряхнуться, поэтому я пока решил принять правила их игры, а дальше, как говорится, будет видно. Мой шофер, стоило ему увидеть мужчину, подсевшего к бандитам, сразу напрягся. Мой сосредоточенный вид дал ему понять, что эта поездка может оказаться серьезней, чем он думал. Мне было видно, что Генри уже жалеет о том, что связался со мной. Его напряженный взгляд и нервное постукивание пальцев по рулю говорили о том, что он сейчас про себя решает: может, плюнуть на деньги и высадить мальчишку? Мне нужна была машина и не хотелось конфликтовать с шофером, поэтому я пошел на опережение событий: положил водителю на колено пять долларов. Не глядя на меня, он аккуратно сложил банкноту, положил ее в карман и стал смотреть вперед. Стоило наблюдателю за домом Райтов выйти из машины и двинуться в обратном направлении, как машина с двумя бандитами тронулась с места. – Поехали за ними, – сказал я. Насколько я мог судить, мы двигались в северную часть Майами. Поинтересовался у таксиста: так ли это? После того как я получил положительный ответ, больше мы с ним не разговаривали. Еще через пятнадцать минут машина гангстеров подъехала к мотелю, стоявшему на берегу океана. Я попросил Генри остановиться и выключить фары. У входа в мотель стояло несколько столбов, на которых висели лампочки под жестяными абажурами. Они освещали вход в здание и стоянку машин, на которой сейчас стояло три автомобиля. Света от фонарей мне вполне хватило, чтобы увидеть, как водитель и пассажир вышли, постояли, покурили, перебрасываясь словами, а затем неторопливо пошли к входу в мотель. Неожиданно хмыкнул водитель. Я вопросительно посмотрел на него. – Да вот что мне удивительно: рекламный щит у «Русалки» не горит. Вон видишь у самой дороги… Впрочем, в темноте тут черта с два что увидишь! Только я тебе скажу так, парень, когда старик Бриксон здесь заправлял, этот щит светился не хуже рождественской елки. Издалека было видно, как переливаются цветные лампочки. Давно я здесь не был. Уж года два как. Хм, – водитель на минуту задумался, потом сказал: – Хотя, возможно, что «Русалку» продали и тут другой хозяин, но даже если так, как же без рекламы? Сейчас самый сезон. Да и народу почему-то мало живет. По прежнему времени всегда полтора, а то и два десятка машин стояло. Да и народ гулял, дети бегали… – Этот мотель стоит далеко от города? – спросил я водителя, перебив его размышления. – Мили три от городской черты. Кстати, очень красивое место. Года два тому назад я несколько раз возил сюда пассажиров. Зелени здесь много. Плодовых деревьев, кустов. Видно, здесь раньше дом стоял, потом его продали и построили мотель. Старик Бриксон, как мне говорили, организовал тут классную рыбалку. Но и это еще не все. Главное, парень, что здесь есть свой пляж и небольшая пристань. Мне бы такой мотель, я бы тут… Опасность растворилась в темноте вместе с непонятными типами, похожими на бандитов, и Генри Крейг, испытывая облегчение, снимал свое напряжение болтовней. Я же, кивая головой и таким образом поддерживая разговор, прямо сейчас решал, что мне делать. Возвращаться к дому Райтов не имело смысла, за ним следили, значит, нужно оставаться здесь и попробовать понять, что это за люди. К тому же мой основной принцип формулировался так: взялся за дело – доводи его до конца. Да и моя интуиция сделала стойку, чувствуя риск и кровь. – Ну что, парень, поедем? – Я подумал и решил переночевать в этом отеле. – Да что тебе в голову взбрело? Поиграл в шпионов и хватит. Да и время позднее. – Спасибо за заботу, – я открыл дверь и вышел. – Пока, мистер таксист. Сыновьям своим от меня привет передайте. Шофер довольно заулыбался. Ему было приятно, что я вспомнил о его семье. – Удачи тебе, парень, – с этими словами таксист включил зажигание, заработал мотор. Машина тронулась с места, потом медленно развернулась на дороге и поехала обратно в город. Несколько секунд я смотрел вслед такси, а затем направился к густому кустарнику, который, по-видимому, играл здесь роль ограды. Свою светлую рубашку я снял сразу, так как она меня демаскировала. Спустя полчаса изучил (правда, только снаружи) сам мотель и близлежащую территорию. Таксист не соврал, зелени на участке вполне хватало. За время моего наблюдения от мотеля отъехала только одна машина с водителем. Судя по тому, что только четыре окна светились на первом этаже, можно было сделать два вывода. Либо клиентов в мотеле нет, либо они все разом отправились веселиться в город. Сразу напрашивался вопрос: почему рекламный щит без освещения, а мотель пустует? Причина проста: кто-то использует мотель не по назначению, а для прикрытия своих целей. Спустившись по пологому откосу к океану, я обнаружил то, о чем говорил мне водитель. Шесть домиков – бунгало, стоящие на пляже, и лодочный сарай, рядом с пристанью. Обойдя все, убедился, что все домики были заперты. Что меня удивило больше всего, так это стоявший у пристани большой катер. «Если постояльцев нет, то что ему тут делать?» Только я собрался осмотреть катер, как со стороны мотеля послышались мужские голоса. Трое или четверо мужчин шли в мою сторону. Оценив ситуацию, решил спрятаться за лодочным сараем, который стоял немного в стороне. Сначала хотел просто прижаться к стене, но немного подумав, стащил с себя брюки и снял туфли. Аккуратно сложив одежду у стенки сарая, я лег на землю. Сейчас мой загар являлся отличной маскировкой. Из обрывков разговора подошедших мужчин я мало что понял, за исключением того, что сегодня им придется как следует поработать. Осторожно выглянув из-за угла сарая, я увидел, как один из троих мужчин поддернул рукав легкой куртки и посмотрел на часы. Несмотря на то, что уже совсем стемнело, луна светила ярко, давая разглядеть циферблат. – Через пять минут. Держите, – сказал он и передал какую-то сумку одному из двоих своих подельников. – Теперь идите. Теперь все стало на свои места. Это были контрабандисты. Правда, это никак не объясняло, что связывало их с Томасом Райтом. Я наблюдал, как двое контрабандистов ловко перебрались на катер. Один из них отвязал канат и встал у руля, а другой тем временем взял багор и стал с силой отталкивать катер от причала. Мужчина, оставшийся на берегу, снова посмотрел на часы, потом дважды включил фонарик. Я посмотрел в сторону океана. Там вдали трижды мелькнул свет. Контрабандист снова дважды мигнул фонариком, после чего негромко скомандовал: – Пошли! Взревел двигатель, и, сделав широкий разворот, моторная лодка рванула в темноту. В этот момент луна скрылась за облаком, и катер растворился в непроглядной тьме. Сначала громкий, потом делавшийся все тише звук двигателя, наконец, затих. Прошло около получаса, когда я снова услышал звук приближающегося катера. Даже на таком расстоянии было слышно, что мотор лодки работал натужно, с усилием. «Лодка предельно нагружена. Интересно, что они там везут? – подумал я, вглядываясь в темноту, где постепенно из бесформенного темного пятна формируется все более четкий силуэт катера, но спустя пару минут получил ответ. – Нелегалы». Когда до берега оставалось метров сто, один из силуэтов, стоящих у борта, резко дернулся и исчез за бортом. Я услышал громкий всплеск, взволнованные женские крики и изощренный мат контрабандистов. Через минуту все успокоились, и я смог услышать приближающийся рев мотора, шедший со стороны мотеля. К этому моменту я уже мог разглядеть большой надувной плот, на котором горой громоздился контрабандный товар, прикрытый черной прорезиненной накидкой, который тащил за собой катер. Рулевой начал маневрировать, подтягивая плот к берегу, а из подъехавшего грузовичка выскочило двое мужчин, которые сразу присоединились к общей работе. Судя по всему, они этой работой далеко не первый раз занимались, так как каждый из контрабандистов знал, что ему делать. «Да у них все здесь по-взрослому устроено», – отметил я про себя. Когда остальные стали заниматься отгрузкой плота, контрабандист, который оставался на берегу и подавал сигналы, получил от рулевого катера сумку, с которой сразу, торопливо, зашагал к мотелю. Вслед за ним один из его подельников повел женщин в том же направлении. Остальные быстро и слаженно принялись разгружать катер и плот, перегружая мешки и коробки в кузов «форда». В основном, как я определил, контрабанду составляли наркотики, женщины и сигары. Причем предположение по поводу сигар я сделал из легкости, с которой контрабандисты таскали объемные коробки в машину. Спустя двадцать минут водитель сел за руль, а двое его подельников залезли в кузов, застучал двигатель автомобиля, после чего машина двинулась в сторону мотеля. На берегу остался только один контрабандист, который принялся уничтожать оставшиеся следы их деятельности на берегу. Полученная мною информация ничего мне не прояснила в деле со слежкой Тома, но при этом какая-то связь между деятельностью контрабандистов и Райтом существовала. «Разговор с Томом расставит все по своим местам», – решил я, после чего, взяв свою одежду в охапку, я осторожно, перебежками, обошел по дуге работающего на берегу контрабандиста, а затем неторопливо пошел вдоль океана по берегу. Луна, временами прячась за облаками, то окунала землю в чернильную темноту, то освещала мне дорогу. Я уже прошел пару сотен метров по слежавшемуся, чуть влажному песку, как заметил, что в густой темноте, висевшей над океаном, появились габаритные огни удалявшейся большой яхты. «Избавились от контрабанды – теперь можно легально плыть, – усмехнулся я, но тут же насторожился, заметив какое-то движение в темноте. – А это кто? А, понял. Это та пловчиха, что сбежала от плохих ребят». Другого варианта и не могло быть. Кто будет болтаться на пустынном побережье ночью, далеко от города? Стоило мне определиться, как я перестал ее замечать, продолжая идти своей дорогой. У каждого своя судьба. Вот только она так не думала, когда поняла, что это совсем молодой парень, который, правда, непонятно что делает на берегу океана, причем ночью. Как бы то ни было, для нее это был шанс, и она решила его использовать. Когда стало понятно, что кубинка меня догоняет, я развернулся, чтобы сказать: иди-ка ты, подруга, куда подальше… Вот только не сказал. Вынырнувшая луна осветила стройную фигурку девушки, стоявшей, как и я, в одних трусиках. Светлая кожа. Метиска. Большие черные блестящие глаза. Довольно крупные для ее фигуры груди, упругие на вид, нагло торчали, нацелившись на меня. В одной руке она держала мокрую тряпку – свое платье. В этой ситуации меня слегка удивило только одно: мой взгляд совсем не смутил беглянку. Сложилась пикантная ситуация: парень и девушка, увидев друг друга впервые в жизни, стоят на пляже, ночью, в полураздетом виде. Она меня заинтересовала, но инициативу в разговоре я решил предоставить кубинке, тем более что не знал испанского языка, за исключением трех десятков слов. Девушка поняла мое молчание правильно и, сделав ко мне еще несколько шагов, неожиданно заговорила, пусть с акцентом, по-английски: – Мистер, очень прошу: помогите мне, пожалуйста. «Так проще будет», – решил я, при этом сделав вид, что удивлен и растерян: – Откуда вы здесь взялись? – Я… здесь была с компанией, а потом поругалась со своим парнем и ушла. Они, видно, потом уехали, а я пошла наугад. Мне стало страшно, и я очень рада, что вас увидела. «Ты смотри, даже легенда у нее есть. Шустрая девочка, ничего не скажешь, – промелькнуло у меня в голове. – Да и с мужиками у тебя, похоже, проблем нет, судя по тому, как ты держишься. Сейчас ты начнешь соблазнять маленького мальчика, чтобы тот ей помог». У меня была мысль закрутить курортный романчик, но я отложил это до встречи с Томом, только сейчас передо мной стояло довольно симпатичное решение этого вопроса. К тому же у Райта проблемы, и ему, похоже, сейчас не до веселья. Дешевый отель и одежда, что еще беглянке нужно? За несколько дней она освоится в городе, а потом – пока, подруга! Просчитать кубинку было несложно по ее поведению, поэтому я решил закончить игру и расставить все на свои места. – Приехали отдыхать в тот мотель? – спросил я с издевкой, одновременно показывая рукой за спину девушки. – Нет, мы приехали на машине… – Хватит врать, – жестко оборвал я ее. – Что, на Кубе совсем плохо? – Плохо, – ответила она тихим прерывающимся голосом, собираясь заплакать. – Хорошо, помогу тебе, только… Не успел я договорить, как девушка бросилась мне на шею. Отбросив мокрое платье в сторону, обхватила меня руками за шею и прижалась ко мне горячим телом. Она прекрасно знала, на что поймать пятнадцатилетнего подростка. От такого предложения я отказываться не стал и приложил все усилия, чтобы получить нам обоим удовольствие по максимуму. Для девушки оказалось новостью, что подросток, которого она собиралась соблазнить, был опытным любовником, но при этом с удовольствием включилась в любовную игру. Успокоились мы нескоро, только где-то через час, после чего какое-то время приводили себя в порядок. Когда я оделся, девушка внимательно оглядела меня, и, судя по ее повеселевшему взгляду, она решила, что ей улыбнулась удача в лице этого подростка. Самое интересное, что я был такого же мнения о своей симпатичной находке на берегу океана. Мы так и продолжили идти дальше, вдоль побережья, так как кубинка являлась поводом держаться как можно дальше от автострады. Из разговора я узнал, что она родилась в небогатой семье лавочника, у которого было четверо детей. Три девочки и мальчик. Оливия Вальдес была старшим ребенком в семье. Сначала помогала отцу в лавке, затем работала на табачной плантации, потом по счастливой случайности (она любила и умела танцевать) в одном баре ее заметил управляющий одного из ночных клубов. После трех месяцев обучения (это были самые счастливые месяцы в ее жизни) она начала танцевать и петь в ночном клубе. Такая работа приносила стабильный доход, и она могла помогать, пусть немного, своей семье. Вот только Оливия была девушкой с характером, что не нравилось ее боссам, которые требовали от нее беспрекословного подчинения. Спустя полгода перед ней встал вопрос: или она становится профессиональной проституткой, или вылетает с работы. В этот переломный момент ее жизни одна ее подруга поделилась с ней секретом: некто набирает танцовщиц для работы в Америке. Так она оказалась на яхте контрабандистов. Ее уверили, сказав, что Америка – страна широких возможностей, а значит, у нее может появиться шанс стать знаменитой танцовщицей. – Танцы – это моя жизнь, Майкл. Поверь мне, я стану знаменитой и сама буду определять свою жизнь, – это было сказано твердо и с такой убежденностью, что я ей в этот момент даже поверил. – Откуда английский знаешь? – В клубе был бармен-американец, бывший учитель английского языка. Вот он и научил. – Вроде взрослая девушка, а поверила каким-то бандитам. Несерьезно как-то все. – Просто… наступает момент, когда надо решиться. Бросить все и уехать. Не знаю, поймешь ли ты это… – То есть тебе надо было срочно бежать с Кубы. Так? – Можно сказать… и так. Попав на борт яхты, я только утвердилась в том, что все сказанное вербовщиком является наглым враньем. Не для этого я бежала с Кубы, чтобы здесь стать проституткой. Я неплохо плаваю, поэтому хотела прыгнуть за борт, как только яхта встанет на якорь, но потом услышала из разговоров матросов, что придет катер, и решила подождать. Когда катер стал подходить к берегу, я сразу прыгнула в воду. Некоторое время мы шли и молчали, потом девушка неожиданно спросила: – Майкл, а ты кто? – Кто-кто, Дед Пихто, – по-русски буркнул я, после чего добавил по-английски: – Маленький мальчик, который любит гулять по ночам. И давай без лишних вопросов. – О кей. Как скажешь, Майкл. – Тебе сколько лет? – Девятнадцать. Я задумался. У меня из знакомых в городе было только семейство Райтов, для которых я никто. Правда, как я понял из обрывков разговоров во время нашего знакомства, Адель, младшая сестра Тома, владела сувенирным магазинчиком, а ее муж – шеф-повар и управляющий семейным рестораном. «Вот только как будет выглядеть моя просьба? Возьмите к себе девушку, сбежавшую с Кубы. Ну, не знаю. Я бы десять раз подумал». – Что ты умеешь делать? – Могу работать в магазине. Могу готовить, стирать… – Все-все. Я понял. Разговор сам собою заглох, а спустя какое-то время я заметил, что Оливия идет из последних сил. Тревожная ночь, бегство, секс с незнакомым парнем – все это сказалось на девушке. – Идем к шоссе, а то ты прямо на ходу свалишься и уснешь. – Майкл, давай просто полежим, а уже утром пойдем дальше. – Мысль неплохая, но дело в том, что мне нужно как можно раньше быть в городе. Какое-то беспокойство поселилось в моей душе. Я очень не любил такие ощущения, поэтому хотел как можно быстрее поговорить с Томом. Выйдя к дороге, я стал голосовать, а девушка села на землю и закрыла глаза. Не прошло и двадцати минут, как рядом со мной остановился автомобиль. За рулем сидел пожилой мужчина, рядом с ним сидела женщина. – Ты чего здесь, парень, делаешь? – спросил меня водитель. – Я бы сказал, что грибы собираю, так вы же мне не поверите, – пошутил я. В этот самый момент с земли поднялась Оливия, сонно щурясь. – Хороший грибок ты нашел, парень. Ха-ха! – засмеялся мужчина. – Место не подскажешь, где такие растут?! – Замолчи, Фред! – прикрикнула на него жена. – Девушка с ног валится, а ты только зубы скалишь. – А я что? Да садитесь, не стойте, детки, довезем вас до города. Пожилая пара, мистер и миссис Мартин, оказались довольно деликатными людьми и не стали нас спрашивать, что мы делали за чертой города в ночное время. Впрочем, такой вопрос они могли задать только мне, так как Оливия, стоило ей сесть на сиденье, почти сразу заснула. К тому же миссис Мартин оказалась настолько любезной, что стоило ей увидеть босые ноги Оливии, как она выудила из багажника кожаные сандалии и подарила их девушке. Я попытался дать деньги, но супруги только возмущенно замахали руками. Они высадили нас на Бискайском бульваре, после чего уехали. Я посмотрел на часы. Четыре часа тридцать пять минут. Надо было устраивать Оливию и решать вопрос с Томом. Спустя десять минут блуждания по пустым улицам мы наткнулись на небольшой отель. Разбуженный портье, мужчина лет сорока пяти, с невыразительным лицом и громадными залысинами, разглядев нас, хотел выразить свое недовольство, но я положил на стойку десять долларов и жестко сказал: – Мистер и миссис Смит. Завтра утром мы съедем. Сдачи не надо. Цена за номер в таком дрянном отеле, насколько мне было известно, не превышала трех с половиной долларов, поэтому портье пришлось захлопнуть рот и выразить свое неудовольствие злым взглядом. Он взял деньги, достал ключ и протянул мне со словами: – Номер шестнадцать. Поднявшись на второй этаж, мы открыли дверь и вошли в номер. Я огляделся. Кровать. Шкаф. Небольшой круглый стол. Два стула. Все старое, ветхое. На подоконнике лежала пыль, в углу висела паутина. Со словами «Санта Мария, как я устала» девушка, не стесняясь, скинула свое платье и направилась в душ. Я сел в ожидании ее на стул. Спустя какое-то время она вернулась, завернутая в два полотенца, и села на кровать. – Отдыхай. Мне надо сейчас уйти, – при моих словах девушка, несмотря на усталость и слипающиеся глаза, напряглась, а в ее больших черных глазах появился страх. – Ты надолго уйдешь? – Не знаю. Это тебе, – на стол легли две банкноты по двадцать долларов. – На еду и одежду. По городу не болтайся. – Майкл, погоди. Я очень благодарна тебе, – кубинка порывисто вскочила, сделала шаг ко мне, замялась. – Я… все для тебя сделаю. Ты только скажи. – Разберемся. Пока. Спустившись вниз, я прошел мимо стойки. Портье проводил меня удивленно-злым взглядом, в котором явственно читалось: какого черта ты тут туда-сюда бегаешь, сволочь малолетняя. Первым делом я нашел такси и отправился в свой отель – принять душ, сменить одежду и позавтракать, после чего собирался позвонить Тому и предупредить его о слежке. Только я вошел в фойе, как вскинул голову дремавший за стойкой Сэм: – Майкл, ты где был?! – Где был – там меня нет. Меня кто-то искал? – Вчера вечером приходил мужчина, назвался Томом. Очень ему хотелось тебя видеть. Если я правильно его понял, то у вас должна была быть встреча. Но это еще не все. Был еще один тип, который интересовался, к кому приходил этот Том. Предлагал мне десять долларов. Еще угрожал, сказал, что свернет мне шею, как цыпленку, если я что-то скрою, – я выжидающе смотрел на портье. – Я не сказал. Вернее сказал, что человека, о ком спрашивал Том, в нашем отеле нет. Я все правильно сделал? Достав десятку, я положил банкноту на стойку. Глаза Сэма радостно вспыхнули. – Послушай, Майкл, я не ради денег. Чисто по дружбе. – И я по дружбе. Что-то еще? Сэм замялся, а потом с неловкостью в голосе спросил: – Ты никуда не влез, Майкл? – Ты не моя мать, Сэм. Если есть что – говори. – Этот мужчина незаметно скинул мне записку и негромко сказал: для Майкла. Держи, – и он протянул мне маленький комочек бумаги. Я развернул его. Прочитал, но понял написанное только наполовину. «Что за ерунда? Мне-то это зачем?» Поднял голову и увидел полные любопытства глаза Сэма. Что там?! – Спасибо, друг, – поблагодарил я его. – Майкл! – услышал я уже за спиной окрик портье, но оглядываться не стал, а только помахал рукой в воздухе. Освеженный, но толком не отдохнувший, через час я спустился вниз. В фойе сразу увидел оживленную группу туристов, которые с утра пораньше ехали на какую-то экскурсию. Сэма уже не было, а за стойкой стоял его сменщик, Карл. Мы вежливо поздоровались друг с другом. Позавтракав в ближайшем кафе, я поехал к Тому. Загадку нужно было решить как можно быстрее, чтобы знать, куда двигаться дальше. С самого утра на улицах было не так много народа. Большинство туристов отсыпалось после ночных похождений, другие только садились завтракать, чтобы затем пойти на пляж, третьи, самые малочисленные группы, ждали, когда им подадут экскурсионные автобусы. Без труда поймав такси, я уже спустя двадцать минут вышел за квартал до дома Райтов и пошел по улице, ища глазами телефонную будку. Здесь, в жилых кварталах, за деловой частью Майами, даже не пахло ленивой изнеженностью побережья. Тут жили трудовые люди, у которых сейчас начинался обычный рабочий день. Отцы едут на работу, дети идут в школу, а матери и жены их провожают. Телефон-автомат я нашел на перекрестке, рядом с газетным киоском и универсальным магазином, напротив которого на другой стороне улицы расположились аптека и овощная лавочка. Перед тем как зайти в телефонную будку, бросил взгляд на дом Райтов, расположенный в ста метрах. Картинка мне не понравилась с первого взгляда. Перед входом на тротуаре стоял полицейский автомобиль. Несмотря на то, что на нем не было никаких опознавательных знаков, я знал это точно. Автомобиль был марки «форд», а этот автомобильный гигант, как мне уже было известно, являлся на то время основным поставщиком полицейских машин. «Что-то явно случилось. Но что? Если полиция в доме, думаю, пока не стоит звонить Тому». Только я успел так подумать, как из дома вышли два копа в цивильной одежде и остановились у автомобиля, начали о чем-то оживленно говорить, время от времени бросая взгляд на дом. Может, для кого-то другого они и выглядели обычными людьми, но только не для моего профессионального взгляда. Быстро пробежал по ним обоим глазами, чтобы запомнить обоих детективов. Один из них был одет в светлый легкий костюм и такую же светлую шляпу. Костюм был явно пошит у хорошего портного, потому что пистолет в подмышечной кобуре с левой стороны практически не выделялся. Он был среднего роста. Имел сухое костистое лицо и рыжие волосы. Коп остановился у машины и о чем-то спросил своего напарника, плотного мужчину в помятом светло-сером костюме за тридцать долларов. В Лас-Вегасе у меня было время разобраться в здешней моде, и теперь я на глазок мог определить стоимость той или иной вещи. Кожаные туфли ручной работы рыжего детектива тянули на сотню долларов, тогда как давно не чищенные туфли второго детектива хорошо, если стоили двадцать пять – тридцать долларов. Темно-серая шляпа, надвинутая на глаза, не дала толком рассмотреть его лицо, но аккуратные усы я отметил. Чтобы не привлекать излишнее внимание идущих по улице людей, я зашел в телефонную будку и сделал вид, что звоню, но только когда детективы сели в машину и уехали, я набрал номер, который мне дал Райт. Мне пришлось ждать секунд двадцать, когда на другом конце телефонного провода сняли трубку. – Здравствуйте, мистер. Мне нужен Том. – Хелло, парень, – ответил мне чуть хрипловатый мужской голос. – Он сейчас не может подойти к телефону, но если ты скажешь, что тебе нужно, я ему обязательно передам. – Передайте, что звонил Майкл. Мы с ним летели из Лас-Вегаса. Вы не скажете, когда он будет? – Погоди немного, – полицейский, а это был он, явно с кем-то консультировался, после чего продолжил: – Майкл, ты не мог бы подъехать к дому Тома? – Сейчас не могу. Собираюсь ехать на экскурсию. Пусть Том зайдет ко мне в отель после пяти. Спасибо. До свидания, – выдал я все это скороговоркой, не дав полицейскому вставить хоть слово, после чего повесил трубку. Насчет полиции в отношении себя у меня не было ни сомнений, ни волнений. Родные Тома подтвердят насчет подростка, с которым Том к ним приходил, сразу после приезда из Лас-Вегаса. Естественно, что детективы захотят со мной поговорить, но только для того, чтобы поставить очередную галочку в опросе свидетелей. «Тома нет. В квартире полицейская засада. Значит, он исчез… или убит. Скорее всего, второе, иначе бы полиция так быстро не подключилась. Дела-а. Тут еще и связанные с ним каким-то образом контрабандисты». Вспомнив о контрабандистах, я сразу вспомнил о кубинке. Честно говоря, была большая вероятность, что я ее больше не увижу. Кубинская диаспора в Майами довольно многочисленная, к тому же девушка жизнь знает, а теперь и деньги у нее на первое время есть. Встретит своих соотечественников и растворится на просторах Америки. Впрочем, не до нее пока сейчас. Если с Томом случилось что-то серьезное, то в какой-то мере здесь есть моя вина. Возможно, если бы я с ним тогда встретился, то все пошло по-другому, а возможно, и нет. Вопрос, влезать в эту историю или не влезать, передо мной не стоял. Любое дело надо доводить до конца, и я решил поиграть в частного детектива. «Хоть какое-то применение моим способностям», – с определенной долей сарказма подумал я и принялся за дело. Строить какие-то планы, пока собираешь информацию, нельзя, иначе ты сам того не замечая, можешь пойти по ложному пути. Именно сбором информации я сейчас и собирался заняться. Перейдя улицу, я зашел в аптеку, где купил шоколадное мороженое, после чего пошел по улице, медленно облизывая холодный и сладкий шарик, с выражением явного удовольствия на лице. Каждый, кто шел мне навстречу, косился на меня с улыбкой. С каким наслаждением паренек ест мороженое! А паренек, между прочим, внимательно сканировал улицу на предмет подозрительных лиц. На всякий случай. Вот только моя интуиция молчала. Уже заворачивая за угол, я заметил, как из дома вышла семейная пара, сестра Тома со своим мужем. Сев в машину, они уехали. Лица, как я успел заметить, были у обоих мрачные и напряженные. Вспомнив, что у нее есть сувенирный магазинчик на набережной, который назывался «Три попугая», я решил туда наведаться за информацией. Найдя телефонную будку, стал листать телефонный справочник до тех пор, пока не нашел адрес сувенирной лавки, после чего отправился искать такси.Адель появилась за пятнадцать минут до открытия магазина, который уже отперла, как видно, продавщица, пришедшая ранее. Через стекло витрины, на которой красовались три ярких цветных попугая, сделанных из папье-маше, были видны многочисленные полки сувенирного магазинчика, уставленные шкатулками, статуэтками, чучелами крокодильчиков и морскими раковинами, а стены увешаны многочисленными картинами – в основном акварелями с пальмами и морскими пейзажами. Я перехватил хозяйку магазина перед самой дверью. – Здравствуйте, миссис Вернер. – Майкл, мальчик, у нас такое горе! Ты не представляешь! Какие-то бандиты вчера вечером убили Тома! – ее глаза наполнились слезами. – Вон как… – я изобразил на лице крайнюю степень удивления. – Теперь понятно. Примите мое глубочайшее сожаление, миссис Вернер. Но как это случилось? – Мы не знаем, – она вытерла глаза платком. – Кто-то выстрелил несколько раз в него на улице. – Это было ограбление? – Нам ничего не говорят! Похоже, полиция сама ничего не знает. Милый брат. Господи, за что нам такие муки?! Он только приехал к нам после долгих лет… – ее голос прервался, а на глазах снова появились слезы. В этот самый момент из магазина вошла девушка, которая, видимо, увидела нас через стекло витрины. Увидев свою хозяйку в слезах, она сразу спросила: – Миссис Вернер у вас все в порядке?! – Все плохо, Марша. Я пришла сказать, что ты сегодня будешь работать одна. Вот держи ключи от конторки. – Что у вас случилось? У вас слезы… – У меня брат умер. – Ой! Святая Мария! Какое несчастье! Что с ним случилось?! – Потом, Марша. Все потом. Ты справишься? – Не волнуйтесь. Все будет хорошо, миссис Вернер. Когда мы отошли от магазина, Адель спросила: – Как ты оказался здесь? Ты что-то хотел узнать? – Понимаю, что не вовремя, но мне очень нужно поговорить с вашим отцом. – Зачем тебе это? Мой брат был для тебя чужой человек. – Это не простое любопытство, поверьте мне. Женщина посмотрела на меня, словно увидела впервые. – Ты очень странный мальчик. Тебе сколько лет? Пятнадцать? Шестнадцать? – Пятнадцать. Вы не ответили на мой вопрос. – Я так понимаю, что это не праздный интерес, – она на несколько секунд задумалась, при этом смотрела мне прямо в глаза: – Хорошо, поговори с отцом, Майкл. Ты ему в прошлый раз понравился. Теперь мне надо бежать. Проводив глазами такси, увозившее сестру Тома, я медленно пошел по улице, пытаясь понять, что это за дело, в котором сплелись воедино контрабандисты, смерть Тома и записка, которую он мне оставил. Можно было предположить, что Тома застрелил съехавший с катушек грабитель-наркоман, вот только записка, которую мне передал портье, говорила о том, что он что-то положил в ячейку банка. Возможно, именно в этом были заинтересованы контрабандисты. Правда, пойти и узнать, что там лежит, у меня не было возможности. В ней не было названия банка, которое он, видимо, хотел мне сказать при личной встрече. Обдумав все, я решил, что отдам эту записку отцу Тома, поговорю с ним, а там как получится. Выйдя из такси, которое остановилось у дома Тома, подошел к двери. Помедлив, я нажал кнопку звонка. Спустя пару минут на пороге показалась женщина, далеко за пятьдесят, круглолицая, с крепкой фигурой. В прошлый раз, когда я был в этом доме, ее не видел. – Тебе кого, мальчик? – Мне нужен мистер Райт. – Он болен и никого не принимает, – строго заявила женщина, готовясь закрыть дверь. – Я говорил с миссис Вернер, и она разрешила мне навестить ее отца. Мне нужно поговорить с ним о его сыне. Это очень важно. Да, я знаю, что Том умер, и все же доложите обо мне. Меня зовут Майкл, – твердо сказал я. Женщина заколебалась, не зная, что делать. – Передайте ему это, – и я подал ей аккуратно сложенный кусочек бумаги. – Если он не захочет меня принять, я пойму. Я ждал у двери минут десять и был уже готов принять отказ, когда входная дверь открылась, и женщина предложила мне войти. Она проводила меня на второй этаж, где находились спальни. Зайдя в комнату отца Тома, я незаметно поморщился. Это ударил в ноздри специфический запах спальни тяжелобольного человека, прикованного к кровати. Подойдя к кровати, я сказал: – Здравствуйте, сэр. Приношу вам свои соболезнования. Извините меня за то, что осмелился вас побеспокоить в такой день, но мне очень нужно с вами поговорить. В ответ я получил легкий кивок головой, после чего больной тихо сказал, с трудом выталкивая из себя слова: – Садись, Майкл. Ты… иди, Сара. Женщина, до этого стоявшая в двери, тихо вышла. Я сел на стул. Хозяин дома какое-то время смотрел на меня, потом спросил: – Откуда… у тебя эта бумажка? – Мне передал ее Том, через портье. – Ты понял… что там написано? – Не трудно догадаться. – Спасибо, что принес ее, Майкл. Тебе шестнадцать? – Пятнадцать, сэр. – Совсем молоденький. Ты хочешь что-то спросить у меня? – Понимаю, сэр, вам больно об этом говорить, но мне хотелось бы знать причину смерти Тома. Неужели из-за этой бумажки? – Иди в свою гостиницу, мальчик. Тебя ждут девочки, пляж, океан. Уходи. – Неужели вы не хотите узнать, почему умер ваш сын? – Тебе пятнадцать лет. Что ты можешь сделать, кроме как натворить глупостей? Посмотри на себя. Ты смешон, мальчишка. Для этого есть полиция. Это их дело, а не для малолетнего молокососа. – Сэр, мне очень понравился ваш сын. Он был прямым и открытым человеком. Мне хотелось бы, если вам не трудно, чтобы вы рассказали о нем. Старик с минуту смотрел на меня, пытаясь понять, чего добивается этот парень, потом тяжело вздохнул и медленно сказал: – Хорошо. Давай поговорим. Очень тяжело лежать одному и думать… Так что ты хотел узнать? Старик оказался сильным человеком. Даже сейчас, когда ему было плохо, а в голове бродили черные мысли о смерти сына, в нем чувствовалась твердость духа, а в глазах – вызов судьбе. От отца Тома мне стало известно, что его сын не всегда был благонамеренным гражданином Америки. Будучи совсем молодым человеком, он подпал под влияние Микки Кинли, главаря банды малолетних преступников в их районе. Спустя какое-то время они даже стали приятелями, хотя и расходились во мнении по многим вопросам. Том, насколько было понятно из рассказа его отца, представлял себя этаким Робином Гудом. – Их обоих взяли во время ограбления квартиры одного ростовщика, довольно гнусного типа. Несмотря на то, что обоих взяли на месте преступления, Кинли на допросах заявил, что Райт не знал, что происходит, и оказался там случайно. Хотя такое признание звучало довольно глупо, мой старый приятель, будучи тогда лейтенантом полиции, сейчас он уже капитан, сумел вытащить моего сына. Вот только мой мальчик сделал одну большую глупость. Вместо того чтобы понять все правильно, он, как норовистый жеребец, закусил удила и сделал новую, еще большую ошибку. Поругавшись со мной, он назло нам поехал воевать за океан. Ты, парень, еще ничего не знаешь о жизни, поэтому тебе не просто понять, что произошло на самом деле. Стоило мне узнать об этом, я сгоряча заявил, что отрекаюсь от сына, а моя дочь, не подумав о последствиях, сообщила ему об этом в письме. Цепочка человеческих глупостей… и вот к чему она привела. У моего Томахарактер, как у меня, именно поэтому он после того, как война закончилась, не приехал домой, а оказался в Лас-Вегасе. Он пошел работать именно в полицию, тем самым говоря, что понял свою ошибку и раскаивается в том, что в свое время сделал. Я думал, что он сделает первый шаг, но теперь понимаю, что это мне нужно было пойти ему навстречу. Вот такой я старый и упрямый дурак, парень. Что мне стоило написать ему письмо? После этой длинной для умирающего старика речи он некоторое время просто лежал, тяжело и хрипло дыша, глядя куда-то в пространство. Когда он отдохнул, мы снова продолжили нашу беседу. История с запиской, которую передал мне тем вечером Том, была бы завершением занимательного авантюрно-приключенческого романа, если бы в ней не было убийства. История, которая завершилась столь печально, началась еще в далеком детстве отца Томаса. У него в детстве был друг, Мартин Эшли. Помимо крепкой дружбы, которую они сохранили на всю жизнь, их объединяла детская мечта о том, что, когда они повзрослеют, то обязательно станут миллионерами, затем купят себе отель на берегу океана и будут целыми днями лежать на пляже в шезлонгах, попивая холодный лимонад. Если со временем у отца Тома эта мечта превратилась в детское воспоминание, то для Мартина она постепенно превратилась в навязчивую идею. Он хотел стать миллионером во что бы то ни стало и поэтому влезал в разные авантюры. То купит акции компаний, обещавших суперприбыль, то нефтеносные участки, то земельные участки в горах, где вот-вот найдут золото. – Мартин как-то рассмешил меня до слез, вложив десять тысяч долларов в поиски многомиллионных сокровищ, которые собиралась извлечь с морского дна одна компания. При этом скажу тебе так, парень, Эшли умел считать деньги и знал, как их выгодно вкладывать. К тому времени, когда я окончательно расплатился с банком за ресторан, у него уже имелось три магазина по продаже одежды. Дальше я узнал, что Мартин Эшли дважды был женат, но развелся, а детей так и не завел. Последний год, он, как и отец Тома, тяжело болел, что очевидно и окончательно превратило его в тихого сумасшедшего. Время от времени Мартин звонил своему старому приятелю, но при этом все его разговоры сводились к одной теме: миллион долларов и что он будет с ним делать. Недели за три до приезда Томаса он снова позвонил и радостно заявил, что своего добился и теперь он почти миллионер. Райту уже давно было ясно, что за словами Эшли ничего нет, только мечты выжившего из ума больного старика, поэтому спокойно пропустил весь этот бред мимо ушей. Вот только после этого разговора вечером следующего дня пришел посыльный и принес пакет, в котором были документы на участок земли, расположенный где-то в горных отрогах Колорадо. В пакете лежала записка, написанная рукой Мартина, в которой говорилось, что эти бумаги необходимо хорошо спрятать и никому не отдавать. Отец Тома собирался позвонить своему приятелю и потребовать объяснений, но в тот день он чувствовал себя плохо и отложил звонок, а потом просто о нем забыл. Вспомнил только спустя два дня, когда его официально известили, что Мартин Эшли умер. – Приехал нотариус и официально заявил, что Мартин умер, а я теперь являюсь его наследником. Поговорить с ним толком мы не успели, так от этого известия мне стало плохо, и нотариус, видя, что разговора не получается, уехал. Еще через сутки раздался звонок. Трубку взяла дочь. Сказала, что это хотят поговорить со мной. Звонивший неизвестный мне мужчина предложил отдать бумаги на участок за вознаграждение в пятьдесят тысяч долларов. Этот разговор мне не понравился, но с ходу отвергать это предложение не стал, сказав, что подумаю. Затем пришла мысль: а что если Мартин прав насчет своего миллиона долларов? Тогда я решил посоветоваться с дочерью и ее мужем, но что они могли сказать? Продай, сказали они, деньги хорошие. Я сказал им, что еще подумаю. Мне хотелось понять, что за всем этим стоит, и тут неожиданно приехал Том, которому я все рассказал. Сын сказал, чтобы я не волновался, он все сделает сам. Если бы я знал… Неожиданно он хрипло закашлялся, при этом лицо старика покраснело и напряглось. Я подождал пару минут, пока его дыхание выровнялось. – Как вы себя чувствуете? – Лучше не будет, а к смерти я уже давно готов. Что ты еще хотел узнать? – Человек, который вам звонил и предлагал деньги за участок, не назвался? – Нет. Он сказал, что принесет деньги, заберет документы, и больше я его никогда не увижу. Ах да, он еще сказал, что позвонит через сутки. – В таком случае у вас дома должна быть организована засада. Вы приглашаете его к себе домой, а полицейские тут его – раз и схватят! – я изобразил речь пятнадцатилетнего паренька, чтобы хоть как-то замаскировать серьезность вопросов, которые я задавал. – Они сказали, что как только я договорюсь о времени и месте встречи с незнакомцем, то сразу должен был им позвонить. Даже два номера телефона мне оставили. Вот только… он тогда не перезвонил. – Тогда? Значит, позвонил позже? – За сутки до приезда моего сына. Теперь я все время думаю, что не может ли смерть Тома как-то быть связана с этими звонками. Если это так, то надо искать того, кому нужен этот проклятый участок! Это он убийца! Он! Старик снова захрипел и стал задыхаться. Я вскочил, готовый бежать за Сарой, но старик слегка помахал рукой. Жест, по которому я понял: никуда не ходи, останься. Снова сел на стул. Мне чисто по-человечески было жаль смертельно больного старика и очень не хотелось, чтобы он умер в результате моих расспросов. – Сэр, может, я все же схожу за… – Не… надо. Все… пройдет. Еще несколько минут хрипы рвались из его горла, но потом затихли. Сошла багровая краска с лица, глаза ожили. Несколько минут прошли в тишине. Старик приходил в себя, а я обдумывал следующие вопросы. – Вы сказали об этом детективам? – Сказал. На что они мне ответили, что будут рассматривать и эту версию. – Как-то все это странно. Я на минуту задумался. Меня удивила непонятная для меня реакция полицейских на слова старика. С другой стороны, я никогда не занимался расследованием убийств, да и толком не знаю всех фактов. Вот только мне что-то подсказывало, что здесь не все чисто. – Чего замолчал? Или мысли уже какие-то пришли в голову? – неожиданно спросил меня старый Райт. – Да нет. Ничего такого. Я вот что хотел у вас узнать: не подскажете, где мне найти Мика Кинли? – Не надо тебе с ним говорить, паренек. Гнилой он человек. Когда-то этот бандит сбил с пути моего Тома, за что я буду проклинать его до самого последней минуты своей жизни. Вот только, правда, на суде, он не потащил его за собой, взял все на себя. Том тогда много говорил мне про Мика. Что он верный товарищ, что у него принципы, кодекс чести и все такое, я ему не верил и ругал его последними словами. Вот тогда мы с ним сильно разругались. Все мой характер… Да и у сына он был не сахар… Старик замолчал, задумался, что-то вспоминая. Я молчал, ожидая, когда он обратит на меня внимание. – Эх, сынок, сынок… – отец Тома тяжело вздохнул и, вынырнув из своих мыслей, посмотрел на меня. – Говорили, что у него ночной клуб есть. «Синяя сова». Только не связывайся с ним, парень. Я тебя прошу. – Как скажете. А кроме Кинли, у него друзья были? Или враги? Может, тут дело в старой вражде? Если с Микки они были хорошими приятелями, так может, кто-то из бывших врагов затаил на него обиду? Случайно встретились… – Про врагов сына ничего не скажу, а вот друзья… Дай подумаю, – старик прикрыл глаза и несколько минут молчал, вспоминая. Только я подумал о том, что он заснул, как он снова открыл глаза: – Карл Мозе и Джозеф Шпиц. Где Карл – не знаю, а Джо, журналист, работает в «Майами ньюс». – Спасибо большое, мистер Райт, что уделили мне время… – Я встал. – Для своего возраста ты очень разумный и рассудительный мальчик, поэтому, мне так кажется, ты не позволишь себе совершить глупость, о которой потом пожалеешь. И еще. Ты мне нравишься, Майкл. Будет время, приходи навестить старика.
Глава 5
Я вышел из дома, провожаемый Сарой, которая всем своим видом излучала свое крайнее недовольство. Автоматически проверился насчет наблюдения, а заодно попробовал определить местонахождение возможной полицейской засады. Ничего явного обнаружить мне не удалось, но при этом показалось, что по мне царапнул чей-то взгляд. Впрочем, это мог быть взгляд любопытной соседки из дома напротив. Медленно пошел по улице, одновременно раскладывая информацию по полочкам и пытаясь выстроить цепочку фактов, которые могли бы привести к раскрытию убийства младшего Райта. В моей прежней жизни мне не доводилось расследовать преступления, но анализировать и строить логические цепочки приходилось. «Изначально, наверно, нужно исходить из предположительного наличия золотоносного участка. Пока это исходная точка для развития версий. Мартин Эшли покупает участок, на котором находят золото, а затем он пытается его продать. Или его заставляют продать? Вполне возможно, так как он прячет пакет документов у своего друга детства. Тогда, может быть, Эшли не сам умер, а его убили? Нет, в это я лезть не буду. Идем дальше. Тут приезжает сын, которого просят разобраться с этим делом. Том узнает нечто такое, отчего решает спрятать документы в банковской ячейке, а информацию о ней передать мне. Тут два вопроса. Что он такого узнал за двое суток, пока мы не виделись, и почему именно мне он оставил записку, а не своему отцу? Так как ответы на эти вопросы мне неизвестны, я их пока отложу. Что у нас дальше? Незнакомец, которого интересуют документы на земельный участок, узнает, что Эшли передал их старому другу. Стоп! Вопрос: откуда он это узнал? Хм. Информация, скорее всего, протекла от полицейских. Кожаные туфли у того детектива явно не на зарплату куплены. Идем дальше. Отцу Тома звонят и предлагают деньги, а на следующий день убивают его сына. Нет в этом никакой логики. Тем более что этому неизвестному типу не отказали. Сказали, что подумают. Что-то тут не вяжется. Хотя с другой стороны, кто сказал, что у этого незнакомца, а возможно и убийцы, нормальные мозги. Миллион – это большие деньги, у кого хочешь крыша поедет. Итак, что мы имеем на выходе? Золотоносный участок. Звонок неизвестного человека. Убийство Тома. Кроме этого имеются контрабандисты, которые следили за Томом. Так, может, это они грохнули парня? Только где они пересеклись? Но при этом факт слежки присутствует. Итог: логическую цепочку нельзя построить без дополнительной информации, которую нужно искать. Пока у меня три человека, которые так или иначе связаны с покойником. Микки Кинли. Джозеф Шпиц. Карл Мозе. Бандит, журналист… Думаю, последнего пока можно откинуть. Можно начать с гангстера, так как с ним не стоит церемониться. Одним больше, одним меньше – никакой разницы. Только вот Кинли не рядовой головорез, и к нему так просто на улице не подойдешь, а привлекать к себе лишнее внимание на данном этапе расследования рано… – Я задумался. – Можно пойти по другому пути. Съездить в мотель, взять «языка» на предмет получения сведений. Вот только как определить человека, который владел бы нужной мне информацией. Если ошибусь, то насторожу всю банду. Нет, лучше пока остановимся на журналисте». Найдя телефон-автомат, полистал справочник, найдя телефоны редакции, набрал номер и позвонил. Шпица, как и следовало ожидать, на месте не оказалось. Журналиста, как и волка, ноги кормят. Решил позвонить позже, а прямо сейчас решить вопрос с Оливией, а заодно узнать, что ей известно про контрабандистов.На месте ночного портье сейчас сидел мрачный взлохмаченный старичок. Сморщенное морщинистое лицо, впалые щеки и взгляд, в котором читалась тщательно скрываемая ненависть к людям. Он был из той породы старичков-паучков, которые разжигали рознь между соседями, писали доносы, нашептывали всякие гадости за спинами людей. Он посмотрел на меня с брезгливостью и злобой, так, словно увидел таракана, а потом спросил надтреснутым голосом: – Тебе чего? – Мистер, мне нужен ключ от шестнадцатого номера. – Мистер и миссис Смит. Понятно, – полуобернувшись к стойке с ключами, он посмотрел на ячейки, после чего сказал с какой-то непонятной издевкой: – Миссис Смит у себя в номере. Я поднялся по лестнице наверх. Подошел к двери, постучал. – Кто там? – раздался из-за двери голос Оливии. – Это я. Дверь резко распахнулась. Девушка хотела произвести на меня впечатление, и ей это удалось. Столь разительного превращения из смертельно уставшей кубинки в полную сил и жизненной энергии молодую симпатичную девушку я никак не ожидал. Судя по всему, она не только прошлась по магазинам, но и побывала в парикмахерской. Она учла все мужские пристрастия. Ее высокая грудь великолепно смотрелась под белой рубашкой с большим отложным воротничком. Бежевого цвета короткая юбка с широким поясом и карманами великолепно подчеркивала стройность ее ног. Ее наряд довершали белые носочки и двухцветные летние туфли. – Ух ты, какая красавица! – воскликнул я, припустив немного восхищения в голос. Девушка выжидающе внимательно посмотрела на меня, пытаясь понять: она действительно произвела впечатление на подростка или тот так шутит. За то короткое время, что они провели вместе, Оливия сделала для себя два вывода. Во-первых, он не похож на обычного подростка. В нем не было ни внутренней застенчивости, ни развязного нахальства, идущего от неуверенности. Во-вторых, от него веяло настоящей мужской силой и уверенностью в себе. Женщины хорошо это чувствуют. Была еще одна причина, по которой ей нравился этот юноша. Девушка считала, что в достаточной степени умеет обращаться с мужской половиной человеческого рода. На ее родине мужчины были от нее без ума, вот только этот американский паренек был для нее загадкой. К тому же Майкл оказался опытным любовником, сумев это доказать на берегу океана. Она была вынуждена признаться сама себе, что не она завлекла его к себе, а он ее привлек. Захочет – возьмет ее, и она не будет сопротивляться, потому что он не мальчишка… а настоящий мужчина ее мечты. Девушка впустила меня в комнату, я закрыл дверь на ключ, потом прошел к столу и сел на стул. Оливия села на кровать. Она старалась держать себя в руках, но было видно, что волнуется. – Как тебе Америка? – задал я ей вопрос. При моем вопросе она прямо вспыхнула радостью. Тут даже без слов стало понятно, что первые впечатления были хорошими. – Все просто замечательно. Такого изобилия я просто никогда в жизни не видела. И люди кругом все такие милые. – Рад, что тебе все понравилось. Оливия, скажи: у тебя есть здесь родственники и знакомые? Вопрос был для нее неожиданностью. Не таким она ожидала начало разговора. Поцелуи, жаркие объятия и все такое прочее. Неужели она ему не понравилась? – Нет. Никого нет. – Тогда какого черта ты сюда приехала? – Я же говорила! Хочу нормально жить. По-человечески! Это разве непонятно?! – начала себя взвинчивать девушка, не понимая, к чему эти неуместные сейчас вопросы. – Это мне понятно. Только как можно жить по-человечески, приехав нелегально в Америку? Без денег, без документов. Судя по злости, вспыхнувшей в ее глазах, она хотела сказать что-то резкое, но передумала, какое-то время молчала, пытаясь найти ответ на мой вопрос. Наконец, ответила: – Не могу прямо сейчас ответить на этот вопрос. Знаю только одно: у меня будет хорошая жизнь. Настоящая. Семья, дети, деньги, благополучие. Ее голос, несмотря на мягкость и мелодичность, сейчас звучал жестко, при этом в нем чувствовалась уверенность девушки в себе и своих силах. «С характером подруга. Что есть, то есть!» – Надеюсь, что так и будет. Теперь расскажи мне, что говорили вам контрабандисты. Все, что можешь вспомнить. – Матросы, что на яхте, много чего говорили и обещали… – Нет, Оливия, не это мне нужно, – перебил я девушку. – Что ты можешь сказать про контрабандистов, которые вас встречали? Может, они называли какие-то имена или клички? Девушка виновато улыбнулась и отрицательно покачала головой. – Извини, но я тогда ничего не видела и не слышала, ожидая момента, чтобы прыгнуть в воду. Какое-то время мы молчали, потом она, глядя на меня большими черно-бархатистыми глазами, тихо спросила: – Ты мне поможешь? Я усмехнулся: – Сначала посмотрю на твое поведение. В ответ она лукаво улыбнулась. Шедший до этого странный и непонятный разговор наконец вошел в привычное для нее русло. В постели Оливия была живым огнем. Опаляя меня, она заставляла пылать меня огнем страсти. В ней было столько детской непосредственности, которая непонятным образом сочеталась с неподдельной страстью искушенной женщины, что я в какие-то моменты просто терял голову, становясь пятнадцатилетним подростком, впервые дорвавшимся до женского тела. Она с радостью брала у меня уроки любви, сразу же претворяя их в жизнь. В номере было душно и жарко, несмотря на приоткрытое окно, и только душ спасал, смывая липкий пот с наших разгоряченных тел. Когда мы в очередной раз сидели, освеженные, на кровати, Оливия вдруг неожиданно встала, взяла простыню и в одну минуту соорудила себе из нее короткую юбку. После чего встав на середину комнаты, принялась танцевать, создавая для себя ритм мягкой и певучей песней на испанском языке. Импровизированная юбка, как я понял, была вызвана не порывом стеснительности, а нарядом для танца, который придавал ее стройной фигурке еще больше сексапильности. Пластичные движения ее молодого упругого тела завораживали меня. Каждое движение было полно изящества. «Она, похоже, не врала. Умеет танцевать. Голос тоже есть». Закончив танец под мои аплодисменты, она спросила: – Тебе, правда, понравилось? – Очень, девочка. Очень. Она удовлетворенно кивнула головой и тут же без всякого перехода запела песню по-английски, в которой говорилось, что хорошие девочки отправляются на небеса, а плохие – куда захотят, при этом танцуя в ритме рок-н-ролла. Быстрый темп и раскованность движений просто заворожили меня, а когда от резких движений с ее бедер стала сползать простыня, внеся нотку эротики, я стал аплодировать девушке, уже откровенно восхищаясь как самой Оливией, так и ее мастерством. Закончив танец, она, тяжело дыша, села на кровать. Ее обнаженная грудь бесстыдно уставилась на меня. – Майкл, я тебе нравлюсь? – Даже очень, девочка, но скажу сразу: за ручку по жизни тебя не поведу, а устроиться на первых порах помогу. По ее лицу было видно, что не этого ответа она от меня ждала, но при этом приняла мои слова достойно. – Мне и этих слов достаточно. Спасибо тебе, Майкл, – прижавшись, она потянулась ко мне губами. Мы оба устали, поэтому наше первое свидание закончилось этим поцелуем. Приведя себя в порядок и одевшись, я бросил взгляд на девушку, лежавшую на кровати. – Я сейчас уйду, а ты оденешься, пойдешь и снимешь себе жилье на неделю. Почище и лучше, чем эта помойка. Вот, держи, – с этими словами я положил на стол пятьдесят долларов. – Потом вернешься сюда и оставишь для меня записку у портье. Все понятно? – Да, мой маленький мужчина, – Оливия кивнула головой. Несмотря на горячую и вспыльчивую натуру, она привыкла к тому, что у мужчин постоянно какие-то дела. Это прекрасно вписывалось в ее понимание жизни: они должны делать деньги, чтобы содержать женщин. Ее маленький мужчина был тоже из их числа. – Вот и хорошо, – подвел я итог. – Перед тем как ты уйдешь, ты должен поцеловать меня крепко-крепко, чтобы показать, как ты любишь свою маленькую Оливию, – при этом она встала с кровати, игриво и многообещающе улыбнулась, после чего сделала шаг ко мне. Выходя из отеля, я был доволен, как кот, досыта наевшийся сметаны, но при этом от меня не укрылся брошенный на меня недовольный взгляд портье, снова сидевшего на своем месте. Нетрудно было понять, откуда в нем эта неприязнь ко мне. Он завидовал малолетнему щенку, у которого есть симпатичная подружка и деньги, а у него, прожившего большую часть своей жизни, нет ни того, ни другого. Как сейчас, так и в будущем. Проходя мимо, я кивнул ему головой и улыбнулся, при этом с удовольствием отметив, как невзрачного мужичка прямо перекосило от моей напускной вежливости. «По-моему, оба эти придурка друг друга стоят», – подумал я, сравнив его с ненормальным старичком, его сменщиком. Выйдя на улицу, поймал такси. Добравшись до редакции, я спросил у дежурного журналиста о Шпице. – Парень, если у тебя есть стоящая новость, то можешь рассказать ее мне, – сразу ошарашил меня своим заявлением журналист. – Нет, мне нужен Шпиц. Это личное. – Личное? – дежурный посмотрел на часы. – Знаешь что, парень, попробуй заглянуть в бар «Пьяная лошадь». У него там бармен в приятелях ходит. Когда наш еврей не бегает по делам редакции, то обычно сидит там. Может, тебе повезет. Оказалось, что этот бар находится недалеко, в половине квартала от редакции. Войдя, быстро огляделся. Внутри было довольно просторно, в помещении господствовала барная стойка с медными поручнями на фасаде, за которой стоял худой бармен с мелкими, невыразительными чертами лица. За его спиной стояли полки с разнокалиберными бутылками. Стандартный набор удобств и развлечений: телефон, висящий на стене, музыкальный автомат и висящая на стене мишень для игры в дартс, утыканная стрелками. Единственным отличием от обычного бара были три десятка самых разных подков, прибитых к стенам и стойке. Сам бармен вместо того чтобы протирать очередной бокал, о чем-то тихо говорил с посетителем, сидевшим напротив него, на стуле. Кроме этого клиента, за столиками сидело еще полдюжины человек, пивших пиво или виски. На меня посмотрели с любопытством: что нужно незнакомому пареньку в баре? Оценив народ, сидящий за столиками, как безобидный, я подошел к стойке, затем сел на табурет. – Здравствуйте, мистер, – поздоровался я с барменом. – Если вас не затруднит, налейте мне, пожалуйста, холодного апельсинового сока. Бармен бросил на меня еще один любопытный взгляд и повернулся, чтобы выполнить мой заказ. – Вы Джозеф Шпиц, мистер? – обратился я к худому мужчине в очках, с чисто еврейской внешностью (ему только ермолки и пейсов не хватало для полного образа), сидевшему на табурете у стойки. Повернув ко мне голову, он профессиональным, внимательным и цепким взглядом оббежал всего меня, от туфель до прически, после чего сказал: – Это я. Я тебя должен знать, паренек? – Нет. Мне надо поговорить с вами о Томе Райте. – Твой сок, парень, – и бармен придвинул мне запотевший стакан. – Спасибо, мистер, – только я протянул к нему руку, как распахнулась входная дверь. Сидя спиной к двери, мне не было видно, кто именно сейчас вошел, но судя по мгновенно напрягшемуся лицу бармена, в бар входила большая неприятность. – Братья Уолш? – негромко спросил застывшего бармена, не оборачиваясь, журналист. – Угу, – грустно мотнул головой бармен, затем тихо добавил: – Сволочи. Правда, пришел только старший, Эрл. Интересно, где его брат? Журналист грустно усмехнулся: – Не трудно догадаться. Ждет свою жертву у черного хода. Шум в баре мгновенно стих. Я повернулся на стуле. У входа стоял костолом, который привык избивать и запугивать людей. Такие, как он, выставляют напоказ свои уродливые шрамы и неоднократно сломанные носы, тем самым говоря: смотрите, что сделали со мной, а теперь подумайте, что я могу сделать с вами. Таким, как этот Эрл, нравилось ломать людей, чувствовать их страх. Мощные мускулы громилы были налиты животной силой, его кулачищи выглядели, как гири, а в глазах – звериная жестокость. Оббежав глазами бар, громила остановил свой взгляд на Шпице, ухмыльнулся, затем сказал: – Эй, Шпиц! Я тебе говорю! Журналисту, который до этого сидел к нему спиной, пришлось развернуться к головорезу. При виде ухмылки Эрла его лицо побледнело, он попытался выдержать взгляд бандита, но не смог, отвел глаза. – Штаны не намочил, жиденок? – издевательски спросил его Уолш. После этого вопроса наступило тяжелое молчание, которое обычно возникает перед большой дракой. – Не дождешься, Уолш. Чего тебе надо от меня? – Допивай свою лошадиную мочу и выходи. У нас с братом к тебе разговор есть. И не тяни – хуже будет, – высказавшись, костолом толкнул дверь и вышел на улицу. Не успела за ним хлопнуть дверь, как народ в баре стал негромко шептаться, бросая при этом любопытно-сочувствующие взгляды в сторону журналиста. Шпиц снова повернулся лицом к стойке. – Может, позвонить в полицию, дружище? – наклонившись в сторону журналиста, тихо спросил его бармен. – Это не выход, Фил. Мне уже приходилось через это проходить. Пустые угрозы. Ничего они мне не сделают, – несмотря на подобные слова, в голосе Шпица не чувствовалось уверенности. – Кто это был? – спросил я у бармена. – Лучше тебе не знать, парень. Пей давай свой сок и топай по своим делам, – недовольно бросил Фил. – Я очень любопытный мальчик, – и я посмотрел в глаза бармену. – Что за братья? Наткнувшись на тяжелый и колючий взгляд подростка, бармен на мгновение оторопел, но потом быстро отвел глаза и буркнул: – Подонки. Эрл и Дуайт. Изобьют, сломают руку или ногу. Только плати. Как бармену, так и Шпицу не хотелось говорить о костоломах, именно поэтому журналист решил сменить тему: – Ты так и не сказал мне, кто ты и что тебя связывает с Томом. – Поговорим, но только не здесь, – только я так сказал, как понял, что своими неосторожно сказанными словами загнал журналиста в тупик, который явно не собирался выходить из бара. По крайней мере в ближайшее время. Это было видно по его мгновенно вспотевшему лбу и вспыхнувшему страху в глазах. Надо было срочно исправлять ситуацию, а то журналист еще подумает, что я специально подставляю его под кулаки этих уродов. «В таком случае я ни черта от него не узнаю», – сделал я для себя вывод и начал действовать. – Туалет у вас там? – Там, – нахмурился бармен, которому я, похоже, уже совсем перестал нравиться. – Только сначала заплати. Оставив на стойке десять центов, я соскользнул с табурета и направился в туалет. «Хвала стандарту», – усмехнулся я, найдя рядом с туалетом дверь черного хода. Выйдя на улицу, я сразу увидел второго брата. За его спиной стояло несколько мусорных баков и несколько картонных коробок, сложенных горкой. Так же, как Эрл, младший Уолш имел разбитую и покалеченную в десятках драках физиономию. Плечистый, с тяжелыми кулаками Дуайт был почти копией своего брата, только с одним отличием. Его левое ухо было искалечено и несимметрично торчало. Быстро оценив бойцовские качества громилы, я решил, что здесь делают ставку только на грубую силу. Костолом, бросив на меня быстрый взгляд, усмехнулся. Видно подумал, что меня послали на разведку. – Здравствуйте, мистер, – поздоровался я, изобразив при этом испуганный вид. – Чего ты здесь делаешь, крысеныш? – оскалился бандит, считая, что таким образом он наведет на меня еще больший страх. – Иди сюда. Да живее ногами шевели, сучонок. – Мистер, да я просто вышел, – принялся лепетать я, подходя к бандиту. Младший Уолш только протянул руку, чтобы схватить подростка и задать ему взбучку, как я начал атаку-комбинацию. Проведя мощный удар в солнечное сплетение, я заставил громилу согнуться и подставить челюсть под второй удар – локтем той же руки. Когда голова Дуайта мотнулась назад, провел завершающий удар – ребром ладони по кадыку. Разбитая гортань с большим трудом пропускала воздух. Лицо громилы побагровело, глаза полезли из орбит. Вскинув руки к горлу, громила захрипел и упал на колени, но не простоял и двух секунд, как сильный удар ногой в голову бросил его на землю. Больше не обращая на него внимания, я быстро прошел мимо мусорных баков и выглянул из-за угла. Все было так, как я и предполагал. Перед входом в бар стоял белый «форд», в котором на месте водителя сидел спиной ко мне старший Уолш. Он курил сигарету, бросая время от времени взгляды на входную дверь. «Что и требовалось доказать». Быстро развернувшись, я пошел обратно, чтобы забрать Шпица из бара. Я уже находился в нескольких шагах от распахнутой двери черного хода, как увидел появившегося на пороге журналиста. В первое мгновение он даже меня не заметил, так как сразу прикипел взглядом к красно-багровому лицу бандита, который, хрипя, корчился на земле. Чтобы не терять зря времени, мне пришлось привести его в чувство окриком: – Эй! Шпиц вздрогнул и, наконец, увидел меня. Его глаза округлились до размеров серебряного доллара. – Ты… его… – Идемте, – и я махнул рукой журналисту. – У нас еще будет время поговорить. Тот спустился со ступенек, обошел хрипящего бандита и подошел ко мне. – Глазам не верю… – Все потом, а сейчас идемте. – Но там Эрл. Мне надоело ему что-то объяснять, поэтому я просто прошел мимо мусорных баков и вышел на улицу, ни секунды не сомневаясь, что журналист последует за мной. Эрл Уолш сидел в той же позе, в машине, в ожидании своей жертвы. Пройдя за его спиной, мы смешались с прохожими, затем дойдя до конца улицы, завернули за угол. Журналист, пока мы шли по улице, все же не удержался и пару раз оглянулся. Все это время мы молчали, но стоило дойти до следующего перекрестка, как журналистская натура не выдержала, и Шпиц просто засыпал меня вопросами: – Кто ты такой, парень? Ты что, боксер? Откуда ты знаешь Райта? А кто тебе сказал обо мне? – Сначала давайте найдем тихое место, чтобы мы могли спокойно поговорить. Я не местный, так что полагаюсь на вас, мистер. Мой спокойный тон заставил его внимательно посмотреть на меня и вспомнить о правилах приличия. – Извини меня, парень. Когда нервничаю, начинаю много болтать. Работа журналиста – это сплошные нервы. Как сказал мне один хороший знакомый, мои нервы, как хорошо натянутые гитарные струны, только почему-то на них играю не я, а все время кто-то другой. Есть в его словах правда! Есть. Мне тут пару дней назад звонили с угрозами, а теперь появились эти костоломы – братья Уолш. Понимаешь, я веду расследование… Впрочем, это неважно. Скажу честно: ты мне сегодня очень помог. Знаешь, я получил немалое удовольствие, глядя на эту грязную тварь. Как ты его приложил! От всей души спасибо тебе, парень! Погоди… Ты же говорил… Да-да. Насчет «тихого места»… – Шпиц огляделся по сторонам, а потом показал рукой влево. – Там, через улицу, есть сквер. Думаю, там мы могли бы поговорить. Какое-то время мы шли и молчали, потом я решил, что журналист уже пришел в норму и можно начинать разговор: – Меня зовут Майкл. Боксом занимаюсь три года. С Томом мы вместе приехали из Лас-Вегаса. Подружились, можно так сказать. Он обещал показать мне город, а тут его убили. – Я Джозеф Шпиц, впрочем, ты это уже знаешь. Журналист газеты «Майами ньюс». Об этом ты уже тоже догадался. Так кто тебе сказал про меня? В этот момент мы вошли в сквер и сели на лавочку в тени. – Отец Тома. Мы с ним сегодня разговаривали. – Как он? – Держится. Шпиц снова оглядел меня с ног до головы и задал вопрос, который мне уже порядочно надоел: – Сколько тебе лет, Майкл? – Пятнадцать. – Ты давно знаком с Томом? – Неделю. – Более чем странный интерес у подростка к человеку, которого тот знает всего лишь неделю. Мне уже надоело его многословие, поэтому я решил поставить наш разговор на деловую основу. – Я помог вам, теперь – ваша очередь. – Что тут скажешь? В духе времени, – произнес он эти слова с легкой издевкой, но наткнувшись на мой недовольный взгляд, спросил: – Так что ты хочешь от меня узнать? – Все, что знаете о Томе. С начала и до конца. Джозеф Шпиц подтвердил почти все, что мне довелось услышать от отца Тома. Из нового мне удалось узнать только то, что Микки Кинли провел полтора года в тюрьме, потом вернулся, сколотил банду и занялся вымогательствами. – Сначала обложил налогом мелких лавочников в северной части Майами, потом подмял под себя магазины и конторы. На сегодняшний день он является владельцем ночного клуба, ресторана и пары магазинов. Под его рукой два десятка бандитов, которые контролируют два района в северной части Майами. Все, как всегда. Рэкет, наркотики, проституция, азартные игры, – в его словах звучала горечь. – Том мог встретиться с Кинли? Шпиц задумался. – Не думаю. Ведь именно из-за Кинли Том разругался с отцом, которого очень уважал и любил. Пусть даже на суде Микки изобразил благородство, взяв все на себя, но мне кажется, здесь не все так просто. Думаю, этим он хотел привязать Райта к себе. Вот только Том все поломал, взял и уехал на войну. Мне стало известно об этом уже поздно, после его отъезда, от его сестры, с которой мы случайно встретились на улице. За прошедшие годы я несколько раз звонил Райтам, чтобы узнать, как там Том. Так мне стало известно, что он вернулся в Америку и стал полицейским в Лас-Вегасе. Нетрудно было понять, что службу в полиции Том выбрал специально, тем самым давая всем понять, что его дружба с Микки Кинли большая ошибка, и он никогда ее больше не повторит. Так что их пути разошлись окончательно. – Может, тогда это месть за предательство? Кинли в свое время ведь взял вину на себя. – Нет-нет-нет! Кинли хоть и гангстер, но далеко не дурак! Да из-за чего? Нет! Тут не месть. Тут что-то другое. Вот только что… Обдумав слова Шпица, я решил, что версию мести можно отодвинуть на второй план. У бывших друзей просто не было никаких точек соприкосновения. Вынырнув из мыслей, заметил пристальный и испытующий взгляд журналиста. – Смотрю на тебя и не могу понять: кто ты, Майкл? Вопросы ты задаешь правильные и рассуждаешь логично, как взрослый мужчина. Ты какой-то особенный, что ли? Вопрос был задан не прямой, с определенным подтекстом. Ответишь – хорошо, не ответишь – тоже неплохо. «Обойдешься», – подумал я, а потом спросил: – Как был убит Томас? – Его тело нашла молодая парочка. Труп лежал у стены здания, где в это время не было людей, так как все помещения арендовали различные фирмы и конторы. – А сторож? – Сторож есть, вот только выпив стакан виски, он завалился спать и по этой причине выстрелов тоже не слышал. Только вот что интересно. Эта улица представляла прямой путь от дома Райтов к местному полицейскому участку. По версии полиции, Том шел по улице, как вариант, в полицейский участок, когда к нему подъехала машина, из которой сделали два выстрела. И еще. Тело Райта, после того, как он был убит, несколько раз переворачивали. Видно, что в его карманах искали что-то важное. «Может, они искали ту самую бумажку, которую он мне оставил у портье? Если так, то подтверждается версия с золотоносным участком». – Судя по всему, он шел в полицию, имея при себе документы, которые были нужны убийцам, – озвучил я свои мысли. – Точно такие слова я слышал от детектива Джека Сомерсема. Он, кстати, довольно неплох в своем деле. – У него есть усы? – Есть, – удивленно сказал Шпиц. – Откуда ты его знаешь? – У него еще напарник есть. Одевается по последней моде. – Дон Даггерт. Когда-то он был хорошим полицейским, а теперь поговаривают, что он получает деньги от хозяев заведений, закрывая глаза на их грешки, но как говорится: не пойман – не вор. – Чем тогда копы отличаются от гангстеров? – У одних – значки, пистолеты и дубинки, у других – только пистолеты и дубинки. – Остроумно, – после чего я вернулся к основной теме разговора: – Вы уже знаете про участок земли? – Когда я вчера звонил Райтам, Адель рассказала мне про них. Она считает, что именно они погубили ее брата. При этом она сильно ругала Эшли, считая его главным виновником несчастья, свалившегося на их семью. Что тут скажешь: женщина, она и есть женщина. – Что вы сами думаете об этом? – Есть у меня одна мысль. За прошедшие сутки мне кое-что удалось узнать у своих приятелей-журналистов. Так вот, они мне рассказали, что когда Мартин Эшли заболел и больше не мог управлять своим бизнесом, он решил продать свои магазины. Он их продал одному человеку. Луису Винсенту. Есть у нас такая в городе богатая и влиятельная сволочь. Ночные клубы, магазины, рестораны, земельные участки, таксомоторный парк, газета, радиостанция. Узнав об этом, я подумал: если у Эшли появился богатый золотом земельный участок, то он, скорее всего, предложит его человеку, с которым уже раньше имел дело. – Так-то оно так, вот только с чего это такому солидному бизнесмену подсылать убийц к человеку, которого он в глаза не видел? – С первого взгляда так оно и выглядит. А вот если посмотреть пристальнее… Дело в том, что Винсент не только друг мэра и начальника полиции, но и в близкой дружбе с местной мафией. У меня нет фактов, есть только подозрения, что именно люди Энтони Карфано помогали Винсенту улаживать дела с некоторыми городскими коммерсантами. – Кто такой Карфано? – Бандит, гангстер, представитель Фрэнка Костелло в Майами, – он посмотрел на меня, потом тяжело вздохнул. – Слушай, зачем я тебе это говорю? Даже сам не знаю. – Наверно, потому, что я внимательно слушаю. И мне известно, кто такой Фрэнк Костелло, так что продолжайте. Журналист удивленно посмотрел на меня, потом покачал головой. Его жест легко читался: таких подростков я еще не видел. – Карфано, известный как «Маленький Оджи», открыл в Майами целый ряд заведений – отелей, ресторанов и клубов, которые стали прикрытием для игорного бизнеса. – А местные бандиты дали ему так просто здесь обосноваться? – Траффиканте, босс Флориды, сидит в Тампе и носа сюда не показывает. Ему сюда нет ходу. – Откуда эти сведения? – Разговаривал с одним парнем из сенатской комиссии по азартным играм. Он приезжал сюда пару месяцев тому назад. Я ему кое в чем помог, а он мне кое-что рассказал. Только ты, парень, об этом никому больше не говори. Такие бандиты, как Маленький Оджи, шутить не любят. – Где я, а где мафия, – пошутил я, но шутка не удалась, и журналист непонимающе посмотрел на меня. – Не волнуйтесь, мистер журналист. Со мной любая тайна, считайте, захоронена, как в могиле. Ладно, я отвлекся. Значит, Винсент. Рассмотрим этот вариант. Мартин Эшли умирает, а после его смерти владельцем участка становится отец Тома. – Погоди, Майкл! Адель рассказала мне про документы, про золотоносный участок, но не говорила, что ее отец стал его наследником! Это точно? – Точнее не бывает. – Ха! Тогда все просто. Если Винсент собирался купить у Эшли землю, а тот не захотел продать… Стоп! А почему Мартин не захотел продать участок? – Здесь тоже все просто, – и я рассказал ему о тихом сумасшествии Эшли. – Он так хотел стать миллионером? Да-а… Знаешь, Майкл, ничего плохого в его желании не вижу. Я не сумасшедший, но тоже хочу стать миллионером. Ладно. Тогда может действительно Эшли умер не своей смертью? Впрочем, это уже никому не интересно. Хм. Винсент, значит, обрадовался, а тут – бац! – и новый наследник. Раз ты говоришь, что кто-то звонил и предлагал деньги старику… Стоп! Чем не вариант! Может, парень, так все специально было задумано. Тома убивают из расчета, что сердце старика не выдержит. Сразу двоих одним ударом! Как тебе ход?! Остается только Адель. С ней, я думаю, он просто договорился бы или запугал. Как ты сказал: пятьдесят тысяч долларов обменять на миллион. Отличная сделка. Прямо в стиле этого выродка, гада и подлеца Луиса Винсента! Журналист, разрабатывая свою версию убийства своего друга детства, совершенно преобразился. От возбуждения он даже вскочил со скамейки и стал расхаживать передо мной. Судя по всему, он уже складывал у себя в голове большую разоблачительную статью. «Сейчас он похож на легавую, что взяла след и вот-вот кинется за зверем… – подумал я, но прошло пару минут, и Шпиц сдулся, словно шарик, который проткнули иголкой. Ссутулился, поскучнел лицом. – Даже если все так, тут ничего не сделаешь. Винсент меня просто в пыль сотрет. Его адвокаты сначала меня догола разденут, а затем в тюрьму упекут, если, конечно, до этого парни Маленького Оджи меня на корм рыбам не пустят. Как дерьмово этот мир устроен, ты, парень, просто не представляешь. Свобода совести! Свобода слова! Пустая болтовня! Я тебе вот что скажу!.. – Мне это неинтересно, – перебил я его. – Я же мальчишка, а политика – это для таких взрослых дядек, как вы. Вы все знаете, все умеете. – Издеваешься? Ну-ну. Впрочем, ты прав, поэтому на правах всезнающего взрослого все же дам тебе один совет: не лезь в это дерьмо. – Я вас услышал. Теперь скажите мне, мистер журналист: у вас есть связи в полиции? Мне нужно узнать, кому принадлежит одна машина. И еще. Кому принадлежит мотель «Русалка»? – Это как-то связано с делом Тома? – Не знаю, – увидев недоверие в глазах журналиста, добавил: – Честно говорю: еще не знаю. – Завтра точно буду знать. Вот только как тебя найти? – Я сам вас найду. Еще одна просьба: не надо никому обо мне говорить. Журналист, у которого мгновенно проявилось понимание на лице, быстро кивнул головой. «Не о том ты подумал, Шпиц. Мне плевать на Эрла». Если Том был пусть своенравным и упертым парнем, но при этом имел характер и силу воли, то Джозеф Шпиц, если и имел нечто подобное, то за последние годы все растерял. Было в журналисте что-то неправильное в его ненависти к богачам. Зависть? Злоба? С другой стороны, он не был плохим человеком, но было видно, что в нем что-то надломилось. «Похоже, что он исчерпал веру в то, что делает. Впрочем, у каждого свой путь». Идя по улице, я занялся анализом полученной информации, одновременно пытаясь сложить полученные от журналиста факты в логическую цепочку. Версия выглядела правдоподобно и логично, если бы не один факт, который Шпиц упустил. Зачем сначала звонить и предлагать старику деньги, а потом убивать его сына? Если этот Луис Винсент такой известный в городе человек, то не проще ли заинтересовать Тома, как будущего наследника, чем-нибудь. Например, предложить ему какую-нибудь должность. В той же полиции Майами. «Хотя кто его знает. Если в этом деле действительно фигурирует миллион, то тут все может быть». Остановившись на перекрестке, я посмотрел на часы и подумал, что с этой игрой в детектива совсем забыл о еде. Как и о кубинке. «Судя по времени, она уже должна была снять себе номер и оставить мне записку. Совместим прекрасное с полезным», – с этими мыслями я стал ловить такси. Не доехав до отеля, я проделал часть дороги пешком, несмотря на то, что стояла тяжелая, вязкая жара. Таксист, которыйменя вез, сказал, что к вечеру ожидается гроза. Войдя, я подумал, что в фойе можно было открывать филиал финской бани. Подойдя к стойке, я вдруг почувствовал запах какого-то противного одеколона, которым несло от портье. К тому же мне показалось, что он ухмыльнулся при виде меня. Подойдя к стойке, я сказал: – Мне должны были оставить записку. – Нет. Никто ничего не оставлял, – вот только в его голосе не было той убежденности, когда человек говорит правду. Стоило мне посмотреть ему в глаза, как он их сразу отвел, принявшись перебирать какие-то бумаги, лежащие перед ним. Я быстро оглянулся по сторонам. В маленьком фойе никого не было, что меня совсем не удивило, так как эта дешевая гостиница, в отличие от пляжных отелей, относилась к типу арендных зданий, где в большинстве номеров живут служащие. Об этом говорило ее местоположение, на границе деловой части города. Утром служащие уходят на работу, вечером возвращаются. «Если с девушкой что-то случилось…» Я не стал делать поспешных выводов, но у меня уже появилось желание что-нибудь ему сломать. Мне и до этого момента было ясно, что портье из породы подлых людей, который будет изворачиваться до последнего, но правды не скажет, если только из него ее не выбить, именно поэтому я предпочел действовать, а не продолжать разговор. Мгновенно напрягшись, я бросил тело над стойкой. Портье явно не ожидал от подростка решительных действий, поэтому растерялся, попытавшись чисто инстинктивно отпрянуть в сторону, но и это ему не удалось. Мощный удар в солнечное сплетение сломал его пополам. Портье, выпучив глаза на красном лице, пытался вдохнуть воздух. Я только собирался приступить к допросу, как вдруг почувствовал на себе чужой взгляд, при этом входная дверь не открывалась и посторонних звуков, говорящих о присутствии человека в фойе, не было. У меня за спиной была дверь, которая вела в служебное помещение. Резко обернулся. Так и есть. На пороге служебной комнаты, расположенной сбоку от стойки, стоял всклокоченный старичок, которого я недавно видел. Он был в одних носках, что объясняло его бесшумное появление, причем один из них рваный. Из дыры выглядывал большой палец. В глазах та же сумасшедшинка, а по губам блуждает слабая улыбка, вот только на лице появилось новое украшение – под его левым взглядом расплылся хороший, качественный синяк. Мне не нужен был свидетель, поэтому я уже приготовился отключить его на пятнадцать-двадцать минут, как вдруг он рассмеялся. Тут стало видно, что у него нет нескольких передних зубов, а его смех напоминал легкое дребезжание идущего вразнос металлического механизма. Смех резко оборвался, как старичок, не обращая на меня ни малейшего внимания, вытянув руку, стал тыкать пальцем в портье и поливать его всевозможными ругательствами. – Сукин сын! Ублюдок! Тварь! Мерзавец! Продолжая сыпать ругательствами, дедуля неожиданно сунул руку под стойку и достал оттуда дубинку. – Сейчас я тебе добавлю! Нет! Я тебя просто убью, тварь ты этакая! Причем старичок непросто так сыпал угрозами, а сразу перешел от слов к делу. Подскочив к портье, он уже замахнулся на него дубинкой, как я перехватил его руку. – Сначала я задам ему свои вопросы, а потом вы, мистер, можете с ним беседовать сколько хотите. Договорились? – при этом я выразительно посмотрел на старика. – Не трогай меня! Ты тоже тварь! Ублюдок! – и сумасшедший старик попытался ударить меня ногой, но получив слегка кулаком по ребрам, скорчился и тихо застонал. Так как в любой момент в отель могли прийти люди, я решил ускорить процесс получения необходимой информации. Выдернув из руки старика дубинку, тут же врезал ею портье по колену, после чего тот с криком завалился на бок. Старичок сразу перестал стонать и довольно захихикал. – Где девушка? Прямо сейчас не ответишь, начну ломать тебе конечности. – Она же просто шлюха. С нее не убудет. Его попытка сопротивления меня даже где-то удивила. Я просто не знал всей ситуации. Портье исходил из своего мировоззрения. Именно поэтому, стоило мне уйти, он решил, что эта девчонка – шлюшка, которую привел мальчишка, работает сама по себе. Исходя из этих мыслей, он решил подзаработать на ней немного денег, сдав местному сутенеру Лопесу новую проститутку. Он уже давно работал с этим мексиканцем, поставляя шлюх своим жильцам. Что с того, если парни Лопеса ее немного поучат, а потом пустят в оборот? Да и что стоит этот малолетний сучонок против головорезов Лопеса. Им человеческую кровь пролить, что стакан текилы опрокинуть. Вот только все повернулось по-другому. Мальчишка не только вернулся за подругой, но и сумел испугать его до глубины души. Резкий удар каблука раздробил ему два пальца на руке, которой он опирался на пол. Дикая боль окончательно сломила его сопротивление, заставив закричать: – Скажу! У-у-й! Все скажу! Не надо меня мучить! Не надо… Старичок, уже пришедший в себя, глядя на корчащегося от боли портье, довольно потирая сухонькие ладошки, стал радостно выкрикивать: – Так тебе и надо, ублюдок! Бей его! Бей! До смерти! – Заткнулся быстро! – прикрикнул я на старика, затем задал вопрос портье: – Где девушка? – У Лопеса, – сказал он плачущим голосом. – Я позвонил ему… Спустя пять минут я знал все об организации сутенера, вплоть до суммы, которую Лопес платит за покровительство сержанту Уинстону. Сто долларов в неделю. – Сам он кто, этот Педро Лопес? Тут неожиданно в нашу беседу снова включился старичок. – Сам он мексиканский педрила, а шлюхами занимается. Смех, да и только! – и он снова зашелся дребезжащим смехом, как вдруг резко замолк, словно ему в рот кляп вставили. «Точно псих», – подумал я, глядя на перепады его настроения. В следующую секунду он стал тыкать пальцем в лежащего на полу портье, дергаясь при этом всем телом: – Эта тварь – мой сын! Я его поил, кормил, воспитывал, а чем он мне ответил?! Урод! Падаль! Убить его мало! Меня почему-то не удивил этот факт. Не обращая на старичка внимания, я спросил у портье: – Где этот Лопес сейчас?! Тот только открыл рот, как в наш разговор снова влез его отец: – Он с ним в доле! У-у… гнида! Бросив взгляд на старика, я заметил, что в его глазах стали разгораться злые и безумные огоньки. – У него офис в «Орхидее». Номер триста шестнадцать. Получив адрес, я подумал о том, что надо качественно нейтрализовать портье, так как знал, что эта сволочь сразу позвонит сутенеру, а затем – в полицию. «Оглушить… Нет. Есть идея получше…» – и я протянул дубинку безумному старичку. – Твоя очередь, старик. После этих слов я обогнул стойку и быстрым шагом направился к выходу. Уже подходя к двери, я услышал за спиной звуки глухих ударов, сопровождаемые криками от дикой боли.
Глава 6
Третьеразрядный отель «Орхидея», в котором находился офис сутенера, расположился в том же районе, но был рангом повыше, о чем говорила довольно чистая ковровая дорожка, зеркала и лифт. В остальном интерьер был тот же: пыльные пальмы в кадках и потертые диванчики. Стоило портье узнать, что я направляюсь к мистеру Лопесу, как он, зная о пристрастиях сутенера, гнусно осклабился и сказал: – Мистера Лопеса сейчас нет, мальчик. Будешь ждать? – Когда мы говорили по телефону, мистер Лопес сказал, чтобы я подождал его наверху, – соврал я. – Раз так, то иди, мальчик, – противно усмехнулся портье. – Номер триста шестнадцатый. Я не стал подниматься на лифте, а вместо этого воспользовался лестницей. Перед тем как идти по коридору, сначала убедился в отсутствии постояльцев, затем, быстро дойдя до нужной мне двери, постучал. Выждав минуту, я снова постучал, и только тогда дверь приоткрылась, после чего стали слышны приглушенные женские крики. «Порву тварей», – пообещал я сам себе. Из-за приоткрытой двери выглянул худощавый мексиканец лет тридцати пяти, около пяти футов десяти дюймов роста. Пуговицы голубой рубашки в мелкую полоску расстегнуты, выставляя напоказ потную волосатую грудь. Лицо у бандита было помятое и грубое, к тому же от него тянуло свежим перегаром и табаком. Быстро оглядев меня, он спросил: – Тебе чего? – Мне нужен мистер Лопес. – А-а! Ясно, – бандит ухмыльнулся, расслабился, широко распахнул дверь, и только сейчас я увидел у него в руке короткую дубинку. – Только одного не пойму, чего ты сюда приперся, а не к нему домой? Разве он тебе не сказал, что здесь только вечером появится. Его размышления вслух прервал неожиданный и резкий удар по горлу, который заставил его со всхлипом втянуть воздух, после чего он захрипел, судорожно пытаясь дышать и багровея лицом, прямо на глазах. Когда он автоматически вскинул руки к поврежденному горлу, я вырвал у него из руки дубинку, которая неожиданно оказалась довольно тяжелой, а затем, с силой ударил его в нужное место на шее, отправляя бандита в беспамятство. Убивать я его не собирался, так как неизвестно, чем закончится дело с портье и его сумасшедшим папашей. Ведь если здесь обнаружат трупы, то копы, если они не полные дураки, довольно быстро свяжут два факта, в которых фигурирует один и тот же подросток. Мне это надо? Совсем нет. Когда бандит с грохотом рухнул в прихожей, из комнаты раздался злой мужской голос, который громко что-то спрашивал по-испански. Бросив взгляд по сторонам, я в очередной раз убедился, что свидетелей нет, перешагнул порог и закрыл за собой дверь на замок. Пройдя через комнату вроде гостиной, так как здесь наличествовал стол, стулья и стоящий в углу торшер, остановился на пороге спальни. На кровати извивалась обнаженная девушка, которую с трудом удерживал второй насильник. Он был без штанов, в расстегнутой рубашке. У него было красное и мокрое от пота лицо, на котором резко выделялась белая полоска шрама, наискосок пересекавшего рот и заканчивавшегося на подбородке. При виде меня оба – насильник и жертва – на мгновение замерли. При виде этой картины внутри меня всколыхнулась и опала ярость. В голове мелькнула мысль сломать ему шею, но я сумел сдержать себя в руках. – Ты кто? – только и успел спросить меня насильник по-английски, как последовал молниеносный взмах руки, и дубинка со всего размаха врезалась в бандитскую физиономию. Я успел еще услышать хруст ломающихся хрящей носа, перед тем как заорал бандит. Отпустив Оливию, залитый кровью бандит попытался вскочить, но новый удар дубинки по скуле не дал ему удержаться на ногах, бросив на пол. Не успел мексиканец рухнуть, как вскочила на ноги Оливия. Тут она сильно удивила меня. Вместо того чтобы устраивать истерику, она неожиданно подскочила к бандиту и ударила пяткой по ладоням, которыми тот закрывал окровавленное лицо. Мексиканец дико взвыл и попытался закрыться, свернувшись на полу. Девушка ударила его ногой, но неудачно, болезненно вскрикнула, а затем резко развернулась ко мне. Разъяренная, сверкая бешеными глазами, она сейчас выглядела как самая настоящая фурия. – Дай! Дай мне! Я протянул ей дубинку. Схватив ее, она подскочила к лежавшему бандиту и обрушила на него град ударов, причем первые удары пришлись на его гениталии. Теперь он даже не кричал, а визжал от острой боли, но стоило ему попытаться прикрыть руками причинное место, как следующие удары пришлись на лицо насильника, и до того представлявшее кровавое месиво. «Убьет же его, дура!» Быстро шагнув вперед, я перехватил ее руку, затем вырвав дубинку, оттолкнул разъяренную девушку от хрипящего бандита. В своем неистовстве, ничего не видя перед собой, она попыталась ударить меня, но уже в следующую секунду ее рука оказалась в жестком захвате. – Ой-ой-ой! – закричала она, морщась от боли. – Пришла в себя? – спросил я довольно холодно. – Да. Да! Отпусти меня сейчас же! Отпустив ее руку, я сказал ей медленно и раздельно: – Все. Хватит. Одевайся. Несколько секунд раздувая ноздри и тяжело дыша, она зло смотрела на меня, потом сказала, причем копируя меня: – Они. Меня. Изнасиловали. Ты понял? Они. Меня… – Я всегда все понимаю с первого раза. Или тебе нужна его смерть? Девушка какое-то время смотрела на меня, но в ее глазах уже не было опаляющей ее изнутри ярости. Ничего не сказав, отвернулась, затем, найдя свою одежду, принялась одеваться. Я стоял и терпеливо ее ждал. Все это время она старалась не встречаться со мной взглядом. – Оливия, постарайся… – я положил руку на ее плечо, но она ее резко сбросила. – Как хочешь. Пошли. Я прошел через комнату, не задерживаясь, и обойдя лежащее на полу тело второго насильника, остановился у двери и только тогда оглянулся. В этот самый момент на лицо второго бандита с силой опустилась массивная бронзовая пепельница, которую я видел, когда проходил мимо стола в гостиной. Очнувшийся от дикой боли бандит открыл рот, чтобы заорать во все горло, но последующие два удара пришлись на широко распахнутый рот, заставив его захлебнуться собственным воплем, закашлялся, выплевывая красные сгустки с белыми вкраплениями осколков зубов. – Хватит. Пошли. Она бросила на меня свирепый взгляд, затем, отбросив пепельницу, произнесла длинную, но довольно эмоциональную фразу на испанском языке. Не надо быть знатоком языка, чтобы понять, это была площадная, изощренная ругань. После чего кубинка плюнула в лицо воющего бандита и только тогда, повернувшись ко мне, сказала: – Идем. Спустившись, прошли под удивленным взглядом портье и вышли на улицу. Мы долго шли, пока Оливия, наконец, не заговорила: – Я еще никогда не чувствовала себя такой беззащитной… – Ты понимаешь, что чуть их не убила? Ты и так висишь на волоске… – Это ты не понимаешь. Они. Меня. Изнасиловали, – дальше полился эмоциональный поток испанской речи, которая была повторением той площадной ругани, которую я слышал тогда в номере. Мы еще долго ходили по городу, и все это время девушка то плакала, то зло ругалась. Когда она, наконец, немного пришла в себя, я отвез ее в отель, где она сняла номер. – Тебе что-нибудь надо? – Спасибо тебе за все, Майкл, но сейчас мне хочется остаться одной. Я позвоню тебе в отель через несколько дней. Хорошо? – Как скажешь, девочка. Мои слова неожиданно вызвали у Оливии новые слезы. Не прощаясь, она резко повернулась ко мне спиной и торопливо зашагала к входу в отель. Какое-то время я смотрел ей вслед, потом подошел к краю тротуара, выискивая глазами такси.Я стоял напротив входа в ночной клуб «Синяя сова», который считался штаб-квартирой Микки Кинли, и изображал мальчишку-зеваку, наблюдающего за началом зарождающегося скандала. Перед плечистым охранником топтался худой мужчина невысокого роста, лет тридцати пяти. Лицо овальное, жиденькие волосы так коротко подстрижены, что образуют на макушке подобие полупрозрачного нимба. Охранник представлял собой широкоплечего здоровяка, с широким лицом и квадратной челюстью. Во взгляде отчетливо видна брезгливость, смешанная с жалостью. – Давай, Дон, иди отсюда по-хорошему! Босс сказал, чтобы твоей ноги здесь не было до тех пор, пока не отдашь долг! Причем заметь, он поступил с тобой по-честному! – Рей, ты должен пропустить меня! Мне только надо с ним поговорить! Ты пойми… – Уходи, я тебе сказал! – уже злым голосом сказал ему охранник. – Не доводи до греха! – Послушай, мне надо с ним только поговорить! Он сразу все поймет. Не знаю, до чего бы они договорились, но тут из клуба вышел крепкий мужик с пудовыми кулаками. Судя по тому, как подтянулся охранник, вышел старший смены. Он сделал вид, словно никого тут нет, сразу спросив охранника: – Все нормально? При виде него проситель резко подался назад. Охранник на мгновение замялся, потом все же сказал: – Да вот, Дональд Дуглас хочет поговорить с боссом. Громила скривил губы в ухмылке и посмотрел на стоящего в двух метрах мужчину. Я заметил, как мужчина сразу съежился и опустил глаза в землю. Он явно боялся старшего охранника. – Гони его в шею! Или ты забыл, что сказал босс насчет него? – Пока полностью не вернет долг, в клуб не пускать. – Ты понял, придурок? Или ты хочешь познакомить свою челюсть с моим кулаком?! Охранники засмеялись. Дуглас отступил на шаг. Верзила повернулся к охраннику: – Помнишь, Рэй, на прошлой неделе я одного типа кулаком так приласкал, так тот потом в больнице три недели лежал, питаясь через трубочку. – Помню, как не помнить. – Да отдам я эти деньги. Отдам, – голос у Дугласа был тихий, просящий. – Мне только прямо сейчас с Кинли поговорить надо. И это все. – Свалил отсюда сразу. На минуту задержишься – сломаю челюсть. Ты меня знаешь. Время пошло… – в его тоне чувствовалось, что здоровяк не грозил, а просто объяснял, что сделает с Дугласом, если тот не уберется прямо сейчас. Мужчина понурился, плечи обвисли, затем повернулся и пошел по улице. У него на лице было такое выражение, что вот-вот и он заплачет. Я наблюдал за входом в клуб более трех часов, прежде чем наткнулся на эту сцену. «То, что надо», – подумал я, идя за поникшей фигурой Дугласа. Шел тот недолго, до ближайшего бара, я зашел вслед за ним. У него денег хватило только на пару стопок виски, дальше за дело взялся я, заказывая для него выпивку. Пьяный и злой, он нашел во мне внимательного слушателя и теперь выплескивал на меня свои обиды, рассказывая о том, какие кругом все сволочи. Осторожно подталкивая его к нужной мне теме, я спустя какое-то время уже знал о Кинли немного больше. Дуглас, как оказалось, некоторое время даже работал в «Синей сове». – Подумаешь, долг в триста восемьдесят долларов! Это разве долг?! А он не считал, сколько я ему принес денег! Именно ему! В его карман! Вот сегодня я просто чувствую, что у меня игра пойдет! Да, я точно знаю! А они: долг! Долг! Когда его окончательно развезло и пошел пьяный бред, я встал из-за стола и ушел. Он был в таком состоянии, что даже не заметил моего ухода, продолжая что-то бубнить. Завтра он, может, и вспомнит подростка, подсевшего к нему, но о чем мы говорили – это вряд ли. Виски с пивом – русский «ерш» по-американски, отбивает память однозначно. Выйдя на улицу, я посмотрел на часы. Если верить словам пьяницы и игромана, то где-то через сорок – сорок пять минут машина заберет своего босса от черного хода «Синей совы». Дуглас утверждал, что Кинли постоянно каждый день уезжает в половину девятого вечера и возвращается в клуб уже в полночь, где проводит еще час-полтора, а затем окончательно уезжает. Шел по улице, которая здесь, на северной городской окраине, представляла собой место, куда стекался местный народ, жаждущий развлечений. Бары, ночные клубы, бордели. Названия заведений сияли и переливались разноцветными огнями. У эмблемы клуба совы был залихватский вид: она подмигивала то правым, то левым глазом жаждущему развлечений народу. Иди сюда! Здесь есть все! На любой вкус! Виски, рулетка, девочки! Черный вход «Синей совы» я обнаружил еще тогда, когда начал вокруг клуба прочесывать территорию. Свернув за угол, прошел мимо бара, потом мимо какой-то конторы, так как свет в окнах не горел, прошел по улице. Народу здесь было намного меньше. Какой-то прилизанный тип с сальной улыбкой, стоявший у входа в бар, с двумя такими же уродами, хлопнул меня по заднице. Сделал себе в памяти заметку: если у меня все пройдет как надо, а этот пидор будет еще стоять на этом месте, то я ему обязательно что-нибудь сломаю. Было понятно, что с Кинли у меня пообщаться не получится, но оценить, что собой представляет мелкий гангстерский босс, вполне смогу. Прогулявшись до следующего перекрестка, перешел на другую сторону улицы, после чего неторопливо двинулся обратно, замедляя шаг перед светящимися витринами, всем своим видом показывая, что мальчишка просто гуляет и никуда не торопится. Если я правильно рассчитал, то через десять-двенадцать минут должен подойти к месту, когда туда подъедет автомобиль, который заберет владельца клуба «Синяя птица». Как рассказал мне Дуглас, когда Кинли выходит из клуба, до автомобиля его сопровождает вооруженный охранник, а его водитель-телохранитель в это время стоит у машины, следя за тем, чтобы никто не сунулся неожиданно с улицы. Скользнув взглядом на идущую впереди меня пару, которая оживленно разговаривала и смеялась, я бросил взгляд по сторонам и сразу заметил стоящий у тротуара «форд», которого не было еще пятнадцать минут тому назад. В машине сидело двое мужчин. Автомобиль был припаркован так, что стоял довольно далеко от освещенных витрин, рядом с закрытой страховой конторой, где была подсвечена только табличка золотистого цвета, оповещавшая проходящий люд о том, что здесь находится страховое общество с нежным названием «Афродита». Можно было предположить, видя огоньки их сигарет, что парни перед походом по барам или в бордель курят травку, вот только те обычно ведут себя расслабленно и громко разговаривают, эти же сидели молча, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. «Наемные убийцы? По душу Кинли? Шпиц говорил, что у него нелады с местным боссом. Или все-таки это связано с убийством Райта? Хм. А может, именно эти типы поджидали тогда Тома? – вдруг неожиданно подумал я. – Только как этот гангстер связан с этим делом? Через золотоносный участок?» На эти вопросы у меня не было ответов, но одно было ясно: только если Кинли останется в живых, я смогу рано или поздно получить нужные мне ответы, поэтому идти дальше не стал, так как они могли меня запомнить, а завернул в китайскую закусочную. Четыре грязных столика, еле втиснутых в помещение, узкий проход, два посетителя, евших нечто-то наподобие лапши с кусочками мяса, повар, стоящий за стойкой, и молоденькая китаянка-официантка, которая, увидев меня, сразу направилась в мою сторону. Вот только не успела она ко мне подойти, как я развернулся и вышел, уже изображая посетителя закусочной, снова перешел улицу, находясь вне поля зрения наемников. За пару минут я успел создать объемный вариант этого куска улицы, затем прикинуть возможные действия наемных убийц, которые сводились к одному варианту, а поэтому знал, что произойдет через пять-десять минут. «Как только цель выедет, водитель перекроет ему дорогу, а второй убийца начнет стрельбу. Тут уже, что у него отработано: или прямо из машины, или выйдет и тогда начнет стрелять». Исходя из всего этого, было нетрудно определить свое место в этом плане, а также варианты моих возможных действий. Наметив автомобиль, припаркованный у тротуара, как место своего укрытия, я направился к нему. Дойдя до него, скользнул взглядом по машине наемников и заметил, как киллер, сидевший рядом с водителем, посмотрел на часы, затем быстро вылез из машины, подошел к задней двери, остановился и бросил взгляд по сторонам, оценивая обстановку. Меня он видеть не мог, так как в этот самый момент я сделал вид, что у меня развязался шнурок, и наклонился, полностью заслоненный автомобилем. Спустя пару минут из проулка, куда выходил черный ход ночного клуба, раздался рев мощного мотора. Одновременно с ним заработал двигатель «форда» наемников. Стоило мне его услышать, как я приподнялся и осторожно выглянул, вызвав любопытно-снисходительные взгляды нескольких проходящих мимо прохожих. Подросток, он и есть подросток, все никак с детством не расстанется. Все пошло так, как я и предполагал. Убийца, стоявший у задней двери «форда», быстро нагнулся, а затем резко выпрямился, но уже с автоматом в руках, еще несколько секунд прикрытый автомобилем. В следующее мгновение наемник, сидящий за рулем «форда», уже вырулил на дорогу, перекрывая путь кадиллаку Кинли. Он настолько резко выскочил вперед, перекрыв дорогу, что шофер Кинли еле успел нажать на тормоз. Это единственное, что он успел сделать, так как в следующее мгновение в руке второго убийцы, водителя «форда», оказался пистолет с удлиненным глушителем стволом, и почти сразу напротив фигуры водителя в лобовом стекле кадиллака появились три отверстия в паутине трещин. Палец второго убийцы уже нажал на спусковой крючок, и автомат только затрясся в его руках, выплевывая из ствола свинцовую смерть, как что-то с еле уловимым свистом пронеслось в воздухе. Убийца внезапно вскрикнул, когда что-то вроде огненной иглы проникло в его мозг. Дернув головой, он прекратил стрелять и, опустив автомат, схватился за левый глаз. Даже для профессионала это оказалось настолько больно и неожиданно, что несколько секунд он просто ничего не соображал, целиком отдавшись этой боли. Внутренняя сторона глазного яблока человека соединена с множеством нервных окончаний. Если правильно нажать на глаза, то человека можно «вырубить», пусть не на долгое, но на вполне достаточное время. Серебряный доллар весом двадцать шесть и семьдесят три десятых грамма, пущенный в полет с предельной силой, вызвал у убийцы такой же болевой эффект, как если бы я ткнул ему в глаз пальцем. Когда его напарник опустил автомат и замер, схватившись за левый глаз, водитель «форда», резко обернувшись, попытался понять, что происходит, как вдруг из расстрелянного кадиллака раздались пистолетные выстрелы. Пули, ударившие в грудь убийцы, заставили того пошатнуться, затем упасть на колени. Судорожно хватая ртом воздух, хрипя и булькая, он пытался наполнить им простреленные легкие. Я видел, как из обессилевших рук наемника с глухим стуком сначала выпал автомат, потом изо рта хлынула темная кровь, а еще через мгновение он умер, упав на мостовую. Увидев смерть напарника, водитель «форда» не стал испытывать судьбу, нажал на газ, и машина рванулась по улице, чтобы спустя пару минут раствориться в сумерках. На несколько мгновений наступила тишина. Густая, липкая от страха тишина. Вокруг меня было слышно тяжелое, тревожное дыхание людей. Вот только стоило людям понять, что все закончилось, как то тут, то там стали видны выглядывающие из-за машин головы. Одни смотрели на расстрелянный автомобиль, другие на стоящую рядом фигуру Кинли с пистолетом в руке. Гангстера явно потряхивало после пережитого. Спустя еще несколько минут возле него уже были охранники из клуба, которые забрали своего босса. Если до этого момента людей сдерживал пистолет в руке гангстера, то когда его увели, вокруг трупов и расстрелянного кадиллака собралась большая толпа. Правда, смотрели они недолго. Только стоило через пару минут взреветь приближающейся полицейской сирене, как люди сразу стали расходиться. В отличие от большинства зевак, я не стал торопиться уходить с места происшествия. Интересно было бы послушать разговор Кинли с полицейскими, вот только кто мне даст такую возможность. Кинул последний взгляд на только что подъехавшие полицейские машины, затем развернулся и пошел в китайскую закусочную. Во-первых, я был голоден, как зверь, так как за весь день мне удалось только спокойно позавтракать, а во-вторых, мне нужно было осмыслить то, что произошло на моих глазах. Китайцы, повар и официантка, стоявшие у входа в свое заведение, явно удивились моему приходу, но попусту тратить время не стали. Не успел я сделать заказ и сесть за столик у окна, как передо мной уже стояла тарелка с куриным супом, заправленным лапшой. Он оказался очень вкусным, я даже подумал, не взять ли мне вторую порцию, но когда официантка принесла мне на тарелке горку обжаренных и политых острым соусом куриных ножек и крылышек, обложенных вокруг рисом, мне пришлось отказаться от этой мысли. Не успел я съесть и половины порции, как в закусочную зашли двое полицейских. Проходя мимо, они бросили небрежный взгляд на меня, а затем стали опрашивать повара и официантку на предмет того, что они видели и слышали. Китайцы сразу придали своим физиономиям отсутствующий вид и заявили, что ничего не видели, а только слышали выстрелы, после чего, в знак уважения к представителям власти, предложили им покушать за счет заведения. Копы не стали отказываться от дармового угощения и сразу сели за столик. Оба полицейских были несколько возбуждены, а оттого разговорчивы, поэтому мне удалось узнать кое-что интересное. – Похоже, Микки откусил слишком много, раз к нему прислали убийц. – Не дай бог, Джеф, если воевать начнут. Опять будем без выходных. Меня жена тогда со света сживет. Она и сейчас косится, когда дежурства на выходные дни приходятся. Постоянно ворчит: дома тебя нет, дома тебя нет. А я что могу сделать? – Можно подумать у меня по-другому. Когда эти проклятые бандиты перестреляют друг друга? – Э! Одних убьют, другие придут. Слушай, а кого там убили? – Хотели убить Микки Кинли, да обломались. Погиб его водитель и один из убийц. – Кинли… Погоди! Ведь это он эти районы держит! Клуб «Синяя сова» его? – Его. Я тут краем уха слышал, что говорил лейтенант. Так он вроде сказал, что убийца, которого грохнули, сам Чистильщик. – Это тот, про которого всякие страсти рассказывали? Типа чисто работает и промахов не дает. Это он? – Он! Он. Только если это действительно Чистильщик, то вроде как говорят, что он человек Маленького Оджи. Про Фрэнка Костелло слышал? – Не слышал и слышать не хочу, – недовольно буркнул коп. – Нам своих бандитов хватает, так что приезжих нам не надо. – Согласен. А суп вкусный оказался. Тебе как? – Неплохо. Только все это мне не нравится. Может, это только начало? Чем разборки этих ублюдков для нас дальше обернутся? – Чего ты паникуешь! Не будет в городе никакой стрельбы. У Кинли кишка слаба воевать с Маленьким Оджи. Если сейчас не пристрелили, значит, договорятся… или потом как-нибудь пристрелят. Да и хватит об этом говорить! Слушай, Энтони, мы с женой хотим в «Серебряное кольцо» сходить. Ты как? А то бери Марту и присоединяйся к нам. – Было бы здорово. Вот только как с малышом быть? Нам не с кем его оставить. – А твоя сестра? Вроде раньше выручала… Дальше я их слушать не стал, расплатился и вышел из закусочной. После того как я наелся, мне захотелось спать. Добравшись до отеля, я сразу отправился в номер. День был настолько предельно насыщен событиями, что я уснул, стоило мне положить голову на подушку.
С утра, на свежую голову, я снова разложил по полочкам полученную мною информацию, но ничего такого, что могло пролить свет на убийство Райта, как и раньше, не наблюдалось. По поводу покушения на Кинли я был согласен с патрульными полицейскими. Скорее всего, это разборки гангстеров. «Пусть так, вот только в этом есть одна странность. Покушение на Кинли совершено через сутки после убийства Тома. Может, все-таки это звенья одной цепочки, на которой висит кулончик ценой миллион? Луис Винсент узнал, что у Кинли есть интерес в этом деле. Что он сделает? Закажет его Маленькому Оджи, с которым, по словам журналиста, Винсент очень дружен. Впрочем, это только предположение. Версия. Все, хватит пока в детектива играть». Сорок минут отдал зарядке, после чего последовала пятикилометровая пробежка, завершившаяся, по установившейся традиции, плаванием в океане. Вернувшись в отель, принял душ, переоделся, затем спустился вниз, где меня встретила уже привычная, шумная и веселая, гостиничная суета. Кто-то уезжал, кто-то шел завтракать, некоторые ждали автобуса, чтобы ехать на экскурсию. Карл, стоявший за стойкой, что-то объяснял двум молодым женщинам. Привычно осмотревшись и оценив обстановку, я двинулся к стойке, чтобы отдать ключ портье, но, не дойдя пары шагов, вдруг неожиданно услышал громкий и возмущенный голос пожилой женщины: – Убить своего сына! Это ужасно! Замедлив шаг, повернул голову и увидел пожилую пару, которая стояла у стенда с газетами и журналами. Подойдя к ним, заглянул через плечо и прочитал заголовок в развернутой женщиной газете: «Ужасное убийство в отеле!» Рядом с ним было фото, на котором стоял знакомый мне сумасшедший старичок между двумя дюжими копами. Глядя на фото, я думал не о нем, а о покалеченных, но при этом оставшихся в живых мексиканцах: «Вы даже не подозреваете, как вам повезло, уроды». Стоило мне отвернуться, как я уже выкинул из головы эту историю. После завтрака я поехал на выставку, собственно, ради которой приехал в Майами. В руке у меня был портфель, в котором была большая иллюстрированная энциклопедия по драгоценным камням, купленная еще в Лос-Анджелесе, и пара цветных фотографий желтого бриллианта. На каждом таком фото драгоценный камень снят на фоне газеты «Лос-Анджелес таймс» недельной давности. Кроме этого на оборотной стороне фотографий был приклеен листок, отпечатанный на машинке, с почтовым адресом: «Главпочтамт Майами. До востребования. Биллу Барнсу». Перед самым отъездом я намекнул владелице юридической конторы о возможной сделке, попросив ее держать это в строгой тайне, а для большей уверенности пообещал ей десять тысяч долларов за посреднические услуги. Сумма ей понравилась, после чего она сказала, что подумает над моим предложением, но при этом не замедлила добавить: все должно быть в рамках закона. Подобному заявлению я только усмехнулся про себя, так как помнил, с какими нарушениями закона мы оформляли мои бумаги на владение половиной отеля-казино. Единственное, чего я пока не знал, так это, каким образом мне выйти на потенциального покупателя, а просто надеялся, что мне подвернется удачный случай. Как обычно, остановил такси, не доезжая до виллы Вискайя, где проводилась выставка драгоценных камней. Выйдя из машины, неторопливо пошел по направлению к вилле. Уже на подходе к вилле я заметил не менее двух десятков припаркованных автомобилей самых престижных марок. Мне уже было известно, что входной билет на выставку стоит семьдесят пять долларов, что составляет треть месячной зарплаты патрульного полицейского. Устроители этой выставки поставили своей целью отсечь лишних людей и тем самым облегчить охрану выставки. Уже на подходе, перед самой виллой, находился усиленный полицейский пост, состоявший из полицейского наряда в форме и детектива в штатском. Пройдя мимо них, я нашел у входа стоящего служащего, который совмещал функции контроля и справочного бюро. Он мне объяснил, как найти кассу, и предупредил о стоимости билета. Рядом с ним стоял охранник из частной фирмы. Оплатив в кассе стоимость входного билета и получив брошюрку с описаниями главных экспонатов выставки, я вернулся к контролеру, предъявил билет и был пропущен внутрь виллы. По периметру большого зала стояли стенды, где под стеклом находились драгоценные камни или ювелирные изделия. Помимо общих выставочных стендов были два тематических, где представлены драгоценности в виде ожерелий, перстней и прочих подобных украшений от двух крупных международных ювелирных фирм. Помимо таких стендов было около полутора десятков своего рода высоких постаментов, на которых лежали наиболее ценные и интересные экспонаты из личных коллекций. Охраняли все это богатство одиннадцать сотрудников частной охранной фирмы. Все они были вооружены, кроме этого, у каждого на поясе была дубинка и висели наручники. Вместе с брошюрой я получил каталог драгоценных камней и ювелирных изделий, которые можно будет приобрести на выставке. Цены в каталоге были указаны, а их владельцы – нет. Хочешь что-то купить, тебе придется сначала обратиться в администрацию выставки, и только после этого тебя сведут с хозяином драгоценного камня. Переговоры ведутся прямо здесь, на вилле, где для этих целей были оборудованы три приватных кабинета. Также я почерпнул из брошюры, что здесь ежедневно, с начала и до конца работы выставки, дежурят юрист и страховой агент, которые помогут вам советами, если вы захотите совершить сделку. Меня больше заинтересовали услуги персонала выставки, которые должны были помочь посетителям получить интересующие их сведения по любому экспонату. Мне было нужно узнать, пусть даже приблизительно, стоимость желтого бриллианта. Я стал медленно ходить по залу, время от времени останавливаясь у стендов, при этом делая вид, что мне это интересно. Несмотря на то, что было десять часов двадцать минут, а для отдыхающих миллионеров это довольно рано, народа наблюдалось немало. Причем они уже составили небольшие группы и о чем-то оживленно переговаривались. Как я ни старался выглядеть незаметней, все равно приходилось ловить на себе любопытные взгляды. Приехавший один, хорошо одетый юноша с портфелем в руке уже сам по себе вызывал интерес. Впрочем, тут хватало различных богатых личностей. Насколько я мог заметить, прямо здесь и сейчас собралась элита Майами-Бич и Майами. Приезжие миллионеры, отдыхающие в Майами-Бич, и местные городские воротилы, представляющие власть и бизнес. Для них всех выставка была своего рода выходом в свет. Именно об этом говорили дорогие наряды и драгоценности жен миллионеров, а также золотые часы известных марок и летние костюмы мужчин, пошитые у лучших мастеров портновского дела. Одни из них прогуливались среди пальм и фонтанчиков, переходя от одной экспозиции к другой, другие, собравшись в группы, о чем-то разговаривали, стоя у стеклянных витрин. Кроме стекла и охранников, все экспозиции были отгорожены барьерами в виде тросов, скрученных из материи и висевших на столбиках, изображающих якоря. Помимо обычных посетителей ближе к середине зала стояли две небольшие группы мужчин. Все они говорили тихо и слушали друг друга очень внимательно. Это были коллекционеры и ювелиры, которые уже вели предварительные деловые переговоры. Это мне стало известно из обрывка разговора, который я услышал, проходя мимо них. «Вот с кем бы мне поговорить, – подумал я и незаметно вздохнул. – Ладно, я, как большевики, пойду другим путем. Переговорю с сотрудниками. Правда, насколько они компетентны в этом вопросе…» Мои мысли прервал только что появившийся в зале парнишка лет восемнадцати, в форме посыльного. Держа в руке большой желтый конверт, он растерянно оглядывался по сторонам. К нему сразу направился охранник, с сердитой физиономией. – Ты что тут делаешь, парень? – Я посыльный, мистер. Мне нужен мистер Роберт Райан. Мне нужно передать… – Райан? – перебил его охранник. – Это… тот «нефтяной король» из Техаса? – Наверно, мистер. Мне сказали, что он очень богатый человек. Причем сказали, что это срочно и что я его найду здесь, на выставке. – Стой здесь, – охранник пробежался глазами по залу, потом заметил молодую худенькую девушку, проходившую недалеко от нас, и сразу обратился к ней: – Мисс Брайт, Роберт Райан у нас здесь есть? – Райан? – остановившись, она наморщила лоб, вспоминая, потом сказала: – Да. Есть. А что? – Да вот, посыльный пришел к нему. Она бросила взгляд на паренька, потом развернулась, оббежала взглядом зал, снова повернулась к охраннику: – Знаешь, Дэн, скорее всего, он сейчас находится в одном из приватных кабинетов. Охранник коротко кивнул головой, говоря тем самым, что принял ее слова к сведению. – Посыльного туда не пустят. Пусть ждет, – и девушка пошла дальше. Парень растерянно посмотрел на охранника: – Я не могу долго ждать. Мне… – Ты и не будешь здесь ждать. Иди и стой на входе, – оборвав посыльного, категорично и строго заявил охранник. Я подошел к ним. – Если хочешь, я могу передать Райану твой конверт, – сказал я окончательно растерявшемуся парню. – Мне все равно надо с ним встретиться. Охранник бросил на меня цепкий и изучающий взгляд, но ничего говорить не стал. Дорого одетый подросток, позволивший себе купить билет, стоивший в треть его месячного жалованья, мог позволить себе всякую блажь. В том числе поработать курьером. – Мистер, большое вам спасибо. Мне действительно… – Просто передать конверт или что-то еще надо сказать? – перебил я его. – Нет. Ничего. Большое вам спасибо. До свидания, мистер. – Пока, – небрежно бросил я ему. Посыльный развернулся и торопливо зашагал в сторону выхода, в сопровождении охранника. «Судя по первой информации, мне повезло. Миллионер и коллекционер-любитель. Мне уже нравится подобное сочетание». В моей голове созрел план. Теперь главное – не пропустить техасца, а затем вручить ему свои фотографии вместе с конвертом посыльного. Теперь надо было, не теряя времени, узнать цену на бриллиант. То, что он мне достался бесплатно, не говорило о том, что я собираюсь отдать его за копейки. К тому же мне очень не хотелось нарваться на профессионала, который расколет мальчика – любителя драгоценных камней за пару минут. Оббежав глазами зал, я понял, кто мне нужен, когда увидел мисс Брайт, которая прямо сейчас консультировала какую-то пожилую пару по поводу выставленных на стенде драгоценных камней. «Вот ты-то мне и нужна», – подумал я и направился в их сторону. Встав недалеко от нее, я сделал вид, что внимательно рассматриваю драгоценные камни, лежащие под стеклом. Дождавшись, когда пожилая пара отойдет от девушки, быстро подошел к ней. – Извините меня, мисс Брайт. Могу я задать вам пару вопросов? – Здравствуйте… – Извините меня, пожалуйста, что я сразу не представился. Меня зовут Джозеф, – я придал себе смущенный вид, чем вызвал легкую улыбку девушки. – Вот мы и познакомились. Задавай свои вопросы, Джозеф, ведь я для этого здесь и нахожусь. Вытащив из портфеля книгу, я раскрыл ее на закладке, а затем ткнул пальцем в статью под названием «Австрийский жёлтый бриллиант». – Вы не знаете, этот бриллиант так и не был найден? – при этом я постарался придать себе вид молодого энтузиаста с горящими глазами. Видимо, мне это удалось, потому что в глазах девушки появились смешинки. – Как же! Как же! Знаю. «Флорентиец». Мне тоже довелось читать о нем. Даже помню, что этот желтый бриллиант имел вес сто тридцать семь карат. Я не ошиблась? – Не ошиблись, мисс. – Отвечаю на твой вопрос: нет, не нашли. Может, ты знаешь место, где он сейчас находится? – теперь легкая насмешка появилась в ее голосе. – К сожалению, не знаю, мисс Брайт, но, как тут пишут, он сейчас находится в Америке. Может, он сейчас лежит в сейфе одного из этих людей. Его что, совсем не искали? – Может, и искали, но мне об этом совсем ничего не известно. – Стоит найти такой камень и твое имя навсегда останется в истории, – заявил я, добавив пафоса в голос. Девушка не выдержала и рассмеялась: – Какой же ты все же мечтатель, Джозеф. – Я не мечтатель, миссис, просто следую одному выражению, которое я прочитал в какой-то книге: все тайное когда-нибудь становится явным. – Удачи тебе в поиске, Джозеф. Ты мне понравился, поэтому хочу тебя сразу предупредить. Ты, насколько я поняла, знаешь историю этого бриллианта? – Знаю. Даже в нескольких вариантах. – Так вот, значит, ты знаешь, что «Флорентинец» попал в нашу страну нелегальнымпутем. Его украли и тайно привезли. Тут есть два варианта. Такой камень может быть продан в частную коллекцию, а значит, пропасть для всего человечества на долгие десятилетия. Обычно только острая нужда в деньгах заставляет владельца продать бриллиант, и тогда он может появиться на аукционе. Но есть и другой вариант: камень могут распилить и продать по частям. – Если бы я такой бриллиант нашел, то не стал бы его уродовать, – я тяжело вздохнул, чем вызвал новую улыбку у девушки. – А кстати, сколько он может стоить? – Бриллианты такого веса, само по себе, очень редкое явление, а бриллиант лимонного цвета, отличающийся фантастической яркостью, да еще такой чистоты и размера… он просто уникален. – Хорошо. Тогда во сколько оценивается его уникальность? – теперь уже в моем голосе звучала усмешка. – Хм. Если ко всем его достоинствам добавить историческую ценность, то думаю, что «Флорентинец» будет стоить… не менее миллиона долларов, но при этом сразу скажу: это далеко не точная цена. Даже может больше… Тут за моей спиной раздался мужской голос, оборвавший наш разговор: – Мисс Брайт, я вас ищу! У меня к вам срочное дело! – Извини, Джозеф, но мне надо идти. – Спасибо вам большое, мисс Брайт. Девушка отошла, а я подумал: «Похоже, я опять стану миллионером». Закрыв энциклопедию, спрятал ее в портфель, потом стал переходить от стенда к стенду, изображая предельную заинтересованность. Временами я проверялся, но чьего-то особо пристального внимания к своей личности не заметил, тем более что народу на выставке прибавилось. Мысль о миллионе за драгоценный камень стала для меня несколько неожиданной, так как по своему невежеству я рассчитывал на намного меньшую сумму. Сто пятьдесят – двести тысяч долларов. Теперь я уже не был рад, что завязал эту сделку на Еву. Она женщина деловая и, когда узнает, что при миллионной сделке получит лишь десять-пятнадцать тысяч долларов, то такой крик поднимет… «Там и до Макса дойдет, что дело нечисто. Если, конечно, она ему все просто не выложит, как оно есть. Просто из чувства женской мести, – этого мне бы очень не хотелось, так как Ругер был единственным человеком в этом мире, с кем я чувствовал себя самим собой. – Предложу ей десять процентов. Это как-никак сто тысяч. Глазки у нее завидущие, а ручки загребущие. Не устоит. Однозначно». Переходя с места на место, я осторожно следил за дверью, за которой находились кабинеты для личных переговоров. Она не только была прикрыта плотными шторами, но также перед ней стоял охранник. Из выходящих оттуда людей мне надо было вычислить миллионера из Техаса. Прошло полчаса, но за это время вышло лишь только двое мужчин, которые остановились возле одного из стендов и стали о чем-то оживленно спорить. Остановившись недалеко от них, я определил по называемым именам, что это не те люди, которые мне нужны. Прошло еще двадцать минут, как штора отодвинулась, и в зал вышло трое мужчин. Двое мужчин попрощались с третьим и направились к выходу. «Ты-то мне и нужен», – подумал я и быстро направился к оставшемуся стоять мужчине. Ошибиться было трудно. Загорелое, обветренное лицо. Живой и острый взгляд. Но даже не это говорило, что он техасец, а ковбойская шляпа «стетсон» и галстук Боло на его шее, выполненный в виде шнурка с оригинальным зажимом. – Здравствуйте, сэр. Я не посыльный, как вы могли подумать. Только вот это вам просили передать, – я залез в портфель и достал конверты. – Хелло, парень. Как жизнь? – Хорошо, сэр. Вот возьмите, – я протянул ему два конверта, но при этом сделал так, чтобы мой оказался снизу. Он оглядел меня внимательным и оценивающим взглядом, потом взял оба конверта, но открывать не стал. – Ты, похоже, парень, не здешний. Взгляд у тебя прямой, открытый. У местных взгляд неприятный, бегающий, как у конокрадов. – Ваша правда, сэр. Так я пойду? – Если тебе больше нечего сказать, то ты свободен. – До свидания, сэр. – Пока, парень. Только я успел отойти от Райана, как к техасцу подошел мужчина и с ходу завязал беседу, и тем самым помог мне выиграть время, дав возможность спокойно уйти. Все, что я наметил для себя, было выполнено, теперь только осталось ждать реакции миллионера на фотографии желтого австрийского бриллианта. Направляясь к выходу, я, прощаясь, кивнул головой Джулии, которая в этот момент разговаривала с нарядно одетой дамой, та только успела ответить мне кивком головы, как в следующую секунду девушка неожиданно воскликнула: – Извините меня, мисс Паркер! У меня срочное дело! – и торопливо зашагала к выходу. Нетрудно было догадаться, куда она торопилась: в выставочный зал входила группа китайцев. При виде их местная американская элита сделала своеобразную «стойку», изобразив презрение на своих лицах. Ничего удивительного в этом не было. В это время негры, латиноамериканцы и китайцы были для американцев людьми второго сорта. Место узкоглазых было в прачечных и лавках, торгующих китайской едой, но никак не на престижной ювелирной выставке, среди богатых и влиятельных людей. Видимо, исходя из подобных мыслей, из глубины зала к ним сразу направились два охранника, но на полпути были остановлены окриком элегантного мужчины, подходившего вслед за Джулией к группе китайцев. Вслед ему к вновь прибывшим гостям потянулось сразу несколько человек в дорогих костюмах и с вежливыми улыбками, которые они только что нацепили на свои лица. Спрятав презрение и брезгливость, они шли на запах больших денег. Если часть посетителей была в какой-то мере шокирована появлением китайцев на престижной выставке высокого уровня, то у меня возникло удивление другого рода, стоило мне увидеть в свите китайского миллионера знакомое лицо. Это был средний сын Ли Вонга – Вэй Вонг. «Триада? Здесь? А почему нет? Торговля бриллиантами, хоть и приносит намного меньший доход, чем наркотики, но все равно выгодна». К моему сожалению, мы успели с Вонгом обменяться взглядами и узнать друг друга, прежде чем мне удалось отвернуться. «Эта Америка – одна большая деревня», – при этом подумал я, продолжая идти к выходу. – Господин Ван Донг, это большая честь для нас! Мы рады приветствовать самого богатого человека в Гонконге на нашей выставке! – раздался голос устроителя выставки. Следом раздался синхронный перевод китайца, исполняющего роль переводчика. Внимание посетителей выставки на какое-то мгновение полностью переключилось на торжественную встречу, которую устроили китайцам. Как подросток, я должен был качественно выполнять свою роль, а значит, таращить глаза на китайцев. Именно этим воспользовался Вэй, когда негромко спросил по-китайски у рядом стоящего соотечественника: – Ужин в отеле «Эльдорадо» заказан на девять часов вечера? Проходя в пяти метрах от него, я прекрасно все расслышал, так же как и растерянный ответ китайца, не понимающего, почему именно сейчас его об этом спрашивают: – Да, господин. «Понятно. Вэй просит прийти в отель „Эльдорадо” к девяти часам вечера. Ему надо, а мне-то зачем?» Оказавшись на улице, мне пришлось удвоить осторожность, так как теперь в городе был человек, хорошо знавший, на что способен Майкл Валентайн. Если до этого я вел себя относительно расслабленно, то теперь моя паранойя подняла голову, намекая на то, что с Триадой шутить не стоит. Не прийти на назначенную встречу значит выказать неуважение. Или потерять лицо, как говорят китайцы. Связь со стариком Вонгом мне обрывать было нельзя, к тому же я чувствовал к себе его хорошее отношение, но главным было то, что он являлся для меня важным источником различной информации. В дополнение ко всему меня заинтересовало сочетание: Триада – бриллианты. «Если услуга, которую он попросит, окажется необременительной, то Вэю трудно будет отказать в моей ответной просьбе. Думаю, у Триады найдется лишний миллион, чтобы купить у меня желтый бриллиант, тем более что я не собираюсь заламывать цену». Несмотря на то, что встреча явно была случайной, я решил перестраховаться и на время сменить место проживания. Зайдя по дороге в дешевый магазин готовой одежды, я купил себе то, что купил бы себе обычный паренек, чтобы походить на богатого туриста. Кроме этого, купил сумку и средства личной гигиены, после чего отправился в «Николь». Сегодня дежурил Карл. Подойдя к нему, я сказал: – Посмотрите там, у себя, в книжке. У меня оплачено на три дня вперед. Так? Портье заглянул в книгу записей, после чего подтвердил, что это так, после чего выжидательно уставился на меня. – Меня пригласили пожить пару дней у себя хорошие знакомые моего дяди, – я сделал вид, что задумался. – Если кто-то будет меня искать, пусть оставляют свой телефон. Вернусь, позвоню. Пятидолларовая банкнота даже не успела лечь на стойку, как тут же исчезла, словно по мановению волшебной палочки. Карл изобразил улыбку и заверил меня, что все выполнит в лучшем виде. Таксист сначала выехал на трассу, ведущую вдоль побережья на юг, в деловую часть Майами. По обе стороны дороги тянулись богатые поместья, утопающие в зарослях бугенвиллей и красного винограда. Свернув на один из мостов, мы проехали над сверкающей гладью залива, обдуваемые легким соленым ветерком, затем проскочили деловую часть города и оказались в спальных районах города. Не доезжая до гостиницы, я рассчитался с таксистом и оставшуюся часть дороги проделал пешком. Этот небольшой отель я приметил еще тогда, когда изучал город. Он находился сразу за деловой частью Майами, на границе спальных районов. Туристов из-за его местоположения здесь не было, а номера снимали мелкие офисные служащие. В фойе, как всегда, пара стандартных пыльных пальм в бочках и два ветхих диванчика, между которыми стоял обшарпанный столик, а на полу – настолько потертый коврик, что определить его рисунок уже не представлялось никакой возможности. Все говорило о бедности этого отеля. Сидящий за стойкой толстый мужчина, лоснящийся от пота, несмотря на включенный настольный вентилятор, без всякого любопытства посмотрел на меня скучным взглядом, а затем ничего не выражающим голосом спросил: – На сколько суток? – На трое, мистер. Портье уже оценил мою весьма недорогую одежду, а значит, автоматически просчитал количество денег в моем бумажнике. Ярко-голубая рубашка навыпуск, светло-серые шорты, летние мокасины с кисточками из патентованной белой кожи и голубые носки в тон рубашке. Простая дорожная сумка дополняла образ небогатого парнишки, приехавшего из какого-нибудь кукурузного штата. – Сутки – три пятьдесят. Оплата вперед. Как тебя записать? Я положил на стойку банкноту в десять долларов, потом достал из кармана мелочь, набрал еще один доллар, после чего с виноватой улыбкой положил на стойку. Все это должно было сыграть на образ мальчишки, который приехал из какого-нибудь захолустного городка, посмотреть на «рай для миллионеров». Судя по презрительно-снисходительному взгляду, брошенному на меня, роль мальчишки-простака мне удалась. – Дональд Квин, мистер. Сдачи не надо. Портье сгреб деньги, потом подал мне ключ с жестяной биркой, на которой был выбит номер комнаты, и сказал: – Второй этаж. Первым делом я открыл окно, чтобы хоть как-то проветрить душный и прокуренный номер. Обставлен тот был предельно просто. Узенькая кровать, тумбочка, шкаф, стол, стул, санузел. Все старое и потертое до такой степени, что казалось, только тронь – рассыплется. Впрочем, меня это не волновало. Осторожно присев на стул возле открытого окна, я начал просчитывать варианты, а также возможные риски от встречи с Вэем. «Наведаюсь к журналисту, предупрежу Оливию, а там посмотрим. Теперь Вонг. Интересно, что за дело, которое он прямо с ходу решил мне предложить? Если бы не его старик, послал бы я тебя, китаец, куда подальше. Ладно, выслушаю его. Заодно надо мельком поинтересоваться, насколько интересен Триаде исторический бриллиант». Снова огляделся и сморщился. Это была самая настоящая дыра по сравнению с моим номером отеля в Майами-Бич, не говоря уже о моем роскошном номере-квартире в «Оазисе». «Ладно. Нечего сидеть. Пойду, займусь сбором информации».
Глава 7
Выходя, поинтересовался у портье, в какой стороне находятся пляжи и океан, добавив еще один штришок в образ малолетнего туриста. Сделал удивленно-глупое лицо, когда узнал, что я поселился в Майами, который расположен на берегу залива Бискейн, а также, что Майами-Бич и Майами – это не одно и то же. Как видно толстяку понравилось поучать подростка, который с большим вниманием смотрит ему в рот, поэтому он довольно доходчиво объяснил, как лучше добраться до набережной в Майами-Бич. Я вежливо поблагодарил толстого портье, после чего вышел на улицу. Первым делом я добрался до отеля Оливии, а когда узнал, что девушки нет на месте, оставил для нее записку, затем, найдя телефон-автомат, позвонил в редакцию, где мне сказали, что Шпица здесь ждут к четырем часам. Причем приедет он обязательно, так как ему надо сдать материал. До четырех часов еще было много времени, поэтому я занялся основательной подготовкой к встрече с сыном Вонга. Приехав к отелю, я исходил из того, что представитель гонконгской Триады появился на выставке не просто так, а значит, будут вести переговоры о возможных закупках или продажах драгоценных камней. Даже для предварительного разговора деловым людям понадобится немало времени, чтобы согласовать хотя бы общие вопросы. Великан швейцар, при виде моего дешевого наряда, не стал торопиться открывать дверь, с явным сомнением глядя на меня. В его взгляде читалось: иди-ка ты, паренек, мимо. Вот только когда пятерка, которую я небрежно ему протянул, мгновенно исчезла в его лапище, внешность цербера мгновенно преобразилась. Широкая улыбка, легкий полупоклон и мгновенно распахнутая передо мной дверь. Отель «Эльдорадо» оказался заведением высшего класса. Солидные швейцары, дубовые двери со сверкающими медными ручками, ковровые дорожки, мягкие диваны, вышколенная прислуга. Да и посетители под стать дорогому отелю. Мой вид явно не соответствовал имиджу отеля, что отражалось в презрительных взглядах и улыбках, как гостей отеля, так и обслуживающего персонала. Единственный, кто поддержал меня, это был мальчишка в униформе отеля. Когда я скользнул по нему взглядом, он подмигнул мне: дескать, не робей, парень. Подойдя к стойке, я вежливо поздоровался с портье, предварительно бросив взгляд на стоявшую перед ним табличку с завитушками с надписью «Мистер Роберти»: – Здравствуйте, мистер Роберти. Он не торопился отвечать мне, поэтому я успел рассмотреть прилизанные черные волосы мистера Роберти, разделенные пробором посредине, гладкое, словно выутюженное личико, ослепительно белый воротничок и бледно-голубой галстук, заколотый позолоченной булавкой. Наконец, прикрывшись служебной улыбкой, он решил мне ответить: – Здравствуйте. Чем могу быть вам полезен? – Мне угодно снять у вас номер, – в тон ему ответил я. – Вы в этом уверены? – при этом его голос был приправлен большой дозой ехидства. – Так у вас есть свободные номера, или мне пойти в другой отель? – глядя ему прямо в глаза, поинтересовался я. – Есть. Вас устроит двухкомнатный люкс на четвертом этаже, с видом на океан? – Устроит. Двое суток. – Восемьдесят долларов. Плата вперед… – называя сумму, он уже предвкушал, как этот парнишка в дешевой одежде замнется, покраснеет, будет неловко извиняться, а затем уйдет как оплеванный. За этой сценой сейчас наблюдало несколько пар глаз. Как служащие, так и проживающие здесь люди, вроде хорошо одетой молодой пары, стоявшей у стойки и до этого разговаривавшей со вторым портье, но сейчас они с нескрываемым любопытством наблюдали за нами. Всем было интересно, чем это все закончится. Вот только невзрачно одетый паренек сумел всех удивить. Небрежным движением он достал из кармана портмоне, причем демонстративно раскрыл его так, чтобы портье увидел стопку денег. – Сколько ты там сказал? Всего восемьдесят долларов? – при этом я придал своему голосу капризно-небрежное отношение к такой маленькой сумме. Портье растерялся и испугался до такой степени, что на лбу и верхней губе появились мелкие бисеринки пота. Малолетний сволочной шутник! Сынишка какого-то миллионера, который решил его разыграть! Ах ты, сучонок! Злоба и страх промелькнули в глазах бледного, словно простыня, портье, после чего он, вытянувшись по стойке «смирно», отчеканил: – Да, сэр. Восемьдесят долларов. Но это очень хороший номер, он стоит этих денег, вы не пожалеете. Сейчас он ел глазами малолетнего паршивца, который только и умеет, что тратить папашины деньги, и пытался понять, как он так промахнулся с богатым клиентом. Он прекрасно знал, что о его промахе будет доложено начальству, и сейчас страшно боялся допустить новую ошибку. – Держите, – и я небрежно кинул две бумажки по пятьдесят долларов на стойку. – Сэр, – портье придал голосу торжественность, – добро пожаловать в наш отель! Мы надеемся, что у нас вам будет так же хорошо и уютно, как в родном доме! Я небрежно кивнул головой на эти слова, краем глаза отметив, как удивленно переглянулись стоявшие недалеко от меня мужчина и женщина. – Сэр, ваша сдача. Я сгреб банкноту и небрежно засунул ее в карман. Портье, понимая, что у него был шанс получить хорошие чаевые, проводил ее грустным взглядом, затем спросил: – Как вас записать, сэр? – Дик Данди. После того, как портье записал мое имя, он подал мне ключи от номера и крикнул: – Фредди, живо сюда! Возьми сумку нашего уважаемого гостя! Ко мне подскочил мальчишка, который подмигнул мне, схватил сумку, затем с легким поклоном головы и отработанным движением показал рукой в сторону лифтов: – Прошу вас, сэр. Я внутренне усмехнулся и торжественно зашагал в указанном направлении, провожаемый любопытными и непонимающими взглядами. Лифтер, в свою очередь, удивленно поглядел на меня, но после того, когда Фредди сказал: «Четвертый этаж», – нажал на кнопку. Войдя в номер, я вышел на балкон. Действительно, вид на океан был великолепен. Вернувшись в комнату, сказал: – Мне нравится. Держи, парень, – и я дал доллар обрадованному парнишке, для которого перестал быть своим парнем, а стал богатым клиентом, которого надо уважать и угождать. – Надеюсь, в вашем отеле приличная публика? – Да, сэр. – Ты уверен? А вот мне сказали, что у вас остановились узкоглазые. Это так? – я нахмурился. – Все верно, сэр, – паренек смутился, – только вы зря волнуетесь. Их номера на третьем этаже и в другой части отеля. Я саркастически хмыкнул, тем самым показывая, что врать нехорошо. Посыльный, которого только что уличили в обмане, сразу постарался исправить положение. Сделал он это, как свойственно подростку, решив поделиться со мной секретами. – Господин Ван Донг – очень богатый человек, – я посмотрел ему в глаза, и он сразу поправил себя: – Мне так сказали. Клянусь! Он один занял трехкомнатный люкс. Номер триста три. У него есть два охранника, которые живут в триста четвертом номере. Когда он выходит из своего номера, они везде его сопровождают. Сам видел. – Два телохранителя? – Ага. – Откуда он? – Говорят, из Гонконга. Рядом с ним живут еще два китайца. Один из них переводчик. Он тоже из Гонконга, а вот второй – мистер Вонг. Он говорит по-американски. Я с ним разговаривал, когда нес его вещи в номер. – Так он тоже из Гонконга? Парень обрадовался, что у меня больше нет повода сердиться, с удовольствием начал мне рассказывать про китайцев. – Нет. Он в Америке живет. Приехал на день раньше всех остальных китайцев. Сначала внимательно осмотрел номера и только потом дал подтверждение, что они заселяются. При этом произошло нечто странное, – и он посмотрел на меня таинственным взглядом. Вернее всего, это он так думал. – Мистер Вонг остался ночевать в номере господина Ван Донга, хотя у него был свой собственный номер. Мы все недоумевали: зачем? – Очень интересно. А действительно зачем? – я придал лицу крайний интерес. – Сами не знаем, но Сэмми… Это наш бармен… предположил, что это было сделано для того, чтобы тому в номер чего-нибудь не подложили. – Точно! Этот богатый китаец опасается… мести. Я читал такое в одном из комиксов о Черном плаще! – Так и есть! – глаза мальчишки восторженно засверкали. Судя по его виду, он являлся большим поклонником подобной литературы. – Тогда получается, что Вонг его первый помощник? Ну, если он ему так сильно доверяет, – продолжал я раскручивать паренька. – Не могу сказать, но у него тоже хороший номер. Такой же, как у вас, сэр. Триста седьмой. – Да и черт с ними, узкоглазыми! – узнав все, что мне нужно, я свернул тему, показывая, что мне они не интересны, и перевел разговор на комиксы, изобразив любителя дешевых журнальчиков. – Слушай, а ты не читал комикс с душителями из Индии? Там еще есть богиня Кали. Они душили людей цветными платками, которые носили на шее. Изучение комиксов в то время, когда мне пришлось пару дней пожить в Китайском квартале, сейчас принесло свою пользу. – Да! Это было здорово! Я его тоже читал! Тогда копы никак не могли определить орудие убийства. А Черный плащ… Оживленно переговариваясь, мы спустились вниз. Я даже не взглянул в сторону стойки, откуда на меня виноватым взглядом смотрел портье. – Еще увидимся, поговорим, – я подмигнул парнишке. – Передай этому надутому индюку ключ, а я пока пойду, погуляю. Выйдя из отеля, я принялся за изучение близлежащих улиц, не забывая незаметно оглядываться по сторонам. Находясь рядом с отелем, я вдвое усилил осторожность. Мои отношения с китайцами можно было назвать нейтральными. В свое время я их устраивал как наемник, но если они вдруг посчитают, что я представляю угрозу для их организации, то обязательно постараются меня ликвидировать. Вот и сейчас, когда мне предстоит встреча с представителем Триады, мне нужно было принять все меры к своей личной безопасности. Вот только, к сожалению, предусмотреть все невозможно, даже при моем богатом профессиональном опыте, но насколько было возможно, я внимательно изучил близлежащие улицы и заведения рядом с отелем. Определил для себя пару мест, подходящих для разговора с китайцем, с возможностью отсечь слежку, затем нашел недалеко от входа в «Эльдорадо» итальянское кафе, из которого можно было наблюдать за входом в отель, сел за столик и заказал пиццу, решив таким образом совместить приятное с полезным. Мне повезло, всего спустя полчаса перед «Эльдорадо» остановилось два автомобиля, из которых вышли китайцы и проследовали в отель. Спустя минуту, после того как последний китаец скрылся за дверью, я увидел торопливо переходящего улицу молодого мужчину в темно-сером костюме. Вот он вошел в отель. Откуда он взялся, я не мог видеть из-за ограниченности своего обзора, но, судя по первому впечатлению, он сильно походил на полицейского агента. Мысль о том, чтобы навестить Вэя в номере, у меня был такой вариант встречи, увяла сама собой. Обдумав сложившуюся ситуацию, я решил, что если о приезде представителя гонконгской Триады стало известно в полиции, то это автоматически означало проведение какой-то спецоперации. «Погоди-ка. Насколько я знаю, все зарубежные преступные группировки относятся к делам ФБР. То есть это был „федерал”. Хотя, с другой стороны, эта слежка может быть простой формальностью. Может, местным агентам просто нужно поставить галочку в отчете, показав своему начальству, как они хорошо работают». Рассчитавшись за пиццу, я посмотрел на часы, затем подошел к телефону-автомату, висящему недалеко от стойки, и набрал номер редакции. Пришлось перезванивать еще раз, через пять минут, так как журналист все еще сидел в кабинете редактора. Мы встретились в том же скверике, где разговаривали вчера. На этот раз встреча оказалась малоинформативной. Ответ по мотелю «Русалка» ему обещали дать только завтра, а автомобиль, на котором ездили бандиты, следившие за Томом, был куплен человеком по имени Бред Салливан. – Съездил я по адресу этого парня. Это небольшой магазин бакалейных товаров, а человека по имени Бред Салливан никто из них не знает. Ни хозяин, ни его продавец. – Спасибо, мистер Шпиц. Как говорится, отрицательный результат – тоже результат. – Интересное выражение. Надо будет запомнить. М-м-м… Тут такое дело. Тебя ищет Эрл Уолш. Он уже приходил в бар и грозился переломать кости человеку, который избил его брата. – Вот же хулиган. Куда только полиция смотрит? Журналист никак не ожидал такого хладнокровия от подростка. Майкл вообще не выразил никаких эмоций, а в голосе была только одна издевка. Перед его глазами неожиданно встало хрипящее и дергающееся на земле тело младшего Уолша. Ему довелось слышать рассказ своего собрата-журналиста, которому представился случай видеть драку братьев с пятью матросами – англичанами в портовом баре. Так они уложили всех островитян и при этом остались стоять на ногах. А этот паренек в одиночку избил одного из громил, чему он стал свидетелем. Он просто не понимал, как такое может быть, и это его сильно интриговало. Ему хотелось понять этого странного подростка. – Тебе что, совсем не страшно? – Страшно. Вы же видите, у меня уже даже коленки дрожат. Несмотря на то, что Шпиц понял мою шутку, он при этом все равно мазнул взглядом по моим коленям. А вдруг? К тому же сам он прекрасно знал, если бы за ним вот так вот стал охотиться Эрл, у него бы точно колени дрожали. Потому что это не заказ на сломанную руку, а месть полного психа с тяжелыми кулаками. – Вижу, что ты большой шутник, Майкл. – Какой есть. Когда завтра встречаемся? – Погоди. Я сейчас прикину по времени. Журналист, раскладывая в уме расписание своего рабочего дня, одновременно умудрился вывалить на меня кучу новостей. Так я узнал про выставку драгоценных камней и дикую цену за билет в семьдесят пять долларов, про скачки на ипподроме и о возможном фаворите, на которого у журналиста есть наводка, о том, что в городе ждут сенатскую комиссию во главе с председателем, сенатором Генри Вильсоном.Еще раз прошелся мимо отеля, оценивая обстановку. Роскошные автомобили, дорогие меха и бриллианты, пошитые на заказ костюмы – всего этого было в избытке возле элитного отеля «Эльдорадо». Вместе со стоящим у входа швейцаром-великаном я увидел дежурившего рядом с ним отельного детектива. Атлетически сложенный мужчина, лет сорока пяти, в строгом темном костюме, внимательно и настороженно разглядывал входящий и выходящий из отеля народ. Зная пунктуальность китайца, я рассчитал свой маршрут таким образом, чтобы в девять часов проходить мимо входа в «Эльдорадо». Неторопливо идя по улице в толпе народа, я вертел головой, беззаботно глазея по сторонам, как обычный подросток, которому все интересно, все хочется увидеть: рассмотреть поближе дорогой автомобиль, оглянуться на яркую рекламу, остановиться у освещенной витрины, а затем идти дальше. Вот широкая дверь отеля открылась, пропуская сразу нескольких гостей. Вместе с ним спустились по ступеням молодая семейная пара и плотно сложенный молодой мужчина в черной шляпе и темно-сером костюме. Вэй должен был заметить меня и пойти следом. Пройдя метров сто, я сделал вид, что засмотрелся на ярко освещенную витрину магазина, пропустил китайца вперед и пошел за ним по улице, вертя головой, как обычный мальчишка, полный любопытства. Пройдя еще какое-то расстояние, я «засмотрелся» на припаркованный у кромки тротуара дорогой и роскошный автомобиль какого-то миллионера. Мой взгляд второй раз засек мужчину в сером костюме, чуть позже мне удалось перехватить его взгляд и обнаружить второго агента, который сейчас медленно ехал по улице. Разобравшись в ситуации, я обогнал неспешно идущего китайца, а через два десятка метров, дойдя до перекрестка, резко свернул за угол. Пройдя мимо парочки домов, зашел в кафе. Народу здесь было немного. Это было маленькое кафе, куда приходят выпить чашку кофе и съесть пару бутербродов рабочие и служащие. Подойдя к стойке, я положил двадцать центов на стойку, попросил стакан яблочного сока, после чего поинтересовался: есть ли в заведении туалет? Получив положительный ответ и направление куда идти, не торопясь выпил сок, забрал сдачу и направился в сторону туалета. Я уже днем был в этом кафе, поэтому мне было известно, что туалет в этом кафе соседствует с черным входом. Теперь нужно было, чтобы Вонг понял, в чем заключается мой план. Китаец, войдя в кафе, увидел меня, подходящего к туалету, затем подошел к стойке и о чем-то негромко спросил бармена. В это время я уже открыл дверь черного хода, а затем, широко распахнув, спрятался за ней. Вонг все понял правильно. Спустя пару минут он подошел к распахнутой двери. Он не мог меня видеть, зато мог слышать. – Иди налево, мимо мусорных баков. Выйдешь на параллельную улицу, там уличный киоск с мексиканской едой. У него жди меня. Только китаец окончательно растворился в полностью сгустившихся сумерках, как к двери подбежал «серый костюм». Не рискнув безоглядно броситься в темноту, он резко затормозил, сунув руку за борт пиджака, и в этот самый миг, шагнув из-за двери, я оказался за его спиной. Он только успел почувствовать кого-то за своей спиной, но ничего сделать не сумел. Саданув преследователя ребром ладони по шее, в последнюю секунду я чуть смягчил удар. У того подогнулись колени, и он упал через порог, на ступени. Быстро перешагнув через тело, я торопливо зашагал в темноту. На агента я даже не посмотрел, прекрасно зная, что тот жив и придет в себя минут через десять. Еще раз проверившись, я прошел немного вперед и остановился у уличного киоска, торгующего мексиканской едой. Подойдя, купил себе завернутый в бумагу тако с мясом и овощами, а к нему лимонад, после чего присоединился к китайцу, который уже что-то жевал. Теперь мы ничем не отличались от полудюжины клиентов, жующих жгучую мексиканскую еду и запивающих ее пивом. Пару минут мы просто ели, бросая время от времени друг на друга взгляды. Я ждал, что мне скажет китаец. Аккуратно доев, он сначала вытер руки салфеткой, потом достал из кармана платок. Я уже ощупал взглядом его фигуру и убедился, что у него нет огнестрельного оружия, если он, конечно, не носил с собой, как и я, карманный кольт. Только когда второй раз он вытер руки, китаец поздоровался со мной: – Хелло, Майкл. – Хелло, Вэй. – Давно тебя не было видно, Майкл. – Дела, Вэй. Как отец? – Хорошо, – затем китаец сделал длинный глоток из бутылки, после чего спросил: – Кто это был? – Я его не разглядывал, но он не больно похож на полицейского агента. – Так я и думал, – буркнул китаец, но ничего объяснять мне не стал. А больше мне ничего и не надо было, он только что подтвердил то, о чем я уже почти догадался. За Триадой следят федералы. Какое-то время он молчал, о чем-то думая. Я за это время дожевал тако, вытер руки и мелкими глотками стал допивать лимонад. Неожиданно он поднял на меня глаза и сказал: – Я так и знал, что ты знаешь китайский язык. – Немного. – Ты сам понимаешь, что я тебя попросил прийти не потому, что по тебе соскучился. Мне нужна твоя помощь, Майкл. Причем прямо сейчас. Поможешь? – Сразу говорю: я тут никого не знаю. Так что вряд ли смогу тебе помочь. – Мне нужно встретиться с одним человеком. У меня есть номер его телефона, который никто из посторонних людей не знает. Ты позвонишь по нему и назначишь встречу. Сразу объясню: есть шанс, что телефон прослушивается, а у меня, несмотря на то, что долго живу в Америке, остался акцент. Думаю, ты знаешь, что сейчас есть аппараты, которые записывают звук. А это улика. Именно поэтому я хочу, чтобы ты договорился с ним о встрече. Мы с тобой приезжаем, я с ним какое-то время говорю, потом уезжаем. За это я заплачу тебе тысячу долларов. Это честная цена, Майкл. – Все это выглядит заманчиво, только мне не подходит. У меня здесь есть своя работа, и я не хочу ей рисковать. – Хорошо, я удвою цену. – Дело не в деньгах, Вэй, а в ненужном для меня риске. – Для меня эта встреча очень важна, Майкл. У меня намечается большая сделка с человеком по имени Кинли, но так получилось, что мне, кроме тебя, больше не на кого положиться. О слежке за собой мы узнали только сутки назад, поэтому не можем воспользоваться полезными знакомствами. «Кинли. Хороший способ завести знакомство». В душе я уже был согласен поехать вместе с китайцем, но вместо этого покачал головой, показывая тем самым, свои сомнения: – Ну… даже не знаю. – А этот Кинли… Ты в нем так уверен? Он не может привести за собой агентов? – Я уже с ним встречался… Раньше. Ему не меньше, чем нам, нужна эта сделка. – Он будет один? – С шофером и телохранителем. Как и я. Так ты согласен? – Хорошо, но только из уважения к вашей семье. – Отец будет рад, когда я ему расскажу о нашей встрече. – Теперь еще вопрос: место встречи. Или есть договоренность? – Есть. Просто скажешь: дядя Микки, встретимся на прежнем месте, там, где яма. Через час. – Если его нет на месте? – Он ждет моего звонка. Выкинув бутылки и мусор в урну, мы отправились к телефону-автомату. Остановившись, я выжидающе посмотрел на него: где бумажка с телефоном? Ничего не объясняя, Вэй сам прошел в будку, сняв трубку, набрал номер. Говорил он по-китайски. Он вызвал машину для поездки, которую мы ждали около двадцати минут, и только когда она остановилась рядом с телефоном-автоматом, дал мне бумажку с номером. Я набрал номер. Услышав на другом конце провода грубый мужской голос, сказал: – Здравствуйте, мистер. Мне нужен мистер Кинли. – Сейчас будет, – буркнул чей-то грубый голос. – Жди. – Да, – раздалось в трубке спустя несколько минут. – Кто говорит? – Это я. Дядя, давай встретимся на прежнем месте. Там, где яма. Через час. – Как скажешь, парень. Через час, – повторил тот и повесил трубку. Я пытался запомнить дорогу, хотя знал, что в данном случае это бесполезно. Во-первых, я практически не знал города, а во-вторых, было уже темно. Там, где улицы были освещены, можно было отметить только общие признаки: деловая часть, центр, залив, но чем больше мы приближались к окраинам, тем меньше становилось освещенных улиц. Китаец-водитель, видимо, неплохо знал этот маршрут, так как в нужном месте свернул с трассы на грязную дорогу. Место, куда мы приехали, было похоже на заброшенную стройку или нечто похожее, о чем говорили два барака с выбитыми окнами, остатки забора и гора песка. Нас уже ждали. Как только наш автомобиль подъехал, фары машины Кинли вспыхнули, осветив наш «форд». – Выходим, – бросил нам с китайцем-водителем Вонг. Стоило нам выйти, как фары «паккарда» погасли, дверцы распахнулись и из машины вышли четыре темные фигуры. Лунного света не хватало их рассмотреть, поэтому под шляпами были видны только неясные бледные силуэты лиц. Правда, Кинли мне уже приходилось видеть, хотя и мельком, потому что прибежавшие на выстрелы охранники чуть ли не на руках утащили своего босса обратно в клуб. Теперь он, широко шагая, направился к Вонгу, а двое других, разойдясь в разные стороны, последовали за ним. Вонг сделал несколько шагов навстречу Кинли и остановился. Член китайской триады и американский гангстер встретились. Поздоровались, после чего гангстер задал странный вопрос: – Все в силе? В этот самый миг моя интуиция взревела тревожной сиреной. Что-то не так, но что именно?! В эту секунду за моей спиной послышался легкий шорох, и я наполовину обернулся. За моей спиной стоял четвертый гангстер с пистолетом в руке. Краем глаза я уловил новое резкое движение. В руке водителя-китайца появился направленный на меня пистолет. О том, чтобы достать из брюк карманный кольт, даже думать не приходилось, как и бежать. Пытаться понять, что происходит, не имело смысла, поэтому я стал разыгрывать свой один-единственный козырь – образ испуганного пятнадцатилетнего паренька. Китаец знал, что я опасен, а вот гангстеры понятия не имели, кто попался им в руки, значит, ему надо противопоставить тот образ, что сейчас видят головорезы. Испуганное и растерянное лицо подростка, хнычущий голос, взгляд, полный страха. Надо заставить их потерять бдительность, а там посмотрим… – Э-э… Мистер Вонг! Что происходит?! Почему со мной так?! Я же ничего не сделал! Я сделал первый ход, и он оказался удачным, на лицах бандитов появились брезгливые ухмылки. Только по губам китайца скользнула холодная усмешка. – Карл, разберись, – отдал приказ Кинли. После этих слов ко мне подошел верзила, до этого стоявший по правую сторону от своего босса. Крепкий тип, с физиономией классического громилы. Квадратная челюсть, перебитый нос и острая, режущая глаз жестокость в его взгляде. Это был не человек, а самый настоящий зверь. Он быстро провел руками по моим карманам, вытащил карманный кольт, буркнул: «Бабская пукалка», – после чего сунул его себе в карман. Когда он достал из моего другого кармана портмоне с деньгами, заглянул в него, после чего довольно осклабился и забрал его себе. Мощный удар в живот согнул меня пополам. Несмотря на то, что я уловил движение его руки и попытался его ослабить, удар выбил из меня воздух. Схватившись за живот, я застонал, затем упал на колени, всем своим видом показывая, как мне плохо. – За что? Я не сделал… Мое нытье прервал удар по голове, бросивший меня на землю. Гангстер бил без особой силы, только для острастки. – Пасть закрыл, сучонок, – с ленцой в голосе бросил мне бандит. – Говорить будешь, когда спросят. Так я лежал минут десять, всем своим видом показывая, как мне страшно, и только время от времени всхлипывал. Все это время Вонг и Кинли, отойдя в сторону, о чем-то тихо говорили. Закончив беседу, оба подошли и встали в трех метрах от меня. Теперь я мог более внимательно рассмотреть лицо гангстера. В его чертах было что-то жесткое и непреклонное, а глаза смотрели холодно и безжалостно. – Мистер Вонг, вы будете с ним говорить? – поинтересовался гангстер. Тот кивнул головой. – Джо, иди в машину, – скомандовал босс бандиту, стоявшему за мной с пистолетом в руке. Бандит спрятал оружие, затем, обойдя меня, пошел к «паккарду». Карл, уже без приказа, вернулся и встал по правую сторону от своего хозяина. Китаец сделал ко мне пару шагов и остановился. – Если чужак знает о Триаде, значит, работает на нее. Если нет, умирает. Так было всегда. Ты, американец, знаешь о нас, так почему ты еще живой? Он это сказал по-китайски, что Кинли не понравилось. Он был бандитом с большими амбициями и считал, что все должны проявлять к нему уважение. Только как можно говорить об уважительном отношении, если с ним никто не считается, вот как этот узкоглазый, который при нем трещит на своем дурацком языке. «Нет, крыса китайская, так не пойдет». – Извините, мистер Вонг, но у нас так не принято. Хотите что-то сказать: говорите по-американски. Китаец холодно кивнул головой на эти слова, показывая тем самым, что приносит извинение, и без перехода продолжил говорить уже на английском языке: – Мы тебе помогли в большом деле, а ты после этого вдруг внезапно исчез. Так не поступают со своими друзьями. Подними голову. Посмотри мне в глаза, Майкл. «Вэй, зря ты считаешь себя умным, так как прямо сейчас сделал большую ошибку», – подумал я, автоматически проанализировав его слова, после чего скорчил плачущую физиономию, поднял голову и противно заныл: – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мне всего пятнадцать лет. Я ничего плохого не сделал в своей жизни. В чем моя вина? Неожиданно я заметил нечто странное. Один из бандитов Кинли, одетый так, словно собрался на великосветский прием, стоявший слева от гангстера, чуть наклонив голову к боссу, что-то негромко ему сказал. Не знаю, что было сказано, но Кинли сразу бросил на меня взгляд. В нем читался откровенный интерес. Китаец, похоже, ничего не заметил. В данную минуту в глазах Вэя светилась неприкрытая радость от того, что его враг сейчас умрет. Мне очень не хотелось умирать. Сердце резко зачастило, горло пересохло. – Дай! – требовательно обратился Вэй к своему шоферу. Китаец подошел и с легким поклоном передал ему пистолет, затем отошел обратно на свое место. Вонг снял пистолет с предохранителя и начал медленно поднимать оружие. Чувство самосохранения рвало мозг на части, но я, хоть и с трудом, сумел подавить приступ паники, продолжив играть роль насмерть перепуганного паренька. Только теперь в моем голосе не было ни малейшей фальши. – Нет. Нет! Я не хочу умирать! Пожалейте меня! Это только деньги, мистер Вонг! Я отдам! – Ты просто жалкий клоун, Майкл. Мой отец почему-то считает, что в тебе заключен дух воина. #Так вот, я решил выпустить его на свободу, – он поднял пистолет и направил ствол мне в голову. – Погодите, господин Вонг! – голос гангстерского босса звучал решительно и напористо. – В чем дело, мистер Кинли? – тон китайца был предельно холоден. – Красавчик только что сказал, что видел этого щенка, когда тот выходил из одного дома. Мне обязательно нужно знать, что он там делал. – Так спросите его сейчас! – в голосе Вонга послышалось раздражение. – Красавчик, это точно он? – повернул к нему голову Кинли. Стоило тому подойти ко мне, как я сразу почувствовал исходящий от него липко-сладкий запах какой-то парфюмерии. Какое-то время тот внимательно на меня смотрел. Только сейчас я обратил внимание на внешность гангстера, из-за которой он видно и получил свою кличку. Прилизанные усики, костюм, пошитый на заказ. Из верхнего кармана его пиджака торчал конец белого платка. – Да он это, конечно он! – уверенно ответил бандит. – Мистер, вы меня с кем путаете! Я никогда вас не видел! Чем хотите поклянусь! При этом я еще больше ссутулил плечи, сжался, прижимаясь к земле, показывая всем своим видом, как мне страшно. Нетрудно было заметить брезгливость, проступившую на лице Красавчика. – Уважаемый господин Вонг, мне нужно кое-что узнать от этого щенка, но так как мы с вами оба торопимся, предлагаю сделать все для нашего обоюдного удовлетворения. Я оставлю здесь пару своих парней, которые не торопясь с ним поговорят, а потом тут же зароют. – Вы не понимаете! Он опасен! – Хорошо. Тогда для вашего спокойствия, господин Вонг, я оставлю здесь трех парней. Поверьте мне, они отлично знают свое дело. – Его нельзя оставлять в живых! Он только выглядит мальчишкой! Он опасен! – продолжил настаивать Вэй. Чтобы сгладить впечатлениеот его слов, я снова заныл: – Я ничего плохого не сделал! За что со мной так?! В ответ я получил от стоявшего рядом Красавчика удар ногой по ребрам и окрик: – Заткнись, сучонок! – Красавчик, забирай его! – последовал новый приказ гангстера. – Карл! Вытряси из него все! Все! У него должны быть деньги! Ты меня понял? – Понял. Сделаю, босс. При этих словах у китайца что-то дрогнуло в лице. Похоже, он только сейчас понял, какую совершил ошибку, сообщив, пусть невольно и образно, гангстеру о деньгах, которыми с ним не поделились. Мне только и осталось ему подыграть. Затем вместо того чтобы сразу нажать на спусковой крючок, он вступил в разговор с гангстером, тем самым окончательно упустил свой шанс лично убить меня, зато у Кинли теперь было две причины, чтобы настоять на своем решении. – Идемте, господин Вонг. Мои парни знают свое дело, – это было сказано таким тоном, что сразу становилось ясно, это его окончательный ответ и никаких возражений он больше не примет. Китаец понял, что настаивать на своем уже бессмысленно, отдал своему шоферу пистолет, после чего зашагал к машине. Кинли, в свою очередь, развернулся и пошел к «паккарду». Заработали двигатели, и машины, одна за другой, медленно развернулись и уехали. Шансы мои выросли, но не настолько, чтобы сильно радовать, поэтому я поднял голову и снова заныл: – Отпустите меня, пожалуйста. У меня мама больная, ходить не может. Без меня она умрет. У меня еще дома деньги есть. Три тысячи. Я их скопил. Все отдам… – Вот же врет, мелкий паскудник. Смотри, как на жалость давит, гаденыш, – усмехнулся Красавчик, поглаживая пальцем свои аккуратно подстриженные усики. – Эти три тысячи мы оставим твоей больной маме на лекарство! Цени нашу доброту, сосунок! – впервые высказался до этого молчавший третий бандит. Их тупой юмор говорил о том, что они расслабились, и я уже собрался выдать им новую порцию своего нытья, как вдруг неожиданно Карл скомандовал: – Гвоздь, возьми его на мушку! Гангстер, ни слова не говоря, достал пистолет и направил его на меня, а я уже был готов встать на ноги и поделиться с бандитами своим богатым опытом ведения рукопашного боя, только теперь мне нужно было менять свою линию поведения. – Вставай, крысеныш! – скомандовал Карл. – Эй! Ты там еще не обоссался? – снова проявил своеобразное чувство юмора Гвоздь. Красавчику шутка, по-видимому, понравилась, потому что он весело рассмеялся, а вот Карл только скривил губы в ухмылке. При этом он не отводил от меня внимательного взгляда, вероятно, пытаясь понять, что такого опасного нашел во мне китаец. – Из-за чего этот узкоглазый тебя ненавидит? – наконец спросил он меня. – Какое-то время я жил рядом с Китайским кварталом. Там познакомился с его дочерью… Теперь бандиты засмеялись все вместе. Они мне не поверили, просто посчитали за грубую шутку, которая им была понятна. – Ну и как девка?! – поинтересовался Красавчик. – Отпустите меня, дяденьки! Ну, пожалуйста! – снова заныл я. – Заткнись и вставай! – скомандовал Карл. Поднялся я на ноги с самым понурым видом, который смог себе придать. Плечи опущены, руки висят. Я ждал момента, когда расслабится Гвоздь, который не только не опустил пистолет, а наоборот, еще более напрягся и отступил на шаг. – Пошел. Туда! – снова скомандовал Карл и мотнул головой в сторону груды песка. Подволакивая ноги, я медленно пошел, одновременно пытаясь всесторонне проанализировать сложившуюся ситуацию. Как Карл, так и Красавчик, они оба не представляли для меня особой опасности без оружия в руках, а вот бандит с пистолетом, шагавший за моей спиной, сводил мои шансы к нулю. «Так вот что это за яма», – определил я место, когда мы остановились на краю. Это была действительно яма, глубиной шесть-восемь метров, точнее не определишь из-за царившего там сумрака. Ее противоположный край был скошен и более полог. Я даже смог рассмотреть подобие дороги, которая вела к яме. «Сколько в диаметре? Метров пятьдесят-шестьдесят», – автоматически прикинул я. Темнота и отвалы песка сглаживали расстояние, не давая точно определить размеры ямы. К моему сожалению, Гвоздь занял очень правильную позицию: достаточно далеко от меня, чтобы я не смог выбить у него оружие, и в то же время достаточно близко, чтобы среагировать на любое мое движение даже в темноте. Этот тяжеловес с квадратной челюстью был просто громилой, который, похоже, всего лишь делает, что ему говорят. Именно поэтому он будет стрелять не задумываясь. Лицо у Карла было одутловатым, поэтому глаза, прятавшиеся в складках мясистого лица, в тусклом свете луны походили на пару больших стеклянных бусинок. – Скажу сразу и больше повторять не буду, – начал говорить Карл. – Если будешь врать, Гвоздь прострелит тебе твои вонючие кишки. Ты будешь корчиться от боли, кричать и очень долго умирать, а мы будем смотреть на тебя и смеяться. Будешь умницей, все закончится мгновенно и не больно. Ты меня понял, парень?! – Да. Да! Мне все понятно, но я не хочу умирать. У меня действительно есть деньги… – Что за дело, которое ты там провернул с китайцами?! – Это было в Лос-Анджелесе. Чисто случайно узнал про сейф с деньгами у одного богатого человека. Так как я действительно жил рядом с Китайским кварталом, у меня были там знакомые мальчишки. Я рассказал им об этом… Потом вдруг неожиданно появился мистер Вонг. Он меня заставил все ему рассказать, а затем пойти с ними в этот дом ночью. Китайцы вскрыли сейф, но в доме неожиданно оказался вооруженный охранник. Он начал стрелять. Все это время я лежал на полу. Когда стрельба кончилась, китайцы и охранник были мертвы. Я взял, что было в сейфе, и убежал. Это все. Мое вранье было чистой импровизацией, но слова китайца о большом деле, а главное – желание отомстить, придавали ему подобие правды. – Сколько взял? – первым спросил меня Красавчик. – Чуть больше ста тысяч, – тихо сказал я. – Где деньги? – резко спросил Карл. – Если вы меня отпустите, я отдам вам эти деньги. Я только немного из них потратил. Две тысячи долларов. – Я спросил: где деньги, сучонок?! – повторил свой вопрос Карл. – В банке. Я положил их в банковскую ячейку. Какое-то время бандиты будут заворожены суммой, но через минуту уже поймут, что все, сейчас рассказанное мною, наглое вранье. Стоит им сообразить, что китаец не требовал вернуть деньги, а просто хотел убить этого парня. Какой ему в этом смысл? Мне надо было сбить их с мысли. – Поехали прямо сейчас, я все отдам. Честно! Честно все! Только жизнь сохраните! Я жить хочу! Жить! – затараторил я. – Куда сейчас? Ты же, падла, сказал, что они лежат в банке, а сейчас ночь! Или ты… Не дав договорить Карлу, я снова зачастил: – Часть их лежит в моем номере. Отдам! Прямо сейчас отдам! Я не вру! Только отпустите! Сразу уеду домой, и вы меня больше никогда не увидите! – Сколько там? – Пятнадцать тысяч. Я все отдам! Все! Только не убивайте меня! Я умоляю вас! – Живо заткнулся! Спокойно обдумать ситуацию бандитам мешали мои истеричные выкрики и названные мною большие суммы. Они сбивали их с толку, мешая логично думать. Они грабили и убивали людей ради денег, и вот прямо сейчас им предоставлялась возможность хорошо набить свои карманы. Никто из них полностью не поверил моему рассказу, но при этом они имели частичное подтверждение этих слов китайцем, а также у них был приказ босса. – Не мешало бы для начала проверить его номер. Там сразу станет ясно, есть у него бабки или нет, – как бы между прочим сказал Красавчик. – Какой отель? – спросил Карл. – «Эльдорадо». Номер четыреста шестнадцать. Деньги лежат под матрасом. – Ну, ты и идиот. Нашел где их прятать, придурок, – высказался Красавчик насчет моих умственных способностей. – Так как насчет него? – поинтересовался Гвоздь. – Прострелим ногу, потом отвезем к себе. Пусть пока в подвале у нас посидит, – ответил ему Карл. Развести гангстеров мне не удалось, они оказались недоверчивыми и по-своему хитрыми, но даже сейчас у меня был шанс. «Ладно. Придется решать проблему здесь и сейчас». – Теперь рассказывай, что делал у Райтов? – неожиданно спросил меня Карл. – У Райтов? – удивленно переспросил я. «Так это они следили за домом Райтов?! Получается…» – но додумать мне не дал новый вопрос Карла: – Чего замолчал? – Так я это… Тома просто так знаю, – постарался я изобразить крайний испуг. – Вместе летели сюда из Лос-Анджелеса, вот и познакомились. Он сказал, что сам из Майами и все знает, что покажет все мне здесь. Договорились встретиться, а он не пришел. Тогда я пришел к нему домой, а там сказали, что он убит. Ну я и ушел. Это все. – Точно все? – спросил меня Карл, когда я закончил говорить. – Не крути, сучонок, а иначе плохо будет. – Все так, как рассказал. Мы с ним в самолете познакомились. И все! Я правду говорю! Спросите его сестру! Я с ней разговаривал! Как ее зовут… Адель? Или Абель! Нет, точно Адель. – Похоже, не врет, – поддержал меня Красавчик. – Да ты не ссы, парень! Если что, лежать здесь будешь в хорошей компании. Рядом с «федом». – Заткнулся, кретин! – неожиданно накинулся на него Карл. – Пошел на хрен! Ты мне что, босс?! – зло и напряженно оскалился в ответ бандит. Гангстеры сцепились друг с другом яростными взглядами, невольно отвлекая на себя внимание Гвоздя. Вот он мой шанс! Я упорно насаждал в мозгах бандитов образ трусливого подростка, который виноват лишь в том, что украл деньги у китайцев. Именно это они и смогли понять. Узкоглазый из мести оговорил его перед ними. Даже оружие играло в мою пользу, говоря головорезам о том, что перед ними сосунок, который выбрал пистолетик чуть лучше детского пугача. Все это работало на меня, ослабляя их бдительность и снимая настороженность. Вот и Гвоздь, до этого не сводящий с меня глаз, невольно бросил на них взгляд и зло процедил: – Чего сцепились, как собаки? Сначала дело надо… Договорить он не успел, как я, извернувшись, боком нырнул в карьер. Упал на песок, какое-то время катился, пока не остановился. Гвоздь среагировал на мое движение и выстрелил, вот только не успел, опоздав на секунду. Пуля пронзила воздух там, где я только что стоял. Запоздавший выстрел стал неожиданностью для бандитов, заставив тех дернуться и разразиться руганью. Неожиданный прыжок мальчишки и внезапно прозвучавший выстрел дуплетом ударили по сознанию расслабившегося Карла, заставив его на мгновение растеряться, но уже спустя пару секунд он принялся командовать: – Красавчик, заходи с другой стороны! Гвоздь, не стой, прыгай за ним! Гангстер не сумел правильно оценить обстановку и совершил ошибку, которой я не замедлил воспользоваться. Прыгнувший следом за мной Гвоздь скользнул по песку, отчаянно взмахнул руками, пытаясь утвердиться на ногах, но оказался сбит с ног, а уже в следующее мгновение ребро моей ладони перерубило ему трахею. Стоило пистолету оказаться в моей руке, как я сразу почувствовал уверенность, которая у меня всегда возникала при ощущении рубчатой рукоятки. Несмотря на полную луну, светившую в небе, на шестиметровой глубине царил сумрак, и сразу разобрать, что происходит в глубине, было непросто, чем я решил воспользоваться. Карл мгновенно сообразил, что произошло, и принялся стрелять в глубину ямы, вот только я сумел воспользоваться парой секунд задержки, приподняв над собой хрипящего бандита. Пули с глухими шлепками врезались в тело Гвоздя, оборвав его хрип. Взбешенный гангстер высадил остаток обоймы, затем отскочил от края карьера, понимая, что сейчас, при свете луны, он представляет четкую мишень для хорошего стрелка. Мне было слышно, как он, ругаясь, сейчас перезаряжал пистолет. – Красавчик, – неожиданно закричал он, – этот гаденыш Гвоздя завалил! Бандит в это время обегал карьер по большой дуге, стараясь держаться от края подальше, понимая, что край ямы может осыпаться. Вот только крик Карла его не столько насторожил, сколько подстегнул к действию. Подбежав к краю ямы, гангстер замер, пытаясь отыскать меня глазами в глубокой тени. Держа пистолет обеими руками, я вскинул оружие и дважды выстрелил в четко освещенный силуэт. Бандит вскрикнул, пошатнулся, сделал подгибающимися ногами неровный шаг вперед, затем другой… Неожиданно край земли осел под его весом, и он, глухо вскрикнув, кувыркаясь, полетел по откосу. Карл правильно рассчитал, что, стреляя, я должен был повернуться к нему спиной, поэтому решил использовать свой шанс. Над краем ямы показалась верхняя часть туловища бандита, который сразу принялся стрелять в темную глубину. Я быстро нырнул в сторону, прижавшись к слежавшемуся песку. Стоило двум пулям впиться с глухим чмоканьем в тело Гвоздя, как я застонал. С надрывом, как положено. В той жизни меня дважды ранили, поэтому я умел качественно стонать. Стоило бандиту услышать стон, как стрельба прекратилась, и голова Карла исчезла из моего поля зрения. – Красавчик! – вдруг закричал он. – Эй! Ты как?! Подельник ему не ответил, а я изобразил давящий кашель, снова перешедший в стон, который резко оборвался. Пару минут ничего не происходило, потом над обрывом снова появилась верхняя часть силуэта Карла. Чувствовалось, что он напряжен и готов при малейшей опасности отпрянуть. В тот самый миг, когда он нащупал меня взглядом, я вскинул пистолет, держа его обеими руками, и начал стрелять. Гангстер успел нажать на спусковой крючок только раз, потом фигура бандита словно переломилась, и он рухнул с откоса. Какое-то время мертвое тело скользило по песку вниз, потом замерло. Он только один раз то ли судорожно вздохнул, то ли всхлипнул, после чего затих навсегда. Я встал на ноги. Сердце колотилось как сумасшедшее, горло пересохло, а ноги были словно ватные. Спустя минуту меня начало потряхивать из-за бурлившего в крови адреналина. «Ушел. Снова ушел от смерти». Так я простоял несколько минут и только тогда, когда окончательно пришел в себя, подошел к телу Карла. В карманах бандита нашлись ключи от квартиры, платок, бумажник с тремя сотнями долларов и мое портмоне с карманным кольтом. Забрал только свое. Развернувшись, подошел к телу Красавчика, который лежал, уткнувшись лицом в песок. Перед тем как проверить карманы покойника, постоял, прислушиваясь и просеивая сквозь себя звуки окружающего меня пространства. Бумажник, настоящая кожа, приютил внутри себя триста пятьдесят долларов. Перевернув тело, нашел подмышечную кобуру, из темной грубой кожи, а рядом лежащий на песке немецкий «Вальтер П38». «Серьезное оружие», – отметил я. Трогать ничего не стал, оставив лежать. Единственное, что я забрал у мертвеца, так это был ключ зажигания от автомобиля. Именно он был целью моих поисков, поэтому тело Гвоздя обыскивать не стал, а вместо этого тщательно вытер пистолет, из которого стрелял, и вложил его в руку бандита. Сделал из него уже бандитской рукой два выстрела в сторону тела Карла. Полицейские без труда определят, что на месте перестрелки был четвертый человек. Вот только четвертого преступника надо еще искать, а так дело можно сразу закрыть, представив отчет начальству, что один бандит убил двух своих подельников, а потом сам умер от смертельных ран. Причем я исходил не столько из своих фантазий, сколько из рассказов Макса Ругера о полицейских расследованиях подобных перестрелок между бандитами. Восемьдесят процентов таких дел, как мне рассказывал бывший полицейский с более чем двадцатилетним стажем, даже не рассматривалось, а сразу закрывалось, чтобы затем лечь на полку в архиве. С некоторым трудом выбравшись из ямы, я пошел искать машину Красавчика. Долго ходить не пришлось: бандитский кадиллак стоял сразу за бараками. Перед тем как сесть, попытался почиститься, но скоро понял, что это пустой труд. Сел в машину, вставил ключ, повернул. Зажглись фары, взревел мотор. Объехав бараки, я отправился в обратный путь, но так как направление помнил только по тем пометкам, что остались в моей голове, времени на дорогу у меня ушло в два раза больше. Сделал только одну остановку, возле телефона-автомата. Вылез. Кинул монету, набрал номер. – Полиция. Дежурный слушает, – раздалось в трубке. – В карьере за городом валяются три трупа. Найдете – будут ваши. Уже вешая трубку, расслышал крик дежурного: – Кто говорит?! Кто… Приехав в «Николь», я поднялся в номер. Первым делом забрался в душ, затем переоделся, после чего, не теряя времени, нашел такси и поехал навестить китайца. Почему сразу к нему? А потому, что уже утром он будет знать, что я выжил, и сразу исчезнет из отеля. Этого нельзя было допустить. Во-первых, мне не хотелось портить отношения со стариком Вонгом, значит, с Триадой, а во-вторых, мой жизненный опыт о подобных случаях говорил так: нельзя оставлять врага за своей спиной. На часах было начало второго ночи, но постояльцев в фойе оказалось достаточно, чтобы не привлекать излишнего внимания. Кто-то возвращался из ресторана, другие – из концертного зала или ночного клуба, но были и такие, кто выходил из отеля, собираясь окунуться в ночную жизнь Майами. Поднявшись лифтом на свой этаж, я открыл дверь и зашел в номер. Судя по моему опыту, обретенному в Лас-Вегасе, к двум часам ночи все гости утихомирятся – и тогда мне можно будет навестить китайца. Спустя час я покинул номер и по лестнице спустился на этаж ниже. Нашел триста седьмой номер и постучался. Спустя минуту раздался сонный голос: – Кто там? – Это я, Вэй. Не ждал? Какое-то время за дверью стояла тишина, потом щелкнул замок и дверь открылась. Надо было отдать должное китайцу: при виде меня на его лице ничего не отразилось. Почему он открыл дверь? Ему было лет сорок пять, а значит, он был человеком старой закалки, членом Триады, что автоматически подразумевало почитание старых традиций. Он не мог «потерять лицо», выказав страх перед каким-то паршивым американским мальчишкой. – Не ждал, но все равно заходи, – негромко сказал китаец, затем повернувшись ко мне спиной, пошел в комнату. Закрыв дверь на замок, я быстро прошел вслед за ним. Вонг остановился у стола, повернулся ко мне. С минуту мы смотрели друг на друга. Мы оба следовали основным традициям своего народа. Он как китаец «не мог потерять лицо», а как член Триады выказать трусость, я же исходил из русского правила «око за око, зуб за зуб». Я пришел, чтобы его убить, но при этом у меня не было к Вэю ненависти. В отличие от меня, в сыне Вонга клокотала ярость. Другой человек ничего не сумел бы прочитать на его неподвижном лице, но хорошо зная китайцев, я сумел уловить ее тень. – Американские тупоголовые придурки… – вдруг неожиданно сказал он, и только сейчас в его голосе прорвались яростные нотки. – Больше ты ничего не хочешь мне сказать? – спросил я его. – То, что хотел, я тебе уже сказал, – ответил он, несколько секунд помолчал и вдруг неожиданно спросил: – Деньги возьмешь? – Сколько? – У меня здесь, с собой, четырнадцать тысяч. Остальные тридцать шесть тысяч отдам завтра. – Ты себя совсем не ценишь, Вэй. – Хочешь больше? – Ты же понимаешь, Вэй Вонг, я не за этим сейчас пришел. – Понимаю, Майкл Валентайн, – этими словами он поставил в нашем разговоре точку. Несколько секунд мы мерили друг друга взглядами, пытаясь высмотреть в глазах противника направление первого удара. Потом китаец слегка выставил вперед левую ногу, и его руки медленно, словно две клешни, поднялись на уровень груди, а в следующую секунду Вэй подпрыгнул вверх и в прыжке выбросил ногу, метя прямо мне в челюсть, но на какую-то долю секунды запоздал. Я резко откинул тело влево и ответил ударом ногой, но, как и Вонг, промахнулся. Мы снова замерли, оценивая и анализируя возможности противника. Глаза китайца едва заметно прищурились, он был готов атаковать, только я не стал ждать, а напал первым. С силой толкнув тело вперед, нанес китайцу удар в плечо. Мой кулак достиг цели, но только наполовину, так как Вэй, пусть в последний миг, но попытался вывести тело из-под удара. Когда китаец отскочил назад, я хотел продолжить атаку, но тут же пришлось отступить назад, уходя от удара ноги Вэя. Мы замерли в очередной раз, пытаясь разгадать очередной ход противника, заодно я отметил, что лицо Вэя излишне напряжено и побледнело, видно мой удар в плечо хорошо его достал. В следующую секунду Вонг глухо, гортанно вскрикнул и, с силой толкнув тело вперед, попытался нанести мне удар кулаком в грудь. Отскочив в сторону, я в свою очередь бросился вперед и попытался нанести китайцу удар в пах, но тот сумел частично увернуться: удар скользнул по левому колену. При этом он оказался для Вэя достаточно болезненным, о чем мне сказала скользнувшая по его лицу гримаса боли, но он сумел преодолеть боль и снова бросился на меня. Его напор и решительность говорили о том, что он решил сделать ставку на один мощный, сокрушительный удар, который даст ему возможность завершить схватку. При этом я даже не почувствовал, а понял, что в китайце вместе с болью и яростью родился страх. Именно это сочетание дало мне возможность предугадать направление атаки. Парировав кулак своего противника левой рукой, я тут же правой нанес ему сокрушительный удар в живот. Китаец даже не вскрикнул. Чуть откинув тело назад, он несколько секунд стоял с открытым ртом, словно пытаясь вдохнуть воздух, потом его руки упали вниз, а в следующую секунду Вонг ничком упал на пол. Его тело, словно вытащенная на берег медуза, дрогнуло один, другой раз, но это были уже посмертные сокращения мышц. Наконец, оно замерло. Я стоял, тяжело дыша, и бездумно смотрел на лежащее на полу тело Вэя. Сердце бешено колотилось в грудной клетке. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Эта ночь выжала меня, как лимон, поэтому даже ощущение победы было не пьяняще острым и ярким, а смазанным и невнятным. Когда напряжение ушло, я достал из кармана тонкие перчатки и принялся за обыск номера. Мне хватило часа, чтобы найти деньги и понять, что больше ничего интересного здесь для меня нет. Осторожно приоткрыв дверь, я какое-то время прислушивался к тишине, потом вышел, пройдя по коридору, поднялся на свой этаж и незамеченным вошел в свой номер. На часах было около трех часов утра. Посмотрел на кровать, но понял, что спать мне не хочется. Я вышел на балкон, сел в легкое плетеное кресло и стал отрешенно смотреть на мерцающую серебром в лунном свете гладь океана.
Глава 8
Телефонный звонок прозвонил дважды, прежде чем владелец ночного клуба «Синяя сова» оторвал голову от подушки. Прежде чем поднять трубку телефона, он нащупал, а затем нажал кнопку ночника. Свет из-под зеленого абажура упал на тумбочку, очертив круг. – Да, – зло буркнул в трубку Кинли хриплым спросонья голосом, одновременно глядя на наручные часы, лежащие на прикроватной тумбочке. На золотистом циферблате швейцарских часов стрелки показывали пять часов десять минут. «Дьявол! Только пять утра! Какая сволочь меня…» – Убит твой китаец, – неожиданно прозвучало в трубке. – Сегодня. Смерть наступила примерно с часа до трех ночи. Гангстер узнал голос детектива, своего осведомителя из полиции, но стоило ему осознать смысл сказанного, как он замер, настолько поразило его это сообщение. – Этого не может быть! – эти слова невольно вырвались у него изо рта. – Точно он?! – Он, – подтвердил голос в трубке. Как же так?! Сделка, которую он готовил последние три месяца, провалилась! Сделка, стоимостью четверть миллиона! Кто нанес ему такой удар?! Кто?! Ведь никто не знал! Он все поставил на эту сделку! Убрал все препятствия! Сейчас Микки Кинли лихорадочно пытался понять, что же пошло не так, но ясности не было, мысли в голове метались, словно испуганные птицы. Он даже забыл о телефонной трубке в своей руке и своем собеседнике, пока не услышал встревоженный голос детектива: – Эй! Ты где?! – Здесь я! Здесь. Лучше скажи: как он умер? – Ни резаных, ни огнестрельных ран на нем нет, так же как и следов удушения. Так что пока непонятно. В лучшем случае причину смерти узнаем к вечеру. Однозначно можно сказать только одно: умер не сам. В его номере кто-то был, так как дверь была открыта. Горничная шла по коридору, заметила неплотно закрытую дверь, постучала. Никто не ответил, вошла. Дальше все ясно. – И что? Никто ничего не слышал? – Никто. По крайней мере на данный час свидетелей у нас нет. – Так может, сами китайцы между собой чего-то не поделили? – Может быть, но мы разберемся в этом, чувствую, не скоро, – сухо ответил голос, находящийся на другом конце телефонного провода. – Только это еще не все. – Дьявол! Что там еще случилось?! – Еще одна плохая новость для тебя. Сегодня ночью патруль выехал на сообщение по телефону и обнаружил три мужских трупа в карьере. Карл, Красавчик и Гвоздь. Про то, что там произошло, ничего не знаю, так как там работали другие детективы. У гангстера перехватило дыхание, а затем ударило в пот. Он провел свободной рукой по лицу. Посмотрел, ладонь была даже не влажной, а мокрой. Вытер ее о простыню. Ему стало страшно, так как он понял, кто убил китайца и его людей. Только как он это сделал?! «Я же видел эту мелкую тварь! Обычный сопливый щенок. Может, только немного крупнее и сильнее, чем обычный мальчишка. И ныл противно… Так он просто притворялся? Кто он вообще такой?! Суметь убить трех его парней, у которых руки по локоть в крови, а за ними и китайца. Как такое возможно? Вонг, узкоглазая сволочь! Он предупредил, и что?! А сказать не мог, что эта маленькая поганая сволочь – дьявол во плоти! Мать вашу!.. – больше Кинли не мог сдерживаться, и из его рта полился самый отборный мат. Пару минут он ругался, сливая через грубые матерные слова переполнявшую его дикую ярость. – Эй! Эй! – неожиданно послышалось в трубке. – Занятно, конечно, но ничего нового я для себя не услышал. У меня все. Ты мне ничего не хочешь сказать? – Как он их убил? – Погоди, ты хочешь сказать, что знаешь… – Пасть закрой! И отвечай только на мои вопросы! – Как скажешь, босс, – теперь в голосе полицейского появилась откровенная издевка. – У одного из них разбито горло, а двух других просто застрелили. – У китайца тоже разбито горло? – Нет. Ничего такого. «Дьявол! Может, тут действительно действовали разные люди. Не мог же он их всех…» – Деньги сегодня будут на прежнем месте? – перебил его мысли голос из трубки. – Да! Да, дьявол тебя возьми! – рявкнул, не сдерживая свои эмоции, гангстер. – Двойной тариф. За срочность, – снова раздалось в трубке. – Получишь! – снова рявкнул Кинли и бросил трубку на аппарат. Неожиданно у гангстера появилось ощущение, что вокруг его шеи стягивается петля. Оно было настолько реальным, что он даже поднес руки к шее, но поняв, что это только обман разума, опустил руки и вскочил с кровати, принявшись расхаживать по спальне. Так ему легче думалось. «Бежать? И все бросить? Столько лет я добивался власти и уважения… Я сделал сам себя! У меня деньги вложены… Нет. Нет! Я не могу бросить все! Стоп. Почему я дергаюсь? Ведь меня нельзя связать ни с китайцем, ни с Карлом. К тому же они оба мертвы. Да, меня видели с Карлом. Ну и что? Просто приятели. Как арестуют, так и выпустят. Так что никуда я не побегу! Они все еще меня узнают! Всем глотки вырву! Вот только что мне делать с этим сучонком? Если именно он убрал их всех, то следующий на очереди я. Он же как-то узнал, где живет узкоглазый. Надо все спокойно обдумать».Меня разбудил солнечный луч, нашедший щелку между плотными шторами. Потянувшись, взял часы, лежащие на прикроватной тумбочке, бросил взгляд на циферблат. Девять часов тридцать пять минут утра. Вчера у меня была напряженная и тяжелая ночь, поэтому я чувствовал, что полностью не отдохнул, вот только еще полежать у меня не получится. Сегодня было много дел. Сев на кровати, стал вспоминать и анализировать вчерашние слова бандитов. Красавчик, один из подручных Кинли, следил за домом Райта. Зачем? Контрабандисты и головорез Кинли. Связаны или нет? Предположим, что связаны, но зачем ему смерть Тома? Или все-таки дело упирается в бумаги на золотоносный участок? Тогда кто звонил старику Райту? Непонятно. Нужна информация, поэтому пока это дело отложим. Теперь мне надо нейтрализовать Микки. Он теперь знает обо мне, как и то, на что я способен. Так что теперь я для него враг номер один. Без сомнения, он будет меня искать. Естественно, что он захочет мне отомстить, вот только как скоро у него это получится, это еще вопрос. В городе сейчас вся полиция стоит на ушах. Четыре трупа за одну ночь. Если с китайцем его ничего не связывает, то насчет трупов трех его бандитов в карьере Кинли будут нещадно трясти. Спору нет, адвокаты, конечно, не дадут засунуть его в камеру, но копы от него просто так не отвяжутся, так что в эти пару дней ему точно будет не до меня, а там посмотрим. Правда, есть вариант, что он может просто сбежать из города. Кстати, надо узнать у Шпица адрес Микки. С этим ясно, а что у нас сегодня? Оливия. Узнать, как у нее дела… Журналист. Мотель… Да еще надо разобраться с деньгами, потому как в номере их нельзя оставлять… Еще надо обязательно заглянуть на почту, может, уже откликнулся техасец. – Все! За работу! – и соскочив с кровати, я начал разминку. Выйдя из лифта, сразу отметил, что в атмосфере отеля витает тень нервозности. Несмотря на то, что в фойе царила обычная для этого утреннего часа суматоха, несложно было наметанным взглядом увидеть напряженные и испуганные лица персонала отеля, спрятанные под дежурными улыбками, а также тихое перешептывание в небольшой компании, стоявшей недалеко от входа. Понятно, что полиция и администрация столь престижного отеля сделали все, чтобы слухи о смерти постояльца не просочились дальше стен номера, в котором произошло убийство, но это отель, а значит, большое количество людей. Кто-то из них обязательно проговорится, и пойдет гулять эта страшная новость от человека к человеку, вот только воспринять ее по-настоящему смогут немногие, так как в праздничной и веселой обстановке отдыха она будет выглядеть ненастоящей, тусклой и невнятной. Вот и сейчас шумный и веселый, отдыхающий народ пересекал фойе в разных направлениях, стараясь не потерять ни минуты из своего отпуска. Отдавая портье ключ, я отметил детектива в штатском, который, стоя рядом со стойкой, делал вид, что интересуется прессой, выставленной на стенде. Второй полицейский сидел на диванчике, недалеко от входа. Он курил, стряхивая пепел в большую напольную пепельницу. Несмотря на наряд туриста, копа выдал цепкий и пристальный взгляд. Уже подходя к двери, я услышал за своей спиной чьи-то громкие голоса. – Милая, успокойся, пожалуйста! Нам же сказали, что у него просто сердце не выдержало. – Ни минуты не останусь в этом отеле! Тут живут убийцы! Уезжаем домой! Прямо сейчас! Обычно в таких случаях руководство отеля идет на все, чтобы задобрить своих клиентов и не допустить распространения слухов, но тут им видно попалась чересчур импульсивная и впечатлительная дамочка. Выйдя на улицу, я первым делом отправился в ближайший банк, где оставил деньги, затем поехал в отель, где жила Оливия. Ее не было в номере, как и не было записки для меня. Нетрудно было сделать вывод, что девушка в очередной раз решила проявить свой характер и самостоятельно пробивать себе дорогу в жизни. «Флаг ей в руки!» – подумал я, решив на этом закончить наше знакомство. Найдя телефон-автомат, я позвонил в редакцию, и тут мне неожиданно повезло. Шпиц оказался на месте, и к тому же для меня у него были новости. Спустя час мы встретились с ним в баре, который только что открылся, поэтому помимо нас здесь был только один посетитель, сидевший с кружкой пива за одним из столиков. Шпиц взял себе пиво, я – сок, и мы уселись за столик, стоявший за музыкальным автоматом. – Как дела, мистер журналист? – Могли быть и лучше. Теперь насчет мотеля. Ты, похоже, парень, на правильном пути. «Русалку» три года тому назад купил… Мартин Эшли. – Эшли? – я по-настоящему удивился. – То есть, если я все правильно понимаю, то по завещанию этот мотель принадлежит Райтам? – Думаю, да. Меня этот факт тоже в достаточной степени удивил. Тут остался только один вопрос: отписал ли он «Русалку» старику Тома? Ведь Эшли мог завещать его какому-нибудь сиротскому приюту. – Это вряд ли. Судя по тому, что я о нем слышал, он не такой человек. Скорее всего, мотель вошел в общее наследство, которое Эшли завещал своему другу детства. «Вот оно – связующее звено! Осталось только уточнить кое-какие подробности у его отца. Даже это…» – О чем задумался, парень? – неожиданно сквозь мои мысли пробился голос журналиста. – Да так. Не обращайте внимания. – Не могу, я же журналист, а значит, везде сую свой нос. Я же тебе помогаю, а следовательно, заслуживаю толику внимания к себе. Иначе говоря, жду от тебя объяснений. – Согласен, только не сейчас, так как мне самому не все еще ясно. Как только придет время, обещаю, все расскажу. Думаю, у вас получится сногсшибательная горячая статья, которой вы утрете нос всем местным писакам. – Хотелось бы верить, – тяжело вздохнул Шпиц. – Ладно, так и быть, подожду. Знаешь, я собираюсь сходить к Райтам. Хочу лично выразить свое соболезнование. Я эту семью знаю много лет… «Карл, узнай, что его связывало с Райтами», – снова вспомнилась мне фраза, сказанная Кинли. У меня уже не осталось сомнений, что убийство Тома совершили люди Кинли. «Точкой преткновения двух бывших друзей, скорее всего, стала именно „Русалка”. Только непонятно, что Том забыл в этом мотеле? Еще не совсем ясна связь контрабандистов с Кинли, но думаю, что связующее звено – это наркотики. Они доложили о Томасе своему боссу, а тот, неплохо зная характер младшего Райта, отдал приказ. Вот тогда и прозвучали те выстрелы. Хм. Осталось только уточнить, что делал Том в мотеле? На этот вопрос мне мог бы ответить его отец». – Парень, ты здесь? – снова пробился в мое сознание голос журналиста. – Я тебе рассказываю, а потом оказывается, что ты меня не слушаешь, а спишь с открытыми глазами. – Извините меня, ради бога, мистер Шпиц. Так о чем вы говорили? – Да что с тобой, парень? Если это травка, то бросай это дурное дело! То ли дело виски! Впрочем, все это ерунда! Не услышал так не услышал. Повторять не буду. Ты куда сейчас? Я на машине, еду в центр. Могу подбросить, если нам по пути. – Хорошо. Я помахал рукой официантке. Когда она подошла, мы рассчитались и вышли. Пока мы ехали, я делал вид, что слушаю Шпица, который, похоже, вообще не мог молчать, а сам думал о том, как рассказать обо всем этом старику Райту. К тому же надо было подумать, что делать с Кинли. Я был уверен, что он не убежит из города, так как это для него значило потерять все, к чему он шел всю жизнь: власть и деньги.
В центральной части Майами не было толп туристов, так как здесь не было ни пляжа, ни океана, ни развлекательных зрелищ. Вместо туристических отелей здесь находились административные здания; юридические и страховые конторы, сувенирные лавочки сменяли магазины писчебумажных товаров, а ночные клубы – рестораны для деловых встреч. Жизнерадостных туристов здесь заменяли деловито шагавшие по улицам банковские и офисные служащие, торопились по поручению своих боссов посыльные и курьеры. Несколько раз мне доводилось проезжать через деловую часть Майами, но устраивать экскурсию в эти места я не собирался, поэтому, когда Шпиц остановил машину у «Гранд-отеля», в самом центре деловой и административной части Майами, мне стало интересно посмотреть, как живет здесь местная власть. Вышли из машины. Я покрутил головой по сторонам. В глаза сразу бросилось величественное здание с колоннами и государственным флагом, а перед ним расположилась небольшая площадь, в центре которой стоял какой-то памятник. От площади в разные стороны расходились четыре улицы. Судя по вывескам ближайших зданий, здесь располагались государственные учреждения и офисы всевозможных контор. Мне это было неинтересно, поэтому я перевел взгляд на небольшое столпотворение перед входом в «Гранд-отель». Прямо перед зданием отеля стояли две патрульные машины. Двое полицейских находились у входной двери, а другая пара – на нижней ступени лестницы. Перед ними сейчас топталось два с половиной десятка возбужденных журналистов. Одни о чем-то говорили друг с другом, другие спорили, а третьи уже что-то строчили в своих блокнотах. За их спинами, в трех десятках метров, выстроились два десятка машин, как раз напротив центрального входа в отель. Не успел я толком понять, что происходит, как приехала третья патрульная машина. В ней находилось трое полицейских, но так как они только открыли дверцы, но вылезать не стали, их звания нельзя было определить. Единственное, что можно было сказать, так это было полицейское начальство, судя по их вольному поведению. – Слушайте, а почему здесь так много полиции? – Майкл, чем ты слушал? – вдруг неожиданно возмутился Шпиц. – В городе произошли убийства! Четыре человека! Было застрелено трое гангстеров и какой-то китаец. В городе сразу пошли слухи, что их смерти каким-то образом связаны с приездом сенатора Вильсона. Очень сильная фигура в нашей сегодняшней политике. К его словам прислушивается президент. К тому же буквально сегодня утром я узнал о том, что с ним приехала группа специальных агентов ФБР. Тут есть над чем подумать. Как ты думаешь? – Наверно, есть, – я это сказал для того, чтобы показать, что поддерживаю разговор, так как на самом деле мне было это совершенно неинтересно. – Тут, зная расклад, несложно сделать выводы. Смотри. Полиция, ФБР и сенатор Вильсон, который является председателем специального комитета сената США по расследованию преступлений в торговле между штатами. Это он выявил причастность государственных чиновников нашего штата к коррупции, связанной с азартными играми, после чего комитет выдвинул обвинения в том, что выборная кампания нашего губернатора Уоррена финансировалась организованными преступными группировками. Дело, правда, тогда замяли. Теперь, без всякого официального объявления, сенатор Вильсон неожиданно снова приезжает во Флориду, да еще с агентами ФБР. Тут пахнет большой тайной и громадной сенсацией! Я просто чую это! – А при чем здесь полицейские? – Губернатор до смерти боится, что с сенатором может что-то произойти в Майами. Ведь в таком случае ему предъявят обвинения в покушении на Вильсона. Тогда ему точно не выкрутиться! Понимаешь, что чувствует сейчас вся наша власть, эти взяточники и воры? Да они просто трясутся от страха! Особенно сейчас, когда сенатор неожиданно дал свое согласие на проведение пресс-конференции. Вон смотри! – он небрежно ткнул рукой в сторону журналистов. – Тут собрались писаки, приехав со всего штата. После его слов я более внимательно прочесал глазами местность и почти сразу заметил в одном из автомобилей, стоящем с краю, трех мужчин. Сомнений не было, что это и есть агенты ФБР. Снова бросил взгляд на отель. – Монументальное здание, – отметил я. – Согласен. Здесь банкиры проводят свои симпозиумы и конференции, а время от времени зал арендуют для различных мероприятий. Как сейчас. Зал большой, рассчитан на шестьдесят человек. Ну все, Майкл. Расстаемся. Сейчас приедет Вильсон, и мне… Погоди! Да вот он едет. Вон туда смотри! Я повернул голову в ту сторону, куда показал Шпиц. К ряду стоящих машин подъезжал светло-кремовый кадиллак. Наблюдая за подъезжавшей машиной, я краем глаза заметил, как из автомобиля вылезли агенты ФБР и сразу направились к остановившейся машине сенатора. Трое полицейских, до этого спокойно сидевшие в автомобиле, выскочили и сразу рассредоточились, насколько возможно охватив подходы к сенатору. Лейтенант и два полицейских сержанта. Мне стало интересно. Политика, а также сами политики меня никогда не интересовали, так как не входили в сферу моих интересов, но почему бы не использовать возможность посмотреть вживую на известного политика? Самым первым из машины вышел телохранитель, кинувший взгляд по сторонам, за ним шофер, который быстро подошел к задней дверце с этой же стороны кадиллака, открыл ее и помог вылезти из автомобиля женщине. Сразу было видно, что это ухоженная, следящая за собой дама, лет сорока пяти, одетая с изяществом, во все светлое. Одновременно с ней с другой стороны выбрался из автомобиля подтянутый мужчина высокого роста, с аккуратной прической, держа в руке шляпу. Сенатор был одет в дорогой светло-кремового цвета летний костюм и белую рубашку с подчеркнуто безупречным узлом модного галстука. Идеально прямая стрелка его брюк была способна повергнуть в отчаяние самого взыскательного критика. Уголок носового платка, в меру высовывающийся из нагрудного кармана пиджака, мог бы послужить последним штрихом к портрету прекрасно одетого джентльмена. – Сенатор Генри Вильсон, – негромко сообщил мне журналист. – А это его жена – леди Мария Вильсон. В этот момент к сенатору подошел один из агентов ФБР, который сразу начал о чем-то говорить главе сенатской комиссии, а мисс Вильсон тем временем, пройдясь взглядом по сторонам, вдруг неожиданно замерла, уставившись на меня. Спустя несколько секунд женщина вздрогнула, побледнела и, не отрывая от меня взгляда, вдруг неожиданно громко воскликнула: – Генри! Майкл! Сенатора от этих слов словно током ударило. Он вздрогнул, резко повернулся на голос жены, затем, заметив меня, замер, как и его жена. Непонятная и загадочная ситуация не укрылась от взглядов топтавшихся у входа журналистов, которые толпой, почуяв сенсацию, сорвались с места и почти бегом бросились в нашу сторону. Федерал, который только что разговаривал с сенатором, развернувшись, коротко бросил: – Перекрыть! Охранник сенатора сразу выдвинулся вперед, закрывая хозяина. Его правая рука нырнула за левый обшлаг пиджака. Трое полицейских и один из агентов, выполняя приказ, преградили дорогу журналистам. Остановленные журналисты, еще ничего не понимая, бросая взгляды то на меня, то на сенатора и его жену, сначала пытались сообразить, что здесь произошло, а когда поняли, что им никто ничего объяснять не собирается, загалдели разом: – Джо! Что за парень с тобой?! Эй, парень! Как тебя зовут?! Что тут случилось?! Шпиц, пятьдесят долларов за эксклюзивное интервью! Шпиц тем временем недоуменно посмотрел на меня, затем открыл рот, но передумав, сразу закрыл, так как к нам подходил один из федеральных агентов. Остановившись перед нами, он бросил подозрительный взгляд сначала на Шпица,потом на меня. – Вы двое! Ваши имена! – скомандовал он. – Журналист Джозеф Шпиц. Газета «Майами ньюс», – первым представился журналист. – Представительская карточка, – и агент требовательно и резко протянул к нему руку. Получив документ, внимательно его изучил, потом вернул его журналисту, после чего повернул голову ко мне. – Майкл Валентайн. Живу в Лас-Вегасе. – Документы? – Нет, – и я пожал плечами. – Пойдешь со мной, – заявил он приказным тоном. Ничего не понимая, я пошел рядом с агентом. Не дойдя пяти метров до сенатора с женой, меня остановил агент, который до этого разговаривал с сенатором. – Кто ты? Что здесь делаешь? – Майкл Валентайн. Живу в Лас-Вегасе, – ответил я теми же словами, что его подчиненному, при этом сделал испуганное лицо. – Старший агент Бигли, пусть он подойдет к нам, – неожиданно вступил в наш разговор сенатор. – И отгоните этих стервятников как можно дальше. Моя личная жизнь не предмет обсуждений в их лживых статьях. Спустя несколько минут полицейские и федеральные агенты вернули толпу журналистов на исходные позиции, к входу в отель, а меня пригласили сесть в автомобиль, где уже расположилась на заднем сиденье жена сенатора. Перед тем, как сесть в машину, сенатор сказал шоферу: – Фред, иди, подыши воздухом. Водитель тут же вылез из машины и быстро отошел, встав рядом с телохранителем сенатора. Я думал, что мне сейчас все объяснят, но на меня смотрело две пары глаз с каким-то непонятным мне трепетным ожиданием. Тишина тянулась уже минуту, пока я не сказал: – Извините, леди, извините, сэр, но может быть, мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит. – Его голос, – дрожащим голосом прошептала женщина и, достав платок, заплакала. – Мария, я прошу тебя, пожалуйста, успокойся, – сенатор повернулся ко мне. – Ты очень похож на нашего сына. Очень похож, а тут еще… имя и его голос. – Извините меня, но я не знаю, что сказать. С вашим сыном что-то случилось? – Наш мальчик пропал, – и женщина снова заплакала. – Две недели тому назад, – дополнил ее слова сенатор, – и никто не знает, где он. – Ему тоже пятнадцать лет? – Нет, – горько усмехнулся сенатор Вильсон. – Ему неделю назад исполнилось двадцать четыре года. При этих словах его жена еще сильнее заплакала. Я не знал, что сказать. У людей настоящее горе, а я сейчас вроде соли, которой посыпали на их рану. – Очень надеюсь, что все у вас будет хорошо. Так я пойду? – Извини нас, Майкл, – у сенатора даже голос немного сел от волнения. – Ничего. Всего вам хорошего, – не успел я коснуться ручки на дверце автомобиля, как раздался голос жены сенатора: – Майкл, погоди. Мы остановились в «Империале». Номер триста двенадцать. Я буду очень рада, если ты найдешь время и навестишь нас сегодня вечером. Да, Генри? – Хорошо, милая, – сенатор повернулся ко мне. – Молодой человек, тебя устроит… м-м-м… половина восьмого вечера. – Сэр, вы, безусловно занятой человек, поэтому вам не стоит ради меня нарушать свое расписание. В отличие от вас, я здесь на отдыхе. Так что мне подойдет любое время. Супружеская пара замерла на какое-то мгновение, переваривая то, что я сказал. Их удивление было понятно, я опять показал себя до неприличия взрослым человеком. – Довольно разумно сказано для пятнадцатилетнего подростка, – одобрил мой ответ сенатор. – Гм. Тогда так. Скажи, где ты живешь, и я пришлю за тобой машину. Время с девяти до десяти часов вечера. Тебя устроит? – Вполне, сэр. Отель «Николь». Номер двести сорок, – я назвал отель, в котором изначально поселился под своим настоящим именем. – Теперь вы извините меня, я пойду. Шпиц и остальная журналистская братия проводила меня любопытными взглядами. Чувствую, что у некоторых из них появилось сильное желание бросить пресс-конференцию и кинуться за мной вслед. Только пока они колебались, я подошел к краю тротуара, поднял руку, и почти сразу подъехало такси. Некоторые журналисты с фотоаппаратами пытались сделать фото, но все их попытки оказались безуспешными, так как я все время старался держаться к ним спиной. «Шпица они точно порвут на части, – подумал я, садясь в такси, – пытаясь узнать хоть что-то обо мне».
– Майкл, проходи, садись, – у миссис Вильсон был грустный и нежный взгляд. – Ты уже ужинал? – Да, миссис Вильсон, я сыт. Большое спасибо, – придав своему лицу застенчивое выражение, опустил глаза. – Муж вот-вот подъедет. Чай, кофе, лимонад? – Спасибо, если только сок. Яблочный или апельсиновый. Глаза жены сенатора повлажнели. Видимо, их сын тоже любил сок из этих фруктов. – Есть апельсиновый, – и она вышла в другую комнату, а спустя минуту вернулась со стаканом сока. Села напротив меня и какое-то время смотрела, как я пью, потом спросила: – Ты живешь здесь один? – Да. Я вполне самостоятельный парень, – с оттенком гордости заявил я. Она улыбнулась уголками губ. – А кто твои родители? Чем они занимаются? – Я сирота. Мои родители погибли год тому назад. Женщина замерла, глядя на меня с каким-то непонятным выражением в глазах. – Ты сирота? С кем ты тогда живешь? – в ее голосе чувствовалось волнение. – У меня есть опекун. Макс Ругер. Он бывший полицейский и бывший частный детектив, а теперь возглавляет службу безопасности в одном большом отеле. В Лас-Вегасе. – Где ты живешь в Лас-Вегасе? – В отеле «Оазис». – Ты живешь в гостиничном номере? Почему твой опекун не снимает вам нормальную квартиру? – Не знаю, но меня все вполне устраивает, миссис Вильсон. – Ты хорошо учишься? Какие предметы тебе нравятся? – Я не хожу в школу. Учусь сам. – Как так можно? Это неправильно! Послушай, Майкл, ты сейчас закладываешь основы своей будущей жизни. Ты это понимаешь? «Вот зануда, – почти по-детски подумал я о миссис Вильсон. – Интересно, что бы она сказала, узнав, что сейчас воспитывает сорокалетнего мужика». – Понимаю. В моем голосе не было ни малейшего следа раскаяния. Она это почувствовала. – Пойми, твоя вольная жизнь сейчас кажется тебе легкой и привольной, но на самом деле она ничего тебе не дает. У тебя должна быть цель, к которой ты должен стремиться. Скажи мне, какая у тебя цель в жизни? Мне не очень хотелось ехать на эту встречу. Просто так сложились обстоятельства, что было проще согласиться, чем отказаться. Вот только я никак не думал, что с самого начала разговора меня начнут учить и воспитывать, но при этом прекрасно понимал, что эта женщина задает мне все эти вопросы из добрых побуждений. Только поэтому я ответил так, как сказал бы каждый второй американский подросток: – Стать миллионером. Услышав этот почти детский ответ, женщина слегка улыбнулась. – А что этот заветный миллион придется заработать тяжелым трудом, ты об этом не думал? От ответа меня спас стук входной двери, а затем в комнату вошел сенатор. Жена бросила на него вопросительный взгляд, но Вильсон только отрицательно качнул головой. Даже мне стало понятно: никаких новостей о пропавшем сыне он не принес. Лицо женщины словно накрыла туча, но она взяла себя в руки. – Ты ел, дорогой? – Спасибо, моя хорошая, ел, – сенатор сел, с минуту смотрел на меня, потом сказал: – Ты действительно очень похож на нашего сына. – Ты знаешь, Генри, он сирота. Его родители погибли год тому назад. – Сирота? И приехал отдыхать сюда, в Майами? Я почувствовал, как сенатор напрягся. – Нет, Генри… – и женщина рассказала мужу, что услышала от меня. – Сирота. Лас-Вегас. Опекун – начальник службы безопасности большого отеля. Я ничего не упустил? И наша неожиданная встреча. Хм. Может, она уже и не такая неожиданная? Взгляд сенатора стал цепким и подозрительным. Мне была понятна его настороженность. Он же политик высокого ранга, а значит, во всем должен видеть ловушку для себя, потому что у таких людей должна быть тьма-тьмущая врагов. Судя по словам Шпица, он там, в Вашингтоне, залез довольно высоко, а следовательно, желающих спихнуть с пьедестала и занять его место уже выстроилась длинная очередь. Я тут же озвучил свои мысли: – Это чистая случайность, сэр. Впрочем, у вас есть право подозревать меня. Вы сенатор, занимаете видное место в обществе, а значит, у вас есть могущественные враги, которые захотят использовать эту ситуацию в свою пользу. Я все правильно изложил? – Даже очень правильно, что наводит на определенные подозрения, и вообще у меня складывается мнение, что я говорю не с пятнадцатилетним подростком, а со взрослым человеком. – Извините меня, но я лучше пойду. При вашей подозрительности у нас вряд ли выйдет нормальный разговор. – Погоди, парень, – остановил меня сенатор. – Мне очень хочется верить, что ты здесь ни при чем. Вот только журналисты уже пронюхали о нашем горе, а твое неожиданное и эффектное появление подлило еще больше масла в огонь. Теперь они будут тебя искать, а когда найдут, будут предлагать деньги за интервью. Так вот, мне интересно, что ты им скажешь? – Сэр, во-первых, никто не знает, где я живу. Даже журналист Джозеф Шпиц, с которым мне довелось пару раз беседовать. Во-вторых, мне очень не нравится, когда на меня начинают давить. В этом случае я могу профессионально дать в морду. Извините, миссис Вильсон, за не совсем тактичное слово. В-третьих, вы мне оба понравились, поэтому у меня даже мысли нет чем-либо вам навредить. Это все. Меня поразила реакция Вильсонов на мои слова. Муж и жена, оба, смотрели на меня так, словно я был ангелом с беленькими крылышками и только сейчас, у них на глазах, сошел с небес. – Господи, – первой пришла в себя миссис Вильсон, – как этот мальчик все правильно изложил. Ты ему и сейчас не веришь, Генри? – Кхе-кхе, – прокашлялся сенатор. – Чуть позже, Мария, я скажу, что думаю, только мне сначала хочется задать ему один вопрос. Что значит «профессионально»? – Я больше трех лет боксом занимаюсь, сэр. – Этому жесткому виду спорта нужен сильный дух и уверенность в себе. Они в тебе есть. С этим мне все понятно. Теперь я хочу сказать о том, что твое неожиданное появление вызвало у журналистов… – Извините меня, сэр, за то, что вас перебиваю, но просто вынужден уточнить одну деталь. Не мое появление, а именно ваша с женой реакция на меня вызвала такой эффект. – Гм. Да ты, наверно, прав, – теперь у сенатора во взгляде появился вопрос: кто ты, парень? – Скажу прямо, моим политическим врагам очень бы не хотелось упустить такой удобный случай. Например, назвать тебя моим внебрачным сыном, затем поднять шумиху в прессе. Я прямо так и вижу заголовок: «Сенатор Генри Вильсон – многоженец!» А если к этому прибавить твое интервью, то я даже не знаю, как бы мне удалось отмыться после такого скандала. Только дело… – Дорогой, ты, по-моему, сильно преувеличиваешь. У тебя отличная репутация. Да и Майкл… – Извини, милая, что перебиваю, но я еще не договорил. Дело в том, что все слова Майкла – чистая правда. По моей просьбе ФБР еще днем запросило свои отделения в Лос-Анджелесе и Лас-Вегасе. Они по большей части подтвердили его слова. Перед самым моим приходом агент Бигли передал мне отчет, который я внимательно прочитал. – Генри, зачем ты это сделал? Он же просто мальчишка! Как ты мог его подозревать?! – Я должен был быть уверен. В политике нет честных приемов, и ты это прекрасно знаешь! – Мне это прекрасно известно, но ты почему-то забываешь, что он еще ребенок! Ему только пятнадцать лет! Причем приличный и разумный мальчик, а не уличный хулиган! – Я не ребенок и не мальчик, леди, – делано возмутился я, – а самостоятельный парень. Прошу меня извинить за выражение, но мой опекун как-то выразился обо мне так: у тебя, парень, стальные яйца. По губам сенатора скользнула легкая улыбка. Было видно, что ему понравился мой ответ. Его жена, наоборот, поджала губы. – Твой опекун довольно необычный человек, и у него, похоже, слишком своеобразное понятие о воспитании пятнадцатилетнего юноши, – сейчас в голосе женщины сквозило неодобрение. – И вообще я не понимаю, как государство могло оставить мальчика без должного надзора? Это неправильно. Мальчику нужна забота и правильное воспитание. Да и что ему может дать бывший полицейский?! – Мария, это не наше дело. Судя по нашей беседе, парень не витает в облаках и довольно здраво мыслит. Если это заслуга его опекуна, то он мне уже нравится, – сенатор повернулся ко мне. – Майкл, я знаю, что ты тоже пережил большое горе. Прими наши искренние соболезнования. – Генри, что не так с родителями Майкла? Я же вижу, что ты что-то от меня скрываешь! – Их убили люди Микки Коэна, – вместо сенатора ответил я. – Коэна? Гангстера из Лос-Анджелеса? Я слышала, что там была какая-то страшная история, когда убили много людей. – У тебя хорошая память, милая. – Бедняжка, – негромко сказала миссис Вильсон. – В твои годы потерять родителей – это невероятно тяжело. Мы от всей души сочувствуем тебе в твоем большом горе. – Большое вам спасибо, – поблагодарил я, при этом чуть наклонил голову. Мне нравились эти люди. Сенатор был из тех прямых и жестких людей, которые при необходимости проявят гибкость, но при этом предпочитают схватку с противником лицом к лицу. Мария выглядела женщиной довольно строгих правил, но нетрудно было увидеть, что она верная жена и любящая мать. – Майкл, а у тебя есть мечта? Только я собрался попрощаться и навсегда исчезнуть из их жизни, как моему намерению помешал новый вопрос миссис Вильсон. Если говорить честно, мне все меньше нравились ее вопросы и бросаемые на меня заботливо-внимательные взгляды. Я сделал серьезное лицо и сказал: – Ничего не могу сказать вам, леди, так как еще не определился в жизни. Как мне говорит дядя Макс: не мечтай попусту, а определяй для себя ближайшую цель и иди к ней. Так ты рано или поздно найдешь дело, которое будет тебе по душе. – Твой Макс правильно говорит, – поддержал меня сенатор. – Вот что значит настоящий американец. Знаешь, парень, а я действительно не прочь познакомиться с твоим опекуном. – Скажи, Майкл, а у твоего опекуна есть женщина? – неожиданно поинтересовалась миссис Вильсон. – Есть. Ева Нельсон. Она владеет юридической конторой. – Вот об этом я и говорю! – торжествующе воскликнула сенаторша. – У него своя жизнь! Возможно, будет семья, а затем и дети появятся. А что будет с Майклом? Теперь и Вильсон понял, куда клонит его жена. – Мария, не надо вмешиваться в чужую жизнь, – он сказал это веско и твердо. – Это неправильно. После его слов женщина сразу поникла: – Да. Да, я не права. Просто подумала… Извините меня. Я сейчас приду. Прижав к глазам платочек, она встала и торопливо удалилась в спальню. Сенатор тяжело вздохнул, глядя на уходящую жену, потом посмотрел на меня: – Знаешь, парень, как тяжело ждать и надеяться на то, что он возьмет и вдруг появится, а вместо него появился ты. Я ничего не стал говорить, хотя бы потому, что мои слова не были нужны убитому горем отцу. Несколько минут прошло в молчании, потом я осторожно сказал: – Сэр, я, наверно, уже пойду. – Хорошо. Только жена сейчас выйдет, попрощаетесь. – Да. Обязательно. – Кто этот Шпиц, с которым ты стоял? – спросил меня сенатор, но не из любопытства, а для того, чтобы не сидеть молча. – Журналист местной газеты. – Что вас обоих, интересно, связывает? – Он мне помогает в расследовании убийства Томаса Райта… – и я коротко изложил о деле, но не стал озвучивать выводы. – Ты серьезный человек, Майкл Валентайн, и у тебя настоящее, мужское понятие о дружбе. Ты истинный американец, настоящий гражданин своей страны! «Ох уж эти политики, – усмехнулся я про себя. – Даже в обычном разговоре цитаты из своих речей выдают». Тут из спальни вышла миссис Вильсон. В руке она держала несколько фотографий. Сенатор нахмурился. – Мария, Майкл собрался уходить. – Еще несколько минут, дорогой, – женщина встала рядом со мной. – Майкл, я хотела показать тебе нашего сына. Взяв в руки фото, я стал перебирать их, делая вид, что внимательно их просматриваю, пока не наткнулся на кадр, где молодому человеку, похожему на меня, торжественно вручают значок агента ФБР. «Если что, лежать здесь будешь в хорошей компании. Рядом с „федом”… Так сказал тогда Красавчик. У них пропал сын. Федеральный агент. Неужели это он, там? В яме?» Мои мысли перебил встревоженный голос женщины: – Майкл, что с тобой? – Он… действительно очень похож… на меня. Я просто не ожидал… Миссис Вильсон не дала мне договорить, неожиданно обхватила руками мою голову и прижала к себе. Я замер. Так продолжалось с десяток секунд, пока женщина снова не заплакала и не убежала к себе в спальню. Я бросил быстрый взгляд на закрытую дверь спальни, потом повернул голову к сенатору: – Сэр, мне необходимо вам кое-что сказать, но только наедине. Сенатор сначала удивленно посмотрел на меня, потом на дверь спальни, где скрылась его жена, нахмурился. Его взгляд сразу потяжелел. – Ты что-то знаешь о нашем сыне? – спросил он вполголоса. – Давайте не здесь, – ответил я ему негромко. Несколько секунд он жег меня взглядом, потом поднялся и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь. Его не было несколько минут. Стоило ему вернуться в комнату и сесть на свое место, как открылась дверь спальни и вышла его жена. – Может, все же попьем чаю, – предложила миссис Вильсон. – Есть очень вкусные пирожные. Не успел сенатор открыть рот, как раздался стук в дверь. – Генри, кто это может быть?! – со страхом и надеждой воскликнула женщина. – Подожди, милая, я сейчас узнаю. Еще через минуту он вышел в комнату и сказал: – Дорогая, мне нужно ехать. – Сын? – в голосе женщины было столько боли, что даже у меня сжалось сердце. – Еще не знаю, милая. Майкл, я подброшу тебя, – затем он снова повернулся к жене. – Не жди меня, дорогая. Постарайся уснуть. Вниз мы спускались вчетвером. Я, Вильсон и два агента ФБР. Честно говоря, у меня не было уверенности, что я все делаю правильно, но этим душевно измученным людям мне почему-то захотелось помочь. Прекрасно понимая, что своим признанием я сильно подставлял себя, указывая сенатору на прямую связь между собой и тремя трупами гангстеров за городом. Работа оперативника требовала от меня здорового цинизма, практичности и хладнокровия, но не проявления чувств, вот только нет правил без исключений. Именно поэтому я решил положиться на порядочность сенатора и его желание найти пропавшего сына. Выйдя из отеля, мы подошли к кремовому кадиллаку. Водитель уже стоял наготове и тут же распахнул заднюю дверь автомобиля. Телохранитель замер у капота. Мы с сенатором сели в машину. Водитель отошел в сторону, а оба агента остались стоять в двух метрах от автомобиля. – Парень, ты мне нравишься, поэтому постарайся не испортить мое мнение о тебе, – в тоне сенатора не было угрозы, но сама фраза была составлена так, что звучала как предупреждение. – Постараюсь, сэр. Скажу вам сразу: это лишь моя догадка. Вы уже слышали от меня рассказ об убийстве Томаса Райта. Так вот, один из бандитов, связанный с этим делом, сказал при мне одну фразу, которой в тот момент я не придал значение. Свой смысл она приобрела только сейчас, стоило мне узнать, что ваш сын агент ФБР. – Что он сказал?! Я привел сенатору слова бандита. Тот закрыл лицо ладонями и несколько минут так сидел. Наконец он убрал руки, посмотрел на меня и сказал: – Ты имеешь какое-то отношение… – Сэр, очень вас прошу, давайте обойдемся без лишних вопросов. Вы и ваша жена мне очень нравитесь, поэтому мне очень хотелось бы обойтись в наших отношениях безо лжи. Генри Вильсон бросил на меня сердито-напряженный взгляд, затем открыл рот, желая что-то сказать, но в последнюю секунду передумал. Сжатые в тонкую полоску губы, потом легкое покачивание головы в такт своим мыслям сказали мне, что он все-таки принял мои слова к действию. – Пусть так, Майкл. Слушаю тебя дальше. – Если я прав, то могила вашего сына, возможно, находится в том самом карьере, где полиция сегодня нашла трупы трех бандитов. – Могила… моего сына… – голос Вильсона прервался. Этими словами я подтвердил самые худшие его подозрения, окончательно похоронив ту слабую надежду, которая еще теплилась в его душе, но при этом сенатор сумел показать себя сильным человеком. Он не поддался давящим на душу и мозг эмоциям и продолжил разговор, несмотря на сильнейшую душевную боль: – Как-то все странно сложилось. Неожиданно появился ты, похожий на моего сына. Теперь именно от тебя я узнаю… о смерти Майкла. Причем ты явно знаешь больше, чем говоришь. Я это чувствую. Кто ты, Майкл Валентайн? – Извините меня, сэр, но вы, по-моему, сейчас просто теряете время. В любом случае вы меня найдете в отеле, и что вы мне потом скажете, будет только на вашей совести. Я пойду. У вас будет очень трудная ночь, но вы сильный человек, сенатор. Вы все выдержите, хотя бы ради вашей милой жены. Я уже повернулся, взявшись за ручку, чтобы открыть дверцу машины, как раздался голос Вильсона: – Ты так и не сказал, кто убил моего сына? – Он был убит по приказу Микки Кинли, – ответил я, полуобернувшись.
Вильсон, узнав о смерти сына, даже ощутил где-то в глубине себя непонятное облегчение. Это могло показаться странным, но две недели неопределенности, которая жгла его изнутри огнем, для уверенного и сильного духом человека не прошли даром. Его душа измучилась, и вот теперь пришла определенность. В глубине души он чувствовал, что его мальчик умер, но теперь после этих страшных слов пришла уверенность. Вместе с этим пришла мысль, что этот Майкл Валентайн мог быть послан им сверху. Разве не чудо, что мальчишка, похожий на их сына в пятнадцатилетнем возрасте, появился ниоткуда и помог им найти их Майкла. Сенатор всегда был практичным и деловым человеком, поэтому ходил в церковь крайне редко, в основном по просьбе жены. Уже то, что именно он пришел к подобной мысли, говорило о невозможности объяснить происходящее. С ними говорил явно не подросток, а сильный и уверенный в себе человек. Как могло проявиться столько ума, опыта и уверенности у этого пятнадцатилетнего подростка, он просто не мог себе представить. «Вы сильный человек, сенатор…» – вдруг неожиданно он вспомнил слова непонятного для него подростка, которые неожиданно придали ему силы. Сенатор опустил стекло и крикнул стоящему недалеко водителю: – Едем! Водитель и телохранитель, ни слова не говоря, кинулись к машине. Только один из агентов спросил: – Куда едем, сэр?! – В главное управление полиции Майами! Вильсон оказался не только сильной личностью, но и весьма энергичным и деловым человеком. Где властью, где угрозами, а где деньгами он заставил зашевелиться не только городские власти и полицию, но и местную штаб-квартиру ФБР. Когда я в своей кровати досматривал третий сон, на площадке перед бараками, рядом с карьером, остановились пять машин. Одна из них, грузовичок «форд», привезла шестерых рабочих с лопатами и заступами. Еще в трех машинах приехали полицейские детективы, агенты ФБР и эксперты. Через два часа интенсивных поисков были найдены три захоронения. Все мужчины. Одним из них был Майкл Вильсон. На сенатора было страшно смотреть, когда его попросили засвидетельствовать личность его сына. Только когда тело сына перевезли в морг, он поехал к жене.
Глава 9
Двухэтажный особняк Микки Кинли, расположенный на берегу залива Бискейн, окружала полутораметровая массивная стена из светлого известняка. Из-за забора были видны стройные австралийские сосны и пальмы. В ограду были врезаны массивные ворота и расположенная в двух метрах от них калитка. Над ней, на металлической арке, висела лампа, выполненная в форме средневекового фонаря. Даже здесь, у входа, был слышен рокот набегающих на берег волн залива. Еще не было восьми часов утра, когда раздался приближающийся рев мотора, а еще спустя несколько минут напротив калитки остановился автомобиль «форд», седан тысяча девятьсот сорок седьмого года выпуска. Из него вышли три человека, одетые в костюмы и шляпы темных цветов. Один из них был постарше возрастом и массивнее своих спутников. Все трое были жилистые и крепкие на вид парни. Один из них, подойдя к калитке, нажал на звонок. Спустя пару минут подошел охранник. – Чего надо? – Нужен мистер Кинли. – Кто такие? – Федеральное бюро расследования. Также скажи хозяину, что у него есть выбор: отвечать на вопросы у нас в офисе или у себя дома. – Скажу. Охранник вернулся спустя пять минут и открыл калитку. Взгляд у него был злой и настороженный. Видимо, ему не нравился утренний визит федеральных агентов. Вчера его, как и хозяина, допрашивали в полиции, но если его отпустили через полтора часа, то хозяин просидел на допросе не меньше пяти часов. Теперь еще и агенты ФБР явились, будь они неладны, большими буквами читалось на лице сорокапятилетнего мужчины. Он уже два года работал охранником на этой вилле, имел один срок, и обратно в тюрьму ему очень не хотелось. Пропустив агентов во двор, он увидел в руке одного из них среднего размера чемодан. – Что это? – ткнул в него пальцем охранник. – Не твое дело, – ответил ему федерал, держащий в руке чемодан. Охранник зло покосился на агента, затем тщательно закрыл калитку и повернулся к незваным гостям. – Идемте за мной, – буркнул он неприветливо. Гангстер, плохо спавший ночь, сейчас находился в раздраженном состоянии. Он даже не был уверен, правильно ли сделал, приняв федералов у себя дома. Услышав топот ботинок, он еще раз посмотрел на стоящий на столике телефонный аппарат и снова подумал: «Может, все же позвонить адвокатам?» Но сразу отбросил эту мысль, решив подождать, так как надеялся, что федералы с самого раннего утра приехали не просто так, а с каким-то, возможно выгодным, предложением. Сначала он выслушает их, а если что-то пойдет не так, то тогда позвонит адвокатам. Несмотря на свою твердую уверенность, что предъявить ему ничего не могут, внутри него сидел липкий и холодный страх. Чтобы показать, что он ничего не боится, Кинли принял незваных гостей в домашнем халате, в гостиной, но стоило ему увидеть непонятный чемодан в руке одного из агентов, как страх снова подкатил к сердцу, но будучи сильным человеком, гангстер сумел его подавить, после чего грубо спросил: – Чего надо? Поздороваться он тоже не посчитал нужным, пусть федералы знают, кто в доме хозяин. Старший агент Бигли отвечать не стал, а вместо этого сухим и официальным тоном сам задал вопрос: – ФБР. Специальный агент Бигли. Мистер Кинли? Тот криво усмехнулся: – Можно подумать, вы сами не знаете, к кому пришли. – Просьба ответить на поставленный вопрос, – невозмутимо сказал старший агент. – Да, я Микки Кинли. Они оба знали друг о друге, хотя лично не были представлены. Агент в свое время изучал дело Кинли как потенциального противника, а бандиту, чисто случайно, на Бигли показали на улице, заодно рассказав, что он собой представляет. Вот только так, лицом к лицу, они встретились впервые. Гангстер еще не знал о том, что труп Майкла Вильсона был найден за городом, но не трудно было догадаться, что убитого его людьми агента сейчас везде ищут, и вполне возможно, что именно этой причиной был вызван их визит. «Точно! Именно поэтому они приехали ко мне. Будут задавать свои хитрые вопросы». Вот только будучи предельно напряжен и взволнован, он не заметил, что федералы сами нервничают. – Мистер Кинли, мы хотели бы с вами поговорить наедине. Хозяин дома криво усмехнулся, бросив взгляд на агентов, а затем на своего охранника, который, приведя федералов, остался стоять на пороге, бросая на них неприязненные взгляды. Найдя причину, как он думал, их появления, хозяин дома слегка расслабился. – Иди, Джо. После того как за охранником закрылась дверь, Кинли уселся в кресло, так и не предложив сесть непрошеным гостям, открыл стоящую на курительном столике коробку с контрабандными сигарами, достал одну, раскурил. Все это время трое агентов стояли и смотрели на него. «Ничего у них на меня нет. Просто попытаются запугать, как они всегда делают, вот только руки у них коротки. Один звонок, и здесь будут мои адвокаты», – эти мысли еще больше успокоили гангстера. – Я вас слушаю. – Микки Кинли, ты обвиняешься в убийстве федерального агента Майкла Вильсона и Томаса Райта. Неожиданное заявление стоящего перед ним специального агента перехватило его дыхание и заставило поперхнуться дымом. «Майкл Вильсон! Так вот почему приехал в город сенатор! Это его сын! Но как они узнали про Райта?!» – эти мысли мельком пронеслись в его голове, заставив его вскочить с кресла. Звериный инстинкт толкал его к бегству, но гангстер сумел взять себя в руки. – Это серьезное обвинение, агент, поэтому я вынужден позвонить своим адвокатам. Гангстер сунул сигару в пепельницу, затем сделал пару шагов к телефону, как вдруг его голова словно взорвалась, а затем пришла тьма. Агент, который ударил его дубинкой со знанием дела, и Бигли еле успели подхватить падающее тело хозяина дома, а затем подтащить обратно к массивному деревянному креслу, на котором тот сидел еще пару минут тому назад. Тем временем Фред Адамс, поставив чемоданчик на пол, быстро подошел к двери, резко открыл ее, выглянул. Никого не найдя, закрыл ее на замок, потом подошел по очереди к двум большим окнам, ведущим в сад, осторожно выглянул из-за штор, убедившись, что ничего подозрительного не наблюдается, стал помогать своим коллегам. Спустя десять минут хозяин дома был раздет до пояса и аккуратно прикручен к креслу специальными широкими матерчатыми ремнями, которые практически не оставляют следов на теле, после чего Адамс поднял с пола чемодан и поставил его на курительный столик, рядом с Кинли, а затем открыл. В нем оказалась портативная модель магнитофона, специально разработанная для спецслужб. Выдернув вилку напольного торшера, агент подсоединил его к сети, затем включил и начал настраивать аппарат. Тони Романо какое-то время с интересом наблюдал за работой коллеги. Будучи потомком итальянцев, которые приплыли в Америку полсотни лет назад в поисках счастья, он слабо разбирался в современной технике, но зато был отличным исполнителем-боевиком. Он хорошо стрелял, виртуозно владел ножом и дубинкой, работу с которой только что продемонстрировал. Стоило старшему агенту Бигли достать из внутреннего кармана пиджака металлическую коробку, положить ее на стол и открыть, как Романо переключил свое внимание на начальника. Тони видел, как старший агент уверенными движениями достал и вскрыл ампулу с прозрачной жидкостью. Встретившись глазами с Тони, он сказал: – Иди сюда. Когда тот подошел, сунул ампулу в руку Тони, после чего достал шприц. Наполнив его жидкостью из ампулы, кивнул головой в сторону гангстера, после чего скомандовал: – Рот заклей, а потом приведи в чувство. Романо ничего говорить не стал, а сразу начал делать, что ему приказано. Из всей троицы его меньше всего волновала законность их действий, так как по своему характеру он больше был авантюрист, чем законопослушный гражданин Америки. С другой стороны, то, что они собирались делать, не было прописано ни в одном уголовном кодексе. Дело в том, что магнитофоны стали практиковаться в их ведомстве совсем недавно, а прозрачная жидкость в шприце, или, как в народе ее стали называть, «сыворотка правды», была настолько засекречена, что мало кто знал о ее существовании. Ходили только невнятные слухи о препарате, который, расслабляя волю, заставляет говорить людей правду, при этом американские спецслужбы уже давно практиковали подобный метод допросов. Об этом говорил спецкурс, который несколько месяцев назад прошел специальный агент Фрэнк Бигли. Именно этот препарат, под названием ЛС-140, пришел на память агенту, когда сенатор Вильсон попросил федерала о личной услуге. Дело в том, что сенатор Генри Вильсон несколько раз приезжал во Флориду по делу о связи губернатора с местной преступной группировкой, при этом он каждый раз навещал своего сына. Так уж получилось, что первым наставником Майкла Вильсона стал старший агент Фрэнк Бигли. Именно тогда они познакомились и поняли, что у них немало общих интересов. В жизни, в политике, в спорте. Сначала Фрэнк хотел отказаться. Одно дело выполнять приказы вышестоящего начальства, а совсем другое – действовать на свой страх и риск, пусть даже не напрямую нарушая закон, вот только когда сенатор предложил каждому участнику тайной операции по пятьдесят тысяч долларов, Бигли не устоял. Ему до пенсии оставалось семь лет, при этом его мечта о собственном доме с каждым прожитым годом не становилась ближе. В этом случае он сразу решал свою проблему. Людей для дела он подобрал сам. Фред Адамс согласился на эту авантюру из-за денег, которые требовались на операцию его старшей дочери. Тони Романо любил хорошие автомобили, веселые вечеринки и девочек, а для этого нужны деньги. Стоило Кинли очнуться, как он начал дергаться в разные стороны, при этом кидая злобные и одновременно полные страха взгляды на федералов. Он уже понял, что агенты затеяли нечто противозаконное, а в понимании гангстера это значило, что его не оставят в живых. В этот момент ему так сильно захотелось жить, что он был готов сделать все что угодно, лишь бы его не убили, как вдруг он услышал, как один из федералов сказал: – У меня все готово. Можно начинать. Стоило Адамсу немного отойти в сторону, как гангстер увидел рядом с собой стоящий на столике магнитофон. Он уже видел их раньше и знал, что с помощью этих аппаратов можно записывать различные звуки, просто ему еще не доводилось видеть такие аппараты в портативном виде. На какое-то время ему стало легче. «Они будут меня допрашивать и записывать мои показания на пленку. Нет, ублюдки, ничего вы от меня не узнаете…» – в этот самый момент он увидел в руках у Бигли шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Агент увидел направленный на него взгляд, затем подмигнул ему и спросил: – Как тебе это нравится, сволочной ублюдок? Кинли невольно замычал сквозь заклеенный рот, пытаясь, таким образом, спросить, что с ним собираются делать. Яд?! Страх снова сжал его сердце. К тому же гангстер только сейчас заметил, что руки федерала были в тонких нитяных перчатках. Он бросил взгляд на других агентов. На них тоже были перчатки. Уже это подсказало ему, что он может не только не обратиться к своим адвокатам, но и даже не дожить до суда. – Смотри на меня, Кинли, – неожиданно обратился к нему старший агент. – Видишь шприц у меня в руке? Как ты думаешь, что это такое? «Он издевается?! Поганый фед! Сволочь легавая!» В гангстере запылала ярость, он зарычал, пытаясь вытолкнуть через залепленный рот угрозы и самые грязные ругательства, которые ему пришли на ум. Видно, при этом он выглядел довольно смешно, потому что на лицах всех трех агентов появились веселые ухмылки. При виде их веселья Кинли, переполненный дикой злобой, стал еще сильнее рваться, бешено вращая глазами. «Вам не жить, поганые феды! Убью ублюдков! Горло вырву! На кусочки порежу!» – Впрочем, ты все равно тупой бандит и никогда в жизни не догадаешься, что это за жидкость. Так и быть, я тебе скажу, что это такое. Это так называемая сыворотка правды. Да-да. После того, как я тебе ее вколю, ты нам подробно все-все расскажешь. Кому ты отдавал приказы. Кто для тебя убивал. Ты сдашь нам вся и всех! Ты меня понял? Кинли бросил взгляд на магнитофон. Если все это правда, то его секреты окажутся на пленке, после чего каждый, кто захочет, сможет их услышать. Его тайны. Его осведомителей. Его планы. Его счета в банках. Как только все это выплывет на свет, за его жизнь никто не даст и цента. Ему здорово повезет, если его смерть будет быстрой. «Может, попробовать договориться с федами? – сразу мелькнула мысль. – Я им все расскажу под запись, заплачу денег, а за это попрошу несколько часов, чтобы успеть убраться из города. Да! Так я и сделаю! Прямо сейчас!» Бандит снова замычал, при этом интенсивно замотал головой, стараясь привлечь внимание федералов. – Чего он клоуна разыгрывает? – спросил Романо. – Может, дать ему еще разок по его тупой башке? – Не надо, – сказал ему Бигли, который, в отличие от своего подчиненного, уже догадался, почему гримасничает гангстер. – А ты, Кинли, успокойся. Мне совсем не трудно было догадаться, что ты собираешься нам сказать. Ты хочешь рассказать нам под запись, как твои подручные вымогали деньги, грабили и убивали людей. Еще скажешь, что ты просто бизнесмен, который управляет своими клубами и просто верил этим негодяям, которые за твоей спиной проворачивали свои темные дела. После чего ты предложишь нам денег, а за это попросишь, чтобы мы запись придержали до завтрашнего дня, так как тебе нужно снять со своих счетов деньги и забрать наличные из тайников. Я все правильно изложил? Кинли ничего больше не оставалось, как только кивнуть головой, соглашаясь с этими словами, хотя он прекрасно видел, что Бигли над ним просто издевается. – Я вот тебе что еще скажу, ублюдок. Дело в том, что запись на пленке не считается доказательством в суде. Так что получается, все твои признания будут для нас бесполезны. К тому же ты в любой момент можешь заявить, что они были выбиты из тебя силой, а затем подашь на нас в суд, где у тебя будут неплохие шансы обвинить нас во всех грехах. Нас, конечно, не посадят, но с работы вполне могут выкинуть. Теперь тебе понятно, что твое предложение нас никак не устраивает? Кинли снова задергался и замычал. – Не надрывайся. Тебе же сказано, – насмешливо произнес Бигли, – мы не берем денег у бандитов. И еще. Я не знаю Томаса Райта, но Майкл Вильсон был одним из нас. Он не заслуживал смерти, а уж тем более быть закопанным в грязной яме. Такое нельзя простить. Знаешь, тварь, что я сделаю после того, как мы получим твои показания? Самую первую копию я отправлю Маленькому Оджи. Как ты думаешь, что он сделает, когда прочитает то, что ты наговоришь на пленку? Я слышал краем уха, что у него есть палач, который любит подвешивать людей под ребро на крюк и вырывать им ногти. Ты не знаешь такого? Услышав эти слова, Кинли побледнел. В его желудке образовался тяжелый холодный ком. Он не мог знать точно, но вполне догадывался, что с ним сделают люди Карфано, попади он живым к ним в руки. Специальный агент Бигли смотрел на отъявленного головореза и откровенно наслаждался его страхом. Хотя он был далек от идеального образа федерального агента, но при этом по-настоящему ненавидел бандитов, подобных Кинли, которые всегда действуют чужими руками, а когда их пытаются прижать, выкручиваются с помощью продажных адвокатов. – Время, – напомнил ему Фред Адамс. – Держите его, парни! – тут же скомандовал Бигли. Агенты, уже стоявшие по обеим сторонам от бандита, сразу прижали того к креслу, не давая ему возможности пошевелиться. Бигли, подойдя, наклонился над предплечьем гангстера, затем быстро вонзил иглу и нажал на поршень. Спустя минуту все трое отошли от гангстера, который замер, прислушиваясь к ощущениям. – Сколько ждать? – спросил Тони Романо. – Двадцать минут, – ответил Бигли, укладывая шприц в металлическую коробку, в которой лежала еще одна ампула. – Так что устраивайтесь поудобнее, парни. Допрос длился около получаса и окончился, когда глаза гангстера закатились и он потерял сознание. Пока Адамс и Романо отвязывали его от кресла и переносили в спальню, старший агент Бигли прослушивал запись, время от времени удовлетворенно кивая головой. – Ну, как запись? – спросил Адамс, подходя к нему. – Хорошая запись, качественная, – Бигли на несколько секунд задумался. – Я тут вот еще о чем подумал. Почему Майкл Вильсон нам ничего не рассказал? – Тут все просто, – усмехнулся Адамс. – Мы как-то с ним сидели в баре. Он немного перепил и признался мне, что все сделает для того, чтобы отец им гордился. Он просто хотел быть героем, Фрэнк. К ним подошел Тони Романо: – У меня вопрос к тебе, Фрэнк. Кто такой Томас Райт? Мы не имеем к нему никакого отношения, так зачем надо было выяснять обстоятельства его смерти? – Это была личная просьба сенатора, которую мне было нетрудно выполнить. – Сколько Кинли будет так валяться? – снова спросил Адамс. – Может, нам стоит поспешить? – Как соберешь свою технику, так сразу и поедем. Собрав магнитофон и тщательно запаковав кассету с записью, федеральные агенты покинули дом Кинли. Стоило им выйти, как охранник, стоявший во дворе, окинув их недобрым взглядом, сразу кинулся в дом. Агенты переглянулись, усмехнулись и пошли к калитке. Они прекрасно сознавали, что гангстеру, когда тот окончательно придет в себя, будет не до того, чтобы предъявлять кому-либо обвинения. Ему еще очень сильно повезет, если он доживет до сегодняшнего вечера. По дороге автомобиль федеральных агентов останавливался дважды, и каждый раз у телефона-автомата. К тому моменту, когда Микки Кинли очнулся и делал безуспешные попытки вспомнить, что он наговорил, он уже был приговорен к смерти.Этим утром, после зарядки, пробежки и купания в океане, я сидел в кафе, расположенном в ста метрах от своего отеля, и с аппетитом завтракал. Доев яичницу с ветчиной, я только собирался вонзить зубы в тост с маслом и американским сыром, как передо мной неожиданно появилась пропавшая Оливия Вальдес. Честно говоря, я уже и не рассчитывал, что она когда-то появится в моей жизни. Как говорится: «Баба с возу – коню легче», но при этом не мог признать, что за ее взбалмошностью и взрывной энергией у девушки сильный и жесткий характер. – Майкл… – Привет, Оливия. – Майкл, ты мне нужен! Кроме тебя, у меня никого нет в этом городе. Ты мне должен помочь! Тут случилась такая история… – зачастила она. – Если ты куда-то спешишь, то я тебя не задерживаю, – перебил я ее. – В следующий раз расскажешь. – Да. Да. Да! Я виновата. Я знаю, что ты приходил в отель, и я тебе не позвонила, но ты должен понять… – Успокойся. Я не обижаюсь на тебя. Ты вполне самостоятельная девушка и идешь куда хочешь. Ради бога! Вперед и с песней! Но ты почему-то сейчас стоишь передо мной. Опять куда-то влезла? Мне никогда не нравилось, когда кто-то пытался на меня давить, какие бы причины для этого ни были. Вот и сейчас кубинка зашла не с той стороны. Единственная правда, прозвучавшая в ее словах, так это та, что ей, кроме меня, здесьникто не поможет. – Майкл, пожалуйста, выслушай меня. Ее там сейчас, возможно, убивают… – Кого? – Фиби Кэтли, мою подругу. – Это кто? – Это я тебе и пытаюсь сказать: Фиби – моя единственная подруга в этом дурацком мире! Она замечательная девочка! Никто мне не хотел помочь, а она мне помогла! Теперь я должна ей помочь! – Успокоилась. Говори, что случилось. – Майкл, это у тебя чай? Я кивнул головой. – Можно я сделаю несколько глотков? В горле пересохло. Я еще не успел ничего сказать, как она в три глотка допила мой чай, потом довольно внятно рассказала, что с ней случилось за то время, пока мы с ней не виделись. После того потрясения она не могла спокойно смотреть на мужчин, а поэтому решила со мной больше не встречаться. Для начала решила найти работу и отправилась в кубинский квартал – Маленькую Гавану, где познакомилась с Фиби, которая работала вместе с матерью в цветочной лавке. У Фиби был парень, Роландо Мигес, который ей не особенно нравился, хотя бы потому, что имел отвратительный запах изо рта и кривые ноги, но при этом у него всегда были деньги. Из того, что он был грабителем, он не делал особой тайны. Оливии он не понравился, но тот пообещал ей поговорить с приятелем, который был управляющим одного ночного клуба. Она не сильно поверила этому обещанию, так как обошла уже четыре подобных заведения, и ей кроме как посудомойкой и проституткой работы не предложили. Вот только день тому назад Мигес пришел пьяным в цветочный магазин и стал хвастаться, что Фиби станет самой богатой девушкой, если согласится лечь с ним в постель. Она даже не успела хорошенько его выругать, как Роландо, взяв с нее клятву, отвел девушку к месту, где она увидела сумку с ювелирными изделиями. Роландо хотел там же овладеть девушкой, но был слишком пьян, поэтому Фиби удалось убежать. После чего она прибежала к Оливии и все ей рассказала. Кубинка соотнесла ее рассказ с ограблением ювелирного магазина, о котором она случайно прочитала в местной газете, в которой говорилось, что три дня назад трое налетчиков ограбили ювелирный магазин и вынесли оттуда драгоценностей на шестьдесят восемь тысяч долларов. Это такая большая сумма! Эти деньги помогут ей осуществить ее мечту! План в голове кубинки созрел сразу: украсть у грабителей сумку с драгоценностями, а затем уехать с ними в другой штат. Она рассказала об этом Фиби, та, немного подумав, согласилась. Ей тоже хотелось красивой жизни! Сумку они нашли на том же месте, в тайнике. Забрав ее, они поехали к Оливии в отель. Вот только Фиби перед самым отъездом забежала попрощаться с матерью, но там ее уже поджидали бандиты. Не дождавшись подруги, Оливия долго кружила около дома Кэтли, но не рискнула зайти, зато нашла мальчишку, который за двадцать центов передал матери Фиби вопрос: где ее дочь? Парнишка спустя десять минут принес ответ: ее девочка в руках бандитов, которые вернут ее в обмен на сумку с драгоценностями. Другая бы девушка, возможно, плюнула бы на подружку, с которой знакома несколько дней, и уже ехала бы рейсовым автобусом к границе штата. Ее твердый характер не позволил бросать свою подругу на произвол судьбы. – Я звонила тебе вчера дважды в отель, поздно вечером. Просила передать тебе записку, чтобы ты мне перезвонил. Ты не получил? – Нет. – Ну и ладно. Ты мне поможешь? – Для начала скажу, что вы две тупые дуры. Почему твоя Фиби сразу не попрощалась с матерью? – Ну… Мы хотели сначала посмотреть, что лежит в сумке. – Потом вы два часа примеряли сережки и браслеты. Так? Девушка ничего не сказала, только потупила глаза. – Так я не понял, почему ты пришла ко мне, а не пошла еще вчера в полицию? Или уворованное жалко отдавать? Мне очень хотелось выругаться матом, и я уже собрался это сделать, как Оливия вдруг заплакала. Навзрыд, как ребенок. Бросил взгляд по сторонам. Естественно, народ, сидящий в кафе, сейчас смотрел на нас. Я оттолкнул тарелку с тостами. Аппетит пропал. – Официантка! Когда та подошла, я рассчитался с ней. – Идем. Когда мы вышли на улицу, я сунул ей платок в руку. – Чего ревешь? – Ты плохо обо мне подумал. Я не за драгоценности испугалась, а за себя. Меня не просто за решетку посадят, а просто выкинут из страны. И Фиби не помогу, и сама… – Ну, если только так, – я вздохнул, глядя на ее заплаканное личико. – Так что мне с тобой делать, уголовница? – Майкл, я больше тебя никогда ни о чем не попрошу! Клянусь! Я знаю, ты настоящий мужчина! Помоги Фиби! Пожалуйста! Пока девушка пыталась меня раскачать на очередной подвиг, я, в свою очередь, попытался проанализировать сложившуюся ситуацию. Три грабителя, сумка с драгоценностями, девушка в заложниках. Проще было решить этот вопрос с полицией, так как я никогда не был рыцарем, тем более по вызову. Вот только пока эти копы раскачаются… А у меня под ухом девчонка ревет, которой страшно за подругу. И опять она права. Кроме меня, у нее никого нет. – Грабителей точно было трое? – Так написали в газете. – То есть ты ничего толком не знаешь, – констатировал я. – Где они сейчас? – Мать Фиби сказала мне адрес, по которому я должна прийти и принести драгоценности. Это бар. – Сколько времени находится девушка у них? – Всю ночь. Майкл, я прошу тебя. Пожалуйста, помоги! – Жди здесь. Я в отель и обратно. Стоило мне подойди к стойке, чтобы забрать ключ от номера, как Сэм сделал большие глаза и негромко сказал: – Тебе звонили двадцать минут тому назад. Секретарь сенатора Вильсона. Она просила, чтобы ты был у себя в номере в два часа дня. Обязательно. Она это подчеркнула. – Это все? – Все. Это тот самый сенатор Генри Вильсон? – Тот, не тот, какая разница, – я взял ключ и пошел к лифту, провожаемый удивленным взглядом портье. Спустя пятнадцать минут, переодевшись и вооружившись, я спустился вниз. Захватив Оливию, которая нетерпеливо топталась у входа, я поймал такси, и мы поехали по указанному адресу. Что это бар, нам сообщил таксист еще по дороге. Я попросил высадить нас за двести метров от заведения. Машина остановилась, после того как я расплатился, таксист нас оглядел, потом сказал, что таким подросткам, как мы, лучше туда не соваться. – Вы хороший человек, мистер, поэтому возьмите, – я протянул ему пятидолларовую банкноту. Он взял деньги и вопросительно на меня посмотрел. – Пусть девушка посидит с вами. Я постараюсь вернуться как можно быстрее. Оливия на мои слова жалко улыбнулась, а водитель кивнул головой: – Надеюсь, что так и будет, парень, но если что не так, мчись сюда, не жалея ног.
Это даже был не бар, а паршивая забегаловка с признаками питейного заведения. Это была поцарапанная стойка, за которой стоял обритый наголо бармен, стойка с бутылками за его спиной и музыкальный автомат, а вот само помещение требовало капитального ремонта. Потеки на стенах, трещины на потолке, скрипучий пол. Здесь царила атмосфера безнадежности и бедности. Сделав пару шагов от входной двери, я остановился, затем быстро огляделся. В баре сидело четверо клиентов. Один из посетителей сидел на табурете и до моего прихода что-то рассказывал бармену. Теперь он смотрел на меня. Взгляд был вызывающим и наглым. Такие, как этот кубинец, часто лезут в драку, не задумываясь о последствиях. Компания из трех человек, сидевшая за столиком, до этого громко болтала на испанском языке, теперь молча смотрела на меня, пытаясь угадать, сколько денег у меня в карманах. Единственное, что пока сдерживало всех четверых кубинцев, так это непонятное им спокойствие подростка. Оно не было показным, так как трусость и неуверенность они бы распознали сразу. Здесь было что-то другое. Но что? Они пока этого не знали, но при этом в любом случае эта троица не собиралась так легко упускать свою жертву. Единственный, кто на меня смотрел с каким-то отрешенным спокойствием, был бармен. «Пара косячков травки, не меньше, курнул», – подумал я, глядя на его безмятежное лицо. Что без драки в таком месте мне не обойтись, было ясно с самого начала. Я уже собрался ускорить процесс знакомства, как за моей спиной сначала заскрипела, а потом хлопнула входная дверь. – Мне нужен Роландо Мигес! – громко произнес я. – Надо поговорить. – Я Мигес, – раздалось за моей спиной. Я неторопливо развернулся к вошедшему мужчине. Прямо передо мной стоял кубинец, лет сорока, жилистый. Он разглядывал меня, явно пытаясь понять, что это за наглый белый мальчишка пришел сюда, куда даже полицейские стараются не заглядывать. – Ты сам кто? – спросил мужчина, сделав правой рукой пренебрежительный жест в мою сторону. Ни слова не говоря, я ухватил его за правую кисть, одним движением заломил кубинцу руку, а затем с силой впечатал его физиономией об стену. Тот что-то закричал по-испански и попытался выхватить нож из правого кармана брюк. Я дал ему эту возможность, после чего резко дернул вверх заломленную руку бандита, послышался хруст, и сломанная рука кубинца повисла плетью. Он резко побледнел, его вырвало, затем спиной съехал по стене на пол. В следующую секунду на меня, вполне предсказуемо, бросился любитель подраться, сидевший у стойки. Щелкнула кнопка выкидного ножа. Прыгнув ко мне, он пытался с ходу им меня достать, но уже через минуту оба валялись на полу, только в отдельности друг от друга – воющий от боли кубинец и его нож. Я посмотрел в сторону сидевшей за столиком компании. Теперь на их лицах читалось явное нежелание связываться с сумасшедшим белым подростком. Подобрав нож, я подошел к сидевшему на полу кубинцу: – Мигес, для начала я отрежу тебе уши и нос. – Я не Мигес! – истерически заорал кубинец, ни секунды не сомневаясь в словах «белого дьяволенка», так он уже называл его в мыслях. – Я Гонсалес! Я посмотрел на бармена. – Гонсалес, – меланхолично подтвердил бармен. – Где Роландо Мигес? – схватил я за ухо самозванца и занес нож. – Или прощайся с ухом. В баре наступила тишина, только с надрывом стонал, свернувшись в виде человеческого эмбриона, кубинец, решивший изобразить крутого парня. Гонсалес был далеко не трусливым человеком, но сейчас скорее звериным чутьем, чем разумом, понял, что этот «белый дьяволенок» сделает то, что сказал. – Он сейчас у тетушки Вегеты. – Далеко? – Нет. Тут совсем близко. – Если соврал, то ко всему остальному прибавлю еще твой член, – пообещал я ему. – Вставай. Когда тот поднялся на ноги, я толкнул кубинца к двери, затем неспешно обвел взглядом помещение бара. Ни малейших признаков агрессии. Ничего не отражающий взгляд бритого наголо бармена и прячущие глаза трое кубинцев, не желавших встречаться взглядом с маленьким сумасшедшим гринго. За то время, пока мы шли, я вытряс из Гонсалеса все, что тот знал об ограблении. Правда, вначале он попытался отмолчаться, но я прекрасно знал, что боль очень хорошее средство для установления истины. Главное, не переусердствовать в этом деле. Идти действительно пришлось недолго. Пять минут, и мы остановились у двери жилого дома. Висевшее над головой в несколько рядов сохнущее белье, мяукающая где-то кошка, доносившийся из соседнего окна плач маленького ребенка и полтора десятка пар любопытных глаз, наблюдающих за нами из окон. Это были женщины, старики и дети. – Этот? – Этот. Удар ребром ладони по шее отправил грабителя в беспамятство. Сомнений, после короткого допроса, у меня уже не было. Он был один из тех трех грабителей, что взяли ювелирный магазин. Дверь была открыта. Я вошел. Бедность жила в каждом сантиметре этой комнаты, выглядывала из щелей на полу, отдавала сыростью от большого пятна на стене, растекалась трещинами по потолку. Железная кровать, стол, разнокалиберные стулья, старый, рассохшийся шкаф – все это составляло отдельные фрагменты представшей моим глазам картины откровенной нищеты. За столом сидели двое мужчин. Они играли в карты и пили ром. На столе стояла бутылка темного стекла с желтой наклейкой и три стакана. На кровати сидели полная, неряшливая на вид, старуха и девушка. – Hola, amigos! – поздоровался я со всеми присутствующими в комнате людьми, при этом сразу исчерпав пятую часть своего словарного запаса испанского языка. – Demonio! Ты кто такой?! – вскакивая из-за стола, вскрикнул один из налетчиков. Другой грабитель, до этого сидящий ко мне спиной, только начал разворачиваться в мою сторону, как ему в висок уперся мой карманный кольт. При виде оружия все в комнате замерли. – Это карманный кольт калибра 0.25, – проинформировал я всех находящихся в комнате. – Сейчас я нажму на спусковой крючок, и этот amigo станет трупом. Ты хочешь стать трупом? – Нет. Не хочу. – Кто из вас Роландо Мигес? – Я, – глухо ответил мне кубинец, у виска которого я сейчас держал свой кольт. – А ты, значит, Анхело, – я посмотрел на стоявшего в некоторой растерянности налетчика. – Вот я и познакомился со всеми вами. – А где Гонсалес? – наконец сообразил поинтересоваться Анхело. – Он тут у входа, на улице, валяется. Не волнуйтесь, я его не убил. Теперь я вам скажу, зачем пришел. Мне нужна эта девушка. Кстати, как тебя зовут? – Фиби. – Ты мне и нужна. Я ее забираю и ухожу, а вы остаетесь здесь. Ты согласен со мной? – спросил я уже у грабителя. – Нам нужна сумка! – в голосе мужчины было полно решимости, он уже был готов броситься на меня, но опоздал. В ту самую секунду, когда в руке Анхело оказался нож, моя рука с пистолетом взметнулась вверх и тут же рухнула на шею незадачливого воздыхателя Фиби, погрузив того в беспамятство. Не успела звонко щелкнуть кнопка, выбрасывая острое лезвие, как ствол маленького пистолета, который держал белый подросток, смотрел в лицо кубинца. Бандит замер, причем дело было здесь не в оружии, а в холодно-равнодушном взгляде убийцы, который принадлежал мальчишке, сейчас державшем почти игрушечный пистолетик. – Тебе куда всадить пулю? В правый или в левый глаз? Это было сказано с такой холодной уверенностью, что тридцатипятилетний Анхело, который ни одного дня своей жизни не прожил честно, почувствовал, как по его спине заскользили капли холодного пота. – Не надо. Уходи, – хрипло и глухо сказал бандит. – Брось нож под стол. Теперь сядь и положи руки на стол. Когда налетчик выполнил то, что ему было сказано, я обратился к уже вскочившей на ноги девушке: – Пошли. Когда мы вышли из дома, я спрятал в карман свой кольт, после чего сказал: – Веди короткой дорогой к бару. Там недалеко стоит такси. Фиби была чуть ниже своей подруги, да и кожа у нее была на порядок темнее, но при этом она была весьма приятной девушкой с большими карими глазами. Что еще было интересно, так это то, что похищение никак не отразилось на настроении девушки. В ней не было подавленности и страха, которые появляются, когда против человека применены насильственные действия. – Страшно было? – спросил я Фиби. – Сначала да. Они хотели меня избить. Если бы они были пьяные, то так бы и случилось, но Анхело, а он мой двоюродный брат, сказал, что сначала им надо получить сумку, а потом они придумают, как меня наказать. – Ясно. – Ты же Майкл? Да? – спустя минуту спросила меня девушка. – Да, – недовольно буркнул я. – У твоей подруги слишком длинный язык. – А где сейчас Оливия? – Сидит в такси. – Ой, Майкл, спасибо тебе большое! – вдруг неожиданно поблагодарила меня Фиби. – Как-то сразу не сообразила это сказать. Я сегодня какая-то замороженная, наверно, потому, что ночь плохо спала. Мы подошли к такси, из которого тут же стремительно вылетела Оливия и обняла подругу. – Садитесь быстрее. Потом обменяетесь новостями. Когда мы все сели в машину, водитель бросил на меня вопросительный взгляд: как все прошло? Я только пожал плечами, на что тот хитро усмехнулся и завел машину. Когда спустя пятнадцать минут мы проезжали мимо сквера, в котором я встречался с журналистом, я попросил таксиста остановить машину. После того, как я тепло распрощался с водителем, Оливия, посмотрев по сторонам, с некоторым удивлением спросила меня: – Почему здесь? Мы бы сейчас сразу сели на автобус и уехали. – Садитесь, – я показал на скамейку. Когда подруги сели, я спросил: – Ты хотела сказать, что вы собираетесь уехать с крадеными брюликами? Обе девушки потупились, а Фиби даже покраснела. Я ждал ответа. Ответила мне, как я и ожидал, Оливия. – Что тут такого? Не мы их украли, и ты это знаешь! Да, мы поступили плохо, но это наш шанс начать новую жизнь! – Нет, милая, это ваш шанс сесть в тюрьму. Поясню. Вы приезжаете в город, где вас не знают. Денег у вас нет, на работу без документов устроиться сложно, поэтому вы начнете сбывать драгоценности, и очень скоро на ваш след встанут гангстеры и полицейские. Что произойдет потом, я думаю, вам объяснять не надо. Я доходчиво изложил? – Мы и не собирались их так просто продавать, а стали бы закладывать в ломбард. Пришли бы сначала в один, потом в другой… – А в третьем вас бы уже ждали, – закончил я фразу за нее. – Хозяева ломбардов, все как один, стукачи, которые работают или на бандитов, или на полицию. У вас есть только одна возможность легально получить деньги от ворованных драгоценностей. Если они застрахованы, то есть возможность получить четверть страховой суммы или выйти на владельца и предложить ему выкупить драгоценности. Думаю, если эта сумма соответствует действительности, то тысяч на десять вы можете рассчитывать. Услышав мои слова, лица у девушек вытянулись. Мечты о больших деньгах в их воображении вдруг неожиданно съежились до небольшой кучки. Фиби была еще совсем молоденькой девчонкой, лет шестнадцати-семнадцати, и, судя по всему, подпала под влияние более твердой и энергичной подруги. Именно поэтому она молчала, полностью отдавая кубинке инициативу в разговоре. – Майкл, а ты не можешь нам совсем немножечко помочь? – решила надавить на жалость Оливия, при этом скривив губки, словно собиралась заплакать. – Конечно. Обещаю, что буду вам слать посылки в тюрьму. – Тьфу на тебя, Майкл! Только я начала мечтать о красивой жизни, а ты взял… – Майкл, я еще раз хотела бы поблагодарить тебя за помощь, – неожиданно вклинилась в наш разговор девушка. – Мне вполне хватило одного «спасибо». – Извини, Майкл, но когда Оливия говорила о тебе, то я представляла мужчину, а не подростка. – Если быть справедливой, подружка, я говорила тебе о моем маленьком мужчине. Не так ли? – Ладно. Об этом можете поговорить в другой раз, а сейчас поговорим о деле. Но для начала вопрос. Фиби, ты не боишься за свою мать? – Она мне не мать, а тетка, а ее двоюродный брат работает у большого босса. Он как-то приезжал к сестре на большом красивом автомобиле с шофером-охранником. Вся улица сбежалась на него посмотреть. Так что ее и пальцем никто не тронет. – Тогда сделаем так. Фиби, ты поедешь к Оливии и будете сидеть там вместе тихо, как мыши под веником, – я строго посмотрел на обеих девушек. – Предупреждаю сразу: если попробуете удрать с крадеными драгоценностями, считайте, что дальше по жизни плывете сами. И еще. Попробуете часть драгоценностей присвоить – подставите меня. Не советую. Девушки переглянулись, потом опустили глаза. Похоже, такие мысли у них в головах уже начали бродить. – Так как? – спросил я их. – Сделаем все так, как ты сказал, – ответила мне Оливия, глядя мне прямо в глаза. – Так ты нам поможешь? – почему-то спросила Фиби. – Попробую. Держите, – я достал из кармана и протянул сидевшей рядом со мной Оливии пятьдесят долларов. У Фиби при этом удивленно округлились глаза. Она взглянула на меня как-то по-другому. Сейчас в ее глазах читался интерес женщины, причем уже не как к подростку с крепкими кулаками, а как к мужчине с толстым кошельком.
Глава 10
Поймав такси, я сел в машину, затем посмотрел на часы и подумал о том, что время есть, а значит, по дороге надо заехать на Главпочтамт. Приехал я в отель за пятнадцать минут до назначенного сенатором времени, в хорошем настроении. Мне наконец пришел ответ. Техасец написал, что если бриллиант пройдет экспертизу, он будет готов купить его немедленно. «Бриллиант подлинный, эксперты подтвердят. Цену приблизительно знаю, а там поторгуемся. Хм. Вот только Ева… Женщина она норовистая, но думаю, за хороший процент она сделает все как надо». Сидя на диване в фойе и витая в приятных мыслях, я не забывал отслеживать всех входящих в отель. Первым я заметил телохранителя, а потом и самого сенатора, идущего за ним. Поднявшись со своего места, помахал им рукой. Стоило охраннику увидеть меня, как он, обернувшись, сообщил обо мне своему хозяину. Вильсон согласно кивнул головой и направился ко мне. Охранник медленно пошел сзади. Быстро, почти в автоматическом режиме, я окинул окружающее нас пространство. Ничего подозрительного, все, как обычно. Я не видел сенатора меньше суток, но сейчас мужчина потерял свой лощеный вид и выглядел так, словно за эти часы перенес тяжелую болезнь. Лицо серое, под глазами мешки. Губы сжаты. Взгляд, нездоровый, полный душевной боли. Мне ничего не было известно о результатах поиска, но по лицу сенатора нетрудно было понять, что моя догадка оказалась верной. – Здравствуйте, сэр. Примите мои самые искренние соболезнования. – Спасибо, Майкл, но я приехал не за тем, чтобы сказать о том, что твои подозрения подтвердились. У меня есть к тебе большая просьба. – Слушаю вас, сэр. Для начала, может быть, присядем? Вполне удобное место, – и я указал на диванчик, возле которого мы стояли. – У меня совсем нет времени. Моя жена очень хочет тебя увидеть перед тем, как мы улетим. Самолет, – Вильсон посмотрел на часы, – улетает через два часа двадцать минут. Ты как? Я понял, что он хотел сказать. Вильсоны увозили тело своего сына домой. – Сэр, у меня с собой нет одежды темных тонов. – Плюнь на это. Ты согласен? – Да, сэр. – Тогда поехали. Выйдя из отеля, мы сели в машину, на заднее сиденье. Телохранитель устроился на переднем сиденье. Стоило захлопнуться автомобильным дверям, как шофер, без всякого напоминания, тронул машину с места. – Майкл, это тебе, – и сенатор взял небольшой портфель, до этого стоявший на сиденье, и положил его мне на колени. – Я догадываюсь, что там, – сказал я, ставя портфель на сиденье, между нами, – поэтому не возьму. – Как-то по-другому я могу выразить свою благодарность, Майкл? – Сэр, я уже сказал: мне ничего не надо. – Странно, но Мария мне так и сказала: он не возьмет деньги. Хорошо, тогда возьми это, – Вильсон щелкнул замками портфеля, открыл его, затем достал два листа бумаги. – Я знаю, что для тебя это важно. Мельком пробежав глазами по отпечатанному на пишущей машинке тексту, я сразу понял, что это часть допроса Микки Кинли, которая касалась Томаса Райта. – Сэр, я вам очень благодарен. Вы помогли восстановить справедливость. – Так же, как и ты, помог мне восстановить справедливость. В его словах был скрытый смысл, который несложно было понять, но догадываться – это не значит знать, а мне был нужен точный ответ. – Интересно, где сейчас может быть Кинли? Вопрос был риторический, к тому же был задан нейтральным тоном. Вильсон мог ответить на него, а мог и промолчать, но сенатор, похоже, ждал этого вопроса. Он даже на миг оживился, а взгляд его чуточку посветлел. – К сожалению, этот преступник не дожил до суда. Около полудня его автомобиль был расстрелян неизвестными лицами. Кинли и его водитель были обнаружены мертвыми на дороге, в пяти милях от аэропорта. – Зачем такому суд? Лично я считаю, что такие убийцы, как он, заслуживают смерть в придорожной канаве. Вильсон с одобрением посмотрел на меня. Он согласился с моими словами, но только взглядом. Высказывать свое согласие он не стал, так как они шли вразрез с законом. – Не нам об этом судить, Майкл. Для этого есть правосудие и закон, – сенатор помолчал, потом продолжил: – Я вот что хотел сказать… М-м-м… Моя жена… и я, как бы это сказать… Короче, мы с Марией хотели бы поучаствовать в твоей судьбе, Майкл. – Большое спасибо, сэр, вам и вашей жене за столь лестное для меня предложение, но я вынужден вам отказать. У меня своя дорога, сэр. – Не торопись. Ты ведь даже не подумал. Не взвесил. Скажу так. Мы видели, что у тебя сильный и волевой характер, что ты сам прокладываешь себе дорогу в жизни, но тебе не хватает настоящего воспитания, знаний и поддержки. Майкл, пойми, что с нами ты получишь возможность взлететь куда выше, чем ты наметил для себя. Перед тобой откроется весь мир. Политика, дипломатия, военная карьера. Ты будешь тем, кем только захочешь. – Мне очень не хочется огорчать вас и вашу жену, но я говорю: нет. – Вот уж действительно, характер, – сенатор огорченно покрутил головой. – Тут… такое дело. Умом я понимаю, что наша встреча произошла случайно, как и твое сходство с нашим сыном, но при этом не могу не согласиться со своей женой, которая считает, что твое появление в нашей жизни – это знак свыше. Особенно, после того, как ты нам помог найти… нашего сына. Слишком много совпадений. Так не бывает. – Сэр, до нашей встречи я даже не слышал о вашей семье. – Да верю я тебе, верю. К тому же документы, которые на тебя собрали в ФБР, подтверждают твои слова. Чудо или не чудо… Впрочем, мне сейчас не до этого. Отставим это. По крайней мере, я хоть попробовал тебя уговорить. Ты когда собираешься домой? – Через пару дней. Я и так здесь задержался. – Могу я чем-нибудь тебе помочь? – Спасибо, сэр. У меня все есть. Вильсон бросил на меня долгий внимательный взгляд, потом неожиданно сказал: – Мне почему-то все время кажется, что я говорю не с подростком, а с опытным, прожившим долгую жизнь, взрослым человеком. – Наверно потому, что жизнь у меня непростая сложилась, сэр. – Знаю, парень. Видишь, даже здесь мы в чем-то схожи. Ты потерял родителей, а мы сына. Только тебе расти и жить дальше, а нам… Он оборвал фразу и замолчал, глядя куда-то в пространство. Я тоже не стал поддерживать разговор. Мне даже стало как-то не по себе, уж больно какой-то неизбежной безысходностью веяло от слов сенатора. На этом наш разговор прервался, и остальную часть пути мы проехали молча, думая каждый о своем. Мы только подъехали к аэропорту, как взлетел пассажирский самолет. Тяжелый гул винтов врезался в мои уши. К моему удивлению, мы не стали подъезжать к зданию аэропорта, а вместо этого светло-кремовый кадиллак сенатора свернул к грузовым воротам и остановился. Выглянувший из будки охранник бросил взгляд на номер автомобиля, сверил его с записями на листке бумаги, который он держал к руке, после чего открыл ворота. Кадиллак плавно тронулся и, набирая постепенно скорость, помчался по летному полю к стоявшему невдалеке военно-транспортному самолету армии США. Мы втроем вылезли из машины. Трап стоял, но рядом с самолетом никого не было. Телохранитель отошел чуть в сторону, пропуская сенатора. Тот первым поднялся на ступеньку, тяжело вздохнул и сказал, чуть повернув ко мне голову: – Идем, Майкл. Я зашел вслед за сенатором в самолет. Недалеко от входа стоял закрытый гроб на деревянном постаменте, накрытый американским государственным флагом. С двух сторон от гроба на жестких скамейках сидели жена сенатора и несколько незнакомых мне людей. Один из них был в форме, в звании полковника. У сидевшего рядом с Марией мужчины в лице было что-то схожее с чертами женщины. К тому же, как я отметил, он держал ее за руку. «Брат», – решил я. Сенатор чуть отошел в сторону и сказал: – Господа, разрешите вам представить этого молодого человека. Майкл Валентайн. Вы уже знаете, какую неоценимую помощь он оказал нашей семье… Не успел он так сказать, как жена сенатора встала, подошла ко мне. Я только успел сказать: – Примите мое самое искреннее сочувствие… Она меня крепко обняла и долго не отпускала. Я чувствовал, как ее тело вздрагивало от сдерживаемых рыданий. Спустя несколько минут она отстранилась, вытерла глаза платком, затем тихо спросила: – Ты не полетишь с нами, Майкл? – Очень прошу извинить меня, леди, но я не полечу с вами, – также негромко ответил я. – Вот такой я упрямый. С минуту она смотрела на меня полными слез глазами, словно хотела запомнить, потом сказала: – Не забывай нас, Майкл. Мы всегда будем рады тебя видеть. Если у тебя, не дай бог, что-нибудь случится, обязательно позвони. Или просто позвони, я буду рада слышать твой голос. Сенатор, который стоял рядом, был лаконичнее: – Звони, парень. Чем смогу – помогу. – Большое вам спасибо. От ваших слов на меня словно домом повеяло, – в своих словах я был, как никогда, искренен. К тому же мне было чисто по-человечески жаль этих людей, потерявших своего единственного ребенка. Наша встреча действительно походила на чудо. Особенно в это уверовала жена сенатора, которая, похоже, всерьез считала, что ей был дан второй шанс. Больше мне ничего не удалось сказать, так как салон наполнился ревом запустившихся винтов, а в следующую секунду пилот высунулся из кабины и закричал, что ему дали разрешение на взлет. Быстро попрощавшись с сенатором и его женой, я кивнул головой остальным мужчинам и пошел на выход. Стоявший у самого выхода телохранитель, пропуская меня, одобрительно кивнул головой и хлопнул по плечу, прощаясь. Внизу, на земле, стояли двое техников, и стоило мне сбежать по ступенькам, как они стали убирать трап. Отойдя, остановился рядом с автомобилем сенатора, который меня дожидался, и какое-то время я смотрел, как транспортник, разогнавшись, оторвался от взлетной полосы и с тяжелым ревом рванулся в синее небо. Всю дорогу, пока мы ехали обратно, я анализировал сложившуюся ситуацию, при этом пытаясь понять, правильно ли я сделал, отказавшись от предложения сенатора. Я прекрасно понимал, что два часа тому назад отклонил великолепную карьеру, о которой сотни тысяч людей могли только мечтать. Со своими способностями, а также теми связями и возможностями, что могла дать семья Вильсонов, со временем я мог бы стать большим человеком, вот только мне пришлось бы уже не играть, а по-настоящему проживать роль чужого человека, причем под присмотром внимательных глаз умудренных жизнью людей, которые способны заметить любую фальшь. «Нет, это не по мне. Мне уже сейчас временами становится тошно от игры в мальчишку», – окончательно решил я про себя, выходя из машины. – Спасибо, что подвезли. – Не за что, парень. Проводив взглядом кадиллак, я пошел в «Николь». Приняв душ и переодевшись, я спустился вниз. Сев в такси, поехал к дому Райтов. В руке у меня был конверт с двумя листами бумаги. После внимательного изучения этого документа я представлял почти всю картину преступления, за исключением двух небольших деталей, которые, как мне думалось, прояснит сам старик Райт. Выходя из такси, я увидел выходящую из дома Адель, которая куда-то собралась. Я окликнул женщину: – Миссис Вернер! Она обернулась. При виде меня лицо ее слегка посветлело, но потом снова стало осунувшимся и грустным. Подойдя к ней, я поздоровался: – День добрый. – О! Майкл, здравствуй. Мы вчера Тома похоронили, – глаза женщины наполнились слезами. – Извините меня, пожалуйста, миссис Вернер, но я действительно не мог вчера прийти. Приношу вам свои самые искренние соболезнования. Услышав мои слова, женщина не выдержала, всхлипнула, быстро достала платок и прижала его к глазам. Подождав пару минут, пока она придет в себя, затем сказал: – Мне очень надо поговорить с вашим отцом. – Он себя плохо чувствует. Лучше как-нибудь в другой раз, Майкл. – Не буду настаивать. Тогда у меня к вам просьба: передайте ему эти бумаги, – я отдал дочери Райта конверт, в который вложил машинописный допрос убийцы Тома. – Что это? – Это правда о смерти Тома, это то, что не смогла найти полиция. Большая к вам просьба: когда вы с отцом ознакомитесь с этим документом, больше никому не показывайте. А еще лучше – уничтожьте. Молодая женщина задумчиво посмотрела на конверт, потом сказала: – Знаешь что, ты пока подожди здесь. Схожу, узнаю, как он себя чувствует. Хорошо? Ее не было минут десять, потом дверь открылась, и она с порога махнула мне рукой: заходи. Увидев меня, служанка Сара сделала зверское лицо. Почему я ей не нравился, честно говоря, не знаю, ведь я весь из себя такой культурный и обходительный мальчик. Мы с Адель поднялись по лестнице наверх. Дверь в комнату больного была открыта настежь. Не переходя порога, я осторожно заглянул внутрь помещения. Старик лежал с закрытыми глазами, но видно что-то почувствовал, потому что сразу открыл глаза. – Добрый день, мистер Райт. Приношу свои… – я оборвал фразу, когда увидел, что старик поморщился. – Подойди. Я подошел к кровати. – Сына сожалениями… не вернешь. Дочь сказала, что ты узнал правду о Томе. Это так? – Да, мистер Райт. Если вы позволите, то я вам расскажу вкратце, а потом Адель прочитает текст допроса Кинли. – Значит, он. Я так и думал, что… – старик Райт тяжело закашлял, при этом лицо приняло темно-красный оттенок. Я посмотрел на Адель. В ответ она лишь легонько пожала плечами, говоря тем самым, что ее отец одной ногой стоит в могиле и что-либо делать бесполезно. – С этого подонка… все началось, с ним и закончилось. Говори, Майкл. – Сначала скажу о пакете документов на золотоносный участок. Люди, которые хотели его купить, не имеют никакого отношения к смерти Тома. Кто они, мне неизвестно, да и, честно сказать, не интересно знать. Основная история началась с того, что Томасу зачем-то захотелось поехать в мотель «Русалка». Правда, мне до сих пор непонятно, что ему там было надо? – Это был мой подарок сыну. Я сказал ему, что он будет управлять «Русалкой». Ему надо с чего-то начинать, вот я ему и сказал: попробуй здесь. – Теперь мне все понятно. Он приехал осмотреться и наткнулся там на постояльцев, очень похожих на гангстеров. Он же бывший полицейский, значит, знает такой тип людей. Возможно, он там увидел беженок с Кубы и попытался с ними заговорить. Думаю, что контрабандистам не понравилось его любопытство. Да, я забыл сказать, что мотель был их основной базой. Через него в Америку попадали наркотики, девушки, сигары. При этом все эти бандиты работали на Микки Кинли. – Погоди, парень. Ты же не хочешь сказать, что Мартин занимался контрабандой? Я задумался, так как не рассматривал это дело с подобного ракурса. – Не знаю, что и сказать, но мне кажется, что Эшли ничего об этом не знал. Скорее всего, контрабандисты просто приносили ему деньги раз в неделю. Они знали, что он старый и больной человек, который не будет разбираться с делами мотеля, находящегося за чертой города. Деньги приносят – и ладно. Скорее всего, так оно и было. Я продолжу? Старик чуть кивнул головой, давая свое согласие. – Так вот, ваш сын решил выяснить, что все это значит, вот только бандиты, в свою очередь, заподозрили в нем полицейского агента и устроили за ним слежку. Так они узнали, что он Том Райт, о чем сообщили своему боссу, Микки Кинли. Скорее всего, к этому моменту он уже знал, что его бывший друг был полицейским в Лас-Вегасе. Почему он решился на убийство? Дело в том, что Кинли собирался в ближайшее время провернуть с китайцами большую сделку. К тому же им на пятки наступали федералы, которые тоже что-то узнали о сделке. Ему никак нельзя было попасть в поле зрения полиции или ФБР, поэтому он сначала убивает агента ФБР, а затем Тома. – Он сам убил? – Нет. Это были ублюдки, работавшие на него. Скажу сразу, они уже горят в аду. Старик ничего не сказал, только какое-то время внимательно смотрел на меня. На его невысказанный вопрос я только слегка качнул головой. Адель посмотрела на отца, потом на меня, открыла рот, чтобы спросить меня, но тут раздался надтреснутый и хриплый голос старого Райта: – Спасибо, сынок. Женщина захлопала глазами, сообразив, что нечто известное этим двум мужчинам прошло мимо нее, но при этом поняла, что спрашивать их бесполезно. Не скажут. Тогда она спросила другое: – Честно говоря, мне не понятно, как ты, все лишь подросток, все это раскрыл? И мурашки по коже бегут, как только подумаю, что тебе пришлось пережить за все это время. И сразу вопрос: почему ты?! Почему это не сделали полицейские?! Это их работа! – сейчас в голосе дочери Райта звучал гнев и возмущение. – Еще вчера я разговаривала с детективом, который ведет это дело, так он сказал, что оно далеко от завершения! Он мне соврал?! Да?! – Это был Дон Даггерт? – Да… Детектив Даггерт. А что? – Скорее всего, он уже не работает в полиции, миссис Вернер. – Почему? Я задумался, но не потому, что не знал ответа на этот вопрос, а потому что как-то упустил этот момент. Имя этого полицейского было на листах допроса Кинли, а значит, он, пусть косвенно, виноват в убийствах Вильсона и Райта. Это он продавал секретные сведения Кинли, а значит, должен был за это ответить. Причем это будет не месть, а просто последняя точка, поставленная в деле Томаса Райта. Врать дочери Райта мне не хотелось, а правду ей не надо знать, поэтому я ответил, что толком не знаю. – Это моя догадка. Теперь последнее, что мне хотелось вам сказать по делу Тома. Вам известно, что Кинли мертв? Сначала в глазах старика вспыхнула радость, потом у его дочери. – Его и шофера расстреляли в машине, в пяти милях от аэропорта. – Пусть горит в аду, ублюдок! Сволочь он! Гад, сволочь и убийца! – Адель раскраснелась от возмущения, изящные ручки были сжаты в кулачки. – Так ему, поганому убийце, и надо! – Хорошая новость, – тихо сказал старик Райт. – Вот, в принципе, и все, что я хотел вам рассказать. Кое-какие подробности вы узнаете из бумаг. И снова вас попрошу: прочитаете, уничтожьте их. – Не волнуйся, Майкл. Обязательно сделаем, – ответила мне Адель. – Большое тебе спасибо! Мы знакомы всего несколько дней, а ты так много сделал для нашей семьи, так хорошо к нам отнесся! Майкл, ты человек широкой души! Только я считаю, что этого мало, но при этом не знаю, что мы можем для тебя сделать? Как отблагодарить?! Папа, а ты как думаешь? – Я не думаю… я знаю, дочь. – Что, папа? – Я завещаю ему то, что хотел подарить сыну. Мотель «Русалка». «Мотель?! Мне?!» – я успел так подумать, но сказать ничего не успел, как Адель радостно закричала: – Папа, ты молодец! Ты правильно решил! Он нам не нужен! Это живое напоминание о смерти Тома! – Погодите! Мне он тоже не нужен! – сделал я последнюю попытку отказаться от подарка, при этом пытаясь лихорадочно найти серьезный повод для отказа. – Почему? – в глазах как старика Райта, так и его дочери появились обида и недоумение. Тут я понял, что ошибся. Причем дважды. Во-первых, обидел хороших людей, которые сделали мне этот подарок от всей души. Во-вторых, я совсем забыл про свой возраст. Вот скажите мне, какой пятнадцатилетний парень откажется от мотеля на берегу океана? Он будет прыгать от радости, а я вместо этого отреагировал на мотель в качестве подарка, как на издевательскую оплеуху. Видя, что неловкая пауза затягивается, мне пришлось сделать вид, что я смутился, опустил глаза, после чего тихо сказал: – Нет, я очень сильно рад такому подарку. Поверьте, очень-очень рад и очень сильно вам всем благодарен. У меня просто слов нет. Сказал я так потому, что знаю, у вас большая семья. Вон двое мальчишек растут… Посчитал, что деньги вам нужнее. А мне что? У меня все есть. У моего дяди хорошая должность. Он ведь… – Папа, давай ему скажем! – неожиданно перебила меня Адель. – Скажи, дочка. – У нас есть большая и очень хорошая новость! Нам пришло официальное письмо, насчет того участка земли. В нем написано, что там работала какая-то экспертная комиссия, которую в свое время пригласил, а также оплатил ее работу Мартин Эшли. Так вот, только по предварительным результатам, они оценили золотую жилу на участке в полмиллиона долларов! Теперь какое-то там горнорудное управление уже прямо сейчас готово выкупить у нас права на этот участок за четверть миллиона долларов. – Вот даже как! Как я рад за вас! Теперь вы обеспеченные люди. Я вас поздравляю от всей души! – Спасибо, Майкл. А мотель мы тебе дарим от всего сердца, поэтому, пожалуйста, не отказывайся! Стало понятно, что открутиться от подарка у меня не получится, да и настаивать на отказе больше было нельзя. Слишком подозрительно. – Спасибо. Я так рад, что просто не могу передать это словами! А как дядя обрадуется! – при этом я старательно растянул в улыбке губы, надеясь, что они не примут меня за дурачка. – Вот и хорошо. Теперь, извините, мне нужно бежать. Адель порывисто вскочила, поцеловала отца в висок, потом подошла ко мне, чмокнула в щеку: – Ты молодец, Майкл. Просто молодец! – после чего торопливым шагом вышла из спальни. – Сэр, у меня к вам есть одна просьба. – Говори, парень. – Вы как-то обмолвились, что у вас в друзьях есть капитан полиции. Или он уже на пенсии? – Нет, еще служит. Тебе нужна помощь? – Не мне, а двум девчонкам. Они влипли в плохую историю. Когда я рассказал старому Райту о двух девчонках, которые ограбили воров, я даже заметил в его глазах немного интереса. – Думаю, он не откажет. Скажи, что пришел от Дэвида, – сказал старик Райт и закашлялся. – Я пойду. Всего вам, мистер Райт, – я встал со стула в тот момент, когда на пороге появилась Сара. Старик, не переставая кашлять, чуть кивнул головой в ответ. Я так быстро выскочил за дверь, что служанка ничего не успела мне сказать. Спустя час я уже был в Управлении полиции Майами. – Мне нужен капитан Хэнк Джентри, – обратился я к дежурному полицейскому. – А простой детектив тебя не устроит, паренек? Обязательно нужен капитан? – Передайте капитану Джентри, что я пришел от его старого приятеля Дэвида Райта. Полицейский поднял трубку, набрал номер, потом сказал в трубку: – Тут к капитану Джентри пришли. От Дэвида Райта. Выслушав ответ, он повесил трубку и сказал: – Посиди, приятель. Сейчас за тобой придут. Прошло пять минут, когда в приемной появился молодой коп в новенькой, еще не обмятой форме, со служебным выражением на лице, которое часто бывает у людей, только что приступивших к своей работе. – Кто к капитану Джентри? – спросил он, так как помимо меня в дежурной комнате находилось еще пять человек. – Я. – Ваше имя. – Майкл Валентайн. – Идемте, я провожу вас к капитану. Капитан сидел в кабинете, на двери которого было написанозолотистыми буквами «Капитан Джентри». Молодой коп, полный служебного рвения, вытянулся перед начальством: – Сэр, Майкл Валентайн доставлен. – Свободен, Дик. Полицейский развернулся и направился к двери. – Добрый день, сэр, – вежливо поздоровался я. – Здравствуй, парень. Садись. Секунд тридцать мы оглядывали друг друга. У друга-приятеля Дэвида Райта было обманчиво улыбчивое полное лицо добродушного дядюшки, вот только жесткий прищур глаз да цепкий и колючий взгляд сразу меняли это мнение. Вот только этот взгляд нужно было еще увидеть и понять. – Знаешь, паренек, я никогда тебя у Райтов не видел, если, конечно, ты не внебрачный сын Дэвида. – Нет, сэр. У меня другой отец, и я пришел к вам по делу, которое может оказаться для вас интересным. Если позволите, я вам его сейчас изложу? – Язык у тебя, как у адвоката, такой же хитрый и заковыристый. Вот только я человек простой, так что не крути передо мной хвостом, а говори прямо, как есть. – Как скажете, сэр, – после чего я изложил ему всю историю, только без имен. – Слышал краем уха про это ограбление. Кубинцы, значит? Они залезли на чужую территорию, именно поэтому на них никто не подумал. Думаю, что их сейчас в городе не найдешь. Ладно, с этим ясно. Так что ты хочешь иметь с этого дела? Вопрос был очень интересный и поставлен так, как спросил бы чистокровный еврей, но капитан им не был. Он имел два ответа. Все зависело от человека, который будет на него отвечать. С одной стороны, офицер спрашивал: ты хочешь заработать на этом деле? С другой стороны: зачем ты пришел рассказать мне о нарушении закона? – Ведь при правильном расследовании эти две девчонки окажутся подозреваемыми лицами. Их будут проверять, допрашивать. И все такое. Так? – Обычные, стандартные процедуры. Без этого никак. – Очень хотелось бы исключить их участие в этом деле. Скажу сразу, одна из них беженка с Кубы. – Уже становится яснее. Думаю, что к этому еще можешь добавить то, что она твоя подружка. Я угадал? – Угадали, сэр. Так что вы скажете, если я сам сдам похищенные ценности? Шел-шел и на улице нашел. Кстати, они застрахованы? – Теперь мне все понятно. А я-то думал, что же надо этому хитрому парню от меня? Ха! Денег ему надо! – какое-то время он смотрел на меня, словно ожидал моего подтверждения своим словам. Усмехнулся, встал, обошел стол и подошел к двери. Открыв ее, он крикнул в общий зал, где за столами сидели детективы: – Дженкинс, возьми дело по ювелирному магазину и тащи свою тощую задницу ко мне! Вернувшись на свое место, он снова стал рассматривать меня, вплоть до того момента, пока в комнату не ввалился высокий черноволосый детина с костлявой физиономией. – Капитан… – детектив встал у двери, с любопытством рассматривая меня. – Дженкинс, у тебя что-то есть по ограблению ювелирного магазина? – Сэр, только то, что было раньше. – Значит, ничего. Дверь закрой и садись поближе, – когда детектив сел, капитан продолжил: – Вот этот паренек, что сидит здесь, может решить твою проблему. – Свидетель? – кисло поинтересовался Дженкинс. – Нет! – сказал, как отрезал, капитан. – Он просто вместо тебя, недоумка, раскрыл это дело. – Раскрыл? Интересно, как? – в его голосе было ровно пополам ехидства и удивления. – Да очень просто, офицер. Мне известно, кто ограбил ювелирный магазин и где лежат украденные драгоценности. Детектив перестал сверлить меня глазами и посмотрел на капитана: – Что надо сделать? – Вот видишь, парень, какие у меня сообразительные детективы. На лету все схватывают, когда дело касается левых денег, а как ловить преступников – они просто сидят и тупо смотрят в потолок. Дженкинс, ювелир застраховал свое барахло? – Нет, сэр. – Тогда так. Сейчас ты звонишь ему с моего телефона и интересуешься, хочет ли он получить назад свои вещички. Дескать, воры согласны отдать их за двадцать пять процентов от этой суммы. Кстати, какая там сумма? – Пятьдесят пять тысяч, – сказал детектив, бросив на меня осторожный взгляд. – Давайте лучше я сам позвоню хозяину магазина, – попросил я капитана, – а то к тому моменту, когда ваш детектив начнет разговор, сумма может еще уменьшиться, а там и до нуля упадет. Тогда и получать нечего будет. Капитан с усмешкой бросил взгляд на своего детектива, но тот весело улыбнулся и без малейшего чувства стыдливости сказал: – У меня всегда на цифры была плохая память, вот и перепутал. Теперь вспомнил. Шестьдесят восемь тысяч долларов. Так я звоню? Спустя двадцать минут напряженного спора детектив положил трубку и вытер пот со лба. – Вы сами все слышали. Пятнадцать процентов и ни цента больше. Так что будем делать? – Где находится ювелирный магазин? Я туда принесу драгоценности. Капитан переглянулся с детективом. Парнишка действительно странный. Знает, где украденные драгоценности, но не знает, где находится магазин. – Мы еще не решили вопрос с нашим процентом. – Пятнадцать процентов – это десять тысяч. Семь тысяч я забираю себе. Вы получаете все остальное и раскрытое дело. Хозяин, я так понимаю, заберет свое заявление. – А не слишком ли жирно будет для тебя, паренек? – детектив встал и навис надо мной. – Только не надо пытаться меня запугать. Имена сенатора Вильсона и специального агента ФБР Бигли вам что-то говорят? Капитан снова переглянулся с детективом. – Мы-то знаем этих людей, а вот тебя мы первый раз видим, – жестко сказал капитан. – Я помог этим людям сегодняшней ночью. Капитан прекрасно знал, что произошло этой ночью, причем все это было тесно связано именно с этими людьми. Теперь он был уверен, что подросток не врет, а неприятности ему были не нужны. – Привезешь драгоценности… – капитан сердито смотрел на растерянного детектива, пока тот не сообразил, что ему надо сказать. – Там бар рядом. «Хромой индеец». Буду ждать тебя там. – Приеду через два часа. Приехал я на полчаса раньше назначенной встречи. Отпустив такси, следующие двести метров до бара я решил пройти пешком. Заглянул в пару переулков, прошелся мимо ювелирного магазинчика, бросил взгляд на витрины бакалейной и овощной лавок, а затем в точно назначенное время вошел в бар. Дженкинс сидел у стойки так, чтобы видеть каждого входящего в помещение человека. Увидев меня, встал с табурета, кинул на стойку банкноту и пошел ко мне. Кроме него в баре сидело пять человек. Четверо из них были мне незнакомы, зато пятого я уже видел. Это был нечистый на руку, как его охарактеризовал Шпиц, бывший коп Дон Даггерт. Мое предположение оказалось верно. Стоило одной из копий допроса Микки Кинли попасть в Управление полиции, как трое полицейских, осведомителей гангстера, были сразу вызваны к начальству, где им предложили сдать значки и оружие. Даггерт, зная о смерти Кинли, даже спрашивать не стал о причине, просто положил на стол полицейский значок и ушел. К тому же он понимал, что ему сейчас лучше уехать из города, но, живя на широкую ногу, он ничего не откладывал на черный день, поэтому, когда ему позвонил его приятель детектив Дженкинс, он сразу дал свое согласие. Ограбить пятнадцатилетнего паренька? Нет вопросов. Я скользнул по бывшему детективу быстрым взглядом. Вопрос, что он тут делает, даже не возник, стоило мне его здесь увидеть. Я прекрасно его запомнил в то утро. На нем сейчас был другой, дешевый темно-серый костюм и светло-серая шляпа, а вот дорогие кожаные туфли ручной работы были те же. «Ты-то мне и нужен. После таких совпадений хочется в чудеса верить», – подумал я, как только его узнал. – Здесь все? – спросил Дженкинс, бросив жадный взгляд на сумку. – Все. – Здесь подождешь, или пойдем вместе? – Вместе. До магазина. Не доверял я детективу, не стесняясь это показывать, но его, похоже, это совсем не волновало. Перед самым магазином я передал ему сумку и проводил взглядом до самой двери. Ждал Дженкинса не меньше часа. Вышел тот из магазина довольно быстро, держа в руке бумажный пакет. Судя по его довольной физиономии, было видно, что сделка прошла гладко. Бросил быстрый взгляд по сторонам и, хитро улыбаясь, сказал: – Садись в машину. Тут недалеко есть спокойное место, где я отдам твою долю. – Может, просто в машине? – предположил я, разыгрывая дурачка. – Люди по улице ходят. Садись. Это недалеко, вон там, – и он показал на улочку, ведущую в сторону. – Можно и там, – легко согласился я. Он завернул в переулок, остановился, заглушив мотор. Дележ произошел быстро, так как деньги были уложены в пачки по тысяче долларов. – Как договаривались? Я только успел кивнуть головой, как детектив сказал: – Выходи, парень. – Вы меня не подбросите? – Нет, – жестко бросил он. – Давай живее. У меня дел по горло. Мотор взревел, я вышел, хлопнул дверцей. Теперь только нужно было дождаться Дона Даггерта, который должен был появиться прямо сейчас, если я правильно все просчитал. Я не ошибся. Не успел Дженкинс свернуть за угол, как раздались быстрые шаги, и из-за угла торопливо вышел Даггерт. Для представления он нацепил на лицо маску жесткого и сурового служителя закона. – Стоять! Полиция! – крикнул он сразу, как только завидел меня. В ответ я нарисовал на своем лице испуг: – Что случилось, офицер? Он с ходу показал мне фальшивый полицейский значок: – Я получил данные о незаконной сделке и теперь вынужден тебя задержать. Его подельник предупредил о том, чтобы он был настороже с этим непонятным мальчишкой, но сейчас бывший коп видел перед собой только испуганного подростка. – Что у тебя в руке? – Это? – наивно спросил его я, изображая полную растерянность. – Это, – с насмешкой ответил бывший полицейский. – Давай сюда. В следующую секунду брошенный пакет с силой ударил ему по носу, отвлекая его внимание, поэтому он не видел молниеносного движения кулака, который выбил из него на какие-то мгновения сознание и воздух. В следующий миг я оказался за его спиной. Резкий рывок, хруст шейных позвонков, судорожная конвульсия. Отпустил руки. Тело бывшего детектива мешком свалилось на землю. Быстро оглянулся по сторонам, затем подобрал рассыпавшиеся деньги, снова завернул в бумагу и торопливо зашагал прочь. Уже сидя в такси, я представил испуганное и удивленное лицо детектива, который обязательно вернется в тот переулок, после того как ему надоест ждать своего подельника в условленном месте, и довольно улыбнулся. То, что он не доложит об этом случае капитану, я был уверен на девяносто пять процентов. Парень пришел прямо к капитану, значит, у них есть какие-то общие знакомые. К тому же капитан, жесткий мужик, сдал назад, стоило ему узнать, что сосунок знаком с сенатором и федералом. В другой раз он бы не стал связываться со странным парнем, вот только сделка совершенно незаконная. Куда он побежит жаловаться? Даже пусть прибежит к капитану, только что он ему скажет? Мне нетрудно было проследить за ходом мыслей детектива, которые были под стать тупому плану ограбления. Когда он увидит труп Даггерта, то очень сильно испугается, а страх в таких случаях – очень полезная вещь, которая дает четкое понимание того, что некоторые вещи надо забыть, причем навсегда. Я постучал в дверь номера. – Кто там?! – послышался взволнованный голос Оливии. – Открывай. Увидев у меня в руке бумажный пакет, девушка облегченно выдохнула воздух и сразу спросила: – Как все прошло? – Может, ты все же пригласишь меня пройти в комнату, – недовольно сказал я. – Извини, я переволновалась. Входи быстрее. Стоило мне войти в номер, как из-за стола вскочила Фиби и уставилась на меня с жадным любопытством. Аккуратно положив сверток на стол, я сказал: – На этом все, милые. Я свое дело сделал. Дальше по жизни плывите сами. – Здесь сколько? – быстро спросила Оливия, подходя к столу. – Семь тысяч. Сразу скажу: себе не взял ни цента. Остальные остались в полиции в обмен на то, что дело закроют и вас к нему не привлекут. Пока Оливия разворачивала сверток, ко мне подошла Фиби, проведя пальчиками по моей щеке, сказала нежным голоском: – Ты очень милый, мальчик. Я усмехнулся: – Не подлизывайся, девочка. Слишком много от вас хлопот. Удачи вам, подруги.Эпилог
– Хорошо-то как, – Макс приподнялся, опершись на локоть, скользнул взглядом по фигуре своей подруги, лежащей на соседнем шезлонге, посмотрел на гладь океана и только тогда повернул голову ко мне. – Знаешь, Майкл, я даже не помню, когда мне так было хорошо. – Вот, а ты не хотел ехать. Просто идеальный отдых. Солнце, океан и тишина. – Только после сумасшедшей работы в казино можно по-настоящему оценить тишину и спокойствие, – неожиданно изрек Макс. – Океан и тишина – это, конечно, хорошо, вот только мне очень интересно, как Майклу достался этот мотель? – раздался ехидный голос Евы. – Приехал мальчик в Майами отдохнуть, а тут ему взяли и подарили целый мотель. Причем не просто одно здание, а вместе с большим участком земли. Может, мне кто-нибудь скажет, где делают такие подарки? Если надо, я даже могу там постоять в очереди. Женщина повернулась к нам, при этом закрытый купальник еще резче обтянул ее тело, очертив все соблазнительные выпуклости и изгибы. Несмотря на свои тридцать восемь лет, Ева сохранила хорошую фигуру. Даже легкая полнота ее не портила, придавая лишь больше шарма ее внешности. – Просто помог одной семье восстановить справедливость, а они мне в ответ сделали вот такой подарок. Услышав мои слова, Макс, зная, на что я способен, хитро усмехнулся: – Милая, ты разве не знаешь, что Майкл у нас почти как герой из комиксов. Как кому-то надо восстановить справедливость, так сразу к нему обращаются. Рассказывать то, что произошло на самом деле, не имело ни малейшего смысла. Макс, зная меня, предпочитал исходить из русской пословицы «меньше знаешь, лучше спишь», а Еве знать это просто не нужно. Вот о знакомстве с супружеской четой Вильсонов мне пришлось рассказать, так как я оставил им телефон «Оазиса». Во-первых, такими связями не бросаются, а во-вторых, мне не хотелось видеть, как Макс будет реагировать на неожиданный звонок из Вашингтона. Упор в своем рассказе я сделал на случайной встрече с этой супружеской парой и моем сходстве с их погибшим сыном. Никаких лишних подробностей. Макс при этом многозначительно похмыкал, что означало, он не сильно верит моим словам, зато Ева сразу заинтересовалась возможностью побывать в высшем обществе, поэтому мне пришлось пообещать, что при случае я позвоню леди Вильсон. – Так оно и было, как Макс сказал, – подтвердил я слова «дяди», затем потянулся к легкому переносному столику, где взял запотевший стакан с апельсиновым соком и с удовольствием сделал несколько мелких глотков. Ева, увидев, с каким наслаждением я пью холодный сок, скомандовала: – Макс, налей-ка мне лимонада. Я просто умираю от жажды. Бывший полицейский, несмотря на крупную фигуру и намечающееся брюшко, легко вскочил со своего шезлонга. Налив себе и подруге из кувшина лимонад, он подошел к Еве со стаканом. Женщина села на шезлонге. – Спасибо, – взяла запотевший стакан, отпила сразу половину, потом сказала: – Честно говоря, мне тоже здесь нравится. Зелени много. Свой пляж. Мне будет грустно, когда придется отсюда уезжать. – Мне тоже здесь нравится, – поддержал свою подругу Макс. – Вот только мотелю требуется хороший ремонт. А так все здесь есть. Свой пляж, большой зеленый участок, пристань. Хочешь – купайся, хочешь – рыбу лови. Я не делец, но если к этому делу подойти с умом, думаю, что здесь можно заработать хорошие деньги. – Конечно, не делец, так как не подумал, сколько денег придется сюда вложить! – тут же поддела своего любовника Ева. – Чего мне об этом думать, пусть Майкл голову ломает, – при этом Ругер с усмешкой посмотрел на меня. – Ведь это ему подарок сделали, не мне. – «Дядя», мы с тобой одна семья, – хитро улыбаясь, заявил я. – Как ты смотришь на то, если я этот мотель перепишу на тебя? – Как тебе такая дурацкая мысль могла в голову прийти?! – искренне возмутился Макс, который негативно относился к бизнесу, если тот в какой-то мере его затрагивал. Ему просто претили всякие договоры, накладные, переговоры. – Макс, бери. Если надо, я тебе помогу, – тут же влезла в наш разговор Ева. – Это не так сложно, как кажется. – Нет, это значит нет, – сказал, как отрезал, бывший детектив. – Кстати, Майкл, что ты собираешься с «Русалкой» делать? – поинтересовалась у меня Ева. – Понятия не имею, но думаю, что у тети Евы уже есть какой-то хитроумный план. – Опять смеешься, негодник! Тетя… Это надо же придумать! Макс, срочно займись его воспитанием, – и на лице Евы появилась хитрая улыбка. – Да он сам кого хочешь воспитает, – Ругер повернулся ко мне. – Кстати, Майкл, хочу тебя спросить, а что ты собираешься делать со складом сигар? – Я их уже почти продал, «дядя». Сегодня вечером заберут. За половину цены. – Это же незаконный товар, который надо было сдать государству, – попытался на меня надавить Макс. – Ты разве не понимаешь, что твои действия незаконны? – Почему? Я их просто нашел. Они валялись, совсем никому ненужные, в кладовке моего мотеля. Придя в кабинет, я честно спросил у управляющего мотелем: твои коробки с сигарами? Он сказал, что понятия не имеет, откуда они взялись. Что прикажешь делать? – Майкл, я знаю, что ты мастер выкручиваться из любых положений, но если ты будешь продолжать так и дальше, закон рано или поздно тебя настигнет. – «Дядя», да ты посмотри, что вокруг делается! Все кругом берут взятки и воруют! А те люди, которые не берут взятки, просто считают, что их услуги стоят дороже. Все дело в цене. Да ты обо всем этом и сам прекрасно знаешь. Макс ничего говорить не стал, просто громко хмыкнул, тем самым выражая свое несогласие. Несмотря на очевидность моих доводов, когда мы с ним спорили на эту тему, он каждый раз возражал. Вот такой он честный и принципиальный человек. Ева с явным интересом прислушивалась к нашему разговору, бросая быстрые взгляды то на Ругера, то на меня. Она сравнительно недавно стала подозревать, что между этими двумя людьми, может, и есть родственная связь, но по большей части их связывали странные деловые отношения. Даже эти скользкие, ничего толком не говорящие фразы, которыми они сейчас перебросились, подтверждали ее давние подозрения. Склад контрабандных сигар я обнаружил в кладовой после того, когда приехал осмотреть свою собственность. Честно говоря, я рассчитывал увидеть пустой мотель, но оказалось, что в нем живут люди. Три контрабандиста, включая управляющего отелем, и две кубинки из последней партии беженцев с Кубы. Стоило им сказать, зачем я приехал, как на их лицах сначала появились издевательские улыбки, затем пошли в ход грубые шутки. Паренек явно испугался, чем еще больше насмешил мужчин, вот только вместо того, чтобы убежать, угрожая полицией, он быстро и умело разделался с тремя крупными мужчинами, которые до этого считали, что умеют драться. Они не просто признали его превосходство, но и рассказали обо всех тайниках и секретах мотеля. Правда, для этого мне пришлось им кое-что сломать. Так я узнал, что помимо склада с сигарами в кабинете управляющего находится тайный, встроенный в стену, сейф, в котором лежат сорок три тысячи долларов. Помимо денег, я обнаружил там расписки игроков на сумму около сорока тысяч долларов, а еще бумажный пакет с залоговыми вещами и документами. Золотые кольца, перстни, запонки с драгоценными камнями. Все они имели инвентарные номера из картона, которые были прикреплены к каждому предмету. На обратной стороне картонок была проставлена стоимость каждой вещи. Было еще два тайника. В одном и сейчас хранилось оружие, а второй был пуст. В нем время от времени хранили наркотики. Еще мне досталось два автомобиля, которые в знак особой признательности подарили контрабандисты. Если с ними вопрос решился довольно быстро, то на кубинок мне пришлось потратить в три раза больше времени. Во-первых, они совершенно не знали английского языка, а во-вторых, были настолько запуганы, что даже глаз не поднимали, когда я пытался с ними разговаривать. Разговор состоялся, когда мне пришлось сходить за переводчиком. Им был управляющий мотелем. В результате короткого допроса стало ясно, что они оставлены здесь временно, для постельных утех, готовки еды и уборки помещений. На мой вопрос, хотят ли они остаться тут или их отвезти в город, ответили, что если я не против, то они согласны работать на меня какое-то время. С помощью девушек я загрузил контрабандистов в машину, после чего выгреб содержимое сейфа и забрал несколько коробок с сигарами в качестве образцов. Троицу я выкинул около одной из больниц, предупредив, что если кто-то из них попадется мне на глаза, ему уже так больше не повезет. Как мне показалось, они прониклись моим предупреждением до самой глубины души, хотя вполне возможно, настоящими аргументами их сговорчивости стали переломанные конечности. Драгоценности, деньги и документы я оставил в банке, а с образцами сигар поехал в ресторан «Серебряный ручей», где шеф-поваром и управляющим был муж Адель. Он мало что понимал в сигарах, но зато для него не составило труда найти для меня человека, который был согласен купить за половину цены всю партию сигар. Обратно в мотель я привез эксперта, который осмотрел сигары и дал оценку, а также двух охранников, нанятых мною в соответствующей фирме. Куда мне было деваться. Собственность она такая – требует внимания и сохранности. – За полцены это сколько? – сразу поинтересовалась Ева. – Пять тысяч пятьсот. – Слушай, Майкл, а ты не пробовал играть в лотерею? С твоей удачей ты каждый день будешь получать главные призы! Это же надо! За полторы недели ты получил в свою собственность мотель, пять тысяч долларов и познакомился с Вильсонами. Макс, почему он у тебя в казино не играет? – Поэтому и не играет, – усмехнулся Ругер. – Отдыхать надо с пользой, а иначе какой это отдых, – отшутился я. Макс поставил на столик недопитый стакан с лимонадом, а потом сказал: – Эй! Люди! Хватит болтать, пошли лучше искупаемся. Волны нет, вода вон какая тихая. Ну, кто со мной? – Я уже накупался. С меня на сегодня хватит, – отказался я. – Я тоже, Максик, не хочу, – отказалась в свою очередь Ева. – Лениво. К тому же нам скоро надо собираться в город, а у меня волосы будут мокрые. Иди один. – Ну, как хотите, а я искупнусь. Как только Макс зашел в воду и оказался за пределами слышимости, я сказал: – Ева, нам надо сегодня предварительно говорить с миллионером. Ты готова? – Готова, но почему ты не хочешь, чтобы об этом знал Макс? – Не надо ему знать. – Пусть так, но ты так и не сказал: откуда у тебя этот камень? Майкл, поклянись, что ты его не украл. – Чем хочешь поклянусь: я его не крал. Мне его отдал… – Дай угадаю: один хороший человек. – Вот и не угадали, мисс Нельсон. Плохой это был человек. Вор. – Ты этого мне раньше не говорил. Значит, он его где-то украл, и теперь камень ищут. – Все не так. Этот камень был украден у одной королевской семьи в Европе еще лет тридцать тому назад, после чего его стали считать пропавшим. – Даже если так, его все равно должны искать. – Не ищут. Этот камень любовник украл у своей царственной возлюбленной, после чего сбежал в Америку. Тут его и постигла кара. – Эта кара ты? – уже с усмешкой уточнила заметно успокоившаяся Ева. – Нет. Ею стала его новая любовница, которая наняла вора для того, чтобы украсть бриллиант. – Как я понимаю, ты случайно встретил вора на улице и вежливо попросил отдать его тебе, – не удержалась Ева, чтобы не уколоть меня. – Все так и было, – улыбнулся я. – Если я все правильно поняла, то здесь, в Америке, у него нет законного хозяина. – Нет. Да и в Европе, скорее всего, нет. Тридцать лет все-таки прошло. – Значит я, как юридическая сторона, представляю собой анонимного клиента, который желает продать желтый австрийский бриллиант. Так? – Все так. – Теперь осталось определиться с деньгами. Ты ведь до сих пор не сказал, какую сумму хочешь получить за бриллиант? – Даже не знаю, что и сказать, – я посмотрел женщине в глаза. – Стоимость оказалась больше, чем я ожидал. – Первый раз я вижу тебя таким нерешительным, Майкл, и это почему-то меня нервирует. Живо назови стоимость бриллианта, пока я окончательно не изнервничалась! – Полтора миллиона. – Сколько?! – она вытаращила на меня неожиданно ставшие большими и неприлично круглыми глаза, а затем провела языком по губам, которые вдруг стали сухими. После чего она чисто автоматически опрокинула в себя остатки холодного лимонада, который оставался в ее стакане. Он сумел помочь ей прийти в себя. – Майкл, ты так шутишь? – еще не веря, спросила она меня. – Нет, Ева. Скажу сразу: цену назначил не я, а покупатель. – Бог мой! Полтора миллиона долларов. Это… Это… – Твои здесь десять процентов. – Сто пятьдесят тысяч долларов! О, господи! Это просто невероятно! Это… Майкл, а ты не думаешь, что это слишком мало? Учитывая тот риск, которому я подвергаюсь… – владелица юридической фирмы намеренно сделала паузу и выжидающе посмотрела на меня. Эта женщина не могла не попробовать снова выбить из меня денег, уж такая у нее была натура. – Ева, пожалуйста, не набивай себе цену. Сто пятьдесят тысяч очень хорошая цена за то, чтобы взять на себя чуточку ответственности. Впрочем, если тебя что-то не устраивает, я найду способ решить свой вопрос по-другому, но уже без тебя. – Ладно-ладно. Но тут, насколько я знаю, потребуется экспертиза драгоценного камня? – Во втором письме он написал, что на встречу пригласит своих экспертов. – Да, Майкл, умеешь ты удивить, – женщина посмотрела на меня с каким-то восхищением. Мы какое-то время молчали. Я лежал на спине, положил руки под голову и смотрел на невообразимо широкую синь океана. Вдруг неожиданно раздался голос Евы: – Так у тебя действительно нет планов на этот мотель? Я чуть повернул голову в ее сторону: – Нет. – Знаешь, появилась у меня одна мысль. Только для этого мне нужно будет встретиться с одним человеком. Здесь, в Майами… – она на какое-то время задумалась, как вдруг неожиданно ойкнула и села на шезлонге. Я удивленно посмотрел на женщину. – Вспомнила! Только сейчас вспомнила. У нас появился клиент на ресторан. Судя по предварительному разговору, мы можем рассчитывать на двадцать процентов. – Если так и дальше пойдет, то скоро ты построишь свой собственный отель. – Если бы некоторые мальчики не жадничали и платили нормальные проценты, то может быть, такое и случилось бы, а так мне остается только мечтать. Я ничего не стал говорить, но при этом невольно подумал, что у нее с Максом вряд ли что-нибудь получится. Уж больно они разные личности. Она деловая и решительная женщина, которая живет в своем бизнесе, а ему нужна просто жена, дом, уют. – Майкл, ты о чем задумался? Я поднял на Еву глаза. «Да что ж ей все неймется? – недовольно подумал я. – Или это все нервы? Мандраж перед сделкой?» – Думаю, где большой мешок купить. – Мешок? Зачем? – Надо же куда-то деньги складывать. – Очень остроумно. Ты мне лучше другое скажи. Ты как-то говорил, что в этом ангаре стоят катер и большая лодка. На них можно будет покататься? – Почему бы нет? Только я не моряк. Меня самого надо катать. – Вернется Макс, я его спрошу… – Ева села, подняла темные очки на лоб, пристально посмотрела на меня и неожиданно спросила: – Кто ты, Майкл? «Странно, что она раньше не задала мне этот вопрос». – Я вундеркинд. Мне все легко дается, я все схватываю на лету. После одного случая, когда получил травму головы, я из простого подростка превратился в очень умного мальчика. – Как все просто, а все себе голову ломаю, что с Майклом не так, – сейчас ехидства в ее голосе было так много, что хоть ложкой черпай. – Я бы с этим согласилась, вот только как объяснить твой богатый жизненный опыт? Он тебя с головой выдает. Ты всегда четко знаешь, что надо делать. Взять хотя бы эту сделку. У тебя каким-то образом оказывается бриллиант стоимостью полтора миллиона долларов, затем ты находишь на него покупателя. Может, и с мотелем так вышло? Вот ты мне скажи: какой вундеркинд на такое способен? Я приподнялся и сел на шезлонге. – Это ты мне скажи, Ева, зачем тебе эта правда? – спросил я, глядя при этом ей прямо в глаза. – Что ты с ней делать будешь? Когда мне надо, я умею говорить так, что у собеседника холодные мурашки начинают бегать по спине, да и сама постановка вопроса в сочетании с пристальным, жестким и тяжелым взглядом заставила ее опешить, а затем испугаться. Неожиданно в голове у нее мелькнула мысль: а если, он как Макс… убивал людей? «Недаром от него нечто такое звериное исходит… Если так… О, господи!» Я уже понял, что сорвался, сказав лишнее, и тем самым испугал женщину, которая на данный момент являлась для меня надежным прикрытием. Нужно было срочно исправлять ситуацию. Быстро придав себе прежний вид, я самым доброжелательным тоном, на который был способен, произнес: – Извини меня, Ева. Это у меня от волнения. Ее страх вспыхнул и пропал. Женщина словно очнулась. «Да что я себе такое навыдумывала! Ему же пятнадцать. Родители жуткой смертью погибли. Да и сам парень крепкий, с кулаками. Боксом занимается, поэтому и взгляд жесткий». Какое-то время она еще смотрела на меня, потом отвела глаза и тихо сказала: – И ты извини меня, Майкл. Это все сделка. Когда я очень сильно нервничаю, то могу сболтнуть что-то лишнее. – Все нормально. Не волнуйся, все у нас будет хорошо. Я тебе это обещаю.Виктор Тюрин Профессионал. Один в поле воин
© Виктор Тюрин, 2023 © ООО «Издательство АСТ», 2023 Иллюстрация на обложке Сергея Курганова* * *
Все основные персонажи данной книги выдуманы автором. Все совпадения с реальными лицами, местами, любыми происходившими ранее событиями – не более чем случайность.
Глава 1
В тот самый день, когда я вернулся в Лас-Вегас, порог кабинета ли Вонга переступил один из его доверенных людей, советник Тао Лан, мужчина сорока восьми лет, крепкого телосложения. Умный, хитрый, решительный. Когда надо, он был тверд и жесток в своих решениях, но при этом, если этого требовали обстоятельства, умел договариваться. Его ум, хладнокровие и умение просчитывать ходы противника дали ему возможность подняться и стать одним из советников Вонга. Лан был отправлен с сыном главы лос-анджелесской триады в Майами для того, чтобы окончательно решить чисто практические вопросы по транспортировке и связи между двумя бандитскими группировками. Вопрос о поставках был решен, цены оговорены, ничто не должно было помешать поставить окончательную точку в этом контракте, как случилось то, что не должно было случиться. Непонятная, нелепая смерть Вэя Вонга и Микки Кинли, вместе с его людьми, уничтожила сделку, которая готовилась три месяца. Советник даже не помнил такого сильного удара, как этот, который нанесли их организации. До сих пор оставались без ответа два вопроса: Кто нанес предательский удар? Кому мстить? Ответа у него на эти вопросы не было, хотя он сделал все, что было в его силах, пытаясь найти врага. С чувством вины и скорби, которые переполняли его, Тао Лан переступил порог кабинета и предстал перед ли Вонгом. Старый китаец сидел в своем кресле за письменным столом, под черно-белой картиной, изображавшей двух сплетенных между собой драконов. Гибель сына до сих пор грызла его сердце, но ли Вонг ничем не выказал свою боль, демонстрируя посторонним свою железную волю и выдержку. Смерть среднего сына сильно ударила по старику, так как он прочил Вэя на свое место. Младший сын ли Вонга, по мнению старика, слишком проникся американским духом, все дальше уходя от традиций предков. Он неплохо показал себя в силовых акциях, но, если исходить из армейских терминов, выше звания капитана ему не прыгнуть, так как талантом полководца он явно не обладал. Он был смел и хладнокровен, вот только чтобы стать во главе триады, у него не хватало остроты ума, терпения и умения охватить проблему целиком. Глава триады не мог не признать, как сильно его потряс этот двойной удар. Привыкший жить и мыслить интересами триады, он даже не сразу смог разделить свои чувства, в которых смешалась смерть его, плоть от плоти, сына и проверенного, опытного, нужного триаде человека, на которого он возлагал особые надежды как на наследника. Минуты складывались в часы, а часы в дни, но они тянулись для него бесконечно долго, пока Тао там, в Майами, пытался выяснить, кто стоит за смертью его сына и американских гангстеров. Ему очень хотелось самому поехать в Майами, чтобы разобраться в гибели своего сына, но он был главой триады, а значит, не мог поддаваться обычным человеческим эмоциям и чувствам. Он должен был показать, как врагам, так и союзникам, что он выше своего горя, что сила его духа и твердость характера не поколеблены. Он сделал исключение только для телефонных разговоров. Каждый вечер советник Тао звонил ему и докладывал, как ведется поиск их врагов, но его четкие и лаконичные доклады не внесли никакой ясности в гибель сына. Тао, сделав несколько шагов по мягкому ковру, остановился в нескольких шагах от стола. Его глаза смотрели в пол. Советник был готов к любому приговору, даже к собственной смерти. – Тао, ты был моими глазами и ушами в Майами. Ты был постоянно с моим сыном. Подними голову, посмотри мне в глаза и скажи: почему Вэй умер?! Советник поднял голову. После двадцати лет полного и безоговорочного служения триаде ли Вонг являлся для Тао Лана чуть ли воплощением бога на земле. Он воспринял горе главы как свое собственное и был готов в любую минуту отдать за него жизнь, поэтому то, что ему не удалось найти убийц Вэя Вонга, он считал непростительной ошибкой, для которой нет никакого оправдания. В его обязанности не входила охрана Вэя. Он должен был лишь подтвердить принятые ранее условия сделки, но даже в этом случае смерть сына главы триады ложилась позорным пятном на его репутацию. К тому же его вина, так считал сам советник, усиливалась троекратно, так как не только не отомстил за смерть, но даже не смог напасть на след убийц. Он понимал, что сделал все возможное, что он приложил все усилия, чтобы узнать имя убийцы. Он льстил, унижался, подкупал полицейских и следователей, нанял двух частных сыщиков для дополнительного расследования, но так и не смог ничего узнать. Хуже всего, у него даже не было ни малейшего понимания, из-за чего могли убить Вэя. Единственными свидетелями, которые могли пролить свет на смерть сына главы триады, был Кинли со своими подручными, но добраться до них ему не удалось, они тоже оказались убиты. Была ли связь между смертью Вэя и гангстеров, полицейские не смогли сказать с какой-либо определенностью, кроме того, что все эти смерти произошли в течение суток. Единственное, в чем полиция была уверена, так это в том, что расправа с Кинли – работа парней большого босса Майами по кличке Маленький Оджи. Советник даже смог получить копии полицейских документов, в которых говорилось о вялотекущем противостоянии между гангстерским боссом и Кинли. Обдумав все это, советник пришел к выводу, что босс Майами каким-то образом узнал о сделке и решил убрать конкурентов. Сюда хорошо вписывалась и смерть трех главных подручных Микки Кинли, вот только способ убийства Вэя никак не вписывался в традиции американских гангстеров. Он говорил о неизвестном мастере рукопашного боя, который никак не мог работать на американцев. Тао дважды разговаривал с Бао, шофером, который утверждал, что высадил сына Вонга живым возле гостиницы, при этом, как он утверждал, сначала дождался, когда тот войдет в отель, и только потом уехал. Единственной странностью во всей этой истории была непонятная ситуация с подростком, которого сын главы лос-анджелесской триады зачем-то пригласил на встречу с американцами, но потом неожиданно выяснилось, что Вэй заманил мальчишку с целью его убить. Где пересеклись их дороги, советник не знал, но судя по показаниям шофера, подростка убили люди Кинли. Связывать смерть сына Вонга и мертвого мальчишки Тао не стал и решил, что все это дело рук мафии Майами, после чего ему оставалось вернуться в Лос-Анджелес, рассказать, что он узнал, и принять то, что для него приготовил глава Триады. – Господин, согласно записи в полицейском отчете медэксперта, ваш сын умер из-за остановки сердца после нанесенного ему удара в грудь. Кроме этого, у него была сломана ключица и повреждено колено. Мне трудно судить, но, судя по всему, это была схватка двух сильных бойцов. Такой подготовкой обладают только охранники, приехавшие из Гонконга вместе с главой триады, господином Лао. Их трое. Каждую ночь один из них ночевал в номере господина Лао, а двое других утверждают, что в ту ночь не выходили из номера. К тому же за них ручается господин Лао. Единственное, что можно предположить, так это то, что смерть вашего сына связана с войною американских бандитов за господство в Майами, но странность заключается в том, что для того, чтобы убить вашего сына, они зачем-то нанимают сильного бойца кунг-фу. Американские гангстеры просто стреляют, но… Резкий взмах руки хозяина кабинета заставил советника оборвать фразу. Ли Вонг не услышал ничего для себя нового, именно поэтому, не сумев сдержать в себе мгновенно нахлынувшей волны ярости, он невольно позволил себе этот жест, но уже спустя несколько секунд взял себя в руки. Прикрыв глаза, он попытался снова, уже в который раз, осмыслить то, что уже узнал, и то, что только что услышал от советника. Если все так, то можно предположить, что его сына убил нанятый мафией китаец, хорошо знающий кунг-фу. Вонг сам обучал своих сыновей этому смертоносному искусству, вот только последние годы они тренировались все реже и реже. Давал знать себя возраст, к тому же он слишком много работал, отдавая все свое свободное время на создание и укрепление организации, да и стычки с конкурентами решались не кулаками, а оружием. Хозяин кабинета снова мысленно перебрал возможных конкурентов, которые могли подослать наемного убийцу к его сыну, и в очередной раз не смог найти потенциального врага, который бы рискнул сделать подобный шаг. В последнем переделе территорий они никому не наступили на ногу, поэтому к ним не было претензий у лос-анджелесских гангстеров, а перед этим они вырезали под корень банду ублюдков Фаня, который попытался ему противостоять. «Неужели кто-то из них остался? Нет. Нет! У них даже тогда не было мастеров рукопашного боя такого уровня. Я бы знал. Но кто тогда?!» Старик открыл глаза: – В тот день не было ничего странного или непонятного? Тао задумался на секунду: – Да все, как обычно. Днем мы сопровождали почтенного господина Лао на выставку драгоценных камней… Хотя нет! Было. На выставке ваш сын неожиданно поинтересовался у секретаря уважаемого Лао об ужине. Он спросил его: ужин в отеле «Эльдорадо» заказан на девять часов вечера? Это было неожиданно. Я тогда еще удивился… – Вэй сказал это на китайском? – перебил его хозяин кабинета. – Да, господин. Старый китаец какое-то время думал, потом сказал: – А ты не думал, советник, что мой сын сообщил кому-то, кто находился рядом, о месте встречи? – Тогда почему он не сказал об этом мне? – логично возразил Тао Лан. «Вот это и странно. Очень странно. Значит, Вэй не хотел, чтобы Тао сообщил об этом мне. Что это за неизвестный, о ком я не должен знать?! Получается, я его знаю. Только кто он?» – Вэй встречался тем вечером с Миком Кинли. Ты же знал об этом? – Да, господин. – Тогда почему тебя не было рядом с ним? – О встрече с Кинли мне было известно, но не о времени. Вэй сказал, что сообщит об этом позже, а вместо этого просто взял и ушел, ни слова не говоря. – И что? Он был на встрече совсем один?! – Нет, господин. С ним был Бао. Китаец из местных жителей, помогает нам. Это он возил вашего сына на встречу и это с его слов мне известно, что там произошло. Тут действительно есть странность. Дело в том, что Вэй взял на встречу парнишку-американца, которого, как потом стало понятно, хотел убить, но исходя из слов Бао, эту работу за него сделали люди Кинли. – Как его звали?! – вдруг неожиданно и резко прозвучал вопрос старого китайца, заставив советника удивиться. – Мальчишку? Бао сказал, что его звали Майкл. Ему было лет пятнадцать-семнадцать. «Майкл! Майкл Валентайн? Откуда? Почему сын хотел его убить?» – Бао описал его?! Этого подростка?! – сейчас в голосе главы триады слышалось нетерпение. Советник опять почувствовал свою вину, при этом он понимал, что просто не знал всей картины, которую сейчас видел ли Вонг. – Я не узнавал о нем. Да и какая разница, если он уже труп. – Ты глупец, Тао! Почему ты мне сразу не рассказал об этом мальчишке?! «Да что это за проклятый мальчишка, сумевший так взволновать господина?!» – подумал советник, но вслух сказал другое: – Господин, я не понимаю, при чем этот… Его оправдания оборвали слова, как понял советник, это были произнесенные мысли вслух: – Если это был Майкл Валентайн, то почти все в истории становится понятным. Какое-то время царило молчание, глава триады думал. Старый китаец каким-то внутренним чутьем понял, что разгадка убийства его сына найдена. Он снова посмотрел на советника: – Прямо сейчас позвонишь в Майами и узнаешь у шофера все подробности об этом подростке. Все! Внешность. Как говорит. О чем он говорил с моим сыном. Все! Ничего не упусти! Еще! Все, что он расскажет – обязательно запиши! Иди! Тао Лан с некоторым удивлением посмотрел на ли Вонга. Давно он не видел своего господина в таком возбуждении. «Кто такой этот Майкл Валентайн?» Получив приказ, советник склонил голову и сказал: – Будет исполнено, господин. Хозяин кабинета, проводив взглядом Тао Лана, с легким недоумением задал сам себе вопрос вслух: – Как могло так получиться? Вот только на этот вопрос ответ мог дать один Майкл Валентайн. «Мастер рукопашного боя… Да, это может быть он. Мой сын проиграл в схватке духу воина, заключенному в подростке». Загадка смерти сына была найдена, да и схватка была честной. В этом старый китаец несомневался, осталось только узнать причину. Глава триады снова прокрутил в голове все факты, которые только что узнал, а затем попробовал их сложить в определенном порядке. «Судя по всему, Вэй случайно увидел Майкла на выставке и таким странным способом предложил ему встретиться. Но зачем?! Чтобы его потом убить? Вот только у нас не было с этим мальчишкой никаких разногласий. Можно даже сказать, что мы сотрудничали, как говорят деловые американцы. Тогда в чем причина? – ли Вонг быстро пропустил через память все дела, так или иначе связанные с Майклом, и пришел к выводу, что только один эпизод мог повлиять на Вэя. – Нападение у частного аэропорта. Майкл тогда взял очень много денег. Вот только мы не оговаривали доли в этом деле, ведь он помог нам, а мы помогли ему. Неужели душа моего сына настолько пропиталась ядом наживы, что он позавидовал кушу, который сорвал Майкл?» На какую-то секунду ему стало страшно. Неужели тлетворное влияние доллара вытравило из души его сыновей священные принципы триады? Они китайцы, где бы ни находились, должны жить согласно заветам предков. Неужели здешняя жизнь превращает их в подобие алчных и продажных американцев? «Нет! Нет! И еще раз нет!» Вот только отрицание было излишне эмоциональным, а это значит, он знал по себе, в нем было сомнение. Он не мог врать себе. Он это понимал и, что самое страшное, ничего не мог сделать.– Майкл! – неожиданно окликнул меня странно знакомый голос, когда я шел через вестибюль отеля. Быстро повернув голову, сразу увидел стоящую возле стойки стройную моложавую женщину и тут же мысленно воскликнул: «Неожиданно! Леди Вильсон, собственной персоной!» Стоило мне ее узнать, как на моем лице, сама собой, появилась радостная улыбка, причем не искусственная, а самая настоящая. По моему мнению, она была сильной женщиной, меня еще тогда удивили ее стойкость и выдержка. Наверно, поэтому с радостным криком: «Тетя Мария, я так рад тебя видеть!» – я быстро зашагал к ней. Она это почувствовала и улыбнулась в ответ. Стоило мне подойти к ней, как она сначала прижала меня к себе, потом отстранила и стала жадно вглядываться в мое лицо. – Майкл, мальчик мой, здравствуй. Прошло три месяца, а ты уже выглядишь настоящим мужчиной. – Тетя Мария, здравствуйте! Ничего удивительного! Ведь мне уже исполнилось шестнадцать. – Ты нас обидел, Майкл! Почему ты ничего не сказал про свой день рождения? Ведь мы твои друзья! Или это не так? – Нет, что вы, тетя Мария! Конечно, мы хорошие друзья! Не сомневайтесь! – Вот позвонил бы, тогда бы я с подарком приехала. Ну да ладно, это все поправимо. А что бы ты хотел получить на день рождения? – Ничего мне не надо. У меня все есть. – Так уж и все? – при этом жена сенатора хитро прищурилась. «Похоже, леди неспроста приехала». – Я человек самостоятельный и практичный, тетя Мария, поэтому ни о чем лишнем не мечтаю. – Мне нравится, как ты меня называешь, Майкл. Очень нравится. Еще мне нравится, когда ты говоришь, как подросток, а не как взрослый человек. Всему свое время, мальчик. У любого человека должно быть детство и юность, чтобы было что вспомнить. Милые, простые глупости, мечты, обиды и радости. Об этом приятно вспоминать спустя годы, а вот разочарования и горести взрослой жизни слишком тяжелым грузом ложатся на душу человека, – глаза женщины наполнились слезами. Мы стояли у всех на виду, в перекрестье любопытных взглядов. Меня здесь знали многие, поэтому на нас глазели не только проходящие мимо туристы, но и персонал отеля. Не зная, что сказать в утешение, я пошел простым путем, взял ее за руку и тихо сказал: – Пожалуйста, тетя Мария, не надо. На вас смотрят. То ли мои слова, то ли она сама сумела взять себя в руки, но леди Вильсон смогла справиться со своими эмоциями. Она слегка провела кружевным платочком по глазам и даже чуть скривила губы в попытке улыбнуться. – Извини, Майкл. Просто ты так похож… Вот я и не сдержалась. Все уже прошло. – Вы лучше расскажите: как ваши дела? – Хорошо, насколько это возможно при нашем положении. Генри легче переносит горе, он весь в работе, а я… – женщина тяжело вздохнула. – Все, Майкл. Обещаю, больше мы не будем об этом никогда говорить. Хорошо? – Хорошо, тетя Мария. – Как ты сам? Ни разу не позвонил нам. Я порывалась сделать это, но каждый раз Генри меня останавливал. – Мне тоже хотелось вам позвонить, но меня, вы уж извините, останавливала мысль о вашем горе. Я плохо умею утешать. – Вот опять заговорил, как взрослый человек, а ты ведь подросток. Откуда у тебя… Впрочем, знаю. Ты же предоставлен сам себе. Все сам решаешь. Думаешь. Делаешь. Так? – Тетя Мария, вы мне особенно нравитесь тем, что все с ходу понимаете, – этими словами я вызвал бледную улыбку на ее губах. – Почему вы предварительно не позвонили? Вы одна приехали? А где дядя Генри? – Сколько вопросов сразу! Отвечаю по порядку. Мы решили сделать тебе сюрприз, а муж обещал, что приедет через пару дней. У него дела, дела и еще раз дела. Послушай, на нас почему-то слишком много людей внимание обращают. Ты не заметил? – Заметил, только ничего удивительного не вижу. Меня ведь тут все знают, весь персонал отеля и даже некоторые постояльцы. Сейчас они все дружно гадают: кто приехал к Майку? А стоит нам уйти, сразу начнут сплетничать. – Понятно, – миссис Вильсон чуть-чуть усмехнулась. – Тогда, может, пойдем в более спокойное место, или ты куда-нибудь торопишься? – Нет. Никуда. Я иду с тренировки. Схожу в душ, после чего свободен, как ветер. У меня сразу есть предложение. Вы сейчас идете в бар, а я быстро заскочу в свой номер, приведу себя в порядок… – Принимается! – перебила меня жена сенатора. – Иди и не торопись. Я ведь только приехала и толком даже не осмотрелась. – Как вам наш отель? – сразу поинтересовался я. Мне действительно было интересно ее мнение. Она много ездила, а при ее положении останавливалась отнюдь не в дешевых мотелях. – Я всего пару часов как приехала, но первое впечатление пока хорошее. Кондиционеры. Телевизоры. Когда попробую местную кухню, тогда уже скажу окончательно. – Где вас поселили, тетя Мария? – Двухкомнатный люкс. Кстати, bellboy, который принес мой багаж в номер, сказал, что на этом этаже живет мальчик в таком же номере. – Джонсон так и сказал: мальчик? Ну все, теперь я ему точно в глаз дам. – Майкл, а кто-то пытался мне недавно доказать, что он серьезный мужчина. Или это был не ты? – Ладно, пусть живет. Так я побегу? – Иди-иди, я найду чем занять себя. Чтобы привести себя в порядок, мне хватило двадцати минут. Выйдя из своего номера, я спустился на лифте вниз и прямиком направился в казино, наталкиваясь на любопытные взгляды персонала отеля. Всем было интересно: что за тетка приехала к Майклу? Пройдя зал игровых автоматов, наткнулся на одного из наших охранников, который со скучающим видом стоял, опершись на «однорукого бандита». – Привет, Горди. Где мне Макса найти? – Привет. Посмотри в комнате охраны. Только он сейчас очень злой, – предупредил меня Гордон Флеш, бывший полузащитник студенческой футбольной команды, родом из Иллинойса. – Что случилось? – Да клиент с придурью попался. Его ребята попросили выйти на свежий воздух, так он руками стал размахивать. Да что тебе говорить, ты и сам прекрасно все знаешь. Я кивнул головой, соглашаясь с его словами, и направился к комнате охраны. Только открыл дверь, как сразу услышал резкий и злой голос Ругера: – Запомните раз и навсегда! Это наш клиент! Второй раз он может не прийти. Это понятно?! Значит, вы должны с ним обращаться предельно вежливо! О том, что случилось, мне известно из доклада начальника смены, поэтому ругать вас не вижу смысла. Считаю, что тут не правы все. И вы, и клиент. Именно поэтому я сейчас обойдусь замечанием, но при этом запомните: еще раз подобное повторится – лишитесь недельного жалованья! Можете идти! – Привет, парни! – поздоровался я с проштрафившимися охранниками, которые сейчас торопливо выбегали из кабинета. – Привет, Майкл. Привет! – не останавливаясь, вразнобой поздоровались со мной парни, стараясь побыстрее убраться с глаз разозленного начальства. – Привет, Макс, – поздоровался я с «дядей». – Парни что, клиенту по шее дали? – Привет. Да ерунда полная. Пьяный дурак принялся кричать, что его здесь обжуливают, а когда его попросили выйти, стал руками махать. – Тогда чего ругал парней? – Начальство время от времени должно ругать подчиненных, чтобы те не расслаблялись. Лучше скажи, чего пришел? Или опять собрался куда-то ехать? – Леди Вильсон приехала. – Погоди! Жена сенатора?! – Я кивнул головой. – А сам сенатор? – Будет через пару дней. – Хм, – задумался Макс, потом посмотрел на меня. – Как-то неожиданно. Они тебе звонили? – Нет. И сразу говорю: я не в курсе, зачем приехала леди Вильсон. У тебя есть полчаса? – Пошли, – Макс встал и вышел из-за стола. Стоило нам войти в бар, как мы увидели, что Мария о чем-то оживленно говорит с барменом, но стоило ему нас увидеть, как тот сразу замолк и стал усиленно натирать стаканы. Мы подошли к стойке. – Тетя Мария, познакомьтесь. Это мой дядя, Макс Ругер. – Мне очень приятно видеть вас, мистер Ругер, – сказала ровным и сухим голосом леди Вильсон, при этом внимательно разглядывая крепкую фигуру начальника безопасности. – Я вас таким и представляла. Мощное сложение. Цепкий и настороженный взгляд. Впрочем, как еще может выглядеть бывший полицейский и частный детектив? Ругер уловил нотку язвительности в голосе жены сенатора и не замедлил добавить сарказма в свой ответ. – Мое почтение, леди Вильсон. Вы не представляете, как мне лестно удостоиться вашего столь пристального внимания. Приехали на отдых? – Не совсем так, – она на секунду замялась. – Вообще-то… я приехала поговорить о будущем одного молодого человека. Макс усмехнулся: – Тут все просто. Вам надо просто поговорить с ним самим. Ругер вновь удостоился взгляда, из которого можно было понять, что он как личность потерял еще пару баллов по шкале леди Вильсон. – Вы разве не его опекун, мистер Ругер? – Формально так оно и есть, но решать ему. Он знает, что ему надо. – Вы считаете это правильным? Шестнадцать лет – есть шестнадцать лет. Подростковый максимализм… – Извините, что перебиваю ваш разговор, – я быстро окинул обоих взрослых взглядом, в котором сквозила насмешка. – Вы оба сейчас говорите обо мне? – Да, Майкл. О тебе. Я ничуть не сомневаюсь в твоем здравом смысле, но есть решения, которые должны принимать взрослые люди, – отчеканила «тетя Мария». Меня так и подмывало сказать ей что-нибудь язвительное, но я сдержался, так как мою роль подростка никто не отменял. – Тетя Мария, вы хотели что-то предложить? Как интересно! Да, дядя Макс? – начал я играть роль подростка. – Говорите прямо сейчас! Если бы здесь был другой человек, а не жена сенатора, Ругер бы улыбался во весь рот, но сейчас он постарался скрыть усмешку, которую мне не составило труда заметить. Миссис Вильсон что-то почувствовала, наверно, поэтому она внимательно посмотрела сначала на меня, потом на Ругера и только тогда ответила: – Мы с Генри решили уехать на какое-то время в Европу. Нашему решению предшествовало предложение президента моему мужу поехать советником в Испанию. По пути туда мы посетим несколько стран, в том числе советскую Россию. Увидеть мир, путешествовать, разве не этого ты хотел, Майкл? Предложение оказалось неожиданным… и при этом очень заманчивым. Проехаться по странам Европы, посмотреть сталинскую Россию, пожить какое-то время в Испании. Все это здорово, за исключением одной вещи: жизнь в чужой семье. Здесь я только изображаю подростка, а там мне придется выступать на сцене в главной роли. Моментально прокрутив плюсы и минусы в своей голове, я решил отказаться от столь заманчивого предложения. Жить по чужим правилам – это не мое! Несмотря на уже принятое решение, я, как и положено, эмоционально отреагировал, изобразив на лице восторг: – Здорово! Путешествовать по миру – моя мечта! Где вы собираетесь побывать? Мария Вильсон, видно, приняла мое довольное выражение лица за согласие, потому что на ее лице тоже появилась бледная улыбка. Макс бросил на меня удивленный взгляд, как видно, он ожидал от меня другой реакции. – Из Нью-Йорка полетим самолетом до Стокгольма. Остановимся в столице Швеции на несколько дней, а затем полетим в Хельсинки, а уже из столицы Финляндии в Советский Союз. Там побываем в двух городах. В Ленинграде и Москве. Сколько времени мы там пробудем, напрямую будет зависеть от дел моего мужа. Как дальше сложится наш маршрут, тоже пока не могу сказать. Думаю, что потом поедем во Францию, а только потом в Испанию. Съездим, я думаю, но позже, в Португалию. Как тебе, Майкл? Ей очень хотелось заинтересовать меня, переманить на свою сторону. – Здорово! Столько стран увидеть! Почти кругосветное путешествие получается! Как у Жюля Верна! – А когда вы собираетесь вернуться обратно, леди Вильсон? – неожиданно поинтересовался Ругер. Женщина замялась на мгновение, но при этом ответила четко и более резко, чем надо: – Через два, максимум три года. Теперь мы удивились уже на пару с Максом. Наверно, и мысли у нас сейчас с ним были одинаковые: что такое случилось с сенатором, если он уезжает так надолго? – Дядя Генри послом едет? – неожиданно вырвалось у меня. – Нет, Майкл. Советником. Больше я пока ничего не знаю. – Это серьезно. Тут надо все как следует обдумать, – задумчиво протянул Макс, глядя на меня. – Сколько вы рассчитываете у нас пробыть, госпожа Вильсон? – Неделю. – Вот и хорошо. Значит, мы с вами еще и не раз и не два встретимся, а пока Майкл вам все тут покажет. Извините, но сейчас мне нужно возвращаться к работе. – Иди, дядя Макс. Мы найдем, чем заняться, – проводив взглядом Ругера, я повернулся к стойке. – Джимми, где твои фирменные фруктовые коктейли?! – Пару минут, Майкл. Тебе бутерброды, как обычно? При этом я вопросительно посмотрел на леди Вильсон. Та слегка улыбнулась и покачала головой: – Мне не надо. Как все женщины, я время от времени сижу на диете. Сейчас у меня как раз такой период. – Как обычно, – подтвердил я заказ, затем повернулся к жене сенатора. – Тетя Мария, а что вас здесь интересует? – Интересует? – она удивленно посмотрела на меня, а потом поняла, что я хотел сказать. – Да, собственно, ничего. Все эти сомнительные удовольствия, ради которых сюда едут, мне неинтересны. Поплаваю в бассейне, попробую местную кухню, схожу пару раз на концерты. Это все. – Понятно. Как насчет экскурсии по городу? – Обязательно поедем. Мне же надо иметь хоть какое-то представление о прославленном городе грехов, – в ее голосе чувствовалась откровенная издевка. Пока я ел, мы молчали. Доев второй бутерброд и допив фруктовый коктейль, я поблагодарил бармена: – Джимми, было все вкусно. Спасибо. Запишешь на Макса. Пока. Не успели мы выйти из бара и окунуться в гостиничную сутолоку, как женщина неожиданно меня спросила: – Скажи, Майкл, а тебе нравится здесь жить? Я покачал головой: – Не особенно. Слишком шумно. Мария кивнула головой, соглашаясь то ли со мной, то ли со своими мыслями, и почти сразу последовал новый вопрос: – Может, расскажешь: как ты тут живешь? – Полноценные тренировки по нескольку часов в день. Бокс и стрельба. Самостоятельные занятия по школьным предметам. Иногда помогаю дяде по работе. Хотя это была полуправда, но при этом она была подкреплена настолько уверенным тоном, что не давала повода усомниться в моей искренности. Жена сенатора одобрительно качнула головой. – Спорт и занятия – это хорошо. А компания у тебя есть? – Есть несколько приятелей, но мне с ними скучно, – уже нагло соврал я, так как со своими сверстниками совсем не общался. – Так, иногда время вместе проводим. Судя по ее довольному виду, мои ответы ее удовлетворили. Мы остановились недалеко от стойки с двумя портье, которые работали с гостями отеля, при этом успевали бросать на нас любопытные взгляды. – Хорошо, Майкл. Сейчас я поднимусь к себе, а вечером, если ты не против, мы с тобой увидимся. Как насчет восьми часов вечера? – Лучше в девять. Совместим ужин и концертную программу, если вы не против. – Не против, – леди Вильсон чуть улыбнулась. – Я уже и не припомню того времени, когда ужинала с другим мужчиной.
Был обычный развлекательный концерт, который должен был скрасить вечер гостей отеля. Начали выступление комики, потом вышел фокусник, за ним два брата отбили чечетку, потом пела певица, а в завершение – танцы под модный джазовый оркестр. Такими сборными концертами отели заполняли время между приездами звезд эстрады. Артисты второго плана не делали больших сборов, как звезды, но при этом в меру развлекали публику, что являлось главным требованием для таких выступлений, к тому же, в отличие от избалованных знаменитостей, они довольствовались стандартными расценками и не предъявляли особых требований по размещению и питанию. Конечно, можно было ограничиться подобными выступлениями, вот только имена популярных артистов, выступающих на нашей сцене, давали такую рекламу нашему отелю, что нас просто заваливали заказами на три месяца вперед, не говоря уже о большой прибыли. Не успели мы сесть за столик, как появилась Ева Нельсон, которой уже успел позвонить Ругер. Подруга Макса после поездки в Майами стала очень настороженно ко мне относиться. Мальчик-миллионер стал для нее загадкой, терзающей ее любопытство, но при этом пугал ее до мурашек по коже. Судя по отношению, которое у нас установилось после этой поездки, Ева решила держаться от меня как можно дальше. Я познакомил женщин, тем самым сдержав слово перед подругой Макса, которой в свое время пообещал, что при первой возможности познакомлю ее с четой Вильсонов. Усевшись, Ева извинилась за Ругера, который был занят по работе и обещал подойти позже. Общий разговор начался с оценки ужина и концертной программы, затем переключился на моду и местные нравы. К моему некоторому удивлению, женщины быстро нашли общий язык, несмотря на разницу их положения в обществе. Стоило Еве узнать о путешествии в Европу, как она призналась, что с детства мечтала попасть в Италию. Она рассказала, что даже начала учить итальянский язык, но потом бросила. Вслед за ней меня удивила Мария Вильсон, когда рассказала, что начинала свою карьеру дипломатом и работала в Англии и Испании, а стоило разговору зайти о ее причине приезда в Лас-Вегас, как Ева стала восхищаться такой возможностью посмотреть мир. Ее восторги были мне понятны. Подросток-загадка, у которого при этом были совершенно непонятные доверительно-деловые отношения с Максом, ее пугал, злил и раздражал. Даже те большие деньги, полученные ею при сделке с бриллиантом, ничуть не уменьшили ее антипатии. Вот и теперь, стоило ей услышать, что появилась возможность от меня избавиться, Ева, хоть и старалась не показывать вида, но при этом явно обрадовалась. Появившийся к концу концерта Макс с ходу включился в разговор, рассмешив женщин парочкой смешных историй. Напряжение, возникшее утром между леди Вильсон и Ругером, себя никак не проявило, оба вели себя так, словно между ними ничего не было. Когда вечер закончился, Макс и Ева уехали, а мы с миссис Вильсон еще посидели у бассейна, разговаривая, а потом разошлись по своим номерам. За следующие пару дней мы немного с ней общались. Съездили с ней на экскурсию по Лас-Вегасу, потом сходили на чемпионат по боксу для любителей, причем она пошла только потому, что там выступал я. В моей весовой категории у меня было четыре противника, трех из которых я послал в нокаут. Нетрудно было заметить, что леди Вильсон переживала и радовалась за меня от всей души. – Майкл, ты был как молния! Раз – и твой противник лежит! Только все равно я считаю, что это очень жестокий вид спорта. Одному мужчине ты рассек бровь, другого, в зеленых трусах, так вообще на руках унесли с ринга. Ты же понимаешь, что может найтись более сильный соперник, который тебя побьет. И что тогда? – Бокс закаляет волю и укрепляет характер, тетя Мария, так что не надо за меня переживать. Как говорит Макс, жизнь полна трудностей, поэтому их надо уже сейчас учиться преодолевать. – В твоем возрасте надо учиться создавать основу для своего будущего, а не преодолевать мифические трудности! – вдруг громко и сердито произнесла женщина. Время от времени я выдавал свои мысли за высказывания Макса, что вывело женщину из себя, хотя все это время она старалась вести себя максимально сдержанно. Я с удивлением посмотрел на нее. Мария уже взяла себя в руки и теперь виновато смотрела на меня. – Мне просто очень хочется, Майкл, чтобы у тебя в жизни все было хорошо, – попыталась она оправдать свою резкость. – Я тоже этого хочу. Больше мы на эту тему не разговаривали. Ближе к вечеру приехала Ева. Она забрала госпожу Вильсон на новую экскурсию, но теперь уже по магазинам Лас-Вегаса. На следующий день мы должны были ехать на аэродром встречать сенатора, но вместо этого тот вечером позвонил жене в отель и сказал, что не сможет приехать из-за дел. За ним последовал второй звонок, и теперь я уже говорил с ним по телефону. – Рад вас слышать, дядя Генри! Здравствуйте! – Привет, парень! Как ты там живешь? – У меня все хорошо, тетя Мария может подтвердить, – ответил я, отыгрывая роль подростка. – Жена сказала мне, что тебе уже стукнуло шестнадцать. Почему ты нам не позвонил? – Не хотел беспокоить, а вы оба люди занятые. – Это неправильно, Майкл! Или мы больше не друзья? – в голосе сенатора чувствовалась обида. – Друзья, дядя Генри! Обещаю, что исправлюсь и приглашу вас обоих на свой следующий день рождения. – Вот это правильно. Теперь о поездке в Европу. Ты что-то решил? – Не знаю, дядя Генри. Мне очень хочется поехать, посмотреть мир… Но тут Макс… и моя жизнь. Если честно, то пока ничего не могу сказать. Вы точно не приедете? – Извини, парень, но дела заставляют меня безвылазно сидеть в Вашингтоне. Только вчера я дал окончательное согласие на новую работу, поэтому мне понадобится все мое время, чтобы закончить со старыми делами, так что, как ты понимаешь, у меня на счету каждый день. Насчет большого путешествия еще раз подумай, а теперь извини, мне надо идти. И еще. Майкл, я буду очень рад снова увидеть тебя. До свидания. – До свидания, дядя Генри.
Глава 2
За годы своей работы за рубежом мне приходилось иметь дело не только с китайцами, но также с корейцами и вьетнамцами. Сталкиваясь с представителями всех этих народов, пришлось изучить их традиции, тонкости общения и выражения чувств. Именно поэтому, придя на очередную тренировку в тир, я сразу заметил, что уборщика-корейца заменил китаец. Для обычного посетителя они были на одно лицо, да и мало ли что бывает, заболел человек или сменил работу, но в этом случае корейца сменил бы его земляк, но никак не китаец. Его появление стало поводом, чтобы на ум пришел ли Вонг, который, как я прекрасно знал, не оставит безнаказанно смерть своего сына. У меня была надежда, что триада не сможет связать мальчишку-американца со смертью китайца в его номере. Единственный след мог дать шофер-китаец, который привез нас тогда на место встречи, но из того, что он видел, он должен был быть уверен в моей смерти. Если глубоко не копать, то гибель Вэя в гостинице и то, что случилось в карьере, объединить весьма сложно, тем более что прямых свидетелей не осталось, вот только старик, с его въедливым и острым умом, вполне может выстроить логическую цепочку, если ему доложат о пятнадцатилетнем подростке. «Так оборвалась ниточка или нет? Или Вонг сумел найти и связать оборванные концы? Если так, то этот уборщик – первый тревожный сигнал, говорящий о том, что старик нашел меня. Насколько я его знаю, он захочет получить меня живым, для того чтобы узнать, что произошло на самом деле, как и получить удовлетворение от моей смерти. Если все так обстоит, то, как долго китайцы знают обо мне? Триады как организации в Лас-Вегасе нет, значит, сейчас здесь только информаторы. Если у меня не паранойя, то они только-только начали отслеживать меня. Старик опытный, осторожный и хитрый хищник, который видит во мне достойного соперника, но и он толком не знает, что я собой представляю. При этом он должен понимать, что у него только одна попытка, а о последствиях неудачи ему придется сильно пожалеть. Пришлет пару соглядатаев, которые определят место, где я более всего уязвим, а затем приедут боевики. Для основной операции Вонг отберет человека четыре, которым объяснит, что я опасен, а значит, надо действовать с особой осторожностью. В общих чертах это все. Осталось только все это проверить». Закончив стрельбу, я немного поболтал со служащим тира, который отвечал за техническое состояние оружия, при этом вскользь поинтересовался новым уборщиком, который в этот самый момент подметал пол: – Куда прежнего старичка дели? – Старикашка Дэ Хюн частенько болел, но тогда его заменяли внуки. Теперь появился… Имя никак не запомню. Кстати, ты первый заметил, что у нас новый уборщик. Узнав, что хотел, перевел разговор на новую модель пистолета, потом мы немного поспорили, после чего я ушел. Резкая смена уборщика подстегнула мою подозрительность, но внешне ничего не изменилось в моем поведении, все так же я менял маршруты, маскируя их под прогулки. Азиатов в Лас-Вегасе было немного, поэтому я был уверен, что рано или поздно вычислю «хвост», вот только слежки не было. Отсюда можно было сделать вывод, что триада вычислила мои базовые маршруты и теперь за мной просто наблюдают из-за витрины китайского ресторанчика или из окна прачечной. «Может, и нет ничего? Впрочем, есть способ проверить». Проверку я решил устроить, зайдя в китайскую забегаловку, которая находилась совсем недалеко от спортивного клуба. Мне приходилось бывать там пару раз, поэтому было известно, что через окно столовой хорошо просматривался отрезок пути до самого входа в боксерский клуб. Если все так, то я там наткнусь на наблюдателя, хотя есть вероятность, что эту роль исполняет кто-то из персонала ресторанчика. Так как фактора неожиданности никто не отменял и тогда есть неплохой шанс, что тот, кому поручено следить, выдаст себя. Подойдя дворами к китайскому ресторанчику, я резко и неожиданно зашел в дверь. Бинго! За дальним столиком, рядом с дверью, ведущей на кухню, сидели и пили пиво два крепких китайца. Я сразу оценил место, которое они выбрали: с улицы их не увидеть, так как столик стоит не прямо у окна, зато они могли легко отслеживать идущих людей. Кроме них в помещении сидело трое молодых парней, судя по виду, студенты. Перед ними стояли миски с лапшой, политой соусом, блюдо с жареными куриными крылышками и пиво. Устроившись за столиком у стеклянной витрины, они, видно, только что увидели для себя смешное и теперь, глядя на улицу, тыкая пальцами в стекло, весело ржали во весь голос. Если они не обратили на меня ни малейшего внимания, продолжая смеяться, зато китайцы явно напряглись. Нет, внешне ничего не изменилось в их поведении, но умение замечать мельчайшие детали и проводить анализ поведения у меня никуда не делось. Китаец, сидевший лицом к входу, не изменился в лице, но при этом слишком резко поднес к губам стакан. Им он пытался замаскировать движение губ, какую-то короткую фразу, обращенную к своему приятелю, сидевшему спиной ко мне. Его напарник ничего не сказал, но было видно, как напряглись его плечи. Я напрягся не меньше, при этом тоже сделал вид, что все хорошо, после чего сказал подошедшей ко мне китаянке: – Привет! Вода есть? – Здравствуйте. Есть все. Вода. Сок. Пиво. Холодный чай, – это было сказано на ломаном, но вполне понятном английском языке. – Дайте мне попить прямо сейчас воды, а с собой – маленькую бутылочку холодного чая. – Десять центов. Я согласно кивнул головой. – Сядьте, пожалуйста. Сейчас принесу. Получив заказ, я в три жадных глотка выпил воду, затем сунул в сумку купленную бутылочку холодного чая, после чего вышел на улицу и неторопливо зашагал в сторону спортзала, прокручивая в голове возможные версии развития событий, пока не остановился на двух наиболее вероятных вариантах. Более вероятный, что меня похищают и вывозят в Лос-Анджелес, а второй – Вонг приедет сюда сам. Сомнений в том, что старик знает, кто убил его сына, больше не было. Вступать в схватку с триадой, это то же самое, что идти с противопехотной гранатой против трех вражеских танков. Можно, конечно, убрать ли Вонга, вот только какие будут последствия? Да и время теперь работало против меня. Если китайцы что-то заподозрили, то могут позвонить Вонгу… «Стоп. Позвонить. Точно. Действительно, мне надо ему позвонить и как можно скорее». После тренировки я остановился возле свободной телефонной будки, зашел и набрал номер, который в свое время мне дал глава лос-анджелесской триады. Этим звонком я пытался убить двух зайцев: узнать, на месте ли старик, а заодно попробовать договориться с ним о том, что его месть будет касаться только меня. Если тот попробует мстить кому-либо из близких мне людей, пусть знает, что ни он, ни его младший сын бессмертием не обладают. – Пожалуйста, говорите, – раздался в трубке после соединения женский голос. – Мне нужно поговорить с уважаемым ли Вонгом, – сказал я по-китайски поднявшей трубку женщине. – Кто хочет с ним говорить? – Не важно. Просто скажите, что это касается его сына. – Ждите. Спустя несколько минут в трубке раздался голос старого китайца: – Я слушаю. – Многих вам лет жизни, уважаемый господин Вонг, – вежливо поздоровался я со старым китайцем. Он говорил по-китайски, и я ему ответил на его родном языке. – Майкл. Я так и думал, – узнав меня, его голос не дрогнул, при этом был холоден и резок, как сильный порыв зимнего ветра. – Ты убил моего сына. – Он не оставил мне выбора, уважаемый господин Вонг. Единственное, что можно добавить к моим словам: наша схватка была честной. Я знал, что именно это он хотел от меня услышать. Еще ему хотелось узнать причину того, что случилось, но проявлять любопытство значит «потерять лицо». – Ты убил моего сына, поэтому умрешь сам. Медленно умрешь. – Мне очень жаль, что так получилось, но я звоню не для того, чтобы оправдаться или вымолить свою жизнь. Совсем нет. Что сделано, то сделано. Уважаемый господин Вонг, я уезжаю из этой страны далеко и надолго, если не навсегда. При этом мне очень хотелось бы надеяться, что ваши чувства не заглушат голос разума. У старика, несмотря на возраст, был острый ум, и он должен был понять, что я звоню для того, чтобы сказать: его месть касается только меня и никого больше. – Ты и только ты виновник гибели моего сына, поэтому твоя смерть будет страшной. Знай, в какую бы нору ты ни забился, от меня тебе никак спрятаться, – в его голосе не чувствовалось отголосков ненависти или скрытой злобы. Он понял меня, а главное, принял мои условия. Наверно, он все еще продолжал считать, что во мне живет дух воина. Как бы то ни было, я получил, что хотел. – Спасибо, уважаемый господин Вонг. Я был уверен, что мы поймем друг друга. Еще раз повторю: мне очень жаль, что так получилось. Несколько секунд тишины, а затем на том конце провода раздался щелчок. Я, в свою очередь, повесил трубку и вышел из будки. Мне действительно было жаль, только не сына Вонга, который оказался завистливым глупцом, а тех потерянных возможностей, которые мне могла дать китайская триада. Связи, информация, оружие. Все это я потерял из-за нелепых амбиций одного придурковатого китайца. На меня вдруг неожиданно нахлынула злость. – Вэй, ты мудак. Полный мудак. После этих негромко, но с чувством, сказанных вслух слов я неторопливо зашагал по улице. «Правильно, что сразу не отказался от поездки. Только для этого мне нужно дожить до отъезда». Следующие два дня я носился по городу так, что по вечерам напоминал загнанную лошадь. Говорил по телефону, готовил документы, консультировался с юристами, дважды посетил нотариуса, потом обрадовал леди Вильсон своим согласием на поездку в Европу. Провожать ее не стал, чтобы не привлекать излишнего внимания возможных наблюдателей, объяснив это тем, что у меня свидание с девушкой. Леди Вильсон при этих словах многозначительно улыбнулась, а затем спросила: – Когда тебя ждать, Майкл? – Через два-три дня, тетя Мария. – Ты все правильно решил, мой мальчик. Мы будем ждать тебя. Вечером того же дня у меня в номере состоялся разговор с Максом. Впустив его, я тщательно запер дверь. – Что на этот раз случилось? – спросил меня Ругер, садясь в кресло. – Ничего особенного, – ответил я, сев напротив него. – Дело в том, что в Майами мне пришлось убить Вэя, сына Вонга, а теперь, когда старик узнал, что это моих рук дело, он решил поквитаться со мной. Услышав мои слова, Макс сразу напрягся, ведь то, что я только что сказал, означало начало новой, кровавой и беспощадной войны. Взгляд стал жестким и злым, а пальцы сжались в кулаки. Ему, наверно, сейчас очень хотелось врезать мне в челюсть, а потом еще добавить ногами по ребрам, но бывший детектив сумел перебороть гнев, взяв себя в руки. Еще, наверно, на него подействовал мой спокойный вид и тон, которым я преподнес ему эту новость. – Ты что, именно за этим ездил в Майами? – сейчас в его голосе звучал едкий сарказм. – Извиняться и объяснять ничего не буду, скажу только одно: Вэй сам стал причиной своей смерти. Да, я знаю, что ты беспокоишься за подругу, поэтому скажу сразу: я говорил со стариком по телефону. Он понял все правильно, и теперь его месть касается только меня. Больше никого. После моих слов лицо Макса разгладилось, а сам он заметно расслабился. Его можно было понять: жизнь только-только начала налаживаться, да еще Ева. – Где у тебя виски? Я достал из бара виски, налил половину стакана, а затем подал ему, а бутылку поставил рядом с ним. Он прикончил алкоголь в два глотка, потом спросил: – Что конкретно тебе сказал Вонг? Почти дословно я процитировал слова старого китайца, а затем добавил: – Ты знаешь старика больше моего. Ему можно верить в таких делах? Бывший детектив какое-то время молчал, потом сказал: – Прямо так не скажу, но думаю, что в этом случае ему можно поверить. Старик Вонг человек старой закалки, поэтому не рискнет обманывать духа воина. – Надеюсь, что так и будет. – Так и не скажешь, с чего ты сцепился с Вэем? – поинтересовался бывший детектив. – Тебе это надо? – ответил я вопросом на вопрос. Макс громко хмыкнул, потом налил себе треть стакана, выпил, после чего сказал: – Значит, уезжаешь. – Уезжаю. Предупреди Еву, чтобы не сболтнула ничего лишнего. – Мог бы и не говорить. Когда едешь? – Сегодня ночью. – Парней не нужно? Пусть проводят, и мне спокойнее будет. Хотя нет, лучше я сам… – Забудь! – оборвал я его. – С этой минуты я сам по себе, ты сам по себе. – Нет, Майкл. Если понадобится, я всегда… – Не понадобится. У меня все под контролем. Ты же знаешь, что все свои вопросы я сам решаю. – Знаю. Еще знаю, как ты их решаешь. Скажи честно: сколько ты трупов в Майами оставил? – Пять, – честно ответил ему я. – Это если с Вэем считать. Макс не ожидал прямого ответа и сейчас пытался понять, что это было: шутка или правда. Когда понял, то ли по глазам, то ли выражению лица, что сказанное мною правда, тяжело вздохнул и сказал: – Знаешь, это даже хорошо, что ты уезжаешь. Из-за тебя я постоянно в напряжении, так как не знаю, что ты выкинешь в следующий момент. – А я-то думал, что мы друзья, – с деланой обидой протянул я. – Не придуривайся, Майкл. Я так понимаю, ты меня позвал не за этим, раз все уладил с Вонгом. Слушаю… Хотя подожди. Ты знал, что жена сенатора зарегистрировалась в отеле как миссис Гаррет? Я задумался о причине инкогнито, так как этот факт мне был неизвестен: – А так даже лучше. Только интересно, чем это вызвано? – Думаю, тут все просто. Решила не привлекать к себе особого внимания. Приехала женщина, причем одна, в «город грехов». Мало ли что? Наши журналисты – народ наглый и бессовестный. Распишут так… – Понял я, понял! Теперь давай приступим к делу, – оборвал я его, затем взял со столика документы и сунул ему в руки. – Читай внимательно! Все вопросы потом. Спустя десять минут, после детального изучения всех документов, бывший полицейский поднял на меня глаза: – Ты что, парень, совсем с ума сошел?! – Вы как-то неизящно выразились, мистер Ругер. Я ведь и обидеться могу, – я весело ухмыльнулся. – Ладно, не пыхти. Скажем так: стараюсь предвидеть возможные проблемы. – А завещание?! Это как?! – Страховка, на всякий случай. Раз в год я буду посылать нотариусу письмо или открытку о том, что жив, а ты раз в год будешь приходить к нему и интересоваться положением дел. Если мое письмо не придет в положенное время, отсчитаешь полгода и вступаешь в наследство. Кстати, как у тебя с Евой? Детишек не планируете? – Макс нахмурился, я усмехнулся. – Мой тебе совет: скажи ей о завещании, и она тебя сама потащит регистрироваться законным браком. Точно-точно. – Не твое собачье дело! – зло рявкнул бывший детектив. – Засунь свой паршивый язык… – Все! Молчу-молчу. – А это что? – при этом сердито ткнул пальцем в лист бумаги. – Все просто. Это название банка в Лос-Анджелесе, ниже – пароль к ячейке. А вот это – ключ от самого ящика. Чтобы избежать ненужных вопросов, скажу: там лежат триста тысяч долларов наличными. Кроме того… – Мне не нужны подачки! – в голосе бывшего полицейского снова прорезались злые нотки. – Зачем… – Затем! – отрезал я, начиная сам сердиться на Макса. – И хватит об этом! Тебе с бумагами все ясно? – Ясно, – недовольно буркнул бывший детектив, знавший упертость наглого подростка и понимавший, что спорить бесполезно. – Ты мне только одно скажи: откуда у тебя столько денег? Опять кого-нибудь ограбил? – Клянусь, это была честная сделка. И последнее. Присмотри за моим мотелем в Майами. В ячейке вместе с деньгами лежит генеральная доверенность на твое имя. Выбери время, позвони управляющему и поставь его в известность. – Мне что, больше делать нечего?! – уже натурально возмутился Макс. – Ты почему его не продал еще тогда? – Так получилось, Макс. Не смог отказать Абель, которая попросила за своего родственника. Кстати, его зовут… – Я и не знал, что у тебя такое нежное сердце, мальчик. Бедная женщина, несчастный родственник… – Да плевать на него! – теперь оборвал его я. – Просто момент был неподходящий для отказа. У нее погиб брат, потом умер отец. Плевая просьба. Трудно, что ли, пойти навстречу человеку. – Его попросили, а мне разбираться со всем этим… Ладно, сделаю. Ты сам-то как? – Нормально. Исчезну, словно меня тут никогда и не было. И последнее. Мне повезло, Макс, что я тебя встретил в свое время. Спасибо тебе за все. – Еще неизвестно, кто кого должен благодарить, Майкл. Скажу так: из тебя получился отличный напарник, парень. Очень жаль расставаться… – Это лишнее. Завтра меня уже здесь не будет, так что попрощаемся сейчас, – и я протянул Максу руку, которую тот крепко пожал.В ходе своей работы за рубежом мне приходилось пару раз сталкиваться с китайской мафией, так что кое-какая информация, как о самой организации, так и об их возможностях, у меня уже была. Триада – это отлично законспирированная организация, куда могут входить только этнические китайцы и только по рекомендациям других членов триады. Сфера ее интересов включает в себя самый разнообразный бизнес, но только в своей среде. Китайцы, вьетнамцы, корейцы. На чужой территории китайские группировки часто предпочитают действовать, сращиваясь с местными бандами «коллег по ремеслу» и подкупая власти, но при этом с показательной жесткостью убирают всех тех, кто пытается им противостоять. Такими методами триады действуют по всему миру. Причем жестокость проявляется не только к внешним врагам, но и к нарушителям дисциплины, отступникам и предателям внутри самой триады. Посвящаемые в члены триады произносят клятву верности, молчания и братства. Нарушивший хотя бы один из тридцати шести пунктов клятвы член китайской мафии живет недолго, но при этом его убивают не сразу, предварительно пытая несколько часов. Моих знаний из прошлой жизни и того, что удалось узнать здесь, сотрудничая с триадой, вполне хватило для того, чтобы понять, что сейчас она стоит в начале пути своего становления. Естественно, у меня не могло быть никаких статистических данных о китайской преступной группировке, но общие выводы из имеющейся у меня информации уже можно было сделать. Если в Лос-Анджелесе у старика Вонга могло быть тридцать-сорок боевиков, то здесь, в Вегасе, я видел пока трех китайцев, которых можно условно отнести к людям триады. После моего звонка я не сомневался, они получат новые инструкции и начнут сразу действовать. Был еще шанс, что Вонг может плюнуть на традиции и пришлет сюда киллера, вот только и ему нужно время для подготовки. Не в моих правилах облегчать работу моим врагам, поэтому в половину первого ночи я тайно покинул отель. Мне это было сделать нетрудно, кто, как не мальчишка – владелец отеля знает все его тайные и укромные места. Еще спустя полчаса в условленном месте мне передал ключи и документы на машину один их охранников Ругера, с которым я заранее договорился. Учитывая возможность слежки в аэропорту и на автобусной станции, я решил исключить оба варианта и покинуть город на арендованной машине. Ехать на автомобиле через всю Америку у меня и мысли не было, поэтому следующим пунктом моей остановки был аэропорт, только не Лос-Анджелеса, а Феникса. Пусть это прилично удлиняло путь, зато моя паранойя осталась вполне удовлетворенной этим решением. Отследить меня при тех возможностях триады, которые сейчас имелись у китайцев, было практически невозможно, но моя привычка заметать следы не исключала возможной слежки. Уезжал я из «города грехов» не только без сожаления, а можно даже сказать, с облегчением. Еще три месяца назад, только приехав из Майами, я посчитал, что мне пора отсюда уезжать. Придумать дальних родственников и уехать, тем более что Ругер всегда поддержит мою легенду. Только чтобы ехать – нужна цель, а вот ее у меня и не было. Просто болтаться по стране,напрашиваясь на неприятности – не мой стиль. Честно говоря, я скучал по своей работе из той жизни, потому что она, это мне только теперь стало понятно, и была моей жизнью. В моей работе мне все время приходилось быть в движении, в зависимости от поставленных задач, страны и роли, которую мне нужно сыграть. В новой жизни у меня тоже была роль подростка – американца в чужом времени, но только стоило мне стать своим в новом для меня времени, как она стала мне неинтересна. В ней была стабильность и довольство, но не было игры ума и рискованных комбинаций. Мне нужно было как-то менять свою жизнь. Может, мне это и было надо? «Посмотрю мир. Особенно интересно посмотреть на сталинскую Россию. Интересно, какие она у меня чувства вызовет? – я пошарил в своей памяти. – Дед до сих пор сидит за колючкой. Его, если не ошибаюсь, только в пятьдесят первом выпустили, а в пятьдесят шестом реабилитировали. Отец, отличный специалист, но при этом сын врага народа, прозябает в какой-то конторе, перебирая никому не нужные бумаги. Как он мне в свое время сказал: власти из моей жизни одним росчерком пера вычеркнули шесть лет. Тут, к сожалению, ничего не изменишь. Да и не мне менять». Мысли снова вернулись к сложившейся ситуации. Единственное, что мне не нравилось в ней, так это опека Вильсонов, растянутая на годы. В целом они были неплохими людьми, которые без причитаний и слезливой истеричности сумели выдержать тяжелый удар, смерть сына. За те несколько часов, что мы общались, нельзя полностью узнать людей, вот только в такие сложные жизненные моменты характер человека как раз и раскрывается, показывая, чего он стоит. После чего мы расстались, не созванивались и не виделись эти три месяца. Почему я им не звонил? Не видел смысла в дальнейшем знакомстве, к тому же думал, что они обо мне забыли, а самое главное, я считал, что у них своя жизнь, а у меня – своя. Наверно, поэтому появление миссис Вильсон стало для меня неожиданностью, не говоря уже о ее предложении. Все пять дней, пока она жила в отеле, мы с ней присматривались друг к другу. Жене сенатора, наверно, очень хотелось вылепить из меня подобие сына, который станет дипломатом или бизнесменом, но при этом понимала, что давить на меня не получится, так как я дал ей понять, что меня не нужно переделывать. Ей и Генри осталось только надеяться, что рано или поздно я все пойму и пойду по правильному пути. Мне оставалось надеяться на то, что за эти несколько дней миссис Вильсон получила, пусть далеко не полное, но хоть какое-то представление о моей личности, и мы найдем состояние равновесия в наших отношениях. Правда, насколько я мог понять, в недостатке воспитания она винила не столько меня, сколько Еву Нельсон и Макса Ругера, которые предоставили меня самому себе. «Если сильно будет давить, сыграю роль самостоятельного и норовистого мальчишки, – усмехнулся я про себя, глядя на дорогу. – Вот только как посмотрит на такого парнишку сенатор, который видел меня почти настоящего. Правда, тогда он был немного не в себе и не все адекватно воспринимал». Обычно, когда человек находится под воздействием сильнейших душевных страданий, он смотрит на окружающий его мир через свою боль, которая невольно искажает общую картину. Вот только Генри Вильсон не относился к обычным людям, обладая живым умом, продвинутой интуицией, умением анализировать и просчитывать ходы своих политических противников. Чтобы понять, что он собой представляет, я специально провел пару часов в публичной городской библиотеке, читая его речи и выступления, после чего смог добавить к его достоинствам твердость характера. Семь лет он шел к «вершине политического олимпа», а взойдя, последние три года уверенно держал лидерство, председательствуя год за годом в десятке комиссий и комитетов. Исходя из всего того, что успел о нем узнать, этот человек не пройдет мимо странного подростка, отмахнувшись и списав все на переходный возраст, но при этом я надеялся, что мы сможем прийти к какому-нибудь соглашению. «Дорога у меня длинная, так что о линии своего поведения будет время и возможность подумать», – подвел я итог своим размышлениям, подъезжая к Фениксу. Пятьсот километров я проехал за восемь часов, остановившись только один раз у бензоколонки, чтобы заправиться, сходить в туалет, купить бутербродов и бутылку фруктовой воды. Не стал въезжать в город, чтобы не наскочить на какого-нибудь бдительного полицейского, а объехал его по кольцевой дороге, на что потратил лишние двадцать минут, зато не оставил за собой никаких следов. Оставив машину на стоянке у аэропорта, я купил билет на самолет, пообедал, а спустя три часа был уже в воздухе. Теперь я летел в Чикаго, а уже оттуда был намерен прибыть в Вашингтон. «Золотое время. Нигде и никому не надо предъявлять удостоверение личности, а в багаже хоть атомную бомбу вези». Несмотря на то что полеты были длительными, условия и комфорт, представляемый американскими авиакомпаниями, были представлены на уровне хорошего отеля. Свободное личное пространство, дававшее возможность превратить кресло в кровать, роскошный обед из семи блюд и бар, где наливали бесплатное виски, хорошо помогали скрашивать дальность полетов. К тому же у стюардесс всегда был запас настольных игр, газет и журналов, которые помогали скоротать время пассажирам. Единственное, что мне не нравилось, так это разрешение курить на борту самолета. Из Чикаго я сразу не полетел, хотя была возможность купить билет на дневной рейс, а отложил его на сутки, ради того, чтобы получить хоть какое-то представление о городе гангстеров. На четвертые сутки своего путешествия я, наконец, оказался в Вашингтоне. Сев в такси, я направился по указанному мне адресу.
Дверь мне открыла милая девушка лет двадцати с большими черными глазами. Креолка или метиска, решил я, обратив внимание на ее светло-кофейный оттенок кожи. – Вам кого? – Мне нужна Мария или Генри Вильсон. – Как вас представить? – Майкл. – Просто Майкл? Я кивнул головой. – Хорошо. Пройдите и подождите здесь. Я сейчас доложу. Громадный вестибюль, высокие потолки, большая люстра над головой, широкая лестница – все это заставило меня вспомнить кадры из фильмов, где показывали помещичьи дома. Несколько минут я крутил головой, пока не увидел торопливо спускающуюся по широкой лестнице жену сенатора. За ней спешила ничего не понимающая, а от того взволнованная, горничная. Поставив багаж на пол, я принял радостный вид и сделал пару шагов вперед. Причем не для галочки, а в понимании того, что меня здесь действительно рады видеть. Вдруг неожиданно заметил боковым зрением движение. Чуть сместил взгляд и увидел в проеме одной из боковых дверей пожилую полную женщину. «Прислуга. Кухарка?» – мелькнуло в голове. Природная смуглость ее кожи навела меня на мысль, что она родом из Испании или Италии. – Майкл, как я рада тебя видеть! – миссис Вильсон раскинула руки, чтобы обнять. – Здравствуйте, тетя Мария! – поздоровался я и только шагнул к ней, как пожилая женщина громко ахнула, не сумев сдержать своих эмоций. Я невольно замер на месте, не понимая, что вызвало столь бурный всплеск чувств у этой женщины, которая сейчас смотрела на меня не отрывая глаз. – Святая Мария! – вырвалось у нее. – Как же он похож! После ее слов все стало на свои места, вот только на лицо жены сенатора словно набежала тень, а глаза сразу повлажнели. – Долли, я же тебя просила… – Извините, госпожа. Но он так похож… – жалко пролепетала женщина. – Извините меня, ради всего святого! Я лучше пойду на кухню. Развернувшись, пожилая женщина скрылась за дверью. Мария Вильсон обняла меня, а когда отстранила, глаза у нее уже были сухими, но в них продолжала плескаться боль. Жалеть ее сейчас нельзя, так как это сразу вызвало бы слезы, поэтому нужно было срочно разрядить обстановку. – Тетя Мария, а я вам с дядей Генри подарки привез! – я снова изобразил радостную улыбку на своем лице. – Нужно только распаковать вещи. – Мне уже интересно! Ты лучше расскажи, как ты доехал? И почему так долго добирался? Мы уже начали беспокоиться! – Со мной все хорошо, а задержался оттого, что пробыл сутки в Чикаго. Хотел посмотреть город. – Погоди! Почему Чикаго? Ты разве не прямо из Лос-Анджелеса летел? – удивилась жена сенатора. – Решил немного попутешествовать. Женщина укоризненно покачала головой. – Все забываю, что ты у нас самостоятельный парень. Есть хочешь? – Сначала приведу себя в порядок. А где дядя Генри? – У него, как всегда, дела, но я позвоню ему, – жена сенатора повернулась к девушке, которая стояла в двух шагах, разглядывая меня с нескрываемым любопытством. – Рита, проводи, пожалуйста, молодого человека в его комнату. Пусть он приведет себя в порядок. Майкл, часа тебе хватит? – Вполне. – Когда будешь готов, спустишься вниз, в гостиную. Думаю, к этому времени приедет Генри, и мы обо всем поговорим. Кивнув головой, я подхватил багаж и направился по лестнице, вслед за девушкой, на второй этаж. Дом был громадный, хотя и высотой в два этажа. В моем неискушенном понимании он походил на дворянское поместье, но это определение появилось из-за раскинутого вокруг дома ухоженного парка, окруженного двухметровым кованым забором. Мои мысли получили прямое подтверждение, стоило мне попасть внутрь. Массивные дубовые панели на стенах, тяжелые деревянные перила, ковровые дорожки, лежащие на ступенях, прижимаемые медными скобками, громадные люстры и высокие потолки, достигавшие пяти метров, а то и более. Верность старым принципам, благопристойность и уют чувствовались в каждой хрустальной подвеске, в каждой резной завитушке на тяжелых рамах многочисленных картин, развешанных по всему дому. Сразу приходила мысль о том, что этот солидный и крепкий дом был построен на века, на десятки поколений. – Вот ваша комната, мистер Валентайн. Ключ оставляю в двери. Вам еще что-нибудь нужно? – Нет. Спасибо. Вас зовут Рита? – Да, мистер Валентайн, – девушка мило улыбнулась. – Я горничная у мистера и миссис Вильсон. – Я не мистер, я – Майкл. Девушка снова улыбнулась, но уже по-дружески. – Хорошо, Майкл. Если что понадобится, зовите. Войдя в комнату, быстро осмотрелся по сторонам. Мебель в гостевой комнате выглядела так, словно я попал в прошлый век. Широкая деревянная кровать со спинками, которые были украшены резными цветочками и завитушками, представляла самое настоящее произведение искусства. Шкаф, стол и стулья составляли единый старинный ансамбль, созданный рукой мебельного мастера. Подойдя к кровати, пару раз нажал рукой на матрас, удовлетворенно кивнул головой, затем подошел к окну, из которого открывался шикарный вид на парк. Пару минут любовался, затем быстро разобрал вещи, пустил воду в ванну. Большую часть отведенного мне часа я провел в ванне, после чего просушил волосы и быстро оделся. Пошитый на заказ темно-синий костюм, подобранные ему в тон галстук, рубашка и платок, торчащий из нагрудного кармана пиджака, должны были завершить картину современного молодого человека. Своим элегантным видом, а также знанием правил этикета я сегодня собирался поразить «тетю Марию», тем самым заставив ее отказаться от глобальных планов по переплавке уличного хулигана в культурного человека. Немного подумав над своим образом, решил добавить в него небольшую нотку растерянности перед новым местом, а чтобы подчеркнуть это, решил во время разговора одергивать иногда на себе пиджак, после чего, взяв в руку бумажный пакет с подарками, вышел из комнаты. Когда я спустился в гостиную, там была только леди Вильсон. Увидев меня, она непроизвольно подняла брови. В ее глазах читалось удивление и явное одобрение моего нового внешнего вида. Выйдя на середину комнаты, я чуть кивнул, демонстрируя свою модную прическу (не зря почти час провел в парикмахерской в Чикаго), затем сказал: – Тетя Мария, у вас замечательный дом. Крепкий, сделанный на века, и в то же время уютный. Мне он очень понравился. Знаете, в какое-то мгновение даже ощутил, что вернулся в свой родной дом, к папе и маме. Было видно даже невооруженным глазом, что ей приятны мои слова и та непосредственность, с какой они были сказаны. Она порывисто вскочила с диванчика, сделала несколько шагов ко мне, и я уже думал, что она заключит меня в свои объятия, но вместо этого она сказала: – Майкл, ты меня не устаешь поражать. Я даже сразу и не поняла, кто этот модный молодой человек. Он умеет одеваться и говорит так, что у меня сжимается сердце. Надеюсь, это не единичная роль в отрепетированном тобой спектакле? – Нет, тетя Мария. Поверьте, сказанные мною слова, это от всего сердца. Со всем остальным, с костюмом и прической, мне помогла Ева Нельсон, стоило ей узнать, что я еду к вам, – я врал напропалую, зная, что проверять мои слова никто не будет. – Еще я хочу сказать, чтобы вы не волновались насчет меня. Я знаю правила этикета и умею вращаться в обществе. Мама знала толк в этих делах и учила меня. – Твой вид и слова… Ты сейчас просто другой человек. Знаешь, я с большим удовольствием посмотрю на лицо мужа, когда он тебя увидит! – Кстати, а где дядя Генри? – Я уже звонила ему. Он знает о твоем приезде, но ненадолго задерживается. Извини его, мой мальчик, но у него много дел, а особенно сейчас, перед отъездом. – Я и раньше знал, что он ответственный и занятый человек. Сенатор, председатель нескольких комиссий. Общественный деятель. Его последнюю речь в сенате, напечатанную в газетах, судя по высказываниям, многие одобрили. Не смотрите на меня так, тетя Мария. Мне тоже надо было как-то знакомиться с вами. Двадцать восьмой президент Америки Томас Вудро Вильсон случайно не родственник дяди Генри? – Родственник, – подтвердила миссис Вильсон и покачала головой, словно не веря новому образу подростка. – Знаешь, Майкл, ты для меня открылся совсем с другой стороны. Умный, модный, учтивый молодой человек, умеющий говорить хорошие и правильные слова. – Все-таки, если говорить честно, мне привычней чувствовать себя уличным хулиганом. – Тебе это уже не нужно, – чуть насмешливо сказала леди Вильсон. – Мне кажется, что ты перерос эту роль. – Тетя Мария, скажу честно, мне очень не хочется, чтобы меня кто-либо втискивал в какие-либо рамки. После моих произнесенных серьезным тоном слов я думал увидеть ее нахмуренное лицо, но вместо этого женщина улыбнулась. – Не волнуйся, Майкл. Мы уже поняли, что у тебя своевольный характер, поэтому навязывать тебе ничего не будем. К тому же ты только что продемонстрировал ту грань поведения в обществе, к которой я думала тебя подвести. Так что, считай, что ты сдал экзамен на воспитанного человека. – Спасибо, тетя Мария. – Хватит разговоров! Идем обедать. Генри сказал, чтобы мы его не ждали и садились за стол. За обедом я легко прошел новый экзамен, ловко управляясь со столовыми приборами и промокая губы салфеткой. Жена сенатора в очередной раз была приятно удивлена, хоть и старалась не подавать вида. Если в отеле я вел себя намного проще и раскованнее, то здесь мальчишка с улицы проявил себя как истинный джентльмен. Дороти, повариха, служившая у Вильсонов уже полтора десятка лет, наверно, превзошла сама себя, хотя пока мне не было с чем сравнивать. Обед был по-настоящему домашний и вкусный: горячий густой суп, а на второе – тушеное мясо с овощами. В завершение обеда подали чай и домашнюю выпечку. Все время, пока ели, мы молчали, только я позволял себе изредка нахваливать вкусную еду, поэтому только за чашкой чая мы продолжили наш разговор. Я рассказал, как добирался, на что Марии только и оставалось, что ахать и удивляться. Не успели убрать со стола, как приехал Генри Вильсон. Мы поздоровались, и после того, как он оценил мой внешний вид и пошутил, что теперь мне можно в сенате выступать, я попросил минутку внимания и торжественно вручил подарки супругам. Изящный дорожный несессер с маникюрными принадлежностями я преподнес Марии, а футляр с позолоченной перьевой и шариковой ручками – Генри. На сафьяновой крышке изящными золотыми буквами было написано «Сенатор». Точно такие же надписи были на обеих ручках. Леди Вильсон растрогалась до глубины души, да и Генри, это нетрудно заметить, было приятно. После чего было сказано много хороших, теплых слов. Все это время я пытался анализировать, чтобы понять, как они ко мне относятся в действительности, но кроме искренней радости, радушия и душевной теплоты ничего не ощутил. Спустя какое-то время Мария сделала вид, что неожиданно о чем-то вспомнила, извинилась и вышла, оставив нас с сенатором наедине. Генри подошел к бару, налил треть стакана виски, кинул туда несколько кубиков льда, потом сел напротив меня. – Довольно дорогие подарки, Майкл, – неожиданно сказал Генри. В его словах чувствовался вопрос. – Я не бедный парень, дядя Генри. Кстати, мне с собой Макс Ругер дал десять тысяч долларов. С ними что-то надо решать. – Ого! Майкл, ты не устаешь меня поражать. Мария боялась, что при твоей неограниченной свободе у тебя будут замашки уличного хулигана, а ты у нас оказался настоящим джентльменом. Теперь еще оказывается, что у этого молодого человека и деньги имеются. Что у тебя еще есть? Удивляй меня! Я слушаю. – Хотя он говорил легко и дружески, но я-то чувствовал, как внутри он насторожился. Он все еще пытался найти решение загадки под названием Майкл Валентайн, которая никак не давалась ему в руки. «Надо его успокоить», – подумал я и сказал: – Вы хотите знать, откуда они? Скажу. Макс Ругер, будучи частным детективом, полгода тому назад очень сильно помог одному богатому человеку, который, помимо обещанного солидного гонорара, предложил в качестве дополнительной оплаты должность начальника охраны нового отеля. Половину полученных денег опекун записал на меня. Это все, что я знаю. Судя по тому, что из глаз сенатора исчезла настороженность, такой ответ его вполне устроил. Он сделал большой глоток виски, с минуту крутил в руке стакан, в котором постукивали кубики льда, обдумывая мои слова, и только потом сказал: – Ты очень взрослый для своих лет подросток, Майкл. Твое сходство… Нет, не так. Твое появление и твоя своевременная помощь оказались для нас в тот момент чуть ли не помощью свыше. Да, я знаю точно, что это была случайность. Я достал и прочитал полицейские отчеты, но так и не понял твою роль во всем этом деле. Согласно официальным документам, с Кинли и его подручными разобрался босс мафии Майами. Я не верю, что ты участвовал в чем-то плохом, но ведь откуда-то тебе стало известно… о том месте. – Вы мне можете не верить, но это действительно было дело случая. Просто услышал разговор подвыпивших гангстеров. Еще я скажу, что у меня очень хорошая память, и я умею складывать факты. Этому меня научил Макс Ругер. И последнее. Моя детская жизнь закончилась в тот самый момент, когда сгорел дом с моими родителями, а я чудом сумел убежать. Так что принимайте меня таким, как есть, дядя Генри, или вообще не принимайте. – Нет, Майкл, так вопрос вообще не стоит. От себя скажу так: ты мне нравишься своим цельным и независимым характером. Наш сын был таким, – сенатор помолчал, потом сказал: – Так что оставим все, как есть. Знай, я ни в чем тебя не подозреваю. У меня даже мыслей таких не было. Просто твоя роль во всех этих событиях показалась мне весьма странной и необычной. Впору поверить в ангела-хранителя. И еще. Обещаю тебе больше этой темы не касаться. – Спасибо, дядя Генри. Я знал, что вы все поймете правильно. – Вот и отлично, – облегченно выдохнул воздух сенатор. Видно, и для него этот разговор оказался непростым. – Сейчас придет моя супруга, и мы поговорим… Тут он оборвал свою фразу, так как в этот момент в гостиную вошла его жена. – Так, о чем тут мужчины говорили? – сразу поинтересовалась миссис Вильсон. – Дорогая, оказывается, Майкл богатый человек. – Богатый? Сенаторша сначала бросила вопросительный взгляд на меня, а потом на мужа. – Дядя дал ему в дорогу десять тысяч долларов. – Не ожидала. Честное слово, весь день – сплошные сюрпризы, которые сразу превращаются в достоинства. Теперь скажи мне, мой мальчик, а какие у тебя есть недостатки? – Много, тетя Мария, хотя лично я не считаю их своими недостатками. Первое. Я упрямый. Если считаю, что так надо, то иду и делаю, невзирая на препятствия. Как говорит Макс, это от того, что у меня особый взгляд на жизнь. Второе. Я хитрый и непредсказуемый. Это слова Евы. От себя могу сказать, что я люблю побеждать, причем не только на ринге. – То, что я о тебе знаю, говорит о том, что ты упорный, а не упрямый, а мнение Евы можешь не принимать во внимание, так как это просто ревность женщины, которая не хочет делить с кем-либо своего любимого мужчину. Так что я считаю, что все тобой перечисленное больше походит на достоинства, а не недостатки. Ты как считаешь, Генри? – Время покажет, дорогая, – уклончиво ответил сенатор. – Теперь, когда мы все вместе, мы можем поговорить о нашем путешествии. Для начала скажу, что для улаживания всех наших дел у нас есть месяц. Майкл, завтра ты, вместе со мной, поедешь в Министерство иностранных дел. Надеюсь, ты ничего не забыл из документов? – Все на месте. Все с собой. – Хорошо. Я договорился, что тебя запишут как нашего племянника. Мария с тобой уже говорила на эту тему, и ты выразил согласие. Ничего не поменялось? – Нет, дядя Генри. – Теперь насчет заграничного паспорта для тебя. Единственной помехой, возможно, будет получение для тебя визы в Советский Союз. В этом случае нам придется поехать всем вместе в советское генеральное консульство, в Нью-Йорке. – Генри, но ты же сказал, что все решишь, – в голосе его жены послышались возмущенные нотки. – Я и решил. С выездными документами на Майкла нет никаких проблем, так же, как и с европейскими визами, но советская Россия – это нечто иное. Вообще-то я думаю, что никаких проблем у нас не должно быть, а я, скорее всего, просто перестраховываюсь. Вылетаем из Нью-Йорка, затем через океан летим в Стокгольм… Стоп. Забыл рассказать об одной новости. Неожиданно оказалось, в одном самолете с нами летит делегация из конгрессменов и промышленников, которые тоже направляются в Москву. – Зачем, дорогой? – Наши все никак не могут согласовать с русским правительством финансовые вопросы по ленд-лизу. Помнишь Вилли Кройца? – Несдержанный и вспыльчивый болван, – тут же дала ему резкую характеристику леди Вильсон. – Как только его включили в делегацию? – Ты же знаешь, дорогая, как у нас делается. Хорошие связи. Вот только если они рассчитывают получить сейчас чек от русских, то сильно ошибаются. В сорок восьмом году в Москву уже ездила не менее представительная делегация. И что? Вернулись с пустыми руками. Сейчас будет то же самое. Извините, я отвлекся. Значит, Стокгольм. Потом мы летим в Финляндию, в Хельсинки, а оттуда сразу в Москву. – То есть в Ленинград, Генри, мы не летим? – Как мне сказал один из членов делегации, есть предварительный договор, по которому русские должны прислать за правительственной делегацией самолет. Я уже переговорил кое с кем, так что у нас есть шанс лететь с ними до Москвы. – Пришлют? А что в этом Союзе пассажирских самолетов нет? – спросил я. – Ведь Хельсинки, я смотрел по карте, близко от Ленинграда. – У большевиков нет рейсов в Хельсинки. – Почему? – Все очень просто. После войны коммунистическая Россия испытывает большие трудности, как в экономике, так и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Им надо поднимать целую страну, поэтому гражданская авиация у них сейчас, скажем так, на десятом месте. – Я понял. – Генри, а что насчет Ленинграда? У нас ничего не изменилось? – вдруг неожиданно спросила его жена. – Раз я обещал тебе, дорогая, значит, выполню. Съездим туда обязательно. – Спасибо, милый. Говорят, что это очень красивый город, Майкл, – эти слова уже относились мне. – Я смотрела альбом. Там много старинных зданий, мосты, каналы. – Ух ты! Здорово! – сделал я радостное лицо. – На катере покатаемся! – Насчет этого сказать пока трудно. В России зима суровая, так что каналы могут замерзнуть, но будем надеяться на лучшее, – подбодрил меня Генри. – Из Союза, через Германию, полетим во Францию, а нашим конечным пунктом станет Испания. – Как я хочу в Испанию! – неожиданно воскликнула Мария с каким-то непонятным для меня волнением. Я бросил вопросительный взгляд на жену сенатора. Она поняла мой невысказанный вопрос и ответила: – Именно там мы с Генри познакомились. – Вот как?! – теперь уже удивленно воскликнул я. – Я начинал свою карьеру как дипломат, Майкл, – неожиданно сказал сенатор, хотя я ждал объяснений от его жены. – В Мадриде. Пробыл там полтора года, после чего меня перевели в Лондон. Потом снова оказался в Испании, где познакомился с Франсиско Франко. Мы с ним… – Франко! Точно! Я о нем в одном из журналов прочитал, – прервал я его. – Там написали, что он самый настоящий диктатор. Это правда? – Не верь всему, что пишут, парень, – усмехнулся Генри, которого, похоже, позабавил мой эмоциональный всплеск. – В жизни все сложно, даже то, что кажется на первый взгляд простым. Когда ты познакомишься с этим человеком, вполне возможно, что захочешь изменить свое мнение. – Ну, не знаю, – с сомнением в голосе произнес я. – Да и кто меня с ним познакомит? – Хотя бы я, – с улыбкой произнес сенатор. – Вы?! – мое удивление было не наигранным. – Откуда… А! Вы же были в Испании! И там познакомились! Да? – Да. Это так. Теперь к тебе вопрос. Как тебе дается знание иностранных языков? – Прямо так не скажу, что легко, но испанский язык обязательно выучу. Я вам обещаю. А как долго мы там будем жить? – Как пойдут дела. Год, полтора или два. Надеюсь, что тебе там понравится. Теплое море, песчаные пляжи, старинные замки. Вообще в Испании много интересных мест. Будем ездить, смотреть, купаться в море. Я тебе обещаю! – Еще там много вкусного вина, – с легкой улыбкой добавила Мария.
Глава 3
За два первых дня проживания в доме Вильсонов я прошелся по городу в поисках тренировочного зала и тира, а когда нашел, сразу определился с занятиями и расписанием. Мария не возражала, но при этом не замедлила высказаться насчет того, что физическая культура – это однобокое воспитание молодого человека, а надо развиваться всесторонне. Я осторожно поинтересовался, что она имеет в виду, но когда услышал, что ее предложения касались классической литературы и посещения художественных выставок и театров, возражать не стал. Не теряя времени, мы занялись гардеробом, делая упор на российские морозы. Я заказал себе кожаное пальто с меховой подстежкой, шапку, приобрел толстой вязки свитер и теплые кожаные перчатки. Во время прогулок по городу Мария не только знакомила меня с городскими достопримечательностями и старинными зданиями, но и показывала кафе, где варят самый вкусный кофе, рестораны с их фирменными блюдами и торговые улицы с магазинами. Несмотря на довольный вид подростка, который демонстрировал всем и каждому, как хорошо жить на белом свете, когда тебе шестнадцать лет, я все так же продолжал отслеживать возможную опасность. Китайская угроза, если ее можно так назвать, реально существовала, и то, что я сейчас находился на другом конце страны, отнюдь не давало гарантию полной безопасности. В спортивном зале, где я стал заниматься, я неожиданно наткнулся на группу, которую вел бразилец. Он преподавал бразильское направление рукопашного боя, капоэйру. Увидев мои выкрутасы, он заинтересовался и предложил мне проводить тренировочные бои с ним, что добавило много нового и интересного в мои занятия. Весь месяц я прожил в доме Вильсонов в Вашингтоне, за исключением пары дней, когда мы ездили за русскими визами в Нью-Йорк. Если вопрос со всеми европейскими визами решился без нашего с Марией присутствия, то в Нью-Йорк нам пришлось съездить для посещения советского консульства. Как оказалось, причина для нашего личного присутствия была не во мне, как опасался Генри, а в нем самом. Разговор начался с вопроса консула: если вы едете в Испанию, то что вы собираетесь делать в Советском Союзе? – Мы едем как туристы, – первым ответил на этот вопрос Генри. – Нам интересно, как и чем живет ваша страна. – Даже так? – деланно удивился консул. – Мне не доводилось встречаться с вами раньше, господин Вильсон, но при этом приходилось читать ваши статьи, а также кое-что слышать о вас. Вы один из советников президента, не говоря уже о том, что вы находитесь с ним в дружеских отношениях. Как мне еще известно, вы, в свое время, председательствовали в трех комитетах и возглавляли две сенатские комиссии по расследованиям, а также довольно часто выступаете с речами в сенате. Изучив все, что относится к вашей политической деятельности, нетрудно сделать вывод, что вы полностью разделяете взгляды сенатора Джозефа Маккарти, который настаивает на крестовом походе против коммунизма. Если вы все уже определили для себя, зачем вам поездка в страну, политика которой вас не устраивает? Или вы хотите открыть что-то новое для себя? – На этот вопрос, если вы не возражаете, господин посол, я бы хотела ответить, – Мария вопросительно посмотрела на посла. После его кивка головой она продолжила: – Поездка в коммунистическую Россию не имеет никакого отношения к нашим политическим взглядам. Это я попросила мужа включить в эту поездку вашу страну, так как меня интересует искусство, во всех его проявлениях. У вас, в советской России, есть направление, которого нет в других странах мира – социалистический реализм. Мне очень интересно посмотреть, как оно выражено в картине и скульптуре. В не меньшей степени меня интересуют исторические памятники городской архитектуры. Я ответила на ваш вопрос? – Можно сказать, что ответили, – при этом он бросил на нас оценивающий взгляд, словно пытался прочитать по нашим лицам, насколько правдивы слова Марии Вильсон, после чего спросил: – Какие города вы наметили для посещения? – Москва и Ленинград, – ответила жена сенатора. – Именно там находятся главные художественные музеи вашей страны. Кроме того, меня интересует Ленинград как исторический архитектурный памятник. – Сколько вы намерены пробыть в Советском Союзе? – Две недели, – снова вступил в разговор сенатор. – Остановимся в Москве, а уже оттуда съездим на три-четыре дня в Ленинград. – Три-четыре дня для этого замечательного города мало, но общее впечатление вы сумеете себе составить. Не смотрите на меня так удивленно, ведь это город моего детства и юности, поэтому он навсегда останется в моем сердце, как первая любовь. – Вы очень хорошо сказали, – сказала Мария, а затем неожиданно спросила: – Вы случайно стихи не пишите? – Нет. Не пишу, – неожиданно улыбнулся консул. – Насколько мне известно, вы собираетесь лететь через Берлин во Францию, а потом в Испанию. Все правильно? – Так и есть, – подтвердил его слова сенатор. – Я узнавал, что есть пассажирский самолет Москва – Варшава – Берлин. Это так? – Все правильно, мистер Вильсон. – У вас это регулярные рейсы? – неожиданно спросила консула Мария. – Надеюсь, у нас не будет проблем с билетами? – Это вне моей компетенции, миссис Вильсон, – консул снова придал лицу служебное выражение. – У меня остался последний вопрос: зачем вы берете с собой Майкла Валентайна? – Можно мне ответить? – и я, как школьник на уроке, поднял руку. – Можно, – ответил консул. – Мистер, это же так просто. Я просто хочу посмотреть мир! – при этих словах я постарался сделать свою улыбку как можно шире и непосредственней. – Когда тетя Мария мне сказала об этом путешествии, я даже раздумывать не стал. Такой шанс выпадает раз в жизни! Консул снова улыбнулся: – Против таких слов трудно возразить, мистер Валентайн. Завтра, после десяти часов утра, вы, мистер Вильсон, сможете забрать ваши документы. Хорошего вам всем путешествия и приятных впечатлений! До свидания.За все время, что мне довелось жить в Вашингтоне, один раз я был в театре, три раза в кино и дважды на выставках. Наиболее хорошо мне запомнилась первая выставка, на которую мы поехали втроем. Мария, ее подруга Маргарет и я. Впрочем, не мне одному запомнилась именно эта выставка. Дело в том, что это была не просто выставка картин, а своеобразная помощь городских меценатов молодым и еще неизвестным художникам. Несколько богатых семей, в том числе и Вильсоны, собрали деньги и взяли в аренду на две недели часть городской художественной галереи, откуда на это время убрали постоянную экспозицию, а вместо нее вывесили картины и поставили скульптуры молодых художников самых разных направлений в искусстве. Чтобы обеспечить интерес к выставке, были наняты люди, которые стояли на оживленных городских перекрестках и раздавали листовки с приглашением посетить выставку, а за несколько дней до открытия пошла реклама по радио. В одиннадцать часов состоялось торжественное открытие с короткой вступительной речью и духовым оркестром, после чего для художников и журналистов был устроен фуршет, вот только, в отличие от предыдущих выставок, никакой комиссии, которая отвечала за подбор произведений, здесь не было. Организаторы решили дать полную свободу молодым дарованиям, но мне так кажется, что впоследствии они об этом сильно пожалели. Выставка называлась «Свобода, любовь и будущее». Как видно, местные художники слишком вольно восприняли ее название, решив поразить горожан своей безграничной фантазией. Мы пришли на выставку с Марией и ее подругой ближе к вечеру, когда основной поток посетителей схлынул, а сами молодые дарования собрались в небольшие группки в почти пустых залах. Обойдя по большой дуге стоящее недалеко от входа так называемое творение, сделанное из кучи мусора, склеенного в виде остроконечной горы и имевшее пафосное название «Мир будущего», мы прошли в первый зал. По мне, так все картины, висевшие на стенах, и полтора десятка конструкций (слово статуя им точно не подходило) из пластика, бумаги и металла, разбросанных по залу, были сделаны парой-тройкой накурившихся малолеток, настолько они были убоги и безвкусны. Впрочем, подавляющее большинство находившихся здесь художников выглядели им под стать, безвкусно, крикливо, с претензией на экстравагантность. Один из таких типажей, стоя рядом со своей картинкой, где на белом фоне был нарисован оранжевый шар, с надписью «Мир – это оранжевый апельсин», был не только одет во все оранжевое, но даже волосы выкрасил в красновато-желтый цвет. Мне лично пяти минут осмотра хватило, чтобы понять, здесь делать нечего, вот только две подруги, медленно шедшие чуть впереди, в очередной раз остановилась возле невнятной картины с надписью «Взгляд в себя» и зачем-то попытались понять ее смысл. Остановившись в паре шагов от них, я в который раз обвел зал скучающим взглядом. «Уроды с вывернутыми мозгами», – только я так подумал, как от одной из компаний отделилось трое самодельных художников и направились к нам. Подруги, стоя возле этой детской мазни, все еще пытались найти смысл там, где его никогда не было. Один из троицы, хорошо поддатый бородатый парень, подойдя к нам, с ходу самодовольно заявил, что именно его картинка и есть жемчужное зерно в этой навозной куче, а дамы, по ним сразу видно, истинные ценители искусства. По окончании своей короткой речи он нагло заявил, что пятьсот долларов за эту шедевральную картину его вполне устроят. Вот только стоило ему узнать, что дамы не собираются ничего покупать, а хотят понять, что он тут намалевал, как недовольный художник заявил своим приятелям, что подобное заявление является прямым оскорблением его интеллектуального творения. Этим бы все и кончилось, если бы он не добавил, что эти две старые задницы просто не в состоянии заглянуть в душу настоящего художника. Договорить фразу он не успел, так как захрипел, выпучив глаза и багровея лицом. В следующее мгновение я развернулся к его двум приятелям, которые при виде оседающего на пол друга испуганно замерли, не сводя с меня глаз. По их лицам было видно, что молниеносная расправа над их дружком произвела на них достаточное впечатление. – Тоже в лоб хотите? – негромко поинтересовался я, при этом показательно постучал кулаком в открытую ладонь левой руки. – Не-ет, – даже не сказал, а скорее, проблеял бледный тощий парень с запавшими глазами и редкой, куцей бородкой. Второй художник, плотный дядька в разноцветной рубахе и больших роговых очках розового цвета, говорить ничего не стал, а просто попятился, выставив перед собой руки. Испуганно застыла Маргарет, подруга Марии, тараща глаза на багровое лицо бородача. Она не видела момента удара, так как стояла, глядя в этот момент на картину, зато леди Вильсон круто развернулась, стоило ей услышать оскорбление, поэтому прекрасно все видела и теперь неодобрительно смотрела на меня. – Как он? – лаконично спросила она меня. – Будет жить, – ухмыльнулся я. – Это не ответ, Майкл. Ему врач не нужен? – уточнила она. – Нет. Я аккуратно его ударил, – тихонько ответил я. Начала инцидента практически никто не видел, за исключением приятелей пострадавшего. Взывать о помощи никто из них, судя по их испуганным физиономиям, не горел желанием, но стоило бородачу завалиться на бок, как он сразу привлек всеобщее внимание, а еще спустя несколько минут вокруг него собралась небольшая толпа из посетителей, художников и парочки вездесущих журналистов. – Что случилось? Надо вызвать врача! Я представитель прессы! Что случилось?! Стоило раздаться крикам, как леди Вильсон схватила за руку растерявшуюся подругу, после чего негромко сказала-скомандовала: – Майкл, на выход. Выйдя на улицу, мы немного прошлись, потом посадили Маргарет в такси. Проводив взглядом машину, Мария посмотрела на меня и спросила: – Майкл, что это было? – А нефиг обзываться, – буркнул я, глядя в сторону. Сейчас я даже не отыгрывал упрямого подростка, уверенного в своей правоте, а просто был им. – Я тебе очень благодарна за то, что ты защитил мою честь, мой мальчик, но больше так не делай. В следующий раз ты можешь так кого-нибудь серьезно покалечить. – Не волнуйтесь, тетя Мария, я умею соразмерять силу своего удара. – Очень на это надеюсь, – сейчас в ее голосе чувствовался сарказм, – так как не думаю, что мне понравится ходить к тебе на свидания в тюрьму. – Так уж сразу и в тюрьму, – буркнул я, уже играя роль подростка. – Хм. Интересно, что Генри скажет по этому поводу? Отвечать на риторический вопрос не имело смысла, поэтому я только пожал плечами. Поздно вечером, когда жена после ужина рассказала ему о происшествии, сенатор ничего не сказал, только усмехнулся. На следующий день Мария попросила меня купить несколько газет, но как я и думал, инцидент на выставке прошел незамеченным, не найдя своего отражения даже на страницах желтой прессы. За неделю до отъезда меня еще раз сводили на выставку картин. На нее, мне уже потом стало понятно, леди Вильсон вряд ли пошла сама, просто она хотела сделать мне приятное. Здесь, в отличие от мазни авангардистов, были представлены работы художников, которые рисовали обложки для многочисленных журналов, в которых печатались приключения, детективы и фантастика. На больших полотнах, развешанных по стенам художественной галереи, частные детективы и американские агенты воевали с инопланетными монстрами, фашистами и пиратами, мимоходом спасая крутобедрых красавиц. «Сходил на выставку, будто журнал комиксов пролистал», – подумал я на выходе. – Как тебе выставка, Майкл? – Здорово! – изобразил я восхищение. – Особенно та картина, где идет высадка десанта на планете демонов! Еще мне понравилось, как нарисовали ограбление банка. Там все друг в друга стреляют! И схватка с пиратами! – Я рада, что тебе понравилось. Ей действительно было приятно от того, что она сумела угадать то, что Майклу придется по душе. Мария Вильсон еще не сталкивалась, как Генри, с моей истинной личностью, но как женщина, интуитивно чувствовала, что со мною что-то не то, и почему временами поступки шестнадцатилетнего подростка отдают опытом и хладнокровием взрослого мужчины. У нее даже появилась мысль, что у Майкла может быть психическое заболевание вроде раздвоения личности, и уже совсем собралась сходить проконсультироваться к врачу, но, переговорив с мужем, который посоветовал выкинуть эту ерунду из головы, решила все оставить, как есть.
Наконец наступил день нашего отъезда. Заграничные паспорта со всеми визами были получены, вещи собраны. В последние два дня перед отъездом волнение супругов было настолько явным, что бросалось в глаза. Мария места себе не находила, а прислуга ходила с заплаканными глазами. Супружескую пару можно было понять, ведь они, по сути, бросали все, начиная жизнь с нового листа. Причина резких перемен всегда была сложна и неоднородна, хотя здесь, несомненно, в ее основе лежала смерть их сына. Думаю, все сложилось спонтанно, при сочетании сразу нескольких факторов: желание Марии уехать на время, любовь Генри к жене и желание президента послать кого-нибудь в Испанию. Сенатор не говорил, чем он будет заниматься в Испании, но, судя по его некоторым словам, догадаться было несложно. Обоих, сенатора Вильсона и генерала Франко, объединяли дружеские отношения и нелюбовь к коммунистам, а длительный срок пребывания говорил о том, что сенатор, скорее всего, станет постоянным представителем Соединенных Штатов при диктаторе Франко. В отличие от супругов, у меня не было причин для волнения, кроме некоторого сомнения по поводу провоза оружия через границу советской России, так как, уезжая из Лас-Вегаса, я прихватил с собой карманный кольт с тремя запасными обоймами и два метательных ножа. Те сведения о пересечении границы, что я смог получить, имели довольно сомнительный характер. О советской таможне мне рассказал Генри, имевший беседу с журналистом, который побывал в Советском Союзе два года назад. «Если принять за правду слова журналиста, то таможни, в понимании этого слова, там нет. Вот только прошло два года, и мало ли что там могло измениться. Так как провозить арсенал: на себе или в багаже?» Я не сильно волновался по этому поводу, но подвести Вильсонов мне очень не хотелось, поэтому остановился на багаже, при этом взял только кольт с запасной обоймой, а все остальное спрятал в своей комнате.
Мы вылетели изНью-Йоркского аэропорта вместе с официальной делегацией на четырёхмоторном авиалайнере «Боинг 377 “Стратокрузер“». Еще год назад, как рассказал нам один из пассажиров-делегатов, перелет до Стокгольма осуществлялся с двумя посадками, а теперь у современных самолетов возросла дальность полета, и теперь океан пересекался только с одной посадкой для дозаправки. Уже в самолете выяснилось, что делегация неоднородна, а состоит из двух отдельных групп. Одна группа, состоявшая из четырех сенаторов и нескольких чиновников из Министерства финансов, летела для улаживания с правительством Советского Союза оплаты долга по ленд-лизу. Вторая состояла из чиновников от киноиндустрии и трех юристов-консультантов. Они должны были решить вопрос об отчислениях от проката фильмов, которые показывали в кинотеатрах Союза, невзирая на отсутствие лицензии от правообладателей. Так как у четы Вильсонов нашлись знакомые в обеих группах, что меня ничуть не удивило, я оказался в курсе обеих проблем, но если про ленд-лиз мне доводилось слышать раньше, то о претензиях Америки к советской России по поводу фильмов услышал впервые. Оказалось, что советская армия вывезла из Берлина, в 1945 году, весь государственный киноархив Третьего рейха, в котором были тысячи фильмов из разных стран. Сейчас немецкие, американские и европейские фильмы шли в прокате во всех кинотеатрах Советского Союза. Год назад американцы уже предлагали советскому правительству купить двадцать голливудских картин, среди которых были как новые картины, так и имевшиеся в трофейном архиве Советского Союза, за один миллион долларов, но получили завуалированный отказ. Спустя какое-то время американцы узнали, что ко всем фильмам из Рейхфильмархива советская власть стала добавлять вступительный титр: «Этот фильм взят в качестве трофея…», они решили послать новую комиссию для того, чтобы окончательно решить вопрос о нарушении авторских прав и об отчислениях за прокат американских фильмов. «Не знал. Оказывается, коммунисты были еще теми жуликами, которые свое не упустят и чужое не отдадут». Перелет прошел хорошо, и мы приземлились в аэропорту Стокгольма в назначенное время. В столице Швеции мне доводилось бывать раньше, поэтому, гуляя по историческому центру города, должен был признать, что он практически не изменился. Покатались в столичном метро. Этот новый вид городского транспорта совсем недавно появился у шведов. Новый перелет, и мы прилетели в Финляндию. В отличие от столицы Швеции, в Хельсинки я никогда не был. Вот только, к сожалению, короткий световой день и ограниченное время не дали толком рассмотреть город, так как рано утром следующего дня, вместе с обеими делегациями, мы вылетели в Москву. Судя по рассказам членов делегации, которым доводилось бывать в коммунистической России раньше, мне стало понятно, что этот спецрейс настоящее благо, иначе мы бы предельно измучились, так как аэропорты и самолеты советской России не имеют понятия о слове «удобство». В аэропорту наш багаж не досматривали, наверно потому, что это был спецрейс. Нас встретили сотрудник американского посольства и два советских чиновника из Министерства иностранных дел, которые сразу проводили нас в зал ожидания, где нам пришлось ждать, пока наши вещи загрузят в автобус, который прислали за нами. Вместе с представителями властей нас поприветствовал настоящий русский мороз, который заставил чертыхаться и кутаться в одежду всех американцев без исключения. Автобус имел чистенький салон, аккуратно одетого шофера и занавески на окнах. Рассевшись, мы заняли только треть салона. Взревел мотор, и мы поехали. Отодвинув занавеску, я стал смотреть в окно. «Вот я и приехал на родину», – подумал я, но чувства радости и теплоты, которые обычно испытывает каждый человек после долгого отсутствия, так и не ощутил. Вместо чувства возвращения домой у меня появилось ощущение, что я снова оказался в чужом мне времени. Немного подумав, я решил, что это просто защитная реакция мозга, как тогда, когда впервые осознал, что нахожусь не только в Америке, но и в другом времени. Я смотрел на снег, искрящийся на солнце, на дома, похожие на бараки, на окраине Москвы, которые по мере продвижения автобуса к центру менялись на каменные и величественные здания, на идущих по улице людей и снова невольно поймал себя на желании почувствовать себя своим. «Что ты, собственно, хотел? – наконец разозлился я сам на себя. – Услышать русскую речь и почувствовать себя на родине? Это раньше, в той жизни, было возможно. Да и сейчас ты для них кто? Американец, который приехал из страны дяди Сэма – классового врага коммунизма, так что считай, что ты снова в чужой стране, с новым заданием». Странно, но эти хаотичные и несуразные доводы не только смяли внезапный душевный разлад, но и привели меня в чувство. Я снова стал тем, кем был всегда – оперативником, профессионалом, человеком с тысячью лиц, как однажды образно выразился один мой китайский коллега о шпионах. Начинало темнеть. На улицах транспорта было немного, в отличие от людей, которые шли потоком. Москвичи заходили и выходили из метро, из маршрутных автобусов и магазинов, стояли в очередях к киоскам, на которых висели вывески: «Газеты. Журналы», «Табак», «Пиво». Были такие, кто, несмотря на мороз, стоял у щитов, где за стеклом висели газеты. Мимолетно ухватил глазом двух человек, мужчину и женщину, стоявших у киоска «Мосгорсправка». Чуть усмехнулся, глядя, как у метро, несмотря на мороз, продавщицы, зазывая покупателей, торгуют пирожками и мороженым. Пока мы ехали по центру, я видел три больших плаката со Сталиным. Там, где он был изображен на фоне народа, была надпись: «Вперед к новым победам социалистического строительства». На двух других рисунках была одна и та же стандартная надпись: «Да здравствует наш вождь и учитель великий Сталин!» В отличие от рекламы крабов, мыла, пива и путевок в крымские санатории, эти плакаты были подсвечены лампочками. Меня, как и других американцев, удивило то, что нигде не было ярких неоновых вывесок заведений и магазинов, а улицы освещал только свет, падающий от фонарей. Впрочем, меня не столько интересовали вывески и плакаты, сколько люди, идущие по улицам, за окном автобуса. Вот торопливо прошла веселая компания молодежи с коньками в руках, а стайка школьников, в форменных шинелях и с портфелями в руках, остановившись у продавщицы мороженого, принялись считать мелочь. Нетрудно было заметить, что подавляющее большинство из шагающих по улице прохожих были одеты однообразно и небогато. Большинство мужчин были одеты в серые пальто с набивными плечами и перешитые шинели. На головах шапки-ушанки, а на ногах – ботинки, сапоги и даже валенки. Впрочем, встречались и пошитые в мастерских пальто с бобровыми воротниками и кожаные регланы на меху. У женщин одежда была ярче и более разнообразна, но опять в своем большинстве это были длинные пальто темных цветов, а на голове – платки и пуховые шали. «Небогато, – подумал я. – С другой стороны, война только как пять лет назад закончилась». Наш автобус остановился у гостиницы «Метрополь», где нас высадили, так как у делегатов были забронированы номера в гостинице «Москва». Еще по дороге нас предупредили о требовании советских властей о запрещении прямых контактов с местным населением, так как все они должны проходить через официальных представителей власти. Сотрудник посольства отдельно проинформировал нас о встрече завтра утром с представителем ВОКСа (Всесоюзное общество по культурным связям), затем вручил визитки с телефонами и адресом американского посольства, а в конце пригласил на торжественный прием в посольство, по случаю приезда американской делегации, на завтрашний вечер. Выйдя из автобуса, вместе с Генри мы выгрузили багаж. Мария все никак не могла согреться, тряслась от холода, словно осенний лист на резком ветру. Глядя на нее, сам невольно передернул плечами от холода. «Отвык я от российских морозов, – подумал я, автоматически бросив быстрый взгляд по сторонам, и сразу отметил человека, стоящего возле газетного киоска. В сумерках человека сильно не разглядишь, но согласно обычной логике, на морозе человек, покупая газету, старается не смотреть по сторонам, а побыстрее рассчитаться и идти по своим делам, в этом случае покупатель проявил излишнее внимание, разглядывая нас. Это его и подвело. «Наружка», – определил я и, подхватив чемоданы, двинулся вслед за парой Вильсонов к освещенному входу в гостиницу. Швейцар сразу понял, что перед ним иностранцы, почтительно распахнул перед нами дверь. Первые слова жены сенатора, стоило нам остановиться у стойки портье, были: – Это просто какой-то ужас. Тут всегда так холодно? – Наверно, – ответил я. – Я читал, что тут суровые морозы. – Почему мы сюда хотя бы весной не поехали? – тяжело вздохнула леди Вильсон, бросив взгляд на мужа. – Ничего, дорогая. В Испании отогреешься, – добродушно пошутил сенатор, который только что отдал наши документы на оформление. Пока Вильсоны стояли у стойки, я медленно пошел, оглядываясь по сторонам, изображая любопытного мальчишку. К некоторому моему удивлению, привыкший, что в вестибюле гостиницы постоянно толпится народ, который наводит справки, обсуждает, куда пойти, листает буклеты, здесь такого столпотворения я не увидел. Гости, если и ходили, то от входа к лифту и обратно, и изредка в ресторан, именно поэтому без труда засек еще одного агента, который застыл с задумчивым лицом у стенда с конвертами, значками и открытками, делая вид, что выбирает открытку. Лицо у него было худощавое, обычное, без особых примет, как и положено агенту наружного наблюдения. Одет хорошо. Шапка «пирожок», теплое пальто, брюки, добротные ботинки. Отель мне понравился. Солидный, с мраморными лестницами, красными коврами и большим позолоченным лифтом. Женщина за стойкой очень хорошо говорила по-английски, только слишком правильно строила фразы, что было довольно странно при ее профессии, так как такое произношение говорило об отсутствии языковой практики. Пока оформлялись документы, я подошел к газетному киоску, какое-то время перебирал газеты и журналы, после чего отобрал пару газет и два журнала, «Огонек» и «Крокодил». Вернувшись с прессой в руках, наткнулся на любопытные взгляды Генри и Марии. Леди Вильсон, отогревшись, ехидно поинтересовалась: – Майкл, зачем они тебе? Или картинки решил смотреть? – У меня есть русско-английский словарь, – гордо заявил я. – К тому же, как вы тонко подметили, тетя Мария, тут много картинок. Процедура оформления документов несколько затянулась, поэтому купленные мною журналы оказались весьма кстати. Теперь уже мы втроем смотрели картинки и делились впечатлениями. Когда спустя десять минут оформление закончилось, мы с помощью лифта поднялись на четвертый этаж и разошлись по номерам. Мария меня предупредила, что они с Генри устали, поэтому на ужин пойдем рано, а затем они лягут спать. Спустя час мы встретились и вместе спустились вниз, в ресторан, который представлял собой громадный зал, накрытый стеклянным куполом, в центре которого находился большой фонтан с золотыми рыбками. Помещение выглядело роскошно, несмотря на то что в его отделке было излишне много рельефных украшений из гипса и позолоты, но при этом неповторимость ему придавали мраморные колонны, фирменные напольные торшеры и дивной красоты хрустальные люстры. В глубине зала находились возвышение для оркестра и танцевальная площадка. Несмотря на то что мы пришли довольно рано, около половины восьмого, музыканты на сцене уже играли, несколько эмоционально, но при этом в меру мягко и ритмично. Подошедший к нам официант, неплохо говорящий по-английски, проводил нас к столику. Проходя мимо фонтана, я задержался, с минуту наблюдая за игрой золотых рыбок, а заодно демонстрируя любопытство подростка, завертел головой, оценивая обстановку. Свободных мест в ресторане хватало, посетители заполнили только чуть больше половины зала. Заметил, что на двух свободных столиках стояли картонки с надписью на двух языках «Забронировано». Ничего удивительного в этом не было, для ресторанного веселья было еще слишком рано, поэтому в зале было мало посетителей и относительно тихо. Насколько я мог судить, в основном сидевшие сейчас за столиками посетители жили в отеле и пришли сюда именно поесть. Вильсоны не стали выбирать блюда из предложенного им меню, а попросили официанта принести настоящую русскую еду. По лицу последнего скользнула легкая, почти незаметная, ухмылка, говорившая о том, что подобные просьбы ему не в новинку. Из предложенного алкоголя Генри заказал для себя сто пятьдесят граммов хорошей русской водки, а для жены – бутылку грузинского вина, которое любит Сталин. Мне сразу стало интересно, что принесет нам официант и как на это отреагируют Вильсоны. Скоро на столе стоял графинчик с водкой, бутылка вина и холодные закуски. Большая салатница с черной икрой, заливной судак и пирожки с мясом. Сенатор, до этого никогда не пивший водку, опрокинув стопку, скривился и сразу откусил от бутерброда с черной икрой. Прожевав, сообщил о впечатлении: – Какая-то резкая и грубая эта водка. Как ее… А, «Столичная»! Я налил нам с Марией по бокалу «Хванчкары». В отличие от алкоголя, который Вильсонам не понравился, икра, заливная рыба и маленькие пирожки с мясом им пришлись по вкусу. Для меня закуски не являлись какой-то диковинкой, поэтому просто уминал их за обе щеки, получая удовольствие. Какое-то время мы сидели, закусывали и осматривались, а тем временем зал стал постепенно заполняться народом. За столик, где до этого стояла картонка с надписью «Забронировано», сели два офицера, в звании полковников, со своими дамами. Через два столика от нас село четверо мужчин. Судя по раскованности и громким голосам, это были наши соотечественники, американские журналисты. Вот прошел мимо нас хорошо и модно одетый товарищ с дамой под ручку. Эта ухоженная пара привлекла внимание даже миссис Вильсон, которая проводила их удивленным взглядом, но меня больше поразил официант, который прямо лебезил перед гостями, чуть ли не кланяясь в пояс. Посадив посетителей за двухместный столик у стены, он не стал давать им меню, а просто достал блокнот и карандаш, после чего застыл в ожидании заказа. «Дипломат или торгаш, – отметил я для себя. – Хотя, судя по официанту, он здесь завсегдатай, а значит, просто часто гоняет за рубеж. Точно, торгаш». К тому моменту, когда нам принесли горячее, а по моим часам прошло сорок минут, зал был практически полон. Вильсоны с интересом рассматривали посетителей ресторана, негромко делясь впечатлениями. – Майкл, как тебе тут? – поинтересовалась у меня Мария. – Вкусно, – прочавкал я, дожевывая пирожок. – Я хотела спросить: как тебе русские? – Люди как люди. А когда нам горячее подадут? – Дождались. Официант уже несет, – ответил мне Генри. Поставив перед нами бифштексы с жареным картофелем и большую тарелку с ассорти, состоящим из маринованных грибов, соленых огурцов и квашеной капусты, официант забрал грязную посуду и спросил: – Что-то еще будете заказывать? – Нет. Счет принесите, пожалуйста. Мария, попробовав закуску, отвергла грибы и соленые овощи, а вот Генри (под остатки водочки) и я (соскучившийся по такой закуске) ели с большим удовольствием. Оплатив принесенный счет, мы поднялись на свой этаж и разошлись по номерам. Мне очень хотелось погулять по вечерней Москве, но я был вынужден вести себя, как американский подросток, оказавшийся в чужой и враждебной стране. Оставшись в номере, принялся изучать журналы, положив рядом с собой, для маскировки, русско-английский словарь и блокнот, в который записал несколько русских слов. Все это останется здесь, на столе. Номер «Огонька», с которого я начал обзор прессы, был полностью посвящен Ленину в связи с датой его смерти – 21 января. Пробежал глазами пафосный и лощеный текст статей и стихов, посвященных вождю пролетариата, посмотрел на многочисленные фото Ленина, пока не наткнулся на заметку «Многомиллионные тиражи ленинских трудов». Меня сразу рассмешила фраза: «В книжный магазин, на Кузнецком мосту, нескончаемой чередой идут люди, которые покупают собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма В. И. Ленина и И. В. Сталина», но стоило наткнуться на цифры в другой фразе: «С 1920 года по 1950 год в СССР на 77 языках было издано 168 миллионов 761 тысяча экземпляров Сочинений В. И. Ленина», я слегка обалдел. «Или врут, или на голову больные. На фига столько?» Дальше шли политически ангажированные статьи по поводу успехов социалистических стран. Следом, в противовес успехам социализма, шла заказная статья, рассказывающая о плохой жизни в капиталистических странах, за ней следовал фельетон, шахматная задача и кроссворд. Закрыв «Огонек», начал листать «Крокодил». Здесь не рисковали критиковать образ жизни в Союзе, зато злой, ядовитой карикатуры на политику и жизнь в зарубежных странах было в достатке. Впрочем, американская пресса в этом отношении ничем не отличалась, там вполне хватало злобных нападок на СССР. Здесь даже анализировать не надо: пресса обеих стран работала на полных оборотах на «холодную» войну, демонизируя противника и тем самым разжигая ненависть между народами. Пролистал газеты. Внутри все одно и то же: фото и цитаты Сталина, хвалебные статьи социалистическому строю, отчеты передовиков производства и торжественные заседания. «Капиталистический способ земледелия неизбежно ведет к истощению почвы. В США многие миллионы гектаров доведены до крайнего истощения. Претворяя в жизнь сталинские планы, колхозное крестьянство полностью овладело силами природы в интересах создания изобилия продовольствия, в интересах построения коммунизма, – прочитал я про себя выдержку из статьи об успехах социалистического ведения сельского хозяйства. – Круто завернули. Интересно, американские фермеры об этом знают?» Просматривая газету дальше, неожиданно для себя наткнулся на статью, где поливали грязью югославского диктатора Тито. «Он-то чем Сталину не угодил?» – удивленно подумал я, прочитав фразу: «Иосип Броз Тито с его гнусными сатрапами – это банда американских шпионов, убийц и предателей дела социализма». Кинув просмотренные газеты к журналам, сделал вывод: «Политика. Промывка мозгов. Грубо и наивно, правда, наверно, только для меня». Встал, походил по номеру, потом включил радиоприемник. Какое-то время крутил настройки, перескакивая с радиостанции на радиостанцию, потом выключил. Проанализировал свое поведение. Вроде все нормально. Мальчишка полистал журналы, послушал радио. Вел себя, как американский подросток, не знающий языка. Впрочем, от меня это не требовало особых усилий, настолько тесно удалось сжиться с ролью американского подростка, хотя подобный анализ своего поведения за день я делал почти ежедневно. «Интересно, как у ГБ обстоят дела с прослушкой номеров? До видео они пока не доросли, но „уши“ вполне могли поставить. Не думаю, что они могли обставить в этом деле американцев, но лучше перестраховаться». Достал из чемодана комикс о приключениях какого-то героя, какое-то время пролистывал, дополняя вслух восторженными комментариями, после чего кинул журнал возле своей кровати, разделся и лег спать.
Глава 4
Утром, после завтрака, по настоянию Марии, которой не терпелось увидеть хоть кусочек исторической Москвы, мы решили сделать короткую прогулку, не отходя далеко от отеля. Сначала полюбовались фресками на фасаде «Метрополя», потом дошли до Большого театра, развернулись и пошли обратно в отель, дожидаться советского представителя. Сидя в номере Вильсонов, мы обменивались первыми впечатлениями, когда раздался стук в дверь. Открыв дверь, я увидел стоящих в коридоре двух мужчин. Одному из них, стоявшему впереди, с густой шапкой черных волос, было лет сорок, а судя по цепкости и решительности взгляда, он имел твердый характер. В руках он держал папку. Второй мужчина выглядел лет на двадцать пять, в круглых очках, имел рассеянно-стеснительный вид кабинетного ученого, который непонятно каким образом оказался здесь. Если сравнивать его с коллегой, то можно выразиться так: труба пониже и дым пожиже. Стоящий первым мужчина, похоже, не ожидал меня здесь увидеть, поэтому несколько промедлил с вопросом: – Извините, но, если я не ошибаюсь, здесь должны проживать Вильсоны? «Хорошее произношение», – сразу отметил я. – Привет, мистер. Вы не ошиблись. Меня зовут Майкл. Проходите, – я отступил в сторону, сделав приглашающий жест рукой. Мужчины прошли мимо меня. Закрыв за ними дверь, я пошел следом. – Михайлов Сергей Ильич. Я представитель Всероссийского общества по культурным связям, – сразу представился мужчина, только войдя в комнату. – Вместе со мной пришел Инокин Викентий Павлович. Он будет вашим переводчиком, если у вас не будет возражений против его кандидатуры. Генри, в свою очередь, представил нас, после чего предложил гостям сесть. Воспользовавшись моментом, я снова прошелся взглядом по нашим гостям, сравнивая их поведение со своим первым впечатлением. Михайлов держался уверенно и спокойно, а вот переводчик, долговязый мужчина, переступал с ноги на ногу с виноватым видом. Одет он был сравнительно неплохо для обычного гражданина, но явно хуже, чем Михайлов. – Перед тем как перейти к основному разговору, ради которого мы пришли, мне хотелось бы задать вам один вопрос, мистер Вильсон. Вы не против? – Не против, – с удивлением в голосе ответил сенатор. – В чем он заключается, господин Михайлов? – Извините меня за возможную бестактность, господин Вильсон, но нас почему-то не поставили в известность об этом молодом человеке. Кем он вам приходится? – Племянник. Майкл Валентайн. – Вопрос решен. Мне только сегодня стало известно, что вы прибыли вместе с официальной делегацией. Теперь я хотел бы знать: вы будете принимать участие в их культурной программе? Теперь мне стало понятно, почему этот чиновник сам, лично, навестил нас. – Нет, не будем. Возможно, мы пойдем сегодня вечером на торжественный прием в американское посольство, но даже это пока под вопросом. На лице Михайлова ничего не изменилось, а вот в его глазах проскользнуло сожаление. Он хотел от нас избавиться. Причины мне были неизвестны, но если отталкиваться от факта, что перед ним не просто турист по имени Генри Вильсон, а крупная политическая фигура, сенатор, богатый и влиятельный человек в своей стране, то любое происшествие, связанное с ним, может мгновенно превратиться в международный скандал, что для него чревато самыми жесткими последствиями. Наверно, не только я, но и сенатор, который прекрасно понял подоплеку этого визита, понял, зачем приехал этот чиновник. – Хорошо. Теперь перейдем к делу. Нам передали ваши пожелания. Согласно им была составлена ваша культурная программа, но теперь, я так понимаю, нам придется внести в нее кое-какие изменения, учитывая интересы подростка. Или у вас будут какие-то особые предпочтения? – Может, вы сначала озвучите программу, которую нам приготовили? – с легкой насмешкой поинтересовался Генри. – Мы сделаем проще, – ответил ему ровным голосом представитель, после чего достал из папки несколько листов бумаги и раздал нам. – Читайте и высказывайте свои пожелания и замечания. Я бросил взгляд на свой листок. Это был список экскурсий, с перечнем в полтора десятков пунктов, отпечатанный на машинке. Быстро пробежал по нему глазами. «Экскурсия по городу… Посещение Художественного музея… Пункт № 7. Посещение ВДНХ…» В ожидании нашей реакции представитель ВОКСа достал из папки несколько цветных буклетов и положил на стол перед миссис Вильсон, затем на свет появился такой же листок с перечнем мероприятий, который он положил перед собой на стол. Поверх его бумаги лег карандаш, один конец которого был красный, а другой синий. Михайлов терпеливо ждал, когда Мария закончит просматривать цветные иллюстрации брошюр. Стоило ей поднять голову, как он сказал: – Жду ваших предложений и изменений в программе. После этих слов Генри выжидающе посмотрел на жену, которая поняла все правильно, взяв на себя разговор с представителем ВОКСа, а чуть позже к ней присоединился муж, изредка уточняя и задавая вопросы. Пока они были заняты делом, я, используя свой образ, стал самым бессовестным образом рассматривать нашего переводчика, который к концу моего осмотра приобрел несчастный вид. Но это было только начало, потому что затем я засыпал его кучей вопросов и спустя пятнадцать минут знал, что Инокин сын потомственных педагогов, который два года тому назад окончил Московский университет и сейчас работает на кафедре, а работа в ВОКСе является его общественной нагрузкой. За то время, пока я пытал переводчика, культурная программа была утверждена. Михайлов сразу встал и официальным тоном объявил: – Итак, господа, мы с вами все решили. Завтра с утра мы начнем работать по утвержденной вами программе. Сегодня у вас свободный день. Вы можете пройтись по улицам нашей столицы, красавицы Москвы. У нас много исторических и памятных мест, которые вы можете изучить самостоятельно. Также советую заглянуть на какой-нибудь московский каток, и вы увидите, как отдыхают наши, советские, люди. Теперь у меня к вам вопрос. Вы привезли с собой фотоаппарат? – Да. У меня есть фотоаппарат, – ответила Мария. – Нас предупредил сотрудник нашего посольства о ряде ограничений для иностранных журналистов-фотографов, но я не работаю на журнал или газету. Свои фото я собираюсь делать для памяти. Вы же это должны понимать? – Вы тоже должны понимать, что наша страна сейчас переживает трудности, которые являются последствиями тяжелейшей войны, перенесенной нашей страной. Мы честно признаем, что не все идет гладко в нашей стране. Вот только когда наш советский народ, в едином порыве, поднимает народное хозяйство и промышленность, пытаясь в скорейшие сроки вернуть людей к нормальной жизни, ваша пресса извращает факты, подавая их в искаженном виде. Именно благодаря нечистоплотной работе ваших журналистов и была введена цензура на статьи и ограничения на фотографирование. Сенатору явно не понравилась отповедь его жене, поэтому он с неприязнью в голосе спросил: – Что конкретно от нас нужно? – Перед тем как делать фотографии, посоветуйтесь с переводчиком, у которого есть инструкции на этот случай, также он в курсе, что надо делать и куда звонить, если возникнут недоразумения. Вопросов больше нет? – Нет, – отчеканила леди Вильсон, которой не понравился нравоучительный тон советского чиновника. – Мы вас больше не задерживаем. Стоило представителю ВОКСа выйти, как Вильсоны переключили свое внимание на нашего переводчика. Тот снова смутился. Честно говоря, мне было непонятно, почему именно Инокина, совершенно неприспособленного для такой работы, направили к нам в качестве переводчика. «Или он тот, кто есть, или… его посадили на крючок спецслужбы. Вот только агент из него… как дырка от бублика. Одна пустота. Ладно, время покажет». – Зовите меня просто Викентием или, если хотите, просто Веней, – выдавил из себя Инокин явно заранее заготовленную фразу, когда на нем скрестились наши взгляды. – Я буду вашим переводчиком все время, пока вы будете находиться в нашей стране. У вас есть какие-то особые пожелания? Мы почти одновременно посмотрели на Марию, которая явно пребывала не в лучшем расположении духа после разговора с Михайловым. – Начнем с того, что вы можете нам предложить на сегодня, молодой человек? – тон ее голоса был сухой и недовольный. – Для начала – прогулку по городу, только сразу должен признаться, что плохо знаю исторические аспекты нашего города. Завтра вам на экскурсии более подробно и интересно расскажут о памятных местах Москвы, столице нашей родины. Меня уведомили, что вы, госпожа Вильсон, любите искусство, а мне вчера мама сказала, что у нас буквально на днях открылась художественная выставка. Если у вас появится желание, то мы можем сегодня ее посетить. Еще можем… пройтись по магазинам, – это фраза была явно сказана с запинкой. – Или, как сказал товарищ Михайлов, пойти на каток, но это лучше сделать вечером, когда горят цветные лампочки и играет музыка. Фраза про маму сразу смягчила Вильсонов, и те уже смотрели на взволнованного парня с определенной долей симпатии. – Сколько сейчас на улице градусов мороза? – поинтересовался я, намекая тем самым, что болтаться по памятным местам не стоит. Парень замялся: – С утра, когда я выходил из дому, было восемнадцать мороза, но солнца нет, облачно, так что, думаю, днем слегка потеплеет. Градусов четырнадцать-пятнадцать будет. – Холодно. Много по улице не походишь, – вслух стала рассуждать Мария. – Тогда сделаем так. Немного прогуляемся, потом сходим… Веня, у вас здесь есть где-нибудь недалеко большой антикварный магазин? Инокин завис, растерянно мялся, потом признался, что не знает ни одного антикварного магазина. – Тетя Мария, это ерунда. Узнаем у портье, – пришел я на помощь переводчику. – Да-да, – обрадовался переводчик, вскочив на ноги. – Я сам все узнаю. Прямо сейчас. – Не торопитесь, молодой человек. М-м-м… Сначала будет прогулка, потом посетим антикварный магазин, далее… художественная выставка. А вечером… Хм. Впрочем, не будем загадывать наперед. Веня, вы сейчас спускаетесь вниз, узнаете про магазин и ждете нас. – Все, уже иду, – Инокин торопливо вскочил и торопливо зашагал к двери. Когда мы вышли на улицу, ветер стих, поэтому мороз не так чувствовался, именно благодаря этому мы гуляли достаточно долго, не менее часа. Уже спустя десять минут после начала прогулки я засек «топтуна», но спустя какое-то время поменял его статус на «охранника», так как он просто шел за нами, не сильно скрываясь. Судя по всему, его приставили к нам на сегодняшний день из-за статуса сенатора, как заметной политической фигуры, зато легковую машину, надо признать, на начальном этапе проглядел, и это притом, что легковых автомобилей на улицах было относительно мало, а большую часть составляли общественный транспорт, грузовики и специальные фургоны. Как гид Веня не оправдал надежд Вильсонов, правда, никого это не расстроило. Не совсем приятный разговор с Михайловым уже забылся, и мы просто гуляли по улицам, обменивались мнениями, изредка задавая вопросы переводчику. Народ, слыша иностранную речь, смотрел на нас по большей части с любопытством, хотя встречались и откровенно враждебные взгляды, но при этом обтекал нас, стараясь не приближаться. Гуляли мы ровно до того момента, пока не увидели свободное такси. Это была «Победа». В отличие от меня, Вильсонам машина показалась неудобной, но их, привыкших к большим габаритам салонов американских машин, можно было понять. Водитель, стоило ему услышать, что американцы хотят попасть в антикварный магазин, хитро улыбнулся и уверенно сказал: – Конечно, знаю. Привезу в лучшем виде. Магазин не произвел на леди Вильсон большого впечатления, и через полчаса мы снова оказались на улице. Водитель такси, которому явно понравились щедрые чаевые, не стал искать клиентов, а просто решил дождаться нас. – Куда едем, уважаемые пассажиры? – шофер такси повернулся к нам, когда мы расположились в салоне. Так как сегодня, по нашему негласному согласию, командовала Мария, она и ответила: – Едем обедать. В приличное место. Тут оказалось, что у Вени есть список ресторанов, которые нам было рекомендовано посещать. Среди них был грузинский ресторан «Арагви». Услышав название ресторана, я внутренне усмехнулся. Еще по той жизни мне было известно, что именно это заведение стояло на полном прослушивании у КГБ. Кабинеты прослушивались с помощью микрофонов, метрдотель являлся отставным офицером ГБ, а официанты, все как один, являлись внештатными сотрудниками. Впрочем, это ничего не меняло для меня. У Майкла Валентайна было идеальное прикрытие, он был американским гражданином. Места в ресторане, как только там узнали, что мы американцы, сразу нашлись. Единственной проблемой оказался Веня, который начал отнекиваться, говоря, что он не голоден и спокойно подождет нас здесь, но только до того момента, пока я не схватил его за рукав и не потащил в зал. Шашлык по-карски и бутылка хорошего грузинского вина оставили после себя приятную сытость и подняли настроение. Не успели мы выйти из ресторана, как снова увидели нашего водителя, который приветливо махал нам рукой. Метрах в сорока от такси стояла еще одна, серая, «Победа». Наша охрана… или все же соглядатаи? Водитель, отлично знавший, где находятся антикварные магазины и рестораны, не сразу нашел выставочный павильон, где проходила выставка. Как только мы вылезли из машины, он сразу поинтересовался у Инокина, сколько времени может занять посещение выставки. Когда тот ответил, что, возможно, надолго, слегка поскучнел лицом, но при этом снова помахал нам рукой на прощанье и только тогда уехал. Мне сразу в глаза бросился висевший на здании знакомый с детства лозунг «Народ и партия едины». Стоило мне его прочитать, как в памяти всплыла смешная фраза из моей прошлой жизни: «народ и партия едины, вот только разное едим мы». Войдя в первый зал, мы неожиданно наткнулись на довольно большую группу изрядно шумевших людей. Миссис Вильсон, услышав громкие голоса, недовольно поморщилась, так как считала, что истинное искусство требует тишины во время просмотра. Прислушавшись к голосам, я понял, что прямо сейчас шла оценка работ молодых художников, причем с точки зрения идейности, так как оценивала их комиссия, состоящая из маститых художников, искусствоведов и партийных деятелей. Прямо сейчас, словно стоя на трибуне, товарищ из комиссии ораторствовал: – …Мирное время поставило перед советским народом, а значит, и перед советским искусством новые задачи. Военная тема Великой Отечественной войны должна уступить место иной, мирной жизни, показу трудовых будней советского народа! При этом я хотел бы предостеречь молодых художников… Мария снова поморщилась от звуков гремевшего под сводами зала голоса и довольно громко сказала: – Давайте перейдем в другой зал. Когда господа коммунисты перестанут шуметь, вернемся и осмотрим висящие здесь экспонаты. Услышав иностранную речь, кое-кто из комиссии и молодых художников повернулся в нашу сторону, причем на очень короткое время, так как голос низкорослого оратора, с блистающей в свете люстр широкой лысиной и в огромных очках в роговой оправе, продолжал греметь: – …Вы, горячее и пытливое молодое поколение, должны нести не просто реализм нашей жизни в своих картинах, а чувства, которые бьются в ваших сердцах! Вы должны донести их до сердец трудящихся масс, показать верность и любовь советских людей нашей родине, единство Коммунистической партии и советского народа… Оказавшись во втором зале, мы с Генри медленно пошли за Марией, которая внимательно и цепко оглядывала каждую картину, нередко останавливаясь, чтобы внимательнее присмотреться к полотну. Мне это было неинтересно, так как тема картин, развешанных на стенах, набила мне оскомину еще в той жизни. Одни только названия полотен наводили тоску, заставляя непроизвольно зевать. «Приезд агитатора в деревню», «Вручение переходящего знамени ударникам труда», «Трудовое собрание передовой бригады на заводе». Стоило Марии это понять, как она перестала останавливаться возле каждой картины и теперь просто медленно шла по залу, лишь проводя глазами по висевшим на стенах работам художников. Впрочем, не все картины были посвящены трудовым успехам советского народа, на стенах висело много полотен на тему Великой Отечественной войны, а также пейзажи, натюрморты и портреты. Около одного такого портрета, на котором была изображена девушка, она надолго остановилась, затем спросила мнение мужа, когда тот сказал, что ему тоже нравится портрет, Мария повернулась к Вене: – Здесь есть управляющий картинной галереей? – Управляющий? М-м-м… Может, директор? Сейчас пойду, узнаю. Спустя десять минут он вернулся с женщиной весьма строгого вида. Очки в роговой оправе, густая копна волос, удерживаемая заколками, пиджак и длинная строгая юбка придавали ей вид профессиональной училки. – Здравствуйте. Лузгина Наталья Игнатьевна. Я заместитель директора. Что вы хотели? – Здравствуйте. Я хочу купить картину. Вот эту, – и она показала пальцем на висящее на стене небольшое полотно. – Это возможно? – Купить? – услышав перевод, Лузгина явно удивилась. – Даже не знаю, что сказать. Хотя… Впрочем, автор этой картины, Дмитрий Полевой, сейчас находится здесь. Он входит в состав идеологической комиссии, которая сейчас работает в соседнем зале. Может быть, вам с ним сначала нужно поговорить? – Здесь больше нечего смотреть. Возвращаемся, – и Мария решительно зашагала в первый зал. В этот момент я отчетливо услышал тяжелый вздох нашего переводчика за своей спиной. Даже невооруженным глазом было видно, что общение с нами дается ему с таким трудом, словно он шахтер и рвет последние жилы, собираясь побить очередной рекорд. Мы подошли к группе в тот момент, когда заканчивалось обсуждение картины одного из молодых художников под названием «Комсомольское собрание в деревне». Веня, с виноватым выражением лица, подошел к членам комиссии и что-то негромко сказал. Головы всей толпы мгновенно повернулись к нам, после чего завязался оживленный спор, при этом Вене было приказано каким-то руководящим товарищем не переводить их слова американцам. Это было правильно, так как пара товарищей высказалась довольно резко насчет американских империалистов, которые совсем обнаглели и что пора им дать по рукам. – Товарищи, есть у кого-нибудь особое мнение? – спросил солидный товарищ, после того как споры поутихли. – Мы что, должны угодничать перед американскими капиталистами?! Хотят купить! Им что здесь, Америка?! Это там за деньги все можно, а у нас – шалишь! – снова высказался один из непримиримых товарищей. За ним высказался ряд более прогрессивных, чем он, коллег: – Если подумать, что тут такого? Это говорит о высокой оценке творчества товарища Полевого иностранцами! Вот только насколько это правомерно? Да и кто будет оценивать стоимость картины? Мы или американцы? Выслушав мнения, глава комиссии, подвел итоги споров: – Сейчас, как вы знаете, товарищи, нашей с вами стране трудно, так как она не оправилась еще от последствий тяжелой войны, и поэтому нам нужна валюта. Для блага людей, для восстановления промышленности, для сельского хозяйства. Мы должны использовать любую возможность! Вот только мы с вами не можем решать эти вопросы, зато имеем право передать наше коллективное мнение компетентным в этих вопросах товарищам, которые поставлены решать подобные вопросы. Как вы, товарищи? – Так и сделаем, Степан Иванович! Поддерживаем! – На этом все, товарищи. Продолжаем работать. Чья это картина? – Курилин Артем Тимофеевич. 28 лет. Член ВЛКСМ с шестнадцати лет. Участник Великой Отечественной войны. Награжден двумя медалями «За боевые заслуги». В 1948 году Курилин окончил школу художественного мастерства. Последние два года работает в художественной артели «Красное знамя». Активист. Редактор стенгазеты и боевого политического листка, принимает участие во всех мероприятиях политического характера. Самостоятельно изучает труды классиков марксизма-ленинизма… – затараторил секретарь ответственного товарища. В ответ на услышанную характеристику у меня чисто автоматически всплыли в памяти слова другой характеристики из сериала «Семнадцать мгновений весны»: «характер нордический, стойкий, беспощаден к врагам рейха». Сравнение получилось смешным. Не сдержавшись, тихонько фыркнул и сразу наткнулся на любопытные взгляды Марии и Генри. В ответ пожал плечами, дескать, ничего особенного, смешинка в рот попала. Леди Вильсон, получив расплывчатый ответ, какое-то время задумчиво посмотрела на группу товарищей, которые продолжили оживленно обсуждать идеологическую направленность очередной картины, потом спросила переводчика: – Я не могла бы поговорить с художником… М-м-м… Полевой. Веня в который раз тяжело вздохнул, но стоило ему увидеть, что обсуждение картины прервалось, и группа начала двигаться дальше, к следующей картине, быстро подошел и что-то негромко сказал Полевому. Тот в свою очередь переговорил с председателем комиссии, в ответ последовал барственный кивок. Художник подошел к нам. Мужчина имел хотя и не броскую, но приятную внешность: среднего роста, плотный крепыш, темно-русый, сероглазый, с открытым доверчивым лицом и доброжелательной улыбкой. – Здравствуйте, граждане… американцы, – голос у него был несколько напряженный. – Вы что-то хотели? После синхронного перевода мы, в свою очередь, дружно поздоровались с ним, затем Мария сказала: – Веня, переводите. Господин Полевой, мне хотелось бы приехать к вам и посмотреть остальные ваши работы. Это возможно? Художник после ее слов растерялся. – М-м-м… Извините, не могу вам так прямо ответить. У нас, м-м-м… как это сказать… так не принято. Мне надо получить разрешение на ваш приезд. Услышав перевод, Мария закатила глаза, затем раздраженно покачала головой, после чего сказала: – Ох уж эти советские бюрократы. Покопавшись в сумочке, она достала визитную карточку, вручила ее художнику, затем деловым тоном сообщила ему: – Мы остановились в отеле «Метрополь». Когда вопрос будет решен, свяжитесь с нашим переводчиком и назначьте встречу. До свидания. Инокин снова подавил тяжелый вздох и снова отправился вместе с Полевым к главе комиссии, чтобы согласовать свои дальнейшие действия. Спустя пять минут переводчик вернулся и сказал, что все улажено. Недовольная миссис Вильсон решила, что с нее на сегодня хватит, и мы отправились обратно в отель. В такси супруги, посоветовавшись, все же решили сходить на торжественный прием в посольство. – Майкл, ты как? – поинтересовалась у меня жена сенатора. – Пойдешь с нами? Ехать на торжество не сильно хотелось, но при этом я подумал, что сидеть второй вечер в своем номере мне хочется еще меньше, поэтому сказал: – Еду с вами, тетя Мария. – Вот и молодец.Торжественный прием, в полном понимании этих слов, закончился сразу после двух приветственных речей, посла и главы делегации, которые занялиоколо пятнадцати минут, после чего сотрудники посольства и гости потянулись к столам. Зазвенели бокалы, раздались громкие голоса, где-то смеялись. Меня сразу обступила маленькая компания из трех молодых людей, и как выяснилось в процессе беседы, по профессии журналистов. У всех троих плескалось виски в стаканах. Познакомились. Фотограф Бенджамин Хаксли, журналисты Абрахам Скотт и Грегори Тейлор. В беседе выяснилось, что Бенджамин и Грегори, как и мы, жили в «Метрополе», только этажом выше. – Майки, как тебе Россия? – спросил меня Скотт. – Брр-р – холодно! – и я скорчил смешную рожицу. – А когда можно увидеть медведя на улице? Журналисты засмеялись. Каждый, кто ехал в Россию работать, был наслышан о морозах, русской водке и медведях на улице. Если морозы и водку американцы вкушали в полной мере, то медведи превратились в традиционную шутку. – Увидишь. В московском цирке, – заулыбался Хаксли, и парни снова рассмеялись. – А погода сейчас еще ничего стоит! Вот месяц тому назад, перед самым Новым годом, был настоящий мороз. Правда, парни? Двадцать восемь и ни градуса меньше. И так почти всю неделю. – Как же вы, бедолаги, выжили? – усмехнулся я. – Как видишь! Постоянно согревались… вот этим, – и Хаксли поднял свой стакан. – Точно! Без этого никак, – поддержал его Скотт. – Ты как, пьешь? Или мама не разрешает? – Где тут наливают? – Наш парень. Пошли! – скомандовал Бен, и мы двинулись к бару. Вечер прошел весело и в какой-то мере познавательно. Сначала парни слушали мои новости об Америке, в которой они не были уже больше года, потом, найдя во мне благодарного слушателя, сами стали рассказывать о коммунистической России. Говорили обо всем, о женщинах, о еде, о спорте, только политику не трогали, объяснив это тем, что не хотят ругаться, настолько их достали ограничения и запреты советских властей. Скоро мы остались только вдвоем с Беном, так как Скотт и Тейлор, исчерпав тему, растворились среди гостей. Бен, фотокорреспондент, подвыпив, опять начал жаловаться на различные запреты местных властей. – Туда ездить нельзя, то не снимай. Сплошные запрещения. Слышал, что парни говорили? Все материалы иностранных корреспондентов, предназначенные для публикации за рубежом, проходят через цензоров, так же, как и мои пленки. – А международные телефонные линии? – Их тут просто нет, парень. Парням нужно ехать на Центральный телеграф, находящийся рядом с Кремлем, и везти туда текст депеши в письменном виде, в нескольких экземплярах, которые передаются цензору. Потом они сидят и ждут. Когда пятнадцать минут уходит, а когда и пять часов можно просидеть. – Это плохо, – и я придал лицу сочувствующее выражение. – Я даже выехать из Москвы никуда не могу без специального разрешения Отдела печати НКИД, – продолжил жаловаться Бен после хорошего глотка виски. – Я свободный художник, Майкл, а мне тут крылья прямо на лету подрезают. Вот скажи, как тут работать, парень? – В таких нечеловеческих условиях тебе должны давать усиленный героический паек, Бен. По стакану виски утром, в обед и вечером. Исключительно для поддержания твоего американского свободолюбивого духа. Журналист рассмеялся: – Умеешь ты насмешить, Майки. Завтра воскресенье, что ты собираешься делать? – На экскурсию поедем. – Ерунда. Стандартный набор. Музей Ленина, Ленинские горы, Большой театр, метро. Впрочем, ты тут в первый раз, может, тебе интересно будет, а мы вот завтра с Тейлором на гонки идем. – Какие гонки? – Ты про мотокросс на льду что-нибудь слышал? Я замотал головой: – Что это за штука такая? – Русские по льду на мотоциклах гоняют. Мне как-то довелось видеть их тренировку, так скажу я тебе так: подобное зрелище не для слабонервных! Об этом виде спорта мне приходилось слышать, но не видел и никогда не интересовался. – Интересно посмотреть, только как там без русского языка? – Нет проблем, – заулыбался Бен. – Дядя Бен все на свете знает, в том числе и русский язык. Все что надо, расскажу и объясню. – Ты знаешь русский?! Откуда? – Представляю в Америке второе поколение русских эмигрантов. – Это как? Ты наполовину русский? – сделал я удивленное лицо. Бен снова рассмеялся и сказал: – Можно сказать и так, парень. Что, удивил? – Удивил, – сделал я соответствующее лицо. – Так что? Пойдешь с нами? – Заметив, что я колеблюсь, принялся уговаривать: – Завтра финал чемпионата Москвы будет. Пойдем! Обещаю отличное зрелище! Не пожалеешь. Устроим маленький тотализатор, где проигравший ставит пиво. Так как, Майкл? – Ну, не знаю, – я изобразил сомнение на лице. – Так я тебе еще самое главное не сказал! У гонщиков на мотоциклах нет тормозов. Представляешь, парень? Русские парни несутся сломя голову по льду, на полной скорости. Увидишь, на всю жизнь запомнишь! – Ладно, стой здесь, никуда не уходи. Держи, – я сунул ему в руку свой стакан с остатками виски. – Сейчас вернусь. Леди Вильсон я нашел быстро. Она разговаривала с двумя женщинами из посольства. Подойдя, я быстро сказал: – Извините меня. Тетя Мария, можно тебя на минуточку. Не успели мы отойти в сторону, как последовал строгий взгляд и такой же вопрос: – Майкл, ты пил? – Чуть-чуть, для знакомства. У меня к вам просьба. Хочу завтра с ребятами сходить на спортивные соревнования. Там на мотоциклах крутые парни будут по льду гонять. У нас, в Америке, такого не увидишь. – Ребята, это кто? – Фотокорреспондент Бен Хаксли и журналист Грегори Тейлор. Кстати, Бен знает русский язык. – Хорошо, но и когда это будет? Не забывай, что с утра у нас запланирована экскурсия по городу, а вечером мы идем в оперу. – По городу и так нахожусь, а чемпионат Москвы только один день, завтра. А в оперу я с вами пойду, как и планировали. Так я с ними? – Что с тобой сделаешь, иди. Только очень прошу тебя, Майкл, будь осторожен. Помни, что ты в чужой стране, поэтому сначала подумай, а потом говори или делай. Договорились? – Договорились, тетя Мария.
С утра, сразу после завтрака, мы разделились. Вильсоны поехали на экскурсию, а я вернулся в свой номер, дожидаться прихода журналистов. Спустя полчаса пришел Бен и сказал, чтобы я одевался и спускался вниз. – Жди нас, мы быстро. Спустившись, они с откровенной завистью стали рассматривать мое теплое кожаное пальто и меховую шапку. – Ух ты! Пальто здесь приобрел или из Америки привез? – сразу поинтересовался Тейлор. – Из Америки. Как только прочитал в одном журнале про русские морозы, так сразу и заказал. – Ты, как я посмотрю, предусмотрительный паренек. Мне хуже пришлось. Я приехал в Москву в середине осени в легкой куртке, и пока не сообразил, что к чему, чуть не отморозил своего драгоценного малыша, – проинформировал меня Бен. – Ладно. Пошли, по дороге поговорим. Журналисты, разбитные ребята, шутили по каждому поводу, а стоило им узнать, что я боксер, пообещали организовать товарищеский матч на звание чемпиона посольства. Как оказалось, среди журналистов есть еще один боксер-любитель, который частенько хвастается своими победами на ринге. – Устроим тотализатор. Мы поставим на тебя, ты надерешь этому хвастуну задницу, а нам только и останется, что грести денежки. – Только нужно правильно донести рекламу до потребителя, – поддержал своего приятеля Бен. – Ты хороший боец, Майки? – На последнем любительском городском чемпионате в своем весе я стал чемпионом, – не замедлил похвастаться я. – Об этом кто-нибудь знает? – Вильсоны. Больше никто. – Хм. Вполне возможно, что информация может просочиться, – оба журналиста сейчас рассуждали так, словно собирались организовывать тотализатор на каком-нибудь мировом чемпионате. – Вы как дети. Чемпионат, на котором выступят два бойца. Вам самим не смешно? – Смешно, но все равно было бы интересно. Что, скажешь, не так?! – Да что он может понимать, мальчишка! Тонкое чувство интриги доступно лишь тому, кто обладает… – Конечно-конечно! – перебил я его, смеясь. Мне было легко в общении с этими вполне взрослыми мужчинами, которые порой вели себя как подростки. – Вы самые лучшие… жулики-интриганы! – Бен! Ты посмотри на него! И это современная молодежь! Грубая, не уважающая, не чувствующая… – Слушайте, парни, хватит дурака валять. Лучше расскажите мне об этом виде спорта. – Мотогонки на льду – это ярко и зрелищно! – несколько патетически начал говорить Бен, но потом прервал свою речь. – Нет, Майкл, слова это не то. Это просто надо видеть! Мы приехали на ипподром за полчаса до начала соревнований. Светило солнце. Ветра совершенно не было, поэтому мороз, несмотря на пятнадцать градусов, не так сильно чувствовался. Нижняя половина трибун, вокруг ледяного поля, была уже занята людьми. Из двух больших черных рупоров, висевших на столбах, по обе стороны от кабины диктора, неслись бравурные звуки военных маршей. Над трибунами торчали шесты с флагами спортивных обществ, участвующих в соревнованиях, а чуть ниже их висело очередное полотно с портретом вождя и надписью «Сталин – лучший друг физкультурников». Помимо этого, я посчитал, висело шесть транспарантов, где вперемешку с приветствиями участникам соревнований были политические лозунги. Не успел я толком оглядеться, как Бен начал быстро пробираться между трибунами, поэтому нам ничего не оставалось делать, как поспешить за ним. Подойдя к троим мужчинам, сидевшим у самого борта ледового поля, мы поздоровались. Они оказались не только знакомыми Бена и Грега, но и коллегами моих приятелей – спортивные обозреватели из советских газет. Парни сначала познакомили меня с ними, после чего между ними завязался разговор. Советские журналисты показались мне более раскованными людьми из всех тех, кого я до сих пор встречал. По крайней мере они не стояли в ожидании вопросов, а сами их задавали, нередко шутили. Правда, наш разговор крутился исключительно на спортивные темы, а когда журналисты только начали обсуждать шансы возможных победителей, как музыка прекратилась, и в наступившей тишине спортивный комментатор принялся объявлять составы команд и порядок гонок. Стоило раздаться очередной фамилии известного гонщика, как трибуны взрывались восторженными криками. Так как мне это было не интересно, то я просто стал смотреть по сторонам, при этом отметив, что народу за последние двадцать минут заметно прибавилось. Несколько минут рассматривал трибуны, где старались перекричать друг друга болельщики обществ-соперников, потом стал смотреть, как готовят техники мотоциклы, на закутанных в тулупы гонщиков. Среди них, к моему удивлению, я увидел несколько девушек. Грег с Беном тем временем попытались втянуть советских журналистов в тотализатор, но те наотрез отказались. – Вот так всегда, – пожаловался мне Бен на советских журналистов. – Майкл, ты на кого ставить будешь? Бен отвлек меня своим вопросом. Я посмотрел на него: – Слушай, я первый раз в жизни подобное шоу вижу. Даже фамилий участников не знаю. – На. Читай, – и фотокорреспондент со смешком протянул мне программку сегодняшних соревнований, которую ему до этого дали советские журналисты. Я взял ее, пробежал глазами, затем показывая пальцем, спросил: – Это список гонщиков? – Длинный – мужчины, поменьше – женщины. Оба журналиста уставились на меня, как и их советские коллеги, которые с не меньшим интересом смотрели на меня. Я провел пальцем по списку: – У мужчин… этот будет чемпионом, а у женщин – эта победительница. Когда Бен перевел мои слова, один из советских журналистов сказал: – Вы бы объяснили парнишке, что мотоциклы разделены на шесть классов. По кубикам. В каждом классе – свой победитель. Бен, соглашаясь, одобрительно кивнул головой и только открыл рот, чтобы объяснить мне детали, как неожиданно смолкли крики болельщиков, при этом одновременно всколыхнулись зрители, развернувшись к центральному входу. Я автоматически развернулся за всеми и увидел идущую по центральному проходу, группу людей. Впереди всех шел молодой человек в кожаном реглане с меховым воротником, похожим на мой, в сопровождении трех офицеров и нескольких гражданских лиц. С одним из них, высоким подтянутым мужчиной, лет пятидесяти, он на ходу сейчас беседовал. По рядам сразу побежали шепотки: – Сталин. Вася Сталин. Я сделал недоумевающее лицо и дернул за рукав стоящего рядом со мной Тейлора: – Грег, это кто? – Василий Сталин. – Я сразу сделал большие глаза, тогда он усмехнулся и объяснил: – Да нет, это не тот Сталин, а его сын. Бен тем временем поинтересовался у стоящего рядом с ним советского журналиста: – Это кто с Василием Сталиным? – Иван Тормашев. Тренер от «Динамо». Похоже, Вася Сталин хочет кого-то из его мастеров себе забрать. – Откуда знаешь? – поинтересовался Бен. – А ты как думаешь, чего такое лицо недовольное у Тормашева? – усмехнулся журналист. – Кстати, знаешь, как у нас расшифровывается ВВС? Я сделал непонимающее лицо и толкнул Бена в плечо: – О чем вы говорите? Тот быстро перевел мне и приготовился снова заговорить, как я задал новый вопрос: – Что такое ВВС? – Дьявол! Забыл, что ты только что приехал. ВВС – это сокращение от военно-воздушных сил, а Василий Сталин – командующий ВВС Московского военного округа, – быстро просветил меня фотожурналист и сразу повернулся к своему советскому коллеге. – Дима, так как расшифровывается ВВС? – Просто, – ответил тот. – Взяли всех спортсменов. Это юмор наш такой, местный. Бен сначала «переварил» расшифровку и только потом рассмеялся. – Ты чего? – спросил его Грег, но тут взревели двигатели стоявших на старте мотоциклов. Бен недовольно мотнул головой и отрывисто бросил: – Все потом, а сейчас давайте смотреть. Зрелище было действительно великолепным. Искрящийся лед, радужными брызгами вылетавший из-под шипов шин несущихся на бешеной скорости мотоциклов, гонщики, которые своими шлемами, наплечниками и щитками чем-то походили на средневековых рыцарей, и неистовые крики болельщиков, которые то стихали, то нарастали до такой степени, что казалось, вот-вот и порвут на клочки морозный воздух. Полный антураж картины, где сошлись сила, мощь и дикий азарт, довершал голос диктора, который, казалось, гремит из динамиков со всех сторон: – …Владимир Карнеев, общество «Динамо», обходит своего последнего соперника и выходит на финишную прямую!! Победа!! Мастер спорта Владимир Карнеев стал победителем в заезде, в классе 750 кубических сантиметров!! Тут Бен неожиданно толкнул Тейлора локтем в бок и сказал: – Смотри, Грег, а наш новичок победил, – при этом он ткнул пальцем в списке на Карнеева. Тейлор хитро посмотрел на меня: – Ну и что! Ставки мы так и не делали. Так что наш малыш в пролете! Журналисты весело засмеялись. Я посмотрел на них обоих и сказал: – Черт с вами, жулики! Так и норовите ребенка ограбить! Если не хотите, чтобы я на вас тете Марии пожаловался, щелкните меня вместе с моим чемпионом на память! Бен хитро улыбнулся, переглянулся с Грегом, после чего сказал: – Хорошо, но что ты скажешь об отличном фото на новой цветной пленке? Я ее только два месяца тому назад получил. Цвета естественные, как в жизни. Обещаю тебе такое фото, что ты до конца жизни будешь вспоминать меня с благодарностью. – Понял. Что с меня? – В посольском магазине есть неплохое виски… – Будет вам виски. – Вот это я понимаю! Деловой подход! – обрадовались журналисты. Спустя полтора часа соревнования окончились, и последние зрители стали покидать трибуны. Остались только группки болельщиков-фанатов, которые сбежали с трибун и, окружив своих кумиров, поздравляли их, радостно крича. Техники, не теряя времени, отводили мотоциклы к стоящим недалеко грузовикам с открытыми задними бортами, на которых, как я понял, развезут технику по ангарам. Рядом с машинами стояло два автобуса, где уже сидела большая часть участников соревнований, оставшихся без призовых мест. На краю ледяного катка сейчас остались только победители заездов и журналисты, которые брали интервью и делали фото чемпионов. Здесь находился и Василий Сталин со своим окружением, который о чем-то громко спорил с двумя тренерами, стоявших с угрюмыми лицами. Мы подошли в тот момент, когда Владимир Карнеев позировал уже знакомому нам журналисту из газеты «Советский спорт». Победитель, крепкий, румяный от мороза, коротко стриженный парень, стоял у своего мотоцикла. Одна его рука лежала на руле, а в другой он держал шлем. Улыбка у чемпиона была веселая и задорная. – Сергей, познакомь нас с чемпионом, – обратился Бен к советскому журналисту, закончившему фотографировать победителя. – Володя, это журналисты из Америки. Бен, Грег и Майкл. – Владимир Карнеев. Можно просто Володя, – представился гонщик. – У вас там, в Америке, тоже гоняют? – Нет. Ничего такого, – Бен покачал головой. – Мы никогда ничего подобного не видели! Ты молодец, парень! Гнал, как сумасшедший. У тебя, похоже, совсем страха нет. – Мне батя чуть по-другому говорит: ты, паря, совсем без башки, – и чемпион весело и заразительно засмеялся. Бен перевел нам, и мы все трое засмеялись вместе с ним. – У нас к тебе просьба, Володя, – обратился к нему Бен. – Ты не мог бы сфотографироваться с Майклом на фоне своего мотоцикла. Он, кстати, с самого начала предсказал твою победу. – Если так, то давай. Хотя погоди! А мне фото будет? – Еще какое! Цветное! На лучшей американской пленке! Пока мы решали, как лучше сделать фото: встать перед мотоциклом или за ним, к нам подошел Василий Сталин. Это был молодой человек с густой шапкой черных волос и бровями вразлет, общими чертами лица схожий с отцом. Его живые, веселые глаза, с откровенным интересом смотрели на нас. Впечатление портили наметившиеся мешки под глазами и легкий запах алкоголя, который переплетался с ароматом крепкого одеколона. Впрочем, запах алкоголя я не считал таким уж большим недостатком, потому что двадцать девять лет – это возраст для того, чтобы жить на полную катушку. О нем я читал еще в той жизни. Отважный летчик, хороший друг, при этом имеет взрывной нрав, не уравновешен, сильно пьет и любит почесать кулаки. – Это кто? Англичане или американцы? – небрежно поинтересовался он. – И чего они здесь забыли? – Американцы, товарищ Сталин, – сразу подобрался корреспондент «Советского спорта». – Это Грег Тейлор из газеты «Чикаго Сан-Таймс», с ним Бенджамин Хаксли из «Нью-Йорк Таймс». Насколько я смог понять, парнишка по имени Майкл – турист, приехал к нам с родителями. У них там, в Америке, нет такого вида спорта, вот и приехали посмотреть. Сын Сталина внимательно осмотрел нас, потом сказал: – Кто я, вы знаете, поэтому представляться не буду. Как жизнь в Америке? – Не жалуемся, – ответил Бен. – Правда, если бы денег побольше и начальства поменьше, была бы вообще замечательная жизнь. – Ну-ну, – Сталин усмехнулся, потом посмотрел на меня и спросил: – Парень, а где ты такой реглан отхватил? Совсем как у меня. Я сделал недоумевающее лицо и посмотрел на Бена. После короткого перевода ответил, что прочитал в журнале про жуткие морозы в Советском Союзе и заказал в мастерской теплую одежду. – Ну, и как тебе гонки? – последовал новый вопрос. Услышав перевод, я поднял палец правой руки вверх: – Класс! – То-то, знай наших! – Извините, господин Сталин, я не говорю по-русски, но при этом очень рад вас видеть, так как мне сказали, что вы большой любитель спорта и у вас сильная спортивная команда. Я тоже спортсмен. Боксер. Мне никогда раньше не доводилось видеть такого сумасшедшего вида спорта, как гонки на льду на мотоциклах! Я хотел сфотографироваться с чемпионом. Если вы не против, господин Сталин, то мне очень хотелось бы увидеть вас на этой фотографии. Когда Бен перевел мои слова, наступило короткое молчание, но потом Василий Сталин заливисто рассмеялся: – Шустрый паренек! На ходу подметки режет! Вслед за ним засмеялись все стоящие вокруг нас. Отсмеявшись, Сталин неожиданно обратился к одному из своих офицеров, майору, стоящему рядом с ним: – Костя, когда у нас назначена встреча на «Динамо»? – На послезавтра, в четырнадцать ноль-ноль, Василий Иосифович, – вытянулся майор. – Отлично. Так ты, говоришь, боксер? – обратился он ко мне. – Боксер, господин Сталин. Дважды становился чемпионом на любительских соревнованиях, – похвастался я, уже догадавшись, к чему сведется конец нашего разговора. – Тогда баш на баш, парень. Мы с тобой сейчас фотографируемся, а послезавтра ты приезжаешь на «Динамо» и проведешь пару боев с нашими ребятами. Скажем так: устроим товарищеский матч Америка – Советский Союз. Там и фото отдашь. Ну что, согласен?! – Согласен, господин Сталин! – Тогда не будем терять время. Бен сделал три фото в разных ракурсах, после чего мы тепло попрощались с советскими журналистами и пошли к выходу ипподрома. – Да ты, парень, счастливчик! – восторгались журналисты, обсуждая нашу встречу с Василием Сталиным, но нашей радости хватило ровно до того момента, пока к нам не подошли два сотрудника местных спецслужб. Не только я один это понял, но и журналисты. Они нам показали свои удостоверения, а потом вежливо, на хорошем английском языке попросили отдать им пленку из фотоаппарата. – Извините, но в таком случае вы нарушите наш договор с Василием Сталиным. Ведь тогда мы не получим наши фотографии. На мою попытку отстоять пленку я получил довольно неожиданный ответ: – Не волнуйтесь, вы получите свои фотографии не позднее двенадцати часов завтрашнего дня. И уж поверьте, у нас они получатся не хуже. – Это самый настоящий произвол! – воскликнул Бен. – Я буду жаловаться американскому послу! Возмущение журналиста не имело предела, но сделать он ничего не мог, поэтому достал из фотоаппарата пленку и отдал сотруднику ГБ. После того, как пленка исчезла в кармане теплого пальто, тот сказал: – Жалуйтесь. Это ваше право. Всего хорошего, господа. Когда сотрудники удалились, расстроенный Бен с горечью в голосе пожаловался: – Теперь ты видишь, Майкл, о чем я тебе говорил?! Эти мерзавцы просто взяли и украли мою пленку! Скажи, как можно работать в этой проклятой Богом стране?! – Извини, Бен, что так получилось. Я не знал, честное слово. – Да при чем здесь ты, парень? О! Знаешь, о чем я тебя попрошу?! Когда будешь драться, набей им всем там хорошенько морды! – Точно! Майкл, покажи им на ринге, что значит крепкий американский парень! – поддержал его Тейлор.
Глава 5
Стоило мне вечером рассказать о своем знакомстве с Василием Сталиным, как лица обоих супругов сразу стали серьезными, так как оба прекрасно понимали, что такие встречи могут иметь далеко идущие последствия, а затем попытались мне это объяснить. Я их сначала выслушал, потом уверил, что не я это спровоцировал, а затем сообщил, что мне предстоит встреча в товарищеском матче с советскими боксерами. – Майкл, зачем тебе это нужно? – строго спросил Генри. – Эта история с фотопленкой и так некрасиво выглядит. – Дядя Генри, я дал слово Василию Сталину, а свое слово всегда держу. Кроме того, мне хочется получить фото с его автографом на память. Ведь он большой человек в коммунистической России. Я прав? – В этом-то все и дело, Майкл. Ты пойми, все, что касается высокой политики, особенно в советской России, чревато большими неприятностями. Здесь десятки тысяч, а может, и сотни тысяч людей, сгинули без следа, поэтому надо быть предельно осторожным. Не забывай, что мы находимся в чужой и враждебной нам стране. – Простите меня. Честное слово, я просто не подумал обо всем этом, – решил я покаяться, видя их искреннее беспокойство.На следующий день, когда мы возвращались к себе после завтрака, портье окликнул Генри: – Господин Вильсон, вам просили передать пакет. Подойдите, пожалуйста. Мы все трое удивленно переглянулись, так как никто из нас ничего не ждал. Сенатор, получив в руки запечатанный конверт, покрутил его в растерянности, так ни адреса отправителя, никаких либо пометок не было. – Что это может быть? – воскликнула Мария. – Не знаю, – нахмурился Генри. – Наверно, надо позвонить в посольство. Тут я вдруг вспомнил слова сотрудника ГБ. – Дядя Генри, тут мои фото! Дайте я сам открою! Действительно, в пакете оказалось десять цветных фотографий. Три фотографии, где я стою с Василием Сталиным и Владимиром Карнеевым на фоне спортивного мотоцикла. На остальных шести фотографиях были запечатлены особо красивые моменты гонок на льду. Бен оказался не просто фотографом, а настоящим художником. Он сумел увидеть и запечатлеть самые яркие моменты гонок на своих фотографиях, на которых можно было не просто видеть, а чувствовать бешеную скорость мотоциклов в ореоле разлетающихся во все стороны брызг искрящегося льда, дикое напряжение и радость победы гонщиков. – Майкл, ты удивительный парень, – покачал головой Генри, разглядывая фотографии. – В Советском Союзе ты только третий день, а уже знаком с сыном Сталина, и я не удивлюсь, если тебя через неделю пригласят в Кремль. – Не пойду, для меня там нет ничего интересного, – с апломбом подростка заявил я. Причем сейчас я говорил чистую правду. Услышав мое заявление, супруги весело рассмеялись. Вернувшись в отель после очередной экскурсии, мы уже шли к лифту, когда Генри снова окликнул портье. Мы подошли. Стоило мне узнать, что это звонили Вильсону из нашего посольства, я скорчил недовольную физиономию, дескать, взрослые разговоры такие скучные, после чего, не задерживаясь, продолжил свой путь. О том, что не остался, мне пришлось пожалеть уже через пятнадцать минут, когда в дверь моего номера постучала миссис Вильсон. Она сообщила мне, что русская сторона согласна организовать нашу встречу с советскими школьниками, и она уже дала согласие на это мероприятие. – А я просил?! – не мог я сдержать новой волны раздражения, после того как ушла Мария. – Да пошли они все! Естественно, ничего уточнять не стал, если подслушивают, то будут знать, что мальчишка сильно разозлился. Не более того. Почему? Да кто его знает, может, сладкого лишили. Мне в новой жизни вполне хватило впечатлений от одной американской школы. Зачем мне еще встреча с советскими школьниками?! Для сравнения?! Пустая трата времени. К тому же, как оказалось, нам предварительно надо будет заехать в ВОКС, где нас примет инструктор, который курирует подобные темы. В другом случае я бы наотрез отказался встречаться, но мне не хотелось обижать Марию, которая беспокоилась за меня и решила, что мне будет интересно встретиться со своими ровесниками. Пообедав, мы поехали на встречу. В кабинете, куда нас провели, сидела сухопарая женщина – инструктор с дымящей папиросой во рту. Выпустив струю дыма, она достала изо рта папиросу, затушила ее в пепельнице, полной окурков, потом встала и поздоровалась: – Здравствуйте. Меня зовут Кокошкина Светлана Семеновна. Вы, я так понимаю, госпожа Вильсон и Майкл Валентайн. У нее было хорошее произношение, что говорило о постоянной языковой практике, при этом она обладала хорошей фигурой и приятным лицом, вот только глаза были холодными. Мне сразу стало ясно, что мы ей не сильно нравимся. – Здравствуйте, – ответила Мария. – Нас пригласили, я так понимаю, чтобы согласовать время и место встречи. Только одного в толк не возьму, почему мы не могли договориться обо всем по телефону. – Садитесь, пожалуйста. Сейчас я вам все объясню. Ее объяснения оказались короткой лекцией, на которой нас проинформировали, что можно, а что нельзя говорить при подобных встречах. Строгий запрет касался любых обсуждений внутренней и внешней политики СССР, вкупе с любыми критическими высказываниями о классиках марксизма-ленинизма, а также инструктор нас особо предупредила, чтобы никакой печатной продукции мы с собой не брали. Ни журналов, ни брошюр, ни открыток. Совсем ничего. – Почему? – сделал я наивно-удивленное лицо. – Советским людям не нужна пропаганда западного образа жизни, – сказала, как отрезала, женщина-инструктор. – Вы сами верите в то, что говорите? – с явным скептицизмом в голосе спросила ее Мария. – Верю, иначе бы здесь не сидела. В ее ответе было сто процентов правды, так как в те времена к работе с иностранцами направляли только самых стойких и проверенных товарищей. «Железный занавес, он такой», – усмехнулся про себя я, а затем спросил: – Сколько будет учеников в классе? Инструктор сначала окинула меня внимательно-цепким взглядом, затем ответила: – Точно не скажу, но можно уточнить. Почему вы задали этот вопрос? – Думал угостить ребят конфетами, – ответил я, глядя на нее честными глазами. – Или можно подарить шоколадки. Женщина задумалась на какое-то время, потом согласно кивнула головой: – Пусть будет шоколад. Что-то еще? – Хочу еще подарить им блокноты и шариковые ручки. – Подарки будут от какой-то американской организации? Тут она сумела меня удивить. – Почему от организации? Сам хочу подарить. – Не положено, – отчеканила сотрудник ВОКСа. Только сейчас я сообразил, в чем тут дело. Мальчик-американец одаривает советских детей, которым живется лучше всех на свете, а это плохой пример для молодых строителей коммунизма, которые стройными рядами идут в светлое будущее. Все это легко читалось на лице инструктора. Если говорить честно, то мне прямо сейчас хотелось сказать, что с меня хватит этого балагана, после чего развернуться и уйти. Было видно, что и Марии все это не по душе, но она, как жена политика, не хотела явных конфликтов с местными властями и поэтому сказала: – Пусть будут просто подарки. Мы с Майклом их подарим без какого-либо уточнения. Так вас устроит? – В этом разрезе устроит, – отчеканила женщина-инструктор. – Теперь давайте обговорим темы, которые мы будем обсуждать в классе.
Сенатор отказался ехать с нами, и я его понимал. Известный американский политик всячески старался избегать ненужных контактов во вражеской стране из-за возможных провокаций, даже если это просто была встреча со школьниками. В школу нас привез третий секретарь посольства, владеющий русским языком, он же и был представителем американской стороны. Русскую сторону представляли заведующий отделом образования райкома, к которому относилась эта школа, и инструктор ВОКСа Кокошкина. Не успели мы сесть по своим местам, как она встала и четким, ровным голосом, словно на каком-то собрании, сказала: – Юноши и девушки, к нам прибыли гости из Америки, которым очень интересно поговорить с вами, подрастающим поколением советской страны. Они привезли вам подарки, которые мы раздадим по окончанию встречи, а сейчас давайте поприветствуем наших гостей. Захлопали крышки парт, все школьники дружно встали и захлопали в ладоши. Я уже обежал глазами помещение. Центральную часть класса занимали темно-коричневые парты со стоявшими в особых пазах чернильницами-непроливайками. Рядом с ними лежали перьевые ручки. Над школьной доской висел портрет Ленина, а на противоположной стене – Сталина. На боковой стене и в простенке между окон висела таблица Менделеева и портреты известных ученых. – Садитесь, – скомандовала Кокошкина классу, потом повернулась ко мне: – Майкл, ваша очередь. За партами сидели крепкие парни и симпатичные девушки в школьной униформе. У многих на куртках и кофтах висели значки ГТО, парашютиста или «ворошиловского стрелка». В их глазах легко читалось любопытство. Поднявшись, я вышел вперед. – Меня зовут Майкл Валентайн. Я сирота. Мои родители погибли во время пожара. Теперь я живу у своих родственников, тети Марии и дяди Генри. Хожу в школу. Учу испанский язык и занимаюсь боксом. Тетя Мария пытается привить мне манеры настоящего джентльмена, но это не всегда у нее получается, потому что я… излишне самостоятельный. Она очень любит искусство и пытается развить во мне любовь к картинам и статуям, но мне это не всегда интересно. Сам я люблю кино, путешествовать и побеждать соперников на ринге. Если у вас есть вопросы, задавайте! Сначала меня забросали вопросами об американской школе. Парням и девушкам было интересно все: что за предметы, расписание занятий, отношение между школьниками, как они отдыхают и что дают в школе на обед. Советские школьники для своего возраста неплохо говорили по-английски, к тому же, об этом было несложно догадаться, они заранее готовили вопросы, но при этом услуги третьего секретаря посольства понадобились, так как мой быстрый язык и американский сленг не всегда давали им полностью понимать мои ответы. Благодаря опыту учебы в американской школе я отвечал на вопросы школьников бойко и раскованно, с различными подробностями. Спустя какое-то время поток вопросов иссяк, и со своего места снова встала инструктор ВОКСа. – У кого еще есть вопросы? Среди всеобщего молчания хлопнула крышка парты, и поднялся крепкий, хорошо развитый физически парень. Рядом с комсомольским значком у него висел значок ГТО. – Артем Карманов. Так ты говоришь, что боксер? – Да. Неплохой боксер. На последнем любительском городском чемпионате занял первое место в своем весе, – похвастался я. – Я тоже боксер. Теперь скажи мне, Майкл, какой у тебя разряд по боксу? Сделал вид, что пытаюсь сообразить, потом спросил: – Разряд это что? – Это официальный показатель твоих достижений в каком-нибудь виде спорта, – отчеканил Карманов. – У меня сейчас первый юношеский разряд, но мой тренер говорит, что я уже сейчас дерусь на второй мужской. У меня девять побед на ринге, из них семь нокаутом. – У нас нет ничего такого, но я дважды становился чемпионом и у меня на счету одиннадцать официальных побед, – пусть я соврал, но при этом мне было ничуть не стыдно, так побед у меня на ринге было много больше, правда, не все они были в этой жизни. Уязвленный парень открыл рот, но в последнюю секунду решил промолчать, сел на место, но при этом все же не удержался и пробурчал нечто вроде дразнилки. Сказал негромко, но я услышал и внутренне усмехнулся: «Хвастливый американец засунул в жопу палец и думает, что он олимпийский чемпион». В классе на лицах рядом сидящих с ним учеников появились ухмылки и раздались тихие смешки. В классе снова, как и в самом начале нашей встречи, появилось напряжение. Если тогда это было по большей части волнение от встречи с американским школьником, то теперь оно снова появилось и выросло в самое настоящее противостояние. Американцы – капиталисты и разжигатели войн, а значит, классовые враги. Об этом им говорили папы и мамы, газеты и журналы. Сейчас я почти физически чувствовал вражду в их взглядах. Напряжение почувствовал не только я, но и Кокошкина, наверно, поэтому в этот самый момент раздался ее голос: – Товарищи комсомольцы, у вас еще есть вопросы к Майклу? – Наташа Крупнина, – встав, представилась симпатичная комсомолка с большими голубыми глазами. – Майкл, ты ведь знаешь, что в Америке угнетают негров?! Отвечать не стал, только пожал плечами, дескать, непонятный для меня вопрос, после чего стал ждать дальнейшего развития событий. Не дождавшись моего ответа, последовал новый вопрос девушки: – Что лично ты, Майкл, делаешь для того, чтобы в вашей стране наступило равноправие? – Лично я? М-м-м… Ничего не делаю. Просто жду, когда все негры, наконец, свалят в свою Африку. Там их родина, там тепло, у них там родственники. Им не надо будет работать на белых людей, а просто будут лежать под пальмами и есть бананы с ананасами. После моих слов наступило гробовое молчание. На лицах учеников появилось задумчивое выражение. Такой подход к проблеме был для них совершенно новый, и теперь они все пытались понять, почему негры не уезжают к себе на родину? – У них нет денег! Они настолько мало получают, что не могут купить себе билет на пароход! – попытался выручить ситуацию один из учеников. – Сам разговаривал с негром – стюардом с парохода, который ходит в дальнее плавание, – заявил я с чувством победителя. – Как я понял, он не стремится уехать к себе домой. Еще скажу, что билет на пароход стоит не так уж дорого. Конечно, точной его стоимости я не знаю, но думаю, что за три-четыре месяца любой негр спокойно заработает себе на путешествие домой. Разве свобода и родина этого не стоит? Даже если на месте что-то не так, то можно там революцию поднять. Свергнуть местных диктаторов и поставить на их место правительство свободы, равенства и братства. Или я не прав? Я говорил спокойно, без надрыва и судорожных оправданий. Хотя прямого ответа не дал, но при этом заставил всех школьников сильно задуматься. Комсомольцы вряд ли уловили мой сарказм, но судя по тому, как резко вскочила со своего места Кокошкина и сразу сменила тему, она прекрасно все поняла: – Теперь, мне кажется, пришло время рассказать Майклу о нас самих, о школьных успехах, о нашей работе на благо советского народа. После ее слов стали вставать юноши и девушки с короткими заученными рассказами о себе и своей семье. В общем, ничего для меня нового я не услышал, за исключением двух экзотических, для моего уха, профессий. У одной девочки папа был мастером в артели по ремонту пишущих машинок, а у парнишки отец оказался железнодорожником с чудным названием «инженер-капитан тяги». Если до этого как у меня, так и у школьников был взаимный интерес друг к другу, то теперь мы оказались разведены по разные стороны «железного занавеса». Я слушал их рассказы о школьных успехах, о социалистическом соревновании, которое придумали сами школьники, о том, как они собирают металлом и помогают инвалидам Гражданской и Отечественной войн, и скучал. Единственное, что меня из их рассказов заинтересовало, так это то, как они ходили на выставку подарков Сталину, которая была организована на его семидесятилетие, которое состоялось в прошлом году. Школьники с гордостью рассказали, что для того, чтобы выставить все присланные ему подарки на всеобщее обозрение, в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина пришлось свернуть всю экспозицию. Среди обычных подарков в виде картин и ваз были выставлены тракторы, мотоциклы, велосипеды, одежда, ковры, курительные трубки. Все они имели советскую символику, а кроме этого, большинство из них несли изображения Сталина. В залах, как рассказал им гид, проводя по выставке подарков, стояли сотни статуй и бюстов вождя. – Зачем ему столько всего? – спросил я и понял, что зря это сделал, увидев мгновенно вспыхнувшее возмущение в глазах подростков. – Впрочем, это неважно. Теперь я хочу с вами попрощаться, юноши и девушки! Вы хорошие ребята! Желаю вам успехов в учебе и личной жизни! На этом наш поход в школу закончился. Без малейшей тени сомнения я мог сказать, этот класс меня точно в друзья не запишет. По дороге Мария сказала, что гордится мною. Особенно ей понравилось, как я уел этих русских с их вопросом о неграх. – Не ожидала, Майкл. Честное слово! У тебя гибкий ум, мой мальчик. Обязательно расскажу Генри о твоей победе. Ему понравится твой ответ.
Слухи о боксерских боях между американцем и русскими, на которых будет присутствовать сын Сталина, разошлись настолько широко, что о них уже знали не только американцы, живущие в Москве, но и сотрудники английского и французского посольств, вместе с журналистами независимых газет и журналов. У меня и сомнений не было, что эту шумиху подняли два моих хитроумных приятеля-журналиста, для того чтобы подогреть интерес и заработать денег на тотализаторе, который они сами и организовали. Неожиданно я узнал, что являюсь победителем четырех любительских турниров в Америке, а против меня выйдут на ринг чемпионы Москвы и Советского Союза. Дошло до того, что по возвращении от английского посла ко мне зашел Генри Вильсон и неожиданно поинтересовался: – Майкл, как ты оцениваешь свои шансы на ринге? После его вопроса я откровенно завис, вытаращив на него глаза. Генри никогда не интересовался спортом, за исключением большого тенниса и то потому, что это было необходимо для поддержания фигуры и статуса политика. На втором месте, насколько мне было известно, в списке его интересов стоял бизнес, а бокс и уж тем более тотализатор лежали вне сферы его интересов. Мне было это доподлинно известно. – Вы что, решили на меня поставить? – я даже не старался скрыть свое удивление. – Даже мысли такой не было, – усмехнулся сенатор. – Просто меня попросил узнать об этом мистер Келли. – Английский посол? – Представь себе. Так что ты скажешь? – За один бой ручаюсь, а там как Бог даст. – Так ему и передам. Ажиотаж вокруг боев вырос еще больше, когда советские власти довели до иностранных посольств, что в спортивный клуб никто из иностранцев, тем более журналистов, не будет допущен, так как это неформальный, товарищеский матч, не американское шоу. Разрешение на присутствие были даны только для родственников Майкла, его секунданта и представителя американского посольства. Секундантом у меня стал журналист американской газеты, Уильям Шеппет, который занимался боксом в далекой юности, лет пятнадцать тому назад.
До назначенного времени еще оставалось сорок минут, когда мы подъехали на такси к входу в спортивный комплекс. Над входом в зал висел огромный плакат, на котором на фоне четырех громадных букв СССР добрый молодец демонстрировал свой накачанный бицепс, а ниже было написано: «Спорт – это здоровье, воля и мужество!» Войдя в зал, быстро огляделся, автоматически отслеживая лица и движения тренирующихся спортсменов. Четверо боксеров сейчас проводили тренировочные бои на двух рингах, кто-то еще разминался, другие отрабатывали удары на снарядах. Два тренера в спортивных костюмах стояли возле одного из рингов и что-то обсуждали. Стоило нам только появиться в зале, как все замерли, спортсмены и тренеры, уставившись на нас. Нас явно тут ждали, но при этом никакой реакции не последовало, все выжидающе уставились на нас, а мы смотрели на них. Когда неловкая тишина начала переходить в напряженность, я решил разрядить обстановку и, выйдя вперед, поздоровался: – Здравствуй, товарищ! – эти два слова я произнес на русском, специально их исказив, но дальше продолжил говорить уже на английском языке. – Меня зовут Майкл Валентайн! Мне шестнадцать лет! Думаю, что я несамый плохой парень на свете! Я буду сегодня драться на ринге! Услышав перевод, люди словно ожили, сразу послышались со всех сторон приветственные крики: – Привет, Америка! Здорово, парень! Здравствуй, приятель! Тренеры уже пришли в себя и, разогнав спортсменов по местам, подошли к нам. Мы поздоровались, затем один из них, с густыми, пшеничного цвета, усами, объяснил, где я могу переодеться, а остальным показал на скамейку у стены: – Садитесь здесь, американские граждане, и ждите. Выйдя из раздевалки, я принялся за разминку, одновременно оценивая тренирующихся в зале боксеров, заодно пытаясь определить, кто достанется мне в соперники. Впрочем, ответ мне дали сами тренеры, которые подозвали к себе двух боксеров и о чем-то живо начали с ними говорить. Неожиданно, чисто интуитивно, можно сказать, кожей, почувствовал чей-то наглый и пристальный взгляд, но искать его хозяина не стал, определив как агента ГБ. Скорее всего, что он был здесь не один, но это было и так понятно из-за международного формата встречи. Спустя пятнадцать минут появился Василий Сталин со своей свитой. На этот раз он был в генеральской форме. Я подошел к нему, мы поздоровались, после чего представил тех, кто пришел со мной. После формального представления он сразу поинтересовался у меня: – Ну, ты готов, парень? – Всегда готов, господин Сталин. – Ты у нас прямо как пионер. Фотографию мне привез? – Вам сейчас отдать? – Потом, а сейчас мне не терпится посмотреть, как умеет боксировать Америка. – Господин Сталин, хочу сразу предупредить, что у меня несколько иная манера боя, чем у обычного боксера. – Не понял. Объясни! – командующий ВВС Московского округа нахмурился. – Я боксер, но последнее время увлекся… азиатским рукопашным боем. Как это сказать… Короче, помимо рук я наношу удары локтями, коленями, ногами. – Это не бокс, а какая-то уличная драка! – в свою очередь возмутился полковник, стоявший за спиной Сталина, стоило ему услышать перевод моего ответа. – Этот американец врежет нашему бойцу по яйцам, а затем скажет, что это все по правилам! – Разрешите, товарищ Сталин? – раздался голос седоусого тренера, а когда тот кивнул головой, продолжил: – Слышал и даже читал, что есть такие разновидности бокса в Азии. Интересно, конечно, увидеть, что парнишка умеет, но как по мне, так сначала лучше Федоровича позвать. Ведь это он у нас рукопашник. Василий Сталин на минуту задумался, потом повернул голову в сторону майора: – Костя, посмотри, на месте ли Федорыч. Одна нога здесь – другая там. Майор сразу сорвался с места и мелкой трусцой помчался куда-то в глубину зала. Вскоре он вернулся с тремя мужчинами. Пожилой мужчина был тренером по рукопашному бою, а эти двое его воспитанники, вот только, в моем понимании, они не походили на мастеров рукопашного боя. Не было у них ни плавности движений, ни мягкости и текучести шага. Эти крепкие и жилистые парни больше походили на оперативников, которых готовили на силовое задержание преступников. – Здорово, Федорыч, – приветствовал его Василий Сталин. – Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, – поздоровался по-военному тренер и вопросительно посмотрел на командующего ВВС Московского округа. – Тут вот какое дело. Этот парень – американец. Сказал, что он боксер, только бокс у него странный выходит. Говорит, что в драке наносит удары локтями и коленями. Что скажешь? – Ничего не скажу, товарищ генерал-лейтенант. Мне его в деле надо видеть, – тренер быстро, но при этом внимательно и цепко оглядел меня, потом кивнул головой на одного из парней. – Пусть с Аникеевым сойдется, а мы посмотрим. Парень крепкий, боксом до этого занимался, задатки бойца у него есть, пусть попробует. – Не опозоримся? – прищурился Василий Сталин. – Да какой тут позор, товарищ генерал-лейтенант. Померяются силами молодые парни, и все тут. После того, как этот разговор закончился, Василий Сталин, повернувшись ко мне, сказал: – Вот тебе, американец, противник. Давай, действуй. Услышав перевод, я кивнул головой и направился к рингу, вокруг которого собрались уже все, кто находился в зале. Мне было слышно, как спортсмены негромко оценивают мои физические данные и моего соперника. – В синем углу ринга – представитель Америки Майкл Валентайн! В красном углу ринга – Иван Аникеев… По первой минуте боя стало понятно, что Аникеев самый обычный боксер, который, похоже, дополнительно проходит курс рукопашного боя для сотрудников советских спецслужб. Бой закончился быстро, причем не по моей вине. Боец оказался азартным и сразу пошел в атаку. Пропустив мощный удар ногой в бедро, которого явно не ожидал, растерялся и раскрылся. Мне хватило его секундной растерянности, чтобы нанести ему сильный удар в челюсть. Противник рухнул как подкошенный. Судья начал отсчет под недовольные крики болельщиков, что это нечестно и не по правилам. Не обращая внимания на крики, я отошел в свой угол, где Уильям Шеппет начал вытирать мне вспотевшее лицо полотенцем. – Отлично, парень. Один удар… – но договорить секунданту не дал подошедший к канатам Василий Сталин. – Лихо дерешься, ничего не скажешь. Вот только хотелось бы посмотреть на тебя, как ты на кулаках бьешься. Без твоих этих вывертов. Дождавшись окончания перевода, я кивнул головой и сказал: – Приложу все свои силы, господин Сталин, чтобы поединок прошел честно. – Макарыч, – обратился Сталин к седоусому тренеру в спортивном костюме, – ты все слышал. Кого поставишь против американца? – Первушина. Думаю, Антон не подведет. Звать? – Зови. Парень походил на молодого бычка, как сложением, так и взглядом, в котором легко читались боевая злость, азарт и чувство гордости. Ведь он из Советского Союза, а против него вышел американец, империалист, классовый враг. – В синем углу ринга представитель Америки Майкл Валентайн. В красном углу ринга кандидат в мастера спорта Антон Первушин. Провел… Боксер был явно настроен на хорошую драку. «Похоже, он собирается делать ставку на атаку», – только я так успел подумать, как противник бросился в атаку. Несмотря на взвинченный темп, я чувствовал себя неплохо. Хорошо разогревшись, я двигался легко, уходя от мощных ударов Первушина, который, похоже, окончательно утвердился в мысли закончить бой нокаутом. Когда первые ураганные атаки провалились, противник стал теснить меня к канатам. Я снова ушел в сторону, выдерживая дистанцию с помощью коротких контратак, при этом изучая манеру боя противника и выжидая нужный момент. Закончился первый раунд. Судя по репликам парней, большинство из них решило, что американец дерется неплохо, но Антон во втором раунде его обязательно положит. Кое-кто даже поспорил на пиво. Начало второго раунда ничем не отличалось от первого: мой противник продолжил атаковать. Вот только по лицу Первушина было видно, что парень слишком много сил выложил в первом раунде и его надолго не хватит. Не сумел он меня просчитать. Вот он резко прыгнул вперед, я вильнул вправо, затем ударил левой, не попал, сам ушел в глухую защиту. Новая серия ударов, я отпрыгнул назад и понял по глазам противника, что сейчас последует новая атака. Так и есть! Первушин резко подался вперед, одновременно выбрасывая правую руку, тем самым раскрывшись на несколько секунд. Я ударил, но попал в перчатку, которой тот успел закрыться. Сделал я это специально, просто какое-то мгновение промедлил, но со стороны должно было показаться, что я тоже устал. Третий раунд начался традиционно: с ураганной атаки. Мой противник поставил все на кон и просчитался. Вымотавшись, он просто не сумел среагировать на мою тройку. Последний удар пришелся сбоку в голову, которую он не успел прикрыть. Парня мотнуло в бок, и тут новый удар! Его бросило на канаты, благодаря которым он удержался на ногах, но как боец он уже ничего собой не представлял. Помотав головой, прогоняя муть перед глазами, он двинулся вперед, с трудом удерживаясь на ногах, как в этот момент секундант по указке тренера выбросил полотенце. Наступила тишина. Я подошел к противнику, который еще не понял, что бой закончен, несмотря на крики болельщиков и секунданта, сложил руки крестом и сказал: – Все, парень. Мы закончили. Ты молодец. Громкий синхронный перевод моих слов заглушил шум, разом поднявшийся в зале. Все сразу пришли в движение. Кто-то прибежал на ринг помогать Первушину, другие ожесточенно спорили, обсуждая моменты поединка. Меня не ругали, но и не так чтобы хвалили, больше было высказываний спортивного характера: – У Америки крепкие ноги, по рингу бегал как заведенный. Хорошо поставлен завершающий удар правой. Я так скажу, американец хорошо видит ринг и умеет правильно оценить противника. Последние слова произнес усатый тренер, стоящий рядом с хмурым Василием Сталиным. Не так он видел товарищеский поединок с американцем. Ему хотелось яркой и красивой победы, а тут… – Американец выжидал, а когда увидел, что Антон выдохся, и сам пошел в контратаку. – Да видел я, видел, – отмахнулся от него Василий Сталин. Я скользнул под канаты, потом дождался, пока секундант поможет мне снять перчатки, затем наскоро вытерся полотенцем и подошел к Василию Сталину. – Ваш боец хорошо дрался. Он молодец. Только он не сумел оценить меня. Еще. Скажите моему противнику, что я не просто так дважды становился чемпионом. – Тренер оценил мой ход и усмехнулся в усы. Парню будет не так обидно, потому что он уступил сильному противнику. – Господин Сталин, я сейчас принесу фотографии. Хорошо? – Тащи, – буркнул командующий недовольным тоном. Пришлось немного задержаться, так как Мария заставила меня надеть рубашку и штаны, чтобы я не бегал в одних трусах. Вернувшись, отдал Василию Иосифовичу две фотографии, а третью протянул со словами: – Не подпишете ее, господин Сталин? Тот, соглашаясь, качнул головой, усмехнулся, как бы говоря, вот же настырный американец попался, отдал свои фото майору Косте, затем перевернул мою фотографию и написал моей шариковой ручкой: «Хорошему боксеру Майклу на память». Рядом поставил дату и подпись. – Большое спасибо! Я рад нашему знакомству! Вы большой человек, господин Сталин! – я придал восторженности не только своему голосу, но и лицу. Услышав перевод, Василий Сталин, улыбнулся: – Ты молодец, парень. Я бы не отказался иметь в своей команде такого бойца, как ты. Теперь извини, я не ради тебя сюда приехал. – Понял. До свидания, господин Сталин. Пока я неторопливо одевался, больше всех радовался моей победе секундант, боксер в далеком прошлом. Третий секретарь посольства торжественно пожал мне руку и сказал, что я молодец, так как поддержал честь американского флага. Перед тем как уйти, я повернулся к тренерам и спортсменам, которые пусть искоса, но наблюдали за нами, и громко, старательно искажая слова, крикнул: – До свиданий, товарищ!! Мне замахали руками, послышались крики: – Пока, американец! Будет время, заходи! Уже когда мы ехали обратно, с удовольствием подумал о лежащем во внутреннем кармане фото с подписью Василия Сталина: «Вот это сувенир. Всем сувенирам сувенир. Это вам не матрешка с балалайкой».
Вечером того же дня нам была назначена встреча в мастерской художника Полевого. Нам дали адрес и указали время: девятнадцать часов вечера. При этом мы были предупреждены о присутствии члена государственной художественной комиссии и сотрудника Министерства внешней торговли, из отдела по сделкам с предметами искусства. Я рассчитывал, что к художнику поедет миссис Вильсон с мужем, а я с приятелями-журналистами буду отмечать победу на ринге, но Вильсон неожиданно простудился и остался в номере в компании с чашкой горячего чая и рюмкой коньяка. Болеть никому из нас было нельзя, ведь через три дня мы должны были ехать в Ленинград, поэтому сопровождать миссис Вильсон пришлось мне. Посольство выделило нам переводчика. Вот только по времени мы не рассчитали и приехали за двадцать минут до начала встречи. Можно было прогуляться, но ходить по морозу никому из нас не хотелось, поэтому мы решили дожидаться советских представителей в мастерской художника. Только поднялись на площадку, как дверь, обитая дерматином, ведущая в мастерскую художника, неожиданно открылась, и из-за створки выглянул мужчина. Судя по всему, он не рассчитывал кого-либо здесь увидеть, потому что автоматически дернулся назад, но сразу понял, что это бесполезно, замер, глядя на нас. Это был не Полевой, а какой-то странный тип. Лицо опухшее, глаза красные, как с перепоя. Его реакция, а также само появление незнакомца там, где быть не должно, заставило меня насторожиться. Художник был предупрежден как о нашем приезде, так и о приезде членов комиссии, поэтому должен был выставить за дверь посторонних лиц вроде этого типа, пусть даже он за солью пришел. Мы замерли в ожидании, что нам прояснят обстановку или пригласят в мастерскую, а вместо этого последовал вопрос: – Вы кто? Уильямс Локкарт, наш переводчик, объяснил, что он сотрудник американского посольства, а это миссис Вильсон, которая с этим юным джентльменом пришли посмотреть работы художника. – Американцы? Картины? М-м-м… Нет-нет. Художник сейчас занят, зайдите завтра. Услышав перевод ответа, леди Вильсон тут же взяла слово: – Как занят? Нам назначено! Вы вообще кто? Мужчина, услышав перевод, осклабился и выдал: – Конь в пальто! Услышав подобное выражение, Уильямс остолбенел, но в этот самый момент из-за спины стоящего у двери мужчины раздался чей-то низкий, глухой голос, вот только слов нельзя было разобрать. Мужчина отвечать тому ничего не стал, криво ухмыльнулся и сказал нам: – Разрешение от художника получено. Заходите, гости дорогие. Стоило ему приоткрыть перед нами дверь, как я увидел на его пальцах наколки в виде перстней. Интуиция забила тревогу. «Матерый уголовник! Но откуда он здесь?» Ситуация перешла из разряда «странная» в определение «условно опасная». У меня было несколько секунд, чтобы ее исправить, сначала резко оттолкнуть Марию, которая уже шагнула к двери, в сторону, а затем, ударив ногой в дверь, отправить уголовника в минус. Вот только что дальше делать? После чего я сбежал бы с лестницы, только меня и видели, но как быть с миссис Вильсон и Уильямсом? К тому же у меня не было оружия, чтобы прикрыть их отход, на случай если начнется стрельба. Кстати, я отметил, как заколебался наш переводчик, видно тоже почувствовал что-то неладное, вот только леди Вильсон уже решительно шагнула вперед. Нет, я не был готов рисковать и поэтому, придав лицу безмятежное выражение, шагнул вслед за Марией. Стоило нам только пройти в мастерскую, как мы сразу увидели револьвер, направленный в нашу сторону. Физиономия второго бандита, наверно, была его визитной карточкой. Не раз сломанный нос, шрам, стягивающий левую щеку так, что уголок рта поднимался, запечатлев навечно на лице гнусную ухмылку, и глаза прирожденного убийцы – пустые и холодные – говорили сами за себя. Причем говорили не о безобразном лице, а уродливой душе этого человека. Единственный предмет, который выбивался из этого образа, была книга, которую тот держал в левой руке. Как я и думал, дорогу назад нам перекрыл уголовник, впустивший нас в квартиру. В правой руке он уже держал нож. «Не огнестрел, уже хорошо». «Шрам», такую я сразу дал кличку налетчику с оружием, стоял в пяти метрах от нас, а это означало, какой бы стремительный рывок в его сторону я ни сделал, он успеет выстрелить. Конечно, можно было подумать, что это просто ограбление, вот только хозяина мастерской нигде не было, а это могло означать только одно – живыми нас оставлять не собираются. Сейчас все зависело от бандита с револьвером. Начнет стрелять сразу или… Нам повезло, сказалась подлая бандитская натура, он решил над нами поиздеваться. – Американцы, говоришь. Ну-ну. Будет что братве рассказать. Эй, ты! – и он ткнул стволом револьвера в мою сторону. – Подойди! Ко мне! Живо! – Не трогайте мальчика! – испуганно закричала Мария и попыталась прикрыть меня собой. – Вы не смеете! Мы американские граждане!.. – пытался протестовать Уильямс, но его грубо прервали: – Пасть закройте, падлы, и слушать меня! Наступила вязкая, тяжелая тишина. – Тогда ты, – он ткнул ствол в замершего Уильямса, – живо соберешь кошельки и отдашь мне. Свой не забудь. И баба пусть серьги и кольцо снимает. Давай! Живо! Изобразив испуганный вид, я пытался просчитать варианты, одновременно держа в поле зрения обоих уголовников. Сразу отметил, что Шрам, стоило ему понять, что это очередные беззащитные жертвы, расслабился, а то, что мы были иностранцами, видно, придавало ему еще больше куража. После того, как Уильямс дрожащими руками собрал деньги и драгоценности, он подошел к Шраму, чтобы отдать их ему. Я понял, что наступил момент, который так ждал, и напрягся, готовый к рывку. Правда, я рассчитывал, что налетчик сунет книжку под мышку или бросит на пол, а затем возьмет деньги, но вместо этого он вдруг крикнул: – Слепень, лови! – и перекинул книгу своему подельнику. Стоило Шраму чуть сместить взгляд, бросая книгу, а уголовнику с ножом немного повернуться в его сторону, чтобы подхватить книгу, как я бросился на бандита. На какие-то мгновения мне удалось опередить движение его пальца, лежащего на спусковом крючке револьвера, сбив его с ног вместе с Локкартом, и одновременно ударом кулака смяв гортань бандита. Они еще только падали на пол, как я развернулся к бандиту с ножом, который на пару секунд замер, словно не веря своим глазам, а потом развернулся и кинулся бежать. Мне понадобилась секунда, чтобы тяжелым ботинком раздавить пальцы бандита, еще сжимающего оружие, и заметить, как дернулось его тело от острой боли в покалеченной руке, после чего я сорвался с места и кинулся вдогонку убегающему бандиту. Слепень уже достиг середины лестницы, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, прижимая к груди книгу и нелепо размахивая ножом, когда я прямо с разбега прыгнул ему на плечи. Ноги уголовника подломились, и он, испуганно вскрикнув, рухнул на нижнюю площадку. Я почувствовал, как его тело обмякло, нож выпал из руки, с глухим стуком ударился о ступеньку и остался лежать рядом с выпавшей из руки книгой. Не успел я вскочить на ноги, как из квартиры раздался истошный женский крик. Чисто автоматически схватил книгу и кинулся обратно вверх по лестнице, но в прихожей, чтобы освободить руки, бросил ее на столик, где в беспорядке валялись ключи, зонтик и обувные щетки. Ворвавшись в мастерскую, первым делом бросил взгляд на место, где оставил Шрама, но тот лежал на полу, продолжая хрипеть, с трудом протискивая воздух сквозь покалеченную гортань. В нескольких шагах от него сидел на полу растерянный Локкарт, одной рукой он прижимал к брови окровавленный платок, а у ширмы, закрывавшей, как видно, кухонный уголок, стояла бледная как мел миссис Вильсон. Я быстро подошел к ней, поддержал за локоть. – Что случилось? – Майкл, там… Художник… Его убили… «Так я и думал, но дело явно нечистое». Правда, высказывать свои сомнения вслух не стал. – Идемте, тетя Мария, я вас посажу на диван. Усадив женщину, я вопросительно посмотрел на переводчика, который уже поднялся на ноги. – Леди Вильсон пошла на кухню, воды набрать… А там, за ширмой, он, – растерянно объяснил Уильям. Любоваться изуродованным трупом художника у меня не было желания. Есть милиция, пусть она и разбирается. Быстро огляделся по сторонам в поисках телефона. В мастерской находилось два мольберта, на одном из них до сих пор стояла незаконченная картина, а второй опрокинутый, лежал у стены. У большого окна стоял письменный стол, заваленный книгами, бумагами, репродукциями, альбомами, красками, а у противоположной стены – диван, покрытый стареньким ковром, на нем сейчас сидела Мария. Над диваном на стене висели этюды, портреты, фотографии. – Телефона нет? – Мы не знаем, – виновато ответил сотрудник посольства, уже пришедший в себя. – Майкл, спасибо тебе большое. Если бы… – Ерунда. Надо сообщить в полицию. Только сначала принесу вам воды. – Майкл, там… – Я понял. Одного мимолетного взгляда хватило, чтобы понять, что художника не просто так убили. Я набрал воды в две кружки, для приличия поохал, потом сказал сдавленным голосом: – Это… это просто ужасно, – затем поспешно выскочил оттуда, изобразив ужас на лице. Только шоковое состояние не дало понять двум взрослым людям, что подобное поведение шестнадцатилетнего подростка, который набирает воду из крана, стоя возле изувеченного трупа в луже крови, нечто противоестественное. – Майкл, ты как? – Это ужасно, тетя Мария, но я выдержу. Вы же помните, что я парень со стальными яйцами. Теперь надо бежать за полицией. Уильямс, как надо позвать на помощь? – Да я сам… – У вас лицо в крови. Народ только перепугаете. Так что? – Скажешь любому прохожему. Это прозвучит по-русски так: милиция. Убийство, и этот адрес… Все запомнил? Кивнув головой, я бегом бросился к двери, подчеркивая тем самым свое волнение. По пути прихватил со столика в прихожей книгу, так как, по моему мнению, она здесь играла немаловажную роль, раз именно за ней пришли уголовники. Стоило мне выскочить на площадку, как сразу удивился, так как ни уголовника, ни его ножа на лестнице не было, хотя мне показалось, что тот лежал без сознания. Вдогонку за ним я не собирался бежать, а вместо этого стал спускаться по лестнице вниз, одновременно листая томик Гете. Я не знал немецкий язык, но при этом смог прочитать выдавленное на темно-зеленой обложке имя автора стихов. Сразу отметил подчеркнутые фразы и заметки на полях. «Это у нас что? Шпионский боевик?» – но детально разбираться времени не было, поэтому, быстро расстегнув кожаное пальто, засунул книгу за ремень и снова застегнулся на все пуговицы. Только я успел выбежать на улицу, как напротив подъезда остановилась «Победа». Подбежал к автомобилю в тот момент, когда открылись почти одновременно передняя и задняя двери. Из машины вышел моложавый, спортивного вида, мужчина в кожаном пальто и, несмотря на мороз, в широкополой шляпе, и грузный пожилой мужчина в пальто с бобровым воротником и шапке «пирожком». – Милиция. Убийство, – произнес я по-русски, а потом добавил по-английски: – В этом доме. Испуганный дед при виде меня даже подался назад. Его можно понять, освещение тусклое, фонари горят в половину накала, а из полумрака выскакивает на тебя темная фигура, да еще про убийство говорит. Мужчина в шляпе, услышав английский язык, сразу сообразил, что к ним обращается один из американцев, с которыми они должны были встретиться на квартире Полевого. – Вы американец?! В чем дело?! – резко спросил он. – О, вы выговорите по-английски! Отлично! Я американец! Там, наверху, в мастерской художника, произошло убийство. Нужно срочно позвать полицию! – мой старательно дрожащий голос и испуганное лицо должны были подчеркнуть трагичность ситуации. – Убийство?! Вы сами кто?! – мой испуг передался мужчине. – Майкл Валентайн! Надо срочно звонить в полицию! Насколько я мог судить по его хорошему знанию английского языка, это был сотрудник Министерства внешней торговли. Повернувшись к машине, он наклонился и спросил водителя: – Вася, ты этот район знаешь? Нужен срочно телефон-автомат. После нескольких секунд раздумья раздался голос водителя: – Вроде на соседней улице есть, Николай Аркадьевич. А что? – Поедешь туда и позвонишь в милицию. Пусть срочно сюда высылают наряд милиции. Произошло убийство! Срочно, ты понял! Взревел мотор, и спустя минуту «Победа» завернула за угол. К этому моменту пришел в себя дед: – Николай Аркадьевич, так что случилось? Объясните старику, ради бога, что происходит! – Извините, Кузьма Саввич, сам толком не знаю. Парень говорит, что на квартире Полевого произошло убийство. – Так что нам теперь делать? – плачущим голосом спросил старик. – Что делать? Если бы я знал! А впрочем, поезжайте домой, Кузьма Саввич, я тут сам как-нибудь. – Спасибо вам, Николай Аркадьевич. Так я пойду? – Идите, – сотрудник Министерства внешней торговли повернулся ко мне. – Майкл, меня зовут Митин Николай Аркадьевич. Я сотрудник Министерства внешней торговли. Пока мы ждем милицию, расскажите, что у вас случилось. – А мы не пойдем наверх? Тетя Мария и Уильямс сильно волнуются. Думаю, им там страшно. Сотрудник Внешторга немного подумал, а потом сказал: – Знаешь, иди сам, Майкл. Успокой своих, а я здесь дождусь приезда милиции и провожу их наверх. Первой к дому приехала старенькая «эмка» с милиционерами из рядом расположенного отделения милиции. Адрес они уже знали, поэтому задержались внизу только на пару минут, чтобы прихватить с собою сотрудника министерства. Через какое-то время приехали сотрудники ГБ, а еще через пять минут у дома затормозила машина с врачами. Посольская машина приехала последней, причем только через час, так как американцам сразу звонить не стали, чтобы дать время разобраться с делом своим сотрудникам. Все они быстро исчезали в подъезде, возле которого теперь стоял милиционер в форме. Прохожие, торопливо проходя мимо, бросали на него любопытно-испуганные взгляды, но желающих спросить, что происходит, не находилось. У них, несмотря на то, что тяготы и лишения Отечественной войны как бы отодвинули в сознании людей те страшные предвоенные годы, когда по всей стране расстреливали и сажали, до сих пор остался внутри животный страх перед органами власти. У многих кто-то оказался там, в стане врагов народа: близкие, родные, друзья, знакомые, и даже те, кого не коснулась карающая длань органов безопасности, читали в газетах или слышали страшные рассказы о расстрелах и лагерях. Этот глухой и необъяснимый страх продолжал жить в сердцах миллионов людей, которые просто не понимали, почему лучшие люди страны вдруг неожиданно становились врагами народа, шпионами и предателями. Самое страшное, что от него никуда нельзя было деться, потому что этот страх рождала сама государственная машина, за которой стояли официальные обвинения, допросы, следователи и палачи, расстрелы и лагеря в дальних, выстуженных северным ветром краях. – Они уже едут? – сразу спросила меня Мария, стоило мне только войти в мастерскую. – Едут, тетя Мария. Пять минут, и они будут здесь, – успокоил я женщину, которая уже пришла в себя, правда, при этом старалась не смотреть в сторону ширмы, закрывавшей кухню. Спустя полчаса обширная мастерская уже не казалась мне такой большой, когда в ней собралось полтора десятка людей. Два прибывших на место происшествия сотрудника государственной безопасности, один в гражданской одежде, другой в форме, быстро разобравшись в ситуации, не стали мешать работе милиции, а вместо этого подошли к леди Вильсон. Сотрудник ГБ, в гражданской одежде, довольно сносно владевший английским языком, сначала поинтересовался самочувствием американцев, после чего принес извинения, а уже затем стал задавать вопросы. Стоило ему выяснить, что с бандитами справился шестнадцатилетний юноша, он просто засыпал меня вопросами. Где кто стоял? Что я заметил необычное? Закончил он свой допрос словами благодарности: – Молодец, парень. От всех нас тебе большое спасибо за то, что сумел спасти людей и обезвредить бандитов. Стоило им отойти, как за нас попытался взяться милицейский следователь, но миссис Вильсон проявила характер, заявив, что с нее на сегодня хватит переживаний и пусть только кто-нибудь попробует ее остановить. Приехавший к этому времени сотрудник нашего посольства поддержал ее, сказав, что американские граждане являются потерпевшей стороной, а значит, их показания могут подождать до завтра. Правда, еще до нашего отъезда капитан милиции Василий Иванович Макрин успел расспросить меня про второго уголовника. Как только Уильямс перевел ему мой рассказ, он сразу ожил и сказал, что тот, возможно, есть в их картотеке. К этому моменту милиционеры уже распознали в покалеченном мною бандите разыскиваемого милицией налетчика и убийцу Савелия Закоркина по кличке Резаный. Об этом, конечно, мне никто не говорил, но эту информацию мне удалось подслушать из разговора сотрудников милиции. Недовольный нашим отъездом следователь дважды предупредил, что завтра в два часа дня нас всех будут ждать в милиции для дачи свидетельских показаний.
Глава 6
– Значит так, мразь. Второй раз дело провалишь, воткну тебе нож в живот и буду его вращать, наматывая твои вонючие кишки на лезвие столько раз, насколько хватит у тебя жизни. Веришь? У говорившего было массивное сложение тела, мощная шея, широкие плечи, почти никогда не меняющееся выражение лица, а главное, холодные, немигающие глаза; еще Слепень отметил, уже в который раз, неуловимый акцент в словах убийцы. – Верю. Как не верить, – пробормотал уголовник, который действительно знал, на что способен этот человек. – Мне бы только отлежаться пару дней. Этот сучонок, похоже, мне ребра поломал. Вздохнуть больно. – Гостиницу «Метрополь» знаешь? – спросил здоровяк, проигнорировав жалобы бандита. – А то! Слышал, что там бобры знатные водятся, только нашему брату туда хода нет. Агенты-суки пасут поляну… – Запомнил американского пацана? – Еще как. Что, падлу мелкую на перо надо поставить? Так это с нашим большим удовольствием. – Возьмешь пару толковых ребятишек и покажешь им американца. Пусть походят за ним. Мне надо знать, куда и зачем пойдет. Пусть отмечают все, вплоть до мелочей, а сам завтра к вечеру будь на хате у Машки Рюмки. Подойду, расскажешь, что и как. Все понял? – Понял. Сделаю, как надо. Стоило бандиту с кривой от боли физиономией завернуть за угол, как мужчина развернулся и пошел по улице в противоположную сторону, при этом он умело проверялся, сразу чувствовалась выучка человека, которому приходилось уходить от служб наблюдения. Это умение и другие навыки диверсанта бывший немец с Поволжья получил в специальной школе «Бранденбург – 800», как и свое новое имя. Михаэль Вагнер. Для него война началась на два дня раньше, 20 июня, когда его в составе группы диверсантов сбросили в тыл Красной армии. Следующие два года он участвовал в различного рода спецоперациях на оккупированных территориях. Какое-то время даже довелось командовать ротой, участвуя в антипартизанских операциях, пока в середине сорок четвертого года его не отозвали и не направили на должность старшего инструктора в одну из разведывательных школ в Баварии. Правда, делиться опытом ему пришлось недолго, и вскоре он получил новое назначение, вот только уже понял, что война проиграна, и предпочел дезертировать. Спустя трое суток он уже сидел в одном из кафе Берна, где заказал кофе и сделал один звонок. Это было место и номер телефона, который ему дал для явки барон Генрих фон Людвиг, заместитель начальника той самой разведывательной школы, в которой он был инструктором. В свое время они выяснили, что являются единомышленниками, придя к выводу, что пришло время заняться своей личной судьбой. – Михаэль Вагнер? – перед его столиком остановился мужчина, бывший военный, как сразу определил бывший диверсант по его выправке. – Да. С кем имею… – Фридрих Зайдлиц, – перебив его, представился бывший военный. – Мне известно, что с вами говорил Барон, а раз вы здесь, значит, решили работать с нами. Я правильно понимаю? – Правильно. За все эти годы он побывал в семи странах, выполняя различные задания. Вагнер, в отличие от своих коллег, копил деньги, мечтая лет через пять выйти из дела, купить бар и зажить спокойно. О его мечтах знал его старый знакомый Генрих фон Людвиг, который привлек его к работе наемника, пообещав хорошие деньги. Сейчас барон взял себе новое имя Курт Хаген, чтобы, как он объяснил, не позорить память предков, и занимался исключительно подготовкой к операциям, не принимая участия в боевых действиях. Вернувшись в Швейцарию после очередной операции, Вагнер сидел в кафе и пил кофе, когда к его столику подошел Хаген. Это было странно, так как они мало общались друг с другом, а если случалось, то только по служебной необходимости. Следующей неожиданностью для наемника стало предложение поехать в Россию. Работа казалась несложной, а условия были настолько хороши, что он дал согласие, невзирая на то, что когда-то поклялся никогда больше не возвращаться в советскую Россию. Риск действительно был, и немалый, потому что, пусть и не знал точно, он числился в списке военных преступников. Теперь он, расставшись с уголовником Слепнем, бывший советский гражданин Михаил Садков, ставший Михаэлем Вагнером, в очередной раз перевоплотившись в кладовщика Василия Ивановича Зеленского, шел сейчас поздним зимним вечером по одной из улиц Москвы. Убедившись в отсутствии слежки, завернул за угол и подошел к легковому автомобилю, стоявшему у тротуара. Открыл переднюю дверцу и сел рядом с водителем, который явно скрывал свое лицо. Несмотря на холод, на нем была шляпа, низко надвинутая на лицо, и поднят воротник пальто, для того чтобы скрыть лицо. Хозяин автомобиля даже не посмотрел на того, кто сел рядом с ним, а только лаконично спросил: – Книга? – Нет книги. Вы в курсе, что к художнику собирались прийти американцы? – Это плохо, – ровным голосом, словно ничего не случилось, сказал водитель. – Что случилось? – Уголовники, по словам Слепня, сработали, как надо, и уже собирались уходить, как явились американцы. Баба, мужик и подросток. Все испортил мальчишка. Вырубил Резаного, потом сбил с ног и оглушил Слепня, убегавшего с книгой. Тот считает, что книга у подростка, так как, очнувшись, рядом с собой ее не нашел. – Как мальчишка мог справиться с двумя матерыми уголовниками? Ты ему веришь? – Я никому не верю, вот только сейчас он не врал. – Это почему? – Служил он какое-то время под моим началом. Стоит о его прошлом рассказать ворам или донести властям, так те или другие его враз шлепнут. – А сам что? – Была мысль подняться к художнику, но в этот момент из подъезда выбежал американский щенок, и почти сразу подъехала машина, из которой вылезли двое мужчин. К тому же на улице прохожих прибавилось. Не рискнул. Из разговора мальчишки с мужчиной удалось понять, что этого подростка зовут Майкл Валентайн. – Валентайн, – водитель хмыкнул. – Что-то знакомое. Что там с Резаным? – Не знаю. Слепень сказал, что тот захрипел и рухнул на пол, когда он делал ноги. – Вспомнил! Точно. Тотализатор. Мальчишка-боксер. Ладно, об этом потом. Что ты сделал со Слепнем? – Пока живой. Сказал, чтобы приставил за этим Майклом пару своих парней. Пусть проследят. Может, книга каким-то боком всплывет. – Значит, книга у мальчишки. Вот только зачем он ее взял? – принялся рассуждать водитель. – Ее ценности он не знает. Мальчишка просто поднял книжку и прихватил с собой. Что дальше? Он ее кинет, скорее всего, где-то в мастерской. Ты понял, что надо сделать? – Ясно. Сегодня же ночью, мы с Куртом снова обыщем мастерскую художника. – Утром позвонишь, что и как, – незнакомец на какое-то время задумался, потом добавил: – Куда тебя подбросить? – Не надо. Я пешком.Поздним вечером, после ужина, мы сидели за столом в номере Вильсонов и пили крепкий чай с малиновым вареньем и медом. Стоило Генри простудиться, как его жена начала метаться в поисках хорошего лекарства от простуды, и тогда я подсказал ей настоящий русский рецепт от простуды, который якобы нашел в одном из американских журналов. Мне самому уже надоело это наивное вранье, но как по-другому проявить свои обширные знания я пока не знал. Леди Вильсон мне не поверила, при этом заявив, что американские журналы нередко пишут всякую чепуху, и позвонила в посольство, жене одного из сотрудников, с которой недавно познакомилась. Та неожиданно подтвердила, что это действительно хорошее средство, а еще посоветовала Марии купить горчичный порошок и попарить своему благоверному ноги. Жена сенатора ее поблагодарила, но немного подумав, решила ограничиться чаем с вареньем. Теперь, сидя за столом, мы обсуждали события сегодняшнего вечера. Мария все еще не могла отойти от кошмара, переживая его раз за разом, пока я не показал на бутылку коньяка, стоявшего на столе: – Тетя Мария, вы излишне нервничаете. Может, выпьете для успокоения нервов? – Я? Думаешь, поможет? – она на секунду задумалась. – Почему бы и нет? Генри налил жене треть бокала, она, морщась, отпила, потом сделала еще глоток. Когда спустя пять минут бокал опустел, муж ей снова налил, а когда я уже уходил, миссис Вильсон была уже пьяна, но при этом почти спокойна. Вернувшись в свой номер, скинул верхнюю одежду, после чего достал книгу и уселся в кресло, после чего стал медленно изучать ее, начиная с обложки и кончая последней страницей с датой издания и типографией, которая ее напечатала. Даже на первый взгляд книга была не новая и слегка потрепанная. Судя по всему, ее явно не один раз читали, об этом говорили подчеркнутые карандашом слова и фразы. Кроме этого, на полях страниц было семь коротких комментариев, типа: зря. Это лишнее. Особенно странным являлось то, что никаких указаний или сносок, к чему можно было отнести замечания на страницах, не было. Первый, пусть и детальный осмотр ничего не дал, тогда я решил изучить каждую страницу на свет, но начал с тех листов, где были подчеркнуты слова и фразы. Ничего не нашел, никаких особых пометок или намеков на выделенные слова или фразы. Отложив книгу, стал думать. «Что мы имеем? Сказал бы, что это шпионские игры, так тут кое-что не вяжется. Ладно, начнем сначала. Уголовники пришли к художнику за книгой. Он ее сразу не отдал, поэтому они его пытали. Сразу напрашивается такой вопрос: на фига двум матерым уголовникам книга на немецком языке? Сомневаюсь, что они когда-нибудь слышали о Гете. Значит, их кто-то послал за ней. Дальше существует вероятность, что меня начнут отслеживать, если, конечно, этот кто-то сумел правильно оценить ситуацию и сделать соответствующие выводы. Если я правильно рассуждаю, то первый ход должен сделать противник. Теперь определимся по действующим лицам. Резаный. Если чекисты не будут вникать в это дело, а они, похоже, передали это дело милиции, то урка, если не дурак, следователю про книгу ничего не скажет. Ему, как вору, шпионская статья совсем не в масть, да и свалит все на Слепня. Насчет угрозы американцам? Так тут совсем все просто. Скажет, что хотел посмотреть на американские деньги, так как никогда их не видел, а тупые американцы меня не так поняли. Если он будет упорно стоять на своем, то ему дадут три-четыре года, и только потому, что он рецидивист. Этот вариант для меня самый предпочтительный, но если милиция размотает бандита и узнает, что все это случилось из-за какой-то книги, за дело возьмутся чекисты. Это плохой вариант. Особых доказательств у них на меня нет, но я буду находиться под подозрением, к тому же есть вероятность оказаться у них в подвале. Впрочем, завтра уже кое-что прояснится на допросе. Посмотрим, как поведет себя следователь. Теперь по книге. Может, ее уничтожить? Как у нас говорится: „нет человека – нет проблемы“. А если возьмут за горло? Нет, не буду с этим торопиться, только уберу куда подальше. Американское посольство? Можно, только я там никого не знаю, да и возникнут лишние вопросы. Может, тогда… у журналистов? Неплохая идея, но съездить в посольство прямо с утра необходимо. Если за мной следят, пусть знают, что я с пакетом вошел в посольство, а вышел без него. Решено. И на сегодня хватит». Взяв книгу, я закрыл номер и отправился к журналистам. Из журналистов оказался только один Тейлор, сидевший за письменным столом. Он что-то черкал на листках, лежавших перед ним. Судя по всему, он сейчас лихорадочно правил свою статью. Журналист поднял голову и тут же опустил: – Привет, чемпион! Завтра утром мне надо отправлять статью, поэтому, парень, сейчас не до тебя. – А где Бен? – спросил я его, одновременно двигаясь и оглядывая их номер, в поисках подходящего тайника. – Не знаю, – коротко ответил он, уже с головой уйдя в чтение текста. В этот самый миг я увидел заваленный журналами и папками с вырезками журнальный столик, стоявший у стенки. Подойдя к нему, я оказался почти за спиной у Тейлора, который настолько был занят своей работой, что, похоже, забыл уже о моем существовании. – Ты не против, если я полистаю журналы, лежащие на столике? Он ничего не сказал и, похоже, даже не услышал меня, продолжая чиркать на бумаге ручкой. Две минуты – и книга уютно устроилась под небольшой стопкой газет и папкой с вырезками. Для приличия полистал журнал «Огонек», потом пробежал глазами по передовой статье старой, более чем месячной давности, газеты «Вечерняя Москва» от 31 декабря 1949 года. «Разорвали цепи помещичье-капиталистического рабства Польша, Чехословакия, Болгария, Румыния, Албания, Венгрия. Сбросил с себя цепи империалистического и феодального гнета великий китайский народ. В эти знаменательные дни мы, советские люди, с особой любовью произносим имя Сталина. Ему, гениальному зодчему коммунизма, обязан наш народ, наша славная отчизна своими победами. И когда кремлевские куранты пробьют 12 часов, все советские люди от чистого сердца в едином порыве еще и еще раз скажут: Слава Сталину! Пусть долгие и долгие годы живет и здравствует наш вождь и учитель! Новый, 1950, год не обещает ничего хорошего одряхлевшей капиталистической системе. На нее неумолимо надвигается экономический кризис. Лагерь разбойничьего империализма охвачен тревогой. Англо-американские монополисты и их подпевалы… Оголтелые империалисты усиливают свою подрывную деятельность… Эти коварные, ненасытные звери в образе людей куют оружие смерти… План Маршалла и злобная, разнузданная клевета на СССР – все это составные части агрессивного курса англо-американских поджигателей войны, направленного против СССР и стран народной демократии». «А это разве не клевета?» – усмехнулся я, прочитав эти строки. Отложив газету, поднялся. – Ладно, я пошел. Ответом стал резко-раздраженный взмах руки: иди уже, парень, не мешай. Утром съездил в посольство, тем более что был повод. Вчера вечером нам звонили в отель, сообщив, что пришла свежая пресса и для нас отложили несколько экземпляров газет и журналов. Еще на пути в посольство, проверившись на маршруте, заметил «хвост» в лице паренька лет четырнадцати, уголовного вида. Забрал несколько газет и журналов для мающегося отскуки Генри, на обратном маршруте я снова засек того же парня. Сделал вид, что ничего не заметил, вернулся в отель. Зайдя к Вильсонам, отдал почту и застал конец их спора. – Генри, твоя задача окончательно выздороветь перед поездкой в Ленинград, а с милицией я разберусь сама, – решительно заявила женщина. – Милая, я чувствую себя намного лучше… – Тебе нечего там делать, – сказала, как отрезала, Мария. – Пей чай с лимоном, пока горячий, а мы с Майклом собираемся и идем. – Идем, – подтвердил я ее слова. Такси высадило нас рядом с отделением милиции. При входе нам сразу бросился в глаза висевший в коридоре отделения большой плакат, где на фоне младшего сержанта милиции большими буквами был нарисован призыв-лозунг: «Работник милиции! Зорко охраняй народное достояние, это твой священный долг!» Пока мы находились в милиции, мне постоянно приходилось натыкаться взглядом на плакаты, призывавшие к усилению бдительности, которые висели на каждом шагу и почти в каждом кабинете. На них партия и Сталин терпеливо разъясняли советским людям, что внутренние и внешние враги не примирились с существованием первого в мире государства рабочих и крестьян. Под этими плакатами ходил самый разнообразный народ с серьезными, а кое-кто и с заплаканными лицами. Подойдя к окошку, над которым сверху было написано «дежурная часть», Уильямс передал лейтенанту наши повестки. Тот быстро пробежал их глазами, потом посмотрел на нас и громко задал глупый вопрос: – Так это вы, что ли, американцы? Шум в коридоре стих наполовину, после чего на нас уставилось два десятка любопытных глаз. Дежурный понял, что оплошал, покраснел и подозвал сержанта: – Михайленко! Живо отведи граждан американцев в 211-й кабинет. Я сейчас туда позвоню. Не успели мы подойти к означенному кабинету, как дверь открылась, и на пороге встал полный, грузный мужчина в темно-синей форме с дубовыми веточками в петлицах. – Здравствуйте, граждане американцы. Кто из вас владеет русским языком? – Здравствуйте. Я владею русским языком. Уильямс Локкарт, третий секретарь американского посольства. У меня есть право присутствовать при допросе американских граждан. – Конечно-конечно, господин секретарь. Я старший следователь Метельский Иван Георгиевич. Пожалуйста, проходите в кабинет. Стоило нам войти, как он сразу предложил нам давать показания в разных кабинетах. Когда секретарь посольства, поддерживаемый Марией, пытался объяснить, что подростка нельзя допрашивать без его родственницы, ему участливым, но тем не менее твердым тоном было сказано: – Не волнуйтесь вы так, господин секретарь. У нас замечательные переводчики. К тому же когда придет время подписывать показания молодого человека, мы обязательно позовем вас, господин Локкарт, и госпожу Вильсон, для того чтобы вы оба лично заверили, что все официальные показания записаны правильно. Уильямс попытался оспорить его слова, но мне это уже надоело, и я влез в их разговор: – Хватит спорить. Я готов дать показания при чужом переводчике, но свою подпись поставлю в присутствии сотрудника посольства. В качестве благодарности за решение вопроса я получил два недовольных взгляда людей, которые считали, что это прямое нарушение их прав, после чего нас развели по кабинетам.
В небольшом кабинете, куда меня провели, оказалось довольно многолюдно: следователь, переводчик и машинистка, сидевшая со своим орудием производства в углу. Осмотрелся по сторонам с нескрываемым любопытством, изображая подростка, впервые попавшего в полицейский участок другого государства. Прямо над головой следователя висел портрет Сталина, а на двух боковых стенах – плакаты «Строго храни государственную и военную тайну!» и «Не болтай у телефона. Болтун – находка для шпиона». Оценивающе пробежал глазами по мужчинам. Оба были подтянутыми и крепкими, как и их взгляды, что у одного, что у другого, были цепкими и острыми, несмотря фальшь доброжелательных улыбок. Переводчик, одетый в явно пошитый у портного темно-коричневый костюм, поздоровался и предложил мне сесть. Перед тем как начать допрос, следователь бросил быстрый взгляд на переводчика, словно спрашивал: можно начинать? «Значит, все-таки ГБ», – отметил я и радостно заулыбался. – Как тебя зовут, паренек? – спросил меня по-русски следователь и выжидающе, с прищуром, как в свое время Ленин смотрел на буржуазию, уставился на меня. Чекист почему-то не стал спешить с переводом. Я перевел непонимающий взгляд со следователя на переводчика, потом сказал: – Не понимаю, что вы сказали. Только после моих слов переводчик принялся за работу: – Следователь спросил, как тебя зовут и как ты оказался в мастерской художника Полевого? – Вы не представились. Как к вам можно обращаться, господа? Переводчик бросил на меня удивленный взгляд. Парнишка оказался не так прост, как им показалось вначале. Следователь, в свою очередь, бросил на сотрудника ГБ непонимающий взгляд. – Мы приносим свои извинения, мистер Валентайн. Это Глаголев Яков Сидорович, – и он показал на сидевшего за столом следователя, а затем представился сам: – Я Переверзев Николай Климович. Институт иностранных языков. – Очень приятно. Меня зовут Майкл Валентайн, мы приехали с леди Вильсон и Уильямсом… После моих первых слов сразу раздался перестук пишущей машинки. Я замер, развернулся, посмотрел на машинистку, снова повернулся и продолжил свой рассказ. При этом я старательно изображал волнение, не забывая жестикулировать и размахивать руками. – Да не волнуйтесь вы так, Майкл. Мы же ни в чем вас не обвиняем, – подбодрил меня сотрудник ГБ, изображавший переводчика, стоило мне закончить свой рассказ. – Наоборот, считаем, что вы просто герой, раз сумели обезвредить опасного преступника. – Знаете, я даже толком не помню всего, так тогда сильно переволновался, – смущенно признался я. – Все хорошо, что хорошо кончается, – увидев мой вопросительный взгляд, пояснил: – Это такая русская поговорка. – О’кей, – согласился с ним я. Следователь, пока мы разговаривали, хлопал глазами, не понимая, о чем мы говорим. – Давай, Яша, дальше, – чекист-переводчик покровительственно предложил следователю продолжать допрос. – Мистер Валентайн, если мы вас правильно поняли, сотрудник посольства Уильямс Локкарт собрал у всех бумажники и драгоценности миссис Вильсон, чтобы отдать их гражданину Савелию Закоркину, который угрожал вам револьвером? Услышав перевод вопроса, я ответил: – Да. Все так и было. – Потом, судя по вашим словам, Закоркин понял, что руки у него заняты, и перебросил своему подельнику книгу, которую держал в левой руке, – услышав перевод, я кивнул головой в знак согласия. – И в тот момент, когда преступник отвлекся, вы бросились на бандита, толкнув американского гражданина Локкарта на Савелия Закоркина, после чего ударили последнего в кадык. Далее вы сказали, что кинулись вдогонку за вторым преступником. Зачем? – Чтобы догнать его, а затем передать в руки правосудия, – заявил с гордым видом героя-победителя. – Вы смелый человек, не каждый решится преследовать вооруженного преступника, – похвалил меня Глаголев. – Теперь расскажите нам, что произошло после того, как вы оглушили гражданина Слепцова. – Ничего не произошло. Не успел я вскочить на ноги, как закричала тетя Мария, и я кинулся обратно. – Значит, вы ничего не брали у гражданина Слепцова, а просто побежали обратно. Я вас правильно понял? – Да. – Где была в этот момент книга? – спросил меня следователь. – Книга? – я сделал вид, что задумался. – Книга! Точно! Она была там. Лежала рядом с преступником. – Так и запишем, – при этих словах следователь бросил быстрый взгляд на Переверзева. «Видно, эта книга навела их на кое-какие мысли». Мы еще минут пятнадцать уточняли детали, после чего переводчик сходил за Локкартом. Тот пришел не один, а вместе с леди Вильсон, которая, стоило ей переступить порог кабинета, сразу спросила: – Майкл, ты как? Я заверил обоих, что мои права не были нарушены, после чего секретарь, а за ним миссис Вильсон прочитали мои показания, после чего я их подписал. Попрощавшись, мы ушли. – Майкл, как тебе пребывание в русском полицейском участке? – спросила меня Мария, когда мы ехали обратно в отель. Я усмехнулся: – Получил новые впечатления. – Я тоже, но с большой радостью обошлась бы без них. Старая, обшарпанная мебель, дурацкие вопросы и грубые плакаты на стенах, нарисованные в три краски. Сплошное убожество! На обратной дороге мы остановились у магазина-гастронома «Елисеевский» по просьбе Марии, которой неожиданно захотелось порадовать Генри чем-нибудь вкусненьким. Я думал, что мы ограничимся пирожными или конфетами к чаю. Как же! Женщина есть женщина, поэтому мы купили в «Елисеевском» пусть понемногу, но зато всяких разных продуктов: севрюгу, ветчину, крепкие соленые огурчики, сырокопченый рулет, нежную языковую колбасу и ароматный швейцарский сыр. В довершение этого нами были куплены бутылка грузинского вина и конфеты «Мишка на Севере». Вернувшись в отель, мы сразу пошли в номер Вильсонов. Стоило нам выложить покупки на стол, как сенатор, увидев, что мы принесли, стал удовлетворенно потирать руки. Рассказывая о визите в милицию, мы одновременно накрыли импровизированный стол, после чего принялись с аппетитом угощаться тем, что мог дать лучший коммерческий магазин Москвы. Сначала выпили за здоровье Генри, потом за хозяйку стола, но стоило мне хрустнуть соленым огурчиком, как я… вдруг неожиданно чихнул, потом еще раз и еще. Мария, ничего не говоря, выскочив из-за стола, скрылась в спальне, чтобы вернуться уже с термометром. Я не успел открыть рот, как она на меня строго прикрикнула: – Даже не смей возражать! – и протянула мне градусник. Сделав кислое лицо, взял градусник, затем сказал, что схожу в свой номер за носовым платком. Вернувшись через несколько минут, я достал из-под мышки термометр и отдал Марии. – Генри, это он от тебя заразился, – с горестным видом заявила Мария. – У него температура! Тридцать семь и три! Мне очень не хотелось ехать в Ленинград, а простуда оказалась хоть и чисто случайным, но при этом прекрасным поводом никуда не ехать, и чтобы окончательно утвердить женщину в этом, я шумно высморкался. Меня тут же заставили выпить еще один стакан чая с лимоном и медом, потом кривясь, я проглотил какой-то горький порошок, а в завершение всех процедур был отправлен в постель, в свой номер. Когда ко мне перед завтраком зашли Вильсоны, я показал им градусник с температурой 37 градусов и сказал, что немного саднит горло, а так все хорошо. Мария сильно расстроилась, но я не дал ей заявить о том, что мы никуда не едем, сказав: – Тетя Мария, за меня не волнуйтесь, езжайте себе спокойно. У меня жизнь только начинается, так что успею еще Ленинград посмотреть. – Да при чем здесь этот город? За тобой уход нужен. Вдруг вечером температура поднимется? – Я что, маленький? – и придал себе обиженный вид. – Не маленький, но и не взрослый. Может, тебе все-таки переехать в посольство на время, а, Майкл? – начала сдаваться жена сенатора. – Там и врач есть. Он присмотрит за тобой. – Нет, нет и еще раз нет. Что я там делать буду? Там скучно, одни надутые физиономии чиновников. Да не волнуйтесь вы так, тетя Мария. Если что, обращусь к Бену. Судя по недовольному выражению, появившемуся на ее лице, я сейчас сказал лишнее. Как Бен, так и Грег, по мнению жены сенатора, в число благоразумных людей не входили, как она однажды про них выразилась: безответственные разгильдяи. Мария прекрасно знала, что я не разделяю ее любовь к искусству, а уж тем более к старинной архитектуре, поэтому понимала мое нежелание ехать. К тому же она уже успела убедиться, что я, когда надо, рассудительный и здравомыслящий, хотя временами и чересчур самостоятельный парень. Все это в немалой степени повлияло на ее решение оставить меня здесь, в Москве, но при этом, конечно, немалую роль здесь сыграло то, что ей самой очень хотелось посмотреть на «город Петра». В результате мы пришли к соглашению, которое нас обоих устроило: если у меня будет что-то серьезное, то я сразу созвонюсь с врачом в посольстве. Теперь мы с Генри поменялись местами. Он поехал на экскурсию, а я остался сидеть в номере, изображая больного. Приехали оба в плохом настроении. Во-первых, все это время Мария беспокоилась обо мне, а во-вторых, она снова напоролась на категорический отказ переводчика показать им окраины Москвы. Похоже, она не так представляла поездку в советскую Россию. Еще в самом начале она попробовала разговорить нашего переводчика Веню Инокина, а в результате наткнулась на заученный текст о том, что Советский Союз – лучшая в мире страна, в которой нет бедных и богатых, а Сталин – вождь и гордость всех народов Советского Союза. На следующий день она сделала еще одну попытку продолжить расспросы бедного парня, но тут вмешался Генри, потребовав немедленно прекратить этот разговор. Мария обиделась на мужа, но, чтобы оставить за собой последнее слово, официально отказалась от помощи переводчика. После сегодняшней экскурсии она снова выразила свое негодование, как она образно это назвала, покушением на ее личную свободу, и Генри, похоже, решил закрыть этот вопрос раз и навсегда, прочитав ей лекцию о политическом и экономическом положении в советской России. О том, что он обладал соответствующей информацией, нетрудно было догадаться по его длительным беседам с американским и английским послами. – Советская Россия опустила «железный занавес» по одной простой причине: ни правительство, ни партия, ни Сталин не могли объяснить советским людям, почему там, на Западе, люди лучше живут, чем в стране победившего социализма, где все принадлежит народу. Несмотря на то, что советские газеты и журналы усиленно пропагандируют радости жизни при социализме, в стране слишком много бывших фронтовиков, свидетелей благоустроенной жизни в других странах, через которые они прошли. Объяснить им было это очень трудно, поэтому, – объяснял ей Генри, – хоть мы и считаемся союзниками, нас старательно выставляют врагами и не подпускают к советским гражданам, объясняя это тем, что иностранцы почти все шпионы, которые пытаются выведать у них военные секреты. Как сказал мне как-то английский посол, «из русских с англичанами могут встречаться либо самоубийцы, либо работники ГБ». – Я не знала, что все здесь настолько страшно, – в голосе Марии звучали виноватые нотки, также было видно по ее лицу, что она раскаивается о своих вспышках недовольства. – Да, милая. У советской России сейчас очень сложное экономическое положение. Война нанесла чудовищный урон стране, но даже это не оправдывает того, что здесь происходит. Ты же сама видишь, как к нам относятся. В подтверждение скажу, что в 1947 году появился указ «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами». Как тебе это, дорогая? – Даже так?! – удивленно воскликнула Мария. – И что, их наказывали? – Точно не могу сказать, но, как мне сказали компетентные люди: дело не раз доходило до тюремного заключения. – Это ужасно! – Власть народа, которой хвастаются большевистские политики, уже давно превратилась в диктатуру одного человека, Сталина. Крестьян насильно загнали в колхозы, а рабочие и инженеры не могут уволиться с заводов и фабрик по своему желанию. В этой стране все решает один человек – Сталин. Одним росчерком пера он больно ударил по народной гордости, сделав праздник Победы рабочим днем. Русские больше всех потеряли в этой войне, поэтому радость победы, осознание своей правоты и силы не должно умаляться, это было бы предательством по отношению к тем, кто отдал жизнь за Победу. Честно говоря, я несколько оторопел, услышав подобные слова, так как думал, что для сенатора Россия – это страна оголтелых фанатиков-коммунистов, а на деле оказалось, что он умеет не просто видеть, но также анализировать и делать правильные выводы. – Почему ты мне все это раньше не сказал, Генри? – Чтобы полностью и окончательно осознать и понять все это, нужно приехать сюда, милая. Какое-то время они еще посидели у меня, а потом пошли собираться в дорогу. Вечером мы попрощались, я проводил их до лифта, а затем вернулся в свой номер. Мне было о чем подумать. После допроса в милиции стало ясно, что этим делом заинтересовалась госбезопасность. Правда, насколько глубоко они влезли в дело с книгой, было непонятно. Их вполне могли пристегнуть к этому делу из-за того, что в деле замешаны иностранцы. «Сейчас те, кому нужна книга, будут стараться выйти на меня. Следить за мной уже начали, значит, они уверены, что книга у меня. Убийство художника и арест одного из бандитов должны их поторопить. Если они не совсем дураки, то должны понимать, что этим делом уже занимается милиция, а возможно и чекисты. В этом случае…» – додумать мне не дал стук в дверь. Осторожно подойдя к двери, я спросил: – Кто там? Когда на мой вопрос не ответили, снова спросил, а когда не получил ответа, со всеми предосторожностями приоткрыл дверь и только потом выглянул. На полу, прямо перед дверью, лежал обычный конверт. Взял его за уголок, снова бросил взгляд по сторонам, закрыл дверь и только после этого вернулся в кресло, на котором сидел. Осторожно открыл конверт, потряс, после чего из него выпала половина листка бумаги. На нем была только одна, отпечатанная на машинке, фраза на английском: «Не отдашь книгу, убьем Вильсонов». Поднял листок, затем перевернул его. На обратной стороне была отпечатана короткая, но при этом четкая инструкция, в которой говорилось, когда и где мне надо передать книгу. «Дело сдвинулось. Начнем с того, что они знают, где я живу, а главное, спокойно прошли в отель, где простому человеку хода нет. Те, кто имеет сюда доступ, знают, что здесь они попадают под негласное наблюдение и проходят проверку госбезопасности. Насчет моего адреса возможны два варианта. Первый. Проследили тем же вечером за нами, когда мы поехали в отель. Но в это мало верится. Вряд ли они стали так рисковать, да и как они могли узнать, в каком номере живу. Скорее всего, в тот момент, когда я выбежал на улицу, уголовников кто-то страховал и вполне мог слышать, как я назвал свое имя. Отсюда можно сделать вывод: человек, который смог выделить мое имя в быстром разговоре, шедшем на английском языке, знал частично или полностью этот язык. Это подтверждает грамотность записки и то, что эти люди сумели попасть в «Метрополь». Вот что еще интересно, записка появилась сразу после отъезда Вильсонов. Значит, люди, которым нужна книга, иностранцы. Кто знал об отъезде? Немногие, только несколько человек в нашем посольстве и мои приятели-журналисты. Хотя о поездке мог и Генри обмолвиться в английском посольстве. Если это так, то тогда непонятно, зачем куда-то ехать, к черту на кулички? Да и не стал бы иностранец связываться с уголовниками, ведь это прямая дорога на нары. Да, цепочка как-то не складывается. Впрочем, гадать бессмысленно. В любом случае угроза реальна, если судить по зверски убитому художнику, поэтому не стоит рисковать. Отдам книгу, и разбежались».
В кабинете начальника отдела было накурено, несмотря на открытую форточку, а так как на улице ветра не было, то сизая дымка плавала на уровне лица Сталина, изображенного на портрете, висевшем над креслом начальника. За массивным столом с зеленым сукном сидел хозяин кабинета Зарубин Иван Ильич. Перед ним на столе стояла большая медная квадратная чернильница, а рядом пресс-папье и пресс-бювар. Этот набор ему подарили к сорокалетию два года тому назад сотрудники его отдела. На столе для совещаний, за которым сейчас сидело четверо его сотрудников, лежало три коробки папирос и пепельница. Собрались они все здесь, в этом кабинете, для того, чтобы разобраться и понять, что делать с убийством на Заречной улице. Казалось бы, все просто, налет и убийство на квартире, это чисто уголовное дело, работа для милиции, вот только принесла нелегкая в этот самый момент американцев. В связи с этим начальство хотело знать: это простое совпадение или нечто большее, которое может вылиться в политическое дело с американскими шпионами. На столе совещаний лежали копии допросов, снятых как с американцев, так и с гражданина Резаного. Все протоколы уже прошли через руки сотрудников отдела. – Молчать я и сам могу, – нарушил тишину Иван Ильич. – Излагайте, товарищи, у кого есть какие-то идеи. Васик, начнем с тебя. Коля Васик был самым молодым и неопытным сотрудником, не проработавшим в отделе и двух месяцев, но как уже все успели убедиться, паренек обладал большой фантазией и везде видел иностранных шпионов. – Тут, конечно, многое непонятно, но я постараюсь исходить из фактов. Художник Полевой, возможно, был завербован американской разведкой и должен был передать зашифрованные сведения кому-то из американцев, которые пришли к нему под видом покупки картины. Сам факт того, что они пришли заранее, перед приходом возможных свидетелей, сотрудника Министерства внешней торговли и профессора – искусствоведа, как раз об этом и говорит. А вот грабители, как мне кажется, пришли к Полевому случайно. Об этом говорят показания бандита Резаного, в которых написано, что его подельник знал художника, и тот ему был должен денег. Когда хозяин мастерской сказал, что денег нет, Слепень озверел и достал нож. Если в словах Резаного есть доля правды, то Полевой каким-то боком связан с криминальным миром. О чем это говорит? Лишь о том, что такие люди легко становятся пособниками американских капиталистов, готовыми продать военные секреты… – У тебя, Коля, изложенная версия только на твоей фантазии висит, – перебил Васика опытный оперативник, Сергей Владимирович Медведев. – Сколько раз тебе было сказано: не подгоняй ты факты под свои версии. Вот скажи мне, друг ситный, откуда у художника могут быть секретные сведения? Он что, военные объекты рисует? Ты его характеристику читал? Всю свою жизнь Полевой за советскую власть обеими руками был. На Гражданской воевал, да и во время Великой Отечественной войне в тылу не отсиживался. Две медали имеет. Да что там говорить! Не был он империалистическим агентом и точка! Так что твоя версия гроша ломаного не стоит. Скажу другое: сочетание событий сложилось, конечно, странное. Тут и уголовники, и убийство, и американцы. Все же мне думается, что американцы действительно приехали в мастерскую, чтобы посмотреть картины. Поясню свои слова. Я позвонил в ВОКС, где мне дали телефон их переводчика, Викентия Инокина. Он рассказал мне, что американцы прилетели в Советский Союз неделю тому назад, да и попали на эту самую выставку по его подсказке, а ему, в свою очередь, об этом сказала мать. Там, на выставке, они и познакомились с художником, входившим в состав идеологической комиссии, которая там же и работала. Если здесь и есть какая-то комбинация наших врагов, то, по моему разумению, она какая-то… слишком мудреная получается. У меня пока все. Медведев был единственным человеком, кто здесь не курил, так как в юности занимался лыжами, быстро дошел до кандидата в мастера спорта, и ему пророчили хорошее спортивное будущее, вот только он решил по-другому. Все бросил и ушел на Финскую войну, хотя у него и была отсрочка. Был тяжело ранен в ногу, после чего обратной дороги в спорт у него уже не было. В комсомоле ему предложили пойти в школу НКВД. Потом была война. Он рвался на фронт, но его не отпускали, и он продолжал ловить немецких агентов – диверсантов и предателей, которых забрасывали в советский тыл. Снова был ранен. За военные заслуги был награжден медалью и орденом. Начальник очень ценил Медведева за его неординарный ум и за расчётливое спокойствие во время опасных ситуаций. Иван Ильич пробежал глазами по своим сотрудникам, потом спросил: – Больше никто ничего сказать не хочет? – Иван Ильич, а что-либо конкретное по этим американцам есть? – вдруг неожиданно спросил его Медведев. Начальник покопался в бумагах у себя на столе, потом нашел лист и положил перед собой. – Все, что есть, вы читали в протоколах их допросов. Дополнительных сведений у нас немного, и те получены через наше консульство в Нью-Йорке. Так, посмотрим, что тут написано. Мария Вильсон, жена сенатора, богатая женщина, любящая искусство, приехала к нам, на две недели, как туристка, вместе с мужем и дальним родственником – подростком. Насколько нам известно на данный момент, она начинала карьеру в американском дипломатическом представительстве в Британии, потом ее перевели в Испанию, где познакомилась со своим будущим мужем Генри Вильсоном. В 1928 году она вернулась в Америку. Родила сына. Генри Вильсон спустя какое-то время тоже вернулся в Америку. Продолжая работать в государственном департаменте США, он занялся политикой, спустя несколько лет снова вернулся на дипломатическую службу. С 1937 по 1939 год работал в Испании. Снова вернувшись в Штаты, занялся политикой, но теперь уже вплотную. Его карьера медленно, но верно пошла вверх. Спустя пару лет стал сенатором, а затем и советником президента. Не думаю, что его жена может быть шпионом, но сбрасывать ее со счетов нельзя, так как бывший дипломат – это потенциальный разведчик. Теперь Майкл Валентайн. Сирота, родители погибли. Дальний родственник Вильсонов. Шестнадцать лет, давно занимается боксом. Шустрый паренек. Сумел познакомиться с Василием Сталиным. Правда, произошло это случайно, на ипподроме, на чемпионате Москвы по мотогонкам на льду. По этому факту есть рапорт сотрудников, наших коллег из наружки. Судя по отзывам людей, все, кто с ним сталкивался, говорят одно: обычный парень. Теперь Локкарт. У нас на него приличное досье, как-никак он уже восемь месяцев находится в Москве. Его отец возглавляет один из департаментов в Вашингтоне. Именно он и пристроил своего младшего сына в американское посольство. Три раза выезжал за пределы столицы, но только в составе делегаций. Сейчас его приставили временно к Марии Вильсон в качестве переводчика, но только из уважения к ее мужу, так как от назначенного им переводчика из ВОКСа она отказалась. В подозрительных контактах не был замечен, да и вообще он больше сидит в посольстве, чем бывает на улицах Москвы. Пока это все, что у нас есть по американцам. Если есть вопросы, задавайте, – начальник выждал паузу. – Если нет, тогда продолжим обсуждение. – Разрешите мне? – снова поднялся Медведев. – Давай, Сергей Владимирович. – Меня удивил тот факт, что у Резаного, а это подтвердили все американцы, в левой руке была книга. Когда мы были в милиции, я разговорился с тамошними товарищами и случайно наткнулся на оперативника, который в свое время брал Резаного. Он сумел мне кое-что о нем рассказать. Так вот, Резаный имеет среди воров определенный авторитет и на ограбление мастерской художника никогда бы не пошел. Он только по первоходу сел с гоп-стопом, а дальше за ним были только серьезные дела: налеты на склады и инкассаторские машины. Как вы думаете, может такой бандит заинтересоваться книгой? В воздухе повисла тишина. Хозяин кабинета пригладил несколько раз свои усы, потом задумчиво сказал: – С книгой действительно неясно. – Иван Ильич, может, имеет смысл забрать Резаного к себе? – спросил начальника Медведев. – Пробьем его по книге… – Вот от тебя, Медведев, я этого не ожидал! – перебил его начальник. – А ты будто не знаешь, что они отдадут нам его только в том случае, если мы официально заберем это дело себе. Скажи мне: оно нам надо? У тебя что, своей работы мало? – А что это за книга? – поинтересовался Одинцов Михаил Силантьевич, единственный из всех, кто начинал службу в Гражданскую войну в ЧК. Несмотря на возраст, он имел превосходную память и умел строить логические цепочки, как никто другой. – Что именно о ней известно? – Ничего, Михаил Силантьевич, – ответил оперативник Алексей Морковкин, который почему-то по-детски стеснялся своей фамилии. – Был я сегодня в милиции по этому делу. Резаного там каждый день трясут, так и подумал, может, какие-то новые обстоятельства открылись, ан нет, стоит сволочь на своем крепко. Слепень резал, я здесь ни при чем. Вот только подтвердили ребята слова Сергея Владимировича: Резаный среди блатных в большом авторитете и пойти на простой грабеж просто не мог. Да и брать там нечего, в этой мастерской. Если так, то можно предположить, что они к нему за чем-то конкретным приходили. Решил я тогда съездить в Союз художников, поговорить с друзьями и коллегами Полевого. Все они в один голос говорят, что никакой связи с криминальным миром у художника быть не могло, тот был кристально честным человеком. Соседи по квартире говорят, что Полевой был очень скромен в быту, а часть своих денег отправлял родной сестре с двумя детишками, проживающей в Саратове. У нее муж на войне погиб. Трофим Ерохин, его хороший друг, сказал, что у него был брат – кадровый военный, дослужился до подполковника. После войны был оставлен комендантом в одном из немецких городков. Погиб при невыясненных обстоятельствах в марте 1946 года. У меня всё. – Очень интересный факт. Сначала подполковник погиб при невыясненных обстоятельствах, потом был убит его брат. Это ниточка. Правда, разница в четыре года. Кстати, Алексей, как погиб художник? – неожиданно поинтересовался Одинцов у Морковкина. – Плохо погиб. Изрезали эти сволочи его ножом. – Значит, пытали, – подвел итог Одинцов. – А что они хотели от него? – Думаете, книгу? – неуверенно спросил его Морковкин. Михаил Силантьевич пожал плечами, после чего наступила тишина. – Есть у кого еще замечания или предложения по этому делу? – спросил начальник, обводя взглядом своих сотрудников. – Нет? Тогда подведем итоги. Дело это мы на себя брать не будем, так как исходя из показаний Резаного и американцев, это чистой воды уголовщина. При этом отмести все странные факты напрочь не имеем права, а значит, приказываю создать оперативную группу, в которую войдут Медведев, Одинцов, Морковкин, Васик. Медведев – старший. Вы, Михаил Силантьевич, займитесь личностью брата Полевого. Узнайте все, что можно. Васик, ты будешь работать в связке с милицией. Они будут и дальше разматывать это дело, так что есть шанс, что смогут узнать что-то полезное для нас. Со своей стороны, я договорюсь со смежниками, кто работает по «Метрополю». Пусть отслеживают приход и уход Марии Вильсон и Майкла Валентайна. М-м-м… Вот еще. Васик, предупреди оперативников, если те выйдут на Слепня, чтобы никаких самостоятельных действий без нашего участия не проводили. Морковкин, как только будет нужно, сразу подключишься к делу. Медведев, ты контролируешь работу коллег. И последнее, товарищи. С вас текущей работы никто не снимал, поэтому каждый продолжает работать по своему плану.
Глава 7
«Завтра отвезу, но сначала надо забрать книгу», – с этой мыслью я поднялся с кресла и, натянув свитер, отправился к журналистам. – Привет, чемпион! – воскликнул Бен, сидевший в кресле, у работающего приемника. У него на колене лежал блокнот, а в руке он держал карандаш. – Как дела? Огляделся, Грега в номере не было. – Привет! Все нормально, а как у вас? – Все о’кей, парень! Слушай, сейчас, через несколько минут, начнется передача, мне нужно кое-что из нее записать. Просьба не мешать. Договорились? – Нет вопросов, – ответил я и подошел к журнальному столику. Бен сидел вполоборота ко мне и абсолютно не обращал на меня никакого внимания. Секунда и книга у меня в руках. – Не буду больше мешать, – сказал я, спрятав руку с книгой за спину. Журналист не обратил на мои слова ни малейшего внимания, застыв в ожидании начала передачи. Сунув книгу под мышку, я не успел сделать по коридору и двадцати шагов, как из лифта вышел Грег. – Майкл, привет! Что за книга? – Привет! Так, ерунда, от скуки читаю. Где был, что видел? – Ничего особенного. Ты с Беном говорил? – Только поздоровались. Он сильно занят. Сидит у радиоприемника… – Ах да! Знаю! Слушай, тут вот что! Мы собирались с ним сходить в «Коктейль-холл». Ты как на это смотришь? – Прямо сейчас? – Где-то… – он посмотрел на часы, – через час. Пойдешь? – А что это за заведение? – поинтересовался я. – Это такое место… Короче, тебе просто надо посмотреть. У меня там встреча, ну, а Бен со мной за компанию. – Договорились. Спустя час приятели зашли за мной, и мы отправились в «Коктейль-холл». Выйдя из такси, остановились возле тяжелой двери, над которой висела одна из немногих светящихся городских вывесок, которая представляла собой конусообразный бокал с разноцветными слоями жидкости и надписью «Коктейль-холл». Меня сразу удивила группа молодежи, стоявшей перед дверью. Бен по-английски попросил дать ему пройти к входной двери. Толпа раздвинулась, и следом поползли шепотки: – Иностранцы. Похоже, американцы. Подойдя к двери, Бен согнутым пальцем постучал по стеклу. За ним появилась широкая бородатая физиономия швейцара, всем своим видом выражая недовольство, но стоило ему увидеть американца, как сразу лицо за стеклом расплылось в улыбке. Дверь перед нами распахнулась, и мы под недовольные вздохи молодежи прошли внутрь. При входе взгляд сразу упирался в длинную полукруглую стойку бара, за которой стояла средних лет женщина с помощницей, и ряд стульев с сидящими людьми. Барменши постоянно находились в движении, смешивая коктейли и наливая в рюмки ликеры. Сверху, со второго этажа, лилась музыка, там играл джаз-оркестр. У окон стояли столики, заполненные людьми. Ни одного свободного места. Под потолком висели большие хрустальные люстры, а на полу лежала ковровая дорожка. Только я успел обратить внимание на лестницу, ведущую на второй этаж, как Грега окликнули. Стоило прозвучать фразе на английском языке, как мы сразу оказались в центре внимания. Стоящий на лестнице человек помахал нам рукой, приглашая к себе. Как оказалось, столик для нас был заказан на втором этаже. Если внизу сидела одна молодежь, то здесь, по крайней мере за двумя столиками, сидели люди в возрасте. Как стало понятно по обрывкам разговоров, за одним из них сидели литераторы, а за другим – артисты. Одни пили водку «Московская особая», другие коньяк – марочный «Арарат», под довольно скромную закуску – тарелки с канапе. За соседним, рядом с нами, столиком я отметил трех парней и девушку, смешно и ярко одетых. Это были, как видно, местные стиляги. В печати, в основном в журнале «Крокодил», то и дело появлялись про них фельетоны, мелькали сатирические рисунки, на которых зловредный стиляга изображался с длинной гривой и петушиным коком на голове, в огромном клетчатом пиджаке и брюках-дудочках, с обезьяной на галстуке и в туфлях-автомобилях на толстенной каучуковой подошве. Эти ребята выглядели, конечно, не так комично, но с расцветкой одежды, в моем понимании, явно переборщили. Когда мы сели за стол, Грег познакомил меня со своим приятелем, торговым представителем одной английской фирмы. Мужчина лет сорока, худой, с костистым лицом. Взгляд прямой, твердый. – Майкл. – Джеймс. Располагайтесь, господа. Берите рюмки, выпьем за встречу. На столе стояла бутылка коньяка, тарелка с канапе, оливки и жареный миндаль. Мы выпили, после чего перебросились несколькими общими фразами, а затем Тейлор с Джеймсом начали разговор, ради которого они здесь встретились. Его суть я уловил довольно быстро. Спекуляция. Англичанин время от времени ездил на родину по делам, а возвращаясь обратно, прихватывал небольшие партии товара для продажи. Чулки, кофе, пластинки. У Тейлора было много знакомых, а значит, потенциальных клиентов, которые с удовольствием покупали заграничные вещички, сейчас они встретились, чтобы скорректировать список нового заказа. Ничего удивительного в этом не было. В Англии и Америке не существует границы между «бизнесом» и спекуляцией. Купить товар по самой низкой и продать по самой высокой цене законным путем, если возможно, незаконным, – все это называется в США не спекуляцией, а «бизнесом», принося такому человеку не только деньги, но и уважение общества. В условиях Советского Союза те, кто мог позволить себе настоящий кофе, импортные сигареты, пластинки с последними записями зарубежных исполнителей, с удовольствием пользовались услугами таких спекулянтов. Причем таким бизнесом занимались не только представители иностранных торговых компаний и служащие частных фирм, но и часть правительственных чиновников и сотрудников посольства. Вырученные деньги вкладывались ими в антиквариат, который нередко вывозился из страны дипломатической почтой. После второй рюмки коньяка мне неожиданно захотелось есть, но это заведение кроме скромной закуски ничего предложить не могло. Какое-то время через перила я наблюдал за посетителями, расположившимися на первом этаже. Выводы напрашивались сами собой. В стране, закрытой от всего мира, это был островок западной жизни, куда более яркой, интересной и комфортной, чем та, которой жили те, кто сейчас сидел за столиками. Бен, заметив мой интерес к посетителям, кое-что рассказал мне о местных стилягах, а также о том, что они переименовали улицу Горького в «Пешков-стрит», а «Коктейль-холл» в «Ерш-избу». – Читал даже околонаучную статью на тему «стиляг». Знаешь, как в ней обозвали этих ребят? – Говори. – Буржуазно-разложившаяся американизированная накипь. При этом предлагали выжечь эту заразу, применяя к ним все виды административных наказаний. Мне как-то довелось разговаривать с их представителями. Говорят, что их нередко отлавливают и бьют, а еще… Какое-то время мне было интересно его слушать, но потом мысли перескочили на другую, более близкую мне тему: интересно, сколько на один квадратный метр площади здесь находится сотрудников ГБ? «Это заведение для диссидентов, что кусок сыра для мышей в мышеловке», – стоило мне так подумать, как снова захотелось есть. – Все, больше не могу. Есть хочу, – заявил я с детской непосредственностью. Бен, которому, похоже, тоже надоело здесь сидеть, меня поддержал: – Пошли в ресторан. Компаньоны, которые полностью, с головой, ушли в свои расчеты, отказались, заявив, что им и здесь хорошо. Одевшись, мы с фотокорреспондентом вышли на улицу. Далеко идти нам не пришлось, рядом находился ресторан «Арагви». С мороза огненно-острый харчо показался мне необычайно вкусным. Традиционные шашлыки брать не стали, а вместо этого заказали себе по порции чахохбили. Ел и перебрасывался словами с Беном, не забывая оценивать и анализировать окружающую обстановку. Всю обратную дорогу в отель тщательно проверялся, но слежки так и не уловил, хотя по всем законам жанра меня должны были вести. Вернувшись в номер, снова взялся за книгу, пытаясь разрешить ее загадку, но спустя час снова был вынужден сдаться. Подчеркнутые слова, краткие комментарии на полях. Сам сборник выглядел в достаточной степени потрепанным, внешне казалось, что с книгой долго и тщательно работал большой любитель стихов Гете. «Хватит. Отдаю и дело с концом!» – с этой мыслью я лег спать.После зарядки и завтрака я решил заранее съездить на место встречи, для того чтобы осмотреться и сориентироваться на местности. Добираться пришлось долго, так как американец, не вызвав ненужного подозрения, ничего не мог спросить у москвича. Еще у себя в номере я обозначил на туристической карте Москвы большую часть маршрута, а уже дальше мне пришлось добираться по нарисованной для меня схеме. Тот, кто ее рисовал, явно исходил из того, что я иностранец. «Кто-то свой. Может, Локкарт? Не он, нет в нем жесткого стержня. Да и смысла нет гадать. Вот интересно, зачем тащить меня через весь город? А придется. Я сейчас, как та марионетка. Кто-то дергает за веревочки, а я в ответ дергаю ручками и ножками». Выйдя на улицу, я отправился к ближайшей станции метро. Проехав несколько остановок, обнаружил, что меня ведут. Первое, что категорически запрещено в таких случаях делать, так это суетиться и дергаться. Сначала надо определить количество «топтунов», а уже потом решать, что с ними делать, причем надо исходить из окружающей обстановки и собственных возможностей. Сначала я засек за собой одного, а за ним и второго преследователя. Если один из них, мужчина средних лет, вел меня без лишней наглости, при этом плотно и достаточно профессионально, то второй мой преследователь был на год-два младше меня, при этом боясь меня упустить, он только что на пятки мне не наступал. Делая вид, что не замечаю слежки, я при этом вел себя как подросток, воображающий себя шпионом. Несколько раз оглядывался, как бы случайно, затем остановился у витрины магазина и минуту рассматривал пирамиды консервных банок, но так никого из них «не заметил». Из трамвая мы вышли почему-то вдвоем, с пареньком, так как мужчина поехал дальше. Найдя по памяти контрольные точки, определяющие направление, двинулся в сторону однотипных деревянных двухэтажных домов, больше походивших на бараки, за которыми возвышалось серое здание какого-то предприятия с несколькими торчащими трубами, из которых сейчас валил густой и черный дым. Мне было неизвестно, что в первые сталинские пятилетки жилищная программа вообще не предусматривала строительства нормального жилья для рабочих. Так что то, что сейчас предстало моим глазам, это были наспех сколоченные бараки, которые из-за экономии транспортных расходов чаще всего возводили прямо возле предприятий. Туалеты располагались на улице (обычные выгребные ямы), а душа, не говоря уже про ванну, в бараках не было вовсе. Для этого в рабочем посёлке строили баню, куда народ ходил раз в неделю мыться, а также для каждой отдельной группы бараков была так называемая «кубовая», где можно было брать горячую воду. Пройдя рабочий поселок, где из достопримечательностей был только магазин № 37 и деревянная коробка залитого катка, я увидел занесенные снегом развалины нескольких зданий, склады, а еще дальше виднелись заборы и частные дома. Людей, пока шел, я видел в поселке у магазина, а здесь, на отшибе, вообще никого не было, впрочем, это было понятно – утро рабочего дня. Дорога до развалин хорошо просматривалась, паренек это понял и тоже отстал. Теперь мне стало понятно, почему второй «топтун» поехал дальше, он просто хорошо знал этот район и теперь ждет меня где-то впереди. В развалинах свистел ветер, мела поземка, изредка раздавался хриплый лай собак, и один раз где-то далеко прозвучал гудок паровоза. Добравшись до развалин, я догнал неспешно едущую телегу. В нейчто-то лежало, прикрытое заскорузлым солдатским одеялом. Скользнув взглядом по возчику, сразу отметил его мощное телосложение. Мужчина обладал широкими покатыми плечами, бычьей шеей и толстыми запястьями, что говорило о большой физической силе. Одет он был в рваную ватную телогрейку, зеленые галифе и кирзовые сапоги. На голове была надета шапка-ушанка военного образца, судя по темному пятну на месте снятой кокарды. В одной руке держал кнут, а во второй – поводья, которыми изредка потряхивал. Лошадь время от времени фыркала, выпуская пар из ноздрей, прядала ушами, но при этом бодро стучала копытами по промерзшей земле. Обгоняя телегу, невольно встретился с возчиком взглядом, а в следующий момент от неожиданности сбился с ноги. Ну никак я не ожидал, тем более в этой глуши, наткнуться на пустой, неподвижный взгляд, словно у мужчины были не живые человеческие глаза, а стеклянные пуговицы. В той жизни мне пару раз доводилось видеть такую пустоту взгляда у профессиональных убийц, но здесь и прямо сейчас… Меня в свое время учили думать и анализировать, для того чтобы тщательнее просчитывать свои шаги, но бывают моменты, когда надо сработать на опережение противника, должны автоматически включиться инстинкты и боевые рефлексы, но иногда даже подготовленному профессионалу не хватает секунды, чтобы начать стремительно действовать. Хотя я был готов к подобной встрече, но у возчика было преимущество, тот самый фактор внезапности, который дает восемьдесят процентов победы в подобных случаях, когда даже самые опытные бойцы пребывают в ступоре, пока не включаются боевые рефлексы. «Засада. Где второй?!» – молнией сверкнула мысль, а в следующую секунду кнут, словно живой, развернулся в руке возчика, со свистом разрезая воздух. При этом я чувствовал какую-то фальшь, что-то было неправильное, непонятное в этой ситуации. Раз непонятное, не поддается логике, не рискуй, отступи, проанализируй и тогда прими решение, так меня учили. Исходя из этих слов, было принято единственное решение – бежать из расставленной мне ловушки. Не успел я пробежать и пяти метров, как раздался тонкий свист, и что-то обхватило меня за ноги. Попытку сгруппироваться прервал резкий рывок, который подсек мои ноги, бросив меня на мерзлую землю. Падая, я еще успел увидеть внезапно завертевшееся перед глазами небо, а в следующую секунду голова словно взорвалась. Последнее, что я услышал, это был далекий, надрывный и злобный лай собаки, после чего я потерял сознание. Очнулся от резкой боли за левым ухом, не открывая глаз, попытался понять, что происходит, как у меня над головой послышалось шумное сопение, донесшее до меня отвратительный запах, а в следующее мгновение последовал новый удар по голове, заставивший снова потерять сознание. В очередной раз я уже очнулся, находясь в сидячем положении и прислоненный боком к стене, от диких воплей захлебывающегося от боли человека. Непонимание ситуации, истошные крики, боль, ломавшая висок, все это невольно заставило меня дернуться, но даже это простое движение было пронизано новой вспышкой боли, только теперь уже возникшей в запястьях рук. Чуть подняв голову, увидел, что мои руки, связанные в запястьях кожаными ремешками, прикручены проволокой к какой-то трубе. «Что происходит?» Вот только на этот вопрос у меня не было ответа, так как в моем положении даже не было возможности повернуться в ту сторону, откуда шли крики. Единственно, что я мог сказать с какой-то уверенностью, так это то, что находился сейчас в полуподвальном помещении заброшенной котельной. Если до этого нападение возчика у меня ассоциировалось с засадой, то положение, в котором сейчас оказался, резко ее опровергало. Последние несколько минут человек, которого пытали, непрерывно кричал откуда-то из-за моей спины, заставляя мое сердце колотиться в грудную клетку с такой силой, словно пыталось вырваться и удрать куда подальше. В этот момент я просто физически чувствовал, как страх подползает к сердцу. Вдруг неожиданно истошные крики жертвы резко замолкли, перейдя в протяжные стоны. – Фашист, гадина проклятая! Ты все мне скажешь! Всю правду! Где, тварь поганая, могила моей Аннушки и деток?! – неожиданно я услышал голос палача, в котором было столько ненависти, что у меня невольно побежали мурашки по коже. Стоило мне услышать эти слова, как холод, которого я почти не чувствовал, сковал мое сердце, превратив его в ледяной ком. Только сейчас мне стало понятно, что я чисто случайно попал в лапы маньяка-убийцы. Снова инстинктивно попытался освободиться, но сделал себе только хуже, так как кожаные ремешки порезали кожу на запястьях. «Он дорежет мужика и возьмется за меня. А я ничего не могу сделать. Ничего. Как глупо». – Говори, падаль! Где могила?! Где закопал моих деток?! Где Мишка и Светочка?! Убью! – Приди в себя и посмотри на меня! Я советский человек! Не фашист я! Не… А-а-а!! – на этом месте голос оборвался, превратившись в дикий вопль, полный страха и боли. Не знаю, что маньяк с ним сделал, но спустя несколько минут пытаемый уже не кричал, а срывая горло, визжал от боли. Тело инстинктивно напряглось, по спине потек холодный пот. С таким трудом сдерживаемый страх сделал еще один шаг к сердцу. – Я не… А-а-а!! Не фашист!! А-а-а!! Они… Фашисты!! А-а-а!! – Ты мне все скажешь… – в голосе маньяка все так же звучала черная всепоглощающая ярость. – Скажу!! А-а-а!! Прекрати!! А-а-а!! Скажу!! Все скажу!! В следующий миг, похоже, маньяк услышал его просьбы, потому что крики резко оборвались, сменившись всхлипами и стонами. С минуту стояло молчание, но потом жертва заговорила, пусть судорожно, обрывая фразы и захлебываясь словами, и тут вдруг я неожиданно понял, что этот человек имеет прямое отношение к книге. Михаэль Вагнер за последние полчаса получил порцию такой сумасшедшей боли, почти разорвавшей его мозг на части, что был готов на все, лишь бы больше ее не испытывать. Он больше не хотел боли, он ее боялся, как и черную пустоту в глазах своего палача. Он уже понял, что попал в руки сумасшедшего садиста, и теперь решился рассказать ему все, лишь бы тот поверил и успокоился. – Все придумал… англичанин!! И Курт!! Курт самый настоящий фашист!! Он убивал русских людей!! Он убил твоих детей!! Не я!! Он!! Я покажу дом, где… Он еще какое-то время говорил, а в какой-то момент его слова оборвались, слились в протяжный, почти звериный, вой. Казалось, сам воздух дрожит от этих диких, сумасшедших криков, потом эта дрожь передалась мне. Там, за моей спиной, страшно умирал человек. В который раз его крик оборвался, но лишь для того, чтобы сквозь адскую боль крикнуть: – Я убил твоих детей!! Я фашист!! Я убил… Причем эти фразы прозвучали на немецком языке. Стоило палачу его услышать, как он взревел: – Фашист!! Убью!! – А-а-а-а!! Дикий вопль вдруг резко оборвался, затем с минуту слышались хрипы и сипение, и все затихло. «Агония. Теперь я?!» Сердце, словно молот, ударило по грудной клетке, стоило мне услышать тяжелые шаги. Мне не хотелось умирать, тем более так страшно. Как мог я боролся с страхом, вот только чувство беспомощности мешало мне собрать всю свою волю в кулак. Мне очень хотелось закрыть глаза, но даже этого не смог сделать. Возчик остановился передо мной. Широкий нос, толстые губы, очерченные усами и криво подрезанной бородой, в которой было полно седых прядей. Руки, рукава и острый нож были залиты кровью. Стоило ему опустить руку с ножом, как с лезвия сорвалась и упала капля крови. Нервная дрожь сотрясла мое тело, причем такая, словно меня с размаху бросили в прорубь. С большим трудом мне удалось сдержать в горле крик. – Пацан? В чем заключался вопрос? Я не знал ответа, но имея внушительный опыт полевой работы, все, что происходило со мной, фиксировал автоматически, не задумываясь, мгновенно анализируя и складывая в памяти. Именно поэтому сейчас в моей памяти выплыло имя его погибшего сына, которое я судорожно протолкнул сквозь пересохшее горло: – Мишка. Не знаю, что произошло в больной голове убийцы, но что-то дрогнуло в неподвижных чертах лица маньяка. Мой взгляд, невольно прикипевший к лицу палача, отметил, что его черты словно дрогнули и поплыли. Он словно замялся, не зная, что делать, переступил с ноги на ногу, а затем вдруг развернулся и пошел к двери. Я был готов ко всему, но что так произойдет, не мог себе представить, так как это выглядело как самое настоящее чудо. Убийца просто ушел. Хлопнула дверь, у которой был сломан верхний правый угол, а на месте, где когда-то стоял замок, сейчас зияла дыра. Я слышал, как всхрапнула лошадь, как зацокали копыта и заскрипели колеса телеги. Но даже сейчас я не мог расслабиться, только что перенесенный страх и чувство беспомощности давали себя знать, ежесекундно напоминая мне, что маньяк может вернуться в любую секунду. Вместе с надеждой вернулся холод, которого я до сих пор не замечал, а в нос ударили запахи мочи и чего-то кислого. Я возвращался к жизни, которую чуть-чуть не потерял из-за нелепой встречи. Меня обнаружили только спустя два часа, благодаря стае бродячих собак, которые, почуяв запах крови, собрались у дверей заброшенной котельной, скребя дверь и воя.
Где-то в это время к дровяным складам, находившимся в двухстах метрах от заброшенной котельной, приехал грузовик с шофером и экспедитором, для того чтобы получить по разнарядке дрова для филиала № 17 Городского управления коммунального хозяйства. Экспедитор сразу ушел на склад оформлять бумаги, а шофер зацепился языком со сторожем, который жил при складе. – Матвеич, как убийца, не шалит больше в вашем районе? – первым делом спросил он худенького дедка в тулупе, вышедшего на улицу покурить. Слухи об убийце, за которым уже числилось три трупа, давно ходили в народе, но при этом никакого официального заявления власти не сделали, так как полученный приказ сверху заставлял оперативников и следователей оформлять подобные дела, как пьяные драки с применением холодного оружия. Сторож, до смерти боявшийся проклятого богом убийцу, так он его называл, как только о нем услышал, так сразу и потемнел лицом: – Ты к чему его вспомнил, Колька? – Как мы к вам с Сеней подъезжали, так слышали вой собак. Мы с ним сразу решили, что по покойнику воют. – Где слышали?! – В районе старой котельной. Там еще развалины есть. – Брешешь ведь! Надсмехаешься над стариком! А еще комсомолец! Тьфу на тебя! – Точно говорю, Матвеич! Не веришь, так у Семена спроси! Вон он идет, – и водитель показал на вышедшего из ворот экспедитора. – Семен, друже, подойди, спросить хочу. – Чего у вас тут? – спросил подошедший к ним экспедитор. – Колька говорит, что вы вой собак слышали. Так ли это? – Не врет, – сказал, как отрубил, Семен, после чего скомандовал: – Колька, хорош лясы точить! Давай берись за работу: разворачивай машину и подавай к складу. Грузиться будем! После третьего убийства милиция, несмотря на строгий приказ не вносить панику в народ, все же пошла на полумеры и предупредила о бдительности сторожей, водителей и продавцов, а также раздала им бумажки с телефонами, куда надо звонить, если что-либо подозрительное заметят. Стоило шоферу уйти, как Матвеич затоптал самокрутку и побежал к телефону, чтобы доложить о подозрительном факте. – Товарищ дежурный? Это сторож. Зайцев Василий Матвеевич. Дровяные склады охраняю. Адрес: Зареченская, четыре. Хочу доложить, что тут собаки воют, недалеко от нас. Там, где старая котельная. – Что из этого? – раздался насмешливый голос дежурного милиционера. – Товарищ Зайцев, вой собак это не повод для вызова наряда милиции. Мало ли отчего лай, вот если бы вы слышали крики, тогда это было бы другое дело. Вы меня поняли? – А вдруг там тот, убийца, кого-то порешил? – нерешительно предположил сторож. – Хм, – после хмыканья в трубке повисло молчание, дежурный пытался понять, что ему делать. – Ладно. Недалеко от вас на вызове сейчас находятся два наших сотрудника. Если позвонят с места происшествия, я им передам ваше сообщение, если нет, то извините, товарищ Зайцев, придется вам и дальше слушать гавканье.
Я дико замерз и уже не чувствовал рук. Освободиться у меня не получилось, вышло только хуже, тонкие кожаные ремешки после моих попыток все больше впивались в кожу. Несколько раз начинал кричать, но никто не пришел на помощь. За это время я уже разобрался в том, что произошло, так как тут все сводилось к случайному стечению обстоятельств. Да и как «топтун» оказался раньше меня в развалинах, я понял сразу: просто он хорошо знал этот район. Проехал вперед одну остановку или по пути соскочил с трамвая. Отслеживая меня, увидел нападение маньяка, попытался отбить, а в результате… Спустя какое-то время мои мысли перебили откуда-то появившиеся собаки. Стоило им почуять кровь, как они начали лаять и скрестись в дверь, но, на мое счастье, дверь открывалась наружу, поэтому ворваться они не могли. Скоро их собралась целая стая, а вой и скулеж превратился в злобное, остервенелое рычанье, которое не прибавило мне бодрости духа. Я уже приготовился закричать в очередной раз, как услышал человеческие голоса. Прислушался. – Чего они тут?! Черт! Злые какие-то, щерятся, – раздался чей-то голос. – Петро! Осторожнее, а то порвут! – предупредил его второй мужской голос. – Ах ты, сука! – вдруг неожиданно раздался крик, а за ним визг собаки. – Помогите!! Пожалуйста, помогите!! – заорал я по-английски, стоило мне понять, что это пришла помощь. – Степаныч, там, похоже, не по-нашему кричат. – Стреляй! – раздался приказ. Почти одновременно раздались два выстрела. Я услышал, как до этого грозно рычавшая стая с жалким тявканьем бросилась наутек. Спустя минуту дверь резко распахнулась и на пороге показалась освещенная солнцем фигура милиционера. В руке он держал револьвер. За то время, что я здесь просидел, похоже, тучи разошлись. Войдя со света, он не сразу разглядел меня в полумраке. – Эй! Ты, что ли, кричал? – громко спросил он меня, прищурив глаза. – Я, офицер, – по-английски ответил я. – И точно, лопочет не по-нашему. Как его сюда занесло? – пробормотал он негромко, но я его услышал, а потом он спросил: – По-русски говоришь? Сделал вид, что пытаюсь понять сказанное, после чего покачал головой и на ломаном языке ответил по-русски: – Русски. Нет. Старшина, я определил звание по погонам на шинели, шагнул вперед и, негромко ругнувшись, задумчиво сказал: – Вот же мать вашу, как с немым говорить, ничего у него не спросишь. Молодой милиционер встал на его место, придерживая одной рукой дверь, чтобы не захлопнулась, а во второй держа наготове револьвер. – Петро, чего стоишь столбом? Включай фонарик и осмотри здесь все, – приказал ему старшина. – Сейчас сделаю, – вот только в голосе его напарника не было уверенности. – Давай живее, а я пока иностранцу руки развяжу. В руке молодого милиционера вспыхнул фонарик, а в следующую секунду дверь захлопнулась, вернув полумрак. Луч света побежал, на какое-то мгновение замер на мне, потом ушел в сторону. Милиционер сделал с десяток шагов в глубь котельной, замер на мгновение, потом попятился назад, при этом сдавленно крикнув: – Степаныч! Мать… Не договорив, булькнул горлом, и тут его начало тошнить, выворачивая наизнанку. Старшина, только успевший открутить проволоку, резко вскочил на ноги, одновременно выдергивая револьвер из незакрытой кобуры. – Что там?! – крикнул он, подбегая к своему напарнику. – Там… Там… – глухо забормотал молодой парень и осветил угол котельной, при этом отвернул лицо. Судя по всему, зрелище было отвратительное, потому что старшина громко сглотнул и только потом разом осевшим голосом выругался. Взял из руки напарника фонарик, а самого подтолкнул к двери. – Все, Петр! Иди на улицу! Снега пожуй, а потом пулей к сторожу. Доложись по телефону дежурному! Все как есть! Давай быстрее! Я только развернул затекшее тело, как мимо меня, топая сапогами по замерзшей земле, пробежал молодой милиционер, с ходу толкнул дверь и выскочил наружу. – Теперь, браток, посмотрим, что с тобой. Крепись, паренек, все будет хорошо, – приговаривал он, успокаивая меня, одновременно осторожно разрезал впившиеся в тело кожаные шнурки. – Терпи, парень. Все страшное уже закончилось. Ты молодец, хорошо держался. Как ни странно, но именно простые человеческие слова милиционера снимали с моей души, слой за слоем, напряжение и страх. Вместо них пришла свинцовая усталость в теле и пустота в голове. Осторожно разминая руки, я поблагодарил старшину: – Спасибо, офицер. Вы спасли мне жизнь. Я этого не забуду. Старшина ничего не понял, но при этом широко улыбнулся и сказал: – Ты, похоже, американец, парень. Мне довелось на Первом Украинском фронте воевать, когда в апреле мы вышли с вами на соединение. На Эльбе это было. Правда, напрямую не довелось общаться… Эх! И чего я тебе объясняю, ведь ты по-русски ни бум-бум, – милиционер на секунду задумался, потом неожиданно спросил сам себя: – Вот только интересно мне, как ты, паренек, здесь оказался? В ответ на его слова я выжал из себя кривую улыбку, потом морщась, с трудом, залез негнущимися пальцами во внутренний карман и достал бумажный квадратик, на котором по-русски было напечатано: Американское посольство. Затем следовал его адрес, а далее шли три телефона. Такие визитки мы получили от сотрудника посольства, еще в день нашего приезда. Отдал ее старшине, потом ткнул в себя пальцем и сказал: – Я Майкл Валентайн. Майкл. – Понял. Ты Майкл, а я Матвеев Сергей Степанович, – представился в свою очередь милиционер. Старшина Матвеев прослужил в милиции в общей сложности одиннадцать лет, с перерывом на войну. Только после его седьмого заявления начальство решило удовлетворить просьбу настырного младшего сержанта. Воевал он с октября сорок второго по август сорок пятого года. Хорошо воевал. Три медали и орден. Ему здорово повезло, правда он этого так и не осознал, что не стал инвалидом, не получил серьезных болезней, как следствие после тяжелых ранений, и потому смог вернуться на любимую работу. Оперативная бригада прибыла на место уже через двадцать минут. Оперативники, следователь, проводник со служебной собакой, эксперт. Когда милиционеры узнали, что есть свидетель убийства, все сначала обрадовались, а потом приуныли, стоило им узнать, что он иностранец и по-русски не говорит. Пока старший группы, в звании капитана, пытался придумать, что со мной делать, я дернул его за рукав, потом показал на голову и на вспухшие кисти, тем самым говоря, что мне нужна медицинская помощь. – В больницу хочешь? – недовольно спросил меня капитан, который так и не пришел ни к какому решению. Иностранец был ценным свидетелем, которого надо прямо сейчас допросить, вот только как это сделать, он не знал. Он ведь американец. Позвонить в Министерство иностранных дел? Или в ГБ? Так парень не шпион, а виноват наш душегуб. Тогда, наверно, нужно звонить в американское посольство. А что он им скажет? Так кому звонить? Сейчас на озабоченной физиономии капитана милиции крупными буквами была написана растерянность и непонимание сложившейся ситуации. – Hospital, – подтвердил я его слова. – Да ясно, что в госпиталь, – капитан вздохнул, потом еще раз посмотрел на визитку, которую ему передал старшина, после чего повернулся к Матвееву. – Подойди, старшина. – Значит, так. Езжай с американцем в районную больницу. Вот возьми это, – он вернул ему листок. – Оттуда позвонишь в посольство. Только пусть сначала подтвердят данные парнишки, потом скажи… Ты, кстати, с этим американцем по-хорошему обошелся? – Обижаете, товарищ капитан. – Ладно. Ты вот что… М-м-м… Вот же загвоздка! Может, все-таки в Министерство иностранных дел позвонить? Дело-то международными осложнениями попахивает. Покушение на иностранца и все такое, – капитан еще с минуту думал, потом сказал: – Сделаем так. Как только сплавишь американца, заедешь в отделение и позвонишь в госбезопасность. – Почему я, товарищ капитан? Пошлите кого-нибудь другого. – Это приказ, старшина. К тому же именно ты все подробности знаешь. Все, выполняй! – Слушаюсь! – Погоди! Скажи Васильчуку, пусть подбросит вас до перекрестка и пулей обратно. Оперативный автобус представлял собой древний ржавый рыдван, в котором гуляли сквозняки и остро пахло бензином. Мы ехали минут десять, после чего шофер высадил нас, а затем машина, надрывно рыча мотором, развернулась и поехала обратно. Идти оказалось недолго, какие-то пятнадцать минут. Когда мы шли к больнице, я жестами показал, что сам позвоню в посольство, чем сильно обрадовал старшину. Сначала мы нашли дежурного врача, который обработал мои раны, ободрив сержанта, что ничего страшного у американца нет. В кабинет, где сестра делала мне перевязку, то и дело заглядывали ее подруги, чтобы посмотреть на иностранца. После перевязки я позвонил в посольство. Представившись, сообщил, что меня задержали и попросили установить личность. Соврал я специально для того, чтобы не давать этому делу официальный ход. Мне казалось, что милицию мои слова тоже устроят. – Вы можете мою личность подтвердить милиционеру? – Сначала объясни, что у тебя случилось, Майкл? – Помогаю местной полиции ловить преступника, – схитрил я. – О! Я слышал об этой истории, парень! Что-то связанное с убийством, не так ли?! – из голоса сотрудника пропало напряжение. Судя по его словам, он просто не понял, что сейчас речь идет о другом деле, а я не стал его поправлять. – В точку, – неопределенно подтвердил я слова дежурного. – О'кей. Давай своего милиционера. Спустя пять минут после разговора Матвеев положил трубку. Вид у него был такой бледно-напряженный, словно его только сейчас продраило с песочком начальство. Вытерев пот со лба, он пару раз провел пальцами по своим усам, сказал по-немецки «gut», после чего смутился и уже сказал по-русски: – Все хорошо, Майкл. Я кивнул головой и согласился с ним: – О'кей, офицер. Так я поеду? Он непонимающе уставился на меня. Я постучал пальцем по листку с адресом американского посольства. Он понял. – Да-да, можешь ехать к своим. Пошли на выход. – Нет. Такси, – и я показал на телефон. – Он такси хочет вызвать, – первым догадался врач и указал мне на телефон. Я покачал головой и показал пальцем на старшину: пусть он позвонит. Матвеев замялся, но я был готов к подобному поведению, достал бумажник и продемонстрировал деньги. Стоило диспетчеру на другом конце провода узнать, что клиент иностранец, он сразу пообещал прислать машину как можно быстрее. Поблагодарив врача за помощь, я на английском языке, старшина – по-русски, после чего вышли на улицу, довольные друг другом. Подошли к подъехавшей «Победе». Правда, лицо водителя при виде милиционера вытянулось. – Вы по-английски говорите? – спросил я водителя. – Немного. Мать была учительницей. А что вы хотели? – Спросите офицера: куда ему надо? Может, подвезти? – Товарищ старшина, американец предлагает вас подвезти, – обратился таксист к милиционеру. Матвеев замялся, но я уже потянул его за рукав к машине. Только мы сели, как я сказал: – Сначала подвези офицера, куда он скажет. Пока мы ехали до отделения милиции, я достал из кармана блокнот и карандаш, а затем протянул старшине. Когда тот бросил на меня удивленный взгляд, объяснил через водителя, что хочу знать его данные, чтобы потом найти его и поблагодарить за спасение. Старшина наотрез что-либо говорить или писать. – Не положено, – был его ответ на все мои уговоры. В конце концов, я бросил свои попытки, спрятав блокнот. Разговор затих. Когда приехали, милиционер строго предупредил водителя: – Отвези гражданина американца без лишнего баловства. – Как можно, товарищ старшина, – таксист сделал умильное лицо. – Строго по прямой, согласно счетчику. – До свидания, Майкл, – дружески попрощался старшина со мной. Мы пожали друг другу руки, после чего шофер тронул машину. – Отель «Метрополь». Несмотря на мое возбужденное состояние, у нас с шофером состоялся разговор, стоило ему понять, что беседа не пойдет о политике. Работать таксистом ему нравилась, вот только с клиентами не всегда угадаешь, пожаловался он мне. Бывает то пусто, то густо, а план изволь выполнять, да и на комсомольском собрании могут холку намять. Еще мне стало известно, что таксисты не заезжали ни в рабочие поселки, ни на пролетарские окраины столицы, так как клиентов там для них не было, а работали в центре города. Вернувшись в свой номер, сбросил пропитанную потом одежду прямо на пол, пустил воду в ванну и достал из тумбочки бутылку виски, налил половину стакана и выпил его, как воду. Стоило мне только погрузиться в горячую воду, как меня начала бить крупная дрожь. Наступила нервная разрядка. Алкоголь и горячая вода, минута за минутой, вымывали из меня скопившееся во мне дикое напряжение. Спустя какое-то время вылез из ванны, вытерся и сел на небольшой диванчик. Посмотрел на бутылку виски, но пить не стал, так как знал, что алкоголь в таких делах плохой помощник, просто надо уйти от этих мыслей, загрузить себя работой. Выбрал промежуточный вариант, стал складывать те бессвязные, обрывочные сведения, которые мне довелось услышать как о жертве, так и ее палаче. Маньяк, судя по некоторым его словам, воевал. «Резал я вас гадов, фашистов проклятых, на войне! И всегда резать буду. Нет у меня для вас прощения!» Явно не в пехоте, уж больно ловкий оказался, вон, как с кнутом обращается, почти как Зорро. «Войсковая разведка. Хотя вроде была на ВОВ и конная разведка. Получил тяжелое ранение в голову. Видимо, не долечили. Демобилизовался, а жена и дети погибли, вот крыша и поехала окончательно». Мои предположения были верны только в своей основе. Валерий Чекалин был кадровым военным. Перед самой войной он служил старшиной на заставе. Отправил семью на второй день войны, но о том, что немцы разбомбили эшелон, где ехали его родные, буквально через сутки, узнал только через три года. В середине сорок четвертого получил тяжелое ранение головы и оказался в госпитале, а спустя семь месяцев, после того как его признали не годным к военной службе, выпустили. Три месяца он разыскивал семью, пока не пришла официальная бумага, где было сказано, что его жена и дети погибли во время бомбежки на такой-то железнодорожной станции. Он поехал на место их гибели и стал расспрашивать местных жителей о том дне и где похоронили убитых, но никто ничего не мог ему сказать. Через несколько дней увидели, как он копает землю вдоль железной дороги, а когда его спрашивали, что он делает, отвечал, что ищет могилу жены и детей. Скоро он оказался в местной психиатрической больнице, а после двух месяцев лечения получил новую справку и уехал в Москву, к родне жены. Не найдя их, устроился подсобным рабочим при жилконторе. Жил в полуразрушенном бараке, ни с кем не общаясь. Вспышки неосознанного гнева у него были и раньше. Он убивал, проваливаясь в темное безумие, и только потом, ночью, из темной глубины его подсознания поднимались кровавые кошмары. Просыпаясь, он не помнил ничего, но на душе в такие моменты было настолько противно и тяжело, что он хватал бутылку водки и пил до беспамятства. Перебирая в памяти отрывочные сведения о жертве, я попытался понять, что это за человек. «В конце он назвал себя Михаэлем Вернером. То есть он немец? Но при этом он хорошо говорил по-русски. Наемник? Он хорошо сочетается с немецкой книгой. Кроме него здесь есть еще один немец. Адрес: Запрудная, 4. Имя – Курт. Погоди-ка. Он еще назвал какого-то англичанина. Кличка или национальность? Да-а. Гадать тут можно долго. Интересно получилось. Как у нас говорится: не было печали – да несчастье помогло». На основе полученной информации, пусть приблизительно, но я уже представлял общую картину, а главное, у меня теперь была возможность получить еще больше данных по этому делу. Конечно, можно сидеть и ждать второго письма, вот только не в моих правилах ждать у моря погоды. Встав, я взял со стола карту Москвы и – о, радость! – нашел улицу Запрудную. «Так и думал. В этом самом районе, недалеко от базара, где должен был передать книгу. Такую возможность нельзя упускать. Пришла пора навестить этого Курта, – я посмотрел на часы. – Почти два часа дня. Через пару часов начнет темнеть. Причем надо постараться все закончить сегодня, так как завтра меня будет трясти мое посольство, вместе с местной милицией». Сходив в ресторан, без особого аппетита поел. Не торопясь оделся, взял свой кольт, который до недавнего времени хранился в посольстве, в сейфе, в запертом чемоданчике, вместе с документами Генри и шкатулкой с драгоценностями Марии.
Глава 8
Отъехав от заброшенной котельной, убийца тщательно вытер нож, потом долго оттирал снегом кровь с лица, рук и одежды. Положил нож в полотняную самодельную сумку, привычно пошарил в ней рукой и вытащил на свет бутылку водки с заткнутым куском деревяшки горлышком. Зубами выдернул пробку, привычно запрокинул бутылку и стал лить в себя водку, словно воду. Его действия были давно отработаны. Водка должна притупить сверлящую голову боль, которая после очередного убийства обычно начинала спадать, а затем и вовсе исчезала, вслед за голосами, звучащими в его голове. В самом начале своей болезни он пытался их не замечать, потом стал глушить водкой, так как прописанные ему порошки давно не помогали, но они все равно приходили, следом за приступами головной боли. Сначала ему казалось, что это зовут его жена и дети, но когда понял, что не может разобрать, о чем они говорят, перестал вслушиваться. Он давно уже жил в искаженном мире, который создал для него его больной, искалеченный мозг, где до сих пор существовали фашисты, скрывающиеся под масками советских людей. Свое первое убийство он совершил через два месяца после того, как поселился на окраине Москвы. В полуразрушенный барак, где он жил, повадился ходить местный алкаш Тимошка, которого отовсюду гнали, и тогда он приходил к Чекалину. В тот вечер у хозяина уже начался приступ, он сидел, уставившись в стену, пытаясь бороться с накатывающей на него сверлящей болью и слушая бубнящие в голове голоса. Когда к ним прибавился еще голос пьяницы, его мозг просто не выдержал. Чекалин резко вскочил, затем схватил лежащий на скамейке, возле печки-буржуйки, топор. Больше Тимошку никто не видел. Во время приступов он старался держаться от людей подальше. Друзей-приятелей у него не было. Сам он их не заводил, да и люди сами, инстинктивно, старались держаться от него подальше. Будучи когда-то пограничником, а потом разведчиком, он знал много хитростей и уловок, чтобы не привлекать излишнее внимание, и когда он находился в невменяемом состоянии, они автоматически включались, помогая ему искать укромные места, прятать трупы, скрывать улики. Именно поэтому у милиции на руках были только три трупа. В редкие выходные, когда не было приступа, он проводил время на кладбище, среди могил. На работе ничего не требовал и брал то, что ему давали. К тому же он оказался мастером на все руки. Наладил печное отопление в жилтресте, которое работало через пень-колоду еще с середины войны, сделал полки в архиве, починил крышу и окончательно прогнившее крыльцо. Он убирал двор, заготавливал дрова, был плотником, возчиком и грузчиком. Начальству он нравился уже тем, что не требовал места в общежитии и повышения зарплаты, а когда надо, работал по 12–14 часов в сутки, при этом никогда не отказывался подменить другого человека. За это ему прощали прогулы, угрюмый вид и постоянный перегар. В споры и драки никогда не лез. Мужики чисто инстинктивно чувствовали в нем злобную силу, к тому же подкрепленную большой физической силой. Он как-то продемонстрировал ее при разборке сарая, когда без инструментов, одними пальцами вытаскивал из здоровенных досок гвозди-десятки. Отбросив пустую бутылку, Чекалин какое-то время стоял, не обращая внимания на мороз, привычно ожидая, когда начнет спадать боль. Когда сверлящая боль стала отступать, он тронул вожжи, и застоявшаяся на холоде лошадь резко рванула вперед. Вот только уже подходя к конюшне, где брал лошадь и телегу по заявке жилтреста, он неожиданно понял, что привычное состояние покоя, которое наступало после приступов, не вернулось. Что-то в его душе скреблось и раздражало, пока в его голове не всплыли чьи-то слова: Это все Курт. Он главный фашист. Запрудная, 4. Именно эти слова сняли предохранитель в его изломанном, искаженном сознании, передернули затвор, теперь ему осталось только нажать на спусковой крючок. В его больном мозгу даже сомнений не возникло, что по этому адресу живет ненавистный ему фашист, которого надо убить, но при этом инстинкты ему говорили, что сделать это лучше, когда стемнеет.До знакомого уже мне района я добрался относительно быстро, вот только нужную мне улицу, в начинающихся сумерках, нашел с трудом. Фонари еще не горели, а номера на домах оказались довольно большой редкостью, поэтому пришлось мне пробираться между однотипными рабочими бараками и остатками частного сектора, почти на ощупь. С одной стороны улицы стояли одноэтажные деревянные домики со старыми, потемневшими рамами окон и залатанными крышами, укрывшиеся за покосившимися заборами, а напротив них – деревянные двухэтажные бараки. Дорога между ними представляла собой твердый, местами скользкий, снежный наст, накатанный телегами и грузовыми машинами. Свет горел только в редких окнах, и людей на улице практически не было, только дед, дымивший самокруткой, в наброшенном на плечи пальто, стоял возле входа в один из бараков, да пара старушек, медленно ковылявших в пятидесяти метрах от меня. Это была самая окраина Москвы. Далеко позади, за моей спиной, осталось отделение милиции, здание райкома, серые корпуса какого-то завода и магазин № 43. Дед, проводив бабок взглядом, подслеповато прищурился в мою сторону. В подступивших сумерках он должен был видеть только мою темную фигуру, но я рисковать не стал и дернул дверь в ближайший барак. Вошел. От стен здания веяло холодом и плесенью. Первое, что меня здесь заинтересовало, так это были висящие на гвоздиках, сбоку от входа, полтора десятка серых картонных квадратиков. На них были написаны разными карандашами большие буквы. Уже позже узнал, что задача у этих карточек простая – на ночь вход в единственный подъезд дома необходимо было закрывать на засов. Когда один из жильцов приходил домой, то поворачивал свою картонку чистой стороной, и тот, кто пришел последним, видел, что висеть осталась лишь его картонка, после чего задвигал засов на входной двери. Ради любопытства подошел и потянул на себя дверь, ведущую к квартирам первого этажа. К моему удивлению, она оказалась открыта. Моему взгляду предстал длинный коридор с разномастными дверями, с трудом освещаемый тусклым светом одинокой лампочки, очень нужной здесь вещи, так как пройти в темноте, не натыкаясь на зачем-то выставленные из комнат тумбочки, детские велосипеды и тазы, висевшие на стенах, было невозможно. Чуть повыше, чуть ли не на всю длину коридора, были натянуты веревки для сушки белья. Рядом с входом висела черная тарелка репродуктора. «Вот ты какая, коммуналка. Или… это рабочий барак?» Стоило где-то на втором этаже раздаться звуку, я тут же оказался у входной двери и осторожно выглянул. Деда на месте уже не было. Идя в поиске нужного мне дома, было видно, как оживает рабочий поселок. В окнах все чаще стал загораться свет, а мимо меня, подняв воротники, торопливо шли люди, где-то в сумерках были слышны голоса и светились огоньки папирос. Нужный мне дом я нашел в частном секторе, причем сразу, так как на нем, в отличие от других домов, висел номер с названием улицы. Света в окнах, так же как и у соседей, не было. Пройдя мимо него туда и обратно, остановился напротив калитки, нащупал щеколду, открыл и скользнул во двор. Закрыв калитку, с минуту оглядывался и прислушивался. Никого. По протоптанной тропинке подошел к дому, поднялся по ступеням. На двери висел навесной замок. Обошел дом – никаких пристроек не было, за исключением сортира, стоящего в углу двора. От забора за домом осталась лишь треть, дальше было видно поле, а также самодельные оградки, как видно, отделявшие соседские огороды. Меня сразу заинтересовал штырь, торчащий из земли на границе одного из огородов. Подойдя, осмотрел, потом выдернул из земли. Это был кусок ржавой трубы. Взвесил в руке. «То, что надо». Вернувшись обратно во двор, спрятался за дом и приготовился ждать. Спустя какое-то время к соседнему дому, находившемуся слева, подошла шумная компания. Из того, что услышал, стало понятно, что к родителям вернулся сын Колька и теперь это событие они собирались отпраздновать. Спустя несколько минут окна соседского дома засветились, затем хлопнула открытая форточка. За окнами, закрытыми занавесками, замелькали тени, готовясь к застолью, потом пришли запоздавшие гости, которых радостно приняли на крыльце. Прошло еще какое-то время, и до меня донеслись приглушенные звуки застолья. Пока я тут мерз, там пили водку и закусывали под пластинку с песней «Я вернулся на Родину». «Хорошо им, водку в тепле трескают, а ты тут сиди на морозе», – уже раздраженно подумал я, пытаясь не обращать внимания на звуки веселого застолья, а прислушиваться к звукам с улицы. Люди шли мимо. Был слышен хруст снега под ногами, быстрые шаги прохожего, иногда был виден огонек папиросы. Хозяин дома вернулся в тот момент, когда веселые соседи уже хорошо выпили и перешли на хоровое пение. Я напрягся. Вот скрипнула щеколда, потом гулко стукнуло промороженное дерево калитки, следом заскрипел под подошвами хозяина снег. Сейчас я ждал, когда он подойдет к двери, чтобы броситься на него, когда он начнет открывать замок. Мои шаги должны быть заглушены доносившимися из открытой форточки голосами соседей, которые громко и с чувством исполняли песню «Где же вы теперь, друзья-однополчане». Вот только он не пошел сразу к двери, а направился к туалету. Стоило ему захлопнуть деревянную дверь, как я переместился вслед за ним, встав сбоку от деревянной будки. У соседей снова пошел в ход патефон, и через открытую форточку полилась песня Владимира Бунчикова «Летят перелетные птицы», под которую, судя по громкому стуку каблуков и выкрикам, народ вышел на пик праздника – начались танцы. Стоило Курту выйти из будки и остановиться, поправляя штаны, как я шагнул вперед, затем от души размахнулся и врезал ему по голове. Тот пошатнулся и сдавленно застонал. Новый удар по лицу заставил его отшатнуться, но не удержавшись на ногах, он упал на снег. Не теряя ни секунды, я сорвал с его головы шапку и теперь уже аккуратно ударил по шее, отправляя его в бессознательное состояние. Подхватив наемника под мышки, я поволок тяжелое тело к дому, теперь уже под песню «Одинокая гармонь». Похлопав по карманам, нашел ключ, открыл дверь, затем перетащил бесчувственное тело в дом, связал ему руки за спиной и посадил у стены. Закрыв дверь на засов, убедился, что занавески задернуты, только тогда включил свет. Быстро огляделся. В комнате стояли заправленные, с теплыми одеялами, две металлические кровати. Русская печь, стол и две табуретки дополняли убогую картину жилища. На столе стояла электроплитка с открытой спиралью, лежало несколько банок консервов, две пачки папирос и чернильница с перьевой ручкой. У грязно-белой печки стояла пара полупустых мешков, а рядом со столом, у стены, два обшарпанных чемодана и армейский вещмешок. Хозяин дома уже очнулся, но при этом продолжал делать вид, что находится без сознания. Обыскав его, нашел деньги и документы на имя Ясинского Льва Сигизмундовича, экспедитора овощной базы № 7. Открыл один из чемоданчиков. Нижнее белье, пара рубах, теплые носки. Прошелся по комнате, ударил ногой по одному из мешков. Тот опрокинулся, и из не завязанной горловины на пол посыпалась картошка, дробно стуча по деревянным половицам. – Ты что, тварь, делаешь? – подал, наконец, голос хозяин дома, говоривший на хорошем русском языке. – А ты как думаешь, Курт? – спросил я его на русском языке. Он растерялся, удивленно глядя на меня, так как явно не ожидал ни нападения, ни знания русского языка от обычного, как он до этого думал, американского мальчишки. Его глаза забегали, а язык непроизвольно прошелся по пересохшим губам. Я усмехнулся, глядя ему прямо в глаза, так прекрасно понимал его состояние. Наемник сейчас лихорадочно пытался понять, кто перед ним стоит. – Какой Курт?! Кто ты такой?! Что ты несешь?! – все же немец решил продолжить свою игру, разыгрывая возмущение советского гражданина. Я ударил его обрезком трубы по голени, а когда он закричал, новый удар пришелся по лицу, заставив его оборвать крик и застонать. Какое-то время стоял и выжидающе смотрел на него, потом изобразил жалостливую гримасу и, добавив в голос участия, спросил его: – Больно? Он дернулся, но тут же скривился и зашипел от боли. – Тебя бы так, падла, отделать! Ты вообще кто такой?! Я советский гражданин и буду жаловаться! По какому-такому праву… После того, как я качнул обрезком трубы, он сразу замолк, так как уже понял, что этот парень жесткий и слова с делом у него не расходятся. – Ругаться нехорошо, поэтому давай поговорим спокойно. Как ты думаешь, откуда у меня твой адрес? И откуда я знаю твое настоящее имя? – Ты меня явно с кем-то путаешь, парень. Меня зовут Лев Ясинский. Я работаю… Он говорил, но уверенности в его голосе не было, так как он уже понял, что перед ним некто, скрывающийся под маской американского паренька. Он считал, что хорошо знает психологию людей, изучив ее за несколько лет работы в разведывательной школе абвера, но оказалось, что для любого правила можно найти исключения. Вот одно из них стояло перед ним. Ни взгляд, ни лицо подростка не отражали никаких эмоций. У немца нехорошо заныло сердце. – Хочешь, я предскажу твое будущее, Курт? – Я простой советский… – Извини, я перебью тебя. Просто не хочется слушать повторение твоего вранья. Так вот, сначала куском этой трубы я отобью тебе внутренности, затем сломаю кости, после чего брошу тебя умирать в этом грязном, паршивом доме. Барон Генрих фон Людвиг всегда гордился своим дворянством, как и пятью поколениями благородных предков. Все они, как говорили семейные предания, умерли достойной смертью. Барон не хотел умирать, но какое-то седьмое чувство нашептывало ему, что пришло его время. Он всю свою жизнь жил с сознанием того, что он кадровый офицер и можетпогибнуть в любой момент, вот только умереть такой жуткой смертью… Нет! Внезапно вспыхнувший страх потеснил его мысли. Сейчас ему хотелось жить, как никогда в жизни. Жить! – Чего тебе надо? – Это другой разговор. Мне нужно знать: кто такой «англичанин»? Также не забудь рассказать про томик Гете. И вообще все, что связано с этой историей. – Ты оставишь меня в живых? – Нет, зато у тебя есть выбор. Умереть быстро или очень-очень медленно. «Умирать?! Я не хочу!» – дикое желание жить во что бы то ни стало вымело из сознания немца все, что делало из него человека. Он был готов ползать на коленях, умоляя о пощаде, вынести любой позор или продать всех оптом и в розницу. – Погоди! Я могу помочь тебе! Без меня ты не сможешь найти «англичанина»! И книга. Я знаю про нее! И это не все! У меня есть деньги! Лежат в банке, в Швейцарии. Это большие деньги! Отдам тебе все! Зачем тебе моя смерть?! Он впился в меня глазами, пытаясь понять, как я отреагирую на его слова, но стоило ему понять, что никакой реакции нет и не будет, взгляд немца потускнел. Он окончательно понял, что пришел конец его жизни. Он обвел взглядом грязное помещение, криво усмехнулся, затем посмотрел мне в глаза и спросил: – Исполнишь одну мою просьбу? – Говори. – Генрих фон Людвиг, барон в пятом поколении, не может быть забит до смерти, – он криво усмехнулся. – Предки не поймут. Я ничего говорить не стал, ожидая дальнейших объяснений. – Отодвинь ту кровать, – немец показал на нее связанными руками. – Там, под сломанной доской, у стены, лежит пистолет. Дай слово, что, когда будешь уходить, застрелишь меня. Мне не хотелось давать такое обещание, так как оно ломало мой план и могло навести на нехорошие мысли местные органы, но я решил дать ему слово: – Сделаю. Рассказывай. – Как ты нашел меня? Или это Вернер… – наемник не договорил, испытующе глядя на меня. – Вернер, – подтвердил я его догадку. – Ты его тоже убил? – Нет. У него была более жуткая смерть. Его до смерти запытал какой-то сумасшедший убийца. – Но как же… – Хватит вопросов! – Значит, мне больше повезло, чем ему. Странно говорить подобное… Слушай… Его рассказ был коротким и мало что дополнил к тому, что мне уже было известно, но при этом подтвердил некоторые мои догадки. – Вы серьезно собирались убить Вильсонов? – задал я ему последний вопрос. – Нет, конечно. Это была мнимая угроза, рассчитанная на подростка, который должен был испугаться и отдать книгу, – какое-то время он смотрел на меня, видно ожидая реакции на свои слова, а, не дождавшись, сказал: – Ты какой-то странный американец, раз не спросил ничего о моих деньгах. Насчет Вильсонов я ему не поверил, так как знал о зверском убийстве художника, к тому же он сам признал, что является наемником. Конечно, такой убивать не будет, только пальчиком погрозит. Встал с табурета, отодвинул кровать, достал увесистый сверток, положив на стол, развернул. Браунинг. Глушитель и две обоймы. Немец внимательно наблюдал, как я уверенными движениями вставил обойму, потом прикрутил глушитель. – Что-то еще хочешь сказать? – Ты правда очень странный американец. – Какой есть, – ответил я и выстрелил ему в голову. Если до этого я собирался прикончить немца ножом, сработав под грабителя, залезшего в дом, то теперь такая версия отпадала полностью. «Местным оперативникам будет о чем поразмыслить, – подумал я, направляясь к двери. – Вот только надо усложнить им еще больше задачу». Последняя мысль касалась пистолета. От него надо избавиться прямо сейчас, подумал я и сразу понял, что надо сделать. Разобрать на части и утопить в сортире. Отодвинув засов, осторожно открыл дверь. Судя по доносившимся до меня звукам, соседи продолжали гулять. Вышел на крыльцо, сжимая пистолет в руке, при этом настороженно вслушиваясь в окружающее пространство, так как глупо было попасться сейчас, когда дело сделано. На улице прохожих не было, я сделал пару шагов, готовясь уже спуститься с крыльца, как у веселых соседей, распахнувшись, резко хлопнула дверь. Боевые рефлексы среагировали на звук, очень похожий на выстрел, быстрее, чем разум, заставив замереть. Единственное движение, которое я себе позволил – чуть напряг палец на спусковом крючке пистолета. Когда до меня дошло, что это хлопнула дверь, на соседском крыльце появилась компания подвыпивших гостей, которых провожали хозяева дома, а затем морозную тишину разорвали несколько пьяных и веселых голосов:
Бывали дни веселые —
Гулял я, молодец,
Не знал тоски-кручинушки,
Как вольный удалец.
Живет у черта старого,
Как в клетке золотой,
Как куколка наряжена,
С распущенной косой.
Утром просыпался тяжело и неохотно, мучили кошмары. Несмотря на мою тренированную психику, вчерашний день получился излишне тяжелым даже для меня. Осмотрел запястья. Ничего серьезного, но все же решил ограничить нагрузку. Утреннюю тренировку, как обычно, закончил боем с воображаемым противником. Нырок под летящий в мою челюсть кулак, короткий удар с правой в живот противнику, затем сделал шаг назад и нанес ногой ему в голень. Затем коленом удар в физиономию нападающему, после чего последовал добивающий удар ногой в голову упавшему противнику. Все! Враг повергнут! Я уже заканчивал завтрак, когда подошел официант и сообщил, что мне звонили из американского посольства и просили приехать, причем в обязательном порядке, к десяти часам дня. Ничего удивительного в этом не было, я был единственный свидетель, который мог опознать убийцу, и милиция никак не могла пройти мимо этой возможности. «Вот только больше никакого убийцы нет, дорогие товарищи. Через сутки или двое вы это сами поймете». По дороге еще раз прокрутил в голове придуманную мною версию вчерашних событий. Основу взял из фильма «Бриллиантовая рука»: упал, очнулся, гипс. В посольстве об этой истории, похоже, еще не знали, что меня весьма радовало, так как был шанс, что она не дойдет до ушей Вильсонов. Меня сразу провели в кабинет мистера Паттерсона. Мне доводилось его видеть раньше, но какую должность он занимал в посольстве, я не имел ни малейшего понятия. Это был чуть полноватый мужчина, лет сорока пяти, с легкой улыбкой на лице и цепким взглядом. Мы поздоровались. – Садись, Майкл. Как говорят русские, в ногах правды нет. Усевшись, я приготовился слушать нравоучения. – Как настроение, парень? – неожиданно спросил он. – Все хорошо, мистер Паттерсон. – А я вот, в отличие от тебя, совсем нехорошо себя чувствую! Можно даже сказать, что отвратительно. И знаешь, этому есть причина. Это ты! Не успел я доесть свой завтрак, как меня выдернули из-за стола. Что за черт, думаю я, а это русские с просьбой предоставить им возможность допросить Майкла Валентайна. Как ты думаешь, что я должен сейчас чувствовать?! – он сердито уставился на меня, но так как я в ответ пожал плечами, продолжил: – Правда, у меня еще осталась надежда, что все не так плохо, и ты своим объяснением сможешь вернуть мне хорошее настроение. Я тебя слушаю. Нет, погоди. Сразу говорю: не смей мне тут врать, будет только хуже. Теперь говори. Паттерсон был на взводе, об этом говорила короткая речь, которая была просто пропитана злостью и сарказмом. Исходя из этого, я теперь должен был подать свой рассказ так, чтобы он мне поверил на сто процентов, что мальчишка ни в чем не виноват, а виноваты власти Москвы, которые у себя развели маньяков, от которых просто нет прохода. Свой рассказ я начал с того, что любопытный подросток решил просто поездить по городу, но так как в центре он везде был, то решил посмотреть, как живут люди на окраине Москвы. Сначала поехал на метро, потом пересел на трамвай, на котором доехал до какой-то остановки, где слез и пошел куда глаза глядят. – Прошел мимо деревянных бараков, а дальше шли развалины. Думаю, пройду по тропинке и, если ничего интересного не будет, поверну обратно. Вдруг бац! В какой-то момент мне показалось, что на меня опрокинулось небо. Больше ничего не помню. Первым ощущением, когда очнулся, была боль в кистях, – тут последовала демонстрация повязок на моих запястьях, – и ощущение жуткого холода. Но уже спустя пару секунд мне все это показалось абсолютной ерундой, так как за своей спиной я услышал истошные крики человека. Как он кричал! Это просто ужас! Его дикие крики временами срывались на истошный визг свиньи, которую режут. Там, за моей спиной, кого-то зверски убивали! Представляете мое состояние, мистер Паттерсон! Мне было так страшно, как никогда в жизни! Вдруг эти крики оборвались… и послышались тяжелые шаги. Я подумал, что пришел мой конец и… потерял сознание. Снова я очнулся уже от громкого лая собак и криков людей. Это были русские милиционеры, которые меня спасли. Они очень хорошо ко мне отнеслись, потом доставили в больницу, где мне сделали перевязку. После всего этого я поехал в отель, чтобы помыться и переодеться, а затем уже ехать в посольство. Звонить я не хотел, потому что считал, что об этом случае надо рассказать лично. Вот только после ванны присел в кресло, пригрелся и случайно заснул. Когда проснулся, уже была ночь. Вот такая моя история. Извините меня, что все так случилось. – Парень, если все так, как ты говоришь, то я считаю, что тебе не за что извиняться. Ты перенес такое потрясение, что не любой крепкий мужчина выдержит! Если все так, это русские должны принести нам извинения! У них, в Москве разгуливает кровавый псих, который режет ножом людей на куски, а власти молчат! Вот это как называется?! Международный скандал! Нет, пусть весь мир узнает о кровавых ужасах, которые творятся здесь, в коммунистической столице! Я терпеливо ждал, пока Паттерсон выпускал пар. Выговорившись, он уже совершенно спокойно сказал: – Об этом никому ни слова. Ни слова. Все понятно? – Никому не скажу, но и вы мне пообещайте, что Вильсоны не узнают. – Обещать не буду. Это дело уже получило официальный ход, поэтому я обязан доложить послу, но при этом обязательно попрошу, чтобы тот ничего не говорил сенатору. А там сам понимаешь… – Понимаю, только мне очень не хочется получить взбучку от тети Марии. Сотрудник посольства понимающе усмехнулся: – Я тебя понимаю, Майкл. Леди Вильсон – строгих правил женщина. Будем надеяться, что все эти слухи ее минуют. Теперь мне надо позвонить. При мне он позвонил в русское Министерство иностранных дел и дал согласие на приезд в посольство следователя. Для допроса Паттерсон предоставил свой кабинет. Переводчиком опять выступил Локкарт. Перед допросом я попросил его хранить молчание, при этом намекнул, что он мне кое-чем обязан. Уильям дал клятвенное обещание, что все сказанное останется в том же кабинете. Спустя полтора часа приехал следователь в сопровождении сотрудника советского МИДа и женщины-стенографистки. Слово в слово я повторил им все то, что рассказал Паттерсону. Следователь мне не сильно поверил, но при этом занес мои ответы в протокол, который я заверил своей подписью. Когда они уехали, ко мне подошел Паттерсон. – Сейчас был у посла. Он выслушал меня, после чего сказал, если подобное повторится, он не будет разбираться, кто прав, кто виноват, а просто пнет тебя под зад, и ты вылетишь из Союза быстрее, чем на самолете. – За что? – удивился я. – Вы точно ему все правильно сказали, ничего не перепутали? – Не бери в голову, Майкл, – ухмыльнулся Паттерсон. – Просто босс сегодня сильно не в духе. – То есть это не я его так сильно разозлил? – осторожно поинтересовался я. – Не ты. Неделю тому назад в Гамбург прибыли вагоны-холодильники с продуктами для нашего посольства. После проверки на границе, а это обычно занимает три дня, они должны были двинуться в путь и уже сейчас должны быть на подходе к Москве. Вот только сегодня утром пришла телеграмма от нашего агента, в которой говорится, что вагоны до сих пор стоят на таможне в Германии, и когда мы их получим, одному богу известно. Теперь тебе все понятно? – Более или менее, – кивнул головой я, потом поинтересовался: – Там любимое виски посла? – И это тоже, но главное, там находятся его любимые сигары и сливки для кофе. Так как сливки у нас уже давно закончились, а сигары на исходе, то какое может быть у человека настроение, когда его лишают маленьких радостей прямо с утра. – Прошу передать мое самое искреннее сочувствие господину послу, – не удержавшись, фыркнул я, после чего спросил: – Так я пойду? – Погоди. Майкл, впредь веди себя осторожнее. У нас очень непростые отношения с коммунистами, поэтому никому не нужны подобные инциденты. Если в этом случае все сложилось хорошо и перед нами извинились, то неизвестно как повернется нечто подобное во второй раз. Не надо испытывать терпение госпожи Фортуны. Хорошо? Я согласно кивнул головой. – Когда приезжают Вильсоны? – Послезавтра. – Хорошо. Значит, эти два дня ты будешь гулять по городу только в дневное время суток и только по центру Москвы. И еще. Перед тем как выйти из гостиницы, обязательно звони дежурному сотруднику. Надеюсь, мы друг друга поняли? – Только в центре. Клянусь. – Теперь все. Беги, Майкл. Выйдя из здания посольства, я пошел по улице, думая о том, что мне теперь делать, пока не решил, что надо все довести до конца.
«Англичанин» сидел на диване в фойе и делал вид, что читает газету. Я направился прямо к нему. – Привет, Англичанин! Книга тебе еще нужна? Тот явно растерялся, так как видно еще не решил, какой линии поведения ему надо держаться. С насмешливой улыбкой я наблюдал за ним до того момента, пока тот не понял, что своим растерянным молчанием он себя выдал. – Привет, Майкл. Да, нужна. – Тогда пошли ко мне в номер. Англичанин, взяв себя в руки, сложил газету, встал. – Чисто американский деловой подход. Мне нравится. Идем. Я взял ключ от номера. Мы поднялись на лифте, потом зашли в мой номер. – Прошу, гость дорогой, – насмешливо бросил я ему и жестом пригласил его проходить первым. Он ответил мне удивленным взглядом, так как явно не ожидал резкого перевоплощения от уже знакомого ему мальчишки. Не успел гость переступить порог и сделать пару шагов, как быстрый и резкий удар по шее отправил его в кратковременное беспамятство. Еле успев подхватить обмякшее тело, я дотащил его до кресла. Усадил, после чего надежно зафиксировал его руки. Рот затыкать не стал, после чего сел напротив него и стал ждать. Англичанин очнулся минут через пять. Открыл глаза, дернулся пару раз, а когда понял, что привязан, бросил на меня испуганный взгляд. Я в ответ усмехнулся и приложил палец к губам, потом потянулся и включил радиоприемник, покрутил ручку, нашел музыку, затем прибавил громкости. – Зачем ты это сделал?! – Как говорят русские? Болтун – находка для шпиона, – ответил я. – И говори потише. – Ты не понял. Зачем ты меня привязал? – Для того, чтобы у тебя не возникло мыслей обмануть доверчивого подростка. – Я и не собирался. У меня даже в мыслях… – К делу. Своим нестандартным поведением, а главное неожиданной сменой образа, я сломал ему все возможные варианты развития разговора, которые тот заранее заготовил, потому что на его физиономии явно проступила растерянность. – Знаешь, Майкл, оказывается, я тебя совсем не знал. Ты просто прирожденный артист. Так обвести всех… Я резко встал, что заставило его испуганно замолкнуть. Сделав два шага, ткнул ему пальцем в болевую точку, в подреберье, отчего Англичанина скрючило от боли. Он попытался заорать, но я не дал, запечатав рот своей ладонью. – Это мое последнее предупреждение, так что давай, переходи к делу. Сел обратно в свое кресло и несколько минут смотрел, как дергается от боли лицо Англичанина. – Ты из спецслужб? – Ты тупой идиот, если не понимаешь простых слов. – Все-все. Я понял. Рассказываю. До того, как получил предложение стать специальным корреспондентом в советской России, я работал в Германии и Швейцарии, так как неплохо знаю немецкий язык. В Швейцарии начал писать ряд статей о золоте нацистов и искал людей, которые могли помочь мне собрать материал, так я познакомился с одним человеком. Он мне кое-чем помог, естественно, за деньги. При расчете мы выпили, потом разговорились, и он рассказал о семейной тайне, которая даст мне возможность неплохо заработать. Я был не настолько наивен, чтобы слушать пьяные бредни пройдохи, который вознамерился поживиться за мой счет, вот только в отличие от подобных рассказчиков, он предоставил мне кое-какие доказательства. Занимаясь своими делами, я все же нашел время кое-что проверить, а когда мы снова встретились, заключил с ним сделку, то есть я привожу ему книгу, а он мне за нее заплатит. – Именно поэтому ты приехал сюда и занялся поисками книги, которая является ключом к хранилищу одного из швейцарских банков, – теперь уже я продолжил его рассказ. – Стоило тебе найти художника Полевого, как тут же появились наемники для грязной работы, вот только они, будучи военными преступниками… А чего это я тебе рассказываю? Ты и без меня все это знаешь. С каждым моим словом лицо Англичанина все больше вытягивалось от удивления, смешанного со страхом. На лбу даже выступили бисеринки пота. – Наемники? – его удивление было неподдельным, что меня сразу насторожило. – Что-то не так? – ответил я вопросом на вопрос. – М-м-м… Просто мне… Просто я удивился, что ты о них знаешь. Кстати, я не говорил, что банк швейцарский. – Оказалось, что я знаю немножко больше, чем ты думаешь. О чем это говорит? – Ты узнал это от наемников? – Не просто от наемника, а от барона Генриха фон Людвига. – Да-а? – в его голосе снова чувствовалась растерянность. Все это время я внимательно наблюдал за журналистом, анализируя его ответы, голос, мимику. Что-то было не так, но в чем именно оно заключалось, понять никак не мог. «Надо больше информации. Пусть говорит». – Майкл, я сейчас рассказал тебе все, кроме имени хозяина книги. Все так и было. Я понимаю, что ты хочешь получить свою долю пирога, поэтому предлагаю тебе две тысячи долларов, – но не дождавшись с моей стороны никакой реакции, добавил: – Это хорошие деньги. Уже сегодня вечером ты их получишь. – Ты должен мне много больше, Англичанин. И я получу свое, все до последнего цента. – Перестань меня так называть, Майкл. Мы же вроде неплохо с тобой ладили. – Как скажешь, Грег, только я тебе не верю. – Брось, Майкл! Есть такое выражение: деньги – они сильнее страха и дороже совести. Подпишусь под каждым этим словом. Тебе дают деньги, почему ты от них отказываешься? Хорошо! Пусть будут три тысячи! – Какую роль играет в этом деле книга? – Ты уже сам все сказал. Книга – это своего рода ключ, открывающий хранилище банка. Это все, что мне известно. Ты сам должен понимать, что мне сказали лишь часть этой тайны. – Сколько тебе обещали за книгу? – Зачем это тебе? – Действительно, незачем. Но на один вопрос ты мне сейчас ответишь. Почему ты уверен, что там нацистское золото, а не немецкие секретные архивы? Или тебе все равно, лишь бы деньги получить? Своими вопросами я пытался вытащить из Тейлора как можно больше подробностей и деталей. – Нет там ничего такого! Это не архив! Мне привели убедительные доказательства! – Только у меня нет таких доказательств. Почему я должен тебе верить? – Не верь! Только три тысячи долларов на дороге не валяются! – Тейлор, похоже, начал злиться. – Теперь ты мне ответь на мой вопрос! Вот оставишь ты себе книгу из-за тупого упрямства, а что потом? Будешь хранить как сувенир?! Стоило мне сделать вид, что задумался, как на лице журналиста разлилось торжество: – Вот то-то и оно! Сейчас я вижу пустое упрямство мальчишки и ничего больше! Тебе предлагают деньги, а ты упрямо от них отказываешься! Как тебя после этого назвать?! – Ишь ты, развеселился он, – решил я подыграть ему. – Ну да, согласен, что в таком случае книга для меня бесполезна. Просто я думаю, что она дороже стоит. – Вы посмотрите на него, – продолжил ёрничать Тейлор. – Тебе деньги дают просто так, а ты еще торгуешься. – Как книга оказалась здесь, в России? – вдруг задал я неожиданный вопрос. – Как? Не знаю. Да и что это меняет? – растерялся он. – Мне просто интересно. А тебе? – Нет. Мне интересны деньги, а не пустые рассуждения. Понимаешь, деньги! – Деньги – это хорошо, – неопределенно сказал я. – Так мы договорились, Майкл, или как? – журналист стал всматриваться в мое лицо, пытаясь понять, как я отреагирую на его вопрос. – Нет. – Майкл! Это не деловой разговор! Та сумма, что я предлагаю, – это красивая жизнь, девочки, машины! Мне не хотелось без меры злить или ломать журналиста, поэтому я решил закончить наш разговор: – Меня устраивает сумма в десять тысяч долларов. – Ты… Ты имеешь совесть? Тебе за просто так предлагают деньги, а ты еще нагло торгуешься, – Тейлор задумался, потом сказал: – Знаешь, как это называется? Свинство! Ладно, пять тысяч и ни цента больше! – Договорились, – буркнул я, придавая себе недовольный вид, а вот Тейлор, в отличие от меня, явно обрадовался, даже не стал это скрывать. – Вот и отлично. Как сделаем? – Будут деньги – будет книга. Обмен у меня в номере. Радость на лице Тейлора резко потускнела. – Майкл, ты же понимаешь, у меня нет при себе такой суммы. Как ты смотришь на то, чтобы подождать с оплатой, пока хозяин книги не получит свое наследство? – Я что, выгляжу деревенским дурачком? – я встал, достал нож, насладился испугом на лице журналиста, затем не торопясь разрезал веревки, после чего сел на свое место. – Дверь там. – Погоди-погоди. Мы же с тобой теперь партнеры, не так ли? – заюлил журналист, растирая руки. – Раз так, то мы можем прийти к решению, которое устроит нас обоих. – Я слушаю. – Вильсоны в Швейцарию случайно не едут? – Нет, – я выжидающе посмотрел на Грега. – Ты мог бы им намекнуть, что хочешь побывать в этой стране. Просто мечтаешь об этом. Там, на месте, мы бы все и решили. Как тебе такой вариант? – Не получится. Я еду с Вильсонами, а не они со мной. – Так ты им намекни. – Как приедут, намекну, но не более. Тейлора коробило от равнодушного тона подростка. Не так он представлял этот разговор. Он стоял в шаге от цели. Казалось, только руку протяни, а нет, между ним и книгой стоит этот поганец, мелкая сволочь. Никак не подвинешь его в сторону, а судя по его замашкам, он его сам кого хочешь куда-нибудь задвинет. Да и непонятно, что собой представляет этот парень, а особенно странно другое, его отношение к деньгам. – Когда приезжают Вильсоны? – поинтересовался журналист. – Послезавтра, утренним поездом. – Знаешь, парень, мне пока в голову ничего не приходит, но я обязательно что-нибудь придумаю. Ты, главное, книгу не потеряй. – Не волнуйся, Грег. – Еще… Могу ее увидеть? Я встал, достал книгу из тумбочки, после чего протянул журналисту. Минут пять он ее листал, внимательно всматривался в страницы, потом захлопнул. – Да, это она, – сказал он и с явным сожалением протянул ее мне. – Я буду думать, но, может, и у тебя какие-то мысли появятся? – Мыслей нет, есть книга, – отрезал я, дав ему тем самым понять, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. – Что-нибудь придумаешь – приходи. – Понял, – Тейлор поднялся с кресла. – Пока, Майкл.
Глава 9
После разговора с журналистом Грегором Тейлором мне только начало казаться, что удалось взять ситуацию под контроль, когда на самом деле все получилось наоборот – моя судьба висела на волоске. Все началось в тот самый день, когда судьба меня свела с маньяком. Всем хорошо известно, что камень, брошенный в спокойную воду, порождает на ее поверхности расходящиеся в разные стороны круги. Таким камнем стал Димка Митин, четырнадцати лет от роду, получивший у уголовников кличку Школьник, за то, что в свое время закончил четыре класса средней школы. Когда при обстреле их городка погибли родители, его определили в детский дом. Сбежал, приехал в Москву, прибился к беспризорникам, а через них – к ворам. Это он следил за мной в тот день. Сообразительный паренек, с хорошей памятью, он сразу понял, что произошло, и перепугался до смерти, так как про убийцу, оставлявшего после себя изуродованные трупы, ему уже довелось слышать, а теперь и увидеть. Спрятавшись, он так и просидел все время, пока телега с жертвами не тронулась с места. Услышав скрип колес, не удержался и выглянул, вот только в этот момент убийца оглянулся, бросая взгляд по сторонам. У страха глаза велики, вот парнишке и показалось, что душегуб его заметил, после чего бросился сломя голову бежать. Остановился только тогда, когда выбежал к автобусной остановке. Оказавшись среди людей, он пришел в себя и стал думать, что теперь сказать Слепню, которого боялся. Придя на хазу, как было условлено, он стал дожидаться уголовника, но в тот день вор так и не появился. Пришел Слепцов только на следующий день, но стоило ему узнать, что произошло, он понял, что о деле можно забыть и второй половины обещанных денег не будет. Прекрасно понимая, что Резаный повесил на него убийство, уголовник не стал задерживаться в Москве, вот только второпях забыл предупредить Школьника, чтобы тот не болтал лишнего. В тот же вечер мальчишка не удержался и прихвастнул в компании, что лично видел того самого убийцу, которого боится вся Москва. Вот только, на его несчастье, среди братвы находился милицейский стукач, а так как любые сведения об убийце состояли на особом учете, Школьника взяли в тот же день. Те сведения, что дал парнишка, выглядели настолько необычно и непонятно, что дежурный следователь, с большим сомнением в душе, оформил протокол допроса. В субботу утром протокол допроса уже лежал на столе капитана Николая Варенцова, которому два месяца тому назад передали дело изувера-убийцы. Изучив показания, которые показались ему маловразумительными, он приказал привести подростка. Последовал новый допрос, в ходе которого следователь понял, что паренек, несмотря на то что перепуган до смерти, говорит правду, так как ни разу не сбился в своих показаниях. «Похоже, не врет. Неужели вышли на убийцу?! Хорошо, продолжим». – Значит, так он и выглядел? Мощная фигура, клочковатая борода и нос картошкой? – Точно так, гражданин начальник. Еще он был в ватнике и сапогах. – Что он вез в телеге, не приметил? – Мне как-то не до этого было. Он как на меня глянул, так сердце в пятки-то сразу ушло. – А ехал он куда? – Не знаю, – паренек пожал плечами. – В каком направлении он ехал? – Я этот район совсем не знаю, а так… – Школьник задумался, – я шел от остановки трамвая за иностранцем. Вроде, как мне сказали, там рынок какой-то есть, так он к нему ехал. – Так зачем ты, Митин, следил за иностранцем? – Слепень приказал, а мое дело маленькое. – Почему ты решил, что он иностранец? – Одет фартово. – Описание его дай! – Молодой такой. Крепкий. Шапка у него хорошая. За нее можно получить не меньше… – Откуда начал за ним следить? – От «Метрополя». Он там живет. Допрос тянулся уже два часа. Варенцов все переспрашивал и уточнял у паренька, пытаясь получить более полную картину сложившейся ситуации, которая ему не очень нравилась. Именно поэтому он еще минут десять сидел за столом и думал, как все это доложить начальнику. Его мысли перебил тихий голос мальчишки: – Со мной-то что будет? – Что будет, что будет! В детский дом определят, вот то и будет, – буркнул следователь, недовольный, что тот перебил его мысли, но увидев, как скривилась физиономия паренька, добавил: – Может, в спецПТУ определим. Если за тобой ничего серьезного не числится, то мы тебя так просто не оставим. Человека из тебя сделаем. Капитан медленно и аккуратно сложил бумаги в папку, потом вызвал конвойного. Как только Школьника увели, следователь позвонил по телефону, но даже после короткого разговора некоторое время сидел, обдумывая то, что услышал от мальчишки. Дело душегуба оказалось не только сложным, от него уже начало плохо пахнуть. Следователь встал, закрыл кабинет и отправился к начальству. Не успел капитан Варенцов переступить порог кабинета начальника следственного отдела и открыть рот, чтобы доложить по форме, как хозяин нетерпеливо махнул рукой: – Давай без лишних церемоний, Николай. Присаживайся и рассказывай! Варенцов сел, положил перед собой папку и сказал: – Похоже, что мы это дело скоро закроем, Кузьма Антонович. – Так похоже, или закроем? На этих делах уже два следователя погорели, тебе ли не знать. – Давайте я вам кратко изложу то, что узнал, и вы сами поймете, как обстоят дела. Хорошо? – Слушаю. Следователь быстро и доходчиво изложил своему начальнику, что ему удалось узнать. Закончив доклад, он смотрел, как на лице начальника расплывается счастливая улыбка. За прошедшие полгода начальника следственного отдела столько раз ругало начальство именно из-за этих убийств, что тот даже сейчас с трудом верил своему счастью. «А если еще все эти дела нам разрешат объединить… Точно тогда напьюсь! В зюзю!» – Неужели все, Николай?! Добили все-таки этого гада! – Добили, Кузьма Антонович. Кстати, вы довольно точно сказали, что добили, – увидев, что начальник недоуменно и вопросительно посмотрел на него, объяснил – Дело в том, что, изучив протокол допроса Митина, в котором было дано подробное описание возчика, я сразу увидел сравнительное сходство с вчерашним трупом, когда выезжал на двойное убийство. – Погоди! Ты хочешь сказать, что этот изверг мертв?! Он что, один из тех двух мертвецов?! – У меня нет сто процентов уверенности, но оба описания наводят на мысль, что это один и тот же человек. Впрочем, мы уже сегодня будем знать точно после того, как я покажу Митину труп. Вы подпишите разрешение на следственные действия? – Давай. Получив подпись начальника на документе, Варенцов спрятал бумагу в папку и пообещал: – Как только он его опознает, сразу вам позвоню. – Обязательно! – и начальник от избытка чувств хлопнул по столу ладонью. Следователь, не зная, как выложить начальнику свои догадки, замялся. Кузьма Антонович понял его молчание по-другому и сказал: – Расскажи, что там по двойному убийству. Может, подскажу чего. – Да там пока все непонятно. Две недели тому назад двое мужчин сняли дом у хозяина, старого пьяницы, на месяц. Жили в нем, никого не тревожа, потом один из них пропал. В доме его нет, сейчас идет опрос по району, но я лично считаю, что это его изуродованный труп был найден в старой котельной, иначе как наш душегуб смог там оказаться. Я продолжу. Некто неизвестный проникает в дом и убивает, согласно найденным документам, Льва Ясинского. У него нашли бумагу, в которой говорится, что он работает экспедитором на овощной базе № 7. Я позвонил туда. База такая есть, а вот Ясинского там никогда не было. Отсюда вывод: фальшивые документы. И это не все. Кроме этого, в доме были найдены два тайника. Один из них был вскрыт, и, судя по всему, именно оттуда взяли пистолет, из которого был убит Ясинский. Во втором тайнике были найдены пятнадцать тысяч рублей. – Может, за этими деньгами приходили? – Мне кажется, что нет. Нет следов обыска, хотя чемодан с бельем открыт, да мешок с картофелем опрокинут. Не знаю, как сказать, но чувствую, что здесь не ограбление, Кузьма Антонович, – следователь сделал паузу, потом продолжил: – Убив Ясинского, неизвестный вышел из дома, и в этот момент на него набросился с ножом возчик. Вот только убийца был настороже и упредил нападение, выстрелив три раза. Две пули в грудь и еще одна – в сердце. – Погоди! Он стрелял вне дома? И что, никто ничего не слышал?! – Пистолет пока не найден, но у меня нет сомнений, что он был с глушителем, а у Васильчиковых, их соседей, вчера был большой праздник. Шумели, патефон играл, песни пели. Так что, если пистолет был с глушителем, то соседи из рядом стоящих домов могли и не услышать. – С глушителем? Оружие диверсантов и шпионов. Ты чего скривился, Николай? – Есть кое-какие мысли, Кузьма Антонович. Не думаю, что они вам понравятся. Хозяин кабинета насторожился: – Начинаю догадываться. Да что там уже! Выкладывай. – Дело в том, что Дмитрия Митина, по кличке Школьник, Слепень отправил… – Погоди! А Слепня взяли?! – Опоздали. Среди воров уже слух прошел, что его нет в Москве. Так я продолжу? – Давай! – Слепцов отправил его следить за мальчишкой-американцем, чтобы знать, куда тот пойдет в течение дня, – при этих словах начальник следственного отдела поморщился. – Только зачем это надо было уголовнику, пацан не знает. – Пистолет с глушителем, фальшивые документы, непонятные убийства, а при всем при этом еще и американец. Просто здорово! Ты думаешь, что это как-то связано? – У меня хороший приятель есть. Коля Зимин, так он недавно одно дело вел и рассказал, что в нем были замешаны Резаный и Слепень. Так там тоже произошло убийство в мастерской художника, а в качестве свидетелей проходили американцы, а среди них этот паренек. Вам ничего это не говорит? – Говорит. Очень даже говорит! – Кузьма Антонович помолчал, потом задумчиво сказал: – Может, так даже лучше будет. Пусть госбезопасность забирает это дело, а мы… Начальник отдела неожиданно вспомнил, что завтра выходной. Если прямо сейчас передать их соображения в ГБ, то выходного дня им не видать как своих ушей, а он и так две недели внуков не видел. Такие мысли ходили и в голове у Варенцова, у которого на воскресенье намечалось свидание с девушкой. Начальник правильно понял умоляющий взгляд капитана и решительно сказал: – Товарищ Варенцов, у вас кроме показаний Митина на руках еще что-то есть? – Никак нет. Так как дело в производстве только сутки, то еще идут оперативно-следственные мероприятия, а акты экспертизы мне обещали только в понедельник, после обеда. А сегодня у меня по плану только опознание нашего душегуба. Оформлю документы, заберу Митина, и поедем в морг. – Значит, сделаем так, Коля. Сегодня ты должен окончательно определиться с опознанием изверга, а в понедельник, прямо с утра, принесешь мне свои соображения, и тогда с учетом вновь открывшихся обстоятельств мы их рассмотрим, после чего передадим в госбезопасность. Тебе все понятно? – Еще как понятно, Кузьма Антонович, – улыбнулся краешками губ Варенцов и вскочил со стула. – Разрешите идти? – Иди, – усмехнулся начальник следственного отдела, видя уже неприкрытую радость на лице своего подчиненного.Когда я ехал в Союз, то ожидал ощутить родное, щемящее чувство от встречи с родиной. Некоторое сходство, наверно, можно было найти в первом свидании с девушкой, с которой познакомился по переписке. В твоей голове невольно составляется образ, который ты с каждым полученным письмом дополняешь деталями, а при личной встрече со своей избранницей вдруг неожиданно ощущаешь глубокое разочарование. Так случилось и со мной. Америка для меня осталась такой же чужой, как и те страны, в которых раньше бывал во время служебных командировок. Отрицать не буду, я многого добился, при этом сумел сыграть совсем непростую для меня роль пятнадцатилетнего мальчишки, но главным для меня стало то, что я сумел сжиться с этим временем. Теперь я ожидал ощутить пусть не совсем то чувство, которое испытывал каждый раз, возвращаясь из очередной командировки, но хотя бы похожее на него, вот только не случилось воссоединения заблудшей души с матерью-родиной. Даже хуже того, вместо этого вернулось уже забытое чувство чужака, как тогда, когда впервые оказался в чужом для меня времени. Немалую роль здесь, наверно, сыграла разница уровней жизни в СССР и Америке, а также особое отношение советских людей к иностранцам, а значит, и ко мне. Экскурсии по Москве были построены таким образом, чтобы показать иностранцам, как хорошо живет в родной стране советский народ. Нас водили смотреть на сталинские высотки, в музей Ленина, метро, на ВДНХ, рассказывали о достижениях в области промышленности и сельского хозяйства, причем все эти рассказы были политически и идеологически выдержанны. Подумав, я решил сделать еще одну попытку исправить положение и окунуться в московскую жизнь, походить по улицам, посмотреть, как отдыхают советские люди, тем более что завтра было воскресенье. Выйдя из метро «Парк Горького», сразу отправился в сторону катка. Несмотря на то, что стоял крепкий морозец, а часы показывали только начало одиннадцатого утра, людей в парке было уже много. Маленькие дети бегали, играли в снежки, под надзором родителей или дедушек с бабушками. Лыжники наматывали круги по проложенной лыжной трассе. Прямо передо мной неторопливо прогуливались две пары пожилых людей, негромко переговариваясь между собой. Один из мужчин походил на стандартного «академика» этого времени. Шуба до пят, шапка-пирожок, окладистая борода и очки. Другой был одет в драповое пальто с бобровым воротником, а женщины – в пальто с меховой оторочкой. Снег, на деревьях и сугробах, переливался и искрился под солнечными лучами, словно рассыпанная повсюду бриллиантовая пыль. Несмотря на то что я был тепло одет, все равно невольно поежился, когда вдруг пронесся резкий порыв ветра. Перед тем как выйти из гостиницы, я послушал прогноз погоды, где пообещали солнце и четырнадцать градусов мороза. Я шел, смотря по сторонам, без всякой цели. Когда меня обогнала шумная и веселая группа школьников с коньками, переброшенными через плечо, я автоматически прибавил шаг. Увидев толпившихся в одном месте людей, подошел и, к своему немалому удивлению, увидел лоток с букинистической литературой. Продавец, мужчина непонятного возраста, стоял в длинном, не по росту, поношенном габардиновом пальто, в подшитых валенках и в шапке-ушанке. Его горло и нижнюю часть лица закрывал толстый шарф домашней вязки. Но носу сидели круглые очки. Перед ним на раскладном фанерном столике лежали потрепанные, уже походившие по рукам книги. Быстро пробежал их глазами, автоматически фиксируя названия и годы выпуска ближайших ко мне книг: «Ваня – красный пастушок», 1934, «Тимур и его команда», 1944, «Книга кройки и шитья», 1940. Самой свежей по году выпуска была научно-популярная книжка – брошюра «Как бороться с насекомыми – вредителями огородов», 1947 года. Бросив последний взгляд, зацепил глазом еще две книги, «Аппарат Джона Инглиса», Детгиз, 1944, и «Рассказы об Америке», 1939 года выпуска, после чего пошел дальше. Если за мной сейчас наблюдали, то могли только отметить рассеянный взгляд молодого американца, пробежавший по обложкам. Обходя каток, наткнулся на буфет с бутербродами и горячим чаем, у которого, весело шумя, толпился народ. Пару минут наблюдал за компанией из четырех молодых людей, двух девушек и двух парней. Один из молодых мужчин только отошел от прилавка, держа в руках четыре стакана парящего чая, стоявших в подстаканниках. Подойдя к компании, отдал два стакана своему приятелю, а девушки тем временем развернули пакет, из которого достали бутерброды. С явным удовольствием стали есть, осторожно прихлебывая горячий чай, при этом довольно оживленно разговаривали. Вот один из парней пошутил, и вся компания весело и громко засмеялась. «Хотел бы я быть на месте одного из этих парней?» – спросил я сам себя, но вопрос так и повис, не получив ответа. Отвернувшись, пошел дальше, бросая взгляды по сторонам. Стоило мне услышать доносившийся откуда-то слева скрежещущий звук, повернул голову. В двадцати метрах стояла фанерная будка с окошком, стилизованная под сказочную избушку, рядом с которой стояли в очереди три человека, держа в руках коньки. На избушке висела вывеска: «Заточка коньков». Метрах в тридцати от точильщика расположились две продавщицы пирожков, стоявшие рядом с большими металлическими баками, обмотанными для сохранения тепла старыми стегаными одеялами. Из щели, под неплотно закрытой крышкой одного из баков, клубилась тонкая струйка пара. Окруженные людьми, они только и успевали отсчитывать сдачу и заворачивать в бумагу горячую продукцию. Отсчитывая монетки, люди покупали горячие пирожки и почти сразу начинали их есть, а закончив, вытирали пальцы выданными вместо салфеток квадратиками плотной канцелярской бумаги. Только подумал о том, чтобы попробовать пирожок, как из черных рупоров вместо музыки духового оркестра начала литься песня:
Белым снегом вся Москва запушена.
Ярким светомгладь катков озарена.
В ясном небе, синем небе золотые огоньки.
Серебром сверкают, режут лёд коньки…
Вьется легкий вечерний снежок,
Голубые мерцают огни,
И звенит под ногами каток,
Словно в давние школьные дни.
Вот ты мчишься туда, где огни.
Я зову, но тебя уже нет!
«Догони, догони!» —
Ты лукаво кричишь мне в ответ…
Поздно вечером в кабинете начальника собралась оперативная группа. Перед тем как собрать сотрудников, Зарубин минуть десять держал окно открытым, наполняя кабинет морозным воздухом. Причем это было сделано не столько из-за табачного дыма, сколько из-за того, что ему чертовски хотелось спать. В коммуналке, где он занимал комнату вместе с женой, ближе к ночи напился один из соседей, бывший старший лейтенант артиллерии, орденоносец, а ныне инвалид, Терехин Матвей Степанович. До войны он был настройщиком музыкальных инструментов, которого уважали и ценили как большого профессионала, но после тяжелого ранения у него стало совсем плохо с левой рукой. Он долго не мог устроиться на работу и только полтора года назад сумел наняться сторожем на промтоварной базе. Это был тихий человек, деливший комнату с женой и двумя дочерьми. Вот только раз в два-три месяца он напивался вдрызг, а затем ходил по соседям, рассказывая им, как он несчастен. Иван Ильич мог бы вызвать наряд и отправить нарушителя спокойствия на пятнадцать суток, но, как и все, жалел порядочного человека, которого война лишила любимого дела. Только к двум часам ночи удалось успокоить соседа, после чего коммуналка, наконец, заснула. Закрыв окно, Зарубин потер виски, в который раз подумал, что пора бросать курить, но при этом прекрасно осознавал, что никогда не бросит. Спустя пару минут открылась дверь, и на пороге появился Коля Васик: – Можно, Иван Ильич? – Заходи, – сердито буркнул начальник. Еще спустя пять минут вся оперативная группа сидела за столом в полном составе. Начальник оглядел всех, потом достал папиросу закурил, пару раз затянулся и затушил ее в пепельнице. – Час тому назад наше начальство мне сказало, что начало сомневаться в моей компетенции как начальника отдела, – в его голосе прозвучало плохо скрытое раздражение. – Как вы думаете, мне это было приятно слышать?! Еще мне сказали, что мои сотрудники то ли совсем разленились, то ли разучились работать, как положено работникам государственной безопасности, поставленным охранять незримую границу нашей социалистической родины. Как бы то ни было, именно мы, это мне так сказали, дали возможность вести разрушительную работу против нашей советской страны нашим врагам, наймитам американского империализма. Мне хоть и обидно было слышать эти слова, но я был вынужден признать, что в них немало правды. Начальник снова взял папиросу, прикурил. Выпустил сизый дым, затянулся, тем самым давая своим подчиненным время для осознания ими ошибок в работе. Сотрудники отдела молчали, курили, стараясь не смотреть на хозяина кабинета и только изредка переглядываясь между собой. Никому не хотелось попадать под горячую руку начальства. – Молчите. Ну-ну. Руководство вашему начальнику холку мылит, а они тут в молчанку играют, – в голосе начальника было полно злого ехидства. – Хорошо, тогда я вам скажу: выходные вы у меня не скоро увидите. Я вам это обещаю. Крепко обещаю. Начальник обвел всех грозным взглядом, потом взял папку, лежавшую перед ним, и с силой шлепнул ей по столу. – Вот это пришло к нам сегодня днем. Следователь Варенцов в своей служебной записке, приложенной к этому делу, весьма доходчиво изложил то, что я должен был услышать от вас, товарищи, – грозный взгляд начальника снова обвел сотрудников. – Васик, на тебя была возложена работа с милицией. Так почему не ты принес мне эту папку?! Красный, потный и несчастный молодой чекист вскочил со своего места и даже не сказал, а пробормотал: – Иван Ильич, я на прошлой неделе им звонил. Ничего такого не было. Слово даю. – Тебе каждый день им звонить надо было. Каждый! День! Если бы ты каждый день их беспокоил, они бы давно осознали, что дело важное, и сразу же тебе позвонили! Еще в пятницу! Выговор! С занесением в личное дело! Ты меня понял?! – Так точно! – Сядь! Слышать тебя больше не хочу! Милиция раскрывает дело, а сотрудники государственной безопасности только ушами хлопают. Мне стоило только глазами пробежать по бумагам, и то, все, что надо, сразу увидел. Поддельные документы, слежка за американцем, пистолет с глушителем. Как вам все это?! – Разрешите, Иван Ильич? – поднялся со своего места Медведев. – Давай. Что у тебя? – буркнул хозяин кабинета. – Считаю, что вы не правы по отношению к нам. Сути я не знаю, но, похоже, это дело милиция подняла буквально на днях. Я прав? – Может, прав, а может, и не прав, – сердито сверкнул глазами начальник отдела. – Вот только время уже упущено! Улетел наш главный свидетель! Сегодня утром. Ты это понимаешь?! Мы «молнию» послали в Германию: задержать на границе! Ан нет, они уже на Западе. Теперь гадай: мы шпионов и диверсантов отпустили, или это были обычные иностранцы-туристы. Короче! Нам поставили сроки – три дня! Нечего на меня смотреть так! Да! Нам дали три дня, чтобы на основании этих документов мы сделали свое заключение. Также появились особые обстоятельства, о которых я скажу позже, поэтому делу придано особое значение. Медведев! – Я! – оперативник снова поднялся. – Свои дела в сторону! С сегодняшнего вечера ты занимаешься только этим делом, а завтра, в десять утра, жду у себя в кабинете с планом работ и твоими соображениями по этому делу. Все понял? – Понял. – Садись. Морковкин! – Я! – оперативник вскочил и вытянулся. – С этой минуты переходишь в подчинение Медведеву. Будете вдвоем работать по этому делу. После того, как войдешь в курс дела, сразу едешь в милицию и трясешь их всех по полной! Душу из них вытряси, а полной ясности во всех вопросах добейся! Ясно? – Сделаю! – Садись. Васик! – Я, товарищ начальник! – молодой парень вытянулся так, словно находился на военном смотре. – Примешь у Медведева и Морковкина дела, которые близки к завершению. Закончишь их самостоятельно. Понятно? – Так точно, товарищ начальник! – Садись. Есть у кого еще вопросы? – У меня. Только не вопрос, а дополнение к этому делу, – неожиданно сказал Одинцов. – Разрешите? – Говори, Михаил Силантьич. – Я отправил запрос на брата Полевого, который в Германии погиб при невыясненных обстоятельствах. Сразу скажу, ответа еще не получил. Думая, как ускорить это дело, вспомнил об одном своем хорошем приятеле. Он из Германии года два как вернулся. Работал он там, в военном трибунале. Подумал, а вдруг? Встретились мы с ним, посидели, и знаете, он действительно кое-что вспомнил. Сам он не вел это дело, но так как шума наделало оно много, он о нем слышал. Шутка ли, целый комендант пропал. Искали двое суток, обшарили сверху донизу городок и три близлежащие деревни, а нашли его изуродованное тело на каменоломне. Что он там делал, так и не выяснили, так как тот поехал один, без шофера. В отчете написали, что упал с высоты и разбился. Только врач, который его вскрывал, рассказал моему приятелю, что некоторые раны были получены им еще при жизни. Так что его, похоже, пытали, перед тем как убить. Вот такие дела, товарищи. – Все одно к одному, – вздохнул начальник отдела и протянул папку Медведеву. – Забирай дело. Теперь последнее. Новым обстоятельством в этом деле является смерть американского журналиста Грегори Тейлора. Вчера рано утром дворником одного из дворов было найдено его тело. По словам экспертов, он был убит одним ударом ножа, то есть бил профессионал. До своей смерти проживал в гостинице «Метрополь» вместе с Бенджамином Хаксли и поддерживал дружеские отношения с Майклом Валентайном. Все нити этого дела, как нарочно, пересекаются на этом парне! А ведь он был в наших руках. Был! Ладно, что есть, то есть, что уже говорить. Вопросы? – Иван Ильич, похоже, все в этом деле упирается в молодого американца, – вдруг неожиданно сказал Одинцов. – Судя по тем фактам, что у нас есть, книга находится у него, поэтому вокруг него все и крутится. А его нет. Он уже за границей. Какие выводы можем сделать, товарищи? – А ведь это действительно так, – поддержал его Морковкин. – Загранработа не наш профиль, так что нам это дело надо передавать коллегам. Как вы смотрите на это, Иван Ильич? Начальник в который раз оглядел своих сотрудников, сидевших перед ним, усмехнулся краешками губ, после чего сказал: – Чтобы передать это дело, вы должны за три дня найти прямые доказательства того, что вся эта история связана с Майклом Валентайном и книгой. Вам надо так правильно изложить факты, чтобы у начальства сложилось единственно верное мнение о том, в каком направлении требуется вести дальнейшую работу. Надеюсь, я все доступно изложил? – Понятно. Так точно. Сделаем, – пронеслось над столом. – Вопросов больше нет, товарищи? Тогда все свободны.
Глава 10
– Разрешите, товарищ генерал-лейтенант? – Заходи, – стоило полковнику подойти к столу, за которым сидел хозяин кабинета, как сразу последовал вопрос: – Знаком с делом «Американец»? – Так точно. – Не тянись, Николай Константинович. Мне не выправка твоя нужна, а голова. Что думаешь? – Трудно сказать, товарищ генерал. – Говори, полковник, не тяни. – Если отбросить в сторону насильственную смерть художника Полевого от рук уголовников и убийцу-изувера Валерия Чекалина, а взять за основу некую книгу, вокруг которой завертелись все страсти, то получается какой-то авантюрно-приключенческий роман. – Вот только не надо мне тут про всякие страсти говорить. Говори, как есть, только коротко, по-деловому. – Извините, но как есть не получится, товарищ генерал. Основных фактов – кот наплакал, поэтому на них построить версию не представляется возможным. Здесь можно только исходить из обобщений и предположений. Лицо хозяина кабинета сразу посуровело. – Прошло две недели, как нам передали дело, и ты мне говоришь о каких-то предположениях?! Две недели! Да я вас всех… Полковник на своем опыте знал, что в таких случаях надо просто молчать. Генерал покричит какое-то время и успокоится. Так произошло и на этот раз. Спустя несколько минут генерал остыл, открыл коробку с папиросами, достал папиросу, закурил. В несколько глубоких затяжек выкурил, бросил в пепельницу и сразу достал новую папиросу, закурил, но теперь уже затягивался спокойно, поглядывая на разгорающийся уголек папиросы. – Ладно, рассказывай, что ты там придумал. – Дело в том, товарищ генерал, что у нас из свидетелей только один несовершеннолетний подросток Дмитрий Митин. Есть еще один, уголовник Слепцов по кличке Слепень, только его еще найти надо, так как тот до сих пор находится в бегах. Кроме них, есть еще три трупа. Американец, журналист Грегори Тейлор, проживший четыре месяца в Москве, и Лев Ясинский, экспедитор овощной базы. Документы у него фальшивые, но выполнены весьма качественно. Запрос по нему отправлен, но пока ответа мы не получили. Третий труп настолько сильно изуродован изувером Чекалиным, что идентифицировать его не представляется возможным, но милиция предположила, что это он жил в одном доме вместе с Ясинским. Тут мы только можем исходить из его документов, которые были найдены на трупе. Они, согласно экспертизе, изготовлены там же, где и бумаги Ясинского. Со слов одного из соседей, который как-то говорил с Ясинским, тот заметил у нашего подозреваемого легкий акцент. Выводы делать рано, но я предположу, что эта парочка является боевиками, нелегально приехавшими к нам из-за границы. Об этом также говорят найденные детали от браунинга и глушитель. Все они немецкого производства. Теперь, товарищ генерал, я перейду к нашему главному герою – американскому гражданину, шестнадцатилетнему Майклу Валентайну. Никаких данных на него нет. Обычный парень. Боксер. К сожалению, перехватить его мы не успели, а я так думаю, он нам многое мог рассказать. До сих пор не найден человек, убивший Ясинского и Чекалина, как и неизвестны его мотивы. Так же нам неизвестен убийца журналиста Тейлора. Таковы основные факты. Разрешите, я перейду к своим предположениям? – Раз больше ничего нет, только и осталось, что слушать твои предположения, – пробурчал хозяин кабинета. – Говори, что там у тебя. – Начну с книги, которую пытались забрать у художника Полевого уголовники Резаный и Слепень. – Погоди! Резаного же взяли. Он-то что говорит? – Ничего для нас интересного. Из него выбили все, что можно, но кроме того, что их на это дело подписал какой-то старый приятель Слепня, ничего нового не узнали. Ни имени, ни клички своего приятеля тот ему не назвал. – Дальше. – Так вот, по моему пониманию сложившейся ситуации, все крутится вокруг книги. – Что за книга? – Пока не знаем, товарищ генерал. Так получилось, что только уголовники ее держали в руках, а эти урки кроме матерного русского языка ничего не знают. Резаный говорит, что она на немецком языке, и то потому, что ему так сказал Слепень. По некоторым фактам, которые хорошо ложатся в одну из моих версий, могу предположить, что книга эта издана в Германии и приехала к нам оттуда. Это косвенно подтверждается тем, что у художника был брат, кадровый военный, подполковник, которого после окончания войны назначили комендантом одного небольшого городка в Германии. Как он раздобыл эту книгу, мы не знаем, но он вполне мог переслать ее с оказией брату. Самое интересное, что ни друзья, ни коллеги художника никогда о ней даже не слышали. То есть это была личная тайна двух братьев. Теперь снова перейду к книге. По утверждению Резаного, Слепень пришел именно за ней. Уголовники забрали книгу, потом убили Полевого и собрались уходить, но тут появляются американцы, после чего книга пропадает. Скорее всего, она попадает в руки Валентайна, и тут сразу возникает вопрос: почему американский паренек ей заинтересовался? Довольно странно, вот только объяснений этому нет. Есть еще одно косвенное подтверждение, что книга у американца. Это слежка за ним, которую устроил Слепцов. Да и Валентайн не просто так оказался на окраине Москвы, в том самом районе, где жила эта парочка с фальшивыми документами. Есть предположение, что он шел навстречу с кем-то из них, но тут, по воле случая, вмешался выживший из ума Чекалин. Как американец остался жив, тоже загадка. Исходя из всего этого, несложно сделать вывод, что все эти дела переплетаются в одной точке, на Майкле Валентайне. Кстати, Тейлор тоже был знаком с этим подростком, но можно ли отнести его убийство к этим делам, пока непонятно. – Прослушка ничего не дала? – Вильсонов иногда слушали, подростка – нет, но номер обыскивали, как положено, только ничего подозрительного найдено не было. Да и поведением Валентайн ничем не отличался от обычного подростка, только, как утверждают очевидцы, проявлял излишнюю самостоятельность. Разрешите продолжать? Хозяин кабинета зачем-то подвинул стоящий на столе бюстик Дзержинского, потом кивнул головой и достал из коробки новую папиросу. – Есть еще одна деталь, касающаяся этого Майкла. В тот вечер, когда на Запрудной произошло двойное убийство, его не было в отеле. Это, конечно, ничего не доказывает, но при этом есть факт, зафиксированный службой наружного наблюдения. – А как по времени? Они совпадают? – Приблизительно. Правда, официально был только зафиксирован его уход, а возвращение – нет. – Так, может, он за конфетами в магазин сходил и вернулся, – как-то невесело усмехнулся хозяин кабинета. – Может, и так, товарищ генерал. – Как насчет смерти журналиста? – Здесь у него стопроцентное алиби. В то время, когда был убит Грегор Тейлор, Валентайн находился в отеле, ужинал. – Так, может, Тейлор вообще к этим делам непричастен? – Может, и так, товарищ генерал. Мои люди проверяют окружение журналиста и все его связи, только не все так просто, уж больно он общительным оказался. Нам просто нужно время. – Время! Две недели прошло, а где результаты?! Вам что, годы нужны для раскрытия дел?! Ты так и скажи, полковник! Я тебе живо замену найду, а самого… в архив спишу! Вот там ты сможешь работать не торопясь! Бумажки перекладывать. Как тебе это?! «Да что это с ним сегодня? С женой поругался или снова язва начала беспокоить?» – Что молчишь, полковник, или сказать нечего?! – Есть что сказать, товарищ генерал. Думаю, что через два-три дня смогу сказать вам по Тейлору, есть у нас одна зацепка. Только сейчас хочу снова вернуться к книге. Я тут подумал и решил, что это не просто книга, а своеобразный ключ. Сергей Полевой, подполковник, явно знал о тайне книги, причем она представляла для него большую ценность, раз он отправил ее брату, в Москву. Отсюда напрашивается вывод, что тут речь идет не о секретных немецких архивах, а что она является ключом к какому-то тайнику с сокровищами. Это может быть все что угодно. Сейф в зарубежном банке или подземный бункер в горах. Я так понимаю, что именно за этим богатством сейчас идет охота. Стоило полковнику озвучить свой вывод, как нахмуренное лицо генерала разгладилось. – Сокровища? – генерал на какое-то время задумался, переваривая сказанное, потом сказал: – Знаешь, Николай Константинович, а в свете этого факта все твои предположения выстраиваются в одну цепочку. Правда, за исключением американского парнишки. А если еще предположить, что он случайно влез в чужую игру, то тогда действительно все становится на свои места. По Валентайну что-то новое у нас есть? – Кроме того, что я сказал, нет. Кстати, все эти факты он подтвердил в школе, где выступал. – Какой еще школе? – Его наш ВОКС в школу пригласил, на встречу с советскими школьниками. Он там был с Марией Вильсон. – Вот оно как. Ясно. Вот ты мне скажи, Николай Константинович, нашей стране нужна валюта? – Еще как нужна, товарищ генерал. Вот только этот тайник, скорее всего, находится за рубежом. – Это уже другой вопрос. А где сейчас этот мальчишка? – Едет с Вильсонами в Испанию. Или уже приехал. – Зачем Генри Вильсон едет в Испанию? – Есть основание полагать, что американцы, отменив дипломатическую блокаду Испании, попытаются наладить политические и экономические связи с правительством Франко. Возможно, пойдет речь о размещении на испанской территории американских баз с атомным оружием. – Им обоим наша советская страна, как нож у горла, да и кому, как не американскому империализму можно найти общий язык с фашистами Франко. Ладно, это уже чистая политика, а мы снова вернемся к нашему делу. Скажи мне вот что: Вильсон едет как официальный представитель американского правительства или как частное лицо? – Официального заявления американцы не делали, к тому же он с женой и племянником, и только это одно говорит, что едет надолго, так что вполне возможна такая вероятность, что сенатор направлен постоянным эмиссаром от правительства США. К тому же нам известно, что Генри Вильсон еще до войны лично встречался с Франко, а значит, его кандидатура была заранее согласована с диктатором. Правда, тут возникает один непонятный вопрос: почему советник президента Америки, сенатор, находящийся на пике политической карьеры, вдруг все бросает и едет в Испанию? – Действительно, как-то все странно выглядит. Соберите все, что возможно, на Генри Вильсона. Обратите особое внимание на связь сенатора и его жены с ЦРУ. Там такие ублюдки работают, что вполне могли эту супружескую пару посадить на крючок. – Будет сделано, товарищ генерал. – Теперь пора подводить итоги нашему разговору, Николай Константинович. Только коротко. Сам знаешь, наше начальство не любит длинных разговоров. – Если коротко, то у нас шла схватка империалистических хищников за книгу, которая является ключом к нацистским сокровищам. При этом не забудьте прибавить, товарищ генерал, что крайне непрофессионально сработали наши смежники, которые неправильно оценили обстановку, а в результате упустили книгу и одного из главных подозреваемых – Майкла Валентайна. – Я тебя понял. Значит, в таком ключе… – хозяин кабинета задумался. – Нас, конечно, не похвалят, раз никого не взяли, но при этом, думаю, сильно ругать не будут. – Не будут, товарищ генерал, да и трупы засланных к нам агентов империализма в наличии, а кто их отправил на тот свет, это дело десятое. Главное, сам факт есть. Да и дело не мы начинали вести, а так сделали все, что могли. – Ты убийство Тейлора точно раскрутишь? – Раскручу, товарищ генерал. Только большая просьба, не берите сразу за горло, дайте время. – Да ладно. Будет тебе время. Теперь вот что. Сегодня, в шесть вечера, мне надо быть на совещании, у самого, – и хозяин кабинета показал пальцем на потолок, – поэтому к четырем часам у меня на столе должна лежать докладная записка о Генри Вильсоне. Там должно быть все, что ты мне говорил. Американские базы. Атомное оружие и все такое. В свете напряженных международных отношений с миром капитализма наше начальство очень остро реагирует на подобные уколы империалистов. Понимаешь? – Не совсем. – Попробую получить разрешение поработать по Генри Вильсону, исходя из твоей записки. – Вы правы, при подобном изложении дела нам могут не отказать. – Кто у нас в Мадриде? – Есть несколько агентов с хорошими связями и выходом на подполье, а через них, при желании, можно связаться с партизанами. – Испанские товарищи? Вот их и надо будет привлечь к операции, но только в связи с Майклом Валентайном. Нам здесь никак нельзя подставляться. – Сделаем, товарищ генерал. Я так понимаю, что они должны будут наладить слежку за мальчишкой, но как быть, когда на него выйдут те, кому нужна книга? – Надо, чтобы наш человек был рядом в этот момент. Вот это ты и должен обеспечить, полковник. На этом пока всё. – Разрешите идти?Наше путешествие по Европе нельзя было назвать увлекательным и комфортным. Страны только-только начали восстанавливаться из руин, несмотря на пять лет мирной жизни. Карточки, разруха, эпидемии, острая нехватка лекарств, продовольствия и товаров первой необходимости. Мы видели развалины городов, заброшенные поля, унылые и растерянные лица людей. Мы недолго пробыли в Германии, дожидаясь самолета во Францию, но двух суток хватило, чтобы понять, как плохо живут немцы. Особенно плохо было с продуктами. У немца считалось за счастье получить по карточке маргарин вместо комбижира. В Париж прилетели первого марта, остановившись в хорошей гостинице. Посмотришь, вроде все хорошо. Солнышко ярко светит, и если нет порывов прохладного ветра, то даже припекает. Эйфелева башня, Лувр, Елисейские поля – все это мне доводилось видеть еще в той жизни, но сейчас все смотрелось как-то иначе, по-другому, словно не так ярко горела искра задора и беззаботности в парижанах, которая делала всех француженок изящными прелестницами, а мужчин, через одного, донжуанами. Причем не только я, но и Мария, которая до этого никогда не была во Франции, сумела это заметить. С продуктами здесь было куда лучше, чем в Германии, но для этого нужны были деньги или связи, иначе вместо настоящего кофе вам придется пить суррогат. Прожив в Париже неделю, мы ходили по городу, ездили в красно-черных такси и смешных автобусах с открытой задней площадкой, а когда уставали, отдыхали, сидя в многочисленных городских кафе. Мы не только осмотрели город, но и объездили все его окрестности. Посмотрели Версаль, побывали в Венсенском замке. Все это время я постоянно проверялся, но слежки за собой так и не заметил. Да и интуиция молчала. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, так как те люди, которым была нужна книга, знали конечную точку нашего маршрута и собирались ждать меня там. Наши дни в Париже прошли ровно и спокойно, за одним-единственным случаем, которым стала маленькая певичка, девочка-француженка, лет восьми. Мы уже заканчивали ужинать в кафе, расположенном недалеко от нашей гостиницы, как дверь открылась, и на пороге появился прелестный ангелочек с большими голубыми глазами и светлыми волосами. Прошла, сняла свое пальтишко и берет, затем встала в проходе и запела детскую наивную песенку о цветке, который скоро погибнет, потому что пришла осень. Малышка сумела удержать нужный тон и грустное выражение лица. Немногие посетители с удовольствием ей хлопали, стоило ей закончить. Я повернулся к Марии, чтобы похвалить маленькую певицу, как заметил на ее глазах слезы и растерянность на лице Генри. Ничего не сказав, снова повернулся к девочке, начавшей петь новую песенку. Она называлась «Море».
Море,
Видно, как оно танцует
Вдоль прозрачных заливов
В серебряном отражении.
Море,
Отражения переливаются
Под дождем.
Море
В летнем небе смешивает
Белых барашков
Со светлыми ангелами…
В Мадрид мы прилетели в два часа дня. Испания встретила нас ярким солнцем, одиннадцатью градусами тепла и тонким, еле уловимым ароматом. Я еще только подумал о том, что сейчас цветет, как получил ответ. – Миндаль цветет, – тихо сказала Мария. – Сколько лет прошло, а я помню этот запах. Нежный запах медовой пыльцы и весенней свежести. В ее голосе звучала тихая печаль. Мы прошли с толпой пассажиров по взлетному полю до аэропорта. Это было длинное и изогнутое в виде лука здание, на втором этаже которого располагались смотровые площадки, а над ними высилась диспетчерская. Получив вещи, вышли из аэропорта, но только я хотел направиться к стоянке такси, где стояло полтора десятка черных машин с красной полосой, как заметил только что вылезшего из автомобиля представительного мужчину, который размашисто и решительно зашагал к нам. Помимо черного итальянского «фиата», который привез этого испанского господина, стояло еще два точно таких автомобиля. Из третьей машины вылезло трое плечистых мужчин, лет тридцати – тридцать пять, в широких плащах и шляпах. Судя по тому, как они встали, где каждый взял на себя сектор обзора, это были агенты испанских спецслужб. Испанец подошел к нам. Поздоровавшись, представился, продемонстрировав при этом отличное знание английского языка, чиновником Министерства иностранных дел Алберто Серрано. – Господин, госпожа Вильсон, нас прислали за вами. Извините нас за столь скромную встречу, но таков был приказ моего начальства. Если разрешите предположить, то мне кажется, что все было согласовано с вашим руководством, господин Вильсон. Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас сенатор? – Не надо. И извинений не надо, так как это было действительно сделано по моей просьбе. – Раз так, то мы можем ехать. Прошу вас, – и он жестом показал на черные автомобили. – Если позволите, то у меня к вам будет еще одна просьба, господин Вильсон. Мне хотелось бы сказать вам кое-что конфиденциально, поэтому хочу предложить вам поехать со мной, если, конечно, это не вызовет возражений вашей супруги. Возражений не было, поэтому мы с Марией поехали на второй машине, а в конце нашей небольшой колонны ехали агенты. Я высоко оценил значение Генри Вильсона для Испании как представителя США по этой «скромной» встрече. Мне была не интересна миссия Вильсона, но догадаться о его роли было несложно: представитель Соединенных Штатов в Испании. Его высокий статус косвенно подтверждали доверительные беседы сенатора с английским и американским послами в Москве. Четверть времени, что он был в Москве, он провел в их обществе, и как мне думается, не за стаканом виски. К тому же, это мне уже сказала Мария, он несколько раз работал с документами в посольстве, которые хранились в сейфе у посла. За месяц с лишним, глядя на отношения между Генри и Марией, я невольно пришел к выводу, что у них, как пишут в романах, настоящая, большая любовь. Если к этому добавить нежелание жить в доме, где все напоминало об их сыне, и обсуждавшееся в правительстве США назначение своего эмиссара в Испанию, то становится понятным их решение попробовать начать жизнь с чистого листа. Снова жизнь не начнешь, прошлое всегда будет с нами, но если уйти от привычного образа жизни, есть неплохие шансы увидеть в новом свете как окружающий мир, так себя в нем. Похоже, они пришли именно к таким выводам, раз решились так резко сломать свою жизнь. Какое ждет будущее эту семейную пару, когда Генри завершит свою миссию, мне не было известно, зато я знал, что сенатор богатый человек с большими связями, как в политике, так и в бизнесе, и без сомнений, он найдет себе дело. Обо всем этом я мог догадываться, но вот что точно не знал, так это то, что Генри ехал в Испанию не только в качестве эмиссара американского правительства, но и как представитель группы банкиров и промышленников, которые были готовы, по отмашке сенатора, начать внедряться в испанскую экономику. Пока еще закрытая из-за международной изоляции страна представляла для любого рода бизнеса лакомый кусок. Это понимали не только американцы, но и промышленники и финансисты Европы, поэтому стоило в 1949 году закончиться дипломатической блокаде, как вслед за послами в Испании, правда, с большой осторожностью, стали появляться представители бизнеса. Открыто завязывать отношения с генералом Франко мало кто осмеливался, так как для мировой общественности он оставался символом фашизма и бывшим соратником Гитлера, просто боялись, что собственный народ не поймет. 31 октября 1950 года США и Великобритании удастся провести через Генеральную Ассамблею ООН решение об отмене дипломатических санкций против Испании, а в 1953 году США и Испания заключат соглашение под названием Мадридский пакт, который включал в себя следующие пункты: 1. Соглашение об обороне. 2. Соглашение об экономической помощи. 3. Соглашение о помощи в целях взаимной обороны. Это все произойдет в том числе и благодаря работе Генри Вильсона, который все эти годы будет эмиссаром американского правительства при каудильо Франсиско Франко. Отель, куда нас поселили, находился в центре Мадрида, в старинном здании. На мой взгляд, интерьер гостиницы был пышным и тяжеловесным, а Марии он, наоборот, понравился, так как, как она выразилась, хорошо отражал стиль рококо в архитектуре. Поставив багаж, я пробежался взглядом по номеру. «Не мой отель, но тоже неплохо», – дал я оценку номеру, после чего осторожно выглянул в окно. Оно выходило на улицу. Ничего подозрительного не увидел, только отметил, что машина с агентами продолжает стоять напротив отеля. «Непрост наш дядя Генри. Ох, непрост». Вечером, на ужине, я получил этому новое подтверждение, когда Вильсон заговорил с официантом по-испански. Хотя я догадывался об этом, но все равно это стало для меня неожиданностью. Вильсоны разом заулыбались, видя мое изумление. Это они такой сюрприз для меня приготовили. – Дядя Генри, а почему ты раньше не сказал, что знаешь испанский язык? – Так ты и не спрашивал. Кстати, у меня для вас новость. Я договорился насчет машины и гида. Завтра с утра он будет в вашем распоряжении. – Ты, значит, с нами не поедешь, – вздохнула его жена. – Генри, была долгая дорога, мы сильно устали. Неужели твои дела не подождут еще несколько дней? – Извини, дорогая, но из разговора с Серрано стало ясно, что в Мадриде уже кроме насведутся переговоры, причем на самых высоких уровнях. Милая, ты всегда меня понимала, надеюсь, поймешь и сейчас. Зато обещаю тебе, что обязательно найду свободное время, и тогда мы все втроем отлично отдохнем. Кстати, у меня есть еще одна хорошая новость. Завтра, во второй половине дня, во дворце Эль Пардо, меня примет Франсиско Франко. – Очень рада за тебя, дорогой. Это действительно хорошая новость. Тогда вам было о чем поговорить, а как сейчас? – Надеюсь, что за эти годы у нас ничего не изменилось. Следующие три дня прошли как под копирку. Мы ездили с Марией по городу и слушали интересные истории гида, а вечером приезжал Генри, который целыми днями пропадал то в американском посольстве, то в испанском Министерстве иностранных дел. Мария даже как-то пошутила, что испанцы ему там скоро поставят рабочий стол. В прошлой жизни мне не довелось бывать в Мадриде, поэтому я с большим интересом гулял по узким улочкам и большим бульварам, смотрел на старинные здания и вдыхал вкусные запахи из маленьких кафе. Как однажды сказала мне Мария, этот город ее пленит и завораживает, я был с ней не согласен, так как, по мне, Мадрид – это больше правительственный центр страны с красивыми монументальными зданиями. Барселона, в которой мне довелось бывать в прежней жизни, нравилась намного больше. Еще мое тихое недовольство вызывали музеи, которыми так восхищалась миссис Вильсон. Представьте себе, как пробыть почти четыре часа в национальном музее Прадо, если тебе не очень интересно изобразительное искусство. Мария словно зачарованная, забыв о времени, бродила по залам музея, пока я не сказал, что с меня хватит. Выйдя, я ей сказал: – Тетя Мария, в музеи теперь ходите без меня. Она не ответила, только укоризненно покачала головой. Если не считать этой мелкой неурядицы, мы хорошо проводили время. Даже на душе стало как-то легко и спокойно, словно в те времена, когда я возвращался из заграничных командировок домой. Немалую роль тут сыграла охрана, которая все это время довольно плотно нас опекала. Именно она, так как я не знал подводных течений политической жизни этой страны, навела меня на определенные мысли. Генерал Франко, что ни говори, является диктатором, а значит, у него должна быть оппозиция. Так вот, судя по охране, эту оппозицию представляет не только кучка болтунов-ораторов, но и более серьезные люди, например, те, кто противостоял ему с оружием в руках во время Гражданской войны. Даже наш шофер являлся сотрудником спецслужб, иначе зачем ему пистолет под мышкой. Только в отношении гида у меня не было уверенности, так как у него был явно талант рассказчика, хотя при этом он представлял собой атлетически сложенного, спортивного вида мужчину. Впрочем, мои догадки, на пятый день нашего пребывания в Мадриде, подтвердил сам сенатор, который приехал в этот день раньше обычного. После ужина Мария меня попросила зайти к ним в номер. На столе стояла бутылка хорошего испанского вина, кувшин с сангрией и блюдо с фруктами. У Вильсонов в бокалах было налито вино, а у меня в стакане плескалась сангрия. – Майкл, как тебе Испания? – начал с вопроса разговор сенатор. – Еще не разочаровался? – Мне здесь нравится, – улыбнулся я. – Осталось только дождаться, когда море согреется. – Три месяца, и ты будешь плескаться в воде с утра до вечера. Как насчет твоих тренировок? Что-то решил? – Да, дядя Генри. Только надо найти хорошего тренера, чтобы не только мастером был, но и по душе пришелся. Еще мне нужен учитель по испанскому языку. Хотя я изучаю его самостоятельно, да и тетя Мария помогает, но с ним, думаю, будет быстрее. – Жена говорит, что у тебя есть определенные склонности к языкам. Да и сам стараешься. Молодец. – Мне это нужно, дядя Генри. Раз я буду жить какое-то время в Испании, то значит, я должен говорить с местными жителями на их языке. – У тебя правильный подход к делу, Майкл. Насколько мы могли убедиться за то время, что ты с нами, ты показал себя практичным и здравомыслящим человеком, что необычно для твоего возраста. – Спасибо за доброе слово, дядя Генри. Только к чему это? – На этот вопрос я отвечу позже, а сейчас хочу тебя спросить: что ты вообще знаешь об этой стране? – Хм! – я задумался на какое-то время, чтобы найти подходящий ответ и при этом не выбиться из образа мальчишки. – Испания – это теплое море и большие пляжи, масса фруктов и вкусная сангрия. М-м-м… Еще погода здесь хорошая и солнца много. Что еще? Вроде… все. – Какой-то слишком четкий и правильный ответ, – в голосе сенатора чувствовался неприкрытый интерес. – Опять же все это я прочитал в одном иллюстрированном журнале и запомнил, – заулыбался я. – Насчет сангрии я уже от себя добавил. – А как тебе местная еда? – продолжал забрасывать меня вопросами сенатор. – А хамон? – Все пока нравится, – уже неопределенно ответил я, так как мне уже стала надоедать эта детская игра в вопросы. – Как тебе местные девчонки? – Не обращал внимания, – буркнул я, при этом делая вид, что смутился. Нетрудно было заметить, как переглянулись супруги. У Марии даже скользнула по губам лукавая улыбка, что с ней бывало крайне редко. – К чему я этот разговор завел… М-м-м… Ты, наверно, слышал или читал, что этой страной правит фашистский диктатор Франсиско Франко. Да? – Читал, но мне это не интересно. – Дело в том, что я приехал налаживать с ним связи. У меня была с ним личная встреча. Не помню, говорил ли я тебе, что наше знакомство с каудильо состоялось перед самой войной. Уже тогда мы нашли, что у нас много общего, а три дня назад, встретившись через столько лет, мы опять поняли, что нам есть о чем поговорить. Юноше моего возраста не должна быть неинтересна политика, поэтому я сделал скучающее лицо. Генри заметил это и улыбнулся. – Потерпи, Майкл. Мне просто хочется прояснить все сейчас, чтобы у нас потом не было никаких разногласий. – Я внимательно слушаю. – Так вот. Испания некоторое время была в международной изоляции, а теперь пришло время наладить политические, финансовые, торговые связи. М-м-м… Скажем так: я здесь представляю группу наших промышленников и банкиров. – Пока непонятно. Зачем их представлять? Почему они сами сюда не приехали? – Они пока не могут. До сих пор генерала Франко считают пособником Гитлера, и простые люди не поймут, если их правительства начнут торговать с Испанией. Понимаешь, что я хотел сказать? – Не совсем. Раз вы здесь, значит, Америка согласна с ним вести дела. Я правильно понял? – В принципе, да. Именно поэтому я здесь, чтобы наладить связь с Франсиско Франко. Скажу сразу, как человек мне он нравится. В свое время он стал самым молодым генералом в Испании, при этом он весьма умный, хотя, по моему мнению, излишне набожный человек. Временами он неоправданно жесток, что очень неправильно и недальновидно, но это внутренние дела самих испанцев, которые нас не касаются. Скажу еще, что он все, что можно, делает для своей страны, и только благодаря Франсиско Франко Испания не была втянута во Вторую мировую войну. – Про Гитлера я знаю, – отыгрывал я роль подростка, который тоже кое-что знает и может этим похвастаться. – Это он, со своими фашистами, развязал войну, на которой погибло много людей. Мне об этом один парень рассказывал, который воевал в Европе. Он сказал, что война – это настоящее проклятье, грязь и кровь. Это его слова. – Он все правильно сказал. Вот только Гитлер уже мертв, а Франко жив, а так как война закончилась всего пять лет назад, люди прекрасно помнят, какие беды она им принесла, и поэтому… плохо к нему относятся. Именно поэтому наши промышленники с финансистами не могут официально поддерживать с ним отношения. – А вы, дядя Генри, значит, не боитесь? – Не боюсь, – ответил мне сенатор и посмотрел на жену. – Мне кажется, я уже больше ничего не боюсь. После его слов наступило неловкое молчание, которое прервал через минуту сам сенатор: – Хотя нет, боюсь. За мою любимую жену боюсь. За тебя боюсь, Майкл. – Не надо за меня бояться, дядя Генри. Я парень хваткий, из любого положения выкручусь. Своими словами я слегка разрядил обстановку. – Я и не сомневался, – сенатор сделал паузу, заострив мое внимание, потом продолжил: – Собственно, к чему я тебе все это рассказал, Майкл. Ты – рассудительный для своего возраста юноша, должен знать, что положение в стране, скажем так… не совсем стабильное. Несмотря на то что большинство испанцев поддерживает своего каудильо, у него есть противники. Тебе жить в этой стране, и со временем ты можешь от них услышать много плохого о генерале Франко, а затем так же подумать обо мне. Тебе шестнадцать лет, Майкл, твой мозг восприимчив, легко впитывает все новое, при этом нередко принимая на веру то, что только кажется правдой. Причем нередко ложь от правды может отличить далеко не каждый взрослый человек, поэтому просто всегда помни одно, парень: то, что я делаю, это на благо нашей с тобой страны. – Да понял я, дядя Генри, понял. Америка превыше всего! Вильсон хитро усмехнулся: – Интересная интерпретация нацистского лозунга. Ты знаешь, что в государственным гимне гитлеровской Германии первой строчкой были слова: Германия, Германия превыше всего? – Не знал, но получилось неплохо. – Генри, если ты закончил разговор с Майклом, то мне хотелось бы у тебя кое-что узнать, – неожиданно включилась в наш разговор Мария. Сенатор кивнул головой: говори, слушаю. – Что значит нестабильное положение в стране? У них что, все еще продолжается гражданская война? – Конечно нет, милая. Нет никакой гражданской войны. У каудильо, как у любого диктатора, есть оппозиция. Большинство из них борются с режимом, болтая языком, вот только кроме них есть группы анархистов-радикалов, которые убивают полицейских и устраивают взрывы. Только это единичные случаи. Кстати, меня заверили, что Мадрид – самый безопасный город страны. – Генри, почему мы об этом раньше не знали? – с укором спросила его жена. – Милая, ты сама должна прекрасно понимать, что любая диктатура подразумевает появление оппозиции, а в этой стране прошло только десять лет после братоубийственной войны, которая расколола гражданское общество на две части. К тому же до приезда сюда я сам не знал всех подробностей. Скажем так: меня сегодня просветил на эту тему майор из тайной полиции. – Зачем он тебе все это рассказал? – Просто для того, чтобы мы знали и не ужасались, когда услышим в новостях о гибели полицейского. Вот скажи, ты много обращала внимания в американских газетах на разборки между гангстерами? – Мне неинтересны подобные новости. – Во и сейчас не обращай внимания. – Генри, тот майор тебе сказал, что Мадрид самое безопасное место, а как насчет Барселоны? Сенатор задумался на какое-то время. Я уже заметил, что Генри Вильсон не любит говорить о непроверенных сведениях и фактах. – Точно не скажу, но он меня заверил, что в больших городах, как и в Мадриде, безопасно. Правда, при этом предупредил, что свои политические взгляды лучше чужим людям не высказывать. Испанцы – народ горячий. Сама понимаешь… – Знаешь, – перебила своего мужа Мария, – я как-то по-другому представляла Испанию. – Все будет хорошо, дорогая. Просто живи и наслаждайся хорошей погодой и твоими любимыми картинами. Хорошо? – Хорошо, дорогой. «Вот оно как у них. Впрочем, ничего удивительного. Франко до сих пор считается приспешником Гитлера. Генри прав, гражданская война оставила свой след, да и десять лет не такой уже и большой срок для народной памяти, – я тихонько хмыкнул. – Теперь понятно, откуда у нас такая охрана. Только Генри не в полном объеме все это подал. Надо его малость подтолкнуть». – О! Тайная полиция. Ух ты, как интересно! – неожиданно проявил я интерес к этой теме. – Значит, с нами будут ездить тайные агенты? – Нет. Конечно, нет, – поспешно произнес сенатор. – Единственное, что могу добавить, так это то, что официальное название у тайной полиции «Политико-социальная бригада», а занимается она расследованиями в области социальных и политических преступлений. – Чепуха какая-то! Политические преступления! – фыркнул я, изображая разочарование. – А всякие там убийцы? Или кто взрывы устраивает? Кто ими занимается? – Для этого, если я все правильно понял, есть Гражданская гвардия. – Где-то я читал, что у Гитлера тоже тайная полиция была. Гестапо называлось. Так вот они тайными убийствами занимались. А здесь как? – Майкл, ты, похоже, в комиксах не только про пришельцев читаешь, но и про тайных агентов? – с ноткой язвительности поинтересовалась у меня Мария. – Так интересно же. Перед самым отъездом читал, как тайный агент Ник Картер раскрыл секту убийц-изуверов. Так там… – Как можно такие гадости печатать для подростков! – не дав мне договорить, возмутилась женщина. – Убийцы, террористы, анархисты! Эти художники комиксов сами убийцы! Фу, какая гадость! Даже говорить не хочу! – Всё, дорогая, мы закрыли этот вопрос. Раз и навсегда, – поспешил подвести итог разговору сенатор. – Да, Генри, больше мы к нему никогда не вернемся. Только весна, цветы, картины и море. Это все, что я хочу. Я приехала сюда хоть немного отдохнуть душой. Наступила новая пауза. Чтобы не дать ей сильно затянуться, я сказал: – Хочу на море! – Нас большинство, Генри, так что теперь ты не открутишься. – Клятвенно обещаю, что как только начнется пляжный сезон, сразу поедем на море, на две недели, а если вам там понравится, останетесь хоть на все лето. Послушайте! Я тут вспомнил кое-что. Когда я был на приеме у каудильо, он сказал, что хочет познакомиться с моей женой и племянником. Время не было уточнено, но я думаю, что это произойдет в течение двух ближайших недель. – Генри, это безобразие! Ты уже пару дней знаешь о приглашении, а мне об этом – ни слова! Мне надо понять, как одеться, а я еще даже толком чемоданы не разобрала. – Успокойся, милая. В любом случае это будет в воскресенье, а до ближайшего выходного у нас есть еще три дня. Теперь у меня к тебе, Майкл, есть один вопрос. – Я сделал заинтересованное лицо. – Скажи, если бы тебе пришлось заниматься бизнесом в Испании, чем бы ты занялся? – Тут и думать нечего. Туризм, – я уловил удивленный взгляд Вильсона и решил пояснить свои слова: – Дядя Генри, я долго жил в отеле и видел, как делают деньги на туристах. Моя поездка в Майами это только подтвердила. К тому же я уже знаю, что здесь очень чистое и теплое море и шикарные пляжи. Муж и жена переглянулись. В глазах Марии прямо читалось: а я что тебе говорила? – Интересный вывод. Впрочем, такой ответ был предсказуем. Море – отели – туристы. Ты прав, Майкл. Эта страна просто создана для туризма, вот только, к сожалению, для этого не пришла пора. У нас своих пляжей хватает, а захотелось экзотики, полетел на Кубу или на Гавайи. Сюда, со временем, поедут немцы, французы, англичане, вот только сейчас им не до пляжей, да ты и сам видел разбомбленные города и сожженные деревни и поля. Народам Европы в первую очередь нужна в достатке еда и товары первой необходимости, впрочем, как и в самой Испании. Мы готовы помочь этой стране, я имею в виду американский капитал. Тебе понятно, что я говорю? – Думаю, да. – Если сюда придет американский капитал, то он обернется заводами, фабриками, фермами. Для множества людей найдется работа, а значит, у испанцев будет много продуктов питания и товаров, а в итоге: они будут лучше жить. – Скучно, но понятно. Бизнес есть бизнес. Вот только непонятно, зачем вы мне это говорите? – Думаю о будущем. Не сейчас, со временем, не торопясь, надо будет выбрать подходящее поле деятельности. Разве тебе никогда не хотелось стать миллионером? «Опять все к бизнесу и деньгам свелось. Что вы за люди такие, американцы?» – Бизнес… Не знаю, – сделал вид, что задумался. – Просто еще не думал насчет этого, но люди всегда хотят есть, так что можно подумать о кафе или ресторане. Да! Забыл про казино. Отличный способ качать денежки у народа! – Майкл, это слишком цинично звучит. Неужели ты так думаешь? – поджала губы Мария. – Это не мои слова, а одной особы, которую зовут Ева Нельсон. Правда, сразу скажу, это не совсем точно ее слова, а мой вольный пересказ. – Воспитание детей, – нахмурилась миссис Вильсон, – явно не ее стезя. – Она и не собиралась их заводить. Как она любит говорить: ее жизнь – ее работа. – Если я все правильно понимаю, то у вас, у каждого, была своя жизнь. – При этом меня все это устраивало, тетя Мария. Женщина хотела что-то возразить, это нетрудно было прочитать по ее лицу, но ее перебил Генри: – Майкл, я просто поднял этот вопрос сейчас, чтобы ты был готов, когда мы будем обсуждать его снова. Скажу еще вот что, у нас есть хорошие шансы встать у истоков большого бизнеса. – Ты прав, дорогой, – согласилась с ним жена. – Только я думаю, что разговаривать об этом пока рано. Поживем какое-то время, присмотримся, а пока просто будем отдыхать, ездить по стране и купаться в море. Ты как, мой мальчик? – Я не мальчик, – буркнул я как бы недовольно, причем только делая вид, что сержусь. – Сколько можно говорить. Женщина улыбнулась: – Ладно-ладно. А насчет остального ты согласен? – Еще как! Кстати, тут рядом Португалия, а там океан есть. – В океане покупаетесь, – согласился, улыбаясь, сенатор. – Кстати, у португальцев портвейн очень вкусный. – Раз ты такой великий путешественник, так, может, все же пойдешь по дипломатической линии? – неожиданно спросила меня Мария. – Мир точно увидишь. Европа, Азия, Африка. – В Африку, к неграм, не хочу, а вот в космос я бы слетал с большим удовольствием. На Марс или Венеру, с дипломатической миссией. – Нет, ты определенно мальчишка, – заулыбался Генри, – раз такие фантазии имеешь. Значит, схватки с космическими пиратами, монстры и прекрасные инопланетянки. Да, Майкл? – А что? Интересно же.
Перед выходным я договорился о тренировках в боксерском клубе и тире, а в воскресенье, как ни отнекивался, мне пришлось отправиться на неофициальный прием к каудильо Франсиско Франко. На подобных приемах мне еще никогда не доводилось быть, поэтому воображение живо рисовало множество шикарно одетых гостей, оркестр, танцующие пары, фуршетные столы и снующих туда-сюда официантов, но, к моей радости, все оказалось намного скромнее. Нас встретили, потом провели в зал, где находился хозяин дворца Эль Пардо. Генерал Франко оказался невысоким плотным мужчиной в аккуратной военной форме, с полным лицом и искусственной улыбкой. Рядом с ним стояла его жена, а за их спинами виднелось не более десяти человек. Так до конца я и не понял, то ли это его постоянная свита, то ли приглашенные, как и мы, гости. Диктатор, как вежливый хозяин, провел нас немного по дворцу, рассказывая его историю. После чего нас повели в зал – картинную галерею, и Вильсоны вместе с хозяином минут двадцать восхищались его новым приобретением – картиной Веласкеса, а я, пользуясь тем, что подросток, уйдя от них, неожиданно наткнулся на зал с коллекцией старинного оружия и рыцарских доспехов. Ходил и рассматривал оружие до тех пор, пока меня не нашел один из охранников, посланный за мной. В большом зале какое-то время шел общий разговор на испанском языке, и я действительно заскучал. Отойдя к окну, стал смотреть на парк. В это время ко мне неожиданно подошел генерал Франко и сразу за его плечом вырос охранник, который, как оказалось, знал английский язык. Я предполагал нечто подобное, поэтому заучил пару фраз на испанском языке для начала светского разговора. – Я очень рад знакомству с генералиссимусом Франсиско Франко, правителем этой прекрасной страны. Извините за мое произношение, я пока очень плохо говорю на испанском языке. – Мне этого вполне хватит, молодой человек. Хотя я вижу тебя в первый раз, мне о тебе говорил мой хороший друг Генри Вильсон. Он сказал, что ты для своего возраста даже слишком взрослый. От себя могу только сказать, что дети взрослеют быстро, когда переносят большое горе. Как тебе наша страна? – Трудно сказать, так как, кроме Мадрида, нигде еще не был, но то, что видел, мне очень понравилось. – У тебя все еще впереди, мальчик. Ты сейчас только начинаешь получать наслаждения от жизни. Главное не торопись, хотя, что я говорю, молодежь всегда нетерпелива, стремится взять все и сразу. Все, не буду больше читать тебе нравоучительные нотации. Мне сказали, что тебе понравилось оружие и рыцарские доспехи? – Никогда таких доспехов не видел, только на картинках. Тетя Мария сказала мне, что в Испании много рыцарских замков. Мне очень хочется их увидеть. Еще на море хочу съездить, мне интересно сравнить его с океаном. – Поедете, обязательно поедете на море летом, все втроем. У нас море теплое, песок на пляжах мягкий. Вы хорошо отдохнете. – Я бы и сейчас съездил. Люблю путешествовать. У вас в стране круизные пароходы есть? На пароходе я еще ни разу в жизни не путешествовал. – У нас все есть. Вот ты мне скажи, кем ты хочешь стать? – Об этом не думал, – я сделал вид, что замялся. – Честно говоря, даже не знаю, что я хочу. Для начала мне хотелось бы мир посмотреть, попутешествовать. – Вот и начни с нашей замечательной страны. Она не только очень красива, но и богата историей. Ездите, смотрите, наслаждайтесь. Теплое море, старинные замки, отличная еда. Кстати, как тебе наша пища? – Очень вкусно! Особенно мне нравятся маленькие бутербродики… Вспомнил! Тапас! Еще сангрия, острые перчики и фрикадельки в томатном соусе. – Альбондигас? – он назвал испанское название блюда, на что я согласно кивнул головой. – Нет, сегодня их не будет, но, поверь мне, там, на столе стоит много вкусных блюд. Надеюсь, ты найдешь для себя еще что-нибудь вкусное. А как насчет сладкого? – Люблю. – В соседнем зале должны были уже накрыть столы. Там есть твои любимые тапасы. Ешь, сколько хочешь, только обязательно попробуй шоколадный торт. Сразу говорю: нигде больше такого не попробуешь. Вкусный, пальчики оближешь. Ладно, Майкл, иди.
Глава 11
Я шел по улице, как обычно, отмечая лица идущих мне навстречу прохожих, как и проезжающие автомобили, при этом не забывая проверяться. Для меня это был такой же естественный режим, как для человека дышать воздухом. Сейчас я шел на курсы испанского языка, которые были организованы при американском посольстве, уже знакомым маршрутом. Я пошел на курсы после того, как миссис Вильсон узнала, что на них сейчас учатся два подростка моего возраста. Она исходила из того, что мне нужно общение с людьми моего возраста, а я просто не стал ей возражать. Неделю тому назад произошло еще одно событие – с нас сняли охрану, видно убедившись, что мы ни для кого интереса не представляем. Шел не торопясь, имея запас времени, отмечая хорошие фигурки и симпатичные лица проходящих мимо испанок, пока не заметил в уличной сутолоке знакомое лицо, которое, честно говоря, не ожидал здесь увидеть, хотя в моем списке подозреваемых оно было. На секунду наши глаза встретились, мы узнали друг друга, но при этом на наших лицах ничего не отразилось, будто встретились взглядами два случайных, незнакомых друг другу прохожих. При его появлении мое благодушное настроение исчезло, словно корова языком слизнула. Тело напряглось, готовясь встретить опасность, а мозг заработал в усиленном режиме, обрабатывая варианты развития событий, исходя уже из определенного лица. «Значит, это ты у нас Англичанин. Ты у меня тоже в списке, вот только в этом случае почему-то очень поздно приехал. Это раз. И почему-то не пошел на прямой контакт. Это два. Объяснений этому нет, но мысли кое-какие уже есть. Все пока выглядит так, словно он под контролем. Если это так, значит, есть еще кто-то? Не слишком ли длинная цепочка получается? Ладно, гадать не будем. После того, как они сделают свой ход, все потихоньку начнет проясняться. Сейчас мне другое интересно: насколько точно ему передал наш разговор Тейлор? Как Англичанин меня представляет? Жадного до денег мальчишку, или уже воспринимают как серьезного противника?» У меня появилось ощущение, схожее с состоянием игрока в покер, когда нужно быстро думать и принимать неожиданные, но в то же время взвешенные решения, при этом сохраняя невозмутимое выражение лица, чтобы противник терялся в догадках, что у тебя на руках: серьезные карты или ты просто блефуешь. Честно говоря, я уже начал скучать по оперативной игре, где требуется не только сила, но также логика и разум. Когда я считал, что надо избавиться от книги, то исходил из того, что противник абсолютно неизвестен, а значит, не имею никаких шансов на победу, вот только теперь дело обстояло совсем по-другому. Мне было известно, что представляют собой книга и мой противник, а также, пусть и приблизительно, догадывался, какой будет их первый ход. Зачем мне отказываться от интересной игры, да еще с козырями на руках? Обязательно сыграем! К тому же здесь, в Испании, в отличие от претендентов на книгу, у меня было намного более сильное положение, чем в Москве. Имя ему было Генри Вильсон. «Карты розданы, господа. Приступаем к игре», – довольно подумал я и ускорил шаг, так как до начала занятий осталось пятнадцать минут.Стоило мне окончательно понять, что с нас сняли охрану, мои прогулки по городу превратились в практическое изучение города, для подготовки маршрутов, где мог провериться и уйти, если понадобится, от преследования. Подобрал места для встреч. Теперь мне оставалось ждать хода противника. Выйдя из раздевалки боксерского клуба, я поздоровался с уже знакомыми мне парнями, кому помахал рукой, кому просто ответил дружеской улыбкой. Тренер, увидев меня, кивнул головой и жестом указал мне в сторону снарядов, что означало: разминайся, потом пущу на ринг. Спустя двадцать минут, только я начал работать с боксерским мешком, отрабатывая силу удара, как ко мне подошел молодой испанец, которого я видел второй раз. Он появился только на этой неделе, причем в первый раз пришел, когда я уже собирался уходить. Сегодня он пришел раньше меня и, как видно, дожидался моего прихода, при этом умело выбрал момент, когда рядом со мной никого не было. Молодой мужчина, лет двадцати восьми – тридцати, жилистый и плечистый. Лицо приятное, обрамленное гривой густых, чуть вьющихся волос, такое женщинам нравится, вот только вид у него был немного нездоровый, хотя могло сказаться волнение. Взгляд пристальный, настороженный, но при этом губы растянуты в улыбку, что со стороны выглядело так, словно он мне дружелюбно улыбается. Поднял руку в приветственном жесте, поздоровался по-испански. – Hola, – ответил я, перестав стучать по мешку, и в свою очередь натянул на лицо улыбку, чтобы соответствовать обстановке дружеской беседы. Догадаться, кто он и зачем пришел, было нетрудно, поэтому ничуть не удивился фразе, сказанной на ломаном, но довольно внятном английском языке: – Нам нужна книга. Только не ври, иначе будет плохо. При этом испанец ударил кулаком по чуть раскачивающемуся боксерскому мешку, наверно, хотел этим жестом показать, как мне будет плохо. Сказал и снова улыбнулся. Подыгрывая ему, я сделал вид, что рад хорошему парню, при этом легонько хлопнул того по плечу, потом, негромко, но четко выговаривая слова, сказал: – Отдам лично Джеймсу за обещанные деньги. Церковь Святого Антонио. У входа, в воскресенье. Десять часов утра. Все запомнил? Испанец согласно кивнул головой, а затем еще подтвердил словами: – Все запомнил. Мы еще раз похлопали друг друга по плечам, после чего посланец сразу направился в раздевалку. Я продолжил бить по мешку и думал о том, что Джеймс смог каким-то образом получить поддержку испанских анархистов-радикалов. Но тут же сразу напрашивался вопрос: зачем он снова работает через посредников? «Что-то тут не так». Следующие два дня я занимался подготовкой к операции. Чтобы убрать все вопросы Марии на тему, где я пропадаю целыми днями, мне пришлось придумать знакомство с одной хорошей девочкой по имени Луиза, которая неплохо говорит по-английски, так как у нее мама учительница иностранных языков. Вранье легко слетало с моего языка, а главное, я видел, что эта новость пришлась ей по душе: парень познакомился с приличной девушкой. Интересоваться излишними подробностями миссис Вильсон посчитала неприличным, только спросила, где я познакомился с Луизой. Сказал, что мы случайно столкнулись у входа в магазин, я автоматически извинился на английском, но она меня поняла и ответила на английском языке. – Думаю, что теперь испанский язык у тебя пойдет намного быстрее, – при этом Мария изобразила намек на улыбку. За эти два дня я излазил все окрестные переулки и улицы в районе церкви, затем нашел подходящую квартиру на первом этаже с отдельным входом, которую снял на неделю. В воскресенье, в половину девятого утра я вышел из отеля, снова соврав Марии, что мы договорились с подругой о встрече недалеко от церкви, после воскресной проповеди. Я делал вид, что просто гуляю по улицам Мадрида. Останавливался у витрин магазинчиков, засматривался на красивых испанок, отвлекался на проезжающие автомобили. Вел себя, как обычный подросток, воображающий себя туристом, при этом тщательно проверялся, но слежки за собой не заметил. Остановив свободное такси, я минут пятнадцать ездил по городу, пытаясь отследить возможных преследователей, потом доехал до района, где располагалась нужная мне церковь, рассчитался с водителем и дальше отправился пешком. Воскресная проповедь только закончилась, и празднично одетый народ стал выходить из ворот храма, когда я подошел к церкви. Прихожане, кто пришел вместе с близкими или друзьями, сейчас собирались вместе в шумные компании, смеясь и обмениваясь новостями, а другие, кивая на прощание знакомым, торопились по своим делам. Джеймса на месте не оказалось. Быстро пробежал глазами по сторонам, оценивая обстановку. На противоположной стороне улицы стояло четыре легковых машины и чуть подальше грузовичок. В одной из легковых машин и грузовичке сидели люди. Поймал на себе быстрый взгляд шофера грузовичка. Судя по количеству задействованных в операции людей, это была засада. Но зачем? Ответа у меня не было, зато появились сомнения в том, что я все правильно рассчитал. «Может, свалить, пока не поздно?» – появилась мысль, но я ее тут же отбросил. На противоположной стороне улицы прошел полицейский патруль. К этому времени последние прихожане вышли из церкви, да и небольшая площадь перед ней почти очистилась от народа. Снова быстро пробежал взглядом вокруг себя. Англичанина нигде не было. «Решили изменить правила игры. Ну-ну». Только я так подумал, как из церкви вышел мой знакомец по боксерскому клубу, который, похоже, все это время наблюдал за мной. – Привет, американец, – негромко поздоровался он со мной. – Где книга? – Привет, испанец. Со мной, – так же тихо ответил я. – Не вижу. – Я тоже денег не вижу, как и Джеймса. – Все будет, только сначала покажи книгу, – в голосе испанца лязгнула сталь. Я вытащил из-под куртки заткнутую за спиной книгу: – Теперь видишь? Это был томик Гете на немецком языке, даже обложка была зеленого цвета, правда другого оттенка, более светлая. Естественно, что год издания, как и издательство, были другими. Для большего правдоподобия я даже подчеркнул в ней некоторые фразы и сделал на полях пару комментариев. Совсем негодная фальшивка, но при этом это был своего рода экзамен. – Вижу, она, – сказал он и бросил короткий взгляд на легковушку, в которой я заметил людей. Спрятав книгу, я спросил: – Где Джеймс? – Так тебе нужны деньги или англичанин? – И то, и другое. – Поверни голову влево и увидишь его. Повернув голову, как указано, я сразу увидел лицо англичанина в заднем окошке автомобиля, стоящего на противоположной стороне улицы. Он махал мне рукой и натужно улыбался. В свою очередь, я тоже помахал ему рукой. – Чего стоишь? Иди, садись в машину и говори с ним, сколько хочешь. Там же получишь деньги. – Мы так не договаривались. Деньги сейчас, потом я подхожу к машине, отдаю книгу и говорю с Джеймсом. – Деньги в машине, – стал настаивать знакомец. – Тебе только надо подойти и взять их. Я сделал вид, что колеблюсь. У испанца скользнула по губам ухмылка, которая говорила: пойдешь как миленький, какой жадный американец откажется от денег. – Ладно, но если я что-то заподозрю… – договаривать я не стал, а вместо этого направился через улицу к легковому автомобилю, но стоило мне услышать взревевший двигатель грузовичка, как стало понятно, что план моих противников вошел в решающую фазу. Мне оставалось пару шагов до машины, как Джеймс вдруг резко отодвинулся в глубь салона, задняя дверца неожиданно и широко распахнулась, а двигатель грузовичка уже ревел у меня за спиной, загораживая от любопытных взглядов. «Сейчас будет бить!» – молнией мелькнула мысль, и в то же самое мгновение я шагнул чуть шире, при этом подавшись вперед, именно поэтому удар ниже уха оказался смазанным, но я профессионально сумел изобразить потерю сознания и рухнул в салон автомобиля. – Тащи его, – раздался чей-то сдавленный шепот. В следующее мгновение меня втащили в автомобиль две пары крепких рук, дверца захлопнулась, мотор взревел, а еще спустя минуту автомобиль уже выворачивал от обочины. – Аугусто, держи их под прицелом, а я книгу достану. – Книга точно у мальчишки? – Сам видел. Сейчас достану. – Я почувствовал, как из-за моего ремня похититель вытащил книгу. – Вот. Есть. – Это точно она? – раздался голос человека с переднего сиденья. До этого изображая оглушенного человека, я сидел, наклонившись вперед и упираясь головой в переднее сиденье, но стоило испанцам отвлечься на книгу, как я рванул карманный кольт из кобуры на лодыжке и, резко откинувшись назад, дважды выстрелил в лицо Аугусто, сидевшему рядом с шофером. Третья пуля попала в голову сидящему рядом со мной похитителю. Мне не хотелось его убивать прямо сейчас, но он не вовремя дернулся, пытаясь отбить мою руку с кольтом. Джеймс среагировал на происходящее, как настоящий профессионал. Не растерявшись, он вырвал из руки агонизирующего боевика револьвер и направил его на водителя: – Сюда сворачивай! При этом он жестом продублировал свои слова, а когда машина втиснулась в узкий переулок, приказал: – Тормози! Тот понял все и без перевода. Стоило двигателю заглохнуть, как англичанин сразу нажал на спусковой крючок. Водитель дернулся всем телом и обвис на руле, заливая его кровью. Выскочив из машины, мы спрятали оружие и торопливо стали удаляться от места убийства. – Держимся друг за другом на расстоянии пятнадцать-двадцать метров. Понятно? – обратился ко мне англичанин. – Я хорошо знаю этот район, поэтому иду первым, – ответил я. – К тому же я тут недалеко снял квартиру. Мои слова явно удивили Джеймса, но он только сказал: – Раз так, не будем терять время. Еще через двадцать минут мы уже входили в снятую мною квартиру. – Располагайся. Сейчас виски принесу, а ты садись вон туда, – и я показал англичанину за его спину. Стоило ему чуть повернуть голову, как последовал резкий удар по шее. Тело Джеймса обмякло, после чего я подтащил его к массивному креслу. Только принялся усаживать англичанина, как из-под его пиджака выскользнул револьвер. Усадив и привязав его руки к ручкам кресла, достал из кармана платок, чтобы не касаться пальцами оружия, подобрал с пола револьвер. Найдя чистую тряпку, я постелил ее на стол, а затем положил на нее оружие. После чего принес виски, налил треть стакана, сел на стул напротив англичанина и стал ждать, когда тот очнется. Наступила финальная часть теперь уже моей собственной операции. Прошло около десяти минут. Джеймс очнулся, медленно открыл глаза, подергал привязанными руками и только потом спросил: – Что происходит, Майкл? – Просто так мне спокойней. Виски хочешь? – Хочу. Взяв со стола стакан, я обошел по дуге кресло и стал сбоку. Приставил стакан к его рту, наклонил. Кадык англичанина задергался в такт глоткам. Снова вернулся на свое место, поставил стакан на стол. Он проследил за моей рукой взглядом и заметил лежащий на тряпке револьвер. – Это мой? – Твой, – подтвердил я. – Скажем так, это страховка на всякий случай. – Страховка? – Если мы с тобой не договоримся, то револьвер с твоими отпечатками пальцев окажется в тайной полиции, а что будет дальше, ты, наверно, знаешь. Англичанин как-то странно на меня посмотрел. Наверно, оценивал, а заодно пытался понять, как обычный юноша-американец превратился в опытного боевика. – Ты хорошо подумал? Ведь тогда и ты окажешься замазан в это дело. – Знаешь, ты прав, – я сделал вид, что задумался. – Тогда мы сделаем по-другому. Я просто убью тебя. Не поверить он мне не мог, так как при нем я застрелил двух анархистов и, судя по всему, нисколько не переживал по этому поводу. Он мне поверил, отсюда и новый вопрос: – Ты кто? – Давай не будем терять время на подобные вопросы. Хорошо? – я дождался его кивка головы, потом продолжил говорить: – Слушай, а зачем ты убил Грегори Тейлора? – Чушь! Я его не убивал. Зачем мне это делать? Ведь мы с ним были партнерами по бизнесу! Да и вообще, мы с ним нормально ладили. – Думаю, ты понял из разговора с журналистом, что тот не только не выполнил поставленную задачу, но и наболтал много лишнего. Также ты понял, что он может выдать тебя в любой момент. К тому же Грег почувствовал запах больших денег и попытался тебя шантажировать. Все так, Джеймс? В глазах англичанина легко читался страх и удивление, видно, не так он рассчитывал говорить со мной. – Ты не тот, за кого себя выдаешь. На кого ты работаешь? – такие бьющие в лоб вопросы выдавали его растерянность. – Сейчас возьму и все-все тебе расскажу, – я решил поиздеваться над ним. – Ты какой-то совсем наивный английский шпион. – Хватит ёрничать. Договор, который ты заключил с Тейлором, еще в силе? – Смерть журналиста его расторгла. И виноват в этом только ты. – Я? А ты здесь совсем ни при чем? Ну да ладно, давай без упреков. Твои условия? – Для начала только одно: знакомство с владельцем книги. – То есть ты хочешь выбросить меня из сделки? – Нет. Ты получишь то, что тебе положено. От меня. А если правильно поведешь дело, думаю, сумеешь получить свой процент и с хозяина книги. – Сколько ты собираешься мне дать? – Двадцать тысяч долларов. Ни центом больше. Впрочем… – Я на короткое время задумался. – Могу добавить пять тысяч, но за это от тебя потребуются кое-какие услуги. К тому же я не думаю, что хозяин книги обещал тебе больше. – Такой молодой и такой жадный. Даже по тем жалким намекам, что я имею, думаю, банковское хранилище представляет пещеру сокровищ Али-Бабы. И после этого ты мне предлагаешь… – Давай без этого, – оборвал я излияния англичанина. – Твои наемники умерли плохо, и ты, как я знаю, не бессмертен. – Погоди. Ты хочешь сказать, что Курт… – Да. Мне пришлось поговорить с твоим наемником, бароном Генрихом фон Людвигом, перед его смертью. На лбу англичанина появились бисеринки пота. Судя по отблеску страха, появившемуся в его глазах, он начал понимать, что сидящий перед ним крепкий паренек с симпатичным лицом еще более непредсказуем и страшен, чем он до этого думал. – Не думал, что это ты… М-м-м… Ладно. Буду работать на твоих условиях. – Раз мы с тобой поладили, то я хочу знать все, что тебе известно. – Раз мы партнеры, так, может, ты меня развяжешь? И еще, я бы с удовольствием выпил. Не успел я встать на ноги, как у меня в руке оказался нож. Фокус был нехитрый, но на англичанина он произвел впечатление. – Да-да, не смотри на меня так. Я неплохо владею ножом, как и методами допроса в полевых условиях, – я усмехнулся. – По глазам вижу, что ты меня понял. Кстати, я это сказал не просто так, а с намеком.
Питер Уиндэм, англичанин до мозга костей, работавший в секретных службах Ее Величества уже полтора десятка лет, начинал в военно-морской разведке, потом перешел в Управление специальных операций, а после его упразднения пришел в Объединенное разведывательное бюро. В советскую Россию он был послан под личиной сотрудника английской внешнеторговой компании. При работе он не проявлял особой активности, а только время от времени ездил в Ленинград, на меховые аукционы, но при этом не заводил никаких подозрительных знакомств, хотя нередко общался с чиновниками из Министерства внешней торговли. Имея большой опыт работы, он нашел себе образ суховатого в общении и одетого с иголочки джентльмена, который не увлекается ни девочками легкого поведения, ни крепким алкоголем, зато везде демонстрирует страсть к старинным вещам и книгам. Среди продавцов, антикваров и букинистов считался знатоком, впрочем, он и был им на самом деле. Вот только никто не догадывался, что в этих магазинах он встречается со своими агентами, а обмениваясь раритетами, получает секретную информацию. Для прикрытия своей деятельности он даже стал понемногу спекулировать, заведя кое-какие связи. Об этом была пометка в его личном деле, лежавшем в архиве ГБ. Партийные и госструктуры Советского Союза уже вкусили роскошь Запада, и теперь они хотели жить, как за границей и как это показано в буржуйских фильмах. Им было мало «кремлевских» пайков, они хотели нейлоновые чулки и духи из Франции, шелковые галстуки и шляпы из Америки. Сотрудники ГБ, отслеживая его контакты, скоро узнали о его бизнесе, но ничего предпринимать не стали. Им было известно, что на деньги, вырученные от продажи привозимых им товаров, он покупает свои любимые раритеты. Все это вписывалось в рабочую схему еще одного из тысяч иностранцев, пытающихся заработать, как умеет, в Советском Союзе. На это смотрели сквозь пальцы, так как он не выведывал военные тайны и исправно приносил валюту в Союз, в результате своих торговых сделок.
– Не будет у нас никаких недоразумений, так как ты временами бываешь чертовски убедителен, – в этот момент я разрезал веревки. – Ох, как хорошо, а то руки уже затекать стали. Он встал, налил треть стакана, потом сделал пару хороших глотков. – То, что надо. Теперь начну. С Тейлором ты угадал, он попытался меня шантажировать, только убит он был не из-за этого, просто в тот день мне стало известно о смерти моих боевиков, и мне показалось, что кто-то подбирается ко мне, вот и решил оборвать ниточку, ведущую ко мне. Именно по этойпричине я не пошел сразу к тебе, а решил осмотреться, вот только не знал, что у вас забронирован самолет на сутки раньше. Ваш отлет несколько усложнил мои действия, но потом решил, что так даже лучше, вот только я недооценил советскую госбезопасность. Видно, я у них уже был в разработке по делу Тейлора, и стоило мне отправиться в аэропорт, как меня сразу взяли. У них не было никаких доказательств, кроме нашего с журналистом знакомства, но их следователи были весьма убедительны, а так как я всегда очень ревностно относился к своему здоровью, то решил, пока не поздно, признать все, что от меня требуют. Мне казалось, что этим все и закончится, так нет, откуда-то чекисты знали о книге и о том, что мы с тобой знакомы. Я так понимаю, что они вслепую, не зная деталей, пытались привязать меня к книге и твоему отъезду. Немного подумав, я подтвердил то, что они и так знали, после чего у меня возник план, как вырваться из чекистских подвалов. Пару дней я все отрицал, выкручивался, но потом все же сознался, что я именно тот человек, которому Майкл Валентайн должен был продать книгу. Дальше все просто. Русские считают, что я на крючке, раз официально признался в убийстве Тейлора, а значит, вполне подхожу для того, чтобы поехать в Испанию и встретиться с тобой. – Ты? – с сомнением спросил я Джеймса. – Не проще ли им своего человека прислать? – Тут уже я постарался. Сказал, что ты настолько напуган всем произошедшим в Москве, что больше ни с кем не захочешь встречаться. А Мадрид – это не Москва, там у них возможностей воздействовать на тебя почти нет, и они это прекрасно знают. – Пусть так, только откуда им известно, что книга у меня? – Из показаний уголовника по кличке Резаный и еще какого-то мальчишки. Как я понимаю, это было сказано для подтверждения, тем самым давая мне понять, что им известно о книге и тайнике. Да и какая разница откуда? – Напрашивается одна мысль: если они так много знали по этому делу, то почему меня не взяли? – На меня намекаешь? Что я им рассказал для того, чтобы спасти свою шкуру? – Чем не вариант? – В таком случае я бы им рассказал все подробно о книге, и тогда бы анархисты сразу поняли, что ты их нагло разводишь. – Ладно. Давай дальше. – Посадив на крючок, чекисты, не теряя времени, отправили меня в Испанию со своим человеком, а уже тот передал меня местным подпольщикам. – Ты хочешь сказать, что это не просто нанятые люди, а боевой отряд местного подполья? – Чего тут говорить, сам видишь. Я задумался. Только успел решить одну проблему, как появилась новая. Кто знает местных анархистов? Может, у них кровная месть в ходу? – Ты с ними общался, Джеймс. Как ты думаешь, что они могут предпринять? – Не знаю, так же, как и не знаю испанского языка. Единственное, что мне известно, так это была отдельная группа и они не местные, так как расположились далеко за городом. У одного из подпольщиков в этой деревне, как я понял, есть родственники. – Жаль, а то можно было спустить на них тайную полицию. – Ну и знакомства у тебя, Майкл. Или, скорее, у Генри Вильсона. Я угадал? Я проигнорировал вопрос. – Ладно, будем думать, а пока рассказывай дальше. – Насчет книги? Так тебе Тейлор должен был эту историю рассказать. Что-то новое я вряд ли добавлю, за исключением знакомства с хозяином книги. Его зовут Манфред Хольц. Он мне этого не говорил, но я смог выяснить: он сын генерала СС, который погиб в 1945 году. Как книга оказалась в России, он не говорил, а мне это было неинтересно. У меня есть кое-какие связи, ими я и воспользовался, чтобы узнать об этой семейке, а в частности о генерале, и наткнулся на интересную вещь. Оказалось, что именно он занимался вывозом художественных ценностей из оккупированных европейских стран в Германию. Думаю, теперь ты можешь представить, что сейчас находится в банковском хранилище. Джеймс замолчал, судя по его мечтательному лицу, он, похоже, пытался представить, что может находиться в банковском хранилище. – Что замолчал, говори дальше, – подтолкнул я его к продолжению рассказа. – Чего говорить? Стоило мне частично проверить его слова и понять, что это правда, я предложил ему план, после чего нанял наемников и выехал в Россию. Всего-то и надо было найти, где проживает художник, а затем забрать у него книгу. Казалось, все просто, а получилось… – Погоди. Ты что, на свои деньги нанимал людей? – Представь себе. Я выплатил им по три тысячи долларов аванса. – Могу представить, сколько он тебе обещал за книгу. – Мне скрывать нечего. Пятьдесят тысяч. Я налью еще себе? – Наливай, а заодно расскажи о себе. Обо мне ты хоть что-то знаешь, а я о тебе, кроме вымышленного имени, ничего. Начни свой рассказ с того, что ты английский разведчик… И так далее. – С чего ты это взял? – деланно удивился англичанин. – С того… – И я вкратце перечислил ему все известные мне факты, включавшие организацию операции, информацию, почерпнутую в разговоре с бароном, манипулирование журналистом, а затем его хладнокровным устранением, как и водителя-подпольщика, после чего насмешливо спросил: – Я ничего не упустил? – Ничего, – буркнул Джеймс, тем самым признавая себя английским разведчиком, а потом спросил: – Вот только мне хотелось бы знать, кто это такой, называющий себя Майклом Валентайном? Вид подростка, а на деле опытный и жестокий профессионал. Я много чего в жизни видел, но… – Раз мы узнали друг друга ближе, то теперь можем сворачивать разговор. Через пару дней тебя навещу, – я поднялся. – Думаю, к этому времени анархисты выйдут на меня. Еды на пару дней тебе должно хватить. Выпивка и аптечка в буфете. Вроде все. Есть вопросы? Англичанин помотал головой и недовольно посмотрел на меня, когда я забрал револьвер с его отпечатками пальцев, завернутый в тряпку. – Не скучай, английский шпион, – не смог удержаться я от тупой шутки, но при этом получил какое-то детское удовольствие, когда увидел гримасу раздражения на его лице.
За рулем грузовичка сидел водитель по прозвищу Гонщик, получивший его за неумеренную любовь к скорости, и приданный ему на время операции боевик Шило, заработавший кличку за злой язык. В их задачу входил контроль пути. Они должны были ехать впереди легкового автомобиля с пленниками, а при необходимости отвлечь преследователей, приняв на себя огонь врага. Вот только все пошло не так. Они уехали вперед, а затем остановились на условленном месте, где должны были дождаться соратников по борьбе, если те вдруг задержатся. Они прождали двадцать положенных минут, а когда легковой автомобиль так и не появился, поехали обратно, тем же маршрутом. Ехать далеко не пришлось, на одной из ближайших улиц, прилегающих к церкви, они увидели собравшуюся толпу. Грузовичок остановился, и боевик пошел узнать, что случилось, но только Шило узнал машину и успел услышать о нескольких трупах, как приехали две полицейские машины. Стоило ему их увидеть, как он сразу поспешил уйти. Отъехав, они какое-то время обсуждали непонятную гибель товарищей и свои дальнейшие действия, а в конце решили, что сделать ничего не могут, поэтому надо уезжать, пока не начали перекрывать дороги. Вот только они упустили время, так как прибывшие полицейские почти сразу опознали в одном из трех трупов уже известного властям известного анархиста Аугусто Варрано. За ним только официально числилось убийство судьи и двух полицейских, а неофициально его жертвами тайная полиция считала еще четверых человек. Полиция и Гражданская гвардия были подняты по тревоге, а главное управление уже начало оповещать посты на дорогах. Боевики это сразу поняли, стоило им увидеть на контрольно-пропускном пункте, который они без помех проехали сегодня утром, небольшую очередь из машин, которые одну за другой проверяли полицейские. Разворачиваться уже было поздно, их заметили, поэтому Гонщик нажал на газ. Проскочив пост, несмотря на жесты и крики полицейских с требованием остановиться, они помчались дальше по шоссе. – Похоже, нам повезло, Шило! Проскочили, – бросил взгляд в зеркало заднего вида Гонщик. – Дьявол! Ты вперед смотри! – и боевик зло и грубо выругался. Водитель побледнел: – Дева Мария! Гвардия! – Гони! – и Шило передернул затвор автомата. – Попробуем проскочить! Им действительно не повезло, так как анархисты напоролись на своих самых непримиримых врагов. После неудачно проведенной операции назад в Мадрид возвращался отряд, состоящий из четырех сотрудников тайной полиции и двух отделений Гражданской гвардии. Стоило им увидеть несущийся на полной скорости грузовичок, как идущий впереди легковой автомобиль резко свернул на обочину, а ехавший за ним тяжелый грузовик с Гражданской гвардией, наоборот, притормозил и стал разворачиваться боком на дороге, стараясь перегородить путь. Гонщик, на полной скорости, резко крутанул руль, стараясь обойти грузовик с солдатами, а Шило тем временем, выставив ствол автомата в окно, нажал на спусковой крючок. Ствол автомата вздрогнул, выплюнув первую порцию свинца. От прошитого пулями борта грузовика полетели в разные стороны щепки, потом послышался чей-то крик, полный боли. Сразу в ответ раздались выстрелы из полутора десятков винтовок, и одна из пуль, чисто случайно, попала в шею Гонщика. Шило, с головой погруженный в схватку, слишком поздно услышал хрипы водителя. Неуправляемый грузовичок на полной скорости влетел левым колесом в неглубокую канавку, резко наклонился, а потом стал падать на бок. Анархист, отбросив автомат, попытался за что-то ухватиться, но не успел, ударившись головой о кабину. Очнулся он уже лежа на земле, от сильной боли. Вокруг него стояли солдаты и люди из бригады. Один из агентов наклонился над ним. – Очнулся, сволочь? Вот и отлично! У нас с тобой сейчас будет очень душевный разговор. Держите его крепче! Непрерывные пытки в течение часа сломали Шило, подведя его к мысли, что лучше рассказать им все, что они хотят, а затем быстро умереть. Он понимал, что предает своих товарищей, но дикая и мучительная непрерывная боль настолько сильно смяла и исказила его сознание, что для него это уже не представляло никакой важности. Час спустя на окраине деревни, где в одном из домов скрывались остатки боевой группы анархистов, раздался рев двигателей. Машины остановились только раз, чтобы уточнить у местного жителя, где находится нужный им дом, затем гвардейцы и агенты тайной полиции быстро и сноровисто окружили дом, после чего потребовали от боевиков сдаться, на что те ответили огнем. В ответ в окна полетели гранаты, и только после этого гвардейцы бросились на штурм. Выбив дверь, они ворвались в дом, где нашли три изуродованных осколками трупа. Боевая группа испанских подпольщиков была полностью уничтожена, не выполнив поставленной перед ними задачи, причем ни руководству группы анархистов-радикалов, ни советской разведке так и не удалось узнать, что стало истинной причиной провала. Когда испанским товарищам было предложено повторить попытку, те наотрез отказались, мотивируя тем, что в их рядах, возможно, находится «крот», который сдал боевую группу, поэтому они приняли решение на время прекратить какую-либо деятельность. О неудаче передали в Москву, где новое руководство, после некоторых размышлений, решило свернуть операцию, считая, что разработка Генри Вильсона не является нужной и первоочередной задачей, которые ставит перед ними партия.
Я ничего не понимал. За прошедшую неделю анархисты не сделали ни одной попытки выйти со мной на контакт. У меня даже появилась мысль, что они решили отомстить и готовят террористический акт, поэтому постоянно был начеку, меняя свои маршруты, но при этом не нашел даже намека на слежку. «Не мог же я их упустить! Они ни разу не профессионалы, а простые боевики. Что они могут? Из автомата очередь дать да гранату бросить. Или я чего-то не понимаю?» Дошло до того, что я решил посоветоваться по этому вопросу с Джеймсом, только и тот ничего не смог подсказать. – Не знаю, что и думать, – сказал он после некоторых раздумий. – По мне, так это больше похоже на то, что анархисты просто операцию свернули. – Ни мести за товарищей, ни отправки сюда новых людей. Взяли и бросили? Так не бывает. – Согласен. Причина есть, но мы ее просто не можем знать. Слушай, мне уже надоело в этой дыре сидеть, давай уже махнем в Швейцарию и решим все на месте. – Я еще не принял окончательного решения. – Погоди, Майкл. В прошлый раз мы же вроде все решили. Ты сказал, что тебя устроят пятнадцать процентов от суммы в хранилище. Или что-то изменилось? – Вопрос заключается в том, кто и как будет оценивать вещи в хранилище. – Подобные вопросы решаются на месте, и ты это прекрасно понимаешь. Кстати, ты мне так и не объяснил, почему ты решил потребовать эти проценты за книгу. – Из жадности. Почему одним все, а мне ничего. Так нечестно, – временами я пытался играть роль жадного американца, который не хотел, чтобы из его законных денег уплыл хоть цент. – Не верю. Для тебя все это, похоже, как игра для ребенка. А может, так оно и есть? – Англичанин оценивающе посмотрел на меня. – Ты, наверно, как говорят русские: дурака валяешь. Но зачем? Сказать ему, что мне нужен риск, адреналин, кипящий в крови, и чувство победы, он мне просто не поверит. Английский разведчик, разочаровавшийся в тех идеалах, ради которых пошел в разведку, не так давно понял, что работает только ради денег. После того, как он подписал в Москве показания, его служба в британской разведке подошла к концу. Непонятно пока только одно, как он уйдет со службы: вылетит с позором или все же уйдет в отставку. В сложившейся ситуации он пока мог радоваться только одному: ему не надо возвращаться в советскую Россию. Мало того что он сейчас полностью зависел от этого непонятного, но от этого не менее опасного для него парня, у него не было даже денег, чтобы купить билет на самолет. Ему обещали с обеих сторон приличные суммы, но пока это были только слова. Несмотря на все странности американца, тот больше нравился англичанину, чем нанявший его немец. – Так жить интереснее. – Послушай, Майкл, давай реально смотреть на вещи. Я мало Хольца знаю, но он, похоже, из тех патологически жадных типов, которые за цент удавятся, а тут ты появляешься, да еще проценты требуешь. Он может и на попятную пойти. Ты об этом не думал? Я не стал отвечать на его вопрос, и так понятно, что англичанин волнуется. Он все поставил на кон и теперь боится, что сделка может провалиться. – Джеймс, ты вроде говорил, что у него есть контора по прокату автомобилей. – Говорил. Он как-то похвастался, что у него несколько таких заведений, а я человек недоверчивый и доскональный, вот и решил проверить его слова. Как я и думал, он соврал. У него только одна контора и полтора десятка машин средней степени паршивости. Что тут скажешь: на плаву держится, но не более того. Ты к чему это спросил? – Исходя из твоих слов, можно понять, что он настолько глубоко заглотил крючок, на который его поймала собственная жадность, что уже не сорвется. Уж поверь мне. Джеймс покачал головой. Ему хотелось бы верить, но он знал жизнь и поверит до конца только в том случае, когда получит обещанные ему семьдесят пять тысяч долларов. Вот если бы этот американский парень уменьшил свои требования, хотя бы до пяти процентов. – Майкл, так дела не делаются, давай упростим условия. Зачем нам проблемы на пустом месте? – Ему нужны эти деньги, поэтому он пойдет на наши условия. Тут все просто. Он знает, где пещера Али-Бабы, а я знаю, где лежит от нее ключ. Считай, что мы с ним почти партнеры. Пусть радуется, что не требую свои законные пятьдесят процентов. – Знаешь, что я тебе скажу! – не на шутку разозлился англичанин. – Выкинь эту дурь из головы! Я просто хочу получить свои деньги, плюнуть своему начальству в лицо и уйти со службы. Это все, что я хочу. – Не злись, Джеймс, но мои требования остаются в силе. Этот Хольц немного поругается, но все равно согласится. А дело, ты прав, надо закрывать. Держи! – я подал англичанину плотный и толстый конверт. Тот взял его, заглянул, потом поднял на меня глаза: – Сколько здесь? – Шесть фотокопий страниц плюс фото обложки. Там же лежат билет и деньги. – Когда вылет? – Завтра, в час дня. При встрече обязательно скажи Хольцу, если у того в голове появятся нехорошие мысли, пусть гонит их прочь. Все остальное ты знаешь. – Знаю. Если все будет хорошо, пришлю, как договаривались, телеграмму.
Телеграмма с условной фразой, подтверждавшей согласие немца, пришла через два дня. Дело было за мной: надо было вылететь в Берн, чтобы завершить сделку. Требуемый процент вместо некоторой суммы наличными являлся проверкой Манфреда Хольца. Вписавшись в игру, я должен был знать, насколько далеко пойдет немец в своей жадности. Кое-что здесь зависело от англичанина, которого обязательно будет расспрашивать немец, чтобы понять, что собой представляет американский мальчишка. У Джеймса, опытного шпиона, вполне хватало различного опыта, поэтому все мои попытки скрыть, кто я есть, по большей части провалились. Конечно, он не понимал, как шестнадцатилетний подросток имеет столь качественную профессиональную подготовку, как и не понимал того, как можно вести себя так по-детски. Полученное согласие говорило о двух вариантах развитиях событий. Первый. Немцу настолько надоело столько лет жить рядом с богатством, способным сделать его жизнь райской, что он готов на любые более-менее приемлемые условия. Второй. После завершения сделки он попытается меня подставить или ликвидировать. Об этом говорят три факта. Жадный человек, который довольно быстро соглашается на все мои условия. Наследство, которое он так желает заполучить, является украденными в странах Европы произведениями искусства. И последнее. Условия сделки, при каких Хольц нанял человека, типа Джеймса. «Мне плевать, как вы это сделаете – мне нужна книга», – как-то процитировал мне Джеймс слова немца. Правда, самому Джеймсу я верил, если можно так сказать, на четверть. В этом деле он наемник, а значит, его хозяин тот, кто ему больше заплатит.
Глава 12
На следующий день после получения телеграммы, когда мы с Марией вернулись после прогулки и проходили мимо стойки ресепшена, нас окликнул портье: – Мистер Валентайн! Вас к телефону! Звонят уже во второй раз! Я подошел и взял трубку. Сделал вид, что ничего не понимаю, и попросил говорить по-английски. – Да, теперь понимаю. Говорите, – какое-то время слушал, потом сказал: – Подождите секунду. – Дайте мне, пожалуйста, листок бумаги и ручку, – обратился я к портье, а когда получил желаемое, снова сказал в трубку: – Диктуйте, я вас слушаю. Записав на листке телефон и адрес, поблагодарил абонента: – Спасибо большое. До свидания. – Кто это звонил? – поинтересовалась жена сенатора. – Это звонили из Швейцарии, из нотариальной конторы. Дело в том, что полгода тому назад я послал им письмо с просьбой найти нашу дальнюю родственницу. Мне о ней мама еще много рассказывала, как и о том, что она вышла замуж и уехала с мужем в Швейцарию. Мне было как-то грустно, я вспомнил о ней и написал письмо. Только теперь они ее нашли, но она не совсем здорова и просит приехать ее навестить. – Вот как. И что ты думаешь? – я видел, как Мария напряглась. – Пока ничего, слишком неожиданно как-то все получилось. – А как зовут твою тетю? – Сказали, что зовут ее сейчас Эмма Мейер. Всю дорогу, поднимаясь к себе, мы молчали, только перед тем как расстаться, Мария спросила: – Ты, наверно, хочешь к ней съездить? – Даже не знаю, – тоном, подразумевающим раздумья, произнес я. – Сейчас это для меня не так важно. При моих словах глаза Марии просто засветились от радости. – А что сама Эмма? – Ее поставили в известность. Она сказала, что будет рада меня видеть. – Ну да, конечно, вы все-таки родные люди. Ты ее сам помнишь? – Нет, – я сделал вид, что задумался. – Знаете, тетя Мария, я все-таки к ней съезжу, а то неудобно получается. Написал письмо, а сам… – Все правильно, Майкл. Если хочешь, я могу с тобой съездить. – Не надо. Я ненадолго, на два-три дня. Привезу тебе швейцарский шоколад и сыр. – Ты сам приезжай. Мне этого будет вполне достаточно. Вечером состоялся разговор с Генри. Он воспринимал меня не так, как его жена, а более серьезно, поэтому во время разговора я пару раз ловил вопросительные взгляды, но при этом он сразу согласился с тем, что съездить и повидаться с родней надо обязательно. Весь этот спектакль с телефонным звонком был устроен для того, чтобы я мог легально съездить на несколько дней в Берн. Звонок по телефону устроил мне Джеймс, он же договорился с одной не сильно щепетильной юридической конторой отправить официальное письмо-запрос на адрес американского посольства. Осталось купить билет на самолет и вылететь в Швейцарию, что и было сделано, вот только я приобрел билет на среду, а в телеграмме Джеймсу указал, что буду в Берне только в четверг. Сразу по прилете я нашел агентство по аренде машин. Представитель, прилизанный молодой человек, скептически оглядел меня, так как мой возраст, а главное, внешний вид явно не входили в образ богатого клиента, но стоило мне сказать, что я американец, а затем продемонстрировать свой толстый бумажник, как на его лице мгновенно нарисовалась вежливая и искусственная улыбка. Швейцария пока еще не набрала той финансовой силы, которая через десять лет позволит ей стать мощной финансовой державой мирового уровня, поэтому голова агента автоматически склонилась перед представителем народа, который в эти непростые времена представлял собой благоденствие и большие деньги. Кристоф, так представился агент, неплохо знал английский язык, поэтому все формальности были решены буквально за десять минут, за что я поощрил молодого человека с наклеенной льстивой улыбкой дополнительными десятью долларами. В качестве ответной благодарности он подарил мне карту города, на которой отметил лучшие, на его взгляд, отели, после чего проводил меня до двери и даже помахал мне на прощание рукой. Покружив какое-то время по городу и убедившись, что слежки нет, я поехал в детективное агентство. Еще в самом первом нашем с Джеймсом разговоре, когда я только услышал о Манфреде Хольце, уже реальном человеке, сразу понял, что мне о нем надо получить как можно более полную информацию. Вспомнив бывшую работу Макса Ругера, я отправился искать детективное агентство. Реакция директора частного сыскного агентства была вполне предсказуема, как и мгновенно исчезнувшая ухмылка, стоило ему увидеть столько денег в руках подростка. – Мистер… – Господин Эрнесто Кинтано, давайте договоримся так. Я плачу вам на двадцать процентов больше, а вы не спрашиваете мое имя, причем скажу сразу, ничего криминального от вас не потребуется. Если вас это устраивает, мы продолжим разговор, если нет, я ухожу. – Тридцать процентов. – Хорошо. Мне нужно, чтобы ваш детектив завтра-послезавтра слетал в Берн. Кстати, у вас нет связей со швейцарскими коллегами? – Есть. На ваше счастье, как раз в Берне. Только хочу сразу предупредить, у швейцарцев правила могут оказаться более строгими, чем у нас. – Спасибо за предупреждение – учту. Итак, мне надо, чтобы он отвез конверт, в котором будет одно фото, кое-какие сведения и инструкции. Чтобы не вызвать ненужных подозрений, я покажу вам его содержимое, а только потом заклею и отдам вашему детективу. Кроме этого, он должен будет передать им деньги, аванс. Именно такую услугу я от вас хочу. – Меня вполне все устраивает, мистер инкогнито. Нам осталось только определиться с суммой за эту услугу. – Скажу сразу: лишнее платить не буду. Средние расценки на подобные услуги мне известны. – Да, да, конечно, – понимающе кивнул глава агентства. – Оплата согласно тарифам, плюс тридцать процентов. – Хорошо. Тогда я хочу, чтобы вы или кто-то из ваших сотрудников прямо сейчас сделали звонок своим швейцарским коллегам и объяснили ситуацию, после чего мне самому хотелось бы с ними поговорить. Это возможно? – Конечно. Спустя два дня после этого разговора я позвонил в агентство, после чего мне сказали, что все выполнили, и предложили приехать к ним. У директора агентства я забрал письмо и стандартный договор, заключенный между мной и детективным агентством в Берне, после чего заплатил вторую половину суммы и попрощался. В полученном мною письме говорилось, что они приняли аванс и их детективы уже приступили к работе. Спустя неделю после того как связался со швейцарцами, я остановил машину напротив детективного агентства. Войдя в кабинет главы детективного агентства, я увидел сначала недоумение, но потом в глазах господина Штокмайера проступило узнавание, все-таки не так часто заходят в его кабинет шестнадцатилетние клиенты. – Как долетели, господин Джим Хокинс? – спросил меня директор агентства, при этом позволив себе легкую улыбку. Видно он, как и я, читал книгу Стивенсона «Остров сокровищ». Еще в разговоре по телефону он настоял, чтобы в договоре обязательно было имя, любое, какое мне только придет в голову. Так как моя операция являлась своеобразным аналогом романа Стивенсона, то я решил назвать себя Джимом Хокинсом. Там сундук с награбленными сокровищами – здесь хранилище с награбленными богатствами, там Джим Хокинс – здесь Майкл Валентайн. – Спасибо. Хорошо долетел. Теперь давайте перейдем к делу. Глава агентства подтолкнул мне папку с документами: – По вашему делу работали два наших самых лучших детектива. Здесь все их отчеты, графики передвижения лиц и фотографии, господин Хокинс. – Надеюсь, это досье у вас в единственном экземпляре, господин Штокмайер? – Секреты наших клиентов – это только их секреты. Это первое правило любого детективного агентства. – Спасибо. Вот деньги, – я положил пачку банкнот на стол и забрал папку. – Пересчитайте. Через пять минут господин Штокмайер, сложив деньги обратно в стопку, поднялся с кресла. – Мы всегда рады таким клиентам. Если вам снова понадобятся подобного рода услуги – обращайтесь. – Всего хорошего, господин Штокмайер. – До свидания, господин Хокинс.Сидя в машине, быстро просмотрел отчеты детективов. В них все было изложено в лучших швейцарских традициях: четко, лаконично, понятно. Выделив указанные в отчете адреса, я сел за руль и принялся закреплять полученную информацию, исходя из отчетов детективов и карты города. Когда окончательно стемнело, остановил машину у первого попавшегося мне на глаза отеля. После ужина снова принялся, но теперь уже основательно, изучать досье. Лист за листом я впитывал информацию, анализировал, строил и отбрасывал варианты. Маршруты людей, за которыми следили детективы, сначала сверялись с картой, а также по памяти уже с теми местами, где я сегодня был. Картинка пазла сложилась довольно быстро, тем более что объектов слежки было всего четыре. Сам Манфред Хольц, Джеймс, хозяин бара, пожилой немец по имени Зигфрид и еще один мужчина, имя и адрес которого детективы не смогли установить, но при этом он оставил свое фото им на память. Встреча Хольца с неизвестным типом, я посчитал, произошла спустя несколько часов после того, как Джеймс получил телеграмму о моем приезде. Их контакт был последним в списке встреч и единственным, а вот с англичанином и владельцем бара он за все это время встречался трижды. Манфред Хольц, судя по фотографиям, никак не походил на героя войны, который охотился на советские танки с фаустпатроном или держал оборону, отстреливаясь до последнего патрона. Располневший, но еще крепкий на вид мужчина, лет тридцати пяти, с довольно приятным, но уже потертым от излишеств лицом, больше походил на владельца булочной. К тому же он легко выходил из себя и был несдержан на язык, такой вывод сделал в своем отчете наблюдавший за ним детектив. Он отметил три подобных случая. При первой встрече с англичанином немец так громко ругался, что часть его выражений смогли записать, следующий раз в телефонной будке и во время посещения им продовольственного магазина, где он обругал хозяина. Помимо встречи с Джеймсом, Хольц несколько раз посещал бар «Зигфрид», названный так по имени владельца, где общался с посетителями в общем зале, а вот с хозяином заведения он разговаривал трижды, причем для этого они уходили в подсобное помещение бара. Посетителями бара являлись в основном уроженцы Германии с военной выправкой, так записал в своем отчете о составе постояльцев детектив-швейцарец. Хозяин питейного заведения Зигфрид Майер, немец, сорок семь лет, владеет баром уже четыре года. Кроме немецкого он хорошо владеет английским языком. Имеет собственный дом в пригороде, две машины и личного шофера-телохранителя. Согласно записям, всю последнюю неделю Майер появлялся в баре в районе трех часов дня, а уезжал в час ночи. Его привозил и отвозил на машине личный водитель. «Судя по всему, бар – это прикрытие, место для встреч, а основная его работа – посредник. По крайней мере, так показывает цепочка встреч: Хольц – Майер – неизвестный тип. Он, если я все правильно понимаю, должен стать моим убийцей, – я даже покачал головой при этой мысли. – Какой же ты все же жадный, герр Хольц. Нет чтобы поговорить сначала со мной, а ты сразу… Впрочем, так даже интересней, а заодно жадину накажем». Помимо встреч с людьми в бумагах был отмечен еще один контакт, где Хольц приехал в банк и пробыл там более двух часов. «Наверно, здесь лежат сокровища Али-Бабы или Манфреда Хольца. Наверно, решил счет открыть. М-м-м… Судя по данным, банк входит в первую десятку. А жирок, наверно, нажил на сотрудничестве с нацистами». В той жизни мне довелось краем уха услышать о разразившемся в конце 1990-х годов международном скандале. Тогда на весь мир было объявлено, что во время Второй мировой войны в силу секретных соглашений, заключенных гитлеровской Германией с правительством Швейцарской Конфедерации и сообществом швейцарских банков, из Третьего рейха в Альпийскую республику в огромных количествах поступало золото и иные ценности, конфискованные нацистами в оккупированной Европе. Часть ценностей закладывалась под кредиты, а другая часть продавалась за швейцарские франки, на которые гитлеровское правительство производило закупки импортного сырья, материалов и продовольствия. В результате к концу войны Швейцария стала самой богатой страной Европы, а по золотовалютным резервам вышла на второе место в мире после США. Также выяснилось, что ведущие страны Запада знали об этом и даже принимали участие в дележе награбленного. «Все это лирика, нам нужна практика. Что возле банка находится? – стал вспоминать я. – Кафе на углу, на другой стороне улицы. Напротив него стоит газетный киоск. Видел еще продавщицу цветов… Вроде все». Проанализировав сложившуюся ситуацию, я убедился, что все мои предположения обрели реальные очертания. Если здесь для меня что и осталось непонятным, так это на чью сторону встал англичанин. Лег рано, так как собирался приехать в аэропорт на пару часов раньше прибытия рейса из Мадрида. По моим расчетам, помимо Джеймса и Хольца, там должен был появиться наемный убийца, так как в аэропорту всегда много народа, поэтому здесь довольно удобное место, где ему можно показать жертву. Приехал, как и намечал, за два часа до прилета самолета, некоторое время осматривался, стараясь не привлекать внимания, пока не нашел нужное мне место – ряд кресел, находящийся сбоку от стойки регистрации. Во-первых, они были частично закрыты из-за постоянно толпящихся там пассажиров, регистрирующихся на рейсы, а во-вторых, развернуты к выходу из здания аэропорта. Киллер там точно не сядет, зато отсюда прекрасно видно всех тех, кто входит в здание аэропорта. Осталось сделать последние приготовления. Выйдя из аэропорта, я вернулся к автомобилю, где переоделся. Надел плащ на размер больше, нацепил на нос очки с простыми стеклами, а так как день был ветреный, то еще надел шляпу с обвисшими полями. Какое-то время сидел в машине, а когда до прилета остался час, вышел и неторопливо прошел в здание аэропорта. Покрутился по залу, затем купил пару журналов, устроился на облюбованном ранее месте и приготовился ждать. Самое интересное, что я получал от этого спектакля немалое удовольствие, так как нечто похожее мне приходилось проделывать в той жизни. Сначала в зале ожидания появился киллер, который быстро и цепко огляделся, выбирая место. Найдя, сел и развернул газету, которую принес с собой. Одного скользящего взгляда на него мне вполне хватило для его оценки. Мужчина лет тридцати пяти – сорока. Покатые плечи, спрятанные под курткой, и толстые запястья говорили о большой физической силе. Лицо обычное, без особых примет. Спустя еще десять минут в здание аэропорта вошли Хольц и Джеймс. Немец бросил пару взглядов по сторонам и, убедившись, что наемник здесь, продолжил разговор с Джеймсом. Чтобы скоротать время, моя знакомая парочка подошла к буфету, где взяли по стаканчику кофе. Киллер до этого делал вид, что увлеченно читает газету, но стоило ему услышать о прибытии рейса из Мадрида, как он оторвался от чтения, посмотрел на часы, после чего сложил газету и встал со своего места. Ни дать ни взять, человек, который встречает кого-то с испанского рейса. При этом только я заметил, как пересеклись взгляды Хольца и киллера. Стоило мне окончательно убедиться, что все идет по плану, я поднялся и вышел из здания аэропорта, затем сел в машину и стал ждать дальнейшего развития событий. Через полчаса, когда поток прилетевших пассажиров схлынул, рассевшись в такси и машины, вышли Джеймс и Хольц. Я полюбовался кислой и недовольной физиономией немца, который сердито выговаривал англичанину, идущему с невозмутимо-задумчивым лицом. Английский лис, подумал я, уже сообразил, что американец начал свою игру. Вслед за ними, спустя пару минут, вышел киллер и быстро зашагал к стоянке такси. Хольц, не удержавшись, проводил его взглядом. Дождавшись, когда наемник сядет в машину, я отъехал от обочины и направился вслед за ним. Наемник вылез у бара «Зигфрид», где пробыл порядка пятнадцати минут, затем вышел, но уже теперь пошел пешком. «Доложился, скинул ствол и теперь, скорее всего, топает домой». Стоило тому зайти в магазин, как я остановил машину на обочине, затем, выждав время, вышел и неторопливо пошел на улице. Мне нужно было определить направление, в котором пойдет несостоявшийся киллер. Все остальное решалось мастерством и опытом оперативника-профессионала. Дом, в который наемник вошел, требовал капитального ремонта. Темные потеки на серых ободранных и грязных стенах, лежащий на земле мусор, покореженная входная дверь – все говорило о том, что тут живут неудачники. Я поднялся на площадку в тот самый момент, когда он открыл дверь. С чутьем у него все обстояло прекрасно, и стоило ему бросить на меня взгляд, как он понял, что незнакомец пришел за ним. Бумажный пакет с продуктами, который тот держал в руке, в следующую секунду уже летел на меня, вот только я этого ожидал, поэтому легко увернулся, как и от его удара кулаком. «Если он такой же киллер, как и рукопашник, то эта история тянет на анекдот», – подумал я, затаскивая бесчувственное тело в квартиру. Запер дверь, хотел сесть в кресло, но присмотрелся к пятнам и рваной обшивке, побрезговал. Обошел квартиру, потом осторожно выглянул в окно. Интуиция молчала, да я и так понимал, что сработал чисто. Когда неудавшийся убийца очнулся, его первыми словами были: – Значит, я тогда не ошибся, за мной все же следили. В его голосе не было ни боли, ни страха, ни обиды, а только сухая констатация факта, и что меня еще удивило, он не рвался, не кричал. Он почему-то был спокоен, при этом его состояние выглядело каким-то неестественным. «Зная, что речь пойдет о его жизни и смерти, и быть таким спокойным… Непонятно». Я насторожился, не понимая его поведения. – Поговорим? – Хочешь знать, кто заказчик? – вдруг неожиданно, прямо в лоб, спросил он меня. – Мне это и так известно. Манфред Хольц. – Тогда что тебе надо? – опять в его голосе не было даже намека на чувства. – Расскажи мне о Зигфриде. – Сволочь. Жадная сволочь. Жирный паук, высасывающий из своих жертв все, до капли, – даже сейчас говоря о человеке, которого он ненавидел, не чувствовалось в его голосе ни малейшего следа ярости или гнева. Слова звучали сухо, бесстрастно, без ни малейшего следа эмоций. Только тут я понял, кто мне попался. За годы своих командировок я научился по-другому, в отличие от обычных людей, смотреть, слышать и анализировать окружающий меня мир. Научился видеть в людях «двойное дно», там, где у них спрятано все сокровенное, оттачивал и совершенствовал полученные знания, которые заключались в умении психологически давить и физически ломать человека. Только сейчас мне они были не нужны, так как этот человек был «пустышкой». Так я называл тип людей, которые, теряя смысл жизни, выгорали изнутри и жили только по инерции. «Он и так себя давно похоронил, чего ему еще бояться». – Что еще можешь о нем сказать? – Я ничего о нем не знаю. Могу только сказать, что в баре постоянно сидит вышибала. Гюнтер по кличке Одноглазый, который за хозяина кому хочешь глотку порвет. Есть у него еще телохранитель – его шофер. Гельмут Росс. Мне говорили, что он отличный стрелок. – Что скажешь про Хольца? – Тряпка. – И всё? – Всё. – Больше ничего не хочешь сказать? – Чтобы этот мир провалился в ад! Выйдя из дома, еще раз проверившись, я нашел телефонную будку и позвонил в отель, где снимал номер Джеймс. Мне сказали, что тот сейчас находится в номере. Поблагодарив, я положил трубку, а еще спустя полчаса уже стучал в номер англичанина. Дверь открылась. Увидев меня, ухмыльнулся. – Привет, англичанин. – Привет, Майкл. Знаешь, нечто подобное я от тебя ожидал. Без выкрутасов, как вижу, ты не можешь. Заходи. – Не вижу смысла. Нам надо идти. – Рассказывай, что придумал. – Зачем рассказывать, сам все увидишь. Где сейчас Хольц? – Домой поехал. Злой, как черт. Сказал, что будет ждать моего звонка. – Отлично. Тогда мы спускаемся вниз, после чего ты позвонишь от стойки портье, а затем передашь трубку мне. – Не доверяешь? – усмехнулся Джеймс. – Не доверяю. Джеймс закрыл номер, после чего мы спустились вниз. Англичанин набрал номер, потом передал мне трубку. – Алло! – раздался в трубке чей-то недовольный, с нотками раздражения, голос. – Господин Хольц? – Это я. С кем, я говорю? – на сносном английском языке спросил меня немец. – Привет, Манфред. Это твой друг Майкл. – Дьявол! Откуда ты звонишь? – Я здесь в Берне. У меня мало времени, так что давай не будем терять время на пустые разговоры. Собирайся. Мы с Джеймсом сейчас подъедем к тебе, а потом сразу в банк. – Прямо сейчас?! Я… не могу. – У меня завтра самолет, господин Хольц. Тебе решать. – Где ты раньше был?! – в его голосе было полно возмущения. – Выскочил, как чертик из коробочки! – Так мы идем или нет? – продолжал я давить на него. – Идем, – сейчас в его голосе чувствовалась неуверенность. – Приезжайте… через час… Нет! Лучше давай встретимся у банка… через полтора часа. Как тебе? – У какого банка? Он быстро назвал банк, после чего сразу повесил трубку. «Угадал с банком», – подумал я, потом повернулся к англичанину: – Вот и все. – Ты мне кое-что обещал, Майкл, – хитро прищурившись, сказал Джеймс, – и я очень надеюсь, что ты выполнишь свое обещание. – Обещал – сделаю, – обнадежил я его. – Это радует. Поехали? Мы добрались до банка за двадцать пять минут, а все остальное время до приезда Хольца просидели в кафе, перебрасываясь дежурными фразами. Сели так, что нам был виден вход в банк, поэтому, стоило немцу вылезти из такси, как Джеймс поднялся: – Вон он. Пошли. Выйдя, я быстро и незаметно огляделся. У тротуара, напротив банковского здания, стояла машина с двумя мужчинами, которой раньше не было. Мы пересекли с Джемсом улицу и подошли к немцу. – Добрый день, господин Хольц. – Может, мне кто-нибудь объяснит, что тут вообще происходит, черт возьми?! – Не вижу смысла в пустых объяснениях. Давайте, не теряя времени, приступим к делу. Немец прямо заскрипел зубами от злости, так ему хотелось выругаться, но в последний момент передумал, только мазнул по мне ненавидящим взглядом. – Согласен. У нас еще будет время поговорить, а теперь идемте, – сейчас в его голосе читался скрытый намек, который, как он считал, никто не понял. – Секунду, господа. Надеюсь, все наши условия остаются в силе? – неожиданно подал голос Джеймс. – В силе, – сухо и недовольно бросил Хольц. – Как только мы выходим с довольными улыбками из банка, считай, что ты разбогател, – успокоил его я. – А теперь пошли.
Стоило нам заявить свое право на хранилище, как нам сначала прочитали короткую лекцию, что для открытия хранилища требуется предварительная заявка, чтобы подготовить документы. Нам пришлось настоять, и только после того, как пришел заведующий юридическим отделом, клерки занялись поиском документов. Пришлось ждать около двух часов, пока нашли документы и пришли те лица, которые должны быть задействованы в этой процедуре. Наконец мы оказались в кабинете начальника юридического отдела. Кроме хозяина кабинета здесь находились еще два человека. Переводчик и господин Томас Хубер, отвечающий за подземные банковские хранилища. Все они, как нейтральные лица, должны были заверить подлинность и последовательность исполнения всех пунктов процедуры, которые были определены заказчиком и заверены банком. Для начала нам предложили предъявить документы, что мы и сделали, после чего главный юрист продемонстрировал нам металлический чемоданчик с цифровым замком и полоской с печатью банка, после чего сорвал печать. – Прошу! – и он повернул к нам чемоданчик вперед замком. Манфред осторожно набрал код. Замок щелкнул. Заведующий юридическим отделом удовлетворенно кивнул головой, развернул чемоданчик к себе, затем открыл его, достал книгу, копию той, что сейчас лежала у меня в портфеле, и конверт. Вскрыв конверт, он достал лист бумаги с текстом, отпечатанным на машинке, внимательно прочитал, после чего поднял на нас глаза и сказал: – Господа, у вас должен быть второй экземпляр вещи, которая лежит в этом маленьком металлическом хранилище. Манфред, начавший нервничать, бросил на меня быстрый взгляд. Я открыл портфель, вытащил из него книгу и передал хозяину кабинета. – Садитесь, господа, – сказал хозяин кабинета. – Думаю, что вам придется какое-то время подождать, так как следующая процедура требует времени. Несмотря на свой невозмутимый вид, я вдруг неожиданно почувствовал, что нервничаю. Юрист положил книгу на стол, а затем достал точно такой же экземпляр из чемоданчика, после чего все трое банковских служащих стали медленно и тщательно сравнивать страницу за страницей. Нам оставалось только ждать и волноваться. На сравнение двух книг ушло двадцать шесть минут. Манфред Хольц старался держать себя в руках, но при этом было заметно, что он нервничает. Немец уже дважды вытирал капельки пота, выступавшие на верхней губе. – Ваш экземпляр полностью соответствует переданному нам образцу. На этом процедура завершена. Можете забрать ваши экземпляры книг, господа, – с этими словами юрист вручил нам каждому по экземпляру. – Теперь вы пройдете с господином Хубером в наше подземное хранилище, а ваши документы пока останутся у меня. Если все пройдет хорошо, то вам, господа, будут оформлены специальные пропуска в банковское хранилище, которые сможете забрать у клерка, вместе с вашими документами. Теперь я уполномочен сделать вам одно сообщение. Аренда хранилища клиентом была оформлена на срок в семь лет, а это значит, что ваши права на арендованное вами хранилище истекают через три месяца. По нашим правилам владельцы хранилища должны за месяц до конца аренды поставить в известность банк о продлении или закрытии аренды хранилища. Вам все понятно, господа? – Да. Понятно, – вразнобой ответили мы. – Может, у вас будут какие-то особые пожелания? – Пожелания? Что вы имеете в виду? – поинтересовался я. – Так как вы оба являетесь владельцами содержимого хранилища, то одним из таких условий может быть запрещение посещать хранилище одному, без компаньона. Немец бросил на меня быстрый взгляд и поспешил ответить: – Нам никаких дополнительных условий не надо, мы полностью доверяем друг другу. Правда, Майкл? – Конечно, Манфред. – В таком случае, господа, вы можете идти. Если у вас появятся вопросы, вы знаете, где меня найти. До свидания, господа. После его слов господин Хубер показал нам рукой в направлении двери, заявив: – Прошу следовать за мной, господа. Мы спустились в подвал. Бетонные стены, металлические решетки, охрана, да и сама массивная круглая металлическая дверь хранилища произвели на меня впечатление. Где-где, а в таких местах мне еще не довелось бывать. Следующей проверкой тех, кто хотел стать владельцами хранилища, стал набор цифрового кода. Мы подошли к массивной двери, а господин Хубер с охранником остались в тамбуре-шлюзе. Хольц уже с большим трудом сдерживал волнение, что было видно по его подрагивающим пальцам, которыми он медленно набирал цифры кода. Странно, но именно в этот напряженный момент мне было просто любопытно, что же там спрятали нацисты. Наконец, последняя цифра набрана, секунда тишины – и вдруг раздалось тяжелое лязганье металла. В эту секунду я окончательно превратился в ребенка с горящими глазами, который сейчас увидит… – Господа, я удаляюсь, – раздался голос господина Хубера. – Если вам что-то понадобится, сообщите охраннику. Не успел он уйти, как раздался голос охранника: – Разрешите? Мы отодвинулись. Он взялся за массивную ручку и потянул дверь на себя. Было видно, как напряглись его плечи. Когда дверь на треть открылась, он, ни слова не говоря, вернулся в тамбур. На лице Хольца разлилось торжество, а губы растянула счастливая улыбка. «Я богат! Я богат!» – легко читалось на его лице. Не оглядываясь на меня, Хольц первым вошел в хранилище, а я следом за ним. Мое детское ожидание было обмануто, стоило мне увидеть ряды ящиков, окрашенных в защитный зеленый цвет и заполнявших две трети хранилища. Автоматически отметив нарисованные по трафарету номера и пломбы на защелках ящиков, я попытался понять, сколько же их здесь находится, но так как номера в моем поле зрения заканчивались № 117, я решил, что это и потом можно узнать. Более интересно сейчас было наблюдать за Хольцем, который сначала прошел до конца хранилища, проведя рукой по краю ящиков, потом снова вернулся на середину. Раз повернулся вокруг оси, потом второй раз и только затем бросил на меня победоносный взгляд, наверно, так смотрит полководец на поле битвы, которое принесло ему победу. Мне даже показалось, что он сейчас заорет: «Это все мое! Мое!» Вот только кричать он не стал, а вместо этого негромко и торжественно сказал: – Как долго я шел к этому моменту. Ох, как долго. И наконец, пришел. – Рад за тебя, Манфред. Поздравляю. Он бросил на меня презрительный взгляд: – Ты не понимаешь, американец! Так как не знаешь, что мне пришлось пережить за эти годы! Сейчас в его голосе была слышна неприкрытая злоба. – Надеюсь, ты не на меня злишься, Манфред? – спросил его я с улыбкой. Немец криво усмехнулся: – Конечно, нет, друг Майкл. – Вот и отлично. Теперь давай посмотрим, что в этих ящиках. Уж очень хочется увидеть, что в них лежит! – для большего эффекта я даже потер ладошку о ладошку, чем вызвал брезгливую улыбку у Хольца. – Ты не слишком торопишься, мой друг? Момент торжества не длится вечно, поэтому им надо как можно более полно насладиться. «Какой пафос! Идиот!» – брезгливо подумал я, а сам сказал, отыгрывая непосредственность подростка, которому не терпится удовлетворить свое любопытство: – Так интересно же, что там лежит. – Интересно, видите ли, ему, – с какой-то издевательской интонацией протянул Хольц. – Ну, ладно, давай посмотрим. Подойдя к ближайшему штабелю, я уже был готов сорвать пломбу с ближайшего ко мне ящика, как, немец, отошедший к другой груде ящиков, неожиданно воскликнул: – Эй! Иди сюда! Подойдя к нему, я увидел лежащую на одном из ящиков раскрытую конторскую книгу приличной толщины. С первого взгляда стало понятно, что это хорошо оформленный каталог всего того, что хранилось в ящиках. За каждым номером на ящике шел список его содержимого, причем на двух языках, на немецком и английском, с кратким описанием предметов. «Китайская бронзовая ваза. Эпоха Мин. Рафаэль. „Портрет молодого человека“. Пасхальное яйцо „Несессер“. Карл Фаберже…» – только начал я читать, как меня резко отбросило в сторону и прижало к груде ящиков. – Ты чего? – сделав возмущенное лицо, спросил я, когда Манфред, схватив меня за лацканы плаща, с силой приложил спиной о груду ящиков. – Это не твое и никогда не будет твоим, дерьмо американское! Запомни это, ублюдок заокеанский! Сейчас в его глазах горела не злоба, а бушевала самая настоящая ярость. Он с таким трудом шел к своей цели, что теперь, когда ее достиг, был готов убрать любое препятствие со своего пути. Я видел, что он сейчас не в себе и готов на самый безумный поступок. Именно этой вспышкой, наверно, можно было объяснить, что немец схватил меня за горло и принялся душить. – Ты что делаешь? – прохрипел я. – С ума… – Запомни, ублюдок… Он не договорил, потому что в следующую секунду я развел руки в стороны и тут же нанес резкий одновременный удар ребрами ладоней по бокам противника. Вся хитрость заключается в том, чтобы попасть в строго определенные места на теле. Ударишь чуть выше, поломаешь ребра, чуть ниже, не будет никакого эффекта. Тут важна точность. Немец хрюкнул, после чего, разжав пальцы, завалился на пол, даже не успев стереть маску ярости со своего лица. Я покрутил шеей, потом осмотрелся, нашел взглядом самый маленький ящик, лежавший наверху, стащил его вниз и поставил на торец. После чего взял каталог, сел на ящик и стал его листать. Картины известных художников. Коллекции старинных монет. Древние вазы и статуэтки. Интерес к содержимому каталога как появился, так почти сразу исчез. Закрыв, я сунул его себе под задницу, потому что ящик, на котором я сидел, оказался жестким и угловатым. «Марию бы сюда! Вот уж сколько было бы восторга! Она бы точно здесь поселилась. Вот только не покажешь и не расскажешь. Насколько я узнал Вильсонов, они не оставят ничего себе, а раздадут все это богатство по музеям. Я, в принципе, не против, вот только как потом отмыться от этого всего. Конечно, можно будет соврать, но зачем? Не знают, да и бог с ними. А вообще, как-то я обо всем этом не подумал. Богатства, богатства, а как насчет конкретики…» – тут мои размышления прервали стоны очнувшегося Хольца. Я переключил свое внимание на него. Спустя еще какое-то время он окончательно пришел в себя, попытался приподняться, охнул и тут же скрючился от боли. Затем с явным трудом, опираясь на угол ящика, Манфред попытался подняться, а когда не получилось, сел, прислонившись спиною к груде ящиков, и, тут же скривившись от боли, тихонько застонал. Какое-то время он сидел, закрыв глаза, а когда поднял их на меня, его взгляд изменился, стал злобно-задумчивым. «Похоже, что англичанин оказался на моей стороне, иначе бы он его предупредил, что от меня надо держаться подальше. Хотя… возможно, тут невольно сыграла роль эйфория, замешанная на эмоциях». – Ты убил… Дитриха? – перебарывая боль, спросил меня Хольц. – Убил?! Я?! Манфред, ты что такое говоришь? Да и вообще, как ты мог такое подумать обо мне! – ответил я ему, придав своему лицу выражение самой искренней честности. – Да и вообще о ком ты говоришь? – Ни о ком. От боли в голове перепуталось. – Это бывает. Не пора ли нам, наконец, перейти к делу. В каталоге – сто тридцать девять ящиков и около трехсот единиц наименований самых разных предметов. Как делить будем? Судя по его гримасе, скользнувшей по лицу, ему была противна сама мысль о дележе с кем-либо всего этого богатства, которое он давно считал своим, но при этом понимал, что спор с наглым американцем может серьезно отразиться на его здоровье. Переборов свое, явно завышенное чувство собственного достоинства, он сказал почти по-дружески: – Я не очень хорошо себя чувствую, Майкл. Может, давай все отложим на завтра. Хорошо? – Завтра так завтра, – легко согласился я. – Поднимайся, Манфред, и пошли. После того как было закрыто хранилище, мы поднялись наверх, забрали документы и пропуска-разрешения, после чего вышли из банка. На входе нас встретил Джеймс. – Как все прошло? – Нормально, – буркнул Хольц, при этом, не сдержавшись, бросил на меня злой взгляд. – Идемте в кафе, вон то, через дорогу, там обо всем и поговорим. Войдя в кафе, мы с Джеймсом опять сели так, чтобы контролировать входную дверь и окно, выходящее на улицу. По пути я снова отметил как машину с двумя наемниками, так и брошенный в их сторону быстрый взгляд немца. – Раз все хорошо, то, я думаю, не грех отметить это дело рюмочкой коньяка. Вы как, господа? – предложил англичанин. Мы с Хольцем только молча кивнули головами. Какое-то время все молчали, изредка переглядываясь, в ожидании заказа. Когда на столе появились чашки с кофе и рюмки с коньяком, начался деловой разговор. И начал его, к моему удивлению, Хольц. – Джеймс, приношу свои извинения, но обещанную сумму сейчас выплатить я просто не в состоянии. Мне неожиданно пришлось пойти на траты. Давай сделаем так: половину суммы я отдам прямо сейчас, а остальную часть через семь-десять дней. В качестве компенсации к оставшейся сумме я приплюсую еще десять процентов. Так пойдет? – У меня на руках остается твоя расписка на полную сумму. Переписывать мы ее не будем. Ты ее получишь обратно, когда вернешь мне вторую половину денег плюс десять процентов. Хольц задумался, потом выложил на стол пакет и сказал: – Это твое. Англичанин положил пакет в портфель и вопросительно посмотрел на меня. В свою очередь я достал пакет и передал его прямо в руки Джеймсу. – Здесь все, до цента, как и обещал. Можешь пересчитать. Хольц посмотрел на меня, словно в первый раз увидел. Он все еще никак не мог понять, как может прятаться за лицом шестнадцатилетнего юноши непонятно откуда взявшийся опасный незнакомец. Впрочем, мне сейчас было не до тонких психологических материй, так как мимо окна кафе только что проехала машина с наемниками. Немец, сидевший спиной к окну, ничего не заметил. «Похоже, игра началась, – подумал я. – Теперь надо убедиться, по той ли схеме они будут работать». Я исходил из того, что один из них перекроет черный ход, пока водитель контролирует входную дверь и улицу. Пора было проверить мои расчеты. – Извините, но мне нужно в туалет. Немец после моих слов насторожился, но видя, что я оставил портфель, снова расслабился, а англичанин только усмехнулся. Спустя пару минут я уже вышел черным ходом из кафе, в спортивной куртке и кепке, бросив в мусорный бак свои плащ и шляпу. Боевик, вывернувший из-за угла, еще не понимая, кто перед ним, насторожился и сунул руку в боковой карман куртки, как я сделал шаг вперед и ударил его ладонью в лицо. Хлесткий удар, не калечащий человека, но оглушающий и лишающий ориентации. Наемник охнул и вскинул руки к глазам, но последующая за этим связка из двух ударов отправила его в бессознательное состояние. Быстро обыскав, вытащил у него из кармана «люгер», изделие немецких оружейных мастеров, сунул его за ремень, под куртку, после чего быстрыми шагами вышел на улицу. Водитель, наблюдая за входом, никак не среагировал на парнишку в спортивной куртке. Далеко, не пошел, спрятавшись за газетным киоском, после чего стал наблюдать за развитием событий. Спустя несколько минут из кафе выскочил Хольц, бросил злой и растерянный взгляд на машину, но подходить не стал, а вместо этого развернулся и скрылся в кафе. Водитель, стоило ему увидеть немца, заволновался, бросив несколько взглядов по сторонам, потом все же решился, вышел из машины и пошел за угол кафе, туда, куда ушел его напарник. Воспользовавшись моментом, когда меня никто не мог видеть, я быстро добежал до своей машины и сел так, чтобы меня не было видно со стороны. Еще спустя пять минут из кафе вышли Джеймс и Манфред. Попрощавшись, они разошлись в разные стороны, причем на лице англичанина блуждала ехидная усмешка. Стоило им разойтись, как из-за угла появился водитель, который тащил на себе еще не пришедшего в себя напарника. Манфред, который еще недалеко отошел, обернулся, а когда увидел эту картину, до него, наконец, дошло, что не только у него есть план по устранению своего напарника. Несколько секунд он стоял столбом, потом бросил по сторонам испуганные взгляды и резко, чуть ли не бегом, сорвался с места, напугав при этом пожилую пару, которая шла ему навстречу. Я повернул ключ зажигания, двигатель завелся с половины оборота. Догнать беглеца мне не составило труда. В тот самый момент, когда Хольц заскочил в телефонную будку, я затормозил рядом с ней. Он только начал набирать номер, как услышал, что за его спиной заглох двигатель, и обернулся, чтобы узнать, что там делается за его спиной. В этот самый момент я вышел из машины и помахал ему рукой. Держа трубку в руке, он так и стоял вполоборота, пока я не подошел и не открыл дверь телефонной будки. – Кому звонишь? Наверно, Зигфриду? – лениво поинтересовался я. Немец оказался настолько ошеломлен, что даже врать не стал, а просто кивнул головой, как китайский болванчик. – Зачем звонить? Поехали, я хочу лично с ним поговорить. – К нему? – удивился Хольц, приходя в себя. – Конечно. Пошли. Будешь показывать мне дорогу. Спустя двадцать минут я затормозил на безлюдной улочке, напротив телефона-автомата. Огляделся по сторонам, никого не было. Быстро переложил безжизненное тело в багажник, затем зашел в будку, набрал номер. – Привет, Зигфрид. По-английски говоришь? – Говорю, – лаконично ответил посредник. – Я тот американец, которого тебе заказал Хольц. Знаю, что он заплатил тебе за меня. Вопрос. Что будет с заказом, если заказчик умрет? Отвечаю. Все зависит от совести посредника, у которого совести в принципе нет. – На этом месте в трубке раздалось громкое хмыканье. – Так вот, хочу сообщить, что заказчик умер. Мне очень жаль, что так случилось, поэтому я хотел его похоронить в хорошем месте, где его никто не потревожит. Плачу за эту работу тысячу долларов. Если согласен, пришли к месту, которое я укажу, тех двух парней, которые меня сегодня пасли. Думаю, они уже на подходе к твоему бару. Устраивает? – Дитрих – твоя работа? – Моя. – Тогда плюс еще пятьсот. Говори время и адрес. Я продиктовал ему данные, после чего сказал: – Все будет лежать в багажнике. Вопросы есть? – Нет, – буркнул владелец бара, и через секунду в трубке раздались гудки.
Избавившись от тела, я проехался по магазинам, после чего поехал в аэропорт и купил билет на самолет, летящий в Мадрид. Упаковал вещи, после чего подъехал к отелю, где снимал номер англичанин. Тот оказался на месте. Постучал. – Кто? – раздалось из-за двери. – Джеймс, это я. Пустишь? Дверь открылась. – Что, уже соскучился по мне, американец? – Ага. – Заходи. Я прошел в номер, после чего мы сели друг против друга. – С чем пришел? – Срочно пришлось уйти, поэтому забыл попрощаться. Пришел извиниться, а заодно сказать, что Хольц не сможет выполнить свои денежные обязательства перед тобой. – Надеюсь, ты не специально пришел, чтобы огорчить дядюшку Джеймса этой новостью? – Конечно, нет. У меня есть, если ты еще этого не заметил, чувство благодарности. – Это ты о том, что я ему не рассказал, кто ты есть на самом деле? – английский разведчик усмехнулся. – Да мне и самому до сих пор непонятно, кто ты такой есть. Вот только, пообщавшись с тобой, мне стало понятно, что из вас двоих – он мальчишка, а не ты. Значит, все закончилось? – Не сложилось у нас с ним. – Упокой Бог его душу, – англичанин перекрестился. – Сколько он тебе остался должен, Джеймс? – Двадцать пять тысяч. – Много. У меня с собой около тысячи. Когда сможешь быть в Мадриде? Перелет оплачу. – Не знаю. Сначала мне надо в Лондон, а потом… Нет, не скажу. Ты же из Мадрида никуда пока больше не собираешься? – Если только на море через пару месяцев. – Счастливчик, – Джемс немного подумал. – Постараюсь… через месяц прилететь. – К этому времени деньги будут тебя ждать. – С тобой приятно иметь дело, Майкл. М-м-м… Не скажешь, что там… в хранилище? Или секрет? – Не секрет. Там лежит корона королевы Великобритании и прочие побрякушки английских королей. – Смешно. – До встречи, английский шпион. – Увидимся, американец.
Эпилог
Самолет на Мадрид улетал только в полдень, а вставал я рано, так что у меня было достаточно времени на все свои дела. После зарядки я пошел в кафе. Позавтракал и уже допивал чай, как до меня дошло, во что я ввязался. До сего момента содержимое банковского хранилища для меня представляло собой приз, который я вручу сам себе в случае победы. Никакой конкретики не подразумевалось, просто абстрактное понятие выигрыша в некоей игре. Нет, я знал, что содержимое хранилища было украдено нацистами во время Второй мировой войны, вот только не собирался торговать произведениями искусства или создавать свою коллекцию. Это не мое. Я и в той жизни не гонялся за деньгами, исходя из выражения: надо будет – заработаю. Я хорошо сработал в этом деле, наказал плохих парней, получил свою порцию адреналина и немножко эйфории, как победитель в игре. Теперь открылась новая сторона во всем этом: что мне теперь со всем этим делать? Теперь я, Майкл Валентайн, стал официальным хозяином награбленных сокровищ, а это значит, что если что-то из этой истории всплывет наружу, то меня не только обольют грязью, но и могут посадить в тюрьму. «Конечно, если задаться целью, то можно найти искусствоведа с подмоченной репутацией или крупного афериста, занимающегося торговлей произведениями искусства, посадить его на крючок, выстроить схему работы, и пусть торгует всеми этими раритетами. Вот только мне это совершенно не нужно!» Никаких моральных терзаний и угрызений совести у меня не было, так как давно уже смотрел на мир и на людей с практической точки зрения, зато появилось сознание того, что я действительно заигрался и мои действия никак нельзя назвать профессиональными. Пока никто не знает о содержимом хранилища, я в безопасности, вот только слишком много людей приняли участие в этом деле. Джеймс. Зигфрид. Швейцарские детективы. Банкиры. Быстро разложил по полочкам весь список. «Банкиры, в любом случае, будут все скрывать, и только если их прижмут к стенке неопровержимыми фактами, выступят в качестве свидетелей. Зигфрид, скорее всего, обо мне ничего не знает, так как не в интересах Хольца было что-либо ему рассказывать. Агентство – это более чем серьезно. Досье я уничтожил, но вполне вероятно, что у швейцарцев могло что-то остаться. К их показаниям, если дело коснется обвинения, обязательно прислушаются, вот только их еще найти и принудить надо, так как сами они никуда не пойдут. Джеймс. Он все знает, но при этом на нем висит убийство в Москве, а кроме этого, револьвер с отпечатками его пальцев, которому очень обрадуются в мадридской полиции. Самое главное, он понимает, что с ним будет, если пойдет против меня. Англичанин любит деньги, но жизнь любит намного больше. Вывод. Цепочка прослеживается, вот только тот, кто собирается раскрутить этот клубок, должен знать тайну хранилища». Слегка расстроившись по поводу своего непрофессионализма, я вышел из кафе, сел в машину и поехал в банк. Зайдя в хранилище, взял каталог и принялся его изучать. Через час мне стало ясно, что из трехсот позиций, указанных в каталоге, можно использовать без боязни только две: сто семьдесят килограммов золота и ящик под номером 36. В нем хранилась валюта трех стран – доллары, фунты и швейцарские франки. Их общая сумма равна двум миллионам долларов по курсу 1944 года. «Знал бы про это, еще вчера с англичанином рассчитался». Выйдя из хранилища, уточнил у клерков процедуру продления аренды, получил от них памятку-инструкцию, которую затем выкинул в ближайшую урну. Пропуск в хранилище я оставил в арендованной ячейке другого банка. Избавившись от следов, которые пусть даже случайно могли привести к банку, я отправился в отель за вещами, а потом поехал в аэропорт. По дороге окончательно пришел к мнению, что через пару месяцев прилечу в Берн и оплачу аренду хранилища на следующие десять лет. «Думаю, что денег в ящике на все хватит, так что пусть сокровище Али-Бабы само себя и оплачивает. Еще можно золото продать. Интересно, почем оно сейчас?» Впрочем, этот вопрос занимал мои мысли недолго, ровно до того момента, пока не показался аэропорт. Сдав багаж и сев в самолет, я почти забыл о коллекции. Еще раз пробежал по памяти по деталям операции. «Ошибки были, и много, но ведь мне постоянно приходилось импровизировать, выезжать на интуиции, а в самом начале так вообще ничего не было понятно. Пусть во мне мало от тактика со стратегом, зато как оперативник я неплохо провел операцию, к тому же практически все сделал в одиночку». В этот момент до меня донесся запах табака. Пока я ушел в себя, самолет успел взлететь, а значит, в салоне можно было курить. Я слегка поморщился, чуть повернул голову в сторону курильщика и неожиданно задержал взгляд, но не на сидящем в соседнем ряду бизнесмене, читающем журнал, с сигаретой во рту, а на девушке. В ближнем ко мне ряду сидела очень милая девушка и недовольно морщила носик. Ей, похоже, тоже не нравился дым. «Не объединиться ли мне с этой симпатичной девушкой для борьбы с курением в самолете?» Только я так подумал, как она, видно ощутив мой взгляд, посмотрела в мою сторону. Я изобразил недовольное выражение лица, при этом бросив взгляд на курящего господина. Она меня поняла, согласно кивнула головой и улыбнулась.Виктор Тюрин Сэр Евгений
'Не стоит прогибаться под изменчивый мир, Пусть лучше он прогнется под нас…'Андрей Макаревич
'…Сейте смерть, спускайте псов войны!'Уильям Шекспир
ПРОЛОГ
- Я вас слушаю, Виталий Александрович! - Михаил Васильевич! У нас… проблема! - В чем дело, Виталий Александрович? - Комплекс аппаратуры 'Око'. Эксперимент… Взгляд заместителя директора института потемнел. Начальник научно - технического отдела прекрасно знал, что это означает. И всегда боялся, но только не сейчас, не в данный момент. - Индивидуальная технологическая… - Короче, Виталий Александрович! Железо в голосе начальника встряхнуло его, разом перечеркнув все его страхи и колебания. - Технологическая капсула номер десять. Участник эксперимента, Евгений Турмин, находиться… в коме… - Что?! Вы понимаете, что говорите?! Как это могло произойти?! - Я… - Кто делал заключение?! Когда это произошло?! Что с остальными участниками эксперимента?! - Светлана Александровна. Вот ее заключение. В восемь утра. Остальные… все хорошо. Идет обследование, но, по предварительным результатам, состояние здоровья у всех вполне удовлетворительное. Заместитель директора уже не слышал своего подчиненного, все его внимание сейчас было приковано к заключению, которое он прямо выхватил из руки подчиненного. - … утрата сознания, нарушение реакции на внешние раздражители… - затем он поднял голову. - А с остальными говоришь… - Полный порядок, Михаил Васильевич. Все контрольные фазы эксперимента были пройдены без единой заминки. Контрольные тесты… - Как такое могло произойти? - не слушая его, произнес заместитель директора. - Как? По его неподвижному взгляду, устремленному внутрь себя, было видно, что это не столько вопрос, сколько произнесенные вслух мысли. Но уже в следующую секунду его взгляд переместился на начальника научно - технического отдела. - Теперь я хочу знать, почему здесь, передо мной, стоите вы, Виталий Александрович Белозерцев, начальник научно - технического отдела, а не Светлана Александровна Распутина, начальник сектора медицинских исследований?! Это ведь она отвечает за медицинскую сторону эксперимента! Когда заместитель директора переходил на полные имена, должности и звания, все знали, буря начальничьего гнева набрала силу. Начальнику отдела неожиданно стало холодно, словно порыв холодного, ледяного ветра пронизал теплый воздух кабинета. Он даже непроизвольно передернул плечами. - Михаил Васильевич, в капсуле под номером десять перед самым началом эксперимента один из сбоивших блоков был заменен на новый, универсальный. Марки 'XL'. Из последней партии. Он не мог повлиять! Ума не приложу… - И тестовый прогон нового блока показал, что все отлично? Я правильно вас понял, Виталий Александрович?! - начальник отдела обреченно кивнул. - Тогда почему доброволец в коме?!! Случайное стечение обстоятельств, вы хотите сказать? Нет! И еще раз нет! Вы, как специалист, должны понимать, что случайности в большинстве случаев не имеют к ним ни малейшего отношения! Как правило, это чья-нибудь ошибка. Если не сказать больше: халатность и разгильдяйство в чистом виде! Лучше бы вам сейчас объяснить мне, как все произошло на самом деле! А главное: по чьей вине?! Лучше, еще раз повторяю, здесь и сейчас, пока этим делом не начала заниматься специальная комиссия! - Мы же все равно собирались переходить на эту марку! Я и подумал… - Он подумал!! А то, что в результате эксперимента парень окажется в коме вы не подумали?!! Теперь скажите мне Виталий Александрович, главный специалист проекта, начальник научно - технического отдела, сколько мы платим добровольцу за каждый день эксперимента? - Пятьдесят долларов. - Надеюсь, вы поняли, почему я задал вам этот вопрос, Виталий Александрович?! Молите Бога, чтобы парень вышел из комы как можно быстрее! Поскольку за дни свыше оговоренных двух в контракте платить будете вы! Лицо начальника отдела вытянулось и побледнело. Заместитель директора с яростью смотрел на своего ведущего специалиста. 'Ах! Как все некстати! Что я скажу спонсорам? Николаев, конечно, сразу кинется нашептывать директору. Давно уже эта сволочь пытается меня подсидеть. А вот хрен ему! Без жертв на алтарь науки не бывает прогресса. О! Хорошо изрек! Надо будет запомнить!'. В следующую секунду его мысли резко изменили направление. Мозг лихорадочно стал анализировать суть эксперимента, пытаясь найти промах, допущенный на каком-то этапе его проведения. 'Мы собирались заглянуть в воспоминания наших предков, зашифрованные на субмолекулярном уровне в человеческом геноме и вытащить их оттуда на свет божий! И только! Как это могло погрузить парня… Не понимаю! Мать…! Я же на этом материале собирался докторскую делать… Не о том думаешь! Не до жиру тут… Как этот блок мог повлиять…? Как?! А если не блок, то что?!'.
АНГЛИЯ. 14 ВЕК ГЛАВА 1
НОВЫЙ ОБРАЗ
Неожиданно в нос ударил тяжелый, противно-въедливый запах. Просыпаться не хотелось, но и нюхать вонь тоже не было желания. Разлепил сонные глаза, готовые вот-вот закрыться, как тут же они сами по себе широко распахнулись. 'Что за…!!'. Над головой вместо белого потолка было какое-то перекрестие балок - бревен, почерневших от времени, поддерживающих конусовидную крышу. На стыках бревен, а также с них, висели густые тенета паутины. Подобного вида мне вполне хватило, чтобы подскочить на кровати, дико озираясь по сторонам. 'Круглая… комната. Стены… сплошной камень. Похоже на башню! Два окна, наподобие бойниц. Дверь, окованная металлическими полосами. Это что… Замок?! Средние века?! Получается, что эксперимент удался?! Но как, же так… Нам, вроде, говорили о картинках, которые могут всплыть в памяти… А я, похоже, здесь… сам оказался. Или нет?! Может, я просто вспоминаю… то, что произошло с моим предком тогда… Стоп! Я вспоминаю или он вспоминает?! Блин! Совсем запутался! Ладно. Пока оставим это! Все равно толком так и не понял, что этот бородатый доктор в своей лекции говорил. Лучше пока осмотрюсь, а там глядишь мысль, какая дельная придет!'. Несмотря на то, что я вроде пришел к мнению, что паниковать, не разобравшись бессмысленно, тревожное ощущение все равно не желало исчезать. Чтобы как-то отвлечься, стал разглядывать помещение, в котором оказался. Судя по балкам и крыше, это была самая верхняя комната башни. Крупный тесаный серый камень, из которого были сложены стены, был ничем не прикрыт, за исключением четырех больших гобеленов, висевших в промежутках между окнами, камином и дверью. Пробежал глазами по грязным, со следами копоти и многолетней пыли, выцветшим рисункам, пытаясь определить эпоху, в которой жил один из моих предков. На двух из них была выткана охота, на третьем - что-то вроде битвы, а на четвертом - изображена парадная процессия. Кто-то к кому-то едет в гости или нечто подобное. Кони, копья, шлемы - все это подводило меня к мысли, что я оказался в одном из Средних веков. Пару минут пытался понять, почему меня занесло в такую глубь времен, но так ничего не придумав толкового, принялся снова осматриваться. Сначала взгляд остановился на деревянном распятии, висевшем на стене над камином. Рядом с каминной решеткой лежала небольшая поленница дров. В шаге от них стоял массивный и тяжелый стул с прямой спинкой, украшенный затейливой резьбой. На полу, между камином и кроватью, в художественном беспорядке, лежало три ковра, в достаточной степени, грязные и потертые. На табурете, рядом с кроватью, стоял глиняный кувшин и кружка. В двух шагах от табурета, у стены, стоял большой горшок, прикрытый крышкой. Над ним кружились, противно жужжа, сизые мухи. 'Так вот откуда вонь. Похоже на отхожее место'. Взгляд скользнул по широкой кровати и остановился на постельном белье, состоящем из пары смятых простыней и толстого лоскутного одеяла, сбитого к подножью кровати. Они были такими же серыми и грязными, как и мое нижнее белье. Судя по запаху, исходившему от моей рубахи, я в ней спал довольно долго. Сморщившись, брезгливо окинул ее взглядом, как тут же удивленно замер. Из-под левого рукава рубахи к стене уходила тяжелая металлическая цепь. 'А это еще что такое? - с этой мыслью я поддернул вверх широкий рукав. - Гм! Это как понимать?'. Мое левое запястье охватывал широкий металлический браслет грубой ковки, соединенный с цепью. Потряс рукой - цепь зазвенела. От звона, прозвучавшего в полной тишине, я вздрогнул. Звук разбудил во мне ту тревогу, сидевшую во мне с первой секунды моего появления здесь. Цепь звенит. Мухи летают и жужжат. Вонь грязного белья. Ощущение под руками фактуры ткани и дерева. Все было настолько реальным, что не могло быть просто воспоминанием моего далекого предка! Это я звенел цепью! Я! Управлял! Телом! 'Значит… переместился?! И теперь здесь,… в чужом времени?! Но тело не мое'. Теперь я принялся осматривать и ощупывать сам себя: мускулистые, развитые предплечья, широкая выпуклая грудь, ладони-лопаты со специфическими мозолями, шрамы и ссадины, которых у меня не было никогда… 'Я… оказался в нем. А я - это кто? Сознание? Или… может душа? Хм! - открытие, что мое перемещение прошло только на уровне подсознания или еще какой-то эфирной субстанции, почти меня успокоило. - И все равно как-то странно. Совсем не так нам описывали то, что мы должны увидеть и почувствовать при эксперименте… Эксперимент…'. Мысли неожиданно скользнули в прошлое.
Принять участие в эксперименте меня уговорили друзья, студенты университета, Алексей и Миша. Познакомился я с ними прошлым летом на пляже, когда какие-то отморозки пыталась наехать на них и их девушек. Сам я далеко не подарок и на милого интеллигентного мальчика совершенно не тяну, поэтому, когда прозвучала фраза: - Не пошел бы ты…! - драка стала неизбежностью. Счет пошел на секунды. В такие моменты все зависит от тебя. Надо суметь задавить страх в зародыше, пока тот не задавит тебя. Я давно уже прошел подобное раздвоение, наверно, поэтому дерусь, как дышу. Иногда в целях самозащиты, бывало - в пьяных драках, но я никогда не ставил перед собой цель - быть героем, защищая всех несчастных и обиженных. Это не мое призвание, но наглых наездов, подобных этому, на дух не выношу. Просто бью в морду. Только поэтому я тогда ввязался в эту драку. Проводив девушек, ребята, в знак благодарности за помощь, пригласили меня попить пива в баре. Сначала разговор шел ни о чем, слишком уж разными людьми мы были. У меня работа - охранник, а из родителей только мать, с которой мы жили в однокомнатной квартире, а у них - хорошо устроенные родители, интеллигентная компания, университет, отдых за границей, модная одежка, неплохие карманные деньги. Они этим не хвастались, просто мельком проскальзывало в их словах, как само собой разумеющееся. Так бы мы и разбежались, чтобы больше никогда не встретится, если бы слегка охмелевший приятель Алексея не назвал того 'Витязем'. Я тут же поинтересовался, откуда у парня такое странное прозвище. Неожиданно оказалось, что у парней, студентов-историков, есть экзотическое, на мой взгляд, хобби. До этого я краем уха слышал о любителях, которые мастерят самодельные доспехи и сходятся на поединках с мечами в руках, но подобных фанатов видел впервые. Из их дальнейшего рассказа выяснилось, что парни уже два года являются членами клуба исторического фехтования и реконструкции под названием 'Путь воина', специализирующегося на средних веках. Основные направления - Англия и Франция, но среди них, как узнал позже, оказалось немало знатоков истории других стран. Увидев, что я проявил интерес к их рассказу, они тут же, чуть ли не наперебой, стали рассказывать о своих собраниях и фестивалях, где разыгрывают сцены исторических битв, проводятся поединки на мечах и соревнования лучников. Это было расписано в таких ярких красках и с таким жаром, что я поневоле позавидовал этим парням, похоже, нашедшим свое место в жизни. Когда ребята поняли, что мне интересно, я тут же получил приглашение на их ближайшее сборище. Исторический фестиваль неожиданно для меня оказался ярким и веселым праздником, но окончился он еще большей неожиданностью - необычными историями, рассказанными у костра. Это был своего рода второй тур фестиваля. На нем выступали все, кто имел дар рассказчика и интересную историю или легенду на историческую тему. Днем ради любопытства я залез в доспехи, помахал мечом, но почти сразу понял - это не мое. Из-за груды навешенного на тебя железа я не чувствовал противника, как в драке, но дело было даже не в этом, а в моем скептицизме. Какой смысл париться в железе, изображая гордого рыцаря, зная при этом, что автоматная пуля прошьет доспех так же легко, как иголка прокалывает тонкую материю. Чуть дольше продлилось мое увлечение луком, а затем арбалетом, а вот рассказы о тайнах истории, непонятных фактах, сокровищах и кладах, зарытых в земле или погребенных на глубине океана, мне никогда не приедались. Видя мой интерес, клубники предприняли несколько попыток приобщить меня к истории с помощью художественной и популярной литературы - но, увы! Мне хватило несколько вечеров провести за книгами, чтобы понять, что как наука история меня не интересует, а только ее занимательный аспект: тайны, истории, легенды. Прошло около года, когда среди членов клуба распространилась сенсационная новость: в руководство клуба поступило предложение от одного научно-исследовательского института помочь в проведение эксперимента, касающегося каким-то боком истории. При этом совершенно неважно было насколько будущий участник образован и телом крепок. Важнее было соответствовать неким таинственным критериям, определяемым с помощью специальных тестов. - Здравствуйте, дорогие друзья! Меня зовут Михаил Васильевич Прохоров! - хорошо сидящий костюм, белая рубашка, галстук, подобранный в тон, вместе с уверенными манерами и таким же взглядом, представлял собой тип современного делового человека. - Я возглавляю отдел института, некоторым образом связанный с исследованием человеческого генома. Вдаваться в подробности не буду хотя бы потому, что наша работа носит сугубо специфический характер и в большей степени касается молекулярного строения человеческой клетки, нежели истории. Из его последующей, чуточку специфической, речи можно было вычленить только то, что институту требуются люди для проведения эксперимента, а пришел он к членам исторического клуба потому, что ученые собрались исследовать тот участок гена, в котором как они думают, содержится память предков, которую они надеются разбудить. - … Мы пока не знаем, что скрывается за этой дверью, но когда подберем к ней ключи, сможем вживую увидеть историю человечества! Вы сможете увидеть то, что когда-то видели своими глазами ваши далекие предки! Побывать на первых олимпийских играх в Греции, побродить по улочкам средневекового Парижа, увидеть своими глазами битву под Бородино! Как и следовало ожидать, после таких слов все тут же изъявили желание участвовать в эксперименте, но только стал стихать восторженный шум, как профессор сделал дополнительное заявление, в котором объяснил, что к эксперименту будут допущены только те люди, кто пройдет строгий отбор. - … Также мы предлагаем участникам эксперимента денежное вознаграждение. За каждый день, а их будет два, - по пятьдесят долларов! Если до этого у меня и мысли не было, чтобы предложить себя в качестве подопытной крысы, то теперь все выглядело в несколько ином свете. Сто баксов за два дня - я в игре! Не успел профессор закончить свою речь, как на него посыпался град вопросов. Ученый поднял руку, призывая всех к тишине, а потом сказал: - Молодые люди, наши исследования, в некотором роде, являются закрытой темой, поэтому дополнительную информацию получит только тот, кто станет участником эксперимента. Пройдя тесты, я через неделю получил официальное приглашение для участия в эксперименте. И вот сегодня меня и еще девять отобранных участников испытаний ждали в институте. Когда мы все собрались, нас провели в небольшую аудиторию, где об условиях проведения эксперимента нам рассказал бородач со смешной фамилией Аниська и степенью кандидата биологических наук. Свое звание он произнес с такой подчеркивающей интонацией, что нетрудно было понять, ученую степень он получил недавно и очень гордился ею. Судя по его словам, смысл эксперимента, заключался в том, чтобы 'включить' в человеческом гене участок, отвечающий за память, накопленную предками человека с помощью специального комплекса аппаратуры, названного учеными 'Око'. - Вы пробудете два дня в состоянии глубокого искусственного сна. Уход за добровольцем в течение этого времени будет на три четверти автоматизированным, благодаря последним достижениям науки! После того, как участник эксперимента проснется, ему придется пройти медицинское обследование, которое займет не более часа. Затем - расчет и вы свободны как ветер!
Воспоминания, как волна, нахлынули и ушли, оставив меня наедине с реальностью. Несколько секунд я еще бездумно смотрел на пляску пылинок в солнечном луче, затем поднял голову и мой взгляд остановился на окне. А что там, снаружи? Вскочил с кровати, собираясь подбежать к окну и выглянуть наружу. Но ничего не получилось. Вначале левую кисть резануло острой болью, затем резко натянувшаяся цепь отбросила меня назад. От резкого движения железо порвало кожу, и теперь по ней текла кровь. Кровь и боль были самые настоящие! Это не могло быть просто воспоминанием - это я только что сделал сам! Путаница в голове вызвала у меня прилив злости. 'Так что происходит на самом деле?! Мать…!!'. И вдруг неожиданно изнутри меня вырвалась волна дикой, безудержной, черной ярости. Я был готов убивать голыми руками, душить и даже рвать зубами чужие глотки. Мои руки в такт захватившему меня безумству резали, рубили, рвали на части, несмотря на вспышки резкой боли в запястье левой руки. Я презираю боль!! Из груди самопроизвольно вырвался дикий рев. Только тут я понял, что это была не моя ярость. Я, Евгений Турмин, сейчас словно стоял в стороне и наблюдал за ослепленным в своей дикой ярости человеком. Вот он снова рванул цепь и взревел в бессильной ярости, тряся сжатыми кулаками, а в следующую секунду уже застыл на месте, словно игрушка, у которой закончился завод. Напряженные мышцы расслабились, дыхание, до этого учащенное, стало успокаиваться. 'Блин! Это еще что?! Это был точно не я. Тогда… кто?! Если… не я,то значит… хозяин тела. Мой… предок. Гм. Что-то я совсем ничего не понимаю!'. Некоторое время собирался мыслями, потом сделал попытку позвать хозяина тела, при этом прекрасно понимая, то, что я делаю, выглядит смешно и глупо: - Эй, ты здесь?'. Спустя несколько минут я пришел к мысли, что это был отголосок сознания этого человека: - Что-то вытряхнуло из этого парня все остальное, оставив ему только слепую ярость. М-да! О, черт! - неожиданно боль в руке напомнила мне о себе. Осторожно оттянув браслет, посмотрел на порез. Тот оказался довольно глубоким и здорово кровоточил. Но это было не все. На руке было еще около десятка подобных этому порезов, в различной степени заживания. Отпустил браслет и огляделся в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы остановить кровь. И тут же заметил несколько длинных лоскутов белой материи, висевших на спинке изголовья кровати. Взял один из них, после чего неловко, с трудом, замотал руку. Постоял в задумчивости, затем перевернул и оглядел белье, на котором без труда обнаружил старые пятна крови. В голове тут же, автоматически, выстроился ассоциативный ряд. Средние века - инквизиция - пытки. Дыба, испанский сапог… В голове лихорадочно запрыгали различные мысли. 'Пленник! Да! Но это башня, а не темный подвал с охапкой гнилой соломы! Кстати! У меня нормальная кровать с бельем. Так, и какой вывод из этого? Хм. Возможно я… богатый пленник, за которого должны внести выкуп. Насколько помню, в те времена это был один из широко распространенных способов заработать деньги. Киднеппинг, только по-взрослому. Правда, есть еще… один вариант. Этого парня могут держать на цепи, потому что он буйный псих! Пустая башка и вспышки необъяснимой ярости… - я еще раз пробежал взглядом по помещению, ища доказательства своему предположению. - Гм! Вполне сойдет для палаты средневекового психа. Правда,… для этого времени… я полагаю, она слишком комфортна. Отсюда вывод: он дорог хозяевам замка. Идем дальше: этот парень их родственник. Брат, сын, любимый племянник. Ха! Тогда он должен быть дворянином! Интересно: он кто? Барон, граф или маркиз? Нет, только не маркиз! Слащаво звучит, не по-мужски. Лучше граф! Ха! Ваше сиятельство, граф Евгений Турмин! А че! Звучит!'. Теперь я уже по-другому смотрел на тяжелую цепь, которая тянулась к массивному кольцу, вделанному в стену. Я уже мнил себя не просто забитым заключенным, а кем-то похожим на узника замка Иф. Правда, пожизненное заключение… Тут я неожиданно вспомнил о сроке, отведенном под эксперимент. 'И чего я переживаю! По любому, через двое суток я отсюда исчезну, а мой предок останется здесь в компании со своей цепью!'. Страх исчез не полностью, но сейчас я его взял на короткий поводок. Голова снова заработала четко и ясно. Тут же проснулось любопытство. Снова огляделся вокруг, но теперь с позиции, пусть временного, но все же жильца этого замка. 'Не подарок, но двое суток как-нибудь перекантуюсь!'. Тут мое начавшее подниматься настроение подпортила пришедшая на ум мысль, сразу воплотившаяся в слова: - Во блин! Так я же ничего не увижу за эти два дня, сидя на цепи! Ни замка! Ни рыцарей! Во попал!! Теперь я впал в другую крайность, став негодовать по поводу своего заключения. Не успел я по-настоящему расстроиться, как со стороны двери раздался лязг железа. Вскочил на ноги, и тут же почувствовал, как тело напряглось, словно перед дракой. Автоматически одернул, а затем попытался расправить на себе широкую и мятую рубашку, которую уже успел на себя одеть, как тяжелая дверь медленно отворилась, и через порог шагнул коренастый, плотно сбитый человек. Не знаю, что я предполагал увидеть: бронированного рыцаря с мечом в руках или прекрасную даму в пышных одеждах, но крепкий мужчина, вышедший из полумрака коридора на свет, несколько разочаровал меня своим видом. Грива нечесаных сальных волос лежала на широких плечах, обтянутых чем-то похожим на длинную черную кожаную куртку, местами вытертую до белизны, с широким круглым вырезом вместо воротника. В талии она перетянута широким поясом, на котором висел в ножнах широкий нож. Темно-коричневые штаны в обтяжку и короткие сапоги, довершали костюм этого человека. Сделав пару шагов, он остановился, внимательно и насторожено ловя каждое мое движение. Теперь, когда он вышел на свет, я, наконец, смог рассмотреть его лицо более внимательно. Мне оно, честно говоря, не сильно понравилось. Да и кому может понравиться бандитско - уголовная рожа. Будь он из двадцать первого века, то я бы решил, что у него за спиной не менее трех ходок и все по солидным статьям. Нос ломанный, по крайней мере, дважды. Два грубых шрама. Один, короткий, шел от подбородка к горлу, другой, длинный и широкий - от виска через всю щеку. Лицо грубое, словно вытесанное из камня, впрочем, такие же были его руки. Кожа лица дубленая, обожженная солнцем и отшлифованная ветром. Грудь поражала воображение, широкая и мощная, да и руки, перекатываясь шарами мускулов, были ей под стать. Некоторое время он внимательно вглядывался мое лицо, словно искал в нем нечто особенное, ценное для себя. Это я понял только после осмотра незнакомца, встретившись с ним глазами, и тут же почувствовал, как тот замер и напрягся. От этого человека сразу повеяло опасностью, словно от хищника, замершего перед прыжком на свою жертву. Без раскачки, без раздумий - он был готов убивать. Я ощутил это интуитивно. Вот он снова расслабился, когда, по его мнению, опасность ми?новала. Похоже, на опасность у него выработан четкий рефлекс. Только я это понял, по моему позвоночнику пробежал холодок. Попади этот человек в мое время, точно стал бы наемным убийцей. И вполне бы прижился. Резал бы за милую душу - только пальцем укажи! Несколько секунд мы стояли друг против друга, молчаливые и неподвижные, пока его взгляд с моего лица не опустился ниже. Мужчина нахмурил брови и озабоченно, и в тоже время как бы осуждающе, покачал головой. Проследил его взгляд. Его необычную реакцию, оказалось, вызвала тряпка, со следами крови, которой я замотал левую кисть. Не думая, я поднял руку, чтобы показать, что ничего страшного не произошло, как его взгляд снова стал настороженным, цепким и жестким. 'Блин! Что это значит?! Средневековый вариант медбрата для психушки?! Судя по его реакции, роже и мускулам - точно он! Первый раз его вижу, а уже чувствую, что зверь еще тот! И чего он молчит?! Может выдать ему по-русски?! Трехэтажным! Кстати, а чего я сам молчу? Не пора нам познакомиться?!'. Затекшая на весу, под грузом цепи, левая рука дала о себе знать, и я медленно ее опустил. Цепь в ответ на мое движение глухо звякнула. 'Санитар' настороженно вскинулся, внимательно и цепко следя за моими движениями. 'Что я теряю! Если замок - значит, Европа. Попробую по-английски, как не говори, а международный язык. Хотя толком его не знаю, но пару фраз… - и тут я неожиданно понял, что могу свободно изъясняться на английском языке, который неожиданно оказался вдруг моим родным. Я удивился, но в меру, слишком много всего пережил и прочувствовал за столь короткое время. - Привет! Тут с 'санитаром' явно стало твориться что-то не то. Сначала широко раскрылись глаза, затем пришла очередь челюсти, отвиснув, та упала ему на грудь. Его выражение удивления было настолько непосредственно и забавно, что я не смог сдержать улыбки. 'Вывод: до этого момента я, похоже, не говорил, а только рычал. Что ж, продолжим эксперимент, - первый шок от встречи прошел, и я уже был готов начать общаться с аборигеном, как вспомнил, что не знаю, какой придерживаться версии поведения. - Ведь я абсолютно не знаю, кто этот парень, мой предок. Да и вообще ничего не знаю. Даже который сейчас год. Значит здесь проходит только одно: потеря памяти. Ничего не помню! Ничего! А теперь… поехали'. - Чувствую себя очень даже неплохо, но абсолютно ничего не помню, - сказав эту фразу легко и свободно на английском языке, я неожиданно почувствовал себя счастливым. Всегда хотелось говорить на иностранных языках, но природная лень вечно брала вверх, а тут…! 'Как я…! - только я хотел себя похвалить, как мысли прервал громкий и радостный крик, пришедшего в себя, мужчины: - Святой Георгий!! Заговорил!! Ушам не верю!! Заговорил!! Его неожиданный крик теперь меня поверг в изумление. Чего-чего, а вот проявления подобной радости от этого 'санитара' с глазами хладнокровного убийцы я никак не ожидал. Он радовался моим словам не меньше, чем отец, который услышал первые связные слова своего ребенка. Пока я хлопал глазами при виде этого чуда, он вдруг неожиданно развернулся и бросился, чуть ли не бегом, обратно к двери. Только я открыл рот, чтобы его остановить, как он замер сам, после чего повернулся ко мне. Я застыл в ожидании того, что он скажет. - Томас! Ты совсем - совсем ничего не помнишь?! - Ничего! - твердо заявил я. - Ни как зовут, ни родителей, ни где сейчас нахожусь! Радость в глазах мужчины, до этого чуть ли не светившаяся в его глазах, словно поблекла: - Даже этого не помнишь? Ну да Господь милостив! Не знаю, что произошло с твоей головой, после того как тебе ее проломили, но теперь ты почти прежний Томас! Авось и память к тебе вернется, как разум и речь! Сейчас начало лета тысяча триста восемьдесят третьего или пятого года от рождества Христова. Точно не скажу, но если захочешь, узнаешь от отца Бенедикта, который церковные записи ведет. А находишься ты сейчас в замке своего отца, господина барона Джона Фовершэма. Сказав это, он выжидающе уставился на меня. Взгляд сейчас был его совсем другим, чем раньше: внимательным, честным и преданным, словно у сторожевого пса. Только что хвостом не вилял. В тоже время близко не подошел, оставаясь вне зоны досягаемости. - Где я получил травму черепа? - Что получил? - моя фраза удивила и насторожила аборигена. - Рану! Получил рану! - поспешил я исправить свою оплошность. - Ты сказал: что мне проломили голову! Это на войне произошло?! - По ту сторону пролива. Не помнишь?! - я отрицательно помотал головой. - Во Франции. Мы тогда служили под стягом рыцаря - нормандца Гийома де Монпелье. Память тут же мне выдала довольно скудную информацию о том периоде: 'Столетняя война. Англия и Франция. Когда началась, не помню, но закончилась в одна тысяча четыреста пятьдесят третьем году. Это же почти семьдесят лет! Десять раз еще убить могут, пока она закончиться. Что там еще было? Кресси. Пуатье. Эти сражения… уже были. А вот Азенкур… Битва, вроде, произошла в тысяча четыреста… пятнадцатом году. Похоже, это все, что я знаю! Не густо!'. Выдержав паузу, мужчина продолжил: - Мы поехали небольшой группой разведать местность, и столкнулись с французским отрядом. Барон Гиссард тогда нас возглавлял. Погиб одним из первых. Только схватились, как подоспела их пехота. Тебя в толчее боя сбили с коня алебардой. Я успел зарубить пехотинца, который собирался проверить твой череп на прочность, но на меня насел рыцарь с львиной головой на щите. Тремя ударами топора развалил мой щит, а четвертый обрушил на шлем. Мельком, я успел заметить, как ты сражался. Ты только зарубил спешенного рыцаря, как на тебя обрушил свою булаву здоровяк в черных доспехах и головой быка на щите. Очнулся я, когда прибыла помощь. Начал искать тебя. Нашел в луже крови. Доспехи порублены. Шлем помят. Привез в лагерь, а лекарь начал ругаться. Дескать, зачем привез, он почти покойник - тащи на кладбище. Зато потом, когда ты начал выздоравливать, все удивлялся, как ты сумел отбиться от костлявой. Как я обрадовался, когда ты первый раз открыл глаза! И как клял все на свете, когда с тобой случился первый приступ ярости. Чем ты больше набирал силы, тем больше становился похожим на зверя. Я все это время неотлучно находился при тебе, но однажды, стоило мне ненадолго отлучиться, ты чуть не убил человека, и тогда господин барон, твой отец, отдал приказ посадить тебя на цепь в башне. Ты здесь сидишь уже с рождества Христова, а значит, всю зиму и весну. Вот такие дела, Томас. Пару минут я переваривал все, что мне только что сказал этот человек. По всему выхо-дило, что я воин и сын барона. Вернее не я, Евгений Турмин, а Томас Фовершэм, чье тело временно занял. Тут опять было явное противоречие с институтской версией, но я уже решил для себя, что раз мне отмерено в этом времени двое суток, то нет смысла терять время на построение теорий, а надо просто знакомиться с местной жизнью. Теперь у меня появился шанс посмотреть замок и его обитателей… Упс! 'Похоже, зря заговорил! Ведь через два дня исчезну, и на руках у этих людей останется буйный псих. Впрочем, что сделано, то сделано! Просто предупрежу их перед своим уходом! Зато впечатлений наберусь! Жаль, что нельзя прихватить с собой парочку - другую сувениров. Впрочем, и без этого будет немало, что вспомнить!'. - Эй! Том! Ты чего?! - голос мужчины пробился словно издалека. - Снова, что ли… - А?! Что?! - я резко вынырнул из мыслей, как из воды. - Ты что-то сказал Джеффри?! - Ты вспомнил, как меня зовут, мой мальчик?! Господь милостив! Я даже не знаю, что и сказать… Я был изумлен не меньше, чем сам Джеффри, правда, радоваться не стал, так как не понимал, хороший это для меня знак или плохой. Минута раздумий ушла на то, чтобы понять, что где-то, в глубине, помутившегося разума молодого Томаса Фовершэма осталось нечто такое, что очень дорого его сердцу. Например, как имя его телохранителя. Правда, тут же возникает вопрос: почему не матери или отца? Странно. Неожиданно мне пришли на память его отточенные и резкие движения во время вспышки ярости. Словно он кого-то рубил. Похоже, его бойцовские навыки так же остались при нем, типа выработанных рефлексов у животных. 'Вот уж повезло, так повезло. Иметь при себе двойника, который может впасть в буйство в любой момент… А мне-то, какая разница?! Ведь все равно разбежимся в разные стороны! Так, о чем это он?'. - … Ты с младенчества у меня на глазах был. После того злополучного боя, когда твой отец получил две тяжелые раны, одну в грудь, другую в бедро, он три месяца не вставал с ложа, около года харкал кровью, а хромает до сего дня. Осенью и зимой вообще никуда не выезжает, так раны ноют. Только когда уже совсем потеплеет, летом, он может себе позволить сесть на лошадь. Восемь лет я постоянно был при нем, а после произошедшего с ним, он приставил меня к тебе, Том. С четырнадцати лет мы с тобой неразлучны. Война, охота, пирушки - я всегда был рядом. Дважды был с тобой во Франции, один раз - на шотландской границе. Сражались с французами, немцами, шотланд-цами, испанцами. Помню, как… - Подожди. Сколько мне сейчас лет? - Двадцать один исполнился тебе. Ровно месяц назад. - И мне двадцать один исполнился…! Э-э… Ладно. Я хотел сказать,… впрочем, не важно. Кстати, зачем ты пришел? - Каждое утро я прихожу сюда в надежде, что Господь Бог смилостивится и вернет тебе разум. Ты, Томас, для меня почти как сын родной. Ведь моя жена была твоей кормилицей, и ты был одногодком моего сына, - тут здоровяк повесил голову и горестно вздохнул. - Прошло столько лет, а они, в моей памяти, как живые. - Что произошло с твоей семьей? - Меня тогда в замке не было. Сопровождал господина барона в походе. Когда приехал, сказали: горячка. В три дня сгорели. И жена, и сын. Эх! Впрочем, это дело прошлое и не будем его ворошить. Бог дал - Бог взял! Тогда же умерла и твоя мать, Томас. Щедрой души была женщина, добрая и скромная. Ну, я пойду. Надо… - Подожди. Так я что, рыцарь?! - Нет, Томас, но боец знатный. Какое оружие не возьми: копье, меч, секира, ты ими всеми владеешь с одинаковой легкостью. Неистов и бесстрашен в бою. Одним из первых идешь в битву и последним покидаешь ее. От подобной героической характеристики я чуточку растерялся, хотя бы потому, что ее высказал не какой-то фанатично настроенный мальчишка, а закаленный в битвах боец. 'Воин! Неистов и бесстрашен в бою! Ха! И это про меня! Лестно!'. - Э-э… Скажи Джеффри, а ты при мне как? Оруженосец? - Больше, конечно, телохранитель. Но и оруженосец тоже. - Понятно, - мне только и осталось, что сказать нечто невыразительное, потому что продолжать разговор дальше было бессмысленно, я и так был загружен информацией по самое горло. 'А сын барона - это кто? Не баронет - это точно. Они позже появились. О! Вспомнил! Эсквайр! Точно! А мое предположение оказалось верным! Гм. И годы странным образом совпали… Такое ощущение…'. Джеффри, торопящийся сообщить барону хорошую новость, тут же воспользовался моей задумчивостью: - Побегу порадовать господина барона! Он должен прямо сейчас узнать радостную весть!! Последние слова он произнес, уже скрываясь за широко распахнутой дверью.
ГЛАВА 2
ЗАМОК И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
Услышав многочисленные шаги через открытую дверь, я тут же оказался на ногах. Первым через порог шагнул телохранитель. Бросив на меня внимательный взгляд и убедившись, что я в прежнем нормальном состоянии, быстро отошел в сторону. Все это время пока его не было, я пытался выстроить разговор с 'отцом', которого никогда в жизни не видел. Естественно, это у меня не получилось, и теперь мне только и оставалось, что застыть в напряженном ожидании, словно солдату перед появлением высокого начальства. Войдя, барон несколько секунд привыкал к солнечному свету, затем, припадая на левую ногу, сделал два шага в мою сторону и остановился. Как и Джеффри, в первый его приход, он стал внимательно вглядываться в меня. Я, со своей стороны, с не меньшим любопытством, стал изучать его лицо. Длинные темные волосы. Высокий лоб. Твердый взгляд серых глаз. Но больше всего меня удивило бесстрастное выражение его лица, в котором я так и не смог найти, ни малейших признаков радости при виде сына. - Сын? - в его вопросе было нечто большее, но что именно, так и не смог понять, как не смог прочитать на его лице даже намека на какие либо чувства. - Отец, - я постарался вложить в свой голос как можно больше уверенности, хотя кроме нарастающего во мне напряжения и неловкости больше ничего не испытывал. Он вздрогнул при звуке моего голоса. Выражение его глаз смягчилось. Несколько секунд он продолжал вглядываться в меня, затем подошел, взял мою голову в руки, секунду вглядывался в глаза, после чего скупо улыбнулся и обнял меня. В ответ я обнял его. На этом торжественная часть нашей встречи закончилась. 'Отец' отступил на шаг, быстро осмотрел меня с головы до ног, затем поморщился с легкой брезгливостью. 'Не спорю, - мысленно согласился я с ним. - От меня как от козла воняет. Нет, скорее, как от целого стада козлов'. - Я рад, мой сын, что ты вернулся к нам. Правда, Джеффри сказал, что ты ничего не помнишь, но я думаю, с Божьей помощью воспоминания вернутся к тебе. Но при этом хочу спросить тебя прямо сейчас: неужели при виде меня в тебе не проснулось чувство любви и почтительного уважения сына к отцу, которое заложено в тебе природой и родительской любовью? Вот чего я никак не мог ожидать, так это подобного вопроса. Мою растерянность барон, очевидно, посчитал за нерешительность, поэтому, не дождавшись ответа, сказал, тем самым, подталкивая меня на откровенность: - Сын, даже если твой разум не помнит меня, твое любящее сердце должно тебе подсказать нужные слова. - Отец мой, я чувствую любовь и уважение к тебе, но не в той должной мере, как бы чувствовал, помня всю твою отеческую заботу и любовь… - тут я запнулся, так как просто не знал, чем закончить эту витиеватую фразу. При этом я понятия не имел, как сумел построить столь диковинное для меня предложение, но, к моему немалому облегчению, продолжения не потребовалось. Моя обрывочная фраза, похоже, произвела на отца то нужное впечатление, которого ему вполне хватило, чтобы оценить мои чувства. - Не надо много слов, мой сын. Ты всегда был честен со мной. Уже то, что превратило тебя из неразумного злобного зверя в человека - бесценный подарок для меня! Господь услышал мои молитвы! Надеюсь, он не остановиться в своем благодеянии и прольет свой божественный свет дальше, очистив твою голову от черной пелены неведения! Я верю в это, но все-таки не хочу испытывать судьбу, так как не знаю, насколько глубоко твое выздоровление, поэтому отложим весть о твоем исцелении, Томас. Оставим в тайне до следующего дня. Сейчас Джеффри принесет тебе воды и смену одежды. После чего, ты вместе с нашим славным священником, отцом Бенедиктом, поблагодаришь Господа Бога за свое выздоровление в своих молитвах! А вечером я еще раз навещу тебя, мой сын. Приблизившись ко мне, он прижал мою голову к своему плечу. Затем отпустил и резко развернувшись, ушел. За ним тут же затопал своими сапожищами Джеффри. Только после ухода этого властного и сильного человека у меня в голове сформировался его цельный образ. Длинные черные волосы с приметной сединой. Строгий чеканный профиль, который в какой-то мере смягчала небольшая ухоженная бородка. Бархатный колет с широкими и пышными рукавами, золотая цепь на груди, на поясе тяжелый нож с красиво изукрашенной рукоятью, штаны в обтяжку и мягкие кожаные башмаки с длинными носами, украшенные серебряными цепочками. 'Д-а-а… Наверно про таких говорят: суров, но справедлив. Вот уж нежданно-негаданно обзавелся отцом. Забавно! В этом времени у меня все наоборот. Отец есть, а матери нет'. Я настолько ушел в свои мысли, что некоторое время ничего не замечал вокруг и когда вдруг неожиданно для себя увидел в проеме двери сухонького старичка, то невольно вздрогнул. Тот, очевидно, все это время неподвижно стоял в полумраке, дожидаясь, пока я его замечу. Редкие седые волосы, лицо, изрезанное морщинами, коричневая ряса, которая висела на его худеньких плечах, как на вешалке. Пояс - веревка, распятие на груди и деревянные сандалии на ногах дополнили облик священника. Он сначала дал рассмотреть себя как следует, только потом подошел ко мне и кротко улыбаясь, спросил: - Сын мой, как ты себя чувствуешь? - Хорошо. Ответ был короток и осторожен. От приятелей - историков в свое время я наслышался ис?торий с плохим концом, где главным героем выступала средневековая инквизиция. Вот возьмет этот благообразный старичок да донос на меня напишет в местное отделение. Дескать, он душу дьяволу продал! И добро пожаловать на костер! Впрочем, чем больше я всматривался в его морщины, подслеповатые глаза и кроткую улыбку на губах, тем все бледнее становились мысли о темном, сыром подвале, дыбе и костре. Задав, в свою очередь, мне несколько вопросов и убедившись, что я ничего не помню, он откровенно этому обрадовался, принявшись хвалить Господа Бога за его мудрость. Несколько опешив от подобной реакции, некоторое время я просто слушал его восхваления, не решаясь их прервать. Затем любопытство пересилило, и я поинтересовался столь неожиданной причиной его радости, на что получил исчерпывающий ответ: - Прежний Томас Фовершэм был плохой христианин. Он откровенно пренебрегал церковными службами и молитвами, отдавая предпочтение вину и развратным девкам. К тому же нечестивец Джеффри, постоянно сопровождавший тебя в военных походах, далеко не образец для благочестивого юноши. После того как Бог прибрал его жену и сына, вера в милосердие Божье в нем пошатнулась. Хотя мне трудно осуждать его за это, уж очень сильно он их любил, деяния Господа нашего не должны вызывать гнев в наших сердцах. Впрочем, сейчас не о нем речь, а о тебе, Томас. Сын мой, ты сейчас словно возродился заново, а поэтому можешь снова стать на дорогу добродетели, отринув извилистый путь греха, тем более, что у тебя перед глазами есть достойный пример для подражания - твой отец. Он не только храбрый и доблестный рыцарь, но и истинный христианин. Пусть не настолько богобоязненный, какой была твоя покойная матушка, но при этом он строго, по мере сил и здоровья, соблюдает все церковные уложения и правила. Бери с него пример, Томас и Господь не оставит тебя в своей милости! А сейчас, сын мой, мы преклоним колени и восславим Господа Бога за проявление его милосердия! Ибо только он способен даровать исцеление любой болезни, если ты искренне в него уверуешь! - Величит душа моя Господа И возрадовался дух мой о Боге, Спасителе Моем. Что призрел Он на смирение рабы своей,… В течение ближайшего получаса мне пришлось стоять на коленях, сложив руки в молитвенном жесте, бормоча нечто невнятное. Мне еще повезло, что отец Бенедикт, оказался не только подслеповатым, но и глуховатым. Судя по всему, это был исполнительный и богобоязненный старичок, искренне верящий в Бога, а также во все, что тот делает. От дальнейшего стояния на коленях меня спас Джеффри, с гулким стуком поставивший на пол два больших деревянных ведра с водой. От правого поднимался горячий пар. На кровать положил ворох свежего постельного белья, а еще через некоторое время притащил нечто похожее на большую кадушку и смену одежды. Затем, отступив на пару шагов, остался стоять в ожидании приказаний. Если с ним было ясно, он остался помочь господину, то старичок - священник, вместо того чтобы уйти, неожиданно заявил: - Омывай члены, Томас, а я пока буду рассказывать тебе о сыне Божьем Иисусе Христе. Только я открыл рот, чтобы сказать, что думаю о нем и его лекции, как вовремя вспомнил, где нахожусь, и стал раздеваться. Было довольно неловко и неудобно мыться под взглядами двух мужчин, да еще сидящим на цепи. Кое-как под жизнеописание сына Божьего я помылся и переоделся, после чего сел на кровать. Джеффри принялся на скорую руку убирать следы моего купания, как священник вдруг неожиданно поперхнулся очередной фразой и вскричал: - О, боже! Мне же ребенка надо идти крестить! Он тут же шустро засеменил по направлению к двери, но только собрался переступить порог, как вдруг остановился и повернулся ко мне: - Да пребудет милость Божья над тобой, Томас! Не забывай преклонять колени и возносить хвалу Отцу нашему! И делай это до тех пор, пока твое сердце не наполниться любовью и благодатью! - видя, что я продолжаю сидеть на кровати, он продолжил, но уже другим голосом. Тоном ворчливого старика, распекающего своего любимого внука. - Не ленись, бездельник! Ты и так много своего времени потратил на пустые, неугодные Богу дела! Пора наверстать упущенное, Том, иначе тебе вовек не видать ворот царства Божьего!
День, несмотря на массу впечатлений, из-за моего вынужденного заключения, выдался длинным и несколько однообразным. В какой-то степени его скрасил обед, принесенный моим телохранителем. Горячая мясная похлебка, приличный кусок жареной свинины и пара бокалов легкого вина окончательно примирили меня с необычностью моего положения. Вечером меня, как и обещал, посетил отец, в сопровождении неизменного Джеффри, который принес с собой под мышкой нечто похожее на картину, завернутую в небеленую холстину. Положив принесенный предмет на одеяло, телохранитель подтащил к кровати резной стул, на который сел мой 'отец'. - Садись, Томас. Я опустился на кровать. Джеффри снял холстину с принесенного им предмета и моим глазам предстал щит. Он был разбит на две части, одна из которых имела красный цвет, а другая - голубой. На разделяющей их полосе был нарисован меч. Джефри подал щит моему отцу. Тот бережно принял его, а затем положил его себе на колени. Несколько минут он всматривался в рисунок, после чего поднял на меня взгляд. - Это наш герб, сын. Все это я говорил тебе раньше, но так уж получилось, что вынужден рассказать тебе вновь. Все, что я сейчас скажу, должно стать основой смысла твоей жизни. Видишь, щит рассечён на червлень и лазурь. Червлень означает кровь, храбрость, битву. Лазурь - символизирует верность, безупречность, небо, веру. Меч - это праведное и благородное стремление к ратной славе. Читается наш семейный девиз так: через кровь и битвы - к истинной вере. После чего я узнал, что Томас Фовершэм является дворянином в шестом поколении, а основа?телем их рода был простой воин - крестоносец, участник первого крестового похода. Проявив храбрость в битвах с неверными, он стал сначала рыцарем, а затем бароном. Если краткий экскурс в историю рода Фовершэмов был мне в какой-то мере интересен, то последовавшая за ним, лекция на тему 'Образ рыцаря и его кодекс', уже спустя пять минут навела на меня тоску. - …Христианский рыцарь - это, прежде всего, боец за веру Христову, но в то же время он вассал своего сюзерена и верный слуга своего короля. Призвание рыцаря держать щит над слабыми и обиженными, поддерживая всегда и во всем правое дело того, кто к нему обратится… … Жажда прибыли или иной благодарности, любовь к почестям, гордость и мщение да не будут руководить твоими поступками, но зато пусть везде и во всем они будут вдохновляемыми честью и правдою… Меня хватило ненадолго. Спустя пятнадцать минут после начала я уже практически не воспринимал то, что говорил мне Джон Фовершэм. Правила, перечисляемые сухим и ровным голосом, постепенно стали растягиваться наподобие резины, теряя смысл и содержание. Причем одновременно у меня возникло ощущение того, что все это когда-то было и теперь только ждет момента, чтобы всплыть на поверхность. Попытался удержать это нечто знакомое, мелькнувшее на границе моего сознания, но она, как та рыба, сорвавшись с крючка, канула в темную глубину вод. Неудачная попытка вызвала у меня легкое раздражение, которое тут же вылилось в соответствующих мыслях: - Шесть веков разницы, а все одно и то же! В армии - присяга и устав, здесь - рыцарский кодекс. И как он все помнит!'. Когда барон закончил меня воспитывать и ушел, то Джеффри, вместо того чтобы последовать за ним, к моему большому удивлению, остался. За время речи барона он разжег камин, а после чего, сидя на корточках, он все это время отрешенно и равнодушно смотрел на пламя. Когда отец уходил, телохранитель встал и низко поклонился своему господину, затем, выпрямившись, подмигнул мне правым глазом. Не поняв, что он хотел этим сказать, я удивленно на него вытаращился, но в следующую секунду все прояснилось. Словно из воздуха, в его левой руке, выдернутой из-за спины, оказалась, приличных размеров, баклага. После двух выпитых кружек вина постепенно завязался разговор. Если священник ставил во главу своей жизни - служение Богу, барон Фовершэм - рыцарский кодекс, то Джеффри - оставался простым человеком, со всеми присущими ему слабостями. Говорил он, что думал, а думал он, похоже, только о трех вещах: о хорошей драке, пышной бабе и крепкой выпивке. Правда, я пытался направить его рассказ на другие, более интересующие меня темы, но, начав что-то рассказывать или объяснять, он тут же сбивался на одну из трех своих основных тем. Рассказав подробно о достоинствах и недостатках французских и английских шлюх, он только перешел к итальянским проституткам, как пришел отец Бенедикт. Еще с порога услышав, о чем идет разговор, тот тут же с ходу начал читать проповедь о грехах человеческих. Некоторое время мы, молча, внимали ему. Я из вежливости, а Джеффри, похоже, это только забавляло. По крайней мере, он весело подмигивал мне, когда считал, что тот его не видит. Правда, все это было до тех пор, пока священник не заметил этого и не выставил телохранителя за дверь. Сценка, в которой здоровяка с широкой грудью и чугунными мускулами выталкивает за дверь худенький старичок, выглядела довольно смешно. Стоя уже на пороге телохранитель весело подмигнул мне еще раз и под крик запыхавшегося священника: - Изыди грешник!! Да не ввести тебе больше в искушение слабого!! - исчез в темноте коридора. Все это происходящее очень походило на сцену из спектакля, где роли давно распределены между людьми, которые играют ее не один год. Если один искренне обличает, пытаясь наставить на путь истинный, то другой только разыгрывает из себя грешника, чтобы священнику было, кого обличать. Отец Бенедикт уже несколько минут сидел на стуле и все никак не мог отдышаться. Пока он глотал воздух, как рыба, вытащенная из воды, я пытался придумать, что ему такое сказать, чтобы его визит оказался как можно более коротким. Ничего толкового я так и не придумал, кроме того, как сослаться на усталость. Священник на мои слова сначала осуждающе ткнул пальцем в кружки с недопитым вином, а затем с полчаса рассказывал о карах Господа Бога для людей, идущих по пути греха. После чего мы встали на колени, и я снова забормотал под нос всякую чушь, устремив взгляд в пространство и сложив руки в молитвенном жесте. Интересно было еще то, что священник, зная о потере мною памяти, в тоже время ничуть не сомневался в моем знании молитв. Я хотел ему это сказать, но потом передумал, не желая огорчать старичка, искренне верующего в то, что он говорил. После молитвы отец Бенедикт по-отечески поцеловал меня в лоб, перекрестил, затем, пожелав спокойной ночи, ушел. Дверь священник прикрыл, но замок не лязгнул. Я усмехнулся. Мне оказали, своего рода, доверие. Мысленно пробежался по событиям дня, по своим ощущениям и мыслям. Вывод: здесь люди проще, наивнее и более набожны. Видя мир в черно-белом свете, они разделяют поступки и людей по принципу "плохой - хороший". В чем очень похожи на детей и жестоки, так же как они. К этому выводу я пришел, исходя из военных воспоминаний моего оруженосца. По самым скромным подсчетам, мы вместе с ним, отправили на тот свет не менее двух десятков людей. К тому же кругом идут войны. Захотелось убивать - поехал на войну. Надоело проливать кровь человеческую и грабить - поехал домой. Правда, при одном условии: если при этом жив останешься. Хм! И если будет еще куда ехать. А то пока в походах ты кого-нибудь грабишь, в это самое время в ворота твоего дома могут уже вломиться другие любители чужого добра.
Не успели лучи солнца просочиться сквозь узкие бойницы, как раздался громкий то?пот сапог и в комнату ворвался Джеффри, мой слуга, оруженосец и телохранитель. С большим трудом, разлепив глаза, я отреагировал на его появление, словно на приятеля, пришедшего будить меня рано утром для поездки на шашлыки: - Что за черт тебя принес?! Рань, какая! Сначала на часы посмотри, а потом…! Но стоило мне открыть глаза и осознать, где нахожусь, как сон моментально с меня слетел, а в следующую секунду я уже сидел на кровати, отбросив одеяло в сторону. Удивленному подобным обращением телохранителю сходу соврал: - Сон странный приснился! В нем непонятно что, а название у него 'часы'. Все, выкинули из головы! Встаю! Джеффри согласно кивнул головой, мало ли что может человеку присниться. Озабоченное выражение его лица сначала разгладилось, а затем он и вовсе расплылся в улыбке. На его радостном лице крупными буквами было написано: Болезнь Томаса отступила. Безумств больше не будет. Мы снова, как прежде, будем с ним сражаться, любить женщин и пить вино. Он не задавал мне вопросов, а просто стоял и ждал, что я ему скажу. Этакий большой верный пес у ног хозяина. - Доброе утро, Джеффри. Как спалось? - Урывками. Все не мог дождаться утра, Томас. Господин барон сказал вчера вечером, что если сегодня все будет хорошо, то кузнец утром снимет с тебя цепь. Похоже, Том, я могу уже прямо сейчас бежать за кузнецом! - Наконец-то я смогу размять ноги! - Томас, сегодня вечером по случаю твоего выздоровления в замке будет пир. Святые апостолы! Ох, мы и повеселимся! Дальше события закрутились настолько быстро, что я только успевал получать впечатления. После посещения отца, который в этот раз пришел не один, а с дамой средних лет, у меня осталось странное впечатление, что они не только близки, но и, похоже, любят друг друга. После их ухода я осторожно озвучил свои мысли, и тут же получил подтверждение из уст своего телохранителя: - Да, Том. Так и есть. Госпожа Джосселина была в свое время компаньонкой твоей матери. Она дочь обедневшего рыцаря и ее дальняя родственница по материнской линии. Теперь, похоже, она собирается стать госпожой баронессой. 'Так, скоро 'мамой' обзаведусь, а потом братиком или сестренкой… - не успел я додумать эту мысль, как в комнату ввалился закопченный и грязный кузнец в кожаном переднике, с таким же чумазым подмастерьем, тащившим инструмент. Несмотря на душившее его любопытство, кузнец справился с работой как настоящий мастер - быстро и четко, не сделав ни одного лишнего движения. Последний удар молотка и цепь с лязгом падает на каменный пол. Когда оба ушли, я бросил вопросительный взгляд на Джеффри. Тот, ни слова не говоря, коротко поклонился мне, а затем сделал приглашающий жест в сторону двери. В тот момент, когда переступил порог, я ощущал себя, по меньшей мере, космонавтом, впервые ступающим на поверхность чужой планеты. Правда, мое восторженное состояние продержалось недолго. Вплоть до мышей, которые неожиданно порскнули у меня из-под ног, как только я сделал несколько шагов по темному коридору и паутины, облепившей мое лицо на одном из поворотов винтовой лестницы. Выйдя из башни, я стал осматриваться вокруг, одновременно пытаясь понять, почему здесь все не так, как виделось на цветастых картинках книг по Средним векам. Убого, серо, буднично. Из общей неказистой картины можно было выделить круглую башню с развевающимся на ней флагом - гербом, из которой только что вышел, и двухэтажный дом, сложенный из серого камня. Как я узнал позже, его здесь называют дворцом. Первый этаж, к которому вела вдоль стены широкая каменная лестница с каменными перилами, довольно высоко поднимался над двором. Быстро прикинул и решил, что его высота будет где-то в районе трех метров. 'Ну, тут все ясно, - с чувством некоторого удовлетворения оттого, что могу это объяснить самостоятельно, подумал я. - Когда враги проникнут на территорию замка, им придется здорово попотеть, беря штурмом этот дом, последний оплот хозяев. Ведь только через лестницу. Больше никак. Да и над дверью ворогам придется потрудиться. Вон, какая мощная!'. С правой стороны дома прилепилась небольшая деревянная церковь. Затем я обежал взглядом ряды убогих деревянных хибарок и сараев с косыми крышами, служивших жилищем для ремесленников и солдат из гарнизона замка, которые тянулись вдоль замковых стен. Двери этих весьма скромных жилищ были по большей части раскрыты, и на фоне желтого огня, пылавшего внутри, я мог видеть бородатых людей, занимающихся своими делами. Я смог выделить из них только кузницу и конюшню; чем занимались остальные, так и не смог понять. Внутренний двор, был не мощен, а засеян травой, чтобы могли кормиться овцы и скот, которых пришлось бы загнать внутрь в случае осады замка. Поднявшись по каменной лестнице, мы вошли во дворец. Меня он тоже поразил, но не красотой и изяществом интерьера, а непредсказуемой и не всегда понятной планировкой комнат и помещений, насквозь продуваемых сквозняками. Правда, я судил о нем с точки зрения современного человека, привыкшего к комфорту и элементарным удобствам. Вот будь я историком - исследователем, то уже наверно захлебывался от восторга, изучая архитектуру четырнадцатого века, но я был здесь лишь 'туристом' и с моей точки зрения в самой задрипаной рабочей общаге жить было бы намного комфортнее. Мебель в замке поражала своим разнообразием форм и стилей. Табуреты, стулья и кресла, каждый из них, нес на себе четкий отпечаток работы своего мастера, резко отличный от вещи другого столяра. То же самое обстояло и со стенами, которые местами были закрыты фламандскими шпалерами, а где-то были занавешены расписными холстами или гобеленами. Судя по следам сажи и копоти, все эти произведения искусства висели на стенах уже давно. Кое-где на полу лежали 'сарацинские' ковры, такое название дал им Джеффри. Обеденный зал был обставлен лучше других помещений и потому выглядел в более выгодном свете. Впрочем, мое мнение базировалось на основе виденных мною картинок. Глухая стена зала, задрапированная плотной тканью, некогда темно - красного цвета, а теперь местами выгоревшей под воздействием солнечных лучей, была увешена щитами и оружием. В двух местах стояли 'дрессуары', своего рода этажерки, только полки в них были расположены ступеньками. На них стояла серебряная посуда. Правда, если судить по количеству, расставленному на полках обеих этажерок, то всю посуду вполне можно было разместить на одной из них. Посредине между ними стоял шкафчик для сосудов с вином. Подсобные помещения своим видом резко отличались от господских покоев. Если наверху были кресла и стулья, то здесь кроме лавок другой мебели не было, а вместо ковров - мелко нарубленный тростник, лежащий в несколько слоев. Наибольшее впечатление, сплошь негативное, на меня произвела кухня. Мрачная картина, написанная в черно-красных тонах. Гигантский закопченный очаг. В его жарком пламени сейчас горело не менее десятка поленьев. Над огнем висел здоровенный котел, в котором что-то булькало и сходило паром. Рядом с ним грязный мальчишка вращал ручку ворота, на котором жарился поросенок. Кругом на стенах висели полки, на которых лежали и стояли различных размеров котлы, горшки, сковородки. На двух растянутых над моей головой веревках висели пучки различных трав и связки лука. Под ногами под тяжестью тела потрескивал двойной слой тростника. Посредине помещения стоял стол - козлы, где была вперемешку навалены тушки птиц, куски мяса и овощи. Женщина - повариха, стоявшая к нам спиной, ожесточенно что-то резала прямо на деревянной столешнице, при этом, не забывала, время от времени, покрикивать на мальчишку: - Ты, маленький негодяй! Не забывай поливать его жиром, не то получишь по тощей заднице! На звук наших шагов повариха обернулась. Судя по ее злому выражению лица, была уже готова обругать незваных гостей, но, увидев нас, растерялась. Затем, низко поклонившись, замерла неподвижно. Мальчишка, в свою очередь увидевший меня, застыл неподвижно, с круглыми от удивления глазами, но в следующую секунду был выведен из столбняка злым окриком телохранителя: - Ты, мелкий урод, куда глаза пялишь?! На поросенка лучше смотри!! После его злого окрика в кухне началась суматоха. Повариха, выпрямившись, подскочила к испуганному мальчишке. Сходу, отвесив тому смачный подзатыльник, сама закрутила ручку вертела, крича: - Жиром, поливай! Жиром! Да живее ты, бездельник! На их крики и вопли прибежал мужик, довольно грязного вида, который, в свою очередь, при виде меня застыл на пороге. Злой окрик моего телохранителя не заставил долго ждать: - Ты чего застыл, мурло кухонное?! Не признал молодого господина?! Мужик подобрал отвисшую челюсть и начал часто-часто кланяться, кося на меня испуганным глазом. - Пошел вон! Кухонного работника, словно ветром сдуло из проема двери. Следом за ним, мы вышли во двор. После душной и мрачной атмосферы кухни, простор, свежий ветерок и синь неба были особенно приятны. Следующим моим разочарованием стала крепостная стена, которая оказалась без угловых башен и без зубцов. Просто толстая стена, сложенная из серого камня. На ее внутренней сторонерасполагались деревянные галереи, с помощью которых защитники замка могли вести стрельбу из луков, лить кипяток и смолу на голову врага. На одной из них, расположенной прямо над воротами сейчас стоял часовой, четко смотревшийся на фоне голубого неба. Сверкающий шлем, жесткая куртка из вываренной кожи, короткий меч, лук и рог. Со слов Джеффри я уже знал, что гарнизон замка был чисто символическим и состоял из пяти солдат, возрастом от тридцати пяти до пятидесяти лет. Все они были ветеранами, воевавшими плечом к плечу с моим отцом, а трое из них - дважды сопровождали молодого Томаса во Францию. Джеффри был у них вроде командира. А всего в замке жило около двух десятков человек. Ремесленники, солдаты, прислуга. Помимо простолюдинов, как у каждого феодала, владельца замка, у Джона Фовершэма был свой двор - люди, которые удостаивались чести сидеть с ним за одним столом: сын, дама его сердца, отец Бенедикт и Джеффри. Телохранитель удостоился подобного почета, не будучи благородных кровей, на основании своего особого статуса: он занимал должность начальника гарнизона, которую давали только самым доверенным лицам. Пусть даже этот гарнизон состоял из пяти человек. Ворота замка, окованные железом, были двухстворчатыми и массивными, как и полагается в рыцарских замках, а вот кованой металлической решетки, закрывающей ворота в случае опасности, и в помине не было. После беглого осмотра замка у меня появилось ощущение детской обиды. Словно вместо двух обещанных шоколадных конфет дали одну, и та - карамелька. 'Ни тебе приличного замка, ни тебе могучих рыцарей, ни тебе прекрасных дам'. Кроме любовницы отца, которой был представлен сегодня утром, я не видел никого из женского пола, на которое стоило бы обратить внимание. Все, кого встретил за время своей экскурсии по замку, являлись особами в возрасте от тридцати и выше, с объемистыми формами и грубоватыми, на мой взгляд, лицами. Правда и они пользовались спросом. В этом вопросе меня просветил Джеффри, ткнув пальцем в проходившую мимо толстуху, тащившую большую корзину грязного белья. - Ха! Вот баба! Никому не отказывает! Только давай! - при этом он довольно оска-лился. - Где припрет - там и дает! Ха - ха - ха!! Судя по тому, что я слышал от телохранителя об отношениях между мужчинами и женщинами: нравы здесь - проще не бывает. Было бы желание, причем не обязательно обоюдное. Осмотрев двор, решил подняться на галерею и осмотреть окрестности замка. Пройдясь по ней, даже я, далекий от военного искусства того времени, сообразил, насколько выгодно расположение замка. Стена с севера и запада была прикрыта рекой, восток - крутым скалистым обрывом, только южные подступы защищены рвом. Ров, насколько я мог судить, был вырыт давно, так как дно и края его поросли таким густым кустарником, что через них с трудом проглядывали полусгнившие заостренные колья. Через ров был проложен крепкий деревянный мост. Перевел взгляд вдаль. Не знаю, что я думал там увидеть, но лежащая перед глазами местность меня разочаровала, так же, как и замок. В прямой видимости находилась убогая деревня с лежащими вокруг полями, в окружении густого леса. 'Глушь-то, какая! Где цивилизация, я спрашиваю?'. Оглянулся на Джеффри, чтобы спросить его, но тут же передумал. Зачем мне вся эта местная география?! Завтра меня уже здесь не будет! Довольствуемся тем, что видели. Вечером 'папа' поляну накроет, а там считай, и день прошел! Затем повернулся и стал смотреть с высоты на замок и двор. 'Да-а! Пишут и рисуют одно, а в натуре - другое! Ох, уж эти историки! Где высокие мощные башни? Где роскошный замок с его башенками и флюгерами? Сплошной обман!'. Я не знал, что родовой замок Фовершэмов, воздвигнутый в боевые годы двенадцатого столетия, когда люди придавали большое значение своей безопасности и очень малое - комфорту, был предназначен служить цитаделью, простой и бесхитростной, не похожей на более поздние и роскошные постройки, где мощь укрепленного замка сочеталась с великолепием дворца. Это спустя столетие такие здания, как замки Конуэй или Карнарвон, уж не говоря о королевском Виндзоре, показали, что можно обеспечить и роскошь в дни мира и безопасность в дни войны. Поэтому замок, который был домом уже не одному поколению Фовершэмов, хмуро высился над округой, почти в том же виде, как его замыслили древние англо-норманны. Спустившись вниз, я только собрался двинуться к дворцу, как оруженосец потащил меня в сторону конюшни. Спорить не стал, только подумал: 'Чего я там не видел!', - а затем последовал за ним. Войдя с яркого солнца в полумрак конюшни, я остановился, да?вая глазам привыкнуть. Дождавшись, когда темные массивные силуэты превратились в лошадей, стоящих в стойлах, я прошел вглубь. Ясли, деревянные ведра, наполненные во?дой, сено, разбросанное под ногами. 'И что такого замечательного он хотел мне показать?'. Уже собрался обратиться за разъяснениями к Джеффри, как увидел, что тот сам что-то или кого-то ищет. Не найдя, вдруг схватил деревянную лопату, стоящую у дверей и с силой запустил ее в копну сена, сложенного у дальней стены. Под крик: - Ай! - из копны выскочил босоногий человек. Рубаха, штаны и волосы - все было в соломе. При виде меня, его глаза округлились, затем отпала челюсть, только переведя взгляд на Джеффри, он опомнился. Выдавив из себя: - Мой господин! - стал униженно и раболепно кланяться. Ситуация была ясна как божий день. Работник спал, вместо того чтобы трудиться на хозяина в поте лица. Теперь отбивая поклоны, он пытается, тем самым, загладить свою вину. 'Что я теперь должен сделать? Пальчиком погрозить? Отвесить пинка? - только я успел так подумать, как из-за моего плеча раздался голос Джеффри: - Господин, разрешите мне с ним разобраться?! Обрадовавшись найденному выходу из неловкого положения, быстро сказал: - Разре?шаю. Двумя быстрыми шагами Джеффри сократил расстояние до работника и буднично ударил его кулаком в лицо. Конюха отбросило к стойлам. Он впечатался в стену, замычав от боли, и сполз на землю. Однако на этом 'воспитание' не закончилось. Приблизившись к валяющемуся телу, телохранитель стал без особой злобы пинать его ногами. Конюх поджал ноги к животу и, закрыв голову руками, только негромко постанывал при наиболее болезненных ударах. Жесткая расправа закончилась так же резко, как и началась. - Вставай, шлюхино отродье! 'Ну и нравы! Впрочем, это их разборки! Им тут жить! Я здесь только проездом!'. Больше не обращая внимания на стонущего конюха, телохранитель снова вернулся на свое место позади моего левого плеча. Только он встал, как я вдруг понял, пока мы бродили по замку, он все время находился там, за моим левым плечом. Конюх, не обращая внимания на кровь, капающую из разбитого носа, встав на колени, стал униженно каяться: - Добрый господин! Хоро?ший господин! Бес попутал! Здесь я уже быстро сообразил: конюх хочет господского прощения, перед тем как приступить к работе. - Иди, работай! Работник вскочил на ноги, затем схватил деревянную лопату и бросился вглубь конюшни. Глядя, как тот сгребает навоз, я неожиданно сам для себя улыбнулся. Сын барона - это тебе не хухры - мухры! Будет что рассказать дома! И как в тюрьме сидел, и как замком управлял! Жалко, что не удалось английскому королю пару советов дать по поводу обустройства государства или какую-нибудь историческую битву выиграть, но ничего - это в следующий раз! И вдруг до меня неожиданно дошло, как мне повезло оказаться в теле сына барона, а не конюха, или хуже того, в теле еретика, сжигаемого заживо на костре или воина, умирающего на поле битвы. Брр! Только я это представил, как меня прямо всего передернуло, что не осталось незамеченным для Джеффри. Чуть наклонившись ко мне, он спросил: - Все хорошо, мой господин?! В самом начале общения с телохранителем, я думал, что историки врут и в средневековье у господ со слугами были, если не приятельские, то вполне нормальные отношения, но сейчас 'спустившись на землю', понял, что учебники не врут. На людях он выглядел таким же слугой, как и остальные, и только наедине со мной он держался по-приятельски, причем только в самом начале. Подобное поведение даже мне, не знакомому с местными нравами, было нетрудно понять. Того Томаса телохранитель знал как облупленного, а я для него абсолютно новый, неизвестный ему человек. И как этот человек поведет себя дальше - неизвестно. - Все нормально, Джеффри. Что ты мне хотел здесь показать?! Оруженосец вежливо, но в тоже время настойчиво, подвел меня к стойлу, где стоял довольно крупный конь. К животному я приблизился с опаской, так как до этого вообще не имел дела с лошадьми. Тут я получил ответ на свой вопрос, правда, несколько странным способом: - Смотри Чалый, кого я тебе привел! Наш молодой господин! Что ты фыркаешь, не узнаешь своего хозяина?! Конь, кося в мою сторону большим влажным глазом, нервно переступал ногами, похоже, не высказывая большой радости от свидания со мной. Джеффри погладил его по шее, после чего повернулся ко мне: - Погладь его господин! Дай ему почувствовать свою руку, и он тебя сразу вспомнит! 'Ага, погладь! А он мне копытом в глаз?! Ладно. Попытка - не пытка!'. Осторожно провел по морде жеребца рукой. Раз. Другой. Тот слегка подался в сторону, а потом вдруг неожиданно тихонько заржал, а затем ткнулся носом в мою руку. - Вот видишь! - обрадовался Джеффри. - Он тебя узнал! Видишь, как обрадовался! Неожиданно я почувствовал, как нечто отдаленно похожее на нежность, подня?лось откуда-то из глубин моей души и коснулось сердца. Замер на мгновение, не понимая, чье это проявление чувства: мое или того Томаса Фовершэма? Пытаясь разобраться, провел рукой по шее Чалого, потрепал гриву, но, так и не поняв, вышел из ворот конюшни в некоторой растерянности. Выйдя, мы подошли к группке из четырех человек, состоявшей из солдат гарнизона замка. Каждому из них, на мой взгляд, было далеко за сорок. Грубые, обветренные лица. Широкие плечи и сильные руки. В отличие от прислуги они отнеслись ко мне с уважением, но без подобострастия, воспринимая меня не столько как господина, сколько собрата по оружию. Завязался оживленный разговор, начало которому положил Джеффри. Разговор сразу пошел о том злосчастном походе, где Томасу проломили голову. Как оказалось, в нем помимо меня и Джеффри участвовало еще трое солдат. Двое из них погибли во время похода, а Хью - арбалетчик, невысокого роста солдат, худощавый, свитый из жил и мышц - вместе с моим телохранителем, привез меня раненого домой. Неожиданно разговор прервался дребезжащим ударом церковного колокола и Хью, коротко поклонившись, попросил у меня позволения уйти, чтобы сменить часового. Важно киваю. За пару часов общения с аборигенами я уже вошел в роль господина. Правда, пока так и не понял: нравиться мне эта роль или нет. С одной стороны, вроде как, интересно, с другой стороны - ощущение неудобства и неловкости. После ухода Хью в разговоре наступила пауза, которой я тут же воспользовался, чтобы уйти. Если честно говорить: я уже устал общаться с обитателями замка. Приходилось постоянно обдумывать каждое слово и быть начеку, чтобы не сказать ничего лишнего. Ученый - историк, может быть, нашел для дальнейшего разговора темы, но я обычный человек, поэтому меня не интересовали детали их жизни и быта. Поэтому, как только Джеффри предложил мне подняться свои покои, я с радостью согласился. Оставшись один, облегченно вздохнул. Помимо личного общения с людьми меня также раздражало откровенное и навязчивое, а в конце этой своеобразной экскурсии, ставшее почти тягостным, любопытство обитателей замка. Остановившись на середине комнаты, огляделся. Светлая комната с высокими потолками, но на этом ее достоинства оканчивались. Большую часть комнаты занимало обширное ложе. Балдахин, подвешенный над кроватью к одной из балок, был закрыт пологами с трех сторон. Передний полог был сейчас поднят и подвязан. Вся остальная обстановка состояла из двух сундуков, стоящих у стены, двух кресел у камина и странной лавки со спинкой, стоящей рядом с кроватью. Стены были закрыты гобеленами, на полу - ковры. Обстановка выглядела безвкусно и неуютно, к тому же свисающая по углам паутина и толстый слой пыли, вызывали гнетущее впечатление заброшенности. Пока я осматривался с кислым видом, в дверь неожиданно постучали. Открыл дверь и неожиданно нос к носу столкнулся с молодой девушкой. В отличие от остальной женской половины замка на нее было приятно смотреть. Тоненькая талия, пышная грудь и миловидное личико. Все это я сначала отметил для себя, а уже потом задался вопросом: кто она такая и что здесь делает? Правда, на второй вопрос я получил ответ, не задавая его. У нее в руках был поднос, на котором стоял серебряный кубок с вином и нечто похожее на вазочку с печеньем. - Э-э… Входи. Девушка, войдя, захлопнула дверь, прошла к столу, поставила поднос и обернулась ко мне. Несколько долгих секунд мы смотрели друг другу в глаз: она с ожиданием чего-то, я - не понимая, что именно от меня ждут. И тут она сама начала действовать. Обняв меня за шею, осыпала мое лицо жаркими поцелуями. Пока я пытался сообразить, что все это значит, она вдруг оторвалась от меня и робко улыбаясь, сказала: - Господин мой, что-то не так? - Гм. Так. Все так, - только успел я это сказать, как девушка стала распускать шнуровку своего платья. После часа неистовой любви, я лежал в приятном изнеможении и слушал болтовню Катрин. Девушка оказалась настолько же словоохотливой, насколько и любвеобильной. Из бурного словесного потока, который буквально захлестнул меня с первых секунд, как она только открыла рот, я вынес несколько конкретных вещей, которые меня в большей или меньшей степени заинтересовали. Месяц назад ей исполнилось семнадцать лет, а на Михайлов день у нее назначена свадьба с кузнецом. Господин барон дал свое согласие на этот брак и обещал ей в подарок новое платье. 'Семнадцать! Кузнец? Так мужику далеко за тридцать! Да - а…'. Не успел осознать эту новость, как узнал другую: о наших с ней отношениях. Оказалось, что эта девочка является моей любовницей на протяжении двух последних лет! Не успел я прийти в себя, как девушка прильнула ко мне своим жарким телом, предлагая продолжить любовную игру. Еще через полчаса Катрин стала собираться. Я с интересом наблюдал, как она надевает на себя юбки, одну за другой, поправляет складки, подвязывает и шнурует лиф. Оправив многочисленные ленточки и поправив прическу, она принялась помогать мне. Надев на нижнюю рубашку короткую куртку с узкими рукавами и штаны - чулки, называемые в этом мире 'шоссы', я почувствовал себя крайне неловко и неудобно. Широкие, свисающие, как крылья, декоративные рукава и кожаные туфли, облегающие ногу с неприлично длинными острыми носами, украшенные серебряными бляшками, добили меня окончательно. Наряд довершил пышный головной убор, напоминающий берет, с павлиньим пером, широкий пояс, кинжал и перчатки. Кося глазом на свою яркую одежду, я чувствовал себя, по меньшей мере, клоуном из цирка. Даже не сразу решился посмотреть в отполированный серебряный поднос, заменявший зеркало, но, увидев свое отражение, невольно улыбнулся. Да, я был странно и ярко одет, но в тоже время мне нравилось, как я выгляжу. 'Блин! Сейчас бы щелкнуться на память! Классная была бы фотка!'. К тому же Катрин, расправив на мне последнюю складку, восторженно всплеснула руками и так же восторженно произнесла: - Какой же вы все-таки красавчик, мой господин! Просто прелесть! - тем самым, отметая мои последние сомнения.
Днем я уже проходил через этот громадный зал, но вечерний сумрак и пламя громадного камина совершенно изменили его, придав ему своеобразный романтический колорит. Тусклый отблеск свечей на доспехах и оружии, висящих на стенах, на серебряной посуде, стоящей на столе, придавал ему вид званого ужина в аристократической семье из двадцать первого века. Несмотря на летний вечер, в зале было довольно прохладно, поэтому огонь, полыхавший в камине, был как нельзя кстати. Под потолком, на цепях был укреплен деревянный круг, где горело десятка два свечей. Их колеблющееся пламя, вместе с огнем камина и свечами, стоящими на столе, с немалым трудом рассеивало мрак большого зала. Под этой своеобразной люстрой стоял длинный массивный стол, покрытый скатертью. По его обеим сторонам размещалось около дюжины тяжелых стульев с высокими спинками. В торце стола стояло широкое кресло - трон с узорчатым балдахином, нависавшим над головой. Стул, рядом с правой рукой владельца замка, был свободен, так же как пустовало большинство стульев с другой стороны стола. Помимо незанятого, на ближайших к креслу-трону барона стульях, сидели остальные участники пира: дама сердца хозяина замка, госпожа Джосселина; Джеффри и отец Бенедикт. Женщина переоделась в длинное, ниспадающее на пол, платье из зеленого материала. Тонкую талию подчеркивал узкий узорчатый пояс золотого шитья. Голову покрывало нечто вроде белого плата, удерживаемого на голове золотым обручем. С ее плеч спускался длинный плащ, отороченный мехом. Джеффри, так же переоделся, сменил кожаную куртку на нарядный камзол, только старичок - священник пребывал все в той же рясе. Не успел я усесться в кресло, стоящее по правую руку от Джона Фовершэма, как на стол начали подавать. Я не удивился отсутствию вилок на столе, так как знал, что их еще не употребляли в качестве столового прибора. Вилка своей формой заслужила репутацию дьявольского творения, поэтому ее не могло быть в руках верующего христианина. Это я узнал, опять же, от своих приятелей-студентов, которые нередко рассказывали мне о занимательных моментах в истории различных предметов. Ели много, громко, чавкая и рыгая в свое удовольствие. Мясо резали ножами, а птицу просто рвали на части руками. Разговор между переменами блюд постоянно менял тему. Начали говорить о предстоящей свадьбе дочки ткачихи, затем Джосселина пыталась выяснить у меня, что я чувствую, не имея памяти, после чего разговор перекинулся на ближайшую ярмарку, которая должна была состояться через три недели. Дальше вперемешку пошли отдельные беседы о способах заточки клинков, новом указе английского короля и приглашении на охоту, полученным от соседа барона. Затем я услышал отрывок из новой любовной баллады, исполненной дамой и короткую отповедь о грехе чревоугодия отца Бенедикта. Первым ушел из-за стола господин барон вместе со своей дамой сердца, следом за ним - отец Бенедикт. Когда мы остались за столом вдвоем с Джеффри, тот хитро подмигнул мне, а затем кивнул на объемистый кувшин с вином. Я отрицательно покачал головой. Выпить еще пару кубков вина с ним за кампанию для меня не представляло особой проблемы, но сейчас мне просто не терпелось добраться до кровати и заснуть, чтобы, наконец, проснуться в своем времени. Вышел во двор. Ночь уже полностью вошла в свои права, окунув землю в чернильную темноту. Горел факел у входа во дворец, да еще один на посту часового. Закинул голову. На небе сияла россыпь звезд. 'Вот что точно не меняется! Звезды. Как светили, так и светят. Плевать им на шестьсот лет разницы!'. Повернулся, чтобы идти в дом, как тишину нарушило тонкое ржанье лошади. 'Чалый? Прощается?'.
ГЛАВА 3
НАЧАЛО ПУТИ
То, что я ощутил, когда открыл глаза, было трудно передать словами. Ярость, страх, разочарование, растерянность. Ничего не изменилось. Перекрестие, почерневших от времени, балок над головой и рассвет, встававший над Англией четырнадцатого века. Сжав зубы, усилием воли попытался усмирить рвавшие меня части чувства и начать думать. Первое, что пришло мне в голову - еще не время. Просто счетчик времени в институте не отсчитал положенные сорок восемь часов! Эксперимент, когда начался?! Где-то в половине десятого! А сейчас только где-то… пять или начало шестого утра. Надо только подождать! Я верил и не верил тому, что сам только что придумал; слишком многое не сходилось с объяснениями ученых. Слишком много, чтобы не понять… Нет! Этого не может быть! Пытаясь уйти от подобных мыслей, я начинал считать минуты. Сбивался. Начинал снова. Не знаю, сколько я так провел времени, пока у меня не появилось ощущение, что все это происходит не наяву. Сон?! Может быть, это только сон?! Так почему меня не будят?! Почему?!! Черт вас всех возьми! Где же вы там?!! В узкое окно скользнул лучик солнца, прочертив, по пыльному камню, светлую дорожку. Пропел трижды рог. При этих звуках у меня внутри словно что-то оборвалось. Будто смертнику зачитали приговор! Отчаяние обострило мой ум, заставив его усиленно работать. Принялся лихорадочно вспоминать то, что мне говорили об эксперименте в институте и сравнивать с тем, что есть. Все те несуразности, замеченные впервые часы пребывания в четырнадцатом веке, я тогда просто откинул, заставив поверить себя в то, что нахожусь в своем времени и лежу сейчас на белой чистой простыне. Теперь к этому я мог добавить следующую фразу: 'таращит свои бессмысленные глаза в потолок, а из угла рта у него непрерывно течет слюна'. 'Мать вашу!! Что мне теперь делать?! Что делать… в этих… мать их!! Средних веках!!'. Неожиданно снаружи лязгнул засов. Дверь отворилась. Из проема полуоткрытой двери выглянул Джеффри. Вчера я сам попросил его прийти закрыть дверь, а затем, даже если будет тихо, входить с осторожностью. Мне не хотелось, чтобы зверь, оставшийся после моего ухода, причинил кому-либо вред. Наши глаза встретились. Не знаю, что он увидел в моем взгляде, но подходить не стал, оставшись стоять возле приоткрытой двери. Если до его появления в самом уголке моего сознания жила надежда, что я вот-вот…, то теперь она пропала, а вместо этого внутрь меня хлынула отчаяние. В одно мгновение я потерял все. Имя, накопленный жизненный опыт, навыки, привычки. Правда, в этот момент я еще это не осознал, мне пока просто хватало факта, что я остался в этом времени. И может быть навсегда. Я попытался утопить этот факт в вине, которое принес Джеффри, но его оказалось чертовски мало, и я послал за новым кувшином. Что я тогда говорил, помню отрывками, но и этого вполне хватило моему телохранителю, чтобы поспешить привести хозяина замка и священника. Господин барон пробыл недолго. Несколько минут моего бреда ему хватило, после чего он развернулся и ушел, в сопровождении Джеффри, так и не сказав ни слова. Священник еще некоторое время слушал меня, а потом оборвал на полуслове: - Помолимся, сын мой! Обратись к господу Богу за помощью, да не откажет он тебе в своем милосердии! Я стал на колени и принялся молиться. Только теперь я не делал вид, что молюсь, а действительно просил Господа Бога смилостивиться надо мной и отправить меня в мое время. Потом меня начало клонить ко сну и отец Бенедикт ушел. Не помню, как заснул, но когда проснулся, снова стал самим собой, если, конечно, в моей ситуации ко мне может подойти такое выражение. Каждое последующее утро я просыпался с надеждой. Ждал пять минут. Потом понимал, что начался еще один мой день жизни в средневековье. Свою тоску по двадцать первому веку я делил между вином и церковью. Нет, я не начал верить. Просто после того, как отец увидел своего сына в 'новом ненормальном' состоянии, он приказал моему телохранителю не отходить от меня ни на шаг. В большей или меньшей степени приказ владельца замка касался всех обитателей. Просто следить, а если заметят что-нибудь странное в моем поведении - немедленно докладывать! Поэтому теперь, как я ни хотел, меня не оставляли в одиночестве ни на минуту. На четвертый день своего пребывания в образе Томаса Фовершэма, от нечего делать, я зашел в церквушку отца Бенедикта. И неожиданно для себя оказался в одиночестве. С распятия из-под несколько слоев копоти на меня смотрело лицо сына Божьего. Пахло ладаном и миррой. Меня окутала тишина. Только спустя пять минут скрипнула тяжелая дверь и мимо меня тихонько, серенькой мышкой, прошмыгнул отец Бенедикт. Зажег свечи перед распятием Христа, затем встал на колени рядом со мной и стал молиться. Горячо. Истово. Молился за меня. Затем священник встал и ушел. Я снова остался один. Глядя на теплящиеся огоньки свечей, попытался понять, кто я теперь такой и как мне жить в этом мире. Дело в том, что за время нахождения в чужом теле, я кое-что заметил. Даже не заметил - почувствовал. Нащупав это странное чувство, я сначала ощутил внутренний дискомфорт. Это было нечто похожее на волоконце мяса, застрявшее в зубах. Оно как бы ни мешает, но так хочется его оттуда достать. Попытка извлечь его на белый свет, если это применимо к понятию ощущения… дала неожиданный результат. В моей голове словно взорвалась граната, только вместо взрывчатки, она была наполнена дикой, клокочущей яростью. Только это и осталось мне в наследство от прежнего хозяина тела, бывшего когда-то Томасом Фовершэмом. Эта была серьезная проблема, так как теперь мне предстояло с этим жить и рассчитывать только на это тело, которое как оказалось, может подвести меня в любой момент. Не говоря уже о том, что незнание жизни, быта, условий, отношений между людьми - делало меня каким-то полудурком среди людей, которых, я, в свою очередь, считал невежественными и тупыми дикарями. Единственный плюс в моем положении состоял в том, что мне повезло оказаться в теле Томаса Фовершэма, эсквайра и сына рыцаря, господина барона Джона Фовершэма, а дальше снова шли одни минусы. Несмотря на храбрость и доблесть, проявленную в войне против Франции, сэр Джон, кроме увечий и ран не получил ни земель, ни денег, а честь и гордость не позволили ему просить их у короля. Поэтому владения отца Томаса ограничивались замком и земельными угодьями на расстоянии двух миль от его стен, полученными родоначальником их рода от Генриха II Плантагенета, куда так же входили две небольшие деревеньки. Только благодаря плодородию этой земли; реке, полной рыбы и раков; а также густому лесу, не оскудевающему орехами, ягодами, грибами и зверем; меню господина барона позволяло некоторое разнообразие, в противном случае есть ему одну свинину с черным хлебом. Из подслушанного разговора прислуги я случайно узнал, что кроме золотой рыцарской цепи на груди барона и золотого кубка, украшенного драгоценными камнями, полученного им в одном из турниров, из дорогих вещей в замке было еще полтора десятка столовых приборов из серебра, которые составляли часть наследства моей матери. И все. Сундуки, предназначенные для денег, были пусты. Женитьба также не принесла ему денег, так как он был рыцарем не только по крови, но и по духу, то в конечном результате получил любовь, но никак не богатство. Благодаря всем этим причинам он сейчас балансировал на краю бедности, а я как его единственный сын и наследник ничего не имел, кроме боевого коня, взятого когда-то мною в бою, в качестве приза, и старых доспехов. Впрочем, на данный момент, все это мне было без надобности, так как по нынешним меркам, воин из меня был, что пуля из дерьма. Я даже не представлял, как надо на лошади сидеть. Собака на заборе - очень верное определение для меня в качестве наездника, потому что коту в данном случае было бы даже лучше. У него хоть когти есть, чтобы цепляться! Правда, мой телохранитель, недолго думая, решил искоренить мои недостатки в военном деле, причем довольно оригинальным способом. Утром пятого дня явился ко мне в спальню с двумя мечами. Только я сел на кровати и начать ворчать на тему: - Все равно не фиг делать! Чего притащился спозаранку? - как в меня полетел меч. Рука ловко, на автомате, вцепилась в рукоять. Вскочив на ноги, я вдруг неожиданно почувствовал себя человеком, который некогда потерял нечто ценное, а теперь снова нашел. Захлестнувшее меня чувство уверенности и непобедимости, было такой силы, что я был готов сразиться с любым врагом. Не знаю, что мой телохранитель смог прочитать на моем лице, но то, что он с такой поспешной торопливостью, абсолютно не свойственной ему, помог мне одеться, говорило о многом. После чего он буквально потащил меня во двор, но, уже спускаясь по лестнице, я ощутил, как возбуждение постепенно начало спадать. Это длилось до тех пор, пока я не осознал, что вместо средневекового воина с жаждой крови в сердце, остался Евгений Турмин, парень из двадцать первого века. Пока я пытался понять, что же со мной прямо сейчас произошло, Джеффри начал атаку. Чисто из чувства самосохранения я попытался отразить удар, но моя неловкая попытка окончилась тем, чем и должна была закончиться - меч просто вылетел у меня из руки. Мне еще повезло, что сумел удержать равновесие и не шлепнуться с позором на задницу. Радость моего оруженосца сдулась в одно мгновение, как проколотый воздушный шар. Стараясь не встречаться со мной глазами, он, молча, подобрал упавший меч и подал мне. Взяв его, мне неожиданно пришел на память подобный случай, произошедший со мной в спортивном зале. И сказанные при этом слова тренера о том, что все, что достается трудом - воздастся потом сторицей. Значит, и навыки Томаса некуда не делись, они до сих пор живут в его… гм!… моем теле. Учтем! Этот день с перерывами на короткий отдых мы с телохранителем целиком и полностью посвятили тренировке с оружием. На какой-то миг мне удалось поймать 'нужное' состояние и меч на какое-то время стал продолжением моей правой руки. На Джеффри посыпался град, и не просто ударов, а мастерски выполненных финтов и комбинаций, после чего тому пришлось уйти в глухую защиту. Мое перерождение длилось недолго, но даже этого хватило, чтобы заставить радоваться Джеффри, как ребенка, которому преподнесли долгожданный подарок. На следующее утро я встал с восходом солнца. Обычно говорится: 'Охота пуще неволи', но в данном случае я ее переиначил: 'охота выжить пуще неволи'. Если не хочу вечно сидеть в замке на правах убогого приживалы, то должен стать таким же, как был когда-то Томас Фовершэм. Воином. Бойцом. В противном случае первый же поединок закончится моими похоронами. Исходя из этого, я старался отдавать всего самого себя на тренировках, что со временем стало давать неплохие результаты. Насколько я мог понять, они явились совместными усилиями моего горячего желания овладеть оружием, помноженным на 'память тела' Томаса. А вот с верховой ездой у меня получилось намного проще, чем с холодным оружием. Если там мне приходилось проходить через пот и боль во всем теле, то здесь я попробовал пойти другим путем. Сделав ставку на заложенные в тело навыки, я постарался полностью отвлечься, заставив себя размышлять о вчерашнем свидании с Катрин. С этой мыслью я запрыгнул в седло, как заправский наездник. Руки привычно разобрали поводья, колени сжались, и я совершенно естественно дал шенкеля. Не все, конечно, получилось до конца гладко, но уверенности в обращении с животным у меня после первой прогулки здорово прибавилось. И, что там скрывать, самоуверенности тоже. Несмотря на ежедневные многочасовые занятия, я сумел выкроить время для ежедневного обязательного посещения… церкви. Как ни странно, но я прямо физически чувствовал покой и умиротворение, исходящие ко мне от статуй святых, загадочно мерцающих свечей, запаха ладана, всего того, что представляло собой своеобразный уютный мирок, отгороженный от бурь и невзгод средневекового мира. Как ни странно это звучит, маленький храм стал для меня местом для размышлений, где я мог спокойно уединиться, чтобы не торопясь подумать о себе, о жизни, об окружающем меня мире. Чего я, правда, не ожидал, так это того, что отец Бенедикт сделает соответствующий для себя вывод: сердце Томаса Фовершэма повернулось к Господу.
Я валялся на кровати, в ожидании ужина, когда ко мне зашел Джеффри. - Томас, нас обоих хочет видеть господин барон. Прямо сейчас. За все это время отец удостаивал меня разговорами только лишь трижды, и все они заключались в поучениях, советах и наставлениях. Выходя из своей комнаты, невольно подумал: - Что за спешка? Разговор касается явно меня, но… Хм! Похоже, на этот раз речь пойдет о моей дальнейшей судьбе. Что ж, послушаем. Люди они местные, может, что дельное подскажут'. Войдя в кабинет отца, и увидев сидящего, рядом с ним, в кресле священника, я только утвердился в своей мысли. - Здравствуй, сын, - голос отца был тверд, но во взгляде чувствовалась мягкая грусть. Он явно переживал за меня; теперь даже я мог разглядеть ее за его внешней суровостью. - Здравствуйте, отец. - Томас, отец Бенедикт, говорит, что ты проявляешь усердие в молитвах. Это так?! - Да, отец. - Раньше я не замечал твоего особенного усердия в молитвах. Что с тобой, сын?! Не успел я раскрыть рот, как в разговор вмешался святой отец: - Сэр Джон, один только Господь может судить человеческие поступки! - Все в руках Божьих! - не стал спорить с ним барон. - Я вот почему позвал тебя, сын. Отец Бенедикт предложил отправить тебя в монастырь. Я тут же вскинулся: - Меня в монахи?! Какого черта! Я там ничего не забыл! Хотел добавить еще пару непечатных слов, но во время спохватился, а затем еще и обругал себя: 'Какого хрена ты тут выступаешь, идиот несчастный! Заткнись и слушай!'. Барон, заметив мою короткую вспышку ярости, коротко усмехнулся в бородку: - Странно! Вот сейчас ты, Томас, такой, каким я тебя помню! Священник, в свою очередь, также не замедлил отреагировать на мои слова: - Не богохульствуй, Томас! Не забывай, что ты исцелился только благодаря воле Божьей! Разве ты не понял, что Он в своей милости убрал душу грешника из его тела и вложил чистую, дав ему возможность стать истинным христианином! Господь милостив к тебе, Томас!! Ты должен это помнить всегда и благодарить Господа денно и нощно! А где ты сможешь это сделать лучше, как не на освященной земле! Голос священника был тонок, слегка дребезжал, но от этого был не менее строг и резок. При последних словах он патетически простер руку вверх, а в следующий момент с искривившимся от боли лицом схватился за сердце, навалившись животом на массивный стол. Минуту так постоял, потом слабо махнул рукой, дескать, все в порядке, затем медленно опустился в заботливо придвинутое ему Джеффри кресло. Сомнений не было, что к его святой любви к Богу, горевшей в его душе, примешивалась простая любовь к человеку по имени Том Фовершэм. Здесь, похоже, жила одна большая семья, пусть даже не связанная родственными отношениями. Взять хотя бы тревожные взгляды, которыми обменялись отец и телохранитель, когда старик схватился за сердце. Я также знал, что все трое, по-своему, любили меня, но при этом каждый опять же по-своему выказывал свою любовь ко мне. Отец, дав время прийти в себя, обратился к священнику: - Отец Бенедикт, вы как? - Все хорошо, сын мой. Только будет лучше, если ты будешь говорить. У меня голова что-то кружится. - Хорошо. Как ты понял, Томас, отец Бенедикт считает, что с тобой было раньше, это кара Божья за твои прежние грехи, - голос отца был ровен. - Он также думает, что твое теперешнее состояние - это испытание для твоей души, сын! Как только господь Бог посчитает, что ты стал на путь исправления, он вернет тебе память! Еще наш добрый священник считает, что твоя новая душа, сейчас, как никогда, подвергнута соблазну со стороны Врага рода человечьего. - Это как понять? На мою душу охотиться Дьявол?! - Не упоминай всуе имя Врага человечьего! - тихо прошелестел священник. 'Не утерпел священник. Вставил свои пять копеек! Блин, взрослые люди, а чем занимаются? Я тоже хорош! Вечно лезу поперек батьки в пекло! Что ж у меня за натура такая! Тебе добра желают. О душе заботятся, а ты…А что я! В рыцарях не удалось побыть, значит, свою карьеру в монахах продолжу! - я просто не смог удержаться, чтобы не съязвить, пусть мысленно, когда узнал, из-за чего поднялся весь этот переполох. - Что я буду в этом монастыре делать? Учиться на монаха?! - Отец Бенедикт говорит, что на освященной земле монастыря, среди благочестия и набожности, ты должен укрепиться в вере, а это даст тебе полное исцеление. - И сколько я там буду находиться?! Тут священник опять не выдержал: - Пока не обретешь крепость духа в борьбе с Нечистым! Именно он наслал на тебя тот припадок! Только твоя истинная вера в Господа вылечит тебя, Томас! Я верю в это! Мы все верим в это! Теперь давайте все вместе помолимся! - Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; Да придет Царствие Твое; Да будет воля Твоя и на земле, как на небе; Хлеб наш насущный дай нам на сей день; И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого! Аминь! - Аминь! - подхватил я. - Аминь! - эхом отдались голоса отца и Джеффри. Подумав, я решил, что это не самый плохой повод уехать из замка, так как влачить жалкое существование я не собирался. Чтобы понять это, мне вполне хватило недели! А так поеду, посмотрю, как живут люди, может быть что-нибудь и придется по душе. Люди, дело или ремесло. После некоторой паузы, отец продолжил разговор: - Томас, у меня есть старый друг. В молодые годы мы были неразлучны с ним, как братья. Сражения, вино, женщины! Все испытали: и горечь поражения и радость победы! Меч и вера были для нас защитой, как в духовной, так и мирской битве, пока не случилось то, что должно было случиться! В одном из сражений удача оказалась не на нашей стороне: я был тяжело ранен, а Ричард Метерлинк попал в плен. После чего наши пути разошлись. Я долго лечился, ничего не зная о нем, и только спустя полтора года узнал о его судьбе. Он был ранен и попал в плен, а когда вернулся, то неожиданно для всех ушел в монастырь. Мы не виделись с ним семнадцать лет, но я много слышал хорошего о нем и его богоугодных делах. Теперь он глава Уорвикского аббатства. Думаю, что он как бывший рыцарь и служитель Господа, сможет помочь тебе в выборе дальнейшего пути. К тому же его аббатство находится сравнительно недалеко от нас, в трех днях пути. - Когда отправляться? Отец бросил взгляд на Джеффри. Тот ответил не сразу, сначала что-то прикинул в уме и только тогда сказал: - Дня через четыре. Не раньше. - Поедешь через пять дней, - подвел итог нашей беседы хозяин замка. Определение срока отъезда исходило из скорости обретения мною навыков. Причем это не только относилось к фехтованию и выездке. К ним он добавил общую физическую подготовку, которая заключалась в беге по пересеченной местности в окрестностях замка. Не налегке, а с мешком, наполненным песком, за плечами. Дважды в день. С этим я спорить не стал. Моей задачей, на первое время, стало элементарное выживание в этом мире, а без навыков воина это было практически невозможно. Моя профессия электрика, полученная в профтехучилище, здесь явно не котировалась, а умение дать в зубы, как-никак четыре года занимался боксом, - не приветствовалось. По крайней мере, в кругу знати. Я мог водить машину, стрелять из автомата, но при этом не знал устройства этих предметов, так же как не имел элементарных практических основ по химии, металлургии или оптике. У меня было ровно столько способностей, сколько у джинна из одноименной песни Владимира Высоцкого: 'кроме мордобития - никаких чудес'. Таким образом, иного пути стать сильным и богатым у меня не было. Да-да. Обязательно богатым. 'Деньги и информация правят миром, - сказал кто-то умный. Денег у меня не было. Как и полезной информации… Если специфическими знаниями я не мог похвастать, зато элементарные мелочи, до которых человечество додумалось за свою историю, вычислил сразу. Карманы и пуговицы. Оказывается, они еще не были в ходу в четырнадцатом столетии. Правда, я не знал, что мне с этими изобретениями делать. Патентные бюро откроются нескоро, лет через четыреста, в лучшем случае, а законодателями модной одежды в данные времена считаются королевские дома Европы. В основном через них получали одобрение, а только затем повсеместно распространялась новая мода. Осталось только организовать производство, затем стать фаворитом при каком-нибудь короле и… начинать богатеть! 'Да-а. Легко сказать, а как все это сделать?! Как доказать людям полезность этих новшеств! При нынешней-то моде! Штаны в обтяжку и курточка в облипку. И, правда, зачем им при такой одежде карманы?!'. После недолгих размышлений я отбросил эту идею, как неосуществимую, по крайней мере, в обозримом будущем. Оставалась только надежда на мои обрывочные знания, приобретенные за время исторических фестивалей и собраний исторического клуба в институте, но и тут было не все так просто. Дело в том, что если летние фестивали я практически не пропускал, то собрания членов клуба в институте посещал только время от времени. Когда обсуждаемые темы казались мне интересными, я просто впитывал в себя то, о чем говорили, легко усваивая и запоминая исторические факты и даты, а когда нет, то просто пропускал все мимо ушей. Теперь же мне приходилось расплачиваться за свою избирательность, тщательно выуживая обрывочные данные из своей памяти, одновременно пытаясь понять, насколько они применимы к данному отрезку истории. Да, я знал о крестовых походах, об ордене тамплиеров, о Столетней войне между Англией и Францией. Знал кусками - отдельные даты, имена и места сражений, но в большинстве своем, эти события уже прошли или еще нескоро будут. Лет через двадцать, а то и через тридцать с лишним. Как, например, битва при Азенкуре, в 1415 году, где англичане, в очередной раз, разобьют французов. Знал, что Италия в данный период времени является не единой страной, а кучей отдельных городов - государств. Знал о наемниках - кондотьерах, как и о семействе Борджиа - роде политиков, полководцев и убийц, но опять же в плане интересных фактов, а не в свете исторических событий. Далеко не всегда даже эти знания всплывали в памяти. Иногда они проявлялись, только при упоминании, запечатленного в истории, имени или при виде конкретного предмета. Так получилось и с арбалетом. Перед самым отъездом, от нечего делать, заглянул вместе с Джеффри в арсенал. Небольшая комната, без единого окна, освещаемая только факелами, была полна пыли и пауков. Сам оружейный склад состоял из двух деревянных стоек, прикрепленных к стенам, да еще в дальнем углу стоял большой сундук. На стойках стояло около десятка пик, а также висели три меча и четыре боевых топора. Джеффри открыл сундук, и я увидел внутри несколько свернутых кольчуг и шлемов. Когда телохранитель, вытащив кольчуги, стал подбирать себе подходящую броню, я решил еще покопаться в нем и неожиданно обнаружил на дне сундука арбалет. Взял его в руки, и у меня неожиданно возникло ощущение, которое бывает при встрече с хорошим приятелем, которого давно не видел. Дело в том, что, участвуя в исторических фестивалях, в отличие от поединков на мечах или топорах, к которым проявил лишь мимолетное увлечение, я болеесерьезно увлекся стрельбой из лука, а затем мой интерес перешел на арбалет. Как оружие он меня настолько серьезно заинтересовал, что я даже начал подумывать сделать его. Ребята дали мне чертежи и сказали, что помогут с кое-какими материалами. С месяц взахлеб читал об арбалетах, изучал различные конструкции, а потом… Раз - и охладел! Так ни Робин Гуда из меня не получилось, ни мастера, но зато кое-каких знаний по истории и устройству арбалетов я сумел нахвататься из книг. В том числе неплохо знал о конструкциях механических устройств натяжения тетивы арбалета. 'Козья ножка'. Этот рычаг со скользящей вилкой и крюками для тетивы, получил свое название из-за своей формы. Несложный по конструкции, он позволял натянуть тетиву без помощи ног, тогда как сейчас тетиву натягивали мускульным усилием или с помощью натяжного (поясного) крюка, закрепленного на поясе стрелка. В этом случае для натяжения тетивы нога упиралась в стремя, затем стрелок приседал, зацеплял тетиву за поясной крюк, после чего выпрямлялся, выпрямляясь, таким образом, натягивая ее. Я не знал, применяется ли сейчас 'козья ножка', но точно знал, что 'немецкая', а за ним 'английская' системы натяжения тетивы, появятся только в пятнадцатом веке. Я поинтересовался у Джеффри, как сейчас обстоит с этим дело, но тот недоуменно пожал плечами и предложил спросить об этом у одного из солдат гарнизона, бывшего арбалетчика. Им неожиданно оказался Хью. - Слушай, Хью, как сейчас натягивают тетиву арбалета? Солдат вытаращил на меня глаза, некоторое время смотрел непонимающе, но потом спохватился и сказал: - Мой господин, ради Бога, извините меня! Вы всегда предпочитали меч или боевую секиру… Всем известно ваше пренебрежение к арбалету! И вдруг неожиданно вы меня спрашиваете… о нем. Вот я и растерялся, господин. - Ты мне так и не ответил, Хью. - Да, господин. С помощью с рук или поясного крюка, господин. - А про рычаг для натяжения тетивы под названием 'козья ножка' ничего не слышал?! Это такое приспособление… Короче, с его помощью легче и проще натягивать тетиву! Даже всадник, не слезая с коня, может зарядить арбалет. - Нет, мой господин. Никогда не видел и не слышал. Наверно, генуэзцы придумали?! Или немцы?! - Точно не слышал?! - Нет, мой господин! А откуда, господин, узнал… - Забудь! Просто прочитал в одной книге и решил узнать: правда, это или выдумки?! Глаза бедного солдата раскрылись шире некуда, да и челюсть понемногу начала отвисать. 'Блин! Да что… Книга! Похоже, этот Том был тупой дубиной! - я неожиданно разозлился. - Вы мне вы все дороги, кретины чертовы!!'. - Чего вылупился, идиот! Картинку в книге видел! И вот теперь неожиданно вспомнил! В глазах солдата появилось понимание. Картинка - это понятно! Вот что б читать,… это за молодым господином не водилось. А картинку любой поймет! - Виноват, мой господин! - Все. Свободен. Иди! После этого разговора я долго размышлял на тему усовершенствования арбалетов. Если с другими, более сложными системами натяжения придется возиться очень долго: нужно было рисовать чертежи, затем искать мастеров - умельцев, которые их бы поняли. Потом работать с металлом, вытачивать зубья шестерен… Но даже не это было самое главное. Здесь были нужны деньги и не малые. К тому же подобные конструкции для меня лично были бесполезны в практическом плане. Подобной идеей скорее можно заинтересовать короля или очень богатого вельможу, имеющего большую дружину. Впрочем, можно и для себя изготовить, если к тому времени я буду иметь свою армию. А 'козья ножка' была то, что надо. Проста в изготовлении, она резко увеличивала скорострельность арбалета и что немало важно, давала возможность заряжать арбалет, не слезая с лошади. Но тут опять все упиралось в деньги, а как их заработать, я даже пока не представлял.
Отъехав метров сто от замка, я остановился на повороте дороги. Обернулся. Некоторое время смотрел на родовое гнездо Фовершэмов. Честный, гордый и воинственный, но весьма небогатый дворянский род. Блеснул на солнце металл: шлем часового, за ним на башне колыхнулся под порывом ветра флаг с гербом хозяина замка. Несколько минут вбирал в себя эту картину, стараясь запомнить, чтобы сохранить ее в памяти, ведь может так случиться, что я этот замок никогда больше не увижу. По крайней мере, возвращаться обратно не планировал, так что можно сказать: мой взгляд - это прощание с замком и его обитателями. Меня здесь не только ничего не удерживало, но даже, наоборот, гнало прочь. Дело в том, что люди, жившие здесь, знавшие Томаса с детства, сейчас видели во мне тронутого умом человека. Мое непонятное поведение, странные слова и не менее чудные вопросы, неумение ездить на коне и владеть мечом - все это только подтверждало мое сумасшествие, но хуже всего было в том, что они верили в мое излечение и ждали, что по возвращении к ним вернется их прежний молодой господин. Только я один знал, что прежний Томас никогда не вернется, так как собирался стать тем, кто я есть. 'Лучше будет для всех нас, если мы окажемся как можно дальше друг от друга, - с этой мыслью я тронул коня и отправился навстречу своей судьбе. Планировавший ехать в аббатство один, я только перед самым отъездом неожиданно узнал, что у меня будут спутники в моем путешествии. Днем ко мне подошел Джеффри и попросил меня, чтобы я замолвил за него словечко перед господином бароном. Дескать, тот не хочет его отпускать со мной. Удивившись подобной просьбе, я попробовал открутиться от нее, мотивируя тем, что приказ хозяина замка - это закон, но телохранитель принялся просить и я был вынужден дать свое согласие поговорить с отцом. Впрочем, в какой-то мере, я даже был рад тому, что у меня будет такой надежный попутчик. Следующей неожиданностью стал Хью - арбалетчик. Вечером того же дня, выйдя во двор, чтобы подышать перед сном свежим воздухом, я заметил неподвижно стоящую фигуру недалеко от входа. Увидев меня, Хью тут же подошел ко мне. - Господин, можно мне отправиться с вами?! - А тебе-то что дома не сидится?! - Мой господин, скажу вам чистую правду. У меня в жизни осталось лишь одно-единственное желание: умереть на поле боя, а не в постели. Я догадывался, что все эти ветераны малость сдвинуты на войне, поэтому подобное заявление меня не только не удивило, но еще больше утвердило в этой мысли. Мне не хотелось его брать, но попытки убедить его, что еду не воевать, а совершать в своем роде паломничество, ушли впустую. К тому же выяснилось, он уже был у барона и тот дал свое согласие на его отъезд. С минуту подумав, я тоже согласился. Как ни как, а именно он был тем солдатом, который помогал Джеффри доставлять тяжелораненого Томаса из Франции в Англию, так что, в каком-то роде я был обязан ему своей жизнью. Хью считался самым младшим по возрасту в гарнизоне замка. Было ему порядка сорока, не больше, но это было мое мнение, так как арбалетчик и сам не знал, сколько ему лет. Невысокий рост и мускулистые, широкие плечи вместе с мощными руками делали его фигуру квадратной. Секира, лук и арбалет были его основным оружием. Правда, арбалета Хью не получил, только лук, впрочем, отец и так выгреб практически все ценное из своих скудных запасов. Из денег я получил на руки фунт или 20 шиллингов. Эта сумма была довольно значительной для средней руки ремесленника или владельца лавки, когда по стране стоимость коровы колебалась от девяти до двенадцати шиллингов, но не для молодого эсквайра с двумя людьми. Я уже интересовался ценами и знал, что хороший боевой конь шел от десяти фунтов и выше, а про цены на доспехи лучше не говорить. К тому же эта сумма давалась не только на меня, но и на моих спутников. Раз они твои люди, ты берешь их расходы на себя. 'Не зря я не хотел брать Хью. Это ж сколько денег уйдет на его жратву! А нам ехать целых три дня, да и в монастыре еще неизвестно, сколько жить придется. Да - а, нужно срочно изыскивать способ добывания денег! Очень срочно!'. Впрочем, вопрос добывания денег, как и другие проблемы, включая тоску по дому, оставшемуся в другом времени, все это как-то отошло в сторону, когда началось мое путешествие. Дело в том, что к старому выражению 'новые места, новые люди, новые впечатления' прибавилась одна интересная особенность. Я снова ощутил себя путешественником во времени, и вместе с ненасытным любопытством ко мне вернулся, несколько угасший, вкус к приключениям. 'Черт меня возьми, ведь я нахожусь в самом настоящем Средневековье, где еще не ступала нога человека двадцать первого века!'. Подобные мысли и чувство человека - первооткрывателя, ступающего в неведомое, полностью охватили меня, оттеснив в сторону все остальное. Хотя при этом прекрасно знал, что пройдет день, другой и окружающая картина станет привычной, а новизна ощущения сотрется. Мне все было интересно: густой лес, пролетающие над головой птицы, работающие на поле крестьяне. Вопросы, по мере их возникновения, задавал своему телохранителю, который ехал рядом со мной. Хью ехал сзади, ведя на поводу заводную лошадь. Стоило только мне поинтересоваться худым мужчиной, понуро плетущимся, по обочине дороги, с большим коробом за спиной, как тут же получал ответ: бродячий торговец, ходит по деревням, продает всякую мелочь. Джеффри, как я уже заметил, перестал удивляться моим разнообразным вопросам. В какой-то мере ему даже, похоже, нравилось опекать меня подобным образом. Правда, после того как мы выехали из ворот замка, его поведение по отношению ко мне резко изменилось. Если там он был вроде дядьки, опекающего своего любимого племянника, то теперь он исключительно обращался ко мне, как покорный слуга к господину, ни на миг, не выходя из этой роли. Теперь я только и слышал: 'Да, господин' или 'Нет, мой господин'. Я решил прояснить для себя этот вопрос, но сделать это несколько позже, хотя бы потому, что слишком мало знал об отношении между людьми в Средних веках. Несколько часов спустя мы добрались до небольшой речки с пологими берегами. Густой кустарник, нависший над берегом, давал отличную тень. Здесь, мы и решили остановиться, а когда схлынет жара, ехать дальше. Пока я, скинув сапоги, блаженствовал в тени, Джеффри и Хью занялись обустройством привала. Покончив с едой, мы легли отдыхать. Спать мне не хотелось, хотя и сильно устал. Ныли мышцы ног и спина, не привычные к таким длительным переездам, но помимо этого была еще одна причина: меня манила речная вода. Прохладная, но не холодная - это было то, что придаст бодрость телу и снимет усталость. Я бы уже давно плескался в реке, только вот мои спутники не выказывали особого желания купаться. К тому же я успел заметить, что особой чистоплотностью Средневековье не блещет. Не желая лишний раз выделяться, я лежал на траве, пока не созрел до мысли: - Хм! Одним поводом больше, одним меньше - какая разница!'. Скинув одежду и оставив на себе из нижнего белья только штаны, я залез в речку. Вода не только освежила и взбодрила меня, она даже сумела на какое-то время заставить меня забыть обо всем, смыв вместе с потом и грязью разницу во времени. Отмотав кролем метров сто против течения, обратно я поплыл на спине, слегка подталкиваемый водой. Приятная усталость пополам с беспричинной радостью внесли в мою душу умиротворение и спокойствие, но стоило мне достичь места нашей стоянки, как я увидел два, встревоженных и одновременно ошеломленных, лица. Арбалетчик, увидев, что я смотрю в их сторону, убрал руку, указывающую на меня, но при этом не перестал что-то возбужденно шептать на ухо Джеффри. Мое радостное настроение разом погасло, словно сквозняком задутая свеча. 'Опять лопухнулся! Похоже, этот сукин сын Том был не только неграмотным идиотом, но вдобавок еще не умел плавать! Отлично! Как мне это объяснить двум придуркам?! Как?! Что на картинке видел?! Да пошло оно…! Будут лезть с вопросами, просто пошлю куда подальше!'. Из принципа сделал еще один заплыв метров на пятьдесят, после чего вылез на берег, готовый послать обоих куда подальше, но оба солдата решили эту проблему за меня, сделав вид, что ничего не произошло. Еще час мы отдыхали, после чего отправились дальше. Спустя некоторое время узкая лесная дорога привела нас к торговому тракту. Даже мне, незнакомому с местной жизнью нетрудно было понять, что я увидел, когда мимо нас потянулись возы с товарами, и караваны из мулов, груженных поклажей. Не успели мы приблизиться к дороге, как от ближайшего обоза отделилось несколько вооруженных всадников, но как только ветерок развернул флажок с моим гербом на копье, старший охранник, тут же поднял руку, останавливая своих людей. Охрана, тут же развернув лошадей, заняли свои места в колонне, а их старший подскакав к богатому человеку, едущему во главе обоза, стал тому что-то объяснять. Помимо одетой на купце странной шапки, имеющей некоторое сходство с восточным тюрбаном, с его плеч спадал, наброшенный поверх одежды, длинный плащ с меховой опушкой. Ситуация была даже мне понятна, но телохранитель все же решил прояснить ее для меня. Правда, в своем стиле. - Видите, мой господин, как стелется глава охраны перед купцом. Деньги свои отрабатывает. В ответ я недоуменно покачал головой, но совсем по другому поводу. 'Ведь жарко же! Зачем ему теплый плащ! Вот люди! И здесь престиж прежде здравого смысла ставят!'. Выехав на дорогу, мы обогнали купеческий обоз, хотя и с трудом, так как приходилось лавировать в толпе, бредущей по дороге. 'И чего им всем дома не сидится!'. Подобное столпотворение для меня было внове, поэтому я только успевал крутить головой в разные стороны. Если на проселочной дороге, которой мы до сих пор ехали, за все время я насчитал только шесть путников, то здесь счет шел на десятки. Кто путешествовал в одиночестве, кто шел в компании. Пеших обгоняли телеги, тянулись вереницы мулов, скакали всадники. Этакий не виданный мною еще кусочек средневековой жизни. Пусть я еще не встретил ни рыцарей, ни прекрасных дам, зато вполне хватало хорошеньких женщин и ярких красок. Несмотря на обилие белых, черных и темно-коричневых оттенков в одежде, почти каждый из путешественников имел цветные заплаты в одежде из другого материала. Те, кто побогаче, как купец, ехавший на муле, выглядел также ярко, но уже по-другому. Камзол красный, а из штанин, одна синяя, а другая - желтая. Еще я заметил, что толпа не имеет никакого желания бухаться передо мной на колени, униженно заглядывая в глаза, как крестьяне одного из селений, мимо которого нам довелось проезжать. Правда, мне уступали дорогу, кланялись, срывая шапки, но это были только те, кто оказывался в непосредственной близости от меня, основная масса народа наплевательски относилась к моему присутствию, а кое-кто, исподлобья, даже бросал в мою сторону косые и недружелюбные взгляды. 'Блин! А мне эти недоучившиеся историки толковали, что знать в средние века - это было все! Писец всем! А тут даже элементарного уважения нет! Вон та немытая харя так прямо волком на меня смотрит!'. Я не знал, что после битв при Креси и Пуатье, где английские лучники повергли наземь надменное рыцарство Франции, простые люди поняли, что не только рыцари являются силой, стоящей на охране английского королевства, но и простой народ. Английские йомены и валлийские копейщики завоевали такую же военную славу, на которую до сих пор претендовали только рыцари. Народ почувствовал свою силу. Когда все это поняли, то возник вопрос: почему они, а не мы? Почему они живут в замках, а не мы?! Почему не мы, а они проводят время на турнирах, пируя и охотясь в свое удовольствие?! В данный момент я не знал всего этого, поэтому был в достаточной мере удивлен, насколько велика разница от описанной в книгах истории и живой реальности, представшей перед моими глазами. Вообще-то начало путешествия мне нравилось, да и поведение путников временами было настолько необычное, что временами казалось, люди разыгрывают сценки из спектакля, который можно было назвать 'Жизнь в Средневековье'. Взять, например, нищенствующего монаха в черной рясе, встреченного нами по дороге. Стоя на коленях, на обочине дороге, он что-то бормотал себе под нос, пока мы не приблизились, после чего он жалобно начинает призывать к милосердию. Смысл его речи заключался в следующем: только помогая ближнему своему, можно предстать перед воротами царства небесного. В данном случае - помочь ему. В ответ на его проповедь с противоположной стороны дороги раздался насмешливый голос, одного из двух, идущих рядом, ремесленников: - Эй ты, святоша! Что ты нас пугаешь грехами! Когда они накопятся, я пойду и куплю в церкви индульгенцию на их отпущение! Вот тогда посмотрим, кто из нас будет стоять у святых врат Царства Божьего! Монах тут же вскинулся, потрясая сжатыми над головой кулаками: - Душа твоя, грешник, что черствая и заплесневелая корка хлеба! Не успел он так сказать, как в разговор вступил, судя по виду, крестьянин. Бесформенная шапка, куртка из недубленой овечьей шкуры, некогда белые, а теперь в пятнах разноцветных заплат, штаны, доходящие до пяток. Он как раз в это время проходил мимо монаха, но, услышав эти слова, неожиданно остановился и сунул под нос ошеломленному, таким поворотом, монаху, тяжелые, натруженные руки с черными ободками грязи под ногтями: - Не тебе, святоша, говорить о хлебе! Посмотри на эти руки! Это они выращивают хлеб, о котором ты говоришь! Видишь их! Теперь покажи свои! Посмотрите, люди, какие они у него гладкие да белые!! Что ты ими делаешь?! Ничего!! Только деньги у народа вымогаешь!! Люди, посмотрите на него, это же, самый настоящий клещ, пьющий нашу кровь!! 'Ну, ты посмотри! И тут революционеры! Даже в четырнадцатом веке нет от них спасения!'. Мы уже отъехали с полсотни метров, когда шум неожиданно перерос в громкие крики и вопли. Мы, все трое, дружно оглянулись. Увидев убегающего монаха, за которым несся крестьянин с палкой в руке, я только удивился подобному повороту дела, хотя мои люди уже дружно ржали во весь голос. Небольшая толпа, собравшаяся на обочине, дружным хохотом, гиканьем и криками подбадривала крестьянина. Монах бежал, так забавно подпрыгивая и размахивая руками, что я не удержался и рассмеялся вместе со всеми. Вскоре мы снова съехали с тракта на узкую лесную дорогу. Она тянулась через густой лес, где ветки дубов и буков образовали поистине настоящую зеленую стену по обе стороны, а иной раз смыкались прямо над головой, образовывая крышу. Этой дорогой, как видно, пользовались так редко, что местами трава закрывала даже наезженные полосы колес крестьянских телег. Здесь, в глубине леса, было очень тихо. Безмолвие нарушалось лишь легким шелестом веток, да воркованием диких голубей, и только раз я услышал где-то далеко в стороне охотничий рог и резкий лай собак.
ГЛАВА 4
НАЕМНЫЙ УБИЙЦА
Дорога вывела нас к зеленой луговине, где, разомлев на солнце, лежало с десяток коров и свободно бродили черные свиньи. За ней, в окружении полей, лежала деревня в три десятка домов и прилепленных к ним пристроек для скота и птицы. Синие дымки поднимались над отверстиями в соломенных крышах. Проехав мимо, мы достигли границы лесов, за которыми простирались однообразные заросли вереска. Их розовые пятна перемежались с большими площадями зеленого мха. Слева по-прежнему тянулся лес, но дорога уходила от него в сторону и шла уже по открытым местам. Солнце на западе стояло низко, зависнув прямо над лиловой тучей. Его жгучие лучи пекли немилосердно. Если до этого наш путь проходил в тени деревьев, то сейчас нас ждало открытое пространство, залитое ярким полуденным июньским солнцем. Не проехали и мили, как дорога привела к обмелевшей речке, по руслу которой вместо потока воды бежал быстрый и шумный ручей с коричневатой от глины водой. Берега оврага были покрыты густой щетиной вереска и папоротника. На берегу ручья, в тени, сидела старуха и жадно ела размоченный в воде кусок горбушки. Услышав цоканье копыт, настороженно замерла, уставившись на нас подслеповатыми глазами. Иссеченное морщинами лицо, беззубый провал рта, трясущиеся руки сразу озадачили меня, но не своим видом, а вопросом: что эта древняя бабка делает в такой глуши. Не удержавшись, спросил: - Мать, что ты делаешь в такой глуши?! - Благородный рыцарь, я иду издалека. Из Линдхерста. Три дня в пути, а за все это время съела лишь миску супа из отрубей, которую подали мне добрые люди, да эта сухая горбушка, которую я выпросила, прося милостыню по дороге. Я иду… - Поедемте, господин, - прервал ее Джеффри. - Нам еще надо проехать не менее пятнадцати миль, пока мы доберемся до Гриптшира. А ты, старая, держи пенни. Хью, отрежь ей сыра и дай ломоть хлеба. Мы уже выбрались из оврага, как вслед нам донеслись произнесенные дрожащим, надтреснутым голосом, благословления. Автоматически повернул голову на ее голос, я неожиданно, краем глаза, зацепил движение в кустах вереска. В первую секунду не придал этому никакого значения, но в следующую секунду понял, что нет ни малейшего дуновения воздуха, не говоря уже о ветерке. Зверь или… разбойники? За время, проведенное в средневековье, я уже наслушался о беззакониях, творившихся на дорогах и о шайках разбойников всех мастей. Бросил взгляд на телохранителя, но тот ехал с невозмутимой физиономией, а про Хью и говорить было нечего, тот, сейчас за моей спиной, хрипловатым голосом напевал фривольную песенку. Я уже было решил, что мне это почудилось, как на дороге показалась, скачущая нам навстречу, в клубах пыли, группа всадников. Сзади тотчас оборвалась песня, а рука телохранителя переместилась на эфес меча. Я сделал то же самое, в душе надеясь, что это простые путники, а не местные разбойники. Некоторое время мы сближались, потом Джеффри чуть приподнялся в стременах, вгляделся, а затем облегченно выдохнул воздух. 'Похоже, пронесло, - с не меньшим облегчением подумал я и теперь сам попытался понять, что это за люди. - Так. Кто тут у нас? Шесть вооруженных людей. Нет. Семь. А впереди? Нет, не рыцарь. Золотой цепи нет, шпор нет'. - Это местный бейлиф, господин, - негромко сказал мой телохранитель. Похоже, он уже полностью освоился в роли гида, если не дожидается моего вопроса. - Представляет королевский закон в здешних местах. Не церемоньтесь с ним, мой господин. Капельку внимания, не больше. Прошло еще несколько минут, как группа всадников остановилась, перекрыв нам дорогу. Возглавлял ее крепкий, плечистый мужчина с квадратным лицом, обрамленным густым черным волосом, состоящим из густой шевелюры, широких баков и окладистой бороды, напоминающей по форме лопату. Берет с пером. Лиловый камзол. На руках печатки из оленьей кожи. На поясе меч и кинжал. За его спиной выстроились шестеро солдат в коричневых куртках из бычьей кожи. За плечами у каждого длинный лук, а на поясе - короткий меч. Лица у всех суровые, грубые, обветренные. - Рад приветствовать вас, сэр. Вслед за рукой, приложенной к груди, последовал поклон. - И я рад вас видеть, мой друг, - к словам я добавил короткий кивок головой. - Что за дела привели вас в эти места? - Ищем банду разбойников, сэр, убивших и ограбивших купца на Нотервильской дороге, так же они подозреваются в убийстве лесника. Вроде, их четверо, но внешность главаря хорошо сумел запомнить приказчик купца, которому посчастливилось сбежать в тот раз. Он его и описал. Чернявый. Широкое лицо. Длинный нос с горбинкой. Шрам на щеке и кольцо в ухе. Судя по кольцу в ухе, можно предположить, что это бывший матрос, сбежавший с корабля. Пока ехали, милорд, вы ничего не видели подозрительного? - Подозрительного - не видел, но я бы на вашем месте обшарил вон те… кусты вереска, - тут я показал рукой на густой кустарник, где я заметил движение в кустах. В ту же секунду на мне скрестились недоуменные взгляды моего телохранителя и представителя закона. Да я бы и сам с удивлением посмотрел на себя в тот миг, если бы мог это сделать, так как сам сейчас не понимал, почему это сказал. Но бейлиф, не потребовав объяснений, к моему облегчению, принял мои слова, как приказ к действию. Кинул за спину: - Пит, Джеймс! - и повелительно махнул рукой в сторону кустов. Двое лучников, развернув коней, сорвались с места и понеслись в направлении кустов. Я уже начал думать, что буду говорить в свое оправдание, если там ничего не найдут, как неожиданно раздались крики. Все тут же повернули в ту сторону головы. - Сэр!! Разбойники!! Они тут!! Вслед за криками стражников из зарослей выскочило несколько людей, которые тут же, сломя голову, помчались в сторону ручья. Их можно было понять: обрывистый берег высохшей реки, да и кусты там погуще, а если пересечь ручей, то за ним в сотне метров начинался лес. Только сорвалась с места оставшаяся четверка солдат, как за моей спиной раздался просительный голос Хью: - Мой господин, можно мне… Толком, не поняв, что он хочет сказать, я небрежно махнул рукой и тут же, нахлестывая коня, он пронесся мимо меня в след ускакавшим стражникам. Бейлиф проводил их взглядом, а затем обратился ко мне: - Сэр, охота может затянуться, поэтому давайте переедем в тень, ближе к ручью. Некоторое время, пока мы ехали, я наблюдал за охотой на людей. Разбойники сначала бежали плотной массой, но при приближении стражников, в панике, рассыпались в разные стороны. Не успели мы с бейлифом оказаться во влажной тени, как увидели в метрах сорока от нас переправляющегося через ручей одного из разбойников. Спрыгнув с обрыва, он одним прыжком перемахнул через ручей, но тут же поскользнувшись на мокрой глине, упал, что спасло ему жизнь. Стрела, пущенная стражником, ушла почти на половину в глинистую вязкую почву, пронизав воздух в том месте, где разбойник только что стоял. Ему бы броситься вдоль ручья, по засохшему руслу, но видно страх забрал остатки здравого смысла. Вместо этого он вскочил на ноги и хватаясь за гибкие стебли кустарника, начал карабкаться вверх. Добравшись до края обрыва, он ухватился за куст, растущий на самом краю оврага, подтянулся и только хотел рывком забросить свое тело наверх, как ему в спину вонзилась стрела. Вздрогнув всем телом, он упал, но не скатился в обрыв, а рухнул всем телом в кусты, тут же пропав из виду. Раздосадованный лучник, подскакавший к краю обрыва, разразился громкими проклятьями. Некоторое время мы наблюдали, что кусты в том месте, где исчез разбойник, колышутся. Бейлиф вопросительно посмотрел на меня, я, в свою очередь, повернул голову в сторону Джеффри за прояснением ситуации, но тот уже разворачивал коня с криком: - Будет исполнено, мой господин! 'Похоже, охота на людей - любимый вид спорта местного населения. И впрямь, чем еще им заниматься?! Телевизора нет, вот они…!'. Тут мои мысли перебил неожиданный вопрос бейлифа: - Милорд, извините мое любопытство, но судя по вашему гербу, вы, похоже, откуда-то с севера?! - Извините, не представился. Томас Фовершэм, эсквайр и сын барона Джона Фовершэма! - Это я был невежлив, милорд. Охота так быстро началась… Уильям Депп, к вашим услугам! Чего я не желал, так это подобных разговоров. Будучи слаб в местном этикете, не говоря уже о геральдике и знании основных фамильных родов Англии, в дальнейшем разговоре я вполне мог сойти в глазах бейлифа за ненормального человека, когда тот поймет, что эсквайр не знает элементарных вещей. А главное, как воспримет это? Не объяснять же мне каждому встречному - поперечному, что лишился памяти, а поэтому, чтобы не дать развития подобным темам, спросил сам: - А много разбойников в ваших краях, бейлиф? Слуга правосудия, обрадованный вниманием гербового дворянина к своей особе, тут же принялся рассказывать о суровых буднях человека, представлявшего в этих краях закон. Будучи неплохим рассказчиком, он настолько привлек мое внимание, что я с некоторым неудовольствием воспринял возвращение солдат. Сначала прискакали два стражника бейлифа и Хью. Все трое азартно ругались, правда, без злобы, из-за какой-то монеты. Нетрудно было догадаться, что разговор идет о деньгах, выуженных из кошелька одного из убитых разбойников. Следом явился Джеффри, усердно вытирающий свой меч о гриву лошади. Приблизившись, с коротким стуком вложив меч в ножны, он коротко доложил: - Труп разбойника лежит чуть выше по оврагу. Затем подскакали оставшиеся лучники. Один из них волок на веревке, захлебывающегося истошным криком, главаря банды. Остановив лошадь, старший стражник тут же отрапортовал: - Одного разбойника убили, а главаря, привезли с собой. - Видел я, как вы его везли, - усмехнулся в усы бейлиф. - Теперь поднимите его на ноги! Двое стражников тут же соскочили с лошадей и отвязали веревку, после чего попробовали поставить разбойника на ноги, но те его, похоже, не держали, так как он снова повалился лицом в траву. Руки, лицо, одежда - все было покрыто порезами, глубокими царапинами и залито кровью, а на его лохмотья, бывшие еще недавно хорошей одеждой, сейчас не позарился бы и последний нищий. Снова подняв и поставив главаря только теперь уже на колени, стражники резко задрали лицо главаря вверх. - Так. Серьга в ухе есть. Шрам на щеке… есть. Чернявый. Он! Хм! Как мы теперь поведем это дьявольское отродье, Мэтью, если он на ногах не стоит?! - тут в голосе бейлифа появилась стальная нотка. Стражник виновато опустил глаза: - Так, ваша милость, вроде же по траве… Мы не думали, что его так посечет. - Он не думал. Тебе думать не положено, а только точно выполнять приказы!! Понял меня, дубина стоеросовая?!! Бейлиф не то что бы злился на стражника, просто, таким образом, он поддерживал дисциплину в своем отряде. - Понял, ваша милость! - Теперь об этом воре, - тут бейлиф посмотрел на разбойника, потом на лес, затем снова на разбойника. И только потом задумчиво сказал. - Вести с собой - себе дороже! Намучаемся больше. Повесить бы его, так нет ни времени, ни охоты волочь его до леса. Закончим все здесь. Вытащи-ка свой меч, Томас из Редбриджа, и снеси ему голову. Тут разбойник, до этого безмолвно стоящий на коленях, словно очнулся. Вздернув вверх голову, он громко закричал: - Сэр!! Милостивый сэр!! А суд?! Я хочу предстать перед судом!! И мне нужен священник! Я не могу умереть, не покаявшись в грехах!! Добрый сэр!! Явите Божью милость!! - Что тебе даст священник, гнусный вор?!! Твою, запятнанную грехами, душу давным-давно заждались в аду!! Умри грязный пес, как и жил, весь погрязший в грехах!! Томас! Раздался, царапнувший по душе, визг: один из лучников выдернул меч из ножен и шагнул к обреченному. Разбойник, крича во все горло, попытался вырваться, но тут один из державших его лучников заломил ему руки так, что тому поневоле пришлось согнуться. Другой стражник схватил главаря за длинные волосы и резко наклонил голову, подставляя шею разбойника под удар занесенного меча. В следующее мгновение из обрубка шеи ударила темной струей кровь, сопровождаемая свистом угасающего дыхания. Голова мертвеца покатилась по траве, а затем застыла, глядя на меня пустыми глазами. Я хотел отвести взгляд от этих мертвых глаз, но сразу не смог этого сделать. Сцена казни прошла настолько быстро, что когда все закончилось, только тогда я понял, что у меня на глазах только что, без суда и следствия, убили человека. Пока я судорожно ловил обрывки мыслей, пытаясь понять, как такое могло случиться, бейлиф уже во всю командовал: - Мэтью! Ты, вместе с Уиллом, закапаешь эту падаль! Что ты на меня так смотришь?! Да ты, дубина! Следующий раз мои приказы будешь выполнять в точности! Остальные - по коням! После чего он повернулся ко мне. - Рад был с вами познакомиться, уважаемый сэр, но нам надо спешить. Всего вам хорошего, сэр! - Я также…рад, - при этом я постарался сглотнуть комок, подкативший к горлу. - Весьма. Отряд стражников уже мчался по дороге, поднимая клубы пыли, как мы начали движение. Только отъехав от места казни с полсотни метров, я смог осознать виденную мною картину. 'Ну и…порядки! Как они скоры на расправу! Раз и нет головы! И это называется правосудие! Ни следствия, ни суда, ни адвоката! Экономия! С другой стороны посмотреть: чем эти слуги закона отличаются от разбойничьей банды?! По мне - так ничем!'. В это время за моей спиной, Джеффри спорил с Хью, об ударе, которым стражник снес голову разбойнику. - С оттягом надо бить! - горячился Хью. - Меч - он не топор. В нем веса такого нет. - Много ты понимаешь, дурья башка! Он правильно ударил. Сильно и резко, - противостоял ему Джеффри. Они, в отличие от своего господина, были людьми своего времени и вели себя естественно. Это было мне понятно, но все равно эта самая их естественность сейчас напрягала и раздражала меня. 'Мне муторно, а эти, сукины дети, словно на бесплатном шоу побывали. Чужую кровушку пролили, душу свою порадовали, сцену казни посмотрели, считай, как на спектакле побыли, а вдобавок и денежкой, похоже, разжились. И ведь не серийные маньяки и не наемные убийцы, а обычные солдаты'. Неожиданно мне захотелось выпить водки. Накатить стакан, а за ним - другой. Для успокоения нервов и просветления мозгов. Еще через полтора часа мы въехали в город. Первый средневековый город, виденный мною в этой жизни. Воспоминания от казни потускнели перед обилием новых впечатлений, но желание напиться, никуда не исчезло. Уже на подъезде к городу он показался мне более чем странным. Городские стены, местами обваливающиеся, были не только в трещинах, но и в изобилии покрыты мхом и плющом. Дерево ворот, потемневшее от времени, было прошито металлическими полосами, покрытыми ржавыми пятнами. Прямо от городских ворот дорога вела через весь город, и как мне потом пришлось убедиться, заканчивалась на его противоположной стороне другими такими же воротами. Судя по всему, город вырос на торговле, стоя на пересечении торговых путей. Дома, в основном, были деревянными и, на мой взгляд, донельзя уродливыми. Стены верхних этажей большинства домов были вынесены вперед и нависали над нижними, да так, что временами почти смыкались. Только когда мы приблизились к центру, его планировка и дома стали походить наподобие того города, к виду которого я привык в будущем. Каменные дома были украшены ажурными парапетами, зубцами, башенками и балкончиками, а над ними высились островерхие соборы из камня, вознеся в небо кресты. Дальше шла рыночная площадь. По причине позднего времени она была практически пустой, не считая нескольких группок оборванных людей обоего пола, копошившихся у куч с отбросами. Найдя нечто съедобное, тут же запихивали в рот, но иногда соседу казался лакомым кусок, который нашел другой, и тогда начиналась драка. Они катались по земле, царапаясь, кусаясь, выдирая клочья волос, друг у друга. В это время вкусный кусок подхватывал с земли другой нищий, торопливо запихивая его в рот. - Городские нищие, - пояснил мне телохранитель, когда мы проезжали мимо одной такой группки. - Подбирают остатки еды. Все, что осталось от торговцев. Жрут как свиньи. И пахнут как свиньи. Тут же в двадцати метрах, на перекрестке, стояло, опираясь на копья, несколько городских стражников, кто с любопытством, а кто со скукой, наблюдая за отвратительным пиршеством.
Найдя постоялый двор, мы решили вопрос с ночлегом, после чего Джеффри кинув пенни конюху, оставил на него лошадей. Мы вышли на улицу. Солнце уже садилось, но до ночи было еще далеко. Мне хотелось остаться одному. Посидеть за стаканом вина и хорошенько подумать над тем, что недавно произошло на моих глазах. Сейчас это время казалось мне более насыщенным, жестким и напряженным, чем в моем размеренном и достаточно предсказуемом двадцать первом веке. Увидев изнанку этой жизни, я понял: все, что теперь будет касаться меня, будет так же непосредственно касаться самого простого и важного для каждого человека - его собственной шкуры в первобытном смысле этого слова. 'Привыкну. Иначе никак. Да и некуда мне деться с подводной лодки, называемой Средневековьем. Так что привыкай, парень. Хотя…'. От дальнейших мыслей меня отвлек Хью, которому не терпелось удариться в загул. - Мой господин, я могу быть свободен или вам понадобятся мои услуги? Намек был понятен, поэтому сунув ему монету в руку, я его отпустил. Джеффри видя мое состояние и желая развлечь господина, предложил сходить к шлюхам. И я подумал, почему бы и нет - тоже вариант. Телохранитель тут же окликнул грязного мальчишку лет двенадцати, с соломой в волосах, тащившего седло на конюшню: - Эй, парень, где тут хороших шлюх найти?! - По этой улице, добрый господин. Вон туда! - при этом он мотнул головой в нужную нам сторону. - Называется 'Черная кобыла'. Улица, по которой мы шли, была узкой и кривой. Первые этажи зданий занимали лавки и мастерские. Из окон и дверей, широко распахнутых настежь, доносились человеческие голоса, лязг и стук. Но хуже всего была вонь. Она шла из дверей домов, от мусорных куч и грязных луж, от людей, шагавших по улице. Только я скривился от очередного отвратительного запаха, шибанувшего в нос, как по ушам ударил пронзительный свинячий визг. Мясник, прямо на булыжной мостовой, резал свинью; одни прохожие старательно переступали через лужу крови и кишки, другие же не обращали никакого внимания на противное чавканье под своими подошвами. От этой неудобоваримой картины и мое без того неважное настроение испортилось еще больше. Еще через пару десятков метров мы увидели, подвешенный на ржавых крюках, деревянный щит, на котором была изображена черная лошадь. - Нам сюда, - при этом Джеффри глянул на меня, словно спрашивая позволения. Я кивнул головой. Помещение с низким потолком, нависающим почти над самой головой, было наполнено смесью запахов из готовящейся пищи и бесплатной общественной уборной. При неровном свете свечей я разглядел несколько человек, мужчин и женщин, сидевших за двумя длинными столами. На них, в лужицах пролитого вина и эля, стояли кувшины, стаканы, миски с едой и объедками. Кто-то из присутствующих пил, кто-то разговаривал, а одна парочка целовалась взасос. На дальнем конце одного из столов сидел окончательно опьяневший мужчина. Он спал, положив голову на стол, при этом временами громко всхрапывая. За стойкой, расположенной на противоположной стороне помещения, стоял толстопузый хозяин, с красным и обрюзгшим лицом. Судя по его потасканной и опухшей физиономии, он сам, в первую очередь, пользовался всеми теми удовольствиями, которые предоставлял посетителям. Вином и женщинами. - Дорогие господа, весьма рад вашему появлению в моем заведении! Что желаете?! 'Если здешний ассортимент удовольствий соответствует здешнему интерьеру, то я уж как-нибудь… обойдусь без подобного сервиса'. А вот Джеффри, в отличие от меня, похоже, чувствовал себя здесь как дома. Облокотившись на стойку, он начал перечислять: - Хорошего вина кувшин. А еще… Нет. Обедать мы будем в другом, более приличном, месте, чем твой клоповник. Пару женщин. С приятными лицами и в теле! - Все будет исполнено, уважаемые господа! Прошу вас, пройдите за тот стол! Сейчас все будет! Не успели мы сесть на лавки, как к нам подошли две женщины, неся вино и стаканы. Поставив все на стол, они уселись рядом с нами. Мне досталась женщина с волосами цвета соломы и ярко нарумяненными щеками. Из-под ее развязанной рубашки была видна полная грудь. - Здравствуй, красавчик. Меня зовут Ливия, - при этом она налила в кружку вино, сделала из нее несколько глотков, потом протянула мне. - Ты мне нравишься. Ты наверно… Болтая разную ерунду, ее рука как бы невзначай скользнула в мои штаны. - Ого, а там у тебя неплохая улитка, она так и просится вылезти из раковины, - проворковала она. - Я уже чувствую, как у нее поднимаются рожки. Может, пойдем? Честно говоря, у меня не было большого желания, но я позволил увести себя - скорее всего это была попытка слиться с местной жизнью, попробовать стать таким, как все. Через дверь, находящуюся в конце зала, Ливия впустила меня в сводчатое помещение, плиточный пол которого был застелен соломой. На полу валялись тюфячки, набитые соломой. Эти подобия постелей были в свою очередь разделены одеялами, натянутыми на веревки. При слабом свете свечей мне показалось, что там не люди, а какие-то тени копошатся на полу, взрываясь то криками и хохотом, то любовными наигранными стонами. Даже не это было так противно, как приторно - противный запах, бьющий в нос с такой силой, что меня начало подташнивать. Сдержав позыв, резко развернулся и вышел. Дойдя до стола, где Джеффри пил вино, при этом, не забывая тискать свою женщину, я налил стакан вина и быстро выпил. Мой телохранитель явно удивился при виде меня и Ливии, растерянно переминающейся у меня за спиной. - Господин… - начал он, но я его перебил. - Все нормально, Джеффри. Просто я хочу напиться. В гордом одиночестве. Выудив из кошелька серебряную монету, положил ее на стол перед ним. - А ты давай, веселись за нас обоих! - с этими словами я направился к дверям.
Когда после четвертого стакана вина, я перешел к философскому осмысливанию жизни, типа: 'Жизнь человека настолько призрачна и мимолетна, что даже не заслуживает серьезного внимания', - появилась она. Сам не знаю, что на меня нашло, но эта девчонка понравилась мне с первого взгляда. Правда, выпитое вино тоже сыграло свою роль. Высокая брюнетка, с пышными формами, но в тоже время подтянутая и стройная - эта девушка притягивала не только мой взор. Грациозно покачивая бедрами, она прошла мимо меня, и как мне показалось, бросила на меня интригующий взгляд. Пока я решал, было в ее взгляде нечто такое или нет, она обошла один стол, за ним другой и подошла к служанке. Обменявшись со той несколькими словами, после чего та скрылась в кладовой. Через минуту снова вернулась, но уже с флягой вина в руке. Отдав монету, прекрасная незнакомка развернулась и пошла к выходу, при этом, не забыв выстрелить еще раз глазками в мою сторону. Я что железный?! Вино и гормоны заставили меня забыть осторожность. Бросаю пару монет на стол и срываюсь с места, вслед за девушкой. Она только начала сворачивать за угол соседней улицы, как я ее догнал. На звук моих шагов она тут же обернулась. В ее больших темных глазах легко читался испуг. Зная, что долгие ухаживания здесь не в моде, сразу перехожу к делу. - Не торопись, красавица. У тебя такая улыбка, что решил еще раз увидеть ее на твоем прелестном личике. - Сэр, я простая девушка и не привыкла к таким красивым словам. Вы что-то хотели от бедной девушки?! - Какая же ты бедная?! Ты очень даже богатая! - Вы шутите, сэр?! У меня… - Да многие принцессы и королевы позавидовали бы тебе! Они бы отдали сундуки с золотом в обмен на твои богатства! - И что же это?! - Это твоя божественная красота, милая. - Ой, сэр, что вы такое говорите. Вам бы мужчинам лишний раз посмеяться над девушкой, подшутить над ней, - сейчас в ее голосечувствовалось кокетство. - Ну что ты, малышка. У меня и в мыслях не было. - Извините, сэр, но мне нужно бежать. Хозяин послал меня за вином. Если я быстро не принесу… - голосок ее стал виноватым. - Я провожу тебя, - заявил я, голосом, не терпящим возражения, которое придало мне выпитое вино. - Но я вас совсем не знаю, сэр! - Вот в дороге и познакомимся! Улочка, в которую мы свернули, была, что называется с односторонним движением. - Так ты служанка?! - Да, сэр. Но жена хозяина в последнее время ревнует и мне, похоже, скоро придется искать себе новое место. - А что, уже к этому был повод, малышка? За легким флиртом мы свернули за один угол, за другой, пока я не понял, что потерял направление и уже не знаю, в какой стороне находится мой постоялый двор. Несколько раз слышал шаги, как в стороне, так и за спиной, но со временем они растворялись в тишине, и тогда я снова полностью переключался на разговор с прелестницей. - Мы уже почти пришли, сэр. Теперь я пойду ОДНА! При этом она резко повысила голос, сделав упор на последнее слово, тем самым, выделив его. Хмель не то чтобы выветрился, но темнота и тишина пустынных улиц незнакомого города как-то сама по себе настораживала, а теперь еще это слово - выкрик. Следующим ударом набатного колокола в голове стало ее резкое движение руки вниз, в складки платья. Чисто инстинктивным движением я перехватил ее руку. В тот момент, когда она попыталась ее вырвать, я увидел в ее маленькой ручке тонкий и чрезвычайно острый на вид кинжал. Не успел я осознать того факта, что на мою жизнь покушаются, как из-за угла выскочили два мордоворота и замерли в непонятном ожидании. По-другому их никак не назовешь. Лица, не абсолютно не отмеченные интеллектом, мозги с одной извилиной, и кулаки с пивную кружку. Очевидно то, что 'клиент' к моменту их появления не лежал, подрыгивая в агонии ногами, стало для них неожиданностью и ввергло в кратковременный ступор. Не дожидаясь, когда они очухаются, резко вывернул запястье красотки и швырнул взвизгнувшее от боли тело им под ноги. В этот самый момент головорезы ринулись ко мне, но на полпути столкнулись со своей сообщницей, рухнувшей им под ноги. Один из них, споткнувшись об нее, растянулся во весь рост, а другой пошатнулся, отчаянно замахал руками, стараясь сохранить равновесие, и при этом выронил дубинку. Такой шанс упускать нельзя. Подскочив к пытающемуся взлететь бандиту, пробил ему прямой слева в солнечное сплетение, а правым кулаком заехал в челюсть. Удар получился на редкость четкий и мощный. Бандита отбросило на пару метров, после чего тот рухнул мешком на камни мостовой и затих. Все это зафиксировало сознание, так как тело уже начало атаку на второго мордоворота. С ним я поступил более незатейливо. Тот еще только начал подниматься с мостовой, как я врезал ему подкованным сапогом в живот, а после того как он оказался на коленях, завывая от боли, подобрал дубинку и с силой ударил его по голове. Хрустнула кость, и вопль резко оборвался. В этот самый момент наступившая тишина была нарушена дробным стуком каблучков. Наводчица, высоко подобрав длинные юбки, со всех ног помчалась по улице. Хотя я спокойно мог ее догнать, но не стал этого делать. 'Беги, сучка, беги. Повезло тебе. Впрочем, и мне нужно отсюда сваливать. Не дай Бог на крики нагрянет городская стража! Куда мне теперь? Тоже мне, Казанова. Увлекся смазливой мордашкой и ладной фигуркой, а про дорогу забыл. И ведь никого поблизости нет, чтобы спросить! Мать вашу!'. Бросив взгляд на два распростертых тела и мысленно сравнив их с дохлыми воронами на помойке, я зашагал в сторону ближайшего угла, в душе молясь о том, что взял правильное направление. Прошагал в ускоренном темпе уже метров пятьдесят, как где-то на верхнем этаже, у меня над головой, с легким скрипом растворилось окно. Уже зная, чем это грозит, тут же ускорил шаг. Негромкий всплеск у меня за спиной дал мне знать, что мне удачно удалось избежать содержимого ночного горшка одного из горожан. Еще один поворот. 'Блин! Не город, а лабиринт какой-то!'. Остановившись, я огляделся. Вокруг меня теснились дома, в темноте похожие один на другой. Хмель и злость выветрились, а на их место пришло раздражение и растерянность. Теперь я хотел только одного, как можно быстрее добраться до гостиницы. Но где она? С минуту вращал головой в разные стороны, но так и не определился куда идти. Стучаться в ближайшую дверь и спрашивать дорогу - было чревато большими неприятностями. В лучшем случае - через дверь обругают, а если попадется более нервный тип, то улица огласиться криками: - Грабят! Убивают! - и тогда мне придется бежать от обозленной толпы разбуженных горожан. К тому же где-то у меня за спиной, на темной улочке лежат два тела… Оставалось идти - куда глаза глядят. Так я и сделал. Обходя зловонные лужи и кучи гниющего мусора, я не переставал вполголоса материться, потому что, как не старался, все равно наступал на нечто отвратительно пахнущее и противно чавкающее под ногами. Когда в очередной раз, засомневавшись в правильности выбранного направления, я остановился, то вдруг услышал звук приближающихся шагов. Как бы я ни хотел побыстрее добраться до постели, мое недавнее приключение заставило меня более внимательно отнестись к появлению новых любителей ночных прогулок. Замерев, стал чутко прислушиваться к шагам. Убедившись, что они не удаляются, а приближаются, осмотрелся. Найдя за своей спиной нишу на стыке двух домов, осторожно ступая, забрался в нее и тут же окунулся в непроглядную, почти чернильную темноту, в которой заметить меня было практически невозможно, если только не подойти вплотную. При приближении звуки шагов стали четче, так я понял, что они принадлежат двум людям, к тому же по мере их приближения, смог расслышать, о чем идет разговор. - Дальше не пойдем. Здесь нам никто не помешает. Итак. Почему опять пришел ты? Разве я не говорил, что хочу видеть твоего хозяина? Где он? - голос невидимого мне человека был не просто недовольным, он был зол. - Потише говорите, сэр, а то ненароком, полгорода поднимите. - Не смей указывать, пес, что мне делать! - Как скажете, сэр, - голос его собеседника был бесцветный, лишенный абсолютно каких-либо интонаций. - Вот так-то лучше! - в голосе дворянина звучало горделивое удовлетворение. - Знай свое место, грязный наемник! - А чем вы лучше меня, сэр? - неожиданно съязвил наемник, - Не тем ли, что убиваете не сами, а посылаете других делать за вас грязную работу. - Заткни свою грязную пасть, отродье шлюхи! - сейчас в голосе дворянина звучал ничем неприкрытый гнев. - Извините, сэр! Постараюсь никоим образом больше не оскорблять вашего слуха, - с едва уловимой насмешкой успокоил его человек, которого назвали наемником. - То-то! Знай свое место, холуй! Теперь отвечай: почему не пришел лорд, как мы договаривались? - Он очень загружен делами, требующими его неусыпного внимания, но непременно с вами встретится, дабы по достоинству оценить ваши заслуги. Вы выполнили поручение моего господина, сэр? - Да, - недовольно буркнул дворянин. - Извините, сэр, но господин хотел бы услышать подробности. Вы же знаете, как он щепетилен в… - Если бы он так хотел о них узнать - был бы здесь сам! - отчеканил дворянин. - Сэр, вы зря гневаетесь на меня! Я всего лишь посредник! Мне что говорят, то я и делаю! - Мои люди знают свое дело. Старик - виконт и чирикнуть не успел, как его горло стало улыбаться небу от уха до уха. Надеюсь, этой подробности хватит?! Если этого мало, на вот - держи! Это фамильный перстень с гербом - прямое доказательство его смерти! Я выполнил все условия нашего договора. Виконт и бумага,… которую ты получишь, как только я получу золото. И еще. Чуть не забыл маленькую деталь. Твой лорд заплатит мне на десять золотых больше, чем мы договаривались! Ты, наверно, хочешь знать за что?! - Да, сэр. - Двое моих людей ранены. Старик обзавелся телохранителем, который оказался хорошим воином. Их кровь должна быть оплачена золотом! - Разве вам не за это платят… - Где деньги?! Спрашиваю в последний раз! После этих слов резко наступила тишина. Я не видел четко их лиц, так как они стояли в полуобороте от меня, но по тому каменному напряжению их поз, мог судить, что они сейчас готовы вцепиться друг другу в глотку. Увлеченный их разговором, я только сейчас понял, в какой ситуации оказался. Двое убийц обсуждали свои кровавые дела,… и я был этому свидетелем. Если закон запросто рубит головы на дорогах, то о том, что со мной могут сделать эти двое, даже думать не хотелось. Уйти незаметно уже не представлялось возможным, так как они стояли в метрах пяти от меня; сейчас меня спасал только глубокий мрак ниши. Можно было конечно бежать со всех ног и вряд ли бы они за мной погнались, но тут свою роль сыграл адреналин в крови, авантюрность моего характера, и одно из основных моих жизненных правил 'бегство с поля боя - не для настоящих мужчин'. После затянувшейся паузы тишину прервал голос дворянина: - Мои деньги и десять золотых сверху. - Хорошо. Документ? - Сначала деньги! - Вот золото. Все, как договаривались. Вот еще десять монет. В тишине послышался тихий звон монет, приглушенный тканью. Похоже, мешочек встряхнули. - Мой господин просил меня полностью расплатиться с вами. Вы получили все, что вам причитается? В голосе наемника, как мне показалось, прозвучал завуалированный намек, несущий зловещий оттенок. - Надеюсь, что да. Иначе, кто-то может потом пожалеть о своей жадности. - В таком случае… Движение правой руки наемника было молниеносно, а потому трудноуловимо в полумраке переулка. Только короткий хрип дал понять, что произошло. Кинжал вонзился в горло дворянина. Затем последовал еще один удар и хрипение оборвалось. Глухо звякнул о булыжники мешочек с золотом, выпавший из рук жертвы, затем ноги дворянина подогнулись, и он упал рядом с выроненным им кошельком. Я видел, как убийца замер, просеивая сквозь себя малейшие звуки, и только после этого опустился на колени и начал обшаривать труп. - Это все вернуть Лорду, а вот твой кошелек кичливый барон - моя законная добыча. После чего в воздухе послышался тихое звяканье монет, сопровождаемое бормотанием: - Серебро. Одна, две, три… О, а это золотой. Вот еще… Неожиданно что-то звякнуло о камень и покатилось. - Дьявол! Блестящий кружок, ударившись о булыжник, чуть подпрыгнул и… покатился в мою сторону. 'О - ох! Мать…!' Монета, ударившись о выступ булыжника, торчащего в шаге от меня, упала на бок и замерла. - Вот ты где… - вслед за этими словами ко мне стала приближаться темная фигура убийцы. Страх был. Куда без него. Но на моей стороне была неожиданность, к тому же, теперь он был один. 'Ты один. Я один. Посмотрим, кто кого, - в такт мыслям в крови начал закипать адреналин, готовя тело к схватке. - От меня не сбежишь… Когда наемник начал склоняться над монетой, я вдруг почувствовал, как внутри меня закручивается мощная пружина, не раз бросавшая его в драку против превосходящих числом отморозков. В руке, словно сам собой, оказался кинжал. При виде появившегося перед ним, словно ниоткуда, человека, убийца замер, не веря своим глазам. В это самое мгновение я с силой выбросил руку с кинжалом вперед. Узкое лезвие чуть ли не по самую рукоять вошло ему в грудь. Некоторое время тот стоял, глядя на меня, затем его взгляд опустел, и головорез рухнул мне под ноги. Только тут я осознал, что убил человека. Впервые в жизни. Некоторое время стоял ошеломленный понимаем того что сделал, переводя взгляд с окровавленного кинжала в своей руке на труп и обратно. Но моя растерянность длилась недолго, секунду - две, после чего сменилась тревогой и настороженностью. Тишина, окружавшая вокруг, не успокаивала, а только все больше настораживала. Трупы, распростертые на булыжной мостовой, окровавленный кинжал в моей руке, адреналин, кипящий в моей крови, все это не давая мне расслабиться, подстегивало к немедленным действиям. 'Бежать! Бежать немедленно! - эта мысль надрывно звучала в моей голове, забивая все остальное и не давая больше ни на чем сосредоточиться. Я был уже готов ей последовать, как взгляд случайно зацепил монету, мягко блестевшую под лунным светом. И тут же замер. 'Блин! Деньги! Кошельки, набитые золотом! - эта мысль словно щелчок переключателя перевела мое сознание из режима смятения в нормальное состояние. Нет, совсем нормальным его не назовешь, но, тем не менее, я был уже в состоянии логически рассуждать. - И что? Трупы грабить собрался?'. Несколько секунд прошло в коротком, но довольно бурном раздумье. Нет, это не был всплеск жадности! Никогда в жизни я бы не опустился до банального уличного грабежа, считая его ниже своего достоинства, хотя в той жизни у меня был период, когда числился в трудных подростках и не все всегда понимал правильно, но сейчас… Сейчас я играю на чужом поле! И по чужим правилам! Обшарив тело убийцы, я стал обладателем трех кошельков: один, содержащий плату за убийство; второй - самого барона; а третий - наемника. Кроме того, у наемника за поясом оказался небольшой деревянный пенал - тубус, запечатанный сургучной печатью. Секунду колебался. Брать - не брать? Как-никак - улика! Найдут, сразу предъявят… И тут до меня дошло, что я не в двадцатом веке, а в четырнадцатом! Криво усмехнувшись, сунул короткий деревянный пенал за пояс. Выпрямился и уже был готов уйти, как у меня появилось новая мысль: - Не внести ли мне путаницу в картину убийства, тем самым, запутав следствие? А почему бы и нет?'. Подтащил труп наемника к барону, я положил его рядышком с ним, затем сжал кисть его руки на рукояти кинжала, до сих пор торчащего из горла барона. А в руку самого барона вложил свой окровавленный клинок, благо он был достаточно неприметный, а себе взамен забрал кинжал покойного. Даже с моей точки зрения, непрофессионала, картина взаимного убийства выглядела, скажем, так, не очень убедительно. Кинув последний взгляд по сторонам, я двинулся по улочке, стараясь как можно тише ступать по камням, при этом настороженно вглядываясь и вслушиваясь в окружающую меня темноту. Именно это мое состояние дало мне знать, и я неожиданно что-то почувствовал, как только подошел к углу, за который собрался завернуть. Был ли это шум, звук или нечто другое, я так и не понял, но это чувство заставило меня замереть, вслушиваясь в тишину каждой клеточкой своего тела, каждым своим, натянутым до предела, нервом. Я уже был готов повернуть обратно, как теперь уже явственно услышал нечто вроде тяжелого вздоха. 'Засада или просто грабители?! А почему не нападают?! Значит, не простые грабители, а подельники наемного убийцы. Сомневаются?! Сбиты с толку? - мысли пронеслись у меня в голове табуном взбесившихся коней. - Стоп! Сбиты с толку? Запутать их еще больше!'. Я покачнулся, как можно громче икнул, потом причмокнул губами, затем громко сказал: - Что за город?! Ни одного приличного заведения, а шлюхи…! Бр-р! Разве это женщины! Колоды деревянные! Да еще какая-то пьянь под ногами валяется! Переулком нельзя пройти, чтобы на них не наткнуться. Стражу позвать что ли? Как же! Полезут они сюда… Подражая походке совершенно пьяного горожанина - гуляки я медленно двинулся по улице. - …соседу точно морду набью! Будет знать, как заглядываться на мою жену! Интересно осталось дома вино?! Или я его выпил, когда уходил?! Если Эмили хоть слово скажет, что я опять напился, я ей скажу,… знай свое место, женщина! Я мужчина или поросячий хвостик?! Снова свернул за угол, бубня и ругаясь, прошел еще полсотни метров, только тогда замер и прислушался. За мной, похоже, никто не шел, но нервы были натянуты до такого предела, что я уже не верил своим ощущениям, поэтому выждал еще несколько минут, после чего побежал со всех ног. Самое интересное, что мое ночное приключение оказалось не только нарезкой из смеси триллера и боевика, но в какой-то мере и комедии. Правда, ее элемент, проявился только в самом финале. Дело в том, что, мчась, не выбирая дороги и направления, в один прекрасный момент, я выскочил на небольшую площадь, где находился мой постоялый двор. Народу в зале, за время моего отсутствия, заметно поубавилось. Веселая компания из четырех пьяных гуляк, выводившая во весь голос хмельными голосами какую-то заунывную песню, да трое припозднившихся путников, торопливо поедавших поздний ужин, перед тем как лечь спать. Подойдя к стойке, кинул мелкую монету, затем забрал у хозяина кувшин с вином и поднялся наверх. Кровать Хью была пуста. Джеффри, уже успел вернуться и лежал на кровати, но только я переступил порог, тут же вскочил на ноги. Он был полностью одет и держал в руках пояс с мечом. 'Ишь, весь изволновался. Ну, прям, как заботливый папаша'. Эти смешливые мысли не отражали моих истинных чувств. Человек, которого я знал всего две недели, относился ко мне с истинно отцовской заботой. И это не было простой угодливостью слуги. По всему было видно, что он искренне и по-настоящему переживал за меня. Вот и сейчас, ни дать, ни взять, а вылитый встревоженный отец, озабоченный долгим отсутствием сына. Если до этого я еще думал, говорить ему о ночной стычке или нет, то теперь все сомнения отпали. К тому же, после моих ночных приключений мне хотелось, просто до ужаса, выговориться, поделиться пережитым. - Где ты был, Том?! - в его голосе чувствовалась неподдельная тревога. - Все в порядке, Джеффри. Давай кружки. Нам, похоже, есть о чем поговорить. Лицо моего телохранителя сразу стало озабоченным, несколько помедлив, он кинул меч на кровать, затем достал с полки две кружки, подождал, пока налью в них вино, затем одну протянул мне. Поставив кувшин на пол, я тут же одним махом осушил свою кружку, и только после этого начал говорить: - Слушай, Джеффри. Тут со мной произошла такая интересная история… Выслушав меня, тот некоторое время молчал, глядя на меня, потом вытянул одним длинным глотком свою кружку, которую до сих пор держал в руке и сказал: - Том, что сделано - то сделано, но, судя по всему, парень, ты влез в чей-то заговор, пусть даже случайно. Поэтому твоя жизнь сейчас не стоит и гроша. Это касается не только заговорщиков, но и наемников, которые на них работают. Ведь ты украл у них деньги, поэтому тебя будут искать с двойным усердием. А когда найдут, ты будешь рад, если тебя убьют сразу… 'Ни фига себе! Положение у меня, как у той совы. Ею об пень или пнем по ней. Ей же по любому плохо. И что мне при таком раскладе делать?'. Ответ на мой мысленный вопрос пришел тут же: - Ложись спать, Том! На рассвете уходим из города! Только начал раздеваться, как вспомнил про кошельки. Достал их и бросил на стол, вместе с деревянным футляром, который уже лежал на столе. - Ого! - раздался уважительный голос моего телохранителя, сидевшего в это время на своей кровати. - И сколько там?! - Как-то не до счета было! Спустя полминуты снова раздался его голос: - А один кошелек-то с гербом! Я повернулся. Джеффри стоял у стола и крутил в пальцах один из кошельков. Подошел к нему. Тот кошелек, что лежал на столе, был обычным кожаным мешочком с завязками, зато второй, который держал мой телохранитель, был замшевым, сделанным явно на заказ. На боку у него был вышит герб. - Чей это герб? - Не знаю. Точно, не английский. Скорее всего,… французский. - Тогда плевать! - и я направился к своей кровати.
ГЛАВА 5
ДОРОЖНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Джеффри поднял меня что называется 'засветло'. Проспав не более трех часов, с минуту я никак не мог разлепить глаза, но повторный толчок в плечо все же вырвал меня из дремоты. Когда я открыл глаза и увидел суровое лицо Джеффри, то тут же нахлынувшие события прошедшей ночи мгновенно подняли меня на ноги. Пока я одевался, телохранитель пытался разбудить Хью, который, по его словам, пришел два часа назад в совершенно непотребном виде. Но несколько оплеух и кувшин холодной воды вылитый на голову сделали свое дело - лучник встал на ноги. Спустя еще пятнадцать минут я расплатился с хозяином, затем мы сели на лошадей и выехали на улицу. Еще ночью, Джеффри просветил меня по поводу возможных действий городских властей, когда те обнаружат труп. По его словам, тела найдут на рассвете и сообщат городской страже. Те придут, разгонят толпу, и будут ждать своего офицера, кого-нибудь из городской ратуши и клирика - писца из городского суда. В общем, как я понял, местное следствие - долгая процедура, а вот то, что касалось тех типов на выходе из переулка… Они были там не просто так, и Джеффри был со мной в этом вопросе согласен. Поверят ли все в то, что барон и убийца смертельно ранили друг друга или… нет. Если да, то наемники должны поверить в случайного прохожего, а если же 'нет', то наше бегство наилучший вариант из создавшегося положения. Если взять за основу, что не поверили, то сразу начнут искать. 'Хвоста' за мной не было, но кто поручиться за то, что они меня не разглядели, а так как городок не настолько большой, чтобы в нем можно было затеряться, то рано или поздно меня найдут. Если это действительно заговор, а если еще приплюсовать к этому сохранение тайны и потерю золота, то наемные головорезы и их хозяева будут землю рыть, лишь бы добраться до меня. И как только меня найдут - схватят, выпотрошат, а уже потом зарежут, как цыпленка. Такая перспектива не могла радовать нормального человека, если он, конечно, не садомазохист. Только мы выехали на улицу, как я с удивлением увидел, что улицы полны народу. У городского колодца выстроилась очередь сплетничающих женщин с ведрами. Двери лавок и мастерских были открыты настежь. Возле рынка, на близлежащих к нему улочках, было не протолкнуться от крестьянских телег и купеческих возов. А сам воздух был наполнен звонким цоканьем лошадиных копыт, ржаньем, хлопаньем кнутов и руганью возчиков. Нам пришлось заворачивать лошадей и объезжать это столпотворение окружным путем, но не успели мы подъехать к городским воротам, как оказались у нового затора - две телеги сцепились колесами. Напряжение, копившееся во мне, в эти минуты достигло своего апогея. Сколько я не старался себя сдерживать, все равно время от времени забывался, начиная то оглядываться по сторонам, то бегал глазами по снующему вокруг нас народу, в поисках подозрительных лиц. Когда, наконец, дорога освободилась, и мы смогли вырваться за ворота на простор, то тут же пришпорили коней и помчались вскачь. Я не видел изумленного лица Хью, скачущего сзади, но вполне мог представить его физиономию, когда мы неожиданно для него помчались как сумасшедшие.
Громилу по кличке Рваное ухо, одного из двух находившихся в засаде этой ночью, а сейчас поставленного наблюдать за Восточными городскими воротами, как будто шилом кольнуло в одно место, когда он вдруг узнал в одном из трех всадников 'пьяницу' из переулка. Не успел тот с приятелями проехать мимо него, как головорез подбежал к группе наемников из пяти человек, сидевших на лошадях. - Меченый! Это он! - при этом он указал пальцем вытянутой руки в спины трех всадников, проезжавших, в этот момент, городские ворота. - То есть они! Точно! Вон те трое! - Чего орешь Рваный, как баба на базаре, - презрительно процедил главарь бандитов. - Вижу. Мы поехали, а Лорду скажи, пусть готовит денежки. Парни, за мной! Громила, злобно скалясь, смотрел наемникам вслед, пока те и не исчезли из виду, после чего вздохнул, сглотнул тягучую слюну, и устало поплелся к хозяину. Ему очень хотелось зайти в кабак и промочить горло парой кружек доброго пива, но он гнал от себя эту мысль. Даже при своей тупости он понимал, что если он своим промедлением рассердит хозяина, это пиво может стать его последним удовольствием в жизни. Его нынешний хозяин, по кличке Лорд, очень не любил, когда его люди допускают ошибки, и расплачивается за них соответственно - ножом по горлу. Этой ночью, после доклада Лорду, бандит не столько понял, сколько звериным чутьем ощутил, что их, с напарником, жизни какое-то время висели на волоске. И все из-за того, что не проследили за тем 'пьяницей' из переулка. С другой стороны - им никто не приказывал следить за кем-либо, а только сопроводить доверенного слугу хозяина до места, но в сам переулок не входить. Если потребуется их помощь, доверенное лицо хозяина должно было подать сигнал, а не потребуется - сопроводить его обратно. Они сделали в точности, как им сказали. Только когда они услышали его слова, до них дошло, что в переулке что-то неладно, после чего они начали действовать. Найдя трупы, они сделали самый простой для себя вывод: противники убили друг друга. О чем впоследствии доложили Лорду. Именно тогда они испытали на себе его ярость, но хуже всего оказалось то, что тот взбесился не из-за смерти своего наемника, а из-за бумаги, о которой они даже понятия не имели. - Если они убили друг друга, то где тубус?! Где он?! Где деревянный запечатанный тубус?!! Он должен был быть там! Крысы кладбищенские! Висельники! В эту ночь их жизни спасли только уверения, что они хорошо запомнили того 'пьяницу' и при встрече смогут его опознать. В это самое время, когда Рваное ухо шел с докладом к хозяину, сам Лорд сидел в таверне 'Голова быка' перед стаканом вина и ждал вестей от своих людей. Впрочем, он не столько ждал, сколько вспоминал свое прошлое. При его профессии приходилось часто ожидать результата, причем не только часами, а даже приходилось и по нескольку суток. Именно с тех времен выработалась эта привычка коротать время. Конечно, есть вино и женщины, но Лорд как истинный профессионал старался не смешивать развлечение с делом, ведь в любой момент может потребоваться быстро принять решение или начать действовать, а вот воспоминания… Они хорошо отвлекают, и в тоже время не притупляют ни инстинктов, ни разума, которые могут понадобиться в любую минуту. Он не был Лордом в полном смысле этого слова, хотя и являлся представителем известного дворянского рода во Франции, правда, сильно обедневшего и потерявшего свое прежнее влияние. Но даже при этом он не мог заявить о себе как дворянин, так как в пятнадцать лет, в ссоре, заколол ровесника, своего двоюродного брата. Выхватил из ножен кинжал и вонзил юному барону прямо в сердце. Если он сейчас и сожалеет, то только о том, что сделал это при свидетелях, из-за которых ему пришлось бежать и скрываться уже долгие годы, отказавшись от имени, рода и дворянства. Будучи с детства болезненным ребенком и постоянно проигрывая схватки своим ровесникам, он так и не стал хорошим воином. Даже сейчас на исходе четвертого десятка с его богатым жизненным опытом в убийстве ближнего, он не рискнул бы стать с мечом в руке против противника, зато во владении кинжалом и арбалетом ему было мало равных. Удар ножом в спину и яд в бокале стали излюбленными методами его работы, которая заключалась в шпионаже и убийствах. Похищения людей, убийства и шантаж - все это было его весьма доходным ремеслом. В нем не было ни чести, ни совести, зато все это в избытке заменяло ему циничное отношение, как к человеческой жизни, так и к чувствам. Именно поэтому он с большим удовольствием играл человеческими чувствами, так как представлял людей, попавших под его влияние, пустоголовыми марионетками. Хорошее знание человеческой психологии, хотя он и понятия не имел о таком предмете, давало ему власть над людьми, которой он упивался, считая себя вершителем человеческих судеб. Это было бы его единственной слабостью, если не приступы неожиданного, неуправляемого гнева. Именно один из таких приступов лишил жизни его двоюродного брата. Они бывали не чаще чем раз в год, но они были страшны своей непредсказуемостью для этого осторожного и хладнокровного убийцы и шпиона, старающегося все предусмотреть на три хода вперед. Во время скитаний он перепробовал много профессий. Был учеником аптекаря в Париже, где приобрел начальные знания о сонных зельях и ядах; служил подручным палача; будучи около года главарем банды, грабил и убивал купцов на дорогах, проявляя при этом прямо звериную жестокость, но осознать, что хочет, понял только после двух лет службы камердинером и доверенным слугой одного французского епископа. Именно на этом поприще он отточил умение влезать людям в душу, выпытывая их тайны, а затем манипулировать ими, как марионетками. К тридцати пяти годам за ним тянулся кровавый список убитых, а также обесчещенных и преданных им людей. Его искали не только ближайшие родственники убитых, но и несколько десятков дворян из различных родов и семейств, желающих увидеть кровь клятвопреступника и предателя на своем клинке. Спустя некоторое время он получил известность, как хладнокровный шпион и умелый убийца, который за деньги готов достать хоть дьявола из ада. Росло мастерство, росли и доходы - уже сейчас у него было столько денег, что он мог прожить безбедно не одну, а целых две жизни богатого рантье. Изредка ему приходили в голову подобные мысли, но недолго задерживались в его голове, так как Лорд прекрасно сознавал, что такая жизнь для него равносильна самоубийству. В то же время постоянно метаться, меняя места жительства, сбрасывать со следа наемных убийц, пущенных по его следам, становилось все сложнее и утомительнее, к тому же раны и годы все чаще напоминали ему, что со временем ему придется остепениться. Неизвестно как бы сложилась его жизнь дальше, если бы на него не вышли люди с таким предложением работы, от которого наемный убийца не смог отказаться. Не из-за денег, а из-за власти над людьми, которую ему предлагали в качестве награды, а ведь именно она была и оставалась по сей день его главной страстью, составлявшей смысл его жизни. 'Править людьми! Вот мой удел! Даже если обещанный мне герцогский трон будет не из красного дерева, а из кучи трупов! Пусть воняют, зато мягко сидеть! Я буду повелевать этими пустоголовыми марионетками, дергая за ниточки, которые они называют человеческими чувствами! Гм! Что-то я сегодня излишне возбужден. Не стоит слишком сильно горячить свое воображение, ведь если прав лекарь папы Бертолуччи, это сгущает кровь, что может вредно отразиться на желудке и мужской способности. А ведь восхитительная еда и роскошные женщины прекрасная приправа к власти, придавая ей еще более изысканный вкус! Поэтому мне лучше сосредоточься на деле! Я с таким трудом нашел виконта… Навел Барона на него… Ад и дьяволы! Как так получилось?! Как эти тупоголовые ублюдки могли упустить человека?! Впрочем, я сам виноват. Выбрал отборных глупцов, у которых столько ума, сколько в их дубинках. Проклятье! Ладно, попробуем понять: кто он? Из Хранителей? Или посторонний человек, оказавший в переулке не в том месте и не в то время? Но куда тогда делись деньги и бумага?! Эти висельники заявляют, что сразу вбежали в переулок, как только оттуда вышел пьяный горожанин. И ни денег, ни тубуса, хотя обшарили все вокруг, они так и не нашли. Даже если принять то, что деревянный пенал они пропустили, не обратили на него внимания, то, как быть с деньгами? Их забрал пьяный? Он же прихватил тубус. Тогда… тогда он не горожанин, а человек Хранителей. Но как он мог там оказаться?! Как?! Мне нужен этот горожанин! Нужен! Иначе я так и не найду концы в этой запутанной истории! Если еще и Меченый допустит ошибку… Только попробуйте, ублюдки, упустить еще раз - дьявол в аду рога себе обломает от зависти, когда увидит, что я с вами сделаю!'.
Мы уже успели отмахать по дороге не менее пяти миль, когда нас стала нагонять группа вооруженных людей. Сначала оглянулся Джеффри, затем я, потом мы переглянулись. Погоня? Очень даже, похоже. Это были явно не торговцы, а солдаты. Можно было подумать, что это скачут воны из дружины какого-нибудь местного барона, но в тоже время были одеты разношерстно, не имея при этом на одежде ни значков, ни цветов своего господина. Когда я оглянулся во второй раз, один из всадников, скакавший впереди, в этот момент недвусмысленно указал на нас, после чего никаких сомнений у меня не осталось. Я пришпорил лошадь. Сколько времени могли выдержать кони бешеную скачку, я не знал, так как не имел подобного опыта. Мне только и оставалось крепче держаться в седле и молить Бога, чтобы помог оторваться от преследователей. Впрочем, и большого страха как такого не было. Скорее всего, потому, что страх ассоциируется с чем-то знакомым, а здесь было нечто похожее на киношную погоню из исторического фильма. Но так, похоже, думал только я, но не Джеффри, старый вояка, судя по его застывшему лицу. Уж он-то чуял исходившую от наемных убийц опасность, как та акула кровь. Вдруг я неожиданно увидел, как он довольно рискованно наклонился набок и стал шарить рукой в одной из переметных сумок, спустя минуту его лицо посветлело. Уловив мой взгляд, он криво усмехнулся в ответ, после чего резко выбросил руку назад. Его жест напоминал движение руки сеятеля - землепашца. Я не сразу понял, что это было. 'Чеснок!'. Самое что ни есть отменное средство против конницы с каких-то там времен! Я слышал о нем от студентов - историков, но никогда не видел его в действии. Обернулся я почти одновременно с взрывом криков, проклятий и лошадиного ржанья, раздавшегося у нас за спиной. На дороге билась покалеченная лошадь, в трех метрах от него, на обочине дороги, лежало ничком тело ее хозяина. Другой конь, в этот самый момент, вставал на ноги, что нельзя было сказать про его хозяина, который остался неподвижно лежать на земле. Я еще не успел все полностью осознать увиденное, как Джеффри придержав лошадь, выхватил из ножен меч и закричал: - Загоним грязных хорьков в ту нору, откуда они выползли на свет Божий! Томас! Хью! Бей! Руби врага! После чего, развернув лошадь, ринулся на врага. Почти автоматически я повторил его действия, правда без воинственных криков и особого вдохновения. Спустя мгновение к нашей атаке присоединился Хью, который, в отличие от нас размахивал не мечом, а топором. Наша атака, в какой-то мере, явилась неожиданной для наших преследователей, что сказалось на их необдуманных и поспешных действиях. За кого они нас принимали, не знаю, но видимо никак не рассчитывали на подобный отпор.
Один из наемников, развернув лошадь, послал ее в обход рассыпанных рукою Джеффри маленьких 'ежей', но его маневр закончился неудачей. В самом начале атаки лошадь наемника неожиданно встала на дыбы, дико ржа от боли. Судя по всему, несколько железных рогулек отлетели дальше других собратьев и упали в густую траву, где лошадь наемника наступила на них. Бандит попытался удержаться в седле, но налетевший на него Хью не дал ему этого сделать, с хрустом разрубив его плечо. Дикий вопль раненого наемника на какую-то долю секунды отвлек одного из наших преследователей, тем самым, дав возможность Джеффри прорубить его защиту. Ярость, откуда-то всплывшая изнутри, привычно затянула кровавой пеленой глаза. Нет пыли. Нет дороги. Нет травы и солнца. Нет парня из будущего. Есть только меч, взметнувшийся над головой, да враг, которого надо убить. Удар меча врага, принятый на свой клинок, затем я наношу удар, потом еще и… Упоение схваткой заканчивается на картинке, так и оставшейся в моей памяти. Глаза врага, полные смертельного страха на залитом кровью лице. В следующий момент я вынырнул из этого состояния, и несколько растерянно огляделся. Чуть в отдалении телохранитель вытирал кровь с клинка о гриву своей лошади. Хью в этот самый миг соскочил с лошади, затем чуть наклонился над раненым наемником, которого ссадил с седла. Последовал резкий взмах руки с топором и раненый замолк навеки. Джеффри последовал примеру Хью, но в отличие от него, он не добил, а убил ударом в шею, все еще лежащего в беспамятстве головореза. Он уже собрался подойти к следующему, как я закричал: - Остановись! Этот мне нужен живым! Джеффри понимающе кивнул головой и в свою очередь отдал приказ Хью - арбалетчику: - Свяжи парня, а затем поставь его на ноги! - после чего начал обирать мертвеца. Честно говоря, от вида двух хладнокровных убийств, произошедших у меня на глазах, мне стало несколько не по себе. 'Но время раскисать! - скомандовал я сам себе, после чего отдал приказ. - Хватит обирать трупы, парни! У нас мало времени! Оба тут же на меня удивленно посмотрели. На лицах обоих читалась одна и та же мысль: 'Дело сделано. Куда торопиться'. - Непонятно?! Пока никого нет на дороге, подберите троих, схожих комплекцией с нами, переоденьте в наши куртки и изуродуйте лица. Но сделать это надо аккуратно - будто раны получены в бою. И киньте их недалеко от обочины. Затем, Хью - ты у нас самый неприметный - переодеваешься в одежду наемника и ведешь наших коней и двух трофейных в ближайший по пути городок на продажу. В городке продаешь коней, а затем, обмывая сделку в местном кабаке, постарайся 'проговорится', что это добыча с ограбления на дороге. Тем самым мы запутаем свои следы и пустим наших преследователей по ложному следу. Если Джеффри на мои слова отреагировал спокойно, то у Хью, ничего не знавшего о событиях прошедшей ночи, глаза на лоб полезли. Но удивляться тому долго не пришлось. Получив тычок локтем в бок, и услышав слова телохранителя: - Чего пасть раскрыл, деревня нечесаная! Или приказ господина не ясен?! - Хью коротко поклонился мне и четко отрапортовал: - Все будет выполнено в точности, мой господин! Спустя двадцать минут дорога опустела. Три обезображенных до неузнаваемости тела, переодетые в нашу одежду, вскоре валялись в кустах по одну сторону дороги, в то время как тело оставшегося бандита была оттащено далеко от дороги в кустарник, к тому же закрыто наломанными ветками. Больше всего времени у нас ушло на сбор 'чеснока', затем мы съехали с дороги и углубились в дубовую рощу, растущую недалеко от дороги.
Меченый был главарем банды уже четыре года. Это большой срок для человека, сделавшего своим ремеслом убийства и насилие. Сильный и жестокий, он был одним из тех людей, которые умели не только хорошо владеть оружием и уметь заставить себе повиноваться, но и мыслить, реально прикидывая шансы в той или иной ситуации. Когда он очнулся и увидел разожженный костер, а себя в нижнем белье и трех людей, которых ему было поручено пытать, а потом убить, он тут же понял, что удача отвернулась от него. Бандит не питал иллюзий в отношении своей судьбы, к тому же хранить верность кому-либо было не в его правилах, поэтому он сразу сделал для себя выбор - быстрая смерть. Увидев, что наемник очнулся, я сразу задал традиционный вопрос, который хоть раз, но всегда задавали в боевиках, будь то книга, будь то фильм: - Будем говорить или молчать? Открывший было рот Меченый, в последний момент, вдруг заколебался: - 'А вдруг… пронесет? Ведь Лорд говорил, что это может быть простой горожанин…' - но уже в следующую секунду в его плечо вонзился кинжал. - А-А-А!! Джеффри словно не слыша дикого вопля, повернул пару раз кинжал в ране, затем чуть повернув голову, сказал Хью: - Принеси пару угольков! Прижжем рану этому молчуну! Очень хорошее средство для…! - А-а-а!! Не надо огня! Что вы хотите от меня узнать?! - Кто тебя послал? С какой целью? - продолжил я допрос. - Я должен захватить тебя… - тут жесткий удар кулаком по губам заставил замолчать пленника. - Ты не сказал: сэр, вонючий хорек! Ты меня понял, висельник?! Тот слизал с разбитых губ кровь и осторожно произнес: - Сэр, я все скажу, но обещайте мне быструю смерть! - Хорошо! Но только одно слово лжи и… - Только правду, сэр! Одну лишь правду! Я должен был захватить вас и узнать, кто вы и куда едете, а также разузнать все подробности вашей ночной прогулки. Затем забрать деревянный пенал, если таковой у вас окажется. - Забрать тубус, говоришь? После чего мы разъезжаемся в разные стороны. Так? На мой прямой вопрос главарь бандитов промолчал, очевидно, посчитав, что и так все ясно, за что тут же схлопотал новый удар в лицо. - Отвечай господину или я зажарю тебя на этом костре, как свинью! - Мы должны были убить вас, сэр. Всех убить. Сэр. - Кому ты должен был доставить тубус?! Кстати, ты знаешь, что в нем? - Нет. Не знаю. Он мне не говорил. Сказал со дна моря достанет, если я вздумаю его открыть. Я работаю на этого человека второй раз, но знаю о нем столько, сколько знал при первой встрече. Его кличка Лорд, но дворянин он или нет, не знаю. Он дьявольски хладнокровен, чертовски умен и осторожен, к тому же, так говорят, ему нет равных в обращении с кинжалом. А еще говорят, что он улыбается только тогда, когда пытает или убивает человека. Кто он и кому служит, не знаю, но, я так думаю, что это дьявол в человеческом обличье. 'М-да. Ничего себе характеристика. Такой ушлый тип может и не поверить, что наемники прикарманили золотишко и смылись. Блин! И чего я прихватил с собой этот пенал? Ведь если такие люди, как этот Лорд охотятся за документом, то дело выглядит намного хуже, чем оно мне сначала казалось'. - Как выглядит Лорд? После того, как Меченый подробно описал нам его внешность, Джеффри не только выполнил данное мною обещание, но даже более того - дал наемнику помолиться перед смертью.
К полудню мы достигли небольшого городка, после чего Хью, отправился выполнять свою часть моего плана. Мы же с телохранителем направились в обход, чтобы затем опять вернуться на ту же дорогу. Таким образом, я думал еще больше запутать следы. Правда, у меня уже несколько раз мелькала мысль, что я просто занимаюсь ерундой, путая здешнюю действительность с детективными и приключенческими романами будущего. Покружив по зарослям и пролескам, мы пересекли небольшую рощу и неожиданно для себя выехали на проселочную дорогу. Она была почти безлюдна, если не считать неспешно едущего всадника, метрах в пятидесяти впереди нас. Переглянувшись, мы, не говоря ни слова, почти одновременно повернули лошадей вслед за ним. Мысль была проста: определиться на местности и найти место, где можно отдохнуть и перекусить. Только мы пустили коней вскачь, как всадник оглянулся на цокот копыт и… вдруг неожиданно дал шпоры своей лошади. Хотя ничего удивительного в этом не было - грабители были неотъемлемой частью образа жизни того времени, но что-то в этом бегстве было неправильное. 'Рванул так, словно нас узнал. Но как такое может быть?'. Впрочем, погоня затянулась ненадолго, так как под всадником оказалась уставшая лошадь. Проскакав четверть мили, она резко сбавила скорость, несмотря на все старания наездника. Плащ, наброшенный на плечи, до самого последнего момента скрывал фигуру всадника, но стоило нам сократить расстояние до пары десятков футов, как я понял, что на коне скачет женщина. В этот самый момент она оглянулась, и при виде ее лица я с трудом подавил в себе радостный вопль. Мне бы удивиться подобной встрече, а я вместо этого испытал злобную радость, а вот на ее лице даже такого выражения небыло, зато было нечто похожее на злобный оскал попавшей в капкан волчицы. Впрочем, эта особа привыкла действовать, а не выражать свои чувства. Подтверждением этому стал кинжал, мгновенно оказавшийся в ее руке, но не успела она им замахнуться, как в следующее мгновение ее рука замерла, так и не начав движения. Ее остановил раздавшийся знакомый звук - шелест моего меча, покидающего свои ножны. Секунду она колебалась, а потом резко бросила кинжал в ножны. - Ты не меняешься подруга. Вместо чтобы сказать 'здравствуй' за кинжал хватаешься. Она ничего не сказала мне в ответ, продолжая смотреть вперед. Зато Джеффри при этих словах бросил на меня взгляд, полный любопытства. - Да, Джеффри, да. Это та ночная грабительница. Именно она этой ночью решила со своими подельниками избавить меня от забот о кошельке и жизни. Лицо телохранителя осветила злорадная улыбка: - Господин, а она ведь красивая? Грех такой не попользоваться, перед тем как перерезать ей горло. - Хорошая мысль. А то, что мы все едем и едем, а развлечений никаких. Сейчас остановимся на привал, и… - я сделал паузу, наслаждаясь резко побледневшим лицом бандитки. - Хороша девочка, правда, Джеффри? - Хороша, господин. Все при ней. Будешь ласкова с нами, девка, зарежу тебя быстро, если же нет, то умирать будешь очень долго. И очень мучительно. Я знал, что она, как и мой телохранитель, приняли мои слова за 'чистую монету', хотя на самом деле я просто играл роль средневекового злодея. Своего рода 'благодарность' за покушение на меня ночью. Прощать подлое нападение я не собирался, требовалось наказать ее, но вот каким способом пока еще не знал. Изнасиловать, а затем убить… Нет - это не мое. 'Понервничай, понервничай, тварь. Так что мне с ней делать? Сдать властям? Хм!'. - Джеффри, обыщи ее. Тот тут же принялся за обыск, при этом как можно тщательнее шарил в районе бедер и грудей. Помимо кинжала на поясе у нее нашлось два коротких ножа, спрятанных в голенищах сапог. Затем телохранитель протянул мне кошелек. - А девка-то богатая, господин. Я взвесил его в руке, перед тем как убрать - он был битком набит серебряными и золотыми монетами. Вот же, сука! Скольких она людей на тот свет отправила?! Видимо подобным вопросом озадачился и мой телохранитель, что следовало из его слов: - Сколько же ты людей невинных загубила, черная твоя душа? - А ты что чистенький перед своей совестью?! Твои руки по локоть в крови, грязный ублюдок! Ты всю свою жизнь жег, насиловал и убивал! Такие же, как ты, грязные наемники, пришли в нашу деревню! Что потом осталось после вас?!! Что, я спрашиваю?!! Обгоревшие бревна домов, да трупы!! Свою мать я потом нашла убитой. Она лежала за домом голой, с раздвинутыми ногами!! Хоть бы просто надругались, так еще и убили!! За что?! Что она сделала?!! Почему…?! Резкий удар по щеке остановил ее выкрики, становившиеся все истошнее и визгливее. Я так до конца и не понял, то ли она, таким образом, себя накручивала, то ли это была правда. - Хватить кричать, дура! Жизнь такая, - без особой злобы пробурчал Джеффри, после того как влепил ей оплеуху. - Не ты - так тебя. - Вот и у меня… жизнь такая, - тихо всхлипывая, продолжила воровка. - Отец, когда приехал, он охранником время от времени нанимался в купеческие обозы, увидел, что случилось, долго на человека не был похож. Потом мы перебрались в город. Вскоре отец спился и умер, а мне куда деваться? За гроши лезть в постель к тем, кто отнял у меня все?! Вот ты зачем тогда за мной поперся? Любовью неземной воспылал? Красс-с-савец! Всем вам только одно надо, боровы грязные! Злость, снова нахлынувшая на меня, после этих слов - исповеди так же быстро схлынула. Понять, говорит ли она нам правду, не представлялось возможным выяснить. Даже мелькнула мысль: 'А не отпустить ли ее?' - но тут же исчезла, слишком уж много крови было на ее руках, судя по толстому кошельку. Так мы молча ехали, пока не добрались до холма, с которого увидели лежавшую в полумиле деревню, а также странного наездника на муле, едущего в нашу сторону. Он во всю нахлестывал свое животное, при этом голосом громко понуждая ехать быстрее. Странность его заключалась в одежде, но уже через пару минут я понял, что этот человек одет в рясу. Как только он приблизился, стали слышны возгласы, которыми он время от времени разражался: - Не попусти Господи надругательства над невинностью! Не допусти отец наш небесный свершения столь тяжкого греха! Некоторое время он нас не замечал, весь ушедший в свои тревожные мысли. Было ясно, что в том месте, откуда он едет, происходит нечто нехорошее, иначе бы старый священник не гнал бы мула, при этом громко выкрикивая нечто похожее на бред. Когда священник вынырнул из своих мыслей и понял, что не один на дороге, мы уже были от него в двадцати футах. Он резко остановил мула, потом несколько мгновений изучал нас, после чего задал странный вопрос: - Вы друзья сэра Юстаса? - Нет, - коротко ответил я. - Но едете к нему? - Мы просто едем, а не к кому-то! Ясно объяснил?! - нарастающая злость в моем голосе имела под собой солидную основу. Слишком много событий произошло за сегодняшний день, и все в достаточной степени неприятные, а теперь еще и ненормальный священник. - Святой отец, может, вы объясните, что происходит? - в наш разговор поспешил вмешаться телохранитель. - Вы дворяне?! Джеффри посмотрел на меня, не зная можно ли ему представлять меня по всем правилам или нет. 'Правильно мыслишь. Незачем нам светиться, когда за плечами враг'. - Солдаты мы. Наемники, - ответил я сам на вопрос священника. После моих слов на простом лице священника как-то по-детски проступили горечь и обида, словно я его обманул, а вот сейчас правда вышла наружу. Мне даже показалось, что он вот-вот заплачет. - Вы хоть добрые люди? Или молитесь на золото, а вместо сердца у вас камень?! - Блин! - мой голос уже начал вибрировать от плохо скрываемой злости. - Да скажи ты, наконец, что случилось, а там будем решать, камень у нас или…! Моя вспышка, к моему удивлению, не только не испугала священника, а даже, в какой-то мере, обрадовала. Похоже, ему смертельно хотелось не только поделиться с кем-нибудь тяжким грузом, лежащим у него на сердце, но и переложить ответственность на чьи-либо плечи, что бы потом можно было сказать: 'Я сделал все что мог!'. Так оно и случилось. Уже впервые минуты мы узнали, что эту местность называют Шеппердом и уже век, как она принадлежат семейству Фоггов. Все было относительно спокойно во владениях до тех пор, пока не умер сэр Уолтер де Фогг, отец Юстаса. - Дело в том, что одно время сэра Юстаса здесь не было. Года три, наверное, а с полгода назад он вернулся. Он рассказывал отцу, я присутствовал при этом разговоре, что все это время он служил при дворе английского короля. Не знаю, правда ли это или нет, но он вернулся домой совсем другим человеком. Грубым, своевольным, потакающим своим низменным инстинктам, не давая проходу ни девушкам, ни женщинам. Когда был жив его отец, он еще как-то сдерживал себя, а теперь его дом стал настоящим вертепом распутства и порока. Всякая женщина, переступившая его порог, покидает его опозоренной. - Он что, их насилует?! - напрямую спросил я. Священник замялся, а потом нехотя сказал: - Гм! Это труднообъяснимо, но в этом испорченном молодом человеке есть какая-то дьявольская сила, которая притягивает к нему женщин и подчиняет его воле. К тому же он красив и боек на язык. Их род известен в графстве как старинный и пользующийся уважением, и вот такая напасть. С минуту священник горестно вздыхал и качал головой. Мы терпеливо ждали, пока тот соизволил вспомнить про нас и продолжил свой рассказ: - Его льстивый язык, изворотливый ум и деньги сэра Уолтера последние полгода помогали ему уходить от расплаты за мерзкие деяния. К тому же соседи боялись заходить слишком далеко в попытках пресечь его распутство, так как сэр Юстас беспрестанно хвастался своими связями при королевском дворе. Три недели тому назад умер благородный сэр Уолтер. Его благородное сердце не выдержало того позора, который принес старинному роду его сын. И вот сегодня, ненасытного и отвратительного в своих плотских желаниях, я встретил его вместе со златокудрой красавицей Эдит, дочкой сэра Джона Милдреда из Шэлфорда. Они ехали по направлению к его поместью, в это гнездо похоти и разврата. Сэр Джон уже в довольно пожилом возрасте, к тому же у него плохо сгибается правая рука после одного сражения на севере Англии, с шотландцами, но у него здесь много родственников и добрых соседей, которые по первому его слову придут к нему на помощь. Боюсь, что земли нашего мирного и тихого уголка, всегда чуждавшегося насилия, может оросить кровь сыновей нескольких благородных семейств. Надо остановить насилие, пока не пролилась кровь! - И как ты это предлагаешь сделать?! - насмешливо спросил его Джеффри. - Судя по твоему виду, священник, твои проповеди не увенчались успехом! - Не знаю. Я простой сельский священник и всего лишь хочу, чтобы не пролилась ничья кровь! - У него много людей? Священник недоуменно посмотрел на меня: - О чем ты говоришь, сын мой? - Слуги, воины, телохранители, - объяснил ему Джеффри. - Кто находится рядом с сэром Юстасом? - Трое телохранителей, которых сэр Юстас поставил охранять его покой. Он завел их с тех пор… - Воины или крестьяне с дубьем? - У них есть мечи и кольчуги. Их привез с собой сэр Юстас, когда вернулся в родное поместье. Что за день такой? Если хорошо подумать: мне это надо?! Влезть в чужую разборку, после того как и сам по самые уши влип… хрен знает во что! Не! Не мое это дело! Я посмотрел на Джеффри и увидел полный укоризны взгляд старого воина, который как бы говорил: 'Томас Фовершэм, сын и наследник благородного рыцаря Джона Фовершэма. Кому как не тебе, истинному сыну своего родителя, храброго сэра Джона, защищать честь благородных дев?'. Почему мне так показалось, я не понял ни тогда, ни позже. Может во мне частично проявилось сознание Томаса? Не знаю, но я сказал, то, что сказал: - Хорошо. Мы поедем к вашему Юстасу. Посмотрим на месте, что собой представляет этот сексуальный маньяк. - Как вы сказали, господин? - Это такое научное выражение для любителей похоти. - Вы учились в университете, господин? - Какая разница. Поехали. - Господа, дайте мне слово, что перед тем как предстанете перед сэром Юстасом, вы дадите мне первому поговорить с ним. Может все же слово Божье смягчит его ожесточившееся сердце. - Ты веришь в это, святой отец? - криво усмехнулся телохранитель. - Не верю, но я должен хотя бы попытаться! - Тогда не медли, святой отец! Твой сэр уж точно там, в своем поместье, времени не теряет! Священник, больше не говоря ни слова, развернул своего мула и поехал в обратную сторону. Объехав по краю пруд, заросший камышом, проехали по лугу с пасшимися там коровами и, наконец, въехали в деревню. Судя по любопытным взглядам крестьян, те, похоже, были в курсе, что сельский священник поехал за помощью. Их взгляды провожали нас вплоть до поворота дороги, которая скоро вывела нас к мрачной дубовой аллее, где густые кроны мощных деревьев смыкались прямо над нашей головой. Пока мы ехали, я пытался вспомнить о том, как в таких случаях действуют благородные рыцари, но так как в голову ничего не пришло, спросил совета у Джеффри. Тот высказался прямо: послать вызов, а затем закрыть этот вопрос посредством меча. Мне такой вариант не очень нравился, даже скажем так, вообще не понравился. Моя рука уверенно держала рукоять меча, да и мастерство Томаса, спящее в его теле и сознании, проявлялось все сильнее, но в тоже время я был далеко не тот боец, о мастерстве которого столько раз слышал от Джеффри. Придет ли на помощь недавно испытанная волна боевой ярости Томаса, мне так же не было известно. Сетовать тут было не на кого, так как кашу, по большому счету, заварил я сам, а значит, мне самому и расхлебывать. Несколько минут езды по аллее вывели нас на небольшую луговину перед большим двухэтажным каменным домом. Только мы успели подъехать, как входная дверь отворилась, и на широком каменном крыльце появилось трое слуг. Широкие плечи, наглый и самодовольный взгляд, меч у пояса, все это напомнило мне образ охамевших холопов, подлые деяния которых прикрывает их господин, если только сам их и не поощряет. Подобные им привыкли все брать силой и верили только в нее. Выстроившись в ряд перед дверью, они стали цинично рассматривать нас с ног до головы. Больше всего внимания досталось личику и фигурке воровки, а на священника они вообще не обратили никакого внимания, хотя тот уже слез со своего мула и теперь нерешительно топтался возле первой ступеньки крыльца, никак не решаясь на нее ступить. - Эй! - крикнул я. - Не стойте столбами! Позовите сюда вашего хозяина! - Не велено никого пускать! Так что езжайте - откуда приехали! - зло буркнул стоящий посредине детина в кольчуге - безрукавке, при этом демонстративно опустив руку на рукоять меча. - Впрочем, свою бабу можете оставить нам! - А как же законы гостеприимства? - насмешливо спросил я. - Полагается напоить и накормить усталых путников! - Не дай взять грех на душу, путник! Езжай отсюда! - теперь высказался крайний справа воин. Этот был постарше двух других, да и доспех его был куда скромнее. Кожаная куртка из вываренной бычьей кожи с нашитым на груди десятком металлических блях. Лицо пьяницы. Нездоровый, красный с синим, оттенок щек и носа прямо указывал на его порочную склонность. Не успел я снова открыть рот, как тут высказался третий наемник: - Вы что не видите, он просто просит, чтобы ему отрезали его длинный язык. Затем я сделал то, что от меня никак не ожидали. Вонзив в шпоры в бока коня, я одновременно выхватил меч. В тот момент, когда копыта моего коня звонко цокнули о камень крыльца, мой меч поднялся и опустился на голову телохранителя, стоявшего по центру. В последнюю секунду он попытался отпрянуть, но было уже поздно. Тело баронского телохранителя еще только заваливалось, как я уже разворачивал коня. Двое других слуг, своевременно отскочивших назад, выхватили мечи и попытались исправить положение, но в своей тупой ярости наглые холопы совсем забыли о Джеффри, а это не тот человек, который упустит возможность пустить кровь ближнему. Первым ощутил на себе его руку 'пьяница'. Того хватило только на первые несколько секунд яростной атаки, затем дикий крик боли и второй баронский телохранитель падает на землю с разрубленной головой. Третий слуга, бежавший на меня, услышав крик, обернулся. При виде еще одного трупа, лежащего в луже собственной крови, его воинственность разом испарилась. Какое-то мгновение он решал, в каком направлении ему бежать, но мы уже решили за него эту задачу. Соскочил с коня, я шел на него, а Джеффри, пришпорив лошадь, в два скачка оказался у него за спиной, перекрыв тому путь отступления. Телохранитель сэра Юстаса понял все правильно. Упав на колени, он склонил голову и протянул мне свой меч, рукоятью вперед. Я обошел его и двинулся к двери, возле которой продолжал топтаться бледный, как мел, священник, не решавшийся войти внутрь. Джеффри же понял мое поведение по-своему, приподнявшись в седле, он с ходу рубанул мечом телохранителя по голове. В это время я обошел лежащего в луже крови на крыльце тело наемника и шагнул через порог, но только успел пройти несколько ярдов, как вдруг почувствовал за спиной легкие шаги. Резко развернулся, одновременно поднимая меч. Тут же от меня в сторону метнулся серой мышью бедняга - священник. Прижавшись спиной к стене, он не сводил испуганных глаз с кровавого лезвия. Я укоризненно покачал головой, затем опустил меч и двинулся дальше по длинному коридору, с выходящими на него двумя рядами дверей. Шел я на звук громких голосов, несущихся откуда-то спереди. Я прошел уже до половины коридора, как вдруг раздалась грубая мужская ругань, а затем последовал полный страха женский крик. Священник попытался меня обогнать, но в последнюю секунду я успел его ухватить за широкий край рукава рясы и удержать на месте. Отвлекшись на священника, я упустил момент, когда из широко распахнувшихся дверей зала вышел мужчина, таща за руку, вырывающуюся и истошно кричащую, девушку. Хозяин поместья и его пленница были так заняты борьбой друг с другом, что в первую минуту никто из них даже не обратил на нас внимания, зато мне вполне хватило времени, чтобы оценить ситуацию и начать действовать. Исходя из того, что на поясе хозяина поместья был только кинжал, я вложил меч в ножны и быстрым шагом двинулся к нему. Мне удалось приблизиться к барону настолько близко, насколько это возможно для человека, с головы до ног увешанного железом и то благодаря тому, что пленница, которой не удалось в очередной раз вырваться, начала визжать так, как наверно не смогла верещать ни одна свинья. В ответ на визг мужчина грубо выругался, а затем правой рукой ударил ее по щеке. В следующее мгновение наступила тишина, в который хорошо был слышен звук моих шагов. Сэр Юстас, резко развернулся и замер в изумлении при виде меня, следом за ним замерла неподвижно девушка, не зная чего ожидать от неожиданно появившегося незнакомца. - Кто вы такой, дьявол вас побери?! Ответом на этот вопрос был удар в челюсть. Сэр Юстас рухнул как подкошенный, невольно утянув с собой на пол свою пленницу. Только я шагнул к ним, как у меня за спиной раздались шаги. Рука сама автоматически легла на рукоять меча, но голос Джеффри предупредил мои дальнейшие действия: - Господин! Это я! Все в порядке! Подойдя к лежащей на полу девушке, которая со страхом и недоверием смотрела на меня, я протянул ей руку. - Леди, позвольте вашу руку. Я помогу вам подняться. Не успела она встать на ноги, как сразу последовал вопрос: - Кто вы?! - Гм! Мы тут мимо проезжали, - я оглянулся по сторонам и, увидев стоящего в стороне священника, обратился к нему. - Правда, отец?! - Э-э… Да. Правда. Они мимо ехали. В этот самый момент хозяин поместья очнулся и застонал. Девушка вздрогнула, и ее взгляд снова стал испуганным. - Он… Он сейчас очнется. - И что? - Его люди. Они настоящие бандиты. Они… - Не волнуйтесь, леди, - раздался за моей спиной голос Джеффри. - Они сейчас представляют интерес только для ворон. В качестве корма. Я повернулся к нему. Тот стоял, слегка придерживая за рукав воровку. Увидев мой взгляд, хитро улыбнулся. Я снова повернулся к девушке: - Вот видите. Все плохое уже позади, так что перестаньте хмурить бровки… Тут меня перебил громкий стон хозяина поместья, который решил пощупать свою челюсть. А еще через десять минут мы все сидели в большой обеденной зале поместья, за массивным дубовым столом. На стенах вперемешку с оружием висели оленьи и кабаньи головы. В громадном камине, забранном чугунной кованой решеткой, весело потрескивали дрова. Пока мы, с Джеффри, со здоровым аппетитом отдавали должное жареному мясу и сладкому испанскому вину, принесенным испуганной кухаркой, все остальные, сидящие за столом, явно чувствовали себя неловко. С настроением хозяина поместья было все понятно; как может чувствовать себя человек, у которого были связаны и заведены за спинку массивного стула руки. И это в его собственном поместье. К тому же его ангельская внешность была сильно подпорчена быстро наливающимся синяком под левым глазом, засохшей кровью под носом и разбитыми губами. В этих украшениях он был виноват исключительно сам. Не успел он утвердиться на ногах, как первым делом он попытался схватиться за кинжал, за что и поплатился. Несколько точных и сильных ударов дали ему понять, кто в доме хозяин, и теперь он сидел со связанными за спиной руками и осторожно облизывал разбитые губы языком. Воровка по большей части хмуро изучала поверхность стола, а в промежутках потягивала из кубка, стоящего перед ней, вино. Виновница переполоха, леди Эдит Милдред из Шэлфорда, опрокинувшая в себя в себя пару кубков с вином и теперь приступившая к третьему, похоже, окончательно пришла в себя. Это нетрудно было понять по ее любопытным взглядам, которыми она буквально обшарила с ног до головы нас троих, включая и воровку. Священник, отказавшийся от вина наотрез, почему-то решил что наступило благоприятное время для проповеди о грехах человеческих. Барон сначала пытался ругаться, но после того как я показал ему кулак, он только злобно скалился. В поместье де Фогга, если не считать его покойных телохранителей, находилось четверо слуг, считая вместе с кухаркой, которая сейчас прислуживала нам за столом. Одного слугу поставили стоять на страже, а двое других были отправлены закапывать трупы телохранителей. Не успел я удалить свой первый голод, как леди Эдит хлопнула третий бокал и занялась тем, что стала строить мне глазки, при этом время от времени томно вздыхая. Теперь мне стало понятно, как эта ветреная девица оказалась здесь. 'Ну, ты и шустрая девица! Не успела в себя прийти, а уже… Да и Бог с тобой!'. Вытерев жирные пальцы о ломоть хлеба, я налил себе стакан вина. Сделав несколько глотков, поставил на стол. Затем оглядев по очереди всех, остановил взгляд на хозяине поместья. - Сэр, вы ничего не желаете сказать в свое оправдание? - Сначала скажи, кто ты, наемник?! Ведь простолюдин, напавший на дворянина, подлежит мучительной смерти на лобном месте! Тебя будут пытать, четвертовать…! - Да, я наемник, но не простолюдин, поэтому прибереги свои пустые угрозы для себя. А теперь я хочу задать тебе вопрос. Как ты считаешь, знаток законов, что делают с дворянином, посягнувшим на честь благородной леди?! - Ты, гнусный пес, ворвался в мое поместье и убил моих людей!! За это ты ответишь головой!! Я приложу все силы, чтобы ты кончил свою грязную, никчемную жизнь… - Ты мне так и не ответил на мой вопрос… Хотя в нашем споре сэр Юстас еще некоторое время пытался взять меня на горло, но уверенности в его голосе с каждой секундой становилось все меньше. За похищение и насилие над благородной девицей ему как минимум грозил топор палача. Я смотрел на его красивую внешность, которая вкупе с атлетически развитой фигурой, оказывала на женщин, такое же влияние как гипнотизирующий взгляд удава на кролика и думал: - Куда интересно Господь Бог смотрел, когда давал этой грязной, развратной душонке ангельскую внешность?'. - Так я все еще надеюсь услышать ответ на свой вопрос, барон! - Это еще надо доказать! - буркнул хозяин поместья. - Мы были этому свидетелями, да и священник подтвердит! Ты думаешь, этих свидетельств королевскому суду будет мало?! Да тебя дважды, а то и трижды приговорят к смерти! - Будьте вы все прокляты! - Ваш грех, сэр Юстас, настолько очевиден всем и каждому, что если вы сейчас не остановитесь, то ваша душа может навеки…! - Что вы предлагаете, святой отец? - насмешливо спросил того Джеффри, перебив тем самым патетическую речь священника. - Может женить его? Остепенится, человеком станет. Священник укоризненно посмотрел на моего телохранителя: - Сначала он должен осознать свой порок и заклеймить его в своей душе, затем каяться и истово молиться, чтобы Господь Бог ниспослал ему свое прощение. И если такое произойдет… гм! Тогда можно и женить на примерной дочери церкви… - Вы все здесь глупцы! - прорычал в ответ на слова священника сэр Юстас. - Жениться только потому, что этого хочет деревенский священник?! Да вы все просто сумасшедшие!! Только я открыл рот для достойного ответа, как в зал, с криком, вбежал молодой парень, слуга сэра Юстаса, стоящий на страже: - Мой господин! Сэр Юстас! Сюда скачут всадники! Я поднялся из-за стола, следом за мной вскочил на ноги Джеффри.
ГЛАВА 6
АББАТСТВО
В это самое время, когда я стоял на каменном крыльце поместья сэра Юстаса, в сорока милях от этого места состоялся разговор, который имел непосредственное отношение к моему будущему, хотя ни люди, ведущие эту беседу, а уж тем более я, об этом не знали. - Ричард, все хотел тебя спросить… - Говори, Конрад. - Меня, так же как и любого другого человека мучают сомнения. - Сомнения подтачивают веру, словно ржа оружие и может случиться так, что ты останешься безоружным перед лицом вооруженного врага. Говори. - Я хотел бы знать, почему нам нельзя просто нести свет божий людям, как делают другие ордена? - Помнишь историю катаров или хороших людей, как они себя называли? - Да. Тогда мы, то я хотел сказать, орден тамплиеров, поддержал их начинания. Правда, тайно. - Где они теперь эти катары? А чем закончил сам орден тамплиеров, который дал жизнь нашему обществу? Всех их облыжно обвинили в ереси, предали пыткам, а затем отправили на костер! Только то, что в свое время нашлось среди них несколько десятков трезвомыслящих людей, которые смогли правильно оценить происходящее и объединиться, дало не только жизнь новому обществу, но и возможность продолжать борьбу. Они уже тогда поняли, что на земле может укорениться Добро, только пройдя через очищение Злом. Оно станет горнилом, в котором закалится, очистится и воссияет во славу божью наша вера! Но бороться со Злом открытой рукой невозможно, поэтому Добро должно быть одето в металлическую перчатку! Мы не должны повторять ошибки прошлого, именно поэтому на жестокость отвечаем жестокостью, коварством - на коварство, ударом - на удар. Нести на конце копья свет Божий! Именно поэтому наш девиз звучит так! - Я знаю все это, Ричард. Но ты не разрешил всех моих сомнений, поэтому задам тебе еще вопрос: почему мы проиграли войну за гроб Господень? Ведь мы воевали за истинную веру, несли свет животворящего креста людям! Почему Бог не поддержал нас в нашем начинании?! - Да потому, что это только мы несли веру - тамплиеры, госпитальеры, воины и священники! А где в это время были все остальные? Где были все эти короли с их армиями, их вассалы, знать, аббатства, купцы и ростовщики? Почему они жирели дома за нашими спинами, вместо того чтобы стоять с нами на поле битвы плечом к плечу?! Все они, имеющие как власть, так и богатства, почему они не помогли нам?! Воинами, оружием, деньгами! Это они оказались не угодными Богу, а не наша вера! - аббат замолчал, подбирая слова, которые бы достигли как ума, так и сердца Конрада. - Я думаю, что именно тогда у основателей нашего общества стали появляться мысли об ордене, который объединит все страны под единой властью. И ты, и я, мы все, делаем одно большое дело, пытаемся объединить под нашими знаменами рыцарей Германии, Франции, Англии, Испании и Италии и превратить их в несокрушимую силу, которая сметет с лица земли всех неверных и превратит наш мир в царство Божье! - А если Бог не примет наших жертв и усилий? Если окажется, что мы неверно понимали цель или шли не той дорогой? nbsp; - Тогда скажи мне, Конрад: наша мать - церковь сейчас идет нужной дорогой? Как тебе нравятся их методы искоренения ереси? - Не нравятся. Именно поэтому что наши действия и методы схожи, у меня возникают сомнения в наших действиях. Ведь шпионы, пытки и костры, используемые для вылавливания и уничтожения инакомыслящих, мало чем отличаются от наших методов достижения цели. - В этом мире ничтожно мало правды и справедливости, именно поэтому мы вынуждены так действовать. Проливаем кровь наших недругов, среди сильных мира сего ищем единомышленников, собираем земные сокровища, но при этом мы знаем, что не ради наших прихотей мы губим наши души, а во имя благой цели! Если меч не закалить, что с ним произойдет, Конрад, в первом же бою? - Он сломается. - Вот именно! Ни ты, ни я, мы не хотим, чтобы нас сломали в первом же бою! Нам надо отразить удары наших врагов и повергнуть их в прах, чтобы потом, те, кто придет после нас, могли спокойно строить государство без границ, без лицемерных и лживых епископов, без жестоких и эгоистичных сатрапов, сидящих на тронах. Да, мы хотим завоевать весь мир, но не для себя, а для того, чтобы донести до всех и каждого знание истинной веры! После чего мы припадем к ногам сына божьего и, скажем: возьми его и царствуй нам на радость! - А как же мы?! Ведь для нас творящих Зло даже во имя Добра будет закрыто царство Божье! - Если я верю, что наше дело правое, Конрад, а оно правое, то я согласен пожертвовать всем. Здоровьем, жизнью,… душой. Надо будет - буду пытать, надо будет - буду глотки спящим резать… Знаешь, Конрад, я скажу тебе то, что еще никому не говорил. И не подумай, это не богохульство, и не отречение от веры нашей! Просто я осознаю, что мои прегрешения столь велики, что не отмолить их никакими молитвами и постами, а значит, гореть мне в аду веки вечные! Но еще раз повторюсь: не своими помыслами, а только своими деяниями я заслужил столь ужасную кару! Только вера в царство Божье, которое когда-то наступит на земле, поддерживает меня! Именно поэтому мы будем рвать глотки врагов зубами, когда у нас затупятся ножи! Ты со мной, Конрад?! - Да, Ричард. Я с тобой! И все же… я хотел бы тебя спросить еще об одной вещи. - Спрашивай. Разреши до конца свои сомнения. - Разве ты сам не подвержен подобным сомнения? - Я человек, Конрад, а значит, подвержен сомнениям и соблазнам. Но когда они приходят ко мне, я задаю себе вопрос: если не мы, то кто? - аббат помолчал, придавая тем самым, вескость своим словам, затем продолжил. - Этот холодный и лживый мир прогнил насквозь и только в нашей власти, Конрад, построить новый мир, угодный Богу! Но сначала все мы, ты, я и другие должны построить его в наших душах и научиться защищать его! Ты должен быть сильным, брат!
Я стоял на каменном крыльце и думал, что помимо бешеного нрава, мне, похоже, передалась рыцарская честность Томаса Фовершэма, полученная им в наследство от своего отца. По-другому я никак не мог объяснить, зачем я ввязался в это дело. По сути дела, я должен был объехать этого священника и ехать своей дорогой, а вот на тебе… Стой теперь здесь и жди новых неприятностей. А что другого, скажите на милость, можно ждать от шести вооруженных до зубов воинов, скакавших сейчас к нам по дубовой аллее? 'Враги - не враги? Враги - не враги?'. Ответ на мой вопрос был дан могучим ревом, который исторг из себя, скакавший во главе отряда всадник: - Где леди Эдит?!! Если невинной девице было причинено хоть малейшее насилие, я спалю это змеиное гнездо!! Живо отвечайте, если хотите жить!! Я с облегчением выдохнул воздух и крикнул в ответ: - Не волнуйтесь!! С ней все хорошо! Затем повернулся к телохранителю: - Джеффри, приведи леди Эдит! Всадники замерли в ожидании, но руки с рукоятей мечей так и не убрали, да и глаза, по-прежнему, смотрели жестко и насторожено. Судя по усам и бородам с проседью, по их кольчугам, тронутых ржавчиной, затертым рисункам на щитах, да потертым ножнам мечей - это были солдаты - ветераны, служившие в дружине… папы леди Эдит. В общем, я угадал все правильно, за исключением одного… Не успела на крыльцо выбежать леди Эдит, как один из воинов, широкоплечий и грузный, взревел по-медвежьи: - Дорогая дочь, ведь ты не разобьешь сердце своего отца, не дашь ему лечь в могилу обесчещенным!! Я жду правды, моя Эдит!! - Дорогой отец, моей чести не был нанесен урон! И все благодаря этому славному рыцарю! - тут последовал плавный жест в мою сторону. После этих слов я понял, в чем моя ошибка. На помощь к дочери прискакал сам сэр Джон Милдред из Шэлфорда во главе своей дружины, несмотря на свой возраст и покалеченную руку. Его старая, тронутая по кайме и на локтях ржавчиной кольчуга была не раз пробита в боях, что было нетрудно углядеть по заплатам из новых колец, а видавший виды щит был испещрен вмятинами и зарубками, как лицо самого рыцаря шрамами, зато его глаза смотрели молодо и дерзко. Смерив меня оценивающим взглядом, сэр Джон с помощью одного из своих воинов слез с лошади и крепко обнял дочь, подбежавшую к нему. После минуты нежных объятий рыцарь отстранил леди Эдит на расстоянии вытянутой руки, придал себе свирепый вид, и пророкотал: - Я с тобой еще дома поговорю, девчонка! Та покорно и виновато склонила голову, но по всему было видно, что сцена покаяния показная, так как на лице девушки не было даже тени страха, зато у ее отца аж глаза заблестели от удовольствия при проявлении дочкиной покорности. На фоне хрупкости фигуры его дочери, весьма миловидной девицы, сэр Джон напомнил мне сейчас своим видом матерого медведя, ставшего на задние лапы. Когда спектакль под названием 'возвращение блудной девицы' подошел к концу, сэр Джон созрел для общения со мной: - Сэр! Я хотел бы узнать имя человека, спасшего честь моей дочери! Тут я подумал, что этот сэр Джон и мой 'отец', оба принадлежат к одному поколению и, скорее всего, имели одни и те же взгляды на жизнь, на честь и т.п. Значит, можно предсказать какое отношение у него будет к сыну рыцаря, а вот как он отнесется к наемнику… Поэтому я не стал скрывать свое имя: - Томас Фовершэм, сын барона Джона Фовершэма! - Ха, парень! Я всегда знал, что яблоко от яблони недалеко падает! Томас, я ведь хорошо знаю твоего батюшку! Отличный боец! Мы с ним дважды воевали во Франции! Помню, был такой случай…! - Отец! - Ох! Да-да, Эдит! Твой отец неуклюж и плохо воспитан, но зато знает, что такое честь!! Сейчас это дьявольское отродье, посмевшее поднять руку на мою дочь, отведает остроту моего меча! В подтверждение своих слов одной рукой рыцарь выхватил меч, другой отстранил меня и решительно двинулся к крыльцу. Такой поворот событий оказался несколько неожиданным для меня, так как ожидал, что сэр Джон заберет свою дочь и удовлетворенный отправиться восвояси. Я понял, что сейчас произойдет, только когда за своим предводителем затопала тяжелыми сапогами его дружина с оружием в руках. 'Сначала он отомстит за честь своей дочери, убив хозяина, а потом отдаст приказ разграбить и поджечь поместье'. Подтверждение своих мыслей я нашел в больших испуганных глазах леди Эдит. - Сэр Томас, пожалуйста! Прошу вас, не дайте моему отцу…! Тут ее глаза подернулись влагой, губки дрогнули - секунда и девочка заплачет. Только тут я сообразил, что этой леди от силы лет шестнадцать - семнадцать. Дальше мыслей не было - были действия. Поддерживая меч, я с хода рванул догонять сэра Джона. Правда, что я собирался предпринять, я абсолютно не представлял. К тому вставать между этими вояками и бароном у меня, честно говоря, не было ни малейшего желания. 'По мне - так пусть нарубят этого урода мелкими ломтиками!'. Ворвался я в обеденную залу в тот момент, когда над бледным и съежившимся в своем кресле Юстасом де Фоггом навис грозный отец леди Эдит со своим огромным мечом. Не знаю, собирался грозный рыцарь рубить барона или решил попугать его немного, но на его пути встал маленький сельский священник, закрывший своим телом хозяина поместья. Рев негодующего от столь досадной помехи сэра Джона был такой силы, что даже пламя в камине заколебалось. Если двое воинов, стояли по бокам сэра Джона и бросали воинственные взгляды вокруг в поисках врага, то трое других, более прагматичных, принялись за грабеж. Пока двое солдат складывали в мешок из буфета серебряную посуду, третий сгреб с камина подсвечники и теперь подбирался к серебряному кувшину и кубкам, стоявшим на столе. 'Ну и люди! Хозяина не прирезали, а дом уже грабят!'. Пока я малость обалдевал глядя на происходящее, в зал влетела леди Эдит и завопила прямо с порога: - Отец!! Отвези меня домой!! Сейчас же!! Я ни минуты не хочу больше оставаться в этом доме!! Сэр Джон развернулся к ней, но меча не отпустил. - Девочка моя, я сейчас быстро убью подлого негодяя, покусившегося на твою честь и мы сразу же уедем! Это выглядело бы смешно, если бы все это не имело шанса закончиться убийством. Тут в свою очередь из-за широкой спины рыцаря меня увидел священник и закричал: - Сэр! Вы уже совершили один подвиг и спасли честь леди! Так совершите второй! Не дайте совершиться убийству!! 'Вот подставил, так подставил, святой отец, - подумал я, когда вся дружина сэра Джона воззрилась на меня, в ожидании моих действий. При этом вид у них был далеко не дружелюбный. Я попытался сообразить, что можно сказать в сложившейся ситуации, но в голову абсолютно ничего не приходило и я окончательно уподобившись рыцарю того времени, бросил руку на рукоять меча. Ни дать, ни взять, храбрый рыцарь в действии! Естественно, вслед за моим движением, меч Джеффри, с легким свистом, покинул свои ножны. Не знаю, что произошло бы дальше, если бы не наша воровка по кличке Красотка Сью. Неожиданно вскочив с кресла, она подбежала к сэру Джону и упала перед ним на колени. Подобное действие заставило всех присутствующих замереть в ожидании развития дальнейших событий. - Благородный сэр! Помогите бедной девушке! Сэр Джон открыл рот, потом закрыл и почему-то посмотрел на меня. 'Что ты на меня вылупился?! Гм! А впрочем,… почему бы не воспользоваться ситуацией'. - Эта девушка находится под моей защитой, сэр! Сэр Джон уже настолько отошел от удивления, что задал вполне логичный вопрос: - Тогда почему, сэр Томас, она обращается ко мне, а не к вам?! - Потому что моя судьба в ваших могучих руках, сэр Джон! - снова возопила воровка. Старый рыцарь снова впал в ступор, а Красотка Сью продолжила ковать железо, пока оно горячее: - Сэр! Я, конечно, девушка простая, даже глупая, раз поддалась на его обещания! Но как я могла не поверить красивому мужчине, рыцарю и дворянину, который дал свое честное слово, что жениться на мне!! Если я просто оторопел от наглого вранья, то, что тогда говорить про сэра Джона. Его квадратные глаза и отпавшая до пола челюсть сказали сами за себя. Не лучше выглядел и хозяин поместья, если даже не хуже. Наконец тот сумел справиться с собой и тишину прорезал хриплый от волнения голос сэра Юстаса: - Я не… знаю ее! Никогда не видел! Богом…! Его неровный голос прервали громкие крики Сью: - А я так верила ему!! Так любила!! Я подарила ему свою любовь!! А-а-а!! - Э-э… Милая девушка… гм… успокойтесь, - сэр Джон был явно растерян. - Он, говорите, обещал на вас жениться?! - Да - а - а…, - плаксиво протянула Красотка Сью и вдруг заплакала навзрыд. - А - а -у -у! - Сэр Томас, вам не кажется, что вы мне должны кое-что объяснить! - заявил сэр Джон, решивший все-таки прояснить для себя непонятную ситуацию. Честно говоря я уже не питал особой злости к воровке. Осадок остался, но не более того, к тому же она была редкостной красавицей, а красота женщин иной раз вышибает мозги у мужчин почище пули. 'Фигурка, грудь - просто класс! И вообще я не отказался бы пообщаться с ней на ощупь! - но в этот самый момент мои эротические мысли были прерваны обращением ко мне сэра Джона. - Гм! Э-э… Собственно говоря,… мы, поэтому и оказались в этом поместье, - теперь пришла моя очередь врать, при этом я старательно избегал взгляда священника. - Любовь. Что тут скажешь. Именно так. Из-за этой милой девушки… и ее безграничной любви. - Сэр! - раздался голос священника. - Но как же так…! К моему счастью, продолжить разоблачение священнику не дал взревевший от дикой злобы и уже плохо соображавший сэр Юстас: - Вы хотите меня запугать подобным образом?! Вы сборище тупиц! Да я скорее умру, чем уступлю, клянусь Господом Богом!! Вот вам мой ответ!! Следом за ним взревел ничего уже не понимающий и поэтому очень злой сэр Джон: - Ты женишься на ней или умрешь!! Решив, что кашу маслом не испортишь, я тут же вставил свои пять копеек: - Сэр Юстас, подлый негодяй, соблазнивший невинную девушку! Ты пойдешь с ней под венец или сойдешь в могилу! Мне даже самому понравилось, как я сказал. Прямо в духе средневековья! После моих слов, подтвердивших мое единодушие с сэром Джоном, мир был восстановлен. Мечи вернулись в свои ножны. Затем дружинники сэра Джона вместе с Джеффри были выдворены из залы, а оставшиеся сели вершить судьбу сэра Юстаса. Правда, до того как мы сели за стол, Красотка Сью попросилась поговорить со мной наедине. Не успели мы уединиться, как она бросилась передо мной на колени. - Сэр! Я недостойна просить у вас хоть что-нибудь! Но то, что было, это было от безысходности! А сейчас у меня появился шанс выйти в люди! Пусть это подло и недостойно, но и этот человек, за которого хочу выйти замуж, ничем не лучше меня! Мы будем достойной парой, не так ли?! - Гм! Э-э… Ну, ты и даешь! А ты точно уверена, что тебе такой муж нужен?! - Стать дворянкой и заодно заполучить красивого, здорового парня, да еще ловко исполняющего мужское дело, это же мечта любой девушки! А насчет его нрава,… так вы, сэр, вроде, меня немного знаете. Он у меня не забалуется. И еще… Я вам еще пригожусь. Не знаю, как это сказать… Просто чувствую! Поверьте! - Хм! Ладно! Уговорила. Как говорится в одной…, скажем так, пьеске: 'Обычных преступников надо сажать в тюрьму, а самых закоренелых женить, чтобы дольше мучились'. Пошли! После несколько шумного и сумбурного обсуждения предстоящей свадьбы, все успокоились и просто мирно пили вино. Даже сэр Юстас, похоже, примирился со своей судьбой. Прекратив изрыгать угрозы и проклятия, просто сидел и молчал уставившись в пространство. И вдруг в леди Эдит вспыхнула женская ревность, подогретая выпитым вином. По-другому никак нельзя было объяснить ее неожиданную вспышку. - Сэр Юстас, ты гнусный развратник! А я еще хотела…! - тут она резко оборвала фразу, оказалась в перекрестье любопытных взглядов. Залившись румянцем, она после короткой паузы, совершенно неожиданно закончила свое выступление. - Отец! Я хочу, чтобы мы тотчас ушли из этого дома! После чего закрыла лицо руками и заплакала. Сэр Джон, уже хорошо подогретый вином, вскочил на ноги и взревел, глядя на сэра Юстаса: - Подлый негодяй!! Ты заставил плакать мою ненаглядную дочь!! Я прикончу тебя прямо сейчас!! Отшвырнув кресло, он уже выхватил меча, как тут закричал я: - Сэр Джон! Вы же не хотите разбить сердце бедной девушке! Тот замешкался, чем воспользовался священник, тут же ухвативший старого рыцаря за рукав камзола, с криком: - Да не попустит Господь убийства в этом доме! При виде этой сцены сэр Юстас окончательно утратил присутствие духа. Лицо его побелело, на лбу мелкими каплями выступил холодный пот, а в глазах плавал страх. Старый рыцарь задумался на мгновение, потом опустил руку и громко изрек: - Пусть будет так! Но если сэр Юстас дорожит своей жизнью, пусть тогда прямо сейчас поклянется своей дворянской честью, что жениться на этой девушке!! Я тут же подыграл строму ветерану, и с криком: - Клянись или умри!! - выхватил меч из ножен. Хозяин поместья сначала посмотрел затравленным взглядом на возвышающегося над ним сэра Джона, затем на меня, после чего сказал негромким, севшим от волнения, голосом: - Клянусь честью! Я женюсь на этой девушке. - Я сам прослежу за этим, -проворчал уже почти добродушно сэр Джон, опрокидывая в себя очередной кубок вина. Тут откуда-то со двора поместья раздалась лихая песня дружинников сэра Джона, что заставило того громко расхохотаться, а затем пояснить свое веселье: - Ха-ха! Похоже, мои орлы добрались до ваших винных погребов, сэр Юстас! Ха-ха-ха!
Я уже начал засыпать, как в дверь постучали. Негромко чертыхнувшись, я встал и подошел к двери. - Кто там? - Это…я. Сью прошла через всю спальню и остановилась у кровати. Я закрыл дверь, потом подошел к ней. На какое-то мгновение мы замерли у кровати, потом я дотронулся до ее плеча и провел пальцем по шее у основания волос, стянутых на затылке бархатной лентой. Я почувствовал, как она вздрогнула, обмякла и прижалась спиной к моей груди. Не став торопить события, осторожно положил обе руки ей бедра, правда, при этом нечто твердое и неспокойное уперлось через ткань моих шоссов в ее юбки. Она тут же вздрогнула, словно пронзенная электрическим током. В следующую секунду мои руки сжали ее груди, и я почувствовал, как ее соски встали торчком. Она учащенна задышала. Коснувшись кончиком языка мочки ее уха, я лизнул сережку. В ответ она глухо и протяжно застонала. - Ты волнуешь меня, милая. Возбуждаешь и кружишь голову, как хорошее вино. Девушка повернулась ко мне лицом, а затем впилась губами в мои губы. Несколько секунд мы стояли, тесно прижавшись, друг к другу, после чего она отстранилась, села на кровать и стала развязывать шнуровку своего лифа. Я также не стал терять времени и принялся раздеваться. Обнаженные, мы несколько мгновений смотрели друг на друга, и только наше учащенное дыхание и треск горящих дров в камине нарушали тишину. Затем легким толчком опрокинул ее на спину, раздвинул ноги и, наклонившись, стал целовать и покусывать соски своим горячим ртом. Сладострастный стон сорвался с ее губ. Она заерзала на кровати, раздвигая бедра. - Больше не могу… Возьми… меня, - простонала она. Эта ночь стала для нас обоих приятным сюрпризом. Если для меня это была ночь с яркой красавицей, отдававшейся мне почти с первобытной страстью, то для нее я оказался не только хорошим любовником, но и кладезем неизведанных ей до этого времени любовных приемов. Утром, после долгого прощального поцелуя у двери моей комнаты, она вдруг неожиданно сказала: - Я буду ждать тебя, мой милый. - Спасибо, ласковая моя! Но боюсь… - Молчи! Я все равно буду ждать тебя!
Рано утром мы выехали из поместья сэра Юстаса. Спустя час мы выбрались на дорогу, а еще спустя некоторое время встретили Хью, ожидавшего нас на обочине. Мы ехали уже около трех часов, как вдруг с очередного холма увидели, лежащее среди зелени лугов и лесов, Уорвикское аббатство. То, что это было именно оно, подтверждали описание, полученное от деревенского священника, и кресты на соборе из серого камня, окруженного многочисленными постройками. Аббатство стояло, на левом берегу небольшой речки, чьи берега густо заросли камышом и тростником. На другом берегу, более высоком, сплошной стеной стояли деревья. Лес так же обрамлял аббатство с левой стороны, но в отличие от своего собрата, состоял из небольших рощ, перемежаемых зелеными пятнами полян и лугов. От всей этой картины несло чистотой, душевным спокойствием и созерцательной тишиной. На душе стало тепло и легко. Разница в шесть столетий исчезла, и сейчас я был просто человеком в теплый летний день. Голубое небо. Желтый апельсин солнца. Зелень полей и лесов. Не знаю, сколько бы я так простоял, если бы до нас неожиданно не донесся далекий колокольный звон. Телохранитель и лучник тут же обнажили головы и перекрестились. Меня же удары колокола вернули в реальность, заставив почувствовать боль в мышцах ног, усталость и резкий запах лошадиного пота. Посмотрел на своих людей, застывших в ожидании моего приказа, после чего тронул поводья. В мощных воротах аббатства, в их левой половине, была проделана калитка с окошечком, затянутым решеткой. Не слезая с коня, постучал в ворота, и тут же услышал голос привратника: - Мир тебе, путник! - И тебе, - буркнул я и наклонился к маленькому окошечку. В нем был видны глаза, мясистый нос и блестящая от пота лысина. - Какое дело привело вас к воротам нашей обители, добрые люди?! - У меня письмо к аббату. Открывай ворота! Привратник, несомненно, уже рассмотрел нас во всех подробностях и поэтому насторожился. Это было естественной реакцией человека в этом веке, при виде людей с оружием. - Вы не могли бы передать письмо мне, добрый сэр, с тем, чтобы я мог передать его господину аббату?! - Нет! Я должен лично вручить письмо ему в руки! - В таком случае я открою калитку, и вы пройдете во двор один, ваша милость! А ваши люди пусть пока подождут снаружи! - Хорошо! Оказавшись во дворе, я стал оглядываться по сторонам, в ожидании пока посланный привратником к аббату послушник, сообщит ему о моем прибытии. Первый раз в жизни я находился в монастыре, и мне все было интересно. Если помещения замка я мог представить из книг и картинок, то средневековый монастырь был для меня полной загадкой. Первое на что я обратил внимание, это был большой каменный дом в два этажа, расположенный рядом с собором. Широкие окна с витражными стеклами, как и входные двери, покрытые искусной резьбой, сразу привлекали взгляд. Собор и дом окружали деревянные постройки, теснившиеся вдоль стены, окружающей монастырь. В отличие от замка Джона Фовершэма, хозяйственные пристройки монастыря выглядели намного более ухожено и добротно, что говорило о хорошем ведении хозяйства. Среди построек мое внимание своим несколько необычным видом привлек длинный барак. Часом позже, я узнал, что это так называемый странноприемный дом, который делился на три части и имел три отдельных входа. В центральной его части была своего рода гостиница, где находили кров и еду путники и пилигримы. Другая дверь с торца здания, ближе к храму, вела в более богатые и более удобные помещения, предназначенные для знатных гостей аббатства. Последняя дверь, с противоположной стороны здания, вел в лазарет. Все три части дома были разделены глухими стенами. Были и другие постройки, назначение которых узнал позже, когда меня знакомили с аббатством. Тогда же я узнал, что у обители есть своя хлебопекарня, свиноферма, пасека и рыбный пруд. Неожиданно раздался громкий скрип. Повернувшись на звук, увидел монаха, который крутил ворот, набирая воду из колодца. Тот был одет в плотную рясу коричневого цвета с капюшоном. Его талия перепоясана веревкой с завязанными на ней узлами, а на ногах были деревянные сандалии. Он бросил на меня быстрый любопытный взгляд, а затем продолжил заниматься своей работой. Другой монах, запрягавший лошадь в телегу и вовсе не обратил на меня ни малейшего внимания. Неожиданно в звуковой гамме монастыря появился новый звук. Рубили дрова. От всей этой картины тянуло атмосферой благополучия и спокойствия, нечто похожее я испытал, глядя на монастырь с холма. Не успел я это осознать, как ко мне подошел молоденький послушник. - Мир тебе, господин. Прошу вас следовать за мной. Кабинет аббата располагался на втором этаже. Это была большая комната, стены которой были скрыты деревянными панелями и плотной драпировочной тканью, похожей на плюш. Обстановку составлял массивный, богато инкрустированный стол, бюро с письменными принадлежностями и 'дрессуар' с набором золотой и серебряной посуды. Пол был устлан пушистыми коврами. Обстановка говорила о солидности и основательности хозяина кабинета. Аббат дал мне возможность осмотреться и только потом заговорил: - Что тебя привело ко мне, сын мой? Я протянул ему, свернутое в трубку, письмо: - Прочтите. Так нам потом будет проще разговаривать. Бросив на меня внимательный взгляд, он вскрыл письмо, а затем углубился в его содержимое, предоставив мне возможность рассмотреть личность хозяина кабинета. Худощавое, резко очерченное лицо. Взгляд можно было назвать открытым и доброжелательным, если бы в самой его глубине не таилось настороженности. Я это отметил, после чего продолжил его рассматривать. Выпуклая грудь атлета, которая просматривалась даже под мантией аббата, широкие плечи и сильные запястья рук подтверждали слова Джона Фовершэма, что этот человек некогда был отличным бойцом. После того как аббат закончил читать письмо, он еще раз быстро, но в тоже время внимательно пробежался по нему и только потом поднял на меня глаза. Взгляд до этого открытый и благодушный, неожиданно сменился цепким и острым, наподобие кинжала, готового вонзиться в тебя, как только найдет брешь в защите. - Тут написано, что ты потерял память, Томас?! Так? В чем именно это выражается?! Его резкий тон, а особенно цепкий и жесткий взгляд в один миг перенес меня из средних веков в двадцать первый век, в кабинет следователя. Пару раз в той жизни мне довелось беседовать с ними. Окаменевшее лицо, цепкий пристальный взгляд, резкий и угрожающий тон. Не ожидавший подобных изменений, я сначала растерялся, не понимая, чем это вызвано, но почти сразу вернул себе самообладание, ответив аббату вызывающе - холодным взглядом. - Это выражается, господин аббат, в том, что я ничего не помню из своей прошлой жизни, - мой тон был, также как и взгляд, холоден и высокомерен. - Слышал о таких случаях, но никогда не видел подобных людей. Вы потеряли все свои навыки?! Ничего и никого не узнаете?! Я никак не мог понять, что происходит, так как наш разговор, чем дальше, тем больше походил на допрос. Он подозревал меня! Но в чем?! - Точно так, как только вы сейчас изволили выразиться, господин аббат, - моя холодность теперь сквозила в каждом слове. - Письмо подтверждает ваши слова, Томас Фовершэм. К тому же я узнаю руку отца Бенедикта. Как он? - Плохо с сердцем, а так держится. - Вы как-то странно строите фразы, Томас. Впрочем, это неудивительно, если исходить из того, что вы полгода не говорили, а только рычали, словно дикий зверь. Еще он пишет, что Господь Бог сподобил вам дать новую душу. Как вам с новой душой в нашем мире? Сейчас в его голосе чувствовался легкий сарказм. - Знаете, есть такое выражение: 'с кем поведешься - от того и наберешься'. Так что все будет зависеть от того, с кем придется общаться. - Хм! Интересное выражение! Никогда не слышал, - теперь его лицо приняло задумчивое и вместе с тем отсутствующее выражение, словно именно сейчас он что-то усиленно обдумывал. - Знаете, Томас… Впрочем, у нас еще будет время поговорить. Мне также доложили, что вы приехали не один. Кто с вами? - Мой телохранитель. Джеффри. И еще один солдат. Хью. - Джеффри я знал еще молодым парнем. Думаю, узнаю и сейчас. Он позвонил в большой серебряный колокольчик. Дверь отворилась, и на пороге показался молодой послушник. В этот момент мне показалось, что за его спиной что-то мелькнуло. То ли смазанный силуэт, то ли тень. Правда, в следующую секунду я уже считал, что мне это просто почудилось. - Приведи ко мне Джефрри, телохранителя этого господина! А другой солдат, пусть пока подождет за воротами. Ступай! После взаимных узнаваний разговор как-то незаметно переключился на тему войны с перечислением имен врагов и друзей, дат, мест сражений. Первые пять минут я прислушивался к беседе, а затем откровенно заскучал. Спустя минут пятнадцать, аббат, наконец, вспомнил о своих обязанностях хозяина и взялся за свой колокольчик, а еще через полчаса отец - госпиталий, в чьи обязанности входило устройство гостей аббатства, расселил нас. Мне предоставили две комнаты из ряда покоев, предназначенных для именитых гостей аббатства, а Хью и Джеффри поселили в большой комнате, предназначенной для паломников и путников из простолюдинов. Только я закончил осматривать свои покои, как мне принесли обед, причем настолько скромный, что я возмущенно подумал: - Мало того, что аббат с загибами, так еще и кормят, словно милостыню подают. Да через неделю с такой едой у меня живот к позвоночнику прилипнет!'. Это недовольство вызвала миска каши с парой сухарей и стаканом слабого, разведенного водой, вина. Пока ел, попробовал понять странное поведение аббата, но потом все же пришел к выводу: - Ты же его совсем не знаешь! Может он такой по жизни. Нервный и подозрительный'. После знакомства с хозяйством монастыря, мне дали отдохнуть пару часов. Только я успел положить голову на подушку, как мгновенно заснул. Сначала раздался гулкий удар колокола, разбудивший меня, я еще собирался понежиться в кровати, но и тут мне не дали отлежаться - раздался стук в дверь. Чертыхнувшись, я встал с кровати и открыл дверь. Это оказался юноша - послушник, которому было поручено отвести меня в храм на молитву. Отстояв около часа на коленях, я, с несказанным облегчением, был отпущен. Погулял по двору, пообщался с монахами, после чего наступило время ужина. Его отличие от обеда заключалось в том, что на этот раз каша была приправлена медом, а вместо сухарей лежал большой ломоть хлеба. Хлеб оказался единственно вкусной вещью, из того, что я съел сегодня за день. Пышный, ноздреватый, мягкий. После такого несытного ужина аппетит у меня разыгрался еще больше, но мысли о еде перебил пришедший за мной монах, который отвел меня в скрипторий - монастырскую библиотеку. После часового рассказа об истории создания монастыря и святынях, хранившихся в его стенах, я снова был отправлен на молитву. С каждым часом мое пребывание в аббатстве нравилось мне все меньше и меньше. Вышел во двор и не поверил своим глазам. Еще только начало вечереть, а монахи уже гуськом тянулись в спальное помещение. 'Блин! Словно курицы спать ложатся! Впрочем,… монах же мне сказал, что у них первая утренняя молитва в четыре утра! Офигеть можно! Хорошо хоть здесь без меня обойдутся! Зато на утренней мессе, в полвосьмого, я должен быть в церкви! И так каждый день! Да здесь хуже, чем в армии!'. Я недовольно покрутил головой. Некоторое время бродил по двору, ловя на себе время от времени недовольные взгляды привратника. Остановился в раздумье: чем бы заняться? Над головой висели звезды. Ветерок принес из-за каменной монастырской стены пряный аромат лугов и леса. Спать не хотелось - днем выспался, зато хотелось есть. 'Может наведаться на кухню? Хлеба взять или… - не успел додумать эту мысль, как от здания отделилась темная фигура и направилась ко мне. Я заметил ее в темноте, когда та прошла под одним из двух факелов, торчащих над аркой входной двери жилого строения аббатства. Рука, самопроизвольно потянувшаяся к кинжалу, висящему у пояса, тут же опустилась, когда я узнал молодого послушника, очевидно, бывшего вроде слуги при аббате. - Господин аббат, просит вас зайти к нему. - Сейчас?! - Да, господин. Если вы, конечно, ничем не заняты. Он сейчас находиться в своем кабинете. 'Чего ему еще надо? Вроде же все обговорили. И по деньгам для нашего содержания вроде сошлись. Может быть, о моем отце поговорить хочет? Воспоминания и тому подобное. А толку говорить! Ведь он знает о моей потере памяти! Хотя,… может быть, он решил мне еще один допрос устроить?!'. В памяти тут же всплыло странное поведение аббата при нашей встрече. Есть какая-то связь или он просто хочет поговорить с новым человеком? В любом случае, надо было идти, хотя бы для того, чтобы поддержать хорошие с ним отношения. Ведь насколько я уяснил из предыдущего с ним разговора: на спасение моей новой души от происков дьявола и возвращение памяти уйдет не менее месяца. К тому же других вариантов скоротать вечер у меня просто не было. Войдя, я не сразу увидел хозяина кабинета, так как на этот раз, он сидел не за столом, а в массивном кресле у камина, где ворошил уголья кочергой. Напротив него стояло пустое кресло. - Добрый вечер, Томас, - сказал аббат, не поворачивая ко мне головы. - Проходи. Восстановил силы после долгой дороги? Я ответил не сразу, так как сначала мне надо было проглотить слюну, в одно мгновение скопившуюся во рту. Дело в том, что на каминной полке стоял кувшин, а рядом с ним было блюдо, на котором лежало несколько кусков копченого мяса и ломтей того самого вкусного хлеба. - Э - э… Добрый вечер, господин аббат! Да. Со мной все в порядке. - Рад за тебя, но не буду испытывать твое терпение. Бери и ешь! Но перед тем как вонзишь зубы в мясо, будь так добр, налей мне стакан вина. Минут десять в кабинете стояла тишина, пока я ел. Все это время аббат делил свое внимание между камином и мною, глядя, как я уписываю за обе щеки мясо и хлеб. Наконец, почувствовав приятную сытость, я налил себе стакан вина и сел в кресло напротив хозяина кабинета. Некоторое время мы молчали, пока, наконец, аббат не прервал затянувшееся молчание. Уже через пару дней, я не находил ничего странного ни в самом аббате, ни в наших с ним вечерних беседах. Тот оказался умным, образованным, не лишенным юмора, человеком, знавшим много интересного и поучительного для меня. Темы для разговора он находил самые разные. История, политика, религия, войны, жизнь простого народа - все это давало мне отправные точки для собственных размышлений. От него я узнал об истоках политического и военного противостоянии Англии и Франции, о нравах королевских дворов Европы, так и о жизни самих придворных. Немало узнал о правилах рыцарских турниров, о геральдике, рыцарстве как классе со своими особенностями и привилегиями. Тактика и стратегия, осада и оборона, военные хитрости и засады. В военном деле он тоже оказался докой, а вот с жизнью простого народа был знаком довольно приблизительно: сказывалась дворянская кровь, но даже из его отрывочных знаний я почерпнул немало любопытного для себя. Многие факты из его рассказов мне казались смешными или интересными, а другие же выглядели дикими и страшными. Взять, хотя бы, обычное городское кладбище. Мало того, что оно располагалось, чуть ли не в центре каждого города, к тому играло двоякую роль: как место успокоения усопших, так место свиданий и развлечений, а еще для деловых встреч. Проститутки бродили здесь в поисках богатых клиентов, а влюбленные целовались и объяснялись в любви. Никого при этом не смущал смрадный запах, исходящий из открытых братских могил, которые не зарывали потому, что было невыгодно, так как трупы привозили сюда почти без перерыва. Места не хватало и поэтому приходилось отрывать уже старые захоронения, сваливая груды костей в кучу. Немало я так же узнал о жизни монахов. Об их распорядке дня, жизни и труде. Впрочем, не столько в теории, сколько на практике. Узнал, что у монахов в монастырях и аббатствах проходят по утрам, своего рода 'производственные', совещания в помещении, под названием 'зал капитула'. Здесь заслушивались отчеты не только монахов, возглавляющих основные направления жизнедеятельности монастыря, но и самого аббата, а при необходимости проводились разбирательства и суды над провинившимися членами обители. Именно тогда я узнал о другом понятии слова 'дисциплина'. Здесь речь уже шла о кнуте из веревок, к битью которым приговаривали монаха, виновного в нарушении устава аббатства или монастыря. В самом начале эта самая 'дисциплина', использовалась добровольно для умерщвления плоти, а уже потом превратилось в средство наказания. Но больше всего меня поразило в аббате не разносторонние знания о различных гранях жизни, а его отношение к церкви, как священнослужителя. Он с явным предубеждением отзывался о некоторых обычаях и ритуалах католической церкви, считая их сложными и непонятными для простого человека. Особенно сильное на меня впечатление произвело своеобразное почитание церковью телесных останков святых. В качестве примера он привел случай с Фомой Аквинским. Монахи монастыря Фоссануовы, где умер Фома Аквинский, из страха, что от них может ускользнуть бесценная реликвия, обезглавили, выварили и препарировали тело своего покойного учителя, дабы ни один кусочек святой плоти не ушел на сторону. Впрочем, короли, властители народов, недалеко ушли от простых монахов. Как-то по случаю торжественного празднества французский король Карл VI раздал ребра своего предка, святого Людовика высокопоставленным гостям и двум своим дядям, герцогу Беррийскому и Бургундскому. Несколько прелатов получили от него в дар ногу. После окончания пира те, прилюдно, принялись делить конечность почитаемого святого. Я верил и не верил в подобные истории. Иной раз после услышанного мне казалось, что я попал на другую планету, таким необычными и противоестественными выглядели поступки людей в его рассказах. Курс моего лечения посредством веры, назначенный аббатом, заключался не только в чтении молитв по утрам, днем и вечером. Помимо этого, в течение часа, я должен был слушать чтение отрывков из книги 'Житие святых'. Их читал мне брат Варфоломей, являвшийся помощником библиотекаря. Еще один час моего времени отводился на заучивание молитв и псалмов. На все это у меня уходило около пяти часов, после чего оставалось уйма времени. Несколько дней спустя я переговорил с аббатом и получил от него разрешение покидать территорию монастыря. С этого момента я теперь каждый день, уходя за стены монастыря, по три, а то и четыре часа тренировался с оружием. Моими партнерами в схватках были попеременно, то Джеффри, то Хью. Неожиданно одну из наших тренировок посетил аббат, да не один, а в сопровождении приора. Эта должность занимала второе место после аббата в иерархии монастыря. Плечистый, с широкой выпуклой грудью, с суровым лицом, тот в большей степени походил на воина, чем на монаха. Неожиданность визита заставила нас с Джеффри на некоторое время застыть в изумлении, но аббат не стал нас томить в неведении: - Мы с Конрадом, бывшие рыцари, сын мой, вот и не выдержали. Если ты не против, мы бы понаблюдали за вашей схваткой. - Какие могут быть возражения господин аббат! Потом они приходили еще два раза. Причем были непросто безучастными свидетелями, а даже в некотором роде проявили активность. Конрад показал мне несколько фехтовальных приемов, а аббат дал с десяток неплохих советов по владению мечом. За эти три недели я только пару раз вспомнил о своей прошлой жизни, да и то мельком. Слишком уж бурным, ярким и будоражащим кровь оказалось мое пребывание в чужом времени. То, чем я сейчас жил, мои приключения, чувства и интересы, как-то незаметно вытеснили все то, что было для меня некогда близким и дорогим. В этой жизни было много неудобств, боли и страха, но зато здесь можно было чувствовать себя человеком, который имеет возможность не только мечтать, но и претворять свои мечты в жизнь, пусть даже в их примитивном обличие. Все это время я довольно тесно общался с аббатом, и он мне нравился с каждым днем все больше и больше. Умный и смелый человек, причем не только в суждениях, но и поступках. Эта подтвердила история одного из монахов, который рассказал мне о бандитском налете на аббатство около пяти лет тому назад. По его словам аббат сразил мечом двоих бандитов, а остальных обратил в бегство. Может, это обстояло и не совсем так, но рассказ еще раз подтвердил слова барона Фовершэма об аббате, как о хорошем бойце. Вот я и подумал, что может это тот самый человек, который поможет распутать историю с этим проклятым деревянным тубусом, так неосторожно подобранным мною в том темном переулке. Уже несколько раз я хотел его вскрыть, но в самый последний момент откладывал. Мне почему-то казалось, что если тубус будет вскрыт, то я лишусь последнего шанса отойти в сторону от этой, дурно пахнущей, истории. Мои сомнения и тревоги, наконец, меня достали, и на исходе третьей недели, идя на обычную вечернюю беседу с аббатом, я взял тубус с собой. Исходил из принципа: будь, что будет. Реакция аббата, после того как он выслушал мой короткий рассказ, оказалась схожей с той, когда я впервые появился в монастырь. Настороженность и подозрительность в квадрате. Правда, после своеобразной беседы - допроса, аббата вроде отпустило, после чего он в течение десяти минут напряженно о чем-то размышлял. Затем, хлопнув рукой по подлокотнику кресла, сказал: - Томас, я наблюдал за тобой все это время и ты мне показался умным, храбрым и предприимчивым человеком, который не будет сидеть в ожидании, пока ему принесут блага мирские, а возьмет их сам! Или я не прав?! 'Будь я проклят, если это не предложение! Только что мне предлагают?!'. - Да, господин аббат. Сидеть и ждать у моря погоды - не в моих правилах. - Хм! Интересное выражение! И верное. Это говорит, что у тебя острый ум. Это так же подтверждается твоими действиями по сокрытию следов в переулке и на дороге, а значит, ты искусен не только как воин, но и можешь логически мыслить, что нередко дает преимущество над врагом, а иногда и победу, не обращаясь к воинской силе. Это дарит надежду, что ты… Впрочем… Ты пока иди, Томас, а мне нужно подумать. На следующий вечер я был готов к доверительной беседе, но она так и не состоялась. Затем прошла неделя, потом другая, и я уже стал думать, что не так понял слова аббата. Вложил в них то, во что хотел верить. Наступил очередной вечер. Я сидел и слушал рассказ аббата об Италии, где как оказалось, аббат был несколько раз и получил там немало впечатлений. - Томас, а ты не хотел бы посетить эту чудесную страну? - Гм! Почему бы нет. Об итальянках я уже слышал… - Наверно от этого пахабника Джеффри?! Представляю! Знаешь, что я тебе скажу, Томас. Женщины - услада нашей жизни, но никак ни ее цель! Сын мой, я не просто так завел разговор о путешествиях. Все это время я пытался понять, что можно вернуть твою память, и в поисках решения перелистал кое-какие книги, пока не наткнулся в одной из книг древнего автора на некие строки, указывающие на то, как можно помочь твоему состоянию. Там говориться, что провалы в памяти можно восстановить, если человек вернется в те места, где потерял свои воспоминания. Пройдется по тем местам… - Господин аббат, вы действительно полагаете, что если я вернусь во Францию и увижу те места, где мне проломили голову, память восстановиться? Он, очевидно, уловил сарказм в моих словах, поэтому его ответ прозвучал довольно уклончиво: - Я не говорю, что это панацея от твоей болезни, но почему бы не попробовать? Что не смогли сделать молитвы, то возможно - вылечит время и молодость! Эти его слова вполне можно было отнести к ереси, но я не стал заострять на этом внимание, так как чувствовал, что именно произойдет завершение разговора, начатого аббатом две недели тому назад. Это так же можно было видеть по напрягшемуся лицу аббата. - В принципе, я все равно собирался путешествовать, господин аббат, так почему мне не съездить во Францию? Может быть, действительно в словах автора имеется смысл и память, хотя бы частично, вернется ко мне. Я не верил тому, что говорил ни слова, но при этом старался говорить как можно убедительнее. - По крайней мере, хуже тебе не будет, сын мой. В таком случае, Томас, у меня будет к тебе поручение. Мне надо передать письмо одному человеку во Франции. Ты как? - Раз надо, значит надо. - Чтобы этот визит не стал нагрузкой для твоего кармана, я возмещу тебе часть путевых расходов. И еще. Думаю, тебе приятно будет услышать, что наш приор Конрад лестно отзывается о твоем умении владеть мечом и секирой, а он некогда был большим мастером в этом деле, да к тому же скуп на похвалы. - Такая оценка дорогого стоит. - Теперь я хотел бы рассказать тебе… Выйдя во двор, я некоторое время постоял в темноте, перебирая в голове услышанное от аббата, что уже вошло у меня в привычку за этот месяц. 'Да, это предложение. Но что оно мне сулит? Не лезу ли я туда, куда лезть не надо? Блин! И ведь ни у кого совета не спросишь. А может спросить у аббата напрямую?! Гм!'. Медленно дошел до странноприемного дома, остановился у двери. Спать после такого разговора не хотелось, а просто лежать в жаркой духоте и слушать шуршание мышей, так и вообще не было никакого желания. Откуда-то из темноты донесся легкий шелест листвы. Неожиданно в памяти всплыла панорама ночного города. Неон вывесок, габаритные огни машин… От избытка нахлынувших чувств я даже затряс головой. 'К черту! Не мое уже это! Забыть! Выбросить из головы!'.
ГЛАВА 7
ЖОНГЛЕРЫ
Аббат смотрел из окна своего кабинета как из ворот аббатства выезжал Томас Фовершэм со своими людьми. Широко развернутые плечи, лихо заломленный берет со страусиным пером, лицо решительного, сильного человека и… взгляд. Аббата нередко поражало выражение его глаз; в них он нередко ловил, то ли насмешку, то ли чувство превосходства, а может даже… и снисхождение. В подобные моменты ему казалось, что на него изнутри эсквайра смотрит совсем другой человек. Сам Роберт Метерлинк никогда не чуждался знаний, к тому же сочетание тонкого ума, проницательности и развитой интуиции делали его весьма неординарным человеком, но даже он не смог понять, откуда у этого молодого человека знания, которые, скорее всего, могли принадлежать убеленному сединами старцу, всю жизнь просидевшему за книгами. География, медицина… Чтобы проверить мельком высказанные Томасом мысли, аббату пришлось пару раз усердно порыться в библиотеке. В одном случае он нашел подтверждение, а в другом… ничего не нашел. И это было особенно странным, так как он чувствовал, что высказанная мысль очень похожа на правду. Откуда подобные мысли могут появиться в голове человека, потерявшего память? Загадка. Тут же на память пришла их недавняя беседа о сущности человеческой души и причинах, толкающих людей на те, или иные, поступки. Аббат выразил свою точку зрения, сославшись на авторитеты блаженного Августина и Фомы Аквинского. Их слова звучали непререкаемо для людей этого времени: 'все, зримо свершающееся в этом мире, может быть учиняемо бесами'. И тут он услышал вопрос: - Это как понять: что бы ты ни сделал - все это может быть происками дьявола? - Да. Можно и так сказать. - А зачем пугать людей? - Чем больше люди бояться - тем меньше грешат! - А ведь на это дело можно посмотреть с другой стороны, господин аббат. Вдруг это не происки нечистой силы, а Божье провидение. Ведь кто кроме Господа нашего вправе судить - от него деяние или от Дьявола? Аббат, было, дернулся с отповедью, что негоже глумиться над изречениями святых людей, чьи заветы веками правили умами людей, но только открыл рот, как до него дошла суть ответа. 'Извратил изречение… И в то же время как ловко подал его в новом виде. Ведь действительно можно и так сказать. Гм! Господи, прости грешные мысли, но ведь мы не ересь измышляем, а ищем истину. А вообще… странный ум у юноши. Словно мы вместе смотрим на одну и ту же вещь, а видит он ее по-другому. И вот опять этот взгляд…'. Подобные высказывания отдавали ересью, но аббат хоть и занимал довольно высокое место в церковной иерархии, являлся апологетом новой веры и поэтому смотрел на мир более глубоко, чем позволяли церковные каноны. Наверно поэтому, Томас для него был не порождением дьявола, а человеком - загадкой. Слова Томаса к тому же были подтверждены новым письмом отца Бенедикта, которое привез гонец, посланный две недели тому назад аббатом в замок Фовершэмов. Ранение в голову, потеря человеческого облика, а затем… странное выздоровление. Впрочем, чудовищный шрам в области виска левой части головы молодого человека говорил сам за себя. Аббат перелистал все медицинские труды, которые хранились в библиотеке аббатства, где он пытался отыскать нечто похожее на этот случай, но ничего подобного так и не нашел. К тому же поведение и рассуждения молодого человека говорили о его нормальном уме, но при этом прямо заявляли о стертой памяти. Аббат, изучавший поведение Томаса на протяжении месяца, мог сказать совершенно точно, что этот парень действительно потерял память. К тому же тот не знал самых элементарных вещей и не мог ответить на самые простые вопросы и в тоже время делал такие логические умозаключения, что Метерлинк не мог не поражаться глубине его мысли. Можно было, конечно, предположить, что это искусный шпион, подосланный их врагами, но самая элементарная логика говорила, если бы аббата нашли и определили его как одного из высших иерархов в обществе Хранителей, то вместо того, чтобы засылать человека с такой сложной и запутанной историей, его бы просто похитили. Ведь до сих пор действия их врагов не отличались большой глубиной ума. Они действовали прямо, грубо и напористо, как таран при штурме ворот крепости. К тому же молчала интуиция аббата, которой он привык доверять, как хорошей ищейке, способной учуять замаскированного врага на расстоянии. Не было в нем фальши, изобличающей двойственность человека, Метерлинк знал это точно, но при этом эсквайр являл собой непонятную загадку. Только это беспокоило его, но при этом, видя возможности и таланты юноши, аббат решил, что такого человека нельзя упускать, направив его храбрость и ум на служение их обществу. Именно поэтому Ричард Метерлинк, стоявший на предпоследней ступени в иерархии тайного общества Хранителей, созданной более семидесяти лет тому назад на основе ордена тамплиеров, решил отправить Томаса во Францию, в замок Ла-Бонапьер, их базу в Южной Франции. Именно там начинали свой путь новички. 'Не совершаю ли я ошибку, отправляя его… Может, надо было еще некоторое время понаблюдать за ним?'. Сомнения не оставляли аббата, хотя в тоже время он понимал, что сделал все что мог. Еще он также понимал, что его сомнения были чисто профессиональными - своего рода привычка не доверять никому, выработанная за два с половиной десятка лет двойной жизни. Воротный засов, с тяжелым стуком, ставший на свое место, неожиданно прервал ход его мыслей. Аббат отошел от окна и сел в кресло. Он все еще был во власти мыслей, правда, направление их изменилось. 'Я был не намного старше Томаса, когда стал на этот путь… Что именно меня тогда подвигло… Хм. Сейчас, даже так и не скажу. Но принял веру сразу и теперь сам отправляю этим путем других… Защитник веры. Общество Хранителей. Созданное семьдесят пять лет тому назад, оно получило название 'общество хранителей истинной веры'. Сейчас немногие из вновь обращенных знают историю его создания. Впрочем, это так же относиться к ряду тайн нашего общества. Докажут свою пользу - получат часть истины. И это правильно. Незачем бередить неокрепшие умы идеями, для которых они не созрели. Может, они их вообще не воспримут. Были и такие случаи. Именно поэтому история создания общества Хранителей будет еще долгое время являться тайной для большинства членов, наравне с другими важными секретами. Только члены Совета посвящены…'. Родившись в недрах ордена тамплиеров, общество Хранителей, сумело пережить своего создателя и продолжило свое существование. После того как закончился процесс по делу ордена во Франции, был сожжен заживо последний Великий магистр Жак де Моле, а на тамплиеров других стран начались гонения, Хранители попытались затаиться, но это им не удалось. Их тайна все же просочилась из темных подвалов и застенков, где пытали и допрашивали тамплиеров, среди которых оказались и члены общества Хранителей. Немногое удалось узнать палачам об обществе, но и этого хватило, чтобы стать на след. Именно они, отцы - инквизиторы, узнали часть тайны, во время судебного процесса по делу ордена тамплиеров, начало которому положило обвинение ордена французским королем Филиппом и папой Климентом в богохульстве и отречении от Христа, поклонении дьяволу и распутной жизни. 'Уже давно умерли король и Ногарэ, а их потомки, как псы, взявшие след, до сих пор, пытаются добраться до нас. Все им покоя не дают сокровища тамплиеров! Давно о них не было слышно, и вот теперь Томас принес весть. Дурную весть, говорящую о возможном предательстве в наших рядах, иначе я не могу понять, как они смогли выйти на виконта де Гора. А документ! Это просто чудо, что не попал в руки нашим врагам! Не иначе, как Господь на стороне своих рыцарей! Его десница указала путь Томасу в этот переулок, а затем привела ко мне! Хвала тебе, Господи! Ты тем самым показал, что не только следишь за каждым нашим шагом, но и по мере возможности оберегаешь нас! Мы не подведем тебя! Нанесем им такой удар, от которого они уже никогда не оправятся! На ближайшем совете надо решить этот вопрос! Не откладывая! Гм! Подожди-ка… Кажется,… я забыл о возможном предателе. Взять хотя бы документ, хранящийся у виконта. Он ведь давно отошел от всех дел, как могли на него выйти, если не знали… Гм! А если это просто случайность… и я слишком строг в своих подозрениях? Ведь это могло быть просто неосторожно сказанное слово, приведшее к подобным последствиям. Но документ! Они знали, что искать! И все равно не хочется верить, хотя поводы так думать, есть и без этого случая. Причем не среди рядовых членов общества, а среди нас, стоящих на самом верху, среди нас, людей, облеченных доверием и властью. Взять, хотя бы, смуту и разлад среди нас самих, в Высшем Совете. Вместо простого образа жизни замки некоторых братьев прямо ломятся от роскоши и богатства, а сами они все больше походят на сластолюбивых и эгоистичных властителей и их вассалов - властолюбивых герцогов и жадных баронов. Брат Фангор объяснил мне свою роскошную жизнь завесой, за которой он скрывает свою истинную деятельность. Так ли это? А брат Бако? Чуть ли не еженедельно меняет любовниц. Как мне недавно донесли: у него сейчас в любовницах две пятнадцатилетние сестры - близняшки. А ведь это именно тот человек, который в числе других братьев принимал меня в члены Совета! Господи! Укажи мне верный путь, ибо я на распутье! Ведь мы давно поняли, что власть подобно дурману - вызывает зависимость и медленно убивает в душе каждого, что есть в ней хорошего - и поэтому поднимали на высшие ступени только достойных, испытанных и проверенных временем людей, и вот теперь… Если уже такие люди… Или мы что-то упустили? Истинная вера и моральные ценности стали подменяться ценностями материальными, а душами людей все больше стал овладевать эгоизм и жадность. Это так… или я, приближаясь к старости, перестал… понимать? Укажи мне путь, Господи! Направь ум и деяния мои на благо твое!'.
Здесь, в средневековье, я как-то сразу потерял привычный счет времени. Если раньше понедельник ознаменовал собой начало трудовой недели, то конец недели - два выходных. Вторник и пятница - тренировки. Новый год, день рождения… Все эти дни и даты были для меня своеобразным ритмом жизни, которые перестали играть свою роль. Здесь же все было по-другому. Время я теперь считал по ударам колокола в расположенном поблизости монастыре, который звонил почти каждые три часа к службе. Полунощница - в полночь; хвалитны - в три часа ночи; час первый - в шесть часов утра; час третий - в девять часов; час шестой - в полдень, час девятый - в пятнадцать часов; вечерня - в восемнадцать часов и повечерие - в двадцать один час. Впрочем, эти часы далеко не всегда и везде были одинаковы; меняясь в зависимости от климата, времени года и усердия звонаря. Также к этому делу подходили летописцы и писатели: они так же не придерживались точных дат и хронологий, ограничиваясь общими формулировками: 'во времена правления короля Генриха' или '…в день Пятидесятницы'. Как я успел заметить, жизнь простого человека обычно напрямую связывалась с большими праздниками, такими как Рождество, Пасха, Вознесение, Пятидесятница, День всех святых и ярмарками, которые всегда были приурочены ко дню какого-нибудь высокопоставленного святого. В этом я смог убедиться сам, когда к вечеру второго дня, дорога, ведшая нас по большей части через лес, неожиданно вывела нас на открытое пространство, через которое текла полноводная человеческая река, состоявшая из людей, всадников, возов и телег. Я даже как-то сразу и не сообразил, что мы выехали к большому торговому тракту. 'И куда это они такой толпой? Переселение народов?'. Но спрашивать мне не пришлось. - Видно в близлежащем городе завтра состоится ярмарка, - прокомментировал происходящее Джеффри. Народ, шедший по дороге, в свою очередь обратил на нас внимание, что сразу сказалось по резкому оживлению в толпе и тыканью пальцами в нашу сторону. Я уже не удивлялся нескромному любопытству, да и сам сейчас не сильно отличался от них, с немалым интересом разглядывая людей. Большей частью по дороге шли крестьяне и ремесленники, нагруженные плодами своего ремесла. Среди них ехали телеги и отдельные возы, нагруженные товаром. Две вереницы возов ехали в сопровождении охраны. Подъехав ближе, я рассмотрел поистине убогое вооружение охранников. Кожаные куртки, для жесткости, вываренные в кипятке, а в руках дубины и копья. Только у пары охранников на поясе висели мечи. Насколько я мог уже судить, это были вояки из ополчения какого-то города, представлявшие самую непрофессиональную и дешевую охрану, услугами которой пользовались на коротких и относительно безопасных торговых путях. Несколько таких охранников, сбившись в группу на обочине, с воинственным видом стали ожидать нашего приближения, но когда поняли, что не произвели должного впечатления на трех хорошо вооруженных воинов, тут же потеряли свой боевой вид и вернулись к телегам, сопровождаемые презрительно - насмешливым взглядом Джеффри. Я изредка стал замечать за собой, что мои оценки людей и их поведение стали приближаться к рассуждениям дворянина, сына своего времени. Вот и теперь видя их торопливое отступление, я мысленно обозвал их ничтожными трусами, как, наверно, сделал бы Томас Фовершэм, будучи в здравом уме. Мое подражание поведению сына барона находило место не только в мыслях, но в действиях: выезжая на тракт, я не торопил коня, но больше и не осторожничал, направляя коня вперед, тем самым, заставляя людей подаваться в стороны. Со стороны слышалось недовольное ворчание, бросались злые взгляды, но при этом живо расступались, давая путь… наемникам. Поразмыслив перед отъездом из аббатства, я решил сменить свое обличие, став на время солдатом - наемником. Во-первых, своеобразная маскировка. Не так в глаза бросаться буду, а во-вторых - это было нетрудно сделать. Сказано - сделано! Рыцарское копье с флажком - гербом я оставил на хранение в монастыре, а щит зачехлил. Благодаря такой нехитрой маскировке сейчас мы, втроем, выглядели как профессиональные солдаты - наемники, которых нужно бояться, но уважать не обязательно. Обрывки разговоров подтвердили слова Джеффри - все они шли в город Мидлтон, на ярмарку, которая начнется завтра, с раннего утра. Оттеснив лошадьми в сторону группу паломников, с серыми от пыли лицами и котомками через плечо, мы тем самым заставили податься к обочине несколько чумазых ремесленников, которым это весьма не понравилось и вслед нам полетело сочное ругательство. Джеффри резко обернулся в их сторону, при этом его рука как быневзначай упала на эфес меча. В следующую секунду вокруг нас, в радиусе пятнадцати ярдов, наступила тишина. Мой телохранитель, не сводивший взгляда с резко замедливших шаг ремесленников, вдруг громко хлопнул несколько раз ладонью по эфесу. Дескать, не желаете, господа ремесленники, попробовать на себе добрый меч? Те же в ответ на подобное предложение почти разом опустили глаза в землю и еще больше замедлили шаг. Джеффри выпрямился в седле, затем чуть повернул ко мне лицо и вдруг весело подмигнул. Типа, знай наших! Усмехнувшись в ответ, я повернулся в другую сторону и проследил взгляд Хью, который в этот момент жадным взглядом ощупывал полногрудую крестьянку, шедшую в десятке ярдов от нас, с соломенным коробом за плечами. Не найдя для себя в ее пышных телесах ничего привлекательного, я принялся изучать идущий и едущий по дороге народ. Легко обогнали мужчину, впрягшегося, вместе с сыном или учеником, в тележку, полную горшков, тарелок и плошек, затем шедшего вразвалку кузнеца с широкими плечами и грязным лицом, на плече у которого лежала длинная палка, с которой свисали на веревках ножи и лезвия кос. Еще с десяток ножей висело у него на поясе. Впереди него шла целая семья: муж, жена и взрослая дочь. У каждого из них за спиной были приторочены объемистые тюки, явно с чем-то мягким. Несколько минут я уделил фигурке и личику, довольно миловидной девушки, пока вдруг не услышал громкую песню, грянувшую впереди нас. Это была довольно фривольная песенка о женщине, которая 'как только муж за порог, тут же милого зовет'. С высоты седла легко отыскал в толпе людей, ее певших. Певцами оказалась ватага молодых людей. Так как каждый припев заканчивался словами: - Вот она! Вот она, законная жена! - эти шутники, произнося их, тут тыкали пальцами на ближайшую женщину, вызывая в толпе смех и соленые шутки. Все их имущество, заключалось в тощих котомках за плечами, да двух музыкальных инструментах, одно из которых напоминало банджо американцев. По рукам веселой компании ходили два объемистых кувшина, к которым весельчаки не забывали прикладываться. Я не раз слышал про них, но видеть пришлось впервые. Это были странствующие студенты или ваганты. Они болтались по всей Европе, кочуя от одного университета к другому в поисках более совершенных знаний, но как утверждал мой телохранитель, не раз, сталкивавшийся с ними: они, в большинстве своем, знатоки не в науках, а в бабах и выпивке. Когда мы проезжали мимо, хор молодых задорных голосов затянул новую песню: - Сладко нам безумие! Гадко нам учение! Юность без раздумья Рвется к развлечению! Быстро жизнь уносится, Предана учению! Молодое просится Сердце к развлечению! Несколько минут я слушал их задорные голоса, как мне вдруг невольно вспомнились мои приятели - студенты. Нередко подобные песни средневековых школяров звучали в исполнении студентов двадцать первого века, когда мы всей компанией сидели у костра. В который раз я снова спросил себя: мне только одному так повезло или подобная участь постигла других? Если так, то может где-то сейчас бредет по дороге Алексей или скачет на коне Михаил. Хотя… Дьявол! Ведь они могли попасть в другие времена! Как говорили нам тогда эти умники в институте: - У каждого из вас свои предки, а значит, свой личный и уникальный путь в истории! 'Свой путь! Это мой путь?! Уроды! Мать вашу…!'. Неожиданно во мне поднялась волна глухой злости на ученых, на эксперимент, на себя - дурака, давшего согласие на него и теперь оказавшегося в полной заднице. Основу подобной вспышки легко можно было понять - я все еще никак не мог оторвать себя от двадцать первого века и все еще в глубине себя лелеял надежду о возвращении в свое время. От тоскливых мыслей меня оторвал Джеффри, воскликнув: - Ох, и безобразники эти школяры! Им только песни орать, да девок тискать! Вы только послушайте, господин! Невольно я прислушался к молодым голосам, выводившим, у меня за спиной, новую песню: - …Я унылую тоску ненавидел сроду, но зато предпочитал радость и свободу и Венере был готов жизнь отдать в угоду, потому что для меня девки - слаще меду…! Задорная песня настроения мне не прибавила, но горечь улеглась, после чего я продолжил смотреть по сторонам, но без особого интереса. Так же равнодушно посмотрел на неторопливо едущего нам навстречу коренастого мужчину верхом на гнедой лошади. Подъехав ближе, я увидел в его правой руке четки. С боку свисал длинный меч, звякавший об железное стремя. По черной одежде и белому восьмиконечному кресту на рукаве я узнал в нем одного из рыцарей-госпитальеров. Проезжая мимо людей, склоняющих перед ним голову, рыцарь ордена поднимал два пальца вверх и важно говорил: - Благословляю! Через час мы свернули с дороги, чтобы дать отдохнуть себе и лошадям пару часов, а затем в ускоренном темпе добраться до города. Отъехав от дороги два десятков ярдов, мы неожиданно наткнулись на купол разноцветного шатра, верх которого торчал над высоким и густым кустарником, за которым уже начинался лес. Шатер рыцаря? Только этого мне не хватало! Я поморщился. Моих контактов с благородными господами было не так уж много, но и их хватило, чтобы понять, в знати намного больше высокомерия и чванства, чем ума и благородства. 'Впрочем, как знать, может, судьба еще не столкнула меня с настоящими рыцарями, - но даже эта мысль не придала мне желания встретиться с кем-нибудь из знати. Я уже начал разворачивать лошадь, чтобы поискать себе другое место, когда у меня за спиной раздалась поясняющая реплика Джеффри: - Это жонглеры! - Жонглеры? Что они тут делают, в кустах? Представление дают?! Мое оживление неприятно удивило телохранителя, что было нетрудно заметить по его кислому выражению лица. - Не знаю. Стоянка, наверно. Может, кашу варят. - Поехали, посмотрим! - я снова повернул коня в сторону цветного пятна среди зелени. - Милорд! Это же бродячие актеры! Воры и еретики! Отец Бенедикт не раз говорил, что через них Враг рода человеческого смущает души истинных христиан! - Джеффри, это глупо… это же просто люди! Они прыгают, стоят на голове, жонглируют шарами! - Как скажете, милорд. Мой оруженосец и телохранитель в одном лице являл собой преданного слугу и отличного бойца, да и смекалкой с хитростью не был обделен, но его слепая вера и суеверия, которыми он был напичкан доверху, частенько раздражали меня. Хотя в тоже время я прекрасно понимал, что он, человек своего времени, мог только видеть окружающий мир через мелкое сито народных суеверий и проповеди священников. Человечество в те времена ходило по земле в трепете и боязни, так как над его головой находились Небеса, а под ногами прятался Ад. Отсюда все проявления природы или человеческой жизни могли быть даны только в двух вариантах: рука Божья или искушение Дьявола. Выехав на поляну, я увидел около десятка человек, ходящих колесом, стоящих на руках, жонглирующих деревянными шарами. Жалкая одежда, которая была на них, говорила крайней бедности, так же как и их шатер, чьи яркие краски давным-давно выцвели и поблекли, а заплат и чиненых прорех, было на нем не меньше чем на латаной одежде артистов. Правда, в следующую секунду, я заприметил несколько тюков, лежавших у стенки шатра. Из одного из них торчал угол струнного музыкального инструмента, а из другого свешивался широкий пояс, украшенный блестящими металлическими бляхами, а также торчал кусок ярко-красного камзола. На самом краю поляны, чтобы не мешать репетировать свои номера артистам, горел костер, над которым исходил паром, закопченный котел. Рядом стояла средних лет женщина и деловито помешивала в котле деревянной палкой. Полностью отдавшись тренировке, артисты не сразу среагировали на трех вооруженных всадников, выехавших из-за кустов, поэтому мне еще с минуту удалось понаблюдать за акробатом, расхаживающим на руках, и полюбовался отточенными движениями жонглера, посылавшего в небо ярко раскрашенные деревянные шары. Перевел взгляд на следующего артиста, раскручивающего веревку с грузом на конце… Мать моя! Да это же…! Вот еще один! И еще! Я удивленно переводил свой взгляд с одного узкоглазого лица на другое и никак не мог поверить своим глазам. Китайцы в средневековой Англии! Какого черта они тут делают?! Я понял бы, если бы встретил их… в Константинополе, или в Индии, но в Англии… В своем чрезмерном удивлении я даже повернулся к Джеффри и спросил: - Ты видишь?! Это же китайцы! Как они сюда попали?! Тот не понял причину моего восторженного удивления и невозмутимо ответил: - Вижу, господин. Не знаю, как они называются, потому, что никогда раньше не видел желтолицых людей, зато видел оливковую кожу мавров и черную - эфиопов. 'Действительно, - подумал я, - чего я так удивляюсь? Ведь плавают купцы по разным странам. Правда, тут есть странность. Какого черта этих троих занесло за тысячи километров от своего Китая? Хм! Загадка!'. Мой интерес к китайцам не прошел не замеченным, ни для самих китайцев, ни для других артистов. Основная их часть тут же подалась в сторону, сбившись в отдельную группку у шатра. 'Ишь как четко разделились! Мы сами по себе, они сами по себе. Похоже, у этих жонглеров с акробатами уже были проблемы из-за китайцев, - отметил я про себя, наблюдая за своеобразным маневром артистов. - И что теперь?'. Не успел я придумать, что им такое сказать, чтобы успокоить, как артист - жонглер шарами, в полосатых штанах, отделившись от собратьев, юркнул в шатер. Затем полог откинулся и на свет вышел самый настоящий гигант с отлично развитой мускулатурой. Одет он был в штаны, похожие на шаровары, и в ярко-зеленую жилетку, выставляя напоказ широкие плечи, выпуклую грудь и чугунные шары бицепсов. Сломанный не раз нос и решительные глаза человека, привыкшего к опасности, говорили о его неукротимом нраве, а прямая, словно рубленная, линия рта придавала его лицу выражение крайней жесткости. В его лице и движениях не ощущалось той настороженности, которая чувствовалась в других актерах, зато в манерах и облике просматривался скрытый, завуалированный вызов. Обежав глазами всех и оценив ситуацию, он вышел вперед, чуть склонил голову, изобразив поклон, а после чего обратился ко мне: - Добрый сэр, мы странствующие актеры и жонглеры! До этого мы выступали с большим успехом в Сент-Олбансе, теперь отправляемся в Мидлтон, где завтра открывается ярмарка! Многие герцоги, маршалы и рыцари, единодушно уверяли, что никогда не видали столь изящного и благородного зрелища, как наши выступления! Затем он замолчал в ожидании моей реакции. 'Блин, еще одна непонятная ситуация! Что этот громила от меня хочет?! А главное: чего они все переполошились?! - я уже начал злиться, не понимая, что происходит, а главное, что они хотят от меня. Джеффри, глядя на мое недовольное лицо, положил руку на рукоять меча, как бы недвусмысленно говоря: будет приказ - буду убивать! Хью, даже не пытаясь понять, тут же повторил жест телохранителя, положил руку на рукоять топора. При виде решительных действий моих людей кое-кто из актеров начал бросать взгляды на близлежащие кусты, намечая себе путь отступления. - Э-э… как тебя там… - Питер 'Силач', сэр! - Слушай, Питер, а что вы так всполошились?! Мне не нужно было смотреть в сторону Джеффри, чтобы увидеть на его лице тень недовольства. Он считал, что его господин свободно обращаясь с людьми, стоящими ниже себя, тем самым, унижает себя. - Да все эти китаи, господин, - при этом он небрежно ткнул рукой в сторону маленькой группы китайцев. - Многие, увидев их, сразу спрашивает: не являются ли они слугами Врага человеческого, посланными в наш мир, чтобы смущать души честных христиан. А сколько раз святые отцы были готовы проклясть нас из-за них! Ваша милость, вы не подумайте ничего худого - мы добрые христиане! Ходим в церковь и чтим отца нашего, Господа Бога! А эти…они прибились к нам четыре месяца назад. Поверьте мне, господин, если бы я узрел, что они совершают хоть один богомерзкий обряд, сам бы им головы пооткручивал, как цыплятам! Господин…! - Все! Вопрос закрыли! - Что закрыли, добрый сэр?! Я раздраженно отмахнулся от него, как от назойливой мухи и повернулся к Джеффри: - Давай поедим. - Слушаюсь, господин. - Отъедем к тем кустам, в тень. Там и устроимся. - Слушаюсь, мой господин. Не успел я завернуть коня, как за спиной раздался голос Питера 'Силача': - Добрый господин! А с нами как?! - Что тебе еще?! - Благородный господин! Наше искусство требует большой точности и мастерства, мы не можем и дня пропустить, не упражняясь в нем, для чего отыскиваем какое-нибудь тихое, укромное местечко и делаем привал. Если, ваша милость, не будет против, мы бы продолжили наши упражнения. - Продолжайте! В следующую секунду артисты снова рассыпались по поляне. Зазвучала музыка и разноцветные шары полетели в синее небо. Китайцы, до этого хмуро стоящие, вернулись к своим цирковым номерам. Я слез с лошади и усевшись на подстеленный Хью плащ, стал наблюдать за тренировкой артистов, а бывший арбалетчик стал пластать ножом кусок запеченной свинины и ломать хлеб, в то время как Джеффри стоял позади меня, неся охрану своего господина. - Господин, извольте кушать, - пригласил меня к импровизированному столу Хью, после чего принялся откупоривать баклагу с вином. Когда мы были наедине, мое общение с Джеффри проходило проще, без четкого разделения 'слуга - господин', но в присутствии посторонних, кто бы тот не был, он тут же превращался в вышколенного слугу. Мой телохранитель не был умным в обычном понимании этого слова, но в нем была природная сметка, звериная хитрость и осторожность, что ставило его выше таких людей, как Хью. Таких было подавляющее большинство. Они были просты, наивны и весьма недалеки, принимая окружающий их мир с его законами как церковную догму. Китайцы же никак не вписывалась в мировоззрение обычного человека, а потому были обречены быть изгоями. Я ел и смотрел на них. Не трудно было понять, почему Питер до сих пор не избавился от китайцев, которые приносили ему немало неприятностей. Ведь их внешний вид и необычные номера привлекали толпы зрителей, а значит и деньги. Взять хотя бы номер китайца с веревкой, на конце которой было закреплено нечто похожее на наконечник копья. В умелых и мускулистых руках, веревка то извивалась, как змея, скользя над землей, то взлетала подобно птице в небо. Двое других китайцев репетировали свой номер на пару. Один аккомпанировал, другой двигался под музыку. Но как двигался! Это было нечто похожее на кун-фу. Точно! Оно! Мое увлечение восточными единоборствами пусть и было недолгим, но я успел прочитать пару популярных книг и посмотреть несколько документальных фильмов на эту тему, только поэтому я мог понять, что этот каскад акробатических трюков представляют собой комбинацию базовых комплексов… Как же он называется, этот комплекс… А! Вспомнил. Таолу! Точно! Накрутили сюда акробатики и сделали музыкальное сопровождение. А что, впечатляет! Наблюдая за ними, я вскоре заметил, что не только они привлекли мое внимание, но и моя персона их также заинтересовала. Нет-нет, да скосит на меня взгляд, то один, то другой китаец. Впрочем, на нас, время от времени, бросали взгляды и все остальные актеры. Проверить на всякий случай, довольны ли господа и не тянутся ли их руки к мечам. Сейчас я во все глаза смотрел на китайца, раскручивающего свою веревку во всех направлениях. Металлический груз, похожий на дротик, закрепленный на конце веревки, метался из стороны в сторону, переходил из одной плоскости в другую, выписывал просто невозможные восьмерки и петли. Казалось, вот-вот и он обовьется или вокруг руки, или заденет землю - но нет! Он продолжал летать около человека как живое, но вполне прирученное существо. Наконец, китаец позволил веревке намотаться на руку, остановив ее стремительное движение. Я подумал, что он завершил свою тренировку, но оказалось, что это не конец. Китаец неторопливо направился к дереву, растущему на краю поляны, по пути сорвав цветок. Его непонятные и в тоже время интригующие действия меня всерьез заинтересовали. Дойдя до ствола, он закрепил в коре сорванный им цветок на уровне человека и пошел обратно. Отойдя метров на семь, раскрутил наконечник копья с такой силой, что груз, превратившийся в размытое пятно, стал издавать низкий гудящий звук, наподобие недовольной пчелы. Я напрягся в ожидании, чем же артист закончит свой номер. И дождался. Словно выдернутое из воздуха лезвие молниеносно метнулось вперед и, пронзив цветок, вошло на треть в ствол дерева. - Ну, прямо Шаолинь какой-то! - я просто не смог сдержать своего восторга. - Молодец, китаец! На какое-то мгновение все артисты на поляне замерли при моих словах, пытаясь понять, что выкрикнул господин, но, поняв, что это не ругательства и не угрозы, продолжили свою тренировку. Китаец, чей трюк произвел на меня такое большое впечатление, тем временем аккуратно смотал свое нехитрое приспособление и сел, скрестив ноги, в двух шагах от костра с кипящей похлебкой. Вслед за ним у огня потихоньку начали собираться у костра остальные артисты. Когда я понял, что больше ничего интересного не будет, то откинулся на траву и закрыл глаза. Проснулся оттого, как кто-то осторожно тряс меня за плечо. - Ваша милость. Ваша милость. Пора ехать. - А… Хорошо, Хью. Тот отошел к своей лошади и стал подтягивать подпругу. Я сел. Потянулся. Костер уже догорал. Вся труппа, за исключением китайцев, отдельной группой сидевшей поодаль, расположилась в живописных позах вокруг костра с кружками в руках. Время от времени чья-то кружка поднималась в воздух и тогда женщина, стоявшая, за их спинами, с большим кувшином в руках, наполняла ее. Груда пустых мисок и лежавший на боку опорожненный котел довершали картину конца обеда. Заметив, что я проснулся, Питер 'Силач' вскочил на ноги и встал, выжидающе глядя на меня. - Джеффри! Тот, оторвавшись от укладывания остатков провизии в одну из дорожных сумок, обернулся в мою сторону. - Кинь им монету! Голова телохранителя склонилась в легком поклоне, но я все же успел заметить гримасу досады на его лице. Что за прихоть появилась у господина - впустую разбрасываться деньгами! Если бы шлюхе, а то ведь какой-то голытьбе, чуть ли не порождениям дьявола! Прочитав это на его лице, я усмехнулся про себя. Встал и осмотрелся. Все было уже убрано Хью и Джеффри в седельные сумки. Оставалось только вскочить на коня - и в дорогу! Только поставил ногу в стремя, как услышал за спиной негромкие голоса. Резко обернулся. Шум был вызван препирательством Питера 'Силача' с китайцами, которым тот попытался преградить дорогу. Джеффри сделав несколько шагов стал рядом со мной. Пальцы сомкнуты на рукояти меча. Хью с топором в руке стал чуть позади и левее от меня. Я, в свою очередь, с любопытством наблюдал за развитием инцидента, пытаясь при этом понять, что могло его вызвать. Неожиданно их спор сменился воплем боли гиганта, после чего тот, рухнул как подкошенный на колени, прижимая руки к животу. 'Черт! Неужели ножом ткнули?!'. Из-за широкой спины Питера 'Силача' я не видел, что с ним произошло на самом деле, но эта мысль первой пришла мне в голову, правда, тут же исчезла, когда увидел, что один из китайцев низко кланяется поверженному гиганту, после чего все трое аккуратно обошли его, направляясь ко мне. Ни у одного из них ничего похожего на холодное оружие не было. 'Похоже, один из них здоровяка в нервный узел ткнул! Мастер кун-фу, блин!' - мелькнула догадка, вслед за ней, рука сама, словно бы невзначай, легла на рукоять меча, но те, не доходя до меня метра три, остановились и низко поклонились, после чего один из них упал на колени, несколько раз поклонился, касаясь лбом травы, затем сказал, не поднимая глаз от земли: - Добрый господин! Могу ли я, ничтожный червь, задать вам несколько вопросов? Первое, что я почувствовал, было удивление. Китаец великолепно говорил по-английски. Второе чувство - любопытство. Мне было до жути интересно, что китайцам от меня нужно. - Говори! - Меня зовут Лю Синь. Я знаю пять языков, умею играть на духовых и струнных инструментах, в шашки, шахматы и го. Умею читать, писать и поддерживать разговор на различные темы. Знаю лечебные травы и в случае болезни могу приготовить нужные настои и отвары. Я хотел спросить у доброго господина: откуда вы знаете о нашей стране, Китае? Длинный список достоинств в достаточной степени произвел на меня впечатление, и даже больше того, хотя бы потому, что я всегда с уважением относился к людям, знавшим иностранные языки. А тут целых пять! 'Что он спросил? А, Китай!'. - Гм! Откуда знаю? - я покосился на своих телохранителей, не зная как соврать половчее, как вдруг неожиданно понял, что надо говорить. - У аббата, в одном монастыре, книга о путешествиях в другие страны была. Гм… Мы с ним ее как-то смотрели… Так там было и про Китай. Пекин - столица вашей страны. Э-э… империи. А может… еще и не столица. Рисовые поля. Монастырь Шаолинь. Кун-фу… Южный и северный стили… Китайские зонтики. Порох… Еще бумагу вы придумали… Шелк. О, вспомнил - великий шелковый путь! От вас в Индию. Вроде, на вас еще монголы наехали,… э… напали? Или… нет. Точно… не помню. Теперь пришла очередь удивляться китайцу. - Вы читаете такие умные книги, добрый господин?! - Э-э… Не то что бы читаю… В общем… Можно сказать и так, - отвечая, я осторожно скосил глаза на своих людей. 'Опять удивил человека. И кто меня за язык тянет!'. - Господин, после того, как мы покинули пределы Флоренции, мы не встретили ни одного человека, который хоть что-то слышал о Китае. 'Мне только научных споров по географии не хватает!'. - Гм! Мы отвлеклись! Так что ты хотел от меня?! - Милостивый господин, не смею терзать ваш драгоценный слух своей неуместной просьбой, но все же позвольте мне ее высказать, - китаец снова уткнулся лицом в землю. - Хватит кланяться! Говор! - Возьмите нас к себе на службу, достопочтенный господин. Слева от меня послышался короткий смешок моего оруженосца, такие же злые смешки раздались среди артистов. Я уже был достаточно осведомлен о социальной лестнице средневековья, чтобы понять, чем вызван подобный смех. Дело в том, что бродячие артисты в средние века, стояли лишь на ступеньку выше, чем воры и бандиты. Еще в одной из наших бесед аббат упомянул имя Бертольда Регенсбургского, одного из известных церковных проповедников. Именно его слова мне сейчас пришли в голову: 'все люди мира входят в единую семью Христову, кроме евреев, жонглеров и бродяг, которые, в свою очередь, лишены возможности приобщиться к семье Христовой, и поэтому входят 'в семью дьявола'. Откликом этой речи и подобных ей проповедей и были сейчас смешки и хихиканье в толпе артистов. Естественной реакцией гербового дворянина на наглую просьбу бродяги - артиста было бы отдать приказ высечь, забывших свое место, 'слуг дьявола', но я был новый рыцарь, не вписывающийся в жесткие рамки знатного происхождения и не соответствующий понятиям рыцарского кодекса. К тому же мне было интересно, что же они во мне такого нашли, чтобы вот так взять и попроситься в услужение. - Почему ты считаешь, что вы мне нужны?! - Я могу быть переводчиком, так как из пяти языков, которые я знаю - три европейских. Английский, французский и итальянский. Еще я неплохой врач. Могу грамотно составить и написать письмо. - А я, можно подумать, не могу! Писарь, ты наш образованный! Не успел я съязвить, как понял, что опять сказал лишнее. Грамота и наемник - понятия практически несовместимые. Да и Джеффри с Хью… Но исправлять что-либо было поздно, поэтому я только зло буркнул: - А остальные что умеют?! - Мои братья могут служить не только в качестве слуг, но и охранников. Они отличные бойцы. Старший мой брат мастер кун-фу, средний - мастер клинка. Некоторое время я его еще спрашивал, но уже того, что я услышал, мне было вполне достаточно для того, чтобы дать согласие взять их в услужение. Даже моих жалких знаний об истории Китая того времени вполне хватило оценить их возможности, а значит, иметь возможность использовать их в дальнейшем к своей выгоде. Я помнил, что медицина у китайцев в те времена была на голову выше, чем у европейцев. 'К тому же знают травы. Все трое разбираются в колотых и резаных ранах, также - в переломах и растяжениях'. Наш разговор подвел меня к еще одной мысли. Впрочем, умом к ней я подходил и раньше, но никогда не доводил до логического завершения. Занятие ушу в древнем Китае было таким же ремеслом, что работа пекаря или плотника. Понятие как 'спорт' или комплекс упражнений для оздоровления организма у них просто не существовало, и уж тем более заниматься этим просто для развлечения. Отсюда можно легко прийти к выводу: люди в то время занимались боевыми искусствами не ради физического совершенства, а потому, что так было проще выжить, легче расправиться с врагом, заработать деньги. Здесь не пахло ни возвышенной философией, ни благородством целей. Перед тобою враг - убей его! Ведь ты для этого тренировался! 'Если все так, как он говорит, то для меня китайцы станут вроде спрятанного в рукаве кинжала. Кстати, один из них - профессиональный военный. Его советы могут мне помочь, если моя мечта о собственном отряде когда-нибудь осуществиться'. - Так вы, значит, братья? И средний брат, говоришь, мастер клинка? Не очень-то он на него похож! - Господин, поверьте мне, он был офицером в императорской армии. Мне бы поинтересоваться, почему он был офицером, но мои мысли уже неслись вскачь. 'Профессиональный военный! Класс! То, что надо!'. - И последний вопрос. Почему именно ко мне вы хотите пойти на службу? Разве до меня мало вы встречали благородных? - Добрый господин, встречали. Но вы первый, кто знает о нашей стране, и отнесся к нам без предубеждения. - Ты, похоже, меня убедил. Я беру вас! Любой совершенный поступок, как хороший, так и плохой, имеет последствия. Если в большинстве случаев они проявляются со временем, и не всегда сказываются на людях, которые их совершили, то в этом случае мой поступок можно назвать исключением, так как его последствия не заставили себя долго ждать. Катализатором столь бурной реакции на мои слова неожиданно стал Питер 'Силач'. Его оскорбленное самолюбие, дикая злоба и слепая уверенность в своей силе затмили его разум, дав волю животным инстинктам. Подобной вспышке могла быть только одна причина: деньги, которые приносили ему китайцы. Только из-за этого он их терпел, как и связанные с ними проблемы. А тут они взяли и заявили, что уходят. Все это тут же вылилось в его диком реве: - Они так просто не уйдут!! Сначала я выпущу им кишки!! В подтверждение этих слов в его руке оказался длинный и широкий нож. Встретив мой взгляд, он зло осклабился и вызывающе рубанул клинком воздух. Тут же в руках некоторых актеров появилось оружие: окованная железом дубинка и три острых длинных ножа. Все они умело выстроились полукругом за спиной вожака, готовые броситься на нас, словно обученные псы, ждущие только команды 'фас!'. Не знаю почему, но особого страха перед ними я не чувствовал, только - возбуждение и злость к противнику, словно перед обычной дракой. Правда, при этом еще подумал: - Вы, господа артисты, не так просты, как кажетесь. Не удивлюсь, если узнаю, что временами вы подрабатываете на дорогах убийствами и грабежами!'. Джеффри и Хью, не сговариваясь, сделали шаг вперед, заслонив меня. Напряжение росло с каждой секундой. Все ждали только моего слова. И я его сказал: - Пусть твои братья, Лю, продемонстрируют свое мастерство! Надо же мне знать, кому я собираюсь доверить свою жизнь! Этого никто из актеров не ожидал, а в особенности Питер 'Силач', считавший, что опасность может исходить только от нас. Свист рассекаемого дротиком воздуха привел артистов в чувство, но эти несколько секунд растерянности дали китайцам первыми начать атаку. Дротик, вонзившийся в глаз одному из актеров, заставил того пошатнуться, выронить нож и прижать руки к окровавленному лицу. Дикий вопль, полный боли, прорезал воздух, не хуже пароходной сирены. Почти одновременно второй китаец подпрыгнул в воздух и провел высокий прямой удар ногой в голову набегающего врага. Жонглер шарами, это был он, резко остановился, словно наткнувшись на каменную стену, а затем рухнул на спину. Дубинка, вылетевшая из его руки, упала на траву. Потери, понесенные актерами, резко охладили пыл остальных, заставив их отступить на безопасное расстояние, но никак не подействовали на их вожака Питера 'Силача'. С диким рычанием, в котором с большим трудом угадывались слова: - Аггрр!! Глотку…!! порву…!! Аггрр!! - он бросился на китайца - мастера летающего дротика. Схватка вожака с Чжаном, так звали мастера кун-фу, как я потом узнал, была короткой и жестокой. Китаец нырнул под руку с ножом и выбросил вперед кулак. Движение было настолько быстрым, что показалось смазанным. Удар достиг горла и подобно молоту смял плоть, переломав все хрящи и гортань. Не успел я и глазом моргнуть, как мастер снова нанес удар в то же самое место. Питер 'Силач' выронив нож, схватился руками за горло, а затем упал на колени. Его лицо побагровело, глаза вылезли из орбит, а из горла раздавались звуки, напоминающие булькающее хрипение. Несколько долгих секунд он так стоял, пока по телу не пробежала судорога, после чего, он рухнул лицом в траву. В нескольких ярдах от него подергивалось в предсмертных судорогах тело еще одного актера, получившего удар в лицо летающим дротиком.
Мне в голову не могло прийти, что демонстрация боевых качеств китайцами выльется в кровавую бойню. Видно, в отношениях артистов с китайцами было нечто большее, чем обычная неприязнь к чужакам. Эта яростная и жестокая схватка была не простым сведением счетов, а скорее диким всплеском ненависти, долго копившейся, чтобы затем одним махом выплеснуться, ударить по людям кровью и болью. Как бы то ни было, именно я дал толчок тому, что сейчас произошло на поляне. Я смотрел на неподвижное тело гиганта, ничком лежащее на траве, на бесстрастные лица китайцев, на сбившихся в кучку, испуганных до дрожи в коленях артистов и думал, что, наверно, никогда не пойму, ни этих людей, ни этого времени.
ГЛАВА 8
ТУРНИР
Средневековый город уже не представлял для меня интереса, да и усталость целого дня пути давала себя знать, поэтому наш путь по улочкам Мидлтона стал кратчайшей прямой от городских ворот до ближайшего постоялого двора, где я заснул прежде, чем моя голова коснулась подушки. Утром, сидя с Джеффри и Хью за завтраком, мы с телохранителем стали обсуждать, как лучше поступить с китайцами. Они должны были прийти в город утром, и теперь мне надо было решить, как их использовать, чтобы деньги, потраченные на них, не были выброшены зря. Если Хью флегматично жевал, при этом, не забывая прикладываться к большой кружке с элем, то Джеффри когда узнал, что я решил не только одеть китайцев, но вооружить и посадить на коней, тут же бросил есть и принялся доказывать мне, что я совершаю ошибку беря их на службу. Попытки убедить меня избавиться от них, начались еще вчера, пока мы добирались до города, теперь же они вспыхнули с новой силой. Тратить деньги на каких-то узкоглазых фигляров, которые в его понимании мало чем отличались от воров, было выше его понимания. - Мой господин, я еще могу понять, если бы вы наняли пару профессиональных солдат для охраны и престижа, но бывших жонглеров…! - Мне не нужны солдаты! - Да, конечно,… но это же жонглеры, господин. Они по своей природе - подлые душонки, способные предать и ограбить своего господина в любой момент. У этих грязных бродяг нет ни чести, ни совести… Мне нетрудно было понять позицию своего верного телохранителя. В принципе, он был своего рода цепным псом и смотрел на мир, глазами своих хозяев, четко разделяя его на 'своих и чужих'. Как вдруг неожиданно 'чужие' становиться 'своими'. Как так может быть?! В глазах верного пса недоумение и обида. Возможно, его еще обидело то, что до этого случая я старался прислушиваться к его советам, а тут поступил по-своему. - Вот что, Джеффри. Тебе тоже не мешало одеться, как следует. Ты только посмотри на свои сапоги! Они у тебя разваливаются прямо на ходу. Кстати, ты мне недавно говорил, что один из мечей наемников тебе приглянулся? Забирай! И еще, возьми себе одну из кольчуг, которая получше, и подгони под себя у оружейника. Хватит тебе в этом ржавом хламе ходить! И захвати с собой Хью! Пусть он себе приличную куртку присмотрит, а то дырка на дырке сидит и дыркой погоняет. Впрочем,… новые сапоги ему тоже не помешают. Лица моих людей тут же расплылись в довольных улыбках от столь неожиданных и щедрых подарков. Джеффри перестал со мной спорить и изъявил желание взять обеспечение всем необходимым для китайцев на себя. Дав ему денег, я отправил их обеих к городским воротам, где они должны были встретить китайцев. Сам же некоторое время сидел в размышлении о том, чем заняться самому, а потом решил пробежаться по местным лавкам. Не все же слугам щеголять в новом наряде! Найдя улицу Менял, зашел в первую попавшуюся мне на глаза лавку, чтобы поменять пару серебряных монет на мелочь, но хитро бегающие глазки жирного толстяка, хозяина лавки, мне не понравились, и я тут же вышел, несмотря на крики менялы, зазывающие меня обратно. Не успел я выйти, как дверь противоположной лавки открылась и оттуда вышла очень даже симпатичная девушка. Наши взгляды встретились. Пару секунд мы разглядывали друг друга, при этом девушка очень мило покраснела и сделала вид, что смотрит не на меня, а рассматривает вывеску над моей головой. Вьющиеся локоны, выбивающиеся из-под чепца и корзина на сгибе ее руки, делали ее похожей на Красную Шапочку из детской сказки. В это утро я надел свой лучший камзол из темно-лилового генуэзского бархата с меховой горностаевой оторочкой, новый берет, обрамленный спереди белоснежным пером, и с серебряной чеканкой пояс. Не сомневаясь, что мой богатый наряд произведет нужное впечатление на девушку, я расправил плечи и картинно положил руку на пояс, рядом с рукоятью кинжала. Такой способ знакомиться я уже видел, он нередко практиковался во всех слоях населения. Типа: 'Смотри, какой я красивый. И не прочь с тобой познакомиться, а ты?'. Она в свою очередь, должна была скромно пустить глазки и… Дальше шли два варианта. Первый: недотрога. Второй: кокетка. При втором варианте я мог бы задержаться в этом городе на пару дней дольше. 'Все равно мне некуда торопиться. День туда, день сюда… - не успел я додумать эту мысль, как раздался звонкий топот копыт и из-за угла вылетел всадник, чуть не сбив идущего по улице горожанина, заставив того с испуганным воплем отпрыгнуть в сторону. В следующую секунду еще две женщины последовали его примеру и с криками отпрянули к ближайшей стене. Не обращая внимания на недовольный ропот людей, всадник, осадив лошадь, начал рассматривать вывески. Мельком бросив на возмутителя спокойствия и тишины недовольный взгляд, я мысленно послал его куда подальше и сделал шаг по направлению к девушке, как под частый цокот копыт из-за угла вылетело два новых всадника, полностью перегородив улицу. Не обращая внимания на недовольные крики со стороны редких прохожих, теперь уже все трое стали крутить головами по сторонам в поисках нужной вывески. Первый всадник, судя по богатой одежде, был дворянином, а двое других - слуга и телохранитель, о чем свидетельствовали его кольчуга и меч. - Милорд, вон лавка того менялы! - и слуга протянул руку в моем направлении, но хозяин не обратил никакого внимания на его слова, так как в этот момент его взгляд был прикован к прижавшейся к стене лавки девушке. В следующую секунду дворянин, тронув поводья, заставил коня шагом приблизиться к девушке. - Обольстительница, - томным голосом заправского донжуана заявил он, склонившись к девушке. - Ты прелесть, милая. Как тебя зовут?! - Джейн, милорд. - Очаровательное имя! Ты зажгла в моем сердце огонь, очаровательница! - Милорд, мне надо домой! - А ты еще и кокетка! Играешь со мною! Мне это нравиться! 'Ха! Конкурент нарисовался! Ничего и не таких обламывали! - с этими мыслями я неторопливым шагом направился к наглому дворянину. Только телохранитель обратил на меня внимание, да и то потому, что таким образом отрабатывал свой хлеб - поводя грозным взорам по сторонам, словно в поисках опасности, угрожающей его хозяину. Жесткий взгляд и сломанный нос, выдавали в нем любителя решать все жизненные проблемы ударом меча или дубинки. Слуга, с заплывшими наглыми глазками, как и остальные горожане, находившиеся в переулке, наблюдал сейчас за действиями хозяина, кривя рот в довольной ухмылке. Я был в шаге от этого хама, как раздался истеричный девичий крик: - Господин! Господин! Не надо!! Пожалуйста, не трогайте меня!! До последнего момента никто не принимал меня во внимание, пока я не сделал два быстрых шага в направлении дворянина, судя по ее истерике, грубо лапавшего девушку, и не приступил к быстрым и решительным действиям. Схватив хама за куртку и узорчатый пояс, я со всей силы рванул его на себя. Не ожидавший ничего подобного, тот вылетел из седла, наподобие пробки из бутылки шампанского и со всей дури грохнулся на булыжную мостовую. Крик истошной боли, исторгнутый из его глотки, прямо взорвал воздух среди мгновенно наступившей тишины. Следующей моей целью стал телохранитель, представлявший для меня сейчас наибольшую опасность. Наемник сразу сообразил, что конь для него сейчас только помеха, так как между нами лежало тело его хозяина, корчащегося от боли, поэтому он спрыгнул на землю и уже тянул меч из ножен, как в этот момент я перепрыгнул вопящего от боли дворянина, а затем нанес ему удар. После того, как его мощная, почти квадратная, челюсть пришла в соприкосновение с моим кулаком - телохранитель покатился по мостовой, гремя и стуча железом, как консервная банка. Быстро оббежав взглядом свидетелей происшествия, несколько горожан, да пару менял, в эту минуту стоявших в дверях своих лавок, на предмет вмешательства в события. Но, ни у кого из них, как и у слуги, до сих пор оторопело сидевшего на лошади с отпавшей челюстью, похоже, не было ни малейшего желания встревать в происходящие события. Я уже собрался покинуть место происшествия, так как вопли, испускаемые дворянином, уже вполне могли привлечь городскую стражу, как мое ухо уловило тихое всхлипывание, раздавшееся из-за коня. 'Вот дура! И она еще до сих пор здесь торчит?!'. Бросил взгляд на телохранителя, который в данный момент пытался оторвать голову от земли, я обошел лошадь дворянина. При виде меня девушка испуганно замерла. Вырез платья вместе со шнуровкой, как и ее прическа, явно нуждались в том, чтобы их привели в порядок. Я укоризненно покачал головой. Она тут же удивленно уставились на меня полными слез глазами. - Так говоришь, тебя Джейн зовут? - Да, милорд, - хлюпнула носом красотка. - Идем, провожу тебя домой, а то я смотрю тут кругом сплошное хулиганье. - Как вы сказали, сэр? - О, Господи! Пошли! - Не пойду! Я кричать буду! - Ты дура или как?! - Я не… - Дело твое! Я к тебе в няньки не нанимался! Но не успел я отвернуться и сделать шаг, как за моей спиной застучали ее каблучки. - Сэр, я живу на улице Ткачей. Ой! Резко обернувшись, я увидел стоящего в трех метрах от нас телохранителя с мечом в руке. Пусть он некрепко держался на ногах, но в его руках было оружие, к тому же, это был профессиональный солдат. Телохранитель бросил взгляд на мои пустые руки, затем зло ухмыльнулся и крутанул мечом. Говоря тем самым: что парень приехали? За спиной у меня была девушка, а с двух сторон пути отхода перекрывала каменная стена магазина и лошадь телохранителя. Своего рода тупик. Но так думал телохранитель, но не я. Только он сделал шаг вперед, как я начал действовать, резко хлопнув ладонью по морде коня. Не ожидавшая подобной подлости, лошадь всхрапнула и резким скачком подалась назад, задев при этом крупом своего хозяина. Тот еще полностью не пришел в себя и не успел среагировать. Снова тишину улочки разорвал грохот железа, катящегося по камням. Я тем временем схватил девушку за руку и потянул за собой. Обойдя телохранителя, а затем слугу, продолжавшего сидеть на лошади, мы с Джейн быстро пошли к выходу из переулка. Зеваки, наблюдавшие за происшедшим, проводив нас глазами, вернулись к более интересному для них зрелищу: наблюдению за корчащимся от боли и исходившим криком благородным господином и его слугами. Пройдя быстрым шагом две улицы, мы свернули за очередной угол и остановились, так как девушка успела запыхаться и стала отставать. Сначала я оглядывался и прислушивался в ожидании возможной погони, но потом мое внимание приковала ее высокая грудь, которая плавно поднималась и опадала, словно хотела вырваться из-под шнуровки лифа. Правда, долго насладиться волнующим кровь зрелищем мне не дали две нежные ручки, скрестившиеся на глубоком вырезе, а как только я поднял глаза, меня встретил негодующий взгляд. - Что за сердитый взгляд, милая? Ведь я, вроде как, твой спаситель. - Извините, милорд, - ее взгляд смягчился. - Я сама не своя. Очень сильно испугалась. Простите меня, милорд, но мне надо домой. - А я?! Я провожу. Нельзя же отказать даже в такой малости своему спасителю, прелестная незнакомка. При моих словах девушка зарделась, как маков цвет, затем чисто женским движением поправила прядь волос и только затем сказала: - Только до моей улицы, сэр. У меня очень строгие родители. Если они увидят нас… - Хорошо, девочка. Как скажешь. - Вы хороший человек, милорд. Не то, что некоторые… Спасибо вам! За десять минут пока мы шли до ее улице, я узнал, что Джейн дочь мелкого купца, торгующего тканями. Еще узнал, что типа, которого сбросил с лошади, зовут сэр Уильям Верней. Грязный и трусливый сластолюбец, большой любитель молоденьких девушек, и в тоже время богатый и знатный дворянин. Среди горожан про него ходили разные слухи, в том числе поговаривали, что по его приказу похищали понравившихся ему девушек, после чего тому приходилось откупаться, платя деньги их родителям. Перед тем как расстаться с Джейн я попытался договориться о новой встрече, как вдруг оказалось, что у девушки есть жених и даже назначен день свадьбы. День святого Мартина. Вежливо откланялся, а про себя недовольно подумал: - 'Могла бы сказать и раньше'. Полный недовольных мыслей, типа: 'стараешься, расстилаешься перед ней, а тебя раз и кидают…', я шел по улочке, как вдруг неожиданно встретился взглядом с молоденькой служанкой, шедшей мне навстречу, с корзинкой, висевшей на сгибе локтя. Она так лукаво и призывно улыбнулась мне, что мои губы невольно самирасплылись в ответной улыбке. Настроение тут же подскочило вверх, а еще через полчаса я, и думать забыл о случае на улице Менял. Покружив по городу и набравшись достаточно впечатлений, я уже собрался идти на постоялый двор, но неожиданно на площади, недалеко от ратуши, наткнулся на толпу. Та окружала помост, со стоящим на нем креслом, в котором сидел благообразный старик со строгими глазами и седой бородой свисавшей до пояса, держа в руках резной жезл. Сзади, за его креслом, стояли двое молодых людей в одеждах герольдов. Один из них держа в руках длинный список, зачитывал из него очередное имя, другой громким голосом повторял его. Заинтересовавшись, я подошел ближе и прислушался. Перечислялись дворянские имена с описанием их гербов и девизов. При каждом выкрикнутом имени толпа начинала восторженно орать, правда, не обходилось и без обидных замечаний. - Этот не крепок в седле, готов вывалиться из него в любой момент! Ха! Барон такой толстый, что непонятно как его лошадь такую тушу выдерживает! Пытаясь понять, что тут происходит, я уже был готов спросить, как заметил, что из толпы, один за другим, по мере перечисления имен выходят молодые люди, в основном, пажи и каждый несет с собой уменьшенную копию рыцарского щита с нарисованным на нем гербом. Все они шли в одном направлении, и я решил последовать за ними. Паж, за которым я шел следом, привел меня на центральную площадь, где вокруг большого деревянного щита с вбитыми в него гвоздями, где уже висело полтора десятка маленьких щитов, собралась еще одна толпа. Рядом со щитом стояло еще два герольда. Один, с помощью длинной палки с крючком на конце, развешивал декоративные щиты на своеобразном стенде, второй сверяясь со списком, подсказывал ему место, куда надо повесить щит того или иного рыцаря. Толпа зевак, собравшаяся вокруг них, негромко и со знанием дела обсуждали вывешенный гербы… участников турнира, который был должен состояться на следующий день. 'Блин! Рыцарский турнир! Завтра! Классное шоу! Иду смотреть! Вот если бы еще программку достать на представление. Как да что. Интересно, а ставки они делали или нет? Вроде, нет. По-крайней мере парни из исторического клуба ни о чем таком не упоминали. Стоп! Чую запах жаренного мяса. Ага, вон и заведение. Ха! И название соответствует: 'Обжора'. Зайду, а то желудок своего требует'. Зайдя в полутемный, длинный зал, огляделся. За стойкой хозяина заведения среди свисавших с потолка колбас и связок лука сидела пожилая женщина. Не знаю, как она выглядела в молодости, но сейчас ее лицо было как у сказочной Бабы-яги. Нос - крючком, острый подбородок, две узенькие полоски губ и нависшие густые брови над маленькими глазками. И взгляд - острый. Ощущение такое, что в тебя вонзаются два буравчика. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, как вдруг Баба-яга подала голос: - Джин, мигом сюда! У нас знатный господин! Ко мне тут же подлетела плотненькая девушка с веселыми, озорными глазами, из породы резвушек - хохотушек: - Господин, здравствуйте! Что изволите?! Ее милое и веселое лицо решило исход моих сомнений: стоит ли тут обедать? - У вас тут как… - начал, было, я говорить, как меня тут же перебила девушка - Не волнуйтесь господин! У нас в конце зала - 'чистая половина'. Знатных гостей мы принимаем со всем уважением! Разрешите проводить вас?! Я кивнул головой. В самом конце заведения, куда привела меня девушка, стояло два стола, за которыми спокойно могло уместиться двенадцать человек. Они стояли сразу за двумя толстыми балками, потемневшими от времени и копоти, которые своего рода стали своеобразной границей для дворян и простого люда. Один стол был полностью свободен, а за другим сидел дворянин примерно моего возраста в потертом камзоле. Видавшие виды шляпа была небрежно брошена рядом с хозяином, который время от времени обтирал об нее жирные пальцы. Впрочем, обилием и разнообразием стол не поражал. Скорее наоборот. Перед господином стоял кувшин, судя по виду, не самого, мягко говоря, дорогого пива, кружка и тарелка вареных раков. Я еще не сильно разбирался в местной гастрономии, но все же взял на себя смелость предположить, что раки, не в пример моему времени, деликатесом здесь отнюдь не считались. При моем приближении дворянин оторвался от увлекательного занятия по разделке очередного речного обитателя и взглянул на меня весело и насмешливо. 'Не Аполлон и даже не бельведерский' - отметил я. Нос дворянина был крупноват, глаза мелковаты, челюсть тяжеловата, а вот усы стрелками скорее подошли бы какому-нибудь смуглому идальго, а не добропорядочному англичанину. К тому же они были неухоженными, под стать неряшливой, давно не подравниваемой бородке. В то же время от посетителя сего храма еды и пития веяло силой, надежностью, весельем и доброжелательностью. Несмотря на перечисленные недостатки, личность дворянина не лишена была определенного обаяния. Означенный посетитель весело подмигнул мне и сделал приглашающий жест: - Скучно сидеть одному, а с простолюдинами не интересно - либо уборкой урожая, либо ценами на дрова мозги высушат. Присоединяйтесь! Двум благородным господам всегда найдется, о чем поговорить, - не дожидаясь моего согласия, он крикнул девушке: - Джин, милая! Еще кружку моему приятелю и тарелку раков. За мой счет, - пояснил он мне. Он явно не был богат, но девушка, получив ласковое ускорение в виде хлопка по попке, мигом обернулась - я даже еще и разместиться напротив дворянина не успел. Видимо в этом заведении его знали и уважали,… а может быть даже любили…некоторые. Честно признаться мне такая широта души понравилась. Почти как в России - сам не допьет, но компанию себе обязательно найдет. Поблагодарив дворянина за щедрость и решив, что негоже русскому человеку не ответить хлебосольством на угощение, принялся заказывать, исходя из двух персон. - Что у вас есть? - Мед, эль, вино. - Тащи вино! Какое получше! А из еды?! - Сегодня у нас свиное жаркое, свиные ребра, запеченные в пиве и тушеный, с овощами, цыпленок. К ним для сытности, если господа пожелают, есть тушеная кислая капуста, вареные бобы и перловая каша, приправленная толчеными лесными орехами. На сладкое - печенье на меду… - Сладкое нам без надобности. На закуску дай свиные ребра, затем… жаркое. И… хлеб. И побыстрее, девочка! - Милорд, не извольте беспокоиться, мигом доставлю! Не успела служанка отойти, как раздался голос дворянина: - О! Нас ожидает роскошное пиршество! Отказываться от предложения достойного сэра не буду, так как нахожусь в несколько затруднительном положении! Позвольте представиться! Сэр Арчибальд Пакингтон. Сын барона Джеральда Пакингтона. Приехал поучаствовать в турнире. Впрочем,… хм… ну, в общем, посмотреть. - Сэр Томас Фовершэм. Сын барона Джона Фовершэма. Скажем так: мимо ехал. Из дальнейшего разговора под ребрышки и вино выяснилось, что мой новый знакомый является фанатом турниров и, как некоторые мои знакомые из двадцать первого века, не пропускающие ни одного матча любимой команды, Арчи также старался принять в них участие. Но, увы, не в этот раз. Полгода тому назад тот неудачно выступил в турнире, после чего ему пришлось расстаться с доспехами и конем, поэтому теперь он вынужден довольствоваться ролью зрителя. Но Арчибальд не унывал и, довольствуясь самой скромной пищей и одеждой, продолжал, если предоставлялась такая возможность, посещать турниры. Он знал до мельчайших подробностей все тонкости проведения турниров, всех знаменитых бойцов, их любимые приемы, оружие и слабые места. На эту тему без всякого напоминания он мог говорить часами. После второго кувшина мы с ним стали закадычными друзьями, после чего он стал настойчиво уговаривать меня принять участие в турнире, на что я неизменно отвечал, что я тороплюсь, меня ждут и т.п. Но тот наседал меня, толкуя о том, слава рыцаря, добытая в турнире - превыше всего. Тогда я привел, как мне тогда показалось убойный аргумент, который основывался на том, что мне необходимо пройти своего рода экзамен, на котором я должен рассказать хотя бы о трех поколениях своих предков, тем самым доказывая право на дворянство. К тому же поручителей в этом городе у меня нет, так как здесь проездом и никогда до сего дня не имел чести бывать… Арчи в ответ весело рассмеялся, затем хлопнул меня по плечу и пообещал все устроить. Я принял это за пьяное хвастовство, поэтому беспечно махнул рукой в ответ: делай, что хочешь! Потом мы выпили за мои подвиги на турнире. Потом еще… Проснулся я в своей комнате на постоялом дворе, что само по себе было чудом, так как совершенно не помнил, как добрался до него. 'Блин! Это же надо… Голова моя… Ох! Четвертый кувшин… был явно лишним'. Не успел я привести себя в порядок, как раздался стук в дверь и на пороге нарисовался мой новый закадычный друг (ну да, куда заливали - за кадык - оттуда и друг) с радостным сообщением о том, что меня занесли в списки участников турнира. После этого 'радостного' сообщения он, без особых церемоний, присел к столу и налил себе вина из кувшина, который пять минут назад принес мне Хью, специально посланный за ним в трактир. Затем я узнал, кому был обязан зачислением в турнирные бойцы. Как оказалось, двоюродный дядя Арчи, по отцу сэр Уильям Пакингтон, является не только личным секретарем господина барона Мольнара, но и главным маршалом турнира. 'Да-а-а… Это же надо было мне так влипнуть!'.
Место для турнира было словно специально подготовлено матерью - природой. У опушки большого леса, в расстоянии одной мили от Мидлтона, расстилалась покрытая превосходным зеленым дерном обширная поляна, окаймленная с одной стороны густым лесом, а с другой - пологим холмом и редкими старыми дубами. Отлогие склоны невысокого холма спускались к широкой и ровной площадке, которую люди приспособили под арену, обнеся крепкой оградой, имевшей форму четырехугольника с закругленными для удобства зрителей углами. Для въезда бойцов на арену с северной и южной сторон в стенах ограды были устроены ворота для въезда участников турнира. Сейчас у каждых из этих ворот стояло по два герольда и два трубача. Герольды обязаны были проверять звание рыцарей, желавших принять участие в турнире и сверять их со списком. Поодаль выстроились разноцветные шатры, где участники турнира сейчас готовились к турниру. На пологом склоне была установлена трибуна для устроителей турнира и важных гостей. Чуть в стороне, ближе к трибуне, стояло еще несколько шатров, навес и большая палатка. Под навесом стоял деревянный стол, на котором на всеобщее обозрение были выложены инструменты хирурга. Одного взгляда на пилу, лежащую среди инструментов, мне хватило, чтобы избегать смотреть в ту сторону. Один из этих шатров был предназначен под еду и напитки для участников турнира, другие отведены для кузнецов, оружейников и иных мастеров и прислужников, готовых оказать бойцам надлежащие услуги. Трибуна, сколоченная из крепких досок, идя ступеньками вниз, имела четыре галереи. Поверх них были устроены пологи, а жесткие сиденья были устланы коврами, на которых были разбросаны подушки, чтобы дамы и знатные зрители могли расположиться с наибольшими удобствами. На самой верхней галерее трибуны находилась отдельная ложа, в которой стояло кресло, задрапированное красной и зеленой тканью, также оно было украшено живыми цветами и разноцветными лентами. Это был трон для королевы турнира, жены устроителя этого празднества, баронессы Мольнар. Узкое пространство между этими галереями и оградой было предоставлено мелкопоместным фермерам, так называемым йоменам, что же касается простонародья, то оно могло размещаться где угодно, лишь бы не мешать знати и богатым горожанам наблюдать за зрелищем. Помимо нескольких сотен человек толпившихся вокруг ристалища, несколько десятков зрителей, в основном подростки, устроились на нижних ветвях дубов, окаймлявших поляну. Погода, в свою очередь, так же расстаралась ради праздника. Стояло безоблачное, солнечное утро. Правда, меня в этом плане она не сильно радовала. Как не старался полегче одеться и при этом не нарушить законов современной моды, скоро мне стало ясно, что уже к полудню я спекусь не хуже того гуся, которого ел сегодня на завтрак. Подъехав, осмотрелся, а затем решил присоединиться к одной из групп дворян, которые собирались смотреть на турнирные выступления с высоты своих седел. Убедившись, что ристалище с моего места просматривалось великолепно, я стал изучать толпу и скоро убедился, что женщин среди зрителей не меньше, чем мужчин. Пока не началось шоу, я развлекался тем, что рассматривал женские личика, но при этом мой взгляд нередко зависал на каком-нибудь наиболее открытом вырезе. Несколько раз я ловил ответный взгляд их обладательниц. Их можно назвать томными, лукавыми или смешливыми, но ни в одном не было даже капельки негодования по столь неприкрытому проявлению невежества. Впрочем, в равной степени меня привлекали и откровенно клоунские наряды молодых дворян, которые выглядели в них настолько живописно и причудливо, что походили на больших попугаев с их яркой расцветкой. Опять же это был взгляд человека, чья память хранила вкусы и моду людей двадцать первого века. Люди постарше были не столь вызывающе одеты как молодежь, но зато в пышности нарядов явно превосходили. Затянутые в платья из тяжелой индийской парчи и камзолы из брюссельского бархата с тройным ворсом, с наброшенными на плечи плащами с меховой опушкой; они были одеты явно не по сезону. Впрочем, вскоре пустое любопытство мне надоело, и я поневоле вернулся к мыслям, касающимся моего выступления на турнире. С самого утра я клял себя последними словами, что по пьянке согласился участвовать в этом шоу железных болванов, но как говорилось в мое время: 'поезд ушел'. Пробежал глазами по толпе и глаз неожиданно зацепился за стоящих рядом с трибуной двух дворян в донельзя потертой одежде, но, тем не менее, гордо выставивших на показ регалии рыцарского и дворянского достоинства. Золотая цепь на шее, кинжал за поясом и меч. Брезгливо и высокомерно они смотрели на окружающих их йоменов - мелкоземельных фермеров. Когда мне надоело смотреть на людей, я принялся рассматривать флаги и гербы участников турнира, развешанные на шатрах и столбах, этого мне занятия хватило как раз до того момента, пока из шатров не стали выходить облаченные в доспехи рыцари. Их появление тут же привлекло внимание зрителей: неспешные разговоры и рассуждения о достоинствах и недостатках бойцов, а также яростные споры, на некоторое время затихли. Интересуясь людьми и происходящими вокруг меня событиями, в свою очередь, я сам притягивал немало любопытных взглядов. Для местных феодалов появление нового лица, дворянина, да еще в окружении пяти необычных телохранителей, стало своего рода событием. Сначала я сидел, гордо подбоченись, но потом по-детски навязчивое внимание стало меня раздражать, и только когда на ристалище началось шоу, которое переключило внимание присутствующих на себя, я смог облегченно вздохнуть и расслабиться. Начало турниру положила, выехавшая на поле, яркая процессия, состоящая из маршалов и герольдов. Первыми начали герольды, громкими звуками своих труб возвестив о начале, после чего маршал - распорядитель огласил распорядок турнира. За неимением большого числа участников, все рыцарские потехи были уложены в один день. Сейчас начнутся одиночные поединки на копьях, после обеда - массовая схватка. Второй день турнира был отдан мужицким развлечениям: бою на дубинках, стрельбе из лука и соревнованию на звание 'самый сильный'. Тут же был оглашен список призов, четко определивший границу между знатью и бедняками. Если победитель в одиночных поединках получал золотой кубок, то победитель в стрельбе из лука - пять серебряных шиллингов. После объявления условий и наград герольды трижды объехали поле по периметру ристалища, громко выкрикивая: - Любовь к дамам!! Смерть противникам!! Честь великодушному!! Слава храброму!! Возбужденная толпа тут же подхватила их выкрики, вторя выкрикиваемыми герольдами девизам. Когда шум стих, а герольды покинули арену, пришла пора маршалов, которые, в свою очередь, объявили имена участников и порядок, в котором те будут выступать. Как оказалось, в одиночном единоборстве с копьем было заявлено всего лишь десять участников, зато в групповой схватке - двадцать три человека и ждали еще пополнения. Тут же поинтересовался у Джеффри, почему так случилось; тут - пусто, а там - густо. Он мне объяснил, что, так как этот турнир представлен только местными рыцарями, которые знают слабости и недостатки большинства своих противников, то показывать свое искусство в одиночном поединке решились только заведомо сильные бойцы. Зато другие рыцари, не рискуя сразиться с сильным воином, охотно попробуют свои силы в общей схватке, где есть возможность выбрать себе равного по силам противника. Возбужденные крики неслись из толпы до тех пор, пока троекратно прозвучавшие трубы, возвестившие о начале первого поединка, не утихомирили людей. Тишина продержалась недолго, как только на ристалище выехали двое первых участников поединка, воздух вздрогнул от нового рева толпы. Острый звук трубы прорезал воздух, давая начало схватке, после чего рыцари, с развевающимися за спиной плащами и, сверкая доспехами, ринулись друг на друга, чтобы с жутким грохотом столкнуться посередине ристалища. Схватка закончилась в одно мгновение: искусство и удача одного из рыцарей принесли тому молниеносную победу. Копье победителя ударило в щит противника с такой силой, что тот вылетел из седла, словно камень из пращи. Счастливчик же усидел в седле, так как копье противника только скользнуло по его щиту и ушло в сторону. Теперь он делал круг почета под приветственные крики зрителей, а тем временем его противника уносили с поля оруженосцы и пажи. Правда, не все остались довольны результатом, были и недовольные, которым не понравился быстро окончившийся поединок. Среди них, к моему удивлению, оказалось немало женщин, жаждущих крови. Возгласы герольдов и звуки труб возвестили торжество победителя и поражение побеждённого. Только в двух поединках копья ломались дважды, прежде чем был определен победитель, поэтому, когда начался второй отборочный этап, в толпе начали ворчать, что в кои века выдался праздничный денёк, а ничего хорошего и так не увидишь. Правда, в основном это относилось к моим соседям, группке старых рыцарей, которые негромко делились между собой замечаниями, вспоминая триумфы своей молодости и сетуя на то, что нынче нет того воинственного духа в молодежи. В отличие от них, на меня зрелище произвело впечатление. Правда, двоякое. Мне очень не понравилась неподвижность тел некоторых рыцарей, которых уносили с арены. После окончания одиночных поединков и торжественного вручения приза главному победителю, на арену снова вышли герольды. Они объявили окончание первой части рыцарского турнира и объявили о начале второй его части - массовой схватке. Тут я невольно вздрогнул, несмотря на жару. Ведь через полтора часа я сам окажусь на арене. 'Надеюсь, что уйду на своих двоих. По крайней мере, хотелось бы!'. Чтобы заглушить ненужные мысли, я прислушался к зачитываемым герольдами правилам групповой схватки. - Бойцам воспрещается колоть мечами, а позволено только рубить!! - разнеслось в воздухе. - Участник в схватке может применять помимо меча, палицу или секиру, но отнюдь не кинжал!! Упавший с коня рыцарь может продолжать бой только с пешим противником!! Всадникам запрещается нападать на пешего рыцаря!! Если рыцарю противной стороны удастся загнать противника на противоположный конец ристалища, где он сам, его оружие или лошадь коснутся внешней ограды, противник обязан признать себя побеждённым и предоставить своего коня и доспехи в распоряжение победителя!! Рыцарь…!! … Каждый нарушивший правила турнира или как-то иначе погрешивший против законов рыцарства, будет подвергнут лишению доспехов и посажен верхом на ограду, на всеобщее осмеяние!! В ожидании второй половины рыцарского турнира - общей схватки, я лежал на траве, в густой тени, наслаждаясь прохладой и холодным клюквенным морсом. Джеффри сидел рядом со мной, а китайцы с Хью - чуть поодаль. Потягивая прохладный напиток из оловянного кубка, я чувствовал себя несколько скованно и напряженно. Выступать мне не хотелось. - Джеффри, а выступать мне обязательно?! - Сэр, неужели вы сможете запятнать фамильную честь столь недостойным поступком?! Его возмущение было настолько искренним, что мне в какой-то момент даже стало неловко за свои слова. Несколько минут я пытался придумать причину, по которой мог достойно, отказаться от участия в шоу железных парней, но кроме тупой отмазки, что у меня крутит живот или болит голова, в голову ничего не приходило. К сожалению, здесь такие вещи не прокатывают. Дворянин должен быть мужчиной и может проявлять страдания, только когда его проткнут мечом или топором отсекут какую-нибудь конечность, иначе тебя просто не поймут и запишут в трусы. Честно говоря, мне на их понятия было наплевать, но с другой стороны мне рано или поздно придется участвовать в различных турнирах, так как они являются одной из основных составляющих образа жизни дворянина и воина, чью личину я сейчас ношу. Помимо основного фактора была еще одна причина. Я стал дорожить мнением Джеффри. Да и кто бы ни стал дорожить мнением, единственного близкого мне в этом мире, человека, к тому же преданного как пес хозяину. Я уже успел изучить его характер, нравы, привычки. Это было не сложно, так как по характеру тот был открыт, прост и к любой ситуации подходил с точки зрения силы. Ревностно чтил рыцарские представления о чести и морали, но почему-то только в отношении меня, но никак не себя. Он верно и преданно служил мне, ничего не требуя взамен, и как пес был готов вцепиться в глотку любому врагу хозяина, на которого тот укажет пальцем. К тому же он каким-то странным образом разделил нас. Честь, совесть, достоинство - оставил мне, а сам жил по кодексу простого наемника, которого кормил меч. С какой-то стороны я его понимал. Какие могут быть у человека моральные принципы и этические нормы, когда тот большую часть своей жизни жег, насиловал, убивал и грабил. Свирепый воин и преданный слуга своего господина - в этом был весь Джеффри. В то же самое время он был мне как старший брат, помогавший освоиться мне в этом странном и непривычном для меня мире. И сейчас видя, как тот по-детски радуется, что его господин будет участвовать в рыцарском турнире, пропади он пропадом! - я даже ощутил некоторое удовлетворение. 'Где наша не пропадала! Или как говориться: 'назвался груздем - полезай в кузов'. Да и возня с надеванием доспехов здорово отвлекла от лишних мыслей. Сначала мне пришлось раздеться, чтобы приступить к длительной процедуре надевания доспехов. На голое тело сначала надел толстые войлочные шоссы, затем длинную рубаху на толстой подкладке. Потом Джеффри и помогавшие ему Хью с Ляо принялись прилаживать броню мне на ноги, связывая и стягивая отдельные части ремнями на бедрах, коленях и лодыжках. Затем постепенно дело дошло до плеч и рук. Покончив с 'монтажом брони', иначе я не мог определить все их действия, телохранитель попросил меня подвигать руками или ногами, чтобы убедиться, что пластины хорошо подогнаны, а ремни не слишком сильно затянуты. После того, как я дал 'добро', мне через голову надели кольчугу, а потом закрепили нагрудную пластину. И чем больше на меня цепляли очередные железяки, тем больше мне казалось, что обретаю сходство с металлической статуей, ведь до этого на тренировках, я обходился отдельными деталями доспехов и короткой кольчугой - безрукавкой, не стеснявшей движений. - Теперь шлем, сэр, - сказал мой телохранитель. Закованный в железо, я с недоверием смотрел металлическую кастрюлю, которую телохранитель держал в руках, затем перевел взгляд на Джеффри, который смотрел на меня умильной улыбкой дедушки при виде любимого внука, делающего свой первый в жизни шаг. Мне бы злиться на него, но я не мог, так как понимал, тот в меру своего ума, сил и возможностей, старается сделать из меня рыцаря. Воина. Мужчину. - Давай. В следующую секунду я оказался погруженным во тьму. Через горизонтальную щель я не видел ничего, кроме того, что находилось прямо передо мной. 'Прямо какая-то смотровая щель! Словно из танка смотрю! - только я успел так подумать, как примчался мальчишка - паж и принес мне пояс участника зеленого цвета и зеленую ленту на шлем. Распорядители турнира решили, что этих знаков вполне хватит, чтобы обозначить противоборствующие стороны. С помощью Ляо и Хью с трудом взгромоздился на коня, после чего паж взял повод и повел мою лошадь к восточным воротам ристалища, где собирались участники 'зеленого' отряда. На другой стороне поля уже строились бойцы 'красного' отряда. Пока бойцы собирались в группы, каждая у своих ворот, маршалы зачитывали списки участников каждой партии и цвет, под которым каждый рыцарь выступает. После чего герольды в очередной раз призвали всех добрых рыцарей выполнить свой долг и тем самым заслужить любовь и благосклонность своих дам. Только они вернулись на свои места за оградой, как наступила наша очередь. Длинными вереницами мы выехали друг навстречу другу, на арену. Предводитель нашей партии, герб которого состоял из ветви дерева и руки в металлической перчатке, разместил в первом ряду наиболее сильных бойцов, и сам занял место в центре. Мне досталось место во втором ряду, чему я был несказанно рад. Там мы стояли до тех пор, пока маршалы проверяли ряды обеих партий, желая убедиться, что в каждой из них равное число бойцов. Неожиданно я ощутил спортивную злость при взгляде на блестевшую нестерпимым блеском начищенных доспехов под лучами солнца металлическую стену наших противников. К тому же яркий шелк плащей, льющихся с плеч рыцарей, разноцветные звери и чудовища, скалящие зубы и клыки с их щитов, все это придало предстоящей схватке красоту и зрелищность, оттенив на время ее темную сторону. Ощущение праздника не смогли даже прогнать прогремевшие трубы глашатаев, означавшие: 'рыцарям - приготовиться!'. Несколько мгновений длилась тишина, пока ее не прервал Уильям Пакингтон, главный распорядитель турнира, крикнув: - Пусть едут!! Рога затрубили, шпоры вонзились в бока коней, и передние ряды обеих партий полным галопом понеслись друг на друга, чтобы удариться с такой силой, что я, не ожидавший подобного грохота, даже тихо ойкнул про себя. В следующий миг треть рыцарей от обеих партий оказалась на земле. Иные остались лежать на ристалище, не имея сил подняться; другие успели вскочить на ноги и вступить в рукопашный бой с теми рыцарями из противостоящей партии, которых постигла та же участь, а получившие раны, зажимая льющуюся кровь, сейчас пытались выбраться из толчеи. Оставшиеся в седлах всадники, с боевыми кликами продолжали обмениваться такими ударами с противниками, как будто это была настоящая битва. Сутолока увеличилась еще больше, когда к месту схватки подоспели вторые ряды, бросившиеся на помощь своим товарищам. В их числе был и я. Подобие порядка нарушилось в первые секунды и меня сразу увлек бешеный и лязгающий железом водоворот, швырявший меня то туда, то сюда. Только я успевал скрестить мечи с одним рыцарем, как его или меня закрутившаяся круговерть уносила в сторону. Рубанув занесенным мечом по подставленному щиту, мне тут же приходилось парировать удар нового противника. Узкий обзор шлема не дал возможности увидеть вокруг, что привело к пропущенному удару. Охнув от острой, как игла, боли, я, злой как черт, размахнувшись мечом, изо всей силы ударил своего противника. Тот успел подставить меч, но сила моего удара была такова, что заставила противника пошатнуться в седле, что дало мне возможность ударить его во второй раз. Со злобной радостью я увидел как мой противник, не удержавшись на лошади, упал на землю, но уже в следующий момент мне пришлось самому отбивать удар нового противника. Лязг оружия, крики сражающихся и вопли распаленной толпы сливались в такой ужасающий шум, что заглушали стоны раненых, беспомощно распростертых на арене под копытами коней. Блестящие доспехи и нарядные плащи рыцарей покрывались пылью и кровью. Удары мечей и секир рвали в лоскуты яркий шелк, оставляя на железе вмятины и трещины. Пышные перья, срубленные со шлемов, падали в лужи крови. Не знаю, сколько прошло времени, как я вступил в схватку, но, судя по всему, прошло не более десяти минут, а я уже плавал в собственном поту. Мускулы правой руки, державшей меч, зверски болели от непрерывного напряжения. Под шлемом, звеня в ушах, билась дикая смесь звуков: лязг доспехов, звон оружия, человеческие крики и лошадиное ржанье. Всю свою жизнь я гордился тем, что легко выдерживал все физические нагрузки, что преподносила мне жизнь: будь то выступления на ринге, армейский марш - бросок с полной выкладкой или просто уличная драка. Я почувствовал, что выдохся. Именно в эту секунду проявленной мною слабости я пропустил удар, скользнувший по моему наплечнику. Вроде ничего серьезного, но меня вдруг неожиданно переклинило и в одно мгновение все мои ощущения свелись к захлестнувшей меня от головы до пяток дикой ярости. 'Ну, суки! Всех ур-р-ою-ю!!'. Заставив сделать лошадь резкий скачок, я, тем самым, приблизился вплотную к очередному противнику. Чуть выждал, отразил очередной удар своим мечом, а затем резко выбросил руку со щитом вперед. В следующую секунду с удовлетворением услышал, как мой щит впечатался в шлем рыцаря. Воспользовавшись ошеломлением, нанес сильный удар мечом. Раздался громкий лязг, и рыцарь неестественно дернулся в седле. Ударил снова, еще сильнее. Рыцарь покачнулся и стал сползать с коня. Я был готов нанести решающий удар, как в поле зрения появился новый противник с занесенной над головой секирой. К сожалению, увлекшись, я заметил его слишком поздно. Времени для маневра не оставалось, уйти от удара я не мог, зато мог ослабить его - разорвать дистанцию. Рванул поводья лошади, уводя ее резко в сторону, а сам попытался закрыться щитом. Удар был такой силы, что рука, державшая щит, в раз онемела. К тому же сам щит треснул, и было ясно, что второго удара он просто не выдержит. Но тут судьба решила подыграть мне - рыцарю с секирой пришлось отвлечься и отразить один из ударов одного из 'зеленых', чем я не преминул воспользоваться. Всадил шпоры в бока лошади, заставив бедное животное сделать скачек вперед, а затем нанес удар по шлему секироносца. Меч скользнул по гладкому шлему рыцаря и ударил по броне лошади. Та, от испуга, так резко дернулась в сторону, что оглушенный моим ударом рыцарь, не удержавшись в седле, рухнул на землю. Нечто похожее на мрачное удовлетворение только успело просочиться сквозь ярость, как в следующую секунду вспышка боли огненной гранатой взорвалась в моей голове. Перед тем как впасть в беспамятство, я почувствовал еще один резкий удар в области ребер, а за ним новую вспышку острой боли. Это было последнее ощущение, которое осталось в моей памяти, перед тем как провалиться в темноту.
ГЛАВА 9
МЕСТЬ
Пришел я в себя уже на постоялом дворе, стоящем на торговом тракте, в двух милях от города. Болело все, что можно. Некоторое время Чжан и Лю, имеющие наибольший опыт в лекарском деле, осторожно мяли и ощупывали мое тело, после чего сделали заключение: вывихнуто левое плечо, сломано пару ребер, разбита голова и нос, а то, что не сломано и не разбито представляет собой один сплошной кровоподтек. Четыре дня мне пришлось лежать пластом в постели и только после тщательного осмотра Лю, убедившегося, что у меня нет внутренних повреждений, я получил разрешение вставать. Все это время я не только валялся на кровати, но также, по мере своих сил, принимал участие в подготовке к нашему дальнейшему путешествию. Начал с того, что объяснил Лю, как выглядит и что собой представляет устройство для натяжения тетивы арбалета под названием 'козья ножка', которое должно появиться, по моим расчетам не раньше, чем лет через десять. Тот нарисовал ее под моим руководством и отнес кузнецу, затем Джеффри нашел хорошего оружейника и купил у него пять арбалетов с тремя десятками стрел, к каждому из них. У другого мастера, специалиста по доспехам, мне были заказаны доспехи, а Джеффри и Хью - новые шлемы. Теперь их головы защищал салад - открытый, без забрала, шлем. В таком шлеме лицо остается незащищенным, но они были воинами старой закалки и в бою предпочитали видеть, что делают их враги справа и слева. Воин в глухом шлеме или в шлеме с забралом видел лишь прямо перед собой, насколько позволяли прорези, а поэтому в бою ему приходиться вертеть головой, как цыпленку среди лис, пока не заболит шея, и все равно мог запросто пропустить удар, способный сокрушить череп, как такое случилось со мной на турнире. Мне пришлось так же заказывать себе доспехи, так как мои больше походили на кучу металлолома, чем на средства защиты. Китайцев одели в куртки из вываренной кожи, а в качестве дополнительной защиты - металлический нагрудник. Их руки и ноги защищали металлические наручи и поножи, а головы и кисти - кольчужные подшлемники и перчатки. Чжан вооружился кистенем под романтическим названием 'утренняя звезда'. Помимо него он заказал себе у кузнеца многосекционный стальной хлыст - бянь, состоящий из рукояти и стальных палочек, соединенных цепью, на конце которой было приклепано нечто напоминающее копейное острие. Когда я спросил его, зачем ему подобное оружие, тот ответил через Лю, что 'бянь' и шар на веревке, или как еще называют его китайцы ' молот - метеор', его любимые виды оружия, которыми он владеет в совершенстве. Заинтересовавшись, начал расспрашивать и узнал, что Чжан в свое время, специально выбрал эти трудные для овладения виды оружия, чтобы включить их в свой комплекс подготовки мастера кун-фу. Бывший офицер императорской армии Ляо был китайским вариантом Джеффри, не мысля свою жизнь без битв и сражений. Получив из рук кузнеца меч, он уже не расставался с ним. Не менее двух часов китаец затратил на правку и заточку клинка, затем в течение двух дней, как только выдавалось свободное время, хватался за меч и тренировался. Сначала с тенью, а потом они начали фехтовать с Джеффри. Первое время, пока он приноравливался к своим доспехам и привыкал к мечу, его схватки с Джеффри неизменно кончались проигрышем под издевательские смешки и реплики последнего. Зато наступил день, когда он дал настоящее сражение моему телохранителю, показав, тем самым, что не зря на родине был удостоен звания 'мастер клинка'. После этого, они не раз сходились в тренировочных поединках, оттачивая свое мастерство. Лю, в отличие от братьев, ничьей крови до сих пор не проливший, оказался, тем не менее, хорошим стрелком из арбалета. Будучи человеком мирных позиций, он решил ограничиться арбалетом, объяснив мне свой выбор оружия тем, что намерен применять его только в случае защиты, но никак не для нападения. Пояснив при этом, что у него склад ума не воина, а поэта и философа. Да я и не возражал, так как знание языков и медицины для меня было дороже, чем его боевые качества.
Не успели скрыться за нашими спинами бревенчатые стены придорожной гостиницы, как перед нами замаячила новая стена, правда, теперь уже густого леса. Выехали мы не как здесь обычно выезжают путешественники, с рассветом, чтобы преодолеть за дневное время, как можно больший отрезок своего пути, а вечером. Дело в том, что постоялый двор, стал для меня за все-то время, что мы там жили, чуть ли не самым худшим местом на Земле. Все упиралось в мою брезгливость. Как я не старался проникнуться духом средневековья, у меня это пока не слишком хорошо выходило. До сих пор я не мог равнодушно относиться к тараканам, ползающим по столу, мухам в супе и мышам с крысами, шуршащих во всех углах, а всего этого добра в захудалой дорожной гостинице хватало с избытком. Поэтому, как только мы были готовы отправиться в дорогу, я сразу дал команду на выезд. Мы были в сотне ярдов от леса, как вдруг неожиданно раздались протяжные звуки. Трубили охотничьи рога. Я невольно скривился, как только их услышал, затем натянул поводья, останавливая лошадь. После моей стычки с Вернеем, до меня дошли слухи, что его люди искали меня в Мидлтоне. Я исходил из того, что моя история могла вполне оказаться среди местных сплетен в отредактированном Вернеем виде, а если среди дворян, едущих с охоты, окажется тот, кто слышал об этой истории, и знает меня в лицо, то он вполне может посчитать меня за труса, убегающего тайком. Тут вполне можно нарваться на оскорбление, а я человек простой, могу и не сдержаться, а там… Китайцы вместе с Хью, не понимая, чем вызвана остановка, недоуменно поглядывали то на меня, то на Джеффри, который в свою очередь не понимал, почему я остановился. А после того, как я отдал приказ: - Взвести арбалеты! Зарядить и держать их как можно более незаметно для чужих глаз! - мой телохранитель неодобрительно покачал головой. Честно говоря, я и сам не знал, чем вызвана моя подсознательная тревога, так как шанс наткнуться на дворянина, знающего эту историю был весьма мал. 'Интуиция? Гм, не знаю. Нет, так нет. Разъедемся красиво'. - Вперед! Не успели мы тронуться, как снова протрубил рог, потом другой, вслед за ними раздался заливистый лай собак. Только мы подъехали к опушке леса, как нам навстречу неспешно, шагом, выехала кавалькада всадников. Воздух огласился смехом, пьяными веселыми криками, звуками рогов, которые теперь гудели почти непрерывно, заставляя собак заливаться громким и возбужденным лаем. Впереди колонны ехала красиво изукрашенная тележка, в которую были запряжены три девицы, наряженные пастушками. На тележке лежал олень, главная добыча охотников, в окружении более мелкой добычи. Рядом с тележкой бежало вприпрыжку четверо - мальчишек пажей, наряженных пастушками. Они щелкали декоративными кнутиками и весело трубили в рога. За всем этим маскарадом ехало трое дворян в окружении прихлебателей, телохранителей и егерей. В тот момент, когда я их увидел, один из охотников смеялся во все горло, запрокинув голову, двое других, сотрясаясь от спазм смеха, припали к гривам своих лошадей. Скользнув по ним брезгливым взглядом, я уже собрался повернуть лошадь, чтобы их объехать, как взгляд зацепил лицо, показавшееся мне знакомым. Лицо девушки. Венок на ее голове и яркий наряд пастушки несколько изменили ее образ, но повторно брошенный взгляд дал мне понять, что это та самая симпатичная малышка Джейн, с которой я так неудачно познакомился на улице Менял. 'Что она тут делает?! И еще в этом наряде?!'. Ответ мне дал брошенный взгляд на дворян, в данный момент рассматривающих меня и моих людей. Одним из трех дворян - охотников оказался тот самый Уильям Верней, которого я так удачно ссадил с лошади на улице Менял. Мы только успели обменяться злобными взглядами, а напряженность и тревога уже витали в воздухе. Рожки смолкли, а следом замолчали собаки. Я бросил по быстрому взгляду на каждого из дворян, сидевших в седлах по обе стороны от Вернея. Справа от него сидел на лошади худощавый мужчина в темно-синем камзоле. Его глаза осторожно и цепко сначала осмотрели меня, потом моих людей. По левую сторону от Вернея, слегка покачиваясь в седле от выпитого вина, сидел молодой и довольный жизнью дворянин, в яркой и богатой одежде. По его веселой ухмылке, было ясно, что до него еще не дошло происходящее. За их спинами маячило четверо дворян - прихлебателей, с потертыми лицами и в таких же потертых камзолах. Следом за ними, полукругом выстроились шестеро вооруженных мечами и кинжалами воинов в кольчугах, а уже в самом конце маленькой колонны находились три егеря в зеленых куртках с луками за спиной. Как я, так и Верней, мы никак не ожидали друг друга встретить на этой пыльной дороге. Но благодаря моей интуиции я был в наиболее выгодном положении, поэтому позволил сделать противнику первый ход. Тот несколько мгновений сидел в седле в напряженном ожидании моей реакции, а, не дождавшись, очевидно, решил, что я струсил. Иначе никак нельзя было оценить его последующие действия. После того как растерянность и страх исчезли с его лица, он гордо вздернул подбородок, подбоченился и громко крикнул: - Господа!! Я думал, что наша охота подошла к концу, но это не так!! Приглашаю затравить вас еще одного зверя!! Ату!! Ату их!! Собаки, услышав команду, рыча, стали рваться со своих створок. Два собачника, в темно-коричневых кафтанах псарей, с трудом сдерживая их, бросали вопросительные взгляды на своих хозяев. У молодого дворянина при этих криках с губ медленно сползла улыбка, а вместо нее на лице проступило смятение. Он явно ничего не понимал. Зато другой дворянин с цепким взглядом, похоже, все понял с первого раза, но решил пока остаться в стороне. А Вернея, похоже, несло дальше, словно лошадь, закусившую удила. Привстав, он полуобернулся к телохранителям, ехавшим сзади, и скомандовал: - Взять их!! Ату!! - Ату их!! - тут же подхватили его крик полупьяные лизоблюды. - Ату!! Солдаты нерешительно тронули лошадей, все еще не понимая, что это: пьяная шутка или действительно приказ к атаке, но все их сомнения разрешил один из них, телохранитель Вернея, сопровождавший его в той поездке. Он узнал меня с первой секунды и теперь ему, словно злобному псу, рвущемуся с поводка, не хватало только команды хозяина. Получив ее, он взревел, наподобие раненого быка, затем выхватил меч из ножен и послал лошадь вскачь. Остальные солдаты, подражая ему, выхватив мечи, помчались следом за ним, но только они пришпорили лошадей, как с лица Вернея начала сползать злобная ухмылка, затем я увидел, как округлились от испуга глаза молодого дворянина, и проступила растерянность на лицах солдат. Они все вдруг неожиданно увидели смерть, сидевшую в каждом из четырех арбалетных болтов, направленных на них. До этого момента все могли видеть только два, разряженных и висевших у лук седел, арбалета. Мой и Джеффри. Кто из них мог предположить, что у слуг этого дворянина окажется дорогое оружие, но что еще хуже: взведенное и готовое к бою. - Стреляй!! - заорал я. Арбалетные стрелы, с тяжелым гулом, ввинтились в воздух. Телохранитель Верлея умер первым, вылетев из седла, с болтом в глазнице, скакавший рядом с ним телохранитель обвис в седле со стрелой в груди. Мчавшийся следом за ними воин, получив болт в грудь, зашатался, затем выронил меч и стал слепо хвататься за гриву лошади, пытаясь удержаться на ней. Четвертая стрела ударила в лошадь. Конь истошно заржал, споткнулся, а затем рухнул на землю. Наемник, за секунду до того, как упал конь, успелвысвободить ноги из стремян и выбросить свое тело из седла, но, к сожалению, упал неудачно, под копыта другой, набегавшей сзади лошади. Дикий вопль, полный животной боли, вырвавшийся из его груди, уже в следующую секунду оборвался, перейдя в булькающий хрип. Наперерез двум оставшимся солдатам бросились Джеффри и Ляо. Воздух тут же наполнился хриплыми криками, лязгом железа и звоном мечей. В этот самый момент двое из трех егерей, до этого только наблюдавшие за схваткой, сделали попытку выправить положение, схватившись за луки. Но только самый быстрый из них натянул тетиву, как получил в грудь арбалетный болт и с коротким стоном, упал лицом на лошадиную гриву. Второй 'зеленый камзол', решил не искушать судьбу и сразу опустил лук. Стрелком был Хью - арбалетчик, который своим мастерством только что подтвердил данную ему кличку. Он, как никто другой, сразу понял преимущество рычага для натяжения тетивы и за прошедшую неделю основательно набил руку в работе с 'козьей ножкой'. Двое наемников, сообразив, что помощи ждать больше неоткуда, бросили мечи на землю и закричали: - Сдаемся! Я наблюдал на всей протяженности схватки с каким-то отстраненным интересом, словно та был своеобразной прелюдией перед финальной сценой спектакля, ради которой я здесь находился. Когда короткий бой закончился, наступил мой черед выйти на эту своеобразную сцену. Найдя взглядом глаза Вернея, который в этот момент, как завороженный, смотрел на агонию умирающего солдата, раздавленного лошадью. Из груди умирающего воина рвались булькающие хрипы, а тело мелко подергивалось, словно в такт бьющей из горла алой струи. В другое время я бы соответственно отнесся к этой отвратительной картине смерти, но не сейчас. Мне нужен был Уильям Верней. Не спуская с него глаз, я вытащил меч из ножен и тронул поводья. Конь шагом пошел вперед, осторожно обходя убитых и раненых. Неожиданно заржала испуганная лошадь, до этого косившая налившимся кровью глазом на свесившееся мертвое тело своего хозяина, а за ней следом жалобно заскулили собаки. Они больше не рвались с поводков, а жались к ногам псарей, которые выглядели не лучше своих животных, только что не выли от страха. Нервное ржанье лошади или скулеж псов словно разбудили Вернея, впавшего в прострацию. Увидев меня, медленно приближающегося к нему, его лицо приняло жалкое и растерянное выражение. Какая-то часть меня, сейчас испытывала глумливое состояние от его беспомощности и страха, и все равно ей было этого мало, ей хотелось, чтобы тот боялся еще больше. Даже не больше, Уильям Верней должен был сейчас визжать от страха. Я смотрел на его все более бледневшее с каждой секундой лицо, наливаясь ненавистью и упиваясь чужим страхом. Ненависть была тяжелой, застилающая глаза багровым туманом, заставляющая забыть обо всем на свете, кроме жгучего и вместе с тем сладостного чувства мести. Когда она заполнила меня до краев, и я почувствовал, что рука моя не дрогнет, я тронул поводья, посылая лошадь вперед. Несколько мгновений Верней смотрел на обнаженный меч в моей руке, а затем, с искаженным от страха лицом, рванул поводья, разворачивая лошадь. Не успел его конь набрать скорость, как я его настиг. В этот самый миг ненависть смешалась с диким азартом и вылилась в торжествующем вопле, заставив Вернея повернуть ко мне голову. Его лицо представляло собой маску неприкрытого панического страха. Я был уже готов опустить меч на его голову, но чувство гадливости и брезгливости при виде этого патологического труса не дали мне просто так прирезать гнусную тварь и я воскликнул: - Трус! Повернись ко мне лицом и сражайся, как мужчина! Умри человеком! Вместо ответа тот заверещал тонким и противным голосом, словно испуганное животное, втянул голову в плечи и еще сильнее пришпорил коня. - Так сдохни, грязная свинья!! - с этими словами я резко бросил руку вниз. Клинок разрубил богато отделанный золотым позументом берет Вернея, а за ним и череп. Визг обезумевшего от страха труса оборвался хрустом костей и коротким всхлипом. Не успело залитая кровью голова упасть на лошадиную гриву, как его тело, разом обмякнув, начало сползать, а потом, скользнув по лошадиному боку, рухнуло на траву. Остановившись у трупа, я с минуту смотрел на него, затем тронул поводья и завернул коня. Адреналин еще клубился у меня в крови, когда я подъехал к дворянам, спутникам Вернея, с окровавленным мечом в руках. Не знаю, что прочитал в моих глазах господин в темно-коричневом камзоле, но он предпочел не высказываться и промолчал, зато молодой повеса не замедлил высказать свое возмущение: - Сэр! Вы совсем обезумели, если решились на убийство безоружного человека! Гнев при этих словах колыхнулся во мне и погас, не найдя подпитки, поэтому я только сказал: - Вы свидетель! Вы видели и слышали, как я предлагал ему честный поединок. У него был шанс, и он им не воспользовался! - И все равно я утверждаю, что это убийство! Я смотрел на него и не понимал, что это: уверенность в себе или в его голове все еще играет хмель вместе с наглостью и бесцеремонностью. - А натравить на нас, как псов, своих стражников, это как называется?! - Да, Верней поступил неблагородно, но и вы поступили не лучше! - А кто ты такой, чтобы судить о том, что правильно и неправильно?! - Вы мне не нравитесь, как и ваш тон, но я вам отвечу! Я - Джон Макуорт, сын графа Ромейского. Тон, снисходительный и одновременно высокомерный, которым была сказана последняя фраза, очевидно, явно должен был подчеркнуть значимость и превосходство его рода над другими знатными семьями или как минимум над родом Фовершэмов. 'Мальчишка, а гонор, как у взрослого!'. Окинув холодным взглядом пышно и вычурно одетого холеного дворянина столь гордящегося своей родословной и не меньше этого кичившегося своим богатством (на его холеных пальцах я насчитал шесть перстней с драгоценными камнями), я издевательски сказал: - Рад за вас, э-э,… сын… благородного… графа, а теперь разрешите откланяться, - в следующую секунду мой случайный взгляд задел разукрашенную цветами и лентами тележку. Девушки! 'Черт! Дьявол! Мать вашу! Совсем забыл! Мститель хренов!'. Если до этого момента я считал, раз Верней мертв, то дело можно считать закрытым, а теперь оказывается, утолив свою жажду мести, я не сделал самого главного - не восстановил справедливость. Ненависть, снова вспыхнувшая во мне, горела сейчас не всепоглощающим пламенем, а ровным холодным огнем, дающим принимать, пусть резкие, но зато взвешенные решения. Что ж, будем разбираться с этим делом дальше! Повернулся к хладнокровному господину, в темно-коричневом камзоле. - Кто вы?! - Граф де Гораф, нормандский дворянин. К вашим услугам. - Граф, как эта девушка попала… в упряжку?! Тот неожиданно замялся: - Хм! Не знаю. Все устраивал Верней. Мне это было просто неинтересно. Подождите, так это все… из-за этой девушки?! - И да, и нет, граф. - Хм. Не знал! Дьявол! Не знал! А вы, похоже, Томас Фовершэм. Слышал, что между вами существовала личная неприязнь, но никак не думал, что из-за девушки. По крайней мере, Верней не говорил… Впрочем, что тут говорить! Вы дворянин?! - Да! Томас Фовершэм, сын барона Джона Фовершэма! - Гм! Мы с вами, эсквайр, благородные люди и должны идти навстречу друг другу. К тому же она же не благородного сословия, а все лишь простолюдинка! Не драться же нам из-за нее! - он сделал многозначительную паузу, словно собираясь подчеркнуть то, что он собрался сказать.- Может быть, возьмете отступного?! 'У Вернея дружки под стать ему! Что захотел - взял! Если не мечом, то подкупом. Или на испуг! Вон девчонки даже пискнуть не могут в свою защиту, потому что понимают - здесь все решать господам'. - Эй, вы трое! - я показал пальцем на четверых дворян - лизоблюдов, которые старательно делали вид, что их здесь нет. - Ты, ты и ты! Брысь с лошадей! Займете места девушек в тележке! Кто будет медлить - получит болт в лоб! Время пошло! - Теперь вы, красавицы, - я обратился к девушкам, которые с удивлением прислушивались к нашему разговору. - На лошадях ездить умеете? Тогда выбирайте каждая себе по лошадке. Одна, с пышными формами, кивнула сразу, другая, с большими черными глазами, чуть погодя. Последней кивнула Джейн, до этого пристально вглядывающаяся в меня. До этого момента, все происходящее они воспринимали как драку господ, выясняющих свои отношения, но как только девушки поняли, что за них решили заступиться, они ожили и теперь с интересом прислушивались к нашему разговору. - Эй, пажи! Хватит дрожать! Лучше помогите леди сесть на лошадей! Пока шла перестановка действующих лиц, я повернулся к Джеффри: - Поймать лошадей! Собрать оружие! - Будет исполнено, мой господин! Дождавшись, когда девушки усядутся на лошадей, спросил графа: - Сколько вы согласны заплатить? - Пять фунтов. Я считаю, этого вполне достаточно. - Каждой девушке. Мы договорились, граф? - Хорошо. Договорились. Он делал честные глаза, но я ему не верил. Он был приятелем Вернея, а значит, таким же подлецом. - Теперь вы, Джон Макуорт. - Вы что-то имеете ко мне, сэр? - Имею! Сэр! Холеный дворянчик меня сильно раздражал. В свое время меня так же раздражала 'золотая молодежь'. Вседозволенность, хамство и цинизм, возведенные в квадрат. - Вы и от меня хотите отступного?! Это наглость, сэр! Вы самый настоящий разбойник! Я вызываю вас на поединок! - Разбойник? Черт меня возьми, а это идея! - говоря, я начал разворачивал коня, и в этот самый момент Макуорт сдернув со своей руки перчатку, бросил мне ее в лицо. Красивый жест пропал впустую. Увлеченный своей идеей и ничего не замечавший вокруг, я уже развернул коня и перчатка, скользнув по его крупу, упала в траву. - Джеффри!! Взять этих двоих и разоружить!! Они поедут с нами! Не хотят платить - за них заплатят! - Что вы себе позволяете?! - раздался возмущенный голос Макуорта, но сейчас его голос звучал намного тише. - Позвольте, сэр, я же не отказываюсь платить! - следом раздался возмущенный голос графа. - Вот и отлично! Пусть этот человек, - тут я ткнул пальцем в одного из двух егерей. - передаст мои слова вашей родне или кому угодно, кто сможет за вас заплатить! По пять фунтов - каждой девушке! Если завтра я получу известие, что деньги уплачены, вы, граф, будете освобождены! - Теперь в отношении вас, Макуорт! - я снова ткнул пальцем, теперь в другого егеря. - Ты оповестишь его отца! Я требую с него выкуп в двести фунтов золотом! Теперь слушайте все! Завтра на рассвете, прямо на въезде в лес, вы найдете моего слугу. Ему будут даны соответствующие указания, как поступить в той или иной ситуации. Раз вы меня объявили разбойником, то я и буду поступать соответственно! Не обращая внимания на гневные вопли Макуорта и злобные взгляды графа, я подъехал к Джейн и тихонько сказал ей на ушко: - Когда вам или вашим родителям передадут деньги, то передайте с этим человеком кусочек розовой ленточки. Вот она у вас на платье. Это будет знак, что вы их получили. - Спасибо, добрый господин. Я не хотел спрашивать, но все же не удержался и, наклонившись в ее сторону, тихо спросил: - Ты как? Правда, тут же пожалел о том, что спросил. Ее глаза наполнились слезами и болью, а подбородок мелко задрожал. Она попыталась что-то сказать, но вместо этого прикрыла руками лицо и резко отвернулась. 'Идиот! Зачем полез?! - ругая себя, я отъехал от девушки, крикнув напоследок: - С Богом, милые! Вас ждут дома! Некоторое время смотрел им вслед, затем повернулся к егерям: - Лю, забери у егерей луки и колчаны! Теперь, 'зеленые кафтаны', вы можете ехать! Передайте в точности - все, что я сказал! Все остальные следом! Хотя, стоп! Оленя оставьте! А теперь - пошли вон!! Проводил взглядом тележку, подпрыгивающую на неровностях дороги и несущихся впереди нее мальчишек - пажей, я стал наблюдать, как Хью, Чжан и Ляо пакуют в переметные сумы доспехи и оружие, снятое с покойников. Еще спустя полчаса, мы въехали в лес и с милю проехали по лесной дороге, пока не нашли место для ночевки. Пока китайцы разбивали лагерь, я отвел Джеффри в сторону: - Как ты думаешь, насчет всего этого?! - Даже не знаю, что сказать, господин. - Говори, как есть! - Ты убил Уильяма Вернея, затем захватил в плен графа и сына Макуорта, одного из богатейших и влиятельных людей в этих землях. Томас, ты поступил против всех правил рыцарства! Единственное, что смягчает в какой-то степени твой проступок, то это подлая выходка самого Вернея. Твой отец был бы недоволен… - Мне нужен совет, Джеффри, а не рассуждения! - Мой совет: не дожидаясь выкупа бежать отсюда и как можно быстрее! 'Ого! Похоже, я действительно заварил кашу, раз бесстрашный воин Джеффри предлагает бегство! А может, я действительно перегибаю палку?'. - Ты хочешь сказать, что они не привезут деньги?! - Деньги, они привезут, Томас. И отдадут. А после того, как заберут пленных, устроят на нас самую настоящую охоту! И это будет справедливо, Томас! - А с девушкой так поступать это справедливо?! Ты мне скажи: справедливо?! - Ну,… не знаю. Если она не по доброй воле, то… не хорошо. Не правильно. А она… - Ее принудили! - Гм! - Сколько их может быть?! - От двух до трех десятков, Томас. В зависимости от того насколько быстро распространяться слухи о похищении. Ведь турнир давно закончился, и все его участники уже разъехались по своим владениям. К тому же владения Макуорта довольно далеко отсюда, а вот замок барона Мольнара в десяти лье. Нам здорово повезет, если его не будет на месте. Теперь, по истечении некоторого времени, я начал осознавать, что натворил. Еще час тому назад я вершил месть, как настоящий герой исторического боевика. Вокруг умирали люди, а я такой… весь из себя крутой. Я наслаждался всем происходящим, словно 'травки' накурился. 'Точно! Кайф ловил! Герой - мститель хренов! И что теперь?! Завтра здесь будет два десятка профессиональных бойцов, которые нашинкуют нас… Стоп! Без паники! До рассвета еще далеко - есть время все обдумать спокойно! - некоторое время я пытался сообразить, как выкрутиться из этой опасной ситуации, но все мысли как назло сходились к одному единственному выводу. - Два, а то и три десятка крутых бойцов против нас шестерых - это тебе… Гм! Да это просто фирменное самоубийство! Так что? Бежать! И как можно быстрее!'. Только начал искать глазами Джеффри, чтобы дать команду сворачивать лагерь, как наткнулся на полную ядовитого ехидства ухмылку на губах графа, явно предназначенную мне. Он с самого начала знал, чем все закончится. Именно поэтому так легко согласился отдать деньги, потому что надеялся вернуться вместе с погоней и рассчитаться со мной. 'По полной программе, говоришь?! Нет, мужик! Ты еще не знаешь меня! Не побегу! Все вы у меня…! Стоп! Опять заносит! Сделаем расклад. Три десятка вооруженных людей против шести. Минус. Лес. Лесная дорога. Засада. Плюс. Вспомним партизан. Срубленными деревьями перегородить дорогу. Завал в лесу! Стоп! Погоня увидит, слезут с лошадей… И кирдык всем! Гм! Как-то не довелось мне в свое время изучать тактику партизанской войны. Ладно, поспрошаем Джеффри и Хью, - только развернулся в их сторону, как взгляд зацепил Ляо. - Мать моя! Как же я про него забыл! Лю же рассказывал про него, что тот не только офицером был, но и разбойником! И не просто головорезом в шайке, а главарем! Ха! Почерпнем разбойничьей мудрости прямо из источника!'. Повернулся в сторону китайцев: - Лю, Ляо! Подойдите!
Где-то в миле от нашего лагеря мы наткнулись на подходящее место для засады. Я, не специалист по приемам партизанской войны, но когда Ляо указал на него, даже я сразу нашел один природный фактор, который давал преимущество. Это был ключ, бивший из-под земли в пяти ярдах от дороги. Здесь, судя по многочисленным следам, оставленным человеком, часто останавливались путники, поили коней. Со временем вода подрыла почву, а люди и кони сорвав верхний слой дерна, помогли ей в этом, облегчив ей работу. В результате чего получился неглубокий и донельзя вязкий овраг, который обрывался прямо на краю дороги. К тому же благодаря воде, которая размыла почву, рухнуло несколько деревьев, образовав своеобразную поляну, края которой заросли густым кустарником. Ляо ходил по этому месту наверно с полчаса, исследуя каждый дюйм, затем подошел ко мне и через Лю изложил план засады. Судя по его словам удар должен быть двойным. Сначала перед передовой частью отряда падает дерево, заранее подрубленное. После того как всадники натыкаются на ствол и образуют кучу малу, на них падают еще два дерева, часть сучьев которых будут коротко обрублены и заточены. По словам бывшего разбойника, такой кол под тяжестью ствола легко пробьет кольчугу и нанесет нешуточные раны воину в доспехах. - Господин, если все хорошо подготовить, то на этом участке засады найдут смерть и сильно покалечатся пять - восемь воинов. Теперь… Его оборвал Джеффри: - Томас, прошу тебя, подумай еще раз! Ведь так поступают только отъявленные разбойники! Твой отец, сэр Джон…! - Хватит, Джеффри! Мы уже говорили об этом! - Томас, если в этой засаде погибнут еще дворяне, то… многие семьи воспримут это как повод для мести! Ты об этом подумай! - Давай пока об этом не будем! Ляо, продолжай! - В тот самый момент, господин, когда первая часть отряда наткнется на поваленные деревья, начнется второй этап. Меж деревьями, над дорогой, натянется веревка и три - пять всадников наверняка не удержаться в седлах. Один-два могут сломать шеи, а остальные не скоро встанут. Правда, оставшаяся часть отряда успеет остановиться, изготовить оружие и напасть на нас. Но их будет не более трети отряда, если в нем будет два десятка всадников. Если больше, то мы, скорее всего, погибнем. - Гм! Это самая плохая часть твоего плана. - Это лесная дорога, господин. На ширину телеги или двух всадников, скачущих бок обок. Поэтому им придется вытянуться в длинную колонну. Но здесь нам придет на помощь ключ. - Интересно! Излагай дальше! - Если мы немного разроем овраг, то вода разольется вокруг еще больше, пропитав почву, а затем дорогу. Сами же мы останемся по другую сторону оврага, в густых кустах. Конная атака, если она будет, не будет такой стремительной, как на сухой земле. Вязкая почва и мокрая трава помогут нам сбросить на землю пару всадников, а остальные для начала получат шесть арбалетных болтов в упор. А кто выживет - пусть попробуют наши мечи на прочность, господин! - Джеффри, что скажешь?! - Сэр, я буду драться за вас не щадя своей жизни! - Я в этом и не сомневался. Ты лучше скажи: как план? - План…хороший, господин. - Тогда я добавлю. Желаю нам от всего сердца, чтобы удача и Господь Бог были на нашей стороне! Принимайтесь за работу! А я сейчас поеду к нашим пленникам. Сменю Хью и Чжана и пришлю их к вам на помощь. Когда к середине ночи люди вернулись, я попробовал заснуть, но у меня это получилось только наполовину. Как говориться, вздремнул 'в полглаза'. Перед рассветом мы снялись с лагеря и перебрались к месту засады, а тем временем, Лю и Чжан с 'пленными' отправились к месту встречи. Не успели мы закончить последние приготовления, как вернулись китайцы. Они привезли кусок розовой ленточки и мешок с золотом. Мне бы радоваться, что все идет так, как я задумал, но напряжение, сковавшее меня еще ночью, не давало мне расслабиться. Прошелся несколько раз по поляне, внимательно осмотрел сюрпризы, приготовленные для наших преследователей. Затем под руководством Джеффри и Ляо провели генеральную репетицию, после чего все разошлись по своим местам. Негромко молился Хью, Джеффри и Ляо приводили в порядок оружие и доспехи, а я все не мог понять, правильно ли я поступаю? В принципе то, что я собирался сделать, являлось нечестным поступком для гербового дворянина, позорящим его имя, но если взять мое поведение в целом, то лесная засада вполне вписывалась в жизнь этой эпохи. Месть, похищения, пытки и убийства - все это являлось обычными атрибутами этого времени, хотя при этом слова 'убийца' и 'смерть' имели менее жесткий оттенок, чем в будущем. Мои сомнения не касались правильности или неправильности моих действий относительно рыцарского кодекса, так как я его просто не воспринял, считая его надуманным и пустым. Моя внутренняя тревога и беспокойство, если я правильно понимал себя, касались, лишь одного: вправе ли я устраивать эту кровавую бойню? Не может ли оказаться так, что, не изучив здешнюю жизнь в деталях, я, если можно так сказать, иду на поводу своих собственных суждений, которые, в конце концов, могут оказаться ошибочными. 'Может под влиянием окружающего мира и незаметно для себя я превращаюсь в человека, чью личину я одел? Я не сильно мучился совестью после того как убил наемного убийцу. И того наемника, на дороге. Видел пытки и кровь. Даже получил некоторое удовольствие от смерти этого труса, Вернея. А что теперь? В чем ты сомневаешься? - но как не пытался, я так и не смог ответить самому себе на этот вопрос. - Пора мне определиться с самим собой, иначе я точно получу раздвоение личности. Пора перестать оглядываться! Нет там никакого будущего, зато есть настоящее! Кровавое и жестокое время! И поступать надо соответственно! Гм! А не оправдываешь ли ты… - и в этот самый миг до меня донесся топот копыт множества лошадей. Мои сомнения тут же исчезли, смытые волной злобной радости на своих преследователей, которые только что подтвердили правильность моих действий. Она пронеслась по моему сознанию со скоростью экспресса, разгоняя адреналин по всему телу. Подобное состояние в той моей прежней жизни означало, что я готов и хочу драться. В данном варианте наверно надо применить слово 'сражаться', но мне сейчас было не до этого; нараставший цокот множества копыт возвещал, что погоня вот-вот покажется из-за поворота. И они появились. На какое-то мгновение я даже ощутил восторг при виде этого зрелища мчавшихся на полном скаку рыцарей в блестящих доспехах, с развевающимися плюмажами на шлемах и развевающимися по ветру яркими плащами. Прямо как разворотная красочная картинка из энциклопедии о Средних веках. Но секунда прошла - и восторг пропал, оставив страх, надежду и медленно вскипающую ярость. Осторожно выглянул из-за куста, за которым прятался вместе с Хью. На противоположной стороне дороги на долю секунды из-за толстого ствола показалась голова Чжана и тут же исчезла. 'Вы объявили мне войну… или я вам, какое это имеет значение? А на войне все средства хороши. С Богом!'. Первые всадники только пронеслись мимо меня, как раздался скрип, а потом скрежет падающих деревьев, после чего последовал тупой и тяжелый удар об землю. В ту же секунду раздался скрежет и лязг железа, дикое лошадиное ржанье и человеческие крики. 'Давай! - мысленно крикнул я и в тот же миг, словно повинуясь моему мысленному приказу, над дорогой резко взвилась веревка, натянутая Чжаном. Первый конь, зацепившись ногами за веревку, споткнулся и с истошным ржаньем полетел на землю вместе со своим всадником, вторая лошадь, шедшая почти голова в голову с первой, повторила ее судьбу. Двое других дворян, мчавшиеся следом на полном скаку, уже просто врезались в кучу из людей и лошадей. Воздух снова взорвался криками, стонами и ржаньем. Еще один рыцарь попытался осадить лошадь на полном скаку, в последний момент, рванув поводья, но добился лишь того, что животное от боли встало на дыбы. Воин, закованный в сталь, не удержавшись, вылетел из седла и с грохотом пустого ведра рухнул на землю. Его лошадь с истошным ржанием шарахнулась, по пути столкнулась с другой, и так ударила ее грудью, что всадник после сильного толчка потерял равновесие и соскользнул с седла. В седлах смогли остаться лишь восемь легковооруженных солдат, скакавшие позади группы рыцарей с небольшим отрывом. Они успели не только остановить лошадей, но и схватиться за оружие, правда воспользоваться им так и не удалось. Не успел один из лучников натянуть тетиву, как из леса вылетел металлический шар и буквально вынес стрелка из седла. Но это не остановило солдат, и в следующее мгновение двее стрелы ушли в том направлении, где скрывался китаец, а остальные соскочили с коней и обнажили мечи, готовые броситься в атаку при поддержке лучников. Их порыв охладили два арбалетных болта, легко пробивших металлические нагрудники, сидевших в седлах, лучников, словно как иголка прокалывает тонкую материю. Вид хрипящих и залитых кровью собратьев по оружию резко охладил пыл растерявшихся солдат. Они еще колебались, но когда дикий крик боли одного из воинов возвестил о том, что арбалетная стрела Чжана нашла цель, а на лицах остальных проявился страх, и мечи опустились. Сопротивление было сломлено. Как только я это понял, то вышел из кустов с мечом в руке. Следом шагнули из-за деревьев, Чжан и Хью. Арбалетчик уже успел перезарядить арбалет, а китаец со свистом раскручивал свой 'шар - молот'. Солдаты, побросав мечи на землю, сбились в кучу. К этому времени с земли стали подниматься наименее пострадавшие рыцари. Трое встали на ноги. Один из двух лежащих на земле подавал признаки жизни, а вот второй… Тот лежал, словно сломанная кукла, с широко разбросанными и неестественно вывернутыми руками и ногами. Очумело вертя головами, вставшие на ноги воины, только сейчас пытались понять, что произошло. И вот один из них, пришел в себя настолько, что попытался взять командование, заорав на солдат: - Шлюхины отродья, чего глаза вылупили - бейте разбойников!! Разоруженные солдаты, не стали искушать судьбу и сделали вид, будто не поняли, к кому тот обращается. Вне себя от гнева рыцарь выхватил меч и бросился на меня, несмотря на предупреждающие крики товарищей. Я не хотел его убивать, но в тоже время понимал, сейчас не время проявлять слабость. - Хью! Щелкнула тетива и арбалетная стрела, пронизав рыцарский доспех с близкого расстояния, ушла почти на всю свою длину в человеческое тело. Воин сделал по инерции еще шаг, потом его колени подогнулись, и он, хрипя, рухнул ничком в траву. При виде его смерти двое других выхватили мечи и уже хотели напасть на меня, как я заорал: - Джеффри, ты как?!! - Все в порядке, милорд!! Пятеро из семи господ рыцарей решили, что не будут с нами воевать! - А двое других?! - Их души покинули землю, сэр! Два рыцаря, после того как услышали ответ моего телохранителя, решили не торопить события. Бросив мечи в ножны, и сорвав с головы шлемы, стали свирепо пожирать меня глазами, сыпля при этом проклятиями вполголоса. Тяжело и неуверенно поднялся с земли еще один рыцарь. Я воспользовался своеобразным моментом, чтобы хоть как-то разрядить ситуацию. - Господа!! - закричал я во все горло. - Господа рыцари!! Послушайте то, что я хочу вам сказать!! Выдержал паузу, чтобы привлечь внимание. Оглядел своих противников. Все они не очень хорошо выглядели, но даже в этом состоянии, на их лицах четко проступал, еле сдерживаемый, гнев. В их понимании я выглядел разбойником, без чести и совести, а моя попытка объясниться с ними, выглядела сейчас для них подлой уловкой негодяя. Примером этого стал рыцарь, который встретил мои слова с кривой усмешкой, а только я продолжил свою речь: - Господа, не пытайтесь уловить в моих словах подвоха! Я просто…! - как он сделал несколько шагов к бьющейся на земле лошади, сломавшей ногу, и одним быстрым росчерком кинжала перерезал ей горло. Затем выпрямился и, ткнув в мою сторону окровавленным кинжалом, зло закричал: - Подлый негодяй!! У тебя не хватает духу встретить опасность лицом к лицу, как настоящий мужчина!! Трус!! Я вызываю тебя…!! Не дав ему договорить, я, в свою очередь, заорал на него, захлебываясь охватившей меня злобой: - Слушай, ты, рыцарь недоделанный!! Вас сколько приехало?!! А?!! Сколько?!! Двадцать человек!! Два десятка против шестерых!! И ты после этого смеешь обвинять меня в трусости?!! Вместе с выкупом каждый имел возможность прислать мне вызов на поединок, но вы предпочли этого не делать!! Почему?!! - Кто ты такой, чтобы посылать тебе вызов?! Кто?! Грязный пес!! Разбойничье отродье!! Чем больше рыцарь накручивал себя, тем спокойнее становился я сам. - Вот благодаря подобным словам я считаю, что ваши действия, являются объявлением мне войны! А значит, допустимы любые военные хитрости! Я уравнивал наши шансы! Теперь, надеюсь, вы это поняли! А раз поняли, то теперь я готов принять вызов на поединок любого из вас! Клянусь честью, бой будет честным! - Не будет тебе чести!! Я убью тебя, как бешеного пса!! После чего разъяренный до предела воин отбросил кинжал и выхватил меч. Он уже был готов броситься на меня, как ему преградил дорогу другой рыцарь: - Подождите, сэр! Насколько я понимаю, господа, этот человек попытался объяснить нам, почему он так сделал! Уже одно это заслушивает внимания и дальнейшего объяснения его поступков! Я правильно вас понял?! Этот вопрос был обращен ко мне. Это был рыцарь, поднявшийся с земли последним. Он уже успел снять шлем, и теперь я мог его рассмотреть. Среднего роста, широкоплечий, с длинными руками, он отличался крепким телосложением человека, привыкшего переносить суровые лишения на войне. Длинные темные волосы, правильное лицо с большими голубыми глазами, четко очерченный рот - все его черты дышали смелостью и прямотой. - Вы правильно поняли меня, сэр! Я использовал подобный способ, чтобы уравновесить наши силы и тем самым дать мне возможность высказаться! - Да он подлый трус! Он прикрывается словами, потому… Но тут его перебил, до этого молчавший, третий рыцарь: - Сэр Джон, умерьте свой пыл! Как мне кажется, за всем этим кроется нечто большее, чем нам рассказали граф и Макуорт! Я согласен выслушать вас! - Хм! Странный способ, так же как и необычны твои слова! Говори! - поддержал его второй рыцарь. Мне минуты хватило, чтобы сообразить, о чем рассказывать. Я оттолкнулся от сделанного мною вчера намека графу де Горафу о некоем любовном треугольнике. Теперь мне только осталось снабдить деталями эту романтическую историю. Приехав в город и встретив Джейн, молодой человек, влюбился в нее с первого взгляда. Она молодая и скромная девушка. Не успела их любовь хоть как-то проявиться, как в их отношения вмешался грязный развратник Верней. По мере изложения моего рассказа негодование с лиц моих преследователей постепенно начало стираться, уступая вниманию и спокойствию. Я специально горячился, выставляя свои чувства напоказ. И они поверили в мои простые и наивные слова. Да и не могли они не поверить, так как были воспитаны на любовных балладах и романтических историях, к тому же все они прекрасно знали, что собой представлял Верней. - … Рассказ моей несчастной любви закончен! Теперь вам судить: прав я или виновен! Мнение большинства оказалось на моей стороне, несмотря на пролитую кровь. К тому же в этом краю у меня осталось несколько заклятых врагов, но я уже понял, что пролитая тобою кровь и враги в этом мире, такая же естественная черта общежития, как в будущем водительское удостоверение. Есть не у каждого, но встречается довольно часто.
ГЛАВА 10
ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ КИТАЯ
За то время пока я залечивал свои раны, Лю взял на себя обязанности моего личного врача. При этом он не только лечил, но и развлекал меня рассказами из своей жизни. Помимо его основных талантов у него оказался дар рассказчика. Никогда раньше не слышал, что можно так интересно и увлекательно рассказывать о жизни обычных людей. Да что говорить про меня, когда Джеффри, до сих пор считавший китайцев людьми второго сорта, нередко присаживался в уголке и, затаив дыхание, слушал его рассказы. Лю даже не рассказывал, а играл своим голосом, перебирая интонации, меняя тон, а иногда включал мимику лица; все это у него выходило настолько органично, что я поневоле ловил себя на том, что сопереживаю тому или иному герою повествования. Его рассказы, переплетаясь между собой, поведали мне не только об истории трех братьев, но и осветили некоторые стороны жизни средневекового Китая. Лю и его братья выросли в небольшом городке в провинции Шэньси, относящейся к наместничествам Северного Китая. Их городок процветал, благодаря проходящему через него главному торговому пути их провинции. Эта была одна из тех торных дорог Поднебесной, которые в конце своем вливалась в Великий шелковый путь, соединяющий Восток с Западом. Два, а то и три раза, в месяц, улочки городка заполняли десятки тяжелогруженых повозок. Нельзя было спокойно пройти и ста шагов, чтобы не наткнуться на скопление людей и лошадей. Купцы, приказчики и охранники, влившись на сутки в население городка, преображали его, делая атмосферу легкой, праздничной, наполненной безудержным весельем. К тому же к приходам караванов, везущих товары с запада, стекались торговцы и купцы из других городов провинции, чтобы закупить товар для своих лавок и магазинов. Азартные выкрики торгующихся купцов, мешались с веселым визгом женщин и хмельными криками, доносящихся из кабаков и борделей. Их отец, являлся не только хозяином постоялого двора, но и известным мастером ушу, представляя собой четвертое поколение своих предков, всю свою жизнь изучавших и классифицирующих приемы, в поисках своего стиля. В молодости, чтобы проверить свои силы, он много ездил по стране, встречаясь в поединках с другими мастерами. Чаще он выигрывал, но когда проигрывал, то оставался на несколько месяцев, а случалось и на год в учениках мастера, сумевшего его победить. Со временем таких мастеров становилось все меньше и меньше. Вскоре слава об их отце, как о непобедимом мастере, разнеслась не только в самой провинции, но и вышла за ее пределы. Уже к нему стали приезжать другие мастера, чтобы продемонстрировать свое искусство. Площадку за домом, где отец тренировался и давал уроки, расширили и украсили фонариками и флажками. Теперь заезжие купцы, останавливающиеся у него, нередко могли наблюдать за боями голыми руками и поединками на палках и шестах. Благодаря своеобразным представлениям постоялый двор Сюй Синя становился все более привлекательным для наиболее богатых купцов, выбиравшим его гостиницу для ночлега. Их отец был не только сильным и мужественным человеком, но и имел гибкий ум. Ведя беседы со своими постояльцами - купцами, он сумел уговорить одного из них вложить деньги в совместное дело: так у Сюй Синя появилась лавка, а через полтора года - вторая, но на самом деле это было третье торговое заведение, так как при самой гостинице, с самого начала ее основания существовала аптека. Ведь ушу - это не только крепость тела и радость победы, но и многочисленные травмы. Дела их отца шли хорошо, но он решил не останавливаться на достигнутом успехе. Уже, будучи в возрасте, он отправился в путешествие, во время которого посетил много известных мастеров ушу, пригласив их на турнир. Большинство из них согласилось из уважения к признанному мастеру, но были и такие, что дали согласие, только когда узнали о призах победителям. В начале осени состоялся турнир известных мастеров в их городе. Согласно издревле сложившейся традиции предполагалось, что в течение тридцати дней любой боец мог подняться на помост и вызвать на поединок претендента на звание сильнейшего. Если в течение этого срока никто не отваживался бросить ему вызов, то претендент объявлялся "непобедимым воином". Со временем турнир стал считаться одним из престижнейших, причем не только в провинции, но и за ее пределами, а постоялый двор их отца стал своего рода школой - 'двором боевых искусств', где проводились наработка, классификация и систематизация наборов приемов и комплексов - таолу для выработки и формирования стиля. К этому времени у Сюй Синя помимо сыновей и двух десятков учеников, тренировалось от двух до пяти приезжих мастеров, решивших перенять и освоить новые приемы и технику. После выхода указа императора, сына Неба, 'О народном ополчении', в городке был сформирован отряд уездных войск 'сяньбин'. Теперь тренировки с настоящим оружием, до этого тщательно скрываемые от властей, стали всеобщим достоянием. Правда, искусство владения оружием велись не самостоятельно, а под руководством армейского специалиста и находились под контролем военного чиновника, прикрепленного к отряду. - Все мы, трое братьев, начинали свой жизненный путь одинаково. Помимо ежедневных многочасовых тренировок, мы, с самого раннего детства, занимались хозяйством: убирали комнаты для гостей, приносили покупки, заготавливали хворост и помогали в работе матери. Она собирала лечебные травы, а затем торговала сборами трав и приготовленных мазей в нашей аптеке. Чаще всего наша помощь заключалась в сборе трав, необходимых для изготовления лекарств, но нередко приходилось сидеть в лавке или разносить клиентам готовые лекарства. Позже, когда стали входить в силу, пришло время выступать на соревнованиях. Это не только привлекало гостей и мастеров, желающих помериться силой, но и было своеобразной рекламой нашему семейному делу. Работа в лавках и с товаром была последующим этапом нашего трудового воспитания. Нам приходилось быть продавцами, грузчиками, сторожами. После достижения пятнадцати лет, каждый из нас отправлялся с караванами, в качестве охранника. Мужество и мастерство нужно оттачивать как клинок воина, так считал отец, а где еще, как не на караванных тропах и торговых путях, преодолевая трудности и непогоду, сражаясь с разбойниками, можно испытать себя, свою силу и мужество, а главное, понять, что ты стоишь, как мужчина. Мой старший брат Чжан, который должен был унаследовать постоялый двор отца, еще с детских лет поражал окружающих своими выдающимися бойцовскими качествами. В четырнадцать лет он победил на турнире подряд двух известных мастеров. В шестнадцать - убил человека ударом кулака на одном из турниров. Прямой, честный и справедливый. И в тоже время ограниченный. Он делит мир на честных и нечестных людей. Только черное и белое - и больше никаких оттенков. В этом он очень похож на нашего отца, а тот был тяжелый в общении человек, всю свою жизнь, придерживался строгих и незыблемых правил, которые сам же и установил. Старший брат, не только вел дела и сопровождал караваны, он также нередко участвовал в турнирах, где приобрел имя Алмазный Чжан, за твердость духа и тела. Как и отец, он отдавал предпочтение шесту и гибкому оружию, хотя при этом может неплохо сражаться на мечах. - Гибкое оружие? А-а… это его цепь ты имеешь в виду. Это как у ниндзя…? - увидев удивление на лице китайца, я словно очнулся. - Есть такие бойцы в Японии. Я читал… Теперь вытянулась физиономия у Джеффри. Вот что значит расслабиться и потерять связь с действительностью! Сразу начинаешь нести… - Короче. На прямую ручку насажен серп… О! Вспомнил! Здесь его называют 'вороний клюв'! На другом конце такого серпа прикреплена цепь ярда… три, точно не скажу, с шаром на конце. Вот такое оружие. Подходит оно под определение 'гибкое'? - С вашего разрешения высокочтимый господин, я поговорю со старшим братом. - Валяй! - Господин?! Что вы мне приказываете сделать? - О, господи! Переговоришь с братом, но только потом, а сейчас мне хочется дослушать твой рассказ. - Мой брат, как вы уже знаете, в совершенстве владеет оружием под названием 'молот - метеор', но все же его любимое оружие хлыст или 'бянь' по-китайски. - Да уж! Видел я его показательные выступления с этим оружием! Впечатляет! - Он выбрал гибкое оружие для своего совершенствования, потому что оно очень трудное оружие для обучения. В Поднебесной по этому поводу говорят так: чтобы научиться владеть им, надо тренироваться столько лет, сколько в хлысте сочлененных элементов. Если взять хлыст Чжана, то в нем тринадцать элементов. При этом он горделиво посмотрел на меня, словно командир, демонстрирующий выучку своих лучших солдат. - Мастер, одним словом. Рассказывай дальше. - Еще мой брат хорошо дерется на копьях и алебардах. Последние пять лет он делил свою жизнь на две части. Занятия ушу и управлением постоялым двором и лавками. Отец выбрал его своим наследником, после того как определил для себя судьбу Ляо и мою. Перед тем как продолжу рассказ, я должен сказать вам, мой господин, что в нашей великой стране одним из краеугольных камней нашей жизни является уважение к старшим. Власть родителя безгранична, и неважно, это император или дровосек, он вызывает чувство благоговейного страха и безропотного подчинения в своей семье. Так вот у Ляо, нашего среднего брата, характер был настолько своевольным, насколько это возможно в семье китайца. Его буйный нрав проявлялся время от времени, но это удавалось скрывать до того самого дня, пока ему не стукнуло двадцать лет и он не прошел обряд получения мужской шляпы. После этого, он почему-то стал думать, что может делать, все что хочет. О нем до нас и раньше доходили разные слухи. Если Чжан хладнокровен в схватке, то Ляо бесстрашен до безумия. В схватках с бандитами и разбойниками он показал себя таким сильным бойцом, что у купцов до драки иной раз доходило, лишь бы заполучить его в охрану своего каравана. А все получилось из-за одного случая. Как-то на один из караванов, где он был охранником, напали разбойники. После жесткого отпора они пустились в бегство, а Ляо, вместо того чтобы остаться на месте, полный безумной ярости, кинулся с окровавленным мечом за ними. Его не было целый час. Люди подумали, что он погиб и караван уже собрался трогаться, когда из леса появился мой брат. У него на поясе, подвешенных за волосы, висело две отрубленных головы разбойников. За подобные выходки он получил кличку Безумный Ляо. Если хунхузы узнавали о том, что в охране каравана едет Безумный Ляо, они даже не помышляли о том, чтобы напасть на него. В овладении ушу он старался ни в чем не отставать от старшего брата, но вот в оружии их предпочтения разделились. Алебарда, меч и лук - стали его оружием. Ляо жесток, решителен, смел до безумия, и в отличие от Чжана для которого работа охранника это лишь способ заработать деньги и возможность изучить приемы мастеров в других краях, его привлекали жесткие и кровавые схватки. К тому же ему нравилось сидеть в компании пьяных задир и распутных женщин. Недаром у нас говорят: 'неумеренность духа вызывает несчастья - судьба не прощает, когда у нее не просят, а требуют'. Он своим образом жизни часто бросал ей вызов, и, в конце концов, судьба не обошла его своим вниманием. До отца, наконец, донеслись слухи о беспутных выходках его сына. Дважды отец разговаривал с ним, после чего Ляо на время утихал, но однажды случилось то, что должно было случиться. Мой брат поднял голос на отца, и тот не сказав ему больше не слова, молча, указал на дверь. Несколько лет мы о Ляо ничего не слышали, пока в один из днейон не появился на пороге в форме офицера. Уйдя из дому, он завербовался в армию, и благодаря отличной физической подготовке и своим личным качествам, сумел сделать себе карьеру. Я хорошо помню его приезд. Нарядный, в сопровождении двух солдат, на великолепном коне, в красных высоких сапогах. Особенно красив был его мундир с вышитыми тигрятами. - С вышитыми тигрятами? Это как? - Извините, господин. Забыл вам сказать, что в Поднебесной различным чинам, указом сына Неба, присваивались особые золотые вышивки на груди и на спине. На одеждах гражданских чиновников были вышиты летящие птицы, являющие собой грацию, обходительность и такт, а вышивками на мундирах военных были звери, символизировавшие бесстрашие и героизм. Так вот тигрята на его мундире говорили о том, что он имел седьмой ранг. Самый низший ранг у военных был девятый - морские коньки. Теперь, с вашего позволения, я снова вернусь к рассказу. Своим приездом он хотел показать отцу, что тот был неправ по отношению к нему, что он без всякой поддержки, несмотря ни на что, сумел стать человеком, но отец не стал даже разговаривать с ним. Только передал через меня брату старинную китайскую поговорку: 'из хорошего железа гвозди не делают, а дельный человек не пойдет в солдаты'. Не ожидая такого холодного приема, Ляо обиделся и сказал, что больше ноги его не будет в родном доме. Он уехал, и мы опять о нем не слышали несколько лет. Потом до нас дошла история о том, как Ляо оскорбил сын высокопоставленного чиновника, являвшийся 'мастером клинка'. Брат вызвал его на поединок, на котором убил своего обидчика. Так как все произошло при свидетелях, и все правила были соблюдены, он отделался разжалованием и ссылкой на дальнюю границу. Затем, это я уже знаю из его рассказов, он стал шпионом жизни. - Кем… кем он стал? - Извините, господин, придется снова свернуть в сторону от прямого пути моего рассказа. 'Шпион жизни' в нашей стране это тот, кто проникал на территорию противника, собирал необходимую информацию и возвращался. А 'шпионами смерти' у нас называли послов, основной задачей которых была передача противнику ложных сведений. Выполнив свою миссию, они оставались заложниками, и когда обман обнаруживался, их убивали. Еще китайский военный писатель Ду Му, живший 300 лет тому назад, писал: 'в качестве шпионов жизни надлежит подбирать людей с ясным духом и умом, умеющих при этом казаться глупцами; их роль кажется второстепенной, но она требует отваги и благородства духа'. Мой брат, взяв на себя эту трудную миссию, думал, таким образом, вновь заслужить себе прежнее положение в обществе и вернуть офицерское звание. Но прошел год, другой, он постоянно рисковал головой, выполняя сложнейшие задания, а его словно не замечали. Правда, на третий год его отметили и дали звание офицера. Девятый ранг. Другие, не совершив и трети того, что сделал он, к этому времени стали важными людьми. Тогда он дезертировал из армии. Стал бродягой, а затем… разбойником. - Разбойником?! Как мило! - Господин, вы, наверно, смеетесь надо мной! Ведь, несмотря на то, что это мой брат, и в то же время он позор нашей семьи! Впрочем, я не судья брату своему. Лучше снова приведу слова своего отца. 'В руках хорошего человека даже плохое дело становится хорошим, а в руках плохого человека хорошее дело становится плохим'. Так, наверно, случилось и с Ляо. - Не переживай Лю, это все лишь жизнь. Вот взять, к примеру, меня. Впрочем… Как-нибудь потом. Рассказывай дальше. - Хорошо, мой господин. Теперь я расскажу о себе. Я шел по стопам братьев, но когда мне стукнуло десять лет, судьба решила, что мне предстоит иная дорога. В наш городок приехала комиссия из налогового ведомства с проверкой. Такое обычно бывало раз в три года. Отец, считавшийся не только прославленным мастером ушу, но и богатым человеком, был удостоен разговора с главой комиссии. Я прислуживал им, поднося и унося тарелочки с едой и питьем. Когда разговор перешел на налоги, чиновник, чтобы подкрепить свои слова, достал из широкого рукава скрученный лист бумаги. Развернув его, он нараспев стал читать выдержки из указа. Чуть позже, когда они пили чай, отец решил развлечь важного гостя, предложив мне пересказать то, что тот зачитал час тому назад. Отец уже знал о моей уникальной памяти с того самого момента, когда в шесть лет я одним махом выдал длинный монолог героя из спектакля бродячего театра. Чиновник удивился моей необыкновенной способности и спросил, умею ли я еще что-нибудь. Я сказал, что могу, взглянув на бумагу, потом в точности записать то, что в ней записано. На следующее утро за мной прислали посыльного. Я предстал перед членами комиссии и продемонстрировал свои способности. Только потом я понял, что это было не столько представлением для чиновников, сколько своеобразным экзаменом. Так мои способности и деньги отца открыли передо мной двери уездного училища. Закончив его, сдал экзамены и стал чиновником. Моя работоспособность, необыкновенная память и жажда знаний поражала даже самых строгих и педантичных чиновников. Прошло два года моей работы в должности делопроизводителя, когда пришло время экзамена на повышение, проводимого раз в три года. Сдав, я получил степень цзюйжэнь или 'выдвинутый'. Вместе со степенью мне присвоили девятый ранг. На второй год после провинциального экзамена 'выдвинутые' со всей империи съезжались в столицу на экзамены, которые назывались 'столичными экзаменами'. Выдержавшие их получали степень 'цзиньши' и еще раз сдавали в императорском дворце повторные экзамены, которые назывались 'дворцовыми экзаменами'. Мои успехи не остались незамеченными, и по их окончании я получил сразу седьмой ранг. Теперь на моем халате золотом горела вышивка - картинка, изображавшая утку - мандаринку. Вслед за повышением меня перевели из налогового управления в торговый департамент. Именно там раскрылись мои способности в овладении другими языками. Еще через два года рисунок 'утки' сменила 'белая цапля', а вместе с новым рангом я получил новую должность в управления торговли в городе Пинлян. Я стал весьма уважаемым человеком. Теперь у меня в подчинении было двадцать чиновников, которые ловили каждое мое слово и подобострастно заглядывали в глаза в ожидании наказания или поощрения. Мои способности высоко ценили, и был недалек тот день, когда я мог бы сам возглавить департамент, пусть даже уездного города, но тут случилось то, что нельзя не предусмотреть, не угадать. Если господин не против, я снова отвлеку его внимание на объяснение сложившийся политической ситуации в Поднебесной. В нашей стране в те годы царило всевластие и произвол тайной полиции, поощрение доносительства, казни по первому доносу, без надлежащего расследования и суда, усиление цензуры. Был даже издан специальный указ, особо поощрявший слежку и доносительство. И люди доносили, но не потому, что были столь низки душой, а в большей степени из-за того, что наказание за недоносительство было такое же, как и за само преступление. Тайная полиция императора или как ее называли 'Стражи в парчовых халатах', представляла собой организацию хладнокровных и безжалостных убийц. Когда они появлялись, с ними приходила смерть. Никто из жителей Поднебесной, какой бы он властью не обладал, не чувствовал себя спокойным и защищенным. Тысячи людей были подвержены пыткам и убиты из-за пустых доносов и наговоров. А тут еще пошла волна репрессий против писателей. Указом сына Неба было запрещено употреблять в именах и письменной речи целый ряд иероглифов. Виновных кастрировали или просто рубили пальцы на руках, чтобы не могли держать кисточек для письма, а авторов неугодных книг, пьес или стихов сжигали, обмотав свитками их произведений. В это самое время я решил попробовать себя в литературе. Написал небольшую пьеску и около трех десятков стихотворений. Только для себя. Но однажды, будучи приглашенным на банкет по случаю нового назначения моего коллеги, выпил лишнее и случайно сболтнул о своем пристрастии, а через день в мой дом ворвались люди из тайной полиции. Произведя обыск, они нашли свитки с моими рукописями. Две недели просидел я в тюрьме, трясясь в ожидании приговора. Потом меня вызвали к следователю, и тот показал мне новый донос, в котором меня уже обвиняли во взимании взяток у купцов. Если раньше я еще мог надеяться, что благодаря моим талантам и успехам на работе, отделаюсь штрафом или, в крайнем случае, выгонят со службы, то теперь меня ожидала казнь. К взяточникам у закона в нашей стране нет милосердия. Когда следователь сказал, что меня, возможно, ждет 'линчи', я упал в обморок. Может, он хотел меня попугать… - А 'линчи' это как? Джеффри, как сын своего века, тоже проявил себя, заерзал в своем углу, в нетерпеливом ожидании рассказа о пытке. - Это когда преступника привязывают к деревянному кресту и начинают резать его на части. В зависимости от вины и приговора суда. Могут разрезать на сто двадцать частей, а могут - на двадцать четыре части. Если судья посчитает, что есть смягчающие вину обстоятельства, преступника могут разрезать только на восемь кусков. - А на пятьсот кусков у вас тоже режут? - Самая длинная пытка, мой господин, предполагает разрезание тела преступника на три тысячи кусков. - Ё-мое! Ну и живодеры у вас там, в Поднебесной. Продолжай. - Еще через неделю в нашу камеру пришел надзиратель и сказал, что меня и еще несколько преступников перевозят в столицу провинции Сиань. Мне уже было все равно. За эти несколько недель я умирал десятки раз, после чего впал в состояние странного полусна. Ел и пил, не замечая, ни что ем, ни что пью. Спать по-настоящему тоже не мог. Только засну, как тут же просыпаюсь с криком. Снилось одно и то же: палач с клещами, готовящийся рвать меня на куски. Как я сейчас понимаю, этот месяц можно просто вычеркнуть из моей жизни. Зато хорошо помню день, когда нас вывели из вонючей и душной камеры, и я впервые за столько дней вздохнул свежего воздуха. Мне до боли захотелось жить. Так сильно, что я даже не могу передать свое чувство словами. Затем нас посадили в бамбуковые клетки, стоящие на возах. А через два дня после отъезда на наш караван был совершен налет. Главарем банды, совершившей нападение, по воле судьбы, оказался мой брат Ляо. Его люди были не просто бандой отверженных, они практически представляли собой военный отряд. Ляо, сам по себе бесстрашный воин и бывший офицер, сумел поддерживать дисциплину почти на армейском уровне, к тому же большинство его людей были бывшими солдатами и мастерами ушу. Да и налет был не просто грабежом на большой дороге, а заранее организованным нападением. Дело в том, что среди перевозимых заключенных было двое разбойников из банды Ляо, которых он поклялся освободить. Ища среди заключенных своих людей, он нашел меня. Так мы встретились. Брат уговаривал меня остаться с ним, но как только я почувствовал себя свободным, сразу решил - уеду из Поднебесной, так как больше уже не мог бояться. Может все дело в том, что я привык к тонкому созерцанию жизни. Меня больше привлекала литература, поэзия, игра на музыкальных инструментах. Я научился красиво выражать свои мысли, искусно льстить, а также умению дарить нужным людям ценные для них подарки. Мне нравилось учиться и учить. Нравилось сидеть в тихом тенистом садике, среди красивых цветов и слушать, как поют птицы. Я не хотел быть другим. Не хотел всю свою жизнь, днем скрывать свое лицо, а ночью просыпаться в холодном поту. Это не мое. Я не Ляо и не Чжан. У одного прямая и простая душа, у другого - грубая и жесткая натура. Они могут терпеть невзгоды и лишения, а я - человек душевно ранимый. Мне требуется почет, уважение и внимание. В этом моя жизнь! В этом я сам! Он замолчал. Каким-то шестым чувством я понимал, то, что он сейчас сказал, шло не из головы, а из сердца. Это был крик истерзанной души. Некоторое время он, молча, смотрел на какую-то точку в пространстве, видимую только ему одному, потом тяжело вздохнул и словно очнулся и испуганно посмотрел на меня. - Мой высокочтимый господин, простите своего слугу. Мой язык говорил, не ведая что. Я настолько ушел в себя, что забылся, в чьем обществе нахожусь, господин. Со мной это бывает. Я - тут, а мой разум где-то далеко-далеко… Извините, господин. Это все от тоски по той жизни, по родине: но я не слюнтяй и не размазня, как вы могли подумать. Об этом вы узнаете из моего дальнейшего рассказа, если разрешите мне продолжить, - после моего кивка, он начал. - Итак, я решил уехать из Поднебесной. С деньгами мне обещал помочь Ляо. Единственное, что беспокоило нас, что будет с нашим отцом и старшим братом. Не падет ли тень моего преступления на их головы. Но прошло трое суток, как лагерь разбойников напали солдаты. После короткого и кровопролитного боя, банда, не выдержав натиска, рассеялась по лесу. Я бежал сразу после нападения. Страх придавал моим ногам скорость и неутомимость. Остановился только тогда, когда начало светать. Через час ко мне присоединился Ляо с тремя своими людьми, шедший по моим следам. Это было все, что осталось от пятидесяти разбойников. Я решил, что сама судьба подталкивает нас обоих к далекому путешествию, и снова предложил брату уехать со мной. В этот раз я получил его согласие. Спустя две недели окольными путями мы добрались до нашего родного городка, но как оказалось, тайная полиция императора успела побывать раньше нас. Отца, объявив преступником, посадили в тюрьму. Брат, на свое счастье, в это время, был в отъезде, выступал на одном из турниров. Ляо ночью пробрался к дому нашего дальнего родственника и узнал, куда тот поехал. После этого мы тронулись в путь и сумели добраться до него раньше 'парчовых халатов'. Его долго пришлось уговаривать, но он все же уехал с нами. - А что с отцом и с матерью? - Наша мать умерла уже давно, когда мне было десять лет. Второй раз отец так и не женился. А вот отец… Жив ли он сейчас или умер в тюрьме, мы не знаем. И это гнетет наши души, даже тогда, когда мы наслаждаемся жизнью. Все время пока передвигались по землям Поднебесной, мы жили в тени и боялись даже легкого стука в дверь. Шли не дорогами, а тропами, далеко обходя города и изредка заходя в маленькие деревни, чтобы купить еду. Двигались до тех пор, пока не выбрались за границы Поднебесной. Выйдя на главную торговую дорогу, известную на Западе как Шелковый путь, мы достигли Индии. Весь этот путь мы проделали, переходя на службу от одного купца к другому. Братья нанимались охранниками, а я слугой и переводчиком. Из Индии, вместе с купцами, везущими специи, чай и шелк, добрались до Константинополя, где прожили больше года. Мои знания языков и учтивость дали мне хорошую должность в торговой фактории, основанной итальянскими купцами. Чжан стал работать ночным охранником. А вот Ляо… снова подвел нас, хотя обещал нам изменить свою жизнь. Связавшись с плохой компанией, он стал заниматься грабежом и разбоем. Банду разгромили, он едва сумел сбежать. Долго скрывался, потом переслал нам весточку, что ему нужны деньги для отъезда. Он не просил поехать с ним. Мы сами так решили. Ведь мы же братья. Так мы оказались в Республике Генуя. К этому времени я уже неплохо мог писать и говорить по-итальянски. Одно время работал у купца переводчиком и писарем, а братья, тем временем, освоили профессию бродячих артистов. - Зачем было нужно тащиться в такую даль? Вернулись и устроились бы где-нибудь поближе. Например, в той же Индии. - Там не лучше, чем у нас, господин. Общество, деленное на касты. Вообще, мы думали об этом, но мне хотелось посмотреть, как живут европейские народы, а моим братьям было все равно куда ехать. Так что сюда нас привело мое любопытство. Мои братья, по своей натуре, бродяги. Старший, треть жизни провел в дороге, объездил половину Северного Китая. К тому же сам нередко предпринимал путешествия в самые глухие уголки нашей страны, как только до него доходили слухи о новой школе ушу. Про Ляо и говорить нечего - бродяга по жизни. Мое знание языков и вежливое обхождение разрешало проблемы со стражниками и местными властями. Потратив немного денег, мы приобрели музыкальные инструменты и сшили яркие костюмы, в которых стали выступать перед публикой. - Ничего не понимаю. Почему ты снова не стал работать переводчиком? А твои братья охранниками? Что вам помешало? - Мой господин, я даже не знаю, как вам сказать. Этот вопрос такой тонкий… - Слушай, не темни. Говори просто. Все пойму и осуждать не буду. - Тут разговор идет о вере, мой господин. Если на Востоке более спокойно относятся к другим вероисповеданиям, то здесь на Западе, если можно так выразиться, церковь закостенела в своих догмах. Местные священники, все как один, тут же начинали креститься при виде нас. Дважды пришлось сидеть в тюрьме только из-за нашей желтой кожи и узкого разреза глаз, а однажды только слепая удача помогла нам избежать толпы фанатиков, жаждущих с нами расправиться. Именно поэтому мы присоединились к группе Питера 'Силача'. Стоит ли дальше объяснять, мой господин? - Все ясно. Рассказывай дальше. - Я работал зазывалой, объявлял номера, рассказывал о них, а затем аккомпанировал своим братьям на музыкальных инструментах, а после представления собирал деньги. Номера, выполняемые моими братьями, никогда не видели в здешних землях, поэтому мы легко находили публику для наших выступлений, а значит, в наших кошельках не переводились деньги. Мы выступали на площадях больших городов, в замках богатых господ, на городских площадях. За полтора года мы объехали Италию, Испанию, Францию и оказались в Англии. Здесь мы примкнули к группе артистов. С ней же мы решили добраться до побережья и пересечь пролив. - А потом куда? В Германию? Или на Русь? - Мы не думали, господин. - А зачем нанялись ко мне? По-моему, вам и в актерах неплохо жилось, если не считать придирок священников. - Извините меня великодушно, мой господин. Это с высоты вашего положения вы можете не замечать трудностей жизни бродячего актера. Мы же, живущие в грязи, являемся людьми - блохами, которых без жалости давят все, кому не лень. Нас унижают, нами помыкают. К тому же мы другие, у нас желтая кожа и узкие глаза, что ставило нас на положение уродливых людей, вроде бородатой женщины. Несколько раз на нас нападали наши собратья по ремеслу - группы бродячие актера, считая, что мы отбиваем у них хлеб. А воры и бродяги- в городах и разбойники на дорогах! Те тоже не гнушались отобрать последнее у таких, как мы. Непролазные дороги осенью и холодные ночи зимой посреди поля. Не поймите меня неправильно, господин, я не жалуюсь, а только отвечаю на ваш вопрос. Под вашим покровительством нам намного лучше и проще жить. Да и вам, господин, в вашем пути, пригодятся наши знания и умения, так как в отличие от других вы представляете, на что мы способны. 'Он прав. Они как тайное оружие в рукаве. С виду - слуги, а на самом деле первоклассные бойцы. По крайней мере, Чжан и Ляо. Да и Лю еще та штучка. Управляет своими братьями, как хочет. Тут есть о чем подумать. И все же у нас есть кое-что общее. Я выброшен из своего времени и из той привычной жизни, которую знал. Они беженцы, изгои здесь, лишенные своей, привычной, жизни. У них и у меня есть скрытые возможности и таланты. По крайней мере, попробуем, а там время покажет'. - Если я правильно понял тебя, Лю, в слугах вы не собираетесь долго задерживаться? - Трудно сказать об этом отчетливо и ясно, господин, потому что не знаю, какой путь укажет нам судьба. Теперь я знаю обычаи и нравы европейцев, также три европейских языка: английский, французский и итальянский. В Константинополе, в любой торговой миссии меня охотно возьмут на работу. Я смогу там стать снова уважаемым человеком, но вряд ли буду там счастлив, зная, что мои братья не живут жизнью, полной радости. Один - воин, который не может без воинской славы и битв, другой - мастер ушу, стремящийся совершенствовать свое мастерство. И тот, и другой может получить только на родине. - Но почему именно Константинополь так тебя притягивает? Попробую угадать! Вы сможете вернуться домой, когда на трон сядет другой сын Неба. А слухи о смерти императора быстрее всего дойдут через купцов и никак не минуют Константинополя. Тогда вы руки в ноги - и обратно на родину! Я прав? - Ваша проницательность, наш великий покровитель, не имеет границ! - Никогда не льсти мне Лю, я этого не люблю. - Вы необычный человек, господин. Много знаете, умеете мыслить и делать правильные выводы. Это не лесть, господин, уж поверьте мне. Я много разных повидал людей за годы странствий. Надеюсь, не оскорблю вас, если снова повторю: вы необычный человек. Словно не из этой жизни.
Каждый день китайцы тренировались. Минимум три - максимум пять часов в день. Чжан, взяв на себя роль тренера, гонял их в полную силу, не давая поблажек. Хуже всего приходилось Лю, но и он, молча и терпеливо, сносил, как и положено китайцу, все трудности своего ученичества. На тренировках их отношения строились по принципу: мастер - ученик, хотя в жизни было все наоборот, старший брат оказывался в подчинении у Лю. Смотреть на их тренировки временами было сущим удовольствием. Каскад упражнений и стоек то плавно переливался, то взрывался молниеносными ударами рук и ног. Прыжки и перекаты, и снова удары. Все это дышало мощью, и в то же время было настолько артистично, что временами даже дух захватывало. Как-то я поинтересовался у Чжана, что у них за стиль, то получил через Лю странный ответ: - В основе нашей техники лежит принцип, приемлемый для любого поединка: следуй за позициями соперника, заимствуй силу противника. После отработки базовых комплексов - таолу, шла имитация боев с голыми руками, затем переходили к спаррингу, затем каждый начинал заниматься отдельно с выбранным им типом оружия. Пару раз я беседовал Чжаном и Ляо через их брата, чтобы на основе этого сложить свое собственное мнение о них, а не только со слов их младшего брата. Не то что бы я был хорошим психологом, но люди в средние века были более открыты и не имели комплексов, как в двадцать первом веке, если не считать фанатичной веры в Бога и суеверий, где они перещеголяли современного человека на двести процентов. Насколько я мог понять, старший и средний брат делали ставку на физическую силу и больше доверяли своим инстинктам, чем разуму. Ляо. Солдат и разбойник. Азарт, упоение битвой, вино и шлюхи были его жизнью, и другой он не желал. Это был китайский прототип моего телохранителя. Ему привычней орать похабную песню в дымном кабаке, в компании с разбойниками и ворами, чем сидеть в парчовом халате за чашечкой чая и спорить о стихах какого-нибудь модного поэта. В тоже время он был умным и волевым человеком, так как, насколько я успел понять из рассказов Лю, офицерские чины в императорской армии не давали за папины заслуги или за выслугу лет, а за конкретные таланты и способности человека. Да и его деятельность в качестве разведчика на чужой территории в течение двух лет уже само по себе внушала уважение. Цель его жизни, ничем не отличавшаяся от мыслей Джеффри и Хью, заключалась в достойной смерти на поле брани. На данный момент он был готов сражаться за достойного господина и умереть за него. Иначе - за меня. Если раньше я представлял фразу 'умереть за господина' вымыслом авторов исторических романов, то теперь я уже так не думал. В эти времена, самопожертвование во имя дела или выражение 'сражаться до смерти за своего господина' было в устах воинов не пустой бравадой. Когда я спросил у Ляо: сколько тот убил в своей жизни людей, он несколько мгновений думал, а потом сказал: - Очень много! Их старший брат, Чжан, являл собой образ героя фильмов - мастера кун-фу. Его торс казалось свит из толстых канатов, скрытых под кожей. Ушу было для него не столько профессией и работой, сколько самой жизнью. Судя по его словам, роль купца, в отличие от отца, его так сильно тяготила, что именно это обстоятельство повлияло на решение отправиться с братьями в дальнее странствие. Он был немногословен, прям по характеру и очень скромен в быту. Похоже, кроме ушу, в жизни Чжана мало что интересовало. Его собственные слова, сказанные мне, только подтвердили мой вывод: - Чтобы быть хозяином собственной судьбы, надо воспринимать жизнь, как бой, а насколько тот будет успешным, зависит от степени подготовки. Я невольно сравнил его с теми тренерами, у которых мне довелось тренироваться. Теперь, в моем представлении, Чжан являл собой тигра - самца, матерого хищника, с его клыками и когтями, а тех - чуть подросшими тигрятами, способными только царапаться. Его ежедневные тренировки напоминали работу ремесленника, который трудится, для того чтобы жить. Взять того резчика по дереву, чем тот становиться искусней, тем дороже стоит его работа, так и у бойца, чем искусней он в своем ремесле, тем легче защитить свою жизнь и отнять чужую. Это было его ремесло. Он не занимался ни медитацией, не совершенствовал свой дух в свете последних философских концепций, вместо этого каждую свободную минуту тренировал свое тело, чтобы потом использовать навыки для получения победы. Любой ценой. Его удары были предельно жестоки и наносились в наиболее уязвимые места человеческого тела. Недаром в кругу китайских мастеров ушу родилась поговорка: 'Нести зло - для злых, а добро - для хороших людей'. Лю, младший брат и бывший чиновник, был полон амбиций. Они были глубоко скрыты, но я угадывал их в тонких намеках, упрятанных в велеречивости речей. Он не был трусом, в полном понимании этого слова, был готов ответить ударом на удар, но если представлялась такая возможность, предпочитал нанести своему противнику удар в спину. Сначала меня раздражали его длинные, окольные речи, но затем из его объяснений понял, что прямо в Поднебесной никто не говорит, а длинные, расплывчатые речи с витиеватыми оборотами должны были подчеркнуть тонкость ума и образованность человека. Ему сильно не хватало своего прежнего положения, того почета и уважения, которые ему оказывали, когда он занимал солидную должность. Он был 'карьеристом' в чистом виде, готового лезть наверх по трупам своих соперников. Да и к доносам относился положительно, считая их радикальным средством в борьбе с расхитителями и взяточниками. После его очередных откровений, я с невольной брезгливостью подумал: - Живя в стране с такими законами, поневоле станешь уродом с атрофированной совестью и нравственностью шлюхи'. Но даже при всех его недостатках это был умный, образованный, нестандартно думающий и глубоко чувствующий, человек. Как все эти достоинства и недостатки могли сочетаться в одном человеке, так и не мог понять, сколько не думал над этим вопросом. У Джеффри отношения к китайцам были намного проще, он управлял ими, как слугами, стоявшими ниже его по положению. К тому же они были китайцами, а значит, уже тем самым не являлись ровней чистокровному англичанину. Правда, со временем, оценив боевые качества братьев, он изменил к ним свое отношение. Это не было высказано словами, зато исчезло явное презрение и откровенные насмешки. Хью же смотрел на жизнь глазами Джеффри, как своего непосредственного командира. Когда отношение того к китайцам изменилось, арбалетчик найдя в Ляо родственную душу, стал вместе с ним совершать набеги на кабаки и бордели.
ГЛАВА 11
РАЗБОЙНИКИ
Сначала мы увидели над лесом, лениво трепещущий флаг. Разглядеть, чей был на нем изображен герб, не было ни малейшей возможности из-за дальности расстояния. Впрочем, даже если бы я мог его рассмотреть, мне это мало что дало, так как мои познания в геральдике не отличались большой глубиной. Только благодаря титаническим усилиям моего телохранителя я стал разбираться в основах этой премудрости, но только на уровне самого Джеффри. Когда он это понял, то решил подтолкнуть меня к обучению, причем подошел к этому вопросу творчески, проявив своеобразную житейскую смекалку. Слыша время от времени, как я ссылаюсь на книги, он нашел в Мидлтоне, в книжной лавке, трактат о геральдике с большими красочными картинками, а затем, почти заставил меня его купить. И это при его отношении к тратам на всякие ненужные вещи, к каким он относил и книги. За время моего лечения мы несколько раз занимались по этой книге. Его великолепная зрительная память на гербы, а также знание основных ветвей английских родовитых семей сначала делали эти занятия весьма познавательными. К тому же яркие и своеобразные картинки мне нравились, поэтому я подолгу их разглядывал с немалым любопытством. Медведи, олени, леопарды. Встречались и более необычные существа, как, например, единороги. Интересно было так же читать смелые и оригинальные девизы, но что ни говори, это была учеба, к тому же язык на котором излагались основы геральдики, был неимоверно напыщенный и сложный, с множеством лишних описаний и ненужных деталей. 'В геральдике правая и левая стороны щита определяются не с точки зрения человека, смотрящего на щит, а с точки зрения человека, стоящего за щитом, или воина, держащего его в руке. Таким образом, левая часть щита на рисунке, называемая "декстер", обращённая к правой руке воина, считается правой, а правая часть, называемая "синистер", обращённая к левой руке (которая держит щит) считается левой…'. 'Щит, как правило, разделён на несколько частей, каждая из которых называется полем. Это деление образуется раскраской щита несколькими тинктурами, вследствие чего и образуются геральдические фигуры - почётные и второстепенные. Основных делений четыре: рассечение, пересечение, скошение справа и скошение слева. Эти деления…' Я понимал, что это надо и заставлял себя учить дворянскую науку, но в тоже время ум человека двадцать первого века, как бы исподволь, говорил, это пустое и никому ненужное занятие, а потому я трачу время попусту. И вот когда телохранитель явился для очередного урока, неожиданно для себя я вспылил и высказал ему напрямую, что думаю о геральдике, а об этой книге в частности. Думал, что он развернется и уйдет, но вместо этого он помялся у порога, а затем решительно шагнул в комнату. Глядя на его напряженное лицо, я решил, что у нас появились проблемы. Осталось только выяснить: какие? Но не стал опережать события, решив предоставить инициативу своему верному слуге и телохранителю. - Ты что-то хотел мне сказать, Джеффри? - Томас, я давно хотел поговорить с тобой… о тебе. Это глупо звучит, но я не знаю, как по-другому тебе это сказать. Понимаешь, у тебя тело и лицо Томаса Фовершэма, а душа… не его. Да, я знаю, что Господь Бог вроде бы заменил тебе душу, дав тем самым шанс тебе исправиться и зажить новой жизнью, в соответствие с церковными заветами. Мне отец Бенедикт сказал об этом. Пусть так, а также я согласен с ним, что Господь в очередной раз явил нам чудо. Хорошо. Но я хорошо знал того Томаса, как его отца и многих других дворян благородных кровей… Никто из них не знал столько много разного про другие страны и народы. Или взять это устройство для натяжения тетивы арбалета… Хью в восторге от этой штуки и говорит, что никто и никогда не видел подобного устройства! А он воевал в разных странах, даже один раз был в холодной стране, где настолько холодно, что даже солнце летом не растапливает слой льда и снега, покрывающий землю. Я тут на днях говорил с Лю, так тот восхищался твоими знаниями в лекарской науке… как ее… - Анатомии, Джеффри. - Точно. Анатомия. Органы, что внутри человека. Откуда это? Ты умеешь плавать, чего не умел ни Том, ни его отец. В отличие от них, ты так часто плещешься в воде, что, наверно, скоро превратишься в бобра или утку. С каждым днем твое умение владеть мечом становится все лучше, но когда ты впервые взял его в руку, я понял, что… ты и в самом деле впервые держишь меч. Через мои руки прошло много новичков, поэтому мне не нужно это знать, я просто чувствую. Ты не знаешь геральдики, одной из основных рыцарских наук. Да что там гербы, ты не знал простых вещей, которые знает любой ребенок. Ты много чего не знал и до сих пор не знаешь и в тоже время ты знаешь много. Том, ты мне как родной сын и я хочу понять, что с тобой произошло. Конечно, ты можешь сказать, что не знаешь про то, что с тобой происходит, но я вижу, не глазами, сердцем, что это не так. Скажи мне истинную правду - разреши мои сомнения. Скажи честно и прямо, ты Томас Фовершэм, сын господина барона Джона Фовершэма?! - На прямой вопрос я дам тебе прямой ответ, Джеффри. Я не Томас Фовершэм, а… - я помолчал, не зная как по-простому объяснить ему подобный феномен, и только когда меня осенило, продолжил. - Я… душа человека,… застрявшая между небом и землей. - Ты говоришь о духе умершего человека?! - Нет! Мое тело,… лежит в глубокой коме, - увидев непонимание в глазах Джеффри, я начал объяснять - Ну, это, что-то вроде… паралича. Ни рукой, ни ногой двинуть не могу и ничего не чувствую. - А! - зажглись пониманием глаза телохранителя. - Знаю! Во французской деревне такое видел, когда мы с господином бароном в поход ходили. Зашли мы с Эдвардом, солдатом одним, в дом, а там мужик лежит. Мы с ним и так и сяк, а он смотрит на нас и молчит. Эд не выдержал и нож ему в ногу вонзил. Думали, сейчас вскочит, а ему хоть бы хны! Даже не вздрогнул. Тут я попробовал. Ему хоть бы хны! Смотрит и все. Мы уже стали думать, не Враг ли рода человеческого в него вселился? Бросились из этого дома, а тут по улице, нам навстречу, идет наш капеллан. Мы к нему. Он зашел в дом, посмотрел на мужика и сказал, что мы придурки каких свет не видел, а потом объяснил, что, дескать, за грехи господь Бог насылает на человека всяческие страшные болезни и эта одна из них. Называется паралич. Да я же тебе эту историю рассказывал, Том! Ох! Забыл! Ты же… - Да, точно так. Мое тело лежит и ничего не чувствует, потому что моя душа ушла из него. Некоторое время Джеффри смотрел на меня, очевидно пытаясь понять, как такое может быть, а потом нерешительно спросил: - Ты простолюдин? - Нет, Джеффри, дворянин. Я соврал ему, но по просветлевшему лицу телохранителя было видно, что ему хотелось услышать именно этот ответ. - А где лежит твое тело? Этот ответ я уже заготовил, поэтому выдал без запинки: - На Руси. Не успел он переварить мое сообщение, как я выдал ему фразу по-русски: - Хороший ты мужик, Джеффри, но дурак еще тот. Хочешь спросить почему? Да потому что веришь в мое наглое вранье! Тот похлопал глазами и робко спросил: - Это по-каковски? - Это на языке русичей, Джеффри. Некоторое время телохранитель размышлял, потом задал новый вопрос: - Ты поедешь к своему телу, на Русь? Задал и напрягся в ожидании моего ответа. Нетрудно было догадаться, он боится, что я так и сделаю. Возьму и отправлюсь в неведомую Русь, чтобы остаться там навсегда. - Нет, Джеффри. Нечего мне пока там делать. Поедем во Францию, а там, возможно, в Италию. Лю хорошо отзывался об этой стране. Тепло. Фруктов много и девушки там горячие. Мой телохранитель облегченно вздохнул: - Я рад, мой господин, что ты так решил. А то, что душа другая, это не самое главное. Главное, чтобы человек был хороший! И еще скажу. Как был, так и остаюсь вашим преданным слугой, господин. Моя жизнь и моя кровь до последней капли - ваша! Я могу идти, господин?! - Иди! В том, что телохранитель просто взял и поверил в мою сказку, ничего удивительного не было. Дело в том, что в эти незатейливые времена людям проще было верить в чудеса, чем в силы природы. Я считал, что в большей степени тут была виновата их слепая вера в Бога. Они жили в страхе и священном трепете, чувствуя близость неба с ангелами у себя над головой и ада, с его черным пламенем, в котором горят души грешников, под ногами. Рука Божья виделась им во всем: в радуге и в комете, в громе и молнии. Дьявол, со своими приспешниками, в свою очередь не отставал в охоте за душами людей: искушая их похотью, богатством и властью. Для Джеффри были естественны ведьмы и призраки, как и то, что в Дорсете обитает Зеленый Человек, а в канун Дня всех святых дьявол и мертвецы танцуют в Мэйденском замке. Да и какие могли быть сомненья у простого человека, если в подобные басни верил как король, так и священник из самой глухой деревушки. Каждая проповедь, увиденная картина, сказка, услышанная от матери или няньки, - все учили одному и тому же. Вере в чудеса.
Въехав на холм, куда привела нас дорога, мы увидели замок, чье знамя видели из-за леса. Стоявший на соседнем холме замок наиболее соответствовал моим представлением, основанным на картинках из книг и фотографиях в Интернете. Я смотрел на его мощные стены и высокие угловые башни с некоторой долей восхищения - именно так представлялось мне когда-то рыцарское средневековье. За широким рвом, над которым только что опустили на цепях подъемный мост, поднимается массивная каменная стена. Наверху этой стены резко выделялись на фоне неба широкие зубцы, а время от времени их правильный ряд прерывается выступающими каменными башнями. Время от времени в промежутках между зубцами крепостной стены блестит на солнце шлем, проходящего по стене, часового, обозревающего местность, а над ней гордо поднимается главная замковая башня; где на самой ее вершине трепещет герб владельца замка. Вдруг до моего слуха донеслись, идущие из замка звуки рога. Оторвавшись от общей картины, переключил внимание на ворота. Интересно: в честь чего они так засуетились? На охоту или хозяин решил в гости съездить? Себя я в расчет не принимал, слишком мелкая цель. Вот из-под темного свода замковых ворот на подъемный мост, а затем на дорогу, выскочило несколько всадников, тут же принявшись погонять лошадей. Впереди скакал рыцарь в ярко блестевших на солнце доспехах. Один,… три,… пять человек. А вон и копье с гербовым значком, которое держит один из телохранителей. 'Видно отправился с визитом к соседу'. Снова принялся разглядывать замок, но теперь уже оценивая его как укрепленное место. 'Ров глубокий, - отметил я про себя. - Правда, воды там, словно кот наплакал, зато мост на цепях, как положено. Решетка. Ха! Да тут даже двое ворот!'. Мощные ворота замка, укрепленные железными полосами, были помещены между двумя башнями, неразрывно соединенными со стеной. Рядом с ними устроены маленькие ворота, с нашего расстояния, они больше походили на калитку. Над зубцами стены торчали две башни донжона, своего рода дома - крепости, последнего оплота хозяев замка, если стены захватит враг. Не найдя больше ничего интересного для себя, еще несколько минут полюбовался общим видом, после чего развернул коня. И тут же мой взгляд уперся в стоящую на дороге группу всадников, которые перекрыли нам дорогу. Это еще что? Скучно одним за столом сидеть - решили пригласить на ужин? Глянул на Джеффри. Тот в ответ нахмурился. Кивнул ему головой, чтобы тот подъехал. - Зачем они стали? - Судя по всему, хозяин замка хочет вас, господин, вызвать на поединок. Смотрите, оруженосец, стоящий сзади, боевое копье своего господина держит, а у второго тоже копье, но с гербом - флажком. Стоят на дороге и ждут нас. Даже не знаю, что посоветовать. Ведь с копьем и на лошади, господин, вы давно не тренировались. Я прекрасно понимал, что мои попытки сопротивляться сложившейся системе, которая продержится в том же виде еще как минимум столетие, выглядели ни больше, ни меньше, как плевание против сильного ветра. Все мое презрение и пренебрежение рыцарскими законами, рано или поздно, отразиться на мне самом, самым что ни есть печальным образом. Взять мою засаду в лесу возле Мидлтона. Можно сказать, что только благодаря партизанскому опыту Ляо я выкрутился из этой передряги, когда решил поиграть в благородного разбойника, а ведь в следующий раз удача может оказаться не на моей стороне. Понимая это, я все равно ничего не мог с собой поделать, такой уж у меня дурацкий характер: чем больше на него давят, тем сильнее он сопротивляется. Вот и сейчас во мне должно было схлестнуться мое самолюбие и рыцарский кодекс. Я честно пытался настроить себя на мирный лад, но уже одна только мысль, что мне сейчас будут навязывать правила чужой для меня игры, заставляла злиться, и в тоже время я не мог не признать гордой красоты внешнего облика рыцаря и его свиты. Лучи заходящего солнца придавали матовый блеск латам рыцаря и нагрудникам двух его телохранителей. Разноцветные перья на рыцарском шлеме, небесной голубизны плащ, спадавший с плеч рыцаря, яркие одежды и накидки его оруженосцев, треугольный флажок - герб, развевающийся на ветру, все это выглядело настолько благородно и красиво, что я теперь понял, почему столько веков в литературе продержался образ благородного и храброго рыцаря. Не успели мы приблизиться на расстояние полусотни ярдов, как группа всадников неспешно, шагом, двинулась в нам навстречу. - Приготовится, - бросил я через плечо, не оборачивая головы. В принципе, в моих словах нужды не было. Джеффри незаметно проверил, как легко вытаскивается меч из ножен, а Хью и братья уже скрипели натягиваемыми тетивами арбалетов. На расстоянии пяти ярдов рыцарь натянул поводья, лошадь, всхрапнув, остановилась. Забрало его шлема было откинуто. На меня смотрело лицо моего ровесника, а может быть чуть постарше, но не больше двадцати - двадцати трех лет. Из-за его спины выехал оруженосец, с треугольным прапорцем на копье и громко сказал: - Если вы не ранены, не больны и знатного происхождения, то вы должны принять вызов господина барона Стефена Бакаута!! Иначе во всеуслышание вас объявят трусом!! Выбор оружия мой господин великодушно предоставляет вам!! Теперь я объявлю причину вызова… Причиной оказалась леди молодого рыцаря, объявленной им первой красавицей Англии. В отличие от него у меня не было желания тешить свое 'я' и лязгать железом, подвергая свою жизнь опасности просто так, поэтому я спокойно заявил: - Сэр! Поскольку я никогда не видел упомянутую вами леди, у меня нет оснований не верить словам столь благородного рыцаря. - Как?! - растерялся рыцарь, от которого уплывала прекрасная возможность подраться. - У вас нет своей дамы сердца, которую вы считаете прекраснейшей на свете? - Увы! Я полгода приходил в себя после тяжелой раны, полученной в бою против французов. При этом потерял память и теперь по совету друга моего отца, настоятеля Уорвикского аббатства, еду во Францию в надежде вернуть утраченное. - Жаль, сэр! Очень жаль! А я так рассчитывал… В таком случае не смею вас больше задерживать! Раз уж выехал, то подожду еще некоторое время. Авось Господь смилостивиться надо мной и пошлет мне достойного соперника! - Дай вам Бог не только хорошего противника, но и победу над ним! - И вам славы и побед, сэр! Под эти пафосные слова я кивнул головой на прощанье закованному в железо рыцарю и тронул поводья лошади. Минут двадцать мы свернули на проселочную дорогу, которая вела к темной стене,видневшегося вдалеке, леса. Мы уже въехали в лес, как в тишине неожиданно прозвучала негромкая скороговорка Ляо, за которой тут же последовал дословный перевод его младшего брата: - Господин, в лесу - люди. Они наблюдают за нами. Бросил удивленный взгляд на бывшего разбойника, но в ту же секунду подумал, что интуиция и нюх у бывшего шпиона и разбойника должны быть развиты не хуже, чем у дикого зверя. Посмотрел на Джеффри для подтверждения. Тот прислушался, потом подъехал вплотную ко мне и тихо сказал: - Господин, ничего не чувствую, но этот китаец сам бывший разбойник, проживший в лесах около двух лет. Думаю, надо проверить. Хуже не будет. Над причиной остановки и думать не надо было, она уже давала себя знать. Остановив лошадь, громко сказал: - Кто по нужде - давайте! - после чего сам слез с лошади и направился к ближайшим кустам. Я не сильно верил, что тут в засаде могут сидеть разбойники. Обычная проселочная дорога. 'Тут купцы раз в год наверно ездят. В прочем… в любом случае лучше довериться инстинктам аборигенов. Целее буду'. Как бы то ни было, предупреждение о людях в лесу меня насторожило. В кусты я уже углублялся с опаской, стараясь идти осторожно и насколько можно бесшумно. Окропив траву, некоторое время постоял, прислушиваясь к звукам. Только развернулся, как на противоположной стороне дороги раздался еле слышный шум. Держа руку на рукояти меча, рывком выскочил на дорогу, ища глазами противника, как увидел, махавшего мне из кустов, с противоположной стороны дороги, телохранителя. Быстро подошел. В траве лежал человек. Лицо грязное, волосы на голове сбились в грязный ком, борода, охватывавшая пол лица чуть ли не блестела от жира, а в глазах плескался страх пополам со злобой. Всем своим видом он был похож на матерого зверя, попавшего в капкан. К его горлу был плотно прижат нож, который держал в руке Хью. Только открыл рот, как Джеффри приложил к губам палец. Кивнул головой в знак согласия, огляделся по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Мы - их, или они - нас? Тут послышался легкий шорох, и из-за деревьев показались Чжан и Ляо, тащившие второго пленника. Если разбойник, лежавший с ножом у горла, выглядел зрелым мужиком лет тридцати, то второй был тщедушным, с впалой грудью, мальчишкой, лет тринадцати - пятнадцати. Подтащив его ко второму разбойнику, бросили на землю. Чжан, отойдя в сторону, сложил руки на груди, после чего замер с ничего не выражающим, каменным лицом. Ляо тут же начал объяснять обстановку. Лю выслушал брата до конца, а затем перевел мне его слова. - Господин, в лесу, где-то в миле отсюда, находится шайка разбойников. Считать они не умеют, но по кличкам и именам, получается девять человек. Вместе с ними. Эти двое были посланы в деревню за продуктами, а по дороге наткнулись на нас. Затаившись, стали наблюдать. Это все, господин. - Когда вас ждут в лагере?! Ну! - я наклонился над бандитами, стараясь придать своему лицу зверское выражение. - После восхода луны, добрый господин. Сразу после восхода… - жалкое бормотание мальчишки прервало сверкнувшее перед его лицом лезвие ножа. Посмотрел на небо, начавшее лиловеть. Солнце, нагулявшись за день, собиралось идти спать. 'Часа через полтора будет уже темно, - размышлял я. - Надо будет останавливаться на ночлег. В одном лесу, вместе с разбойниками. Не знал - спал бы спокойно, а вот… так - как-то неуютно. А что делать?'. - Далеко дорога лесом тянется?! И еще! Если мы поедем дальше по дороге, то будем приближаться к вашему лагерю или удаляться от него?! Вопросы я задал обоим. Бородатый разбойник только злобно глянул из-под кустистых бровей, зато мальчишка тут же залепетал: - Часа три - четыре быстрой езды, добрый господин! А дальше поедете, скоро будет мост через речушку. Она совсем мелкая, можно сказать, ручей. Там наш лагерь недалеко. Через мост и направо. Фарлонг, не больше. Милостивый господин, нет на моих руках крови!! Нет!! Господом Богом клянусь, с ними я недавно! С весны! Есть совсем нечего было! Добрый господин, пожалейте меня!! Не убивайте! Ради бога! Молю вас о милосердии, добрый господин!! Он заплакал, навзрыд, размазывая, по своему худому лицу, грязь. Жалкое и в тоже время противное зрелище. Я отвернулся. Решать, что делать с разбойниками нужно было мне и сейчас, потому что это было право господина, которым я для них являлся. Спрашивать совета - значит выказать свою слабость, а люди в эти времена верили только в силу. Но и просто так, походя отдать приказ, чтобы их прирезать, я не мог. О том, чтобы отпустить разбойников и речи не было. 'С бородачем… фиг с ним. Прямо зверем смотрит. Такой мигом глотку перережет и глазом не моргнет. А вот как с парнем поступить? Что Джеффри, что Ляо, зарежут, парня, не задумываясь. Даже не из кровожадности, а из осторожности: зачем оставлять, пусть даже потенциального, врага за своей спиной. Так спокойнее. Чжан равнодушно будет смотреть, а Лю, может быть, отвернется, но все они, без исключения, отнесутся к его смерти, как к неизбежности. Только я как дурак, стою тут и мучаюсь сомнениями'. После бесед с аббатом я кое-что понял из психологии людей Средневековья и теперь понимал, что для них смерть - это не крах всех надежд и свершений, как для современного человека, так как в их понимании реально существовали рай и ад. Да и сама церковь подталкивала людей к пониманию, что смерть приходит вовремя и только по Божьей воле. 'Блин, о чем я думаю! Парнишка, только что, выдал нам местонахождение лагеря бандитов. Ночевать в лесу, зная, что рядом бандиты - небезопасно. Пересечь лес за три часа - значит загнать лошадей! Да и какой в этом смысл?! Выход один: пока светло, найти лагерь бандитов и ликвидировать! Парня в проводники, а там видно будет!'. - Этого, с бородой… - я чиркнул кончиками пальцев по горлу, - а мальчишку возьмем с собой. - Милорд, можно я перед этим с бородачом поговорю, - тут Джеффри наткнувшись на мой вопросительный взгляд, пояснил. - Насчет, тайника. У разбойников он всегда есть. Нам лишние денежки не помешают. Отвернувшись, я брезгливо сморщился, а потом буркнул из-за плеча: - Давай! Только быстро! Следом за мной на дорогу выбрался, Чжан, тащивший за собой мальчишку и Лю. Только успел я подойти к лошади, как из кустов раздался жуткий душераздирающий вопль, следом другой, затем они сменились на животный визг, который можно услышать от свиньи на бойне, но никак не от человека. Пронзительный звук вонзился в меня как игла, заставив покрыться тело холодным потом. К горлу подступила тошнота, и я еле подавил жестокий позыв к рвоте. К тому же бороться приходилось не только с тошнотой, но и с самим собой. Это я отдал приказ пытать человека! Во мне смешалось все подряд: стыд, брезгливость, злость, страх. Чжан, будто не слышал криков, неторопливо сделал на веревке петлю с затяжным узлом и одел на шею мальчишке. Затянул. Затем вскочил на лошадь, держа в руке другой конец веревки. Последовав его примеру, я сел в седло. Лю уже сидел на лошади, бледный как мел. 'Похоже, его так же воротит, как и меня. Что за жизнь…! - в этот момент из кустов вылезли палачи. Ляо бросил на дорогу пук травы, которым тщательно протирал нож, затем быстро вскочил на лошадь. На лице Хью так же особых эмоций не было, как и у Джеффри. Телохранитель, подойдя ко мне, сказал: - Милорд, есть тайник. Он точно не знал, где тот расположен, но зато говорит, что половину добычи после каждого ограбления главарь прятал в том месте. Пару раз разбойники пробовали последить за главарем, но каждый раз не до конца. Поэтому он знал только, что расстояние от тайника до их лагеря не более фарлонга и по той стороне реки, где находиться их лагерь. - Хорошо. Поехали, - эти слова я словно вытолкнул из себя, стараясь при этом не встречаться с ним глазами, хотя в тоже время сознавал, что тот же Джеффри за меня голову сложит, но как представлю его, там, в кустах, потрошившего человека, как свинью… Лес кругом, птички щебечут, белка цокает - живи и радуйся! Так нет! На душе было так противно, будто я собственными руками разбойника пытал! - Милорд. Милорд, - я недоуменно посмотрел на Джеффри, неожиданно прервавшего мои мысли. - Мальчишка показал, что скоро мост. Прямо за ним дерево, а на нем - часовой. Сейчас Ляо сходит и посмотрит, как там. Хорошо, господин?! - Хорошо, - буркнул я.
Китаец шел по траве. Нет, шел не то слово. Он стелился, скользил над землей, перетекая как ртуть. Быстро, плавно, никаких рывков. Каждое движение плавно, просчитано до миллиметра, совершенно в идеальной точности и совершенности. Он шел - и вдруг в следующее мгновение исчез из поля зрения. Словно растворился в зелени. Теперь оставалось только ждать. Прошло с полчаса, как Ляо снова появился, ведя перед собой пленника. Во рту молодого парня, с воровато бегающими глазами, торчал кляп, а руки скручены за спиной веревкой. Приблизившись, разбойник получил резкий удар в спину, после чего рухнул на землю у самых моих ног. Я посмотрел на разведчика: - Молодец, Ляо. Чисто сработал. Ответ, полученный через Лю, был таким: - Благодарю вас, господин, за то, что оценили мои способности, но мне это не составило труда. Это не воин, а кислая отрыжка старого пьяницы. Хотите его допросить, господин? Я готов! - Хм! В следующий момент разбойник уже оказался лежащим на боку, а нож китайца оказался у его глаза. Тот попытался отпрянуть, но его тут же пригвоздила к земле нога Хью, соскочившего с лошади. Лицо разбойника исказила гримаса боли. - Будешь говорить?! Разбойник в ответ на мой вопрос сразу закивал головой. - Хью, вытащи кляп! - Добрый, хороший господин! Я здесь не причем! Мои руки не запятнаны кровью! Я бедный крестьянин! Меня силой заставили! Я не хотел! - Ты будешь отвечать только на мои вопросы или тебе отрежут язык. Выбирай! - Молчу, добрый господин. Спрашивайте, господин. Он не видел мальчишку. Тот, под присмотром Лю, находился, чуть дальше, за деревьями. - Сколько вас? Где остальные? Где лагерь? - Я не умею считать, господин, но скажу так: меньше на один палец, если сложить две руки. Двое, Крыса и Огрызок, ушли за продуктами. Будут к луне. Остальные в лагере. Лагерь… Дослушав до конца, стало понятно, что мальчишка не врал. Я уже про себя решил, что когда все кончиться, отпущу парнишку. А вот этот заискивающий тип с вороватым взглядом мне определенно не нравился. - Связать ему и мальчишке руки и ноги, а затем привязать к дереву. Как только мое приказание было выполнено, мы выступили в поход, а еще спустя полчаса, в только начавших сгущаться сумерках, окружили лагерь разбойников. Нам даже подкрадываться не пришлось, так как звук наших шагов заглушали пьяные крики разбойников вперемешку с воплями, очень похожими на те, что я недавно слышал. Осторожно выглянул из-за дерева. Картина выглядела обычной для ночной стоянки: костер, а вокруг него разбросаны обрубки дерева, на которых сидят люди. Кто пьет из глиняной кружки, кто что-то жует. Только один из них стоял, приспустив штаны, и отливал на виду у всех. Перепил? Но когда присмотрелся, понял: тот не просто так стоял на виду у всей компании. Струйка лилась не на землю, а на распростертого, на земле, человека. Крики разбойников на поляне тут же подтвердили это: - Ты же пить хотел?!! Пей!! Вволю пей!! Просил - пей!! От этого неприкрытого садизма стало противно и тошно на душе, но вместе с этим во мне проснулся гнев к этим нелюдям в человечьем обличье. Хотелось выхватить меч и рубить их, рубить… Я уже хотел подать сигнал и выскочить из-за дерева, как вспомнил просьбу Джеффри. Тот перед тем, как окружить лагерь попросил меня отдать всем приказ: не убивать сразу главаря разбойников. Джеффри клятвенно мне пообещал: сделает все, что в его силах, но выжмет из главаря место, где тот прячет награбленное. Пробежался глазами по лицам двух разбойников, сидевшим ко мне лицом, а затем перевел взгляд на бандита, справлявшего нужду. Нет. Не один подходит под описание главаря, которое дал нам мальчишка. 'Значит, один из трех, сидящих ко мне спиной'. Все мы изучили приметы главаря, чтобы ненароком не загнать ему арбалетную стрелу меж глаз. Посмотрел влево. За соседним стволом дерева прятались двое китайцев. Чжан и Ляо. Если у бывшего разбойника в руках был меч, то Чжан, очевидно, решил продемонстрировать искусство мастера кун-фу. Его руки были пусты. С правой стороны поляны, должны были находиться Джеффри и Лю. Все они сейчас ждали моего сигнала. Сделав шаг, я вышел на открытое пространство. Поднял арбалет. Прицелился. В этот момент, разбойник, заправлявший штаны, заметил меня. Пока он всматривался, пытаясь в полумраке разглядеть, кто это: свой или чужой - я нажал на спуск. Нелепо взмахнув руками, тот полетел спиной, куда-то в сгустившуюся под деревьями темноту. Остальные бандиты, ошеломленные внезапной смертью одного из своих товарищей, еще только вскочили на ноги, как над их головами уже взметнулись два клинка. Рты, широко раскрытые в диком крике, кровь, слетающая россыпью брызг с лезвий, кровавая пена на губах умирающего разбойника. Сцена кровавой резни, на фоне пламени костра, врезалась в мою память так глубоко, что я потом часто видел ее в своих снах. Только один из разбойников, мощного телосложения, сумел быстро среагировать на нападение. Оценив обстановку, он выхватил нож и бросился с угрожающим ревом на Чжана, очевидно, посчитав, что сметя с дороги безоружного человека, у него есть шанс скрыться в лесу. Китаец змеёй скользнул вбок, словно пропуская разбойника мимо себя, и в то же самое мгновение нанес молниеносный удар ногой тому в бедро. Удар был такой силы, что бандита, словно что-то подбросило в воздух, и он с лету впечатался в ствол дерева. Я уже думал, что тот просто стечет по стволу в бессознательном состоянии, но разбойник оказался крепче, чем я ожидал. Главарь, не только остался стоять на ногах и не выронил нож, но и довольно резво развернулся лицом к Чжану. Правда, его лицо залитое кровью и перекошенное гримасой страха выглядело далеко не так воинственно, каким он, наверно, хотел казаться. Хоть он и ожидал нападения Чжана, но ничего так и не смог противопоставить его молниеносной атаке. Нож полетел в одну сторону, а главарь в другую. Я уже подумал, что нам придется распрощаться с тайной клада, но тут тело лежащего разбойника вздрогнуло, а в следующий момент он попытался приподнять голову. В этот самый момент к нему кинулся Джеффри. Дальше мне было неинтересно смотреть, и я подошел ближе к кругу света, даваемого костром. Тела пятерых разбойников лежали на земле, истекая кровью, из которых только один подавал признаки жизни. Правда, стонал он недолго, до тех пор, пока Ляо не пронзил ему грудь мечом. Затем войдя в круг света, подошел к телу пленника и тут же пожалел об этом. Раздетый догола мужчина, он представлял собой ужасное зрелище, но хуже всего выглядело его обезображенное лицо. Ожоги, порезы, а особенно выколотый глаз, настолько исказили черты человеческого лица, что оно походило сейчас на морду жуткого монстра из фильма ужасов. Сдержав позыв тошноты, я уже собрался отойти от него подальше, как губы бедняги шевельнулись. 'Он еще живой! Мой Бог!'. Я оглянулся в растерянности. Чжан в это время обшаривал убитых, передавая, что нашел, Лю. Бывший разбойник и мой телохранитель, тем временем допрашивали главаря, ревевшего от боли, а вот Хью, наблюдавший за этой процедурой, был там явно лишним. - Хью! Иди сюда! Тот быстро подошел и вопросительно уставился на меня. - Убей пленника! Тот глянул мимо моего плеча на изуродованное тело: - Господин, ему и так недолго мучиться… - Убей! - Будет исполнено, господин! Отдав приказ, я тут же быстро вышел из круга света и, дойдя до края поляны, остановился. Сделал несколько судорожных глотков свежего воздуха, напоенного ароматами леса и трав, и мне сразу стало легче. Неожиданно за моей спиной послышался звук шагов. Обернулся. Лю, протянул мне три худосочных кошелька, снятых с разбойников. Отмахнулся от них: - Отдай Джеффри. В это мгновение раздался рев, полный нечеловеческой боли. Неожиданно для себя, я развернулся и пошел к месту, где шла пытка. Мне хотелось видеть этого садиста. Глянуть ему в глаза. Только я подошел, телохранитель тут же встал с корточек и сделал шаг в сторону. Вслед за ним выпрямился и Лю. Оба смотрели на меня с недоумением, так как уже успели заметить мое брезгливое отношение к работе палача. Не обращая на них внимания, я чуть склонился над главарем. Разбойник был невысок, широкоплеч, мускулист. Нос сломан, лицо, как и грудь, изрезаны и залиты кровью, а кисть правой руки была изуродована и разбита. Взгляд, полный животного ужаса, выглядел от этого тусклым и бессмысленным. Сейчас при виде изуродованного тела я не чувствовал ни брезгливости, ни тошноты, а только мрачное удовлетворение. Я уже собрался отойти, как главарь, очнулся. Его глаза, до этого слепо смотревшие на меня из-под густых бровей, полыхнули дикой злобой. Я ответил ему кривой усмешкой. И не выдержал: - Что смотришь на меня?! Нравиться, когда ползают у твоих ног?! Ничего! Настанет день, когда другие сделают над тобой и твоим семейством то, что ты и твое сословие сотворили со мной и моими близкими! Пусть мне тысячу лет гореть в аду, но я проклинаю тебя, зажравшийся дворянчик, твою жену, детей и всех тех, кто живет под крышей твоего замка! Тут из-за моего плеча выступил Джеффри: - Как ты смеешь, шелудивый пес, говорить такие слова моему господину! Сейчас же заткни свою грязную пасть, висельник! - Сам ты пес! Ты скалишь зубы только тогда, когда рядом нет палки, а как только ее увидишь, сразу прячешься в ногах своего хозяина и жалобно скулишь! Джеффри аж задохнулся от злости: - Ваша милость! Позвольте мне продолжить?! Я согласно кивнул. На этот раз, без внутреннего напряжения. 'Собаке - собачья смерть!'. - Эй, Хью, давай сюда! К огню его потащите! Ляо с прибежавшим на помощь Хью схватив с обеих сторон извивающееся тело главаря разбойников и поволокли к затухающему костру. Терпения у разбойника хватило на несколько минут. Сначала он ревел, кричал, выл от дикой боли, потом, перестав кричать, стал визжать дико и истошно, не думая ни о гордости, ни о человеческом достоинстве. Лю, как только по поляне поплыл запах паленого человеческого мяса, опрометью бросился в кусты. Чжан, с непроницаемым лицом, но я так думаю, и с осуждением, смотрел на пытки. Я тоже был не в восторге от того, что творилось на поляне, но теперь воспринимал его, как реальное воплощение поговорки 'око за око, зуб за зуб'. 'Это жизнь такая! И никуда от нее не деться. Пусть искаженное понимание истины, но в какой-то мере, все сейчас происходящее может быть названо восстановлением справедливости. Может я и не прав, но сомнений почему-то не испытываю. К тому же понимание, что такое 'хорошо', а что такое 'плохо' в разные времена воспринимаются по-разному. Вот так-то! А если взять…'. Мои мысли прервала неожиданно наступившая тишина. Повернул голову. Главарь, что-то шептал сорванным голосом, наклонившемуся над ним Джеффри. Судя по довольному лицу последнего, он явно рассказывал ему, как добраться до тайника. Еще через несколько минут телохранитель поднялся с колен и подошел ко мне. - Ну, что Джеффри? Насколько мы еще разбогатели? Телохранитель довольно ухмыльнулся: - Еще не знаю, господин. С вашего разрешения, вместе с Ляо, мы пройдемся до этого места. - Возьмите Лю. Мы с Чжаном пойдем к лошадям. - Милорд, разве мы не здесь будем ночевать?! - Не собираюсь спать с трупами в обнимку! - Как скажете, господин. Мы придем туда. Только мы вышли на поляну, где были привязаны пленники, как их разговор, до этого оживленный, мгновенно стих. Подойдя к мальчишке, достал из ножен кинжал, чтобы разрезать веревки, но тот превратно понял мои действия и испуганно заорал: - Милостивый господин, пожалейте!! Не губите невинную душу!! - Дурак! Я разрежу веревки, а потом иди куда хочешь! Не успел я освободить паренька, как тот упал на землю и начал слюнявить мои сапоги, при этом бормоча: - Милостивый господин! Хороший господин! Век Бога благодарить за вас буду! - Все, хватит! Мне еще твоего приятеля развязать надо! Он резко поднял голову: - Ваша светлость! Он настоящий выродок! Это он убил девочку! Ни у кого рука не поднялась, а он взял и убил! Маленькая совсем, только ходить начала! Я застыл на месте, услышав эти слова, затем медленно развернулся к разбойнику, привязанному к соседнему дереву. - Милостивый господин! Не слушайте этого выкормыша крысы!! А-А-А!!! Гаденыш!!! Убью!! Зубами загрызу!! А-А-А!!! Тварь!! Его глаза выкатились, на глазах выступила пена. С каждой секундой он все сильнее рвался из пут, дергая руками и ногами, выгибая тело. Подошел к нему. Секунду смотрел ему в глаза. Не знаю, что он там увидел, но сразу перестал кричать и заскулил на собачий манер, жалобно и противно. Какое-то время я стоял и молча смотрел на этого выродка, но видел сейчас не его, а истерзанное тело замученного разбойниками человека. Тяжелая волна ненависти, смешавшись с кровью, ударила в голову, зашумела в ушах, застучала в висках. И уже кто-то другой, а не Женька Турмин, сейчас стоял и смотрел на убийцу маленьких детей. Я даже не сделал попытки сдержать себя, когда рука потянулась за кинжалом. Выхватив его, я вонзил тонкое острое лезвие в человеческую плоть. Вытащил и снова ударил, только тут убийца, словно очнулся и взвыл, чуть ли не по-звериному. Я отступил на шаг. Мгновение смотрел на расплывающееся пятно крови на его рубашке, затем резким движением отсек часть подола его рубашки, с силой вбил кусок жесткой ткани тому в рот. После чего отошел и сел на траву. Внутри меня все дрожало, но голова была ясная, и мысли бежали четкие и понятные. 'Я все сделал правильно. Покарал убийцу и разбойника. Главное, чтобы в будущем не перегнуть палку с восстановлением справедливости. А то глядишь, войду во вкус и…'. Из раздумий меня вывели непонятные звуки: шорохи, звяканье и стук. Джеффри и китайцы появились на поляне с добычей из тайника разбойников. Три заплечных мешка и сума, наподобие тех, что носят нищие и паломники, даже на вид, были тяжелы. Поднялся, подошел. Перехватив взгляд телохранителя, брошенный на бандита, привязанного к дереву, сказал: - Этого отвяжите… и бросьте в кусты! Где-нибудь подальше. Мальчишку накормить и отпустить. Джеффри, дашь ему денег! И не меди, а серебра! - Понял, господин. Когда разбор и упаковка награбленного разбойниками закончилась, я выступил перед своим маленьким отрядом с короткой благодарственной речью: - Джеффри, ты молодец! Хью! Ляо! Чжан! Лю! Вы, парни, отлично поработали! Благодаря вам одной бандой головорезов в этих лесах стало меньше! Предлагаю это дело отметить! Где у нас там бурдюк с вином?! Через час я уже готовился отойти ко сну, как ко мне подошел телохранитель. Присев на корточки, протянул мне деревянный тубус: - Извините, господин, только сейчас о нем вспомнил. Лю нашел его среди вещей в лагере и передал мне. Возьмите. - Спасибо, Джеффри. И еще. Я очень ценю твою службу. - Спасибо, господин. Только он поднялся и собрался идти к своему месту, как луна выскользнула из-за туч и осветила деревянный футляр. Печать! Печать!! Точно такая же печать стояла на тубусе аббата, которым тот запечатал письмо, которое я вез его хорошему знакомому во Францию. Оно сейчас лежало на дне из одной из переметных сумок. Я даже подскочил от неожиданности, потому как за всеми этими приключениями, и думать забыл о письме аббата. Джеффри замер, глядя на меня в недоумении. 'Тот. Убитый. Он…'. - Тот, которого пытали… Где Хью? Живо ко мне! Тот уже спал, когда Джеффри поставил на ноги и приволок ко мне. Сейчас тот моргал сонными глазами и зевал во весь рот. - Что случилось, сэр?! - Он что-нибудь сказал?! - Кто господин?! - Тот несчастный, которого я приказал… прикончить. Лицо Хью виновато вытянулось: - Так приказа не было слушать. А так только несколько слов… сказал неразборчиво. Что-то насчет хранителей… и про замок. Ле- Бокапер, что ли? - Может, Ле-Бонапьер? - Точно, господин. - И больше ничего? - Нет, господин. - Идите, спать! Оба!
ГЛАВА 12
СНОВА В ДОРОГЕ
Наступила ночь, когда мы, наконец, добрались до лесной гостиницы, стоявшей на перекрестке дорог. Над входной дверью в длинное и низкое здание постоялого двора пылали два факела, приглашая запоздавших путников, а из окна торчал длинный шест с привязанным к нему пучком зелени - знак того, что на постоялом дворе продаются спиртные напитки. Подъехав ближе, стало видно, что дом сложен из неотесанных и плохо пригнанных бревен, сквозь щели которых было отчетливо видны отблески пламени. Крыша убогая, из полусгнившей соломы. У коновязи были привязаны две лошади. Несмотря на внешний вид гостиницы, я обрадовался этому приюту путников. Последние шесть часов езды настолько утомили меня, что был готов примириться даже с тараканами и мышами, которые ожидали меня в этой гостинице. Спешившись и передав поводья Ляо, я направился к двери. Из-за сколоченной из досок двери слышался громкий гомон голосов и взрывы грубого хохота, но стоило мне переступить порог, как моментально наступила тишина. Сделав два шага, я остановился, так как не видел куда идти; мешали клубы дыма, от которых першило в горле и выдавливало слезу. За спиной послышались шаги моих людей, и тишина стала почти осязаемой. Сквозняк из открытой двери развеял дым, и я смог рассмотреть посетителей этого заведения. Большинство глаз присутствующих было приковано, как обычно, не ко мне, а к китайцам, Чжану и Лю, стоявшим за моей спиной. Бывший разбойник остался снаружи, с нашими лошадьми. Хотя вечер был теплым, на большом очаге трещала, стреляя искрами, целая груда дров. Клубы дыма в основном уходили в примитивную трубу, но часть из них валила в зал, оседая сажей на лицах и стенах. На огне очага сейчас кипел и булькал огромный котел, распространяя вокруг себя вкусный, манящий запах. Вокруг него на лавках сидело человек десять, самых разных возрастов и сословий. Разглядев во мне дворянина, все присутствующие встали. Поклонились, сорвав с голов шапки, затем снова сели на свои места. Прерванный разговор возобновился, правда, теперь уже тише и с оглядкой на меня. Пока я присматривался куда сесть, откуда-то сбоку, из дымовой пелены, вынырнула фигура дородной женщины с охапкой кружек в руках. - Милорд, я рада вас видеть! Вы оказываете честь своим появлением в моей гостинице! Что угодно, вашей милости?! - Еды и питья! И как насчет ночлега? Правда, насчет последнего я уже сильно сомневался: стоит ли ночевать в этом дымном и прокопченном сарае? Может лучше в лесу, у костра… Правда, там комары… Видно проскочившие в голове сомнения отразились на моем лице, так как на лице хозяйки появилась заискивающая улыбка: - Все, что прикажете, благородный сэр. Густой эль, хмельной мед, сделанный по рецепту братьев кармелитов, вино. Хотите испанское? Я его держу для дорогих гостей! Я только улыбнулся в ответ на эту неприкрытую рекламу своего заведения. 'Да откуда в этой прокопченной развалюхе есть что-то стоящее?'. Но она опять угадала мои мысли. - Вы ничего такого не думайте, сэр - ее широкое лицо расползлось еще больше при ее улыбки. - Вот посмотрите! И она показала рукой на стену над очагом. Сквозь завесу дыма я с некоторым трудом разглядел с десяток деревянных щитов с грубо намалеванными на них различными гербами. - Под моей крышей останавливались многие благородные господа, такие как сэр… - Хорошо, верю, хозяйка… Куда нам сесть? - Вон там, в углу, стоит стол, господин. При желании можно отгородить угол. Сэр Брокенхест, каждый раз, когда бывает у меня проездом по дороге в Рочвуд… Я оборвал ее: - Вина и мяса. А впрочем,… давай и похлебки. Моим людям, кто что пожелает. Да… и еще. У меня там слуга на улице. Пусть ему вынесут поесть. Обслужили быстро. Не прошло и минуты, как передо мной стояла, исходящая паром, деревянная миска с похлебкой. Осторожно попробовал, но та, на удивление, оказалась вкусной и ароматной. Утолив первый голод, снова обвел взглядом помещение. Длинный зал более всего напоминал мне сейчас конюшню. На низком, закопченном и почерневшем потолке я увидел несколько квадратных люков с дверцами, к ним вели грубо сколоченные лестницы. Щели в стенах, сделанных из неотесанных и некрашеных досок, были проконопачены мхом, который местами вывалился, выставляя на обозрение черные дыры. Из мебели здесь присутствовали грубые столы и скамьи, а также кухонный стол, над которым висело несколько полок с грубой глиняной посудой. Освещение, помимо очага, состояло из трех факелов, воткнутых в подставки на стенах. Они мерцали и потрескивали, издавая сильный запах смолы. Худенькая служанка, почти девчонка, разносила кружки с элем, выслушивая грубые шутки клиентов по поводу своей худосочности. Очевидно, это повторялось из вечера в вечер, так как служанка, отвечала заученными фразами, без особой веселости в голосе, но посетителям, простым и шумным людям, все равно было весело. Хозяйка, женщина с пышными формами и потасканным лицом, в противоположность своей служанке с удовольствием смеялась и сама отвешивала такие же тяжеловесные и грубые шутки. Было видно, что она искренне рада этому обществу. Пару раз, подходя к столу, она интересовалась, не подать ли гостям еще чего-нибудь и когда увидела, что я рассматриваю посетителей, дала некоторым из них короткие характеристики. Трое из сидевших у огня оказались лесниками. Крепкие, загорелые и бородатые люди с живым, зорким взглядом и быстрыми движениями. За ними сидел обрюзгший мужчина средних лет. У него на поясе висела чернильница и маленький ножик, очевидно, для очистки перьев. Потрепанный коричневый камзол и плащ с вытертой опушкой, говорили о том, что это мелкий чиновник или переписчик в мэрии кого-то городка. Возле него сидел монах - францисканец, судя по коричневому цвету его рясы, подпоясанной веревкой. Он медленно и аккуратно ел, отрешенно глядя на огонь. На вид - плотно сбитый мужчина, лет под сорок. Он единственный, кто молчал целый вечер, предпочитая слушать, а не говорить. Ближе всех к огню сидели четверо нечесаных грубых парней со свалявшимися бородами и волосами, которые лежали на их плечах сальными сосульками - это были вольные работники с близлежащих ферм, принадлежавших мелким землевладельцам. Последним в этой компании был молодой человек в полосатом плаще с зубчатыми полами и в разноцветных штанах, глядевший вокруг с глубоким презрением. Одной рукой он то и дело подносил к носу флакон с нюхательной солью, а в другой держал оловянную кружку. Пока я пытался понять, что он собой представляет, как тот неожиданно обратился к монаху на латыни. Ложка в правой руке монаха, замерла на какое-то мгновение. Затем я увидел, как губы францисканца зашевелились, но ничего не расслышал, так он тихо ответил. Молодой человек некоторое время удивленно смотрел на монаха, после чего сделав глоток из своей кружки, снова придал своему лицу презрительный вид. По знанию латыни я понял, что этот парень - студент из Кембриджа или какого-нибудь другого университета. Спустя некоторое время люди постепенно стали расходиться. Сначала ушли в ночь лесники, за ними - вольные работники. Хозяйка вместе со служанкой, сдвинув пару столов в сторону, принялись стелить на полу матрасы, набитые соломой и ароматной травой. Лег у стены, повернувшись лицом к доскам. Рядом со мной, на соседнем матрасе, примостился Джеффри, поставив между мной и собой две сумы с нашим золотым запасом. Разбойничий тайник пополнил нашу казну пятью фунтами, в серебряной и медной монете, не считая золотых и серебряных украшений, а так же десятка столовых предметов из серебра. И это помимо других товаров. Телохранитель, добровольно взяв на себя обязанности казначея, глаз не спускал с этих сумок и, укладываясь спать, привязывал их кожаными ремнями к левой руке. Китайцы и Хью устроились на тюфяках, чуть поодаль, с таким расчетом, чтобы отгородить меня своими телами от остальных посетителей гостиницы. Я думал, что засну сразу - но не тут-то было! Поворочавшись, я стал думать о том, что меня ждет по ту сторону пролива, во Франции. Ведь завтра во второй половине дня мы должны были, по словам Джеффри, достичь побережья. А там - день, два, чтобы найти корабль и прощай Англия! Что меня там ждет, за проливом? Я уже знал по многочисленным разговорам и беседам с различными людьми, что Англия по сравнению с тем, что происходит во Франции - просто маленький костер в сравнении с разбрасывающим огонь и лаву клокочущим жерлом вулкана. Англичане и французы, несмотря на перемирие, все так же продолжают терзать друг друга налетами, пусть даже мелкими отрядами. К тому же сами французские феодалы пытаются за счет смуты в стране улучшить свое материальное положение, не стесняясь в средствах. Они борются между собой за все: за наследство, за владение замком, за руку богатой наследницы, за право вершить суд и собирать налоги. Чтобы получить власть или завладеть богатством - в ход шли убийства, грабежи, поджоги, подкупы и шантаж. Помимо междоусобных войн, в стране бродили отряды наемников и орды восставших крестьян, доведенных до крайности своим бесправным положением. И те, и другие были предельно безжалостны, убивая всех, кто попадался им по пути. Честно говоря, мне не очень хотелось лезть в этот гигантский костер политических страстей и феодальных распрей, приправленных толикой крестьянских восстаний и беспределом наемнических банд, но другого выхода не было. Что меня ждет, останься я в Англии? Убогий замок 'отца' и жалкое прозябание в среде неудачников таких же, как я. Нет! Это не мое! За два с половиной месяца, что пробыл в этом времени, я поверил в то, что человек, подобный мне, сможет добиться большего в своей жизни. Главное - верить в себя… и в свою счастливую звезду! У меня изменились взгляды, причем немалую роль в их перемене сыграли легкие деньги, которые мне достались за время путешествия. Не упорным трудом, преодолевая трудности, они были добыты, а умом, хитростью и силой. Да, спорить не буду, при таком способе заработка присутствует немалый риск. Ну и что? Да вся эта жизнь - сплошной риск! К тому же получив кое-какой жизненный опыт, я стал по-другому смотреть, как на жизнь, так и на смерть. Теперь вид смерти уже не потрясал меня до такой степени, как прежде, но и не стал обыденностью, как для того же Джеффри или Хью. Нет, конечно, она меня продолжала пугать, но после всего, что видел, чувствовал и пережил, страх перед ней притупился. И умирать я, естественно, собирался не на поле боя во имя рыцарских идеалов, а естественным путем, но уже, по крайней мере, мог понять подобные стремления другого человека. Все это вместе подвинуло меня к мысли: идя по жизни - положиться на меч, ум и удачу! Только с их помощью можно взять то, о чем мечтают все - от крестьянина до рыцаря. Власть и богатство! Как в свое время мне сказал Лю: - У любого человека есть своя вершина. Только тропинка к ней у каждого человека своя. Ведь недаром говорят: риск - дело благородное. Так почему бы не рискнуть, если дело того стоит. Не знаю, какой тропинкой воспользуюсь, чтобы забраться на вершину, но твердо знаю одно: буду искать эту возможность и приложу все силы, чтобы не упустить ее! Именно поэтому, я согласился на путешествие к замку Ле-Бонапьер. Конечно, для дворянина предпочтителен путь воина. Он даст славу и деньги, а будучи отмеченным королем или маршалом - земли и поместья, но скорее всего я получу в награду раны, увечья или смерть. Ученую стезю или в монахи - я отбрасывал сразу. Не мое! А вот тайное общество вполне может привести меня наверх, к власти и богатству. Я и раньше догадывался об его существовании, по поведению и разговорам аббата, а после того, как прочитал письмо человека, замученного разбойниками. Я вскрыл его на следующее утро, как только проснулся. На вид оно выглядело обычным письмом купца, написанное своему компаньону, находящемуся в другом городе, но после того как я подержал его над огнем, на чистой нижней стороне листа, проступили три фразы. Они ничего бы мне не сказали, если бы я не догадывался о тайной миссии аббата, а также не знал о замке Ле-Бонапьер. Это как раз то место, куда я ехал по поручению аббата. 'Брату Куоку от брата Фенриса. Полагаю, что наш Враг в Англии зашевелился. Их человек по кличке Лорд попытался раздобыть документы Виконта, но Господь не дал свершиться этому. Это говорит о том, что Враг снова стал на наш след. Надо узнать каким образом и принять ответные меры'. Про Лорда и документы Виконта я уже знал, поэтому легко определил, что письмо было написано аббатом Метерлинком и отправлено с гонцом в замок Ле-Бонапьер. Кому оно было предназначено, я узнаю, приехав на место. 'Итак - тайное общество. Тут я оказался прав. Умирающий, со слов Хью, произнес слово: хранители. Название тайного общества, в котором состоит аббат? Возможно. У них есть Враг, который их преследуют. Лорд работает на него. Интересно, что они не поделили? Золото? Священные реликвии? Впрочем, какой смысл гадать! Однозначно, что те, что другие - глубоко законспирированные общества. Значит: шпионы, явки, пароли, конспиративные квартиры, двойные агенты! Чего я не перечислил? Хм! А! Наемных убийц. И в чем тут будет мой интерес? Опять гадаю на пустом месте. Похоже, лучше тебе, Женька, руководствоваться словами из Библии: 'пути Господни неисповедимы'. На них пока и остановлюсь'. Утром я проснулся от живописной ругани хозяйки гостиницы, стоявшей у открытой двери. Потягиваясь и зевая, сел на матрасе. В дверном проеме сумерки боролись с подступающим рассветом. Девчонка - служанка, склонившись над очагом, пыталась раздуть пламя. Джеффри, едва продрал глаза, как тут же бросил взгляд на сумы, и только потом сердито крикнул: - Эй! Я встречал и более обходительное отношение в гостиницах! Хозяйка повернулась к нам. Сердито сложенные губы тотчас растеклись в широченную улыбку: - Прошу простить меня, добрые господа! Я не хотела вас будить! Так получилось! Эта помойная крыса, этот ученый хорек, этот сын портовой шлюхи, этот…!! - Хватит глотку драть! - теперь меня уже достали эти крики. - Все это я уже слышал! В двух словах! Что случилось?! - Уважаемый сэр, - сейчас в ее голосе, как и на лице, проступил испуг, - ради Бога простите меня, дуру! Эта кры… школяр сбежал, не заплатив ни фартинга! Он съел две миски моей похлебки и выдул четыре кружки эля за вечер!! Он…! - Я заплачу за него! И еще. Нагрей воды. Хочу помыться! Живее! Последние слова относились к удивлению, ставшему проступать на жирном лице хозяйки после моих слов. - Я сказал: живее! - Да, господин! Будет исполнено, добрый сэр!
Лес то подступал глухой стеной к самой дороге, то отступал, открывая широкие серовато-коричневые торфяные пустоши, на которых темными пятнами выделялись небольшие рощицы деревьев. Пустоши иной раз тянулись так далеко, что ограничивающие их далекие леса выглядели толстой черной линией. Если лес был полон птичьим писком и пением, так пустоши были полны жужжанием всевозможных насекомых. В траве стрекотали кузнечики, в воздухе жужжали пчелы, а крупные, поблескивающие слюдяными крылышками стрекозы то и дело неподвижно зависали в воздухе над дорогой. Нередко встречались стайки коричневых дроф. Странные птицы, то высунутся из кустов, пробегутся, неловко ковыляя, а затем снова скрываются с пронзительным писком и хлопаньем крыльев в зарослях. Спустя пару часов извилистая дорога привела нас к большаку. Насколько видел глаз, дорога была густо усыпана черными точками, то отдельными, то по нескольку вместе, иногда движущихся толпой - там, где пилигримы держались ради большей безопасности друг возле друга или благородный человек, желая щегольнуть собственным величием, ехал в сопровождении многочисленной свиты. В те времена, как я успел убедиться, большие торговые дороги всегда были переполнены народом - в стране было довольно много бродячего люда. Кто искал лучшей доли, кто ехал по торговым делам, а кто шел или ехал в силу необходимости или по служебной надобности. К нашему счастью, ночью была гроза с сильным ливнем, которая прибила дорожную пыль, проклятье всех больших дорог. Я ехал и привычно смотрел по сторонам, уже не столько из любопытства, а из-за того чтобы хоть как-то скоротать время. Странствующий люд стал для меня обычным фоном большой торговой дороги. Правда, встречались и исключения. Как-то навстречу нам попалась толпа паломников, возвращавшихся с богомолья. На шляпах у них были оловянные бляхи с изображениями святого Фомы, а за плечами - котомки с покупками. Толпа шла грязная и оборванная, меся ногами дорожную грязь. Их жалкие фигуры не вызвали у меня ничего, кроме раздражения и брезгливости. Нередко встречались монахи, переходившие из одного монастыря в другой, но намного чаще других я видел путешествующих монахов трех нищенствующих орденов: доминиканцев в черных, кармелитов в белых и францисканцев в коричневых рясах. Монастырские монахи и странствующая братия терпеть не могли друг друга, ведь они были соперниками, в равной мере притязавшими на пожертвования верующих. Встречаясь на дороге, они старались как можно дальше обойти друг друга, при этом, то зло смотрели на конкурента, то сердито хмурились и отводили взгляд. Нередко встречались купцы, в пропыленных плащах и фламандских шляпах. В зависимости от того куда они ехали, на восток или на запад, я уже мог определить, что за товар они везут. С востока потоком шло корнуоллское олово, шерсть западных графств и сассекское железо, а им навстречу с запада везли генуэзский бархат, венецианское стекло, французские и испанские вина. Хватало на дорогах и всякого сброда: менестрели, жонглеры и акробаты, самозваные лекари, школяры, бродяги и всякого рода мошенники. Мем ближе мы продвигались к побережью, тем чаще в толпе стали попадаться солдаты. Мелкими и большими группами, проходили и проезжали мимо нас лучники, копейщики и жандармы. Это были все те, кто возвращался из Франции, отслужив свое, и теперь расходились по домам. Все они были в разной степени опьянения, что не мешало им весело горланить песни и громко приветствовать проходивших мимо них путников. Было уже далеко за полдень, когда в облаке пыли появились скакавшие нам навстречу два всадника. Когда они приблизились, я увидел, что это был офицер городской стражи с сопровождающим его солдатом. Оба неслись во весь опор, нещадно гоня лошадей. - Дорогу! Именем короля, дорогу! Мы подали чуть в сторону, придерживая лошадей. 'Королевский гонец, что ли… - подумал я, но в следующий момент порыв ветра распахнул завернутый край куска грубого холста, в котором был завернут длинный сверток, лежащий на лукеседла стражника. Это была отрубленная человеческая нога. Поморщившись от отвращения, я сплюнул на дорогу. Только хотел пришпорить лошадь, как до меня донесся голос коробейника, сидевшего, в тени редких кустов, с фляжкой эля в руке. Ему явно хотелось поговорить, к тому же он нашел своих слушателей. Рядом с ним, на обочине дороги, стояли трое кряжистых, плотно сложенных мужчин с суровыми, обветренными лицами. - Это нога Хью - браконьера! Точно говорю! - Откуда об этом можешь знать, ты, сухопутная крыса?! - недоверчиво спросил его один из трех коренастых мужчин. Судя по специфическому выражению, это были, похоже, матросы. - Когда я вчера выходил из Хиллхерста, то слышал от Пата - мясника, что завтра в полдень казнят браконьера, пойманного в королевском лесу. Голова, как объявили, останется по приказу главного королевского лесничего в Линхерсте, где она будет висеть, целую неделю, на колу у главных городских ворот, а руки и ноги развезут и развесят в близлежащих городах для устрашения других любителей паштета из оленины. Спустя еще два часа мой телохранитель как-то странно заерзал в седле, потом потянул носом воздух, чем вызвал мой вопросительный взгляд. - Скоро океан. Чувствуете, - объяснил мне свое поведение Джеффри. - Мы скоро будем на месте, господин. Вон еще… смотрите! Он показал рукой в небо. На нежно-голубом фоне парил темный силуэт крупной птицы с белой шеей. Я вопросительно покосился на телохранителя. - Морской орел. Верный признак. Желание увидеть океан заставило меня ускорить бег коня. 'Мне не довелось увидеть его в той прежней жизни, так хоть сейчас полюбуюсь, - неожиданно мысли в который раз сбились в клубок из моей прошлой и настоящей жизни. - Черт возьми! Ведь мне предстоит заграничное путешествие! Раньше я бы год собирал деньги на поездку и полгода выбирал место, куда поехать. Мечтал… А теперь… Живу в Англии. Еду во Францию. Потом можно поехать в Италию или Испанию. Лепота! Нет, в Испанию не поеду. У них, вроде, идет война с маврами… Ладно, по дороге узнаем новости - определимся. Может податься на Русь? А что там? Те же князья и бояре! Так же делят власть. К тому же там, по-моему, еще монголо-татарское иго? Или тех уже прогнали? Все потом! Для начала надо попробовать здесь обустроиться! Деньжат поднакопить, да и от пары замков с богатыми владениями не отказался бы!'. Размышляя подобным образом, я не заметил, как мы поднялись на вершину холма, на который нас привела дорога. Неожиданно моя лошадь всхрапнула, заставив меня вынырнуть из мыслей. Поднял глаза и тут же увидел зелено-голубую равнину океана. У меня прямо дух захватило от этой необъятной шири. Темная полоса города, желтая полоса побережья и разноцветные пятна кораблей на фоне бескрайной зелено - голубоватой шири океана. Город-гавань, представлявший собой несколько рядов домов, располагавшихся по изгибу бухты, уходившей своими концами в океан. Несколько в стороне от города на плавном прибое лениво покачивались рыбачьи шхуны и другие мелкие суда, дальше в море стояло несколько больших торговых кораблей с высокими бортами и глубокой осадкой, выкрашенные в яркие цвета. За ними лежала сплошная синь воды. Она везде! Нет. Что-то изменилось на голубом просторе. Присмотрелся. На линии горизонта проявилось белое пятнышко. Парус!
Перед самым городом нас дважды останавливали. Сначала, милях в пяти от него нам встретился дозор - несколько сержантов, крепких малых на хороших лошадях, в кожаных куртках и железных шапках, с копьями и мечами. Они медленно ехали нам навстречу по теневой стороне дороги. Когда мы сблизились, дозорные спросили у нас, кто мы такие и не было ли у них на дороге каких неприятностей. - Будьте осторожны, - сказал один из них, когда мы разъезжались, - за последнюю неделю ограбили и убили двух торговцев. Судя по всему, разбойников не более трех человек, но все равно, смотрите по сторонам внимательнее. Уже у самых городских ворот нас остановила городская стража - отряд копейщиков. Мне снова пришлось объяснять, кто мы и откуда и только тогда нас пропустили в город. Въехав в главные ворота, мы сразу оказались в потоке людей, который довел нас до базарной площади. Снующая вокруг нас толпа буквально смердела: потом, грязью, гнилой рыбой. Правда, налетавший океанский бриз, сметал на какое-то время эту вонь, принося с собой прохладу и свежесть. Правда, этот же ветер приносил другие специфические запахи океана - соленой рыбы, мокрой кожи, гниющих водорослей. Огляделся вокруг, пробежав глазами по лавкам. Рядом с оружейной лавкой, где на широком прилавке лежат сверкающие шлемы, латы и оружие, приткнулась лавка сапожника, напомнившая мне своим видом большую собачью конуру. В двух шагах от нее булочник выкладывал свою продукцию на стол. При виде горячего хлеба у меня тут же заурчало в животе. Последний раз мы ели, в гостинице этой крикливой толстухи, около восьми часов назад. Между рядами различных лавок бродил толпами самый разнообразный народ: от попрошаек и нищенствующих монахов до прогуливающихся вельмож с телохранителями и дородных матрон с прислугой, вышедших за продуктами. Пестрота нарядов, постоянно меня поражавшая, здесь просто зашкаливала. Взять хотя бы того щеголя, без сомнения знатного происхождения. Ярко-красный бархатный камзол в сочетании с двухцветными, зелено - синими, штанинами в обтяжку. Квадратные зубчики его голубого плаща украшены серебряным орнаментом. На ногах ярко - красные башмаки с длинными и узкими носами. На груди висела серебряная цепь, украшенная драгоценными камнями, такой толщины, что была способна удержать здоровенного пса. На широком кожаном поясе, украшенном серебряными бляшками, свисал меч. По сравнению с такими типажами городские купцы и богатые горожане, одетые в одежды коричневых и фиолетовых тонов, выглядели темными, невзрачными пятнами на фоне яркой толпы. Неожиданно раздался веселый звон колокольчиков. Оглянувшись на звук, увидел ехавшего на муле мужчину с узким и худым лицом, одетого в длинную мантию голубого цвета, с большим воротником и широкими рукавами, обшитыми мехом. На его плечах лежала медная цепь, украшенная каким-то символом. Уже начав разбираться в сословиях, я определил его, как ученого или преподавателя университета. Вот группа молодых людей, судя по всему школяров, обступила двух молоденьких служанок. Судя по взрывам веселого смеха юношей и залитых красной краской щечек девушек, там велась довольно фривольная беседа. Если яркая, нарядная и многоликая толпа привлекала и радовала глаз, то усталость, жара и крики торговцев и зазывал, несущиеся со всех сторон, меня вконец утомили. - Джеффри! Ищи купцов! Если не сейчас, то договорись на вечер или на завтра! Не торчать же нам здесь весь день среди этого балагана! На городской рынок мы заехали, чтобы найти купцов и избавиться от лишних лошадей и товаров, которые достались нам в наследство от шайки разбойников. После того как Джеффри, соскочив с лошади, исчез в человеческой толчее, я стал дожидаться Лю, который еще при въезде в город был отправлен на поиски гостиницы. Найдя ее, он должен был найти нас на рынке. Прошло еще не менее получаса, как он появился. Оставил его и Хью с товаром и лошадьми, а сам в сопровождении Чжана и Ляо отправился искать указанный им постоялый двор. По мере удаления от центра города каменные здания исчезли, сменившись деревянными домами. Улицы шириною в четыре - пять метров все больше сужались, иной раз, становясь такими узкими, что китайцам приходилось ехать след в след за моей лошадью. Пока мы придерживались направления, указанного Лю, я развлекался тем, что разглядывал аляповатые картинки, которые в форме щитов были приколочены к стенам домов или болтались на ржавых крюках. Красный медведь. Желтый полумесяц. Голубой лебедь. Золотая звезда. Картинки вместо номеров домов означали дома хозяев. Нередко встречались рыцарские гербы, выставленные на окнах гостиниц и отдельных домов. Завернув за очередной угол, мы наткнулись на небольшую площадь с колодцем. Рядом небольшая толпа кумушек с ведрами. 'От колодца… повернуть влево. Черт! А мы, с какой стороны на него выехали?! Где теперь это 'влево'?!', Завидев мальчишку, в рубашке и штанах неопределенного цвета, шустро перебирающего голыми ногами, я крикнул ему: - Эй, мальчуган! Где тут гостиница 'Черный вепрь'?! Мальчишка, остановленный моим призывом, тут же вскинув на меня свое замурзанное лицо: - Уважаемый сэр, я рад бы вас туда отвести, но мне нужно идти по очень важному делу и поэтому… При этом его глаза лукаво блеснули. Я понял намек. - Получишь пенни. Веди. Через пять минут я стоял перед входом гостиницы, а еще через десять минут, входил в свою комнату, в сопровождении хозяина, который всю дорогу извинялся и оправдывался, что не может предоставить уважаемому сэру своих лучших апартаментов, которые заняты господином бароном Робертом Манфреем. Маленькая угловая комнатенка была снята для Джеффри, а Хью и китайцам определили место на сеновале. Я бы и сам не отказался от сеновала. Там нет ни клопов, ни тараканов и пахнет душистым сеном. Но как же! Господин будет спать на сеновале, а слуги в гостинице! Уже на следующее утро весь город будет стоять у дверей постоялого двора, чтобы посмотреть на сумасшедшего сэра! Зайдя в комнату, сел на сундук, предназначенный как для хранения одежды, а так же служил скамьей. Хотя окошко было распахнуто настежь, а на улице стояла жара, в комнате чувствовалась сырость, да и запах подгоревшего бараньего жира, доносившийся откуда-то снизу, с первого этажа, не прибавлял свежести. Брезгливо сморщив нос, огляделся. Балки низкого потолка, нависавшие над головой, были в грязных разводах, саже и паутине. Лоскутное одеяло, в пятнах жира и сажи, лежало на кровати. Я с тоской посмотрел на него и подумал: - Как же я устал от этого грязного и неопрятного века!'. Со своим соседом по номеру бароном Робертом Манфреем я познакомился через два часа, когда решил перед сном погулять. Произошло это, совершенно случайно, когда мы столкнулись в дверях гостиницы. Я и он одновременно отступили, чтобы пропустить другого, затем некоторое время упражнялись в вежливости, после чего решили продолжить наше знакомство за стаканом вина. Правильные черты лица и длинные густые русые волосы, разделенные ровным пробором, шедшим от темени до лба, падали на плечи, делая его, любимчиком дам. Чуть выше среднего роста, атлетически развитый он представлял собой типичного рыцаря - воина, которых было полным - полно по обе стороны пролива. Его глаза смотрели смело и прямодушно, но как я потом смог убедиться, его добродушие, легко сменялось вспышками внезапного гнева. Разговорившись, я узнал от него, что тот едет во Францию, во главе небольшого отряда лучников, уже в третий раз. В прошлый раз ему не сильно повезло. В одном из набегов, их отряд столкнулся с французами и был разбит. Его раненого взяли в плен. Полгода ему пришлось провести в подвалах замка, пока не выкупили. Следующие полгода он приходил в себя и восстанавливал здоровье, а вот теперь едет снова, чтобы отыграться за свой плен. При этом честно сознался, что едет как из-за воинской славы, так и из-за желания подзаработать. Не успел я заикнуться, что тоже еду во Францию, как тут же получил предложение присоединиться к нему и его отряду, чтобы потом воевать вместе. Я сказал, что подумаю. На следующий день мы нашли в порту шкипера, готового по сходной цене доставить на другую сторону пролива людей и лошадей. После переговоров с моряком, барон отправился в гостиницу, а я, в сопровождении Джеффри, Хью и Ляо, отправился в порт посмотреть, что представляет наш корабль. Чжан и Лю, в это время, сидели в моей комнате и сторожили наш 'золотой запас'. С сомнением и надеждой я смотрел на корабль, который завтра меня повезет во Францию, при этом старательно пытался убедить себя в том, что эта скрипучая деревянная лохань способна доставить меня до берегов Европы. Затем мои мысли привычно съехали на тему: что меня там ждет? Смерть, тяжелые раны или богатство и слава? Глубоко задумавшись, я уже ничего не замечал вокруг. Впрочем, даже если бы я и вертел головой в разные стороны, то вряд ли заметил, что за мной, из широко раскрытого окна портовой таверны, наблюдают.
В портовой таверне 'Золотой павлин' было тихо. Влажная жара, висевшая в воздухе уже несколько дней, напрочь отбивала желание людям есть. Правда, такое затишье царило только днем, а ближе к полуночи здесь будет не протолкнуться: рыбаки, контрабандисты и моряки заполнят лавки всех десяти длинных столов, а пьяные крики, ругань и разухабистые песни будут слышны на два ближайших квартала. В таверне пахло жареной рыбой и чесноком. Из кухни выглянул хозяин и посмотрел в сторону единственного стола, за которым сидела группа людей. Не надо ли им чего? Хозяин таверны, бывший моряк, в свое время плавал не только на купеческих кораблях, но и пускал их на дно, поэтому легко смог определить, что это не просто обычные посетители, а настоящие головорезы. К тому же на одного из них ему как-то осторожно показал один знакомый контрабандист, при этом шепнув кое-что на ухо. Да и без этого предупреждения, наметанным глаз бывшего пирата видел, что это по-настоящему опасные люди. Да и сейчас он выглянул из кухни, не из любопытства, а просто узнать, не нужно ли что-нибудь его гостям. Сидевшая за столом компания состояла из шести человек. Один из них был Лордом, о котором мне уже довелось слышать, но видеть, еще не приходилось. Четверо других выглядели теми, кем и были, обычными наемниками. Жадными, жестокими, не боявшиеся проливать как свою, так и чужую, кровь. А вот шестого посетителя таверны я бы узнал. Это был тот самый монах - францисканец, с которым меня чисто случайно свела судьба в лесной гостинице. Правда, сейчас на нем вместо рясы был надет костюм городского бюргера, который отличался в лучшую сторону от несколько потрепанных и довольно несвежих камзолов четверых головорезов. В тоже время он проигрывал в элегантности и яркости красок костюму Лорда. Умение соответствовать своему костюму, а так же хитрости и изворотливости дало возможность занять ему место на средних ступенях в иерархии тайной организации, которую Хранители именовали словом 'Враг'. Он доставлял приказы от высшего руководства общества и по возможности контролировал их. Именно через него отчитывался Лорд перед своими хозяевами. Когда один из головорезов обратил, наконец, внимание на хозяина, тот спросил: - Ничего больше не нужно?! Получив отрицательный ответ, хозяин снова скрылся за дверью кухни. Разговор за столом продолжился с того момента, когда его прервало появление хозяина таверны. - … проследить за ним надо. До конца. Пока он не выведет нас на след, - 'францисканец' говорил негромко и не торопясь, четко разделяя слова. - И я еще раз повторюсь: не думаю, что он много знает. Судя по всему - он только гонец. Возьмем, выпотрошим и что тогда? Оборвется последняя ниточка. - Зачем за ним следить?! Вот он стоит, на причале! Взять его сейчас и дело с концом! Я его разговорю! Будьте уверены! Он все выложит: и что знает, и что не знает! - тут же высказался один из трех наемников, с переломанным носом на плоском лице, побитом оспой. 'Монах' открыл рот, чтобы что-то сказать, но ограничился только презрительным взглядом в его сторону. Говоруну возразил другой бандит по кличке Топор: - Как ты его брать будешь, Рябой?! Ты, что не видишь, что он не один?! У них тоже мечи есть! - бандит говорил резко и зло. - А про городскую стражу забыл?! Они что будут стоять и смотреть?! Тупица! Мозгов только и хватает, чтобы резать глотки купцам на дорогах! Наемник резко повернул голову, собираясь выдать длинное ругательство, но, встретившись с холодным и острым, как отточенный клинок, взглядом Лорда, тут же закрыл рот. Про этого человека среди наемников ходили различные слухи, но все они сходились в одном: кто становился на пути этого дьявола в человечьем обличье - умирал страшной смертью. 'Режет человека на куски и улыбается, - неожиданно вспомнил Рябой слова своего приятеля, который рассказывал ему об этом человеке. - А иногда на него находит безумство. Он такое вытворяет с пленными, что даже мне временами смотреть тошно, а ты меня не один год знаешь. К дьяволу! Пусть делают что хотят!'. Опустив глаза, наемник только поднес ко рту кружку с вином, как вдруг его поддержал собрат по оружию по кличке Рыбий глаз, названный так за свои мутные, ничего не выражающие, глаза. - Пусть не сейчас! Давайте возьмем эту крысу ночью! Прямо в гостинице! Мы же тоже там остановились! Вы что все забыли об этом?! - Вам велено следить и ничего более! - резко отрезал 'францисканец'. - Он верно говорит. Поговорим с дворянчиком в его комнате. А по пути, тем более, во Франции, он может запросто от нас уйти! И что тогда?! - поддержал предложение Рыбьего глаза третий наемник. В отличие от двух своих приятелей он отличался рыжей шевелюрой и такой же бородой. Он знал, что эта примета может, когда-нибудь, навести на его след стражников, поэтому никогда не оставлял в живых свидетелей своих грязных дел, за что получил кличку Палач. Это был плотный человек с широкой грудью и бычьей шеей, одетый в кожаную жесткую куртку и бурые штаны из плотной шерсти. Жесткое лицо, рассеченное от виска до подбородка белесым бугристым шрамом от плохо зажившей в свое время раны, постоянно угрюмо хмурилось. - Точно! - снова оживился Рябой. - Палач дело говорит! Главарь, некогда звавшийся шевалье де Морнэ, а нынче носивший кличку Лорд, пощипал бородку, затем некоторое время смотрел на фигуру Фовершэма, стоящую на причале, после чего сказал: - Уйти может. Согласен. Франция, это не Англия. Там только ошибись, сразу нож в бок или стрелу схлопочешь, а то еще хуже - на суку вздернут. Если мы его там потеряем, то тогда мы вообще ничего не узнаем, а так есть шанс. Решено. Но смотрите, шакалы, если провалите дело, лучше сразу перережьте себе глотки, не дожидаясь меня. Лорд медленно и цепко обвел глазами каждого из четырех бандитов, но, ни один из этих матерых убийц не открыл рта, чтобы ответить ему дерзостью на угрозу. - Лорд! - почти крикнул 'францисканец'. - Ты должен выполнять приказы! А если его убьют в схватке?! Или еще хуже, испугавшись, он решит не ехать во Францию, а зароется в нору где-нибудь в Англии?! Имей в виду, если что-то пойдет не так, ты будешь отвечать! Лично ты! - Это им надо бояться, - Лорд криво усмехнулся и небрежно кивнул головой в сторону наемников, - а я на этом свете никого не боюсь! Уж тем более угроз! Я их столько раз слышал в своей жизни, так что если каждую из них представить камнем, то у меня давно был бы замок, окруженный высокой стеной.
Неприятности у наемных убийц начались в тот момент, как только они увидели у дверей моей комнаты, стоящего на посту Ляо. Дело в том, что у Джеффри, боявшегося за деньги, хранящиеся в моей комнате, наступил очередной приступ подозрительности, и он решил поставить охрану. Шел четвертый час ночи, когда Топор, осторожно выглянул из комнаты и неожиданно для себя увидел китайца, стоящего у комнаты их жертвы. Низкорослый и узкоглазый азиат, в глазах убийцы, был не более чем легкой помехой, не представлявший особой проблемы. Обернувшись к стоящим за его спиной бандитам, он сообщил им о китайце. Посовещавшись, они решили, что хватит одного Рябого, отлично владеющего ножом, чтобы покончить с ним. Убийца, подойдя к китайцу, попытался вонзить ему нож в горло, но выверенный удар почему-то провалился в пустоту, зато нож самого китайца вонзился в его живот по самую рукоять. Миг изумления сменился жуткой болью, и дикий вопль разорвал тишину гостиницы. Выскочивший из комнаты Топор, а за ним и двое других головорезов, были в полной уверенности, что это кричит слуга, которого Рябой не смог бесшумно убрать. Они понимали, что дело наполовину провалено, но страх перед Лордом толкал их продолжить начатое. Выскочивший первым наемник выхватил из-за пояса небольшой топорик, с которым никогда не расставался и из-за которого получил кличку и, не помня себя от бешенства, ринулся на китайца. К его несказанному удивлению, он каким-то образом промахнулся, а в следующий миг его живот обожгло словно огнем. Он даже еще не понял, что ранен, как в следующий миг уже умирал, когда тот же нож располосовал его горло. Он хотел закричать, но из горла вырвался жалкий хрип, после чего мертвое тело тяжелым мешком рухнуло на пол. Оставшиеся вдвоем наемные убийцы, словно завороженные смотрели, как маленький и худосочный китаец завалил крепкого и широкоплечего Топора, а когда еще разглядели лежащий на полу труп Рябого, жуткий страх черной пеленой затмил им разум, оставив лишь звериные инстинкты. Они пришпорили их, заставив бежать по лестнице вниз, к входной двери. В тот самый миг, как сапоги наемных убийц загрохотали по лестнице вниз, распахнулась дверь комнатки Джеффри с мечом в руке. В отличие от большинства гостей, которые проснулись, но не торопились выскакивать из своих комнат, телохранитель был человеком действия. И только он увидел Ляо, обыскивающего трупы, а затем услышал топот ног убегающих людей, он понял, что его худшие подозрения оправдались. Взревев, как раненый бык, он кинулся за грабителями и в три прыжка преодолел лестницу. В это самое время Рыбий глаз, бежавший первым, не заметил в сумраке края тяжелой лавки, торчащей из-под стола и, зацепившись, рухнул во весь свой длинный рост на пол. Палач, бежавший за ним вслед, не сумел среагировать и, зацепившись за тело подельника, грохнулся со всей силы об пол. Панический страх поднял на ноги Рыбьего глаза. В два прыжка он преодолел расстояние до двери и уже начал отодвигать засов, как ему в спину вонзился меч. Дикая боль, пронзившая его насквозь, заставила его дико заорать, но охваченный яростью Джеффри рубанул его мечом еще раз и резко обернулся к следующему врагу. Палач, потерявший при падении свое оружие, вскочил на ноги и стал в страхе растерянно озираться, не зная, куда ему бежать. В следующую секунду в сумраке тускло сверкнуло лезвие меча. Кровь, осколки черепной коробки и серые сгустки, бывшие когда-то мозгом человека, брызнули в разные стороны. Когда я услышал крик, то спросонья подумал, что это какой-то подгулявший постоялец все никак не может успокоиться, но новые более громкие и многочисленные крики сказали мне, что я не прав в своих выводах. Не успел я сесть на кровати, как все стихло. Минуту я колебался, ложиться или нет, но любопытство пересилило. Выйдя из комнаты в общий коридор, я увидел Ляо, обшаривающего труп, лежащий в шаге от моей комнаты. Рядом лежало еще одно тело. Увидев меня, китаец мгновенно оказался на ногах. Он начал было знаками объяснять, что произошло, но сконфуженно замолк, после чего показал рукой вниз, в общий зал. Подойдя к перилам, в колеблющемся свете факела, я увидел своего полуголого телохранителя с окровавленным мечом в руке, а рядом пару трупов. В нескольких шагах от них кто-то из наиболее любопытных постояльцев шумно блевал, стоя на коленях посреди обеденного зала. Рядом с изрубленными телами стоял хозяин постоялого двора с сильно побледневшим лицом. Это он левой рукой держал над головой факел, а правой, не переставая, крестился. Джеффри, стоя с окровавленным мечом в руках, люто оглядывался по сторонам. Каждый, кто натыкался на его взгляд, старательно отводил глаза, чтобы не раздражать, еще не отошедшего от горячки боя, свирепого воина. Только двое из постояльцев, барон Роберт Манфрей и его оруженосец, очень мощного сложения человек, спустились вниз, равнодушно осмотрели место побоища и отправились досыпать. Вернувшись в комнату, я дождался прихода Джеффри и Ляо. Хотя оба утверждали, что это были обычные грабители, мне почему-то это так не показалось. Нет и все тут! Назови это чувство хоть предчувствием, хоть интуицией.
ГЛАВА 13
ПЕРВЫЙ БОЙ
Я смотрел на удаляющийся берег Англии и думал, что за эти три месяца я пережил столько приключений, что на их основе в двадцать первом веке могли бы поставить неплохой исторический боевик. 'Думаю, что дальше будет круче! Глядишь и сериал получиться. А главное, чтобы со счастливым концом'. Теперь я мог с уверенностью сказать, что даже те мои знания, почерпнутые из общения со студентами - историками и нескольких исторических романов, наподобие 'Айвенго' Вальтера Скотта и трилогии Бернарда Корнуэлла, не совсем соответствовали действительности, так как не содержали сотни мелких деталей, из которых складывается сама жизнь. Просчеты и ошибки, совершаемые мною, уменьшались с геометрической прогрессией. Больше меня беспокоила моя двойственность, когда я иной раз забывался, и автоматически вылезало мое 'я' из будущего. Правда, я старался держаться в стороне от людей, поэтому мои странности были не так очевидны для окружающих. Другое дело, что я не всегда мог приучить себя пренебрежительно относиться к человеческой жизни, то есть видеть в людях одно лишь быдло и относиться к ним соответственно. Правда, этот недостаток в какой-то мере так же сглаживался моей искусственной нелюдимостью. Зато на лицо был прогресс в поведении, умении одеваться и разговаривать с другими дворянами. Мне уже не приходилось надевать маску сына барона и задумываться над тем, что и как сказать тому или иному человеку, так как в основном я думал и говорил, как дворянин. Впрочем, двойственность в моем сознании не всегда затрудняла мне жизнь, нередко помогая посмотреть как на себя, так и на ситуацию со стороны, что давало мне возможность реально оценивать себя и свои поступки. Я много думал над своим выбором - путем воина. А потом понял: авантюрность моего характера, бесшабашность, присущая мне в той жизни, а также чувство риска, заставлявшее бурлить мою кровь - все это вместе взятое заставило меня взять сторону меча. Определив путь, я сейчас пытался понять для себя: каким он должен быть, этот новый рыцарь? Естественно, что я не собирался следовать всем писаным и неписаным законам и кодексам рыцарской чести и доблести, так как они не соответствовали моим понятиям. Взять хотя бы отношение дворянина к женщине. Насколько я мог наблюдать, высшее сословие довольно бесцеремонно обращалось с простолюдинками, не соблюдая в отношении тех даже простых правил приличия, и в то же время, согласно кодексу, им полагалось помогать ближнему своему и совершать подвиги во имя дамы своего сердца. Так как крестьянки и горожанки не могли стать дамой сердца, то их чаще всего использовали в качестве постельных развлечений. Так как большинство рыцарей были нормальными людьми, поэтому предпочитали помогать не ближнему своему, а самому себе, да еще по принципу: чем больше - тем лучше. А если это кому-то не нравилось, то в дело шел меч. То же самое касалось и других сторон жизни дворян. Вместо того чтобы 'защищать своим щитом от бед' бедный и несчастный люд, как пишется в кодексе рыцаря, они вырезают деревни и берут штурмом города, неся горе и смерть. И это не говоря уже об их службе наемниками в других государствах или рыцарях - разбойниках. Отсюда вывод: рыцари те же люди, с их слабостями и недостатками, и ждать от них чего-то особенного не приходиться. С другой стороны честь, верность слову, храбрость для большинства из них не пустые слова, а смысл их жизни. Впрочем, подобные противоречия касаются не только рыцарей, но и других сословий. Все они шли от детского понимания законов природы, замешанного на фанатичной вере в Бога и суевериях. Даже если взять понятия добра и зла, в чистом виде. Когда-то в Интернете я нашел смешное определение: 'Добро непременно победит зло! Непременно… Затем поставит его на колени и зверски убьёт!'. Тогда эта шутка меня здорово развеселила. Сейчас она тоже может выглядеть смешной, если абстрагироваться от всего того, что я видел. Правда, сейчас мне не хочется над ней смеяться, когда я вижу, как ее понимает человечество здесь, в эти темные и жестокие времена. Каждый, правда, по-своему, но суть неизменна. Рыцари рубят головы налево и направо, желая получить свой кусочек славы, подняться на следующую ступеньку власти, наполнить еще один сундук золотом. И попробуйте сказать любому из них в лицо: ты Зло! Порубят в капусту! Церковь разжигает костры с той же целью. Сжигая на них приспешников дьявола. Суд, казалось, по своей сути, должен наказывать преступников, то есть карать Зло, но на самом деле виновными оказываются те, у кого меньше всего прав. Власть, деньги, сила. Я много думал над этими словами, которые по сути дела управляют этим миром. Я выбрал путь. Теперь осталось надеяться, что он ведет к вершине, а не к пропасти. Смогу ли я играть в тайные игры, как требуют здешние правила? Хватит ли мне духу или, в конце концов, превращусь в 'благородного' рыцаря, способного видеть мир только сквозь прорези забрала? И это были не просто сомнения. Ведь что ни говори, я не имел в душе Бога, как каждый, кто родился в этом мире, а значит, был одержим дьяволом, что рано или поздно может проявиться. А подобные вещи здешние люди тонко чувствовали. Я не сомневался, что мне устроят экзамен в замке Ле-Бонапьер, а выдержу ли я его? Ведь может случиться так, что мне просто перережут глотку и закопают где-нибудь под башней. Может, пока я окончательно не завяз в этих тайных играх, попробовать круто сменить маршрут? Встать под чью-то сильную руку? Насколько я вижу и слышу, многие пытаются подобным образом вскарабкаться наверх. Попробовать себя в закулисных интригах? Не для меня! Да и как определить, кто будет твоим господином? Чтобы разбираться в людях, надо знать, чем они живут, а я только-только стал разбираться в реалиях моей новой жизни и уж совсем ничего не понимал в запутанной политике королей и монархов. И если бы дело было только в этом! Ведь междоусобицы, распри и борьба за наследство богатейших и знатных семей Европы были только следствием всех этих политических интриг, а тут еще и церковь вместе с инквизицией. Из всего этого такой слоеный пирог получается, что боюсь, когда захочешь откусить свой кусок, он может застрять в горле. Можно, конечно, податься на вольные хлеба: стать наемником. Хорошая мысль, но не оригинальная. Не созрел я морально для грабителя и насильника. Можно конечно просто пожить для себя, а потом что делать, когда деньги кончатся? Не на дорогу же выходить! Да и цель нужна в жизни. Значит, во Францию, в замок Ла-Бонапьер. И еще я понял - грубая сила, здесь в Средневековье, превалирующий аргумент для всех случаев жизни! Просто не доросли тут до конструктивных переговоров и логических заключений. Государственная политика, философские доводы или мнение народа все это сразу становиться неважным, когда появлялся враг, чтобы проверить на прочность ворота твоего замка! Мои размышления прервались громкими голосами лучников из отряда барона Роберта Манфрея, стоявших на палубе, недалеко от меня. Невольно посмотрел в их сторону. Лучники, группой, стояли у борта, окружив парочку седых ветеранов. До этого несколько часов моросил мелкий, противный дождик, заставивший лучников рассеяться по палубе в поисках укрытия, но теперь, когда легкий бриз разогнал тучи, они снова собрались вместе. Я невольно прислушался к их разговору. - Недавно слышал от одного купца, что лет восемь тому назад в городе Бретиньи был заключен мир между нашим милостивым монархом и французским королем, а мы все равно едем на войну. Это как понять, если между нами и французами никакой ссоры нет? - Ты молод и глуп, как тот щенок, который гоняется за своим хвостом, - заявил воин - ветеран, прислонившийся спиной к мачте. - По ту сторону пролива тебе любое дитя ответит на этот вопрос. Знай же, хотя между нашими землями и Францией существует мир, но внутри самих французских земель идет постоянная война. Их бароны и графы идут войной друг на друга, ведь много земель лишилось своих хозяев. Теперь идет дележ. Да и банд всяких хватает. Когда каждый хватает соседа за горло и любой дворянчик, которому цена грош в базарный день, идет воевать против кого ни попадя, было бы непонятно, почему бы отважным английским парням не заработать себе на жизнь. - Да уж! Сейчас во Франции кого только нет! - подхватил разговор другой лучник. - Немцы, шотландцы, те воюют на стороне французского короля… - Я вот еще слышал, что шотландцы - опытные воины, - снова влез в разговор 'зеленый' лучник, совсем еще молодой парень, с едва пробившимися усами и реденькой бородкой на подбородке. - Правда это? - Топором и мечом они владеют превосходно, - ответил ему седой ветеран, - и стоят друг за друга, как родные братья. А вот лучники из них никудышные. Даже из арбалета толком не умеют целиться, не говоря уже про боевой лук. При всем этом они храбрые и отважные воины. - А французы? - тут же спросил другой лучник ветерана. Он был явно постарше 'зеленого', но в то же время, похоже, был таким же новичком в военном деле, как и тот. - Французы - отличные солдаты. Я видел, как они сражаются в поле, и при взятии и защите городов и замков. Видел их на турнирах. Их рыцари и оруженосцы, скажу тебе, парень, ничуть не хуже наших. С другой стороны, их простой народ так придавлен налогами, которые больше похожи на грабеж, что еле дышит. Только болван может воображать, будто если в мирное время приучить человека быть трусом, так тот на войне станет вести себя, как лев. - Не дело теснить бедняка, - пробурчал лучник, стоявший ко мне спиной. - Все люди одинаковы. Все мы ходим под Господом Богом, так почему одним - все, а другим - ничего?! Чем я отличаюсь от барона Брокаса?! - Хватит, Том! - строго заметил ему ветеран. - Я уже слышал подобные разговоры и знаю, что ни к чему хорошему они не приводят! Поэтому держи свои мысли при себе и не дури голову молодым! Наступило неловкое молчание, которое было прервано все тем же любознательным молодым лучником: - А что можно сказать о швейцарцах? Слышал, что горцы свирепы и дики! Так ли это?! - Точно, Пит! Дерутся и рвут глотки, как спущенные с цепи, боевые псы! Льют кровь, как ту воду и не раз устраивали резню, как австрийским, так и немецким рыцарям. Как люди, необузданны и жестоки. Лезут в драку по малейшему поводу. Их оружие - копье, алебарда и арбалет. Испанцы, чем-то на них похожи. Горячий народ, но храбрые солдаты. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, ведь они уже, наверно, сто лет ведут непрерывную войну против мавров. А вот взять немцев… Разговор меня заинтересовал. Я бы слушал и дальше, но тот неожиданно прервался ударами корабельного колокола, звавшего на обед. Отобедав, снова стал у борта. Неожиданно мне пришли в голову слова молоденького лучника о войне между Англией и Францией, которой как бы нет. Я уже думал на эту тему, но понять смысла этой войны для англичан так и не смог. Если раньше была завоевана чуть ли не треть Франции, то теперь в руках англичан оставалось несколько городов - портов на побережье. Кале, Байона, Бордо. Помимо них было еще с десяток укрепленных замков, разбросанных по побережью. К тому же у английской короны были постоянные трудности с доставкой продовольствия и наймом солдат. Недаром вышедший несколько лет тому назад королевский указ прямо говорил о том, что командиры отрядов, отправляющиеся воевать во Францию, могут вербовать себе солдат из числа грабителей и убийц, сидящих в тюрьмах. Англия была разорена войной и не могла держать на континенте достаточно большую армию, а потому в войне с Францией была обречена на поражение - ей не хватало солдат. В принципе, если есть деньги, то собрать армию можно быстро, а если их нет?! Как только сундуки пустели, армия стремительно распадалась. Вот их-то как раз у Англии не было, и королю приходилось без устали ломать голову, как удержать солдат на поле брани. Если бы не помощь двух французских провинций, богатых и воинственных, которые отошли в свое время к Англии благодаря бракам между членами двух королевских семей, то положение английской армии было бы намного хуже. Именно они - Гиень и Гасконь - давали острову самых храбрых солдат. Там было предостаточно рыцарей и оруженосцев, готовых в любую минут покинуть свои замки и собраться в отряды для набегов на Францию. Вот они-то вместе с английскими рыцарями, сражавшимися ради чести и славы и с несколькими тысячами грозных наемных стрелков, получавших по четыре пенса в день, и составляли войско англичан. В противовес им у французов была Лотарингия, Пикардия, Овернь, Эно, Вермандуа, Шампань, а также шотландцы и немецкие рыцари - наемники. Французы, несмотря на союзников англичан, давно бы выбили их со своей земли, если бы не их внутренние разногласия. Ведь французским дворянам приходилось вести войну на три фронта. С Англией, со своими крестьянами, а также между собой. Деря с крестьян три шкуры, они заставляли последних хвататься за вилы и косы и пускать 'красного петуха' в поместьях своих господ. Крестьянские восстания и мятежи, вспыхивающие то там, то здесь, по всей территории Франции, оставляли после себя пепелища вместо богатых владений и каменные руины вместо замков. В свою очередь господа оставляли после очередного карательного похода - сотни виселиц и сожженные дотла деревни. Сама же знать делились на партии дворян, поддерживающих различных членов королевской семьи, то в силу личных или политических разногласий, и выяснения кто прав, а кто виноват, нередко выходили за рамки мирных переговоров, получая свое продолжение на ратном поле. Все это сказывалось не только на единстве и сплоченности французской армии, но и на ее управлении. Нередко в военном походе вместо одного командира их оказывалось столько, сколько именитых рыцарей было в этом отряде.
В пятницу утром восьмого сентября наш корабль 'Святая троица' после утомительного плавания по Жиронде и Гаронне, наконец, бросил якорь против города Бордо. Перегнувшись через фальшборт, я с изумлением и восторгом любовался лесом мачт, стаями лодок, сновавших по широкому изгибу реки, но больше всего городом, раскинувшегося со всеми своими колокольнями и башнями на западном берегу. Я еще не встречал такого большого города, поэтому мне не терпелось сойти на берег и пройтись по его улицам. Я еще не знал, что только столица Англии, Лондон, могла сравниться с ним размерами и богатством. Сюда прибывали товары из всей Англии: олово из Корнуэла, железо из Сусекса, шерсть из Бритберри. Именно сюда свозились французские товары, чтобы отправиться дальше - в Англию: сукна с юга Франции, кожи из Гиени, вина из Медока. Здесь жили и работали знаменитые плавильщики и кузнецы, благодаря которым бордоская сталь прославилась как самая надежная в мире: она была непробиваема ни для копья, ни для меча, тем самым, сберегая драгоценную жизнь ее владельцам. Мне, даже на таком расстоянии, был виден дым их кузниц, поднимавшийся в чистый утренний воздух. - Джеффри, а что это за серая башенка слева? - я знал, у кого спрашивать, ведь мой телохранитель уже дважды успел побывать в этом городе. - Это храм архангела Михаила, вон тот, справа - храм святого Реми. Лучше, господин, посмотри на крепость! Обрати внимание на мощные стены и башни! А сколь многочисленны часовые! Их шлемы блестят, словно начищенные подсвечники в деревенской церкви перед большим праздником! О, смотри! От этого корабля отходят лодки! Этот герб мне знаком! Медведь, вставший на дыбы на зелено - серебряном поле! Сэр Уорслей из Хампшира! Мы с ним были в Бретани! Вы, помните, господин…?! Извините, господин. Снова забыл. А вон идут лодки к нашему кораблю! Вы готовы?! Я кивнул. Затем оглядел себя. Пышные рукава, камзол, куртка, двухцветные штаны. Помесь шапки с капюшоном, ниспадающий на плечи - последний писк моды, мне не нравилась, поэтому я надел свой неизменный берет со страусиным пером. Серебряная цепь на шее, расшитый серебром кожаный пояс и кинжал с резной рукояткой довершали мой наряд. Сойдя на берег, мы подверглись тщательной проверке отряда городской стражи, после чего нам разрешили въехать в городские ворота. Бордо поражал своими размерами. Все города, что я видел до этого, в лучшем случае, представляли собой его десятую часть. Джеффри, повел нашу группу к гостинице, в которой раньше любил останавливаться мой 'отец', наиболее кратчайшим путем. Я ехал, с любопытством смотря по сторонам. Китайцы тоже не отставали от меня, то и дело, хватая друг друга за рукав и громко восклицая, когда их внимание привлекало что-то для них непривычnbsp;ное. Проезжая торговые ряды, я удивлялся тому количеству изделий из драгоценных металлов, выставленных в лавках. Столько золота, собранного в одном месте, я еще никогда в жизни не видел! Оружие, посуда, драгоценности. Затем мы проехали улицу, где стоял ряд лавок, в которых сидели писцы, а так же торговали письменными принадлежностями: бумагой, перьями, чернилами. Город даже с первого взгляда выглядел намного богаче и роскошней, чем все то, что я видел раньше. Причем это касалось не только лавок и церквей; даже жилые дома, расположенные довольно далеко от центра, выглядели привлекательно и не казались лачугами из трущоб, как в других городах, где я бывал. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Даже мне человеку далекому от истории было ясно, то, что война, разорившая половину Франции, принесла, в свою очередь, неисчислимые богатства городам - портам побережья. Мало того, что через город потоком шли товары, таким же потоком шли солдаты с добычей, стекались разбойники и отряды вольных стрелков, чтобы спустить награбленное и растратить выкупы. Выехав рядом с собором и аббатством Святого Андрея, мы пересекли широкую площадь, бурлившую народом: солдатами, женщинами, монахами и горожанами, после чего проехали еще две улицы и только затем оказались у дверей гостиницы 'Вороной конь'. Несколько дней я отдыхал и изучал город, а потом стал собирать сведения о тех местах, через которые мне придется ехать, чтобы добраться до моей цели, замка Ле- Бонапьер. Говорили много разного, но один вывод из сказанного уже можно было сделать: ехать по разоренной территории, наводненной бандитами и авантюристами всех мастей, лучше всего в составе большого отряда. После этого, поразмыслив, я решил присоединиться к какому-нибудь вольному отряду, потому что только они, имея свободу действий, забирались настолько далеко вглубь французских владений, насколько это вообще возможно. И тут, к своему великому сожалению, узнал, что те, в своем большинстве, уже ушли в дальние рейды, чтобы успеть вернуться назад до наступления осенней распутицы. Неожиданно хорошую весть принес Джеффри: формируется вольный отряд, который должен скоро отправиться в путь. Он же устроил мне встречу с его командиром. С первого взгляда мне не понравился этот человек, а наш дальнейший разговор только подтвердил мое предварительное мнение. Своим напыщенным видом он пытался мневнушить, что я имею дело с благородным человеком. Представился, он, как Джеральд Кингсли, дворянин, но руки бывшего крестьянина и манеры - жалкое подражание придворным - говорили о том, что этот человек так же пропитан насквозь ложью, как его грязная и неопрятная борода жиром. Я и сам был не силен в тонких манерах и цветистых речах, но этот человек явно относился к типу людей, которых можно смело называть 'разбойник с большой дороги', да и то, что он мне предложил, больше напоминало грабеж на большой дороге. В городе еще находилось два подобных отряда. Для очистки совести я встретился с еще одним таким командиром, но, получив второе 'грязное' предложение, плюнул и отыскал Роберта Манфрея. Благодаря его рекомендации спустя сутки я был записан в отряд, в котором тот служил. Так я стал полноценным участником войны между Англией и Францией, которую потом назовут Столетней войной.
Колонна возов с продовольствием, сопровождаемая сотней солдат и всадников медленно тащилась по размокшей дороге мимо скошенных полей. С самого утра моросил мелкий противный дождь, хотя и не проливной, но и его хватило, чтобы вымокнуть до последней нитки. Я сильно устал за свой первый поход в составе английской армии. Последние три ночи приходилось спать на холодной земле, закутавшись в плащ. По утрам мне казалось, что ночевка не только не прибавляют сил, а наоборот, высасывают их из меня. К тому же постоянно хотелось есть, наверно, поэтому работа моей головы сводилась к одной - единственной мысли: когда вернусь в лагерь, больше ничем заниматься не буду, а только буду сидеть у горящего камина и есть горячий мясной суп. От моих вкусных мыслей меня неожиданно оторвали крики солдат арьергарда. Повернул голову, я увидел, не более чем в фарлонге, конную группу легковооруженных французов, порядка двадцати - двадцати пяти человек, которые двигались вслед за нами, следя за нашим продвижением. 'Разведка?! Значит, где-то должен быть еще один отряд. Если так, нам, похоже, придется драться!'. Все три недели, проведенные в английском военном лагере, прошли в долгих и тяжелых тренировках под руководством Джеффри. По крайней мере, незатейливая шутка Джеффри, что я держу меч, как вертел для мяса, давно исчезла с его уст. Мне хватало силы, хватало техники, но не было чего-то такого, что я не мог выразить словами, чтобы стать настоящим мастером. Правда, была у меня одна мысль, но ее следовало проверить на практике. Суть ее была в том, что у меня не было военного опыта. Но он был у того Томаса, а как насчет меня самого? Хватит мне стойкости и смелости, когда придется схватиться с врагом не на жизнь, а на смерть? И вот сейчас, похоже, наступил момент истины. Мои догадки насчет французского отряда переросли в уверенность, когда мы к вечеру достигли брода. На том берегу нас уже поджидали французы, перекрыв дорогу. Их отряд по численности едва превышал наш, а речушка совсем мелкая. В том месте, где мы собирались перейти - воды по колено будет. Кажется, все просто. Переправа через реку, а там обрушиться на французов, смять их - и вот она победа! Черта с два! Лошади и люди устали за долгий переход, тем более, что отряд, стоящий на противоположном берегу реки, мог только на первый взгляд представляться равным по силе, а где-нибудь позади них, лежат еще с полсотни пехотинцев. Хотя нет в здешних людях такой хитрости. Предпочитают все по-простому, без затей - силу ломать силой. Но даже в этом случае нельзя забывать об отряде в двадцать пять всадников, на нашей стороне реки, и готовых в любой момент ударить нам в тыл. В полумиле от брода стоял сожженный мост. Кто его сжег и когда, никто из нас не знал. Недалеко от моста стояла маленькая заброшенная деревушка. Дома в ней были с гнилыми, местами провалившимися крышами из тростника, глиняные стены во многих местах зияли громадными дырами, а то и вовсе были снесены. Берег по всей длине, насколько видел глаз, был покрыт плотной стеной камыша и тростника. Только в районе брода он был весь изломан и утоптан. Когда мы переправлялись здесь четыре дня назад, я ощутил на губах запах соли. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, так как океан сравнительно недалеко находился отсюда. Ситуацию было необходимо обсудить, поэтому, мы, три дворянина и командир лучников, собрались у одного из возов, чтобы обсудить наши дальнейшие действия. Я был приглашен на совещание, так как в этом походе временно получил должность 'лейтенанта', командира отряда из двадцати латников. - Что будем делать? - этим вопросом граф де Бержерак открыл наш военный совет. Этот нормандский дворянин люто ненавидел французов. Все началось с нелепого случая, после чего вражда двух соседей, чьи земли граничили, переросла в кровавую вендетту, в результате которой замок графа сгорел дотла, а все его близкие родственники погибли, будучи зарублены или сгорели в пожаре. - Что тут говорить? - заявил не без язвительности Генри Скин, грубый, дюжий и скорый на кулачную расправу командир лучников. Хорошо залатанная кольчужная рубаха, блестящий, с кожаной подкладкой, шлем, и начищенные сапоги выдавали в нем человека, привыкшего следить за собой. Если бы не его наглость и самодовольство, так и бьющее из него, он был бы не самым плохим человеком и командиром. - Надо бить француза! - Люди и лошади устали. Может, начнем на рассвете?! - это предложил Роберт Манфрей. - А если французы договорятся и ударят по нам с двух сторон?! Или к ним подойдет подкрепление?! Что тогда?! - Да бить их!! Прямо сейчас! Спор мог продолжаться еще долго, пока я не предложил свой план: - Господа, мы ведь все равно собирались, перед тем как переходить брод, наполовину разгружать возы. Не так ли?! - Что из того? - А то, что из телег и мешков мы можем соорудить отличную крепость, которую удержит пара копейщиков и пяток лучников. Остальные в рассветный час ударят по французам на том берегу. Я надеялся, что спор на этом прекратиться и мы начнем обсуждать детали, но ничего подобного не оказалось. Спор продолжался еще с полчаса, пока не исчерпались все аргументы, но ничего конкретного, помимо моего плана, никто так и не предложил. Наконец, все решили остановиться на моем варианте. В эту ночь все спали мало, урывками. Ко мне сон тоже долго не шел, но все же усталость дала себя знать, и я заснул, завернувшись с головой в плащ, несмотря на мокрую траву и ночной холод. Проснулся сам. Небо чуть посветлело. В туманной дымке на том берегу с трудом угадывались ивы, зато фигуры французских латников хорошо смотрелись на фоне горевших костров. Наши солдаты, поднявшись, сразу смотрели на тот берег и при виде вражеских костров их лица становились напряженными и злыми. Речная вода тихо журчала среди камней отмели. В этом месте ее ширина достигала не более пятидесяти метров. Если в обычное время она не представляла проблем для перехода, так как в самых глубоких местах отмели вода доходила только до человеческого колена, то теперь даже такая глубина затрудняла и сковывала движения атакующих, а склизкие камни и вражеские стрелы делали ее смертельно опасной. Половина всадников спешилась, усилив ряды пехоты, оставив двадцать конников под руководством Роберта Манфрея. Я бы с удовольствием остался вместо него, но вместо этого мне предложили почетное место в первых рядах атакующих. План состоял в следующем: как только латники и копейщики начнут пересекать брод, лучники и арбалетчики начнут прикрывать их, а когда дело дойдет до рукопашной схватки на другом берегу, присоединятся к бою. Следом за ними должны будут ударить конники Манфрея. Им отводились два варианта. Или они переломят ход сражения на нашу сторону, или будут прикрывать наше отступление, если дело пойдет совсем уж плохо. Сейчас солдаты группировались в пятидесяти метрах от брода. Лучники получали стрелы и складывали их в свои мешки. Французы, видя движение в нашем лагере, тоже начали выстраивать боевые порядки на своей стороне реки. - Все знают, что делать? - спросил граф де Бержерак, когда мы собрались снова. - Знаем! Да! Да! - почти одновременно ответили мы, все трое. Но граф, словно не слышал нас, снова изложил план боя, который мы разработали еще вчера. Правда, по мере отсутствия военного опыта я принимал участие в его разработке в основном тем, что кивал головой, соглашаясь с остальными. - Фовершэм, ты идешь с первой линией атаки. Твое дело связать французов боем, потом в дело вступаю я! Скин, отстрелявшись, идешь вслед за мной! Ну, а ты, Роберт, смотри, как дела пойдут, а там действуй! Все, пошли! С Богом! Мы разошлись, каждый к своему отряду. Я слышал, как ревел во весь голос Скин: - Не тратьте стрел впустую!! Цельтесь, парни, точнее цельтесь!! Я хочу увидеть, как эти гады истекают кровью!! - Солдаты! На том берегу полно жратвы и вина!! - в свою очередь кричал своим бойцам граф. - Когда мы их опрокинем, все будет ваше!! Только я молчал, изредка поглядывая на тридцать латников, отданных под мое командование. Мой первый бой. Мое состояние было трудно передать словами. Все мои чувства, сомнения и страхи, срослись сейчас в ледяной ком, лежащий у меня в желудке. Я уже сейчас хотел, чтобы это все закончилось. С реки потянул свежий ветерок, неся с собой утреннюю промозглость, заставив меня передернуть плечами уже не от внутреннего напряжения, а от речной сырости. Наконец раздался голос графа: - С нами Англия и Бог!! Вперед!! Я подхватил его клич, закричав: - С нами Англия и Бог!! Святой Георгий!! Мои слова тут же подхватили десятки глоток: - Святой Георгий!! Под этот клич мы бросились бежать, стараясь как можно быстрее сократить расстояние между нами и французами. Пока под ногами была трава, а затем слежавшийся песок бежать было нетрудно, но когда мы достигли брода, скорость бега упала, люди начали скользить и падать. В этот момент ударили французские арбалеты. На наше счастье их было немного. В ответ, над нашими головами, засвистели английские стрелы лучников Скина. Я уже видел раньше, как это делается. Лучники оттягивают тетивы до правого уха и отпускают. Пока первые стрелы еще летели над покрытой рябью водой, им вслед полетели вторые, а когда первые достигли цели, на тетиве уже лежали третьи. Когда стрелы достигают цель, в воздухе раздается многократный лязг, который звучит так, словно одновременно начинают бить сотни молоточков. Я бежал среди стука и грохота железа, свиста стрел и криков боли, ни о чем, не думая, а только повторял про себя: - Господи, только не в меня! Господи, только не в меня!'. Не знаю, что мне больше помогло: моя удача или моя наивная молитва, но мне повезло. Один арбалетный болт, ударив в мой шлем на излете, просто отлетел в воду, второй пробив насквозь щит, застрял в нем. Не успели мы выбраться на песок, как на нас скатилась волна французских всадников, с кличем: - Монжуа Сен-Дени! - решивших снова загнать нас в воду, но их фигуры оказались отличной мишенью для наших лучников. Взревел Скин, взметнулись луки с натянутыми тетивами и снова, со свистом рассекая воздух, полетели стрелы. Я только успел прикрыться щитом от удара меча французского рыцаря, как тот, покачнувшись, стал сползать с седла со стрелой в горле. Поняв свой промах, французы развернули лошадей, а вместо них на нас бросились, яростно крича, латники с занесенными над головой мечами и топорами, стараясь, в свою очередь, скинуть нас в воду. Мечи с громким лязгом сталкивались с топорами, фальшионы раскалывали шлемы и головы, разбрызгивая во все стороны мозги и кровь. Шум стоял, как в чертовой кузнице, а река постепенно стала окрашиваться в красный цвет. Я не видел, как в двух шагах от меня рубится Джеффри, не слышал, как дико визжит Ляо, наседая на французского латника, так как полностью сконцентрировался на своей защите, уходя от ударов, насевших на меня двух французов. Один из них - спешившийся рыцарь, размахивающий боевым топором, а другой был французским арбалетчиком с коротким мечом. Не будь такой толчеи, где тем приходилось не только нападать на меня, но и защищать свои жизни, меня бы давно уже зарубили. Но даже в этой ситуации моя жизнь висела на волоске: очередной удар топора рыцаря почти расколол мой щит надвое, и рука, державшая его, настолько онемела, что я ее практически не чувствовал. К тому же я сильно устал и успел трижды пропустить удары, пусть даже и не прямые. Трудно сказать насколько меня хватило, если бы у меня за спиной не раздались крики: - Святой Георгий! Святой Георгий! Это наши лучники, достигнув берега и обнажив мечи, бросились в атаку. Их приход был как нельзя кстати. Я не видел, как трое французских латников зарубив двух английских лучников и латника, пробили брешь в нашей обороне и неожиданно оказались в нашем тылу. Это могло бы стоить нам победы, если бы не граф де Бержерак, ставший у них на пути. Он сумел зарубить одного из них, до того как один из ударов топора сбил с него шлем, а острие клинка другого француза пробило ему горло. В этот момент еще один ратник, здоровенный француз с обоюдоострым топором, убив лучника, нанес английскому латнику удар такой силы, что прорубил ему шлем и голову от затылка до шеи, но это были последние успехи французов в этой схватке. С криками: - Святой Георгий!! - во французские ряды ворвались английские конники во главе с Робертом Манфреем. Всадники в кольчугах врубились в передние ряды французов, разя мечами направо и налево. Мощные кони, обученные для такого побоища, топтали живых и мертвых, а всадники кололи копьями и рубили мечами пеших. Залп французских арбалетчиков нисколько не поколебал воинственный порыв конницы, даже наоборот, некоторые из них прорубившись сквозь ряды врага, взлетали на берег, и там схватывались с конными французами, разбиваясь на отдельные схватки, кружились на берегу. Всадники хорошо проредили ряды французских латников, тем самым, облегчив и мне жизнь. Не успел атаковавший меня французский рыцарь отвлечься на всадника, как я, оставшись один на один с лучником, изловчившись, с силой рубанул его мечом. Тот сумел подставить под удар свой клинок, но сила удара была такова, что легкое лезвие было отброшено, и мой тяжелый меч врезался тому в шею. Отскочив, француз попытался зажать рану на шее, но тут его колени подогнулись, и он рухнул лицом на песок. Французский рыцарь отбив удар меча всадника, ударил топором сам, но попал в подставленный щит, затем дико взревел и обрушил топор на бедное животное. Жеребец встал на дыбы, сбросив англичанина, а затем сам рухнул на бок. Французский рыцарь уже занес свою секиру над беспомощным англичанином, как в этот миг я вырос у него за спиной. Всю свою злобу на человека, который так старательно пытался меня убить, я вложил в свой удар. Удар меча по шлему был такой силы, что мой клинок с треском сломался. Рыцарь пошатнулся, сделал попытку развернуться ко мне лицом, но, не закончив поворот, рухнул боком на пытающегося выбраться в этот момент из-под коня английского латника. В этот миг враг дрогнул. Это произошло внезапно. Только что обе стороны, полные злости и боли, резали друг друга в тесной, кровавой схватке, и вот уже французы бегут. Я даже сразу не понял, что происходит. Просто стоял, оглушенный ревом, казавшимся несущимся со всех сторон: - Святой Георгий!! Никогда до этого момента я не ощущал себя англичанином, но в этот самый миг ощутил себя частичкой английского воинства, почувствовав в сердце жар воинственного духа древних англо-норманнов. Скинув с плеч усталость, как скидывают плащ, я подхватил с земли чей-то меч и устремился вперед. Кто-то прокричал: - Бейте их! Убивайте! Пленных не брать! - и мы, окровавленные и промокшие, уставшие и озлобленные, взбегали вверх на берег и рубили французов, не обращая внимания ни на их мольбы, ни на протягиваемые вперед рукоятью мечи. Когда читаешь или видишь сражение со стороны, в тебе нет, и не может быть бури чувств, что испытывает каждый человек, участвующий в массовой бойне. Подлинное виденье битвы, схватки, сражения - это схватка силы, воли, веры и еще целая куча тончайших оттенков одной человеческой души помноженной на количество в том отряде или колонне, сумевшей прорвать оборону. Ярость, гнев, страх, боль - именно они являются двигателями победы или поражения. Сумятица боя, крики боли и ярости, усилие, с которым ты вонзаешь клинок в тело врага, твоя боль и беспомощность раненого на поле боя - это все те же составляющие итога битвы. И какой полководец может учесть это? Я это понял, когда сам оказался в центре хаоса, именуемого боем. Внутри него все сводиться к бездумным движениям, уклонам и рывкам вперед, в бок, назад, грохоту и лязганью, режущим ухо, крикам и хрипам. Все это настолько смазанное и нечеткое, кроме тебя самого и твоих ощущений. Страх заставляет тебя напрягать силы, отбивая клинок противника, ярость - рубить врага со всей силы. Всем правят инстинкт и рефлексы - времени думать, просто нет. Все это я прочувствовал и понял потом, когда смог снова начать нормально думать, а сейчас просто лежал на траве, разбросав руки и ноги. Я настолько устал и вымотался за этот бой, что у меня сейчас не хватило бы даже сил на то, чтобы убить комара. Каждая клеточка тела, каждая мышца, были настолько налиты усталостью, что я не мог пошевелить даже пальцем, только грудь ходила ходуном, сопровождаемая хрипами и свистом. В то же время я был рад, доволен и счастлив, так как был жив, не ранен, а главное, не струсил в своем первом бою. Такое состояние было не только у меня. На захваченном нами у французов берегу вперемежку с мертвыми лежало десятка два живых, таких же, как и я, обессиленных и расслабленных тел, дышавших наподобие рыб, выброшенных на берег. Другие, у кого остались силы или было больше жадности, старательно обирали трупы, собирали оружие и доспехи, сгоняли в кучу немногочисленных пленных и добивали раненных. Когда я, придя в себя, сидел на земле и тщательно вытирал клинок от крови, подошел Ляо. Радостно скаля зубы, начал восторженно что-то говорить, но, спохватившись, резко замолк. Опустив на землю мешок и сверток с оружием, посмотрел на меня, как бы, спрашивая: показать? Я отрицательно покачал головой. Вторым пришел, прихрамывая Хью, с обвязанной кровавой тряпкой головой. Ему не повезло. В схватке с всадником, он рубанул по лошади, а та возьми и завались вместе с французом на него. Так бедняга пролежал всю вторую половину битвы, пока солдаты не откликнулись на его зов и не вытащили из-под лошади. - Джеффри видел? - Да, господин. Он там с каким-то французом возился. - Что значит, возился? - и тут же с удивлением увидел приближающего к нам телохранителя, который тащил на себе раненого человека. Я просто не поверил своим глазам. 'Не зарезал?! Блин! Да что это такое на белом свете делается?! Джеффри в добрые самаритяне подался!'. С трудом, скрывая свое удивление, я уставился на замотанное окровавленной тряпкой бледное лицо мужчины, представшего передо мной. Мне оно ни о чем не говорило, поэтому я повернулся с немым вопросом к телохранителю. После нескольких минут путаных объяснений я уяснил, что незнакомая мне личность, ни кто иной, как рыцарь с топором, который так настойчиво старался сжить меня со света. Как я узнал позже, мой телохранитель, видевший концовку моего поединка с французом, определил по броне и оружию последнего, что тот является богатым и знатным дворянином. Сразу после окончания боя, он нашел его и, увидев, что тот не убит, а ранен, оказал ему первую медицинскую помощь. Следующая наша беседа состоялась с бароном Анри де Греном, так звали моего пленника, через неделю, когда тот оправился от ран. После того как мы представились друг другу, мы долго беседовали. Несмотря на то, что француз оказался меня старше лет на десять и имевший четырех сыновей, мы сошлись с ним и пока он жил в английском лагере, много времени проводили вместе. Несколько дней спустя после нашего знакомства у нас состоялся разговор о выкупе. Хотя уже один раз я это проделал, но в той ситуации было больше мальчишеского желания показать свое 'я', чем циничного желания обогатиться за счет других таким путем. Я предварительно проконсультировался у знающих людей по поводу цифры выкупа, но они настолько разнились, что я решил взять усредненный вариант суммы выкупа. - Сэр, я хотел бы уяснить для себя, что вы намерены предпринять в отношении моей особы?! - Как насчет выкупа, барон?! - Слушаю вас внимательно, сэр! - Три тысячи… венецианских дукатов. - Договорились, сэр! Деньги привезут вам через три месяца. - Значит, у нас есть повод опрокинуть пару-тройку стаканчиков хорошего вина! - Никогда не отказывался от подобных предложений!
С каждым днем я все больше привыкал к роли профессионального наемника. Научился хладнокровно убивать и сражаться, не теряя в бою головы. Привык тщательно протирать свой клинок после боя, уже не обращая внимания на то, что очищаю его от человеческой крови, так же как привык к диким, нечеловеческим крикам, доносящимся из лазарета, где вместо наркоза - деревянная колотушка, а вместо хирургического инструмента - нож мясника и пила. Правда, если раньше я смотрел на окружавший меня мир с интересом и любопытством, то серые солдатские будни и промозглая, сырая погода свели мои интересы к житейскому минимуму. К горячей еде, теплой постели и большой кружке подогретого вина. Уже через два месяца такой жизни я был готов выть подобно волку на пустоту и серость, но мое дальнейшее путешествие было никак невозможно по трем причинам. Разбойничьи шайки на дорогах, выкуп за пленника и поздняя осень, принесшая с собой холод, проливные дожди и раскисшие дороги.
ГЛАВА 14
ШТУРМ ГОРОДА
Практически вся зима прошла в мелких стычках, схватках и засадах, которые нередко сопровождали наши вылазки за продовольствием. Серая будничная 'солдатская' жизнь, а к ней холодная промозглая погода и как следствие: холод и сырость, пронизывающие тебя насквозь, разъезжающиеся копыта лошадей на мокрой траве, прихваченной морозцем, серые от холода лица солдат. Все это сказывалось на боеспособности и духе, как нас, так и французов, лишая наши схватки азарта и ярости. И вот в самом начале весны у командира нашего отряда, Уильяма Богарта, графа Йоркширского, появилась идея, как поднять на высоту поникшее знамя английской рыцарской чести. На востоке, в милях восьмидесяти от побережья, находился город Ла-Дерьен. Стоял он удачно, на пересечении двух дорог, связывающих побережье с востоком и югом Франции. На него не обращали внимания только потому, что в стратегическом плане он не представлял никакого интереса для англичан. К тому же город стоял на одной из основных торговых дорог, по которой шел поток английских товаров. Несмотря на то, что город окружала крепкая стена, и стоял гарнизон, тот не подходил под название город - крепость. Как в лагере поговаривали, к этому походу графа подбили командиры двух сильных вольных отрядов. Томас Скит и Эйлвард Тимпс. Оба родом из крестьян, они имели за своей спиной по паре десятков лет непрерывных войн, которые не только не притупили их ум, но и развили данные им природой способности. Начинали свою карьеру простыми лучниками, а затем сумели разбогатеть. Другие бы на их месте давно бы уже купили землю или лавку в Англии, а эти вложили их в войну. И не прогадали. Теперь вместе они могли выставить чуть больше ста латников и около трехсот лучников. После клича, под знамя графа Йоркширского стало около пятидесяти рыцарей. Объединив все эти силы вместе со своими тридцатью рыцарями, восемью десятками латников и тремя сотнями копейщиков, граф действительно мог рассчитывать взять город. - …А еще говорят, что сейчас, в этот период года, перед самым открытием судоходства, в Ла-Дарьене скопилось много товара. Не только из Франции, но и из Италии и Германии. Мне бы до них только добраться, уж я бы не растерялся! Я сидел напротив говорившего, Джона Годлема, нищего рыцаря из Суссекса, за столом таверны 'Серебряный дельфин'. Уже пьяный, он подсел ко мне за стол, в расчете на даровую выпивку. Сначала я слушал историю его жизни, которая состояла из неудачной женитьбы, кучи долгов и кредиторов, уже собравшихся посадить его в тюрьму, как вдруг неожиданно для всех он подал прошение королю о зачислении его на воинскую службу. В ответ получил от короля, сильно нуждавшегося в солдатах, охранное письмо, ограждавшее его от всех юридических исков и судов, пока он служит английской короне в заморской войне. Голубой мечтой этого вконец обнищавшего дворянина был захват в плен какого-нибудь французского или бретонского вельможи, выкупа за которого хватит, чтобы выплатить все долги. Упившись вином сверх всякой меры, он сейчас рассказывал мне, как разбогатеет, когда мы возьмем этот город богатых купцов. Его слова напомнили мне о проблеме, которую я пока не мог разрешить - ехать мне в поход с графом Йоркширским или нет. Я встал под его знамя, как вольнонаемный дворянин, желающий послужить стране, но при этом не давал клятвы верности английской короне, как тот же Годлем. Поэтому у меня было право выбора, а у того - нет. Лишний раз рисковать своей шкурой не хотелось, к тому же на днях я получил выкуп за своего пленника. Но было еще кое-что. Мне хотелось зарекомендовать себя хорошим солдатом перед командирами вольных отрядов, перед тем как проситься к кому-нибудь из них на службу. А этот поход был хорошим шансом проявить себя. Дело в том, что по военному лагерю начали ходить упорные слухи, что государи обеих стран собираются продлить перемирие на два года, что автоматически накладывало 'вето' на все военные действия, а значит и на дальние походы, поэтому этот рейд мог оказаться последним военным походом в этом году. А вот на действиях вольных отрядов это перемирие никак бы ни сказалось, недаром они называются 'вольными'. Куда хочу - туда иду. Если я собирался продолжить свое путешествие, в частности выполнить поручение настоятеля, то мне нужно было пойти наемником в вольный отряд, а туда не всех брали и просто так присоединиться к нему, не имея определенной известности у меня было мало шансов. Оба командира, Томас Скит и Эйлвард Тимпс, благодаря своей военной удачливости, считались счастливчиками, а так как наемники верили, что удача командира обязательно коснется вступившего в их отряд человека, то многие мечтали стать под их командование. Удача в военном ремесле много значила, особенно для простого солдата, воспитанного на суевериях и чудесах. К вольным отрядам в английской армии было тогда двоякое отношение. С одной стороны, они были неплохим подспорьем для действий регулярной армии, тревожа противника, так же как, в свое время, действовали партизаны в тылу врага. С другой стороны - с ними распространялась как зараза: пьянство, грабеж, воровство. Дело в том, что половина солдат в таких отрядах составляли разбойники и убийцы, выпущенные из тюрем приказом короля, что бы хоть таким образом пополнить ряды своей армии. Вторая же половина состояла из авантюристов, вроде меня и профессиональных наемников. Можно было бы, конечно, когда подсохнут дороги, бросить все и рвануть в Ла-Бонапьер напрямую, но я уже в достаточной степени набрался опыта, чтобы понимать, что это в большей степени рискованно. Небольшие банды разбойников, трупными червями кишащие на дорогах Франции, нам были не страшны, но орды мятежных крестьян или отряды наемников убьют и ограбят без всякого зазрения совести, стоит нам только попасть им на глаза. - Когда я в возрасте… Точно, мне тогда было шестнадцать… Я убил шотландца… Тогда я был оруженосцем у… Я посмотрел на своего случайного собутыльника. Длинные, жирные, с проседью, волосы лежали на его плечах неопрятными прядями. Бородка, грязная и неровная, была всклокочена от неоднократного запускания в нее грязных и жирных пальцев, глаза - бессмысленны и мутны. 'Шестнадцать, а выглядишь не меньше, чем на сорок пять. Ну и несет же тебя! Ты, мужик, еще Октябрьскую революцию вспомни! - затем, неожиданно вдумавшись в это словосочетание, я беззвучно засмеялся. - Ха-ха-ха! Ну, я и выдал!'. Бросив еще взгляд на рыцаря, понял, что у того разум с телом окончательно разошлись в разные стороны. Поднялся, кинул монету на стол рядом с пустым кувшином и стал пробираться к выходу. Уже подходя к двери, вдруг неожиданно понял, что решил идти в поход. Когда оно ко мне пришло и на чем основывалось, этого я так и не понял. Ни сейчас, ни позже.
- Дьявол! - в сердцах кинул кто-то из лучников. - Три дня стоим под стенами этого городишки и все взять не можем! - А что ты хочешь?! - откликнулся второй стрелок. - Эти горожане, хоть и не солдаты, но свои жизни им дороги, как и нам! К тому же никто из них не хочет, чтобы его жена легла под тебя, Томас из Верхувена! - Верно, Грег! Но верно и другое! Мы пришли за деньгами и их женщинами! И не уйдем отсюда, пока не получим и то, и другое! Голос, вмешавшийся в разговор лучников, я уже знал. Это был один из двух командиров. Томас Скит. Седой узколицый мужчина с жестким взглядом. Восемнадцать шрамов на теле и на лице, вместе с двадцатью годами непрерывных сражений, говорили, сами за себя. Скит был родом из Нориджа и начинал свою карьеру стрелком, сражаясь против шотландцев. Ему везло. Он был не только смел и ловок, но и умен. Разбогатев, набрал свой собственный отряд. Сейчас он сидел, скрючившись, за остатками изгороди в ста пятидесяти шагах от стен города и в пяти метрах от меня. Его латники остались в лагере, получив день отдыха после вчерашнего неудачного штурма. Томас Скит, который терпеть не мог неудач, которые подрывали его ореол любимчика судьбы, сидел сейчас здесь вместе со своими стрелками, пытаясь разговорами и шутками подбодрить их. Мне бы тоже не мешало чуть больше бодрости. Первый штурм, состоявшийся вчера днем, произвел на меня страшноватое впечатление. Мне еще повезло, что я шел во второй волне наступавших и практически не успел вступить в бой, как трубы сыграли 'отступление', но тот ужас, что увидел под стенами, вместе с дикими стонами, лязгом железа, свистом стрел и жужжанием арбалетных болтов еще с полчаса тряс мое тело. Продолжили это дело кошмарные картины, изрубленных, сожженных смолой и обваренных кипятком, тел, которые всю ночь тревожили меня, заставляя просыпаться в холодном поту. Да и сейчас несмотря на затишье, удовольствия я не испытывал из-за трупного запаха, который доносил до меня ветерок из-под крепостных стен. 'Вчера не менее трех десятков положили. Да раненых… - аздавшийся грохот и вслед ему крики, заставили меня отвлечься от мыслей, приподнять голову и посмотреть поверх плетня в сторону города. Чуть левее от меня, рядом с городскими воротами, была брешь, проделанная двумя катапультами. Сегодня третий день, как они бросают камни. Правда, сейчас у нас осталась только одна осадная машина, и та была на последнем издыхании. Брешь, пробитая ими, была довольно убогая, поскольку огромные камни снесли только верхнюю треть стены, и горожане за ночь заполняли пробоину бревнами и тряпьем. Но вот сейчас удачно попавший камень разнес эту наспех сделанную защиту вдребезги. Осколки стены, перемешавшись с бревнами и бочками, брызнули в разные стороны. Отрывисто затрубили рога. Похоже, граф, воодушевленный удачным выстрелом, решил начать штурм. Солдаты, в свою очередь, вдохновленные удачей стали закричали: - С нами Бог и Англия!! Святой Георгий!! Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул воздух. Выпрямился. Поднял щит, пальцы правой руки до боли сжали рукоять меча, мгновение колебался, а потом сорвался с места. Обежав плетень, понесся что было сил к городу. Вокруг меня уже рвали воздух крики и стоны раненых, заглушая на какие-то мгновения свист стрел и гудение арбалетных болтов, пронизывающих воздух. Следом за мной бежали мои люди, а также два десятка латников, во главе которых меня поставили на этот штурм. Восемь из них, помимо оружия, тащили с собой две длинные лестницы. Вдруг бежавший впереди меня солдат, как-то странно дернулся на бегу и, не издав не звука, рухнул на землю. Сейчас я, как и любой другой солдат, был зациклен только на себе, наверно, поэтому не ощутил ничего при виде его смерти. Даже короткий взгляд, вычленил почему-то не лицо или тело, а стеклянные глаза, слепо смотрящие в небо и оперенную стрелу, торчащую из горла. Но его смерть не прошла для меня бесследно, заставив рефлексы автоматически сработать - вздернуть щит вверх, чтобы прикрыть голову. В этот самый момент в верхний край щита ударила арбалетная стрела, расщепив его. Все это расстояние до городских стен я бежал, честно говоря, плохо соображая, что делаю, управляемый не рассудком, а только одной - единственной мыслью, бьющейся под сводами черепа: - Чему быть, того не миновать!'. Когда до стены оставалось ярдов тридцать, воздух над нами загудел мощно и сильно, после чего раздался грохот, который тут же перекрыли крики и стоны людей. Новый камень, ударивший в брешь, снес еще с пол ярда стены, а вместе с ней десяток защитников города. Этот успех укрепил дух и словно влил новые силы в ряды атакующих. Над рядами наступающих английских ратников и рыцарей с новой силой ударили в воздух кличи - девизы английской армии: - С нами Бог и Англия!! Святой Георгий!! Именно к этой бреши в стене были приставлены две первые лестницы. По их перекладинам тут же полезли латники графа Йоркширского, подбадривая себя, кто диким бессмысленным ревом, кто отборными проклятьями. Его герб - красный лев на голубом поле - на их плащах был хорошо заметен издали. Не успели мои латники приставить лестницы к стене, как церковный колокол в городе забил в набат. Его подхватили другие церкви и сырой, пронизывающий до костей, воздух наполнился металлическим гулом. Колокольный звон был встречен приглушенным из-за дальности ревом английских штурмовых отрядов, которые только сейчас, в спешке, выступили из нашего лагеря и теперь бежали по дороге к южным городским воротам. Кто-то тащил лестницы, но большинство бежало только с оружием. Их возглавил сам граф Йоркширский, выделяющийся среди остальных рыцарей своими пластинчатыми доспехами, которые наполовину прикрывал плащ, украшенный графским гербом с красным львом. Это я уже потом узнал, что их задачей было отвлечь часть сил горожан от основного удара. Наши ряды тем временем здорово поредели. Многие солдаты падали и умирали, не добравшись до стен, но, тем не менее, большая их часть сумела добежать, и теперь они по приставленным к стене лестницам один за другим лезли наверх. В воздухе висела кошмарная какофония из смеси криков, стонов, лязга железа, свиста стрел и жужжания арбалетных болтов. Английские лучники стреляли так быстро, как только могли, засыпая верх стены стрелами и прикрывая пытавшихся забраться на стены солдат, но горожане уже опомнились от растерянности. На крепостной стене их становилось все больше. Среди них появились арбалетчики, прикрытые большими щитами - павезами. Взбираясь по лестнице, я краем глаза заметил, как несколько горожан втащили на стену огромный котел, а затем опрокинули его. Хлынувший вниз кипяток водопадом обрушился на лезущих по соседней лестнице английских солдат. Дикие крики обваренных людей на какие-то мгновения заглушили звуки боя и заставили похолодеть все внутри меня. А тут еще лезший впереди латник, нелепо взмахнув руками, с диким криком полетел вниз, только каким-то чудом не задев меня. В следующую секунду я почувствовал, как лестница покачнулась. Поднял глаза вверх и мое сердце в ту же секунду, замороженное страхом, превратилось в ледяной ком. Солдат гарнизона и горожанин, натужно упираясь, пытались оттолкнуть штурмовую лестницу от стены. Еще вчера я вычислил, что высота крепостных стен не более десяти метров, но и этого хватит, чтобы навешанное на меня железо переломало мне, если не все кости, то добрую их часть. На какое-то мгновение я оцепенел от страха и беспомощности, и в этот миг английская стрела пробила горло солдата. Глаза, злые и напряженные, в одно мгновение помутнели, а затем кровь, потоком хлынувшая у него изо рта, унесла с собой последнюю искру его жизни. Я отстраненно наблюдал, как его тело упало на край стены, а затем скользнул вниз. Горожанин при виде его смерти, отпустил лестницу и чуть ли не на четвереньках юркнул куда-то вбок. И тут до меня дошло, что у меня появился шанс. Впереди врагов нет, а до края стены осталось не более полутора ярдов. 'Забраться туда - и я останусь жив!'. Почему-то не подумал, что меня там ждут разъяренные враги с оружием в руках, а просто хотел оказаться наверху, потому что зацикленный мозг считал, окажись я на стене - останусь жив. Я уже почти преодолел столь короткое расстояние, как ко мне, блестящей змеей, дернулось жало копья. Чуть отклонившись, рубанул по древку мечом. Мне здорово повело; я не только не свалился с лестницы, но и сумел обрубить наконечник копья. Француз выкрикнул ругательство и еще раз попытался, но теперь уже обрубком, столкнуть меня с лестницы, как в этот самый миг одна из английских стрел черканула его по железной каске, заставив невольно пригнуться, тем самым, подарив мне секунду, за которую я преодолел последний пролет лестницы и оказался на стене. Выбравшись на ровную поверхность, на которой мог твердо стоять на ногах, а не висеть беспомощно между небом и землей, я ощутил радостное воодушевление. Француз, тем временем, отбросил обрубок копья и уже достал меч из ножен, но ему не хватило пары секунд, чтобы приготовиться к защите. В прямом выпаде я пронзил ему грудь. Затем с непонятным для меня неистовством я атаковал другого солдата, напавшего на меня, что тот уже через минуту и думать забыл о нападении. Начав отступать, он неожиданно споткнулся и упал спиной на двух горожан, скатывавших в этот момент валун на лестницу, полную англичан. К треску сломанной лестницы и истошным крикам падающих английских латников, прибавились вопли неудачливого солдата и горожанина, сбитого им с ног, полетевших вслед своим заклятым врагам. Второй горожанин явно не горел схватиться со мной и поэтому отступил, крича: - На помощь! На помощь! Расчистив, таким образом, место на стене, я быстро осмотрелся. И очень вовремя. На меня набегал с мечом в руке солдат в металлической шапке, привлеченный криками горожанина. До этого он стоял рядом с двумя горожанами, отталкивающими лестницу, прикрывая их большим щитом от английских стрел. Не успели наши клинки скреститься, как стрела вонзилась в лицо французу. С некоторым замешательством я увидел, что кровь не растеклась по лицу солдата, а почему-то брызнула струйкой вверх, в небо. Не успело тело противника упасть мне под ноги, как ко мне бросились двое горожан-ополченцев, наконец, оттолкнувших от стены своими рогатинами только что приставленную к стене лестницу. Быстрым ударом меча я перерубил одну из рогатин, а удар другой принял на щит. Тем временем на стену поднялся Джеффри и один из моих солдат, по имени Уильям из Ричмонда. Их появление было как нельзя, кстати, так как на помощь горожанам уже пришли солдаты гарнизона. Даже втроем нам пришлось бы туго, если бы не прославленная меткость английских лучников. Удар копья, нацеленного на меня, в последний миг остановила стрела, пронзившая горло одному из французов, но облегченно вздохнуть мне не удалось, так как снова пришлось драться за свою жизнь. Отпрыгнув в сторону, пропустил мимо себя тяжелое лезвие алебарды, а затем всадил клинок в живот ее хозяина. Только вырвал меч из тела, как другой француз зарубил моего латника. Я видел краем глаза, как Уильям, дико крича, взмахнув руками, рухнул со стены вниз. Еще один мой солдат рухнул мне прямо под ноги с арбалетной стрелой в глазу, упав на трупы двух горожан, которые несколько минут тому назад пытались оттолкнуть лестницу. Затем наступила передышка. Несколько секунд, хрипя и задыхаясь, я пытался понять, почему нас с Джеффри никто не атакует - причина нашлась сразу. В метрах в двадцати от меня несколько латников, судя по их гербам на сюрко, надетых поверх кольчуг, из отряда графа Йоркширского рубились на стене, постепенно оттесняя защитников города и расширяя плацдарм. Именно туда сейчас бросилась большая часть защитников этой части стены. Хотя горожан на стене было значительно больше их, но они больше мешали друг другу, тем самым, снижая эффективность своих атак; к тому же профессиональный солдат по сравнению с обычным человеком, что матерый волк в сравнении с дворовой шавкой, только и умеющей что брехать из-за забора. Секунды передышки закончились, как только по каменной лестнице, ведущей на крепостную стену, застучали солдатские башмаки. Кинул взгляд вниз. К нам быстро поднималось шестеро солдат гарнизона, а слева на нас набегало еще четверо защитников города с копьями и мечами в руках. Слишком много! Оглянулся на Джеффри, заляпанного кровью с головы до ног, с секирой в руке, которая заменила сломанный в схватке меч. Рядом с ним стояли два тяжело дышащих, в порубленных доспехах, латника с мечами в руках. Из всех троих только у одного из солдат был щит. Шанс выжить нам давало отступление к латникам отряда графа Йоркширского, которые медленно, но верно отвоевывали плацдарм на городской стене. Но в таком случае мы позволим французам скопиться на этом участке стены и всей силой ударить во фланг йоркширцам. Помощи ждать просто было неоткуда. Лестницу, по которой мы забрались, во время схватки была сброшена, и теперь валялась среди убитых и раненых у подножия стены. Решать надо было сейчас - счет шел на секунды, поэтому я просто ткнул мечом в сторону набегавших горожан и крикнул: - Парни, возьмите их на себя!! - после чего сам с криком: - Бей!! - прыгнул на торопливо поднимающихся по каменной лестнице солдат гарнизона, которые на данный момент представляли сейчас наибольшую опасность. Солдаты исходили из того, что им попытаются преградить дорогу, но то, что им прямо на головы прыгнет ненормальный - этого они явно не ожидали. Рухнув на головы первым двум французам всем своим металлоломом, я сбил их как кегли, заставив рухнуть на своих товарищей, идущих следом. После чего с грохотом, лязгом и задушенными криками, мы железным клубком покатились вниз по каменным ступеням. Меч я потерял сразу при падениии, но, даже будучи безоружным, продолжал бить по телам врагов, всем, чем мог: щитом, руками и ногами. Мне тоже доставалось в ответ, хотя в общей сутолоке большая часть ударов солдат доставалась все же не мне, а своим собратьям по оружию. Правда, мое везение длилось недолго, пока кто-то из французов не изловчился и не врезал мне по шлему, после чего у меня все поплыло перед глазами. Очнулся оттого, что меня какой-то человек тряс за плечи. С трудом открыл глаза. Надо мной склонился Джеффри. Когда с его помощью я поднялся на ноги, боль пронзила тело в нескольких местах, а мир перед глазами закачался еще сильнее. - Томас, тыкак?! - Ох! Круто. Почти… как американские горки. Несколько минут приходил в себя, после чего осмотрелся. В шаге от меня стоял Ляо, злобно скалящий зубы. Шлем, доспехи, короче, все, что на нем было надето, было залито кровью, изрядно помято, а местами порублено. Джеффри выглядел не лучше. Только я подумал, какой у меня самого вид, как вдруг понял, что вокруг меня не свистят стрелы, не звенят клинки и не льется кровь. Нет, о тишине и речи быть не могло. Был слышны стоны и крики, так же слышался звон сталкивающегося оружия, но все эти звуки доносились теперь из глубины городских улиц, которые начинались прямо у городских стен. Судя по кличу англичан: - Святой Георгий!! - эхом отдававшихся от стен домов, войска графа прорвали оборону и теперь теснят защитников города. - Мы… победили? - Победили, Том! Ты молодец, парень! Как ты? - Бывало и лучше. Голова болела так, что хотелось оторвать и пожить некоторое время без нее. Попытался осторожно потрогать, но Джеффри отдернув мою руку, сказал: - Том, у тебя вся левая половина головы в крови, аж волосы слиплись. Вода нужна, да где ее сейчас взять. От его слов мне захотелось пить, а затем появилось желание лечь. Такое сильное, что я даже посмотрел себе под ноги, подыскивая место. Только тут я заметил лежащих в двух шагах от меня несколько трупов солдат и одного горожанина, по виду совсем мальчишку, с разрубленной грудью. Огляделся. В лужах уже запекшейся крови вперемешку с обломками оружия и прорубленных доспехов лежали трупы французов и англичан. Осторожно повернул голову в сторону городских улиц. Две ближайшие ко мне были пусты, если не считать бочек, досок и десятка трупов, зато третья, дальняя из них была перегорожена баррикадой из телег и ящиков, за которой засело с копьями не менее двух десятков защитников города. Перед ними, на земле, лежали три трупа английских солдат. Четвертый мертвец лежал, свесив руки, на самой баррикаде с разрубленной головой. И все же, несмотря на потери, отряд англичан целеустремленно штурмовал баррикаду. - Святой Георгий!! - неожиданно раздались крики на соседней улице. - Англия, вперед!! Но святой, должно быть, спал в это время, поскольку не оказал призывающим его никакой помощи, в чем я убедился в следующую минуту, после того как смысл криков резко изменился: - На помощь!! - Джеффри, помоги! И ты Ляо, тоже. Чтобы тому было понятней, я кивнул китайцу головой в сторону криков. Оба рванулись с места, словно псы, науськиваемые хозяином на зверя, но помочь не успели. Только они успели сделать первые шаги, как из-за угла выбежал английский латник без шлема, с залитой кровью головой. Бежал тяжело, поддерживая правой рукой раненую левую. Было видно, что каждый шаг дается ему с трудом. Следом за ним выскочил здоровенный молодец в кожаной куртке, обшитой металлическими бляхами, держащий в высоко поднятой руке мясницкий топор. В два прыжка он достиг англичанина, а затем одним ударом расколол его череп надвое. Тело солдата еще падало на землю, как острие клинка моего телохранителя пронзило горло француза, не успевшего отразить столь быструю атаку. Выскочившие следом за здоровяком двое горожан, увидев, что сила не на их стороне, резко развернувшись, со всех ног помчались обратно. Джеффри и Ляо, размахивая оружием, бросились за ними. Только они успели скрыться за углом дома, как вдруг раздался многоголосый клич в районе южных городских ворот. - Святой Георгий!! Англия!! 'Все, похоже, городу хана! И там англичане оборону прорвали'. Несколько минут стоял, обдуваемый влажным холодным ветром, пока в какой-то момент, я не почувствовал себя лучше. Голова болела, но уже не так сильно, да и ноги перестали подламываться в коленях. Нагнулся, чтобы подобрать шлем, но тот оказался прорублен вплоть до кожаной обивки. Щит был расколот. 'Хорошо же меня отделали!'. Осмотрел себя и поморщился - все в крови, левый налокотник сорван, на наплечнике след удара меча. Кольчужные перчатки зияют прорехами. Лезвие клинка выщерблено и все, вплоть до рукояти, в пятнах и потеках крови. Повел плечами, потом попробовал согнуть руки и ноги. Все болит, но переломов нет. Только сейчас я вдруг осознал тот факт, что остался жив. Мне не хотелось больше сражаться, а вот от чего бы я сейчас не отказался, то это от мягкой постели и кружки подогретого вина. Все это я спокойно мог найти в ближайшем доме, но почему-то в тот момент у меня даже мысли не возникло забираться в чужой дом. 'К черту все! Иду в лагерь!'. Чтобы перелезть обратно через стену и спуститься по лестнице - я сразу отбросил эту мысль. Не то состояние. Осталось вычислить какие городские ворота ко мне ближе - Южные или Центральные? Но после нескольких минут раздумий, я так и не смог определиться, а поэтому решил идти наугад. Голова чуть кружилась, но земля уже не пускалась в пляс под моими ногами. Я двинулся по той же самой улице, где несколько минут тому назад исчезли мои люди. Мое решение было далеко не самым верным, так как я понимал, какой лабиринт представляет собой незнакомый город, к тому же на улицах еще полным ходом шли бои. Но настойчивое желание вернуться в лагерь, где я мог лечь и заснуть, настолько превалировало в данный момент над моим рассудком, что я решил пуститься в это довольно рискованное путешествие. Идя по улицам, старался выдержать направление на Центральные ворота, так как, по моим подсчетам, они были ближе всего расположены к нашему лагерю. Не успел я свернуть за пару углов, как услышал гулкие звуки топора по доскам. Мародеры рубили дверь богатого дома. Свернул в сторону, чтобы обойти их. Мародеры в поисках добычи, еще те твари! На следующей улице наткнулся на разрушенную баррикаду и с десяток зверски изрубленных трупов горожан. Протиснувшись в щель между перевернутых телег, и сделав пару десятков шагов, как издалека до меня неожиданно донесся гул множества голосов. Прислушался - английский язык. Прошел до конца извилистой улочки, завернул за угол и наткнулся в толпящихся на тесной улице большую группу солдат, готовящихся к бою. Поинтересовался, что происходит. Тут же мне в двух словах объяснили, что в мэрии, а также на прилегающих улицах засело около сотни горожан, которые дерутся как дьяволы, выпущенные из ада. Уже более трех десятков солдат сложило свои головы, пытаясь прорваться сквозь баррикады. Теперь собрали несколько отрядов на прилегающих улицах, чтобы начать массированную атаку. Осталось только дождаться сигнала. - Где граф Йоркширский? - Господина графа столкнули с лестницы еще в начале штурма Южных ворот. Сам видел, как трое солдат уносили его с поля боя, - сообщил мне словоохотливый латник. Помолчав, вдруг неожиданно добавил. - А эти ублюдки будут рубиться до последнего! Хотя мне было наплевать на происходящее, я все же поинтересовался: - Город же взят. Им как крысам по щелям прятаться нужно, а не геройство проявлять! Тот поглядел на меня недоуменным взглядом, потом словно что-то прояснилось в его лице, и он спросил: - Ты, наверно, недавно пролив переплыл? - Точно. Четыре месяца назад. - Клянусь святыми апостолами! Так ты… - он явно хотел сказать что-то остроумное на мой счет, но, встретив мой далеко недружелюбный взгляд, осекся и коротко объяснил. - За баррикадами горожан - две церкви, где они собрали своих баб! Там же и их золотишко! Коротко кивнул головой, дескать, понял, а сам подумал: - Пошли вы все на…!'. Уточнив направление на городские ворота, только собрался идти, как раздался звук труб. Солдаты тут же бросились вперед, вытекая из узкой улочки и тут же разливаясь широким потоком, а еще несколько секунд спустя до меня донеслись звуки боя. И я, только что собиравшийся свернуть на соседнюю улочку, неожиданно для себя двинулся на звук сражения. Завернув за угол, я оказался на городской площади. Англичане бежали, падали, ползли и умирали под градом стрел и арбалетных болтов, и все же продолжали неустрашимо рваться к цепи баррикад, расположенных на противоположном конце площади. У позиции горожан было преимущество - открытое пространство перед ними, которые арбалетчики умело использовали. Французские стрелки собрали первый урожай, но уже новые ряды атакующих бежали по площади, перепрыгивая через трупы своих товарищей, утыканных арбалетными стрелами. Несмотря на потери, линии баррикад сумело достичь не менее пяти десятков британских солдат, где их встретило колющее оружие - пики и алебарды, а на тех, кто с ходу сумел прорваться сквозь частокол копий, обрушились топоры и мечи французов. Как только первые солдаты достигли линии баррикад, английские лучники, закинув луки за спину, присоединились к лавине атакующих, держа в руке меч или топор. Я видел как один из латников, сумев дотянуться алебардой до стоявшего за баррикадой горожанина с пикой, заставив того заорать от боли и отпрянуть, тем самым, дав возможность взобрался на одну из телег, представлявших основу баррикад. Срубив наконечник другого копья, направленного ему в грудь, он обрушил лезвие алебарды на голову его владельца. В следующую секунду ему в бок ударила пика, но англичанин каким-то чудом сумел удержаться и продолжал сыпать проклятиями и рубить алебардой, пока арбалетная стрела не ударила его в лицо. Судорога пронизала все его тело, после чего тот рухнул поперек баррикады. Судя по окаменевшим лицам горожан, перед ними уже не стоял вопрос жить или умереть, сейчас они хотели только одного, как можно больше забрать с собой на тот свет проклятых англичан. Они рубили, кололи, а, потеряв оружие, душили, а то рвали зубами ненавистного врага. Тут я заметил, что боевой азарт островитян постепенно выдохся, а французы продолжали драться так же неистово, словно только что вступили в бой. Не знаю, чем бы закончился штурм, если бы с соседней улицы, с криками, не хлынула новая волна лучников и копейщиков. Графские копейщики, остановились только на несколько секунд, чтобы пропустить вперед юрких лучников, которые послали тучу стрел в сторону баррикад, а затем, выставив пики, плотной массой бросились вперед, с кличем: - Святой Георгий!! Десятка полтора солдат еще на бегу погибло от арбалетных стрел, зато оставшиеся в живых, прорвавшись к баррикаде, с ходу накинулись на защитников города. Французы чуть ли не в исступлении кололи англичан пиками, рубили мечами и били булавами. Спустя несколько минут первый ряд атакующих был уничтожен, после чего под удары горожан попал второй ряд, но все же не смотря на потери, англичане то там, то здесь сумели проскользнуть меж ударами копий. Высокий лучник с топором на длинной рукояти сумел добраться до гребня баррикады, а затем опускать свое увесистое оружие на голову какого-то француза с лентой на шлеме, правда, в следующую секунду получил удар копьем в грудь, сбросивший его с баррикады. Другой лучник с мечом в руке только успел взобраться на перевернутую телегу, как получил в живот арбалетную стрелу. Но упал не назад, а вперед на головы горожан, дико крича и хватаясь за живот. Правда, кричал недолго. В его беззащитное тело тут же вонзились две пики. Но потери несли не только англичане, но и французы, несмотря на их доблестное сопротивление. То один, то другой падали защитники города, изрубленные мечами и топорами или проткнутые копьями. Я видел, как один француз дико визжал на одной ноте, когда клинок перерубил ему руку и вошел в туловище. За ним упал с разрубленным черепом другой защитник баррикады, потом третий… И вот в пробитую брешь ворвались, расширяющимся потоком, озверевшие от крови, английские солдаты. Островитян охватило самое настоящее безумие; они рубили и кололи, не глядя на поднятые руки и мольбы о пощаде, пытаясь быстрее добраться до вожделенных богатств. Вскоре площадь и баррикады были завалены мертвыми телами. Кровь была везде: на камне, на дереве, на железе. Даже воздух, казалось, имел привкус крови. Наконец наступил миг, когда горожане, сломленные и устрашенные, дрогнули, а еще через несколько минут, отступление превратилось в паническое бегство. Развернувшись, я медленно пошел обратно. Меня не мутило, хотя я только что стал свидетелем кровавой бойни, от которой человек двадцать первого века запросто рухнул в обморок. Просто стало противно в душе и пусто в голове. Мир, вокруг меня, в одно мгновение обесцветился, став неуютным и серым. Вернувшись назад, я пошел тем направлением, что указал мне латник. Чем дальше я углублялся в городские улочки, двигаясь в направлении городских ворот, тем чаще слышал крики: - Город наш!! Грабь!! В след крикам трещали двери взламываемых домов. Где-то вдалеке раздался истеричный женский крик. Мимо меня пару раз пробегали солдаты с тюками за спиной. Скользнув по мне настороженным взглядом, они спешили дальше. Большинство домов, мимо которых я проходил, стояли уже с взломанными, распахнутыми настежь дверями. С одной улицы неслись крики: - Грегори, сюда!! Давай топор!! Ломай!! - с другой слышались звуки яростной ссоры, похоже, кто-то не поделил добычу. Брань и проклятия мешалась с криками боли и пьяными воплями. Этот город был далеко не самым красивым городом Северной Франции, просто крупным перевалочным пунктом на перекрестке торговых путей, но и он не заслуживал такой участи. Но война есть война - теперь пришло его время. Ворвавшаяся дикая орда грязных, окровавленных солдат, нашли здесь все, о чем мечтали. Пришло время убийства, насилия и бессмысленных зверств. Всякий мужчина - француз был врагом, которого следовало зарубить, а женщину - изнасиловать. Людей резали, как свиней, их расстреливали из луков, как мишени, просто так, ради потехи. Но победителям хотелось не только крови и денег. Быть женщиной в Ла-Дарьене в этот день значило быть в аду. Пожаров было мало, так как солдаты предпочитали грабить дома, а не сжигать, но зверств было предостаточно. Мужчины умоляли не трогать их жен и дочерей, а потом были вынуждены смотреть, как тех насилуют. Многие женщины прятались, но солдаты, привыкшие находить тайники на чердаках и под лестницами, вскоре находили их. Женщин насиловали, а затем выволакивали на улицу, срывали с них одежду и гнали, как добычу. Я видел как жену торговца, очень толстую, голой запрягли в тележку и гоняли ее по главной улице, стегая кнутом. Около часа заставляли ее бегать солдаты, хохоча до слез над ее трясущимися складками жира, а когда наскучило, просто перерезали ей горло. Рыская в поисках добычи, солдаты нередко натыкались на пиво и вино. Напившись, становились от этого все безумнее, а зверства, творимые ими, все страшнее. Вдруг отчаянно зазвонили колокола. По направлению, я определил, что колокольный звон шел от тех двух церквей, которые так отчаянно защищали горожане. При этих звуках я передернул плечами, но не от холодного порыва ветра, а от нервного озноба, а затем ускорил шаг, чтобы как можно быстрее добраться до городских ворот. Только завернул за угол очередной улочки, как вдруг услышал пронзительный женский крик. Чувство жалости, которое как мне казалось, изжил в себе, неожиданно вырвалось, да с такой силой, что прежде чем начать думать, я уже начал действовать. Забыв про боль в избитом теле, я почти влетел в дом, откуда доносились звуки борьбы и женские крики. Внизу в помещение лавки никого не было - крики шли сверху, из жилых помещений. Взбежал по лестнице вверх. На последних ступенях лежал труп слуги с кухонным ножом в руке. На лице и груди - несколько колотых ран. Перескочив через него, оказался в большой комнате - гостиной. Среди распахнутых сундуков и выброшенного тряпья рылся лучник в легкой кожаной броне, а другой, с лицом, забрызганным кровью, прижимал кинжал к горлу миловидной женщины средних лет, стоявшей у стены, другой рукой он задирал на ней платье. В двух шагах от них, у перевернутого стула, лежало тело молоденькой девушки. Судя по всему, та была в обмороке. Лучник, до этого рывшийся в сундуке, резко развернулся ко мне. Его перекошенное злобой лицо не предвещало ничего хорошего, об этом же говорил сжимаемый в руке меч. Другой солдат, у которого даже борода слиплась от крови, повернув голову в мою сторону, зло зарычал: - Вон отсюда!! Это наша добыча! Лучник с мечом, сделал ко мне шаг, после чего произнес: - Или я сейчас увижу твою спину, или ты увидишь свои кишки, разбросанные по всему дому! Выбирай! Это были уже не люди, а звери в человечьем обличье. Дикая злоба, жажда крови и алчность прямо сочились изо всех пор этих грабителей и насильников. Напряженное тело и рука с мечом, готовая разить, подсказали мне, что говорить без толку, поэтому я сразу начал действовать. Резко шагнув к вольному стрелку, я одновременно нанес с плеча рубящий удар. Он сделал так, как я хотел. Уходя от удара, стрелок, прикрывшись мечом, отступил. При этом он забыл, что у него за спиной стоят раскрытые сундуки. Наткнувшись на один из них, солдат потерял равновесие и на какое-то мгновение раскрылся. Больше мне и не надо было; клинок свистнул в воздухе, и кровь залила разрубленное лицо лучника. В следующую секунду уже пришлось отпрыгнуть мне, чтобы уйти от удара кинжала второго наемника. В спешке, не рассчитав силы, лучник по инерции проскочил вперед, удачно подставив свою челюсть под удар эфеса. Оглушенный солдат, отлетел назад и уже при падении зацепил за один из стульев, с которым рухнул на пол. Повернулся к первому лучнику. Тело того уже сползло с сундука и теперь лежало в луже натекшей с него крови. Труп! Развернулся, подошел ко второму вольному стрелку. Тот лежал без сознания. Повернулся к женщине, которая прямо прикипела взглядом к моему мечу, с лезвия которого стекала кровь. Ее неестественно бледное лицо и дрожащие губы подсказами мне, что хозяйка дома грани истерики. - Эй! Не бойся! Я вас не трону! Та перевела свой взгляд на меня, но, судя по всему, ничего не поняла из того, что я ей сказал. - Очнись! Эй! Я не сделаю тебе ничего плохого! - Не тронешь меня?! В ее голосе, дрожащем от напряжения, было поровну, как изумления, так и недоверия. - Не трону! - предваряя ее следующий вопрос, пояснил. - Обет дал! Теперь все понятно?! Что с девочкой?! - Она в обмороке! Она тут же бросилась к ней, приподняла голову дочки, стала гладить и что-то нежно шептать вполголоса. - Хватит заниматься ерундой! Тащи воды и приводи ее в сознание! Уходить надо! Иначе нам тут всем придется плохо! Только после того, как это сказал, я понял, что не знаю, что делать дальше. Идти с двумя женщинами по городу, полному отморозков… 'Нет! Не пойдет! Я, конечно, герой, но не до такой же степени'. Пока я думал над проблемой, хозяйка метнулась в соседнюю комнату. Затем появилась снова, но уже с кувшином воды. Несколько минут спустя девушка - подросток с бледным лицом и трясущимися от страха подбородком сидела на краешке стула, с ужасом глядя на залитый кровью труп лучника. Нежную красоту ее личика даже не мог испортить страх, сквозивший в каждом ее движении. - Дьявол! Я не знаю, куда вас вести! Везде, на улицах, солдаты! Они выпотрошат меня, а потом займутся вами! - Господин! Второй дом, стоящий рядом, также принадлежит моему мужу! Мы можем укрыться там! - Ты что, совсем дура?! Не понимаешь, что его разграбят, так же как и остальные дома! - Там есть комната… тайная. Вход в нее… из спальни этого дома. Муж до того, как стать купцом, был строителем. - Если так, почему не укрылись там сразу?! - Там, снаружи, она закрыта шкафом. - Ничего не понял. Веди! На месте разберемся! Женщина, взяв за руку дочь, направилась в соседнюю комнату. Я прислушался, а потом бросил быстрый взгляд вокруг и тут краем глаза заметил, как дрогнули веки, лежащего на полу, лучника. Он все слышал! Сука! Что делать?! Если дать ему уйти, он приведет с собой толпу вольных стрелков. Меня зарежут или повесят, а женщину с дочкой изнасилуют и убьют. Я не хотел этого делать, но тело сделало все само. Клинок поднялся и опустился. Глаза лучника удивленно распахнулись. Изо рта вырвался хрип вместе с розовыми пузырями. Он попытался схватиться руками за лезвие, но те замерли на полпути, а затем, с глухим стуком, снова упали на дубовый пол. Тело дернулось в последний раз. Вытерев пот со лба, облизал пересохшие губы. Хотелось пить. Повернулся к столу, чтобы взять кувшин, тут мой взгляд наткнулся на прислонившуюся к косяку женщину. Ее взгляд выражал изумление и страх. Пару секунд мы смотрели друг другу в глаза, потом, резко развернувшись, хозяйка ушла вглубь комнаты. Жадно сделав с десяток глотков, поспешил за ней. Секрет тайника заключался в хитром фокусе. Мощный буфет из резного дуба, оказывается, мог отъезжать в сторону. За ним находилась небольшая потайная дверь, высотой в две трети человеческого роста. Мать вручила девочке зажженную свечу и приказала лезть первой. Затем подала ей пару запасных свечей, хлеб, мясо и кувшин с водой. Затем залезла сама. - Как все утихнет, приду и выпущу вас отсюда. - Спасибо, добрый господин! Установив буфет на свое место, закрепил его, сцепив с полом, тремя деревянными колышками. Потом прошелся по комнатам, где отворил все дверцы и раскрыл сундуки. Вытащил и разбил все, что только можно, придав помещениям вид полного разгрома. Подойдя к телу убитого слуги, втащил его в комнату и бросил поверх тела, зарубленного мною в схватке, лучника, после чего покинул дом и, выйдя через городские ворота, вскоре добрался до лагеря. Спустя пару часов, в лагерь, один за другим, вернулись мои люди. Все трое были легко ранены, но, несмотря на это, выглядели людьми, весьма довольными своей жизнью. Может быть потому, что за спиной у каждого из них топорщился объемистый тюк. Приглядевшись, увидел на шее Джеффри толстую серебряную цепь, а на пальцах два перстня с драгоценными камнями. Как я узнал потом, тот снял их с трупа французского дворянина, предварительно вогнав тому в грудь меч. Ляо, раскрыв мешок, продемонстрировал мне набор серебряной посуды. Хью, пришедший позже всех, в свою очередь, похвалился богато изукрашенным поясом и кинжалом с драгоценными камнями на рукояти. Сначала думал взять всех, но оказалось, что у Хью пропорот бок и я оставил его в лагере на попечение Ляо. Смыв кровь, и сменив порубленные доспехи на кольчугу - безрукавку и теплый длинный плащ, я вышел из лагеря, в сопровождении телохранителя. Навстречу нам тянулись жидким потоком победители, возвращающиеся в лагерь, неся за спинами и в руках тюки с награбленным барахлом. Подходя к городским воротам, меня вдруг неожиданно охватило беспокойство о женщине и девочке. Я даже начал себя клясть в том, что бросил их там одних. Джеффри бросил на меня не один удивленный взгляд, видя, что я все быстрее ускоряю шаги. Не успели мы завернуть на знакомую мне улицу, как с другой стороны показалось четверо пьяных стрелков. На четверых у них было два меха с вином, от которых они отхлебывали, передавая их из рук в руки. Не доходя до нас пары метров, они остановились, перегородив нам дорогу, после чего стоявший в центре стрелок тряхнул в воздухе мехом с вином и воскликнул: - Сегодня все должны быть пьяны! Мы победили! Я недовольно буркнул: - Спасибо, приятель! Мы спешим. Освободите нам дорогу! - Джон! Смотри! Этот господин нами брезгует! - раздалось с левого края жидкой шеренги. Я бросил косой взгляд на подстрекателя. Молодой парень, лет двадцати. Его распирал хмель и желание покуражиться, как, впрочем, и всех остальных его приятелей. Они показали себя в битве настоящими мужчинами и хотели, чтобы все это видели. Пролитая кровь, насилие и хмель сыграли с ними дурную шутку, и теперь они хотели одержать новую победу над высокомерным дворянином. Тюки с их спин слетели на землю, кулаки сжались. Тот, которого лучник назвал Джоном, расправив широкие плечи, выступил вперед, сжав пальцы в кулаки. Его поза одновременно представляла и вызов, и угрозу. Терзавшее меня беспокойство сжало меня, как пружину, и ей было достаточно легкого толчка, чтобы распрямиться. Джон, как и его приятели, никак не ожидали, что я так высоко выброшу ногу. Мысок моего сапога врезался ему в подбородок. Раздался звук ломающейся кости. Парень завопил и отпрянул, размахивая руками, чтобы удержать равновесие, но, наткнувшись на одного из своих остолбеневших приятелей, не удержался и рухнул на землю. Только я успел положить руку на рукоять меча, как рядом встал Джеффри с обнаженным мечом в руках. Оставшиеся на ногах лучники выхватили мечи, но в драку не полезли, оставшись стоять. Пьяный кураж в их глазах сменился злым страхом. - Парни, я же сказал, что не хочу пить! Мои слова дали им понять, что мы не собираемся продолжать драку. Несколько мгновений стояла полная тишина, пока лучник - подстрекатель не сообразил, что им только что предложили выход из создавшейся ситуации. Бросив клинок в ножны, он хрипло сказал: - Не хотите, как хотите! Второй тут же торопливо поддержал его словами: - Нам же больше достанется! Вслед за ними Джеффри убрал меч в ножны. Лучники уже суетились, ставя на ноги своего приятеля и подбирая тюки с награбленным добром, после чего торопливо зашагали по улице. Дождавшись, пока те скроются за углом, только тогда я вошел в дом. И сразу понял, что после меня здесь снова побывали мародеры. Сердце тут же застучало, что твой молоток, о грудную клетку. Вбежав наверх, бросился в спальню и только когда увидел, что массивный буфет стоит на месте, облегченно выдохнул воздух. Услав Джеффри вниз дежурить у входной двери, я отодвинул буфет, а затем открыл потайную дверцу. - Вылезайте! Все тихо! Телохранителю я все объяснил по дороге, но при виде матери и дочки тот все равно не смог сдержать удивления. Его нетрудно было понять, ведь город сейчас представлял собой настоящий ад. Для начала мы вынесли из дома на улицу все трупы, после чего мать с дочкой принялись наводить порядок в комнатах. Я тем временем осмотрел входную дверь. Починить ее не было никакой возможности, так как она была практически сорвана и висела на одной петле. Пришлось просто прикрыть ее, а перед ней сложить маленькую баррикаду из всякого хлама, подвернувшегося под руку. Попробуют открыть - шуму будет предостаточно, а там посмотрим, чьи мечи острее! После того как разгорелся огонь в очаге, мы сели за стол, на котором уже стояло вино, а на блюде лежало нарезанное мясо и хлеб. Разговор не клеился. Дело было в страхе, который разделил невидимой стеной горожан и солдат - англичан. Этой женщине повезло дважды. То, что ее и дочь спасли, а во-вторых, то, что ее мужа в это время не было в городе. Он был в отъезде по каким-то торговым делам. Его отсутствие и было причиной, по которой она не могла воспользоваться тайником. Пару раз она попыталась узнать, что происходило на улицах города после штурма города, но я отвечал настолько невнятно и неопределенно, что хозяйка скоро прекратила свои расспросы. Страх уже отпустил ее, но она все же продолжала с опаской поглядывать на моего телохранителя, так как тот все никак не мог успокоиться, бросая время от времени на женщину жадные взгляды. Так мы и сидели, пока плотные сумерки не окутали землю. Если до их наступления на улицах еще были слышны крики, то сейчас в городе стояла мертвая тишина. 'Никогда не думал, что слово 'мертвая' подходит к тишине, а вот теперь - очень даже подходит!'. Подошел к окну. На улице было холодно, ветрено и начинал моросить мелкий дождик. 'Тоже мне зима!'. После еды и тепла меня разморило, да и уставшее и избитое тело настойчиво просило отдыха. Предложил матери и дочке идти ложиться. Когда те вышли, Джеффри что-то недовольно пробурчал им вслед. И опять я его понял. Сидел бы он сейчас в лагере, в компании приятелей, пил подогретое вино и хвастался напропалую вместе с другими солдатами своими подвигами. А тут? И баба есть, а что толку? Одно только раздражение.
Утро следующего дня встретило нас холодным ветром и проливным дождем, хлеставшим по крыше, по стенам, по булыжной мостовой. Некоторое время я смотрел на пузырящуюся лужу, прямо перед домом. Джеффри, тем временем, с кислым выражением лица, сидел за столом и жевал хлеб с мясом. 'Что, господин, благодаря тебе, придется нам месить грязь, да еще под холодным ливнем', - говорило его лицо. Хозяйка дома стояла у стены, нервно теребя пальцами передник. - Все. Мы пойдем, - я сказал всем и в тоже время никому. - Наш отряд сегодня уходит. Вдруг женщина, резко оторвавшись от стены, зачем-то метнулась в спальню. Вслед за ней дочь. Спустя минуту она вышла и подошла к нам, дочь осталась стоять на пороге. В отличие от матери, девочка, похоже, выспалась и сейчас лицом и тоненькой фигуркой, затянутой в белое платье, походила на ангелочка. 'Только крыльев не хватает!'. Глядя на юное создание, у меня вдруг потеплело на сердце. Неожиданно для себя я подмигнул ей и сказал: - Не забудь на свадьбу пригласить нас, красавица! Та залилась румянцем, а потом сказала тоненьким голоском: - Обязательно приглашу, добрый господин! Мы, с Джеффри, уже стали разворачиваться к лестнице, как неожиданно хозяйка остановила нас: - Подождите, добрые господа! Тут моим глазам предстали кубок и мешочек, которые та достала из-под передника. Подойдя к Джеффри, она, коротко поклонившись, сказала: - Спасибо тебе, добрый человек! - и вручила тому мешочек. Судя по тому, как разом посветлело хмурое лицо моего телохранителя, тот оказался достаточно весомым. Затем, повернувшись ко мне, женщина сделала второй, более низкий, поклон. - Спасибо вам, мой господин, за все, что вы для нас сделали! Когда бы ни оказались в нашем городе, у нас вы всегда найдете защиту, кров и еду! После чего она протянула мне золотой кубок, на дне которого лежал золотой массивный перстень с драгоценным камнем. Я сделал попытку отказаться от подарка, но хозяйка была непреклонна. Выйдя из дому, мы зашагали по пустым улицам, обходя трупы и поваленные телеги, перешагивая через бревна. Отойдя от городских ворот, мы прошагали еще ярдов пятьдесят, после чего я остановился и оглянулся. На фоне серых туч и мелкого моросящего холодного дождя, город, со сломанными воротами и горами трупов, лежащих у стен, выглядел уныло и безобразно. На душе снова стало тоскливо. 'Угораздило же меня занести сюда, в это гребаное время! Есть же много других эпох, где…!'. В этот миг грянувшая пьяная, разухабистая песня, перебила мою мысль. Вслед за хором голосов из-за створки покореженных ворот показались исполнители: четверо пьяных лучников. Поддерживая друг друга, они не забывали придерживать тюки, топорщащиеся у них за спиной. В лагере призывно протрубили трубы. Лучники тут же бросили орать песню и ускорили шаг, пытаясь догнать нас.
Через две недели после того, как мы вернулись в лагерь из похода, в город прибыла делегация от английского короля. Посланник пересек пролив в сопровождении роскошной свиты, двенадцати рыцарей сопровождения и охраны, состоящей из пятидесяти латников. Через два дня они собирались отправиться дальше, ко двору французского монарха, с предложением продлить перемирие еще на два года. Теперь не нарушая слово, данное мною при приеме в ряды английского воинства, я мог без потери чести 'уйти на дембель'. Так я и сделал, снова став независимым одиночкой, но уже не в образе прежнего искателя приключений, а в качестве опытного солдата - наемника.
ГЛАВА 15
НАГРАДА ЗА ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Весна разбудила землю, нежная зелень листвы покрыла деревья, луга запестрели яркими цветами. На живых изгородях появились белые кружева цветов, а у реки в листве ракит засуетились зимородки. Яркий зеленый мох у подножия деревьев мягко пружинил под копытами лошадей, пока мы пробирались по извилистой лесной тропе. Лес редел прямо на глазах, между деревьями становилось все больше просветов. Тропа становилась шире и вскоре, раздвинув деревья, вывела нас к опушке леса. Несколько часов тому назад мы расстались с отрядом вольных стрелков Алана Уилларда. После штурма города, где я вдоволь насмотрелся на зверства, творимые солдатами из вольных отрядов, мысль о том, чтобы заключить контракт, хотя бы на один рейд, отпала сама по себе. Если я привык к тараканам и крысам, то в отношении подлости человеческих поступков, моя брезгливость никуда не делась. Я мог убить в схватке, но зарезать человека, защищающего свое добро, не мог. И от души надеялся, что не скоро смогу. К тому же связывать себя по рукам и ногам взятыми на себя обязательствами мне не хотелось, так как рано или поздно наши пути с отрядом должны были разойтись. Исходя из всего этого, я просто стал выжидать, когда какой-нибудь из вольных отрядов отправиться в поход в нужном мне направлении. Через неделю я узнал, что Алан Уиллард, закончил формирование своего отряда и собирается идти в нужную мне сторону. До нашей встречи я видел его мельком, зато много слышал о том, что командир вольных стрелков хладнокровен и расчетлив в бою, к тому же хитер, как лиса и силен, как бык. Мы встретились с ним в таверне, где я предложил ему свой маленький отряд в качестве солдат, но не на основе договора, когда наемнику платят за каждый день его службы, а за часть добычи, полученной в совместном бою. Уиллард, с нескрываемой радостью принял мое предложение, сказав при этом, что слышал обо мне и Джеффри, как о хороших бойцах. Да и таланты китайцев за эти полгода проявились в достаточной степени, снискав им славу даже среди отъявленных головорезов и драчунов, какими были вольные стрелки. Если Ляо стал известен среди солдат двумя поединками, после которых его противников отнесли на кладбище, то его братья приобрели известность, благодаря своим прирожденным талантам. Лю, с моего разрешения, открыл, если так можно выразиться, пункт скорой медицинской помощи, леча больных и раненых. Его вежливое обхождение и умелое лечение скоро сделали его популярным лекарем в военном лагере. Сначала среди солдат, а затем и среди горожан. Лечил он, естественно, за плату, но при этом хорошо и качественно, что и стало своеобразной рекламой. Чжан же держался в стороне от всего, что касалось войны, выполняя обязанности слуги, а в свободное время полностью отдавал всего себя тренировкам. В первые недели нашего прибытия в лагере, посмотреть на тренировки китайцев собиралась толпа народа. Мы с Джеффри, чтобы не смущать умы народа, пустили слух, что это ритуальные танцы их народа, но прошла неделя - другая и прошел новый слух: дескать, желтолицые вызывают, таким образом, злых духов. После чего вечером следующего дня на тренировку явилось два десятка пьяных солдат, чтобы разобраться с китайцами. Раньше, случись такая ситуация, они бы сбежали или дали безропотно себя избить, но теперь у них был хозяин, поэтому драка состоялась по всем правилам. По ее окончании, часть солдат пришлось уносить, остальные, из оставшихся на ногах, тоже выглядели не лучшим образом. Слух о вызываемых китайцами демонах пропал, зато вместо него разнеслась молва о непобедимости Чжана, как кулачного бойца. Именно он произвел наибольшее впечатление не только на задир и забияк в той драке, которым он свернул челюсти или поломал ребра, но и на многочисленных зрителей. Так как из всех развлечений в лагере были только шлюхи, вино и игра в кости, то сильный кулачный боец оказался для солдат приятным сюрпризом. Один за другим Чжана стали вызывать на бой другие известные кулачные бойцы. Каждая такая схватка сопровождалась большой толпой почитателей подобных боев. Две недели в лагере царил своеобразный праздник, пока сломанные челюсти, переломы рук и ног признанных силачей резко не свели к нулю желающих померяться силой. Так слава и звание непобедимого бойца остались за Чжаном. Теперь каждый из нас заслужив определенную известность, тем самым, придал своеобразный ореол нашему отряду и лично мне, как его командиру. Я получил то, что хотел. Теперь у меня было имя, пользующееся определенной известностью среди солдат и наемников.
Две недели, которые мы провели в походе, вместе с вольными стрелками, ничего запоминающегося не принесли, за исключением встречи с отрядом восставших крестьян. Этот день мне навсегда врезался в память. Мы шли, как обычно, в походном порядке. Впереди и по бокам повозок с запасом еды, котлами и палатками, шли латники и лучники, составляющие основную часть вольного отряда, а в арьергарде - ехал конный отряд, в составе которого ехали и мы. Тридцать тяжеловооруженных латников являли собой гордость Уилларда, так как ни у одного из командиров вольных отрядов не было тяжелой конницы. Окружающий нас пейзаж был до боли стандартным и унылым: вокруг рощи деревьев, вперемешку с лужайками и прогалинами, заросшими кустарником, впереди - полусгоревшая деревня, по обеим ее сторонам - виноградники и заброшенные поля. Не успели мы проехать деревню, как наш передовой отряд заметил дымы, идущие от множества костров. Командир только успел отдать приказ об остановке движения, как нас заметили. Пока Уиллард думал, не зная на что решиться: прорываться с боем или отступить, лагерь повстанцев пришел в движение. Время выбрать позицию крестьяне нам просто не дали, так как невооруженным глазом было видно, что толпа движется в нашем направлении. Даже по самым легким прикидкам, их было около тысячи, что в итоге давало: на одного вольного стрелка приходиться, как минимум, пять крестьян. Сделав несколько быстрых взглядов вокруг Алан тут же начал отдавать своим офицерам соответствующие распоряжения для построения. Затем отозвал меня в сторону и сказал: - Сэр! Приказывать я вам не могу, но очень прошу стать на время этого боя командиром у латников. Им придется принять основной удар. Они, как и я, много слышали о вашей храбрости, сэр! Ваше присутствие в их рядах придаст им силы и мужества! Это была грубая лесть, мы оба это понимали, так же как понимали и то, что откажись я от этого предложения, все будут смотреть на меня, как на труса. С другой стороны это было распространенной практикой в армиях того времени - назначать надежных офицеров над группами солдат в наиболее уязвимых точках линии обороны или атаки. - Хорошо, Алан. Пусть будет так. - Благодарю вас, сэр! Шестьдесят латников перегородили дорогу, ведущую через деревню, оградив свои фланги развалинами домов. Сейчас мы стояли не плотной шеренгой, а россыпью. Это было сделано для того, чтобы затем быстро пропустить сквозь свои ряды, стоящих сейчас перед нами, лучников. Тяжелая конница, состоящая из тридцати всадников, к которым так же присоединились Джеффри, Хью и Ляо, находилась пока в глубоком тылу, прячась за развалинами домов. По замыслу нашего командира она должна была в нужный момент переломить ход сражения. Толпа крестьян остановилась в сотне ярдов от нас. Худые и грязные, с торчащими наружу из дыр их лохмотьев ребрами и запавшими глазами на обтянутых кожей черепах, восставшие смотрелись как армия живых мертвецов из фильма ужасов. В их глазах, смотрящих на нас, прямо пылал огонь голодный ненависти. Увидев его в глазах повстанцев, я тут же поверил в слухи о каннибализме среди французских крестьян, которые до этого считал страшными сказками. Несколько томительных минут толпа уродливых и страшных в своем безумстве людей стояла, сжимая в руках, более похожих на птичьи лапы, оружие, переделанное из крестьянского инвентаря. И вот наступил миг, когда толпа качнулась, а затем, сорвавшись с места, бросилась на нас со звериным ревом, в котором не было ничего человечьего. - Давайте парни!! - откуда-то сбоку заорал Уиллард. - Надерите задницы этому вонючему быдлу!! Только он это выкрикнул, как воздух наполнился смертельной музыкой боя: беспрерывно загудели спускаемые тетивы, тонко запели стрелы. Туча добрых английских стрел пронизала воздух. Промахнуться было невозможно. Одни повстанцы замертво падали на траву, другие, раненные, пытались подняться, но уже в следующее мгновение оказывались затоптанными следующими рядами атакующих крестьян. Эти жалкие человеческие огрызки ничего не видя вокруг, полностью отдались дикой злобе, клокотавшей внутри них. В их сердцах не было страха, а одна лишь сжигающая их ненависть. Только поэтому, несмотря на бьющие в упор стрелы, повстанцы продолжали катиться на нас человеческой волной, правда, при этом их скорость бега резко замедлилась из-за множества трупов своих собратьев. Острия стрел с глухими, чмокающими звуками вонзались в незащищенную плоть, вырывая из черных провалов ртов крики боли. Кровь из их ран била такими фонтанами, что мне казалось, что еще чуть-чуть, и долетит до нас. Вся дорога перед нами была завалена ранеными и мертвецами, а грязная, дикая и неуправляемая толпа, дико завывая, все так же продолжала нестись на нас. Они уже были в пятидесяти ярдах от нас, когда лучники в последний раз выпустили свои стрелы в набегавших крестьян, после чего развернулись и побежали, просачиваясь между нами. Надежда, что эти чертовы крестьяне образумятся и отступят под градом смертоносных стрел, испарилась в то самое мгновение, как только мы остались наедине с этими выходцами из ада. - Сомкнуть ряды!! - заорал я, надсаживаясь. - Надо сдержать этих помойных крыс, во что бы то ни стало!! Сдержим их первый натиск - считайте, парни, что победа за нами!! Благодаря домам, теснившимся вдоль дороги, мы перекрыли ее двумя рядами, но что такое шестьдесят латников, когда озверевшая толпа насчитывала повстанцев раз в восемь больше. Правда, часть лучников, проскользнув за наши спины, закинула луки за спину и взяла в руки мечи, топоры и колотушки, образовав, таким образом, третий ряд. Большая же часть стрелков, должна была обойти толпу крестьян и напасть на них с флангов, вместе с конницей. Таков был основной план Уилларда. И вот сейчас, стоя с мечом в руке, я смотрел в безумные глаза и черные провалы ртов, широко раскрытых в диком крике, и думал только одно: - Звери! Нелюди! Они же не убьют, а сожрут нас заживо!'. Эта мысль привела меня в такое смятение, что мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не удариться в слепое бегство, поэтому следующая мысль стала горячей просьбой: - Господи, пронеси!!'. - Да поможет нам святой Георгий! - где-то за нашими спинами заорал Уиллард. Его крик заставил меня вспомнить о моей роли командира и в свою очередь заорать: - Держаться крепко, парни!! Ни шагу назад!! Похоже, жажда крови и желание кратчайшим путем добраться до наших глоток поглотили их остатки разума, заставив повстанцев ринуться всей толпой по узкой дороге, идущей между развалинами домов, на нас. Тяжелые мечи взметнулись и упали, снова взметнулись, окрашенные кровью - и снова упали. Я успел ударить третий раз, после чего черная и вонючая толпа подступила настолько близко, что мне оставалось только одна возможность сражаться - наносить короткие колющие удары, отражая ответные удары щитом. Пусть они были слабы от голода и вместо доспехов носили лохмотья, а вруках вместо настоящего оружия держали обломки кос, но их презрение к смерти и жажда крови компенсировала эти изъяны. Оглушенный лязгом и скрежетом железа, человеческими криками и стонами, пропитанный потом и смрадом давно немытых человеческих тел, я перестал ощущать себя человеком, превратившись в такого же, как и они, зверя. Вспыхнувшее желание убивать, рвать их на части, было настолько сильно, что я не мог просто инертно защищаться - мне хотелось рубить их неистово, чувствовать, как под лезвием хрустит кость, как эти помойные крысы захлебываются собственным криком и кровью. Эта вспышка словно влила в меня новые силы. До этого только сдерживающий натиск, я сделал полшага вперед и ударил щитом в лицо крестьянину, пытавшемуся просунуть ржавое лезвие ножа в забрало моего шлема. Тот, с криком боли, отлетел в толпу, заставив податься назад еще пару человек, тем самым, освободив немного пространства вокруг меня, чем я не замедлил воспользоваться. Резко ударил мечом с плеча наискосок, задев при этом сразу двух крестьян. Один из них рухнул на колени с диким воем, прижимая руки к лицу, залитому кровью. Второму мой клинок располосовал руку. Повстанец отшатнулся, инстинктивно попытался закрыться самодельным копьем от моего следующего удара. Но дерево плохая защита от закаленной стали: меч разрубил сначала самодельное копье, а за ним череп его владельца. Мой клинок, не переставая, взлетал и опускался, на головы и плечи повстанцев. Я уже не убивал, а давил, как клопов, разбрызгивая вокруг себя их кровь и ненависть. Вот еще один повстанец отшатнулся назад, ловя широко раскрытым ртом воздух и зажимая руками располосованный живот, чтобы не дать вывалиться внутренностям - этому хватит. Другой получил колющий удар в лицо и теперь лежа на земле, визжит от боли - добавить. Только я прикончил его, как звуки боя разрезал клич англичан, подхваченный множеством голосов: - Святой Георгий!! Мозг отметил этот факт, но тело и руки продолжали делать свое дело - убивать врагов, пока спустя время я не понял, что плотная толпа, сквозь которую приходилось с таким трудом прорубаться, редеет, да так быстро, что мне приходиться уже не стоять на месте, а двигаться, чтобы достать очередного мятежника мечом. Рука замерла на взмахе, потом медленно опустилась. С минуту неподвижно стоял, наблюдая, как в дикой панике, разбегаются во все стороны крестьяне под ударами копий и мечей тяжелой конницы. Мощные кони втаптывали в землю человеческие тела, а тяжелые мечи их всадников быстро и резко опускались, рубя бегущих, чтобы затем снова взметнуться, разбрызгивая вокруг себя алые капли крови. Лучники, высыпав из-за домов, прицельно били в спины бегущих крестьян, при этом громко хвастаясь друг перед другом своим мастерством. Только сейчас я окончательно понял, что мы победили. Меч и щит сразу стали настолько тяжелыми, что впору было удивляться, как я их до сих пор удерживал в руках. Посмотрел по сторонам - везде трупы и кровь. Среди многочисленных трупов крестьян лежали тела солдат вольного отряда - латников и лучников. Латники, от которых осталось чуть больше половины, сейчас с остервенением добивали раненых повстанцев, мстя им за свой страх и убитых товарищей. Отвел взгляд и снова стал смотреть на бегущую в панике толпу крестьян; на всадника, похожего на Джеффри, который догнал беглеца и ударил мечом по голове; на дорогу, усеянную трупами крестьян, из тел которых торчали заляпанные красным стрелы с белыми гусиными перьями. 'Кровь. Везде кровь, - я поднял голову к небу, и на какое-то мгновение мне показалось, что даже само небо сбрызнуто кровью. В следующую минуту меня затрясло так, что пришлось опереться на меч, воткнутый в землю.
Когда Алан Уиллард узнал, что завтра мы уходим от него и идем своей дорогой, он попытался дважды уговорить меня остаться в его отряде. Второй раз он предложил мне стать своим помощником. Это говорило о многом. Так как на этот раз речь не шла о моем небольшом отряде, а лично обо мне. Похоже, я сумел обратить на себя внимание такого признанного бойца и командира, как Алан Уиллард. Это не только польстило мне, но и заставило начать сомневаться в правильности моих действий. Нет, мне не нравилось грабить и убивать, хотя не мог не признать, что этот способ получения денег, применяемый повсеместно, ведет более короткой дорогой к сундуку с золотом, чем путь того же торговца. К тому же став сильным бойцом, я вернул себе уверенность. Правда, в отличие от прежнего Евгения Турмина, моя уверенность, основывалась не на хорошей реакции и крепком кулаке, а на профессионализме солдата - наемника. Я хорошо знал расценки найма, знал о войнах, мелких и больших, происходящих в Европе, знал имена наиболее удачных и успешных командиров и полководцев. Стал немного разбираться в тактике и стратегии ведения сражений, штурме и осаде городов, засадах и стычках, поднабрался знаний в геральдике и этикете. Старался поддерживать свою физическую форму, а ежедневные тренировки с оружием стали для меня таким же необходимым ритуалом, как еда и сон. Помимо меча и боевой секиры, я стал недурно владеть палицей и всеми ее разновидностями. В стрельбе из арбалета так же мало кому уступал - мои стрелы били в цель точно и метко. Приспособление для натяжения тетивы арбалета или 'козья ножка', по моей убедительной просьбе, мои люди пока хранили в тайне. Так же не забыл я и про карман, свое первое изобретение в этом времени. В большинстве моих одежд имелся один, а то и два, потайных кармана. Письмо аббата, постоянно находилось при мне, кочуя из одного потайного кармана в другой. Перед путешествием по Франции я долго и мучительно решал вопрос, что мне делать с деньгами. У меня и так была по нынешним временам большая сумма денег, а с учетом выплаты выкупа, она стала почти космической. Я прекрасно понимал, что на том опасном пути, который нас ждет, идти с такой суммой наличных будет просто верхом безумия. Ответ на этот вопрос мне подсказал, ни кто иной, мой бывший пленник, барон Анри де Грен. За это время мы с ним подружились и нередко проводили время вместе. Вот и в последний вечер, перед его отъездом, сидя за кувшином вина, мы беседовали о разных пустяках. Неожиданно я вспомнил о своей проблеме и решил спросить его, как он в свое время решил ее. - Анри, а как ты получил деньги? Ведь это риск! Особенно в такое опасное время! В ответ я получил маленькую лекцию, о банках и ростовщиках. - Мой друг, деньги на хранение купцам и банкирам Италии отдают многие бароны, прелаты и другие обеспеченные люди, как в самой Италии, так и за ее пределами. Франции, Англии, Испании. Трудно назвать страну, где не знали бы об итальянских банках и торговых компаниях, которые благодаря своим связям и большим оборотам не были бы готовы ссудить под залог некоторую сумму. Зачем держать при себе столько наличности, если можно отдать их на хранение известному торговому дому (лучше итальянскому) под небольшой процент, а вместо нее получить расписки, которые потом можно будет обменять на наличные в том же Лондоне, Париже или Генуе. Вот и мне привезли денежную расписку, которую обменял на наличные, здесь в Бордо, в одной из банковских контор. Я задумался. Все выглядело довольно просто, но в то же время - сомнений хоть отбавляй! Банк лопнет, торговый дом разориться или банкир с моими денежками убежит в дальние края. А еще: вдруг возьмут, а потом откажутся отдавать? Типа расписка поддельная или кому отдавали, с тем и разбирайтесь. Свои сомнения тут же вынес на суждение барона, который, похоже, больше моего разбирался в этих делах. - Да. Разориться торговый дом может, но чтобы просто так взять и не выплатить по денежной расписке - такого еще не бывало ни разу! У итальянских банкиров репутация превыше всего! Мой друг, могу рассказать тебе интересную историю… Из его рассказа я узнал, что один из его дальних родственников, тоже барон, взял денежную ссуду у одной известной итальянской компании, а затем отказался ее отдавать. Спустя месяц в ворота его замка постучался гонец. Он привез буллу об анафеме, подписанную самим папой, а также предложение итальянского дома: анафема будет снята, если тот отдаст долг со всеми процентами. Через два месяца барон, очень богобоязненный человек, привез и отдал все до копеечки. На следующее утро, сопровождаемый своим верным телохранителем, я сдал почти все свои наличные капиталы представителю итальянской банкирской компании, а вместо них получил заверенную подписями и печатями денежную расписку. Эта была последняя проблема, разрешив которую, я выступил вместе с отрядом Уилларда.
Ощутив на своей шкуре все прелести ремесла солдата, я теперь реально смотрел на вещи, а значит, понимал, насколько мал шанс, такому как я, ловцу удачи, стать богатым и влиятельным вельможей. Но, как ухватить за хвост птицу удачи, и при этом еще не промахнуться в выборе стороны, чтобы потом самому не оказаться в лагере проигравших?! Может это письмо, что я вез и станет первой ступенькой к моему возвышению, а возможно - и нет. Но как бы то ни было, я и без статистики знал - среди наемников слишком велик процент смертности, а значит, этот мой период жизни надо будет сделать как можно более кратким. Впрочем, кое-какие расчеты, я все же сделал. За эти полгода, в качестве воина на службе английской короны я убил девять человек. В этом случае, как говорят среди солдат: удача была на моей стороне. Но насколько ее хватит? Мои вновь вспыхнувшие сомнения касались моей цели, замка Ла-Бонапьер. В этом случае я тоже рискую, причем вслепую. К тому же жизненный опыт, накопленный мною за время военных действий, говорил, что любой риск должен быть оплачен, в этом случае - он оправдан! Ему возражал тот, который прибыл сюда из двадцать первого века. Ты что собираешься стать грабителем и убийцей? И много ли бывших наемников стали богатыми? Чаще всего получили два аршина земли… на могилку, да и ту даже вороны позабыли. Ты же пришел из просвещенного и цивилизованного века! Ты не должен превращаться в дикаря из Средневековья! Да и чем может кончиться подобная карьера? Удар топором по голове или стрела в горло! А там, призрачный, но шанс! Правда, хорошо бы знать, в чем он состоит? Может, конечно, случиться и так: письмо аббата укажет новый путь или сведет с людьми, которые помогут посмотреть на жизнь с другой стороны. Правда, в подобный вариант я слабо верил, но на свете чего не бывает! Взять хотя бы мое перемещение во времени! Тем не менее, не попробуешь, не узнаешь!
Наш маленький отряд свернул с главной дороги, река осталась севернее, и лошади ступили на узкую проселочную дорогу, вившуюся по обширной и унылой равнине. Сначала дорога вела нас среди болот и лесов, местами сужаясь до ширины тропы, пока, наконец, не вывела на широкую поляну, которую пересекал быстрый широкий ручей. Лошади перешли его вброд, и, когда все оказались на другом берегу, наш проводник Гуго Маршель заявил, что мы пересекли границу области и теперь находимся в Блуа. Проверить его слова мы не могли и поэтому поверили на слово, так же как в свое время поверили в то, что он знает эти места, как свои пять пальцев. Насчет доверия или недоверия вопрос не возникал, потому что все мы, а проводник, в первую очередь, знал, что если что пойдет не так, он умрет первым. Мы проехали еще несколько миль дорогой - тропой, и за это время не только не встретили ни одного человека, но даже вдали не видели ни одной человеческой фигуры. Выехав из густого леса, дорога снова повела нас по холмистой местности. Если до этого пейзаж был унылым и мрачным, то здесь нередко земля была покрыта черными проплешинами сожженных деревень и серыми грудами камней, некогда являвшихся замками. Поломанные ограды, разрушенные стены, заброшенные и заросшие лебедой поля, сожженные мосты - куда ни посмотришь, всюду следы разрушений и грабежей. Полдня наблюдения столь безрадостной и мрачной картины выработало у меня стойкое ощущение, что я смотрю фильм - апокалипсис. Глядя на выжженное и обезлюдевшее вокруг нас пространство, страх сам по себе начал шевелиться внутри меня. Да и не только я, все остальные в нашем отряде ехали угрюмые и молчаливые, взирая на опустошенный край, наполненный страхом и отчаянием. Только ближе к вечеру мы увидели на горизонте стройный шпиль церкви, чуть левее которого высились зубчатые стены замка; похоже в этом мертвом краю все же сохранились островки жизни. Я уже думал, что не увижу и сегодня людей, как на краю заброшенного поля, среди зарослей лебеды и чертополоха, рядом с густым кустарником, мы увидели шалаши из палок и веток, больше похожие на курятники, чем на человеческое жилье. Рядом с ними копошились жалкие человеческие фигурки. Такого бесправия, нищеты и издевательства над людьми мне еще не доводилось никогда видеть, хотя я нередко наблюдал жизнь английских крестьян. Спустя лье нам попалась новая группа таких людей. Впрочем, нет, не людей. Теней. Тонких, черных, изломанных жизнью, теней. Увидев нас, они не стали убегать, просто выпрямились и застыли на тех местах, где находились. Сутулые, костлявые до такой степени, что кожа прямо лежала на костях, эти жалкие подобия людей, смотрели на нас, тяжело дыша, с ужасом в глазах. Понять по их костлявым, с унылым и безнадежным выражением, лицам невозможно, кто из них мужчина, а кто женщина, тем более что все они были одеты в бесформенную одежду из мешковины. Когда мы приблизились, несколько человек, движимые скорее животными инстинктами, чем разумом, убежали в кусты, остальные же не отрывая взгляда, глядели на нас ввалившимися глазами. После той кровавой схватки с крестьянским отрядом отношение к этим беднягам у меня было двойственное. С одной стороны сердце щемила жалость к этим людям, которых довели до скотского состояния, а с другой - мне никогда не забыть ту жажду убийства, которая полыхала черным безумным огнем в глазах таких же крестьян, как и эти. У меня и тени сомнений не было, что будь победа на их стороне, меня ждала бы страшная и мучительная смерть и все же я не смог проехать мимо них просто так. Придержав лошадь, запустил руку в кошелек, а затем кинул под ноги беднягам горсть мелочи. Жалкие человеческие тени тут же кинулись их подбирать, после чего снова замерли, устремив на меня мутные, ничего не выражающие взгляды. Попробовал высмотреть в них огонек голодной ненависти, как у тех повстанцев, но не нашел даже отблеска. В них не было ничего. Одна пустота. Еще восемь или девять миль наш маленький отряд ехал все по такой же разоренной местности; солнце садилось, и впереди деревьев на дорогу ложились их длинные тени. Такими безрадостными и опустошенными выглядели вокруг нас земли, таким убогим и редким было жилье, что я опять начал сомневаться, выведет ли нас проводник к постоялому двору, как обещал. Джеффри и Хью уже с откровенной злобой стали поглядывать на унылую фигуру проводника, бредущего по обочине дороге. Ловя на себе их взгляды, француз горбился, вжимая голову в плечи, стараясь как можно дальше держаться от их лошадей. - Где. Твой. Двор?! - мой телохранитель в этот раз даже не спросил, а словно отлил в металле каждое свое слово. - За этой деревней еще четыре лье, добрый господин! Не больше! Клянусь девой Марией!! В его голосе был крайний испуг и напряжение. 'Деревня? Где он ее видит?' Несмотря на сонную одурь, вызванную жарой и усталостью, я напряг зрение. И вдруг увидел ее. Хижины были настолько приземистыми, что их стены и крыши с потемневшей от старости соломой, практически сливались с серой, комковатой, заросшей сорняками землей. Я уже не удивлялся крайней нищете местных крестьян, но чувства протеста против такого обращения с людьми заставляло меня продолжать возмущаться подобному положению вещей. 'Как со скотом обращаются! Вот ублюдки! - еще некоторое время я возмущался произволом французской знати, пока мерный шаг лошади и жара снова не окунули меня в сонное забытье. Спустя полчаса кривая проселочная дорога вывела нас на широкий торговый путь, а еще через пять минут мы увидели меньше чем в полу лье от нас приземистый белый дом, из верхнего окна которого торчал шест с привешенным к нему большим пучком остролиста. - Клянусь святыми апостолами!! Постоялый двор!! - закричал Джеффри. - А то я уже начал присматривать для тебя, Гуго, подходящее дерево! Если нам просто повезло, то тебе парень повезло вдвойне! Ха-ха-ха!! Его смех подхватил Хью, а за ним после перевода Лю стали смеяться китайцы. Француз окинул их по очереди взглядом, весьма далеким от доброжелательного, потом, отвернувшись, сплюнул на дорогу. Гостиница 'Золотой павлин' никак не соответствовала своему пышному названию, напоминая мне своим видом строительный барак. Длинный, сложенный из массивных, плохо выбеленных, бревен, дом встретил нас довольно неприветливо. Никто не открыл дверь и не выбежал на крыльцо, чтобы встретить гостей. Да и коновязи не было ни одной лошади. 'Бояться, что ли? Впрочем, война есть война. Да и край, что ни есть бандитский. Но если так, то зачем держать постоялый двор?'. - Хью, разберись! Арбалетчик подъехал к двери. - Эй, кто тут есть?! - крикнул он и стал стучать в дверь кулаком в кольчужной перчатке. - Хозяин, конюх, слуга, живее сюда! Чтоб вас взяла бледная немочь, лодыри ленивые! С минуту стояла тишина, затем дверь медленно приоткрылась. Сквозь узкую щель на нас смотрела худая и унылая физиономия. - Ты чего свинячья харя на нас уставилась?!! - заорал на него подъехавший к двери Джеффри. - Открывай дверь и принимай гостей!! Слуга испуганно отпрянул и распахнул дверь. Спешившись, мы прошли мимо него в длинное и низкое помещение. Оно было совершенно пустым, если не считать сидевших за одним из дальних столов, двух человек с глиняными кружками в руках. Грязные, нечесаные волосы, сосульками свисающие на их замурзанные физиономии, не давали рассмотреть их более подробно, впрочем, я и не собирался их разглядывать. Скользнув, друг по другу, наши взгляды разошлись. Французы уткнулись в свои кружки, а я стал изучать интерьер гостиницы, чтобы составить о ней свое мнение. Я почти год, метался с место на место, как перекати-поле, ночуя то в придорожных гостиницах, то на постоялых дворах и понемногу научился разбираться, если не в самих гостиницах, так в их хозяевах. На огне очага, выложенного из камня, стоял котел, в котором что-то булькало и исходило паром, а вот ни ветчины, ни колбас, обычно висевших над стойкой хозяина, как и связок лука и чеснока, вместе с пучками пахучих трав, здесь не наблюдалось. Впрочем, это тоже можно было списать на разорение местных земель и на войну. Затем мой взгляд переместился на хозяина постоялого двора. Полная, мясистая физиономия с красным носом, отвислыми щеками, как у бульдога и узкими глазами - щелочками вызвало у меня чувство брезгливости и настороженности. Хозяин видно понял, что не произвел на меня хорошего впечатления и тут же скорчил на своем лице подобие улыбки. - Мишель Легран, к вашим услугам, господа! - голос хозяина был гулкий и низкий, словно шел у него откуда-то из нутра. - Вино, сидр! Мясная похлебка! Есть немного копченого мяса и колбасы! К сожалению, выбор не велик. Разруха и голод не обошли мое скромное заведение! Если останетесь ночевать, прикажу слуге приготовить вам комнаты! - В таком случае, готовь комнаты сразу! Я устал и хочу отдохнуть! Туда же принесешь вина и мяса! - И живее, толстобрюхий! - прикрикнул на него Джеффри. - Мой хозяин не тот человек, которого можно заставлять ждать! Первым делом давай вино! У меня вся глотка забита дорожной пылью! Я решил, что тут и без меня обойдутся. Резко развернувшись, чтобы идти в свою комнату, как вдруг неожиданно краем глаза уловил взгляд проводника, направленный хозяину постоялого двора, но уже в следующий момент он опустил глаза. Мне показалось, что он словно пытался тому что-то сказать. А в прочем,… он должен хорошо знать хозяина, поэтому им есть о чем поговорить. Да и сейчас мне хотелось только одного: вытянуться на кровати и закрыть глаза. И лежать, лежать… Вошел в комнату, дверь в которую предупредительно открыл мне все тот же унылый слуга. В комнате стояло три кровати с соломенными тюфяками. Выбрав крайнюю, тут же завалился на нее. Лежа в блаженной истоме, я в пол уха слышал, как из-за неплотно закрытой двери раздавались голоса. Я уже засыпал, как вдруг за дверью голоса зазвучали громко и резко. Судя по всему, Хью зацепил французов, сидящих в зале. В перебранку тут же вплелись увещевания хозяина, пытавшегося успокоить разозлившегося англичанина. Через минуту все стихло. Как я понял из слов, хозяин унял гнев арбалетчика кружкой доброго вина. Я уже снова собрался закрыть глаза, как где-то внутри меня закопошился червячок. К какому роду его можно было отнести, я даже не знал. Но что-то было не так. Причем это довольно невнятное ощущение никак не желало уходить, мешая моему расслабленному состоянию. В этот самый момент открылась дверь, и на пороге показался слуга с деревянным подносом в руках. На нем лежали ломти хлеба и мяса, круг колбасы. За его спиной стоял Джеффри с кувшином вина в руках. Слуга, перед тем как переступить порог, посмотрел на меня, спрашивая разрешения, и только после моего кивка, вошел и поставил поднос с едой на кровать, рядом со мной. После чего, осторожно, ступая чуть ли не на цыпочках, выскользнул за дверь. Джеффри захлопнул за ним дверь, после чего сел на стоящую рядом кровать и принялся разливать вино в кружки. Я все пытался понять, что меня так задело, пока ворочающийся в моей душе червячок не превратился в подобие назойливой мухи. Следом пришло чувство раздражения, которое вылилось в следующих словах: - Тебя только за смертью посылать, Джеффри! Чего ты столько времени копался?! Телохранитель бросил на меня виноватый взгляд и стал оправдываться: - Так это все наш полоумный арбалетчик! Ему, видите ли, те французы не понравились. Ну, пьют парни, так пусть пьют. Ведь не мешают они… - Стоп! Точно. Они. Джеффри, протягивающий мне в этот момент стакан вина, не только замолчал, но и замер, удивленно смотря на меня. А я, наконец, понял, что меня насторожило. В большинстве встреченных нам кабаков, таверн и постоялых дворов, посетители - французы, при виде нас, старались как можно быстрее исчезнуть, чтобы не нарваться на неприятности. Но не эти. И даже после скандала. Странные люди. Глухое место. Постоялый двор среди выжженной и разоренной земли. Свои подозрения я тут же вполголоса изложил Джеффри. Тот пару минут думал, а потом сказал: - Да. Несколько странно. Но что они могут против… Я оборвал его жестом, ткнув пальцем в кружку с вином, которую он до сих пор держал в руке. Тот недоуменно посмотрел на свою кружку. - Отрава. Или сонное зелье, - пояснил я словами свой жест. - Дьявол! - Тихо. - Понял. Как я не подумал. Да им всем перерезать глотки…! - Я сказал: тихо. Ты пил вино? - С хозяином. Из одного кувшина. Но не вино, а сидр. - Он точно тоже пил? - Ну да. 'Показалось… или… у меня уже крыша едет? Но не резать же людей, только потому… Хм. В принципе до темноты часа два осталось. Можно потерпеть. А там видно будет'. - Неплохое вино! - сказал я громко. - Тебе как, Джеффри?! Несколько секунд он удивленно на меня смотрел, рока не сообразил: - Да, мой господин! Будете еще?! - Наливай! Чтобы спалось лучше! Когда спустя час, я уже пришел к мысли, что у меня начала развиваться шизофрения, вдруг легонько щелкнул и отошел хорошо смазанный засов, отодвинутый чем-то похожим на лезвие тонкого ножа. Затем дверь приоткрылась. На фоне неяркой полоски света из-за приоткрытой двери появилась человеческая голова. С полминуты разбойник вслушивался в наш храп, затем осторожно растворил дверь, после чего снова замер в ожидании. Выждав минуту, он уже уверенно перешагнул через порог и стал у открытой двери, освобождая проход второму убийце. Если у первого я в руках ничего не увидел, то у второго была окованная железом дубина с шипами. Свет, от факела за спиной убийцы, упав на это грозное оружие, отразился от него тусклым металлическим блеском. Вслед за факелом на пороге выросла туша хозяина постоялого двора. Неяркого, колеблющегося света вполне хватило, чтобы превратить всех троих убийц в превосходные мишени. Чуть приподняв арбалет, лежавший у меня до этого на груди, я спустил курок. Стрела, ударив в грудь головореза, отбросила того на стену. Не успел тот захрипеть, как стрела Джеффри пробила горло второму убийце с дубинкой. Хозяин гостиницы, был настолько поражен, что не сразу понял, что только что произошло. Только когда Джеффри, вскочил с кровати с мечом в руках, Легран тяжело развернулся, собираясь бежать, но успел сделать только несколько шагов, как клинок на треть вонзился ему в поясницу. Дикая боль, видно, придала ему силы. Зарычав от боли, он изо всех рванулся вперед, но, зацепившись за лавку, не удержался на ногах и рухнул на пол. Факел покатился по полу. Я вылетел из комнаты вслед за Джеффри, схватил, начавший чадить, факел и бросился к комнате, где спали братья. Только я успел остановиться у открытой двери, как из темноты, лежащей за порогом, на меня прыгнул слуга Леграна с ножом в руке. Не знаю, на что он рассчитывал, но в любом случае он просчитался, напоровшись грудью на мой клинок. У него еще хватило силы, чтобы замахнуться на меня ножом, но уже в следующий миг взгляд его остановился, а вслед за ним упала вниз рука с ножом. Я сбросил разом обмякшее тело с меча и закричал в темноту комнаты: - Выходи, Гуго! Дважды повторять не буду! - Добрый господин, пощади!! В монастырь уйду!! Клянусь девой Марией!! - Я сказал: выходи!! - зло рявкнул я. Послышались осторожные шаги. Затем из темноты вылетел и упал мне под ноги большой нож. Бросил на него взгляд: не обагрен ли тот кровью. Клинок был чист. С сердца прямо камень упал. Уф! На какое-то мгновение я почувствовал себя почти счастливым. Затем в проеме показалась фигура проводника. Его тело сотрясала крупная дрожь, а в глазах стоял неприкрытый ужас. Я был готов его убить сразу же, но как только увидел его в виде трясущегося студня, ярость схлынула, оставив после себя отвращение и брезгливость. - На пол, падаль! Мордой в пол! Ноги расставь! Шире! Руки за голову! Дернешься - убью! Я даже не осознавал, что копировал команды полицейских из стандартного боевика. После чего развернулся в сторону Джеффри. Там, судя по обрывкам разговора, прерываемого криками боли и стонами, шла беседа на столь любимую тему моего телохранителя. Я уже хотел его окликнуть, как тот сам встал с колен со словами: - Ну, смотри тварь, если обманул про тайник… Я перебил его: - Это потом! Пригляди за этим уродом, а я посмотрю, как там братья! В комнате китайцев все было в порядке. Опоенные снотворным братья спали беспробудным сном, так же как и Хью. Вышел из комнаты. - Все хорошо, господин?! - Все в порядке. Вот же змеиное гнездо! - Да, господин. Тут хозяин поделился со мной секретом. Пока он не умер, надо проверить, не обманул ли он меня. Я могу посмотреть… - Да иди, уж иди! Блин, добытчик! Телохранитель на миг расплылся в улыбке, а уже в следующую секунду бежал к стойке. Посмотрел на лежащего, на грязном полу, проводника, который судорожно пытался сдержать дрожь. 'Трусливая падаль!'. Не удержавшись, врезал сапогом по ребрам проводника. Тот взвыл и попытался свернуться клубком, но я заорал на него: - Лежать, сволочь!! Еще раз двинешься - убью!! На мои крики прибежал Джеффри. - Все в порядке, господин?! - Все хорошо. Ну, что нашел? - Вроде правильно хозяин место указал. - Что с Леграном?! Стонать перестал. - Сдох, собака, наверно. Что с предателем будем делать? - Пока ничего. Утром,… когда китайцы проснутся, приколотите язык этого предателя к входной двери этой гостиницы! - Отдельно от хозяина? - Нет! Вместе с ним! А пока свяжи его! И спать! - Я позже, господин. Уж очень хочется посмотреть, что наш любезный хозяин Мишель Легран напихал в свой тайничок! - Хорошо! Разбирайся с этим! Утром разбудишь! - Господин! Вы смотреть будете на предателя или… после… вас разбудить? - Без меня не начинать! Я сказал эту фразу без напряжения или сомнения. Этот человек сознательно обрек нас на смерть и должен за это ответить. Завалился на кровать, но возбуждение после схватки не дало сразу заснуть. Лежа, я думал, что только что убил двух человек и обрек на муки еще одного. Я изменился, да и как можно остаться прежним, когда вокруг люди, не задумываясь и не теряясь в сомнениях, режут друг другу глотки. При этом, они нередко бывают счастливы, вытирая свой клинок об одежду убитого ими человека. Некоторое время я еще пытался определить критерии, которых нужно держаться, чтобы не превратиться в чудовище, но, в конце концов, незаметно для себя заснул. Джеффри, как и положено образцовому слуге, разбудил меня на рассвете. Я встал, помылся, выпил стакан вина, но завтракать не стал. Когда телохранитель попытался мне рассказать, что нашел в тайнике Леграна, раздраженно отмахнулся от него, как от мухи. Казнь человека, которую я вчера задумал, сейчас уже не выглядела правым делом, как вчера. 'Ну да! Вчера я кипел от злости, только что кипятком не писал! Все! Хватит об этом! Приговорил, так приговорил!'. На душе было противно, хотя я понимал, что это не моя прихоть, а наказание предателя за содеянное зло. По законам этого сурового времени он еще вчера должен был отдать дьяволу душу. То, что я собирался приказать сделать, было более чем справедливо по нынешним меркам. Слова 'жестокость', как и 'смерть', имеют одинаковый смысл, что в Средние века, так и в двадцать первом веке, но только рамки этих понятий в этих эпохах совершенно иные. Массовая резня и убийства здесь естественная вещь, а в будущем оно уже подпадает под понятие 'критическая ситуация', когда задействуют все резервы полицейских сил и спецслужб. Здесь тоже принимают соответствующие меры. Друзья и родственники убитых собираются вместе, нанимают наемников, а то и собирают армию - и в свою очередь режут убийц. Своего рода замкнутый круг. Вышел во двор. Судя по глазам братьев и Хью, они уже знали от Джеффри, что произошло, но к своему удивлению я не увидел в них осуждения. Наоборот! Лю подойдя, коротко поклонился и сказал: - Наш милостивый господин! Мы благодарны вам от всей души! Наши жизни… - Не надо, Лю. Хочу думать, что в подобном случае вы сделали бы то же самое для меня! Джеффри! Давай закончим с этим делом и поедем! Проводник все это время стоял на коленях, между Хью и Чжаном, опустив голову, жалкий и оборванный. Услышав мои последние слова, Гуго словно проснулся и резко поднял голову. Его лицо настолько было изуродовано страхом, что я даже удивился, как может измениться человек за одну ночь. - Милостивый и добрый господин!! Прости меня, молю!! Я не знал, что делал!! Это все Легран!! Этот подлый и низкий человек…!! - Начали!! - рявкнул я, перекрывая истошные вопли проводника. Тот забился в руках Хью, пытаясь вырваться, при этом так истошно вопил, что вскоре сорвал голос и стал хрипеть. На помощь арбалетчику пришли Ляо и Чжан. Но даже им втроем пришлось поднапрячься, чтобы подтащить предателя ко входной двери. Там его уже ждал Джеффри. - Жить!! А-а-а-а!! Я хочу жить!! Молю!! А-а-а-а!! Жить!! Чжан склонился над ним, а потом молниеносно ткнул пальцем в разные точки тела француза. Тот перестал извиваться, замерев в нелепой позе. Джеффри, не теряя времени, кинжалом разжал ему зубы, затем ухватил язык щипцами, которые ухитрился найти в хозяйстве Леграна. Затем предатель был вздернут в воздух, а его язык плотно прижат к доскам двери. После чего Джеффри вопросительно посмотрел на меня. Я вздохнул, а затем начал говорить: - Гуго, твой лживый язык чуть не завел нас в западню и поэтому он должен быть наказан. Ты же наш добрый проводник, Гуго Маршель, останешься жив. Оцени мое благородство! Эти слова я придумал заранее. Еще вчера они казались мне отличной речью - приговором, но теперь я не был в этом уверен. Не успел сказать последнее слово, как язык был пронзен большим гвоздем с восьмиугольной шляпкой, который пятью ударами молотка был вбит почти по самую шляпку. Несколько минут китайцы поддерживали Маршеля, а потом отпустили. Его руки тут же слепо заскребли по широким доскам двери в поисках того, за что можно ухватиться. Несколько секунд я смотрел на прижимающегося к двери человека в неестественной позе, затем отвернулся, подошел к лошади и вскочил в седло. Стараясь не смотреть на судорожно дергающееся у двери тело, оглядел своих людей. Джеффри, Ляо и Чжан садились в седла, только Лю стоял и смотрел на меня. - В чем дело?! - Господин, я могу дать ему совет. Он сможет продлить ему на некоторое время жизнь, а там может быть кто-нибудь подъедет. - Как хочешь! - Гуго, слушай меня внимательно! - крикнул Лю, подойдя к проводнику. - Сейчас тебе плохо! Не падай в обморок! От тяжести твоего тела язык оторвется с корнем! Если даже ты не умрешь от потери крови, останешься немым на всю жизнь! Старайся продержаться как можно дольше, в этом случае у тебя появиться шанс спасти свою жизнь! Тут пальцы проводника, скребущие по двери, нашли и судорожно вцепились в большое кольцо, укрепленное на двери. Его рот заливало кровью, и он вынужден был часто глотать ее, чтобы не задохнуться, что усиливало его страдания. Слезы боли ослепляли его, из горла вырывалось нечто похожее на поросячье хрюканье, боль мутила разум. Гуго все сильнее прижимал свое лицо к доскам двери, чтобы хоть как-то ослабить натяжение веса тела на язык. Только полчаса спустя, сквозь боль и страдания, он осознал, что вокруг него стоит тишина. А кому как не ему знать, что постоялый двор Мишеля Леграна, настолько редко посещали путники, что могла пройти неделя, а то и две, когда по этой дороге проедут люди. Разум его помутился. Он рванулся всем телом, пытаясь уйти от боли и страданий…
Целый день мы ехали в одиночестве, и только к наступлению вечера добрались до постоялого двора под названием 'Серебряный кубок'. Здесь у коновязи стояло восемь лошадей. Сразу возникло напряжение. Франция - не та страна, где англичане - желанные гости. Перемирие - перемирием, а быть наготове необходимо, да и люди разные встречаются: многим из них плевать с высокой колокольни на то, что государи двух стран подписали перемирие. Не успел я отдать соответствующую команду, как на пороге показался хозяин. Вслед за ним вышел рыцарь. Золотая цепь в сочетании с золотыми шпорами, мечом и кинжалом на поясе тут же выдали его происхождение. Впрочем, хватало авантюристов и прочих мошенников, старавшихся сойти за дворянина. Когда подобных типов изобличали, то постепенно начинали шинковать, а отрезанные куски скармливали псам. Причем весьма старались, чтобы обманщик как можно дольше наблюдал за процессом поедания его плоти собаками. Но этот человек был явно голубых кровей. Ему тоже было интересно: кто это приехал? Мне не хотелось ни вызова на поединок, ни массовой драки. И дело было не в страхе. У меня и так было мало людей, чтобы их так просто, из-за чьего-то рыцарского гонора, терять. Но все обошлось. Рыцари оказались из ордена госпитальеров. Они ехали на родину из Литвы, где служили вместе с тевтонскими рыцарями под началом магистра Мариенбергской обители. Дворян было только два, остальные были простыми солдатами. Шевалье Гастон д'Арманэль и Анри де Коркоран. Я им рассказал о перемирии, а также изложил некоторые новости о монарших дворах Франции и Англии. Правда, новости были двухмесячной давности, но для этого времени, они были почти горячими. В свою очередь они поделились со мной своими новостями. Когда их рассказ коснулся Руси, у меня отчего-то заколотилось сердце. Похоже, я даже разволновался, а затем засыпал вопросами о тамошней жизни. Завязалась оживленная беседа. Если раньше мне было трудно поддерживать разговоры подобного рода, то теперь я без труда мог говорить практически на любую тему. Затем, как и положено, разговор перешел на дам, а еще после пары стаканов вина - на поэзию. К этому моменту было достаточно выпито, только поэтому можно было объяснить мою просьбу спеть Анри де Коркорану, после того, как узнал, что тот музицирует и сам сочиняет песни. Француз взял цитру и начал играть и петь. Сначала известные баллады, а затем песни своего собственного сочинения. Я никогда не сочинял песен, но умел брать аккорды на гитаре и неплохо знал поэзию Высоцкого, поэтому, когда мне предложили что-нибудь исполнить,nbsp; 'Показалось… или… у меня уже крыша едет? Но не резать же людей, только потому… Хм. В принципе до темноты часа два осталось. Можно потерпеть. А там видно будет'. я исполнил песню Владимира Высоцкого 'Про любовь в средние века'. - Сто сарацинов я убил во славу ей, прекрасной даме посвятил я сто смертей, но, наш король, лукавый сир, затеял рыцарский турнир… Даже будучи здорово пьяным, я понимал, как странно звучит песня человека, который еще только родиться через шестьсот лет. Необычной песню признали и рыцари, так же как и мою манеру исполнения, но, несмотря на это, попросили еще что-нибудь спеть. - …Ненависть в нас затаенно бурлит, Ненависть потом сквозь кожу сочится, Головы наши палит! Погляди, что за рыжие пятна в реке Зло решило порядок в стране навести Рукояти мечей холодеют в руке И отчаяние бьется как птица в силке И заходиться сердце от ненависти! Ненависть юным уродует лица! Ненависть просится из берегов! Ненависть жаждет и хочет напиться черною кровью врагов… А вот 'Баллада о ненависти' у госпитальеров пошла на 'ура'. Мне пришлось исполнить ее раз пять, пока доблестные рыцари не запомнили слова, а затем, мы уже ревели песню Высоцкого в три глотки: - …Но благородная ненависть наша рядом с любовью живет! Ненависть! Ненависть! Ненависть!
ЭПИЛОГ К ПЕРВОЙ КНИГЕ
Я мог только догадываться, во что ввязываюсь, при этом, не имея ни малейшего представления о силе, коварстве и могуществе двух противоборствующих друг другу сил. История их противостояния началась с того самого момента, когда в ночь на 13 октября 1307 года Великий магистр Жак де Моле и высшие сановники ордена по приказу короля Франции были обвинены в ереси и арестованы. Одновременно был наложен арест на все имущество и владения ордена. Тамплиеров обвинили в ереси: в том числе в осквернении креста, главного христианского символа, гомосексуализме и поклонении дьяволу. Многих из них инквизиция пытала до тех пор, пока те не признались в своих грехах, после чего они были казнены. В 1314 г. оставшиеся в живых лидеры ордена, в том числе последний Великий магистр Жак де Моле, были сожжены на столбах перед собором Парижской Богоматери на острове Сите, расположенном на реке Сена. Казалось, что со смертью последнего великого магистра завершились бурная двухсотлетняя история ордена рыцарей-тамплиеров, но это было не так. За два десятка лет до указанных событий среди тамплиеров образовалась группа людей, которые по-иному смотрели на цели, которые ставил перед собой орден. Они считали, что церковь прогнила до основания, а вместе с ней и королевская власть. И не только во Франции, а во всей Европе. Именно эти люди, отринув стандартные взгляды на систему того времени, заложили в своих последователей иной взгляд на веру, государство и королевскую власть. Именно они поставили цель: создание из множества стран Европы единого государства - царства Божьего на земле. Так было организовано тайное общество Хранителей Истинной Веры. Они шли к своей цели медленно и упорно, осторожно подбирая нужных людей, а вместе с ними ключевые посты в ордене. Именно через власть и могущество ордена Хранители собирались стать доверенными лицами правителей Европы, а через них влиять на умы их поданных. Хотя Хранители первыми узнали от своих информаторов в придворных кругах, что задумал французский король, но даже они, здравомыслящие и практичные люди, не рассчитывали, что дело обернется так страшно. Общество, как и высшее руководство ордена, питало надежды на помощь папы и ряда влиятельных лиц Европы, которые должны были стать на их защиту. Ведь тамплиеры столетиями боролись за веру Христову, а также оказали ряд услуг королям, принцам, герцогам ряда стран. Они рассчитывали на обвинения в алчности или в нарушении монашеских законов. Даже были готовы к тому, что орден распустят, но то, что произошло… Правда, даже не зная масштабов грядущих бедствий, Высший совет Хранителей предпринял меры предосторожности. Незадолго до начала арестов доверенные люди отсортировали, а затем сожгли большую часть документов главного архива ордена. Еще раньше были подчищены архивы командорств. Но главной их заслугой общества стало то, что большая часть сокровищ ордена вместе с тайным архивом были вывезены из Парижа и спрятаны в надежном месте. Этот архив стал главным сокровищем ордена, храня такие страшные тайны, касающиеся самых богатых и могущественных семей Европы, раскрыв которые Хранители могли стократно увеличить свои богатство и влияние. В свое время тамплиерам, ссужая деньгами ту или иную особу, сначала поневоле приходилось узнавать, куда пойдут деньги, хотя бы для того, чтобы знать: насколько надежно вложение. Так орден постепенно становился обладателем государственных и семейных тайн могущественных семейств, стоявших во главе европейских государств. Иногда тамплиеры теряли деньги, и им доставались расписки и залоги. В других случаях вместо денег им оставались дарственные на земли и замки. Теперь многие знатные и могущественные люди, узнав о падении ордена, хотели бы добраться до этих бумаг. Одни из них сумели бы сказочно разбогатеть, продав подобные документы, другие получить мощные рычаги управления, шантажируя влиятельных людей, а третьи желали бы уничтожить их, скрыв, тем самым, свои мрачные и кровавые тайны. В свое время общество Хранителей сделало все, чтобы спасти организацию от разгрома, но даже оно не догадывалось, какие катастрофические масштабы он примет и скольких людей заденет. Только поэтому в руках королевских следователей оказались полтора десятка человек, прямо или косвенно относящихся к тайному обществу. Кто из них заговорил, до сих пор остается тайной, но именно он или они дали след, по которому пустились инквизиторы - следователи Великого инквизитора Франции Гийома Парижского, который в тоже время одновременно являлся королевским духовником. Жестокий и хладнокровный человек, он не только разрешил, но и всячески поощрял применение пыток в отношении пленников - тамплиеров. Документы того времени свидетельствуют это: Понсард де Гизи, командор дома в Пэйн, был первым допрашиваемым тамплиером (27 ноября 1309 года), который указал на 'Гийома Роберта, монаха, который применяет пытки'; этобыл ни кто иной, как инквизитор Гийом Парижский. То же было в протоколе допроса рыцаря Ангеррана де Мильи. Когда рыцарь отказался отвечать на вопросы, по приказу Гийома Эмбера, Великого инквизитора Франции, палачи раздробили ему обе ноги, раздавили пальцы рук, жгли тело раскаленным железом, вздернули на дыбе… Получив подобную информацию, Гийом Парижский оказался тем человеком, кто сумел связать пропавшие сокровища тамплиеров с обрывочными сведениями о каком-то непонятном тайном обществе. Жестокий и беспринципный человек, он прекрасно понимал сдвоенную мощь богатств и той информации, которую хранил архив тамплиеров. Именно поэтому всю свою жизнь он посвятил поиску сокровищ и архива, сплотив вокруг себя преданных людей, которые уже после его смерти продолжили поиски архива. Так началось противостояние двух сил. Одни пытались сохранить то, что станет для них в будущем залогом возрождения и осуществления их цели, другие же старались это добыть, чтобы возвеличить самих себя, получив власть и богатство. Хранители сначала пытались скрыться, раствориться среди других орденов, но их преследователи словно собаки - ищейки шли по их следу и дважды настолько близко подбирались к цели, что Высший совет Хранителей решил изменить тактику, отобрав часть своих людей, которые должны были стать преградой на пути врага. Отринув всепрощение и милосердие, эти люди стали тайными бойцами невидимой войны. Так завязалась тайная борьба, страшная в своей непримиримой жестокости и рассчитанная на полное истребление противника, где разрешалось все, что можно найти в самых черных глубинах человеческого сознания: предательство, убийства, шантаж, пытки…
Интересно, узнай все это, решился бы я продолжить свое путешествие в замок Ле-Бонапьер? Может быть, плюнул на эту затею и повернул коня… А может, и нет. Дело в том, что тот человек, кем я стал, все больше походил на авантюриста, не боящегося пролить кровь и готового рискнуть ради стоящего дела, чем на просто рискового парня из двадцать первого века. К тому же во мне уже произошла переоценка ценностей. Подбитый мехом плащ, жаркий огонь очага, вино и шутка, удобное ложе и податливые красотки теперь доставляли мне не меньшее наслаждение, чем бытовые удобства, интернет и телевизор в свое время. Эпоха, казалась мне убогой, а местами страшной, когда я видел как животные чувства и инстинкты брали вверх в людях, до тех пор, пока не понял, что под всем этим кроется мир ярких, открытых чувств и сочных, острых ощущений. Старые воспоминания сейчас выглядели картонными декорациями на дальнем фоне. Люди, которые меня окружали, были полны той непосредственностью, с которой воспринимает горе и радость маленький ребенок. Все, что, затрагивало ум и чувства человека Средневековья, порождало и разжигало страсти, которые проявлялись то в неожиданных взрывах грубой необузданности и зверской жестокости, то в порывах нежности и душевной отзывчивости. Эти резкие контрасты в сочетании с авантюрностью и некоторой бесшабашностью моего характера делали мою жизнь в этом мире наподобие спуска с крутой горы на лыжах, когда аж дух захватывает, а адреналин начинает гнать твою кровь с удвоенной силой. Если в будущем я видел себя в качестве винтика в большом отрегулированном обществе, то теперь сам творил свою судьбу. Все зависело только от меня самого, от моей силы, отваги и разума. В этом мире каждый человек решал сам, кем ему быть. Хочешь быть плохим - будь им, но если сердце у тебя чистое - живи честной и прямой жизнью. Правда, дело усложнялось тем, что этот мир не сильно отягощен моральными принципами. А вот когда они у тебя есть, как у меня, то тут надо крепко подумать над тем, как себя вести, чтобы жить с самим собой в ладу. Опять же, как уловить в себе то, что называется проявлениями добра или зла? Конечно, можно сказать и так: человек двадцать первого века изначально должен понимать, где добро, а где зло, но такой подход работает только тогда, когда человек соответствует своему времени. Чтобы понять это, можно попробовать задаться вопросом: сможет ли современный человек в критический момент сделать выбор между жизнью и честью, в пользу чести. Единицы - да, но подавляющее большинство, я знаю, предпочтет жизнь. В этом времени, за свое короткое пребывание, я встретил немало подобных идеалистов, для которых слово 'честь' является, в полном смысле этого слова, смыслом жизни и готово умереть за это. Не спорю, подлецов и негодяев и здесь хватает, но тут помимо богатых взяток и подкупленных судей, за чьими спинами можно спрятаться или откупиться, есть убойный довод - острый клинок. Этот мир до сих пор удивляет и ужасает меня, но и многое дает, а в первую очередь: открытость чувств и дикую, первозданную свободу, которые сделали мою жизнь яркой, объемной и полной. Да, я все еще путаюсь в своих чувствах. Могу рассуждать и думать, как человек двадцать первого века, а принимать решения как средневековый воин. Как далеко это у меня зайдет и что из меня выйдет? Трудно сказать. Я только вступил в этот мир, далеко не познанный мною, поэтому угадать свою дорогу среди множества других просто не в состоянии. Могу только надеяться, что как бы то ни было, куда бы меня не занесло и какие бы испытания мне не пришлось пройти - я останусь самим собой!
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
Тюрин Виктор У каждого своя война
ГЛАВА 1 ЗАСАДА
После ряда неудач Лорд испытал нечто похожее на потрясение. Ведь с ним никогда подобное не случалось. Нет, были промахи в его работе, да и не все всегда сразу получалось; тогда он набирался терпения и выжидал удобного случая. Но чтобы они шли сплошной полосой.... Никогда! К этому еще можно было добавить то, что серьезные препятствия, изредка возникавшие в его работе, были результатом мастеров своего дела, опытных как в интригах, так своего рода уловках, но никак не люди, подобные английскому увальню, эсквайру Томасу Фовершэму. После долгих размышлений он пришел к успокоительному для себя выводу: неудачи преследуют его не из-за того, что этот пустоголовый мальчишка переиграл его по уму или хитрости, а из-за слепой удачи, которая своевременно оказывалась на стороне англичанина. Несмотря на свой ум и проницательность, Лорд, как обычный дворянин того времени слепо верил в приметы, удачу и судьбу, написанную, задолго до рождения человека, на небесах. К тому же этот вывод подтвердила новая неудача, но уже другого свойства. По прибытии корабля в Бордо он почувствовал недомогание. Сначала решил, что это сильная усталость, но уже на следующее утро не смог встать с кровати. Две недели Лорд провалялся в горячечном бреду, находясь между жизнью и смертью, затем ему понадобилось еще неделя, чтобы окончательно стать на ноги. Через три недели он вошел в широко распахнутую дверь портовой таверны под названием "Золотой кубок". Именно здесь должна была состояться его встреча с гонцом от хозяев. Что тот должен был привезти: новые указания или смерть в лице наемного убийцы, Лорд не знал. Зато прекрасно знал, что неудачники в его ремесле живут весьма недолго. Почему все-таки пришел, он даже сам себе не мог толком объяснить. Умом он понимал, что должен держаться от нее как можно дальше, к тому же жить хотелось, как никогда! Именно сейчас, после того как он с таким трудом выкарабкался из цепких лап старухи с косой. И все же он пришел. Скорее всего, дело было в том, что Лорд настолько привык играть чужими жизнями, что со временем в нем проявилось некое пренебрежение к собственной смерти. Нет, он не желал ее торопить, и хотел, чтобы как можно дольше та не приходила, но в тоже время уже не мог жить без жгучего ощущения опасности, заставлявшую кровь в жилах бежать в два раза быстрее. Была еще одна причина, которая подспудно толкнула его на столь опрометчивый шаг. Дело в том, что, будучи прагматиком, до кончиков ногтей, не имел привычки мечтать, а уж тем более мечтать о чем-то несбыточном, но сейчас он интуитивно чувствовал, что заверши это дело достойно, оно могло принести не только деньги и власть, но и стать достойным завершением его карьеры. Все это вместе взятое, интуитивное и явное, а так же желание узнать: не вернула ли ему благосклонность госпожа удачи, заставили его переступить порог таверны. Свое выздоровление Лорд посчитал за хороший знак. Знак - продолжать игру. Две недели ежедневно он приходил в таверну и, согласно инструкциям, три часа ждал появления посланца, пока не понял, что тот уже не придет. Скорее всего, гонец ждал его в то время, когда тот валялся в горячке, а затем, не дождавшись, отправился восвояси. Его доклад хозяевам Лорд прекрасно представлял: боясь смерти - отступник бежал от расправы. Если это так, то с этого момента над ним висит постоянная и смертельная угроза. Самое логичное в данной ситуации было бежать, но этот человек был далеко не трусом, к тому же ему пришлось за последние двадцать лет его жизни побывать в различных переделках. Умный, решительный и изворотливый, Лорд, не долго думая, выработал план дальнейших действий. Для начала насколько смог, изменил свою внешность, при этом, стараясь по возможности реже показываться в людных местах, где его могли узнать, а затем стал наводить справки об англичанине. И вскоре с удивлением узнал, что тот, вместо того чтобы пуститься в дальнейшее путешествие со своими людьми, вступил в ряды английской армии. Это сбило опытного шпиона с толку, так как миссия Фовершэма представлявшаяся до этого простой, как полет стрелы, становилась все более непонятной и запутанной. По возможности тот стал издали наблюдать за ним, осторожно собирая информацию. Одновременно Лорд пытался понять, может, он ошибается, и на этого человека возложена иная миссия? Например, поимка самого Лорда, если можно так выразиться, на живца. А уже через него выйти на его хозяев. Но, обдумав, все как следует, решил, что это слишком сложная, а оттого очень ненадежная комбинация. Последовало другое предположение: Фовершэм задержался в Бордо в ожидании указаний от своих хозяев, но и оно оказалось лишенным смысла, после того как он узнал, что Томас вместо того, чтобы тихо сидеть в военном лагере, участвует в боевых действиях, рискуя головой. Как может специальный посланник так бездумно рисковать своей жизнью? Все эти загадки не только ставили Лорда в тупик, но и подогревали его интерес, как к эсквайру, так и к тайне, к которой он может быть причастен. Поначалу он хотел сойтись с Томасом поближе, но потом решил, что этот вариант лучше придержать в запасе. Вполне возможно, что за эсквайром кто-то наблюдает еще, помимо него, да и неизвестно как обернутся события в дальнейшем. Обдумывая различные варианты, Лорд решил остановиться на двух приемлемых для него планах развития событий. Если он сумеет проследить за Томасом до конечной цели, то получает возможность узнать то, что никогда бы не узнал, продолжая работать на своих хозяев. Получив столь ценную информацию, он получит возможность выбора: продать кусок тайны своим бывшим хозяевам в обмен на свою жизнь и толику денег или попробовать заняться этим делом самому. Сейчас он, в большей степени, склонялся ко второму варианту, к которому его подталкивали два серьезных соображения. Так как он не оправдал надежд своих хозяев, то с определенной долей вероятности можно сказать, что, даже получив от него ценную информацию, скорее всего, его постараются убрать. Вторая причина была еще проще: почему они должны иметь все, а не он? Разве он не достоин сокровищ и власти? Так почему не ему стать обладателем тайных знаний, а вместе с ними несметных сокровищ. Пусть даже сумеет урвать лишь толику неведомых богатств, то.... От таких непривычных для столь рационального человека мыслей у него начинала кружиться голова, как от кувшина хорошего вина. "Дьявол меня побери, если я не рискну! Если сорву этот куш...! Гм. Но один я не справлюсь, нужны будут люди. Да и лучше не затягивать с их поисками, так как Фовершэм в любой момент может тронуться в путь". Поиски нужных людей увенчались успехом уже на следующий день, когда он встретил в таверне, где обычно собирались наемники, головореза, с которым его когда-то свела судьба в одном деле. Их встреча продолжилась за кувшином вина. Сначала он с удовольствием узнал, что бандит не один в городе, а с тремя сообщниками, но после пары совместно опрокинутых стаканов настроение Лорда резко поменялось. Это случилось, когда наемник поведал ему, что хорошо пристроен и не собирается менять "хозяина", а здесь они для того, чтобы скинуть кое-какую добычу. Разозленный шпион уже стал прикидывать, где вблизи от таверны находиться наиболее глухое местечко, чтобы перерезать горло своему собутыльнику, так как не собирался оставлять за собой даже малейший след, способный привести к нему кого-либо из многочисленных врагов. Скорее всего, их встреча закончилась кровью, если бы не неожиданное предложение, поступившее от изрядно захмелевшего головореза. После некоторого раздумья, тот решил, что судьба дает ему неплохой шанс разобраться с этим англичанином. А главное, чужими руками.
Сначала с рыцарями - госпитальерами мы ехали по дороге, на которую ложились тени, от обступивших ее с двух сторон, тополей, затем она свернула и пошла вдоль спокойной реки, вьющейся голубыми плавными изгибами среди пологих холмов. Солнце стояло высоко, и жара все больше донимала меня. Не будь у меня в спутниках французских рыцарей, я бы устроил привал на берегу и освежился, а уже затем продолжил путь, но мне пришлось вести себя, как подобает истинному рыцарю, который не должен обращать внимание на жару, промокшее от пота белье, жужжащих перед лицом мух. Если к этому добавить однообразие ландшафта, наводящее тоску, то можно было представить мое настроение. Те из редких путников, которые встречались нам по дороге, как только замечали вооруженный отряд, тут же старались скрыться в лесу или густом кустарнике. Если же не было такой возможности, сходили на обочину, после чего, склонив головы в низком поклоне, замирали в тоскливом ожидании. Я не сомневался, что когда мы проезжали мимо, все они облегченно вздыхали и благодарили господа Бога за поддержку, пусть даже в такой малости. Только один раз нам заступил дорогу вооруженный отряд, состоящий из двух десятков солдат. Это оказался воинский разъезд местного феодала, отправленный на очистку своих земель от разбойников и воров. Благодаря присутствию госпитальеров мы избежали неприятностей, связанных с нежеланием видеть наглых англичан на французской земле. Постепенно окрестности стали меняться, проявляя признаки присутствия человека. Пару раз я видел вдалеке серые громады замков с зубчатыми башнями. Редкие деревни, через которые мы проезжали, были обнесены примитивными заграждениями, у ворот которых стояли вооруженные сторожа, что свидетельствовало о постоянном страхе перед набегами. Богатый край, предназначенный природой для сытой и благодатной жизни, сейчас выглядел больным и опустошенным. Мое подобное настроение было отчасти следствием моего похмельного и невыспавшегося организма, так как попойка с госпитальерами закончилась около двух часов ночи. Время близилось к полдню, и мы, обменявшись мнениями, решили, что пора подыскивать место для отдыха. Не успела мысль о скором отдыхе встряхнуть меня, как вдруг ехавший рядом со мной Анри де Коркоран, напевавший вполголоса песенку о смазливой дочке мельника, неожиданно прервался на полуслове, захрипел, затем качнулся в седле и стал медленно оседать. Быстрый взгляд, брошенный на него, только подтвердил то, что за секунду до этого уловили мои уши. Глухое гудение арбалетного болта. Мозг еще только начал осознавать, что происходит, а боевые рефлексы и тренированное тело воина уже начали действовать. Пока левая рука рвала повод, разворачивая лошадь в сторону звука, правая рука выдергивала меч из ножен. В следующее мгновение мой ищущий взгляд засек двух арбалетчиков, прятавшихся среди нескольких громадных валунов, которые, некогда в давние времена принес сюда ледник. Разбойники сейчас торопливо пытались перезарядить свое оружие. По своему опыту я знал, что у них не хватит времени зарядить арбалеты до того, как я их настигну, наверно от того их усилия вызвали у меня не страх, а злобную удовлетворенность. Сжав бока коня, я послал его вскачь, прямо на ближайшего стрелка. Нервы у того не выдержали. Отбросив арбалет, тот метнулся за валун, за которым до этого скрывался. Я же вместо того чтобы обогнуть валун, резко рванув поводьями губы лошади, заставив ее сделать резкий скачок в противоположную сторону. В сторону второго арбалетчика. Бандит явно не ожидал подобного маневра и на какие-то мгновения растерялся. В следующую секунду сталь клинка, скользнув по краю шлема, впилась в плечо, с легкостью разрубив металл и плоть. Дикий вой только начал рваться из глотки бандита, как я уже поворачивал лошадь в сторону второго арбалетчика. И только в этот самый момент я сообразил, что засевшие по обе стороны дороги арбалетчики не могут быть всей засадой. В подтверждение этой мысли, где в ста ярдах от нас, словно из-под земли, выметнулся отряд из полутора десятков латников с копьями наперевес, скача во весь опор. Впереди них мчался главарь в полном рыцарском доспехе. Что делать? Я бросил взгляд на наш маленький отряд. Помимо рыцаря - госпитальера был убит еще один солдат, а второй ранен. Мои колебания оборвал крик Гастона д'Арманэль: - За Господа нашего!! Рубите грязных псов!! За ним, пришпорив лошадей, с мечами в руках, бросились в отчаянную атаку его люди. К ним присоединился Джеффри. Ляо, как я успел заметить, повторил мой маневр и уже догонял пытавшегося убежать от него одного из арбалетчиков, сидевших в засаде на противоположной стороне дороги. Для арбалетчиков наша тактика оказалась такой же неожиданной, как засада для нас. Они явно привыкли к тому, что при виде нового противника все без исключения кидаются отражать атаку, а они, тем временем, занимаются слугами и запасными лошадьми с навьюченным багажом. Но на этот раз все пошло не так. Наемник, когда понял, что дело плохо, начал убегать, петляя и рыская по сторонам, как заяц. Несколько мгновений спустя я его догнал и был готов обрушить на него свой меч, как раздался грохот и лязг железа, словно десятки молотов разом застучали по наковальням. Звук удара копий о щиты напоминал хруст ломающихся костей, а уже через несколько секунд к ним присоединился звон клинков. Эти звуки невольно заставили меня бросить взгляд на место схватки, тем самым, задержав удар, но уже в следующее мгновение опустившийся меч вспорол белую полоску шеи, видневшуюся между воротником кольчуги и шлемом. Снова развернув коня, я уже был готов вступить в сечу, как понял - мы проиграли. Два орденских солдата были выбиты из седел и неподвижно лежали на земле, остальные продолжали рубиться, но после того, как был выбит из седла рыцарь - госпитальер дух солдат упал. Однако не только мы понесли потери. Один из разбойников дико орал, стоя на коленях, и пытаясь хоть как-то остановить кровь, льющуюся из отрубленной руки. Лошадь другого бандита стояла в десяти ярдах от места схватки. Ее хозяин, со шлемом, разрубленным боевой секирой, лежал на земле. Одновременно с оценкой обстановки, мой мозг автоматически вычислял моих людей. "Джеффри. Ляо. Где Хью?!". Ответ на этот вопрос, секундой позже, я увидел на земле. Из груди, лежащего в густой пыли, Хью торчал обломок копья. Мое раздвоение личности в этот момент сейчас было самым острым и болезненным за все мое время пребывания в этом времени. Жажда крови и боевая ярость средневекового воина бросали меня в этот, пусть и бессмысленный, бой, а логика человека двадцать первого века и самосохранение толкали меня к бегству. И тут в шум боя врезался зычный голос предводителя разбойников: - Взять их!! Тут же из клубка теснившихся людей и лошадей, над которым висели крики и стоны, лязг железа и звон клинков, один за другим вылетело пятеро всадников, которые сразу же помчались в мою сторону. Данный расклад тут же разрешил все мои сомнения. Я развернул лошадь и увидел Лю и Чжана, сидевших неподвижно в седлах, с заряженными арбалетами. Именное это смертоносное оружие навело меня на мысль, как действовать дальше. Вонзив шпоры в бока животного, я помчался назад. Китайцы, правильно поняв мое намерение, тут же стали разворачивать лошадей. Мне показалось, что они слишком медлят, хотя это было не так, и я подстегнул их яростным криком: - Гоните во весь опор!! Мысли двигались, как моя бешеная скачка, быстрыми и неровными рывками: "Джеффри! Ляо! Хью! Я их бросил! А чем бы я им помог?! Умереть вместе с ними?! Мать вашу! Дай Бог, чтобы все получилось! Будет, суки, вам засада!!". Застоявшиеся кони легко взяли разгон и довольно быстро увеличили расстояние между нами и преследователями, чем я воспользовался. - Лю! - крикнул я в спину китайца по-английски, скакавшего в двадцати метрах впереди меня. - Через двести ярдов спешиться и в кусты!! Коней оставьте на дороге!! Я надеялся, что Лю все поймет правильно. Иначе.... Но тут же отбросил все лишние мысли и сосредоточился на выполнении своего плана. Развернул лошадь, тут же свернул с дороги, проломившись сквозь редкий кустарник, росший на обочине дороги. Мой неожиданный маневр сбил с толку преследователей, заставив их сначала придержать, а затем развернуть лошадей в мою сторону. Только они так сделали, как я снова повернул коня в сторону дороги. Мой маневр выиграл нам немного времени, но мне дорога была каждая секунда, для того чтобы выиграть свой личный бой. Несколько минут бешеной скачки - и за очередным поворотом дороги я увидел четырех лошадей. Разбойники, висевшие у меня на плечах, при виде их тут же заорали от радости. Их мысли нетрудно было понять. Слуги, бросив вещи и лошадей, сейчас бегут от них куда подальше, спасая свои жизни. Против них один только рыцарь. Но что он может сделать против пяти человек? Решив не переубеждать их в этом и для большего антуража, остановив своего разгоряченного коня за лошадьми, стоящих на дороге, я потратил только несколько секунд, чтобы успокоить рвущееся из груди хриплое дыхание, а затем громко закричал: - Не убивайте меня!! Я рыцарь!! За меня можно получить выкуп!! В ответ на мои крики раздался хохот и грубые шутки, ведь для расслабившихся разбойников все было предельно ясно: трус, понял, что ему не уйти, теперь решил вымолить себе жизнь. После того как разбойники придержали лошадей, один из них насмешливо крикнул: - Эй ты, храбрый рыцарь! Езжай сюда! Не боись, не тронем! После его слов ударил новый взрыв хохота, но мгновение спустя, смеяться продолжили только трое. Двое других разбойников в это время хрипели, имея по арбалетному болту в груди. Не ожидавшие подобного поворота событий, бандиты еще больше растерялись, когда трусливый рыцарь, до этого вымаливающий свою жизнь, выхватил меч и внезапно напал на них. Первый разбойник успел только достать меч из ножен, когда острие моего клинка перерубило ему шею. Жуткий хрип и бьющая из разрубленной шеи кровь, наполнили души двух оставшихся головорезов ужасом. В панике они начали торопливо разворачивать лошадей, но сделать это сумел только один. Стрела, ударив в спину второго бандита, вырвала из его горла короткий стон, после чего тот зашатался, после чего, потеряв равновесие, соскользнул с седла. Одна нога зацепилась за стремя, а конь, будто не заметив смерти хозяина, стал щипать траву. Последний бандит, нахлестывая лошадь, уже мчался в обратном направлении. Пришпорив своего коня, я поскакал за ним. Вполне возможно, что ему и удалось бы уйти, если бы не скакавший навстречу Ляо, каким-то чудом вырвавшийся из смертельной ловушки. Залитый кровью и едва держась в седле, он, тем не менее, попытался преградить дорогу разбойнику. Тот, похоже, уже настолько потерял голову от страха, что даже не попытался сразить Ляо, а вместо этого решил просто его обогнуть. Эти несколько секунд задержки дали мне возможность настигнуть наемника и нанести ему удар. Но судьба на этот раз оказалась к нему милостива; меч рубанул не по отпрянувшему в момент удара всаднику, а по его лошади. Та дико заржала, а затем встала на дыбы. Ошеломленный ударом о землю, разбойник не успел понять, что случилось, как я уже стоял над ним, с мечом в руке. Теперь настала его очередь кричать и молить о пощаде. Подбежавшие к месту схватки Лю и Чжан, тем временем, осторожно сняли с коня своего брата, а затем перенесли его за придорожные кусты и положили на траву. Я, тем временем, прислушался. Погони за Ляо не было. Нетрудно было догадаться, в чем тут дело. Главарь разбойников явно рассчитывал на то, что пятеро его подручных, после того как разберутся с беглецами, без труда разделаются и с раненым. Прикинув все это, я понял, что у нас есть небольшая передышка - минут на пять - десять, пока разбойничья шайка не заподозрит неладное. Пока Лю перевязывал своего брата и одновременно приглядывал за связанным бандитом, я подозвал Чжана; мы с ним зарядили четыре арбалета и засели в кустах в ожидании разбойников. Когда прошло в два раза больше времени, что отмерил, стал ломать голову, почему к разбойникам не приходит помощь. Подумав некоторое время, я пришел к вполне логичному выводу: среди бандитов большие потери, и главарь решил не рисковать оставшимися людьми. Только теперь я позволил себе подойти к Ляо. Тот, перевязанный, лежал на подстилке из срубленных веток и временами, чуть слышно, стонал от боли. Правда, при виде меня он постарался придать своему лицу бесстрастное выражение. - Ты отличный боец, Ляо! Что с Джеффри и Хью?! - Спасибо, господин, за ваши добрые слова. Хью был убит копьем в самом начале схватки, а ваш телохранитель храбро сражался до тех пор, пока под ним не рухнул конь, что происходило дальше, я уже не видел. - Отдыхай. Ты его заслужил! И набирайся сил! Подошел к Чжану. На мой вопросительный взгляд он отрицательно покачал головой. "Я был прав. Бандиты бросили их на произвол судьбы и убрались в свое логово. Хью убит. С ним все ясно. А вот что с Джеффри? Неужели...". Снова, как в первый раз своего появления, я почувствовал себя одиноким и чужим в этом времени. Я даже не ожидал, что настолько сильно привяжусь к этому человеку. Приказав жестом Чжану сесть на коня, я следом за ним вскочил в седло. Спустя десять минут неспешной, осторожной, с оглядкой, езды, мы добрались до места засады. Из живых здесь уже никого не было; одни только полураздетые, окровавленные трупы, над которыми вилось, с хриплым карканьем, воронье. С тела Арно де Коркорана сорвали все что только было можно, сняли даже сапоги. Подъехал поближе. Обежал глазами трупы. Среди них тела Джеффри не было. Значит,... он жив?! Буду надеяться, что так. Не было и тела второго госпитальера. Значит, живой. Посадят в подвал, и будут ждать выкупа. Но почему нет Джеффри? Стоп! Лежат только пять трупов орденских солдат, а их было шесть! Взяли в плен?! Но в таких случаях.... Погодите, погодите. А если главарь... решил, что потерял слишком много людей и теперь таким образом решил пополнить свои ряды. За счет... пленных. Хм! На душе сразу стало легче. В приподнятом настроении я вернулся в наш временный лагерь. Раны Ляо оказались несерьезными, но он потерял много крови, поэтому мы решили остаться здесь на некоторое время. Найдя недалеко от места засады родник, перебрались туда. Теперь наступило время узнать, кто устроил эту ловушку и захватил в плен Джеффри. Недолго думая я приступил к допросу пленного. Не знаю, что он прочитал на моем лице, когда я к нему подошел, но в "молчанку" играть не стал и почти все, что мне было нужно, выложил сам, без особых напоминаний. Так я узнал, что засада была организована и возглавлена рыцарем - разбойником, графом Оливье де Брассье, чей замок находился в пределах тридцати лье от этого места. Сейчас был тот период войны, когда ни одна из воющих сторон не была достаточно сильна, чтобы одолеть другую, и вот теперь, после стольких лет непрестанных набегов и стычек, взятых и сданных городов, чередующихся побед и поражений, никто не мог претендовать на безусловное превосходство. Между противниками лежали обширные земли центральной части страны, где процветало насилие, и лилась кровь, где правил единственный закон - закон меча. Поля в этих землях уже давно не обрабатывались, а торговля умерла. На всех этих обширных территориях не было уголка, где бы жизнь мужчины или честь женщины были в безопасности. Здесь шла борьба не за честь Франции, а за деньги и власть, именно поэтому многие замки стали прибежищем банд грабителей и убийц, а их хозяева, зная, что некому призвать их к ответу, вели войну против всех, огнем, мечом и дыбой вырывая последние гроши у каждого, кто попадал им в руки. Таким был отпрыск древнего рода де Брассье, который к тридцати пяти годам своей жизни, сумел совершить столько гнусных и кровавых злодеяний, что заслужил от народа кличку Живодер. Правда, иногда люди к его имени прибавляли слова Мясник или Палач. Оказалось, что он получил все свои клички за то, что в отличие от других разбойников подобного рода, собственноручно пытал и убивал людей. - Сколько у него людей? - Столько сколько у меня пальцев на руках и на ногах, - ответил разбойник. - Может чуть больше. Но теперь, добрый господин, крепких парней у графа стало намного меньше. Вашими стараниями, ваша милость. - Ты мне не льсти, говори дальше: кто еще у него? - Трое слуг. Повар. Все они люди битые и к крови привычные. В бой не пойдут, кишка тонка, а вот нож в спину всадить - милое дело. Есть управляющий. Не воин. Я даже думаю, что из оружия, он только нож для разделки мяса держал в руках. Да еще и шлюхи. - Выкупить пленного у него можно?! - Если только рыцарь, да и то, как на Живодера блажь найдет. Уж больно он до крови жадный стал, особенно в последнее время! Вы, ваша милость, говорите, что ваш человек простой слуга?! Тогда ни на что не рассчитывайте! Легче вырвать невредимым ягненка из волчьей пасти, чем вашего слугу из лап Живодера! - Почему?! - Любит он помучить людей. Ох, как любит! Такой жадный для крови...! - Гм! - Милостивый господин, да вы не подумайте плохого! Это он любит такие забавы! А я только простой солдат! Что скажут...! - Ага, простой. Такие как ты, позже стали говорить: "ничего личного", а затем убивали. Некоторое время разбойник молчал, пытаясь понять, что я сказал, но так ничего не поняв, снова заговорил: - Господин, если хотите, я могу съездить к графу на переговоры. Думаю, что смогу убедить его! Я ведь был у него на хорошем счету! Поняв, что только что проговорился, резко замолчал и опустил глаза, но я успел заметить его злобный взгляд, скользнувший по моему лицу. "Говоришь, Живодер большая среди вас сволочь, а у самого взгляд, что у волка, так бы и перегрыз мне горло". Ночь прошла беспокойно. Я дважды просыпался. Просто так. Несколько минут вслушивался в ночную тишину, а потом снова проваливался в мутный и тяжелый сон. Солнечное утро тоже не принесло особого облегчения. Потеря двух надежных бойцов здорово ослабила силы моего маленького отряда, но главное, что исподволь давило на меня, то это потеря единственного человека, которому я всецело доверял в этом мире. Единственное, что только радовало в нашей ситуации: Ляо быстро шел на поправку. А еще через сутки у нас кончились съестные припасы, и утром третьего дня мне пришлось отправиться на охоту в близлежащий лес. Добравшись до опушки, я оставил Чжана с лошадьми, а сам углубился в лес. Я неважный охотник, но даже мне даже в голову не могло прийти, что через несколько минут сам окажусь в роли дичи. - Брось арбалет! Это было сказано на корявом французском. Резко оглянулся, готовый стрелять, но так никого и не увидел. - Еще раз дернешься, французская крыса, получишь в грудь кусок доброй английской стали! - на этот раз фраза прозвучала на английском языке. "И как все это понять? - с этой мыслью, я нагнулся и положил арбалет на землю. Только успел распрямиться, как на поляну, из окружающих ее кустов, вышло трое лучников. Английских лучников. Один из них держал меня на прицеле, готовый в любую секунду всадить в меня стрелу, двое других держали в руках мечи. При этом их движения продолжали оставаться настороженно - напряженными, несмотря даже на явное превосходство в силах. Они явно видели во мне опытного бойца, которого даже в подобной ситуации нужно остерегаться. В другое время я бы с гордостью принял подобную оценку, но не в этот момент, когда моя жизнь висела на волоске. Чтобы хоть как-то сбить враждебность, которая легко читалась в их взглядах, я сказал: - Привет, земляки! - Ты... англичанин?! - с некоторым удивлением протянул один из лучников, с легкой сединой на висках. У него были жесткие черты лица и решительные глаза человека, привыкшего к постоянной опасности. - Англичанин. Решил поохотиться. Надеюсь, вы тут не егерями и лесниками работаете у местного графа?! - Егерями! Во французском лесу! Ха-ха-ха! - рассмеялся самый молодой стрелок из троицы. - Да ты никак шутник, господин хороший! Положение у меня было неважное, если не сказать плохое, так как эти английские парни могли оказаться здесь, в лесах центральной части Франции, будучи только вольными стрелками. "Если это так, то мне конец". Я не один раз был в деле с такими парнями, и знал, что добрая их половина состоит из убийц и грабителей. Только я подошел к подобной мысли, как ее тут же подтвердил третий лучник, здоровенный детина, до этого разглядывавший меня с мрачной подозрительностью. - Чего с этим дворянским выродком разговаривать! Убить его и все! Шрам на щеке, квадратный подбородок и жесткая линия рта придавало его лицу выражение крайней жесткости. - Убить всегда успеем! А сейчас почему бы не поговорить с человеком. Вдруг что-нибудь интересное услышим, - возразил ему молодой лучник с веселым и озорным взглядом. - Вечно, Пит, ты хочешь кого-нибудь зарезать. Есть и другие радости в жизни, уж поверь мне! Я тебе вот что скажу.... Тут его резко оборвал самый старший по возрасту из всей троицы лучник: - Хватит болтать, Уильям! Как вы здесь оказались, сэр? - Наверно, так же как и вы, английские лучники. Ищу лучшей доли. - Да он словами, как та собака хвостом виляет, лишь бы не били! - снова врезался в разговор лучник богатырского сложения. - Что с ним говорить, с этим отродьем! Ножом по....! - А за что меня убивать?! - хотя я старался говорить спокойно, но страх уже брал меня за горло. - Вроде наши дороги нигде не пересекались! Разойдемся мирно! Неожиданно откуда-то сбоку раздался легкий шелест раздвигаемого кустарника. Все мы, стоящие на поляне, разом повернули головы на звук. На краю поляны стоял Чжан с арбалетом в руках и целился в молодого лучника, до сих пор держащего в руках лук. Мой меч в следующее мгновение с легким шелестом покинул ножны, но лучники никак на это не отреагировали, продолжая все так же таращить изумленные глаза на китайца. Теперь пришла моя очередь удивляться этой немой сцене. - В чем дело, парни?! Китайцев никогда не видели?! - Таких... не видели, - спустя несколько секунд прорезался голос у "седого". - Его должны были скрутить двое наших парней. Я только громко хмыкнул. Лучники, как и все остальные люди, видели в китайце простого слугу, который упадет на колени и будет униженно вымаливать себе жизнь, только покажи ему нож. Да и откуда они могли знать, что это мастер рукопашного боя, который появиться в Европе спустя столетия, если даже понятия не имели о такой стране, как Китай. Я уже собрался продолжить наш дальнейший разговор, но мне это не дал сделать гигант, которого при виде изменившейся ситуации, аж затрясло от злости. - Я же говорил, нужно было их всех сразу резать!! - выкрикнул гигант. Сейчас он смотрел на меня бешеными глазами. "Похоже, ты так просто не успокоишься, парень, - с нарастающей во мне злостью подумал я, после чего сказал: - А ты уверен, что у тебя это получиться? - Живьем сожру, дворянчик! Голыми руками на куски порву! - Знаешь, а мне это не раз уже говорили. До тебя. И почти такими же словами! После чего я с кривой усмешкой я перевел на лезвие своего меча, а затем снова поднял глаза на лучника. Я думал тем самым вызвать в нем взрыв ярости и заставить броситься на меня, но просчитался. Гигант оказался умнее, чем я думал. Он понял, что против опытного бойца с мечом длиннее, чем его собственный клинок на целых десять дюймов, ему не простоять и нескольких минут. - Если ты не трус, то будешь со мной драться со мной на кулаках! - и он демонстративно вложил в ножны свой короткий меч. - Драться?! С тобой? - с презрительной усмешкой я оглядел лучника с ног до головы. - Не многовато ли чести для такого жирного кабана? Ответом мне было злобное сопение. Я снова усмехнулся, затем убрал меч в ножны и поднял с земли арбалет. После чего скомандовал: - Оружие убрать! Лук молодого лучника вернулся за спину, а меч ветерана - в ножны. После чего на мне скрестились их озадаченные взгляды. - Чжан! После чего я сделал знакомый всем жест. Резко провел кончиками пальцев по горлу, а затем ткнул пальцем в сторону верзилы. Китаец ничем не выказал своих чувств. Просто подошел ко мне, и положил свой арбалет рядом со мной, после чего вышел на середину поляны и стал напротив лучника. - Драться будешь с моим слугой. Если не побоишься. - Да я вот этим самым кулаком три года подряд на ярмарках быка одним ударом убивал!! - Я Чжану потом об этом скажу. Может ему не так обидно будет. Начали! Двое лучников, после моих слов, с явным недоумением посмотрели на меня. По их взглядам было видно, что если бы сейчас брались ставки на то, кто победит в этой ставке, они бы не раздумывая, поставили все свои деньги на гиганта - лучника. Верзила, похоже, был настолько уверен в своей победе, что после того, как пробежал взглядом по фигуре невысокого китайца, радостно загоготал, а, отсмеявшись, громко сказал: - Как быка - одним ударом! Гы-гы-ы! После чего снял с плеча лук и вместе с мечом положил на землю. Выпрямился. Секунду стоял со сжатыми кулаками, а затем неожиданно бросился в атаку. В этот самый момент китаец начал двигаться. Он словно перетек из одного положения в другое - и тут же последовал удар кулака правой руки, сломавший лучнику нос. На какое-то мгновение боль парализовала мощное тело, но мастеру и этого мига оказалось достаточно. Быстрый и легкий шаг вперед вывел Чжана на дистанцию прямого удара - затем последовало несколько молниеносных, но мощных, ударов по корпусу.... Могучее тело, распластанное на траве, содрогалось от боли и издавало нечеловеческие звуки - какое-то булькающее хрипение. Оно захлебывалось своей кровью. Глаза лучника молили о пощаде, но вернуть жизнь ему уже никто не мог. Ни слова не было сказано во время этой схватки, так же молча, лучники некоторое время смотрели на Чжана, ставшего с арбалетом возле меня, потом перевели взгляды на меня. Удивление и восторг, до этого читавшиеся на их лицах, теперь стерлись, а им на смену пришла мрачная настороженность. Их понять было нетрудно, ведь теперь их жизни были в моих руках, поэтому я сам решил прервать молчание: - Вы, парни, из вольного отряда? Мне ответил ветеран, с сединой на висках: - Нет. Собирались вступить в какой-нибудь из них, в Италии. Только вот не знаю, получиться ли у нас это теперь. Джона и Сэма он так же убил? - Нет. Чжан не любит убивать людей, в отличие от вашего приятеля. Я знал, что говорил. Как ни был жесток в бою Чжан, он никогда, без особого приказа, не убивал людей. Калечил - да! Но убивал только в самом крайнем случае, правда, без сомнений и колебаний. - Сэр, вы хотите сказать, что они живы? - теперь не удержался от вопроса молодой лучник. - А тебе что за забота? - в свою очередь я поинтересовался у него. - Они тебе кто? Родственники? - Джонни его младший брат, - сказал, как отрезал ветеран. - Ясно. Продолжим разговор. - А есть ли смысл в этом разговоре? - спросил Уильям. - Разве после всего.... - Я не собирался и не собираюсь вас убивать, если ты это имел в виду. Я даже хотел предложить вам больше. Если мы едем в одном направлении, так почему бы нам не проехать часть пути вместе? Если, конечно, - я указал на труп лучника, лежавшего посредине поляны, - он не станет препятствием. - Питер Дженкинс, по кличке Боров, был скорее плохим человеком, чем хорошим. Но не людям судить, а Богу.... - Сэм, будь честным перед самим собой! Ты ведь прекрасно знаешь, что Боров не зря носил свою кличку! - Стоп, парни! Так как вам мое предложение? Принимается? Или мы разбегаемся? - Гм! Хуже не будет, сэр, если мы с вами поговорим. Из разговора с командиром лучников, Сэмом Уилкинсом, я узнал, что их отряд является группой английских стрелков, отслуживших свой срок, но не поехавших на родину, а решивших податься на вольные хлеба. Отряд насчитывал около сорока человек. Они были наслышаны о подвигах отряда Джона Хоквуда, а также других англичан, удачно воевавших в Италии, и теперь хотели стать наемниками. Все они были опытными воинами, не раз пересекавшие залив и имевшие за плечами не одно сражение. Три дня тому назад их группа остановились на ночевку на опушке этого леса. Пока остальные готовили лагерь, трое лучников отправились на охоту и больше не вернулись. Их ждали и искали двое суток, пока не обнаружили повешенными на крепостной стене замка графа де Брассье. И вот теперь уже второй день они буквально рыщут вокруг замка в надежде, что тот высунется из своего логова и получит то, что ему причитается. Несколько добрых английских стрел. Но буквально вчера от местных крестьян они узнали, что шайку Живодера кто-то сильно на днях потрепал и тот теперь сидит безвылазно в своем змеином гнезде. Чувство мести несколько охладело за эти несколько дней, и лучники решили продолжить свой путь в Италию. И сейчас мы встретились только благодаря тому, что они, как и я отправились на охоту, чтобы запастисьпродовольствием перед дальней дорогой. Я, в свою очередь, рассказал им нашу историю, и когда лучники узнали, что мы именно те люди, кто потрепал отряд графа на дороге, недоверие и настороженность исчезли сами собой, и мы получили приглашение перебраться в их лагерь. По прибытии к ним, я отдал пленного разбойника лучникам, чтобы показать им свою к ним расположенность и тем самым убрать малейшее недовольство между нами. Я не видел, что лучники делали с пленным, но его истошные крики еще минут пять стояли у меня в ушах, даже после того, как он замолчал навечно. Сам лагерь представлял собой три десятка шалашей, скрытых в полосе кустарника, на самой окраине леса. В лье от него высились серые стены замка рыцаря - разбойника, стоявшего на каменистом плато, покрытым чахлой травой, из которой, точно ребра истощенного человека, проступали разрушенные ветрами остатки горного хребта. Именно поэтому, как я узнал позже, замок не был окружен рвом, так как для скальной породы, на которой он стоял, кирок и лопат было явно недостаточно, тут мог помочь только динамит. Не успели мы устроиться, как к поляне лучников неспешно приблизилось двое всадников, которые с удивлением уставились на меня и на мой шатер. В свою очередь, я с не меньшим удивлением разглядывал двух французских дворян, беспрепятственно въехавших в английский лагерь. В момент их появления я стоял у входа в свой шатер вместе с командиром лучников, Сэмом Уилкинсом и вел беседу о всевозможных способах проникновения в замок. При виде подъехавших всадников разговор сам собою прервался. Чем больше я их рассматривал, тем больше росло мое удивление. Вид у них был, честно говоря, как у бомжей, если бы подобные отбросы общества существовали среди дворянского сословия. Седла с высокими луками, были настолько потерты и покрыты трещинами, что, по всему видно, достались им в наследство, по меньшей мере, от отцов, а кольчуги, в которых было больше ржавчины, чем металла, и укрывавшие их тела от шеи до колен, явно досталась от их дедов. На обоих были старые, порыжелые от времени, сапоги и выцветшие до такой степени плащи, что их первоначальный цвет угадать было практически невозможно. Оружие выглядело под стать их доспехам. Древки копий за долгие годы покривились от сырой зимней погоды, а висевшие на передней луке шлемы представляли собой старые стальные котелки с потертой кожаной подкладкой. Я попробовал рассмотреть герб на ближайшем щите, но скоро понял, что зря теряю время. Тот был настолько обшарпан и испещрен вмятинами и зарубками, что рисунок на нем представлялся набором из десятка тусклых и грязных линий и пятен. Их боевым коням стукнуло, как минимум, лет по десять. Мерины имели костлявые бока и прогнутые спины. Мне приходилось видеть обедневших рыцарей, но эти явно докатились до полной нищеты. Чуть позже, когда мы представились друг другу, я с удивлением, настолько те были не похожи друг на друга, узнал, что это родные братья. Разница в пять лет, конечно, сказывается, но не до такой степени. Костлявый телом и худой лицом старший брат Жан де Ге смотрел на мир зло и жадно, особенно когда это касалась чужой, недоступной ему роскоши и богатства. Он был честолюбив и заносчив, как любой другой рыцарь, но при этом в отличие от них страшно боялся боли, хотя трусом его назвать было трудно. Хотя бы потому, что он участвовал в двух турнирах, пусть даже замирая сердцем и трясясь душой. Его туда влекла не рыцарская слава, хотя он и хотел ее, а деньги. Он рассчитывал хотя бы таким образом заработать доспехи и коня. Всю свою жизнь, прожив в бедности, он считал, что судьба ему сильно задолжала. Все его попытки вырваться из нищеты кончались крахом, но последнюю точку поставило известие, в котором говорилось, что их отец оказался в подземной тюрьме графа и за него требуют выкуп. Выкуп в тысячу флоринов, когда все их хозяйство состоит из деревни в двенадцать дворов, луга, на котором паслось стадо свиней, дубовой рощи и полуразвалившегося, обветшалого замка. Попытки занять у купцов деньги ни к чему не привели. Когда они полностью отчаялись, младший брат высказал мысль: не попробовать ли выручить отца собственными силами. Их отчаяние было настолько велико, что уже могло сравниться с тем унижением, которое они пережили, выпрашивая деньги на выкуп, именно поэтому старший брат дал согласие на этот бессмысленный шаг. Если младший брат был готов умереть, но поддержать честь семьи, то старший участвовал в этом походе для того, чтобы можно было сказать потом: "Мы сделали все что могли, но судьба была против нас!". Младший брат, Гийом де Ге, в свои шестнадцать лет был полон сил и энергии, готовый помериться силой с кем угодно, хоть с самим Сатаной. Крепкий малый, с правильными чертами лица и пухлыми губами, готовыми растянуться в улыбку в любую минуту. Увидев его в первый раз, я подумал, что таких симпатичных парней должны любить девушки. И угадал. У него уже была невеста. Дочь богатого купца. Странно, но у них, по словам юноши, было все хорошо. Он любил, и был любим. Несмотря на подобный мезальянс этой свадьбе, не меньше Гийома, радовался старший брат, так как будущий тесть обещал помочь в восстановлении разрушенного хозяйства баронов де Ге. Это была еще одной причиной, по которой старший брат отправился в поход. Ему не хотелось портить отношения с братом. С братьями было три ратника. Старые вояки, ходившие в походы с их отцом. Они мне напомнили, как Джеффри, так и погибшего Хью. Из той же породы хищников. Если надо зубами загрызут, но свое возьмут. Так судьба связала нас всех, столь разных людей, одним общим врагом. Братьев де Ге. Лучников с их командиром Сэмуэлем Уилкинсом. И меня. Теперь мы все вместе сидели в моей палатке. Она достаточно широка для одного человека, но четверым в ней уже было тесновато, хотя никто не жаловался. Наоборот, я заметил, как старший брат время от времени бросал взгляды на стены палатки и уже два раза пробовал шелк на ощупь. Ничего удивительного в этом я не видел, ведь у них так же, как и лучников, были шалаши, сплетенные из веток. Я сидел на свернутом тюфяке, все остальные - прямо на траве. Я, как и остальные до меня, уже объехал замок издали, близко к нему не приближаясь, чтобы не получить арбалетный болт за свое излишнее любопытство. Полюбовался на мощные стены и крепкие ворота, после чего сделал вывод, как его сделали и остальные до меня: штурмовать замок нашими силами - полное безумие. Теперь у нас шел разговор о том, что или кто нам сможет помочь в захвате замка. Перепробовали все: начиная от подкупа слуги в замке и кончая попыткой поднять на штурм замка местных крестьян, а затем все так же последовательно отбросили. - И что теперь?! Будем сидеть, и смотреть на замок?! Надо что-то делать! - это были не просто слова, а крик пламенной души молодого рыцаря. В молодом Гийоме бурлила энергия молодости, рвущаяся наружу и находящая выход в энергичной жестикуляции и высказывании безумных планов. При одном взгляде на его горящие глаза, можно было догадаться какая у мальчишки заветная мечта. Скорее всего, он мечтал о большом сражении, где он верхом, словно вихрь, первым ворвется в строй англичан и начнет разить их копьем и топтать лошадью. Затем совершит подвиг, за который король Франции возведет его в рыцарское достоинство и одарит золотом и землями. - Послушайте меня! Давайте я заберусь на крепостную стену по веревке, перебью часовых, а затем скину вам веревочную лестницу! Мы с Сэмом, только скупо усмехались, слушая очередной фантастический план молодого рыцаря. - Да тебя убьют двадцать раз, пока ты на стену взберешься. - Погибну - так героем! В схватке, с мечом в руке! - А если тебя схватят и повесят, как шпиона? Что тогда? На мое предположение молодой Гийом сердито сверкнул глазами и уже открыл рот, как я его опередил: - Похоже, у нас выбора нет. Остается только засада. Я сказал это скрепя сердцем, так как прекрасно понимал, что в подобном случае шансов у Джеффри выжить никаких не оставалось. - Мы так и думали. С самого начала, - сказал, чуть снисходительно, командир лучников. В его тоне прямо-таки слышалась фраза из какого-то исторического кинофильма: "Не дураки. Чай сами тоже кое-что умеем", - но вот беда. Только мы начали вести наблюдение за замком, как те перестали выезжать. - Это как? - тут же влез с вопросом юный рыцарь. - Мы узнали, что граф ежедневно разъезд выпускал за ворота, а теперь третий день ворота не открываются. - Пронюхал о нас?! - Скорее всего. К тому же несколько дней тому назад он потерял, чуть ли не половину своей шайки. Наступило молчание. Я сидел, осмысливая все сказанное, одновременно пытаясь отогнать от себя мысль о том, что, похоже, замахнулся на неосуществимое дело. Заставил вынырнуть меня из своих мыслей только громко заданный вопрос лучника: - Так что будем делать, господа хорошие?! Я оглядел всех. Рыцари и лучник, в свою очередь, выжидающе смотрели на меня. - Все! Хватит разговоров! Еду на разведку, как только наступят сумерки, - видя обращенные на меня со всех сторон удивленные взгляды, пришлось пояснить им слово "разведка". - Проедусь и осмотрю замок со всех сторон! Кто со мной? - Я с вами! - с этими словами молодой рыцарь вскочил на ноги, уже готовый сорваться с места и бежать совершать подвиги. - Тоже проедусь, - сказал Сэм Уилкинс. - Сидя на месте - много не навоюешь. Желания поехать на разведку не высказал только Жан де Ге. Выйдя из шатра, он проводил нас недовольным взглядом, после чего нехотя пошел к своему шалашу. В ожидании, пока Чжан подготовит к поездке лошадь, я некоторое время смотрел, как пара лучников перебирала стрелы, которые они достали из холщевых мешков. Если раньше у меня лучник ассоциировался с непременными атрибутами своей профессии: луком и колчаном, то теперь я знал, что стрелки, в отличие от охотников, не носили колчанов. Колчаны сверху были открыты, поэтому стрелы могли вывалиться, когда лучник бежал, спотыкался или перелезал через забор. К тому же в колчане стрелы намокали во время дождя, а с мокрым оперением летели криво. Поэтому настоящие стрелки пользовались вощеными холщовыми мешками, которые не промокали. Такие мешки затягивались шнурком. В них также вставляли лозу, расправлявшую холст, чтобы не помять оперение. Когда мне надоело наблюдать за их действиями, я отошел к костру, вокруг которого расположилось несколько групп лучников, ведущих беседы на различные темы. Только сейчас я обратил внимание на их внешний вид. Долгое скитание по чужой земле сильно сказалось на их одежде. Грязные, оборванные, опаленные солнцем стрелки, своим видом больше смахивали на беглых преступников, чем на стойких и храбрых бойцов. Прислушался. В ближайшей группе речь шла об изготовлении луков. - ... Остругать ее, распарить концы, чтобы затем слегка изогнуть против волокна, а потом покрасить лук смесью сажи и льняного масла.... ... А красить его нужно, чтобы предотвратить от высыхания, иначе дерево станет хрупким и сломается от туго натянутой тетивы. Мне это было неинтересно, поэтому, отойдя на пару шагов, я прислушался к другому разговору. - Лучник не целится, он убивает. Только это наполняет его голову, руки и глаза. Не думай. Взгляни и выстрели. Натяни тетиву, и пусть Бог направит твою стрелу в цель.
- Почему рва нет? - Уже интересовались у местных. Те говорят, что здесь раньше когда-то была скала. И еще говорят, вся земля поблизости замка, где ни копни - на камень наткнешься. Думаю, скалу эту потом покрошили на камни, а из них замок сложили, - лучник говорил уверенно и обстоятельно. Было видно, что он за эти дни детально изучил местность, а также все плюсы и минусы этого замка. - С той стороны замка вообще обрыв. Благодаря нему высота стены увеличивается ярдов на шесть, а то и все восемь. Поедем туда? - Везде посмотрим. Поехали. Тяжелые серые камни, грубо отшлифованные человеком и природой, производили на меня угнетающее впечатление. Мне нетрудно было представить, как атакующие лезут на эту стену, а в них бросают камни, мечут стрелы, льют кипяток. Жуть! Впрочем, нечто подобное я уже проходил! И повторения мне не хотелось! "Да-а! Тут, похоже, ловить нам нечего!". К этой мысли за прошедший день я уже приходил неоднократно. И она мне сильно не нравилась. Мы уже объехали и осмотрели три четверти стен замка. Он был неприступен. Даже мне как дилетанту было ясно, что без осадных орудий и большой армии эти стены не взять. Когда я уже начал склоняться к выводу, что засада - это наш единственный шанс, как почувствовал резкий противно - сладковатый запах. По мере нашего движения свежий вечерний воздух стала вытеснять густая вонь человеческих испражнений. Желудок неприятно дернулся. Дьявол! Задержав дыхание, тут же повернул коня назад. Только после того, как зловоние перестало забивать мне ноздри, я жадно вздохнул воздух. "Что тут?! Общественный туалет? Помойка? Все это могу понять! Но почему под стенами замка?". Стряхнув отвращение, напряг зрение и стал всматриваться в полумраке в подножие замка. Проследив за потеками, оставившими следы на камнях замка, я с большим трудом обнаружил на крепостной стене пристройку - выступ, внизу которого темнело отверстие. - Это что?! - я указал на еле различимый в сумерках выступ. - Где?! Это?! Нужник. - Нужник?! А почему там?! - А где ему быть, сэр! Там такая дырка в доске.... Через нее дерьмо по стене и стекает. - Хм! Как ты думаешь, Сэм, на какой он высоте? - Ярдов двенадцать - тринадцать. А что? - Как ты думаешь, в эту щель человек пролезет? Лучник пожал плечами, а сам тем временем стал внимательно рассматривать этот кусок стены. Ответ пришел от молодого рыцаря: - Я с отцом был в замке барона Стесселя и там у него так сделано. Сидел я на этой дырке.... Не пролезет человек. Точно не пролезет! Но это дерево - не камень! Правда доски очень плотно сидят, прямо вбиты между стенами! - Но ведь они не гвоздями прибиты?! - Конечно, нет! Кто же гвозди на нужник переводить будет! - То есть если выбить доску, то сразу окажешься в замке? - Ох ты, Господи! Конечно! Причем в господской части! Там точно нет стражи! - Ха! Значит, мы все же будем штурмовать замок? Здорово! - теперь уже высказал свое мнение молодой де Ге, правда, без прежней бодрости и задора. - Но мне эта затея не совсем нравиться. Как таким подвигом можно хвастаться?!
ГЛАВА 2 СХВАТКА В НОЧИ
Полночи мы обдумывали, что может из этого выйти, прикидывали, пытаясь определить все минусы и плюсы столь своеобразного проникновения в замок. Гордость за свой изворотливый ум испарилась еще на обратном пути к лагерю лучников, когда до меня дошло, что если подобная идея получит реальную основу, то мне придется штурмовать этот замок в составе других воинов, а что еще хуже, в качестве их командира. Плюсы этого замысла были налицо. Во-первых, нужник висел на высоте двух третей каменной стены. Во-вторых, этот кусок стены просматривался только одним часовым, находившимся в Северной башне, да и то вскользь. А вот главным минусом была постоянная настороженность гарнизона, а как следствие сему факту - усиленная ночная стража. Именно над этим вопросом мы бились всю вторую половину ночи. Лучший вариант решения этой проблемы предложил командир лучников: в прямой видимости от замка сыграть своеобразный спектакль, изображающий раскол отряда. Дескать, часть отряда не намерена больше сидеть под стенами замка, а решила отправиться дальше, в Италию. Решили это сделать в вечерние часы, чтобы граф и его люди сумели увидеть уход лучники, а затем, когда они расслабятся, попробовать проникнуть в замок. Если все удачно получиться со спектаклем, единственной проблемой останется часовой на Северной башне. Тому стоило что-нибудь заподозрить и перегнуться в нашу сторону, как мы бы оказались перед ним, как на ладони. Темнота скроет нас при подходе, а уже потом все будет зависеть от нашей удачи и внимательности стражника. Лучники разыграли спектакль как надо. Члены отряда на виду у замка сначала стали ругаться друг с другом, демонстративно хватаясь за рукояти мечей, затем крики перешла в легкую потасовку, но драчунов быстро растащили. После чего все скрылись в лагере, а еще через полчаса большая часть отряда покинув лагерь, зашагала по дороге. За ними высыпали оставшиеся стрелки, и громко ругаясь, некоторое время махали им вслед кулаками. При виде ухода большей части отряда англичан гарнизон замка, высыпавший на стены, стал шумно ликовать. Если бы я не знал, что это розыгрыш, то наверняка поверил бы в происходящее. Сам же я наблюдал за происходящим из кустов. Как только лучники скрылись в подступавших сумерках, я с помощью Лю и Чжана стал готовиться к ночной операции, а еще через час, в сгустившихся сумерках двинулись в сторону замка. Впереди нашего маленького штурмового отряда шли шестеро лучников, которые несли лестницу. У всех нас, нос и рот были закрыты повязками, пропитанными отваром душистых трав. После того как лучники осторожно прислонили лестницу к стене, и отошли, наступила наша очередь. Правда, на этом их миссия не заканчивалась. Они должны были убрать лестницу сразу после того, как последний из нашей группы окажется в замке. Эта часть плана мне не нравилась, но и оставлять там, где ее может случайно заметить часовой, значит обречь нас всех на гибель. Нас шло семеро. Я, три брата - китайца, Гийом де Ге и два лучника. Спектакль требовал достоверности, особенно из-за возможных шпионов графа, находящихся вне замка. Именно потому, что уход изображало максимальное количество лучников, то это, тем самым, ограничило численный состав нашего отряда. Если я правильно посчитал людей, которые высыпали на стены замка, то их должно было быть не более полутора десятков. К ним можно было приплюсовать стражу у ворот или еще какого-нибудь часового на внутреннем посту, но даже в таком случае людей в замке было не более двух десятков. Правда, это мало меня успокаивало, так как все они отпетые головорезы и будут биться до конца, понимая, что иного выхода у них нет. Победить - значит жить. К тому же Ляо только - только оправился от раны. К тому же Лю, Чжан и лучники были не самыми сильными бойцами, особенно если дело дойдет до рукопашной схватки. Да и себя, как и Гийома де Ге, я не считал супергероем. К тому же благодаря особой специфике нашего проникновения в замок, мы были ограничены в выборе оружия, а главное, доспехов. Первым по приставленной к стене лестнице полез Чжан, который был единственным человеком, способным расчистить нам дорогу без помощи какого-либо инструмента. Прижавшись к стене и затаив дыхание, мы смотрели, как тот карабкается по лестнице, пока в какой-то момент тьма не растворила его в себе. Напряжение было настолько сильным, что в какое-то мгновение я перестал ощущать тошнотворную вонь, до этого сильно досаждающую мне. Всем своим существом я пытался уловить малейшие звуки, которые могли донестись с верхней точки лестницы, скрытой от моего взора наступившей темнотой. Ведь часовому, стоящему на угловой башне, находящейся в ярдах двадцати от лестницы, стоило лишь заподозрить неладное, подойти к ее краю, наклониться и подсветить факелом.... Минуты с каждым мгновением становились все длиннее и длиннее. Вдруг один из лучников тронул меня за рукав, а затем показал рукой наверх. Вскинув голову, я увидел, как в сгустившемся полумраке несколько раз мелькнуло светлое пятно. Это была белая тряпка. Знак, что путь свободен. Подойдя к лестнице и взявшись рукой за перекладину, я вдруг остановился, затем неожиданно сам для себя перекрестился, и только тогда полез. От подъема наверх у меня осталось только одно жуткое ощущение: я вишу в полной темноте над пропастью. Временами оно становилось настолько реальным, что я замирал, прижимаясь к лестнице и не в силах оторвать пальцы, намертво вцепившиеся в деревянную перекладину. Наверно благодаря этим переживаниям, оказавшись внутри замка и встав на подгибающиеся ноги, вместо вполне ожидаемого страха перед смертельной опасностью, я ощутил некоторое облегчение. Дверью средневекового туалета служила матерчатая занавеска, к которой я тут же приник ухом. Было тихо. Чуть отодвинув ткань, выглянул. Туалет находился в торце короткого полутемного коридора с четырьмя комнатами, расположенными попарно друг против друга. Подобное расположение покоев замка оказалось для меня новым словом в замковой архитектуре. "Тишина. Очень хорошо. Свечи горят, значит, люди здесь бывают. И судя по всему, это действительно хозяйские покои. Интересно, где он сейчас сам?". Выставив вперед меч, я вышел в коридор. Шаг. Еще шаг. Ступал так, словно у меня под ногами лежал тонкий лед, готовый в каждую секунду провалиться. Сделал еще несколько шагов. Уши ловили и просеивали через мозг малейший звук, как вдруг у меня за спиной раздалось легкое постукивание, заставившее меня резко развернуться на месте. "Черт! Свои! Как они меня напугали! Ну что на меня смотрите, как бараны на новые ворота, я сам в таких делах вроде... такого же барана, - но вслух, конечно, этого говорить не стал, чтобы не подрывать веру в гений командира, а просто ткнул рукой в двери комнат. Проверили комнаты, которые оказались спальнями, но только одна из них имела жилой вид. Об этом мне сказала разобранная кровать, разбросанная одежда и приторно - удушливый аромат, от ароматических масел, характерный для спальни богатого человека. Пройдя из коридора сквозь темноту большого зала, которую так и не смогли разогнать пламя двух закрепленных на стене факелов, мы оказались на небольшой площадке витой лестницы, спускающейся вниз. Если до этого нас окружала тишина, то теперь до нас донесся невнятный шум. По мере того как мы спускались по лестнице, звуки становились все яснее и громче. На последних ступеньках стало ясно, что это был шум веселой пирушки, идущий с замкового двора. Теперь пришло время подумать. План наш был прост по своему замыслу и в тоже время сложен по исполнению. Чтобы тот удался, нам необходимо было бесшумно убрать всех часовых, затем открыть ворота и подать сигнал двумя факелами лучникам, которые должны были вернуться и затаиться в прямой видимости от ворот. Сейчас я пытался сориентироваться в пространстве, но тут же понял, что весьма слабо представляю план замка. Эта громадина, с мощными стенами и зубчатыми башнями, как оказалось, ничем не напоминала замок "отца". Вернее сходство было, но только относительное, как между набором детских кубиков и сложным конструктором "ЛЕГО". Из того и другого можно складывать, только вот что в каждом случае получиться! Пришлось обратиться за помощью к молодому Гийому. Тот, как я и думал, знал внутреннее строение замка не понаслышке, в отличие от меня. Тот сначала доходчиво объяснил, где что находиться, а затем распределил людей для осмотра помещений. Осмотрев, мы сумели обнаружить двух людей на кухне. Слугу и повара. Те сидели, в хорошем подпитии, за кувшином вина и не успели глазом моргнуть, как были уже мертвы. Спрятав тела, мы двинулись дальше и закончили свой путь у входной двери, которая была приоткрыта. Осторожно выглянув из-за двери, стал всматриваться в темноту замкового двора. Ворота и часовой в надвратной башне находились прямо передо мной, в пятидесяти ярдах. Несмотря на плотно окутавшую землю тьму, я легко заметил отблески от огня факела на доспехах и оружии часового. Сейчас тот стоял ко мне спиной, но стоит ему обернуться и весь замковый двор окажется у него, как на ладони. Даже я смог бы его снять арбалетной стрелой, не говоря об опытном стрелке, но шуму никак не избежать в этом случае. Я стал осматриваться дальше. Слева от меня располагалось длинное приземистое строение, которое определил, как казарму. Именно откуда неслись пьяные крики и женский смех. К сожалению, часовой, стоящий на Северной башне, с моего места не был виден. Логично было дождаться времени, когда все уснут и тогда начать действовать, но когда закончиться это веселье? К тому же в замке в любой момент могли хватиться слуг. Медлить было нельзя, поэтому я собрал всех вокруг себя и только начал распределять обязанности, как Гийом де Ге бесцеремонно перебил меня, внеся свое дополнение к плану: - Этот план не учитывает одновременного захвата тюремного подземелья. Кстати, Томас Фовершэм, мы с тобой пришли не только что бы отомстить владельцу этого замка, но и освободить пленников. Когда начнется схватка, как ты думаешь, что с ними сделает охрана? Так я тебе скажу: их убьют в первую очередь! Поэтому кто-то из нас должен проникнуть в тюрьму и освободить пленников! Я разозлился. В его словах был резон, но почему он это не высказал раньше? Сил и так было всего ничего, а если их еще разбить.... Решать надо было здесь и прямо сейчас. "Плохой из меня командир! Но если получиться так, как говорил де Ге, весь смысл захвата замка пропадет!". - Хорошо, пусть будет по-твоему. К тому же в глубине души я опасался, что в случае отказа безрассудный молодой воин начнет действовать сам, поэтому дал ему "добро" на спасение узников, придав ему лучника в помощь. До сих пор не знаю, было это моей ошибкой или нет. Только Гийом с лучником выскользнули за дверь, как за ними, крадучись, последовали мы. Осторожно по одному, держась как можно ближе к стенам, пересекли двор и скопились у лестницы, ведущей на стену. Из деревянного барака - пристройки продолжали доноситься громкие голоса, женский смех и разудалые песни. Часовой на надвратной башне, время от времени, начинал ходить, прохаживаясь взад - вперед, но не он волновал меня, а стражник, стоящий на дальней угловой башне. Так называемой Северной башне. Ведь до него можно было добраться только через надвратную башню. И все же я спросил у Элварда Питкина, лучника, сможет ли тот убрать часового на Северной башне. Тот подумал, потом некоторое время присматривался к башне, после чего сказал, что если тот наклонится с башни в сторону замкового двора, то тогда он сможет снять его стрелой. План рушился прямо на глазах. Я задумался. Хотя мы находились рядом с воротами, бесшумно открыть мы их никак не могли, так как засов, которым были заперты ворота, представлял собой слегка отесанное бревно, которое с трудом могли снять, как минимум два человека. Так что без шума и здесь нельзя было обойтись. Минуту я прикидывал так и этак, а после чего принял решение. - Элвард, снимешь часового в надвратной башне, а затем попробуй снять другого. Не получится - сражайся по своему усмотрению. Мы, с Чжаном, снимаем засов и открываем ворота. Лю, Ляо, вы прикрываете нас. С Богом, парни. Чжан положил на землю, рядом с собой, два факела, огонь которых должен стать знаком штурма замка, и встал рядом с концом засова. Я встал с другого конца. Лучник тенью скользнул назад к дворцу, чтобы иметь возможность прицелиться. Мы все четверо застыли в тревожном и нетерпеливом ожидании. Время тянулось так, словно стало резиновым. Раздался легкий свист, затем короткий хрип, резко оборвавшийся, а уже в конце - лязг и бряцанье железа о камень. - Начали, - шепнул я Чжану и напрягся, вытаскивая свой конец засова из уключин. Тот в свою очередь приподнял другой конец мощного засова, сделанного из плохо отесанного бревна, как в этот момент раздался истошный крик часового на башне: - Тревога!! На нас напали!! Тревога!! Бревно с глухим шумом упало на землю. В следующее мгновение мои руки уперлись в тяжелую створку ворот. С большим трудом мне удалось ее приоткрыть. Я скосил глаза - у Чжана получилось чуть лучше. Теперь в образовавшуюся щель вполне мог пройти человек. На большее у нас уже не было времени - из казармы выскакивали солдаты. Клинок, почти сам собой оказался у меня в руке, колени чуть согнулись, придавая пружинистость шагу, глаза уже искали ближайшего врага. В этот момент где-то у меня над головой раздался глухой стон, а секундой позже крик и тупой удар тела об землю. Скосил глаз - на камнях замкового двора распростерлось тело часового с Северной башни, с торчащим обломком стрелы в горле. Чжан стоя в проеме ворот в этот момент поджигал факел. Лю с взведенным арбалетом и Ляо с мечом в руке стояли по обе стороны от меня. Выбежавшие из казармы, наспех одетые, ратники с оружием, сначала непонимающе крутили головами, и только потом, разглядев вооруженных людей и приоткрытые ворота, бросались к нам с воздетыми над головой мечами и топорами. Первые двое солдат погибли еще на бегу. Один как-то странно дернулся всем телом, а затем, хрипя, опрокинулся на спину. У него из груди торчала арбалетная стрела, посланная Лю. Второго сразила стрела из лука Питкина, но остальных его стрел я так и не дождался, а еще через секунду я уже сам вступил в схватку. На меня с ревом бешеного быка налетел здоровяк в кожаной куртке, одетой прямо на голое тело, с топором в руке. Его замах был настолько широкий и сильный, что оставайся я на месте, он легко разрубил бы меня на две части, но вместо этого его топор встретил пустоту, а вот мой клинок нашел цель, войдя на треть бандиту в горло. Я слышал, как он захрипел, но не видел, что с ним произошло дальше, так как в следующее мгновение мне пришлось скрестить клинок с новым противником. Удар. Снова удар. Отступаю - уходя из-под удара. Снова сделав шаг в сторону, замечаю вспыхнувший справа огонь, сначала один, за ним другой. Отблески пылающих факелов сумасшедшими маятниками заметались на лезвии моего клинка из стороны в сторону. "Сигнал подан! Помощь придет! О, дьявол...!". Только я успел отразить удар, как краем глаза ухватил огненный отсвет на новом вражеском клинке, выметнувшимся из темноты. При всем своем желании я не мог его отразить. Только чудо могло меня спасти. И оно случилось. Пролетевший мимо меня огненный снаряд ударил в лицо пытавшегося убить меня бандита. Наемник дико заорал, отбросил меч и схватился руками за обожженные факелом глаза. Отклонившись от удара меча, резко ткнул острием меча в сторону атакующего меня бандита, тем самым, заставив его отпрыгнуть назад, а сам, воспользовавшись паузой, рубанул по голове верещавшего от боли, обожженного бандита. Тут в толпу солдат, окружившую нас, влетел второй факел. Он ударил в грудь бандита, атаковавшего Ляо. Пламя не причинило тому особого вреда, но заставило дрогнуть его руку, отводящую в эту секунду удар. Ляо, опытный боец, тут же сумел воспользоваться моментом - его клинок, скользнувший змеей, пробил наемнику горло. В своем желании выжить мы сражались насмерть, яростно, не щадя ни сил, ни своей крови. Все это, вместе взятое, вытравило из нас напрочь все то, что делает человека человеком, оставив только дикую ярость, замешанную на боевых инстинктах. Только благодаря этому мы сумели противостоять бешеному напору озверевших наемников. Меня дважды сумели достать. Пусть раны были неопасными, но здоровья они мне не прибавили. Пот жег глаза, мышцы стонали от усталости, в голове стоял непрерывный гул, только изредка разделявшийся на отдельные звуки. И вдруг окружавшие меня враги подались назад. Я не сразу понял, что случилось, застыв безмолвной статуей с поднятым мечом, но уже в следующее мгновение глаза нащупали причину непонятного отступления. В пяти метрах от меня, стоял мощный воин, закованный в доспехи. Секунду стоял, молча, затем взревел наподобие дикого зверя, воздел над головой палицу и быстрым шагом двинулся ко мне. Отразить атаку налитого силой рыцаря, будучи предельно уставшим, я даже и не мечтал, но при этом у меня даже мысли не возникло о бегстве. Мне оставалось только приготовиться,... а там уж как кривая вывезет. Я взмахнул мечом, готовый встретить палицу на излете, как... из темноты вылетело нечто блестящее и ударило в нагрудник Живодера. В этот момент я даже не сообразил, что это Чжан из неудобного положения метнул в моего противника свой молот - метеор. Удар вышел настолько слабым, что даже не смог сбить графа с ног, зато ошеломил, заставив замереть того на какие-то мгновения. Наверно это был один из редких моментов, когда за жизнь начинает бороться не только разум и мышцы, а весь человек, до последнего нерва. Опыт, рефлексы, обостренные до предела нервы - все они пришли на помощь своему хозяину в его желании выжить. Я шагнул, изменив при этом направление клинка, направив в белевшую на фоне черных доспехов щель на шее рыцаря, потом почувствовал, как лезвие меча вошло в упругую плоть,...
Словно в каком-то удивительном сне передо мной развертывалась ночная схватка во дворе крепости. Правда, я видел не сам бой, а какое-то мельтешение в темноте. Оттуда неслись крики боли, перемешанные с проклятьями, грохотом и лязгом металла, пока в какой-то момент они не изменились, не перешли в стоны и призывы к милосердию. "Проиграли? Но почему только голоса? Где лица? Почему не вижу лиц? - эта мысль, словно чья - та рука, раздвинула тяжелые шторы сна - кошмара и открыла для меня реальность. Еще даже не осознав того, что проснулся, находясь на грани сна и яви, я вдруг услышал крик смертельно раненого человека. Теперь я хорошо разбирался в интонациях подобного рода. Именно он окончательно дал мне понять, что я очнулся. Пробежал глазами по помещению, где я лежал. "Ба! Да это спальня... - тут я, видно, невольно пошевелился, потому что в следующую секунду на меня обрушилась боль, рвя каждый клочок моего тела. Я закрыл глаза, и очевидно, потерял сознание, потому что когда открыл их снова, у кровати стоял молодой лучник из отряда Уилкинса. - Сэр, вы стонали. Вам плохо? - Пить. Он тут же исчез, но уже через несколько секунд вернулся с кружкой. Я хотел протянуть руку, но даже это простое движение пронзило правую часть моего тела огненной иглой. Стон помимо моей воли сорвался с моих губ. Лучник растерянно начал озирался. - Сэр, я сбегаю.... - Пить! Он поднес кружку к моим губам. Я сделал несколько глотков. Вода каким-то образом убрала часть боли и прояснила сознание. - Мы победили? - Да, сэр! Не успели вы сразить хозяина замка, как мы ворвались в замок. Разбойники, как крысы, сразу бросились прятаться в темных местах. Это была веселая охота, сэр! Я сразу погнался за рыжеволосым ублюдком.... - Что со мной? - Ваш лекарь сказал, что у вас разбита голова, а так же вы дважды ранены в плечо и в спину, сэр. - В спину? - Это не мои слова, сэр. Так сказал ваш лекарь с узкими глазами и желтой кожей. Попытка вспомнить, когда меня умудрились ранить в спину, ничего не дала - воспоминания обрывались на схватке с графом. "Победа за нами! Это уже хорошо!". - Что с графом? - Ваш удар был смертелен, сэр. А сейчас разрешите мне сбегать и привести вам лекаря. - Иди. После его ухода я закрыл глаза и, похоже, снова впал в забытье, потому что когда открыл, возле моей кровати стояло уже несколько человек. Лю, с кружкой в руках, Джеффри и Сэмуэль Уилкинс. Моего телохранителя поддерживал на ногах молодой лучник. Не успел я открыть рот, как китаец приложил к моим губам кружку. - Пейте, господин. Это обезболивающий отвар. Он прояснит вам разум и снимет боль. Он держал кружку у моего рта до тех пор, пока я не выпил до последней капли горькое до отвращения лекарство. - И так тошно, тут еще твое пойло. Хоть бы с сахаром.... Ладно. Джеффри, ты как? - Не очень хорошо, но все же нашел силы встать на ноги. Но сейчас речь не обо мне. Как вы, господин? - Как видишь, - сказал я и вдруг почувствовал, что боль начала отступать. - Лю, ты просто волшебник. - Спасибо, господин, на добром слове. Теперь, если вам легче, то я пойду. Меня ждут раненые. - Конечно, иди. Окинул взглядом Джеффри. Просто так, только что бы лишний раз убедиться, что мой телохранитель жив и здоров. Перевел взгляд на Уилкинса. Командир лучников, с аккуратно подстриженной бородой и одетый во все новое, выглядел не в пример лучше того грязного и потрепанного типа, которого я видел последний раз перед штурмом замка. - Рассказывай, Сэм. - Что тут говорить, сэр. Когда мы добежали, там уже и драться не с кем было. Да и те, кто остались, при виде нас тут же бросились врассыпную. Только что побегать пришлось, гоняясь за этими висельниками. Но это не страшно. Ноги у меня крепкие. Я ведь двенадцать лет служил в егерях у графа Роберта Бомонта. А там уж мне пришлось.... Тут вдруг со двора сквозь привычный шум раздался пронзительный человеческий крик, который тут же заглушил громкий хохот толпы. - Это что? Командир лучников неловко ухмыльнулся и замялся с ответом. Вместо него ответил Джеффри: - Это его парни развлекаются. Я снова посмотрел Сэма: - Так что там, во дворе? Тот пожал плечами и, наконец, выдавил из себя: - Сэр, это я разрешил парням... гм... поразвлечься. Когда мы ворвались в замок, то в схватке погибло двое наших парней. Джон из Мамслея и Том из Рингвуда. И Тима, и Элварда, которые пошли с вами - тоже убили. Когда полностью рассвело, я приказал прочесать весь замок заново. Ну и нашли еще трех висельников. Отдал приказ их прикончить, но парни попросили.... Давай, говорят, устроим охоту. Ну, я.... - Это как? В наш разговор опять влез Джеффри: - Те теперь бегают по двору, изображая дичь, а его парни охотятся на них. Услышь нечто подобное в самом начале своего появления в этом времени, я бы возмутился, если не внешне, то хоть в душе, но теперь я даже получил от этих слов легкое удовлетворение. Жестокость в эти времена была в ходу не только на войне, а уж наемники и солдаты жили и воевали по одному правилу: "война все спишет". За год я уже много чего видел и знал, что в это суровое время человеческая жизнь стоит дешево: воинов разбитой армии или команду захваченного судна убивали, не задумываясь о ценности человеческой жизни. Ценность в эти времена представляло только то, что можно измерить деньгами. Пощады мог ожидать только рыцарь: за него можно было получить выкуп, а потому живой он ценился больше, чем мертвый. Так на что могли рассчитывать люди рыцаря - разбойника, будучи головорезами и душегубами?! - Гм. Хорошо. И сколько я так валяюсь? - Скоро полдень, сэр, - сказал Сэм. "Если предположить, что я схватился с графом где-то в полночь, то уже прошло не менее одиннадцати часов. Так-так". - Больше погибших нет? Как там молодой Гийом? Наступила пауза. Неожиданно для меня, вместо Джеффри, ответил командир лучников: - Сэр, Гийом де Ге был убит, освобождая пленников. И ваш слуга... как его.... - Ляо, - подсказал Джеффри. - Подожди! Ведь Лю был здесь. Почему он ничего не сказал? - Господин, вы же знаете они... не мы. Другой веры. Ну и.... - Что с ним случилось? Я смотрел на Джеффри, но ответил мне лучник - ветеран: - Насколько я мог узнать, то вы обменялись ударами с Живодером. Будучи смертельно раненым, тот все же сумел нанести вам удар палицей. Когда вы упали, к вам подскочили разбойники, чтобы добить. И вот тогда Ляо закрыл вас своим телом, сэр. Так что все удары достались ему, а там и мы подоспели. После его слов наступила тишина. Я не знал, что сказать, а все остальные чувства были вытеснены собственной болью. Прошла минута или две, как я неожиданно почувствовал, что меня неудержимо клонит в сон. Прикрыл на минуту глаза, а когда открыл снова, за окном вместо яркого солнечного света лежали сумерки. Возле моей кровати сидели двое людей. Лю и Джеффри. Увидев, что я очнулся, оба тут же вскочили на ноги. В глазах Лю стояла тоска. У меня на секунду перехватило дыхание. - Ляо? - Мой брат умер, мой господин. - О, господи! - вырвалось у меня. - Мне так жаль.... Искренне сочувствую твоему горю! - Мой брат сам выбрал свой конец. Смерть в бою - смерть воина. Его жизненный путь был настолько извилист и темен, что он мог вполне закончить свою жизнь в петле или под топором палача, принеся позор нашей семье. Мне больно и одновременно радостно, от того, что его смерть - это смерть достойного человека. "Умереть, отдав жизнь за другого человека. В мое время это считалось подвигом, а здесь... это человек, просто выполнивший свой долг. Не укладывается в голове! Мы ведь были чужими людьми....". - Я, как его господин, несу за него ответственность, значит в том, что он погиб, есть и моя доля вины. Все, чем могу помочь - я готов сделать. - Спасибо вам, господин, от всего сердца. У нас с братом к вам только одна просьба. Разрешите похоронить Ляо по обычаям нашей страны. - Разрешаю. - И еще, господин. Помните, вы меня спросили: "Куда мы пойдем дальше?". Теперь я вам могу дать ответ на ваш вопрос. Мы дойдем с вами до Италии, если вы туда поедете, а там наши пути разойдутся. В Генуе мы сядем на корабль и отправимся в Константинополь, а затем вернемся на родину, в Китай. Я вижу в ваших глазах вопрос. Отвечу. Мы устали жить среди чужих людей в чужих странах и если нам суждено умереть, то пусть это лучше произойдет на родине.
На следующее утро, только я успел проснуться, как дверь моей спальни распахнулась, и на пороге появилась группа лучников из пяти человек. Впереди стоял их командир. - Сэр? - Заходите, парни. С чем пришли? Вместо ответа ветеран чуть отодвинулся в сторону и пропустил мимо себя молодого лучника с серебряным подносом, на котором красовался серебряный кувшин и четыре серебряных кубка. Поставив поднос на небольшой столик, он вышел из спальни и прикрыл за собой дверь. Сэм Уилкинс и два лучника - один из них Уильям Кеннет, молодой веселый парень с озорными глазами, с которым я познакомился в ту нашу первую нашу встречу на лесной поляне - подошли к моей кровати. Их сосредоточенный и важный вид говорил о том, что они пришли ко мне не просто так, а для важного разговора. - Вы не возражаете, сэр? - Какой-то ты сегодня церемонный, Сэм. Прямо не узнать. Да и Уилл сам на себя не похож. - Сэр, мы, что пришли сказать.... Короче, мы посовещались и решили, что вы из тех людей, которые не привыкли прятаться за чужими спинами. - И что дальше? - Сэр, вы не против? - лучник указал рукой на кувшинвина. - Нет. - Уилл, налей нам всем вина. Мы выпили, после чего я откинулся на подушку в ожидании того, что они собирались мне сказать. Сэм переглянулся с Уиллом, после чего похмыкал и только затем сказал: - Сэр, как вы смотрите на то, чтобы стать нашим командиром? - Вы ошиблись адресом, парни! - увидев их удивленные лица, пояснил свои слова. - Я не тот, кто вам нужен. У меня нет ни опыта, ни достаточной подготовки. К тому же у меня есть своя цель, а вы насколько я понял, идете в Италию. - Но ваш телохранитель нам сказал, что вы тоже,... гм..., собирались в Италию, - влез в разговор третий лучник, имя которого я все это время пытался вспомнить. - Это в случае, если у меня там ничего не получиться..., то, скорее всего, пойду... в Италию. - Если это не сильно отклонит нас от пути и не займет много времени, мы могли бы сопровождать вас, сэр. А вы, тем временем, окончательно решите: один или с нами. Не успел я открыть рот для ответа, как в разговор вклинился Уильям Кеннет: - Сэмми, ты не то говоришь! Ведь благодаря вам, каждый из нас за одну ночь взял столько, сколько не получил за весь последний год службы. К тому же о вас, как о благородном человеке, говорит поступок вашего слуги, закрывшего вас своим телом! И еще, вы помогли отомстить за наших товарищей, сэр! - Ну, вы прямо как... - я хотел сказать, как "дети", но в последнюю секунду передумал. Обидятся. Как пить дать - обидятся. Потому что они и есть самые настоящие дети, только бородатые, необузданные и опасные в своем гневе. - Гм! Спасибо за хорошие слова. - Сэр! - командир лучников, очевидно, решил "ковать железо, пока оно горячо". - Если вы думаете, что мы типа грабителей с большой дороги, то это не так! В нашем отряде, четырнадцать человек - лесники из Хампшира. В том числе и мы с Уильямом. Все мы честно жили и работали до тех пор, пока каждый из нас не решил попытать счастья за проливом. С остальными парнями мы вместе служили. Среди них есть разные люди, но одно про них могу сказать точно - все они хорошие солдаты! - Так чего вы, хорошие парни, не едете обратно в Англию?! Деньги же заработали. Купите кусок земли или лавку. Будете хозяевами своей судьбы! - Сэр, это вы хорошо сказали! Хозяин своей судьбы! Так вот, собой я распоряжаюсь только здесь, когда держу в руках лук! Как только вернусь в Англию, там сразу найдется много желающих надеть на мою шею ярмо! - с этой горячей речью выступил молодой лучник, имя которого я так и не вспомнил. - Не обессудьте, это от всей души сказано, сэр! - Гм. Хорошо. Поедем вместе, а там уж как получиться. - Все получиться, сэр. Не сомневайтесь, - подбодрил меня командир лучников, а затем пригладил пару раз руками свою бороду. - Раз уж у нас с вами так хорошо разговор пошел, то тут у нас к вам есть одно дело. - Выкладывайте. - Вы знаете, что молодой де Ге погиб пытаясь освободить пленников. И еще мы узнали, что отец братьев недели три как помер. Узнав об этом, Жан де Ге теперь требует в качестве отступного за их смерть отдать ему замок. Причем не разграбленным. К этому он еще хочет треть всех богатств из сокровищницы графа. - Странно, что вы ему еще не перерезали глотку за такие слова. На какое-то мгновение лучники превратились в каменные статуи, но уже в следующее мгновение воздух разрезал голос Уильяма Кеннета: - Сэр, честно говоря, мы этого не сделали только из-за вас! Только поэтому наглый французишка еще ходит живой! Только сейчас до меня дошло, что эти лучники по нынешним меркам и в самом деле неплохие парни. Будь на их месте обычные головорезы и грабители, то я бы, наверно, уже смотрел на эту грешную землю с небес. Зачем делиться, если можно перерезать глотку и все взять себе. А тут вон как - оказывают уважение, предлагая стать их командиром. Пока я все это прокручивал в голове, в комнате стояло настороженная тишина. Лучники выжидающе смотрели на меня в ожидании реакции на слова Кеннета. - Как он дрался? - Трудно сказать, сэр. Темно было. Неразбериха. Сразу и не поймешь - кто свой, кто чужой. Где уж тут смотреть по сторонам. - Одно можно сказать точно: в первых рядах его не было! - добавил к словам ветерана молодой Кеннет. - Гм. Тогда скажу так: де Ге получит только свою долю. Не больше. На остальное пусть рот не разевает, а то не ровен час - подавится! Так ему и скажите! Плечистые мужики, все как один, расплылись в улыбке. - Сэр, - сказал, все еще улыбаясь, Кеннет. - Тут есть еще один француз. Его освободили вместе с другими узниками из тюрьмы графа. Очень хочет с вами поговорить. - Почему со мной? А с вами? - Он дворянин, сэр. - Понял. Хорошо. Поговорю. Только не сейчас. Что еще? - Окрестные крестьяне собрались около замка. На опушке леса. В фарлонге от ворот замка. - А эти чего хотят? - Не знаем. Но, скорее всего, хотят узнать, кто будет новым хозяином замка. - Он им, что так нужен?! Жить без него не могут?! Улыбки исчезли, а вместо них на лицах проступило недоумение. - Гм. Это я так. Что еще? - Что с пленными делать, сэр? Отпускать? - Отпускайте на все четыре...! Нет! Я все же сначала с ними поговорю! Вдруг кто-то из них знает хоть что-нибудь про замок Ле-Бонапьер. Хотя бы дорогу к замку!
Я встал на ноги только на пятые сутки, поддерживаемый Лю. Выйдя во двор, я увидел, что ворота заперты, а в надвратной и угловой башне стоят часовые. Из помещения казармы неслись громкие мужские голоса и женский смех. Вспомнил, что мне говорил Джеффри: в замке нашли шесть женщин. Посмотрел на мощные зубчатые стены, на донжон, на дворец и у меня неожиданно появилось странное ощущение. Длилось оно недолго, но уже через минуту я знал, в чем оно заключается. Это было чувство собственника. У меня даже слегка закружилась голова. Правда, до сих пор не знаю, то ли от слабости, то ли оттого, что сумел отхватить себе такую недвижимость. За последний год, где я только не ночевал: в лесу, в поле, в палатке, на постоялом дворе, а вот теперь мог ткнуть пальцем в эти окна на втором этаже и сказать это мои покои. Спальня, кабинет. Мой замок. Осталось набрать гарнизон и зажить.... Нет. Слова "спокойно и счастливо" здесь никак не подходили. Идет война.... Дай Бог памяти,... будет идти еще лет сорок - сорок пять. Да и зачем мне это надо?! Правда, то, что я фактически стал владельцем замка, еще долго потом грело мою душу. Взошел на крепостную стену. Некоторое время смотрел на окружающие замок земли. Дорога. Лес. Виноградники. Деревня. Всю жизнь проторчать здесь? В этой глуши? И ради чего? Нет! Это не мое! Окончательно утвердившись в своем решении, я неожиданно понял, что уже некоторое время смотрю не на близлежащие окрестности, а за горизонт. И при этом думаю: что меня там ждет?! Схватки, погони.... Вдруг само по себе забилось сердце. Я хотел новых острых ощущений! Чувство риска, как и адреналин, к которым уже успел привыкнуть, похоже, впитались в мою плоть и кровь, став составной частью моей души. Авантюризм был мне присущ и раньше, но если в том времени он носил случайный характер, то теперь, он стал одной из основных составляющих образ нового рыцаря. Даже не совсем приятные воспоминания о ночном штурме замка и те заставляли быстрее струиться кровь и чаще стучать сердце, что уж тут говорить о приключениях, которые ждут меня там, за горизонтом. "Похоже, ты, парень, подсел на адреналин, как на наркотик. В герои лезешь, а ведь жизнь она одна! Нет! Это не так, только посмотрю, что там... за горизонтом. А ведь правильно - жизнь одна, а вокруг столько....". Не успел спуститься вниз, как ко мне подошел Джеффри, вместе с Сэмом Уилкинсом и Уильямом Кеннетом. За их спинами, в отдалении, толпились лучники. Меж их широкими плечами кое-где выглядывали женские головки. Мой телохранитель сейчас имел вид намного лучший, чем тогда, когда я его увидел стоящим у моей кровати. Аккуратно подстриженная борода, темно-синий камзол, темно-коричневые штаны, заправленные в сапоги. Широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой, но даже сейчас он выглядел бедно и тускло по сравнению с Уильямом Кеннетом. Молодой лучник своим нарядом немного смахивал на ювелирную лавку в базарный день. По паре колец на обеих руках, а также с десяток украшений в виде серебряных цепочек и заколок на камзоле, шляпе и туфлях. Поймав мой насмешливый взгляд, он вспыхнул, смутился и опустил глаза в землю. Сэм, проследив мой взгляд, откровенно усмехнулся, а затем сказал: - Уилл, стрелок ты отменный, но твоя любовь к ярким побрякушкам делает тебя похожей на шлюху! Кеннет резко вздернул голову, сверкнул глазами, собираясь ответить явно что-то дерзкое, но я не дал ему открыть рот, сказал сам: - У нас, что опять проблемы, Джеффри?! - Нет, господин. Только вот дела.... "Чертов Джеффри! Я же сказал, делайте все, что считаете нужным! Оставьте мне только то, что без меня решить нельзя! Вчера еще говорил: все нормально....". - Так чего вы стоите? Выкладывайте, что там у вас! - Господин, пройдемте в зал! Прошу вас!
Я сидел в резном кресле под балдахином, на месте бывшего владельца замка. По правую сторону от постамента, на котором стояло массивное кресло, стоял Джеффри, а по левую - Сэм Уилкинс. Своего рода свита. Так обычно выглядел прием господина, к которому приходили со своими нуждами его вассалы и данники. Первого в зал впустили шевалье де Ге. Тот вошел, окинул нас всех брезгливым взглядом, а затем сказал: - Томас Фовершэм, ты, кажется, возомнил себя владыкой этих мест?! Не рано ли?! Ты не забыл, что здесь Франция, а не Англия?! Если кто и должен наследовать эти земли, то это должен быть французский дворянин! Я не умаляю твой подвиг! Но не меньшей чести требует мой погибший брат! И не мой ли отец погиб в подвалах этого замка?! Поэтому я хочу в качестве возмещения ущерба получить права на этот замок! При этом он должен остаться, как есть! Не разграбленным! Так же мне принадлежит треть того, что лежит в подвалах и сокровищнице! Я смотрел на него и не мог понять, он сумасшедший или его настолько ослепила жадность. Причем, не только ослепила, но и отняла последние крохи разума. Похоже, этот придурок, прозябавший большую часть своей жизни в бедности, малость рехнулся на почве жадности. - Шевалье, а вы сами, где были при штурме замка?! - Сражался вместе со всеми! Или у вас есть сомнения в моей храбрости?! - Не могу знать того, чего не видел! Зато лучники говорят, что вас не было видно в первых рядах! Это так?! - Кто это говорит?! Покажите мне это наглеца!! Я искрошу его своим мечом в назидание остальным!! - Подождите, шевалье, не горячитесь!! Просто скажите мне: вы участвовали в схватке?! - Да! Я участвовал в бою!! Я сражался и убивал!! - Так почему на вас нет ни одной царапины?! По крайней мере, я не вижу! - Я...!! Как ты смеешь, паршивый англичанин, усомниться в моей смелости?! Я вызываю тебя на бой!! - Хорошо. Здесь и сейчас! Доставай меч и сразимся! С этими словами я встал с кресла, спустился по ступенькам и вытащил из ножен меч. Я говорил уверенно и твердо, хотя во мне сейчас было больше слабости, чем уверенности. Но я знал, что делал. Двух суток общения с ним мне хватило, чтобы понять, что он за человек. Вот и сейчас, услышав мои слова, он растерялся, а его бегающие глаза сразу выдали жалкую душонку труса. - Ну же! Сэр, не заставляйте меня ждать! - Я не уверен, что вы вообще дворянин! Вы держите себя с этими английскими лесниками, как ровня! Я думаю, что оскорблю свою родовую честь, скрестив с вами свой клинок! Не говоря в ответ ни слова, я сделал два шага в его направлении и поднял меч. Тот отступил, затем ухватился за рукоять меча, но так и не вытащил его. Очевидно, страх образумил его непомерную жадность, и теперь он пребывал в растерянности, не зная, как выйти из положения, в которое угодил. Выждав несколько секунд, я вложил меч в ножны, и, повернувшись к нему спиной, направился к своему креслу. Сел. Некоторое время смотрел на перекошенное от страха и злобы лицо де Ге, а потом сказал: - За твою трусость лишаю тебя твоей доли, и все же половинную часть добычи ты получишь, но только благодаря храбрости и отваге твоего младшего брата! Треть из нее получишь деньгами и драгоценностями, а две трети - перинами и подсвечниками! Ведь ты их так хотел себе, шевалье! В наступившей тишине, первыми, не выдержав, начали ухмыляться лучники, изображавшие у дверей почетную стражу, за ними не удержавшись, засмеялись Джеффри и Сэм. Да я и сам не удержался от смеха после того, как бессильная судорога злобы перекосила худое и костистое лицо француза. Мой смех явился следствием выражения лица де Ге. Просто в этот момент он мне показался плохим актером, играющим в второсортном спектакле роль мелкого и подленького негодяя. Бросив затравленный взгляд вокруг себя, он злобно оскалился, после чего резко развернулся и чуть ли не бегом выбежал из зала. После того, как тот вышел, я сказал лучнику, стоящему у двери: - Джон, проследи, чтобы он получил в точности, как я сказал! Не успел лучник выйти, как в зал впустили молодого человека. Черты его лица не отличались особой правильностью, но в тоже время были приятны, несмотря на грязь и следы истощения. Его гордая и решительная поза говорила сама за себя, да и на лице не было ни капли страха. Уж что-что, а я уже научился различать у людей все оттенки страха. Хоть диссертацию пиши на эту тему! - С кем, позвольте узнать, имею честь беседовать? - вежливо спросил я у него. - Маркиз Антуан де Сен-Пари. - Ух, ты! - чисто случайно вырвалось у меня. - Это насмешка или удивление? Не объяснять же мне маркизу, что у него прямо-таки киношное имя. Там сплошь фигурируют одни маркизы и графы с такими же звучными и приятными для слуха именами. - Удивление, господин маркиз. Одно только удивление. - Разрешите мне, в свою очередь, узнать ваше имя? - Томас Фовершэм, эсквайр, сын барона Джона Фовершэма. - Хм! Судя по высказываниям, только что выскочившего из этого зала шевалье де Ге, тут собралась кучка низкородных ублюдков, которые смеются над честью и дворянским достоинством, при этом получая удовольствие, втаптывая в грязь благородное имя. Надеюсь, это не так, сэр? Глухое ворчание и еле слышные проклятия стали ему ответом со стороны моей свиты. Я же хранил молчание, с интересом рассматривая этого довольного молодого человека, обладающего столь сильной волей, отменным хладнокровием и изысканной речью. - Это вам решать, господин маркиз. Ведь не я к вам пришел, а вы ко мне. Изложите свое дело. - Я пока сомневаюсь, стоит ли мне говорить с вами об этом. - В таком случае, я вас не задерживаю. - Гм! Не в моем положении можно привередничать, но и поступаться дворянской честью не след.... - он говорил так, словно высказывал свои мысли вслух, одновременно выжидающе глядя на меня. - Я в затруднении.... - Послушайте, маркиз, я человек прямой и не привык к дворцовому этикету! Говорите, что вам от меня надо или уходите! - Не смейте повышать на меня голос!! Я вам не простолюдин!! Не забывайтесь! В его состоянии его резкий, повелительный окрик, мог скорее позабавить, чем испугать и маркиз, похоже, понял это быстрее других. Некоторое время он молчал, очевидно, раздумывая о том, как вести себя дальше, но потом сказал: - Извините, сэр. Нервы. Тюрьма эта.... Надеюсь, вы меня понимаете. К тому же дело, с которым я хочу к вам обратиться, касается не только меня. - Хотите, угадаю, что вам нужно?! - Гм! Ваши слова кажутся мне странными, сэр. Как и ваша речь. И все же, я с интересом жду, что вы мне сейчас скажите. - Вам нужен конь, доспехи и оружие. Все это вам нужно для того, чтобы сразить негодяя, укравшего вашу прекрасную даму. Я угадал, господин маркиз? - Гм.... Почти так. В какой-то мере я удивлен. Но догадаться, впрочем, было не так сложно, сэр. Так что вы.... - Кстати, а за вас можно получить выкуп? - Я.... Не понимаю вас. Вы хотите снова заключить меня в тюрьму, чтобы получить выкуп?! - Нет. - Почему вы тогда об этом спрашиваете? - Просто интересно. Только и всего! - Если вы мне дадите коня, доспехи и оружие и возможность ускакать прямо сегодня, я обещаю вам прислать три тысячи крон, не позже, чем через две недели! - Послушайте, а вы на себя в зеркало не хотите посмотреть? Ввалившиеся глаза и щеки. Лицо бледное. Да вы рухнете с коня, не проскакав и мили! Да что там миля, вы просто рухнете под тяжестью доспехов, стоит на вас их надеть! - Ваши слова похожи на издевательство, сэр. Надеюсь, это не так? - Конечно, нет. Просто посмотрите на себя со стороны! Тот сердито нахмурился, потом с минуту стоял в раздумье, после чего его лоб разгладился и он сказал: - Да. Есть правда в ваших словах, но пока не сломлен дух - человек живет, борется и надеется! - Слова не мальчика, но мужа! Вы сами выберете себе коня, доспехи и оружие. Никто вам в этом не будет препятствовать! Дик! - я обратился к лучнику, стоящему у двери. - Сопроводи господина маркиза! Пусть ему дадут все, что ему надо! Единственная просьба, господин маркиз! Перед отъездом зайдите ко мне! - Вы благородный человек, Томас Фовершэм. Спасибо вам! Я не люблю долгов, а одолжения принимаю только от своих друзей, так что ждите свои три тысячи крон. Только маркиз вышел, как в зал трое лучников ввели около десятка бывших графских узников. Изможденные лица, потухшие глаза, ребра, обтянутые кожей, торчащие из прорех серых дерюг, гноящиеся раны - все это выглядело настолько ужасно и вместе с тем отвратительно, что я даже на какое-то мгновение отвел глаза. Не успел поднять, как ко мне подошел один из сопровождающих их лучников, здоровый малый по кличке Дубок, и сказал: - Ваша милость, там, во дворе лежат еще шесть человек. Еле живые. Вы будете с ними беседовать? - Нет, парень. С ними пусть Господь Бог разговаривает, а мне бы с этими разобраться. - Но и с этими вы не больно поговорите, сэр. Вот эти трое совсем ума лишились, - он показал пальцем поочередно на каждого из трех человек, стоящих, неподвижно, позади всех бывших пленников. - Пока их подталкиваешь, идут, а перестаешь - останавливаются и стоят неподвижно. Часами стоят и куда-то неподвижным взглядом смотрят. Заглянешь такому в глаза, а они - пустые. И ничего не говорят. "Вот проблема. И что делать?!". - Выведи их во двор. Потом решим, что с ними делать. А что остальные? Неожиданно в наш разговор встрял Джеффри: - Господин, разрешите мне сказать?! - я удивленно на него покосился. То стоял, молчал, а теперь вот решил высказаться. - Говори. Тот приблизился на шаг и тихонько сказал: - Вон тот, слева, худой как скелет. Одет в рваную расу. Это Арно де Фосс. Хороший воин и человек. - Я его должен знать? - прошептал я ему в ответ. - Нет, но он хорошо знает вашего отца. И я его знал. Да и вчера мы с ним говорили. - И что? - Вы могли бы оставить на него свой замок. - Оставить? Мой замок? Почему ему? Давай я тебе его лучше подарю! - Шутки изволите шутить, ваша милость. - Тогда поясни, что ты хочешь мне этим сказать. - Он очень набожный и честный человек. Около шести или семи лет тому назад его замок был взят штурмом и сожжен. Жена и дети погибли. Его, всего израненного, бросили на корм воронам. Но случилось чудо - он выжил. Монахи, проходившие мимо, нашли его и выходили. Там, в монастыре, находясь между жизнью и смертью, он дал клятву, что посвятит жизнь добру. - Так он монах? - Нет, но дал обет: кто убьет его злейшего врага - тому он станет рабом до конца жизни. - Офигеть! Сейчас ты мне скажешь, что враг его злейший - граф де Брассье, а я - тот человек, который его убил. Да? Ну, скажи? Скажи! Не стесняйся! - Вы все уже сами сказали, ваша милость. - Уф! Хорошо. Пойди и пригласи его подойти ко мне. Наш разговор был коротким и деловым. Бывший рыцарь, к моему удивлению, проявил в нашей беседе ясный ум, несмотря на то, что провел в подземелье замка около полугода. А когда я предложил ему должность управляющего замком и всеми владениями, он, немного подумав, с чинным достоинством принял ее, дав мне клятву верности. Судя по его глазам, полным какой-то детской преданности, я, похоже, обрел еще одного верного слугу, наподобие Джеффри. Отпустив его, я отправил вместе с ним Сэма Уилкинса, который должен был отдать приказ своим людям не чинить препятствий Арно де Фоссу в осмотре замка. После ухода рыцаря я неожиданно почувствовал, как устал. "Блин! Я же погулять вышел. Подышать свежим воздухом, а эти уроды работать меня заставили! Сами не могли со всем разобраться!". При этом я прекрасно понимал, что не прав и разрешить такие вопросы помимо меня в моем замке не мог, но как-то, же мне надо было выпустить пар. Несколько минут смотрел злым взглядом на оставшихся пятерых бывших пленников и думал: "Послать их всех, что ли?! Чего на них время тратить?! К тому же если и соврут, все равно проверить их у меня нет никакой возможности! Пошли они...! Стоп! Я же забыл спросить о замке Ла-Бонапьер!". - Кто из вас что-либо знает о замке Ла-Бонапьер?! Ответом было гробовое молчание. - Что совсем никто ничего не знает?! Я пробежал внимательным взглядом по их лицам. Пустые, отрешенные взгляды людей, доведенных до состояния животных. Как вдруг неожиданно наткнулся на один взгляд. Это даже был не взгляд, а нечто подобное, скользнувшее в глазах узника. Я быстро оглядел его, но тот мало чем отличался от других заключенных - грязный и изможденный. "Показалось? Или нет? Впрочем, проверить несложно". - Этих четверых покормите, дайте им в дорогу продуктов и выведите за ворота! А ты - иди сюда! - я поманил рукой бывшего заключенного. - Сэр, мы вам еще будем нужны? - задержался у двери один из лучников. - Идите! Все идите! С этим я сам разберусь! Доходяга робкими шажками приблизился к моему креслу и остановился с низко опущенной головой, в ожидании своей судьбы. Худое грязное лицо, впавшие глаза, грязный балахон, свисающий с его плеч - все говорило о том, что он тот, кто он есть, но рука, нервно комкавшая край рванины, выдавала его напряженное состояние. После некоторого молчания, я неожиданно приказал Джеффри: - Это шпион! Убей его! Тот только успел выхватить клинок, как узник упал на колени и жалобно закричал: - Добрый господин, пожалейте!! Не берите грех на душу!! Ведь если бы я был рыцарь, вы бы не стали меня убивать, а потребовали выкуп! Так, ваша милость?! - Джеффри, подожди! А ты говори - говори, если жизнь дорога! - Милосердный господин, если я дам за себя выкуп, вы меня отпустите? - Кто ты такой?!! - Я был... управляющим этого замка! Но я никого не убивал!! Мои руки чисты!! Не убивайте меня, проявите милосердие!! Джеффри, как мы оставались одни, снова стал вести себя свободно, не корча из себя покорного слугу. - Ты как выродок умудрился остаться в живых?! - С юношеских лет я страдаю желудком, оттого у меня такая худоба в лице и теле. Когда я увидел из окна своей комнаты, что творится, то понял, если что-то не придумаю - мне конец. А во двор выбежали узники господина графа, я понял, что мне надо делать. Пробрался на кухню, где измазался золой, а затем надел это тряпье. - А почему тебя не опознали другие узники?! - Графская тюрьма имела три общих и шесть отдельных камер, - это мне пояснил уже Джеффри. - Меня тоже сунули в одиночку. - Гм! Умно. Ничего не скажешь. Так кто ты? И откуда родом? - Анри Буше. Родом я из деревни на юге Франции. Мой отец - сельский священник. Сам я - бывший школяр. Учился когда-то в Париже, в университете. На факультете права. Путешествуя с двумя приятелями - студентами, попал в засаду. Моих приятелей, пытавшихся бежать, убили, а меня самого привезли в замок. Граф, когда узнал, что я знаю грамоту, могу составлять документы и трактовать законы, оставил меня при себе. В замке живу уже четвертый год. Вот и весь мой рассказ. - Нет, парень, не весь. Это только начало, - с легкой усмешкой заявил ему Джеффри. - Ты что-то говорил про выкуп. Или я ослышался?! При этих словах он качнул мечом и зло ощерился, играя роль злодея. - Милостивый господин!! Прошу вас поклянитесь на распятии, что не убьете меня, когда получите деньги!! Я видел, что вы просто так помогли маркизу!! Так помогите бедному человеку, который не марал руки ничьей кровью, сохранить жизнь!! Мне предлагали сокровища и тайны! С тех пор как я познакомился с парнями из исторического клуба, у меня появилась мечта найти клад! И разбогатеть до неприличия! Когда это было? Полтора года назад, а кажется.... Вспоминая свои, те прежние, мечты, я невольно усмехнулся. Затем оглядел зал, со стенами, обшитыми дубовыми панелями, на которых висели доспехи и оружие, вперемешку с кабаньими и оленьими головами и подумал: " Вот и сбылись мечты дурня. Гм! Даже странно как-то! Там мечтал о кладе, здесь - о собственном замке.... Ладно. Узнаем что этот занятный тип нам расскажет". - Хорошо. Оставлю тебе жизнь. Клянусь! А сейчас расскажи-ка мне о своих обязанностях. Чем ты занимался в замке? - Всем, наверно. Ездил по деревням с солдатами графа, собирал дань с крестьян. Нередко бывал в городке неподалеку, закупал для господина графа материю или деликатесы какие-нибудь. Вел счета и книги. Запасы продовольствия, вино - все это лежало на мне. Нужно было - привозил для ремонта замка каменщиков или плотников. - И не пытался бежать? - Первые полтора года меня никуда не выпускали, а потом... я привык. К учебе у меня никогда большой тяги не было, а родителям я еще с детства обузой был. Зачем им такой квелый сын? А тут я одет, обут, сыт. - Понятно. Теперь о деньгах. - Хорошо. Но сначала я должен сознаться вам, благородный господин. Есть на мне грех, но меня принудили к нему. Сам граф. Заставлял шпионить и обо всех разговорах в замке докладывать. Сказал, что если я не буду доносить, он мною лично займется в пыточном подвале. - И после этого ты хочешь сказать, что на тебе ничьей крови нет?! - усмехнулся Джеффри. Бывший студент съежился и ответил тихим, дрожащим голосом: - Да убил граф двоих... по моему наговору. Но это не люди были, добрый господин, а настоящие звери. И если говорить, как на духу, то я не считаю это... большим грехом. - Не заставляй падаль ждать своего господина, говори быстрее дальше. - Постепенно в замке об этом узнали и стали относиться ко мне... как к прокаженному. Разговаривали со мной только при большой необходимости. Зато доверие господина графа ко мне резко возросло. А уж после того как он зарезал своего начальника гарнизона, я и вовсе стал его доверенным лицом. - А на начальника гарнизона донес ты? - Я, милостивый господин. Именно после этого граф решил перепрятать его. - Что перепрятать? Говори внятно! - Бочонок с золотом. Я помогал ему в этом. Одному там не справиться. - Гм! Золото - это хорошо. Тут у меня мысль одна возникла. Ты не хочешь остаться в замке?! В должности помощника управляющего. - А это возможно, ваша милость? Я Бога буду за вас молить, если вы позволите мне остаться! Я клянусь вам, что буду служить вам верой и правдой! Я....! - Хватит! Джеффри, займись им. Поздно вечером ко мне постучался Анри Буше. Он проводил меня к вскрытому тайнику, где уже нас ждал Джеффри. После чего школяр был отослан, а увесистый, хорошо просмоленный, бочонок, набитый золотыми монетами, не менее двух пудов весом, мы перепрятали. Теперь о месте, где хранится золото, знали только двое: я и мой телохранитель. Две следующие недели, я под наблюдением Лю восстанавливал свое здоровье, и одновременно, частью от скуки, а по большей части от непомерного рвения своего нового управляющего, стал вникать в обязанности хозяина замка. Управляющий каждое утро приносил мне отчет о проделанной работе за прошлый день и чуть ли не по-детски обижался, когда я не вникал во все мелочи. Два дня он детально изучал замок в сопровождении бывшего школяра, а затем они вместе объездили все близлежащие окрестности и переговорили со старостами близлежащих деревень. Привезя доклад о состоянии владений, он попросил моего разрешения уменьшить на четверть налог с крестьян. Я дал ему это разрешение. Почему не дать?! Честно говоря, я уже не считал этот замок своим, а обычным временным пристанищем, вроде придорожной гостинице. А вникал я в замковое хозяйство, по большей части оттого, чтобы пришла пора заполнить этот пробел в моем дворянском образовании. В замке уже вторую неделю трудилась крестьянская семья из шести человек в качестве слуг, которых управляющий привез из деревни. Затем он съездил в городок, находящийся в девятнадцати лье от замка, и завербовал там шесть солдат для гарнизона замка. Там же он нанял на временную работу кузнеца и шорника. Этот городок, входивший в ленные владения графа, ненавидел его не меньше, чем окрестные крестьяне. Когда горожане узнали, что замок сменил владельца, то устроили себе, как мне передали, большой праздник. Слухи о смерти Живодера и захвате замка распространились быстро. Не прошло и двух недель как они достигли самых дальних уголков его владений, после чего к замку стали съезжаться самые разные люди. Теперь я целыми днями не вылезал из кресла в приемном зале, принимая то мелких дворян, ленников графа, приносивших мне клятву верности. Как-то приехала целая делегация из дальнего от замка города, но в пределах моих владений, во главе с мэром и старейшинами цехов. Эти хотели получить деньги, которые они когда-то ссудили графу, правда, не по доброте душевной, а под давлением силы. Одни из посетителей просили уменьшить налоги, другие искали правосудия, третьи - милости и денег, но все они отнимали у меня массу времени, потому что, не зная сути каждого дела, мне приходилось разбираться с ними часами, выслушивая разные стороны и изучая целые кипы свитков. Первое время я ожидал, что валом повалят наследники, размахивая затертыми грамотами с "правами" на наследство, но время шло, и никого не было. Окончательно я прояснил для себя этот вопрос в разговоре с одним дворянином, довольно преклонного возраста. Как оказалось, суть подлого убийцы в Живодере, в первую очередь, сказалась на его близких родственниках. Сначала он отравил отца, а затем зарезал младшего брата. После чего, в течение года он разбил два военных отряда, собранных его дальними родственниками. Увы, эти соискатели графской короны лично возглавляли карательные рейды. Никто из них не выжил. Шла к концу уже третья неделя моего пребывания в замке. Здоровье постепенно пришло в норму, и с хозяйства я полностью переключился на тренировки с оружием. Тренировался с мечом, булавой и боевым топором, вкладывая всего себя, отрабатывая каждый финт или прием сотнями раз, пока не чувствовал, что прочно его освоил. На одной из таких тренировок ко мне подбежал лучник, посланный Джеффри, исполняющим обязанности коменданта замка. - Ваша милость! Ваша милость! Часовыми замечен конный отряд, приближающийся к замку! Шесть всадников! - Шесть, не шестьдесят! Скажи: сейчас буду! Когда я взошел на стену, всадники уже подъезжали к воротам замка. К моему немалому удивлению, мне привезли выкуп, о котором за всеми делами я уже успел подзабыть. Но все же, в большей степени, мое удивление относилось к личности, возглавлявшей отряд. Это был никто иной, как сам маркиз Антуан де Сен-Пари. Его-то я никак не ожидал снова увидеть. Перед самым его отъездом у нас состоялся разговор по душам, так что я в общих чертах знал его историю. Земли маркиза граничили с владениями престарелого графа, женившегося на старости лет в четвертый раз. Его супругой стала дочь обедневшего рыцаря, который был рад возможности улучшить свое материальное положение. Будучи приглашенным на свадьбу, маркиз познакомился с невестой графа и влюбился в нее до беспамятства, а спустя две недели признался ей в этом. Молодая графиня ответила ему взаимностью. Им только оставалось дождаться смерти старца, которая была уже не за горами. Все было хорошо, пока молодую графиню, Луизу де Растиньяк, не увидел еще один дворянин, барон Мармадьюк и тут же решил, что она ему подходит: и как женщина, и как хозяйув богатых владений. При этом барон случайно узнает о тайной связи графини и маркиза, и тогда в его голове созревает коварный план. В один из дней в ворота замка маркиза постучался гонец, в котором маркиз узнал одного из доверенных слуг графа, который срочно просил приехать к нему. Ничего не заподозрив, маркиз тут же в сопровождении трех своих человек выехал к нему, но только оказавшись в графском замке, сразу был схвачен и обвинен графом в прелюбодеянии с его женой, после чего был заключен в замковый подвал. Происшедшее настолько сильно повлияло на и так слабое здоровье де Растиньяка, что тот слег с горячкой. Узнав об этом, в замок прискакал барон. На несчастье маркиза, на какое-то время умирающий граф пришел в сознание и попросил Мармадьюка забрать маркиза и спрятать его так, чтобы того больше никто никогда не нашел. В особенности - его жена, молодая графиня. Тогда барон отвез маркиза к графу де Брассье, а когда вернулся, узнал, что граф уже умер. Ближайших наследников у него не было, за исключением пары двоюродных братьев. Именно на них возложили обязанность пристроить наследницу и владения. Желающих получить молодую, красивую, а главное богатую наследницу набралось столько, что было решено устроить турнир. Победитель получает приз - графиню и ее владения. Победителем турнира стал барон, который оказался не только циничным злодеем, но и отличным бойцом. Не успели согласовать сроки свадьбы, как неожиданно появился маркиз, которого все уже считали погибшим. Он рассказал местному дворянству о коварном плане барона Мармадьюка, с помощью которого, он попал в ловушку. Но тот с помощью лести и денег сумел склонить на свою сторону часть дворян, поэтому маркиз сумел добиться только нового турнира. Со своим участием. Правда, на этот раз это выглядело не как состязание, на котором можно было показать свое мужество и померяться силами, а как смертельная схватка. Маркиз приводит с собой девять своих друзей - дворян, а барон со своей стороны - приводит своих. Драться противники будут до тех пор, пока один из претендентов на роль мужа графини не падет мертвым. - Почему он не предложил тебе схватку один на один, если он такой крутой... я хотел сказать хороший боец, - спросил я его, когда мы сидели в зале с кубками вина в руках. - Ведь риск и так, и так. Маркиз криво усмехнулся: - Барон знает, что я сильный боец, да и уверенности у него в своих силах, похоже, меньше чем у меня. А в общей схватке у него есть шанс, что меня убьет кто-то другой или.... В общем, общая схватка подразумевает много случайностей, не всегда зависящих от сильного и уверенного в себе воина. Здесь также играет роль место схватки, погода, выбор бойцов... и, конечно, удача. Вот поэтому барон и выбрал именно такой способ. Так что предугадать, на чьей стороне будет победа, невозможно, а значит, наши шансы победить или умереть равны. - Судя по тому, что вы, маркиз, приехали сами, то осмелюсь предположить, что вы хотите предложить мне участвовать в вашем смертельном шоу... э-э... поединке. - Кому как не вам, захватившему этот мощный замок с горсткой людей, а затем в поединке сумевшего сразить его хозяина, который считался сильным бойцом! Я чувствую, нет, я вижу за вашей спиной удачу! Вы любимец фортуны! А она мне сейчас просто необходима! К тому же участвуя в подобном поединке, вы получите свою часть славы, значит, я верну вам долг благодарности, как своему освободителю. "Нужна мне твоя слава, как рыбке зонтик! Жил себе - не тужил.... Но как такое объяснишь средневековому феодалу?!". Но так я думал по старой привычке, оставшейся во мне еще с того времени, когда пытался идти против целой системы. Позже, на службе у английской короны, я уже сознательно врастал в шкуру эсквайра Томаса Фовершэма, заставляя себя понимать, чувствовать и думать, как рыцарь. Я не стал падок на грубую лесть, которая была в ходу в эти времена, но в его словах была доля правды, к тому же приятно сознавать, что на этот раз я все сделал сам. Помимо всего этого была еще одна причина. Цель моего похода, замок Ле-Бонапьер, лежал на расстоянии двух дней быстрой скачки от поместья маркиза. Все это вместе взятое привело меня к вопросу, который я задал маркизу: - Когда бой? - В день святого Мартина. Через десять... нет уже через девять дней. Если я правильно понял ваш вопрос: вы согласны? - Согласен!
ГЛАВА 3 "БОЙ ДВАДЦАТИ"
До глубокой ночи в замке маркиза стоял стук и звон - оружейники ковали, точили, клепали - готовя оружие и подгоняя доспехи. На конюшнях конюхи осматривали и чистили боевых коней, но это делалось на всякий случай, так как согласно условиям поединка мы должны были сражаться пешими. На вечерней молитве в часовне замковой церкви, мы, все десять человек, сначала исповедовались, а потом получили отпущение грехов у отца Августина. Выйдя из церкви, я постоял некоторое время на замковом дворе, подставив лицо свежему вечернему ветерку, который приятно обвевал кожу после удушливой, жаркой и насквозь пропитанной ладаном и благовониями, атмосферы церкви. Конечно, я, как и любой человек надеялся, что завтра из этой рубки выйду живой и... здоровый, но как говорится: "человек предполагает, а Бог располагает". "Если мне завтра... не повезет, то надо составить, как тут говорят, духовное завещание. Кстати, если я, завтра, умру, как со мной там дела обстоять будут? Интересный вопрос, но, к сожалению, ответ я смогу получить.... Ладно, хватит похоронного настроения. Да и чего стоять, надо идти улаживать дела на грешной земле". Подойдя к деревянному бараку, приткнувшемуся у замковой стены, открыл дверь. Вошел. Это помещение было выделено отряду лучников, который последовал за мной, как за своим командиром. Огляделся. Большинство спало. Только небольшая группка лучников при неярком свете свечей играла в кости на дальнем конце длинного стола, а на ближнем, в ожидании меня, сидело четверо: Джеффри, Сэм, Уильям и Лю. Они знали, зачем их позвали, поэтому вопросов не задавали, а молча, ждали, что я им скажу. - Ну, что, парни, слушайте мою последнюю волю. Сэм, Уильям, моя смерть разрывает наш договор. Я договорился, что никаких препятствий люди маркиза либо другого дворянина, вам чинить не будут, дав уйти спокойно. Это я сказал к тому, что замок маркиза, был переполнен людьми, которых привели с собой каждый участник поединка. Среди которых было немало людей, кто участвовал в войне и имел невыплаченный счет к англичанам, а к английским лучникам в частности. Нетрудно был заметить в их глазах блеск ненависти и жгучее желание отрезать большие и указательные пальцы на обеих руках, чтобы никогда проклятый англичанин не смог держать лук и натянуть тетиву! - Благодарим, ваша милость. Надеемся, что удача и Господь Бог будут завтра на вашей стороне. После того, как они ушли, снова наступило молчание. Нарушил его опять я: - Лю, это касается тебя и твоего брата. В случае моей смерти, Джеффри выплатит вам по двести золотых дукатов. Лошади, оружие, все, что у вас есть, оставляю вам. - Мы высоко ценим вашу заботу о нас, мой господин. Память о вас в наших сердцах останется навечно. Я даже немного смутился от столь высокопарных слов: - Спасибо, Лю, а теперь посиди в стороне. У меня к тебе будет еще разговор. Когда мы остались вдвоем с телохранителем, я сказал: - Ну, что Джеффри. Кроме тебя у меня никого нет, поэтому ты становишься моим наследником. Когда получишь по расписке деньги, лежащие у итальянцев, то тысячу из них отдашь Джону Фовершэму, остальные оставишь себе. Бочонок с золотом - тоже твой! Осядешь, семью заведешь.... Впрочем, не мне тебе советовать, у тебя своя голова на плечах есть. Когда увидел, что Джеффри хочет что-то сказать, я не дал ему этого сделать. - На этом все! Лю, подойди! У меня к вам обоим есть разговор.
На следующее утро, сев на лошадей, мы поехали на место поединка. Помимо оруженосцев за каждым из рыцарей, участников поединка, ехала свита, состоявшая, по меньшей мере, из десятка телохранителей и пажей. Меня же сопровождали только двое лучников. Прибыв на место будущей схватки, я увидел, что это большая поляна, стоявшая на краю дубовой рощи, которая огибала ее с севера и востока. С двух других ее открытых сторон, слуги, приехавшие раньше, сейчас устанавливали шатры, один из которых, как я уже знал, будет отведен под лазарет. Огляделся. Помимо участников сражения, здесь уже находилась большая группа дворян, представлявшая собой самые известные и богатые рода этой части южной Франции. Насколько я знал, они не являлись официальными судьями поединка и не могли вмешиваться в его ход, но именно они будут решать, и оценивать действия рыцарей на месте схватки, а также силу, храбрость и великодушие каждого из двух претендентов на руку графини. Так же будет оценен каждый из участников схватки, как живой, так и мертвый, чтобы затем разнести о его славе или позоре по всей Франции. Именно для этого были приглашены три писца, которые должны были зафиксировать все, до последней детали, события этого необычного поединка. Судя по количеству знатных дворян - по меньшей мере, треть Франции знала о схватке. Наверно поэтому сейчас среди дворян находился представитель короля Франции, граф Филипп де Гарош, несмотря на то, что подобные поединки были запрещены королевским указом. В группу маркиза входило три его близких родственника и четыре близких друга. Я не был, ни тем и ни другим, но и наемным бойцом назвать меня нельзя, хотя такой в нашем отрядеприсутствовал. Барон Гийом де Монтабан, как мне сказали, отменный воин, собирался продемонстрировать свою воинскую выучку за деньги. Настоящий гигант, он в качестве оружия использовал тяжеленную шестидесятифунтовую булаву. Еще один из друзей маркиза Жоффруа де Комлен был вооружен обоюдоострым топором, но все остальные, и я в том числе, предпочли мечи. Пару дней назад нашей группой была опробована тактика, которой мы решили придерживаться во время схватки. Ее суть заключалась в том, что трое из рыцарей выступают в качестве телохранителей маркиза, сдерживая по мере сил желающих увидеть цвет его крови, остальные же атакуют противника и по возможности пытаются убить другого претендента на руку молодой вдовы. Мне предстояло выступать в качестве атакующего бойца. Только мы подъехали, как от команды судей отделился седовласый дворянин с чеканным профилем. Подъехав к нам, представился: - Граф Филлип де Горош, господа. Господин маркиз, я слышал о вас много хорошего, поэтому от всей души рад приветствовать вас и ваших храбрых и благородных друзей. Я не судья, так как их здесь просто не должно быть, но зато есть должность распорядителя, скажем так, турнира, которую хозяева здешних мест столь любезно предоставили мне. Надеюсь, с вашей стороны возражений не будет? От имени нашей группы выступил маркиз и заверил графа, что лучшей кандидатуры, чем граф, трудно найти не только во Франции, но и во всем мире, после чего граф продолжил свою речь: - Других господ представлять не имеет смысла, потому что они, как и я, не являются официальными лицами, а прибыли сюда только для наблюдения за тем, насколько действия воинов будут соответствовать кодексу рыцаря и дворянина, чтобы затем каждому воздать по заслугам! Господин маркиз, вы ничего не хотите поменять в условиях поединка? Если ваши требования окажутся справедливыми и не получат возражений со стороны ваших противников, то мы примем их. Итак, я слушаю вас, маркиз Антуан де Сент-Пари. - Благодарю вас, господин граф. Меня и моих благородных друзей все устраивает. Куда вы нас определите и что мы должны знать?! Граф показал рукой на место в дальнем конце поляны, где мы должны стать, а затем передал нам указания, которых мы должны были придерживаться: - Сейчас вы выстроитесь ровной линией, а ваши оруженосцы образуют второй ряд, каждый со стягом - гербом своего господина. После того, как маршалы убедятся в равном количестве бойцов с обеих сторон и наличии герба у каждого из участников, вы сходите с лошадей. Оруженосцы забирают их и отводят в сторону, после чего перед каждой стороной будет отслужен короткий молебен. Потом ждете троекратного сигнала рога и начинаете сходиться! Да пребудет над вами Господь, благородные рыцари! Только он успел произнести заключительные слова своей речи, как из-за края дубовой рощи появились всадники. Это были наши противники. Граф коротким кивком дал понять, что закончил, после чего повернул коня и направился к нашим врагам. Мы подъехали к краю поляны и выстроились в линию. Некоторое время я смотрел как граф - распорядитель напутствует наших врагов, после чего они выстроились в такую же линию, как и мы, только на противоположной стороне поляны. Не успели оруженосцы поднять штандарты своих господ, как среди группы маркиза началось оживленное обсуждение противника. Трепещущие знамена и роскошные плащи с гербами говорили моим сотоварищам на языке, который любой из них легко понимал, в отличие от меня, у которого с геральдикой были до сих пор напряженные отношения. - Чей это щит рядом с Растиньяком - серебряное поле с двумя поперечными лазоревыми полосами? - спросил самый молодой из родственников маркиза Гюго де Марсен. - Гийома де Тинтиньяка, - ответил Ален де Бомануар, лучший друг маркиза. - Хороший боец. Ха! Тут и серебряный крест могучего Дюбуа. Лучших противников и желать нельзя! - Господа! Тут Каро Монжуа!! Его горностая на щите я хорошо запомнил на прошлом турнире! Посмотрим, так же хорошо он владеет мечом, как копьем! - А этот коренастый воин с широкими плечами? Он кто? Его щит - черное с серебром! - продолжал любопытствовать Гюго де Марсен. - Дьявольский огонь! Да это Ив "Железная грудь"! Ив Рагеналь! От его двухручного меча мало кто уходил! - А у Растиньяка миланская броня! Видите, как закруглены...! Тут затрубили герольды, разом прервав все разговоры. Главный маршал, выехав в центр поляны, зачитал список участников поединка, при этом был описан герб каждого дворянина. Снова затрубили герольды. На середину луга выехал представитель французской короны, граф Филлип де Горош: - Благородные рыцари!! Идите по пути чести и благородства!! Отриньте личную вражду и следуйте обычаям рыцарства, завещанными вам отцами и дедами!! Схватка будет длиться до того момента, пока барон де Растиньяк или маркиз де Сент-Пари не будут убиты!! Раненые и умирающие остаются на месте схватки до полного ее окончания!! Всякий, кто попытается вмешаться в схватку - будет убит!! Дворянину отрубят голову, простолюдина ждет петля!! Герольды!! Вновь затрубили рога. По знаку двух маршалов мы слезли с лошадей и преклонили колени перед священником, а тем временем оруженосцы обеих отрядов отвели лошадей на свой край поля. После короткого молебна, мы встали с колен и собрались вокруг нашего предводителя, маркиз Антуана де Сент-Пари, который обратился к нам со следующими словами: - Господа, что бы с нами не случилось, я благодарю вас за то, что вы встали со мной плечом к плечу! Проявим сейчас себя так, чтобы потом наши имена передавались из уст в уста, а слава о нас гремела по всей Франции! Пусть же честь, отвага и доблесть станут нашим знаменем! Его короткую напутственную речь завершил наш троекратный выкрик - девиз: - Сент-Пари!! Сент-Пари!! Сент-Пари!! С другого конца поля, почти одновременно с нами, послышался многоголосый крик наших врагов: - Растиньяк!! Растиньяк!! Растиньяк!! Троекратно протрубил рог и тут же следом раздались резкие металлические щелчки - опустились забрала шлемов. Теперь, нас с головы до ног, закованных в сталь, можно было отличить только по плащам с гербами, по форме лат и гребням шлемов. Несколько секунд обе наши группы стояли, замерев, с оружием в руках, в полной тишине, словно выжидая, у кого первого не выдержат нервы. Затем где-то лязгнул металл, и обе группы бойцов бросились навстречу друг другу настолько быстро, насколько позволяли тяжелые доспехи. Мы сошлись на середине поляны, под оглушительный грохот и звон, как будто два десятка кузнецов разом ударили по своим наковальням. Лязг отдался гулким эхом в моем шлеме, но в следующее мгновение окружающий мир исчез - мой клинок столкнулся с мечом Каро де Монжуа. После пары ударов я применил отработанный и хорошо зарекомендовавший себя прием. Приняв на меч очередной удар француза, я сделал вид, что поскользнулся, и моя рука дрогнула. Когда тот увидел, что я пошатнулся, полный воодушевления, нанес мне новый удар, я предугадав направление, резко ушел в сторону, пропуская клинок противника мимо себя. Французский рыцарь, не встретив сопротивления, на какое-то мгновение потерял равновесие и не сумел вовремя встать в защитную позицию, попав сам в ту же самую ловушку, что готовил для меня. А мой клинок описав дугу, уже стремительно падал на пышный пучок перьев, закрепленный на шлеме рыцаря. Выставленный наспех клинок Каро де Монжуа ослабил удар, но закаленная сталь отбросила его, обрушившись на голову рыцаря. Из-под шлема вырвался хриплый крик боли. Следующий удар для оглушенного француза должен был стать смертельным, но на его и мое счастье, край моего глаза успел уловить отблеск клинка нового противника. Отскочив в сторону, мне, в свою очередь, пришлось уйти в оборону. Отбивая один из ударов наседающего на меня рыцаря, я вдруг услышал пронзительный крик смертельно раненого человека. Так я никогда и не узнал, что первой жертвой этой схватки, впоследствии названной "битвой двадцати", стал наш самый молодой рыцарь, родственник маркиза, Гюго де Марсен. Он попал под вихрь ударов двуручного меча Ива "Стальной груди", один из которых прорубил стальной воротник и разрубил артерию на шее. Его смерть тут же наполнила воздух торжествующими криками наших врагов: - Растиньяк!! Только успели воспламениться сердца наших противников своей первой победой, как палица барона Гийома де Монтобана нашла свою жертву. Один из сторонников барона рухнул на землю с проломленной головой, теперь уже под радостные крики нашей партии. Моя оборона продолжалась недолго. Один из родственников маркиза пришел мне на помощь, напав на моего противника. Не успел я перевести дух, как меня атаковал рыцарь с булавой. Мне ничего не оставалось, как только выбросить руку с мечом и попытаться попасть в щель забрала, но я промахнулся. Меч скользнул по шлему, и ничто больше не могло остановить падающую на мою голову палицу,... но я не хотел умирать. Только поэтому я упал до удара, вопреки кодексу рыцарской чести и достоинства, согласно которому, если рыцарь и должен погибнуть, то, глядя смерти в глаза. Впрочем, это не настолько существенное отступление от правил и на него вполне можно не обращать внимание, если бы дело не заключалось в другом. Падение на землю в тяжелых доспехах во время схватки, ведущейся не на жизнь, а на смерть - это практически поражение, а значит, смерть. Рыцарь, поверженный на землю, становиться легкой добычей для противника. Все это я знал, но предпочел.... Впрочем, это был не совсем я, и даже не страх в эти мгновения двигал мной, а инстинкт самосохранения. Именно он заставил броситься меня на землю. Тяжелая палица не встретив сопротивления, попыталась утянуть своего хозяина к земле и только в последний миг, рыцарь сумел удержаться на ногах, но парировать смертельный удар напавшего на него Гийома де Монтобана был уже не в силах. Мощный удар смял шлем противника, и тело сторонника Растиньяка, как подкошенное, рухнуло на землю, рядом со мной. Поднимаясь, я видел, как рыцарь конвульсивно дернувшись пару раз, безжизненно замер на траве, широко раскинув руки. Как ни коротка была расправа барона де Монтобана над противником, мне все же удалось под прикрытием его мощной фигуры встать на ноги. Вскинув меч, я кинулся на ближайшего сторонника Растиньяка. В последний момент тот успел развернуться и я понял, что судьба меня опять столкнула с Каро де Монжуа. У него хватило сил, чтобы отразить мой первый удар, но это стало его единственным успехом. Вторым ударом я вдребезги разнес его забрало, а затем рубанул по залитому кровью лицу. Я даже не успел прочувствовать радость победы, как неожиданная вспышка боли в плече сотрясла мое тело от макушки до пяток, заставив хрипло закричать. Удар оказался настолько неожиданным и болезненным, что на короткое время я выбыл из этого мира, полностью поглощенный пронизавшей меня болью. Как дальше сложилась бы моя судьба, нетрудно догадаться, если бы на помощь не пришел топор де Комлена. Я не видел начала их поединка, а только конец. Напавший на меня рыцарь надрывно кричал от дикой боли, пока его крик не оборвал новый удара топора, раскроивший шлем вместе с головой его хозяина. Партия Растиньяка проигрывала этот бой. Единственный оставшийся фаворит барона Ив "Стальная грудь" с трудом, отступая, отбивался сразу от двух рыцарей. Маркиза и Гийома де Монтобана. И тут вдруг неожиданно раздался, чуть ли не взрыв негодующих криков, причем неслись они не с места схватки, а со стороны зрителей. Это было настолько неожиданно, что я замер. Вслушался, и как только понял в чем дело, резко развернулся, чтобы увидеть происходящее своими глазами. Ведь случилось невероятное - один из бойцов Растиньяка бежал с поля боя. Этот невероятный проступок разом остановил все движение на поляне. Передышка пришлась очень даже кстати, так как думаю, что все участники схватки едва держались на ногах. Впрочем, я не мог сказать за всех, но со мной дело обстояло именно так. Легкие ходили ходуном, сердце стучало, как молот кузнеца, а в мышцы, казалось, залили свинец. К тому же из-за глухого шлема на голове мне казалось, что нет притока свежего воздуха, и я сжигаю в своих легких последний глоток. Пот заливал глаза. Тряхнул головой, пытаясь хоть так сбросить капли пота, после чего попытался сосчитать, сколько осталось французов на ногах. "Один, второй, так... "Стальная грудь", еще этот... как его.... А! Тинтиньяк! И.... Ох! Мать твою! Не может быть!". Только что освистанный беглец возвращался на поле боя,... на коне. Я не знал, кто придумал этот подлый маневр, сам беглец или он сделал по прямому приказу Растиньяка, но мои губы сами по себе выразили то, что я сейчас чувствовал: - Ну, суки! Ну, ублюдки, теперь держитесь! Эти несколько секунд растерянности нам дорого обошлись. Мы чуть не потеряли все то, чего достигли в течение трудных и долгих двадцати минут. Всадник еще только набирал скорость, мчась в сторону маркиза, стоявшего в окружении двух телохранителей, как Ив, обрушив град ударов своего двуручного меча на барона, сумел оттеснить нашего наемного бойца в сторону, тем самым, пробив брешь в защите маркиза. Увидев это, всадник, направил коня в сторону маркиза. Еще рывок. Всадник вздымает меч, готовясь нанести удар, и... в этот самый миг я ору матом, по-русски: - Пошел на х... козел!! Не успел я закончить, как в шею лошади ударила арбалетная стрела. Та дико заржав, вздыбилась, забив передними ногами в воздухе, а затем, хрипя, рухнула на землю, вместе с всадником. Упала удачно, прямо на Ива "Стальную грудь". Теперь растерялись наши соперники, уже готовые торжествовать победу. Подлость врага, заставила меня, позабыв про боль и усталость, кинуться на врага. За все время схватки я не ощущал такого жгучего желания убивать, как сейчас. Вихрь ударов, который я обрушил на Тинтиньяка, одного из телохранителей барона, заставил того уйти в глухую защиту и начать медленно отступать, тем самым, дав возможность пробиться де Бомануару к Растиньяку. Одновременно с ударом меча, заставившего моего противника рухнуть на колени, над поляной раздался победный крик Алена де Бомануара: - Победа!! Победа!! Тут же в воздухе разнесся сильный голос графа Филлипа де Гароша, сразу подхваченный маршалами: - Прекратить схватку!! Прекратить схватку!! Клокотавшая во мне ярость не сразу дала мне понять, что бой закончен. Только когда я сообразил повернуть голову в сторону, все еще кричавшего Алена, и увидел его с окровавленным мечом в руке, а рядом распростертого на траве барона де Растиньяка, то только тогда понял, что это победа. Перевел взгляд на Тинтиньяка; в этот самый миг тот сделал попытку подняться, опираясь на меч, но вместо этого рухнул ничком в траву и замер. Огляделся. На поляне уже царило столпотворение; пажи и оруженосцы пришли на помощь своим хозяевам. Поднял взгляд выше. Зелень дубов и синь неба смыли с моей души остатки ярости, и я неожиданно почувствовал себя человеком, только что вырвавшегося из кошмарного сна. Где-то там осталась кровь и смерть, а здесь светит солнце и поют птицы. Жизнь. Жизнь! "Я живой!! Живой!! Ох! Мать...! - но уже в следующую секунду радость ликования была смята дикой болью в левом плече, вместе с ней в тело вернулись усталость. Оглянулся в поисках своих лучников, как вдруг неожиданно увидел их, неловко топчущихся рядом с собой. - Болваны! Что стоите?! Шлем снимайте! И эти чертовы доспехи! Пока с меня снимали порубленные доспехи, я чертыхался и сыпал проклятьями. Впрочем, я был не одинок. Стонали и сыпали проклятьями, еще несколько человек, которым сейчас оказывали помощь. Если на поле боя наступила относительная тишина, то в толпе знати, наблюдавшей за боем, крики с каждой минутой становились все громче. Я невольно прислушался. Оказалось, что дворянство пытались для себя выяснить, насколько заслужена победа партии маркиза. Я не сразу понял суть их спора, пока ее четко и ясно не изложил граф Жоффруа де Каранэ. Выехав вперед, он сказал: - Часть из нас выражает высказанное бароном Д'Арде мнение, что конь - просто военная хитрость, а на войне все хитрости хороши! В тоже время он считает, что арбалетная стрела, убившая лошадь, нарушение правил поединка, которое сводит на "нет" победу партии маркиза! Мы же, со своей стороны считаем, что стрелу, пробившую шею лошади, тоже можно считать военной хитростью! Лично мое мнение, господа: исход боя признать победой маркиза! Все же я, как и те, кто со мною согласен, не хотим навязывать никому свое мнение, и согласимся с тем, что скажет представитель короля Франции, граф Филипп де Гарош! Представитель французской короны, так же, как и граф, выехал вперед: - Господа! Я согласен с мнением графа де Каранэ! К тому же барона нам уже не воскресить! Солдаты, отправленные на поиски арбалетчика, никого не нашли. Впрочем, после слов графа де Гароша поиски долго не затянулись. Обо всем этом я узнал позже, после того как побывал в палатке лекаря: у меня оказалась сломана ключица. Выйдя из палатки, я направился к шатру маркиза, где праздновали победу его сторонники, оставшиеся в живых. Тут я узнал, что из двадцати рыцарей, вступивших в схватку, в живых осталось только одиннадцать человек. Уже намного позже до меня донеслись слухи о судьбе еще двух участников поединка. Ив "Стальная грудь", на которого рухнул конь вместе с всадником, прожил чуть больше года, до конца своих дней харкая кровью, а де Комлен из-за страшной раны в бедро остался хромым на всю оставшуюся жизнь.
На следующий день после окончания поединка в замке маркиза состоялся пир. На него были приглашены как победители, так и проигравшая сторона. Длинные дубовые столы, протянувшиеся через весь центральный зал, ломились от еды и всевозможных напитков. Мне еще не приходилось участвовать в подобных пиршествах, для которых повара готовили блюда, способные не только услаждать вкус, но и радовать взоры пирующих. Взять хотя бы гигантское блюдо, в центре которого лежал большой жареный павлин в полном оперении и с распушенным хвостом, в окружении других птиц, поменьше. Все они, как одна, выглядели, как живые. Или гигантские паштеты, изображавшие крепостные башни, а блюда со сладостями изображали то холмы, на которых росли миниатюрные деревья, то озера, в которых плавали лодки, сделанные из сахаренных цукатов. Так же мое внимание привлекла небольшая охотничья экспозиция, расположенная на громадном блюде: жареный кабан в окружении, выпеченных из теста, охотников с копьями. В промежутках между столами плясали танцоры, выдували длинные языки огня фокусники, ловко перекидывались разноцветными шарами жонглеры. Все мы, оставшиеся в живых, пятеро победителей, сидели за отдельным столом, за исключением де Комлена, метавшегося сейчас в горячечном бреду. За спиной у каждого из нас стоял паж в цветах маркиза, являясь еще одним знаком отличия от остальных гостей, а также знаком уважения нашего щедрого хозяина. Юный паж, прислуживая мне, так старался угодить мне, что скоро передо мной выросла целая груда еды. Первое время я пытался с ней справиться, но, утолив первый голод, стал просто выбирать из нее куски, наиболее аппетитные и медленно, со вкусом, их есть. За другими столами сидели графы, бароны, маркизы вместе со своими женами и любовницами. Все они разговаривали, пили, ели, слушали музыкантов, смотрели на фокусников. И снова пили, ели.... Лениво оплывают толстые восковые свечи, сотнями огоньков прилепившиеся к люстрам и канделябрам, ровно гудит пламя в гигантских каминах. За узкими окнами зала, забранными цветными витражами, постепенно воцарились сумерки. Вначале мне было весело и интересно, и время шло быстро, но потом мне стало скучно. Просто так взять и уйти я не мог, так как это могло оскорбить хозяина замка - маркиза Антуана де Сент-Пари. Сдерживая свое раздражение, я еще какое-то время потратил на разглядывание разноцветных нарядов французской знати и глубоких декольте их дам, пока, наконец, не встал сам хозяин и не пригласил гостей пройти во двор, где для них было приготовлено большое представление. Воспользовавшись этим, я подошел к маркизу и, сославшись на перелом, сказал: - Дорогой хозяин, надеюсь, вы не будете возражать против моего отсутствия. Мне хочется просто отдохнуть. - Если вы разрешите, эсквайр, я вас немного провожу. Я склонил голову в знак согласия, но в душе удивился проявлению подобной вежливости, которая, впрочем, быстро объяснилась, только мы отошли от веселящейся толпы на два десятка ярдов. - Томас, я не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо. Вы мне помогли уже дважды. Если за свое освобождение я с вами в расчете, то теперь, похоже, перед вами я снова в долгу. Мы не близкие друзья и вряд ли ими будем, пока между нашими странами идет война, но все же я хочу выплатить вам хоть часть долга, перед тем как вы уедете, - увидев на моем лице несогласие с его словами, резко сказал. - Подождите! Я не все сказал! Позвольте намекнуть на некоторое совпадение, которое даже в тот час не ускользнуло от меня. Вы тогда что-то крикнули на варварском языке, и тут же прилетела арбалетная стрела. Странное совпадение, не правда ли, эсквайр?! - Странное, согласен, но не более того, господин маркиз. - Но стрелы просто так не прилетают. И спасение не приходит просто так, - при этом он испытующе посмотрел на меня. - Все в руке Божьей. - Гм! Ладно. Скажу только, что эта стрела решила не только исход схватки, но и соединила навечно любящие сердца. - Маркиз, вы не только великолепный воин, но, и похоже, поэт в душе. Вы не пробовали писать.... - Не хотите говорить на эту тему - не надо. Свой долг благодарности я определю сам. - Вы излишне добры ко мне. Через несколько дней я уеду и думаю,... мы с вами больше никогда не увидимся. - Вы чудной человек, Томас Фовершэм. Сразу говорю, это не оскорбление, а не понимание вас, эсквайр. Еще в замке Живодера я заметил кое-какие странности за вами. Вы старались быть хозяином замка, но не были им. Вы дворянин, в этом у меня нет сомнений. В вас есть внутренне благородство, которое отличает таких как мы, от людишек подлого звания, и в то же время некоторые стороны вашего поведения наводят на мысли о том, что на ваше воспитание повлияло нечто такое,... гм... даже не знаю, как это выразить словами. Если сказать проще, то с человеком, подобным вам, меня еще не сводила судьба. "Вот блин! А маркиз оказывается у нас еще и психолог - любитель! Уловил, собака, что я - это не я. К тому же сумел соединить мой мат и стрелу, посланную Лю. Но, черт возьми, что не говори - я молодец! Подстраховался, что надо!". - Маркиз, что вы хотите от дворянина из захолустья? Тот некоторое время смотрел мне прямо в глаза, словно пытаясь прочитать мои мысли, а потом усмехнулся и сказал: - Конечно! Как я сразу не подумал? Конечно! Глушь! Провинция! Не буду вас больше задерживать! Отдыхайте Томас, вы это заслужили! Спокойной ночи! - Спокойной ночи, господин маркиз! Развернувшись, маркиз в сопровождении двух телохранителей пошел обратно, я же в сопровождении слуги, освещавшим мне путь факелом, пошел дальше, в свою спальню.
Спустя четыре дня, во главе отряда лучников, я покинул замок гостеприимного маркиза. До границ владений нас сопровождал отряд его солдат. Лучники, засидевшиеся в замке, сейчас бодро шли по дороге, перебрасываясь шутками. Уже под вечер, я распрощался с сержантом, возглавлявших солдат маркиза, после чего те отправились обратно. Ночевали в открытом поле, а рано утром снова пустились в путь. Солнце стояло в самом зените, когда впереди показался постоялый двор. Лучники узнав, что их ждет нормальный отдых и горячий обед, тут же прибавили шаг. Будучи хорошо знаком с обстановкой и местными настроениями, я не рассчитывал на теплый прием, но то что мы увидели было нечто особенным. Люди выскакивали из дверей трактира, вскакивали на лошадей и во весь опор неслись в противоположную от нас сторону. Нетрудно было сделать вывод, что люди спасаются от нас. Когда мы подошли вплотную к гостинице, нас встретила крепко запертая дверь, а из-за прикрытых ставен таращились испуганные глаза. Я посмотрел на Джеффри, а потом на Сэма. - Вы что-нибудь понимаете? Джеффри только недоуменно пожал плечами: - Нет, господин. Зато командир лучников, похоже, сразу смекнул в чем дело: - Сэр, эти крестьяне разбежались из-за того, что признали в нас англичан, - наткнувшись на мой недоумевающий взгляд, он тут же продолжил свое объяснение. - Я хотел сказать, что они подумали о том, большом отряде английских лучников, вышедших вперед нас. Мы даже думали нагнать парней по пути, но задержались у замка Живодера. - Куда те направлялись? - Как мы слышали - в Италию. А есть, пить хочется, поэтому они по пути вполне могли грабежами заняться. - Судя по тому, как нас встречают - они уже здесь были. - Нет, сэр. Если бы они здесь были - тут бы одни головешки остались. Скорее всего, они промышляют в этих местах. А постояльцы, завидев нас, приняли за них! Эх, найти бы этих ребят! Какая бы сила вместе собралась! - Сэм, а почему бы тебе не поискать их, а потом вместе не пойти в Италию? - Нет, сэр! Да наши парни мне голову открутят, если из-за моих глупых слов мы расстанемся! - Что так? - Вы отличный воин, сэр. И человек хороший.... - Гм! Господин, разрешите сказать? - Говори, Джеффри! - Лучники вас держат за счастливчика, господин! Вы для них сейчас вроде талисмана! - Ха-ха-ха!! Не могу! Талисман!! Ха-ха-ха!! Мой смех разрядил в некоторой степени сгустившееся напряжение. Ставень слегка отодвинулся, и из-за него показалась половина мужской физиономии. Некоторое время эта половина смотрела на меня, сгибающегося от хохота, затем перевела взгляд на спокойно стоящих поодаль лучников. Видно мое веселье и бездействие свирепых англичан несколько успокоили владельца головы, после чего та показалась полностью. Я увидел грязные сальные волосы, обрамляющие круглую физиономию с большим мясистым носом и толстыми губами. В его взгляде нетрудно было прочитать следующее: "Если смеетесь, значит грабить, и поджигать не будете?! Или я ошибаюсь?". Встретившись с ним взглядом, я помахал ему рукой и как можно дружелюбней закричал: - Эй!! Хозяин!! Ты нам не нужен!! Мы собираемся напасть только на вино и мясо!! Пусть они нас бояться!! Хозяин!! У меня есть деньги!! Еще спустя полчаса, нагруженные провизией и вином, лучники отправились в лежащую неподалеку рощу, а мы, с Джеффри, остались ночевать в гостинице. Разбудил меня глухой шум. Привычка к разного рода опасностям заставила меня быстро вскочить и выхватить из ножен меч, после чего я прислушиваться. Шум не утихал. Я стал быстро одеваться. Когда дверь дернули, я уже был готов, только мечом осталось подпоясаться. "Что на этот раз?..". - Господин! - раздался из-за двери голос Джефри. - Французы подъехали! Большим отрядом! - Сейчас выйду! Торопиться уже нужды не было, поэтому я неторопливо подпоясался, затем проверил, как выходит из ножен меч. Это стало такой же стандартной операцией перед подобными встречами, как раньше брошенный взгляд на часы в ожидании запаздывающей подруги. Вышел из своей комнаты, стараясь выглядеть невозмутимым, но сердце так колотило в грудную клетку, как молот не колотит о наковальню, а внутреннее чутье в тон моему сердцу говорило, что пахнет реальной опасностью. Я вышел на крыльцо, когда французы начали спешиваться. Судя по флажкам - гербам, болтавшимся на пиках оруженосцев, в отряде было четыре дворянина. Быстро пробежал глазами по рядам солдатам и понял, что отряд сборный. Каждый из этих дворян привел с собой свою дружину. "Навскидку, их... человек шестьдесят. Что же их собрало вместе? Надеюсь, что не я!". Выйдя вперед, сказал: - Рад видеть вас, господа! У двоих из них, худощавого брюнета и полного шатена, в глазах явно сквозила настороженность с намеком на враждебность. Эти, похоже, признали во мне англичанина, а значит, врага. Третий дворянин, с бледным, худым лицом и нелепыми длинными усами, смотрел на меня флегматично и недовольно, но у меня почему-то создалось впечатление, что это недовольство не имеет ко мне никого отношения. Я бы сказал, что у него болит либо желудок, либо какие-то другие внутренние органы. У четвертого дворянина было богатырское телосложение, но задорный взгляд мальчишки, да и по годам он ненамного превосходил младшего из де Ге. Залихватски подкручивая жидкий ус, он старался выглядеть этаким бравым молодцом. После короткой паузы, последовавшей за моими словами, мне ответил брюнет. Его тон, полный враждебности, только подтвердил мою наблюдательность. - Господин изволил прибыть к нам из Англии? - Вы очень наблюдательны, шевалье. - О! Так он проклятый англичанин! - столь непосредственно выразил свое удивление юнец. - Похоже, что так, - подытожил общее мнение полный шатен. - Теперь хотелось бы узнать, каким ветром занесло англичанина так далеко? - Еду в Италию, господа! - Так вы из тех наемников, которые бегут туда, откуда громче раздается звон монет? - брюнет старался как можно больше накалить обстановку. - Можно сказать и так, милостивый государь. - Мне хотелось бы знать, имеете ли вы какое-то отношение к банде лучников, которые уже две недели терроризируют нашу округу? - наконец открыл рот флегматик. - Нет. Но если вы соизволили заметить, то я гербовый дворянин и если вы меня в чем-то обвиняете.... - Граф Шарль де Монтиньяк.... Флегматик неожиданно резко оборвал начавшего говорить мальчишку: - Предпочитаю говорить за себя сам, Анри! Даже наши родственные отношения не дают тебе такого права! - Но, дядя!.. - наткнувшись на строгий взгляд, племянник предпочел замолчать. За это короткое время я уже успел составить психологический наброски характеров на всех четверых. Флегматик, имевший вес в этой компании, казался самым спокойным и рассудочным человеком из всей компании. Исходил я из того, что двое забияк, шатен и брюнет, которым явно хотелось скрестить со мной мечи, после того как в разговор вступил граф, не произнесли больше ни слова. Эти тоже были просты и понятны, как и молодой Анри - искатель подвигов. Граф некоторое время внимательно рассматривал меня, перед тем как снова заговорить: - Мои слова не обвинение, а просто вопрос. Я так понимаю, что вы в наших краях недавно. Если не секрет: откуда едете? - Из замка маркиза Антуана де Сен-Пари. Подобным заявлением я указывал на дружбу с маркизом, чтобы тем самым погасить возможный конфликт в зародыше. Того и гляди нарвешься на дерзость, а там и до поединка недалеко. А оно мне надо? - Подождите! Не вы ли тот самый англичанин, участник "схватки двадцати рыцарей"?! - тут же влез с вопросом неугомонный юнец. Я еще не слышал подобного названия, но догадаться о чем идет речь, было нетрудно. - Да, сударь. Это я. Шатен помрачнел и сказал: - Барон де Растиньяк был хорошим человеком и отличным воином. Похоже, он еще не терял надежды на поединок со мной. Брюнет же в отличие от него, наоборот, потерял воинственность, сменив ее на любопытство: - Я много слышал об этой схватке! Но из первых уст - ни разу! Извините, что сразу не представился! Барон Жоффруа де Кленсо! - Эсквайр Томас Фовершэм, сын барона Джона Фовершэма. - Граф Шарль де Монтиньяк. Это мой родной племянник, Анри де Монтиньяк. - Гийом де Шатале, - буркнул шатен. - Вы знаете, эсквайр, - тут же снова заговорил барон, после того, как наше знакомство состоялось, - как только я узнал, что в рядах сторонников маркиза оказался англичанин, а он их на дух не переносит, то сразу подумал: за какие заслуги?! У нас, что мало своих храбрых и сильных рыцарей?! Пожалейте меня, скажите быстрее, почему он остановил свой выбор на вас?! Я сгораю от любопытства! - Вы про Живодера слыхали?! - Про этого стервятника, позор французского дворянства, кто не слышал! - тут же прокомментировал мои слова барон де Кленсо. - Ничего! Придет время и его голова скатится с плеч! - Это уже произошло! Когда сразу четыре лица принимают сразу изумленное до предела выражение, что выражается в широко открытых глазах и отвисших челюстях, это выглядит довольно комично. В другое время я бы, наверно, захохотал, глядя на их ошарашенные лица, но за их спинами было не менее полусотни вооруженных людей, поэтому я воздержался. Первым пришел в себя юнец Анри. - Вы сразили Живодера?! Святые ангелы! Дядя, мы должны пригласить его к нам в замок! Мы должны услышать об этом собственными ушами! - Вы, сударь, прямо герой! - сказал граф, когда его челюсть вернулась на место. - Я слышал краем уха, но не поверил. Дважды ходили за головой графа де Брассье.... Гм! Даже не знаю, что и сказать. Извините меня, эсквайр за излишние подозрения! Я всецело поддерживаю приглашение моего племянника! Мы вам будем рады! - Извините, господа, но я все же не хотел бы отягощать вас своим присутствием! Если не против, я расскажу вам все, что захотите узнать, за бокалом вина в этой гостинице. - Нет! Извините, но у нас так не принято! Надеюсь, вы не хотите оскорбить нас, отклоняя наше гостеприимство?! - теперь на меня пошел в атаку уже де Кленсо. - Извините, господа! Но я еще и командир отряда! Я не могу ехать куда-то, бросив своих людей на произвол судьбы! - Мой замок расположен ближе всех от этого места. Всего в пяти лье отсюда, - проявил барон, в свою очередь, гостеприимство. - Уверяю вас, эсквайр, вы хорошо отдохнете. А мы все услышим из первых уст! Ваши люди пусть отдохнут здесь. Трактирщику будут даны соответствующие распоряжения, а завтра к обеду мы доставим вас сюда в целости и сохранности! В принципе все остались довольны подобным решением, кроме молодого богатыря. Тот явно хотел заполучить меня к себе в гости, а когда это не случилось, откровенно обиделся. Дальше отнекиваться не имело смысла. Мысленно прокляв свою "популярность", мне только осталось изобразить вежливую улыбку и сказать: - Хорошо. Но в этом случае господа, вам придется подождать, пока я сделаю все необходимые распоряжения. Когда я обрисовал ситуацию перед Сэмом и Уильямом, те только кивнули головами в знак согласия. Отгуляете - вернетесь. Джеффри отсыпал с десяток монет на твердую ладонь Сэма, и мы уже были готовы уезжать, как ко мне неожиданно обратился Уильям Кеннет: - Сэр, вы бы взяли несколько наших парней. Так на всякий случай. Честно говоря, я уже думал об этом, но потом решил: обойдусь. И вот теперь это предложение. - У меня есть три заводных лошади. Кто поедет? - Я поеду, а Сэм останется с ребятами. С собой возьму Джона из Хампшира и Томаса из Ромсея. Крепкие парни и стрелки не последние! - Хорошо. Собирайтесь. Лошади вас будут ждать у постоялого двора.
ГЛАВА 4 СМЕРТЬ, КРАДУЩАЯСЯ В НОЧИ
Барон Жоффруа де Кленсо, владелец замка Монтекьер, был хорошим воином, посвятившим себя войне с англичанами. Как только собиралась очередная военная компания, он, недолго думая, отправлялся в поход. Весну и лето посвящал войне, а осень и зиму проводил в замке, управляя своими обширными владениями. Дважды его брали в плен, и дважды выкуп за него выжимали избиениями и пытками из умирающих от голода крестьян и разоренных фермеров. В этом году было объявлено официальное перемирие, поэтому он не поехал воевать, зато с несказанным удовольствием принял приглашение поохотиться на отряд англичан - мародеров. Замок Монтекьер встретил нас широким рвом и высокими стенами с выступающими наружу угловыми башнями. За зубчатой крепостной стеной, резко очерченная на фоне голубого неба, стояла главная башня замка. Не успели мы спешиться и привести себя в порядок, как нас позвали к столу. Оказалось, что слуга был еще раньше направлен в замок с известием о скором прибытии хозяина. Если в хижинах крестьян царила острая нужда, то в замке всегда имелось всего в избытке. Сидя в компании из семи человек я смотрел на стол, ломившейся от пирогов с различной начинкой, кусков мяса и блюд из дичи. Меня немало удивляло подобное расточительство среди дворян, ведь всем этим можно было спокойно накормить взвод солдат до отвала. Впрочем, это соображение не мешало мне выбирать куски повкуснее. За столом помимо нас пятерых присутствовало еще три человека: шевалье Амори Монтикур, друг хозяина замка, сэр Отто Харнит, странствующий рыцарь из королевства Богемии, и замковый капеллан. Дрова трещали на огромном очаге, соколы в шапочках спали на своих нашестах, свирепые шотландские борзые в ожидании подачки теснились за нашими спинами на изразцовом полу, а возле каждого из гостей стояли нарядные, одетые в цвета хозяина замка, пажи. Вроде все было как всегда. Желудок грел вкусный обед, душу - оживленный разговор и в тоже время я чувствовал себя как-то неловко. Дело было не в хозяине замка и его гостях, а в деревне, сквозь которую мы проскакали с полчаса тому назад. Жалкие лачуги с соломенными крышами и грязные, забитые крестьяне, кланяющиеся чуть ли не до земли. И вот теперь эта роскошь. Контраст между безысходной нищетой и пышным богатством оказался настолько резок, что даже меня, уже привыкшего к реалиям окружающей жизни, покоробило. Несмотря на это, я старался быть веселым, приправляя свои рассказы шутками и интересными подробностями. Все вокруг смеялись, и в свою очередь, старались отвечать мне шутками и остротами. Немецкому рыцарю тоже было что рассказать, но героем дня, вне всякого сомнения, стал я. Закончив рассказ о "битве двадцати рыцарей", потом еще некоторое время отвечал на вопросы, после чего хозяин отправил всех отдыхать, чтобы через несколько часов снова собрать за столом и услышать мой рассказ о захвате замка Живодера. Спать не хотелось, и я отправился посмотреть, как разместили моих людей. Нашел их сытыми, слегка пьяными и довольными жизнью, в окружении латников и слуг барона. Те, с жадным любопытством, внимали рассказу англичан, как был взят замок Живодера. Одни были увлечены - рассказывая, другие - слушая их рассказ, поэтому никто внимания на меня не обратил. Постоял, потом развернулся и отправился в отведенные мне покои. Войдя в спальню, подошел к окну и выглянул на замковый двор. Он был пуст, за исключением шести телег, въезжающих сквозь широко распахнутые ворота. Все они были загружены мешками, кулями, корзинами. Откуда-то раздался повелительный окрик. Телеги разом остановились. С десяток крестьян, их сопровождавших, тут же сдернули шапки и, склонив головы, застыли в ожидании. Минут пять они стояли посреди двора, пока к ним не подошел, заплывший жиром, крупный мужчина, чуть ли, не на голову выше каждого из них. Угрозы и проклятия посыпались из него, как из рога изобилия, потом он перешел от слов к делу. Сбил сначала с ног одного крестьянина, затем другого, после чего уже нехотя съездил по лицу третьего. Задал несколько вопросов, которые я не расслышал, после чего пришел в ярость и принялся избивать ногами лежащих. Бедняги, даже не кричали, только вздрагивали всем телом при каждом ударе. Избиение продолжалось до тех пор, пока жирный не устал. Отступив на шаг, тяжело отдуваясь, он стал вытирать рукавом пот со лба. "Устал, урод, - мысленно прокомментировал я его передышку и уже собрался отойти от окна, как тот вдруг заорал: - Бездельники!! Бочки для вина!! А ну живее тащите сюда свои задницы!! На его крик прибежало трое солдат. Двое из них пинками заставили подняться избитых крестьян, после чего поволокли их куда-то, а остальные крестьяне с телегами под надзором третьего стражника отправились на разгрузку. Сцена расправы снова напомнила мне о гнилой соломе на крышах крестьянских домов и голодных взглядах детей, затем мысли сами собой съехали на схватку с отрядом восставших крестьян. "Эти безумные голодные глаза. Брр! Не хотелось бы мне снова пережить нечто подобное. Ох, не хотелось!". Отойдя от окна, несколько минут разглядывал спальню. Чем заняться? Лечь? С минуту колебался, но потом все же лег на кровать, поверх одеяла. "Засну, так засну". Разбудил меня слуга, посланный за мной. Он же проводил меня в кабинет хозяина замка, после чего тот целый час показывал свои владения: хвастался то лошадьми, то собаками, пока не наступило время идти к столу. Праздничный ужин был не в пример пышнее обеда. Мой рассказ пошел, как говориться: "на ура!". Потом были опять вопросы. Причем большая часть их касалось богатств, которые достались мне в качестве добычи. Как оказалось, о сокровищах Живодера в народе ходили разные истории. Среди них, был также слух о его налете на королевский обоз с золотом. "Сундук с золотом, говорите.... А я-то гадал....". Когда эта тема исчерпалась, разговор снова вернулся к "схватке двадцати". Теперь все наперебой сетовали на то, что им не удалось участвовать в ней. Потом снова ели и пили. В пьянке я не участвовал, а только делал вид, что поддерживаю компанию. Еще днем я выдал им сказку о взятом мною обете умеренности в еде и питье, поэтому никто не возмущался тем, что я пренебрегаю компанией. Впрочем, мало пил и граф де Монтиньяк, у которого, я оказался прав, были нелады с желудком. Его умеренность сказалась и на его племяннике, который старался во всем походить на дядюшку. Когда наступила полночь, я вежливо намекнул на дальнюю дорогу и распрощался с хозяином и его гостями, но на половине дороге понял, что спать не хочу, так как выспался днем, после чего свернул в сторону крепкого деревянного сарая, где расположили моих людей. После недолгого разговора я был готов идти спать, как дверь слегка приоткрылась, и в помещение скользнул Чжан. Его отсутствие и поздний приход меня ненасторожил, так как я сам разрешил ему провести тренировку ночью, чтобы не смущать умы здешних людей, но сейчас он не просто вошел, а почти крался. А когда все увидели, как тот тщательно и осторожно закрывает дверь, в бараке наступила мертвая тишина. Не успели негромко прозвучать несколько фраз, как тут же был получен перевод от Лю: - Господин, мой брат говорит, что в замке затевается что-то нехорошее. Чужие люди. Их много. Бросил взгляд вокруг себя. Суровые лица и напряженные взгляды, которые сейчас скрестились на мне, в ожидании решения. Мысли замелькали, собираясь и рассыпаясь, как стеклышки в калейдоскопе: "Ловушка? Неужели барон?! Так ничего же.... Нет! Ничего не понимаю!". - Чжан, попробуй узнать, что к чему. Быстро и тихо. Остальным приготовить доспехи и оружие. Джеффри, мой меч у тебя? - Да, господин. Кольчугу будете сейчас одевать? На секунду задумался, потом сказал: - Да. Пока мы вооружались, в дверь барака, чуть ли не змеей, проскользнул Чжан: - Вооруженные крестьяне захватили замок! У меня внутри все похолодело: это был самый худший вариант событий, который только можно было предположить. - Запереть дверь. Погасить свечи. Всем затаиться. Только успел так сказать, как в напряженной тишине мы услышали истошный вопль: - На нас напали!! Враг...!! В следующую секунду крик был заглушен ликующим ревом множества глоток. Тишины больше не было. Ее порвал, истоптал и уничтожил многоголосый дикий вой торжества, собравший в себя воедино крики, вопли и проклятия обезумевших, как от радости, так и от дикой злобы крестьян. Для меня их рев звучал так, словно это рвали глотки сотни демонов, вырвавшиеся из ада и теперь добравшиеся до людских душ. Спустя несколько минут рев стал дробиться на отдельные многоголосия, несшиеся теперь с различных сторон. "Восставшие растекаются по замку. О, господи!". Давно я не испытывал такого чувства беспомощности, как сейчас. Наверно, подобное чувствует зверь, попадая в яму, вырытую охотниками. Мне хотелось что-то делать, лишь бы не ждать. Подобное ожидание и так испытание хуже некуда, а тут еще снаружи стали доноситься предсмертные крики людей, полные ужаса и боли. А еще спустя время дверь нашего барака затряслась под ударами, но уже спустя несколько минут удары прекратились. Было, похоже, что мятежники побежали дальше, привлеченные торжествующими криками своих товарищей, уже добравшихся до подвалов и кладовых. Но то, что на данный момент опасность миновала, ничего не меняло, тревога и напряжение не только не исчезли вместе с ней, но и продолжали стремительно расти, путая мысли и заставляя дрожать руки. "Возьми себя в руки, идиот! Думай! Рассуждай! Наш барак рядом с башней, если проникнуть в нее, то есть шанс отбиться, а там.... Гм! А может лучше в ворота и ходу! Ведь недалеко, но как среди этих уродов пробиться? Судя по крикам, их сейчас там, как крыс в подвале мясокомбината! Но здесь сидеть тоже не дело! Взломают дверь! Или еще хуже - подожгут! Хорошо. Остановимся на башне. До нее метров двадцать по прямой! Пробьемся к ней.... А дверь? Если открыта - хорошо. А если закрыта,... там нас всех и положат! Дьявол! Может все-таки ворота? Но они намного дальше. На что решиться?!". Крики и вопли повстанцев, словно шум накатывающихся волн, то усиливались, то затихали, отвлекая и сбивая меня с мыслей. "Так что? В башню?! Ну! Решай!". Я так и не успел на что-то решиться, как дверь барака затряслась от ударов сразу нескольких топоров. "Никогда бы не подумал, что стук топоров станет отсчетом последних минут моей жизни, - мысль была такой отстраненной, такой спокойной, что я понял: готов к схватке! Огонь ярости вспыхнул и погас, но перед этим выжег и обратил в пепел все мои сомнения и волнения, оставив только холодную отрешенность и готовность убить любого, кто станет у меня на пути! Куски тяжелых досок звонко откалывались под сильными ударами. Появилась первая щель, сквозь которую можно было видеть мелькавший огонь пылающих факелов. За ней вторая, третья.... Новый удар и изрубленная доска раскололась пополам. Под острыми лезвиями дерево крошилось и трещало. Еще удар.... Пальцы до боли сжали рукоять меча, а взгляд прикипел к куску доски, который сейчас должен отлететь. "Все! Сейчас... - не успел я додумать мысль, как наступила тишина. Нет, не всеобщая тишина, так как из-за двери продолжали нестись крики людей, раздавался треск горящего дерева, звон металла. "Почему перестали рубить дверь?! Дьявол! Неужели... они собрались сжечь нас?!". Эта мысль прямо толкнула меня к двери, несмотря на еле слышное предостережение Джеффри. Приник к щели. Вначале я ничего не мог увидеть, кроме метавшихся теней, огней факелов и тусклых отблесков на оружии. Только когда глаза приноровились к бессмысленному, на первый взгляд, мельтешению фигур и огней, я понял, что беспорядочная толпа повстанцев подается в стороны, очищая центр замкового двора. Но почему?! Как вдруг лязг доспехов и звон оружия, смешались с криками боли и стонами умирающих. Схватка. Но с кем?! Неужели.... Мою догадку подтвердил крик - девиз: - Монтиньяк!! Я еще только осознал, что происходит, как крестьяне, загораживающие мне обзор, вдруг подались в сторону, я смог увидеть скользящие блики от огня на рыцарских латах и мечах. "Наш шанс!". Отодвинув засов, я распахнул дверь и выбежал во двор. Несколько близко стоящих к нашему бараку крестьян услышав шум, обернулись, но это было последнее, что они сделали в своей жизни. Толпа не сразу поняла что происходит, и начала разбегаться в разные стороны, только когда на камнях двора распростерлось четыре неподвижных тела. Еще несколько мертвецов валялись несколько левее меня - там поработал меч Джеффри. Наш напор, как и наше появление, оказались настолько неожиданными и стремительными, что повстанцы в какой-то оторопи стали отступать, даже не пытаясь оказывать нам сопротивление. Их растерянность выросла еще больше, когда в воздухе засвистели английские стрелы. Растерявшиеся крестьяне еще отступали, усеивая телами двор, как воздух наполнился свистом. На таком расстоянии боевая стрела легко прошивала за раз по нескольку тел. Хрипы умирающих и стоны раненых наполнили воздух, но крестьян скопилось в замке слишком много и в своем единении они черпали силу и мужество. Опомнившись, они бросились на нас словно звери - босые, завернутые в драные лохмотья, худые и заросшие; их свирепые, озверевшие лица и ввалившиеся глаза выражали такую лютую ненависть, что я чувствовал ее на физическом уровне, каждой клеточкой своей кожи. Теперь пришла наша пора отступать. Единственной преградой между нами были клинки. Крестьяне бросались на нас, словно одержимые. Не имея нормального оружия, они пытались бить нас палками, достать топорами или ножами, а то и ткнуть самодельным копьем. Их отчаянному исступлению мы противопоставили дикую ярость. Не знаю, как долго могло продолжаться наше противостояние, как вдруг атакующие нас крестьяне резко ослабили напор, после чего толпа стала дробиться. Одни отступили, а другие и вовсе заметались в панике по двору. Догадаться в чем дело было нетрудно по лязгу оружия и доспехов, а главное, по громовому крику, раздавшемуся недалеко от нас. - Дева Мария!! Заступница наша!!- это был голос молодого рыцаря, Анри де Монтиньяка. - Грязные твари!! Гореть вам в аду!! Его проклятья и угрозы подхватило еще несколько голосов, но, судя по тому, как глухо они прозвучали, крики раздавались из-под закрытых забрал. Я тут же прокричал клич - девиз англичан: - Святой Георгий!! - Тут англичане!! Рубите этих крыс!! - раздались в ответ крики. - Святой Георгий!! - подхватил мой крик Джеффри и лучники. Отбив щитом удар дубины, срубил наконечник копья, сделанный из косы, а затем сделал то же самое с головой ее хозяина. Отступил на полшага, чтобы получить пространство для следующего удара, как понял, что ряды нападавших смешались с отходящей назад толпой. Возникшая давка привела к заминке, а затем к растерянности большей части атакующих нас мятежников. Не зная, что им делать: отступать с толпой или продолжать атаковать, они повели себя словно стадо, потерявшее вожака. Сбившись в кучу, они с минуту крутили головами в разные стороны, а затем вдруг резко отхлынули. С трудом переводя дыхание, замер с занесенным над головой мечом, готовый снова сражаться, как увидел в проеме поредевшей толпы, медленно двигающийся по направлению к нам, маленький отряд рыцарей. По его краям шли два рыцаря в полном боевом доспехе. Теперь мне стало понятно, почему они пошли на такой рискованный шаг. Я попытался быстро проанализировать ситуацию с учетом подходившей к нам помощи. "Можно присоединиться к рыцарям и попробовать пробиться к воротам. Шанс есть, но тогда придется пожертвовать китайцами и лучниками. Гм! Тогда башня! Она дает шанс для всех! Решено!". Бросил быстрый взгляд на заслон из крестьян, перекрывавших дорогу к башне. - Парни, разгоните их! - и я ткнул мечом в сторону башни. Прекрасно понимая, что их жизни висят на волоске, стрелки тут же выполнили мою команду. Выдержав минуту, после чего дико заорав, я кинулся вперед. За мною крича, бежал Джеффри. Еще на бегу со мной что-то случилось, освободив наружу исступленную ярость того Томаса Фовэршэма. Забывшись в неистовом бешенстве, я рубил, колол, бил, шевелящуюся передо мной, грязную, вонючую массу. Наша безумная атака сумела на некоторое время парализовать крестьян, а когда те опомнились, к башне пробились рыцари. Все же, несмотря на успешность нашего маневра, я потерял одного из лучников. Озверевшая толпа, бросалась на нас, раз за разом, пытаясь проломить стальную завесу из наших клинков, но каждый раз откатывались назад, оставив после себя все новые и новые трупы. Мозг отключился, предоставив опыту и боевым рефлексам бороться за жизнь. Понимание окружающего мира вернулось, когда я услышал за своей спиной тихий голос: - Дверь башни открыта. Эти негромкие слова воодушевили меня, придав новые силы. И не мне одному. Радостные крики, вырвавшиеся из наших глоток, пусть недружные и хриплые, тут же сказались на бунтовщиках неожиданным образом. Толпа, услышав в наших голосах ликование, замолчала и замерла в настороженном недоумении, но это длилось только до той секунды, как в темном проеме вдруг неожиданно открывшейся двери исчез первый человек. Черный яд ненависти ко всему миру, отравивший их сердца, окончательно сделал их похожими на демонов, вырвавшихся из ада. Черные провалы ртов, усеянные пеньками сгнивших зубов; безумные глаза; нелепые, судорожные движения из-за невероятной скученности; дикие пронзительные вопли.... В этот переломный момент, страх, до этого сидевший на поводке, вырвался наружу. Все то, что я принес из двадцать первого века, дрогнуло перед дикой, неукротимой силой четырнадцатого века. Еще чуть-чуть и я бы стал перед выбором: бежать или сражаться. Впрочем, я даже не успел осознать свою трусость, как пришлось щитом парировать удар самодельного копья, а через мгновение мой меч рассек грудную клетку первого, бросившегося на меня, крестьянина. И снова, в каком-то забытье, я рубил и колол ненавистного врага, исступленно пытавшегося добраться до меня. Мятежники, как стая крыс, пытались вцепиться в нас, одержимые одним только желанием - повалить, вцепиться в горло, убить. Так погиб богемский рыцарь. Он был без шлема, только поэтому я его узнал. Он не успел достаточно быстро выдернуть меч из тела, как был схвачен за руку, и вдернут в озверевшую толпу крестьян. Еще несколько минут мы слышали его дикие, нечеловеческие крики. Во время этой атаки помимо рыцаря из Богемии, погиб оруженосец графа де Монтиньяка. Именно он открыл дверь в башню и попытался ее закрыть, как только мы оказались внутри. Его смерть и давка у дверей, которую создала тупая и слепая в своем бешенстве стая хищных животных, подарила нам минуту, чтобы дать возможность подняться вверх по лестнице и занять оборону. Дикие крики и топот ног, ворвавшейся в башню толпы, казалось, заполнили ее до основания, а еще спустя несколько мгновений, из-за поворота винтовой лестницы вырвались наши враги. Увидев нас, они замерли на миг, но уже в следующую секунду, в яростном порыве, хлынули вверх по лестнице. Над нашими головами дважды засвистел разрываемый стрелами воздух, а следом вторя им, загудели шмелями тяжелые арбалетные болты. Первая стрела, ударив в глаз худого верзилу с шишковатой дубиной в руке, отбросила его назад на своих собратьев. Следом рухнул, хрипя, с пробитым стрелой горлом, второй крестьянин, размахивавший заточенным обломком меча. Болты бросили под ноги толпе еще двух или трех мятежников. Стоны и хрипы раненых и умирающих смешались с проклятьями и криками злобы. Передние ряды бунтовщиков дернулись назад, но сзади напирали, и тем ничего не оставалось, как броситься на наши клинки. Мечи разили, прокалывали и разрубали, но остановить многоголовую гидру, которая с сумасшедшим упорством вновь и вновь бросалась вперед, мы так и не смогли. Не выдержав напора, начали отходить, осторожно и медленно, нащупывая ногами каждый сантиметр следующей ступеньки. Мир исчез, сузившись до пределов винтовой лестницы, хриплого дыхания молодого Анри, стоящего рядом со мной, рева наседающей толпы, звона стали и горящих от бешенства и злобы глаз. Силы таяли, а напряжение и усталость росли с каждой секундой, сковывая мышцы и разум. И тут над нашими головами раздался громкий и звонкий от напряжения крик Лю: - Господин, прижмитесь к стене!! И вы, сэр рыцарь!! Пригнитесь!! Я ткнул мечом в лицо мятежника, замахнувшегося на меня дубиной и под его дикий визг, отшатнулся к стене, а затем насколько мне позволяли доспехи, согнулся, укрывшись за щитом. Не знаю, почему я поступил так опрометчиво, даже не попытавшись понять, в чем дело, но только успел согнуться, как в грудь визжавшего на одной ноте крестьянина, ударил горящий факел. Сбив того с ног, отскочил и упал на груду трупов. За первым факелом в растерявшуюся толпу упал второй, за ним третий, четвертый.... Огонь хватал за одежду, волосы, лизал тела и выжигал глаза. Тут скученность сделала свое дело. Сначала один крестьянин превратился в живой факел, за ним упал и стал кататься другой, пытаясь сбить огонь. Две попытки отбросить факелы в нашу сторону закончились тем, что те отлетели от наших щитов и упали обратно под ноги бунтовщикам. Попытки затушить огонь, мало что давали из-за тесноты и напиравшей сзади толпы. Воспользовавшись замешательством, мы с Анри, наконец, смогли быстро отступить назад, не ожидая удара в спину. Завернули за очередной лестничный поворот и... неожиданно оказались на первой площадке башни. Я даже не успел оглядеться толком, как тут кто-то закричал: - В стороны!! Даже не разум, а инстинкт отбросил меня в сторону и сразу воздух наполнился гудением стрел и жужжанием толстых арбалетных болтов. Первые ряды мятежники, рванувшиеся вслед за нами, сразу оказались скошенными смертоносными снарядами. - Прекратить стрельбу!! Отдав приказ, граф де Монтиньяк, вместе со своим оруженосцем и Джеффри бросились на крестьян, топчущихся перед баррикадой из трупов своих собратьев. Узкий проем арки, куча трупов под ногами и острая сталь, несущая неотвратимую смерть, заставили мятежников заколебаться. Их сомнение и нерешительность, словно придали мне сил. Взревев, что было сил, я ринулся на этих бешеных тварей, которые хотели меня убить. Хрипы в легких и тяжесть в мышцах как-то сами по себе исчезли, смытые приливом разлившейся во мне новой силы. Я убивал, ничего не видя и не слыша вокруг себя, разрубал черепа и грудные клетки животных, которых сейчас ненавидел, как никого еще в своей жизни. Не видел, как стремительно мелькали в свете факелов мечи французских рыцарей, как с бешенством берсеркера сражался оруженосец барона де Кленсо, единственный оставшийся в живых из его людей. Охватившая всех нас бешеная исступленная ярость в какой-то миг уравняла наши силы с мятежниками. Толпа это поняла и дрогнула. Злоба и ярость крестьян, державшаяся за счет их многочисленности, оставив каждого из них наедине со смертью, снова сделала их трусливыми, подлыми и жалкими тварями, превратив в стадо, ведомое животными инстинктами и толкаемое к бегству паническим страхом. Вдобавок к этому в скопление завывавших от страха безумцев, чьи остатки разума съел ужас, с новой силой врезались наши с молодым Анри мечи, неся смерть. Толпа не выдержав, отступила, а затем, оставляя за собой заваленную мертвецами лестницу, покатилась вниз, скользя по крови и спотыкаясь о трупы собратьев. Я автоматически рванулся следом, но тут меня схватила за плечо сильная рука. Сначала попытался вырваться, потом резко развернулся... и увидел Джеффри. Несколько секунд смотрел на него непонимающе, а потом вдруг понял - мы их отбросили. С минуту находился в какой-то прострации, с тупой отстраненностью разглядывая гору трупов с отсеченными конечностями и вспоротыми животами, лежащих в луже крови, пока в мозг, словно пройдя через слой ваты, не проник голос оруженосца барона: - Господа, уходим наверх, пока эта мразь не опомнилась! Я даже не понял, кто задал ему вопрос: - Арсенал в башне есть?! - Нету! Наверху комната для стражи, а еще выше, на самом верху башни, площадка для часового! Предлагаю забраться на сторожевую площадку, затем сломать ведущую к ней лестницу. Она деревянная, крепиться к стене. Так у нас будет шанс продержаться до тех пор, пока не подойдет помощь! - Мой храбрый друг, не тешь себя этими надеждами! - теперь я узнал голос графа Шарля де Монтиньяка. - Нас могут хватиться, в лучшем случае, только через два дня! Единственное, на что можно рассчитывать, то это на путников, проезжающих мимо. Увидят в ночи гигантский костер или днем - развалины замка и пойдут слухи гулять. Но боюсь.... Погодите! Внизу слышен шум! Уходим! Добравшись до комнаты стражи, где была крепкая дверь, мы сразу задвинули за собой засов. С трудом переводя дыхание, я огляделся. Чем-то это помещение напомнило мне ту комнату, в которой я появился около года тому назад в этом времени. Основным отличием здесь был плоский потолок, а в котором сбоку, у самой стены, темнел врезанный люк. К нему вела деревянная лестница. Камин с кучей углей, да стол с двумя лавками составлял всю обстановку помещения. Судя по густой паутине и толстому слою пыли, комнатой не пользовались очень-очень давно. Оруженосец, атлетически сложенный юноша, быстро забрался по лестнице, затем, заметно напрягшись, откинул толстую дверцу люка. Высунулся по пояс, осмотрелся, затем, приспустившись вниз, сказал: - Ну что, взбираемся?! Вопрос не успел прозвучать, как дверь затряслась под многочисленными ударами. Подстегиваемые стуком, мы, один за другим, быстро забрались на площадку. Последним лез Чжан. Ударами ног он ломал перекладины позади себя. Не успела под его ногой хрустнуть предпоследняя из них, как дверь была выбита и в комнату ворвалась дико вопящая толпа крестьян, но как только поняли, что никого нет, крики превратились в рев громадного голодного зверя, у которого из-под носа ускользнула добыча. Спустя секунду, к разочарованным воплям прибавился прерывистый стук. Древки копий до тех пор стучали в люк, пока даже самый тупой крестьянин не понял бессмысленность этих действий. Все это прошло мимо меня. Как только я сел, прислонившись спиной к башенному зубцу, тело и сознание полностью замкнулись на себя, оборвав связь с окружающим миром. Руки и ноги дрожали, тело била крупная дрожь. Это из меня медленно вытекала ударная доза адреналина, вымывая из души запоздалый страх, а из мышц - усталость и напряжение. Окончательно я пришел в себя от боли в затекшей спине. Поменял позу, затем посмотрел по сторонам. Только успел сформулировать в голове вопрос, как у меня с языка его снял племянник де Монтиньяка: - Как это вонючее быдло могло так быстро захватить замок?! Оруженосец барона, единственный, кто мог догадываться о том, что случилось, не замедлил поведать нам свой вариант падения замка: - Судя по всему, эти грязные свиньи проникли в замок в телегах с мукой и зерном, которые вчера привезли. Дождались ночи, сумели каким-то образом вырезать стражу у ворот и опустить мост. Дальше вы все сами видели. "Телеги. Точно! Я их видел. Мать вашу!". Окончательно придя в себя, мы столпились у края башни, выходящей во двор и стали смотреть вниз, пытаясь угадать, что нас ожидает в будущем. По двору и в окнах замка мелькали сотни теней, подсвеченные зыбким светом факелов. Отблески огня играли на безумных глазах и оружии крестьян, которые собирались толпами у больших костров. - Силы небесные! - воскликнул граф. - От факелов светло, как днем! Ворота настежь, и во дворе собралось не меньше двух тысяч человек. Они мечутся, орут, чем-то размахивают! Смотрите, они кого-то тащат! Дева Мария, да ведь это ратник, они рвут его на части, как собаки волка! Убили еще одного! Еще! - Смотри, дядя! Кто этот человек, который пытается их остановить? Смотри! Это же.... Клянусь святым Мартином, это же капеллан барона! Вот он опустился на колени! Он молится? Что?! Подлые псы! Они топчут его ногами! Пока мы делились между собой замечаниями, восставшие, позабыв на некоторое время о нас, увлеклись грабежом; их возгласы и радостные крики разносились по всему замку. Повстанцы тащили из дворца ковры, серебряную и золотую посуду, одежду. Многие из бедняков расхаживали по двору, завернувшись в куски дорогого материала и надев богатые головные уборы из гардероба барона. Выкатив из погребов бочки с вином, умирающие от голода крестьяне, присев на корточки, глотали кружка за кружкой выдержанные напитки; другие, нацепив на пики куски мяса, совали их в огонь, а затем жадно рвали их зубами. Многие из деревянных построек, расположенные во дворе, горели, полыхая ярким пламенем. К общему шуму со двора теперь присоединился треск горящих бревен и рев огня. Я стоял и как завороженный смотрел на безумства, творящиеся внизу. "Это же ад! Самый настоящий ад!". - Смотрите! - закричал оруженосец барона, имени которого я так до сих пор и не узнал. - Замок горит! Я поднял глаза. Ревущее пламя вырвалось из окон верхнего этажа и высветило большую часть двора. Теперь из дворца барона слышались не крики торжества, а испуганные вопли. Неожиданно до моего плеча дотронулись. Оторвавшись от картины, которая одновременно как притягивала, так и отталкивала, я повернул голову. Рядом со мной стоял Джеффри и указывал на что-то происходящее внизу прямо под башней. Опустив глаза, я увидел вереницу людей с кучами хвороста за плечами, которые текли из ворот и исчезали в дверях нашей башни. - Нас собираются сжечь! - невольно вырвалось у меня. Вокруг меня тут же собрались все остальные. Не задавая лишних вопросов, они устремили взгляды вниз. - Клянусь девой Марией, если мы будем медлить и не примем какого-нибудь решения, нас здесь изжарят, как птенцов в гнезде под крышей! - выкрикнул племянник графа. - Может, снова попытаемся прорваться?! - спросил оруженосец графа. Его вопрос не был ни к кому конкретно не обращен, поэтому некоторое время висел в воздухе. - Только мы попробуем это сделать, они тотчас подожгут хворост. В словах графа прозвучал приговор. Мы понимали это, но при этом никто из нас не хотел умирать, особенно такой ужасной смертью. Сразу стало противно смотреть на творимое внизу безумство, и я перешел на другую сторону башни. С этой стороны до самого горизонта раскинулся мирный край; пологие долины, луга, заросшие сочной травой, дремучие леса. Вся эта природная красота была сейчас мягко и нежно посеребрена луной. Здесь царил мир, а правили - спокойствие и умиротворенность. При взгляде на эту благодать я почувствовал в себе нечто странное, но спустя секунду уже понял, в чем тут дело. А когда понял, не смог не удержаться от горькой усмешки. Ведь я сейчас стоял на границе раздела жизни и смерти, не той, которая проходит в сознании человека, балансирующего на грани смерти, а на реальной границе, проходящей по этим серым камнях, лежащих у меня под ногами. Со стороны замка, где металось пламя, и неистовствовала разъяренная толпа, жаждавшая крови, нас ждала смерть, а здесь, среди тишины, залитой серебряным светом, даже воздух был пропитан жизнью. Недолго мне пришлось заниматься подобными лирическими отступлениями. Отвлек разгоревшийся во дворце пожар. Огонь, словно голодный зверь, пожирал замок, как кусок мяса. Под его огненными клыками уже начали трещать камни. При этих угрожающих звуках толпа шарахнулась от дворца в противоположную сторону, скучившись у ворот и сторожевой башни. Если раньше крестьяне проявляли интерес к кучке людей на башне только время от времени, то теперь мы оказались в центре их внимания. Сотни людей, задрав головы, обжигали нас взглядами, в которых чуть ли не огнем горела ненависть. То там, то здесь кучки мятежников тыча в нас руками, взрывались неистовыми криками, бранью, злобным смехом, но мне было не до них, хотя именно они были моими палачами. Сейчас мой мозг терзала неминуемость смерти и мое бессилие перед ней. "Еще десять - двадцать минут, и они забьют башню хворостом, а затем... смерть. Мать вашу! Огненная смерть!". Ожидание смерти выматывало меня сейчас не меньше, чем недавний бой на лестнице. Я уже не мог ждать. Мне хотелось хоть что-то делать, только не стоять в ожидании смерти. Но что можно сделать, находясь на высоте ста футов?! Отрастить крылья?! Напряжение росло с каждым мгновением. Первым не выдержал молодой лучник, Томас из Ромсея. Схватив лук, он стал посылать стрелы, одну за другой в толпу крестьян. Промахнуться было невозможно. Крики раненых, раздавшиеся снизу, тут же возвестили нас об этом. Спустя минуту, к нему присоединился Уильям Кеннет. В отличие от своего товарища, метавшего стрелы в толпу, Уильям сделал своей мишенью крестьян, которые подтаскивали вязанки хвороста к башне. До этого все с одобрением, но молча, наблюдали за расправой, пока одна из стрел Кеннета не поразила крестьянина, укладывающего вязанку хвороста у основания башни, тогда Джеффри наклонился вниз и громко закричал: - Ну что, вонючие крысы?! Не по нраву вам добрые английские стрелы?!! Ответом ему стал яростный рев толпы. И вдруг из-за наших спин раздался слегка приглушенный расстоянием крик: - Эй!! Кто тут кричит по-английски?!! Я замер, не веря своим ушам. Затем, развернувшись, в несколько прыжков пересек площадку и стал вглядываться в темноту. В следующую секунду у ограждающего барьера выстроились и все остальные. Пока я соображал, что сказать, закричал Уильям Кеннет во всю силу своих легких: - Эй!! Товарищи, на помощь!! Нас тут собираются изжарить, словно сочные куски мяса на огне!! Шум во дворе, при криках, донесшихся из-за стен замка, сразу смолк. - Ты кто, парень?!! - Уильям Кеннет из Хампшира!! Английский лучник!! Со мной эсквайр Томас Фовершэм!! После почти минуты молчания, мы услышали ответ: - Хорошо!! Ждите!! Наших спасителей мы увидели, когда те выступили из мрака группой, где-то с полсотни человек, в ярдах тридцати от подъемного моста. Крестьяне, толпившиеся у ворот, при виде лучников, пронзительно завопили, предупреждая остальных об опасности, но их крики уже в следующее мгновение превратились в предсмертные стоны. Сраженные залпом нескольких десятков стрел они почти все рухнули на булыжники, словно колосья, скошенные одним ударом серпа. Увидев гибель своих собратьев, на мост выбежало еще несколько десятков крестьян, которых постигла та же участь. В этот самый миг камни замка, не выдержав жары, стали лопаться, внеся еще больше смятения в их трусливые души. Страх, который бунтовщики сумели погасить в себе лишь на время, вернулся, а вместе с ним вернулись животные инстинкты, заставив каждого из них искать спасение в бегстве. И толпа, сломя голову, ринулась к воротам. Англичане, увидев их приближение, отступили, открыв дорогу. Дав крестьянам вбежать на мост, лучники снова начали стрелять. В их движениях чувствовалось сосредоточенность, уверенность и даже какая-то деловитость людей, выполнявших нужную и серьезную работу. Мятежники, сраженные стрелами, падали на доски моста и в ров десятками. Другие в дикой панике толкались, сбивая друг друга с ног, спотыкались о трупы, падали, чтобы тут же оказаться затоптанными, срывались в ров. Дикие крики, стоны умирающих, истошные вопли тонущих, как кнутом подстегивали остальных бунтовщиков, заставляя бежать их все быстрее. Тем, кому повезло, вырваться из-под ливня стрел и остаться на ногах, сейчас трусливыми зайцами разбегались в разные стороны. Когда остатки некогда грозной армии бунтовщиков растворились в темноте, к башне приблизилось несколько человек. - Эй, вы!! На башне!! Спускайтесь!! Крысы разбежались по своим норам!! Нам пришлось приложить немало труда, чтобы выбраться из башни, прокладывая себе дорогу среди вязанок хвороста. Только мы ступили на двор, заваленный телами мертвецов и затянутый едкой пеленой дыма, как сразу кинулись бежать. Спотыкаясь о трупы и скользя в лужах крови, мы только успели добраться до середины моста, как у нас за спинами полыхнуло огромное яркое пламя и две башенки, венчавшие дворец барона с оглушительным треском рухнули на наших глазах. В течение нескольких минут замок превратился в бесформенную груду, затянутую дымной пеленой, из которой временами вырывались языки пламени. В такие моменты на ярком фоне особенно резко выделялась темная масса сторожевой башни.
Рассвет я встретил на опушке рощи, расположенной в двухстах ярдах от развалин замка. Остальные спасенные еще спали, как и большая часть отряда англичан, за исключением, сидевших у костра полутора десятков человек, которые при виде меня, тут же устремили в мою сторону любопытные взгляды. Встав, с некоторым трудом, стащил с себя кольчугу и бросил на землю. С наслаждением потянулся. Оглянувшись кругом, подумал: - Как же все-таки здорово, что я остался жив! Жив, мать вашу!". Восторг утих так же быстро, как и возник. Подошел к костру. - Спасибо за помощь! Вы, парни, подоспели, как никогда вовремя! - Присаживайтесь, сэр! После короткого знакомства завязался оживленный разговор, где я едва успевал отвечать на вопросы, сыпавшиеся на меня со всех сторон. Правда, я все же смог кое-что выяснить об этом английском отряде. Насчитывая девяносто человек, в составе которых было семьдесят пять стрелков и пятнадцать латников, отряд двигался в Италию, собираясь продать свое оружие тому, кто больше заплатит. Чуть позже я узнал, что они до сих пор не решили: предлагать свои услуги отдельным отрядом или примкнуть к какому-нибудь крупному отряду. Сейчас отряд шел под объединенным командованием из трех человек: лучников Джона Кенвуда и Джеффри Бернса и латника по кличке Черный Дик. Когда было удовлетворено взаимное любопытство, большинство англичан было на ногах. Разжигались костры, а затем к запаху дыма стали примешиваться вкусные ароматы еды. Я невольно проглотил слюну. Постепенно к костру, у которого сидел, подтянулись все остальные участники нашего ночного приключения. После короткого взаимного представления, каждый из них получал по кружке травяного чая. Все, даже французы, с удовольствием глотали его, не забывая при этом обмениваться впечатлениями вчерашней ночи, которые еще жили в них, заставляя бурлить кровь и будить воображение. Французские дворяне, дядя и племянник, представляли собой богатую добычу, от которой лучники не собирались отказываться, и те и другие это прекрасно понимали. Поэтому, когда Джон Кенвуд прервал наш оживленный обмен впечатлениями, вопросом насчет выкупа, никто из французов не стал возмущаться, а граф прямо заявил, что тысяча дукатов с головы не такая уж большая плата за спасение их жизней. Как только вопрос с суммой выкупа решился, оруженосцу графа был выдан конь, на котором тот отправился за деньгами. Вслед за ним ускакал Уильям Кеннет, чтобы привести наш отряд сюда. Время уже близилось к обеду, когда отряд лучников, ведомый Кеннетом, вступил в лагерь, сразу превратившийся в шумное сборище. Громкие приветствия, смех и грубые шутки посыпались с обеих сторон. Часть лучников сразу нашли, кто друзей, кто приятелей или просто знакомых, другие же, громко кричали название своей местности, искали земляков. Глядя на веселье, царившее в лагере, мне неожиданно пришло в голову: - "Ха! А это вполне может избавить меня от головной боли!". Головной болью я считал свой отряд. Дело в том, что лучники понятия не имели о том, что такое воинская дисциплина. В храбрости и профессионализме им не отказать, но что касалось поведения вне боя, они представляли собой самую настоящую банду. Сильные и уверенные в себе люди, они поступали так, как считали нужным, и управлять ими было - ох! - как трудно! Именно поэтому мне хотелось избавиться от роли командира. К тому же до моей конечной цели остались сутки неспешной езды, а впереди лежала спокойная местность, не затронутая войной. Решив не откладывать дело, я подошел к Сэму и Уильяму, оживленно беседующих со своими земляками. Отозвал в сторону. - Парни, как насчет того, чтобы объединиться с земляками и дальше идти вместе с ними? Странно, но оба почему-то не выказали большой радости от моего предложения, хотя когда-то к этому они стремились. Их недовольство не замедлило тут же вылиться в их словах: - Сэр, мы же договорились, что идем вместе до замка, а там уже вы решаете: остаетесь или идете дальше вместе с нами. Что изменилось? - Вы же хотели в свое время догнать этот отряд, чтобы объединится. Вот я и подумал, что сейчас появилась прекрасная возможность это осуществить. - Сэр, вы неправильно подумали. У нас есть отличный командир, и мы не видим смысла менять его на Кенвуда или Бернса. Я разочарованно хмыкнул, не зная, что ответить на подобное возражение, но потом все же разочарованно буркнул: - Все-таки еще раз посоветуйтесь с парнями! - Хорошо, сэр! После того, как улеглась суматоха, вызванная прибытием моего отряда, командиры собрали лучников на совет. Повинуясь призыву рога, люди стали собираться вокруг поваленного дерева, лежавшего на опушке рощи, на котором сидели их командиры. Стоя в стороне, я всматривался в людей, которые прибыли во Францию, собравшись со всех концов Англии. Из Уэльса и Хампшира, Чешира и Флинта. Ловкие, загорелые, мускулистые, с ясным и суровым взглядом, закаленные в боях, английские стрелки благодаря их стойкости и храбрости были одни из лучших солдат этого периода Средневековья. Они этого не знали, зато об этом знал я. Среди них были ветераны, седые, поджарые, с морщинистыми свирепыми лицами и косматыми, нависшими бровями, имевшие за спинами многолетний опыт непрерывных боев и сражений. Однако большинство лучников составляли молодые, франтоватые парни. Цветущие лица, ухоженные бороды. Кое у кого в ухе сверкает золотом серьга или на пальце сидит украшенный драгоценным камнем перстень, а то и серебряная цепь висит на шее. Правда, в большинстве своем такими франтами выглядели лучники из моего отряда, получившие свою долю добычи из сокровищницы Живодера. У каждого из этих воинов за плечами висел лук с тисовым или ореховым стержнем, простой и прочный - у людей возрастом постарше, и расписанный яркими красками с резьбой на обоих концах - у молодых. Кольчуги, меч или боевой топор у пояса довершали снаряжение. Правда, у некоторых можно было видеть пятифутовый деревянный молоток, прикрепленный к кожаной перевязи. Латники стояли отдельной группой. Все они сейчас были одеты в грубые кожаные куртки, которые почти потеряли свой первоначальный цвет, настолько были вытерты надеваемыми на них доспехами. У большинства из них на поясе висел меч. Среди них выделялся воин со свирепым, резко очерченным лицом. Судя по тени недовольства на его лице, могло показаться, что тот недоволен вынужденной задержкой здесь, вместо того чтобы продолжать путь в Италию. Когда все собрались, Кенвуд сообщил, что отряд будет находиться здесь два дня, пока не привезут выкуп. Услышав о деньгах, лучники разразились радостными криками. Когда крики затихли, и началось распределение хозяйственных обязанностей, я перестал прислушиваться и полностью отдался тем простым ощущениям, которая дает человеку жизнь. Теплу солнца, голубизне неба, зелени травы и деревьев. Они стали намного острее, стоило мне только бросить взгляд в сторону развалин замка. Башни не было. Вечером, сидя у костра, и с аппетитом уминая кусок жареного мяса, я болтал с Анри де Монтиньяком. Тот, в который раз выспрашивал у меня мельчайшие подробности о "схватке двадцати", а в промежутках сетовал на то, что не смог в ней участвовать. Когда я ему возразил, заявив, что не меньший подвиг он совершил при защите замка, то с удивлением услышал, что убийство грязных скотов никак не может стать подвигом для истинного рыцаря, а вот схватка со знаменитыми рыцарями, это.... Я уже начал думать о том, чтобы прекратить этот пустой разговор, как к нашему костру неожиданно подошли Сэм и Уильям Кеннет в сопровождении Черного Дика. Появление латника, с которым мы не перемолвились за весь день даже словом, стало для меня настоящей неожиданностью. После того, как они вежливо попросили переговорить с ними наедине, я поднялся и отошел с ними в сторону. - Слушаю, - сказал я, как только мы сели на траву. - Мы переговорили с нашими парнями, сэр, - начал Кеннет. - Человек пять, скорее всего, перейдут в отряд к Бернсу и Кенвуду, но тут, сэр, вот какое дело. К нам в отряд просятся десятка два, не меньше, человек. Я сначала оторопел от подобного заявления, а потом разозлился: - Расхвастались, что у вас кошельки лопаются от золота! А еще, небось, сказали, что я счастливчик?! Признавайтесь, дурьи головы! Иначе с чего им набиваться к нам в отряд?! - Не совсем так, сэр, - промямлил Уильям. - Но, если рассудить по справедливости, разве это неправда?! - Да у вас головы соломой набиты! - завелся я. - Вы это понимаете! Вместо мозгов! Кретины, мать вашу! Да что с вами говорить! А если я останусь в замке?! Что тогда своим приятелям скажите?! Здоровенные мужики потупили глаза и решили отмолчаться. Вот в этом и была вся проблема. Они решали все сами, а потом приходили и просили утвердить их решение. И как это могло не злить?! Возникшую паузу прервал латник: - Сэр, мое имя Ричард из Дортмунда, а кличут Черным Диком. Вы не могли бы сказать: в скольких днях пути находиться замок и на сколько дней вы собираетесь в нем задержаться? - Тебе зачем?! - Кое-что слышал я о вас и раньше, сэр. Не заносчивый, и боец хороший, а, судя по словам парней, - тут он кивнул головой в сторону лучников, - вы и командир отменный. Да и когда во главе отряда стоит дворянин, к нему совсем другое отношение со стороны нанимателя. Поэтому, я и мои люди хотели бы попытать счастье под вашим командованием. - Парень, ты что глухой?! Ты что не слышал, о чем мы говорили?! Да наши пути могут разойтись уже через сутки! Зачем вам делать этот крюк?! Идите дальше вместе с отрядом Кенвуда и... Дьявол! Забыл имя второго лучника! - Все же, если вы не против, сэр, мы хотели бы идти с вами! "Они все решили! И так всегда! Класс! А в принципе,... что я ломаюсь? Нет - расстанемся, да - отряд пополнится хорошими бойцами. И искать не придется". - Хорошо! Идите!
ГЛАВА 5 ЗАМОК ЛЕ-БОНАПЬЕР
Спустя два дня привезли выкуп. После теплого прощания с дядей и племянником, мне пришлось им пообещать, что как только снова окажусь в этих краях - обязательно заеду к ним в гости. Пора было отправляться и мне. Перешедшие ко мне лучники, ожидавшие свои доли от выкупа, сейчас получили свои деньги и были готовы следовать за мной. Именно из-за них я чувствовал на себе плохо скрываемое недовольство двух предводителей отряда - Кенвуда и Бернса. Почему-то они считали, что именно я увел у них людей. По большому счету мне было плевать на их недовольство, но все равно это невольно раздражало, к тому же я и сам испытывал мало радости от нового пополнения. Как бы то ни было, к исходу второго дня я стал командиром отряда отборных солдат, состоящего из сорока семи лучников и шестнадцати латников во главе с Черным Диком. На рассвете мы выступили по направлению к замку Ле-Бонапьер, а поздним утром следующего дня показались его стены. Сказав воинам, чтобы те готовили временную стоянку, а сам поскакал дальше, в направлении замковых ворот. Остановившись в тридцати ярдах от тяжелых, окованных железом, створок, закричал: - Томас Фовершэм!! Прибыл по поручению Уорвикского аббата!! Часовой на крепостной стене слегка кивнул каской в знак того, что принял сообщение, затем повернулся в сторону замкового двора и, в свою очередь, прокричал: - У ворот - рыцарь!! Приехал от Уорвикского аббата!! Минут пятнадцать я любовался потемневшим от времени деревом и ржавчиной на массивных петлях тяжелых ворот, пока не раздались звуки, давшие мне знать, что ворота открываются. Еще несколько минут спустя тяжелая створка повернулась ровно настолько, чтобы мог проехать один всадник. Тронув поводья, я минул каменную арку, сложенную из серого, слегка обтесанного, булыжника, и оказался в замковом дворе. К моему удивлению меня никто не встречал, за исключением двух солдата замковой охраны, стоявших у ворот и с нескрываемым любопытством рассматривавших меня. Я не рассчитывал на пышную встречу, но чтобы заставить ожидать дворянина, как какого-то слугу.... "Что они о себе думают! Развернусь - и ищи ветра в поле! А может так и сделать. Сунуть письмо солдату, а самому... - только я пришел к этой мысли, как из дверей дворца вышел человек, лет тридцати пяти, и направился ко мне. Соскочив с седла, я кинул поводья подошедшему ко мне солдату, после чего снятой перчаткой стал сбивать пыль с одежды, что, впрочем, не мешало мне украдкой бросать взгляды на подходившего ко мне человека. Меч, висящий у пояса, мощные плечи игрудь, а в глазах - суровость, присущая воину. Как только он приблизился и остановился, мы обменялись короткими поклонами. - Эсквайр Томас Фовершэм, сын барона Джона Фовершэма. - Шевалье Гийом де Морнье, секретарь и доверенное лицо господина графа. Я проведу вас к нему. После чего он повернулся и направился к дворцу, предлагая мне тем самым идти за ним. "Хм. Неласковый прием. Весьма неласковый. Впрочем, чего гадать! Поговорю с графом и узнаю в чем тут дело!".
Замок, где располагалась школа, достался обществу Хранителей в наследство от одного из его членов, не имеющему наследников. Граф Анри де Сен-Жак или брат Фанор стал, третьим по счету, главным наставником школы, готовившей будущих адептов для тайного общества. В отличие от большинства ее членов он относился к людям, чьи предки поколениями служили идее Хранителей - созданию многонационального Царства Божьего на земле. Они быстрее, чем люди, пришедшие со стороны, проходили дорогу наверх, и, как правило, чаще тех занимали высшие ступени в структуре Хранителей. Будучи юношей, Анри, гордился тем, что он один из тех, чей род более века, является одним из столпов, которые являются основой организации Хранителей. Постепенно эта гордость переросла в высокомерное чувство по отношению к людям, пришедшим в тайное общество со стороны, а значит, не имеющих столько заслуг, как их семья. Искажение в его сознании прошла незаметно и молодой граф, стал разделять общество на "избранных", как он, и других, которых он именовал про себя "людишками", и считал их пригодными, разве что для грязной работы. Когда же случалось, что на высших постах появлялись подобные типы, он считал, что подобным людишкам не место среди таких, как он. К таким людям граф относил Ричарда Метерлинка, аббата Уорвикского монастыря, несколько лет тому назад ставшего с ним на одну ступень в иерархической лестнице общества Хранителей. Это была одна из двух причин, из-за которой меня встретили довольно сухо. Но главной причиной все же был не своеобразный взгляд графа на общество, а то, что брат Фанор к своим сорока годам окончательно разочаровался в целях и задачах общества, и теперь считал свои молодые годы потраченными зря. История его духовного перерождения была весьма проста. До тридцати двух лет его характер формировался двумя внешними силами. Железной волей отца, фанатично преданного идее Хранителей и законам тайного общества, формировавшим его как личность. И вот наступил день, когда отца не стало. На следующий день после похорон он сильно напился, что случалось крайне редко, и пьяном угаре ударился в первый в его жизни загул. Несколько дней спустя он вернулся к прежней жизни аскета, но вскоре ему пришлось сознаться перед самим собой, что удовлетворение собственных страстей ему намного ближе, чем призрачные идеи Хранителей. Время, отданное самому себе, полное излишеств и плотских удовольствий, как-то незаметно перечеркнуло все то, чему он собрался посвятить свою жизнь. Тогда он еще этого не знал и первые пару лет добросовестно боролся сам с собой, стараясь не поддаваться искушениям, но уже сама борьба, медленно, но верно, разъедала его душу. Дело было в том, что рядом пунктов устава тайного общества человеческие пороки и излишества были строго-настрого исключены. Нет, они не сводили жизнь к полному отрицанию удовольствий, но в то же время четко очерчивали рамки поведения и личной жизни каждого члена общества. В истории Хранителей было несколько примеров, когда их тайна благодаря подобным случаям оказывалась в руках посторонних людей, и только по счастливой случайности и вовремя принятым мерам распространение секретных знаний удалось избежать. Живущие двойной жизнью Хранители отсюда сделали вывод: чем меньше у человека пороков, тем меньше крючков, на которые его можно поддеть. После чего появились соответствующие пункты в уставе, а затем подводящее итог правило, которое наставники крепко старались вбить в головы адептов: человек, предающийся порокам - наполовину предатель. Правда, разбирая подобные случаи, а этими вопросами занимался Совет второй ступени, его члены старались не только объективно рассмотреть причины, но и подходили к этому с некоторым снисхождением. Как говориться: ничто человеческое - и нам не чуждо, но если подобный случай повторялся, дело виновного рассматривалось на внутреннем суде. Тут все зависело от его заслуг перед обществом и отзывов членов Совета. Если же член общества оступался третий раз - пощады не было. Если же в подобных нарушениях систематически был замечен человек, стоящий на верхних ступенях власти, то тут начинали действовать другие законы. На суд его не вызывали, а вместо этого начиналось тайное расследование за его деятельностью. Такого человека окружали десятками соглядатаев, которые докладывали о каждом его шаге и если подозрения получали подтверждение - нарушителя ждала смерть, несмотря на его заслуги перед обществом! После смерти отца графу де Сен-Жак досталось приличное состояние, которое сейчас неумолимо приближалось к концу, так как беспутная жизнь требовала много денег. За три последних года он успел промотать больше половины своего состояния, но не это беспокоило его, а его тщательно скрываемая от глаз Хранителей тайная жизнь. С одной стороны он с дикой силой завидовал людям, свободными от обязательств, которые словно удавка висели у него на шее, а с другой стороны, он испытал постоянный страх из-за того, что ту могли затянуть на его шее в любой момент. Сейчас его спасало лишь то, что он стал грубым нарушителем устава уже в зрелые годы, пройдя все мыслимые проверки на благонадежность и имея длинную череду заслуг перед обществом. К тому же он был членом Совета второй ступени, то есть имел настолько высокий ранг, что автоматически исключало любой контроль со стороны общества. Но, не смотря на то, что уже четыре года ему удавалось сохранять втайне от братьев "черную" сторону своей жизни, его регулярно мучили кошмары по ночам, а днем, нередко, случались внезапные приступы подозрительности, когда в его воспаленном страхом сознании появлялись навязчивые мысли о его разоблачении. Будучи умным человеком, он понимал, что рано или поздно все кончается, поэтому последний год он стал уже целеустремленно искать выход из создавшегося положения. Обрести свободу он мог, только достигнув престарелого возраста или заболев смертельной болезнью. Ни тот, ни другой способ его естественно не устраивали. Можно, конечно, бежать и скрываться, шантажируя Хранителей раскрытием их тайны, но граф был реалистом и понимал, что это придаст только лишней прыти убийцам, которые пойдут по его следам. Когда его найдут, умирать он будет долго и мучительно, в назидание всем членам общества. А его обязательно найдут! Ведь кому, как не ему знать, как поступают с отступниками. Получив в свое время отличную воинскую выучку, он восемь лет оттачивал свое мастерство в качестве тайного убийцы, только после чего занял это место и теперь с помощью таких же, как и он, опытных мастеров смерти, готовил молодую смену. Впрочем, в замке Ле-Бонапьер готовили не только убийц, но и людей, чьи таланты и способности можно было развить в нужном Хранителям направлении, так как тайное общество старалось охватить, не только знать и высшее духовенство, но и другие слои общества. Эти люди, будучи купцами, ремесленниками или писарями в городском суде, получив соответствующую подготовку, становились глазами и ушами Хранителей в самых разнообразных местах. Но не только шпионов выпускала школа адептов, здесь же, готовились кадры для служб и подразделений общества, начиная от подготовки квалифицированных палачей до следователей и бухгалтеров. Подготовка всех этих людей была возложена на барона ле Гранде. Впрочем, изворотливый ум графа вскоре нашел выход: убить похожего на него человека, выдать его за себя, а самому скрыться. Идея была неплоха, но кому, как не ему знать, что расследование смерти члена Высшего Совета второй ступени будет проводиться очень тщательно и следователи, приложат максимум усилий, чтобы узнать, что произошло на самом деле. "Но, - рассуждал граф, - если мое мнимое убийство сможет заслонить большое событие, которое до основания потрясет общество, то, вполне возможно, моей смерти не предастся большое значение. Но что можно такое придумать? Что?!". Подобные мысли терзали его не один месяц, пока графа не услышал о традиции, совершавшейся в обществе, раз в пять лет. Среди членов Высшего совета второй ступени, раз в пять лет, после тщательного отбора выбирали двух человек, которым вверялась величайшая тайна Хранителей, ее основа и сила - место хранения сокровищ и секретного архива. Вновь избранные хранители встречались в секретном месте со своими предшественниками, проверяли сохранность сокровищ и архива, после чего все они проходили через особый тайный ритуал. Обо всем этом он случайно услышал из горячечного бреда своего умирающего отца, который, как оказалось в свое время, был удостоен этой чести. Если раньше эти сведения были для него бесполезны, то сейчас наступил год выбора кандидатов. И брат Фанор стал осторожно собирать сведения. С течением времени он узнал, что лица, становившиеся хранителями тайны, на ближайшие пять лет отправлялись в монастыри или аббатства, расположенные в тихих и спокойных местах. По окончании этого срока их возвращали, давали новые должности, причем нередко при этом они становились членами Совета первого круга. Узнав обо всем этом, план в его голове тут же проявился во всех деталях. Овладев величайшей тайной Хранителей, он легко сможет диктовать обществу свои условия и горе тем, кто станет у него на пути. Осторожно озвучив свое желание стать одним из двух кандидатов, тем самым дал понять нужным лицам, что желает послужить обществу, в новой ипостаси - хранителя тайны. Хотя в его плане было полно сомнительных мест, но граф верил в себя и свою звезду. Правда, была одна деталь, которую он не мог понять, как не старался: как при таком количестве людей, знающих о тайнике с сокровищами, могла на протяжении чуть ли не столетия сохраниться тайна. "Ведь даже за пару десятков лет, людей знающих, где храниться золото тамплиеров, уже должно быть восемь человек. А до них сколько.... Как бы они не были преданы обществу, они все равно остаются людьми. Мой отец рассказал в бреду о том, как это происходит, другой проговориться по старческому скудоумию о месте, где хранятся сокровища, а третий испугается грядущей смерти и пообещает несметные сокровища врачу, чтобы тот помог прожить ему лишние несколько лет. Им же не отрезают языки? Так в чем дело? Почему тайна до сих пор остается тайной? Может дело в том ритуале, который совершается, когда люди становятся хранителями тайны?". Но даже эти мысли не могли заставить его сойти с намеченного пути. Если ему все удастся.... И тут вдруг приезжает человек от Метерлинка, который, так думал граф, начал его подозревать. Он почувствовал это во время последнего Совета, состоявшегося полгода тому назад. Естественно, что это проявилось не в жестах и словах, так как Метерлинк, профессионал и умеет владеть собой, а в выражении глаз. Они были холодно - настороженными, словно тот вел беседу с чужим человеком. "Кстати, такое же выражение глаз и у этого англичанина. Смотрит, как на врага. Случайность или Метерлинк прислал своего шпиона, чтобы следить за мной? Дьявол! Если так.... Не паникуй! Сначала пойми, что он за человек. Может обычный адепт, а я тут...". - Садитесь, пожалуйста, шевалье. Как мне доложил секретарь, ваше имя Томас Фовершэм? - Да, господин граф. Я привез вам письмо от аббата Ричарда Метерлинка. Достав из сумки деревянный тубус, я протянул его графу. Тот взял, внимательно оглядел печать и только потом вскрыл деревянный пенал. Некоторое время внимательно читал, потом поднял глаза, и стал рассматривать меня, так же внимательно и цепко, как до этого читал письмо. После того как закончил меня разглядывать, начался самый настоящий допрос. Когда поток вопросов иссяк, граф небрежно поинтересовался: - Шевалье, знает, что аббат написал в своем письме? - Не имею ни малейшего понятия. - Гм. Хорошо. Теперь знайте. Аббат рекомендовал вас, как умного и грамотного молодого человека. Сказав, подождал некоторое время в ожидании реакции на его слова, а когда не дождался, задал новый вопрос: - А про обучение он вам тоже не говорил? - Нет, но сказал, что здесь я могу найти достойных людей, которые помогут мне осветить путь во тьме. - Узнаю Ричарда Метерлинка. Умеет вложить многое в ничего незначащую фразу. Теперь изложите ваше последнее пожелание. - Последнее пожелание? Это как понять? - Ближайшие полгода вашим домом станет этот замок. Вы не будете принадлежать себе! Есть, дышать, отдыхать и даже думать - только по приказу ваших наставников! Все понятно?! - Гм. Понял. Тогда мне нужно съездить в окрестности замка и предупредить людей, чтобы не ждали меня. - Что за люди? - Английский отряд. - Англичане в этой части Франции? Какого дьявола они здесь делают? - Они идут в Италию. - Наемники? - Да. - Какое отношение вы имеете к ним? - Ехал с ними для безопасности. - Хорошо. Езжайте! Быстро спустившись, я вскочил на коня и помчался. Всю дорогу до лагеря думал только о том, не делаю ли я ошибку, дав согласие остаться в этом змеином гнезде. "Учиться, а чему? С одно стороны новые знания будут мне, кстати, а с другой стороны, кем я оттуда выйду? Задурят мозги своей верой, и буду.... Гм! Может послать их всех к ядреной матери и махнуть с парнями в Италию! Продать свой меч какому-нибудь знатному итальянцу.... А там что? Убивать, грабить и насиловать? Да уж! Альтернатива не из лучших! Опять на перепутье. Э! Была, не была! Остаюсь! Попробую, что у них за науки! Не понравится - удеру!". Прощание прошло быстро. Стрелки и латники были огорчены, но прощание все равно вышло довольно теплым. Затем ко мне подошел Лю: - Господин, вы извините нас, но мы вас тоже покидаем. Сердце тоскует по родине. Мы всегда будем помнить вашу доброту по отношению к нам и надеяться, что судьба до конца ваших дней будет к вам благосклонна! Наша память.... - Не надо больше слов, Лю. Я не меньше благодарен вам за все, что вы для меня сделали. Джеффри рассчитается с вами. Подойди к нему. Когда багаж был уложен, и мы с Джеффри уже сидели в седлах, готовые уезжать, ко мне неожиданно подошел Уильям Кеннет: - Сэр! Я, Сэм и другие наши парни будут рады вас видеть, если наши пути пересекутся в Италии! С Богом, сэр! - С Богом, Уильям! Да сопутствует тебе и всем парням удача во всем! Затем, развернув лошадь в сторону замка, тронул поводья.
После моего возвращения, секретарь графа познакомил меня с замком, а затем показал комнату, которая должна стать моим жилищем на ближайшие полгода. Размерами и обстановкой она мало чем отличалась от монашеской кельи. Узкая кровать, сундук для одежды и стул у окна. Джеффри разместили в помещении для слуг, а чтобы не болтался без дела, определили в помощники к мастеру - оружейнику. На следующий день меня подняли с первыми лучами солнца. Я еще не успел окончательно проснуться, как меня почти вытолкали во двор, где навесили мешок песка на спину и заставили вместе с другими адептами нарезать круги по замковому двору, несмотря на проливной дождь. Привыкшему к вольностям походной жизни, подобное начало мне совсем не понравилось, так как от него попахивало казарменной дисциплиной. Вернувшись в свою комнату, я только успел переодеться во все сухое, как меня позвали к завтраку. К моей радости в еде нас не ограничивали, но при этом на столе была только простая пища: каша и мясо. Вместо вина - родниковая вода. После еды, слуга отвел меня в помещение, отдаленно похожее, на школьный класс. Несколько длинных столов с двумя рядами лавок. Здесь меня ожидал мой первый наставник. Худой, низкорослый человечек, с длинным носом и унылым видом, который придавали ему резко опущенные вниз уголки губ. Он не был физически крепок, а значит, скорее всего, является проводником идей Хранителей. "Физически слаб, не воин, значит местный идеолог. Будет проводить со мной политику партии Хранителей. Ладно. Флаг тебе в руки и барабан на шею, агитатор!". Но как оказалось, я поспешил со своими выводами. Судя по нашей беседе, он оказался не пропагандистом Хранителей, а специалистом другого рода, которого с большой натяжкой можно было отнести к профессии психолога. Мы битый час выясняли особенности моей биографии, пока на его не сменил веселый толстяк - и все началось снова. Судя по тому, что тот оказался в курсе ранее задаваемых мне вопросов, то вывод напрашивался сам собой: он подслушивал. До самого обеда, сменяя друг друга, они допрашивали меня, время от времени, пытаясь сбить с толку или подловить на провокационных вопросах. После обеда все повторилось снова. Тут я позволил себе поскандалить. Дескать, я дворянин, а вы два ублюдка, которые хрен знает, чем занимаетесь. На конюшню вас, да плетей по полсотни влепить.... Возмущение получилось вполне качественное, хотя бы потому, что их непрерывный допрос меня и в самом деле вымотал. Толстяк, на которого я все это вывалил, ни сказав, ни слова, быстро вскочил и ушел, чтобы спустя некоторое время вернуться с шевалье де Морнье, секретарем графа. Войдя, тот, чуть ли не с порога, процитировал мне слова графа, сказанные при нашей встрече: - Есть, дышать, отдыхать и думать - только тогда, когда разрешат наставники! Он не ограничился только этой фразой, но суть его короткой воспитательной лекции заключалась именно в ней. Закончив воспитательный процесс, он ушел, а доморощенные психологи продолжили свою работу. Хотя их допросы были замаскированы под простую беседу, и неискушенному человеку трудно было понять, что прячется в их глубине, но я к подобному типу людей не относился. Для меня, их хитрости и уловки лежали на виду, как и их метод, который заключался в том, чтобы сбить человека с толка, запутать, а если получиться запугать. Судя по всему, эта парочка была своего рода "детектором лжи" в средневековом исполнении. Я не большой знаток латинских мудростей, но одну я запомнил крепко. "Кто предупрежден, тот вооружен". Так что мне не составило особого труда водить их за нос. На следующий день все продолжалось заведенным порядком, а вот после обеда третьего дня, когда я сидел в ожидании начала очередного допроса, дверь неожиданно распахнулась, и в нее ввалились оба психолога, на вид хорошо выпившие. И у каждого в руке приличный бурдюк вина. Веселыми голосами они заявили, что я прошел их проверки, после чего предложили выпить по этому случаю. Я начал отнекиваться, а потом решил: если что не так - им первым по голове настучат! Наше веселое и шумное застолье продолжалось где-то с час, до тех пор, пока не прозвучал вопрос, которые называются провокационными. Только тут я сообразил, что это не веселая традиция, а очередной тест. Им хотелось понять, как ведет себя человек в неформальной обстановке, умеет ли пить, как держится после выпивки. Ведь алкоголь снимает тормоза: враль, болтун или задира обязательно проявит себя. На следующее утро в класс вошел новый преподаватель, и я сделал вывод, что вчерашний "пьяный" экзамен успешно сдал. Наставник имел вид добродушного дядюшки. Круглое лицо, пухлые губы, растянутые в улыбке, приличный животик - все говорило о веселом, добродушном нраве человека, если бы не его взгляд. Холодный и цепкий. С ним мы беседовали о различных религиях, о Боге, о дьяволе, параллельно он осторожно пытался выяснить, как я понимаю и толкую Евангелие и Библию. Добродушный вид, вкрадчивый тон и мягкая улыбка были своего рода хитрой ловушкой, призванной вызвать доверие со стороны испытуемого, тем самым дать возможность залезть ему в душу. Это был своеобразный тест на прочность веры, одновременно он пытался понять, нет ли у меня склонности к ереси. Похоже, он был из породы инквизиторов. Впрочем, я его так и прозвал про себя. "Инквизитор". Так как в той жизни я был неверующим, да и сейчас, не смотря на повальную, фанатическую веру народа в Бога, я им не стал, мне приходилось в общении с этим духовным пастырем держаться все время на стороже. Единственное, что меня радовало, это краткость наших бесед, занимающих от силы полтора - два часа. Все остальное время я посвящал более прозаическим предметам, таким как грамота, математика, география и иностранные языки. Проверку знаний по этим наукам я проходил вместе с тремя молодыми людьми. Разговоры и какие-либо другие отношения между курсантами были строжайше запрещены, поэтому наше общение пришлось ограничить любопытными взглядами. Сдав последний экзамен, я уже предвкушал заслуженный отдых, как по пути в свою комнату был отловлен "инквизитором". Потихоньку чертыхаясь, я пошел за ним, но к моему большому удивлению, наш путь закончился не в классе, а в его кабинете, где мне был предложен лечебный отвар, действие которого, как он заявил, будет способствовать восстановлению моей памяти. Я уже потом понял, какой скрытый подтекст имела эта фраза. Травяной чай был очень душистым и к моему удивлению не особенно горьким. Отпив с полбокала мелкими глотками ароматного настоя, я вдруг почувствовал, словно горячая волна прокатилась по всему моему телу, за ней другая и третья, но они были уже не горячими, а тепло - дружескими, неся в себе благодушную радость. Мне сразу захотелось поделиться своими радостями и бедами с этим хорошим человеком, к которому я от чего-то плохо относился. Хотя при этом прекрасно понимал, что это действие наркотика, но все равно ничего не мог поделать с наивной радостью и желанием раскрыть свою душу. Окончательно я пришел в себя уже вечером в своей комнате, где до поздней ночи пытался вспомнить наш разговор с "инквизитором", но кроме нескольких вопросов о каких-то людях, о которых даже никогда не слышал, так и ничего и не вспомнил. Большую часть ночи я пытался уснуть, и только под утро забылся тяжелой дремотой. Успокаивало меня только то, что если даже ничтожно малая часть моих ответов заставила усомниться "инквизитора" во мне, то сейчас бы я сидел на охапке соломы, в подземелье замка. Несмотря на подомное умозаключение, я вышел на ежедневную зарядку с тревожным ощущением, но все проходило как обычно, и я окончательно успокоился. Придя в класс, я увидел двух сидящих на лавках парней. Одного из них я видел раньше, когда сдавал грамоту и математику. Через несколько минут дверь открылась, и вошел новый преподаватель. С самых первых слов стало понятно, что теперь пришла очередь тестов по дворянским наукам: геральдике, умению разбираться в лошадях и собаках, навыкам соколиной охоты, искусству танца и этикету. Тут у меня, прямо, скажем, были прямо гигантские пробелы, но благодаря уже известной наставнику причине, особого удивления они у того не вызвали. Следующие три недели мой рабочий день был разбит на две половины. Одна из них была посвящена изучению дворянских наук, другая предмету, который я назвал для себя "полевой практикой". Ее вели два учителя. Жилистые, загорелые, поджарые, быстрые в ходьбе и стремительные в движениях. Эта наука имела минимум теории и максимум практических занятий. В нее входило знание леса и повадок зверей, чтение следов, умение ориентироваться по звездам и многое другое необходимое для походной жизни. Ни в прошлой своей жизни, ни в нынешней, меня никто не учил ни на следопыта, ни на охотника, поэтому мне пришлось здорово попотеть, чтобы все это усвоить. К тому же в утреннюю зарядку ввели обязательную тренировку с оружием, а как только "закончилась "полевая практика" тренировки стали проходить вечером. К счастью, преподавание дворянских наук не затянулось, дав мне только основы, но мне хватило и этого, так как ни псовая охота, ни изучение поз и фигур бальных танцев меня даже в малейшей степени не интересовали. Но не успел я облегченно вздохнуть, как за меня взялись в полной мере. Я начал изучать предмет, который можно было назвать "искусство убивать", во всех его проявлениях. Меньше всего я хотел обучаться подобному предмету, да и беседы с аббатом меня настроили совсем на другую волну. Мне виделось великосветское общество, королевские дворы, приемы, переговоры и... соответствующая всему этому великолепию работа, представлявшаяся мне нечто средним между работой дипломатом и должностью придворного. Но, увы! Со мной сразу стало работать несколько преподавателей, правда, большинство из них являлось обычными головорезами. Вся их теория заключалась в словах: найти и убей! Впрочем, как говорят, не бывает правил без исключений. Этим исключением стал итальянец, наемный убийца, обучавший меня убивать с помощью кинжала и арбалета. Но это было не все. В его учебу входили также тактика и стратегия наемного убийцы, которые включали в себя разведку местности, специфику обстановки, включая погоду, выбор мест засады, пути отступления и психологию жертвы. Мессир Винсенто, так он назвался мне при первом знакомстве, оказался весьма хорошим рассказчиком, скрасив мне немало вечеров, рассказывая об Италии, о жизни людей, праздниках, нравах и укладе жизни, как в деревне, так и в городе. Впрочем, я нисколько не сомневался, что это тоже была часть моего обучения. Прийти к этому выводу было несложно: чуть ли не с первого дня меня стали обучать итальянскому языку. Впрочем, я не только изучал тонкости и приемы, связанные с холодным оружием, параллельно, меня обучали и другим премудростям, в той или иной мере связанных с основным предметом изучения. Вместе с изготовлением, применением и методиками распознавания того или иного вида яда, я изучал джигитовку и актерское мастерство. Джигитовкой я назвал приемы во время скачки. А как еще можно назвать умение пересаживаться с одной лошади на другую во время бешеной скачки или умение группироваться в падении с несущейся на полном скаку лошади? Искусство перевоплощения требовало от меня не силы и ловкости, а умение вживаться в роль. Приходилось усваивать манеру держаться, изучать поведение лиц различных профессий и ремесел вплоть до профессиональных жестов и выражений лиц. Меня учили: ты должен не только нацепить рваную одежку крестьянина и испачкать лицо и руки - ты должен стать им. Униженность и раболепие перед всеми, кто стоит выше тебя на социальной лестнице в выбранном тобою образе, должны проявляться легко и непринужденно, словно ты их всосал с молоком матери. Впрочем, искусство притворства для меня было делом привычным. Кто научился носить одну личину, без особого труда освоит и другие. Спустя пару месяцев я уже мог надеть маску монаха или городского стражника с такой же легкостью, как и их платье. Все эти науки я изучал, скажем так, с большой или меньшей степенью охоты, но в то же время они не вызывали у меня отвращения, как один предмет, о котором я первое время думать не мог без содрогания. Я привык к крови, сам убивал, но собственноручно пытать человека.... До этого я успешно избегал заниматься подобным делом, но теперь приходилось дважды в неделю спускаться в подвал и на практике проходить азы кровавого мастерства, под руководством весьма квалифицированного палача, мастера своего дела. Подобным образом, достигались две задачи. Умение грамотно добыть нужную информацию, а также отточить в себе холодную, чисто практичную жестокость. Сначала было просто страшно причинять совершенно незнакомым людям, которые тебе лично ничего не сделали, жуткую боль. Потом страх ушел, осталось сочувствие, но и с ним я справился, приучив себя отгораживаться от неуместной жалости, которая абсолютно не была нужна, ни мне, ни человеку, висевшему на дыбе. Физическая подготовка все больше стала набирать объем, увеличиваясь за счет новых занятий, таких как лазание по канату на стены замка. Но вот чего я не ожидал, так это возвращение к урокам психологического плана. Меня стали учить, как войти в доверие к человеку, даже если ты видишь его в первый раз в жизни, оценить пусть даже на "глазок", его слабые и сильные стороны. Затем к ним прибавились занятия, которые с полным основанием можно было назвать "промыванием мозгов". Такие беседы были всегда неожиданны и в основном их проводили после тяжелых физических нагрузок, когда тело, нуждающееся в отдыхе, расслабляется, а за ним и мозг настраивается на отдых. В этот самый момент появляется проводник идей Хранителей и в свободной, доверительной беседе начинает втолковывать тебе насколько хорошо станет жить на земле, когда на ней воцарится царство Божье. Лет скажем через сто. И это он объясняет человеку из будущего. Как тут можно проникнуться подобными идеями? С другой стороны, куда мне деваться? И я старался. Со временем беседы стали более жесткими, теперь на них требовалось быстро и четко изложить свои действия исходя из целей и задач Хранителей. Спустя время к этим приемам обработки прибавились бессмысленные повторы текстов, напоминающих индуистские мантры , вместе с травяными настоями. Они, как мне было сказано, нужны для расслабления тела и души. Наркотики, мантры.... Основы подобной обработки человеческого сознания явно имели корни в Азии. Я мог только догадываться обо всем, но и понятия не имел, что основы подобной методики были заложены еще три столетия назад, в горах Западной Персии. Именно там была налажена настоящая индустрия подготовки профессиональных убийц, которой сегодня могли бы позавидовать "спецшколы" двадцать первого века. В своей штаб-квартире в горной крепости Аламут, Ибн Саббах создал настоящую школу по подготовке разведчиков и диверсантов-террористов. К середине 90-х гг. XI века Аламутская крепость стала лучшей в мире академией по подготовке тайных агентов узкого профиля. Действовала она крайне просто, тем не менее, достигаемые ею результаты были весьма впечатляющи. Ибн Саббах сделал процесс вступления в орден сложным и многоступенчатым. Примерно из двухсот кандидатов к завершительной стадии отбора допускались пять-десять человек. Перед тем, как кандидат попадал во внутреннюю часть замка, ему сообщалось о том, что после приобщения к тайному знанию обратного пути у него не будет. Кроме идеологической и психологической обработки, будущие ассасины очень много времени проводили в каждодневных изнурительных тренировках. Будущий ассасин - смертник был обязан прекрасно владеть всеми видами оружия: метко стрелять из лука, фехтовать на саблях, метать ножи, убивать голыми руками и превосходно разбираться в различных ядах. "Курсантов" школы убийц заставляли помногу часов, и в зной, и в лютую стужу сидеть на корточках или неподвижно стоять, прижавшись спиной к крепостной стене, чтобы выработать у будущего "носителя возмездия" терпение и силу воли. Немалое внимание уделялось и актёрскому мастерству. Талант перевоплощения у ассасинов ценился не меньше, чем боевые навыки. При желании ассасины могли измениться до неузнаваемости. Выдавая себя за бродячую цирковую труппу, монахов средневекового христианского ордена, лекарей, дервишей, восточных торговцев или местных дружинников, ассасины пробирались в самое логово врага, для того чтобы убить свою жертву. Одна из легенд гласит о том, что Ибн Саббах, будучи человеком разносторонним, имевшим доступ к разного рода знаниям, не отвергал чужого опыта, почитая его как желанное приобретение. Именно поэтому система фортификаций "горного шейха" не имела себе равных, а концепция безопасности намного веков опередила свою эпоху, позволив создать самую грозную, страшную по тем временам спецслужбу. На протяжении немногим менее трех веков эта организация фанатиков-самоубийц терроризировала практически весь средневековый мир, наводя на него мистический ужас. Властители Азии дрожали перед этой ужасной силой, направлявшей самых неприступных и сокровенных мест смертельные удары, от которых нигде не было спасенья. Возмездие чаще поражало лиц стоящих у власти, чем всех прочих. Помимо прямой угрозы исмаилиты использовали предательство и шантаж. По большому счету ассасинам было все равно с кем воевать и на чьей стороне выступать. Для них все были врагами - и христиане и мусульмане. Исмаилиты не раз воевали совместно с крестоносцами против мусульман. Так же зачастую свои политические разногласия и личную вражду европейские крестоносцы разрешали при помощи этих убийц. Их нанимателями, по слухам, были так же рыцари-госпитальеры и тамплиеры. Возможно, с тех самых времен, учение ассасинов частично наложилось на формирование веры тамплиеров. Наиболее умные и предрасположенные к смелому мышлению рыцари, очевидно, оказались способны не только изучить основы чужой веры и сравнить ее закостенелыми догмами католической веры, но и перенять для своих нужд методику подготовки наемных убийц.
Прошло шесть месяцев с того дня, когда я въехал в ворота замка. Я сильно изменился за это время, как в физическом, так и психологическом плане. Да и как не измениться психике после нескольких десятков уроков, на которых ты учишься разделывать не животное, а живого человека. Слушать, как жертва надрывно плачет, умоляя пощадить, или пронзительно визжит от дикой боли, и продолжать ломать ему кости или жечь огнем. Нет, такое даром не дается, что-то, так или иначе, сдвигается в сознании. Несколько раз я пытался найти в себе признаки маньяка - садиста, пока, к своей тихой радости, не сделал заключения: кроме мотивированной жестокости и предельного хладнокровия ничего другого я не приобрел. То же я мог сказать об идеологической обработке. Насколько я мог судить со стороны, в отличие от других учеников, чей мозг подвергся психологической и идеологической обработке на различных уровнях, моя внутренняя сущность как была, так и осталась. Тут надежным щитом стала моя истинная сущность - сущность человека двадцать первого века. Впрочем, то, что я прошел ритуал посвящения и стал братом Лукой, уже говорило о том, что в понимании своих учителей я отвечал их критериям надежности и верности. Чем я немало гордился. И уж конечно не тем, что стал полноправным членом тайного общества, а тем, что сумел обыграть этих профессионалов, дав им то, что они хотели во мне видеть. После посвящения моя учеба сократилась до трех предметов: физической подготовки, тренировок с оружием и изучения итальянского языка, предоставив мне кучу свободного времени. Теперь, когда мне стала понятна моя роль в организации, я опять невольно задумался о своем будущем. Не было ни малейшего сомнения, что ближайшие несколько лет мне будет отведена роль наемного убийцы. По крайней мере, до тех пор, пока не проявлю себя в должной мере, чтобы меня заметили и подняли на ступень выше. А дальше? Строить царство Божье на земле? Смешно! К тому же не этого я ожидал, честно говоря! Организация Хранителей оказалась на поверку не политическим кланом, продвигающим свои интересы, а организацией фанатиков с сумасшедшей идеей. Впрочем, я не считал, что потратил это время зря. Здесь я получил то, что качественно подняло мой уровень физической выживаемости в этом мире, а плюс к этому - хорошую психологическую закалку. Прошло еще несколько дней. Четверо парней, которые проходили со мной обучение на протяжении всего этого времени, уже разъехались, но цикл занятий в замке шел полным ходом, перемалывая новые порции адептов. Сначала я просто бездельничал. Болтал с Джеффри или вел беседы с мессиром Винсенто, потом стало настолько скучно, что хоть волком вой. Да и замок с его обитателями мне настолько опротивел, что большую часть своего свободного времени я стал проводить на крепостной стене, глядя на близлежащие окрестности. Вот и сегодня больше часа я наблюдал за окрестностями, пока однообразный пейзаж не свел мой интерес к нулю, а мысли не съехали на ритуал посвящения, все еще остававшийся ярким пятном в моей памяти на сером фоне каждодневной рутины. Завязав глаза, мне, и еще трем адептам, после чего нас повели сначала по коридорам, после чего спустились в подземелье замка. Когда с нас сняли повязки, я увидел, что мы находимся в помещении без окон, сильно напоминающим тюремную камеру. Полумрак в ней поддерживали четыре факела, закрепленные в железных кольцах, вмурованных в камень. Я невольно поежился от холодной сырости, несмотря на то, что был тепло одет. В глубине комнаты стоял длинный стол, за которым сидели четыре человека в рясах. Их лиц нельзя было разглядеть из-за капюшонов, глубоко надвинутых на голову. Нас поставили перед столом, после чего началось само посвящение, состоявшее из ритуальных вопросов, на которые я отвечал ранее заученными ответами. Покончив с этим, каждый из нас произнес клятву верности и получил выбранное имя. Честно говоря, на меня это средневековое таинство не произвело сильного впечатления. Единственной странностью, которая никак не вписывалась в моем понимании в процедуру ритуала, было нечто напоминающее заучивание непонятного четверостишия. Каждый из четырех старших братьев, принимавших наши клятвы, произносил часть фразы, которую мы за ними хором повторяли. Причем троекратно. О нем я забыл сразу после небольшого застолья, устроенного в нашу честь и вспомнил только теперь, через несколько дней. - Тьма... раскинула здесь свои крылья, скрывая черное зеркало. Вроде так. Зеркало.... Нет. Оно... лежит, то есть, зеркало, и разделяет,... или является границей правды и лжи. Оно хранит в себе правду. Нет, не так! Храня в себе правду, зеркало... отражает ложь. Вот теперь, похоже, верно! Или близко к этому. А вообще, это похоже на бред сумасшедшего! Какой смысл в этих фразах? Что они могут сказать человеку? Не понимаю! А сам ритуал! Мрак, глухие голоса, свечи. Смехота! Но как бы то ни было, теперь я брат Лука. И теперь....". Тут меня из мыслей выдернул крик часового: - Всадники!! Мой взгляд тут же нащупал на дороге, в четверти лье от замка, двух неторопливо едущих всадников. В эту минуту я никак не мог догадаться, что по этой пыльной дороге ехала моя судьба. Я шел после обеда в свою комнату, как меня по пути перехватил слуга и предложил последовать за ним в кабинет графа. Войдя, остановился у двери. Граф жестом указал мне на свободное кресло у своего стола, второе уже было занято гостем, одним из двух прискакавших сегодня всадников. Первое впечатление о них я получил, рассмотрев их с крепостной стены. К тому же для меня это был хороший практический урок, на котором я мог испытать полученные мною в ходе подготовки знания. Средние века подразумевали четкое деление человеческого общества на сословия, что подразумевалось не только его костюмом, украшениями, оружием, но и разговором, жестами и привычками, которые выдавали истинную сущность человека и его род деятельности. Специальные занятия дали мне своего рода наборы "контрольных точек", которые при внимательном взгляде могут многое сказать о человеке. Пробежав глазами по фигурам и одежде, я мог твердо сказать, что передо мной господин и слуга. Господин, в возрасте сорока - сорока двух лет, был затянут в черный бархатный камзол, отделанный серебряным позументом. Несмотря на слой пыли, было видно, что покрой и сама модель камзола вышла из моды еще пару лет назад, что говорило о его денежном неблагополучии, но при этом, судя по его независимому виду, в сочетании с властностью, он явно был знатным дворянином, имеющим в своем роду не одно поколение предков. Отсутствие доспехов на запасной лошади сказало мне, что он не воин, а, скорее всего, придворный при дворе богатого и влиятельного знатного вельможи. Правда, последнее было только слабым предположением, потому что, он так же подходил на роль знатного изгнанника. Атлетическая фигура слуги, затянутая в кольчугу, в сочетании с длинным мечом говорила о человеке, способном постоять за себя. Впрочем, таким и должен быть телохранитель, только вот его лицо... Как не пытался, так и не смог точно определить его национальность. Если господин - жгучий брюнет, южного типа, скорее всего, итальянец, то слуга, своим внешним видом, больше походил на скандинава. Правда, это заключение я сделал не из личных наблюдений, так как никогда их не видел, а на основе картинок из книги о викингах, которую когда-то прочитал в той жизни. "Длинные прямые светлые волосы, крупный нос, такие же губы. Грудь, вон какая широкая! Сущий викинг!". Теперь, в кабинете, я смог более внимательно изучить лицо дворянина, избавленное от слоя пыли, сущего бича всех путешественников. Тонкие черты, обрамленные короткой бородкой, были весьма привлекательны для дам, но вот его взгляд холодный и жесткий, никак не вязался с обликом галантного мужчины. В нем было что-то от змеи, изучающей свою жертву, перед тем как напасть. - Шевалье, разрешите вам представить нашего гостя, мессира Чезаре Апреззо, а это мой дорогой дон, человек, который будет вас сопровождать в путешествии. Шевалье Томас Фовершэм. - Рад приветствовать вас, шевалье. - Мне не менее приятно видеть вас, уважаемый дон. - Теперь господа, перейдем к делу, ради которого мы все здесь собрались. Томас, вы доведете мессира Чезаре до места, которое он укажет, охраняя и защищая его в пути, после чего будете находиться в его полном распоряжении до получения нового приказа. Вам все понятно? - Да, господин граф. - В таком случае вы свободны! Готовьтесь! На рассвете выезжаете! Я вышел из кабинета графа, с трудом сдерживая радость. Меня ждали новые места и люди, приключения и риск, которого мне так сильно не хватало. На какое-то время я снова стал тем парнем из двадцать первого века, который широко открытыми глазами смотрел на этот мир. Вот и сейчас, выехав за ворота замка ранним утром, мне нравилось все вокруг: легкий утренний ветерок, редкие белые облачка, плывущие по синему небу, плывущий в воздухе аромат цветов и бесконечная ширь простора. Я не сомневался, что такие же чувства испытывал и Джеффри. Ему пришлось даже хуже, чем мне. Хоть изредка, но я покидал замок, а он все шесть месяцев просидел за стенами. Впрочем, это запрещение касалось не только его, но и других слуг, солдат гарнизона, ремесленников, а также членов их семей.
В конце сентября, мы пересекли границу Франции, и въехали натерриторию Союза швейцарских контонов, но об этом мы узнали, только догнав отряд швейцарских наемников. "Где-то до батальона пехоты", - мысленно прикинул я и спросил Джеффри: - Наемники? - Швейцарцы. В Италию идут. Видать там хорошая рубка намечается, раз их наняли. Уж больно жадные они до крови. Услышать такое от старого воина, значило для меня многое. В памяти всплыли полузабытые обрывки из книги: "...В бою швейцарцев не стесняли никакие законы рыцарства, бывшие в ходу у знати; всех врагов они без исключения убивали. Такую же безжалостную суровость применяли и к своим солдатам за трусость, дезертирство или неподчинение". "... Большое внимание уделялось укреплению воинской дисциплины. В бою воины должны были точно соблюдать приказы своих начальников. Паникера или дезертира соседний воин обязан был заколоть. В арьергарде выделялось несколько отборных воинов, расправлявшихся с теми, кто нарушал боевой порядок".
Пока я перебирал в памяти все, что помнил о швейцарских наемниках, мы нагнали колонну. Я обратил внимание, как пренебрежительно вздернул голову наш итальянец. За несколько дней пути он только пару раз удостоил меня короткой беседой. Из того, что я о нем успел узнать, как от него, так и "между строк", если можно так выразиться, можно было сделать следующие выводы. Он был сильно обижен, но на кого именно, трудно было понять из его скупых ответов. Нет, он не жаловался, но в подтексте невольно проскальзывало оскорбленное самолюбие. Подытоживая свое мнение о нем, я решил, что, несмотря на всю его таинственность, он не является для меня такой уж большой загадкой, тем более что часть разгадки уже знал. Раз Хранители заинтересовались им, значит, тот является кандидатом на высокий пост, должность или земли, которые не может получить без посторонней помощи, а тем, со своей стороны, нужна поддержка в этой части Италии. Простая формула, дожившая без особых изменений до двадцать первого века: ты - мне, я - тебе. Зато его слуга сильно удивил меня, подставив под сомнение мою наблюдательность. Это случилось в первый день, когда мы остановились на ночевку. Телохранитель принялся точить свой меч, но звук точила вызвал раздражение его хозяина и сразу последовал приказ прекратить. - Слушаюсь, мой господин, - ответил атлет, после чего он засунул меч в ножны и принялся смотреть в огонь. Некоторое время он молчал, а потом, глубоко задумавшись, начал тихонько напевать. То ли в такт своим мыслям, то ли по привычке. Вначале я не прислушивался, но когда понял, на каком языке он поет, то своим ушам не поверил. Да и как можно в такое поверить: вы сидите на французской земле в компании англичанина, итальянца и норвега, который вдруг неожиданно стал напевать на русском языке. С минуту таращил на него глаза. Именно этот столбняк не дал возможность вырваться радостному крику: - Привет, земеля! Как там у нас на родине?! - и дать мне прийти в себя. Тщательно спрятав внутри сжигающее меня любопытство, я поинтересовался у него на итальянском языке: - Слышь, парень! На каком варварском языке ты сейчас пел?! Тот словно очнулся от моего вопроса, затем несколько мгновений смотрел на меня, не понимая, что я от него хочу. Только когда я повторил вопрос, до него дошел его смысл. - Извините, господин, что нарушил ваш покой. Задумался, вот и.... - Ничего. Мне просто любопытно. Что за язык? - Язык русичей, господин. Я родом из Руси. - А как здесь оказался? - Я не думаю, господин, что вам будет интересно. - Об этом не думай, а лучше рассказывай. История, которую он мне рассказал, была историей раба. В возрасте двенадцати лет, вместе с матерью, он был захвачен в одном из набегов крымскими татарами и продан генуэзскому купцу в городе Судаке. Как оказалась, итальянские купцы не гнушались торговлей рабами, в результате чего люди оказывались не только на невольничьих рынках Кафы, но и во Франции и Италии. Парня татары разлучили с матерью еще на невольничьем рынке, в Судаке. Купил его для услужения один венецианский купец, но наткнувшись на непокорный характер мальчишки, уже в детские годы отличавшегося крепким телосложением, отдал его в подобие школы телохранителей. По окончании школы купец решил не оставлять его себе, а продал его итальянскому дворянину с немалой выгодой для себя. Новый хозяин парня отлично владел многими видами оружия и нередко использовал своего нового раба, как партнера на тренировках с оружием. Спустя пять лет его хозяин разорился, после чего русич был продан мессиру Чезаре Апреззо, у которого служит последние три года. - Как тебя зовут? - Игнацио. А ежели на языке русичей - Игнат. - Домой не тянет, Игнацио? Лицо парня в одно мгновение затвердело, превратившись в подобие маски, а в глазах отразилась такая глухая тоска, что я тут же пожалел о своем вопросе. Но парень быстро справился с собой и ответил вполне нейтральным тоном: - Мне хорошо у моего господина. Глядя на молодого парня, всей душой рвущего на родину, мне даже стало несколько совестно за себя. "Блин! А почему я не рвусь на Русь?! Тело англичанина, но в натуре ты самый чистокровный русак! Хорошо пристроился, что ли? Дворянин, папа барон. Правильно! Все хорошо! А там? Буду снова никем, и звать меня никак! Снова начинать?! А оно мне надо?!". Если честно говорить, этот спор сам с собой меня не то что напрягал, просто слегка настроил на ностальгию, но уже через час и думать забыл об этом, потому что в отличие от русича не представлял себе Русь того времени своей родиной. Князья, бояре, холопы, а что стоит за этими словами? По сути меня с Русью сейчас объединял только язык, да и тот довольно сильно отличался от русского двадцать первого века.
Во главе колонны ехал офицер, за ним знаменосец, пара барабанщиков и трубач. Следом, очевидно в качестве почетного эскорта, ехали двенадцать конных арбалетчиков, а уже за ними шли солдаты. Пики, алебарды, арбалеты. За солдатами двигался обоз из восьми телег, сопровождаемый тремя десятками конных арбалетчиков. При обозе ехало еще два всадника. Я бы не обратил на них внимания, если бы не цвета их одежды - черно-красная. Уже позже я узнал, что это был палач отряда и его помощник. Двигаясь вдоль колонны, я внимательно рассматривал людей, их вооружение и доспехи. Наибольшее количество солдат составляли пикинеры и алебардисты. Все они в своем большинстве носили каску "шапель" простой формы, только на некоторых были шлемы типа "бацинет" или "салад". Для меня форма "шапеля" ассоциировалась с глубокой миской. Каски были одеты поверх капюшона и удерживались под подбородком с помощью ремешка. Костюм большинства солдат состоял из простых шерстяных чулок и рубашки, поверх которой одета кольчуга с коротким рукавом, а на других можно было видеть одетые поверх рубашки кожаные куртки и войлочные шапки. Как я потом узнал, при жаре чулки отстегивались и спускались до колена. В добавление к основному оружию на поясе швейцарцев висели длинные ножи, короткие мечи и топоры. Офицер отряда, ехавший во главе колонны, был сурового вида мужчина, лет тридцати пяти. Загорелое и обветренное лицо с грубыми чертами могло принадлежать обычному крестьянину, если бы не умный и цепкий взгляд, брошенный на меня из-под толстых и густых бровей. Одет он был, как одеваются офицеры в походе. Шоссы, камзол, металлический нагрудник, а сверху "коттон", накидка с разрезами. Голову прикрывал берет с пышным пером. Подъехав, я вежливо представился, капитан ответил мне тем же. Карл Ундербальд. Проблем с языком не оказалось, так как оказалось, что капитан уже бывал в Италии. Отслужив наемником около трех лет, он неплохо говорил по-итальянски. Как и предположил Джеффри, швейцарцы шли в Италию. Хотя наняли их венецианцы, служить они должны были маркизату Феррары, маленькому государству, у которого с Венецией был заключен военный союз. Подробностей капитан не знал, кроме того, что маркизат собирает силы, готовясь к войне. Я с удовольствием слушал его рассказы о битвах и сражениях, как вдруг неожиданно понял, что ему плевать, с кем воевать. Ему абсолютно не были интересны причины, а сама война, так как именно она приносила доход. Карл Ундербальд, в свою очередь, поинтересовался, по какому делу мы едем в Италию, на что я уклончиво ответил, что временно нахожусь на службе итальянского дворянина, а тот настолько высокомерен, что не соизволил мне даже намекнуть о своих делах. Швейцарец ухмыльнулся в густые усы и сказал, что каждый второй итальянец считает себя важной персоной, а если попробуешь поспорить, как тут же с жаром примется тебе доказывать, что именно среди его предков был тот или иной известный правитель или знаменитый полководец. Карл оказался живым и остроумным собеседником, и наша беседа могла бы затянуться надолго, если бы не окрик мессира Апреззо, приказывающий ускорить движение. Я тепло распрощался с капитаном, и вскоре колонна швейцарцев осталась позади.
ГЛАВА 6 ГРАФИНЯ
Мы уже давно ехали по итальянской земле, но об этом, как и о том, что находимся в землях Милана, города - государства, узнали только спустя сутки, от двух торговцев, встретившихся нам по дороге. Дорога была спокойная, да и погода радовала. Нежаркая, но солнечная и теплая. Налетавший временами ветер, несмотря на позднюю осень, потряхивал все еще пышные кроны деревьев и шевелил изумрудного цвета траву на лужайках. Дорога, выведя нас из густого леса, последнее время петляла мимо лужаек, окаймленных густыми зарослями кустов, до тех пор, пока мы не въехали на пригорок. В пятидесяти ярдах от нас лежала довольно широкая река, по обоим берегам которой раскинулись то там, то здесь небольшие рощи деревьев. Через реку был переброшен мост, соединяющий два берега. "Неплохое местечко для привала, - подумал я и бросил вопросительный взгляд на мессира Чезаре Апреззо, от которого зависело, поедем мы дальше или остановимся здесь. Приближался вечер, а здесь была вода. Правда, каждый из нас, предпочел бы проехать еще час, а то и два, если бы точно знал, что наткнется на постоялый двор или хотя бы деревню. До ужаса хотелось горячей мясной похлебки, свежего хлеба, острого сыра и холодного вина! Если заночуем здесь, то ужин у нас будет такой, каким мы довольствовались последние два дня: вяленое мясо, сухие лепешки и вода из реки. Совершенно не равноценная замена! И тут слуга Апреззо, Игнацио, вдруг неожиданно и резко ткнул рукой в сторону моста. Мы все, как один, повернули головы в указанном направлении. С минуту наблюдали за черной точкой, пока не стало ясно, нам навстречу скачет небольшой отряд, но настороженность не ушла - слишком быстро они скакали. - Гоняться?! Или догоняют?! - высказал я вслух свои мысли. Джеффри тут же дополнил: - Может быть, это гонец, везущий важную весть?! - Как же! Их там человек пять - шесть. Гонцы с такой свитой не ездят, - возразил я ему. Итог нашим догадкам подвел мессир Апреззо: - Давайте отъедем, вон, в те кусты и спешимся. Осторожность никому еще не мешала. Только когда всадники оказались на этом берегу, мы смогли их хорошо рассмотреть. Четверо молодых людей и девушка. Судя по загнанному виду коней, ронявших на бегу хлопья пены, и их постоянно оглядывающихся хозяевам, они явно от кого-то убегали. Не успели всадники достичь пригорка, как лошадь одного из молодых людей пошатнулась, сбилась с шага, захрипела, а в следующее мгновение уже падала на землю. Юноша, оказался опытным наездником. Успев среагировать, вытащил ноги из стремян, а затем, оттолкнувшись, прыгнул. Ударившись об землю, он быстро вскочил, но в ту же секунду его лицо перекосила гримаса боли, а стон, вырвавшийся из его груди, подтвердил, что падение не прошло для него бесследно. Остальные всадники, натянув поводья, остановили лошадей. Бедные животные, тяжело поводя боками и роняя хлопья пены, испуганно косились на загнанную лошадь, которая билась на земле в агонии. - Бедный Анджело! Тебе очень больно?! Чем тебе...?! - голос девушки был полон искренней тревоги. - Не время говорить о боли, госпожа! Погоня вот-вот нас настигнет! Нужно как можно быстрее добраться до леса! Только там мы сможем спастись! - решительно оборвал ее юноша, один из двух, имевших на поясе, как кинжал, так и меч. - Паоло, посмотри правде в глаза! Наши лошади едва живы! Теперь я мог рассмотреть их более подробно. Юношам было, от силы, лет шестнадцать - семнадцать, черноволосые и черноглазые, с четким профилем и приятными чертами лица, какие нравиться девушкам. Правда, не в этот миг. Сейчас юные лица выглядели застывшими масками не столько из-за пыли и усталости, сколько из-за тщательно скрываемого страха. Девушка, несмотря на усталый вид, с первого взгляда пленяла мужской взгляд той тонкой южной красотой, про которую поэты говорят: "глаза - звезды; губки - персик; кожа - бархат". Даже в этой ситуации мой глаз уловил небольшую несуразицу. Если прелестница была одета даже не богато, а роскошно, то камзолы этой четверки, хоть были пошиты добротно, но особым изяществом и богатством отделки явно не отличались. В голове начала скидываться логическая цепочка. "Богатая наследница. Бежит. Почему или от кого трудно понять. Но без женской прислуги, в компании юнцов? И не побоялась. Ведь это могут счесть позором. Хм! Впрочем, можно предположить, что эти четверо принадлежат ко двору ее папаши. Сынок главного сокольничего, другой - сын секретаря.... Да мало ли должностей при дворах богатых вельмож! Но чем вызвано ее бегство? Гм! Ха! Ненавистный жених? Вполне подходящая причина для бегства. Стоп! Не означает ли это, что один из этих молокососов может быть....". Вдруг Паоло вытянул руку и крикнул: - Смотрите! Люди герцога! Теперь они, как и мы, пятнадцать минут назад, замерли, устремив свои взгляды в сторону моста. Я не мог видеть со своего места, кто приближается, зато мог любоваться юной красотой девушки. И мысли у меня были соответствующие, любвеобильные. - О, дева Мария, спаси и сохрани нас! - вопль, вырвавшийся у Анжело, словно снял оцепенение со всех остальных беглецов. - Давайте бросим лошадей и спрячемся в кустах! - нерешительно предложил Паоло. - Как ты мог предложить подобное мне, Беатрис ди Бианелло, графине Каносской?! Или ты думаешь, что я буду в страхе прятаться по кустам, подобно грязной крестьянке?! - Но госпожа, вы должны понимать.... - Когда речь идет о чести, мы забываем страх! "Ах ты, стерва малолетняя! А что парней могут в капусту порубить, так это ничего! Честь ей, видите ли, дороже!". - Тогда будем драться! - воскликнул Анжело. Правда, судя по его застывшему, как маска лицу, трудно было сказать, чем он воодушевлен: смелостью или отчаянием. Четвертый юноша, с лицом писаного красавца, до этого не отрывавший взгляда от очаровательного личика юной графини, вдруг словно очнулся. Резким движением выдернул кинжал из ножен и, глядя в лицо девушке, воскликнул: - Любовь моя, Беатрис! Если надо, я умру за тебя! В наше время эти слова выглядели бы смешно, наивно и напыщенно, но не в средние века. Таковым был стиль этого времени. Таким языком признавались в любви, на нем писали любовные письма, сочиняли стихи и пели баллады. Слова этого мальчишки подтвердили мои мысли о любовнике. В следующее мгновение тот уже заворачивал коня, как раздался голос девушки: - Нет, мой милый Флавио! Я не приму твоей жертвы! Им нужна я! Я поеду с ними, а вы.... - Госпожа! Мы будем сражаться! Надо будет - умрем! Под этот призыв Анжело, самого воинственного из всей четверки, все юноши обнажили оружие. "Два меча, два кинжала. Не густо. Да и не бойцы они, судя по их бледным физиономиям, - только я так подумал, как по доскам моста громко загрохотали копыта лошадей. Я еще не мог видеть всадников, но натренированный слух дал мне возможность предположить, что их где-то полтора десятка. После чего мне только осталось подвести итог сложившейся ситуации: - Мальчиков - в капусту, а деваху - с собой. А жаль! Девочка, что надо!". Мне было жалко этих мальчишек, которые, судя по их репликам, должны были умереть, еще даже не начав жить, но делать что-либо, ради их спасения я не собирался. Время романтических героев закончилось и даже не предельно жесткая подготовка в замке Ле-Бонапьер, была тому причиной. Просто я понял одну истину: хотя этот мир принадлежит людям, живут в нем по звериным законам. Основой для этих законов вполне могла стать, вычитанная мною когда-то, фраза: "не хочешь быть жертвой - стань хищником". Нет, я не очерствел душой, просто у меня была своя жизнь, и закончить ее на этой пыльной дороге мне не хотелось. Вот если бы у меня был реальный шанс и свобода действий, то, скорее всего, можно было рискнуть. Тут в поле моего зрения показались те, от кого убегала эта пятерка. Судя по выучке и оружию, это были воины, состоящие на службе какого-то богатого феодала. Шлемы без забрала, кольчуги - безрукавки, мечи и плащи с цветами своего господина. Шансов у беглецов против них не было никаких абсолютно. "Остается переждать неприятный момент резни, а там... - и тут меня кто-то осторожно тронул за плечо. Чуть повернул голову. Это был мессир Апреззо. Бросил на него удивленный взгляд: дескать, чего не сидится? Как тот мне, чуть ли не дыша в ухо, быстро прошептал: - Томас, как ты оцениваешь людей Франческо Гонзага? Если нападем - есть шанс победить? Его вопрос, честно говоря, застал меня врасплох. Даже хотел переспросить, правильно ли я его понял, как в следующую секунду залязгала сталь. Мы, тут же, одновременно с Апреззо, развернулись к месту схватки. Теперь это уже был не просто взгляд со стороны, а оценка потенциального врага. "Мы у них за спиной. Плюс. Неожиданность. Плюс. Два выстрела из арбалетов. Плюс. И все равно их много. Минус. Не знаю, как поведет себя в бою русич. Минус. И пойдет ли в бой Апреззо? Минус". - Вступим в схватку сейчас - будет шанс. - Действуй. Тут же жестом я подозвал Джеффри и Игнацио, после чего обрисовал им план атаки. К тому же, я заранее позаботился о том, чтобы арбалеты были взведены. Теперь осталось их только зарядить. Две арбалетные стрелы не только уменьшили количество нападающих до десяти человек, но и привели в замешательство остальных солдат. Вскочить в седло, и достать меч было делом одной минуты. Ударив каблуками коня, я заставил его грудью проломить кустарник. Повторив мой маневр, из кустов вырвались Джеффри и Игнацио. Солдаты в спешке начали разворачивать своих лошадей навстречу нам почти одновременно, тем самым, создав скученность и ограничив себе место для маневра. Я тут же воспользоваться их оплошностью. Воин не успел еще изготовиться для обороны, когда мой клинок разрубил ему плечо, а жесткий толчок грудью моего коня, которого я резко послал вперед на лошадь противника, выбил раненого из седла на землю, под копыта лошадей. В следующий миг я уже парировал удар совсем еще молодого солдата с тонкой полоской жиденьких усов под носом и такой же куцей бороденкой. Он был неопытен и горяч. Крича в каком-то диком азарте, он попытался еще раз достать меня мечом, но сегодня был не его день. Острие меча пронзило ему горло. Рывком выдергиваю клинок и подаю лошадь вперед на встречу с новым противником, как вдруг раздался крик: - Именем герцога, прекратить бой!! Не сразу понимаю, откуда крик, но вижу, как солдат, с которым собирался скрестить мечи, задержал руку, а затем и попридержал коня. Так же поступили еще двое солдат, которых я держал в поле зрения. Быстро охватываю взглядом поле боя. Помимо двух сраженных мною воинов на земле лежат еще пять мертвецов. Судя по ранам троих из них - это работа Джеффри и русича. Среди убитых солдат лежали и трое убитых юнцов. Четвертый - любовник графини, остался жив, только благодаря девушке, которая заслонила его собой. Оглядел своих людей. Джеффри, злобно скалился, словно пес, которого силой вытащили из драки, да и русский богатырь был явно не прочь продолжить схватку, что легко читалось как в его взгляде, полным озорного, разудалого веселья, так и в непрерывном вращении тяжелого меча, с легким гулом резавшего воздух над его головой. Пятеро оставшихся в живых солдат отступив, выстроились в короткую линию перед нами. Лица жесткие, взгляды напряжены и озлоблены, но там, в самой глубине глаз можно было заметить тщательно спрятанный страх и неуверенность в своих силах. Они понимали, но еще не хотели признаваться себе в том, что их позорное поражение - это следствие их лени. Было, похоже, что в последние месяцы у них было много вина и мяса, но мало физических упражнений и тренировок с оружием. "И что дальше?". Только тут я заметил еще двух всадников, стоявших у моста и тут же мысленно выругался, проклиная себя за бестолковость и невнимательность. Мне просто повезло, что эта парочка даже в самый критический момент не пришла на помощь своим людям, хотя у обоих на поясе висели мечи. Попробовал оценить навскидку их потенциал, как один из них, имевший инкрустированный золотом и серебром металлический нагрудник и толстую холеную морду, тронул поводья. Проехав ярдов десять, офицер остановился за спинами своих солдат, после чего попытался придать себе грозный вид, но, встретив мою ехидную ухмылку, стушевался, но все же крикнул: - Кто вы такие?! - Путники! - Нет, вы не путники, вы самые настоящие разбойники! Как вы посмели напасть на солдат герцога?! Вы что слепые?! Не увидели цветов Франческо Гонзага?! Пробежал глазами по солдатам. Одеты в цвета господина, желтое с черным. - Теперь буду знать, чьи это цвета! Что еще нового ты мне скажешь?! Это было сказано с таким наглым пренебрежением, что даже на напряженных лицах солдат появились ухмылки. Мой тон и взгляд говорили: ты трусливый лизоблюд. Офицер это понимал, но ответить мне дерзостью не посмел. Несколько мгновений он собирался с духом, а потом выпалил: - Нам нужна только девушка и этот паскудный щенок, спрятавшийся за ее спиной! Отдайте их, иначе вы навлечете на себя гнев герцога Франческо Гонзага! В его голосе не было гнева настоящего мужчины, а только тщательно скрываемый страх, но мне было не до трусливого офицера, так как я пытался понять, что мне делать дальше. Продолжать схватку? Вести переговоры дальше? "Вот паскудный итальяшка! Сам затеял, а мне расхлебывай! Козел!". Пока я ругался про себя, офицер снова решил подать голос: - Отдайте...! Злость и недоумение, распиравшие меня изнутри, нашли выход в грубом ответе: - Пошел отсюда, павлин расфуфыренный, пока цел! И не забывай молиться на мою доброту, что живым отпускаю! Среди солдат послышались громкие смешки. Своеобразную шутку оценили и мои бойцы, громко расхохотавшись. Офицер побагровел от злости, но опять не решился ответить на мое оскорбление, а вместо этого обернулся ко второму всаднику, как бы за поддержкой. Тот внял его беззвучной мольбе и подъехал, остановив лошадь в трех шагах от меня. Когда он проезжал мимо своего офицера, то бросил на него такой взгляд, что тот сразу приобрел вид побитой собаки, только что при этом жалобно не завыл. С минуту мы мерялись взглядами. Этот итальянец был явно другого склада человек. Про таких говорят: "крепкий орешек", но я бы еще добавил к этим словам: "орешек, но с гнильцой". Дворянин, лет под тридцать, явно потакающий своим страстям, что было видно по его потасканному лицу. Сейчас он сидел в седле, гордо выпрямившись, высокомерно выпятив грудь и подбородок. Одет он был изыскано. Лиловый камзол, сшитый по испанской моде с разрезами на рукавах. Темно-фиолетового цвета берет с пером. Кинжал с резной рукояткой на поясе. "Не трус - держится свободно. Не воин, но в тоже время жесткий и сильный человек. Надо будет - убьет, не задумываясь; правда, бить будет в спину". После внимательного осмотра, сначала меня, а затем моих спутников, взгляд итальянца снова вернулся ко мне. - Вы благородного звания?! - Эсквайр. Томас Фовершэм. - Мазуччо Торре. Мой род насчитывает шесть поколений благородных предков. Я нахожусь на службе у герцога Франческо Гонзага и сейчас говорю устами его светлости. - Что герцогу нужно? - Он хочет вернуть себе свою собственность! Тут за моей спиной раздался звонкий и злой голос молодой графини. Ее, довольно образные, оскорбления, звучали с минуту, заставляя время от времени меняться в лице герцогского посланца. В какой-то момент в глазах дворянина вспыхнули злые огоньки, а губы исказились в злобной гримасе, и я подумал, что этот человек, проигравший войну своим страстям, вряд ли сдержится и сейчас даст волю своим чувствам, но тот каким-то образом сумел сдержаться. После недолгой паузы, Мазуччо Торре, продолжил разговор: - У меня к вам, эсквайр, есть одно предложение. Вы англичанин, и если я все правильно понимаю, гм,... то вы наемник. - Наемник, - подтвердил я его предположение. - Значит, вам нужны деньги, а... - тут он сделал многозначительную паузу, - мне нужна эта девушка. Может, мы с вами можем договориться?! Назовите цену! - Не договоримся! - сказал, словно отрезал я, злясь не столько на его предложение, сколько на непонятную роль, которую отвел мне Чезаре Апреззо. - Вы, кажется, не понимаете ситуации, в которую попали, опрометчиво приняв сторону графини ди Бианелло! - Наш разговор закончен! Мой резкий ответ заставил снова его измениться в лице. Глаза сузились, ноздри раздулись. Рука непроизвольно легла на рукоять меча, но он снова сумел сдержать себя. - Вы пожалеете о своих словах! Клянусь святой Мадонной! Взгляд, брошенный на меня напоследок, сказал мне, что я только что приобрел заклятого врага. Затем он развернул коня и поскакал к мосту. За ним, с криком: - Сержант, разберись! - развернул лошадь офицер. Сержант, с сединой в бороде и усах, вопросительно глянул на меня. В ответ я утвердительно кивнул головой, после чего тот отдал приказ двум подчиненным похоронить убитых, а сам с двумя оставшимися солдатами поскакал вслед за своими господами. Кивнув Джеффри, дескать, присматривай за солдатами, после чего развернул коня и подъехал к графине. Она даже не заметила меня, так как ее внимание было всецело отдано молодому человеку, которому она сейчас помогала удержаться в седле. Их обоих я считал виновниками смерти трех юношей, именно поэтому неприязнью и некоторой брезгливостью смотрел на бледное, без кровинки, лицо юноши. Его рана, рассеченное плечо, по моему мнению, нисколько не соответствовала мукам страдания, легко читаемые на лице. При этом сознавал, что веду себя в отношении этого красавца предвзято, так как не знал ни сложившейся ситуации, ни его, как человека. Только я успел согнать ухмылку со своего лица, как графиня, наконец, соизволила обратить на меня внимание. - Что вы стоите, как истукан! Вы что не видите, мой храбрый Флавио истекает кровью! Помогите же ему, бессердечный вы человек! Не это я ожидал услышать из ее уст, поэтому и ответил соответственно, с определенной долей издевки: - Это вместо благодарности за ваше спасение?! Сначала ее глаза обожгли меня огнем, но уже в следующую секунду их затянула корочка льда, а голос был под стать ему, холодным и резким: - Я благодарна вам и вашим людям. Вы оказали мне большую услугу. Чуть позже мы поговорим об этом, а сейчас окажите помощь раненому. Сейчас передо мной сидела не просто красивая девушка, а женщина - повелительница. В ее лице, осанке, голосе было столько величия и властности, что я даже несколько оторопел при виде подобного превращения. Придя в себя, я кликнул Игната. Тот подъехал. Когда узнал в чем дело, то птицей слетел с коня, затем осторожного снял раненого с лошади и опустил на траву. Быстро осмотрев рану, сказал: - Все будет хорошо, госпожа. У него не тяжелая рана. Сейчас я его перевяжу, и он будет как новенький. В его голосе было столько доброты и заботы, что взгляд графини, брошенный на русского богатыря, вдруг стал теплым и мягким. До этого момента, насколько я мог судить, такого взгляда удостаивался пока лишь ее возлюбленный. "Настоящая славянская душа! Добрая и щедрая! Гм! А я кто тогда? Я тебе скажу: кто ты! Хладнокровный и расчетливый англичанин! Та еще сволочь!". Пока я занимался самокритикой, Игнат занялся перевязкой. Графиня, тем временем, успокоившись за жизнь своего любовника, снова обратила свой взгляд на меня. Сначала я не понял, что он мог означать, а когда сообразил, тут же слетел с коня и помог ей сойти на землю. - Похоже, вас все же обучали хорошим манерам, господин англичанин, - не преминула меня подколоть эта юная особа. - Я рад, что вы хоть чем-то остались довольны, госпожа графиня, - съязвил я в ответ. - Мне хотелось бы знать: вы были здесь с самого начала? Я уже знал, какой будет следующий вопрос, но все равно ответил утвердительно, после чего меня ожог гневный взгляд. - Вы видели, как умирают эти юноши и не пришли к ним на помощь! Кто вы после этого?! Вы не смеете после этого называться мужчинами! Не имеете права! - А сами на кого похожи?! По мне так на мясника! Потому что именно вы притащили этих глупых телят на бойню! После моих слов наступила тишина, словно люди и вся природа замерли в ожидании ответа графини. - Я...! Я не хотела! Я не знала, что все так обернется. Дева Мария.... - и она со слезами на глазах, чуть слышно, забормотала молитву. Сейчас, когда она снова стала похожа на маленькую девочку, попавшую в беду, в моей душе шевельнулась жалость, которую я тут же постарался подавить в зародыше. Выждав некоторое время, чтобы графиня смогла прийти в себя, я продолжил наш разговор: - Госпожа, мы первый раз с вами увиделись здесь, на этой дороге. Зачем вы пытаетесь меня обвинить в том, что я не совершал? Может, это звучало и несколько жестоко, зато сразу расставляло все по своим местам. С минуту она молчала, а потом ответила: - Извините меня, эсквайр. Я не совсем владела собой. - Извинения приняты. В свою очередь примите мои извинения, графиня, за излишне резкие слова. Только я это сказал, как ее взгляд затвердел, подбородок вздернулся, и передо мной уже стояла совсем другая женщина. Гордая, независимая, сильная. Даже если у меня и оставались на ее счет какие-то сомнения, то сейчас мне стало совершенно ясно, эта юная леди - птица весьма высокого полета. "Похоже, она что-то задумала. Уж больно взгляд у нее изучающий, - только я успел так подумать, как она начала говорить: - Я графиня Беатрис ди Бианелло. Исхожу из старинного рода, ведущего свое начало от Матильды, маркграфини Каносской, правительницы Тоскании. Некогда её владения простирались от Средиземного до Адриатического моря, занимая треть земель Италии. С ее смертью власть над ними была утеряна, но даже те владения, которыми сейчас владеет наша семья - огромны. Мой отец умер около двух месяцев назад, оставив мне все земли и деньги. Он умер так внезапно, что не оставил после себя никаких распоряжений по поводу моего опекунства. Этим решил воспользоваться герцог, Франческо Гонзага, месяц тому назад приславший гонца с приказом, явиться к нему во дворец. Я, как и положено вассалу, приехала к своему господину и со склоненной головой выслушала его волю. Пока разговор шел о назначении мне опекуна из приближенных герцога, я молчала, но когда зашел разговор о моем замужестве на этой противной жабе Мазуччо Торре, я сказала, что у меня есть суженый, любовь всей моей жизни. Услышав мои слова, герцог разгневался и сказал, что у него нет привычки менять своих решений, после чего отослал меня обратно, а чтобы не наделала глупостей, послал со мной дюжину своих солдат вместе с офицером, - заметив мой взгляд, брошенный на солдат, докапывающих последнюю могилу, она подтвердила. - Да. Это именно они. С помощью преданных мне людей побег удалось совершить перед самым приездом Торре. Остальное, вы знаете. - Кто эти юноши? - Двоюродные братья моего возлюбленного. Невольный взгляд, брошенный на трупы юношей, заставил ее снова побледнеть, а красиво очерченные губки задрожать. "Как же она красива! Большие черные глаза, обрамленные густыми ресницами.... Блин! Еще немного и начну стихи складывать в ее честь. Не гони, парень. Не про тебя сия лошадка. Да и наездник у нее уже есть, - и я бросил неприязненный взгляд на ее избранника. Приняв законы этого времени, я стал верить в силу, которая занимала привилегированное положение в этом мире. Этим наверно и сказывалось мое отношение к раненому юноше. С другой стороны я понимал, что так мыслить, значило опустить свое сознание до уровня дворянина эпохи Средневековья, но делать так, а думать по-другому, как со мной нередко происходило раньше, я уже не мог. Окружающий мир уже наложил на меня свой отпечаток, превратив в матерого хищника. Именно с этих позиций я судил этого мальчишку. Как воин - никакой, да и как человек - слабый духом. "Рана-то совсем пустяковая. Чего стонать? Братья погибли, а он не по ним плачет, а от жалости к себе. Урод! И что она в нем нашла? - впрочем, в моих мыслях было не только осуждение, но и чувство зависти самца. Пока я так мыслил и рассуждал, графиня успела взять себя в руки. - Эсквайр, я слышала, как вы представились наемником. Значит ли это, что вы собираетесь к кому-то наняться? "Сейчас последует предложение, а что отвечать? Где этот гребаный итальянец?!". - Вы весьма проницательны, графиня. - Свои издевки оставьте при себе, мессир. - Графиня, вы не так меня поняли.... - Так это была грубая лесть?! - Вы спросили, а я вам ответил. Если вам не нравиться форма, в которую я облек свой ответ, то.... - Оставим это! Я хочу предложить вам контракт. - Гм! Мне надо подумать. - Только недолго. Я не привыкла ждать! - Хорошо. Только я так сказал, как в следующий миг перестал существовать для девушки. Отвернувшись, она подошла к своему избраннику и опустилась на колени. Затем, склонившись, провела нежными пальчиками по его щеке. - Флавио. - Беатрис. При виде сцены нежности, я вдруг почувствовал нечто похожее на укол ревности. Чувство раздражения еще больше усилилось, когда я, наконец, добрался до Чезаре Апреззо, все еще сидевшего в кустах. У меня было большое желание разбить ему лицо в кровь, но сейчас я должен был соблюдать правила игры. Зажав свои чувства в кулаке, резко спросил: - Что за игру вы затеяли?! - Не забывайся! - он выждал паузу, ожидая, как я отреагирую, а потом добавил. - Твое дело - четко выполнять мои приказы! Я доходчиво объяснил?! - Я понял. Что мне делать? Некоторое время он молчал, думая, а потом сказал: - Наймись к графине. - А дальше? - Следуй за ней. Береги ее. - Вы не идете с нами? - Нет. Здесь наши пути разойдутся. - Как скажете. - Я сам тебя потом найду. - Хорошо. По большему счету, я был доволен нашим разговором. Мне итальянец не нравился. В нем, как и в Торре была какая-то червоточина. - Я пошел. - Подожди. Игнацио едет с тобой. - Зачем? - Потому что я так хочу. Пришли его ко мне. "Шпион, блин!". Я выбрался из кустов, ведя на поводу заводных лошадей, словно за ними и ходил. Подойдя к графине, отозвал ее в сторону. - Я принимаю ваше предложение. - В таком случае, я изложу вам свой план, а вы поправите меня, если сочтете нужным. - Не торопитесь, графиня. Сначала нам нужно разрешить вопрос с деньгами. Насколько я понимаю ситуацию, вы сейчас находитесь в бегах. Поэтому.... - Через три месяца мне исполниться шестнадцать лет и согласно завещанию отца я стану полновластной хозяйкой в своих владениях! А теперь... возьмите! - тут она сняла заколки, которые держали на густых волосах, цвета воронова крыла, белую кружевную накидку. Под ней обнаружилась сетка для волос. Изготовленная из золота и густо осыпанная жемчугом - она стоила целое состояние. Только она ее сняла, как пышная грива черных волос водопадом упала на ее плечи. - Возьмите! - повторила она и протянула сетку мне. Честно говоря, я немножко растерялся. Готовый торговаться за каждый дукат или спорить о сроках оплаты, я был не готов к такому быстрому и богатому предложению. Несколько секунд раздумывал брать или не брать, а потом сказал: - Красивая вещь, графиня, но она потеряла половину своей красоты, как только вы сняли ее со своей прелестной головки! Оставьте себе! Мне пока хватит вашего обещания выплатить нам деньги в срок! Какую-то секунду она колебалась, так ей не хотелось расставаться со своим украшением, но, сумев пересилить себя, сунула сетку мне в руки. - Этот вопрос улажен. Но у меня есть еще один вопрос. Я не знаю законов Италии, поэтому если можете, объясните свое положение с точки зрения законности. - Я, Беатрис ди Бианелло из рода маркграфов Каносских и не привыкла, чтобы мою честь подвергали сомнению! Тон ее голоса резко изменился, снова стал повелительным и властным. Так говорят со слугами. Подбородок опять вздернулся вверх, бровки нахмурены, большие красивые глаза потемнели от гнева. - Умерьте ваш гнев, графиня! Я просто спросил! - Да.... Вы правы. Извините, опять сорвалась, - я кивнул головой в знак того, что все нормально. - Теперь послушайте меня. Мы, с Флавио, собирались бежать во Францию, где у меня есть, правда, очень дальние родственники. На первое время.... Впрочем, это уже не важно. Зато важно то, что случилось. Ее взгляд потемнел от гнева, и мне почудилось, что в воздухе запахло грозой. Не мягкой, летней, а осенней непогодой, когда вместе с пронизывающим ветром идет холодный, сильный, секущий проливной дождь. "А характер у этой чертовки будь здоров. И что ее может соединять с этим инфантильным ребенком? Не понимаю!". - После того, что здесь случилось, герцог потерял надо мной свою власть, как господин, а значит, он потерял права на мою верность. Я приняла решение. Возвращаюсь в свои владения, подниму вассалов, а затем начну переговоры с герцогом. Сейчас нам надо добраться до замка Роккалеоне . Еще отец мне говорил, что едва ли в Италии найдется другая такая же неприступная крепость. Если в достатке иметь провизию, то небольшой гарнизон выдержит в нем годичную осаду. Но нам не надо будет ждать год! Мои верные вассалы выступят сразу, как только узнают об опасности, угрожающей их графине! Во мне так же нет сомнений, что если я подниму свой штандарт, магистрат и горожане города Реджио поддержат меня. Герцог это понимает, к тому же у него сейчас не самое хорошее положение, чтобы спокойно отнестись к подобной ситуации. Думаю, что, в конце концов, он примет все мои условия. Теперь высказывайте свои сомнения! Кстати, как вас зовут? - Томас Фовершэм, госпожа. То, о чем вы сейчас сказали, называется мятежом. Вы не думаете, что если у самого герцога не хватит сил, то у него может найтись парочка влиятельных друзей, способных оказать ему военную поддержку? - Нет у него друзей, только лизоблюды и враги! Они кругом. Милан, Венецианская республика, маркизат Феррара. За последнее время у него особенно обострилась вражда с маркизатом. По тем сведением, которые я имею, Феррара собирает из наемников армию, а значит, дело идет к войне. Именно поэтому угроза восстания для него страшнее удара ножом в спину! "Мля! Она еще и в международной политике разбирается! Не девчонка, а кладезь всяческих достоинств!". - А ваши вассалы? Вы в них так уверены?! - Не то слово! Они боготворили моего отца и не замедлят стать с мечом в руке на защиту его дочери! А горожане Реджио спят и видят, как бы им сбросить со своих плеч власть герцога! У меня зародились смутные подозрения насчет этого восстания. Слишком уж уверенна эта девчонка в своих словах. Да и ее рассуждения были логически обоснованы, как и ответы на мои вопросы. Да и изложила, коротко, доходчиво, по-деловому, не отвлекаясь на слезы и причитания. "А не готовил ли ее горячо любимый папочка это самое восстание, посвятив в него свою дочурку? Тогда становятся понятны столь быстрые и решительные действия герцога насчет его доченьки. А может, он и помог ее папуле отправиться на небеса? Гм!". - Мой меч к вашим услугам, моя госпожа. - Я назначаю вас капитаном отряда, который вы должны будете собрать. Договор на бумаге мы заключим позже. В нем же оговорим сумму, сроки и условия. Ее самообладание и деловитость произвели на меня должное впечатление, но врать самому себе у меня не было привычки, поэтому я смело добавил в этот список - ее божественную красоту. Невольно бросил взгляд на раненого юношу, которого она выбрала себе в мужья. "Если у них все сложиться, я знаю, кто из них будет главой семьи". Она перехватила мой взгляд, но поняла его по-своему: - Капитан, как вы собираетесь везти тяжелораненого? - Где вы видите здесь тяжелораненого, графиня? - Вы хотите сказать, что Флавио.... - Да, госпожа. Его страдания нисколько не соответствуют его ране. - Если это и так, то только потому, что в отличие от вас, грубого головореза, он имеет тонкую и легкоранимую душу поэта. - Спорить не буду, но спросите любого - у него легкое ранение, боль которого настоящий мужчина легко перетерпит в седле. Или поэты и настоящие мужчины - разные люди? Она открыла ротик, причем с явным намерением отругать перечащего ей капитана, но в последний момент вдруг передумала. Резко развернувшись, подошла к лежащему на траве юноше. Не скрывая своего интереса, ястал наблюдать за ними. Не знаю, что она нашептала ему на ухо, но уже спустя несколько минут раненый поднялся с земли. Правда, с помощью нежных ручек графини. За моей спиной хмыкнули. Мне не надо было оборачиваться, чтобы посмотреть кто это. - Как тебе нравиться это, Джеффри? - Этот мальчишка совсем ей не пара. И еще господин, хочу заметить. Если графиня проиграет, то ваша голова, одна из первых, слетит с плеч под топором герцогского палача. Даже если удастся избежать подобной беды, знайте: заговорщиков нигде не любят. Особенно, если они окажутся в стане проигравших. - Учту, Джеффри. А теперь давай собираться в путь. Кстати. Игнацио едет с нами. - А мессир Апреззо? - Не едет. - Так мы не остаемся здесь, на ночевку? Уже темнеет. - Нет. Нам надо отъехать от этого места как можно дальше. Теперь последнее. Про Чезаре Апреззо никому ни слова. Не было его с нами. - Понял, господин. Я подошел к лошади графини. Та, наконец, оторвалась от своего поэта и подошла к своему животному. Я помог ей сесть на коня, а затем вскочил в седло сам. Игнацио, в свою очередь, помог взобраться на коня Флавио. Еще несколько минут, и мы были готовы трогаться с места. Последовала команда графини: - Вперед! - и мы поскакали. По пути я уровнял бег своего коня с лошадью графини. - Роккалеоне. Что вы можете сказать об этом замке?! Там есть гарнизон? - Не больше десятка солдат. Управляющий с женой и дочкой, да пара слуг. - Среди ваших людей нельзя набрать солдат? - Мы не едем мимо моих поместий, они лежат в стороне от нашего пути, поэтому я могу только разослать письма. - Это несколько усложняет дело. Слегка попридержал лошадь, я дождался, когда со мной поравняется Джеффри. - Что будем делать? - Посоветуйся с Игнацио, Том. Он Италию лучше нас обоих знает. - Верно! Игнацио, давай ко мне!! - Да, господин! Тот, все это время, скакал рядом с Флавио, чтобы в случае необходимости помочь удержаться тому в седле. - Слушаю, господин. - Ты должен хорошо знать здешние края. Подскажи, где мне можно набрать наемников? - Есть такое место, господин. Причем сравнительно недалеко отсюда. Наверно, я действительно был счастливчиком и не только в понимании солдат, так как в таверне, где собирались наемники, я наткнулся на Черного Дика, с которым расстался семь месяцев назад. В отличие от отряда лучников Сэма и Уильяма, которые уже спустя месяц после прибытия в Италию, получили контракт на год, латникам не повезло. За все это время им удалось получить только трехмесячный контракт с торговой компанией на охрану грузов, а после этого уже третий месяц перебивались разовой работой, так что мое предложение оказалось как нельзя кстати. А когда он узнал, что мне будут нужны еще люди, то предложил воспользоваться услугами двадцати английских парней, умеющих метко пустить стрелу. Теперь пришла моя пора радоваться. Спустя три часа я уже осматривал свое новое воинство. Если с парнями Дика я был немного знаком, то английские лучники были для меня "темными лошадками". Все они попали в Италию в разное время. У четверых из них, как и у их командира Томаса Егеря, был обширный послужной список, а также опыт ведения войны в местных условиях, но большая их часть, насколько я мог выяснить, перебивалась временной работой. В любом случае это были опытные, стойкие и храбрые солдаты. Это радовало и одновременно настораживало. С одной стороны боевой опыт, а с другой - почему они оказались здесь, а не под знаменами армий итальянских правителей. Так кто они? Люди, которым немного не повезло в жизни или грабители и убийцы, по которым давно плачет веревка. Но выбора у меня не было, поэтому я взял их всех. На рассвете следующего дня наш маленький отряд выступил в поход, но перед этим, я стал случайным свидетелем разговора графини и ее избранника, который еще раз подчеркнул несоответствие этих двух людей. - Милая моя Беатрис! Ты представляешь, во что мы ввяжемся, засев в этой крепости?! Это же будет прямое противостояние герцогу! Он пойдет на нас войной! - Наше бегство уже и так противостояние, мой милый Флавио! - А как же наши мечты о хижине на двоих?! Рука об руку мы бы встречали рассветы.... - Мой дорогой поэт, зачем нам хижина, если у нас появилась надежда встречать рассвет с балкона моего дворца! - Но я не хочу, чтобы наша дорога любви была усеяна...! - А твои двоюродные братья?! Ты о них подумал?! - Именно поэтому я не хочу больше крови! - Я все решила, Флавио! Мы едем в Роккалеоне! - тут она заметила меня. - Вы что хотели, капитан?! - На рассвете, мы выступаем, госпожа! - Хорошо! Идите, капитан!Мы добрались до замка, на исходе третьих суток, идя форсированным маршем. Могучий утес, на котором, стоял Роккалеоне, был, по всей видимости, некогда горой, но время разрушило ее, и теперь на срезе горного пика, возвышался могучий и суровый замок. Солнечные лучи освещали, громадные, позеленевшие ото мха и времени, камни стен. Окна бойницы, зубчатая стена с амбразурами, угловые башни. И крутой, в зеленой траве склон, сбегающий к горному потоку, опоясывавший с трех сторон замок естественным рвом. Пока мы с Джеффри разглядывали замковые стены на предмет наиболее уязвимых мест, за нашими спинами раздавались восхищенные голоса латников и лучников: - Ого, какой высокий! Так он на горе стоит, дурья башка! Ну и круча! Смотрите! Не ров, а горный поток! Да такой замок можно сто лет брать - не возьмешь! - Что думаешь, Джеффри? - Мощный замок, но мне приходилось видеть, как брали и более укрепленные замки. "Ну, не знаю. Идти на его штурм, по мне так, форменное самоубийство", - скептически подумал я, но вслух ничего не сказал. Въездные ворота и надвратная башня находилась с северной стороны. Дорогу к ним перекрывал ров - река. Стремительный поток грозно ревел и рвался из скалистых берегов. Подъехав ко рву, мы рассчитывали, что часовой нас окликнет, но надвратная башня осталось темной и молчаливой. Пришлось кричать. Совместный крик нескольких молодых лучников перекрыл рев падающей воды, эхом отразился от стен и окружающих скал. Я думал, что вот сейчас на крепостные стены высыплет все население, но замок остался тих и молчалив. - Графиня, а где ваш гарнизон? - удивился я. - Вымер, что ли?! На ее уставшем лице показалась кислая улыбка, означающая, что мой юмор она восприняла. Впрочем, мне не в чем было упрекнуть ее. Она стойко перенесла поход, ни разу ни на что не пожаловавшись. Ни на погоду, ни на еду, ни на грубые шутки и тяжеловесные комплементы, которыми мои солдаты осыпали молоденьких служанок графини, нагнавших нас в пути, после писем, разосланных во все концы ее владений. - Пусть крикнут снова! Зычные голоса вновь прорезали вечернюю тишину. На этот раз зов достиг чьих-то ушей. Меж зубцов крепостной стены появилось лицо, судя по металлическому шлему на голове, стражника. Лицо хрипло поинтересовалось, кто мы такие и какого черта так расшумелись. - Эй ты, олух царя небесного!! - закричал один из лучников, бойкий парень Том Гастинг. - Распахни свои глаза!! Здесь твоя госпожа, пень дубовый!! Стражник тупо уставился на кричавшего парня, не поняв не слова. Пришлось кричать мне. - Солдат!! Здесь твоя госпожа, графиня Беатрис ди Бианелло!! Стражник еще несколько секунд смотрел на меня, пока до него дошло, что я ему только что прокричал. Еще несколько секунд он высматривал графиню и, наконец, нашел то, что давно лежало под его носом. - Это вы, моя госпожа?! - донесся до нас изумленный крик солдата. - Наша дорогая госпожа, нас никто не предупредил, что вы прибудете!! Сейчас мы опустим мост!! Я насмешливо посмотрел на графиню, на что та ответила мне хмурым взглядом. - Хорошо, что мы успели первыми, - тихонько пробормотал, как бы про себя, Джеффри. - Этот олух даже не спросил кто мы. Тоже мне солдат. Но у графини оказался отменный слух: - А вы на что?! Вот и наведете там порядок! Еще минут десять мы ожидали, пока не заскрипели цепи. Мост пошел вниз и свободный его конец, с грохотом рухнул на землю. Одновременно поползла левая створка ворот, открывая вход. Петли натужно заскрипели. Пропустив вперед графиню с ее свитой, я махнул рукой своему воинству. Копыта прогремели по дубовым доскам, за ними дробно застучали каблуки сапог.
Узнав о побеге графини, герцог Франческо Гонзага пришел в неописуемую ярость. Придворные, начиная с его доверенных советников и кончая последним слугой, теперь старались как можно меньше попадаться ему на глаза. Ему пока удавалось лавировать между Миланом и Венецианской республикой, но смута в герцогстве могла оказаться той соломинкой, которая переломит спину верблюду. И он это понимал. К тому же его отношения с маркизатом Феррарой переросли в неприкрытую вражду. Он знал, что армия Феррары за последние полгода усилилась двумя сильными отрядами наемников, один из которых состоял из швейцарцев. Тех, и он это прекрасно знал, обычно нанимали с целью нанести противнику наиболее ощутимый урон, так как в отличие от других наемников, предпочитавших вести маневренную войну, швейцарцы воевали жестко и решительно. Именно этот факт вызывал у герцога наибольшую тревогу. К тому же ему катастрофически не хватало денег. Содержание двора и армии, богатые подарки Милану и Венеции, которые помогали балансировать герцогу между ними, не примыкая ни к кому, вконец истощило его казну. Он рассчитывал на богатства дома ди Бианелло, а тут начались капризы этой взбалмошной девчонки! Если бы все сложилось, как он задумал, то после свадьбы графини с его любимчиком Мазуччо Торре, он смог бы не таясь, запустить руку в сокровищницу рода ди Бианелло. - Ее нужно вернуть! - твердо заявил он. - И вернуть немедленно. - Совершенно верно, - поддакнул неудавшийся жених. - Ее надо вернуть. Но как это сделать? В голосе Мазуччо Торре послышался едва заметный сарказм. - В чем, собственно, сложность? - сердито осведомился герцог. - К сожалению, сложности есть, - Мазуччо на правах любимчика позволил себе криво улыбнулся. - Она укрылась в Роккалеоне, самом неприступном замке Италии.... - Что?! Она осмелилась на открытый мятеж?! Против меня?! Да я...! - Ваша светлость! Успокойтесь! Скорее всего, она поняла, какую ужасную ошибку совершила и проклинает тот день, когда осмелилась пойти против вашей власти. Герцог только злобно ощерился при этих словах. - Не успокаивай меня! Я желаю видеть ее коленопреклоненную, здесь, в этом зале, через десять дней! Десять дней! Ты меня понял?! Даю тебе разрешение на любые действия, которые помогут доставить ее сюда! - Да уже через неделю, ваша светлость, она будет стоять на коленях в этом зале, и умолять вас о милости! - Надеюсь, что так и будет! Иди! Нет, подожди! Этот щенок, ее избранник, этот ...поэт, с ней?! - Да, герцог, - виновато склонил голову Мазуччо Торре. - К моему великому сожалению. - Войдя в Роккалеоне, первым делом распорядись повесить этого блудливого щенка на самой высокой башне замка.
ГЛАВА 7 ЛОВУШКА
Я стоял на крепостной стене и смотрел, как по замковому мосту ползет обоз. "... одиннадцать, двенадцать, тринадцать телег. Коровы.... Три, шесть.... Семь. Теперь овцы. Три.... Блин, сбился! Да пошло оно...! Еще и хозяйство на меня повесили! Надоело! Капитан то, капитан се! Хватит, пыжиться Женька! Все равно не куда деться! Интересно, а кто мне скажет, насколько этого припаса хватит?". Еще в день прибытия я начал ревизию продовольственных запасов и арсенала замка, а спустя пару часов вынужден был констатировать, что с тем и другим дела обстоят хуже некуда. Для тридцати солдат, которых я привел с собой, еды в замке хватит на пару дней, а арсенал выглядел бы внушительно лет пятьдесят назад, но только не сегодня. Древки копий и алебард, покоробленные сыростью и временем, мечи и шлемы, прихваченные ржавчиной - все это выглядело не как боевое оружие, а как сборище ветеранов, которые больше ни на что не способны, кроме как хвастаться своими подвигами. Зато с вином и водой не было проблем. Подвал замка был забит бочками с вином, а в одной из башен был колодец. Доложив графине, как обстоят дела, я получил от нее письмо к управляющим ее поместий, скрепленное подписью и печатью. Еще через пару часов маленький отряд во главе с Джеффри отбыл из замка. Прошло двое суток, как они уехали. По моим расчетам фуражиры должны были прибыть только завтра, поэтому, когда мне доложили, что приближается обоз с продовольствием, нетрудно было сделать вывод: что-то случилось. Впрочем, гадать здесь не приходилось, так как единственной причиной быстрого возвращения могло стать только приближение врага. Не успели простучать копыта лошадей замыкающей обоз пары всадников по мосту, как жалобно заскрипели цепи, поднимающие мост. За эти два дня помимо прочих дел мне пришлось отлаживать караульную службу, потому что восемь личностей, числящихся солдатами гарнизона, были больше похожи на беременных уток, пережравших винных ягод, чем на бравых вояк. Уже в первую ночь я застал одного из этих горе-солдат на посту спящим, после чего приказал выпороть его на замковом дворе прилюдно, в назидание остальным. В результате остальные солдаты-итальянцы начали нести службу, как, и положено солдатам, но у меня не было к ним веры, поэтому я приказал выставлять третий караул - из англичан. Помимо солдат в замке жил управляющий с женой и дочерью, а также двое слуг, весьма преклонного возраста. Пришлось озадачить своего телохранителя еще одной просьбой: найти среди местного населения людей, согласных на службу в замке. Судя по семейству, сидевшему в одной из телег, телохранитель их нашел. Только я сошел с крепостной стены во двор, как ко мне подошел Джеффри. Его короткий доклад подтвердил мои опасения. За двое суток они объехали пять деревень и собирались ехать дальше, как из дальней деревни прибежал крестьянин и сообщил, что в сторону замка движется большой отряд солдат. Опытный вояка не стал выяснять, кто они, а сразу повернул обратно. - Если это те, о ком думаю, то уже завтра они будут под стенами замка, - прикинул я. - Скорее всего, Томас. - Хорошо. Тогда давай займемся подготовкой к приему гостей. Для начала позови ко мне Черного Дика и Тома Егеря. И тот, и другой, были солдатами, подходящими к работе наемника с той холодной практичностью, на которую не влияют ни личные пристрастия, ни человеческие чувства. Убивать людей было их работой, которую они старались выполнять четко, с полной отдачей, не давая врагу ни малейшего шанса. Они оба были из той породы солдат, которая никому не дает пощады, но и сама на нее не рассчитывает. Я не был с ними в деле, но благодаря своему опыту, мог определить: есть ли в человеке бойцовские качества или нет. Так вот, в них было все, что нужно бойцу: сила, стойкость, храбрость и уверенность в себе. К сожалению, все эти качества не могли дать гарантию в их стопроцентной надежности и преданности. Если мой телохранитель был предан мне до конца, то от них можно было ожидать чего угодно, даже прямого предательства. Когда они поднялись на крепостную стену, я некоторое время испытующе смотрел на них в попытке уловить намек на неискренность или двуличность. Сухие и строгие черты лица, ничего не выражающий взгляд и налитое силой поджарое тело латника резко контрастировали с круглым румяным лицом и бугрившейся мышцами атлетически сложенной фигурой лучника. Несмотря на его пухлое лицо, более подходящее булочнику или молочнику, в глазах лучника легко читалось нечто похожее на скрытую угрозу, которая может стать реальной в любой момент. - Вы уже знаете новости? Оба командира в ответ кивнули головами. - Насколько я могу предположить, нам придется иметь дело с солдатами правителя Мантуи Франческо Гонзага. Том, ты уже год в Италии. Ничего не можешь сказать про них? Или слышал что? - Ничего! Но думаю, они ничуть не лучше других солдат - итальянцев, любителей выпить вина и поволочиться за женщинами. В этих делах - лучше их нет! - Ты осмотрел запасы стрел в арсенале? - Сэр! В лучшем случае можно использовать только треть из них. Сейчас мои парни этим занимаются отбраковкой. - Дик, ты говорил, что у тебя есть несколько парней, которые могут стрелять из арбалета? - Есть, сэр! - Пусть возьмут в арсенале арбалеты и потренируются. - Хорошо, сэр! - Вопросы ко мне есть? - Есть. Как насчет жалования, сэр? - Я выплачу вам сегодня вечером деньги вперед! За две недели, начиная с того дня, как принял вас на службу! - Хорошая новость, сэр! Вид золота, так же как вино или хорошая схватка, горячит кровь, придавая нашей жизни более пикантный вкус! Я удивленно посмотрел на лучника, который сумел высказаться столь изысканно, словно он придворный, но ничего говорить не стал. После того, как они ушли, я стал смотреть во двор. Для населения замка встреча обоза стало каким-то подобием праздника. Ржанье лошадей, мычание скота, крики, смех наполняли внутреннее пространство двора, изредка отдаваясь эхом от каменных стен. Неожиданно раздался звонкий лай щенка, а вслед ему послышался веселый девичий смех. Эти люди умели так радоваться простым вещам, что мне оставалось только позавидовать им. Пробежав взглядом по толпе, невольно задел взглядом ряд окон дворца. В этот самый миг в одном из окон штора отдернулась и из-за нее выглянула хозяйка замка. Несколько мгновений она с любопытством наблюдала за жизнерадостной толпой, но, заметив мой взгляд, сердито нахмурила брови, затем резко задернула штору. Теперь пришла моя очередь нахмуриться. Вчера вечером у нас состоялся не совсем приятный для нас обоих разговор. - Графиня, я пришел вернуть вам залог, который вы мне когда-то вручили, - с этими словами я протянул ей ее сетку для волос. Видно ей была дорого это украшение, потому что она схватила его прежде, чем осознала свой поступок. Спохватившись, спросила: - Что это значит? - Пришел поменять вашу безделушку на деньги. - У меня нет сейчас денег, капитан! И вы это знаете! Как знаете и то, что в письме к своим управляющим я просила деньги! Но сколько они могут собрать? Или вы хотите мне предложить переплавить серебряную и золотую посуду?! - Нет, я не за этим пришел. У меня есть с собой немного денег, и я смогу выплатить жалованье солдатам за две недели. Но если осада затянется,.... - У вас есть деньги и вы молчали?! Ладно! Как бы то ни было, это решает дело! По истечении двух недель осады, я согласна платить вашим солдатам... вдвое больше за каждый день. Но вы должны мне пообещать удерживать замок до подхода моих вассалов! Это мое главное и основное условие! Думаю, что не так уж много от вас хочу. А ту сумму, которую вы заплатите сегодня своим солдатам, я верну вам вдвойне. И еще, капитан, я бы не хотела ставить наши отношения только на основе денег. - Очень интересно. Продолжайте, милая графиня. Внимательно вас слушаю. Не знаю, что она нашла в моих словах или тоне, но щечки ее слегка зарделись - Вы не поняли меня, капитан! Я имела в виду вашу честность по отношению ко мне, как к вашей госпоже. - Я так и понял, но мне непонятно другое. Раз вы уже взяли с меня клятву, что вам еще нужно? - Капитан, вы далеко не дурак, каким пытаетесь прикидываться и прекрасно меня поняли! А теперь идите! - Ухожу, моя госпожа. Сейчас, стоя на крепостной стене, я вспомнил этот наш разговор. Я также осознавал, что взял на себя обязательства не столько перед графиней, сколько перед людьми, живущими и защищающими замок. Глядя на беззаботное веселье, царившее во дворе замка, я неожиданно почувствовал всю тяжесть ответственности за их здоровье и жизни. Это новое ощущение никак нельзя было назвать приятным. "Гм. Как-то оно... не так. Впрочем, как будут говорить в будущем: куда на хрен денешься с этой подводной лодки? Так насколько хватит привезенного продовольствия? И как отбивать штурм, если такой случиться? Блин! Кругом одни вопросы и ни одного ответа!". Я оказался в ситуации, с которой никогда не сталкивался. Во-первых, я ничего не знал о противнике. Во-вторых, понятия не имел, как защищать замок. В-третьих, хозяйственные проблемы. В-четвертых, у меня не было полной уверенности в собственных солдатах. В этом мире вместе с честью и отвагой прекрасно уживались подлость и предательство. За время своего пребывания в Средневековье мне неоднократно пришлось в этом убедиться, поэтому не питал особых иллюзий на этот счет. Был у меня еще один, личный для меня, вопрос, с которым я обратился к человеку, которому всецело доверял. - Джеффри, как командир, я соответствую своему положению? - Тебя уважают, Томас. А это главное! Если у тебя сомнения по поводу порки того часового - итальянца, то плюнь и забудь! Ты все правильно сделал! Этим головорезам нельзя спуску давать! Дай слабину и они тут же тебе на шею сядут. - Это знаю! Но тут можно и палку перегнуть. - Можно! Но они уважают только силу, поэтому суди их жестко, но... справедливо. Ты знаешь, почему из некоторых неплохих, храбрых людей получаются отвратительные командиры? - Почему? - Они хотят, чтобы их любили. - Разве это плохо? - удивился я. - Солдаты восхищаются своими командирами, когда те внушают им страх, а главное, ведут их к победам и добыче. Какое, черт возьми, ко всему этому может иметь отношение стремление понравиться? Я с удивлением смотрел на Джеффри и никак не мог поверить, что именно он мне это сказал. "Думал - простой рубака, а он взял и обосновал не хуже психолога". Еще раз быстро оглядел двор, а когда высмотрел управляющего замком, то стал спускаться. Хозяйственные дела не терпели отлагательств, тем более что завтра мне могло быть уже не до них. Как я и думал, дел мне хватило до поздней ночи. Настолько устал, что заснул наверно раньше, чем голова коснулась подушки. Проснулся от громкого стука в дверь. Сел на кровати и сразу глянул в сторону окна. Было позднее утро. Встал и открыл дверь. На пороге стоял один из лучников. - Сэр! Послали за вами! - Что случилось? - Показались войска герцога! - Хорошо! Сейчас буду! Из-за леса тянулась колонна вражеской армии. Солдаты шли под барабанный бой, с развернутыми знаменами, явно рассчитывая на внешний эффект. Нас много - бойтесь нас! Население замка, все до единого, бросив все свои дела, сейчас стояли на крепостной стене, оживленно обсуждая подходящие к стенам войска. Конница, пехота, стенобитные машины. В хвосте колонны полз длинный обоз. "Их не так уж и много! - подумал и стал прикидывать общее количество солдат противника. - Сотня. Две.... Пять. Ну, максимум шесть сотен пехоты. Копейщики - еще сотня. Конница - сотня. Арбалетчики... возьмем полторы сотни. Набросим еще с полсотни... и получим девятьсот человек. На поле... это армия, а для штурма такого замка... прямо скажем несерьезно. Впрочем, я не профи. Надо будет поспрошать народ". Спустя минуту, ко мне подошли Джеффри, Черный Дик и Томас. - Сэр! Господин! - Посмотрите и выскажите мне, каждый свое мнение об армии графа и о возможном штурме. - Был бы здесь ров, то самым простым было бы нарубить кустарника, связать его в фашины и завалить. Но здесь бурная река,... это не пройдет. - Возможно, они попробуют сделать пару мостов из связанных бревен. Закрывшись щитами - павезами, могут попробовать перебросить их через ров. А что дальше? - Черный Дик похлопал ладонью по рукояти меча. - Я дважды участвовал в обороне замка и могу сказать: таким количеством людей они не возьмут этот замок! - Я согласен с Диком, - согласился с латником Джеффри. - Вход в замок прикрывают двойные ворота, а между ними опускная решетка. Камнями можно пробить первые ворота. Или даже попробовать поджечь. Но решетка и вторые ворота.... При этом они рискуют потерять половину пехоты и бесславно отступить! "Замок действительно крутой. Двойные ворота замка соединяет короткий туннель, над которым стоит надвратная башня. К тому же в момент опасности легко можно опустить тяжелую кованую решетку. Согласен. В лоб нас не взять". - Том, арбалетчики сильно помешают твоим лучникам стрелять? - Сильно. Их много. Не меньше чем по пять стрелков на одного моего парня. Если сделают переносные щиты, честно говорю, нам плохо придется, но и им тоже будет не лучше. Они на открытой местности - как мишени. - Как у нас со стрелами? - Есть наш старый запас и то, что отобрали в арсенале замка. Я прикинул - хватит на два хороших штурма. - Хорошо! Графиня надеется, что через пару недель сюда подтянутся ее вассалы со своими людьми и снимут осаду. - Было бы хорошо, сэр! - Я бы тоже этого хотел, так как продовольствия у нас от силы, на три недели. - Извините, сэр, но в нашей ситуации - день проживешь и то хорошо, а три недели - это..... В общем, будем воевать, а там что Бог даст! Первые несколько дней прошли в переговорах, взаимных угрозах и обстреле замка из баллист. Камни принесли нам кое-какие разрушения, которые в основном касались деревянных построек на замковом дворе, но при этом погиб один лучник, а также корова, которой камень сломал хребет. Потом погиб итальянец-часовой, которого на рассвете застрелил арбалетчик, подкравшийся в сумерках ко рву. После этого случая лучники устроили самую настоящую охоту на арбалетчиков. Шесть трупов генуэзцев остались лежать на том берегу реки. Уже к концу первой недели две баллисты из трех вышли из строя, после чего прекратилась даже эта жалкая пародия на осаду. Прошло еще три дня и мне пришлось столкнуться с более серьезным противником - проблемой наступающего голода. Во-первых, закончились запасы корма для оставшихся животных. Пришлось его резать и заготавливать мясо впрок. Это означало, что свежего мяса у нас хватит на три дня, а затем придется перейти на пустую похлебку и солонину. Во-вторых, кончались запасы муки. Ее осталось на пару дней. Вся надежда теперь оставалась только на приход вассалов графини. На исходе была третья неделя осады, когда люди начали проявлять свое неудовольствие. Еды становилось все меньше, а помощь так и не появлялась. К тому же конец недели означал срок выплаты жалования, а денег у меня больше не было. Что я им скажу? Мысли в моей голове становились час от часу все мрачнее. "Если в ближайшие дни не придет помощь, то нам придется трудно. А если честно, замок придется сдать. Даже если не захочу это сделать, за меня это сделают другие, - раньше подобные мысли я гнал из головы, но теперь, похоже, пришла пора обдумать и этот вариант, насколько бы неприемлемым он не казался. - А раз пришел к подобной мысли, значит, пришла пора поговорить с Беатрис. Ей решать!". Только я собрался идти к графине, как пришла служанка и передала приглашение навестить ее госпожу. Нетрудно было догадаться, что за вопрос стоит за этим вызовом: что будет предпринято, если помощь не появиться в ближайшее время. На прямо заданный вопрос, я откровенно высказал то, что думал по этому поводу. В ее глазах стоял страх, и в тоже время на ее побледневшем лице не дрогнул не один мускул. Несмотря на свои неполные шестнадцать лет, юная графиня умела держать себя в руках. - Уже сегодня в день на человека выдают две миски пустой похлебки и кусочек солонины. Пройдет два дня и этого не будет. К тому же завтра мне нужно выплатить солдатам деньги, которых у меня нет. Я не знаю, что им сказать. Поэтому, госпожа, скажу вам прямо: если через два - три дня помощь не придет, я... не могу ручаться за своих солдат. Они наемники, и этим все сказано. - Вы говорите о солдатах, а сами? Чью сторону примите, когда такой момент настанет?! - Хороший вопрос, госпожа. Гм! Я дворянин и человек чести, поэтому сделаю все, что в моих силах, чтобы удержать замок... и своих людей. - Что хотела - услышала. Я вас больше не задерживаю, мессир капитан. Коротко поклонившись, я вышел из покоев графини. Идя к себе, все продолжал думать о слове, которое только что дал юной графине. Если начнется мятеж, то... всякое может случиться. Кому как не мне знать, что наемники не будут церемониться, когда вопрос станет об их жизни или смерти. Да, они готовы к своей смерти, но если у них будет возможность выжить, они не преминут ею воспользоваться. Все будет зависеть от того, насколько серьезной им покажется угроза. Посчитают нужным - убьют всех, кто станет у них на пути. Настроение было настолько паршивым, насколько это могло быть возможным. Поднявшись на крепостную стену, я стоял около часа, просто глядя в никуда. За последние дни я не раз так делал. В какой-то мере это успокаивало меня, приводя в порядок мысли. Помогло и на этот раз. Нет, оно не дало мне настоящее спокойствие, зато позволило прийти к окончательному решению, которое можно было выразить короткой, но емкой фразой: - Что будет, то будет, а слово, данное графине, сдержу". Когда сумерки окутали землю, я спустился вниз и пошел в свои покои. Скинул пояс с оружием и сапоги, сбросил камзол, затем подошел к столу и налил из кувшина полный кубок вина. Только поднес ко рту, как послышался легкий стук в дверь. Это был не Джеффри, его стук я хорошо знал. Чужой! Кубок тут же сменил меч. Подойдя к двери, грубо спросил: - Кого дьявол принес, на ночь глядя?! - Это я. Имя не было названо, но мне оно было не нужно, я узнал этот тихий голос. Быстро отодвинул засов, затем открыл дверь. За дверью стояла графиня. Я еле успел посторониться, так как она влетела в мою комнату словно метеор. Выглянул в коридор и прислушался, но не увидел ничего подозрительного. Пожал плечами, закрыл дверь на засов и повернулся к ней. Я смотрел на девушку, пытаясь понять цель ее визита. "Прошло от силы два часа с нашей беседы, что же, черт побери, за это время могло измениться?!". Когда наши взгляды встретились, надменное лицо "снежной королевы" вдруг неожиданно залилось краской, после чего она опустила глаза. "Неужели она пришла... - но не успела мысль сформироваться у меня в голове, как она резко вздернула голову, но сейчас в ее глазах светилась ненависть. Тут я перестал вообще что-либо понимать. Несколько секунд она, молча, смотрела на меня, затем ни слова не говоря, резко развернулась... и пошла в глубину комнаты, к моей кровати. Только на этот раз ее шаги были не такими легкими и стремительными, когда она влетела в мою комнату, а тяжелыми и скованными. Я уже не знал, что и думать, когда она остановилась у кровати, а затем... упала на одеяло лицом вниз и застыла. "Что это такое?! Она предлагает себя?! Ни фига не понимаю". - Графиня,...гм... что с вами? Вместо ответа послышался какой-то сдавленный стон. Впрочем, мне могло и показаться. Я пошел к кровати, скорее автоматически, чем сознательно. И только по пути понял, что у меня в руке меч. Положил его на попавшийся по дороге стул и подошел к кровати. Она слышала звук моих шагов, но не только не повернулась ко мне лицом, но даже не сделала ни малейшего движения. Просто лежала, словно мертвая. Теперь у меня не было сомнений, что она предлагала мне себя, но почему так? Если не страсть, то, что ее могло толкнуть на это? Я еще пытался понять, что происходит, но глаза уже ощупывали изящные формы тела, несмотря на ее пышные юбки. Округлые бедра, маленькие ножки, обутые в изящные туфельки.... Воображение тут же услужливо дорисовало остальные детали стройного девичьего тела. Больше я не мог сдерживаться. Штоссы, нательная рубаха слетели с меня в одно мгновение. За ними полетели на пол ее туфельки, а ворох юбок взметнулся наверх, представив моим глазам изящество столь тонко вылепленной природой женской фигуры. Сознание еще отметило плавный переход узкой талии в крутые бедра, лакомую форму ягодиц, напоминающих персики, стройность ног, но потом во мне встал в полный рост самец. Руки скользнули по нежной коже ног, затем по гладким бедрам и тут я почувствовал, как она вздрогнула всем телом. Обхватив бедра, резко потянул ее на себя, а затем грубо вошел в нее. Она охнула, попыталась отстраниться, но сразу замерла, как только я прижал ее бедра к своему животу, после чего начал ритмично двигаться, стараясь при этом контролировать себя. Так продолжалось до того момента, пока вдруг не почувствовал, как ее бедра несколько раз судорожно дернулись, а затем в тишине раздался с трудом сдерживаемый стон. Несколько секунд спустя он повторился. Потом еще раз. Больше не было нужды сдерживаться. Несколько быстрых и мощных толчков и наши стоны слились в один. ....Она лежит рядом со мной на кровати, так и не сняв своего платья, смотря неподвижным взглядом на узорчатую ткань балдахина. Когда я попытался помочь ей раздеться, она сердито и резко оттолкнула мои руки, а затем несколько секунд зло и грубо ругалась. Мой очередной вопрос снова остался без ответа, но теперь он был задан просто для вежливости, так как ответ лежал на поверхности. Да и не нужны были мне ее слова, когда рядом со мной лежала красивая и юная девушка. Осторожно коснувшись губами сначала ее щеки, затем мочки уха, я стал гладить рукой внутреннюю часть бедра, на что ни ее тело, ни она сама никак не отреагировала. Задетый подобной холодностью, я стал действовать настойчивей. Наконец, она вздрогнула и тяжело задышала, несколько минут пыталась справиться со своей страстью, но проиграла сражение, и воздух разорвал стон наслаждения. В следующий миг, разведя ее бедра, я вошел в нее, и вдруг ее тело откликнулось: она рывком подала свои бедра вверх и вжалась в меня. Разгоряченный до предела, я начал двигаться, глядя в ее глаза, затуманенные страстью. Еще миг и она выгибается подо мной и кричит.... Графиня ушла так же быстро, как и пришла, не одарив на прощанье ни словом, ни ласковым взглядом. Лязгнула засовом, рванула за ручку, распахнув дверь нараспашку, а затем исчезла в полумраке коридора. Слез с кровати, закрыл дверь и уже был готов задвинуть засов, как в последнюю секунду передумал, так как понял, что заснуть сейчас мне не удастся. Поплескавшись в лохани, оделся, накинул на плечи плащ и вышел из своей комнаты, думая о том, что графиня умна и проницательна не по годам. Отдавшись мне, она сделала ставку на мою мужскую честь, постаравшись, таким образом, закрепить данное мною ей слово. В данной ситуации у нее другого способа не было, и она использовала то, что имела. Себя. Я ее понимал. У нее было достаточно поводов чтобы так поступить: страх за себя и за любимого, голод, недовольство солдат, готовое в любой момент вылиться в мятеж, враг за стенами замка. Не каждый человек способен на подобный шаг, особенно, когда ты не зрелая, опытная женщина, а девчонка, которой еще нет шестнадцати лет. "Сильная и умная девочка, - с долей уважения думал я, спускаясь по лестнице. - Со временем она своей красотой будет отстреливать мужиков пачками, а затем делать из них зомби, заставляя выполнять то, что ей нужно". С этими мыслями я вышел во двор. Запрокинув голову, несколько минут стоял, любуясь звездами. Затем обвел глазами замковый двор. Ночь вошла в полную силу. Сгустившийся мрак не могли разогнать два горящих факела. Один из них горел над караульным помещением, другой факел торчал в железном креплении у массивных замковых ворот. Тишина. Все спят. Как там часовые? "Раз уж вышел проветриться, заодно и проверю, - тут же решил я. Часовой на сторожевой, самой высокой башне замка, стоял на месте. Тускло блеснул шлем и лезвие алебарды. Хорошо. Один на месте. Стоп! С чего это он наклонился и во двор смотрит? Ему куда положено смотреть?! Разгильдяй! Где остальные? Надвратная башня? Где часовой?! Я сразу бросил взгляд на замковые ворота и цепи подвесного моста. Все нормально. Ворота закрыты на мощный засов. Мост, как ему и положено, поднят. Ага, вот и второй часовой. Наверно, отходил по нужде. Так, а где англичанин? Он должен был находиться на крепостной стене. Определенного места для него не было, так как это было своего рода страховка. Не было у меня доверия к итальянским солдатам. Не было и все! На пост попеременно ходили то лучники из отряда Томаса, то латники Черного Дика. Я уже хотел выйти из темноты на открытое пространство замкового двора, как неожиданно часовой из надвратной башни резко обернулся, затем подошел к парапету и внимательно оглядел внутренний двор. "Кого он ищет? - вместе с этим вопросом у меня по спине пробежал неприятный холодок. Замерев в полной неподвижности, я стал наблюдать за часовым. Какое-то время тот стоял, вслушиваясь и вглядываясь, потом отвернулся и отошел к внешней части стены. Я еще только пытался сообразить, чем вызвано его непонятное поведение, как услышал щелчок, а за ним свист. Кто-то пустил стрелу из боевого лука. Рука автоматически нащупала рукоять кинжала, пока мозг лихорадочно составлял общую картину. "Итальянцы пошли на предательство. Но англичанин?! Вот сука! В землю живыми закопать! В назидание другим! Ублюдки чертовы! Руки и ноги переломать и кинуть на съедение собакам! Вам всем мало не покажется, как...! Стоп! Без эмоций!". Усилием воли я старательно стал гасить гнев и возмущение, но прошло не менее пяти минут, пока мне не удалось окончательно взять себя в руки. "Стрела ушла с письмом. Так! Спустя время они получат ответ. Сегодня? Нет. У них нет времени для подготовки. Значит, завтра. Тянуть не будут. Побоятся. Что делать? Гм! Вычислить, кто сейчас на посту - проще простого! Утром взять их и допросить, как положено. Подожди. А как они собираются совершить свое грязное дело? Скорее всего, ночью или на рассвете, предварительно убив меня, Джеффри и Игнацио, включая Черного Дика и Томаса, если те, конечно, не входят в число заговорщиков. После чего откроют ворота, поднимут решетку и опустят мост. Все так. Но для этого мало трех человек, стоящих сейчас на посту! Нужно, как минимум, вдвое, а то и втрое больше, - при этой мысли меня прошиб холодный пот. - Бля! Если бы не пришла графиня.... Может не зря меня счастливчиком называют! Не зря! Так, а это что? Арбалетный болт. Пришел ответ. Ишь, суки, как двор оглядывают! Кто из англичан? Кто этот сученок? Ага! Так. Решили у факела письмо почитать. Значит, ты гнида. Джон из Рамсея. А второй? Ха! Ничего удивительного! Антонио Брачелла. Если тогда тебя по моему приказу выпороли, то теперь с живого кожу снимут! И что дальше?". Впрочем, как я и думал, в сторону врага ушла еще одна стрела - письмо, после чего наступило затишье. Я продолжал ждать, тем более что было чем заняться - обдумывал пришедшую в голову идею. Прошло около часа, пока не прошла смена караула, но ничего подозрительного при этом я не заметил. Выждав для очистки совести еще некоторое время, отправился обратно, но не к себе в спальню, а в комнату Джеффри. Разбудив, я коротко обрисовал ему обстановку и отправил за Игнатом. Когда они пришли, мы сели за проработку моего плана. Набросав его в общих чертах, легли спать тут же, не раздеваясь, с оружием под рукой. В это самое время лег спать командующий армией герцога, маркиз Агостино ди Петро. Сомнения и тревоги командующего армией были схожи с моими, только с точностью наоборот, зато причина, которая свела нас в своеобразном поединке, была одна и та же. Нехватка продовольствия. На пятые сутки, после того как Джеффри с отрядом объехал ближайшие деревни и скупил у крестьян излишки продовольствия, в этих селах появились солдаты герцога. Крестьяне ничего не могли предложить солдатам, но офицер, стоявший во главе отряда фуражиров, усмотрел в их действиях прямое сопротивление власти герцога, после чего начался грабеж. Продовольствия хватило на несколько дней. Новый отряд, посланный за продовольствием, нашел в близлежащих деревнях только пустые дома. Крестьяне, попрятались по лесам, забрав продовольствие и угнав скот. Еды катастрофически не хватало, солдаты стали роптать, и маркиз горько пожалел о том, что не отдал приказ идти на штурм еще на прошлой неделе. Все это проклятый Мазуччо Торре, любимчик герцога, который отговорил его, утверждая, что они и так сдадутся. Теперь отрядам, посланным на поиски провианта, приходилось забираться так далеко, что те возвращались через четыре, а то и через пять дней. А тут еще в последние дни пошли проливные дожди. Сырая одежда, невозможность нормально выспаться и половинный паек озлобляли солдат все больше. Маркиз, опытный офицер, все это видел и понимал, что при появлении мало-мальски серьезного противника его армия просто разбежится, не вступив в сражение. Эта мысль не просто так пришла ему в голову. Офицер отряда, только что вернувшийся в лагерь, помимо продовольствия привез плохие новости. Дошли слухи, что недалеко от городка Алессандро, входящего в состав владений графини, закончил формирование многочисленный отряд ее вассалов, который не позже чем через неделю может явиться под стены замка. Положение казалось ему безвыходным, и поэтому он ухватился за возможность захватить замок такой ценой, хотя как дворянин и честный солдат всей душой ненавидел предателей. Хотя я проспал не больше двух часов, будить меня не пришлось. Вскочил сам, когда еще только начало рассветать. Еще раз проинструктировал своих людей, после чего мы отправились на поиски предателей. Путем осторожных расспросов Джеффри уточнил, кто дежурил в те ночные часы, после чего сообщил мне. Теперь я знал имя третьего часового. Замок не город и даже не деревня - все у всех на виду, так что следить за передвижениями ренегатов не составляло особых проблем. Главное в другом: себя не выдать. Прошло два часа, но ничего подозрительного мы так и не заметили. Было позднее утро, когда я созвал своих командиров на совещание. Это обычное совещание, поэтому подозрение не могло ни у кого вызвать. В ожидании прихода командиров меня раздирали сомнения:говорить или не говорить? Но к моему облегчению все разрешилось само собой. - Сэр! У меня к вам важный разговор, - при этом лучник бросил взгляд на Черного Дика, стоящего в шаге от него. - Я не знаю.... - Наверно ты хочешь сказать, что среди нас завелись предатели. - Как?! Как вы узнали, сэр?! Мне только недавно сказали! - Дик, убери руку с рукояти меча! - я проследил взглядом исполнение своего приказа, а затем взглянул на Томаса Егеря. - Какая сейчас разница? Говори! - Около часа тому назад ко мне подошел мой двоюродный брат, Дик Хопкинс, и сказал, что ему срочно надо со мной поговорить в спокойном месте. Я сразу подумал, что этот придурок опять проигрался в кости, и будет клянчить у меня денег в долг. Хотел послать его куда подальше, но взгляд у него был такой... даже не знаю как сказать. Жалобный,... что ли. Ну, я и согласился. Мы расстались и затем встретились с ним за конюшней. Там он мне и рассказал о заговоре. От командира лучников я узнал, что заговорщиков девять человек. Шестеро итальянцев, а трое - английские лучники. За предательство им было обещано пять тысяч золотых монет. За что они обязались открыть ворота замка, а перед этим зарезать меня вместе с телохранителями, и Черного Дика с Томаса Егеря. Когда тот узнал, что к смерти приговорен и его двоюродный брат, он решил отколоться от предателей. - А что мятежники не знали, что вы родственники? - Мы дальние родственники, но не друзья. Почти не общаемся. Как тут заподозришь в нас братьев? Еще он сказал, что сбор назначен в замковой часовне. Перед обедом. - Ясно. Схватим их там! Правда, у них должен быть часовой. Не хотелось бы излишнего шума. - Я зарежу его так быстро, что он даже понять ничего не успеет. - Не сомневаюсь в твоих способностях, Дик, но зачем шум поднимать? Народ всполошиться. Слушай Томас, а твой брат не сможет стать этим самым часовым? - Сэр, чтобы не попасть на виселицу, он теперь станет кем угодно! Заговорщики выбрали хорошее время и место для встречи. Я стоял у замковых ворот и делал вид, что разговариваю с Джеффри, а сам осторожно наблюдал, как люди заходят в часовню помолиться. Одни долго не задерживались, а другие оставались там надолго. Никто не хотел сидеть в сумрачном помещении в теплое солнечное утро. Правда, лица людей, гревшихся на солнце, были далеко не такими безоблачными, как небо. Пустой суп не давал сытости, зато наполнял черной желчью их сердца. Полуголодное сосуществование, неопределенность положения и страх отравлял их души, оставляя на лицах осадок недовольства и злости. Если раньше все они радовались моему малейшему знаку внимания, то теперь меня старались не замечать. Раньше во дворе было шумно и весело, теперь люди все чаще сбивались в кучки, где вполголоса перебрасывались словами. Я знал, что они говорят о сдаче замка, о том, что пройдет день - другой и нам нечего будет есть. И именно сегодня я должен был заплатить им недельное жалованье. Правда, сейчас забрезжил луч надежды и я надеялся, что если все пройдет хорошо, то.... В этот самый момент из часовни вышел Дик Хопкинс и сел на ступени часовни. Спустя минуту он снял сапог и стал осматривать подошву. Это был для нас сигнал, что заговорщики собрались. Неспешно, делая вид, что гуляем, мы, с Джеффри, подошли к двери часовни. Остановились. Затем я дождался, пока вокруг меня не соберутся с полдюжины латников, которых Дик лично отобрал, после чего кивнул головой Хопкинсу. Того со ступеней, как ветром сдуло. Выхватив из ножен меч, я открыл дверь и ворвался внутрь. За мной в помещение часовни вбежали солдаты. Решительные лица и обнаженные мечи в наших руках все сказали заговорщикам без слов. Только у двоих из предателей хватило духу схватиться за ножи, но, увидев у своего горла мечи, сразу сдались. Остальные же, как только пришли в себя от неожиданности, бросились на колени и начали кричать, умоляя о пощаде. Под их истошные вопли, предателей связали, а затем препроводили в подземелья замка. Выйдя из часовни, я увидел ожидавшего меня Тома Егеря. - Сэр! Часовых на постах сменил. Никаких подозрительных сигналов никто не подавал! - Хорошо. Пойдешь со мной. Будешь присутствовать при допросах и расскажешь остальным, чтобы потом не говорили, что мятеж я подстроил для того, чтобы убрать недовольных мною людей.
Вместе с Томасом мы спустились в подземную тюрьму. Тяжелый затхлый воздух, склизкие каменные ступени, чад от факелов - все это давило на подсознание, заставляя инстинктивно бояться этого страшного места, насквозь пропитанного человеческими страданиями, страхом и ненавистью. Подойдя к первой камере, я остался у открытой двери и стал слушать захлебывающуюся скороговорку одного из лучников - предателей. Спустя пять минут, моя сдержанность исчезла, оставив во мне клокочущую ярость. Не помня себя от гнева, я вошел в камеру, оттолкнул латника, ведущего допрос, в сторону, и принялся за дело сам. Если бы сейчас меня увидел мой наставник - палач из замка Ле-Бонапьер, он бы не замедлил похвалить меня за столь искусное ведение допроса. Закончил я только тогда, когда понял, что выжал из предателя все, до последнего слова. Теперь только осталось сравнить полученные мною сведения с теми, что дадут остальные ренегаты, а уже затем решать, что делать дальше. Бросив последний взгляд на залитого кровью и трясущегося от страха лучника, я вышел из камеры. Секунду стоял, раздумывая, что делать: допросить следующего предателя или оставить их парням Черного Дика? Неожиданно нахлынувшая усталость решила этот вопрос в пользу отдыха. Выйдя во двор, несколько минут стоял, радуясь голубому небу, белым облачкам и ласковому солнцу. Рядом со мной стояли Томас и Игнацио, который взял на себя функцию моего телохранителя. Черный Дик остался в подземной тюрьме. Повернул лицо к лучнику. - Иди и поговори со своими парнями. Объясни им все подробно. И еще. Где-то, через час, я соберу вас всех и изложу план. Все. А сейчас пойду к графине. Постучал в дверь, ведущую в покои хозяйки замка. Мне никто не ответил. Снова постучал. Не дождавшись, попробовал толкнуть. Та неожиданно отворилась и я, не раздумывая, вошел и остолбенел от увиденной мною картины. В дальнем углу комнаты, на небольшом деревянном диванчике, юная графиня целовалась со своим возлюбленным. Я чуть не задохнулся от нахлынувшей на меня злости. "В замке заговор, жрать нечего, солдаты в любой момент могут взбунтоваться, а они, голубки, милуются! Ну, мать вашу....!!". Правда, секундой позже, я понял, что мое возмущение не столько соответствует этим причинам, сколько мужской ревности. Именно это не дало мне совершить непоправимую ошибку. За то короткое время пока я боролся с самим собой, графиня вскочила, испепеляя меня гневным взглядом. Рядом с ней стоял ее избранник с потерянным видом. - Как вы посмели!! Прочь!! Убирайтесь прочь!! К этому моменту я уже окончательно взял себя в руки, спокойно пропустив мимо ушей ее гневные выкрики. - Госпожа, вы должны меня выслушать! Это чрезвычайно важно! - Вы...!! - но тут она вдруг что-то увидела, ее лицо побледнело, а глаза расширились. - Что это с вами?! Мальчишка побледнел вслед за ней. - Э... Что? - я оглядел себя и мысленно выругался. Я так и не привел себя в порядок после допроса, и теперь моя одежда пестрела пятнами крови. - Это... ерунда! Не обращайте внимания! Госпожа, вы готовы меня выслушать?! - Говорите! - увидев мой взгляд, брошенный в сторону юноши, резко сказала. - Говорите при нем! В нескольких фразах я рассказал им обоим о раскрытом заговоре. О разработанном плане, решил пока умолчать. На несколько минут воцарилось молчание. - Я верила в вас, мессир капитан, а сейчас верю вам еще больше. Что вы намерены предпринять?! - У меня есть план, госпожа. Если он удастся, то есть вероятность того, что нам удастся снять осаду. Если вы согласны, то я хотел бы попросить вас и ваших служанок, когда начнется шум, не подходить к окнам и не зажигать света. - А сказать, что именно произойдет этой ночью, вы не хотите?! - Сражение. Больше вам и не надо ничего знать, моя госпожа! Некоторое время она пристально вглядывалась в меня, а потом сказала: - С Богом, мой капитан! Вся вторая половина дня и вечер ушли на подготовку и отработку слаженности действий отдельных групп и отрядов, которые должны будут взаимодействовать, а так же дополнять функции друг друга в ходе развития плана. Наступила ночь, полная напряженного ожидания. Сколько раз я бросал нетерпеливый взгляд на небо в ожидании рассвета, наверно и сосчитать невозможно. И вот небо чуть посветлело. Я подал знак, стоящему возле меня лучнику. Тот поджег факел из стоящей на стене жаровни, а затем подал знак солдатам противника - тройной взмах факела. Затем по моему приказу были распахнуты настежь ворота и стали опускать мост. Как только заскрипели цепи, я подумал: - Что я делаю?! А если не получится?! Это же, как самому себе выписать смертный приговор. Все. Все! Все получится! Ведь я же счастливчик!". Убедившись, что все идет как надо, я осторожно добрался до группы из шести человек, прятавшихся сейчас в надвратной башне. На них сегодня была возложена особая задача. Посредине башни стояли четыре жаровни с раскаленными углями, надежно укрытые от ветра, а рядом с ними несколькими кучками лежали факелы. Отряд был разбит по парам. Один будет держать большой щит, а второй будет метать из-за него горящие факелы в наступающих по мосту солдат. В эту группу я собрал всех мужчин, которые были не солдатами, а прислугой в замке. Причина была проста: у меня катастрофически не хватало бойцов. Для осуществления операции, что я задумал, нужно было, по меньшей мере, с полсотни солдат, а у меня было всего тридцать пять, считая вместе со мной, поэтому рассказывая о плане, не стал озвучивать эти цифры, чтобы не подрывать боевой настрой моей маленькой армии. Так же поэтому я пришел сюда, чтобы поддержать дух людей, далеких от войны и не дать прорваться в их сердца страху. Когда тяжелые доски моста ударились о землю, на какие-то мгновения наступила тишина. Замок замер и напрягся, как зверь перед прыжком. Осторожно выглянул из-за каменного зубца. Начало светлеть. Ночь отступала, давая дорогу дню. Армия герцога, скопившись у рва, была готова к последнему броску. Арбалетчики, рассеявшись вдоль рва, замерли с готовым к стрельбе оружием. Чуть дальше, напротив моста, стоял отряд кавалерии, насчитывавший около сотни человек. По моим предположениям, именно они, возглавляемые командующим армией, должны были первыми ворваться в замок. Но командующий, оказался человеком осторожным и на мост первым ступил отряд пехотинцев, возглавляемый офицером. Я тихо ругнулся матом и помчался, уже не прячась, по стене, а потом по лестнице вниз. Надо было на ходу менять сценарий. - Лучники, приготовиться! Идет пехота! Офицер обязательно нужен мне живым! Обязательно живым! Выхватив меч, я присоединился к группе из пяти латников, прятавшихся за конюшней. Другие парни Черного Дика находились с другой стороны ворот. Не успели первые солдаты герцога пробежать под аркой ворот, как встречающий их солдат - итальянец, изображавший предателя, крикнул: - Быстрее к казарме! Английские псы уже очухались и сейчас возьмутся за мечи! Бежавший рядом с солдатами офицер, услышав его, скомандовал: - К казарме! Никого не щадить! Не успел он это крикнуть, как воздух разрезал свист английских стрел, прошивая насквозь кольчуги вместе с человеческими телами. Скученность солдат противника дала возможность лучникам особо не целиться, что резко повысило быстроту их стрельбы. Отряд из полсотни пехотинцев был практически истреблен за несколько минут. Только малая часть из них попыталась спастись бегством, но у них на пути уже стояли латники во главе с Черным Диком. Охваченный паникой противник, при виде даже этого жидкого заслона, предпочел кровавой схватке сдачу в плен. Только офицер и несколько латников некоторое время продолжали сопротивление, но после того как меч Игнацио снес голову одному из солдат противника, оставшиеся воины побросали оружие на землю и стали на колени, моля о милосердии. Мне бы радоваться, а я, наоборот, был в ярости - мой план провалился. Подскочив к офицеру, сорвал с него шлем. У него был взгляд воина, привыкшего смотреть в лицо опасностям. Глядя на него, с горечью подумал о том, что моя операция, похоже, провалилась. Уже хотел отдать приказ, чтобы опускали решетку и закрывали ворота, как что-то словно толкнуло меня изнутри, и я задал вопрос: - Какой сигнал ты должен был подать?! Отвечай, живо! В ответ тот только хрипло рассмеялся. - Не зли меня, сволочь! Скажешь - или этот горящий факел, - я ткнул пальцем в лучника, стоящего, с зажженным факелом, рядом со мной, - тебе сейчас вобьют в глотку! Офицер побледнел. Это было заметно даже, несмотря на предрассветные сумерки. - Не скажу! Мне бы отступить, но авантюризм, ярость и адреналин, кипящий у меня в крови, не дали этого сделать, подкинув в голову безумную идею. - Вбить ему кляп в рот! Затем наденьте шлем и волоките к воротам! Чтоб он там был через минуту! Пока лучники выполняли мою команду, я кинулся к воротам. С ходу крикнул: - Создавайте шум! Гремите мечами, лязгайте доспехами, кричите! Солдаты, сознавая ответственность момента, тут же начали имитировать схватку. Ничего не понимающему офицеру был всунут в руки меч, после я вытолкал его за ворота, а затем сам выскочил следом. Ошеломленный офицер чисто инстинктивно стал отражать мою вялую атаку, а после удара, скользнувшего по его шлему, разозлился и кинулся на меня. Наша сцена схватки должна была символизировать бой, до сих пор идущий в замке, и тем самым подтолкнуть врага начать штурм, но вражеская конница стояла как вкопанная, и я понял, что мой план окончательно провалился. Только я это понял, как в приступе дикой злобы кинулся в атаку на итальянца, словно тот был главным виновником моих неудач. Гнев плохой помощник. Потеряв над собой контроль, вместе с этим утратив осторожность, я пропустил удар, сбивший меня с ног. Даже оказавшись в столь незавидном положении я был готов отстаивать свою жизнь, но к моему удивлению, итальянец вместо того чтобы воспользоваться ситуацией, повел себя более чем странно: сбросил шлем и начал срывать тряпку, удерживающую кляп. "Идиот! Герой, мать твою! Своих хочет предупредить... - но додумать мне дал тяжелый гул, в который все громче вплетался металлический лязг, усиливающийся с каждой секундой. Мне не нужно было даже вскидывать голову, чтобы понять: это дрожит земля под копытами тяжелой конницы. На какое-то мгновение я замер, не веря, что такое могло произойти, но чувство самосохранения подбросило меня на ноги и заставило бежать со всех ног. Птицей, влетев наверх крепостной стены, я заорал, надеясь, что Томас Егерь, оставленный у механизма подъема и опускания решетки, сквозь грохот многочисленных копыт и лязг доспехов, услышит меня: - Опускай решетку!! Несколько секунд ожидания показались мне вечностью. Я уже начал думать о самом страшном, как до меня донесся глухой лязг разматываемых цепей, а в следующую секунду, с противным скрежетом, кованая решетка одним ударом разрезала на две неровные части вливающийся в ворота замка поток тяжеловооруженных всадников. Крики и проклятия кавалеристов, столпившихся на мосту, еще не достигли своего пика, как я заорал: - Поставить щиты!! Бросай факелы на мост!! Огненные снаряды ударили в толпу растерявшихся конников. Огонь обжигал и пугал. Кони в испуге становились на дыбы, шарахались в разные стороны, сталкиваясь и еще сильнее пугаясь. Крайние конники, сбитые с моста, с дикими воплями летели в темную, бурлящую воду. А факелы продолжали падать, все больше превращая отряд воинов в суетливую, беспорядочную толпу. Крики о помощи переплетались с воплями боли и диким ржаньем лошадей. Еще минута - и кавалерия начала отступить, разворачивая лошадей. Но нам нелегко досталась эта победа. Арбалетные болты ливнем падали на крепостную стену, то с треском вонзаясь в деревянные щиты, то с металлическим лязгом отскакивали от камня. Не обошлось без жертв: в стороне, на серых камнях, лежало два мертвеца. Когда я увидел, что последний всадник покинул мост, я заорал во все горло: - Поднимай мост!! Заскрипели цепи, и мост медленно пошел вверх. Бросил быстрый взгляд на ту сторону рва, пытаясь понять, что предпримет противник. Вражеская пехота и копейщики, начавшие подтягиваться к мосту, столкнувшись с отступающей в беспорядке кавалерией, смешали свои ряды и остановились. Паника сказалась и на офицерах, которые в попытках восстановить порядок, стали отдавать противоречащие друг другу приказы. "Здесь все! Теперь во двор!". Развернувшись, и на ходу вытаскивая меч, я кинулся к лестнице, ведущей во двор, но тут мне дорогу перегородил Игнат. - Господин! Не надо сейчас туда! Остановившись, я изумленно воззрился на него, но, прислушавшись, понял, что он прав. Подойдя к внутренней части стены, я попытался рассмотреть, что происходит во дворе замка. Если снаружи заметно посветлело, то в колодце замкового двора еще плавал полумрак, но мне хватило звуков, чтобы представить, что сейчас там происходит. Хрипы умирающих людей, стоны раненых и ржанье испуганных лошадей переплелись со щелканьем тетивы и посвистом стрел, летящих в цель. Лучники, засев на стенах и крышах дворовых построек, практически не неся урона, уничтожали противника прорвавшегося в замок. "Сейчас они должны понять, что попали в засаду и попытаются прорваться". Действительно, спустя минуту характер шума изменился. Схватка сместилась в сторону ворот. Часть латников, покинув лошадей, должны были попытаться пробиться к механизмам, опускающим решетку и мост, пока другие будут сдерживать защитников замка. Это был единственный способ превратить поражение в победу или на крайний случай спастись самим. Подступы к воротам и решетке должен был перекрыть Черный Дик со своими парнями. Все сейчас зависело от их стойкости и мужества, так как лучники не могли их поддержать, боясь в полумраке и сутолоке попасть в своих парней. К тому же я не знал, сколько вражеских солдат сейчас в замке. Если промедлить, то они сомнут латников Дика и тогда... мы сами окажемся в западне. "Надо ударить на них! Сейчас! Пока не стало поздно!". - Теперь - наше время! Пошли, парень! Богатырь согласно кивнул и встал у меня за спиной. Не успели мы спуститься во двор, как ко мне стали стекаться лучники, спрыгивая с крыш сараев и деревянных пристроек. Их было около десятка, остальные продолжали разить врага из луков. - Ну что парни, теперь наша очередь! Покажем, как умеют сражаться англичане! И с криком: - Режь!! Без пощады!! - я ринулся с мечом на конников герцога. В другое время и в другом месте атака пехоты против тяжелой конницы оказалась бы смертельной для нас, но только не сейчас. Если бы они прямо сейчас решились на атаку, то неизвестно, как бы повернулось дело. Но вместо этого, они сбились на кусочке двора, теснясь невдалеке от ворот, черпая остатки храбрости в своем единстве и даже стрелы, время от времени, находившие свои жертвы в их рядах, не смогли заставить их броситься в отчаянную атаку. Все дело в том, что они хотели жить! Не победить, а выжить! Мы же в этой схватке сделали ставку на победу, отдав в залог госпоже Удаче наши жизни. Наконечник короткого копья латника вскользь прошел по моему щиту, не нанеся вреда. Кавалерист уже начал отводить руку для нового удара, как я рубанул мечом по боку лошади. Та с истошным ржаньем шарахнулась, а затем встала на дыбы. Всадник, пытаясь удержаться в седле, раскрылся, а в следующий миг острое лезвие меча, разорвав кольчугу, вонзилось ему в живот. Кавалерист закричал от боли и ярости, попытался снова меня ударить, но вместо этого пошатнулся и выронил копье. - Чертов ублюдок! - ругался я, вырывая клинок и отпрыгивая в сторону. - Кусок дерьма! Сделал я это весьма во время, уйдя от нового удара, напавшего на меня всадника. Благодаря моему прыжку лезвие меча, вместо того чтобы обрушиться на мой шлем, только скользнуло по нему и уже на излете разрубило наплечник. В ответ я коротко рубанул по руке, держащей меч. Слух зафиксировал треск разрубленных колец кольчуги, хруст кости и звериный вопль, ударивший по ушам, а глаза уже искали нового врага. Боковым зрением я увидел тело английского лучника, лежавшего на серых булыжниках, с раскроенной головой. Бешеная ярость обожгла мой мозг, сузив окружающий мир до кучки врагов, закованных в железо, которых необходимо убить. Я бросился на них - рубил, колол, парировал удары, как заведенный, черпая силы в своем неистовстве. Русский богатырь и лучники, не жалея ни сил, ни своих жизней, чертями крутились среди конников, коля и рубя врага. Наша неистовая атака стала для солдат противника вроде ударов молотка, вбивающего гвозди в крышку гроба, после чего страх окончательно сломил дух этих людей. Первый раздавшийся крик о пощаде застал меня в тот миг, когда я скрестил меч со спешенным итальянским латником, за ним послышались другие. Я уже занес меч для нового удара, как вдруг мой противник закричал: - Не бей!! Прошу пощады! В этот самый миг шум боя перекрыл трубный голос всадника в рыцарском доспехе: - Мы сдаемся!! Сдаемся!!
ГЛАВА 8 ГОРЬКИЙ ПРИВКУС ПОБЕДЫ
Победа! Я неистово к ней стремился, хотя душу терзали неверие и сомнения. Две бессонные ночи, полные страхов и ожидания, напряженный день - и вот, наконец, этот миг! Я должен был испытывать ликование при виде поверженного врага, но не мог. Во мне не нашлось места для звонкой и пьянящей радости, ничего, кроме тяжелой усталости, свинцом залившей каждый мускул моего тела. Больше всего хотелось лечь и забыться, но дело требовалось довести до конца, поэтому пришлось собрать остаток сил, чтобы удержать на лице маску воина - победителя. В этот самый момент парни Дика подвели ко мне знатного пленника. Тому хватило сил горделиво вскинуть голову, но чувство позора и унижения, сжигавшее его изнутри, скрыть не удалось. Бледное лицо с потухшими глазами представляло собой резкий контраст с доспехами самого рыцаря, покрытыми насечкой и богато инкрустированными золотом и серебром, радовавшими глаз, блестя и искрясь в свете факелов. Один из латников протянул мне меч и кинжал рыцаря. Судя по богато изукрашенным драгоценными камнями рукояткам, те стоили немалых денег. Бросив на них быстрый взгляд, я приказал стоящему сзади русичу: - Игнацио, возьми! После чего обратился к пленнику с вопросом: - Как ваше имя? Несколько мгновений тот молчал, хмуро глядя на меня, потом отрывисто бросил: - Командующий армией герцога Франческо Гонзага, маркиз Агостино ди Петтро. "Все. Официальная часть закончена. Теперь можно и спать". -Отведите маркиза в покои, расположенные рядом с моими. Охранять. Остальных пленных запереть в подвале. Прочесать замок. Удвоить количество часовых. Я пошел отдыхать. Джеффри, остаешься за меня. После моих слов на мгновение воцарилась тишина. Понятно, что никто не ожидал подобного поведения от человека, только что выигравшего битву за замок у превосходящего противника. Где крики радости? Где вино, пенящееся в бокалах? А, к чёрту, плевать на всё! Я смертельно устал и хотел только спать.
Проснулся оттого, что кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо. Стряхнув руку, я был готов снова погрузиться в блаженное небытие, когда услышал голос Джеффри: - Господин! Господин! Вставайте! - Пошел к дьяволу! Я спать хочу! - Господин! Го....! - но тут его перебил злой и звонкий голос графини: - Я не привыкла ждать! Немедленно его поднимите! Приоткрыв глаза, я увидел над собой ухмыляющуюся физиономию Джеффри. - Это был голос госпожи? Или мне показалось? - Нет, господин. Это ее голос. - Мессир капитан! Я требую, чтобы мне тотчас объяснили, что происходит в моем замке! С трудом сев на кровати, я сразу увидел разгневанную графиню, стоящую у порога моей спальни. Быстро бросил взгляд на себя и облегченно выдохнул воздух. Хоть тут мне повезло: заснул, не раздеваясь. Со вздохом встал, подошел к графине, у которой из-за плеча выглядывала камеристка, затем, коротко поклонившись, спросил: - Что вас так разгневало, моя госпожа? - Неуважение к моей особе! Увидев мой недоумевающий взгляд, она ткнула пальцем в стоящего рядом с дверью Игната. - А что он натворил? - Он отказался будить вас! И не пускал меня, хозяйку замка, до тех пор, пока не пришел ваш другой слуга. Я требую, чтобы вы примерно его наказали! - Ваше слово - закон для меня, госпожа! Судя по всему, юной синьоре понравился мой уверенный ответ, потому что она продолжила уже обычным тоном: - Я хочу знать, что произошло. - Вы могли бы послать слуг, чтобы узнать обо всем. У того же Джеффри. Зачем пришли сами? - Я.... Впрочем, это не важно. Я уже здесь и хочу все узнать от вас. - Хорошо, графиня, но если вы не против, мне бы хотелось привести себя в порядок. - Хорошо, только недолго. Я жду вас у себя! Наскоро вымывшись и сменив одежду, я отправился на доклад к графине, но, проходя мимо временной тюрьмы своего знатного пленника, решил завернуть к нему на минуту. Измученный вид и темные круги под глазами говорили о том, что все утро тот провел в нелегкой борьбе со своими мыслями. - Мое почтение, господин маркиз. - Скажите, вы дворянин? - Прошу прощения, что сразу не представился. Томас Фовершэм, сын рыцаря и барона Джона Фовершэма. - Хоть это меня как-то успокаивает. Сознание того, что я попался в ловушку какому-то грязному английскому леснику, мучило меня все это время! Что вы намерены дальше делать? - Вы отдаете приказ, и ваши солдаты уходят. Иначе вам грозит голодная смерть! - Дева Мария! Если вы собираетесь меня убить, то почему таким способом?! - Вы меня не так поняли! Мне почти нечем кормить своих людей, а значит, пленники для меня - это лишние рты! - Хорошо! Я напишу письмо с приказом для своих людей. - Вот и отлично! Теперь идемте, хочу представить вас графине, хозяйке этого замка. Хотя, подождите! У меня есть к вам один вопрос. - Если он не уронит мою честь, мессир, я готов ответить вам на него! - Что был за знак, по которому вы пошли на штурм? - Как... вы не знаете?! Подождите, Чезаре не мог меня предать! Не мог! Он рос в моем доме с детских лет и был мне предан.... - Я спросил про знак! - нетерпеливо повторил я свой вопрос, так как переживания маркиза меня абсолютно не волновали. - Знак? Шлем, сорванный с головы. Чезаре жив?! - Насколько я знаю, среди живых его нет. Проводив маркиза в кабинет и представив его своей госпоже, я сделал короткий доклад о событиях нынешней ночи. После чего удостоился легкой похвалы и был отпущен небрежным движением изящной ручки. Маркиз остался, так как выяснилось, что у него и графини есть общие знакомые, а значит и общие темы для беседы. Оставив у ее двери охрану, я спустился по лестнице и вышел во двор. Мое появление встретил радостный рев луженых глоток лучников и латников, основательно подогретых вином из подвалов замка. Впрочем, я не возражал - людям надо расслабиться. Звать командиров не было нужды - как только они меня увидели, сразу поспешили ко мне. - Сэр, с победой вас! - Спасибо! На этом праздник закрывается, у нас на сегодня еще одно неотложное дело. Черный Дик криво ухмыльнулся в ответ на мои слова, а Том Егерь, от которого разило свежим перегаром, непроизвольно икнул и прикрыл рот своей ладонью-лопатой. Я спросил, оглянувшись на стоящих за моей спиной Джеффри и Игната. - Джеффри, все готово для казни? - Да, господин. - Сообщите всем, что казнь состоится в два часа пополудни. Теперь доложите, какие у нас потери? - Семеро убито и девять раненых, сэр - ответил Дик, - из них пятеро убитых и трое раненых - мои люди. - Твои люди - отличные бойцы, Дик! Они еще раз показали всем, как умеют сражаться англичане! Но самое главное, что их смерть была не напрасна - она оправдана нашей победой! - Вы хорошо сказали, сэр! Я передам ваши слова моим парням. - Сколько пленных? - Где-то два десятка, сэр! Услышав эту цифру, я криво усмехнулся. У меня осталось столько же солдат, способных держать оружие, сколько было захвачено пленных. - Том, держи письмо от маркиза. В нем он приказывает своим людям снять осаду. Пусть один из твоих парней переправит его в лагерь противника. - Будет сделано, сэр! - И еще. Палача нашли? - Среди людей Черного Дика, господин. Джон Милтон. Малый из Суссекса. Одно время он был подручным у городского палача. - Это тот парень, у кого борода лопатой, а в бою предпочитает секиру? - Он, сэр! - Сам вызвался? - Он столько раз хвастался своим ремеслом, что ему сам Бог велел показать, на что он способен.
На небе сияло солнце, но особого удовольствия от хорошей погоды, как и от своей победы, я не испытывал. Настроение было испорчено предстоящей казнью. В отличие от собравшихся здесь людей, сцена казни абсолютно не вызывала в моей душе ощущение праздника. Хотя казни в эту эпоху были своего рода спектаклями, с понятным для всех нравоучением: "будешь убивать, грабить или предавать - с тобой случиться то же самое". К тому же муки и страдания преступника в какой-то мере возвышали в своих глазах бедный люд, придавленный нищетой, бесправным положением и налогами. Суть предстоящей процедуры была проста: преступник с петлей на шее, закрепленной другим концом за зубец замка, сбрасывался с крепостной стены, которая выступала в роли своеобразного эшафота. Предателей, со связанными сзади руками, сначала выстроили в ряд, а затем поставили на колени. Весь простой народ - старики, женщины и солдаты, сейчас теснились толпой на крепостной стене по левую сторону от преступников, в то время как правая сторона была предоставлена благородной части населения замка. Отдельно стояла графиня в окружении служанок и камеристки. Недалеко от них, с несколько потерянным видом, стоял ее возлюбленный. Чуть дальше находился я, со своими телохранителями и офицерами. На лицах зрителей был написан живейший интерес к происходящему. Некоторые из солдат с нездоровым любопытством вглядывались в лица смертников, хотя знали этих людей не один месяц. Если с нашей стороны слышались, время от времени, отдельные реплики, то солдаты и челядь, сбившись в толпу, говорили громко, иные грубо шутили, не стесняясь и не боясь задеть чувства осужденных. Но как только палач закончил надевать петли на шеи обреченным на смерть и отошел в сторону, чтобы освободить место лучнику, взявшему на себя обязанности священника, наступила тишина. Парня выбрали на эту роль из-за того, что он когда-то был служкой в деревенской церкви. С торжественным выражением лица тот стал медленно обходить одного смертника за другим, читая короткую молитву о спасении души, а заканчивал фразой по-латыни, видно оставшейся в его памяти с того времени: - Мир вам, дети мои! Аминь! - после чего давал целовать серебряное распятие, взятое им на время из замковой часовни. Большая часть осужденных в ожидании смерти, настолько измучила себя мыслями о казни, что сейчас находилась в прострации, походя на бездушных кукол. Ко всему, происходившему вокруг них, они обнаруживали очень слабый интерес, захваченные всепоглощающей мыслью о смерти. Зато два из пяти итальянцев впали в другую крайность. Они громко и истово молились, прервавшись только для того чтобы с особой страстью облобызать распятие, после чего один продолжил свои молитвы, а другой же во всеуслышание стал просить господа Бога простить все его прегрешения. Еще один итальянец выделился из своих соотечественников тем, что не стал целовать крест, а вместо этого вскинул голову и, глядя мне прямо в глаза, крикнул: - Я буду ждать тебя в аду, английский пес! Это был тот самый часовой, которого был наказан мною за сон на посту, он же и стал организатором заговора. За процедурой казни наблюдали не только мы, но и вся герцогская армия, привлеченная столь увлекательным для них зрелищем. После того как офицеры получили письмо от маркиза, наступило перемирие, благодаря которому войско герцога сейчас беспорядочно толпилось по другую сторону рва. Я смотрел на оживленные лица солдат противника и подумал, что для большинства ярким пятном в памяти останется именно сцена казни, на фоне ничем не примечательных трех недель осады. Солдат, изображавший священника, обошел всех приговоренных и отдал распятие одному из своих товарищей. Затем подошел к первому из заговорщиков, возле которого уже стоял палач. Они помогли ему встать на ноги, после чего палач подтащил того к краю стены и выжидающе посмотрел на меня. Я махнул рукой. Казненный, стоя на краю высокой стены, очнулся от своего забытья и дико закричал. Сильный удар в спину оборвал истошный вопль. Новый крик не успел еще набрать силу, как петля, захлестнув шею, оборвала вопль. Тело с тяжелым шлепком врезалось в стену, пару раз подпрыгнуло на спружинившей веревке, после чего осталось висеть почти неподвижно, слегка покачиваясь. Толпа тут же качнулась к краю стены, а в следующий миг воздух взорвался от криков, свиста и грубых шуток. Я бросил искоса взгляд на юную графиню. Судя по ее порозовевшим щечкам и прерывистому дыханию, она была взволнована, но держала себя в руках, в отличие от ее служанок, которые выражали свои чувства с детской непосредственностью, громко ахая и всплескивая руками. Ее избранник старался выглядеть невозмутимо, но ему это плохо удавалось. Бледный как полотно, он учащенно дышал, часто сглатывая слюну. В следующую минуту к краю стены подвели второго из приговоренных. На вид он выглядел отвратительно. Бледное лицо, по которому струился пот, запавшие глаза, очерченные черными кругами, подгибающиеся колени и крупная дрожь, сотрясавшая его тело. Не успел я поднять руку, как смертник неожиданно повернул голову в мою сторону. Наши взгляды встретились, и я увидел клубящийся в глазах всепоглощающий страх, который ел его заживо. Он был уже не человеком, а живым трупом, только еще не осознал этого. Я махнул рукой. Потом еще,.... И каждый раз воздух буквально взрывался от дикого рева возбужденной толпы. После казни, собрав своих офицеров, я отдал ряд приказов, потом навестил раненых, проверил караулы и отправился в свою спальню с твердым намерением выспаться за все-то время, когда такой возможности не было. С мыслью, что если даже небо упадет на землю, и все вокруг будет рушиться, буду спать и счастливо улыбаться во сне, я стал раздеваться. Вдруг в дверь раздался легкий стук. "Что за черт, кого еще несет?". Подошел к двери. - Кто там? - Это я. Отодвинув засов, я широко распахнул дверь. На пороге моей комнаты стояла графиня Беатрис ди Бианелло, закутанная в длинный плащ. Посторонившись, пропустил ее, затем закрыл дверь на засов. Пройдя к кровати, она скинула с плеч плотный плащ и осталась... в ночной рубашке. Если в прошлый раз она приходила купить верность и благонадежность своего капитана, то сейчас пришла как женщина к мужчине. Подойдя к ней, я осторожно положил ей руки на плечи, но уже в следующее мгновение мои губы впились в нежные губки графини. Дальше я мог вспомнить только урывками. ... Я целую ее лицо, ласкаю грудь, пока она не становиться упругой.... Ее длинные стройные ноги обхватывают мои бедра и давят, вынуждая проникнуть в нее до конца. Замираю на какое-то мгновение, наслаждаясь, но нетерпеливый рывок ее бедер, заставляет меня снова начать движение. В какой-то момент нежность исчезает, на ее место приходит животная страсть. ... Мы лежим поверх смятых простыней. Одеяло с подушками на полу. Ее голова у меня на плече. Ласкаю ее сосок и шепчу ласковые слова,... Вдруг она отстраняет мою руку и резким движением поднимается с кровати. Подойдя к столу, берет изящно выполненную фигурку распятого Христа. Перевалившись на бок, любуюсь ее изящной фигурой, стройными ногами и упругой полнотой груди. Но только я протянул руки к Беатрис, подошедшей к кровати, как она отшатнулась и произнесла: - Поклянись сыном Божьим, Томас, что не расскажешь о нас никому и никогда! Клянись! В следующую секунду у меня перед носом оказалось распятие. Несколько мгновений я критически разглядывал деревянный крест, с маленькой фигуркой изогнувшегося в смертных муках Христа, вырезанной из пожелтевшей от времени кости. Затем постарался придать серьезность лицу и вложил как можно больше торжественности в голос: - Клянусь, моя госпожа! Клянусь Господом, создателем всего сущего, что о нас никто и никогда не узнает! Если преступлю свою клятву, то не стоять мне пред вратами в царство Божье!.. После того, как я закончил говорить и поцеловал распятие, она удовлетворенно кивнула, потом вернулась и поставила его обратно на стол. В нетерпеливом ожидании я снова протянул к ней руки, но она, не обращая на меня внимания. подняла с пола свою рубашку и стала ее надевать. Недоумевающий, я вскочил с кровати, но резкий жест ее руки красноречиво показал: не подходи! - Почему ты уходишь? - Потому что так надо, мессир капитан. Это обращение, сказанное в холодном тоне, было сродни отрезвляющему душу, который разом смыл страсть. На её место пришла злость. - Это все, что ты можешь мне сказать? - Капитан, старайтесь не переступать правил приличия, когда говорите со своей госпожой! "Она использовала тебя! Как жеребца! По своей прихоти!". С невероятным трудом я удержался от грязного жеста, подкрепленного отборной руганью, но, судя по моему взбешенному виду, графиня поняла это и без слов. Однако вместо того, чтобы окинуть меня презрительным взором госпожи, на ее губах промелькнуло нечто вроде улыбки. И ее взгляд! Это был взгляд умудренного взрослого, смотрящего на шалости ребенка. Мой разум отказывался понимать происходящее. Прежде чем успел осознать, что делаю, я произнес: - Надеюсь, моя госпожа, я заделал вам ребенка. Подарок на долгую память! Я ждал взрыва, потока гнева, который должен излиться на меня, но вместо этого Беатрис, на миг замерев, подняла спокойное лицо со странной мягкой улыбкой на губах и твердо произнесла: - Я тоже на это надеюсь. Мне нужен сын. Воин и охранитель наших наследных земель. "Опаньки! Так она приходила ко мне....". В каком-то ошеломлении я молча смотрел, как она собирается и уходит. У двери графиня остановилась, несколько мгновений смотрела на меня, после чего лязгнул отпираемый засов, и тьма коридора поглотила ее. Я медленно подошел к двери. Закрыв ее, вернулся в комнату, присел к столу, налил в кубок вина и одним глотком осушил его. Снова налил и снова выпил. Сжал голову руками. Я получил, что хотел, она тоже... возможно, получила, что хотела. Так почему мне так... тяжело? Любви между нами не было, да и быть не могло. Если бы и мелькнула подобная мысль, то только что мне дали ясно понять, что в лучшем случае я нужен ей только как бык-производитель. "Интересно, как с юнцом у нее обстоят дела в отношении секса? Гм! Замуж собирается за поэта, а сын ей нужен от воина. Вот и пойми этих баб! Но что у нее не отнять, так это деловую хватку! Знает, чего хочет и идет к своей цели, не раздумывая в выборе средств. Холодный и острый ум, прекрасное лицо и грациозное тело - убийственное сочетание для любого мужчины! И она это прекрасно понимает. Мда, похоже, у поэта будут роскошные ветвистые рога! С чем я его и поздравляю! Так, еще вина и спать, спать...".
На следующий день герцогское войско стало строиться в походные колонны, но в тот момент, когда они должны были начать движение, из-за леса появились военные отряды, тут же ставшие разворачиваться в боевой порядок. Все обитатели замка тут же дружно бросились на стены, в ожидании нового развлечения. К их разочарованию, после коротких переговоров, прибывшая армия отступила в сторону, освободив дорогу для начавших движение отрядов герцога. Вскоре на стене замка появилась графиня. Повернувшись, я приветствовал госпожу вежливым поклоном. Коротко кивнув в ответ, она подошла к зубцу крепостной стены, и некоторое время смотрела, как к замку движется колонна войск. Потом, чуть повернув в мою сторону голову, насмешливо произнесла: - Видите, господин капитан, нам больше нечего опасаться. Мои верные слуги не бросили свою госпожу в беде. "Ах ты, маленькая язва", - подумал я, при этом мой взгляд непроизвольно скользнул по ее фигуре, задержавшись на животе. Заметив это, она сердито сверкнула глазами, и, отвернувшись, вновь стала смотреть на войско своих вассалов. Вслед за ней, я перевел взгляд на приближающиеся колонны солдат. Их появление ничего не вызвало во мне, зато восторг замковой челяди, радостно их приветствовавших, стал меня понемногу раздражать. Какая-то часть моего сознания считала, что появление вассалов графини в определенной мере принижает мою победу. В отличие от своих солдат, я никогда не считал себя счастливчиком. Так что, хотя доля везения определенно присутствовала, но в этот раз победа была только моей! Моей личной победой! Когда ко рву подскакали три всадника в блестящих доспехах со свитой из двух десятков человек, а толпа восторженно взревела, приветствуя их, я окончательно пришел к выводу, что справедливости в мире нет, и никогда не будет. "Впрочем, кому как не тебе, человеку из будущего, этого не знать! Поэтому не дергайся и живи себе дальше спокойно! Будь ты стопроцентным английским дворянином, а так.... Было б на чтообижаться!". Подобные мысли подняли мое настроение, и я, перестав мучиться всякой ерундой, стал с интересом наблюдать за дальнейшим представлением. Три всадника выехали вперед и остановились перед самым рвом. Солнечные блики на блестящих доспехах, разноцветные плюмажи на шлемах, красочные гербы на щитах и попонах лошадей на фоне выстроенного за их спинами войска, все это выглядело нарядно и красиво, внушая при этом уважительный страх. Даже, несмотря на легкий осадок горечи, лежавший где-то в глубине души, я с удовольствием разглядывал эту красивую картину. Вот один из рыцарей чуть поднял руку, и по его жесту из рядов свиты выехало два человека. Трубач и оруженосец. После того, как трижды чисто и звонко прозвучал сигнал трубы, оруженосец громко закричал во все горло: - Наша всемилостивейшая госпожа Беатрис ди Бианелло, графиня Каносская, ваши верные вассалы приветствуют вас!! Только отзвучали эти слова, рыцари, жестами полными достоинства, сняли шлемы и взяли их в левую руку, после чего, приложив правые руки к нагрудникам, склонили головы в низком поклоне. Люди на стенах радостно заулюлюкали при виде столь элегантного проявления почтительности, а графиня смущенно зарделась, но в следующую секунду гордо выпрямилась и не без некой торжественности подняла руку. За ее спиной тут же запела труба, и, вторя ей, заскрипели цепи опускаемого моста. Впрочем, в этот момент мои мысли всецело были заняты решением загадки: каким образом Чезаре Апреззо смог войти в число трех рыцарей, вассалов графини Беатрис ди Бианелло? Когда мы встретились взглядами, как он, так и я, сделали вид, что не знаем друг друга. Его неожиданное появление вызывало неприятные ощущения, так как означало конец моей свободе. Нехотя я досмотрел представление, в которое входил торжественный въезд в замок, а также личное изъявление покорности каждого из дворян своей госпоже. Три десятка человек, стоя во дворе и на крепостных стенах, то радостно кричали, то восторженно ахали во время всей этой процедуры. Тем временем войска принялись разбивать лагерь за стенами замка. Я уже спускался со стены, когда под скрип колес и цокот копыт, в крепость стал втягиваться небольшой обоз с продовольствием, который народ приветствовал даже с большим восторгом, чем своих освободителей. К этому времени графиня вместе с окружившими ее вассалами успела удалиться во дворец. Я же отправился в казарму, дожидаться обеда. Но не успел я пропустить стаканчик вина, как появился слуга, передавший приказ графини срочно явиться в парадный зал. Пришлось повиноваться. Зал был красочно убран, на накрытом столе стояли холодные закуски и вино. Графиня, сидевшая на почетном месте во главе, оторвалась от оживленного разговора с одним из своих дворян и представила меня своим вассалам. Ее короткая речь содержала похвалу в мой адрес, но была произнесена столь отстраненным и прохладным тоном, что он больше подходил для сурового выговора, чем для благодарственной речи. Это было замечено всеми без исключения, поэтому знакомство и обмен любезностями не затянулись. После горячего, когда был утолен первый голод, я посчитал, что моя миссия выполнена и, попросив разрешения удалиться, был отпущен графиней. Я вернулся в казарму, где солдаты приветствовали меня криками, громкими, но невнятными из-за набитых ртов. Ничего удивительного в их жадности не было, если учесть, что последние двое суток люди в замке получали только по порции жидкой похлебки и маленькому куску солонины в день. Сказав незамысловатый тост, я выпил с ними бокал вина, после чего ушел к себе. В программе праздника был поздний ужин, на котором графиня будет благодарить и награждать своих верноподданных, поэтому я решил немного отдохнуть перед торжественным приемом. Только закрыл за собой дверь комнаты, как в нее осторожно постучали. На пороге стоял мессир Чезаре Апреззо. Я его ждал, правда, не так быстро. - Я могу войти? - Прошу. Пропустив его в комнату, закрыл дверь на засов. За это время незваный гость уже успел сесть за стол и теперь выжидающе смотрел на меня. Я расположился напротив. - У меня мало времени, поэтому буду краток. Вы свое задание выполнили и мне больше не нужны. Я сообщил об этом в замок Ле-Бонапьер, оттуда пришел новый приказ. Вам надо ехать в Феррару. Там вы должны найти одного из его полководцев и втереться ему в доверие. Аззо ди Кастелло. Вы все поняли? - Конечно, что тут не понять. - Как вам мой раб, Игнацио? - К чему вопрос? - Так как он был с вами, я не могу оставить его при себе. Мне нужно оставаться вне всяких подозрений, поэтому лишние пересуды ни к чему. Может, вы выкупите его у меня? - Хорошо. - И последнее. Постарайтесь придумать вескую причину, чтобы у графини не было никакого желания оставить вас у себя на службе, - с этими словами он поднялся и направился к двери. Отодвинув засов, мессир Чезаре обернулся и добавил напоследок. - Запомните еще раз: наше знакомство ограничивается обоюдным представлением у графини. И не более того! Я кивнул головой в знак согласия, после чего тот ушел. Несмотря на благородную внешность мессира Чезаре и изысканные манеры, в его сути ощущалось что-то нечистое, подобно мути, которая поднимается, если взбаламутить воду в реке. Я не знал, что у него за планы, а честно говоря, и знать не хотел. Да и по чину не положено интересоваться такими вещами. В течение всех шести месяцев учебы мне каждый день вдалбливали основные правила, которым я должен следовать. И одно из них гласило: ты - просто исполнитель. Приказали - сделал. Вечером я был официально приглашен на торжественный прием к графине Беатрис ди Бианелло. В громадном зале, стены которого были увешены оружием ее предков, меня приняла богато и нарядно одетая графиня, которая сидела в кресле, в окружении свиты, сверкающей доспехами и блистающей расшитыми золотом и серебром камзолами. Одарив меня легкой улыбкой, графиня через одного из дворян, толпившихся у ее кресла, передала мне довольно увесистый кошель, плату за службу. В ответ я рассыпался в благодарностях. Я думал решить вопрос о своей отставке приватно, но неожиданно получил ее уже в следующую минуту. - Мессир капитан, я больше не нуждаюсь в ваших услугах. В знак признательности ваших заслуг вам заплачено за службу в двойном размере. - Благодарю вас, госпожа, за проявленную ко мне милость. Я откланялся, выждал некоторое время, а затем, улучив момент, ушел "по-английски". Вызвал Джеффри. Отдал ему деньги, перед этим отсчитав жалованье в двойном размере, за то время, что был должен солдатам. В казарме шла веселая пирушка. Когда мои солдаты узнали, что я принес им двойное жалованье, веселье достигло апогея. Что еще надо простому солдату для счастья? Остался жив, вина, хоть залейся, и золото звенит в кошельке. До глубокой ночи я сидел за столом с латниками и лучниками, пил вино, смеялся грубым шуткам и слушал солдатские байки. Том Егерь и Черный Дик каким-то образом узнали, что служба у графини окончена, и без лишних церемоний предложили мне свои услуги. - Сэр, я говорю за себя и Тома. Вы не хотите возглавить наш отряд? Вопрос Дика не застал меня врасплох. Даже больше того, я рассчитывал на подобное предложение. - Согласен. - Куда пойдем, если не секрет? - сразу полюбопытствовал лучник. - В Феррару. - Слышал, что они набирали наемников. Но также слышал, что больше им солдат не нужно, - выразил свое сомнение командир латников. - Нас должны взять. Командиры, решив, раз все вопросы решены, вернулись к вину и жареному мясу, а я поднялся и вышел из казармы. Взобрался на крепостную стену, чтобы слегка проветриться перед сном, где меня и нашел Джеффри. - Том, мне тут кое-что передали для тебя. - Для меня?! Что именно? - Сам посмотри, - и он вложил мне в руку искусно и богато расшитый кошелек. Я взял его в руку, развязал кожаные завязки, стягивающие горловину, запустил руку вовнутрь. Пальцы нащупали на самом его дне медальон. Сердце ударило и заколотилось. Тело, расслабленное отдыхом и вином, сразу напряглось. - Откуда у тебя...это? - От служанки графини. Та специально поджидала меня. - Гм! Ты заглядывал в него? - Нет, - и предугадывая мой дальнейший вопрос, продолжил. - Она еще сказала: для твоего хозяина. - Хорошо, иди. Предупреждать старого вояку о молчании нужды не было, потому что для него мои интересы всегда были выше собственных. Придя в свою комнату, я достал медальон на тонкой золотой цепочке, выполненный в виде сердечка. Внимательно оглядел - ни имени, ни герба - ничего! Затем раскрыл его и увидел... свернутую в колечко прядь волос. Ее волос. С минуту смотрел, потом защелкнул крышку. Что это? В чем смысл? Один точно - это не признание в любви. Напоминание о двух незабываемых ночах? Тоже вряд ли. У юной сеньоры стальной характер, свои чувства и эмоции она держит в узде и не позволит себе пустой блажи. Раздумья затянулись до поздней ночи, но никого логического объяснения подарку я так и не нашел. Наутро мой отряд собрался во дворе и ждал моего приказа выходить, но я все медлил. Поправлял упряжь, затем копался в переметных сумках, бросая при этом косые взгляды на ее окна, но так и не заметил, что бы кто-то решил проводить меня хотя бы взглядом. Разозлившись, вскочил на коня, выехал вперед отряда и скомандовал: - Вперед!
В начале пути попытки разрешить причину загадочного презента в какой-то мере скрашивали дорогу, но спустя время бесплодные размышления о наших отношениях с Беатрис стали меня раздражать. Поэтому, чтобы отвлечься, я стал искать в памяти хоть какие-нибудь сведения о событиях, происходящих в это время в Италии. Насколько я помнил, итальянский "сапог" был разбит в то время на множество мелких городов - государств. В центральной части полуострова таковыми были республиканские Сиена, Пиза и Флоренция. Наиболее крупными из государств Северной Италии были Миланское герцогство, республика Генуя и Венеция. Менее значительным в военном и политическом отношении был маркизат, в который входили города Феррара и Модена, а также город-государство Мантуя. Все эти "карманные страны" являлись конкурентами на внешнем рынке и поэтому вели беспрерывные войны друг с другом на суше и на море. Благодаря этому в Италию непрерывным потоком шли наемники из Европы, спрос на которых не снижался. Со временем из республик города-государства Северной Италии стали превращаться в тирании или синьории - страны во главе с правителями, обладавшими неограниченной властью. К концу XIV века формировалось пять крупных тираний с центрами в Милане (тираны из рода Висконти), Вероне (род Скалигеров), Падуе (род Каррарези), Мантуе (Гонзага), Ферраре (род д'Эсте). Тираны сосредоточили в своих руках высшую законодательную, судебную, военную и исполнительную власть. В основном это было все, что я мог вспомнить об этом времени. Из событий и известных фамилий больше всего я знал о доме Медичи, но его расцвет должен был наступить намного позже. Я читал о роде Висконти и о Миланском герцогстве, краем уха слышал о доме д'Эсте, но мои знания не имели ни четких деталей событий, ни дат и имен. Значит, практической ценности они для меня не имели. Сейчас наша дорога лежала в маркизат Феррара, где правил Николо II д'Эсте. По слухам, это был умный и весьма образованный для своего времени человек. Являясь ценителем прекрасного, он покровительствовал многим известным поэтам, философам и музыкантам. В тоже время он был тонким политиком и прекрасным дипломатом, сумевшим собрать вокруг себя умных и знающих политиков и талантливых полководцев, которые помогали удерживать его врагов на расстоянии. Но все это было до настоящего момента, а сейчас у рода д'Эсте появились проблемы, которые дипломаты и послы оказались не в силах разрешить миром. Насколько я мог понять, речь шла о Мантуе. Также поговаривали, что Николо имеет зуб на Милан, где к власти пришел Джан Галеаццо Висконти. О его пути в правители Милана, ходило много слухов. В мае 1385 года Джан Галеаццо известил дядю, что с небольшой свитой направляется на богомолье и будет рад поприветствовать его, когда будет проезжать мимо Милана. Ничего не подозревающий невооруженный Бернабо Висконти с двумя старшими сыновьями выехал без свиты за ворота, чтобы встретить дорогого племянника, но был схвачен и привезен обратно в Милан уже в качестве пленника. На следующий день был собран Большой городской совет, который безоговорочно передал Джан Галеаццо всю полноту власти в Милане. Стремясь сгладить неблагоприятное впечатление от своего вероломства, Джан Галеаццо принародно провёл судебный процесс над своим дядей, которому были предъявлены самые чудовищные обвинения, после чего тот был заключен в крепость Треццо. Подлость и коварство являлись чертой почти всех властителей мелких государств Италии, поэтому среди других правителей и тиранов этот случай особого возмущения не вызвал. Дорога до столицы маркизата заняла у нас четыре дня. Монотонность путешествия изредка скрашивали разговоры с моими спутниками. Один разговор состоялся в самом начале нашего похода, на привале. Я лежал на траве после сытного обеда, покусывал травинку и в очередной раз думал о том, что может означать подарок Беатрис, висевший у меня под камзолом, на груди. - Сэр! - я даже не сразу понял, что меня зовут, и только подняв глаза, осознал, что ко мне обращается Том, бойкий командир лучников. - Слушаю. - Сэр, у наших парней есть к вам вопрос. - Говори. - Почему графиня не оставила нас на службе? Служили мы ей верно. Что не так?! Или это из-за тех придурков, что вздумали изменить? Так среди итальяшек предателей не в пример больше! Я-то знал причину. Те две ночи, проведенные вместе. Причина удалить меня как можно дальше лежала на поверхности. Пока сохранялась угроза со стороны герцога, юная благородная сеньора остро нуждалась в верности своих вассалов, поэтому не могла позволить ни малейшего намека или тени на своей репутации, способных эту верность поколебать. А зачем тогда прядь ее волос? Память? С трудом, вырвавшись из замкнутого круга вопросов, я подкинул своим солдатам более или менее достоверную причину: - Графине сейчас нужно укрепить свою власть, а для этого нужны верные люди, причем из своих же вассалов, а не из наемников. Оставив нас на службе, она бы, тем самым, показала, что не доверяет своему ближайшему окружению. А ей это надо? Конечно, нет. У нее впереди схватка с герцогом, а значит, хорошие отношения со своими дворянами, чтобы не бояться предательства и удара в спину. Просто мы удачно подвернулись графине в трудный момент, а когда она перестала нуждаться в наших услугах, то откупилась! После упоминания о золоте, судя по одобрительному хмыканью и согласным кивкам - мой ответ всех устроил. Кроме меня самого. Нет, во мне не было той любви, которая заставляет кипеть кровь и терять в голову, да и само поведение графини свидетельствовало о том, что мною просто манипулировали. Но помимо этого в моей памяти жили воспоминания об этих ночах, где обоюдная страсть была почти любовью, пусть даже не сердец, но тел. Они жили во мне и покидать не собирались, вновь и вновь пробуждая неистовое желание. В такие моменты я почти физически ощущал ее нежную кожу, грудь и упругие бедра. Черт! Дьявол! Чтобы отвлечься от будоражащих кровь воспоминаний, я решил поделиться с моими командирами одной идеей, которую давно вынашивал. - У меня ко всем вам есть вопрос! Как вы действуете, когда на вас мчится тяжелая конница? - Тут все зависит от поля боя, сэр, - несколько удивленный неожиданным вопросом, ответил командир отряда лучников. - Гм. Без укрытия они нас просто растопчут. - А ты что скажешь, Дик? - Трудно сказать, сэр. Все зависит, как сказал Том, от поля боя и какие войска с той и другой стороны. - А если у вас есть укрепления, за которыми можно спрятаться? - Сэр, вы так бы и говорили! Тогда другое дело, - с некоторым превосходством в голосе заявил Томас. - Из укреплений мы сметем их стрелами. Вот только не всегда они есть в нужный момент! - А если эти укрепления передвижные и могут следовать за войском? - Как такое возможно, сэр? - полюбопытствовал Черный Дик. И я рассказал им про повозки, которые использовали гуситы для прикрытия войск от неприятельских атак, так называемые вагенбурги (от нем. Wagen - повозка и Burg - крепость). Им было суждено появиться еще лет через двадцать пять - тридцать, когда наступит время гуситских войн, проходивших на территории Чехии и Германии. Историки считали, что чешский полководец Ян Жижка стоит за разработкой тактики применения боевых возов в сражениях. Боевой воз - вначале был просто чешской повозкой, а затем его перестроили и укрепили щитами и приспособлениями, мешающими пролезть под колесами, а так же цепями для скрепления возов между собой, чтобы те нельзя было растащить. При столкновении с неприятелем очень быстро строился вагенбург в виде четырехугольника, с большими выходами спереди и сзади; лошади выпрягались, а возы связывались цепями. Выходы прикрывались рогатками. Русские и казацкие войска тоже потом с успехом пользовались передвижными деревянными щитами, называя их гуляй-городом. Идея пускать стрелы под защитой стен, пусть даже деревянных, лучникам очень понравилась, зато Черный Дик не замедлил высказать свои сомнения: - Одни телеги со стенками и лучники?! Вот и вся армия?! А если вражеская пехота до них доберется, что тогда?! Всех под корень вырежут! - А конница на что?! - Это как? - не сразу понял моего вопроса Черный Дик. - Кроме телег, лучников и арбалетчиков, нужна конница! Для уничтожения пехоты и уничтожения убегающего врага! - И где же она, сэр, будет находиться, когда лучники попрячутся по телегам?! - А телег будет не десять, как ты мог подумать, а много больше и выстроятся они квадратом, как я уже говорил. Пока будет идти наступление, конники будут помогать защищать деревянную крепость, а когда враг побежит, конница выскочит из укрепления и начнет преследовать врага! - А что такое квадрат? - тут же поинтересовался Томас. Я тут же выложил из веточек и травинок фигуру. - Вот так будут располагаться телеги. Лучники и арбалетчики на телегах, а конница посредине. Считайте телеги передвижной крепостью! - Хм! Как просто! И почему до этого еще никто не додумался? - наморщил лоб Том. Интересный разговор состоялся у меня с Игнатом. Когда я передал за него деньги Апреззо и получил на руки купчую, то хотел сразу отпустить на волю, но, поразмышляв, решил обождать. Нет, я, как и раньше, отрицательно относился к рабству, но Игнат был не только отличным бойцом, но также честным и преданным человеком, а мне такие люди были именно сейчас необходимы. При этом я дал себе слово, что тот сразу получит волю, как только острая нужда в его услугах отпадет. На одной из наших ночных стоянок в споре с латниками Игнат случайно обмолвился, что владеет искусством сражения двумя мечами. Те усомнились в подобном умении, тогда он попросил у меня разрешение продемонстрировать подобный стиль боя. Я кивнул головой. Русич попросил у латников второй меч для левой руки. Перебрал несколько клинков, пока не сделал выбор. Крутанув несколько раз мечи в воздухе, Игнат встал напротив противника. Несмотря на кряжистую, широкоплечую фигуру латника, он выглядел довольно бледно на фоне атлетически сложенного русского богатыря. В следующее мгновение воздух зазвенел от ударов клинков. Солдат недолго продержался против сдвоенных ударов полуторных мечей русича. После пары минут отражения атак, англичанина просто захлестнул вихрь ударов. Не выдержав яростного натиска, тот стал отступать, пока в какой-то момент не оступился и не растянулся на траве. Мастерство русского богатыря было под стать его победе - ярким, мощным и стремительным. Лучники и латники вскочили на ноги, приветствуя победителя восторженным ревом. Тем временем побежденный солдат вскочил на ноги, повертев головой и не найдя отлетевшего в сторону меча, с яростным ревом кинулся на Игната с кулаками. Русич, при виде набегающего на него противника, отбросил мечи и встал в стойку. Судя по привычно-стремительным движениям нетрудно было предположить, что тот владеет каким-то видом рукопашного боя. Уйдя от размашистого удара кулака, Игнат провел быструю серию ударов в грудь и живот латника. Скрученный болью, тот на какое-то мгновение замешкался и тут же получил быстрый и точный удар в челюсть, бросивший его на землю. Снова восторженный рев разорвал воздух на поляне. Как только шум после схватки приутих, я подозвал Игната к себе. Меня интересовало все: что видел, где путешествовал, где научился так драться. Его рассказ стал сплетением полных жестокости эпизодов из жизни раба. Также русич рассказал, что в школе телохранителей, где он проучился три года, помимо физического развития и фехтовального искусства, учеников обучали кулачному бою. Судя по всему, это была разновидность панкратиона, боевого искусства, включенного еще в программу Олимпийских игр Древней Греции. Панкратион сочетал в себе удары, приемы борьбы в стойке и партере, подсечки, болевые приемы и удушения. Но особенно меня тронули его воспоминания о детстве, они были очень непосредственными, такими теплыми и нежными, что у меня заскребло на сердце. "Мне ли тебя не понять. Я тоже на чужбине". Слушая Игната, проснулось живущее в глубине души желание снова увидеть мать, поболтать с приятелями, окунуться в старую беззаботную жизнь, из которой меня вырвали. Но это была уже не вспыхивающая глухая тоска, сжигающая тебя изнутри, а скорее теплая грусть. Отослав русича спать, я некоторое время сидел, наблюдая, как маленькие язычки огня пляшут на багрово-красных углях затухающего костра. Лениво перебирая в памяти, сильно потускневшие воспоминания из двадцать первого века, я неожиданно для себя стал сравнивать их со своей нынешней жизнью. Честно говоря, еще не так давно они были явно не в пользу Средневековья. Но вот сейчас.... Неожиданно потянувший с полей ночной ветерок принес горьковато-пряный аромат разнотравья. Глубоко вздохнул, и мне показалось, что живительный воздух прошел не только сквозь легкие, но и омыл мою душу. Вместе с ароматом луговых трав в меня вдруг вошло нечто важное, подобное открытию или пониманию того, к чему человек шел, мучительно пытаясь понять, что с ним происходит. И вдруг понял, что во мне прямо сейчас рассыпался в прах, внутренний барьер, оставшийся еще со времени моего появления в этом мире. Мир, я и это жестокое, дикое время слились, став одним целым.
ГЛАВА 9 КОНДОТЬЕР
До Феррары, столицы маркизата, наш отряд добрался поздним вечером, заняв на ночлег первый попавшийся постоялый двор. Поднявшись на следующее утро, я планировал после завтрака ехать во дворец дома д'Эсте, чтобы найти командующего армией Аззо ди Кастелло. Но из расспросов выяснилось, что командующий сейчас находится за городом, в полевом лагере, куда я направился со своими людьми. Спустя три часа быстрого марша мы подошли к скоплению палаток, шатров и телег, раскинувшихся почти на полмили. Над лагерем стоял уже привычные для меня, за время службы в английской армии, шум и разноголосица: удары молота из полевых кузниц, голоса солдат, резкие приказы командиров, ржание лошадей, лязг доспехов и звон оружия. На границе лагеря расположились лавки маркитантов; возле которых стояли ряды столов с длинными скамейками под дощатыми навесами. Чуть в отдалении, в тени деревьев стояли бочонки с вином. На переносных железных жаровнях грелись громадные котлы, где варилась похлебка, и сковороды с аппетитно скворчащим мясом и жареной рыбой. Тут же продавали различные овощи и фрукты, лежавшие горками в небольших плетеных корзинах. Солдаты, звеня монетами, с азартом торговались у прилавков лавок или, купив еду и вино, рассаживались за столами. В воздухе, пропитанном аппетитными ароматами разнообразной еды, стоял разноголосый веселый гомон. Ближайший к нам торговец, толстяк с хитрыми глазами цвета маслин и двумя подбородками, при виде нас засиял радушной улыбкой и громко заголосил: - Только у меня самое лучшее жаркое во всей Италии! Вы пальчики оближете, как только попробуете мое жаркое! А какая у меня рыбка! Подходите, скорее! Такой поджаристой, хрустящей на зубах плотвички вы ни разу в жизни не пробовали! Чего стоите парни?! Или вы ослепли и не видите дороги?! Тогда втяните в себя божественный аромат, идущий от моей стряпни, и он приведет вас прямо ко мне! Обернувшись к своим командирам, я приказал: - Ждать меня здесь! Далеко не разбредаться! Затем подъехал к торговцу и спросил: - Где я могу найти графа Аззо ди Кастелло? - Езжайте прямо вон туда, господин, - он показал рукой направление, - и никуда не сворачивайте. Увидите большую шелковую двухцветную палатку. Красный и синий, это цвета графа. Там еще у входа пара часовых стоит. Только если вы наниматься, господин, то он вряд ли вас возьмет. Дня три тому назад уже приходил отряд, вроде вашего. Отказали.... - Заткни пасть, дурак! - Извините, господин! Это все мой проклятый длинный язык! Мне в свое время гадалка сказала...! - Джеффри, за мной! Невдалеке от указанной палатки я спешился. Оставив на телохранителя свою лошадь, подойдя к часовому, я спросил, не может ли меня принять командующий. Графа на месте не оказалось и мне пришлось ждать. К счастью недолго. Не прошло и десяти минут, как к шатру приблизилась кавалькада, возглавляемая всадником в богатой одежде. Чуть приотстав, его сопровождали два телохранителя в кольчугах. Следом ехала разнородная и яркая группа офицеров, где камзолы с яркой вышивкой и плащи с меховой опушкой перемешались с блестевшими на солнце кольчугами и латами. Впрочем, я только мазнул по ним взглядом, сосредоточив все свое внимание на полководце, о котором столько много слышал. Соскочив с лошади, тот бросил поводья подбежавшему слуге, после чего повернулся ко мне. Пробежав по мне глазами, его взгляд посуровел, а густые черные брови сошлись к переносице. Хмурый вид говорил: живей излагай, с чем пришел или проваливай! Я не стал испытывать его терпения и тут же приступил к делу, ради которого приехал: - Граф Аззо ди Кастелло? - Да, это я! А вот ты кто такой? Его резкий и язвительный тон не предвещал спокойного разговора. - Эсквайр Томас Фовершэм, господин командующий. Хочу с отрядом своих людей стать под ваши знамена. - У меня хватает солдат! Если это все, то наш разговор закончен. Я загодя продумал свою линию в предстоящей беседе, в ходе которой хотел убедить графа в том, что мы ему нужны, но столь жесткая позиция и мгновенный безоговорочный отказ не дали времени собраться с мыслями и привести аргументы в свою пользу: - Это все, что я хотел предложить, но... В этот миг отделился кто-то из свиты офицеров Аззо ди Кастелло, с интересом наблюдавших за нашим разговором, и направился к нам. - Господин командующий! Взглянув на подходившего офицера, я про себя ахнул. Это был Карл Ундербальд, капитан швейцарцев, которого мы встретили по дороге в Италию. Ди Кастелло, в очередной раз нахмурил брови и недовольно рявкнул: - Что тебе надо, капитан?! Судя по всему, сердитый тон итальянского полководца на невозмутимого швейцарца произвел не больше впечатления, чем махание крылышек бабочки где-нибудь на альпийском лугу. Подойдя, капитан остановился в двух шагах от нас, и обратился к командующему: - Господин граф, это тот человек, о котором я вам рассказывал. Помните, вы еще двух лучников пригласили, чтобы они подтвердили мой рассказ. Пришло время мне удивиться во второй раз. Я точно помнил, что во время нашей встречи на дороге ничего про себя не рассказывал, да и разговор шел в основном о службе швейцарца в Италии. "Лучники? Не мои ли это парни? Впрочем, все может быть...". - Гм! - теперь граф смотрел на меня с интересом. - Так вы тот англичанин, который участвовал в "схватке двадцати рыцарей"? - Да, господин командующий. - Это вы с горсткой людей взяли французский замок? - Если вы о замке Живодера - то да, это был я. - Почему же вы сразу не сказали мне об этом, мессир?! - Всегда считал, что за человека лучше говорят его дела, а не длинный язык. При моих словах лицо командующего посветлело, видимо ему понравились ответ. - Хорошо сказано. Проходите в мою палатку. Похоже, нам есть о чем поговорить. Вам, господа, - он обратился к своей свите, - наверно так же, как и мне, будет интересно услышать рассказ эсквайра! Шумной толпой офицеры последовали за нами в штабную палатку. Графа, как истинного рыцаря, очень интересовали подробности поединка, который к моему удивлению стал настолько известным, что его слава пересекла границы Франции. Минут пятнадцать Аззо ди Костелло вытаскивал из меня подробности схватки, потом, с не меньшим интересом, выспрашивал о штурме замка Живодера. За все время никто из его подчиненных ни единым словом не вмешался в нашу беседу. После ответа на последний вопрос графа, как я пришел к подобной идее штурма замка, наступила пауза. Только тут до меня дошло, что это был не просто разговор, а своего рода экзамен на офицера. Несколько минут командующий молчал, размышляя в полной тишине. Я тем временем стоял в томительном ожидании, в окружении внимательных и любопытных взглядов, заодно пытаясь составить собственное мнение о графе как о человеке и воине. "По первому впечатлению, не лицемер и не трус, характер твердый и прямой, как клинок. Впрочем, не удивительно, ведь по слухам он воюет с семнадцати лет. Умен и опытен, судя по заданным мне вопросам. Правда, я также слышал, что он горяч нравом, как все итальянцы. С другой стороны, раз он одержал столько побед, значит голову в трудной обстановке не теряет". - Я беру вас. Назначаю командиром английского отряда. Ваших людей включим в его состав. После совещания обсудим условия, а затем мой секретарь составит кондотту. - Благодарю вас, господин командующий, за оказанное мне и моим людям доверие. Постараемся его оправдать. Еще через два часа я подписал контракт о найме с Аззо ди Кастелло. После чего официально стал кондотьером или капитаном наемного отряда на службе дома д'Эсте, правителя Феррары, с правом для себя и своих людей на оговоренное жалование и долю добычи, обязанностью неукоснительно и четко выполнять приказы вышестоящих начальников, и возможностью умереть на поле битвы во славу правящего дома. Отряд состоял их ста пятидесяти лучников и шестидесяти конных латников. Предыдущий его капитан, Винсенто Мурильо, присутствовавший при заключении кондотты, только что не сиял от радости. Когда все формальности закончились, и мы вместе вышли из палатки командующего, он радостно заявил: - Я чертовски рад, что избавился от командования этими упертыми англичанами. Ваши земляки, мессир, упрямы и своевольны. Хотя отрицать не буду: бойцы они отменные! Впрочем, судя по только что услышанным рассказам, вы с ними одного поля ягода! Теперь идемте, я провожу вас и представлю солдатам их нового командира. Но до представления дело не дошло. Уже на подходах к расположению отряда нас встретила радостно гомонящая толпа из английских лучников и ратников. Как оказалось, слухи о прибывших англичанах за это время успели распространиться по лагерю, после чего солдаты из отряда быстро разыскали своих земляков и узнали, что ими командует Томас Фовершэм. Когда эти сведения дошли до Сэма Уилкинса и Уильяма Кеннета, которым, в свое время, повезло подписать кондотту с Аззо ди Кастелло, их радости не было предела. Естественно все остальные солдаты, которые уже были наслышаны обо мне, обрадовались тому, что их командиром будет не просто хороший воин, но и любимец госпожи Удачи. Послав солдата с приказом к оставленным на границе лагеря солдатам прибыть в расположение отряда, я с радостью приветствовал старых знакомых. Разговоры и воспоминания затянулись далеко за полночь, так что поспать мне удалось совсем немного. Уже ранним утром меня вызвали в шатер командующего, где я получил свое первое задание в качестве капитана наемников. Как оказалось к Аззо ди Кастелло поступили сведения, что на территорию маркизата вторглась большая шайка разбойников. Они уже захватили и сожгли несколько селений и небольшой городок. У местных властей сил явно не хватало, и они обратились за помощью к своему господину маркизу Николо д'Эсте. Командующий поставил перед нами две следующие задачи: найти и разгромить банду, предварительно выяснив, кто их послал. Срок на выполнение - две недели. Вернувшись в расположение отряда, я вызвал командиров и занялся подготовкой к походу. Впрочем, получение всего необходимого для похода заняло не слишком много времени. Как выяснилось по ходу дела, Аззо ди Кастелло был не только хорошим полководцем, но и сумел отладить работу своих хозяйственных служб, как часовой механизм. В донесении из разграбленной области говорилось, что разбойников было, чуть ли не две сотни. Верить этим цифрам я не собирался, так как у страха, как говорится, глаза велики, к тому же азы элементарной арифметики здесь имел, в лучшем случае, один на пять сотен человек. "Пятьдесят-шестьдесят бандитов. Максимум. Будь их две сотни, они бы не шарили по деревням, а что-нибудь покрупнее взяли на меч". Доложив командующему о готовности к выходу, я изложил свои мысли, но тот приказал отряду отправляться в полном составе. Кроме того, нам придали двух человек: священника и дворянина, одного из приближенных к Николо д'Эсте. Как объяснил мне граф, мессир Беллучо должен представлять властителя Феррары для местных властей. Я понимал это несколько иначе: тому отведена роль шпиона при отряде. Впрочем, это было вполне естественно для времени, где коварство и предательство не приветствовалось, но и не осуждалось так сильно, как в более поздние века. До района действия шайки разбойников мы добирались окольными дорогами, стараясь по возможности избегать больших торговых путей и крупных населенных пунктов. Хотя это сильно снижало скорость продвижения отряда, но я считал, что осторожность в этом деле важнее: чем меньше народу знает о нас, тем больше вероятность застать бандитов врасплох. Когда мы дошли до сожженной и разграбленной деревни, их последнего места преступления, я приказал разбить лагерь. Выставив на подступах охрану, я разослал во все стороны дозорные группы и уже к вечеру получил первые сведения о разбойниках. Один из отрядов разведчиков нашел неподалеку в лесу три крестьянских семьи, чудом оставшихся в живых после налета банды. По их словам выходило, что тех не меньше сотни, но я по-прежнему считал, что это число сильно преувеличено. К середине второго дня появилась относительно достоверная информация, полученная двумя группами разведчиков из разговоров со священником и парой мелких купцов. Все они сумели вовремя заметить разбойников и укрыться. "Как я и думал, пятьдесят-семьдесят человек. Где-то в этих пределах. Плохо, что никто не знает, где они сейчас. Что делать? Хорошо было бы разбить отряд на три части и прочесать район мелким гребнем, да вот только офицеров у меня толковых нет. Преданные и храбрые есть, а вот умных, чтобы возглавить такой отряд и проявить инициативу.... Увы и ах! Ладно, наберемся терпения. С утра опять разошлю дозоры. Если завтра новостей не будет - пойдем дальше. А по пути группы разведчиков будут широким гребнем прочесывать местность. Не может быть, чтобы кто-то их не видел". Две дозорные группы вернулись к обеду без новостей, зато третья привезла мальчонку-пастушка, который видел столб дыма в направлении женского монастыря. После этого сообщения мне осталось уточнить дорогу и поднять солдат по тревоге. Приказав лучникам следовать к монастырю, дал команду латникам: - По коням!! Спустя десять минут я скакал во главе отряда латников в указанном направлении. Хотя кони мчали почти на пределе своих сил, бешеная гонка ничего не дала - мы приехали слишком поздно. Картина обрушившихся стен, обугленных балок с пляшущими языками пламени и мертвых тел, была мне уже привычна, если бы не одна деталь: женские трупы, разбросанные среди развалин, были монахинями. В эти времена бедствия, голод, эпидемии воспринимались куда трагичнее и страшнее, так как помощи простому человеку ждать было неоткуда, оставалась только уповать на милость Божью. Господь был не только последней надеждой, но и грозным судьей, который наказывал людей за их грехи. Поэтому, чтобы замолить грех или вознести молитву о благодеянии, люди шли в храм или монастырь, их служители считались проводниками слова и воли Бога на земле. Естественно, что народ считал церковь и священнослужителей под защитой Создателя, ведь тем, кто посмеет покуситься на них, не избежать гнева Божьего, который рано или поздно поразит всех совершивших этот страшный грех. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, как мыслит и воспринимает окружающий мир человек, пропитанный верой в Господа со дня своего рождения, зато теперь я знал, о чем сейчас думают за моей спиной примолкшие латники. Несмотря на то, что все эти парни время от времени нарушали Божьи заветы, они не считали себя преступниками, потому что были солдатами. Наемники верили в Бога, молились, ставили свечки своему святому, но если говорить честно, их вера вспыхивала ярко только тогда, когда им было особенно плохо или чего-то страстно хотели. В остальное время солдаты предпочитали верить в свой меч и госпожу Удачу. Но сейчас даже самые отпетые из моих головорезов считали, что совершен злодейский грех, и те, кто его совершил, должны понести кару. Кто-то истово и горячо начал читать молитву, и в следующую секунду ее подхватило сразу несколько десятков голосов. Голоса звучали вразнобой, хрипло и грубо, но было в этом пении чувство, которое люди называют выражением "вложить душу". Дав закончить солдатам молитву, я скомандовал: - Искать! Может, хоть одна живая душа осталась! Воины рассеялись среди развалин. Не прошло и пяти минут, как ко мне подбежал латник. - Сэр! Сэр! Там.... Подойдите! Вас ждут! Торопясь, я резко свернул за угол разрушенного огнем здания, и чуть не наступил на изуродованный труп монахини. Обогнув его, быстрым шагом подошел к толпе солдат, стоявших у входа в чудом сохранившуюся пристройку. Судя по реакции латников, многие из которых крестились, я понял, что увижу нечто отвратительное - и не ошибся. На пороге лежало худенькое тельце девочки - подростка. Дикий, почти неуправляемый гнев захлестнул меня с головой, хотелось рвать глотки тем, кто это сделал, и слушать, как они хрипят, захлебываясь своей кровью. Мне понадобилось некоторое время, чтобы справиться с приступом ярости. Взяв себя в руки, я прислушался к разговорам в толпе и понял, что воинов поразило простое деревянное распятие, которое было зажато в тоненьких пальчиках подростка. Ребенок просил защиты у Бога, а вероотступники его убили, значит пошли против Создателя. Подлые еретики надругались не просто над девочкой, они надругались над верой! Над их верой! Над тем чистым и светлым чувством, которое бережно хранилось в глубинах огрубевших душ солдат. Сейчас там кипела только незамутненная ненависть. Глядя в горящие глаза своих солдат, я понял фанатизм людей, которые во имя веры шли на костер сами или посылали туда других. Внутри меня пробежал холодок. Мимо монастыря шла всего одна дорога, поэтому, выведя людей из развалин, я приказал: - На коней! В погоню! Спустя полторы мили, неожиданно послышался слабый вскрик в стороне. Придержав лошадь, я оглянулся и увидел протянутые руки солдат, указывающих в сторону рощи оливковых деревьев, лежавшей по левую сторону дороги. Махнул рукой в этом направлении и отряд, развернувшись, поскакал в сторону оливковой рощи. Не доезжая до нее ярдов пятидесяти, дал команду спешиться. Латники почти бесшумно двинулись вперед, охватывая видневшуюся среди сплетения деревьев поляну. Наше появление оказалось неожиданным для группы из шестерых насильников, да и трудно оказывать серьезное сопротивление, когда у тебя спущены штаны. Двоих насильников, солдаты, словные рассвирепевшие псы, буквально порвали на куски. Мне с трудом удалось вырвать оставшихся разбойников из рук озверевших солдат, да и то благодаря Черному Дику с его парнями. После кровавой расправы, случившейся на их глазах, несчастных женщин с большим трудом удалось убедить, что мы их спасители. Они немного отошли от случившегося только тогда, когда, закутанные в плащи и напоенные вином, уже возвращались обратно к монастырю. На вопросы монахини отвечали зажато и скомкано, все время срываясь на плач. Вдруг одна из монахинь неожиданно задала вопрос, с надеждой вглядываясь в окружавшие лица: - Что с детьми? Они живы? Сразу наступила мертвая тишина. Не дождавшись ответа, женщина заплакала навзрыд. Когда она немного успокоилась, то смогла нам рассказать, что при монастыре был детский приют, где жило девять маленьких детей-сирот. Когда мы вернулись к развалинам монастыря, солдаты, соскочив с лошадей, бросились на поиски детей. Их порыв был мне понятен. Почти треть моих людей имела в Англии семьи, а значит, детей, по которым сильно скучали. На этот раз поиски затянулись, и я решил присесть в тени монастырской стены. Но только успел сесть, как прибежал солдат с напряженным лицом, которое не предвещало добрых вестей. Отходил я от колодца на негнущихся ногах, в шоковом состоянии. Ни я, ни мои солдаты не были безгрешными праведниками. Нам не раз приходилось видеть смерть, сеять разрушение и проливать кровь, ноэто был бой или честная схватка, лицом к лицу, меч на меч. Но тут... Я огляделся. Глядя на выражение лиц латников, которые доставали детские трупики из колодца, и остальных солдат, охвативших тесным кольцом колодец, мне даже в возбужденном состоянии, стало не по себе. Все они, с сердцами, очерствевшими на войне, даже те, кто без малейших колебаний пытал пленных и добивал раненых ударом кинжала, испытывали сейчас чувство праведного негодования. Один из людей Черного Дика, Джон из Ридклифа, грубый и жестокий наемник, сейчас истово и горячо молился, опустившись на одно колено. Правда, вместо распятия он использовал крестовину своего меча, вонзив тот острием в землю. Поддавшись невольному порыву, часть солдат, опустившись на колени, последовали его примеру. Даже я, обычно пренебрегавший обращением к Богу, перекрестился и прочитал коротенькую молитву о спасении души, которую выучил в Уорвикском аббатстве. Теперь глядя на лица солдат, я понял, что пройдет несколько минут и тихий, праведный гнев наемников взорвется грубой необузданностью и звериной жестокостью. Торопясь использовать момент, пока они были в состоянии меня выслушать, а главное понять, я возвысил голос: - Слушайте меня, все! Я понимаю ваш гнев и разделяю ваши чувства! Но чтобы месть была полной, мне надо знать, где прячется их главарь, эта тварь, которой не место под небом, отдавший на поругание своим нелюдям женщин и детей! Я хочу его найти и заставить ответить полной мерой за содеянное ими зло! - я сделал паузу, чтобы люди осознали, что было сказано, после чего продолжил. - Поэтому, сначала я допрошу пойманных ублюдков, а потом мы решим их судьбу! В толпе раздалось глухое ворчание, но прямо противоречить мне никто не решился. Я облегченно выдохнул воздух и скомандовал Черному Дику: - Тащите сюда этих уродов! Разбойников привели и пинками поставили передо мной на колени. Внимательно осмотрев их перекошенные от страха хари, я утвердился в мелькнувшей ранее мысли: среди них нет ни одного итальянца. Это говорило о том, что шайка не была нанята кем-то из личных врагов маркиза Николо д'Эсте. Тогда откуда они и почему здесь? Несколько озадаченный, я начал допрос с бандита, стоявшего на коленях прямо напротив меня: - Дьявольское отродье! Ты или ответишь на все вопросы без утайки или мои парни повесят тебя на собственных кишках! - Да, мессир, да! Я все скажу, добрый господин! - быстро ответил мне бандит по-французски. - Откуда отряд?! Сколько вас?! Кто главарь?! Спустя десять минут я уже знал, что в банде около пятидесяти разбойников, а их главарь - француз. Сначала у него было человек тридцать своих людей, а по пути в Италию к нему присоединились еще две небольшие шайки. Вожак очень жесток, за малейшую провинность убивает, причем особым способом - распарывает человека острым, как бритва, кинжалом, от паха до груди, а затем наблюдает, как его жертва ползает, захлебываясь криком и волоча за собой кишки по земле. - ... А еще я слышал от одного из его людей, что наш вожак не просто так приехал в Италию, а кого-то ищет... - Имя у этого выблядка есть?! Что ты еще о нем знаешь? - Ничего! Только что у него есть свой штандарт с надписью! Я не умею читать, но нам сказали, что на нем вышито: враг бога и людей. После последних слов бандита в толпе солдат, стоявшей в нескольких ярдах, послышались угрозы и проклятия, посылаемые на голову главаря шайки. "Гм! Так у нас тут завелся сатанист. И кого же он ищет?". - Где можно найти вашу шайку? - я пробежал взглядом по искаженным от дикого страха лицам пленников. - Тот, кто скажет - получит легкую смерть! Стоящие на коленях разбойники, хоть и смотрели сейчас на меня, но грозные выкрики солдат настолько их испугали, что они просто не поняли сути предложения. Только бандит, который уже отвечал на вопросы, в какой-то мере сумел сохранить остатки самообладания, поэтому первым откликнулся на мои слова. - Сэр! Я скажу!! Только поклянитесь, что даруете мне легкую смерть!! Я прекрасно его понимал. Если солдат побежденной армии зачастую убивали, даже не задумываясь о милости к противнику, что тогда говорить о грязном убийце, пойманном на кровавом деле. Как только мои солдаты услышали его слова, толпа снова гневно загудела. По жестокости эти люди, стоявшие вокруг, мало чем отличались от захваченных бандитов, которых собирались изощренно и мучительно казнить. В то же время искренне считали, что предав смерти убийц детей и монахинь, они сделают богоугодное дело, которое спишет им прошлые грехи. "Бог вам судья, ребята!" Вдруг неожиданно хрипло заорал еще один разбойник, причем его голос настолько дрожал, что в самом конце сорвался на визг. - Господин, я знаю! Знаю, где их искать! Я приведу вас к ним, милостивый господин! Я знаю! Тут опомнились и закричали остальные разбойники: - Я знаю! Я! В этих дрожащих голосах было столько рабской преданности и животного страха, что я был не в силах сдержать свое презрение и отвращение: - Так, этого - не трогать! Кто его коснется даже пальцем - ответит мне своей шкурой! Все это поняли?! Зато те трое ублюдков - ваши! Несколько раздавшихся недовольных криков было тут же заглушено злобным ревом горевшей жаждой мести толпой. Когда солдаты уволокли истошно вопящих разбойников к развалинам, я неожиданно подумал: - "На твоем месте, Господь, я бы закрыл на некоторое время глаза и уши. Думаю, что тебе вряд ли понравится то, что во имя Божье сейчас творят твои неразумные дети". Тело оставшегося француза-разбойника, плотно прижавшееся к земле, сейчас била крупная дрожь. Меня самого нервировали непрерывные дикие вопли, полные животной боли и запредельной жути, так что я мог представить, каково сейчас приходилось бандиту. - Эй, ты! Бандит будто не слышал, все сильнее вжимаясь в землю. Подойдя, я ударил его ногой в бок. - Голову подними, падаль! Ты что не понял?! В глаза смотри! Когда он поднял лицо, я увидел широко раскрытые глаза, в которых не было мысли; там клубился ужас, сжигавший его изнутри. "Блин! Как бы он от страха с катушек не слетел!". Неожиданно почувствовал резкую вонь. Латник, стоявший рядом, зловеще осклабился: - Обделался от страха. Крыса вонючая. Я сделал шаг назад. В этот самый миг бандит словно очнулся и медленно пополз ко мне: - Это не я! Это они! Они! Милостивый господин, я все скажу. Все! Только не отдавайте меня им! Я.... Его перебил истошный крик, в котором уже не было ничего человеческого. В какое-то мгновение пытаемый захлебнулся своим криком, а затем продолжил выть на одной и той же ноте. - Господин! Добрый, милостивый господин.... - Говори, тварь! Живо! Где шайка?! Слова убийцы и насильника, как и мысли, были путаны и несвязны, но мне удалось вычленить главное в его рассказе. Бандит случайно слышал разговор главаря с одним из своих доверенных лиц про место, намеченное для следующего разбойного нападения. Это было богатое и хорошо укрепленное селение, стоявшее на пересечении двух торговых путей, в нескольких часах пути отсюда. Некоторое время я размышлял над полученными сведениями, пока очередной истошный вопль не вернул меня в реальность. Глянул на не перестававшего дрожать бандита и скомандовал охранявшим его латникам: - Вздерните его! Несмотря на недовольный вид, солдаты быстро и в точности выполнили мой приказ. Опыта и сноровки в этом деле им, похоже, было не занимать. Истошные вопли отвлекали меня от мыслей, и я отправился в тень деревьев на берегу ручья, неподалеку от монастыря. Еще спустя время начали собираться солдаты, причем некоторые были забрызганы кровью не хуже мясников после забоя скотины. Пока они приводили себя в порядок, на дороге показались запоздавшие лучники. Оставив группу солдат со священником для достойного захоронения несчастных женщин и детей, наш отряд выступил дальше по дороге.
Разбойник не соврал. Похоже, действительно именно это богатое селение должно было стать очередной целью банды убийц. Деревня была обнесена высоким тыном. За ним несли охрану полтора десятка наемных стражников, нанятых деревенской общиной. К ограде примыкала река, с трех других сторон село окружали поля, которые не позволяли врагу подкрасться незаметно. Единственную возможность внезапно оказаться перед стеной, а значит начать штурм с минимальными потерями, давал дорога со стороны брода, которая шла по неглубокому оврагу. Для переговоров с деревенским старостой был послан мессир Беллучо, чтобы хоть в чем-то оправдать свое пребывание в отряде. В мои дела этот дворянин благоразумно не лез, предпочитая наблюдать за всем молча и на расстоянии. Спустя некоторое время он вернулся с деревенским старостой, которому я сразу пояснил ситуацию. После чего староста пообещал, что через пару часов максимум я получу пару людей, знающих местность и побожился, что будет держать язык за зубами и никому из своих сельчан ничего не расскажет. Это предупреждение ему было сделано из-за возможного шпиона в селении, работающего на разбойников. Присланные старостой два местных охотника знали каждую ложбинку и кустик в радиусе пятидесяти ближайших миль. Они помогли мне правильно расставить людей, после чего я оставил их в отряде, во избежание утечки информации. Мой план был основан на засаде возле брода, самом удобном месте для нападения. Любой другой путь давал крестьянам возможность приготовиться к отражению атаки, а значит, для разбойников будет потерян самый крупный козырь - внезапность. К тому же главарь должен был понимать, что его бандиты привыкли резать глотки беззащитным людям, а не сражаться как воины, поэтому достаточно небольшого сопротивления, и те начнут разбегаться. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что висельник-француз не выдумал сказку о нападении шайки на деревню только ради легкой смерти. Шли вторые сутки нашего ожидания. Под покровом густых сумерек я, как и вчера, разбил отряд на три части. Часть спешенных латников и лучников укрылись вблизи селения, чтобы встретить бандитов, когда те начнут разбегаться. Основная масса латников, в количестве сорока человек, во главе с Черным Диком, была укрыта за забором, с другой стороны деревни. У них было две функции. Защитить деревню, если бандиты рискнут на нее напасть с противоположной стороны, а так же стать ударным отрядом в случае нападения со стороны брода. Большую часть лучников, я оставил на противоположном от деревни берегу реки. Я остался вместе с ними, со своими телохранителями. Исходил из того, что если нападение будет со стороны реки, то и побегут они обратно тем же путем. Ночь подходила к концу. Время, казалось, настолько замедлилось, что еле ползло. Я посмотрел на начавшее сереть небо и в который раз подумал, что этот сукин сын, висельник-француз меня все-таки обманул. Только я пожелал ему самых страшных мук в аду, как неожиданно из тростника возле брода, недовольно крякая, взлетело несколько уток. Потом снова наступила тишина. "Они? Или... зверь птиц спугнул? Нет. Они. Разведчики...". В предрассветном тумане, плывущем над рекой, стали видны три фигуры вооруженных всадников. Их кони шли медленно, шагом. Подъехав к броду, они остановились и стали всматриваться в другой берег, после чего медленно и осторожно, с постоянной оглядкой, пересекли по мелководью реку. Снова остановились, а затем некоторое время оглядывались по сторонам. Потом один остался, а двое других поехали дальше. Спустя десяток минут один из бандитов вернулся, тогда остававшийся у брода разбойник поднял короткое копье с привязанной к нему белой тряпкой вверх и помахал им в воздухе. Тут же из леса высыпали всадники. Я попытался подсчитать их. "Пять.... Десять. Двадцать.... Еще прикинем десяток.... Человек сорок - сорок пять". Разбойники, выехав на берег, тут же начали выстраиваться в подобие колонны, а затем переправляться через реку. Стоявший за спиной Джеффри наклонился к моему уху и возбужденно прошептал: - Наши овечки сами идут на бойню. Давненько мы хорошо не дрались, Томас. В ответ я слегка кивнул головой. Хвост колонны переправился на тот берег. Все! Они в ловушке! Минута, две.... десять.... Сколько можно ждать? Господи, как долго! Как я ни ожидал начала схватки, она все равно оказалась для меня внезапной. Лязг мечей и топоров, свист стрел, мешались с проклятиями и стонами умирающих; вся эта лавина будоражащих кровь звуков близкого боя росла с каждой секундой. - Ну, давайте, крысы. Выползайте из норы, - прошептал я, охваченный боевым азартом. - Ну, где вы там? Ответом на вопрос стала вылетевшая на противоположный берег часть банды, пытающаяся вырваться из ловушки. Приблизившись к броду, бандитам пришлось поневоле сбиться в кучу, став удобной мишенью для сотни англичан, знающих толк в хорошей стрельбе из лука. К хлопанью конских попон, звяканью и лязгу кольчуг спустя секунду присоединился свист летящих стрел. Я видел, как одна ударила в грудь вороному коню. Животное вскинулось и замотало головой, изо рта пошла кровавая пена, затем у жеребца подломились ноги, и он рухнул на берег реки. Другая стрела вонзилась в незащищенное лицо разбойника, отбросив того к задней луке седла. Поднятый для атаки меч дрогнул и выпал из руки бандита, чью кольчугу пробили сразу две стрелы. Головорезы, оказавшись под ливнем английских стрел, совсем потеряли от страха голову. Кто-то в суматохе пытался развернуть коней, другие в панике спрыгивали с лошадей и старались укрыться в зарослях тростника, третьи решили рискнуть и попробовать прорваться на другой берег. Я вскочил на коня и попытался оценить обстановку, как вдруг мое внимание привлекли три всадника, которые гнали лошадей к переправе. Они были единственными, кто не суетился и не дергался из стороны в сторону. Благодаря отличным доспехам, закрытым шлемам и кольчужным попонам на лошадях, они преодолели простреливаемый берег и понеслись через брод. - Не стрелять!! - закричал я и ударом шпорами по бокам заставил коня сделать рывок им навстречу. Первый всадник, ехавший верхом на огромном, покрытом кольчужной попоной вороном скакуне, имел желтый щит с незнакомым мне гербом в виде сжатого кулака в латной перчатке на червленом поле. Наездник был закован в доспехи миланской работы, а его шлем венчал высокий желто-красный плюмаж. Решив, что это и есть главарь, я бросил коня ему навстречу, но в самый последний момент вперед вырвался один из его сообщников с занесенным для удара мечом. Приняв его на щит, в ответ рубанул по врагу наотмашь. Как иной раз бывает - мой удар оказался решающим в поединке. Разбойник, вместо того чтобы прикрыться щитом, решил избежать моего меча и рванул повод вправо, забыв о том, что поединок происходит посредине реки. От резкого рывка его поводьев, лошадь попыталась повернуть, но поскользнулась на мокрых камнях брода. Лезвие моего меча, не встретив никакой преграды, разрубило кольчужную сетку, прикрывавшую шею и врезалось в тугую человеческую плоть. Крик боли, вырвавшийся из горла бандита, перешел в хриплое бульканье, когда из разрубленной шеи хлынула потоком алая кровь. Судорожным движением руки всадник попытался закрыть страшную рану, но на это у него ушли последние силы. Покачнувшись в седле, он рухнул лицом на гриву своего коня. Огляделся. Драться больше было не с кем. Игнат тащил на берег второго подручного атамана разбойников, выбитого им из седла, а над самим главарем, сброшенным с лошади, стоял по колено в воде мой телохранитель, с довольным видом поигрывая мечом. На противоположном берегу тоже все закончилось. Немногочисленные оставшиеся в живых бандиты, теперь стояли на коленях, побросав оружие и моля о пощаде. Победа! Развернув коня, выехал на берег. Сунул меч в ножны, повесил на луку седла щит, затем снял кольчужные перчатки и шлем. Прохладный рассветный ветерок приятно обвевал разгоряченное лицо. Бросил взгляд по сторонам. Противоположный берег усеивали трупы. Несколько тел разбойников лежало прямо в воде. Речные струи, где могли, перекатывались через них, а где не могли - огибали, заставляя руки и ноги мертвецов шевелиться. Среди мертвых тел бродили лучники и ратники, занимаясь той приятной их сердцу работой, ради которой большинство из них пошло в наемники; одни стаскивали с пленных разбойников броню, другие шарили по седельным сумкам, третьи обыскивали трупы. Я терпеливо ждал, пока все не закончиться. Вот один, потом другой, третий,... нагруженные добычей, лучники постепенно стали собираться на берегу. Черный Дик и без моего приказа приказал своим парням сбить пленных в кучку и отконвоировать на мою сторону реки. Выбравшиеся на берег солдаты принялись разводить костры и сушить свои вещи. Не успевшие остыть от скоротечной схватки лучники и латники азартно делились впечатлениями, при этом не забывая хвастаться своей добычей. Я не торопил их, так понимал: солдатам нужна разрядка, но как только на берегу собрался весь отряд, скомандовал: - Офицеры, ко мне! Мой призыв солдаты поняли правильно и принялись за то, что называется работой после боя. А заключается она в чистке и проверке оружия, доспехов, амуниции, и что особенно важно - в сборе стрел. Лучшие стрелы для боевых луков изготавливали в английских графствах и отсылали во Францию, в гарнизоны и крепости, в которых размещались отряды лучников, но моим стрелкам пополнить запасы было негде, поэтому каждая стрела была чуть ли не на вес золота. Одни лучники рассеялись по берегу в их поисках, другие аккуратно вырезали их из трупов. Часть латников отправилась ловить разбежавшихся лошадей убитых разбойников. Я тем временем, слушал доклады своих офицеров, не забывая мысленно хвалить себя за удачный план засады. Всего полтора десятка раненых и пара убитых. - Как они погибли? - спросил я Черного Дика, который возглавлял засаду, перекрывшую дорогу к деревне. - Лучнику Дженкинсу просто не повезло. Один из ублюдков наугад, в темноте, метнул копье и пробил ему грудь. Парень почти не мучился. А вот мой мечник, Хопвуд из Суссекса, повел себя сущим дураком. Полез, куда не просят, и получил секирой по голове. Я с удивлением посмотрел на Черного Дика. Не в его привычках говорить подобные слова в адрес своих людей. - Ладно. Раненым оказали помощь? - Да, сэр! - и добавил. - Убитых похоронят на опушке, отпоем, когда прибудет священник. - Хорошо. Теперь займемся пленными. Ко мне подвели двух главарей в богатых доспехах и заставили встать на колени. Тело третьего разбойника, который так неудачно подставил себя под мой меч, сейчас лежало на пригорке, рядом лучники сложили его оружие и доспехи. Я видел, какие завистливые взгляды солдаты бросали на них, но это был личный трофей их командира. Только я хотел начать допрос, как заметил мнущихся невдалеке двух крестьян - охотников, которых я оставил в лагере. - Эй, вы! Идите сюда! Крестьяне с опаской подошли и в низком поклоне склонили головы. - Джеффри! Выдай им за труды! Да еще! Дай им еще денег для старосты. Ты, бородатый! Подними голову! Эти деньги отдашь старосте! Скажешь ему, чтобы через час здесь была провизия. Если еды не хватит, пошлю своих парней за добавкой! Все поняли? А теперь бегом в свою деревню! Я повернулся к пленным. - Джон! - окликнул я ближайшего охранника. - Ты, бездельник, часом не заснул стоя? Сними с них шлемы! Живее, лентяй! Тот поспешно выхватил нож и срезал с обоих шлемов завязки, крепящие их к нагруднику, после чего с помощью другого солдата снял с них шлемы. Некоторое время я равнодушно рассматривал лица бандитов, после чего спросил: - Кто главарь? Толстяк, с глазами навыкате, мясистым носом и толстыми губами, сразу выкрикнул: - Это не я! - Тогда кто ты?! - Шевалье Жослен Безье, французский дворянин, совершенно случайно оказавшийся.... - Дворянин! Это хорошо! Мои парни окажут тебе особую честь! Дик! - я перешел с французского языка на английский. - У тебя найдется парень...! - И не один, сэр! Обещаю, что эта французская гнида будет верещать громче всех! Хотя француз не понял моих слов, зато свирепая ухмылка на лице Черного Дика без перевода подсказала ему, что того ожидает. - Милости прошу!! Ноги целовать буду!! Не губите!! Ради всего святого, проявите милость!! - Заткните ему вонючую пасть! Теперь - ты! - я ткнул пальцем во второго бандита. - Ты главарь?! - Я, - и губы главаря прорезала глумливая улыбка. - Чему радуешься, сволочь? - спросил я его. - Радуюсь нашей встрече, Томас Фовершэм. Ты даже не представляешь, как долго я ее ждал. Правда, не думал, что мы вот так встретимся. Я удивленно смотрел на бандита. Он меня знал, но откуда?! Офицеры и лучники, тем временем, переводили любопытные взгляды с меня на главаря шайки и обратно. - Хм! Откуда ты меня знаешь? - Хранители. "Мать твою! И еще раз! Сука! Он что гонец от них?! Ни хрена не понимаю!". - Ты...кто? - Я мог бы тебе соврать, но не вижу смысла. Все одно смерть. Единственное о чем хочу тебя попросить, то это о разговоре один на один. - Хорошо. - Слушайте меня! - обратился я к своим офицерам. - С пленными разбойниками и с этой французской шавкой - делайте, что хотите! Не все этим уродам измываться над людьми - пусть хлебнут из того же котла! И полной ложкой! Затем начинайте готовиться к небольшому пиру от благодарных сельчан, видит Бог, вы его заслужили. А мне пока надо с этим господином поговорить! Повеселевшие офицеры, бросив по последнему любопытному взгляду на главаря разбойников, отъехали. - Вы парни, тоже топайте! - скомандовал я охране. - Вместо вас, его посторожат мои телохранители. Когда лучники ушли, а рядом с пленником встали русский богатырь и Джеффри, я задал первый вопрос: - Как тебя зовут? - Какое это имеет значение?! Я, считай, мертвец, а им имена без надобности. Впрочем, зови меня Лордом. - Тебя нужно пытать, или сам все расскажешь? - Сам расскажу. Теперь тайны мне не нужны. Слушай.... Так я услышал о непримиримой войне двух тайных обществ. Кое о чем я догадывался, но многое слышал впервые. Но главной для меня новостью стал его рассказ о тайном архиве и сокровище тамплиеров, до которого многие хотели бы добраться. "Блин! Так он существует!". - Ты так и не сказал: зачем искал меня? И откуда узнал, что я в Италии? - Я потерял твой след, Томас, во Франции, после того как ты взял штурмом замок Живодера. Это я навел его на тебя. Мое счастье, что меня не было в тот момент в замке. Потом случайно услышал о "схватке двадцати рыцарей". Когда узнал, что среди именитых французских бойцов затесался англичанин, почему-то сразу подумал о тебе, и оказался прав. Следующая услышанная весть было о том, как ты, вместе с несколькими французскими дворянами, спасся из замка, захваченного восставшими крестьянами. После чего почти три месяца рыскал по Южной Франции, пока случайно, в одной из таверн, не услышал про замок Ле-Бонапьер. Отправился. Нашел. Пронаблюдав за его обитателями две недели, понял, что здесь не все так просто. А когда увидел тебя на крепостной стене, догадался, что нашел то, что мои хозяева так долго искали. Передо мной стал выбор: передать сведения о замке Хранителей хозяевам или воспользоваться этой возможностью самому. Мои сомнения были недолги. Столько сил затратить, чтобы его найти и так просто отдать.... Нет! К тому же я решил, что сокровище хранится в замке, поэтому я что буду последним дураком, если не воспользуюсь подвернувшимся случаем. Спустя полтора месяц я вернулся к замку с двумя сотнями отборных головорезов. Еще три недели искал подходы внутрь и все-таки нашел. Подкупленный конюх в одну из ночей сбросил нам веревку с крепостной стены. Группа моих людей проникла в замок и, перерезав стражу, открыла ворота. Я предупреждал своих людей строго - настрого: никакого огня, но все равно спустя небольшое время замок вспыхнул. До сих пор не знаю, кто его поджог: мои люди или кто-то из его защитников. За то время, что мне было отпущено огнем, я метался по комнатам дворца, пытаясь найти хоть что-то говорящее о том, где дальше искать сокровища - но, увы! Выскочил я из полыхающего замка одним из последних, вне себя от бешенства. Но кое-что мне удалось узнать. Правда, не о сокровищах, а о тебе, Томас. Да, именно о тебе... кое-что поведали мне двое пленных, которых удалось захватить. Один рассказал, а второй подтвердил его слова, что после специальной подготовки ты был направлен в Италию. К сожалению, это единственное, что они знали о тебе. Двое суток под моим руководством солдаты разбирали развалины замка в поисках тайной комнаты или хода, который мог бы привести к сокровищам. Ничего! Тогда я распустил большую часть своих людей, а с остальными отправился в Италию, на твои поиски, Томас Фовершэм. Ты оставался единственной ниточкой, которая вела к сокровищам. Это все. - Могу открыть тебе правду, Лорд. Ты хочешь ее услышать? - Зачем, когда я стою на пороге вечности.... Нет, все же скажи мне! - Я не знаю, где хранятся сокровища, так как об их существовании впервые от тебя услышал! - Не верю! Дьявол! Неужели все впустую?! С минуту он смотрел застывшим взглядом куда-то в пространство, потом вынырнул из своих мыслей и снова посмотрел на меня: - Так ты был просто гонец?! Да?! - Мне поручили передать письмо. Вот и все. - Дьявол! Будь все проклято! Я хочу умереть! Убей меня, Томас! - Нет! Такой чести я тебе, сволочь, не доставлю! Джеффри, отрежь ему язык, чтобы не болтал лишнее. - Сэр Томас...! - Игнацио, держи его! Вот так! - А-а-а! Не-е...! - Теперь, господин хороший, язычок...! Пасть раскрой! Кусаться вздумал?! На, получи! - А-а-а...! - следующую секунду рвавшийся изо рта Лорда крик перешел в глухое натужное мычание. Спустя полминуты Джеффри выпрямился и протянул мне розовый кусок плоти на ладони. - Вот его поганый язык! Что дальше делать с этой падалью, господин?! - Привяжите к дереву. Послужит мишенью для лучников. - Господин, а его латы?! - Снимай, конечно! Пригодятся, да нечего стрелы зря тупить! Еще скажи парням, что это он отдал приказ. Ну, монастырь. Дети. Понял? - Чего не понять, ваша милость! Скажу, чтобы стреляли с полным своим удовольствием! Да накажу, чтобы не забывали свои стрелы потом вырезать тупыми ножами! Тщательно вырезать! Тебе, тварь, это понравится! - Джеффри посмотрел в затуманенные болью глаза Лорда. - Очень даже понравится! Я тебе обещаю! Игнацио, потащили этого ублюдка!
Обратная дорога в Феррару заняла неполных три дня. За это время я много чего передумал, но в основном мои мысли сейчас занимала тайна сокровищ тамплиеров. "Значит, они есть. Это не легенда. И французский король не добрался до них. Интересно. Очень интересно! Если эта гнусная крыса перебрала весь замок по камешку, то где их тогда искать? Хм! Зато появилась цель в жизни!". Вернувшись в лагерь, я отчитался перед командующим о результатах похода. В заключение доклада презентовал тому снятые с Лорда богато изукрашенные латы, вместе со шлемом. Граф остался доволен рапортом, а еще больше моим подарком. Две недели мне удалось пожить спокойной лагерной жизнью, пока судьба в лице графа Аззо ди Кастелло не нашла для меня новое дело.
ГЛАВА 10 БИТВА ЗА КОДИГОРО
Спустя неделю после моего отъезда из замка Ле-Бонапьер графу Анри де Сен-Жаку гонец привез сообщение о том, что Совет первой ступени удостоил его чести стать одним из двоих Избранных. Последние полгода он надеялся, что это свершиться и вот теперь, когда это случилось, и обратной дороги не было, он вдруг засомневался в правильности выбранного им сейчас пути. В основе этих колебаний лежала та часть его жизни, которую он отдал служению делу Хранителей, и вот теперь ему предстояло стать на путь... открытого противостояния тем людям, которые были его когда-то семьей. Ведь было время, когда граф Анри де Сен-Жак так и думал. К тому же он прекрасно понимал, что ему понадобятся годы, чтобы избавится от того, что долгие годы было делом всей его жизни. "Если все получится, как я задумал, меня впереди ждет легкая и приятная жизнь. Не надо будет больше таиться. Не придется больше рисковать жизнью из-за пустых бредней! Все! С меня хватит! Жизнь у человека - одна! И жить я теперь буду только для себя!". У него осталось совсем немного времени, всего около месяца, чтобы как следует подготовиться к тому, что он задумал. Это время давалось Избранным, чтобы те могли привести свои дела в порядок, перед тем как на пять лет исчезнуть для этого мира. Свои дела брат Фанор уже давно подготовил к своему неожиданному исчезновению, поэтому сейчас оставалось сделать всего несколько распоряжений и отдать нужным людям указания. На все это могло уйти от силы неделя, зато все остальное время он мог посвятить себя к подготовке ритуала таинства, которому подвергались Избранные. Дело в том, что, будучи профессиональным убийцей, он уже тогда был Хранителем высокого ранга, которого привлекали для различных специальных поручений. Одним из таких заданий стала помощь в подготовке смертника, которого готовил в замке Ле-Бонапьер Мастер. Подобные ему люди являлись замкнутой группой в обществе Хранителей. Они не имели ни лиц, ни имен, так как все они отзывались на имя Мастер, а когда им приходилось с кем-то работать напрямую, пусть даже это были проверенные члены общества Хранителей, они одевали полумаски. О них ходило много разных историй, но все они сходились в том, что эти люди владеют специальными ритуалами, полученными когда-то тамплиерами от неверных, с помощью которых получают большую власть над людьми. Граф, будучи Главным наставником школы подготовки адептов, был более других посвящен в эту тайну, так как одна из сторон психологической обработки учеников являлась простейшим вариантом ритуалов Мастеров. Их основу составляли специальные тексты - мантры и травяные настои. Будучи разносторонне развитым и умным человеком, он заинтересовался столь необычным способом воздействия на человека, и кое-что сумел узнать у наставника, работающего в замке Ле-Бонапьер, который сам готовил эти настои. Хотя тот не являлся Мастером, но кое-что знал о подготовке ритуалов и, будучи польщенным вниманием Главного наставника, рассказал тому все, что знал о них. Когда же судьба свела брата Фанора и Мастера, прибывшего в замок для психологической обработки смертника, граф, за месяц их совместного общения, сумел кое-что почерпнуть для себя, а затем он сумел сложить полученные от Мастера обрывками с теми знаниями, что получил ранее, и понял, на чем основывается ритуал. Тогда он не думал, что когда-нибудь эти знания ему пригодятся, но сейчас был очень рад своему неумеренному проявлению любопытства. Сопоставив и проанализировав все, что ему было известно, он решил, что сможет противостоять действию Мастеров. Верхушка Хранителей прекрасно понимала, что от смерти никто не застрахован, а неожиданная гибель сразу нескольких посвященных в тайну тайн общества грозила потерей силы и могущества, на которых оно зиждилось. Чтобы предотвратить подобное, около тридцати лет тому назад, Высший Совет первой ступени решил посвящать двух братьев из наиболее доверенных членов общества в эту тайну. Для этого был разработан специальный ритуал посвящения, который проводили Мастера. Смысл, которого заключался в том, что Избранным, вводимым в транс, внушали в течение суток, что они простые монахи, после чего их отсылали в монастыри и аббатства, расположенные в наиболее спокойных областях Франции. По истечении пяти лет Мастера снова проводили ритуал, возвращая Избранных к своей прежней жизни, а их места занимали следующие кандидаты. Когда в предсмертном бреду, отец упомянул о том, что когда-то входил в число Избранных граф не знал, что это станет его путем, но теперь он это отчетливо сознавал: это его единственный шанс выйти из общества и стать богатым. Для этого все было готово, как и настой, который надо будет выпить для уменьшения воздействия на него ритуала Мастеров. Теперь ему осталось только надеяться, что в его плане не было ошибки. По окончании срока, данного ему на улаживание дел, к графу прискакал гонец с письмом. Вскрыв его, он узнал, что в течение трех суток ему надо прибыть в небольшой городок Аррас. Там он должен остановиться в гостинице "Черный орел". Про те места брат Фанор знал только то, что в пяти лье от этого городка находится замок члена Совета второй ступени виконта де Маньяна, с которым он состоял в приятельских отношениях. "Значит, где-то в этих местах находится тайник. Скакать туда, от силы, двое суток. Верь в себя, Анри! И все у тебя получится!". Прибыв в городок, он нашел гостиницу и после короткого разговора с ее хозяином узнал, что его уже ждет комната. - ...Вам, ваша милость, необходимо только дождаться человека. Так мне сказали и просили обязательно вам это передать. Слово в слово. Есть будете? Прошло несколько часов в ожидании, и граф решил спуститься вниз, чтобы поужинать, а когда вернулся назад, его уже ждали. Рядом с окном стоял аскетического вида мужчина с худым, костистым лицом. Он никогда прежде этого человека не видел, но все его сомнения ушли в ту секунду, как только мужчина, одетый в рясу монаха - францисканца, показал ему специальный жест - пароль. Граф наклонил голову в поклоне, но посланец никак не отреагировал, а вместо этого сказал: - Граф Анри де Сен-Жак или брат Фанор, член Совета второй ступени, вы призваны стать Избранным. Внемлите моим словам с полным вниманием, ибо сейчас вы узнаете высшую тайну нашего общества, - он сделал многозначительную паузу, после чего продолжил. - У вас над головой балка. Посмотрите на тот ее угол. Там храниться ключ к тайне, которая будет доверена только вам, Избранному. Граф сначала недоуменно посмотрел на балку, а затем обратил свой взгляд на странного человека, говорившего ему такие простые и в тоже время непонятные слова. Он был сбит с толку тем, что услышал, так как подобного поворота событий никак не ожидал. Только он открыл рот для готовых выплеснуться из него вопросов, как был остановлен повелительным жестом руки. - Станьте на этот сундук, брат Фанор, а затем осторожно проведите рукой по поверхности балки. Там вы нащупаете паз, закрытый куском дерева. Откройте его и достаньте то, что там храниться. Анри снова открыл рот, но снова сказать ему не дал повелительный приказ: - Брат Фанор, делайте, как я велел! Когда граф слез с сундука, у него в руках было две вещи. Деревяшка, которая закрывала паз, проделанный в балке и тубус. Деревянный пенал был полностью залит смолой и имел три печати, не сломав которые, нельзя было его вскрыть. Дав время рассмотреть тубус, человек сделал короткое, но непонятное объяснение: - Это ключ. Граф кивнул головой, что принял его слова к сведению и замер в ожидании дальнейших указаний. Сердце забилось сильно и часто. Сейчас он узнает тайну! Но вместо объяснений неожиданно последовал новый приказ: - Верните ключ на место! Вернув тубус на место, он спустился на пол. - Теперь задавайте вопросы. "Это все?! Так просто?!". - Я могу поинтересоваться, что собой представляет этот... ключ? - В этой бумаге изложены все необходимые сведения, с помощью которых можно найти тайник с архивом и сокровищами, но прочесть их сможет только посвященный. - Но так хранить... подобные сведения, это,... на мой взгляд,... неразумно. - Что разумно, что неразумно - не вам решать! Единственное, что я вам могу сказать: этот тайник рассчитан на пять лет, после чего поменяет свое место, так же как ваше место займет другой Избранный. - Гм! Хорошо. Еще вы сказали, что тайна будет доверена только мне, одному Избранному. Но нас ведь двое! Почему.... - Это не вашего ума дело, но так и быть скажу. Выбирается только один Избранный, а второй - это как ложный след. Вы ведь знаете, что звери иногда делают петли, чтобы сбить со своего следа, так второй Избранный как раз для того, чтобы сбить со следа, запутать. Еще вопросы есть? Граф кинул быстрый взгляд на угол балки, где находился тайник, затем перевел взгляд на "монаха" и покачал отрицательно головой. - Тогда нам больше здесь нечего делать. Идемте. Они вышли во двор гостиницы. Только графу мальчишка - конюх подвел лошадь, как их окружило четверо всадников, вооруженных до зубов. Анри де Сен-Жак инстинктивно потянулся за мечом, но тут же отдернул руку, так как один из профессиональных солдат, а так определил он навскидку их профессию, соскочив на землю, подошел к "монаху". Пока они говорили, граф, внимательно оглядев всадников, изменил свое мнение, решив, что они, скорее всего, его бывшие коллеги - профессиональные убийцы. Солдат еще не успел сесть в седло, как францисканец обратился к Анри: - Они вас сопроводят до места, брат мой, - после чего развернулся и медленно пошел по улочке. Спустя три часа все пятеро подъехали к замку де Маньяна. Графа уже не удивило, что вместо хозяина замка его встретили три Хранителя высшего ранга. За дорогу он многое передумал о том, что узнал. Его удивляла простота и ненадежность подобного хранения столь важного и ценного для общества документа. В любом замке подобный ключ был бы в большей безопасности, чем в какой-то зачуханной гостинице. Но так он только рассуждал, а в душе радовался тому, что путь к сокровищам может оказаться намного проще, чем он думал. Хотя все шло так, как и предполагалось, внутри графа продолжало жить какое-то непонятное ему беспокойство. Оно не ушло, даже когда он выпил заготовленный отвар, который должен был не только противодействовать ритуалу Мастеров, но и помочь ему успокоится. Объятый непонятной тревогой он ступил под своды зала, где должен был пройти ритуал. Его посадили в грубое и неудобное кресло, после чего дали выпить бокал дурно пахнущего напитка, настоянного на каких-то дурманных травах. Напротив него расположились три Хранителя, которые должны были наблюдать за ходом ритуала. Один из двух Мастеров, отвечающих за проведение ритуала, приказал ему закрыть глаза и читать тексты мантр, которые он выучил заранее. В понимании графа тексты являлись бессмысленным набором слов, хотя при этом сознавал их силу, хотя в чем она состояла, не имел ни малейшего понятия. Напряжение росло и ширилось в нем как наползающая гроза, гонимая сильным, шквалистым ветром. Беги, не беги, а она все равно настигнет тебя. Ему уже было трудно сосредоточиться на тексте, хотя он знал наизусть, как вдруг... напряжение исчезло. Стало легко и свободно, затем откуда-то извне в его сознание проник голос, который заставил его повторять за собой то, что чуть ли не само ложилось в его голову. Правда, почему-то он их сразу забывал, но вместо того чтобы попытаться их вспомнить, автоматически продолжал повторять за голосом новые слова. Он не знал, сколько времени все это продолжалось, просто в какой-то миг голос умолк, а он почувствовал у своих губ кружку с питьем. Взяв ее, он инстинктивно сделал несколько глотков, после чего тьма поглотила его сознание.
Слуга, сидевший у кровати, увидев, что больной очнулся, подал тому, как было предписано, бокал бодрящего напитка, настоянного на сборе листьев и ягод. Затем, убедившись, что тот окончательно пришел в себя, вскочил и исчез за крепкой дверью. Человек оглядел маленькую комнатку, стены, пол и потолок, которой были выложены из серого камня. Узкая кровать, грубое шерстяное одеяло, распятие Христа, висящее на стене. Хотя все это было ему знакомо, но обобщить увиденное он смог с некоторым трудом: - "Похоже,... на монастырскую келью". Потом пришла следующая мысль-вопрос: - "Я... монах?". Дать какой-либо ответ помешал раздавшийся скрип, заставивший его вздрогнуть и повернуть голову к открывшейся двери. В комнатку вошли, один за другим, три человек, одетые в рясы и стали у его кровати, после чего откинули нависшие над лицами капюшоны. - Здравствуй, брат. - Здравствуйте, братья, - ответил на приветствие больной скорее автоматически, чем осознанно. - Брат, ты помнишь, как тебя зовут? - Нет. - Ты знаешь нас? - Нет. Что со мной случилось? - Что ты помнишь из своей прошлой жизни? Память человека вдруг наткнулась на непроницаемую стену, и страх коснулся его сознания своими липкими и холодными пальцами, но один только взгляд, брошенный на спокойные лица добрых и участливых людей, пришедших его навестить, снова загнал его в самый темный угол сознания, откуда тот выполз. - Не помню. Ничего не помню. Необычный ответ не только не удивил троих незнакомцев, но даже больше того, на лицах двоих из них скользнули довольные ухмылки. - Хорошо. Тебя зовут братом Фомой. Ты монах - францисканец. Тебя привезли к нам в горячечном бреду. Из обрывков мы узнали: кто ты и как тебя зовут. Непонятная болезнь, которой ты долго и тяжко болел, слава Господу, отняла у тебя не жизнь, а только память, так что не забывай денно и нощно благодарить милость Всевышнего, даровавшего тебе телесное здоровье! Новоявленный брат Фома попытался подняться с кровати, но один из братьев остановил его: - Подожди, брат! Ты еще не совсем оправился от болезни. Через пару дней, после того как наберешься сил, тебя отвезут в монастырь и там, в полной мере, воздашь хвалу Господу! - Благодарю вас братья, от всей души за проявленное ко мне участие! Пусть Господь воздаст вам сторицей за ваши добрые дела! Теперь легкие улыбки коснулись губ всех троих монахов,после чего, надев капюшоны на головы, они неторопливо, один за другим, вышли из кельи.
Спустя две недели, после того как я с отрядом вернулся после уничтожения банды Лорда, лагерь пришел в движение. Оживлению предшествовало появление гонца, а затем по лагерю поползли слухи. Спустя пять минут после того, как гонец скрыться за пологом шатра командующего, во все концы были посланы люди за командирами отрядов. Когда прибежал солдат с приказом немедленно явиться на совещание, я сидел у костра с чаркой подогретого вина в руке и слушал неспешный рассказ Сэма Уилкинса о его победе в соревнованиях по стрельбе во время какого-то празднества. Гонец не знал причины вызова, но солдаты, сидевшие рядом со мной, сразу стали строить различные предположения. Из них было только два варианта, которые имели под собой реальную основу: война с герцогом Франческо Гонзага или усмирение восставшего Кодигоро. Этот город, стоявший на границе владений маркизата, являлся для семейства д"Эсте настоящей головной болью. Население города, стоящего на пересечении крупных торговых путей, богатело не по дням, а по часам, наверно, поэтому они считали, что им многое позволено. За последние восемнадцать лет город дважды восставал против власти дома д"Эсте, после чего его дважды приводили к покорности. Я знал, что около двух недель тому назад коммуна города в третий раз прогнала подесту[205]? и чиновников, поставленных вершить власть в городе, после чего утвердило собственное самоуправление. Тогда же в Кодигоро маркизом был послан посол, который несколько дней тому назад вернулся, но не один, с ним в Феррару прибыло три члена городской коммуны. Так как войска сразу не были отправлены, то я решил, что переговоры между Николо д"Эсте и коммунарами идут успешно, хотя многие сомневались в этом. Пока я прокручивал в голове эти мысли и приводил себя в порядок, возле моей палатки послышался зычный голос Карла Ундервальда: - Томас! Хорош прихорашиваться, словно девка перед свиданием! Командующий не тот человек, что любит ждать! За время нашего общения, я мог убедиться, что швейцарец одинаково ровно относился ко всем людям, будь это солдат или дворянин, ценя их за личные достоинства, а не за длинный ряд предков. Многие офицеры, особенно итальянцы, гордящиеся своими родословными и требовавшие к себе почтительного отношения, не любили его за излишнюю прямоту, но Карлу было на это наплевать, так как он понимал только прямые и честные отношения, таков был его характер. Как говорил мне сам Карл: - К человеку, Томас, надо относиться с уважением, только если он этого заслуживает, а если он считает, что ему должны лизать задницу только потому, что у того пять поколений дворян в предках, то он уподобляется вороне, которая хоть сидит высоко и громко каркает, но при этом все равно остается глупой вороной.
Хотя на этот раз мы со швейцарцем вошли в шатер Аззо ди Кастелло последними, но вместо язвительного замечания, которыми так славился командующий, тот приказал оруженосцу задернуть полог поплотнее, затем встать у входа и никого к нему не пускать. - Господа! Вы все слышали, что Кодигоро восстал! Его граждане, эти богатые люди, разжиревшие и забывшие Бога, в который раз возгордились своим богатством и привилегиями! За последние двадцать лет они много раз спорили с Николо д"Эсте, своим законным господином, по поводу разных льгот и налогов, и дважды эти споры переходили в открытое восстание и вот сейчас это произошло в третий раз. Доверенные люди нашего господина, поставленные управлять городом, были изгнаны. После этого маркиз послал к ним посла, чтобы узнать их требования. Спустя несколько дней посол вернулся, и вместе с ним приехали три представителя коммуны. Как мы все думали, они приехали просить маркиза простить их своеволие и принять их опять под свою руку. Вместе с другими придворными я слышал их речь на приеме у маркиза. Она, мне уже тогда, показалась льстивой и уклончивой. А вчера вечером стало известно, что представители Кодигоро тайно бежали из Феррары, а сегодня утром маркиз Николо д"Эсте узнал, что два дня тому назад в Кодигоро вошел Джиромо Джелико. Многие из вас его знают. Он дворянин и хороший солдат, но последние несколько лет ему крупно не везло. Три или четыре раза он выступал за проигравшую сторону, а сейчас видно решил, что настал его счастливый час, и он станет правителем Кодигоро! Теперь стало понятно, зачем приезжали представители коммуны. Они нарочно затягивали переговоры, чтобы дать время собрать Джелико отряд. Если раньше тот был командиром отряда наемников, то теперь говорят, что его люди больше похожи на шайку разбойников, живущих грабежом и насилием, да и сам он в последнее время все больше походит на гнусного головореза, не признающего ни светской, ни духовной власти. Не знаю, в чьей голове возник этот коварный план, но тот негодяй удачно выбрал время! Хотя под моей рукой сейчас три тысячи человек, я не могу их отправить под стены этого проклятого Богом города. И вы знаете почему! Со дня на день я ожидаю приказа о выступлении к границам Мантуи. Могу отправить только... четыре, ну пять сотен человек. Да я понимаю, что пятьсот человек против гарнизона хорошо укрепленного города - ничего не значит, но вообще никого не посылать, это значит показать свою слабость. Как вы все понимаете, это будет плохой пример для других наших подданных. Пусть этот отряд будет напоминанием этим заплывшим от жира свиньям, что рано или поздно железная хватка их господина заставит приползти их на коленях и просить о милосердии! Я вызвал вас всех, господа, потому что отряд будет сборный. Основу отряда составят англичане - стрелки и латники. К ним придам сто пятьдесят швейцарцев и сотню легкой конницы графа Анжело ди Фаретти. Он же станет во главе сборного отряда. Остальные могут расходиться, а командирам названных отрядов - остаться! Когда последний из офицеров вышел, командующий обратился к швейцарцу: - Кого вы пошлете старшим к Кодигоро? - Лейтенанта Вернера Шиффеля. Несмотря на молодость, ему уже приходилось бывать в боях, где показал себя хорошим бойцом. Надеюсь, в этом походе он покажет себя хорошим командиром. - Вы свободны, капитан. Жду вашего лейтенанта! Пока мы стояли в ожидании прихода швейцарца, я осторожно рассматривал своего нового командира. Это был высокий, тучный, но все еще статный человек, лет сорока. По шраму на его лице, берущий начало от скулы и прячущийся в густой бороде, можно было судить, что граф не чужд ратному делу. Черты его лица, немного огрубевшие, были, тем не менее, исполнены благородства, а аккуратно подстриженная борода говорила о том, что этот человек привык следить за своим внешним видом. Я слишком мало пробыл на службе маркиза, поэтому не с кем близко не сошелся из офицеров, за исключением капитана швейцарцев, так что теперь мог исходить только из впечатления, составленного на основании "первого взгляда". В целом, он мне понравился. Впрочем, как оказалось, не только я к нему присматривался, но и он ко мне. Когда мы это поняли, то после обмена неловкими усмешками, которые заменили взаимные извинения, оба отвели глаза, стараясь больше не встречаться взглядами. Когда пришел швейцарец, командующий язвительно отозвался о его неторопливости, сравнив лейтенанта с хромой черепахой, после чего приступил к изложению плана. - Граф! Ваша задача отрезать город от поставок продовольствия! Может быть, спустя время, пустое брюхо подскажет зажиревшим мозгам горожан, кто их господин. Но это не все. По некоторым данным Джелико собирается пополнить свой отряд еще двумя сотнями солдат. Вы не должны это допустить! Вы все поняли? Хорошо! Завтра, на рассвете, вы должны выступить! С Богом, господа! Мы вышли из шатра. Не успели сделать и пару шагов, как граф обратился к нам: - Господа, как только вы завершите подготовку своих отрядов к походу, милости прошу в мою палатку, сразу после сигнала "отбой". У меня ради такого случая найдется кувшинчик отличного вина. Пробираясь между палатками и повозками с разнообразным снаряжением, я почему думал сейчас не о восставшем городе, а о походе на Мантую. О юной графине. Прошло уже полтора месяца как мы с ней расстались. Я нередко вспоминал о ней, хотя ее холодность и не оставляла никаких надежд, но медальон и две страстные ночи, проведенные с ней, давали богатую пищу воображению. Вот и сейчас услышав о походе на Мантую, я вспомнил о Беатрис. "Интересно, красавица решила свою проблему или нет? Если - да, то, значит, скоро свадьба. Блин! А если, действительно, ребенок будет от меня, как она объяснит это своему поэту? Впрочем, с ее характером это несложно. Просто поставит мужика перед фактом! Ха! Хотел бы я видеть его физиономию в этот момент! К тому же интересно, где там мессир Чезаре Апреззо? Ведь он тогда остался в окружении графини. Имеет виды на графиню? Ведь неспроста он тот спектакль у моста затеял. А затем явился вместе с вассалами графини ее спасать. Не зря все это! И как ловко, этот змей, вписался в ее окружение! Ладно. Замнем! Она там, а я здесь! К тому же завтра в поход! Значит и без того есть о чем думать!". Порядок движения отряда мы согласовали еще вечером у графа за стаканчиком вина. Колонну возглавлял граф Анжело ди Фаретти со своими кавалеристами. За ним шел Вернер Шиффель со своими людьми, из которых полсотни были вооружены арбалетами, а остальные - длинными пиками и короткими, но чрезвычайно эффективными в ближнем бою алебардами. Следом за ними двигался длинный обоз, состоявший из запряженных быками повозок, на которые были нагружены палатки, котлы и другая солдатская амуниция. Я, вместе со своими людьми, шел в арьергарде. К полудню четвертого дня, перед тем как должны показаться стены Кодигоро, граф остановил движение колонны. Подъехав к нему, мы получили подтверждение плана, который совместно разработали за время пути движения нашего отряда. Его суть заключалась в следующем: вывести под стены города только половину солдат, преуменьшая его силы, а второй частью отряда охватить город полукольцом, отлавливая гонцов, шпионов и перехватывая обозы с продовольствием. На должность "партизан" граф назначил английский отряд, сам же с конницей и швейцарцами двинулся к воротам города, чтобы начать осаду. Я же со своим отрядом укрылся на время в ближайшем леске. Выбрав подходящее время для временной стоянки, разослал во все стороны дозоры и отряды разведчиков с жестким приказом задерживать всех подозрительных, и в то же время избегать контактов с местным населением, после чего созвал на совещание своих офицеров. Латниками у меня командовал Черный Дик, а сто пятьдесят лучников были разбиты на три отряда по пятьдесят человек. Их командирами стали Сэм Уилкинс, Уильям Кеннет и Томас Егерь. - Так, парни, сначала решаем вопрос с итальянским языком. Я уже задавал вам его, теперь снова повторяю. У вас было время выяснить. У кого в отрядах есть люди знающие итальянскую речь? Первым откликнулся Томас Егерь: - Сэр, у меня есть двое парней, которые около двух лет находятся в Италии. Не сильно хорошо, но поговорить с местным населением смогут. Сэм Уилкинс и Кеннет, оба отрицательно покачали головами: - Нет, сэр. Кое-кто из наших лучников понять, что говорят, сможет, а вот разговоры вести - нет. - Сэр, у меня есть трое парней, которые могут говорить по-итальянски. - Хорошо, Дик. Теперь вам всем придется обменяться людьми. Я хочу, чтобы в каждом отряде, который будет находиться в засаде у города, был человек, говорящий по-итальянски. Не смотрите на меня так, это временная мера, потом ваши люди к вам вернутся. Мне нужно чтобы остальные с их помощью смогли общаться с местным населением. Не понимаете? Хорошо, объясню! Мне нужно, чтобы население видело в нас друзей, а не врагов. Это вам понятно?! Чтобы наши парни могли им это втолковать! Нам нужны друзья, а не враги! После возвращения разведчиков я буду знать, что собой представляет эта местность. Где дороги, где реки, где болота. Исходя из них, выставим вокруг города засады. Небольшие отряды, не больше десяти - пятнадцати солдат, в котором должен находиться человек, знающий итальянский язык! Перехватывать всех! Особенно одиночек, идущих к городу. И еще. Надо найти место для основного лагеря. Когда решим эти задачи, начнем осторожно искать вражеский отряд. На этом - все! Уже на следующий день лагерь переместился в густую рощу, за небольшой деревушкой Форенцуола. Пока часть людей занималась работами по его устройству, остальные солдаты, разбитые на небольшие отряды, брали город в кольцо. Проблем с устройством засад и дозоров хватало, так как окрестности города изобиловали многочисленными речными протоками и заболоченными участками. Несмотря на определенные трудности, город был оцеплен настолько быстро, что местные крестьяне и торговцы узнали об осаде, только тогда, когда их стали останавливать на кордонах и заворачивать обратно. Два торговых каравана были остановлены и повернуты вспять, а вот обоз, везший продовольствие в город, был нами захвачен, как военная добыча. Солдаты считали меры предосторожности, предпринятые мной, командирской блажью, но так как прямого нарушения своих приказов я не заметил, то и внимания на слухи о моих странностях, ходившие между парней, просто не обращал. Они просто не знали что такое "глубокая разведка" или заброска шпионов в глубокий тыл противника. Подобные приемы ведения войны появились в более поздние времена. Местным полководцам вполне хватало сведений от легких кавалерийских разъездов, отправляемых в разные стороны, а затем строящим на основании их данных тактику и стратегию предстоящего сражения. Уж тем более речь не могла идти о партизанской войне или диверсионно-разведывательной работе. Нечто подобное делалось только в случае планомерного отступления армии, но и в этом случае подобная деятельность ограничивалась поджогами посевов, да отравлением колодцев. В эти времена предпочитали выходить на поле рать на рать и меряться силой, сражаясь с противником лицом к лицу. В этих случаях военные хитрости полководцев не шли дальше выбора наиболее удобного места для своих войск, да сокрытия в ближайшем леске засадного полка. Уже на следующую ночь благодаря принятым мною мерам предосторожности я был поднят на ноги Уильямом Кеннетом: его ночной дозор захватил пробирающегося в город человека. После того, как того ввели в мою палатку, я внимательно оглядел его. Одет он был как крестьянин, но во взгляде не было покорности и страха, а в жестах и походке - скованности простого человека, которым все помыкают, и который привык всех бояться, а в первую очередь - человека с оружием. Правда, этот человек тоже боялся, но по-своему. Подойдя к нему, чуть наклонился, втянул носом запахи. От него несло потом, кожей и металлом. Сделал шаг назад и посмотрел ему в лицо. Смуглая кожа, бегающие глаза, большая неопрятная борода. На вид лет двадцать пять. "Одет как крестьянин, но не он. Гм. Посмотрим, что сам скажет". - Кто такой? - Паоло... Тервелли. Крестьянин, ваша милость. Решил податься на заработки в город. - А где твоя котомка? - Так это... по дороге разбойники напали. Убегая от них - все бросил. - Крестьянин, это хорошо. Мы трудовых людей не обижаем. Ответишь на пару вопросов - и иди своей дорогой! - Спасибо, добрый господин! Что знаю, все расскажу! - Значит, пытать тебя не придется?! - Зачем пытать? Я бедный крестьянин.... - Не хочешь - как хочешь! Взять его! - скомандовал я лучникам, стоявшим за спиной пленника, потом посмотрел на Джеффри. - Посмотри на его ладони! Тот подошел к "крестьянину", внимательно осмотрел его ладони, одну за другой, затем повернулся ко мне и сказал: - Господин, он солдат. У него руки чистые, а мозоли на руках только те, которые натирает рукоять меча, но не ручки плуга. Что с ним делать? - Сколько тебе нужно времени, чтобы развязать ему язык? Тот бросил оценивающий взгляд на начавшее бледнеть лицо лазутчика, потом сказал: - Немного, господин. - Забирай. Только не переусердствуй. Пленник несколько мгновений переводил взгляд с меня на телохранителя и обратно, но только лучники по знаку Джеффри заломили ему руки, как он испуганно закричал: - Будьте вы все прокляты! Все скажу! Двадцать пять золотых не те деньги, чтобы умирать за них в мучениях! Да перестаньте меня тащить! - Подождите! - сказал я лучникам, которые, не понимая итальянского языка, уже вытаскивали упирающегося наемника из палатки. - Ведите его обратно! Ставьте на колени! А теперь давай рассказывай! - Господин, скажу вам чистую правду, как на исповеди. Только обещайте мне.... - Еще одно слово, гнусная крыса, и тебя прибьют гвоздями к деревянной доске, а затем на твое брюхо поставят сковороду, на которой разведут костер. Когда твои кишки достаточно прожарятся, и ты уже сорвешь голос, крича и умоляя о милосердии, только тогда я начну тебя спрашивать. Только тогда. И ты, захлебываясь кровью и словами, мне все быстро расскажешь. Знаешь почему? Да потому, что к тому моменту ты будешь мечтать только об одном - о быстрой смерти. Даже при неровном свете свечей можно было видеть, как помертвело от страха лицо лазутчика после моих слов. С минуту он собирался с духом, а потом заговорил: - Достойный господин, я расскажу тебе все, как священнику на исповеди. Я послан сообщить мессиру Джелико, что отряд Граво стоит в долине Нуре за деревней Агаццо и ждет его приказаний. Наш лагерь в тридцати милях отсюда. - Сколько людей у Граво? - Я не умею считать, господин, но скажу дословно, как сказал мне сам мессир Граво: нас столько, сколько ты просил. - Что еще ты должен передать? - Больше ничего, господин. Это сеньор Джерико должен был мне сказать, где и как наши отряды должны будут соединиться. - Что ты должен был передать Джерико? Предмет или слова? - Слова: "Помнишь о черном коне?". - Что это означает? - Не знаю, господин. - Уведите его. Мне надо подумать. Лучники увели пленного, и мы с Джеффри остались одни. - Что скажешь? - Это ты мне лучше, Том, скажи, что ты задумал? - Я вот думаю..., - но только я успел это сказать, как у входа в палатку раздались громкие голоса. - Джеффри, посмотри, кому там еще не спиться? Но не успел телохранитель сделать шаг к выходу, как в палатку вошел Игнацио, который время от времени ходил в дозоры, как знаток итальянского языка. - Господин, извините меня, но дело неотложное. Лазутчика поймали. Будете с ним говорить? - Ха! Урожайная нынче ночь на шпионов выдалась! Тащи его сюда! Второй шпион так же оказался одет в костюм крестьянина. Я скептически осмотрел его, затем хмыкнул пару раз и спросил: - Куда и откуда идешь? - Милостивый господин, пошли вам Господь здоровья и счастья! Не судите меня строго! Все бедность проклятая! Семья у меня большая. Мой кусочек земли всех не прокормит, вот я и поддался на уговоры мессира Граво. Он пообещал целых два золотых монет за то, что я проведу одного человека до города. Я в этих краях все тропинки и дороги знаю, а когда мы на подходе к городу наткнулись на засаду - голову от страха потерял. Бросился как заяц в кусты и бежал сломя голову..., пока ... меня не схватили ваши солдаты. Я ничего плохого не хотел, добрый господин! У меня шесть детей! Помилосердствуйте, господин, не убивайте меня! Богом заклинаю! Дева Мария, заступница, спаси и помилуй....! - Слушай, не голоси! Ты не в церкви, а я не священник! Ответишь на мои вопросы правильно, возможно и увидишь своих детей. А теперь.... - Господин, ноги целовать буду! Я...! - Хватит! Надоел! Куда ты был должен отвести лазутчика? В какое место? - К Горелому месту, добрый господин. Да вы не знаете, наверно, где это? Это в тот год произошло, когда мой отец помер, на праздник святой Магдалены! В том месте стояли сараи приезжих купцов, а в ночь они загорелись. Так вот, говорят.... - Грязный червь, или ты расскажешь моему господину, где это место, или я тебе кишки наружу выпущу! - Добрый господин, сжальтесь надо мною! Это все от испуга! А это место недалеко от Северных ворот. Я покажу! Во время больших ярмарок там продавались товары прямо с возов, а.... Молчу! - В какое время вы должны были встретиться с горожанами или людьми Джерико? Какой сигнал должны подать, чтобы вас заметили? - Ночью, а когда именно, не знаю. На счет сигнала тоже не знаю. Мне нужно было только довести солдата до места. - Уведите его! И приведите другого лазутчика! Не успел тот переступить порог, как я озадачил того вопросом: - Кто тебя должен был встретить? Тот на какой-то миг растерялся, отвел глаза, но потом собрался с духом и сказал: - На стене меня должен был ждать человек. После того как он убедится, что я тот за кого выдаю, горожане скинут веревочную петлю, а затем втянут на стену. - Тебя кто-то знает в городе?! - В городе - вряд ли, а из отряда Джерико знают многие. - Они знают, что именно ты придешь?! - Да, господин. - Когда тебя ждут? - Каждую ночь. - Джеффри, мы можем приготовить пару лестниц за завтрашний день? - Можем, господин. - Слушай меня, шлюхино отродье, - обратился я к наемнику. - Как ты должен был поступить с крестьянином, своим проводником? - Забрать с собой в город или убить, если не пойдет. - Гм. Крестьянина отпустишь. Теперь ты. Если сделаешь все как надо, подарю тебе жизнь и пятьдесят дукатов в придачу. Наемник рухнул на колени. - Господин, ваша щедрость не знает границ. Я готов целовать вам ноги, ваша милость. Я...! Все сделаю! Верьте мне! - Попробую поверить. Теперь говори: где будет ждать Граво сигнала из города? Ясно, что для этого он должен будет подойти как можно ближе к городу. Что за сигнал должен подать Джерико? Глаза солдата удивленно расширились: - Как вы узнали об этом, господин? Я воспользовался моментом и тут же постарался окончательно сбить наемника с толку, посеяв сомнения в его душе: - У нас есть свои доносчики. - Так я не случайно попал в засаду?! - Тебя ждали, - нагло соврал я. - Господин, я весь ваш - телом и душой! Располагайте мною, как вам будет угодно! - Отвечай! Где будет ждать Граво сигнал из города? - Точно не знаю, но, скорее всего напротив Южных ворот. Сигналом должна стать пущенная с городской стены горящая стрела. Она будет означать, что на следующий день, когда колокола пробьют полдень, Граво со своими людьми будет должен напасть на отряд, стоящий под стенами города. Пока солдаты маркиза будут отражать нападение, им в спину ударит Джелико со своими людьми. - Почему Граво и Джелико так уверены, что их людей хватит, чтобы разбить наш отряд? - Вы только прошли половину пути, как мы уже знали, что Феррара пришлет лишь только малую часть своей армии. Все любят деньги, господин, - при этом высказывании шпион позволил себе ухмылку. - Через час тебя доставят к стене. Делай то, что собирался делать. Но, помни, уже на следующую ночь я должен получить от тебя весточку. Ты грамоту знаешь? - пленник отчаянно закрутил головой. - Не знаешь. Тогда... сбросишь камень с привязанной к нему тряпкой в том же месте, где тебя поднимут на стену. Если тряпка будет белого цвета все остается как есть, если тряпка будет другого цвета - план или сигнал поменялись. Советую тебе постараться убедить Джелико - оставить прежний план. Игнацио, ты все слышал? - Да, господин. - Отведешь его в указанное место, а затем будешь ждать от него вестей. Идите! Все уходите! Я буду спать! На рассвете я собрал своих офицеров и рассказал им о лазутчике, после чего изложил свой план. После того как тот был одобрен, я послал гонца к графу Анжело ди Фаретти с донесением о том, что лагерь врага обнаружен и иду на разведку, после чего приказал собрать с десяток лучших следопытов и разведчиков. Отобрав из них троих, сносно знающих итальянский язык, приказал им переодеться паломниками. После чего переоделся сам и в сопровождении Игната, и вместе с ними под видом группы паломников, мы пошли в направлении, указанном лазутчиком. Следом за нами, на расстоянии, соблюдая все меры предосторожности, ехало шесть конных лучников. Для прикрытия и страховки. Так как я приблизительно знал, где надо искать лагерь наемников, что изрядно сузило мне круг поиска. Спустя четыре часа мы вошли в небольшое селение. Остановившись у крайнего дома, я за мелкую монету купил у хозяина дома три кувшина молока, а пока мы его пили, получил от того, весьма довольного сделкой, столь необходимые мне сведения. Из его слов стало ясно, что невдалеке от деревни, на выпасе, стоит отряд отпетых разбойников, которым ничего не стоит оскорбить, а может даже и ограбить людей, которые идут к святым местам. - Как дойдете до конца деревни, то не идите дальше по дороге, а сразу сверните за виноградники. Там по краю оливковой рощи и пройдете. - Спасибо, добрый человек. А теперь мы пойдем. - С Богом! Добравшись до конца деревни, мы сделали вид, что сворачиваем с дороги в сторону, чтобы обойти опасное место стороной, а сами дошли до близлежащей рощи, где под прикрытием деревьев нас ждали конные разведчики. Я приказал им ждать здесь, после чего разделил нашу группу "паломников". Отправил троих разведчиков обойти лагерь наемников слева, а сам с Игнатом решил понаблюдать за ним с правой стороны. Спустя полчаса мы подобрались настолько близко, что могли спокойно наблюдать за лагерной жизнью. Мне десяти минут хватило, чтобы понять: это не военный отряд, а шайка разбойников. После недолгих раздумий я послал Игнацио с приказом: двоим конным разведчикам срочно скакать в расположение отряда и привести сюда людей. Но не весь отряд, а только большую часть, так как не мог позволить снять все кордоны и засады вокруг города. Честно говоря, отдавая этот приказ, я совсем забыл о своем начальнике, графе Анжело ди Фаретти. Ведь за свою самодеятельность, в случае неудачи, я вполне мог лишиться головы, но за последние полтора года настолько привык полагаться только на самого себя, что решая поставленную передо мной задачу, напрочь забыл о нем, а когда вспомнил, было уже поздно. По моим расчетам отряд, идущий скорым маршем, должен был уже пройти не менее трети пути. Только я попенял себя за оплошность, как вдруг до меня дошло, что я, таким образом, возложил на себя всю ответственность за эту операцию. После нескольких минут сомнений и колебаний я даже подошел к мысли все же отослать гонца к графу и ждать его приказаний, но в последний момент передумал, решив оставить, все как есть. "Пока гонец его найдет, объяснит и вернется с ответом, пройдет не меньше чем шесть, а то и восемь часов, а мои люди будут здесь через два, максимум через три часа. Разница во времени где-то пять часов. Где столько времени можно укрывать больше сотни людей? Эта местность больше похожа на выбритую тонзуру монаха! Нет, так не пойдет! Наш козырь - неожиданность! Подойдет отряд - сходу в атаку!". Придя к подобной мысли, я занялся изучением подходов и определением направления главного удара. Железным кулаком, который обрушиться на лагерь должны были стать латники Черного Дика. Роль лучников из-за их небольшого количества должна будет свестись к поддержке атакующих и отстрелу беглецов. Было важно, чтобы никто из них не ушел, потому что любой добравшийся до города беглец мог разрушить мой план. Первым делом я наметил для себя, где стоит охрана. Правда, эти дозоры, которые стояли по периметру лагеря, занимались всем, чем хочешь, но только не несением караульной службы. По самому лагерю шатались пьяные, возникали ссоры и драки. Только после трех часов наблюдений в лагерь прискакал небольшой отряд легковооруженных солдат. Судя по всему, это были разведчики, которых посылали узнать обстановку у города. Один из них соскочив на землю, вбежал в палатку командира, стоявшую почти в самом центре лагеря. После его доклада, по лагерю забегали посыльные, собирая офицеров. Я успел насчитать шесть офицеров, которые вошли в палатку к Граво, как за моей спиной раздался шорох. Резко обернулся,... а это оказались мои офицеры. Черный Дик и Уильям Кеннет. Узнав, сколько людей они с собой привели, я принялся быстро прикидывать. "Шестьдесят конных латников. Шестьдесят пять лучников. При таком раскладе победу даст только неожиданная атака! И бить надо сейчас, пока офицеры в палатке главаря! Решено!". - Дик, готовь парней. Пойдем на штурм лагеря, - предупредив его вопрос, сразу ответил. - Прямо сейчас. Ты, Кеннет, рассредоточь и охвати лучниками лагерь. Как только мы ворвемся в лагерь, начинайте стрелять. В первую очередь тех, кто схватился за оружие и в тех, кто пытается покинуть в лагерь. И еще! Твои парни Уильям должны оставаться на своих местах все это время. Важно чтобы никто из этих головорезов не ушел! Ты меня понял?! Никто! Приступайте! Мы сначала отползли вглубь кустов, где можно было стать на ноги, после чего офицеры поспешили к своим отрядам, а я дошел до места, где вскочил на поданную мне русичем лошадь. Привычно проверил, легко ли достается меч из ножен, затем посмотрел на латников, сидевших в седлах. Бросил быстрый взгляд на своих телохранителей, сидевших в седлах, по обеим от меня сторонам. Сердце на мгновение замерло, а потом застучало часто и настойчиво, гоня адреналин по крови. - Вперед, парни! Пришпорив лошадь, я помчался во весь опор, слыша за спиной тяжелый гул, в который сливаются удары множества копыт. Латники, вслед за мной выскочили на дорогу и, обогнув деревню, понеслись через луг к лагерю противника. Завидев палатки, я выхватил из ножен меч. Как только рука почувствовала его тяжесть, меня охватил какой-то боевой азарт, заставивший дико взреветь: - А-а-а-а!! Руби!! Без пощады!! А-а-а!! Я не слышал, как крик подхватили мои солдаты, не слышал испуганных воплей людей Граво, застигнутых врасплох. В висках, заглушая звуки, уже стучала маленькими молоточками кровь, а изнутри, из самых глубин, поднималась, растекаясь и заполняя всего меня, холодная ярость. Конь вынес меня на полуодетого солдата, только что выскочившего из палатки и, при виде летящего на него рыцаря на коне, замершего в растерянности. Мне ничего не пришлось делать - конь буквально втоптал его в землю, а вот второму солдату удалось увернуться от копыт, но не от моего меча. Я еще успел заметить, как брызнули во все стороны капли крови из-под клинка, а конь уже нес меня дальше. Лагерь наполнился криками, лязгом, предсмертными стонами. Между костров и палаток метались ошалевшие наемники, испуганные и сбитые с толку неожиданным нападением. Натыкаясь на латников, они, словно колосья под серпом жнеца, падали скошенными нашими мечами и секирами. Правда, спустя некоторое время часть бандитов Граво опомнилась и, сбившись в отдельные группы, стала оказывать сопротивление, но это уже не могло изменить ход сражения. К тому же, как только они начинали отходить к границам лагеря, на них обрушивался ливень стрел. Не выдержав двойного удара, наемники начинали разбегаться, пытаясь спастись бегством в одиночку, и латники снова принимались за охоту. После того, как я дважды пересек лагерь из конца в конец, зверь, сидящий во мне, успокоился. Остановившись, я огляделся. Бандитский лагерь на первый взгляд представлял собой хаос в первозданном виде. Обрушенные на землю палатки, перевернутые повозки, бьющиеся на земле раненые лошади. Трупы, лежавшие в лужах крови с рублеными ранами, валялись вперемешку с телами, из которых торчали английские стрелы с белым оперением. Где-то в глубине лагеря еще были слышны крики. Все это вызвало у меня чувство удовлетворения, как и бывает после хорошо сделанного дела. Я был доволен собой. Но стоило мне повернуться к Джеффри, который вместе с Игнацио, находился у меня за спиной, как вдруг среди возов с амуницией и запасами я увидел двух лучников, которые рылись в телеге. Еще не улегшаяся после боя ярость снова ударила мне в голову. - Сволочи!! - бешено заорал я. - Почему не выполняете приказ?!! Кеннет!! Кеннета сюда!! Лучники, увлеченные грабежом, не сразу обратили внимание на мой крик, тем самым еще больше меня взбесив. - Взять эту мразь!! Где Кеннет?!! Игнацио и несколько латников, находившихся по близости, слетели с седел и уже через минуту мародеры стояли передо мной на коленях. Спустя минуту, из-за чудом уцелевшей палатки выбежал Уильям Кеннет и бросился ко мне. - Сэр! Я не успел! Я был на другой стороне лагеря! - Я отдал приказ! И он был не выполнен! - Сэр! Я.... - Ты лишаешься своей доли в добыче! Джеффри, осмотри лагерь! А ты Кеннет, молись! Если найдут хоть одного твоего лучника не в оцеплении, а занимающегося грабежом, тебя ждет незавидная участь! Спустя несколько минут подъехал Черный Дик, в сопровождении полутора десятков своих солдат. - Сэр! Лагерь очищен. Мои парни сгоняют пленных.... - Молодец, Дик! А сейчас быстро отправь своих солдат на прочесывание местности! Пусть ищут беглецов! Следы крови, сломанные ветки.... Пусть ничего не пропускают! Ты понял?! - Будет исполнено, сэр! - И еще. Давай сюда палача! Для него будет работа! - Хорошо, сэр! Мои слова услышали стоявшие на коленях мародеры. Оба одновременно подняли головы, но голос подал только один из них. - Сэр!! Заклинаю вас!! Пощадите!! Проявите милость!! Ярость прошла, и сейчас я считал, что их провинность не соответствует столь суровому наказанию, но они нарушили мой приказ, а значит, тем самым, покушались на мою власть. На власть человека, которого они должны уважать и бояться. Бояться и уважать! Только так и никак иначе! - Заткните ему глотку! Надоел! - зло буркнул я. В следующую секунду Игнацио выверенным ударом рукоятки кинжала оглушил истошно кричащего солдата. Вопль прервался, а сам крикун сначала ткнулся лицом в траву, а потом завалился набок. Второй лучник учел момент, когда внимание сосредоточится на неподвижном теле. Рывком, вскочив на ноги, он бросился бежать, но не успел преодолеть и двадцати ярдов, как ему под левую лопатку вошел кинжал. Он еще сделал по инерции два шага, потом ноги лучника словно запнулись за невидимую преграду, и он со всего размаха рухнул лицом в траву, широко раскинув руки. Тело дернулось в предсмертной конвульсии, после чего замерло. "Достойная смерть, - подумал я, а вслух сказал. - Молодец, Игнацио. Тот почтительно наклонил голову, принимая благодарность своего господина, после чего пошел к трупу, чтобы забрать кинжал. К этому времени вернулся Джеффри. Кеннет, с бледным, застывшим, словно маска, лицом, смотрел на моего телохранителя, не отрывая взгляда. - Ну что? - Все лучники в оцеплении, господин. - Кеннет, можешь, идти. В течение следующего часа я получал доклады от старших дозоров и командиров групп разведчиков и отрядов, занимающихся поиском, смотрел, как сгоняют пленных, приводят пойманных беглецов. Дождавшись рапорта от последней дозорной группы, я собрал своих офицеров. - Историю с мародерами каждый из вас знает. Кеннет, это урок для тебя! - тот опустил голову. - Запомните и передайте солдатам: за невыполнение моего приказа - смерть! Я избегал подобных наказаний, но теперь все! Хватит! А теперь, идите, собирайте солдат! Бросил быстрый взгляд сначала на дерево, где, переброшенная через крепкий сук, висела петля, затем на начавших собираться солдат. Как они отреагируют на казнь своего собрата по оружию? Они шептались, обсуждали в полголоса, бросали на меня взгляды, а когда замечали, что смотрю в их сторону, отводили глаза, но не в глазах, ни в жестах не было явного возмущения. Я не боялся вспышек гнева, так как был уверен в себе и правильности своих действий, не говоря уже о том, что, являясь капитаном отряда, был в полном праве казнить или даже пытать своих солдат. Мне, в какой-то степени, даже хотелось, чтобы подобное случилось, так как уже успел убедиться на своем опыте, что подобные проявления непокорности надо уничтожать в зародыше, иначе они пустят корни и тогда выкорчевать их будет намного труднее. Выждав еще несколько минут, я крикнул: - Джон! Приступай! Джон из Суссекса, латник Черного Дика, ставший штатным палачом отряда, медленно и вразвалку подошел к лежащему на траве лучнику, который к этому моменту уже пришел в себя. С помощью одного из своих добровольных помощников он поставил лучника на ноги, а затем толчками погнал его к дереву, где приговоренного ждала петля. Под петлей уже стояли грубые козлы и лавка, которая должна была изображать ступеньку на эшафот. Пока подручные связывали руки за спиной осужденному на казнь лучнику, сам палач забрался на козлы и проверил, насколько крепко привязана веревка и хорошо ли затягивается петля. По его свирепому лицу и уверенным движениям было видно, что ему нравиться такая работа. Закончив приготовления, он сделал рукой приглашающий жест и сказал: - Давайте его сюда, парни! Подручные помогли подняться смертнику на импровизированный эшафот, где палач накинул ему петлю на шею. Я тронул поводья, заставив сделать лошадь несколько шагов, остановив ее в десятке ярдов от места казни. Взглянул в лицо осужденному. Его взгляд, как и весь его вид, был жалким и помятым. На какую-то секунду в его глазах вспыхнула искорка надежды, но сразу погасла под моим жестким и непреклонным взглядом. Глядя прямо смертнику в глаза, я сказал: - Ричард Дженкин, ты приговариваешься к смерти за то, что дважды нарушил приказ! Сначала своего командира, Уильяма Кеннета, затем мой личный приказ! - я оглядел собравшихся солдат. - Так будет с каждым, кто оспорит или ослушается моих приказов! Я сделал паузу, но ответом стала полная тишина, и тогда я продолжил: - Твое последнее слово, Дженкин! - Я... не знаю. Я не хотел! Оно само так получилось! Я молю.... Пощады.... - тут его голос прервался. - Господин! Милостью Божьей заклинаю! Я отрицательно качнул головой и лучник замолчал. Некоторое время смотрел пустым взглядом в пространство, затем стал лихорадочно оглядываться по сторонам и, наконец, истерически закричал: - Где священник?!! Мне положен священник!! Я хочу исповедоваться!! Я предугадал это желание и поэтому еще раньше послал несколько конных солдат в ближайшую деревню, чтобы узнать, где здесь ближе всего находится церковь. Поэтому не спели прозвучать его просьба, как из расступившихся рядов солдат вышел священник. Около двадцати минут англичане в благоговейном молчании слушали исповедь своего бывшего собрата по оружию. В конце процедуры священник дал поцеловать крест осужденному лучнику, а затем отошел от эшафота и встал на колени. В наступившей тишине было слышно, как он в полголоса молится. Палач подтянул петлю на шее осужденного, после чего спрыгнул на землю. Сделал знак своим подручным, которые уже были готовы выбить козлы из ног приговоренного, после чего посмотрел на меня. Я кивнул. Как только выбитая из-под ног осужденного колода отлетела в сторону, лучник рухнул вниз, затем веревка резко натянулась, и тело смертника как-то странно дернулось, потом подпрыгнуло и закачалось, как маятник из стороны в сторону. Я бросил внимательный взгляд на тело повешенного. Судя по положению головы и оттянутым вниз носкам, висевший в петле лучник был, без сомнения, мертв. Подозвал Кеннета и священника, которым вручил по серебряной монете, после чего сказал: - Похороните Дженкина как положено! Уильям, выделишь людей! Идите! Затем найдя глазами Дика, скомандовал: - Пленных, сюда! Когда пленных наемников выстроили передо мной в несколько рядов, я спросил их: - Офицеры среди вас есть?! Ответом мне стало молчание. Выждал минуту, а потом сказал: - Вы что же ублюдки думаете, здесь только одно дерево с крепкими ветвями?! Или у нашего палача не найдется в запасе веревок?! Второй раз спрашивать не буду! Если прямо сейчас.... Не успел я договорить, как два человека вышли из толпы сами, а третьего вытолкали сами разбойники. Вылетев от мощного удара в спину, он рухнул прямо под ноги моего коня. - Граво среди вас есть? - Я - Граво. Один из вышедших разбойников, мощного сложения человек с длинными мускулистыми руками, сделал два шага вперед. Он двигался, по-медвежьи косолапя, и был такой же большой, как этот зверь. Со свирепым взглядом, главарь бандитов даже сейчас выглядел, несмотря на свой растерзанный вид, настоящим мужчиной. - Как же это тебя, такого матерого зверя, взяли? - полюбопытствовал я. - Я сражался и убил двух твоих солдат, прежде чем кто-то обрушил меч на мой шлем. Похоже, он был из той подлой породы, которая, которая вместо того, чтобы скрестить клинки, глядя друг другу в глаза, предпочитает бить в спину. Впрочем, какие солдаты - такой и командир! Только и умеете, что бить исподтишка! Не хочешь померяться со мной силами?! - Браво, Граво! Ищешь легкой смерти?! Сразу говорю: если твои солдаты могут на нее рассчитывать, то ты - нет! Толпа пленных после моих слов заволновалась, загудела. Я молчал, выдерживая паузу, в ожидании ответа главаря. Напряжение начало расти. Некоторое время тот крепился, но потом не выдержал: - За что мне такая немилость?! - А может ты еще, и жить хочешь?! - Даже зверь всякий жить хочет, что про меня-то говорить? Похоже, тебе что-то от меня нужно, иначе к чему ты этот разговор завел. Говори! - Мне нужно, чтобы ты со своими трусливыми ублюдками, - ответил я, - выманил Джерико из города. - За это ты мне подаришь жизнь. Да?! - Да! - А моим людям?! - И твоимлюдям! - Согласен!
Спектакль был разыгран так великолепно, что Джерико до самой последней секунды не догадывался, что происходит под стенами города. Сначала на его глазах, так же как и на глазах нескольких сотен горожан, наблюдавших с городских стен, был разыгран бой, где войска графа схватились с отрядом Граво, который на девять десятых состоял из переодетых англичан. Красные следы на одежде, предсмертные крики и мнимые мертвые, лежащие на траве, прекрасно дополнили картину боя, превратив ее в шедевр театрального искусства. Когда конница и швейцарцы начали теснить людей Граво к лесу, Джерико решил, что момент для удара в спину настал. Ворота города, быстро распахнувшись, выпустили стремительно рванувшийся вперед конный отряд во главе с Джерико. Всадники неслись вперед, одновременно развертываясь в ширину. Стремительно сокращая расстояние, тяжеловооруженная конница готовилась сокрушить, судя по всему, растерявшихся и суматошно пытавшихся перестроить свои боевые порядки швейцарцев, которые, казалось, только сейчас увидели приближающегося врага. Видя смятение в рядах врага, из глоток наемников вырвался радостный рев, который подхватило высыпавшее из городских ворот беспорядочной толпой городское ополчение. Войска графа Анжело ди Фаретти при виде нового врага начали лихорадочно строить оборону, чтобы выдержать новый удар. Хотя мой план успешно реализовывался, но латная конница могла сама по себе наделать нам хлопот. Сейчас все зависело от швейцарцев, но их было слишком мало чтобы представлять серьезную преграду. Альпийские горцы выстроились в пять рядов, между которыми я поставил лучников, хотя лейтенант швейцарцев сильно был этим не доволен. Наш спор прекратил граф, который неожиданно для меня встал на мою сторону. Мне даже не так сильно досталось за мою самодеятельность по разгрому отряда Граво. Конечно, если бы дело закончилось поражением, то вся вина была бы возложена на меня, а так как победителем стал я, то.... В подобных случаях говорится: победителей не судят! После всего происшедшего, я представил графу свой новый план, который был рассмотрен и сразу, что весьма удивительно, одобрен. Как только стали видны черты лиц и раскрытые в крике рты конников Джерико, я опустил забрало, поправил щит и удобней взял копье. Я находился в первом ряду своих латников. По обеим сторонам от меня сидели в седлах мои неизменные телохранители. Половина моих солдат все еще продолжали делать вид, что сражаются с легкой кавалерией графа, но меня это уже не касалось, так как я со своими людьми должен был помочь швейцарцам выстоять. Уже потом когда люди Джерико основательно завязнут в порядках швейцарцев, придет время всех остальных вступить в сражение. Я не сомневался, что как только латники Джерико приблизятся, их должны будут смутить некоторые моменты потешного боя, но я исходил из того, что в такие моменты воин, охваченный горячкой боя и готовый схватиться с врагом, не сразу поймет, в чем дело. "Даже если у наемников и появились подобные сомнения, то они явно запоздали, - так я прокомментировал начавшуюся стрельбу английских лучников. Стрелки превзошли самих себя. Каждый последующий ярд земли был обильно орошен человеческой кровью и выстелен человеческими и лошадиными телами. Земля еще не успела впитать кровь, как воздух содрогнулся от стонов и хрипов раненых и убитых. Не менее трех десятков раненых и убитых наемников, с десяток коней, бьющихся на земле - все это смешалось и покатилось по земле, прямо под копыта следующей лавине, несущихся во весь опор всадников. Через минуту лучники отступили, чтобы дать рядам швейцарцев сомкнутся, и перед конницей врага выросла глухая стена щитов, между которыми торчал ряд пик. Солдаты Джерико, подбадривая себя криками, со всего размаха врезались в железную стену. По ушам ударил уже привычный шум боя: лязг железа, треск сломанных копий, ржанье лошадей, крики раненых. Швейцарцы дрогнули. Их ряды чуть прогнулись, когда солдаты Джерико сумели в нескольких местах прорубить себе путь, но это был их последний успех. В следующий миг я закричал: - Вперед, парни!! Руби!! Не щадить никого!! Обогнув с левого фланга баталию швейцарцев, мы ударили в бок рвущимся вперед тяжелым кавалеристам Джерико, которым тут же стало ясно, что их поймали в западню. Самые тупые из них поняли это спустя несколько минут, когда увидели несущийся на них отряд легкой кавалерии графа, а те, с кем они до сих пор сражались, вдруг неожиданно превратились в отряд английских лучников. Паника охватила его людей, и отряд Джерико перестал существовать. Мало кто из его солдат предпочел бой бегству. В своем большинстве они заворачивали коней и, гоня их во весь опор, пытались как можно быстрее унести отсюда ноги. Но не всем это удалось. Как только ослабло давление, жадные до крови швейцарцы, чуть ли не бегом, кинулись на смешавшиеся ряды латников Джерико, да и мои парни были не прочь добраться до глоток врага. Не успел я опомниться, как хаос боя втянул меня в себя. Удар моего копья выбил из седла наемника, который в этот момент пытался развернуть коня. Наемник еще с диким криком падал на землю, как вслед ему на траву упало отброшенное мною копье. Я выхватил меч, и тут же ввязался в обмен ударов с другим солдатом Джерико. Отразил удар - ударил сам. Отразил - ударил. А когда заметил, что тот изредка оглядывается, ища пути отступления, подловил его, когда он на мгновение отвлекся и обрушил свой меч на его шлем. Пошатнувшись от моего удара в седле, наемник хрипло заорал. Разбрызгивая кровь, мой клинок снова упал на широко разинутый в крике рот латника Джерико и тут же краем глаза уловил яркий блеск сбоку от меня. Щит вздернулся вверх и раздался лязг упавшего на него клинка. Замахиваюсь. Бью! Удар! Еще удар! Шлем с головы противника слетел, я вижу искаженное страхом лицо. Глаза солдата прямо побелели от ужаса. - Пощади! Поща...! - но больше он не успел ничего сказать; лезвие моего клинка раскроило ему голову. Упоение схваткой полностью захватило меня, подчинив себе тело и сознание, и только когда резко развернулся на крики, раздавшиеся за моей спиной: - Господин! Господин! - в какой-то мере пришел в себя. Вырванный из схватки, я даже сразу не осознал, что это Игнацио; в крови еще кипел адреналин, а глаза искали врага. Некоторое время смотрел на него. Телохранитель был без шлема. На виске и щеке - потеки засохшей крови. Помятый нагрудник и разрубленная в двух местах кольчуга были щедро заляпаны пятнами цвета ржавчины. Лицо бледное, а взгляд.... - Ты ранен? - Не я, господин, а Джеффри ранен! - Где он? - Там, господин! Я скользнул глазами в указанном мне направлении и на несколько секунд задержал взгляд, глядя, как добивают остатки отряда Джерико. Если одна часть наемников рассыпалась по сторонам, то другая часть сделала попытку укрыться в городе. Они быстро настигла толпу бежавших назад горожан, и долго не думая стали прокладывать себе путь сквозь толпу мечами и копытами своих коней. Некоторые из горожан, в свою очередь, попытались сбросить всадников на землю, чтобы завладеть его лошадью. В это безумное стадо врезались мои латники и кавалеристы графа, сметая и рубя всех на своем пути. Меня словно магнитом тянуло туда, в схватку с врагом. Это было что-то вроде наваждения. Я помотал головой, а затем спросил: - Джеффри?! Что с ним?! - Господин, поедемте! - Конечно, едем! Русич успел заметить место, где упал с коня Джеффри, поэтому мы сравнительно быстро его обнаружили. Шлем был помят и разрублен, как и его кольчуга. В руке был зажат обломанный меч. Соскочив с лошадей, подбежали к телу. Игнацио осторожно снял с его головы шлем. Когда я увидел, белое, как у мертвеца лицо своего друга и телохранителя, мое сердце словно оборвалось, а горло перехватило с такой силой, что стало трудно дышать. Но стоило мне наклониться к нему, как вдруг Джеффри открыл глаза. Секунду он всматривался в меня, а потом с трудом произнес: - Какого дьявола... ты так долго, Том. Думал, еще немного... и задохнусь в этом дырявом котелке.
ГЛАВА 11 БИТВЫ И ПРАЗДНИКИ
Моя хитрость завершилась сокрушительным разгромом объединенного отряда горожан и наемников Джерико. Как я потом узнал, помимо добычи у нас в плену оказалось около пятидесяти горожан, которые не успели добежать до городских ворот. Они должны были стать хорошим стимулом для быстрых и успешных переговоров. Да и граф поступил мудро, не став с ходу предъявлять требований городу, а вместо этого дал время городскому совету поразмыслить и понять, в какой паршивой они ситуации оказались. Если горожане сейчас сидели у солдатских костров, то солдатам Джерико не на что было рассчитывать. Их убивали, как бешеных псов, только считанные единицы спаслись бегством, уйдя от верной смерти. Их предводитель Джерико пал в бою. Единственным исключением стал Граво и его люди, но им подарили только жизнь, поэтому перед тем как отпустить, раздели, чуть ли не догола. Город прислал своих представителей для переговоров уже на следующее утро. В них я не принимал участия, так как почти все время находился рядом с Джеффри. Тот в сражении получил две серьезных раны и потерял много крови, поэтому два лекаря, один из которых был личным врачом графа, каждый раз уходя после очередного осмотра раненого, печально качали головами, таким образом, отвечая на мой вопрос: - Выживет?! Но утром третьего дня случилось чудо: Джеффри очнулся и попросил пить. Правда, спустя полчаса, он снова провалился в забытье, но личный лекарь графа заверил меня, что раненый будет жить. Несмотря на мое весьма скептическое отношение к средневековой медицине, его заявление меня очень обрадовало. Обрадованный, я вышел из деревенской избы и направился к графу, от которого уже приходил ко мне посыльной. Граф оказался не только хорошим воином, но и способным дипломатом, сумев выжать из вяло протестующих горожан прямо отличные условия сдачи города. Сегодня должен был состояться окончательный этап переговоров, где в обязательном порядке должен был присутствовать и я. Впрочем, не столько по необходимости, сколько для пышности графской свиты. Анжело ди Фаретти принял послов в доме, временно, занятом им под штаб. Представителей городской коммуны провели в просторную комнату с побеленными стенами, единственным украшением которой служило грубо раскрашенное деревянное распятие, висевшее над скамьей - ларем с прямой деревянной спинкой. Около скамьи стоял деревянный стол, сколоченный из простых сосновых досок, а четыре деревянных табурета и неглубокое кресло довершали скромную обстановку комнаты. Единственным штрихом, смягчавшим суровость обстановки, был аромат лепестков лимонной вербены и розмарина, которые вместе со свежесрезанными камышами укрывали земляной пол. Граф, эффектно смотревшийся в малиново-голубом камзоле и украшенной самоцветами шапочке с пучком павлиньих перьев, сидел в единственном кресле, а позади него на табуретах сидели мы с Вернером Шиффелем. Сначала граф суровым голосом изложил послам окончательные условия капитуляции города. Горожане только горестно качали головами во время его речи. - Ваш господин, маркиз Николо д"Эсте устал от вашего постоянного неповиновения, и поэтому в качестве извинения он требует выплаты ста тысяч золотых флоринов, с тем, чтобы покрыть расходы на организацию военной экспедиции и возместить ущерб в казне из-за неуплаты вами налогов за последний месяц. - Сто тысяч золотых флоринов! - в ужасе вскричал один из послов. - Но это же... Граф резко поднял руку, требуя тишины. - В таком случае, вы можете считать эти деньги как выкуп за предохранение вашего города от разграбления. Его слова встретило гробовое молчание представителей города. - Если вы согласны, - продолжил граф, - то должны выдать нам помимо контрибуции, всех зачинщиков мятежа и оставшихся солдат Джерико. Все его военное имущество, оружие и доспехи, хранящиеся в городе, должны быть выданы нам. - Это чересчур тяжелые условия, - пожаловался один из послов, коренастый, дородный малый с густой, окладистой бородой. - Нельзя ли уменьшить сумму контрибуции хотя бы на двадцать тысяч золотых. - В таком случае, мои солдаты доберут эту сумму сами, как только вступят в город, - с оттенком иронии произнес граф. - Хорошо! Мы согласны на ваши условия! Пять дней понадобилось горожанам чтобы собрать нужную сумму, после чего, оставив лейтенанта с полусотней швейцарцев в качестве временного гарнизона, мы выступили в направлении Феррары. За нами тянулся большой обоз, половина груза которого составляло военное имущество отрядов Граво и Джерико. На обратную дорогу у нас ушло еще пять дней. По прибытии мы увидели пустой лагерь: за двое суток до нашего прихода армия ушла к границам города - государства Мантуи. Граф приказал отряду располагаться на отдых, а сам ускакал в Феррару с докладом. Я ждал его не раньше завтрашнего дня, но он прибыл уже вечером, переполненный свежими новостями. Вместе с ними он привез хорошего вина, с которого и начался наш вечер. - Маркизу понравилось, как мы решили проблему с городом. Тебе особая благодарность, которую он не замедлит высказать тебе при личной встрече. Помимо слов признательности он передал для тебя, Томас, вот это, - и на стол передо мной лег толсто набитый кошелек. - Маркиз умеет ценить хороших солдат. - Спасибо, граф. - Что ты меня благодаришь, Томас, сам потом ему скажешь. А теперь поднимай кубок! За нашу удачу! До дна! - Хорошее вино. А теперь можно выпить за наш заслуженный отдых. Мы его заслужили! - Насчет отдыха. Маркиз дает нам три дня на отдых и только потому, что мы должны дождаться швейцарца с его солдатами из Кодигоро. Как только они придут, еще сутки на отдых, после чего мы выступаем. - Кто его сменит? - Завтра с утра туда уйдет сотня легкой кавалерии. - А что с ранеными?! - Не волнуйся ты так за своего телохранителя. Сам же видишь, что он на поправку идет. Вот слышишь, колокола бьют. Повечерие. Так вот, лекари прибудут задолго до того, как прозвонят полночь. Они выехали сразу за мной. Кстати! Завтра сюда выступят две сотни копейщиков. Лекари останутся в лагере с ранеными, а солдаты поступают под мое начало и отправляются с нами в поход. - Чего нас так быстро отправляют? Скоро сражение? - Не знаю! Зато при дворе маркиза мне сказали, что у герцога Гонзага, в его владениях, вспыхнул мятеж. А самое интересное заключается в том, что во главе его стала юная женщина, графиня Беатрис ди Бианелло. По слухам - обворожительная красавица! Кстати, слышал, что ты служил у нее. Она, правда, такая красивая?! - Даже очень красивая, - я это сказал, и у меня перед глазами встало лицо Беатрис. - Богиня, а не женщина. - Богиня, говоришь? Хм! Разных красоток в своей постели видел, а вот богинь... не было! Слушай, говорят, что она богатая. Ну, просто до неприличия! - Мне трудно судить о ее богатствах, но на выручку ее вассалы привели отряд в полторы тысячи человек. - Ого! Да она действительно богатая невеста. Матерь Божья! Красивая и богатая наследница! А я холостой и красивый мужчина! Чем мы не пара! Эх! А кому-то же повезет, Томас! Предлагаю выпить за то, чтобы и девки нам на шею вешались, и вино всегда на столе стояло! Я пил с графом вино, улыбался его шуткам, а самого не отпускали мысли о девушке. Зачем она это затеяла? Ну, показала свою силу герцогу, чего еще ей надо?! Впрочем, вспоминая целеустремленный и твердый характер юной графини, не трудно понять, что такие, как она, на половине пути не останавливаются! Или все или ничего! - Ты чего задумался, капитан? Давай еще по кубку вина выпьем! Вино - отличное лекарство! Оно вылечит твою печаль и отгонит тоску! На следующий день пришли копейщики, которыми командовал долговязый и рыжий баварец Карл Кенигсхофен. Я познакомился с ним, но общаться с ним было трудно, так как кроме родного языка, он лишь знал около сотни слов на итальянском языке. Вслед за немцами, через сутки, пришли швейцарцы из Кодигоро. После их прибытия в палатке графа состоялся военный совет, на котором граф утвердил маршрут движения и место каждого в колонне. Мы уже собрались уходить, как неожиданно в шатер вошел гонец от маркиза. Из его сообщения мы узнали, что трое суток тому назад после долгих маневров состоялось сражение между нашей армией и войском герцога. Когда опустились сумерки, бой прекратился. А наутро оказалось, что войска Гонзага отступили, а когда после новых маневров армии снова вышли на позиции, то вместо продолжения боя герцог неожиданно выслал парламентеров для переговоров. После того как гонец отбыл, граф некоторое время молчал, а потом так задумчиво сказал: - Судя по тому приказу, который, господа, вы слышали, мы никуда не идем. Война для нас откладывается. Переговоры. Интересно, что может предложить такого Гонзага маркизу? Но видно что-то интересное, раз переговоры затягиваются. Думается мне, что в этом заинтересованы... обе стороны. А не выпить ли нам господа, по стаканчику вина, раз мы не едем на войну? Приказ об отмене похода несколько испортил мне настроение. Я не жаждал крови, просто подумал, что там у меня может появиться шанс увидеть юную графиню, раз она выступила, пусть даже косвенно, на стороне маркиза д"Эсте. Хотя у нее была своя жизнь, а у меня - своя, нас словно что-то связывало. Очень тоненькая ниточка. Или мне так казалось. Всю последующую неделю я занимался солдатами, ранеными, хозяйством, а вечера проводил у постели Джеффри или в какой-нибудь офицерской палатке за кувшином вина в веселой компании. Этот день обещал быть таким же, но оказался другим - вернулась часть армии. Лагерь заполнился веселым шумом. Приветственные возгласы и грубые шутки сыпались с обеих сторон. У лавок маркитантов становилось все более людно. Я думал узнать новости у Карла Ундервальда, но оказалось, что швейцарцы остались вместе с латной конницей, а назад вернулась часть легкой кавалерии, пехота и половина арбалетчиков. Узнав, чьи отряды вернулись, я понял, что среди прибывших офицеров у меня нет хороших знакомых, поэтому направился к графу, который уже наверняка все узнал. Пришел я, как раз, вовремя. В палатке графа, за столом, напротив хозяина, сидели два офицера и оживленно, перебивая друг друга, рассказывали о войне. С разрешения графа, я присоединился к их компании и стал внимательно слушать. Как оказалось после целого дня маневров и переходов, уже ближе к вечеру, состоялось сражение. Потом наступила ночь, чем воспользовались войска герцога. Отойдя, они переправились через реку, после чего сожгли мост. Наутро армия Аззо ди Кастелло бросилась вдогонку, но река стала для них непреодолимым препятствием. Пока командующий придумывал способы, как добраться до противника, неожиданно со стороны противника прозвучала труба, после чего на противоположном берегу появился всадник с белой тряпицей на копье. Так начались переговоры. Сначала в них участвовали только командующие армиями вместе со своими штабами, но спустя несколько дней все изменилось. Переговоры стали полностью закрытыми. - Теперь на встречах присутствовали только одни командующие, но что еще более странное, после каждого такого совещания отправлялись гонцы к правителям. Затем пару дней ждали ответов, после чего переговоры снова возобновлялись. Мы просто недоумевали, что происходит. Дальше пусть Паоло расскажет - и ведущий рассказ офицер легкой кавалерии замолк, предоставив продолжать рассказ Паоло Скруаччо, который как оказалось, стал непосредственным свидетелем следующих событий. Его люди несли дозоры в ту ночь, когда его вызвал командующий. Прибыв, он получил приказ: дождаться на берегу реки человека, которого переправят с той стороны, а затем сопроводить до палатки командующего, где того уже дожидалось доверенное лицо маркиза Николо д"Эсте. - Так вот стою и жду эту проклятую лодку, от воды сырой прохладой так тянет. Наверно, с час стоял - до самых костей продрог. У меня уже весь запас ругательств кончился, когда эта лодка появилась. Только успел человек стать обеими ногами на землю, как та сразу отчалила от берега. Я еще тогда подумал про солдат, что сидели на веслах: "нет, чтобы вам, сыновья портовых шлюх, так быстро грести веслами сюда, как вы обратно заспешили". Ну, подошел я к нему и говорю: "Ваше имя, мессир?", а он мне в ответ: "А это что, обязательно?". Да еще с таким гонором! Меня тут трясет от холода, как в лихорадке, а он, дьяволова отрыжка, невесть что себе воображает! Я ему снова, с угрозой: "Назовите имя?" и тогда он только сказал: "Чезаре Апреззо!". Ну, думаю,... - Как?! Какое имя он назвал?! Все удивленно на меня уставились, но я уже опомнился и прикинулся дурачком: - Ты сказал: Апреччо? Чезаре Апреччо? - Я сказал: Чезаре Апреззо! - Извини! Чезаре Апреччо мой хороший знакомый, вот я и подумал.... Еще раз, извини! Продолжай! Это имя мне сразу напомнило о том, что я не только Томас Фовершэм, но и брат Лука. Правда, по поводу Хранителей я больше не волновался. После того, как я узнал, что Лорд сжег замок и убил людей, которые являлись моей прямой связью с обществом, то решил, что на долгое время получил свободу. Порывать с Хранителями я не думал, к тому же меня грела мысль о спрятанных ими где-то сокровищах тамплиеров, но с другой стороны, предпринимать никаких шагов к восстановлению связей не собирался, так как мое положение меня пока устраивало. За этими, так неожиданно нахлынувшими в голову мыслями, я невольно пропустил часть рассказа. - ... Стою, жду его у палатки командующего. И вдруг как в голову ударит: "лодка ведь обратно уплыла". Тогда думаю, чего меня командующий сразу не отпустил. И в этот самый миг отбрасывается полог, и выходят: этот самый мессир Апреззо и человек герцога. За ними Аззо ди Кастелло. Пока те садятся на лошадей, командующий и говорит: проводи до окраины лагеря и проследи, что бы дозоры пропустили. Ну, я и проводил. А через три дня пришел приказ - идти нам домой. Святыми угодниками клянусь, с ним это связано! Точно, с ним! Неспроста им заинтересовался сам маркиз. Поверьте моему слову - это имя мы еще услышим! Возвращаясь к себе, я думал о том, насколько извилисты и путаны жизненные судьбы. О человеке и думать забыл, а он раз - и напомнил о себе! "Что же эта змея задумала? Что подлость, ясно. Только какую?" Но уже на следующий день, за повседневными хлопотами снова забыл о нем. Тем более, что прошли слухи о новом военном походе. Я уже на своем опыте убедился, что подобные разговоры на пустом месте не возникают, и спустя сутки получил этому подтверждение. Рано утром Анжело ди Фаретти был вызван в Феррару к маркизу, по его возвращении мы узнали, что тот получил приказ и нас ждет небольшая война. Раздробленная в то время Италия не вела ни с кем внешних войн. Ей вполне хватало внутренних, междоусобных разборок между своими городами-государствами. Именно поэтому сюда, на звон золота, стекались наемники и авантюристы из Франции, Германии, Англии, но в Италии хватало и своих кондотьеров, жаждущих власти и богатства. Таким был Анжело Буанаротти, хороший воин и опытный полководец, который в один прекрасный день решил, что корона и мантия правителя ему к лицу. Город Пьяченца, входивший в состав Миланского герцогства, восстал. Во главе мятежа стал Анжело Буанаротти. Для начала он разбил отряд, посланный герцогом Милана для усмирения. После этого показательного урока на город в течение нескольких месяцев никто не посягал. Правитель Феррары решил воспользоваться тем, что город лежит недалеко от границ маркизата и присоединить его к своим владениям. По словам графа, который в свое время хорошо знал Буанаротти, тот был неплохим полководцем и опытным солдатом, так что война обещала быть нелегкой. Судя по данным полученным от лазутчиков, под рукой правителя города было около пяти сотен солдат, а Анжело ди Фаретти получил под свое начало две тысячи человек, что давало значительный перевес в силах. В придачу он получил двенадцать мощных баллист. Правда, по большему счету они были приданы армии только для устрашения, потому, что основной расчет делался на длительную осаду города и голод, который должен был принудить его сдаться. Мы думали, что месяц-полтора осады и город должен был пасть к нашим ногам, но так не думал Буанаротти, у которого оказались не менее ловкие шпионы. Узнав о предстоящем походе, он выжал из городского совета деньги, на которые были наняты генуэзские арбалетчики и пятьсот французских кавалеристов из Бургундии под командованием виконта де Кавиньяка. Следующей неожиданностью для нас оказалось то, что он вместо того чтобы отсиживаться за стенами, встретил нас вместе со своей армией за один дневной переход до Пьяченцы, причем выбрал место для сражения, наиболее выгодное для него. Ди Фаретти, учитывая равные силы, естественно не стал принимать бой в невыгодных для него условиях и мы, преодолев гряду невысоких холмов, сместились к югу, угрожая флангу Буанаротти. Так началась затянувшаяся на целую неделю серия переходов, маршей и контрмаршей, постепенно уводившая наши армии на юг и напоминавшая игру в прятки. Хотя я много слышал о тактике и стратегии подобных войн, но, теперь столкнувшись с ней воочию, все продолжал недоумевать. Почему военачальники, желавшие поскорее разгромить один другого, с такой настойчивостью избегают сражения? Да, я знал ответ на этот вопрос. Еще в той жизни, на одном из заседаний исторического клуба, как раз обсуждалась эта тема. Суть ее была такова: полководцы рады бы дать сражение, но профессиональным солдатам было выгоднее вести бескровную войну, а они в те времена, составляли львиную долю армий. Она приносила им деньги, к тому не надо было проливать кровь на поле боя. К тому же за пленника всегда можно было получить выкуп, забрать его лошадь и оружие, а с убитого не всегда даже имело смысл снимать изрубленные доспехи. Поэтому наемники требовали от своих офицеров достигать такого стратегического преимущества над противником, которое делало бы всякое сопротивление бессмысленным и вынуждало его сдаться в плен. Единственное исключение из этого повсеместно используемого правила составляли равнодушные к кровопролитию швейцарцы, но их было мало в войсках графа и совсем не было у Буонаротти. После недели бесконечных маневров, в деревенском доме, ставшем временной штаб-квартирой, граф собрал офицеров на военный совет. На нем присутствовал Франческо Бузонне, командир латной конницы, Кенигсхофен, рыжий командир немецких копейщиков, швейцарец Вернер Шиффель и я. Когда мы все собрались, граф на поверхности стола углем набросал карту, грубую, но достаточно точную. Я уже не раз видел подобное художество, а со временем даже научиться понимать, с соответствующими объяснениями, эти детские каракули. Держа уголек в руках, командующий изложил диспозицию: - Буонаротти находится вот здесь, а мы вот здесь. Практически, и мы, и он остались на тех же местах, откуда начинали! Может, у кого есть соображения, как действовать дальше?! - Граф, предлагаю вам напасть на него прямо сейчас, - предложил Бузонне, молодой, дерзкий и уверенный в себе молодой человек. - Он настолько уверен в своей выгодной позиции, что наше нападение станет для него неожиданностью. А неожиданность - это уже половина успеха! - Но только мы успеем взобраться до середины холмов, на которых он стоит, как его кавалерия ринется вниз и сметет нас, точно лавина, - возразил ему командующий. - Нет, мы сделаем по-другому. Создадим только видимость прямой атаки. Основная часть армии предпримет атаку, которую он ждет, а, тем временем, конница Бузонне обойдет их с фланга и ударит в тыл противнику. Вот смотрите, - и он снова стал рисовать углем на столе. - Тут мы начинаем атаку, а когда Буанаротти двинется на нас, Бузонне должен будет выйти сюда и ударить им в тыл. - А если Буанаротти не бросит сразу все войска в атаку, а оставит резерв? - спросил я. - Думаю, так он и поступит. И пока наша славная конница будет сражаться с резервом, противник, имея перевес в силах и выгодную позицию, имеет возможность разобраться с нами! Что тогда? Это был реальный взгляд на ситуацию и Анжело ди Фаретти просто не мог исключить подобный вариант событий, который прямо сам напрашивался. Капитаны перевели взгляды с меня на графа, ожидая его возражений. - Капитан, я хорошо его знаю! К тому же его армия, как и моя, утомлена длительными переходами. Поэтому ставлю десять золотых монет против одного медяка, что он сделает ставку на один - единственный удар, вложив в него все свои силы. К тому же Анжело решит, что и мы пошли только из-за этого на столь отчаянный шаг. Рискнуть, чтобы выиграть! Я не верил своим ушам. Графа словно подменили. Я знал, что после победы под Кодигоро граф был в фаворе у маркиза д"Эсте, но неужели желание еще больше возвыситься, а значит получить больше власти и богатства, или дело было во мне.... Если говорить честно, то Кодигоро я поставил на колени, не Анджело ди Фаретти. И мы оба это прекрасно знали. Может быть поэтому он решил доказать всем, а мне в первую очередь, что он не только меч в руке держать может, но и полководческим талантом не обделен. Странно, но подобные мысли мне только что пришли в голову. - Бузонне, тебе время на подготовку до начала сумерек! Так что, иди, готовься! Кенигсхофен, плохо знающий итальянского языка, обзавелся офицером - итальянцем, который стал ему переводчиком. Только тот закончил ему переводить, как рыжий баварец чуть ли не восторженно высказался, коверкая слова: - О! Хорош план! Гениально! Браво! Граф, довольный похвалой, торжествующе оглядел нас всех и сказал: - Теперь, господа, давайте решим, как будем расставлять наши войска на поле боя. Если остальным офицерам план, вроде понравился, то мне - нет. Но кто я такой? Наемник, который обязался воевать за звонкую монету, там, где ему укажут. Я мог высказать свои сомнения, но как-либо повлиять на решение командующего не мог. "Но я могу хотя бы попытаться изменить! Хуже от этого не будет!". - Граф, как вы собираетесь поставить моих лучников? - Точно так же, как вы поставили их в сражении у Кодигоро. Среди швейцарцев. - Извините, но тогда у Джерико не было возможности проломить оборону швейцарцев. Да и восемьсот тяжеловооруженных всадников - это не полторы сотни разбойников. Да и кто им будет противостоять? Сто пятьдесят швейцарцев, три сотни копейщиков, сто пятьдесят лучников и шестьдесят конных латников. У Буанаротти пятьсот бургунцев и еще триста своих тяжелых кавалеристов. Сотни три-четыре - легкая конница, а остальное - пехота. - Да, это так. И поэтому он бросит свои войска, чтобы одним ударом смять и уничтожить противника! Как я и говорил! Или ты считаешь по-другому?! - похоже, граф так уверовал в свой "гениальный" план, что любую критику, похоже, считал личным выпадом против себя. - Впрочем, ты уже говорил! Или что-то все-таки хочешь добавить? - Вы не поняли меня. Я не собирался вам возражать. Просто хочу дополнить ваш план. - Гм! Дополнить? Ну, хорошо! Слушаю тебя. После того как я изложил свое дополнение к плану, швейцарец и баварец посмотрели на меня так, словно видели впервые. Граф, зажав бороду и подбородок в кулак, некоторое время молчал, пытаясь понять, что сейчас было предложено. Я уже думал, что сейчас меня поднимут на смех, но неожиданно высказался швейцарец: - А почему бы и не попробовать? Рыжий баварец удивленно посмотрел на него, а потом на графа. Тот помолчал еще несколько минут. Было видно, что он никак не может решиться на столь неожиданное предложение, но потом не совсем уверенно сказал: - Хорошо. Попробуем твою задумку, капитан.
Во вражеском лагере взревели трубы. За ними зазвенело и залязгало железо, и с каждой секундой эти звуки набирали все большую силу. Блестящий железный вал, набирая скорость, покатился с холмов в нашу сторону - тяжелая конница шла в атаку. Вскоре я почувствовал, как задрожала земля. Удар латной конницы, был настолько силен, что сначала разметал и развеял немецких копейщиков, словно сноп соломы, после чего проломил ряды швейцарцев. Граф рассчитывал, что латная конница, пройдя копейщиков, завязнет в порядках швейцарцев, как это случилось у Кодигордо и тогда две сотни латной конницы, оставленной Франческо Буззоне, вместе с двумя сотнями легкой кавалерии и полусотней моих латников смогут сдержать ее натиск до той минуты, когда в тыл противника ударит наша тяжелая кавалерия. Но он не понял или не захотел понять одного, что сейчас на нас шли в атаку пошли отборные воины, хорошо организованные и отлично вооруженные. Я видел, как дрогнули, а потом побежали копейщики, а за ними скакали всадники, рубя беглецов. Некоторые из немцев падали на колени и поднимали руки, показывая, что сдаются, но это были простые солдаты, а поэтому их удел был предначертан - смерть. Швейцарцы пытались сомкнуть ряды, но было уже поздно, французский железный кулак пробил швейцарскую броню. Разрезанный на две части отряд стал медленно отступать, теряя людей. В разрыв наших пехотных порядков хлынула легкая кавалерия Буанаротти. Анжело ди Фаретти думал бросить конницу только в том случае, когда враг завязнет, но теперь ему нужно было спасать то, что осталось от нашей пехоты, уже не думая о победе. Но даже с этим он опоздал, так как в полном смешении порядков, конница не смогла сделать одного мощного удара, который стал бы серьезной угрозой для противника, отвлек его и дал время пехоте перестроиться, а вместо этого внесла еще большую неразбериху в свои ряды. Последний штрих внесли выбежавшие на поле две сотни арбалетчиков, которые принялись отстреливать наших солдат, словно куропаток в поле. Прорезав ряды швейцарцев, первые ряды французских и итальянских латников увидели впереди себя два десятков возов, но они никак не могли заподозрить, что перед ними подобие крепости, что стало их ошибкой. Они не осознали ее даже тогда, когда за возами появились английские лучники, продолжив свой стремительный бег. Ливень белоперых стрел накрыл железную волну. Раненые лошади пронзительно ржали от боли и страха, сбрасывая всадников. Стрелы настигали и самих всадников, которые, то там, то здесь вылетали из седел; кто - раненый, кто - мертвый. Вот одна из стрел ударила точно в прорезь шлема несущегося на полном скаку тяжеловооруженного кавалериста. Латник конвульсивно дернулся, секунду или две еще удерживался в седле, потом повалился навзничь. Ноги другого мертвеца запутались в стременах, и испуганный конь протащил тело еще некоторое расстояние, и после того как избавился от него, помчался дальше один. Спустя секунду еще два всадника вылетели из седел. Один был мертв, зато другой, получив стрелу в предплечье, просто не смог удержаться в седле. Его участь была более страшна, чем его просто бы убили. Он попал под копыта мчащихся во весь опор коней. Я видел, как его тело пару раз изогнулось от боли под копытами, а затем неподвижно замерло. В пятидесяти ярдах от меня подстреленный конь бился в агонии, его истыканная стрела шкура, была вся залита кровью. Вот еще один всадник зашатался в седле со стрелою в груди и упал назад, лязгая доспехами. Тетивы и стрелы пели песню смерти. Я посмотрел в сторону графа, но тот стоял и как завороженный смотрел на поле боя. За его плечами стояла сотня легкой кавалерии, его последний резерв. Поняв, что возы это ловушка, латная конница Буанаротте, растекаясь по обе стороны перед обозами, начала обходить их с флангов. Я плюнул на стратегию графа, птицей взлетев в седло, закричал: - Руби!! Святой Георгий!! - Святой Георгий!! - подхватили за моей спиной клич - девиз латники и бросились на врага. Уже вступив в схватку, я успел заметить, как резервная сотня графа, пошла в атаку, но этот отчаянный шаг уже ничего не смог изменить, а только оттянуть поражение. Бугрунцы, ввязавшись в бой у возов, потеряли все то, что предвещало им победу - напор и стремительность, теперь они просто давили на нас своей массой и если бы не ливень стрел, они бы смели нас за десять минут. Я не мог знать, что в эти минуты, погиб рыжий баварец, после чего его солдаты кинулись врассыпную, тем самым, оставив швейцарцев с врагом один на один. Когда те, оказавшись прижатыми к возам, получили весомую поддержку в виде английских стрел, это заставило их еще ожесточенней обороняться. Битва была проиграна и все это понимали. Сейчас лишняя минута на поле боя забирала жизни моих солдат, а этого я допустить не мог. Вырвавшись из схватки, нашел глазами лейтенанта швейцарцев, закричал: - Вернер!! Шиффель!! Отходим!! - затем закричал, надеясь, что меня услышат: - Кеннет!! Сэм!! Егерь!! Отходить!! В этот самый миг, рубящийся передо мной английский латник, замахнувшись мечом на противника, вдруг замер, потом дико закричал и закачался в седле, следом за ним другой англичанин, с залитым кровью лицом, обмякнув, упал лицом на гриву своего коня. Сначала отступили лучники. Их прикрыли швейцарцы и мы. Граф, наконец, понял, что все кончено, собрал всех кого можно и присоединился к нам. В этот самый момент мы услышал звуки боя на холмах - там сражались тяжелые латники Бузонне, но сейчас это было для нас бесполезно. Как я позже узнал, наша латная конница завязла в обозах и попала под удар вражеских арбалетчиков и пехоты. Возглавляя одну из атак, сам Бузонне был ранен и попал в плен, после чего его конница была рассеяна и бежала с поля боя. Мы отступали медленно и трудно, оставляя на пожухлой траве своих бойцов - славных парней, которые уже никогда не вернутся домой. Поле битвы, куда не кинь взгляд, было усеяно телами павших воинов, конскими трупами, знаменами и изломанным оружием. Уйти от окончательного разгрома мы смогли, достигнув неглубокой, но быстрой речушки. Лучники с ходу переправились на тот берег, после чего прикрыли нас, швейцарцев и остатки нашей кавалерии. Бой на берегу был коротким, но кровавым и жестоким до предела. Я переправился одним из последних. Вместе со мной из боя вышли двадцать три, оставшихся в живых, латника. Большая их часть осталась лежать на поле боя и у переправы. Легкая кавалерия противника попыталась преследовать нас, но, окрасив воду в речушке своей кровью, развернувшись, ускакала вспять. Тяжеловооруженные бургунцы даже не стали делать попыток переправиться на другой берег. Впрочем, наш окончательный разгром был только делом времени. Стоило нам отступить от реки, как конница, переправившись, снова повиснет у нас на плечах, а дожидаться подхода вражеской пехоты - тоже своего рода самоубийство, так как значительный перевес сил противника уже автоматически давал ему победу. Я быстро прикинул свои потери. Погибло двадцать шесть лучников и больше половины латников, в том числе их командир, Черный Дик, но еще большие потери понесли немцы и швейцарцы. Копейщиков из трех сотен солдат осталось не больше шестидесяти человек, но как воинское подразделение они уже не существовали. Причем не только из-за оружия, брошенного на поле боя, а в основном из-за того, что потеряли воинский дух. Мне противно было смотреть на них: солдат должен оставаться с солдатом, чтобы не случилось. Швейцарцы несмотря на свои потери, выглядели не в пример лучше копейщиков. Даже сейчас их глаза зло сверкали, когда они бросали взгляды на лагерь противника. Было, похоже, что подобную ситуацию, они воспринимали словно вызов. Какие потери понесла кавалерия, подсчитать было невозможно. Вместе с раненым в бедро графом на другой берег речки переправилось полторы сотни всадников. Хотя рана графа была не опасна, но в седле он сидеть не мог и теперь лежал на плаще, наброшенном поверх ложа из нарубленного кустарника. - Господа, не вижу другого выхода, как только сдаться, - этими словами открыл наш военный совет граф. Швейцарский лейтенант и я согласно кивнули. Да и что тут скажешь? Помимо убитых в сражении солдат у нас было около сорока человек раненых. Я прикинул, что если мы решимся на новое сражение, то драться с противником нам придется в пропорции "один к трем". Единственное, что радовал меня, то это приличный запас стрел оставшийся у лучников. Граф предложил дождаться приезда самого Буанаротти и только тогда начать переговоры, а сейчас послать кого-либо из нас, чтобы сообщить противнику о нашей сдаче. Пошел я. Выйдя на берег, я криками и жестами добился того, чтобы кто-нибудь из всадников подъехал поближе, затем растолковал ему, что мы готовы сдаться и хотим обговорить их условия с командующим. Солдат уехал, а мы стали ждать. Я был злой и голодный. Хотя часть моих доспехов пришла в негодность, мне на этот раз здорово повезло. На мне кроме синяков ушибов, не было не царапины. Большинство солдат сейчас сидели у костров, чистили оружие и сушили амуницию. Унылые лица и хмурые взгляды. Так в унылом молчании прошло около двух часов, пока на противоположном берегу не наметилось оживление. Подошел отряд вражеской пехоты, сопровождавший небольшой обоз. На том берегу реки тут же занялись костры, на которых стали готовить пищу. Нам же оставалось глотать слюни. И только когда солнце покатилось с небосклона, прискакал главнокомандующий во главе свиты и отряда конных солдат. С его появлением мы снова собрались на совет. Граф сказал, каких условий следует придерживаться на переговорах, после чего я снова вышел на берег. Переговоры с офицером из свиты Буанаротти долго не затянулись, так как мы и наши противники прекрасно понимали, как обстоят дела. Единственное, что мы могли сделать в нашей ситуации, то еще выдержать сутки, а то и дать бой, но и то и другое было совершенно бессмысленным в нашем положении. Так как дело шло к вечеру, то мы договорились, что сдача произойдет завтра, с раннего утра. На том и решили. Офицер поехал в свой лагерь, а я немного постоял, а затем побрел вдоль берега. Пройдя ярдовпятьдесят, я набрел на песчаную отмель, где скинул всю одежду и минут двадцать плескался в воде. Потом прилег на солнце, прикрыл глаза и задремал. Я бы спал еще, но чужое присутствие, заставило меня, словно зверя насторожиться, а затем проснуться. Открыл глаза. В двух шагах от меня сидел Игнат. Увидев, что я смотрю на него, сказал виновато: - Я искал вас, господин. Я сел, потом сказал: - Все нормально, парень. Ближайшие кусты темнели черным пятном в сгустившихся сумерках. Где-то недалеко закричала хрипло какая-то птица. В траве звенели цикады. Вдруг что-то неожиданно плеснуло в воде, почти рядом с берегом. Я вскочил на ноги, за мной тут же оказался на ногах телохранитель. Пока я всматривался в темную воду, за моей спиной раздался голос Игнацио: - Рыба плеснула. Видно крупная, вон как хвостом по воде ударила. Подойдя к одежде, только начал одеваться, как... мне в голову пришла одна мысль, и я снова посмотрел на черное зеркало воды. "Гм! А почему бы и нет? - и я посмотрел в сторону лагеря противника. На противоположной стороне речушки горело множество костров, на фоне которых виднелись темные фигуры солдат Буанаротти. Они ели, чистили оружие, разговаривали. Часть лагеря было ограждено возами, рядом с ними поставили палатки офицеров и самого командующего. Его палатку охранял часовой. С другой стороны лагеря, выходившего на свободное пространство, редкой цепочкой стояли часовые. Усиленный пост был выставлен прямо на берегу. Две пары солдат то сходились и расходились в разные стороны. Я заметил, что ходят они недалеко. Тридцать - сорок ярдов в сторону. План потихоньку вырисовывался у меня в голове, приводя меня во взвинченное состояние. Снова бросил взгляд в сторону шатра командующего. В этот самый момент полог откинулся и оттуда вышли двое. Один поддерживал другого под руку. Пьяный, похоже, уже и лыка не вязал. У главнокомандующего шла пьянка. Если до этого у меня были сомнения, то сейчас они стали испаряться. Посмотрел в сторону нашего лагеря. Наши солдаты тоже сидели у костров, но, ни радости на их лицах, ни веселого гомона, ни аппетитного дымка в нашем лагере не было. Радость, оттого что они живы, которую они испытывали вначале, сейчас уже рассеялась. Осталась злоба, голод и печаль. У многих из них на поле боя остались друзья и приятели, а то и близкие родственники. Глядя на эту мрачную картину, неожиданно почувствовал непонятно откуда взявшееся чувство вины. "Дьявол! Я сделаю это! И пусть меня после этого.... Да что тут говорить! Делать надо! И все тут! Палатка командующего стоит почти впритык... к возам.... Хм! Значит с той стороны только внешнее охранение. Пост или два. Как часто они меняются? Попробуем отследить, тем более что лагерь затихнет еще не раньше, чем через час". - Игнацио, подойди, - обратился я к своему телохранителю, который теперь один сопровождал меня в военные походы. Джеффри, после тяжелых ранений под Кодигоро, теперь плохо передвигался, прихрамывая на левую ногу, а значит, воевать в полную силу он мог теперь только сидя на лошади. Русич подошел: - Слушаю, господин. Я объяснил ему, что хочу сделать. - Я с тобой, господин. - Вот и хорошо. В лагере не все еще легли спать, так что у нас есть время понаблюдать за часовыми. Как только вражеский лагерь погрузился в сон, мы с Игнацио вошли в воду. Волна дрожи прошла по всему телу, несмотря на теплую воду. Слабое течение и пологий берег помогли нам без проблем выбраться на противоположную сторону. Шли не торопясь, с оглядкой, внимательно вглядываясь и вслушиваясь в ночную темноту. Обойдя по широкой дуге вражеский лагерь, мы стали осторожно приближаться к нему со стороны обоза. Двое часовых, обнаруженных нами у возов, очевидно, решили отстоять свою смену с комфортом или посменно, потому что один из них сейчас сладко спал на земле, чуть похрапывая во сне, а второй, опираясь на алебарду, дремал стоя. Подкравшись сзади к стоявшему солдату, я левой рукой зажал ему рот и одновременно вздернул его голову вверх, а еще через мгновение острое лезвие кинжала перерезало ему горло. Часовой забился в моих руках, как смертельно раненная птица, а из его раны неслось легкое клокотание, которое издавали кровавые пузыри, лопаясь на рассеченном горле. Не успел я положить труп на землю, как тело второго солдата, пронзенное несколькими ударами кинжала Игнацио, сначала выгнулось дугой, затем, дернувшись пару раз, обмякло и замерло. Русич вытер кинжал об одежду убитого солдата и легко поднялся на ноги. Первой моей мыслью было снять с солдат одежду. Мало ли на кого наткнемся в лагере, а так больше шансов, что привлечем меньше внимания. "Идея хорошая, но вот время.... Поджимает. К дьяволу! Рискну!". Еще раз огляделся, затем махнул рукой Игнату, чтобы следовал за мной, и стал осторожно пробираться между возами к палатке Буанаротти. Была опасность, что тот не будет спать, но когда мы к ней подобрались, в ней не было света. Подобравшись вплотную к шатру главнокомандующего, приложил ухо к тонкой материи. Легкое, еле слышное ровное сопение, говорило о том, что находящийся там человек, спал. "Спит. Что делать с часовым? Надо как-то выманить его. Только как?". Я уже думал над этой проблемой, но пока ни к чему не пришел. Пока я лихорадочно пытался сообразить, что делать с часовым, солдат это сделал за меня. Он решил отлить и отошел к возам. Больше нам и не надо было. Несколько минут спустя мы уже заталкивали труп под воз, затем осторожно приблизились к шатру командующего. Осторожно вонзил острие кинжала в материал палатки. Не знаю, сколько времени у меня на это ушло, но когда закончил, я был мокрым, словно второй раз искупался в реке. Согнувшись в три погибели, прокрался в шатер, за мной тенью скользнул Игнацио. Мы заранее распределили обязанности, поэтому похищение командующего прошло без особых проблем. Оглушив, мы вытащили его из шатра. Трудности возникли, когда пришлось протаскивать безвольное тело под возами. Будь командующий эфемерной девицей с осиной талией, так нет, тот, наоборот, был дородным и крупным мужчиной. Вытащив его за линию возов, не останавливаясь, потащили грузное тело дальше, в темноту. Наш пленник очнулся, когда мы были уже на подходе к реке. Когда он задергался, мы положили его на траву. Хотя была дорога каждая минута, надо было основательно прояснить ему его положение, перед тем как переправляться. Я боялся, что тот начнет сразу кричать, но тот вместо этого быстро и внимательно осмотрел наши полуголые фигуры, затем попытался спросить: - Кто вы...? - но тут же замолк, когда лезвие кинжала прижалось к его горлу. Наклонившись, я тихо сказал: - Ни слова больше. Иначе мне придется вас убить. После чего я сделал знак Игнату, а когда тот убрал кинжал, тронул за плечо Буанаротти, тем самым, приказывая ему вставать. Командующий, молча, не делая ни одного лишнего движения, поднялся. Еще спустя полчаса были у шалаша, где спал граф. В тот момент как я его разбудил, в лагере противника началась суматоха. Люди кричали и бегали с факелами по лагерю. Ничего непонимающий граф, приподнявшись, первым делом, испуганно спросил: - Они что,... пошли в атаку?! - и только тут заметил стоящего, в нижнем белье, мокрого Буанаротти. С минуту таращил на него глаза, после чего растерянно, с пропусками, проговорил: - Ты... его,... зачем... сюда привел? - Ну,... не знаю. Честно говоря, сам себе удивляюсь! Но раз так получилось, может, все же поговорите с ним о выкупе? Граф моей шутки не понял и продолжал растерянно смотреть на меня. Вместо него неожиданно заговорил Буанаротти: - А ты оказывается большой шутник, парень. - Какой есть! А сейчас давайте уточним детали выкупа за этого господина, - и я шутовским жестом обеих рук указал на своего пленника. - Ты не подумал о том, что уже спустя полчаса, мои люди, не найдя в лагере своего командующего, будут здесь?! - Даже в этом случае, они найдут не вас,... а только ваш труп. - Ты подлый негодяй!! - зарычал, взбешенный до предела, Буанаротти. - Придет время, и ты будешь проклинать тот день, когда судьба свела нас! Ты не умрешь легко! Я обещаю это тебе! Я Джакопо Буанаротти! - Подождите! Давайте...! - попытался вмешаться граф, отойдя от изумления, но ему это не дал сделать пышущий гневом Буанаротти: - Не ожидал я от тебя такого Анжело! Я знал тебя как честного и благородного воина, а ты подослал ко мне...! - Джакопо! Подожди! Не горячись! Давай разберемся! - Не думал, что ты граф Анжело ди Фаретти опустишься до такой подлости! - разозленный Буанаротти все никак не мог остановиться. - Ты...! Его прервали заигравшие на противоположном берегу боевые трубы, выстраивая солдат в боевые порядки. - Да замолчи ты, Джакопо! Давай разберемся в том, что произошло! - Господин граф, с вашего разрешения я объявлю боевую тревогу! Тот несколько секунд смотрел на меня непонимающими глазами, а потом тихим и усталым голосом сказал: - Не надо. Мы сейчас все решим. Так, мессир Джакопо Буанаротти? - Хорошо. Попробуем, - сквозь сжатые зубы буркнул тот. - Тогда, господин граф, я отлучусь ненадолго. Приведу себя в порядок. Вы не будете возражать? - Да хоть к дьяволу в преисподнюю провалитесь, мессир! - зло рявкнул в ответ граф. Наши солдаты уже были на ногах и смотрели на противоположный берег недоумевающими глазами: в честь чего в лагере врагов такая суматоха. Я отдал ряд команд и пока одевался, услышал приказы лейтенанта швейцарцев, выстраивающего в боевой порядок своих солдат. Затем, подозвав Уильяма Кеннета, отдал ему приказ: готовиться к бою. Дождавшись лучника с палкой, на которой висела белая тряпка, я вышел на берег в его сопровождении. Ждать мне пришлось недолго: спустя несколько минут на противоположный берег вышли офицеры противника в полном составе. - Ваш командующий у нас в гостях!! - закричал я. - Так что ждите, пока закончатся переговоры!! У половины офицеров от подобного заявления отвисли челюсти, и только один из них догадался спросить: - Командующий не ранен?!! - Он в полном здравии, чего и вам желает!! Сейчас он беседует с графом Анжело ди Фаретти!! - Мы хотим его видеть!! - закричал итальянский офицер в изукрашенном золотом и серебром панцире. - Как только закончатся переговоры, вы его сразу увидите!! Подождите еще немного!! Я специально сбивал их с толка, вкладывая в их головы мысль, что командующий чуть ли ни сам явился на переговоры. Для меня было главным, чтобы никому из них не пришла мысль, что самый лучший способ вернуть их предводителя - атаковать нас. Оставив офицеров Буанаротти в полном недоумении на берегу, я отправился обратно к шалашу графа. Оба командующих, тем временем, взяли себя в руки и спокойно разговаривали. Да и вино, которое нашлось у графа, сыграло свою роль. Когда я подошел, они прервали свою беседу и выжидающе уставились на меня. - Извините меня, что прерываю вашу беседу, но офицеры господина командующего, - я сделал почтительный кивок в сторону Буанаротти, - хотели бы его видеть, причем как можно быстрее. Командующий вражеской армии повернул ко мне голову. Только сейчас у разведенного костра я его смог толком разглядеть. Мощное тело, чуть заплывшее жиром. Правильные черты лица. Густая черная борода, ложившаяся ему на грудь, вместе с копной таких же густых волос напоминала гриву льва, а глаза внимательные и холодные, только подтверждали его хищную натуру. - Мы слышали, что ты там кричал, поэтому зря повторяешься, - его голос был холоден и сух. - Скажи им, чтобы прислали солдата с моей одеждой! И вина. Пусть пришлют вина! - Сейчас я отдам приказ, - коротко поклонившись, я вышел. Я снова подошел к шалашу, когда Буанаротти переоделся, и теперь они вместе с графом обсуждали создавшееся положение. Оба были недовольны сложившейся ситуацией, и это явно чувствовалось в раздраженном тоне, что у одного, что у другого. - Ваши офицеры собрались на берегу, господин командующий. Но тот даже не посмотрел в мою сторону. - Анжело, я еще раз говорю: я не согласен на твои условия! - Хорошо Джакопо! Я чувствую свою вину за случившееся, и поэтому иду на уступки. Ты возвращаешь нам пленных без выкупа, отдаешь часть обоза с продовольствием, а затем даешь спокойно уйти. - Хм! Ладно! Договорились! Теперь пусть твой шпион проводит меня до брода. Я отдам распоряжения своим офицерам, после чего мы вернемся к нашему разговору и вину. Не успели мы отойти от шалаша полтора десятка шагов, как Буанаротти спросил меня: - Граф, сказал, что ты англичанин? - Англичанин. - И дворянин? - Дворянин. - Как же ты, человек чести, решился на подлое дело? - На войне все средства хороши. Слышали? Джакопо Буанаротти даже остановился. - Как ты сказал? Все средства хороши? Даже так. Гм! Я запомню их. И запомню тебя. Если ты когда-нибудь попадешься мне в руки, то не обессудь. Свой сегодняшний позор я вымещу на тебе сполна! Хотя он говорил тихо и вроде как спокойно, но было нетрудно услышать прорывающиеся нотки тщательно скрываемой злобы. Я ничего не стал отвечать, чтобы лишний раз не раздражать его, поэтому оставшийся путь мы проделали молча. При подходе к броду он заметил два десятка лучников, приготовившихся стрелять, и решил снова поддеть меня: - Меряешь всех на свой подлый манер? Боишься, что сбегу? Я сначала посмотрел на противоположную сторону реки, где выстроились его офицеры, и только затем повернулся к нему. - Нет. Не боюсь. Мои парни не для этого здесь стоят. - А для чего? - Буанаротти уже с интересом посмотрел на меня. - Отсюда до противоположного берега,... ярдов сорок пять - пятьдесят, а боевые луки бьют до двухсот ярдов. Так же хочу заметить, что стрелы, которые сейчас воткнуты, перед ними, в землю, имеют наконечник, похожий на иглу или шило. Он длинный, узкий и тяжелый. Легко пробивает кольчугу, а при удачном попадании под прямым углом - стальные латы. Посмотрите! Все ваши офицеры сейчас в кольчугах. И еще. Все мои парни - опытные лучники, способные не только выпустить шестнадцать стрел в минуту, но и направить их туда, куда они захотят. На этом расстоянии они загонят стрелу в любую точку тела ваших офицеров, особенно когда они так хорошо подсвечены факелами. Вот я и думаю: может попробовать наше поражение превратить в победу. Как вы думаете, господин командующий, что будет с вашей армией, если она останется совсем без офицеров? Мои слова стали своеобразной местью на его неприкрытую угрозу. Сейчас я не без удовольствия смотрел, как изменилось выражение лица Буанаротти, искаженное растерянностью и страхом. "Впрочем, я бы тоже, возможно, испугался, скажи мне подобное!". - К чему эти слова?! - Просто предупреждение. - Предупреждение? - Он еще раз обежал взглядом лучников, готовых к стрельбе. - Не понимаю. В чем его смысл? - Если ваши капитаны задумают нечто плохое и мне станет об этом известно, я снова вас выведу на переговоры, а затем подам знак. - Вы опасны, как ядовитая змея, капитан! И так же непредсказуемы, а значит, вдвойне опасны. - Благодарю вас за теплые слова, господин главнокомандующий, а теперь дайте соответствующие указания своим офицерам.
После этого неудачного похода, я участвовал еще в двух военных компаниях. Если одна из них принесла мне только тяжелое ранение, после которого я провалялся на кровати около месяца, то в другой отличился и помимо раны, получил личную благодарность от маркиза д"Эсте, вместе с сотней золотых монет и мечом в богатом исполнении. Я командовал отрядом, шедшим на соединение с основными силами. Он должен был усилить основные силы нашей армии, но благодаря тактической ошибке, прибыв на место назначенной встречи, я оказался в непосредственной близости от противника. У меня было под началом две сотни легкой конницы, сотня моих латников, двести стрелков и обоз. У меня была возможность уйти, бросив лучников и обоз, но я не собирался бросать людей на произвол судьбы. Быстро прикинул позицию. Невдалеке протекала речка Каче. Я не знал, есть ли поблизости брод, зато знал, что это быстрая и глубокая река. Если бы я даже рискнул через нее переправиться, то это требовало намного больше времени, чем врагу нас настигнуть. Единственное, что вселяло какую-то надежду, то это была пара холмов плавно переходящих в утес, стоящий на самом берегу. Не раздумывая, я повернул своих людей в сторону утеса. Мне еще крупно повезло, что вражеская армия в этот момент стояла лагерем, поэтому, когда проревели трубы, собирающие солдат, мы были уже на полпути к утесу. Я отдал приказ уходить своим латникам и итальянскому капитану, командующему двумя сотнями кавалеристов, а сам вместе с лучниками форсированным маршем продолжил движение к утесу. Правда, я оставил себе два десятка латников. Во-первых, мне были нужны кони, чтобы втащить хотя бы несколько телег на холмы, а во-вторых, была нужна хорошо вооруженная пехота. Совместными усилиями лошадей и людей мы сумели затащить восемь опорожненных возов на середину утеса, устроив, таким образом, импровизированную крепость. Утес был достаточно крутой, и к тому же он зарос деревьями. "Вражеским арбалетчикам придется потрудиться, чтобы попасть в нас, - сделал я вывод, оглядев наскоро нашу позицию. - Еще бы пехоты, хотя бы человек сто. А так.... Ладно! На нет - и суда нет!". Конный отряд противника, посланный за нами в погоню, сгоряча ринулся в атаку, но, попав под смертоносный ливень английских стрел, растерял охотничий азарт и убрался на безопасное расстояние. Только спустя час к холму подошла пехота и арбалетчики. Сначала нам предложили сдаться, после того как мы отказались, офицеры устроили совещание. Я прикинул на глаз, кто мне противостоит. Порядка четырех сотен легкой кавалерии, триста копейщиков и около полутора сотен арбалетчиков. "Если с этими силами они решат меня атаковать, то их можно смело назвать дебилами. Стремительной конной атакой не возьмешь, для лошадей уж больно крутой подъем, а пехоту, при меткости моих стрелков, можно положить здесь всех до одного человека. Но если они нас решат заблокировать здесь, то через трое суток нам придется сдаться. Однозначно. Воды хватит на сутки - двое, а провизии, что успели втащить,... тоже... двое суток. При хорошей экономии. Зато стрел - на три хороших штурма хватит. С другой стороны им невыгодно сидеть под скалой, так как это свяжет часть войск и привяжет армию к этой местности. Единственный выход - нагнать сюда солдат и взять нас штурмом". Совещание затянулось. Судя по тому, что был отправлен гонец в сторону лагеря, они так ничего и не решили. Прошло еще полтора часа, как прискакало подкрепление. Каков был получен ответ, я понял, когда приискавшая сотня тяжелой конницы, начала спешиваться. Помимо отряда латников, вместе с ними прискакало два десятка рыцарей, закованных в доспехи, в сопровождении телохранителей. Сверкающие латы, разноцветные плюмажи, шелковые плащи с гербами владельцев, падающие с плеч. Не успели рыцари слезть с коней, как каждого из них окружили телохранители. "Блин! Тяжелую технику решили вход пустить! Одна радость, что они легкую кавалерию пока решили к делу не пристегивать". Настроение при виде готовящегося к штурму отряда у меня резко упало. Бой предстоял тяжелый. Если рыцари доберутся до возов и закрепятся, то арбалетчикам ничего не будет стоить нас перестрелять. Мы не можем отступить и не можем пойти в атаку, даже если отбросим врага. Командиры лучников тем временем распределили своих парней по местам. В это дело я никогда не вмешивался, а вот латников разделил на равные части. - Игнацио, возьмешь десять латников и станешь на левом фланге! Я возьму правый! - Слушаю, мой господин! Телохранитель, взяв людей, пошел к своему краю возов. Я с остальными латниками стал на правом фланге. Расставив солдат, стал за возом и стал наблюдать, как железная колонна медленно и неуклонно стала подниматься наверх, к нам. Впереди шли рыцари, за ними - телохранители и латники. Сразу вслед за ними арбалетчики, а чуть погодя - копейщики. От вида, идущего на нас врага, у меня по спине пробежал легкий холодок. Правая рука инстинктивно нащупала рукоять меча, готовая выхватить его в любой миг, другая рука тем временем закрыло забрало шлема. Теперь я был готов встретить врага во всеоружии. Прошло около пяти минут напряженного ожидания и в воздухе зажужжали арбалетные болты, с громким стуком впиваясь в борта возов и щиты. Среди лучников раздались крики боли и стоны. Слыша их, я невольно подумал: - А сколько из нас доживет до заката? И буду ли я в их числе? Дьявол!". В моих мыслях не было сожаления, ни упрека самому себе. Я сделал то, что должен был сделать. Или как бы сказал наемник: еще раз сел играть со смертью в кости. Мне столько приходилось видеть вокруг себя проявлений смерти, порою ужасных и диких, да и профессия солдата, настолько с ней тесно связана, насколько это вообще возможно, что к старухе с косой стал относиться к ней относительно спокойно, без особого поклонения. К тому же я в достаточной степени врос в это время, чтобы воспринимать жизнь как она есть, а значит, сражаться, пока хватит сил, и если надо будет умереть - умрет. Мой фатализм не был наигрышем, он был для меня таким же естественным, как зелень травы, под ногами, как шум и плеск речного потока, как обжигающие лучи солнца. Загудели тетивы, и воздух наполнился свистом летящих стрел. Упал латник, за ним другой. Телохранитель словно споткнувшись, полетел боком на землю, дико крича. У него из колена торчала стрела. Еще один латник резко остановился, словно наткнувшись на невидимую стену, затем упал навзничь на траву, со стрелой, торчащей из глазницы. Тетивы луков пели теперь, не переставая. Несмотря на то, что копейщики и арбалетчики шли сзади, им досталось не меньше. Я насчитал не меньше двух десятков трупов и тех и других, которые усеяли склоны холма. Первую потерю понесли рыцари. Я не видел, как это произошло, но радостный вопль одного из лучников заставил меня пробежать глазами шеренгу наступающих из конца в конец. Только тогда я увидел в пятидесяти ярдах от меня лежащего на спине рыцаря, из забрала которого торчала стрела с опереньем из белоснежных гусиных перьев. Рядом с ним лежали два телохранителя и несколько латников. Даже смерть, полностью закованного в железо, воина не только не заставили врага заколебаться, наоборот, они еще больше разъярили его. - Святая матерь Божья!! - взревел рыцарь, на щите, которого красовался единорог, и ускорил шаг. - Руби псов поганых!! - Без пощады!! - подхватил другой рыцарь с желто-красным плюмажем на шлеме. Их выкрики подхватили идущие сзади солдаты, хотя голоса звучали глухо и хрипло, но в них явственно чувствовалась хлещущая через край ярость. Снова полетели арбалетные болты. И в наших рядах раздались крики и стоны. До нас врагам оставалось не более двадцати ярдов. Я выхватил меч и уже был готов броситься в бой, как шедший на меня рыцарь рухнул со стрелой, пробившей забрало. Почти одновременно рядом с ним на землю рухнуло тело одного из телохранителей со стрелой в горле. "Все! Вперед! - скомандовал я сам себе и бросился на врага. Уйдя от замаха двуручного меча, рубанул по латным перчаткам рыцаря. Крик боли и меч, выпавший из его рук, сказали мне, что удар достиг цели. Рыцарь взревел, но теперь в его крике была не боль, а ярость дикого зверя. В слепом неистовстве он попытался броситься на меня с кулаками, но удар щита сбил его с ног, причем так удачно, что он рухнул прямо под ноги набегавшим на меня вражеским латникам. Один из троих солдат не удержался, потерял равновесие и упал на распростертого рыцаря, двое других замешкались, тем самым, дав мне возможность их атаковать. Первого из них я просто рубанул наотмашь и как только почувствовал под клинком хруст разрубаемого металла и треск кости, тут же развернувшись и отведя руку, сделал прямой и резкий выпад в сторону второго своего противника, уже замахнувшегося на меня мечом. Острие клинка, пробив кольчугу, на четверть вошла в его внутренности. Солдат захрипел, попытался отшатнуться, но, не удержавшись на ногах, с протяжным стоном упал боком на траву. Не только мы убивали, но и несли потери. Латник, сражавшийся рядом со мной бок обок, пораженный мечом в шею, захрипел и рухнул ничком на траву. Еще двое моих солдат лежали среди тех, кого они успели сразить перед своей смертью, но это было то, что я мог видеть перед собой и понимал, что это только малая часть наших потерь. В какой-то момент круговерть боя перемешала нас всех. Стрельба тут же прекратилась из-за боязни попасть в своих. Теперь в воздухе был только слышен лязг доспехов, звон клинков, крики и стоны раненых и умирающих. Они словно злобные псы, спущенные с поводка, рвались к нашим глоткам. Не будь цепочки возов, они бы нас давно уже опрокинули. Так продолжалось до момента, когда я инстинктивно понял, что еще немного и нас сомнут. Ранив наседающего на меня латника, я отскочил назад и закричал изо всех сил: - Святой Георгий!! Сотня лучников, до этого ожидавших моего крика, с мечами и топорами в руках, хлынула, словно волна на врага, прямо через возы. Они прыгали на вражеских солдат сверху, валили их на землю и резали как скот. Не знаю, сколько времени прошло, но в какой-то миг противник дрогнул и побежал. В этот миг я рубился с рыцарем, на щите которого красовался красный грифон. Уловив удобный момент, я обрушил свой меч на шлем рыцаря. Лезвие срубило яркий плюмаж и смяло шлем на его голове. Он пошатнулся, хрипло закричал, но мне было не до него. Ударом щита я отбросил его в сторону и ринулся вперед. Латник, кинувшийся мне наперерез, в какой-то момент споткнулся и рухнул на залитую кровью траву со стрелой, застрявшей в глазнице. Копейщики и арбалетчики уже бежали вниз по склону, латники медленно отступали, пытаясь сдержать наш натиск. В этот самый момент полтора десятка лучников вскочили на возы и начали стрелять поверх наших голов. Отступление сразу переросло в паническое бегство. Мы бежали за ними следом и разили врага в спину. Зарубив латника, я остановился и осмотрелся. Опасность была налицо: часть лучников слишком уж увлеклись погоней. Еще немного.... - Назад!! Быстро назад, безмозглые идиоты!! Подножие утеса было усеяно трупами врага, но и нам досталось. Стеганые и кожаные куртки стрелков плохая защита от тяжелого меча. Тридцать семь лучников и двенадцать латников были убиты или умирали. Погиб и Сэм Уилкинс. Раненых было почти в два раза больше, правда, в большинстве своем ранения были легкие. Досталось и мне. Щит был расколот, доспехи в нескольких местах рассечены, забрало сорвано. Пока лучники собирали стрелы и перевязывали раны, я разбирался с двумя пленными рыцарями, которых захватили лучники. Оба, несмотря на свое положение, были напыщенны и высокомерны, выпячивая свою древность рода, многочисленные поколения предков и гербы, полученные чуть ли не от Александра Македонского. После десяти минут подобной беседы у меня появилось желание вздернуть их обоих на крепком суку, но ограничился только тем, что приказал их связать. Затем мы начали готовиться к новому штурму. И он не задержался. Враг, усиленный двумя сотнями алебардщиков, пошел на штурм. Сейчас мы не стали цепляться за возы, и как только первая волна солдат достигла нашей импровизированной крепости, я отдал приказ отходить на вершину утеса. Второй рукопашной схватки мы бы просто не выдержали. На утесе росло два десятка деревьев, среди которых мы заняли оборону. В первой линии обороны стоял я с Игнатом и шестью оставшимися в живых латниками. За нами выстроились редкой цепочкой в четыре шеренги лучники, что давало им возможность свободно поворачиваться и пускать стрелы. Склон был достаточно крутой, что позволяло им стрелять поверх наших голов. К тому же мы были защищены с флангов крутыми склонами. На этом наши плюсы кончались и шли сплошные минусы. После двух отбитых атак, у нас закончились стрелы, а раненых и убитых было столько, сколько осталось способных держать в руках оружие. Я был ранен во время второй атаки. Меня спас и утащил за спины лучников Уильям Кеннет, а Игнацио прикрывал его отход. Лежа на траве и кривясь от боли, я слышал отрывистые, суровые приказы командиров лучников, резкое гудение тетивы, свист стрел, лязг оружия, крики и стоны раненых. Третья атака началась в уже наступивших сумерках. Этот бой был кровавым и страшным, как и все подобные сражения, где горстка людей обороняется не ради того, чтобы спасти свои жизни, а чтобы, умирая, забрать с собой как можно больше вражеских жизней. Благодаря своему отчаянному бесстрашию мои солдаты сумели отбросить врага, но, несмотря на то, что мы выстояли, победа досталась нам страшной ценой. В живых осталась только треть лучников, из которых половина была ранена. Всю ночь я бредил. Иногда просыпался, смотрел на россыпь звезд над головой, затем закрывал глаза и снова проваливался в беспокойный, пышущий жаром, тяжелый сон. Утром очнулся оттого, что меня настойчиво трясли за плечо и что-то радостно орали в ухо. Так я узнал, что подошла армия Аззо ди Кастелло и собирается дать сражение. Из отряда в двести двадцать человек, принявших участие в сражении на утесе, в строй вернулось только сорок семь человек.
Во дворце маркиза Николо д"Эсте был праздник. Сотни свечей и десятки факелов освещали в этот вечер дворец хозяина Феррары. На позолоченных шестах развевались шелковые знамена, арки были украшены гирляндами из живых цветов, а внутренний дворик и галереи были украшены разноцветными шелковыми тканями. Где-то в глубине парка звучала музыка. В зале, в саду и на галереях плясали и шутили, дурачились и целовались беззаботно веселящиеся люди. В воздухе витали любовь, веселье и беззаботность. Я был одет в свой парадный костюм, сшитый специально для таких случаев. Белый шелковый полукафтан, расшитый золотыми позументами и золотой оторочкой на воротнике и понизу; поверх кафтана подпоясался двойным золоченым поясом с серебряными бляшками, на котором висел кинжал с рукоятью, инкрустированной слоновой костью и серебром. Шоссы, где одна штанина была красной, а другая фиолетового цвета. Завершали мой праздничный наряд красные сафьяновые башмаки с длинными носами и маска, которую мне дал офицер охраны, после того как удостоверился, что я тот за кого себя выдаю. Не успел войти в парк, как мимо меня с игривым смехом пронеслась молодая пара в масках и скрылась в кустах. Какой-то кавалер на галерее дворца, под мандолину, распевал кучке дам любовные куплеты с весьма нескромным содержанием. Уже третий раз я присутствовал на подобном празднике, но так и не приноровился отдаваться веселью всем сердцем и душой, как это получалось у итальянцев. Сегодняшний день был своего рода преддверием турнира, который должен был начаться завтра. Для простого народа еще днем выкатили на площадь с десяток бочек вина. Зная о предстоящем празднике, в город съехались труппы бродячих артистов, крупные купцы и мелкие торговцы, бродяги, воры и нищие. Стержнем первого дня празднества должна была стать потеха, устроенная маркизом на потребу самым низшим инстинктам человека. Уже с раннего утра по городу из конца в конец ходил глашатай, в сопровождении барабанщика. Под стук барабанных палочек он размахивал флагом, на котором была изображена свинья. Останавливаясь в людных местах, глашатай приглашал всех на большую торговую площадь, где с последним ударом колокола, возвещающим полдень, начнется потеха. Пятеро слепцов, одетые в деревянные доспехи и вооруженные короткими копьями на огороженном участке земли будут охотиться на свинью, и... друг на друга. Наградой тому, кто заколет свинью, была сама свинья, а вот второй приз - пять серебряных монет, должен был достаться тому, кто станет победителем среди людей. Узнав об этом развлечении от хозяйки гостиницы, я подумал: - "А не сходить ли?", - но как только представил, что придется стоять на солнцепеке среди вонючей, возбужденной, дико орущей толпы, желание пропало мигом. Поэтому я решил ограничиться той частью праздника, которая будет проходить во дворце Николо д"Эсте, тем более что был в числе приглашенных. Здесь гвоздем программы должен был стать спектакль какой-то прославленной актерской труппы. Некоторое время я бродил по парку, изредка раскланиваясь со знакомыми, потом встретил приятеля, офицера личной охраны правителя и некоторое время болтал с ним. Наш разговор прервал серебристый звук трубы, а затем громкий и звонкий голос мальчишки-пажа, раздавшийся с верхней галереи дворца, известил во всеуслышание о скором начале спектакля. Место, где должен был пройти спектакль, находилось в самом просторном зале нижнего этажа дворца. Сначала стража пропустила хозяина дворца со свитой, а уже после того, как те расселись, был открыт проход для всех желающих. Когда в зал набилось столько людей, что сквозь ряды не просочиться самому худому человеку, огромное покрывало, служащее занавесом и загораживающее дальний конец зала, наконец, упало, и моему взгляду предстала сцена. На грубом полотне был изображен вход во дворец, украшенный колоннами и статуями, а рядом с ним стоял трон, на котором сидел, по всей видимости, царь, окруженный придворными. По другую сторону импровизированной сцены возвышалась нарисованная гора с пещерой, покрытая деревьями и кустами. Все это было изображено настолько бездарно и примитивно, что мой интерес к спектаклю практически сразу угас, а когда услышал первое четверостишие, сказанное, вышедшим на сцену, главным героем:
- Аргонавты имя нам,
Из христианских едем стран
Мы к султану Вавилона,
Бог храни его корону!
Труба затрубила в третий раз. При этом звуке мы стали медленно сходиться. С минуту мы кружили, пока фон Дерфельд не начал атаку. По движениям немецкого рыцаря и по его умению владеть щитом и секирой я понял, что не зря о нем шла слава искусного бойца. Меня наверно должны были охватить сожаления о том, что я так глупо ввязался в подобную авантюру, но ничего подобного я не испытывал, за исключением азарта игрока, поставившего все на кон. Немец вначале несколько нервировал меня своей тактикой; подставляя щит при моем ударе и в последнее мгновение, когда секира должна была обрушиться на него, слегка отдергивал его назад, от чего даже самый богатырский замах терял силу. К тому же он все время находился в постоянном движении: то пятился назад, то начинал напирать. Не сразу я смог приладится к хитрой тактике, и поэтому пропустил несколько серьезных ударов, хоть и принятых мною на щит, но при этом отдавшихся тупой болью в левой руке. Бой затягивался. На галереях и в толпе, окружившей ристалище, царила тяжелая, давящая тишина, в которой были только слышны, то звонкие, то глухие удары лезвий и обухов о щиты. Дитрих фон Дерфельт неожиданно понял, что его тактика, приносившая ему до этого только победы, с этим противником не работает, и занервничал. Вместе с нарастающей тревогой немцу неожиданно пришла мысль, что его уверенность в своих силах стояла между ними как железная решетка, а теперь эта преграда исчезла, и он оказался один на один с хищным зверем. Несмотря на всю ловкость, с какой он отдергивал щит, ему так же пришлось принять на щит немало моих сильных ударов, от чего его левой руке хорошо досталось. Будучи человеком опытным и искушенным в военном ремесле, немецкий рыцарь понял, что бой затягивается, а значит становиться опасным и непредсказуемым, поэтому он решил изменить свою тактику. Уйти воборону, чтобы сохранить как можно больше сил и ожидать удобного момента, чтобы нанести решающий удар. Я уже давно не походил на мальчика для битья, каким когда-то выступил на турнире в Мидлтоне, и как только понял, насколько искусен и ловок противник, не только не стал горячиться, а, напротив, стал еще осторожнее и расчетливее. Теперь, когда я понял, что немец выдыхается, я изменил свою тактику и стал больше атаковать. Мои удары становились все сильнее и сокрушительнее. Хотя мы с немцем словно поменялись манерой ведения боя, его удары от этого не стали слабее. Наоборот, два коротких, но очень мощных удара, которые он нанес, целясь в мое правое плечо, заставили онеметь мою руку за щитом, который принял на себя их силу. Но то, что противник устал, нетрудно было понять по его отяжелевшему шагу и рвущемуся из груди хриплому дыханию. Впрочем, мне было не легче, но при этом внутри меня жила странная уверенность в моей победе, которая давала мне силу. Я почти непрерывно наносил удар за ударом. Как под топором дровосека откалываются от дерева огромные щепы, так под моей секирой стали ломаться щит и доспехи немецкого рыцаря. Немецкий рыцарь стал отступать, а я словно в каком-то упоении продолжал наносить ему удар за ударом. Усталость противника, наконец, сделала свое дело, теперь он лишь изредка наносил удар, при этом надеясь не столько поразить меня, сколько уменьшить мой напор. С каждым своим шагом назад, он все выше поднимал щит над головой, чтобы еще и еще раз уберечься от удара. Как только я сообразил, что в эти короткие моменты он закрывает себе обзор, то не замедлил воспользоваться этим. Дождавшись, с силой ударил щитом в его щит. Рыцарь от неожиданности потерял равновесие и на секунду раскрылся, в то же самое мгновение лезвие моей секиры с хрустом врезалась в его правый наплечник, исторгнув душераздирающий крик из груди фон Дерфельта. Немец пошатнулся, сделал короткий шажок назад, чтобы удержать равновесие, но колени подломились, и он рухнул навзничь на песок ристалища. В следующую секунду знать и простой народ взорвались в неистовом реве.
Вечером я закатил небольшой пир по случаю своей победы в казарме личной стражи маркиза д"Эсте. В последнее время я поддерживал приятельские отношения с несколькими офицерами стражи, что и сказалось на месте выбора попойки. Я пил из серебряного кубка, инкрустированного золотом и драгоценными камнями. Это был мой приз за победу над фон Дерфельтом, врученный мне маркизом Николо д"Эсте. Не успела наша лихая компания опрокинуть по второму стакану вина, как в дверях появился Джеффри. Подойдя, он обратился ко мне: - Господин, вас у ворот дожидается какой-то человек. - Кто такой? - недовольно спросил я. - Он не назвался, господин. - Хорошо, скажи: я сейчас выйду. - Не ходи долго, - напутствовал меня веселый толстяк Паоло, когда я направился к дверям, - а то вернешься, а у кувшинов дно сухое! - Я быстро! - ответил я и захлопнул за собой дверь.
ГЛАВА 12 ГОНЕЦ
Молодой человек, который хотел со мной увидеться, на первый взгляд выглядел зажиточным горожанином, лет двадцати. Хорошо сшитый бархатный костюм темно-синего цвета, перстень с камнем на пальце, новые сапоги - все это говорило, что он не бедствует, но в нем была некая робость, сквозившая в его лице и жестах. Хотя разница в возрасте у нас была небольшая, я смотрел на него свысока: как воин - ветеран смотрит на зеленого новичка, еще ни разу не побывавшего в бою. Снисходительно, с долей презрения и высокомерия. Ситуация была схожа еще потому, что молодой итальянец смотрел на меня так же, как солдат - новичок смотрит на ветерана, с боязливым уважением. Единственное, что вносило диссонанс, то это было мое недоумение: - "Я его не знаю. Что нужно от меня этому молодому итальянцу?". - Здравствуйте, господин. - Здравствуй. - Извините меня, господин, но перед тем как передать вам послание, я должен убедиться, что вы тот самый Томас Фовершэм. - Что значит убедиться, парень? И вообще, ты сам кто такой? - Винценто Перроне, господин. - Вот дубина! Что мне твое имя?! Ты зачем пришел ко мне?! - Господин, только не гневайтесь! Я знаю, что вы известный воин! О вашей сегодняшней победе на турнире все вокруг только и говорят! - Гм! И что же все кругом говорят? - Говорят, что вы играли со своим противником, как кошка с мышью, и когда вам надоело, только тогда вы его зарубили. Одним ударом! Это было лестно слышать, но кому как не мне знать, что минуть десять после схватки чувствовал себя, как рыба, которую вытащили из воды. Легкие хрипят, как дырявые меха, сердце колотится о ребра так, словно хочет сломать их, а перед глазами - темные круги. Я даже радость победы в первые минуты не чувствовал, она пришла уже позднее. - Даже так. Интересно! Хорошо, так что же привело тебя ко мне? Юноша опустил глаза и неловко переступил с ноги на ногу. - Добрый господин, ради Бога, не рассердитесь меня! Я лишь посыльной! - Продолжай! - Господин! У меня к вам будет нижайшая просьба.... показать медальон, который вы носите на груди. - Что?! Мое восклицание заставило гонца отступить на шаг и съежиться. - Откуда ты знаешь про медальон?! Говори! Сердце от резкого волнения быстро и сильно застучало, гоня по венам кровь с удвоенной силой. - Господин! Я не могу сказать вам об этом, пока не увижу медальон! Парень был бледен и сильно испуган, но было видно, что он будет продолжать настаивать на своем. "И чего упираюсь? Ведь и так понятно, что его прислала Беатрис, - с этой мыслью я залез рукой под камзол и вытащил медальон - сердечко. - Откройте его, пожалуйста. Я открыл. Молодой человек смотрел, то на отрезанный локон, то на меня, причем его лицо то краснело, то бледнело. Он явно переживал и волновался, но почему я так и не мог понять. - Это ее... локон. Я просил, а она.... Только тут до меня дошло, что этот юноша влюблен в графиню по самые, как говорится, уши. "Интересно, он что-то знает про меня? - я бросил взгляд на юношу. - Скорее всего, что нет, чем да. И как это графиня соблаговолила вспомнить обо мне? Как мило. Никак еще один замок отстоять надо! Не иначе! А может, ей мужик в постель нужен? Поэт - для души, а солдат - для тела! Если нужно отковать ей еще одного наследника, не вопрос! Надо - хоть целую роту сделаем!". Несмотря на издевательский тон моих мыслей, он не соответствовал тому образу графини, который до сих пор хранился в моем сердце. Во мне сейчас больше говорила обида, так как я до сих пор считал, что она не совсем честно обошлась тогда со мною. Я спас ей честь, замок, а также жизнь его возлюбленного. Хотя я получил, как золото, так и ее тело, но при этом не чувствовал ни малейшего удовлетворения, так как это была все равно что плата за определенную работу и не более того. Я бы так и понял наши отношения, если бы не этот медальон. Что она хотела этим сказать? При всем этом, несмотря на наши непонятные отношения, я считал ее умной и сильной женщиной. А если к этому прибавить яркую красоту вместе с чувственностью и темпераментом дикой самки, то получался такой образ, от которого голова сама по себе кружиться начинала. Правда, прошло много времени, и он ничем не подпитываемый, начал тускнеть, но стоило мне снова услышать о ней, как сердце забилось в тревожном волнении. За прошедший год я слышал о ней дважды. Оба эти раза были связаны с мятежом, который она возглавила. Я тогда еще подумал: - "Решила все-таки поиграть в мятеж, дура! Эх! Вот ведь характер у девчонки! Гонзага же подлец, каких мало! Такой не простит. Кинжал, яд - все пустит в ход, лишь бы отомстить". Но все это в прошлом. Что же сейчас случилось? Вынырнув из воспоминаний, я резко бросил: - Хватит мямлить! Говори, зачем приехал! - Господин, рассказ долгий, а у меня пересохло во рту. К тому же.... - Идем за мной! Я знаю хорошее местечко, где мы можем посидеть! Таверна "Два петуха" находилась в пяти минутах ходьбы от казарм. В ней нередко собирались на пирушки офицеры, но сегодня, по моим расчетам, по случаю продолжающихся торжеств во дворце правителя Феррары, здесь должно было быть мало народа. Так и случилось. Посетителей, сидевших за столами, можно было пересчитать по пальцам. Выбрав дальний стол в глубине зала, и приказав принести кувшин самого лучшего вина, я приготовился слушать. Как оказалось, что графине Беатрис ди Бианелло удалось выйти за любимого, но счастье продолжалось недолго. Спустя два месяца ее муж отправился один на верховую прогулку, чтобы поискать вдохновения для своих новых стихов и не вернулся. Посланные по его следам люди нашли его труп. Судя по картине следов, было установлено, что лошадь чего-то испугалась и сбросила всадника. Упал тот крайне неудачно - сломал себе шею. Месяц графиня горевала. Никого не принимала и практически не выходила из своих покоев, пока не началась война между герцогом Гонзагой и Николо д"Эсте. Узнав об этом, она подняла своих людей против герцога, так как была уверена, что убийство ее избранника - его изощренная месть. Герцог после поражения, нанесенного ему войсками маркиза д"Эсте, перешел к переговорам, в результате которых не только заплатил контрибуцию правителю Феррары, но и отказался от своих претензий на город Реджо, а так же от владений графини, освободив ее, таким образом, от вассальной клятвы. Спустя короткое время городской совет Реджо попросил графиню стать правительницей города. Проходит еще полгода и на свет появляется маленький граф ди Бианелло. Как только я об этом услышал, то тут же автоматически спросил: - Это где-то в начале сентября? - Гм. Где-то... так. А что? - Да нет. Просто поинтересовался. Взгляд молодого человека сразу стал испытующе-вопросительным. И я понял, что допустил новую оплошность по отношению к влюбленному в нее молодому человеку. Правда, тут же попытался исправить свою оплошность: - Красивая.... Богиня, а не женщина! А ее муж,... он не пара ей. Точно говорю! Не тот человек! Согласен? - Да, господин. Она словно ангел, - при этом он сложил ладони вместе и возвел глаза к потолку, будто бы собрался молиться, но в последний момент словно передумал и перевел взгляд снова на меня. Теперь пришла моя очередь испытующе и цепко смотреть на посланца. Тот смешался под моим пристальным взглядом, опустил глаза и пробормотал: - Это я образно.... Хотел выразить.... - Ладно. Я понял. Рассказывай дальше. Хотя, казалось, мы нашли общий язык, но семена подозрения уже проросли в его душе. К сожалению, тогда я не придал этому большого значения. - После рождения маленького маркграфа графиня отошла от управления, отдав власть в руки двум своим советникам. Винценто Маурильо и Чезаре Апреззо. С трудом подавил в себе готовый вырваться возглас удивления. "Хорек вонючий! Так вот чего он добивался! Хотя.... Но зачем это ему?". Ответ не заставил себя долго ждать. - Шел четвертый месяц их правления, как произошел переворот. Винценто Маурильо был убит, как и двадцать шесть дворян. Ее ближайшее окружение. Графиня была схвачена и заключена под арест в своих собственных покоях. - Вот подлые ублюдки! - Я еще слышал, что Чезаре Апреззо несколько раз сватался к ней, но она ему каждый раз отказывала. - Как он смог это сделать? За ним же нет никакой силы! - В тот день, когда случился переворот, у стен города появились войска маркиза д"Эсте. Они стали лагерем у стен города. Я краем уха слышал, что спустя пару недель несколько вассалов графини собрали отряд и собирались идти на выручку своей госпоже, но когда им навстречу выступил Аззо ди Кастелло с тяжелой кавалерией, они разбежались в разные стороны. Спустя несколько дней после захвата власти, Чезаре Апреззо провозглашает себя правителем Реджо и городским старшинам ничего не остается, как признать его. Затем, опираясь на войска маркиза д"Эсте, Апреззо задавил все попытки сопротивления во владениях графини, после чего самовольно присвоил их себе. - А что графиня? - Она сумела тогда бежать. Ее искали две недели, а когда нашли, привезли в Реджо. Когда ее привезли во дворец, опять же по слухам, Апреззо просил стать его женой, но снова получил отказ. На следующий день этот подлый негодяй собирает большое собрание, где присутствует совет города и бывшие вассалы графини, на котором заявляет, что он не Апреззо, а Гонзага. - Так он из семейства герцогов Гонзага?! Что за китайская головоломка? А как же войска маркиза? Ведь они в тот же миг.... Подожди-ка...! Гм! Теперь мне все понятно! Дому д"Эсте выгодно иметь своего, карманного Гонзагу, этакое маленькое страшилище для устрашения герцога Франческо Гонзага. Если тот попытается дернуться, то ему тут же придется схватиться с двумя противниками. Молодец маркиз! Хитро задумано! Извини, парень, отвлекся. Продолжай. - Наследующий день состоялся суд над графиней. Ей вменялся мятеж и покушение на правителя города Чезаре Гонзага. Судьи присудили ей пожизненное заключение в замке Льюченце. "Теперь все стало на свои места. Ей просто не хочется провести в тюрьме всю свою жизнь. Когда все было хорошо, я был ей не нужен, а теперь.... Помоги! Ишь, деловая!". - Ты приехал только затем, чтобы рассказать мне всю эту историю? - Да. Она просила приехать и рассказать эту историю. - И все?! Только это? - Ни слова больше. - Подожди. Она просила тебя.... Ты, что ее видел?! Молодой человек замялся, а затем выдавил из себя: - Я сын... коменданта замка... Льюченце. Теперь мне все стало понятно. Графиня влюбила в себя этого молодого человека, а затем прислала в качестве гонца. Именно поэтому он знает подробности, касающиеся жизни графини. - Я что теперь должен вскочить на коня и ехать выручать графиню? Так что ли? - Да. Я вам помогу. Никто лучше не знает замка, чем я. Я знаю пароли и стражников. Мы вместе спасем графиню! От этих высокопарных слов мне стало смешно. "Мля! Спаситель! Сначала поэт, теперь этот... даже не знаю, как и назвать его. И что теперь? Скакать на помощь? Ведь она именно на это рассчитывает. Не зря она меня медальоном одарила, словно предчувствовала. Или голый расчет? Стоп! А откуда она узнала, что я нахожусь на службе у маркиза? Наводит на мысль, что она следила за мной... издали. А зачем? И еще этот медальон. Ну, не знаю". Неожиданно на меня нахлынули воспоминания: первая наша встреча, потом в замке.... Вдруг всплыла та ночь, когда в первый раз пришла ко мне.... В памяти всплыли эротические подробности великолепного тела девушки, и направление мыслей снова резко поменялось: - Хм. Она же сына родила. Как она сейчас выглядит? Может, растолстела? Хотя, судя по тому, как у этого молокососа слюнки текут при малейшем намеке на Беатрис,... не похоже. Подожди-ка, а почему тот сам этим делом не занялся? Всего и делов, что нанять с десяток головорезов, не боящихся пролить чужую кровь". - Почему все же ты ко мне приехал? Не проще ли на месте нанять людей и вытащить графиню из замка? Или дело в деньгах? - Дело в том, что.... В общем,... я учусь... на теологическом факультете... и думаю посвятить свою жизнь служению Господу нашему. Сейчас я словно на распутье.... Даже приехав сюда, я пошел против себя! Против своих убеждений! Вы должны понять! Вы воин.... Его щеки во время этой скомканной речи запылали огнем румянца, как у невинной девушки, которая случайно услышала нескромное слово. "Чего тут не понять. Руководи ты сам бандитами, то кровь стражников легла бы на тебя. А так, ты как бы сбоку. Да и черт с тобой, святоша!". - Ладно. Как ты представляешь себе ее побег? Он мне долго и путано объяснял подробности своего плана, суть которого сводилась к следующему: три - четыре человека, одетых как стражники, ведут заключенного, как бы препровождая его в замок - тюрьму. Приводят они его в вечернее время, когда комендант отсутствует. В вечером и ночью его замещает заместитель коменданта. Тот обязан принять заключенного и подписать сопровождающие его документы. Во время этой процедуры надо захватить заместителя коменданта, который, по словам Перре, страшный трус и пьяница. Все усложняет обратный путь. Оглушить и закрыть в камере стражников не проблема, но вот вывести графиню из замка, без прямого столкновения со стражей, даже в сопровождении заместителя коменданта невозможно. Дело в том, что в своде правил, который неукоснительно соблюдался, говориться: что при освобождении или переводе узника в другое место, обязательно должен присутствовать член городского совета, священник и комендант. Они должны получить бумаги на освобождение заключенного, рассмотреть их и только тогда выпустить заключенного или передать его в руки тому, кто эту бумагу принес. Другого пути из замка Льюченце нет. - Если я правильно понимаю, то стражников надо будет убить? - Думаю, что их можно будет оглушить, а затем связать, - но он говорил так неуверенно, что у меня сложилось мнение, он и сам не верит тому, о чем говорит. - Сколько охраны в замке? - Гм, даже не знаю. Десятка два, наверное. А может, три. - Сколько человек охраняет ворота? - Два человека. В надвратной башне - один часовой. И еще на башне. "Ни фига себе. Так их там не менее трех десятков". - Не знаю, что и сказать. Подумаю. - Вы боитесь? - Просто пока не знаю, возьмусь ли я за это дело. - Что вам надо, чтобы взяться? Деньги? - И деньги тоже. - Двести золотых вам хватит? Сто сейчас, а другие после того, как увижу Беатрис на свободе. "Ого! Уже не графиня, а Беатрис! А меня он, значит, определил в наемники, который за деньги должен ему сапоги лизать!". - Дам знать о своем решении через два дня. Остановись в гостинице "Серебряный кувшин". Она через два дома, на этой стороне улицы. Я найду тебя.
Кондотту мне и моим людям не продлили, по той причине, что маркизат не собирался в ближайшем будущем вести большие войны. Швейцарцы ушли к себе домой еще месяц назад. Впрочем, моим парням не пришлось искать работу. Она сама за ними пришла. Вчера в лагере появился представитель нанимающей стороны, которому нужны были хорошие солдаты для войны на севере Италии. Предложение так же касалось меня. Я, скорее всего, так бы и поступил, если бы просьба графини о помощи. К тому же за все это время от Хранителей не было ни одного человека - про меня словно забыли. Я все еще думал, что связь оборвалась из-за нападения Лорда на замок, но помимо этого, способствовала еще одна причина, но о ней мне предстояло еще узнать в будущем, а сейчас я пытался понять, что мне делать. Отбросил эмоции и попытался рассуждать логически: нужно ли мне это? Не делаю ли я ошибки? Да, меня к ней влечет. Она мне нравиться. Но сколько не пытался понять, какую основу имеет это влечение, так и не смог окончательно определиться. Последние месяцы я редко о ней вспоминал, да и то по большей части они касались наших любовных безумств в постели, а теперь захваченный воспоминаниями, я просто хотел ее увидеть и понять: кто она для меня? Да еще сын. "Чей он? Поэта или мой? Интересно посмотреть на малыша. Стоп. Но если она собиралась иметь ребенка именно от меня, то... до этого должна была как-то предохраняться. Гм. Если так,... то получается ребенок от меня. Даже если так, то все равно ничего не чувствую. Нет во мне никаких отцовских чувств! Лезть в эту авантюру.... А ради чего? Ну, удастся мне ее освободить, а что дальше? Надо будет бежать, так она же не побежит. Ей же обязательно надо будет мстить своим врагам! Характер у нее такой! Хотя, может ребенок.... Побоится за него. К тому же может за это время успела повзрослеть и стала понимать, где надо уступить, а не просто переть на рожон. А! Была - не была! Одной авантюрой в моей жизни будет больше. Да и привык я как-то к такой жизни. Хотя нет. Не к жизни, а к опасности. Еду. Что будет, то будет". Последняя фраза, честно говоря, определяла стиль моей сегодняшней жизни. Я понимал, что это звучит по-детски, но ничего поделать с собой не мог. Такова была жизнь. Если раньше я пытался противопоставить себя ей, то теперь понимал, что только чудом остался жив. Тогда я шел на риск по глупости и не пониманию обстановки, то теперь - по велению души, согласно своей дворянской чести и рыцарскому кодексу. Прекрасная дама молит рыцаря спасти ее, ну как тут не откликнуться. Хотя, и ежику понятно, что дело не в этом. Меня влекли страсть и опасность. И еще желание окунуться в новое рисковое приключение. Я знал, кто я есть. И исходил из этого. Гербовый дворянин. Опытный наемник. Авантюрист. К тому же, в отличие от обычного наемника, спускающего все свои деньги на вино и шлюх, я копил, а затем пускал свои деньги в оборот. К выкупу, полученному за французского барона, и положенного в свое время на сохранение итальянским банкирам, за последний год прибавилось еще двадцать тысяч полновесных золотых венецианских дукатов. В эту сумму вошли деньги за еще два выкупа, мои наградные, а также доля, полученная от захваченной добычи в сражениях. Я имел две великолепных боевых лошади, два комплекта рыцарских доспехов и отличное оружие. Все это было захвачено мной на поле боя. Также у меня был замок во Франции и бочонок золота, спрятанного в надежном месте. Правда, насчет замка у меня были сомнения. Это в том смысле, что он недолго будет принадлежать мне. Удержать его и владения, насколько я мог судить, для англичанина было нереально, особенно в разгар войны. Перед самым отъездом в Реджо я еще раз предложил Джеффри заняться своей жизнью. Не хочет оставаться в Италии, отправляйся в Англию. Деньги есть - заводи свое хозяйство. Не хочешь - живи в замке Джона Фовершэма. Как я его не соблазнял прелестями мирной жизни, все равно получил стандартный ответ: дескать, он является человеком Томаса Фовершэма. Им же он собирается остаться до конца своей жизни, если, конечно, у хозяина не будет другого мнения на этот счет. Подобный разговор на ту же тему состоялся у меня с Игнацио. Вручил ему вольную и предложил катиться на все четыре стороны, на что получил необычное заявление: - Господин, если вы меня только не прогоните, я продолжу служить вам, пока не отдам долг своей благодарности. - Долг? И как же ты его определишь? - Сердце подскажет, господин. В ответ мне осталось только хмыкнуть и утвердительно кивнуть головой. Затем был вечер у костра, где я попрощался со своими солдатами. Было много вина и разговоров. После чего устроил пирушку для знакомых офицеров, числившихся в моих приятелях. На следующий день рано утром, со своими телохранителями, я покинул расположение военного лагеря. Утром третьего дня пришел в гостиницу "Серебряный кувшин". Винценто Перроне завтракал кашей с мясом, но, увидев меня, сразу отодвинул деревянную тарелку в сторону. Я подсел к нему. - Вы... согласны? - сдавленным шепотом спросил он меня. - Согласен. - Хорошо. Очень хорошо. Теперь...задаток.... Я сейчас его принесу. - Не суетись. У меня к тебе есть еще вопросы.
Мы выехали рано утром следующего дня. Сын коменданта резко выделялся своим видом на нашем фоне. Джеффри и Игнацио щеголяли в прекрасных кольчугах - хауберках, поверх которых были надеты стальные нагрудники, а на ногах - набедренники с вертикальными полосами. Руки защищали наплечники, налокотники и наручи. Хотя на их щитах отсутствовали какие-либо эмблемы, по виду их можно было принять за рыцарей. Я был одет так же, только вместо нагрудника на мне был надет пластинчатый панцирь, а мое оружие выглядело еще богаче и наряднее. Большую часть пути мы проехали молча. Общих интересов у меня с Винценто Перроне не было, а по поводу спасения графини мы уже обсудили все, что было можно наедине. Мои телохранители ехали, молча, как и подобает хорошо вышколенным слугам дворянина. Я тоже не стремился заполнять время пустыми разговорами, так как мне и без этого было о чем подумать. Я знал, что за Реджио борются три семейства: миланские Висконти, мантуанские Гонзага и феррарские д"Эсте. Им было за что бороться. Город стоял на пересечении северных торговых путей: бесчисленные обозы с товарами почти непрерывной вереницей шли по этим дорогам, соединяющим Русь, Турцию, страны Азии, Византию с Европой. Исходя из этого, нетрудно было сделать вывод: независимый город со своим правителем был им не нужен. Значит, графиня и ее сын были обречены, впрочем, как и Чезаре Гонзага, ставленник дома д"Эсте. Чем он руководствовался, влезая в эту авантюру, я мог только предполагать. Скорее всего, Хранители обещали ему всестороннюю поддержку, в том числе помощь в свержении Фредерико Гонзага, что означало возможность сесть в кресло герцога Мантуи. Потом что-то пошло не так. Похоже, не дождавшись помощи от Хранителей, он решил разыграть свою карту и сделал ставку на графиню, чьи богатые и громадные владения, а так же деньги, могли стать отличной основой для его войска. После того, как получил неоднократный отказ, он решил пойти ва-банк и запросил помощь в Ферраре. Николо д"Эсте прекрасно понял выгодность подобной ситуации и пошел ему на встречу. Только одного я сейчас не мог понять, на что Чезаре Гонзага рассчитывает. Тот должен прекрасно понимать, что стал марионеткой в руках д"Эсте. Ведь стоит ему лишиться покровительства правителя Феррары, как через неделю под стены Реджио явится армия герцога Мантуи за его головой. Да и Беатрис прекрасно должна была это понимать. Так почему, черт побери, она полезла во все это?! Месть за своего поэта? Но насколько я сумел ее узнать, она была умной и трезвомыслящей женщиной, обладающей твердостью духа и умеющей держать свои эмоции в узде. Не ей ли понимать, что для того чтобы удержать за собой город мало иметь богатую родословную, деньги и быть хорошим политиком. Здесь надо быть хорошим воином и опытным полководцем. А еще иметь влиятельных друзей. "Так какого дьявола она полезла в эту круговерть?! Есть же богатые владения! Сила в полторы тысячи солдат! Три укрепленных замка! Один Роккалеоне чего стоит! Что тебе еще нужно?! Власти, почета и уважения захотелось?! Вот получи теперь, девчонка!". Чтобы унять не вовремя разбушевавшиеся эмоции, я стал смотреть по сторонам. Как я мог уже убедиться, дороги Италии мало чем отличались от дорог Франции и Англии. Та же дорожная пыль, правда, грязи не в пример меньше, так как солнечных дней здесь намного больше, чем в Англии. С другой стороны, когда жарко, то это плохо для тех, кому приходиться изо дня в день носить на себе железо. Я уже неплохо разбирался в сложных взаимоотношениях, сложившихся между городами - государствами, но если представить Италию, как единое государство, то это была страна монастырей, купеческих гильдий и банкирских компаний. Что подтверждалось путешественниками, бредущими и скачущими по дороге. Среди них, не менее пятидесяти процентов, представляли собой монахи различных орденов и купеческие обозы. Правда, банкиров на дорогах днем с огнем не найдешь. Эти сидят в больших городах и считают деньги. Правда, на исходе второго дня нашего путешествия мне пришлось изменить свое мнение, а заодно познакомиться с типами местных грабителей. Тучи затянули небо, где-то вдалеке ударил гром. Затем громыхнуло во второй раз, и едва раскат смолк, как ударила молния, после чего на землю упали первые капли дождя. Съехав с дороги и соскочив с коней, мы только успели спрятаться под деревьями, как дождь полил, словно из ведра. Прижавшись спиной к стволу дерева, я думал переждать, но не прошло и пяти минут, как первая капля упала мне за шиворот. "Ну, все! Быть мне мокрым". Гроза бушевала еще минут двадцать, качая кроны деревьев и поливая дождем, потом ушла куда-то на восток. Из-за туч робко проглянуло солнце, затем спряталось за очередную черную тучу. Снова резко потемнело. Похоже, шла новая гроза. "Придется ночевать в мокром лесу. Что ж, нам не привыкать". - Устраиваемся на ночлег здесь. Похоже, небо затянуло надолго. Быстро сделав два шалаша, мы собирались взяться за ужин, как я вдруг неожиданно что-то почувствовал. Это не было интуицией, а своего рода звоночек, дававший знать об опасности, когда та появлялась на грани человеческого восприятия. Вот и сейчас прозвучал сигнал тревоги в моем сознании. Я поднял руку, и все замерли. Даже сын коменданта тюрьмы, хотя и не понял, что происходит. Но когда спустя с десяток секунд явственно послышались звуки, стало ясно, что через лес к дороге двигается небольшой отряд, причем скрытно. "Разбойники! - сразу мелькнула у меня мысль. Впрочем, не у меня одного. Руки моих телохранителей уже легли на рукояти мечей, а тела напряглись, готовые к схватке. Я осторожно приподнялся и замер. Остальные тут же последовали моему примеру, за исключением сына тюремщика. Тот, наоборот, втянул голову в плечи и приник к земле. С негромким шумом, почти неслышным из-за редкого, мелкого дождика, тихонько барабанящего по листьям, вооруженные люди прошли от нас в ярдах десяти. Дав им возможность отойти подальше, я осторожно двинулся им вслед. Пройдя еще ярдов тридцать, они остановились, и, судя по весьма характерным звукам, знакомым каждому воину, принялись готовиться к нападению. Выждав десять минут, я уже был готов дать приказ: напасть на них, как вдруг послышался неспешный стук копыт и скрип несмазанных колес. Еще спустя несколько минут ветер донес обрывки разговора. К этому моменту я уже принял решение. Разбойники отвлекутся на грабеж и не будут так насторожены, а в этот момент мы нападем на них. Меня не волновало, что при нападении будут жертвы, зато шансы на победу возрастали в разы. Вот раздался громкий крик: - Бей их!! - подхваченный остальными нападающими. На короткое время он был заглушен испуганными криками путников, а затем, судя по звукам, в ход пошло оружие. "Теперь и наш выход!". Выхватив меч, я выбежал на дорогу. Картина была отчетливой и понятной. У легкого возка, запряженного мулом, двое охранников отбивали нападение шести разбойников, тело третьего солдата уже лежало в луже крови. Несколько быстрых шагов и я оказался за спиной одного из бандитов, в потертом коричневом камзоле, на который сверху была одета кольчуга - безрукавка, вся в дырах и пятнах ржавчины. Он услышал звуки за спиной в самый последний момент. Я рубанул его по голове, когда он только начал поворачиваться ко мне. Тот даже не понял, что смертельно ранен. Он еще разворачивался, как его колени подогнулись, и он боком упал на дорогу, разбрызгивая грязь. Другие разбойники на нас среагировали, но недостаточно быстро, так как меньше всего ожидали удара в спину. За это они поплатились еще двумя трупами. Одного зарубил я, а второму рассек шею, чуть ли не до грудины, меч русского богатыря. Джеффри, не стал влезать в схватку, правильно рассудив, что с его хромотой он только будет мешать, и поэтому остался сзади с заряженным арбалетом в руках. Впрочем, не принять участия в схватке ему не позволила его воинственная натура. Когда бандиты стали разбегаться, он всадил арбалетный болт под лопатку дюжего головореза, одетого в потрепанную кожаную куртку с нашитыми на груди металлическими бляшками. Я быстро оглядел место схватки. Тела четверых бандитов валялись на дороге, и только двоим из них удалось спастись бегством, и теперь было слышно, как они ломятся через лес. Один из бандитов был еще жив. Раненый в грудь солдатом - охранником, он сейчас хрипел, царапая ногтями дорожную грязь, а в двух шагах от него лежал труп солдата. Чуть дальше лежал второй солдат с разрубленной головой. Вокруг разрубленной кожаной шапки уже натекла лужа крови. У возка стоял на коленях последний солдат - наемник, зажимая рану в боку. Его, белое как мел, лицо было стянуто гримасой боли. Пока я тщательно вытирал меч об одежду ближайшего разбойника, Джеффри перерезал глотку раненому, а затем принялся вырезать арбалетный болт из человеческой плоти. Игнат, к тому времени вытер меч и сейчас пытался помочь остановить кровь раненому солдату. Я уже собрался идти к возку, как у меня за спиной раздались утробные звуки, издаваемые человеком, которого выворачивает наизнанку. Я бросил взгляд через плечо. Это был Винценто Перре, стоявший на коленях. Качнув осуждающе головой, я продолжил путь к возку. Только теперь я разглядел изящную резьбу и лакировку его стенок, а так же отметил хорошо выделанную упряжь и вышитую узорную попону на муле. "Не зря разбойники выбрали этого типа в качестве добычи. Кто бы, не сидел сейчас в возке за занавесками - он явно при деньгах. Кстати, а где он? Затих или потерял сознание от страха?". Не успел я подойти к возку вплотную, как из него раздался плаксивый старческий голос: - Не убивай меня, кто бы ты ни был! Я заплачу тебе за свою жизнь! Мне вдруг стало смешно, и я пошутил: - Я простой торговец, господин! Торгую трупами разбойников! Есть на любой вкус! Выбирай - не скупись! Наверно с полминуты длилось молчание: видно моя шутка для господина из возка показалась необычной. Но вот занавеска пошла в сторону, и в открывшемся проеме показалась физиономия старого итальянца. Редкие седые волосы, лицо, изрезанное морщинами, сухая кисть руки, покрытая выпиравшими наружу венами. Вот только глаза никак не подходили к его возрасту. Цепкие, внимательные и острые. Недоверчиво оглядев меня, он перевел взгляд на скалящего зубы Игнацио, затем на ухмыляющегося Джеффри. Пробежав глазами по лежащим в вязкой грязи трупам, он снова поднял взгляд на меня. - Это была шутка? - В каждой шутке есть доля правды, мессир. - Так вы и ваши люди спасли мне жизнь? - Можно сказать и так, господин. - Гм. И вы хотите за это награды... э.... - Можете называть меня по моему воинскому званию "капитан". - Вы хотите награды, мессир капитан? Я уже понял, что имею дело со "старым скрягой", который является либо ростовщиком, либо каким другим дельцом от денег. С такими людьми, я уже знал, надо говорить прямо и грубо, поэтому сказал: - Жаба душит! Жалко денег?! - Жаба? Гм! Это вы так образно выразили жадность? Интересное выражение. Не слышал. А денег, конечно, жалко! Может вы благородный рыцарь, которого я просто оскорблю, предлагая деньги. Или вы не благородный рыцарь? - Знаешь, что я тебе скажу.... А впрочем, езжай ты куда ехал! Я уже поворачивался, как старичок быстро сказал: - Вечно вы молодые торопитесь! А куда? Впрочем, я все же не прав. Были времена, когда я тоже спешил. Правда, не для того чтобы проткнуть кого-нибудь мечом, а к женщинам и вину! Торопился взять от жизни все! Ах, эти славные забавы моей юности! Старик резко замолчал, а его глаза подернулись словно дымкой, похоже, он полностью ушел в воспоминания. Только я собрался съязвить на эту тему, как старик неожиданно заговорил снова: - Знаете, деньги подразумевают аккуратность и честность. Вы, наверно, поняли, уже кто я? Так вот, я не только умею считать деньги, но и отдавать долги. У меня нет с собою наличных, но я могу написать вам денежную расписку, которую примут в любом из банкирских домов Италии. Вас это устроит, мессир капитан? Теперь давайте обговорим сумму! - Знаете, господин хороший, вместо того чтобы торговаться, вам следовало просто поблагодарить нас за ваше спасение. И все. Кстати, это сделать еще не поздно. - Гм! Значит, я не только жадный, но еще и неблагодарный старикашка. Впрочем, есть правда в ваших словах. От всего сердца благодарю вас и ваших людей за спасение наших жизней! Коротко кивнул головой в знак признания своих заслуг, я уже собрался развернуться, чтобы уйти, как старик снова заговорил: - Вы опять торопитесь, молодой человек! Ответьте мне на один вопрос: куда вы следуете? - В Реджио. - Отлично. Я тоже еду туда. Если вы не против, то хотел бы поехать с вами. Не волнуйтесь, за охрану вам будет оплачено отдельно. Мне не хотелось связывать себя этой обузой, но просто так бросить на дороге старика и раненого солдата было неправильно. Кивнул головой в знак согласия, но секунду подумав, добавил: - Только до ближайшего крупного населенного пункта. А платы не надо.
Утром мы выехали, положив раненого солдата в возок, вместе со стариком. Красноголовый дятел с белыми полосками на крыльях некоторое время кружил над нашими головами, провожая нас, пока не улетел обратно в лес. Прошел час после восхода солнца, а от утренней прохлады уже не осталось и следа. Старик здорово замедлил скорость нашего движения, но я не роптал. К этому времени я уже знал, что его зовут мессир Джованни да Биччи и он банкир. Вечером, в разговоре у костра я спросил о его делах, но тот вежливо и ловко увильнул от прямого ответа, отделавшись общими словами. Когда я в свою очередь упомянул, что держу деньги в банкирском доме братьев Бомаччи, старик несколько секунд с непонятным интересом разглядывал меня, словно видел впервые. Когда я спросил его, что его удивило в моих словах, он сказал, что впервые видит наемника, копящего деньги. Все, кого он знал и знает, были гуляками, пьяницами и страшными мотами. Спустя еще два часа, проехав несколько оливковых рощ, мы оказались среди полей и виноградников, на которых виднелись фигурки работающих людей, а еще дальше виднелось большое селение, домов в пятьдесят. Если до этого дорога была практически безлюдна, то теперь она постепенно наполнилась народом. Священник на муле, несколько купцов и ремесленников со своим товаром, идущая куда-то группа крестьян, да у самой деревни наткнулись на пару коробейников. У священника мы узнали, что за деревней есть монастырь, где можно будет оставить раненого. Когда мы свернули на дорогу, ведущую к монастырю, я поневоле залюбовался красотой места, где тот был расположен. Выехав из-за деревьев, мы увидели работающих, облаченных в белые рясы, монахов - цистерцианцев. То один, то другой из монахов бросал на нас любопытные взгляды, но при этом ни один из них не прерывал свою работу. Чуть дальше, из-за сада выглядывал кусок луга и пасшееся на нем овечье стадо. Мы уже подъезжали к монастырским воротам, когда в монастыре ударил колокол. "Бьет третий час, что означает на современный лад - девять утра. Самое время для завтрака". Ворота монастыря были закрыты, но калитка была распахнута настежь. Рядом с ней, на вкопанной в землю скамеечке, сидел худой монах средних лет. При виде вооруженных людей, он тут же вскочил и схватил прислоненную к стене палку. Закрыв спиной калитку, он слегка поклонился и сказал традиционную фразу на латыни, которую говорят в каждом монастыре: - Мир вам, путники! - Мир и тебе, монах! - ответил я. - Говорят, у вас есть лекарь. Правда ли это? - Да. Брат Бонифаций. Подождите меня здесь. Я схожу за ним. Уходя, он закрыл за собой калитку. Спустя некоторое время калитка снова открылась, и перед нами предстали двое монахов. Привратник, вслед за ними перешагнувший через порог, остался стоять за их спинами. Плотный и коренастый, с живыми и веселыми глазами, монах, быстро и внимательно, оглядел нас всех, после чего спросил: - Где раненый? - Он в возке! Пока монах - лекарь, подойдя к возку, осматривал рану, второй монах, худой и жилистый, с таким же худым лицом, обратился к нам: - Здравствуйте, добрые люди! Не угодно ли пройти в тень и выпить стакан холодного вина с наших виноградников?! - Угодно, брат! Еще как угодно! Сегодня, похоже, нас ожидает жаркий день, не так ли?! - Все в руках Божьих, добрый человек! Я спрыгнул с коня и передал поводья молоденькому монаху, только что вышедшему из калитки. Как только все оказались на ногах, монах аскетического вида, провел нас в сад, где у самой стены стояла каменная беседка, вся увитая плющом. Она была укрыта от палящего солнца тенью, падающей от монастырской стены и растущих рядом деревьев. - Как там наши лошади? - спросил я, сев на каменную скамью. - Насчет ваших коней, мула и повозки не волнуйтесь. Брат Амвросий, наш конюх, за ними присмотрит. - Надеюсь, что так, - буркнул в ответ Джеффри. - А где же ваше обещанное вино? - Вино у нас свое. Увы, не самое лучшее, но хорошо утоляет жажду. Если хотите перекусить, то у нас есть прекрасный козий сыр, а брат Лука печет самый лучший хлеб в округе. И еще мед! Принести? Есть не сильно хотелось по такой жаре, но когда еще придется спокойно поесть в дороге, подумал я и сказал: - Несите! Как только принесли и поставили перед нами два деревянных подноса с вином и едой, я достал и положил в ладонь монаху золотую монету. - Благодарю вас, господин, за столь щедрое подношение для нужд нашего монастыря! Еще спустя полчаса пришел лекарь и сказал, что жизнь раненого вне опасности. - Теперь ему только требуется хорошее питание, покой и лечение. После этих слов пришлось уже раскошелиться банкиру. Я сидел в прохладной тени, потягивал из кружки чуть терпкое монастырское вино, закусывая его солоноватым козьим сыром со свежим душистым хлебом. Аромат цветов монастырского сада, настоянный на жарких солнечных лучах, являл собой просто одуряющий букет, который неожиданно привел меня к мысли об отдыхе. Как было бы хорошо просто отдохнуть день-другой в подобном месте, полном покоя, тишины и уюта. Затем я неожиданно для себя вспомнил, что в двадцать первом веке существовал отпуск и тут же напомнил себе о том, что за последние полтора года так толком и не отдыхал. Нет, пьянки, загулы, шлюхи - все это было, но не было простого отдыха. Для души. На природе, в хорошей компании.... "Куда я все время тороплюсь?! Ну, в начале - это понятно. Надо было вживаться, имя себе зарабатывать, деньги. А вот сейчас? У тебя же есть деньги.Поживи для себя! Сейчас, вон какая благодать! Растянуться бы в теньке, да с кружечкой! Эх, мать моя! Море под боком. Кто мешает тебе туда поехать и на пляже поваляться? Кто?! Смерть тебя может найти в любой момент, а ты даже моря не видел! Мля! Интересно, графини на море ездят купаться? Даже если нет, мы с Беатрис первыми откроем пляжный сезон! - в этот момент случайно наткнулся на настойчиво-злой взгляд Перре, который одним махом рассеял мои мечты. - Размечтался, дурень! Вон уже Перре рожи недовольные корчит. Торопиться к любимой. И не знает.... Впрочем, не знает и хорошо. Да и действительно, что-то я разнежился. Ехать пора". Я поднялся и сказал: - Все. Хватит нежиться! Поехали! Спустя несколько часов мы расстались с банкиром у городских ворот небольшого городка. Он сделал попытку заплатить мне, но я отклонил его предложение и уже был готов распрощаться, как он поманил меня пальцем, а после того как подъехал к его возку, сказал: - Молодой человек, вы не взяли у меня деньги. Это может быть выглядит благородно, но, на мой взгляд, не совсем умно. Но как бы то ни было, за мной остается долг, и я оставляю за собой право отдать его в наиболее приемлемой для меня форме. Вы еще вспомните хорошим словом старика Джованни! На этом я расстался с банкиром. Если вначале я был о нем не сильно высокого мнения, то ведя с ним по дороге разговоры на различные темы, понял, что это умный, проницательный и не лишенный юмора человек. Приехали в Реджио на закате. Город в отличие от того, что я видел, больше всего походил своей планировкой на города будущего. Центральные улицы были в достаточной степени широкими и прямыми. Большие каменные дворцы, храмы, площади с фонтанами и статуями, акведуки, мосты - все это выглядело весьма привлекательно, радуя глаз. Правда и здесь встречались дворцы, находящиеся в невероятном запустении, покинутые своими хозяевами, в то время как другие блистали красотой, наполненные толпами народа. В подобном несоответствии для меня не было загадки. Я уже знал, что итальянские города того времени представляли собой политическую и междоусобную арену для выяснения отношений различных партий и старинных родов с их кровавой местью. Внутренние раздоры и борьба партий в различных итальянских городах, не прекращавшаяся всю эпоху Возрождения, отличались беспощадной жестокостью и какой-то неистовой яростью. Казни, убийства, изгнания, погромы, заговоры, непрерывно следовали друг за другом. Победители жестоко расправлялись с побежденными, а через несколько лет сами становились жертвами новых победителей. Когда умирал какой-нибудь известный человек, сразу же распространялись слухи, что он отравлен, причем нередко эти слухи были вполне оправданы. Яд и кинжал был здесь такой же обычной практикой, как заключение брачного контракта. Улицы этого богатого города в этот час были полны праздношатающегося народа. Богатый наряд дворянина соседствовал с пышными одеждами богатого купца, а платье ремесленника с рубищем нищего. Появление нашей группы не осталось не замеченным горожанами. Их чувства выражали их взгляды: злые и завлекающие, молящие и надменные. Наше вооружение и взгляды, бросаемые по сторонам, основанные на силе и уверенности в себе, заставляли большинство жителей отводить взгляд и держать рот на замке, и в тоже время не могло заткнуть рот ни уличным торговцам, ни нищим, ни зазывалам, стоящих у дверей лавок, таверн и публичных домов. Правда, благодаря Винценто Паретти нам не пришлось долго искать приличную гостиницу. Гостиница "Лев" ничем не отличалось от заведения подобного рода. Правда, в отличие от большинства подобных заведений, в ней была баня. У двери гостиницы мы попрощались с сыном коменданта, договорившись, что он заедет за мною с утра, чтобы показать замок - тюрьму Льюченце.
ГЛАВА 13 ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Он только что отнес чай аббату и его гостю, а теперь возвращался, держа серебряный поднос в руках. Солнечные лучи, упав из окна, отразившись от его полированной поверхности, неожиданно брызнули в глаза монаха. Тот оторопело замер, потом тихонько засмеялся и, поднеся поднос к окну, стал рассматривать свое отражение. Некоторое время изучал свое лицо, потом воровато оглянулся по сторонам и, убедившись, что его никто не видит, скорчил смешную физиономию, а затем сказал писклявым голосом: - Я Фома, божий человек. В следующий момент его лицо приняло нормальное выражение. Он оторопело захлопал глазами, словно очнулся, а затем пришла мысль: - "То, что я сейчас сделал - это кощунство". Он уже не раз ловил себя на том, что совершает непонятные для себя поступки. Мысль о происках дьявола, пытающего его искусить, приходила ему уже не раз в голову. Тогда он каялся и замаливал свой грех молитвами, долгими часами простаивая на коленях перед маленьким распятием в своей келье. Несколько раз он порывался рассказать о том, что с ним происходит, настоятелю, но каждый раз его что-то словно удерживало от исповеди. Вот и сейчас с ним произошло то же самое. Из него словно выглянул какой-то другой человек. К этой мысли его привела виденная как-то им лубочная картинка, на которой Враг рода человечьего выглядывает из человека, словно из окна, а руки и ноги человека соединены с конечностями дьявола. Надпись под картинкой говорила о слабостях человека: поддавшись нечистой силе, ты теряешь самого себя и начинаешь творить непотребное на потеху дьяволу. Теперь брат Фома нередко вспоминал эту картинку, которая, как он считал, иллюстрировала его нынешнее состояние. Он снова бросил взгляд на свое отражение, как вдруг ему показалось, что это лицо другого человека. Черты те же, а человек другой. Страх, поднявшийся из глубин его души вдруг вытащил за собой имя. Граф Анри де Сен-Жак. Он тихонько произнес их вслух и понял, что это имя и человек, чьи черты он уловил в зеркале, составляют одно целое. И вдруг он неожиданно понял, что его страх куда-то ушел и то, что он как бы раздвоился, больше не пугает его. Даже больше. Нечто, спрятанное в глубине его разума, даже обрадовалось тому, что сейчас с ним произошло. Он не понял в этот момент, что же с ним произошло, кроме одного: все, что с ним происходит - к его же пользе. Успокоенный, он опустил поднос и пошел вниз по лестнице. Он еще не осознавал, что с этой секунды, а шел уже шестой месяц пребывания брата Фомы в монастыре, образ монаха - францисканца стал блекнуть в его памяти, все чаще уступая личности самого графа. Его память должна была хранить священную тайну общества, накрепко запечатанную в его мозгу. Так думали мастера, которые осуществляли ритуал стирания личности, но на этот раз они ошиблись, так как снадобье, которое принял граф перед прохождением процедуры посвящения, частично помогли ему, оставив маленькую дырочку в стене. Ночью стена подрывалась благодаря снам, просочившимися сквозь это отверстие, днем - мелькавшими в его голове отрывками воспоминаний, которые являлись отражениями его снов. Они тревожили и мучили его, заставляя его верить в то, что он во власти дьявола, но в то же время складывали и формировали образ человека, которым он когда-то был. Это был долгий процесс, пока, наконец, не наступило утро, когда он проснулся и понял, кто он и зачем здесь. День ушел на понимание окружающей его обстановки, а следующие два дня он потратил на то, чтобы убедиться: ведется за ним негласный надзор или нет, а когда убедился, что слежки за ним нет, стал готовиться к бегству. Вдруг он неожиданно узнал, что через два дня отправляется телега с монахом в соседнюю деревню к кузнецу. Осторожно уточнив, он узнал, что такая поездка занимала сутки. Приложив максимум усилий, он добился, чтобы на этот раз послали его. Отъехав на лье от монастыря, он загнал телегу в лес. После чего выпряг коня, надел на него седло, украденное им в конюшне, после чего инициировал свое ограбление разбойниками. Затем вскочив на лошадь, поскакал в противоположном от деревни направлении. Загнав коня, он, спустя двое суток, достиг тайника, где в свое время приготовил все для подобного бегства. Одежду и деньги. Переодевшись и дав себе отдохнуть несколько часов, он уже к вечеру достиг небольшого городка, где купил себе хорошего коня, доспехи и оружие. Не было только верных людей, но кому, по здравому размышлению, можно было доверить такую тайну? Никому. Переночевав в гостинице, граф рано утром, нахлестывая лошадь, стремительно вылетел за городские ворота. Он прекрасно понимал, что сейчас время играет против него, поэтому не жалел ни коня, ни себя. Спустя сутки, он, предельно уставший, подъехал к городку Аррас на взмыленной лошади. Сначала он хотел сразу поселиться в гостинице "Черный орел", но в последний момент передумал. Выбрал небольшой постоялый двор под смешным названием "Два кота", находящийся на соседней улице. Поужинав, он, несмотря на то, что его тело буквально молило об отдыхе, он несколько раз прошелся перед "Черным орлом", пытаясь вычислить возможную засаду. Ничего подозрительного не обнаружив, отправился отдыхать, решив, если утром ничего не заметит, то войдет в гостиницу. "Интересно, хозяин вспомнит меня или нет? - с этой мыслью он провалился в глубокий сон. С первыми лучами солнца он уже был на ногах. Правда, он выглядел не отдохнувшим и жизнерадостным человеком, так как его, несмотря на усталость, всю ночь мучили кошмары. Неуверенность, страх и надежда. Подобный букет эмоций он испытывал впервые, но граф был сильным человеком и сумел обуздать их. Вскочив на лошадь, которую ему подвел мальчишка - конюх, он поехал в направлении гостиницы. Единственной маскировкой, которую он применил, была повязка, закрывшая его левый глаз. Дважды граф проехался перед гостиницей, прежде чем остановил коня перед широко открытой дверью. Кинув поводья вместе с мелкой монетой подбежавшему мальчишке, приказал тому подержать его лошадь, пояснив тем, что он не собирается задерживаться в этой грязной дыре, а выпьет бокал вина и поедет дальше. Только на мгновение он задержался перед тем, как переступить порог. Еще несколько секунд стоял в ожидании пока глаза привыкнут к полумраку, а потом двинулся к стойке, за которой сейчас стоял хозяин. "Узнает или не узнает? И что говорить, если узнает?". Но в припухших от сна глазах хозяина "Орла" не было даже намека на узнавание. Да и сама стандартная фраза успокоила графа: - Что угодно, господин? Тот, готовый ко всяким неожиданностям, готовый драться хоть с людьми, хоть с самим дьяволом, несколько оторопел от простоты ситуации. - Э-э.... У вас есть хорошая комната? На одну ночь? - Есть, добрый господин. Она вам, наверняка, понравиться. Хотите посмотреть? - Гм. Хочу. - Сейчас служанка вас проводит. Эй, Лючия! А ну, живее сюда! Спустя несколько секунд из двери, расположенной за спиной хозяина гостиницы, принеся с собой запах свежевыпеченного хлеба, выбежала молодая девушка. Она что-то дожевывала на ходу. Несвежая рубашка, имевшая серый цвет, выглядывавшая из-за шнуровки лифа, мешковатость платья и растрепанные сальные волосы, несмотря на юность и миловидность, старили ее лет на пять. - Покажи, господину, нашу лучшую комнату. Та коротко поклонилась и тихо сказала: - Добрый господин, идемте за мной. Поднявшись по лестнице, она подвела его к двери той комнаты, за которой находился ключ к сокровищам. Граф невольно напрягся и бросил с опаской взгляд вокруг себя. "Ловушка? Или просто совпадение?". В любом случае он был не намерен отступать. - Посмотрите, господин. Она вас устроит? Он переступил порог, потом сделал вид что оглядывается и только потом ответил служанке, оставшейся за порогом: - Все меня устраивает. Сейчас я спущусь и рассчитаюсь. Иди, милая. Как только топот башмаков служанки, спускавшейся по лестнице, стал затихать, граф запер дверь. Потом подошел к сундуку и встал на него. Провел рукой по балке и... нащупал паз. Вытащил деревяшку, а затем тубус. Несколько секунд смотрел на него и только тогда заметил, что его руки дрожат от еле сдерживаемого нетерпения, так ему хотелось вскрыть его. Спрыгнув с сундука, он швырнул деревяшку, которую до сих пор держал в руке, в угол. "Вскрыть?! Или потом?!". Осторожность победила нетерпение. Осторожно засунув деревянный пенал за пояс, и укрыв его плащом, он шагнул к двери. На секунду задержался, чтобы проверить, как выходит меч, и только после этого открыл дверь. Остановившись перед спуском лестницы, быстро и внимательно оглядел зал. За это время появился только один посетитель, сидевший со стаканом вина, недалеко от входной двери. Судя по внешнему виду, это был горожанин. Но даже его обычный вид насторожил графа. Спускаясь с лестницы, он постоянно держал его в поле своего зрения. Спустившись, бросил быстрый и цепкий взгляд на хозяина, продолжавшего стоять за своей стойкой. Тот, как и положено, оживился при виде клиента. - Господин, вы берете комнату? Как не хотелось графу убраться отсюда как можно скорее, он был вынужден продолжать играть свою роль. - Беру. Держи. Только тут граф понял, что допустил ошибку. Ему надо было раньше достать монету. Бросив ее хозяину, он мог продолжить путь к двери, а так ему пришлось лезть за ней в кошелек. Только он распустил завязки кошелька, как посетитель быстро стал и закрыл собою дверной проем. Бывший брат Фанор резко развернулся и зло усмехнулся. Рука горожанина лежала на рукояти меча, до этого искусно скрытого плащом. Вторым сюрпризом стал хозяин. Сделав быстрое движение, тот выхватил из-под стойки заряженный арбалет. На губах хозяина гостиницы играла злорадная ухмылка. - Снимите пояс и бросьте его на пол, - скомандовал "горожанин". - Даже не думай хвататься за меч! - вслед своему напарнику произнес хозяин гостиницы. Даже оказавшись в ловушке, из которой, казалось, не было выхода, граф и не думал сдаваться. Впрочем, это было не удивительно, ведь сейчас его жизнь не стоила и ломаного гроша, а смерть от меча или болта была намного предпочтительней долгой и мучительной пытке в одном из подвалов Хранителей. Наверно поэтому он сохранил достаточно самообладания, чтобы выразить удивление и сказать: - В чем дело, хозяин? Или ты стал на путь грабежа? Стоявший у двери "горожанин", явно подумал, что стоящий под прицелом арбалета здравомыслящий человек даже не посмеет дернуться, только поэтому ему пришла мысль закрыть дверь на засов. Даже граф понимал, что у него нет шансов. Дверь вот-вот должна была захлопнуться, как вдруг ее снаружи резко рванули. Хранитель поневоле дернулся вслед рывку и пошатнулся. Его движение на какое-то мгновение отвлекло внимание хозяина, который до этого самого момента не спускал глаз с графа. Тот не замедлил этим воспользоваться и швырнул в арбалетчика, то, что сейчас держал в руке - кошелек, а затем кинулся к двери, нашаривая рукоять меча. В следующее мгновение тренькнула тетива арбалета, но выстрел оказался не смертельным, болт не попал в грудь или в голову, а в предплечье беглеца. Пробив кольчугу, он сломал на своем пути кость, застряв в человеческой плоти, но даже дикая боль, огнем опалившая правую руку и плечо, не смогла сделать рывок графа менее стремительным. Поняв, что меча ему не достать, граф левой рукой выдернул из ножен кинжал и еще в прыжке выбросил стремительно руку с оружием вперед. Несмотря на выучку, убийца, оказался не готов к столь стремительному изменению ситуации и поэтому растерялся. Он бросил закрывать дверь и уже почти выхватил меч из ножен, как в этот самый момент кинжал графа пронзил его щеку. Боль и вид разъяренного противника заставили убийцу вскрикнуть и отпрянуть с пути беглеца. Дверь тем временем распахнулась настежь. Граф, не чуя под собой ног, чуть ли ни птицей перемахнул через порог и выскочил на улицу. Беглец даже не заметил, что сбил с ног одного из трех горожан, намеревавшихся пропустить по стаканчику вина. Двое приятелей лежащего в грязи горожанина, как и он сам, с изумлением смотрели, как человек с торчащей из плеча арбалетной стрелой и с окровавленным кинжалом в руке, подскочил к лошади и со стонами и гримасой боли вскочил в седло. Только он тронул лошадь, как на улицу выскочил хозяин гостиницы с мечом в руке. Следом за ним, с оружием в руке, вывалился из двери с залитым кровью лицом еще один человек. Не успели застучать копыта, погоняемого беглецом коня, как утренние гуляки, наконец, очнувшись от столбняка, стали разбегаться с криками в разные стороны. Граф без труда вырвался из городка. Его провожали только полные изумления взгляды городской стражи, да купцов и мужиков, ехавших с товарами и припасами в город. Сейчас его поддерживало только нервное возбуждение, дающее силы и энергию. Скоро он свернул в лес. Чуть углубившись, становил лошадь и прислушался. Погони не было. Превозмогая боль, он достал деревянный пенал. Вскрыл его. И понял, почему так все было просто. В тубусе ничего не было. Это была ловушка. Одна из многочисленных и расставленных на пути охотников за сокровищами общества Хранителей. Граф несколько минут тупо смотрел на пенал в его руке, потом бросил его на землю. "Я променял свою жизнь на....". В нем в одно мгновение сгорело все, чем он жил, оставив сознание и душу пустыми, что сделало его похожим на мертвеца. Впрочем, он таким и был. Он не помнил, сколько он так просидел в седле, пока боль, пробившаяся сквозь его безразличие, не напомнила о себе. Автоматически тронул поводья, даже не думая о том, куда и зачем он едет. Граф то приходил в себя, то снова впадал в забытье, пока в одном из просветов в сознании, не понял, что его лошадь стоит около деревянной избы, а рядом кто-то светит факелом прямо ему в лицо. Он хотел сказать, чтобы убрали огонь, но сухие, одеревеневшие губы не послушались его, и вместо слов из его горла вырвался хрип. В очередной раз он очнулся от дикой боли, но как только боль схлынула, он снова, уже в который раз, потерял сознание. Очнулся оттого, что кто-то протирал ему лицо влажной тряпкой. Нестерпимо хотелось пить. Открыл глаза и увидел склонившееся над ним лицо пожилой женщины. Морщинистая, обветренная и темная кожа человека, который большую часть жизни проводит на свежем воздухе. Грубые пальцы, расплющенные тяжелой работой, держали белую тряпицу. - Пить. - Сейчас, милый, сейчас. Сделав несколько глотков, граф почувствовал себя лучше. - Спасибо. - Полегчало? - Да. Он повел глазами по сторонам. Обычный деревенский дом, но в то же время, он отличался от него. Висевшие под потолком пучки трав, лежащая на грубом табурете, наполовину выделанная шкура волка, от которой сейчас шел удушливой волной тяжелый запах. - Где я? - Мой муж - лесник господина барона Гийома де Шарло. Вы в нашем доме. - Сколько... я лежу? - Третьи сутки, господин. Муж вытащил из вас стрелу, но с рукой у вас плохо. Я уже различные травы прикладывала к ране и отварами поила - ничего не помогает. Граф скосил глаза. Правая рука опухла и почернела. Боль, терзавшая его с момента пробуждения, разом отступила перед волной нахлынувшего страха. Он уже видел подобную болезнь и знал, как лекари поступают в таких случаях. Отрезают пилой руки и ноги солдатам, пораженные гангреной. Женщина, очевидно, поняла, о чем тот думает, потому что отвела взгляд в сторону, перед тем как сказать: - Муж, поехал сообщить господину барону о вас, а заодно привезет лекаря. Он уже должен скоро приехать. Не успела она так сказать, как сквозь нараспашку раскрытую дверь, ворвался топот копыт лошадей. Прошло еще несколько минут и в избу вошло четверо людей. Взгляд графа быстро пробежал по всем. Двое - явно воины. Шлемы, кольчуги - безрукавки, кинжалы и мечи у пояса. Лесник, судя по его зеленому камзолу, имевший большую всклокоченную шевелюру и широкую бороду, лежавшую на его груди, зашел последним и остался стоять у порога. Последний, на ком остановился взгляд графа, был лекарем. Реденькая козлиная бородка, подслеповатые глаза, коричневый камзол с вытертой меховой опушкой, а главное - большая полотняная сумка с инструментами, свисавшая с его плеча. Было видно, как ее тяжесть оттягивает его плечо, заставляя клониться в правую сторону. - Кто вы и что с вами случилось? - властно и резко спросил подошедший к нему один из воинов. Анри де Сен-Жак был готов к этому вопросу, поэтому ответил сразу: - Граф Анри де Сен-Жак. Был у любовницы. На обратном пути напали разбойники. Мой телохранитель погиб, защищая меня. Упоминание о любовнице сразу снимало вопрос, почему он был без надлежащей свиты. - Где это произошло? - На Россевальской дороге. На рассвете. - Лесник нам сказал, что вы были ранены арбалетной стрелой. Это так? Графу не трудно было догадаться, к чему клонит офицер; простые разбойники не могут себе позволить столь дорогое оружие. Исходя из этого, следовало: либо муж любовницы устроил засаду, либо следствие клановой вражды или родовой мести. - Это были разбойники, шевалье. Тон и интонации, какими были сказаны слова, должен был утвердить офицера в его догадках. - Мне надо кому-то сообщить о вас, граф? - Не надо. Пока не надо. Офицер удивленно вскинул брови, но свое недоумение благоразумно оставил при себе. - Я доложу барону о вас, господин граф, - после чего офицер, в сопровождении солдата, вышел из избы. Теперь наступила очередь лекаря. Тот подошел к лежанке и вопросительно посмотрел на графа. - Можно, господин? - Смотри. После короткого осмотра, тот сделал умные глаза и начал говорить о том, что жизненные силы, проистекавшие из трех основных источников, расположенных в голове, сердце и желудке человека, сейчас у больного сильно ослаблены, что у него сгущена и почернела кровь. Через каждую пару предложений он еще умудрялся вставлять фразу по латыни, которая все больше затуманивала и без того непонятные объяснения лекаря. - Ты мне просто скажи: руку можно оставить? - он это спросил только потому, что должен был спросить. Лекарь отвел глаза и тихо сказал: - Нет, господин.
Я сидел за столом у открытого окна харчевни, представлявшей собой обширную залу под низким закопченным потолком с выступающими черными балками. Земляной пол был грязным и склизким. По обоим бокам залы стоят по шесть массивных и изрезанных ножами столов с такими же грубыми скамейками. Эту грязную забегаловку мне указали как место встречи, так же она являлась местом сбора наемников и головорезов, а так же местного уголовного сброда. Именно здесь Джеффри уговорился встретиться с тремя бандитами, с которыми, как ему сказали, можно идти на любое дело. Хозяин заведения, оплывший жиром здоровяк, поставив передо мной кувшин с вином и оловянную кружку, убрался за стойку, и теперь время от времени бросал на меня подозрительные взгляды. Впрочем, я ловил на себе не только его взгляды, но и посетителей, личностей весьма разбойничьего вида. Я знал, что выгляжу "белой вороной" в заведении подобного типа, но меня это мало трогало. Мое спокойствие и уверенность в себе сейчас сдерживали даже самых нетерпеливых в желании пощупать кошелек богатея, неизвестно какими судьбами оказавшегося в этом грязном притоне, но я знал, что рано или поздно кто-то из них попробует рискнуть. А пока я поглядывал на улицу, где находился Джеффри, ожидая подхода бандитов. Он должен был подать мне знак, как только они появятся. Мы с ним решили, что говорить с ними буду я один, а он будет ждать меня вместе с Игнацио на улице. Последнее время мой телохранитель не возражал против такого распределения ролей, так постепенно смирился с тем, что в подобных случаях он будет скорее помехой, чем помощью своему господину. Вот он чуть взмахнул рукой. Я чуть наклонил голову вбок и увидел переходящих улицу троих головорезов. Спустя несколько секунд они перешагнули через порог и остановились, оглядываясь по сторонам. Тут же полтора десятка посетителей тут же разразились приветственными криками, но те не обращая внимания на своих собратьев по ремеслу, вычислив меня, как своего клиента, уже шли по проходу, в направлении моего стола. Подойдя, бесцеремонно оглядели меня, всем своим видом стараясь выказать свою независимость, затем сели за стол, напротив меня. В зале мгновенно воцарилась тишина. С минуту мы рассматривали, ощупывая взглядами, друг друга. Эти люди были человеческими отбросами. Разбойниками, грабителями и убийцами. Настороженные и злые глаза, широкие плечи, узлы мышц, выпирающих из-под материи. И в то же время они чем-то отличались от них. Если остальные посетители были в основном одеты в грубые, выцветшие куртки и неопределенного цвета штаны, заправленные в порыжелые сапоги, то эти выглядели на их фоне настоящими франтами. После короткого и обоюдного изучения, один из них, с рваным шрамом на шее, спросил: - Что за дело? - Выкрасть узника из тюрьмы, - ответил я ему вполголоса. - Из городской? - Нет. Замок - тюрьма Льюченца. Головорезы переглянулись. Их сомнения были понятны, поэтому я продолжил разговор: - Я иду с вами. Разбойник со шрамом криво усмехнулся: - Ты, господин хороший, хоть представляешь, сколько там стражников? - Двадцать восемь солдат, из них три сержанта. Два поста. В надвратной башне и перед воротами. Все остальное я скажу, когда получу ваше согласие. И в другом месте. Главарь быстро пробежал глазами по залу, затем повернул голову ко мне и сказал: - Может, вы и правы, но насчет денег мы можем поговорить сейчас. - По десять золотых флоринов на нос сразу, и еще сорок каждому - после дела. - Цена хорошая, что и говорить. Грех отказываться от таких денег. Задаток у тебя с собой? Пришла моя пора усмехаться: - С собой. Но его сначала заработать нужно. Тут раскрыл рот, сидевший по правую руку, крепкий парень с обычным, ничем непримечательным лицом: - Что-то ты, господин хороший, не то говоришь. Ты что нам не веришь? Сейчас в его голосе звучала неприкрытая угроза. - С чего это я вам верить должен? - ответил я с наигранной ленцой. - Проверить сначала надо, на что вы способны. - Проверить, говоришь? - сказал здоровенный малый с грубым, обветренным лицом, сидевший по левую руку от своего атамана. - Хорошо. За один золотой я прямо сейчас перережу глотку любому, сидящему в этом зале. В зале воцарилась напряженная тишина, а меня, наоборот, пробило на веселье. Сдерживая смех, я коротко обежал глазами замерший зал, затем сказал: - Я на всякую ерунду деньги не трачу. Идемте. Продолжим разговор на свежем воздухе. Выйдя на улицу, я сразу повернул направо. До того как войти в харчевню, я, если можно так сказать, обошел ее кругом, и нашел рядом с ней пустырь - пепелище. Как сказал мне хозяин этого заведения, между харчевней и городской стеной была небольшая конюшня, а потом взяла и сгорела. Отстраивать ее, видно, было невыгодно - так и осталось пустое место. Завернув за угол, мы оказались на этом самом пустыре. Пройдя несколько метров, я неожиданно развернулся и выхватил меч. Бандиты на миг замешкались, но уже в следующую секунду в их руках блеснули длинные ножи. Мгновенно подобравшись, они сейчас походили на хищников, настигших жертву, чем на людей - холодный взгляд, напряженные для прыжка тела, выставленные вперед ножи - клыки. - Нападайте! Здоровяк бросился на меня самый первый. "Грубо и неумно. Я-то думал, что они профи". Я и правда думал, что у них есть наработанные схемы уличных схваток, но подобное начало разом поставило под сомнение наем этих бандитов. Уход в бок, резкий взмах меча и кинжал вылетел из руки бандита, выбитый моим мечом, а уже в следующее мгновение мне пришлось менять свое мнение, уходя от ножа главаря. Тупые действия здоровяка оказались своего рода отвлекающим маневром для того, чтобы остальным напасть на меня с двух сторон. Уйдя от замаха атамана, мне пришлось использовать весь свой богатый опыт, чтобы среагировать на удар второго бандита. Выбить нож у него не удалось, но я смог ударить его плашмя мечом по плечу. Взвыв от боли, разбойник отскочил в сторону. Я уже начал разворачиваться к главарю, а тот уже атаковал меня. Его удар я смог парировать только потому, что тот имитировал удар, а не бил в полную силу. Сделав шаг назад, я поднял меч, говоря тем самым, что схватка закончилась. - Ну, как? - поинтересовался здоровяк. - Беру. Сунув меч в ножны, кивнул Джеффри, который вместе с Игнацио, присутствовал при схватке. Тот отсчитал им по десять золотых, после чего я рассказал им подробности плана, а по окончании договорился о месте и времени встречи. Спустя два часа я встретился с Винценто Перроне. Согласовав с ним последние детали, мы расстались. На следующее утро Игнацио был послан за одеждой стражников, а Джеффри за фальшивыми бумагами для сопровождения пленника в крепость. Когда все было принесено, в шесть часов вечера, под колокольный звон, мы выехали из города к месту встречи с бандитами. Около часа ушло на переодевание и согласование действий. Главарь переоделся в балахон узника, а лицо и руки измазал сажей. Остальные двое головорезов переоделись в форму городских стражников, как и мы с Игнацио. Оставив одежду и оружие на попечение Джеффри, вышли, сели на лошадей и поехали в сторону крепости - тюрьмы. Часовой на стене, услышав про пленного, стал виртуозно сравнивать городскую стражу со всеми подряд представителями животного мира и угомонился только после того, когда я ему пригрозил: - Еще одно слово и я перекину бумаги через стену, а узника привяжу к воротам! После чего мы уедем! Часовой сразу заткнулся, но через секунду снова закричал, но уже не нам, а вглубь замкового двора: - Узника привезли! Принимайте! Спустя десять минут я уже протягивал через окошечко в воротах сержанту бумаги на арестанта, после чего мы ждали еще полчаса, пока не приоткрылись сами ворота. Внутри нас встретил заместитель коменданта тюрьмы. Худой, неопрятно одетый, человечек с мутными глазками и редкой растительностью на подбородке. Судя по виду и по запаху, было видно, что его оторвали от дружеской и продолжительной беседы с кувшином вина. Презрительно кривя губы, он, в свою очередь, обрушил на нас, поток ругани. Два стражника, которые его сопровождали, откровенно ухмылялись, глядя на нас. Излив свой гнев, заместитель коменданта, зло буркнул: - Кто из вас старший? - Я, - сказав, шагнул вперед. - Пойдешь со мной! Остальные олухи пусть здесь ждут! А вы чего ухмыляетесь, придурки? - обратился он к своим стражникам, стоявшим у него за спиной. - Примите у них арестанта! И живо за мной! Замок был построен в незапамятные времена из слегка обтесанных серых глыб. Своды, нависавшие прямо над головой, полумрак, который с трудом рассеивал колеблющийся свет редких факелов, сырость и холод, идущие от стен, все это создавало впечатление мрачности и обреченности, изрядно давившее на психику. Поднялись на второй этаж, где находился кабинет заместителя коменданта. Единственным светлым пятном, среди серой и убогой обстановке комнаты, был ярко пылающий камин. Сев за стол хозяин кабинета минут пятнадцать царапал пером по листку бумаги, буквально после каждой написанной буквы возводя глаза в потолок и шевеля губами. Скрутив листок, он подал его мне, сопроводив ее словами: - Слышь, ты, порождение осла, читать умеешь? - Откуда, господин? Крестик могу поставить, где скажете, - при этом я постарался придать наиболее раболепное выражение своему лицу. - Дурак! Я тебя что спросил?! Зачем мне твой крестик?! Бык тупоголовый! - Извините, господин! - В этой бумаге, что я тебе дам, написано: что я, Маттео Джованьолли, заместитель коменданта замка Льюченце, принял узника. Дальше стоит моя подпись и дата. Запомнил?! - Запомнил, господин! - Слава Богу! А теперь... Договорить ему не дал договорить мой меч, упиравшийся острым концом в шею одного из стражников. Второй солдат уже хрипел, пытаясь остановить кровь, бьющую из перерезанного горла. Он еще стоял на ногах, но его смерть была делом нескольких секунд. Убрав меч от шеи стражника, я шагнул к столу, за которым сейчас сидело трясущееся от страха жалкое подобие человека. - Хочешь жить? Тот усердно и часто закивал головой, не сводя с меня молящего взгляда. - Тогда успокойся и слушай меня внимательно. Заместитель коменданта опять закивал головой, но тут раздался шум упавшего тела и его взгляд невольно переместился мне за спину. Я недовольно посмотрел на главаря, стоящего с окровавленным ножом над телом второго стражника: - А потише, что нельзя? Тот в ответ только виновато пожал плечами. Я снова перевел взгляд на труса, а тот все никак не мог оторвать взгляда от трупов. - Ты, урод, лучше на меня смотри, если жить хочешь! - Пощадите, милостивый господин. Не убивайте меня! Ради всего святого! У меня семья, дети! Проявите милосердие! До конца жизни буду за вас Бога молить! И детям своим...! - Заткнись! Ты пока еще ничего не сделал, чтобы что-либо мог у меня просить! - Да, господин! Сделаю все, что скажете, добрый господин! Все! Только скажите! Я...! - Где камера графини Беатрис ди Бианелло? - Она наверху, господин! Наверху! - Где наверху, придурок? - На верхнем этаже, добрый господин! Я отведу вас к ней! Отведу! Вы меня можете закрыть в ее камере! Никому ни слова не скажу! Клянусь! - Сколько там охранников? - Только один! А днем их двое! Сейчас...! - Не понял! - Э - э.... Господин, не гневайтесь! Двое солдат, это потому что так удобнее пленников кормить. Один солдат дверь открывает и смотрит, чтобы все было в порядке, а второй тем временем еду заносит в камеру. Так положено, господин! - Сколько солдат в крепости? - Э.... Два десятка, наверно. Точно не знаю, господин. У сержанта, начальника охраны, надо спрашивать. - Пошли! Только мы стали подниматься по лестнице, как я неожиданно почувствовал волнение оттого, что сейчас увижу Беатрис. Я вдруг почувствовал себя сопливым мальчишкой, идущим на свое первое свидание. Даже напряжение, державшее меня все это время в своих цепких лапах, как-то стушевалось перед душевным волнением и отступило куда-то вглубь, но только мы успели пройти лестничный пролет, как неожиданно раздался топот многочисленных солдатских сапог, доносящийся снизу. Дробясь, он отдавался гулким эхом от каменных стен. - Что это?! - спросил я у заместителя коменданта. - Солдаты, господин. - Это я и сам понял! Почему они бегут?! - Не знаю, господин. Главарь, который до этого придерживал того за рукав, резко развернул заместителя коменданта к себе лицом и приставил к горлу нож, затем злобно прошептал: - Даже не думай кричать. Только открой рот, как я вспорю твой живот, затем вытащу кишки и забью тебе их в рот вместо кляпа! Понял? Заместитель коменданта пытался что-то сказать, но страх, перехватив его горло, не дал ему этого сделать. Я же лихорадочно пытался прокачать ситуацию. В чем ошибка? Может какой-то узник стал дебоширить и они бегут его усмирять? Но логика мне подсказывала другое: нет шума и их слишком много для одного смутьяна. Значит, бегут по наши души. Я предусматривал вариант прорыва с графиней через охрану во дворе, а вот подобного поворота событий.... Сейчас мы стояли на площадке третьего этажа. Это было самое подходящее место держать оборону. Я прикинул, что мы могли бы продержаться на площадке некоторое время, пока не подойдет помощь в виде Игнацио и двух головорезов, но мне почему-то казалось, что подкрепления нам не дождаться. С другой стороны, другого выхода просто не было, и я скомандовал главарю: - Станешь за моей спиной! Если не договоримся - буду сражаться! А ты уж смотри сам, как будет получаться! Злобно оскалившись, бандит оттащил назад, за мою спину, заместителя коменданта, который, судя по его виду, был готов упасть в обморок. Я достал меч и несколько раз махнул им, разминая руку, после чего замер в ожидании. Ждать пришлось недолго - на лестнице показалось не меньше десятка солдат во главе с сержантом в кирасе. Увидев меня, солдаты остановились. Быстро сосчитал их. Десять человек. Много! Но хуже всего было другое - три шедших сзади стражника держали в руках алебарды. Сержант только открыл рот, как я его опередил: - Заместитель коменданта у нас в руках! Одно движение и ему перережут горло! Реакция солдат на мои слова оказалась не та, что я ожидал. На напряженных лицах стражников появились ухмылки. "Похоже, этот трус основательно всех достал, и они не прочь, если тому, в самом деле, перережут глотку". Сержант сделал два шага вперед: - Освободите заместителя коменданта и сдайтесь! В противном случае пощады не ждите! И не рассчитывайте на помощь! Ваши сообщники - мертвы! "Если так, то нам конец!". Самое странное было в том, что я ничего не чувствовал. Словно не я, а кто-то другой сейчас будет сражаться и, возможно, умрет. Мое отстраненное молчание сержант, очевидно, принял за растерянность и был готов к продолжению переговоров, как в следующее мгновение его горло пронзило острие моего клинка. Выдернув меч, я с диким ревом бросился на оторопевших солдат. Это были люди, привычные к битвам и крови, но страх объял их души, что они все шарахнулись от меня, отступив вниз по ступеням. Вторым умер солдат, стоявший сразу за сержантом. Когда тот попытался вывернуться из-под падавшего на него командира, мой меч стремительно упал ему на плечо, прорубая металл, кость и плоть. Его дикий вопль, слившись с моим ревом, заставил солдат отступить еще на шаг, но к этому моменту они уже пришли в себя, ощетинившись мечами и алебардами. В атакующем порыве я еще отбросил один меч, ударил по другому лезвию, но уже в следующий миг мне пришлось отскочить в сторону, пропуская мимо острие алебарды. С этого момента я начал отступать, с трудом отбивая удары мечей солдат и выпады алебардистов. Я чувствовал себя, словно меня обманули, и это чувство трансформировалось в бешеную, дикую ярость. Отступив на площадку и получив возможность для маневра, я рубился словно в каком-то неистовстве. Еще один солдат с протяжным стоном рухнул мне под ноги, когда, залитый кровью, я получил сильный удар алебардой по каске, отдавшийся в голове протяжным звоном. В глазах у меня помутилось, и я рухнул на грязный, залитый кровью, каменный пол.
Очнувшись, я сразу пожалел об этом. Малейшее движение головы или руки приносило мучительную боль, но, несмотря на изломанное тело и подкатывающую волнами к горлу тошноту, скрипя зубами, я сумел все же сесть на охапке соломы, опершись спиной на стену. Холод стены в какой-то мере помог снять часть боли и в то же время заставил меня мерзнуть. Спустя время, мне пришлось поменять позу, и сжался на охапке соломы. Постепенно я привел свои мысли в порядок и попытался разобраться в том, что произошло. Как я не крутил различные варианты, но все они сводились к одному и тому же выводу: нас предали. Но кто? "Кто? Нанятые мною бандиты или... сын коменданта? А если.... Есть, конечно, вариант, что бандиты проболтались кому-то об этом деле! А там пошло по цепочке... и вот вам результат! Логично. Но в чем выгода местным ублюдкам нас сдавать? Если только личные счеты.... Может и так, но уж больно все сложно. Не для местных умов. Хотя отбрасывать этот вариант нельзя. Впрочем... - заскрежетавший засов, разом оборвал мои мысли. Повернув голову в сторону двери, стал ожидать появления своих тюремщиков. Наконец, тяжелая дверь с протяжным скрипом распахнулась и на пороге появилась силуэт солдата с факелом в руке. Отблески пламени играли на лезвие меча, который тот держал в правой руке. Сделав шаг вперед, он поднял факел еще выше и после того как мы встретились с ним взглядами, радостно закричал, обращаясь кому-то за своей спиной: - Похоже, жив! Вон глаза открыты, господин комендант! - Дай дорогу, дурень! Солдат тут же поспешно отступил в сторону, пропуская мимо себя человека, до этого стоящего за его спиной. Следом за комендантом шагнул второй солдат, держащий в руке с факел. - Чего встал сзади, олух?! - рявкнул на отступившего в сторону стражника комендант крепости. - Встань тут и свети вместе с Марио! Как только солдаты встали по обе стороны от меня, комендант вплотную подошел ко мне. С минуту внимательно разглядывал меня, потом заговорил: - Вон ты какой, храбрец. Один против дюжины! Жаль, что меня не было! Эх! Давно я не держал в руках меча! А было время...! Гм! Так что тебя привело в крепость, воин? - Да вот... в гости решил зайти, - мои разбитые губы с трудом выталкивали слова. - Да вот хозяева оказались не рады. - В гости, говоришь? Что ж, погости. Места хватит. И все-таки ты мне скажи, зачем тебе понадобилась графиня? Да-да, я знаю, зачем ты пришел. Уже поговорил с одним из твоих приятелей, который перерезал глотку моему заместителю. Ничуть не жалею о нем. Пустой был человечишко. Никчемный. Так зачем тебе графиня? Некоторое время мы мерялись взглядами, пока комендант не отвел глаза. - Значит, не будешь говорить? Я снова промолчал. - Хорошо. Тогда последний вопрос: ты дворянин? - Да. - Значит, есть надежда, что умрешь под топором палача, а не на виселице. - Воды дайте. - Будет тебе вода, воин. И на мои вопросы ты все равно ответишь. Потом. Прошло двое суток. Это нетрудно было определить по двухразовой кормежке в день. Один раз - днем и один раз - вечером. На третьи сутки за мной явились стражники и отвели в подвал. В темном помещении, куда меня притащили солдаты, воняло отвратительной смесью запахов. Пока одинстражник охранял меня, другой, ругаясь последними словами и подсвечивая себе факелом, принялся наполнять дровами огромный очаг из рядом стоящей поленицы. Закончив, стал с помощью щепы, разжигать огонь. Он махал руками и дул на разгорающееся пламя до тех пор, пока дымное облако не накрыло его с головой. Вскочив на ноги, он снова принялся ругаться. Его товарищ начал было смеяться над чумазой физиономией приятеля, как в этот самый момент дверь отворилась, и в комнату вошло трое людей. Они по-хозяйски прошли в комнату, не обращая ни на меня, ни на стражников, ни малейшего внимания, после чего каждый занялся своим делом. Один из них пройдя в дальний угол, бросил в угол охапку дров, так я подумал сначала, судя по раздавшимся звукам, но как потом оказалось, это были факелы. Их требовалось много, так как в каменном подземном мешке, не было иного освещения кроме них и огромного очага. После чего он стал обходить камеру и методично вставлять, а затем поджигать их. Их оказалось двенадцать - по четыре на стену, после чего он подошел к очагу и стал ворошить дрова. Как только колеблющийся огонь факелов осветил пространство камеры, я понял, что нахожусь в камере пыток. В дальней от меня стене были вмурованы ручные и ножные кандалы, явно предназначенные для того, чтобы распять человека, а металлические инструменты, изуверского вида, разложенные на рядом стоящей лавке, у дальней стены, были предназначены для пытки человека. При их виде у меня по телу пробежала волна холодной дрожи. В двух шагах от очага, где сейчас весело потрескивали дрова, стояло кресло, явно металлическое, судя по тусклым отблескам на его поверхности. Как только стало в достаточной мере светло, палач, до этого стоявший неподвижно у лавки с инструментами, наклонился и стал перебирать их, громко гремя и лязгая. Одновременно с ним, третий человек, стал аккуратно раскладывать на столе предметы, которые вытаскивал из сумки. Это была толстая книга, чернильница, рядом с ней легли несколько гусиных перьев и маленький ножичек с рукояткой из слоновой кости, предназначенный для того, чтобы подтачивать перья. Потом он поставил на стол распятие и две большие и толстые свечи, такие я видел на церковных алтарях, затем зажег их и после этого уселся за стол. Я прекрасно понимал, что меня ждет, и теперь пытался напрячь всю свою волю, чтобы взять себя в руки. Будь я здоров, то наверно легче бы справился со своими чувствами, но мое состояние было усугублено моим физическим бессилием. Я даже сюда не сам пришел - меня притащили солдаты, поддерживая с двух сторон. Две рубленых раны, правда, неглубоких, сломанные ребра и ключица, пробитая голова - это был основной перечень тех ран, что нанесли мне стражники. Мне только и оставалось, что ругаться. На некоторое время все замерли, слушая меня, а потом снова занялись своими делами, только один из стражников кинул мне равнодушно: - Не дери глотку попусту, успеешь еще ее надсадить! Прошло еще некоторое время, приготовления закончились, и наступила тишина. Вязкая, тяжелая тишина, давившая на сердце и заставлявшая слабеть колени. Ожидание мучало меня не хуже физичкой боли и как только раздались приближающиеся шаги, я даже почувствовал некоторое облегчение, а спустя минуту, в камеру пыток вошел комендант. В отличие от первого раза, когда он казался вполне довольным жизнью, сейчас он выглядел нервным и раздраженным. С ним явно что-то случилось. Причем недавно, так как, судя по реакции подчиненных, они в свою очередь были также поражены состоянием коменданта. Тот, словно глубоко задумавшийся человек, несколько раз пересек камеру, даже не думая, что делает, после чего резко остановился и, увидев обращенные на него взгляды, злобно заорал: - Что уставились на меня, идиоты!! Сыновья портовых шлюх, зачатые...!! Ошеломленные бешеным криком несколько секунд люди стояли, замерев как статуи, чтобы потом сорваться с места и что-то начать делать, тем самым, демонстрируя свою занятость. Писарь принялся очинивать перья, палач стал греметь своим инструментом, а его подручный лихорадочно стал ворошить уголья. Только стражники, не зная, куда себя девать, старательно глядя в пол, судорожно вытянулись у стены. Комендант умолк так резко, как и начал кричать. Оглянулся по сторонам и снова закричал: - Чего ждем!! За работу, бездельники!! И снова наступила тишина. Правда, сейчас все смотрели не на коменданта, а на палача. Тот несколько мгновений стоял в нерешительности, а потом неуверенно спросил: - Господин комендант, а вы что его спрашивать не будете? Тот открыл рот, чтобы обругать палача, но в последний момент передумал и сказал уже почти нормальным тоном: - Не твое собачье дело, Бернабо! Начни с огня! Получив руководство к действию, палач радостно осклабился и скомандовал стражникам: - Эй вы, придурки, тащите этого урода сюда! Спустя несколько минут мои руки и ноги оказались плотно зафиксированными широкими кожаными ремнями к подлокотникам и ножкам тяжелого железного кресла. Я несколько раз рванулся, пытаясь вырваться, но это рвался не я, а мой страх, помноженный на чувство самосохранения. Все опять замерли, глядя на коменданта. "Такое чувство, что он не хочет меня допрашивать. Неужели Винценто рассказал папе обо всем?". - Бернабо, чего стоишь, бездельник?! Огнем его! Начни с левой руки! Палач тут же засуетился, закричал на подручного. Я инстинктивно попытался отодвинуться, затем отдернуть руку, но не смог. Боже, как это больно! Первым это ощутили пальцы, потом ладонь, запястье и за какую-то секунду она превратилась в сгусток обжигающе - горячей пульсирующей боли! Следом за рукой "запылала" моя голова, так как миллион осязательных нервов в кончиках пальцев разом послали панические сигналы моему мозгу. Я видел, как вспухают волдыри от ожогов, видел, как пальцы помимо моей воли начали скрючиваться, словно береста на огне. Дергаясь всем телом, я извивался, давился собственным криком, пока разум, не выдержав потока, залившей его боли, не отключился.
ГЛАВА 14 НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Очнулся оттого, что кто-то окунул мою левую кисть в расплавленный свинец. Я попытался стряхнуть его - взмахнул рукой, что заставило меня открыть глаза и окончательно прийти в себя. Я лежал на охапке соломы в грязной и вонючей тюремной камере. Не успел я это осознать, как боль набросилась на меня словно злобный зверь с острыми клыками, рвя мою руку на части. Моего терпения хватило ненадолго, после чего я кричал и выл от боли, колотил ногами в толстые доски двери. Вспышка быстро сожрала мои последние силы, и я потерял сознание. В чувство меня привела струйка жидкости, льющаяся мне в рот. Автоматически сделал несколько глотков, и меня чуть не вытошнило. Хотел отстраниться, но в следующую секунду понял, что не могу, так как я прислонен спиной к стене, а край кружки снова уткнулся мне в губы. Приоткрыл глаза. Надо мной стоял солдат с факелом, а рядом, одной рукой приподняв мою голову, а другой - держа кружку у моих губ, склонившись надо мной, стоял незнакомый мне человек. Длинные черные волосы с обильными прядями седых волос, свешиваясь, скрывали его лицо, поэтому кроме крючковатого носа, торчащего среди них, я ничего толком не смог разглядеть. Когда незнакомец увидел, что я очнулся, то сказал: - Пей, маленькими глотками. Это маковый отвар. Он поможет тебе справиться с болью. Перестав сжимать губы, выпил все до конца. - Кто ты? - Лекарь. Мэтр Агостино Донатто. Теперь давай посмотрим твою руку. Я с немым удивлением наблюдал за его действиями. Изумление было настолько велико, что в какой-то мере даже отодвинуло боль в сторону, сделав ее менее злой. Не успел лекарь уйти, как пришел стражник и принес обед. Заглянув в миску и увидев, что в ней не еле теплая вода с плавающим кусочком вареной рыбы, а настоящая мясная похлебка, к которой был приложен большой ломоть свежего хлеба, я удивился еще больше. Правда, по мере насыщения, когда боль и голод несколько притупились, голова сама по себе начала работать и когда я обнаружил в кувшине вместо воды вино, я уже пришел к некоторым выводам, которые подтверждали мою версию. Последним подтверждением стал ответ солдата на мой вопрос: - Чем я заслужил подобную милость? - Не знаю ничего. Приказ коменданта. Спустя час дверь в камеру снова открылась, и вошел комендант, держа в руке факел. Оставив за порогом сопровождающего его стражника, он закрыл за собой дверь. Подойдя вплотную ко мне, он сказал: - Сын мне все рассказал. - Не знаю, о чем вы говорите. - Гм. Меня такой ответ устраивает. Я смотрел на суровое лицо старого воина и с нетерпением ждал, что мне тот скажет дальше. Именно от него зависело: жить мне или умереть. - Лекарь сказал, что его мази и снадобья поставят тебя на ноги уже через неделю. - Ему виднее. - Послушай, тут вот какое дело.... Гм. Сын слишком поздно сказал о.... Короче, я не могу отпустить тебя просто так, потому что уже сообщил городскому совету о нападении на тюрьму. Уже приезжал советник из мэрии и привез бумаги. И ты, и твои люди приговорены к смерти. - Без суда?! - Без суда! - сказал, как отрезал комендант. Мне стало ясно, что здесь не обошлось без него. Он испугался, что я не выдержу и расскажу под пыткой об участии его сына. Только этим можно было объяснить поведение коменданта при пытке и вот эти его слова о заочном суде. "Тогда как понять приход лекаря и еду? Какой в этом смысл? Сыпанул бы в похлебку отравы и дело с концом! Что-то концы с концами не сходятся. Так в чем же дело?". Несмотря на мое кажущееся равнодушие, мне очень сильно хотелось задать коменданту этот вопрос, прямо в лоб, но я не посмел. Хотел оставить себе надежду. - И все же я хочу помочь тебе. При этих словах у меня застучало сердце. От радости. - Помогите. - К этому разговору мы вернемся через неделю. Еще через час меня перевели из моего каменного мешка в камеру с окном. Правда, это было не то окно, как его следует понимать, а узкая бойница, но уже то, что я мог видеть солнечный свет и дышать не спертым и сырым воздухом, а свежим ветерком, несущим свежесть и запахи природы, стало для меня настоящим источником радости. К тому же я нередко слышал звуки. Правда, это были, в основном, птичьи трели. Трудно долго радоваться чему-то, особенно когда тебя приговорили к казни, но меня ко всем этим приятным переменам в моей жизни, поддерживала надежда. Хотя с другой стороны все чаще меня стали мучить ночные кошмары, где главным ужасом стал человек с топором и в маске - палач. Я нередко просыпался в холодном поту, а потом долго не мог заснуть, но, несмотря на это, силы мои восстанавливались день ото дня. К тому же визиты лекаря и разговоры с ним в какой-то мере скрашивали условия моего содержания. Так прошла неделя. Хотя я ждал прихода коменданта, но его визит все равно оказался внезапным. Как только он вошел, я встал на ноги. С минуту мы меряли друг друга взглядами. Старый солдат не выдержал первым и отвел глаза. - Значит так. Через четыре дня, в воскресенье, на Большой Базарной площади состоится казнь. Кроме вас еще будет трое преступников. Вас троих должны повесить, грабителя и убийцу, промышлявшего на большой дороге - колесовать, а двум ворам отрубят правые руки. Хотя виселица для этого дикого времени считалась наиболее гуманной казнью, по крайней мере, если сравнивать ее с тем же колесованием, где преступнику палач ломал ломиком руки и ноги, после чего оставлял умирать распятым на колесе, само упоминание о ней вызвало у меня холодные мурашки, которые побежали по спине, вдоль позвоночника. Все же я постарался придать себе равнодушный вид и сказал: - Вы меня здорово подбодрили, господин комендант. - Говорю, как есть. Я уже знал, что кроме меня в живых остался главарь бандитов и Игнацио. - Теперь слушай меня внимательно. Возница везет преступников каждый раз одной и той же дорогой. Так будет и на этот раз. На улице Медников, в самом ее конце, есть отличное место для засады. Можешь мне поверить. Я два десятка лет ел хлеб наемника, так что.... Впрочем, это лишнее! Скажи лучше: у тебя есть друзья, которые могли бы тебя спасти? - Интересный вопрос. Что, сделали не три, а больше виселиц? Некем заполнить? - Не понял. О чем ты?! А! Понял! Нет! Хотя в осторожности и здравом смысле тебе не откажешь. Впрочем, верить тебе мне или не верить, это твое дело, на кону стоит не чья-либо, а именно твоя жизнь. Другой бы уже цеплялся за эту возможность, а ты.... Впрочем я понимаю тебя. Как солдат солдата! Всю эту неделю я пытался понять поведение коменданта, но его логика оставалась для меня закрытой. И теперь я решил: хватит! - Зачем вы это делаете?! - Я все ждал, когда ты мне задашь этот вопрос? Из-за сына. Я пообещал ему, что сделаю все, что можно для твоего спасения. И в какой-то мере из чувства благодарности за твое молчание. Я удивленно посмотрел на него, так как в его чувство благодарности ко мне я точно не верил. Этот ветеран был из той породы наемников, которые считали, что решение всех проблем - это меч. В более поздней истории подобные ему люди взяли за основу следующее выражение: "нет человека - нет проблемы". Слова другие, а суть та же. "Ради сына? Гм. Он попросил, а ты пообещал ему. Тогда ты действительно не мог отравить или убить меня каким-нибудь другим способом. Тогда что? Впрочем, ответ напрашивается сам собой. Если меня убьют не в тюрьме, а во время нападения, то, причем здесь комендант? Вывод? Его предложение - мой единственный шанс. Остается положиться на Джеффри и на.... удачу. Пришло время доказать не только людям, но и самому себе, что я действительно счастливчик". Задумавшись, я только сейчас заметил пристальный взгляд коменданта, который словно пытался прочесть мысли. Он кинул приманку, теперь хотел знать, как среагируют на нее. "Что ж, поиграем в твою игру. Сила пока на твоей стороне. А там посмотрим" - Найдете человека по имени Джеффри в гостинице "Синий грифон". Скажете ему.... Впрочем, объясните ему все сами. - Хорошо. Времени мало, поэтому поеду к нему прямо сейчас. Как только дверь за комендантом захлопнулась, меня стали одолевать сомнения: а если я все неправильно понял? И Джеффри окажется на одном помосте, рядом со мной? Несмотря на то, что старательно отгонял подобные мысли, в то же время я автоматически прислушивался к малейшему звуку, идущему со стороны двери. Наконец дверь распахнулась, и через порог переступил комендант. Я сделал шаг в его сторону и замер в ожидании. - Я нашел его. Он сказал, что сделает все, что в его силах. С большим трудом я сдержал при нем свою радость. - Спасибо. - Пока не за что. Прощай. Больше мы не увидимся.
Спустя четыре дня меня вывели на тюремный двор. Когда человека ведут на казнь, трудно чему-то радоваться, но, оказавшись на просторе, под голубым небом, мне в какой-то мере даже стало хорошо. Вслед за мной во двор вывели Игнацио, главаря и трех других преступников. Двое из них имели нездоровую, серого оттенка, кожу лица и бегающие, вороватые глаза. Судя по всему, это и были воры, о которых мне сказал комендант. Зато разбойник имел широкие плечи и мощную мускулатуру. "Явно, бывший солдат, - сделал я свой вывод. В его глазах то и дело вспыхивали огоньки гнева, когда он бросал взгляды на охрану, которая стояла вокруг нас. Перебросившись несколькими фразами с Игнацио и главарем, я снова вернулся к мысли, мучившей меня с самого утра, как только я открыл глаза. Сумел ли Джеффри за три дня найти людей и подготовить засаду? Некоторое время мы стояли, пока нас по одному не стали отводить в кузницу. Там нас заковывали в ручные кандалы. Кузнец, грязный и чумазый, с шапкой густых и сальных волос, работал четко и быстро, несмотря на то, что от него шла густая волна перегара. Не успел он закончить свою работу, как ворота тюрьмы открылись, и во двор въехала большая повозка, на деревянном основании которой стояла большая металлическая клетка. Когда нас втолкнули в нее, шестеро, из окружающих нас стражников, вскочили на коней. Возница щелкнул кнутом, и вся процессия медленно выехала за ворота. Как только колеса начали отматывать минуты моей жизни, мои мысли переключились на сам побег, в случае удачных действий. Куда бежать, где скрыться? Я не сомневался, что мой верный слуга все это предусмотрел, но мало ли что? А вдруг нападение отобьют? Все эти вопросы, словно рой пчел, жужжа, теснились в моей голове, все больше накручивая меня. Спустя некоторое время наша тюрьма на колесах въехала в городские ворота. Охрана до этого державшаяся настороженно и с особой цепкостью оглядывавшаяся по сторонам в поисках опасности, теперь откровенно расслабилась, приняв независимый вид, они улыбались и подмигивали наиболее смазливым горожанкам. Я же с того момента, как деревянные ободья колес застучали по камню мостовой, напряженное ожидание скрутило меня всего, превратив мою человеческую сущность в настолько сильно натянутую тетиву, что готова порваться от малейшего прикосновения. Игнацио видя мою безучастность, под маской которой я скрывал свое напряжение, первое время недоуменно поглядывал на меня, не понимая, чем оно вызвано, а потом замер, уставившись куда-то в пространство. Главарь, как уселся на дощатый пол, так и сидел всю дорогу, в угрюмом молчании. Воры, первое время о чем-то тихо переговаривались друг с другом, а потом одновременно начали тихо молиться. Единственным возмутителем спокойствия стал грабитель с большой дороги. Первое время он ругался и задирался с охраной, но это продолжалось недолго, до тех пор, пока двое охранников, почти одновременно не ударили его древками коротких копий. Если от одного удара он сумел уйти, то второе древко, ударившее в спину, отбросило его на противоположную сторону, вызвав крик боли. Этим воспользовался солдат, ехавший с другой стороны повозки. Сильным и быстрым ударом он врезал концом короткого копья в живот разбойнику, заставив того, с натужным стоном, согнуться в три погибели. Людей на улицах, к моему некоторому удивлению, оказалось сравнительно мало. Впрочем, загадка разгадывалась просто. Все население города и окрестных сел сейчас толпилось на Большой Базарной площади в ожидании зрелища - казни гнусных преступников. Тем более что казнь преступников будет представлена в таком широком ассортименте. Виселица, колесо и плаха, на которой ворам отрубят правые руки по локоть. Сейчас на улицах были только те бедолаги, чьи обязанности не пустили увидеть столь радостное их сердцу зрелище. При виде проезжающей мимо них клетки с преступниками они останавливались и жадно смотрели, пытаясь угадать, кому какая казнь уготована. Правда были и запоздавшие зрители. Те, при виде нас ускоряли шаг, а то и начинали бежать, стараясь опередить и прибыть раньше нас к месту казни. Правда, все происходящее вокруг меня оставляло меня безучастным, так как я сейчас был похож на туго сжатую пружину, которая была готова распрямиться в любой момент. Даже мыслей и тех в голове не было, а только метавшиеся из стороны в сторону слова - обрывки: - Ну, давай! Вот... сейчас! Сколько можно! Ну!". Я с таким нетерпением ждал и все равно вздрогнул от неожиданности, когда раздался столь знакомый мне свист. Стражник, ехавший рядом со мной по ту сторону решетки, вдруг захрипел и вскинул руки к горлу, из которого уже торчала оперенная стрела. Но дотянуться не успел, руки бессильно опали, а за ними и тело стало медленно клониться набок, а затем и вовсе соскользнуло с лошади. Еще свист и стрела на треть ушла в грудь второго солдата, успевшего выхватить меч и сейчас оглядывавшегося по сторонам. Только когда третий стражник со стрелой в глазнице, откинулся назад и замер, раскинув руки, на крупе своего коня, народ с испуганными криками стал разбегаться в разные стороны. Пока три оставшихся охранника, кто с копьем, кто с мечом в руке, сейчас крутились волчками на месте, пытаясь понять, откуда летели стрелы, как из переулка выскочило несколько человек. У всех в руках были мечи, а нижняя часть лиц обмотана тряпками. Из растерявшейся охраны только один сумел оказать достойное сопротивление и тяжело ранил одного из нападавших, но уже в следующую секунду нанесенный наотмашь удар мечом ссадил его с коня. Еще через минуту топором был сбит замок нашей клетки, и дверь нашей тюрьмы с тихим скрипом распахнулась настежь. Я подскочил к открывшейся двери, готовый выскочить, как случилось нечто для меня неожиданное, заставившее на какое-то мгновение меня замереть. Уж больно странным выглядело стремительное бегство недавних победителей, которые сейчас со всех ног улепетывали по проулку, из которого несколько минут тому назад так стремительно выбежали. Тут чья-то сильная рука меня отбросила в сторону. Это был здоровяк - грабитель, решивший таким образом расчистить себе путь к свободе, но это стало последним движением в его жизни, так как в следующее мгновение ему в грудь впился арбалетный болт. На миг он замер, а затем, хрипя, рухнул на дощатый пол повозки. Хотя я был так же поражен его неожиданной смертью, но в отличие от других узников, замерших от неожиданности, предполагал нечто подобное и поэтому, опередив остальных, выскочил из клетки. Только я утвердился обеими ногами на брусчатке, как услышал знакомый голос: - Сюда! Я даже не стал выискивать глазами своего телохранителя, а просто помчался в ту сторону, откуда услышал призыв. Спустя два десятка ярдов я увидел стоящего на углу Джеффри, одетого в костюм зажиточного горожанина. Он махнул мне рукой и тут же завернул за угол. Я еще только успел достичь угла, как меня настиг Игнат. Джеффри, насколько позволяла ему хромота, ускорил шаг и вскоре свернул за следующий угол. В этот самый момент мы его нагнали. Тот огляделся по сторонам, а затем повернулся к Игнасио и неожиданно сказал: - Постой на углу. Посмотри, нет ли за нами погони. На свой удивленный взгляд я тут же получил ответ: - Мы уже пришли. Только я хотел спросить, куда мы пришли, как телохранитель сделал несколько шагов и постучался в неприметную дверь. Она была похожа на черный ход харчевни, через который доставляют дрова и съестные припасы. Джеффри снова постучал, а затем через определенный промежуток времени в пробарабанил пальцами по двери в третий раз. Секунду спустя дверь распахнулась, но на пороге никто не показался. По жесту телохранителя мы вбежали в дом. Джеффри зашел последним, после чего запер за собой дверь. В помещении было темно. Пахло мышами, прогорклым жиром и кислым вином. Я стоял, не зная куда идти, пока телохранитель не потащил меня куда-то за рукав. Сделав несколько шагов в полной темноте, я услышал легкий скрип открываемой двери. - Осторожно. Сейчас будут ступеньки, - прошептал мне на ухо Джеффри. Ведя рукой по стене и осторожно нащупывая ногами ступени, я спустился в подвал, затем встал у стены, не зная, куда идти дальше. Мимо меня протиснулся Джеффри. По последующим звукам я определил, что тот разжигает огонь. Сначала пламя свечи осветило его фигуру, потом он развернулся, и я смог разглядеть нависший прямо над головой потолок и брошенные на пол матрасы, набитые соломой. - Еда и вино, здесь в углу, - и он показал в темноту у себя за спиной. - Сейчас мне надо идти, Томас. Подготовить другое, более надежное, место. - А это? - Это временное. Здесь время от времени бандиты прячут награбленное, а иногда сами пережидают трудные времена. Это место известно многим, пусть даже только преступникам. Пройдет неделя, поверь мне, я найду способ выбраться из города, Томас. - Спасибо тебе, старина. Застоявшийся запах кожи, пота, железа и человеческих экскрементов, витавшие в этом полуподвале - тайнике неожиданно мне напомнили камеру пыток. Меня тут же передернуло, как только я вспомнил о ней. Пытка показала мне, насколько бесправен человек, не наделенный силой и властью, а также насколько тонок и ничтожен волосок, на котором висит человеческая жизнь. Хотя я знал все это и раньше, зато теперь это было выжжено клеймом на моей шкуре. Взгляд невольно упал на мою левую кисть, хотя обычно я старался избегать смотреть на багрово-красную корку, которая покрывала мою кисть. Каждый раз, когда я смотрел на ожог, во мне начинал шевелиться зверь. Он был уже не тот, которого я мог удержать на короткой привязи, теперь он все больше походил на дикого и свирепого хищника, готового рвать горло каждому, кто встает у него на пути. Было, похоже, что те запасы цивилизованности, хранившиеся во мне, сгорели в огне факела, которым жгли мою руку.
Через день пришел Джеффри и принес Игнацио одежду крестьянина, а мне монашескую рясу. Когда мы вышли у дверей нас ждал мул, нагруженный вязанками хвороста. Его повел Игнат, а я поплелся в двух шагах от него. Впереди шел, припадая на левую ногу, мой верный слуга. Минут двадцать мы плутали по улицам. За это время мы дважды видели усиленные патрули стражников, прочесывающие улицы в поисках беглецов. Со слов Джеффри я знал, что только воров поймали и сейчас они снова сидят, правда, теперь уже в городской тюрьме. Когда мы свернули в очередной переулок, я понял, что мы оказались в районе городской бедноты. Нечистоты, горы мусора, деревянные дома с покосившимися крышами - все это говорило о беспросветной нищете. Но мы не остановились здесь, а прошли дальше до самой крепостной стены, где на пустыре, в гордом одиночестве, стоял барак. В десятке ярдов от входа стоял мужчина в потрепанной одежде, с изрядно потасканным лицом и тусклыми глазами. Он равнодушно посмотрел на нас, потом на Джеффри. - Они? - так же равнодушно спросил он. - Они, - лаконично ответил Джеффри и сунул ему в руку несколько монет. - Идите за мной, - сказал нам мужчина. - По дороге ничего не трогайте и ничего не касайтесь. Мы вошли. В здании окон не было, поэтому стоял полумрак. Свет проникал сквозь многочисленные щели в стенах и потолочных дырах. Посредине помещения стоял стол - козлы, на котором стояло распятие. По обе его стороны теплились две свечи. Расходясь от стола, вдоль стен, стояло два десятка лежаков, на которых лежали донельзя грязные матрасы. Только четыре лежака из них были сейчас заняты. На них сидели и лежали люди со страшно изуродованными лицами, в черных балахонах, которые проводили нас внимательными взглядами. Мы прошли до самого торца барака, находившегося в противоположной от них стороне. Подведя нас к двум крайним лежакам, стоявшим у самой стены, наш проводник указал на них рукой. - Это ваши. Матрасы новые, заменил только вчера. Продукты в корзине. Там же свеча. Ведро для естественной нужды - стоит чуть дальше. Здесь на лежаке - балахоны и трещотки. Когда уйду - переоденетесь. Теперь еще. Вот две палки. Если те, - он не оглядываясь, ткнул себе за спину рукой, - захотят с вами пообщаться - их длины и веса хватит, чтобы отбить у них все желание. Вечером я приду и принесу еще еды. Договорив, мужчина развернулся и пошел назад. Мы с Игнатом переглянулись. Мы находились в так называемом лазарете для прокаженных. Средневековые лепрозории были не медицинскими учреждениями, а местом, где больные были предоставлены самим себе. Они под страхом смертной казни не могли покидать этого места без специального разрешения. За стенами лепрозория больные должны быть одеты в черные балахоны и островерхие шляпы или колпаки с белой полосой, а так же обязательно оповещать о своем приближении звуками колокольчика или трещотки, чтобы здоровые могли уйти с дороги. Средневековые врачи не сомневались в том, что проказа - заразное заболевание. В то время как чума и черная оспа, опустошавшие города Европы, появлялись лишь изредка, а потом исчезали, проказа в средние века существовала постоянно, поражая сотни тысяч людей. Огромный страх перед этой болезнью оправдывал жестокие меры по изоляции прокаженных, ставя их вне закона. Зажгли свечу и, прилепив ее к краю лежака, переоделись в черные балахоны и надели шляпы с белой полосой, после чего сели. Я покрутил в руке трещотку, предназначенную чтобы предупреждать горожан о том, что идет прокаженный, а затем отбросил ее в сторону. Игнасио, бросив несколько опасливых взглядов в сторону больных, вроде успокоился, и теперь положив под голову руки, лежа дремал. Я же думал о том, что арбалетный болт поставил окончательную точку в истории с предательством. Комендант нанял убийцу, чтобы заткнуть рот единственному свидетелю, который мог в самый последний момент раскаяться и рассказать об участии в преступлении его сына, Винценто Перре. Но так уж случилось, что не повезло, ни коменданту, ни правосудию. Определившись с этим вопросом, я снова вернулся к обдумыванию своего положения. Насколько я знал, то прокаженным разрешалось просить милостыню только в строго отведенных местах, зато, если больные лепрой захотят уйти из города, им никто не будет препятствовать. Осталось переждать несколько дней, пока все утихнет, а бдительность городской стражи притупиться, после чего можно было уходить из города. "Хорошо. Вырвался я из города, а дальше что? Спасти графиню становиться практически невозможно. Да и какой я сейчас боец с изуродованной рукой. Правда, пальцы шевелятся, значит, есть надежда, что рука восстановиться, - тут я неожиданно почувствовал, как у меня пересохло в горле. Порывшись в большой корзине, достал мех с вином и оловянную кружку. Налил и тут же с жадностью выпил. "Похоже, каждый из нас останется на прежнем месте. Я - там, куда меня занесет судьба, а она в тюрьме". Пережитое мною, а плюс еще постоянная боль в руке, отстранили в сторону образ Беатрис. Только сейчас я снова мог думать о ней в полной мере, а не вскользь, вспоминая время от времени. Хотя именно она стала причиной моих тяжелых испытаний, я даже в первые дни своего заключения, когда дикая боль, чуть ли не сводила меня с ума, не держал на нее зла. "Судьба странным образом свела нас вместе. И вот теперь.... - тут я неожиданно услышал шаркающие звуки. Повернул голову. К нам приближалось двое больных проказой. Бросил быстрый взгляд на палку, прислоненную к моему лежаку. Хорошая, массивная палка. Врезать такой - мало не покажется! Снова перевел взгляд на прокаженных. Те, сделав еще пару шагов, остановились на границе неровного круга света, падавшего от свечи. Здесь, в колеблющимся свете, их лица, изуродованные болезнью, выглядели кошмарными рожами монстров из трехразрядного фильма ужасов. Лицо одного из них бугристую оскаленную маску, а у другого лицо и кисти рук были покрыты буро-красными блестящими пятнами и язвами. Неожиданно мне захотелось перекреститься, но вместо этого я взял палку. И в этот самый момент вспомнил, что проказа поражала не только мышечную ткань, но и нервную систему больного. Тело не чувствовало боли, даже если его прижигали раскаленным железом, хотя живое мясо при этом дымилось и горело. "Вот блин! - подумал я, а вслух сказал: - Чего надо?! При звуке моего голоса Игнацио открыл глаза, а затем рывком вскочил на ноги. В следующую секунду в его руках оказалась палка. Все это испугало прокаженных, и они начали отступать. - Эй! Чего хотели? - Хлеба, если можно, - промолвил больной в пятнах и язвах, а спустя секунду добавил, - добрый господин. - Голод... совсем замучил, - сказал урод. - Окажите милость Божью. - Посмотри в корзине, - обратился я к русичу. Тот порылся, затем достал большой каравай хлеба, кусок сыра, пару кусков жареного мяса, оливки и две больших кисти винограда. Помимо меха с вином еще оказался кувшин с водой. Прокаженные как загипнотизированные уставились на еду. Игнацио посмотрел на меня. - Дай им половину хлеба и сыр, - сказал я ему, а потом обратился к больным. - Отойдите в сторону! Сейчас он положит еду, на вон тот, дальний лежак, а вы потом ее заберете. Больные торопливо попятились, не сводя глаз с выложенных продуктов. Игнацио отнес и выложил на лежак хлеб и сыр, после чего торопливо вернулся к своему месту. Жадными и суетливыми движениями больные лепрой расхватали оставленную еду и тяжелой, неровной походкой отправились к своим лежакам. Пока те ели, мы тоже решили перекусить. Закончив с едой, некоторое время сидели, думая каждый о своем. В этот самый момент снова раздались шаги. Мы оба повернули голову к незваному гостю. Он подошел и стал на том же самом месте, где до этого стояли его собратья по несчастью. Только он поднял низко опущенную голову, как я вскочил с лежака, словно меня пружиной подбросило. Болезнь в нем только начала развиваться и поэтому еще не затронула черт лица. - Это вы?! - Да, Томас Фовершэм, это я. Передо мною стоял... граф Анри де Сен-Жак, однорукий, с синевато-багровыми пятнами на изможденном до крайности лице. - Глазам своим не верю. - В другое время я бы то же самое сказал, но теперь.... Впрочем, ты мне лучше скажи, как здесь оказался? Задание? - Нет, граф. Я, если честно сказать, здесь, - тут я покосился на Игнацио, который с явным любопытством прислушивался к нашему разговору, - по своим, личным делам. - Значит... - тот задумался, явно не зная продолжать ему говорить или нет, - ты здесь не из-за меня? - Нет. - Впрочем, какая теперь разница. Я считай так и так мертвец, - с этими словами человек, бывший некогда графом Анри де Сен-Жак, развернулся и пошел к своему месту. Мне хотелось узнать, что с ним произошло, я даже собрался его окликнуть, но в последний момент передумал. Захочет - сам скажет, не захочет.... Все равно через несколько дней наши пути разойдутся. И на этот раз окончательно. Я лег на тюфяк, но мысли о графе не хотели уходить из головы: уж больно странной и неожиданной казалась мне наша встреча. "Судьба странно сводит людей вместе. Сначала наши пути пересеклись с Лордом, теперь вот с... графом. Значит, он выжил во время нападения этого бандита на замок. А может, он был тем человеком, которого пытал Лорд, чтобы получить сведения? Нет. Лорд еще та сволочь, он бы не выпустил свою жертву из своих лап, пока не замучил бы окончательно. Тогда, как он стал таким? Ладно. Отложим. Может сам скажет. Хотя.... Он же сам мне только что сказал, что в бегах, прячется от Хранителей. И что он мог совершить.... Да все что хочешь! Взял да плюнул в суп главе Хранителей! Вот и причина! Хотя все может быть намного проще: подцепил проказу и его просто выгнали. Нет, это не проходит. Он богатый человек и жил бы сейчас у себя в замке, а не в этой... дыре. Ладно, чего гадать? Утро вечера мудренее". С утра мы с Игнацио плотно позавтракали, не забыв поделиться едой с прокаженными, после чего вышли и построились в колонну по двое, после чего под оглушительный треск трещоток отправились на рынок просить подаяние. Так прошло несколько дней, пока поздно вечером не появился Джеффри и не сообщил, что через день, в воскресенье, прокаженных поведут к городским воротам просить милостыню. - Я буду ждать с лошадьми за городом у большого дуба, после того как колокол ударит полдень, - предупреждая мой следующий вопрос он тут же пояснил. - Он один там такой растет на обочине. Мимо него никак не пройдете. На следующий день, сразу после того как ушли прокаженные с едой, которые теперь каждый вечер клянчили у нас продукты, неожиданно появился граф. Он подошел и попросил у меня вина. Кружка у нас была только одна, и отдавать больному проказой мне ее не хотелось, поэтому я решил отдать ему почти опустошенный бурдюк. Я сразу заметил, что он какой-то не такой. Его щеки горели ярким румянцем, а движения были то замедленные, то излишне резкие, словно он не всегда понимал, что ему делать. Положив бурдюк, я быстро вернулся на свое место и был уже готов забыть о его приходе, как он, взяв вино и готовый уйти, вдруг неожиданно остановился и снова повернулся ко мне. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, пока он вдруг не спросил: - Не хочешь поговорить? Несколько озадаченный подобным предложением, так как уже не ожидал услышать от него подобное предложение, я все же сказал: - Гм. Давай. Мы вышли из барака, и отошли в сторону. Я думал, что он начнет сразу говорить, а вместо этого он жадно присосался к бурдюку, но, успел сделать несколько глотков, как у него начался кашель. Тот бил его, душил и выворачивал наизнанку. Последний его спазм был таким мощным, что согнутый в три погибели граф не удержался на ногах и упал боком на траву. Несколько минут его тело содрогалось, и только потом приступ стал ослабевать. С минуту он отхаркивался, лежа на земле, потом с трудом сел. Его губы и подбородок были в крови. "Блин! Так у него туберкулез! Где его так угораздило? Проказа, руку потерял, а вот теперь "чахотка". Как говориться: повезло, так повезло!". Еще минут пять прошло в молчании, после чего де Сен-Жак с надрывом в голосе сказал: - Может ты и прав. - В чем я прав? - Вино. Напиться и утопиться. - Ничего подобного не говорил. По-моему, у тебя бред начался! - Бред? Нет. Я точно знаю! Это все вы бред несли! Запутать думали? - он быстро повернул голову ко мне. Некоторое время смотрел на меня, но ощущение было такое, что он словно смотрел сквозь меня, затем через минуту он очнулся и пришел в себя. Это я понял по его последующим словам: - Где вино? Ты обещал мне вино! Где оно? - Вылилось на землю, когда ты начал кашлять! - Вылилось? Дьявол! У тебя есть еще вино?! - Больше нет. - Проклятье! Вино! Только оно согреет душу, закроет туманом забвения мой воспаленный разум! Дай вина! Я хочу много вина! С ним явно творилось что-то не то. Тусклые, ничего не видящие глаза смотрели куда-то в пространство, руки дрожали крупной дрожью, а пальцы ни на секунду не оставаясь на месте, перебирали складки его балахона. Из горла рвалось частое, с хрипами, дыхание, словно он только что пробежал несколько миль. - Не надо мне денег! Принеси мне вина! Я открою тебе тайну! Открою! Ты станешь богатым! Несметно богатым! Только принеси вина! Милостью Божьей заклинаю! Он меня уже стал раздражать. - Ты думаешь, что я попрусь сейчас.... - Вина! Не надо мне вашего милосердия!! Дай вина!! - вдруг неожиданно вскричал граф. Взгляд его помутнел. Я смотрел на человека, явно безумного и думал: - "Плюнуть и пойти спать?" - но вместо этого почему-то сказал: - Хорошо! Будет тебе вино! С этими словами я сорвал с себя балахон прокаженного, после чего с силой швырнул его на землю. - Жди! Я был зол на себя. Вместо того чтобы послать этот живой труп куда подальше, я, как дурак, отправился выполнять его просьбу. Куда идти я знал, так как по дороге сюда заприметил харчевню, расположенную не далее, как в ста ярдах от приюта. Быстрым шагом добрался до нее, затем вошел. Найдя хозяина, показал ему серебряную монету. Судя по округлившимся глазам, похоже, он видел такие деньги только по большим праздникам, после чего, сказал ему: - Два меха самого лучшего вина. И только попробуй подсунуть мне какую-нибудь кислятину, приятель. Пожалеешь. Я сейчас не в самом лучшем настроении. Тот пробежал взглядам по моим широким плечам, затем скосил глаз на кулак, где была зажата монета, и кивнул головой: - Подожди пять минут, приятель. Только в подвал спущусь и живо обратно. Действительно, не прошло и пяти минут, как он появился с двумя мехами. Я потрогал один из них рукой - он был прохладный, значит, хозяин действительно спускался в подвал. Открыл и плеснул вина в оловянную кружку, стоящую на стойке. Потом придвинул кружку хозяину. Тот понимающе усмехнулся, затем, не раздумывая, опрокинул ее в рот. После чего я повторил то же самое с другим бурдюком. И только после этого сам попробовал вино. "Не самое лучшее, но и не из худших", - заключил я и кинул монету хозяину, который словил ее на лету и сразу принялся ее разглядывать. После короткого осмотра он кивнул мне головой, и я пошел к дверям. Отшвырнув с дороги пьянчужку, который пытался отлить прямо с порога, я шагнул в полумрак. Пройдя ярдов двадцать, я не сильно удивился, когда обнаружил в глубокой тени одного из домов две фигуры. Я сделал вид, что их не заметил, а когда головорезы вышли из темноты и преградили мне дорогу, придал себе как можно более испуганный облик. - Послушай, приятель, ты же знаешь Божий завет: делись с ближним своим, - сопровождая свои слова скабрезным смешком, обратился ко мне здоровяк с большой и окладистой бородой. - Ты же так думаешь? - Ха! Точно сказал! - подхватил разговор второй бандит. - Надо делиться с ближним! Приятель, не томи нас понапрасну - доставай кошелек! Он имел один глаз, средний рост и длинные мускулистые руки. В правой руке "борода лопатой", так я прозвал первого бандита, держал приличных размеров тесак, а одноглазый - дубинку. Честно говоря, я был зол, и мне нужно было выпустить пар, так что эта парочка пришлась как раз вовремя. - Милостивые господа, не губите меня! Все отдам, только не убивайте! - заныл я плачущим голосом. - Жена больная. Дети семеро по лавкам сидят! Заклинаю вас Богом - не убивайте! Морды грабителей, до того жесткие и напряженные, расслабились, расплылись в презрительных гримасах. В глазах, до того холодных и настороженных, появилась пренебрежительная жестокость. Они подошли, поднимая оружие, к легкой и достойной презрения жертве. - Да кому ты нужен, трусливый хорек! - брезгливо бросил мне одноглазый. - Вино давай! И кошелек! Затем проваливай! В следующую секунду расслабившиеся бандиты получили вино, правда, не таким образом, как хотели. Один бурдюк с тяжелым шлепком ударил в лицо "бороде лопатой", а другой - попал в голову одноглазого. В следующую секунду вопль одноглазого перешел в сиплый вой, когда я врезал ему ногой в пах, а потом и вовсе захрипел, когда ребром ладони рубанул его по горлу. Отскочив назад, как раз успел встретить атаку "бороды". Тот своим бешеным напором напоминалтупого быка. Впрочем, он таким и являлся. Шаг у него получился слишком широкий, и выпад слишком глубокий. Перехватив запястье, я потянул его руку с ножом в сторону, крутнутся на месте, пропуская бандита перед собой. Не сумев затормозить, он пролетел мимо. Удар в голову настиг его на полпути и бросил на землю. Подскочив к нему, с размаха опустил сапог на его горло и прямо почувствовал, как хрустят и сминаются его хрящи. Несколько судорожных движений и руки "бороды лопатой" бессильно упали на камни брусчатки. Выдернув из его пальцев тесак, подошел к скорчившемуся на земле одноглазому грабителю, а затем с силой рубанул тесаком по белевшей в темноте шее. С десяток секунд он еще хрипел, а потом затих, глядя навсегда застывшим взглядом в черное небо. Отбросив окровавленный нож, подобрал вино с земли и пошел дальше. Вернулся я уже в полной темноте и не сразу нашел на темной траве лежащую фигуру человека. Подойдя, остановился на границе четырех ярдов, а затем осторожно окликнул его, но тот продолжал неподвижно лежать. "Умер? Вот блин! Мать твою! А как теперь определить?". Кинув меха с вином в траву, я нашел, а затем надел свой балахон и колпак, после чего вернулся в приют. Остановившись на пороге, вполголоса обратился к прокаженным: - Кто не спит - отзовитесь. - Чего тебе? - и над рваниной, которой укрывался один из прокаженных, приподнялась голова. - С вашим приятелем что-то случилось. Там, за бараком. Похоже, он умирает. Надо ему помочь. - Все там будем, рано или поздно, - равнодушно заметил больной и уже собрался снова лечь спать, как я сказал: - Получишь бурдюк вина, если посмотришь, что с ним случилось. - Бурдюк вина?! Где он?! Когда он выбрался из-под тряпок, я узнал его. Это был человек с изуродованным проказой лицом. - Где он? - повторил он снова. - За приютом, у оливковых деревьев. - Где вино, господин? - в его голосе чувствовалась угодливость. - Там же. На траве. - Идем же, добрый господин. Прокаженный присел на корточки перед лежащим неподвижно графом. Затем низко наклонился над ним и сказал: - Он живой, только без сознания. Правда,... - Говори! - У него кровь горлом идет. Не переставая. И еще он горит. Я уже видел таких. Хорошо, если до утра протянет. - Ты не перенесешь его внутрь? - Зачем? Какая ему теперь разница, где умирать, господин? Только мучить беднягу. - Может ты и прав. - О! Подождите, господин. Он что-то сказал. Вот снова повторил. "Томас, вина.... Отдам сокровища... тамплиеров.... Твоя клятва...ключ, Томас... замок.... Северная башня.... Вина...". Я внимательно вслушивался в те слова, что повторял за умирающим графом прокаженный. Когда тот перестал бормотать, обезображенный болезнью поднялся с колен: - Это все, господин. Он снова впал в забытье. Я могу идти? - Вон там - лежат два меха с вином. Забери и иди. Я плохо и мало спал этой ночью. Вскочив перед самым рассветом, первым делом побежал смотреть, как там граф. Мне одного взгляда хватило, чтобы понять - человек умер. Об этом сказала синюшная бледность лица и неподвижность неудобно лежащего тела, присущая только мертвецам. Некоторое время стоял, глядя на него, потом в который раз, стал перебирать подробности вчерашнего вечера, а так же мысли, которые пришли в связи с этим мне в голову. "Отдам сокровища... тамплиеров.... Твоя клятва...ключ, Томас... Замок.... Северная башня...". Хм! Сокровища тамплиеров. Он так сказал. В принципе, я уже сложил эту головоломку. Замок - это Ле-Бонапьер. Там есть Северная башня. Блин! Теперь надо говорить: была башня. Если сокровища были спрятаны в замке, то, как тогда отнестись к словам Лорда, который утверждал, что перебрал все там по камешку. Излазил все подвалы и ничего не нашел. С одной стороны бред больного и свидетельство человека, который трое суток искал эти самые сокровища в развалинах, а с другой... это мой единственный выход из того положения, в котором я нахожусь! Не горячись, парень! Продумаем все снова. Северная башня. Я был в ней. Ничего особенного. Там мышь с трудом спрячется, не говоря уже о сундуках с золотом. Чепуха какая-то! И что? Стоп! Я, похоже, кое-что забыл. Он упомянул мою клятву. Но что в ней особенного? Клянусь приложить все силы на создание Царства Божьего на земле.... Или: если надо отдам жизнь за идеи общества и вся такая прочая хренотень. Обычная стандартная.... Так-так-так. Есть! Есть странное! Четверостишие! Как там. Ага! Там, где тьма... раскинула свои крылья. Она парит.... То есть тьма парит над... черным зеркалом, в котором отражается ложь, а само зеркало хранит правду. Попробуем связать все это в логическую цепочку. Черное зеркало. Что это может быть? Э-э.... Зеркало, закрывающее вход в сокровищницу. Нет! Нелепица какая-то! Оно наоборот бы привлекло внимание! А что не привлечет внимание? Подожди-ка.... В Северной башне был колодец! Черное зеркало - это вода! Она отражает... ложь, а сама хранит правду. Предположим, что под словом "правда" скрыто слово "сокровища". Значит ли это, что они скрыты на дне колодца? Нет. Если бы это был только один сундук, можно было поверить, а их там должно быть не меряно. Явная глупость! К тому же, что за ложь, которая отражается в воде? Блин! Белиберда какая-то получается! И все же есть ориентир - колодец в Северной башне. Попробовать? А что мне еще в моем положении делать?! Если сокровища там, то все мои проблемы разом решаться, а если нет,... то, как говориться, и суда нет! Буду думать дальше, как помочь Беатрис!". Дождавшись прихода смотрителя приюта, я указал ему место, где лежало тело графа, затем сунул серебряную монету ему в руку. Тот бросил равнодушный взгляд на тело, затем оценил достоинство монеты, после чего сказал: - Похороним достойно, господин. Затем он постучал в дверь, вызывая остальных, а когда все вышли и повел нас к городским воротам. Мы с Игнацио где-то с час посидели, потом встали и, гремя трещотками, вышли за городские ворота. Я ожидал, что нас хотя бы окликнут, но стражники только проводили нас равнодушно - скучающими взглядами. В ста ярдах от городских стен нас встретил Джеффри. Переодевшись и вооружившись, мы вскочили на коней. - Куда едем, господин? - поинтересовался Джеффри. - Во Францию, старина. - Господин, - вдруг неожиданно обратился ко мне Игнацио, - я считаю, что вернул вам свой долг признательности и поэтому прошу вашего разрешения уехать домой. На Русь. - Не возражаю. Езжай. Документ, что ты свободный человек, у тебя есть. Конь, доспехи, оружие - твои. Джеффри, у тебя есть деньги? - Где-то полторы сотни флоринов, мой господин. - Отсыпь ему половину. Как только золото перекочевало в кошелек моего бывшего телохранителя, пришло время прощаться. - Спасибо тебе за все, парень! - Господин, вы всегда были щедры со мной! Не вы, а я должен благодарить вас! Вы так много сделали.... - Хватит! Мы поняли друг друга! Счастливого пути, парень! И... передавай привет Росси... Руси! - Передам! Счастливого пути, господин! Джеффри, прощай друг!
Мы уже второй день ехали по французской земле и думали, что снова придется ночевать в лесу или в поле, как за холмом неожиданно показалась большая деревня. Мой конь утомленный, как и я, дальней дорогой, вдруг всхрапнул и живее зашевелил ногами. "Вот и коняга почуял культурный отдых. В конюшне, с овсом. Ну, прям, как человек. Да и нам нормально отдохнуть не мешает. Да и руку левую натрудил". Осторожно снял перчатку с обожженной руки. Подвигал пальцами. Джеффри уже неоднократно видевший эту картину, спросил: - Ну, как ты, Томас? - Пальцы сгибаются. Правда, не так хорошо, как бы хотелось. - Не все сразу, парень! Еще, через полчаса мы въехали в деревню и остановились у местной гостиницы. Кинув поводья подбежавшему мальчишке, я с наслаждением потянулся всем телом, затем подойдя к двери, распахнул ее. Из проема сразу потянуло свежим хлебом, жареным мясом и луком. Запахи были такими вкусными и аппетитными, что рот сам собой наполнился тягучей слюной. Вместе с запахом по ушам ударил привычный шум человеческого застолья. Не успел перешагнуть порог, как шум приутих, но как только на меня вдоволь насмотрелись, все снова вернулись к своим разговорам. В зале, где могло расположиться человек тридцать, сидело чуть больше десятка человек. Шестеро из них, очевидно, местные крестьяне. Трое купцов обмывали, судя по разговору, удачную сделку, а вот двое, сидевшие за столом, недалеко от двери, были солдатами или наемниками. Они были сейчас в том состоянии подпития, когда людям хочется покуражиться, чем-то проявить себя, показать какой он сильный и как ловко умеет обращаться с мечом. Именно поэтому меня окинул вызывающим взглядом один из них, плечистый малый с длинными сальными волосами, лежавшими на кожаной куртке со следами проплешин и вытертостей от доспехов. У таких сила и безжалостность стояли на первом месте. Понимая и преклоняясь перед силой, они в то же время жестоко и безжалостно обращались с людьми, которые были их слабее. При этом они не делали разницы ни для кого, будь то зрелый мужчина, девушка или маленький ребенок. Мне не нравился подобный тип солдата, но их было довольно много, потому что именно таких воинов ковала эта эпоха. "Впрочем, ты сам недалеко от него ушел, парень". Выбрав стол в глубине зала, я сел за него. Снова огляделся. Зал был длинным, уставленным длинными столами и лавками, в дальнем конце которого пылал очаг, где кипел большой котел. Рядом с ним стояла полная женщина и разливала по деревянным мискам, стоявшим перед ней в ряд, похлебку. Закончив, тут же стала разносить ее по столам. Там же, в глубине зала, находилось некое подобие стойки, за которой находился хозяин гостиницы. Судя по телодвижениям, в этот момент, он, похоже, наполнял кувшины из бочки с вином, стоявшей за стойкой. Поставил наполненный кувшин и взял другой, пустой. У него над головой, прямо в тяжелые балки потолка, было вбито не меньше десятка крюков, на которых висели окорока, колбасы, связки лука и чеснока. Подошел к столу и сел напротив меня Джеффри, который задержался, устраивая наших лошадей на конюшне. Тут же к нам подошла хозяйка. - Что господа будут есть? - А что есть? - Похлебка мясная. Свинина жаренная. Капуста тушеная с салом и оладьи с медом. Есть пиво и вино. - Похлебка. Свинина. Вино. - Мне тоже самое, - одобрил мой выбор телохранитель. - Сейчас все будет, добрые господа. Я быстро, - и женщина поспешно отошла от нашего стола. Действительно, не прошло и несколько минут, как она уже вернулась с двумя объемистыми кувшинами и кружками. Я почти одновременно с Джеффри налил и жадно, крупными глотками выпил вино, тут же снова налил, но теперь стал пить не торопясь, наслаждаясь прохладой, ароматом и чуть резковатой кислинкой, придававшей особое очарование его вкусу. Не успели мы закончить смаковать вино, как перед нами появились тарелки с густой мясной похлебкой. При виде горячего варева у меня тут же заурчало в желудке, и только когда ложка заскребла по дну тарелки, снова почувствовал себя человеком. Тушеную свинину ел уже неторопливо и несколько лениво, чувствуя приятную сытость в желудке. Только я положил очередной кусок мяса в рот, как дверь неожиданно распахнулась и порог перескочила юная девушка. Именно перескочила и побежала между столами легко и грациозно, как олененок. Судя по проступившей радости на лицах мужчины и женщины, хозяев гостиницы, это была их дочь. Когда она пробегала мимо стола, за которым сидели наемники, один из них схватил ее за руку и притянул к себе. Девушка попыталась вырваться, но тот силой усадил ее к себе на колени, при этом крепко держал ее за талию, чтобы не убежала. Второй солдат, сидевший напротив, стал совать ей в лицо кружку с вином. Картина была мне знакомая и поэтому совершенно не представлявшая интереса. К столу солдат подбежала хозяйка и стала просить, чтобы отпустили ее дочь. Наемники, смеясь, и совершенно не обращая внимания на женщину, теперь пытались насильно влить в девушку кружку вина. Грубая шутка закончилась тем, что девушка резко оттолкнула кружку, и часть вина выплеснулось на наемника, который ее держал. Тот разозлился и отвесил девушке оплеуху. Та от боли и испуга завизжала. На ее вопль в помещение ворвался молодой крестьянский парень, очевидно ожидавший свою подружку на улице. Недолго думая, он подскочил к наемнику, сбросил его руку с талии девушки, после чего рывком выдернул ее из-за стола. Та, зарыдав, уронила голову на грудь своей матери. Может, все бы и утряслось, если бы парень, вместо того чтобы разыгрывать героя, убежал, а он сдуру решил выказать свою храбрость и остался на месте. Наемник, с побагровевшим от дикой злобы и выпитого вина лицом, вскочил на ноги. Рука его уже упала на рукоять ножа, как я приподнялся над столом и запустил пустой кружкой в спину наемника. В тот самый момент, когда луч солнца упал и разбился брызгами на лезвие длинного ножа, кружка врезалась меж лопаток наемника. Удар в спину заставил того резко развернуться в нашу сторону. Я помахал ему рукой. - Эй, приятель! Остынь! Если до этого ярость кипела внутри него, то теперь она вылилась в злобном оскале, исказившем его лицо и крике: - Убью!! На куски порежу!! - Не горячись, приятель! - но мой миролюбивый призыв остался без ответа. Отшвырнув молодого крестьянина со своего пути, тот рванулся в мою сторону. Судя по его бешеным глазам, вино и ярость, похоже, полностью подчинили себе его разум. Ему в спину полетел крик его приятеля: - Остынь, Гийом! Не уподобляйся бешеному псу, парень! - но того уже могла остановить только пролитая кровь. Своя или чужая. Я не стал терять время и пока тот огибал столы и лавки, быстро вскочил со своего места. Рукоять кинжала привычно легла в ладонь. Сомнений и страха не было. Подстегиваемый азартом в предвкушении схватки, я чувствовал, как мое тело наливается силой и желанием победить. Это было восхитительное ощущение. Когда между нами осталось три ярда чистого пространства, наемник резко рванулся вперед. В его вытянутой руке тускло сверкнул нож с длинным узким лезвием. Из-за того своего неадекватного состояния, граничащего с тупым бешенством, выпад получился слишком глубоким. Я успел качнуться вбок и перекинул нож в другую руку. Среагирует? Не успел! Перехватив запястье нападающего, я потянул его руку с ножом в сторону, крутнутся на месте, пропуская разбойника перед собой. Не сумев затормозить, бандит пролетел мимо, тем временем лезвие моего кинжала вонзилось ему в спину, но оно вошло не туда, куда я метил, из-за его рывка в сторону. Клинок вошел не под лопатку, а в плечо. Удар развернул его, а боль прибавила ему злости. Взвыв, он извернулся и тут же выбросил руку с ножом в мою сторону. Мне чудом удалось увернуться от мелькнувшего у живота клинка. Ударить второй раз головорезу не удалось - качнувшись в сторону, я первым нанес ему удар. Теперь лезвие попало точно в цель, меж ребер, уйдя почти до самой рукояти. Ударив, я тут же отпрыгнул. Наемник захрипел, а затем слепо и вяло попытался ударить ножом, после чего пошатнулся, а затем завалился на спину. С полминуты он еще дышал, а потом затих, глядя застывшим навсегда взглядом в закопченный потолок. Я стоял над ним некоторое время, тяжело дыша, затем тщательно вытер кинжал об одежду мертвеца и сунул его в ножны. Оглядел посетителей, которые сейчас стояли на ногах и наблюдали за схваткой и, найдя среди них хозяйку, стоявшую рядом с мужем, крикнул: - Эй, хозяюшка! У меня там, наверно, свинина на столе остыла! Не мешало бы подогреть! Люди, до этого, с любопытством, следившие за схваткой, тут же снова сели на свои места. Бросил взгляд на товарища наемника, продолжавшего сидеть за столом. Тот встретил мой взгляд, затем слегка развел руками, как бы говоря: "Ты ж видел, я пытался его остановить. А к тебе ничего не имею". Несмотря на равнодушную маску, которую я специально поддерживал на своем лице, внутри меня билась радость, причем не все поглощающая, как после жестокого и кровопролитного боя, а вроде веселого колокольчика, звеневшего в моей душе. Сев за стол, я налил себе вина и, под веселый звон внутри меня, с удовольствием выпил. Переглянулся с телохранителем, поглядывавшим на меня с хитрой улыбкой на губах. Он смотрел на меня так, будто что-то хотел сказать. Только я открыл рот, чтобы спросить его об этом, как хозяйка принесла мне порцию горячей свинины. Вместе с горячим мясом я получил вместе с благодарностью хозяйки, ее заверение: что этот обед за счет заведения. За едой я и думать забыл о странном взгляде Джеффри, если бы он сам мне не напомнил, когда я уже хотел подниматься, чтобы идти в отведенную нам комнату: - Томас, ты сегодня не такой, как обычно. - Не такой? Как тебя понять?! - Ты его убил, словно таракана прихлопнул. Походя. Я замер от неожиданно пришедшей мысли. Когда-то я боялся, что могу в определенный момент перейти грань и стать убийцей, которому просто нравиться убивать. Слова моего телохранителя неожиданно напомнили эти давнишние сомнения. "Сегодняшний случай - это как? Гм! А впрочем, какая, к черту, разница?! Что я себе голову ерундой забиваю! И вообще, я тот, кто я есть, а судить меня будут по делам моим, Бог и моя собственная совесть. И никто более".
ГЛАВА 15 СОКРОВИЩЕ ТАМПЛИЕРОВ
Я стоял у развалившейся стены некогда мощного замка и мысленно задавался вопросами: - "Что останется от этих обломков к двадцатому веку? Что будет говорить гид, проводящий здесь экскурсию? Наверно всякую ерунду, типа: смелые рыцари, прекрасные дамы, роскошные пиры. И прочую ерунду, - это была одна из тех редких минут, когда я вспоминал о том времени, из которого пришел. - Если бы они только знали.... А впрочем, откуда им знать?! Гм! Интересно, останется хоть какой-то след в истории обо мне? Наверно, нет. Вот если бы я хотя бы четверть Европы сжег и разграбил, то тогда бы точно....". - Том! Том, вот колодец! Я его нашел! Я пошел на голос, огибая развалины и перепрыгивая через отдельные обломки и камни. Подошел к колодцу. Он так же пострадал от пожара и разрушения. Его края, выложенные некогда аккуратно обточенным камнем, сейчас были выщерблены, а частью - выломаны. Осторожно подойдя к краю, я заглянул внутрь. Он был сух, и на треть завален обломками. "Странно, а за все свое время пребывания в замке, я так и не видел его ни разу". Впрочем, загадка решалась очень просто. Этот колодец, находился за основанием винтовой лестницы, и добраться до него можно было, только с трудом втиснувшись между ней и стеной башни. Им не пользовались, так как во дворе был другой колодец. Я встал на колени, наклонился и, вглядываясь в серые камни стены, стал искать признаки, которые указали бы мне вход в тайник, но как не старался, так ничего и не нашел. Хотя я понимал, что вряд ли так просто найду следы, указывающие на сокровищницу, настроение испортилось, и я невольно подумал: - А если ошибка. Принял бред умирающего человека за правду". Отодвинулся от края колодца и встретился взглядом с Джеффри, сидевшего сейчас на обломке стены и наблюдавшего за мной. - Ну, Том? - Бог его знает, - ответил я неуверенно. Перед самым приездом я рассказал телохранителю, зачем мы едем к замку, чем вызвал его саркастическое хмыканье. Впрочем, я и сам к концу нашего путешествия все больше испытывал сомнение в правильности того, что делаю. Догадка, что черное зеркало, скрывающее сокровище, это вода в колодце, все больше казалась мне детской и наивной. После беглого осмотра эти сомнения вновь окрепли. "Ну, даже если сокровища были запрятаны в колодце, - думал я, - то, узнав о падении и разрушении замка, Хранители должны были сразу забрать их, чтобы перепрятать их в более надежном месте. Они же не идиоты!". Вот и сейчас, когда смотрел на высохший колодец, я думал, что ошибся, поверив в горячечный бред умирающего человека. "Ничего не тронуто. Точно, бред! Это не то место! Здесь нет сокровищ! Блин! Нашел, кому верить!". Я бы так не думал, если бы знал полностью историю предательства графа Анри де Сен-Жака. На следующий день после того, как смог взобраться на коня, граф покинул дом лесника. К столь поспешному бегству его толкало не спасение собственной жизни, так как понимал, что его смерть это дело времени, к тому же с потерей руки он утратил даже шанс умереть достойно, с мечом в руке. Как не странно, его торопливость оправдывалась появившейся у него целью, заключавшейся в весьма лаконичной и в то же время емкой мысли: - Раз так, пусть тогда все гибнет!". Что с ним будет после того, как месть свершиться, его уже не волновало. А что делать - он знал и поэтому направил коня к одному из известных ему людей, подозреваемого в связи с их врагами. Найдя его, он рассказал ему все, что знал о Хранителях. Вместо благодарности его сунули в сырой и холодный подвал, позабыв о нем на полгода. Он не знал, хотя и догадывался, что все это время длилась кровавая, безжалостная война между Хранителями и Врагом. Так уж случилось, что во время ее погибли те несколько человек, которые знали настоящее место тайника. Когда о графе случайно вспомнили, то просто вышвырнули на улицу, как ненужный мусор. Именно там, сидя в холодном подвале, он заработал "чахотку". Чахоточный и однорукий, ненужный никому, даже самому себе, он теперь влачил жалкое существование, бродя по дорогам, заходя в деревни и города, где выпрашивал милостыню, где рылся в отбросах. Ведя бессмысленную, почти животную жизнь, он как-то встретил прокаженных и пристал к ним. Ему уже было все равно. Кочуя с ними, он оказался в Реджо. Единственное что осталось от его прежней жизни и в какой-то мере занимало его, то это была тайна сокровищ. Долгими бессонными ночами, пытаясь раскрыть тайну, он медленно, но верно подобрался к ее разгадке. И все же я решил исследовать колодец, несмотря на все свои сомнения. "Была - не была! - с этой мыслью я присел и стал вглядываться в глубину. Потом лег на живот и стал самым внимательным образом изучать кладку внутренней поверхности колодца. Я уже поменял несколько позиций, ползая на животе по краю колодца и подсвечивая себе факелом, пока взгляд на глубине трех метров не зацепился за еле видимую трещину. Сердце екнуло, а потом все сильнее застучало о грудную клетку. Рука сама швырнула факел в сторону трещины. Огонь осветил ее и я увидел, что она... прямая. Слишком уж прямая! "Около ярда. Обычная трещина не может быть прямой. Блин! Неужели...?! Тихо! Без эмоций!". Но адреналин, уже закипавший в крови, заставил меня резко вскочить на ноги. Желание действовать бурлило в каждой клеточке моего тела. - Джеффри! - я оглянулся. Тот продолжал сидеть в трех ярдах на обломке стены от меня, с невозмутимым видом. - Что, Томас? - Мне нужна твоя помощь! - Нужна, значит помогу! С помощью телохранителя я подтащил две деревянные балки к колодцу, после чего сделал нечто похожее на веревочное сидение, которое привязал к ним. Затем мы их перебросили через колодец. Повесив через плечо мешок с инструментами, я осторожно, с помощью Джеффри, спустился. Пробежал глазами по трещине и сразу понял: это часть контура некогда заделанного лаза. Это была последняя секунда в спокойном состоянии, затем я впал в какое-то исступление. Вставлял зубило и бил по нему молотком, пока камень не начинал раскалываться. Доставать обломки было довольно трудно из-за поврежденной левой руки. Кисть плохо работала, и я боялся, что лучше уже не станет. Именно поэтому выворачивал куски камней в основном правой рукой. Несмотря на мышцы, болевшие от непривычной работы и неудобного положения, и на пыль, оседавшую у меня в горле и заставлявшую меня громко кашлять, я работал ни останавливаясь, ни на минуту. Я был словно сам не в себе. Не знаю, сколько времени я проработал, когда понял, что плохо различаю, куда бить. Поднял голову. Оказалось, что солнце за это время уже ушло в другую сторону, и эта часть колодца оказалась в густой тени. - Джеффри! - Никак, Том, тебе надоело махать молотком? - раздался у меня над головой голос моего телохранителя. - Я уже три раза к тебе заглядывал. А ты все стучишь и стучишь по камню, как лесной дятел. Что это на тебя нашло? - Сам не знаю. На следующий день я уже работал с перерывами. Пил воду. Перекусывал. Вчерашнего исступления не было. Только простое человеческое нетерпение. Я уже сам удивлялся, что на меня такое нашло, но что ни говори, именно вчерашний сумасшедший труд помог подобраться к завершению уже во второй половине дня. Пройдя в одном месте расстояние около ярда, я ударил по камню, а тот, вместо того чтобы спружинить, вдруг неожиданно провалился вовнутрь. Крик радости вырвался у меня из груди непроизвольно: - Урра-а!! Джеффри!! Нашел!! - Нашел и хорошо! - довольно флегматично отреагировал на мой восторг телохранитель. - Томас! - Чего?! - Может, вылезешь, и мы хоть поедим нормально! - Как ты можешь в такой момент о еде думать?! - Когда брюхо сводит от голода, о чем еще можно думать, - возразил мне телохранитель. - Гм. Наверно, ты прав. Порыв восторга рассеялся, и я почувствовал зверскую усталость, противную липкость рубашки, облепившей тело, сосущее чувство в области желудка. Поднял голову. Солнце стояло прямо над колодцем. "Да-а. Чего-то я и в самом деле заработался. Блин. Кладоискатель". Когда мы лежали в тени, в блаженной истоме, Джеффри, в первый раз за все это время, спросил меня: - Что ты с этим золотом будешь делать, Том? - Найму солдат и освобожу графиню. - А дальше? - Не знаю. Честное слово, не знаю. Просто не думал об этом. - Вернуться домой не думаешь? Что-то в его голосе было такое, что я вдруг неожиданно сам для себя спросил у него: - Устал, Джеффри? Тот помолчал, и только потом сказал: - Наверно, Том. Хочется чего-то.... Даже не знаю, как сказать. - Дом тебе нужен. Свой дом. Жена под боком, в мягкой постели. Сыновья, которых ты будешь учить уму-разуму. Постоянное место в таверне, где ты будешь наливаться элем по воскресеньям, и рассказывать солдатские байки простодушным крестьянам. - Ты хорошо сказал, Том. Не знаю. Может ты и прав. Я всю свою жизнь провел в седле, следуя в походы сначала за твоим отцом, потом за тобой. Даже будучи в замке, тоже всегда был при вас. Служил вам. А сам-то и не жил. Сам по себе. Жену и сына урывками видел. Любил очень, но.... - Все у тебя Джеффри будет хорошо. Ты еще не старый мужик. Будут и жена, и дети. Все у тебя будет. Не сомневайся! А теперь давай! Помоги мне спуститься. В течение двух часов я расширял лаз, чтобы в него можно было пролезть. Потом, наклонившись, насколько мне позволило веревочное сиденье, сунулся в пробитую дыру и посветил факелом. Из чернильной темноты тянуло сыростью и затхлостью. Лезть в дыру не хотелось. Всунул факел в лаз и постарался отбросить его как можно дальше, потом, подтянувшись, с минуту смотрел, как колеблется свет от лежащего на земле факела на низком своде лаза. Затем, уцепившись руками за стены, рывком подтянулся и вполз внутрь. Факел уже начал тухнуть, когда я его поднял. Ползти сначала было крайне неудобно, но спустя пять или шесть ярдов я вдруг неожиданно оказался на площадке каменной лестницы, которая вела вниз. Поднял факел вверх и увидел, что лестница небольшая, насчитывает десять или двенадцать ступеней. В начале шел, сгорбившись, а затем с каждым шагом потолок становился все выше и выше. Оказавшись на каменном полу, подсвечивая себе факелом, я осторожно огляделся по сторонам. Я был в подвале. Неровный круг света осветил две колонны, соединенные между собой в арку. "Точно. Подвал. Надеюсь, что тут меня ждут не бочки с вином, а кое-что.... А вот, похоже....". Я сделал несколько шагов вперед, как пламя факела высветило сундуки, уходящие двумя рядами в темноту. Объемистые, солидные сундуки с висячими замками на крышках. На какое-то мгновение у меня даже дыхание сперло от радости. Хотелось бешено заорать, прыгать и махать руками, выплескивая бурлящую и рвущуюся наружу радость, но мрачноватое величие места, тайна которого была окутана легендами, копившихся шесть столетий, мне не позволила этого сделать. Словно подобным всплеском своих чувств я могу проявить неуважение этому месту. Пригасив свой восторг, я прошел чуть дальше. За сундуками я увидел пять столов, на которых стояли маленькие сундуки, шкатулки и ларцы. Еще дальше стояли статуи и нечто похожее на трон. Я смотрел на все это, а губы шептали: - Нашел! Я нашел сокровища тамплиеров! Я богат как...! К черту! Я несметно богат! Мои ощущения наверно были сродни человеку, который неожиданно получил то, о чем давно мечтал. Хотелось прямо сейчас сорвать с сундуков крышки, осмотреть статуи, ощутить в руках тяжесть золота, порадовать глаза игрой бриллиантов, но я сдержал себя. Быть все время настороже, искать опасность, где только можно - одно из главных качеств профессии солдата - наемника. Именно поэтому я унял свою радость и приступил к поиску ловушек и западней. Осторожно пройдя по периметру подвала, я внимательно оглядывал стены, пол и потолок, но ничего похожего на ловушку так и не обнаружил, зато нашел наглухо замурованный вход, некогда ведущий в этот подвал из замка. Куда он вел, сейчас, можно было только гадать. Хотя, исходя из небольших размеров и низкого свода, можно было сделать вывод, что этот подвал был вырыт специально под сокровища и архив, после чего в него поместили богатства и замуровали оба входа. "Если прикинуть на глаз, то можно предположить что он находится под основанием Северной башни. Ну что? Приступим?". Вместо ответа я подошел к ближайшему сундуку и дернул за крышку, но замок не поддался. Приложив к щели, рядом с замком, зубило, ударил несколько раз молотком. Дерево треснуло и начало крошиться. Ухватившись, я одним мощным рывком отбросил крышку. Поднял факел. Внутренности сундука на две трети были заполнены золотыми монетами. Судорожно сглотнул слюну и осторожно опустил руку внутрь. Прошелся пальцами по выбитым на монетах гербам и девизам, затем схватил горсть монет, и стал, медленно, по одной, ссыпать их обратно. Когда на ладони осталось несколько штук, поднес к ним огонь и внимательно осмотрел. Без сомнения это было чистое золото! Скинул их в сундук, снова зачерпнул, но уже в другом углу. Ссыпал обратно. Здесь было только золотые монеты. Во втором сундуке были уже в основном серебряные монеты, с небольшой примесью золотых. Таких больших сундуков я насчитал целых четырнадцать штук. Остальные открывать не стал, зато вскрыл один небольшой сундук, стоявший на одном из столов. В нем хранились драгоценные камни. Погрузил кисть в груду алмазов, жемчугов, рубинов, затем захватив горсть, стал ссыпать их обратно, слушая их дробный перестук сверкающего и искрящегося водопада. Насытившись этим зрелищем, перешел к другому сундучку - там оказались аккуратно уложенные женские украшения. Золото, серебро и драгоценные камни. Коснулся их пальцами и понял, что у меня трясутся руки. Затем меня стало самым настоящим образом колотить - выходило долго сдерживаемое напряжение, приправленное волнением и возбуждением. Я повел факелом над ларцом с драгоценностями и те заискрились, загорелись многочисленными огоньками на бесчисленных гранях. Неужели это неисчислимое, неслыханное, баснословное богатство, принадлежит мне? Может это сон? Снова притронулся к одному из украшений на ожерелье. Нет, это явь! Вдруг неожиданно для себя упал на колени и стал сбивчиво шептать благодарственную молитву. Затем вскочил, лихорадочными движениями выкинул инструменты из сумки, после чего заполнил ее на треть золотыми монетами из ближайшего сундука и побежал к выходу. Как я полз обратно, даже не помню. Пришел в себя уже наверху, под лучами яркого солнца. Уже лежа на траве, я стал понимать, как странно вел себя. Словно в какой-то момент я сошел с ума. Чуть-чуть. И все из-за того, что ощутил себя владельцем этих неисчислимых сокровищ. "Так и крышей поехать недолго. Представляю, как я выглядел, когда выбрался. Глаза навыкате, рожа перекошена! Жуть!". Поднял голову и посмотрел в сторону Джеффри, который в этот момент нарезал ножом копченое мясо. Встретив мой взгляд, он укоризненно покачал головой. - Что скажешь? - Ты про себя, Том? - я кивнул головой. - Ты выглядел недавно так, как в то время, когда сидел на цепи. Меня словно ледяной водой облили. Холодные мурашки наперегонки побежали вдоль позвоночника. "Крыша едет не спеша тихо шифером шурша.... Мля!". - Что там такого, Том? - Золото, драгоценные камни,.... - Я уже понял, что их там много. Но тот Томас и ты, вы всегда были равнодушны к богатству. Что с тобой сейчас случилось? - Не знаю, Джеффри. Рыцарской честью, не знаю! В этот день я больше не полез в тайник, зато на следующий день я просидел в подвале не менее трех часов, собирая и подтаскивая к выходу из лаза отобранную добычу. Основная трудность состояла в том, чтобы проползти по узкому лазу с сумкой наполненной золотом. Затем подвешивал ее на крюк, после чего Джеффри вытаскивал ее наверх. Я взял относительно немного, шесть сумок золотых и серебряных монет и одну сумку драгоценных камней и украшений. Трое следующих суток у меня ушло, чтобы заделать лаз. Я старался на совесть, потому что не знал, когда мне доведется вернуться сюда. Для лучшего сокрытия входа в подвал, мы с Джеффри, потратив полдня, сумели расшатать кладку стены, нависшей над колодцем, а затем сбросить ее вниз. Кусок стены с шумом рухнул на колодец. Когда пыль рассеялась, я увидел, что стена колодца, куда выходил вход в подвал, теперь надежно скрыта обломками стены. Убрав за собой малейшие следы нашего здесь пребывания, мы стали собираться. Спустя час мы въехали в лес, где и закопали две трети нашего богатства, после чего отправились в небольшой город, находившийся недалеко от Швейцарии, где, как я знал, находилась крупная банкирская контора, филиал банкирского дома да Биччи. По пути сюда я уже был в ней, предупредив о возможной крупной сделке. Меня, как и любого наемника, встретили несколько насторожено, но когда я сослался на знакомство с мессиром Джованни да Биччи, при этом, поведение клерка резко изменилось. Меня тут же принял глава банковской конторы, а после того как он прочел письмо да Биччи, своего хозяина, его расположению ко мне просто не было границ. Наверно единственное, что он мне не предложил, то это переспать с его женой. После потока любезностей, он, наконец, осторожно поинтересовался делом. В нескольких словах я изложил, что хочу от него, а затем поднял с пола и поставил ему на стол сумку на треть заполненную золотыми монетами. Когда он открыл ее, то у него округлились глаза. Тогда я достал и бросил рядом с сумкой два кошеля с драгоценными камнями. Дрожащими руками он открыл один из них, и стоило ему увидеть россыпь драгоценных камней, как беднягу банкира прошиб пот. Целую минуту он порывался что-то сказать, но как только его взгляд падал груду золотых монет смешанных с драгоценными камнями, он снова обмирал. Наконец, он выдавил из себя слабую улыбку и попытался пошутить: - Вы кого-то ограбили? - Не угадали. Клад нашел. Он посчитал мои слова за шутку, и кисло улыбнулся. - Господин капитан, вы сказали, что хотели бы нанять отряд для военных действий. Я вас правильно понял? - Да, мессир банкир. - Это я так понимаю: залог. А когда вы собираетесь внести основную сумму? - Сейчас! - Вы... хотите сказать,... - лицо банкира вытянулось и побледнело. - Они там? За дверью? - Угу! Тот несколько секунд остолбенело смотрел на меня, потом тихо прошептал: - Как вы можете спокойно сидеть, когда они там лежат? - с этими словами, он вскочил на ноги, уже готовый бежать за лежащими за дверью сокровищами. - Не волнуйтесь. С деньгами мой человек. - Господи! Как вы можете так шутить. Уладив дела с финансами, я принялся за обустройство лагеря. Правда, для этого мне пришлось подкупить членов городского совета, от которого я получил разрешение разбить военный лагерь в окрестностях города. Потом договорился с местными купцами по поводу закупки и доставки необходимого военного снаряжения, а затем решил вопрос с местными дворянами насчет поставки продуктов. Дальше мы с Джеффри занялись набором войска, а уже спустя десять дней к городу подошел отряд из трех тысяч швейцарцев под командованием капитана Карла Ундербальда. Я вышел из своего шатра навстречу ему и его офицерам. Даже у невозмутимого швейцарца при виде меня отвалилась челюсть. - Томас, ты?! - Я, Карл! - Не ожидал! Дьявол раздери наших врагов! Не ожидал! - Сколько привел, капитан?! - Как ты просил! Три тысячи солдат! - Заходи в палатку! Есть твое любимое вино! - Подожди немного! Сначала посмотрю, как там мои парни на постой становятся. Спустя неделю Джеффри привел восемьсот человек тяжелой конницы и пятьсот всадников легкой кавалерии. К тому же он заключил кондотты с отрядами лучников и арбалетчиков. Оба эти отряда должны были нас ждать через неделю на границе с Италией. Первое военное совещание я провел утром следующего дня после прихода конницы. На нем присутствовал Карл Ундербальд и командиры отрядов кавалерии - граф де Бресье и шевалье Гийом Брасси. Лицо графа мало походило на лицо воина, хотя мне уже довелось слышать о нем, как об отличном бойце. Круглое, слегка полноватое лицо, чуть выкаченные ярко-синие глаза, полные губы, говорившие как о его чувственности, так и о жестокости. Шевалье же выглядел настоящим воином. Мощная атлетическая фигура, жесткие, иссиня - черные волосы, рассыпанные по плечам и решительные глаза человека, привыкшего к опасности. Правда, он был разодет как последний франт. Камзол черного бархата с разрезными рукавами, расшитый серебром. Темно-фиолетового цвета берет с пером. Кинжал и меч на широком кожаном поясе, украшенном золотыми и серебряными галунами. - Господа, не буду вас долго задерживать и выражусь кратко. Вы и ваши люди нужны мне на три месяца. Вы будете подчиняться мне или моему доверенному человеку, Джеффри. Именно с ним вы заключали договора. Сначала мы идем во владения Николо д"Эсте. Если у меня с ним дружеской беседы не получиться - мы продемонстрируем ему свое умение владеть оружием. Далее - Мантуя. У меня есть разговор к герцогу Франсиско Гонзага. Думаю, что с ним не будет сложностей. Третье место, куда мы еще направимся - это город Реджио. Сутки на отдых. Затем мы выступаем! У вас есть ко мне вопросы? Первым сомнения высказал граф де Бресье: - Вы собираетесь сражаться с Николо д"Эсте и Франсиско Гонзага? Извините меня, господин командующий, но вы так уверены в своих силах? Если Гонзага сейчас слаб, то дом д"Эсте сейчас силен как никогда! Феррара спокойно выставит от четырех до семи тысяч солдат! - Это же хорошо! Нам и нужен достойный и сильный враг. Тем больше славы достанется вашим солдатам! - И все же.... - Неужели вы думаете, что я это все затеял, чтобы только погибнуть на поле битвы?! Если вы так думаете, то сильно ошибаетесь! - Гм. Я слышал о вас, шевалье. Вы опытный командир и хороший боец.... Впрочем, вам решать! Приказывайте! - Господин командующий, а цель этого похода? Вы так нам и не сказали, - спросил командир легкой кавалерии. - Что сказать людям? "Может сказать им, что мне надо поставить Феррару на колени, чтобы без помех взять за глотку Чезаре Гонзага? Но стоит ли им все это объяснять? Хм! Нет. Это лишнее!". - Скажите им, что едем прогуляться по Италии. Хорошая погода, знойные женщины и вкусное вино. Что еще нужно солдату! - Ха-ха-ха! - засмеялся Карл, а его смех подхватили шевалье и граф. - Ха-ха! Когда они отсмеялись, я заглянул каждому в глаза и веско сказал: - Узнаю, что ваши люди плохо будут обращаться с местным населением - буду вешать! Предупреждаю только один раз! Теперь все, господа!
Не успели мы пересечь границу Италии и остановиться на ночевку, как дозорные доложили, что в нашу сторону движется большой отряд, а еще через полчаса я принимал в своей палатке двух новых командиров прибывшего подкрепления. Генуэзца Анжело Броколли, командира пятисот арбалетчиков и... Уильяма Кеннета, командира английских стрелков. Когда тот увидел меня, то замер, не веря своим глазам. Впрочем, я удивился не меньше его. После того как офицеры перезнакомились, я открыл совещание. - Господа, то, что я сейчас скажу, может показаться для некоторых из вас странным и непонятным, так что задавайте вопросы. После чего я изложил им приблизительную тактику поведения и взаимодействия отрядов друг с другом на полях сражений. К этим новшествам относились боевые возы и "козьи ножки" для арбалетов. Под моим руководством было собрано сорок таких возов и сто пятьдесят рычагов натяжения для арбалетов. Было бы у меня больше времени, я бы заказал большее количество, но по моим расчетам и этого должно было хватить для относительно быстрой стрельбы генуэзским арбалетчикам. К тому же они будут вести стрельбу на пару с английскими стрелками. Я не хотел попусту терять людей и поэтому сделал ставку на деревянную крепость, основой которой станут боевые возы. Споров и возражений было много, так как ни генуэзец, ни командиры кавалерийских отрядов понятия не имели о подобной тактике, зато англичанин и швейцарец сидели, молча, с легкими усмешками на губах. Громче всех кричал вспыльчивый Броколли, но когда я продемонстрировал ему работу рычага натяжения тетивы на арбалете, тот с минуту ошалело разглядывал новое для него устройство, после чего начал так шумно восторгаться, что только с большим трудом удалось его угомонить. После того как янашел подходящее место и был разбит лагерь, целую неделю шли тренировки по отработке тактики и взаимодействия на поле боя. Мне пришлось попотеть, вдалбливая своим офицерам, что я хочу от них. Когда, наконец, я решил, что действия отработаны и вбиты в головы не только офицеров, но и солдат, был отдан приказ выступить в поход. Спустя сутки, на марше, ко мне подскакал кавалерист из отряда шевалье Гийома Брасси. Его люди во время похода выполняли дозорные функции. - Господин командующий! Приказано передать: в нашем направлении движется большой вооруженный отряд! - Большой, это сколько? - Не знаю, господин! - виновато отрапортовал солдат. - Они собираются напасть на нас?! - Нет, господин командующий! Едут с белым флагом! - А-а.... Переговоры. Так бы сразу и сказал, болван! Сейчас буду! Переговоры состоялись в зале деревенской гостиницы, так удачно оказавшейся рядом с точкой нашей встречи. Я удивился тому, что на встречу со мной пришло три человека. Двоих я сразу узнал. Один из них был советником Николо д"Эсте - Франсиско Чемаззо, другой один из полководцев - Браччо да Монтоне. Отличный воин и замечательный полководец, но при этом невероятно жестокий человек. Он нередко забавлялся тем, что сбрасывал людей с высоких стен или башен, а в городе Ассизи сбросил с крепостной стены восемь человек. Мы терпеть не могли друг друга еще тогда, когда я служил при дворе д"Эсте, под командованием Аззо ди Кастелло. Если с советником мы вежливо раскланялись, то с Монтоне обменялись только злыми взглядами. Третий человек в богатом и пышном наряде оказался представителем Венецианской республики. Тут для меня тоже не было ничего удивительного. У маркиза был военный договор, подписанный с Флоренцией и Венецианской республикой. Правда, насколько я знал, Венеция не посылала своих представителей на подобные переговоры. Мы вежливо с ним раскланялись, после чего мы вчетвером сели за стол. Я подождал думая что кто-нибудь из них начнет говорить, но все трое, похоже, ожидали того же от меня. - Как здоровье Аззо ди Кастелло? Слышал, что он болен. - Как говорит сам Аззо: ноют старые раны, - ответил мне советник. - Ничего. Не в первый раз. Скоро встанет и снова, как раньше, надерет задницы всем нашим врагам! - Передайте ему от меня нижайший поклон и скажите, что я желаю ему скорейшего выздоровления. - Обязательно передам. А теперь, с вашего разрешения, я хотел бы перейти к делу, - после моего кивка, он продолжил. - Господин капитан, вы с большой армией вторглись в наши пределы. Какова ваша цель? Мне не хотелось, чтобы Чезаре Гонзага раньше времени узнал, кто явился за его головой. Узнав, он может сделать правильные выводы и перед тем как удрать, убъет Беатрис. С этого подлеца и негодяя вполне станется сделать подобное. Поэтому я сказал: - Я не могу сейчас объяснить причину, но позже вы все прекрасно поймете без всяких моих объяснений. - Это не ответ, Томазо Фоверетти! - зло бросил да Монтоне. Я не удивился, что меня так назвали, так как под таким именем меня знали при дворе и в армии. Фамилию Фовершэм итальянцы искажали так сильно и каждый на свой лад, что я стал представляться этим именем. - Это мой ответ. Другого пока нет. Теперь выслушайте мои условия.... Я знал заранее, что представители Николо д"Эсте не пойдут на них, поэтому реакция не оказалась для меня неожиданной. - Не много ли на себя берешь, сучий выкидыш?! - вызверился на меня Браччо да Монтоне. - Сколько надо - столько и беру, но если возьму, то вам придется на коленях молить меня, чтобы я вернул обратно взятое мной. Полководец вскочил на ноги и демонстративно бросил руку на рукоять своего меча. Нет, это была не настоящая ярость, а только ее демонстрация. Он это понимал, я понимал, и все остальные в зале - тоже это понимали и все равно принялись его уговаривать сесть обратно. Когда да Монтоне, свирепо вращая глазами, сел на место, слово взял представитель Венеции. - Мы раньше с вами не встречались мессир капитан. Меня зовут Джованни Габбо. Я член совета купеческого союза,...впрочем, это неважно. У меня к вам предложение. Я хотел бы нанять часть ваших людей для одного дела. Вам будет хорошо заплачено, но кондотта вступит в силу только в том случае, если вы откажетесь от своих намерений. - Гм! А я-то думал, почему вы здесь. Теперь мне все ясно. Так мы не договорились? - Мессир капитан, мы не можем принять эти дикие условия! - даже советника, несмотря на его всегдашнее хладнокровие, разбирала злость. - Я даже начинаю опасаться, все ли хорошо у вас с головой! - С головой все в порядке. Со временем вы все поймете, господин советник! - Мы хотим сейчас понять, - поддержал советника венецианец, - потому что потом может быть поздно. - Я вас понимаю господин Габбо. Расскажи я вам сейчас, может быть мы и пришли бы к какому-нибудь соглашению, но в таком случае моя тайна стала бы известна всем и враги бы от меня ускользнули. - Будь ты проклят...! - Погоди, Браччо! - перебил полководца Франсиско Чемаззо. - Фоверетти мы могли бы поговорить наедине?! - Нет! Жду вашего ответа, господа, завтра утром. Не будет ответа, моя армия двинется вперед, а ты, - я кивнул головой на Браччо, - попробуй меня остановить! Первыми ушли они, затем следом вышел я. У меня были серьезные сомнения в правильности моих действий. Если рассуждать по справедливости, то две армии столкнутся только из-за моей прихоти. Люди будут умирать на поле боя, только потому, что я не видел другой возможности освободить Беатрис. Правильно ли это? В раздумье я сел на обрубок бревна и предался размышлениям. Неожиданно послышалось негромкое, но веселое тявканье. Огляделся. Неожиданно из-под плетня выкатился пушистый комок. Щенок бежал, смешно переваливаясь на толстых коротких лапках и высунув язык. Увидев меня, становился, плюхнулся на толстый зад и склонил голову на бок, по-собачьи улыбаясь, стал смотреть на меня. Он был настолько забавен в своей веселой беззаботности, что я невольно улыбнулся. Потом он встал на мягкие лапки, как бы раздумывая куда идти: дальше или подойти к человеку? Я похлопал рукой по колену, зовя его к себе. Он подошел ко мне, затем упал на спину, предлагая почесать его розовое брюшко. Некоторое время я с ним возился, затем, пытаясь подтянуть к себе, неловко ухватил щенка за лапку и видно причинил ему боль. Тот не стал скулить, а попытался огрызнуться. Проявил характер. Я невольно усмехнулся: - "Все правильно, парень! Рычать надо, а не скулить! Будет им сражение!". Я вскочил на ноги и только сделал пару шагов, как раздалось тявканье. Я оглянулся. Щенок подбежал ко мне, стал передними лапками мне на сапог и задрал мордочку. У него был умильно-трогательный вид, что я наклонился и подхватил его с земли. "Уговорил. Назову тебя Талисманом". Не прошло и двух часов, как мне доложили, что представители Феррары, вместе с сопровождавшим их отрядом, снялись с лагеря. Это было правильно. Подготовка к войне требует время, и Браччо да Монтоне лучше любого воина это знал.
Солнце только встало, а в стане противника уже вовсю бряцали железом. Да Монтоне, выбрав наиболее удобную позицию, перекрыл нам путь на Феррару. Мы подошли к этому месту уже в глубоких сумерках, только поэтому армия маркизата не обрушилась на меня. Я уже был в этих местах раньше и поэтому хорошо представлял себе эту местность. Не спорю - положение армии Феррары было намного выгоднее, чем у меня. Солдаты Монтоне стояли на холмах, и его конница могла набрать приличную скорость для атаки. Я знал приблизительный состав армии, а так же тактику и стратегию итальянских кондотьеров, а в частности Монтоне. Он предпочитал, как и большинство полководцев, наносить первый удар тяжелой кавалерией, а уже затем пойдет пехота в сопровождении легкой конницы. Кстати, это было основным отличием тактики легковооруженных итальянских рыцарей от их французских и немецких коллег: итальянцы традиционно действовали в тесном соприкосновении с пехотой и лучниками, зачастую выполняя не только атакующую функцию, традиционную для рыцарей, но и функцию поддержки пехоты. Тактика пехотных подразделений мне тоже была известна. У Монтоне пехоту представляли три вида: копейщики, щитоносцы и арбалетчики. На каждую пару щитоносца с копейщиком приходилась пара арбалетчиков. Обычно, на поле боя копейщики и щитоносцы образовывали стену, поддерживаемую сменяющимися стрелками, за которой переформировывалась кавалерия, но нередко бывали случаи, когда им приходилось сражаться с противником в открытом бою. Все зависело от местности и стиля командующего. Я же собирался противопоставить ему швейцарцев и крепость из возов, а кавалерию собирался использовать уже в окончательном разгроме противника. Не успел я выкатить возы, которые встали следом за швейцарцами, как в стане противника протяжно запели трубы. Я перекрестился. - Началось, - прошептали мои губы, и вдруг я неожиданно почувствовал, как напряжение стало слабеть. Эту ночь я спал урывками, просыпаясь и снова проваливаясь в тревожный сон. Проснулся задолго до рассвета, и с самой минуты пробуждения во мне непрерывно и постепенно росло напряжение. Теперь, когда бой начался, оно вдруг начало слабеть. Я стоял в окружении дюжины телохранителей и сотни тяжеловооруженных кавалеристов на левом фланге своей диспозиции. Стоявшие передо мной на расстоянии семидесяти ярдов триста латников графа прикрывали левый фланг деревянной крепости, по ее правую сторону стояла вторая половина латников. Перед возами, выстроенными крутой дугой, выстроились баталии швейцарцев, а за ними стояли арбалетчики. Лучники были скрыты за высокими бортами вагенбургов. Своим неуклюжим построением я показывал итальянскому полководцу свою неопытность и неумение управлять армией. Ведь за год службы наемником я никогда не командовал армией, все время, служа и воюя под чьим-то руководством. На этом и был сделан расчет. Теперь осталось ждать и гадать: какие действия предпримет итальянский полководец, но да Монтоне не обманул моих ожиданий. Атаку начала рыцарская конница. Воины скакали плотными рядами. Над их головами колебался лес копий с цветными флажками. Вот кто-то из рыцарей воинственно закричал, и тысячи людей подхватили этот крик. Топот тысяч копыт гулом отдавался у меня в ушах, неся с собой тревогу и неуверенность в своих силах. Я смотрел и не мог оторвать взгляда от железной лавины, неумолимо приближавшейся к неподвижно замершим баталиям швейцарцев. Колыхание разноцветных плюмажей и ярких гербов на щитах, блеск доспехов, звон и лязганье доспехов, развевающиеся за спинами плащи только на несколько мгновений отвлекло меня от мысли гвоздем, сидевшей в моем мозгу: насколько будут придерживаться швейцарцы моего плана? По идее они должны были потихоньку поддаваться, даже если бы и могли выдержать удар. Вот смогут ли они имитировать отступление или будут рубиться, забыв обо всем на свете? Вот швейцарские построения - баталии ощетинились копьями, затем в воздухе зажужжали арбалетные болты. Десятка два всадников вылетели из седел, но разве это потеря для полутора тысяч тяжеловооруженных бойцов? В первых рядах швейцарцев всегда стояли лучшие воины. Их было не больше трети в каждой колонне, но все они являлись гордостью кантонов, боевой элитой швейцарской пехоты. Пикинеры принимали всегда бой первыми, а потому были довольно хорошо защищены. Яйцевидные шлемы или бацинеты, спасающие от рубящих ударов сверху. Грудь прикрывали кирасы, руки и ноги - наплечники, наручи, поножи. За ними стояли, вооруженные двуручными топорами с колющим наконечником и заостренным крюком на обухе, алебардщики. Солнце играло на широких заточенных лезвиях. В самом центре баталии развевались знамена кантонов. Сто ярдов. Пятьдесят. Двадцать. Жуткий лязг, громом пронесшийся по полю, ознаменовал начало сражения. Мое сердце дрогнуло. Рыцарская конница, ломала шеренги швейцарцев, разрывая их военные порядки - баталии. Копья проделали изрядный проход в боевых порядках, и разогнавшиеся кони ворвались в скопище людей как смерч, давя, рубя, опрокидывая наземь. Барабаны горцев громко стучали, трубили трубы, призывая держаться, но копья и мечи рыцарей косили людей, как коса срезает буйную траву. Хоть медленно, но швейцарцы начали подаваться назад. Я же не мог оторвать взгляда от человеческого водоворота, втягивающего в себя все больше людей. Движение бронированной волны замирает все больше, она замедляется. Рыцари все больше увязали, утрачивали разбег, а вместе с ним силу и напор. Каждый шаг давался теперь с неимоверным трудом. Двигаться приходилось по трупам, сбивая и смешивая собственные ряды. Идти, чтобы снова упереться грудью в копья швейцарцев. "Да поддавайтесь, мать вашу! Пусть прорвутся! Ну! - и тут, словно услышав мои мысли, швейцарцы начали отступление. Сначала медленно, потом все быстрее и вот железный кулак, прорвав баталии швейцарцев, вырвался к возам. "Давай, Браччо! Успех надо закрепить!". И да Монтоне откликнулся на мои мысли. Сначала ринулась с холмов легкая кавалерия, чтобы ворваться в разрезанные построения швейцарцев и рубить, рубить.... Следом за ними плотными рядами двинулись копейщики, за ними - арбалетчики. "Все правильно. Пока все идет как надо". Итальянские рыцари, прорвавшись к возам, думали одним ударом прорвать линию вражеской кавалерии и рассеять арбалетчиков, как вдруг их неожиданно накрыла лавина стрел и арбалетных болтов, вылетевших через амбразуры деревянных стен вагенбургов. Я услышал крик Уильяма Кеннета: - Бей их, парни!! Огромные луки натягивались снова и снова, и оперенные белыми гусиными перьями стрелы летели, пробивая кольчуги и ткань. На траве валялись ржущие кони, молотя по воздуху копытами, и вылетевшие из седел всадники. Дикие крики лежащих на земле людей нередко заглушали топот множества копыт, которые втаптывали их в землю. Кони следующего ряда налетали на умирающих людей и животных, скользили, падали, ломали ноги, а их хозяева нещадно били своих жеребцов коленями, пытаясь объехать павших животных. Вот кубарем вылетел из седла всадник, роняя копье, за ним другой рыцарь падает на круп своего коня со стрелой в горле, за тем еще один... и еще.... Английские луки били точно, а стрелы безошибочно находили цель. За несколько минут перед колесами возов выросла гора трупов из людей и лошадей. С каждой минутой она росла все больше. И все же итальянские рыцари прорвались вперед, чтобы схватиться с солдатами графа де Бресье. Французов было намного меньше, но у них была совсем другая задача: не победить, а только выстоять, удержать и не дать им прорваться к стрелкам. Они стали преградой на пути итальянских рыцарей, которых с возов, почти в упор расстреливали лучники и арбалетчики. Если везде, на поле, шел бой, то здесь у возов сражение превратилось в самую настоящую мясорубку. Итальянцы все еще ожесточенно сражались, но их напор уже гас сам по себе. Рыцарская атака должна была стать железным кулаком, который ударом тысяч копыт, натиском тяжелых коней и закованных в железо всадников, должен раздавить противника. Раз и навсегда! Рыцари армии да Монтоне, мечтавшие разнести врага в клочья и перебить ошеломленных уцелевших, так же как и их командующий, сделали ставку на это, и просчитались. Не учли новой тактики, вагенбургов и более совершенной конструкции рычага для натяжения тетивы арбалета. Как только я увидел, что яростная атака противника захлебнулась, то подал сигнал - вскинул вверх руку. Тут же за моей спиной серебристо запела труба, и из-за лесочка вырвался мой последний резерв. Шевалье Гийом Брасси со своими кавалеристами. Они знали, что делать. "Ну что, Евгений Викторович! Пришла наша очередь! Надерем задницу итальяшкам!". Я оглянулся, а затем сделал жест, сидевшему в седле, в нескольких ярдах позади меня, Джеффри. Телохранитель склонил голову в уважительном поклоне, затем осторожно развернул знамя, на котором был вышит родовой герб Фовершэмов и вдруг резко воздел его вверх. Ветерок подхватил и развернул легкий шелк знамени. Я счел это хорошим знаком. Развернувшись лицом в сторону противника, я выхватил меч и дико заорал, надсаживая горло: - Руби!! Без пощады!! Сотня глоток за моей спиной подхватила мой крик и разнесла его над полем боя. Я всадил шпоры в бока лошади. Мы врезались в ряды итальянских рыцарей, когда те уже начали понимать, что к поражению они намного ближе, чем к победе. Наше неистовство, с которым мы вступили в бой окончательно, погасило воинский пыл горячих итальянцев, и те, один за другим, стали заворачивать коней, стараясь как можно быстрей выйти из рубки. Хуже всего до этого приходилось швейцарцам, чьи разваленные порядки опустошала легкая кавалерия противника, но как только конники Брасси добрались до врага, картина резко изменилась. При поддержке легкой кавалерии, швейцарцы восстановили боевые порядки и с новой силой бросились на врага. Я не увидел, как Монтоне бросил свой последний резерв - две сотни легкой кавалерии. Это был безумный поступок. Атака не прорвала строй, а ударилась в него, как волна о скалу, разбившись на мелкие брызги. Уже потом я узнал, что резерв повел сам итальянский полководец, но эта атака только продлила агонию его армии. Итальянская пехота, поддерживаемая кавалерией, до этого момента еще как-то удерживала швейцарцев, но когда увидела, что рыцарская конница стала отходить, солдаты дрогнули и начали отступать. Какое-то время их отход сдерживала легкая кавалерия, но когда Браччо да Монтоне погиб, ничто больше не могло сдержать солдат и отступление переросло в паническое бегство. За ними попятам неслись озверевшие от крови швейцарские горцы. Сражение превратилось в резню. Перестав управлять войском, я превратился в воина, упоенного жаждой битвы. Рубил, колол, преследовал убегающего врага, потом снова рубил и так до тех пор, пока вдруг услышал радостный рев швейцарцев и ликующие крики французов, которые добрались до вражеского лагеря. Остановив коня, огляделся. Первое, что мне бросилось в глаза, то это был холм у возов из трупов и агонизирующих тел, истыканных стрелами и арбалетными болтами. Стрелы торчали из попон, из коней, из людей, даже из копий. Белые перья на их древках слегка дрожали от легкого ветерка. Вдалеке виднелись группы итальянских рыцарей, спешно бежавших с поля боя, за которыми со свистом и гиканьем гнались победители. По полю сражения среди убитых и раненых ходили мои солдаты, собиравшие добычу. Только сейчас я понял, как вокруг тихо. Не было слышно ни лязга оружия, ни хриплых криков, ни лошадиного ржанья, ни барабанного боя. Только стоны и редкие вскрики, но это мне казалось тишиной. Ветер шевелил упавшие знамена и теребил белые перья торчащих стрел. Все было кончено. Сунув меч в ножны, я снял перчатки и шлем. Вздохнул полной грудью воздух. Вытер потное лицо. - Господин!! Я оглянулся. Ко мне скакал Джеффри с развернутым знаменем в окружении шести всадников. Герб Фовершэмов гордо реял над полем битвы. Он снова, как и прежде, принес врагам поражение и смерть. - Победа!! - это слово-крик само вырвалось у меня из горла. - Победа!!
Дорога на Феррару была открыта. Спустя два дня я стоял во главе своей армии у стен города. На этот раз на встречу приехал один советник Франсиско Чемаззо. - Вы опять мне изложите ваши безумные требования? - Нет. Вы мне заплатите за город сто тысяч флоринов, а затем я хочу официального отречения от всех прав дома д"Эсте на города Модену и Реджио. - Реджио? Значит, я был прав. Я с удивлением посмотрел на него, ожидая продолжения. - Я навел о вас кое-какие справки, Фоверетти, и выяснил, что у вы в свое время служили у графини Беатрис ди Бианелло. Тогда же в ее свите был и Чезаре Гонзага. Вам нужен не столько Реджио, сколько голова Гонзага! Месть! Я прав?! - Я же сказал, что вы сами обо всем догадаетесь, господин советник. - Хорошо. Я изложу ваши условия маркизу д"Эсте. Спустя два дня я получил выкуп за город и соответствующие документы, после чего моя армия двинулась к Реджио. Не успел я подъехать к стенам города, как ворота распахнулись, и городской совет вынес мне символические ключи от города на бархатной подушке. Слухи, похоже, сумели меня опередить, хотя моя армия шла скорым маршем. Стоило мне принять ключи, как из широко распахнутых ворот повалил народ, чтобы приветствовать своего героя - освободителя. Именно так в своей приветственной речи меня назвал глава городского совета. К удивлению городского совета и горожан вместо ответной речи был задан вопрос, причем крайне жестким и недовольным тоном: - Где Чезаре Гонзага? - Э-э... мессир капитан.... Он сидит в подвале городской ратуши вместе с тремя десятками своих приспешников, - ответил растерянно мэр. - Ждем... так сказать... ваших приказаний! - Будут приказания! А теперь мне нужен человек, который сопроводит меня к замку - тюрьме Льюченце и все объяснит коменданту. - А пир, господин?! Мы приготовили.... - Потом! Давай сопровождающего! И быстрее! Одному из городских советников тут же подвели лошадь. Он вскочил в седле и в ожидании уставился на меня. - Поехали! - скомандовал я ему. До этого радостно кричавшая толпа, теперь провожала меня недоуменным молчанием. У ворот мне пришлось простоять некоторое время, пока не появился комендант. Увидев меня в окружении свиты и солдат тот замер, превратившись в статую с выпученными от удивления глазами. Не понимая, что происходит, городской советник в свою очередь так же изумленно замер, глядя на коменданта. В следующую минуту он еще больше удивился, когда комендант бухнулся на колени и пополз на четвереньках к моему коню. Я криво усмехнулся. - Вот мы и встретились, старина! - Не губи сына, господин! Милостью Божьей заклинаю! Он еще.... - Под арест его! Потом с ним разберусь! Не стойте истуканами! Живее, придурки! - прикрикнул я на ничего не понимающих стражников. Сержант сделал шаг вперед и только открыл рот, чтобы что-то сказать, как из-за моей спины подались вперед телохранители с обнаженными мечами. Сержант тут же захлопнул рот и начал командовать. По его команде двое солдат подняли коменданта с камней, устилающих двор замка, и увели его. Остальные построились и теперь стояли навытяжку. Я ткнул пальцем в сержанта и спросил: - Знаешь, в какой камере графиня?! - Да, господин. - Пойдешь со мной! Я шел по лестнице вслед за сержантом и вдруг понял, что волнуюсь. Причем это чувство было настолько пронзительно-звенящим, что я вскоре почувствовал себя мальчишкой, идущим на первое свидание. Пройдя длинный коридор, стражник, дежуривший на этом этаже, остановился у одной из дверей. - Тут... она, господин. - Открывай! - Идиот! Дверь открывай! - продублировал мой приказ сержант, растерявшемуся солдату. Тот неловко протиснулся вперед и дрожащими руками открыл замок, затем распахнул дверь и тут же отбежал в сторону. От греха подальше. - Всем стоять здесь! - при этом я кинул злой взгляд на четырех телохранителей, собравшихся следовать за мной. Уже перешагивая порог, вспомнил, что забыл взять факел, но тут же увидел льющийся из узкого окна - бойницы свет. При виде меня графиня удивленно замерла, потом резко вскочила, сделала шаг навстречу и замерла. Я же смотрел на нее и удивлялся, как же она хороша. "Да нет, еще краше стала! Только бледная. Бедная девочка". Я уже сделал шаг ей навстречу, как меня остановил ее голос: - Мессир капитан! Остановился. В ее интонации не было строгости, а просьба, а взгляд был обращен мне за спину. Оглянулся и мысленно хлопнул себя по лбу. "Идиот! Раззява!". - Дверь захлопнули! Живо! Не успела дверь захлопнуться, как Беатрис оказалась в моих объятиях. Ее руки обвились вокруг меня, и я прижал ее к себе, ощутив мягкие податливые линии ее тела. Она прошептала мне на ухо: "Том, Том", потом ее губы коснулись моей шеи. В этом чувственном поцелуе чувствовалось одновременно нежность и страсть. Рука сама скользнула вниз. Подтянув подол, пальцы скользнули под ее платье, и я ощутил упругость бедер, гладкость живота, нежный пушок волос.... Я уже не мог сдерживаться, подхватил ее, сделал шаг к койке, как неожиданно наткнулся на взгляд... ребенка. Малыш сидел, держась за край люльки, и смотрел на меня. Я замер, потом осторожно опустил ничего непонимающую Беатрис на пол, но как только она поняла в чем дело, то с ласковой улыбкой взяла меня за руку и подвела к колыбели. - Правда, красивый мальчик? - Гм. Да. Как же иначе, он же твой сын. - И твой, любимый.
Я подошел к двери балкона - террасы дворца правителей города Реджио. Небо еще только начало светлеть на востоке. Вокруг стояла тишина, только где-то вдалеке слышался звук трещотки ночной стражи, завершающей свой последний обход. Я наслаждался ею, как гурман хорошим вином. "Тихо. Как хорошо". Когда мы с Беатрис в сопровождении моих офицеров въехали в городские ворота, город встретил нас приветственными криками, цветами, радостными лицами людей, высыпавших на улицы. На базарной площади выставили столы с вином и закуской. На улицах народ развлекали жонглеры и артисты. Графиня попросила два часа, чтобы устроить сына и привести себя в порядок, я же был вынужден сидеть за пиршественным столом в ратуше, пить вино и слушать льстивые речи. После появления графини пир продолжился с новой силой, затем он плавно перешел в бал - маскарад, который продолжался далеко за полночь. Потом была спальня. Я и Беатрис. Безумство страсти продолжалось несколько часов, а теперь графиня спала, разметав по обширной кровати свое безупречное тело. Я оглянулся, скользнув взглядом по прелестным округлостям и изгибам великолепного тела, затем бросил взгляд на люльку, в которой сладко сопел малыш и снова повернулся в сторону улицы. Резкая свежесть ветерка прогнала остатки сна. Полной грудью втянул в себя воздух, полный резкой прохлады и сделав несколько шагов, вышел на балкон - террасу. Он был весь увит цветами. Подошел к небольшому столику с двумя креслами. На его покрытой лаком поверхности стоял кувшин с охлажденным вином и двумя серебряными кубками. Налив в кубок вина, я еще подумал, сесть в кресло или нет. "Нет. Не хочу. Належался". Подошел и встал у каменных перил. Легкий порыв ветерка, приятно пощекотал шею, чуть колыхнул волосы. Поднял кубок ко рту, но.... донести не успел. Гудящий звук заставил меня замереть. Я знал, что это. Так гудят короткие толстые арбалетные стрелы с жестким оперением, рассекая воздух. Все, что я почувствовал в последний миг, после вспышки боли, опалившей мне грудь, это был соленый, железистый привкус крови во рту.
ЭПИЛОГ - ГЛАВА ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Я стоял и смотрел на дворец правителей города Реджио, являющийся архитектурным памятником старины. Взгляд сначала скользнул по львам, чьи фигурки являлись оригинальным ограждением большого балкона - террасы, затем скользнул чуть выше. Это было то место, на котором я тогда стоял. Широкие каменные перила, лежавшие на головах львов.... "Точно! Это место. Я здесь тогда стоял! Точно здесь!". Мое сознание словно раздвоилось. Я был здесь, и одновременно... там, на балконе, обвитом плющом и вьюнком, с серебряным кубком в руке. За спиной стоял стол и два кресла, а еще дальше - в спальне, на кровати, лежала нагая Беатрис.... Нечто подобное я пережил, когда очнулся на белоснежных простынях, в палате, битком набитой современным медицинским оборудованием. Шок, который я тогда испытал, похоже, останется со мною на всю оставшуюся жизнь. Ощущение борьбы самим с собой, когда внутри тебя живет один мир, а все твои органы чувств говорят тебе, что ты не прав, вот он настоящий мир! Ты упираешься изнутри и не хочешь это признать. И вот сейчас со мной происходило нечто подобное. Хотя призрачный мир видел только я один, он стал настолько для меня реален, насколько это возможно для чувств и ощущений человека. До моего плеча осторожно дотронулись. Я вздрогнул и обернулся. Рядом стоял полный человек в цветастой рубашке и светло - серых шортах. На шее у него висел фотоаппарат, а в руке он держал кинокамеру. Типичный турист. - У вас все хорошо? - вопрос был задан на английском языке. Секунду непонимающе смотрел ему в глаза и вдруг понял, что стена, отгораживающая меня от этого мира, рухнула. Глухо пророкотал двигатель проезжавшего невдалеке автомобиля, вновь стала слышна легкая музыка и негромкий разговор, проходящий сейчас мимо меня, пожилой пары. Чуть помедлив, я все же ответил ему: - Все окей. Спасибо. Мужчина широко улыбнулся на прощанье и отошел к группке туристов, осматривающих дворец маркграфов ди Бианелло. Наваждение прошло, оставив в сердце ощущение горечи и легкой печали. Мне захотелось остаться одному. Развернувшись, я пошел по узкой улочке, ведущей к гостинице, в которой поселился при приезде в город. Подобное чувство у меня возникало не в первый раз, поэтому я знал, как с ним бороться. Надо срочно загрузить себя воспоминаниями. Они отвлекут, собьют мрачный настрой.
Я водил взглядом вокруг себя, не понимая, как такой яркий и правдоподобный сон мог мне присниться. Ведь мне уже давно ничего подобного не снилось. Если только в первые недели моего появления в другом времени. Палата. Белые простыни. Медицинский аппарат, стоящий на металлическом столике. Несколько секунд заворожено наблюдал за метанием огоньков на его панели и пляской кривых на экране монитора. "Не сон, а прямо явь ... - дальше мне не дала додумать, ворвавшаяся в палату, девушка, одетая в белый халат и такую же шапочку. При виде ее сердце на мгновение остановилось, потом вдруг забилось как птица в клетке. Кровь вместе с адской дозой адреналина ударила в голову. Медсестра, скользнув привычным взглядом по мне, сначала привычно направилась к аппарату, потом резко остановилась и уставилась на меня. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, пока, наконец, до нее не дошло, что так долго лежащий в коме человек пришел в себя. Сначала хотела что-то сказать, но вместо этого быстро развернулась, и умчалась обратно с истошным воплем: - Очнулся!! Он пришел в сознание!! Ее крик словно сбросил пелену с моего сознания, и я понял, что все вокруг меня настоящее, что это реальность, как и я сам, лежащий на кровати, на белых простынях. Вот тут на меня и накатило. Я закрыл глаза и попытался отбросить окружающий меня мир, но стало только хуже. Но спустя минуту понял, что проиграл. Я чувствовал под головой подушку, спина ощущала упругость матраса. Открыл глаза. Пробежал глазами вокруг себя. Я вернулся. Попытался понять, что чувствую, но смог понять только одно - во мне нет радости, которую испытываешь, когда возвращаешься домой. Взгляд остановился на руках, лежащих на одеяле. Они были худыми и беспомощными, с бледными и тонкими пальцами. Их вид стал для меня словно ударом под дых. Я настолько врос всем своим существом в то время, где физическая сила, как смелость и ум, давала право на уважение, авторитет и власть, то сейчас вид моих немощных рук стал для меня самым настоящим оскорблением, вроде плевка в лицо. Может именно благодаря чувству, нечто похожему на оскорбленное самолюбие, я только сейчас подумал, что именно моя смерть там, вернула меня обратно. "Кто мог подумать? Впрочем, такой вариант я тоже рассматривал. Смерть Томаса Фовершэма... расставила все по своим местам. Его больше нет, а я... здесь. Что там сейчас происходит?! Если о моей смерти....". Мои мысли были прерваны сначала топотом множества ног, а затем появлением в комнате нескольких человек в белых халатах. Не успели врачи затормозить у моей кровати, как на меня сразу посыпались вопросы. Впрочем, их можно было свести к одному: как я себя чувствую. Так я и сделал, ответив, одним словом: - Хорошо. Только я это произнес, наступила тишина. Мне стало даже неловко, с каким вниманием смотрят на меня весьма солидные, как на вид, так и возрасту, люди. - Который сейчас год? На мой вопрос мне ответил мужчина, с большими залысинами и ясными, умными глазами. Он стоял, чуть впереди всех. Я прикинул в уме. Прошло почти три года. Моя задумчивость была тут же замечена всеми, но вывод, люди в белых халатах, сделали свой собственный. Доктор с умными глазами подозвал сестру и что-то ей негромко сказал, после чего она тут же умчалась. Затем он вежливо попросил всех удалиться. Когда все ушли, он задал вопрос: - Вас что-то беспокоит? - Не... знаю. Как-то все... непривычно. Доктор усмехнулся: - Могу себе представить. Я сам никогда.... В этот момент его прервала, вбежавшая в палату, сестра: - Сергей Гурьевич, сейчас делать больному укол? - Да, Света. Действуйте. - Отдыхайте и копите силы, молодой человек. Они вам понадобятся, - услышал я слова доктора с умными глазами, перед тем как погрузиться во тьму. Когда я снова очнулся, напротив кровати сидела моя мать, а у окна стояла медсестра. После радостного восклицания матери, она повернулась, бросила на меня любопытный взгляд, после чего быстрым шагом поспешила к двери. Не прошло и двадцати минут, как палату зашли три человека. Один из них был уже знакомый мне по первому визиту - доктор с умными глазами. Вежливо поздоровались со мной, затем так же вежливо попросили мою мать подождать за дверью. Только она вышла, они поднесли стулья, принесенные медсестрой, к моей кровати и уселись полукругом передо мной. Сначала мне была устроена тестовая проверка. Задавали вопросы и показывали картинки. Потом они задали самый главный вопрос, которого я ждал: - У вас остались какие-либо ощущения или картинки в памяти в период вашего... гм... скажем так, весьма своеобразного летаргического сна? - Сна?! - теперь пришла пора удивляться мне. - Скажем так, молодой человек, ваше состояние не может быть признано, как коматозное, хотя бы потому, что время от времени наблюдались сокращения мышц вашего тела, что соответствует движениям рук и ног. Так же неоднократно была замечена работа мышц вашего лица. Все это никак не вписывается в состояние, которое называется "комой", хотя в основном параметры вашего состояния наиболее ей соответствуют. Исходя из этого, мы делаем вывод, что ваш мозг жил своей жизнью. Отсюда и вопрос. "Сон. А если это действительно был только сон! Тогда что...рассказать им все, что ли? А зачем? Что бы ни было - это только мое! Хоть сон! Хоть явь! Это только мое!". - Даже не знаю, что сказать. И да, и нет. Что-то есть,... скажем, так, на грани сознания, но как только начинаешь вспоминать - исчезает. Словно прячется. Может, я не так выразился.... - Гм. Нечто-то подобное и предполагалось... - задумчиво протянул доктор. - И когда мы научимся отслеживать процессы, происходящие в нашей голове? Наверно, не при моей жизни. Хорошо, молодой человек. Больше у меня нет вопросов, а об остальном у нас будет еще время поговорить. - Скажите, а вы определили причину, которая меня загнала... гм, в это состояние. - И да, и нет, Евгений, - теперь мне отвечал сухопарый человек с худым лицом, обрамленным тонкой полоской усов, сливавшихся с коротко стриженой бородкой. - В самый последний момент был заменен один из блоков. Именно он отвечал за,... извините, не буду грузить вас научными терминами,... воздействие на ваш геном. Он причина. Но почему и как он воздействовал на вас столь неожиданным и непонятным образом.... Это для нас загадка! Ведь у других испытуемых все прошло хорошо. Только вы...гм, оказались в подобном состоянии. Затем исследования по этой теме, скажем так, приостановились. Вот, в принципе, и все, что можно сказать по этому вопросу. Не успел он закончить говорить, как третий человек, хорошо одетый, раскрыл папку и достал оттуда лист бумаги, который затем протянул мне. - Я юрист. Тимошенко Александр Борисович. Буду разбираться с вашим весьма непростым делом. Непростое оно потому, что прецеденты, подобные вашему случаю, в мировой практике весьма редки. Теперь перейдем к нашему делу. Бумага, что я вам только что дал, копия договора, что вы подписали с институтом. Это он? Я пробежал его глазами, а потом сказал: - Да. Это он. - Он станет исходной точкой. Все это время, пока вы находились в... этом состоянии, институт взял на себя все расходы на ваше содержание. Теперь надо определиться с суммой, которая, скажем так, компенсирует... моральный и физический ущерб, понесенный вами из-за.... Гм! Причину мы определим позднее. А сейчас, я хотел....
Спустя полтора месяца, после реабилитационного курса, я был признан медицинской комиссией полностью здоровым. За это время я успел привыкнуть и освоиться, а главное разобраться в себе и окончательно решить, что тот кусок моей жизни в Средневековье стал для меня эталоном настоящей жизни. А эта в сравнении с той выглядела настолько бледной и немощной, что тянула.... Впрочем сколько я ни думал, но так и не нашел ей подходящего слова, кроме как "суррогат". Немало времени я провел с академиком Потаповым, Сергеем Гурьевичем. Именно его убежденность в версии летаргического сна поколебала во мне уверенность в том, что я действительно жил чужой жизнью, в обличии эсквайра Томаса Фовершэма. О моем воскрешении каким-то образом пронюхали журналисты, после чего на несколько дней я стал популярной персоной. Благодаря поднятой вокруг меня шумихе, я смог получить приличную компенсацию, которой вполне могло хватить, чтобы прожить, не шикуя года три. Затем я стал искать свое место в этом мире. Я понимал, что мне трудно придется после вольной и дикой жизни, но я понимал, что если я не буду контролировать себя, то мои вспышки гнева могут обернуться для меня большими проблемами. И все же не смотря на жесткий контроль, первое время, сплошь и рядом, возникали конфликтные ситуации. Дни проходили в прогулках, просмотре новостей и достижений науки и техники. Пробовал искать работу (при этом не сильно напрягался). Единственное, что привлекло мое внимание, так объявление в Интернете о найме солдат удачи. Я даже созвонился с вербовочной конторой, расположенной в одной из европейских стран, но дальше дело не пошло. Хуже обстояло с ночами, когда мне приходилось оставаться наедине самому с собой. Воспоминания, яркие и живые, заполняли меня всего, проплывали в памяти, оживляя во мне образы людей. Знакомые, близкие, родные. Враги и друзья. Память дарила мне ярость схватки, упругость ветра при бешеной скачке, страстную любовь Беатрис.... "Если это сон, то, что такое реальность? - спрашивал я сам себя каждый раз после такой ночи. Если раньше я никогда не задавался вопросом о принадлежности человека к своему времени, то сейчас наступило самое время об этом задуматься. Кто я здесь? Маленький винтик большого механизма, а там я был... хозяином своей судьбы. Да, я вернул себе свою прежнюю жизнь, но как теперь оказалась, она мне была не нужна. Промаявшись, некоторое время, я решился поставить на себе эксперимент. Я мог сделать это и раньше, но страх, что та моя жизнь окажется странным и непонятным явлением из породы снов, до поры до времени сдерживала меня. Встав рано утром, я отправился на один из платных манежей, где обучали верховой езде. Полчаса наблюдения за поведением лошадей и наездников на манеже дали мне понять, что я весьма неплохо разбираюсь в повадках лошадей. А стоило мне только провести рукой по шелковистой гриве, как все мои последние сомнения улетели прочь. Я не сел, а птицей взлетел в седло. Демонстрация моей выучки, вызвало вежливые вопросы у персонала, которые живо заинтересовались школой верховой езды, где меня готовили. Домой я возвращался почти счастливым. "Я был там! Был! Это не сон!". Второй проверкой стал визит в клуб исторического фехтования (и такой нашелся в городе). Сначала меня там подняли на смех, но после того как у трех любителей, мнивших себя мастерами меча, я выбил оружие (и не по одному разу), меня, так же как недавно на манеже, обступили, и принялись выспрашивать, у каких мастеров постиг науку фехтования с мечом. Пришлось приврать в разумных пределах, после чего от меня отстали, не забыв при этом вручить мне членскую карточку почетного гостя. С этого момента я принялся искать следы своего пребывания в четырнадцатом веке. К сожалению, книги и Интернет давали только общие сведения, поэтому я решил обратиться к специалистам. Мои приятели - студенты уже год, как, закончив учебу, разъехались - кто куда, но оставался их преподаватель, которого я когда-то неплохо знал. Поэтому следующим моим визитом стал исторический факультет университета. Михаила, когда-то Лешкиного преподавателя, я застал там же, только уже не в качестве преподавателя, а заведующего кафедрой. Начало нашего разговора было комканным, да это и понятно. Он явно принял меня за человека, который слегка поехал крышей на основе своей болезни, поэтому воспринимал мой специфический интерес к определенному историческому периоду, как явный признак моего помешательства. Но когда в последующей беседе выяснилось, что я обладаю не менее глубокими познаниями, чем он сам, то поменял свое мнение и пообещал помочь с материалами по интересующей меня эпохе. Правда, меня и здесь ждала неудача. Личности, типа Томаса Фовершэма и маркграфини Беатрис ди Бианелло не оставив яркого следа в истории, просто не упоминались в общеизвестных исторических источниках тех времен. К этому времени я пришел к мысли, что искать надо там, где они родились и жили. В Италии и Англии. На решение, куда поехать в первую очередь, повлияли слова Михаила при очередной нашей встрече. Он предложил мне частным образом поехать в Италию, где в Милане должен былсостояться международный семинар на тему: "Эпоха итальянского возрождения". Ожидалось прибытия специалистов разных стран по различным областям жизни средневековой Италии того периода. Он уже получил приглашение и пообещал познакомить меня с историками, специалистами по средневековой Италии, если я поеду. Благодаря деньгам, полученным мною в качестве компенсации, я получил возможность поехать туристом по избранному мною маршруту. Выехал я на неделю раньше Михаила, так перед Италией, хотел посетить Францию. Удивив для начала встречающего меня представителя туристической компании тем, что отказался от гида и ряда вариантов туристических программ, при этом заявив, что сам посмотрю все, что меня интересует. Взяв напрокат машину, первым делом, поехал к замку Живодера. Добрался я до его развалин, где-то к сумеркам. По поводу замка в справочнике туриста я смог найти несколько фраз: "... развалины замка времен Столетней войны. Время постройки 13-14 столетие. Владельцы замка неизвестны. Судя по оставшимся следам, историки определили, что замок был взят штурмом и разрушен во времена царствования Людовика XI". Поставил машину неподалеку, огляделся. Роскошный, густой лес, где когда-то разбили лагерь английские лучники, со временем измельчал и словно отодвинулся в сторону. Да, я помнил этот пейзаж, но без замка он стал чужим и незнакомым. Хотя стоило мне дойти до места, где когда-то находились ворота, как в памяти ожил ночной бой у ворот. Сделал еще несколько шагов и снова остановился. Здесь, на этом месте был смертельно ранен Ляо, прикрыв меня своим телом. Обжигающие память и сердце воспоминания навалились на меня и не отпускали до тех пор, пока я не пережил их в себе до конца. Затем прошелся по замковому двору. Некоторое время с легким недоумением оглядывался, пытаясь определить то место, куда мы с Джеффри запрятали бочонок с золотом. Это оказалось довольно сложно, так как сейчас от строений замка сохранились только выступающие из земли контуры помещений, и только кое-где торчали, наподобие обломков гнилых зубов, стены. Если честно говорить, я приехал сюда не из-за спрятанных сокровищ. Хотя из-за них тоже, но в большей степени само золото меня интересовало как реальное и окончательное подтверждение той, моей жизни. "Мы зарыли его за казармой у самой стены. Вроде,...здесь. Или там, чуть дальше? Блин, где теперь та казарма, если вон даже от камня почти ничего не осталось?! - некоторое время присматривался. - Нет! Точно здесь! На первый взгляд... вроде никто не копался". Вернувшись к машине, взял инструменты и вернулся к тайнику. Осторожно, стараясь как можно меньше наследить, начал копать. Мне хватило часа, чтобы достичь просмоленных досок бочонка. Доставать я его не стал, а просто пробил в нем дыру. Осторожно засунул руку в пролом и выудил изнутри бочонка с десяток монет. Встал на ноги и перед тем, как рассмотреть свою добычу, огляделся по сторонам. Остатки стен замка, редко где достигали полуметровой высоты, поэтому мне был обеспечен отличный обзор. Вокруг не было ни души. И тут же усмехнулся, вспомнив, что в ту ночь так же вслушивался и вглядывался в ночную темень. Правда, сейчас только начало вечереть. Пробежав по монетам глазами, засунул их в карман, а затем занялся восстановлением тайника. Времени, чтобы замаскировать его как следует, у меня ушло почти в два раза больше, чем на вскрытие. Затем еще с час бродил по развалинам, предаваясь воспоминаниям. Здесь, в развалинах замка, я впервые пришел к мысли о том, что наше прошлое никуда не исчезает, а просто остается за очередным поворотом дороги, которую люди назвали "временем". Только как вернуться и найти этот нужный поворот? Но если человечество могло только догадываться о подобном, то у меня уже был практический опыт. Приехав в гостиницу, я рухнул на кровать и заснул мертвым сном. Только утром, когда стал одеваться, вспомнил о золоте. Я неплохо разбирался в монетах того времени, поэтому после внимательного осмотра сделал заключение, что они "чистые", то есть без примесей и подрезов, какие делали в те времена нечестные люди, отрезая маленькие кусочки золота от полноценной монеты. Два флорина с изображением флорентийской лилии, три венецианских дуката, четыре золотых французских экю и неизвестная мне по чеканке монета. Сложив их в замшевый мешочек и спрятав во внутреннем кармане, я уже через секунду забыл о них. Мое небрежное отношение к золоту все еще жило во мне с тех пор, когда я был Томасом Фовершэмом. Да и не за богатством приехал, не из-за корысти, а по повелению души. Именно поэтому не стал искать на границе Франции и Италии тайник в лесу, в котором, мы с Джеффри, закопали большую часть золота и драгоценностей, которую извлекли из сокровищницы Хранителей. Следующим моим пунктом стали развалины замка Ле-Бонапьер. Я уже знал, что сокровища тамплиеров и их архив, так и не были до сих пор найдены. Это означало только одно - все, что осталось после меня, осталось в неприкосновенности. Но не ехать я не мог. Эта была вторая отправная точка, которая круто повернула мою судьбу, в той моей жизни. На этот раз я приехал к развалинам замка в компании туристов. Полтора часа мы бродили по развалинам, слушая рассказ миловидной француженки - гида об истории замка и связанных с ним легендах. Трижды группа проходила около того места, которое могло прославить и обогатить любого человека, кто поведает его тайну всему миру. Спустя два дня я выехал в Италию. Я пришел в отель, который предоставил свои номера и конференц-зал для проведения этого мероприятия, на второй день открытия семинара. Сначала нашел Михаила, который познакомил меня с двумя его участниками, представителями от Италии. С мужчиной и женщиной. Именно женщина - историк смогла мне достать копии документов о родословной графов ди Бианелло, но самым лучшим подарком, что я мог получить - это была копия с ротапринтного рисунка, на котором была изображена сама маркграфиня Беатрис ди Бианелло. В принципе, это стало единственным документом, который я смог раздобыть за время этой поездки. Да, такая женщина реально существовала, но это было все, что я мог узнать о ней. История даже не сохранила дату ее смерти. Не нашел я так же никаких следов пребывания в Италии англичанина - кондотьера Томаса Фовершэма. Не знаю почему, но я рассчитывал на большое и потому в какой-то мере был разочарован. Да, я получил реальное подтверждение своего путешествия в прошлое,... и больше ничего. "Не беда. На следующий год снова сюда приеду, а потом еще съезжу в Англию, - успокоил я себя. С этой мыслью, с портретом Беатрис и золотыми монетами, я вернулся домой. Моя поездка дала еще одно реальное подтверждение моего путешествия во времени, а так же помогла осознать, что я по своей сути очень богатый человек. Примером тому стала та золотая монета, принадлежность которой я так и не смог определить на глаз. Свое любопытство в отношении происхождения монеты я довольно быстро удовлетворил, полазив в Интернете по нумизматическим сайтам и аукционам, но вот комментарии, относящиеся к изображению золотого на мониторе, мне сначала здорово удивили, а затем еще сильнее обрадовали. Двойник моей монеты оказался английским двойным флорином, один из экземпляров которой в 2006 году был продан за 920000 тысяч долларов[206] . Не успела схлынуть радость, как в голову тут же скользнула мысль: - А как посмотрит институт на миллион долларов для продолжения эксперимента? Думаю, правильно посмотрит. Да и от моей кандидатуры в этом случае им будет трудно отказаться".
Последние комментарии
4 часов 10 минут назад
8 часов 26 минут назад
8 часов 36 минут назад
8 часов 41 минут назад
9 часов 1 минута назад
9 часов 10 минут назад